Избранные циклы фантастических романов. Компиляция. Книги 1-16 [Евгений Николаевич Малинин] (fb2) читать онлайн

Евгений МАЛИНИН БРАТСТВО КОНЦА

Глава первая

Никогда не играйте всерьез,

играть всерьез могут только дети.

Если всерьез начинают играть взрослые,

Игра может неожиданно стать их Жизнью…

Ну, знаете, всякое со мной случалось, но чтобы заблудиться в подмосковном лесу!.. Да не просто в лесу, а в том самом, который за последние пять лет исходил вдоль и поперек собственными ногами! Это, надо вам сказать, не каждому дано!

И ладно бы еще просто заблудился, а то в таком виде, что и не дай Бог на какого-нибудь аборигена нарваться…

Представляете, через подмосковные буераки продирается молодой еще парень, наряжен-ный в длиннющий серый самоделочный плащ, на полы которого он поминутно наступает громадными черными сапогами. На голове у него высоченная, островерхая, широкополая шляпа, пошитая из старого, довольно потрепанного куска плюша ярко синего цвета. Вокруг горла у него обмотан длинный серебристый шарф, а к роже приклеена длинная, ниже пояса, белоснежная бородища.

И вот это, с позволения сказать, чучело шагает через мало ухоженный подмосковный лес в неизвестном ему самому направлении. Шляпа, естественно, постоянно цепляется за сучья деревьев, и, удерживаемая широкой лентой, подвязанной под бородой, то сползает на самые глаза, то соскальзывает к затылку. Милый шарфик также норовит зацепиться за маломальски торчащий кустик и постоянно напоминает своему хозяину о незавидной кончине Айседоры Дункан. Роскошная бороденка, в свою очередь, тоже доставляет своему владельцу весьма мало удовольствия, но он боится оставить ее на каком-нибудь симпа-тичном кустике, потому что если его многочисленные друзья, рассыпанные по этому же самому лесу встретят его без бороды, они просто растерзают его на множество маленьких, неприметных кусочков.

И только мои здоровенные сапоги доставляли мне, вырядившемуся столь экзотическим образом, хоть какое-то удовлетворение. Правда, они были на три размера больше моего сорок третьего, зато абсолютно не промокали и позволяли мне совершенно безбоязненно форсировать достаточно заболоченные подмосковные джунгли.

Наличествовала у меня еще одна вещь, не слишком меня раздражавшая, а именно здоровенный, покрытый богатой резьбой посох, чрезвычайно удобный для проверки глубины встречавшихся ручейков и болотин.

В таком вот виде я уже больше четырех часов шастал по лесу между платформой «Столбовая» Курской железной дороги и населенным пунктом Кресты, расположившимся на федеральном шоссе номер три.

Дошло до того, что у меня начали появляться слуховые и зрительные галлюцинации! Именно галлюцинации! Как еще можно назвать явления, наблюдавшиеся мной в пути. Шагаю я это по летнему лесу, распугиваю птичек и зверушек, чирикающих и верещащих в чащах, слушаю ласковый шепот листвы, проклиная все на свете, и вдруг в совершенно чистом, прозрачно-голубом небе начинают вспыхивать яркие точки ослепительного белого света! Словно тысяча невидимых ангелов слетелась со своими фотоаппаратами, чтобы запечатлеть мои блуждания, а поскольку света им для этого было недостаточно, они вовсю начали хлопать вспышками.

С минуту я наблюдал это «небо в алмазах», а потом вспышки прекратились, зато с неба на землю обрушилась мертвая тишина. Я даже сделал пару глотательных движений и поскреб мизинцем в ухе, хотя был абсолютно уверен, что дело вовсе не во мне, а в окружающей природе. Скоро, правда, звуки вернулись на свое место, но я еще довольно долго размышлял, что со мной произошло – то ли я перегрелся, то ли все-таки промок, то ли мой элегантный шарфик на мгновение перекрыл мне воздух и у меня начались видения от кислородного голодания. В общем, моя одинокая прогулка здорово мне надоела!

А как хорошо все начиналось!

Именно сегодня сбылась моя мечта – ребята наконец согласились на то, чтобы в нашей ролевой игре я был Гэндальфом Серым. Именно ради этого я изготовил свой роскошный наряд и дополнил его белоснежной бородой и резной дубиной! Именно ради этого я уговорил своего давнего друга, профессионального актера, выпускника Щукинского училища, Пашу Торбина принять участие в нашей игре в качестве главного героя – маленького хоббита Фродо, пообещав ему за это бутылку настоящего французского коньяку! А что еще можно пообещать настоящему артисту?

И вот всего лишь четыре часа спустя после того, как наша большая, шумная, веселая компания вывалилась из вагона электрички, разбила лагерь в ближайшем лесочке и, переодевшись, рассыпалась по лесу в виде гномов, эльфов, хоббитов и прочих экзотических существ, я уже не надеялся отыскать этот проклятый лагерь или кого-нибудь из моих товарищей по Средиземью. Мне хотелось только одного – услышать перестук вагонов железной дороги, тарахтенье автомобильного мотора или, на худой конец, мычание коровы!

Именно в тот момент, когда я с ненавистью рассматривал здоровенную, корявую, раскидистую рябину, встреченную мной далеко уже не в первый раз, справа из недалеких кустов раздался до боли знакомый голос:

– Так вот ты где, маг недоделанный!

И к моей милой рябинке выкатился… хоббит Фродо.

Надо сказать, что Паша отнесся к своей новой, весьма непривычной роли очень профессионально. Получив у меня для ознакомления бессмертное творение божественного Толкина, он за какую-то неделю практически наизусть выучил «Братство Кольца», доказав в моем лице всем маловерам, что актерская память – вещь совершенно уникальная. Ну а когда он выполз из поставленной специально для него палатки в полном хоббитском облачении, толпившиеся вокруг эльфы и гномы просто выпали в осадок.

Мой гениальный друг был одет в ярко-желтую рубаху и темно-зеленые штаны. На голове у него красовался симпатичный паричок, очень похожий своей густотой и кучерявостью на прическу аборигена центральной Африки. А на ногах у него были надеты темные собачьи унты без калош, так что его ноги нельзя было отличить от настоящих хоббитских. Когда же он засмеялся густым утробным смехом, именно таким, каким смеются все хоббиты-Мохноноги после обеда, весь лагерь на секунду замер, а затем грянула оглушительная овация.

Как известно – актеру мало славы, актеру мало денег! Он хочет больше славы, он хочет больше денег! Но как ни крути, а главное для актера все-таки слава. Поэтому Пашино настроение после такого признания его гениальности взлетело на недосягаемые вершины.

Однако спустя всего четыре часа на меня из кустов выполз на удивление рассвирепевший хоббит в разодранной рубахе и перемазанных штанах. «Таких-то злобных хоббитов и не бывает!» – изумленно подумал я. А это мифическое существо, явно нуждавшееся в объекте, на котором можно было сорвать все накопившееся за день блужданий зло, заметно пригундосивая, принялось вопить на весь лес.

– Эти твои гномы, эльфы, еноты и скунсы, они что, специально сговорились затащить бедного артиста в холод и мокротень?! Они что, не понимают, что у меня завтра спектакль, а в нем далеко не последняя роль?! Я что, отдался вам на посмеяние?! Четыре часа брожу я по этим чертовым болотам, и хоть бы одна из этих выдуманных тварей попалась бы мне на глаза! Ты, Гэндальф – Серая шкура! Ты обещал, что у меня будет целая рота сопровождения из гномов, эльфов и прочих придурков! Где твоя рота?! Где эти дребаные палатки? Мне срочно надо стащить с себя эти лохмотья и принять человеческий облик!.. Веди меня сейчас же в лагерь!

И тут до него дошло, что я слишком уж радостно его рассматриваю и совершенно не реагирую на его хамство, хотя по своей природе являюсь человеком очень вспыльчивым и быстро зверею. Что-что, а соображал Паша всегда очень быстро. Стоило ему лишь чуть-чуть отвлечься от своего горя, как он тут же уловил мое состояние и, резко сменив тон, поинтересовался:

– Ты что, тоже заблудился?

Я только кивнул и довольно глупо улыбнулся.

Хоббит озадаченно почесал голову, умудрившись при этом совершенно не потревожить свой паричок.

– А может, ты по этому… ну… по солнцу умеешь определяться? – осторожно осведомился переодетый продукт урбанизации.

Я добросовестно посмотрел в небо. Солнце точно наличествовало на бледно-голубом, нездорово-одутловатого оттенка небе. Полюбовавшись родным светилом с минуту, я вдруг ощутил смутное беспокойство, а затем у меня родилось соображение, которым я не замедлил поделиться с Пашей:

– А ты знаешь, мне кажется, что солнце стоит на одном месте практически с того самого времени, как мы рассредоточились для начала игры…

Урбанизированная личность с высшим актерским образованием высокомерно улыбнулась:

– Ты чего, Гэндальф, совсем в своей шляпе перегрелся? Или у тебя борода в мозги проросла? Как солнце может стоять на месте в течение четырех часов?!

– Ну, в истории человечества такие случаи имели место… – не преминул я блеснуть широтой кругозора. – Некий Иисус Навин уже раз останавливал солнце.

– Зачем? – растерянно поинтересовался хоббит.

– Он как раз вел свои войска в атаку и побоялся заблудиться в наступающих сумерках!

Беседуя таким образом, мы, уже на пару, брели надоедливо хлюпающей поляной, поросшей тонкими, корявыми березками. При этом я был твердо уверен, что уже пересекал это замечательное место не менее четырех раз. Паша тоже вертел своей шерстяной головой, явно узнавая окружающий пейзаж. И он не замедлил подтвердить мою догадку.

– Слушай, самозванец от магии, а ведь я эту полянку отлично помню. Именно здесь начали промокать мои ноги! А я оказался здесь сразу же, как только вышел из лагеря. Вон за той елочкой, на опушке, старый трухлявый пнище, и за ним надо свернуть налево. Маленький перелесочек, и мы в лагере! – И его мохнатые ноги бодро затопали в указанном направлении.

Однако, когда мы были уже почти у самой елки, из-под окружающей ее густой елочной поросли раздался звонкий девчачий голос:

– Вы кто такие, что осмеливаетесь вступить в пределы Дольна?!

Паша от неожиданности подпрыгнул на месте, звонко хлюпнув своими унтами, но быстро сориентировался и подал соответствующую реплику, снова блеснув знанием первоисточника:

– Великий маг Гэндальф Серый и сопровождающий его хоббит Фродо Сумникс направляются к великому Элронду Эльфиниту!

– Несчастные! – завопили в ответ из ельничка. – Вас по пятам преследуют Черные всадники Мордора!

Вот тут-то актер в Паше и сломался. Он снова подпрыгнул, на этот раз от едва сдерживаемой ярости, и заорал, совершенно выпав из образа:

– Какие, на хрен, всадники?! Нас по пятам преследуют грипп, ангина и бронхит, а следом ревматизм с артритом! – Задохнувшись, он с шумом втянул воздух и закончил мучительным воплем: – У меня ноги мокрые!!!

В ответ на этот крик души из ельничка вылетела кое-как обструганная и заостренная с одного конца ореховая веточка. Пролетев разделявшие нас три-четыре метра, она воткнулась перед самыми Пашкиными унтами в траву, а из ельничка снова донесся голосок:

– Мне все ясно! Вы самозванцы, задумавшие обманом пробраться в нашу цитадель. Но мимо меня не проскользнет ни одна мордорская тварь!

– Сама ты тварь мордорская! – завопил Фродо Сумникс. При этом физиономия у Паши побагровела, и я испугался, что его сейчас хватит удар. Он, как любой актер, был натурой трепетной и легко возбудимой, так что мне пора было вмешаться в развитие событий. Тем более что я наконец узнал голосок.

Приобняв своего друга за плечи, благо мой рост позволял это сделать без особого труда, я остановил готовые вырваться у него ругательства и обратился к зарослям елок:

– Машеус, кончай расходовать свои стрелы… Нам обоим сейчас в самом деле не до игры. Мы блуждаем по лесу уже больше четырех часов и не встретили никого из ребят. Если ты не проводишь нас в лагерь, мы действительно можем заболеть…

Между елочных веток показалась круглая симпатичная девичья мордашка в обрамлении длинных белокурых волос явно искусственного происхождения.

– Как это никого не встретили?!

Машенька Русакова, студентка третьего курса одного из институтов Академии управления, была очень любопытна и легко впадала в изумление. Но это были ее единственные недостатки, кроме, пожалуй, еще твердой уверенности, что она вылитый эльф. Правда, ее волосы для эльфа были чересчур темны, а личико слишком кругловато, но это ее не смущало – парик исправлял первое, а нахальное любопытство – второе. Паша, увидев симпатичную девушку, немедленно напустил на себя вид разочарованного жизнью гения, и я продолжил разговор в уже значительно более спокойной обстановке:

– Сами удивляемся… Ладно я остался в одиночестве, мне по роли положено, а как все наши эльфы и гномы оставили в одиночестве своего Фродо?!

Глаза у Машеньки переместились на меланхолическую физиономию Паши и округлились:

– Так вы – тот самый Павел Торбин?..

Ну вот! Машеус, как обычно, впала в изумление. На этот раз при виде живого артиста!

– Да, милочка, я – тот самый Павел Торбин… – ворчливо, но вполне дружелюбно ответствовал Паша. – Но сейчас главное не это, а то, что ноги у меня промокли, и я могу потерять голос. А завтра вечером у меня, между прочим, премьера!

– Ой, что вы! – пискнула Машенька и выскочила из своей хвойной засады. Зеленые обтягивающие брючки и зеленая рубашка с широким отложным воротничком не только делали ее совершенно незаметной среди лесной зелени, но и прекрасно ей шли, оттеняя ее стройную высокую фигурку и тонкую белоснежную шейку. И сапожки на ней были легкие, удобные и, похоже, совершенно сухие. А кусок зеленой шелковой ткани, изображавший плащ, свисал весьма элегантными складками с ее узких плеч.

– Пойдемте, я вас провожу к палаткам! – затараторила она, впихивая самодельное подобие лука в самодельное подобие колчана, из которого торчало еще несколько заостренных ореховых прутиков. Забросив за спину то, что она называла настоящим эльфийским оружием, и поправив на поясе подделку под широкий охотничий нож, поименованный кинжалом Рокамор, она направилась в обход своей еловой засады по едва заметной тропке. Мы с облегчением двинулись за ней.

Паша, видимо, в предвкушении сухих ботинок и обеда, съехал с образа «меланхолического гения» в образ «своего в доску»:

– Слышь, подруга, а чой-то Серега тебя как-то странно называет?

– Это Машеус, что ли? – не оборачиваясь, отозвалась девушка. – Да меня все мои друзья так называют!

– А мне можно тебя так называть? – Паша похлюпал бодрее, пытаясь догнать девушку. Даже гундосости в его голосе поубавилось.

– Ну что вы, как можно! – Машенька, похоже, слегка растерялась. – Такой… серьезный, солидный человек!.. Известный актер!.. Я же не могу так просто относиться к вам, как… Ну как к тому же Сережке! – И она кивнула в мою сторону. В ее словах явно прозвучало, что она считает Пашеньку слишком «взрослым», чтобы зачислить его в свои друзья. Опытный Паша сразу просек сомнения девушки.

– Да мы с Серегой старые кореша! А, как говорится, твой друг – мой друг! Ну не могу же я друга своего закадычного друга называть Мария… как там тебя по батюшке?

– Евгеньевна… – кокетливо подсказала Маша.

– Во! – неизвестно чему обрадовался Паша. – Евгеньевна!.. Это ж и не выговоришь сразу! А вот «Машеус» я смогу сказать в любом состоянии!

– Не хвастайся, – неожиданно для себя самого вступил я в разговор. – Помнишь, неделю назад в вашем же буфете, в театре, ты «мама» сказать не смог… Я бутылку… кефира… из-за этого проспорил…

– Ага! – тут же вскипел мой гениальный друг. – Ты вспомни! Утренний спектакль, репетиция, вечерний спектакль! Танька все нервы мне истрепала, это ж надо, дважды реплики забыть! Конечно, я к вечеру несколько сдал!

– Какая у вас насыщенная, интересная жизнь! – раздался впереди восторженный девичий голосок.

– Да уж! – не слишком уверенно подтвердил Паша. Он уже почти догнал двигавшуюся впереди легким бесшумным шагом Машеньку, но в этот момент она воскликнула:

– Вот мы и пришли!

И мы все трое вышли из кустов на обширную поляну.

Полянка действительно была очень похожа на лагерную. Вот только никаких палаток на ней не было. Более того, она имела настолько дикий, нетронутый вид, словно располагалась не в тридцати километрах от крупнейшего мегаполиса планеты, а где-то в нетронутых дебрях Сибири.

С минуту мы стояли, молча рассматривая чудный уголок дикой природы, а потом Машеус, словно обиженный ребенок, разочарованно протянула:

– А где же все?

Мы с Пашей ничего на этот вопрос не успели ответить, поскольку из густой и высокой травы, росшей в центре поляны, раздался спокойный басовитый голос:

– А никого больше нет…

Следом за этим над травой показалась широкоскулая, толстощекая заспанная физиономия Элика Абасова. Осмотрев нас из своего травяного укрытия и чуть-чуть подумав, он выпрямился во весь свой без малого двухметровый рост и предстал перед нами во всей красе.

«Да, – сразу подумал я, – ему тоже нельзя показываться ни в одной подмосковной деревне!»

Элик Абасов был единственным троллем в нашей компании. Огромный, добродушный, немногословный и надежный, как скала, татарин, по иронии судьбы занимавшийся регби, был по уши влюблен в одну нашу повернутую на Толкине эльфиечку со странным нерусским именем Изольда. Ради нее он был готов на что угодно, вот и стал страшным троллем по имени Душегуб. Я так думаю, что именно эта его любовь вырядила Элика таким образом. На бедняге не было ничего, кроме похожего на танковый комбинезона, коротким коричнево-рыжеватым мехом наружу. Этот комбинезон имел к тому же плотно обтягивавший голову капюшон. Так что наш огромный Душегуб сильно смахивал на рыжего гризли с добродушной, щекастой, голубоглазой физиономией. А когда он наклонился и вытащил из травы огромную дубину, оканчивавшуюся кое-как подровненным корневищем, Машеус тихо пискнула и осторожно переместилась за мою спину.

Тролль между тем, не обращая внимания на явный испуг эльфа, спокойно загудел дальше:

– Я сюда вернулся часа два назад… Надоело, что все меня пугаются, да и Золька сказала, чтобы я был здесь до обеда. Палатки стояли на месте, а ребят не было, все по лесу бродили. Ну я на солнышке и прилег. Просыпаюсь, а никого нет… и палаток нет… А тут и вы из лесу показались…

– Так ты что, даже не слышал, как ребята палатки сворачивали? – высунулась из-за моей спины Машеус.

Но тролль Душегуб ничего не успел ей ответить. Высоко вверху что-то неожиданно грохнуло, землю под нами тряхнуло так, что мы едва устояли на ногах, небо стало бледно-оранжевым, а солнце внезапно позеленело и через секунду рухнуло вниз по небосклону за зазубренный окоем леса.

Глава вторая

Только глупец играет с оружием, спичками,

зажигалками, бензином, кислотой, бетонными плитами, заклинаниями обеих магий и особенно со слабоалкогольными напитками!

И сразу наступил вечер. Причем вечер поздний. Поскольку новое зеленое солнце уже село, сумерки были достаточно густыми. К тому же сразу стало холоднее. Наша белокурая зелененькая эльфиечка даже задрожала, правда, я не понял, от холода или от испуга. Паша тоже завертел своей шерстяной головой достаточно растерянно, и только Элик-Душегуб никак не реагировал на изменение пейзажа – ему в его комбинезоне холодно не было.

Я тоже отнесся к этим неожиданным переменам в окружающей обстановке достаточно спокойно. Видимо, сказалось мое неумеренное увлечение фантастикой – зеленое солнце и оранжевые небеса уже давно были мне не в диковинку. Поэтому я, похлопав своих друзей по плечам, предложил им отдохнуть на травке рядом с троллем и, позаимствовав у Машеуса ее верный Рокамор, отправился к темневшим невдалеке зарослям. Судя по всему, нам предстояла ночь в лесу. Развести костер я не мог, никто из нас четверых не курил, а вот состряпать некое подобие шалашика я вполне был способен.

Славный ножичек с экзотическим именем безусловно являлся украшением девичьей талии, но вот в качестве собственно ножа явно оставлял желать лучшего. Тем не менее мне удалось с его помощью выломать пять подходящих жердин. Две раздвоенные на конце, две без рогаток и одну подлиннее, ровненькую и толстенькую.

Вернувшись к расположившейся на травке троице, я увидел, что Пашенька, ругаясь вполголоса, пытается стянуть с себя свои замечательные, но совершенно мокрые унты, Душегуб с интересом наблюдает за его суетой, а Маша, стоя рядом с ранимой личностью на коленках, активно участвует в этом процессе, выдавая общие рекомендации.

Я бросил свои деревяшки на травку и вмешался в их деятельность.

– Паша, друг мой любезный, ты бы не трогал свою обувь…

Паша пропыхтел в ответ что-то не слишком разборчивое, зато Маша ответила вполне звонко:

– Тебе, Сергей, легко говорить! Ты сам-то вон в каких сапожищах! А Павлик совершенно промок! Ему просто необходимо скинуть свои унты!

Не обращая внимания на девчачьи глупости, я продолжил свою мысль:

– Я, друг Фродо, хорошо знаком с характером подобной обуви. Если ты сейчас, когда она мокрая, скинешь ее с ног, то завтра, когда она подсохнет, ты ее ни за что не наденешь. И придется тебе топать босиком по лесным дорожкам. А это удовольствие не для нежной артистической натуры!

Пашины руки замерли на месте и он медленно поднял голову. На его лице явно читался вопрос: «Это подначка или серьезное предостережение?»

Я с самым серьезным видом покивал головой.

После этого Паша резкими движениями подтянул оба мохнатых голенища повыше.

– Тогда, может быть, тролль отдаст Павлику свою одежду. Надо же его согреть… – не унималась Машеус.

Душегуб неловко заерзал по травке в сторону от энергичной эльфиечки, а его круглая физиономия неожиданно побагровела.

– Тебе что, жалко свой балахон?! – Машеус сурово свела брови и, пристукнув сапожком по траве, потребовала: – А ну, давай скидывай!

Душегуб застыл на месте. В его глазах заметалась растерянность, и через секунду он придушенно выдавил:

– Так… это… на мне ведь… больше ничего нет.

Теперь уже побагровела девчонка.

– Сейчас мы его согреем, – отвлек я всю компанию от напряженного молчания. – Давай вставай! Поможешь мне установить такой небольшой каркасик, и сразу согреешься. А кроме того, и ночевать ты будешь в уютном шалаше…

– В настоящем шалаше! – Машеус опять была готова впасть в восторженное состояние, поэтому я немедленно принял меры по ее охлаждению:

– В настоящем шалаше будут ночевать только промокшие и озябшие артисты… Мы не можем позволить себе загубить несравненный талант моего друга!

Паша немедленно оказался на ногах.

– Я не могу позволить юной девушке ночевать под открытым небом в диком лесу!

– Не гундось, – оборвал я его, – лучше подержи палочку, пока я буду забивать ее в землю.

Я установил одну из жердей раздвоенным концом вверх. Паша опустился рядом на одно колено и двумя пальчиками ухватился за стволик.

– Держи! – приказал я, а сам, ухватившись за тонкий конец прямой лесины, широко размахнулся.

И мой шикарный замах пропал даром. Паша, не дожидаясь моего богатырского удара, бросил порученное ему дерево и одним прыжком отскочил шага на четыре от меня. Я в свою очередь уронил свой импровизированный молот и возмутился:

– Ну что за шуточки!

– Вот именно, шуточки! – донеслось в ответ из сгущающихся сумерек. – Если ты с таким замахом промажешь по палочке и попадешь мне по руке, плакала моя премьера! А если не по руке, а по голове!..

Над поляной повисло задумчивое молчание. Да, похоже, я попал в компанию чрезвычайно впечатлительных людей…

В этот момент здоровенная ручища подняла брошенный Пашей дрын и с размаху воткнула его в дерн под нужным для установки углом.

– Давай, забивай… – раздалось негромкое басовитое предложение.

Прежде чем приступить к обязанностям молотобойца, я протянул Рокамор Машеусу:

– Настрогай сколько сможешь лапника и тащи сюда.

Она молча взяла свою пародию на нож и направилась к недалекой опушке.

– Машеус, давай я сам наломаю лапника… – немедленно донесся Пашин гундосый голос, и следом за девушкой, слегка похлюпывая обувкой, двинулась темная фигура.

На пару с Душегубом дело пошло как по маслу, к тому же, как оказалось, земля под травяным покровом была достаточно мягкой. Так что уже через несколько минут обе рогатины были основательно вбиты в поляну под нужным углом, к ним были приколочены прямые жерди, а сверху на несущие конструкции была аккуратно уложена и сама забивальная дубина. Каркас был готов, осталось накрыть его ветками. Мы любовались своим архитектурным детищем, когда из лесу была доставлена первая партия кровельного материала, который я принялся укладывать на предназначенное для него место.

Моим друзьям понадобилось еще две ходки, чтобы веток хватило для крыши, но в результате мы получили достаточно поместительное временное жилище.

А затем я скинул свои сапожищи и протянул их Паше. Когда тот взял их и принялся удивленно разглядывать, я пояснил:

– Если ты думаешь, что я предлагаю тебе их вычистить, то ты ошибаешься. Давай-ка натягивай мою обувку прямо на свои мохнатые ножки. Мои ботфорты вполне сухие и теплые, так что к утру твои унты тоже просохнут.

Паша скорчил сомневающуюся физиономию – как, однако, богата актерская мимика, но сапоги все-таки натянул. И его тридцать девятого размера унтики вполне разместились в этих обувных монстрах.

– Ну а теперь, – скомандовал я, – полезай в шалаш и постарайся уснуть. А то завтра к вечеру ты будешь совершенно разбит и не сможешь играть премьеру.

– А ужинать мы разве не будем? – живо поинтересовалась Машеус.

– А у тебя есть что съесть?! – Мы втроем заинтересованно повернулись в ее сторону.

Она потупилась, и мы осознали, что задали девочке неприличный вопрос. Она явно рассчитывала на наши запасы.

Паша, поняв, что ужина не предвидится, пополз на карачках в шалаш и, покряхтев и повертевшись там некоторое время, затих. А скоро из-за темной, пахнущей хвоей стенки послышалось довольно шумное сопение. Душегуб улегся там, где стоял, и затих, напоминая своими очертаниями валун, оставленный отступающим оледенением.

Я сбросил свой роскошный чародейский плащ, шарф, шляпу и, оставшись в одном старом тренировочном костюме, улегся на спину и уставился в потемневшее почти до черноты и все-таки оставшееся несколько коричневатым небо. Звезды на нем располагались как-то непривычно, и их желтоватый цвет был неприятен.

– Сереж, а ты как думаешь, что мы такое видели? – раздался рядом со мной несколько неуверенный вопрос Машеньки.

Я помолчал, еще раз вспоминая странное поведение солнца и небес, а потом повернул голову в ее сторону. Сидящая рядом со мной на траве тоненькая фигурка ясно вырисовывалась на фоне звездного неба и к тому же ее окружал какой-то странный, слабо светящийся ореол. Машеус не смотрела на меня, уставившись в небо и словно забыв о своем вопросе. Но я ответил:

– Мне, конечно, вряд ли удастся точно ответить на твой вопрос, но вполне возможно, что в мире произошло что-то такое, о чем мы еще не знаем. Во всяком случае, можно предположить, что ребята что-то услышали по радиоприемнику, помнишь, Славка слушал в электричке. После этого сообщения тот, кто его услышал, собрал кого смог и они срочно уехали назад в Москву. А мы остались здесь одни, просто потому, что нас не смогли быстро найти.

Мы немного помолчали, а затем Маша, не поворачивая головы, прошептала:

– Ты думаешь, это… война…

Я проглотил неожиданный комок и хрипловато ответил:

– Не знаю… Вряд ли… Скорее какой-нибудь эксперимент.

– Эксперимент рядом с Москвой? – недоверчиво переспросила Машенька.

– А может быть, и в самой Москве, – спокойно, как мне показалось, ответил я.

Машеус тихонько улеглась в траву и, поджав к себе коленки, затихла. Я немного подождал, а потом встал и прикрыл ее худенькое тело своим длиннющим плащом. Через несколько минут ее тихое посапывание показало мне, что девушка заснула.

Сам я еще очень долго рассматривал желтые звезды в темно-коричневом небе, поражаясь окружавшей меня гробовой тишине.

Спал в эту ночь я очень мало, хотя считаю себя большим соней, и проснулся задолго до восхода солнца. Небо только-только начинало светлеть, переходя от темно-коричневого, почти черного, цвета к светлому, охряному. Легкие, редкие облачка чуть темнее неба стояли неподвижно, словно лужицы пролитой краски. Постепенно края облаков, подсвечиваемые поднимающимся солнцем, начали искриться ярко-оранжевым, и, наконец, небо превратилось в светлый желтоватый купол, облака – в яркие оранжевые кляксы, а над зазубренным окоемом леса показался край изумрудно-зеленого солнца.

– Значит, это был не сон?! – раздалось из-под моего плаща, и на свет показалась заспанная рожица Машеуса. Тут же послышалось тяжелое кряхтенье, и из шалаша выползло странное существо с темной шерстяной головой, наряженное в желто-зеленые живописные лохмотья и огромные сапоги. Когда это чучело распрямилось, мы с Машеусом увидели, что оно имеет поразительно красные глаза, странным образом гармонировавшие с ярко-красным носом. Судя по внешнему виду, наш гениальный Фродо подхватил нешуточную простуду. Этот диагноз подтвердила и первая сказанная им фраза:

– Добное утно, донохие мои, – радостно произнес оборванный хоббит и, услышав собственный голос, испуганно схватился за свое горло.

– Да нет, не бонит… – растерянно произнес он, и глаза у него стали не только красные, но еще и испуганные.

Машеус вскочила на ноги и быстро подошла к Паше.

– Ну-ка, покажи свое горло, – сурово потребовала она, и Паша послушно распахнул пасть. Внимательно всмотревшись в Пашину глотку, Машенька радостно констатировала: – Горло в порядке, так, небольшое покраснение. А вот насморк превышает все допустимые пределы!

Похоже, именно в этот момент Паша окончательно проснулся. Он обвел обалделым взором окружающую действительность и почти точно повторил фразу Машеуса:

– Так, сначит, это мне не пниснинось?

– Как твои ноги? – поинтересовался я, пытаясь отвлечь его от желтого неба и зеленого солнца.

– Чехо? – не сразу врубился в мой вопрос Пашенька.

– Ноги твои как? – повторил я для непонятливых.

Паша опустил свои красные глазки и уставился на огромные сапоги. Через минуту тягостных размышлений он поднял глаза на меня и спокойно заявил:

– Нонманьно…

– Тогда снимай сапоги! – тут же потребовал я.

Теперь Паша непонимающе уставился на меня.

– Чего уставился! – тут же окрысился я. – Думаешь, я отправлюсь в путь в одних портянках на босы ноги, а тебе позволю топать в сапогах на унты!

Тут наконец до хоббита дошла справедливость моих требований. Он опустился на травку и стащил со своих мохнатых ножек мои ботфорты.

Лежавший в стороне тролль поднял свою здоровенную башку и, не открывая глаз, поинтересовался:

– Что, уже уходите?

– И ты тоже уходишь… – бросил я, присаживаясь на травку и принимаясь обуваться. Душегуб сел и открыл глаза:

– А куда?

– Туда, куда ведет нас жанкий жнебий мой! – неожиданно заявил Паша, задумчиво взлохмачивая собственные голени. Машеус молча и с каким-то скрытым состраданием рассматривала нас.

Наконец я был готов к походу. Нахлобучив свою островерхую шляпу на голову и потопав каблуками сапог в короткую травку полянки, я взял в руки свою резную дубину и бодро произнес:

– Ну что ж, друзья, пойдемте искать человечество!

И мы пошли.

Зеленое солнце припекало ничуть не хуже привычного оранжевого, а болотистые полянки словно по волшебству из леса исчезли. Под нашими ногами шуршал сухой коричневый песочек, густо присыпанный обычной сухой сосновой хвоей. Да и вообще, за эту ночь лес здорово изменился. Он словно подрос и раздался вширь, деревья вытянулись вверх и расступились, подлесок почти совсем пропал, никаких рябинок, ольхушек и бузины не было и в помине. Даже елки – основная составляющая подмосковных хвойных лесочков – исчезли. Их место заняли медово-желтые, ровными столбами уходящие вверх сосны. По такому лесу путешествовать было одно удовольствие.

Возможно, именно из-за того, что лес стал светлым и чистым, мы очень скоро наткнулись на некое подобие дороги. Конечно, дорогой в прямом смысле этого слова нашу находку назвать было нельзя, однако две явные, хотя и неглубокие, колеи, петляющие между соснами, обозначали, что кто-то здесь постоянно пользуется гужевым транспортом.

Тележные колеса это вам не танковые траки, по их следам не определишь, в какую сторону проехали люди, поэтому мы повернули следом за колеей, в ту сторону… в которую повернул я. Как-то так оказалось, что я шагал в середине нашей маленькой группы, как будто мои друзья молчаливо признали во мне лидера и ожидали моих решений, чтобы им следовать. Даже гениальный Паша этим утром больше помалкивал, вертя по сторонам своей шерстяной головой. Впрочем, я допускаю, что его молчание было вызвано только тем, что говорил он крайне неразборчиво и очень стеснялся этого обстоятельства.

По этой лесной дороге мы прошагали что-то около часа, а затем, совершенно неожиданно, лес кончился, и мы вышли на опушку, за которой начиналось совершенно необъятное поле, засеянное тем, что наши средства массовой информации называют «хлебами». Была ли это рожь, пшеница или, допустим там, ячмень с овсом, я сказать не могу, но это необъятное, простирающееся до самого горизонта поле с перекатывающимися по нему золотисто-желтыми волнами действительно напоминало бескрайнее море. Это впечатление бескрайности усиливалось еще и тем, что линии горизонта не было. Желтое поле незаметно переходило в желтое небо.

Дорога, ставшая к тому времени хорошо укатанным большаком, сворачивала влево и катилась дальше между сосновым лесом и бескрайним полем.

Мы постояли немного, любуясь пейзажем. Потом Машеус тихонько прошептала про себя:

– Я и не думала, что на свете есть такая красота… – а Паша-хоббит, также про себя, поддакнул:

– Да-а-а, кнасота!

Я ничего не сказал, а повернулся и потопал по дороге дальше. Позади меня послышалось два вздоха, а затем ребята снова пристроились сбоку.

Мы прошли еще тройку километров, и лесная опушка плавно отвернула влево, открывая большой, ровный, недавно скошенный луг, за которым виднелись обширные огороды. А за этими зелеными посадками, почти скрытые рельефом местности, виднелись… крыши. Самые настоящие соломенные крыши какой-то небольшой деревеньки!

Конечно же, мы не сговариваясь ломанули прямо через покос к огородам. Добравшись до изгороди, сварганенной из плохо ошкуренных жердей, мы сразу увидели оставленную калитку и тропочку, убегающую между грядок вниз, к серебрящейся между густыми кустами реке и притулившейся на ее берегу деревеньке.

По тропочке мы мало что не бежали, очень уж кушать хотелось. Паша на ходу пересчитывал монетки в кармане своих драных штанишек, а я гадал, как они там оказались. Машеус что-то бодро бормотала про корочку хлебушка и глоток родниковой водички, видимо, входила в жалостливую роль попрошайки.

Тропка вывела нас прямо к околице деревеньки, и тут мы остановились как вкопанные.

На неширокой и недлинной деревенской улице, составленной десятком низеньких хатенок с пухлыми соломенными крышами и маленькими тускловатыми окошками, стояло десятка два-три селян. Нет-нет, я не оговорился и употребил термин «селяне» отнюдь не для красного словца. Это действительно были самые настоящие селяне. Женщины в длинных, свободных юбках и легких светлых кофтах, с волосами, убранными под разноцветные платки, составляли большинство собравшихся. Стояло и несколько мужиков в темных широких штанах, заправленных в онучи, темных же рубахах и, несмотря на теплое время года, в меховых безрукавках. Были среди них и несколько молодых парней, а вот девушек видно не было.

Все это население окружало пятерых всадников, один из которых что-то негромко, но зло втолковывал обступившим его людям, а четверо остальных оглядывали толпу внимательными взглядами.

Не успели мы рассмотреть открывшуюся перед нами картину, как всадники тоже нас заметили. Один из них резко дернул повод и, объехав угрюмо молчавшую толпу, направился к нам неспешной рысью.

Я продолжал рассматривать местных жителей, не понимая, откуда в Подмосковье могли взяться такие колоритные аборигены, и тут подала голос Машеус:

– Вот это костюмчики!!! Вот это оснащение!!! Интересно, кто же это организовал такую ролевочку?! Это ж сколько денег надо иметь, чтобы и избы поставить, и лошадей нанять, и такие костюмы пошить?!

Она снова была изумлена и, как всегда, не скрывала этого. Причем в данном случае к изумлению явно примешивалась изрядная доля зависти. Именно поэтому свое восклицание она закончила горестным:

– Я по сравнению с ними чувствую себя нищенкой!!!

При этом она быстренько стянула с плеча самодельный колчан и спрятала его за спину, а свой верный красавец Рокамор, наоборот, передвинула на середину живота.

Паша, не отрывая глаз от приближающегося всадника, облизнул пересохшие губы и почему-то шепотом переспросил:

– Так ты увенена, что это тоше ноневая игна?

– Конечно! – без тени сомнения воскликнула Машенька. – Вон тот князек, который речь селянам толкает, наверняка какой-нибудь новый русский! Он небось все это действо и оплатил!

Мы с Душегубом молчали, хотя я был далеко не уверен в правоте нашего восторженного Машеуса, да и тролль, судя по его настороженному взгляду, не разделял святую веру девушки-эльфа во всеобщую тягу к ролевым играм.

Всадник между тем приблизился к нашей четверке и, остановив лошадь, принялся нас разглядывать. Мы, в свою очередь, любовались здоровенным мышастым жеребцом под высоким кавалерийским седлом, вся упряжь которого была отделана медными бляхами. На жеребце восседал мужик лет сорока с небольшим, одетый в полосатые широкие штаны, заправленные в высокие сапоги, кольчугу и простой шлем. На поясе у всадника висел длинный меч, а на левом запястье угрожающего вида плетка. С минуту длился этот обмен изучающими взглядами, а потом последовал вопрос на чистом русском языке с владимирско-нижегородским «приокиванием»:

– Кто токие? Откудова идем и куда напровляемся?

В отличие от нас с Душегубом Паша, видимо, счел версию Машеуса вполне достоверной и, не без оснований считая себя одним из главных героев нашей игры, сделал шаг вперед и гордо заявил:

– Мы Бнатство Коньца! Денжим путь из Шина в Доньн!

Мы-то прекрасно понимали, что Пашенька находится в образе хоббита и говорит про Братство Кольца, которое держит путь из Шира в Дольн. Но на окольчуженного мужика его выговор произвел совершенно потрясающее впечатление. Выпучив враз обессмыслевшие глаза, он откинулся в седле, словно в лоб ему заехали булавой, отчего его жеребец сделал два непроизвольных шага назад. Вдобавок к этому его левая рука быстро начертала перед телом всадника знак, весьма напоминающий латинское Z, словно отгораживая его от нашей компании.

В этот момент раздался едкий голосок Машеуса:

– Фродо! Перестань пугать человека! Мы – Братство, а не… то, что ты сказал!

– Я и говоню – Бнатство! – повернулся наш без пяти минут заслуженный артист в сторону эльфийки.

В круглых пусто-голубых глазах витязя мелькнуло некое понимание. Он мгновенно развернул жеребца и тяжелым галопом помчался назад, к поджидавшим его товарищам.

– Пойдем поближе… – задумчиво предложил я, и мы медленно двинулись следом. Причем так получилось, что Фродо и Машеус оказались за нашими с Душегубом спинами.

Пообщавшийся с нами всадник подскакал к выпрямившемуся в седле новому русскому князьку и начал что-то горячо ему докладывать. Тот сначала внимательно слушал, а затем, раздраженно махнув рукой, оборвал говорившего и в свою очередь направился в нашу сторону. Наш знакомец последовал за ним, приотстав на полкорпуса лошади. Мы остановились, поджидая всадников, и я обратил внимание на то, что селяне все как один смотрят в нашу сторону, и на большинстве лиц написано явное облегчение.

Не успели они, подъехав поближе, остановиться, как окольчуженный ткнул пальцем в нашу компанию и, сдерживая голос, заговорил, окая еще сильнее:

– Вся компания, господин, называет себя Братство Конца, а вон тот, с шерстяной головой и мохнатыми ногами, сразу начал колдовать! Да такие слова непонятные плел, аж жуть берет! И главное, все демонов поминает!.. Да все по именам!

– Что, прямо так вот вслух и называет? – поинтересовался князек, не отводя от нас сурового взгляда.

– Да, господин! Так и чешет! Шин, говорит, и Доньн…

Договорить он не успел, поскольку князек извернулся в седле и гаркнул:

– Цыц!!!

Воин тут же заткнулся, а князь снова повернулся в нашу сторону и сурово поинтересовался:

– Кто у вас старший?

И тут стоявший рядом со мной тролль молча ткнул пальцем в мою сторону.

Князь, или не знаю уж кто он там был по рангу, внимательно оглядел меня и неожиданно почтительно спросил:

– Ты, уважаемый Конец, должно быть, сильный чародей?

«Вот так прозванка!» – ахнул я про себя, но не подал виду, насколько изумлен, а, повернувшись, сурово посмотрел на довольно ухмыляющуюся Пашину физиономию.

Потом, снова взглянув на князя и быстро взвесив ситуацию, я спокойно ответил:

– Да, я действительно довольно сильный маг по прозванью Гэндальф Серый. Мы с моими спутниками держим дальний путь и очень надеялись немного отдохнуть и перекусить в твоем селе.

– Так у тебя целых три имени! – изумленно ахнул князь и, еще раз оглядев нашу компанию настороженным взглядом, спросил: – А может быть, твои спутники тоже представятся?

Машеус тут же выскользнула вперед и звонким голоском гордо выпалила:

– Я – сумеречный эльф по имени Эльнорда! А это… – она указала на Пашу и, не давая ему ответить самому, торопливо продолжила, – хоббит Фродо Сумникс из рода Мохноногов.

Князь перевел взгляд на нашего тролля и, не дождавшись от него информации, заискивающе поинтересовался:

– А тебя, уважаемый, как зовут?

Элик бросил на вопрошавшего хмурый взгляд и неожиданно угрюмо ответил:

– Меня-то… Душегуб! А что?!

Лошадь под князем попятилась, а он сам слегка побледнел и поспешно пробормотал:

– Нет, нет… Ничего…

Машенька, или теперь уже – Эльнорда, поспешила сгладить суровый ответ Элика:

– Он, знаете ли, тролль! Натура прямая и грубая… – И тут же она постаралась перевести разговор на другое: – А как нам называтьнашего гостеприимного хозяина?

Гостеприимный хозяин судорожно перевел дух и, улыбнувшись приветливой девушке, представился:

– Меня зовут Мал двенадцатый, я управляю здешним имением нашего государя, Великого Качея…

Эльнорда первой просекла сказочность названного имени и, тихонько ойкнув, снова оказалась у меня за спиной. Зато Душегуб совершенно не был смущен:

– Мал – имя хорошее. – Он попытался улыбнуться, но его оскал еще больше напугал лошадь управляющего. – Так что там насчет закусить?..

И здоровенный тролль выжидательно уставился на всадника.

– О, конечно, – торопливо ответил тот. – Вот, Портята вас проводит и накормит, – он кивнул на своего спутника, – а я вынужден вас ненадолго покинуть… Дела!

И Мал, кривовато улыбнувшись, пнул свою лошадь каблуками под брюхо.

Оставшийся возле нас всадник долго смотрел вслед удалявшемуся галопом начальству. Когда управляющий, не останавливаясь возле толпы поселян, проследовал дальше вместе с остальными конниками, пристроившимися к нему прямо на ходу, Портята повернулся к нам и, оглядев нашу компанию каким-то жалостливым взглядом, пробормотал:

– Ну пойдем, серые и сумеречные, накормлю я вас…

Он тронул своего жеребца, и мы двинулись в сторону деревеньки, к по-прежнему стоявшим толпой поселянам.

Портята привел нас в небольшой сад, разбитый позади одной из хаток в центре деревеньки, и усадил за довольно большой садовый стол, врытый под старой яблоней. Большая часть местного населения, почему-то не желая расходиться, последовала за нами, но в сад не зашла. Вместо этого они рассыпались вдоль классического плетня, отгораживавшего сад от дороги и соседней усадьбы, и продолжали с неким болезненным интересом нас разглядывать. При этом они оживленно переговаривались, вот только слышно ничего не было, плетень располагался далековато от нашего стола.

Трое опрятно одетых женщин вынесли из хатки и поставили на стол два больших, накрытых крышками горшка и несколько разного размера кринок. Четыре пустых мисочки и четыре большие глиняные кружки они поставили перед нами, а рядом положили деревянные ложки. В центре стола разместили большое блюдо с уже нарезанным темным хлебом, явно самодельной выпечки.

Затем одна из женщин сняла с горшка крышку, и мы увидели, что в ней находится заготовка для окрошки. Аккуратно разложив нарезанные ингредиенты по нашим мискам, хозяйка плеснула в каждую миску янтарно-желтого кваса и сняла крышку со второго горшка, в котором оказалась круглая вареная картошка. После этого она молча поклонилась нам, словно приглашая откушать, и отошла в сторону.

Душегуб тут же запустил лапу в горшок с картошкой и, выудив самую большую, принялся ее жевать, захлебывая окрошкой. Через секунду мы все последовали его примеру, каждый в меру своего культурного уровня. Тот же Душегуб первым обнаружил в одной из кринок пиво, что очень обрадовало Фродо.

Эльнорда тоже попробовала сей демократичный напиток и живо повеселела. И вообще, еда оказала на моих спутников самое благотворное влияние. Душегуб и эльфийка затеяли какой-то спор, а Фродо, вылакав пару кружек пива, наклонился в мою сторону и со своей блудливой ухмылкой прошептал:

– Неужени в этой игне нет ни отной мано-маньски симпатичной тевушки?!

– А что, Машеус тебе уже разонравилась? – ехидным шепотом поинтересовался я.

Фродо скорчил оскорбленную физиономию:

– Тнуг моего тнуга непникосновенен! И потом она же смотнит на меня, как на станца! И все из-за твоей боноты! – неожиданно закончил он.

Я не успел выяснить, при чем здесь моя борода, как Фродо непоследовательно перевел разговор:

– Снушай, интенесно, о чем все эти липовые посеняне бесетуют?.. – Но заметив, что Душегуб вытряхивает из кринки в свою кружку последние капли пива, отвлекся от беседы, занявшись исследованием остальной посуды, стоящей на столе.

Я посмотрел в сторону участников этой своеобразной игры, построенной, как видно, на русских народных сказках. Раньше я о таких играх и не слыхивал.

Народ у плетня собрался в основном среднего возраста, а такой народ в игры, даже ролевые, как правило, уже не играет. Другие игры у этого народа! И народ этот действительно оживленно переговаривался, но услышать я ничего не мог – было далековато.

Вернувшись к картошке с квасом, поскольку пиво не любил и никогда не пил, я склонился над своей миской и, с огорчением щелкнув пальцами, подумал: «Да! Хорошо бы услышать, о чем они там калякают». И тут же чуть не подавился картошкой. У меня в голове зазвучали голоса!

– …жаль их, конечно, только свое-то жалчее…

– Чего там жаль! Очень вовремя они появились! Видели небось, как Мал-то в замок припустил!

– Нет! Ладно там дед этот бородатый, что ж, пожил все-таки. Или эти двое – мохноногий да здоровенный, шерстнатый… Эти небось и вовсе-то не люди. Не бывает на людях таких-то шкурок. Так что этих-то троих пусть забирают. А вот девчонку жалко! И не жила еще – что ей, годков шешнадцать, поди, не больше! А ее в замок потащат!.. Девчонку жалко!

– Так она ж сама сказала, что сумеречная! Что ж ее жалеть!

– Дурачина! Сумеречная – не темная еще, исправиться может!

– Как же, исправится! Слыхал, что Портята-то Малу докладывал? Этот мохноногий прям вслух демонов по именам рек! А девка-то твоя зеленая как ни в чем не бывало поправляла его! Чтоб, значит, худые имена правильно произносил!

– Нет! Жалко девчонку! Можно, думаю, ее еще на путь истинный наставить!

– Да ты, Сурмина, любую девку готов на путь истинный наставить!.. Только после этого она пути перед собой не видит!

– Это почему?

– Да из-за живота! Живот великоват делается!

Прокатившийся хохот перекрыл тонкий женский голос:

– Что ж теперь с ними будет?

– Что будет, что будет? Известно что… Вот Мал вернется…

Именно в этот момент кто-то толкнул меня в плечо и, спугнув интересные голоса, заорал в самое ухо:

– А ты чего, Гэнтаньф, пивом бнезгуешь! Или заснун? Пиво хо-о-о-ношее!!!

Оказывается, я, прислушиваясь к звучавшим у меня в голове голосам, закрыл глаза. А когда я их открыл, то прямо перед собой узрел раскрасневшуюся хоббитскую рожу, которая улыбалась довольной, пьяной улыбкой. Увидев, что я не сплю, Фродо повернулся в сторону остальных пирующих, чтобы сообщить им эту радостную новость, но им было не до пьяного хоббита.

Эльнорда, подперев кулачком подбородок и пьяно пригорюнившись, слушала горестную историю огромного тролля. А Душегуб, грозно посверкивая глазищами и пристукивая кружкой по столу, от чего пиво обильно смачивало столешницу, гудел, почти не сдерживая свой бас:

– Я ей честно предложил – выходи за меня, а она играет чувствами! Какой из тебя муж, говорит, получится, не знаю, а тролль что надо будет. Ладно, говорю, пусть я хоть троллем тебе по сердцу буду! Пусть!!! И эту шкуру согласился напялить! И как… как тролль по лесу полдня бегал!!! А она!!! Шмыг, и укатила… А меня оставила! Одного!

– Нет, любит она тебя, – невпопад заспорила эльфиечка, – я точно знаю, любит! Ведь ты посмотри, какую шкуру она достала! Расстаралась! Это ж сплошное загляденье получилось, а не тролль!!!

– Нет, она мной играет!!! – категорически пристукнул Душегуб кружкой по столу. Такой категоричности кружка не выдержала, и в могучей лапе тролля осталась одна ручка. Душегуб несколько секунд удивленно ее разглядывал, потом перевел налившиеся кровью глаза на глиняные черепки, живописно разбросанные в пивной луже на столешнице, и обиженно заявил:

– Вот! И кружку мне самую дохлую подсунули! У всех кружки целые, а мне с трещиной дали!

– Бени моню! – тут же предложил Фродо, – я пням из книночки могу!

– И я из кринки могу! – упрямо отверг Душегуб широкий хоббитский жест.

– Эх, – мотнула головой Эльнорда, – и я могу из кринки!

Тут суровый взгляд покрасневших троллевских глаз наткнулся на меня. Довольно долго Душегуб соображал, кого это он перед собой зрит, а когда сообразил, ухмыльнулся и ткнул в мою сторону здоровенным, довольно грязным пальцем и проворчал:

– А вот Серый не может! Слабо ему из кринки!

Его мелкие собутыльники разом повернулись в мою сторону и оценивающе уставились на меня.

– Нет! – первой подала голос Машеус. – Серый из кринки не потянет! Он вообще на пиво слабый, а из кринки – тем более!

Фродо соображал гораздо дольше, но потом не согласился с предыдущими ораторами:

– Ха! Это ж Гэнтаньф! Это ж маг в законе! Та он и тве книнки без отныва от кассы вытянет! А потом еще воточкой запонинует! Да он у нас в буфете на спон коньяк кефином запиван и ничего! Женуток – нуженый! А вы – книнка!!!

– Кто?! – повернулся Душегуб к Фродо.

– Кто – кто? – не понял тот.

– Кто кефир сметаной заедал?!

– Вот он! – ткнул Фродо в меня пальцем.

Душегуб тупо уставился на меня, а потом наклонился поближе ко мне и интимным шепотом поинтересовался:

– Кисломолочные продукты уважаешь?

– И я могу сметану с квасом! – неожиданно грохнула кружкой по столу Эльнорда.

И в этот момент позади меня раздался задумчивый голос Портяты:

– Пожалуй, нашим гостям отдых требуется… Пойдемте, я вас на сеновал отведу. А вечером, по холодку дальше двинете…

– И что? Там настоящее сено?! – привычно изумилась Машеус и попыталась сфокусировать свои серовато-голубые глазищи на Портяте.

– Самое настоящее, – неожиданно улыбнулся тот, и его лицо сразу стало мягким и добрым. Но, похоже, это добрейшее лицо не очень понравилось Душегубу, поскольку тот, опершись мохнатыми кулачищами на стол, поднялся на ноги, сурово сдвинул брови и с явной угрозой поинтересовался:

– Это кого на сено?! Это меня на сено?! Я вам не коров какой-нибудь, чтобы сухую траву жевать!!!

– Вот именно! – тут же поддержал его Фродо. – Мы вам не жвачные паннокопытные! Мы вам Бнатство Коньца!

Но тут боевой запал нашего малыша-хоббита внезапно иссяк, и он вполне миролюбиво закончил:

– Так что давай, посенянин, тащи еще пива.

– А пиво кончилось, – спокойно ответил Портята. – Мы привезем еще бочонок, а вы пока что отдохнете.

– На настоящем сеновале… – мечтательно добавила Эльнорда.

Фродо посмотрел на набычившегося тролля и задумчиво спросил:

– Ну что, Тушегубушка, отдохнем, пока они еще пива пнивезут?

Красные троллевы глаза съехали вбок, и тролль ненадолго задумался, а потом, тряхнув мохнатой головой, согласился:

– Отдохнем, – и тут же сурово продолжил, глядя на Портяту: – Но как только пиво будет здесь, нас сразу разбудить!

Портята кивнул и с некоторой опаской взглянул на меня. Он, вероятно, видел, что я их пиво не употреблял, а потому могу соображать вполне нормально. Однако и у меня не было возражений против небольшого отдыха. Я собирался понаблюдать за участниками этой экзотической игры и дождаться, когда она закончится и ее участники соберутся в Москву. Вот тогда и мы сможем спокойно сбросить свои «костюмчики» и попросить ребят о помощи.

Поэтому я согласно кивнул и поднялся из-за стола.

Нас проводили в дальний конец сада, почти к самому берегу речки. Там стояла аккуратная небольшая банька, развернутая дверью к реке, а рядом с ней притулилось довольно странное сооружение. Четыре столба из толстых цельных бревен высотой метров в шесть, вкопанных осмоленными концами в землю по углам ровной четырехугольной площадки размером четыре на четыре метра, имели сверху дощатый настил, который, в свою очередь, был накрыт добротной крышей. При этом какой-либо намек на стены совершенно отсутствовал.

Нам, городским жителям, подобное строение показалось настолько нелепым, что мы разом остановились, с удивлением его разглядывая. Однако наш провожатый не уловил нашего удивления и спокойно констатировал:

– Я смотрю, вам понравился наш сеновал.

– Позвольте! – как обычно, изумилась Эльнорда, правда, на этот раз с оттенком возмущения. – А где же обещанное настоящее сено?!

– А сено на чердаке, – невозмутимо ответил Портята. – Вот сейчас подниметесь и там в холодке, на ветерке, на сене отдохнете…

В центре площадки действительно стояла довольно хрупкая приставная лестница, упираясь верхним концом в потолок. Когда мы приблизились к ней, стал виден и люк, в который она вела.

Эльнорда не раздумывая взмыла пушинкой вверх по ступенькам, и через секунду сверху послышался ее изумленный вопль:

– Ребята! Давайте быстрей сюда, здесь отлично!!!

– Снышь, – обратился хоббит к троллю, – ей там отнично… Понезни, что ни?

В его голосе звучало явно выраженное сомнение в необходимости лезть куда-то наверх. Однако тролль, не обращая внимания на реплику малыша, подошел к лестнице, подергал зачем-то одну из ступеней и с кряхтеньем начал карабкаться наверх. Лестница под ним поскрипывала, потрескивала и постанывала, но в результате все-таки выдержала. Скоро светлые, похожие на голые, подошвы душегубовых ног мелькнули в открытом проеме и исчезли.

– Надо же, забнанся! – задумчиво удивился Фродо и огорченно прибавил: – Пнидется за ним канабкаться…

После чего он также подошел к лестнице, еще раз горестно вздохнул и принялся «канабкаться» вверх.

Дождавшись, когда мохнатые ноги хоббита исчезли в люке, Портята выжидающе уставился на меня. Я тоже направился к лестнице, но уже взявшись за ступеньку, повернулся к дружиннику:

– Если мы заснем, вы без нас в Москву-то не уезжайте…

Судя по выражению лица Портяты, он из моей простой фразы ничего не понял. А я решил, что мужик слишком уж вошел в образ и переигрывает. Поэтому, махнув рукой, я, с трудом удерживая свой тяжеленный посох, начал подниматься по лестнице к гостеприимно распахнутому люку.

Когда я забрался на чердак этого странного строения без стен и начал осматриваться, привыкая к царящему здесь полумраку, лестницу, соединяющую помещение с землей, убрали, а люк, странно щелкнув, захлопнулся. Через несколько секунд мои глаза привыкли к темноте и я увидел своих друзей, разлегшихся на большой куче прошлогоднего сена.

Они мирно спали.

Глава третья

Актер должен уметь менять внешность,

актер должен быть неузнаваем.

Но работая над гримом, пластикой,

костюмом, актер обязан идти от внутреннего

содержания образа. Внешность должна

полностью гармонировать с личностью.

В противном случае и зритель и партнер

будут вправе сказать: «Не верю!»

К.С. Станиславский. Из неизданного

Я не стал будить этих бедолаг, сраженных слабоалкогольным напитком. Право слово, было не до них. Передо мной стояло два непонятных явления, и мне необходимо было обдумать их в спокойной обстановке. И в число названных мною непонятных явлений не входило зеленое солнце и оранжевые небеса, продолжавшие радовать мой взор необычностью и сочностью своей окраски. Честно говоря, мне было и не до них тоже. Первое, что меня интересовало, это игра, в которую играли наши гостеприимные хозяева. Очень мне хотелось разобраться в ее литературной первооснове. И второе – то, что я услышал за столом в организованной хозяевами пивнушке. Причем меня интересовал и смысл услышанного и физическая основа самого примененного мной метода подслушивания. Если, конечно, все это не было моей новой слуховой галлюцинацией!

Так что я оставил своих спутников спокойно отдыхать, а сам, еще раз оглядевшись, направился к слуховому окошку, выходившему, по моим расчетам, в сторону деревенской улицы. Окошко было совсем маленьким и малоподходящим для моих целей, поскольку его затягивало не стекло и не слюда, а какая-то толстая желтоватая пленка. Когда я покорябал ее ногтем, она отозвалась на манер обычной фанеры.

Но к моему несказанному удовольствию, оконце открывалось, так что спустя уже несколько минут я вовсю любовался открывшимся мне с высоты чердака пейзажем. И пейзаж этот был идиллически спокойным.

Поселяне разбрелись от нашего плетня по всей деревушке и, как это ни покажется странным, занялись самыми настоящими сельскохозяйственными делами. Четверо мужиков, усевшись в запряженную понурой лошадью телегу и уложив туда же несколько кос, отправились по дороге в сторону, противоположную той, откуда мы пришли. На огородах, разбитых позади хаток, появилось несколько согбенных женских фигур, а группа из десятка женщин, погромыхивая пустыми ведрами, отправилась в сторону небольшого леска, на опушке которого я заметил стадо коров.

В общем, местное население было мало похоже на горожан, проводящих свой отдых в гуще ролевой игры. Но с другой стороны, они настолько не были похожи на знакомых мне подмосковных колхозников, что принять их за настоящих крестьян я ну никак не мог. Тем более, что рядом с ближней хаткой маячил боевой жеребец Портяты, а сам дружинник во всей красе своего явно средневекового наряда стоял рядом и оживленно беседовал с каким-то неизвестно откуда появившимся низеньким мужичком, наряженным в точную копию монашеской рясы.

Беседовали они чрезвычайно оживленно. Было видно, что физиономия у Портяты приняла свекольный оттенок, так он орал на собеседника. А тот, не обращая внимания на ругань воина, что-то убедительно ему втолковывал, вовсю размахивая черными рукавами.

И снова во мне проснулось раздражение от того, что я не имел возможности их услышать. А услышать очень хотелось.

«Вот и случай удостовериться, что за столом у меня была не галлюцинация, – довольно подумал я, и тут же пришла другая, несколько растерянная мысль: – А как, собственно, я это сделал в первый раз?»

У меня возникло стойкое чувство, что перед тем, как услышать разговор поселян, я что-то такое сделал. Вот только что?! Этого я совершенно не помнил!

Раздраженно ловя ускользающее воспоминание о собственных действиях, я по давнишней привычке щелкнул пальцами правой руки, и тут же в голове всплыло: «Я же щелкнул пальцами!»

И тут я замер буквально с открытым ртом, уставившись на собственные пальцы. Получалось, что мне надо было просто ими пощелкать и все!

Я медленно задавил в себе удивление и… щелкнул пальцами.

И ничего не произошло.

Я щелкнул еще раз. Ровно с тем же успехом.

«Ну что ж, значит, это была галлюцинация!» – с непонятным облегчением подумал я. И снова перевел взгляд на спорящих возле хатки мужиков. Ах как мне надо было послушать их диспут! Они наверняка обсуждали наше появление, а возможно, и дальнейшие ходы в своей игре. Я прекрасно видел их разгоряченные лица, различал энергичные и порой не совсем приличные жесты. Приглядевшись, я мог даже разобрать их артикуляцию. Но слышать я их не мог! И тут я с досадой снова щелкнул пальцами!.. В моей голове словно повернули выключатель, и тут же раздались голоса:

– …еще раз объясняю, господин Мал отправился в замок. Вот он вернется, с ним и разговаривай! – приокивая, гудел густой баритон Портяты.

Ему тут же ответил противный высокий, повизгивающий фальцет:

– Эти четверо нечестивцев, поминающих вслух демонов, подлежат епископскому суду и должны предстать пред его святостью Епископом! Он будет их судить, а светская власть должна смириться и принять его суд! Немедленно передай мне всех четверых и обеспечь их охрану в дороге!

– Еще и охрану тебе! – усмехнулся Портята. Его тон неожиданно стал спокойным и даже насмешливым. – А на руках тебя к его святости доставить не надо?!

– Смеешься, нечестивец! – взвизгнул монах. – Я посмотрю, как ты будешь смеяться, когда Епископ наложит на тебя проклятое заклятие!

– Да пусть он себе это заклятие под сутану засунет! – Портята сопроводил данное предложение весьма откровенным жестом. – А если ему не нравится, как я себя веду, пусть Великому Качею жалуется и на него же свое заклятие накладывает! Я выполняю волю своего господина и мой господин принимает на себя мои грехи!

– Отдай нечестивцев, нечестивец!!! – заверещал монах. – Они – добыча Храма!!!

– Ты, монах, знаешь, что Храм – пастырь человеков?! – сурово проокал в ответ Портята.

– А значит, и твой пастырь! – визгливо ответствовал монах.

– Так вот, среди тех четверых, о которых мы спорим, людей-то нет! – усмешливо ответил дружинник. – Одна сумеречная эльфийка, один мохноногий хоббит, один шерстнатый тролль и один древний чародей. Чародей настолько древний, что даже пива не пьет!

– Кто-кто?.. – оторопело переспросил монашек. – Эльфи… Хоббот… Торль… Что за имена такие?!

– Это они сами себя так называют… – снова усмехнулся Портята. – Теперь сам видишь, что не под храмовой дланью эти четверо ходят!

– Но если это не люди, тогда их тем более надо в Храм! – непоследовательно завопил монашек. – Ведь нелюди призраку без надобности!

– Тебе откуда знать, кто призраку в надобность, а кто без надобности? – сурово поинтересовался Портята. – Али ты с ним на короткой ноге и он сам тебе об этом поведал?!

Монах после этих слов явно растерялся, это было видно по суетливому сглатыванию и явному недостатку встречных аргументов. Черноризец молчал, нервно перетоптывая на месте и облизывая яркие, как у вампира, губы.

Портята несколько секунд подождал, не скажет ли монах еще что-нибудь, а потом закончил спор:

– Все, храмовник, отвали, некогда мне с тобой лясы точить! Вот господин Мал вернется, попробуй с ним поспорить! А у меня – дела!

После этого Портята повернулся и быстро пошагал вдоль дороги к околице деревеньки.

Монашек несколько секунд смотрел ему вслед, а когда дружинник скрылся за росшим на обочине улицы кустом, воровато огляделся, подобрал полы рясы и, перемахнув через плетень, порысил в сторону нашего сеновала. Двигался он странными короткими перебежками, низко пригнувшись и петляя по саду, словно сад этот находился под артобстрелом. Тем не менее очень скоро его черная сутана исчезла из поля моего зрения – монашек нырнул под наш чердак.

Несколько мгновений все было тихо, а затем закрытый люк как-то всхлипнул и словно нехотя начал приподниматься. Оторвавшись от пола на несколько сантиметров, край люка остановился и завис, будто бы раздумывая, не проще ли будет лечь на прежнее место. Однако я, одним прыжком подскочив к образовавшемуся отверстию, ухватился за приподнявшуюся створку и потащил ее вверх.

Не знаю, справился бы я с этой легкой на вид створкой, на поверку оказавшейся неимоверно тяжелой, но в последний момент в щель просунулись концы приставной лестницы. В ту же секунду лючок потерял весь свой вес и с грохотом откинулся, а я по инерции полетел в кучу сена к своим друзьям. Эти три сони дружно всхрапнули, но просыпаться и не подумали.

Когда я, выбравшись из сена, выпрямился, то увидел торчащую в проеме люка черную голову, накрытую темным капюшоном и торопливо озирающую плохо освещенное пространство чердака. Через секунду, не разглядев меня в царившем полумраке, голова тихо зашипела:

– Есть здесь кто бодрствующий?

– Есть… – прошипел в ответ я, и голова мгновенно развернулась бледным личиком в мою сторону. Это был, конечно, тот самый монах, который требовал у Портяты нашей выдачи.

– Давай, влезай сюда, – опять же шепотом предложил я голове, но она отрицательно помоталась и прошипела:

– Нельзя… Они могут лестницу убрать и запереть меня вместе с вами.

– А разве нас заперли? – удивился я почти во весь голос.

– А разве нет? – в свою очередь удивилась голова.

– Ну, вообще-то я не заметил… – задумчиво проговорил я.

– А что ж вы тогда не сбежали? – едко прошипела голова.

– Хм… Ну, во-первых, вроде как бы и незачем. А во-вторых, друзья мои уснули, будить их не хочется.

– Ничего, – злорадно пообещала говорящая голова, – Мал-то вернется, вас быстро разбудят… – И, помолчав, неизвестно к чему добавила: – Да будет поздно!

– Значит, считаешь, нам удирать надо? – неуверенно переспросил я.

– Конечно! – уверенно подтвердила голова. – И главное, удирать прямо к Епископу и отдаться под защиту Храма! Это ваш единственный шанс!

Меня очень удивило, что монах произнес слово «Епископ» так, словно оно было именем собственным, но выяснять этот вопрос не стал. Вернее, не успел. Нетерпеливо тряхнув капюшоном, голова снова торопливо зашипела:

– Только его святость сможет спасти вас от…

Но в этот момент с жутким воплем «А-й-й-я» голова исчезла из проема люка. Вместе с головой исчезли и торчавшие стойки приставной лестницы. А вот сам люк пока еще оставался открытым.

Я осторожно приблизился к зиявшему проему и заглянул в него. Лестница действительно исчезла. Во всяком случае, ее нигде не было видно. А вот монашек, вернее, черная ряса с торчавшими из нее кистями рук и ступнями ног была в наличии. Все, что осталось от монашка, совершенно неподвижно лежало точнехонько под люком. Голову не было видно – то ли он ее при падении как-то неловко подвернул, то ли она была очень плотно замотана в капюшон.

Внимательно осмотрев темнеющие внизу останки, очень похожие на небрежно брошенную на землю куклу, я жалостливо вздохнул, но в этот момент кукла шевельнулась, поскребла пальцами рук по утрамбованной земле и начала медленно и как-то неуклюже подниматься на ноги.

Я с невольным уважением наблюдал за героическим монахом, пролетевшим в свободном падении не менее шести метров и отделавшимся всего лишь легким испугом. Впрочем, «всего лишь легкий испуг» – это, конечно, явное преуменьшение. Налицо была тяжелая контузия, поскольку, поднявшись на ноги, монашек задрал вверх голову и, разглядев мою бороду в люке, поднял еще и руку. Затем своим визгливым фальцетом он грозно заорал:

– Прощай!.. Прощай и помни обо мне!..

Постояв еще мгновение в этой нелепой позе, он опустил и голову и руку и неторопливо двинулся к дороге, уже не опасаясь артобстрела.

Я снова направился было к своему окошку, но стоило мне отойти от люка, как крышка, снова всхлипнув, опустилась на место. И тут что-то остановило меня, и я, вернувшись, внимательно ее осмотрел. Деревянная крышка лежала меж досок пола, плотно утопленная в проем. Никаких колец или ручек она не имела, и открыть ее с нашей стороны было бы чрезвычайно сложно. Выходило, что монашья голова была права – нас действительно заперли.

Это обстоятельство меня встревожило, но не настолько, чтобы поднимать панику. Я медленно отошел к окну и принялся наблюдать за окрестностями.

Впрочем, наблюдать было особо не за чем. У местного населения шли обычные трудовые будни. Вернулись женщины, доившие коров, прибавилось народу на огородах, причем по величине фигурок я понял, что на борьбу за урожай вышли ребятишки. Еще пятеро мужиков на скрипучей телеге выехали за пределы деревни, так что, по моим прикидкам, в данном населенном пункте жителей практически не осталось. Если не считать девушек. Их по-прежнему не наблюдалось, но, по логике вещей, они должны были где-то быть!

Жеребец Портяты продолжал стоять у изгороди, возле хатки, а самого дружинника не было видно. Меня это несколько удивило – кавалерист, предпочитающий ходить пешком.

Таким образом прошло довольно много времени, но вот за моей спиной раздалось слабое кряхтенье. Оглянувшись, я увидел, что из кучи сена на карачках выползает маленькая фигурка, и понял, что пробудился мой гениальный друг. Он выбрался на свободное от сена место, еще немного покряхтел и наконец распрямился. Повертев головой в густом полумраке, он странным тоненьким голоском задал вопрос окружающим:

– Что, уже ночь?

А я приглядывался к нему, и меня стремительно наполняло чувство странной настороженности. Что-то с ним явно было не так! И голос этот писклявый и…

Однако на заданный вопрос требовался ответ, и я негромко буркнул:

– Нет, день в самом разгаре, только здесь окошки маловаты и темноваты.

Паша повернулся в мою сторону, заметил меня у окна и довольно скучно промямлил:

– А, Серый… Все колдуешь?

– Да нет… – в тон ему ответил я и, снова повернувшись к окну, добавил: – Просто наслаждаюсь свежим воздухом и прекрасным видом.

Паша направился в мою сторону, попискивая про себя:

– Занятие истинного философа.

Подойдя к окошку, он неласково отпихнул меня в сторону и, высунувшись в него, принялся рассматривать окружающее. А я с изумлением рассматривал его.

Надо сказать, что Пашенька никогда не был особенно высок. Во мне было без малого сто девяносто сантиметров, и он был мне где-то по плечо. Но поскольку Паша был худощав и предпочитал обувь на высоком каблуке, он всегда выглядел достаточно высоким. А теперь рядом со мной топталась довольно упитанная фигура явно ниже полутора метров. Это не могло быть следствием отсутствия каблуков, а другой причины столь резкого уменьшения его роста или увеличения объема я никак не мог подобрать. И кроме того, у меня возникло непреодолимое желание подергать его за паричок – это произведение парикмахерского искусства выглядело до неприличия натуральным. Я уже протянул руку, но в этот момент Паша надышался свежим воздухом и повернулся ко мне лицом.

Я чуть не охнул!

Нет, это безусловно был Паша Торбин, мой близкий и хороший друг. Но как он изменился! Куда девалась бледная, худощавая Пашина физиономия, так легко принимавшая выражение одухотворенного эстетства. На меня смотрела толстощекая, румяная рожа, готовая растянуться в улыбке от уха до уха!

Однако не растянулась. Видимо, после здешнего пива ей было не до улыбок. Наоборот, пристально взглянув мне в лицо, рожа брякнула:

– Чего уставился?! Хоббита не видел?!

«Хоббита!!!» – грохнуло у меня в голове. И вдруг нахлынула идиотская, но успокаивающая мысль: «Это ж не Паша, это ж – Фродо!» – и я широко улыбнулся.

– Чего лыбишься?! – тут же окрысился Фродо. – Я что, незаметно для себя анекдот рассказал?! Чем зубы скалить, лучше бы подсказал, где здесь выход? Мне отлучиться надо на пару минут… – И увидев, что я продолжаю улыбаться, гаркнул: – Пиво наружу просится!

– А выхода здесь нет, – успокоил я его, – нас заперли.

– Как это – заперли? – не понял Фродо. – Зачем?

– Хватит орать… – неожиданно пророкотало из кучи сена, а следом донесся короткий всхрап и тяжелое шевеление.

Мы совершенно забыли о наших отдыхающих товарищах и своими криками разбудили одного из них. Темная куча слегка приподнялась и из-под нее выползло нечто бесформенное, но огромное. Когда это огромное поднялось на ноги и выпрямилось, оказалось, что головой оно достает почти до крыши, хотя и стояло под самым коньком. Другими словами, если Паша здорово уменьшился в росте, то Элик, а это был без сомнения он, сантиметров тридцать прибавил. Правда, он здорово ссутулился, но зато раздался в плечах.

При своей невероятной комплекции Душегуб двигался совершенно бесшумно. Вот только что он располагался в дальнем конце чердака, а через мгновение оказался рядом с нами. И при этом ни одна дощечка достаточно хлипкого настила даже не скрипнула.

– Ну, – навис над нами здоровенный тролль, посверкивая малюсенькими красноватыми глазками, – чего разорались? Кто кого запер?

Голос его звучал грубовато, но удивительно тихо.

Фродо, совершенно не обративший внимания на коренные перемены во внешнем виде Душегуба, возмущенно воскликнул:

– Ты представляешь, Душегубушка…

Но в ту же секунду огромная, покрытая густым мехом ручища тролля, спокойно свисавшая почти до его колена, метнулась вверх, и широкая ладошища полностью накрыла круглую мордашку Хоббита.

– Орать не надо… – все так же негромко пророкотал Душегуб. – Эльнорду разбудишь… А малышке надо отдохнуть.

Затем, слегка встряхнув Фродо для пущего внушения, он снял свою длань с его рожицы. Фродо с всхлипом втянул воздух, выдохнул, снова втянул и наконец опять заговорил. Теперь уже гораздо спокойнее и тише:

– Я говорю, что Серый говорит, что нас здесь заперли. А мне очень надо наружу, потому что… ну ты сам знаешь почему.

Тролль наклонил свою огромную башку набок и, с секунду подумав, подтвердил:

– Да… Знаю… Мне тоже наружу надо…

– Ну! – мотнул головой Фродо. – А Серый говорит, что нас заперли.

– Кто? – Душегуб перевел свой светящийся взор на меня.

– Хозяева, – усмехнулся я в ответ.

– Зачем? – Душегуб, похоже, стал еще более немногословен.

– Наверное, чтобы нас задержать, – предположил я.

– Ага… – Тролль склонил голову набок и несколько секунд размышлял. Потом, ни слова не говоря, он развернулся и пошел в глубь чердака, внимательно глядя себе под ноги. Скоро он обнаружил закрытый люк.

Присев рядом с крышкой на корточки, Душегуб попытался поддеть ее ногтями, но, судя по его недовольному ворчанию, это ему не удалось. Тогда он встал рядом с люком на колени и, опершись левой рукой на настил, навис над крышкой. Мы внимательно наблюдали за манипуляциями нашего товарища, не догадываясь о его намерениях. А тролль, коротко размахнувшись, опустил правый кулак на крышку люка. Та слабо хрюкнула и… вывалилась наружу.

Мы с Фродо изумленно переглянулись, а Душегуб, не обращая на нас внимания, что-то пристально рассматривал внизу. Впрочем, его наблюдения длились недолго. Через пару секунд он пробормотал что-то вроде:

– Ох-хо-хо, – и несколько неуклюже вывалился вслед за крышкой.

Мы мгновенно бросились к люку, но, выглянув, никого под ним не обнаружили – Душегуб пропал. Только расщепившаяся на две половины крышка люка валялась на утрамбованной земле. Усевшись рядом с отверстием, мы ненадолго задумались.

Нет, придумать что-нибудь мы вряд ли смогли бы, а думали мы недолго просто потому, что вскорости под нами появился довольно улыбающийся Душегуб. Он посмотрел на нас снизу и пророкотал:

– Ну вот, все в порядке.

Потом, пару раз мигнув и почесав затылок, он спросил:

– А чегой-то вы там сидите? Вылезайте…

Фродо лег перед люком на живот, свесил голову в проем и едко поинтересовался:

– Вылезать? Ты что, не видишь, сколько здесь лететь надо? Я тебе хоббит из рода Мохноногов, а не летучая мышь из отряда вампиров. Я планировать не умею. Ты что, дылда, хочешь, чтобы я ножки себе поломал?

– Да ладно, прыгай, я тебя поймаю. – добродушно предложил тролль и встал прямо под люком. Расстояние, которое требовалось пролететь, и вправду здорово сократилось.

Фродо недоверчиво посмотрел на Душегуба и, громко вздохнув, принялся выбираться наружу. Ногами вперед. Когда его мохнатые ноги повисли над бездной, он жалостливо посмотрел на меня и пропыхтел:

– Помоги мне, а то я сорвусь…

Мне было непонятно, что значит сорвусь, если он и так собирался наружу, но я все-таки уцепился в остатки его желтой рубахи. Фродо, кряхтя, перевалился через край люка и повис, зацепившись короткими пальчиками за край настила.

– Ну давай, прыгай! – подбодрил его снизу Душегуб.

– А ты меня правда поймаешь? – жалобно пропищал хоббит.

– Правда, правда, – уже несколько раздраженно заверил тролль.

– Ты меня нежно лови, – попросил хоббит, – а то, если ты меня грубо поймаешь, я описаюсь…

Ни я, ни, похоже, Душегуб не поняли, что он имел в виду под словом «нежно», а переспросить не было никакой возможности, поскольку сразу вслед за сказанным Фродо разжал пальчики и со свистом пошел вниз.

Фродо напрасно беспокоился. Поскольку Душегуб в своей прошлой жизни был регбистом, поймать в воздухе маленького хоббита для него не представляло труда. Так что через мгновение хоббит крепко стоял на своих мохнатеньких ножках.

Недолго стоял. Едва ощутив под собой твердую землю, он, даже не поблагодарив своего поимщика, бросился к кустам на берегу речки. Душегуб насмешливо покачал головой и пробормотал:

– Эк как приперло беднягу…

Потом он поднял голову и предложил:

– Теперь ты давай.

Однако вместо того чтобы сигать в дырку, я, наоборот, отодвинулся от нее.

Снизу донеслось насмешливое:

– Чего, старче, боишься?

Наклонившись над проемом, я спокойно ответил:

– Нет, Душегубушка, просто у меня здесь еще дела есть…

Оставив тролля размышлять о том, какие такие дела задерживают меня на чердаке, я поднялся на ноги и двинулся в сторону кучи сена. Там по-прежнему царил мрак, лишь слегка разбавленный отсветом из открытого мной окошка и проломленного троллем люка. Подождав, чтобы глаза привыкли к отсутствию освещения, я тихо позвал:

– Машеус…

Темная куча сена ответила молчанием. Я позвал погромче:

– Машеус…

И снова молчание.

Тут я вспомнил, какими из этой кучи выползли хоббит с троллем, и с легкой запинкой произнес:

– Эльнорда…

И сено сразу зашевелилось, зашелестело, а затем из нутра кучи донеслось сонно-недовольное:

– Ну, чего надо?

– Эльнорда, пора вставать, – погромче и построже произнес я. – Хватит дрыхнуть!

– Ничего не хватит! – капризно ответили из ку-чи. – И вообще у меня сегодня нет первых двух пар!

Я даже не сразу сообразил, что девчонка имела в виду, но потом вспомнил, что она студентка, а каникулы коротки.

– Эльнорда! – Я намеренно сделал особое ударение на имени. – Вставай, нам пора уходить!

– Ой! – ответили из кучи встревоженно, и сено энергично зашевелилось прочь от меня. Потом раздался глухой стук и тихое шипение. Сено зашевелилось в другую сторону, и, наконец, из него показалась белокурая голова.

Эльнорда огляделась спросонья и выпрямилась. Я заметил, что в руке у нее был зажат длинный зеленый узел. В отличие от предыдущих персонажей, покинувших ту же кучу сена, в Машеусе не было заметно каких-либо существенных изменений.

Эльф между тем окончил осмотр помещения и тревожным шепотом поинтересовался:

– А где остальные?

– Они уже покинули сей гостеприимный приют, – высокопарно ответил я.

– Вот как? – удивилась Эльнорда.

– Сейчас его покинешь и ты, – тут же пообещал я и, взяв ее за руку, повел к светлевшему в настиле проему.

Заглянув в него, мы увидели две физиономии, с явной тревогой наблюдавшие за люком. Фродо уже успел вернуться из своего путешествия к прибрежным кустикам и выглядел вполне удовлетворенным. Увидев нас, оба мифических существа радостно заулыбались, а Душегуб призывно вытянул вверх руки. Однако Эльнорда не поняла его приглашения и растерянно поинтересовалась:

– А как же мы спустимся без лестницы?

– Да просто прыгнем вниз… – беспечно ответил я.

– Прыгнем вниз?! – В ее голоске зазвучало привычное изумление.

– Да, – подтвердил я, – прыгнем вниз, а Душегуб нас поймает.

Эльнорда зачарованно посмотрела вниз на улыбающуюся физиономию тролля, а когда она снова перевела глаза на меня, я увидел, что они из серо-голубых стали ярко-зелеными. Даже – изумрудными. Их уголки приподнялись и слегка оттянулись к вискам, а все ее округлое личико вытянулось, его черты утончились. И румянец со щек пропал, уступив место какой-то матовой бледности. А когда она протянула мне свой узелок, я был поражен изысканной грацией ее движения. Передо мной стоял самый настоящий эльф.

Она со вздохом отцепила от пояса свой Рокамор и тоже протянула мне. Потом посмотрела вниз и приказала:

– Фродо, дружок, отступи в сторонку!..

Хоббит немедленно отскочил шага на четыре от Душегуба. Эльнорда примерилась и, крикнув:

– Лови! – сиганула в проем.

Когда я через мгновение высунулся посмотреть на результат этого лихого прыжка, она уже покоилась в могучих лапах тролля, суровая рожа которого блаженно улыбалась.

– Душегубушка, ты собираешься меня на землю поставить или так и будешь на руках таскать? – прозвенел колокольчиком мелодичный эльфийский голосок.

Тролль заметно смутился и позволил Эльнорде встать на землю. А потом, явно пытаясь скрыть свое смущение, посмотрел на меня и рявкнул:

– Ну давай, прыгай!

– Не торопись… – спокойно ответил я и направился к своему окошку. Подобрав около окна свой посох, я неожиданно для самого себя аккуратно прикрыл оконную створку и повернул задвижечку. Затем, вернувшись к проему, я совсем уже собрался сигануть в лапы могучего тролля, как вдруг мне в голову пришла странная мысль. Я нагнулся над проемом и негромко попросил:

– Душегуб, друг милый, отойди немного в сторону…

– Но я тогда не смогу тебя поймать… – недоуменно ответил тот.

– А кто сказал, что меня надо ловить? – все так же негромко спросил я.

Тролль в ответ только пожал плечами. И тут в наш разговор вмешалась Эльнорда, успевшая уже выйти из-под настила:

– Душегуб, иди ко мне, Гэндальф вполне может позаботиться о себе сам, и если он говорит, чтобы ты ему не мешал, значит – не мешай.

Тролль нерешительно потоптался и медленно направился к стоящим на травке Эльнорде и хоббиту.

А я, чуть прикрыв глаза, представил себе, как от обреза проема до самой земли вырастает прочная лестница. «Нет! – тут же мысленно поправил я сам себя. – Не лестница, а эскалатор! И я так важно съеду вниз, что у них рты пооткрываются!»

И до того мне захотелось с шиком съехать на эскалаторе на землю, что я долбанул в настил своим резным посохом, щелкнул пальцами и, не глядя, шагнул в проем люка…

Шагнул и медленно, по наклонной стал опускаться к земле, словно действительно находился на бегущей лестнице. Оказавшись внизу на утрамбованной площадке, я гордо посмотрел на своих друзей. Они, как я и ожидал, стояли с разинутыми ртами и не сводили с меня ошарашенных взглядов. Лишь минуту спустя Фродо первым захлопнул варежку, а потом неожиданно смачно плюнул и озвучил свое отношение к происшедшему:

– Вот зараза серая! А меня прыгать заставил! Да еще с переполненным мочевым пузырем!!!

После этого комментария я, признаться, несколько сконфузился. Однако Эльнорда меня выручила:

– А мне понравилось прыгать, и как меня Душегуб подхватил, понравилось! – Она улыбнулась сутулому троллю, а потом снова повернулась к Фродо: – И вообще, кончай ныть, каждый спускается, как может.

Фродо в ответ только махнул рукой, а эльфийка, словно ничего необычного не произошло, спросила бодрым голосом:

– Ну что, мальчики, куда мы теперь направимся?!

– Я предлагаю драться! – неожиданно и невпопад заявил тролль. Мы дружно посмотрели на него и увидели, что он, приложив свою широченную ладошку козырьком ко лбу, пристально разглядывает нечто, скрытое плетнем и придорожными кустами. Глянув в том же направлении, мы увидели только здоровенный шлейф пыли, лениво поднимавшийся к небу. По дороге кто-то скакал в сторону нашей деревни, и Душегуб, похоже, видел, кто это скачет.

Тролль бесшумно метнулся садом в сторону стола, за которым мы пировали, а Эльнорда забрала из моих рук свой сверток и кинжал. Кинжал она тут же прицепила на пояс, а сверток положила на траву и принялась быстро разворачивать. Когда из-под ее зеленого плащика показался кончик лука со спущеннойтетивой, я поднял глаза к небу и мысленно застонал – это ее оружие было, на мой взгляд, самым неподходящим средством для защиты или нападения. Только такая повернутая на английской сказке девочка, как Машеус, могла вообще видеть оружие в этой палке с веревкой.

Но эльфийка продолжала сноровисто распаковывать свое вооружение, и через мгновение все мои критические мысли буквально окаменели. Моему изумленному взору предстал длинный, изящно изогнутый лук, составленный из точеной деревянной перекладины и двух рогов неизвестного животного. Быстрым движением Эльнорда согнула это произведение искусства и накинула на свободный конец лука петлю тетивы, явно свитой из чьих-то сухожилий. Наконец она выдернула из-под ткани свой самодельный колчан, расшитый непонятными узорами, в котором покоилось три-четыре десятка стрел, оперенных серым пером дикого гуся.

Девушка выпрямилась, закидывая одновременно колчан за плечо, и строго кивнула Фродо:

– Позаботься о моем плаще…

В этот момент рядом с нами выросла махина Душегуба, в мохнатой лапе он держал свою чудовищную дубину. И на этот раз эльфийка его совершенно не испугалась, а наоборот, посмотрела на тролля с немым одобрением.

Фродо быстро скатал эльфийский плащ и спрятал его за пазуху.

И тут мы услышали со стороны дороги довольно громкий голос:

– Где они? – и невнятно окающий ответ:

– На чердаке, на сеновале. Там еще… – И дальше очень невнятно.

– Отлично! – ответил первый голос, и через несколько секунд между деревьями сада замелькало несколько фигур, явно военного обличья.

Я внимательно пригляделся. Если спутники Мала, включая и нашего знакомого Портяту, казались простыми мужиками, нарядившимися в кольчуги и нацепившими мечи ради забавы, то эти ребята явно были профессионалами. Они двигались между деревьями бесшумно и быстро, посверкивая обнаженными клинками и прикрываясь круглыми кавалерийскими щитами. Их было человек двадцать, и они сразу рассыпались цепью, собираясь, видимо, окружить наш сеновал. В середине цепи двигался высокий, закованный в вороненые пластинчатые доспехи великан, его голову венчал глухой сверкающий шлем, украшенный странным костяным гребнем. Рядом с ним неуклюже топал Портята.

И в этот момент резко прозвучал звонкий девичий голос:

– Стойте, где стоите! Первого, кто пошевелится, я прикончу на месте!

Я бросил быстрый взгляд на нашу спутницу. Она стояла выпрямившись, со стрелой, наложенной на тетиву. Но лук еще был опущен.

Окружавшие нас вояки замерли, как я сразу понял, не потому, что услышали Эльнорду, а потому, что их начальник вскинул вверх руку. После этого командир отряда повернулся к Портяте и что-то негромко ему сказал. Дружинник коротко кивнул в ответ и, быстро расстегнув пояс, положил его на траву вместе с мечом. Затем он поднял вверх руки и громко прокричал:

– Конец, скажи своей девчонке, чтобы она не стреляла. Гвардейцы не будут двигаться, а я подойду поближе. Надо поговорить!

– Подходи! – крикнул я в ответ, а Эльнорде одними губами прошептал: – Следи за ними и стреляй при первом же движении в нашу сторону.

– Хорошо, Серый, – усмехнулась эльфийка.

Портята подошел и остановился шагах в восьми от нас. Он молчал, неспешно нас рассматривая, а я тоже не торопился вступать в разговор. Наконец он усмехнулся и покрутил головой:

– Сильны вы, ребята! И с пивом справились, и с чердака зачарованного спустились…

– Давай-ка, друг Портята, о деле, – перебил я его славословие.

– О деле так о деле, – охотно согласился тот. – Его величие правитель Качей прислал за вами почетный эскорт. – Портята бросил взгляд на замерших гвардейцев и пояснил: – Вот этот…

– А у нас создалось впечатление, что у этого эскорта не совсем миролюбивые намерения… – усмехнулся я в ответ.

– Нет, это действительно эскорт, – добродушно прогудел Портята. – Но я предупредил воеводу, что где-то рядом отирается чернорясник, вот они и развернулись боевой цепью.

– Что? Двадцать гвардейцев испугались одного монашка? – снова усмехнулся я.

– Этот монашек, да при поддержке своего господина, может быть гораздо опаснее двадцати гвардейцев! – серьезно и многозначительно ответил Портята.

– Ну, не знаю… – задумчиво проговорил я. – Из моего с ним общения я бы такого вывода не сделал.

– Так он все-таки до вас добрался! – огорченно воскликнул Портята.

– Добрался, добрался, – подтвердил я. – И рассказал много очень интересного. Например, о том, что единственное наше спасение – это Епископ. Только он может уберечь нас от… призрака!

Произнося эти слова, я внимательно наблюдал за своим собеседником. Он не казался мне слишком уж хитрым человеком, и я рассчитывал на его достаточно откровенную реакцию. И действительно, по выражению его лица было видно, что он очень огорчен моим контактом с монашком. Однако никакого смущения при упоминании о призраке он явно не испытывал. Наоборот, он тут же подхватил эту тему:

– А про кадавра епископского он ничего не говорил?

– Нет… – слегка растерялся я. – А что за кадавр?

Портята на секунду задумался, а потом вздохнул:

– Если все рассказывать, получится длинная история… Да и не все я знаю. А только у нашего Епископа та же нужда в вас, что и у правителя Качея. Потому Качей и такую охрану выслал, что боится, как бы вас рыцари Храма не отбили. Для Епископа…

– А что ж этот Епископ сразу своих рыцарей за нами не послал? – подал свой голос Фродо.

– Он, может, и послал, – быстро ответил Портята. – Да только путь до цитадели рыцарей Храма неблизкий. За несколько часов не обернешься. Вот Епископ и прислал своего человечка. Поговорить с вами и поглядеть, что вы за птицы такие!

– Так, может быть, когда его человечек доложит, кто мы такие, Епископ потеряет к нам интерес? – снова завладел я разговором, стрельнув глазом в сторону болтливого хоббита.

– Ничего ему его человечек докладывать не будет, – прищурил глаз Портята. – Я так понимаю, человечек этот – кукла заводная. А беседовал да разглядывал вас сам Епископ. Посредством этой самой куклы.

Я живо вспомнил, как выглядел монах после своего падения из нашего люка, и понял, что Портята прав! Это действительно была кукла. А дружинник между тем продолжил свои умозаключения:

– Да и снять заклятие с чердачного люка простой черноризец вряд ли смог бы… Не-е-т, это точно сам Епископ был.

– Ладно, – прервал я его размышления, – с Епископом все более или менее ясно. А что ты можешь сказать об ожидающем нас призраке?

Портята задумчиво почесал плохо выбритую щеку.

– Призрак, говорят, действительно в Замке есть… Только, опять же, видят его только те, кто в призраков верит. А кто не верит – тому он не показывается. Да… А вот кадавр епископский, тот всем показывается… Ну, тем, кого ему показывают. Вот в него сложно не поверить.

– Значит, ты советуешь принять приглашение правителя? – звонко спросила Эльнорда, и в ее голосе мне снова послышались серебряные колокольчики.

– Да, – серьезно ответил Портята, глядя прямо в глаза эльфийке. – Если бы я думал по-другому, я служил бы Епископу!

Мы помолчали, а потом я спросил, не отводя взгляда от Портяты:

– Ну, что скажете, ребята? Какие будут ваши мнения?

– Призраки, кадавры… – первым подал голосок Фродо. – Не хочу я ни к Качею, ни к Епископу!

И вдруг его тонкий голосок запнулся и сменился знакомым Пашиным чуть хрипловатым баритоном:

– И вообще мне в Москву пора!

Я резко повернулся в его сторону и увидел испуг на круглой мордашке хоббита, словно он сам не понял, что такое сказал!

Но никто больше, похоже, не обратил внимания на эту странную фразу. Тем более, что слово взял тролль. Опершись на свою палицу, Душегуб коротко прорычал:

– А мне все равно куда идти! Я ни призрака, ни кадавра не боюсь! И Качея с Епископом я тоже видал в ответственном месте!

Это выступление тут же поддержала белокурая эльфийка:

– Душегубушка сказал самую суть! И потом, мы все равно хотели познакомиться с главным в этой игре! Пошли к Качею!

– Так, – подвел я черту, – мнения ясны. Идем в Замок. Только сначала проверим показания нашего дорогого Портяты… Не в обиду ему будет сделано…

И повернувшись к командиру гвардейцев, или, как его назвал Портята, к воеводе, крикнул: – А ну-ка, любезный, подойди ближе!

Тот немедленно пошагал к нам.

Когда он остановился рядом с Портятой, я приказал:

– Сними шлем!

Он, покопавшись в подбородочных ремешках, стянул свой головной убор, и нашим взорам предстало худое скуластое лицо с длинным крючковатым носом, тонкими губами и близко посаженными водянисто-голубыми глазами. Его длинные, прямые седоватые волосы были примяты шлемом и слегка взмокли. Рот его презрительно кривился, словно ему было крайне неприятно беседовать со столь незначительными людьми, а тем более нелюдью, но глаза быстро перебегали по нашим лицам, стараясь определить, какой гадости можно ожидать от нас в следующий момент.

Я посмотрел ему прямо в глаза и, пожелав самого в этот момент сокровенного, взмахнул правой рукой и щелкнул пальцами.

В ту же секунду лицо воеводы разгладилось, приняв умиротворенное выражение, а глаза остановились и сделались совершенно безразличными, будто погрузились сами в себя. А я самым спокойным тоном спросил:

– Повтори в точности полученный тобой приказ.

– Доставить в Замок в целости и сохранности группу, называющую себя Братство Конца. Ни в коем случае не допустить, чтобы эта группа попала в руки Епископа.

На неподвижном лице воеводы шевелились только губы. Они словно жили отдельно от всей его физиономии и, только договорив до конца, вновь слились с ней.

Портята с нескрываемым изумлением следил за допросом воеводы, и когда тот доложил требуемое, перевел взгляд на меня и прошептал:

– Да, Гэндальф Серый Конец, ты великий чародей!

Я пожал плечами и снова обратился к воеводе. На этот раз громче:

– Воевода!

Тот моргнул, словно в глаза ему ударил луч света, и перевел свой вновь осмысленный взгляд на меня.

– Портята уговорил нас принять приглашение правителя Качея. Мы посетим его Замок!

– Тогда прошу Братство Конца проследовать за мной! – пробасил в ответ воевода и, круто повернувшись, пошагал в сторону улицы, прилаживая на ходу свой шлем на то место, на котором он и должен был находиться.

Уже через несколько минут мы были в седлах посланных за нами коней и, сопровождаемые двумя десятками гвардейцев, скакали в Замок правителя Качея. Правда, наш доблестный Фродо скакал, сидя перед одним из гвардейцев. Его маленькие ножки не доставали до стремян, и он вынужден был смириться с необходимостью стать пассажиром.

Глава четвертая

Не надо пугать меня призраком!

Призрак – явление неестественное

и поэтому несуществующее!

Предсмертный хрип задушенного привидением

Воевода был неразговорчив. Похоже, он догадывался, что с ним учинили какую-то унижающую его достоинство штуку, но никак не мог припомнить, какую именно. Поэтому на мои вопросы, задаваемые в пылу скачки, отвечал коротко и неохотно. Правда, я тоже больше спрашивал, чем рассказывал о нашем Братстве, хотя именно оно воеводу очень интересовало. Так что, сами понимаете, беседа у нас протекала весьма своеобразно.

И все-таки мне удалось узнать, что зовут его Шалай – воевода левой руки, что под началом у него в мирное время гвардейский полк Рыси, а во время боевых действий – весь левый фланг королевской рати. Что на этот раз его поставили во главе всего лишь гвардейской двадцатки только из-за срочности и серьезности дела, а также ввиду возможности нападения рыцарей Храма. Что вообще-то рыцари Храма – это шайка ублюдков, не умеющих как следует держать оружие, но ухо с ними надо держать востро, потому что горазды на всякое подлое колдовство.

Правда, из коротких фраз Шалая можно было сделать заключение, что Качей и сам поколдовать не прочь, но сильно уступает в этом деле Епископу.

Вот за этой милой беседой мы и преодолели большую часть пути. Я все время оглядывался на своих спутников, пытаясь оценить их состояние, и с радостным удивлением видел, что и Душегуб, и Эльнорда прекрасно держатся в седлах. Они скакали с двух сторон от гвардейца, везшего Фродо, словно составляли почетный караул маленького хоббита. А тот вовсю вертел головой, разглядывая окрестности, и даже пытался повернуться к везшему его всаднику, чтобы что-то спросить.

Наша кавалькада перевалила через вершину холма, и дорога плавно пошла под уклон. Зеленое солнце повисло над самым окоемом леса, а оранжевые небеса потемнели до светло-коричневого оттенка. На горизонте, там где дорога распарывала надвое темную стену леса, замаячила высокая густо-черная башня. Словно отрубленный корявый палец царапал траурным ногтем коричневеющее небо.

Я, собственно, сразу сообразил, что мы приближаемся к месту назначения, однако, стараясь поддержать разговор, поинтересовался:

– Это, что ли, и есть Замок правителя?

– Он самый… – коротко бросил Шалай.

И тут у меня возник новый вопрос:

– Слушай, воевода, а почему вы Качея называете правитель? Если он в государстве главный, то он должен иметь какой-то более однозначный титул – король там или герцог…

На этот раз воеводина башка, засунутая в глухой шлем, повернулась в мою сторону и так долго разглядывала меня сквозь узкую прорезь, что я испугался, как бы Шалай не въехал куда-нибудь не туда.

Наконец он снова перевел взгляд на дорогу и глухо, гораздо глуше, чем до этого, пробормотал:

– Это ты у него спроси.

– А ты, значит, не в курсе? – закинул я удочку «на слабо».

– Скажу только, что у нас есть королева! А при существующей королеве может быть только правитель. Все остальное – государственная тайна, и не мне распространяться на эту тему.

Он помолчал, а затем чуть громче добавил:

– Я не политик!

– А королеву мы, значит, не увидим? – продолжал я цепляться к нему.

Он снова резко повернул голову в мою сторону, но на этот раз его взгляд был покороче. А его ответное бормотание можно было понять как:

– Может, и увидите, а может, и нет… Как получится…

Что получится, я не успел уточнить. Впереди что-то негромко громыхнуло, и между нашим отрядом и приближающимся Замком поперек дороги протянулась ровная огненно-красная черта. Воздух над ней заколебался, словно от сильнейшего жара, и начал стремительно уплотняться.

– Вперед! Вперед!!! – с чудовищной силой рявкнул воевода и послал своего здоровенного жеребца наметом.

Весь отряд рванулся за своим предводителем, однако только лошади, оказавшиеся под членами Братства Конца, были способны держаться рядом с воеводским жеребцом. Краем глаза я заметил, что гвардеец, везший Фродо, начал заметно отставать от нашей группы. Чуть придержав свою лошадь, я позволил ему поравняться со мной и заорал хоббиту:

– Прыгай ко мне!

Но тот вцепился руками в гриву лошади и, прильнув к ее спине, казалось, меня не слышал. Зато сам гвардеец прекрасно расслышал мой крик и, что гораздо важнее, хорошо, видимо, представлял, чем грозит ему и Фродо отставание. Поэтому он на секунду бросил поводья и, ухватив хоббита за остатки одежки, главным образом за ремень, поддерживавший зеленые штанишки, оторвал его от лошади и швырнул в мою сторону.

Вы никогда не видели хоббита, летящего по воздуху между двух несущихся бешеным галопом лошадей? Можете поверить – это незабываемое зрелище!!! За эту секунду я испытал невероятное эстетическое удовольствие. Гораздо большее, чем сам Фродо, если судить по его воплю.

К счастью, бросок был безукоризненно точным, и свободный вопль Фродо оборвался неким натужным всхлипом, когда он опустился животом прямо на спину моей лошадки.

Я бросил поводья и правой рукой уцепил Фродо за многострадальный ремень и, не заботясь об удобстве его езды, снова послал лошадь вдогонку за жеребцом воеводы. И она вновь смогла достать лидера.

Наша бешеная скачка длилась не более двух десятков секунд, но за этот короткий промежуток времени отряд успел растянуться на пару десятков метров. Так вот, проскочить над пламенеющей чертой удалось только первым семи всадникам!

Едва мы пересекли струящееся над чертой марево, как за нашей спиной что-то звонко лопнуло. Воевода, а за ним и те, кому удалось прорваться, стали постепенно умерять бег лошадей и через несколько метров совсем остановились. Оглянувшись, мы увидели, что струящаяся завеса превратилась в стеклянисто поблескивающую преграду, за которой никого не было. Только когда Шалай указал рукой, я заметил далеко, почти на горизонте, скачущий во весь опор остаток нашего отряда.

– Вот гад!.. Зеркало поставил!.. – глухо донесся из-под шлема голос воеводы.

– Какое зеркало?! – тут же пропыхтел лежащий перед моим седлом Фродо и раздраженно добавил, обращаясь уже ко мне: – Ну да посади же ты меня!

Я с удивительной легкостью приподнял хоббита и посадил его на лошадь «по-женски», обеими ногами в одну сторону.

Воевода не повернул головы в сторону «нелюди», однако ответом все же удостоил:

– Какое? Известно какое, магическое! Все, кто в нем отразился, отброшены за горизонт и даже не знают об этом. Скачут сейчас как ни в чем не бывало…

– Как это – как ни в чем не бывало?! – возмутился Фродо. – Нас же нет среди них! Что ж, они этого не видят?!

Из-под шлема раздался гулкий смешок:

– И мы с ними скачем… Вернее, наши тени. Все, кто сквозь Зеркало прошел, теряют свои тени.

Вся моя троица принялась оглядывать землю вокруг себя в поисках собственных теней и ничего не нашла. А малыш Фродо чуть придушенно поинтересовался:

– Навсегда?

– Нет, пока Зеркало стоит…

– Так давайте его разобьем! – радостно завопил хоббит.

Душегуб тут же поднял свою дубину и двинулся по направлению к стеклянной преграде. Однако его тут же остановил рев из-под шлема:

– Стой!!! Не приближайся к Зеркалу!!! – А затем, уже значительно тише, Шалай пояснил: – Это же не просто стекло, это магия! Ты что же думаешь, магическую вещь можно уничтожить простой дубиной?!

– Но ведь это Зеркало можно уничтожить? – мягко вступил в разговор я.

– Можно… – ответил Шалай, повернув в мою сторону разрез своего шлема. – Магией. Но для этого надо быть сильнее Епископа. В Искусстве…

И в этот момент по стеклянистой преграде прошла мягкая волна и на наших глазах из нее навстречу нашим скачущим по дороге гвардейцам выступили два всадника в серебристых рыцарских доспехах на вороных лошадях. Всадники держали в левых руках круглые выпуклые щиты, а в правых сжимали длинные копья.

Их появление настолько поразило меня, что я даже не сразу понял, что произнес воевода, и лишь через мгновение до меня дошел смысл сказанного:

– Именно этого я и боялся…

– Что происходит? – резко бросил я ему, начиная не на шутку раздражаться.

– Рыцари Храма не успевали нас перехватить. Поэтому Епископ удлинил с помощью Зеркала нашу дорогу и через него же перебросил рыцарей нам навстречу. Интересно, сколько их будет?..

Только сейчас я почувствовал в его голосе тревогу. Он явно опасался за своих людей. Но долг был для него все-таки важнее. Поэтому уже через мгновение он, коротко бросив:

– И все-таки Епископ опоздал! Рыбка-то ускользнула! – начал поворачивать своего жеребца в сторону Замка.

А из Зеркала на дорогу выехала еще пара рыцарей.

– Вперед! – приказал Шалай и уже собрался пришпорить своего коня, но я остановил его:

– Одну секунду, воевода!

Меня трясло от едва сдерживаемого бешенства, неизвестно откуда во мне поднявшегося. Трясло до такой степени, что было трудно разжать зубы, так что моя фраза получилась не слишком внятной. И тем не менее она остановила Шалая.

– Я не собираюсь оставлять наших людей на расправу этим малознакомым мне рыцарям Храма! – все так же маловразумительно прорычал я. Затем я тронул свою лошадь и направился в сторону поблескивающего Зеркала. Когда до него осталось не более пяти метров, я тихо приказал Фродо: – Закрой глаза! – и медленно поднял левую руку, вцепившуюся мертвой хваткой в мой изузоренный посох. Как я не выпустил его во время недавней бешеной скачки, сам не пойму, но только он был со мной.

Слегка утолщенное навершие посоха оказалось на одном уровне с моим глазом, так что можно было подумать, будто я прицеливаюсь из невиданного оружия. И в этот момент все сжигавшее меня изнутри бешенство выбросилось через левую кисть в светлое древко, поднялось по нему вверх, и из деревянного шара, венчающего посох, в мерцавшее передо мной стекло ударил тонкий зеленый луч чудовищной энергии!

Раздался мелодичный перезвон, и стеклянистая преграда мгновенно покрылась множеством мельчайших трещин. В следующее мгновение она осыпалась тающими на лету осколками!

Надо сказать, что как раз в этот момент из Зеркала выбиралась очередная пара рыцарей. К сожалению для них, они были всего лишь на полпути к цели, и когда Зеркало рассыпалось, на дороге оказались только две, аккуратно обрезанные половины всадников – зрелище, надо сказать, крайне неприятное!

А вот гвардейцы Качея показали действительно поразительную выучку. Едва только на волшебном стекле появились первые трещины, они выдернули из ножен мечи и во главе со своим воеводой бросились на стоявшую поперек дороги четверку серебристых рыцарей. Осколки Зеркала еще не долетели до земли, а Шалай, его гвардейцы и прибившийся к ним Душегуб уже насели на противников, не давая им опомниться и пустить в дело свое длиннющее оружие. Собственно говоря, только один из рыцарей сумел шустренько уронить свое копье и вытянуть из ножен меч, двое его партнеров были порублены в капусту, не успев выпустить бесполезных копий из пальцев, а один получил Душегубовым корневищем по макушке, от чего его шлем вмялся внутрь до самой шеи. Оставшийся шустрец тоже отбивался недолго – им занялся лично Шалай и управился за пару минут.

После этого побоища воевода подъехал ко мне, снял шлем и склонил голову в церемонном, но несколько неуклюжем поклоне.

– Гэндальф Серый Конец, я должен извиниться перед тобой!

Надо сказать, что после такого вступления я слегка растерялся и не сообразил, чтобы такое ему ответить. Но он и не ждал ответа.

– Я сомневался в том, что ты достоин носить звание волшебника, и подозревал в тебе самозванца! Только что ты рассеял мои сомнения, и я прошу у тебя за них прощения!

Он замолчал, продолжая держать свою голову склоненной. Краем глаза я заметил, как все три гвардейца, соскочившие с лошадей и нашаривавшие что-то в изрубленных доспехах рыцарей Храма, замерли, а затем выпрямились и уставились, вытаращив глаза, на своего воеводу. И тут до меня дошло, что Шалаю совсем не свойственно приносить кому бы то ни было извинения, а потому мне следовало как-то ответить на его выступление. Я выпрямился в седле, положил руку на плечо верного Фродо и с подобающим достоинством произнес:

– Ну что ж! Ошибаться может каждый, но далеко не каждый может вот так открыто и смело признать свою ошибку! Я, в свою очередь, был рад рассеять твои сомнения!.. Теперь твой доклад правителю Качею будет более полным и объективным!

Я хотел было протянуть ему руку для пожатия, но сразу же передумал – кто их знает, какое значение имеет для этих ребят подобный жест.

Воевода поднял голову, и его губы тронула едва заметная улыбка. Он медленно водрузил на место свой замечательный шлем и уже из-под него пророкотал:

– Не думаю, что Епископ успеет приготовить нам какую-нибудь новую гадость, но все равно нам надо спешить. Мы должны прибыть в Замок до ночи.

Для стоявших возле своих лошадей гвардейцев это было равносильно приказу. Через секунду они были в седлах, и мы двинулись дальше по дороге довольно спокойной рысью.

– Серый, ты не обратил внимание на одну странную вещь? – негромко спросил меня Фродо через пару минут, не поворачивая свою мохнатую голову.

– Какую именно? – так же негромко переспросил я. – Странных вещей произошло с утра достаточно много.

– Ты видел, как наши орлы разделались с этими самыми рыцарями?

– Ну?

– А крови-то не было ни капли!.. Когда Душегуб проломил этому серебристому башку, я даже глаза закрыл, думал, сейчас всю дорогу мозгами забрызгает. А из этого продавленного котелка ни кровинки не выступило. И Шалай своему супротивнику башку отсек, только каска по дороге забренчала, а крови опять же не было!.. А?

Признаться, я совершенно не обратил внимания на эти действительно необычные детали. Более того, если бы хоббит не задал свой вопрос, я над этим и не задумался бы. А сейчас мне стало как-то не по себе. Что ж там было, внутри этих серебристых доспехов?! Что же это за существа такие – рыцари Храма?!

Остаток нашего пути прошел без приключений, если не считать того, что отставшая часть отряда догнала нас уже буквально перед воротами Замка. И вид у них был довольно обалделый. Я понял, что когда мне удалось разбить Зеркало, мы, вернее, наши тени, исчезли у них на глазах и тут же образовались далеко впереди. Было от чего прийти в смятение.

Однако никаких расспросов со стороны отставших не последовало. Во-первых, в Качеевой гвардии, как я понял, не было принято задавать вопросы старшим по званию, а во-вторых, мы уже въезжали на подъемный мост Замка.

Ворота Замка, собранные из огромных дубовых плах, окованных полосовым железом, при нашем приближении медленно, словно бы сами собой, распахнулись, пропуская нас в довольно мрачный двор. Напротив замковой стены, метрах в сорока от нее, высилось главное здание, вернее даже – дворец Замка, нависая над двором своими пятью этажами. По обеим сторонам от него стояли двухэтажные хозяйственные постройки. Таким образом, замковый двор представлял собой самый настоящий каменный колодец.

Мы соскочили с лошадей, причем мне пришлось помочь Фродо, и следом за Шалаем направились к центральному входу. Над высокими, узкими двустворчатыми дверями, при полном отсутствии ветра, тяжело развевалось атласное полотнище знамени. Мы все четверо остановились и одновременно посмотрели на это знамя. На ярко-зеленом фоне светился золотом поднявшийся на дыбы единорог. Золотой зверь был настолько чудесно вышит, что в мерном колыхании знамени казался совершенно живым.

– Я смотрю, вам понравилось королевское знамя… – раздался из дверей голос Шалая. – Однако нам надо успеть к правителю. До захода солнца осталось несколько минут, а после захода он никого не принимает!

Братство Конца тут же двинулось к дверям, привычно поделившись на пары – мы с Душегубом оказались впереди, а Эльнорда с Фродо за нашими спинами.

Миновав двери, мы оказались в большом, округлом зале с высокими, в два света, стенами, обшитыми темным деревом и украшенными великолепными шпалерами. Из середины зала вверх и к дальней круглой стене уходила беломраморная лестница, с такими же мраморными перилами на точеных столбиках. У дальней стены она делилась на два рукава, струящихся направо и налево вдоль стены и оканчивающихся небольшими круглыми балконами, на которые выходили чистые белые двери.

На третьей ступени лестницы в гордом одиночестве стоял крошечный человечек, можно даже сказать, карлик, в чрезвычайно ярком, вычурном наряде. Поверх ярко-красной шелковой рубашки на нем была надета короткая желтая курточка, расшитая многочисленными красными лентами и кружевами. Зеленые короткие, но очень широкие штанишки были также украшены лентами и кружевами, золотисто-желтого цвета. Желтые чулочки со стрелками удерживались зелеными муаровыми подвязками. На ногах у карлика красовались синие туфли на высоких серебряных каблучках.

Голова у этого существа была абсолютно лысой, зато на подбородке красовалась рыжеватая бородка, напоминающая непомерно растолстевшую эспаньолку. При полном отсутствии усов она выглядела весьма пикантно. В левом глазу лысого карлы поблескивал монокль такого размера, что было непонятно, как он его туда смог запихнуть, зато правый глаз был крепко зажмурен.

Карлик стоял в вольной третьей позиции, сцепив коротенькие ручки на уровне пупка, и со скучающим видом рассматривал сквозь свою лупу настенные шпалеры.

Нас эта замечательная личность, казалось, совершенно не замечала.

Поскольку Шалай, увидев этого бородатого, близорукого и одноглазого франта, остановился не доходя до лестницы, мы с Душегубом остановились тоже. Ребята, выйдя из-за наших спин, остановились рядом с нами, и вся наша четверка уставилась на расписного малорослого аборигена. Рядом с ним наши не совсем обычные наряды казались весьма заурядными.

С минуту в зале висело молчание, а затем карлик перевел свой вооруженный взгляд на воеводу и немедленно заверещал тоненьким голоском:

– А-а-а! Шалайчик вернулся!.. Ну что, заарестовал этих пивохлебов? Или, может, им сбежать удалось?!

– А ты когда это успел в Замке объявиться?! – странно придушенным голосом поинтересовался воевода.

– Когда, когда! – передразнил его карлик и, не обращая на нас никакого внимания, включил свою пищалку на полную громкость: – Ты из Замка убрался – я и объявился! И сразу начал у всех выспрашивать: «А где это мой друг Шалаюшка? А куда это он подевался?!» И представь себе мое состояние, когда я узнал, что ты на особо ответственном задании! Что тебе надо с риском для жизни заарестовать и доставить немедленно живыми или мертвыми каких-то четырех злодеев, насмерть перепугавших Мала двенадцатого и выпивших все пиво в окрестностях Замка. Ну, Мал-то кузнечика увидит – перепугается, а вот за выпитое пиво с них надо спросить по всей строгости! Ишь ты, пива им в немереных количествах подавай! А как это пиво людям достается…

Этот хлыщ мог, видимо, бесконечно болтать по поводу выпитого моими друзьями пива, но в этот момент Душегуб шагнул вперед и грубо оборвал его монолог совершенно беспардонным вопросом:

– Это еще что за клоп в кружевах?!

Несмотря на то что карлик, как я уже говорил, стоял на три ступеньки выше нас, его макушка едва доставала Душегубу до пупка. Кроме того, на плече тролля покоилась его верная дубина. Так что по всем законам человеческой психологии «клоп в кружевах» должен был здорово испугаться. Однако этого не произошло. Напротив, карлик оглядел Душегуба презрительным взглядом снизу вверх, задумчиво погладил свою эспаньолку и, повернувшись к Шалаю, поинтересовался:

– Ты где откопал этого плюшевого верзилу?

Но воевода не стал отвечать на хамский вопрос карлы, а, словно опомнившись, шагнул на лестницу и коротко пробормотал:

– Не до тебя сейчас! Мы к правителю опаздываем!

И тут карлик шустро прыгнул в сторону, загораживая Шалаю дорогу, и пронзительно запищал:

– А вы уже опоздали! Я для этого здесь и поставлен, чтобы предупредить тебя. С докладом явишься завтра поутру, а заарестованных пивоманов – в правый флигель и по камерам!

– Как, сразу всех четверых? – задал воевода весьма растерянным тоном несколько непонятный вопрос.

– Ага! – с необъяснимой радостью подтвердил карлик. – Девку и мохноногого малыша в середку, а мохнатого дылду и старикана – по краям!

В то же мгновение Душегуб протянул свою огромную лапу и, ухватив карлика за шкирку, поднял его до уровня своего лица:

– Ты кого это девкой назвал?.. – ласково, почти шепотом, поинтересовался тролль у местного распорядителя.

Тот скосил оснащенный линзой глаз вниз, словно прикидывал расстояние до пола, потом снова пригладил свою бороденку и задумчиво, будто бы про себя, пропищал:

– Что, переросток шерстнатый, справился с маленьким да покалеченным…

Но это обращение Душегуба отнюдь не смутило. Он тряхнул своим кулаком так, что у карлика мотнулась голова и растрепалась эспаньолка, и повторил свой вопрос:

– Я тебя, вошь бородатая, спрашиваю: кого ты девкой назвал?

– Кто вошь, кто вошь?! – неожиданно заверещал карлик, дергая ручками и ножками. – Совсем, что ли, ослеп – не видишь, кого в лапе держишь! Так я тебе свою моноклю дам поносить! Нашел тоже вошь! Вот ручки! Вот ножки! Какая же я вошь!.. – А затем взвизгнул почти в ультразвуке: – А ну поставь меня сейчас же на ножки!!!

Могу сказать без преувеличения, что этот вопль потряс всех присутствующих. Даже Душегуба, хотя он и не показал виду. Наоборот, еще пару секунд подержав карлика в своей лапе, он угрожающе пробурчал:

– Если ты еще раз позволишь себе оскорбительное высказывание в адрес прекрасной Эльнорды, я тебя раздавлю, как самую настоящую вошь вместе с ручками, ножками, бороденками и моноклями!

И после этого разжал свой кулак.

Карлик камнем рухнул вниз с трехкратной высоты собственного роста. Однако у самого пола его падение резко замедлилось, и на глазах у изумленной публики он аккуратно встал на ноги. Но удивиться как следует он нам не дал, потому что тут же уселся на ступеньку, обхватил двумя руками собственную правую ногу, прижал ее к своей груди и завопил во всю силу своего фальцета:

– Ой-ой-ой! Зверюга безмозглая! Гризли говорящая! Шкура немытая! Чтоб из тебя мягкую игрушку сделали! Чтоб у тебя ухи отпали! Сломал мне ножку! Ну совсем, гад, оторвал! Как я теперь с одной правой ходить-то буду! О-о-о, моя любимая левая ноженька! Съедят теперь тебя, отделенную от тулова, собаки!..

– Ногу поменяй, – прервала Эльнорда своим музыкальным голоском его причитания.

– Чего? – не понял карлик.

– Ногу, говорю, поменяй! – повторила Эльнорда. – По твоей версии тебе левую оторвали. Что ж ты правую нянчишь?

Вот тут карлик и растерялся. Он выпустил из рук оторванную ногу и принялся ее разглядывать через свою лупу. А Эльнорда повернулась к воеводе:

– Не знаю, где правитель взял этого недомерка, видимо, в каком-то бродячем цирке. Но он мне надоел! Не будешь ли ты столь любезен, не проводишь ли ты нас в отведенные нам казематы?

– Ну какие казематы, госпожа! – смущенно пробормотал Шалай и покосился на Душегуба. – Просто в правом флигеле расположены комнаты для гостей… Отдельные…

– В казематы их! – вскочил на ноги карлик. – А этого, шерстнатого, на цепи! Чтобы лапы свои загребущие не распускал! Ишь ты, моду взял, левые ноги отрывать! Эдак в королевстве скоро все без левых ног останутся!

Тролль зарычал и повернулся в сторону бесстрашного карлы, но тут уж я остановил его:

– Душегуб, оставь карлика в покое! Не видишь, он тебя специально провоцирует.

– Кто карлик?! Кто карлик?! – тут же переключился карлик на меня. – Думаешь, бородищу отрастил, сразу всех оскорблять можно! Еще шляпу нацепил, старикашка длинномерный! Я, может, еще длиннее твоей бороду отпустить могу! А еще Конец называется! Еще разобраться надо, чей ты Конец! Еще…

В этот момент я не выдержал и щелкнул своими могучими пальцами. Карлик продолжал широко разевать свой рот, но больше ни звука не было слышно. Мы в полном молчании, но с глубоким интересом наблюдали за его попытками докричаться до нас. Наконец в растопыренном моноклем глазу появилось недоумение, потом растерянность, а потом паника. Но своих беззвучных воплей карлик не прекращал. Физиономия его от натуги покраснела, и он уже практически не закрывал рта.

Именно в этот момент с верхней площадки лестницы раздался спокойный голос:

– Твист, прекрати орать! Ты мешаешь правителю!

Карлик мгновенно захлопнул рот, а его монокль вывалился из глазницы, открыв крошечный испуганный глазик. Голос между тем продолжал отдавать распоряжения:

– Воевода левой руки, ты недопустимо задержался. Немедленно отведи гостей в предназначенные им апартаменты и возвращайся к себе. Завтра утром у тебя доклад правителю.

Шалай молча развернулся и, махнув нам рукой, двинулся вправо, под лестницу.

Карлик сел на ступеньку и горестно подпер ручкой свою щеку.

Под лестницей оказалась малоприметная дверка, в которую и нырнул наш воевода. Мы последовали за ним и оказались в коридоре, едва освещенном настенными бра. Свечи в них были вставлены через один, и их слабые огоньки уходили вперед редкой цепочкой, пропадая в дальней темноте.

Однако, несмотря на царивший здесь полумрак, Шалай бодро затопал вперед, по-видимому, хорошо зная дорогу. Мы, выстроясь цепочкой, шагали следом за нашим провожатым. И снова получилось так, что впереди шел я, а замыкал нашу компанию Душегуб.

Странный это был коридор – голые оштукатуренные стены без единой двери или арки, без какого-либо намека на вентиляцию, и в то же время абсолютно чистый, словно только что выметенный и протертый мокрой тряпкой.

Впрочем, по этому бесконечному, полутемному коридору мы шли совсем недолго. Уже через пару десятков шагов Шалай остановился, что-то неразборчиво промычал себе под нос и ткнул пальцем в правую стену. Его рука провалилась в штукатурку по локоть. Воевода удовлетворенно хмыкнул:

– Нам сюда… – и исчез в стене.

Я, слегка заколебавшись, шагнул за ним и тут же остановился.

Мы с Шалаем стояли в небольшом уютном холле. Паркетный пол был застлан пушистым ковром, стены отделаны темным деревом и ткаными шпалерами. В потолке неярко светились два закрытых матовым стеклом светильника. Эта совершенно пустая комната имела четыре абсолютно одинаковые двери.

Тут меня несильно толкнули в спину и тонкий хоббитский голосок недовольно проворчал:

– Посторонись, другим тоже хочется пройти.

Я отступил на пару шагов, и в холл ввалились мои друзья, ничуть не удивленные столь необычным переходом.

Все трое стали немедленно озираться, разглядывая помещение, а Шалай сделал широкий жест в сторону дверей:

– Вот ваши комнаты. Как сказал правитель, крайние предназначены для тебя, Гэндальф Серый Конец, и уважаемого Душегуба, а средние – для госпожи и вашего маленького товарища.

Фродо недовольно покосился на воеводу, но промолчал. Мы с Душегубом оглядывали маленькую прихожую со все возрастающим недоверием. А эльфийка, не говоря ни слова, направилась к одной из средних дверей, открыла ее, заглянула внутрь и, встав в дверном проеме, помахала нам точеной ладошкой:

– Спокойной ночи, мальчики!

Дверь за ней захлопнулась. Мы переглянулись и также потянулись к дверям предназначенных для нас комнат. Краем глаза я заметил, как Шалай огорченно покачал головой и нырнул в настенный гобелен.

Комната, в которой я оказался, была не слишком велика, и значительную ее часть занимала большая, довольно высокая железная кровать, украшенная большими никелированными шарами. В дальнем углу красовался умывальный столик весьма распространенной дачной системы: емкость с водой над краником и емкость для воды под раковиной. Рядом с этим гигиеническим устройством располагалось и второе, весьма напоминавшее тюремную парашу. «Вот мы и в каземате…» – невольно подумалось мне.

С другой стороны кровати я обнаружил небольшой, похожий на журнальный, столик, на котором был накрыт весьма легкий ужин – несколько бутербродов с сыром и кувшин с пресловутым пивом. Даже кружки не было! Весь этот «каземат» освещался уже знакомым потолочным светильником.

Я уже заканчивал осмотр, когда моя слегка приоткрытая дверь захлопнулась и вполне явственно щелкнул запершийся замок. Подойдя к двери, я обнаружил, что внутренняя ручка отсутствует. Надо сказать, что и окна в комнате не было.

Усевшись на неудобную высокую кровать, я принялся за свой ужин, пытаясь хоть как-то осмыслить происшедшее за день.

Медленно сжевав четыре сухих бутерброда с пресным сыром и категорически отказавшись от пива, я так ни к чему в своих рассуждениях и не пришел.

Я не мог себе объяснить, каким образом после утренней попойки мои товарищи изменились таким кардинальным образом. Полностью, прошу прощения за каламбур, преобразились. Их внешнее обличье стало полностью соответствовать их игровым образам. Машеус так даже за весь день ни разу не изумилась! А Паша! Он совершенно перестал почесывать голову под париком. И при этом вся троица воспринимала окружающее как нечто само собой разумеющееся! А ведь то, что нас окружало с самого утра, вообще ни в какие ворота здравого смысла не лезло. И ни на какую ролевую игру все происходившее совершенно не было похоже.

Тут мой взгляд упал на непочатый кувшин, и в голове взорвалось: «ПИВО!!!»

Конечно, наша встреча с Малом, его приспешниками и странными селянами произошла до достопамятной пьянки, но ведь ребята изменились как раз после пива! Ну точно, все изменения в них произошли на чердаке, пока они спали!

«Хотя стоп», – осадил я сам себя. Я-то пива не пил! Кроме того, мои манипуляции с собственным слухом и зрением, с непонятными энергиями и чужими воплями были весьма похожи на самое обыкновенное колдовство!

Я в раздражении дернул себя за мешавшую бороду и чуть не взвыл от боли.

Вскочив с кровати, я заметался по комнате в поисках хоть какого-нибудь зеркала, но ничего, что бы отразило мою физиономию, так и не нашел.

Чуть успокоившись, я с садистским удовлетворением подумал: «Какой классный клей мне достался…» и решил исследование бороды оставить на завтра.

«И вообще, утро вечера мудренее, – решил я, немного успокаиваясь. – Вот завтра проснемся у себя в палатке, а то, глядишь, и родной квартирке в Москве, и будем потом вспоминать этот странный сон…»

С этой успокоительной мыслишкой я скинул с себя свой замечательный костюмчик и, оставшись в тренировочном костюме, нырнул под одеяло. И стоило мне улечься, как свет на потолке погас и помещение погрузилось во мрак.

Однако проснулся я не в собственной московской квартире и даже не в шалашике, а в той же железной кроватке. И разбудил меня совершенно чудовищный вопль, произведенный мелодичным эльфийским голоском.

Я выскочил из-под одеяла и, несмотря на кромешную тьму, в одно мгновение оказался около запертой двери. Вспомнив, что на ней нет даже ручки, я с яростью пнул ее ногой, и тут же в моей голове блеснула идея. Меня, правда, немного останавливала некоторая нескромность этой идеи, но следующий не менее душераздирающий вопль помог идее сформироваться в жгучее желание. А после этого мне оставалось только привычно щелкнуть пальцами, что я и сделал.

Под потолком слабо затлели шесть матовых светильников. Настолько слабо, что я еле-еле разглядел стоявшие в ряд четыре железные кровати, на двух из которых, словно встревоженные суслики, восседали Фродо и Душегуб, а на третьей лежала, спрятавшись под одеялом с головой, Эльнорда. Я не знаю, почему я сразу решил, что под одеялом именно она, просто никого другого там не должно было быть.

Все это я смог мгновенно охватить взглядом, поскольку, как и было заказано,стены между нашими комнатами и холлом исчезли, и мы все четверо оказались в одном помещении.

Фродо очень быстро пришел в себя и, ничему не удивляясь, соскочил со своей кровати и подбежал к постели девушки.

– Ты чего визжишь на весь Замок?! – шепотом, но очень строго спросил он у спрятавшейся фигуры. Та завозилась под одеялом, и через мгновение сквозь приоткрывшуюся узенькую щелку блеснул огромный испуганный глаз.

Увидев стоящего перед ним хоббита, опоясанного неким подобием полотенца, глаз моргнул, и из-под одеяла выбралась довольно растрепанная белокурая голова нашей эльфийки. Она осмотрелась и облегченно прошептала:

– Ой, Фродушка, это ты! Какое счастье!

Потом, осмотревшись внимательнее, она слегка повысила голос:

– Ребята, а как вы все здесь оказались? Да еще вместе со своими кроватями?

И Фродо, и Душегуб, словно сговорившись, уставились на меня.

– Очень просто… – недовольно пробормотал я. – Ты так завизжала, что я с испуга развеял в пыль все стены внутри наших апартаментов! Теперь хозяевам придется проводить здесь капитальный ремонт!

– Вот как? – тут же запищал Фродо. – Шпалеры жалко… Красивые шпалеры на стенах были…

И он задумчиво почесал свою толстую щеку.

– В следующий раз, когда наша подружка завизжит, я постараюсь тщательно продумать, что уничтожать, а что пощадить! – едко заметил я, а потом, уже спокойнее, обратился к девчонке:

– Давай рассказывай, с чего это ты так верещала?

Эльнорда вздрогнула и принялась озираться вокруг. Не обнаружив ничего ужасного, она тихо заговорила:

– Меня разбудило какое-то странное прикосновение. Как будто по моей щеке провели легкой влажной тканью. А когда я открыла глаза, то увидела такое…

Она замолчала и оглядела наши напряженные лица.

– Вы только не смейтесь, но это было такое небольшое белое облако, напоминающее своей формой человеческую фигуру. – Она еще раз тревожно на нас посмотрела и добавила: – Женскую фигуру… И оно, это облако, вроде бы меня трогало…

– А оно, это облако, ничего тебе не сказало? – мягко поинтересовался Фродо, и блеск в его глазках мне очень не понравился.

– Сказало… – Эльнорда восприняла вопрос хоббита совершенно естественно. – Оно сказало: «Какая хорошенькая…»

– Ну что ж, я с этим облачком согласен, – тихо пробурчал Душегуб со своей кровати.

– Все ясно! – в полный голос пропищал хоббит и, развернувшись, затопал к своему спальному месту.

– Да? – живо откликнулась эльфийка. – И что тебе ясно?!

Фродо снова уселся на своей постели, прикрылся одеялом, выставив из-под него свои мохнатенькие ноги, и сообщил:

– Слуховые, зрительные и осязательные галлюцинации, сопровождаемые неудержимым визгом!.. Последствия нездорового образа жизни.

– Это какого такого образа жизни?! – сразу окрысилась наша красавица.

– А кто еще утром последний кувшин пива прикончил? Чужой, между прочим, кувшинчик! Так небось и вечером пивком побаловалась! А головка слабой оказалась, не выдержала нагрузки! Вот перевозбужденный алкоголем мозг и начал выкидывать фокусы! – Фродо, довольный своим диагнозом, оглядел компанию.

Однако компания восприняла его умозаключение в штыки.

Душегуб бодро соскочил со своей кровати и неслышным шагом направился в обход постельки Эльнорды в сторону хоббитского логовища, на ходу угрожающе ворча:

– Ты, мохноногий, брешешь на прекрасную девушку и за это получишь по харе…

Сама эльфийка тоже спустила ноги с кровати, прикидывая, чем бы прикрыться, и одновременно обращаясь к Фродо с благим обещанием:

– Щас я твою меховую башку на крепость проверю… Ты у меня не такие галлюцинации увидишь!

Но мне удалось остановить обоих мстителей буквально двумя фразами:

– А мне кажется, Эльнорда видела настоящего призрака. Помните, я с Портятой на эту тему беседовал…

Все трое замерли, вспомнив нашу беседу перед отъездом в Замок.

Через секунду последовал вопрос хоббита, сразу снявшего с обсуждения свое объяснение случившегося с Эльнордой:

– А что же нам теперь делать?

– Я предлагаю улечься и подождать, пока этот призрак снова появится. А потом с ним побеседовать… По-дружески…

Молчание – знак согласия, поэтому я решил, что мое предложение принято, вернулся в свою кровать и улегся, накрывшись одеялом.

Эльфийка и тролль, лишь мгновение поколебавшись, последовали моему примеру. Последним улегся Фродо. Ему, похоже, совсем не хотелось знакомиться с каким-то там призраком, но спорить с Братством он не посмел.

Стоило нам улечься, как свет в потолке погас, и мы снова оказались в темноте.

Несколько долгих-долгих минут ничего не происходило. Ребята, поначалу настороженно притихшие, принялись сперва ворочаться, укладываясь поудобнее, потом посапывать, а потом и похрапывать.

Впрочем, судя по доносившемуся сопенью и пыхтенью, заснули Фродо и Душегуб. Эльнорда лежала притихшая, но явно бодрствовала.

Мало-помалу и мои глаза начали слипаться. Я уже решил, что нашу молоденькую эльфийку и вправду мучают во сне кошмары, и, повернувшись на бок, совсем уже собрался заснуть, но именно в этот момент в нашей общей спальне раздался слабый стон.

Естественно, сон мой как рукой сняло. Я принялся таращиться в темноту и наконец заметил, как из потолка прямо над кроватью Эльнорды потекло слабое белесое сияние, действительно слегка напоминающее нечто облачное – туман или пар. Довольно быстро это сияние сформировалось в расплывчатую фигуру, вполне сходную с женской. Я бы даже сказал, с девичьей. Как только фигура полностью оформилась, снова раздалось:

– О-о-о-х! – на этот раз гораздо громче.

И тут же последовало растерянное восклицание Эльнорды:

– Ну вот опять!.. А эти… терапевты недоделанные уже спят!

На этот эльфийский вопль, произнесенный шепотом, со стороны облачка последовал незамедлительный ответ:

– Ну вот опять!.. Она опять не спит!.. – И после короткой паузы несколько растерянно: – А если ее опять попробовать напугать, она снова завизжит!

– Конечно, завизжу! – обиделась эльфийка. – А зачем ты меня пугаешь?!

– Так ты же не спишь! – в свою очередь обиделось облачко. – Вот и приходится тебя пугать! Только почему ты визжишь?!

– А что же мне делать, если ты меня пугаешь?! – возмутилась эльфийка.

– Как что?! Падать в обморок! – ответила возмущением ее собеседница.

– С какой это стати? – Эльфийка села в постели.

Облачко скользнуло несколько в сторону от возмущенной девушки и замогильным шепотом, в котором, впрочем, явно читалась некоторая растерянность, пробормотало:

– Так я же тебя пугаю!.. У-у-о-о-х!..

Эльнорда в негодовании всплеснула голыми руками:

– Снова с вас по рубль двадцать!

– Как? – переспросило облачко.

– Ты хочешь, чтобы я визжать начала! – зло прошептала Эльнорда, не отвечая на предыдущий вопрос.

– Нет… – шепнуло в ответ облачко.

– Так что ж ты меня пугаешь!

– Ну, ты же не спишь, вот…

И облако замолкло, понимая, что их содержательный разговор поехал по третьему кругу. В комнате на секунду повисло молчание, но Эльнорда тут же нарушила его:

– А сурки эти спят! Потом опять скажут – галлюцинация!

– Спят только терапевты… – вмешался я в разговор со своим шепотом. – А психиатры все на посту…

– Ой, Серенький, ты не спишь!.. Ты его тоже видишь?! – страшно обрадовалась Эльнорда.

Зато облачко, растерянно шепнув:

– Ох, здесь еще кто-то… – метнулось к спасительному потолку. Однако я остановил его, грозно прошептав:

– Стой, Качеев призрак!

Облако замерло, наполовину срезанное потолком, словно жуткий призрачный сталактит, а затем медленно вернулось в комнату и так же медленно, даже, я бы сказал, угрожающе, двинулось в мою сторону. Подлетев почти к самому моему лицу, оно свирепо зашипело:

– Чей я призрак?!

И тут я увидел лицо. Призрачное, полупрозрачное, совершенно белое девичье лицо с тонкими, правильными чертами и огромными, широко распахнутыми глазами… без радужной оболочки и зрачков.

Может быть, кого-то этот призрак и мог испугать, а на меня его вид подействовал совершенно оглушительно. Внезапно я понял, что за этого призрака, за эту неземной красоты девушку я готов по капле отдать свою кровь или выпустить кишки любому, кто посмеет обидеть ее. А призрак между тем снова пошевелил изящно очерченными белыми губами, и я опять услышал шепот:

– Повтори, что ты сказал! Чей я призрак?

Я хотел ответить ей, но у меня в горле поселился какой-то пушистый комок, который никак не хотел ни выходить наружу, ни проваливаться внутрь моего организма. Может быть, я и попытался пошевелить губами, но толку от этого не было. А призрак упорно ждал ответа. И тут у него за спиной прозвучал совершенно спокойный шепот Эльнорды:

– Что ты привязалась к Гэндальфу? Оставь его в покое, я все тебе объясню.

И призрак тут же оставил меня в покое, метнувшись поближе к эльфийке.

– Так вот, – продолжила та. – Когда нас сманивали к правителю Качею, один странный монашек предупредил Серого, что в Замке имеется некий призрак. Причем этот монашек делал намеки в том смысле, что нам этого призрака надо опасаться… Опасный этот призрак, поняла? Вот Серый и решил, что ты и есть тот самый Качеев призрак.

Пока Эльнорда давала необходимые пояснения моим словам, комок в моем горле несколько рассосался и я смог, правда, с некоторым трудом, произнести:

– Прости меня, если я невзначай тебя обидел. Но судя по твоей реакции, ты не слишком жалуешь правителя Качея. Может быть, мы могли бы чем-то тебе помочь? Если ты расскажешь нам, что с тобой произошло…

Облачко медленно отплыло от эльфийки и приблизилось ко мне. Я снова увидел это незабываемое лицо. Только теперь на нем была написана такая душевная мука, словно своим вопросом я напомнил ей какую-то жуткую, какую-то немыслимо тяжелую историю.

Но постепенно черты лица разгладились. Оно вообще несколько расплылось и смазалось, как будто успокоившись. И после долгого молчания в комнате прозвучал тихий шепот:

– Хорошо. Я расскажу вам свою историю…

И снова последовало молчание. А потом шепот потек неостановимо и непрерываемо.

– Я – королева этой страны, Кина Золотая… – Призрак слегка запнулся и через силу уточнил: – Вернее, то, что от нее осталось. Я унаследовала престол после своего деда, которого называли Кин Синий. Моя мать умерла родами, а мой отец, Кин Зеленый, пропал без вести, когда мне не было и шести лет. Дед же дожил до семидесяти восьми лет и передал мне королевские регалии за два дня до собственной кончины.

Кроме королевства, этого замка и всего прочего, я унаследовала и его двор… В смысле, придворный штат. Первым советником Кина Синего был королевский канцлер, которого звали Ваго Качеев. Он стал и моим первым советником. Когда я стала королевой, мне было всего восемнадцать лет, и я считала, что раз уж люди верой и правдой служили моему деду, то и мне будут служить так же… Очень скоро мне пришлось убедиться в том, как сильно я заблуждалась.

Буквально через несколько дней после моей коронации у первого советника короны появился свой первый советник. Кто он был и откуда взялся, я не интересовалась. Когда он впервые появился на моем утреннем выходе, я спросила, что это за мерзкая рожа, и Ваго ответил мне, что это его советник и что я вижу его первый и последний раз. И он сказал правду! Потому что три дня спустя меня не стало.

Нет, меня не убили – по законам моей страны убийство верховного правителя карается немедленной и очень мучительной смертью. Причем смерть эта наступает вне зависимости от чьего-либо желания.

Видите ли, основатель нашего королевского рода, достопамятный Кин Цветной, был к тому же и очень могущественным волшебником. Именно он составил и привел в действие заклинание, которое карает смертью любого, замыслившего или исполнившего покушение на короля, а также любого, кто оказывал содействие в этом злодействе. Так что просто убить меня возможности не было.

Но эти два негодяя нашли средство обойти оберегающее заклинание. Они с помощью магии разделили мои тело и душу. Фактически меня не стало, но при этом я и не умерла!

Ваго, как первый советник короны, в отсутствие прямых наследников стал правителем королевства. Но только он дважды просчитался!

Во-первых, он не смог отыскать королевские регалии! А он очень рассчитывал найти их и провозгласить себя наследным королем. Имей он эти артефакты у себя, он вполне мог бы рассчитывать на то, что охранное заклинание сочтет его законным наследником. Но мой дед слишком часто, как первую заповедь, повторял мне, что никто в королевстве не должен знать местонахождения королевских регалий. Настолько часто, что я перепрятала их сразу, как только получила. И они не будут найдены никогда!

И во-вторых, его сообщник здорово его надул. После того как моя душа покинула тело, он вместо того, чтобы замуровать его в стене Замка, а именно это ему было приказано сделать, вывез его и спрятал в заранее приготовленной резиденции.

Вообще, как оказалось, этот советник советника подготовился к операции гораздо лучше своего хозяина. Поэтому теперь его называют Епископ, он имеет в своем распоряжении довольно мощную армию в лице рыцарей Храма и располагает королевским телом, то есть тоже имеет надежду узнать местонахождение королевских регалий!

Призрак умолк, и в комнате застыла тишина. За время его, вернее, ее рассказа я немного пришел в себя. Нет, я по-прежнему был готов отдать за Кину свою жизнь, однако сейчас я уже был способен мыслить гораздо хладнокровнее, поэтому у меня возникло несколько вопросов к королеве. Глуховато кашлянув, я приступил к допросу:

– Ваше величество не объяснило своего стремления во что бы то ни стало лицезреть Эльнорду спящей или без сознания…

Призрак так же глуховато кашлянул, то ли передразнивая меня, то ли находясь в некотором смущении.

– Ну-у-у… – не торопясь начал он, и я понял, что сей бестелесный дух и вправду смущен. Поэтому я торопливо перебил его:

– Ваше величество вполне может сказать правду. Мы все поймем правильно…

Дух недоверчиво хмыкнул, а потом словно про себя пробормотал:

– Раз уж я рассказала главное, то скрывать детали, видимо, действительно не стоит… Так вот, – продолжило это милое привидение уже для нас. – Дело в том, что душа, лишенная тела, субстанция крайне нестойкая. В течение буквально нескольких дней она истончается, обесцвечивается и затем совершенно растворяется… Пропадает! Поэтому, чтобы обеспечить ее достаточно длительную сохранность, необходимо давать ей возможность некоторое время проводить в живом теле.

– Так тебе нужно было мое тело! – вскричала Эльнорда. – Что ж ты прямо мне не сказала! Я сейчас постараюсь заснуть, а ты его займешь… На время моего сна…

– Я думаю, что все не так просто, – мягко перебил я Эльнорду. – Продолжайте, ваше величество…

Но призрак отвлекся от темы разговора.

– Что ты все меня «ваше величество» называешь?! – неожиданно придвинулся он ко мне. – Во-первых, я не так уж долго успела побыть королевой и не привыкла к своему титулу, а во-вторых, твой возраст вполне позволяет обращаться ко мне на «ты»!

Во второй части фразы я уловил легкий сарказм, вызванный непонятной обидой, и это меня тоже почему-то обидело.

– Во-первых, – немедленно ответил я, – тебе, ваше величество, к своему титулу все-таки необходимо привыкать! Ты же, безусловно, вернешь себе престол! А во-вторых, не настолько я и стар! А в-третьих, ты все-таки закончи свою мысль по поводу захвата призраками чужих тел…

Бедное привидение после этих моих слов буквально отпрянуло от меня, словно я сказал некую чудовищную непристойность. Однако через секунду, явно нехотя, продолжило свои пояснения:

– Я действительно поселяюсь в телах людей, которых приводит в эти комнаты правитель… Это позволяет мне пока еще сохраняться в более или менее приличном виде, я даже память практически не потеряла. Но чужое тело, или вернее будет сказать – тело, несущее чужую душу, – слишком быстро… амортизируется…

– Помирает… – проворчал я себе под нос, но это едва слышное слово привело призрак несчастной королевы просто в ярость.

– Да!!! Помирает!!! Да!!! Я эгоистична и ради сохранности своей души уморила уже несколько десятков человек!!! Только не вам меня судить!!! Вот когда окажетесь на моем месте, тогда и будете рассуждать!!!

– Ваше величество, – тут же вмешалась по-женски сообразительная Эльнорда, – не обращайте на Серого внимания. Просто у него, как у всякого инженера, есть идиотская привычка все уточнять и конкретизировать… Ты лучше объясни, почему не можешь долго находиться в чужом теле?

Призрак сделал несколько изящных кругов под потолком комнаты, причем у меня появилось впечатление, что он собирается броситься на меня. Как ни странно, я этому даже обрадовался, до того мне хотелось еще раз рассмотреть вблизи это прекрасное лицо. Однако она сдержалась и, зависнув над кроватью эльфийки, принялась растолковывать ей непонятную деталь, игнорируя мое присутствие. И тут я обратил внимание на то, что уже давно не слышу мерного похрапывания двух других своих друзей. Видимо, они пробудились и внимательно прислушивались к нашей беседе.

– Спящий человек или человек, потерявший сознание, – это просто тело, которое покинула душа. Вот вы думаете, что засыпаете от усталости, потому что телу нужно отдохнуть. А на самом деле отдых требуется душе! Именно душе необходимо хотя бы на короткий срок освободиться от этой телесной оболочки, чтобы набраться сил для последующей вещной жизни. И в это освобожденное от души тело вполне может вселиться другая душа. Душа, лишенная собственного тела.

– Хм, – еле слышно донеслось со стороны кровати, на которой притаился Фродо.

Призрак дернулся и, слегка отстранившись от постели Эльнорды, замолчал. С минуту в комнате царила тишина, а затем призрак продолжил свои рассуждения:

– Только тело бессознательно стремится отторгнуть чужую душу, как, впрочем, и любой другой орган, поставленный взамен утерянного. К тому же его собственная душа стремится занять свое законное место, и это еще сильнее воздействует на тело, разрушая его… – Призрак немного помолчал и задумчиво добавил: – Вот если бы у меня были близкие родственники, я смогла бы существовать в родственном теле очень долго… Почти год. И потом мне было бы легче обходиться некоторое время без телесной оболочки… А так мне в любом случае осталось не больше полугода…

И призрак замолчал надолго, мечтая, видимо, о родственном теле.

– Значит, Качей поставляет для тебя временные тела? – нарушил я ее раздумья своим очередным вопросом. – А зачем он это делает?

Призрак издал горестный стон, а потом тихо-тихо ответил:

– Он просто не дает мне пропасть… Ему больше не от кого узнать, где спрятаны королевские регалии, так что, поддерживая мое существование, он поддерживает собственные надежды на корону… И кроме того, он может подвергнуть меня пыткам только тогда, когда моя душа находится в теле… Хотя он вполне способен пытать и душу…

– Вот гад! – не выдержал Фродо.

Призрак на это высказывание прореагировал на удивление мягко. Лишь слегка повернувшись в сторону лежащего под одеялом хоббита, он ответил:

– Ради власти и богатств идут и не на такое… Вы бы знали, какие он придумывает для меня пытки… Два дня назад, например, он вызвал из небытия дух моего деда и на моих глазах развеял его в прах…

После этих слов Душегуб сел на своей кроватке и прорычал:

– Пора с этим Качеем разобраться…

– Но ведь есть возможность вернуть тебе, ваше величество, твое тело? – быстро задал я главный мучивший меня вопрос.

Призрак немного помолчал, а потом медленно двинулся в мою сторону. Приблизившись, он остановился так, что наши глаза оказались совсем рядом, друг напротив друга, и долго вглядывался в мои зрачки. Потом прекрасное, но лишенное красок лицо королевы Кины отодвинулось и она тихо пробормотала:

– Ты действительно не так стар, как хочешь казаться… – И только после этого достаточно громко ответила: – В принципе это возможно… Только надо сначала найти мое тело, а потом совершить ритуал возвращения души… Только при этом должны обязательно присутствовать оба злодея…

Чуть помолчав, она неожиданно добавила:

– Если бы я последовала второму совету своего деда, ничего подобного со мной, возможно, вообще бы не случилось!

– Какому совету? – тут же переспросил я.

– Больше внимания уделять изучению магии, – ответил призрак. – В Замке имеется самая большая в этой стране библиотека магической литературы и самый знающий хранитель этой литературы. Его зовут Твердоба, и он был поставлен на эту должность еще моим прадедом, хотя по его виду совсем не скажешь, что ему далеко за двести! Дед мне все время твердил, что Твердоба очень много знает и по-настоящему предан нашей семье. А я так и не успела обратиться к нему… Да нет, – перебила она сама себя, – не «не успела», а не захотела! Была совершенно уверена в собственной неуязвимости! Вот за это и поплатилась!

И в этот момент облачная фигура неожиданно колыхнулась и начала таять. А до нас донесся удаляющийся шепот:

– Рассвет близко… Мне пора вас покинуть…

И призрак растаял. Правда, для меня не окончательно. Перед моим мысленным взором застыло бледное, лишенное красок, но тем не менее прекрасное девичье лицо, и я прекрасно понимал, что теперь уже никогда его не забуду.

Душегуб соскочил со своей кровати, и над ним тут же слабо затлел светильник.

– Значит, так! – рубанул он воздух здоровенным мохнатым кулаком. – Завтра идем к этому самодельному прелату, забираем его и королевское тело, возвращаемся сюда, и эти два прохвоста немедленно сварганят этот самый возвратный ритуал!

– А если они не захотят? – резонно прозвучал тонкий голос хоббита.

– А если они не захотят, то я сделаю так, что ихним душам тоже некуда будет возвращаться. Я им обоим все ихние органы перепутаю, и у них обоих будет полное отторжение!

– Но королеве это вряд ли поможет… – вступила в разговор эльфийка.

Тролль угрюмо засопел, словно мы собственными руками отняли у него двух злодеев. Вот только возразить ему на замечание Эльнорды было нечего, да и авторитет эльфийки среди тролльского состава нашего Братства был необычайно высок. Так что все мы замолчали и глубоко задумались.

Наконец я, на правах руководителя Братства, подвел черту под прениями:

– Самое главное – то, что мы хотим помочь Кине. Завтра мы пообщаемся с этим негуманоидом, Качеем, и, возможно, сможем выработать более толковый план действий. А сейчас нам надо поспать, я думаю, больше на наши тела никто покушаться не будет.

Мы снова молча улеглись. Свет погас, и мы… заснули.

Глава пятая

Внутреннее содержание человека,

как правило, формирует его внешний вид.

Поэтому, если перед вами узкий лоб

и скошенная нижняя челюсть,

вы можете быть уверены, что

видите преступную личность…

Старый учебник криминалистики

Мое утомленное сонным бредом сознание медленно выплывало из объятий Морфея навстречу славным трудовым будням. Первой, еще слабой, но все-таки достучавшейся до разума мыслью, была: «Это ж сколько мы вчера после игры выпили, что мне приснился такой цветной и энергичный сон?!»

И эта мысль наполнила меня удивлением пополам с восхищением. Удивлен и восхищен я был, естественно, самим собой, уникальным и неповторимым.

Следующая мысль значительно увеличила степень моего удивления, поскольку я понял, что помню свой чудесный, полный замечательных приключений сон очень отчетливо. Обычно после игровой гулянки мне снились всевозможные кошмары, похожие лишь одним – на следующее утро я их совершенно не помнил.

А поскольку этот замечательный сон я помнил прекрасно, то меня тут же настигла острая тоска, поскольку в моей памяти как живое всплыло бледное, да нет, совершенно белое, прекрасное лицо. Самое прекрасное из того, что я когда-либо видел в своей жизни и что я уже никогда не увижу.

Тут я понял, что проснулся окончательно и пора уже разлеплять глазки и тащиться в ванную к водным процедурам. Впрочем, не замедлил отметить мой пробудившийся мозг, чувствовал я себя на удивление бодрым и здоровым, а это также было несвойственно моему организму после воскресной игры и следовавших за ней мероприятий.

Так что я, придавив в себе тоску, с удовлетворением открыл глаза… и обнаружил, что лежу в полной темноте. Более того, каким-то шестым чувством я уловил, что нахожусь вообще не в своей родной двухкомнатной квартире и даже не в походной палатке.

Это меня слегка озадачило, так как нигде, кроме двух указанных мест, я себя обнаружить ну никак не мог. Третье возможное место – квартирка моей старинной подружки, Ритки Орловой, была для меня недоступна, так как подружка почти месяц назад вполне доходчиво объяснила мне наше коренное разногласие во взгляде на институт брака и просила ее больше не беспокоить…

В этот момент, не далее чем в паре метров от меня, кто-то тоненько, жалобно всхрапнул и зашлепал губами. Стоило мне услышать этот странный звук, как в голову пришла альтернатива: «Либо мой сон все еще продолжается… Либо это вовсе и не сон!»

И словно в ответ на мою несколько растерянную мысль, из темноты донесся чуть хрипловатый шепот Машеуса:

– Так, значит, это никакой не сон?

– С чего это ты так решила? – так же шепотом спросил я. – Может, это просто коллективный сон-галлюцинация?

– Нет… – задумчиво протянула девчонка. – Галлюцинация не будет храпеть и шлепать губами…

Я заметил, что хрипловатость из ее шепота исчезла, и в нем начинает проскальзывать музыкальность, свойственная… как бишь ее звали?.. Эльнорде!

А она между тем продолжила свои размышления:

– И кроме того, если я обнаруживаю себя ночующей в одной… палате с тремя мужиками – это уже не галлюцинация, а бред озабоченной самки!

Ее голос перевалил порог шепота и значительно окреп. Теперь он еще больше был похож на музыкальную речь эльфов, который с таким трудом ставили себе все наши игруны. А закончила Машеус свое выступление в полный эльфийский голос:

– Так что я склонна думать, что все происходит в натуре, а поэтому нам пора вставать и начинать разборку с нашим незнакомцем, Качеем.

Она, как заправская актриса сделав люфт-паузу, заорала как сумасшедший клавесин:

– Ребятки, подъем! Нас ждут великие дела!!! – и тут же соскочила с кровати.

Плафон над ее головой, словно ожидал именно этого поступка, плавно разгорелся и засиял в полную силу. В его мягком свете я определил, что покоюсь на неширокой кровати, на моей груди и животе покоится длинная белая борода, а рядом на стуле покоится мой серый балахон и островерхая широкополая шляпа. Рядом со стулом покоились огромные черные сапоги, из которых свисали беленькие портяночки. Все это почему-то весьма мало меня удивило, ну отдыхает в постельке Гэндальф Серый – эка невидаль! А вот то, что бородища моя была аккуратно расправлена и, я даже сказал бы, расчесана, было действительно удивительно.

Эльнорда стояла под своим светильничком, элегантно задрапированная в шелковую простыню, и оглядывала «палату № 6» орлиным эльфийским взглядом. А по обе стороны от нее покоились (вот словечко привязалось) в кроватках хоббит – один, тролль – один. Оба похрапывали, невзирая на почти дневное освещение и звучный эльфийский призыв.

– Ты, подруга, лучше оденься, а уже потом поднимай наше нечеловеческое братство, – мягко посоветовал я, отворачиваясь к стене и аккуратно укладывая рядышком с телом свою бороду.

С минуту позади меня слышалось быстрое дыхание и «шуршание шелков», а затем раздался тихий мелодичный шепот:

– Готово!

Я вернулся в исходное положение и узрел Эльнорду в уже ставшем привычным зеленом наряде и даже с колчаном за плечами.

– Где бы здесь умыться? – поинтересовалась она оглядываясь.

– В моей бывшей комнате туалетное место было в дальнем левом углу, – быстро припомнил я.

Эльнорда тут же направилась к предполагаемому месту расположения моего умывальника.

– А в твоей комнате что, туалета не было? – едко поинтересовался я.

– А я что, помню, что там было? – индифферентно ответствовала эльфийка.

Стоило девчонке начать плескаться у рукомойника, как наш тролль оторвал голову от подушки и, не открывая глаз, хрипло прорычал:

– Что, уже пор-р-ра вставать?!

– И не надо так рычать… – тут же тоненько и очень недовольно донеслось из кровати хоббита. – Не надо мешать артисту восстанавливать свои угасшие силы…

Эльнорда уже успела вытереть свою посвежевшую мордашку приготовленным для меня полотенцем и, повернувшись к неумытым мужикам, мелодично скомандовала:

– Мальчики, подъем! Кто встанет последним, тому не достанется ни кусочка Качея!

– Да подавитесь вы своим Качеем! – визгливо промычал Фродо и тут же открыл глаза. – А что, уже завтрак подали?

– Ага, – бодро ответил я, вылезая из-под одеяла на покрытый ковриком пол. – И даже с твоим любимым пивом.

– Где пиво?! – рыкнул Душегуб, перекрыв все звуки в нашей общей спальне.

– Открой глаза – увидишь… – поддержала мой розыгрыш Эльнорда.

Тролль открыл один глаз и принялся крутить чуть приподнятой головой, отыскивая вожделенный напиток.

Поскольку я встал с кровати, светильник над ней тоже включился, однако по углам обширного зала, получившегося в результате моих поспешных ночных манипуляций, еще таились довольно плотные тени. Именно к ним и приглядывался страдающий от жажды тролль, поскольку на освещенном пространстве сосудов с освежающей влагой не наблюдалось. Фродо, уже вволю навертевший своей шерстяной головенкой, поспешил успокоить не до конца проснувшегося Душегуба:

– И не надейся, Душегубушка… Нет здесь никакого пива… Эти два жизнерадостных придурка нас разыграли…

– Зачем? – коротко поинтересовался тупой тролль.

– А чтобы весело было… – грустно подсказал ему хоббит.

– Кому? – еще короче переспросил Душегуб.

На этот вопрос у Фродо не нашлось ответа, и он только коротко вздохнул.

Самое странное, что тролль вполне удовлетворился этим вздохом, открыл второй глаз и с кряхтеньем пополз из постели. Приняв вертикальное положение, он еще раз удивил нас своим более чем двухметровым ростом и покрытым сплошной рыжевато-коричневой шерстью телом. Затем Душегуб неловко потоптался у кровати и направился к своему туалетному столику. Там он нагнулся и нашарил… огромный ночной горшок. Тут я с некоторым удивлением припомнил, что у меня в комнате стояла параша. Тролль между тем, ухватив сей интимный предмет своей мохнатой лапой за ручку, выпрямился и принялся растерянно озираться. Впрочем, его искания уединения длились недолго, уже через пару секунд он возмущенно заревел:

– Ну и куда мне прикажете с этим бежать?!

И он потряс над головой своей ночной посудиной, едва не расколотив ее о потолок.

К этому моменту я уже успел умыться, накинуть свою серую хламиду, нацепить шляпу, натянуть сапожищи и вооружиться верным посохом. Посему я кивнул Эльнорде:

– Будем, подруга, взаимно вежливы, пойдем постоим в коридоре и дадим этим лежебокам одеться.

– А ты знаешь, где здесь коридор? – музыкально удивилась эльфийка.

– Да. Я, по счастью, заметил, из какой шпалеры мы выходили.

– Какой ты наблюдательный, Гэндальф, – снова удивилась девушка. – Прям Шерлок Холмс напополам с Агатой Кристи…

Я не стал объяснять студентке третьего курса разницу между этими двумя персоналиями, а ухватил ее за тонкую руку и потащил к приметной шпалере. Через секунду мы уже стояли в коридоре.

Эльнорда только открыла рот, собираясь, видимо, задать свой очередной вопрос, как в дальнем конце коридора открылась дверь, через которую мы вчера попали в наши апартаменты, и перед нашими взорами появился вчерашний карлик, все в том же вычурном наряде. Увидев нас, он чуть ли не вприпрыжку бросился в нашу сторону.

Эльфийка удержала свой вопрос и, недовольно сморщив носик, ожидала приближения нашего вчерашнего знакомца, Твиста. А тот, подбежав к нам, скорчил самую наглую ухмылочку, на какую был способен, затем неожиданно склонился в глубоком поклоне и громко проверещал:

– Ваше величество! Что вы делаете в обществе этого чудного старикана, в то время как правитель с нетерпением ожидает вас в своих покоях!

Пушистая, как говорили раньше – соболиная, бровь Эльнорды недоуменно выгнулась, и эльфийка ответила своим музыкальным голоском с присущей ей прямотой:

– Недомерок, тебе Душегуб вчера ногу оторвал или голову ушиб?! Ты с какой это стати простого сумеречного эльфа «вашим величеством» дразнишь?! В лоб захотел?!

Карлик распрямился, и на его физиономии взамен виденной нами ухмылки появилась некоторая растерянность.

– То есть как?! – невпопад промямлил он.

– Ну точно, Душегуб его вчера головой о ступеньку грохнул! – повернулась Эльнорда ко мне. – Просто мы не заметили… Ты понимаешь, что он лопочет?

– Эта… – продолжил коротышка свои невнятные расспросы, посверкивая моноклем то на эльфийку, то на ме-ня. – Разве ты не королева?.. Разве ты не Кина Золотая?..

– Слушай, ты, карапет одноглазый, – взорвалась Эльнорда. – Запомни раз и навсегда, меня зовут Эльнорда, и я – эльф из рода сумеречных эльфов! Если ты еще раз перепутаешь мое имя, я попрошу Душегуба, и он уронит тебя головой вниз еще раз, чтобы восстановить твои мыслительные способности!

– Но как же так?! – окончательно растерялся Твист. – А где же тогда королева Кина?

– Где ты ее позабыл, там и ищи! – пропела в ответ эльфийка. – И не приставай к малознакомым людям, эльфам, троллям и хоббитам со своими идиотскими поисками. Тем более, что никто из нас твоей королевы в глаза не видел!

– А ты в какой комнате спала? – задал карлик наглый вопрос.

– Что?! – прорычала в ответ Эльнорда совсем немузыкально и сделала шаг в направлении карлика.

Тот по-заячьи сделал скок в сторону, не рассчитал с прыжком и врезался в стену коридора. И тут Эльнорда схватила его за воротник.

– С каких это пор грязных карликов стали интересовать интимные подробности моей жизни? – зловеще-спокойным голосом поинтересовалась разъяренная девчонка.

Твист дернулся, пытаясь освободиться, но у Эльнорды были крепкие кулаки. Тогда карлик совсем сник и униженно заскулил:

– Дорогая госпожа, сумеречный эльф, я ни в коем разе не хотел произнести скабрезность или тебя обидеть. Просто мне показалось, что воевода Шалай все перепутал, и ты спала в комнате, не предназначенной для тебя… Прости меня за невольную вольность…

Эльнорда внимательно посмотрела в его скорбную физиономию, потом перевела взгляд на меня и задумчиво спросила:

– Врет?..

Я отрицательно покачал головой. В общем-то мне давно стала ясна подоплека поведения наглого карлы. Он решил, что ночью призрак королевы занял тело Эльнорды, поэтому обратился к девушке именно таким образом. Догадался я и почему правитель Качей «с нетерпением» ожидает ее в своих покоях.

В этот момент за стеной раздался еле слышный рев тролля:

– Ты же сказал, что знаешь, за какой шпалерой выход?!

Видимо, хоббит, пытаясь выйти вместе с троллем из нашей спальни, ошибся шпалерой. А тролль, вместо того чтобы аккуратно попробовать предложенное Фродо место выхода, направился туда слишком энергично.

Опасаясь, что Душегуб устроит Фродо разборку, я сделал Эльнорде знак подождать минутку, а сам нырнул сквозь стену обратно в комнату. И, как оказалось, вовремя. Фродо, пятясь, отступал от разъяренного Душегуба, который с остервенением тер покрасневший лоб. Ухватив нашего малыша за плечи, я направил его в сторону выхода и, бросив троллю:

– Давай скорее… – снова нырнул в коридор. Через секунду мы все трое уже стояли рядом с Эльнордой.

Душегуб, увидев карлика, прижатого к стене энергичной эльфийкой, мгновенно забыл о провинившемся хоббите и радостно зарычал, проглатывая гласные:

– Гляньте-ка! Эльнорда карлика поймала! Щас мы его на завтрак съедим!

Бедный Твист задергался всем телом, пытаясь высвободиться из цепкого девчачьего кулака, но это ему никак не удавалось. А Душегуб медленно и неотвратимо приближался к бедняге, плотоядно ухмыляясь и заблаговременно цыкая зубом.

И тут карлику пришла в голову светлая мысль, которую он сразу же озвучил:

– Не надо меня есть! Не надо!.. Я уже неделю не мылся и три дня не ходил в туалет!.. Кроме того, у меня разлитие желчи и чесотка!.. Я лучше отведу вас в столовую, там уже давно приготовлен стол для дорогих гостей правителя!

Душегуб остановился и, склонив голову набок, принялся размышлять. Мы втроем спокойно ожидали его решения, а Твист ожидал того же с явным трепетом. Наконец тролль посмотрел на Эльнорду и неуверенно спросил:

– А может, мы сначала карлу сожрем, а потом пройдем завтракать?

– А кто нам дорогу в столовую покажет? – ответила вопросом на вопрос эльфийка. – Ты что, хочешь, чтобы мы полдня по Замку бродили?

– Никто не покажет! – тут же заверещал несчастный карлик и для пущей убедительности энергично закивал головой, от чего его замечательный монокль вывалился из глазницы и заболтался на шнуре.

– Ну веди… – с тяжелым вздохом согласился тролль и тихонько прибавил: – А до столовой доведет – тут я его и схаваю…

Карлик, явно не понимая значения последнего слова, но чувствуя в нем угрозу собственному здоровью, вздрогнул, заозирался и, наконец, заскреб ногами по полу в сторону выхода из коридора. Эльнорда двинулась в том же направлении, а мы направились следом. То, что карлик оказался между мною и эльфийкой, несколько прикрытый нами от страшного тролля, немного его успокоило, но он продолжал напряженно прислушиваться к тихому ворчанью Душегуба, топавшего за нами. А тот, приобняв за плечи хоббита, делился с ним своими соображениями:

– Вообще-то карликов надо на цепочке водить, а то они сразу стараются смыться. А вот когда он на цепочке, он уже никуда не денется. И жарить их гораздо проще, подвесил на цепочке над костром, двадцать минут и карлик готов. Только не забыть посолить. Несоленые карлики невкусные…

– Да, на цепочке, конечно, сподручнее, – поддакнул кровожадный хоббит, тоненьким голоском и огорченно добавил: – Только где ж здесь цепочку взять?

– А у меня с собой есть… – успокаивающе прогудел тролль.

Я бросил назад короткий взгляд и увидел, что Душегуб демонстрирует Фродо длинную цепочку, явно демонтированную со сливного бачка какого-то древнего унитаза. Цепь длиною больше метра была хорошо ухожена – она ярко блестела, словно ее отхромировали, с одной стороны к ней был приделан такой же блестящий карабин, а с другой она заканчивалась отполированной деревянной рукояткой. Откуда Душегуб достал это ювелирное изделие, мне было совершенно непонятно. Скорее всего в напяленной на него шкуре имелись карманы, где он и хранил свои сокровища.

Надо сказать, что приятельский разговор наших друзей чрезвычайно стимулировал малыша Твиста. Он тянул Эльнорду, как торопящаяся во двор собака тянет своего хозяина.

Очень скоро мы оказались в круглом холле и устремились вверх по роскошной белой лестнице. С площадки второго этажа Твист ринулся по толстому, заглушающему шаги ковру в глубь коридора, к тяжелому дубовому полотнищу двери и, толкнув его, втащил нас в великолепную столовую.

Посреди большого зала, отделанного светлым деревом и шелковыми гобеленами светлых тонов, стоял массивный дубовый стол, за которым без труда могло разместиться человек двадцать. Стол окружали стулья с высокими прямыми спинками, обитые плотной светлой тканью. Одна стена зала имела три больших полукруглых эркера, в которых стояли небольшие круглые столы. Каждый стол был окружен четырьмя стульями. Вдоль противоположной стены стояли большие дубовые буфеты, посверкивая хрусталем, фарфором и серебром выставленной в них посуды.

Окинув этот роскошный зал одним быстрым взглядом, я обратил внимание на то, что один из эркерных столов действительно был сервирован для завтрака. Однако сервировка была сделана для трех человек! И тут раздался сначала визгливый крик Твиста:

– Шорм! Опять ты все напутал! Гостей четверо, а ты накрыл на троих! Немедленно поставь еще один прибор! – А затем его же торопливый шепот: – Госпожа, отпусти мой воротник! А то я буду неприлично выглядеть в глазах прислуги!

Эльнорда, пораженная великолепием столовой залы, рассеянно разжала пальчики, и юркий карлик резво отскочил от нее сразу метра на три.

Сзади послышался разочарованный вздох Душегуба:

– Ну вот, удрал!.. Я же говорил, на цепь надо карликов сажать…

В тот же момент открылась малозаметная дверка в дальней стене зала, и из подсобного помещения выплыл огромный, лишь немногим уступающий в росте Душегубу, толстяк в простом зеленом халате, зеленой же шапочке и с подносом в руках, затянутых в тонкие нитяные зеленые перчатки. На подносе стоял еще один столовый прибор.

Карлик Твист коротко одернул свою курточку и, чувствуя себя в относительной безопасности, громко завопил:

– Шорм, накорми гостей правителя, а я пойду доложу о выполнении своей миссии.

И карлик едва не бегом бросился к выходу из столовой.

Впрочем, мы почти не обратили внимания на его бегство. Нам вдруг стало ясно, что мы очень давно ничего не ели или ели слишком мало. Так что уже через секунду мы разместились за сервированным столом, и нам сразу же начали подавать завтрак. Самый обычный завтрак – яичницу с салом, еще скворчащую кипящим жиром, белый мягкий хлеб, нарезанный тонкими ломтиками и уложенный на широкой хлебнице, желтое жирное сливочное масло в двух больших фарфоровых масленках, огурчики и помидорчики, нарезанные отдельно. Кроме того, в большие широкие чашки, стоявшие рядом с каждой из тарелок, достопочтенный Шорм налил густой, пахучей жидкости, весьма походившей на растопленный горьковатый шоколад.

Мы молча, даже с каким-то остервенением, набросились на еду, и лишь краем глаза я заметил, что стоявший рядом с нашим столом здоровяк Шорм довольно улыбается, наблюдая за тем, как мы поглощаем поданную нам еду. Когда первый голод был утолен, на столе появились мелкие сладкие пирожки и печеньица, а налитый в новые чашки шоколад имел уже сладковатый привкус.

Эльнорда, схрумкав всего одно печенье, откинулась на спинку стула и довольно пропела:

– Ну что ж, по крайней мере голодом морить насздесь не собираются!

Душегуб поднял на нее удивленный взгляд. Его рот был до отказа забит сладостями, и поэтому сказать он ничего не мог, но в его глазах явно читался вопрос: «Кто бы это позволил себе такую смелость – попробовать поморить меня голодом».

Зато шустрый хоббит, быстренько прихлебнув из здоровенной чашки, вытер перемазанные губы и пропищал:

– Хотел бы я посмотреть на того, кто попытается морить голодом Душегуба!

Душегуб удовлетворенно кивнул и что-то нечленораздельно, но явно одобрительно промычал. Я лишь молча улыбнулся, наблюдая за своими насытившимися друзьями.

Именно в этот момент широкая дверь, через которую мы попали в столовую, распахнулась, и в это царство желудка вступила целая компания.

Первыми вошли два высоких гвардейца, одетых в уже виденные нами легкие доспехи, и встали по обеим сторонам от двери. Затем в дверном проеме застряли двое высоких статных стариков в роскошных шелковых камзолах с широкими орденскими лентами через плечо. Потолкавшись и попыхтев, они проникли в столовую и также разошлись в разные стороны от двери. Прошло несколько долгих секунд, и вслед за этими местными вельможами в дверь стремительно проковылял невысокий, корявенький мужичонка, одетый в темно-коричневый, мешковато на нем сидевший камзол и такие же коричневые широкие штаны. На его ногах красовались довольно стоптанные туфли с ярко блестевшими металлическими пряжками. На груди коричневую ткань камзола оттягивал здоровенный, усыпанный блестящими камешками орден.

Признаться, увидев эту странную фигуру, я слегка оторопел. Шагал этот мужик очень уверенно, по-хозяйски, но его внешний вид никак не соответствовал моим представлениям о правителе целой страны.

А этот тип между тем стремительно пересек обеденную залу и оказался рядом с нашим столом. Из-за его спины тут же выскочил наш знакомец Твист и оглушительно заверещал, тыкая своим крошечным пальчиком в Душегуба:

– Правитель, вот этот самый верзила хотел меня съесть!.. Он… он рычал на меня и предлагал тащить меня на цепи, чтобы поджарить над очагом!.. У него и цепь уже приготовлена, он вот этому коротышу показывал. – Карлик мотнул своей башкой в сторону Фродо. – Хвастался, что он по пять таких, как я, за раз съедает! Он даже меня посолил и два раза укусил, говорит, попробовать надо!..

– Где это я тебя укусил?! – перебил его Душегуб своим мощным рыком. – А ну, покажи!

Но карлик совершенно не смутился, присутствие правителя, видимо, вселяло в него уверенность.

– Я не могу показать укусы!.. – тут же продолжил он свои вопли. – Я не могу обнажать перед правителем интимные части моего тела!.. Но вот этот дед, – на этот раз он мотнул башкой в мою сторону, – может подтвердить, что ты меня кусал… И девка тоже подтвердит! – нагло проорал карлик.

Впрочем, я очень мало внимания обращал на наглые ябеды карлика. Меня гораздо больше занимала физиономия типа, которого Твист называл правителем.

Под гладко прилизанной темненькой стрижечкой «каре», сама тщательность укладки которой наводила на мысль о парике, едва виднелась узкая, матово-белая полоска лба. Тяжелые, выдающиеся надбровные дуги, украшенные густыми, кустистыми бровями, нависали над маленькими, непонятного цвета, шустро бегающими глазками. Кончик плоского, приплюснутого носа был вздернут так, что можно было лицезреть волосатые ноздри. И без того тонкие губы были плотно сжаты, словно их хозяин боялся ляпнуть глупость. Правда, только «утонченность» очертаний рта позволяла хоть как-то мириться со скошенной назад нижней челюстью, почти незаметно переходящей в хрящеватый выпуклый кадык. Мой опыт физиономиста ясно мне сигнализировал: «Законченный мерзавец!», а здравый смысл добавлял: «И как Кина могла верить такой роже!»

Владелец столь импозантной внешности тоже не обращал внимания на вопли своего клеврета и даже порой морщился от его слишком визгливых пассажей. Внимание правителя было сосредоточено на нас. Его малюсенькие глазки, быстро обшарив наши лица, пристально уставились на нашу прекрасную Эльнорду. Казалось, он старался проникнуть в ее разум и лично убедиться, что под этим спокойным ликом не скрывается душа несчастной королевы.

Эльнорда немедленно обратила внимание на прощупывающие взгляды хозяина Замка и, подняв на него свои прекрасные глазищи, недовольно сморщила носик:

– Обшаривать честную девушку такими сальными глазенками крайне неприлично… Даже если тебе не повезло и твое имя Качей…

Однако правитель полностью игнорировал замечание эльфийки и, пробормотав словно бы про себя:

– Так, так, так… – громко, хрипловатым, словно простуженным (или пропитым) баритоном, спросил:

– Как спали, гостюшки дорогие?

При этом он продолжал пристально разглядывать Эльнорду.

– Вот хамло глазастое! – не отвечая на вопрос правителя, воскликнула та. – Ну прям раздевает глазами!

– Что ты, красавица, – откликнулся правитель, не отрывая глаз от нее. – Я просто не могу отвести глаз от твоего неповторимого лица…

Душегуб тут же перестал жевать. Его огромное тело напряглось, а на щеках вздулись желваки.

– Я и говорю, пора бы уже отвести свой сальный взгляд в сторону, – мелодично схамила эльфийка. – А то можно и в морду от моих друзей схлопотать…

Тролль посчитал это высказывание Эльнорды командой к действию и начал медленно выбираться из-за стола.

– А можно поинтересоваться у прекрасной, но такой строгой незнакомки, как она почивала? – ничуть не смутившись, поинтересовался правитель.

– Прекрасно… – коротко ответила эльфийка.

– И тебя никто не побеспокоил? – не отставал Качей.

– Что ты имеешь в виду? – несколько угрюмо переспросила девушка.

– Ну… – Правитель несколько замялся, подыскивая слава. – Может быть, ночью тебе показалось, что кто-то в твоей комнате есть?

– Ты что, про привидение, что ли, спрашиваешь? – задала прямой вопрос Эльнорда и, видя, что Качей от такой прямоты несколько растерялся, громко добавила: – Так его Гэндальф развеял! Вместе со стенами…

У Качея после этих слов буквально отвалилась челюсть. Твист, пытавшийся привлечь внимание правителя к своей невысокой особе, непочтительно дергая его за рукав камзола, замер, снова выронив из глазницы свой монокль. В столовой повисла растерянная тишина. Лишь через несколько секунд правитель смог прохрипеть:

– Как, то есть, развеял?.. Э-э-э, с какими стенами?..

– Да очень просто! – невозмутимо ответствовала Эльнорда. – Ночью в мою комнату заваливается какое-то странное облачко, заявляет, что оно – призрак, и начинает меня пугать! Я, конечно, завизжала, а наш руководитель, – она плавно повела своей изящной ручкой в мою сторону, – отреагировал немедленным и чрезвычайно страшным заклинанием. В результате и привидение, и стены между нашими комнатами, и кое-какую ночную посуду просто разметало в пыль…

– В пыль… – задумчиво повторил маленький Твист, но возглас правителя вывел его из этой задумчивости.

– Твист, марш в комнаты гостей, посмотри и доложи!..

Карлик, позабыв все свои ябеды, развернулся и помчался прочь из столовой. А Качей снова уставился на нас своими маленькими глазками, постепенно приходя в себя.

– Мне будет очень жалко, если ты, моя красавица, сказала мне правду… – гораздо спокойнее прохрипел он. – Дело в том, что это призрак нашей бывшей королевы, а она была очень дорога для меня…

– Кто? Королева или ее призрак?! – жестко уточнила Эльнорда.

– И сама королева и, конечно, ее призрак, – совершенно спокойно ответил Качей. – Я слишком сильно был к ней привязан и с большим трудом смог пережить ее гибель. А этот призрак стал для меня воплощенной памятью о моей королеве…

Его глазки испытующе обежали наши лица, проверяя, насколько мы ему верим. И, видимо, он не совсем удовлетворился результатами этой проверки.

– Значит, ваша королева погибла? – вступил я в разговор.

– Я думаю, да… – ответил Качей, поворачиваясь ко мне всем туловом. – Правда, тело ее не было обнаружено, но, сами понимаете – если в Замке появился ее призрак, значит, сама она вряд ли жива…

– А тело, значит, так и не нашли? – задал я вопрос совершенно безразличным тоном, на самом деле расставляя Качею простенькую ловушку.

– Нет… – с хрипловатым вздохом подтвердил тот. – Я сам хотел бы увидеть тело нашей бедняжки… И не подумайте, что мной движут низменные, меркантильные интересы – мол, предъявит подлый Качей тело и сразу устроит собственную коронацию… Мне действительно хотелось бы удостовериться в ее смерти… А еще больше в том, что она все-таки жива…

– Так мы можем помочь в осуществлении твоего желания… – перебил правителя наш сообразительный Фродо, правильно угадав мой замысел.

От такого неожиданного и необычного предложения Качей вновь растерялся. Вот такие ему на этот раз попались гости – каждым своим словом ставили его в тупик. Но на этот раз он придумал достойный ответ гораздо быстрее, видимо, начало сказываться общение с нашим Братством.

– Но с момента исчезновения королевы прошло уже почти полгода… – словно в сомнении протянул правитель и зачем-то потрогал свой орден. – Вряд ли даже самый опытный маг сможет нащупать столь слабый след королевы…

– А наш Гэндальф Серый Конец не маг! – самодовольно улыбнулся толстощекий хоббит. – Он Магистр обеих магий и Апологет неявных метаморфоз!

Фродо с гордостью посмотрел на меня, но горд он был безусловно собой. На его довольной роже крупными буквами было написано: «Каково я завернул!!!»

Мне же пришлось поддерживать его «гениальную» выдумку. Я сосредоточенно нахмурил лоб и медленно произнес:

– Ну… Сразу я сказать ничего не могу… – Правитель облегченно вздохнул, но его облегчение было недолгим, поскольку я тут же прибавил: – Кроме того, что тело королевы не уничтожено, а значит, может быть найдено… Живым, полуживым или неживым…

И тут мне пришла в голову, на мой взгляд, интересная мысль, которую я сразу же и озвучил:

– Чтобы точнее обрисовать ситуацию с королевским телом, мне необходимо кое-что посмотреть в королевской библиотеке!

И чтобы несколько успокоить сразу насторожившегося Качея, я добавил, словно бы извиняясь:

– Я слишком давно не занимался пропажами…

– А что, ты разве специалист по пропажам?! – заинтересовался правитель.

– Ха! – воскликнул я. – Да мне нет равных по розыску всевозможных пропаж! Шерлок Холмс и Эркюль Пуаро бледнели от зависти, когда при них называли мое имя!

Качей наверняка не знал ни первого, ни второго из названных мной авторитетов, а посему многозначительно покачал головой, после чего выступил с новым меркан– тильным предложением:

– Тогда, может быть, ты попробуешь заодно отыскать три неких предмета, которые находятся в Замке, но как-то странно затерялись…

– Что значит – находятся в Замке, но затерялись? – недоверчиво переспросил я, уже зная, о чем пойдет речь.

– Ну… Так получилось, что я не уследил и эти предметы куда-то… припрятались…

Да! Качей явно не был готов к такому разговору. Уж слишком корявыми были его объяснения. Но я не стал акцентировать внимание на его неубедительности. Вместо этого, сделав вид, что не имею оснований сомневаться в его правдивости, я строго спросил:

– Но хотя бы назвать и обрисовать эти предметы ты можешь?!

– О, конечно! – радостно подтвердил Качей и принялся торопливо объяснять: – Во-первых, это кольцо! Такое тоненькое золотое колечко с небольшим голубовато-прозрачным камешком. Должен предупредить, что на внутренней части колечка имеется надпись, которую ни в коем случае нельзя читать… Иначе могут произойти самые непредсказуемые вещи. Во-вторых, пояс… Я, к сожалению, не могу точно сказать, как он выглядит, потому что он может быть и девичьим пояском, сплетенным из цветной кожи, и рыцарским поясом с серебряным набором. Но этот пояс откликается на имя…

Тут правитель запнулся и его маленькие встревоженные глазки еще раз обежали наши лица. Затем он облизнул свои исчезающе тонкие губы и наконец произнес имя:

– Кина…

– То есть как откликается?! – воскликнул я, давя в себе горестный вздох.

– Ну как… Когда рядом с этим поясом говорят «Кина», он отвечает: «Я».

– Лихо! – вмешалась в наш разговор молчавшая до этого момента Эльнорда. – А может, он и на мое имя откликнется?

– Вряд ли! – коротко, но очень едко бросил в ее сторону Качей, опасаясь, что разговор о пропавших королевских регалиях уведут в сторону. Но он напрасно таким некуртуазным образом реагировал на замечание эльфийки, поскольку в разговор тут же вмешался тролль. Поднявшийся со своего стула в самом начале разговора Душегуб так и стоял, внимательно слушая нашу беседу. Стоял совершенно молча и неподвижно, так что, несмотря на его гигантские размеры, все совершенно перестали обращать на него внимание. Однако, когда, по его мнению, к Эльнорде обратились недостаточно почтительно, он немедленно вмешался.

– А чем это так плохо имя Эльнорда, чтобы какой-то говорящий кусок кожи его игнорировал?! – прорычал Душегуб, делая шаг в направлении правителя. В его глазах, в предвкушении разборки, загорелся радостный огонек. Но здесь правитель повел себя вполне достойно. Внимательно взглянув на изготовившегося к драке Душегуба и оценив его рукопашные возможности, он как можно спокойнее ответил:

– Дело не в каком-то там привередливом куске кожи. Дело в заклятии, наложенном на этот кусок кожи. Заклятие таково, что пояс откликается только на два имени: Кин и Кина…

– Так на какое же имя откликается твой кусок… то есть твой пояс?! – снова перевел я всеобщее внимание на себя. – Кин или Кина?

Правитель с явным облегчением повернулся в мою сторону, видимо, из всего нашего Братства самым вменяемым он признал меня:

– В настоящее время он откликается на имя Кина.

– Я не очень понимаю, какие сложности с этим поясом? – чуть подумав, пожал я плечами. – Надо просто походить по Замку, по всем его закоулкам и громко покричать: «Кина, Кина…», пояс и найдется.

– Не все так просто… – замялся правитель. – Дело в том, что пояс откликается только в том случае, если обращаются непосредственно к нему, а кроме того, надо сразу дать ему поручение, иначе он снова может исчезнуть.

– Ага!.. – скорчил я понимающую физиономию. – С поясом мне все ясно. А каков же третий предмет?

– Третий предмет – это меч… Его рукоять обвивает змея – кобра. Голова и капюшон кобры образовывают гарду меча. А глаза у этой кобры сделаны из рубинов… Небольшие такие камешки, но глаза, как живые… – Тут правителя слегка передернуло, словно он воочию увидел эти змеиные глаза, и он замолчал. Потом он снова облизнул губы и быстрой скороговоркой, как что-то незначительное, добавил: – Если ты найдешь меч, его ни в коем случае нельзя брать в руки… – и с большим недоверием посмотрел мне прямо в глаза.

Поскольку за все время общения с этим мерзким типом он впервые отважился на такой взгляд, я понял, как важно то, что он сейчас сказал. Поэтому, презрительно скривив губы, брезгливо пробормотал:

– Мое оружие – слово и жест! Грубое железо меня мало интересует.

В глазах правителя мелькнуло некоторое облегчение.

– Вот и все… – продолжил он. – Могу только добавить, что если ты отыщешь названные мной вещи, тебя ждет поистине королевская награда!

Обещание было настолько двусмысленно, что даже тролль глухо рыкнул. Фродо и Эльнорда в упор уставились на раздающего королевские награды наглеца, а я, боясь себя выдать, вообще закрыл лицо рукой, сделав вид, что в задумчивости почесываю лоб. После секундной паузы я решительно заявил:

– Хорошо! Я берусь за решение поставленной задачи! Прямо сейчас я направляюсь в королевское книгохранилище! Вы же, почтенный правитель, – продолжил я, не обращая внимания на то, как перекосилась при этих словах физиономия Качея, – обеспечьте ремонт наших апартаментов…

Договорить мне не дал все тот же наглый карла Твист. Именно в этот момент он вихрем ворвался в столовую, на бегу размахивая короткими ручонками и вопя своим пронзительным фальцетом:

– Правитель! Все гостевые апартаменты в развалинах!.. Ни одной уцелевшей стены!.. Ни одного из тех прекрасных гобеленов, что украшали исчезнувшие стены!.. Прекрасное, уютное жилище превращено в общежитие!.. В казарму!.. В конюшню на четыре стойла!.. – Тут он с всхлипом набрал новую порцию воздуха и закончил душераздирающим воплем: – Бесследно пропали два ночных горшка и одна параша!!! Их надо обыскать!!! – И карлик ткнул в нашу сторону крошечным возмущенным пальчиком.

– Что обыскать? – с милой улыбочкой поинтересовалась Эльнорда. – Ночные горшки и парашу?

Рожа Качея скривилась, как от зубной боли, и, зажав ладонями уши, он гаркнул:

– Ступай к управляющему делами Замка! Пусть он наведет порядок в гостевых апартаментах! И прекрати свои вопли!!!

– Но, правитель! – не унимался распоясавшийся Твист. – Неужели ты отпустишь этих подозрительных… злоумышленников, не обыскав их хотя бы?! Я уверен, что кто-то из них утащил королевский фаянс… И я даже знаю – кто именно!

При этих словах карлик метнул мстительный взгляд на Душегуба. Тот, сообразив, на кого намекает наглый карла, вдруг страшно ухмыльнулся и невнятно прорычал:

– Ты прав, карлик! Я действительно имею привычку перед жаркой замачивать карликов в употребленном ночном горшке… Чтобы отбить специфический запах карличьего мяса!..

И Душегуб оглушительно цыкнул зубом.

Твист мгновенно отпрыгнул почти к самым дверям столовой, но было не совсем понятно, что именно заставило ретироваться с такой поспешностью – то ли жуткое цыканье тролля, то ли оглушительный вопль Качея:

– Пошел вон!!!

Во всяком случае, второй прыжок малыша скрыл его от присутствующих в столовой. Лишь топот коротких ножек давал понять, что маленький негодяй помчался выполнять распоряжение своего хозяина.

А тот повернулся к нашей компании и произнес значительно спокойнее:

– Значит, высокоученый Гэндальф Серый Конец отправляется в книгохранилище, а вашей прекрасной даме я предлагаю осмотреть королевскую сокровищницу. Вы, конечно же, можете сопровождать госпожу Эльнорду, – повернулся он в сторону Фродо и Душегуба.

И он сделал знак одному из гвардейцев. Когда тот приблизился, правитель отдал короткий приказ:

– Проводишь моего гостя в книгохранилище и передашь Твердобе, чтобы он показал уважаемому магистру все требуемые книги и записи…

Гвардеец коротко кивнул и перевел взгляд на меня, давая понять, что он готов выполнять полученный приказ. Я встал и направился следом за своим провожатым, но в дверях обернулся и поманил к себе Фродо. Хоббит быстренько подошел ко мне, и я, наклонившись к самому его уху, коротко шепнул:

– Будешь смотреть сокровищницу, обрати внимание, нет ли там вещей, о которых говорил правитель…

Фродо недоуменно уставил на меня свои глазенки, но буквально через секунду в них мелькнуло понимание, и он коротко кивнул. Я бросился догонять ушедшего вперед проводника.

Глава шестая

Любите книгу – источник знаний! Нет!

Вы ее любите! Это значит – поглаживайте

ладонями ее переплет, аккуратно

переворачивайте страницы, ласково с ней

говорите, не торопясь, со вниманием читайте!

Вот тогда, может быть, и знания получите!

Гвардеец, оказавшись в коридоре, застланном понравившимся мне ковром, не дошел до замечательной мраморной лестницы, а толкнул малоприметную дверку в правой стене, и мы вышли на простую каменную лестницу, огороженную самыми обычными металлическими перилами. Спустившись по ней и миновав самую обычную дверь, мы оказались во внутреннем дворе Замка. Мой провожатый широким военным шагом пересек замощенный камнем двор и остановился у дверей небольшого двухэтажного флигеля, притулившегося у самой замковой стены. Оглянувшись назад, чтобы убедиться, что я стою рядом, он поднял закованный в железо кулак и грохнул им в тяжелую, обитую железными полосами дверь.

Через пару секунд в середине двери приоткрылось маленькое окошечко, и из него донесся негромкий недовольный голос:

– Чего надо?

– Правитель приказал ознакомить своего гостя с королевской библиотекой! – гаркнул военный человек в приоткрытое окно.

– Да? А правитель не желает, чтобы я всю библиотеку сжег? – донесся изнутри сардонический вопрос. – С какой это стати я буду знакомить с королевским книгохранилищем какого-то правителева гостя?! Тем более его гости и читать-то не умеют, а каждый норовит книжку стянуть!..

Похоже, говоривший постепенно заводил сам себя, так как его совсем недавно спокойный голос постепенно наливался язвительным сарказмом. Я решил взять инициативу в свои руки. Кивнув гвардейцу и коротко пробормотав:

– Свободен, – я проводил взглядом его удаляющуюся фигуру и повернулся к открытому окошечку:

– Я, собственно говоря, беспокою тебя, уважаемый Твердоба, по рекомендации королевы Кины…

За дверью мгновенно наступила полная тишина, а потом в окошечко медленно выглянула круглая, толстощекая, румяная физиономия, совершенно не подходящая хранителю библиотеки. «С такой рожей за скотиной в деревне ходить, а не книги нянчить!..» – мелькнуло у меня в голове. А два ясных, круглых, светло-голубых глаза между тем пристально меня рассматривали. Наконец хранитель произнес:

– Ты кто такой?

– Мое имя тебе вряд ли что-то скажет, но если ты настаиваешь, я назовусь. Здесь меня называют Гэндальф Серый Конец…

– А!.. – перебил меня Твердоба. – Тот самый предводитель Братства Конца?! Как же, наслышан!.. Ну и когда же наша бедная королева успела порекомендовать тебе обратиться к своему хранителю библиотеки?..

– Да сегодня ночью…

Голубые глаза стали абсолютно круглыми, как у внезапно проснувшейся совы, а через мгновение щекастая физиономия исчезла из окошка. Зато за дверью раздалось активное ворочанье, и очень скоро она распахнулась.

За ней стоял среднего роста толстячок, который, нервно оглядев пустой двор, коротко приказал:

– Заходи!..

И я быстро шагнул внутрь, а толстяк сразу захлопнул за мной дверь и прижался к ней широкой спиной. Не давая мне опомниться от этого мгновенно проведенного маневра, он первым задал вопрос:

– Где и когда ты видел королеву?!

– Ну, собственно говоря, я ее не видел… Вернее, видел не совсем ее… – начал я тянуть время, лихорадочно соображая, насколько я могу довериться незнакомому толстяку, в пользу которого, правда, высказался призрак королевы.

– Ты давай не юли! – резко перебил он меня. – Говори, где и когда ты разговаривал с королевой?!

«Эх! – махнул я про себя рукой. – Была не была!»

– Сегодня ночью, когда мы находились в гостевых апартаментах, призрак королевы Кины подарил нам довольно длительную беседу! – довольно вычурно заявил я.

Лицо толстяка сморщилось, словно вместо компота он проглотил стакан уксуса.

– Я-то надеялся, что ты действительно видел мою королеву! – разочарованно пояснил он свою гримасу.

– Видеть ее вживую сейчас вряд ли возможно… – также не скрывая разочарования, ответил я ему и коротко рассказал, что сделали с королевой два негодяя.

– И для того, чтобы помочь королеве вернуться, мне нужна твоя помощь! – закончил я свой рассказ.

Твердоба по-прежнему стоял, прислонившись спиной к входной двери, и о чем-то напряженно думал. Однако по его слегка расслабившейся фигуре я понял, что он готов мне поверить. Наконец он поднял голову и в упор посмотрел на меня.

– Так какая же помощь нужна?

– Я не знаю… – честно признался я. – Понимаешь, мне необходимо найти похищенное тело королевы, доставить его в Замок и заставить Качея и Епископа присутствовать при совершении ритуала возвращения души. Что именно для этого может понадобиться, сейчас не скажет никто, но я был бы рад любой помощи! Совету, оружию, заклинанию, да чему угодно! Конечно, мои спутники многого стоят, но…

Я замолчал и выжидательно посмотрел на толстяка. Он почесал косматую голову, а потом неуверенно пробормотал:

– Может, мне с тобой отправиться?..

– Не думаю, что это необходимо, – улыбнулся я. И тут его лицо прояснилось.

Он оторвался наконец от двери, коротко бросил:

– Пошли! – и, обогнув меня, быстро направился в глубь своего особнячка. Я двинулся за ним следом.

Через минуту мы оказались в большом зале, занимавшем, как я понял, почти весь первый этаж здания. Зал был заставлен хорошо мне знакомыми книжными стеллажами, на которых довольно просторно расположились переплетенные книги, бумажные и пергаментные свитки, нанизанные на длинные, прочные шнуры глиняные таблички, напоминавшие снизки небольших кирпичей. Кроме того, на тех же стеллажах располагались пучки ярких птичьих перьев, горки разноцветных ракушек, коробочки с каким-то мелким сором и другая дребедень того же рода.

Кивком указав мне на небольшое кресло, прислоненное к стене, Твердоба скрылся между стеллажей, и скоро оттуда донеслось его недовольное ворчание:

– И куда же это она опять запропастилась?.. Ведь я точно помню, что укладывал ее на четвертую полку двенадцатого стеллажа, а вот поди ж ты!.. Опять, наверное, пошла по знакомым!.. Ну не стоится ей на своем месте, обязательно надо по соседям шастать!.. И о чем только болтают?!

Это странное бормотание длилось довольно долго, перемещаясь по всему залу без какой-либо определенной цели, и завершилось совершенно неожиданно громким возгласом:

– Так вот ты куда затесалась!

Толстяк вынырнул из-за стеллажей и направился к небольшой конторке, притулившейся в углу, около входной двери, аккуратно неся в ладонях небольшой томик в темном, слегка потертом переплете. Я вскочил со своего креслица и последовал за ним. Твердоба уложил томик на наклонную столешницу конторки и ласково погладил переплет. А затем неторопливо, я даже сказал бы, торжественно, откинул крышку переплета.

Титульный лист книжечки был… пуст! То есть абсолютно пуст! На нем не было ни малейшего намека на текст! Твердоба чуть задрожавшими пальцами перелистнул сразу несколько листов, и нашим взорам открылся девственно чистый разворот.

Я с некоторым удивлением взглянул на хранителя.

Его толстощекая физиономия побледнела, губы крепко сжались, а брови сурово сошлись над переносицей. Весь его вид показывал крайнюю степень возмущения. Он оторвал ладони от книги и упер руки в бока, а затем сурово произнес:

– Это что это ты себе позволяешь?! Ты как себя ведешь?! А ну-ка немедленно верни на место то, что в тебе написано!..

От неожиданности я едва не сел на пол! Твердоба на полном серьезе делал выговор лежавшей на конторке книженции.

– Я кому сказал!.. – продолжал между тем ругаться хранитель библиотеки. – Или ты хочешь в нижний запасник месяца на три отправиться?

Последняя угроза подействовала на книгу самым удивительным образом. На ее чистых страницах стремительно проступили… китайские иероглифы! Впрочем, может быть, это были иероглифы японские, я, признаться, слабо разбираюсь в нюансах написания и тех и других. Но только после появления этого текста физиономия Твердобы из бледной и рассерженной стала красной и обиженной. Он повернулся ко мне и буквально со слезами на глазах завопил:

– Ну ты посмотри, до какой степени они распустились!.. Ты глянь, что эта дрянь себе позволяет, а?..

Затем, переведя возмущенный взор на книжицу, он заорал:

– Что, очень умная стала?! Ну так я из тебя дурь-то выбью!.. Я тебя научу дисциплине и послушанию!.. Ты у меня надолго запомнишь эти свои фокусы!..

Я тронул за рукав разошедшегося хранителя и негромко спросил:

– Слушай, дорогой мой, а в чем, собственно, дело?

Он повернулся ко мне и несколько секунд пытался сообразить, зачем я отвлекаю его от воспитательной деятельности. Наконец до него дошла суть моего вопроса, и он довольно спокойно объяснил:

– Да, понимаешь, это королевская антология наговоров, заговоров и заклинаний. Называется она «Краткий письмовник чародея, или Ни дня без колдовства». Она бы тебе весьма пригодилась, поскольку содержит очень короткие заклинания, наговоры, ну и тому подобные штуки буквально на все случаи жизни… Но ты видишь, что эта пакостница удумала! – Он снова повернулся к конторке. – Ты глянь, что она показывает!.. Ведь знает, маленькая негодница, что по-китокски сейчас уже никто не читает!

– А что, она может и другим шрифтом написанное показать? – несколько растерянно спросил я.

– Конечно! – завопил хранитель. – А вместо того чтобы работать, как полагается добропорядочной книге, она шутки удумала шутить!

Я понял, что Твердоба готов разразиться новыми проклятиями и угрозами, поэтому спокойно, но твердо взял его за локоть и негромко сказал:

– Позволь мне самому поговорить с этой замечательной книжечкой…

Хранитель рассерженно посмотрел на меня, недовольно пробурчал:

– Ну, поговори… – и отошел от конторки.

Я занял его место, бережно закрыл книжечку и погладил потертый переплет. Потом, собравшись с мыслями, я негромко обратился к шутнице:

– Ты, конечно, очень остроумна, но теперь попытайся взять серьезный тон и внимательно меня послушай. Жила на свете очень молодая и очень красивая девушка. Когда эта девушка выросла, она стала королевой. С детства ее окружали внимание и любовь, забота и ласка. Она никогда не сталкивалась с завистью и коварством, ложью и предательством, а уж о том, что они свили гнездо возле ее трона, она и подумать не могла. И тем не менее именно это произошло. Двое негодяев, втершись к ней в доверие, разлучили ее тело и ее душу и теперь пытаются поделить доставшуюся им страну. А душа этой девушки бродит призраком по Замку, даже не зная, куда увезли ее тело.

Я хочу попытаться спасти эту девушку и наказать тех двух негодяев. У меня есть сильные и верные друзья, но нет мудрого, знающего помощника, товарища, который в нужный момент даст верный совет. Подумай, может быть, ты сможешь стать для меня таким товарищем?..

Произнося этот длинный и довольно напыщенный монолог, я поначалу чувствовал себя довольно глупо. Мне на ум почему-то пришел пушкинский Лепорелло с его: «Прекрасная, преславная статуя!»

Но постепенно я увлекся, и в конце концов мое заключительное предложение прозвучало от чистого сердца. Поэтому, подождав минуты две-три, я с некоторым трепетом перевернул крышку переплета. На титульном листе четким шрифтом, нашей родной кириллицей было выведено «Краткий письмовник чародея, или Ни дня без колдовства».

Я перевернул титул и прочитал на следующей странице: «Глава первая. Вводная». У моего левого плеча тихонько засопел Твердоба, а потом, уразумев, что от конторки меня теперь не оторвать, отошел на цыпочках в сторону. А я погрузился в самое занимательное чтение, какое когда-либо попадалось мне в этой жизни.

Вводная глава была достаточно короткой. В ней говорилось:

«Магия есть способность человека повелевать природными стихиями с помощью Слова и Жеста либо с помощью предметов, в которые вложены Слово и Жест и которые возбуждаются Словом и Жестом. Мощь магии зависит от величины Дара чародея и используемого источника. Магия имеет три источника.

Первый из них – Знание. Магия Знания постигается усердием и прилежанием, но имеет самое слабое проявление и дает самый слабый результат. Магия Знания не требует от чародея Высокого Дара.

Второй – Ненависть. Магия Ненависти постигается умом, имеет мощное проявление и способна смести любые преграды, кроме одной. Магия ненависти требует от чародея Высокого Дара и не требует Исключительного Дара.

Третий – Любовь. Магия Любви постигается сердцем (душой), имеет сокрушительное проявление и способна смести любые преграды. Магия Любви требует от чародея Исключительного Дара.

Магия имеет три сферы применения и три пути развития…»

Я, не отрывая взгляда от чистеньких страниц, листал Книгу. Толстый томик, разделенный на семь глав, содержал около сотни различных заклинаний, наговоров, приворотов и тому подобных магических наборов слов. Большинство из них представляло собой небольшие, легко запоминающиеся стишки, похожие на детские считалочки, пересыпанные непонятными, лишенными смысла словечками, над которыми обязательно указывались ударения. Под многими из этих стишков стояли подробные пояснения, как их надо читать или напевать, какими жестами, или по-другому – пассами, их необходимо сопровождать.

В общем, просидев над книгой до самого обеда, я понял, что, несмотря на всевозможные подробнейшие объяснения, львиная доля успеха в деле каждодневного колдовства зависела от таланта чародея или, как это было обозначено в книге, от величины и направленности его Дара. В некоторых случаях прямо говорилось, что при наличии в Даре чародея четко выраженной истомной составляющей произносить можно только первые два или три слова заклинания. Правда, я совершенно не представлял себе, что такое «истомная составляющая» и какого рода Дар у меня имеется (если он имеется вообще!).

Но самое обидное состояло в том, что в книжке по-прежнему оставалась масса пустых или заполненных совершенно незнакомым мне шрифтом страниц. Интуитивно я понимал, что они также несут какой-то важнейший смысл, какую-то ценнейшую информацию, но для меня эта информация была закрыта. Это очень раздражало, казалось, что именно на этих чистых листах или за этими непонятными письменами лежит то самое главное, без чего мне никогда не стать настоящим магом, но что я мог сделать. На этот раз книжка не шутила и не глумилась надо мной, она прятала что-то, до чего я, по-видимому, еще не дорос. А может быть, Книга боялась открывать мне все свое содержание, оставляя самое важное, самое сложное на «потом», на то время, когда поближе и получше меня узнает.

Когда у меня в голове гаечки стали соскакивать с винтиков, а крупный книжный текст начал двоиться и расползаться перед глазами, меня тронул за рукав неслышно подошедший Твердоба.

– Гэндальф, там за тобой пришли… Правитель обедать приглашает… – А затем, посмотрев на мою измученную и слегка растерянную физиономию, добавил: – Придется, видно, тебе книжку-то с собой брать…

– Да разве ты выпустишь ее из хранилища?! – удивленно воскликнул я.

Он неловко покашлял, обреченно пожал плечами и со вздохом ответил:

– А что делать?.. Ты ж не сможешь за день всю ее наизусть выучить, да еще с примечаниями. Получается, что тебе ее надо будет под рукой иметь… – Он огорченно покрутил головой. – Эх, чего не сделаешь ради этой безрассудной девчонки!

Я даже не сразу понял, что он говорит о королеве Кине. А когда до меня сей факт дошел, я немедленно согласился с его истинностью: «Действительно, ради этой девчонки можно сделать все что угодно!»

Хранитель между тем выудил из кармана своих штанов большой белый лоскут очень плотной ткани, аккуратно завернул в него книгу и протянул сверток мне.

– Найдешь, куда припрятать?.. А правителю не говори, что я тебе книгу дал… – И, увидев мой вопросительный взгляд, добавил: – Не любят его книги-то… Он раза три зашел в хранилище, так они либо прячутся, либо в каких-то старых грязнух оборачиваются. Прямо не книгохранилище получается, а склад утильсырья.

Его губы тронула довольная усмешка.

Я спрятал неожиданный подарок во внутренний карман своего серого балахона, благо карманов этих мне моя портниха нашила достаточно. Твердоба, придирчиво проверив, не выдает ли сверток себя при моей ходьбе, сидении и стоянии, проводил меня до двери. Там он, хитро мне подмигнув, принялся громко ругаться:

– Ну и гость у нашего правителя пошел!.. Половины букв из алфавита не знает, а туда же… «Покажи мне самые волшебные книги… Да что это они такие грязные… Да что это картинок в книжках совсем нет… Да что это все время значки непонятные попадаются…» Катись отсюда, знаток недоделанный… Еще магом себя называет…

Погромыхав засовом, он распахнул дверь и заорал, краснея толстощекой мордой:

– Мотай отсюда! И больше никогда не появляйся!

Я выскочил во двор чуть ли не в объятия уже знакомого гвардейца.

Тот стоял с совершенно невозмутимым видом, словно ругань хранителя была ему далеко не в новинку. Когда дверь за моей спиной захлопнулась, гвардеец молча повернулся и, нисколько не интересуясь результатами моего пребывания в библиотеке, пошагал в сторону главного здания Замка. Я потащился за ним.

Он привел меня в ту же самую столовую, которую я покинул утром. Все члены моего Братства были уже на месте, но теперь они восседали за большим центральным столом, во главе которого располагался сам правитель.

Кроме них за столом сидели воевода левой руки Шалай, двое незнакомых мне стариков в богатой одежде и наш хороший знакомец Твист, которого я ну никак не ожидал увидеть за государственной трапезой.

Место справа от правителя было свободно, и, увидев, что я вошел в зал, Качей поманил меня к себе. Его противная узколобая харя буквально светилась довольной улыбкой. Я в противоположность ему изобразил на своей физиономии крайнюю озабоченность и, двинувшись в направлении предложенного места, злорадно подумал: «Щас я тебе настроение испорчу, сморчок соленый!»

Увидев мою постную мину, правитель тоже слегка поблек. Как только я уселся на свободное место, он обратился ко мне:

– По твоему виду, Гэндальф, можно подумать, что в книгохранилище тебя поджидала большая неудача…

– Нет, дорогой хозяин, – в тон ему возразил я. – В книгохранилище неудача поджидала тебя!

– Как это? – не понял Качей.

– Я ж для тебя старался, а раз у меня мало что получилось, значит, это твоя неудача… – Я пожал плечами и принялся накладывать в свою тарелку из большой общей миски понравившийся мне салат.

– Так что, ничего узнать не удалось? – несколько встревоженно поинтересовался Качей.

Я тщательно прожевал первую ложку довольно вкусной закуски, ласково погладил спрятанную под балахоном книжку и только после этого удостоил правителя ответом:

– Вообще-то я плохо понимаю, зачем в одном месте собрали столько макулатуры. Прям не библиотека, а какая-то контора вторсырья!

– Чего собрали? – не понял Качей.

Все наше Братство перестало жевать и с удивлением уставилось на индивидуума, который не знал, что такое макулатура. Под нашим удивленно-просвещенным взором Качей уже через секунду почувствовал себя несколько неуютно. Я дал ему возможность осознать собственную необразованность и только после этого снисходительно пояснил:

– Макулатура – это старая, грязная, никому не нужная бумага… Именно такой бумагой наполнена до краев твоя библиотека…

Уловив в его глазах понимание – он-то, по словам Твердобы, частенько лицезрел эту макулатуру на книжных полках, я добавил:

– Впрочем, среди прочего барахла имеется несколько любопытных экземпляров. Я, может быть, был бы не прочь познакомиться с ними поближе, но твой хранитель… Твердолоб, кажется… – я намеренно переврал имя библиотекаря, – удивительно тупой субъект. Мы с ним совершенно не сходимся в оценках умственного уровня друг друга…

– Мы с ним в этом вопросе тоже не сходимся, – удовлетворенно заметил правитель.

– Вот как?! – слегка удивился я. – И что же тебе мешает отправить его на пенсию?

– Я бы его давно отправил… туда, куда ты сказал, – неожиданно зло ощерил Качей гниловатые зубы. – Да только он поставлен на место смотрителя библиотеки еще Кином Ясным, прадедом моей дорогой погибшей королевы. Так что на… эту, которую ты назвал… у нас, правда, ее называют эшафотом, его может отправить только король. И поверь мне, не знаю уж как там у вас в вашем Братстве, а в нашем королевстве палач очень квалифицированный…

– Ну-ну… – неожиданно пробормотал Фродо, покачав своей шерстяной головой.

– Да с чего ты взял, что ваша королева погибла? – резко перевел я разговор на другую тему.

– А разве она жива? – враз насторожившись, поинтересовался Качей. – Если ты что-то выяснил, ты должен мне обязательно это рассказать!

– Конечно, расскажу, – пообещал я, заканчивая с закуской и делая знак стоявшему невдалеке Шорму, чтобы мне налили похлебки.

– Он расскажет! – пообещала Эльнорда, оторвавшись от своей тарелки.

– Он не утаит! – присовокупил маленький хоббит собственное обещание.

Правитель нервным движением положил на стол свою роскошную, украшенную ярким синим камнем вилку и с плохо скрываемым нетерпением стал ждать, когда же я попробую налитой мне похлебки и продолжу свое сообщение.

Я смачно прихлебнул из ложки, пожевал, оценивая вкус, удовлетворенно кивнул и принялся рассказывать свою версию исчезновения королевы, совмещая свой рассказ с неторопливым поглощением обеда:

– Так вот! Несмотря на активное противодействие твоего хранителя, Твердолоба…

– Твердобы… – непроизвольно поправил меня Качей.

Я строго посмотрел на него и предупредил:

– Ты меня не перебивай!.. Ты же понял, о ком я говорю?

Он утвердительно кивнул, и я продолжил:

– Так вот! Несмотря на твоего… библиотекаря, мне удалось просмотреть кое-какие книги и припомнить некоторые, довольно давно вышедшие из повседневного употребления, заклинания. Так что сейчас я могу твердо сказать, что королева Кина Золотая еще не прибыла в Царство мертвых, хотя и находится на пути к нему.

– И что? Ее можно… Ну, как-то вернуть с этого пути?! – не вытерпел Качей.

Я уверенно улыбнулся:

– Конечно! Только для этого надо постараться… И твоя помощь будет нелишней… – Я требовательно на него взглянул.

Маленькие глазки Качея быстро обежали присутствующих за столом. И Шалай и оба старика внимательно прислушивались к тому, что я говорил, и сейчас не сводили глаз с правителя, ожидая, что он мне ответит. Тот зябко повел плечами и, кривовато улыбнувшись, пробормотал:

– Я, конечно, постараюсь сделать все необходимое…

– Ну что ж, желание что-то сделать уже полдела, – одобрил я его. – А для задуманного мною трансгуляционного интерпрайда чрезвычайно важна твоя заинтересованность в успехе дела!

После «трансгуляционного интерпрайда» глазенки Качея на мгновение остекленели, а сам он чуть ли не со стоном отвалился на спинку своего высокого кресла. Видимо, столь зверское колдовство было ему незнакомо, как не были в него посвящены и его придворные. Во всяком случае, один из стариков неожиданно приподнялся со своего места и придушенно просипел:

– Э-э-э, великий Серый Конец, а после твоего… этого транс… гуляй… парада… Замок-то цел останется?

Я, сдвинув брови, бросил настарикана задумчивый взгляд, словно решал, немедленно его в пыль разметать или дать ему шанс исправиться, а затем постарался успокоить принявшегося икать деда:

– Я думаю, что в целом Замок уцелеет, но находиться во время трамбамбуляции инверсного времени в его левом крыле я бы никому не советовал…

После «трамбамбуляции инверсного времени» икать начали оба старикана.

– Нет, вы гляньте! – неожиданно вмешался в разговор сидевший у дальнего конца стола Твист. – Мало ему, что он все ночные горшки и гобелены вместе со стенами из гостевых апартаментов вывез в неизвестном направлении!.. Теперь он хочет пол-Замка развалить своим трам… бам… колдовством! И все для того, чтобы вернуть сбежавшую девчонку! Так ведь еще неизвестно, удастся ли это самое транс… ну, вот то, что он пообещал!

В этом месте своего выступления карлик неожиданно, с изумившей присутствующих скоростью вскарабкался на стоявший под ним стул с ногами и выпрямился во весь свой карликовый рост.

– Правитель! – заорал он, встав на стуле в третью позицию и выкинув вперед и вверх правую ладошку. – Я взываю к тебе как к совести королевства! Не позволяй заезжим чародеям осквернять священные залы Замка черным, непонятного содержания, колдовством! Еще неизвестно, какую такую королеву собирается посадить нам на шею этот подозрительный Конец! Ведь достаточно посмотреть на членов этого самого Братства, чтобы заподозрить самое скверное! Нет, нет!!! Вы посмотрите на них!!! Особенно вон на того мохнатого верзилу, который не расстается со своей кошмарной дубиной и жуткой цепочкой для карликов! И имя у него – Душегуб! Еще разобраться надо, чьи души он губит и в каких количествах!..

Я так думаю, что Твист вполне мог поспорить с незабываемым Фиделем по части произнесения зажигательных экспромтов, но в этот момент правитель наконец пришел в себя.

– Сядь и заткнись! – рявкнул он на весь зал, перекрывая истошные вопли цветастого маломерка.

Тот «заткнулся» и с возмущением оглядел собравшихся, пытаясь определить, кто это посмел оборвать его обращение к властям. Сообразив, что это был сам Качей, карлик кивнул и деловито полез с «трибуны».

Правитель повернулся ко мне и недовольно поинтересовался:

– Ты действительно собираешься производить все эти… действия непосредственно в Замке? Может, тебе лучше это… на открытом воздухе? Я выделю для этого обширную площадку в королевском саду…

– Пропал сад! – послышался фальцетный возглас с дальнего конца стола, мгновенно смолкший под яростным взглядом правителя.

Я сделал вид, что обдумываю предложение правителя, подавая при этом знак Шорму, чтобы мне положили жаркого. Краем глаза я заметил, что даже мои товарищи по Братству отложили в сторону столовые приборы и с интересом ожидают продолжения нашего разговора.

Отрезав кусочек жаркого и с удовольствием прожевав его, я, словно размышляя про себя, начал говорить:

– За всеми этими рассуждениями о возможности возврата королевы Кины мы совершенно упустили вторую задачу, которую поставил нам наш гостеприимный хозяин…

Собравшиеся за столом, включая самого Качея, напряглись, вспоминая, какую еще задачу ставил своим непоседливым гостям правитель.

– Я имею в виду пропажу перстня, пояса и меча, – пояснил я.

Качеевы глазки сразу заинтересованно заблестели.

– Так ты можешь отыскать эти вещи? – тут же вкрадчиво поинтересовался негодяй.

– К сожалению, ты, уважаемый правитель, глубоко заблуждаешься, предполагая, что эти вещи находятся в Замке… – внушительно проговорил я, не отвечая прямо на заданный вопрос. На корявой физиономии Качея отразился неприкрытый испуг, и я понял, что нащупал его самое слабое место.

– Как мне стало ясно в результате проведенных мной в библиотеке эксклюзарно-космогонических поисков, указанные тобой вещи были внематериально похищены и находятся сейчас у недружественной тебе личности!..

Я внимательно посмотрел прямо в лицо Качея, и он дрожащим голосом спросил:

– Что значит «внематериально»?..

– Внематериально значит с использованием потусторонних оккультно-спиритических сил! – внушительно ответил я, а Фродо неожиданно пояснил:

– Колдонули их из Замка! Чего ж тут непонятного?..

Качей перевел растерянные глаза на хоббита, и тут в этих глазах мелькнуло понимание. А я, продолжая удерживать инициативу в разговоре, грозно поинтересовался:

– Кто из твоих недругов обладает сильными магическими способностями и обширными знаниями?!

Качей открыл было рот, но с дальнего конца стола донеслось пронзительное:

– Епископ, паскуда!!!

Правитель бросил быстрый взгляд в направлении возгласа и подтвердил:

– Точно!.. Паскуда!

– Значит, нам придется отправляться к этому самому Епископу, – с огорчением проговорил я.

– Так ты там будешь заниматься своими колдовскими… манипуляциями? – немедленно отреагировал Качей.

– Да. Придется мне отклонить твое великодушное и мудрое предложение насчет королевского сада. – Я покачал головой. – К тому же, как я выяснил, земное существование королевы Кины прочно связано с этими тремя предметами, и если нам удастся вернуть их в Замок, вероятность возвращения королевы многократно увеличится…

Я пристально посмотрел в зажегшиеся радостным блеском глазенки правителя и внушительно добавил:

– От тебя потребуется дать нам знающего проводника до логова этого… Епископа, выделить небольшой военный отряд для сопровождения и выдать нам необходимый запас провизии и денег. А мы беремся вернуть названные тобой предметы и, может быть, самою королеву!

– Нет проблем! – немедленно воскликнул Качей. – Когда думаете выйти?

– Ну не на ночь же глядя нам из Замка топать! – встрял в разговор Фродо.

– Да… Мы отправимся в путь завтра после завтрака, – поддержал я маленького хоббита. – Провизию, деньги и снаряжение у твоих людей примет Фродо. Эльнорда и Душегуб проверят боеспособность сопровождения!.. Кстати, – обратился я к эльфийке и троллю, – посмотрите, что у нашего хозяина из оружия имеется. Мне-то самому оружие ни к чему, – пояснил я открывшему было рот Качею, – а этим ребятам оно очень даже сгодится.

Качей захлопнул рот и согласно кивнул. Мне кажется, что сейчас он был готов согласиться на любое мое, самое невероятное требование, лишь бы я достал вожделенные королевские регалии и не проводил сеансов всеразрушительного колдовства в стенах его Замка.

Однако по здравом размышлении я решил, что больше мне вряд ли что понадобится. А поскольку к этому моменту я уже допивал кисель, мои товарищи по Братству отложили столовые приборы за ненадобностью, а Качею и его приближенным было не до еды, обед был завершен, и мы, с разрешения радушного хозяина, покинули трапезную залу. Вместе с нами, поймав разрешающий кивок правителя, отправился и наш знакомец, Шалай.

Мы спустились во двор и тут, совершенно неожиданно для нас, воевода левой руки внимательно посмотрел по сторонам и тихо-тихо спросил:

– Гэндальф, вы действительно думаете вернуть Кину?

Я также оглядел совершенно пустой двор и молча кивнул.

– Тогда не верьте Качею… Мне кажется, он совсем не заинтересован в ее возвращении! Ему нужны только королевские регалии…

– Тебе кажется, а мы это знаем совершенно точно! – очень тихо и очень музыкально пропела Эльнорда.

– Ага… – глухо добавил Душегуб. – И мы уже договорились, что я с ним на эту тему побеседую… Когда у меня появится свободное время…

Шалай широко улыбнулся и громко сказал, обращаясь ко мне:

– Я предлагаю осмотреть арсенал правителя и подобрать оружие для ваших людей.

Затем, даже не дожидаясь моего согласия, он повернулся и направился в сторону малоприметной дверцы, врезанной в каменную стену основного здания Замка почти у самого его правого угла.

Когда Шалай, на секунду остановившийся зачем-то около выбранной им двери, резко толкнул ее, за ней раздался страшный грохот. Воевода буквально прыгнул за отворившуюся дверь, а мы столь же поспешно последовали за ним.

Прямо за дверью располагалась небольшая, абсолютно голая каменная площадка, с которой начинался крутой спуск в подвальное помещение. Каменная лестница, резко уходившая вниз, освещалась неровным светом сильно чадящего факела, и в его мерцающем, неровном отблеске мы увидели, что на скрытой полумраком нижней площадке что-то неуклюже ворочается, погромыхивая железом. Шалай, не раздумывая, начал спускаться вниз, и нам ничего не оставалось, как последовать за ним.

На нижней площадке обнаружилось, что погромыхивающее железом нечто – это облаченный в уже привычные для наших глаз стандартные доспехи ратник, с трудом пытающийся подняться с каменного пола.

Воевода некоторое время наблюдал за попытками запутавшегося в собственной амуниции воина самостоятельно принять вертикальное положение, а затем схватил его за торчащий из-под кольчуги воротник рубахи и одним могучим рывком поставил его на ноги. Правда, Шалаю пришлось несколько секунд подержать бедолагу в воздухе, пока тот не разобрался со своими ногами и не утвердил их на плитах пола. После этого воевода зло крякнул и задал своему подчиненному довольно странный вопрос:

– Ну что, опять?!

Тем не менее окольчуженный молодец, видимо, сразу понял суть поставленного вопроса, хотя и ответил вполне непонятно:

– Так ведь жарко…

– Я тебя, рожа касамская, велю в доспехах на костер посадить, тогда, может быть, тебе в них прохладнее будет! – негромко, но очень свирепо прорычал Шалай.

– Может быть!.. – с неожиданной надеждой в голосе ответствовал воин.

– Это за что же, воевода, ты хочешь беднягу запечь в мундире? – пропищал Фродо – самый любопытный из нас, явно вмешиваясь не в свое дело.

Шалай повернулся в его сторону, и я увидел, как на его доселе строгую физиономию вползает лукавая улыбка.

– Да вот, изволите ли видеть, дылда из Касамы! – приступил он к объяснениям. – Уже больше двух лет в королевской гвардии, а до сих пор твердит, что ему жарко в доспехах! И вместо того чтобы стоять в карауле, как положено, перед дверью в арсенал, постоянно прячется за ней и утверждает, что здесь ему прохладнее! Я что только не делал, а он все равно стоит не перед дверью, а за ней. Его уже раз пять вот так сшибали вниз, а он так ничему и не научился…

– Я просто не успел отскочить… – лениво протянул касамец.

– И куда же это ты отскочил бы?! – рявкнул на него воевода.

Парень хлюпнул носом и задумчиво уставился на крохотную верхнюю площадку.

– Ладно! – прервал его раздумья воевода. – Охранный староста на месте?

– Так куда ж ему деваться? – ответил вопросом на вопрос гвардеец. – Только вы стучите погромче… Раз уж он не выскочил наружу, когда я по лестнице загрохотал, значит, крепко спит…

Воевода только покрутил головой и молча шагнул по каменному полу короткого коридорчика в сторону массивной деревянной двери, обитой широкими металлическими полосами. Оказавшись около этой могучей дверки, Шалай повернулся к ней спиной и несколько раз саданул в створку кованым каблуком. Грохот разнесся по всему подземелью, но ответом на столь энергичный стук была гробовая тишина.

Только после третьей или четвертой серии каблучных ударов, приправленных грохотом Душегубовой дубины, за дверью раздалось вялое шевеление, и явно заспанный голос недовольно проорал:

– Я тебе, Федха, сейчас постучу! Я тебе постучу! Ты у меня живо без сапог останешься!.. Ишь, моду взял, каблуки об дверь стесывать!

Послышался скрежет отпираемого замка и грохот отодвигаемого засова, вслед за чем дверь со скрипом приоткрылась.

Едва между дверным полотном и косяком образовалась небольшая щелка, Шалай с наслаждением вмазал ногой по открывающейся двери. Дверной проем распахнулся в довольно темное пространство, и за ним послышался грохот, весьма похожий на уже слышанный нами при входе в подвал с улицы.

Шалай широко шагнул в проем. Мы с нетерпением двинулись за ним и узрели новую каменную лесенку, круто сбегавшую вниз десятком ступеней. Внизу на каменной площадке барахталось еще одно нечто. Воевода быстро сбежал вниз и повторил операцию по вертикальной установке окольчуженного воина.

На сей раз он потревожил воротник невысокого, коренастого мужичка, отличительной чертой которого была роскошная, длинная, темная борода, густой волной стекавшая на совершенно необъятное брюхо. Кольчугу для этого мужика явно делали на заказ, поскольку обычная на такое чрево ни за что бы не налезла.

Мужик, слегка оглушенный падением с лестницы, переводил испуганно вытаращенные глаза с Шалая на нашу компанию, не совсем, видимо, понимая, как мы попали в его конуру.

А помещение, в котором мы оказались, действительно весьма напоминало конуру. Маленькая, четыре на четыре метра, комнатка с каменным полом и голыми каменными стенами была оборудована крошечной печкой с трубой, уходящей в потолок, и узкой, низенькой кроватью, на которую было навалено огромное количество несвежего тряпья. Было ясно, что именно в этом смрадно попахивающем логовище обреталось кольчужное брюхо до нашего прихода.

Шалай, поставив пузана вертикально, продолжал молча держать его за воротник. Пауза, сопровождаемая взаимным разглядыванием, чересчур затягивалась, а мужичок постепенно приходил в себя.

Наконец он встряхнулся, как выбравшаяся из воды собака, засунул большие пальцы рук за опояску штанов, рыгнул, обдав нас кислым винным перегаром пополам с чесночным духом, и непочтительно спросил сиплым басом:

– Это кого это господин воевода ко мне притащил?

– Охранный староста, значит… – задумчиво пропела Эльнорда, не обращая внимания на хамство хозяина каменной конуры. – Эк его от чеснока раздуло!

– А что ж ты хочешь? – в тон ей заявил Фродо. – Если тебя поить прокисшим вином, а на закуску давать один чеснок, у тебя тоже брюхо вздуется…

– У нее брюхо вздуется по другой причине… – снова схамил пузан и ощерил в кривой ухмылке черные пеньки, оставшиеся от зубов.

В то же мгновение Душегуб сделал неуловимо быстрое движение, и вырванный из кулака воеводы хам повис вниз головой, над камнями пола. Его левая нога была крепко зажата в огромном кулаке тролля.

– Ты, кажется, не слишком удачно пошутил? – прорычал наш великан, пристально разглядывая медленно багровеющую рожу мужика, болтающуюся где-то на уровне его колен.

– А ну, отпусти меня сейчас же! – прохрипел тот, царапая плитки пола скрюченными пальцами.

– Извинись перед госпожой Эльнордой со всевозможным почтением, тогда я, возможно, выполню твою нижайшую просьбу, – прогудел в ответ тролль.

– Да чтобы я, да перед бабой… – начал было хриплый пузан, но в тот же момент шерстяной кулак тролля разжался, и мужик резко спикировал вниз. Однако башкой об пол он все-таки не треснулся. В последний момент Душегуб вновь подхватил его за ногу и вздернул до прежнего уровня.

– Я что-то не расслышал твоих извинений… – гулко пророкотал тролль.

– Не дождешься, чтобы я перед бабой извинялся… – прохрипел в ответ пузан с уже совершенно лиловой рожей.

– Дождусь! – пообещал Душегуб. – И пока как следует не извинишься, будешь так вот висеть!

– Устанешь! – еле выдохнул пузан и поскреб правым каблуком о левое голенище, безуспешно пытаясь достать до троллева кулака.

– Не устану… – спокойно пообещал тролль.

Фродо присел на корточки рядом с висящей рожей и принялся с интересом наблюдать за изменением ее цветовой гаммы.

Однако тут в ход добычи извинения вмешался Шалай:

– Отпусти ты этого мерзавца, уважаемый Душегуб. Он где-то прячет ключи от оружейного хранилища, и если он издохнет, мы долго не сможем туда попасть!

– Ключи?.. – задумчиво переспросил тролль и внимательно посмотрел на свою жертву. Та сделала попытку еще раз повторить свою мерзкую ухмылку, но мимика собственного лица ему уже не повиновалась, так что тот оскал, который у него получился, вполне можно было принять за привет с того света.

Однако эта попытка показывала, что мерзавец прекрасно понимает свою ценность и не собирается уступать.

– Ключи… – еще раз протянул тролль и вдруг совершенно неожиданно резко встряхнул мужика.

Я, грешным делом, подумал, что Душегуб собирается оторвать бедняге ногу, но тот, как оказалось, преследовал совершенно другую цель. В результате этого рывка из-за ворота пузановой кольчуги вывалилось металлическое кольцо со связкой здоровенных ключей. Кольцо было подвязано на каком-то замусоленном шнуре. Висящее вниз головой хамло в кольчуге попыталось ухватить ключи, но в результате не слишком удобной позы координация его движений явно разладилась, к тому же он стал недопустимо медлителен.

А вот Фродо, напротив, располагался в очень удобной позе рядышком с вывалившимися ключами и прекрасно владел своим телом. Поэтому через секунду маленький хоббит зажал связку в своем кулачке и, резко дернув, оборвал шнурок, привязывавший кольцо с ключами к пузану. Тот только крякнул и запыхтел.

– Вот теперь тебе ничто не помешает как следует обдумать свои извинения, – довольно прогудел Душегуб. – Только помни, что извиняться ты должен долго и униженно! – Тролль довольно улыбнулся.

Пузан проводил выкаченными, налитыми кровью глазами хоббита, который вместе с Шалаем быстро направился к небольшой, обитой листовым железом двери, позвякивая на ходу ключами. Затем он тяжело вздохнул, от чего его опояска лопнула. Кольчуга, звякнув, упала вниз, и из-под нее обреченно донеслось:

– Госпожа, прости меня, я был нетрезв…

– Ты должен извиняться долго и униженно! – перебил его грозный рык тролля.

– Я не перед тобой извиняюсь! – огрызнулся из-под кольчуги пузан. – Пусть госпожа сама решает, достаточны ли мои извинения… – И он дернулся, словно пытаясь скинуть с себя мешавшую ему железную рубашку.

– Отпусти, Душегубушка, эту падаль… – проворковала эльфийка, отворачиваясь от висящего толстяка и направляясь следом за Фродо и Шалаем.

Тролль бросил ей вслед обожающий взгляд, а затем раздумчиво посмотрел на свою жертву, словно решая, стоит ли ее отпускать на свободу.

Я оставил размышляющего тролля и последовал за Эльнордой в открывшуюся дверь хранилища.

Арсенал правителя Качея представлял собой довольно большой подвальный зал с пустыми каменными стенами, каменным же полом и высоким сводчатым потолком. В верхней точке свода располагался странного вида светильник, бросавший в зал тусклый, нездорового синеватого оттенка свет, который с трудом превращал мрак подземелья в некий нереальный сумрак.

Шалай, не впервой, по-видимому, посещавший этот арсенал, уверенно проследовал в центр зала, а мы втроем сгрудились у входа, с некоторым удивлением оглядывая это странное помещение.

Вправо от входной двери до самой противоположной стены тянулся ровный ряд мощных металлических крючьев, на которых были вывешены доспехи. Ни о каких кольчугах не было и речи, вся представленная на стене броня была цельнометаллической и с хитрыми шарнирными соединениями во всех необходимых местах. При этом ни один из комплектов не повторялся, и особенно разнились глухие шлемы.

Влево от двери, также до противоположной стены, в три ряда были вбиты более легкие крючки, несшие разнообразные щиты, поножи и наручи, тяжелые двуручные мечи и широкие короткие кинжалы. У дальней от входа стены был установлен длинный стол, скорее даже верстак из плохо оструганных досок, на котором навалом лежало самое разнообразное боевое железо. Было видно, что в отличие от развешанного по стенам это оружие давненько не чистилось и не точилось. Часть из этой кучи свалилась на каменный пол, и его никто не удосужился водрузить на место. И вообще весь этот зал под тусклым, синевато-мертвенным светом казался заброшенным и редко посещаемым.

– Ну вот, – глуховато проговорил Шалай, – можете выбрать что вам приглянется… А за освещение прошу извинить, светильничек древний, еще прадедом нашей королевы зажженный. Правда, до исчезновения королевы сиял, как солнышко, а после того, как Кина исчезла… Сами видите, что с ним стало. И никто понять не может, в чем здесь дело.

– А чего здесь понимать, – негромко проговорила Эльнорда, двинувшись вдоль стены с развешенными мечами. – Тоскует он о хозяйке… Он же живой…

– Вот вернется Кина, и светильник снова засияет, – в тон эльфийке проговорил Фродо, оглядывая зал. – А пока и так разберемся, что здесь к чему.

– А не разберемся, так вот хозяин, он поможет! – пророкотал за моей спиной хрипловатый бас Душегуба.

Я посторонился, и в зал протиснулся тролль, ведя за собой извинившегося пузана. Толстую шею охранного старосты украшала сияющая троллева цепочка, а ее рукоять наш верзила сжимал в своем мохнатом кулаке.

Быстро оглядев арсенал, Душегуб неожиданно сунул рукоять своей цепочки мне в ладонь и, буркнув: «Подержи», – направился в дальний темный угол, уронив по пути свою огромную дубину. На мгновение он практически полностью слился с царившим в углу зала мраком, но тут же вновь появился на свету. В его лапе было зажато древко чудовищной палицы. На длинное, величиной чуть ли не с человека, ратовище был насажен металлический эллипсоид размером с хороший астраханский арбуз. И этот матово поблескивающий арбуз был часто утыкан широкими шипами. «Гердан», – всплыло у меня в голове имя этого экзотического оружия.

По тому, как нежно тролль прижимал к себе это варварское орудие убийства и как умильно он при этом улыбался, сразу становилось понятно, насколько ему дорога его находка.

В этот момент цепочка, зажатая в моем правом кулаке, резко дернулась. Я оглянулся и увидел, что охранный пузан пытается покинуть помещение на полусогнутых ногах. При этом он не сводил выпученных, остекленевших глаз с довольного Душегуба.

Дернув цепочку, я остановил пузатого старосту, но вернуть осмысленность его взгляду мне не удалось. А тут меня дернули с другой стороны за рукав. Я оглянулся и сразу наткнулся на горящий взгляд Фродо.

– Смотри, что на верстаке лежит! – горячо, но при этом очень тихо зашептал он.

Я принялся шарить взглядом по заваленному верстаку, но хоббит снова дернул меня за рукав:

– Да вон… в самом углу. Из-за последней кирасы выглядывает!..

Я впился взглядом в указанный угол и охнул. Из-под довольно ржавой железяки прямо мне в глаза смотрели два красных, мерцающих рубина. Видна была только змеиная морда с раскрытой в атаке пастью, оснащенной двумя длинными острыми зубами. Развернутый капюшон изящной полусферой уходил под ржавое полотно кирасы, но мое воображение быстро дорисовало и изгиб необычной гарды, и обвитую телом змеи рукоять, и клинок в роскошных ножнах. Но в этот момент словно мягкая тень окутала мерцающие рубиновые глаза, и через мгновение они исчезли, а вместо змеиной морды мы увидели покрытую неопрятными ржавыми потеками рукоятку какой-то старой сабли.

– Ну?! Ты успел?! Ты увидел? – теребил мой рукав Фродо.

Я только утвердительно кивнул, поражаясь выдумке юной королевы.

– Ого! – раздался сбоку мелодичный голос Эльнорды. – Вот как раз то, что мне надо.

Я оглянулся и увидел, что эльфийка сняла со стены длинный узкий меч с витой гардой, напоминавший скорее тяжелую кавалерийскую шпагу. Вытянув клинок из ножен, девчонка любовно провела левой ладонью по матово блеснувшему лезвию и изящно повела им в сторону.

Фродо, уже успевший отойти от меня и делово прилаживавший к своему поясу ножны длинного, широкого, обоюдоострого ножа, поднял голову и с усмешкой пропищал:

– Ну и что ты с этим эстоком делать будешь, фехтовальщица? Владеть таким оружием с детства учатся, а ты увидела красивую железку и думаешь, тебе по силам будет ею размахивать… Пускай лучше свои стрелки…

Эльнорда каким-то неуловимым, но весьма грациозным движением переместилась по залу и оказалась в боевой стойке в двух шагах от опешившего хоббита. Кончик смертоносной стали описал у его толстого курносого носа замысловатую восьмерку, и яростное шипение, нисколько не похожее на привычный голосок нашей феи, сопроводило этот изящный финт:

– Я, чтоб ты знал, – третий клинок Дольна! И не позволю какому-то мохнатому недомерку, пусть он даже будет трижды моим другом, сомневаться в моем искусстве фехтования!

Однако хоббита эта тирада не испугала. Он набычился, бросил на прекрасную фехтовальщицу угрюмый взгляд исподлобья и неожиданно низким голоском пропищал:

– За мохнатого недомерка ответишь!

– Ха! – яростно воскликнула та. – Хоть сейчас! – И снова выполнила какое-то замысловатое фехтовальное «па».

Несколько секунд они неподвижно стояли друг против друга. Маленькая, коренастая фигурка хоббита с покатыми плечами и обиженно опущенной шерстяной головой против высокой, стройной эльфийки, замершей в изящной боевой стойке со шпагой в руке. И тут я неожиданно для себя осознал, что вижу обе фигуры очень отчетливо. Свет в доселе темном зале разгорелся до вполне дневного. Я растерянно поднял глаза и увидел, что едва тлевший потолочный светильник засиял, как маленькое солнышко!

– Послушайте! – раздался несколько растерянный голос Шалая. – Как вам удалось запалить этот угасший светильник?!

И Фродо и Эльнорда, мгновенно позабыв свои разногласия, синхронно подняли лица к потолку. Тролль последовал их примеру, и вся наша компания принялась сосредоточенно разглядывать местный светотехнический прибор. А тот как ни в чем не бывало заливал арсенальную комнату щедрым голубоватым светом.

В этот момент цепочка у меня в кулаке снова зашевелилась. Я оглянулся и увидел, что охранный староста сидит, привалившись к стене, около самого входа и совершенно обессмыслевшим взглядом разглядывает ярко освещенный зал. Повернувшись к своим друзьям, я предложил:

– Вы, я смотрю, подобрали себе оружие по вкусу, так что давайте двигать отсюда. А то у местного руководства совсем с нами крыша поедет…

Тролль скосил глаза в сторону притихшего пузана и недовольно пробурчал:

– Да ничего с ним не будет. Вишь, сухой сидит – значит, все в норме.

– Да к тому же ты, Серенький, еще ничего себе не присмотрел… – добавила Эльнорда, убирая свою шпагу в ножны и вешая ее на пояс.

Фродо сделал вид, что никакого конфликта между ним и нашей прелестной спутницей не было, и, молча повернувшись, побрел вдоль стены, рассматривая висевшее на ней железо.

– А мне ничего железного не надо, – ответил я на замечание эльфийки. – Мое оружие – слово, жест, мысль. Зачем мне сталь?

– Ну тогда пошли, – легко согласилась та. Тролль сразу двинулся к выходу, совершенно забыв о брошенной им дубине. Хоббит тоже прекратил свои исследования и двинулся за Душегубом. Но оба они остановились перед входом в арсенал, по-джентльменски пропуская вперед девушку. Впрочем, меня, видимо, принимая во внимание мой возраст, они тоже пропустили.

Проходя мимо Душегуба, я сунул ему в свободную лапу ручку от его замечательной цепочки и, оглянувшись, увидел, как он отстегивает карабин, освобождая толстого старосту.

– А я думал, ты его жарить будешь… – разочарованно пропищал кровожадный Фродо. – И зачем ты его на цепь сажал, если сразу освобождаешь?

– Жарить его неинтересно, – авторитетно ответил тролль. – Сало вытопится, а пожрать-то и нечего будет. Пустой он внутри… А на цепку сажал, чтобы он не выкинул чего вгорячах. Кто знает, может, у него еще комплект ключей есть, а мы все внутри были… Соображаешь?

Хоббит уважительно посмотрел на своего рослого друга. А тот, отстегнув цепочку, аккуратно спрятал ее в неприметный карман и легонько подтолкнул малыша:

– Пошли, этот пузан сам очухается… – И, внимательно посмотрев в остановившиеся глаза старосты, задумчиво добавил: – Или караульный о нем позаботится.

И дружная парочка поспешила за нами к лестнице.

Вышедший из арсенала последним Шалай тоже внимательно оглядел охранного старосту, но в отличие от Душегуба не доверился естественному ходу вещей, а громко позвал:

– Федха!

Через мгновение перед воеводой вырос уже знакомый нам часовой. Шалай кивнул в сторону сомлевшего старосты и распорядился:

– Отнеси-ка ты его на кроватку, что ли… Видишь, нехорошо ему стало, наверное, съел что-нибудь несвежее…

– Крысу дохлую… – донесся до меня едва слышно говорок Фродо, но часовой, похоже, его услышал.

– Да он давно уже всех крыс подъел, – махнул Федха рукавицей. – Скорее сухарь сильно червивый попался, а он, жила, червяков-то не выковыривает, говорит, с мясом вкуснее…

При этих словах даже физиономия Душегуба свернулась в гримасу отвращения, а наша эльфийка стрелой взмыла вверх по лестнице. Шалай торопливо сунул в ладонь Федхи кольцо с ключами от арсенала и, через силу бросив:

– Запрешь! – бросился вдогонку за нашей компанией.

А во дворе уже темнело. И перед входом в покинутый нами странный арсенал в нетерпении выплясывал малыш Твист.

– Ну сколько вас можно ждать! – заверещал он, едва мы показались из дверей. – За то время, какое вы пропадали в оружейном подвале, половину его содержимого вынести можно!

Последнюю фразу он проорал в явном запале, не думая, что говорит. Но едва она прозвучала, карлик захлопнул свой рот и с величайшим подозрением покосился на закрытую дверь подвала. Видимо, ему в голову пришло, что его поспешные слова вполне могут обернуться чудовищной правдой.

– Так ты что, не видел?.. – пробасил Душегуб.

– Кого? – поинтересовался Твист, на всякий случай отступая подальше от страшного тролля.

– Кого! – передразнил его тот. – Три подводы! Только что груженые отъехали…

Карлик мгновенно присел, словно собирался дернуть к правителю с докладом о новых негодяйствах его гостей. Однако ухмылка, расползшаяся по троллевой физиономии, остановила шустрого маломерка. До него дошло, что слова Душегуба – просто розыгрыш. Поэтому он, приосанившись и напустив на себя вид официального лица, проговорил своим недовольным фальцетом:

– Ладно! Некогда мне с вами здесь тары-бары разводить! Правитель приказал проводить вас в гостевые покои… – С этими словами он развернулся и двинулся уже знакомым маршрутом к отведенным нам апартаментам.

Когда мы притопали к своим спальным местам, оказалось, что развеянные мной перегородки восстановлены, однако никаких гобеленов, конечно, не было и в помине. Это обстоятельство почему-то очень радовало Твиста, а на нас серый камень, скрепленный еще не просохшим раствором, навевал уныние. Может быть, именно поэтому мы решили поужинать вместе в общей комнате.

Как только речь зашла об ужине, Твист, видимо, вспомнив о гастрономических пристрастиях Душегуба, скоренько раскланялся и, пожелав нам приятного аппетита, смотался. А мы вытащили приготовленные для нас харчи из спален в общую прихожую, расставили все это на столе и, усевшись вокруг, принялись за еду. Правда, назвать наш ужин роскошным было нельзя – все те же несколько сырных бутербродов и все то же пиво, на которое я и смотреть-то не хотел, но которое чрезвычайно нравилось моим товарищам. Так что от общего ужина больше выиграли мои друзья – им достался и мой кувшин с пивом.

После того как мы прикончили нехитрую снедь, я сделал знак ребятам, чтобы они помолчали, а сам встал из-за стола и внимательно осмотрел голые стены. Ничего подозрительного вроде бы не было, и все-таки, собравшись с духом, я негромко проговорил один из прочитанных в книге наговоров, одновременно производя описанные там же сопроводительные жесты. Едва последнее слово сорвалось с моего языка, в комнате что-то тоненько звякнуло, словно на гитаре порвалась третья струна, и по стенам проплыло призрачное багровое облако.

Ребята вскочили со своих стульев и, широко открыв глаза, наблюдали за моими колдовскими манипуляциями. Когда облако всосалось в стены, маленький хоббит вздрогнул и неуверенно поинтересовался:

– Ну и что это все должно обозначать?

– Ничего, – спокойно ответил я. – Просто теперь мы сможем поговорить, не опасаясь, что нас подслушают.

– Угу… – раздумчиво проворчал тролль. – И о чем же мы будем секретничать?

– Да хотя бы о том, что мы с Гэндальфом видели заказанный Качеем меч! – неожиданно произнес Фродо.

Душегуб и Эльнорда мгновенно повернулись к нему, но маленький хоббит только пожал плечами, давая понять, что продолжения не последует. Тогда Эльнорда посмотрела на меня и недоверчиво спросила:

– Это действительно так? Вы на самом деле видели меч?

– Да, – подтвердил я заявление хоббита. – В арсенале. Он лежит в груде старья, зачарованный, видимо, под совершенно другое оружие.

Эльфийка опустила глаза и принялась о чем-то размышлять, задумчиво потирая щеку. Зато Душегуб поднялся со скрипнувшего стула и принялся прохаживаться по пустой комнате.

– Надо было эту железку оттуда забрать, – рассерженно заявил он, поглядывая на нас с Фродо недобрым взглядом. – Если этот… правитель, – слово «правитель» он произнес, как последнее ругательство, – обнаружит в арсенале меч, он на шаг приблизится к короне.

– Не думаю, что ему это удастся, – спокойно возразил я. – Если бы он мог его обнаружить, он давно бы это сделал. Только, похоже, это волшебство ему не по зубам! Кстати, в библиотеке творится то же самое. Когда Качей заглядывает в книгохранилище, практически все книги прикидываются никому не нужным мусором. Он их и хранить-то продолжает только потому, что это королевская библиотека.

– Вот, значит, почему ты ему про макулатуру талдычил?! – воскликнул догадливый Фродо. – А на самом деле там…

– А на самом деле там хранятся вот такие умницы, – произнес я с улыбкой, доставая из потайного кармана свое сокровище.

Едва томик оказался на столе, как три головы, едва не стукнувшись друг о друга, склонились над ним. С минуту мои друзья молча рассматривали книгу, а затем Эльнорда протянула свою узкую ладошку и нежно погладила темный, потертый переплет.

– Какая она красивая! – благоговейно прошептала девушка.

В то же мгновение над книгой словно прошла струя теплого воздуха, и ее переплет стал темно-бордовым и совершенно новым, словно книга только что вышла из мастерской переплетчика.

– К-хм! – вырвалось у тролля, и он неожиданно отступил на шаг от стола.

Я, в свою очередь, погладил глянцевито поблескивающую крышку и проговорил:

– Она не только красивая, но к тому же необыкновенно умная!

– А как она называется?! – поинтересовался хоббит. В его маленьких глазках плясали огоньки жуткого любопытства.

И снова над лежавшим на столе томиком пронеслась теплая струя, а на переплете выступила тисненная золотом надпись на совершенно русском языке: «Краткий письмовник чародея, или Ни дня без колдовства».

– А можно ее почитать? – снова пропищал Фродо.

– Так вы ж, хоббиты, к колдовству стараетесь отношения не иметь, – насмешливо заметил я, но, увидев недовольную гримасу, которую скорчил малыш, добавил: – Впрочем, попробуй… Вдруг тебе понравится…

Хоббит протянул мохнатую ручку и осторожно перевернул крышку переплета. Мы трое заинтересованно наблюдали за его действиями, хотя Душегуб по-прежнему держался в паре шагов от стола. Правда, при его росте это не мешало ему хорошо видеть, что происходит на столешнице.

Хотя в общем-то ничего особенного не происходило. Под перевернутой крышкой оказался титульный лист с той же самой надписью, что и на переплете. А когда Фродо так же аккуратно перевернул титул, нашим глазам открылась первая страница с витиевато исполненной надписью: «Глава первая. Вводная».

Я с улыбкой посмотрел на своих товарищей и обнаружил, что на их физиономиях написана некоторая растерянность.

– В чем дело? – спросил я. Фродо и Эльнорда подняли на меня глаза, и эльфийка недоуменно поинтересовалась:

– И что здесь написано?

Тут уже растерялся я:

– Как что написано? Вы уже и по-русски не понимаете?!

– Мы по-русски понимаем! – тут же набычился хоббит. – А вот таких иероглифов сроду читать не приходилось!

– Каких иероглифов?! – чуть не завопил я, но, перехватив усмешку, вползшую на личико Душегуба, внезапно успокоился. – Впрочем, я уже сказал, что эта книжка очень умна. Видимо, она прекрасно понимает, что и кому можно показать.

– Так ты понимаешь, что здесь написано?! – вернулась к своему первому вопросу Эльнорда.

– Для меня эта надпись выполнена на самом настоящем русском языке, знакомой и привычной кириллицей. Но раз книга не хочет, чтобы вы ее понимали, я не стану ничего вам переводить. Впрочем, вам это и ни к чему. Вы же не волшебники. Достаточно того, что вам известно об этом нашем помощнике. Кроме того, если со мной что-нибудь случится, постарайтесь вернуть книгу домой – Твердобе в хранилище.

Я аккуратно закрыл книгу и спрятал ее в своем потайном кармане. Хоббит задумчиво, но совершенно спокойно кивнул своей меховой башкой, а вот Эльнорда здорово обиделась. И с чисто женской гордостью и непосредственностью заявила:

– Ах так! Тогда я не скажу, где я видела Качеево кольцо!

Три пары глаз мгновенно уставились на нее, а она принялась гордо рассматривать голый потолок, выстукивая на столешнице своими изящными пальчиками некий рваный ритм.

– Как это ты не скажешь?! – возмущенно пропищал хоббит, сжимая свои крохотные кулачки и всем своим видом показывая, что готов пустить их в дело. Душегуб мгновенно и бесшумно переместился таким образом, что получил возможность немедленно вмешаться в назревающую потасовку. Разумеется, на стороне девчонки. Однако я одной фразой задавил готовую вспыхнуть склоку:

– И не надо нам ничего говорить… Я и сам знаю, где кольцо лежит.

– Откуда?!

Глаза Эльнорды округлились до размеров старых советских пятаков. Глазки Фродо и Душегуба никак, конечно, не могли соперничать с очами нашей красавицы, но их размеры тоже значительно увеличились.

– Элементарно, Ватсон! – голосом Василия Ливанова начал я свои объяснения. – Если свой меч наша замечательная королева припрятала среди старого оружия, то свою драгоценность она, конечно же, положила в кучу других подобных безделушек. Я прекрасно помню, как Качей предложил вам полюбоваться королевской сокровищницей. Ну и, конечно, увидеть зачарованное кольцо скорее всего способен именно женский глаз…

И, с улыбкой посмотрев на юную скандалистку, я добродушно спросил:

– Ты ведь именно там обнаружила колечко?

Темные, пушистые ресницы махнули, словно крылышки экзотической бабочки, вниз-вверх, и чудесные изумрудные глаза сумеречного эльфа вернулись к своему нормальному размеру.

– Да, ты прав, – произнесла она голоском, полным раскаяния. – Я видела колечко в сокровищнице. Но только сейчас поняла, что это именно то кольцо, о котором толковал правитель.

Затем, повернувшись к Фродо, она добавила уже совершенно другим тоном:

– А ты, Чебурашка безухая, если еще раз полезешь ко мне драться, получишь в нос.

– Как ты меня назвала?! – немедленно взвился гордый хоббит.

– Чебурашка безухая, – совершенно спокойно повторила Эльнорда.

Фродо снова сжал свои кулачишки и набычился. Но именно в этот момент он перехватил направленный на него суровый взгляд Душегуба и мгновенно оценил все его грозное значение. С минуту он сопел, а затем совершенно неожиданно его рожица расплылась в довольной ухмылке. Хоббит расслабился и, сделав несколько неторопливых шажков, оказался рядом со мной. Тут он обернулся к своим супротивникам и, еще раз гаденько улыбнувшись, довольно выпалил:

– Тили, тили, тесто – жених и невеста! – вслед за чем показал Эльнорде длиннющий язык.

Физиономии у тролля и эльфийки мгновенно сделались пунцовыми, а на глазах девчонки даже показались злые слезы.

Душегуб, глухо проворчав:

– Ах ты, маленький гаденыш! – сделал шаг к хоббиту, но тот, моментально оказавшись за моей спиной, обоими кулачками ухватился за мою роскошную серую хламиду и заверещал дурным голосом:

– Гэндальф!.. Серенький!.. Успокой этих зверей!.. А то я не знаю, что я с ними сделаю!!!

И я, несмотря на душивший меня хохот, поднял руку, останавливая Душегуба:

– Кончайте, ребята! Хватит ерундой заниматься!.. А ты, Эльнорда, перестань дразнить Фродо! Сама начала ломаться – «Скажу… не скажу…» – и сама же обзываешься! Это на нас с Душегубом твои девичьи чары действуют, а Фродо – калач тертый, его стрельбой глазами не возьмешь. Вот ты и дразнишь его. Нехорошо…

Я специально объединил себя с Душегубом в одну «очарованную» компанию, хотя моему «обожанию» зеленоглазой эльфийки было ох как далеко до троллева! Тем не менее мой нехитрый ход сразу успокоил Душегуба и польстил Эльнорде.

Пока вся троица оценивала мою отповедь-исповедь, я постарался перехватить инициативу в разговоре и перевести его в другую плоскость.

– Вместо того чтобы нападать друг на друга, давайте обдумаем свои ближайшие действия и наметим хоть какой-то план!

– План простой! – тут же проворчал тролль. – Завтра едем к Епископу, берем его за жабры, получаем на руки тело королевы, возвращаемся в Замок, соединяем ее тело с душой… – Он замолчал, несколько судорожно сглотнул и растерянно закончил: – И все дела!

На милых личиках Эльнорды и Фродо было написано трогательное согласие с предыдущим оратором. Однако я с сомнением покачал головой:

– Вы помните, нам наш друг Портята рассказывал о епископском кадавре?

По вытянувшимся лицам своих друзей я понял, что они этот рассказ припомнили.

– Так вот, мне представляется, что этот кадавр и тело нашей несчастной королевы – суть одно и то же! А если это так, то боюсь, что нам придется уговаривать не только Епископа, но и этого самого кадавра. И еще неизвестно, согласится ли он… или она… или оно за нами следовать?

Было видно, что мое выступление заставило задуматься боевых членов Братства.

– Не надо также сбрасывать со счетов и пресловутых рыцарей Храма, – продолжил я свои рассуждения. – Епископ наверняка обратится к их помощи, а мы совершенно не знаем ни их способностей, ни даже просто их численности. А судя по отсутствию под серебряными доспехами обычной человеческой плоти, эти ребята обладают нестандартными качествами… И еще одно, пожалуй, самое главное: Епископ – маг, и, судя по отзывам знающих его людей, маг достаточно серьезный.

– Ну, со здешними магами ты, по-моему, вполне способен разобраться, – беспечно заявила Эльнорда, изящно махнув своей узкой ладонью. – Ты это прекрасно продемонстрировал у поставленного Епископом Зеркала!

– Да, – кивнул я в ответ. – Если бы я еще знал, каким образом мне это удалось!

И в этот моментДушегуб самым невероятным образом распахнул свою пасть. Фродо опять мгновенно оказался за моей спиной, и на его физиономии был написан неприкрытый ужас. Эльнорда удивленно распахнула свои огромные зеленые глаза и внимательно изучала жевательный аппарат тролля. А тот, надо сказать, производил ошеломляющее впечатление! Зубки у нашего друга росли в два ряда, резцов было всего четыре пары, зато клыков водилось в чрезмерном изобилии.

Продолжалась эта неожиданная и странная демонстрация всего несколько секунд, после чего тролль со странным «гамканьем» захлопнул челюсти и несколько сконфуженно посмотрел на нас.

– Что с тобой, Душегубушка? – пропела Эльнорда. – Ты решил из Фродо заику сделать?

– Да ничего я из него делать не хотел… – буркнул тролль в ответ. – Просто спать хочется…

– Так это ты просто зевнул?! – высунулся из-за моей спины хоббит.

– Ну… – лаконично подтвердил Душегуб его догадку.

– У меня гениальный план! – тут же выскочил Фродо на середину комнаты и, размахивая руками, принялся излагать свою идею: – Мы направляемся в ставку Епископа и за два дня до приезда назначаем Душегуба ночным дежурным!

– Зачем? – грубо перебил оживленного хоббита тролль, но тот только нетерпеливо махнул рукой, чтобы его не перебивали.

– После двух бессонных ночей наш Душегуб, естественно, очень будет хотеть спать. А мы как раз прибудем к Епископу. Как только он увидит зевок Душегуба, он или сразу без всякого колдовства скончается, или отдаст нам все на свете, лишь бы мы побыстрее оставили его в покое!

Тролль внимательно смотрел на Фродо, явно пытаясь определить, нет ли в его словах новой издевки, но маленький хоббит был серьезен, как никогда, несмотря на охватившее его возбуждение. Кроме того, и Эльнорда задумчиво протянула:

– А что, в этом что-то есть…

– В этом есть только одно, – прервал я обсуждение хоббитского плана, – нам пора спать! Так что расходимся по комнатам. Только ко всем есть одна просьба, особенно к тебе. – Я посмотрел на эльфийку. – Если ночью явится призрак, сообщите ей, что мы затеваем. Ей это поможет держаться.

Ребята молча кивнули и сразу разошлись по комнатам. Я отправился к себе и через минуту уже лежал в постели, надеясь, что призрак посетит именно меня.

Глава седьмая

– Главное, правильно поставить цель!

– Конечно! Кто же с этим спорит?

Но не менее важно точно определиться

со средствами. Иначе вы никогда поставленной

цели не достигнете, даже если вам покажется,

что она близка!..

Выдержка из философского диспута

Но моя надежда не сбылась! Бледный дух несчастной и прекрасной Кины не явился ко мне побеседовать ни о высоком и светлом, ни о земном и насущном. И напрасно я прождал чуть ли не полночи, пялясь в темноту усталыми глазами. Ну а вторую половину ночи я проспал ломким беспокойным сном. Только перед самым рассветом, видимо, смирившись с невозможностью еще одной встречи с призраком королевы, я ненадолго заснул по-настоящему. Именно в этот момент мне и приснился сон.

Он был коротким и невообразимо ярким. В чистом синем (я особенно подчеркиваю это – синем) небе сияло яркое оранжевое солнце. Я шагал босиком по густой короткой луговой траве, расцвеченной яркими мазками летних цветов. На мне были надеты одни простенькие штаны, да и те были закатаны до колен, словно я только что перешел вброд неглубокую речку. И на моей голове не было уже привычной голубой шляпы, а физиономию не украшала белая борода. А путь мой лежал в сторону недалекой лесной опушки, на которой, как мне было известно, расположился лагерь нашей игры.

На душе у меня было светло и немного грустно, потому что рядом со мной шагала высокая темноволосая девушка в коротком цветном сарафане. На голове у нее, словно простенькая корона, лежал венок, сплетенный из луговых цветов и напоминавший корону первых королей. Ее босые ножки без труда поспевали за моими шагами, и при этом она еще успевала негромко, но настойчиво мне втолковывать:

– …и что бы там тебе ни говорили, знай, что без души жить нельзя, без души пропадает волшебство! Некоторые считают, будто без души жить гораздо проще и свободней, но это не так. Это только кажется, что душа – никому не нужный морально-этический довесок к материальному благосостоянию. И пусть те, кто отдал, продал или попросту отказался от своей души, доказывают, как им хорошо без нее живется. Ты им не верь! Просто они слишком поздно осознали, чего лишились, и теперь убеждают сами себя, что потеря не слишком велика! Не верь им!..

Слушал я ее вполуха, потому что говорила она давно известные мне истины и потому что мне было гораздо интереснее искоса рассматривать изящный профиль ее лица, и по-девичьи тоненькую фигурку, и плавный полет густых темных волос, откидываемых назад легким ветром.

Я знал, что ее зовут Кина и что мне нельзя посмотреть на нее в упор. Хотя именно этого мне больше всего хотелось – остановиться и смотреть на нее долго-долго! Неотрывно-неотрывно!

Нет, мне были позволены только такие вот косые взгляды украдкой. Чтобы не спугнуть, не разрушить, не испепелить мой… призрак, мое… видение.

– И самое главное – не верь мне, когда я стану говорить то же самое! Это буду говорить не я! Не я!

При этих словах я невольно обернулся в ее сторону:

– Так мы увидимся?!

Но рядом со мной никого не было. Только у меня за плечом очень тихо пропел ветер:

– Не я…

А из близкого лагеря меня уже звали:

– Гэндальф! Гэндальф! Вставай быстрее! Пора!..

Я еще успел удивиться, почему это я должен вставать, когда я и так иду, как тут же открыл глаза.

Исчезли голубое небо и оранжевое солнце. Исчезла трава. Пропал ветер. Только у меня в душе остались свет и грусть.

А из-за двери моей комнаты продолжали доноситься требовательные вопли:

– Гэндальф! Вставай, Серый Конец! Хватит дрыхнуть! Пора отправляться!

Судя по тембру голоса, орал мой маленький мохноногий друг. А судя по его необузданной визжащей мощи, все остальные члены Братства уже проснулись.

– Уже встал! – крикнул я, вскакивая с кровати и направляясь к умывальным приспособлениям. – Сейчас выйду!

Уже через пару минут я был в общем холле, где застал всю свою компанию за столом, накрытым к завтраку.

Усаживаясь на свое место, я бросил быстрый взгляд на эльфийку. Та перехватила читавшийся в моих глазах вопрос и отрицательно покачала головой.

– Ко мне никто не приходил! – жизнерадостно сообщил Фродо, а Душегуб, сосредоточенно дожевав кусок и проглотив его, глухо пробормотал:

– Я тоже никого не видел.

Впрочем, на этих двоих я не слишком рассчитывал, а вот на то, что призрак посетит Эльнорду, у меня надежда была.

Я намазал кусочек хлеба маслом, налил в свою кружку киселя из общего кувшина и, откусив от бутерброда, словно бы между делом спросил:

– Ну а сны какие-нибудь видели?

– О-о-о!!! – тут же воскликнул Фродо и, торопливо проглотив откусанный кусок, восторженно продолжил: – Мне приснилась такая девочка!!! Ростом – вот досюда… – Он вскинул мохнатую ладошку к своему уху. – Глазищи – вот такие, черные. – Он показал два своих кулака. – Волосы темные! Сама худенькая, стройная! В общем – полный ля бонбон!

На секунду я уловил до боли знакомую Пашину интонацию. Он всегда, впадая в экстаз от девчачьей красоты, переходил на варварский французский, хотя знал этот язык, благодаря театральному училищу, вполне прилично.

Уловив наш интерес к своему восторженному рассказу, Фродо с энтузиазмом продолжил:

– И еще она мне все время говорила, какой я умный и… это… ну… дальновидный! Вот! Так и говорит: «От здоровенных и длинных…» – тут он бросил опасливый взгляд на Душегуба и Эльнорду, но отважно продолжил: – Это она так сказала: «От здоровенных и длинных толку чуть, потому что до них все доходит с запозданием, как до жирафов. А настоящий острый ум и дальновидность присущи исключительно людям невысокого роста…»

– Так то людям… – негромко фыркнула Эльнорда, а Душегуб одобрительно гукнул набитым ртом. Хоббит замолчал и уставился на едкую девчонку. Потом, почесав свою шерстяную голову, он ласково поинтересовался:

– Это что ты имеешь в виду?

– Да ничего я не имею в виду, – миролюбиво ответила эльфийка. – Ты сам сообщил, что твоя снонесса пела дифирамбы невысоким людям… Ну а какое отношение к ним имеешь ты?

Фродо, позабыв про надкусанный бутерброд и недопитый кисель, уставился на Эльнорду округлившимися от возмущения глазками, но сразу не сообразил, что можно было бы ответить на ее бестактный вопрос. А я, предупреждая возможную вспышку взаимных «ласк», поспешил задать свой вопрос:

– Судя по складности твоего сна, эта девица тебя не просто так нахваливала. И о чем же она тебя попросила?

Хоббит перевел взгляд на меня, с секунду помолчал, а потом, решив, по-видимому, не связываться с языкастой девчонкой, с достоинством ответил:

– Она попросила меня приглядывать за тобой и ни в коем случае не ввязываться в драки! – Он бросил еще один взгляд в сторону наших рослых товарищей и закончил: – Она сказала, что подраться и без меня кому найдется, а вот дать дельный совет, верно оценить ситуацию и оказать нестандартную, неожиданную помощь способен только думающий… субъект!

Эльфийка усмехнулась, но сказать ничего не успела. Именно в этот момент из входной стены вынырнула озабоченная физиономия Твиста, оглядела нашу компанию и снова спряталась.

– Глянь-ка! – подняла свою бровку Эльнорда. – Карлик-то уже четвертый раз заглядывает! Эк нашему хозяину не терпится отправить нас в поход!

– А мне тоже девчонка приснилась… – неожиданно для всех прогудел Душегуб.

Эльнорда перевела на него удивленный взгляд, и тролль смущенно потупился.

– И что, тоже «полный ля бонбон»? – едко поинтересовался сумеречный эльф.

Душегуб молча кивнул.

– Неужели полная копия хоббитского бреда? – настаивала Эльнорда.

Душегуб снова кивнул.

– И что же она тебе сообщила?

Яду в этом простеньком вопросе вполне хватало, чтобы погрузить в него нашего гиганта с головой. Поэтому тролль, не поднимая глаз, тихо буркнул:

– Ну, она меня тоже… нахваливала… Сказала, что я единственная надежда Гэндальфа в борьбе с рыцарями Храма…

– Хм… – протянула эльфиечка, вкладывая в этот незамысловатый звук целую гамму чувств.

– Может, мы пойдем уже… – раздался неожиданно тоненький голосок хоббита. Он успел прикончить свой завтрак и встать из-за стола. Мы посмотрели на него и как-то сразу поняли, что нам действительно пора отправляться.

Через минуту, прихватив свои нехитрые пожитки, мы покинули гостевые хоромы правителя Качея. В коридоре нас дожидался нетерпеливо перетаптывавшийся на месте Твист. Увидев выходящее из стены Братство, он недовольно буркнул себе под нос:

– Наконец-то… – а затем громко произнес: – Прошу, уважаемый Конец, следовать за мной!.. Ну и вы тоже идите, – кивнул он моим товарищам.

Тут он поймал брошенный на него пристальный взгляд Душегуба и заспешил к выходу. Мы двинулись следом за наглым карлой, и опять Фродо с Душегубом оказались позади нас с Эльнордой. И я тут же услышал басовитое гудение тролля:

– Не-а… Напрасно мы его вчера не съели…

– Точно… Сегодня он ва-а-аще охамел! – поддержал его хоббит.

Похоже, присутствие низкорослого приспешника Качея опять сделало из ребят закадычных друзей.

Правитель ожидал нас во дворе Замка, и поминутно оглядывавшийся Твист довел нас туда очень быстро. Оказавшись на каменной брусчатке двора, карлик уже почти бегом приблизился к стоявшему в окружении довольно большой свиты правителю и бодро доложил:

– Вот я их и доставил!

– Ты не слишком торопился… – хмуро взглянул на него Качей.

– Правитель, они же не хотели встать из-за стола, пока не сожрали все продукты и не выпили весь кисель! – тут же завопил Твист, притопывая на месте от незаслуженной обиды. – Хорошо еще, что я догадался приказать не подавать им с утра пива, а то бы они завтракали до вечера!

– Так это ты, гнида цветастая, подсунул нам эту сладенькую пакость и оставил нас без пива?! – взревел тролль, делая шаг в сторону карлика, но правитель остановил его величественным жестом:

– Я думаю, уважаемый… Душегуб, пива будет вполне достаточно в предоставленных вам припасах!

– Да? – недоверчиво переспросил тролль. – Посмотрим…

Таким образом, расправа над Твистом снова была отложена.

А я тем временем внимательно оглядывал собравшихся во дворе. Ну, те кто жался ближе к правителю, без сомнения, были приближенными и никуда уезжать не собирались. Однако кроме этой расфранченной толпы на брусчатке топтались еще человек двадцать, а кроме них здесь присутствовало и двенадцать лошадей, три из которых были нагружены увесистыми тюками, а у шести других стояли гвардейцы во главе с закованным в броню Шалаем.

– Это и есть твой караван, – прервал мой осмотр Качей. – Сопровождать вас будет эта шестерка. Извини, но больше людей я вам дать не могу. Да и вряд ли такому могучему чародею, как ты, необходим многочисленный эскорт! – В его словах мелькнуло некое подобие насмешки.

И вообще, сегодня утром правитель держался не в пример увереннее вчерашнего. Видимо, наш отъезд несколько его успокоил и обнадежил. Я про себя подумал, что это и к лучшему – пока он будет числить нас в своих союзниках, от него можно не ждать пакостей.

– Лошадей для тебя и для твоих спутников сейчас приведут, – продолжал между тем правитель. – Я сам, лично отбирал скакунов для твоего Братства!

Такое заявление требовало соответствующего ответа, поэтому я, коротко поклонившись, произнес:

– Твоя забота, правитель, показывает, какое внимание ты уделяешь нашей экспедиции, и вселяет в нас уверенность в ее благополучном завершении.

Маленький Фродо, стоявший рядом со мной, поднял на меня изумленно округлившиеся глаза и тихонько прошептал:

– Ну, Серый, ты и излагаешь! Прям кандидат филологии на философском диспуте!

Качею же мой ответ явно пришелся по вкусу, поскольку на его тонкие губы тут же выползла змеистая усмешечка.

– Да уж! Мы со своей стороны сделали все возможное для вашего успеха! Теперь дело за вами. А вот и ваши скакуны!

И действительно, из-за угла главного здания конюхи вывели четырех лошадок. Все они были разномастные и, как бы это поточнее сказать, разнокалиберные! Во всяком случае, сразу было видно, какая коняшка для кого предназначена. Высокая, тонконогая, белоснежная кобыла под черным, отделанным серебром, седлом не могла нести на себе никого, кроме нашей красавицы эльфийки. Топавший рядом с ней каурый тяжеловоз с мохнатыми ногами, длинной, тщательно расчесанной гривой и таким же ухоженным хвостом явно предназначался для Душегуба. Маленькая лошадка, скорее даже пони, с седлом из синего бархата и такими же широкими поводьями годилась только для малыша-хоббита. Ну а коренастый вороной жеребец, наделенный неким философским спокойствием благодаря своему довольно преклонному возрасту, мог подойти только мне.

Качей плавно, даже как-то величественно, повел рукой в сторону появившегося табуна, словно предлагая нам: «Разбирайте…»

Мы безошибочно направились каждый к своей лошади, но были неожиданно остановлены новой репликой правителя:

– Кроме того, я направляю вместе с вами своего полномочного представителя.

И он указал на… карлика Твиста, добавив с ледяной усмешкой:

– Он такой проныра, что может оказаться для вас очень полезным.

– Но, господин!.. – тут же завопил вконец растерявшийся от такой неожиданности маломерок. – Я совершенно не готов к походу!.. Я не умею ездить верхом!.. Я не позавтракал!.. Я не переоделся!.. Я боюсь Епископа!.. – И видя, что его вопли совершенно не трогают правителя, он упал на колени и заверещал дурным голосом: – Они меня съедят, как только выедут за ворота Замка!!!

Качей снова усмехнулся и ласково проговорил:

– Не волнуйся, Твист, я о тебе позаботился.

И словно в подтверждение его слов из-за того же угла на площадь вывели… двух здоровенных козлов, запряженных в небольшую двухколесную таратайку, выкрашенную на манер пожарного экипажа в ярко-красный цвет.

– Вот видишь, – продолжал между тем Качей, обращаясь к замолчавшему от отчаяния карлику. – И тележка твоя запряжена, и одежка походная с харчишками положены. А харчи прямо с моего стола!.. И бояться тебе нечего! Чего можно бояться под началом такого чародея, как наш Конец?! Тем более, что я назначаю тебя своим уполномоченным по оперативным вопросам! – И, сделав совершенно строгое лицо, Качей приказал: – Езжай! И без тела королевы не возвращайся! Понял?!

При этом правитель бросил чрезвычайно многозначительный и довольно двусмысленный взгляд на своего карлика.

Твист поднялся с колен, не глядя на своего повелителя, тщательно отряхнул свои роскошные штанишки и, не оглядываясь, направился к своему шарабану. Вырвав козлиные вожжи у конюха, он взобрался на сиденье коляски, и все сразу поняли, что Твист готов пожертвовать собой ради правого Качеева дела.

Члены Братства дружно выполнили команду «по коням». Правда, в ходе выполнения этой команды Фродо здорово пыхтел, сопел и приборматывал:

– Чтой-то у этой пони слишком длинные уши… Если у ней и характер от того же животного, я лучше пешком пойду…

Увидев нас в седлах, Качей сделал нам ручкой и, брякнув:

– Счастливого пути! – направился к входу в свои апартаменты. И конечно, Эльнорда не могла просто так спустить правителю такой вольности.

– А что, целоваться на прощание не будем?! – раздался ее звонкий мелодичный голосок, разметавшись по каменной замковой площади, словно хлесткая оплеуха.

Эта простенькая фраза произвела странное действие. Качей на мгновение пригнулся, как от удара, а затем, не разгибаясь, начал медленно поворачиваться к нам лицом. Но Эльнорда не стала дожидаться ответной реплики правителя. Звонко крикнув: «Хе-е-й-я!», она подняла свою кобылу на дыбы, заставила ее развернуться на месте на задних ногах и галопом направила ее к открытым воротам Замка.

Следом за неуемным сумеречным эльфом тронулась и вся наша кавалькада. Замыкал ее Твист на своих козлах, поминутно оглядывавшийся в надежде, что правитель отменит свой, как ему казалось, изуверский приказ.

Однако практически сразу за воротами Замка Эльнорда приостановила свою кобылу и, обернувшись к нам, довольно улыбнулась:

– Ну что, последнее слово за нами!.. И так будет всегда! А теперь, может быть, кто-нибудь скажет, в какую сторону нам ехать?

Мы все четверо как по команде повернулись к Шалаю. Тот, сделав знак своей пятерке, чтобы они оставались на месте, шагом направился к нам. Подъехав вплотную, он снял свой шлем и внимательно осмотрел всех четверых, а потом негромко произнес:

– Я и мои ребята сами настояли на том, чтобы вас сопровождать. Как я понял, вы собираетесь что-то предпринять для возвращения королевы Кины…

При этих словах в его блекло-голубых глазах промелькнула такая яростная надежда, что я невольно кивнул, подтверждая его догадку. И ответом на мой кивок стала легкая радостная улыбка.

– Значит, я правильно догадался!.. Так вот, на этих пятерых ребят вы можете рассчитывать твердо – люди надежные и преданные королеве. И вообще, мы хотели… ну, в общем, примите нас в свое Братство!

Он еще раз быстро обежал глазами наши лица и торопливо добавил:

– Мы готовы пройти любое посвящение!

– И этот, на козлиной тяге, тоже? – встрял, как всегда, со своим уточнением Фродо.

Шалай недоуменно обернулся, он, видимо, совершенно забыл о приданном нашей группе малорослом усилении на тачке. Увидев держащуюся поодаль таратайку, запряженную козлами, и сообразив, о ком идет речь, воевода посмотрел на Фродо и, слегка покраснев, ответил:

– Нет, этого недомерка я слишком хорошо знаю! Он продаст кого угодно и сколько угодно раз! Я ему на волос не верю, хоть он своей мамашей клясться будет!

Я оглядел своих ребят:

– Ну что, примем в Братство гвардейцев королевы?

После секундной паузы, ставшей для Шалая и пятерых его ребят очень длинной, Фродо мотнул своей шерстяной башкой и пропищал:

– Я за!

– Я тоже за! – тут же поддакнула Эльнорда.

Душегуб, явно дожидавшийся решения эльфийки, только утвердительно кивнул.

Я посмотрел прямо в стариковские водянисто-голубые глаза и сказал:

– Вот и все посвящение. Теперь мы вместе до конца, каким бы он ни был. Так что уж вы нас не подводите…

Так наше Братство удвоилось.

Шалай молча, но как-то торжественно надел свой шлем, и в этот момент со стороны пожарной брички донесся пронзительный голос Твиста:

– Мы тронемся, или мне можно присоединиться к военному совету?

Душегуб медленно повернулся в сторону нетерпеливого уполномоченного и грозно прорычал:

– Если ты будешь нам мешать, ты очень быстро присоединишься к моему запасу гречневой крупы!

– То есть как это?! – неуверенно, но достаточно заносчиво переспросил карлик.

– Блюдо такое есть, – рыкнул Душегуб. – Карлик, фаршированный козлятиной с гречневой кашей! Не пробовал? Фирменный хит ресторана «У Душегуба»…

Козлы, запряженные в тележку, попятились, то ли испугавшись рычащего тролля, то ли сообразив, о чем идет речь.

– Но-но! – с дрожью в голосе завопил Твист. – Я как– никак уполномоченный его милости правителя Качея по оперативным вопросам!

– Так уполномоченный карлик в три раза вкуснее, чем просто карлик! – прохрипел в ответ тролль и так цыкнул зубом, что даже у меня побежали мурашки по коже.

Но Шалай уже развернул своего жеребца, и они с Эльнордой тронули своих коней вперед неторопливой рысью. Гвардейцы, окружив Фродо на его маленькой лошадке, двинулись следом, а за ними последовал и я. Душегуб тут же пристроился справа от меня, и легшая под копыта лошадей дорога прервала завязавшийся гастрономический диспут.

Только через несколько минут размеренной, неторопливой скачки я оглянулся назад, чтобы посмотреть, чем там занят наш оперуполномоченный. Его козлы довольно бодро тянули алый возок, на сиденье которого покачивался маленький Твист. Было ясно, что карлик прекрасно управляется со столь необычной тягловой скотиной, и его козлики вполне способны поспевать за нашей кавалькадой.

А дорога под этим странным оранжевым небом и ярко-зеленым солнцем была самой обычной, совсем земной. Странным казалось только полное отсутствие каких-либо поселений в такой близости от столицы. Если можно было считать столицей Замок, долго маячивший одинокой темной глыбой у нас за спинами. Желтая, утоптанная глина тракта извивалась сначала посреди недавно выкошенных лугов, затем нырнула между двух довольно высоких, хотя и пологих холмов, за которыми начинались поля. Колосья стояли высокие, и было понятно, что вот-вот должна начаться уборка. Потом справа от дороги появились первые, еще невысокие деревца, напоминающие снегозадерживающие лесопосадки в Курской области. Но постепенно эти небольшие деревья сменились вполне натуральными многолетними дубами, и дорога пошла по опушке самого настоящего леса.

На обед мы не останавливались, решив перекусить всухомятку, не вылезая из седел. Правда, Твист требовал остановиться и развести огонь, утверждая, что без горячей пищи у него будет прободение желудка, прямой, двенадцатиперстной и толстой кишок, а также разлитие желчи и спазмы с судорогами. Но никто ему не внял. Так что его вопли постепенно сменились не менее громким чавканьем.

Постепенно лес перешагнул через дорогу, потеснив пашню, и мы продолжали путь в тени высоких стройных деревьев.

Зеленое солнце уже перевалило через зенит, когда я в первый раз увидел Ворона. Мой спокойный иноходец постепенно пробрался в голову колонны и пристроился сбоку от белоснежной кобылы Эльнорды, чуть пропустив ее вперед. Дорога перед нами напоминала странный ковер, сотканный из короткой зеленовато-серой травки и переплетения светлых солнечных лучей и пятен тени. Мы ехали молча, думая каждый о своем, и в этот момент я совершенно непроизвольно поднял глаза. На нависшем над дорогой здоровенном, узловатом дубовом суку сидела огромная черная птица и, склонив круглую голову с антрацитово поблескивающим клювом, внимательно разглядывала нас черными бусинами глаз.

Мы проехали под птицей, и я, оглянувшись, заметил, что край левого, плотно прижатого к телу крыла несет ясный седой мазок.

Казалось бы, ничего странного или необычного не произошло, ну встретилась нам уверенная в себе и не боящаяся людей птичка, но я ощутил непонятное беспокойство, своего рода ожидание чего-то необычного. Так что, когда, проехав метров триста, я вновь обнаружил большую черную птицу, сидящую на дереве рядом с дорогой и рассматривающую Братство, я даже не удивился.

На этот раз я, чуть ли не развернувшись в седле задом наперед, долго следил взглядом за Вороном и заметил, как он снялся со своей ветки и совершенно бесшумно канул в темноту окружающего леса.

Вновь я его увидел метров через пятьсот. Он уселся чуть ли не на вершине старой рябины, затесавшейся между дубами. Резные рябиновые листья совершенно не скрывали его, да он и не думал скрываться. Наоборот, раскачиваясь на слишком тонкой для его массивного тела веточке, он, казалось, старался в деталях рассмотреть каждого из проезжавших мимо всадников.

Я остановил своего жеребца и внимательно, в упор, уставился на Ворона. Он ответил мне таким же пристальным взглядом. Когда же все мои спутники, и даже Твист на своей веселой повозке, проследовали мимо, недоуменно поглядывая на меня, он внезапно расправил свои огромные крылья и медленно спланировал прямо на навершие моего чудесного посоха.

Сложив крылья и покачавшись из стороны в сторону, он умостился на своем насесте, и мой конь снова двинулся вперед своей неспешной рысцой. А Ворон чуть приоткрыл свой замечательный клюв, и я услышал спокойный хрипловатый басок:

– У тебя на плече было бы, конечно, удобнее, да мои когти, пожалуй что, проткнут твой плащик…

– Хм… Спасибо за заботу, – слегка усмехнулся я. – И чем же вызвано такое пристальное внимание с твоей стороны к нашим персонам?

Ворон искоса посмотрел на меня своим круглым глазом и сердито пророкотал:

– И не надо иронии… Я своими коготками пока еще и зайца могу распотрошить! Не то что какой-то там плащик…

Мне пришлось пожать плечами, признавая неуместность своей усмешки, а Ворон между тем продолжил:

– А внимание к вашим персонам сейчас повышенное со всех сторон, не только с моей! – На этот раз мне показалось, что усмехнулась уже птица. – Что ж ты хотел? Не каждый день неизвестно откуда появившийся маг рвет в клочки Зеркало, сотканное самим Епископом, и походя уничтожает шестерку рыцарей Храма! Да и название у вашего Братства звучное!

На сей раз насмешка была выражена вполне явственно, что требовало незамедлительного ответа.

– Ага!.. Если бы в тот момент Фродо тебя позвал, то ты тоже был бы не Ворон, а Вонон!

– Кто?.. Где?.. – завертела головой птичка.

– Да не вон он, а Вонон! – по слогам пояснил я.

– А… Так у вашего малыша была повышенная гундосость! – сообразила мудрая птица.

– Вот именно, – согласился я. – Повышенная. Так и получилось вместо «Братство Кольца» – «Бнатство Конца»…

– Да-а-а… – протянул Ворон. – Ну а теперь уже название прилипло, не изменишь. Только почему ж тогда тебя-то Концом называют?

– Так Портята решил, что раз Братство Конца, а я в Братстве главный, значит, меня и зовут Конец…

Ворон снова посмотрел на меня одним глазом, и я почувствовал горячее птичье сочувствие.

– Ну ладно, – подвел он черту под началом разговора, – может, это и к лучшему.

– Что к лучшему? – не понял я.

– Да то, что у вас такое название чудное. Оно, знаешь ли, страху нагоняет…

– На кого? – снова не понял я.

– А на всех! Никто ж не понимает, что за Братство и какого именно Конца?! А если ты сам Конец, то Конец чего?..

Я на секунду задумался, и до меня дошел глубокий смысл вороновых слов. Действительно, название получалось заковыристым!

– И куда же теперь ваше Братство направляется? – продолжила свои расспросы любопытная птица.

– Да тут недалеко… – легкомысленно ответил я. – Дело небольшое образовалось…

– Ага, ага… – покивал клювом Ворон. – А дело, я так понимаю, в Храме у Епископа?

– Ну… – ответил я, серьезно удивившись осведомленности птицы или ее догадливости.

– А ты хоть знаешь, против кого решил выступить?

– Ну-у-у… – повторил я полюбившийся слог, – это какой-то бывший помощник Качея, здорово поднаторевший в магии, помогавший ему убрать с дороги законную королеву и впоследствии обманувший его.

– Э-хе-хе… – закряхтел Ворон, а затем неожиданно почесал свою круглую голову лапой. – Сведения не просто недостаточные, а просто-таки никакие! Тогда слушай меня… к-хм… Конец!

Он прикрыл свои глаза и начал рассказывать.

– Наше королевство – одно из самых крупных и мощных в этом Мире. Основал его очень давно легендарный король Кин Цветной, и с тех давних пор в нем правят только представители династии Кинов. Династия очень тщательно защищена древней магией, да и любовь и преданность народа к своим правителям общеизвестна. Однако впервые за всю историю королевства на престол взошла женщина!

Ворон внимательно глянул на меня и сделал эффектную паузу, словно для того, чтобы я в полной мере осознал сей необыкновенный факт, хотя я лично ничего необыкновенного в этом не видел.

– А между тем знакомый тебе Качей тоже отпрыск династии Кинов…

Вот тут Ворон меня достал!.. Я никак не ожидал, что правитель окажется в родстве с королевой.

– Он бастард брата деда Кины Золотой, можно сказать, ее дядюшка и по крови действительно ближайший ее родственник. Хотя правды ради надо сказать, что во всем королевстве знают об этом едва ли трое… Знал об этом и дед Кины, Кин Синий, поэтому и произвел Качея в ранг своего канцлера. Только милому мальчику Ваго этого было мало, он очень желал стать королем!

Но, к его горькому сожалению, он был всего-навсего бастардом, а значит, не обладал магической силой Кинов, не находился под покровительством древней фамильной магии и не был способен управлять этим королевством. Сам он, правда, так не считал. Поэтому, как только пропал отец нынешней королевы, Ваго Качеев задумал захватить престол. Он считал, что выдернуть его из-под девчонки гораздо проще, чем из-под истинного Кина. Понимая, что собственной магической силы у него для этого недостает, он пригласил к себе в помощники одного из самых могучих колдунов этого Мира – Седого Варвара из Брошенной Башни.

Как он стакнулся с этим мерзавцем, непонятно, ведь Брошенная Башня располагается чуть ли не на другом конце света. Однако они быстро договорились, и Варвар появился при дворе Кины.

Только Качей, в своем неуемном желании власти, не слишком хорошо разобрался, с кем связывается. За свои услуги Варвар потребовал себе душу Качея, причем, как говорится, со стопроцентной предоплатой. А этот ублюдок так стремился к своей цели, что согласился с этим требованием!

– Так Качей продал свою душу! – ужаснулся я.

– А ты что, не заметил? – усмехнулся Ворон.

Я только изумленно покачал головой:

– Как же он живет без души?!

– Как и многие другие, – спокойно ответил Ворон. – Очень немногие люди не способны жить, лишившись души. Ты лучше слушай дальше…

Ворон снова почесал свою голову.

– Получив плату, Варвар очень быстро обтяпал все дело. Только во власти, как и в любви, каждый старается для себя. Поэтому, получив тело королевы в свои руки, Варвар не спрятал его, как было условлено между друганами, а увез его в свою резиденцию – в Храм и объявил себя Епископом.

– Зачем?! – не удержался я от вопроса.

– Хм… Что можно сказать о замыслах этого странного и страшного чародея? Самое простое – он объявит, что нашел Кину, и вернет на престол ее тело, лишенное души и полностью подчиняющееся его прихотям. А затем будет править королевством от имени этой куклы. Править столько лет, сколько захочет.

– Но он до сих пор не сделал этого! – снова вылез я со своим контраргументом.

– Он знает, что душа Кины еще не пропала, не растворилась и может воссоединиться с телом. А допустить это Варвар никак не может. Ведь если Кина станет прежней, ничто не спасет ни Варвара, ни Качея – она гораздо могущественнее их обоих, а обмануть ее еще раз уже не удастся.

– Значит, мы правильно решили помочь Кине вернуть свое тело! – воскликнул я.

– Решили-то вы, может, и правильно, но вот есть ли у вас для этого возможности? – спокойно возразила мне разговорчивая птица. – У твоих друзей есть сила, ум, отвага, но их очень мало! Значительно меньше, чем рыцарей Храма. А ведь Епископ может создать их еще немало…

– Так они – его создания?! – Ворону снова удалось удивить меня. – Почему же о них говорят, как о настоящих людях?

– А потому, что они и были настоящими людьми. Храм и его рыцари существовали задолго до появления в королевстве и Ваго Качеева и Варвара. Но Варвар, объявив себя Епископом, потребовал от рыцарей Храма присяги. И присяга эта сопровождалась лишением души!

– Но почему?! Почему рыцари Храма давали такую страшную присягу?!

– Да потому что рыцари, лишенные души, ведут прекрасную спокойную жизнь вдали от войн и сражений, а в бой посылаются только их бессмертные души! Душа оживляет куклу, наряженную в доспехи рыцаря, и убить такую куклу очень сложно. Но даже если кукла уничтожена, душа невредимой возвращается к своему владельцу и готова оживить новую куклу!

– Значит, сколько их ни уничтожай, меньше их не становится?! – разочарованно воскликнул я.

– Ну, это не совсем так. Души, лишенные своего тела, в отличие от самих тел стареют и умирают очень быстро. Но… слишком много людей готовы передать Варвару свои души в обмен на безбедное и беззаботное житье для своего тела. Однако и это не самое страшное.

Ворон задумчиво посмотрел на меня.

– Ты представляешь, насколько ты слабее Епископа в магии? Нет, – поспешил он прервать мои возражения, – у тебя, безусловно, имеются замечательные способности, но они совершенно не развиты и пользуешься ты ими… интуитивно…

– Но мне все-таки удалось разрушить епископское Зеркало! – несколько заносчиво возразил я.

– Вот именно – разрушить! – спокойно согласился Ворон. – А ты попробуй создать такое Зеркало!

Поняв по моему ошеломленному лицу, что до меня дошла вся невыполнимость такой задачи, он вздохнул:

– Эх, молодость, молодость! Ломать не делать – много ума не надо!

– Как это – молодость?! – Я погладил свою длинную холеную бороду.

– Ты что, решил под своей клееной бородой спрятать от меня свои двадцать восемь лет?

Я ясно почувствовал Воронову насмешку. Да, пожалуй, от этой мудрой птицы ничего не спрячешь!

А Ворон, лукаво стрельнув в меня своим круглым глазом, продолжил:

– Подучиться тебе надо бы, да некогда!

– И что же мне… нам делать?!

– Я думаю, тебе надо найти серьезного союзника. Мага, способного противостоять Варвару, или, как он себя теперь называет, Епископу. Правда, это достаточно сложная задача, но попробовать стоит. Тем более, совсем недалеко отсюда обосновался один такой маг. Зовут его Отшельник Там. Очень капризный старикашка, но если ты ему понравишься, он сможет очень здорово помочь. Твой проводник наверняка знает, как к Отшельнику пробраться…

И тут я совершенно по-новому взглянул на своего необычного собеседника.

– Слушай, Ворон, а ты сам-то кто такой будешь? И с какой такой стати выдаешь мне столь ценную информацию?.. Да и откуда у тебя такие точные сведения?!

Ворон опять покосился на меня круглым глазом и почесал свою макушку.

– Я-то буду король… Птичий, естественно… И сведения мои от моих же подданных, разведка у меня поставлена качественно. А помогаю тебе исключительно из собственных меркантильных соображений.

Я помалкивал просто потому, что сказать мне особо было нечего, но Ворон сам продолжил свои пояснения:

– Ситуация складывается таким образом, что либо за спиной у лишенной души королевы к власти придет Варвар, либо, если будет доказано, что Кина мертва, и если Качей предъявит королевские регалии, именно его объявят законным наследником. И в том и в другом случае для страны наступят очень поганые времена…

– Да вам-то какое до этого дело?! – невольно вырвалось у меня.

– Э-э-э-х! Да если людям живется плохо, так и всем вокруг приходится очень даже несладко! А это ж наша родина, мы ее не хотим покидать!.. Вот и получается, что вы, ваше Братство, и есть наша последняя надежда на возвращение законной королевы! Понял теперь мой интерес?!

– Понял… ваше величество… – несколько смущенно пробормотал я. И чтобы несколько стряхнуть с себя неприятное чувство смущения, неожиданно спросил: – Трудно, наверное, Ворону быть королем? Я, признаться, думал, что птичий правитель – это орел какой-нибудь…

– Кхм… – В голосе Ворона тоже проскользнуло некоторое смущение. – Орел, конечно, птица серьезная, но уж больно одинокая… Я бы даже сказал – высокомерная, прошу прощения за некий каламбур. А высшая власть обязана знать нужды своего народа, иначе она будет очень плохой властью. Так что… Да ладно! – оборвал Ворон сам себя. – Ты лучше подумай над моим предложением. Я, конечно, со своей стороны постараюсь помочь вам, чем смогу, но для открытого сражения сил у нас маловато.

– Да ну что ты… ваше величество!.. – воскликнул я. – Вы… ты… и так здорово мне… нам… помог! Открыл глаза на состояние дел… так сказать… наметил… подсказал дальнейшие действия…

Тут я окончательно запутался и замолчал. Ворон тоже помалкивал. Далеко впереди, скрытый стволами дубов, изредка мелькал пожарный шарабан Твиста. Ворон, чуть кашлянув, сказал:

– Ну ладно. Я, пожалуй, теперь тебя оставлю. Только напоследок еще один совет. Этот карлик в красной повозке… ты ему не слишком доверяй! Он маг, и неплохой. И повозка его… она, знаешь ли, летать может…

– Как летать?! – изумился я.

– А вот так… Ты что ж думаешь, в нее простые козлы запряжены?

И тут Ворон, не дожидаясь моей ответной реплики, расправил свои огромные крылья, неуклюже оттолкнулся от навершия посоха и взмыл в небо. Легко и непринужденно!

А я почему-то почувствовал себя брошенным. Вздохнув, я толкнул пятками своего иноходца и припустился за ушедшим вперед отрядом.

Первым я, естественно, догнал недомерка-опера и, пожалуй, впервые пристально рассмотрел его козлов. Козлы как козлы. Ничего сверхъестественного. Топчут землю маленькими копытами, потряхивая головами. Бороды и рога на месте, и у левого один из рогов кривой. Хвостишками помахивают, а вот крылышек никаких в наличии не имеется. И с чего бы это им вдруг летать? Хм… А может, они на реактивной тяге? Или вообще у них склонность к левитации?

Твист между тем заметил мой нездоровый интерес к своей гужевой скотинке и начал подозрительно коситься.

– И кто это тебя надоумил козлов в телегу запрягать? – вполне дружелюбно поинтересовался я.

Карлик, вероятно, весьма утомленный обструкцией, устроенной ему остальным составом экспедиции, сразу же пустился в объяснения:

– Во-первых, уважаемый Гэндальф, это не телега, а кабриолет и где-то даже фаэтон. Видишь, у него можно поднять верх. Стал бы я на телеге ездить?! Ха! Что я тебе, крестьянин какой-то!

– Я вообще-то насчет козлов интересовался… – попробовал я направить его красноречие в русло своего интереса.

– А что – козлы? Чем они тебя не устраивают?! Еще скажи, что лошади лучше! Ну сам посмотри – разве можно в такую маленькую повозку запрячь лошадь? Да таких-то лошадей и на свете не существует! А для козликов самый что ни на есть подходящий размер!.. Да и ноша я для них подходящая! Не то что некоторые верзилы!.. О присутствующих не говорим! – тут же уточнил наглый карла.

– Так, стало быть, в твою… кабриолетку любых козлов запрячь можно? – полюбопытствовал я.

– Нет… – как-то не слишком радостно ответил Твист. – Только этих двух. Правда, бежать они могут очень долго, так что я от вашего Братства не отстану.

– Ага!.. Значит, этих козлов специально дрессировали тележку… то есть, кабриолет таскать?

– Никто их не дрессировал! – Карлик начал скатываться к привычному визгливо-истеричному тону. – Волшебные они! Наговоренные!.. Ну, ты сам – маг, понимать должен!

– Значит, если эти козлы вдруг пропадут, ты дальше передвигаться не сможешь? Или, может, сам тележку потащишь?

Карлик поерзал на сиденье, скосил на меня горящий подозрением взгляд и напряженно поинтересовался:

– А с чего бы это им пропадать?

– Ну, козлы, они и есть козлы, животные непредсказуемые! Надоест им тебя возить или там козочек симпатичных унюхают, и ищи их свищи! А как же ты тогда?

– Это твой кобыл непредсказуемый! – враз ощетинился карлик. – А моих козлов от этого кабриолетика ни морковкой, ни козочкой не оторвешь! Они к нему намертво привязаны!

– А! Так им, значит, все равно, кто в кабриолете сидит?! Кому место повезло занять – того и везут! – продолжал я дразнить уполномоченного.

– Да!.. Как же!.. Разбежался!.. Любого!.. – не сдерживая больше темперамента, заверещал карлик. – Им еще слово сказать надо! А вот какое слово, это тебе знать ни к чему! Меньше будешь знать – меньше будешь приключений иметь!

И карла отвернулся, показывая, что разговор о козлах закончен. Я еще несколько секунд двигался рядом с его умопомрачительным шарабаном, а потом прибавил ходу, обгоняя карлика и его козлов. И малыш тут же отреагировал на мои действия:

– Слушай, Гэндальф, вы как, сразу в Храм двинете или какую-никакую разведку учините?

Я не снижая скорости повернулся и высокомерно бросил:

– А зачем тебе это знать? Меньше будешь знать – меньше будешь приключений иметь!

Позади явственно послышался зубовный скрежет, но я не обратил внимания на это проявление дружелюбия.

Скоро я оказался в голове отряда и, подъехав к Шалаю, спросил:

– Воевода, а ты знаешь дорогу к обиталищу Отшельника Тама?

– Конечно, – сразу ответил он. – А зачем тебе этот старикашка?

– Да вот посоветовали мне перед встречей с Епископом побывать у этого Отшельника…

– Побывать можно, – задумчиво проговорил Шалай. – Только это крюк дней в десять. Качей психовать будет…

– Да пусть психует… – индифферентно ответил я. – Нам состояние его нервной системы до лампочки. Наша задача – королеву вернуть, и для решения этой задачивсе средства подходят. А мой советчик настоятельно рекомендовал с этим Тамом пообщаться. Вроде бы он может существенную помощь нам оказать.

– Ну, поедем, – согласился Шалай. – Только имей в виду – старикашка этот очень вредный. И очень большого уважения к себе требует!

– Да кто ж к себе уважения не требует?! – тут же вмешалась в разговор подскакавшая к нам Эльнорда. Слышала она только последнюю фразу Шалая, вот и откликнулась на нее:

– Другой вопрос – может ли он это уважение вынести?!

– Ну, Отшельник Там любое уважение вынесет, – заверил нас Шалай.

– А что это за отшельник? – полюбопытствовала эльфийка.

Шалай усмехнулся и неторопливо ответил:

– Если мне не изменяет память, лет пятьдесят назад появился в нашем королевстве старичок…

– Если старичок появился лет пятьдесят назад, то как же его сейчас-то назвать можно?! – перебила рассказчика нетерпеливая девчонка.

– Так ведь он с тех пор и не изменился, – пожал плечами воевода. – Так старичком и остался. Так вот, старичок этот тихо мирно поселился в Вересковой Пустоши, в королевских то есть угодьях. Вырыл себе ямину, накрыл ее дерном, в ней и спал. А днями все ходил по окрестностям. Молча ходил, ни к кому не приставал, увидит людей, подойдет, посмотрит, послушает и дальше себе топает. Ну, сначала людишки-то тоже к нему приглядывались – чужой все-таки, кто его знает, что у него на уме. А месяца через четыре случай вышел. Недалеко от Вересковой Пустоши село есть – большое село. И случилась в этом селе свадьба. Ну народ, конечно, попил и пивка, и медку, и винцом причастились. В общем, как раз в самый разгар гулянья и появился на улице этот старичок. А ему навстречу самый главный местный задира топает, да в полной готовности подраться. Увидел он чужого и к нему. Встал у старика на дороге и ну куражиться. Ты, говорит, чегой-то, дед, с людьми не разговариваешь! Или считаешь ниже своего достоинства с нами слово перемолвить! А ты знаешь, как мы таких гордых учим!.. Ну и все в таком роде.

Конечно, вокруг них сразу толпа собралась, ясно, что парень на драку нарывается, да только уж больно силы-то неравные получались. Вообще-то народец у нас простой и чужих не очень жалует, только старик поселился совсем отдельно и никому не мешал. Так что в толпе собравшейся и у него сторонники оказались, начали орать, чтобы отстал этот драчун от старика. Только тому по пьяни-то уже все равно было, с кем драться.

А старичок постоял, послушал, что пьяный орет да что ему из толпы отвечают, а потом покачал головой и вдруг говорит:

– Эк в тебе хмель-то буянит… Нельзя тебе, молодец, хмельного пить…

А потом быстро протянул вперед правую руку и указательным пальцем легонько так ткнул парня в лоб.

Паренек-то прямо в дорожную пыль и сел. А дед обошел его аккуратно и дальше по своему маршруту пошагал. Люди, которые вокруг собрались, с минуту молча стояли, а потом к этому пьяному забулдыге бросились. А тот сидит на земле и лоб трет, а сам совершенно трезвый. Как будто и не гулял на свадьбе.

Ну, народ потрепался об увиденном да разошелся, а на второй день самое интересное началось.

Парень этот первым, с утра пораньше, на гулянку прибежал. И что бы вы думали! Оказалось, что выпить-то он и не может. Нет, водичку там, квасок – за милую душу, пожалуйста. А вот хмельного – никак! Стоит ему чарочку винца или кружечку пива в руку взять, как руку-то начинает крупной дрожью бить. Как он ни пытается, а не может хмельного до своего рта донести!

В общем, целый день народ пытался его напоить. Пробовали даже налить ему вина в ведро, чтобы он, значит, голову туда сунул, да только он попробовал над этим ведром наклониться, как у него голова затряслась. Только лоб себе о край ведра разбил.

Вот тут народ и понял, что непростой старичок в Пустоши поселился.

Шалай помолчал, а потом задумчиво добавил:

– Серьезным дед колдуном оказался. Кое-кому здорово помог, кое-кого от страшных болезней вылечил. Пару-тройку раз убить его хотели, да только хотельщикам этим солоно пришлось. – Он посмотрел на меня. – Если к нему в ямину попадешь, обрати внимание на кота его. Тридцать лет назад этот кот был атаманом крупной шайки. Безумной отваги и дерзости человек. От королевских гвардейцев дважды отбивался. Да вот задумал Отшельника заставить сделать кое-что… Теперь вот в котах живет, мышей и крыс, говорят, знатно ловит!

– А парень-то этот, ну, драчун который, так до сих пор антиалкогольной трясучкой страдает? – неожиданно поинтересовалась Эльнорда.

– Парень этот два года назад умер, – усмехнулся Шалай. – От старости. Так до конца жизни больше ни капли и не выпил.

Именно в этот момент Шалай свернул с широкой наезженной дороги на хорошо утоптанную, но достаточно узкую тропу, вильнувшую в глубину леса. Мы с Эльнордой послушно повернули за ним, а за нами последовали и остальные наши спутники. Буквально через пару минут сзади послышался вопль до боли знакомого тембра:

– Куда вас понесло!.. Шалай, надень свою кастрюлю, у тебя голова перегрелась, и ты дорогу перепутал!.. Да что вы в этом лесу потеряли!.. Стойте!.. Я не могу ехать по этому бездорожью!..

Наш обозник явно не хотел следовать в арьергарде нашего отряда по узкой лесной тропе. Однако я почему-то был уверен, что его возок вполне укладывался в ширину нашей тропки. Поэтому я остановил своего жеребца, сделав знак воеводе продолжать движение по намеченному маршруту.

Фродо на своем пони и четверо гвардейцев Шалая проехали мимо меня очень быстро, а вот возок оперуполномоченного все не появлялся на тропке, хотя визгливый голосок карлика явственно приближался. Только вот звучал он как-то странно:

– Да-а-а-а… по-о-до-о-о-жди-и-и-те вы-ы-ы ме-е-е-ня-я-я… Не-е-е бро-о-о-са-а-а-йте-е-е ме-е-е-ня-я-я одно-о-о-го-о-о. Я-а-а все-е-е до-о-о-ло-о-о-жу-у-у пра-а-а-вит-вит-вит-те-е-е-лю-ю-ю.

Тут за ближним кустом, скрывавшим от меня изгиб тропы, послышался странный звук, похожий на щелк сработавшего капкана, и визг пропал. А еще через минуту передо мной появились ездовые козлы, бодро перебиравшие тонкими ножками, и следом за ними наконец великолепный Твистов возок.

И тут мне стало все понятно! Возок вполне проходил по тропе, но сама тропа в отличие от дороги была довольно густо перевита древесными корнями. Мы ехали верхом и потому не обратили внимания на сей интересный факт, а вот для лишенной рессор брички Твиста тропка действительно была не слишком удобной. Во всяком случае, Твист сидел на своей скамеечке, бросив вожжи и ухватившись за сиденье обеими руками. И тем не менее все его хрупкое тельце тряслось и подпрыгивало самым причудливым образом.

Козлы дошли до моей лошади и остановились, благоразумно не пытаясь ее объехать. Я смотрел на карлика и удивлялся его молчанию, а он смотрел на меня исподлобья и… почему-то не произносил ни слова! Наконец я не выдержал:

– Ты что это молчишь?

Карлик обиженно шмыгнул носом.

– Неужто язык проглотил?

В ответ – новый шмыг.

– Ну что случилось-то? – не на шутку встревожился я странным поведением маленького визгуна.

– Яжик пўикусиўв… – почти не разжимая губ пробормотал он наконец.

И тут мне стало его невыразимо жалко. Он был таким маленьким, таким несчастным и таким молчаливым, что я совершенно забыл, насколько он нагл и противен. Нагнувшись с седла, я спросил:

– Твои козлы без тебя-то никуда не убегут?

Он поднял испуганные глазки и замотал головой. Тогда я подхватил его под мышки, поднял и посадил на своего жеребца перед собой. Твист и тут промолчал, но когда я тронул своего коня шагом, а Твистовы козлики побежали за нами следом, весело погромыхивая полегчавшей тележкой, я услышал придушенно-искаженное:

– Шпашипо…

Однако, чтобы догнать наших спутников, мне пришлось перейти на рысь, и карлика, не имевшего стремян, снова немного потрясло. И все-таки эта тряска была гораздо более плавной, да и я старался в меру сил придерживать малыша.

Конечно, мои ребята позубоскалили, когда увидели, что я везу Твиста на своей лошади. Но в меру. Грохот Твистова шарабана вполне объяснял мои действия и оправдывал их в глазах моих в общем-то добросердечных спутников.

Таким порядком мы ехали до самого вечера, и когда остановились на ночевку на прелестной лесной поляне, окруженной вековыми дубами и неправдоподобно высоким орешником, как-то само собой получилось, что Твист расположился около общего костра.

Поужинали мы быстро, но укладываться спать не торопились. Общий разговор затянулся за полночь. Правда, никаких планов мы не строили, а просто рассказывали друг другу разные истории. Молчавший карлик был почти незаметен, но, поглядывая на него, я отлично видел, что ему очень интересно, и он с удовольствием внес бы свою долю историй. Если бы мог.

Палатка была поставлена только для нашей прекрасной дамы, хотя она и резко протестовала против такого преувеличенного, по ее мнению, внимания.

Ночь прошла спокойно, а утром оказалось, что Твист забрался в палатку Эльнорды и проспал там до самого подъема. Однако, как ни странно, эльфийка отнеслась к этой вопиющей наглости карлика с презрительным пренебрежением.

С этого дня так и повелось. По лесным тропам, ставшим отныне нашей главной дорогой, Твист передвигался, сидя перед моим седлом, пищу он принимал за общим для всего Братства столом, а ночи проводил в единственной имевшейся у нас палатке. Правда, в полном одиночестве, поскольку Эльнорда наотрез отказалась пользоваться этим временным пристанищем после того, как увидела, что из него выбирается заспанный карлик.

Всеми этими явно незаслуженными благами Твист пользовался с удивительной непосредственностью, награждая нас взамен почти полным молчанием, хотя я прекрасно понимал, что его язык «выздоровел» уже на следующий день после кросса на козлах по пересеченной местности. Кстати, его козлы безропотно тащили опустевший шарабан и выглядели при этом чрезвычайно довольными.

Так мы и путешествовали без каких-либо особых приключений в течение последующих четырех дней. Наша маленькая компания очень подружилась с пятью Шалаевыми гвардейцами. Эти бравые вояки преклонялись перед Душегубом, считая его непобедимым, были готовы на все ради прекрасной Эльнорды, дружески-покровительственно относились к маленькому Фродо и несколько сторонились моей особы, явно не понимая, что делает этот угрюмый старикан в их боевой компании. Тем более, что при каждом удобном случае я доставал подарок Твердобы и погружался в увлекательное чтение. А грамотность, как я понял, в этой стране была явлением довольно редким и приравнивалась к серьезному чародейству.

Когда вечером четвертого дня мы остановились на ночлег, Шалай отозвал меня в сторону и, опустив глаза в землю, негромко проговорил:

– Завтра ты один дальше поедешь…

– Почему? – удивился я.

– Вон за тем оврагом Вересковая Пустошь начинается, а по ней даже вдвоем пройти нельзя. Один обязательно сгинет.

– То есть как сгинет? – Мое удивление росло на глазах.

– А так! – Шалай слегка повысил голос. – Только что он был и вдруг пропадет… Сгинет. А потом окажется, что он объявился лигах в двухстах от Пустоши и не помнит ничего.

– Ну вдвоем нельзя, а если компанией большой?..

– Тогда всех, кроме одного, по разным местам раскидает… – угрюмо пробурчал Шалай.

– Так… – Я озадаченно поскреб затылок.

Шалай вздохнул и внес пояснения:

– Отшельник Там решил, что к нему любой человек может прийти со своими бедами или вопросами, но только один. Кучей, как он говорит, только бандиты ходят…

– Ну что ж, значит, я один до этого отщепенца смотаюсь. А вы меня здесь подождете. Денька в два я уложусь?

– Если все будет нормально, и в несколько часов уложишься. Ехать тут недалеко, тропка приметная, не заблудишься. Да и Отшельник никого долго не задерживает… Если все нормально…

– Да что ты все «если все нормально… если все нормально». Что «нормально»? – Меня стала раздражать некоторая неуверенность Шалая, столь несвойственная ему.

– Понимаешь, – он снова несколько замялся, а потом, запинаясь, попытался объяснить: – Иногда к Отшельнику уходили люди, а возвращались от него… ну, в общем, животные разные…

– Это как?! – изумился я.

– Как, как… Так. Собаки были, лошади, два медведя… Один раз вообще вышло чудище с двумя хвостами, спереди и сзади. Только по ушам и определили, где у него начало…

– И что, это все ваш Отшельник устраивает?

Шалай утвердительно кивнул и добавил:

– Он говорит, что эти люди родились не в том теле… Что им в таком вот виде жить будет и удобнее, и приятнее…

– Да! – Моему возмущению не было предела. – А он их спрашивал, как им самим это нравится?!

Воевода только пожал плечами.

– Ладно! Разберемся с вашим… отморозком!

Я махнул рукой и направился к костру. Шалай в два шага догнал меня и негромко, но быстро заговорил:

– Только ты с ним поделикатней… Я тебя прошу… Он очень грубостей не любит, ну прям звереет от грубых слов… Побереги себя… Просто помни о королеве!

Как только он упомянул о Кине, всю мою ярость как рукой сняло. Перед глазами встало бледное, лишенное красок, прекрасное лицо, и я понял, что вполне смогу общаться с этим подозрительным Отшельником, как с версальским вельможей. Лишь бы помог вернуть королеву!

Моя команда встретила заявление о том, что дальше я поеду один, крайним недовольством. Душегуб, стоявший у костра, повернул свою огромную башку и рыкнул на всю ночь:

– Я пойду с тобой, и пусть он попробует меня куда-нибудь забросить! Я его сам к восточным горам заброшу!

Эльнорда, закаменев лицом, отрезала:

– Один ты к этому мерзавцу не поедешь!

И только Фродо предложил компромиссный вариант:

– А что, если нам отправиться к Отшельнику по очереди?..

Мы повернулись к нему, и он пояснил свою мысль:

– Сначала поедет Серый. За ним, так, чтобы его видеть, двинется Эльнорда. За ней, так же в поле зрения, отправится Душегуб. А за Душегубом поеду я… Ну, вроде бы, у всех нас есть к Отшельнику дело, и все мы едем к нему поодиночке.

Нам мысль показалась вполне здравой, но тут вмешался Шалай:

– Пробовали уже так к Отшельнику подобраться. Один только и доехал… Ну, я так думаю, что доехал… Потому как вернулся-то из Пустоши волк, и, естественно, он рассказать ничего уже не смог…

– Да этот ваш Отшельник – просто злодей какой-то! – возмутилась Эльнорда.

– Ну почему… – пожал плечами воевода. – Просто он осторожный. Поэтому и жив до сих пор…

– А он у вас, случайно, не стихами разговаривает? – Поинтересовался я, вспомнив старый роман Шекли.

– Почему стихами?! – ошарашенно переспросил Шалай.

– А для собственной безопасности! – расплылась в улыбке понявшая мой вопрос Эльнорда.

– Нет! – Шалай даже потряс головой. – Я у Отшельника дважды был. Нормально он говорит. Как все…

– Ну тогда никакой опасности нет, и я отправляюсь к господину Таму один! – подвел я черту под диспутом. Мои друзья посмотрели на меня и… промолчали.

Глава восьмая

«Специальность 8844 – магобиолог,

Специальность 8845 – магогеммолог,

Специальность 8846 – магополитолог,

Специальность 8847 – магоуролог…»

Справочник «Вузы Москвы». М. 2141 г.

Издание исправленное и дополненное

Так что на следующее утро я один отправился в глубь Вересковой Пустоши по еле заметной тропинке, бравшей начало сразу за оврагом, указанным вчера Шалаем. А мои верные друзья принялись разбивать постоянный лагерь, хотя воевода и утверждал, что отсутствовать я буду не больше двух-трех дней, если, конечно, вообще вернусь.

Почему это местечко назвали Вересковая Пустошь, мне было совершенно непонятно: на мой взгляд, меня окружал тот же самый лес, что тянулся и до граничного оврага. Правда, по ту сторону оврага я не чувствовал на своем затылке такого тяжелого чужого взгляда. А тут едва мой конь вступил на эту тропку, как я почувствовал, что за мной кто-то наблюдает. Наблюдает пристально и неотступно. И еще, по эту сторону оврага стояла поразительная тишина. Ни ветерка, ни крика птицы, ни квака лягушки – ни звука. Даже хруст веток под копытами моего иноходца раздавался как-то приглушенно, словно издалека.

Я ехал шагом, не торопясь, внимательно оглядывая окрестности и пытаясь сообразить, кто же это и откуда меня так пристально разглядывает. Однако долгое время мне это не удавалось. Наконец деревья расступились, и я выехал на широкую прогалину, покрытую густой низенькой травкой и залитую зеленоватым солнечным сиянием. Именно в этот момент я услышал тихий, тоненький голосок:

– Охо-хо… Да не верти ты головой…

Я буквально замер в седле от неожиданности, и голосок меня тут же поправил:

– И не надо так напрягаться! Я же сказала только «не верти головой», а ты сидишь, словно аршин проглотил. Расслабься…

Я хмыкнул про себя и… расслабился.

– Вот… Правильно… – одобрил мое поведение указующий глас.– А теперь незаметно скоси глазки направо… Видишь ствол красной сосны?..

Рискуя заработать стойкое косоглазие, я последовал полученным рекомендациям и действительно на периферии зрения уловил нечто узкое и красное, тянущееся высоко вверх. Решив, что это и есть искомый ствол, я кивнул.

– И не надо мотать башкой!– тут же окоротили меня. – Я и так поняла, что ты увидел сосну!.. Справа от нее растет большой куст орешника, и сейчас между его верхними ветками ты можешь увидеть глаза того, кто за тобой наблюдает.

К счастью, искомый орешник рос слева от сосны, поэтому разглядеть его, не поворачивая головы, мне было несколько проще, чем саму сосну. Я скользнул скошенными зрачками по лохматому раскидистому кусту и между двумя ветками, устремленными вверх, разглядел странно мерцающую тень, на самом деле снабженную парой глаз. Они напоминали глазищи мультипликационной совы и не мигая следили за мной.

Правда, видел я эти глазки всего лишь мгновение. Переливающаяся тень, словно почувствовав, что ее засекли, тут же прикрыла свои буркалы и тихо растаяла. Только ветки орешника слегка мотнулись из стороны в сторону.

– Ну что, видел? – поинтересовалась моя невидимая собеседница.

– Видел… – вслух ответил я.

– Так вот он тебя прощупывает самыми разными заклинаниями. Изучает, можно сказать…

– А его самого можно прощупать заклинаниями? – тут же поинтересовался я.

– Конечно, раз ты его уже увидел!.. Вспоминай давай, что я тебе уже показала!

Тут я понял, что беседует со мной моя книжечка заклинаний! Она, оказывается, и сама поболтать была не прочь!

– Ну, поболтать я далеко не с каждым могу… – тут же откликнулась моя неразговорчивая. – Просто мы с тобой уже так долго общаемся, что я усвоила алгоритм твоего мышления и способна модулировать в твоем разуме необходимые мысли…

Вот так! Какая-то малюсенькая книженция, пособие для недоразвитых магов, способна что-то модулировать в моем мозгу!

– Могу и не модулировать! Очень надо! – последовал ответ обиженной книжки. – Сам тогда и разбирайся со своими филерами!..

И наступила тишина.

Я тут же понял, что был не прав, и постарался со всем возможным красноречием или, вернее, красномыслием выразить свое раскаяние.

– Ладно, чего уж там, – тут же вновь откликнулась книжка. – Я ведь тоже понимаю, что начала диалог в сложный момент твоего бытия, когда ты был совершенно не готов к общению со мной! Но и ты меня пойми, ситуация у тебя сложилась сложная, должна же я тебе помочь!

– Кстати о помощи, – перебил я болтливое печатное издание. – Какое, ты говоришь, заклинание можно использовать?

– Хитрый какой!.. – воскликнула моя библиотечная редкость. – Ни о каком заклинании я не говорила! Я просто предложила тебе напрячь свою вялую память!

На «вялую память» я обиделся и, не отвечая на сей некорректный выпад, напряг то, что мне предложили. И, вы знаете, в голове тут же всплыли заклинание «от нескромного глаза», сиречь от подглядывающего, заклинание «против всуе любопытствующего» и наговор «для тайны сохранения». Не зря я подарок Твердобы так часто и подолгу штудировал. Вот если бы еще мне удалось в этой книжке прочитать все!

– Успеешь, прочитаешь… – ехидно откликнулась книга.

Значит, теперь мне придется привыкать к тому, что все мои мысли становятся достоянием королевской библиотеки! Хорошо еще, что их не передадут дальше и не обнародуют!

– Было бы что обнародовать! – хмыкнуло у меня в голове.

– Ладно, не отвлекай! – буркнул я в ответ на прогенерированную книгой мысль и начал читать заклинание «от нескромного глаза».

Заклинание было достаточно коротким и хорошо мне знакомым, так что справился я быстро. Закончив с произнесением малопонятных для меня самого словес, я принялся ожидать результата, и он не замедлил проявиться.

Как я уже говорил, моя маленькая подруга проявила свои способности, когда я находился на довольно широкой лесной прогалине. Во время нашего занимательного диалога мой конь остановился и принялся индифферентно пощипывать травку. Как только я закончил читать свое заклинание, он поднял голову и неподвижно замер, словно часть конной статуи. Не прошло и пяти секунд, как из-за недалеких кустов на прогалину буквально выкатился маленький человечек в темно-синем халате, такого же цвета шароварах и ярко-красной шапочке, похожей на ермолку. Оказавшись в середине открытого пространства, он остановился и принялся озираться по сторонам, явно кого-то высматривая. И хотя сейчас он не был похож ни на какую тень и совершенно не мерцал, его совиные глазищи ясно давали понять, что это и есть тот самый субъект, который наблюдал за мной от самой границы Вересковой Пустоши!

Не успел я подумать: «И что же мне делать дальше?», как тут же услышал очередной совет:

– Давай, колдуй дальше! У тебя хорошо получается!

Я принялся лихорадочно перебирать в памяти известные мне заклинания и почти сразу же припомнил детское такое заклинаньице «замри». Оно, правда, должно было сопровождаться несколькими, довольно замысловатыми жестами, но я уже его репетировал. С лошадьми и козлами нашей экспедиции у меня получалось довольно неплохо. А вот с людьми я как-то не успел попробовать. Но риск, на мой взгляд, был невелик.

Я отпустил поводья и начал читать считалочку заклинания, размахивая руками не хуже дирижера симфонического оркестра.

А «темно-синий халат» между тем, осторожно переступая босыми ногами, начал обход прогалины, продолжая оглядывать окрестности своими немигающими глазищами. Так он и замер с высоко поднятой ногой, растопыренными в стороны ручками и выпученными зенками, когда я дочитал свое заклинание до конца.

Я слез со своего коняки и подошел к замершему соглядатаю. Передо мной стоял в очень неудобной позе маленький… китаец. Ну, во всяком случае, в своем привычном мире я именно так определил бы его расовую принадлежность. Круглое, как блин, желтоватое личико, широкие скулы, черные, блестящие, словно антрацит, волосы. Единственное, что выходило за рамки привычного стереотипа, – глаза. Они были несуразно большими для этой физиономии, ярко-желтыми и… очень старыми.

Внимательно осмотрев неподвижно застывшего «китайца», я поинтересовался:

– Ну, что скажешь?

– Чего тута сыкажишь… – мило улыбнувшись, ответил тот. – Попалися!..

– Я понимаю, что попался, – не принял я его попытки отшутиться. – Ты скажи, зачем за мной следил?

Китайская улыбка увяла.

– Смотрел, куда идешь, зачем.

– А что, просто подойти и спросить нельзя было? Я бы тебе сам рассказал, куда еду и зачем…

– Соврал бы… – тоскливо ответил специалист по наружному наблюдению.

– Почему? – удивился я.

– Все врут, – категорично заявил филер. – И ты соврал бы.

– Ну зачем бы я стал тебе врать?! Я и сейчас могу сказать, что еду к Отшельнику Таму.

– Это я и сам знаю! – Заколдованный статуй безуспешно попытался пожать плечами. – Другой причины для посещения Вересковой Пустоши попросту не может быть. А вот зачем ты едешь к Отшельнику?

– А вот это я скажу только самому Отшельнику! – отрезал я. – С какой это стати мне обсуждать свои личные, можно сказать, интимные дела с первым встречным китайцем!

– Китаец – это кто? – Круглые глазищи подозрительно сузились.

– А, это так, метафора, – спохватился я. – Не обращай внимания.

– Ты уверен, что это не оскорбление? – с еще большим подозрением поинтересовался синий халат, и мне показалось, что его поднятая нога слегка дрогнула. И тут я вспомнил, что Отшельник Там очень нервно относится к различного рода оскорбительным высказываниям. И сразу же в мою душу закралось некоторое подозрение относительно личности заторможенного мной индивидуума. Я еще раз внимательно оглядел свою добычу. Нет, на старичка, которым, по рассказам Шалая, должен был быть Отшельник Там, мой китаец никак не походил. Это был явно молодой китаец. Но тут меня словно бы что-то толкнуло изнутри, и я быстро пробормотал про себя заклинание Истинного Зрения. Закутанная в синий халат статуя пошла мелкими трещинами и через секунду с тихим шорохом осыпалась. А перед моими глазами предстал сидящий на низеньком пенечке старик. На его похожей на печеное яблоко физиономии играла глумливая усмешечка. Он, по-видимому, еще не догадался, что его маскарад раскрыт. Я перевел дыхание и как ни в чем не бывало продолжил разговор.

– Нет, это ни в коем случае не оскорбление. Просто в мире, откуда я родом, имеется такая страна – Китай, и населяющие ее люди, китайцы, очень похожи на тот образ, который ты мне показываешь, уважаемый Там! Правда, глаза у тебя, как у филина, а во всем остальном – вылитый китаец!

Старикашка оторвал седалище от пенечка, и его усмешка живо увяла.

– Ты хочешь сказать, что…

– Что я вижу перед собой милого старика, отдыхающего на пенечке, и между делом дурящего голову молодому, зеленому вьюноше.

– Это ты-то молодой вот с такой-то бородой? – пробормотал старик в рифму.

– Борода – это пережиток прошлого… Просто клей очень хороший попался, – маловразумительно пояснил я. Но старик кивнул головой, словно ему сразу все стало ясно.

– А вот дело у меня к Отшельнику Таму очень серьезное, – продолжал я, переходя к главному. – И никакого маскарада не терпит!

– Что ж это за дело, которое не терпит маскарада? – снова улыбнулся старичок, но на этот раз улыбка у него получилась достаточно добродушная. И вообще, для сердитого волшебника, каким мне его описали, он слишком просто смирился с тем, что его так просто раскусил какой-то заезжий молодец. Но я почему-то относился с большим доверием к словам Ворона, поэтому, опустившись на травку возле Тамова пенечка, коротко, но достаточно подробно рассказал ему историю королевы Кины и поведал о намерениях нашего Братства.

Чем более для Отшельника прояснялась ситуация, тем серьезнее, я бы даже сказал, сердитее он становился. К концу моего рассказа Там соскочил со своего пенька и принялся расхаживать около меня, проворно семеня ножками, одетыми в самые настоящие онучи.

Я замолчал, а Отшельник Там продолжал свою пробежку, пять шагов вправо, пять – влево, глубоко при этом задумавшись. Наконец он остановился передо мной и, склонив голову набок, внимательно на меня посмотрел.

– Парень ты, конечно, талантливый, но против Седого Варвара не выдюжишь. Здесь Ворон прав. Однако Кину необходимо вернуть на ее законный престол. Тут прав ты… Вот и выходит, что мне придется в это дело вмешаться…

Отшельник с крайне озабоченным видом поскреб седую с проплешиной макушку.

– Поскольку научить тебя чему-то серьезному я вот так с ходу не могу, мы сделаем следующее: пусть ваше Братство продолжает свой поход, а в нужный момент я вмешаюсь. Седой Варвар – личность серьезная, имея с ним дело, всегда надо держать кое-что в запасе.

Из этой пламенной речи я понял только то, что нам предлагается действовать на свой страх и риск, а этот пресловутый Отшельник, может быть, когда-нибудь вмешается в развитие событий, если сочтет, что наступил нужный момент! Прямо скажем – не густо! А может быть, Ворон переоценил возможности этого мага, и Отшельник Там просто побаивается связываться с Варваром? Во всяком случае, мне ничего не оставалось делать, как состроить понятливую мину, произнести положенные «значит, мы на тебя рассчитываем» и «спасибо за помощь», а следом за этим взобраться на свою лошадку и развернуть ее туда, откуда приехал!

Так что я, с секунду поразмышляв, принялся выполнять изложенную выше программу, то есть состроил понятливую мину и уже собрался на полном серьезе заявить «значит, мы на тебя рассчитываем», как Отшельник распустил свою сурово сморщенную физиономию в понятливую улыбочку и заявил:

– Нет, я Варвара не боюсь, хотя он и очень серьезный противник. Вот если бы нам надо было атаковать его Брошенную Башню, я раздумывал бы очень долго, прежде чем что-либо предпринять. А раз он выбрался из своего логова, нам вполне по силам вести с ним дело. А вот насчет «взобраться на свою лошадку и развернуть ее туда, откуда приехал», то это мысль абсолютно здравая! Именно так и следует поступить. Только сначала на-ка вот, возьми это колечко.

В руке Отшельника блеснуло простое, белого металла кольцо. Я машинально протянул за ним руку, мимоходом подумав, что, похоже, в моих мыслях не копается только ленивый, и несколько недоуменно спросил:

– А зачем оно мне?

– Чтоб больше по моей Пустоши не блукать. В «холодно-горячо» играть умеешь? – Я утвердительно кивнул. – Тогда надевай колечко на палец, и оно, если ты возьмешь правильное направление, будет теплым, а если собьешься с пути – похолодеет.

– Да где ж здесь заблудиться-то можно?! – удивился я, надевая подарок на палец. – Вон по той тропочке, как сюда приехал, так и обратно выберусь.

– Это что ж, ты еще трое суток хочешь по этому лесу погулять? – Улыбка у старичка стала еще шире.

– Как это «еще трое суток»? – удивился я. – Я через овраг всего часа четыре как перебрался!

– Это тебе так кажется… – заверил меня Отшельник. – На самом деле твои друзья уже почти трое суток тебя дожидаются.

Увидев, что нарисовалось на моем лице, он извиняющимся тоном добавил:

– Ну должен же я был разобраться, кто это ко мне в Пустошь пожаловал. А субъект ты оказался трудный, никак я тебя понять не мог – защита у тебя от волшебного вмешательства серьезная поставлена. Вот мне и пришлось время вокруг тебя ужать немного, чтобы ты волноваться не начал из-за слишком долгого путешествия по этому леску.

Объяснение его меня мало успокоило, поэтому я, позабыв о предупреждении Шалая, медленно процедил сквозь зубы:

– Значит, ты время вокруг меня ужал немного. А может, мне вокруг тебя немного пространство ужать? Так, чтобы ты ручонками-то не мог больше размахивать и китайцев лупоглазых из себя изображать?

Произнося последние слова, я вспомнил, что хамить Отшельнику опасно, но меня это почему-то совершенно не обеспокоило. Напротив, моя злость только усилилась. До того, что я чуть не щелкнул по привычке пальцами. Остановило меня только то соображение, что Отшельник вроде бы решил выступить на нашей стороне.

Я вскочил на ноги и, не попрощавшись, зашагал к своему коняшке. А сзади донесся спокойный голос:

– Да не расстраивайся ты так! Спасем мы твою королеву! Можешь на меня рассчитывать!

Только вскочив на своего смирного конька, я оглянулся. Отшельника Тама на прогалине не было. «Значит, у него есть свое средство передвижения!» – мелькнуло у меня в голове в то время, как я направил лошадь вдоль опушки леса.

На прогалину выходило несколько нешироких тропок, и около одной из них колечко на моем пальце резко потеплело. Я свернул на эту тропку и двинулся по ней. Кольцо исправно показывало мне нужное направление на любом разветвлении тропинки, однако ехать обратно мне пришлось все те же четыре часа, хотя надо признать, что дорога была совершенно другой.

Выехал я к тому же оврагу, от которого начал свое странное путешествие, правда, с другой стороны. Но за этой граничной промоиной меня никто не ждал!

Нет, лагерь, разбитый по всем канонам опытных путешественников, в наличии имелся. Стояла наша палатка, стояли четыре больших шалаша, чуть в стороне чернело большое кострище, снабженное деревянными рогульками, на которых повис большой, почерневший снизу котел. Только вот людей в лагере не было, как не было лошадей, козлов и пожарно выкрашенного шарабана.

Я остановился посреди этого брошенного стойбища и принялся растерянно размышлять, куда мог подеваться народ, но долго оставаться в размышлении мне не дали. Через пару минут из-за окружающих лагерь кустов выдвинулось десятка полтора уже знакомых мне всадников, закованных в глухие серебристые доспехи, с длинными копьями в руках и мечами у пояса.

«А вот и рыцари Храма!» – прошелестела у меня в голове довольно спокойная мысль, и я принялся припоминать какое-нибудь подходящее к случаю заклинание. Но в этот момент вперед на маленьком ослике выползла не менее знакомая фигура в… монашеском облачении. И этот монашек тут же начал приятную беседу:

– Гэндальф Серый Конец! Сам Епископ, лично предлагает тебе явиться к нему в Храм и выслушать его весьма заманчивое предложение! Твои друзья уже находятся в Храме, поэтому я не советую тебе применять против рыцарей Храма свою магическую мощь! Место каждого уничтоженного тобой рыцаря может заступить кто-то из твоих друзей!

Вот такое ласковое предложение, подкрепленное самым откровенным шантажом!

– А что ты хотел от Варвара?! – тут же раздался у меня в голове голосок моей старопечатной подружки. – Соглашайся! Тебе не все равно, каким образом оказаться в Храме? Ты же именно туда стремился?! А теперь тебе не дадут заблудиться…

И что мне после этого оставалось делать? Я пожал плечами и довольно спокойно сказал:

– Поехали…

Рыцари в полном молчании выехали на поляну лагеря и сомкнулись в колонну по двое. Мы с монашком оказались в центре этой колонны, а по бокам у нас также встала пара рыцарей. Вот такой молчаливо-роскошной кавалькадой мы и отправились в гости к Епископу в его неведомый Храм.

Окружавшие меня рыцари, как и полагается куклам, были довольно молчаливы. То есть я от них так ни слова и не услышал. Зато монашек, тащившийся рядышком со мной на осле, говорил за всю остальную компанию. Однако я, памятуя сказанное Портятой по поводу опосредованного присутствия самого Епископа, старался отвечать откровенно и в то же время маловразумительно, предоставляя инициативу в разговоре своему визави.

– Я же вас предупреждал, чтобы вы не ездили к правителю! – начал с укора свой монолог черноризец. – Или вы так и не поняли всей угрожавшей вам там опасности?!

– Да какая там опасность? – беспечно откликнулся я.

– Как какая! – Монашек аж подпрыгнул на своем осле. – А призрак?!

– Да нет там никакого призрака, – пожал я плечами. – Мы, во всяком случае, провели в Замке две ночи и целый день и никакого призрака не наблюдали. Нет там, кстати, также привидений, зомби и прочих полтергейстов.

– Неужели она так быстро… – пробормотал про себя монах, но тут же снова обратился ко мне: – А Качей ни о каком призраке вам не рассказывал?

– Да нет… Вот о пропавшей королеве он много говорил. Расстроен он этим обстоятельством ну прямо-таки до слез. Говорит, все бы, мол, отдал, чтобы вернуть мою дорогую королеву на место или получить подтверждение, что она умерла.

– Ага, расстроен… – Было похоже, что монах находится в некоторой растерянности от моего рассказа. – И что же вы так мало погостили в Замке, если там все до такой степени спокойно?

– Я же говорю, Качей о королеве горюет. Ну, мы и пообещали разузнать о ее судьбе. А кроме того, ему нужны три конкретных предмета, которые то ли пропали, то ли похищены из Замка, прямо, можно сказать, у него из-под носа. Качей просил поискать его цацки, а предварительное расследование показало, что они, возможно, находятся в личном пользовании Епископа. Вот мы и направились в сторону Храма.

– То есть ты хочешь сказать, что Качей не нашел кольцо, пояс и меч?

– Нет, не нашел, – со вздохом ответил я и тут же многозначительно прибавил. – Пока не нашел…

– Значит, вы направляетесь к Храму? – переспросил монашек. – Что ж вы тогда свернули с дороги в этот лес?

– Да просто я в Замке наслушался рассказов о здешнем маге, вот и решил заскочить, познакомиться с местной знаменитостью. Нанести, так сказать, визит вежливости. Как маг магу…

– Какой это здесь маг живет?! – с неожиданной заносчивостью поинтересовался монах.

– А ты будто бы не знаешь?! – ответил я вопросом на вопрос.

– Я всех местных магов прекрасно знаю! И не только местных! И мне точно известно их сегодняшнее местонахождение. Так вот, никакого мага в здешнем лесу нет!

– Ну как же, – мягко не согласился я. – А Отшельник Там?

– Ха! – Монах снова подпрыгнул, и мне стало жаль бедного осла, на котором он ехал. – Какой же это маг?! Это недоучившийся фигляр, владеющий парой-тройкой низкопробных фокусов! Он даже начальной школы верхней магии не закончил, не говоря уже об университете!

– Вот как?! – искренне удивился я. – А он утверждает, что с отличием окончил факультет прикладной магии Борбонского университета по специальности магоинженерия общих пространств. Он даже упомянул название своего диплома, но оно у меня как-то в голове не удержалось…

В ответ на эту белиберду монашек задрал голову и уставился на меня. Тут я впервые увидел его рожу. Рожа эта и так была малоприятной, а тут еще вытаращенные, как у карася, белесые глазищи и отвисшая челюсть… Бр-р-р…

– Ка… ка-ка… ка-ка-кого университета? – выдавил наконец мой потрясенный провожатый.

– Какого, какого, Борбонского! – повторил я для глухих и глупых.

– Нет такого университета! – взвизгнул монах, и мне показалось, что на его узких бескровных губах выступила пена.

– Это вы с Отшельником выясняйте, есть такой университет, нет такого университета. Я за что купил, за то и продаю.

Мое безразличие в данном вопросе повергло монаха в еще большее негодование.

– Так он же тебе нагло врал! – завопил он так, что его осел шарахнулся в сторону, а сам седок едва не свалился на землю.

– Это ты так говоришь! – парировал я. – А мне думается, что такой солидный, пожилой маг не опустится до тривиальной лжи! Тем более, что я сам учусь на третьем курсе Марлагского университета и у нас в группе есть ребята, которые перевелись к нам именно из Борбонской цитадели магических наук.

После этого монах надолго замолчал.

Наша стройная колонна выползла на опушку леса, и вдали, за большим нескошенным полем, показались крыши какого-то небольшого селения. Монах, прервав на секунду свои размышления, поднял голову и как-то задумчиво произнес:

– А вот и Приют Единоверца. Здесь мы заночуем.

– Так вроде бы еще не поздно. – Я огляделся, лишний раз убеждаясь, что местное зеленое светило стоит еще достаточно высоко.

Монах бросил на меня быстрый взгляд из темноты низко опущенного капюшона и произнес странную фразу:

– У нас иногда быстро темнеет…

– А… Ну тогда конечно… – ответил я столь же маловразумительно.

Наша милая, нешумная компания продолжала все той же неспешной рысью продвигаться по направлению к населенному пункту с несколько экзотическим названием. Крыши, крытые частично дранкой, а частично соломой, постепенно подрастали, показывая, что Приют Единоверца – довольно большое село.

– А что, – позволил я себе прервать размышления, в которые был погружен мой провожатый, – в этом населенном пункте есть сельпо?

– Кто есть? – с подозрением переспросил монах.

– Так у вас что же, на селе и потребкооперации нет? – начал я втаптывать в грязь представителя местной администрации. – Как же ваше сельское население существует? И где утомленный дорогой путник может пополнить свой запас провизии?

На этот раз я, похоже, смог удивить даже монахова осла. Во всяком случае, он встал на месте безо всякой команды со стороны хозяина. А хозяин, в свою очередь, почесал свой капюшон и попросил:

– Слушай, ты не мог бы сказать, чего ты хочешь, простым человеческим языком?

– Я понимаю, что без университетского образования со мной общаться сложно! – гордо ответил я. – Поэтому, так и быть, я снизойду… Так вот, меня интересует следующее. Во-первых, когда и где мы будем ужинать? Во-вторых, где мы будем ночевать? И в-третьих, есть в этом селе какой-нибудь магазин, корчма, постоялый двор, в котором я смог бы запастись продуктами в дорогу?

– О пресветлый!.. – со вздохом облегчения воскликнул разобравшийся в моих проблемах черноризец. – Можешь ни о чем не беспокоиться, никто не собирается морить голодом гостя Епископа! – На слове «гостя» он сделал многозначительную паузу. – Не знаю уж, как вас принимали в Замке Качея, а Епископ славится на все королевство своим гостеприимством! Впрочем, ты сам сможешь в этом скоро убедиться!

Действительно, мы уже въезжали в село. По обеим сторонам дороги появились небольшие, веселые домики с высокими крышами. Дворики перед домами и огороды за ними поражали своей какой-то совершенно неестественной чистотой и опрятностью. Мне даже захотелось сойти с коня и проверить, не подкрашивали ли хозяева коротко остриженную травку перед своими воротами. Затем я обратил внимание на то, что все дома стояли на совершенно одинаковом расстоянии, как от дороги, так и друг от друга. Весьма заинтригованный своими открытиями, я продолжил наблюдения и скоро убедился, что и огороды, похоже, были совершенно одинаковыми, как по размерам, так и по своему внутреннему содержанию. Вообще, создавалось впечатление, что все село состоит из повторенной несколько десятков раз одной и той же усадьбы. Повторенной во всех мелочах и нюансах!

Впрочем, нет! По меньшей мере одно различие было в наличии. Флюгера. Каждый небольшой дом, крытый, как я уже говорил, частично дранкой, а частично соломой, имел справа небольшую башенку с соломенной крышей конусом, над которой возносился двухметровый шпиль. И каждый шпиль был украшен ярко раскрашенным флюгером. Так вот, ни один флюгер не повторялся! Так что гость села мог развлекаться, разглядывая эти замечательные флюгера. Такие вот здесь были достопримечательности.

Наконец мы выехали на центральную площадь, окруженную все теми же усадебками и украшенную стоявшей в середине статуей из серого камня, изображавшей монаха в глубоко надвинутомна голову капюшоне и с молитвенно сложенными ладонями. Голова нашей колонны направилась к одному из домов. Я присмотрелся и определил украшавший его флюгер как большой котел, из которого торчала ручка половника. Впрочем, это вполне могло быть изображением еще чего-нибудь, просто мой голодный желудок подсказал мне наиболее приятный для меня в этот момент образ.

Ворота, ведущие во двор этой усадьбы, были распахнуты настежь, словно нас уже здесь поджидали. Вся колонна рыцарей не останавливаясь проследовала через замощенный серым камнем двор к длинному приземистому зданию, которое я определил как конюшню, и, не слезая с лошадей, скрылась в нем. Мы же с монахом и его ослом остановились перед домом, и к нам направилось несколько человек местной обслуги.

Именно в этот момент все окружающее словно вздрогнуло, зеленое солнце мгновенно потускнело и рухнуло к горизонту, а оранжевые небеса потемнели до темно-охряного цвета и на них зажглись редкие звезды.

Слуги, направлявшиеся к нам, замерли на месте, а монашек глубоко, со всхлипом, вздохнул и едва слышно пробормотал:

– Все в порядке… Все в порядке…

Через секунду слуги вновь двинулись в нашу сторону, а я повернулся к своему провожатому:

– Что в порядке?

Может, моему голосу и недоставало учтивости гостя, но происшедшее показалось мне смутно знакомым и почему-то сильно меня встревожило.

– Теперь уже все в порядке! – неожиданно весело отозвался монах. – Прошу в дом, нас уже ждут!

Мы в меру своей грации соскочили со своих скакунов, которых тут же приняли в свои заботливые руки местные конюхи.

Когда я увидел, как мой конь и монахов осел направляются вместе к конюшне, я вдруг ясно представил себе, как я и монах выглядим рядом верхом, и мне стало весело. Посмотрев на моего облаченного в рясу спутника, я усмехнулся и проговорил:

– Ну что ж, дорогой Санчо, пойдем посмотрим, чем угощают в этой таверне.

Однако монах не последовал за мной. Его как-то странно покачнуло, и он осипшим голосом спросил:

– Как ты меня назвал?!

– Санчо…

– Откуда тебе известно мое истинное имя?!

Вообще-то, по правде говоря, ничего такого мне не было известно. Просто возникла неожиданная аналогия. Но грех было не воспользоваться случайным совпадением, поэтому я сурово свел брови и небрежно заметил:

– Ты, видимо, не слишком хорошо понял, кого сопровождаешь. От мага такого уровня, как я, мало что можно скрыть. Я же тебе говорил, что у меня за спиной три курса Марлагского университета. И этот университет не единственный, в котором я учился! Так что твое истинное имя для меня не такая уж большая тайна.

– Так, значит, ты знаешь его полностью?!

В его и без того неуверенном голосе появились явные нотки страха, и я высокомерно поинтересовался:

– Ты хочешь, чтобы я назвал его вслух? – и при этом указал глазами на ожидавших в некотором отдалении слуг.

– Нет, нет! – тут же ответил монашек.

– Тогда мы, может быть, все-таки проследуем под сей гостеприимный кров?

Монах снова несколько растерялся, но тотчас же сообразил, о чем я веду речь. Развернувшись, он поспешил к распахнутой входной двери. Я двинулся следом, а за мной потопали и встречавшие нас слуги.

Сразу за дверью оказалась довольно большая, ярко освещенная комната, посреди которой красовался накрытый к ужину стол. Увидев, что ужин приготовлен на две персоны, я повернулся к монаху, согласившемуся на имя Санчо, и спросил:

– А что, наши спутники будут ужинать в другом месте?

– Воины Храма не нуждаются в телесной пище! – с непонятной гордостью ответил он.

– Ну да, – немедленно подхватил я, – им достаточно пищи духовной… Или… душевной?

Санчо слегка дернулся, но ответил достаточно твердо и двусмысленно:

– Ты прав, Гэндальф Серый Конец, рыцари Храма живут помыслами о душе…

В этот момент в противоположной стене комнаты приоткрылась дверь и в нее просочилась долговязая, худющая фигура хозяина. Подобострастно согнувшись, он проблеял басом:

– Прошу господ к столу. Мы постарались достойно встретить столь высоких гостей, но если вам угодно отведать каких-либо особенных блюд, мы готовы немедленно их приготовить…

– Уполномоченный карлик, фаршированный козлятиной с гречневой кашей… – негромко проговорил я, вспомнив рецепт Душегуба, и у меня защемило внутри. Где-то сейчас находились мои друзья?

Однако длинный и худой решил, что я излагаю свое гастрономическое желание, и смертельно побледнел:

– Но, господин, у нас нет в наличии уполномоченного карлика!.. Если вы можете обойтись козлятиной с гречневой кашей, мы мигом ее приготовим!

– То есть как это – нет карлика! – тут же взвился монах. – Вам было приказано иметь все возможные продукты, чтобы удовлетворить самые изысканные требования высокого гостя Епископа!

– У нас есть все известные продукты питания! – с отчаянием обреченного заверещал басом длинный и худой. – Но никто из известных мне особ не питался карликами! Ни обычными, ни уполномоченными! Это блюдо весьма своеобразно и нетрадиционно!

– Тебе дается ровно пятнадцать минут для того, чтобы фаршированный уполномоченный карлик по рецепту его милости Гэндальфа Серого Конца был на столе! – страшным голосом проговорил монах. – Иначе!..

Я с интересом слушал эту занимательную перепалку, считая ее самым обычным розыгрышем. Но когда после грозного монашьего «Иначе!..» у длинного и худого закатились глаза и подогнулись колени, я понял, что они вели разговор на полном серьезе. Тут мне поневоле пришлось вмешаться в эту серьезную беседу:

– Я передумал!

Длинный и худой вернул глаза на место, выпрямил коленки и с надеждой посмотрел на меня.

– Я думаю, фаршированный карлик на ночь будет тяжеловат для желудка. Еще кошмары приснятся.

– Безусловно, ваша милость права – это очень тяжелая пища! – тут же подхватил мою мысль ободренный хозяин. – Тем более, что все имеющиеся у нас в наличии карлики чрезвычайно жирны! – нагло соврал он.

– Но чтобы на завтрак фаршированный карлик был! – гнул свою линию гостеприимный монах.

– Жирный карлик на завтрак?! – ужаснулся я, и длинный хозяин из сочувствия ко мне снова закатил глаза. – Перед дальней и трудной дорогой?! Перед дорогой, которую мне придется проделать верхом! Да вы что, милейший, убить меня хотите?!

Я строго посмотрел на тощего, закатившего глаза хозяина:

– Друг мой, очнитесь!

Хозяин снова вернул глаза на место.

– Чтоб я больше ни слова не слышал о ваших карликах. Хотя бы и фаршированных лепестками роз! Иначе!.. – Мое «Иначе!..» было ничуть не хуже монашьего. – Иначе я пожалуюсь самому Епископу!

– Будет исполнено, ваша милость! – тут же склонился в радостном поклоне хозяин. Все были довольны, и только монах чувствовал себя дураком. Так ему и надо!

Я, закрывая дискуссию по поводу новейших гастрономических изысков, направился к столу и уселся на один из стульев, поставив рядом свой посох. Оглянувшись на присутствующих, я понял, что сделал что-то не так. Монах тут же подтвердил мою догадку:

– Ты… э-э-э… занял мое место…

– А на нем что, написано, что оно твое?! – схамил я ему прямо в его закрытую капюшоном рожу и, взяв торчавшую конусом салфетку, встряхнул ее и сунул себе за ворот поверх своего роскошного шарфа.

– Э-э-э… нет, не написано, но это мое место! – продолжал настаивать упрямый Санчо.

Не вступая в бессмысленные, на мой взгляд, пререкания, я наложил себе на тарелку первого попавшегося салата, передвинул поближе блюдо с маленькими пирожками и налил из высокого графина в стоявший рядом бокал рубинового цвета вина.

Однако меня не оставили в покое. Монах, сделав пару шажков в мою сторону, снова загундосил:

– Уступи мне мое место! Твое почетное место на противоположном конце стола! Там поставлены самые изысканные яства и вина…

Я резко выбросил руку вперед, ткнув пальцем в стоявший напротив меня стул:

– Вон твое место! Или за дверью… Выбирай! А если ты не прекратишь свое нытье… – Я перевел взгляд на испуганно молчавшего хозяина заведения. – Слушай, любезный, у тебя на кухне найдется специалист по приготовлению монашины? Давненько я не баловал себя монашиной в белом вине с зеленью на рясе!

Монах Санчо круто развернулся и молча потопал к предложенному ему стулу. Длинный хозяин поклонился мне, и я заметил, как злорадно сверкнули его глаза:

– Это блюдо, господин, также мало знакомо мне, но я думаю, что, если твоя милость прикажет, мой шеф-повар отлично справится с данной задачей. Вот только… – замялся он.

– Что такое?! – сурово переспросил я.

– Да выбор монахов у нас невелик… Прямо сказать, всего один и есть… – И он с сомнением уставился на Санчо.

– Вот как?.. – Я тоже с сомнением уставился на Санчо.

С минуту мы вдвоем молча рассматривали монаха, а тот неторопливо сгребал на свою тарелку все закуски подряд. На мой взгляд, он не очень хорошо соображал, что делает.

– Хорошо, – прервал я наконец осмотр будущего гастрономического чуда, – я подумаю… Пока что меню завтрака остается прежним, но… – Я сделал эффектную паузу. – Если я решу внести изменения, тебе будет сообщено!

И я жестом отпустил хозяина. Тот поспешно развернулся и направился к выходу из столовой, а мы в молчании приступили к ужину.

Ужин, кстати, был очень хорош. Блюда и приборы четко и без суеты меняли двое слуг. Еще один следил за наличием вина на столе. Вот только мой сотрапезник напрочь отказывался вести светскую застольную беседу. Какие только темы не предлагал я для обсуждения, он только испуганно вздрагивал и с тоской посматривал на меня из-под своего надвинутого капюшона. И только однажды, когда я спросил, не жарко ли ему в его шерстяной рясе с головой, накрытой тяжелым капюшоном, он угрюмо выдавил:

– Нет… Мне холодно… – И его как-то странно передернуло. А к концу трапезы моего милого друга настолько сморило, что он заснул прямо на стуле и был отнесен слугами в другое крыло дома, в спальню.

В общем, ужин прошел в теплой дружественной обстановке, хотя стороны и не обменялись речами.

Я же, поужинав, ощутил необычный прилив сил. Налив себе бокал вина, я вышел из-за стола и, прихлебывая сей божественный напиток, направился во двор, где, прислонившись к столбику, поддерживавшему козырек над входом, принялся рассматривать звездное небо.

И в этот момент из сгустившейся темноты появилась фигура в знакомых серебряных доспехах. Рыцарь Храма приблизился, и я впервые услышал его голос. Ничего так был голосок, вполне механический:

– Могу я видеть господина первого советника капитула?

«Ого! – присвистнул я про себя. – А мой Санчо-то серьезная фигура». Вслух же я высокомерно спросил:

– А в чем дело?!

– Епископ никак не может с ним связаться, поэтому обязал меня разыскать господина первого советника капитула и выяснить, что с ним происходит.

– Дрыхнет твой советник, – небрежно ответил я.

– Не понял, что делает господин первый советник капитула? – безо всякого интереса переспросил рыцарь.

– Хм… Спит советник… Сморило его, понимаешь.

– Господин первый советник капитула не может спать, потому что сейчас время разговора с Епископом.

– Да плевать ему на твоего Епископа! – махнул я свободной рукой. – Какой может быть Епископ, когда у человека глаза слипаются?!

По-моему, я весьма доходчиво объяснил внутреннее состояние первого советника Санчо, однако этот железный болван продолжал гнуть свое:

– У господина первого советника капитула не могут слипаться глаза, потому что сейчас время разговора с Епископом.

Мне стала надоедать эта бессодержательная беседа, именно поэтому я позволил себе некоторое хамство:

– Да иди ты… в спаленку к господину первому советнику и убедись, что он давно в объятиях Морфея! И не мешай Великому Гэндальфу провидеть будущее по звездному небу!

Тут рыцарь неожиданно с лязгом выхватил меч и гораздо громче прежнего проскрежетал:

– Кто посмел заключить в объятия господина первого советника капитула?!

А следом за тем он развернулся и, громыхая доспехами, порысил к тому крылу дома, где располагались спальни.

Однако я недолго оставался в одиночестве под этим странным темно-коричневым небом. Буквально через несколько секунд после того, как храмовник отправился выяснять, в чьи объятия попало его начальство, из темных кустов рядом с входом в дом раздался тихий шепот:

– Колдун! Эй, колдун!

Я повернулся в сторону призыва и негромко поправил шептуна:

– Не колдун, а маг… И зовут меня Гэндальф Серый Конец.

– Вот, вот… Она тоже говорила о твоем странном прозвище.

– Кто говорила?! – сразу заинтересовался я и сделал шаг в сторону шептавшего.

– Не! Ты не подходи! – испугался неизвестный шептун. – Я тебе быстренько передам, что госпожа просила, и все…

Я остановился.

– За домом имеется крепкий каменный сарай. Два дня назад я выкашивал лужайку рядом с ним и видел, как туда отвели красивую, высокую белобрысую госпожу. Когда ее заперли, я пробрался к заднему слуховому окошку, очень посмотреть хотелось, какую такую особу провожают под замок четыре рыцаря Храма, и при этом двое из них остаются сторожить запертую. Когда моя рожа появилась в окошке, она очень обрадовалась… Мне никогда и никто так не радовался. Поэтому я и решил выполнить ее просьбу. А просила она меня передать тебе вот что. На них напали, когда Шалай и три гвардейца уехали в какую-то деревню, неподалеку от лагеря. Она сама отдыхала в шалаше и не успела даже оттуда выскочить. Одного гвардейца убили, двоих тяжело ранили и сейчас везут вместе с ней. С этими ребятами что-то сделали, и они стали как будто замороженные… Это она так сказала…

– А что с Душегубом? – не выдержал я.

– А вашему Душегубу проломили череп, и пока он минут двадцать был без сознания, его заковали в цепи и теперь везут тайно в крытой повозке. Повозку я потом сам видел. Еще госпожа просила тебе передать, что везут их в Храм к Епископу и обращаются с ними пока что неплохо. Только не дают ни с кем разговаривать. Душегуб уже совершенно здоров, но с цепями ничего сделать не может, а из повозки его вообще не выводят.

– С ними должен был быть еще один… – Я слегка замялся. – Маленький такой, с шерстяной головой и мохнатыми ногами. Фродо его зовут!

– Нет, больше никого не было. И госпожа ни о каком маленьком Фроде ничего не говорила. И вообще, я все, что она просила, тебе передал. Когда ее увидишь, скажи, что я свое обещание выполнил…

И в кустах кто-то тихо зашуршал в сторону недалекого угла.

– Передам… – негромко ответил я вслед неведомому другу, и рядом со мной тотчас же раздался знакомый, лишенный интонаций голос:

– Кому и что ты хочешь передать?

Я резко обернулся. Передо мной стоял еще один рыцарь Храма. Обращаясь с вопросом ко мне, он смотрел в сторону кустов, с которыми я только что вел беседу, и в прорезях забрала его шлема тускло тлело непонятное зеленоватое сияние.

– Это тебя не касается, – высокомерно бросил я и медленно, прогулочным шагом, пошел вдоль стены дома в направлении дальнего крыла. Рыцарь еще несколько секунд изучал темные кусты, а затем повернул в мою сторону погасшее забрало:

– Почему ты бродишь по двору, когда тебе давным-давно пора спать?

– И это тебя не касается! – коротко ответил я.

– Это неправда, что ты по звездам провидишь будущее, – неожиданно проскрипел он.

Я обернулся и с минуту изучал неподвижно стоявшую серебристую фигуру, а потом, неожиданно даже для самого себя, спокойно произнес:

– Тогда тебя не обеспокоит мое предсказание, что завтра вечером твою душу навсегда освободят и от этих сверкающих доспехов, и от той пародии на тело, которое в них угнездилось…

Затем я повернулся и направился к входу в свое временное пристанище. Я, конечно, услышал за своей спиной короткий, едва слышный, наполненный почти человеческой надеждой вопрос:

– Правда?! – но не стал отвечать, а громко хлопнул дверью, отрезая себя от не в меру любопытной… куклы.

На звонкий хлопок двери из внутреннего помещения выскочил длинный хозяин и, увидев меня, сразу склонился в поклоне:

– Господин что-нибудь желает?

– Да, проводи меня в спальню, – устало попросил я.

– Прошу за мной. – И он открыл дверь, пропуская меня вперед.

– Нет уж, милейший, – улыбнулся я, подходя к нему. – Раз я должен следовать за тобой, то давай, топай вперед.

Хозяин безропотно шагнул в дверь первым, а я последовал за ним. Он привел меня в дальнее крыло и распахнул одну из четырех гладких деревянных дверей, выходивших в общий холл:

– Прошу, господин. Это лучшая спальня в доме. Со всеми удобствами…

Я прошел в открытую дверь, и долговязый хозяин аккуратно прикрыл ее за мной.

«Со всеми удобствами мы разберемся завтра, – подумал я. – А сейчас – баиньки».

Уже через пару минут я лежал в огромной постели, привычно расправив бороду на груди, и спал.

На следующее утро я проснулся довольно поздно от тихого поскребывания в дверь. Долго лежал, уставившись в отсвечивавший желтым деревом потолок, и, ни о чем не думая, слушал. Скребли, по-видимому, уже довольно долго, и для производящего эти звуки занятие это, похоже, достаточно приелось. Оттого и сам звук получался монотонно-безнадежным, но громко постучать скребун не решался. Чем больше я слушал, тем более безнадежным казалось мне все вокруг. Такая меня взяла тоска, что я не выдержал и завопил:

– Да встаю я!.. Встаю!

Скреб тут же прекратился, и из-за двери послышался деликатный вопрос:

– Господин уже проснулся?

– Проснулся, проснулся… – громко проворчал я.

– Можно подавать умываться? – последовал еще один не менее деликатный вопрос.

– Подавай! – разрешил я, прикидывая, что когда внесут этот умывальный тазик и уберутся из моей комнаты, тогда я и встану с постели. Как горько я ошибался!

Вместо ожидаемого умывального тазика трое рослых мужичков в напяленных кургузых ливрейках втащили в комнату огромную деревянную лохань и установили ее в непосредственной близости от моей кровати. Затем один из ливрейных метнулся за полуоткрытую дверь и тут же возвратился с толстым шлангом в руках, с помощью которого он принялся наполнять эту деревянную емкость. Двое других развернули передо мной неизвестно откуда вытащенную простынку величиной метров шесть на шесть и приготовились принять в нее… меня.

Я несколько растерянно наблюдал за шустрой подготовкой к водным процедурам до тех пор, пока передо мной не развернули этот парус, а затем дрогнувшим голосом поинтересовался:

– Ребята, вы чего?

Из-за простыни вынырнул хозяин этого веселого заведения и с довольным видом пояснил:

– Тут у нас недавно останавливалась одна знатная дама, так вот она сказала, что просвещенные люди по утрам ванну принимают. Мы-то сначала подумали, что она покушать чего хочет или там выпить, но она объяснила, что ванну принимают не внутрь, а совсем наоборот, снаружи… Ну и подробно объяснила, как это делается…

Тут он почему-то потер собственную шею.

– Да-а-а… Так я решил, что твоя милость тоже просвещенный человек, ну и, не дожидаясь, пока ты потребуешь эту… ванну… вот все подготовил!

Из-за простыни донесся бас:

– Ну чего, хватит, что ли, наливать?

– Лей полную! – метнул за простыню взгляд хозяин, и оттуда донеслось еле слышное недовольное ворчание:

– Опять весь пол зальют ванной этой…

Хозяин немного помялся и кое-что добавил к своим объяснениям:

– Правда, дама эта ванну с моей женой и еще двумя девками принимала… Но поскольку ты мужик… в смысле, мужского полу… то мы вот решили…

И он обвел взглядом своих доморощенных банщиков.

Я сел в постели и потребовал:

– А ну-ка покажи, сколь воды налил!

Развернутый перед кроватью парашют несколько неловко, но достаточно быстро скатали, и моим глазам открылась почти полная лохань. Причем вода, судя по поднимавшемуся над ней парку, явно была не прохладной. Я почесал затылок:

– Да-а-а, хорошо, что эта дама не сказала, что просвещенные люди по вечерам баню принимают. А то бы вы меня вчера точно сварили…

Я оглядел помоечную команду:

– Значит, так! Воду лить хватит. – Державший шланг мужик тут же перекрутил его, остановив наполнение лохани. – Простынку оставить, а самим убраться отсюда на… двадцать минут. В отличие от просвещенных дам просвещенные мужики принимают ванну исключительно в одиночестве! – не моргнув глазом соврал я.

Ребята, возглавляемые долговязым хозяином, дружно повалили к выходу.

Дождавшись требуемого одиночества, я сполз с постельки и осторожно потрогал водичку. Надо сказать правду, до кипятка, в котором купался Иван-дурак, перед тем как превратиться в Ивана-царевича, она не дотягивала. Но я и в такую соваться не собирался. Поэтому, выглянув за дверь, я поманил к себе водолива.

– Холодная вода в твоем распоряжении имеется?

Он задумчиво почесал щеку и ответил:

– Найдем немного…

– Тащи!

Минут через пять он появился с двумя ведрами в руках.

– Вот все, что удалось достать…

– Лей, – показал я на «ванну».

Он выплеснул содержимое своих ведер в лохань и направился к дверям, но я остановил его вопросом:

– Подожди-ка! Это что ж получается?.. Горячей воды у вас сколько угодно, а холодной нет?

– Ну… – Он недоуменно пожал плечами. – Чтоб она холодной стала, это ж сколько ждать надо!

– Что значит – ждать? – не понял я.

– Так она ж из-под земли горячая идет! А чтоб остыла, ждать надо…

– А что ж вы тогда пьете? – задал я совсем уж глупый вопрос, от которого у бедного мужика отвалилась челюсть.

С минуту он молчал, а потом с некоторым трепетом в голосе поинтересовался:

– А ты что, пить ее можешь?!

– А ты – нет? – в свою очередь спросил я.

Он резво закрутил головой и ответил:

– Не-е-е, мы только вино пьем. На моей памяти только раз Пим-дурачок по ошибке выпил из ручья, так мало того, что он себе весь язык ошпарил, его потом чистым буругским едва отпоили! Если б немного опоздали, пропал бы мужик от отравления.

После этих искренних слов банщик-самоучка начал пятиться к выходу, приговаривая про себя:

– А ты, господин, значит, и из ручья пить можешь… Это ж надо, какие чародеи на свете водятся! Кому рассказать – не поверят!

Наконец за ним захлопнулась дверь, и по раздавшимся из-за нее звукам я понял, что мужичок проверяет свое последнее утверждение.

Попробовав еще раз воду, я убедился, что ее температура стала вполне терпимой и, сняв свою немудрящую одежонку, бултыхнулся в лохань. Как оказалось, «ванна» было именно то, что остро требовалось моему телу! К тому же моя рука нащупала на краю лохани небольшой кусочек мыла!

Ох я и помылся! Я вымыл (или выстирал) даже свою намертво приклеенную бороду! Выйдя через двадцать минут из лохани и завернувшись в лежавшую на постели роскошную простыню, я почувствовал себя совершенно другим человеком. Мысленно я поблагодарил Эльнорду за просветительскую деятельность среди местного населения, ибо, судя по трепету, с которым хозяин гостиницы трогал свою шею, утреннюю ванну потребовала именно она.

Я выглянул в холл и скомандовал враз замолчавшим мужикам:

– Выноси!

Обряженные в ливрейки мужики потопали в комнату и с удивительной легкостью подхватили полную воды лохань, а водолив, бросив в мою сторону уважительный взгляд, даже пробормотал:

– Глянь-ка, вся ванна в тазике осталась… Не то что та баба, всю комнату залила…

Ребятки вытащили свою лохань, а я с сомнением уставился на свой тренировочный костюм с оттянутыми коленями. Очень мне не хотелось снова в него залезать, да только другой одежки у меня все равно не было. Так что, покряхтев минуту-другую, я все-таки напялил свои обноски. Прикрыв их длиннополым сереньким плащиком, я обулся в свои верные кирзовые скороходы, приладил на своей фигуре в нужных местах шарфик и шляпу и покинул гостеприимную спаленку.

В холле меня уже поджидала молоденькая девушка. Увидев, что я вышел, она неуклюже, но от души изобразила книксен и пропищала тоненьким голоском:

– Прошу следовать за мной, завтрак уже подан…

Ужинал я вчера довольно поздно и достаточно плотно, так что есть мне особенно не хотелось. Однако, решив, что неизвестно, будет ли обед, я счел за лучшее не отказываться от завтрака. Девчушка, отчаянно виляя бедрами, сопроводила меня в столовую залу, где я с удивлением увидел, что на столе стоит всего лишь один прибор. Я перевел вопросительный взгляд на стоявшего у кухонной двери хозяина.

– А твоего монаха ночью увезли в Храм, – ответил он на мой безмолвный вопрос. – Прям так сонного и поволокли… Сказали, что тебе пришлют нового провожатого.

Я только пожал плечами, показывая, что внутренние разборки храмовых руководителей меня не касаются, а долговязый хозяин между тем продолжил свои объяснения:

– Так что я взял на себя смелость не напоминать тебе об изменениях в меню завтрака… Все равно последнего монаха у нас увезли… – И он показал в широкой улыбке здоровенные желтые зубы.

Никак не реагируя на несколько вольную шуточку хозяина, я уселся на свое место и, налив себе в бокал слабого, сладкого вина, принялся макать в него сдобное печенье.

– А разве господин не попробует цыпленка? – сменил тон хозяин, несколько встревоженный моим недовольным молчанием.

Я отрицательно покачал головой и сделал небрежный жест рукой, приказывая ему покинуть комнату. Уже совершенно испуганный хозяин попятился к выходу и безмолвно выскользнул за дверь. Я не хотел его пугать, но мне действительно необходимо было подумать.

Значит, господина первого советника капитула ночью увезли в Храм, а для меня пришлют нового сопровождающего. Что бы это могло значить? Только то, что господин первый советник не оправдал возложенных на него высоких обязанностей. И ведь в самом деле, он вчера вечером совершенно по-свински заснул прямо за столом, не дождавшись окончания ужина! Ай-ай-ай!

Но позвольте! Сидел-то он на стульчике, предназначенном для меня! Значит, это я должен был заснуть сном младенца, не выходя из-за стола! Только по чистой случайности, потому что бедный Санчо не успел предложить мне гостевое место, я оказался не там, где задумали разместить меня мои радушные хозяева! Теперь вопрос – зачем им было необходимо, чтобы я отключился?! Только для того, чтобы всласть наговориться, не опасаясь моего подслушивания, или они рассчитывали произвести над бездыханным телом кое-какие не слишком этичные операции? Например, по отъему у тела принадлежащей ему души?!

Тут меня слегка передернуло.

«Нет, – мысленно остановил я сам себя, – это вряд ли…»

В самом деле, чтобы лишить мое тело души, не надо было меня чем-то опаивать. Надо было всего лишь дождаться, пока я засну. Хотя я, возможно, недостаточно хорошо представляю себе процесс разъединения этих двух составляющих человека.

В общем, как вы сами видите, размышления мои становились все мрачнее и мрачнее. Получалось, что спать мне теперь совершенно нельзя! К тому же и есть мне почему-то расхотелось.

Тут мое внимание отвлек странно знакомый, совсем недавно слышанный звук. Я вернулся от размышлений к действительности, огляделся и понял, что кто-то скребется в дверь столовой.

– Ну, кто там! – недовольно крикнул я.

Дверь немного приоткрылась, и в комнату просунулась растрепанная голова хозяина:

– Господин, за вами приехали…

– Кто приехал?

– Так, новый сопроводитель…

– Пусть идет сюда, познакомимся.

– Он говорит, чтобы вы выходили, ехать пора…

– Да? – Я несколько секунд помолчал, словно собираясь с духом, а потом поднялся из-за стола. – Ну что ж, пошли…

Хозяин проводил меня во двор, где я увидел мой, готовый к выходу взвод рыцарей Храма и… знакомую пожарную повозку, запряженную двумя козлами. На сиденье повозки восседал разноцветный Твист.

– Ба! – воскликнул я. – Какая встреча! Слушай, Твист, ты, я смотрю, маленький, да удаленький! Ухитряешься служить сразу двум господам, находящимся к тому же в состоянии активной вражды!

Мне подвели моего смирного иноходца, и я, взобравшись в седло, подъехал к карлику. Тот исподлобья посмотрел на меня и неожиданно улыбнулся:

– Наконец-то нашелся хоть один долговязый, который оценил мои способности! – довольно пропищал карлик и тронул своих козлов.

Мы двинулись к воротам таверны, а позади нас, слегка позвякивая амуницией, пристроилось наше странное воинство.

– Ну почему, – продолжил я разговор. – Твои способности, как мне кажется, успели оценить достаточно многие. Вот только оценка их явно негативная. Ты же одно огромное, сплошное негодяйство! Ведь уже никто не верит, что ты способен хоть на какое-то благородство и верность.

– Благородство и верность! – внезапно окрысился малыш. – Интересно, как бы ты воспитал в себе благородство и верность, если бы тебя с самого малолетства обзывали, шпыняли, изводили все, кому не лень! Меня до шестнадцати лет никто не называл по имени! Все, кто меня окружал, с упоением участвовали в конкурсе на лучшую кличку для Твиста! Ты знаешь, как меня дразнили! Недомерок, огрызок, кургузый, вершок – это еще не самое противное! А ты вот объясни мне, что такое карапет или кукирла!

Увидев мою растерянную физиономию, Твист удовлетворенно и уже несколько спокойнее протянул:

– Так-то… Понял теперь, как из крошечного мальчугана вырастает «одно огромное и сплошное негодяйство»?

– Но не все же тебя дразнили?! Ведь были же у тебя мать, отец. Они-то наверняка любили своего ребенка, независимо от его роста и внешности!

– Наверное, были, – согласился карлик. – Только я о них ничего не знаю… В нашем королевстве, знаешь ли, королевского шута растят с пеленок в королевском Замке и обязательно лишают родительского присмотра. Видимо, считается, что иначе шут будет не смешон! Как тебе обычай?!

Ответить мне ему, право слово, было нечего, да он, похоже, и не ждал ответа. Почувствовав во мне хоть какого-то слушателя, Твист, видимо, решил высказаться до конца:

– А знаешь, когда мои благодетели стали придерживать свои острые язычки? Когда мне исполнилось шестнадцать! Как раз в день моего рождения один из самых остроумных интеллектуалов выдал новую шуточку – у нашего карапуза, это он про меня сказал, напрочь отсутствует пузо. Ноги выросли прямо из головы, потому он такой короткий. Я ему на это ответил, что мое-то пузо на месте, а вот найдет ли он завтра свое – неизвестно. И ты знаешь, его наутро нашли в постельке без живота. Животик ему крысы выели!

Тут он гаденько захихикал, а меня слегка передернуло, но отнюдь не из жалости к несчастному шутнику. Твист же, отхихикавшись, продолжил:

– Самое смешное, что я к этому был совершенно непричастен. Просто этот олух выращивал дома крыс-каннибалов и забыл как следует закрыть клетку с новой партией грызунов.

– Что значит – выращивал крыс-каннибалов?! – переспросил я.

– А ты не знаешь, что такое крыса-каннибал?

Я отрицательно помотал головой.

– Это крыса, которая любой другой пище предпочитает своих сородичей. А выращивают ее очень просто. Берут штук двадцать крыс и сажают в одну клетку. Поначалу их кормят вдоволь, а затем начинают понемногу сокращать рацион, так что хватает не всем. И сокращают его до тех пор, пока одна из крыс не нападет на своих сородичей. – Он бросил на меня быстрый взгляд и многозначительно добавил: – Причем это не обязательно будет самая крупная и сильная крыса. Самой крупной и сильной как раз хватает обычной пищи. Это – самая хитрая и отчаянная крыса!

Именно это добавление спровоцировало мой следующий вопрос:

– Но подожди, как же это твой оскорбитель не проснулся после первого же крысиного укуса?!

– Вот этого выяснить так и не удалось… – притворно вздохнул карлик и бросил на меня еще один быстрый изучающий взгляд.

Я только пожал плечами – после такого ответа вопросов больше не возникало.

– К сожалению, далеко не каждый занимается столь экзотическими опытами над милыми серыми зверушками. Особенно почему-то не любят такие занятия власть имущие. Нет, они-то как раз больше любят издеваться над маленьким Твистом! Только и у них обязательно есть увлечения… Надо только знать какие! И тогда из королевского шута можно превратиться в… да в кого угодно! – неожиданно прервал он свои разглагольствования.

Несколько минут мы ехали молча, а потом я спросил:

– Ты участвовал в захвате моих друзей?

– Нет. Мне просто было приказано в определенное время исчезнуть из лагеря. – Карлик отвечал не поворачивая головы, и мне показалось, что этот вопрос ему неприятен, словно он стесняется этой истории. Хотя чего мог бы стесняться этот беспринципный уродец!

– А куда подевался Фродо? – продолжил я свои расспросы.

Карлик бросил на меня несколько удивленный взгляд. Видимо, моя осведомленность была для него неожиданной.

– Не знаю… В Храме его точно нет…

– Ты хочешь сказать, что хоббит ушел от облавы? – на всякий случай уточнил я.

Карлик молча кивнул.

Мы снова замолчали.

Так, в полном молчании, нарушаемом только звяканьем доспехов рыцарей Храма и лошадиной сбруи да бодрым топотом Твистовых козлов, мы двигались до самого обеда. Дорога однообразно тянулась между полей, лишь изредка перемежающихся маленькими светлыми рощицами. Деревеньки, как ни странно, располагались настолько далеко от тракта, что видны были только их крыши. Дважды мы пересекали вброд небольшие речки.

Изумрудное солнце перевалило уже далеко за полдень, когда передняя пара рыцарей, словно получив неслышный приказ, съехала на обочину дороги в невысокую траву и остановилась. Увидев это, Твист странным гортанным криком остановил козлов и полез из своей брички, недружелюбно буркнув:

– Обед…

Я слез со своего иноходца и повел его в тень высоких, но не слишком густых кустов на темную, сбрызнутую цветами траву.

Рыцари образовали вокруг повозки идеально правильный круг и замерли. Карлик самолично накрывал «обеденный стол», и я не заметил, чтобы кто-нибудь из нашего эскорта вызвался ему помочь. Закованные в серебристую сталь фигуры молча высились в седлах.

Уже через несколько минут Твист позвал меня к расстеленному им на земле большому платку, на котором были кое-как разложены различные бутерброды, холодное мясо, немного овощей и две винные бутылки. Обедом это «пиршество» можно было назвать только по времени, в которое оно происходило, и «хозяин», видимо, отлично это понимал. Когда я подошел, он пробормотал явно извиняющимся тоном:

– Быстренько перекусим и двинем дальше. Дотемна надо успеть в Храм. Там тебя ждет торжественный прием.

– Вот как? И за какие такие заслуги меня решили встретить торжественно? – поинтересовался я, прихватывая с платка кусок копченого мяса и наливая в глиняную кружку вина.

Карлик, в свою очередь, выбрав бутерброд с какой-то рыбой, хмыкнул и, прежде чем приняться за еду, ответил:

– Очень ты удивил Епископа своим обращением с его зеркалом. До такой степени удивил, что он сутки в себя прийти не мог…

Быстро слопав первый бутерброд и запив его вином, Твист выбрал новый и продолжил разговор:

– Ты когда зеркало разбил, Епископа мало что не покалечил. Он же один держал магический узел, на котором зеркало крепилось, да еще как раз сквозь него пара рыцарей проходила. Так что, когда зеркало лопнуло, Епископа отшвырнуло в сторону и здорово приложило о стену. Хорошо еще у него в лаборатории… – слово «лаборатория» карлик произнес с трудом, как малознакомое, – …стены толстой тканью обиты – мягкие, а то бы точно покалечился.

В тоне, которым этот королевский шут сообщал мне о несчастье, случившемся с одним из его господ, сквозило такое удовлетворение, словно я разбил магическое зеркало Епископа единственно из желания доставить ему удовольствие.

– Значит, теперь он хочет со мной посчитаться? – не то спросил, не то констатировал я.

– Да нет, – ответил Твист, откусывая очередной кусок бутерброда. – Он хочет узнать, как ты это сделал?

«Мне бы и самому хотелось знать, как я это сделал», – внутренне усмехнулся я, но вслух ничего не сказал, поскольку мне пришлось прислушиваться к тоненькому голоску, снова зазвучавшему в моей голове:

– Ох и беспечный же ты парень! И ничему тебя вчерашний ужин не научил! Ты хоть иногда проверяй, что в рот-то тянешь!..

Едва не поперхнувшись, я чисто машинально пробормотал короткий наговор «на зелье поганое» и посмотрел на только что взятый аппетитный кусок балыка.

Кусочек оставался весьма привлекательным, только теперь он был словно присыпан еле заметным зеленоватым налетом. Я, конечно, не мог с ходу определить, чего добавили к рыбке, но то, что есть ее ни в коем случае нельзя, мне было ясно. Положив назад балык, я поднял кружку и пригляделся к ее содержимому. С вином вроде бы все было в порядке, и я сделал еще один осторожный глоток.

– Что, не понравилась рыбка? – прозвучал напряженный вопрос карлика.

– Да какой-то запах у нее… – Я сделал неопределенный жест.

Твист тут же схватил брошенный мной кусок и понюхал его.

– Рыбой пахнет… Больше вроде ничем… – пробормотал он недовольно и, прижмурив один глаз, откусил здоровенный кусище.

Я с интересом наблюдал, как карлик, громко причмокивая, пожирает предназначенный мне кусок балыка. Вот он дожевал последний кусок, захлебнул его глотком вина и, громко рыгнув, поинтересовался:

– Ну что, сыт? – И не дожидаясь моего ответа, скомандовал: – Тогда тронулись дальше!

Убирать оставшиеся харчи Твист не стал. Он попросту связал углы платка, на котором они были разложены, и запихнул получившийся узел под сиденье своего шарабана.

И вот наша группа двинулась в прежнем порядке дальше. А минут через десять после того, как мы снова принялись топтать дорогу, на бедного карлика напала икота.

Поначалу я злорадно подумал: «Ага! Встала моя рыбка тебе поперек горла!», но его поначалу самое обычное «ик» становилось все громче и, я бы сказал, глубже. Спустя короткое время стало казаться, что бедняга просто не может втянуть очередную порцию воздуха, и при каждом натужном всхлипе его тщедушное тельце буквально подпрыгивало на сиденье повозки. Козлы испуганно оглядывались на непонятные звуки, а моя коняка пыталась отвалить в сторону от дергавшегося карлы. Бедный Твист поминутно поглядывал в мою сторону, словно говоря: «Вот что со мной твоя рыбка сделала».

Но моя совесть была чиста – в самом деле, нельзя же глотать жирное такими огромными кусками!

Продолжалась эта «болесть» довольно долго и закончилась совершенно неожиданно. Твист, сидевший до этого скрючившись, внезапно выпрямился, не останавливая козлов, приподнялся, откинул сиденье, выудил из-под него темную бутылку и, выдернув зубами чуть торчавшую пробку, надолго приник к горлышку. Когда он наконец оторвался от бутылки, из его горла донесся громкий бульк, и он отшвырнул бутылку в придорожные кусты.

Затем он снова уселся на свое сиденье и перестал икать. А через минуту его понесло!

– Вот смотрю я на тебя и удивляюсь! – начал карлик свой монолог, одарив меня кривой улыбочкой. – Имеешь такой Дар и совершенно не имеешь житейского чутья!

Я промолчал, да коротышке и не нужен был мой ответ.

– Ты просто не понимаешь, с кем связался! Думаешь, в этой парочке имеется хоть капля… как это ты сказал?.. Ах да, благородства и верности! Хоть одна капля на двоих? Нет! И не рассчитывай! Благородства в них никогда не было, хоть они и родились в благородных семьях! А верность они понимают исключительно как верность им самим, драгоценным!

– О ком речь-то? – негромко переспросил я.

Твист взглянул на меня, словно я, вклинившись в его монолог, нанес ему смертельное оскорбление.

– Ты еще вдобавок и туп, мой милый маг! – бросил он высокомерно. – Речь-то идет о твоих новых знакомых – правителе Качее и Епископе! Ах да, – подпустил он в свой тон иронии, – мы же не знаем, что эти два заклятых врага на самом деле закадычные дружки! Что они вместе обтяпали несколько весьма веселых дел, а последнее – так и вообще ухохотаться можно! Вот только оно-то их и поссорило – слишком велик куш оказался, каждый хочет его в одиночку проглотить! И каждый надеется, что лопух Гэндальф поможет ему в этом благородном деле!

Карлик захихикал, но в этот момент его телега наехала одним колесом на кочку. Не знаю почему, но мне показалось, что козлы специально вырулили на этот бугорок, во всяком случае, один из них быстро оглянулся, словно желая убедиться в результативности проведенного маневра. Твист от последовавшего толчка подскочил на сиденье, и по его воплю я понял, что он снова прикусил язык. Однако на этот раз он не замолчал. Причмокивая и пришепетывая, словно один из незабвенных лидеров моей дорогой Родины, карлик продолжил свое историческое выступление:

– И ведь могучий Серый Конец действительно взялся за это! Нет, ты ведь взялся за это?! – Карлик привстал с сиденья, пытаясь заглянуть мне в глаза. – И после этого ты ведешь со мной разговоры о благородстве и верности!

Вернувшись на свое место, он засунул пораненный язык за щеку и несколько секунд молчал. Но, видимо, то, что заставляло его говорить, было сильнее любой боли:

– Ничего, эти ребята покажут тебе и благородство и верность! – возобновил он свою болтовню. – Они тебе такое покажут – себя не узнаешь!

– Ну, себя-то я всегда узнаю… – слегка усмехнулся я.

– Да? – ощерился в ответ Твист. – Вот когда тебя лишат души, я посмотрю, как ты себя узнавать будешь.

– Ну кто это может лишить меня души, если я сам не соглашусь ее отдать? – задал я тут же провокационный вопрос.

– А вот твои новые дружки и лишат! – тут же ответил карлик. – Им это дело – раз плюнуть.

– Можно подумать, что ты неоднократно наблюдал это самое «раз плюнуть», – продолжал я подзуживать разболтавшегося карлу.

– Наблюдал?! Да я сам в этом участвовал!!!

И тут маленький негодяй посмотрел на меня с непередаваемым ужасом, словно это не он, а я только что признался в невообразимом злодействе.

– Значит, ты тоже имеешь Дар? – Я удивленно поднял бровь.

Твист не сводил с меня ненормально расширенных глаз, и ужас в них постепенно таял, вымываемый неудержимым самодовольством.

– Да, я имею Дар, но совсем не тот, о котором ты думаешь. Я имею Дар читать в душах людей их самые сокровенные желания и Талант играть на этих желаниях, как музыкант играет на своем инструменте!

– Любой музыкант может взять фальшивую ноту… – словно бы про себя пробормотал я.

– У меня не бывает фальшивых нот! – взвизгнулраспалившийся карлик. – Я и тебе могу сказать, чего ты сейчас желаешь больше всего. Правда, ты редкостный простофиля, и угадывать твои желания не представляет никакого труда.

Я пропустил этот комплимент мимо ушей, что еще больше завело моего малорослого провожатого.

– Ты думаешь, тебе удастся спасти своих друзей?! Ты рассчитываешь превзойти Епископа, попав в Храм?! Ты думаешь отыскать пропавшую королеву?! Дурилка, открой глаза! Твои друзья уже, наверное, надели доспехи рыцарей Храма! В логове Епископа никто, кроме него самого, не может использовать магию!!! А нашу драгоценную королеву два твоих новых знакомых поделили между собой!!!

– Как это поделили?! – изобразил я крайнюю степень удивления.

– А так! Разделили бедную девчушку на тело и душу, тело умыкнул Епископ, а душа бродит у Качея по Замку! Теперь только осталось решить, кто из этой парочки быстрее влезет на королевский престол!

– Вот как… – теперь я изобразил растерянность.

– А ты думал, зачем Качей приказал тебе отыскать ему перстень, пояс и меч? Недоумок! Ничего он не терял! Просто девчонка успела перепрятать королевские регалии, и Качеюшка остался с носом и… с призраком. А если ты отыщешь эти вещички, он сможет устроить настоящую коронацию. Особенно, если ты не сможешь найти королеву. А как же ты ее найдешь, если ее вовсе и нет?!

– Ну как же ее нет, если ты сам говоришь, что она у Епископа? – лукаво переспросил я.

– Тебе надо внимательнее меня слушать, – высокомерно поправил меня карлик. – Не она, а всего лишь ее тело. Это совершенно разные вещи, и ты в этом скоро убедишься!

– Да? Мне что, собираются продемонстрировать хладный королевский труп?! – съязвил я. – Благодарю покорно, мертвяками не интересуюсь!

– Ничего тебе показывать не будут! – небрежно махнул рукой этот маломерок. – А убедишься ты на своем собственном опыте. Когда тебя лишат души.

– Ну зачем Епископу душа такого простофили?.. – пожал я плечами.

– А Дар?! – воскликнул Твист. – Ведь если разделить душу с телом, можно получить во владение Дар разделенного человека!

– Да что ты все – «разделить душу с телом», «разделить душу с телом», – изобразил я возмущение. – Можно подумать, что это то же самое, что раскусить орех!

Карлик жалостливо улыбнулся мне, словно я был деревенским дурачком:

– Если человек согласен на эту операцию, она действительно не представляет труда. Ну а если это делается помимо воли разделяемого, то все, конечно, гораздо сложнее… Во всяком случае, после проведения операции с королевой Епископ сутки был без сознания, да и после этого восстанавливал силы несколько дней.

– Да? – ухмыльнулся я. – И что же Качей не прикончил своего партнера в этот момент, если он такой законченный негодяй, как ты это утверждаешь?

– Он бы, может, и прикончил, если бы смог его найти! – передразнил мою интонацию Твист. – Да только Епископ не дурак! Он очень хорошо спрятался. Видно, знал, в каком состоянии будет находиться после своего колдовства.

Тут карлик захихикал, словно вспомнил некую веселую шутку:

– А вот когда Епископ через сутки появился в Замке, Качей действительно дал маху! Епископ-то еле на ногах держался, а Качеюшка решил, что тот не только в полном здравии, но и овладел Даром королевы! Так перепугался, что без споров выдал тело королевы. А без тела-то и Дар получить нельзя!

– Вот, значит, как… – задумчиво пробормотал я. Но болтливый карлик расценил мое бормотание по-своему:

– Да ты не бойся! Тебя-то Епископ уговорит… или купит… Он на эти уговоры большой мастак!

После этих слов карлик неожиданно резко дернулся на своем сиденье, выпрямился и замер, словно одеревенев, а через мгновение бревном повалился с повозки в дорожную пыль.

Я соскочил с коня и бросился к неподвижно распростертому тельцу. Глаза Твиста были крепко зажмурены, словно в них попал яркий свет, губы крепко сжаты, в лице ни кровинки. Подняв с земли легкое тело, я положил его в повозку и приложил ухо к груди, пытаясь определить, жив ли еще мой говорливый попутчик. Его сердце колотилось, как пойманный зверек. Честно говоря, я не представлял, чем могу помочь маленькому негодяю.

Оглядевшись, я убедился, что сопровождавшие нас рыцари тоже остановили своих лошадей, но продолжают оставаться в седлах. От них какой-либо помощи ждать не приходилось. Я еще раз приложил ухо к груди карлика и с удивлением обнаружил, что его сердце билось совершенно спокойно. А через минуту он, продолжая лежать все так же неподвижно, открыл глаза и своим привычно недовольным тоном, лишенным к тому же каких-либо эмоций, спросил у повисших над ним небес:

– В чем дело?

– Вот и я бы хотел узнать – в чем дело? – с облегчением ответил я.

Карлик, не меняя тона и положения тела, задал новый вопрос:

– Почему стоим?

– Потому что не едем, – слегка раздраженно ответил я. Создавалось впечатление, что Твист не помнит, что происходило после обеда. Или делает вид, что не помнит.

– Почему не едем? – снова поинтересовался возвращающийся к жизни коротышка, и на сей раз в его голосе действительно прозвучал вопрос.

– Дорогуша, – подпустил я в свой голос иронии, – когда ты решил немного поваляться в дорожной пыли, мы все были вынуждены остановиться, чтобы дать тебе такую возможность.

Карлик сел на дно повозки, оглядел окружающее и самого себя. Потом он перевел взгляд на меня и задал новый вопрос:

– Почему я решил немного поваляться в дорожной пыли?

– Ну откуда я могу знать причины твоих безумств? – ответил я вопросом на вопрос.

– Безумств… – словно эхо повторил за мной Твист и неожиданно полез на передок своей тележки.

Усевшись на свое место и прихватив валявшиеся вожжи, он снова посмотрел на меня и сказал:

– Садись на свою коняшку, поедем дальше.

Я пожал плечами и направился к своей лошади. Через секунду мы продолжили нашу увлекательную поездку, только карлик уже не разговаривал.

С полчаса мы ехали в полном молчании, и наконец Твист, не поднимая головы, каким-то тусклым голосом поинтересовался:

– Что я там говорил… перед своим… безумством?

– Да ничего особенного… – безразлично ответил я.

Карлик бросил на меня быстрый недоверчивый взгляд:

– Ты не очень-то ко мне прислушивайся… Я и наврать могу…

И тут меня, можно сказать, осенило. Словно вспоминая подробности нашей беседы, я задумчиво проговорил:

– Вообще-то мы продолжали разговор о твоем детстве, твоих способностях, твоих обидах и обидчиках. Я предложил тебе попробовать найти твоих родителей, если они, конечно, еще живы. Ты же помнишь, у меня большие способности во всякого рода поисках…

Тут я поднял на карлика глаза и увидел, что рот у него открыт, а остановившиеся глаза не мигая смотрят прямо мне в лицо! Честно говоря, я слегка испугался, мне показалось, что сейчас с ним случится еще какой-нибудь приступ. Однако спустя пару секунд он овладел собой и переспросил хриплым фальцетом:

– Кого ты предложил найти?!

– Твоих родителей… – слегка растерявшись, ответил я. Право же, я никак не ожидал от карлика такой бурной реакции.

– Ты в самом деле считаешь, что их можно разыскать? – Твист быстро возвращался к норме.

– Попытка не пытка, – пожал я плечами. – В конце концов, мы ничего не теряем, кроме времени. А потратить время на такое благородное дело мне не жалко.

– Задолбал ты меня со своим благородством!!! – неожиданно взорвался Твист, привскочив на месте от возмущения. – Не надо мне никакого благородства! Если тебе удастся найти мою мать или моего отца, я тебе хорошо заплачу! Очень хорошо!

– Я не возьму с тебя никакой платы, – холодно ответил я.

– Но почему?! – осел карлик. – Я очень богат! Ты не представляешь, как я богат!!! Я вполне могу тебе заплатить, сколько ты пожелаешь! Даже могу отдать все, что у меня есть, я себе потом еще достану!

– Я просто хотел тебе помочь, – попытался я спокойно объяснить свое намерение. – Никакой платы я с тебя брать не собирался.

Твист пораженно уставился на меня, не в силах, видимо, понять такой непрактичности и лихорадочно обдумывая, в чем здесь таится подвох. Но долго раздумывать ему не дали. Неожиданно выросший рядом с его повозкой рыцарь Храма проскрежетал:

– Господин, мы приближаемся к Храму. Ты забыл, что у пленника необходимо отобрать его посох и сковать ему руки…

Эта сказанная безо всякого выражения фраза разом вернула Твиста на землю, и тут я увидел, что его сморщенную мордашку заливает краска смущения.

– Да, действительно… – Он не знал, как отдать мне соответствующее приказание. – Ты… это… мы уже подъезжаем… надо, чтобы ты… – Он замолк, глубоко вздохнул и быстро закончил: – Передай мне свой посох, и… мы тебя закуем…

В его маленьких ручках, бросивших козлиные вожжи, появились огромные, довольно ржавые наручники.

– Это и есть хваленое гостеприимство Епископа? – язвительно поинтересовался я.

– Гостеприимство здесь совершенно ни при чем, – несколько нервно ответил Твист. – Просто мы сейчас находимся в непосредственной близости от Храма, но еще не вошли под защитные заклинания. Отсюда можно атаковать твердыню Епископа, и он не хочет, чтобы у тебя возникло подобное желание. Хотя заранее можно сказать, что такая атака обречена на провал.

Я пожал плечами:

– Ты сам себе противоречишь. Если любая атака обречена на провал, зачем лишать меня возможности ее провести? Пусть бы я убедился в неприступности епископской цитадели.

– А Епископ заботится не о себе… Он заботится о тебе. Если ты предпримешь попытку атаки, ты обязательно получишь ответный удар. Так вот Епископ не уверен, выдержишь ли ты его.

В этот момент я обратил внимание, что рядом с нами высится уже не один рыцарь, а четверо, причем все четверо с обнаженными мечами. У меня в запасе было совершенно замечательное заклинание «против злой стали», но я решил, что пробовать его сейчас не совсем разумно. Поэтому я сошел с коня и аккуратно уложил свой замечательный посох в шарабан к Твисту, а затем молча протянул ему руки. Он сноровисто защелкнул на них наручники, и я вернулся к своему скакуну.

И здесь я растерянно огляделся. Со скованными руками я даже не думал пытаться взобраться в седло. Видимо, рыцари сразу поняли причину моей растерянности и, в противоположность прежнему своему поведению, немедленно прореагировали. Двое из них вернули мечи в ножны, соскочили на землю и, подхватив с двух сторон, живо водрузили меня в седло.

Я, неловко ухватив скованными руками поводья, толкнул пятками своего иноходца, и тот двинулся вперед. Твистовы козлы, не дожидаясь команды хозяина, двинулись следом.

– И не надо обижаться… – раздался позади ворчливый Твистов фальцет. – Это действительно сделано в целях твоей же безопасности.

Я гордо промолчал, всем своим видом показывая, что не желаю разговаривать после нанесенного мне оскорбления. Карлик покряхтел, шумно поерзал на своей скамейке, но возобновить разговор не решился. Хотя я прекрасно понял, что ему было еще о чем поговорить.

Поскольку беседа наша прервалась, я внимательно осмотрел окрестности, и мне вдруг стало ясно, что на дворе уже достаточно поздний вечер. Зеленое солнышко спокойно опускалось к горизонту. Дорога коричневой рекой текла между уходящим к недалекому горизонту полем справа и взметнувшимся к оранжевому небу лесом слева. Наша кавалькада как раз приближалась к повороту, уводившему дорогу за могучие, подпертые густым подлеском дубы.

Мы миновали поворот, и прямо впереди, превращая проезжую дорогу в тупик, перед нами встало странное здание ярко-желтого цвета.

Я немного придержал коня и пригляделся.

Первое, что бросалось в глаза, было то, что здание не было огорожено. Оно стояло в чистом поле в полном одиночестве, словно само не могло понять, как оно сюда попало. Фасад этого яркого домика протянулся поперек дороги метров на сорок в каждую сторону, а вверх он поднимался на шесть этажей, что, как мне подумалось, было не совсем привычно для данной местности. При этом три нижних этажа не имели окон, как будто это был подвал здания, зачем-то выбравшийся наружу. Да и верхние этажи обилием окон не отличались, вряд ли их хватало для нормального освещения внутреннего пространства здания. Казалось, что эти окна устроены для какой-то иной, неведомой нормальному человеку цели.

«Ничего себе Храм!» – мелькнуло у меня в голове. Действительно, ничего более непохожего на Храм просто невозможно было себе вообразить. А между тем наш отряд направлялся именно к этому несуразному строению.

Чем ближе мы приближались к Храму, тем чуднее он казался. Сначала по его углам появились невысокие башенки, которых раньше почему-то не было видно. Потом островерхая металлически отблескивавшая крыша очень быстро покраснела, потускнела и стала похожа на черепичную. В темных прежде оконных проемах появились и засверкали разными красками цветные стекла.

Я с большим интересом наблюдал за этими превращениями и даже не заметил, как отряд оказался под самыми стенами здания, прямо перед циклопических размеров парадной дверью. Наши лошади остановились, и Твист, шустренько скатившись с передка своего шарабана, подошел к двери. Здесь он негромко, но зло выругался и принялся подпрыгивать, стараясь дотянуться до витого шнура, привязанного, видимо, к звонку.

Первым моим побуждением было соскочить с лошади и помочь маломерку, однако я вовремя вспомнил, что руки у меня скованы, и решил, что этот маленький паразит обойдется своими силами. Тем более, что никто из остальных сопровождавших меня лиц не выказал намерения подсобить своему предводителю.

Между тем карлик за короткое время осуществил восемь настырных прыжков, каждый раз не дотягиваясь до шнура добрых полметра. При этом он все сильнее пыхтел, а во время последней попытки довольно громко пукнул. Я, признаться, начал потихоньку хихикать, но смех застрял у меня в глотке, когда при следующем прыжке карлик, словно оттолкнувшись от батута, вымахнул вверх гораздо выше закрепленного шнура. Зависнув на мгновение в высшей точке своего полета, он выкрикнул непонятное мне слово, опять же похожее на ругательство, и камнем понесся вниз, но в последний момент успел ухватиться за конец шнура и повис на нем.

Никакого звонка слышно не было. Твист продолжал болтаться на шнуре, не делая попыток соскочить на землю или хотя бы подергать зажатую в его ручонках веревку. Все вокруг были довольны и, не двигаясь, наслаждались наступившей вечерней тишиной.

Я оказался самым нетерпеливым. Подождав с минуту дальнейшего развития событий и не дождавшись его, я оглядел неподвижный строй рыцарей Храма, а потом перевел взгляд на окна Храма. Для этого мне пришлось задрать голову, и тут я обнаружил, что этот милый желтенький домик… исчезает. Просто-напросто тает, как сугроб под солнцем! Крыша уже почти полностью исчезла, и процесс распада начинает захватывать верхний этаж строения!

Я в растерянности уставился на свое сопровождение, но окружавший меня народ спокойно сидел в седлах, совершенно не переживая по поводу метаморфоз, происходящих с их логовом! «Ну а мне-то что волноваться?.. – неожиданно толкнулась мысль в моей голове. – Это ж не мой домик тает…»

Эта бодрая мыслишка значительно меня успокоила, так что у меня остался только чисто спортивный интерес – что будет с коротышкой, когда домик исчезнет полностью? Растает вместе со строением или шлепнется на землю? Я быстро решил в пользу второго варианта, поскольку, по моим представлениям, Твист ни за что бы не стал держаться за веревку, если бы это угрожало его благополучию.

И действительно, дотаяв приблизительно до середины, то, что я почитал за Храм, с громким хлопком исчезло. Карлик, оставшись без своей веревки, покатился на землю и еще раз громко выругался. Однако я даже не посмотрел в его сторону. Перед моими глазами открылось совершенно замечательное зрелище!

Дорога, по которой мы двигались, протянулась дальше за рассеявшийся мираж и, петляя, уходила вверх по высокому холму к обрыву, к пропасти. А за обрывом серой громадой высились каменные стены мощной крепости, подсвеченной зеленым заревом заходящего солнца. Угловые башни, выдвинутые несколько вперед, угрюмо нависали над самым обрывом, так же как это делали две невысокие надвратные башни, врезанные в середину фронтальной стены. Казалось, вся цитадель замерла перед броском через пропасть, и только ясно видимый поверх серой стены яркий золотой купол Храма наполнял общую картину некоей умиротворенностью, убеждал, что это не разбойничье гнездо какого-нибудь зарвавшегося барона, а мирное прибежище служителей некоей церкви. Между зубцами стен и башен в наступающей темноте мелькали слабые огоньки факелов, а над правой угловой башней полыхало огромное пламя, доставая, казалось, до самых небес. Зачем оно там горело?..

Мои очарованные мысли были прерваны самым грубым образом.

– Закрой рот, нам пора двигаться, – провизжал у моего сапога гнусный фальцет Твиста.

Пока я любовался открывшимся зрелищем, он успел подняться с земли, отряхнуться, забраться в свою таратайку и довольно долго понаблюдать за моей физиономией.

Его визг послужил командой для нашего сопровождения, и колонна рыцарей тут же пришла в движение. Мне волей-неволей тоже пришлось тронуть своего коня.

– Значит, понравилось тебе гнездо нашего Епископа? – не упустил карлик случая возобновить беседу.

– Да, впечатляет… – задумчиво ответил я.

– Отсюда не убежишь… – в тон мне протянул карлик.

Я посмотрел на него сверху вниз и с улыбкой ответил:

– Убежать можно откуда угодно, было бы желание.

Он ответил мне взглядом снизу вверх, вернул улыбку и чуть ли не пропел:

– Ну, желание-то у тебя будет… Большое желание!..

В этот момент с обеих обочин прямо из воздуха навстречу нашей колонне на дорогу выехали два рыцаря Храма. Они как две капли воды походили на тех, что сопровождали меня, вот только их маленькие щиты были зеркально черными. Что-то гортанно выкрикнув, они перегородили нам путь, но Твист, привстав с сиденья, что-то провизжал им в ответ. Оба стража навели на него свои щиты, и через секунду их кони отступили назад, пропуская нас.

Скоро передняя пара моего сопровождения замерла на краю обрыва, прямо напротив ворот цитадели. Вся наша колонна встала. Прошло не менее десяти минут, пока наконец над воротами что-то звонко не клацнуло, и к нашему берегу пропасти начал рывками выдвигаться перекидной мост. Вот он остановился, упершись в серый, замшелый камень скалы, и на него тут же вступила лошадь одного из храмовников. Вторая лошадь пошла по мосту сразу же за первой. Третья за второй. А я с легким трепетом наблюдал за этой процессией. Мост, предложенный нам в качестве переправы к крепости, был длиной в пару десятков метров при ширине не более полуметра. Лошади рыцарей безусловно были привычны к этому настилу, а вот как будет перебираться через пропасть мой иноходец и, тем более, что будет делать на мосту пара Твистовых козлов со своей тележкой, было мне совершенно непонятно.

Наша очередь переправляться подходила все ближе. Я галантно пропустил рогатый скот вперед и с изумлением увидел, что по мосту потопал только один из козлов, а второй как ни в чем не бывало трусил рядом по воздуху, вот только стука его копыт не было слышно. А шарабан карлика и вовсе просто повис над пропастью и его колеса даже не вращались. Тут-то я и припомнил утверждение Ворона, что Твистова повозка может летать.

Между тем первый из всадников почти достиг ворот, и они начали медленно, торжественно открываться. Рыцарь, не останавливая своего мерного движения, едва протиснулся в образовавшуюся щель. Следующий проехал уже свободнее, а ворота продолжали неспешно открываться, пока не распахнулись настежь, аккурат перед шарабаном карлика.

Захваченный зрелищем парящего над пропастью козлиного возка, я только в этот момент понял, что моя лошадка, ни в чем не уступая вышколенным лошадям храмовников, мерно передвигается по узенькой полосе моста.

Вот мой иноходец вошел в открытые ворота, прошел широкую, гулкую арку в стене и оказался в широком, замощенном серым камнем дворе.

«Вот и Храм…» – подумал я с неожиданно нахлынувшей тоской, когда мой конь остановился и устало опустил голову.

Глава девятая

Противник, который считает себя намного

сильнее вас, наверняка захочет покуражиться

перед схваткой. Вот и дайте ему эту

возможность! Вы себе представить

не можете, как много вы о нем узнаете

и как сильно это может вам помочь!

Я лежал на довольно жестком топчане. Кроватью мое ложе назвать было никак нельзя, так что это был именно топчан, деревянный, прикрытый простеганным матрасиком двухсантиметровой толщины. Более того, топчан был установлен в самом настоящем каземате, отличавшемся от узилищ Таганки, Бутырки и Крестов только наличием крохотной, но отдельной туалетной комнаты. А попал я сюда исключительно благодаря беспредельному гостеприимству господина сих мест – Епископа.

Едва я только слез с коня во дворе епископской цитадели, как ко мне с двух сторон подошли двое монашков. Каждый из них был с меня ростом и вдвое шире в плечах. Капюшоны их ряс были вольготно откинуты на плечи, и я прекрасно разглядел их довольные, улыбающиеся, абсолютно дружелюбные бандитские хари. Нет, я нисколько не преувеличиваю! На лбу одной из этих харь ясно проглядывало застарелое клеймо, свидетельствовавшее, что его обладатель «КАТЪ».

Эти два служителя Епископа дружелюбно положили мне на плечи свои здоровенные ручонки и предложили следовать за ними. Нет, кандалы с меня они сняли тут же, во дворе, так что я, конечно, мог помахать руками, чтобы немного размять их, но «следовать» за этими ребятами мне все равно пришлось. И проследовал я прямиком в этот миленький подвальчик, опустившись, между прочим, на третий подземный этаж.

Один из монахов, открывая толстую дубовую дверку, обитую полосовым железом, похвастал, что это лучшие гостевые покои во всем Храме! Я представляю, как выглядят худшие «гостевые» покои у столь гостеприимного хозяина!

Ну, в общем, я проснулся и лежал на своем довольно жестком топчане и разглядывал пейзаж, открывавшийся за широким, пронзительно чистым окном. Окно, конечно, было наведено чарами, но поскольку кроме него рассматривать все равно было нечего, я рассматривал его. За окном раскачивалось на ветру и мокло под осенним дождем одинокое дерево неизвестной мне породы. За деревом лежала покрытая маслянистой грязью, раскисшая дорога, а за дорогой мелкими обтерханными кустами начинался навсегда промокший лес.

Пейзажик, как я догадывался, был подобран с умыслом – так, чтобы он как можно сильнее угнетал мою психику и снижал сопротивляемость моего организма. Только вот хозяин этого заведения немного не рассчитал – я не обладал артистической натурой своего друга Паши, так что окружающая обстановка только бесила меня и заставляла придумывать и смаковать варианты расправы с местными инквизиторами. При этом рассчитываться им предстояло отдельно за меня, за моих друзей, за королеву Кину, за… пейзаж за окном, за отсутствие ужина, за наличие в моем тонком тюфяке сосущих насекомых, за… за все остальное. При этом они должны были оставаться живы до самого последнего расчета! И это была самая трудная из стоящих передо мной задач!

И вот когда я закончил прикидочный расчет мучений для главного виновника моего нехорошего настроения и перешел к отработке частностей, в дверке моих «апартаментов» что-то звонко щелкнуло, и она медленно откатилась в сторону.

За ней стоял один из вчерашних монахов вместе со своей обворожительной улыбкой. Он быстро обежал взглядом мою комнатушку, несколько минут рассматривал меня, а потом поинтересовался дружелюбным басом:

– Завтракать будешь?

– Я еще не ужинал… – не менее дружелюбно уточнил я, но он, видимо, не совсем меня понял:

– Так будешь или нет?

– Да, если у вас шведский стол… – высказал я еще одно уточнение.

– Какой стол?! – опять не понял он меня.

– Шведский, шведский… – довольно раздраженно пояснил я.

Он пожал плечами:

– Стол у нас обычный, четырехугольный. Если тебе необходим какой-то особенный стол, то… придется обойтись тем, что у нас есть.

Я сполз со своего тюфяка, напялил свою замечательную шляпу и, состряпав презрительную рожу, бросил:

– Пошли, деревня!

Он посторонился, пропуская меня в коридор, и снова пожал плечами:

– Почему деревня?

– Потому что никогда шведского стола не видел!

– Небольшая потеря! – попытался он сохранить собственное достоинство.

– Да?! Так ты же не видел эту потерю! Как же ты можешь определить ее величину?!

Монах понял, что спорить со мной ему не под силу, и обиженно засопел.

Поскольку он шагал позади меня, я не преминул этим воспользоваться. Резко остановившись, я бросил через плечо:

– И не сопи у меня за спиной! Я этого не переношу!

Верзила не ожидал, что я так быстро заторможу, и ткнулся мне в спину. Чего я и ожидал:

– И не наступай мне на ноги!!! И нечего меня в спину толкать, у меня она не казенная!!!

Монах сделал шаг назад и вполголоса не то выругался, не то извинился.

«Вот теперь посмотрим, у кого настроение будет попорчено!» – злорадно подумал я, а вслух продолжал развивать тему «деревенщины».

– И откуда только такие дуболомы берутся?! Что такое шведский стол, не знают! Ходить нормально не умеют, вечно толкаются и на ноги наступают! Пыхтят за спиной, как перегретый самовар! Ну и работничков себе Епископ подбирает!

Поскольку я в запале все время прибавлял шагу, в конце моей тирады мы двигались уже довольно быстро. Именно в этот момент я снова остановился и, обернувшись, заорал:

– А еще рясу надел!!!

Здоровенный монах снова едва не налетел на меня, но успел перестроиться и шарахнулся в сторону. Стена, конечно, выдержала его напор, а вот сам монашек достаточно громко зашипел. Видимо, зашибся малость.

В общем, еще бы минут десять пути по подземелью и его лестницам, и мое настроение можно было бы назвать лучезарным, но в этот момент впереди показалась дверь, которая вела в отведенную для меня столовую.

Комнатка, немногим большая моей спаленки, была тесно заставлена маленьким столиком со стоявшим рядом с ним стульчиком. На столике был сервирован весьма скромный завтрак на одну персону. Прежде чем усесться на свое место, я критически обозрел выставленные яства. Яичница из трех яиц и двух кусочков желтоватого, плохо прожаренного сала, два тоненьких кусочка сероватого хлеба, один из которых был намазан какой-то буроватой грязью, являвшей собой разновидность местного джема, и высокий узкий стакан, на две трети наполненный желтой мутноватой жидкостью – не то соком, не то компотом с мякотью. В общем – полная мерзость!

– Так-так… – задумчиво протянул я. – Стол явно не шведский! Стол скорее американский! Не хватает только яблочного пирога и жареной индейки…

Мой провожатый никак не прокомментировал мое высказывание, хотя его сопение значительно усилилось. Я уселся на единственный в комнате стульчик и, придвинув к себе тарелку, понюхал ее содержимое. При этом и прошептал соответствующее заклинание.

Пахло это чудо поварского искусства совсем не изысканно, но вредных ингредиентов я в нем не обнаружил. Разочарованно вздохнув, я взял в левую руку тонюсенький кусочек хлеба, в правую предложенную мне двузубую вилку и ковырнул яичницу.

Аппетит, как оказалось, действительно приходит во время еды. А особенно он ко мне пришел, когда я, оглянувшись через плечо, увидел, какими глазами смотрит на мою яичницу сопровождавший меня монах. Можно было подумать, что передо мной стоит пудинг английской королевы!

Так вот, я съел все и даже выпил ту сладковатую бурду, что была налита в стакан. Самое большое удовлетворение я испытал, когда услышал за спиной горький вздох-стон разочарования. Этот жлоб надеялся, что после меня останется что-нибудь съестное! Фигу!!

Я тяжело поднялся из-за стола, громко рыгнул прямо в монашью морду и поинтересовался:

– Куда теперь пойдем?

– Теперь тебя хочет видеть Епископ… – с жестокой радостью сообщил мне монашек и снова приветливо улыбнулся.

– Ну?! Наконец-то! – обрадованно воскликнул я, чем привел монаха в полное замешательство. Судя по его растерянной физиономии, выходило, что радоваться встрече с Епископом мог только сумасшедший. К тому же я поспешил его подбодрить:

– И что же ты стоишь, милейший? Давай, давай, поспешай…

– Ты что, действительно совершенно не боишься? – изумленно пробасил он.

– Пусть меня боятся! – высокомерно ответил я, небрежно махнув рукой.

Монах повернулся и направился к выходу из столовой.

Теперь он шагал впереди, показывая мне путь, поскольку коридор, по которому мы шагали, начал ветвиться. И я не преминул этим воспользоваться! Широко вышагивая, я поминутно наступал ему на подол рясы или на стоптанные каблуки башмаков и при этом беззлобно ругался:

– Здоровый вроде мужик, а еле плетется… Ну смотри, опять споткнулся! Ты ноги-то поднимай, что как старик по полу шаркаешь! Да шевели ногами-то, шевели, что на месте стоишь! И ряску свою подшил бы, что ли, метет пол, как баба плохая, люди на ее подол наступают!

Через пару минут монашек мало что не бежал впереди меня, поминутно оглядываясь, чтобы оценить разделяющее нас расстояние.

Однако и это развлечение кончилось слишком быстро. Увлеченный погоней, я не заметил, как вслед за своим провожатым влетел в просторную приемную. Монах лихой рысью пересек помещение и спрятался от меня за маленьким столиком, притулившимся возле большого письменного стола секретаря.

А секретарь у Епископа был что надо! Жгучая брюнетка, с миндалевидным разрезом наглых глаз, тонким, несколько длинноватым носиком и ярко-алыми губами, подчеркивавшими матовую бледность щек. Не обращая внимания на вошедших столь странным способом посетителей, она спокойно продолжала полировать свои длинные холеные ногти. Только когда запыхавшийся монах натужно пробасил:

– Вот, доставил по поручению Епископа! – она оторвала свой взгляд от ноготков и посмотрела сначала на моего провожатого, а затем перевела свои глазищи на меня.

– Ага… Так это и есть наш знаменитый гость? – Ее голос был низким с хрипотцой, словно у заядлой курильщицы, а тон высказывания позволял думать, что Епископ вкупе с остальными местными мужиками притаились у нее под каблуком. Ох и не люблю я такой тон! Именно поэтому мне пришлось удивленно-равнодушно приподнять левую бровь, ледяным взглядом раздеть то, что было видно у девицы над столом, чуть разочарованно хмыкнуть и уже после всего этого произнести:

– Да, милочка, это и есть ваш знаменитый гость… И этот гость весьма разочарован хваленым местным гостеприимством…

Она попыталась независимо хмыкнуть, поняла, что хмык получился не очень, чуть покраснела, вскочила из-за стола и быстро направилась к двойным арочным дверям в углу приемной. Уже взявшись за витую бронзовую ручку, она обернулась, опять хмыкнула, и на этот раз вполне прилично, и, вильнув бедрами идеальных очертаний, исчезла за дверью.

– Ну все, – раздался рядом несколько успокоившийся басок монаха. – Теперь она тебя сожрет!

– Ничего, подавится… – ответил я спокойно, а про себя с некоторым удивлением отметил, насколько эта чернявенькая курильщица похожа на секретаря нашего проректора по хозяйственной работе Катьку Ермоленко. Такая же заносчивая хмыкалка и, наверное, такая же… поклонница Эроса.

Брюнеточка между тем выскочила обратно в приемную, довольно поблескивая глазками, и, не закрывая дверей, предложила:

– Заходи, Конец. Тебя уже заждались…

Яду в этом коротеньком предложении хватило бы на двадцать гюрз! Но я решил не обращать на девчушку внимание. Пока! Сейчас у меня должна была произойти очень серьезная встреча, и мне было не до флирта. Я с достоинством пригладил свою бороду и шагнул за дверь, которая бесшумно за мной закрылась.

Это, без сомнения, был рабочий кабинет. Только очень большой. Справа вдоль всей стены тянулись высокие стрельчатые окна, стекла которых были затенены непонятной легкой дымкой. Свет сквозь эти стекла проходил беспрепятственно, но был каким-то рассеянным, чуть персикового оттенка. По левой стене располагались книжные шкафы, сплошь заставленные различного размера книгами, тубусами со свитками, маленькими статуэтками самого разного, порой весьма фривольного вида, другими предметами не совсем понятного для меня назначения. На полу во всю ширину кабинета был постелен ковер, намертво глушивший шаги. У дальней стены стоял совсем небольшой для комнаты таких размеров письменный стол, рядом с которым притулился низенький журнальный столик.

Все это я окинул одним взглядом, поскольку долго осматриваться мне не позволили.

– Проходи, проходи, дорогой Гэндальф… – раздался от стола негромкий спокойный голос, звучавший так, словно его хозяин стоял рядом со мной. – Не стесняйся, будь как дома…

Не знаю почему, но от такого обращения меня слегка передернуло, вот уж чего я не хотел, так иметь это место своим домом! Однако не мог же я игнорировать приглашение хозяина кабинета, поэтому я двинулся к столу по пружинящему под ногами ковру. Подойдя ближе, я с некоторым недоумением уставился на человека, сидевшего на хозяйском месте.

В большом, глубоком, мягком кресле, развалясь и положив ноги на совершенно пустой стол, расположился довольно молодой пижонистый парень, одетый в некое подобие камзола. Сам костюм и прилагавшиеся к нему штаны были чистого черного цвета, широкий отложной воротник и манжеты на рукавах серебряные. На выставленных для всеобщего обозрения черных ботфортах сияли серебряные же шпоры, которыми их владелец немилосердно царапал столешницу. Если это был пресловутый Епископ, то выглядел он скорее как испанский вельможа или английский пират из романа Сабатини.

– Присаживайся… – небрежно махнул он кистью, затянутой в черную перчатку, в сторону гостевого кресла, значительно уступавшего в комфортности его собственному. Поскольку выбирать все равно было не из чего – кресло было единственным, – я стащил с головы голубую шляпу и бросил ее на журнальный столик. Затем уселся в кресло, слегка подобрав мой самодельный длиннополый плащик, водрузил свои сапоги рядом со шляпой, практически повторив позу хозяина, и, повернувшись к нему, изобразил внимание.

– Ну что ж, поговорим? – не то спросил, не то предложил тот и произвел пальцами малоуловимый жест. На столе, рядом с его ботфортами возник серебряный поднос с высоким серебряным кувшином и двумя бокалами на тонких ножках. Хозяин не глядя лениво протянул руку, и тотчас на кувшине откинулась крышечка и он наклонился, наполняя один из бокалов. Рука в перчатке нетерпеливо пошевелила пальцами, и наполненный бокал, плавно снявшись с места, поплыл в ее сторону, стараясь не расплескать ни капли.

Парень пригубил напиток и приподнял бровь:

– Ну что же ты, угощайся, вино отнюдь недурственно!

«Пижон и показушник… – подумал я, начиная заводиться, – …дон Сезар да Баран!..» – и в свою очередь, растопырив пальцы, ткнул ими в сторону кувшинчика. И этот серебряный пузан вместо того, чтобы наполнить второй бокал, поплыл к моей руке сам! Ну, я, конечно, не растерялся и, ухватив его за изысканно изогнутую ручку, нажал на педальку, открывающую крышечку, после чего приник к горлышку. Вино и вправду было неплохим, но еще большее удовольствие я получил от созерцания изумленной рожи Епископа. И ножки свои он со стола сдернул! Чтобы лучше видеть, что это такое я вытворяю с его посудой!

К тому моменту, когда я закончил дегустацию и отправил наполовину опустевший кувшинчик назад, хозяин кабинета несколько пришел в себя. Закрыв рот и довольно улыбнувшись, он проговорил:

– Ну вот, я лишний раз убедился, что ты именно тот, кто мне нужен!

– Я-то тебе, может, и нужен… – вздохнул я и поерзал в своем кресле, устраиваясь поудобнее и чувствуя, что ярость уже переполняет меня. – Весь вопрос в том, нужен ли ты мне?

– Да я просто тебе необходим! – с энтузиазмом ответил Епископ. – Выслушай меня внимательно!..

– Нет, это ты выслушай меня внимательно! – перебил я его. – Сначала ты вернешь мне мой посох, затем дашь мне встретиться с моими друзьями. Вот когда я буду уверен, что с ними все в порядке, тогда мы, может быть, и продолжим нашу милую беседу. А до этого – никаких разговоров!

Епископ молчал очень долго, не сводя с меня спокойного изучающего взгляда, и только по тому, как нервно дергалась его рука, державшая бокал, было ясно, сколь велико его напряжение. Наконец он, видимо, пришел к какому-то решению и расслабился. Откинувшись на спинку своего кресла, он снова водрузил ботфорты на стол и проговорил в воздух:

– Гелла, Бормотун еще в приемной?

– Да… – раздался у меня над ухом прокуренный голосок брюнетистой секретарши.

– Скажи ему, пусть сводит нашего гостя к его товарищам… Сначала к даме, а потом к этому сумасшедшему верзиле. Да, верни ему его замечательную дубину. – И, словно уловив некоторое сомнение своей помощницы, добавил: – Я думаю, наш бородатый друг достаточно разумен, чтобы не делать глупостей, тем более что его… посох в Храме совершенно бесполезен.

Затем, повернувшись в мою сторону, он мягко улыбнулся:

– Я надеюсь, ты достаточно разумен, чтобы понимать, что никакая магия, кроме моей, в Храме не действует?

– Я достаточно разумен, чтобы оценить свои возможности, – вернул я ему улыбку.

– Хм… – Похоже, Епископа не совсем удовлетворил мой ответ, но, внимательно оглядев меня еще раз, он снова улыбнулся. – Тогда ступай к своим друзьям. Кстати, может быть, хоть ты их образумишь… – И он приветливо помахал мне ладошкой. – Встретимся за обедом, будет милое общество.

Я выбрался из кресла и двинулся к выходу. Когда я был уже у самой двери, совсем рядом раздался его голос:

– Помни, ты обещал быть благоразумным…

В приемной, у стола секретарши, по-прежнему отирался давешний монах, которого, как я понял, близкие друзья называли Бормотун. Сама секретарша делала вид, что меня рядом нет, хотя ее глазки явственно косили в мою сторону. А монах, как только я появился, откровенно уставился на меня, как на некое чудо. Я же, не обращая внимания на его бестактность, уперся тяжелым взглядом в безразличную мордашку Геллы:

– А ну, вертай мой посох!

Она небрежно ткнула отполированным ноготком в угол приемной, где сиротливо притулилось мое резное чудо. Я направился в указанном направлении и, привычно ухватившись за уже порядочно потертую моей рукой деревяшку, неожиданно осознал, до какой степени мне ее не хватало. Настроение у меня сразу улучшилось, и мой голос, обращенный к сопровождавшему меня монаху, прозвучал вполне довольно:

– Ну, Вергилий, давай, показывай свой ад!

– Кого? – не понял монах.

– Кого! – передразнил я его. – Шагай, деревня! Сначала к Эльнорде…

– Это к бабе, что ли, которая с луком? – уточнил непонятливый Бормотун.

– Смотри, – погрозил я ему пальцем, – Душегуб услышит, что ты Эльнорду бабой дразнишь, он тебе ноги-то повырывает.

Бормотун, не отвечая на угрозу, направился к дверям.

Наученный предыдущим опытом, монах двигался очень расторопно, так что мы оказались у помещения, отведенного моей спутнице, довольно быстро. А вот здесь произошла некоторая заминка.

Повозившись некоторое время с замком, Бормотун слегка отступил в сторону и пробормотал:

– Я к этой сумасшедшей не пойду… – а затем потянул за ручку двери. Однако дверь и не подумала открываться. Этот факт весьма удивил монаха, и он снова склонился к замку. Правда, лишь на мгновение, чтобы убедиться, что тот открыт. Убедился и даже подтвердил это обстоятельство вслух:

– Открыто же… – но новый рывок опять-таки ни к чему не привел. Дверь явно была закрыта, и закрыта она была изнутри. Вот только Бормотун этого никак не желал понимать, а упрямо пытался вломиться в покои Эльнорды вопреки своему же собственному нежеланию туда входить. Легко подергав за ручку еще пару раз, он неожиданно рассвирепел и, ухватившись за нее двумя лапами, дернул изо всех своих немалых сил. Ручка, конечно, оторвалась, а из-за двери донесся до боли знакомый мелодичный голосок:

– Бормотушка, это опять ты возле моей двери беснуешься?

Монах мгновенно пришел в себя и слегка присел, словно у него неожиданно ослабли коленки. Оторванную ручку он продолжал держать двумя руками перед собой, как будто надеялся, что она защитит его от грядущих неприятностей. В то же время он растерянно посмотрел в мою сторону, давая понять, что мне пора брать инициативу в свои руки и разбираться со своей подругой самому.

А из-за двери уже довольно нетерпеливо раздалось:

– Если ты, паразит, опять учинил какую-нибудь пакость, я тебе ухо стрелой проткну!

Мне действительно пора было подать голос:

– Эльнорда, голубушка, не уделишь ли ты мне несколько минут своего драгоценного времени?

За дверью послышалась короткая возня, а потом ее тяжеленное полотно резко распахнулось.

К своему несчастью, Бормотун стоял со своей добычей прямо на пути открывающейся дверки. Так что его просто смело. Правда, он же послужил амортизатором, и дверь не грохнула о стену, а мягко остановилась с негромким мелодичным всхлипом. Впрочем, всхлип, как я сразу понял, принадлежал не двери, а амортизатору.

Но мне было не до анализа всяких там негромких всхлипов, потому как на моей шее уже повисла моя рослая красавица:

– Серенький, какое счастье, что ты нас нашел!.. Я так тебя ждала!.. Тебе передали мое сообщение!.. А бедняге Душегубу башку прям напополам раскроили!..

– Я тепя шдешь потошту… – перебивая Эльнорду, донеслось из-за двери.

Эльфийка мгновенно оставила в покое мою шею и, потянув дверь на себя, заглянула за нее. Я тоже поинтересовался говорившим.

У самой стены притулился мой монах-здоровяк, прикрывая своей широкой ладошкой расквашенный, похоже, нос и глядя на нас обоих мученическим взглядом.

– Что с тобой, Бормотушка?! – вскричала экспансивная девушка.

Монах не ответил, а только слегка прикрыл веки – притворился, что ничего не случилось, а он просто прилег, отдохнуть.

– Ты, милая моя, ему носик дверкой расквасила… – пояснил я неудобную позу монаха.

– Правда?! – изумилась девчонка. – Ну извиняй, я не нарочно…

– Нишехо, это я шам виноват…

– И зубки ты ему, видимо, повредила, – продолжал я комментироватьповедение самого прекрасного члена нашего Братства.

– Что, тоже дверкой? – поинтересовалась та.

– Ну конечно, а чем же еще… – подтвердил я.

– Да не может одна небольшая дверка нанести такие увечья! – не поверила мне Эльнорда.

– Мошет, мошет… – подтвердил мою правоту пострадавший и чуть приоткрыл ладонь. Под его распухшим и посиневшим носом ярким мазком алела уже подсыхающая кровь, а разбитые губы свидетельствовали, что и зубам досталось изрядно.

– Может, ты пойдешь полечишься, – предложил я. – А мы тут пока что побеседуем…

Мое предложение, право слово, исходило от всего сердца, уж больно жалкое зрелище представлял собой покалеченный верзила. Но тот энергично замотал головой и невнятно повторил:

– Я тепя шдешь потошту…

Эльнорда неожиданно потеряла всякий интерес к пострадавшему, ухватила меня за рукав и потащила к себе в комнату.

Толкнув меня на свободный стул, она захлопнула злополучную дверь и заложила ее своим луком. «Так вот почему бедный монах не смог ее открыть!» – мелькнула у меня мысль, но долго думать на эту тему Эльнорда мне не дала. Перепорхнув комнату по диагонали, она рухнула в глубокое кресло и звонко спросила:

– Ну, нашел королеву?

От такого неожиданного вопроса я даже слегка опешил. Ну никак я не мог ожидать, что нашу взбалмошную Эльнорду занимает именно этот вопрос. Похоже, она совершенно не волновалась по поводу своего плена и предстоящей разборки!

– Понимаешь, – осторожно начал я, – в данный момент у нас имеются более серьезные проблемы, чем поиск этого тела без души…

Ее взгляд мгновенно наполнился презрением:

– А я думала, ты ее любишь!

В голосе гордой эльфийки звучала такая смесь удивления, разочарования и обиды, что я невольно улыбнулся:

– Да, ты правильно думала. Но для того, чтобы помочь Кине, мы должны сами выбраться из того положения, в которое вляпались. Так что лучше расскажи, что с вами случилось?

Она немного успокоилась, хотя ее прежняя вера в меня полностью явно не восстановилась. Чуть пожав плечиками, она ответила на мой вопрос:

– Так и рассказывать-то особенно нечего. На следующий день после того, как ты ушел в Пустошь, Шалай с тремя своими ребятами отправился в какое-то село за свежими продуктами. Твой любимчик, Качеев шут, неизвестно зачем увязался за ним вместе со своими козлами. В лагере остались мы с Душегубом и Фродо да двое гвардейцев. Гвардия караул несла, а мы с ребятами хозяйством занимались. Ближе к вечеру Душегуб развел костер и пошел в лес за хворостом, а я начала готовить ужин. Ну, сам понимаешь, стоять у котла с луком в руках не слишком удобно, так что, кроме Рокамора, на поясе у меня никакого оружия не было. Да к тому же я как раз пролезла в палатку за специями. Вдруг слышу, Душегуб заревел, он же совсем рядом был. Я только привстать успела, думала, с кем это он там связался, а тут со всех сторон эти долбаные рыцари выезжают.

Она огорченно махнула рукой, расстроенная воспоминаниями:

– Что я могла сделать с одним кинжалом против двадцати всадников. Меня даже и связывать-то не стали. А минут через пять притащили Душегуба и ребят. У нашего тролля башка чуть ли не пополам разрублена, мозги наружу, а караульщики вроде бы и невредимы, а в открытых глазах вселенская пустота! Жуть!

Эльнорда передернула плечами, изобразив эту самую «жуть».

– Я, конечно, сразу к Душегубу бросилась, смотрю – дышит еще. А ты знаешь, – ее глаза, и без того не маленькие, стали размером с хорошее блюдце, – кровь у него зеленая и густая такая, как варенье… Как только у него сердце с такой кровью справляется?!

Выдержав эффектную паузу, чтобы я смог как следует удивиться, она продолжила:

– Душегуба бросили в какую-то повозку, гвардейцев посадили на лошадей, ну чисто кукол, и привязали к седлам. Я устроилась рядом с троллем… Монах там был за главного, так он ругался, что самого главного упустили – тебя, наверное. В общем, повезли нас. Тряска страшная, я Душегубову голову к себе на колени положила, на плащ. А у него из раны кровь сочится, хорошо, что к плащу моему ничего не пристает. Часа два ехали, уже темнеть начало, когда мы в их лагерь прибыли. Душегуба так в повозке и оставили, а меня в отдельную палатку отвели и стражу поставили – двоих истуканов в латах. Только я заднюю-то стеночку разрезала, Рокамор-то мне оставили, и к троллю перебралась. Еще и воды раздобыла, голову ему обмыть.

Эльнорда улыбнулась, довольная собой, а я с удивлением подумал, какое же самообладание надо было проявить девчонке, чтобы справиться с такой бедой! И откуда только силы у нее взялись!

– Просидела я в Душегубовой повозке всю ночь, ну, покемарила, конечно, немного, а утром, только рассветать стало, смотрю, рана-то его затянулась! И кость срослась и кожа уже зарубцевалась! А тут у этих рыцарей паника началась, они, понимаешь, обнаружили, что меня в палатке нет! Этот их главный монашек орал на весь лес, что всех без перевоплощения оставит!

Тут она снова довольно хихикнула:

– Представляешь, какая у него рожа была, когда я из троллевой повозки поинтересовалась, кого это они ищут. Монах этот чуть Нобелевскую премию не заработал!

– Какую премию?! – оторопел я.

– Ну как же, говорят, первый мужчина, который родить сумеет, Нобелевскую премию получит!

Я только покачал головой, подумав, откуда это сумеречный эльф знает о существовании Нобелевской премии, а Эльнорда продолжила свой рассказ:

– Мы с монахом позавтракали, а рыцари в это время клетку собрали. Представляешь, у этих гадов и клетка для Душегуба припасена была! Тролля сунули в клетку, клетку поставили на повозку, а мне дали лошадь. Вот таким макаром мы дальше и отправились. Только с нами поехали всего десяток рыцарей, а монах с отрядом остался в лагере. Я так поняла, что они решили тебя подкараулить!

Она не спрашивала, она была уверена в намерениях коварного монаха, но я все-таки кивком подтвердил правильность ее догадки.

– Значит, тебя тоже схватили?! – протянула она разочарованно.

– А ты думала, я с официальным визитом в Храм прибыл, в полной дипломатической неприкосновенности? – довольно зло ответил я на ее странное разочарование. – Ладно, дальше можешь не рассказывать, я и сам знаю, что с вами было. Ты мне вот что скажи, куда Фродо-то делся?!

Эльнордины глазки снова увеличились в размере:

– А я не знаю! Он все около котла вертелся, ты же знаешь этого обжору. А когда эти болваны с копьями вывалили из леса, его рядом не было.

– Так… – Я задумчиво почесал щеку. Не хватало еще потерять одного из членов Братства.

– Ну ладно… Расскажи, как ты здесь-то живешь? Волшбой тебя не очень донимают?

– Да как живу, – девушка махнула рукой, – вот мои апартаменты, пить-есть приносят вдоволь, заколдовать меня то ли не пытаются, то ли у них ничего не получается. А вот оружие… – Она пожала плечами. – Мне его сразу отдали, как только мы в Храм приехали. Только лук я натянуть не могу, а шпага из ножен не выходит. Один Рокамор меня слушается. Так что возможности мои невелики… Ну, конечно, безобразничаю помаленьку, ты же видел. – На ее губах мелькнула мимолетная улыбка. – Но вообще-то вся надежда была на тебя.

– Тогда, девочка, слушай меня внимательно, – медленно начал я, теребя свою роскошную бороду. – Сегодня мне предстоит серьезный разговор с Епископом…

– С этим сопляком?! – не удержалась Эльнорда.

Я строго посмотрел на нее, и она умолкла, прикрыв ладошкой рот.

– …с Епископом, – многозначительно повторил я. – От этого разговора во многом зависят все наши дальнейшие действия. Епископ – противник серьезный, и недооценивать его нельзя, хотя мне он тоже показался не слишком страшным.

Я позволил себе легкую улыбку.

– Сейчас я отправлюсь посмотреть, как там дела у Душегуба… И еще остается загадка Фродо. Вот это меня очень беспокоит… А ты постарайся быть паинькой и не слишком изводи своих охранников. Ну что это такое – запираться изнутри?!

– Да?! – тут же подскочила девчонка в своем кресле. – А пробираться ко мне в комнату ночью – это как?!

– Что значит – пробираться к тебе ночью? – тут же насторожился я.

– Да в первую же ночь, как только я здесь поселилась, два каких-то нахала пытались ночью пробраться ко мне в спальню! Представляешь, лежу я спокойненько под своим одеялом, представляю, как ты заявляешься за нами в Храм, и вдруг дверь потихоньку открывается и две мерзкие фигуры просачиваются внутрь! Я незнамо что подумала, а один другому мерзким таким шепотом мерзко так заявляет: «Ты пошарь под подушкой и в волосах, а я посмотрю на ногах и в подмышках…» Каково! Пошарить у меня под мышками!

– Да, интересно, что же они хотели отыскать в этом потайном местечке?

Эльнорда слегка замялась, а потом, понизив голос, пояснила:

– Бормотун мне потом рассказал, что Епископ пытался наложить на меня какое-то заклятие. Полного подчинения, что ли… Только у него почему-то ничего не вышло. А его ученики решили, что у меня на теле спрятан какой-то оберег. Вот его они и собирались изъять.

– И что же ты с ними сделала? – с искренним интересом спросил я.

– Да ничего, просто спросила: «А пяткой в нос?!»

– А они?

– А они ломанули назад! Чуть дверь не вынесли. Только я с тех пор на ночь дверь всегда запираю.

– Но сейчас же не ночь…

Эльнорда довольно заулыбалась:

– Просто я услышала, как Бормотун подходит, а с ним еще кто-то. – Тут ее глаза снова расширились, и в них появилось удивление. – А знаешь, твоя походка удивительно напоминает походку Епископа! Я ведь именно для него готовила сюрприз, ну, с этим запором…

– Да? – Я почесал щеку. – Спасибо за комплимент…

– Нет, Серенький, правда, ну прям вылитый шарк Епископа. Он еще как будто левую ногу приволакивает!..

– Ладно, – махнул я рукой. – Значит, договорились, ты ведешь себя скромненько и ждешь моего сигнала.

Она энергично кивнула:

– Привет Душегубу передай. Скажи, что я о нем все время помню!

И клянусь вам всем для меня святым, нахальная девчонка покраснела.

Я улыбнулся и поднялся со стула.

Дверь оказалась запертой, но на мой короткий стук тут же распахнулась. За дверью стоял Бормотун. И Бормотун был в полном порядке – ни разбитого носа, ни рассеченных губ на его физиономии не наблюдалось. Наблюдалась широкая, довольная улыбка. «Успели, значит, подлечить…» – подумал я про себя.

Монах помахал ручищей Эльнорде и, прикрыв дверь, запер ее. Затем он повернулся ко мне и спросил:

– К зверюге-то мохнатому пойдешь?

– Душегуб, чтоб ты знал, не зверюга и не мохнатый, а мой хороший товарищ и член нашего Братства. А если ты будешь его обзывать, я ему на тебя настучу, и он тебя обидит.

Монах явно испугался, но, несмотря на это, тихо пробормотал:

– Ага, не зверюга?! Голыми руками рыцаря в полном доспехе надвое порвал!

– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался я его бормотанием. – Кого это Душегуб надвое порвал?

Бормотун с опаской покосился на меня и уже громче ответил:

– Когда твоего друга приглашали в Храм к Епископу, он одного рыцаря с лошади сдернул и на две части разорвал. А рычал так, что две души к Хозяину досрочно вернулись…

– Подожди, какие души? – не сразу понял я.

– Такие, – с опаской проворчал Бормотун. – Две души досрочно бросили свои куклы, ну, своих рыцарей, и к Хозяину вернулись! Хорошо еще Черный Топор не растерялся и шарахнул топором вашего верзилу сзади по черепу, а то бы он дел натворил!

Так! Ситуация все больше прояснялась! Получалось, если бы тролль ожидал нападения, и если бы у него в руках был его гердан, рыцарям вряд ли удалось бы его скрутить!

В этот момент Бормотун остановился перед очередной дверью, то ли обитой листовым железом, то ли… сделанной из стального листа.

«Однако! – удивленно подумал я. – Как тщательно оберегают нашего друга».

Бормотун принялся отпирать это, похожее на банковское, хранилище, а я в шутку поинтересовался:

– Не боишься? Вдруг Душегуб с обратной стороны дверку двинет?

– Как же он ее двинет, – ухмыльнулся в ответ монах, – если он привязанный сидит?

Дверь медленно отошла в сторону, и я увидел самую настоящую тюремную камеру. Голые каменные стены, имитация маленького зарешеченного окошка у самого потолка, нары из толстых, кое-как оструганных досок, здоровенный, прикрытый ржавой крышкой горшок рядом с нарами. На нарах спиной к входу располагался наш Душегуб.

Когда дверь открылась и я шагнул внутрь, он повернулся в мою сторону, и мне показалось, что его глаза светятся каким-то тлеющим красноватым отблеском.

Дверь за моей спиной захлопнулась, и тролль сел на своих нарах, загремев железом. Его шею охватывал стальной обруч в палец толщиной, от которого тянулась к вделанному в стену кольцу кованая цепь, которой мог позавидовать не один якорь!

– Эк тебя уделали, Душегуб! – только и смог выдохнуть я, не в силах отвести взгляда от этой чудовищной вериги.

– А, ерунда, – небрежно махнул рукой тролль. – Просто они меня боятся.

– Ну, это-то я понимаю… – медленно протянул я.

– Как живешь, Гэндальф? – ощерился Душегуб в своей жуткой улыбке. – Давно не виделись!

Видимо, настроение у тролля было достаточно приподнятым, хотя я не мог сообразить, почему он не впал в тоску и отчаяние. Правда, в его голосе чувствовалась некая тревога, но тревожился он явно не за себя.

– Давно, – согласился я. – Да, кстати, тебе привет от нашей девочки.

Глаза Душегуба снова сверкнули багровым, и он спросил неожиданно хрипловатым голосом:

– Ты давно ее видел? Как она?

– Да я только что от нее. По-моему, у нее все в порядке.

– Убью!!! – неожиданно прорычал тролль.

– Кого?! – опешил я.

– Всех, кто ее хоть пальцем тронет!!!

– Ага, ее тронешь! – постарался я хоть немного успокоить рассвирепевшего Душегуба. – Она только что, на моих глазах, всю рожу расквасила одному бедолаге!

– Эльнорда просто так драться не будет! – не желал успокаиваться тролль. – Он что, к ней приставал?!

– Да никто к ней и не думал приставать! – воскликнул я, подумав про себя: «Если кто и думал, то теперь передумал». – Это она просто так пошутила! Резвится девочка от безделья!

– Это правда, – мечтательно произнес успокоенный тролль, глядя почему-то в потолок. – Она резвая… – Затем он снова перевел взгляд на меня и поинтересовался:

– Ну а ко мне с чем зашел?

– Во-первых, убедиться, что с тобой все в порядке… Во-вторых, вопрос у меня есть… Если, конечно, ты после травмы полностью восстановился?

– После какой травмы? – прикинулся Душегуб непонимающим.

– Как же? – снова удивился я. – Эльнорда уверяет, что тебе голову чуть ли не напополам раскроили, да и Бормотун ее слова подтвердил.

– А, это в лесу-то, топором? Так какая же это травма, так – царапина мелкая.

И он наклонил голову, демонстрируя мне царапину. Через всю здоровенную троллеву башку, ото лба до шеи, тянулся толстый идеально ровный шрам, словно его темный густой мех разделили на прямой пробор. Душегубов шрамище очень напоминал шов, который имелся на голове у моего любимого старого плюшевого мишки. И эту борозду тролль именовал «мелкой царапиной»!

– Да, – проговорил я потрясенно, – действительно все зажило…

Тролль довольно улыбнулся:

– На мне вообще все очень быстро заживает. Так какой вопрос-то у тебя был?

Я, признаться, после демонстрации его боевых шрамов не сразу припомнил, о чем хотел с ним поговорить. Душегуб терпеливо ждал, когда ко мне вернется память, и дождался:

– Да! Я вот о чем. Ты, когда дрался в лесу с рыцарями, не приметил случайно, Фродо рядом с тобой не было?

Тролль задумался только на минуту:

– Нет. Не было. Малыш все около котла крутился, рядом с Эльнордой. А когда эти паразиты на меня наскочили, все очень быстро произошло. Одного я из седла выхватил, ну и дернул слегка. Он пополам и порвался. Мне бы бросить сразу эти ошметки, а я замешкался, хотел на четыре части поделить! И чувствую, что сзади с железом на меня накатывают, а руки заняты, так и не успел развернуться! А очнулся я уже в клетке. Крепкую они, заразы, клетку смастерили, не сломать было!.. Эх-х-х, только одного и успел порешить! – Душегуб огорченно покачал головой.

– Да нет! – поспешил я успокоить бедолагу. – Ты не одного, а троих успел. Одного порвал, а еще двое сами… скончались. Местные говорят – редчайший случай, две души досрочно свои куклы покинули и к Хозяину вернулись.

– Да?! – Тролль оживился. – Это, значит, они так напугались? Тогда понятно, почему меня так украсили! – Он покосился на свою цепочку.

– Значит, и ты не знаешь, куда хоббит делся… – задумчиво констатировал я.

– Так он что, совсем пропал? – встревожился тролль.

– Не знаю. Но ни во время вашей драки, ни после его никто не видел.

– Убью, – повторил Душегуб свое фирменное рычание и потянулся лапами к ошейнику.

– Э, э… Погоди… Не надо торопиться, еще наубиваешь! – поспешил я его успокоить. – Давай я сначала разберусь, кого и в каких количествах убивать надо, а уж потом ты примешься за это дело. А то ухайдокаешь кого-нибудь нужного!

– Да? – Тролль уставился на меня, раздумывая, и через пару секунд признал мою правоту: – Ну ладно, разбирайся. Только не слишком долго.

Потом его физиономия изменилась, как-то враз помягчев, и он немного сконфуженно спросил:

– А Эльнорда далеко отсюда располагается?

– Метров пятнадцать вправо по коридору, – машинально ответил я и тут же спохватился: – А ты что, собираешься нанести ей визит вежливости?

– Ну… – Тролль смутился еще больше. – Может быть, попозже вечером…

– И не вздумай! – Я заметно повысил голос. – Ты и свои способности обнаружишь, и девчонку подставишь! Потерпи пару дней, а там мы решим, что нам делать, как нам быть.

– Ладно… – легко согласился тролль и с мечтательным видом улегся на своем жестком ложе.

Я понял, что аудиенция окончена. И направился к выходу из этого каменного сейфа. При этом в моей голове крутился всего один вопрос: «Ну хорошо, цепочку он порвет, ошейник разогнет. А как он собирается из камеры выйти?!»

Как раз в тот момент, когда я собирался постучать, чтобы меня выпустили, стальная дверь с натугой пошла наружу, и в открывающемся проеме появилась рожа моего монаха. Увидев, что я готов выйти, он посторонился, а закрывая дверь на замок, пробормотал:

– Долго очень по гостям ходишь. Епископ велел к обеду у него быть.

– А что, уже подошло время вкушать пищу? – привычно витиевато обратился я к монаху. Он похлопал глазами, но, видимо, все-таки сообразил, о чем идет речь, хотя и ответил достаточно односложно:

– Подошло…

– Тогда пойдем, отведаем, чем кормят Епископа, – энергично сказал я.

– Ты чего, думаешь, тебя за один стол с Епископом посадят?! – изумился мой провожатый. – Ну ты совсем с ума сошел!

– То есть, ты хочешь сказать, что ваш Епископ будет жрать, а я глотать голодные слюни?! – в свою очередь удивился я. – Ну и порядки в вашем Храме. А еще о своем гостеприимстве распространяются!

Но монах оставил мой выпад без внимания, поскольку слишком торопился сдать меня с рук на руки самому Епископу.

На этот раз мы блуждали по этому странному Храму достаточно долго, несколько раз поднимаясь и опускаясь по лестницам, проходя длинными и совсем не прямыми коридорами, странно пустыми анфиладами комнат. Мне стало казаться, что Бормотун специально таскает меня по всему зданию, чтобы я не смог запомнить дорогу и затем самостоятельно отыскать обеденный зал Епископа. Воспользовавшись случаем, я решил попробовать простенькое заклинание из своего весьма ограниченного репертуара. «Заклятие спрямленной тропы», как оно называлось в моей драгоценной книжке. Это заклинание как раз позволяло запомнить дорогу, по которой тебя вели недруги. Только ничего у меня не получилось. Я то и дело сбивался и никак не мог точно вспомнить последовательность сложения пальцев. В конце концов в моей голове раздался знакомый тоненький голосок:

– Ну что ты мучаешься?! Тебя же предупредили, что ворожить здесь бесполезно. Тем более на таком примитивном уровне.

«Да, – мысленно ответил я своей помощнице. – А если у меня другого уровня нет?!»

– Вот и нечего ерундой заниматься! – тут же раздался довольный ответ, и книжка замолчала.

«Можно подумать, что моя ворожба помешала ей заниматься чем-то важным», – обидчиво подумал я.

Именно в этот момент мы наконец оказались около высоких, застекленных матовым серым стеклом, дверей. Бормотун потоптался около них, а затем начал слегка поскребывать узкий деревянный переплет своим сосискообразным пальцем. И почти мгновенно одна из створок открылась и на нас глянула… до боли знакомая физиономия Твиста.

– А-а-а! Наконец-то привел! – заверещал темпераментный карлик, а я, признаться, даже обрадовался, увидев его в добром здравии. Воистину, «…мириться лучше со знакомым злом»!

– Заходи! – скомандовал мой коротконогий знакомец и отворил дверь настежь. Я шагнул в открывшийся проем, а Твист прямо у меня из-под мышки заорал своим пронзительным фальцетом:

– Личный гость Епископа, Гэндальф Серый Конец!

Я шагнул в открытую дверь и на мгновение замер.

Да! Комната для приема пищи у местного Епископа размерами напоминала главный зал московского ресторана «Пекин» и была столь же сумрачной. У ее дальней стены располагался огромный стол, заставленный сверкающей посудой, а за ним располагался смутно видимый из моего далека хозяин Храма. Впрочем, когда он заговорил, его голос опять раздался совсем рядом со мной:

– Проходи, проходи, гость дорогой! Обед уже подан, как бы главное блюдо не остыло!

А вслед за этим приглашением явственно раздался короткий смешок, сделавший его довольно двусмысленным.

Однако сразу после этих слов под потолком зала вспыхнуло неяркое свечение, выхватившее небольшой столик, стоявший метрах в десяти от главного стола. Возле этого столика притулился одинокий стул, предназначенный, как я сразу понял, для моей персоны. Не заставляя хозяина приглашать меня дважды, я направился к своему месту, и стоило мне опуститься на стул, как светильник, освещавший столик, погас, и зал снова погрузился в полумрак.

– Попробуй для начала грибной икры, – порекомендовал мне радушный хозяин. – Ее мой повар готовит просто великолепно. А за икоркой да за супчиком и разговор интереснее сложится.

– Как бы этот разговор мне аппетит не испортил… – буркнул я себе под нос, но мой собеседник прекрасно меня услышал.

– А может быть, как раз этот разговор не только твой аппетит улучшит, но и вообще все твое здоровье значительно поправит.

– Ну что ж, слушаю тебя, Епископ, – громко произнес я, накладывая себе на тарелку рекомендованной икры.

– Вначале поведай мне, как ты нашел своих друзей? – спросил Епископ, что-то пережевывая.

– В общем, все нормально. Ребята в хорошей форме и даже шутят, – бодро ответил я. – Так что я доволен их морально-физическим состоянием.

– Да? Значит, тебе не показалось странным, что, находясь в плену, можно сказать, в застенках и даже, некоторым образом, прикованными к стене, твои друзья не воспринимают это серьезно?!

– Они все воспринимают достаточно серьезно, – возразил я. – Но мы считаем, что уныние – тяжкий грех и поддаваться ему бесперспективно!

– Вот как? – протянул Епископ и на минуту замолчал, то ли обдумывая мой ответ, то ли пережевывая свой обед.

– Ну хорошо, – вновь раздался его голос. – Вернемся к нашим делам!

– Да у нас пока что никаких дел нет! – усмехнулся я.

– Вот я как раз и надеюсь, что они в скором времени появятся! – зацепился за мою фразу Епископ. – Я предлагаю весьма выгодное для тебя сотрудничество. И учти, что это предложение исходит от без пяти минут правителя страны!

– Так ты что же, намерен скинуть Качея? – изобразил я удивление.

– Да какой он правитель?! – пренебрежительно бросил Епископ. – Думает, если обосновался в Замке, так уже и страну под контролем держит. На самом деле все обстоит абсолютно по-другому!

– Да? И как же?

– Ты в курсе, что королеву Кину похитили прямо из Замка?

– Ну-у-у, – неуверенно протянул я, лихорадочно соображая, насколько можно открыть свою осведомленность. – Я слышал кое-какие слухи, но ничего конкретного…

– А что конкретное можно услышать, если королева однажды ночью просто пропала из своей спальни, и при этом никто не видел, чтобы она оттуда выходила! Так вот, я думаю, что тот, кто отыщет законную королеву и поможет ей вернуться на трон, тот и будет иметь на нее очень большое влияние. Фактически он станет истинным правителем страны!

«Ай да Ворон!» – мысленно воскликнул я, а вслух спросил:

– Так ты что ж, знаешь, куда подевалась королева?

– Догадываюсь, – ответил Епископ, и в этом коротком слове послышался смешок. – Но разговор у нас пойдет не о королеве.

– А о чем? – искренне удивился я.

– О тебе. Только вначале ты мне скажи, как ты относишься к… душе?

Я давно ожидал подобного вопроса и тем не менее вздрогнул. Впрочем, может быть, я вздрогнул потому, что именно в этот момент невидимый слуга выдернул у меня из-под носа тарелку с недоеденной икрой и вместо нее поставил глубокую чашку с каким-то супом. Ответил на ожидаемый вопрос я достаточно уверенно, но вопросом:

– К чьей душе?

– К своей! – тут же последовало уточнение.

– Ну-у-у, мне еще никто не доказал, что она у меня есть.

– Вот как?! Ты сомневаешься в ее наличии?! – В голосе Епископа сквозило ликование.

– Конечно, – коротко ответил я.

– Почему?

– Потому что этот термин несет очень большую смысловую нагрузку и на него вешается практически вся морально-психологическая суть человека. Так что вряд ли он может определять какое-то конкретное тело, вещество или другую субстанцию, находящуюся внутри человека.

«Каково излагаю!» – восхитился я сам собой. Похоже, и Епископа моя формулировка проняла, во всяком случае, он замолчал на целых две минуты. Хотя, с другой стороны, ему именно в этот момент так же подсунули какое-то новое блюдо.

– Значит, если ты не веришь в то, что душа существует, тебе будет легко без нее обходиться? Ведь, право слово, нельзя горевать о потере того, чего не было? – продолжил Епископ разговор очень замысловатым вопросом.

Я сделал вид, что увлечен предложенным мне куском какой-то изумительно приготовленной дичи, поэтому ответил не сразу, а тщательно продумав последствия своего ответа:

– Может быть… Если мне объяснят, что в человеке управляет его любовью и ненавистью, что дарит ему восторженные мысли и понимание прекрасного, что не позволяет ему скатиться до полного скотства в погоне за властью и наживой! Может, это и есть душа, существование которой не доказано!

– Хм… – негромко донеслось от хозяйского стола. – Да он романтик!

Я понял, что это восклицание отнюдь не предназначалось для моих ушей. И все-таки я его услышал! Грех было этим не воспользоваться.

– Да нет, какой я романтик, я скорее прагматик…

Мне доставило истинное наслаждение наблюдать, как Епископ вскочил со своего места, опрокидывая посуду. «Вот мы тебя и встряхнули немножко…» – мелькнула в голове злорадная мысль.

– Ты меня слышишь?! – Вопрос был похож на вопль обывателя, раздетого финансовой пирамидой.

– Конечно, – мигом состроил я удивление. – Как же я мог бы с тобой разговаривать, если бы не слышал тебя?

– Ну да, конечно… – понизил тон Епископ, однако было видно, что успокоения его душа от моего ответа не получила.

– Дурак… – раздался в моей голове тоненький голос моей рукописной подружки. – Теперь твой противник будет настороже, и ты потеряешь свое маленькое преимущество.

– Так на чем мы остановились? – спросил Епископ, восстанавливая оборванную нить разговора. – Ах да! Что в человеке управляет любовью и ненавистью, ну и прочая чепуха… Что ж, я тебе поясню моральную природу человека.

Видишь ли, человек изначально был создан как самый страшный хищник в мире. С помощью своего уникального оружия – разума, которого нет ни у одного другого существа, он способен захватить, присвоить, подгрести под себя все что угодно. И остановить его может только одно! – Епископ сделал эффектную паузу и закончил: – Другой человек, вернее – более изощренный разум!

Мне было видно, с какой жадностью он хлебнул вина из стоявшего рядом хрустального бокала, прежде чем продолжить свою лекцию.

– Ты, конечно, понимаешь, к чему могло привести такое соревнование разумов?

Вопрос был риторический, и лектор вполне самостоятельно ответил на него:

– Верно, к полному истреблению рода человеческого. И вот для того, чтобы этого не произошло, человекам была дана душа! Так что, как видишь, душа – это просто ограничитель. Именно она вырабатывает в человеке такие эмоции, как сострадание, совестливость, жалость, щедрость, порой смехотворную, ну и прочие слюнявые штучки. И поверь мне, этот ограничитель действительно имеет в человеческом теле биологическое воплощение, и его можно из человека убрать. Ты, надеюсь, представляешь, какие преимущества в человеческом обществе получает личность, лишенная этого ограничителя!

– Прежде всего он потеряет уважение людей, – мрачно ответил я.

– А зачем ему их уважение?! Зачем ему уважение людей, не способных сделать то, что может он?!

– Да что он может?

– Все!!! Для него не будет никаких моральных ограничений, и он сможет использовать возможности своего разума полностью. Для него не будет недостижимого!

– Это что ж, хочу – убью, хочу – ограблю?

Я почувствовал, как мои пальцы впились в древко посоха, и понял, что ярость начинает переполнять меня.

– Ха-ха-ха, – раздельно каждый слог произнес Епископ. – Разум не оперирует категориями «хочу». Разум оперирует категорией «надо для…».

– А в чем разница? – перебил я его.

– А разница в эмоциональной окраске, – тут же ответил Епископ.

– Но получается, что человек, лишенный души, будет лишен и эмоциональности?!

– Да! Этот человек будет рационален!

– Ну не знаю, – с сомнением произнес я. – Можно ли назвать человеком существо, лишенное эмоций?!

– Ты рассуждаешь так, потому что в тебе как раз бушуют эмоции! Если встать на рациональную позицию, сразу станет ясно, что они, кроме износа нервной системы, ничего не дают!

– Да?! А как же простые человеческие чувства?! Какая, например, без эмоций любовь?!

– Смешно! – иронически воскликнул Епископ. – Смешно слушать! Да эмоции как раз мешают нормальной любви! Все эти ахи, вздохи, переживания, слезы восторга и слезы разочарования, трепет и экстаз! Я же говорю, ничего, кроме нервотрепки. Если рациональный человек решает, что для удовлетворения потребностей его тела необходима именно эта женщина, он практически сразу видит и средства достижения этой женщины – деньги, драгоценности, курорты, круизы, высшее общество – ну чего там еще они могут пожелать в обмен на свое тело?!

– А если она ничего от тебя не желает и видеть тебя не хочет, можно, значит, и изнасиловать!

Я произнес эту фразу со всей иронией, которую смог в нее вложить, но она не была услышана.

– Конечно! Потерпит, и ничего с ней не случится!

– Круто! – коротко выдохнул я и почувствовал, что от накопившейся ярости у меня сводит живот. Да, вкусные обеды готовит местный повар!

– В каком смысле – круто? – растерянно спросил сбитый с толку Епископ. Это выражение явно было новым для местной аристократии. И знаете, от этой его растерянности мне как-то сразу полегчало.

– В смысле – здорово, – гораздо спокойнее ответил я. – И, видимо, этот человек без ограничений строит свои отношения со всеми остальными людьми на тех же самых принципах: не хочешь добровольно – изнасилую!

– Ну вот! Наконец-то ты понял!

– Ты понял? – раздался в моей голове тоненький книжкин голосок.

– Я понял… – задумчиво пробормотал я.

– Так вот, я могу избавить тебя от этого ограничителя! – самодовольно изрек Епископ.

– То есть ты предлагаешь мне продать тебе свою душу?

– Продать, передать, подарить, уступить – называй, как угодно! – В голосе Епископа начало проступать нетерпение.

– А что я получу взамен, кроме… рациональности?

– О! Ты настоящий… человек! Но этот вопрос мы можем обсудить дополнительно, сейчас важно твое принципиальное согласие.

– А если я откажусь?

В зале мгновенно повисла тяжелая тишина. Даже в дальнем углу, где прислуга раскладывала кушанья по тарелкам, перестали звякать ложки. Тишина плыла над моей головой, сгущаясь до материальной осязаемости. Казалось, сейчас эта толща тишины рухнет мне на голову и погребет под собой все мои мысли, желания, стремления, надежды! Даже мою любовь! «Не хочешь добровольно – изнасилую», – пронеслось в моей голове, и я сжался в ожидании молнии. Но тишина разразилась всего лишь тихим голосом Епископа:

– Вообще-то у меня есть способ отобрать душу без согласия носителя, но мне очень не хотелось бы применять эти методы к тебе…

– Почему? – простодушно вырвалось у меня.

– Я тебе объясню, – так же тихо ответил Епископ. – Во-первых, у тебя есть Дар. А для того, чтобы разделить душу и тело человека с Даром, необходимо истратить слишком много собственной энергии. Это очень тяжело! И чем мощнее Дар, тем тяжелее разлучить душу с телом. Но это меня не остановило бы, поскольку мы находимся в моем Храме! К сожалению, есть во-вторых! Дело в том, что тело, насильно разделенное с душой, долго не живет. Собственно говоря, человек, насильственно разделенный со своей душой, перестает быть человеком, остается только тело! Есть, конечно, методы замедления распада этого тела, но… в общем, сейчас я не имею возможности применить их по отношению к тебе.

«Конечно, – быстро сообразил я, – ты же поддерживаешь тело королевы, а два тела тебе, судя по всему, не потянуть!»

– Терять же тебя как человека мне не хочется, ты для меня имеешь довольно большую ценность, – продолжал между тем Епископ свои пояснения. – Так что я очень надеюсь на твое согласие и готов обсудить все условия, которые ты можешь предложить.

– Значит, у меня есть пара дней на размышления? – мягко поинтересовался я.

– Есть, – коротко согласился Епископ. – Но только пара!

– Тогда еще несколько чисто технических вопросов, – попросил я.

– Слушаю тебя.

– Эта… процедура… она очень болезненна?

Епископ довольно весело хмыкнул и проговорил с явной улыбкой:

– Ну что ты, зачем же мне мучить достойных людей. Ты просто войдешь в специальное помещение и выскажешь согласие передать мне свою душу на тех условиях, которые мы согласуем. И все!

– Ага!.. Тогда еще один вопрос. Моих друзей ты тоже уговариваешь отдать тебе души?

– У твоих друзей нет душ, – сухо ответил Епископ.

– Как это – нет?! – изумился я.

– Я сам очень удивлен, но у них нет душ, – повторил Епископ.

И тут в моей голове раздалось тихое тоненькое хихиканье, а затем книжечка внесла необходимые пояснения:

– Твои друзья – сумеречный эльф и тролль. Это существа мифические, им души не положены.

– Тогда зачем же они тебе нужны? – спросил я Епископа.

– Твои друзья – только средство давления на тебя, – так же сухо ответил он.

– Но если я стану человеком без… человеком рациональным, они перестанут быть средством давления!

– А тогда на тебя и не нужно будет давить, – тут же парировал Епископ.

«Ну да! Или у тебя появятся новые, пока что неизвестные мне рычаги!» – догадался я.

– Тогда последний вопрос. – Мне почему-то захотелось поскорее покинуть это место. – Если ты точно знаешь место нахождения королевы, скажи мне, она жива?

– Мне не очень понятен твой интерес, но я тебе отвечу… – медленно проговорил Епископ. – Королева жива настолько, чтобы подтвердить мое право повелевать этой страной!

– Понял, – пробормотал я, хотя понял я не слишком много. – Ну что ж, пойду обдумывать свои условия.

– Проводите Гэндальфа! – скомандовал Епископ, и возле моего стола тут же материализовался маленький Твист.

– Пойдем, я отведу тебя в твои покои, – пропищал он своим противным голоском.

Я встал из-за стола и отвесил неловкий полупоклон в сторону хозяина Храма, а затем направился следом за карликом к выходу из зала.

Если от камеры Душегуба до обеденного зала Бормотун вел меня очень долго, то обратный путь занял гораздо меньше времени. Во всяком случае, я даже не заметил, как оказался перед дверью своей комнаты. Видимо, Твист знал более короткую дорогу, правда, я совершенно не следил за маршрутом. Да и сам карлик, всегда такой говорливый, на этот раз молчал, словно откусил свой длинный язык по самый корень. Только когда я вошел в свою комнату и опустился на топчан, он, проскользнув следом, прикрыл за собой дверь и, воровато оглядевшись, быстро зашептал:

– Слушай, Серый Конец, я чего хотел спросить… Мне это… того… или ты на самом деле предлагал отыскать моих родителей?

Я не сразу понял, о чем он спрашивает, а когда смысл его вопроса все-таки дошел до меня, невесело улыбнулся:

– Нет, ты не того… Я на самом деле хотел попробовать отыскать твою родню. Но… понимаешь ли, в чем дело, это мое желание, оказывается, было вызвано наличием у меня души. А мне только что было недвусмысленно предложено от нее избавиться. Так что, если я соглашусь на эту операцию, мое желание тебе помочь, я думаю, исчезнет.

Твист долго смотрел прямо мне в лицо, потом как-то странно пожевал губами и, опустив голову, огорченно пробормотал:

– Да, конечно, от таких предложений не отказываются…

– Но и соглашаться особо не хочется… – в тон ему задумчиво протянул я.

Он немедленно вскинул голову, и глаза его сияли:

– Правда?! – шепотом выдохнул карлик.

– Да какой смысл мне врать? – пожал я плечами.

– Но тогда надо что-то делать! – маленький Твист от нетерпения начал переступать на месте.

– Вот я и думаю, что делать?

– Ну так думай быстрее!

– Знаешь что, дорогуша, – внезапно вспылил я, – шел бы ты к своему хозяину! От того, что ты здесь топчешься, мои мысли быстрее не побегут!

Стоило мне напомнить ему о его хозяине, как все возбуждение мгновенно схлынуло с карлика. Его плечи опустились, голова поникла, и он пробормотал, странно заикаясь:

– Да… к-к-конечно… я п-п-ойду…

И он, шаркая ногами, двинулся к выходу. Мне почему-то стало нестерпимо стыдно, и я торопливо бросил ему вслед:

– Не обижайся, видишь же, в каком я положении…

– Да нет, ничего, я понимаю… – вздохнул маленький Твист, но головы не поднял и не обернулся. Дверь за ним закрылась, и я остался один.

Вот тут-то мне и стало тошнехонько!

Я сидел на своем топчане, а в голове крутилась только одна мысль – либо я продам свою душу, либо ее у меня отберут без моего согласия! Альтернатива была невеселая. Кроме того, за моей спиной были друзья, которые очень скоро станут мне до лампочки, и королева, обреченная играть роль ширмы для самого последнего негодяя! И в запасе у меня не было ни одного дельного соображения и ни одного самого простенького заклинания!

Исконно русский вопрос – «Что делать?» – вставал передо мной во весь рост.

Ну со мной все не так уж и плохо. Продам свою душу и буду жить припеваючи! В конце концов, я знаю массу людей, вполне обходящихся без души и не испытывающих при этом особенного дискомфорта. Друзья? Ну что – друзья, когда душа покинет это тело, ему станет все равно, что там происходит с его бывшими друзьями. Королева? Королева… Кина…

Перед моими глазами снова встало бледное, лишенное красок, милое лицо с огромными темными глазами. А потом та девушка из сна, которая убеждала меня не верить, что без души можно жить. Не верить, даже если она сама будет меня убеждать в противном. Ну что ж, сейчас я с ней был полностью согласен, а вот когда я останусь без души, боюсь, что мое мнение об этом вопросе коренным образом поменяется.

– Бедная твоя головушка!.. – раздался в моем мозгу голосок моей рукописной подружки. – Как же она только выдерживает такое напряжение и до сих пор не покрылась вся морщинами!..

– Тебе бы все шутки шутить, – горько посетовал я, – а нет бы что-то посоветовать. Слышала же небось, какое я предложение получил? Или ты хочешь оказаться в кармане человека без души?

– Ну-у-у, не знаю, – задумчиво протянула она. – Может быть, в подаче Епископа это все и выглядит для кого-нибудь привлекательно, но мне, пожалуй, не очень понравилось бы общаться с таким человеком.

– Мне тоже, – тут же согласился я. – Теперь тебе понятно, отчего я стал такой задумчивый! Еще к тому же и магией пользоваться нельзя!

– Почему нельзя? – искренне удивилась книжка.

– Потому что в этом милом Храме действует исключительно один-единственный маг – сам Епископ! На все остальные проявления оного искусства наложено табу. И я уже попробовал опровергнуть это утверждение, однако у меня ничего не получилось!

– Надо же?! А у меня получилось! – весело отозвалась маленькая пискля.

– Да? – иронично воскликнул я, но вопрос «И как же ты это сделала?» замер на моих губах. Книжка-то была права! То, что она со мной разговаривала, было чистой воды магией, и ничем иным! Значит, у нее получалось! Значит, должно было получиться и у меня!

Быстро припомнив одно из простеньких, но гаденьких заклятий, я сложил пальцы соответствующим образом и прошептал незамысловатый стишок. И… ничего не произошло. Только в моей голове прозвучало насмешливое:

– Торопыга…

– Действительно торопыга, – сразу согласился я. – Давай-ка порассуждаем.

Епископ наложил на Храм мощное заклинание, гасящее любое проявление магии, не принадлежащее ему. Видимо, любое проявление магии, исходящее от другого мага и направленное во вред Храму, Епископу или его подчиненным. Но я же наговаривал совершенно безобидный наговор – «заклятие спрямленной тропы»… «Ага, безобидный!» – тут же одернул я сам себя. Куда это ты хотел проникнуть спрямленной тропой?! Ясное дело, что твое заклятие не сработало. И сейчас что ты там нашептывал? Наговор «против буйства чужого»?! Против чьего это буйства?.. И как, интересно, ты хотел, чтобы наговор реализовался?!»

Торопыга!

Значит, получается, что, во-первых, Епископ не предусмотрел возможность колдовства со стороны неодушевленных предметов (и прости, моя книжечка, за то, что я отнес тебя к неодушевленным предметам) и, возможно, проигнорировал заклятия, не касающиеся Храма и его обитателей. Остается только придумать, что бы такое наколдовать, что было бы не во вред Храму и на пользу мне.

Мои размышления, может быть, и быливполне логичны, но практической ценности пока что не имели. Я никак не мог сообразить, какое из знакомых мне заклятий или наговоров отвечает сформулированным мной условиям. Именно в этот момент у меня в голове прозвучал тонкий голосок, лишенный своей обычной иронии:

– Пожалуй, тебе действительно пришла пора учиться… – Следом за этим книжечка сама выпала у меня из кармана и раскрылась.

Я наклонился и поднял маленький томик, он был раскрыт как раз на одной из нечитаемых страниц. Только вместо прежних, непонятных мне буковок появился четкий и вполне ясный текст: «О сложении, вычитании и переплетении заклятий, или Хитроумие мага». Я понял, что свободного времени у меня больше нет!

Конец дня, ночь и начало следующего дня я провел за чтением, тренировкой пальцев и запоминанием различных стандартных приемов. Каждый короткий раздел вновь открытых глав заканчивался напоминанием о том, что сила применяемого заклинания или комбинации заклинаний зависит от техники, спонтанности и точности исполнения и от величины Дара мага.

Два или три раза ко мне кто-то заходил, мне приносили еду и питье, и я даже что-то жевал и пил, не отрываясь от своих занятий. Потом до меня вдруг дошло, что мое поведение должно было бы показаться странным всем видевшим меня, и эта странность должна была бы быть немедленно доложена Епископу, однако этого не было сделано. Епископ обо мне словно забыл или же действительно дал мне на размышление пару суток. И я их использовал!

Первое, что меня заинтересовало, когда я вынырнул из глубины собственных занятий, это сколько времени мне осталось до встречи с Епископом? Я на удивление легко сплел три малых заклинания, не пропустив ни одного необходимого пасса и даже добавив в четвертую строку необязательное грассирование. В то же мгновение мне стало ясно, что наступила вторая ночь и до вызова к Епископу мне осталось не больше восьми часов.

Все это получилось у меня настолько легко и естественно, что даже не вызвало удивления. Может быть, потому что я внезапно ощутил сильнейший голод и немедленно послал мысленный приказ представить мне кухонные запасы Храма. Точно не знаю кто, но по-моему, дежурный повар, доложил о наличии харчей, готовых к употреблению, и я распорядился подать мне в комнату половинку гуся, запеченного в тесте, два пирожных и бутылку красного вина. Поняв, что мой заказ принят к исполнению, я вскочил со своего топчана и взволнованно забегал по комнате.

Минут через двадцать дверь тихонько отворилась, и в комнату вошел незнакомый монашек удивительно маленького роста с глубоко надвинутым на лицо капюшоном. Из-под его длиннющей рясы торчали удивительно большие и грязные кожаные башмаки. В руках монашек держал здоровенный поднос с заказанной мной снедью, а сами руки, что было поразительно, скрывались под кожаными рыцарскими перчатками!

Монашек бегло оглядел комнату в поисках стола и, не найдя оного, водрузил свой поднос на мое ложе. Я тут же накинулся на еду и совершенно не обратил внимания на тот факт, что монах и не подумал покидать мои апартаменты. Он стоял у двери и наблюдал за моим поздним ужином.

Глава десятая

«…Погоня, погоня, погоня, погоня

в горячей крови…» – классная была песня!

Вот только я до сих пор не могу понять,

у кого в крови была погоня? У того,

кто убегал, или у того, кто догонял?..

Минут через двадцать, когда я прикончил гуся и наслаждался пирожными с вином, от двери раздался странно знакомый высокий голос:

– Ну, Серый, и здоров же ты жрать!

Я быстро повернулся и уперся взглядом в монаха, притащившего мой ужин. В моем сознании медленно происходил процесс узнавания, но он, по-видимому, шел недостаточно быстро, поскольку монах язвительно добавил:

– Что, или скажешь, я не прав?!

Я пролил вино на свой замечательный плащ и, чуть не подавившись остатком пирожного, просипел:

– Фродо?! Откуда ты здесь?!

– Оттуда… – ворчливо ответил потерявшийся и так неожиданно нашедшийся хоббит. – Не всем же в тепле и уюте брюхо себе набивать, надо кому-то и дело делать?

– Да куда ты делся из лагеря, где шлялся и какие такие дела делаешь?! – чуть не во весь голос завопил я.

– И не надо так орать… – спокойно ответил самый маленький член Братства. – На все твои вопросы я отвечу, только попозже. Сейчас нам надо как можно скорее убираться отсюда. Так что бери свои манатки и пошли.

– Куда пошли? – снова не понял я.

– На волю!

Это было сказано таким тоном, что я невольно потянулся к лежащей на топчане шляпе, но все-таки задал еще один, важный, на мой взгляд, вопрос:

– А Епископ?

– А Епископа как раз сейчас нет в Храме. У него появились кое-какие опасения насчет своего главного логова – Брошенной Башни. Вернется он только завтра утром, а нам до утра надо уехать как можно дальше!

И тут я остановился.

– Мне необходимо найти королеву. Без нее я не могу уйти!..

Хоббит как-то странно взглянул на меня из-под своего капюшона и негромко проговорил:

– Нашел я твою королеву, только… В общем, сам посмотришь… Пошли!

Мы вышли из комнаты, и Фродо, аккуратно притворив дверь, быстро направился влево по коридору. Коридор, по которому мы шагали, был почти полностью погружен в темноту, но, несмотря на это, я скоро понял, что хоббит спешит к комнатке Эльнорды. «Она же заперта…» – подумал я, но спросить у Фродо, что он думает делать с замком, я не успел. Мы уже были у цели, и хоббит прильнул к замочной скважине с какой-то железкой в руке. Буквально через мгновение замок щелкнул, но дверь, как я и ожидал, не открылась.

Фродо чертыхнулся совсем по-Пашиному и зашипел:

– Эта полоумная заперлась изнутри!

Я оттер хоббита от дверной скважины и негромко позвал:

– Эльнорда! Просыпайся!

– А я и не сплю, – раздался из-за двери негромкий голосок. – Щас дверь открою и в брюхо стрелой!

Фродо пыхтел у меня под боком, явно пытаясь довести до сведения гордой эльфийки, что он о ней думает, но я не дал ему перехватить инициативу:

– Эльнорда, открывай! Нам пора уходить из Храма! Ты что, не узнаешь меня?!

– Ой, – мгновенно сменился тон забаррикадировавшейся девчонки. – Серенький, ты? Одну секунду!..

Она уложилась в названное время. Дверь распахнулась, и два огромных глаза уперлись в меня:

– А Душегуба забираем?

– У кого что болит… – проворчал хоббит из-под моего бока.

Эльнорда мгновенно повернулась в его сторону и подозрительно прищурилась:

– А это что за коротыш в сутане?

– На себя посмотри, дылда, – мгновенно парировал Фродо.

И тут я впервые увидел потерявшего свое высокомерие сумеречного эльфа! Эльнорда медленно присела рядом с хоббитом на корточки, выдохнула:

– Фродо?! – и, словно не веря своему узнаванию, потянулась тонкой изящной рукой к скрывавшему лицо малыша капюшону.

– Ну, Фродо, Фродо… дальше что? – Хоббит отступил на шаг.

– Фродушка! – совсем по-бабьи проголосила Эльнорда и, не дотянувшись до головы хоббита, стала заваливаться вперед.

И столько в этом вопле было облегчения и нежности, что Фродо, буквально прыгнув к ней, подставил свое маленькое плечо под достаточно солидный вес падающей эльфийки. Чуть покряхтывая от напряжения, он помогал Эльнорде распрямиться и смущенно бормотал:

– Подумаешь, хоббита увидела… Эка невидаль…

– Да как же, Фродо? Я ж думала, с тобой какое несчастье случилось… То ли эти тупые рыцари тебя затоптали, то ли прирезали тебя где втихую. Все себя винила, что не уберегла!.. А ты вот он, цел и невредим…

Хоббит вдруг посуровел и строго одернул раскисшую девчонку:

– Все, хватит стонать! Пошли к Душегубу!

– Пошли! – тут же согласилась Эльнорда, и они шустро пошагали вдоль слабо освещенного коридора в сторону троллева узилища. С умилением глядя на неожиданно подружившихся извечных скандалистов, я двинулся следом.

Довольно быстро мы достигли дверей Душегубовой камеры. Здесь Фродо справился с замком еще быстрее и сам распахнул камеру, пропуская вперед эльфийку. Она заглянула в открывшуюся перед ней темноту и негромко позвала:

– Душегубчик…

Ответом ей стало негромкое всхрапывание, заканчивающееся неразборчивым бормотанием. Она позвала погромче:

– Душегу-у-б…

– М-да… – глухим басом проворчал тролль, и не думая просыпаться.

– Ну-ка, пропусти… – Я легко подвинул своих товарищей чуть в сторону и в свою очередь заглянул в камеру. Мрак, царивший в ней, мне очень не понравился, он имел явный запах колдовства. Слабый свет, мерцавший в коридоре, не перетекал и одного сантиметра за порог обиталища Душегуба.

Быстренько прикинув по памяти размеры темной комнаты, я сотворил заклинание, и в моих ладонях появился ярко светящийся шар величиной с голову тролля. Шар, словно живое существо, вырвался из моих рук и шмыгнул внутрь.

Камера мгновенно осветилась, и мы увидели, что Душегуб спит, сидя на своих нарах. Лечь ему мешала укороченная цепь, приковывавшая его к стене.

Увидев тролля, Эльнорда метнулась к нему и принялась его трясти. Голова Душегуба, с минуту помотавшись самым замысловатым образом, треснулась наконец со всего размаха о стену, и тролль промычал, не открывая глаз:

– В ухо хочешь?

– Душегубушка, просыпайся… – буквально пропела эльфийка, и я клянусь, у нее на реснице блеснула слеза.

Ее нежный голосок проник в затуманенное колдовским сном сознание тролля, и он медленно разлепил глаза. Несколько секунд Душегуб мутным взглядом рассматривал склонившееся над ним лицо, а затем на его толстых губах расцвела блаженная улыбка.

– Какой сон! – прорычал тролль и снова закрыл глаза.

– Надо что-то делать! – деловито проговорил хоббит и, протянув руку, бесцеремонно приподнял Душегубу веко. Глаз под ним закатился, и тролль даже не шелохнулся.

– Спит, зараза! – констатировал Фродо. – Что будем делать?

Он наклонил свою головенку, рассматривая сидящего тролля и неожиданно добавил:

– Хочу вас сразу предупредить, если он не проснется, я его на себе не потащу!

– Я потащу, – тут же высунулась Эльнорда. – Нельзя же его здесь оставлять!

– Никого тащить не придется, – зашипел я на обоих довольно свирепо. – Своими ногами пойдет!

Мне уже было ясно, что нашего друга держат под заклинанием. Более того, я вполне отчетливо видел переплетение наговора, охватывающее голову тролля, и то, что наговор постоянно подпитывается. Вот только я никак не мог обнаружить источник этой подпитки. Склонившись над сидящим телом, я взял Душегуба за плечи и попробовал чуть-чуть отодвинуть его от стены. Цепь, удерживавшая тролля, натянулась.

– Ты его задушишь! – чуть ли не взвизгнула Эльнорда, пытаясь помешать моим действиям. Тролль и в самом деле чуть захрипел, но я уже увидел на стене за его спиной маленького зеленого клопа. Именно он генерировал заклинание.

Просунув ладонь между троллевой спиной и стенкой, я прижал клопа ногтем. Тот слегка дернулся, пожелтел и прилип к подушечке моего пальца, а Душегуб тут же открыл глаза.

– Так это не сон! – прогудел он несколько ошарашенно, уставившись на эльфийку. – Ты на самом деле пришла ко мне!

– Конечно, на самом деле… – прошептала девушка, также не сводя с тролля глаз.

– Гляньте-ка! – пробурчал Фродо. – Они ж никого кроме друг друга не видят.

Левый глаз Душегуба съехал в сторону и уставился на хоббита.

– Во! И потерявшийся малыш здесь… – нисколько не удивился тролль.

– Ты как себя чувствуешь? – вмешался я в это разглядывание. – Нам надо срочно уходить из Храма, ты сможешь идти самостоятельно?

– Или Эльнорда тебя понесет… – немедленно добавил Фродо.

– Не надо меня нести! – пробасил тролль, поднимаясь с топчана, но цепь немедленно дернула его назад.

Душегуб поневоле сел на место. Но тут же ухватился обеими своими ручищами за сковывавший его стальной ошейник и одним движением порвал его. Отбросив цепь в сторону, Душегуб снова поднялся и буркнул:

– Пошли…

Но не тут-то было!

Цепь, с громким бряком рухнувшая на пол, извернулась и, как удав, метнулась к своему пленнику, а разорванный ошейник обхватил его ногу и снова сомкнулся.

Тролль, собиравшийся как раз в этот момент сделать первый шаг, едва не упал, и по каземату пронесся его разъяренный рык. Стремительно наклонившись, он взялся за ошейник, вновь разорвал его. Тот цапнул тролля за запястье и, мгновенно сократившись, обхватил его. Тролль, не обращая больше внимания на ошейник, ухватил свободной рукой толстое звено цепи и с силой дернул. Из стены выскочила еще пара метров цепи, а тролль, тут же перехватившись, снова дернул. Однако цепь, судя по всему, вышла из стены уже на полную длину, и второй мощный рывок тролля порвал цепь у самого основания. Ее свободный конец с глухим звоном попытался опутать ноги тролля, но тот, перехватив метнувшийся хвост, мгновенно завязал цепь узлом, а затем еще и еще раз. Длинная толстая цепь превратилась в какой-то узловатый дергающийся комок, а тролль в очередной раз порвал ошейник и отбросил завязанную цепь от себя. Она откатилась под топчан и бессильно задергалась там, пытаясь освободить свои звенья.

– Пошли… – повторил тролль и шагнул к выходу.

Вся эта борьба длилась буквально несколько секунд. Я не успел произнести отыскавшееся в памяти заклинание «на укрощение дикого железа», как все было кончено.

Мы выскользнули в коридор, и Фродо аккуратно запер дверь.

И снова маленький хоббит двинулся по темному коридору в одному ему известном направлении, но теперь за ним скользили три высокие тени.

Скоро коридор кончился лестничной клеткой, и мы начали подниматься вверх. Поднявшись на четыре этажа, мы оказались на площадке, и выхода с нее не было. Во всяком случае, мне так показалось. Однако хоббит, похоже, очень хорошо изучил наш маршрут. Наклонившись к голой кирпичной кладке, он пошарил по кирпичам своими мохнатыми ладошками, и неожиданно часть стены бесшумно вывалилась наружу.

Нам в лицо пахнул свежий ночной воздух.

– Свобода, – восторженно прошептала Эльнорда, но ее тут же осадил суровый писк Фродо:

– Нет еще…

Он первым нырнул в образовавшийся проем, а следом с немалым трудом выбрались и мы. Лаз, открытый хитроумным хоббитом, был очень мал, так что Душегубу пришлось попыхтеть, выбираясь наружу. Но все кончилось благополучно. Над нашими головами мерцало звездами темно-коричневое небо.

И все-таки снаружи было гораздо светлее. Я разглядел, что Фродо вывел нас на широкую площадь, покрытую темной брусчаткой. За нашими спинами высилось главное здание Храма, а с остальных трех сторон площадь замыкалась храмовыми стенами, по которым расхаживала стража. Прямо напротив того места, где мы вышли из подземелья Храма, темнело странное сооружение, весьма напоминавшее своими очертаниями… мавзолей. Да-да, московский мавзолей. Те же три строгих уменьшающихся параллелепипеда, поставленных один на другой. Только на месте широких дверей, обрамленных почетным караулом, ровным жемчужным светом светилось овальное входное отверстие.

Фродо, и без того маленький, пригнулся и едва слышно прошептал:

– Теперь очень быстро и очень тихо… – а затем на цыпочках двинулся в сторону мавзолея.

Мы не рассуждая двинулись следом, причем, как мне показалось, самым шумным в нашей компании оказался я.

И все-таки, несмотря на мое сопение и топот, мы беспрепятственно достигли входа. Видимо, страже на стенах не было дела до происходящего внутри Храма, а внутренних караулов не было предусмотрено. Мы по очереди нырнули в мерцающий овал… и оказались внутри крошечной ярко освещенной комнаты без входа и выхода. Это нас не слишком испугало, мы еще достаточно хорошо помнили свое жилище в Замке Качея. Фродо, негромко пробормотав:

– Пошли дальше, ее сегодня кормили… – смело шагнул к одной из стен и исчез за ней.

Последовав за ним, мы оказались в довольно просторной, хорошо освещенной зале, посреди которой располагался каменный постамент, накрытый выпуклым стеклянным колпаком. Подойдя ближе, я понял, что этот собранный из плоских пластин колпак скорее не стеклянный, а хрустальный. Под колпаком на ярко-красном шелке, прикрытая до пояса таким же покрывалом, лежала девушка. Девушка из моего сна! Темные волосы были собраны в аккуратный пучок, на матово-белом лице ярко выделялись ярко-красные губы без признаков косметики, темные длинные ресницы бросали под глаза синеватые тени, на щеках угадывался легкий румянец. Лицо было совершенно неподвижным и абсолютно живым. Такими же живыми казались и руки, лежащие поверх алого покрывала.

Наша четверка замерла у хрустального колпака, не в силах отвести глаз от лежащей под ним девушки.

– Королева! – прошептала Эльнорда.

– Спит! – в тон ей поддакнул Душегуб.

Однако я почему-то был совершенно уверен, что королева не спит. Ее грудь не поднималась в такт дыханию, а ресницы не подрагивали под ярким освещением. Она была совершенно неподвижна! И она была жива! Я ясно видел живую ауру вокруг ее тела!

– Хватит любоваться, – толкнул меня в бок Фродо. – Времени и так в обрез, а нам еще из Храма выбраться надо!

Я стряхнул охватившее меня очарование и взялся за край колпака. В тот же момент губы Кины дрогнули, и мы услышали ровный, спокойный, без эмоций голос:

– Я не хочу есть…

– А тебя никто и не собирается кормить, – проворчал Фродо, пытаясь помочь мне поднять прикрывающий тело королевы хрусталь. Колпак оказался неожиданно тяжелым, но когда к делу приложил свою длань Душегуб, откинулся, слегка скрипнув на спрятанных петлях.

И в этот момент глаза королевы широко распахнулись. Они смотрели прямо вверх, не замечая, казалось, нас, но я сразу почувствовал на себе, вернее, на своем затылке, тяжелый взгляд.

– Я же сказала, что не хочу сейчас живой крови!.. Зачем же вы открыли мой гроб?!

Ее голос прозвучал гораздо громче.

– Королева, вы должны поехать с нами в ваш Замок. Мы хотим вернуть вам ваш престол, – проговорил я, стараясь, чтобы мой голос не слишком дрожал.

Несколько секунд Кина лежала так же неподвижно, а затем медленно проговорила:

– Ты сказал глупость… Я ничего вам не должна… Мне никуда не надо ехать, я и так у себя в Замке… мне ничего не надо возвращать, поскольку я ничего не теряла… Закрой гроб…

– Королева, вас околдовали… – начал я, но в этот момент она резко села на своем постаменте.

– Ты, кажется, собираешься со мной спорить?!

Ее голова медленно повернулась в мою сторону, а широко открытые глаза заглянули прямо в мои зрачки. И я увидел черную бездну, вытягивающую сознание и стирающую разум. Мое беспомощное «я» медленно опускалось в эту бездну, не в силах противиться захватившему его наваждению размеренно падающих слов:

– Ну что ж, хоть я и сыта, я могу попробовать и твоей живой крови… Ты сам напросился, незнакомец… Так что не обессудь… Протяни мне свою руку… Для пробы… Если мне понравится, я снизойду до твоего горла…

Я неспешно, словно в замедленном кино, протянул к ее лицу свою руку, с удивлением наблюдая, как из-под алой верхней губки показались два длинных, хищно изогнутых клыка, и с умилением думая, что даже это страшное украшение не портит ее милого лица. Я развернул руку ладонью кверху, чтобы ей было удобнее добраться до пульсирующей на запястье жилки, и на мгновение коснулся кончиками пальцев гладкой, нежной щеки.

В это же мгновение королева закрыла глаза и медленно повалилась на свое алое покрывало, а мое тело пронзила резкая судорога.

На минуту я прикрыл глаза, спасаясь от хлынувшего в мой мозг света, но меня уже требовательно дергали за рукав и шептали в ухо мелодичным девичьим голоском:

– Что ты сделал?! Как тебе удалось с ней справиться?! Она ж тебя чуть не укусила, а в последний момент вдруг отрубилась!

Я с усилием разлепил глаза и огляделся. Трое моих товарищей с ужасом и облегчением смотрели на меня. Я перевел взгляд на тело королевы. Да, действительно, оно снова лежало на постаменте, но на этот раз в довольно неудобном положении на правом боку, подогнув под себя руку. Ее грудь едва заметно поднималась и опадала, обозначая вдохи и выдохи, а губки были чуть приоткрыты. Никаких следов привидевшихся мне непомерной длины клыков не было и в помине.

Королева просто спала, а на ее щеке маленькой, едва приметной зеленой родинкой притаился знакомый клопик. Вот так, подавая ей руку для пробного укуса, я нечаянно подсадил ей Душегубово заклинание, прилепившееся к моему пальцу!

Клопа заметил не только я, Фродо уже протянул свою ручку, чтобы смахнуть неприятное насекомое, но я успел его остановить:

– Ничего не надо трогать!.. Душегуб, – повернулся я к троллю, – эта ноша будет тебе вполне по силам. Заворачивай ее в покрывало и забирай. Фродо, двигаем к выходу. Эльнорда, смотри за тылами. Пошли!

Душегуб молча сграбастал с постамента тело королевы и, прижав его к своей необъятной груди, вопросительно посмотрел на хоббита. Тот, так же молча, развернулся и повел тролля к выходной стене. Мы с Эльнордой двинулись следом за Душегубом.

Через несколько секунд мы покинули мавзолей и вновь оказались на площади. Здесь Фродо сразу нырнул в тень стены и прокрался вдоль нее. Еще через пару минут мы оказались у небольшого домика, скорее сторожки. И у входа в эту сторожку маячил часовой!

Хоббит прижался к стене и тихо проговорил:

– Это вход в храмовые винные подвалы. Я отвлеку сторожа, а вы быстренько проходите внутрь и ждите меня внизу у лестницы.

Вслед за этими словами Фродо сделал какое-то неуловимое движение и сразу же растворился в окружающем мраке.

Через несколько минут он материализовался чуть ли не под самым носом сторожа, прямо на брусчатке площади. Часовой, увидев рядом с собой маленькую фигурку, закутанную в темную рясу, вздрогнул и вытянулся, а затем, словно спохватившись, рявкнул:

– Стой! Кто идет в кромешной тьме?!

– Спишь, касатик, – сурово пропищал Фродо в ответ, – а окошко продувное открыто! И что с тобой будет, если туда кто-нибудь влезет?

– Как открыто? – аж присел на месте сторож и, подхватив прислоненное к косяку и не замеченное мной копье, метнулся за угол сторожки.

Душегуб тут же оказался возле двери в домик, уже открытой и придерживаемой Эльнордой. В следующее мгновение мы были внутри и быстро, но бесшумно спускались вниз по каменным ступеням лестницы.

Мы притаились внизу, а вскорости дверь погреба снова распахнулась, на этот раз довольно громко, и мы услышали начальственный голосок Фродо:

– Ну что, прикрыл окошко? Вот и ладненько… Держи требование на получение двух графинов каларского темного. И сопровождать меня не надо, лучше смотри в оба, ведь кто-то оконце открыл.

Затем раздались торопливые шаги, и на лестнице замерцал отсвет огня. Фродо присоединился к нам, сжимая в руке маленький фонарь.

– Ну и зачем ты притащил нас в этот подвал? – прохрипел Душегуб. – Винцом, что ли, решил нас угостить?

Хоббит ничего не ответил, а только мотнул головой, приглашая нас следовать за ним. Пройдя почти до конца длинного ряда огромных дубовых бочек, он остановился и поставил фонарь на пол, направив выбивавшийся из него лучик на один из бочковых кранов. Потом, повернувшись ко мне, приказал:

– Возьми-ка свою ненаглядную у Душегуба, для него другая работа есть.

Я принял тело Кины в свои руки, и оно показалось мне не тяжелее пера. Фродо между тем отдавал распоряжения Душегубу:

– Поверни этот кран по часовой стрелке кверху, а потом попробуй повернуть бочку вокруг своей оси.

– Ты чего, – почесал тролль затылок, – за бульдозер меня держишь! В этой бочке небось тысячи четыре литров…

– Делай, как я говорю, – перебил его хоббит.

Тролль пожал плечами и быстрым движением кисти свернул кран носиком вверх. Вопреки моим ожиданиям, из-под краника ничего не потекло. Тролль уперся в перевернутый кран обеими руками и нажал. И неожиданно бочка плавно пошла вокруг своей оси, открывая темный провал хода в своем боку. Фродо посветил фонарем внутрь, и мы увидели, что дно этого шустрого бочонка является площадкой, с которой начинается металлическая винтовая лестница.

Маленький хоббит первым шагнул внутрь бочки. Я со своей ношей последовал за ним. Фродо, подсвечивая дорогу, пропустил меня вперед, за мной двинулась вниз по лесенке Эльнорда, а хоббит и тролль принялись возвращать бочку на место.

Мы с эльфийкой были уже внизу, когда они закончили свою работу. Спустившись к нам, Душегуб сразу же, несмотря на мои возражения, забрал у меня тело королевы.

Под неярким лучом хоббитского фонарика перед нами открылся узкий и высокий тоннель, уходящий вправо от лестницы. Пол тоннеля был выложен серым плиточником, а своды облицованы необработанными валунами, так что в полумраке казалось, будто из стен высовываются головы каких-то неведомых чудовищ, старающихся рассмотреть, кто это посмел нарушить их многовековой покой.

Хоббит, подсвечивая себе фонарем, смело ступил на серый пол. За ним двинулся тролль со своей ношей, дальше – Эльнорда, успевшая неизвестно когда натянуть лук и наложить на него стрелу. Я замыкал компанию, старательно прощупывая магическое окружение подземного хода. Оно оставалось совершенно спокойным.

Так мы шагали в полном молчании довольно долго. Стены и пол хода были абсолютно сухими и чистыми, словно по ним еженедельно проходились пылесосом. Раза два-три мне показалось, что некоторые из особо крупных валунов поворачивались в своих гнездах, словно провожали нас взглядом, но ручаться за достоверность своих наблюдений я бы не стал. Однажды я попытался забрать у Душегуба его ношу, чтобы он хоть немного отдохнул, но тролль только хрипло рассмеялся в ответ на мое предложение.

Наконец впереди показалось небольшое размытое светлое пятно.

Хоббит немедленно погасил свой фонарь и сделал нам знак двигаться как можно тише. Сам он почти исчез, слившись с окружающим камнем. Мы медленно продвигались вперед, и скоро стало ясно, что перед нами выход из подземного хода. И этот выход, похоже, был завален землей. Хоббит выглянул в небольшое отверстие и через минуту внимательного изучения окрестностей заявил, что все в порядке. Пока тролль укладывал Кину несколько в стороне от выхода, собираясь его расширить, я тоже выглянул наружу.

Подземный ход выходил на небольшую поляну, раскинувшуюся под откосом холма, посреди довольно густых зарослей. Вокруг стояла полная тишина и в молочно-сером предрассветном воздухе достаточно четко проступали только ближние кусты. Чуть дальше все сливалось в неясную темно-серую плоскую тень.

«Интересно, как это Фродо понял, что все в порядке? Мало ли кто может прятаться в этом полумраке?» – подумал я. И словно в ответ на мою настороженную мысль, за кустами справа от выхода послышался негромкий лошадиный фырк.

Я мгновенно активизировал истинное зрение, благо это заклинание уже стало для меня привычнее таблицы умножения, и окружающий пейзаж словно протерли мокрой тряпкой. Он стал четким и объемным. Я сразу же увидел прячущихся в лесной чаще всадников. Их было трое, но кроме этого рядом с ними находилось еще несколько оседланных лошадей.

Оторвавшись от выходного отверстия, я шепотом позвал Фродо. Тот подошел вместе с готовым к работе Душегубом, а Эльнорда осталась около спящей королевы.

– Справа в чаще трое всадников с заводными лошадьми, – негромко сообщил я своим друзьям. – Если Душегуб начнет сейчас расчищать проход, они нас сразу услышат. Что будем делать?

– Ну-ка, дай посмотреть, где они? – сразу оживился хоббит и, оттирая меня от отверстия, полез смотреть. Я уступил ему место и внес предложение:

– Я могу попробовать отвести им глаза, но боюсь, совершенно погасить звуки мне не удастся, я слишком мало тренировался в этом деле.

Тролль хмыкнул и внес свое предложение:

– Лучше попросить Эльнорду. Она этих ребят прямо из этой дырки перестреляет. А лошади нам пригодятся…

В этот момент хоббит закончил свой осмотр и, отвалившись от отверстия, прекратил наши прения:

– Никому ничего не надо отводить и уж тем более никого не надо стрелять. Эти ребята ждут нас. Просто Гэндальф в тумане не разглядел. Это Шалай со своими гвардейцами, мы и договаривались с ними здесь встретиться, но я не думал, что они уже на месте.

Он отошел в сторону от отверстия и скомандовал:

– Давай, Душегубчик, сделай дырочку побольше…

Тролль поплевал на свои ладошки восемнадцатого размера и принялся расширять выход.

«Да это прям шагающий экскаватор! Он может на открытых разработках сумасшедшие деньги заколачивать!» – подумал я, когда через пару минут на месте неприметного отверстия появился выход, через который даже мне можно было пройти не сгибаясь. Всадники, поджидавшие нас в чаще, конечно, услышали грохот, производимый работающим троллем, его сложно было не услышать, и подъехали поближе. Когда мы начали выбираться из-под земли, один из них соскочил с лошади и бросился к нам. Подбежав к хоббиту, наряженному в монашеский костюм, он торопливо спросил:

– Ну что, все в порядке?

– В порядке, – ответил Фродо. – Но не совсем все…

Шалай, а это был он, быстро осмотрел нашу компанию, и в этот момент из подземного хода показался Душегуб со спящей Киной на руках.

– Значит, вы все-таки отыскали королеву?! – воскликнул старый воевода и, выпрямившись, словно на параде, шагнул навстречу троллю. Но я преградил ему дорогу:

– Воевода, не надо ее тревожить… Она, к сожалению… не совсем здорова. Нам нужно как можно быстрее попасть в Замок.

– Нам еще нужно прихватить с собой Епископа, – глухо прорычал Душегуб. – Ты же сам говорил, что его присутствие обязательно!

Шалай растерянно переводил взгляд с меня на Душегуба, не понимая, о чем мы говорим. Он считал, что королева всего-навсего спит, а оказалось, что ей угрожает еще какая-то опасность.

– Мне кажется, – ответил я Душегубу, – что Епископ сам последует за нами. Наша задача состоит только в том, чтобы он не догнал нас слишком быстро…

– Да, – согласился Шалай. – Епископ обязательно пошлет погоню, и прежде всего именно по кратчайшей дороге. Так что я предлагаю другой путь. Он, конечно, гораздо длиннее, зато более безопасный и скрытный. Разъезды рыцарей Храма, конечно, будут шарить везде, но у меня есть твердая надежда, что мы сможем их обойти.

– К сожалению, есть еще одно обстоятельство, – повернулся я к Шалаю. – Королева не перенесет долгой дороги. Сейчас она спит, но ее жизнь постепенно угасает, а лекарства, поддерживающего ее силы, я не знаю…

Я солгал, не желая пугать воеводу, но не принял во внимание прямоты нашей эльфийки. Она услышала мою последнюю фразу и, конечно, тут же вмешалась:

– Если ты, Серенький, этого лекарства не знаешь, я тебе подскажу. Это живая человеческая кровь! Другое дело, что мы не знаем, на кого бедняга кинется, если мы ее разбудим!

Шалай, услышав, что говорит Эльнорда, вытаращил на меня изумленные глаза, в которых плескался немой вопрос. Я вздохнул и ответил на этот вопрос:

– Ты, воевода, наверняка слышал, что в Храме у Епископа имеется некий кадавр? – Шалай молча кивнул. – Так вот, этот кадавр не кто иной, как наша королева. Вернее, ее тело, потому что ее душа осталась в Замке. Именно она является известным тебе призраком. Вот теперь ты знаешь все!

Рука старого воина непроизвольно потянулась к мечу, а с губ сорвался хриплый вопрос:

– Кто это сделал?!

Я пожал плечами:

– Правитель Качей вместе со своим приятелем – Епископом.

– Так вот почему они разругались! – сразу догадался Шалай. – Ну!!!

И он закончил свою фразу резким взмахом руки.

Между тем стремительно наступал рассвет. Люди Шалая подвели своих лошадей, и мы вскочили в седла. Один из гвардейцев подъехал к Душегубу и молча протянул ему его страшную палицу. Физиономия тролля осветилась кошмарной улыбкой и он, выхватив из рук гвардейца свое оружие, бешено завертел им над головой.

Лошадка, на которой восседал Фродо, шарахнулась в сторону, а сам хоббит заверещал дурным голосом:

– Берегись, ребята, сейчас Душегуб убивать кого-то будет!

Но тролль не стал никого убивать, а, сунув свой гердан сзади за пояс, даже помог Фродо успокоить его лошадь.

Спящую королеву тоже усадили в седло и привязали так, что она сидела, как заправский всадник, а кроме того, я наложил на ее тело поддерживающее заклятие. Шалай еще раз осмотрел поляну и, негромко проворчав:

– Надо бы заделать выход… да некогда… – махнул рукой, командуя отправление, и мы тронулись за ним по малоприметной лесной тропинке. Скоро эта тропинка превратилась в довольно широкую дорожку, по которой вполне можно было ехать парой. Мы с Шалаем оказались впереди. Я вел за собой в поводу лошадь королевы, а рядом с ней ехал один из гвардейцев. Проехав быстрой рысью еще чуть больше километра, Шалай неожиданно придержал свою лошадь и коротко каркнул по-вороньи. В ответ раздалось хлопанье птичьих крыльев, и из кустов впереди нас выехал еще один всадник. Приблизившись, он негромко доложил:

– Все спокойно, воевода. Рыцарский разъезд проехал минут двадцать назад, и больше никого не было.

– Тогда вперед! – скомандовал Шалай и пришпорил свою лошадь. Мы сразу перешли в галоп, и через мгновение лошади вынесли нас из леса на широкую, наезженную дорогу, петляющую между невысокими, поросшими низким кустарником холмами.

В течение последующих четырех часов наш маленький отряд мчался по пустынной дороге, незаметно, но неуклонно уходившей все вверх и вверх. Окружающие ее холмы становились все выше, ясно показывая, что мы приближаемся к горам. Зеленое солнце давно выскочило из-за горизонта и, бодро поднимаясь все выше по небосклону, стало здорово припекать. Лошади покрылись пеной и начали тяжело дышать. Только тогда Шалай скомандовал привал.

Мы свалились с седел и, оставив своих лошадей на попечение одного из гвардейцев, собрались возле небольшого костерка, над которым уже покачивался наполненный водой котелок. Спящую королеву тоже сняли с седла и уложили рядом. Поддерживающее заклятие с нее я снял, и она тут же свернулась калачиком под моим серым плащом.

Только теперь Фродо смог рассказать нам, каким образом он оказался в Храме и как ему удалось подготовить и осуществить наш побег.

– Вы знаете, что мы, хоббиты, ни с какой магией, колдовством и прочими непонятными штучками не знаемся, а вот исчезнуть бесследно, раствориться в окружающем мире нам ничего не стоит. Никакой верзила, а уж тем более одушевленная кукла, никогда не отыщет хоббита, если тот сам не пожелает показаться. Да к тому же наш слух, зрение и нюх таковы, что мы издали чувствуем всяких… других существ. – Фродо гордо оглядел всех присутствующих и добавил: – Ну да вы все знаете это, читали небось первоисточники!

Затем он уселся на травке поудобнее, и мы поняли, что рассказ предстоит долгий.

– Я понял, что к нашему лагерю приближается довольно большой конный отряд, минут за сорок до нападения. Но почему-то решил, что это возврашается Шалай с подкреплением. А когда разглядел между деревьями доспехи рыцарей Храма, у меня оставалось всего минут десять.

– Ах ты, маленький засранец! – взвилась Эльнорда. – Ты вовремя увидел этих блестящих сволочей и ни слова мне не сказал!

Фродо бросил на вскочившую с земли эльфийку жалостливый взгляд и спокойно ответил:

– Ну послушай себя! Какие ты слова произносишь в приличном обществе? Ну что такое – засранец?! А еще леди прикидываешься!..

Но Эльнорду смутить было не так-то просто. Она выгнула левую бровь, прищурила глаз и, ткнув изящным пальчиком в вольготно развалившегося на травке хоббита, заявила:

– Ты, маленький, противный, шерстяной засранец! Ты знал, что на нас готовятся напасть и не предупредил! По твоей милости Душегубу проломили башку!

– Если ты успокоишься и хорошенько обмозгуешь ситуацию, ты скажешь мне спасибо, что ее не проломили тебе. Твоя башка заживала бы гораздо дольше! – с невозмутимым видом ответствовал Фродо.

Именно эта невозмутимость, по-видимому, и заставила девчонку несколько умерить пыл. Пожалуй, впервые за все время их знакомства Фродо не лез в бутылку при первом намеке на оскорбление, а отвечал с наглым спокойствием. Поэтому Эльнорда, хотя и осталась стоять, угрожающе нависая над малышом, все-таки спросила, прежде чем лезть в драку:

– Ну и как ты объяснишь свое поведение?

– Очень просто. Если бы я тебя предупредил, ты бы в первую очередь схватилась за свое оружие. Но стрелой рыцаря Храма не завалишь – что ты стрелой кукле сделаешь? А твоя шпажонка, вкупе с Рокамором, крайне слабый аргумент против их копий и мечей. Тем более, что нас было всего трое… Ты ведь помнишь, что Душегуб тоже удалился в лес? Вот я и решил ничего тебе не говорить, надеясь, что безоружную девчонку ни копьем, ни мечом никто тыкать не станет. Я просто спрятался, что для меня было задачей очень простой.

После этих слов Эльнорда в задумчивости отошла к своему месту и опустилась на траву. Я заметил, как Фродо облегченно перевел дух. Видимо, несмотря на всю свою невозмутимость, он сильно опасался, что его поведение сочтут не точным расчетом, а обычным предательством. Теперь же его речь потекла плавно и образно.

– Когда вас с Душегубом повязали и увезли, я остался в лагере, надеясь, что вернется либо Шалай, либо Гэндальф. И первым вернулся Шалай. Я ему все рассказал, и мы решили догонять храмовый отряд, авось удастся вас отбить. Ночью мы догнали рыцарей, но оказалось, что в их лагере спят только Эльнорда, двое наших гвардейцев да монах, который ими командовал, так что вытащить вас из лагеря не было никакой возможности. А утром отряд разделился. Мы поняли, что монах с большей частью рыцарей двинул на перехват Гэндальфа, но, посовещавшись, решили, что Серый сам с ними разберется и примет верное решение. Так что мы двинулись за Эльнордой с троллем, тем более что рыцарей осталось немного и появился шанс ребят отбить.

Хоббит почесал свой подшерсток на макушке и немного помолчал, словно припоминал детали своего похода.

– Только мы напрасно надеялись, ни одной возможности они нам не представили, а для нападения в лоб нас было слишком мало. Вот тогда я и решил пробираться в Храм. Тем более что в той деревеньке, где Эльнорда устроила скандал с ванной, мне удалось утащить у встречавшего вас монаха его запасную рясу. В общем, после того как вас провезли через ворота Храма, я полдня наблюдал за охраной, а потом прикинулся монахом, возвратившимся с задания, и прошел внутрь.

Гэндальф приехал через пару дней, но за это время мне удалось узнать все, что было необходимо: и где вас держат, и где поместили королеву.

– А как ты узнал про подземный ход? – задал я давно интересовавший меня вопрос.

– А про подземный ход мне Шалай рассказал. Прежний магистр рыцарей Храма был, оказывается, его большим другом. От него наш воевода и узнал про подземный ход. Теперешний Епископ слишком недавно владеет Храмом, чтобы знать такие подробности.

– Что ж, никто из оставшихся при нем рыцарей Храма не рассказал ему о такой важной штуке? – встряла в разговор Эльнорда.

– Ты же видела – чтобы теперешний рыцарь Храма что-то тебе рассказал, надо его прямо об этом спросить. Наверное, Епископ никого из них не догадался спросить по поводу подземных ходов в Храме.

– А разве их несколько? – быстро переспросил я.

– Их три, – ответил Фродо. – Мы ушли самым новым.

В этот момент один из гвардейцев роздал нам кружки с каким-то сладковатым варевом, напоминавшим жасминовый чай, и большие бутерброды с мясом. Я невольно покосился на спящую королеву и обнаружил, что ее жизненная аура сильно потускнела. Похоже, Кина была голодна! Вот только нам нечем было ее накормить, разве что кем-то из нас самих.

Подошедший воевода отвлек меня от тяжелых раздумий:

– Закусывайте быстрее, нам пора двигаться. Только что вернулся мой разведчик, за нами движется отряд храмовников. Их восемнадцать человек, правда, рыцарей всего двое. Не похоже, что они ищут нас, но попадаться им на глаза не стоит…

– Так они будут здесь не раньше чем через полчаса, если нигде не остановятся, – пропищал Фродо набитым ртом.

– Или не прибавят хода, – тут же возразил Шалай и вдруг удивленно вскинул глаза: – А ты откуда знаешь, что за нами кто-то едет?!

– Они так гремят амуницией, что их прекрасно слышно! – невозмутимо ответил Фродо, прожевав откушенный кусок бутерброда.

Шалай усмехнулся:

– Я опять забыл про твои способности. Но вы все-таки поторопитесь! – Он снова стал серьезным.

Через пять минут мы снова были в седлах и снова мчались по пустынной дороге, убегая от следовавшего за нами разъезда Храма.

А еще через пару часов я почувствовал два точечных магических всплеска справа от нашего пути и прямо впереди. Не прекращая бешеной скачки, я крикнул Фродо:

– Ты ничего не слышишь? Впереди нас никто не появился?

– Ага! – ответил тот писклявым воплем. – Что я могу услышать за грохотом наших копыт?!

Я прибавил ходу и догнал мчащегося впереди Шалая.

– Впереди кто-то что-то колдонул! – крикнул я ему. – Что-то не слишком сильное, но надо быть осторожнее.

Шалай молча выкинул вверх руку с одним поднятым пальцем. В тот же момент один из гвардейцев резко увеличил скорость, хотя я не думал, что такое возможно, и начал постепенно уходить вперед. Воевода же, наоборот, начал придерживать своего скакуна, снижая скорость нашего отряда, а затем постепенно перешел с галопа на скорую рысь и наконец вовсе остановился.

Дорога, уходившая все круче вверх, обрывалась вершиной очередного холма. Мне было прекрасно видно, как обогнавший нас гвардеец приближается к вершине. Но не доскакав до нее буквально нескольких метров, он соскочил с седла, и его лошадь тут же встала как вкопанная. Парень соскочил на обочину и, пригибаясь, бросился к вершине. Там он, присев за небольшим кустом, несколько минут вглядывался в открывшуюся ему картину, а затем обернулся и поднял вверх обе руки со сжатыми кулаками.

– Впереди два рыцаря Храма, – тут же пояснил Шалай. – Значит, Епископ начал наши поиски.

– Что ж он, сразу угадал? – несколько встревоженно спросил я воеводу.

– Если бы он угадал, нас ожидало бы не менее пятидесяти человек. Тем более место очень удобно для развертывания Зеркала. А Епископ выбросил сюда всего пару. Значит, это так, пробный шар, на всякий случай посмотреть, а вдруг мы ушли к горам.

– Так что будем делать? – задал я очередной вопрос и тут же, припомнив свои ощущения, добавил: – Справа тоже была магия. Туда, наверное, тоже выбросилинаблюдателей.

– Да, – согласился Шалай. – Там как раз проходит еще одна дорога, правда, она будет похуже этой. А делать? Ну что делать, подождем…

И воевода направил свою лошадь к недалеким зарослям мелколесья. Мы двинулись следом. Я внимательно наблюдал за действиями посланного вперед гвардейца, но тот, после того как передал воеводе информацию о рыцарях, замер за своим кустом и больше не шевелился. Лишь когда мы были уже у самой опушки, гвардеец поднялся из-за куста и, пригибаясь, направился к своей лошади. Мне понравилось, что при этом он совсем не торопился.

Шалай остановился, поджидая своего разведчика, и оглядел наш отряд, остановив особо внимательный взгляд на королеве.

– Мне кажется, ее величеству стало хуже, – внезапно сказал он и бросил озабоченный взгляд в мою сторону.

– Да, я знаю, – ответил я. – Но пока что ничего не могу сделать.

– Кровушки ей надо! – брякнула Эльнорда и опустила глаза под моим яростным взглядом.

– Я знаю, чего ей надо, – проговорил я сквозь стиснутые зубы. – И ты можешь не опасаться, твоя кровь ей не подойдет!

– Это почему это? – вскинулась эльфийка.

– Она не питается кровью нелюди! – мстительно бросил я.

Эльнорда опустила голову и побледнела, а Душегуб, растерянно наблюдавший за нашей стычкой, тронул коня, подъехал к девушке и шепнул ей глухим басом:

– Вот и славненько… Достаточно того, что она хотела отнять у тебя тело.

В этот момент подъехал разведчик и негромко сообщил воеводе:

– Два рыцаря Храма. Двинулись вперед. Едут очень медленно, глядя себе под ноги, видимо, ищут следы…

– Зеркало? – спросил Шалай.

Гвардеец покачал головой и коротко ответил:

– Вихрь.

– Значит, их скоро заберут назад… – задумчиво подвел итог воевода.

Мы, не покидая седел, простояли в лесочке минут пятнадцать, и я, снова почувствовав резкий всплеск магии, кивнул Шалаю:

– Опять использовали магию…

Воевода молча взглянул на стоявшего рядом с ним гвардейца, и тот, поняв приказ без слов, направился к вершине холма. Через пару минут он сделал нам знак, что дорога впереди свободна, и мы снова пустились в путь.

Теперь уже воевода пустил своего коня скорой рысью. Во-первых, лошади все-таки притомились, а во-вторых, он, видимо, опасался нарваться на разведку Епископа.

Перевалив через вершину холма, дорога несколько сотен метров шла ровно, а затем снова начала забирать вверх. А впереди показались самые настоящие горы. Покрытые снеговыми шапками вершины вздымались высоко в небо несколько правее от дороги, но и прямо на нашем пути виднелись темные, покрытые лесом отроги, постепенно переходящие в голые гранитные скалы.

– Значит, мы будем пробираться через горы? – повернулся я к скачущему рядом со мной Шалаю. Он утвердительно кивнул и добавил:

– До перевала дорога должна быть пустой, в это время года купцы по ней не ходят. Сразу за перевалом есть небольшая деревня, но ее мы проскочим с ходу, вряд ли там нас кто-то будет ожидать. А вот спустившись с гор, нам придется направиться в Ходжер, там единственная переправа через Усунь. Ходжер – город большой, и в нем наверняка будет много епископских прихвостней. Вся надежда на то, что мы проскочим город с ходу и Епископ не успеет перебросить туда достаточно людей для перехвата – все-таки это не самое вероятное направление нашего движения. Ну а за Усунью нас найти будет сложно. Во-первых, в степи дорог нет, и мы можем скрыться в любом направлении, а во-вторых, у меня достаточно друзей среди кочевников, и мы сможем значительно увеличить свой отряд.

До захода солнца мы успели добраться до лесистых отрогов гор и на ночлег расположились в довольно густой чаще. Магический фон в течение всего вечера был спокоен, да и высланные на разведку ребята ничего не обнаружили, поэтому Шалай разрешил развести костерок и приготовить горячий ужин. Вот только королеву нам по-прежнему покормить было нечем. По моим прикидкам, которые я сделал, наблюдая постепенное угасание ее жизненной ауры, она могла продержаться без необходимой ей крови еще пару суток. «А затем нам придется решать, кто отдаст ей свою кровь», – с горечью подумал я. Пока же она спала, но сон ее становился все тревожнее.

Впрочем, в эту ночь мы все спали тревожно, и совсем не потому, что всем нам пришлось по очереди дежурить. Мне кажется, что только этой ночью нам стало по-настоящему ясно, в какую кашу мы вмешались и какие фигуры нам противостояли!

На рассвете, когда солнце только готовилось показать из-за далекого горизонта свой зеленый бок, а густой утренний туман и не думал рассеиваться, мы уже тронулись в путь. Деревья и кусты, появлявшиеся по мере нашего продвижения из тумана и исчезавшие в нем, казались нереальными. Словно какой-то таинственный механик запустил на огромной сцене движущийся задник, и тот подставляет нашим глазам пейзаж, нарисованный пьяным художником коряво и неясно. А как только мы покинули лес и выехали на каменистые, осыпающиеся мелкой галькой склоны, выглянуло солнце и осветило наши спины.

О вчерашней скачке можно было даже и не мечтать. Мы продвигались гуськом, причем ехавший впереди гвардеец, как оказалось, уроженец этих мест, потребовал, чтобы мы постарались вести своих лошадей точно по его следу. Иначе, как он сказал, мы можем вызвать осыпи, а это – конец пути! Лошадь королевы была привязана коротким поводом к моему седлу и трусила за мной следом. За весь день мы преодолели какие-то жалкие пятнадцать—двадцать километров, но наш проводник довольно заявил, что мы двигаемся гораздо быстрее купеческих караванов, и это прозвучало как серьезная похвала.

Заночевали мы в довольно большой пещере, а утром снова пустились в путь. По мере продвижения к перевалу становилось все холоднее, но мне и, как я надеялся, Кине холод был не страшен, поскольку я накрыл нас обоих заклинанием «теплых ладоней». На остальных моих сил не хватало.

Ближе к полудню склон, по которому мы буквально карабкались, ведя лошадей в поводу, начал постепенно выравниваться, и перед самым перевалом стало возможно двигаться верхом. Мы снова поднялись в седла и въехали на перевал.

Узкая, едва расчищенная от камней дорога, по которой с трудом могли пройти рядом две лошади, ныряла между двух отвесных скал и начинала длинный спуск в невидимую отсюда долину. Сразу за высшей отметкой дорога начинала расширяться, а метрах в пятистах ее встречали убогие строения горного села, больше похожие на сооруженные из камней пещерки. Село казалось совершенно безлюдным, не было слышно даже блеяния овец, хотя, по рассказам проводника, именно овцы были главным достоянием местных жителей.

В этой вечерней тишине мы проехали половину пути до села, и в этот момент из-за передних домиков начали выезжать знакомые серебристые фигуры рыцарей Храма, перегораживая дорогу плотной цепью.

Рыцарей было не меньше двух десятков, а руководил ими, как всегда, монах в длиннополой темной рясе. Прячась за последним рядом конников, он выкрикивал какие-то приказы, а серебристые всадники между тем уже закончили построение, перегородив дорогу тремя плотными шеренгами. Мы с Шалаем одновременно приостановили своих лошадей, я – растерявшись от неожиданности, а воевода – пытаясь сообразить, что делать дальше. Но раздумывать ему не дали!

Из-за наших спин, переходя в тяжелый галоп, вымахнула лошадь Душегуба. Тролль привстал на стременах и, размахивая над головой своей ужасной дубиной, ревел какой-то зверски воинственный клич. Справа от него, отставая на три четверти корпуса лошади, неслась Эльнорда, размахивая своей замечательной шпагой. Шалай, мгновенно сориентировавшись, пристроился слева от тролля и выхватил свой меч. Моя лошадь рванула следом за первой тройкой, так что я едва не вылетел из седла. В то же мгновение я скорее почувствовал, чем увидел, что рядом со мной появились два гвардейца, образуя третий ряд нашего ударного клина.

И все-таки мне удалось бросить взгляд назад и убедиться, что третий гвардеец остался рядом со спящей королевой. Он успел перерезать привязанный к моему седлу повод и удерживал лошадь Кины.

Триста метров, разделявшие нас и нашего ощетинившегося копьями врага, мы промчались всего за несколько секунд. Когда до столкновения оставалось не более двух прыжков лошади, Душегуб внезапно завалился влево, так что нацеленные в него копья прошли над пустым седлом. А через мгновение тролль уже снова был в седле, подбросив обманутые копья вверх. Над головой Душегуба взметнулся его кошмарный гердан, а над головами серебряных всадников пронесся ужасающий троллев вопль!

Рыцарские лошади в отличие от их всадников были живыми существами, а ни одно живое существо не могло вынести спокойно этот жуткий рев. Первый ряд лошадей шарахнулся в ужасе назад и врезался в стоявших во втором ряду. Стройные рыцарские шеренги смешались, и над ярко сверкавшими шлемами заплясала тяжелая палица тролля, бухая по металлу доспехов, словно весенний гром. А по бокам от нее засверкали две молнии, два не знающих пощады клинка.

Через секунду в бой вступили и прикрывавшие меня гвардейцы, а я привстал на стременах, понимая, что не смогу добраться своим посохом ни до одной из блистающих серебром голов. А между тем меня уже душила ярость боя.

И в этот момент я увидел, что прячущийся за рыцарями монах припал к земле и, не обращая внимания на грохочущую перед ним схватку, что-то быстро нашептывает. Одновременно с бормотанием он перебирал перед собой ладонями, словно катал в них какой-то невидимый шар. Нет! Шар был вполне видим. Он наливался темным багровым светом, постепенно становившимся все ярче. Шар быстро увеличивался в размерах и вместе с этим ростом его цвет перетек в оранжевый, а затем в золотисто-желтый, напомнивший мне что-то мне очень знакомое.

Монах начал подниматься с колен, но в этот момент я наконец понял, до кого мне надо дотянуться! Из моей груди вырвался рев, не намного слабее троллева, и я выпустил накопленную ярость в свой посох. На его вершине вспыхнула изумрудная звезда, и в следующее мгновение игла ярко-зеленого света, скользнув между распавшимися на две стороны телами рыцарей, ударила точно под капюшон монаха. Его бормотание оборвалось диким визгом, темная ряса упала на дорожную гальку, словно из нее выдернули тело, а пылавший в ладонях шар подскочил, кривым зигзагом метнулся в гущу рыцарского строя и взорвался с жутким грохотом.

Половину рыцарей, еще не вступивших в схватку, разметало по окружающим камням кусками разорванных доспехов и обрывками каких-то обгоревших тряпок. Казавшийся совсем недавно таким несокрушимым строй рыцарей начисто лишился своего правого фланга и судорожно качнулся назад. Но последняя, третья шеренга подперла все построение и начала медленно перетекать вправо, восстанавливая его ширину.

Душегуб между тем пробил строй храмовников насквозь и, развернувшись, обрушил свой гердан на головы задних. А вот Эльнорда и Шалай застряли, взятые в клещи. И тут я понял, что звезда в навершии моего посоха продолжает ярко светиться. Мгновенно перехватив посох посредине, я, словно невидимую указку, навел его на окруживших эльфийку и воеводу рыцарей, и зеленая игла снова вспыхнула. Но на этот раз ее действие было совершенно другим.

Попавшие под ее острие рыцари мгновенно застывали, словно из них выдергивали приводную пружину. Оружие выпадало из серебряных рукавиц, а сами всадники мягко оседали в седлах и валились под ноги своим лошадям.

Стало ясно, что этот заслон мы прошли. Правда, биться нам пришлось, что называется, до последнего, поскольку ни один из наших противников не покинул поля битвы. Когда погасла звезда моей ярости, я устало огляделся и увидел, что только двое серебряных всадников продолжали оставаться в седлах. Но их движения были странно замедленными, и они пропускали совсем уж простые удары. Через минуту все было кончено.

Хотя нет, не все!

Позади меня неожиданно раздалось странное утробное урчание. Я быстро обернулся и увидел, что на теле поверженного мной монаха распласталась… королева. Именно она издавала эти странные и страшные звуки.

Капюшон, прикрывавший абсолютно лысую голову монаха, был сорван, а его голова нелепо вывернута в сторону и назад, таким образом, что становилось ясно – у него сломана шея. Кина припала к горлу мертвеца и… ела! Или, если хотите, лечилась!

Я тронул свою лошадь и подъехал к гвардейцу, который опекал королеву. Вид у него был донельзя растерянный.

– Как это произошло? – спросил я, глядя ему в глаза.

Он не отвел глаз, но как-то беспомощно пожал плечами и ответил шепотом:

– Она все время спала, и я, собственно говоря, особенно за ней не смотрел – драка же была. Ну а когда все уже почти что кончилось, она вдруг говорит: «Живая кровь пропадает». После этого она легко так все веревки на себе порвала, с лошади соскочила и к монаху. Ты бы видел, как она ему шею сломала, просто взяла руками голову и набок свернула. Только хрустнуло.

– И больше ты ничего не заметил?

– Да вроде ничего… Да, она, когда с лошади слезла, все бормотала: «Мешает мне… мешает мне…» – и плечами вот так дергала.

Он несколько неловко передернул плечами, и я понял, что Кине мешало мое поддерживающее заклятие.

В этот момент урчание смолкло. Я соскочил с лошади и направился к лежащей королеве. Опустившись перед ней на колени, я осторожно перевернул ее и увидел, что она продолжает спать. Глаза ее были закрыты, а перемазанные кровью губы улыбались. Ее аура ярко светилась.

В этот момент меня легонько толкнули в плечо. Я обернулся. Рядом со мной стояла Эльнорда и, не сводя внимательного взгляда с Кины, протягивала мне мокрый платок. Я вытер королеве губы и, взяв ее на руки, понес к лошади. Ее, прежде такое безвольное, тело вдруг приподнялось в моих руках, руки обняли меня за шею, а голова легла мне на плечо. А сзади раздался полный сострадания голосок Эльнорды:

– Бедная девочка!

Пока я снова устраивал королеву в седле, Шалай подводил результаты нашей схватки. На дороге валялись порубленные доспехи двенадцати рыцарей, сколько их разметало взрывом, невозможно было сказать даже приблизительно. Душегуб имел несколько довольно глубоких порезов, но только фыркнул, когда Эльнорда предложила его перебинтовать. Впрочем, она не особо и настаивала, памятуя о его страшной ране, которая заросла в течение одной ночи. Сама Эльнорда и Шалай получили несколько царапин и тоже предпочитали не обращать на них внимания. А вот один из гвардейцев, прикрывавших в бою меня, был серьезно ранен в живот. Мне удалось снять боль, но врач из меня был никакой, да и врачебной магией я не владел.

Наше Братство почти в полном составе собралось возле лежащего на плаще парня, а он со страхом и надеждой переводил глаза с одного из нас на другого, пытаясь по нашим лицам определить, насколько серьезно его положение. А мы ничего не могли ему сказать. Было видно, что копье пробило кольчугу, но насколько сильно повреждены внутренности, было неясно, хотя крови вокруг раны было немного.

И в этот момент раздался тоненький голосок Фродо:

– Так, Душегуб и Гэндальф, быстренько берите концы плаща! Давайте, давайте, быстрее!

Мы невольно подчинились и ухватились за плащ в голове и ногах раненого.

– Поднимайте, только плавно… Осторожнее, ты, дубина стоеросовая! – заорал хоббит на Душегуба, рванувшего свой конец плаща слишком резко.

– Теперь понесли, понесли за мной… Аккуратно, под ноги смотрите, а то споткнетесь и уроните человека…

Мы потихоньку двинулись за малышом, и тут Эльнорда, словно очнувшись, спросила:

– Слушай, малявка, ты где был?!

– Не всем же железяками размахивать и заклинаниями пулять! – высокомерно ответил Фродо. – Надо же кому-то и делом заниматься!

– Это каким же ты делом занимался? – взъярилась эльфийка, шагая рядом с нашими импровизированными носилками. – Прятался в камушках, пока мы с рыцарями дрались?!

– Прятался в камушках! – противным голосом передразнил Эльнорду хоббит. – Пока вы с этими недоумками возились, я провел работу среди благодарного местного населения и организовал полевой госпиталь. Я даже лекаря нашел!

– Ах ты!.. – выдохнула возмущенная эльфийка, но добавить к своему восклицанию так ничего и не смогла, поскольку было ясно, что Фродо действительно занимался чрезвычайно важным делом. Довольный хоббит, пользуясь тем, что руки у Душегуба были заняты, показал Эльнорде язык.

– А почему это местное население вдруг стало благодарным? – усмехнулся я.

– Ну как же им не быть благодарными, если эти мордовороты в консервных банках всех позапирали, а я, наоборот, их всех выпустил и дал возможность наблюдать великую битву Братства Конца с нечестивыми выкормышами гнусного Епископа!

Я расхохотался и чуть не уронил нашего раненого.

Фродо подвел нас к одной из хижин, возле которой стояло с десяток местных жителей довольно оборванного вида. Пока остальные с жадностью нас разглядывали, высокий седой старик распахнул всхлипнувшую дверь и жестом показал, что раненого надо внести внутрь. Душегуб заглянул в хижину, а затем развернулся и спиной вперед с трудом протиснулся внутрь через низкую и узкую дверцу и буквально втащил меня внутрь.

Помещение явно не было приспособлено для нахождения в нем таких рослых ребят, как мы с Душегубом. Кроме того, в нем находилась еще и маленькая старушенция, стоявшая около крошечного оконца рядом с застеленной чистой простыней кроватью.

– Сюда кладите! – приказала нам старушка неожиданно низким басом.

Мы осторожно положили раненого на пол, а затем Душегуб переложил его на постель. Старуха тут же властно отодвинула тролля в сторону, пробормотав что-то вроде «Ну-ка, нечисть косорукая…», и склонилась над нашим товарищем. Ее длинные костлявые пальцы забегали по телу гвардейца, освобождая от одежды и в то же время ощупывая. Заметив, что мы все еще стоим рядом, старуха цыкнула не оборачиваясь:

– Прочь! На улице подождите!

Растерявшийся тролль торопливо направился прочь из помещения, я, еще раз осмотрев пустую комнату, двинулся за ним следом.

Народу на улице немного поубавилось, рядышком с давешним стариком стояли молоденькая девушка и высокий для местного жителя парень. Остальные разошлись, то ли удовлетворив свое любопытство, то ли разогнанные местным руководством.

А местным руководством оказался как раз этот самый старик. Он с большим достоинством беседовал с Шалаем и, когда мы вышли из дома, испуганно покосился на меня.

– И часто у вас останавливаются такие большие компании? – продолжал между тем разговор воевода.

– Первый раз, господин, – медленно ответил старик и снова посмотрел на меня. – Конечно, ближе к осени, когда по тракту пойдут купеческие караваны, рыцарей, да и простой стражи, на дороге будет больше, но все равно такими большими отрядами они никогда не ездили. Двое—четверо, не больше.

– И они вам ничего не объяснили?

Старик усмехнулся.

– Какие могут быть объяснения, господин? Приказали всем разойтись по домам и заперли. Микша не хотел дома запираться, у него две овцы в горах потерялись, так его просто закололи…

– Как закололи? – переспросила стоявшая рядом Эльнорда, округлив свои прекрасные глазки.

– Копьем, госпожа, – просто ответил старик. – Рыцари в спор не вступают, малейшее неподчинение карается смертью.

– И давно у вас тут такие порядки завелись? – посуровел Шалай.

– Так уже с полгода… С тех пор, как новый Епископ в Храме обосновался.

– Что ж Микша-то спорить стал? Убрались бы рыцари, он и отыскал бы своих овец, – жалостливо произнесла эльфийка.

– Ага, а кто бы это нас отпер, госпожа? Мы же не знали, что вы их побьете. А рыцари, закончив свои дела, о нас уже не думают. Так что никто не знал, сколько нам придется взаперти сидеть. Может, до первого осеннего каравана. Дорога-то сейчас пустая… Ну а у Микши и так всего четыре овцы осталось, вот он разум и потерял.

– И жизнь… – негромко сказал я.

– И жизнь, – согласился со мной старик и снова внимательно на меня посмотрел. – Я слышал, как монах приказы рыцарям отдавал. Всех, говорил, можете положить, а белобородого старика в голубой шляпе и темноволосую девушку живыми взять! И чтобы ни волоска с них не упало!

Мы с Шалаем переглянулись, выходило, что храмовники поджидали здесь именно нас. В этот момент из домика вышла старуха-знахарка.

– Плох ваш товарищ, – негромко проворчала она, обращаясь к Шалаю, поскольку сразу опознала в нем командира. – Придется его у нас оставить.

– Значит, ты думаешь, что он выживет? – обрадовался воевода.

– Конечно, – подтвердила старуха. – Только не сразу. Все-таки ему кишки проткнули, а не ногу-руку.

Шалай заулыбался впервые с момента нашего отправления из Храма и полез в карман. Выудив две золотые монеты, он протянул их старухе и сказал:

– Это, бабушка, на лекарства, а если мне повезет, я вернусь к вам и привезу тебе подарок.

Бабка бросила на монеты алчный взгляд, но тут же отвела глаза и буркнула:

– Деньги старосте отдай, у нас в деревне все деньги общие.

– Вот как? – удивился Шалай и протянул монеты старику.

Тот взял деньги и опустил их в небольшой кожаный кошелек, висевший у него на поясе.

Наши лошади уже стояли рядом с нами, и гвардейцы сидели в седлах, охраняя спящую королеву.

– Нам нельзя задерживаться, – сказал Шалай. – Так что всего доброго… Позаботьтесь о нашем товарище.

– Мы его выдадим за Микшу, – ответил старик. – Вроде как и нет у нас никаких новых людей.

Мы быстро вскочили в седла, и вновь Шалай повел наш отряд по горной дороге, но теперь она была достаточно широкой и плавно уходила все вниз и вниз.

Часа через два довольно неспешной езды к нам с Шалаем подтянулся наш проводник и сообщил, что рядом есть прекрасное место для ночлега. Воевода задумчиво посмотрел на предвечернее небо и кивнул гвардейцу:

– Показывай.

За следующей скалой проводник свернул на едва заметную тропку, уходящую круто вверх к красноватому оползню, едва державшемуся на отвесном склоне. Он ехал шагом впереди и вдруг пропал из виду. Только когда мы подъехали вплотную к оползню, нам стало ясно, что парень скрылся в узкой расщелине, сливавшейся своим видом и цветом с окружающими обломками. Подтверждая нашу догадку, из расщелины донесся голос нашего проводника:

– Сюда давайте, здесь и топливо приготовлено.

Мы втянулись в расщелину и буквально через несколько метров оказались в обширной пещере. Вверху она имела довольно большой разлом, сквозь который было видно ясное небо, а посредине темнело пятно старого кострища, свидетельствовавшего о том, что этой пещерой пользовались люди.

Пока гвардейцы занимались разведением костра, я снял королеву с седла и устроил ее поудобнее на собственном плаще. Кина по-прежнему спала и по-прежнему улыбалась во сне. Затем мы впятером собрались возле огня, и Шалай открыл совет не совсем обычной фразой:

– Не знаю как, но Епископ обнаружил нас. Это очень плохо…

– Зато Кина теперь сыта, – продолжила разговор Эльнорда. – И это очень хорошо!

Шалай улыбнулся:

– Я рад, что вы даже в самых серьезных неприятностях находите положительные моменты. И все-таки, нам надо решить, что делать дальше. Миновать Ходжер мы не можем, иначе нам придется забирать очень далеко к востоку вдоль Усуни, а это недопустимо увеличит время пути. И Епископ это прекрасно знает. Так что на дороге нас обязательно будут поджидать.

– А другой дороги в Ходжер нет? – спросил Фродо.

– Есть, но она проходит довольно далеко от нас и скорее всего тоже будет взята под наблюдение.

– А если нам двигаться без дороги? – спросил я.

– Лесами? – задумчиво проговорил Шалай. – Может быть… Вот только здешние леса имеют очень нехорошую славу.

– Какую славу? – немедленно откликнулся Фродо.

– Слишком часто там пропадают люди. Даже большие отряды редко рискуют соваться в лес, а уж двигаться по лесам несколько десятков километров…

Воевода выразительно замолчал.

– Плевать, – презрительно прохрипел тролль. – Поедем хоть по дороге, хоть по лесу! Всех убью!

Я посмотрел на Душегуба и вдруг с изумлением подумал, сколь мало в нем осталось от нашего миролюбивого Элика Абасова. Мохнатые лапы тролля крепко сжимали его чудовищное оружие, а угрюмая физиономия немного смягчалась только тогда, когда он смотрел на Эльнорду.

Шалай почесал в затылке:

– Наша задача все-таки заключается в том, чтобы прорваться в Замок. Даже если Душегуб всех перебьет, мы не обязательно туда попадем. Нас ведь тоже могут… перебить. Так что остается выбрать, какой путь надежнее. И еще, нам ведь придется переправляться через Усунь, а там не спрячешься!

– До Усуни еще надо добраться, вот когда доберемся, тогда и будем думать, как перебраться, – резонно заметила Эльнорда, и тролль одобрительно заворчал.

В этот момент от костра потянуло довольно вкусным запахом, и я сразу понял, насколько голоден. По-видимому, этот запах почувствовал не только я, все мои товарищи, как по команде, повернулись в сторону костра.

– Ладно, – улыбнулся Шалай, – утро вечер научит. Пошли ужинать.

Пока мы приканчивали необыкновенно вкусный ужин, небо в проломе над нашими головами исчезло, потемнев и слившись с бурым камнем. Дохлебав горячее, пахучее варево, ребята разлеглись на подстеленных плащах. Фродо завел привычную пикировку с Эльнордой, а Душегуб внимательно следил за ними, готовый немедленно вступить на защиту эльфийки. Мы с Шалаем примостились немного в стороне и молча думали каждый о своем.

Именно в этот момент я вдруг уловил постепенное нарастание магического фона. Словно внутри меня начали подкручивать некую струну и она вибрировала все напряженнее и напряженнее, все выше и выше. Наконец эта струна лопнула, издав поразительно чистый звук, и я понял, что где-то невдалеке возникло Зеркало. Это было настолько ясное ощущение, что я вскочил на ноги. Ребята встревоженно посмотрели на меня, и я постарался успокоить их улыбкой, а сам негромко предложил Шалаю:

– Воевода, надо выйти, поговорить.

Тот, не говоря ни слова, поднялся на ноги и последовал за мной к выходу из пещеры.

Снаружи уже совсем стемнело, но дорога, более светлая, чем окружающие ее скалы, была ясно видна. Мы стояли молча не менее получаса, и Шалай не задавал мне никаких вопросов, ожидая, что я сам объясню, зачем вытащил его из пещеры.

Наконец я почувствовал, как Зеркало схлопнулось, и окружающий меня магический фон мгновенно успокоился. И почти сразу же со стороны перевала донесся грохот копыт. Он нарастал, приближаясь, как сходящая с гор лавина, и наконец из-за поворота вынырнула плотная масса всадников. Они неслись темной рекой, в которую были вкраплены отдельные серебристые блики, и казалось, что эта река никогда не кончится!

Но кончается все, кончился и этот темный поток. Промелькнула последняя ровная серебряная полоса, и грохот копыт по камням стал постепенно затихать, удаляясь.

– Не меньше двухсот всадников, – тихо проговорил Шалай. – Правда, рыцарей немного. Видимо, Епископ не смог их быстро собрать со всего королевства.

– Вот вам и ответ на нашу задачу, – раздался позади нас негромкий голосок Эльнорды. – По дороге ехать нельзя, с таким войском не справится даже Душегуб.

– Отдых отменяется, – вздохнул Шалай. – Нам нужно двигаться за ними, чтобы успеть проскочить в лес до того, как они догадаются повернуть обратно.

Мы, не сговариваясь, бросились в пещеру. Через несколько минут наш отряд снова выехал на дорогу, и Фродо, сморщив свою мордашку, громко посетовал:

– Этот Епископ что, целую армию за нами отправил, грохочут, как стадо слонов.

– Стадо кого? – переспросил Шалай, и я заметил, как оба гвардейца бросили на хоббита вопросительные взгляды.

– Слонов, – повторил Фродо. – У вас что, слоны не водятся?

– Я, во всяком случае, о таких существах не слышал, – недоуменно ответил Шалай.

– Очень большие и очень громко топают, – туманно пояснил Фродо. – А эти торопыги еще и спешат неизвестно куда.

– А ты хочешь, чтобы они тебя подождали? – ехидно поинтересовалась Эльнорда.

– Нет, – оторопел Фродо. – Пусть поспешают.

Мы, к сожалению, не могли мчаться с такой же скоростью, как наши преследователи. И хотя в результате этого наши преследователи от нас удалялись, Шалай определенно беспокоился. Его тревожил приближающийся рассвет, который мог остановить преследование и повернуть его назад.

А рассвет действительно приближался. Небо постепенно бледнело, принимая оттенок светлой охры. Звезды исчезали, растворяясь на посветлевшем фоне.

Мы прибавили ходу, а по бокам дороги, между огромных валунов и камней помельче, стали появляться островки зелени – первая, еще чахлая травка. Через некоторое время справа от дороги показалась небольшая рощица низеньких редких дубков, подпиравшая высокий холм. Горы явно оставались за спиной.

Но в этот момент Фродо взволнованно привстал на стременах:

– Они остановились!

Шалай перевел свою лошадь в галоп, и наш отряд, сразу прибавив скорость, понесся вниз, огибая очередную скалу.

Через пару минут Фродо снова привстал на стременах и пропищал:

– Они повернули назад!

Мы уже миновали скалу и скатывались в долину. Впереди, слева от дороги, в каких-нибудь двух километрах показалась опушка довольно большого лесного массива.

– Как думаешь, – Шалай повернулся на всем скаку к Фродо, – скоро они нас увидят?

Тот склонил головенку к плечу, словно к чему-то прислушиваясь, и через секунду прокричал:

– За полчаса ручаюсь.

– Тогда вперед! – крикнул Шалай. – Постараемся успеть!

И перемахнув через появившуюся придорожную канаву, он направил свою лошадь в сторону леса.

Братство Конца бросилось за воеводой, я только успел обернуться, чтобы убедиться, что лошадь Кины благополучно преодолела препятствие. Теперь мы скакали по траве, топота наших лошадей почти не было слышно, и в этот момент у меня в голове мелькнуло: «Следы!»

Я начал лихорадочно перебирать знакомые заклинания, но быстро понял, что восстановить примятую или вырванную копытами траву не в силах. И тут же вспомнил, что в моем распоряжении имеется «заклинание обратного следа»!

Нашептав нужный стишок, я оторвал от своего плаща одну из многочисленных завязок и бросил ее назад через левое плечо. Проверить результат у меня не было никакой возможности, но я очень надеялся, что все сделал правильно и ничего не перепутал. Тем более, что вполне ясно расслышал короткий довольный хохоток своей книжки.

Через несколько минут реденькая опушка приняла наш отряд под свою негустую крону. И все-таки мы с Шалаем остановились за первыми же достаточно густыми кустами, чтобы посмотреть, что будет происходить на дороге. Остальные, ведомые Душегубом, скрылись дальше в лесу.

Спустя буквально несколько секунд над горизонтом показался зеленый краешек солнца, а из-за скрывавшего поворот дороги холма выскочили передовые всадники преследовавшего нас отряда. Впереди скакали четверо рыцарей Храма, а за ними, отстав почти на четыре лошадиных корпуса, пестрая толпа обычных стражников, не имевших даже подобия форменной одежды.

Рыцари Храма доскакали до того места, на котором мы свернули с дороги, и резко осадили лошадей. Догонявшие их всадники остановились, не доезжая до передовой четверки несколько метров, и некоторые из них, спрыгнув с лошадей, побежали вперед. Один из всадников второго эшелона медленно приблизился к передней четверке. Даже находясь относительно далеко от места событий, я разглядел на подъехавшем монашескую одежду.

Выслушав короткий доклад одного из рыцарей, монах медленно проехался вдоль истоптанной нашими лошадьми обочины, внимательно ее разглядывая, а затем подозвал одного из спешившихся стражников и что-то ему приказал.

– Следы! – тихо прошептал воевода, и я почувствовал в этом его единственном слове огромное напряжение.

Я бросил быстрый взгляд на окаменевшее лицо воеводы и успокоительно прошептал:

– Мной приняты кое-какие меры… Сейчас будет ясно, насколько они эффективны.

Между тем стражник, выслушав монаха, перебрался через обочину и медленно пошел рядом с темной полосой вывороченной и примятой травы. Пару раз он, низко наклонившись, пересекал наши следы, а потом, пристально посмотрев в сторону нашего леска и с минуту постояв на одном месте, бегом бросился назад. Подбежав к своему начальству, он что-то коротко сообщил, и монах, выпрямившись в седле, махнул рукой в сторону оставленных нами гор.

Передняя четверка рыцарей взяла с места в карьер и скоро скрылась за поворотом дороги, огибавшим большую рыжую скалу. Остальная компания, показывая образец бестолковости, минут пять топталась на месте, прежде чем взять курс за своим авангардом.

Наконец погоня скрылась за скалой, а Шалай перевел вопросительный взгляд на меня.

– Есть такое небольшое заклинание, которое переворачивает следы в обратную сторону, – спокойно пояснил я. – Именно это заклинание я только что опробовал.

– Так ты раньше его ни разу не применял?

– Да как-то случая не было.

Шалай немного помолчал, а потом задумчиво сообщил:

– Они довольно скоро вернутся…

– Конечно, – согласился я. – Но мы к тому времени уйдем достаточно далеко, а ты ведь сам говорил, что соваться в эти леса без крайней необходимости даже рыцари Храма опасаются. Поскольку следы ведут из леса, а не в лес, такой крайней необходимости у них нет.

Мы повернули коней и двинулись по следам своих товарищей.

Ехали мы довольно быстро и должны были уже догнать Душегуба и всех остальных, но вывернутые в обратную сторону следы уводили нас все глубже и глубже в лес. Более того, мы до сих пор даже не слышали топота лошадей. Я насторожился: в том, что мы до сих пор не догнали своих товарищей, было что-то ненормальное. К тому же по обеим сторонам тропинки, по которой мы двигались, выросли густые кусты орешника вперемежку с бузиной, а я знал, что это очень редкие соседи.

И стоило мне повнимательнее присмотреться к окружающему, как я сразу же уловил ненормально повышенный магический фон. Он был ровным, без всплеска, но явно превышал естественный. Кто-то тихонечко, стараясь быть незаметным, наколдовывал какую-то гадость!

Я поднял руку, призывая Шалая к тишине и вниманию, и тот сразу, чуть приотстав, занял позицию у меня справа за спиной. Как раз в этом месте тропка делала резкий поворот вправо, исчезая за густыми зарослями кустов. Но я, вместо того чтобы следовать по натоптанной дорожке, свернул в едва заметный прогал между кустами, одновременно творя заклинание, окутавшее меня и воеводу магической пеленой.

Мы быстро миновали полосу густо росших кустов и оказались в совершенно чистой, полностью лишенной подлеска дубовой роще. Могучие деревья с высокой раскидистой кроной росли привольно, не мешая друг другу, но и не давая достаточно света и воздуха для роста еще чего-либо, кроме мягкой пушистой травы поразительно синего цвета. А заросли кустов, поворачивая вправо, уходили по широкой дуге далеко вперед и там резко обрывались. Именно в том, скрытом кустами месте и находился схоронившийся колдун.

Проехав осторожным шагом половину расстояния до искомой точки, я соскочил с лошади и дальше пошел пешком, ведя коня за собой. Шалай повторил мой маневр. Скоро мы пересекли дубовую рощу и вновь приблизились к зарослям кустов. Оставив свою лошадь на попечение Шалая и знаком попросив его остаться на месте, я нырнул в переплетение тонких ветвей и осторожно выглянул с другой стороны этой поросли.

Мне открылась довольно большая поляна, поросшая высокой травой и окруженная со всех сторон все теми же зарослями кустов. Посреди поляны стоял одинокий дуб, а напротив него, выстроившись в ряд, стояло все Братство Конца, за исключением, естественно, меня и Шалая.

Нет, я ошибся! Братство Конца действительно стояло на месте, а вот дуб!.. Дуб медленно передвигался вдоль строя моих товарищей, негромко и небыстро размышляя. Во всяком случае, я отлично слышал эти размышления:

– Так, так, так… Какая интересная компания попалась нынче старому Гвале… Ну, людишки с лошадишками – это так, глупышки с лошадишками, не соображающие, куда головки суют… А вот тролль-зеленая кровь и эльфийка – это серьезно. Да и третий, маленький, шерстяной, тоже не просто так, не кое-как!.. И главное – все вместе, в одной компании! Я эльфов-то уже лет триста в наших краях не видел, не говоря о троллях, а тут… Ах, какие у меня будут потешки… Тролль будет шутом, а эльф – телохранителем… А может, и наоборот!.. Меховой малыш тоже хорошая игрушка… Греть меня будет… А людишек и лошадок мы съедим… Хотя вот эта, которая притворяется, что спит, тоже может быть интересна!.. Ей мы тоже дельце найдем…

В этот момент медленно бредущий по поляне дуб так же медленно развернулся, и я увидел на темной коре ствола, чуть выше первой мощной ветви, большой белесый нарост, напоминающий большой кап. Только вот, насколько мне было известно, капы на дубах не водятся!

Впрочем, я почти сразу понял, что кап – это совсем и не кап. Дуб, развернувшись, пошел в мою сторону, а то, что я принял за кап, довольно шустро перебралось со ствола на ветку и принялось разговаривать дальше:

– А ведь когда остальные узнают, кого старому Гвале удалось спеленать, старого Гвалу опять попросят занять место наставника!.. Хи-хи-хи… Вот тогда я их всех наставлю! Особенно этих молокососов Торду и Гвику… Ох, наставлю… я им по шесть лишних наростов наставлю!.. Я их с дубов на елки пересажу!!!

Похоже, этот говорун Гвала был кем-то обижен и сейчас смаковал будущую месть. Но мне было не до его обид, мне необходимо было выручать своих друзей. Тем более, что рядом послышалось пыхтение. Шалай не выдержал неизвестности и нашел меня.

Движением ладони я остановил готовый сорваться с языка воеводы вопрос, а сам негромко так, про себя, пробормотал:

– Смотри, как бы тебе самому шесть лишних наростов не наставили…

Дуб тут же остановился и принялся топтаться на месте, поворачиваясь вокруг своей оси, а над поляной прошелестело испуганное:

– Кто сказал?!

– Я сказал, – подразнил я Гвалу.

– Кто – я, кто – я, кто – я? – затараторил тот и, не получив ответа, принялся угрожать: – На этой поляне Гвала главный… На этой поляне Гвала с любым может сделать, что захочет… На этой поляне Гвала кого угодно может съесть и выпить!

Я почувствовал, как сидящий на дубе кап принялся ощупывать пространство вокруг себя слабенькими магическими импульсами. Однако моя пелена спокойно отводила чужую магию, и мы с Шалаем оставались невидимы для местного чародея.

– Кого ты можешь съесть, кого ты можешь выпить, если ты меня даже обнаружить не можешь? – насмешливо продолжал я дразнить Гвалу, а потом, решив его как следует напугать, я протянул магическую нить и, обмотав ее за один из наростов капа, легонько потянул. Я и вправду тянул лишь слегка, но результат оказался поразительным. Кап легко оторвался от ветки и рухнул вниз. Я от неожиданности ослабил свой натяг, и в последний момент кап успел выбросить из своего тела длинную белесую лапу и ухватиться за ветку.

– Ух ты, ух ты, – пыхтел кап, забираясь на свою ветку. – Уронили старого Гвалу… Экий дубок вертлявый…

Похоже, он даже не понял, что его кто-то сдернул с дерева.

– Никто никого не ронял, просто я тебя сдернул. А захочу – и вообще с поляны выкину! – обрисовал я ему его перспективу.

– Кто сказал?! – Кап снова замер на своей ветке, а дуб снова начал медленно вращаться.

– Я сказал… – пошли мы по второму кругу.

– Кто – я, кто – я, кто – я? – снова завел свою шарманку Гвала, но внезапно изменил порядок вопросов. – Как зовут?!

И у него это вышло настолько… по-генеральски, что я невольно отрапортовал:

– Великий маг, Гэндальф Серый Конец!

– Ха! – тут же поймал меня кап. – Великий маг – чей-то конец! Да не бывает магов с таким названием! Конец, да еще вдобавок серый!

– Ах не бывает?! – рассвирепел я. Снова натянув магическую нить, я легонько дернул кап с ветки, но на этот раз он был начеку и успел двумя наростами ухватиться за ветку. Я дернул посильнее, кап сказал:

– Ух!

Я дернул еще раз.

– Ух!

Еще раз.

– Ух!

– Ух! Ух! Ух!

С каждым рывком его наросты все больше вытягивались, ветка все сильнее тряслась, дуб раскачивался, но кап не сдавался.

– Ну что, бывают маги с таким именем?! – злорадно поинтересовался я.

– Не… бы-ы-ы-вает… – натужно пропыхтел Гвала. – Если б… бы-ы-ы-л… я б… зна-а-а-л… Я всех великих магов… зна-а-ю… – Его наросты напряглись, пытаясь втащить тело на ветку.

– Ах так?! – воскликнул я и мгновенно снял напряжение с нити.

Капа рвануло к ветке со всей силой, на которую он был способен. Серовато-белесое тело шмякнулось о дуб, перевалилось через ветку, с легким чмоканьем отвалилось вниз и повисло, покачиваясь на моей нити.

– Ну, ты не изменил своего мнения? – поинтересовался я.

Кап молчал. Я легонько подергал за нить. Кап легонько попрыгал под дубовой ветвью и пробормотал:

– Что надо?

– Давай говори, бывают маги с таким именем?! – потребовал я.

– Бывают… Дальше что?

– Давай снимай свое заклятие с моих друзей, а что с тобой делать, посмотрим потом!

– Ага! – неожиданно возмутился казавшийся полностью сломленным кап. – Я, значит, сразу заклятие снимай, а ты, значит, смотреть будешь! А если мне не понравится, что ты там потом увидишь?!

– Ты не торговаться ли надумал?! – опешил я.

– А что, торговля дело хорошее, можно сказать, благородное. Не то что живое существо с его собственного дерева сдергивать…

– Особенно если это живое существо собирается твоих друзей скушать? – перебил я его.

– Ну уж и пошутить нельзя, – чуть сконфуженно пробормотал Гвала. – А подслушивать тоже некрасиво. Мало ли что старик в запале набормочет.

– Ладно! – прекратил я прения. – Живо снимай свое заклятие!

– Положь меня на место, – потребовал в ответ кап. – Не умею я на весу заклятия строить.

Резон в его словах был, так что я подтянул его к ветке, и он смог снова устроиться на своем дереве. Как только кап почувствовал под собой привычную опору, он тут же принялся опять торговаться. Только на этот раз он повел себя совершенно иначе.

– Слушай, ты такой могучий маг, ну зачем тебе все эти балбесы. Отдай мне хотя бы этого верзилу-тролля. Ты ж без него вполне обойдешься, в крайнем случае сотворишь себе другого. А меня за то, что я опутал тролля, в наставники попросят.

Я промолчал, и кап понял, что его предложение непроходит.

– Ну хорошо, я понимаю – тролль, конечно, очень здоровый. Ну тогда отдай мне эльфа. Ну к чему тебе эльф. К-хм… Я понял, к чему тебе эльф, – перебил он сам себя. – Ну тогда этого мехового малыша… Ну зачем тебе этот ненужный кусок меха… Что, ты себе меховых игрушек не наделаешь?

Мне настолько надоел его говорок, что я в сердцах плюнул. И тут же с навершия моего посоха сорвалась ярко-оранжевая молния и ударила в землю совсем рядом с корнями топтавшегося дуба. Дерево дернулось и отпрыгнуло в сторону с такой скоростью, что кап едва удержался на месте.

– Не надо огня! – заорал торгаш. – Не надо! Обойдемся без пожара! Что я, по-твоему, простых слов не понимаю?! Вот, уже все сделано…

И действительно, выстроенные перед дубом всадники зашевелились, а Душегуб даже приподнялся на стременах и принялся недоуменно оглядывать поляну. Почти сразу раздался удивленный голосок Эльнорды:

– Душегуб, что за шутки?! Как мы оказались на этой поляне?! И куда подевались Серый с Шалаем?!

Тролль пожал плечами, продолжая оглядываться. Гвардейцы подтянулись ближе к троллю и эльфийке. Только Кина продолжала все так же безучастно восседать на своей лошади.

Я обернулся к Шалаю и прошептал одними губами, снимая с него пелену:

– Давай к ребятам и постарайся их успокоить. А я еще несколько минут понаблюдаю.

Стоило Шалаю показаться из скрывавших его кустов, как от «старого Гвалы» к воеводе потянулись тоненькие магические нити и принялись его быстренько опутывать. А я снова услышал довольный голосок:

– А мы вот с этого конца лишим движениев Конца…

Кап суетился на своей ветке.

– Ты, я смотрю, все никак не угомонишься? – с суровой насмешкой поинтересовался я. – Ну что ж, вызывай пожарных…

– Нет!!! – пронесся над поляной истошный визг, который в отличие от прежних наших переговоров услышали все присутствовавшие на поляне. – Клянусь Матерью нашей, Омелой, я больше никогда не буду перечить тебе, великий маг Гэндальф Серый Конец!!

Шалай, тряхнув головой, словно отгоняя какое-то наваждение, снова быстро зашагал к сбившимся в кучу членам Братства, а я продолжил переговоры с наконец-то запросившим пощады капом:

– Значит, покорствуешь?

– Покорствую, раболепствую и преклоняюсь! – вернулся к прежнему шепотку Гвала. – А также превозношу, славлю и величаю!

– А вот этого не надо! – строго оборвал я его лесть. – Лучше быстренько расскажи, что еще интересного есть в вашем симпатичном лесочке? На кого, так сказать, мне необходимо обратить свое просвещенное внимание?

– О-о-о! – воскликнул ободренный кап. – В мое… наше… в твоем лесу можно на многих обратить самое пристальное внимание. Например, не далее как в двух полянках отсюда обретаются некие Торда и Гвика – два молодых наглеца, с которыми просто не о чем говорить. На них надо просто обратить твое просвещенное внимание, в смысле устроить им небольшой пожарчик, и больше им никакого внимания не надо. Потом…

– Э, э, – перебил я шустрого Гвалу, – ты что же, собираешься моими руками расправиться со своими недругами?

– Можешь мне поверить, великий Серый Конец, что они обязательно станут и твоими недругами. Представь себе, что эти молокососы вопреки всем обычаям и установлениям охотятся вдвоем! Как тебе это нравится?! А Дзуба-боярышник их одобряет! Ну этому-то ты просто все наросты пообрываешь своим пристальным вниманием…

От его неумолчного тарахтения и энтузиазма у меня даже слегка закружилась голова. Поэтому я снова его перебил:

– Значит, так! Слушай сюда. Мы направляемся в Ходжер, что на берегу Усуни. Знаешь это место?

– Знаю, великий Гэндальф Серый Конец, – коротко доложил Гвала.

– Так… Великий Серый Конец в дальнейшем можешь не произносить.

– То есть как?! – не понял кап.

– Ограничивайся одним Гэндальфом. Так вот, представь себе наш маршрут и коротко доложи, какие неприятности нас могут ожидать.

– Значит, так… Идете вы, значит, на Ходжер и первыми встречаете Торду и Гвику…

– Ты опять! – возмутился я.

– Ну что я могу поделать, если они сели как раз на вашем пути! – шепотом взвизгнул Гвала. – Ну обойди их, если для тебя два дня не круг!

– Хорошо, – сдался я, – разбираемся с Тордой и Гвикой. Дальше?

– Дальше? – Кап слегка замялся, а потом продолжил уже без прежнего напора. – За нашими дубами начинаются болота Ушастой Выпи. С ней лучше бы вообще не встречаться, но уж если она на вас выползет, ты ей сказку расскажи. Она сказки любит, так может, если ей твоя понравится, она с вас всего одного человечка возьмет.

– То есть как – всего одного? – возмутился я.

– Ну как же, совсем-то ее без ужина оставить нельзя, а человечинку она очень уважает и давно не пробовала. Я как раз и думал ей твоих человечков предложить, с коняшками… В обмен…

На что он собирался обменять моих друзей, я не стал уточнять. Вместо этого я зло поинтересовался:

– А заворот кишок с ней не случится… от человечинки?!

– Не, – простодушно ответил кап. – Не случится. У ней и кишок-то никаких нет. Она, это, просто дыханием своим человеков растворяет и раствор внутрь себя всасывает.

– И бороться с ней никак, значит, нельзя?

– Может, и можно, только я этих методов не знаю, – огорченно ответил кап. – Так вот, когда Ушастую Выпь накормишь и болота ее перейдешь, начнутся владения Рыжего Весельчака, ну да это просто бандит и похабник, хотя шайка у него большая. Девок своих ему не показывай, тогда за пару хороших монет он тебя, может быть, пропустит. А если увидит девок, драться придется… А за Рыжим Весельчаком лес наш кончается… Там всего-навсего останется пересечь Тефлоновую Пустыню, и ты в Ходжере.

– Какую пустыню?! – переспросил я.

– Тефлоновую, – повторил кап. – Название и вправду занятное. Это название пустыне дал один маг, точно не из наших, лет восемьдесят назад… он всем таких странных имен надавал, а вот приросло только это.

– Интересно, почему Тефлоновая?.. – подумал я вслух, но Гвала решил, что я обращаюсь к нему, и поспешил ответить:

– А кто его знает почему… Маг этот все удивлялся, что пустыня эта не пригорает, прям, говорит, тефлоновая… Хотя непонятно, почему и как пустыня может пригореть?

– Ясно… – протянул я, хотя на самом деле ясного было очень мало. – Ну что ж, Гвала, спасибо за сотрудничество, хотя склонить тебя к нему было нелегко.

Видимо, кап принял мою последнюю фразу за комплимент, поскольку преувеличенно бодро ответил:

– На том стоим!

– Прощай, будущий наставник, – усмехнулся я и, стянув с себя пелену, шагнул на поляну, продолжая, впрочем, пристально наблюдать за поведением вероломного капа. Но никаких магических поползновений с его стороны не обнаружилось. То ли он полностью смирился с моим магическим превосходством, то ли данная им клятва действительно была для капа нерушимой.

Братство встретило мое появление одобрительным гулом, Шалай, похоже, успел им растолковать, из какой передряги мы их вытянули. А я сразу же обратился к воеводе:

– Ты представляешь, в какую сторону нам отсюда двигать?

Воевода покосился на небо, а потом не торопясь ответил:

– Я достаточно хорошо знаю эти места, в королевской библиотеке прекрасное собрание карт. А здесь еще при Кине Синем мы собирались навести порядок. Так что я не заблужусь.

– Тогда вперед, – просто сказал я.

И Братство Конца двинулось вслед за тронувшим своего коня Шалаем. Я снова взял в руку повод лошади Кины и, проезжая мимо замершего дуба, на котором примостился старый Гвала, подмигнул капу. В ответ мне раздался негромкий вздох.

Миновав полянку, на которой Гвала организовал свою засаду, мы вступили в уже знакомую нам с воеводой дубовую рощу, и я попросил ребят поведать, как они оказались на этой поляне. Только толку от их рассказов не было никакого. Судя по их словам, они отъехали совсем немного от опушки и почти сразу оказались на хорошо утоптанной тропке, по бокам которой росли густые кусты, скрывавшие ее от остального леса. Сочтя эту тропку очень удобной, они и тронулись по ней, а буквально через несколько минут мы с Шалаем догнали отряд и двинулись дальше вместе. Ехали они довольно долго и, что самое странное, по абсолютно тихому, светлому сосновому лесу. Правда, один из гвардейцев утверждал, что лес был буковым, а Фродо был уверен, что он странствовал в темном ельнике.

В общем, я решил, что хитрый кап просто напустил на ребят морок, поэтому каждый видел свое, но считал, что едет в теплой компании. Пожалуй, поддерживая моих друзей в таком состоянии, Гвала вполне мог использовать их именно так, как планировал.

Продвигались мы вперед не слишком быстро – в лесу коней в галоп не пустишь, поэтому я вовремя заметил, что наш отряд постепенно снова начинают окружать заросли кустов, и ребята невольно выстраиваются цепочкой, становясь на тропу, появившуюся между этих кустов. Это явно была новая западня!

«А вот и Торда с Гвикой, – подумал я. – Недалеко они от Гвалы обосновались…»

Я внимательно наблюдал за поведением моих друзей, но никаких изменений не замечал. Когда я попросил Душегуба и одного из гвардейцев сойти с тропы и двигаться параллельно ей, но с другой стороны от зарослей, они спокойно продрались сквозь кусты и я услышал мерный топот их лошадей, сопровождающий отряд с двух сторон.

Наконец мы выехали на полянку, очень похожую на ту, которую покинули пару часов назад. И снова ничего не произошло.

На обширной поляне, также покрытой густой травой и окруженной густым кустарником, спокойно высились два могучих дуба, а на них располагались два капа, нисколько не меньших, чем наш знакомец, Гвала. Это, без сомнения, были пресловутые Торда и Гвика, вот только почему Гвала называл их молокососами, было непонятно. Никаких враждебных действий эти капы не производили, более того, они никак не показывали, что вообще могут производить какие-то действия. Просто сидят на дубах два довольно безобразных нароста. И все-таки я решил проверить. Не доезжая до дубов пару десятков метров, я негромко проговорил:

– Привет, ребята!

И тут же услышал очень тихое:

– И тебе привет, Гэндальф.

– Так вы и есть Торда и Гвика?

– Именно так, – донеслось в ответ.

– Что-то вы больно спокойные, а мне вас рекомендовали как отъявленных неслухов и забияк.

Послышался легкий смешок, а потом и шепот:

– Небось старый Гвала постарался. Совсем старик из ума выжил…

– Не скрою, Гвала, – подтвердил я. – И мне он не показался выжившим из ума. Во всяком случае, мне странно, что вы пропускаете такую добычу, даже не попробовав нас заморочить. Вас же двое!

Снова послышался легкий смешок, ребята явно были с чувством юмора:

– Мы еще не лишились рассудка, чтобы связываться с Гэндальфом Серым Концом и его Братством.

И чуть более низкий голосок, ранее не вступавший в беседу, добавил:

– Нам пожар не нужен.

– Благоразумно, – признал я справедливость их соображений. Но как они меня узнали? И словно в ответ на мой невысказанный вопрос, первый голосок пояснил:

– Это только Гвала никого слушать не желает, а нам сороки про тебя и твое Братство рассказали. Может быть, и не все, что они натрещали, правда, а только нам сразу стало ясно, что связываться с тобой нам не стоит.

– Да и наблюдали мы, как ты с Гвалой общался, – добавил второй голос.

– То есть как это наблюдали? – удивился я.

– Так мы Гвалу все время под наблюдением держим. От него ж не знаешь какой глупости ожидать!

– Благоразумно и предусмотрительно, – еще раз одобрил я их действия.

– На том стоим… – ответили два голоса в унисон и замолчали.

Мы как раз миновали неподвижные дубы, и я понял, что последняя фраза является для этого странного лесного народца общепринятой формой прощания.

– Ну стойте… – вздохнул я, не рассчитывая на ответ, и ответа не дождался. На противоположном конце поляны мы обнаружили достаточно широкий проход в зарослях кустарника и свободно покинули место жительства двух нарушителей обычаев. Однако, когда я через несколько десятков метров обернулся, чтобы еще раз посмотреть на эту поляну, никакого прохода в кустах уже не было. Ловушка снова была насторожена!

Мы ехали тихим светлым лесом под раскидистыми кронами огромных дубов. Короткая мягкая травка глушила топот копыт, и нам казалось, что мы просто плывем в прохладном свежем воздухе. Однако постепенно местность стала понижаться, а великаны дубы начали редеть, уступая свое место ольхе и березе.

Солнце клонилось к закату и вокруг стало смеркаться. Я остановил свою лошадь и, повернувшись к Шалаю, предложил:

– А не пора ли нам остановиться на ночлег?

Тот бросил быстрый взгляд на небо и несколько неуверенно ответил:

– Вообще-то мы вполне можем проехать еще тройку километров…

– Да, – согласился я. – Но, если верить нашему другу Гвале, через тройку километров мы вторгнемся во владения очень неприятной личности, встречаться с которой ночью мне очень не хочется.

Шалай на минуту задумался, а потом согласно кивнул и дал команду на привал.

Мы начали быстро обустраивать лагерь, и только Фродо, буквально сползший со своей лошади, сразу растянулся на травке и сказал, что он не может пошевелиться.

Вопреки обычаю, Эльнорда не стала доставать усталого хоббита своими шпильками, а даже как-то жалостливо на него взглянула и подложила ему под голову свой свернутый плащ.

Впрочем, к моменту, когда был готов ужин, хоббит уже вполне отдохнул и бодро и весело стучал ложкой о дно своей миски наравне со всеми остальными членами Братства.

Шалай хотел отправить гвардейцев в дозор, но я отговорил его от этого намерения. Мне совсем не хотелось, чтобы Ушастая Выпь добралась до кого-то из наших людей этой ночью. Кто знал, как далеко она могла уходить от своего болота. Однако на том, чтобы ночью один человек постоянно дежурил, Шалай настоял. Я не стал возражать и даже согласился дежурить первым.

Просидев около костра два часа, я передал дежурство одному из гвардейцев и спокойно уснул, прямо на открытом воздухе, под темно-коричневым куполом, расцвеченным желтыми огоньками звезд.

Глава одиннадцатая

Помните, у Гойи: «Сон Разума

рождает чудовищ».

Знал бы великий художник, каких

чудовищ рождает Разум бодрствующий!

Я проснулся как будто от толчка. Вернее, оттого, что меня кто-то позвал. Рассвет только занимался, и в светло-коричневом полумраке, подернутом к тому же легким туманом, все казалось совершенно нереальным. И два сляпанных на скорую руку шалаша, и едва тлеющие угли костра, и сидящий рядом с костром Душегуб, повесивший голову и мирно посапывающий, и, что самое главное, стоящая рядом с темными зарослями низких кустиков… Кина. Она молча смотрела прямо на меня, и глаза ее были чисты и разумны.

Увидев, что я проснулся, она быстро приложила палец к губам, требуя тишины, а затем легким движением кисти поманила меня к себе. Я изумленно разглядывал закутанную в довольно прозрачное покрывало девушку, не в силах сразу сообразить, как она смогла прийти в себя. Потом в моей голове мелькнула фраза, сказанная Гвалой: «…Эта, которая притворяется спящей…» Значит, Кина действительно всего лишь притворялась спящей!

Я приподнялся и оглядел лагерь. Все было в порядке, и оснований для тревоги на первый взгляд не было. Ну разве что несколько повышенный магический фон. И абсолютная тишина, при которой, как говорится, и листочек не шелохнется.

А Кина продолжала манить меня к себе. Я встал и чуть пошатнулся, чувствуя какую-то странную легкость. Вернее, слабость. Но сделав первый шаг в сторону девушки, я почувствовал себя значительно лучше. Медленно обходя задремавшего Душегуба, я направился к королеве.

Она, удостоверившись, что я двинулся в ее сторону, начала медленно отступать за кусты, слегка приседая, словно желая укрыться за этой низкой порослью. Я миновал Душегуба и прибавил шагу, но Кина повернулась и быстро зашагала прочь.

Так мы и уходили все дальше от лагеря, в сторону тумана, густеющего в недалекой низине.

Постепенно фигурка королевы начала расплываться и таять в туманном облаке, плотные, почти осязаемые клочья утренней взвеси закрывали от меня облик королевы, но теперь я вполне отчетливо слышал ее легкое дыхание, так что потеряться она не могла. Наконец она совсем исчезла. Я еще прибавил шагу и неожиданно со всего размаху налетел на поваленный ствол дерева. Зашипев от боли и потирая разбитое колено, я присел на остановивший меня ствол, и тут же совсем рядом со мной раздался нежный голосок:

– Ушибся?.. А зачем бежал за мной?

Я хотел напомнить, что она сама меня позвала, но промолчал, боясь услышать, что меня совсем и не звали.

– Что молчишь? – снова раздался голос.

– Просто не знаю, что сказать, – ответил я, и мой голос предательски дрогнул, как у мальчишки, впервые удостоенного свидания с предметом своей первой любви.

– Как жалко! – разочарованно протянул голосок. – А я думала, что ты мне что-нибудь расскажешь…

– А что бы ты хотела услышать? – в свою очередь спросил я.

– Сказку… – тут же донеслось из тумана.

Это короткое слово подействовало на меня, как разряд тока. «Сказку!» Ведь Гвала меня предупреждал, что сказки очень любит Ушастая Выпь! И как просто она меня выманила из лагеря! Так, может быть, я уже нахожусь внутри ее дыхания и меня вот-вот начнут растворять! А я к тому же и без своего посоха!

Пока эти панические мысли мелькали в моей головушке, пальцы правой руки сами собой сложились в замысловатую фигуру и рука начертала некий символ. В то же мгновение над моей головой сначала словно бы нехотя прошло слабое движение воздуха, а затем подул самый настоящий ветерок. Левой рукой я, уже довольно осмысленно, уточнил сотканное заклинание, и ветерок рванул сильнее, закручивая окутывавший меня туман в плотные жгуты и унося его прочь.

Через пару секунд от тумана не осталось и следа. Оказалось, что поваленное дерево, на котором я с таким комфортом устроился, лежит на самом краю довольно противного болота, верхушкой погруженное в трясину. Из болота, буквально в двух шагах от меня, высовывается совершенно мерзейшая харя, покрытая бурым щетинистым волосом и украшенная целым набором бородавок и бородавочных наростов. Три немигающих глаза с холодным, брезгливым любопытством разглядывали мою персону, словно определяя степень моей калорийности. Пасть, вытянутая вперед трубочкой и полностью лишенная зубов, то и дело пропускала между плотно сжатыми мясистыми губами тонкий, ярко-красный лоскут языка. Судя по размерам этой хари, само чудище, отмокавшее в болоте, было раза в четыре выше меня и настолько же толще.

Я уже не сомневался, что вижу перед собой пресловутую Выпь, причем Выпь именно Ушастую. Рассматривавшая меня харя с гордостью демонстрировала сразу четыре уха, два из которых, покрытых все той же шерстью, свисали вдоль милой мордашки наподобие ушей спаниеля и пропадали под болотной жижей, а два других, напоминавших голые хрящеватые перепонки, стояли на макушке твари торчком, словно у овчарки.

Едва рассмотрев эту омерзительную тварь, я непроизвольно поинтересовался:

– Вы, должно быть, отлично слышите? – вежливо поинтересовался я.

– Вижу я тоже неплохо… – не открывая пасти, ответило чудовище, и голосок ее зазвучал уже совсем не ласково. Ее недопустимо хамский тон мне очень не понравился.

– Только не надо дышать в мою сторону, я не люблю дурной запах изо рта, – немедленно схамил я в ответ. Поднятый мной ветерок добросовестно продолжал овевать мое чело и относить возможный смрад в сторону болота.

– Так что насчет сказки? – поинтересовался болотный монстр, полностью игнорируя мое хамство. – Знаешь, если твоя сказка мне понравится, я укажу тебе дорогу через мое болото и возьму из твоей компании только ту девчушку, за которой ты так резво гнался. Несмотря на свою приятную внешность, она полностью лишена и души и разума и не должна представлять для тебя серьезную ценность… Ты же, как я понимаю, главный в той шайке, что расположилась в лесочке?

– А если сказка тебе не понравится? – спросил я, одновременно пытаясь припомнить хотя бы одну из прочитанных в далеком детстве сказок.

– А если не понравится, то сначала я съем тебя, а потом остальных твоих спутников, – безыскусно констатировала тварюга.

– Я смотрю, и на пищеварение ты не жалуешься, – снова попытался я вывести из себя хозяйку грязных болот.

– А чего на него жаловаться, когда его нет. Я ж пищу употребляю в уже переваренном состоянии.

– Какой интересный метаболизм! – преувеличенно восхитился я. А вот этого слова Ушастая Выпь не знала и очень этому обстоятельству удивилась:

– Чего сказал?.. Кто интересный? – Ее верхний глаз оставил в покое мою скромную персону и забегал из стороны в сторону в поисках метаболизма.

– Я просто к тому, что в моей сказке может встретиться очень много непонятных для тебя слов, а объяснять каждый непонятный тебе термин… Согласись, это будет довольно скучная сказка.

– Какие в сказках могут быть непонятные термины, – заупрямилась любительница фольклора. – Они ж детям рассказываются!

– А у меня все сказки для взрослых! – упрямо возразил я.

– Все равно, – заупрямилась тварюга. – Сказка есть сказка! Какие в сказке термины?

– Да сколько угодно, – продолжал я дразнить ее. – Вот хотя бы, к примеру, в моей любимой сказке один отпрыск благородной фамилии у раны эпидермис спалил…

– У кого кого спалил?! – опешила Ушастая. От произнесенных мной непонятных слов ее спаниельные ухи выскочили из воды и встали торчком рядом с овчаркиными. Действительно, откуда ей было знать, что рана – это обычная лягушка, ну а эпидермис – ее кожа.

– Вот видишь… – укоризненно проговорил я. – А ведь я даже еще не начинал рассказывать сказку.

Я посмотрел на ошарашенного монстра долгим жалеющим взглядом:

– С такой подготовкой тебе только «Курочку-рябу» слушать или «Колобка», да и то «Колобок», пожалуй, сложноват для тебя будет.

– Давай «Курочку-рябу», – немедленно согласилась противная тварь.

И тут в нашу милую беседу вмешался третий собеседник. Рядом со мной кто-то легко опустился на ствол и тонкий голосок непринужденно поинтересовался:

– Слушай, Гэндальф, ты эту кошмарную харю сам сочинил или она здесь всегда жила?

Я скосил глаза и увидел сидевшего рядом со мной и сладко зевавшего Фродо.

– Сообщи другу, чей спящий разум породил такое чудовище? – продолжал тот свои расспросы, совершенно игнорируя тот факт, что Ушастая Выпь все свои три глаза сосредоточила на нем. Я-то знал, что нашего хоббита холодным взглядом не пронять, он и не такие взгляды видел. А вот болотной хозяйке было пока невдомек, что Фродо надо сразу жевать, по-другому к нему под меховую шкуру не заберешься!

– Да вот, понимаешь, выползла подруга из болота, назвалась Ушастой Выпью и требует, чтобы я ей сказки рассказывал. В противном случае обещает всех нас сожрать! – коротенько ввел я Фродо в курс дела.

– Сожрать, говоришь? – задумчиво переспросил тот и осторожно поджал под себя свои мохнатые ножки.

– Ну да, всех, – подтвердил я.

Фродо наклонил голову набок и скептически осмотрел торчащую из болота башку.

– Нет, ничего у нее не выйдет, – вывел он через минуту заключение. – Она, конечно, здоровенная, но все равно в ней даже Душегуб не поместится.

– Так она же не глотает пищу, – быстренько объяснил я ему специфику пищеварения Выпи. – Она растворяет ее своим дыханием и потребляет уже в переваренном виде.

– Вот как?! – удивился Фродо и тут же полез в бутылку: – Ну меня-то она ни за что не переварит. Я же меховой! Я сам кого хочешь еще быстрей переварю.

– Эй, хвастун плюшевый, – раздался позади нас мелодичный голосок Эльнорды, – ты кого это переваривать собрался, вот эту жабу-переростка? Смотри, заворот кишок получишь, я тебе лекаря искать не буду!

– Не, Эльнорда, – не оборачиваясь, ответил Фродо, – это как раз вот эта тварюга собирается нас всех переварить при помощи своего дыхания, если мы ей сказку не расскажем. Твердит, что у нее по утрам жуткая бессонница.

А я рискнул обернуться и убедился, что эльфийка в отличие от нас с хоббитом держала в руках свой лук, из-за ее плеча высовывался полный колчан стрел, а на поясе болтались шпага и Рокамор.

– При помощи дыхания?! – в свою очередь удивилась эльфийка, но тут же, чисто по-женски, внесла деловое предложение: – Так я сейчас Душегуба позову, он ей пасть-то в узелок завяжет, чтобы не дышала, значит.

И она сделала вид, что собирается вернуться в лагерь, но в тот же момент прямо у нее за спиной раздался хрипловатый бас Душегуба:

– Кого в узелок надо завязать?

– Да вот, Душегубушка, – преувеличенно обрадовалась Эльнорда, – эта болотная гражданка утверждает, что может нас всех скушать при помощи собственного дыхания. Представляешь, ее дыхание, по ее утверждению, растворяет любое животное существо наподобие желудочного сока!

– Значит, она больше дышать не будет, – просто ответил грубый тролль и сделал пару быстрых шагов по направлению к болоту.

– Стой, где стоишь! – угрожающе прошипела Выпь, и я увидел, что она набирает в себя воздух. Видимо, для выдоха!

Но она опоздала!

Надо было нас сразу начинать переваривать, а не канючить какую-то там сказочку. Как ни быстр был ее выдох, мои пальцы оказались быстрее. Едва харя раздвинула свои изящные губки, чтобы испортить окружающую атмосферу, как прямо ей в пасть задул ураганный ветер. Причем он начинал бушевать прямо возле миленького ротика тварюги, а заканчивал свое буйство непосредственно в ее желудке, или что там у нее было внутри. Таким образом, мой ураган, не давая харе выдохнуть, нисколько не помешал Эльнорде в прицеливании. И уже через мгновение после того, как заревело мое заклинание, из среднего глаза Ушастой Выпи торчало элегантное серое оперение стрелы, а вторая стрела была наложена на тетиву и ожидала, видимо, когда успокоится мой микроураган, чтобы отправиться внутрь негостеприимной хозяйки болот. Надо еще добавить, что Душегуб и не подумал выполнять последний приказ Выпи. Он влез по колено в чужое болото и шарил своими огромными лапами в болотной жиже рядышком с вытаращившей оба оставшихся целыми глаза вражины. Даже Фродо не исчез, как обычно, неизвестно где, а отскочив метра на два от кромки темной болотной воды и оказавшись за моей спиной, приплясывал на месте, размахивая меховыми ручками, и воинственно орал своим фальцетом:

– Бей, громи, коли, души! Гэндальф, затолкай ей ее испарения до самой прямой кишки! Эльнорда, дай ей в оба глаза, чтобы лучше смотрела, у кого сказок просить! Душегуб, выдерни ей ноги, чтоб она по болоту больше ползать не могла. Серый, колдони ей по ушам, это у нее самое больное место!

В это мгновение необъятное личико Выпи вместе с украшающими его ушами нырнуло под воду, а тролль выпрямился, держа в своих огромных лапах судорожно дергающийся хвост, размером не меньше акульего. С недоумением разглядывая сей атрибут водной стихии, Душегуб перебил вопли хоббита задумчивым ворчанием:

– Да нет у нее никаких ног… Чего выдирать-то?!

– А выдирай все, что у нее есть! – заорал разбушевавшийся хоббит, но его вопль был перекрыт более чудовищным воплем, донесшимся из-под поверхности болота, взбаламученной дергавшейся Выпью и нырнувшим следом за ней ураганом:

– Отпусти хвост, зараза! Не буду я вас есть, только пусть этот верзила мой хвост отпустит!!!

Но наш тролль отнюдь не был доверчивым простачком. Вместо того чтобы немедленно выполнить требование ушастой твари, он задумчиво оглядел бившийся в его руках хвостище и проревел в ответ:

– А вдруг ты нас обманываешь? Я тебя отпущу, а ты снова свой желудочный сок выдыхать начнешь?! Может, мне лучше все-таки хвостик-то тебе оторвать?

Хвост в его лапах замер и внезапно поник. А из-под воды обреченно донеслось:

– Клянусь болотной водой, что я не причиню вам вреда…

– И покажешь дорогу через свое болото, – подсказал я ей продолжение клятвы.

– И покажу вам дорогу через свое болото, – согласилась Выпь.

Я кивнул Душегубу, удерживая на концах пальцев пару заклинаний на всякий случай. Эльнорда тоже не опустила своего лука. А вот Фродо, увидев мой кивок, мгновенно исчез. Я не стал его разыскивать, потому что как только тролль отпустил хвост, он исчез в болоте, а вместо него, правда, уже на достаточно большом расстоянии от берега, снова показалась знакомая ушастая харя.

Оглядев нас налившимися кровью глазами, она обиженно прохрипела:

– Это ж надо, так вляпаться! Ведь меня предупреждали, чтоб я с вашей бандой не связывалась, да я не поверила!

– Я те дам – банда! – прорычал тролль и похлюпал по болоту в сторону Выпи.

– С Братством, с Братством… – поспешно исправилась та, отплывая прочь еще на пяток шагов.

– И от кого же ты такие ценные советы получаешь? – спросил я.

– Два дня назад сорока пролетала… Орала, что она личный королевский глашатай, что по этим местам должна пройти бан… то есть Братство какого-то Конца… Только кто ж этой вертихвостке поверит? Хотя тебя она описала точно.

Выпь уставила два оставшихся глаза в мою персону. Мне почему-то даже стало ее жаль.

– Вот видишь! – пожурил я раненую тварюгу. – Если бы ты послушала личного королевского глашатая, мы могли бы обойтись без членовредительства. А так пришлось тебе глазик выколоть!

– А, – беззаботно махнула парой лопоухих ушей Выпь. – Глазик-то я себе новый отращу, краше прежнего.

Она как-то хитро мотнула своей уродливой башкой, и стрела вылетела из пустой глазницы.

– Проводников я вам дам, – снова заговорила Ушастая Выпь, в задумчивости скосив глаза вбок. – Только вы уж их не обижайте. Они ребята хорошие…

После этого бородавчатая башка повернулась вправо и неожиданно свистнула. Два тонких трухлявых пенька, торчавшие невдалеке от нее, дрогнули и быстро поплыли к хозяйке, помаргивая зеленоватыми гнилушечьими огоньками. Хотя это вряд ли светились гнилушки, насколько мне известно, их на свету не видно, а рассвет над болотом уже давно наступил.

Пеньки подтянулись к Выпи, и она отрекомендовала их:

– Вот, Вага и Крага. Они вас поведут через болото. Вы должны будете идти строго между ними и их не опережать. А то вылезете вперед, а потом скажете, что я вас в трясину завела!

Пеньки стояли возле Выпи по стойке «смирно» и ели ее своими зеленоватыми глазками. Я, подчиняясь внезапному импульсу, мгновенно активизировал магический слух и сразу услышал совершенно другой разговор.

– …их по торной дороге до кривой березы. За целый день они в болоте намаются и бдительность потеряют, да и вам начнут полностью доверять. А вы от кривой березы свернете на Вонючую Топь. Там им самое место! Будут знать, как с хозяйкой болот связываться!

– Может, их где пораньше утопить? – послышался трухлявый шепоток. – От кривой березы-то уже дубки видать, вдруг они нас не послушают. А к дубкам от кривой березы и без нашей помощи проскочить несложно…

– Нет, раньше нельзя. Они сейчас настороже и никому не доверяют. И вас уничтожат и до меня доберутся. А к вечеру ножки оттопчут, да промочат, да темно уже будет, никаких дубков они не увидят, вот там вы их и положите, сердечных!

В этот момент меня кто-то тронул за плечо и я отвлекся. Рядом со мной стоял Шалай, с удивлением оглядывающий собравшуюся компанию:

– Что здесь происходит? – коротко спросил он, повернувшись ко мне.

– Да вот, с местным начальством договариваемся по поводу проводников… – спокойно ответил я и кивнул в сторону Ушастой Выпи.

– Вот с этой образиной? – переспросил воевода.

– Это она только с первого взгляда поражает, – не согласился я с его определением. – А когда приглядишься, то вроде бы и ничего. Не красавица, конечно, но с души уже не воротит. А умница какая! – польстил я двоедушной заразе.

– Да? – Шалай еще раз пристально посмотрел в сторону замершей Выпи. – А я бы ей не стал доверять… Не вызывает она доверия!

– Ну что ты, воевода, она же поклялась болотной водой…

– Ага! Поклялась бы она, если бы Душегуб ей хвост не прищемил, держи карман шире! – перебил меня неизвестно откуда появившийся Фродо.

Эльнорда повернулась к хоббиту и широко улыбнулась:

– А вот и наш подстрекатель вернулся.

– Я не подстрекатель, – с достоинством парировал Фродо. – И не «вернулся». Я бегал в лагерь бить тревогу.

– Ну и как? Избил? – спросила ехидная эльфийка.

– Кого? – попался хоббит.

– Ну, ты же говоришь, что бегал бить тревогу. Я и спрашиваю – избил? Очень мне хотелось бы посмотреть, как ты хоть кого-нибудь изобьешь!

Фродо гордо выпрямился во весь свой невеликий рост:

– Я не намерен отвечать на твои дурацкие вопросы. Если бы ты видела, в каком состоянии я нашел уважаемого воеводу и его людей, ты бы не стала хихикать по поводу моих действий!

– И в каком же состоянии ты нашел наших друзей? – немедленно поинтересовалась Эльнорда.

– Они спали! – возбужденно воскликнул хоббит.

– Ах, какая неожиданность! – в тон ему воскликнула Эльнорда. – А я думала, они голыми на полянке канкан танцевали!

Хоббит возмущенно фыркнул и постучал по своей меховой башке меховым же кулачком:

– Ты что, не понимаешь! Они спали как убитые! Я их еле-еле смог растолкать! – И, видя, что Эльнорда продолжает насмешливо и высокомерно взирать на него, заорал: – Ты когда-нибудь видела, чтобы Шалай спал до этого времени!!!

Тут до Эльнорды дошло, что и в самом деле произошло что-то не совсем обычное. Ее взгляд стал растерянным и переметнулся к воеводе. Тот несколько смущенно пожал плечами и пробормотал:

– Я думаю, на нас наслали сон. Тяжелый сон, чтобы мы не смогли вам помочь.

Тут же всех перебил грозный рык Душегуба:

– Это опять ты надышала?! Ну все, кончилось мое терпение!

И тролль снова двинулся через болото в сторону Выпи.

– А что?! – истерично взвизгнула та. – Я всегда всех людей усыпляю, а одного заманиваю! Кто ж знал, что из вас из всех только трое людей и есть, а остальные нелюди!

– Кто нелюдь?! – взрыкнул тролль, делая еще один рывок через болото.

– Вы, вы, вы!!! – завопила Выпь, отскакивая от приближающегося тролля еще на десяток метров. – Если б вы были люди, вы б сейчас сладко спали! А потом стали бы искать своего старичка. Вот тут-то я вас всех бы и покушала! А вы вместо этого всей толпой на меня на одну напали! Справились?! Да?!

И вконец, видимо, потеряв контроль над своей нервной системой, Ушастая Выпь заверещала:

– Уберите от меня этого шерстяного верзилу!!! Не давайте ему невинную Выпюшку на поругание!!!

– Душегуб, оставь дурнушку! – попробовал я остановить тролля. – Ей и так с ее харей жить нелегко!

Вряд ли мои увещевания могли бы остановить Душегуба, но тут вмешалась Эльнорда:

– Душегубушка, вылези сейчас же из болота! Посмотри на себя, перемазался весь, как маленький! Как только не стыдно, кто твою шкуру чистить теперь будет?!

Тролль осмотрел себя, поскреб в затылке когтистой лапой и медленно побрел к берегу. Оказавшись на суше, он обернулся к Ушастой Выпи и зло помахал огромным кулачищем:

– Смотри, доберусь я до тебя!

– Доберусь, доберусь… – передразнила его хозяйка болота. – Только и умеешь, что чужие хвосты рвать! Одно слово – Душегуб…

Но тролль уже не обращал на Выпь внимания, пытаясь смыть темной болотной водой налипшую на шкуру грязь. Эльнорда спустилась к нему и принялась неизвестно откуда появившимся у нее в руке кружевным платочком очищать недоступные лапам тролля места.

Убедившись, что назревавшее кровопролитие удалось предотвратить, я снова повернулся к Шалаю:

– Так вот, мы практически договорились с госпожой Выпью, что она предоставит нам проводников. Она даже уже начала их инструктаж, когда появился ты. Видишь вот те две торчащие коряги?

Шалай молча кивнул.

– Это достопочтенные Вага и Крага. Именно они поведут нас через болото. Кстати, Выпь, – я повысил голос, стараясь докричаться до достаточно удалившейся от нас уродины, – долго нам через твое болото перебираться-то?

– К ночи выйдете! – недовольно гаркнула та и, прибавив: – Чтоб мне вас век не видать! – нырнула в свое болото.

Вага и Крага осторожно приблизились к берегу, и я услышал вопрос, заданный все тем же трухлявым шепотком:

– Когда выходим?

Определить, кто из двух коряг говорил, было совершенно невозможно. Впрочем, вступать в длительные переговоры с нами они, судя по всему, и не собирались.

Шалай в качестве нашего главного проводника взял инициативу в разговоре в свои руки:

– Мы сможем пройти болото верхами?

– Опасно, – коротко ответили коряги. – Лучше вести коней за собой.

– Но один из нас обязательно должен ехать верхом! – настаивал Шалай.

Коряги помолчали, а затем согласились:

– Один пусть едет, но тогда двое из вас должны будут вести его лошадь под уздцы.

Шалай повернулся ко мне и предложил:

– Вам не стоит возвращаться в лагерь, тем более что ребята его уже должны были свернуть. Придется обойтись без завтрака, времени мало, а до вечера надо постараться выбраться из этого болота. Мы сейчас посадим королеву в седло и будем с лошадьми на берегу.

Не дожидаясь моего ответа, он быстро пошел в сторону лагеря.

Фродо присел рядом со мной на бревно и довольно пропищал:

– Здорово мы этой Выпи харю начистили! Только надо было ей все-таки хвост оторвать!

– Ты чтой-то такой кровожадный стал? – усмехнулся я, оглядывая свое Братство.

Очистка Душегуба от болотной грязи закончилась, и тролль с эльфом о чем-то негромко переговаривались, причем Эльнорда достала одну из своих стрел и покручивала ее в руке, бросая быстрые взгляды в сторону наших новых проводников. А те торчали из болота, ничем не отличающиеся от самых обыкновенных трухлявых пеньков.

– Да нет, никакой я не кровожадный, – негромко пробормотал Фродо у меня под боком, – просто мне страшно стало, вот я и орал…

Послышался стук копыт, и к берегу вышел Шалай в сопровождении своих гвардейцев, которые вели наших лошадей. Кина сидела в своем седле и по-прежнему спала.

– Пошли, – просто сказал Шалай. Мы разобрали поводья, и я обратился к Ваге и Краге:

– Мы готовы.

Они медленно разошлись на расстояние трех-четырех метров друг от друга и так же медленно двинулись в глубь болота.

Первым последовал за ними только что вычищенный Душегуб. Его огромный конь, потряхивая длиннющей гривой, явно нехотя вошел в темную воду болота. Правда, в этом месте она стояла всего лишь чуть выше его бабок. За Душегубом, конечно же, пристроилась Эльнорда. К седлу ее лошади была привязана уздечка лошади одного из гвардейцев. Оба гвардейца следом за Эльнордой вели лошадь, на которой сидела королева. За Киной шагал я, ведя свою лошадь в поводу. За мной плюхал Фродо, сразу начавший жаловаться, что он промочил ножки и теперь его ждут все простудные заболевания на фоне общего ревматизма. Замыкал наше славное Братство Шалай.

Этот однодневный поход я не забуду до конца своей жизни! Первые два часа дорога была вполне сносной. Местами даже попадались совершенно сухие участки, и мы могли ехать верхом. А вот потом началось что-то страшное. Вага и Крага двигались почти рядом, так что лошадь едва вписывалась в ограниченное ими пространство. Фродо мне пришлось посадить себе на плечи, иначе малыш просто скрылся бы под водой, хотя и мне самому она порой доходила до груди. Эльнорда заколола свои роскошные волосы над головой высокой короной, но это не спасло их, когда она оскользнулась и с головой погрузилась в пахнущую аммиаком жижу. Гвардейцы с трудом удерживали лошадь королевы, бедное животное шарахалось от каждого лопающегося на поверхности пузыря газа и высоко задирало голову, стараясь спастись от невыносимого смрада, расползающегося над поверхностью болота. Правда, и лошадь дважды спасала гвардейцев, вытягивая их из трясины, когда они соскальзывали со слишком узкой тропы. И только Душегуб шагал вперед, словно не замечая страшной дороги и не чувствуя окутывающих его миазмов.

А по обе стороны от нашего пути расстилалось бесконечное, неподвижное болото, черная жижа которого лишь изредка оживлялась бледной зеленью чахлого камыша или крошечным лоскутом погибающей ряски.

Когда над болотом повис вечерний сумрак, мы вымотались до такой степени, что я перестал узнавать своих спутников. Впрочем, все они были до такой степени перемазаны грязью, что распознать, кто из них кто, было бы затруднительно и вполне отдохнувшему человеку. Именно в этот момент из сгущающегося сумрака выдвинулась огромная, лишенная листвы и закрученная немыслимым узлом береза.

Оба наших проводника свернули вправо, а я, выплевывая еще не проглоченную грязь, насколько смог громко прохрипел:

– Душегуб, стой!

Тролль немедленно остановился, несмотря на то что лошадь толкала его в спину, словно почуяла невдалеке твердый берег и торопилась выбраться из болота. Эльнорда слепо уткнулась в круп троллевой лошади и тоже остановилась. Вся наша группа встала.

Я постарался протереть глаза от залепившей их грязи и внимательно осмотрел окружающий нас безрадостный пейзаж. Никаких дубков я не увидел. И все-таки я был уверен, что Братство находится возле той самой кривой березы, от которой нас поведут в ловушку. Я начал было припоминать какое-нибудь заклятие для обнаружения столь необходимых дубков, но вместо этого вдруг услышал уже подзабывшийся голосок моей книжки:

– Ну вот, сразу и за колдовство… Подумай, может, есть выход попроще?

К своей гордости должен сказать, что догадался я почти сразу.

– Душегуб, пусти впереди себя свою лошадь и ступай за ней! – проорал я следующую команду.

– Нельзя за лошадью… – немедленно раздался озабоченный трухлявый шепот. – Лошадь не знает, куда надо идти. Куда надо идти, знают только Вага и Крага… Идите за Вагой и Крагой… Вас выведут Вага и Крага…

– Заткнитесь!!! – рявкнул я. – У меня вполне хватит сил, чтобы сжечь и Вагу, и Крагу даже в этой жиже!

Душегуб уже пропустил свою лошадь вперед и, держась за свисающий повод, двинулся вслед за рванувшимся влево животным. Эльнорда последовала за троллем, а примолкший было голосок наших коварных проводников заканючил снова:

– Идите за Вагой и Крагой… Они вас очень просят идти за ними… Если вы не пойдете за Вагой и Крагой, Вагу и Крагу утопят в Гнилой заводи и они никогда больше не увидят солнца… Не бросайте Вагу и Крагу…

– А если мы пойдем за Вагой и Крагой, мы сами никогда большене увидим солнца! – раздался усталый, но еще достаточно звонкий голос Фродо. – Слушай, ребята, Гэндальфа! Гэндальф знает, что говорит.

И действительно, буквально через несколько шагов почва под ногами стала постепенно подниматься, а липкая жижа становиться, простите за невольный каламбур, все жиже и жиже. А пройдя еще пару десятков шагов, я увидел впереди невысокие кудрявые деревца, еще плохо различимые в наступивших сумерках, но вполне похожие на долгожданные дубки.

Спустя полчаса мы выбрались из черной, но уже довольно чистой воды на песчаный, абсолютно сухой берег, поросший невысокими дубками. Отойдя от берега на несколько метров, мы повалились на землю и заснули, позабыв даже снять Кину с лошади.

Проснулся я глубокой ночью от того, что лошадь Кины толкала меня носом в бок, и тут же почувствовал, что продрог насквозь. С трудом поднявшись на ноги, я огляделся. Все члены Братства лежали вповалку и спали. Увидев, насколько они грязны, я перевел взгляд на свой серый плащ и даже присвистнул. Затем стянул его через себя, несмотря на холод, и положил рядом со шляпой, неожиданно оказавшейся совершенно чистой.

После этого я развязал веревки, удерживавшие тело Кины в седле, и снял с нее свое заклятие. Королева мягко рухнула с седла на мои руки, и я отнес ее несколько в сторону от своих спящих друзей. Уложив ее на песок, я с огорчением покачал головой, мне нечем было ее укрыть. И именно в этот момент она сквозь сон пробормотала:

– Я отблагодарю тебя, сэр чародей, за твою заботу.

– Спасибо, королева, но благодарить меня совершенно незачем, – ответил я неожиданно для самого себя. – Все, что я делаю – я делаю, потому что… люблю тебя…

И тут она улыбнулась!

Я вздохнул и побрел к берегу болота, прихватив по пути свой многострадальный плащ. Остановившись у самого зеркала черной, стоячей воды, я долго смотрел на пройденное нами болото и торчавшие невдалеке от берега коряги, очень похожие на Вагу и Крагу. Но, поскольку они со мной не заговорили, я решил, что это самые обычные коряги. Присев у воды, я погрузил в нее свою одежку и принялся ее полоскать в надежде избавиться хотя бы от самых выдающихся наслоений болотной грязи. Против ожидания эта грязюка с большой охотой возвращалась в родную стихию, и скоро мой плащ принял вполне презентабельный вид. Все-таки не зря я столько мучился, выбирая для него ткань! Пройдя через наш спящий лагерь, я подошел к одному из маленьких дубов и повесил плащ на нижнюю ветку.

После этого, немного постояв в нерешительности, я снова отправился к воде и помылся сам, насколько смог.

После холодного умывания спать мне уже не хотелось, поэтому я, вернувшись к кромке воды, уселся прямо на песок и задумался. Впрочем, особенно углубляться в собственные мысли мне не дали. Книга, которую я перед стиркой вытащил из плаща и сейчас держал в руке, подала голос:

– Может, в магии потренируемся, пока время есть?

Ее вопрос прозвучал как-то не слишком уверенно.

– Что ж, предложение интересное, – отозвался я. – Правда, в последнее время мне почти не приходится долго рыться в памяти, чтобы вспомнить какое-то заклинание. Они из меня выскакивают, как гильзы из автомата.

– Вот это и есть – результат длительных и плодотворных тренировок, – наставительно произнесла книжка. – Хотя надо сказать, что и Дар твой, судя по всему, здорово развивается. Я порой сама удивляюсь, как ты закручиваешь по три-четыре заклинания в одно!

– Да?! – искренне удивился я. – Что-то я такого не припомню.

– Вот-вот! Про это я и толкую. Попробуй зажечь костер…

Я хмыкнул, пробормотал маловразумительный текст, щелкнул пальцами левой руки и довольно странно фыркнул. В следующий момент прямо посреди пляжа, на котором отдыхали члены моего Братства, весело полыхал костерок, а над его несколько синеватым пламенем покачивался котелок с водой. Я хмыкнул, разглядывая результаты своего колдовства. Книжкино задание в общем-то было выполнено быстро и правильно, единственное, чего я не предусмотрел, это топлива для костра. Мой огонь пылал прямо над чистым мелким песочком, питаясь неизвестно чем.

– Интересно… – протянула книжка. – Что ж это ты сжигаешь?

– Природный газ, – не подумав, брякнул я. – Ты лучше скажи, я что, опять несколько заклинаний использовал?

– Четыре, – как-то рассеянно ответила книжка и тут же добавила: – Надо же, я и не знала, что болотные пузыри так славно горят!

В этот момент мой урок магии был прерван сонным бормотанием:

– Во, костерок развели, какие молодцы! А то я совсем продрог…

С песка поднялась маленькая фигурка хоббита и направилась к костру. Присев перед пламенем на корточки, Фродо протянул к огню руки и довольно закряхтел.

Я поднялся и тоже направился к костру, держа свою книжку в руке. Присев рядом с Фродо, я посмотрел в пламя, а затем на котелок. Вода в нем закипала. Хоббит покосился в мою сторону и без интереса спросил:

– Читаешь?

Я молча кивнул.

– А огонь ты развел?

Я опять кивнул. Хоббит, похоже, быстро просыпался.

– А воду ты поставил?

И снова последовал мой кивок.

– А что варить будешь?

На этот раз я пожал плечами.

– Тогда я чайку заварю, – бодро произнес Фродо и, вскочив на ноги, отправился за сушеными лепестками цветов, которые вез с собой Шалай и которые мы по привычке называли чаем. А я продолжал расслабленно сидеть возле костра и любоваться синеватым пламенем.

Не знаю, сколько прошло времени, но из того созерцательного состояния, в которое я впал, меня вывел все тот же Фродо, сунув мне в руку горячую кружку с кисловато-сладким напитком. Я машинально отхлебнул, обжегся и сразу пришел в себя. А хитрый хоббит, сделав вид, что никакого отношения к подсунутому мне кипятку не имеет, добродушно спросил:

– Как думаешь, Гэндальф, успеем мы королевино тело до места довезти? – И заметив мою негодующе поднятую бровь, он быстро добавил: – Нет, я к тому, что обидно будет, если не успеем. Да и бедная девушка без души останется… так и будет чужую кровушку сосать… Я думаю, может, нам надо было рвать напрямки, глядишь и прорвались бы. Уже к Замку подъезжали бы… А с королевой бы дело утрясли, можно было бы и за Епископа приниматься.

– Да он и не Епископ никакой, – нехотя вступил я в беседу.

– Как не Епископ? – удивился хоббит. – А откуда же тогда этот самозванец взялся?

– Никакой он не самозванец. Он очень сильный маг, и зовут его Седой Варвар из Брошенной Башни.

– Ну, раз он маг, да еще сильный, то это по твоей части… – протянул Фродо и хлебнул из своей кружки.

– Гляньте-ка, они уже чаек хлебают! – раздался у нас за спиной сонный голос Эльнорды. – А мне кипяточка хватит, а то я что-то замерзла?

– Да вон, полный котелок! – кивнул Фродо на снятую с огня воду, но не двинулся с места.

Эльнорда, рассчитывавшая, что за ней поухаживают, презрительно фыркнула:

– Джентльмены! – и потопала к своей нерасседланной лошади за кружкой. Через несколько минут она уже сидела рядом с нами, глядя в огонь и прихлебывая душистое варево. А скоро к нам совершенно неслышно присоединился и Душегуб со своей огромной кружкой, больше напоминавшей фарфоровую кастрюльку. Я видел эту круженцию уже который раз и никак не мог понять, каким образом троллю удается ее сохранить невредимой во всех наших передрягах и куда он ее прячет.

Наша теплая компания сидела в полном молчании и прихлебывала горячий чай, и я неожиданно понял, что нам совсем не обязательно говорить, чтобы понимать друг друга, что близость этих ребят согревает меня и дает мне силы, что эта троица без лишнего слова отдаст за меня свои жизни, впрочем, как и я за них. И я подумал: «Вот это и называется душевное родство! А какое может быть родство у человека без души?! Значит, и этого я лишился бы, согласившись на предложение Епископа!.. Нет! Все-таки хорошо иметь душу!»

Я покосился в сторону Кины и вдруг заметил, что и остальные члены Братства одновременно взглянули на спящую королеву. И глупая, радостная улыбка растянула мои губы.

А небо между тем стремительно светлело. И звезды одна за другой пропадали с небосклона. И дубки стали отчетливо видны. И черная вода пройденного нами болота залоснилась зеркальным бликом нарождающейся зари.

Только сейчас я заметил, какие ребята чумазые. Казалось, что они собрали на свою одежду, лица, тела всю грязь пройденного болота. И снова мне стало смешно:

– Эх, Братство, ты посмотри на себя! На кого ты стало похоже! Просто какое-то сборище бичей!

Ребята скорчили удивленные рожи и уставились друг на друга. А потом все разом посмотрели на меня, и Эльнорда озвучила общий вопрос:

– А чтой-то ты такой чистый?

– Так вот же вода, – улыбаясь ответил я.

– Снова лезть в это болото?! – ужаснулся хоббит. – Да я лучше на всю жизнь грязным останусь!

Эльнорда сморщила свой точеный носик:

– Да? Ты представляешь, как ты будешь пахнуть денька через два? – и, с сомнением посмотрев на черное зеркало воды, добавила: – Только вот вода, должно быть, ужасно холодная…

– Ты что, никогда не купалась на рассвете? – ласково прорычал Душегуб. – Вода сейчас гораздо теплее, чем воздух.

– Хм… – Эльфийка подняла бровь и снова посмотрела на спокойную гладь воды. На этот раз в ее глазах светился интерес.

Я поднапрягся и состроил очередной узел из нескольких заклинаний, в результате чего перед каждым из моих друзей появился кусок мыла. Фродо и Душегуб получили хозяйственный «Дуру», а Эльнорда элегантно упакованный сиреневый «Люкс». Фродо, естественно, тут же возмутился:

– Это что за дискриминация хоббитов?! Почему хоббит должен намыливаться хозяйственным мылом, в то время как отдельные эльфы будут наслаждаться изысканными ароматами?

– Во-первых, этот эльф – дама, если ты, конечно, обратил на этот факт внимание, – иронично ответил я. – А во-вторых, твою шерстяную шкуру можно отмыть только хозяйственным мылом! Ну, если хочешь, я могу добавить баночку щелока…

– Нет, Серенький, – перебила меня Эльнорда, – его надо просто засунуть минут на сорок в стиральную машину вместе с пачкой «Мифа». Я всегда так стираю своего любимого плюшевого мишку!

– Это кого в машину?! – Фродо мгновенно оказался на ногах, но ему на плечо тут же легла огромная лапа сидящего тролля.

– Не хочешь в машину, – негромко рыкнул Душегуб, – ступай в болото. А то от тебя и вправду начинает попахивать.

– Сам ты попахиваешь! – гордо ответил хоббит.

– Попахиваю, – неожиданно спокойно согласился тролль. – Но я буду мыться, когда искупаются Эльнорда и Кина.

Мы как по команде посмотрели на спящую королеву. Тролль был прав, ее тоже следовало искупать.

– А я посторожу, чтобы их не беспокоили, – продолжил Душегуб свою необычайно длинную речь, которую сразу же и закончил, немного смутившись. – Я подглядывать не буду, ты не бойся, я только рядом постерегу и в случае чего… – Он выразительно посмотрел на Фродо.

– Это что за намеки?! – снова вскинулся хоббит. – Я вообще намерен плескаться совершенно с другой стороны!

– Тогда, Душегубушка, бери королеву и неси ее за мной, – прекратила спор Эльнорда, вскакивая на ноги.

Тролль поднял королеву на руки и последовал за эльфийкой, которая отправилась в недалекие кустики, отделявшие дубовую рощицу от болота. Фродо демонстративно направился в противоположную сторону.

В это время проснулся и подошел к костру Шалай.

– Куда это ребята отправились? – поинтересовался он, глядя вслед размежевавшимся друзьям.

– Отмываться, – ответил я и, посмотрев на воеводу, прибавил: – Тебе тоже стоило бы привести себя в порядок, твои седины этого заслуживают.

– Да? – несколько удивился Шалай и неожиданно выхватил из какого-то потайного кармашка зеркальце. Последующие несколько минут он уделил рассматриванию собственной головы, причем без конца охал и ругался вполголоса. Я никогда бы не подумал, что наш почтенный воевода придает такое серьезное внимание своей внешности. Наконец он оборотил свое огорченное и встревоженное лицо ко мне и посетовал:

– Я впервые вижу себя в таком неприглядном виде и к тому же ничего не могу поделать!

– Ну почему же ты ничего не можешь поделать? – удивился я. – Вот сколько угодно воды, а если ты пойдешь за Фродо, то найдешь при нем вполне достаточный для вас двоих кусок мыла.

– У Фродо имеется мыло?! – чуть ли не взвизгнул от радости Шалай.

– Во всяком случае, я надеюсь, что хоббит, несмотря на всю его чистоплотность, не смылит весь кусок.

Шалай вскочил на ноги и, бормоча себе под нос:

– Надо же, целый кусок мыла! – бросился вдогонку за хоббитом. По дороге он успел еще прихватить и свой седельный мешок.

Таким образом у нас организовался стихийный банный день. Правда, ребята-гвардейцы еще спали, и я решил их пока не будить, потому что им в болоте досталось больше всего.

Поскольку я сам был уже помытый, а на дворе полностью рассвело и таращиться в огонь стало как-то неудобно, мне пришлось заняться делом. Я расседлал лошадей и, отведя свою к берегу, принялся ее мыть. Навыков помойки лошадей у меня было мало, но я решил, что мыть лошадь не сложнее человека, ну, может быть, мыла надо побольше.

Я успел вымыть двух лошадей, свою и Кины, когда на поляну вернулись чистенькие Фродо и Шалай. Оба были замотаны некоторым подобием полотенец и несли в руках свою выстиранную одежду. Увидев, чем я занимаюсь, Шалай тут же присоединился ко мне, а Фродо растерянно оглядел себя и заныл:

– Ну что ж ты меня не предупредил, что коняшек тоже надо мыть?! Вот теперь я снова перепачкаюсь, и мне опять придется купаться в холодной воде, и я простужусь и заболею, и вам придется со мной возиться, и мы не успеем доставить королеву к ее душе. – Он укоризненно посмотрел на меня и перешел к главному: – Серенький, помой моего коника, ты ж все равно уже мокрый, а я еще чайку вскипячу…

– Каждый всадник обязан сам заботиться о своей лошади! – наставительно сказал Шалай.

– А я не всадник, – тут же парировал хитрый хоббит. – Меня, можно сказать, насильно в седло засунули!

– Никто тебя в седло не совал, – возразил воевода. – Мог бы идти пешком.

– Как пешком?! – опешил Фродо. – Вы на лошадях, а я пешком?! Так разве ж я за вами успел бы?!

– А ты не хотел отстать? – простодушно поинтересовался воевода, намыливая спину своего иноходца.

– Конечно! – заверил его Фродо.

– Вот поэтому ты сам и влез на лошадь! – поймал его воевода. – Вот поэтому тебе и следует вымыть ее!

Фродо с секунду помолчал, отыскивая в словах воеводы противоречие, и, не найдя оного, снова заныл:

– Ну почему такая несправедливость! Этому негодяю, Твисту, выдали тележку, а меня засунули в седло! Вот козлов бы я сейчас мигом помыл! Да их и мыть-то не надо было бы, они ж летать умеют!

– Ты откуда знаешь? – удивился я.

– Что я, не видел, как Твист в Храм переправлялся? По тому мосту, который в Храм ведет, в повозке не проедешь, если повозка летать не может.

В этот момент, ломая кусты и нижние ветки дубков, на поляну вывалился Душегуб. Мы мгновенно повернулись к нему и узрели, что в его огромном кулаке зажат воротник куртки вместе с ее верхней частью. Сама куртка была надета на довольно рослого верзилу, пытавшегося, несмотря на явно проигрышную позицию, лягнуть тролля в коленку.

Душегуб, прорвавшись на поляну, приподнял свою добычу над землей и слегка тряхнул ее. У верзилы лязгнули зубы, и он сразу обвис в троллевой лапе, видимо, сообразив, что силенок против Душегуба у него маловато.

– Вот! – глухо рявкнул тролль, выставляя свою добычу вперед на вытянутой руке. – Пытался подглядывать за Эльнордой и Киной!

Мы медленно приблизились, разглядывая добычу Душегуба.

Парень, спокойно висящий во вздернутой куртке, помимо уже указанной части одежды, имел на себе коричневые кожаные штаны, опоясанные широким ремнем с литой металлической пряжкой, на котором болтались пустые ножны от шпаги, черные сапоги с отворотами и высокими каблуками, а из-под куртки выглядывала довольно замызганная шелковая рубаха цыганского желтого цвета. Голова этого пиратски одетого молодца была повязана цветным платком, а кисти рук и физиономия вымазаны грязью, видимо, для маскировки.

Парень спокойно висел в лапе тролля, но хитро прикрытые глаза быстро перебегали по нашим лицам, внимательно нас изучая.

– Кто такой и зачем пожаловал? – строго спросил Шалай.

– Зачем вам, старички, знать лишнее… – неожиданно усмехнулся парень. – Коли жить вам осталось совсем немного?

– Душегубушка, тряхни недоумка, а то он, похоже, не совсем понимает, к кому попал, – ласково попросил я тролля.

Тот, негромко рыкнув, выполнил мою просьбу. С парня свалился один сапог, а в глазах мелькнул страх. Но он все еще хорохорился:

– Можете меня трясти сколько угодно, жизни вам от этого не прибавится, – зло процедил пленник.

– А если за ногу? – предложил молчавший доселе Фродо.

Тролль снова довольно рыкнул и, быстро ухватив парня за голую ногу, вздернул ее вверх, одновременно отпустив куртку. Парень повис вниз головой и тут же взвизгнул:

– Тише ты, громила, ты же мне ногу выдернешь!

Фродо присел рядом с замотанной платком головой.

– Понимаешь ли, малыш, – ласково обратился он к мужику, чуть ли не вдвое большему, чем он сам. – Если нам, по твоим словам, жить осталось совсем немного, то тебе ведь осталось еще меньше. Так что, продляя нашу жизнь, ты продляешь свою… Уловил взаимосвязь?

Парень молчал, но в его глазах появился и застыл страх. Он понял, что в плену он сам, а совсем не мы.

– Кто такой и зачем пожаловал? – повторил свой вопрос Шалай.

– Меня зовут Шустрый Малец, и я – правая рука Рыжего Весельчака!

– Можно считать, что твой Весельчак остался без правой руки, – прорычал Душегуб. – И ноги мы ему тоже поотрываем, если он вздумает подглядывать, как Эльнорда купается!

– Не дави ногу, гад! – заорал парень. Его физиономия уже начала багроветь от приливающей крови, и чувствовал он себя все менее уверенно.

– Ты не ответил, зачем пожаловал? – спокойно переспросил Шалай.

– Весельчак послал. Ему кто-то нашептал, что со стороны болот подойдет какая-то шайка, в которой будут бабы. Он, конечно, не слишком поверил, еще никогда не бывало, чтобы кто-то через болота прошел. Выпь Ушастая своего не упустит. Но меня послал, на всякий случай, посмотреть, что и как…

В этот момент на поляну из прибрежных кустиков вышла Эльнорда с Киной на руках и претензией на устах:

– Душегуб, ты куда подевался?! Я звала, звала, а тебя нет! Ой! – Она увидела добычу тролля, и все ее претензии мгновенно испарились. – Это что за чучело немытое?

Висящий вниз головой негодяй гнусно ухмыльнулся и прохрипел:

– Эх, какие цыпочки! Ну Весельчак и повеселится!

С первой частью его замечания я был вполне согласен, девушки выглядели великолепно. А вот со второй!..

Эльнорда аккуратно уложила укутанную в покрывало королеву на песок и подошла к нам, пристально рассматривая пленника.

– Вот! – еще раз тряхнул своей добычей Душегуб. – Поймал, когда он за вами пытался подглядывать.

– И много ты успел увидеть? – Эльнорда сузила свои замечательные глаза и положила руку на рукоятку Рокамора. Я только сейчас удивился тому, что она успела вычистить и высушить свою одежду. Шалай и Фродо, например, до сих пор стояли в неглиже.

А висящий пленник, должно быть, сразу почувствовал в вопросе девушки немалую для себя угрозу. Ухмылочка медленно сползла с его багровой хари, и он довольно испуганно пробормотал:

– Да ничего я не успел увидеть… Только сунулся, а этот… Душегуб сзади за воротник хвать! Аж в глазах потемнело.

– Ну, твое счастье… – вздохнула Эльнорда. – А то я совсем собралась выколоть тебе глазенки и отрезать язык. Чтоб больше не подсматривал и не болтал.

Парень загреб руками по песку, пытаясь отодвинуться подальше от кошмарной красавицы, правда, это у него плохо получилось.

А Эльнорда, показав в скупой улыбке свои прекрасные зубки, выдвинула из ножен до половины Рокамор, с лязгом задвинула его обратно и, медленно повернувшись, отошла к Кине.

– Переверни его, Душегуб, – попросил я. – А то получит кровоизлияние в мозг, что мы тогда с этой колодой делать будем?

Тролль легко поставил пленника на ноги и снова ухватил его за воротник куртки, не поднимая, впрочем, ее носителя в воздух.

– Ну и чем же так страшен этот твой Рыжий Весельчак? – задал я очередной вопрос. – Почему ты считаешь, что жить нам осталось совсем недолго? Что, договориться с твоим хозяином совершенно невозможно?

– Ну почему же? – тут же ухмыльнулся парень, истолковавший мой вопрос как слабость. – Если вы отдадите ему девчонок, заплатите за каждого человека по золотому и за каждую лошадь по два золотых, он вас пропустит через свой лес. Еще и проводников даст, чтобы кратчайший путь до Тефлоновой Пустыни показали.

– А если так, – предложил я, опережая возмущение Шалая и, главным образом, Душегуба, – вы нас не трогаете, а мы вас не трогаем.

– Да что вы нам можете сделать?! – изумился пленник. – Две девки, два старика, меховой пацан и… – Он попытался скосить глаза себе за спину и не закончил своего перечисления. – А у Рыжего Весельчака сорок на все готовых головорезов, отлично владеющих оружием!

– И тем не менее мы прошли болото Ушастой Выпи, – напомнил я ему.

– Ну, может, это простая случайность… А может, сказочку какую знаете… Выпь – она до сказок больно жадная… – не слишком уверенно ответил пленник, окидывая нас каким-то новым взглядом.

Несколько секунд над поляной висело молчание, а потом Шалай повернулся ко мне и сказал:

– Не хотелось бы всех их убивать. – Он состроил недовольную мину. – Не люблю я лишней крови, но, похоже, другого пути нет.

И сказано это было настолько буднично, что глаза у нашего пленника округлились и в них заплескался уже нескрываемый ужас. А Шалай спокойно продолжал:

– Поднимаю своих ребят, заканчиваем водные процедуры, завтракаем, и в поход!

И он быстро направился в сторону спящих гвардейцев.

Тролль аккуратно связал пленника своей знаменитой цепочкой и усадил под одним из дубков. Затем мы быстро закончили мытье лошадей, при этом тролль выполоскал грязь из своей шкуры, а гвардейцы привели в порядок себя. Через час мы сидели у догорающего костра и приканчивали небогатый завтрак, а еще через несколько минут уже были в седлах.

Когда тролль грузил пленника на свою лошадь позади седла, тот пробормотал:

– Могли бы и мне пожрать дать, со вчерашнего дня не ел… – на что Душегуб коротко заметил:

– Будем мы еще на мертвяка харч переводить.

Парень побледнел и замолчал.

Мы тронулись вперед по едва заметной тропке, вьющейся между дубками. Солнце давно перевалило за полдень, и под его горячими лучами наша одежка быстро высохла. Отдохнувшие кони шли быстрым шагом по петлявшей тропе, но Душегуб, ехавший первым, даже не пытался направить коня напрямки, по густой короткой траве. Он строго следовал серой, выбитой ленточке дороги, словно опасался неведомых ловушек, расставленных между деревьями. Невысокие дубки быстро сменились самыми настоящими дубами, спрятавшими под своими кронами и нас, и траву, и редкие невысокие кусты, за которыми нельзя было укрыться и одному человеку.

Скоро мы выехали на большую поляну, поросшую высоким разнотравьем. И в этот момент Фродо, двигавшийся позади меня, крикнул:

– Впереди люди… Много людей… Они думают, что они спрятались, но их очень хорошо слышно.

Душегуб остановил свою лошадь и подождал остальных. Когда все собрались, он посмотрел на хоббита и коротко спросил:

– Объехать их нельзя?

Фродо отрицательно помотал своей меховой башкой:

– Прямо впереди попряталось человек двадцать пять. Еще пара десятков растянулись по всему лесу полукольцом. Так что объехать их не удастся, все равно кто-то из них нас увидит и сообщит остальным.

– Здесь такие дебри, – добавил Шалай, – что, сойдя с тропы, мы вполне можем ее больше не отыскать и блуждать по лесу неизвестно сколько. Придется прорываться.

– И все-таки не торопитесь размахивать железом, попробуем договориться, – предложил я.

Мы медленно двинулись через поляну. Фродо ехал рядом со мной, наклонив голову набок и напряженно прислушиваясь. Когда мы пересекли поляну и снова вступили на тропу, он слегка отстал и прошептал мне в спину:

– Гэндальф, у этих ребят колдун есть.

Я тут же попытался прощупать впереди нашей группы магический фон и понял, что хоббит прав. Метрах в двухстах впереди, чуть правее нашей тропы, ощущалось явное магическое напряжение. Было похоже, что некто так же прощупывает пространство впереди себя.

Немного погодя лес снова расступился, образуя на этот раз совсем небольшую поляну, очевидно, искусственного происхождения.

– Здесь! – очень тихо произнес Фродо, но все Братство его отлично услышало.

Наши кони остановились. Мы настороженно осматривали окрестности. Душегуб поудобнее перехватил свой гердан, а Эльнорда вытянула из колчана лук и приладила к нему стрелу.

Но нападения не последовало. Вместо этого из кустов, с противоположного конца поляны, вышел здоровенный рыжеволосый мужик лет сорока и, остановившись шагах в двадцати, принялся нас разглядывать.

Сам он являл собой весьма колоритную фигуру. Поверх рубашки персикового цвета с широким воротом на нем был надет короткий васильковый камзол без рукавов. Из-под камзола высовывались желтые штаны пузырями, а ноги были обтянуты плотными чулками зеленого цвета. Коричневые высокие башмаки охватывались по голенищу широкой накладкой и замыкались огромными, явно золотыми пряжками, украшенными здоровенными ограненными камнями желтого цвета. Талия рыжего красавца была стянута широким поясом, на котором красовались длинная шпага, узкий длинный кинжал и тройка метательных ножей с довольно причудливыми короткими рукоятями.

Молчание, сопровождавшее взаимное разглядывание, затягивалось, и прервал его наш пленник. Совершенно неожиданно он прокричал:

– Весельчак, я здесь!

– Вижу, что ты здесь, – откликнулся Весельчак приятным баритоном. – Только вот прибыл ты сюда совершенно недостойным образом.

– Так получилось. – гораздо тише проговорил поникший Шустрый Малец.

– Ну да, – согласился Весельчак. – Я понимаю, ты шел, шел и вдруг так получилось, что ты оказался связанным за седлом у незнакомца… только ты уж извини, но я вынужден лишить тебя своего доверия.

Малец дернулся, а Весельчак язвительно прибавил:

– Так получилось…

И Рыжий снова оглядел наш отряд.

– А теперь вопрос к нашим гостям, – с улыбкой начал он разговор. – За каким лешим такая чудная компания оказалась в моем лесу?

Я чуть тронул своего коня, выехал вперед и ответил:

– Да вот, пробираемся в Ходжер.

– Откуда?

– С перевала.

– Ха, – удивился Рыжий. – Так с перевала до Ходжера проложена прекрасная дорога в обход наших глухих мест! Разве не безопасней было бы для вашей компании следовать по этой дороге?

– Да мы, видишь ли, немного повздорили с Епископом, вот и пришлось нам несколько спрямить путь. Двинулись лесом, нам показалось, что так будет быстрее.

Рыжий притворно вздохнул:

– Вам действительно показалось… Впрочем, если вы оставите мне ваших красавиц и выплатите положенные подорожные, то для вас эта дорога на самом деле станет короче.

В кустах позади него раздался довольный смех, но он быстро стих, поскольку Весельчак обернулся и посмотрел в ту сторону.

– По поводу подорожных мы можем, я думаю, договориться, а что касается девушек, то они, безусловно, поедут с нами дальше, – спокойно ответил я.

– Старик, – ухмыльнулся Весельчак, – ты меня не понял. Я сказал, что девушки безусловно остаются у меня, а вот по поводу подорожных мы можем договориться.

– Гэндальф, – вмешалась неожиданно в нашу дружескую беседу Эльнорда, – что ты разговариваешь с этим вырядившимся петушком, ты что, не видишь, что он дурак!

Весельчак перевел глаза на девушку и его взгляд стал тяжелым:

– Именно с тебя, красотка, мы и начнем сегодняшнее развлечение, – пообещал он. – Но сначала я вырежу тебе язык, чтобы ты была способна орать и стонать, но не могла больше говорить гадости о своем хозяине.

– Ха! – воскликнула эльфийка. – Хозяин нашелся! Да есть ли у тебя хозяйство?!

В кустах снова захохотали, но на этот раз явно над Рыжим. Это ему очень не понравилось. Улыбка, в течение всего разговора блуждавшая на губах Весельчака, сменилась достаточно неприятной гримасой.

– А ты своенравна, – рыкнул он. – Не волнуйся, я продемонстрирую тебе свое хозяйство, ты даже сможешь им попользоваться. А потом я тебя зарежу!

– Ага! – продолжала хамить Эльнорда. – Вот только резалка у тебя еще не отросла!

В кустах за спиной Весельчака снова грохнул смех.

– У меня их вполне достаточно, – уже в полный голос заорал выведенный из себя Весельчак, указывая на свой пояс. – И с тебя хватит самой маленькой из них.

– Еще скажи, что ты ими умеешь пользоваться! – оскалила зубы эльфийка.

Весельчак схватился за одну из рукояток, а девчонка тут же заверещала дурным голосом:

– Ой, не давайте ему за ножик хвататься!!! Ой, мальчик пальчик себе порежет!!! Ой, что ж вы смотрите, да ничего не делаете, щас будет травма на производстве!!!

Из кустов высунулись было две бородатые испуганные морды, но убедившись, что девчонка просто шутит, спрятались обратно, а хохот за спиной Рыжего Весельчака все нарастал.

– Если б ты была мужчиной, я вызвал бы тебя на поединок, а поскольку ты всего-навсего баба, я накажу тебя по-другому. Именно так, как уже сказал! – неожиданно спокойно произнес Весельчак и повернулся снова в мою сторону. Но от Эльнорды было не так-то просто отделаться.

– Ну да! Конечно! Вечная уловка косоруких мужиков, обвешанных оружием! «Если б ты была мужчиной», да «если б у меня было время», да «если б ты говорила басом», да «если б у меня не воняло изо рта». Нет бы сказать: «Я трушу скрестить с тобой клинки, поэтому отвяжись от меня, пожалуйста».

– Я трушу скрестить с тобой клинки?! – крутанулся на каблуках Весельчак в ее сторону. – Да если твои мужики только позволят тебе шпагу в руку взять, я искрошу тебя в капусту!!!

– А мне ни у кого не надо спрашивать разрешения, чтобы извлечь шпагу из ножен! – высокомерно заявила Эльнорда. – В отличие от некоторых, выдающих себя за мужчину и обвешанных железом по периметру.

Она соскочила с лошади, скинула свой зеленый плащ, вытащила из ножен шпагу и Рокамор и откинула пояс в сторону.

– Становись, Весельчак, изобрази, что ты умеешь делать со своим оружием!

– Ну все, – на физиономии Рыжего появился волчий оскал, – ты меня достала, теперь молись своим богам!

Он отцепил пояс, вынул из ножен шпагу и кинжал и бросил пояс на землю. Потом медленно, не сводя с Эльнорды прищуренных глаз, стянул с себя камзол и также бросил его на землю. Затем сделал два шага вперед, метнул вправо, в кусты за спиной, короткий взгляд и встал в боевую стойку. Из кустов показалось с десяток заинтересованных рож, не желавших пропустить такое интересное зрелище.

Шпаги противников скрестились в шестом соединении и тут же перешли во второе. И практически сразу же Весельчак нанес простой прямой удар, целясь Эльнорде в правое бедро. Начиная атаку, он даже не показал укола, столь велико было его презрение к сопернику, он рассчитывал на свою точность и быстроту.

Однако девушка безукоризненно выполнила вторую защиту, увела атакующий клинок вправо и, когда Рыжий выходил из выпада, в свою очередь взмахнула коротким Рокамором. Ухо Весельчака окрасилось кровью, а девчонка, отскочив назад и снова приняв боевую стойку, завопила:

– Ну вот, пожалуйста, я же говорила, что он порежется! Гляньте, ушко себе поцарапал!

Весельчак двинулся вперед, на этот раз гораздо осторожнее.

Шпаги снова скрестились в шестом соединении, перешли в четвертое, и в этот момент ноги Эльнорды как-то странно подогнулись, и она едва не рухнула в траву. Нелепо взмахнув кинжалом, она успела отвести выпад противника, но на ответную атаку ее уже не хватило.

Душегуб глухо рыкнул и подался вперед.

– Что, девочка, – ощерился Весельчак, – у тебя, я смотрю, ножки подгибаются?! Теперь ты моя!!!

Отскочившая чуть назад Эльнорда зло топнула подведшей ее ногой, и та неожиданно подогнулась. Эльфийка покатилась на траву, и это спасло ее от прямого удара в грудь, но левая рука, чуть повыше локтя, окровянилась.

Если в первый раз всем показалось, что девушка просто поскользнулась, то теперь мне стало ясно, что ей кто-то мешает, и через секунду я уже знал кто. В кустах, справа за спиной Весельчака, просто воняло чужой магией! Было ясно, что там засел колдун и что именно он опутывает ноги Эльнорды заклинаниями, так что они перестали подчиняться хозяйке. Та никак не могла понять, что происходит с ее телом, и готова была впасть в панику. А вот Весельчак, судя по его уверенному виду, вполне понимал, что происходит! Эта явная подлость привела меня в такое неистовство, что я чисто рефлекторно, не произнося никаких заклинаний, вскинул руку с зажатым в ней посохом в направлении кустов, и моя ярость сорвалась с навершия посоха тонкой, ослепительно яркой зеленой иглой. Над кустами вскинулся короткий, пронзительный вопль, и послышалось мягкое падение тела.

Чужая магия мгновенно исчезла, а я заорал на всю поляну:

– Что, сынку, помогли тебе твои ляхи! Сражайся сам, паскуда, и нечего рассчитывать на чужую и собственную подлость!

А Эльнорда в этот момент, судя по всему, почувствовала, что ее тело снова пришло в норму. К ней вернулась ее кошачья грация, и улыбка расцвела на ее рожице.

– Ну что ж, – буквально пропела она, вскакивая на ноги и вскидывая оба клинка в направлении противника, – мужчина ведет себя подло?! Значит, он не имеет права называться мужчиной!

После этого началось избиение Весельчака. Причем нельзя сказать, что он вовсе не владел оружием, но его противница вошла в такой боевой азарт, что остановить ее не смог бы сейчас и сам Д’Артаньян!

В первой же фразе Эльнорда элегантно отвела Рокамором шпагу противника и нанесла удар по голове. Тот попытался поставить защиту кинжалом, но коротковатое лезвие лишь несколько повернуло шпагу, и удар пришелся плашмя. На лбу и левой щеке Весельчака мгновенно вздулся красный рубец. Впрочем, я далеко не уверен, что удар получился плашмя случайно, вполне возможно, что Эльнорда хотела сделать его именно таким.

Рыжий отскочил назад, болезненно сморщившись, и поднял руку к щеке, но определить, что же с ним случилось, Эльнорда ему не дала. Она тут же оказалась рядом, заставив Весельчака вернуться в боевую стойку. Сразу же из шестого соединения девушка провела прямой укол в грудь. Весельчак принял вторую защиту, но атака оказалась вздвоенной, и второй укол нашел грудь Рыжего.

Нанеся укол, Эльнорда чуть отскочила назад, но, оценив состояние противника как вполне удовлетворительное, мгновенно приняла боевую стойку. А тот, получив удар в грудь, зарычал и буквально ринулся вперед, выставив перед собой и шпагу, и кинжал.

Он напрасно рассчитывал на свою силу и вес. Эльфийка легко подхватила оба его клинка и откинула их в разные стороны, показав, что руки у нее не слабее, чем у ее противника. Тот, раскинув вооруженные руки, по инерции налетел на девушку всей своей массой, но она неожиданно выставила перед собой обтянутое брюками колено.

Над поляной взвился рев тяжелораненого животного, и Весельчак, выронив из рук оружие, повалился в траву у ног Эльнорды.

И наступила тишина. Рыжий Весельчак корчился на траве, пытаясь широко открытым ртом прихватить хоть глоток воздуха. Из кустов на поляну медленно и тихо, как во сне, выходили дружки поверженного главаря, ошарашенные исходом поединка. Душегуб также медленно и тихо сползал со своей лошади. Но эту тишину разорвал спокойный музыкальный голосок третьего клинка Дольна:

– Вставай и возьми свою шпагу!

Весельчак не ответил и не сделал даже попытки подняться.

Эльнорда легко толкнула носком сапожка рыжую голову:

– Не будешь больше хвататься за ножик, дурак!

И тут же над поляной пронесся рык Душегуба, который, стоя рядышком с эльфийкой, поигрывал своим чудовищным герданом:

– Ну что, мужички, может, кто со мной хочет силой померяться?!

Мужички, повылезавшие было из кустов, замялись, и никто не проявил столь необходимого энтузиазма. Шайка в одночасье лишилась главаря, его заместителя и штатного колдуна, посему рядовые члены почли за благо с нами не связываться. Но и бежать они не пытались, понимая, видимо, что от судьбы не убежишь. Постояв таким образом несколько секунд в полном молчании, один из них неожиданно бросил свою суковатую дубину на землю и обреченно махнул рукой. Следом за ним побросали свое оружие и остальные разбойнички. Правда, их на полянке было всего немногим больше десятка, но остальные скорее всего сочли за благо вообще не выползать пред наши светлые очи.

Шалай повернулся ко мне и как-то буднично спросил:

– Ну что, поедем дальше или остановимся на обед?

– Я думаю, нам стоит двигаться, – так же буднично ответил я. – Хорошо бы к вечеру добраться до пустыни…

Шалай повернулся к своим гвардейцам:

– Эту падаль, – он кивнул в сторону валявшегося Весельчака, – и его заместителя повесить по законам королевства, как предводителей банды, захваченных с оружием в руках.

Один из гвардейцев соскочил с лошади и направился к неподвижному Весельчаку, на ходу разматывая веревку. Второй сдернул с лошади Душегуба Шустрого Мальца и потащил его к ближайшему дубу.

Шалай повернулся к толпившимся у кустов разбойникам:

– Остальные могут разойтись, но если кто-то из вас будет снова схвачен в лесу, он также будет повешен!

Мужики тут же торопливо скрылись за кустами.

Эльнорда и тролль направились к своим лошадям. Через несколько минут Братство двинулось дальше, оставив за собой два обвисших на веревках тела – продукт местного судопроизводства.

Остаток дня мы провели в седлах. Тропа, все так же извиваясь между деревьев, вела нас все вперед и вперед, не уставая и не прося отдыха. А когда начало смеркаться, лес кончился. Кончился сразу, словно его отрезали ножом от лежащей за ним равнины.

Перед нами была Тефлоновая Пустыня. Именно Пустыня и именно Тефлоновая.

Глава двенадцатая

«…специальное покрытие сковороды

предотвращает прилипание приготовляемой

пищи и позволяет обходиться без масла…»

Реклама тефлоновой посуды

И все это прекрасно, если жарят не вас…

Зеленое солнце, постепенно сползая вниз по небосклону, спряталось за огромными раскидистыми дубами, между которыми вилась наша тропа. И почти сразу же мы тоже выехали из-под их крон и оказались на узкой полосе луга, обрывавшегося вместе с нашей тропой вниз, в пропасть, всего-то в нескольких метрах от опушки. Опушка леса, отделявший ее от обрыва луг и сам обрыв тянулись вправо и влево до самого горизонта. А прямо перед нами раскинулась бесконечная голая равнина, лежавшая метров на десять ниже края луга.

Была эта равнина совершенно плоской и гладкой, без малейшего признака флоры и фауны, без каких-либо изгибов почвы. К тому же она отличалась поразительно черным цветом. Можно было бы предположить, что некие гиганты закатали ее от края и до края асфальтом, однако этот асфальт имел странный антрацито-игольчатый отблеск. В общем, полная аналогия хорошо нам знакомого тефлона.

Несколько минут мы молча разглядывали это чудо природы, пока наконец Шалай не произнес:

– Да, больше такого во всем белом свете нет!

Фродо сполз с лошади, подошел к краю обрыва и заглянул вниз. Потом он почесал свой меховой затылок и повернулся к нам:

– Впечатляющими пейзажами изобилует данная местность! Однако как же мы спустимся на эту сковородку? Я летать еще не научился…

Я тоже спрыгнул с лошади и ответил любознательному хоббиту в стиле русских народных сказок:

– Завтра что-нибудь придумаем… Утро вечера мудренее…

Мы быстро разбили лагерь, развели костер и принялись готовить ужин. Поскольку мы не ели практически целый день, заниматься чем-то еще никому не хотелось. Когда же ужин, и довольно обильный, был приготовлен и съеден, уже стемнело. Костер прогорел, но угли еще ярко тлели, и от них тянуло уютным теплом, так что вся наша компания расположилась вокруг, сытая и в общем-то довольная. Эльнорда баловства ради шебуршала в угольях тонкой веточкой, о чем-то раздумывая, а потом спросила, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Интересно, откуда взялась эта странная Пустыня? Не могла же она появиться сама собой?

Шалай, глядя остановившимися глазами на багряные уголья, ответил, так же ни к кому не обращаясь:

– Вообще-то об этой Пустыне… об этом месте есть довольно странное предание, или легенда…

И замолчал. И все остальные тоже молчали, не желая торопить рассказчика, словно понимая, что эта повесть должна идти от самой души, а не вытягиваться вопросами.

– Очень давно, у самого начала времен, когда этот мир был юн и прекрасен, а люди только появились на нем, боги-близнецы Сар и Ер, создавшие эту землю, решили, что править ею должен самый могучий и умный из людей. Каждый из богов выбрал понравившегося ему человека и превратил его в непобедимого воина и истинного мудреца. А затем боги дали своим избранникам полную волю.

Сариган выбрал себе местом жительства степи за Усунью, и кочевой народ признал в нем своего вождя и владетеля. Сариган дал своему народу законы и обычаи, он научил его разводить и беречь скот. А скот в степи намного дороже нашего золота и самоцветов, ибо он – жизнь!

Ермулак поселился в горах. В тех самых, через которые мы перешли. И скоро все окрестные племена говорили о необыкновенном человеке, способном разрешить любой спор и победить любого силача. Ермулак не хотел становиться властелином земли, потому что ему больше были по душе наука и искусство, и особенно наука и искусство магии. Но воля народа необорима, и он стал правителем гор и долин.

Так появились два первых государства на этой земле. Оба процветали, оба богатели и жили до поры до времени мирно. И что им было делить? Кочевники растили скот, брали дикого зверя и рыбу, выделывали прекрасные шкуры и меха. Жители гор отыскивали руды и драгоценные камни, ковали медь и железо, делали оружие и прекрасные украшения. А те, кто обитал в долинах, растили хлеб и хлопок,ткали чудесные ткани, шили замечательную одежду.

И конечно, среди каждого народа были купцы, переходившие из города в город, из стойбища в стойбище, из деревни в деревню, так что самые разные товары растекались из края в край по всей земле.

Это был золотой век жизни человека в этом мире. И люди жили века!

Но у богов-близнецов был другой замысел, они, как я уже сказал, решили отдать этот мир во власть только одному, самому достойному властелину!

Увидев, что выбранные и обученные ими люди вполне довольствуются тем, что у них имеется, боги думали недолго. Они создали маленького юркого демона и выпустили его в мир. И назван был этот демон «Обида».

Стоило Обиде появиться в мире, как он мгновенно изменился! Если раньше с человеком, пойманным на обмане, никто просто не вел больше никаких дел и тому поневоле приходилось исправляться, то теперь Обида заставляла мстить обманщику. Если раньше человек задумывался над вопросом: «Почему я живу не так хорошо, как мой сосед?», то теперь его мучило: «Почему это сосед живет лучше меня?!» Если раньше купец считал свою выручку, то теперь он косил глаз в чужую мошну. У всех людей появилась одна забота – как бы Обида не коснулась его!

А Обида касалась всех, и все стали обиженными. И разрешить эти обиды могли только правители. Но теперь, когда к ним приходили их подданные с обидой на «чужаков», и Сариган, и Ермулак решали дела только в пользу своих людей! Странно ли, что очень скоро два государства стали двумя злейшими врагами. Было выковано оружие, были собраны и обучены огромные армии, вытканы знамена и сочинены боевые гимны.

Так маленький демон Обида родил и вырастил большого демона – Войну!

Армии Саригана и Ермулака сошлись именно в этом месте, только в те времена здесь расстилался огромный, бескрайний, цветущий луг. Именно здесь должно было решиться, кто же из избранников богов-близнецов будет владеть миром!

Вражды между богами не было, но каждый из них был уверен в победе своего ставленника. Однако жена Сара, прекрасная Валай, решила помочь Саригану. И выбрала для этого чисто женский способ. В ночь накануне решающей битвы она явилась в палатку Ермулака во всей блистающей красоте своей наготы. Ермулак, околдованный ее прелестями, склонился к ногам богини… И была бесконечная ночь любви! И были восторги и слезы страсти! И было изнеможение!

Когда наступил рассвет и пришло время прощания, Ермулак украдкой выудил из волос своей божественной возлюбленной три прекрасные бусины: белую жемчужную, черную гагатовую и цветную из темно-синего, переливчатого опала.

Богиня покинула его, и он уснул.

А через немногое время грянула битва! На этом лугу сошлись тяжелые кирасиры и легкие уланы, великаны-гренадеры и малыши-егеря, лучники с луками в рост человека, арбалетчики и пращники. Но битва была недолгой, ведь один из полководцев спал беспробудным сном, и никто, даже самые приближенные из его свиты, не смели нарушить его сон.

Армия Ермулака была разгромлена почти полностью, и грохот битвы уже подкатывался к стенам его палатки, а он сам был обречен. План коварной Валай полностью удался, но ей то ли стало жалко Ермулака, то ли она действительно полюбила своего случайного любовника, только в последний момент она сама развеяла его сон!

Ермулак выскочил из палатки, но сделать было уже ничего нельзя. Его воины были практически полностью уничтожены. И тогда с высокого неба раздался оглушительный шепот:

– Кинь цветную!

Богиня хотела шепнуть свой совет на ухо несчастному возлюбленному, но и боги ошибаются. Ее шепот прокатился над всем миром, и весь мир его услышал.

Ермулак мгновенно понял сказанное и, выхватив цветную бусину, швырнул ее на землю.

И с неба сошел свет. Свет был темно-синим, почти черным. Все на этом цветущем лугу мгновенно стало пеплом: и люди, и животные, и металл, и сама земля на несколько метров вглубь, и сам пепел запекся тяжелой черной коркой. А посреди черной пустыни остался стоять Ермулак, заключенный в черно-белое яйцо, сотканное из света двух оставшихся у него бусин.

Когда небесный свет погас, победитель пешком отправился к себе в горы и увидел, что в мире появились болота и болотные гады, черные заросли деревьев без листьев, в которых обитали огромные пауки-людоеды, в горах открылись трещины, и из них изливается расплавленная порода или извергается кипящая вода.

Так демон Войны привел в Мир Зло!

И подсказка богини навсегда осталась в памяти людей. Ведь когда Ермулак вернулся к своему народу, оказалось, что все забыли его имя, и называли его «Кинь цветную», что вскоре превратилось в «Кин Цветной»!

А боги-близнецы ушли из этого мира… И коварная богиня покинула его…

Шалай замолчал, уставив взор в слабо тлеющие остатки костра. Только слабый ветер шелестом невидимых листьев нарушал повисшую над нашим лагерем тишину.

Наконец Эльнорда тихо проговорила:

– Какая красивая легенда…

– Красивая, но совершенно неправдоподобная! – неожиданно резко возразил Фродо. – Особенно в части философских рассуждений о человеческой натуре. «Обида», «жадность», «мстительность» – эти «демоны» присущи человеку с рождения, и мало кому удается задавить их в себе!

– Пошел ты со своей философией! – грубо прервал рассуждения хоббита сумеречный эльф. – Тебе о такой любви рассказали, а ты «философия человеческой натуры»!

– О какой любви?! – заверещал Фродо, распугивая все очарование ночи. – Сказано же было – сплошное женское коварство! Выбить с доски короля, чтобы муж партию выиграл!

– А шепот на весь мир!!! – тут же взвилась эльфийка. – Это тебе что, не любовь?!

– Да просто совесть заела… Или мужик понравился! В общем, баба есть баба, ничего в ее поведении не поймешь, да она и сама ничего не понимает! Это ведь про баб сказано – «Любовь зла, полюбишь и козла!»

– Это почему про баб?! – возмутилась Эльнорда.

– А потому что – козла! Заметь, не козу, а козла! – Фродо сделал эффектную паузу, чтобы смысл силлогизма дошел до примитивного девчоночьего ума. – Поняла?!

– Ты ж сам козел, почему ж тебя никто не любит?! – нелогично перешла к оскорблениям Эльнорда.

– У нас что, принципиальный диспут или свара торговок рыбой?! – холодно поинтересовался хоббит. – Почему ты позволяешь себе оскорбительные личные выпады?

– А потому что ты в моем лице оскорбил всех баб… женщ… девушек! – запальчиво ответила Эльнорда и тут же привычно повернулась за помощью в сторону тролля: – Душегуб, он тебя козлом обозвал… то есть не тебя, а Кина Цветного!!!

Ее мелодичный голосок звенел от обиды.

Но в этот момент раздался другой, не менее мелодичный голос:

– И сказка глупая – все было совсем не так, и спор ваш глупый…

Все, кроме тихо посапывающего тролля, повернулись на голос. Королева Кина лежала на траве, укрытая моим плащом, повернувшись лицом в нашу сторону, и глаза у нее были закрыты. Но говорила безусловно она!

Я вскочил на ноги и, одним прыжком оказавшись около нее, склонился над ее лицом.

– Что смотришь, – шевельнулись ее губы, и на них показалась улыбка. – На месте твой клоп, на месте…

– Так ты в самом деле притворяешься? – растерянно спросил я.

– Нет, я сплю… Только мой сон несколько отличается от вашего, – немного непонятно объяснила она.

Но меня это не слишком внятное объяснение вполне устроило. Я выпрямился и с облегчением сообщил своим встревоженным друзьям:

– Спит она, спит…

– И нам пора, – подхватил Шалай. – А то завтра день будет тяжелый… еще спуск искать…

Эльнорда встала и, подойдя к посапывающему троллю, осторожно уложила его на бок. Фродо тут же пристроился рядышком, бормоча, что под боком у Душегуба всегда тепло, гвардейцы разошлись в разные стороны от лагеря, их дежурство было первым. И скоро лагерь совсем затих.

Я заснул, сидя рядом с Киной. Всю ночь мне снились какие-то битвы, не то на цветущем лугу, не то внутри огромной белоснежной палатки. Потом некий настойчивый голос начал меня убеждать: «Кинь белую, кинь белую… Тогда не будет этой Тефлоновой Пустыни…» Потом вокруг что-то грозно зашипело и меня начало трясти, так что голова моталась в разные стороны и желудок подкатывал к горлу. Потом я рухнул вниз и… открыл глаза.

Едва-едва занимался рассвет. Побледневшее небо теряло свои звезды, и все вокруг только начало выступать из мрака, так что я не сразу понял, что произошло. Когда же до меня дошло случившееся, я вскочил на ноги и принялся расталкивать своих друзей. Они тоже не сразу понимали, что я им показываю, а затем поднимались и бросались к испуганным лошадям.

Случилось действительно нечто совершенно невероятное, и теперь нам не надо было искать спуск на черное ложе Пустыни.

Окружающая нас поверхность почвы изогнулась таким образом, что узкая полоска луга, на которой расположился наш лагерь, оказалась вровень с поверхностью Пустыни. Было очень странно смотреть на опушку и часть леса, располагавшиеся рядом с лагерем, – они находились теперь на наклонной поверхности, так что деревья стояли, круто наклонившись к горизонту. При этом метров через двадцать от нашего лагеря в каждую сторону луг плавно поднимался вверх, восстанавливая обрыв, на котором мы ложились спать.

Во всяком случае, нам некогда было исследовать и обдумывать происшедший феномен, нам надо было использовать представившуюся возможность. И мы ее использовали. Буквально через несколько минут мы были в седлах и вступили на черную, абсолютно гладкую и твердую поверхность Тефлоновой Пустыни.

Кони шли как-то неуверенно, но мы довольно далеко ушли от края Пустыни, когда нас догнал странный, продолжительно нарастающий и внезапно оборвавшийся шорох. Я оглянулся и увидел, что луг, с которого мы спустились, вновь поднялся на свой прежний уровень, и, стало быть, обратный путь для нас был отрезан.

А еще через полчаса начались неприятности. Сначала поверхность Пустыни, и до того не позволявшая лошадям ступать уверенно, превратилась в настоящее стекло. Причем стекло необычайно твердое и отполированное. Копыта лошадей скользили, не находя достаточной опоры, и мы постоянно рисковали сломать себе шею, вылетев из седла. Нам пришлось идти пешком, ведя лошадей в поводу, и наше продвижение стало очень медленным. Впереди шагал Душегуб, несший на руках Кину, и он был единственным из нас, кто уверенно ступал по черному стеклу, расстелившемуся под нашими ногами.

Солнце взошло через час, вынырнув зеленым приплюснутым шаром из черного зеркала Пустыни прямо впереди нас, и мы сразу поняли, что смотреть вперед совершенно невозможно. Зеленый свет, отражаясь от странно зернистой поверхности, дробился на сотни мельтешащих зайчиков, стремящихся ворваться в зрачки и проникнуть до самого мозга. Душегуб, видимо, знакомый с таким явлением, положил Кину на землю, достал огромный носовой платок, прокусил в нем две маленькие дырочки и, пристроив эту простынку у себя на физиономии, спокойно отправился дальше. Каждый из нас, в меру своих возможностей, повторил прием тролля, и мы с горем пополам последовали за ним.

Самый маленький платочек оказался, конечно, у Фродо, и он немедленно принялся ныть, что у него ничего нет, кроме этой маленькой засморканной тряпочки, в то время когда у некоторых имеются целые чистенькие наволочки, но они никогда не поделятся с бедным маленьким хоббитом, потому что они все жадюги.

Он ныл таким образом до тех пор, пока Эльнорда, видимо, оказавшаяся самой жалостливой в нашей компании, не оторвала здоровенный кусок подкладки от своего плаща и не обмотала голову хоббита замечательной зеленой шелковой маской.

– Есть на свете настоящие друзья! – счастливо вздохнул Фродо, но уже через полчаса он начал ныть, что ему жарко под этим безразмерным колпаком и совершенно нечем дышать.

Мы все чувствовали, что окружающий воздух стремительно нагревается, а поверхность Пустыни начинает прожигать подошвы нашей обуви. Причем, как нам казалось, солнце было здесь совершенно ни при чем. Неумолимый жар струился снизу, словно под этой чудовищной тефлоновой сковородой включили не менее чудовищную конфорку.

И все-таки мы продолжали двигаться вперед!

Первыми не выдержали лошади. Маленькая кобылка Фродо неожиданно громко ржанула, резко дернула головой, вырвав у хоббита повод, и прянула в сторону. Глаза у нее были совершенно обезумевшие, на губах появилась желтоватая пена. Она попыталась поскакать в сторону, но буквально через пару прыжков поскользнулась и грянулась оземь. Ее ржание, последовавшее за этим падением, скорее можно было бы назвать лошадиным воплем. А когда ей, далеко не сразу, удалось все-таки подняться на ноги, мы увидели, что ее бок покрыт волдырями от ожогов.

Неуклюже переступая ногами и мотая головой, она удалялась от нас, не подпуская к себе Фродо и одного из гвардейцев, пытавшихся ее перехватить. Когда расстояние между отрядом и лошадью увеличилось метров до двадцати, она неожиданно стала исчезать с наших глаз, словно растворяясь в воздухе. Мы все сразу же заорали хоббиту и гвардейцу, чтобы те немедленно возвращались, и они, к счастью, послушали нас.

У Фродо появилась новая тема для нытья, но через несколько минут та же история произошла с лошадью Эльнорды и одного из гвардейцев. Эльфийке, правда, удалось удержать повод своей лошади, но она так рвалась, что хозяйка в конце концов вынуждена была ее отпустить. Обе обезумевшие лошади так же пропали без следа.

Следом за этим один из гвардейцев вдруг зарычал низким голосом и повалился всем телом вперед. Мы бросились к нему и подняли конвульсивно извивающееся тело. Его ладони и одна щека – те места, которыми он коснулся земли, были сожжены до мяса, но конвульсии прекратились, к нему пришло спасительное бесчувствие.

Шалай открыл свою сумку и, смазав руки и лицо потерявшего сознание человека какой-то пахучей мазью, перевязал их. Мы уложили несчастного на спину лошади тролля, остававшейся среди всех наших перипетий такой же невозмутимой, как и ее хозяин.

После этого случая нам стало ясно, что касаться поверхности Пустыни другими частями тела, кроме наших обутых ступней, ни в коем случае нельзя. Непонятно почему, но ноги наши страдали от раскаленной поверхности в гораздо меньшей степени, чем вся остальная кожа.

Наконец солнце перевалило за полдень, и его свет начал падать нам в спину. Слепящие зайчики исчезли, и мы смогли снять душившие нас повязки. Но в тот же момент начались видения.

Первое заметила Эльнорда. Она неожиданно остановилась на месте, уставившись неподвижным взглядом вперед, и через секунду громко сказала:

– Смотрите, нас поджидают!

Мы ничего не видели, а хоббит, оглядевшись, пробурчал:

– Нет, подруга, поджидают только тебя…

– Вы что, ничего не видите?! – закричала Эльнорда, продолжая пристально рассматривать нечто впереди себя. – Там же огромный отряд рыцарей Храма!

Мы невольно остановились, но впереди по-прежнему ничего не было.

– Они приближаются! Приближаются на полном скаку! – продолжала между тем вещать эльфийка и вдруг громко крикнула: – Что же вы стоите, они атакуют!

Она выхватила свой лук и принялась стремительно посылать вперед стрелу за стрелой, которые, пролетев метров двадцать, просто растворялись в воздухе. Но Эльнорда считала, что стреляет вполне успешно, на ее прекрасном лице появилась довольная хищная усмешка.

И тогда я прошептал заклинание «короткого сна». Девушка начала валиться на бок, но я был начеку и успел подхватить падающее тело.

Она открыла глаза минут через пять и спокойно высвободившись из моих рук, самостоятельно пошла вперед. И хотя Эльнорда ничего не говорила, я понял, что она прекрасно помнит и атаку закованных в доспехи рыцарей Храма, и свою бесполезную стрельбу.

Следом за Эльнордой странно повел себя Шалай. Он вдруг на ходу поклонился чуть ли не до земли и торжественно сказал:

– Я рад, мой король, видеть тебя в добром здравии! Твои подданные будут счастливы узнать, что ты жив, вполне здоров и возвращаешься на свой престол. Да, в твоем королевстве не все в порядке… да, твоя дочь едет с нами, но, к сожалению, это только ее тело. Нет, мой король, ты почти не изменился за эти двадцать с лишним лет, я прекрасно помню, каким ты был, когда покинул своих подданных…

Я понял, что старый воевода разговаривает с невидимым для нас отцом Кины. Но на его лице было написано такое счастье, а глаза светились такой преданностью, что у меня не поднялась рука развеять окутавшие его чары.

Беседа Шалая продолжалась около получаса, после чего он неожиданно тряхнул головой и с недоумением принялся озираться вокруг.

В этот момент Фродо принялся читать первый монолог Гамлета!

Маленькое меховое существо, размахивая короткими мохнатыми ручками и потряхивая головой, стенало с непередаваемой страстью:

Фродо действительно был настолько «…схож с Гераклом» и так уморительно потрясал мохнатыми кулачками, что Эльнорда истерически расхохоталась. Меня самого душил смех, хотя Шалай и оставшийся в разуме гвардеец смотрели на хоббита с неким мистическим ужасом, не понимая, видимо, ни слова из того, что тот с таким воодушевлением бормотал. А вот когда Фродо закончил монолог и принялся раскланиваться во все стороны, не переставая при этом шагать вперед, нам с Эльнордой тоже стало не по себе.

Откланявшись и послав несколько воздушных поцелуев, хоббит прекратил свои чтецкие упражнения и двигался вперед, словно ничего и не произошло. А я с напряжением ожидал, какое же видение достанется мне самому. И в то же время я старался держаться поближе к мерно вышагивавшему впереди Душегубу, чтобы иметь возможность подхватить Кину, если троллю станет вдруг худо. Но с нами и гвардейцем ничего не происходило.

Между тем постепенно становилось прохладнее, ноги уже не обжигало каждое прикосновение к черному зернистому стеклу дороги и дышать стало гораздо легче. Я вдруг с удивлением понял, что приближается вечер, и солнце закатилось за край Пустыни, и небо уже темнеет в предчувствии ночи.

Тут тролль остановился и, обернувшись к нам, твердо сказал:

– Пора становиться на ночлег, а то в темноте мы потеряем направление…

Гвардеец мгновенно опустился на холодное стекло и замер. Я сдернул с себя плащ и постелил его, сложив вдвое. Душегуб сразу понял мои намерения и аккуратно уложил на расстеленный плащ Кину. Эльнорда шатаясь подошла к лошади Душегуба и вытащила оба одеяла. Одно она протянула Фродо, но тот неожиданно помотал головой:

– Забирай оба, судя по всему, ночью будет холодно…

Мы расположились на ночлег, и никто даже не заикнулся о еде, хотя костерок я запалил. Было странно смотреть на пламя, пляшущее над темным зеркалом, и особенно на его отображение, бросавшее острые клинья огня вниз, вглубь, в черную темноту Тефлоновой Пустыни. Оно ничего не освещало, но казалось продолжением той темной магии, которая преследовала наше Братство весь прошедший день.

Хоббит оказался абсолютно прав – ночью было холодно. И не просто холодно, а холодно до жути, до того, что мы с наслаждением, с вожделением вспоминали дневное пекло. На рассвете мы с трудом поднялись на ноги, не выспавшиеся и не отдохнувшие. Единственное, что хоть немного утешало, это то, что ни у кого из нас не было обморожений. Солнце только-только вызеленило край горизонта, когда мы снова отправились в путь, а я с ужасом думал, как мы сможем проделать еще один дневной переход.

Но Душегуб упрямо шагал вперед, и мы, словно связанные с ним невидимой нитью, шагали следом. Незадолго до полудня сбесились и ускакали в никуда лошади Шалая и второго гвардейца. Хорошо, что раненого парня мы утром положили на мою лошадь, она, хоть и косила в сторону людей диким глазом, еще слушалась, так же как тяжеловоз Душегуба, преданно топавший за ним.

А когда солнце перенесло свои лучи с наших лиц на наши спины, видение пришло ко мне.

Наше Братство медленно брело вперед, по-прежнему возглавляемое Душегубом. Я как раз пропустил вперед Эльнорду и Фродо, когда неожиданно услышал за спиной дробный стук копыт. Нас кто-то догонял верхом. Удивившись, что это за лошадь, способная скакать по Тефлоновой Пустыне, я оглянулся и увидел жуткого монстра, быстро приближавшегося к нам.

Две сплюснутые, похожие на змеиные, головы были вознесены высоко в небо на чешуйчатых, болотного цвета, шеях. Шеи сходились к широченному торсу, из плеч которого вырастали две длинные мускулистые руки. И тело, и руки в отличие от шей покрывала бледная, даже землистая кожа. Чудовище имело четыре ноги, своей толщиной напоминавшие слоновьи, но двигавшиеся с совершенно невероятной быстротой и издававшие при этом тот самый топот, который заставил меня оглянуться.

Описывая увиденного мной зверя, я понимаю, как мало мое описание соответствует действительности, но мой язык просто недостаточен, чтобы передать внешний вид этого монстра. Например, кто-то другой мог бы назвать руки этого чудовища пятипалыми щупальцами, потому что они имели не менее шести суставов и могли изгибаться во всех направлениях.

Монстр быстро приближался, и я увидел, что на его теле, между шеями, в некоем подобии седла располагается человеческая фигура. Стало понятно, что это чудовище несет наездника, и мне придется иметь дело именно с ним.

Я остановился и, опершись на посох, стал дожидаться всадника, а мои друзья, не обращая на меня никакого внимания, прошествовали мимо. Я удивился, как быстро они стали двигаться – уже через минуту шагавший последним Шалай начал растворяться в подернутом маревом воздухе.

А вскорости подбежало чудовище. Вблизи оно было еще невероятнее. Головы во время движения по очереди целеустремленно ныряли вперед, а затем разочарованно откидывались назад, словно увидев что-то интересное, они в следующее мгновение понимали, что увиденное не представляет никакого интереса. Кожа на туловище и ногах была покрыта темной, поблескивающей слизью, а может быть, это был просто пот. Ноги чудовища и в самом деле оканчивались копытами, только эти копыта были снабжены шестью матово поблескивающими когтями. И все тело монстра окутывало облако самых различных запахов, от тонкого сладковатого аромата корицы до резкой вони аммиака. При этом запахи не смешивались, так что нельзя было даже предположить, какой аромат в следующее мгновение ударит по обонянию.

Пока я разглядывал монстра, он промелькнул мимо, но тут же принялся тормозить, и я сразу понял, для чего его копыта снабжены когтями. Остановившись, он развернулся и в мгновение ока оказался около меня. Одна из голов нырнула чуть ли не к самому моему лицу, обдав меня запахом фиалок, и из ее раскрытой пасти вынырнул длинный красный язык, напомнивший мне своим движением ярмарочный язык-гуделку.

Но в следующее мгновение монстр перестал для меня существовать, я увидел, что между его головами расположился… Епископ!

Он рассматривал меня, как-то грустно улыбаясь, и молчал. Я тоже молчал, приходя в себя от изумления. Значит, не прав был Шалай, когда утверждал, что Епископ не появится сам, пока не исчерпает возможности достать нас чужими руками!

Наше молчание продолжалось довольно долго, Епископ словно обдумывал, что же со мной делать, а я просто хотел дать своим ребятам возможность убраться подальше от места нашей разборки. Наконец Епископ заговорил:

– Ты так и не ответил на мое предложение…

Его голос звучал необыкновенно мягко, но за этой мягкостью чувствовался немалый упрек.

– Какое предложение? – продолжал я тянуть время.

– Насчет твоей души… – напомнил Епископ.

– Но мы же договорились, что я сначала обдумаю свои условия, – напомнил я.

– Двое суток давно истекли, – уточнил Епископ. – Пора давать ответ.

– По-моему, мой ответ ясен, – пожал я плечами. – Если бы это было согласие, я вряд ли покинул бы твой гостеприимный Храм.

Епископ склонил голову набок и рассматривал меня с высоты своего монстра как некое занимательное насекомое.

– Я ошибся в тебе… – произнес он наконец, и в его голосе сквозило разочарование. – Ты не настоящий человек!

Я снова пожал плечами и неожиданно подумал, что в присутствии Епископа мне слишком часто приходится повторяться в словах и движениях.

– Это зависит от точки зрения. Я-то как раз чувствую себя настоящим человеком.

– То, что чувствуешь ты, имеет минимальное значение, – перебил меня Епископ, и я почувствовал в его голосе раздражение. – Потому что твои чувства – это продукт твоей души, которой, конечно же, не хочется терять тело! Самое важное – это то, что подсказывает тебе твой разум! Именно поэтому я в тебе и разочарован – ты послушался свою душу, а не свой разум.

– Так, может быть, именно разум и подсказал мне, что расставаться со своей душой неразумно! – остроумно, как мне показалось, скаламбурил я.

– Разум не может подсказать такого неразумного решения! – усмехнувшись, вернул каламбур Епископ.

– Ну что ж, – несколько легкомысленно ответил я. – Либо мой разум недостаточно разумен, либо он слишком любит мою душу. Во всяком случае, до настоящего времени они прекрасно уживались, и я не вижу оснований менять сложившееся положение.

– Разум слишком любит душу… – задумчиво повторил Епископ, приняв, похоже, мое заявление слишком серьезно. – Нет, этого не может быть…

– Почему? – искренне удивился я.

– Потому что разум не может любить свои оковы! Потому что разум в союзе с душой никогда не достигнет высот! Ни один человек, наделенный душой, никогда не достигал величия всемогущества, величия власти, величия богатства!

– А ты уверен, что достигшие всех этих величий были счастливы? – усмехнулся я. – Один великий поэт как-то сказал: «…Ведь не в величье наслажденье, а в том, чтобы душа могла осуществить свои желанья!» Душа! А не разум! По-моему, очень верно!

– Поэт! – презрительно бросил Епископ. – Словеса, разбрасываемые поэтами, – это самое яркое проявление душевности, и приводить их как аргумент в нашем споре…

– А разве наш спор не есть спор души и разума? – перебил я его. – Так почему же ты призываешь слушать аргументы только одного участника спора?

– Значит, ты не хочешь величия?! – высокомерно оборвал спор Епископ.

– Кто ж его не хочет? – усмехнулся в ответ я. – Весь вопрос только в том, какую цену нужно заплатить за это величие?

– Цена известна и установлена не мной.

– А кем?

– Законами жизни.

– Но из этих же законов следует, что достигшие величия и потерявшие при этом душу плохо кончают!

– Так думают только ограниченные душой люди! Великие обращают мало внимания на мнения толпы!

– Да, конечно, – немедленно согласился я. – Потому что разум, лишенный души, становится чистым эгоистом!

– Но человек по своей природе – эгоист! – воскликнул Епископ.

– Разве ты создал человека? – спросил я. – Откуда тебе известно, каков он по природе?!

– А разве вся история человечества не показывает, каков человек по природе?! – язвительно ответил Епископ.

– История несет в себе разные примеры. И величие Правителя совершенно иного рода, нежели величие Поэта. Величие Варвара ни в чем не повторяет величие Творца! Есть величие угнетающее и есть величие возвышающее, величие души и величие бездушия! И разум здесь ни при чем!

Признаться, слово «Варвар» вырвалось у меня непроизвольно, но получилось довольно хлестко! Седой Варвар, или по-другому – Епископ, дернулся в своем седле, как от прямого удара, и прошипел, не скрывая своей ярости:

– Ну что ж, твоя позиция прояснилась, и теперь мне совершенно незачем беречь тебя!

– А что ты мне можешь сделать? – усмехнулся я. – Мои друзья со мной, так что оказать на меня давление тебе нечем.

– А Кина?! – зловеще усмехнулся Епископ.

– Что Кина? – насторожился я.

– Ты думаешь, что телу твоей королевы достаточно для существования только нескольких капель живой крови. На самом деле его поддерживало мое заклятие, а кровь – это всего лишь внешний атрибут, показатель того, что заклятие действует. Как ты думаешь, как долго сохранится тело, если я сниму свое заклятие?

После этих слов я понял, что такое безысходность. Что-то внутри меня шепнуло: «Ты тоже маг!», но уверенности во мне не прибавилось. И все-таки я почти гордо повторил:

– Я тоже маг…

Епископ весело расхохотался, а отсмеявшись, презрительно произнес:

– Ну что ж, маг, я искал заклинание, сохраняющее тело, насильственно лишенное души, двенадцать лет, опираясь при этом на всю магическую мощь Брошенной Башни. Попытайся сделать то же самое за оставшиеся у тебя пять дней!

Он снова рассмеялся и громко добавил:

– Пять дней!!!

И в этот момент я почувствовал на своем лице капли воды. Я зажмурился и, тряхнув головой, снова открыл глаза.

Мои ноги безостановочно несли меня по раскаленному черному зеркалу Пустыни, а рядом со мной шагал Фродо и брызгал мне в лицо драгоценной водой.

– Ты что?! – растерянно спросил я, не понимая его расточительности.

– Да нет, – Фродо состроил уморительную гримасу, – это ты что?

– Что я – что?! – довольно глупо переспросил я. – Ты что воду тратишь?

– Ну как же… Иду я себе потихоньку, мечтаю о зеленой травке и вдруг слышу за спиной странное такое бормотание – не то кто-то жвачку чавкает, не то иностранные слова повторяет. Оборачиваюсь и вижу, шагает за мной Великий Гэндальф, шляпа у него набекрень, посохом, того и гляди, дырку в Пустыне пробьет, а у самого глаза закатились, так что одни белки сверкают, и к тому же слюна по подбородку течет. Мало того, он еще стихи на тарабарском языке читает, да с выражением, подвывая. Э-э-э, думаю, либо то, что находится под шляпой, перегрелось, либо одно из двух.

– Из каких двух? – вмешался я в воспоминания хоббита, но тот не дал сбить себя с мысли:

– Не перебивай, это такой оборот речи. Так вот, э-э-э, думаю, надо начальника экспедиции в чувство приводить, не то королеву расколдовывать некому будет! Вот я и пожертвовал неким запасом жизненной влаги. Так пусть теперь мне начальник экспедиции скажет – разве я был не прав?!

Фродо глянул на меня снизу вверх задумчивым глазом, и я вынужден был признать его правоту.

– Вот за что я тебя уважаю, – тут же зацепился за мое согласие хоббит, – так это за то, что ты всегда признаешь мою правоту. Не то что некоторые!

И он ткнул пальчиком в направлении шагавшей чуть впереди Эльнорды. Но та, словно почувствовав, что разговор переместился на обсуждение ее персоны, пробормотала потерявшим музыкальность голосом:

– Фродушка, ты что-то слишком разговорился, лучше снова стишки почитай…

– Какие стишки? – не понял хоббит.

– Да хотя бы те, что ты вчера читал, насчет зверя, лишенного разуменья.

– Эльф, у тебя что, мозги закипели? Что ты сочиняешь? Какие я вчера стихи читал?!

Я догадывался, что хоббит не помнит посетивших его видений. А вот я в отличие от него весь свой разговор с призрачным Епископом помнил вполне отчетливо. Особенно его последнюю угрозу насчет оставшихся у меня пяти дней.

Оставив Эльнорду и Фродо препираться дальше, я чуть замедлил шаг и позволил Шалаю догнать себя. Когда воевода, ведший в поводу мою лошадь, поравнялся со мной, я негромко спросил:

– Можешь ты сказать, хотя бы примерно, сколько еще нам шагать по этому стеклу?

– Я надеялся к вечеру подойти к противоположному краю, но, сам понимаешь, мои расчеты очень приблизительны… – И тут до него, видимо, дошла напряженность моего вопроса: – А в чем дело, что-то случилось?

– Я боюсь, что через пять дней в теле королевы начнутся необратимые изменения. Поэтому мне интересно, как быстро мы сможем достичь Замка.

Шалай несколько минут шагал молча, размышляя над моими словами, а потом ответил:

– Если мы сегодня выйдем из Пустыни, то завтра, во второй половине дня, будем в Ходжере. Если мы сможем в тот же день переправиться через Усунь и на ближней заставе кочевников будут мои знакомые, то еще через сутки будем на границе в дневном переходе от Замка. Так что, если бы нам не мешали, мы бы вполне успели, но, сам понимаешь, не все будет зависеть от нас.

«Самое плохое, что может быть, – с тоской подумал я, – это когда не все зависит от тебя!» А вслух негромко повторил, посмотрев на небо:

– Значит, сегодня к вечеру…

И только сейчас заметил, что солнце, с момента начала призрачного моего разговора с Епископом, практически не переместилось. Получалось, что вся наша такая длинная беседа длилась буквально несколько минут!

Непонятно от чего, меня охватило сильное возбуждение, я словно нашел нечто весьма важное и тут же потерял. И сам не знаю, что потерял!

«Спокойно! – сказал я сам себе. – Повтори свои рассуждения… Итак, твой разговор с Призраком Епископа, достаточно длинный, чтобы растянуться по меньшей мере на час, уместился всего в несколько минут. Значит!..»

Но что это значит, я не понимал. Не понимал, пока в моей голове не раздалось знакомое хмыканье:

– Хм… Маг, называется…

Ну конечно же! Маг! Должна быть какая-то магия, хоть ненадолго приостанавливающая бег времени!.. Или нет?!

Мои размышления получили достаточно ясное направление, и я принялся складывать и вычитать, умножать и делить, переплетать и распускать различные комбинации заклинаний, наговоров и магических жестов, пока не почувствовал, что получается нечто, похожее на искомое. Всего-то и надо было, что заплести три заклинания хвостиком четвертого. Правда, в создании этого шедевра должны были участвовать обе руки, и сопровождающий слова жест был очень сложен. Но тут мне пришло в голову, что все будет значительно проще, если использовать огонь!

Я прибавил шагу, быстро догнал Эльнорду. Та продолжала свое бесконечное вялое переругивание с хоббитом, и мне пришлось вмешаться в их полемику:

– Слушай, подруга, у тебя ленточки не найдется?

– Какой ленточки?! – опешила Эльнорда.

– Ну, какой-какой, обычной, лучше шелковой… У девчонок всегда при себе есть всякие ленточки-тесемочки…

Эльнорда густо покраснела и, понизив голос, протянула:

– Ну, Гэндальф, ты… Просто слов нет!

– Да я бы не стал спрашивать, если б не нужда! – раздраженно воскликнул я. – Ну что, мне у Душегуба, что ли, ленточку просить?!

– А длинная ленточка нужна? – тут же сунул свой нос Фродо.

– Сантиметра два, – машинально ответил я, а потом повернулся к нему и спросил: – А ты-то что суешься? Ты у нас что, почетный ленточконосец?!

– А будешь обзываться, не получишь свою ленточку! – нагло ответил хоббит, чем поверг меня в глубокое удивление. Неужели у малыша действительно была в запасе шелковая ленточка?

А Фродо между тем вытащил свой широкий кинжал, потом полез за пазуху и вынул небольшой моток узкой розовой шелковой ленты. Отмерив чуть больше требуемой мной длины, он сложил ленту, просунул в образовавшуюся петлю лезвие и, лихо рванув, отделил нужный кусок. Спрятав клубок и кинжал, он протянул мне отрезанный кусок ленты и гордо проговорил:

– Знать надо, кто в твоем отряде самый запасливый! – а потом высоко поднял голову и прибавил шагу, оставив нас с Эльнордой в изумленном состоянии.

Впрочем, я быстро пришел в себя. Передав эльфийке свой посох, я достал из кармана плаща давно припрятанный кусочек древесного угля и расставил на ленточке знаки заклятия. Потом зажал ленточку в кулаке и, нашептав другое заклинание, сильно дунул в кулак, одновременно его раскрывая.

Над моей раскрытой ладонью заплясал язычок зеленого пламени, а в пламени затрепетал отрезок перепачканной ленты. Через несколько секунд лента превратилась в пепел, но я не дал ему разлететься, а прихлопнул свободной ладонью. Затем я принялся методично растирать пепел между ладоней, чувствуя, как они быстро нагреваются. И вдруг тепло из моих рук вырвалось и пропало!

Я понял, что заклинание соткано и выпущено в мир, но вот как оно подействует и подействует ли вообще, мне еще предстояло узнать.

Поход наш продолжался, и то ли мы понемногу привыкли к терзающей нас жаре, то ли она стала постепенно спадать, но шагать стало гораздо легче. Я понял это в первую очередь по тому, что пикировка Фродо и Эльнорды стала не в пример живее, богаче образами и тонкими аллегориями. Например, Фродо в одном из своих обращений к оппоненту назвал ее ошибкой зоопарка, поскольку, как он выразился, в дикой природе ехидна и кобра не спариваются. На это Эльнорда ответила, что у нее скоро будет свой зоопарк из одной зверушки. Когда Фродо простодушно поинтересовался, что это за зверек, она ответила, что это «грязный норушник».

– Кто-кто? – заинтересованно переспросил хоббит.

– Грязный норушник, в просторечии называемый хоббит-Мохноног! – нагло уточнила Эльнорда. – Живет в грязной норе и питается червяками!

Фродо от ярости зашелся в трясучке, и нам с Шалаем пришлось истратить на него еще одну фляжку воды, чтобы хоть немного привести в чувство. А языкастая девчонка уже топала рядом со своим защитником Душегубом и, оборачиваясь, показывала хоббиту свой совершенно не раздвоенный язык.

Именно в этот момент тролль, не замедляя своего размеренного шага, глухо проворчал:

– По-моему, виден край этой Пустыни…

Все Братство мгновенно оказалось рядом с ним, вопя на разные голоса одно слово – «ГДЕ?».

Тролль удивленно оглядел нас и мотнул головой вперед:

– Да вон…

Однако впереди по-прежнему не было ничего кроме линии касания чистого черного цвета Пустыни с чисто оранжевым цветом неба. Поняв, что мы ничего не видим, тролль молча пожал плечами, продолжая размеренно шагать вперед. Но его столь внезапное замечание пресекло все разговоры. Теперь мы все внимательно вглядывались в горизонт.

Однако только через несколько километров мы заметили, что между черным и оранжевым появился неясный зеленоватый мазок. Но и этот намек на окончание изнуряющего пути придал нам невиданные силы. Наши ноги, казалось, вполне самостоятельно стали переступать гораздо чаще.

Тефлоновая Пустыня действительно показала свой край!

Глава тринадцатая

Порой и самый отъявленный негодяй

способен на благородный поступок…

Если этот поступок позволяет

удовлетворить ему свой интерес…

Но благороден ли в этом случае поступок?

Еще через четыре часа мы увидели, что этот край возвышается над уровнем Пустыни метров на пять, но почти прямо против нас имелась узкая крутая тропа, вполне позволявшая, однако, не только нам самим взойти к темнеющему лесу, но и подняться нашим лошадям. Скоро мы взобрались на такой же узкий лужок, какой покинули двое суток назад. И перед нами снова стоял дубовый лес, вернее перелесок, поскольку за достаточно редкими стволами можно было разглядеть открытое пространство.

Шалай посмотрел в небо и, опустив удивленный взгляд, промолвил:

– Мы выбрались из Пустыни гораздо раньше, чем я рассчитывал. Может, нам пообедать и попробовать уже сегодня добраться до Ходжера?

Никаких возражений на это предложение не последовало, и после короткого обеда мы пересекли перелесок.

Перед нами открылось поросшее густой травой и невысокими издерганными кустами пространство, упиравшееся в далекие городские стены, казавшиеся серой пропыленной лентой, поставленной на ребро.

И тут Шалай резко остановил нашу компанию:

– А вот об этом я и не подумал!

– О чем? – переспросил я.

– Как мы пройдем городские ворота? Нас же сразу узнают! Не можем же мы пробиваться через весь город с боем?!

– Почему? – простодушно перебил его Душегуб.

– Потому что не пробьемся! – так же просто ответил Шалай. – Нас просто перестреляют из луков.

– Может, мне сходить на разведку? – как-то неуверенно предложил Фродо. В его голосе звучала явная надежда на то, что мы не позволим заниматься ему таким сумасбродством.

– Нет, – оправдал его надежды Шалай. – Я думаю, нам ни в коем случае нельзя разделяться. Если ты по какой-то причине не вернешься, мы просто не сможем отыскать тебя в городе. Надо придумать что-то другое…

И воевода задумался, нервно покусывая сорванную травинку.

Душегуб присел на траву и принялся пристально разглядывать далекие городские стены, Эльнорда нервно ходила вдоль опушки, а Фродо уселся поближе к троллю и изредка на него поглядывал в надежде, что тот поделится с ним своими наблюдениями. Гвардеец ходил меж ближних кустиков, собирая какие-то ягоды и поедая их с довольно брезгливой миной на физиономии.

Шалай стоял возле лошади, держась за повод и уставившись глазами в пространство. По всему было видно, что размышления у него тяжелые.

Так мы отдыхали минут двадцать, как вдруг воевода шлепнул себя по лбу, и его глаза снова приняли осмысленное выражение. Мы с надеждой обратили свои взоры на старикана.

– Как я сразу об этом не подумал?! – подверг себя для начала легкой самокритике Шалай, а уже затем перешел к сути: – Мы можем, как мне кажется, достаточно успешно, изобразить группу паломников, направляющихся к Утесу Исцеления. Сам Утес стоит несколько в стороне от Ходжера, на берегу реки, но паломники, как правило, проходят через город. Почему-то считается, что благодать Утеса распространяется только на тех, кто приходит к нему из Ходжера.

– Мы все поняли, – прервал я его, возможно длительные, объяснения. – Что нам надо сделать, чтобы превратиться в этих самых паломников?

– Я думаю, тебе, Гэндальф, вполне подойдет роль имаса группы.

Увидев, что я не совсем понимаю, о какой роли идет разговор и кто такой имас, Шалай пояснил:

– Имас – это глава группы, ее проводник и, как правило, единственный здоровый человек в группе.

– Это он-то единственный здоровый человек?! – тут же влез со своими сомнениями Фродо. – Он же только что бредил на непонятном языке! А если бред настигнет его на площадях и улицах Ходжера?!

– Тогда его примут за гранд-имаса! – удовлетворенно ответил Шалай.

– За кого? – не понял Фродо.

– За имаса, наделенного пророческими видениями. А таких очень мало, и они чрезвычайно популярны… И дороги!

– Хорошо, – сдался Фродо. – Если даже сбрендивший Гэндальф остается самым разумным и здоровым из Братства, какие роли ты подобрал для нас?

– Ну, со мной все ясно – я прибыл лечиться от старости. Мне надо только прикинуться несколько более дряхлым, но это непроблема. Тебе, – воевода кивнул хоббиту, – не надо притворяться больным, но ты должен быть более, что ли, озлобленным…

– Как?! – воскликнул Фродо. – Еще более?! Да быть еще злее, чем я есть на самом деле, просто невозможно!

Шалай усмехнулся, но спорить не стал:

– Значит, тебе надо ярче выказывать свое озлобление.

– А на какой почве? – деловито осведомился Фродо.

– На почве своего маленького роста.

– Что?! – тут же фальцетом заорал хоббит. – Каждая каланча, каждая водонапорная башня будет мне указывать, какого роста должен быть достойный хоббит?! Да это вы все переростки, перемерки!

– Вот-вот, – одобрил его вспышку Шалай. – Именно то, что требуется. Потому что ты идешь к Утесу за ростом…

– Как? – враз осевшим голосом невпопад спросил хоббит.

– За ростом, – подтвердил Шалай.

– И что, ваш Утес может мне прибавить росту?

Шалай пожал плечами:

– Бывали такие случаи, и довольно часто. Правда, не всегда, – поспешил он добавить. – Дело в том, что Утес сам решает, стоит ли исправлять погрешности тела. То есть он их исправляет, если считает, что недостатки, на которые указывает просящий, на самом деле погрешности.

– Эх, Фродо, – вмешалась в разговор Эльнорда. – Ты бы лучше не о росте своем думал, а о мозгах…

– А что мне о них думать? – с подозрением повернулся хоббит в ее сторону. – Мои мозги в полном порядке… в отличие от некоторых других.

– Отлично! – неожиданно воскликнул Шалай, снова привлекая наше внимание. – Я все никак не мог придумать болезнь для нашей красавицы, и Фродо подсказал замечательную идею!

– Я представляю всю ее «замечательность», – язвительно заметила эльфийка, бросив взгляд в сторону хоббита. – Особенно учитывая личность автора.

– Ты будешь изображать умалишенную!

Хоббит довольно захихикал.

– Чего ржешь?! – тут же окрысилась Эльнорда.

– Да я смеюсь над словами Шалая, – пояснил хихикающий хоббит.

– И что в них смешного?!

– Как что? Он же сказал «изображать»…

– Ну и что?!

– Да то, что тебе ничего не надо изображать.

Над нашей компанией сразу повисло напряженное молчание, в котором продолжающееся хихиканье Фродо звучало резким диссонансом. Тролль угрюмо засопел и, поднявшись с травы, мгновенно оказался рядом с эльфийкой.

– Так! – немедленно вмешался я в назревающий конфликт. – Оставим разборки собственных достоинств до возвращения в Замок. Тем более что при твоей внешности, Эльнорда, другого повода обратиться к Утесу ты все равно не отыщешь! Кто у нас будет Душегуб?

Шалай бросил короткий взгляд в сторону чуть напрягшегося тролля и уверенно произнес:

– Душегуб и будет Душегубом! Ему ничего не надо изображать, он и так достаточно экзотичен!

Тролль довольно хмыкнул и ничего к сказанному не прибавил.

– Крак, – воевода повернулся к единственному оставшемуся невредимым гвардейцу, – я видел, как ты изображал юродивого. Это вполне годится.

– Но мне нужна соответствующая одежка, – растерянно пожал плечами тот, оглядывая свой достаточно потрепанный мундир.

– Да, – согласился Шалай, – мундирчик твой придется еще порвать и попачкать.

Физиономия Крака выразила полное несогласие с предложением начальника, но спорить он не посмел.

– Теперь о наших спутниках, – с энтузиазмом продолжил воевода. – Тост достаточно обожжен, а то, что он без сознания, вообще отводит всякие подозрения. Конечно, хорошо бы было, если бы он еще бредил, но… А королева…

Шалай почтительно склонил голову перед спящей Киной и на секунду задумался.

– Если кто-то спросит, что с этой прекрасной девушкой, мы можем ответить, что она страдает текучей немочью. Я думаю, больше вопросов не последует.

– А что это за немочь такая? – поинтересовался Фродо.

– Это жуткое заболевание, иногда доползающее к нам с юга, где оно весьма распространено. У заболевшего текучей немочью могут неожиданно нарушиться функции какого-то одного органа. Лечить его бесполезно, потому что через некоторое время этот орган также неожиданно приходит в норму, но сразу же отказывает другой. Болезнь так и переползает с одной части тела на другую, пока заболевший не скончается.

– И эта болезнь заразная? – с некоторой дрожью спросил хоббит, переходя подальше от Кины.

– Какая тебе разница?! – вспылил Шалай. – Королева же здорова! Мы просто будем говорить, что она больна!

– Да, конечно, – пробормотал Фродо, опасливо косясь в сторону Кины. – Но я все-таки хотел бы знать симптомы столь экзотического заболевания.

– Вначале слабеет голова и пациент начинает маниакально заботиться о своем здоровье… – ехидно заметила Эльнорда. – А потом он уменьшается в росте, покрывается густым мехом и забивается в тесную грязную нору.

Фродо бросил в ее сторону свирепый взгляд, но, наткнувшись на молчаливо высящегося тролля, промолчал.

Шалай между тем еще раз оглядел Братство и пробормотал:

– Жаль, что у нас только две лошади… Надо бы безумную Эльнорду тоже устроить верхом.

– Я и пешком дойду! – гордо бросила эльфийка, расслышав размышления воеводы.

– Я думаю совсем не о твоих удобствах, – довольно резко ответил тот, – а о правдоподобности нашей легенды!

– А, – смутилась девчонка, – тогда конечно…

– По твоей… – начал я и тут же поправился. – По нашей легенде, и тебе лошадь не помешала бы, но придется обойтись тем, что есть. На лошадях поедут Кина и Тост, а остальным я сейчас займусь.

– В каком смысле – займусь? – не понял Шалай.

– Сейчас увидишь, – довольно хвастливо ответил я.

На самом деле мне пришло в голову, что я вполне могу соорудить подходящий морок, который скроет от чужих глаз наш истинный облик и представит каждого в соответствии с его легендой.

Очертив своим посохом большой круг, я ввел в него лошадей и предложил расположиться рядом с ними своих друзей. Затем, воткнув в середину круга посох, сам вышел из него. Закрыв глаза и полностью сосредоточившись, я принялся ткать пелену морока из имевшихся вокруг меня в изобилии сухих травинок, пылинок, старой пожелтевшей хвои и тому подобного мусора. Затем я скрепил получившееся покрывало воздухом и накинул его на стоявших в круге. Узел морока я поместил на посохе, после чего открыл глаза.

Им предстало неподражаемое зрелище!

Огромный сгорбившийся тролль и маленький мохнатый Фродо почти не изменились. Только физиономия хоббита потеряла свое добродушие, ощерившись злобной ухмылкой. Рядом с ними стоял дряхлый, худой старик с покрытым глубокими морщинами, изможденным лицом, голой, синеватого цвета головой и трясущимися руками. Один глаз у него горел какой-то неистовой надеждой, а другой поблескивал отвратительным бельмом.

Чуть в стороне стоял горбатый урод на костылях, разодетый в самые невообразимые лохмотья. Одна нога у него совершенно высохла и болталась внутри короткой штанины, как палка. Подпоясаны его лохмотья были довольно толстой ржавой цепью. Между этими персонажами деловито прохаживалась почти не изменившаяся Эльнорда. Правда, ее чудесные белокурые волосы были грязны и сбиты в какой-то колтун, а в огромных голубых глазах тлело нетерпеливое безумие.

Еще в моем круге находились две изможденные клячи, на одной из которых привычно восседала Кина, а на другой был привязан обожженный и кое-как забинтованный гвардеец.

В общем, наше Братство вполне соответствовало образу сборища физических и моральных уродов, имеющих полное право называть себя группой паломников, стремящихся к Утесу Исцеления.

Я выдернул свой посох из земли и произнес с легкой насмешкой:

– Ну что, убогие и ущербные, калики перехожие, паломнички, двинули через веселый город Ходжер к исцелению!

Я, пристально всмотревшись, еще мог разглядеть истинный облик своих друзей, а вот сами они, судя по их несколько ошарашенному виду, наблюдали только мой морок. Но когда я широким шагом двинулся в сторону города, они все, кроме древнего старца Шалая тронулись за мной. А вот Шалай что-то быстро, но очень невнятно забормотал. Мне пришлось остановиться и прислушаться. Оказывается, воевода пытался мне объяснить, что идти надо вдоль опушки леса до дороги и только там, по этой самой дороге, свернуть к городу. Я с трудом разобрал его речь, потому что, как оказалось, морок у меня получился не только зрительный, но и слуховой. Поскольку в новом облике несчастный воевода был напрочь лишен зубов, то и речь у него стала весьма невнятной.

Но совет его был совершенно верен. Я свернул направо и двинулся опушкой.

Шагали мы довольно долго, часа два с лишним, пока наконец не показалась широкая, пыльная дорога. Движение по этой дороге было весьма оживленным, однако, когда мы перебрались через придорожную канаву и влились в общий поток путников, никто на нас не обратил особого внимания. Несколько человек посмотрели в нашу сторону, но увидев высокую, остроконечную тулью моей шляпы, они почему-то быстренько отвели глаза.

С того места, где мы вступили на торный путь, до города было всего километров пять, так что уже через час мы оказались у самых ворот. И тут Шалай невнятно пробормотал, посмотрев на меня:

– Ну, сейчас мы узнаем, насколько хороша твоя маскировка.

Его фразу услышали все члены Братства и сразу насторожились и подтянулись.

Ворота города были прикрыты, так что широкий поток пешеходов, всадников, повозок сильно сужался. Охранявшему ворота десятку стражников было очень хорошо видно всех входивших и въезжавших в город. А господам, ехавшим в закрытых экипажах, приходилось вылезать наружу, и их повозки тщательно осматривались. Кроме стражников, около ворот высилась неподвижная серебряная фигура рыцаря Храма, а рядом с ней незаметно притулилась другая фигура, в темном монашеском облачении. Монах, судя по всему, был к тому же магом и ощупывал гостей города магически.

Когда нам оставалось пройти до ворот не больше двух десятков метров, впереди разгорелся скандал. Какой-то фрукт в высоченной раззолоченной карете с малопонятными рисунками на дверках, кучером и лакеем на передке и двумя лакеями позади отказался вылезать из своего экипажа. Вместо того чтобы подчиниться приказу начальника патруля, он принялся орать, что является членом городского магистрата и не позволит выволакивать свою особу из кареты, словно простого горожанина. Он разорялся настолько громко и нагло, что начальник караула пожал плечами и направился к рыцарю. Рыцарь молча и неподвижно выслушал начальника стражи, а затем тронул шпорами коня и, подъехав к карете сбоку, неожиданным ударом всадил свое длинное копье в дверцу. Пробив ее, естественно, насквозь, он начал медленно пропихивать копье в глубь кареты, пока с противоположной стороны на дорогу не вывалился толстый, расфранченный, орущий мужик. Добившись своего, рыцарь Храма выдернул из кареты свое копье и молча отъехал на свое место, словно предлагая начальнику стражи продолжать свою работу. Что тот и не замедлил сделать.

Закончив осмотр кареты, начальник стражи предложил было хозяину снова занять в ней место, но из-под глухого забрала рыцаря донеслось:

– Дальше он пойдет пешком, чтобы забыл свою гордыню и усвоил покорность Епископу!

И толстый франт не посмел возразить. Понурив голову, он двинулся за своей каретой, на задке которой продолжали стоять его лакеи.

Эта сцена произвела довольно тягостное впечатление на всех желавших попасть в город. Гомон, стоявший над толпой до этого, стих, и люди подходили и подъезжали к приоткрытым воротам испуганные, пришибленные.

Когда подошла наша очередь, я вышел вперед, а мои друзья пристроились следом, стараясь держаться в рамках выбранных образов. Но начальник караула, окинув нас небрежным взглядом, бросил:

– Проходи!

Я, поклонившись, двинулся к воротам и тут же услышал приглушенный шепот одного из стражников:

– Капитан, посмотри, шляпа и борода!

Капитан презрительно плюнул в пыль и громко ответил:

– Сам смотри! Шляпа должна быть голубая, борода белая, а у этого гранд-имаса шляпа красная и борода рыжая!

– А может, он их покрасил? – раздался неуверенный голос того же стражника.

Капитан метнул взгляд на неподвижную фигуру рыцаря и заорал на подчиненного:

– Я вот тебе рожу-то выкрашу, и мы посмотрим, узнает тебя твоя Мотря или за другого примет!

Капитан захохотал, и сквозь его хохот я расслышал слова другого стражника:

– Да тех, кого мы ловим, должно быть не больше четырех-пяти, и все конные. А этих вон – семеро и всего две лошади…

В этот момент я почувствовал, как по ткани моего магического покрова забегали быстрые невидимые щупальца чужой ворожбы. Но мой морок был плотен и непроницаем для столь ничтожных усилий. Монах, как и рыцарь Храма, остался неподвижным, и мы спокойно прошли в ворота.

За воротами гудел город Ходжер.

Улицы, примыкавшие к стенам города, были узки и необычайно грязны. Неприятелю, вздумавшему взять Ходжер, пришлось бы преодолевать не только каменные стены и сопротивление защитников в тесноте каменного лабиринта пристенья, но и завалы осклизлой грязи, издающей к тому же совершенно поразительную вонь. Едва оказавшись в этой зловонной туче, я совершенно непроизвольно произнес заклинание, прекратившее доступ миазмов к нашим носам, иначе мы просто задохнулись бы с непривычки. Однако местные жители, да и путники, проскочившие ворота незадолго до нас, совершенно не обращали внимание на это неудобство. Толпа, запрудившая узкие улочки, бурлила, топталась, бежала, орала, торговалась, ругалась, обнималась, пила и ела и делала еще тысячу дел!

Мы с Шалаем шагали впереди нашей группы, а остальные сгрудились вокруг лошадок и, стараясь держаться компактно, двигались за нами. Воевода не единожды бывал в этом городе, достаточно хорошо его знал и теперь вел нас в некую корчму, запомнившуюся ему прекрасной кухней и близостью к пристани. Память у нашего проводника была замечательная, так что уже через каких-то полчаса мы были у дверей этого замечательного заведения.

Проходя по городу, я обратил внимание на то, что, несмотря на тесноту и толчею, народ старался нас обходить и без крайней необходимости нас не касаться. Когда мы вошли в корчму, это мое наблюдение лишний раз подтвердилось.

Тролль и гвардеец на костылях повели лошадей во двор корчмы, где, как помнил Шалай, имелись конюшни, а остальные направились в общий зал через центральный вход. Посетителей было совсем немного – оказалось, что час обеда еще не наступил, а те немногие посетители, что все-таки находились в корчме, мгновенно переместились подальше от столика, облюбованного нашей компанией.

Впрочем, нам это было только на руку, к тому же воевода предупредил, что к паломникам в городке относятся не слишком дружелюбно – терпят, но не более того. Однако хозяин заведения появился перед занятым нами столиком очень быстро и с угодливой улыбкой на лице. Приняв наш солидный заказ, он исчез на кухне, а через несколько минут к нам присоединились и Душегуб с Краком. Душегуб коротко доложил, что Кину и Тоста разместили в комнатах для гостей, Кина спокойно спит, а Тост по-прежнему без сознания.

Заказанный обед мы ожидали почти полчаса, и за это время почти все посетители покинули зал. Наконец две расторопные девушки начали подавать кушанья и вино. Мы принялись за еду, одновременно обсуждая наши дальнейшие действия. Шалай предложил послать на пристань Фродо. Я хотел идти сам, но воевода резонно заметил, что, по моим же собственным словам, прикрывавший их морок держится на моем посохе, так что мне нельзя удаляться от нашей замаскированной компании. И кроме того, Фродо лучше любого из нас умеет быть совершенно незаметным. Хоббит должен был договориться с хозяином какой-нибудь посудины, чтобы нас приняли на борт и перевезли на другой берег реки. Существовал, правда, и мост через реку, но воевода справедливо полагал, что его охрану нам вряд ли удастся преодолеть.

До пристани было, как я уже говорил, совсем недалеко, так что Фродо не мог заблудиться, а мы, в случае его долгой задержки, могли бы быстро прийти ему на помощь. Хоббит состроил недовольную физиономию, но спорить с предложенным планом не стал, особенно когда я заверил его, что буду неусыпно за ним наблюдать.

Мы закончили обед. Я заказал вина и сладостей и предупредил хозяина, что мы задержимся еще на пару часов, пока наш товарищ не договорится о проходе к Утесу. Если хозяин и удивился, что договариваться со стражей отправился не я, то виду не подал.

Пока Фродо не ушел, я выбрал большую темную сливу и положил ее на огромное чистое блюдо, вытребованное у служанки. Затем, накрыв сливу ладонью, я начал наговаривать заклинание «третьего глаза», привязывая его к образу хоббита. Все с интересом следили за моими манипуляциями.

Когда я поднял ладонь, слива на блюде дрогнула и медленно, словно нехотя, покатилась по донышку. Сделав круг, фиолетовый плод остановился и неожиданно лопнул, развалившись на две половины и забрызгав склонившиеся над столом лица липким соком. Ребята сначала недовольно загалдели, но сразу же замолчали, поскольку блюдо медленно растворилось, оставив половинки сливы и косточку висеть в воздухе. А следом за этим на месте блюдца появилась уморительная мордашка Фродо, с умопомрачительной серьезностью разглядывавшая всех нас.

– Это кто?! – потрясенно прошептал хоббит, и я вдруг осознал, что он еще ни разу не видел себя в этом облике.

– Позволь тебе представить моего хорошего друга, хоббита-Мохнонога Фродо Сумникса! – торжественно, но не без язвительности проговорила Эльнорда.

Фродо поднял свой взгляд от места, где лежало блюдо, на эльфийку, и вместо мохнатой хоббитской мордочки мы увидели на столе физиономию ухмыляющейся девчонки.

– Ой, – музыкально пронеслось над столом, – это я, что ли?..

Эльнорда, широко распахнув глаза, смотрела на свое изображение, а мы все на Эльнорду. В своем удивлении она была поистине прекрасна, и похоже, сама себе очень нравилась.

– Ты как это делаешь? – раздался неожиданный и довольно грозный вопрос, заданный высоким фальцетом хоббита. И вместо прекрасного девчачьего личика над столом повисло изображение бородатой личности в странной грязно-голубой шляпе. Я даже не сразу догадался, что Фродо, задавая вопрос, перевел свой взгляд на меня.

– Ну, как… – пробормотал я, с трудом отрывая глаза от несуразно смешной шляпы. – Немножко колдовства – и все, что будешь видеть ты, увидим мы, а также услышим все, что ты будешь говорить и слышать.

– Значит, ты решил за мной шпионить?! – грозно и одновременно гордо поинтересовался Фродо. – А тебе не кажется, что это неэтично?!

– Обещаю тебе, что если ты пойдешь в туалет или закадришь на площади девчонку, я прикрою картинку платком, а во всем остальном… Ну, я же обещал тебе, что буду неусыпно за тобой наблюдать!

Фродо раскрыл рот, по-видимому, для очередной скандальной тирады, но внезапно до него дошел смысл моей последней фразы. Он недоуменно похлопал ресницами и выдохнул:

– А, ну в этом смысле… тогда, конечно…

Затем снова посмотрел на стол, который немедленно отразился в блюде, и пожал плечами:

– Тогда я пошел…

И он пошел. А мы склонились над столом, уминая фрукты и наблюдая за тем, что наблюдал хоббит.

Фродо вышел через главный вход таверны и зашагал вправо по улице, круто и извилисто спускавшейся к реке. Трех-четырехэтажные каменные дома, тесно обступившие булыжную мостовую, имели в первых этажах самые разнообразные магазинчики, лавочки, закусочные, конторы менял и ростовщиков, так что именно здесь сосредоточивалась вся общественная жизнь города. Окна второго и выше этажей были либо забраны частыми решетками, либо прикрыты глухими ставнями. Фонарей на улице не было, так что ночью ходить по ней было, наверное, весьма затруднительно.

Фродо довольно быстро шагал почти посередине мостовой, ловко избегая столкновений с встречными прохожими и уворачиваясь от редких экипажей. Самое поразительное было в том, что ни один из встречаемых им горожан ни разу не посмотрел прямо нам в лицо. Это значило, что прохожие совершенно не обращают внимания на маленького хоббита, хотя, на мой взгляд, не заметить его было просто невозможно! И тем не менее Фродо совершенно беспрепятственно продолжал свой путь.

Раза четыре ему навстречу попадались патрули городской стражи – шесть-семь гавриков, одетых в некое подобие военной формы, с оружием в руках и в сопровождении привычного монаха. Но и они словно не замечали хоббита.

Наконец улица потеряла свой уклон, и тут же дома расступились, образуя широкую площадь. За спиной у хоббита остались высокие каменные дома, а впереди, на другой стороне площади, развернулся плотный ряд деревянных сараев разной степени разрухи. Только некоторые из них были достойны назваться складами, остальные представляли собой наполовину сгнившие конструкции, подпертые не менее трухлявыми столбами и накрытые старой раздерганной соломой, посеревшей от времени дранкой, а то и просто одним оранжевым небом.

Сараи стояли посреди совершенно невероятной грязи, поскольку площадь была замощена только до половины. За сараями была видна широкая гладь реки, перечеркнутая далеко слева тонкой ниткой моста. Чуть правее того места, где приостановился наш товарищ, из-за полуразвалившихся построек торчали короткие мачты. Это, по всей видимости, и была пристань, к которой Фродо держал путь.

Хоббит потопал напрямую через площадь, и в этот момент мы услышали грубый, хриплый голос:

– Эй, мохнатый недомерок, куда это ты направляешься?

Фродо обернулся, и мы увидели четверых стражников и стоящего рядом с ними монаха в нахлобученном капюшоне. Один из стражников, перехватив поудобнее свою пику, шагнул вперед и снова заорал:

– Да, да, я к тебе обращаюсь, рвань подзаборная, куда ты топаешь?

– В порт… – беззащитно пропищал Фродо.

– И что ты там собираешься делать?

– Да, может, какая работа подвернется… – несмело ответил Фродо все тем же фальцетом.

– Ха, – стражник уперся свободной рукой в бок, – ты что, собрался разгрузкой-погрузкой подработать? Да тебя первым же мешком раздавит!

Монах, стоявший совсем рядом, что-то негромко шепнул, и стражник немедленно озвучил этот шепоток:

– А ну-ка, давай сюда! Проверим, что ты за личность!

Между Фродо и стражниками было не меньше двадцати метров, поэтому хоббит и не подумал выполнять приказ. Вместо этого он метнулся в сторону недалеких уже сараев, а затем сделал какой-то странный скачок в сторону и, упав в грязь, покатился, словно маленький мохнатый шар.

Стражники отреагировали на действия хоббита почти мгновенно, но повели себя при этом весьма странно. Вместо того чтобы устремиться за беглецом, они под предводительством монаха помчались к сараям, именно в том направлении, куда последовал первый рывок Фродо. Скользя и разбрызгивая грязь, они пронеслись буквально в пяти шагах от хоббита, а тот сразу вскочил на ноги и последовал за ними. Похоже, что Фродо действительно был большой мастак по части камуфляжа.

Среди деревянных развалин стражники разделились и принялись обшаривать углы и закоулки дряхлых построек. Фродо неотступно следовал за монахом и сопровождавшим его стражником. Вот они скрылись за углом одной из развалюх, и тогда хоббит, подобрав с земли небольшой камешек, осторожно подобрался к тому же углу.

Постройка, за которой скрылись монах и стражник, была весьма ветхой, так что в щели и дыры стены было достаточно хорошо видно, что оба преследователя остановились, что-то обсуждая. В этот момент Фродо, также наблюдавший сквозь щель за действиями своих неприятелей, бросил подобранный им камень в какую-то ржавую железяку, валявшуюся неподалеку. Раздался довольно сильный грохот. Монах и стражник присели, оборвав свой разговор, и через секунду монах молча махнул стражнику в сторону противоположного угла развалин. Они чуть ли не на цыпочках направились каждый в свою сторону, обходя развалину с двух сторон. А окружаемый таким образом хоббит и не думал удирать. Вместо этого он наклонился и набрал полную пригоршню липкой грязи.

Когда монах приблизился к углу, за которым прятался хоббит, и ему оставалось только заглянуть за стену, Фродо выскочил из-за угла и метнул комок грязи точно под капюшон рясы. Монах глухо хрюкнул и вскинул руки к лицу, но не успел добраться до грязевой маски, поскольку хоббит, ловко подпрыгнув, ухватился за край капюшона и натянул его монаху чуть ли не до половины груди. Голова бедного отшельника оказалась не только в грязи, но и в довольно плотном мешке.

При этом хоббит успевал еще и отслеживать действия стражника, который обходил развалины с другой стороны. Услышав, видимо, хрюк своего начальства, он бегом бросился к месту неравной схватки. Вот он с разбегу свернул за угол, но оказалось, что Фродо именно этого и ждал. Как только стражник, размахивая своей пикой, вынырнул из-за угла, мощный толчок пониже спины направил монаха в объятия его подчиненного. Оба рухнули в довольно глубокую лужу, при этом монах оказался сверху и, вообразив, что под ним его противник, принялся топить бедолагу. Стражник бил по грязи руками и ногами, а монах месил кулачищами, стараясь попасть по погрузившейся в грязную воду голове стражника.

Впрочем, эту борьбу титанов мы наблюдали недолго: Фродо, обезвредив своих преследователей, продолжил свой путь в направлении реки. Уже через пару десятков метров он вышел на берег, и совсем рядом от этого места начиналась каменная пристань, вдававшаяся довольно далеко в глубь реки.

Прежде чем направиться к пристани, Фродо пристроился на камешке рядом с водой и принялся спокойненько отмывать свои мохнатые ручки. Он деловито отскребывал грязь с ладошек, но вдруг, словно что-то услышав, оглянулся. Представляете себе наше состояние, когда мы увидели, как из-за угла ближайшей развалюхи показались все четверо стражников вместе с монахом. Сам монах и его невезучий товарищ были до такой степени грязны, что их трудно было узнать. Трое остальных стражников что-то сочувственно им говорили, но старались держаться от обоих пострадавших подальше, видимо, от тех не слишком хорошо пахло.

Увидев воду, два грязных чучела с коротким вскриком бросились к реке и через секунду стаскивали свою грязную, вонючую одежду в непосредственной близости от замершего на своем камешке Фродо. Неспешно подошли остальные трое гонителей хоббитов, но и они не замечали нашего друга.

Несколько минут мы наблюдали картину помывки двух избитых служителей Епископа, а затем эта полная драматизма картина стала медленно удаляться. Мы поняли, что Фродо потихоньку покидает негостеприимный берег реки.

Скоро наш мохнатый друг был уже на пристани и шагал вдоль выстроившихся рядами больших и маленьких лодок, барж, галер, приглядывая подходящую для наших целей посудину.

Пристань была очень длинная, и Фродо прошел ее почти до половины, не останавливаясь и не вступая ни с кем в разговоры. А народу на пристани хватало – вереницы грузчиков бегали по сходням, разгружая стоящие кораблики или набивая их трюмы тюками, ящиками, бочками. Матросы, лоцманы, шкиперы и владельцы судов спешили по своим делам, приветственно вскидывали руки, увидев друга, или переругивались, не сойдясь во мнениях. Раза два хоббит наблюдал довольно кровавые драки, в которые не смели вмешаться стражники, охранявшие пристань. В толпе шныряли и жулики разных мастей и калибров, от обычных карманников до паханов, разгуливающих в сопровождении двух-трех телохранителей. И никто из этого разноликого населения пристани не обращал никакого внимания на Фродо, словно присутствие маленького мохнатого существа в порванной желтой рубашке и замызганных зеленых портках было само собой разумевшимся делом.

Наконец Фродо остановился у здоровенной барки, выкрашенной в черный цвет. На верхушке ее единственной мачты развевался длинный вымпел зеленого цвета с изображением какого-то странного зверя, напоминавшего помесь собаки с черепахой. У сходней стоял высокий светловолосый мужик, не имевший на теле ничего, кроме коротких штанов, пошитых из звериной шкуры мехом наружу, браслета из устрашающего вида зубов на правой руке и серьги в правом ухе, посверкивающей зеленым камешком. Мужик наблюдал за суетой четверки грузчиков, таскавших в трюм барки большие тюки.

Фродо встал напротив светловолосого и, в свою очередь, принялся внимательно наблюдать за погрузкой. Минут через пять мужик, не переставая провожать глазами каждого грузчика, индифферентно поинтересовался:

– Чего надо?

Фродо почесал затылок и в тон спрашивающему ответил:

– Да вот, думаю… Доплывет это корыто до противоположного берега?

Они помолчали, глядя на бегающих грузчиков, а затем белоголовый задал новый вопрос все тем же безразличным тоном:

– А тебе на тот берег надо?

– Хотелось бы… – негромко протянул Фродо.

– Так топай через мост, – посоветовал мужик.

– Да ну… – махнул ручкой Фродо, – там слишком много народу… с оружием.

Оба на минуту перевели взгляды в сторону видневшегося вдалеке моста.

– Да, – согласился белоголовый, – каждый день кого-то ловят… Вся стража просто с ума посходила.

– Вот-вот, – тут же согласился Фродо. – Кому же хочется с умалишенными связываться?

Они снова помолчали.

– Вообще-то я в Бургот направляюсь, но можно и к противоположному берегу подойти, крюк невелик, – начал следующий тур переговоров белоголовый.

Фродо снова поскреб затылок:

– Да я не один…

– И сколько вас?

– Восемь… В том числе две девушки…

В этот момент кто-то легко тронул меня за плечо. Я оглянулся. Позади меня стояла невысокая, полненькая женщина средних лет в аккуратном темном платье. Она приложила палец к губам, а затем, поманив меня за собой, направилась к пустующей стойке.

Я поднялся со стула и двинулся за женщиной. Как только я оказался рядом, она взяла меня за рукав плаща и горячо зашептала:

– Господин, вам нельзя везти дальше вашего раненого… Утес Исцеления ему не поможет… Даже если вы довезете его до Утеса, его тут же заберут стражники!

– Почему? – удивился я.

– У него же и руки, и лицо обожжены! – округлив свои и без того выразительные глаза, трагически прошептала женщина.

– Ну и что? – снова не понял я.

Она быстро огляделась по сторонам и, убедившись, что подслушивать нас некому, прошептала:

– Ожоги-то у него тефлоновые, – и, видимо, неправильно истолковав мое удивление, заторопилась: – Я знаю, ты скажешь, что подобрал его где-нибудь на дороге, только мне-то сразу видно – этот человек был в Тефлоновой Пустыне. Поверь мне, я эти ожоги очень хорошо знаю!

– Я тебе верю, – прошептал я. – Только почему ты говоришь, что его сразу заберут стражники?

– Так ведь они уже четвертый день ждут кое-кого, кто придет из Пустыни! – шепотом воскликнула она. – Как только они разглядят его ожоги, а вы должны будете на Утесе их разбинтовать, вашего раненого схватят. И вас всех тоже потащат на допрос!

– Но мы не можем просто так бросить человека… – растерянно проговорил я.

– Оставьте его у меня, – неожиданно предложила женщина. – Я жена хозяина этой таверны и вполне смогу позаботиться о нем. Кроме того, я знаю, как лечить такие раны.

Я все еще сомневался, но она тряхнула меня за рукав и снова зашептала:

– Вы напрасно мне не доверяете. Если бы я хотела вас выдать, стражники уже были бы здесь. – Она на секунду замолчала и быстро договорила: – Я как только вас увидела, сразу поняла, что вы – то самое Братство Конца!

Я в немом изумлении уставился на нее и неожиданно увидел, как из ее глаз покатились слезы.

– Мой единственный сын пропал в Храме! – горько прошептала она. – Когда епископский глашатай объявил, что из Храма сбежала шайка, именующая себя Братством Конца, и за ее поимку назначена награда, я каждый вечер молила всех наших богов о вашем спасении!

– Спасибо, – улыбнулся я, – может быть, именно твои молитвы и помогли нам.

– Значит, вы действительно прошли Пустыню! – Она в изумлении прикрыла губы ладошкой.

– И перевал, и лес, и болота… – добавил я.

Женщина покачала головой:

– Вы смелые люди! – и бросила взгляд на моих друзей, сгрудившихся вокруг стола.

– Но вашего раненого все-таки лучше оставить здесь, – снова взглянула она на меня. – И девушку тоже, хотя ее болезнь для меня совершенно непонятна. Она вроде бы просто спит, но…

– Нет, – перебил я ее, – об этом не может быть и речи! Девушка должна ехать с нами. А вот насчет Тоста, нашего раненого товарища, ты скорее всего права. Ему лучше остаться у тебя.

– Тогда я распоряжусь перенести его из гостевой в комнату сына.

– И еще один вопрос: сколько мы будем тебе должны?

Она посмотрела на меня долгим взглядом, а потом, вздохнув, сказала:

– Мужчины, даже самые умные и добрые, бывают порой удивительно тупыми!

После этих слов она развернулась и направилась во внутреннюю часть дома, кликнув с собой одну из служанок, а я вернулся к нашему столу.

– Фродо сговорился с этим белобрысым пиратом, – бросил мне Шалай, оторвав от блюда свой взгляд и выпрямляясь. – За два золотых тот берется перевезти нашу компанию на другой берег.

– А мне предложили оставить здесь Тоста, – негромко проговорил я. – Жена хозяина берется его вылечить, и… совершенно бесплатно.

– Интересно, откуда такая щедрость? – пробормотал Шалай, но я не дал ему развить свои подозрения:

– У нее сын пропал в Храме, и кроме того, она узнала наше Братство.

– Вот как? – Воевода поднял седую бровь.

– И что ты решил? Оставить парня в этом доме? – вмешалась в разговор Эльнорда.

– Я думаю, это будет правильно. Хозяйка утверждает, что ожоги у Тоста не совсем обычные и требуют специального лечения. Кроме того, он уже третьи сутки без сознания. Так что я склонен довериться этой женщине.

– Я тоже, – неожиданно поддержал меня Шалай. – До Замка мы его все равно не довезем, а так у парня появляется шанс выкарабкаться.

– Тогда готовимся к выходу, – предложил я. – Душегуб с Краком седлают лошадей, Эльнорда посмотрит, чем здесь можно запастись из провизии, а я пойду за Киной.

– Я с тобой, – добавил воевода. – Собираемся во дворе.

Через несколько минут я в сопровождении Шалая снес королеву во двор и усадил в седло. Вторая лошадь предназначалась для Эльнорды, которая не замедлила появиться из дверей таверны с объемистым мешком. Когда мы вышли на улицу, Фродо как раз подходил к дверям нашего временного убежища. Увидев нас, готовых к походу, он широко раскрыл глаза и заверещал:

– Вы что, уже уходите?! И без меня?!

– Как раз тебя-то мы и дожидаемся, – за всех ответила эльфийка. – Куда ж мы без нашего лучшего разведчика и дипломата…

Хоббит подозрительно на нее покосился, опасаясь новой насмешки, но мы все были весьма серьезны. Даже Эльнорда. Поэтому Фродо счел возможным принять слова нашей записной насмешницы всерьез:

– Вот именно! Я разведал кратчайший путь к пристани и договорился с настоящим пиратом, чтобы нас переправили на другой берег. Наша бригантина отправляется сразу, как только мы взойдем на борт!

– Да знаем мы, знаем! – снова отозвалась Эльнорда. – Воочию, можно сказать, видели все твои подвиги.

Тут Фродо увидел, что наши ряды снова сократились, и с тревогой спросил:

– А что с нашим доблестным гвардейцем?

– Мы сочли за лучшее оставить его у добрых людей, – ответил я. – Так что все действительно в сборе, давай, показывай дорогу.

Фродо развернулся и пошагал обратно, вниз по улице, а мы тронулись за ним.

Солнце все еще стояло довольно высоко в небе, так что народу на улице было вполне достаточно. Однако, как и в таверне, местные жители старались без особой надобности к нам не приближаться, так что до поры до времени мы двигались вперед не спеша, но и без особенных задержек.

Улица, петляя, вела нас вниз, а мы, как и полагается компании паломников, шли не торопясь, но целеустремленно. Дважды встречные патрули внимательно оглядывали нашу компанию и дважды пропускали дальше, не останавливая. Третий патруль, состоявший из четырех стражников и монаха, вынырнул из мрачноватого проулка прямо передо мной и Шалаем. Мы, естественно, остановились, пропуская стражников. Те прошагали мимо, словно бы нас и не заметив, однако монах, чуть приотставший от воинов, бросил на нас короткий, но внимательный взгляд из-под капюшона.

Мы двинулись дальше, но минут через пять Эльнорда, ехавшая позади меня, негромко проговорила:

– Монах идет за нами… Один.

– А стражники? – не оборачиваясь, поинтересовался Шалай.

– Стражников нет.

– Остановимся-ка мы возле вон той витрины, там, кажется, торгуют святыми вещами, – предложил Шалай.

Лавка, на витрину которой указал Шалай, располагалась через пару домиков и торговала действительно предметами, положенными паломникам, так что наша остановка выглядела вполне естественной. Однако и монах остановился около той же витрины, и это тоже не вызывало подозрений.

Громогласно обсудив качество и ассортимент выставленного товара, мы решили, что закупим все необходимое на обратном пути, и тронулись дальше. Монаха рядом уже не было, он как-то неслышно исчез за углом соседнего дома.

А у меня неожиданно возникло чувство настороженности, словно я забыл какую-то мелочь, но именно эта мелочь обернулась серьезной проблемой. Я лихорадочно перебирал в уме все свои действия, стараясь вспомнить, что же такое мною упущено, и не сразу понял, что улица кончается и мы выходим на запомнившуюся нам площадь перед речными сараями.

Улица делала последний поворот, открывая широкое пространство этой странной, замощенной наполовину площади, и Фродо позади меня с облегчением пробормотал:

– Теперь немного осталось…

И тут же раздался голос Эльнорды:

– Накаркал!

Поперек площади, как раз по обрезу брусчатки, охватывая выводившую нас на площадь улицу широким полукругом, выстроилась шеренга стражников с пиками наперевес. Середину шеренги занимали шестеро рыцарей Храма в своих серебристых доспехах, а командовали этим воинством трое монахов – один в центре строя и двое по его бокам. Стражники заметно волновались, представляя, по-видимому, с кем им предстоит схватиться, рыцари же были привычно невозмутимы.

– Что встали? – неожиданно раздался рокот тролля у нас за спиной.

Мы с Шалаем действительно остановились, увидев столь серьезное препятствие. Душегуб протолкался вперед и, оглядев выстроенный почетный караул, коротко, но уже в полный голос, пророкотал:

– Так их же всего шестеро…

– А этих… пиконосцев… ты что, в расчет не принимаешь? – пропищал из-под его локтя Фродо.

– Ихними пиками только в зубах ковырять, – презрительно ответил тролль.

– Ага! – тут же возмутился хоббит. – Если у тебя шкура крепче стальных лат, то это не означает, что другим тоже безразлично, когда в них тыкают железом! Я, например, с моим мягким мехом и нежной шкурой, так просто терпеть не могу острых предметов!

Их разгорающуюся дискуссию прервал один из монахов. Он выступил вперед и громко заорал:

– Гэндальф, именующий себя Серым Концом, предлагаю тебе сдаться на милость Епископа. Если ты вместе с темноволосой девушкой вернешься в Храм, остальные твои товарищи смогут свободно проследовать, куда им угодно. В противном случае они будут уничтожены!

Над моим ухом тоненько звякнула тетива эльфийского лука, но стрела, направленная точно под темный капюшон, странно дернулась в полете и ушла в сторону.

– Прикрылся, зараза! – процедила сквозь зубы Эльнорда.

– Ты получил наш ответ! – громко крикнул я.

В этот момент позади нас раздалось осторожное звяканье. Я быстро оглянулся и увидел, что улицу, по которой мы спустились к площади, перегораживает еще десяток стражников. Впрочем, возвращаться мы не собирались, а зашедшие нам в тыл войска явно не думали о нападении, так что этот маневр меня особенно не встревожил.

Между тем Эльнорда спрыгнула на землю, и вместо нее в седло забрался Фродо. Шалай передал ему повод коня, на котором восседала королева, и спокойно сказал:

– Если будет совсем худо, прорывайся к пристани с Киной и сразу отплывай. Рыцарей мы постараемся связать, а стража за тобой не угонится.

Затем мы окружили наших всадников и медленно двинулись через площадь. Впереди, поигрывая своим герданом, шагал тролль, по бокам от лошадей шли Эльнорда и Шалай, а мы с гвардейцем прикрывали отряд с тыла. Я представил себе, как мы выглядели со стороны, и невольно горько улыбнулся – жалкая горстка отчаянных ребят против не менее полусотни воинов! А что нам оставалось делать?

Поэтому вместо того, чтобы предаваться ненужным размышлениям, я быстренько прощупал магические возможности наших противников. Три монаха совместно создавали над своим воинством нечто подобное защитному куполу. Именно этот купол, похоже, и отклонил эльфийскую стрелу. Я еще не знал, насколько он будет хорош против холодного оружия, но решил попробовать убрать его до рукопашной. Соткав подходящее заклинание, я негромко обратился к Эльнорде:

– Бери свой лук и по моему сигналу снова стреляй в среднего монаха.

Она быстро оглянулась на меня, но поняв по моему виду, что вопросов сейчас задавать не стоит, кинула свою шпагу в ножны и снова вытянула лук.

Я с трудом сдерживал рвущееся наружу заклинание, пока она не изготовилась к стрельбе, и как только эльфийка подняла лук, прошептал четыре кодовых слова.

Мое заклинание рванулось к чужой магии, и в первое мгновение мне показалось, что оно бессильно запуталось в удерживаемом монахами куполе. Однако уже в следующую секунду стало ясно, что епископские чародеи не справляются с обрушившейся на них нагрузкой. Над шеренгой вояк, перегораживающих нам дорогу, прокатился низкий, громоподобный рокот, и магический купол, вспыхнув зеленоватым светом и на миг став видимым, начал расползаться, словно гнилая тряпка. Монахи принялись бормотать заклинания, стараясь сохранить и укрепить поднятую ими защиту, но я, не дожидаясь результатов их усилий, скомандовал:

– Стреляй!

В то же мгновение снова тенькнула тетива лука, и стрела, мелькнув серым оперением, вошла точно под капюшон балахона среднего монаха. Раздался глухой удар, словно лопнула струна контрабаса, и монаха не стало. Его темная ряса мягко упала на землю, как будто тело, на которое она была надета, мгновенно испарилось. Вместе с монахом исчез и защитный купол.

– Поздравляю тебя, красавица! – закричал Шалай. – Похоже, ты достала самого Епископа. Этот монах явно был еговоплощением!

Теперь Эльнорда, если бы у нее было время, вполне могла бы спокойно расстрелять всю местную рать. Но между нами оставалось всего полтора десятка метров, а стражники, вместо того чтобы, как я надеялся, броситься наутек, ринулись всей гурьбой в атаку.

Рыцари Храма в этой первой атаке участия не принимали. Видимо, они надеялись, что местная стража просто затопчет нас количеством, и им можно будет просто отобрать из нашего поверженного Братства тех, кто необходим Епископу. Но они просчитались, пятидесяти человек было явно недостаточно, чтобы даже не повалить, а просто остановить Душегуба. Помахивая своим страшным оружием, он не только отбил первый, самый яростный натиск, но и продолжал неуклонно продвигаться вперед. Правда, двигался он со скоростью асфальтоукладчика, но это движение было неостановимо.

Отброшенные троллем стражники окружили нашу группу со всех сторон, пытаясь дотянуться до кого-нибудь из нас своим длинным оружием. Но они столкнулись с умелыми воинами. Пики стражников, недостаточно толстые, чтобы выдержать удары тяжелых шпаг, были отсечены в первые же минуты боя, а их тесаки и кинжалы были коротковаты для эффективной атаки. Однако одному из нападавших удалось, ловко отбросив шпагу Крака и поднырнув под клинок Шалая, прорваться внутрь нашего строя. Он уже занес над воеводой кинжал, как вдруг Кина, безразлично восседавшая до этого момента в седле, быстро наклонилась вперед и впилась зубами в шею стражника. Тот заверещал, как заяц, попавший в зубы волку, но его визг сразу же сменился коротким смертным хрипом. Кина выпрямилась в седле, и все увидели, что шустрый бедолага висит у нее в зубах. Королева, не выпуская шеи убитого из зубов и не открывая глаз, громко… чавкала, схлебывая бьющую из прорванной артерии кровь!

Вот тут-то оставшиеся в живых стражники отхлынули от нас. Их обуял ужас! Правду сказать, и я, увидев это зрелище, был недалек от паники. Но мне терять рассудок не позволило то обстоятельство, что на смену бежавшим стражникам сразу подоспели новые. Видимо, пока мы отбивались от передового отряда, ему на подмогу подоспели свежие силы.

Теперь во главе нападавших были три рыцаря Храма. Все трое атаковали Душегуба, явно считая его нашей главной боевой единицей. Опустив копья, они направили своих коней сквозь образованный стражниками широкий коридор и ударили в лоб!

Однако Душегуб одним мощным и своевременным взмахом своего гердана не только отбросил все три копья в сторону, но и, используя инерцию своей длинной палицы, задним концом древка зацепил одного из нападавших конников за пояс и выбросил его из седла. Эльнорда еще в полете достала его своей шпагой и легко отсекла ему голову. Двое других, извернувшись в седлах, успели бросить бесполезные в рукопашной схватке копья и выхватить длинные узкие мечи.

В этот момент на нас накатила новая волна атакующих, и мне стало не до наблюдений за действиями моих ребят. Конечно, основная масса нападавших обрушилась на тролля, эльфийку и воеводу, стараясь, во-первых, остановить нас, а во-вторых, взять живыми меня и Кину. Но и с тылу на нас напали несколько стражников, так что нам с Краком пришлось вступить в бой. Правда, первого из подскочивших стражников я уложил на месте прямым ударом в лоб тяжелым навершием посоха. После этого нападающие стали гораздо осторожнее и подходили к нам, выставив перед собой клинки.

Мы оказались в плотном кольце врагов, и наше движение вперед практически прекратилось. Через минуту яростно взревел Душегуб, и я, бросив быстрый взгляд за спину, увидел, что его левое плечо окрасилось зеленой кровью. Этим же коротким взглядом я уловил, что против тролля остался только один уцелевший рыцарь, но невдалеке еще трое рыцарей дожидались удобного момента для атаки. Шалай энергично отмахивался своей тяжелой шпагой, но его шлем был сильно помят, а левая рука запачкана в крови, я не понял, своей или чужой. Эльнорда спокойно и профессионально работала эстоком и Рокамором, но я заметил, что левая штанина ее зеленых узеньких брюк прорезана чуть выше колена и начинает набухать кровью. Положение становилось совершенно безвыходным. Даже Фродо, сидевший в седле, успел пару раз пустить в дело свой длинный кинжал, закалывая не в меру ретивых вояк, рвущихся к Шалаю сзади.

В этот момент со стороны улицы, по которой мы спустились на площадь, послышался топот, и оттуда показался новый отряд стражников.

– Зараза! – музыкально выругалась у меня за спиной чуть сбившая дыхание Эльнорда. – Сколько же их в этом городишке!

– На нас с тобой хватит! – успокоил ее Фродо и снова извернулся в седле, доставая кинжалом шею одного из зазевавшихся стражников.

Однако вступить в схватку они не успели! Именно в этот момент точно над нами прямо из воздуха вынырнула… маленькая, ярко-алая повозка, запряженная двумя козлами!

– Серый, быстро сюда! – скомандовал с небес незабываемо противный фальцет Твиста.

Сначала обе сражающиеся стороны не поняли, кого приглашают в столь необычную повозку, и все сражавшиеся на мгновение оцепенели. Но уже в следующее мгновение Душегуб нанес сокрушительный удар герданом по шлему последнего из рыцарей Храма. Голова рыцаря провалилась внутрь туловища, и он рухнул с лошади. А тролль, не обращая внимания на остолбеневших стражников, подскочил к Эльнорде и буквально зашвырнул ее в повозку карлика. Та только взвизгнула. Я, почти одновременно с троллем, проделал ту же операцию с Киной, правда, мне пришлось пару секунд повозиться, перерезая веревки, удерживавшие ее в седле. Фродо мгновенно сориентировался и, вскочив ногами на седло, прыгнул в повозку следом за королевой. Эльнорда свесилась через край повозки и протягивала вниз руку, за которую, высоко подпрыгнув, ухватился Крак. Шалай, подброшенный мощной рукой тролля, перелетел через борт шарабана, после чего сам Душегуб просто ухватился за заднюю ось повозки.

– Вперед!!! – заорал я Твисту, но тот свесился со своего облучка и ответил мне оглушающим визгом:

– Без тебя не поеду!!!

– Давай вперед!!! – снова рявкнул я. – За меня не беспокойся!!!

Карлик с сомнением качнул головой, но я уже начал шептать только что пришедшее мне на ум заклинание, обволакивая словами пассы, которые создавали мои руки и посох.

Через секунду Твист уже нахлестывал своих козлов, бросая на меня короткие, полные ужаса и восхищения взгляды. А я, гордо выпрямившись, стоял на куске брусчатки, вырванном из настила площади. И этот кусок брусчатки уносил меня вверх, в небо, вслед за Твистовой повозкой, набитой моими друзьями.

Снизу донесся неистовый вопль разочарования, но нам уже не было дела до оставшихся ни с чем стражников. Твист, прислушиваясь к быстрым указаниям Фродо, правил к дальнему концу пристани, к облюбованной хоббитом «бригантине». И тут раздался душераздирающий вопль Эльнорды:

– Поворачивай назад, Черномор недоделанный! Мы Душегуба забыли!

Твист вздрогнул так, что козлы сбились с шага и оглянулись. Тележку тряхнуло, словно на ухабе, и из-под нее донесся неразборчивый бас тролля:

– Эй вы, там, наверху, осторожнее! Будете так дергать, я и свалиться могу!

Растерянное лицо Эльнорды показалось над бортом повозки, но рассмотреть тролля со своей позиции эльфийка, конечно, не могла. Поэтому, с минуту поозиравшись, она неуверенно спросила:

– Душегубушка, ты где?

– Не высовывайся, а то еще выпадешь невзначай! – глухо пробубнил тролль из-под повозки.

Эльнорда тут же попыталась заглянуть под днище и действительно едва не нырнула головой вниз.

– Тебе ж было сказано – не высовывайся! – заорал я на нее со своего постамента. Эльнорда подняла глаза и изумленно ахнула:

– Серенький, как это у тебя получилось?!

В то же мгновение над бортом повозки показались головы всех моих собратьев и на их физиономиях отразилась различная стадия изумления.

Ну а мне, честно говоря, было довольно неуютно. Эйфория от удачного бегства из ситуации, казавшейся безвыходной, прошла, и теперь я понял, что располагаюсь на площадочке размером шестьдесят сантиметров на метр, что она состоит из очень небольших каменных кирпичиков, удерживаемых вместе непонятно какой силой, и что эти кирпичики несутся по воздуху на высоте шести, а то и восьми, метров!

– Не дрейфь, все в порядке… – раздался у меня в голове насмешливый голосок моей книжечки.

– Будем надеяться… – пробурчал я себе под нос, стараясь не нарушить достигнутого мной хлипкого равновесия.

– Да не бойся ты! – уже более жестко повторила книжка. – Ты ж сотворил такое волшебство, что даже если ты сейчас перевернешься, твои ноги все равно не оторвутся от этих камней!

– Да?! – облегченно удивился я.

– Такой Дар, и такая тупость, – вздохнула книжка. – Это ж надо – сам не понимает, что вытворяет!..

– Да как же тут понять, когда времени подумать совершенно не дают! – обиделся я.

– А мне кажется, что если тебе дать время подумать, ты в результате все испортишь!

Такое заключение несколько сбило меня с толку, но я все равно хотел возразить этой всезнайке. Только как раз в этот момент мой хлипкий пьедестал вслед за Твистовой повозкой резко пошел вниз. Я невольно глянул вниз и увидел, что мы садимся прямо на палубу выбранного хоббитом судна. На корме, высоко задрав голову, стоял светловолосый пират и с удивлением разглядывал столь необычные средства передвижения.

Твист виртуозно притормозил полет. Его повозка зависла прямо над палубой, так что Душегуб, отпустив наконец ось, спокойно спрыгнул вниз, а затем плавно опустилась на все четыре колеса и восемь копыт. А вот мои камешки довольно увесисто грохнули об дубовый настил палубы и следом за этим разлетелись шрапнелью во все стороны. Видимо, сила, связывавшая их, внезапно пропала. Я по инерции неуклюже пробежал несколько шагов и уткнулся физиономией в широкую спину тролля.

Фродо уже был на палубе и верещал, размахивая короткими ручками:

– Хозяин, все на борту, отчаливаем!

Белоголовый почесал в затылке и неторопливо проговорил:

– Ишь какой шустрый… Мы насчет телеги и козлов не договаривались…

– Неужели ты думаешь, что мы тебя обидим, – глухо пробасил тролль, показав свои клыки в дружелюбном оскале. – По пути обо всем договоримся.

– Да? – переспросил пират, изучающе оглядев Душегуба. Затем его взгляд скользнул ко мне за спину и он неожиданно согласился:

– Ну что ж, тогда поплыли. – И тут же заорал: – Эй вы, бездельники мокрохвостые, все наверх! Отдать швартовы! Отчаливаем!

И, словно по мановению волшебной палочки, из трюма выскочили шесть человек, одетых в невыразимое тряпье. Однако эти оборванцы оказались настоящими матросами, и уже через минуту наша барка отвалила от пристани. А еще через пару минут к тому месту, где она только что стояла, подскакали три рыцаря Храма, и один из них зычно заорал:

– Капитан, немедленно выдай нам смутьянов, обосновавшихся на твоей палубе!

– Распоряжайся в своем занюханном Храме, – спокойно отозвался беловолосый пират. – А река – экстерриториальна.

– Я доложу Епископу о твоем неповиновении, и твоя барка больше не войдет ни в один порт страны!

– А я пожалуюсь на Епископа королеве, и она отправит его назад в его башню с голым задом! – проорал в ответ капитан.

– Но королевы нет! – буквально взвизгнул рыцарь.

– Да?! – с преувеличенным удивлением переспросил капитан. – А это, по-твоему, кто?! – И он указал на сидящую в повозке Кину.

Рыцарь неожиданно тоненько заскулил, его тело задергалось в каком-то рваном ритме, а затем рухнуло из седла под копыта коня. Шлем, ударившись о причальную тумбу, потерял забрало, и мы увидели нелепое лицо, грубо намалеванное на изображавшем голову куклы мешке. Нарисованные кое-как глаза несколько раз мигнули и застыли, так же как и дернувшееся последний раз тело. Причал между тем медленно удалялся, и двое оставшихся рыцарей молча провожали нас взглядами.

– Похоже, капитан, ты его достал… – негромко проговорил Шалай, не отводя глаз от неподвижно лежащей серебристой фигуры.

– Просто надо знать, как с ними разговаривать, – так же негромко ответил капитан.

Шалай повернулся к нему и, словно продолжая дружескую беседу, спросил:

– А откуда ты знаешь королеву?

– Так я же не всегда водил барки по реке… – усмехнулся пират, глядя на Кину. – Было время, когда королева удостаивала меня аудиенции и даже приватной беседы. Так что ее лицо мне хорошо знакомо. И я его узнаю, чем бы оно ни было вымазано.

Эльнорда тут же принялась оттирать щеки, губы и подбородок Кины от запекшейся крови, а капитан повернулся к Шалаю и добавил:

– Еще два месяца назад, дорогой воевода, меня называли граф Бертран Изомский. Королева Кина после своего восшествия на престол не только приняла меня в своем Замке, но даже удостоила приватной беседой.

– Ты – граф Изом?! – изумленно воскликнул Шалай. – Но я слышал, что ты пропал!

– Граф действительно пропал, – снова усмехнулся капитан. – Зато появился капитан Кук… Ну почему ты так удивлен, неужели ты на самом деле думаешь, что мне надо было сидеть у себя в Изоме и ждать, когда за мной явятся рыцари Храма или гвардейцы правителя?

– Друзья, – повернулся к нам Шалай, – позвольте представить вам Бертрана Изомского! Это единственный вассал королевы, который не поверил рассказам о ее смерти и отказался признать власть правителя Качея или Епископа. Он заявил, что поверит в смерть королевы только после личного участия в ее похоронах. А после похорон он положит свою жизнь на то, чтобы найти и уничтожить ее убийц!

– И который очень рад, что королева жива! – дополнил торжественную речь воеводы капитан.

– Она действительно пока что жива, но не совсем здорова… – вернулся к разговору Шалай. – Тебе, граф, я расскажу все.

Правда, рассказывать историю Кины пришлось в основном мне. Просто потому, что я знал эту историю в подробностях. Когда рассказ закончился, пират, оказавшийся графом и хорошим знакомым Кины, спросил после короткого раздумья:

– Значит, вы везете королеву в Замок, чтобы воссоединить ее тело и душу?

– Да, – твердо ответил я.

– Но там же этот мерзавец Качей! От него можно ожидать всего чего угодно!

– Я думаю, что под нашей защитой королеве ничто не грозит, – ответил за меня воевода левой руки. – А кроме того, это единственный шанс вернуть Кину на престол.

Белобрысый граф оглядел Братство и недоуменно пожал плечами:

– Но вас же всего семеро, считая двух карликов…

– Это кто карлик! – в один голос возмутились Фродо и Твист.

Граф посмотрел на обоих малышей и не удостоил их ответа. Вместо этого он быстрым шагом пересек палубу и наклонился над люком, из которого вылезли его матросы.

– Дубль Таун, а ну-ка покажись! – громко крикнул он в разверстую дыру. Но из люка никто не появился. Вместо этого рядом с белобрысым Бертраном прямо из воздуха материализовался здоровенный бородатый мужик в длинном ярко-синем халате и некоем подобии фески на голове. Наклонившись рядом с графом над люком, он раскатистым басом сообщил:

– Я уже здесь, граф.

Бертран, ничуть не удивившись, выпрямился и спросил:

– Ты все слышал?

Мужик молча наклонил голову.

– Тогда мы сделаем так. Ты поведешь барку к противоположному берегу и высадишь воеводу с его друзьями недалеко от заставы кочевников. Затем ты направишься в Бургот и закончишь наши дела. А я отправляюсь в Изом, а оттуда со всеми, кого смогу собрать, к Замку. – И, повернувшись к Шалаю, добавил для него: – Надеюсь, я поспею к вашему приезду.

– Как скоро нас высадят? – тут же задал вопрос воевода.

Граф посмотрел в сторону далекого берега и ответил:

– Через два часа. Еще полчаса вам потребуется, чтобы добраться до заставы. Если вас не встретят на берегу…

– И десять часов, чтобы доскакать до границы… – продолжил его расчеты Шалай.

– Совершенно верно, – согласился граф. – Прибавьте восемь часов необходимого сна и четыре часа пути от границы до Замка.

– Если нас на этом пути никто не встретит! – снова внес свои соображения воевода.

– Итого – сутки, – закончил счет граф. – Я должен успеть…

«Видимо, его хваленый Изом совсем недалеко», – подумал я про себя, но тут граф принялся колдовать.

Двое матросов вытащили на палубу небольшое зеркало в бронзовой, хитро закрученной раме, и, укрепив его на качающихся досках настила, быстро отошли в сторону. Граф небрежным движением вырвал из своих штанов небольшой клок шерсти и тщательно протер им зеркальное стекло, а затем скатал из него шарик. Потом двумя пальцами левой руки он выудил из воздуха тлеющий уголек и принялся с его помощью поджигать этот шерстяной шарик.

Я, признаться, усмехнулся про себя, зная, насколько это неблагодарное дело, но, вопреки моим сомнениям, граф лишь пару раз сильно дунул на свой уголек, и плотный шерстяной комочек загорелся. Вернее, он только задымился, но этого графу было, по всей видимости, вполне достаточно. Он размахнулся и резко швырнул дымящуюся шерсть прямо в зеркальное стекло. К всеобщему удивлению, дымящий и воняющий комок не отскочил от зеркала, а канул в его глубину и исчез. Только из стекла продолжало наползать дымное облако. Вначале темное и бесформенное, оно постепенно светлело, становясь белесым, и принимало форму большого эллипсоида. Когда внутри облака смутно обозначились какие-то строения, граф пробормотал что-то вроде:

– До встречи… – и шагнул в клубящийся дым.

И пропал.

А дым тут же разнесло в стороны свежим речным ветерком.

– Так! – громко сказал Фродо. – И куда же этот голый граф делся?!

Стоявший по-прежнему около нас помощник графа со странным именем Дубль Таун посмотрел на хоббита и улыбнулся:

– Бертран уже в Изоме. Часа через два он тронется к Замку.

– Хм, – не удержался я, – а нельзя было нас с помощью этого зеркала отправить прямо к Замку?

– Нельзя, – ответил бородач. – Этот портал пропускает только того, на ком надеты графские штаны. Сам понимаешь, штаны эти можно надеть только на кого-то одного. К тому же на этом счастливчике больше не должно быть никакой одежды.

И он перевел красноречивый взгляд на наших дам.

– Я люблю прогулки по воде… – пропела Эльнорда. И похоже, все члены нашего Братства вполне разделяли ее вкусы.

Глава четырнадцатая

Высокомерие так называемых «цивилизованных»

народов было бы смешным, если бы не было таким

страшным. Ведь они называют людей «дикими»

только потому, что обычаи, законы, мировоззрение

и ценности этих людей не совпадают в чем-то с

нормами их «цивилизации».

И вот «цивилизованный» народ, уничтожая обычаи и

ценности «дикарей», а порой и их самих, заявляет,

что несет цивилизацию! Получается, что более

цивилизован тот, у кого более мощное оружие!..

Но кому нужна такая «цивилизация»?

Мы спокойно пересекли реку и через два часа подошли к топкому, илистому берегу. Заметив, что воевода часто поглядывает на виднеющуюся вдали ниточку моста, Дубль Таун успокоительно проворчал:

– По мосту за вами погони не будет. Кочевники не пропустят на свой берег ни стражников, ни тем более рыцарей Храма.

Так что мы не спеша переправились на маленькой верткой лодочке с барки на прибрежное болото.

Барка тут же отчалила и, снова выметнув парус, стала быстро удаляться вниз по течению. А мы двинулись по грязи к виднеющимся невдалеке холмам.

Впереди шагал Шалай. Шлем он снял и нес под мышкой, так что его седые волосы развевались на легком ветру. За ним топали Душегуб, Крак и я. За мной тащилась повозка Твиста, в которой с удобствами расположились обе девчонки и Фродо.

Повозка переправлялась на берег пустой, так как вредный карлик заявил, что козлы устали и всю компанию не потянут. Поскольку единственным специалистом по тягловым козлам был сам Твист, спорить мы с ним не стали. Однако, когда уже на берегу он предложил мне разместиться в его шарабане, а в ответ на мой вопрос о состоянии его парнокопытных заявил, что двоих-троих они свезут, я, не спрашивая его разрешения, посадил в повозку Кину и Эльнорду. А Фродо, бормоча себе под нос:

– Я почти ничего и не вешу… – залез туда сам.

Мне уже давно стало ясно, что Твист так неожиданно и вовремя присоединился к нам, преследуя какие-то свои, еще неясные, цели и вряд ли теперь покинет нас.

Через полчаса мы добрались до холмов. Почва стала вполне твердой, болотная грязь осталась позади, и мы вздохнули немного свободнее. Шалай остановился, пытаясь определить, в какую сторону нам надо двигаться, чтобы выйти к заставе кочевников, и в этот момент из-за большой кучи камней, явно кем-то наваленной, показался всадник.

Он выехал на тропу, остановился и принялся нас внимательно разглядывать. Сам он представлял весьма колоритную фигуру. На нем был надет толстый полосатый халат, подпоясанный широким кожаным поясом, на котором болталась длинная сабля в богато расшитых ножнах. Из-под отворотов халата высовывалась шелковая кремовая рубашка, оставлявшая обнаженной высокую крепкую шею. На голове всадника был наверчен кусок ткани, на манер некоего раздерганного тюрбана, конец которого свисал на правое плечо. За спиной всадника виднелся колчан с длинным луком и стрелами. Его ноги, обутые в сапоги с высоко загнутыми носками, твердо стояли в широких кованых стременах. Со свободно повисшей вдоль тела правой руки свисала короткая плеть.

Взаимное разглядывание продолжалось минуты две, после чего Шалай громко обратился к всаднику:

– Я вижу перед собой сотника Непобедимой тысячи?

– Ты прав, старик, – ответил тот звучным голосом.

Шалай, не обращая внимания на довольно презрительное «старик», задал следующий вопрос:

– Тогда ты подскажешь мне, где сейчас находится Шахир Блистающий?

– Какое у тебя дело к Великому Шахиру? – в свою очередь спросил сотник, и в его вопросе проскользнула явная насмешка.

– Я давно не видел своего побратима и очень хотел бы с ним побеседовать, – спокойно ответил Шалай. И этот спокойный ответ произвел самое неожиданное действие. Сотник резко наклонился вперед, буквально впившись глазами в старого воеводу, и воскликнул:

– Ты – побратим Шахира Блистающего?!

– Прости, я не знал, что у сотника Непобедимой тысячи такие слабые уши…

Теперь уже насмешка звучала в словах Шалая, а сотник не обратил на нее внимания.

– Значит, ты – Шалай Непобедимый! – воскликнул он, и в следующее мгновение его буквально смело с коня. Уже стоя рядом со своим скакуном на одном колене со склоненной головой, он продолжил разговор:

– Прости меня, великий воин, что я не сразу признал тебя. Но я никогда не видел твоего лица, а только слышал бессчетные рассказы о твоей доблести!

Тут он слегка приподнял голову и бросил умоляющий взгляд на Шалая. Тот в ответ милостиво кивнул, словно давая понять, что прощение уже даровано. Сотник продолжил:

– Шахир Блистающий сейчас находится у дальнего извива реки. Там появилось слишком много рыцарей Храма, и нас это настораживает. Непонятно, собрались они атаковать Замок или рассчитывают застать нас врасплох и переправиться на наш берег.

– Нам необходимо срочно увидеться с Шахиром! – перебил его объяснения воевода. – Ты можешь выделить нам четырех лошадей?

– Пять лошадей! – поправил Шалая музыкальный голосок из повозки.

Сотник бросил в сторону шарабана возмущенный взгляд, но в его глазах тут же вспыхнуло восхищение. Эльнорда стояла в повозке во всем блеске своей красоты и обаяния.

– Пять лошадей, – чуть мягче пропела Эльнорда, заметив взгляд сотника. – Не думаешь же ты, Шалай Непобедимый, что я буду и дальше тащиться в этой повозке, имея возможность пересесть в седло?!

Шалай пожал плечами и уточнил свою просьбу:

– Пять лошадей, сотник, и небольшое сопровождение, чтобы мы не заблудились в степи.

– Ты желаешь посетить нашу заставу или хочешь сразу отправиться в ставку Шахира Блистающего? – спросил сотник, с сожалением отводя взгляд от Эльнорды.

– Мы не хотели бы терять ни минуты, – не раздумывая ответил Шалай.

Сотник кошачьим прыжком взвился в седло и протяжно крикнул, явно подражая какому-то хищнику. За холмом раздался топот копыт, и скоро сотника окружило несколько всадников. Подчиняясь короткому распоряжению своего начальства, пятеро из них соскочили с лошадей, уступая их нам, а затем бегом бросились по тропе назад.

Сотник дал несколько коротких указаний оставшимся всадникам, а затем снова повернулся к Шалаю:

– Я буду иметь счастье лично проводить тебя в ставку Великого Шахира. – Он не глядя ткнул плетью за плечо. – Ты и ты, за мной, остальные продолжают наблюдать за берегом.

Затем, развернув свою лошадь, он двинулся по тропе вверх, к холмам.

Вначале мы ехали не слишком быстро. Я пристроился обок с повозкой Твиста, наблюдая, как переносит путь королева, а потом, неожиданно для самого себя, обратился к карлику:

– Слушай, Твист, скажи мне на милость, каким образом ты оказался на месте нашей схватки с епископскими прихвостнями и с чего это решил нам помочь?

Карлик мрачно посмотрел на меня и недовольно пробормотал:

– А в то, что я сделал это по доброте душевной, ты, конечно, не веришь?

– Ну, во-первых, ты совершенно не походишь на доброго самаритянина, – усмехнулся я в ответ. – А во-вторых, вряд ли ты как раз в этот момент просто проезжал мимо.

Карлик перебрал в ладонях вожжи и, ничуть не смущаясь, ответил:

– Я действительно следил за вами…

Поскольку он опять замолчал, мне пришлось задать новый наводящий вопрос:

– И зачем?

Твист не торопился отвечать. Он оглядел нашу растянувшуюся по тропе команду, затем посмотрел на спящую Кину и с интересом прислушивающегося к нашему разговору Фродо. Потом почему-то взглянул на небо и недовольно пробормотал:

– Интересно, этот день когда-нибудь кончится?

Но я не дал сбить себя с темы:

– Так зачем же ты за нами следил?

И тут карлик как-то устало, нет, не устало, а как-то даже обреченно и совершенно не визгливо, сказал:

– Мне почему-то подумалось, что человек… – Тут он бросил на меня короткий взгляд и поправился: – Что маг, отказавшийся от такого заманчивого предложения Епископа, вызволивший из плена своих друзей и сумевший увезти из Храма тело королевы… ну, в общем, маг, который так твердо держит свое слово… что такой маг… может быть, действительно… может найти мою мать!

Тут он неожиданно понурился и тяжело вздохнул.

Однако я хорошо помнил, кто такой Твист, и не дал себя разжалобить:

– Ты так вздыхаешь, словно жалеешь, что совершил добрый поступок…

В моих словах была большая доля иронии, но карлик, похоже, не уловил этого.

– Добрый поступок?! – Мне в уши ударил знакомый Твистов визг. – Это ты считаешь мой поступок добрым! А как ты думаешь, каким его сочтет Епископ?!

– А я думаю, что ты уже и для Епископа придумал соответствующее оправдание своим действиям! – довольно зло ответил я.

Карлик состроил в ответ такую довольную рожу, что я сразу понял – моя догадка верна!

И тут в наш разговор влез Фродо:

– И правильно, что придумал! А ты хотел бы, чтобы он подставил этому монстру свою шкуру! Главное, что он нас действительно выручил!

Я молча пожал плечами. В конце концов, хоббит был прав, Твист имел полное право, влезая в нашу с Епископом свару, подстраховать себя против мести одного из своих хозяев.

В этот момент я поймал взгляд Твиста. Взгляд был каким-то мятущимся, каким-то ждущим, словно карлик хотел услышать от меня что-то очень для себя важное, но не хотел лишний раз спрашивать. И только теперь до меня вдруг дошло, насколько важен был для Твиста разговор о возможности найти его родителей. Я невольно кашлянул, выталкивая подкативший к горлу комок, и буркнул:

– Твист, я тебе обещаю, как только мы закончим эту эпопею с Киной, я сразу займусь поисками твоих родных!..

На губах карлика мелькнула растерянная улыбка, и он отвернулся в сторону.

Впрочем, к Твисту очень скоро вернулось его обычное состояние и настроение. Минут через десять после сказанной мной фразы до нас донесся короткий обмен репликами между Шалаем и сотником. Шалай, воспользовавшись тем, что тропа взбежала на холм и стала значительно шире, догнал сотника и коротко спросил:

– А нельзя ли нам прибавить ходу?

Сотник оглянулся назад и так же коротко ответил:

– Мы-то можем ехать гораздо быстрее, но с нами девушка и, кроме того, эта странная телега, которую тащат козлы, может от быстрой езды развалиться.

Твист тут же привстал со своего сиденья и заверещал:

– Смотри, как бы лошадь под тобой не развалилась, когда будет догонять моих козлов!

Сотник оглянулся на этот вопль, и на его лицо вползла улыбка, похожая на оскал. Или оскал, похожий на улыбку… Потом его взгляд скользнул к стройной, элегантной всаднице в зеленом и наткнулся на явную и безмятежную уверенность в себе. После этого сотнику ничего не оставалось, как только послать свою лошадь вперед галопом.

И началась скачка!

Холмы, отгораживавшие болотистый берег реки, остались за спиной, и перед нашим отрядом раскинулась бескрайняя, ровная как стол степь. Был конец лета, и высокая отцветшая и высохшая трава полегла желтой циновкой, так что даже пыль не поднималась из-под копыт наших коней.

Каким образом сотник находил дорогу в этом лишенном каких-либо ориентиров пространстве, мне было совершенно непонятно, но он летел вперед, сросшись со своей лошадью, словно мифический кентавр. Наши лошади не уступали в скорости и выносливости, но вот всадники, исключая, пожалуй, Шалая, были гораздо слабее. Так что Братство растянулось по степи тонкой ниточкой.

А вот Твистовы козлы, мелко перебирая ногами и не сбиваясь с ровной рыси, нисколько не отставали от сотника.

Эта бешеная скачка продолжалась часа четыре, после чего сотник значительно сбросил скорость, перейдя сначала на рысь, а потом и на шаг.

– Ха! – тут же вынырнул Фродо из повозки. – Наши козлы даже не запыхались! Слушай, Твист, где разводят таких замечательных животных, я бы тоже приобрел себе пару?

Твист посмотрел на хоббита и неожиданно добродушно заявил:

– У тебя не хватит сил, чтобы их удержать…

– У меня?! – тут же вскинулся Фродо. – Да я одной левой переверну твою тележку! – И, быстро оглядевшись, тихо добавил: – Ты знаешь, со мной даже Душегуб побаивается связываться!

Затем он задрал рукав рубашки и согнул руку наподобие культуриста:

– Во, видишь, сплошные мускулы!

– Я про другую силу говорю, – махнул рукой Твист. – Из вас изо всех только Гэндальф может справиться с моей упряжкой. Да и то, ему надо будет еще поучиться.

– А! – догадался Фродо, о какой силе идет речь. – Да, Гэндальф у нас голова!

В этот момент сотник объявил привал, а на заявление Шалая, что мы могли бы двигаться еще пару часов, ответил:

– Здесь есть вода, уважаемый Шалай, а следующий источник очень далеко.

Сопровождавшие нас кочевники расстелили прямо на траве какую-то кошму, достали лепешки и сыр, принесли чистой холодной воды. Мы собрались вокруг предложенного угощения, но на край кошмы присели только Эльнорда и Фродо, остальные, по примеру кочевников, остались стоять.

Скудность закуски не располагала к долгому пиршеству, поэтому уже через полчаса мы снова были в седлах. Только теперь сотник не стал устраивать гонку, убедившись, видимо, что тележка, которую тащили козлы, не уступает в скорости его лошади. Мы двигались быстро, но не изнуряли лошадей скачкой.

А солнце по-прежнему стояло в небе и только слегка сдвинулось к закату.

Я снова скакал рядом с повозкой Твиста, потому что меня начало тревожить состояние Кины. Я, похоже, смог остановить солнце в небе, но вот остановилось ли время?

Королева спала, укутанная в покрывало, и ее лицо было совершенно спокойно. Вздохнув, я обратился к Твисту:

– Слушай, скажи, если не секрет, почему ты не поднял козлов в воздух, когда гнался за сотником?

– А зачем? – пожал плечами карлик. – Он и так от меня никуда бы не ушел.

– Но, наверное, по воздуху твоим козлам проще передвигаться?

Твист посмотрел на меня и вздохнул:

– Проще-то оно, может, и проще, только мои козлики от этого стареют…

– Как стареют?! – опешил я.

– Как, как, вот так! Если их копыта касаются земли, они не стареют и не слабеют, сколько бы им ни приходилось трудиться. А вот в воздухе они начинают стареть, как самые обыкновенные… козлы. Так что, сам понимаешь, без крайней надобности я их в воздух не поднимаю.

– И где же ты таких животин взял?

Карлик тут же бросил на меня настороженный взгляд:

– Где взял, там больше нет! Самое главное, что они слушаются только меня и очень по мне тоскуют, когда я надолго отлучаюсь. Сам видел, даже правитель Качей не стал их со мной разлучать.

И в этот момент высоко вверху что-то неожиданно грохнуло, степь под ногами наших коней заходила ходуном так, что даже козлы остановились. А я сразу припомнил, когда впервые столкнулся с таким же явлением.

Все подняли головы вверх, но небо над нами было совершенно ясным, да и земля уже успокоилась.

Когда же я снова перевел взгляд на Твиста, то увидел, что карлик бледен, как полотно, прошу прощения за избитое сравнение, губы у него трясутся, а руки, стиснувшие вожжи, побелели.

– Эй, малыш, – нарочно оскорбительно обратился я к Твисту, – что тебя так перепугало?

– Епископ… – буквально прохрипел онемевшими губами карлик.

– Что – Епископ? – не понял я.

– Это его волшебство… – Краски постепенно возвращались на крохотное личико.

– Ну-у-у, – удивленно протянул я и тут же возразил: – Нет, не думаю. Зачем ему нас пугать, если дотянуться до нас он все равно сейчас не может.

– Да он и не думает нас пугать! – раздраженно ответил карлик. – Это вообще не имеет к нам отношения! Что ты думаешь, у Епископа только и дел, что за нами гоняться?!

– Вообще-то я именно так и думал… – растерянно пробормотал я.

– А вот и нет! – с каким-то непонятным торжеством взвизгнул Твист. – Он уже несколько лет пытается пробить какой-то тоннель…

– Какой тоннель?! Куда?!

Карлик замялся и как-то нехотя ответил:

– Я подробностей не знаю, но как-то раз в порыве откровенности Епископ мне сказал, что он составил некое уравнение заклинаний, с помощью которого может пробить тоннель в другие миры. И тогда душ у него будет сколько душе угодно! Правда, это же уравнение вполне может отправить наш мир в полное небытие! – Твист зябко передернул плечами. – Теперь, когда вот так грохочет в небе или днем начинают вспыхивать белые звезды, я помираю от страха, а вдруг сейчас все кончится?!

– Так, значит, этот грохот и землетрясение происходят из-за епископских опытов с магией?! – догадался я. Карлик посмотрел на меня, как на недоумка.

– А я тебе про что толкую! Он пробует различные решения своего уравнения, а потом оценивает результаты этого решения. Хорошо еще, эти опыты требуют длительной подготовки и большого количества сил – Епископу приходится после каждого опыта подолгу отдыхать.

– А как он оценивает результаты опытов? – поинтересовался я с некоторым внутренним трепетом, поскольку в моем мозгу возникла некая мысль.

– По его расчетам, после правильно решенного уравнения в его лаборатории появятся сразу несколько душ не из нашего мира. Только пока что никто у него не появлялся…

– У него-то никто не появлялся, а вот… – И я замолчал. Моя только что появившаяся мысль успела полностью оформиться и касалась как раз появления в этом мире Братства Конца!

Несколько минут мы ехали молча, а потом я позволил себе задать вопрос:

– Значит, решение этого самого уравнения для Епископа на сегодняшний день – приоритетная задача?

– Конечно, – тут же ответил Твист.

– Так, может быть, он хоть на время оставит нас в покое…

– И не думай! – Карлик покрутил головой. – После того, что ты натворил в Храме, он тебя в порошок сотрет… как только поймает. Ведь рыцари ему для проведения опытов не нужны, вот они-то тебя и будут ловить.

– Значит, происходит смешение приоритетов… – задумчиво выдал я совершенно непонятную фразу.

– А может, мы его же приоритетом по его же приоритету? – поддержал мои маразматические размышления Фродо.

– Очень может быть… – согласился я.

В этот момент впереди, почти у самого обреза горизонта, показалось несколько быстро приближающихся точек. Скоро стало ясно, что это небольшой отряд всадников и что направляются они прямиком к нам.

Наша слегка растянувшаяся команда подобралась и вновь образовала компактный отряд, в середине которого расположилась повозка. Сотник и Шалай выдвинулись немного вперед. Именно к ним подскакал первый всадник, в то время как остальные полтора десятка остановились шагах в двадцати.

– Кто такие, куда и зачем следуете? – требовательно спросил приблизившийся всадник, совсем еще мальчишка. Однако ответ сотника был быстр и точен, без всяких скидок на возраст спрашивающего:

– Сотник Непобедимой тысячи Байсан Копыто провожает Шалая Непобедимого и его свиту в ставку Шахира Блистающего!

Мальчишка поднял своего коня на дыбы, заставил развернуться на одном месте и помчался назад к отряду. Резко осадив лошадь возле переднего всадника, судя по поведению – предводителя отряда, он начал что-то торопливо докладывать, указывая порой в нашу сторону рукой с зажатой в ней плетью. А я, пораженный внезапной догадкой, показавшейся поначалу совершенно нелепой, впился взглядом в этого всадника.

Одетый почти так же, как провожавший нас сотник, он имел на поясе саблю с золотым эфесом, но это было единственным украшением его костюма. Сидел он на лошади как-то сгорбившись, словно сильно устав, и слушал своего подчиненного, повернувшись к нему боком, как будто страдал глухотой. Но самое странное в его облике было то, что его лицо было закрыто плотной бархатной маской, спускавшейся из-под тюрбана и имевшей всего две узкие прорези для глаз. И тут я заметил, что сотник Байсан тоже смотрит на предводителя отряда, постепенно меняясь в лице и бледнея.

Внимательно выслушав своего мальчишку, этот странный всадник тронул лошадь и медленно двинулся в нашу сторону. Подъехав ближе, он остановился и медленно повернул голову, обводя нашу компанию внимательным взглядом.

– Кто из вас называет себя Шалаем Непобедимым? – глухо, без всякого выражения, прозвучал голос предводителя.

– Так называют меня, – ответил ему воевода.

– Чем ты можешь подтвердить свое имя? – повернулась в его сторону маска, и на мгновение мне показалось, что в ее прорезях блеснули багровые огоньки.

– Сначала назови себя, чтобы я знал, кто сомневается в моих словах. – В голосе Шалая зазвучала сталь.

– Меня зовут Касын Мудрый, и я являюсь первым советником Шахира Блистающего, – проскрежетал тот же механический голос.

– Мудрый? – с неожиданной насмешкой переспросил Шалай. – И давно ли ты получил такое прозвище?

– С тех самых пор, как Великий Шахир склонил свое ухо к моим советам, – не меняя интонации, ответила маска. – Но ты не хочешь или не можешь подтвердить свое имя…

– Его мог бы подтвердить мой побратим – Шахир, – ответил Шалай. – Но для тебя у меня есть и другое подтверждение. Не ты ли тот самый Касын, бывший сотник Орлиной тысячи, которого я лично после битвы у Свирепого Луга вытащил из-под перевернутой телеги? Ты там прятался с самого начала сражения! Если это ты, то у тебя на правой щеке красуется клеймо «заячье ухо». Ведь именно этим клеймом отметил мой побратим всех своих людей, показавших трусость в той битве!

– Да, я участвовал в той битве, – спокойно проскрежетал в ответ Касын. – В битве, которую ты начал, вероломно нарушив договор о перемирии! Иначе ты не смог бы разгромить наше войско…

– Ты брешешь, как ободранный трусливый шакал, – вскричал Шалай. – И я вобью твою мерзкую ложь обратно тебе в глотку! Выходи на поединок, и посмотрим, на чьей стороне правда!

Шалай потянул из ножен свой длинный меч, но его противник даже не притронулся к рукояти своей сабли.

– Я не бьюсь на поединках с клятвопреступниками, – прокаркал он в ответ на вызов воеводы. – Я уничтожаю их! – И, даже не поворачиваясь к своему отряду, он выбросил руку в нашу сторону с приказом: – Взять их!

Но его конники даже не успели подать лошадей вперед, как над степью разнесся веселый мелодичный голос:

– Взять?! Взялки коротки!

И вместе с этим возгласом первая стрела Эльнорды тихо свистнула с тетивы ее лука, чтобы помахать своим серым оперением из горла жертвы. А затем стрелы посыпались с трехсекундным интервалом, причем ни одна из этих стремительных посланниц не осталась без законной добычи. А всего полминуты спустя Душегуб, взмахнув кошмарной палицей, послал свою лошадь в атаку, Шалай и Крак пристроились на ходу по бокам от тролля, а сотник со своими людьми образовали третью линию страшного клина. Когда остатки отряда Касына увидели этот жуткий набирающий скорость смертоносный таран, они шустренько развернулись и прыснули в степь без всякого порядка и строя, откровенно спасая свои шкуры.

Касын припустился за ними, крича на полном скаку:

– Сотник, ты примкнул к врагу Шахира Блистающего!

На что сотник заорал:

– В этом я дам ответ самому Шахиру!

И тут в топот, визг, крик ввинтился душераздирающий вопль Фродо:

– Душегуб, голубчик, не дай уйти этой обезьяне в маске! Хватай его!!!

Однако лошадь у Касына была быстрой, и он заметно уходил вперед от преследователей, тем более что Шалай посчитал задачу выполненной и, конечно же, не желал увлекаться погоней и оставлять повозку со спящей королевой без своего присмотра. Но Душегуб, похоже, не только услышал своего маленького друга, но и был с ним полностью согласен. Над удирающим Касыном белой змеей взвилась петля аркана, и через секунду он уже тащился по скользким стеблям полегшей травы вслед за возвращающейся лошадью тролля.

Душегуб соскочил с коня и ловко, словно выполнял давно знакомое дело, связал пленника. Фродо не менее шустро выскочил из повозки Твиста и тут же оказался около сгорбленной фигуры. На секунду остановившись, хоббит неожиданно брякнул:

– Открой личико, Гюльчатай! – и дернул за бархатную маску. Та неожиданно легко оказалась в руке малыша, а он словно в испуге отпрянул от пленника.

И тут мы увидели, что под роскошным тюрбаном находится… мешок из грязной белой ткани с кое-как намалеванным на нем лицом!

Казалось, над всей степью повисло ошарашенное молчание. Но оно было хрупким, зыбким, ломким и разбилось хриплым вопросом Шалая:

– Сотник, давно советник Касын носит маску?

– Да уж года два… – не менее хрипло ответил Байсан. – Он и моду эту ввел… ну, маски носить…

– Так у вас еще такие модники есть?! – подала голос Эльнорда.

– Есть! – Голос у Байсана окончательно сел, а глаза расширились в жуткой догадке.

– По коням! – бросил Шалай.

– Щас… – коротко пробасил Душегуб и принялся сворачивать то, что осталось от Касына Мудрого, в тугой узел, увязывая его остатком веревки.

– Ты что делаешь?! – в ужасе воскликнул сотник, но Душегуб, не поднимая головы, проворчал:

– А что мне с этой куклой, как с человеком, что ли, обращаться?

Скоро аккуратный тючок был приторочен у троллева седла. А через минуту мы мчались по степи, как в самом начале нашего пути, забыв о восьми часах скачки, голоде и усталости.

В ставке Шахира Блистающего мы были через час с небольшим. Разъезд, встретивший нас уже в виду шатров ставки, без промедления проводил нас к центральной площади, посреди которой высилось роскошное, хоть и временное жилье первого полководца империи кочевников. А это действительно была империя, как ни странно звучит такое словосочетание – империя кочевников.

Шахир – невысокий, поджарый степняк в роскошном халате, подпоясанном золотым наборным поясом, в желтой чалме военачальника и с великолепной, сверкающей каменьями саблей, встретил нас у входа в свой шатер и тут же трижды обнялся с Шалаем. Хриплый рык, заменявший Шахиру голос и совершенно не подходивший к его комплекции, разнесся над круглой утоптанной площадью:

– Старший брат, ты совсем меня забыл! Сколько лет тебя не было в наших степях! Входи, отдохни с дороги! И твои спутники тоже пусть проходят, я рад встрече с ними!

Мы всей гурьбой вперлись в шатер, и хотя его передняя половина была очень просторна, от такого количества народа стало тесновато. Тем более, что Шалай настоял на том, чтобы сотник Байсан и его люди пошли вместе с нами.

Шахир сразу заметил испуганного сотника и оторопевших конников Непобедимой тысячи, но ничего не сказал.

Хозяин хотел сразу провести нас за стол, однако Шалай, едва мы вошли в переднюю половину шатра, встревоженно обратился к своему побратиму:

– Шахир, у нас срочное и очень неприятное дело! Нам надо поговорить без посторонних!

Тот молча указал на разбросанные по ковру подушки, предлагая садиться. Сам он опустился на чрезвычайно низенькую тахту, стоявшую у внутренней стенки шатра, и, сунув в рот мундштук кальяна, приготовился слушать воеводу.

– Один из твоих советников, Касын, назвавший себя Мудрым, во главе полутора десятка всадников, встретил нас в двух часах езды от твоей ставки…

– Ха! – перебил Шахир воеводу. – Так вот, значит, какой сюрприз он мне готовил!

– Сюрприз? – не понял Шалай.

– Ну да! Он отпросился из ставки, пообещав мне вернуться с каким-то сюрпризом для меня. Теперь я понимаю, что он отправился за вами – знает, что тот, кто приведет ко мне в лагерь моего побратима, сможет просить у меня чего угодно! Интересно, откуда эта лиса узнала, что вы направляетесь ко мне?!

– Значит, ты считаешь, что он отправился нам навстречу, чтобы привести нас к тебе?

– Конечно…

– Тогда он выбрал странный способ приглашения! – Шалай криво улыбнулся.

– Что ты хочешь сказать? – сразу насторожился Шахир.

– Сначала твой советник оскорбил меня, назвав коварным обманщиком, а когда я в ответ вызвал его на поединок, он скомандовал своим конникам: «Взять их!», то есть нас! Твой сотник тоже прекрасно это слышал. – Шалай кивком указал на Байсана.

Шахир привстал и тут же снова опустился на свою тахту, а затем громко хлопнул в ладоши. В шатер заглянул воин.

– Если Касын вернулся – немедленно ко мне! – рявкнул Блистающий.

– Вернулся твой Касын, вернулся… – глухо пробурчал Душегуб, делая знак воину, чтобы тот удалился, и Шахир изумленно повернулся в его сторону.

Тролль спокойно принялся распаковывать бывшую при нем увязку. Через минуту в шатре появилось еще одно действующее лицо, а изумление Шахира Блистающего достигло предела.

– Что это?!

– Что ж ты своих слуг не узнаешь… – усмехнулся тролль, встряхивая поднявшуюся на ноги куклу, которая дергала плечами, пытаясь освободить связанные за спиной руки.

– Халат, пояс, сабля Касына, в конце концов, я сам ему все это подарил! – воскликнул Шахир. – Но где же сам советник?!

– Вот это и есть твой советник, брат… – ответил Шалай.

Нарисованное лицо куклы осталось бесстрастным, но в шатре прозвучало короткое издевательское «хи-хи-хи». А потом угловато задергался нарисованный рот, входя в жуткое противоречие с неподвижными глазами, и мы услышали лишенный эмоций голос:

– Блистающий всегда был несколько туповат… Его блеск ослеплял в первую очередь его самого.

Шахир медленно вставал со своей тахты, бормоча своим оглушающим рыком:

– Да это… да я его… да кто это такой?

И в этот момент тролль приложил к нарисованной роже куклы сорванную с нее маску.

– Касын!!! – мгновенно узнал Шахир.

Душегуб сразу убрал маску, и Блистающий снова растерянно уставился на нарисованную рожу:

– Но как?!

Шалай подошел к полководцу и успокаивающе положил ему на плечо руку:

– Как мы совсем недавно узнали, в нашем королевстве появился такой умелец… кукольник. Он скупает, выменивает, отбирает людские души и вселяет их в вот такие куклы. Все рыцари Храма, например, есть не что иное, как одушевленные куклы. Правда, я никак не ожидал, что в вашей степи тоже организован кукольный театр!

– Глупцы! Слепые глупцы! – неожиданно перебила Шалая кукла. – Вы сами не знаете, о чем говорите. Да, я отдал душу Епископу! Но взамен я получил все, о чем только мог мечтать! А когда Епископ достигнет своей цели – объединит под своей рукой степную империю и королевство Кинов, я стану правителем степи! И подчиняться такому могучему, такому несокрушимому чародею гораздо приятнее, чем какому-то выскочке, только и умеющему что размахивать мечом и клеймить людей!

Тут кукла повернулась к Шахиру и уставила свои неподвижные кое-как прорисованные глаза в его лицо. И все мы неожиданно почувствовали жгучую ненависть этой нежити, обращенную к своему бывшему повелителю.

Однако Шахир уже пришел в себя. Откинувшись на своей тахте, словно сытый тигр, он прорычал в ответ:

– Я клеймил не людей, а трусов! А тебя, предатель, продавший свой народ, вернее, это набитое старым тряпьем чучело, я сожгу в назидание всем торгующим своими душами!

– Ха-ха-ха, – рассмеялась кукла своим механическим голосом. – Сжигай! Сжигай этот мешок тряпок! Ты только окажешь мне услугу, освободив мою душу! Мой повелитель даст ей другое тело, и я снова смогу служить ему!

Шахир выглядел несколько озадаченным. Последние слова куклы ему явно не понравились. Он не привык, чтобы его угрозы не наводили ужас на тех, к кому были обращены. Но тут в разговор вмешался я:

– Недолго…

Мой голос был тих и спокоен, даже несколько печален. Все посмотрели на меня, в том числе и кукла. Именно она первой прореагировала на мои слова:

– Что значит – недолго?

– Недолго ты сможешь служить своему господину.

– Почему?

В этом механическом, лишенном каких-либо эмоций голосе неожиданно просквозило некое подобие беспокойства.

– Прислушайся к себе, душа… И скажи сама себе, сколько тебе лет… Как долго ты еще сможешь служить своему хозяину… древность?

В шатре повисла минутная тишина, а затем кукла неожиданно дернулась, и ее нарисованные глаза закрылись, превратившись в две горизонтальные черточки, а рот задергался:

– Долго… долго… долго… тысячу лет!

– Мне ничего не надо говорить, – оборвал я этот бесчувственный вопль. – Ты скажи сама себе и скажи правду!

Ответом мне было долгое «а-а-а-а-а-а-а…».

Не слушая душу, постигшую, что ее обманули, я повернулся к Блистающему:

– Тело этого человека на самом деле может вернуться в степь… И даже, может быть, в качестве ее правителя. Только это будет уже совсем другое существо. А куклу сжигать я не вижу смысла, лучше использовать это пугало по прямому назначению.

– Точно! – встрял Фродо. – На кол его, пусть огород сторожит, пока морду дождями не смоет!

– Но оно же сможет со своего кола орать всякое непотребство… – с сомнением произнес Шахир. – Всякие антиправительственные речи…

– Ну и пусть орет, – пожал плечами Фродо. – Орущее чучело – это ж мечта любого огородника. И кто будет прислушиваться к его крикам?! Ну кто хочет, чтобы о нем сказали, что он верит чучелу?!

Шахир снова посмотрел на куклу, на этот раз несколько задумчиво. Я решил, что у нашего воинственного и знаменитого хозяина, возможно, тоже есть свой огород…

– Душегуб, убери эту… рухлядь, – попросил Шалай. Тролль, не обращая внимания на вопли куклы, принялся снова скатывать ее в прежний тючок. Впрочем, как только голова куклы оказалась замотанной в халат, вопли смолкли. Блистающий снова хлопнул в ладоши, и когда в шатре появился стражник, брезгливо указал на тючок в руках Душегуба:

– Этот подарок моих друзей уберешь в мою сокровищницу! Предупреди Густама, что эта вещь мне очень дорога!

Стражник с поклоном забрал тючок и исчез за пологом шатра. А Шалай снова обратился к своему побратиму:

– Есть еще одна проблема…

– Ты сегодня просто набит проблемами, – улыбнулся Шахир, думая, что речь скорее всего пойдет о наших проблемах. Однако следующие слова воеводы показали, что он заблуждается:

– Сотник Байсан сказал нам, что у тебя в ставке есть еще модники, носящие маски. Мне кажется, надо бы посмотреть, кто или что под этими масками прячется!

– Ты думаешь?.. – опешил Шахир. Но тут же согласился: – Да, действительно, надо посмотреть… Впрочем, это моя забота. Если у тебя кончились мои проблемы, давай поговорим наконец о твоих.

Шалай горько улыбнулся:

– У нас проблема одна – нам необходимо как можно скорее доставить это дитя в Замок.

И он указал на мирно посапывающую рядом с Душегубом Кину.

– Отсюда до Замка сутки езды, – пожал плечами Блистающий. – Переправу я вам обеспечу. Правда, соответствующее сопровождение я дать не смогу. Сам знаешь, по нашему договору на территории королевства не может быть более тридцати всадников из степи. Но эти тридцать будут лучшими из того, что у меня есть! Этого будет вполне достаточно, чтобы разогнать встречных разбойничков, их что-то многовато у вас развелось последнее время. А что-то серьезное вам может помешать, если только правитель не захочет пустить вас в Замок. Но тут уж…

И он развел руками, показывая свое бессилие.

– Нас преследует Епископ, – коротко и жестко произнес Шалай. – Мы выдержали уже две схватки с его… подданными, причем в первый раз это были два десятка рыцарей Храма! Так что, я думаю, предстоящие нам сутки будут очень насыщенными!

– Значит, рыцари Храма поджидают вас… – задумчиво протянул Блистающий, и я почувствовал в его рыке некоторое эгоистичное облегчение.

– Нас, нас, – подтвердил Шалай. – И много их?

– Мои разведчики насчитали шесть групп по двадцать – тридцать чело… штук в группе. Такое количество рыцарей впервые появилось на нашей границе, поэтому император очень обеспокоился и приказал мне перенести ставку сюда. А они, значит, за вами охотятся… – повторил Шахир. Я уже видел, какое сообщение он немедленно пошлет своему императору.

После секундного раздумья Блистающий предложил:

– Мы переправим вас ночью. Мои разведчики проведут ваш отряд до Святой балки, а по ней вы сможете уйти довольно далеко в направлении Замка. В любом случае рыцарские шайки останутся у вас далеко за спиной.

– Зеркало… – коротко бросил Шалай.

Шахир понимающе глянул побратиму в глаза и повторил:

– Да, Зеркало…

А потом вдруг хлопнул себя по коленям и произнес, поднимаясь со своего ложа:

– Будем надеяться на лучшее, а готовиться к худшему! В любом случае перед походом надо как следует покушать!

– Перед каким походом? – остановил его Фродо. – Сам же сказал, что переправляться будем ночью! А ночь эта неизвестно когда наступит!

В шатре повисло растерянное молчание, а затем Шахир пророкотал:

– Действительно, этот день что-то сильно затянулся.

– Может, это Епископ козни строит? – прозвучал музыкальный голосок Эльнорды. – Хочет помешать нам попасть на ту сторону реки.

– Нет, это не Епископ… – несколько смущенно пробормотал я. – Просто тут были обстоятельства… Ну вот и мне пришлось… понимаете… ввиду этих обстоятельств…

– Чего ты мямлишь! – взвизгнул Фродо. – Ты, что ли, время остановил?! Так и говори!

– Я, – сокрушенно повесил я голову. – Но сейчас постараюсь все исправить.

– Ты только его не слишком убыстряй, – поторопился хоббит со своим советом. – А то мы пообедать не успеем!

– Ага, – буркнул тролль, – и пива попить!

И тут я увидел молчаливо смотревшего на меня Твиста. Его лицо напоминало маску воплощенного изумления из древнегреческого театра! Мне это весьма польстило, но с временем действительно надо было что-то делать. Впрочем, я уже знал, что именно!

– Слушай, Фродо, – повернулся я к хоббиту, – ты не отрежешь мне еще один кусок твоей замечательной ленты?

Глазки у малыша забегали, и он ответил противным фальцетом:

– Какой ленты? Ты меня, наверное, с девчонкой спутал? Откуда у меня может быть лента? Тоже мне, нашел коробейника!

– Да ладно тебе! – воскликнул я. – Ты же у нас в отряде самый запасливый!

– Да нет у меня никакой ленты! – не на шутку разозлился хоббит. – Вон у Эльнорды попроси, она тебе от… гм… от чего-нибудь отрежет…

– Я сейчас от чего-нибудь язык отрежу! – вскочила эльфийка на ноги и потащила из-за пояса свой Рокамор.

– Послушайте! Из-за чего скандал?! – неожиданно вмешался в наш разгорающийся междусобойчик Шахир Блистающий. – Почтенный старик (это он мне!), скажи, какая лента тебе нужна, и она будет немедленно доставлена!

Но я уже вошел в штопор.

– Мне нужна та самая лента, которую этот маленький шерстяной засранец держит у себя за пазухой! – заорал я во все горло.

– На себя посмотри, – тут же заверещал Фродо в ответ. – Маг недоделанный! Только бы ему волхвовать, колдовать, время останавливать! А как расколдовывать – так «Фродо, дай ленточку»! Фиг тебе с маслом, а не ленточку! Ишь ты, щас ему ленточку, завтра – шнурочек, а потом скажет: «Фродо, рубашку скидывай». А скажите, люди добрые, – хоббит протянул вперед свои крохотные ладошки, всех призывая в свидетели, – ну откуда у бедного маленького хоббита ленты и шнурочки?!

Потом он снова повернулся ко мне и буквально завизжал:

– Ну, изверг бесчувственный, давай, снимай с меня последние штанишки!!!

Тут даже язвительная Эльнорда растерялась. Только невозмутимый тролль, не вставая со своего места, молча протянул лапу и положил ее на плечо Фродо.

– Что ты разорался? – Глухой бас Душегуба прозвучал весьма успокоительно. – Гэндальф всего-то и сделал, что попросил у тебя кусок ленты. Мы ж все видели, как в пустыне ты ему отрезал кусок этой ленты, так чего ж ты сейчас-то винтом пошел?

– Да! – обиженно, но уже гораздо спокойнее ответил хоббит. – В пустыне я товарища выручал, а здесь ты слышал? Ни спасиба, ни пожалуйста, а сразу – дай ленты! Думаешь, эта лента мне легко достается?! И главное, нет бы попросить по-человечески, а то сразу – дай! Я тебе что – ленточная фабрика?! – снова накинулся хоббит на меня.

Но я уже совладал с собой и на его наскок спокойно ответил:

– Знаешь, пожалуй, я действительно обойдусь без твоей ленты. Только, понимаешь ли, в этом случае я запущу время для всех, кроме тебя…

– Это как? – недоверчиво переспросил сразу притихший хоббит.

– Ну как?! Для всех вечер наступит часа через три-четыре, а ты будешь его ждать еще пару месяцев…

– А… но… тогда ж… как же… – Фродо совершенно растерялся, но все-таки смог выдать более разборчивую фразу: – Да ничего ты не сделаешь… – И попытался улыбнуться.

Я утомленно-жалостливо улыбнулся ему в ответ:

– Думай что хочешь, а я приступаю к своему «волхвованию»…

И мои руки разошлись в стороны, словно собираясь произвести магический жест.

– Э, э, – заторопился хоббит. – Так если ты мог все сделать без ленты, что ж ты ко мне привязался?

– Я хотел запустить время для всех, но если ты возражаешь…

Мои руки снова пошли в стороны.

– Да ничего я не возражаю! – преувеличенно возмутился Фродо. – Я просто за вежливые взаимоотношения! Сказал бы мне «пожалуйста», так я тебе весь моток отдал бы! А ты вместо этого засранцем обзываешься!

И хоббит принялся лихорадочно шарить у себя за пазухой. На мгновение его физиономия испуганно вытянулась, а губы беззвучно проплясали «потерял!», но в следующую секунду они разъехались в улыбке, и ручка малыша вынырнула на свет божий, сжимая пресловутый клубочек.

– Вот!

Он протянул мне весь клубок.

– Ну что ты, – я пожал плечами, – мне нужен маленький кусочек, ты знаешь какой. Но если…

Продолжить я не успел, потому что Фродо уже выхватил свой кинжал и оттяпал от клубка сантиметров двадцать.

– Хватит? – Он преданно заглядывал мне в глаза.

– Вполне, – кивнул я в ответ и принялся нацарапывать на полученном куске ленты хорошо мне известные знаки, только на этот раз в обратном порядке.

Когда лента сгорела, я растер оставшийся пепел и поднял глаза от своих ладоней. На меня внимательно смотрели все присутствующие. В шатре повисло молчание, которое нарушил, конечно же, самый нетерпеливый – Фродо:

– Все?!

– Все… – ответил я.

– И что?!

– В каком смысле?

– В прямом! Мы с интересом наблюдали за твоими пожароопасными опытами, и что мы теперь имеем?!

– Нормальное время вы теперь имеете! – Я снова начал раздражаться.

– Точно?! – не сдавался Фродо.

– Вы же с Душегубом не хотели, чтобы сразу наступил вечер! – повысил я голос. – Вам же пивом налиться надо успеть!

– Кстати о пиве! – вовремя вмешался хозяин шатра. – Оно может согреться… Прошу за мной.

И он направился в глубь своего жилища на отгороженную половину. Мы двинулись следом, и даже сотник со своими людьми присоединился к нам, не посмев, видимо, отказаться от предложения своего начальства.

За плотной шелковой занавеской располагалось обширное помещение, сплошь застеленное огромным ковром, на котором был сервирован роскошнейший ужин. Увидев все это гастрономическое изобилие, я вдруг понял, насколько голоден. И судя по лицам моих друзей, у них тоже прорезался немалый аппетит.

И все-таки наш ужин не превратился в пир. Все мы прекрасно понимали, что последний отрезок нашего пути должен пройти под самым носом врага, что он будет самым сложным и опасным. Наши взгляды постоянно останавливались на лежавшей у стены шатра королеве, и это зрелище невольно заставляло понижать голос, словно мы боялись ее разбудить. Шумный застольный разговор не завязывался, мы обменивались короткими репликами да просьбами подать что-либо со стола.

Но тем не менее время пролетело достаточно быстро. Утолив голод и запив ужин легким вином, мы вышли на свежий воздух и убедились, что на землю наконец-то спустились сумерки. В этот момент к шатру подбежал воин с конским хвостом, потешно торчавшим из середины тюрбана. Быстро поклонившись Шахиру, он доложил, что все готово для нашей переправы. Тот посмотрел на небо и, усмиряя свой громогласный голос, коротко произнес:

– Через час!

И этот час прошел быстро, видимо, моя остановка времени подействовала на нас весьма своеобразно – мы отвыкли замечать его бег, и теперь оно проскакивало мимо нас, как скорый поезд мимо заброшенного полустанка.

Когда наконец мы попрощались с нашим гостеприимным хозяином и низким, болотистым берегом прошли к кромке воды, над землей уже висела ночь. Причем впервые, пожалуй, с момента нашего появления в этом чудном мире ночь была пасмурная, беззвездная.

У берега нас поджидал плот, сбитый из шести толстых бревен. Братство должно было переправляться на этом плоту, а тридцать всадников, приданные нам Шахиром, и наши лошади пересекали реку вплавь. Твист же заявил, что если мы не будем виснуть на его повозке, то козлики легко перетянут ее на другой берег.

Как только мы сошли на плот, он оторвался от берегового песка и медленно тронулся по чуть мерцающей воде. Я с трудом разобрал, что его вели шестеро плывущих рядом воинов. Немного в стороне плыл остальной отряд, причем не было слышно ни всплеска, ни дыхания, словно стая безмолвных призраков покачивалась в смутном мерцании воды. А вниз по течению, довольно далеко от места нашей переправы, явно слышались звуки боя, и я понял, что конники Шахира проводят отвлекающую операцию.

Мы были уже далеко за серединой реки, когда на приближающемся береговом обрыве возник одинокий призрак всадника, закованного в серебристые доспехи. В полной тишине, не было слышно даже стука копыт, он появился из ночного мрака и остановился над рекой, внимательно оглядывая окрестности. Однако я успел нашептать простенькое заклинание, отводящее глаза, и он увидел разве что толстый ствол дерева, вырванного рекой из берега, уносимый вниз по течению.

Минуту спустя дозорный так же бесшумно исчез в ночной темноте, не обратив внимания на то, что слева и справа от него из воды на берег выползли неясные тени и метнулись вверх по обрыву. Разведчики Шахира Блистающего и в самом деле могли тягаться со знаменитыми ниндзя!

Через несколько минут мы покинули плот и заняли свое место в середине довольно большого отряда. И снова я скакал рядом со своей королевой, поглядывая, насколько прочно она держится в седле.

Степные разведчики повели отряд кромкой воды влево и, удалившись метров на триста от места высадки, свернули в овраг, открывавшийся к берегу. По дну оврага беззвучно бежал тоненький ручеек, и мы двинулись двумя цепочками вдоль его берегов.

Я вглядывался в окружающую нас темень, стараясь угадать, куда делась повозка Твиста, но ее не было. Более того, в той узкой расщелине, которой постепенно становился приютивший нас овраг, повозка карлика просто не смогла бы уместиться.

Впрочем, скоро меня отвлекли другие заботы. Овраг все больше мельчал, ключ, дававший начало ручью, остался позади, и наконец двое всадников, идущих впереди, достигли начала этой трещины в земле.

Перед нами лежала степь, очень похожая на ту, что осталась за рекой. Только в этой степи у нас уже не было друзей.

В этом месте двое наших разведчиков-проводников оставляли наш отряд. Им предстояло еще провести разведку расположения рыцарских постов вдоль берега реки и только затем вернуться в ставку. А перед нами лежала прямая дорога к Замку.

Один из степняков, прежде чем раствориться в ночи, глухо проговорил, обращаясь к командовавшему нашим сопровождением сотнику Байсану, но глядя при этом почему-то на меня:

– У вас по пути есть две деревушки и одно большое село. Они вроде бы принадлежат правителю, но я не советую вам туда заходить. Там наверняка вертятся монахи…

Сотник тоже взглянул на меня и кивнул, принимая эту информацию к сведению.

Разведчики ушли. Шалай и Байсан недолго посовещались и на основании только им известных причин, признаков и ориентиров выбрали направление движения нашего отряда. Снова началась скачка. Сначала мы шли рысью, опасаясь в темноте попасть в какую-нибудь ямину или привлечь внимание рыцарских разъездов стуком копыт. Но и эта вроде бы неспешная рысь уносила нас все дальше в глубь степи. Когда рассвело, мы наскоро перекусили, не покидая седел, и перешли в галоп.

Прохладное утро словно прибавило нам сил. Темно-коричневые облака быстро расходились, и скоро над нами снова засияло ясное оранжевое небо с припекающим зеленым солнцем. Неожиданно я понял, что оно очень похоже на огромный, ограненный кабошоном изумруд в гладкой золотой оправе.

В самом начале пути Байсан выслал вперед и в стороны дозоры, так что никаких неожиданностей не должно было произойти. Перед полуднем далеко справа из лощины, в которой, видимо, пряталась река, выглянули соломенные крыши деревушки, но мы, следуя совету разведки, миновали сей подозрительный населенный пункт. А скоро на нашем пути появилась еще одна лощинка, с чистым прозрачным ручьем, укрытым высокими густыми кустами. В этих кустах, легко спрятавших наших лошадей, мы устроили небольшой бивак. Пообедав и немного отдохнув, мы снова тронулись в путь.

Плоская как стол степь постепенно превратилась в холмистую равнину, поросшую невысоким кустарником, совершенно не затруднявшим нашего движения. Когда отряд втянулся в ритм движения, Шалай, скакавший до этого впереди, чуть приотстал и поравнялся со мной.

– Интересно, куда делся наш карликовый спаситель? – негромко проговорил он, имея в виду Твиста. – Не переметнулся ли он в очередной раз, если только с самого начала не был послан, чтобы узнать наш маршрут…

– Не думаю, что он настолько коварен… – несколько неуверенно ответил я. – Мне показалось, что ему действительно очень хочется отыскать своих родителей…

– Ты просто не знаешь, какой это ловкий проходимец! – буркнул Шалай, и в ответ на эту категоричную фразу рядом с нами раздался знакомый противный фальцет:

– Ты, воевода, просто не в меру подозрителен! Разве я когда-нибудь делал гадости просто так?!

Воздух слева от Шалая начал уплотняться, принимая вид какого-то сероватого облака, и через секунду из этого облака вынырнула знакомая пожарная бричка.

Воевода, не обращая внимания на колдовские штучки карлика, спокойно ответил:

– В том-то и дело, что ты даже самую бессмысленную гадость сможешь легко опричинить… Талант у тебя такой.

– Ха! – довольно усмехнулся Твист. – Вынужден признать, что Шалаюшка – один из немногих, понимающих мою талантливую натуру.

Несмотря на завязавшуюся между воеводой и бывшим королевским шутом пикировку, мне было ясно, что как только Твист появился рядом с нами, у Шалая значительно повысилось настроение.

И в этот момент мой случайно брошенный вверх взгляд зацепился за какую-то маленькую черную точку, появившуюся в небе над горизонтом и медленно двигавшуюся в нашу сторону. Точка росла и скоро стала пятном, очень мне не нравящимся! Я уже собрался снова произнести заклятие, отводящее взгляд, но меня остановил тоненький голосок, раздавшийся в моей голове:

– Не трать напрасно силы, это тебе не кукла-рыцарь! Лучше подумай, что теперь можно сделать!

– Как я могу думать, что теперь можно сделать, когда я не знаю, какое оно, это «теперь», – несколько раздраженно ответил я своей высокоумной, хотя и бумажной советчице.

– Теперь вы обнаружены епископской разведкой. Впрочем, ты сейчас сам в этом убедишься!..

И действительно, я в этом очень быстро убедился. Метрах в двадцати над нашим отрядом неспешно, как некий квадратный дельтаплан, пролетел… монах в черной развевающейся рясе с откинутым капюшоном и безобразно болтающимися голыми ногами. Монах странно помахивал руками, словно бы направляя свой полет, и гнусно улыбался.

Это бескрылое летательное свинство, безусловно, узнало нас с первого взгляда, вот только напрасно оно посчитало себя в полной безопасности. Я, может быть, действительно слишком долго раздумывал, что же теперь делать, но в нашем Братстве нашлись более сообразительные люди. Когда летающий прислужник Епископа решил сделать над нами круг почета, Эльнорда одним плавным движением выдернула из-за плеча лук и наложила стрелу. В следующее мгновение тетива негромко шлепнула по рукавице, и исследовавший нас дневной нетопырь неожиданно сорвался в штопор.

Подъехав к месту падения монаха, мы обнаружили совершенно мертвое тело со стрелой в горле и явными признаками множественных переломов. Но самое удивительное было то, что это совершенно мертвое тело все еще трепыхалось, словно пыталось опять подняться в небо!

Душегуб остановился над дохлым монахом, понаблюдал за этими неуклюжими попытками оторваться от земли и неожиданно заявил:

– А ведь это у него такой халатик летучий. Это он пытается мертвяка в небо утащить. Только мертвяк, судя по всему, тяжеловат для халатика, не то что живое тело.

– Точно! – немедленно согласилась Эльнорда. – Надо этот халатик на кого-нибудь из нас надеть! Пусть полетает, посмотрит, что там вокруг и как…

И оба повернулись в сторону трясущегося на огромной лошади Фродо.

– И не надо на меня так смотреть! – тут же отозвался кандидат в аэронавты. – У меня морская болезнь и вообще повышенная реакция на восходящие воздушные потоки! Я даже в самолетах по три пакета за раз использую!!!

– Здорово! – восхитился тролль.

– Что здорово?! Что здорово?! – еще более обеспокоился хоббит.

– Представляешь, мы тебя запускаем в небо, ты быстренько находишь этих дребаных рыцарей и вместо пакетов используешь наземные цели! Два-три вылета – и половина наших врагов задохнется в доспехах!

– Точно! – снова подтвердила Эльнорда. – Только перед каждым вылетом Фродо надо как следует кормить!

– Не надо меня как следует кормить! – буквально завопил хоббит, от чего его лошадь шарахнулась в сторону.

– Ну будем кормить, как не следует… – задумчиво буркнул тролль.

– Слушай! – воскликнула Эльнорда. – А может, нам этот халатик разделить на две половинки и заслать в небо обоих карликов?

Тролль ответил заинтересованным взглядом, а Твист и Фродо воплем:

– Кто карлик?!

– И вообще, – попытался Фродо перехватить инициативу в обсуждении летных перспектив, – почему вы решили, что запускать надо низеньких? Мне кажется, если над рыцарями зависнет Душегуб, они просто сразу все свои души повыпускают!

– Отчего бы это? – подозрительно спросил тролль.

– От ужаса! – радостно пояснил хоббит. – Ведь если такая гора рухнет на голову, ни один доспех не спасет. А еще лучше запустить Гэндальфа!

Тут, на мой взгляд, он перешел все границы, поэтому я сразу вмешался в разговор. Причем сделал это в своей излюбленной саркастической манере:

– Да-а-а?!

– Конечно! – возбужденно воскликнул Фродо. – У тебя так красиво будет развеваться бородища, они засмотрятся, а ты их с неба заклятиями, заклятиями…

– Щас я тебя заклятием, – угрюмо пообещал я, но хоббит бодро удивился:

– А я здесь при чем?! Это Эльнорда с Душегубом предлагают!

Твист довольно хихикнул, а тролль вытащил из кармашка кончик своей цепочки и многозначительно показал его карлику. Тот обиженно отвернулся, и его козлы медленно отошли в сторону.

Впрочем, пока мы препирались над бездыханным телом, один из всадников Байсана быстро соскочил с лошади и принялся споро стягивать дергающуюся рясу с мертвого монаха.

– Мы уже встречали такие хламидки, – негромко пояснил сотник, – и знаем, как с ними надо обращаться.

Как только степняк стянул рясу с тела, она успокоилась и безразлично обвисла в руках конника. Тот быстро сбросил свой халат и зачем-то сапоги, а затем натянул на свои широкие плечи черную рясу. И ничего не произошло. Однако парень, ничуть не смущаясь, примерился к слабому ветерку и побежал ему навстречу. Через пару десятков шагов он взмыл в небо и, сделав изящный круг, направился вперед, туда, куда лежал наш путь. Мы двинулись за ним неспешной рысью.

Наш летун вернулся через полчаса. Когда он появился в небе, Эльнорда уже держала лук в руках, но Байсан издалека узнал своего человека. Тот, смешно помахивая руками, опустился на землю и, чуть запыхавшись, доложил:

– До Замка часа полтора ходу… Но совсем недалеко собираются рыцари Храма.

– Много? – напряженно спросил Шалай.

– Когда я был над ними, их было десятка четыре.

Мы переглянулись. Нас тоже было около четырех десятков, стало быть, силы были практически равны.

– Но к ним выходило подкрепление. Я не знаю сколько, они выходили… ну… прямо из воздуха на дорогу…

– Зеркало! – скрежетнул зубами Шалай и пояснил, словно для самого себя: – Епископ поставил Зеркало. Интересно, сколько он сможет вывести против нас рыцарей?!

– Ну, это мы скоро узнаем, – задумчиво произнес я и повернулся к летуну. – Как ты думаешь, рыцарей видно из Замка?

– Конечно, – сразу ответил он. – Видно даже, как с замковых стен и башен этих серебряных ребят рассматривают.

– Может, правитель выведет нам из Замка помощь, когда увидит, что мы возвращаемся? – повернулся я к Шалаю. Но тот только молча покачал головой.

Мы тронулись вперед, уже не торопясь, сберегая силы коней. Мы прекрасно понимали и то, что этот путь может стать гибельным, и то, что другого пути для нас нет!

Через час, поднявшись на покатую вершину очередного холма, мы увидели поджидавших нас рыцарей. Их было много. Их было гораздо больше сорока. Их было больше ста. Их было не меньше полутора сотен!

И они занимали прекрасную позицию, оседлав дорогу, проходящую между двумя, хоть и не очень высокими, холмами. Они построились поперек дороги широким полумесяцем, плотным, насыщенным копьями в середине и истончавшимся к краям. Но эти края, поднятые на склоны холмов, должны были охватить наш маленький атакующий отряд и замкнуть его в смертельное кольцо. Сами рыцари не собирались атаковать, несмотря на свое подавляющее численное преимущество. Зачем? Они прекрасно знали, что у нас безвыходная ситуация, что нам необходимо как можно быстрее попасть в Замок.

Братство Конца остановилось на холме, в шесть пар глаз рассматривая поле своей, скорее всего, последней битвы. А потом Шалай повернулся к сотнику:

– Вот что, друг Байсан, уводи-ка ты своих ребят назад. Мы попробуем прорваться, а вам совершенно незачем класть свои головы неизвестно за что…

Байсан выпрямился в седле, и его лицо окаменело. Когда он заговорил, его голос звучал хрипловато, но твердо:

– Я знаю, многие в вашей стране называют нас дикарями. Пусть. Меня это не трогает. Но я никогда не дам повода назвать людей степи трусами, предавшими дружбу. Наш командир приказал нам проводить вас до Замка, и никакие рыцари не заставят нас свернуть с этого пути.

Шалай только молча пожал плечами.

Мы переложили королеву в повозку Твиста, и я, глядя прямо в глаза карлику, негромко сказал:

– Если ты сможешь уберечь королеву и доставить ее в Замок, я выполню любую твою просьбу. Если ты предашь нас и сотворишь зло этому беспомощному телу, я найду тебя, где бы ты ни прятался, и уничтожу!

– Не надо угроз… – ощерившись, пробормотал карлик, – не надо…

– Не надо угроз… – перебил его Фродо, без спроса перебираясь из седла в повозку. – Я за ним послежу…

– Тяжеловато будет моим козликам… – недовольно проворчал Твист.

– Ничего, – успокоил его хоббит, – я легонький. Вон даже летать собирался, да мне халатик не дали…

Мы построились привычным клином, только место левого крайнего в третьем ряду нашей ударной пирамиды занял Байсан. Когда наш отряд начал разгон, я успел подумать, что место боя рыцарями выбрано все-таки не совсем удачно. Мы атаковали сверху вниз, и это облегчало нам необходимый разбег перед сшибкой.

Вершину холма, с которого мы начали нашу атаку, и центр серебряного полумесяца разделяло всего пятьсот—шестьсот метров. Солнце светило нам в спину, поэтому я удивленно оглянулся, когда в середине этого небольшого отрезка дороги почувствовал, как нас накрыло какой-то огромной тенью. Вначале я ничего не понял. Прямо над нашим отрядом висела длинная, вытянутая вдоль дороги темная, почти черная туча, испещренная белыми и цветными черточками. Только через очень долгое мгновение до меня дошло, что над нами несется, все больше опережая наш отряд, огромная стая птиц! Птицы были самые разные, от тяжелых огромных орлов и стремительных вертких соколов до страшных в стае ворон и крошечных трясогузок. Стая построилась клином, очень похожим на наш, и, судя по всему, собиралась первой атаковать наших неприятелей!

И тут мне на плечо, протыкая когтями плотную ткань плаща, опустился здоровенный иссиня-черный Ворон.

– Здравствуйте, ваше величество! – без тени иронии крикнул я сквозь ревущий в ушах воздух. – Я очень рад вас видеть!

– Я тоже… – как-то грустно ответил Ворон.

– Вы решили открыто вмешаться в битву?

– Для каждого приходит такое время, когда надо открыто стать на чью-то сторону. Вот такое время наступило и для нас! – так же грустно ответил Ворон.

– Но тебя это почему-то не радует! – недопустимо весело воскликнул я.

– Слишком много моих подданных погибнут сегодня… – ответил Ворон, покидая мое плечо, и мне в сердце хлынула вся его тоска и печаль!

Но серебристый строй стремительно приближался, и мне стало совсем не до отвлеченных размышлений. Тем более, что я ощутил явное воздействие чужой магии. Ноги у наших разогнавшихся коней стали неожиданно заплетаться, словно на них были наброшены какие-то невидимые путы. На этот раз мне не понадобились указания моей книжицы. Необходимые слова и жесты сами, непринужденно и естественно выбросились с моих губ и рук в пространство, и эти невидимые путы стали с треском и скрежетом рваться, ломая кости и разрывая мясо тем, кто их сотворил и поддерживал. По серебристому строю рыцарей Храма прокатилась первая судорога смертей.

Сразу вслед за этим точно в середину блистающего полумесяца ударил плотный птичий клин, и на наших глазах в воздухе замелькали перья, маленькие и большие птичьи тела, переставшие быть птицами. Но вперемежку с ними взлетали в воздух рваные куски сверкающего металла, а порой и целые шлемы, непонятное тряпье и солома. И снова по блистающему строю волной прошла судорога смерти!

До противника оставалось не более ста метров, когда птичье воинство взвилось вверх и по широкой дуге начало второй заход на своих противников. И в этот момент скакавшая впереди меня Эльнорда выпрямилась в седле, а в ее руках появился лук.

– Против рыцарей стрелы бесполезны! – зачем-то заорал я, но девчонка, не оборачиваясь, зло бросила в ответ:

– А против их лошадей?!

И стрелы понеслись вперед, срываясь с тетивы по две за раз и расходясь в воздухе, каждая к своей цели. Двенадцать раз успела эльфийка спустить тетиву до того, как сменила лук на шпагу. Двадцать четыре лошади дико заржали впереди, валясь в дорожную пыль и на повлажневшую вечернюю траву и сбрасывая своих изготовившихся к схватке всадников!

Но самое поразительное заключалось в том, что буквально за минуту до сшибки я увидел поверх сверкающих шлемов, как из-за холма позади рыцарского строя на дорогу, заходя нашим противникам в тыл, вынесся отряд черных всадников, впереди которого на огромном гнедом жеребце скакал высокий рыцарь в знакомых серебристых доспехах! Чуть сзади него в руке совсем юного паренька в легких латах развевался зеленый с золотом штандарт, на котором я мгновенно различил изображение странного зверя, напоминавшего помесь собаки с черепахой!

В центре полумесяца рыцари стояли в шесть шеренг. Две первые шеренги опустили свои длинные копья, готовясь принять на них наш неудержимо несущийся клин, но Душегуб в последний неуловимый момент скользнул с седла на левый бок лошади, так что острия прошли над ним, пропахав мчавшийся вместе с нами воздух. Эльнорда лихо повторила маневр тролля и нырнула под копья, выбрасывая вверх руку со шпагой, а вот Шалаю повезло меньше. Старый вояка уже не имел необходимой гибкости и опоздал с нырком. Тяжелый наконечник пробил его доспехи на левом плече и вышел наружу, уже окрашенный красным.

А Душегуб, пробив своим телом три ряда из шести, уже крушил серебристые доспехи своим тяжелым герданом. Рядом, напоминая беснующуюся валькирию, сверкала шпагой Эльнорда. Шалай, чудом оставшийся в седле, ритмично, как хорошо смазанная машина, раскладывал точные удары узкого и длинного меча.

Неожиданно три стоявших перед Душегубом блистающих, закованных в броню ряда развалились на две стороны и в образовавшийся пролом, словно клин, посланный могучим ударом молота, вошли уже виденный мной рыцарь в серебристых доспехах и два черных рыцаря с чернеными мечами в руках. Душегуб сплеча замахнулся на новых противников, и вдруг над грохочущей железом схваткой прогремел веселый голос:

– Кина и королевство!

– Граф!.. – неожиданно тоненько, по-мальчишечьи, крикнул Шалай. – Изом и королевство!

А по обе стороны от прорыва появлялись все новые и новые черные всадники с тяжелыми мечами в руках, расширяя прорыв, не давая серебристому полумесяцу снова сомкнуться. Следовавшие за нами степняки, сразу уловив маневр неожиданных союзников, также разделились надвое и ударили в стороны, поддерживая усилия рыцарей Бертрана Изомского. Тот, на мгновение откинув забрало, быстро проговорил:

– Шалай, уводи своих к Замку, а мы эту нечисть зачистим! Так, сотник?

И он сверкнул глазами в сторону Байсана.

– Так, граф! – показал тот в ответ свои белоснежные зубы.

Душегуб, как мне показалось, с сожалением развернул свою лошадь и рванулся через образовавшийся пролом в рядах противника в сторону уже недалекого Замка.

Из гущи боя выскочила только наша пятерка, к которой тут же присоединился роскошный экипаж Твиста. На полном скаку мы приближались к быстро растущим воротам Замка, и в этот момент замковый мост, словно в насмешку, начал рывками подниматься. Такое неслыханное, подлое коварство буквально взбесило меня, тем более что на стенах Замка стояли люди, которые прекрасно видели и схватку, и то, что нас по пятам преследует десяток оторвавшихся от боя рыцарей Храма!

Сумасшедшая ярость приподняла меня на стременах, и моя рука грозно подняла посох. И в то же мгновение с его вершины сорвалась толстая зеленовато мерцающая раздвоенная молния и с сухим треском ударила во втягивающиеся в мостовую башню цепи. И эти цепочки, звенья которых были сварены из сорокамиллиметровых прутков, лопнули с оглушительным треском, плюнув раскаленными ошметками в пристенный ров.

Рухнувший на свое место мост мгновенно скрылся в клубах пара, и в это белое облако с жутким воем унесся гердан, брошенный мощной лапой Душегуба. Впереди раздался страшный треск, а со стен над нашими головами ударил залп из арбалетов, укладывая лошадей наших преследователей в дорожную пыль. А мы уже неслись по мосту сквозь возносящийся к небесам пар. Проезжая арку в стене, я увидел, как Душегуб наклонился в седле и на полном скаку подхватил брошенное им оружие, а вокруг валялись куски разбитой воротной решетки.

Бешеный бег наших коней вынес нас на брусчатку замкового двора. На то самоеместо, с которого кони уносили нас совсем недавно в неизвестность.

Мы вернулись! Вернулись с телом королевы Кины!

Глава пятнадцатая

И что нам благодарность королей,

И что любовь прекрасных королев,

Нам пыль дорог нехоженых милей

И на щите поднявший лапы лев…

Песня неизвестного странствующего рыцаря

Двор был пуст. Никто не встречал триумфаторов. Более того, замковые стены, дворец и окружающие его постройки настороженно молчали, словно не знали, чего ожидать от буйной компании, ворвавшейся внутрь Замка вопреки его желанию.

Мы растерянно озирались, постепенно приходя в себя от буйства неравной схватки и сумасшедшей, убийственной скачки.

И нас никто не встречал. Даже ко всему готовый Твист, казалось, растерялся. Во всяком случае, он так же, как и все остальные, недоуменно крутил головой, будто бы заново привыкая к виду королевского Замка.

Но в этот момент Шалай тонко захрипел и начал валиться из седла. Мы соскочили с коней и бросились к воеводе. Первым, как это ни странно, подоспел Душегуб и осторожно принял бесчувственное тело старого воина на свои огромные руки.

Наша суета словно разбудила Замок. Где-то совершенно мирно хлопнуло окно, из-за угла выбежали конюхи и, приняв наших загнанных лошадей, повели их на конюшню. Из узких, высоких дверей дворца высыпали многочисленные лакеи, за которыми шествовал один из стариков-придворных. Он попытался невнятно потребовать выполнения каких-то непонятных ритуалов прибытия, однако его мгновенно остановил могучий рев Душегуба:

– Воеводу в его апартаменты и туда же немедленно королевского врача! Крак, пойдешь с этими бездельниками и проследишь, чтобы все было сделано, как надо!

Гвардеец, коротко бросив:

– Все будет сделано! – поспешил за лакеями, которым тролль передал Шалая.

– Королеву в ее спальню! – продолжал реветь Душегуб. – Туда же ее фрейлин с соответствующей сну одеждой. Наряд гвардии к дверям спальни!

– Но, позвольте! – прорезался голос у напыщенного старца. – Королевскую опочивальню занимает его величество, правитель Качей Первый!

– Значит, мы выкинем его ничтожество Качея Последнего с занимаемой им плацкарты… – неожиданным фальцетом завопил Фродо, – поскольку вернулась настоящая хозяйка этой спальни! Или ты, старый пер…ечница, королеву не узнаешь?!

«Старый пер…ечница» мгновенно узнал свою королеву и со всей возможной страстностью произнес:

– Дорогу королеве Кине Золотой! Ее величество направляется в свою опочивальню!

Душегуб уже достал спящую Кину из Твистовой повозки, как вдруг окно в бельэтаже дворца распахнулось и оттуда высунулось «его ничтожество».

– Конец, ты вернулся наконец?! – нисколько не смущаясь своим предательским поведением, нагло поинтересовался Качей.

– А ты нас, конечно, уже не ожидал?! – рявкнул я в ответ. – Поэтому и распорядился мост поднять и решетку опустить?!

– Какую решетку? Какой мост?! – преувеличенно удивленно воскликнул подлый лицемер. – Я все свое свободное время проводил у магического зеркала. Обозревал окрестности в ожидании вас!

– Что ж ты, зараза, не обозрел, что нас поджидают на пороге Замка епископские рыцари Храма? – совершенно спокойно, даже ласково, поинтересовалась Эльнорда. Но от ее ласкового голоска по коже бежали мурашки.

– Видимо, в этот момент я смотрел в другую сторону, – как ни в чем не бывало ответил Качей. – Мое магическое зеркало не слишком совершенно и не дает кругового обзора.

– Щас мы поднимемся к тебе и пробьем у тебя на затылке третий глаз, – заорал Фродо. – Вот и будет у тебя круговой обзор без всякого зеркала!

– Конец, в смысле, Гэндальф, – соизволил наконец оскорбиться правитель. – Тебе не кажется, что твои люди позволяют недопустимые выпады в адрес верховной власти королевства?!

– Ты еще не видел моего выпада… – громко проговорила Эльнорда. – Но ты его увидишь, не беспокойся.

Следом за этим многозначительным обещанием она повернулась к разинувшему рот и остолбеневшему старику-придворному и ласково попросила:

– Показывай дорогу в спальню королевы, друг сердечный. И рот закрой, а то ангину заработаешь!

Старик через силу шевельнул побелевшими губами:

– Да, да, конечно… – и засеменил внутрь замкового дворца. Душегуб в окружении лакеев, не знавших, чем заняться, и оттого еще больше суетившихся, шагнул следом, а за троллем в двери проскользнул… Твист, грубовато отпихнув Фродо.

Хоббит остолбенел от такой наглости, но его успокоила Эльнорда:

– Смотри, Фродо, как карлик торопится! Знает, что Душегуб не любит ужин ждать!

Хоббит фыркнул и покрутил головой, а Твист бросил на эльфийку разъяренный взгляд, но промолчал.

Несмотря на свою растерянность, старик довел нас до опочивальни королевы довольно быстро. Это очень большое помещение располагалось на втором этаже дворца, в самом дальнем конце здания, и ее окна выходили на замковый двор. Тролль аккуратно уложил Кину в постель, и прежде чем предоставить ее фрейлинам возможность заняться одеждой королевы, принялся тщательно осматривать окна, стены и углы спальни. Я в это время начал магическое прощупывание на предмет выявления скрытых магических влияний на обитателей спальни. Через несколько минут Душегуб и я убедились в безопасности королевы и вышли в холл, оставив у постели Кины Эльнорду.

Едва мы оказались за дверью, Фродо требовательно спросил у меня:

– Ну и что ты теперь будешь делать?!

А я не знал, что надо делать! Растерянно пожав плечами, я сказал своим товарищам правду:

– Не знаю… На королеву, вне всякого сомнения, наложено какое-то заклятие, и заклятие это должно быть весьма сложным. Боюсь, мне не по силам разрушить его.

– Какой же выход? – пробасил тролль.

– Эту ночь, она, кстати, начнется очень скоро, мы будем дежурить в королевской спальне. У меня есть крохотная надежда, что душа Кины сама займет свое свободное тело. Ведь хотела же она захватить тело Эльнорды?

– А если этого не произойдет? – все так же напористо приставал ко мне хоббит.

Я снова беспомощно пожал плечами:

– Для того чтобы хоть что-то предпринять, у нас просто не остается времени. Епископ отпустил мне всего пять дней, но три из них уже, считай, прошли…

В этот момент из спальни выглянула Эльнорда и поманила нас внутрь. Мы вошли на цыпочках.

Королева лежала, облаченная в роскошную, полупрозрачную ночную рубашку, напоминавшую скорее некое неосязаемое облако, до половины прикрытое одеялом. Темные короткие волосы были аккуратно расчесаны и красиво обрамляли чуть осунувшееся, бледное лицо с закрытыми глазами, под которыми залегли синеватые тени.

– Может, снять у нее со щеки твое насекомое? – прошептал Душегуб, имея в виду сонного клопа.

– Это не мое насекомое, а твое… – не поворачивая головы возразил я.

– Ну пусть мое, – миролюбиво согласился тролль. – Так, может, снять?

– Оно тебе мешает? – тихохонько поинтересовался Фродо. – Мне – нет. Я слишком хорошо помню, как она разговаривала с нами в мавзолее. Так что давай лучше подождем, пока к ней душа вернется.

– Да, давайте не будем торопиться? – неожиданно поддержал хоббита Твист.

И в этот момент во дворе раздался грохот копыт по брусчатке. Несколько лошадей через изуродованный мной мост и сквозь разбитую троллем решетку ворвались в замок.

Я бросился к окну, готовя на ходу самое свое зверское колдовство, но, выглянув наружу, увидел, что во дворе соскакивает с лошади граф Изом. Его окружало несколько всадников в вороненых доспехах, и уже виденный мною штандарт, располосованный в двух местах, покачивался над его головой.

– Граф, как наши дела?! – закричал я. – И что с нашими сопровождающими?

Изом поднял голову:

– Все в порядке! Эти куклы сегодня дрались на удивление вяло, и почему-то с ними не было их обычного магического сопровождения!

– Так Гэндальф их в самом начале прихлопнул! – подал реплику Фродо из соседнего окна.

– Вот как?! В таком случае выражаю тебе свою благодарность, отсутствие монахов нам очень помогло. Кстати, как и присутствие ваших степняков. Отличные рубаки. Они пошли назад к себе, у них трое погибших и восемь человек довольно тяжело ранены. Сотник сказал, что надо павших предать родной земле. А как дела у вас?

– Поднимайтесь сюда, – пригласил я его.

Он быстро скользнул взглядом по фасаду дворца и уточнил:

– Вы ведь в королевской спальне?

– Точно, – подтвердил я его догадку.

Граф что-то негромко приказал своим людям и исчез в дверях дворца. Через минуту он уже входил в королевскую спальню.

– И как же вас сюда впустили? – с улыбкой обратился он ко мне и тут же, видимо, заметив отсутствие Шалая, быстро спросил: – А что со старым воеводой?!

– Шалай у себя. Он ранен, и довольно серьезно. Сейчас у него должен быть придворный лекарь. Крак проследит, чтобы там все было нормально.

Граф Изом кивнул, не отрывая взгляда от лежащей в постели Кины:

– А что теперь будет с королевой?

Только я собрался снова пожать плечами, как дверь отворилась и все тот же старый вельможа, который провожал нас в покои королевы, провозгласил:

– Его величество, правитель Качей Первый!

Следом за этим объявлением в спальню бодрым шагом вошел и сам правитель. Наткнувшись взглядом на Бертрана Изомского, он от неожиданности чуть было не споткнулся на ровном месте и тут же недовольно заговорил:

– Какой болван пустил этого человека в Замок? Я же приказал никого из посторонних сюда не пускать!

– Видимо, Ваго, королевские лучники и гвардейцы в отличие от тебя не сочли рыцаря королевы посторонним человеком! – спокойно ответил Бертран.

Качея буквально передернуло от фамильярного обращения нахального графа, но он решил не ввязываться в спор, у него были более важные дела.

– Серый Конец, – повернулся он ко мне. – Когда ты будешь готов доложить мне о результатах твоей экспедиции…

– Вот наш результат, – кивнул я в сторону лежащей в постели Кины.

– Но, насколько я понял, королева в беспамятстве и не может отправлять свои функции правителя страны, – ничуть не смущаясь, заявил кандидат в престолонаследники.

– Сегодня в беспамятстве, завтра будет в памятстве! – угрюмо буркнул Душегуб, зло сверкнув маленькими глазками в сторону Качея.

– Будем надеяться! – тут же согласился тот и снова повернулся ко мне. – А что ты можешь сказать по поводу моей просьбы?

– А, ты спрашиваешь насчет кольца, меча и пояса?

– Конечно! – Качей от нетерпения даже начал переступать с ноги на ногу, словно маленький мальчик, который очень хочет в туалет по-маленькому.

– Ну что ж, эту мелкую проблему я тоже решил! – гордо и многозначительно заявил я.

– Да?! – радостно вскричал «его ничтожество». Мне даже показалось, что он протянул вперед свои жадные ручонки, чтобы немедленно принять в них королевские регалии. Поэтому я с особым наслаждением продолжил свой доклад:

– Да. Я полностью и окончательно убедился, что королевские регалии в Храме у Епископа… отсутствуют!

Такой разочарованной рожи я никогда в жизни не видел и думаю, что уже больше не увижу. Правитель побледнел, как полотно, губы его обиженно задрожали, руки, только что жадно шевелившие пальчиками, бессильно упали вдоль тела:

– И это все, что ты можешь сообщить?!

– А разве этого мало?! – безмерно удивился я. – Да любой другой за такие сведения просто озолотил бы меня!

– Какие сведения! – взвизгнул Качей, до которого начала доходить моя издевка. – Мне не нужны никакие сведения, мне нужны регалии!

Я уже давно заметил, с каким интересом слушает мой доклад Изом, потому я с большим удовольствием продолжил бы эту беседу, но меня перебили. Причем сразу двое.

– Всем нужны регалии… – грозно прогудел тролль.

– А зачем они тебе? – ласково поинтересовался хоббит.

Качеевы глазки нервно забегали по лицам говоривших, словно определяя, в какой из фраз содержится большая угроза. Потом, сообразив, что реплика Душегуба ответа не требует, он повернулся к Фродо и с достоинством произнес:

– Это же королевские регалии. Теперь, когда королева наконец-то вернулась в Замок, они должны быть всегда под рукой. А вдруг, придя в себя, она не припомнит, куда они подевались.

И снова два друга высказались одновременно.

– Она все припомнит! Уж тебе-то она все припомнит! – пообещал хоббит.

– Под чьей это рукой они должны быть? – угрюмо поинтересовался тролль.

И снова глазки правителя заметались между Душегубом и Фродо так, что я испугался, как бы его не поразило хроническое косоглазие. Наконец, явно не зная что сказать, Качей пожевал губами и повернулся ко мне:

– Твои люди, Конец, задают совершенно непозволительные вопросы. Неужели непонятно, что я пекусь только о благе государства!

– Уже спекся! – неожиданно бросила реплику от постели королевы Эльнорда.

– Нет еще, – оценивающе склонил голову набок тролль. – Но скоро будет готов.

Качей несколько торопливо отступил к дверям спальни:

– Хорошо, я вижу, вы очень утомлены своим походом. К вопросу о регалиях мы вернемся завтра, тем более что сейчас мне уже пора в постель. Вы можете поужинать в общей зале гостевых апартаментов, а ваши спальни уже приготовлены для вас.

– Нет! – резко оборвал я его. – Мы проведем ночь в покоях королевы и ужинать будем здесь!

– Но у нас не принято принимать пищу в спальнях и уж тем более – проводить ночь в королевских покоях! – буквально завизжал в ответ Качей.

– У вас не принято кушать в спальнях?! – еще громче взвизгнул Фродо. – А где мы кушали в первую ночь пребывания в твоем Замке? Да мне тот высохший сыр до сих пор поперек глотки стоит! Душегуб! – Он круто повернулся к троллю. – А ну пойдем, пока не поздно, пошарим на кухне! А то этот сквалыга заплесневелых корок нам сюда пришлет и скажет, что у них так принято!

Душегуб одобрительно гукнул и направился к дверям. Фродо бросился за ним. Качей проводил их изумленно-возмущенным взглядом, потом как-то растерянно огляделся и тоже покинул спальню. А следом, как-то неловко, бочком, к двери проскользнул Твист и, пробормотав:

– Попробую я пробраться к себе… – юркнул за дверь.

– Крутые ребята в вашем Братстве! – усмехнулся Изом.

– Да, другие у нас не держатся, – мелодично донеслось от постели королевы.

Только обернувшись в ее сторону и взглянув в глубину спальни, я понял, что вечер уже давно стал поздним и что ночь совсем недалеко. Какой-то внутренний трепет пробежал по моему телу, трепет надежды, что бесприютная душа, обитавшая в этом Замке, возможно, нынешней ночью обретет свое утраченное тело!

Вскоре вернулись Душегуб и Фродо с большой коробкой, наполненной различной едой. Не забыли они и пару бутылок темного вина. Мы впятером расположились на ковре прямо у постели королевы и наскоро утолили свой голод.

В спальне совершенно стемнело, и в этот момент королева впервые после того, как ее уложили в постель, зашевелилась. Чуть приподняв голову, она повела ею из стороны в сторону, словно осматриваясь, хотя ее глаза были по-прежнему закрыты, легко вздохнула и снова прилегла. Снова наступила напряженная тишина. Через несколько десятков минут раздался тихий, напряженный шепот Эльнорды:

– Надо было нам Фродо отправить в гостевые комнаты…

– Зачем это? – тут же раздался не менее тихий, но очень возмущенный шепот хоббита.

– Призрак-то скорее всего туда заявится, надо бы, чтобы кто-то сообщил ему, где находится его тело, – спокойно пояснила эльфийка.

– А почему именно я? – не оспаривая идею Эльнорды в целом, спросил хоббит.

– Так ты же у нас мастер разведки и несанкционированных проникновений. Можно сказать, единственный ниндзя в Братстве.

Столь откровенное признание его способностей со стороны вечной насмешницы не могло не тронуть честолюбивого хоббита, поэтому он, тяжело вздохнув, прошептал:

– Ладно, я пойду…

– Нет, – страшным шепотом пробормотал я. – Сегодня нам ни в коем случае разделяться нельзя! Не хватало еще, чтобы Качей нас поодиночке передушил. Я думаю, после сегодняшнего разговора – это его самое горячее желание.

– Я пойду с малышом, – подал свой хриплый шепот Душегуб. – Пусть этот мозгляк только попробует приблизиться к Фродо!

– А ты не будешь топать? – нахально спросил хоббит.

Это было уже прямой насмешкой и оскорблением, поскольку мы не раз убеждались, насколько быстро и бесшумно умеет передвигаться тролль. Поэтому меня не удивило его бурчание:

– За своими косолапками смотри, коротыш!

Видимо, троллево предупреждение сработало, потому что через мгновение полной тишины дверь спальни приоткрылась, показав чуть освещенный проем, и в нее проскользнули две тени – одна крошечная и одна огромная. Дверь тут же бесшумно захлопнулась, и мы замерли в ожидании.

Я не могу сказать, сколько времени мы просидели молча в этой напряженной темноте. Каким-то образом я ощущал, что ни граф, сидевший невдалеке от меня на ковре, ни Эльнорда, расположившаяся у постели королевы, не спят, а так же, как и я сам, напряженно ожидают каких-то событий. Но ничего не происходило. Только эта бесконечная ночь перетекала через стоявшую в комнате тишину.

Неожиданно дверь спальни отворилась и в комнату вбежали хоббит и тролль.

– Ну что? Она приходила?! – во весь голос заверещал Фродо.

– Тихо ты, пищалка резиновая! – зашипела на него Эльнорда. – Кто приходил?

– Кто, кто! Дед Пихто! – мстительно прошипел хоббит в ответ на «пищалку резиновую». – Призрак, конечно. Мы ей сказали, где ее тело обретается. Вы бы видели, как она сквозь стену дернула! Мы думали, она уже здесь…

– Нет, никого не было, – прошептал Изом. – Садитесь и успокойтесь. Будем ждать.

Однако теперь ждать пришлось недолго. Едва тролль и хоббит заняли свои места на ковре, из стены, отделяющей спальню от холла, просочилось маленькое слабо мерцающее облачко, и по комнате прошелестел тихий, душераздирающий шепот:

– Где я?!

И словно в ответ на этот вопрос тело королевы дернулось, странно выгнулось и неожиданно стало кататься по постели, грозя свалиться на пол.

Эльнорда немедленно бросилась к королеве и, навалившись всем телом, попыталась прекратить это жуткое метание, что ей вполне удалось. При этом она громко позвала:

– Кина, милая, здесь ты! Здесь!

Я чуть было не рассмеялся, настолько нелепым показался мне этот возглас, однако призрак его явно услышал. Облачко медленно, какими-то слабыми рывками двинулось на голос Эльнорды, тихо повторяя:

– Где я? Мне сказали, что я в своей спальне, но я себя не вижу! Где я? Неужели меня обманули?!

Она была уже совсем рядом с кроватью, но неожиданно остановилась. Тут я смог хорошо разглядеть ее. И меня поразил ее вид! Призрак королевы настолько истончился, поблек, что его едва было видно. Если бы не слабое мерцание, сопровождавшее его движения, он был бы практически не виден.

Душа королевы Кины растворялась!

«Пять дней, – немедленно припомнил я. – У тебя осталось всего пять дней».

Так вот что имел в виду привидевшийся мне Епископ!

– Но это не я… – протянул разочарованно призрак, рассмотрев наконец Эльнорду, барахтавшуюся в королевской кровати. – Это та самая девушка, которая не хотела ни засыпать, ни терять сознание. Что ты делаешь в королевской постели?

– Что, что, – зло пропыхтела эльфийка. – Тебя держу, чтобы ты на пол не свалилась.

– Кого ты держишь? – проплыл в ответ слабый шепот. – Меня? Но кроме тебя в постели никого нет.

– Но ты же здесь! – Голос Эльнорды от нечеловеческого напряжения потерял всю свою мелодичность, – Давай, вселяйся в свое тело!

– Я не могу войти в тело, которого не ощущаю… – ответил призрак обреченным шепотом.

– Она не видит, не чувствует своего тела! – потрясенно прошептал рядом со мной Изом.

– Бертран, это ты? – тут же качнулся призрак в нашу сторону. – Ты! А мне, когда меня пытали в последний раз, сказали, что тебя изгнали из страны…

– Тебя пытали! – Мне показалось, что граф сейчас грохнется в обморок, но он оказался крепче, чем я думал. – Этот негодяй посмел к тебе прикоснуться?!

– Он прикасался не ко мне, – с легким смешком ответил призрак. – Это было тело какой-то несчастной девушки, которое мне удалось занять. Но муки испытывала я…

– Я его задушу собственными руками! – прорычал Изом. Но призрак не ответил на его яростный вопль. Он еще немного передвинулся в нашу сторону, и мы услышали новый вопрос:

– Рядом с тобой тот самый человек, который почему-то притворяется стариком?

– Да, это я, моя королева… – тихо ответил я. – Мы вернулись в твой Замок и привезли тебя… Но, очевидно, ты зачарована и поэтому не видишь сама себя… И я не знаю, как снять эти чары…

Наверное, в моем шепоте было бесконечно много отчаяния, потому что душа королевы, почти уже покинувшая этот мир, пожалела меня:

– Не огорчайся… Вы сделали все, что могли… Даже больше… Но, видимо, не все в наших силах…

– В наших силах отомстить! – прорычал Изом, и Душегуб довольным ворчанием подтвердил согласие с этим тезисом.

– Отомсти, Изом, если сможешь, – шепнул призрак, медленно отплывая к стене. – А мне пора уходить…

– Но у нас должны остаться еще по меньшей мере сутки! – воскликнул я. – Ты же сможешь прийти сюда будущей ночью! Может быть, мне удастся что-то придумать!

Это был вопль отчаяния. Надежда еще хоть раз увидеть душу той, ради которой я готов был на все. Наверное, Кина поняла меня, потому что, когда призрак уже растворился в стене комнаты, мы услышали еле различимый шепот:

– Я постараюсь…

Призрак исчез. Кина, бившаяся в постели, сразу же успокоилась, и Эльнорда снова сползла на пол рядом с кроватью.

«Она постарается, и я постараюсь… – горько подумал я. – Не знаю, как там выйдет у нее, а я просто не знаю, чего мне стараться!»

– Гэндальф, – тронул меня за рукав подошедший Изом, – вся наша надежда только на тебя! Думай, что можно сделать, а я клянусь – тебе никто не помешает!

«Думай, думай, думай…» – короткое, требовательное слово забилось у меня в голове.

– А чем, интересно, сейчас занимаются Качей и Епископ? – негромко проговорил хоббит. – У них-то ведь тоже остались одни сутки. Кабы нам знать, что у них на уме, мы, может быть, сообразили бы, чего Гэндальфу колдовать надо…

На мой взгляд, это была весьма деловая мысль. Я тут же вспомнил, что на туалетном столике рядом с королевской кроватью стоит вполне подходящее зеркало.

– Попробуем… – пробормотал я и принялся лепить к зеркалу наговор «всевидящего ока».

– И ты думаешь, что у тебя получится эта штука в полной темноте?.. – тут же раздался в моем мозгу тоненький голосок книжки-советчицы. Но сегодня я не был расположен обсуждать с ней свои действия, поэтому неожиданно резко оборвал ее готовые выплеснуться наставления:

– Заткнись и не мешай!

– Ну, ну… – чуть вякнула книжка и… заткнулась.

Я закончил составление наговора и тихо произнес запускающую фразу.

От зеркала заструилось какое-то слабое мерцание, медленно разливаясь по комнате и принимая форму большого эллипса, в одном фокусе которого оказалось зеркало, а в другом… я сам. Этот эллипс замерцал сильнее и внутри него запрыгал «снег», похожий на тот, который мельтешит на экране неотлаженного телевизора.

– Антенна барахлит, – тут же услышал я комментарий хоббита. – Надо другую программу попробовать…

Однако в созданном мной «устройстве» был заложен совершенно иной принцип. И я его очень хорошо себе представлял. Вместо того чтобы «переключать программы», я ярко и отчетливо представил себе того, кого хотел бы увидеть. Мельтешение тотчас же убралось, и в подглядывающем эллипсе появился кусок комнаты. Прямо в центре изображения расположился Качей. Он сидел за письменным столом, разинув рот и выпучив глаза куда-то за пределы нашей видимости. На его лице царствовал испуг!

Самое интересное, что я тоже оказался внутри изображения, располагаясь рядом с пылающим камином. И мне довольно скоро стало жарковато, но я этого не замечал, поскольку был полностью поглощен происходящим.

– Ты сам выпустил их из Храма, да вдобавок позволил забрать тело моей племянницы! – визжал Качей, брызгая слюной. – А теперь хочешь, чтобы я с ними разделался?!

– Да успокойся ты! И подумай, что лепечешь!

Голос показался мне очень знакомым, но Качей не дал прислушаться внимательнее.

– Я не лепечу!!! – взвизгнул он на целую октаву выше. – Я говорю вполне внятно! Ты хочешь, чтобы я взял на себя уничтожение тела Кины, хотя прекрасно знаешь, чем это грозит!

– Ничем это не грозит! – резко ответил его невидимый собеседник. – Ничем! Просто потому, что королевы нет. Есть тело, на которое не распространяется заклятие Кинов!

– Да?! – Рот Качея язвительно искривился. – Что ж ты его не изолировал, как мы договаривались с самого начала?!

Я начал медленно, потихонечку разворачивать картинку так, чтобы увидеть собеседника Качея. И мне это удалось. В противоположном конце эллипса показалось… зеркало, в которое смотрел Качей, и в этом зеркале отражалась… сосредоточенная физиономия Епископа!

– Вся компания в сборе… – пробормотал где-то рядом Фродо.

– У меня были насчет этого тела свои планы, – продолжал разговор Епископ.

– Я все твои планы отлично знаю! – снова перебил его Качей. – И в них входило повесить мне на шею это Братство отпетых негодяев! Только ты просчитался, я завтра же отправлю их к тебе в Храм вместе с телом, которое они притащили в Замок!

– Вряд ли Братство Конца удастся сейчас удалить из Замка, – усмехнулся Епископ. – А вот я завтра к вечеру точно буду в Замке!

– Зачем?! – быстро спросил Качей внезапно севшим голосом.

– У меня есть предложение к твоему другу Серому Концу, и я думаю, что это предложение он примет.

– В этом предложении фигурирует тело моей племянницы? – немедленно поинтересовался Качей.

– Некоторым образом… – задумчиво ответил Епископ и тут же резко одернул собеседника: – Что ты все – «тело» да «тело». Этому телу осталось существовать всего ничего! Без моей магической поддержки оно скоро распадется. Я еще могу вернуть его к жизни, но только я! А ты все о нем беспокоишься… Подумай лучше о душе.

– А что душа?! – неожиданно заносчиво выпалил Качей. – Сам знаешь, что без тел-дублеров она долго не протянет. А тел я ей уже давно не предоставляю.

– Значит, ты бросил попытки найти королевские регалии? – безразличным тоном поинтересовался Епископ. Но Качея, при всей его трусости, обмануть было трудно:

– Можешь считать, что я их уже нашел! – нагло заявил он своему «другу».

– Ну тогда тебе и вовсе нечего беспокоиться и отрывать меня от серьезного дела.

– От какого это дела я тебя оторвал? – с великим подозрением спросил Качей.

– Моя формула близка к совершенству! – гордо произнес Епископ. – Еще два-три испытания, и душ у меня будет сколько угодно.

– Ага, они тебе сейчас, наверное, очень нужны, – злорадно ухмыльнулся Качей. – Судя по имеющейся информации, Братство этого Серого Конца здорово сократило твои запасы!

– Следи лучше, как бы это Братство не вернуло Кину к жизни! – не менее злорадно посоветовал Епископ.

После этой дружелюбной реплики Качеево зеркало мигнуло, и епископская рожа исчезла.

Качей вскочил из-за стола и забегал по кабинету.

– Следи лучше, следи лучше… Сам бы лучше следил, чтобы у тебя из-под замка узники не убегали, прихватив к тому же особо ценное тело! Следи лучше… Что же делать?.. И еще эти регалии!.. Вдруг Серый Конец действительно знает, где они спрятаны. Вечером мне показалось, что он точно знает, где они!.. Гм… Вполне может быть, что и знает, только не хочет говорить! Может, попробовать купить его… Но что этому прощелыге предложить, чтобы он купился?!

Качей продолжал бегать взад-вперед, наморщив и без того узкий лоб и нелепо размахивая руками.

В этот момент я почувствовал, что устал поддерживать заклинание, и прошептал формулу его ликвидации. Изображение, висевшее в эллипсе, мгновенно исчезло, ему на смену вернулся мельтешащий «снег», но и он скоро пропал, истаял вместе с эллипсом, оставив слабое мерцание, которое медленно сворачивалось, убираясь обратно в настольное зеркало.

Я чувствовал себя совершенно опустошенным, и мне страшно хотелось спать. Улегшись прямо на ковре, я подложил под голову руку и закрыл глаза.

– Ну ты даешь! – пискнул в голове книжкин голосок, но я уже проваливался в сон и не слышал, чего же это я даю…

Меня разбудил зеленый луч солнца, бивший мне прямо в глаза. Я перевернулся на другой бок и попытался нашарить одеяло, чтобы накрыться с головой. Однако почти сразу я понял, что одеяла нет и что я больше не хочу спать. Усевшись на ковре и оглядев комнату еще слипающимися глазами, я увидел, что несгибаемый Изом дрыхнет рядом со мной. Фродо свернулся калачиком в кресле и мерно посапывает. Душегуб, расположившись в углу, сидит, подложив на колени локти и обхватив голову руками, но его глаза зорко обегают комнату, а Эльнорда стоит около окна и что-то внимательно рассматривает во дворе.

И тут меня словно что-то толкнуло. Я вскочил с ковра и быстро подошел к постели. Кина лежала совершенно неподвижно, укрытая до подбородка покрывалом. На ее лицо, странно отрешенное и расслабленное, легли густые тени непомерной усталости, как будто этому телу было уже невмоготу жить на белом свете и оно было готово с ним распрощаться. Я понял, что в моем распоряжении остались уже даже не сутки, а считанные часы.

И я не знал, что делать!

Эльнорда повернулась от окна и, словно эхо моих мыслей, негромко спросила:

– Что будем делать?

Я взглянул на нее, затем перевел взгляд на замершего в углу Душегуба и так же негромко проговорил:

– Вы Кину одну не оставляйте ни в коем случае. Я пойду прогуляюсь до королевской библиотеки…

Эльнорда промолчала, а тролль едва заметно кивнул, словно говоря мне, что я могу не беспокоиться.

Я, тихо ступая, пересек спальню и вышел в холл.

Сразу за дверью расположился один из черных рыцарей, прибывших с Бертраном Изомским. Второй рыцарь сидел в кресле у противоположной стены, сняв с головы шлем и придерживая его латной перчаткой на колене. Его усталое лицо было неподвижно-серым, а покрасневшие от бессонницы глаза мгновенно метнулись в мою сторону и, увидев меня, засветились такой яростной надеждой, что мне стало неуютно. Молча прошагав мимо наших спасителей, я вышел в коридор, а затем по лестнице направился вниз, во двор.

Только оказавшись на улице, я понял, что утро давно миновало и близится обеденное время. Но во всем Замке царила удивительная тишина. Даже птиц не было слышно. «Словно боятся потревожить покойника!» – раздраженно подумал я и пошагал в сторону библиотечного флигеля.

Не успел я поднять руку, чтобы постучаться в дверь книгохранилища, как она распахнулась сама. На пороге стоял сумрачный Твердоба и исподлобья смотрел на меня.

– Я тебя уже давно поджидаю, – недовольно пробормотал он, закончив свой осмотр. – Проходи, рассказывай…

Я шагнул за порог, и библиотекарь мгновенно запер за мной дверь. Мы прошли в знакомый библиотечный зал. Там в пару к одинокому креслу был поставлен большой мягкий стул, а между ними втиснут небольшой столик, уставленный тарелочками и мисочками. В двух больших кружках дымилось какое-то горячее варево.

Увидев этот столик, я понял, насколько проголодался и как мне необходимо подкрепить свои гаснущие чародейские силы. Твердоба, словно угадав мои скрытые потребности, гостеприимным жестом пригласил меня занять кресло, а сам, расположившись на стуле, предложил:

– Судя по твоему встрепанному виду, ты только что проснулся. Давай мы перекусим, а потом ты мне все по порядку расскажешь.

Я кивком головы выразил свое согласие и, не дожидаясь особого предложения, накинулся на угощение. Твердоба тоже принялся что-то жевать, правда, с гораздо меньшим усердием, нежели я.

Завтрак этот прошел в молчании и длился очень недолго. Затем библиотекарь быстро убрал столик и, усевшись напротив меня, приготовился слушать. Я немного помолчал, собираясь с мыслями, а затем поведал ему все наши приключения. В заключение своего рассказа я вытащил из потайного кармашка своего плаща книжку и протянул ее Твердобе:

– Вот, возвращаю с большой благодарностью. Если бы не она…

Тот несколько рассеянно принял книгу и погладил ее переплет. У меня в голове раздалось довольное мурлыканье. Так я последний раз услышал свою мудрую наставницу.

– Значит, вы действительно доставили тело королевы в Замок… – задумчиво проговорил библиотекарь. – И теперь надо, чтобы тело и душа воссоединились…

– Ты понял все совершенно верно, – подтвердил я.

Он посмотрел на меня, и в его взгляде проскользнула тоска:

– Боюсь, я ничем не смогу тебе помочь. Мне не встречались заклинания такого класса. Я, конечно, попробую что-нибудь отыскать, но…

– К тому же времени у нас в обрез, – добавил я. – Максимум сутки. А затем начнутся необратимые изменения…

– Получается, что мы все-таки потеряем королеву?!

В его голосе прозвучала затаенная мука, а мне ничего не оставалось, как только пожать плечами. Опять всего лишь пожать плечами.

– Я пойду… – пробормотал я и поднялся из кресла.

Твердоба тоже встал со своего места и, провожая меня до выхода, проговорил:

– Если я что-то отыщу, сразу поднимусь к вам… – но надежды в его голосе не было.

Я вернулся в королевскую спальню, обратив по пути внимание на то, что и у ворот Замка, и у парадных дверей замкового Дворца встали черные рыцари, приведенные Бертраном. Видимо, весь его отряд, закончив преследование и разгром рыцарей Храма, собрался в Замке.

В покоях Кины находились только Душегуб и Фродо. Тролль по-прежнему сидел в своем углу, а хоббит забрался на край королевской постели и, болтая ножками, пристально рассматривал неподвижно лежащую королеву. Увидев меня, он тут же бодро задал бестактный вопрос:

– Слушай, Гэндальф, тебе не кажется, что наша королева постарела?

– Она умирает… – тихо ответил я и опустился на ковер рядом с Душегубом.

Тот наконец-то пошевелился, повернул голову в мою сторону и спросил:

– Ты перекусил?

– Да.

– Можно нам с Фродо смотаться на кухню?

– Конечно.

– А ты один справишься?

В ответ я только улыбнулся.

Хоббит спрыгнул с кровати и сделал вид, что помогает Душегубу подняться с пола. Они молча вышли из комнаты, и только на пороге Душегуб бросил еще один внимательный взгляд в мою сторону. Как только дверь за ними закрылась, я поднялся и подошел к королеве.

Ее лицо было усталым, но абсолютно спокойным. Я долго вглядывался в тонкие, чистые черты этого лица, словно пытался запомнить его навсегда или… навсегда прощался с ним.

Не знаю сколько времени я так простоял, но неожиданно за моей спиной послышалось сдержанное, интеллигентное покашливание. Я обернулся и увидел… Качея. Тот стоял около дальней стены, переминаясь с ноги на ногу. Он словно сожалел о необходимости отвлечь меня от столь серьезного занятия, как пристальное разглядывание спящей королевы. Поскольку я мог достаточно точно предположить, с чем он ко мне заявился, мой вопрос прозвучал довольно грубо:

– Ну? Зачем явился, правитель?!

Качей, сделав шаг вперед, заговорил сбивчиво, захлебываясь и глотая буквы:

– Я хотел прийти раньше, но тут все время вертелись эти… твои… ну… братья… и… сестра. Поэтому я… вот… только сейчас… можно сказать… смог тебя… побеспокоить…

– Выкладывай, с чем пришел?! – перебил я его, а про себя подумал: «Это как же он прошмыгнул мимо людей Изома?»

– Я предлагаю сделку! – поспешно проговорил правитель, напуганный, видимо, моим резким тоном.

– Вот как? – заинтересовался я. – И какую сделку?

– Ты мне говоришь, куда Кина спрятала королевские регалии, а я тебе сообщаю, что хочет сегодня вечером предпринять Епископ.

– Постой, постой, – тут же ухватился я за его оговорку. – Значит, вещи, которые ты столь упорно разыскиваешь, у тебя вовсе и не крали?! Значит, на самом деле их спрятала хозяйка?! Интересно, от кого она их припрятала, уж не от тебя ли?!

Качей понял, что проговорился, и это неожиданно придало ему наглости.

– Да, регалии перепрятала Кина. Теперь я в этом окончательно убедился! Раз ты утверждаешь, что в Храме их нет, значит, моя племянница была более предусмотрительна, чем я о ней думал!

Произнося эти слова, он пристально наблюдал за мной, видимо, надеясь упоминанием о своем родстве с королевским домом смутить меня. Но к счастью, этот факт был мне уже известен, поэтому мой ответ был для Качея настоящей оплеухой:

– Ты считаешь, что каждый бастард имеет право устранять законных наследников короны?!

– Я никого не устранял! – взвизгнул Качей. И тут до него вполне дошло то, что я произнес, и он сообразил, что я, по-видимому, знаю все о его союзе с Варваром и их совместных проделках. Несколько секунд он, задохнувшись от этого понимания, смотрел на меня, вытаращив в ужасе глаза, а затем у него внутри словно что-то надломилось.

– Да! Я считал и сейчас считаю, что был несправедливо обойден судьбой! Я сын своего отца и должен был наследовать его брату, когда мой кузен пропал. А вместо того вынужден был подчиняться взбалмошной девчонке, совершенно не понимавшей всей ответственности, возлагаемой на нее ее саном! Она была недостойной королевой!

– А ты был достойным канцлером? – перебил я его. – Ты – ее ближайший родственник, вместо того, чтобы поддержать и направлять молодую королеву, заключил договор с величайшим злодеем, обманом лишил королеву жизни, отдал страну во власть Варвара! И много ты получил взамен?! Где твоя честь, совесть, гордость, ответственность?! Где твоя душа?!

Последние три слова произвели на Качея действие, напоминающее апперкот. Его голова дернулась назад так, что аккуратный паричок едва удержался на ней, здоровенный хрящ кадыка запрыгал по горлу, словно его хозяин хотел, но никак не мог проглотить услышанное, глаза расширились до небывалых размеров. Лихорадочно шевелившиеся губы явно пытались сказать мне что-то в ответ, но не могли произнести ни звука – сведенное судорогой горло не пропускало воздух.

И в этот момент дверь спальни распахнулась и в нее с возгласом «А вот и мы» вошла Эльнорда в сопровождении графа, а за ними Душегуб и Фродо.

Увидев Братство в полном сборе, Качей издал странный звук, похожий на собачий скулеж, и, метнувшись к дальней стене, с легким шорохом исчез в ней.

– Что здесь делал этот прохвост? – рыкнул тролль, но хоббит мгновенно бросился за исчезнувшим правителем, вопя на бегу:

– За ним, ребята! Здесь потайной ход!

Душегуб и Бертран тут же присоединились к погоне. Я тоже дернулся было вслед за ними, но странно пристальный взгляд Эльнорды остановил меня.

Когда ребята исчезли в стене, она подошла к постели Кины и уселась на краешке, отвернувшись к окну.

– Библиотека не помогла… – не спросила, а, скорее, констатировала Эльнорда. Я кивнул, словно она могла меня видеть.

– Значит, надежды никакой? – Теперь это был вопрос, но в нем была такая безнадежность, что и он не требовал ответа. Девушка повернулась ко мне, и в ее глазах я увидел слезы.

– Но это же несправедливо! – прошептала она сквозь ком в горле. – Мы прошли через такое… и получается, что все напрасно!

– Ну почему же – напрасно… – пробормотал я. – Мы оставались верны себе и теперь можем сказать, что сделали все, что в наших силах… И потом – еще не вечер…

Она как-то горько улыбнулась и ответила:

– А вот тут ты ошибаешься, чародей… Уже вечер…

Мой взгляд метнулся к окну. За ним действительно темнел охристый вечер… Как незаметно он подкрался!

– Кончаются последние сутки… – словно про себя прошептала Эльнорда.

– Еще целая ночь впереди! – неожиданно для самого себя возразил я.

– Ты еще надеешься? – Эльнорда явно было удивлена.

– Ты же видела, Епископ собирается сделать мне какое-то предложение… Может быть…

– Неужели ты собираешься выслушивать его?! – перебила меня Эльнорда. Судя по ее окрепшему голосу, моя столь явная «глупость» вернула ей привычное боевое настроение.

– Да, я собираюсь его выслушать. Ведь то, что я дам ему высказаться, ни к чему меня не обязывает и ничем нам не угрожает…

Однако моя рука инстинктивно стиснула посох. Видимо, я сам не верил в то, что говорил.

В этот момент послышалась какая-то шумная возня, и сквозь дальнюю стену в спальню ввалился Душегуб. В своих огромных лапах он стискивал дергающееся тело правителя. За троллем появился Фродо, пытавшийся на ходу пнуть ношу Душегуба своей коротенькой ножкой. Последним в комнату вошел довольно ухмыляющийся Изом.

– Представляете, – тут же воскликнул он, – этот… «правитель» пытался спрятаться от нас в королевской сокровищнице. Ход отсюда ведет именно в нее. Я поставил у сокровищницы своих ребят, но не поручусь, что здесь нет еще какого-нибудь крысиного лаза!

– Например, в арсенал! – немедленно добавил Фродо и незаметно подмигнул мне.

Но Эльнорда не дала развивать эту животрепещущую тему. Вскочив с постели и выпрямившись во весь свой рост, она воскликнула:

– Это все ерунда! Вы лучше послушайте, что удумал наш высокоученый чародей!

Все, и даже растрепанный и помятый Качей, повернулись в мою сторону.

– Ничего я не удумал… – несколько растерянно пробурчал я.

– Нет, ты расскажи Братству, как ты дошел до мысли такой! – Обличительный пафос Эльнорды взвился к небесам.

Фродо нахмурился, частыми, мелкими шажками приблизился ко мне, склонил голову к плечу, с минуту меня разглядывал, а затем спросил трагическим шепотом:

– И как же ты дошел до мысли такой?!

– А до какой мысли-то? – переспросил прямодушный Душегуб, чисто машинально встряхивая Качея, так что у того зубы лязгнули.

– Да! – тут же подхватил я этот коренной вопрос. – До какой же это мысли я дошел?

Хоббит снова посмотрел на меня долгим укоризненным взглядом, а затем повернулся к Эльнорде:

– До какой мысли он дошел?

Эльфийка медленно оглядела нашу компанию. Серьезными оставались только тролль, упрямо дожидавшийся ответа на свой вопрос, и хоббит, строго глядевший на девушку. До сумеречного эльфа дошло, что к ее пафосу в этой компании относятся, мягко говоря, несерьезно.

– Нечего делать из меня дурочку, недомерок шерстнатый! – заорала она на Фродо. – И нечеголыбиться! – повернулась она к нам с Изомом и непонятно чему улыбавшемуся Качею. – Ты, Конец Серый, лучше расскажи, о чем решил с Епископом договариваться!

И снова все повернулись в мою сторону, только теперь уже на меня смотрели серьезные, озабоченные физиономии.

– И как же я могу сказать, о чем собираюсь с Епископом договариваться, если еще не слышал его предложений! – раздражаясь, воскликнул я.

– Ты скажи, как ты вообще собираешься вступать в переговоры с этим негодяем?! – не унималась Эльнорда. – Ведь ему абсолютно нельзя доверять!

– Доверять ему нельзя, – согласился я. – А договариваться, видимо, придется! Во всяком случае, если он потребует чего-то в обмен на жизнь Кины, я буду готов серьезно рассмотреть его предложения.

Эльнорда возмущенно фыркнула, верная своей эльфийской бескомпромиссности.

– Возможно, Гэндальф прав, – задумчиво проговорил Изом. – Хотя мне тоже претят переговоры с этим… магическим мерзавцем, возможно, придется пойти на его условия.

– А я согласен с Эльнордой, – подал свой голосок Фродо. – С мерзавцами нечего договариваться, их надо уничтожать морально и физически!

– Беру назад «шерстнатого недомерка», – тут же отозвалась эльфийка. – Ты прекрасно развитый хоббит среднего роста с ясным и острым умом! В отличие от некоторых слабоумных чародеев и думающих лишь о своих выгодах графьев!

Новый яростный взгляд метнулся в нашу с Изомом сторону.

– Нет, – неожиданно прогудел Душегуб, – надо выслушать предложения Епископа…

– И ты туда же! – буквально завопила Эльнорда, а Фродо укоризненно посмотрел на тролля и покачал головой. Но Душегуба было трудно смутить:

– Надо его выслушать и… обмануть.

Эта мысль, по-видимому, показалась обоим экстремистам вполне здравой, но Эльнорда была слишком упряма, чтобы вот так сразу отказаться от своей непримиримой позиции.

– Нечего его слушать! Он тут будет языком чесать, а мы уши развесим!

– Но мы же еще не слышали его предложений! – снова возразил я. – Может быть, они и тебе покажутся вполне приемлемыми!

– Конечно, они покажутся вашей прекрасной спутнице приемлемыми! – прекратил наше препирательство ясный, звучный голос.

Мы мгновенно повернулись в сторону говорившего, но там никого не было, голос доносился из пустоты.

– Более того, я уверен, что она первой проголосует за принятие моих предложений, – продолжал уверенно вещать бестелесный голос. – Или я совершенно не разбираюсь в жен… прошу прощения, в девушках…

– Знаток нашелся… – процедила сквозь зубы Эльнорда, но я не дал ей возможности продолжать:

– Может быть, Епископ, ты присоединишься к нашей компании?

– С удовольствием! – тут же откликнулся он. – Тем более что, как я вижу, правитель Качей также почтил ее своим присутствием.

«Правитель Качей» задергался в лапах Душегуба, пытаясь принять более приличное его положению положение. Правда, получилось это у него не слишком убедительно.

Между тем в дальнем от нас углу спальни за постелью королевы возникло мерно вращающееся, похожее на водяную воронку, мерцание, которое постепенно усиливалось, разгоняя сгустившийся мрак и переходя из темно-синего цвета в зеленовато-желтый. Когда же оно стало походить на отблеск сусального золота, из него на пол комнаты шагнула затянутая в черный с серебром костюм фигура Епископа. Мерцание тут же погасло.

Появившийся молодой человек с легкой усмешкой оглядел нашу компанию:

– Прошу прощения, я, кажется, вмешался в разгоревшийся диспут…

– Выкладывай, с чем явился, Варвар! – перебил его прямолинейный тролль. Епископ слегка поморщился, как от грубой, непристойной шутки какого-то деревенщины, и повернулся в сторону Эльнорды:

– Ну разве я похож на варвара, милая леди? – с обаятельной улыбкой спросил он у эльфийки.

– Похож! – отрезала та. – Выкладывай свои предложения, раз уж ты здесь!

Епископ огорченно вздохнул и покачал головой:

– Хорошо… Слушайте… – И он повернулся ко мне.

– Помнишь, Серый Конец, какое предложение я делал тебе в Храме?

Я молча кивнул.

– Теперь я понимаю, почему ты его не принял… В чем была моя, можно сказать, тактическая ошибка!

Я молчал, и все остальные члены Братства тоже не спешили задавать наводящие вопросы. Поэтому Епископу после недолгой паузы пришлось продолжить свои рассуждения.

– Я ведь соблазнял тебя теми преимуществами, которые ты получил бы, согласясь на мое предложение, и при этом не учитывал, что ты, несмотря на свой солидный возраст, романтик! В тебе бушует благородство, жертвенность, ты готов броситься на помощь страждущим! А я предлагал тебе отказаться как раз от этих самых качеств! Вот в чем моя ошибка! Теперь я предлагаю тебе проявить свое благородство, великодушие и жертвенность во всем их блеске!

Епископ снова замолчал, ожидая, видимо, от меня вопроса, но я по-прежнему молчал. Он слегка нахмурился, но постарался придерживаться взятого энергично-дружелюбного тона:

– Сегодня я снова предлагаю тебе передать свою душу в мое распоряжение. А взамен я не только возвращу душу Кины в ее тело, но и верну твоих друзей, твое Братство в ваш родной Мир! Ведь вы из другого Мира?!

Эльнорда, Душегуб и Фродо замерли, уставившись на Епископа. У Качея вырвалось изумленное: «Как же так?!» Изом быстро перебегал прищуренным взглядом по лицам присутствующих.

Вот теперь сделанная Епископом пауза была вполне своевременна и эффектна!

Но весь ее шарм грубо разрушил писклявый голосок Фродо:

– Куда ты Братство денешь?! Вернешь?! – Он набычился и повернулся ко мне: – Не слушай его, Гэндальф! Этот гнусный тип в черном хочет тебя обездушить, а нас заслать, куда Макар телят не гонял! Это чтобы мы тебе помочь не могли!

Но я не слушал Фродо, я повторял про себя слова, подтверждавшие мою догадку: в этот Мир наше Братство явно попало при активном содействии Епископа. Вот только я сильно сомневался, что сделал он это сознательно. Скорее, это было «побочным результатом» его опытов с выработанной им формулой. Поэтому я осторожно поинтересовался:

– Значит, ты точно знаешь, каким образом мы сюда попали и как нас вернуть назад?

Несмотря на то что Епископ должен был ожидать подобный вопрос, он его почему-то смутил:

– Ну, может быть, не совсем точно, но в каком направлении работать, я знаю определенно и решить эту задачу смогу в течение недели.

Голос его звучал достаточно уверенно, и я мгновенно принял решение. Но не высказал его сразу же, а снова задал вопрос:

– Значит, если я дам обещание передать тебе свою душу, ты немедленно вернешь душу королевы в ее тело и в течение недели перекинешь моих друзей обратно в наш Мир?

– Совершенно верно! – самодовольно подтвердил Епископ, и в его глазах сверкнул огонек удовлетворения. «Ну что ж, – как-то устало подумал я, – он может собой гордиться, ему действительно удалось сформулировать приемлемое для меня предложение…»

– Но ведь я соглашусь передать тебе душу только после того, как ты выполнишь свою часть уговора… – с горьковатой усмешкой уточнил я.

– Нет, – тут же возразил он. – Ты дашь обещание передать мне свою душу сразу после того, как я выполню свою часть уговора… Ты чувствуешь разницу?

Его улыбка ясно показывала, что свое предложение он обдумал весьма тщательно. Предлагаемая им формулировка повторяла мое требование, но имела колоссальное значение для Епископа. Мое обещание произносилось первым и должно было быть выполнено!

Я даже не могу сказать, что испытывал какую-то внутреннюю борьбу, когда онемелыми губами произносил:

– Чувствую…

– Ну что ж, мое предложение ясно изложено и правильно понято! – воскликнул вполне довольный собой Епископ. – Подумай и скажи, согласен ли ты, маг по имени Гэндальф Серый Конец, принять его?

– Не соглашайся! – воскликнула Эльнорда. Тролль что-то глухо проворчал, а хоббит судорожно вздохнул.

Вопль Эльнорды колыхнул что-то в моей груди, какое-то чувство опасности. Словно я неожиданно почувствовал скрытый в предложении Епископа и не разгаданный мной подвох.

Но Епископ все рассчитал точно! Именно в этот момент в комнату сквозь ближнюю стену просочилось едва видимое белесоватое облачко и послышался еле различимый шепот:

– Покажите, где мое тело? Может, мне удастся его увидеть…

Почти растворившийся призрак, почти распавшаяся душа моей Кины искала свое тело! Искала тело, обещанное мной!

И я сразу сказал:

– Согласен!

Епископ мгновенно выудил из кармана камзола горевший багровым светом кристалл:

– Тогда ты должен повторить перед этим кристаллом: «Я, маг по имени Гэндальф Серый Конец, согласен передать свою душу в распоряжение мага по имени Седой Варвар сразу после того, как он вернет душу королевы Кины в ее тело, находящееся в этой комнате, а моих друзей – сумеречного эльфа по имени Эльнорда, тролля по имени Душегуб и хоббита по имени Фродо в их родной Мир. Клянусь!»

– А почему перед кристаллом? – немного испуганно поинтересовался я, удивляясь самому себе: «Душу отдать решился, а какого-то кристалла испугался!»

– Этот кристалл, – ухмыльнулся Епископ, – принудит тебя выполнить клятву, если ты вдруг передумаешь…

– А кровью ничего подписать не надо? – язвительно поинтересовался Фродо. Но я уже начал:

– Я, маг по имени Гэндальф Серый Конец, согласен…

– Не спеши, друг мой… – неожиданно прервал меня голос, в котором звучала знакомая хитринка. – Не надо торопиться давать клятвы…

– Отшельник Там? – изумленно прошептал я.

– Он самый…

И рядом со мной, лицом к окаменевшему Варвару, словно изображение на фотобумаге, проявилась маленькая фигурка старого чародея.

Придушенно захрипел и задергался в руках Душегуба Качей. Епископ долгую секунду, вытаращив глаза, рассматривал Отшельника, а потом его лицо перекосила мерзкая гримаса, словно невидимая жесткая рука сдернула с него маску благожелательности и дружелюбия и показала его истинное выражение.

– Не егози! – бросил Отшельник Там в сторону Качея. Тот мгновенно замер.

– И ты не егози! – тут же повернулся к дернувшемуся было Епископу чародей.

– А что ты мне можешь сделать?! – язвительно ощерился тот.

– Вот это… – негромко ответил Там и сделал плавный неуловимый жест.

Все осталось по-прежнему, вот только движения Епископа стали практически незаметными, как будто он преодолевал своей мускульной силой огромное необоримое сопротивление.

«Временной кокон! – мгновенно сообразил я. – Точно такой, в котором был я, находясь в Вересковой Пустоши. Ну, теперь Епископ долго шевелиться будет!»

– Что это ты решил души лишаться, – повернулся ко мне Отшельник Там. – Их у тебя что, немерено? Все ж делается очень просто…

И он подкинул в воздух, как мне показалось, горсть серого невесомого праха. Эта едва видимая пыль повисла бледным облаком, а затем это облако с тихим шорохом развернулось в прозрачную пелену, которая растянулась между лежавшим на постели телом и висевшим в воздухе белесым призраком. В то же мгновение по комнате пронесся тихий ликующий вскрик, и призрак увидел или почувствовал недвижно распростертое тело и метнулся к нему сквозь разделяющую их завесу!

Тело королевы Кины резко дернулось, по комнате пронесся долгий облегченный вздох, тонкая, матово светящаяся в полумраке рука поднялась и опустилась в некоем плавном жесте, и королева одним движением перевернулась под покрывалом на правый бок.

Внезапно правителя Качея буквально вырвала из лап растерявшегося Душегуба неведомая сила и швырнула на пол. Ковер вокруг правителя вспучился странными буграми, которые тут же треснули, пропуская толстые, явно металлические прутья, рванувшиеся к потолку и на наших глазах вросшие в него. В мгновение ока потерявший свой парик и властность правитель оказался в тесной цилиндрической клетке.

Но мы уже не смотрели в его сторону. Комнату огласил жуткий вибрирующий вопль! Молодцеватого, затянутого в черный с серебром шелк Епископа ломала все та же неведомая и невидимая сила, выкручивая ему руки и ноги, прижимая его голову к груди, закатывая его в черный с серебряными разводами шар. Когда этот шар принял почти идеальную форму, раздался мелодичный звон, и оконное стекло осыпалось на пол мелкими осколками. То, что осталось от Седого Варвара, подпрыгнуло на полу комнаты и лихо вылетело сквозь пустую раму, словно после пушечного удара некоего центрфорварда. Но что самое удивительное, следом за этим валявшиеся на ковре осколки медленно поднялись над полом и прыгнули на свое место в раме. Невредимое оконное стекло снова засияло, как будто пропускать сквозь себя различные отбросы было ему не в диковину!

– Вот это и есть фамильная магия Кинов, – почему-то шепотом произнес Отшельник Там. – Значит, теперь с королевой все будет в порядке, а мне, пожалуй, тоже надо сматываться. Пока…

И его маленькая фигурка начала стремительно таять.

– Нам, наверное, тоже стоит покинуть королевскую опочивальню, – негромко предложил граф Бертран, и мы невольно посмотрели на бьющегося в своей клетке, широко разевающего рот Качея. Но ни звука не проникало за пределы окружавшей его стальной ограды.

– Может быть, мне можно остаться? – неуверенно поинтересовалась Эльнорда. Ответом ей было напряженное молчание. Тогда она медленно подошла к постели королевы и опустилась на ковер у ее изголовья, положив руку на край кровати. Из-под покрывала вынырнула узкая ладонь Кины и, как мне показалось, ласково накрыла пальцы Эльнорды.

Мы на цыпочках выскользнули в прихожую.

– Ну что, двинули в гостевые апартаменты? – буднично буркнул тролль. Возражений не последовало. Мы двинулись вслед за шустрым Фродо и скоро оказались в знакомом коридорчике, перед знакомой стеной. Привычно пройдя сквозь шпалеру, мы вошли в общий холл и сразу же разошлись по комнатам.

Спали мы совсем недолго – ведь когда мы добрались до своих кроватей, ночь уже заканчивалась. Утром у нас был хмурый и довольно помятый вид, словно мы накануне не выиграли решающую схватку, а потерпели сокрушительное поражение. Даже Фродо выглядел непривычно понурым и притихшим. Когда же мы притопали к королевской опочивальне… нас не пустили к королеве. В дверях рядом с черными рыцарями Изома стоял знакомый нам величественный старец, сообщивший нам с напыщенным видом, что «…ее королевское величество недостаточно бодро себя чувствует и по этой причине королевский выход и прием сегодня отменяются!».

Правда, из королевской спальни сразу же вышла наша эльфийка. Она была энергична и деловита, словно всю предыдущую ночь отдыхала в своей постели. Посмотрев на старика-придворного из-под вопросительно изогнутой брови, от чего он мгновенно смешался и потерял всю свою важность, она быстро подошла к нам и сообщила последние новости.

Через несколько минут после нашего ухода в спальню королевы примчался Крак с сообщением о том, что воевода пришел в себя и требует немедленно сообщить, как себя чувствует королева. Выслушав рассказ Эльнорды, гвардеец рванул назад к своему командиру, и тот, несмотря на то что не мог подняться с постели, развил бурную деятельность. Он принял на себя командование вооруженными силами королевства и отдал распоряжение о возвращении в замок двух гвардейских полков личной охраны королевы. Затем он собрал у себя всех бывших в Замке черных рыцарей Изома и расставил их на ключевых постах, сменив гвардию правителя. Он вызвал к себе канцлера, казначея и начальника арсенала правителя Качея, а когда они явились, арестовал их и посадил под замок.

Надо сказать, что со стороны правителевой гвардии никаких возражений действиям Шалая не последовало. Видимо, люди хорошо понимали, что Качеево рыльце в пушку, и в очень грязном пушку.

Когда наступило утро, в королевскую спальню явились посланные Шалаем лекари и устроили самый настоящий консилиум. В результате этого высокоученого совещания было объявлено, что королева совершенно здорова, только очень ослаблена. Местные эскулапы попробовали удалить из спальни Эльнорду, чтобы, как они сказали, никто не мешал королеве набираться сил, но эльфийка тут же сообщила им, где именно она их видела и в каком виде. К тому же сама королева пригрозила своим врачам, что вышвырнет их из королевства, если они не оставят в покое ее лучшую подругу.

Когда Эльнорда дошла до этого момента своего сверхэмоционального рассказа, я не выдержал и перебил ее:

– Так Кина пришла в себя?!

Эльнорда на секунду запнулась, словно не поняла моего вопроса, а затем удивленно ответила:

– Да сразу же, как только ее душа вернулась в тело… Ты что, не видел, как она взяла меня за руку?

– И что она говорит?! – не унимался я.

– Да почти что ничего, – улыбнувшись, ответила Эльнорда. – Она в основном спит, а в перерывах сна – ест.

– А… ну да… конечно… – пробормотал я, изображая из себя недоумка.

– Так что вы, ребята, спите, отдыхайте, набирайтесь сил… – закончила свой рассказ Эльнорда. – Дней через пять состоится большой королевский прием в нашу честь, и вы должны быть в форме.

И она снова упорхнула в спальню королевы.

А мы пошли «спать, отдыхать и набираться сил».

Граф Бертран в тот же вечер отправился в свой город, как он сказал, осуществлять там генеральную уборку, и, проводив его, мы оказались полностью предоставленными своему безделью. Даже с Шалаем мы не могли встретиться, поскольку у него не было на это времени.

Через два дня стены и башни Замка заняли королевские гвардейцы подошедшего полка Барса. Полк Беркута разбил свой лагерь в нескольких сотнях метров от замковой стены и организовал патрулирование окрестностей. Именно беркуты приволокли на следующий день черноризца, именовавшего себя парламентером. К его допросу мы были допущены и узнали, что в Храме осталось девять монахов и три рыцаря Храма, которые совершенно не знают, чем заняться, поскольку Епископ пропал, и постоянная связь, которая существовала между ним и старшими монахами, исчезла.

Шалай направил в Храм две роты королевских гвардейцев и очистил эту «цитадель зла» от епископских прихвостней.

А утром шестого дня состоялся и обещанный большой королевский прием. Он, как водится, сопровождался раздачей праздничных слонов. Каждый член Братства Конца получил почетное звание «Опора трона» с вручением нагрудного знака – золотой броши в виде странной лихой загогулины со здоровенным бриллиантом в середине. И когда только их успели наделать! Кроме того, Крак был произведен в капралы полка Беркутов, Душегубу было присвоено звание капитана полка Барса, Фродо получил чин камер-советника с правом решающего голоса (убейте меня – не знаю, что это такое), Шалай – пост набольшего воеводы, а ваш покорный слуга стал именоваться придворным чародеем с правом беспрепятственного пользования королевской библиотекой. Эльнорда отныне именовалась «единственной подругой королевы», и Кина лично подарила ей полный гарнитур из бирюзы в черненом серебре. Девчонка тут же напялила все эти цацки на себя и, по-моему, даже спать ложилась не снимая королевского подарка.

Не был обойден и Твист. Королевский шут получил три шлепка королевской тапкой по заднице, королевское прощение, личную неповторимую погремушку и разрешение… жениться. Причем придворные по углам шептались, что последнее – это уж совершенно из ряда вон выходящая милость.

Правда, получая все эти знаки внимания от королевы, карлик со значением поглядывал в мою сторону, словно напоминая, что я тоже кое-что ему обещал.

Затем последовал шестидневный марафон балов, обедов, ужинов, катаний верхом, в экипажах, на лодках, карнавалов и фейерверков. А завершалось все Большой королевской охотой.

Вначале я лелеял надежду остаться с Киной хоть пару минут наедине и высказать ей свое почтительное восхищение, но на второй или третий день торжеств услышал ее милую беседу с моей подружкой – Эльнордой.

– Как тебе, Киночка, нравится глава нашего Братства? – мило поинтересовалась эльфийка, уплетая крошечный пирожок за очередным праздничным застольем и не подозревая, что я стою буквально за королевской спиной.

– Ничего себе старичок… – индифферентно ответствовала ее величество. – Только вот бородища у него!

Было непонятно, восторгается она моей бородой или осуждает это мужское украшение.

– Да она же приклеенная! – прыснула в кулачок смешливая эльфийка.

– Да?! – удивилась ее величество. – А выглядит так натурально, так холено!

– И вообще Серый еще достаточно молод… – открыла мой секрет осыпанная бирюзой девчонка.

– Ага, я слышала, чародеи долго живут… – несколько невпопад ответила ей Кина, и тут ее отвлекли.

Я понял, что моя персона Кине Золотой до лампочки. Именно после этого ко мне привязалась грустная песенка, которую я привел в качестве эпиграфа к этой главе.

На охоту королева выезжала в сопровождении огромной свиты, в которой наше Братство просто затерялось. Правда, Шалай выбрал минутку и скоренько сообщил нам, что нас ждет сюрприз.

Мы мчались галопом, разделенные толпой придворных, по какой-то дороге, а я, не замечая окружающих красот, вспоминал, как наш маленький отряд бежал из Храма, увозя с собой тело королевы, как мы прорывались сквозь заслон рыцарей Храма в горах и уходили от погони лесом и болотом. Как мы шли через Тефлоновую Пустыню, терзаемые жарой, жаждой и призрачными видениями. Как прорывались к пристани, благословляя Твистовых козлов.

И мне было смешно и грустно. Какая героическая сказка, и как прозаично она кончилась!

Вывел меня из моих грез напряженный шепот Фродо. Поравнявшись с моей лошадью, он дернул меня за полу плаща и спросил:

– Серый, тебе этот пейзаж ничего не напоминает?..

Я поднял голову и увидел, что солнце склонилось к вечернему горизонту, а наша блестящая кавалькада проезжает через небольшую аккуратную деревеньку.

«Декорация…» – мелькнуло у меня в голове, и тут я увидел за невысоким плетнем… Портяту, красовавшегося в своей кольчуге и простом шлеме.

– Да мы, кажется, проезжаем владения Мала двенадцатого, – догадался я.

– И направляемся в тот самый лесок, из которого притопали к этому владению… – продолжил мою догадку Фродо. – Вот тебе и Шалаев сюрприз!

Мы действительно продвигались по лесной дороге, уводившей в сторону знакомого… Подмосковья.

Охотники с веселыми криками и гамом рассеялись по лесу, собираясь, не знаю уж как, кого-то там «заполевать». А наше Братство спешилось и несколько испуганно сгрудилось вокруг меня. Мы словно вспомнили нечто существенное… Вот знакомое болотце, в котором Фродо окончательно промочил свои унты и которое не одолело моих ботфорт, вон приметная корявая рябина, а вот и заросли елок, из которых Эльнорда осыпала нас с Фродо стрелами.

Мы медленно шагали вперед, лихорадочно напрягая свою память, и в этот момент я второй раз в своей жизни увидел «небо в алмазах»!

Оранжевая безоблачная глубина над нами полыхнула блиц-вспышками, на секунду ослепив нас, и вниз ухнула оглушающая тишина…

А затем солнце прыгнуло назад в зенит небосклона, на ходу теряя свой изумрудный блеск и превращаясь в косматый оранжевый шар, а небо пробежало вперед по гамме спектра три ступени и стало ярко-голубым!

– А я думала, что этот блеск в небе мне привиделся! – изумленно ахнула Эльнорда.

– Так ты его тоже видела?.. – в один голос воскликнули мы с Фродо и следом за этим уставились друг на друга. С секунду мы стояли неподвижно, а затем, словно очнувшись, бросились бегом сквозь Эльнордины кусты к вспомнившейся поляне.

Не прошло и пятнадцати минут, как мы, запыхавшись, ворвались на место лагеря… и застыли на месте… Наши друзья – гномы, эльфы, чародеи, быстро и целеустремленно сворачивали лагерь. Снимались палатки, затаптывался костер, собирался в пакеты лагерный мусор. Нас сразу заметили, и мы услышали довольно противный голос Душегубовой подружки, Изольды:

– А вот и Элик явился! Наконец-то! Я же тебя просила далеко от лагеря не отходить! Давай бросай свою дубину и складывай палатку, мы уезжаем! Машеус, а ты кончай прижиматься к чужим троллям!

Элик метнул затравленный взгляд на заросли высокой травы в центре лагерной поляны и тут же повернулся ко мне. Я выразительно покачал головой. Мы оба мгновенно сообразили, кого можем обнаружить в этих зарослях, и оба мгновенно поняли, что соваться туда не стоит!

Лагерь был стремительно ликвидирован, и меньше чем через час мы уже покачивались в вагоне электрички, направлявшейся к Курскому вокзалу нашей дорогой столицы. Уже в вагоне мы выяснили, что «небо в алмазах» видели все наши товарищи по игре, и все разом решили, что от такого атмосферного явления надо держаться подальше.

Через два часа мы были в мастерской одного из наших верховных эльфов, в быту бывшего тривиальным художником. Начиналась традиционная послеигровая гулянка. Ну и что из того, что игра не слишком удалась? Не пропадать же заготовленному пиву!

Эпилог

Без эпиграфа…

Фродо… тьфу ты Господи… Паша Торбин блестяще отыграл премьеру, но через два месяца был изгнан из театра, после того как, налакавшись коньяку, обозвал главного режиссера Качеевым выродком и епископской харей.

Душе… Элик Абасов расстался со своей Изольдой. Запинаясь и краснея, он сообщил, что она – не эльф, а тряпичная заготовка для рыцаря Храма и ему все время хочется треснуть ее по башке своим герданом. Откуда он взял эту жуткую дубину, с которой почти не расстается, он никому не рассказывает.

Машеус записалась в секцию фехтования. Правда, тренер категорически запретил ей таскать на занятия свою шпагу, видимо, опасался, что она прирежет кого-нибудь из его учеников. Мне кажется, она встречается с Эликом, во всяком случае, наши ролевые игры перестали посещать оба. На новогодний студенческий бал она явилась в подарке Кины, чем повергла в шок, изумление и глухую зависть всех своих подруг.

Я… Меня… Мне…

А мне остались мой потрепанный плащ, облезлая голубая шляпа, золотой знак «Опоры трона» и… тоска… Слепая… Глухая… Безысходная… Тоска… И воспоминание о бледном, прозрачном лице, с огромными темными глазами, обрамленном черной короткой прической…

Конец

(как мне тогда казалось)

Евгений Малинин ШУТ КОРОЛЕВЫ КИНЫ

Глава 1

«… Как мысли черные к тебе придут,

Откупори шампанского бутылку

Иль перечти «Женитьбу Фигаро»

А. С. Пушкин

Не помогает! Ни шампанское, ни «Женитьба Фигаро»!

С того самого дня, как наша замечательная четверка вернулась из чудного похода по королевству Кины, меня, словно свинцовым глухим колпаком накрыла тоска. Я, как самый отъявленный бездельник, валялся в смятой, несвежей постели, не желая выходить на улицу и бездумно перелистывая те двенадцать каналов, которые принимал мой маленький SONI. На звонки в дверь и трели телефона я, естественно не отвечал, так что мои многочисленные друзья постепенно оставили меня в покое.

Наконец, мне все-таки пришлось выйти из дому, поскольку у меня закончилась даже манная крупа, из которой я варил себе кашку, позвольте заметить, на воде. Истратив в магазине остаток денег, я принес домой два пакета какой-то еды и снова заперся в своей квартире, претворяя в жизнь старую английскую поговорку – «Мой дом – моя крепость». Однако, как оказалось нет таких крепостей, которые нельзя было бы взять настойчивостью.

Погода все еще стояла весьма теплая, так что балконная дверь в моей двухкомнатной квартирке на одиннадцатом этаже семнадцатиэтажной башни не закрывалась, и однажды утром, возвращаясь из кухни после весьма символического завтрака, я обнаружил, что рядом с моей постелью в моем любимом кресле сидит Санька Резепов, мой закадычный дружок еще со школьной скамьи.

Надо сказать, что парень этот был замечательной личностью. В двенадцать лет он начал серьезно заниматься самбо и к двадцати годам получил восемь сотрясений мозга, правда, при этом он ни разу не обращался к врачу, утверждая, что «само проблюется». Последствием этих спортивных рекордов стало то, что в летнее время он просто не мог находиться в Москве. В конце мая Сашка собирал свой крохотный рюкзачок и отправлялся в один из аэропортов столицы, а потом мы получали открытки то из какого-нибудь медвежьего угла Алтая, где он трудился на ниве геологии, то из среднеазиатского аула, в котором наш самбист обнаружил змеиный питомник. Причем, превращение Союза Советских Социалистических Республик в Союз Независимых Государств его совершенно не трогало. «Там, где понимают по-русски, там я и дома» – утверждал сей космополит.

В Москву Резепов возвращался не раньше начала октября, так что его появление в моей квартире в конце августа было событием весьма неординарным и, как я знал, достаточно болезненным для него самого. Поэтому мне необходимо было удивиться. Но удивляться мне не хотелось, так что я улегся в свою смятую постельку и просто спросил:

– Давно вернулся?..

– Вчера вечером – коротко ответил он.

– Как дела в провинции? – Поинтересовался я совсем не потому, что меня интересовали провинциальные дела, просто надо было что-то сказать.

– Провинция пока жива, – Ответил Сашка и неожиданно для меня добавил, – Но она скоро испустит дух, наблюдая за тихим угасанием столичных интеллигентов.

– А что, столичные интеллигенты угасают? – Я все-таки сделал вид, что заинтересовался. Однако этот грубый, лишенный романтической жилки и ушибленный на голову исполнитель самбо не поддержал затеянный им же самим романтический разговор. Вместо этого он спросил в лоб:

– И долго ты собираешься отлеживаться в своем логовище?

Я тут же отвернулся к стене, не желая разговаривать в подобном тоне. Но он не унимался:

– Отпуск-то у тебя, между прочим кончился, и твое начальство с нетерпением ожидает тебя на работе…

Я игнорировал это административное давление.

– И твои друзья весьма обеспокоены твоим самочувствием, – продолжал свою агитацию Санька, – Вот, например, некто Машеус отбил мне паническую телеграмму, так что я был вынужден вернуться из благословенной республики Саха, так и не откопав своего алмаза. И как только этот Машеус разузнал мое местонахождение?!

Я продолжал отмалчиваться. Если мои друзья о чем-то беспокоятся – это их дело. Меня лично ничто в этом мире не беспокоило!

Санька помолчал, а потом негромко и совсем незнакомым мне тоном спросил:

– Она что, на самом деле настолько неотразима?..

Я резко сел на кровати и уставился в его круглую конопатую физиономию, ожидая увидеть привычную гнусную ухмылочку, превращающую и без того небольшие голубенькие Сашкины глазки в ехидные узенькие щелочки. Но его лицо было абсолютно серьезным, а в широко открытых глазах, в самой их глубине, затаилась некая заинтересованная грусть.

– Ты откуда о ней знаешь? – поинтересовался я, все еще пытаясь уловить скрытую насмешку.

– Я, прежде чем идти к тебе, имел продолжительную беседу с Машеусом и Эликом. Правда их рассказ был достаточно путаным, но и из этой путаницы мне стало ясно, что мой друг безнадежно влюблен… правда, неизвестно в кого. Я правильно понял, что этой несравненной… королевы на самом деле просто не существует на свете?..

Я опустил глаза и повесил голову. Ведь Кины и в самом деле не было на свете. На этом свете…

Сашка терпеливо ждал ответа, так что я через силу вытолкнул из себя:

– Да, ее действи… она осталась в другом Мире…

– А! – Тут же воскликнул мой конопатый друг, – Так она все-таки существует?! Значит ее можно отыскать!

– Я же тебе говорю, она осталась в другом Мире! – занудно протянул я и снова повалился на кровать лицом к стене.

– Ну и что?! – удивился наглый Резепов, – Подумаешь, в другом Мире! Значит надо пойти в этот другой Мир и притащить ее в наш! Тем более, что ты в этом «другом» Мире уже разок побывал. Или меня обманули?..

Он говорил об этом другом Мире так, словно это какое-нибудь Приполярье или Забайкалье, словно достаточно было отправиться в Домодедово или, в крайнем случае, Шереметьево, и там в круглом окошке тебе тут же за наличную плату выдадут билет в этот самый «Другой Мир»!

Его наглая самоуверенность настолько меня взбесила, что я буквально взвился на своей кровати:

– Ты что, совсем в этой своей Сахе мозги отморозил?! Не понимаешь, что я тебе толкую?! Она в другом Мире!.. В другом!!! До нее не долететь и не доехать!!! Она в другом, недоступном мне пространстве… измерении… Мире!!!

Резепов спокойно смотрел на меня из удобного кресла, ожидая когда я закончу свой вопежь. Наконец воздух в моих легких кончился, и я с всхлипом потянул в себя новую порцию. Сашка, воспользовавшись моим вынужденным молчанием, тут же подал новую реплику:

– Да, видно она действительно очень хороша… Только я не понимаю, что ты так орешь? Как мне рассказали твои со… как их назвать-то… со…участники, ты вместе с ними уже был в этом другом Мире и более того, притворялся там каким-то крутым колдуном, чародеем, магом… Ну, значит, если ты поднапряжешься, то наверняка сможешь опять пробраться в этот твой другой Мир, к своей… этой… королеве.

В его голосе было столько неподдельного непонимания проблемы, что я как-то сразу остыл. Тем более, что говорил он без тени насмешки.

– А эти самые соучастники рассказали тебе, что мы в тот Мир попали не по своей воле? Что нас туда случайно перенесли?..

– Все, что было сделано случайно, можно повторить нарочно! – безапелляционно ответил Санька, – Надо только воспроизвести все обстоятельства случайности.

– Да?! – Саркастически переспросил я, – И как же я могу воспроизвести ворожбу колдуна из потустороннего мира?!

– А это тебе виднее, – пожал плечами этот неуч-теоретик, – Ты ж у нас этот… Гэндальф Серый!

Он наклонил свою круглую, коротко остриженную голову, с интересом рассматривая мою ошалелую физиономию, и на его рожу выползла, наконец, столь знакомая мне глумливая ухмылочка:

– Так что давай, завязывай со своей хандрой… А то мне совсем больше не хочется по балконам лазить, да еще на такой высоте…

Я непроизвольно глянул в сторону открытой балконной двери, и до меня, наконец, дошло каким образом Сашка оказался в моей «крепости».

Нельзя сказать, что моя тоска после Сашкиного визита уменьшилась, просто мне удалось затолкать ее поглубже, так, чтобы для посторонних она была не слишком заметной. Но полностью избавиться от нее не было никакой возможности.

Я вышел на работу, на свою драгоценную кафедру социальной экономики в своей неповторимой академии управления. Я продолжил, если можно так сказать, свой научный труд под названием «Диссертация на соискание степени кандидата экономических наук». Я возобновил свою преподавательскую и общественную деятельность. Но прежнего азарта жизни, желания участвовать во всем и везде, прежней «активной жизненной позиции», как говаривал мой научный руководитель, замечательный старикан, доктор, сами понимаете, экономических наук, профессор Илья Владимирович Шустов, у меня уже не было. И вообще, моя жизнь стала казаться мне какой-то ненастоящей, какой-то игрой с участием бездарных артистов, унылых статистов, с моральным уродом в главной роли и похищенной главной героиней. И кроме того, я, несмотря на весьма напористую пропаганду со стороны конопатого Резепова и некоторых других моих друзей, был уверен, что оказаться в королевстве Кины или каким-либо другим способом еще раз ее увидеть, невозможно в принципе!

Так я и жил… Или, вернее будет сказать – так я и существовал.

Прошел учебный семестр… Народ, как всегда бурно, встретил Новый Год и Рождество Христово… Прошла студенческая сессия… Прошел Татьянин день… А в начале апреля…

В одну из суббот в начале апреля у меня выдался свободный день, и я решил серьезно заняться своей диссертацией. Два дня назад Илье Владимировичу удалось-таки отловить меня на кафедре и, он после теплой характеристики моего отношения к собственной научной работе высказался очень недвусмысленно:

– Вы, Сергей Алексеевич, выберете время и тщательно обдумайте такой, чисто академический вопрос – имеет ли вам смысл далее заниматься диссертацией, которую вы, как мне кажется, защищать не собираетесь? После этих раздумий вы сообщите мне свое решение и, возможно, не будете далее отвлекать меня на тягостные обязанности вашего научного руководителя.

Так что я в эту свободную субботу уселся за письменный стол, раскрыл папку с материалами диссертации и, уставившись на первый лист, где красивым компьютерным почерком было выведено «Практика ухода от налогов в теневой экономике России конца XX – начала XXI веков», часа два предавался воспоминаниям о том, как впервые увидел призрак своей королевы. И тут в дверь квартиры позвонили.

Нехотя оторвавшись от своих воспоминаний, я встал из-за стола и пошел открывать дверь. За ней стоял, прислонившись к косяку, весьма неожиданный гость – Паша Торбин, о котором я ничего не слышал уже почти полгода. Кто-то, не помню кто, мне сообщил, что Паша, после того, как его вышибли из театра, отправился завоевывать периферию то ли во Владимир, то ли в Томск – в общем, куда-то на Восток. И вот, пожалуйста, он торчит у моих дверей и делает вид, что оказался здесь совершенно случайно и также совершенно случайно нажал на кнопку звонка.

Оглядев Пашкину щуплую фигуру, я, надо признаться, без должного гостеприимства пробурчал: – Проходи… – и посторонился, пропуская его внутрь.

Паша вошел, лениво переставляя ноги, сбросил свою потертую кожанку на скамейку в прихожей и, не снимая мокрых ботинок, пошлепал в комнату. Правый карман его широких, мешковатых брюк, прикрытый длинным растянутым свитером, подозрительно оттопыривался. Окинув комнату критическим взглядом, Пашенька убедился, что в ней мало что изменилось и, игнорирую явно рабочую обстановку на моем письменном столе, направился к журнальному столику, притулившемуся между двух кресел. Затем, освободив свой карман от бутылки коньяка «Арарат», он поставил ее на столик, плюхнулся в кресло и пробурчал:

– Привет!..

Не отвечая на его приветствие, я направился на кухню и вернулся с двумя коньячными бокалами, нарезанным лимоном и остатками халвы. Паша за это время успел откупорить бутылку и, как только я поставил бокалы на стол, тут же наполнил их до половины. Я сел напротив своего друга, и мы, молча поприветствовав друг друга поднятием наполненной посуды, выпили. Коньяк был слишком холодный.

Паша сразу же сунул в рот ломтик лимона и принялся громко причмокивать. Я предпочел халву.

Высосав лимон, а затем сжевав его остатки вместе с коркой, Пашенька снова наполнил бокалы, но поднимать свой не стал, а откинувшись на спинку кресла, довольно протянул:

– Хорошо…

– И что хорошего? – поинтересовался я.

– Сейчас все хорошо, – закрыв глаза, ответствовал Паша, – Привычное кресло, привычная выпивка, знакомая морда напротив… Хорошо. И в душу никто с ногами не лезет…

– Да… – чуть усмехнулся я, – Тебе, похоже, душу-то всю истоптали, раз тебе со мной хорошо…

Пашенька приоткрыл один повеселевший глаз и быстро оглядел меня:

– А что, кому-то с тобой плохо?..

– Да всем… – я поскреб небритый подбородок, – И мне со всеми…

– Что, и со мной? – индифферентно поинтересовался Паша.

– О присутствующих не говорю, – ответил я таки тоном, что было нетрудно понять, насколько мне интересно с Пашей. Однако он не обиделся. Наоборот, обхватив бокал пальцами и согревая его в ладони, он задумчиво поглядел на меня и медленно протянул:

– А знаешь, я ведь тоже смотрю на твою физиономию без прежнего энтузиазма. Только в отличие от тебя, я, как представитель творческой профессии, привыкший анализировать моральное состояние образа, задумываюсь над этим феноменом…

– Слушай, – перебил я его, – Ты, может быть и относишь себя к представителям, только я ни слова не понял из того, что ты тут наговорил. Выражайся попроще, чего ты хочешь?

Он посмотрел на меня долгим и каким-то неуверенным взглядом, а потом проговорил неожиданно охрипшим, совершенно не актерским голосом:

– Я назад в Кинию хочу…

– Куда?! – опешил я.

– В Кинию… – снова прохрипел Паша.

– Я тебе не Аэрофлот, билетов в Африку не выдаю, – попытался иронизировать я.

– А я тебе не про Кению говорю, а про Кинию, – неожиданно заорал Пашенька и, вскочив на ноги, расплескал из бокала коньяк.

Это было настолько на него не похоже, что я замер с открытым ртом. Заметив мое удивление, Паша еще больше распалился:

– Ну что вытаращился?! Да, я хочу в королевство, где властвует твоя Кина! Я хочу назад, туда, где водятся колдуны, выпи, бестелесные призраки и бездушные кадавры! Я хочу назад в Тефлоновую Пустыню!!!

– Зачем?.. – оторопело поинтересовался я.

– Ты понимаешь, – несколько тише, но с тем же драматическим надрывом начал Паша, – Я все время кого-то изображаю, какие-то персонажи… Я прыгаю из театра в театр, со сцены на сцену, из роли в роль и никак не могу получить такую, какую исполнял там,.. в том Мире! Там я был… Нет! Там я жил настолько полной жизнью, что теперь мне все кажется пресным и пошлым… Ты знаешь, я начал спиваться, но и это дело, – он стукнул ногтем по бутылочному стеклу, – уже не действует на меня. Я не могу больше! Я хочу назад!

– Но ты же понимаешь, что нам туда не добраться… – попытался я охладить его темперамент.

– А! – тут же поймал он меня на слове, – Значит ты тоже хочешь туда?

– Моего желания мало… – привычным, устало-безнадежным тоном ответил я.

Паша открыл рот, но возразить ему не позволила настойчивая трель дверного звонка. Вместо ответа он захлопнул рот, посмотрел на меня подозрительным глазом и спросил, чуть ли не шепотом:

– Ты кого-то ждешь?..

– Нет… – пожал я плечами, удивленный не меньше его.

– Так может мы никого не пустим? Все равно коньяка у меня больше нет.

Однако звонок продолжал настойчиво верещать. Было ясно, что этому нежданному гостю отлично известно мое местонахождение.

Я встал и направился в прихожую. Подойдя к входной двери, я заглянул в глазок, однако с другой стороны он был прикрыт, по всей видимости пальцем.

– Ну, кто там балуется? – строго спросил я.

– Открывай, Гэндальф – Серый Конец! – послышался из-за двери девчачий голосок, причем, «Гэндальф – Серый Конец» прозвучало, как пароль.

Я открыл дверь. За ней стояла Машенька. В голубых джинсиках, белой дутойкуртке и белой шапочке, с горлом, обмотанным длинным белым шарфом, она была замечательно симпатична, однако я обратился к ней достаточно сурово:

– Что надо, Машеус?..

– Фу! Какой грубый! – Маша скорчила презрительную физиономию, – Неужели ты докатился до того, что будешь держать своего старого друга, тем более девушку, на пороге?

Мне пришлось посторониться, приглашая ее пройти внутрь. Маша легко перепорхнула порог и, водрузив на тумбочке небольшой полиэтиленовый пакет, бывший у нее в руках, принялась раздеваться. Заметив на скамейке Пашину кожанку, она подняла на меня глаза:

– У тебя гость?..

– Ага… – безразлично бормотнул я.

– Так может я не вовремя? – ее руки застыли на лацканах куртки.

– Вовремя… – пробурчал я.

Мешеус скинула куртку на крючок и вопросительно посмотрела на меня.

Я молча кивнул и направился в комнату. Девчонка последовала за мной и, увидев сидящего в кресле Пашеньку, обрадовано воскликнула:

– Отлично!

– Да? – повернулся я к ней. Она радостно покивала. Тогда я указал ей на второе кресло, а сам отправился на кухню за табуреткой для себя и бокалом для Машеуса.

Правда, когда я вернулся, она уже прихлебывала коньяк из моего бокала. Я подсел к столу и, обращаясь к Маше, кивнул на Пашеньку:

– Видишь типа? Явился ко мне и заявляет, что хочет вернуться в Кинию.

– Я тоже хочу… – спокойно произнесла Машеус.

– Вот как? – снова удивился я, – А тебе-то это зачем?

Машеус бросила на меня долгий взгляд, содержавший явную жалость к моим мыслительным способностям, и молча покачала головой. В ее ушах посверкивали знакомые изумруды в серебре, словно удивляясь тому, насколько мужчины могут быть тупыми.

– Да он тоже хочет, – кивнул в мою сторону уже запьяневший Паша, – Только сомневается в своих колдовских способностях.

Машеус бросила в мою сторону еще один жалостливый взгляд и потребовала:

– Но попытаться ты все-таки можешь?!

Она втянула своим курносым носиком запах согревшегося коньяка, пригубила из бокала темной жидкости и, покатав ее во рту проглотила. После чего зажмурила глаза и на выдохе произнесла:

– Если ты не сможешь этого сделать, то этого не сможет сделать никто…

– Поэтому он и боится! – кивнул головой пьяный исполнитель роли хоббита, – Если у него не получится, никакой надежды не останется, а для него лучше крошечная надежда, чем полная уверенность в своей никчемности.

И в этот момент я понял, насколько прав Паша. Этот недоделанный Фродо, словно заглянул в глубину моей души и высказал то, что я сам боялся сказать даже себе самому!

«Вот зараза мохноногая!» – Мелькнула в моей пока еще трезвой голове беззлобная мысль, и я тут же поймал себя на том, что думаю о Пашеньке, как о хоббите из рода Мохноногов.

Я снова поскреб свой давно небритый подбородок и поднял взгляд на своих друзей. Оба они молча рассматривали меня, дожидаясь достойного ответа на Пашино замечание. Пока я придумывал этот ответ, в прихожей снова раздалось настойчивое дребезжание звонка, и мои собутыльники в один голос поинтересовались:

– Ты кого-нибудь ожидаешь?!

Я молча пожал плечами, выражая недоумение и пошел в очередной раз открывать дверь.

Как вы наверное сами догадываетесь, за дверью стоял Элик Аббасов, сжимая в своем пудовом кулачке беззащитный полиэтиленовый пакет.

– Я по делу! – произнес он, как только моя физиономия появилась в проеме открывающейся двери, и попер на меня всей своей массой, ни минуты не сомневаясь, что я немедленно уступлю ему дорогу.

Я, действительно, посторонился в основном из-за проснувшегося любопытства – а что такое скажет немногословный Душегуб в обоснование своего желания вернуться в Кинию?

Элик скинул курточку на крючок и молча, не оглядываясь на хозяина квартиры, направился прямиком в комнату. Увидев находящихся там персонажей, он ничуть не удивился, а пробурчал нечто вроде «прекрасно» и извлек из своего пакетика… бутылку «Ахтамара», вызвав уважительный взгляд всей нашей троицы, три здоровенных лимона и коробку шоколадных конфет.

Ну а я, естественно, поплелся на кухню за очередным бокалом и последней табуреткой.

Оставшаяся табуретка была колченогой, и перед ее употреблением требовалась тщательная настройка одной из ножек, чтобы в самый неожиданный момент не оказаться на полу. Так что мне пришлось несколько задержаться на кухне, а в это время в комнате уже слышался звон бокалов. Когда я вернулся к своим друзьям, они, похоже, уже клюкнули по одной, и Паша вещал собравшимся, как его гениальное исполнение роли пьяного капитана в пьесе господина Коляды «Дураков по росту строят» потрясло общественность города Судогды Владимирской области.

– Вы не поверите, – тряс Паша ладошками перед собственной физиономией, – Но когда я упал третий раз, зал просто взорвался аплодисментами и тут же началась драка!..

И тут он как-то сник и горько пробормотал:

– Но лучшая моя роль – это, все-таки, Фродо Сумникс…

Я пристроился к столу и подсунул свой пустой еще бокал поближе к Элику. Тот набулькал мне до половины и после того, как я пригубил этот нектар богов, неожиданно заявил:

– Нам всем необходимо вернуться в… ну, туда… назад! – и Элик оглядел компанию внимательным, трезвым взглядом, словно хотел убедиться, что мы его правильно поняли. Мы его правильно поняли. Машеус энергично тряхнула головой, Паша икнул и выдал: – Ну!..

Я хмыкнул, улыбнулся и тоже подтвердил понимание:

– В нашем разговоре появилась свежая струя. Все предыдущие ораторы говорили, что хотят вернуться… туда… Но сейчас мы услышали слово «должны»! Пусть докладчик объяснит сколько и у кого я занимал?..

– Занимал?.. – не понял Элик.

– Ну, если я кому-то должен, значит я у кого-то занял! – пояснил я свое требование.

– Тебе не хватит коньяку? – совершенно не к месту поинтересовалась Машеус.

– Я же, в свое время, не ограничивал вас в пиве?! – тут же огрызнулся я в ее сторону. Наверное, я сделал это слишком резко, Машеус неожиданно покраснела, хотя ей это было совсем не свойственно.

– Я поясню, кому и сколько мы должны, – перевел разговор на прежние рельсы Элик, – Только вы внимательно послушайте меня.

Он снова оглядел нас строгим взглядом, даже Пашенька подтянулся и чуть протрезвел.

– Значит так, – начал Элик и, чуть прихлебнув из своего бокала, поставил его на стол, – Я летом защищаю диплом…

– Поздравляю!.. – тут же брякнул Паша, но, встретив тяжелый взгляд тролля, смутился, – Пршу прщеня…

– Так вот, летом я защищаю диплом, тема которого «Социальные причины детской немотивированной преступности». Естественно, я начал собирать для него данные. Я поднял необходимую мне информацию за последние десять лет, и обнаружил довольно странную вещь. Последние шесть месяцев отмечены рядом каких-то совершенно изуверских случаев, главными героями которых стали дети от шести до четырнадцати лет.

Элик снова оглядел нас, убеждаясь, что мы достаточно внимательны. Потом он полез в задний карман брюк и вытащил сложенный вчетверо листок бумаги.

– Вот я специально для вас сделал выписки…

И он начал читать. Это были выдержки из материалов, опубликованных в газетах. Информация действительно была жутковатой. Особенно мне запомнились две из приведенных Эликом статей.

В первой, опубликованной в «Нью-Йорк таймс», рассказывалось о рождественском пикнике, устроенном для учеников одной из элитных мужских школ Нью-Арка в декабре прошлого года. Ребятишки девяти-двенадцати лет, общим числом восемнадцать, выехали с двумя своими преподавателями на расположенную недалеко от города ферму, для встречи с Санта Клаусом. Поначалу все шло очень хорошо, детки вместе с преподавателями и хозяевами фермы веселились, пили кока-колу, ели чизбургеры с хот-догами, или что там еще. Но совершенно неожиданно, как раз в тот момент, когда к ферме должен был подкатить на оленьей упряжке заказанный Санта Клаус, с детьми произошло нечто странное. Мальчишки затеяли во дворе какую-то озорную игру, а когда преподаватели попробовали их успокоить, закололи обоих… вилками. Причем, они втыкали свои столовые приборы в двух взрослых мужчин, пока те не перестали шевелиться. После этого мальчики из элитной школы загнали хозяина фермы вместе с женой и двумя детьми в погреб, выкопанный под домом и запалили дом. Дом пылал вовсю, когда к нему подъехал Санта Клаус и увидел, как восемнадцать элитных школьников весело отплясывают на пожарище. Актер, исполнявший роль Санта Клауса, попробовал выяснить у ребят, что же здесь произошло, и получил ответ, что они веселятся. А когда он попытался по своему мобильнику вызвать полицию и пожарных, ребятки сломали ему руку, затем освободив его мешок от подарков затолкали в него Санту и спустили его в протекавшую поблизости речку. Беднягу спасло только то, что река была быстра, но неглубока, и он отделался всего лишь пневмонией.

Пожарные и полиция все-таки приехали, их вызвали с соседней фермы, увидев в небе зарево. Деток посажали в автобус и привезли в школу, куда сбежались и напуганные родители.

Самое поразительное заключалось в том, что малолетние преступники сами рассказали о своих подвигах, ничего не скрыв от изумленных родителей и следователей. На вопрос – почему они пошли на убийство своих преподавателей, детишки отвечали, что те мешали им веселиться. А свою расправу над хозяйской семьей и несчастным Сантой они объясняли тем, что это было очень весело.

В общем, полное веселье.

Корреспондент сообщал, что все участники этого увеселительного мероприятия здоровы, но помещены в закрытое медицинское учреждение, поскольку дети «… неадекватно оценивают свои действия и остаются опасными для окружающих».

Второй случай произошел на нашей милой Родине в недалекой от Москвы Коломне. Два мальчика десяти и двенадцати лет в течение одного вечера жесточайшим образом расправились над девятью жертвами. Шестеро из них были их сверстниками, двое взрослыми людьми, а последний – старик семидесяти двух лет. Из этих девяти человек выжили только двое, но и они на всю жизнь останутся калеками.

Пацанов задержал наряд милиции и отвез их в отделение, где они попытались напасть на дежурного, взявшегося вести среди них воспитательную работу. Свои жуткие расправы малыши объяснили тем, что «… никому не позволят спорить с собой или утверждать, что они не правы».

Элик прочитал нам четыре таких истории, хотя по его словам их у него было собрано больше двадцати. Когда он закончил, мы долго молчали, потрясенные услышанным, и, как всегда, первым нарушил это молчание Пашенька:

– Я что-то не понял, какое отношение эти газетные россказни имеют к нашему… к нашей Кинии?

Тут же встрепенулась Машеус:

– А может у Элика есть еще какие-то соображения на этот счет? В конце концов, он собирал эти сведение и как-то обрабатывал…

Мы снова повернулись к нашему троллю.

– Соображения есть… – медленно проговорил он, – Но сначала посмотрите, что получается. Итак, за шесть последних месяцев произошло двадцать два случая зверских убийств, совершенных детьми. Во всех имеющихся у меня публикациях говориться только о… мальчиках. Ни одной девчонки во всех этих приключениях не участвовало. Всего таких мальчишек-изуверов набирается восемьдесят четыре человека. Интересна и хронология этих… случаев. Они происходили регулярно, через каждые шесть-семь дней, более длительные перерывы случаются всего дважды и составляют четырнадцать дней. Мне кажется, что таких случаев было двадцать четыре, я просто не нашел нужных сообщений или… об этих случаях не узнали газетчики. Места этих происшествий, казалось бы ничем и никак не связаны, однако, мне удалось найти эту связь, когда я принялся, казалось бы бесцельно, блуждать по страницам мировой печати.

В совершенно других, порой научно-популярных изданиях я обнаружил сообщения о неких странных атмосферных явлениях. В целом ряде мест на нашей Земле наблюдался необычный феномен: внезапно наступала мертвая тишина, как будто все живое на мгновение замирало, не было слышно даже журчания воды в реке, а затем раздавался такой звук, словно лопалась басовая струна. После этого в воздухе появлялись яркие серебристые блестки, которые быстро тускнели и исчезали. И все.

Я нашел рассказы двенадцати свидетелей подобных явлений. И, как оказалось, все двенадцать произошли в непосредственной близости от мест, где пару часов спустя маленькие мальчики принимались убивать и калечить всех подряд. Повторяю, это явление зарегистрировано в двенадцати случаях из имеющихся у меня двадцати двух. Но…

– И что? – опять встрял торопыга-Паша.

– А ты вспомни, что сопровождало наш перенос в Кинию и обратно?! – задумчиво проговорила Машеус и многозначительно посмотрела на меня.

Вот тут мы замолчали надолго! Даже Паша, казалось, протрезвел.

Наконец я прервал затянувшееся молчание:

– Значит ты считаешь, что…

– Ты понимаешь, – перебил меня Элик, – Эти мальчики не сошли с ума, не помешались, они прекрасно понимали, что они делают. Только вот оценивали они все, и в первую очередь свое поведение, совершенно не так, как должен был им подсказать их хоть и небольшой жизненный опыт! Они становились агрессивны до жестокости, самовлюбленны и эгоистичны, безразличны к окружающим. Останавливались они только тогда, когда попадали под пристальное наблюдение вооруженных взрослых, то есть тогда, когда понимали, что получат жестокий отпор!

– И из этого ты делаешь вывод…

Элик молча посмотрел мне прямо в глаза, потом вздохнул и ответил:

– Они стали бездушными… Они стали без души! И добрались до них… оттуда, из того Мира… кто-то оттуда похитил их души… И я думаю, что если не вмешаться, эти визиты за душами наших земных мальчишек будут продолжаться. Теперь вы понимаете, почему я говорю, что мы должны вернуться туда?!

И все трое повернулись в мою сторону, как будто я один был против идеи возвращения. Ребята явно преувеличивали мои возможности.

– Ну и что вы на меня уставились? – спросил я, криво улыбаясь.

– А на кого нам еще уставляться? – передразнил меня Паша, – Ты ж у нас крутой колдун, нам больше не на кого надеяться!..

– Нет, ну вы на них посмотрите, – моя ирония должна была быть совершенно убийственной, – Нашли себе крутого колдуна! Да где вы видели на Земле колдунов?! Это там, в том Мире я мог что-то наворожить… наколдовать… Да и то моя слава была о-о-очень преувеличена! А здесь… Да здесь ни одно заклинание не сработает!

– А ты пробовал?! – прервал мой убийственно ироничный монолог Элик.

Я посмотрел на его суровое, сосредоточенное лицо, потом на Машеуса и Пашу, взиравших на меня с не меньшим осуждением, и неожиданно для самого себя выдохнул: – Нет…

– А говоришь не сработает!.. – обиженно покачала головой Машеус.

– Вы что, серьезно что ли думаете, что я смогу здесь заниматься магией?..

Признаться, я здорово растерялся. Мне с самого нашего возвращения было абсолютно ясно, что все мои магические способности остались в том неведомом краю, куда мы попали против своей воли и откуда были выброшены чужим старанием. Мне и в голову не могло прийти, что хоть какой-то из известных мне наговоров может сработать здесь, в Москве. А вот ребята, похоже, думали совсем по-другому!

– А ты попробуй!.. – предложил Пашенька совершенно трезвым голосом.

– Что, прямо сейчас?.. – я с некоторым разочарованием посмотрел на свой бокал.

– Можно немного погодя… – разрешил добрый Паша.

– Подождите, ребята, – вмешался умный, осторожный и прагматичный тролль, – не надо давить на человека.

Элик повернулся ко мне и заговорил очень проникновенно:

– Думать и решать тебе. Но если ты не сможешь перенести нас туда, этого не сможет никто. А если никто туда не сможет попасть, как остановить то, что вытворяют с нашими земными ребятишками?

Я хотел кое-что ему сказать, но он поднял руку, останавливая мою реплику:

– Те двадцать два случая о которых я рассказывал, не выдумка, ты представляешь, что будет, если они не прекратятся?! Ты представляешь, что будет, когда кто-то догадается о систематическом уродовании наших детей, когда кто-то поймет, что все это происходит совсем не случайно! Поэтому я считаю, что нам необходимо это остановить, а значит нам необходимо попасть в Кинию!

– Но, понимаешь… – неуверенно начал я, – Я даже не знаю с чего начать… я не представляю себе, как это можно сделать… Я…

Больше слов у меня не было. А Элик смотрел на меня исподлобья и ждал, что я еще выдавлю из себя. Поняв, что больше мне сказать нечего, он вздохнул и ответил на мою маловразумительную фразу:

– Ты не переживай, мы понимаем, что сегодня вечером ты нас перебросить не сможешь. Нам надо, чтобы ты задумался над этим вопросом и попробовал свои колдовские штучки, а вдруг что-то сработает. Ну а дальше все будет зависеть от твоего таланта…

– И от твоего желания… – добавила Машеус.

– И твоего везения… – улыбнулся Паша какой-то кривой, жалкой улыбкой.

Элик разлил остатки коньяка по бокалам, причем Машеусу досталось всего несколько капель, но та не возражала. Тролль поднял свой бокал и, посмотрев на меня глухо сказал:

– За тебя, твой талант и твою удачу…

И мы выпили.

После этого ребята очень быстро засобирались по домам. Когда они, уже одетые, трясли мою руку в прихожей, мне пришло в голову, что Пашеньке, возможно, негде в Москве переночевать.

– Может, останешься?.. – повернулся я к нему, – Я тебе брошу матрасик на кухне.

– Нет… – покачал он головой, – Мы тебя отвлекать не будем.

– Мы тебя отвлекать не будем… – поддержал хоббита тролль, – А за Мохнонога ты не беспокойся, мы его не бросим.

Ребята ушли. За окном еще было светло, но уже чувствовалось приближение вечера. Я принялся наводить порядок в комнате. Отнес на кухню табуреты, пустые бутылки и бокалы. Помыл посуду, вытер ее и убрал в шкаф. Делая все не торопясь, обстоятельно, но автоматически, не задумываясь. В голове вертелись обрывки нашего разговора.

Закончив с кухонными делами, я взял тряпку и направился в комнату вытереть стол. На темной столешнице одиноко белел сложенный вдвое листок бумаги. Я взял его и развернул. Весь листок был исписан мелким, четким почерком, каждый абзац пронумерован. Всего на листке было тридцать четыре пункта, каждый из которых содержал название газеты, дату ее выпуска, название статьи и очень короткое ее изложение. Полный перечень находок Элика.

Несколько минут я стоял и медленно перечитывал написанное. Потом сунул листок в карман, протер столик и отнес тряпку на кухню. Вернувшись в комнату я сел за письменный стол, отодвинул папку с диссертацией и положил перед собой троллев листок.

В комнате быстро темнело, но мне это было на руку. Я не отрываясь смотрел на смутно белевший клочок бумаги, а перед моим внутренним взором ярко и динамично проходила все наше прошлолетнее приключение. И как нас, четверых участников ролевой игры, потерявшихся в лесу, перенесло в совершенно иной Мир, и как ребята перепились пива и действительно превратились в эльфа, хоббита и тролля. И как мы попали в Замок Качея, как в моих руках оказалась небольшая говорящая книга заклинаний, ставшая моей главной учительницей. Как я… как мы все увидели призрак прекрасной королевы Кины Золотой, и что он нам рассказал о своей судьбе. Как мы с Шалаем и его гвардейцами отправились за телом моей Кины в самое логово ее страшного врага. С какими невероятными трудностями, продираясь сквозь колдовство, кровавые схватки, предательства, мы все-таки смогли выкрасть это страшно не мертвое тело из Храма и доставить его в Замок. И как мне в последний момент с помощью Отшельника Тама все-таки удалось соединить тело и душу моей королевы… и как меня… нас наградили…

Я выдвинул нижний ящик стола и достал из-под старых бумаг свой почетный знак «Опора трона». Большая золотая брошь легла рядом с исписанным листом бумаги, посверкивая в вечернем свете чуткими бриллиантовыми брызгами.

Я смотрел на этот знак королевской милости и мне было горько и тоскливо. Сразу вспомнилось, как Епископ уговаривал меня продать ему свою душу, как он расписывал преимущества бездушного существования. И еще я вспомнил рыцарей Храма – страшных, тряпичных кукол в сверкающих серебром доспехах, оживленных отнятыми, выкраденными, купленными душами!

Мой взгляд снова упал на исписанный листок. Теперь души крадут у наших мальчишек… Похоже Епископ действительно смог довести свое экспериментальное заклинание и теперь способен приходить за душами на Землю. Он не случайно выбрал именно детские души – они наиболее молоды, а значит, долговечны, они податливы, и их можно научить всему, чему угодно… И о телах заботиться не надо, они ведь остаются здесь, на Земле. Тела лишенные души, не знающие что такое жалость, сострадание, совесть, грех. Тела, готовые на все, ради удовлетворения своих желаний, своих капризов. Именно тела, поскольку людьми этих мальчиков назвать уже нельзя! Я живо представил на что готов такой «кадавар» ради достижения своих личных целей, и что он может натворить, если ему удастся скрыть свое существо и вырасти во взрослую особь!

Мне стало жутко!

Епископа действительно необходимо было остановить и сделать это как можно скорее. Элик прав! Тысячу раз прав! Нам необходимо вернуться в… хм… Кинию…

Весь вопрос – как?!

В комнате стемнело. Я убрал знак «Опоры трона» в ящик стола. Потом встал и направился в прихожую. Одевшись, я вышел из квартиры и спустился на улицу.

В воздухе пахло весной. Фонари еще не зажигались, но было достаточно светло, чтобы наслаждаться прогулкой, не боясь замочить ног в весенних лужах. Я медленно шагал по тротуару, вдыхая свежий весенний воздух и с интересом оглядываясь по сторонам. Во дворе соседнего дома, на огороженной сеткой площадке два десятка мальчишек гоняли мяч. Я, сам футболист со стажем, остановился посмотреть за игрой. Борьба на площадке шла не шуточная, злая, но в тоже время корректная, без подлянок. И вдруг, в какой-то момент, я представил себе, что сейчас наступит мертвая тишина, такая тишина, что исчезнет даже скрип ботинок на подтаявшем снегу, затем раздастся звук лопнувшей басовой струны и в воздухе замелькают серебристые блестки. А через пару часов после того как они исчезнут эти мальчики бросят свой мяч и отправятся кого-нибудь калечить и убивать… Ведь восемьдесят четыре таких мальчишек уже есть. Скоро их станет восемьсот сорок, потом – восемь тысяч четыреста, потом…

Мне стало жутко! Все сегодняшние олигархи, крестные отцы, организованные преступники, серийные убийцы и прочие отморозки показались мне безобидными щенками. Вот когда на просторы нашей планеты выползет двуногое чудище по-настоящему лишенное души, вот тогда мы узнаем что такое беспредел!

Я вернулся домой, поужинал и улегся в постель. Смотреть телевизор мне сегодня совершенно не хотелось. Правда заснул я тоже далеко не сразу. Я смотрел в темный потолок и перебирал в голове так хорошо известные мне заклинания, проборматывал наговоры, перекатывал на языке их, порой совершенно невозможные, звукосочетания, вспоминал чудовищную, непроизносимую фонетику, воображал сопровождающие их пассы. Но попробовать воспроизвести хотя бы одно из них, хотя бы самое простенькое и безобидное, так и не решился. Я элементарно трусил.

Наконец мне удалось заснуть, и в первый раз с момента моего возвращения из того невероятного путешествия, мне приснилась не Кина, а Епископ. Мне снилось, что он снова догоняет меня на своем жутком, чудовищном звере и, улыбаясь, говорит, что с нетерпением ожидает моего возвращения, хотя помогать мне вернуться в его Мир он и не думает.

– Ты вполне справишься сам, – щерит он свои зубы в знакомой ухмылке, – А не справишься, я всех ваших мальчишек перетаскаю к себе. Мне молодые души очень даже пригодятся!

Во сне мне было очень тоскливо, безысходно. Однако, когда я проснулся, в окно светило яркое весеннее солнце. Вода в душе показалась мне прекрасной. Вчерашний коньяк не оставил никаких следов на моем самочувствии. Так что я с удовольствием позавтракал и отправился в бывшую Ленинку, нынешнюю Государственную библиотеку.

Выйдя из метро, я вдруг почувствовал, что во мне пробудилась какая-то живая энергия, словно плотина моей тоски наконец-то рухнула и ее остатки размывает живое желание жить и действовать. Я понял, что у меня появилась цель!

В библиотеке я заказал газеты, указанные в оставленном Эликом листочке и ознакомился с собранными им данными по, так сказать, первоисточникам. Все заметки, за исключением двух, были короткими и крайне скупыми на факты. Кроме того они, как правило размещались отнюдь не в криминальной хронике, а в рубриках, которые освещали непроверенные факты, курьезы, слухи, короче, все то, чему большинство читателей не придает серьезного значения. Только если не обращать на это внимания, картина получалась такой, какой ее обрисовал Элик, и даже, пожалуй, еще более удручающей, потому, что тот, щадя, видимо, чувства Машеуса, опустил особо кровавые и жестокие подробности.

Закончив свой обзор, я перекусил в кафе рядом с библиотекой, а потом долго гулял по центру Москвы. Мысли в моей голове бродили самые разные, одна из них состояла в вопросе – почему ни один из случаев похищения душ не произошел в крупном городе планеты? Почему вообще в городах, в маленьких городах, произошло всего пять таких случаев? Почему нападения этого, хорошо знакомого мне, душелюба происходили, как правило, в сельской местности на обособленные группы детей?

Понедельник у меня, как обычно, был очень загружен, так, что я не заметил, как он проскочил. Часов в шесть вечера я оказался в административном корпусе нашей академии, в приемной проректора по научной работе. Сдав секретарю на оформление кое-какие документы, я вышел в коридор и направился в главный учебный корпус, но уже через пару шагов вспомнил, что столовую, через которую лежал мой путь, скорее всего уже закрыли, да и крытый переход из лабораторного корпуса в этот час уже не функционировал.

Я остановился в раздумье, какой путь мне выбрать – уж больно мне не хотелось шагать к себе по улице. И тут мне в голову пришла хулиганская мысль – а что если я попробую известное мне простенькое заклинаньеце, которое в моей книжечке называлось «Заклинанье спрямленной тропы». В том, другом Мире я использовал его несколько раз, и оно прекрасно срабатывало.

Оглядевшись по сторонам и убедившись, что коридор абсолютно пуст, я негромко пробормотал требуемую абракадабру, сопроводив ее необходимыми жестами, и с удивлением убедился, что заклинание сработало! От моих ног, по линолеуму пола пролегла тоненькая, слабо светящаяся зеленая ниточка.

Я зашагал по проложенному заклинанием проводничку и через два десятка шагов уперся в стену коридора. Зеленая ниточка в этом месте делала резкий поворот и уходила прямо под стену. Я остановился, с секунду смотрел на предложенную мне «спрямленную тропу», пожал плечами и… шагнул прямо в стену. Для меня стены не было! Я прошел ее насквозь!

Правда, в момент прохода сквозь эту железобетонную преграду у меня возникло такое ощущение, словно я всем телом прорвал туго натянутый лист бумаги. Но самое поразительное заключалось в том, что из стены я вышел… на заплеванный асфальт тротуара рядом с входом на станцию метро «Рязанский проспект»!

Естественно я замер на месте. А как бы вы поступили, неожиданно оказавшись в двух с лишним километрах от коридора, по которому только что шли?!

Время было пиковое, и у входа в метро топталась целая толпа народа. Конечно, в меня тут же врезалась какая-то тетка с двумя тяжеленными сумками в руках. Пробормотав что-то очень нелестное о мужиках, появляющихся неизвестно откуда перед самым ее носом, тетка подозрительно на меня посмотрела и возобновила свое стремительное движение к входу в метро, а я отскочил в сторону и поежился. Моя легкая водолазочка, прикрытая сверху не менее легким пиджачком, слабо защищала меня от ранневесенней уличной прохлады. Кожаное пальто, в котором я франтил последние дни, осталось на кафедре, но возвращаться в институт мне почему-то не хотелось, да, впрочем, было и незачем.

Позвякав в кармане монетками, я направился было вслед за теткой с сумками, но меня остановила новая мысль – а почему бы не попробовать еще одно заклинание, раз хоть что-то получается. Вдохновленного меня уже не останавливало то соображение, что сработало мое заклинание не совсем так, как должно было бы.

Я обошел стеклянную коробку входа в метро и вышел на узкую улочку, забитую автобусами и машинами, но практически свободную от пешеходов. Остановившись на пустом тротуаре, я прикрыл глаза, сосредоточился, детально представил себе собственную прихожую и принялся читать «Заклинание возвращения домой». Это заклинание было довольно сложным и требовало очень напряженной работы рук, к тому же, когда я уже заканчивал этот короткий наговор, за моей спиной раздался сердитый крик маленького начальника:

– Эй, ты!.. Ты, в свитере!.. Немедленно прекрати размахивать руками и подойди ко мне!..

Я было оглянулся, полюбопытствовать, кому это помешали мои размахивания, но в этот момент произнесенное заклинание начало действовать. Все мое тело задрожало мелкой дрожью, а затем послышался странный тоненький визг. Боковым зрением я видел, как к тому месту где я стоял быстрым шагом подходил милиционер. При этом он как-то странно, с совершенно ошарашенным выражением лица смотрел на меня. Остановившись совсем рядом, он повернулся чуть в сторону и спросил:

– А где мужик?!

– Не знаю… – растерянно ответил ему женский голос, но я не мог повернуть голову, чтобы посмотреть, кто отвечает стражу порядка. Меня же они оба, похоже, уже не видели.

– Вот же он, только что тут стоял!.. – заорал этот самый страж порядка, тряся перед своим животом раскрытыми ладонями.

– Стоял… – согласился женский голос, – Еще бормотал что-то и руками махал, как сумасшедший…

– Ну, – облегченно воскликнул милиционер, поняв, что я ему не пригрезился, – А теперь он где?!

– Не знаю, – повторил женский голос.

– Как это «не знаю»! – заорал милиционер, – Он же стоял прямо перед твоим носом!

– На свой нос смотри! – заорала в ответ женщина, видимо обиженная за свой нос, но дослушать до конца это занимательное разбирательство мне не удалось. Настойчиво звучавший визг исчез, уйдя за пределы слышимости, а вместо него раздалось гулкое басовое «А-а-а-м-м-м»… И я оказался в песочнице, во дворе собственного дома.

Вы никогда не сидели в детской песочнице в начале апреля? Так чтобы при этом на вас были только брюки и легкая водолазка? Вот и я тоже до этого не сидел. И больше постараюсь не сидеть, хотя зарекаться, как вы сами понимаете, ни от чего не следует. Только уж в больно мерзопакостное состояние впадаешь, выбравшись из такой песочницы. И чего дети находят в ней хорошего?..

Добравшись до своей квартиры, благо добираться было недалеко, я тут же скинул мокрые, грязные брюки, здорово повлажневшую водолазку, все остальное, и тут же залез в ванну. Согревшись, помывшись и немного придя в себя, я выбрался из этого личного храма чистоты и отправился в храм желудка, то бишь не кухню. Там я соорудил себе сложносочиненный бутерброд из половины батона, разрезанного вдоль и накрытого всем, чем только можно накрыть батон, заварил свежего чаю, не пожалев для исстрадавшегося тела сахару и принялся размышлять над результатами своих магических экспериментов.

По всему получалось, что мои заклинания срабатывали. Вот только срабатывали они таким странным образом, что пользоваться часто ими не стоило. Пожалуй, ими вообще не стоило пользоваться во избежание порчи одежды, а также возможных травм, как телесных, так и душевных. Похоже, силы приводившиеся в действие моими заклинаниями, срабатывали с искажениями. То ли я произносил заклинания с акцентом, то ли магнитное поле Земли было иного напряжения, чем на родине этих заклинаний. И тут мне пришло в голову, а что если попробовать поколдовать где-нибудь в сельской местности?

В этот момент случилось два происшествия, прервавших мои размышления. Во-первых, кончился мой бутерброд, а во-вторых, зазвенел телефон.

Торопливо глотнув уже остывшего чаю, я направился в комнату. Едва я успел произнести свое «слушаю», как в трубке зарокотал давно мною не слышанный хрипловатый баритон Резепова:

– Слушай, ты не можешь проехать со мной в недалекое Подмосковье?

– Когда и куда? – Тут же переспросил я.

– За Серпуховом, на берегу речки Протвы имеется маленький городишко Протвино. На его окраине, в собственном коттедже обитает моя двоюродная сестра со своим семейством. Так вот, у нее внезапно заболел сынишка…

– Ну, ты даешь, Санек, – перебил я Резепова, – Это недалекое Подмосковье располагается как раз на границе с Калужской областью. Ну и кроме того, я же не врач.

– А ты дослушай… – невозмутимо проговорил мой конопатый друг, – Моя сестренка утверждает, что мальчишка заболел после того, как они увидели такое интересное сияние. Ну словно блестки серебристые в воздухе порхали…

– Когда едем?.. – снова перебил я его, на этот раз гораздо более взволнованно.

– Так и знал, что тебя этот случай заинтересует, – удовлетворенно констатировал Сашка, – Я думаю выехать в пятницу. Туда от Москвы километров восемьдесят, дороги оттаяли, так что за пару часов доедем. А вернемся в воскресенье…

Мы договорились о месте и времени встречи, и пожелали друг другу всего хорошего.

Всю неделю, несмотря на очевидный риск вляпаться в какую-нибудь неприятность, я пробовал «на вкус» различные заклинания и наговоры. Результаты были очевидны и неутешительны – заклинания срабатывали самым неожиданным образом. Мои магические эксперименты закончились поздно вечером в четверг после того, как наговорив заклинание «Всевидящего ока» я, вместо того чтобы обрести Истинное Зрение, увидел на своем столе глаз размером с глубокую тарелку. Не знаю у какого зверя мое заклинание изъяло этот орган зрения, но когда этот глазище осуждающе мигнул остатком полуоторванного века, мне стало очень нехорошо. Я быстро сбегал на кухню за половой щеткой и ведром, смахнул моргающий сувенир в емкость и, спустив его в мусоропровод, с облегчением подумал: – «Хорошо, что я не дошел до заклинания „Полной правды“, а то получил бы в подарок слоновий язык. Представляю, что бы он мне высказал по поводу моих магических способностей».

Глава 2

Первый шаг после произнесения заклинания необходимо выполнять перпендикулярно вектору его направленности, в противном случае вы можете оказаться под прямым воздействием обратной петли.

Проще говоря – смотри куда прешь!

В пятницу ранним вечером Сашка подобрал меня у станции метро «Тульская» и мы на его старенькой «восьмерке» отправились на самый юг Московской области в сторону города Серпухова. Симферопольское шоссе за кольцевой дорогой было достаточно свободным, поскольку дачный сезон у москвичей еще не начался, так что доехали мы до городка Протвино, как и планировали за два с небольшим часа.

Коттедж на окраине городка, к которому мы подъехали, был погружен во тьму. Освещенными были лишь два окна на втором этаже, де еще лампочка над входом в дом бросала желтый круг света на дверь и крылечко в две ступени перед нею.

Сашка подрулил к воротам, вышел из машины и по-хозяйски принялся бренчать ключами над воротным замком. Распахнув металлические створки, он завел свой лимузин на стояночную площадку и отправился запирать ворота, а я вылез со своей небольшой сумкой из машины и с интересом огляделся вокруг. Было уже достаточно темно, но я все-таки разглядел, что коттедж расположился недалеко от берега реки, так, что ее серебристую ленту вполне можно было разглядеть. За рекой расстилалось довольно большое открытое пространство, а за ним, судя по всему, начинался лес.

В этот момент входная дверь отворилась и из-за нее выглянул парень моих лет в легких джинсах, фланелевой рубашке и тапках на босу ногу. Посмотрев на меня с оценивающим прищуром, он поинтересовался:

– А ты к кому?..

Однако я ничего не успел ему ответить – за моей спиной раздался Сашкин голос:

– А мы к вам, Игорек… Лена мне звонила, вот мы и приехали… А это Серега, я вам о нем рассказывал.

Взгляд Игорька переместился за мою спину, и его прищур мгновенно исчез в довольной, широкой улыбке:

– Сашок, как хорошо что вы смогли к нам выбраться! Проходите, а то холоду в дом напустим, – Игорь отступил в дом, пропуская нас.

Мы вошли внутрь, и Игорь сразу повел нас по неширокой деревянной лестнице наверх, на второй этаж, по пути приговаривая:

– Мы вас в одной комнате поместим – меньше топить и теплее будет. Хотя у нас днем уже припекает, но ночью еще холодновато. Сейчас вы разместитесь, а я Ленке скажу, чтобы она ужин собрала…

– Как Толька?.. – перебил Игоря Резепов.

– Сейчас практически все в порядке, – несколько торопливо ответил Игорь, – А пять дней назад он нас здорово напугал. Да вот ужинать сядем, мы вам все расскажем.

Он толкнул простую деревянную дверь и пропустил нас в небольшую комнату, в которой стояло две узкие кровати и одна тумбочка. За дверью, прямо на дощатой стене была прибита вешалка, под которой сиротливо притулились две пары больших, изрядно поношенных тапок. Кровати были застелены чистым бельем, имели подушки и толстые шерстяные одеяла. Под окном жарко тлела спираль электрического камина.

– Раздевайтесь и спускайтесь на кухню, а я пойду за Ленкой, – скороговоркой проговорил Игорь и прикрыл дверь.

– Выбирай, – кивнул Сашка на кровати и начал стаскивать с себя свой старый пуховик.

Я поставил свою сумку у дальней от окна кровати, снял свое франтоватое кожаное пальто и аккуратно повесил его на вешалку. Затем, сбросив ботинки, я всунул ноги в тапки и повернулся к Резепову:

– А ручки перед едой помыть в где этом доме можно?

Сашка только молча кивнул, приглашая меня за собой.

Мы спустились на первый этаж. Под лестницей находилась узкая дверь, которая вела в просторный санузел. Умывшись, мы направились на кухню, где уже сидел за столом Игорь, а возле плиты суетилась невысокая светловолосая круглолицая и веснушчатая девчонка, про которую можно было сразу сказать, что она из породы Резеповых.

Как только мы оказались за столом, перед нами были поставлены большие тарелки, наполненные яичницей с салом. Игорь свинтил крышечку с бутылки «Столичной» и наполнил маленькие хрустальные стопочки.

Выпив холодной водки, мы набросились на яичницу, а Леночка присела к столу и с удовольствием наблюдала за уничтожением своего гастрономического шедевра.

Когда первый голод был утолен, Игорь снова наполнил стопки, но Сашка отрицательно покачал головой и повернулся к сестре:

– Рассказывай… – негромко проговорил он и, положив подбородок на подставленные кулаки, уставился на Лену внимательным взглядом.

Я тоже отложил вилку и приготовился внимательно слушать.

Лена посмотрела на Сашку, потом перевела взгляд на меня, и в ее глазах появился испуг:

– А рассказывать-то особенно нечего…

– Что есть – то и рассказывай… – несколько мягче попросил Сашка.

Лена вздохнула и, как послушная школьница, начала:

– В прошлую субботу мы начали перекапывать огород. Апрель кончается, скоро уже посадки начнутся.

Резепов кивнул, словно приглашая свою сестру переходить к существу вопроса, и та заспешила:

– Ну, мы почти целый день на улице провозились. Устали, конечно, да и темновато становилось, так что, уже собирались заканчивать работу. А Толик и еще трое ребят на улице играли, мяч они гоняли, ну и кричали здорово. И вдруг, как оборвало, или вернее словно нас колпаком каким накрыло – тихо стало, я такой тишины и не слышала никогда. С минуту эта тишина стояла, а потом звонко так – бом-м-м, как будто лопнуло что-то. И сразу в воздухе вокруг нас замелькало, замелькало… Я даже сначала подумала, что у меня это просто в глазах от усталости зарябило, а потом рассмотрела. Знаешь, такое впечатление, словно серебристые снежинки величиной с пол ладони в воздухе кружатся, но на землю не падают, а прямо так в воздухе постепенно тают. Очень красиво. Но через минуту, может быть чуть больше, все это исчезло. Постепенно, так, растаяло.

Мы с соседями, они тоже в огородах копались, собрались на улице и рассказываем друг другу, кто что слышал и видел. Потом начали придумывать что бы это такое могло быть, в общем, целый диспут провели. Ты же знаешь, у нас здесь всяких умных контор много понапихано, да и Обнинск недалеко, так что сошлись на том, что опять какой-нибудь эксперимент из-под контроля вышел. Морозов Витька, сосед наш через два дома живет, даже счетчик притащил, радиацию мерить, только не было никакой радиации.

Долго мы так-то стояли, рассуждали да спорили – работать-то уже никто не хотел. И тут подбегает Димка Морозов, Витькин сын, и говорит мне: – Теть Лена, а ваш Толька в обморок упал.

Я подбежала к ним и, ты знаешь, страшно испугалась. Даже не того, что Толик лежал прямо на земле, странно так вытянувшись, а того, что Ленька, дружок его закадычный, «не разлей вода», стоял рядом с ним, поддавал ему ногой под ребра и приговаривал: – Ну что развалился, вставай, давай, козел ленивый!

Я набросилась на него, оттолкнула, Тольку на руки подхватила и кричу: – Ты что делаешь, поганец?! – а он ощерился страшно так и как зашипит на меня: – Я, – говорит, – Тебе, старая корова, рога пообломаю, будешь знать, как меня толкать!

Я от таких его слов чуть сына из рук не выронила, Ленька в жизни никогда таким… не был. Ну, в этот момент, как раз, Наталья подбежала, Ленькина мать. Схватила его за шиворот и ну трясти: – Ты как, поганец, со старшими разговариваешь!.. – а тот извернулся, и я думала, что он сейчас мать свою ногой в живот ударит. Только в последний момент остановился он. Смотрю, Борис подходит, отец Ленькин. Тот ругаться не стал, взял его за руку и молча домой повел.

Ну, а мой-то сыночек лежит у меня на руках, голова запрокинулась, сам бледный, под глазами круги черные, и показалось мне, что не дышит он. Тут Игорь подошел, забрал у меня Толика и в дом отнес. Раздели мы его, в постель уложили, а он все без сознания. Видно, что дышит, а глаз не открывает и не говорит ничего. Вызвали мы «скорую». Приехали они часа через два. Пацан – фельдшер, наверное, и медсестра с ним. Послушали, постукали, помяли, давление померили. Потом пацан этот и говорит: – Ничего понять не могу – организм работаетвроде бы нормально, сердце в порядке, живот в порядке, давление нормальное. Может он головой сильно стукнулся?

– Да, нет, – отвечаю, – Ребята говорят, что все нормально было, и вдруг он на землю повалился…

Фельдшер это что-то сестре сказал, смотрю, она шприц готовит. Я их спрашиваю: – Вы что хотите сыну вколоть? – А фельдшер мне отвечает: – Да ничего особенного. Сделаем инъекцию витаминов для поддержки организма. А так, у вашего сына я ничего не обнаруживаю.

– Но он же без сознания! – говорю.

А он мне: – Ну, хотите, мы его в больницу заберем?..

Игорь до этого стоял, молчал, а тут говорит: – В какую вы его больницу повезете, когда сами говорите, что у него ничего нет. Дома сын останется…

Фельдшер сразу согласился, и спорить не стал. Только сказал, чтобы мы ампулу его не выбрасывали и посоветовал, если за воскресенье ничего не произойдет, в понедельник врача участкового вызвать.

Ну, воскресенье, все день Толик лежал в постели и в себя не приходил. Я думала, что умру, на него глядя. Хорошо Игорь рядом был. А ближе к вечеру Толя говорить начал. Лежит, глаза закрыты, дышит так спокойно, и вдруг тихо-тихо: – Нет, мне домой надо…

Еще немного полежит, и опять: – Нет, я домой хочу, к маме…

Знаешь, словно кто-то его уговаривает уйти куда-то, а он не соглашается…

В понедельник я утром на работу позвонила, отпросилась на два дня. А буквально тут же, Толик в себя пришел. Глаза открыл и говорит: – Мама, я кушать хочу.

Врача я вызывать не стала, у него и не болело ничего. Полежал он два дня, а потом вставать начал. Правда в школу я его всю неделю не пускала, слабость у него сильная была.

Лена замолчала и посмотрела на Игоря, словно спрашивала у того, не упустила ли она чего.

Резепов кивнул и посмотрел на меня:

– Ну, и как тебе история?

Я потер подбородок:

– Очень интересно… Мне бы еще с мальчиком поговорить…

– Он сейчас спит!.. – тут же вскинулась Лена.

Я успокаивающе улыбнулся и ответил:

– Да я не тороплюсь. Вы же говорите, что он встает и чувствует себя достаточно хорошо, так что мы можем отложить разговор на завтра.

Лена сразу успокоился, зато встревожился Игорь:

– А что вы хотите у него узнать?

Я перевел глаза на отца мальчика. Он действительно был не на шутку встревожен.

– Вы с ним не разговаривали о том, что произошло?… – осторожно поинтересовался я.

Игорь встревожился еще больше. Он даже встал из-за стола и, достав дрожащими пальцами сигарету, сунул ее в рот, но затем снова присел к столу и выдернул сигарету из губ.

– Я вас очень прошу не говорить с Толькой об этом случае!..

– Почему?.. – еще осторожнее спросил я.

– Мне не хочется, чтобы он об этом вспоминал… – Игорь чуть помолчал и добавил, – Понимаете, у меня такое впечатление, что Тольку что-то очень сильно испугало, и он об этом постоянно думает. Если его начать расспрашивать, он может снова впасть в забытье – защитная реакция организма. Пусть он об этом забудет.

– Как себя чувствует Ленька, о котором вы говорили? – перевел я разговор на другое.

Лена посмотрела на Игоря, потом перевела взгляд на меня и недоуменно пожала плечами. А Игорь скорчил гримасу и ответил:

– Этому маленькому негодяю тоже врача вызывали. У него оказалось сильное нервное расстройство… Хотя, какое там расстройство? Просто распоясался мальчишка совершенно! Один отец и может с ним справиться. В школе за неделю дважды подрался, оба раза до большой крови. Причем дерется так исступленно, что его даже старшеклассники начали побаиваться. Дома хулиганит. Если так дальше пойдет, он через полгода в колонии окажатся…

– А вы говорили, что с Толиком еще два мальчика играли… Ну, кроме Леньки. С ними ничего не произошло? – не унимался я.

Теперь уже Игорь недоуменно пожал плечами:

– Да, вроде, все в порядке. Димку Морозова я вчера видел. Поздоровался, как обычно, мальчишка. Нет, все в порядке! – уверенно закончил Игорь.

– А почему ты нас так расспрашиваешь? – снова вступила в разговор Лена, не замечая, что перешла на «ты».

Я оглядел лица ребят и уловил в глазах Сашки знакомый блеск. Он, без сомнения, что-то знал. Однако, я, не обращая внимания на своего всезнающего друга, коротко, но достаточно подробно рассказал, все что узнал о том необычном феномене, который они наблюдали и о том эффекте, который этот феномен производит на мальчишек от восьми да четырнадцати лет. Закончил я свой рассказ так:

– Теперь вы понимаете, что случай с вашим сыном абсолютно нетипичен. И мне крайне необходимо разобраться в чем здесь дело. Может быть ваш Толька подскажет, как бороться с этой напастью. Ну и сами понимаете, распространяться о том, что я вам рассказал никому не стоит. Не надо людей понапрасну нервировать.

– Как же не надо? – неуверенно переспросила Лена, – Я считаю, родители должны знать, что угрожает их детям… Если… если твой рассказ – правда, и если все так и есть, как ты сам считаешь.

– А что мы можем людям сказать, если сами пока практически ничего не знаем… Ничего не можем сделать. Ну, крикнем мы – «Берегитесь…»! А чего беречься!

Мы замолчали. Игорь наконец-то закурил. Резепов хмыкнул и шлепнул ладонью по столу:

– Ладно. Утро вечера мудренее. Уже поздно, так что пора, пожалуй, ложиться.

И он встал из-за стола.

Я поднялся следом и улыбнулся Лене и Игорю:

– Не волнуйтесь, теперь все будет нормально. Эти серебристые блестки еще ни разу не замечали дважды в одном месте.

Когда мы поднялись в свою спальню и улеглись, я как бы ненароком, спросил у Сашки:

– А ты-то, друг конопатый, откуда узнал об этой мальчишечий напасти?

– А я, мой бледнолицый брат, придерживаюсь принципа, друг моего друга – мой друг. Так что я достаточно часто общаюсь и с Машеусом и с Эликом Абасовым. Именно я, что б ты знал, помогал Элику собирать тот самый материал, с которым он тебя впоследствии познакомил.

Все это было сказано достаточно резко, даже, я бы сказал, обиженно, и после этой тирады Сашка повернулся на бок, ко мне спиной, и демонстративно засопел.

Утром мы по субботней привычке встали достаточно поздно и после плотного завтрака направились в огород наших хозяев проводить подготовку к весенним посевным работам. Три лопаты в крепких мужских руках были настолько мощным сельскохозяйственным орудием, что уже до обеда нами был закончен подъем зяби на отведенном участке. Женщин, в лице Ленки, мы изгнали с места нашего трудового подвига, а вот Толька практически все время крутился возле нас. А где еще крутиться десятилетнему мальчишке если не возле отца и его друзей.

Я во время этой огородной копки все время поглядывал на мальчика и пришел к выводу, что тот вполне здоров и достаточно весел. Никаких последствий странного происшествия, произошедшего с ним, заметно не было. Только однажды он поднял лицо к небу и застыл на несколько минут, закрыв глаза, причем у меня создалось впечатление, что он к чему-то прислушивается.

Обедали мы поздно, около шести вечера, долго и весело. После обеда Толька потащил Резепова в свою комнату показывать какие-то новые игрушки, и я увязался с ними. Мы втроем погоняли Толькины новые машинки, смастерили некую странную конструкцию из его набора «Лего», посмотрели, что читает молодое поколение. Потом к нам присоединились Толькины родители и в комнате стало довольно тесно.

Я вопросительно взглянул на Лену, и она ответила мне коротким согласным кивком, после чего я положил ладонь Тольке на затылок и спросил:

– Слушай, Толь, мне с тобой надо бы поговорить…

– Давай, – сразу согласился он.

– Только, знаешь, дело такое… щепетильное, если тебе не захочется или станет нехорошо, ты сразу скажешь, и мы не будем возвращаться к этому вопросу.

– Ладно, – кивнул он.

Сашка и Игорь тихонько вышли из комнаты. Толька сидел на своей постели и переводил глаза с меня на свою мать и обратно. Я присел напротив мальчика на большой мягкий пуф, Лена села рядом с сыном на постели, и мы немного помолчали, словно сосредотачиваясь для серьезного разговора. Затем я негромко и спокойно попросил:

– Ты не можешь нам рассказать, что с тобой произошло после того, как вы увидели те серебристые блестки?..

Мальчишка испуганно вскинул голову и посмотрел на мать широко открытыми глазами. Лена тут же обняла его одной рукой за плечи, словно защищая от неведомой опасности и быстро проговорила:

– Дядя Сережа сказал, если не хочешь – не говори…

Толик посмотрел на меня, и я согласно кивнул:

– Но понимаешь в чем дело, – продолжил я фразу Лены, – Ты не первый, кто пострадал от этих блесток, но кроме тебя никто не сможет рассказать, что с ним происходило…

Мальчик снова вскинул глаза на мать, но на этот раз она промолчала и только покрепче прижала его к себе.

Толик опустил голову и еле слышно произнес:

– Мне сказали, чтобы я никому ничего не рассказывал…

– Кто сказал?! – Воскликнула Лена.

Видимо, это восклицание еще больше напугало мальчика. Он дернулся в руках матери, вскинул голову и нервным, срывающимся голосом зачастил:

– Правда! Мне сказали, чтобы я ничего не рассказывал, а то за мной снова придут, и тогда уже обязательно заберут! А я не хочу туда уходить, не хочу!..

Его крик начал переходить в самую настоящую истерику, и тут видимо сказалась моя недельная практика в магии. Я совершенно непроизвольно, не задумываясь о последствиях, провел перед лицом мальчугана левой ладонью с растопыренными пальцами, одновременно проговаривая замысловатую фразу заклинания «Спокойствия духа».

Боковым зрением я поймал изумленно распахнутые глаза Лены, наблюдавшей за моей необычной манипуляцией, и спохватился было, но дело уже было сделано. Сердце у меня бешено заколотилось и ухнула вниз, а в голове вспыхнула мысль – «Что ж это я делаю!». Но было поздно!

Моя ладонь устало опустилась на колено, а язык, едва не заплетшись о последние звуки, договорил все-таки нужную фразу…

Лицо мальчишки мгновенно стало совершенно спокойным, и он, моргнув пару раз, словно от сильного света, начал говорить легко и непринужденно:

– Знаете, это было так странно… Мы с мальчишками играли и вдруг оказалось, что мы стоим на какой-то… площадке… прямо над самими собой.

Он посмотрел по очереди на мать и на меня и попытался объяснить:

– Ну, понимаете, мы все вчетвером стояли в ряд на какой-то площадке, которая висела над землей. А мы,.. ну,.. мы сами были на земле… играли… только замерли… ну, не шевелились…

– Я понял, продолжай, – кивнул я мальчику. Тот довольно улыбнулся и продолжил свой рассказ:

– Как только мы оказались на этой площадке мы сразу услышали голос. Приятный такой, ласковый. Он нам сказал, что мы сейчас пойдем к нему в его прекрасный, замечательный мир, в котором станем знаменитыми, непобедимыми воинами. Там нас все будут бояться, а мы будем сильнее всех, но только если всегда будем его слушаться. А он нас научит быть самыми сильными… И еще он сказал, что учиться быть сильными очень просто и очень быстро. Потом появилась высокая темная фигура без лица и вроде бы как-то… без головы и протянула нам руки…

Толик снова посмотрел на меня, проверяя, как я воспринимаю его довольно несвязный рассказ и, увидев, что я само внимание, продолжил:

– И знаешь, рука протянулась к каждому из нас…

– Что же, у этой фигуры было четыре руки? – невольно поинтересовался я.

– Тогда я на это не обратил внимания, – задумчиво протянул Толик, – Это сейчас я вспомнил, что у нее действительно было четыре руки… А тогда я как будто остался один… Ну, ребята стояли рядом, а я как будто один… и эта рука одна…

Он недовольно поморщился, чувствуя, что не может связно передать свои ощущения. Я улыбнулся и постарался его успокоить:

– Ничего, ты рассказывай, я все пойму…

– Ленька первый ухватился за ту руку, которая тянулась к нему. Ребята тоже потянулись к этой фигуре, а я… – он глубоко вздохнул, – А я испугался… Спрятал свою руку за спину и спрашиваю: – А как же моя мама? – А эта фигура говорит: – А зачем тебе мама? Разве тебе не надоело, что тебя твоя мама все время наказывает? – Я тогда ей и говорю: – Никто меня не наказывает и я от своей мамы никуда не пойду!

Толик снова вздохнул и, посмотрев на свою мать, продолжил:

– Смотрю, Димка с Мишкой тоже свои руки за спину попрятали. А эта фигура вдруг так страшно заколыхалась и стала меня пугать… Ну, что если я с ней не пойду, то она сделает так, что меня вообще никто любить и уважать не будет, и никто из мальчишек играть со мной не станет… Только я уже знал, что никуда с ней не пойду. Вот тогда она и сказала, чтобы я никому о том, что сейчас вижу не рассказывал, а иначе она вернется и тогда уже точно меня от мамы заберет…

Толька замолчал, но когда я уже решил, что его рассказ закончен, совсем тихо добавил: – А Ленька с ней ушел… Он думал, что я не видел, а я видел, как он уходил… Ребята со мной остались, а он ушел… Его больше нет.

– Спасибо тебе огромное, – бодро проговорил я, вставая со своего пуфа, – Ты себе представить не можешь, как ты мне помог. А теперь спать!

Мальчишка кивнул и устало закрыл глаза. Видимо, преодоление наложенного на его сознание запрета, даже с помощью моего заклинания, отняло у него слишком много сил.

Мы с Леной вдвоем раздели мальчугана, уложили в постель, и он тут же заснул.

Как только мы вышли за дверь, Ленка схватила меня за рукав и, здорово дернув, зашипела:

– Как ты это сделал?!

– Что сделал, – оторопел я от неожиданной атаки.

– Как ты Тольку успокоил? Я видела, как ты провел перед его лицом рукой, но что за тарабарщину ты бормотал?!

Только тут до меня наконец дошло, что мое заклинание сработало абсолютно точно и с достаточно большой скоростью! Мне бы, конечно, надо было бы обдумать это обстоятельство, но передо мной стояла весьма рассерженная мамаша, подозревавшая меня в нанесении вреда ее ребенку. Потому я как только мог спокойнее улыбнулся и, несколько рисуясь, ответил:

– Ничего особенного. Просто у меня имеются некоторые способности к гипнозу. Я просто внушил мальчику, чтобы он успокоился и хорошенько вспомнил, что с ним произошло.

И вы знаете, Лена мне как-то сразу поверила. Она отпустила мой рукав и странно обрадованным голосом переспросила: – Правда?..

– Ну зачем мне врать?.. – пожал я плечами.

– Но теперь, наверное, надо снять это… внушение? – особой тревоги в ее голосе не было, но мне понравилась ее предусмотрительность.

– Утром от него никакого следа не останется. – Заверил я ее.

Она пристально на меня взглянула и, чуть подумав, спросила:

– А может ты… это… ну… поработаешь с Игорем?

– А что я должен с ним сделать? – удивился я.

– Понимаешь, мне так не нравится, что он курит, а бросить сам он не может…

– Вообще-то, это не мой профиль, – неуверенно пробормотал я, лихорадочно припоминая, нет ли среди моих обрывочных знаний какого-нибудь наговора против курения.

– Ну попробуй, – в голосе Лены появились умоляющие нотки, – Если не получиться, и не надо, а вдруг!

– Хорошо, – сдался я, – Только отдохну намного, а то сеанс гипноза отнимает много сил.

Я понимаю, что нехорошо дурить голову чужим женам, а что мне оставалось делать?

Мы спустились на кухню и застали там Сашку с Игорем за пивом и креветками. Игорь курил, и я заметил, что Лена сморщила свой веснушчатый носик, увидев сигарету в его пальцах.

– Ну, что?.. – увидев нас, спросил Резепов. Его тон требовал немедленного и подробного отчета. Мы с Леной переглянулись, и она поняла, что отчет придется делать ей – такой утомленный вид я на себя напустил. Она принялась рассказывать, что мы услышали от Толика, одновременно возясь у плиты. Я присел к столу и наблюдал за тем, как мужики поглощают пиво и лузгают креветок, внимательно слушая Ленкин рассказ. Честно говоря, я действительно устал. Конечно, не настолько, как хотел показать Леночке, но работа лопатой была для меня тяжелой экзотикой, и нетренированное тело ломило от непривычных усилий. Кроме того, на меня сильное впечатление произвело и то, что рассказал Толька. Получалось, что у нашего далекого недруга не всегда все получалось! Мальчишки могли противостоять его поползновениям, но для этого надо было, чтобы у них в этом Мире была какая-то сильная привязанность. Ну а какая привязанность может быть у десятилетнего мальчика на свете, кроме его матери или отца. Или матери и отца. А вот если матери и отцы не смогли создать такой привязанности… Снова и как всегда выходило, что беды детей произрастали из пороков взрослых.

Лена закончила свой рассказ, и прямолинейный Резепов тут же задал вопрос:

– Ну и что мы из этой информации имеем?

Я поднял голову:

– Во-первых мы имеем подтверждение, что у твоей сестренки замечательная семья! Я им от всей души желаю сохранить ее.

– Ну, ты скажешь, замечательная… – смущенно пробормотал Игорь и сразу задавил дымящийся в пальцах бычок.

– Во вторых, мы имеем, – продолжил я, игнорируя его бормотание, – очень простое и очень эффектное средство борьбы с обнаруженным нами явлением.

Ребята поставили стаканы на стол, Лена уронила вилку, и все повернулись в мою сторону с надеждой и ожиданием в глазах. Я усмехнулся и продолжил:

– А вы что, не поняли? Чтобы мальчишка справился с этой непонятной и неожиданной атакой, достаточно чтобы он очень любил своих родителей! Но для этого необходимо, чтобы родители очень любили своего сына. К сожалению, далеко не все родители умеют любить своих детей – это большое искусство и рождается оно исключительно в замечательных семьях.

Я повернулся к Лене:

– Теперь мы можем сказать взрослым: – Любите своих детей, и все будет в порядке. – Вот только многим ли поможет наш совет?

– Слушай, – снова вступил в разговор Сашка, собиравшийся, судя по его исхитрившимся глазкам, сменить тему, – Если ты такой умный, такой семейственный, такой «падагог», почему сам до сих пор не женат? Женился бы, показал бы миру пример строительства замечательной семьи! А то самому уже скоро «тридцатник», и все в теоретиках ходишь.

– Вот потому и хожу в теоретиках, что практику надо осваивать вдвоем, а у меня все как-то с парой не получается… – довольно резко возразил я.

На кухне тут же завязался разговор о сложностях и радостях семейной жизни, о нахождении взаимопонимания, о воспитании детей. Все это словоблудие сдабривалось примерами из жизни знакомых и цитатами из педагогических авторитетов. В общем, начался самый обычный треп. Пивохлебы, занятые пивом, креветками и спором, от ужина отказались, а мне хозяйка предложила шикарной жареной на сале картошки с квашеной капусткой и солеными огурчиками. Налили мне, как самому усталому, и сто грамм, так что к концу вечера я был, как говорится, сыт, пьян и нос в табаке.

Впрочем, вспомнив о табаке, я обратил внимание на тот факт, что Игорь за весь вечер не выкурил больше ни одной сигареты. Но вернуться к этой, поставленной Леной, задаче я решил завтра.

Заявив спорщикам, что я устал и, попросив у них извинения за отсутствие необходимого азарта, я покинул кампанию и отправился в нашу спальню, где с чувством выполненного долга и хорошо сделанной работы завалился в постель. Как и когда пришел Сашка, я уже не слышал.

Утром, после завтрака, я один отправился к реке. По узкой, уже подсохшей тропинке, я спустился к берегу и уселся на старой перевернутой лодке. Речка была неширокой по-весеннему свинцово-серой, с нее задувал пронизывающий порывистый ветер, но думалось мне на этом берегу хорошо. Главное, о чем я хотел поразмышлять в одиночестве, был тот факт, что заклинание, которое я вчера не раздумывая, впопыхах наложил на Толика, сработало великолепно. Оно не только сняло с мальчика излишнее напряжение, позволило ему успокоиться и сосредоточится на рассказе, оно к утру исчезло. За завтраком сидел довольный жизнью бойкий мальчишка из хорошей семьи.

Получалось, что волшебство действительно действовало на Земле, но только не в городе… Может быть там, в городах, все эти, созданные человеком ненормальные поля – электромагнитные, гравитационные, лучевые, черт знает какие, настолько искажали нормальное состояние планеты, что тонкая энергетика заклинаний, волшебства, магии не выдерживала такого давления и ломалась, выбрасывая на выходе самые невероятные результаты?! Может быть именно поэтому мой знакомец, Епископ, он же Седой Варвар из Брошенной Башни мог уворовывать мальчишечьи души только далеко от городов? Может быть в лесу, в поле, в какой-нибудь глухой тайге волшебство все еще действенно и могуче? Во всяком случае, для меня стало ясно, что если я задумаю в самом деле попробовать устроить переход в Мир королевы Кины, делать это я буду подальше от городов.

Я, наверное, очень долго сидел на берегу. Из задумчивости меня вывел легкий шорох шагов по дорожке. Я оглянулся и увидел, что к моему насесту спускается Лена, а впереди нее торопится Толька. Он первым подбежал к лодке и, грохнув в ее бок ботинком, заявил:

– Отплавалась! Вот у Димкиного отца есть лодка, новая! Приезжай к нам летом, поедем рыбу ловить.

В этот момент к нам подошла Лена. Присев рядом с сыном на корточки, она чмокнула его в щеку, а затем попросила:

– Иди, Толик, поиграй на берегу, мне с дядей Сережей поговорить надо, – и уже вдогонку мальчишке крикнула, – Только в воду не лезь, а то ноги замочишь!

Затем она присела рядом со мной и спросила:

– Когда же это ты успел с Игорем-то…

– Что с Игорем? – переспросил я.

Лена слегка удивленно посмотрела на меня:

– А ты что, не проводил с ним свой гипноз?

– Нет, – удивился я в свою очередь.

– Хм, – она посмотрела на рябую от ветра воду, – Он после завтрака подошел ко мне и сказал, что бросил курить… Окончательно и бесповоротно…

Я улыбнулся:

– Вот и доказательство моих вчерашних слов…

– Каких слов, – Встрепенулась Лена.

– О том, что у вас замечательная семья. Что вы без всякого гипноза можете решить все свои проблемы.

После обеда мы с Сашкой отправились назад в Москву. По дороге я рассказал ему и про мое удавшееся в доме его сестры волшебство, и про свои рассуждения о местах возможного применения своих магических возможностей. Рассказал и о том, что собираюсь попробовать пробиться в тот Мир, к своей королеве, а потом посмотрел на него в упор и спросил:

– А ты не хочешь с нами попробовать прыгнуть туда…

– Не знаю куда, – насмешливо продолжил он начатую мной фразу, – И вытащить то – не знаю что… Нет! Я слишком скептичен и могу навести на твое волшебство какой-нибудь возмущающий фактор. И забросишь ты нас всех неизвестно куда…

– Ну, почему неизвестно куда?.. – попробовал я поспорить.

Но Сашка бросил на меня быстрый взгляд и перебил:

– У меня, видишь ли, по поводу твоих магических возможностей есть своя теория. И заключается она в том, что тот, кто общается с магией должен в нее верить, а тот, кто в нее не верит, тот с ней и не встречается. Вот вы, – он странно усмехнулся, – Братство Конца, вы ведь сами верили в то, что вы чародей, эльф, хоббит и тролль, потому и попали в этот странный Мир. И там вам поверили, только потому, что вы сами считали себя этими… существами…

– Да нас туда перенес Епископ своим заклинанием… – попытался поспорить я.

– Никто вас не переносил! – отрезал Резепов, – Сами вы туда сунулись. И сейчас опять собираетесь сами сунуться… – он опять быстро посмотрел на меня, – А я, сам знаешь, в магию не слишком верю. Да, к тому же, в мае я улетаю в Томск, к геологам. Уже договор подписал.

На этом наш разговор и закончился.

В понедельник я рассказал Элику и Машеусу о своей поездке, но долго мы эту тему не обсуждали. Они, да и я сам, считали попытку повторного переноса в Кинию делом решенным и с надеждой смотрели на меня.

Передо мной встали две задачи. Во-первых, хоть как-то продвинуться вперед со своей диссертацией, которую я и впрямь здорово забросил, и во-вторых, попробовать составить заклинание переноса.

Первую задачу я решал настолько эффективно, что Илья Владимирович снова заговорил обо мне, как о молодом, но подающем серьезные надежды ученом. А вот вторая…

В теории я понимал, что необходимо из нескольких простых заклинаний сплести достаточно сложное и могучее, чтобы оно могло оторвать нас от нашего родного Мира и перебросить туда, куда мы стремились, а вот на практике у меня очень долго ничего не получалось. Только к концу июня в моей голове забрезжила некая идея. К тому времени Элик успел защитить диплом, Машеус сдать очередную сессию, а Паша уволиться из очередного театра.

Мои друзья с нетерпением ждали, когда я скомандую поход.

Третьего июля я скомандовал.

Почти год назад я также бродил по этому подмосковному лесу между платформой «Столбовая» Курской железной дороги и населенным пунктом Кресты, оседлавшим сорок седьмой километр федеральной трассы номер три. Только тогда я был одет несколько по другому и почти целый день проходил в одиночестве.

Сегодняшний поход был обставлен несколько по-другому. Наша четверка, ядро, так сказать, Братства Конца, встретилась на платформе Столбовая с Игорем и Леной, взявшимся нам помогать. Вшестером мы добрались до давно знакомой нам поляны и разбили маленький лагерь. Поставив две палатки – для мальчиков и для девочек, десантируемая часть нашей команды отправилась переодеваться, а Лена с Игорем принялись разжигать костер и вообще обустраивать лагерь. Когда мы выбрались из палаток полностью готовые к выходу, Игорь уронил топорик, которым до того орудовал, а Лена, разинув рот, смотрела на нас и при этом продолжала заправлять вычищенный чайник водой, пока та не кончилась в ведре.

Нет, я-то, как раз, был одет очень практично и в меру элегантно. На мне были нестандартные джинсы специального пошива со множеством разнокалиберных карманов, наполненных множеством самых необходимых вещей, плотная байковая рубашка, одетая поверх моей самой любимой белой футболки, привезенной мне из Турции, сверх чего я натянул элегантную джинсовую куртку. На ногах у меня были надеты отличные, хорошо разношенные, но все еще очень крепкие кроссовки, а на голове отличная джинсовая панама.

А вот мои друзья!!

Достаточно сказать, что они были разодеты в те же самые сказочные тряпки, в которых они осуществляли наш первый поход. Конечно, они их почистили, отстирали, заменили некоторые наиболее изношенные элементы, но в целом это были все те же три чучела зеленого, буровато-коричневого и мохнато-желто-зелоного колеров. При этом, на поясе Машеуса красовалась ее уникальная шпага и незаменимый Рокамор, из-за плеча знакомо торчал оснащенный колчан, Элик держал в своих немаленьких ладошках свою родную дубину, поименованную им герданом, а Паша, почему-то значительно уменьшившийся в росте и покруглевший в талии, носил на пупке широкий и длинный кинжал самого устрашающего вида. Кроме того у всех троих имелись маленькие заплечные мешки.

Видимо ребята сами здорово удивились, увидев себя в таких нарядах, поскольку непосредственно после их появления последовала довольно длительная немая сцена. Нарушил молчание впечатлительный Игорь, громко прошептавший на выдохе: – Куда уехал цирк?..

Реагируя на это очень точное замечание, трое моих соратников повернулись в мою сторону и изобразили на своих личиках недоумение, обиду и возмущение, причем не по очереди, а все три чувства сразу. После этого гримасничанья Машеус взяла слово и обратилась ко мне достаточно нервно:

– Ты что, собираешься переходить в Кинию в этом цирковом костюме?!

Видимо, вышеприведенную фразу Игоря они отнесли целиком на мой счет.

– Кто бы говорил?!– чуть не сорвалось с моего языка, но вместо завязывания никому не нужной пикировки я полным достоинства и не допускающим возражений тоном ответил:

– А вы думали, я снова приклею бороду, нацеплю идиотскую шляпу, серый балахончик и сапожищи?! Чтобы вы снова могли хихикать у меня за спиной?!

Наш практически заслуженный, но пока еще безработный актер сделал шаг вперед, встал в третью позицию и поставленным, пропито-прокуренным голосом, оснащенным хрипотцой и попискиванием, заявил:

– Ты что, не видишь, что нарушаешь наш ансамбль и выпадаешь из образа? Где ты видел Гэндалфа Серого Конца без бороды, плаща и… шляпы?

– Нет, ребятки, никаких плащей, бород и шляп не будет! – отрезал я, – Либо я иду так, либо мы вообще никуда не идем! Мне надоело, что меня называют милым стариканом! А если вы будете на меня давить, я потребую инвентаризации ваших мешков на предмет протаскивания в средневековый мир запрещенных технологий!

– Каких технологий?! Каких технологий?! – начал заводиться Паша, но его перебили.

– Пусть идет как хочет, – раздалось неожиданно знакомое малоразборчивое ворчание. Мы вздрогнули и воззрились на Элика, но тот уже полностью был в образе, а потому, вместо Элика мы увидели столь дорогого нашим сердцам Душегуба. Правой рукой он поигрывал своей дубиной, одновременно обводя нас налитыми кровью, крошечными глазками. Увидев, что мы обратили на него внимание, он коротко добавил:

– Не в бороде счастье…

Это веское мнение разом прекратило наше препирательство. Мы двинулись прочь с поляны, провожаемые изумленными взглядами остающейся пары, под своды замечательного лиственного леска.

Из лагеря мы вышли часа в четыре вечера, и я назвал этот выход пробным, прикидочным. Главную попытку я планировал на завтра – на воскресенье. Ребята молча шагали за мной. Молча, потому что я их заранее предупредил, что мне нужна полная сосредоточенность. А вот я шел не просто так, я искал место годное для перехода, если конечно считать, что я знал, каким это место должно было быть!

Этот год выдался засушливым, так что прошлогодние болтца пересохли и Пашкины унты вполне годились для нашей прогулки. Видимо, поэтому наш неутомимый хоббит шустро перебегал от одних зарослей кустарника к другим, постоянно теряя нас из виду и оглашая окрестности громкими воплями «ау». Машеус в своем зеленом наряде тоже постоянно пропадала из поля моего зрения, нервируя и выводя меня из себя. Только тролль неутомимо шагал справа и чуть сзади от меня, слегка посапывая и поколачивая своим герданом по встречавшимся пенькам. Фродо не замедлил обратить на эту стукотню тролля наше внимание:

– Гляньте, чего тролль делает… Ишь, постукивает… Готовится, руку набивает…

Мы пересекли полузаросшую дорожную колею, и я подумал, что в прошлом году эту дорогу не видел. Решив, что мы забрались слишком далеко к северу, в сторону Москвы, я бросил взгляд на солнце, затем на часы и повернул к югу.

А на часах, между тем было уже половина седьмого вечера.

Ребята к тому времени уже подустали и топали следом за мной, в полголоса о чем-то переговариваясь. Я сам уже решил держать путь в сторону лагеря. Но самое главное, за весь день ходьбы ничто не шевельнулось у меня в груди, ни намека на возможность применить сплетенное мной заклинание. Ну не пробовать же его в самом деле где попало!

Так что мы возвращались после шести часов блужданий несолоно хлебавши. Я понимал, что мои друзья вполне подготовлены к длительным блужданиям и многочисленным попыткам, что они спокойно перенесут сегодняшнюю относительную неудачу, но у самого меня настроение было мерзопакостное. Такого глухого молчания я все-таки не ожидал. Я все-таки надеялся, что в одном, двух, трех местах почувствую хотя бы маленькую тягу того Мира. Но…

Лес еще проглядывался, но уже ощутимо стемнело. Кусты и высокая трава постепенно чернели, превращаясь в ночные тени, и только верхушки высоких берез и осин сохраняли еще свой зеленый цвет. Трава под ногами намокла от вечерней росы, и, наверное, поэтому Паша, шагавший слева заворчал:

– Слушай, Сусанин, ты точно дорогу к лагерю помнишь? А то скоро совсем стемнеет, и будем мы всю ночь блукать…

– Может на дерево забраться? – тут же предложила романтичная Машеус, – Ребята, наверное, костер разожгли… Костер далеко видно…

– Кто полезет? – мгновенно поинтересовался Пашенька.

– Ты! – коротко отрубил Душегуб.

– Это почему это я? – Паша даже остановился, – Машеус предложила, пусть она и лезет! Стану я впотьмах по деревьям порхать?

– Почему – порхать? – переспросил я.

– Так не видно же ничего, – сразу пояснил Паша, – Наступишь не туда и запорхаешь до самой земли!

– А ты хочешь, чтобы девушка порхала? – угрожающе поинтересовался тролль.

– Ну, лезь ты! – немедленно согласился Паша.

– А если я на твою башку спорхну? – хмыкнул находчивый тролль.

– Это почему сразу на мою? – обиделся Паша.

– А я прицелюсь, – пообещал тролль.

– А я в сторонку отойду, – нашелся Паша.

– А заблудиться в темноте не побоишься, – привел тролль контраргумент.

– А я… – но больше Паше в свое оправдание ничего придумать не смог и только горько вздохнул.

– Вот! – констатировал тролль, – Я всегда говорил, что убеждать – мой талант.

Мы остановились под здоровенной осиной. Когда Душегуб, крепко ухватив Пашу за воротник и пояс, поднял его к первой, достаточно толстой ветви, Паша снова вздохнул, ухватился за нее и попросил:

– Душегубушка, ты постой под деревом, вдруг поймать успеешь?

– Что поймать? – не понял тролль.

– Порхающего хоббита… – горестно простонал Паша и, пыхтя и покрякивая, потянулся к вершине.

Долез он приблизительно до половины, а потом остановился и заорал:

– Вон костер!.. Вон!..

– Не «вон», – заревел в ответ тролль, – А заметь направление!..

– Как же я замечу, если мне слезать надо, а значит под ноги глядеть? – резонно возразил Паша.

– Ну брось что-нибудь в направлении костра! – внесла свою лепту в разговор Машеус.

– А что я могу бросить? – снова заверещал с дерева хоббит, – У меня же ничего нет.

– Брось свой ножичек, – предложил сообразительный тролль, – Он тебе все равно ни к чему.

– Как это – ни к чему, – возмутился наш доморощенный древолаз, – Очень даже к чему. И, кроме того, если я свой кинжал брошу, вы его в темноте не найдете. Как я буду без кинжала?

– А нас ты видишь? – поинтересовалась любопытная Машеус.

– Практически нет, – немного помолчав, сообщил Паша, – Разве что Гэндальфа – У него макушка светлая.

– А если он будет двигаться, ты увидишь в какую сторону он пошел? – заторопилась Машеус, и тут же повернувшись ко мне попросила, – Пройди куда-нибудь…

Я понял ее мысль и, не торопясь, направился в сторону от дерева. Сверху сразу же заорали:

– Нет, в другую сторону!

Я развернулся и затопал в другую сторону.

– Чуть правее!.. – раздалась визгливая команда с неба.

Я взял чуть правее.

– Так держать! – утвердили мой курс. Я повернулся в сторону ребят и предложил:

– Я пройду чуть дальше, чтобы вернее направление наметить, а вы командуйте этому Винни-Пуху недоделанному, чтобы он с дерева слезал.

Тролль махнул своей лапищей, и я двинулся в намеченном направлении.

Сделать мне удалось всего шагов пять-шесть. Внезапно сердце мне сдавила знакомая глухая тоска, а потом всего меня накрыла отчаянная радость. Я остановился, пытаясь разобраться в собственном самочувствии, но тут же ощутил, как мою гортань перехватило, во рту стало сухо, и в ставшей пустой и гулкой голове мерно забилось сплетенное мной заклинание. Уже не соображая, что делаю, я развел руки в стороны, набрал полную грудь воздуха и… запел, мерно разгоняя ладонями окружающий воздух.

Я, конечно, в общих чертах представлял, что должно прозвучать в составленном мной заклинании перехода, но только в этот момент я в полной мере ощутил, как надо его произносить, какие жесты и распальцовки должны его сопровождать и, главное, на какой музыкальный мотив оно должно лечь.

Я слышал краем уха, как зашумели ребята, услышав мои вокализы, как высоко вверху заверещал Паша, но мое сознание никак не отреагировало на эти посторонние звуки. Оно было целиком поглощено совершаемым волшебным действом, оно растворилось в нем, оно неотрывно следовало за его мелодией и чудными, непонятными, но такими изысканными звуками.

Заклинание оказалось неожиданно длинным, но все на свете кончается. Смолк последний его звук, застыли сведенные судорогой пальцы, остановились на полпути и упали вдоль тела руки, я опустился без сил прямо в мокрую траву. Рядом со мной стояла Машуес. Стояла и молчала. И долго-долго длилась эта волшебная ночная тишина, а потом раздался едва слышный девичий шепот:

– Как прекрасно!..

Следом за этими тихими словами раздался нарастающий шорох, потом треск, а затем визгливый вопль, завершившийся громким кряком. И снова все стихло.

Только через несколько секунд Машеус спросила испуганно, но довольно громко:

– Все?..

– Все, – ответил ей ворчливо-неразборчивый бас тролля, – Поймал…

– Действительно, поймал, – подтвердил его слова визгливый фальцет хоббита, и тут же заинтересованно добавил, – А чегой-то ты на ночь глядя распелся? И здорово у тебя получается, вот не думал, что у нашего Гэндальфа такие вокальные данные. Слушай, а может ты неправильно выбрал профессию, может тебе в Гнесенку поступить, у меня там знакомый есть, тоже коньяк любит…

– Слезай, давай, – перебил его грубый тролль, – Я что, всю ночь тебя нанялся на руках держать?!

– А разве тебе тяжело?! – удивился хоббит.

– Слезай, давай, – повторил тролль, – А то, сейчас, как в стишке.

Паша быстро соскочил с рук подошедшего к нам тролля, но тут же снова повернулся к нему:

– А ты стихи читаешь? Любопытно послушать!..

– Да? – явственно ухмыльнулся Душегуб, – Слушай. Уронили Пашку на пол, оторвали Пашке лапу…

– Все равно его не брошу, потому что он хороший, – погладила мгновенно рассвирепевшего хоббита по шерстяной голове Машеус.

– Понял?! – зло сверкнул тот глазом в сторону ухмыляющегося тролля.

– Понял, пошли… – опять ухмыльнулся тролль и шагнул мимо сидящего меня в сторону невидимого с земли костра.

Паша спорить не стал, только громко вздохнул. Я с трудом поднялся на ноги, которые явственно подрагивали, и направился следом. Машеус тут же пристроилась рядом и негромко зашептала:

– Слушай, а что это за песня была? Я не разобрала, на каком она языке, но мелодия совершенно обалденная…

– Так это не песня была, – чуть улыбнувшись, негромко ответил я, – Это я так заклинание исполнял…

– Заклинание?! – шепотом изумилась Машеус, – То самое заклинание перехода?!

– Ну, да…

Машеус немного помолчала, а потом огорченно прошептала:

– Значит у нас ничего не получилось, – и тут же задала новый вопрос, – А с чего это ты решил свое заклинание попробовать именно здесь и именно сейчас?

– Хм, я, знаешь, и не думал его пробовать, а тем более совсем не собирался его… петь. Оно как-то само по себе вырвалось… И само приняло форму песни…

– А как ты руками размахивал!.. – добавила Машеус, – Прям, балерон из Большого… Жалко, что оно не сработало!..

Именно в этот момент позади нас вспыхнуло ярчайшее, слепяще-белое, обжигающее сияние!

Лес мгновенно вынырнул из темноты каждым своим стволом, каждой веткой, каждой травинкой, оставаясь при этом угольно черным. И небо было темно-темно синим с игольчато-серебристыми шляпками звезд. А пространство между этими двумя чернотами заполнял белый, нестерпимо яркий свет.

Мы мгновенно обернулись и тут же зажмурились. Над деревом, по которому совсем недавно карабкался наш Паша, на высоте пары десятков метров, плавно вращаясь, висел большой сияющий бочонок. Именно он испускал этот нестерпимый свет. А в следующее мгновение, он резко пошел вниз, одновременно теряя свою форму, стремительно расплываясь, накрывая своей расползающейся массой весь окружающий участок леса.

Мы, не сговариваясь, развернулись и бросились прочь из-под накрывающего нас бушующего пламени, но оно настигло нас самым своим краем, обожгло, опрокинуло, покатило по траве…

Потом раздалось оглушающее «д-бдум!»… и все кончилось!

Мы лежали в полной темноте, оглушенные, ослепшие, опаленные и одновременно совершенно промокшие. Под нами шипела остатками испаряющейся влаги теплая земля, а сверху на нас сыпались сорванные, опаленные листья.

Потом послышался рыдающий голосок Машеуса:

– Ребята, вы где?.. Я ничего не вижу!..

– А я еще в добавок ничего не слышу… – пропищал совсем уже тонким голоском Фродо, а затем трижды яростно сплюнул.

Тролль молча заворочался в траве, поднялся и принялся стряхивать с себя мусор, а я лежал тихо, не шевелясь и лихорадочно соображая, что же это я такого наворожил. Мне было радостно, что ребята пока еще не догадались о природе постигшего нас неожиданного солнечного удара, но они вполне могли, опомнившись, связать мои вокальные упражнения и последовавшую вслед за этим экологическую катастрофу. Надо было срочно придумывать, как отвечать на их грядущие вопросы.

Но отвечать мне не пришлось. Мои глаза постепенно приходили в себя после светового удара, но прежде чем я что-либо увидел, меня удивило окружившее меня молчание. Мои разговорчивые друзья словно воды в рот набрали. Когда я начал понемногу различать окружавшие меня деревья и кусты, я удивился еще больше, так как увидел по разные стороны от себя три темные фигуры, которые стояли совершенно неподвижно, подняв головы вверх.

Я чисто машинально также задрал голову… надо мной раскинулось темно-коричневое небо, усыпанное желтыми звездами!

Глава 3

Делая доброе дело, помни, что уже оказанная услуга стоит немного, и после ничему не удивляйся…

Мы не пошли искать лагерь. Мы даже не послали Фродо еще раз на дерево, поискать костер. Нам было ясно, что того костра нам не увидеть уже ни с какого дерева. Мы вообще решили не двигаться с места до рассвета.

Земля под нами была хорошо прогрета, так что растянувшись на ней, мы прекрасно смогли заснуть, даже не разводя своего костра, хотя все необходимое у нас, на этот раз с собой было. Единственное, что мы сделали – это установили дежурство, так, на всякий случай. Поскольку, я дежурил первый, мне удалось не только хорошенько подумать обо всем случившемся, прикинуть наши дальнейшие действия, но и неплохо выспаться.

Разбудил меня Па… прошу прощения, Фродо, визгливо заметивший, что чародей такого класса, как я вполне может поспать и на ходу. Просто зачарует свои ноги, и пока те будут себе топать, все остальное тело сможет спокойно отдохнуть.

Однако, открыв глаза и увидев над собой разгорающийся рассветом оранжевый купол неба, я сразу понял, что прибегать к рекомендованным хоббитом чарам мне не придется.

Вскочив на ноги иоглядевшись, я удивился, насколько место, в котором мы оказались, отличалось от того, которое вчера накрыло потоком магического света.

Мы располагались на небольшой полянке, поросшей невысокой, густой и весьма жесткой травой и окруженной достаточно светлой дубовой рощей. Одним концом полянка сбегала вниз, к зарослям высоких и каких-то жирных кустов, сквозь которые явно проблескивала вода. Противоположный, высокий край поляны упирался в наезженную колею узкой лесной дороги, выныривавшей в этом месте из леса и практически сразу же нырявшей обратно.

Из прибрежных кустов вынырнула Машеус и направилась к нам, вытирая маленьким мохнатым полотенцем шею. Увидев, что я пробудился она помахала рукой и крикнула:

– Водичка – класс! Рекомендую умыться, сон сразу слетит.

Стоявший рядом Фродо недовольно поморщился:

– Начинаются эльфийские штучки!.. Умываться, зарядку делать… Глядишь, часа через два она снова начнет своей железкой размахивать и стрелы пулять…

– А ты что, умываться не будешь? – с улыбкой посмотрел я на него.

Фродо снова скривил рожу:

– Вообще-то мы, люди богемы, так рано просыпаться не привыкли… А тем более так рано умываться…

Он, видимо хотел что-то добавить но я его перебил: – Тогда ходи с помятой харей, – и, оставив его в одиночестве, направился к заросшему берегу ручья.

Поравнявшись с Машеусом, я взглянув ей в лицо и замер. На меня с удлинившегося лица смотрели огромные зазеленевшие глаза, волосы ее стали раза в два длиннее и выцвели чуть ли не до совершенно белого цвета. Даже нос, достаточно курносый и широковатый, утончился и вытянулся, изобразив в тоже время некий намек на благородную горбинку. Мне было трудно поверить, что претерпев такие разительные перемены, можно было практически полностью сохранить свой прежний облик.

Машеус конечно обратила внимание на мое удивление и, остановившись, грубовато поинтересовалась:

– Ну, и что уставился?.. Давно не видел?..

– Давно,.. почти год… – неожиданно ответил я.

– Как это?.. – не поняла она.

– Да ты посмотрела бы на себя… Эльнорда!

Девчонка вздрогнула от услышанного знакомого имени и мгновенно выхватила из внутреннего кармана своей курточки довольно большое зеркальце. Уставившись в него, она с минуту разглядывала свое отражение, проводя кончиками пальцев левой руки по своим щекам, носу, бровям, а потом тихо и растерянно прошептала:

– Эльнорда!..

Потом она подняла на меня глаза и уже громче спросила:

– Но когда же это меня угораздило?.. Я когда проснулась, посмотрела в зеркало, все было нормально…

– Так оно и сейчас не плохо, – улыбнувшись проговорил я.

– Когда, когда… – неожиданно раздалось рядом с нами бормотание незаметно подошедшего тролля, – Вот когда умывалась, тогда и угораздило… Я сам, как только умылся, сразу вспомнил, каким год назад был… Теперь бы не забыть, каким был вчера…

Мы, не сговариваясь, подняли голову и посмотрели на спрятавшийся в кустах ручеек. Потом тролль поскреб лапой свою меховую башку и рыкнул:

– Надо этого маленького мохнонога в ручье искупать… Чтобы он свои актерские замашки бросил. А то он нам весь спектакль испоганит.

Эльнорда прыснула в кулак, а я задумчиво поскреб щеку:

– А вот мне, как раз, и не стоит в этом ручейке умываться…

– Это еще почему?! – удивилась эльфийка.

– Вот умоюсь, – начал рассуждать я, – И отрастет у меня опять седая бородища длиннее, чем у Черномора.

– Ага, – тут же поддержал меня тролль, – И шляпа с сапогами…

– Что – шляпа с сапогами?.. – не поняла девчонка.

– Отрастут… – коротко пояснил тролль и потопал в сторону суетившегося на поляне хоббита.

Эльнорда тем временем принялась пристально меня рассматривать, а затем хмыкнула и заявила:

– Иди, умывайся и ничего не бойся! Ничего у тебя не отрастет!

– Ты уверена? – переспросил я.

– Абсолютно! – отрезала она, – Не монтируется седая борода с твоей джинсой! Образ не тот…

Она еще раз внимательно меня оглядела с ног до головы и надменно бросила:

– А жаль!..

После этого заключения моя персона потеряла для эльфийки интерес, она развернулась, перекинула свое полотенце через плечо и потопала следом за удаляющимся троллем.

А я, слегка успокоенный уверенностью Эльнорды, направился к ручью.

Проломившись сквозь кусты, я вышел на песчаный берег ручья, присел над водой и заглянул нее. Ручеек был быстр и неглубок, как и все знакомые мне ручьи. На дне лежали чуть колышущиеся водоросли, между которыми стремительными серебристыми искорками мелькали меленькие рыбки. У противоположного берега из воды торчали две лягушачьих головы, подозрительно пучась на меня выкаченными глазищами. Ветра не было совершенно, но бегучая вода чуть рябилась, видимо, из-за небольшой глубины.

Я несколько минут сидел так над ручьем, наслаждаясь его покоем и безмятежностью и вдруг почувствовал неодолимое желание погрузить в него ладони и лицо. Не умыться, нет! Именно погрузить ладони и лицо, так, чтобы не потревожить эту воду, эти водоросли, рыб и лягушек. «Давай..» – подтолкнула меня странная нетерпеливая мысль, словно пришедшая в голову откуда-то со стороны, – «Давай, делай, как тебе хочется… И ты сольешься с этим Миром, станешь его частицей, поймешь и полюбишь его до конца… до донца…»

Я оторвал обе ладони от земли и плавно, стараясь не взбаламутить воды, опустил руки в ручей у самого берега. Они погрузились почти до локтя и коснулись плотного, чистого почти белого песка. Затем, опершись на руки, я встал на колени, наклонился над самой водой, задержал дыхание и медленно опустил лицо в прохладную щекочущую струю. Несколько секунд я наслаждался омывающим мою кожу потоком, а потом осторожно открыл глаза.

На песок между моих ладоней падал преломленный водой оранжевый отблеск, и создаваемое им лихорадочное мельтешение светло-темных полос и пятен, провалов и искр неожиданно напомнили мне бессистемное черно-белое мелькание на первых и последних кадрах кинопленки.

«Что бы могла показать мне средняя часть этого оранжевого кино?..» – мелькнула в голове смешливая мысль. И в тот же момент, эти мелькающие всполохи начали принимать какой-то осмысленный вид, складываясь в странно знакомую картинку. Еще через секунду на меня уже смотрело бледное девичье лицо с огромными темными глазами в обрамлении темных же коротких волос. И на этом лице было написано такое отчаяние, что сердце у меня в груди остановилось. Мгновение эти отчаянные глаза вглядывались в мое лицо, а затем пухлые губы, обведенные тенью дрогнули, и в моей голове прозвучало: «Опять ты мне снишься! Ну когда же ты вернешься?! Когда?!»

Потрясенный и испуганный, я оттолкнулся от песчаного дна ладонями и выдернулся из воды. Сердце бешено колотилось в груди, руки тряслись, да, видимо и весь вид у меня был достаточно встрепанный, поскольку в туже минуту рядышком со мной раздался удовлетворенный голос хоббита:

– Вот видишь, что с человеком умывание делает!.. Умылся и, без малого, что не заикается… Ты что же, Душегубушка, хочешь чтобы я тоже ополоумел?!

Я быстро повернулся на голос. Рядом со мной на самом берегу ручья стоял тролль, задумчиво разглядывая мою скрюченную фигуру с мокрой головой и ошалевшими глазами. У него подмышкой индифферентно висел маленький обхваченный поперек тулова хоббит и тоже заинтересованно меня разглядывал.

– Что это с тобой? – поинтересовался наконец Душегуб.

– Я… я Кину видел… – едва слышно выдохнул я.

– Где? – тут же встрепенулся Фродо и дрыгнул ногами так, что тролль едва смог его удержать. А хоббит, приставив ладошку козырьком ко лбу, принялся пристально вглядываться в противоположный берег.

– Я… ее под водой видел… – несколько увереннее пояснил я.

– Утопла?! – горестно вздохнул хоббит.

– Ты мне надоел!.. – утробно проворчал Душегуб, – Ни слова не даешь сказать Серому без своих комментариев.

– Так оставь меня в покое! – тут же заверещал хоббит, – Можно подумать, это я тебя зажал под своей волосатой, вонючей подмышкой!

Тролль, в ответ на это явно незаслуженное оскорбление своей подмышки, глухо гукнул, мгновенно перехватил Фродо за ноги и тут же опустил мохнатую головенку по самые плечи в ручей. Подержав ее под водой пару секунд, он выдернул свою жертву на воздух и удовлетворенно проворчал:

– Ну вот, теперь от тебя не будет пахнуть вонючими подмышками.

Хоббит обиженно молчал. Паричок его намок, с головы в ручей бежала водичка. Тролль, видимо, слегка раскаиваясь в содеянном, быстро, но нежно перевернул Фродо и осторожно поставил его на ноги. Теперь вода побежала Фродо за воротник. Он бросил на тролля взгляд полный горького упрека, а потом низко ему поклонился:

– Спасибо-о-о!..

– Не за что… – коротко буркнул в ответ Душегуб.

-Нет уж, большое спасибо-о-о! – снова протянул хоббит, и в его голосе появилась горькая ирония.

– Да не за что… – повторил тролль.

– Спасибо, что совсем не утопил! – неожиданно взвизгнул хоббит, – А то, этот придурочный магистр всех магий рядом со своей Киной и мое бездыханное тело увидал бы!

И он кивнул в мою сторону.

– Ну что ты, – ощерился в улыбке Душегуб, – Я бы тебя ни за что полностью в воду не отпустил бы. Хоть за пяточку, а держал бы… как мамочка Ахилла.

Хоббит со свойственным ему непостоянством тут же переключился на предложенную троллем тему. Бросив на своего обидчика подозрительный взгляд исподлобья, он сурово переспросил:

– Чья мамочка и кто такой Ахилла?

Душегуб снова довольно ощерился:

– Как, ты не знаешь? Это же известный случай из истории греков. Одна мама взяла своего малолетнего сынка Ахилла за пяточку и прополоскала его в ручейке под названием Лета…

– Зачем? – коротко поинтересовался хоббит.

– Чтобы сделать неуязвимым для оружия…

Хоббит долгим заинтересованным взглядом посмотрел на ручей, а потом перевел сверкающие глазенки на совершенно серьезного тролля:

– Так ты что, хочешь сказать, что теперь по моей голове можно колотить любым железом, и ей ничего не будет?

– Ну, если ты считаешь, что это и есть пресловутая Лета, то так оно и есть… – невозмутимо ответил тролль.

Фродо тут же повернулся ко мне:

– Серый, как этот милый ручеек называется?

Я, наконец-то, поднялся с колен и недоуменно пожал плечами:

– Откуда мне знать?

– Географию учить надо, маг недоделанный! – грубо проворчал Фродо.

Но в этот момент наш чрезвычайно интересный разговор прервал мелодичный голосок Эльнорды, позвавшей с поляны:

– Ребята, кончайте водные процедуры, завтрак готов!

– Пошли, умытые, – тут же распорядился Душегуб, – Кстати, Серый, там и расскажешь, как ты в ручье Кину увидел, и что она тебе сообщила.

Он повернулся и поломился сквозь кусты, мы с Фродо двинулись следом.

Посреди полянки пылал неизвестно откуда взявшийся костерок, над которым был примастырен маленький канчик – плоский такой котелок для весьма продвинутых туристов. Рядом с костром был постелен почти новый плед, и на нем в живописном беспорядке красовался наш завтрак. Увидев его, я тут же довольно громко поинтересовался:

– Что, у нас гости?

– Почему? – спросила Эльнорда.

– Потому что вчетвером такого количества продуктов нам ни за что не съесть.

– Почему? – Вступил в разговор Душегуб.

Я посмотрел на него, и понял, что был не прав.

Когда мы, как выразился Душегуб, слегка подкрепились, запив это «слегка подкрепились» очень неплохим чаем, Эльнорда шустренько собрала кружки и направила Фродо пополоскать их в ручейке. Затем она стряхнула с пледа то, что осталось от нашей трапезы, проговорив: – Птичкам надо тоже есть… – на что я ответил: – Не много же им тролль оставил.

Душегуб довольно посмотрел на меня и подтвердил сказанное: – Да, я аккуратный.

Плед был упакован в очень компактную скатку и скрылся в троллевом мешке. Кружки рассованы в два оставшихся мешочка, и уже через десяток минут, наша команда шагала по дороге в выбранном мной направлении.

Почему я направился от поляны вправо, я и сам не мог объяснить, просто меня потянуло в эту сторону, какое-то внутреннее чутье.

Мы углубились в чистенькую, светлую рощу. Дубы – могучие старые деревья, стояли довольно далеко друг от друга, но пространство между ними было свободно и от кустов, и от мелкой древесной поросли. Особенно удивляло отсутствие молодых дубков, согласитесь, старые деревья должны были ежегодно ронять на землю желуди, но новых побегов в этой чудесной рощице не наблюдалось. Идти, естественно, было легко и приятно, что, в свою очередь, располагало к разговору.

– Гэндальф, – проворчал тролль, – Ты бы нам рассказал, как ты увидел королеву. А то за завтраком я, право слово, подзабыл об этом случае…

– Да! – тут же поддакнул хоббит, – Расскажи о своем видении, так тебя напугавшем. Ты знаешь, Эльнордочка, – повернулся он к эльфийке, – Я его когда на берегу увидел, он был, буквально,.. опрокинутым!..

– Каким? – не поняла девушка.

– Ну, опрокинутым… На себя непохожим… от испуга…

– Гэндальф – от испуга!.. – удивлено покачала головой Эльнорда.

– Да нет, – вмешался тролль, – Просто Фродо висел у меня подмышкой, так что ему весь мир казался опрокинутым.

Хоббит, как ни странно, не стал опровергать тролля, видимо, его состояние после завтрака было достаточно благодушным. Он с улыбкой повернулся в сторону Душегуба и махнул мохнатой ладошкой:

– Я полагаю, ты не будешь спорить, что наш уважаемый маг выглядел достаточно потрясенно!

– Не буду… – Согласился тролль, довольно удивленный такой покладистостью малыша.

– Подождите, ребята, – воскликнула Эльнорда, – Пусть Серый расскажет, что он видел, а потом мы решим, достойно ли было увиденное его потрясения.

– Я всегда говорил, что она – светлая голова, – проворчал тролль, – Давай, Гэндальф, рассказывай. А ты, – он повернулся в сторону шагавшего рядом хоббита, – Молчи и не перебивай. А то я тебе рот закрою!

Фродо только молча пожал плечами.

– Да мне и рассказывать особенно нечего, – несколько смущенно начал я, – Просто я опустил голову в ручей и открыл глаза… И вдруг передо мной появилось лицо Кины… странное такое лицо… страдающее… Она на меня посмотрела и сказала, что я ей опять снюсь. А потом спрашивает, когда же я… снова вернусь.

– Ну, и чего же ты испугался? – улыбнулась Эльнорда.

Я задумался и ответил не сразу:

– Понимаешь, все произошло очень неожиданно… Потом – ее лицо. Ты бы видела насколько оно было измучено. Ну, и кроме того, непонятно, кого она видела во сне. Ты же помнишь, она знала меня в бороде, шляпе,.. ну и прочем, а сейчас я выгляжу совершенно по-другому!

– А ты помнишь, что Кина сама достаточно серьезный маг? Почему ты решил, что она не рассмотрела тебя Истинным Зрением?

Этой сообразительной девчонке снова удалось удивить меня! Однако, еще немного подумав, я произнес:

– И все-таки, главное – ее жутко измученное лицо… Такое впечатление, что бедняжка давно не знает, что ей предпринять?

– Так ты видел только ее лицо? Целиком ты ее не видел?! – неожиданно нарушил обет молчания Фродо.

– Нет, только лицо, – чуть вздрогнув ответил я. Уж больно явственно это лицо возникло в моей памяти.

– Ну вот, – взмахнул хоббит ручками, – А говорил, утопла!

– Это ты говорил «утопла», – перебил его тролль.

– Я?!! – тут же возмутился хоббит.

Но Эльнорда снова перебила обоих, не дав разгореться спору на тему «Кто – Я?!». Она распахнула свои глазищи в мою сторону и спросила:

– А ты не проверил этот ручей и его бережок на предмет наведенной магии? Может тебя кто сознательно дурил?!

Тролль и хоббит потрясенно замолчали, а я сам уставился на девчонку в изумлении. Только спустя секунду я выдавил из себя:

– Да мне это и в голову не пришло!..

– И мне, – поддакнул Фродо за что получил легкий подзатыльник от тролля.

Я же, не обращая больше внимания на вновь начавшееся выяснение отношений между Фродо и Душегубом, торопливо пробормотал короткий наговор, обостряющий восприятие окружающего магического фона, и начал тщательно прощупывать окрестности.

Поначалу я не заметил ничего настораживающего, только где-то вдалеке чувствовалось небольшое клубящееся возмущение магии. Потом у меня возникло ощущение, что за нашим Братством кто-то наблюдает, причем наблюдает… я бы сказал, краем глаза, боковым зрением, так, чтобы объект не чувствовал тяжести взгляда. А потом во мне проснулось странное чувство беззащитности! Я не сразу понял в чем дело, но это ощущение беззащитности, открытости, распахнутости в мир стремительно усиливалось, порождая чуть ли не панику! Чудовищным усилием воли я взял себя в руки и тут же понял, что проистекает это чувство от… пустых рук. Именно то, что в моих ладонях ничего не было, рождало это жуткое чувство.

Мне не хватало… посоха!

Именно в этот момент мне стало ясно что такое есть для мага волшебная палочка – волшебный проводник его магической силы, мастерства и мудрости от чародея к миру… К Миру!

Я тряхнул головой и сквозь стиснутые зубы выдохнул из груди застоявшийся воздух, словно возвращаясь к собственному сознанию. И тут же понял, что меня окружает странная тишина, нарушаемая только легким шорохом наших шагов.

Я огляделся и увидел, что мои спутники шагают рядом и буквально не спускают с меня испуганно-настороженных взглядов.

– В чем дело?.. – поинтересовался я и удивился тому хриплому рыку, что сорвался с моих губ.

– Нам показалось, что ты уже минут десять не дышишь… – ответила за всех Эльнорда. Тролль и хоббит энергично покивали.

– Ну зачем мне дышать? – усмехнулся я в ответ, – Переводить, можно сказать, воздух чужого мира…

Ребята неуверенно улыбнулись моей дурацкой шутке.

– А вот можно, мой дорогой товарищ, – обратился я к Душегубу, – Попросить тебя об одной услуге?

Тролль только молча кивнул.

– Не отломишь ли ты для меня небольшую дубовую веточку?

Тролль шагнул к ближайшему дубу и без особых затруднений отломил одну из нижних ветвей толщиной эдак пальца в два-три. Ветка, протянутая мне Душегубом, была довольно длинной с богатой зеленой листвой. Я с некоторым сомнением посмотрел на нее, и тут же Фродо, словно уловив мою невысказанную мысль, выхватил у тролля его добычу, а из-за пояса свой широкий кинжал и принялся деловито обстругивать ветвь. В результате, через несколько минут он протянул мне недлинную, не более пятидесяти сантиметров, палку, покрытую корой, на толстом конце которой торчал неопрятно срезанный короткий сучок.

Я взял эту… дубинку, и она мне неожиданно понравилась. Понравилась своей живой увесистостью, своей ухватистостью. Она сразу стала словно продолжением моей ладони. Вот только была в ней какая-то шероховатость, какая-то незавершенность. Я несколько минут разглядывал свою дубинку и вдруг понял в чем дело. Чуть толкнув дубинку через ладонь своей магической силой, я придал ей необходимое внутреннее движение и… на отрезанном сучке проклюнулась невидимая до сих пор почка, а через мгновение развернулись два небольших дубовых листочка.

– Вот теперь все в порядке, – удовлетворенно вздохнул я.

И неожиданно увидел довольные улыбки на лицах своих друзей. На мой безмолвный вопрос ответил маленький хоббит:

– Ну и ладушки! А то мы чувствуем, что ты не в своей тарелке! А тебе, оказывается, всего-то и нужно было, дубинку по руке!

– Это, Фродушка, не дубинка, – ласково, как малому ребенку, пояснил я, – Это – волшебная палочка…

Чего?! – обиженно пропищал хоббит, решивший, что я его разыгрываю, – Кончай заливать, что я волшебных палочек не видел?

– А где ты их видел? – удивился я.

– Да я в шести сказках главные роли играл! – прорезался в хоббите Паша, – И в каждой кто-нибудь волшебной палкой размахивал! И все палки были тоненькими такими, как у дирижера, и со звездочкой на конце! Раз, два, три, – Фродо помахал в воздухе мохнатым кулачком, словно дирижировал оркестром, – А у тебя – дубина! Ею только черепа пробивать, ум наружу выпущать!

– Ну что ж, – неожиданно согласился я, – Эта палочка, вернее – этот жезл, может пригодиться и для этих целей. Хотя это то же самое что забивать гвозди скрипкой Страдивари.

Мы продолжали шагать по лесной дороге, и я неожиданно подумал, что, пожалуй, неверно выбрал направление движения. Дорога становилась все более заросшей, ее колея исчезала под травяным ковром, и только просека показывала, что здесь иногда проезжают люди.

Солнце поднялось уже достаточно высоко, но в роще было прохладно. Разговор как-то замер. Я включил магическое зрение чтобы еще раз оглядеться и тут же снова почувствовал чужой внимательный взгляд. На этот раз он рассматривал нашу компанию прямо, не таясь и… с явной угрозой. Вот только источник этого взгляда я никак не мог определить. «Совсем потерял чутье и навык!..» – с досадой подумал я.

– Что-то мне в этом лесу стало не совсем приятно… – неожиданно тихо пробормотала Эльнорда, – Он словно стал совсем чужим…

– Он и есть – чужой… – прогудел тролль.

– Это от переполненного желудка! – жизнерадостно заявил Фродо, – Нельзя за завтраком есть столько колбасы с огурцами, тем более перед дальним походом. Вот тяжесть в желудке передается на голову, а затем и на все тело. Отсюда угнетенное состояние духа и…

Договорить ему не дали. В пяти метрах перед нами, между двумя могучими дубами, стоявшими по разные стороны от просеки, по которой мы двигались, с треском проскочила желтовато-зеленая молния, не причинившая никакого ущерба деревьям. Следом за этим я увидел, как вокруг нас в магическом спектре начала возникать серая толстая паутина. Обычным глазом ее не было видно, но я ясно наблюдал ее торопливое плетение. Мне даже казалось, что я слышу шуршание серых шнуров, охватывающих пространство вокруг нас частой, чуть потрескивающей сетью.

Я остановился сам и негромко проговорил:

– Стойте!..

Ребята тут же встали, как вкопанные. Тролль угрожающе поднял свой гердан, Фродо положил ладошку на рукоять кинжала, и только Эльнорда, самая выдержанная из моей команды, не делая угрожающих движений, тихо спросила:

– Ты что-то видишь?

– Да, нас хотят остановить. Я попробую выяснить, кто и зачем это делает.

Оставив ребят на месте, я осторожно продвинулся вперед и остановился у самой магической преграды. Присев на подвернувшийся трухлеватый пенек, я начал осторожно исследовать сотканную неизвестным доброжелателем сеть. Ее формула была достаточно проста, так что уже через пару минут мне стало ясно – нас не пытались остановить, нас пытались трансформировать! Если бы мы не заметили этой ловушки и продолжали свой путь, то, пройдя сквозь эту милую сеточку, мы превратились бы в… диких животных! Простенькая такая гадость непрямого действия!

Я не стал заниматься дальнейшей расшифровкой, чтобы узнать в какого именно зверя перекинулся бы каждый из нас. Вместо этого я потянулся вдоль серенькой ниточки, уходившей от одной из нижних ячеек магической сети между травинками в сторону одного из дубов – генераторов виденной нами молнии.

Следок был едва заметен, но вел недалеко, так что я без труда добрался до автора поставленной на нас ловушки. Он сидел внутри дуба. Было там дупло и довольно большое, так что разместиться было где. Вот только выход наружу из этого дупла отсутствовал и было совершенно непонятно, как туда попал этот странный охотник на людей. Однако, деревянный мешок, в котором был заключен наш супостат, совсем не мешал мне поговорить с ним.

Я поднял свою волшебную палочку и легонько помахал ей, словно постукивая по стволу дуба. Несмотря на то, что между мной и дубом было еще метра четыре, раздался отчетливый глухой стук. И немедленно в моей голове прозвучал отчетливо различимый голосок: – «Кто там?..»

«Тебя приветствуют Гэндальф Серый Конец со товарищи…» – несколько высокопарно приветствовал я мысленно спрятавшегося в дубе чародея, – «И он желает знать, почто ты намеревался превратить его Братство в бессловесных животных?!»

Моя жесткая постановка вопроса мне самому очень понравилась, но не произвела никакого впечатления на моего собеседника.

«Кто меня приветствует?..» – с явной насмешкой переспросил он.

«Гэндальф Серый Конец…» – повторил я.

«Ха!» – неизвестно чему обрадовался мой визави, – «Никакого Гэндальфа нет!»

«То есть, как?!» – опешил я.

«А так», – еще больше развеселился этот дубосед, – «Согласно королевского указа никакого Гэндальфа никогда не было, нет и не будет! А все его Братство Конца – досужая выдумка придворных бездельников…»

«Ладно, с этим мы потом разберемся», – решил я, – «Сейчас отвечай, кто ты такой и почему вознамерился превратить людей в животных?»

«А кто ты такой, чтобы задавать мне вопросы?» – нагло переспросил он, – «Это ж надо, подходит какая-то выдумка и начинает задавать вопросы!»

Вот тут он меня достал! Мое копившееся раздражение переросло в ярость, я медленно поднял свою волшебную палочку и коротко подумал: «Щас я тебе покажу – кто я такой!..»

С вершины моей дубинки сорвался темный кроваво-красный, тонкий, как спица луч и впился в кору обитаемого дуба. Проткнув древесину луч растекся по внутренней поверхности дупла, и она сразу начала тлеть, наполняя дупло сизоватым дымком. Через секунду твердая древесина занялась веселым огоньком сразу в нескольких местах.

Обитатель дупла задергался, захлопал по дубовым стенкам своего жилища, пытаясь сбить нарождающееся пламя, но это ему не слишком удалось. Поэтому, уже через секунду он буквально завопил:

«Кончай пожар устраивать!.. Я все скажу, что знаю!.. Не надо меня поджаривать!..»

Я опустил свой жезл, луч погас, и следом снова прозвучал мой вопрос:

«Так кто ты такой и почему замышлял против нас зло?»

«Кто такой?.. Кто такой?..» – недовольно буркнули из дупла, – «Королевский загонщик я! Меня сюда сама королева… поместила, именно для того, чтобы я непрошеных гостей в зверье превращал! Мало, понимаешь, в королевской охотничьей роще зверья осталось, а всяких бродил-проходимцев бродит, проходит многоватенько. Вот их и надлежит в зверье перекидывать. А потом королева охотится на них!»

«Так…» – растерялся я от такого сообщения, – «И как же ты из этого дуба выбираешься?»

Вопрос был задан только для того, чтобы поддержать беседу, поскольку известие о том, что Кина охотиться на живых людей, пусть даже и в зверином облике, несколько выбило меня из колеи. Но этот, на мой взгляд, достаточно невинный вопрос почему-то чрезвычайно обидел загонщика.

«Никак я не выбираюсь!» – неожиданно заорал он так, что у меня чуть не лопнула голова, – «Кто ж может выбраться из заговоренного дуба?! Может этот твой Гэндальф?!»

«А как же… это… естественные надобности?» – поинтересовался я, игнорируя вопрос о способностях Гэндальфа.

«Забирают меня отсюда… каждую неделю… на три часа…» – нехотя ответил загонщик, – «Вот, как раз сегодня должны забрать…»

У меня мелькнула дельная мысль, и я задал свой очередной вопрос: «Так тебя в Замок переносят?»

«Ну да, станут возиться с простым загонщиком!» – горько ответил бедолага, – «Выдернут из дуба, а там добирайся на своих двоих!»

«И долго тебе, несчастному брести?»

«Да часа два…»

«А если я тебя из твоего деревянного мешка достану, ты нас в Замок сможешь проводить?»

Последовало довольно долгое молчание. Я уж было решил, что этот странный королевский загонщик расхотел со мной беседовать, но в этот момент донеслось: «Проводить, конечно, можно, только не сможешь ты мне отсюда достать. Раз уж я сам не могу, то… Только королева… если не забудет…»

«А что, может забыть?» – невольно вырвалось у меня.

«Да однажды я почти три недели здесь отсидел… Без перерыва…»

Я быстренько припомнил заклинание переноса. Никаких сложностей оно у меня не вызывало, да и перенести-то надо было небольшое тело всего на каких-то два-три метра. Затем я обследовал дуб и дупло на предмет сторожевых заклинаний. Действительно, было там три-четыре заморочки, но, как мне казалось, обойти их не представляло большого труда.

Я повернулся к своим ребятам и увидел, что они уселись на травке и, в ожидании окончания моих манипуляций, что-то жуют.

– Эльнорда, – окликнул я эльфийку, – Сооруди-ка еще пару бутербродов, сейчас у нас гость будет.

Девчонка совершенно спокойно кивнула и полезла в мешок, словно принимать неизвестно откуда появляющихся гостей было для нее в порядке вещей.

Я связал заклинание переноса, наметил короткий маршрут в обход поставленных сторожей и ловушек и запустил его. Через расчетные четыре минуты и двадцать восемь секунд рядом с дубом материализовался маленький человечек босой и в потрепанной одежонке. Ошарашено оглядевшись по сторонам, он неожиданно юркнул за дуб, и оттуда послышалось характерное пыхтение.

– Это что ж, это мы должны этого заср… бомжа кормить?!

Возмущению экспансивного Фродо не было предела.

– Не волнуйся, эконом ты наш, бомж, я надеюсь, свой завтрак отработает, – попытался я успокоить взволновавшегося хоббита. И тут меня поддержал Душегуб:

– Конечно волноваться нечего. Если он харч не отработает, мы его самого на харч пустим.

– Вот еще! – тут же заверещал Фродо, – Стану я есть всяких грязных оборванцев!

– А мы его перед употреблением помоем… – спокойно ответил тролль.

– Перестаньте, ребята, – вмешалась в гастрономический диспут эльфийка, – Продукты у нас еще есть, почему не накормить голодного?..

Голодный, наконец, показался из-за дуба и немного нерешительно направился в нашу сторону. Скользнув по мне незаинтересованным взглядом, он повернулся к сидящей компании и представился:

– Меня зовут… звали раньше Агрот Великолепный и я занимал должность первого королевского чародея, – он наклонил свою взъерошенную, грязноватую голову, а потом вежливо осведомился, – А кто из вас, почтеннейшие, называет себя Гэндальфом Серым Концом?

– А зачем он тебе? – в свою очередь поинтересовался тролль, бросив на человечка красновато блеснувший взгляд. Загонщик под этим взглядом слегка вздрогнул и, решив, что этот огромный шерстяной верзила с такими страшенными малюсенькими глазками и должен быть тем самым кошмарным, несуществующим волшебником Гэндальфом, рухнул перед троллем на колени:

– Прости меня, величайший из ныне живущих магов, в моем невежестве и неверии. Во всем виноват королевский указ, сбивший меня с толку, а я всегда верил в существование могучего Гэндальфа. Тем более, что я сам слышал рассказ доблестного Шалая о Братстве Конца!

Ребята с большим интересом выслушали речь маленького оборвыша, а затем тролль гулко кашлянул и высказался:

– Мужик, ты что, припадочный?.. Какой я тебе Гэндальф? Могучий Гэндальф вон стоит, – он кивнул в мою сторону, – А я могучий Душегуб… Понял?

– А я – могучий Фродо! – тут же добавил хоббит.

– На, вот, покушай, – протянула Эльнорда оборванному загонщику бутерброд с колбасой.

Тот схватил бутерброд обеими руками и повернулся ко мне:

– Ты – Гэндальф?

В его голосе под самую завязку плескалось недоверие.

Я кивнул:

– Что, не похож?..

– На тебе странные одежды, и лицом ты слишком молод для такого славного имени… – осторожно ответил оборванный загонщик и вонзил зубы в свой бутерброд.

Надо сказать, что ел Агрот Великолепный крайне неаккуратно, торопливо, не жуя, давясь. В несколько секунд запихнув в рот все, что у него было в руках, он выпучил глаза и лишь со второго раза смог проглотить нажеванное. Переведя дух, он воззрился на второй бутерброд, который протягивала ему Эльнорда, и буквально пропел:

– Благодарствую, о прекрасная девица, пусть твоя красота и твое доброе имя пребудут вовеки в людской памяти, пусть судьба пошлет тебе в супруги принца – наследника великого престола, и пусть духи земли благословят твое чрево двенадцатью прекрасными детьми!..

С этими словами прожорливый загонщик-маг выхватил из рук опешившей эльфийки еду и вновь принялся набивать рот. Эльнорда покачала головой:

– Ну и пожелания!.. Двенадцать детей! Осчастливил, гад!

– Двенадцать маленьких эльфят и все ужасно есть хотят… – пропел веселый Фродо.

– Ну, это все-таки не так страшно, как двенадцать маленьких троллят… – задумчиво добавил Душегуб.

Мы с сочувствием посмотрели на него и замолчали.

Слопав второй бутерброд, оборванный королевский загонщик масляным взглядом посмотрел на Эльнорду и спросил:

– Мясо какого животного кладешь ты на твой великолепный хлеб, прекраснейшая из посудомоек?

– Что?! – немедленно повернулась к нему эльфийка, мгновенно превратившаяся в разгневанную фурию. В руке у нее сверкала шпага, кончик которой упирался в желудок несчастного. Тот совершенно не ожидал такого превращения, а потому страшно побледнел и застыл, боясь пошевелиться.

– Ты кого это, чумазая образина, посудомойкой назвал?!

– Я… прекраснейшей… чудеснейшей… шестнадцать дивных деток… – пролепетала в ответ нечто совершенно нечленораздельное «чумазая образина».

– Я говорил, не надо его кормить! – тут же вмешался Фродо, – Смотрите, что с ним наши харчи сделали, совсем мужик разум потерял.

Фродо встал с травы, подошел к Агроту, отодвинув в сторону острие Эльнордовой шпаги и с сочувствием спросил:

– Ну что, согласен, что переедать нехорошо?..

Тот отрицательно помотал головой и, видимо, чуть придя в себя, начал путано пояснять:

– Я не сыт… Я только хотел спросить насчет… что сверху лежало… очень вкусно… но ваша служанка…

Кончик шпаги описал замысловатую кривую и снова уперся в живот Великолепного.

– Это кто служанка?!

Было видно, что Эльнорда совершенно озверела от нанесенных оскорблений. Я решил вмешаться, но не успел.

– Нет вы посмотрите на него! – заверещал хоббит, – Сожрал все наши запасы и «не сыт»! Да это не Агрот, а оглоед какой-то! Не углядишь – он и мешки наши сжует!

– Кто служанка?! – вновь раздался вопль потерявшей человеческий вид эльфийки.

– Эльнорда, отдай его мне, – вмешался, поднимаясь с земли Душегуб, – Я его на хлеб намажу!..

И вот, когда все мы оказались на ногах Агрот Великолепный… сел. Видимо, вид поднимающегося с земли Душегуба добил его окончательно, поскольку он не только сел, он еще закатил глаза и повалился наземь. Все члены моей команды в разной степени изумления уставились на бездыханное тело.

– Ну, ребята, вы привели в полную негодность нашего проводника, – сдерживая улыбку проворчал я.

– Бедняжка, – прошептала враз успокоившаяся Эльнорда, – Я, наверное, очень его напугала?..

– Просто он совершенно объелся! – коротко констатировал хоббит и наклонился над лежащим Агротом, – Но еще дышит…

Эльнорда быстро вложила свою страшную шпагу в ножны и метнулась к открытому мешку. Забулькала жидкость, и в следующее мгновение эльфийка опустилась на одно колено рядом с распростертым телом, держа у руке кружку с холодным чаем.

– Душегубушка, подними ему голову.

Душегуб хмыкнул, ухватил лежащего мага за ворот ветхого кафтанчика, рывком поставил на ноги и чуть встряхнул. Тот сразу открыл глаза и, наткнувшись на тлеющий красным огнем взгляд тролля, прохрипел:

– Не надо меня намазывать, верните меня в мой дуб…

– Успокойся, никто не думает тебя обижать, – пропела Эльнорда своим чудесным голоском, – На вот, выпей, тебе сразу станет легче.

Слабая улыбка вплыла на физиономию Агрота, но взгляд, брошенный на Эльнорду был странен – один его глаз наслаждался красотой девушки, а другой лихорадочно обшаривал ее руки в поисках жуткого клинка.

Тем не менее он с благодарностью принял из рук Эльнорды кружку с холодным чаем, с интересом взглянул на темно-коричневую жидкость, а потом, вновь переведя глаза на девчонку, спросил:

– Как мне именовать тебя, о прекрасная, чтобы в дальнейшем не вызывать твою ярость?

– Меня зовут Эльнорда, я эльф из рода сумеречных эльфов! – гордо ответила та.

В этот момент тролль отпустил воротник королевского загонщика. Тот слегка покачнулся, но остался стоять на ногах. Более того, он вполне самостоятельно поднес к своим губам кружку с чаем и прихлебнул. И тут же скривил противную гримасу:

– Это же не вино!..

– Это чай, – терпеливо пояснила эльфийка, – Полезный и вкусный напиток…

– Мясо надо запивать вином! – упрямо заявил оборванец.

– Судя по твоей одежде, ты не должен знать, что такое хорошее вино, – насмешливо парировала девчонка.

– И вообще, пьянству – бой! – вставил свое веское слово тролль и тут же прибавил, – Хотя от вашего пива я бы не отказался…

– А вот проводит нас уважаемый Агрот в Замок, там вас пивком наверняка угостят, – вкрадчиво произнес я.

– Да, да, – встрепенулся Агрот, – Пора идти, а то можно и опоздать…

Он еще раз посмотрел на кружку в своей руке и сморщившись, протянул ее Эльнорде. Та взяла посуду, выплеснула из нее чай и пошла укладывать мешок. Через пару минут мы были вновь готовы к походу.

Агрот Великолепный двинулся совсем не по дороге. Он зашагал между дубами по непримятой траве в одному ему известном направлении. Когда я поинтересовался, почему мы оставили наезженную колею, он резонно ответил, что у нас нет экипажа, а потому мы можем здорово сократить путь. Спорить было бессмысленно, поэтому я перевел разговор на другое:

– А почему ты сказал, что Агротом Великолепным тебя называли прежде? Сейчас что, тебе присвоено другое имя?

Он бросил в мою сторону недовольный взгляд, но все-таки ответил:

– Летом прошлого года, когда Гэндальф Серый Конец пропал вместе со своим Братством во время королевской охоты, королева не стала отменять только что ею введенные придворные должности. На место камер-советника с правом решающего голоса был поставлен Юрга из Сотдана, а должность придворного чародея, занял я. И должен тебе сказать, что занял я ее в серьезной борьбе с еще четырьмя претендентами. Вот если бы мы встретились в те времена!.. – мечтательно проговорил маг-загонщик, – Я был высок, красив и элегантен…

Он помолчал, вспоминая, видимо, времена своей славы. Мы его не торопили, и наконец он продолжил рассказ:

– Да, занял я, значит, должность придворного чародея, хотя до сих пор не могу понять, зачем королеве Кине понадобился еще какой-то придворный чародей. В общем, через три месяца я впал в немилость, а еще через пару месяцев, королева заявила, что я полный неуч и что мне есть одно только применение – быть королевским загонщиком, потому что, кроме как превращать людей в животных, я ничего не умею… Вот она меня и… усадила в это дерево.

Агрот вздохнул и совсем уж горестно добавил:

– Она и имя мне сменила…

– И как же тебя теперь дразнят? – буркнул грубый тролль.

– Именно – дразнят, – согласился Агрот, – Она сказала, что будет меня называть не Агрот Великолепный, а Агрот – Задарма Набей Живот, и даже выпустила по этому поводу королевский указ…

– Я всегда считал Кину умницей, – словно бы про себя проговорил Фродо и тут же обратился к Агроту со своим вопросом, – Ну а этот выскочка из… Как ты сказал? Из Сотдана? Он-то сколько на своей должности продержался?

– О! – воскликнул Агрот, – Юрга из Сотдана оказался очень умным. Сейчас он не только занимает должность камер-советника, он стал ближайшим советчиком королевы! Поговаривают даже, что Кина может выбрать его в мужья. Это именно он уговорил королеву подписать указ о том, что Гэндальфа Серого Конца и его Братства никогда не было, нет и не будет!

– Да почему Кина подписала такую глупость?! – в сердцах воскликнул я.

– Ш-ш-ш, – зашипел на меня Агрот, – Ты что говоришь?! Какую глупость?!

Он осмотрелся и громко заорал:

– Мудрее и дальновиднее нашей королевы нет во всем свете! – а потом тихо-тихо добавил, – И у дубов бывают уши… А насчет того, почему… Королева никак не могла понять, почему Гэндальф, Эльнорда и… остальные… почему они ее бросили. И это ее очень мучило. Вот Юрга и предложил ей считать, что никого не было и никто ее не бросал! А сейчас она и сама в этом уверена…

– Уверена?.. – глухо переспросил я.

Агрот в ответ только кивнул.

– Ничего, мы ее разуверим, – негромко прорычал тролль.

– Вы, ребята, не забывайте, мы здесь по делу, – также негромко напомнила Эльнорда, – Нам бы свои проблемы решить.

– Ничего, – самоуверенно и громко проверещал Фродо, – Мы и свои проблемы решим, и чужие, а кое-кому наставим… проблем!

В этот момент мы вышли на опушку рощи. Не далее чем в паре километрах от этой опушки, виднелась одинокая серая глыба Замка. Слева к нему тянулась так хорошо знакомая нам дорога, выныривавшая из тех самых холмов, где во времена оны нас поджидала рать рыцарей Храма, когда мы возвращались в Замок с телом королевы Кины. Прямо перед нами, в половине пути до Замка стоял небольшой, явно недавно построенный домик с башенками и узорчатыми витражами в окнах. Справа от Замка, вдалеке, виднелись горы.

Агрот кивнул на новенькую постройку и с непонятной ненавистью проговорил:

– Новая охотничья хижина королевы! Тоже Юрга придумал…

– Так, может, мы туда заглянем? – предложил Фродо.

– Нет, не стоит, – поспешно проговорил наш проводник, – Там сейчас никого нет… кроме… дичи…

– Какой дичи? – переспросил я, внутренне холодея.

– Ну… – замялся Агрот, а затем, махнув рукой, пояснил, – Там постоянно держат человек двадцать. На тот случай, если королеве захочется поохотиться, а прохожих в роще не будет. Тогда в рощу приводят этих… из домика, превращают в зверье и гоняют…

– Как же можно охотиться на людей?! – воскликнула пораженная Эльнорда.

– Не знаю… – устало проговорил Агрот, – Это тоже Юрга придумал. Он как-то смог доказать королеве, что раз она никого не убивает, то ничего страшного с этими людьми не происходит. Она даже иногда разговаривает после охоты со своей дичью… Правда она не знает, что охотится она на одних, а разговаривает с другими… Я-то видел эту «дичь» после охоты… они совсем не могут разговаривать, все стараются в темный угол забиться…

– Так! – глухо буркнул тролль, – У меня большое желание поскорее познакомиться с этим самым Юргой… Посмотрим, достаточно ли крепка у него шея!

– Но, как же Кина? – задумчиво проговорил я, – Она же маг, неужели ее можно так просто провести?

Агрот только молча пожал плечами.

– Слушай-ка, бывший придворный чародей, ныне королевский загонщик, а не подскажешь ли ты нам, где можно отыскать набольшего воеводу Шалая? Мне представляется целесообразным побеседовать с нимперед тем, как предстать пред очи нашей достославной королевы.

– Подскажу, – неожиданно усмехнулся оборвыш, – Почему не подсказать. В изгнании Шалай, в своем поместье.

– Почему?!

Вопрос был задан одновременно тремя голосами, и во всех звучало потрясение!

– По королевскому указу, – невозмутимо ответил королевский загонщик, – Шалай отказался подчиниться королевскому указу, касающемуся Гэндальфа и всего Братства Конца. Причем сделал это в недопустимо грубой форме…

– В какой форме? – переспросил Фродо, – В смысле, как он это выразил?

– Он заявил, что еще не выжил из ума и не намерен отказываться от лучших дней собственной жизни и своих лучших друзей. А если какой-то негодяй объявляет их несуществующими, то королеве следует разобраться, какую цель этот негодяй преследует.

– Узнаю Шалая, – воскликнула Эльнорда.

– Говорят, теперь его трудно узнать, – сверкнул в ее сторону взглядом Агрот, – Его лишили всех званий и отправили в единственное оставленное ему имение. Без права выезда из оного. Теперь он занимается огородничеством и… пьет горькую.

– Кого еще выслали за несогласие с указом королевы? – спросил я, в принципе, догадываясь, чье имя сейчас будет названо.

– Намеревались выслать графа Изома… Говорят, тот вообще после обнародования указа о не существовании Братства Конца заявился в покои королевы и назвал ее вздорной, неблагодарной девчонкой. Она хотела его арестовать и подвергнуть поднадзорной ссылке, но Изом скрылся. Еще говорят, что его видели среди борбасских пиратов, но…

– Смутные дела творятся в этом королевстве! – напыщенно, но по сути довольно верно, подытожил услышанное Фродо, – Может нам вообще не стоит соваться в Замок?

– Стоит! – негромко ответил я.

– Стоит!! – угрожающе прорычал тролль.

– Стоит!!! – сверкнула зелеными глазами Эльнорда, – Я хочу увидеть эту харю!

Несколько секунд над нашей шагающей чуть ли не в ногу четверкой висело напряженное молчание, а потом позади нас раздался неуверенный голос нашего поотставшего проводника:

– Чью… харю… вы хотите увидеть?

– Да этого камер-негодяя, Юрги из Сотдана.

– А-а-а, – в голосе Агрота послышалось облегчение, – А то уж я подумал…

– Слушай, Агрот, – перебил его Фродо, – Может тебе с нами не ходить? Мы теперь свободно сами доберемся. А то, как бы ты в неприятности не вляпался, если тебя вместе с нами увидят!

– Не, – сразу отозвался бывший придворный чародей, – Жизни меня не лишат, дальше дуба не сошлют, а пропустить такое зрелище, как вход в Замок Братства Конца… Да это ж событие всей моей жизни!

А Замок был совсем рядом. Уже можно было различить отдельные камни в его серых стенах, выраставших из цветущей воды рва, и королевские штандарты, реявшие над угловыми башнями. Уже видны были между зубцами стен шлемы и шляпы дежуривших гвардейцев.

Наконец, мы вышли на дорогу, ведущую к подъемному мосту и главным воротам Замка. Нам оставалось пройти не более полусотни шагов, как вдруг в воротном проеме, перегораживая въезд, рухнула кованая решетка, а следом за этим начал подниматься мост.

Когда мы подошли к замковому рву, Замок был полностью готов к обороне. За зубцами воротной башни прятались изготовившиеся к стрельбе лучники, через амбразуры на нас пялились красные физиономии стражников, а на флагштоке башни взвился вымпел, а во дворе Замка долго пропела труба.

– Кажется нас здесь уже ждали, и основательно подготовились к встрече, – угрюмо проговорил тролль.

Я задрал голову и, увидев между зубцов офицерский плюмаж, заорал:

– Эй, начальник, там что, показалась на горизонте неприятельская армия?! К чему такие спешные оборонительные приготовления?!

В ответ со стены донеслось:

– Вы кто такие?!

– Мы – Братство Конца. Вот решили навестить королеву!

– Никакого Братства Конца нет! Это все выдумки врагов короны! Назовите себя, или я немедленно прикажу стрелять!

– Ты сначала посмотри, как следует, в кого стрелять собираешься, петух ощипанный, – я бросил взгляд на своих друзей. Они меня правильно поняли – на груди у каждого уже переливались золотом и брильянтами знаки «Опора трона». Я тут же достал свой и тоже прицепил над карманом куртки. Снова задрав голову, я заорал:

– Ты что же это, хочешь уничтожить всю опору трона?!

Несмотря на то, что офицерик располагался довольно высоко, я отчетливо разглядел, как у него отвалилась нижняя челюсть, и через мгновение его плюмаж исчез со стены.

– Побежал до начальства, – прокомментировал поведение плюмажа Фродо, – Щас нам мостик спустят…

– Ага, разбежался, – усмехнулась Эльнорда, – Не для того его поднимали, чтобы при виде наших цацок опустить. Нет, я думаю, нас к Кине не пустят!

– Как это не пустят, – обиделся хоббит, – Ты ж – это… единственная подруга королевы, да и я не последний человек при дворе… с правом решающего голоса…

– Был! – отрезала эльфийка, – Да весь вышел! Нет тебя, согласно королевского указа!

– Указом, даже королевским, нельзя уничтожить живое существо! – гордо выпятил грудь Фродо.

– Да?! – Эльнорда ехидно улыбнулась, – Это кто же тебе такое сказал?!

– Кончайте спорить, ребята, – проворчал Душегуб, – Лучше давайте решим, что будем делать, если нас добром в Замок не пустят?

– А что ты предлагаешь? – поинтересовалась Эльнорда.

– Я предлагаю взять его штурмом… – спокойно, словно это само собой разумелось, ответил тролль.

– Вот это да! – пораженно выдохнул позади нас, совсем нами забытый бывший придворный маг.

Я мгновенно обернулся:

– Ты еще здесь? Напрасно! Смотри, попадешь в несуществующую компанию.

– Не, я еще немного посмотрю и пойду к служебному входу…

– К какому входу?! – насторожился я.

– К служебному, – довольно пояснил Агрот, – В восточной стене, – он махнул рукой вправо, – Есть специальный вход для слуг, для крестьян… ну и для прочих. Я когда в Замок возвращаюсь… на побывку, хожу через тот вход.

– И что, там есть мост?

– Есть. Узенький такой мостик для пешеходов. Он не поднимается, просто когда надо его быстро ломают. А входная дверь там сделана из каменного блока – прям стена стеной.

– Знаешь что, – чуть нахмурившись и придав себе весьма озабоченный вид начал я, – Шагай-ка ты к своему служебному входу прямо сейчас. Я думаю через несколько минут на стену вылезет кто-нибудь из местного руководства, и если оно увидит тебя с нами, у тебя будут серьезные неприятности.

– Да?

В глазах Агрота появилось беспокойство. Я только молча кивнул головой, но выражение моего лица стало еще более озабоченным.

– Тогда я пошел… – быстро пробормотал королевский загонщик.

Он не пошел, он бросился бегом вдоль рва по направлению к правой угловой башне. Я смотрел, как он удаляется и испытывал внутреннее удовлетворение. Мне действительно не хотелось втравливать этого несчастного мага в неприятности.

В этот момент со стены донесся голос нового персонажа. Голос был глубоким, бархатным, низким, чарующим. И в тоже время странно бездушным, безразличным:

– Ну, кто там пытается потревожить покой королевской резиденции? Что вам надо… страннички?!

– Нам надо встретиться с королевой Киной… – простодушно проверещал Фродо.

Ответом ему стал глубокий радостный смех.

Я поднял голову и активизировал Истинное Зрение. Верхние зубцы башни буквально прыгнули мне в лицо. Между зубцов высилась дородная фигура в роскошном, усыпанном драгоценными камнями камзоле, при шпаге с золотым эфесом, в роскошной шляпе с бриллиантовым аграфом. Физиономия под шляпой соответствовала фигуре – толстощекая, с бледно-голубыми навыкате глазами, крупным, очень крупным, мясистым носом с элегантной бородавкой на левой ноздре. Кроме того эту впечатляющую рожу украшали узенькие смазанные чем-то масляным усики и едва начертанная эспаньолка.

И вот эта масляная харя довольно смеялась прямо мне в лицо. То есть она, конечно, не знала, что смеется в чье-то лицо, но мне от этого было не менее неприятно! А потому я чисто интуитивно схамил:

– Эй, ты, рожа в шляпе, будешь долго смеяться – на второй ноздре бородавка выскочит! Давай, сей секунд беги к Кине с докладом, что у ворот ее Замка стоит Гэндальф Серый Конец и все его Братство, или хочешь иметь дело с этим самым Гэндальфом!

Однако моя эскапада не возымела желанного действия. Рожа, правда, побагровела, но ответила с полным достоинством:

– Кто Гэндальф? Ты Гэндальф? Да ты посмотри на себя! Какой из тебя Гэндальф? Ты хоть представляешь себе, кто такой Гэндальф?! И ты считаешь, что хоть сколько похож на этого мощного старика с роскошной белой бородой! Тогда ответь мне, где твой волшебный посох? Где твоя уникальная шляпа? Где твой незабываемый плащ?..

– Тебя предупреждали!.. – коротко прошипела Эльнорда. А морда на башне после короткой, но эффектной паузы продолжила:

– Что, нечего ответить?! То-то же! Ты не Гэндальф, ты даже не чародей, ты самозванец, ты шут, вырядившийся в странную, смешную одежку…

И вдруг этот расфранченный вельможа повернулся в сторону внутреннего двора Замка и заорал: – Эй, Твист, тут конкурент тебе нашелся! Претендует на звание шута королевы Кины!

Он снова повернулся в мою сторону и рассмеялся:

– Хочешь я походатайствую перед королевой и ты получишь соответствующий указ?!

– А-а-а, так ты, значит, и есть тот самый Юрга из Сотдана?!

– Да! – с превеликим достоинством ответил франт, – Я – Юрга из Сотдана, главный советник королевы!

– Так когда мне подойти за указом?!

– За каким указом? – удивился Юрга.

– За указом о моем назначении на должность шута?! Ведь ты держишь свое слово?

Он снова весело рассмеялся:

– Приходи завтра утром к воротам. Один. Будет тебе указ!

В этот момент в соседнем проеме между зубцами показалась до боли знакомая пестрая фигура увенчанная головой, посверкивавшей лысиной, толстой лупой на шнурке и напомаженной рыжей бороденкой. И тут же раздался родимый фальцет Твиста:

– Кто тут хочет занять мое место?! Покажите мне этого наглеца!

Появление Твиста на стене произвело на Братство Конца самое поразительное действие. Все заорали:

– Твист, пройдоха, как твои козлы?! – вопил приплясывая на месте Фродо.

– Эй, шут, ты уже женился или все еще подыскиваешь себе подругу?! – кричала Эльнорда своим музыкальнейшим голоском.

– Твистюга коротконогая, спускайся сюда, я цепочку припас карликов жарить! – восторженно ревел тролль.

Затем последовали другие вопросы и предложения, выкрикиваемые разом в три глотки.

У бедного Твиста, совсем не ожидавшего таких приветствий вывалился из глаза монокль и отвисла челюсть. Он отшатнулся от проема и спрятался за зубец стены. Только тогда моя команда несколько остыла и начала сконфуженно переглядываться. И тогда крикнул я:

– Твист! Я вернулся выполнить свое обещание!

В ту же секунду карлик вновь вынырнул из-за зубца, светясь лысиной и моноклем, и, чуть не свалившись со стены каркнул:

– Какое?!

– Которое дал тебе прошлым летом! Поискать твою родню!

– Нет!!! – икнул в ответ Твист.

– Да! – крикнул я.

– Нет! – продолжал упрямиться Твист, – Это не ты! Ты не Гэндальф!

– Ну, хорошо, – легко согласился я, – Я – не Гэндальф. Хотя ты наверняка знаешь, что личина старика не была моим настоящим лицом. Но ребят-то ты узнал?!

Карлик мотнул головой, и его лупа снова вывалилась из глазницы и заболталась на шнуре.

И тут в нашу милую беседу, грозившую плавно перейти в вечер воспоминаний, прервал надменный голос королевского советника:

– Стража, уберите шута со стены! А вы, оборванцы, шагайте отсюда! Иначе я дам приказ поторопить вас арбалетными стрелами!

Твист действительно тут же исчез из поля нашего зрения и моим друзьям сразу стало скучно.

– До завтра, до утра, советник! – крикнул я и повернулся к ребятам, – Пошли отсюда…

– Куда, – ворчливо поинтересовался Душегуб.

– А вон, в степь, ночлег готовить, – с улыбкой ответил я и зашагал с дороги на покрытую травой землю.

Мы отошли от стен Замка примерно на километр и развели костер. Зеленое солнце катилось к обрезу оранжевых небес, кончался первый день нашего пребывания в чужом Мире. Кончался, надо признать, совсем не так, как мы рассчитывали, нарушая все наши планы и развеивая наши надежды. Пока Эльнорда и Фродо суетились возле костра, мудруя с ужином, я присел в сторонке на траву, чтобы подумать над сложившейся ситуацией. Но ко мне тут же подсел неразговорчивый тролль и негромко буркнул:

– Надо было мне этого советчика со стены ссадить…

– Как ссадить?.. – не понял я.

– Просто, – подал плечами тролль, – Швырнул бы палицу ему в лоб, и все дела…

– И что, попал бы?.. – чуть усмехнувшись, спросил я.

– Просто… – повторил Душегуб, и по его тону я понял, что он абсолютно уверен в своем мастерстве метателя палиц.

– К сожалению, это нам ничего бы не дало… – вздохнул я.

– Почему?.. – невозмутимо поинтересовался тролль.

– Ну убил бы ты этого прохвоста, и кто бы с нами стал после этого разговаривать?! Тогда мы точно до Кины не добрались бы… Если бы вообще целы остались.

– А что же теперь делать? – спросил Душегуб и впервые я почувствовал в его голосе некоторую неуверенность.

– Ты помнишь, зачем мы сюда заявились?

Тролль кивнул:

– Пока помню…

– Завтра я получу королевский фирман, и мы пойдем искать Брошенную башню. Если я правильно помню, именно туда зашвырнула Кина Седого Варвара, после того, как пришла в себя… Сначала надо сделать дело, потом будем разбираться с прочими… обстоятельствами.

– Значит, на сегодня – ужин и спать… – недовольно констатировал Душегуб, опустив голову и уставившись взглядом в землю.

– Вы – да. А я думаю наведаться в Замок, посмотреть, как там поживает моя королева… Удостовериться, что ее проблемы могут подождать… Да и поговорить кое с кем не помешает…

– Я с тобой, – тут же вскинулся тролль.

– Нет, – я покачал головой, – спрятать мне тебя будет, пожалуй не под силу. Так что ты останешься дежурить в первую смену, и как только ребята уснут, я уйду. Я не хочу, чтобы они знали о моей вылазке, тоже захотят со мной идти.

Тролль посмотрел на меня долгим внимательным взглядом, а потом согласно мотнул головой.

Мы, не сговариваясь поднялись с земли и направились к костру, разгоравшемуся в яркое пляшущее чудо на фоне сгущающихся сумерек.

Нехитрый ужин был готов. Эльнорда разлила по кружкам свежезаваренный чай, и мы принялись за еду. Мы не разговаривали, словно и обсуждать-то было нечего. После ужина я вызвался мыть посуду, но эльфийка покачала головой:

– Мыть-то особо нечего. Да и воды осталось только на утренний чай.

– Тогда давайте ложиться спать, – с улыбкой предложил я, – Кто будет первым дежурить?

– Я, – буркнул тролль не допускающим возражений тоном. А с ним никто и не собирался спорить. Эльнорда достала из своего мешка плед и завернувшись в него, уставилась широко открытыми глазами на загорающиеся в потемневшем небе звезды. Фродо присел рядом с ней и замурлыкал какую-то песенку. Душегуб отошел от костра и принялся ходить вокруг нашего лагеря по кругу. Когда он сделал десяток кругов, совершенно стемнело и его темно-коричневая фигура совершенно растворилась в окружающем мраке. Фродо прекратил свое мурлыканье и негромко окликнул караульщика:

– Эй, Душегубушка, смотри, вытопчешь травку до землицы, а потом местные наукообразные примутся гадать откуда в степи появилась проплешина идеально круглой формы. Еще что-нибудь про посадку НЛО сочинят.

– Ну и пусть сочиняют, если им больше заняться нечем… – пробурчал тролль из темноты, – Ты лучше спать ложись, а то я тебя следующим сторожить поставлю.

– А я думал, следующим Гэндальф будет, – недовольно пропищал Фродо.

– Заключение сделанное из неправильной посылки… – угрюмо усмехнулся Душегуб, – Гэндальф будет дежурить последним…

– Почему? – поинтересовался любопытный хоббит.

– Потому что накануне он дежурил первым, – значительно пояснил тролль.

Хоббиту нечего было на это возразить, и вопросы у него кончились, поэтому он повалился на бок и затих.

Прошло еще минут тридцать. Вокруг было абсолютно тихо, и только в стороне раздавалось мерное шарканье троллевых ног.

Я поднялся, с минуту глядел на тлеющие угли прогоревшего костра, а потом молча шагнул в темноту. Через пяток шагов рядом со мной выросла огромная черная тень, и глухой, едва слышный голос проворчал:

– Ты там поаккуратней, особо не нарывайся…

Я кивнул, прекрасно сознавая, что моего кивка никто не увидит.

Идти к Замку было легко. Во-первых, местность здесь была ровная, растительности, кроме травы, никакой, а во-вторых, на всех угловых башнях Замка ярко пылали огромные полотнища пламени. Не знаю, что они там жгли, но зрелище было завораживающим. Отблеск этого пламени отражался на шлемах дежурных гвардейцев так, что их можно было сосчитать, находясь за пару километров от замка. А вот темноту под стенами этот огонь совершенно не рассеивал, так что я свободно прошагал мимо главных ворот к стене, в которой находился «черный ход».

В этом месте через крепостной ров действительно был перекинут хлипкий мостик, упиравшийся, казалось, в глухую стену. Только вот меня эта глухая стена не ввела бы в заблуждение, даже если бы я не знал о существовании потайной дверцы. И все-таки я не пошел по этому мостику. Спустившись под хлипкий настил, я ступил на тонкие слеги, скреплявшие между собой опоры мостика и аккуратно, крадучись, проскользнул по ним к самой стене. Здесь я внимательнейшим образом обследовал каменную дверку и убедился в наличие ожидаемых мною щелей. Кроме того, мне стало ясно, что за дверцей нет стражи, видимо охрана Замка считала эту дверь совершенно неприступной.

Я несколько раз глубоко вздохнул, подготавливая свое тело к трансформации, а потом медленным речитативом проговорил наговор «Плывущего облака». Вообще-то я, как только обнаружил этот наговор, сразу же про себя назвал его феноменом Хоттабыча. Помните, когда Волька ибн Алеша из знаменитой детской сказки открыл найденный им кувшин, оттуда вырвался клуб дыма, уже затем превратившийся в старика Хоттабыча. Так вот, это заклинание как раз позволяло провести такую трансформацию тела.

Едва я закончил читать свое заклинание, как мое бренное тело вместе с одежкой превратилась в легкую струйку дыма. Хорошо, ночь была безветренной, а то еще неизвестно, где бы я оказался в результате своего чародейства. А так я свободно просочился сквозь обнаруженную щель внутрь Замка и тут же снова трансформировался в еще молодого человека, одетого со вкусом и по моде.

Правда, мне тут же пришлось приметить еще один наговор, так называемое заклинание «Неполной вуали». Оно не делало человека совершенно невидимым, а всего лишь отводило глаза всем, кому не следовало этого человека видеть. Зато оно и не требовало особых усилий для его поддержания и ликвидации.

Набросив на себя «Неполную вуаль» и активизировав Истинное Зрение, я двинулся по довольно узкому проходу в толще замковой стены. Буквально через насколько шагов я вновь уперся в каменный блок, служивший дверцей, но на этот раз он от легкого нажима бесшумно повернулся вокруг своей оси, выпуская меня на замковый двор.

Шагнув на брусчатку площади, я сразу же прижался к стене, прячась в ее тени, и внимательно огляделся. Почти прямо против меня стоял главный дворец замка. Я тут же поднял глаза к знакомым окнам на втором этаже. Они светились ровным неярким светом – королева была в своей спальне и еще не спала. Были освещены еще несколько окон, причем четыре в третьем этаже весьма ярко. Если мне не изменяла память это были окна апартаментов бывшего правителя Качея… Где-то он сейчас?

Сам двор был освещен довольно слабо, однако я сразу заметил двух гвардейцев, неподвижно стоявших на часах – один у главного входа во дворец, второй на дорожке, ведущей к королевской библиотеке. Еще по меньшей мере двое стражников располагались у закрытых замковых ворот. В стене около ворот светилось окошко, видимо, дежурка королевской гвардии.

Осмотревшись, я направился вдоль стены в сторону библиотеки и, когда до дежурного гвардейца оставалось шагов пять, спокойно пересек слабо освещенный краешек площади. Как я и ожидал, он не обратил никакого внимания на едва заметную тень, проплывшую мимо его носа. Теперь я прятался под стеной дворца. Однако я не собирался входить в него с парадного входа. Не то чтобы мне этого не хотелось, просто я отчетливо понимал, что сейчас не время для этого. Потому я проскользнул к спускающейся с крыши водосточной трубе и тщательно ощупал каменную стену дворца. Поначалу я намеревался применить заклинание «Ползущей мухи», чтобы подняться по этой стене, но почувствовав под ладонями шероховатый камень с глубокими щелями швов, я решил, что справлюсь своими силами. Засунув свою волшебную палочку за пояс, я ухватился левой рукой за нижний крюк водосточной трубы и потянулся вверх по стене.

Этой ночью мне положительно везло. Первое же окно во втором этаже, до которого я добрался, оказалось приоткрытым. Чуть толкнув скрипнувшую створку, я расширил имевшуюся щель и через мгновение оказался в темной комнате. Не закрывая окна, я метнулся к выходу из комнаты и, чуть нажав, потянул за дверную ручку. Дверь немедленно и беззвучно подалась. Я увидел перед собой слабо освещенный коридор и фигуру дежурного гвардейца, притулившуюся на недалекой лестничной площадке. Где-то рядом должен был находиться малый зал утренних королевских приемов, соседствовавший с королевской спальней, будуаром и кабинетом, вот туда-то мне и было необходимо попасть.

Еще раз тщательно припомнив расположение окон на фасаде дворца, я выскользнул в коридор и бесшумно направился в сторону приглянувшейся мне двери. Толкнув ее, я проскользнул в открывшуюся темноту.

Да, это был нужный мне зал. Его надраенный паркет слабо светился, отражая просачивающиеся через зашторенные окна блики башенных огней. В глубине зала темнело возвышение, на котором по утрам появлялась королева, выслушивать пожелания доброго утра от своих придворных. Значит с правой стороны за тонкой перегородкой располагались ее спальня и будуар, откуда она выходила, а с левой – ее кабинет, куда она удалялась.

Я тихо приблизился к правой стене и сразу начал нашептывать заклинание «Слепого окна». Как только заклинание было произнесено, на гобелене шпалер, обтягивающих перегородку, появилась едва заметная золотистая искорка, которая тут же шустро побежала по расширяющейся спирали. Тканый рисунок протаивал под этой искоркой словно морозный узор под теплым дыханием, и в темный зал начал просачиваться свет лампы, освещавшей королевский кабинет. Когда «Слепое окно» стало размером со столовое блюдо, я щелкнул пальцами правой руки, и бегущая искра погасла.

Я приник к открывшейся моим глазам картине.

За большим письменным столом, на котором стояла освещавшая кабинет лампа и валялось несколько бумажек, сидела королева. Одета она была в какой-то не слишком чистый халат, из-под которого выглядывало кружево то ли пеньюара, то ли ночной рубашки. Темные короткие волосы были растрепаны, худощавое лицо бледно, вяло, неподвижно, а в опущенных к столу огромных, темных глазах застыла тоска и какая-то непонятная отрешенность. Глядя на нее, возникало впечатление, что эта молодая девушка полностью пресытилась жизнью и ничего интересного для себя уже не ждет. Тонкие бледные руки с длинными пальцами лежали на столешнице неподвижно.

В стоявшем рядом со столом кресле вольготно развалился не кто иной, как сам советник Юрга. Именно в таком удобном положении, одетый в какой-то весьма свободный шлафрок, он докладывал королеве о событиях сегодняшнего дня:

– … и вообще, моя королева, этот новый посол еще грязнее и нахальнее прежнего! Ты заметила, как от него пахнет? А в каком халате он приперся на королевскую аудиенцию?..

– Халат?.. – Кина с усилием оторвала взгляд от столешницы и посмотрела на своего советника. По ее виду было ясно, что она почти не вникает в смысл его слов.

– Да, халат! – энергично кивнул головой Юрга, – Где он только отыскал эту рвань расшитую золотом?! И вообще, моя королева, эти кочевники совершенно распустились! Надо сказать, что политика так называемой дружбы, которую проводил твой бывший воевода, окончательно развратила наших степных соседей и уронила престиж твоего королевства! Я думаю, пришла пора показать им их истинное место!..

Юрга энергично попыхтел. В отличие от королевы, он был очень энергичен, я бы сказал, подозрительно энергичен. Советник помассировал себе виски и продолжил вечерний доклад:

– Моя королева, область предгорий снова задержала выплату налогов. У меня есть сведения, что твой бывший воевода подзуживает население области вообще не платить их. Он заявляет, что я, твой личный советник, все равно их прикарманю! Давно пора, моя королева, заткнуть его старую пасть, он постоянно дискредитирует власть!

И Юрга снова попыхтел, теперь уже от возмущения.

А Кина продолжала безучастно сидеть за столом. Ее взгляд снова уперся в столешницу, но губы шевелились, как будто она что-то беззвучно напевала.

Советник бросил на нее пытливый взгляд и, будто бы уловив королевское настроение бодренько рассмеялся:

– Да, моя королева, представь себе, сегодня под стены замка заявился один молодой нахал и потребовал пропустить его к тебе! Он заявил, что его зовут Гэндальф Серый Конец! Но ты бы видела во что он вырядился!

Кина подняла на советника глаза и в них мелькнула некоторая заинтересованность.

– На нем были надеты голубые непотребно узкие штаны, такого же цвета курточка, под курткой – белая рубашка без воротника, застежек и обшлагов, а на ногах белые с синим туфли! И вот это чучело утверждало, что является чародеем!

– Надо же, – отрешенно проговорила Кина, – Вчера утром я видела Гэндальфа именно в таком одеянии… И без бороды… и без шляпы…

– Ты видела?! – буквально взвился Юрга, – Где?!

– Во сне… – с чуть заметной, отрешенной улыбкой ответила Кина.

– Да? – несколько успокоился Юрга, – И что, вы говорили?..

– Не помню… – глаза у Кины снова погасли, а губы, словно сами по себе спросили, – И он был один?

– С ним было еще трое или четверо странных личностей, – небрежно махнул рукой Юрга, не обращая внимания на то, что королева прошептала: – Надо же…

– Но самым интересным, моя королева, было продолжение нашего разговора, – оживленно продолжил совершенно успокоенный советник, – Я, конечно, выразил свое сомнение в его магических способностях, и назвал его шутом! Так представь себе, моя королева, он буквально ухватился за возможность получить звание твоего шута! Я вынужден был подготовить соответствующий указ, вот изволь подписать!..

Юрга выхватил из рукава свернутый в трубочку лист и, отогнув его нижнюю часть, буквально подсунул его королеве под руку. Кина, словно механическая кукла взяла лежащее на столе перо, макнула его в чернильницу и поставила на листе свой росчерк. Советник удовлетворенно его рассмотрел, подул на лист и довольно улыбнулся.

– Вот, пожалуй и все, моя королева, – пропел советник, засовывая свернутый указ в рукав, – Мелочами я тебе утруждать не буду…

После этой, казалось бы, самой обычной фразы, Кина резко подняла голову и встала из-за стола.

– Да, советник, я, пожалуй, пойду в постель… Я мелочами разберись сам.

– Я разберусь, моя королева, – ответил Юрга и тут же добавил, – Сорта придет к тебе почитать на ночь…

Кина непонятно отчего вздрогнула и неуверенно прошептала:

– Не надо…

– Ну что ты, моя королева, обязательно надо! А то твоя тоска вернется и снова станет тебя донимать!

На это королева ничего не ответила. Она подняла свою тонкую руку, запахнула на груди халатик и, зажав его лацканы в ладони, направилась к выходу из кабинета.

А Юрга, как ни в чем не бывало, продолжал, развалясь, сидеть в кресле!

Я не мог поверить своим глазам! Кина, природная королева, не обращала внимания на то, что ее слуга не встал, когда она была на ногах! Это было нечто совершенно невероятное!

Кина, между тем, не обращая внимания на сидящего советника, подошла к выходу, толкнула дверь, и вышла… в темный зал утренних приемов. Светлым призраком в сразу сгустившемся полумраке она проплыла через зал и бесшумно исчезла за дверью своей спальни.

Я не отрывал от ее фигуры взгляда, и даже когда она уже покинула зал, продолжал смотреть на закрывшуюся за ней дверь, и вдруг из кабинета донесся довольный смешок Юрги:

– Почивай, моя королева, почивай,.. но перед этим послушай свою страшилку…

Он наконец встал с кресла и смачно потянулся:

– А мы поднимемся к себе… Уже пора!..

Тон, каким была сказана эта незамысловатая фраза, настолько меня заинтересовал, что я тоже решил подняться к советнику.

Юрга не стал выходить из королевского кабинета. Вместо этого он подошел к шпалере, изображающей охотничью сцену и отведя вниз нижнюю планку окантовки, другой рукой нажал на верхний угол картины. Она бесшумно развернулась, открывая узкий ход на голую лестничную площадку. Советник оглянулся, словно проверяя не забыл ли он чего в кабинете, и протиснулся в потайной ход.

Но прежде чем шпалера вернулась на свое место, я успел прямо сквозь «Слепое окно» метнуть в советника кнопку-следок и убедиться, что она благополучно приклеилась к его роскошному шлафроку. Сделал я это совершенно интуитивно, но когда шпалера повернулась, скрывая потайной ход, мне в голову пришла мысль о том, что стоит так же воспользоваться этим ходом. Он скорее приведет меня к советнику, так как след от кнопки мне будет отлично виден.

Поэтому я быстро прошел в кабинет и, не обращая внимания на свет лампы, приблизился к хитрой шпалере. За ней явственно слышались шаги. Я подождал когда они стихли, а затем в свою очередь проделал виденные мной манипуляции. Шпалера послушно развернулась, приглашая меня пройти, и я воспользовался этим приглашением.

Оказавшись на потайной лестничной площадке, я вернул шпалеру на место, и ее фиксатор с тихим клеком защелкнулся. Узкие лестничные марши вели с этой площадки вниз и вверх, но кнопка, оказавшаяся оранжевой, оставила яркую, но видимую, естественно, только мне, ниточку, и ниточка эта вела вверх. Я пошагал следом за своим проводничком и уже через несколько ступеней оказался на следующей площадке. Здесь выход с потайной лестницы отгораживался даже не деревянной панелью, обтянутой шпалерой, а простой рамой, на которую был натянут гобелен. Я сразу понял, как открывается этот проход, но вместо того, чтобы соваться в неизвестное помещение, положил левую руку на навершье своего жезла, по-прежнему торчавшего за поясом, сосредоточился и правой ладонью провел по натянутой на раму ворсистой ткани. Гобелен под моей рукой мгновенно стал прозрачным, так что я спокойно мог понаблюдать, чем это там занимается господин самый умный советник в своих покоях.

А занимался он весьма интересным делом. Юрга сидел за… гримировальным столиком и… снимал грим! И сидел он так удачно, что мне отлично было видно и само зеркало и физиономия, которую с помощью этого зеркала обрабатывали.

Когда я приступил к просмотру, советник как раз снимал вторую бровь, оказалось, что собственных бровей у него нет. Надбровные дуги есть, а вот бровей у этой рожи предусмотрено не было. Следом за бровями последовала роскошная прическа, перекочевавшая с головы советника на деревянную болванку, появившуюся из-под столика. После этого из крупного, породистого носа были извлечены две весьма немаленькие подкладки, в результате чего на лице советника появился тонкий крючковатый клюв, а его бородавка приобрела просто чудовищные резмеры. То что осталось от советника Юрги с удовлетворением оглядело себя в зеркале. А в следующее мгновение сей замечательный актер и гример ласково провел ладонями по своему лысому черепу от макушки до шеи и… бросил на столик… уши. Нет, на черепе ушки тоже остались, только они были, я бы сказал, катастрофически малы!

Теперь передо мной предстала настолько отвратительная рожа, что желание все бросить ради спасения Кины разгорелось во мне с невероятной силой.

Однако, представление, как оказалось, только началось.

Юрга еще раз с весьма довольным видом оглядел себя в зеркале, ощупал голову и личико своими толстыми, сильными пальцами, а затем встал с кресла и направился к одному из секретеров, стоящих у стены. Подойдя к выбранному предмету мебели, советник положил левую ладонь на бронзовую ручку и… принялся озираться. Комната была в общем-то, невелика, но он оглядывал ее так, словно в ней могло прятаться по меньшей мере шестеро агентов иностранных разведок. Закончив, наконец, пятиминутную инспекцию своего обиталища, советник глубоко вздохнул и правой рукой полез запазуху. Пошебуршав в сем интимном месте ладошкой, он вытащил на свет божий золоченый стерженек, которым отпер дверцу секретера.

Я не успел рассмотреть содержимое ящика, заметил только, что он заставлен разнокалиберными и разноцветными пузырьками. Юрга с необычайным проворством выудил из секретера маленький темно-синий флакон и довольно несвежую тряпицу, и тут же снова запер ящик.

Со своей добычей советник вернулся к гримировальному столику и положил ее на столешницу. Потом он уселся в кресло закрыл глаза и откинулся на спинку.

В таком положении отдохновения Юрга пребывал минут десять. Я уже решил, что он заснул, однако, в этот момент, он выпрямился и довольно громко сказал: – Пора…

Взяв флакончик, он очень аккуратно открыл его и выпустил на подставленный лоскут большую маслянистую каплю. Затем снова аккуратно закрыл флакон и принялся втирать полученную жидкость в стекло зеркала. Делал он это весьма методично, стараясь покрыть жидкостью всю поверхность зеркала. Закончив втирание, он отложил тряпицу и уставился на свое отражение.

Минуты три ничего не происходило, и я уже подумал, что мой подопечный немного не в себе, как вдруг изображение в зеркале разжало губы и хрипловато произнесло:

– Докладывай!..

– Повелитель, все идет по разработанному тобой плану, – тут же начал громко шептать советник, – Война со Степью может быть начата, как ты и предполагал, через пятнадцать дней. На передний рубеж выведены гвардейские полки Барса, Беркута и Рыси, именно те отборные части, которые подлежат уничтожению в первую очередь…

– Ты уверен, что боевые действия начнутся вовремя? – перебил докладчика «повелитель» из зеркала.

– Повелитель, я с трудом удерживаю посла степного императора от того чтобы он не объявил Кине войну завтра! – воскликнул советник, – Вчера утром королева в его присутствии объявила, что все степняки воняют, и вообще они грязные дикари!

– Вот как? – не меняя своего выражения, спросило личико в зеркале, но в самом голосе чувствовалось удовлетворение.

– Да, повелитель, Сорта знает какие страшилки читать королеве на ночь… – подобострастно захихикал Юрга.

– Дальше!.. – оборвало его смех отражение.

– В войсках практически не осталось дельных и опытных военачальников, – сразу поделовевшим тоном продолжил советник, – В течение последнего месяца следом за Шалаем в отставку ушли воеводы правой и левой руки, главный интендант, начальник корпуса стратегических разработок и его заместитель, шесть полковых командиров. На их места рекомендованы мной и поставлены королевой сынки придворных вельмож, все молодые люди, но с нездоровым апломбом. В высшем командном составе за последний месяц было шесть дуэлей, четыре со смертельным исходом.

– Финансы?.. – вновь перебила докладчика харя в зеркале.

– Королевская казна практически пуста, мой повелитель! – сразу же сменил тему советник, – Четыре области не выплатили положенных налогов, а траты на королевскую охоту превзошли, и намного, запланированные. Кроме того пенсии, назначенные королевским пенсионерам, съедают всю появляющуюся наличность, ее даже не хватает…

– Когда эти четыре области могут рассчитаться с короной? – прохрипел «повелитель».

– Повелитель!.. – несколько обиженно воскликнул Юрга, – Эти области заявляют, что они уже отправили все, что положено короне и не имеют возможности вносить налоги еще раз!.. Это королева думает, что они еще не платили…

– Хорошо! – констатировала голова в зеркале, – Что еще?

– Больше ничего серьезного, повелитель, правда, – советник слегка замялся, словно раздумывая, стоит ли упоминать о такой мелочи.

– Говори, – подстегнул его «повелитель» и Юрга сразу заторопился:

– Сегодня днем к стенам Замка подошли четверо. Один из них потребовал встречи с королевой и назвал себя Гэндальфом Серым Концом…

– Как он выглядел? – перебил его нетерпеливый собеседник.

– Мальчишка, щенок, наглец и фигляр, вырядившийся в какой-то немыслимый голубой костюм и дурацкие разноцветные туфли!

– Остальные трое?

– Остальные трое вроде бы подпадают под данное тобой описание: один здоровенный громила с чудовищной дубиной в лапах, второй – малыш весь мохнатый и босой, и с ними девчонка в зеленом со шпагой и луком. С ними был еще один оборвыш, но я его не успел разглядеть, он куда-то пропал.

– Как это пропал?

– Повелитель, стража доложила мне, что их было пятеро, но когда я вышел на стену его уже нигде не было…

Советник немного подождал и уловив, что суровый его собеседник на этот раз не собирается его перебивать, продолжил:

– Ты же знаешь, повелитель, что этих гэндальфов появляется штук по пять каждый месяц, и я не стал бы тревожить твой слух сообщением о еще одном, но, во-первых, их все-таки было четверо, а во-вторых, Твист утверждает, что этот мальчишка знает кое-что, известное только ему и настоящему Гэндальфу…

– Вот как? А при чем тут Твист?..

Советник снова замялся и начал отвечать очень неуверенно:

– Понимаешь, повелитель, я не удержался и высмеял шутовской вид этого соискателя имени Гэндальфа. Я даже предложил ему должность королевского шута и позвал Твиста, чтобы тот посмотрел на своего возможного конкурента. А когда Твист появился на стене, эти бродяги начали приветствовать его, как старого знакомого. Правда, я почти ничего не понял из этих приветствий, но вот этот мальчишка в голубой одежке сказал, что вернулся чтобы выполнить обещание, якобы, данное Твисту.

– Какое обещание?

– …Найти его родителей…

После этого в разговоре наступило довольно долгое молчание, а затем зазеркальный повелитель» неожиданно начал рассуждать вслух:

– Я не мог пропустить появление настоящего Гэндальфа в нашем Мире, я бы сразу почувствовал прокол между мирами… Тем более прокол для четырех тел в физической оболочке… И все-таки… странно… Хотя вполне возможно, что Твист просто проболтался кому-нибудь об этом обещании Серого Конца…

Отражение советника рассуждало само с собой совершенно лишенным эмоций тоном и при этом пялилось в лицо своему оригиналу, поэтому последовавший вопрос прозвучал совершенно неожиданно:

А как он отнесся к твоему предложению?

Советник не сразу понял, что обращаются к нему. Он вздрогнул и после легкой паузы переспросил:

– К какому предложению, повелитель?

– Ну, к твоему предложению назначить его королевским шутом! – с немалым раздражением пояснил «повелитель».

– Он мгновенно и с радостью согласился! Обещал завтра утром прийти за указом.

– Напишешь ему указ, примешь в штат, но к королеве ни в коем случае не допускать. Самого этого… шута и его компанию держать на глазах и следить за каждым их шагом!.. А там видно будет…

– Понял, повелитель, – кивнул в зеркало советник и не удержался, чтобы не похвалиться, – А указ королевой уже подписан…

– Кстати, как королева? – тут же последовал новый вопрос.

– Королева прекрасно управляема. Сорта хорошо знает что и как читать, и это ежевечернее чтение очень неплохо выполняет свою задачу. Но если бы, повелитель, ты разрешил мне хоть немного воспользоваться магией…

– Тебя тут же вышибли бы из Замка! – оборвал докладчика хозяин, – Я уже тебе говорил – никакой, абсолютно никакой магии! Кина сама могучий маг, и сразу же почувствует присутствие в Замке чужой силы. Более того, она сразу же определит источник этой силы. Мне наплевать, что ты вылетишь из Замка, или тебе вообще свернут шею, но ты поставишь под удар выполнение моего плана!

– Повелитель, но разве эти твои ежевечерние чтения не есть магия?..

– Дурак, – констатировала голова в зеркале, – Несмотря на всю твою хитрость и изворотливость, ты дурак… Только, я надеюсь, не настолько, чтобы игнорировать мои приказы…

Последняя фраза была сказана все тем же невозмутимым тоном, но, тем не менее, в ней прозвучала такая угроза, что сидящий перед зеркалом советник явственно задрожал, а у меня самого вдоль позвоночника пробежала холодная шершавая волна.

– До следующей встречи… – прохрипело зеркало и добавило, – И смотри у меня!..

Еще пару минут советник неподвижно таращился на свое изображение, а то в свою очередь таращилось на него. Затем Юрга чуть повернул голову влево, и его изображение послушно повторило это движение, после чего советник с тяжелым усталым вздохом отвалился к спинке кресла.

Впрочем, просидел в кресле советник недолго, еще раз вздохнув, он выбрался из него и тяжелым, шаркающим шагом направился к дверям, ведущим в соседнюю комнату, приговаривая себе под нос:

– Спать… теперь спать… ты, дорогуша, заслужил восемь часов беспробудного сна…

Однако, прежде чем он добрался до дверей в спальню, на его глаза попался небольшой письменный стол, заваленный бумагами. Советник остановился около него и постоял несколько секунд, словно что-то припоминая, а затем достал из рукава своего шлафрока свернутый в трубочку указ и бросил его в общую кучу:

– До завтра… все подождет до завтра… – пробормотал он и снова направился к дверям в спальню.

Когда дверь за ним закрылась, я поднял правую руку на уровень плеча и сосредоточился. Бумажная трубочка, лежавшая поверх груды документов зашевелилась и поползла в мою сторону, постепенно ускоряя свое движение. Разогнавшись по столешнице, она вспорхнула в воздух и перелетев комнату оказалась в моей руке. Я аккуратно развернул ее и прочитал:

КОРОЛЕВСКИЙ УКАЗ

Я, наследственная королева КИНА ЗОЛОТАЯ, сим повелеваю осчастливить молодого человека, называющего себя Гэндальф Серый Конец званием личного шутакоролевы.

Всем подданным моего королевства надлежит под страхом моего гнева оказывать моему шуту всемерную поддержку в его шутках, представлениях, розыгрышах, и других увеселениях.

Моему шуту повелевается всегда быть одетым в голубые штаны, голубую куртку и бело-голубые туфли.

Ему также присваивается придворный штандарт – на бело-голубом поле две скрещенные погремушки.

Внизу стоял вялый росчерк «Кина», пришлепнутый здоровенной печатью золотого цвета.

«Вот и ксива у меня завелась» – невесело подумал я, сворачивая сей документ и засовывая его в один из своих многочисленных карманов.

Теперь можно было навестить и королеву, осчастливившую меня еще одной должностью.

Я уж было развернулся в сторону темной лесенки, как вдруг вспомнил о том переходе, с помощью которого небезызвестный правитель Качей в свое время проник в спальню Кины. Осторожно повернув раму с натянутым на нее гобеленом, я убедился, что из спальни советника доносятся звуки, характеризующие крепкий сон человека с чистой совестью, и бесшумно пересек кабинет. На противоположной стене я обнаружил знакомый гобелен с изображением двух пастушек, развлекающихся в обществе трех пастушков. Мое истинное зрение немедленно показало, что магический переход все еще действует. Не раздумывая, я шагнул в гобелен… и оказался в темном углу королевской спальни за тяжелыми парчовыми портьерами.

Это странное, монотонное, в рифму бормотание, полностью лишенное хоть какого-то смысла, доносилось из-за портьеры. Глухой женский голос успокаивал, убаюкивал, укачивал, и в тоже время, словно мерными, точно рассчитанными ударами вгонял в мозг какую-то виноватую мысль, какое-то необъяснимое покаяние, какое-то раскаяние в еще несовершенном, но неотвратимо грядущем преступлении.

Я осторожно выглянул из-за портьеры.

Кина лежала в постели на высоко взбитых подушках. Я сразу же подумал, что спать в таком положении должно быть крайне неудобным. Однако, я тут же понял, что королева еще бодрствует, вернее находится в некоем странном состоянии между бодрствованием и сном. Ее веки были опущены, но из-под них проблескивали белки глаз или, может быть, след слезы. Прямо напротив ее изголовья стоял длинный узкий стол, над которым склонилась темная, тонкая женская фигура. Перед женщиной лежала толстая раскрытая книга, и из нее эта милая чтица черпала свои поэтические перлы.

Спальня тонула в полумраке, поскольку освещалась всего двумя свечами, стоящими в низеньких подсвечниках по обоим концам стола. Лепестки пламени, ровно возвышающиеся над этими свечами были поразительно длинными и, в то же время светили вроде бы только для самих себя – свет от них не рассеивался по комнате, а концентрировался вокруг язычков огня. А в следующее мгновение я заметил еще одну особенность пламени этих свечей: два длинных, ярких лепестка колыхались из стороны в сторону в такт произносимым чтицей словам, словно кивали направо-налево, направо-налево, направо…

«Господи!..» – изумленно подумал я, – «Это же самый натуральный гипноз!..»

«И никакой магии…» – подсказало мне мое сознание голосом зазеркального «повелителя».

Для меня сразу все стало на свои места. «И никакой магии…». Действительно, магией, волшебством, чародейством достать Кину не было никакой возможности, особенно после того, что проделали с ней господа Качей и Седой Варвар, то бишь – Епископ. А против вот такого примитивного гипнотического воздействия у нее не оказалось никакой защиты. И теперь моей королевой вертели, как хотели.

Правда пока что мне не было ясно, кто именно был в этой пантомиме за кукловода! Явно не советник Юрга. Тот и сам во время только что виденного мной сеанса связи был похож на марионетку. Или на зомби с очень ограниченной свободой действия. А вот рожа, командовавшая в зеркале… Я даже не мог предположить, кто бы это мог быть.

Чтица продолжала негромко бубнить свои стихи, но я уже не вслушивался в произносимые ею слова. Теперь мне надо было повидать еще одного человека, и можно было считать мою миссию в Замке завершенной. Но я решил еще и схулиганить.

Проверив, как действует моя «Неполная вуаль» и убедившись, что она в полном порядке, я немного подкрасил ее синькой и выбрался из своего укрытия. Моя, чуть мерцающая синим, тень медленно поплыла наискосок через комнату, и оказавшись в непосредственной близости от постели королевы издала негромкий, но явственный стон. Чтица чуть запнулась, однако, совладала с собой и продолжила свое бормотание, не поднимая головы от книги. Может быть она решила, что стон издала королева?

Я еще качнулся в сторону кровати и оказался у самого угла стола. Здесь я издал более душераздирающий стон, и чтица, наконец, замолчав подняла голову с вполне естественным вопросом:

– Кто здесь?..

Правда, никакого испуга в ее голосе не было. Но на прямой вопрос я уже имел право дать прямой ответ. И потому я громко простонал:

– Я королевский сон…

– Кто?! – прозвучали уже два голоса: весьма изумленный чтицы и слабый, трепещущий – королевы.

– Я вчерашний сон королевы… – со стоном пояснил я, – Я пришел ей сказать, что на ее вопрос, заданный Гэндальфу, тот ответил: – Я уже здесь…

– Здесь?!

Этот вопрос задала королева, и голос ее неожиданно окреп.

– Да, здесь, – бодро подтвердил я, – Но появиться в Замке он не может, пока королева не перестанет томиться и не станет собой…

В этот момент я уловил напряженный взгляд чтицы, пытавшейся за поставленной мной пеленой разглядеть получше явившееся мешать ей привидение.

– Гэндальф здесь… – совсем уже окрепшим голосом пробормотала королева и села в постели. И тут раздался голос темной чтицы:

– Королева, это никакой не сон! Это магическое наваждение! Неужели ты этого не чувствуешь! Это атака врага, пытающегося поколебать твое спокойствие!

И в тот же момент в меня ударили две молнии – одна оранжевая, вырвавшаяся из правого глаза чтицы, а вторая – голубая, из правой, взметнувшейся вверх ладони королевы.

Я не успел испугаться, обе ярко светящиеся, извивающиеся ленты прошили мое тело и… пропали в нем. Я только почувствовал, как мой левый бок слегка припекло мгновенно нагревшимся жезлом. Мне стало отчего-то смешно и я расхохотался, а это получилось весьма кстати. Обе дамы были страшно шокированы поведением призрака, который вместо того, чтобы рассеяться под сокрушительным двойным ударом, глупо захихикал, словно от щекотки. Тут я снял свое синее мерцание и… исчез из поля их зрения.

Я как раз выходил из королевской спальни, когда до моих ушей донесся королевский вопрос:

– Сорта, что это было? Кто мог так глупо хихикать?

Прислушиваться к тому, что ответит королеве чтица я не стал, мне необходимо было застать бодрствующим еще одного из обитателей Замка, а я даже не знал, где мне его разыскивать.

Покинув покои королевы, я остановился в раздумье посреди коридора, но тут мне опять повезло. Прямо на меня с задумчивым, я бы даже сказал, удрученным видом шагал именно тот, кого я собирался разыскивать – мой старый и дорогой знакомец, придворный шут Твист.

Я шагнул в сторону, и Твист прошел мимо, даже не посмотрев в мою сторону. Поздравив себя с отлично выполненным заклинанием, я снял я себя «Неполную вуаль» и негромко произнес:

– Вот так в величии достигнутой славы забываются старые друзья…

Твист вздрогнул, мгновенно обернулся и, увидев меня, буквально разинул рот. Впрочем долго он его разинутым не держал, буквально в следующее мгновение он метнулся ко мне, схватил меня за руку и куда-то потащил. Мы чуть ли не бегом одолели почти весь коридор, благо на полу лежал толстый ковер, глушивший наш топот, и здесь шут втолкнул меня в одну из комнат, сам влетел следом и мигом захлопнул дверь.

С минуту Твист постоял переводя дух и прислушиваясь к окружающей тишине, а потом повернулся ко мне и шепотом спросил:

– Как тебе удалось проникнуть в Замок? Я сам слышал, как Юрга отдавал распоряжение караульным гвардейцам, никого в Замок не пропускать!

Я удивленно пожал плечами:

– Ну, знаешь… Этому вашему Юрге может быть и простительно, а ты-то должен знать, что никакой караул не помешает Гэндальфу пробраться туда, куда он хочет пробраться…

– Значит ты все-таки действительно Гэндальф?.. – прошептал Твист и в его шепоте недоверие боролось с надеждой.

– Слушай, я понимаю, что моя внешность сильно изменилась… – начал я убеждать шута, – Но можешь мне поверить, что именно сейчас я выгляжу так, как выгляжу на самом деле. Во время моего первого посещения вашего замечательного мира, я просто… ну как тебе объяснить…

– А почему остальные не изменились? – перебил меня Твист.

– Не захотели, – тут же ответил я.

– А ты захотел? – переспросил Твист и на его губах появилась слабая улыбка, – Или не захотел…

– Чего не захотел? – спросил я, чувствуя, что начал краснеть.

– Стариком больше быть не захотел… – улыбка Твиста стала еще шире.

– Ну, видишь, ты и сам все отлично понимаешь, – с облегчением улыбнулся я в ответ.

– Так значит, у вас там именно такие наряды носят… – протянул шут, протянув свою крошечную ручку и потрогав материал рукава моей куртки, – Интересный фасончик. Только цветовая гамма… не того…

– Что есть, – развел я руками.

Твист подобрался, посерьезнел и перевел разговор в другую плоскость:

– Что делать собираетесь?..

– Нам бы получше устроиться, – неуверенно протянул я, – Разговор, возможно долгий будет…

– Пошли… – тут же предложил Твист, но шагнул не в коридор, а в противоположную сторону.

Через небольшую дверь мы прошли в следующую комнату. Здесь Твист зажег лампу, стоящую на столе, и достал из стоящего у стены шкафа бутылку вина, пару бокалов и коробку печенья. Поставив угощение на стол, он уселся в кресло с высоким сиденьем и рукой указал мне на стоящий с другой стороны от стола стул. Я сел. Твист разлил вино, приподнял свой бокал в знак приветствия, посмотрел сквозь него на свет и снова спросил:

– Ну и что вы делать собираетесь?

Я тоже полюбовался рубиновым цветом вина и чуть пригубил содержимое бокала. Затем внимательно посмотрел на Твиста… и только сейчас до конца поверил, что я действительно нахожусь в Замке, что совсем рядом спит в своей постели Кина, что наше Братство Конца снова втягивается в какую-то немыслимую авантюру. Я вздохнул и начал разговор:

– Есть у нас желание навестить нашего старого знакомого…

Твист, вопреки своему темпераменту, не перебивал меня вопросами, терпеливо дожидаясь продолжения. И я продолжил:

– Собираемся мы проследовать к Брошенной Башне и побеседовать с небезызвестным тебе Седым Варваром. К Замку мы пришли, надеясь получить по старой памяти помощь, но судя по состоянию королевы на это рассчитывать не приходится. Так что я решил обратиться к тебе. Подскажи, если знаешь, где может находиться эта Брошенная Башня, и как до нее добраться? Кроме того, я хотел бы навестить Шалая, но где его искать тоже не знаю…

Я замолчал. Молчал и Твист, ожидая, видимо, не прибавлю ли я чего. Наконец, он покачал головой и заговорил:

– Шалай в изгнании, в своем имении, недалеко от города Норта. Верхом до этого имения двое суток по дороге ведущей в сторону гор, но я не могу поручиться, что вы его там застанете. Он говорят все время в разъездах… сколачивает оппозицию Юрге. Как добраться до Брошенной Башни я не знаю. Говорят она в Покинутых землях, их еще называют ничейными, но это – так, непроверенные слухи. Я даже не знаю, кто может такой информацией владеть… – он чуть помолчал и неожиданно спросил, – А ты не хочешь сначала помочь Кине…

– Очень хочу, – сразу ответил я, – Но не знаю, как это сделать. Видишь ли, этот советник Юрга забрал при королевском дворе очень большую силу. И мне точно известно, что он меня ни за что не допустит к королеве. Ни меня, ни моих друзей… А для того, чтобы вернуть прежнюю Кину нужна долгая и кропотливая работа, нужно постоянно общаться с королевой и… не допускать ее общения с Юргой и…

– Сортой… – закончил за меня Твист.

– Ну вот, ты и сам все знаешь…

– Но может быть ты хотя бы подскажешь, что за колдовство они применяют?! – в отчаянии воскликнул карлик.

– К сожалению, они не применяют никакого колдовства, иначе не было бы ничего проще, чем рассеять их чары. С этим справилась бы и сама королева. Но главное, можешь мне поверить, ваш советник простой исполнитель. Тот кто придумал и проводит эту… кампанию против Кины, находится далеко от Замка. Вот только я не знаю где…

– Значит Кина обречена… – совсем упал духом Твист.

– Совсем нет, – возразил я, – Но для того чтобы помочь ей, мне надо иметь свободу маневра. Так что в Замке мы не останемся, а поедем искать Шалая. А по пути заскочим к Отшельнику Таму, может быть он подскажет, как отыскать эту самую Брошенную Башню?

– Можешь никуда не заскакивать, – неожиданно произнес Твист своим обычным брюзгливо-назидательным тоном, – Нет больше отшельника!

– А что с ним случилось?! – удивился я.

– Ушел Отшельник. И никто не знает куда ушел.

– И почему он ушел?

– Поругался с Киной. Когда она назначила на место камер-советника с правом решающего голоса Юргу из Сотдана, Отшельник Там явился в Замок и заявил королеве, что она делает самую большую глупость в своей жизни. Представляешь, он сказал, что если она не дура, она выгонит этого Юргу из Замка и прикажет гнать его плетью до самого его Сотдана, а затем еще дальше в ничейные земли, из которых он явился! При этом он так орал, что эти его слова слышали все, кто находился в тот день в Замке. Но надо знать Кину! Она визжала еще громче Отшельника, что никому не позволит ей указывать, как управлять королевством! В общем, поговорили они, а через неделю Отшельник ушел из своей Пустоши и больше его никто не видел.

– Вот это новость!.. – я был удивлен и расстроен, – А почему Отшельник упомянул ничейные земли?..

– Так Сотдан стоит как раз на границе ничейных земель.

– Значит Отшельник считал, что Юрга прибыл совсем и не из этого города, а из ничейных земель… – высказал я вслух пришедшую мне в голову мысль.

– Он-то, может, и считал, только никто его не послушал. А теперь…

Карлик не договорил, но тон его был самым что ни на есть пессимистичным.

Мы помолчали, а затем я задал еще один вопрос:

– А может быть, можно как-то с Изомом связаться? Может он сможет нам помочь?

Карлик покачал головой:

– Изом исчез… Не знаю, что там у него в графстве произошло, слышал, какие-то неприятности с детьми – с ума они там что ли сходить начали, а только граф взял с собой пару десятков человек и куда-то отправился… В общем, совершенно непонятная история – то ли он ловит кого-то, то ли снова пиратом заделался, никто ничего не знает. Так, сплошные слухи…

– А мне сообщили, что он устроил скандал королеве… В ответ на назначение Юрги…

– Брехня! – уверенно ответил карлик, – Когда королева выбрала Юргу, Изом уже исчез… Вполне допускаю, что версию о скандале с королевой распустили как раз для того, чтобы не дать ему вернуться…

– Да… – протянул я задумчиво, – Какая-то в державе датской гниль…

Твист не удивился незнакомым словам, а лишь горестно покачал головой.

– Не горюй! – улыбнулся я ему, – Мы еще повоюем!

Допив вино, я встал из-за стола:

– Ну что ж, спасибо за помощь, и я пошел…

Карлик поднял на меня глаза:

– Какая от меня помощь… Я даже Кине теперь не нужен… Не до шута ей сейчас…

– А что же она второго назначает, – усмехнулся я.

– Какого, второго? – опешил Твист.

Я молча достал свой фирман и, развернув его, сунул под нос карлику:

– Не справляешься, коллега, придется тебе помочь!

– Так Юрга действительно выдал тебе этот указ?! – еще больше изумился Твист.

– Ну, не совсем выдал – я его сам забрал, но надеюсь использовать эту бумаженцию с большой пользой. Так что прощай, шут, и не волнуйся, конкурентом я тебе не буду, поскольку в Замке задерживаться не собираюсь!

– Прощай,.. шут!.. – ощерился в ответ Твист, – А конкурентом ты мне и так не будешь!

Твист лукаво наклонил голову, показал мне язык и добавил:

– Я, ведь, шут придворный, а ты – личный шут королевы Кины. Не будет королевы, не будет и твоей должности… Так что имей это ввиду…

Я задумчиво почесал затылок. А ведь карлик был абсолютно прав.

– Может тебя проводить? – поинтересовался Твист, в свою очередь вставая из-за стола.

– Нет, не стоит… – сразу ответил я, – И вообще не надо, чтобы нас видели вместе, пусть думают, что мы конкурируем…

– Тогда возьми вот это, – и он протянул мне увесистый кошелек, – Пригодится в дороге. Я молча взял деньги, как взял бы их у любого из моих друзей.

– А как ты думаешь выйти из Замка? – в его вопросе не было особой озабоченности.

– А кто меня посмеет задержать? – ответил я вопросом на вопрос и потряс своим «документом».

Твист молча ухмыльнулся.

Я повернулся и вышел из его апартаментов, унося в памяти его ухмылку.

По коридору я шагал хоть и тихо, но совершенно не скрываясь. Выйдя на площадку я остановился возле дремавшего на посту гвардейца и ткнул его пальцем в живот, как раз под металлический нагрудник.

Он открыл покрасневшие от сна глаза и очумело уставился на меня. Я ухмыльнулся и брякнул:

– Нельзя спать на посту… Бронежилет свиснут, как перед сержантом отчитываться будешь?

– Ты кто? – тупо прохрипел тот в ответ.

– Ай-яй-яй, – пропел я, – Начальство надо знать в лицо, а то недолго и в острог загреметь… – И видя, что воин все еще не может прийти в себя, неожиданно гаркнул: – Смирно!

Воин инстинктивно вытянулся передо мной, а я начальственно пророкотал:

– Личному шуту королевы Кины надлежит отдавать честь трижды и в дневное время трижды кричать «ура»!

Бедняга тут же вскинул руку в приветствии, да так и замер, что-то там соображая, а потом опустил руку и спросил:

– Чего кричать?..

Я махнул рукой и направился вниз по лестнице, проворчав напоследок:

– Спи дальше, деревня…

Гвардеец, стоявший на часах у главного входа, в отличие от своего соратника на лестнице, не спал. Как только я появился из дверей, он тут же довольно громко вякнул:

– Кто идет?!

– Саратов!.. – коротко бросил я и тут же потребовал, – Отзыв!

– Куда? – вытаращился на меня часовой.

– Ты что, не знаешь отзыв на сегодня? – вкрадчиво поинтересовался я.

– Нет… – помотал головой гвардеец.

– И кто такой Саратов, ты тоже не знаешь? – еще вкрадчивее спросил я.

– Не знаю… – подтвердил гвардеец.

– Ну и подраспустили вас тут! – неожиданно гаркнул я, – Шалая на вас нет, он бы вам мозги вправил!

Гвардеец вытянулся и «ел» неизвестное начальство глазами. Его служебное рвение мне понравилось, поэтому я немного сбавил тон :

– Значит так: На твой вопрос «Кто идет?» должен последовать ответ «Саратов», на что ты должен сказать «Таганрог, проходи». Понял?

– Понял, – кивнул головой гвардеец, – А кто такой Саратов?

– Не твоего ума дела, еще вопросы будешь задавать…

– А если он не скажет «Саратов», мне все равно говорить «Таганрог проходи»?

– А если он… или она… не скажут «Саратов», значит он… или она… не знают пароля, и значит он… или она – лазутчик вражеский! А что надо делать с вражеским лазутчиком?

Гвардеец еще более подтянулся напрягая «морщины лба» потом неожиданно расслабился и спросил:

– А что делать?..

– Да-а-а-а, – протянул я, – И в вашем полку все такие сообразительные?

– А нам соображать не надо, – совершенно спокойно сообщил мне гвардеец, – Сообразительные – в барсах или беркутах служат, а мы, койоты, отличаемся… стремительностью нападения…

– А если защищаться придется? – с усмешкой спросил я.

– Ну и стремительностью защиты мы тоже отличаемся, – невозмутимо ответил «койот».

– А в карауле у конюшни тоже из твоего полка орел… то есть, койот, стоит?

– Конечно. Как барсов сменили так и стоим в Замке.

– А как к конюшням пройти?

– Так в проулок между дворцом и новым арсеналом, а там второй проход направо, как раз в конюшни и упрешься.

– Ясно. Ну стой на стреме дальше, – я помахал ему ладошкой, – Если что, поднимай шухер…

Когда я сворачивал в проулок между дворцом и новым арсеналом, гвардеец топтался возле парадных дверей под фонарем и что-то внимательно искал на мостовой, видимо, тот самый шухер, который надо было поднять, если что!

Королевские конюшни я отыскал быстро. У ворот под горевшим фонарем действительно красовался еще один гвардеец. И стоило мне показаться в поле его зрения, как он тут же гаркнул: – Кто идет? – на что я машинально брякнул: – Саратов…

– Таганрог, проходи… – немедленно ответил он. Я от неожиданности замер на месте, но достаточно быстро сориентировался и похвалил часового:

– Молодец, знаешь службу!

Гвардеец встал по стойке смирно, но на его физиономии было явно написано довольство собой.

– А теперь быстро вызови мне дежурного конюха…

Гвардеец как-то странно напрягся, но не тронулся с места. Я подождал с полминуты и ласково поинтересовался:

– Ну и что, дорогой мой, ты так и не соберешься выполнять мое распоряжение?

Он из своей стойки смирно скосил на меня глаза и сообщил:

– Так уже все…

– Что – все? – теряя терпение, спросил я.

– Так вызвал уже, сейчас он штаны натянет и выйдет…

– И каким же образом ты это устроил, – искренне заинтересовался я.

– Так, вся дежурная служба на постоянной связи… – немного растерянно пояснил часовой.

«Так вот почему он знал пароль и отзыв, только что назначенные мной самим!..» – сообразил я.

В этот момент открылась прорезанная в воротине конюшен дверца, и на улицу выскочил наспех одетый человечек с удивительно кривыми ногами.

– Ну, – сразу заорал он на гвардейца, – Кто тут меня спрашивает, кому по ночам не спиться?

Гвардеец молча разевал рот и дергал головой в мою сторону. Зато я молчать не стал:

– Ты что это, милейший, разоряешься? – шагнул я в сторону конюха, – Ты дежурный, так почему дежуришь без штанов и в постели? А если у королевы возникнет срочная необходимость отъехать по делу, ты ей в подштанниках лошадей выводить будешь! Это кто в конюшне такие порядки установил?! А?! Я тебя, рыло, спрашиваю! Давно вас не секли, так вы и распустились!!

К концу своего великолепного монолога я орал так, что в соседнем двухэтажном здании, по всей видимости, гвардейской сторожевой казарме, зажглись несколько окон.

Конюх уже давно скис и потерял весь свой спросонный апломб. Сейчас он стоял передо мной, нервно приглаживая свою пегую, клочковатую прическу и бегая по сторонам глазами. Когда я замолчал, задохнувшись в праведном гневе, он дернул головой и попытался оправдаться:

– Так… это… королева никогда… что б того… ночью из дворца… это… никого не выпускают…

– Что?!! – заорал я, так что у конюха ножки в коленках подогнулись, – Ты хочешь сказать, что Кина Золотая не вольна покинуть свой Замок в любое время, какое ей заблагорассудиться?!! И кто это ей может запретить?!! Уж не ты ли, морда лошадиная?!!

Я надвинулся на дежурного конюха, что при моих метр девяносто было несложно. Теперь тот просто начал блеять:

– Так… распоряжение советника Юрги… нельзя никому… после заката солнца…

– Молчать, конский катыш! – гаркнул я.

Конский катыш не только замолчал, он вообще уже еле держался на ногах.

– Молчать, – повторил я немного спокойнее, – И слушать меня! Тебе дается пятнадцать минут, чтобы исправить положение и обелить себя в глазах… в прекрасных глазах королевы! Но если через пятнадцать минут ты заседлаешь и не выведешь сюда четырех лучших коней, тебя будут пороть до тех пор, пока ты не забудешь своего имени!..

Конюх закатил глаза, но я почему-то не слишком поверил в его обморок.

– Время пошло… – тихо произнес я самым свои страшным голосом.

Гвардеец, продолжавший держать стойку «смирно» явственно содрогнулся, а конюх исчез.

Все было сделано гораздо быстрее установленного мной срока. Я не успел отсчитать и десяти минут, как ворота распахнулись и двое конюхов вывели заказанных мной лошадей. В следующее мгновение я оказался в седле и сразу почувствовал себя на своем месте. Подхватив узду одной из лошадей, я повернулся к конюхам и бросил свысока: – Ну, вот видите, умеете, если захотите… – и тронулся шагом в направлении главных ворот Замка. Еще две оседланные лошади пошли за мной.

У ворот горели два фонаря и под каждым маячила фигура гвардейца. Я подъехал и, соскочив с лошади громко потребовал начальника караула. Из двери, вмурованной в стену Замка тут же выскочил усатый здоровяк и, подойдя быстрым шагом, уставился на мою физиономию. Потом перевел взгляд на следовавших за мной коней и задал неожиданный вопрос:

– И куда это ты собрался?..

Я не стал отвечать на столь бестактные вопросы, а вместо этого задал свой:

– Читать умеешь?..

– Конечно, – гордо ответил усач, – Без этого в сержанты не производят…

Я достал свою ксиву, развернул и сунул яму под нос:

– Тогда читай,.. сержант!

Он долго водил глазами по строчкам, постепенно вытягиваясь в соответствующую бумаге струнку. Когда он поднял на меня ставший почтительным взгляд, я сказал:

– А теперь открывай ворота,.. сержант!

– Но… распоряжение господина советника… он же запретил…

Тут в его глазах появилось новое выражение. Он вроде бы меня узнал.

– Э-э-э, так ты тот самый парень, которого нам приказали ни в коем случае не пускать в Замок!

– Да? – спросил я без удивления, – А не выпускать меня из Замка вам не приказали?

– Нет, не приказали, – растерянно подтвердил усатый сержант.

– Так в чем же дело? – я начал сердиться.

– А как ты в Замок-то попал? – сержант попался страсть какой любопытный. Но я не захотел объяснять ему подробности своего проникновения в эту неприступную твердыню:

– Меня господин советник провел… – Тут сержант вытаращил на меня глаза, а я продолжил, – Но это высокая политика, так что тебе лучше в нее не соваться. Давай открывай ворота!

– Но как же распоряжение советника?.. – продолжал сомневаться сержант.

– Слушай, друг, тебя что больше пугает советник или гнев королевы Кины?..

Он задумался! И я не смог этого вынести:

– А может быть мне над тобой подшутить?..

Я щелкнул пальцами и, достав из кармашка маленькое зеркальце, протянул его сержанту. Он с любопытством в него заглянул и схватился за свои усы. Его роскошное украшения стало с одной стороны ярко голубым, а с другой темно зеленым.

– Нравиться?.. ласково поинтересовался я, – Так будет с каждым, кто помешает мне веселить мою королеву…

– Но… как же я теперь?.. – чуть не плача промямлил сержант.

– Брить придется! – отрезал я, – Но если ты через секунду не откроешь ворота, я их сам сбрею!..

И я снова поднял пальцы изготовленные для щелчка.

Видимо, сержант уловил в моих словах что-то такое, что его очень напугало. Он развернулся и опрометью бросился к стоявшим на часах гвардейцам, ругаясь на ходу.

Через пару минут копыта лошадей зацокали по опущенному мосту, я покинул гостеприимное жилище моей королевы.

Глава 4

Неподвижность – это смерть. Движение – это жизнь. А любая дорога – это само движение, Хотя она и неподвижна под ногами, копытами, колесами… И за каждым поворотом что-то новое – новые друзья, новые враги, новая… дорога.

Лагерного костра в степи совсем не было видно, но это не помешало мне отыскать своих друзей. Великая эта, все-таки, способность – Истинное Зрение. Интересно было наблюдать за Фродо, как раз заступившем на дежурство. Услышав мягкий стук лошадиных копыт неотвратимо приближавшихся к лагерю, он сначала, чисто интуитивно, попытался скрыться, и это ему практически удалось, несмотря на мое Истинное Зрение. Во всяком случае, на ту размытую тень, в которую он превратился, я не обратил бы никакого внимания, если бы с самого начала не знал, что это хоббит. Однако, уже через секунду Фродо вспомнил, что он поставлен в караул. Он метнулся навстречу лошадиному топоту и притаился за каким-то незначительными кустиком травы, остервенело вцепившись в рукоять кинжала. Признаться, я подивился его выдержке – хоббит не стал будить своих товарищей, а решил разобраться с приближающимися конниками своими силами.

Подъехав ближе, я остановил лошадей и шепотом позвал:

– Эй, Фродо, нечего за кустиком отлеживаться, давай помогай лошадок расседлывать…

Хоббит немного растерянно поднялся и тихонько пропищал:

– Гэндальф, это ты что ли?..

– Я, я! Давай помогай, – повторил я, соскакивая с лошади.

Фродо подошел ближе и взял за повод двоих лошадей, а я повел ближе к едва тлеющему костру оставшихся.

Оказавшись совсем рядом с лагерем, мы расседлали лошадок и, стреножив их, пустили пастись. Фродо попробовал приставать ко мне с расспросами, однако я заявил, что слишком устал, а мне еще дежурить, и завалился спать.

Самое интересное, что несмотря на свои ночные приключения и мучившую меня тревогу за Кину, заснул я мгновенно и проспал до самого утра. Фродо, уразумевший, что мне пришлось попотеть, пока они дрыхли, отдежурил почти две смены и разбудив Эльнорду, объяснил ей, что освобождает меня от вахты. Так что меня подняли от сна только к завтраку.

Ребятам, конечно, очень хотелось поскорей услышать, что творится в замке, как я туда проник и откуда у меня появились лошади, но, как истинные джентльмены и леди, они дали мне спокойно позавтракать, потом свернули лагерь и оседлали лошадей. Только когда мы тронулись в путь, Эльнорда, изящно повернулась в седле и немного раздраженно осведомилась:

– Ну, Серый, ты что, хочешь чтобы мы умерли от любопытства?!

– Ну что ты, – усмехнулся я в ответ, – Вы мне дороги живыми. Что я с вами мертвыми буду делать?

– Тогда давай, немедленно рассказывай, что ты делал в Замке этой ночью! – потребовала эльфийка.

Было совсем еще раннее утро. Солнце только-только высунуло свой краешек над горизонтом. Мы ехали шагом по чуть пылившей дороге в сторону далеких гор, и я начал свой рассказ. В общем-то, это был сухой доклад о проделанной работе, который ребята выслушали, как слушают вводную перед какой-нибудь войсковой операцией. Только однажды я съехал в художественное повествование, когда рассказывал о состоянии, в котором нашел Кину и о том с помощью каких методов ее в этом состоянии удерживают.

Когда я закончил и предложил задавать вопросы, Эльнорда в весьма резкой форме обратилась ко всей компании:

– А вам, представители сильного пола, не кажется, что необходимо срочно вернуться в Замок и разобраться с этим камер-советником – отобрать у него право решающего голоса?

– Я согласен!.. – тут же буркнул малоразговорчивый тролль.

– Мне тоже не нравится, что мы оставляем Кину без помощи, – чуть подумав, высказался Фродо.

И все трое уставились на меня.

– Значит я один – бессердечный мерзавец, не желающий помочь попавшей в беду девушке? – усмехнулся я.

Мои друзья молчали, но их лица выражали явное непонимание моей позиции.

– Хорошо, – продолжил я, – Мы возвращаемся в Замок. Я даже больше скажу – сегодня нас туда пустят. А что дальше?..

– Юргу – герданом по башке, эту его чтицу – пинком за ворота, и все дела! – громыхнул не раздумывая тролль.

– А ты уверен, что встретишься в Замке с Юргой и Сортой? Они ведь весьма высокопоставленный люди, а мы в глазах всех просто самозванцы. Или, ты думаешь нас так просто допустят к королеве? Но даже если твой план можно будет осуществить, хотя я не представляю такой возможности, как ты собираешься снять гипнотическое внушение, в котором находится Кина? Ты что – специалист по гипнозу?

– А что предлагаешь ты?! – сверкающие глаза Эльнорды, готовы были прожечь меня насквозь.

– Первое, – спокойно встретил я ее возмущенный взгляд, – Мы должны найти Шалая и уговорить его отправиться к кочевникам. Только он сможет убедить их императора в том, что Кина не виновата в тех оскорблениях, которые раздаются в адрес степной империи. Что ее лишили воли, что ею манипулируют. Таким образом нам удастся избежать войны, назревающей между королевством и империей. А кому-то эта война нужна позарез!

– Кому? – влез в мой монолог Фродо.

Я пожал плечами:

– Пока что неизвестно. Но сорвав этот план мы, возможно, заставим главного манипулятора раскрыться.

– А что второе? – поторопила меня Эльнорда, стрельнув глазом в сторону хоббита, чтобы тот больше меня не перебивал.

– Второе – нам необходимо решить задачу, из-за которой мы, собственно говоря, и явились в этот мир. А это значит, что наш путь лежит к Брошенной Башне. Я по-прежнему уверен, что Седой Варвар был выброшен Киной в Башню и что именно там его следует искать.

– А дальше? – музыкальный голосок Эльнорды начал раздражать меня своей требовательностью.

– А дальше мы вернемся в Замок и будем думать, что делать дальше!

– Гэндальф прав! – неожиданно подал голос Душегуб, – Надо сначала решить вопрос с этим Варваром. Если мы увязнем в местных проблемах, неизвестно еще сколько мальчишек на Земле станут уродами, опасными для окружающих.

Я порадовался, что тролль еще помнит зачем мы здесь оказались. Однако, Эльнорда была с нами не согласна. Она резко развернулась в седле и выстрелила своими глазищами в разговорившегося Душегуба:

– Увязнем в местных проблемах!! Вы, значит, не от мира сего, вам, значит, на местные проблемы плевать!! А мне Кина – подруга! Мне ее проблемы не менее важны, чем вам – ваши!

– Эй, девочка, не надо заводиться… – раздался писклявый голосок Фродо.

– Что?! – эльфийка тут же вертанулась в седле в сторону хоббита, – Ты-то что там пищишь, шпенек укороченный?!

– А за шпенька в глаз можно схлопотать, – мгновенно окрысился хоббит, – Всякие нервные девицы еще обзываться будут!

– Хорошо, – оборвал я начавшуюся перепалку и сам удивился, насколько холодно прозвучал мой голос, – Что ты предлагаешь? Вернуться в Замок и сидеть там, ожидая счастливого случая? И при этом, бросить наших мальчишек на произвол судьбы и позволить Варвару продолжать собирать их души для своих производственных нужд?!

Эльнорда явно растерялась, ее воинственный дух заметался в поисках достойного ответа. Я немедленно воспользовался ее замешательством и, остановив лошадь, потребовал:

– Решай немедленно, и прекратим эти споры и взаимные обвинения! Не хватает еще нам самим передраться – мало у нас проблем!

Следом за мной остановился весь наш отряд, и мы с каменными рожами уставились на девчонку. Она молчала минут пять, а затем выдавила с раскаянием в голосе:

– Ладно, я была не права… Мне очень жаль Кину, и я хотела…

– Эх, дорогая моя, – неожиданно охрипшим голосом перебил я ее, – Знала бы ты, как я хотел…

Я не договорил, но Эльнорда взглянула на меня, и в ее глазах зажглось понимание.

– Все нормально будет, ребята… – прогудел Душегуб и тронул свою лошадь.

Хоббит двинулся следом за Душегубом и неожиданно проворчал:

– Слушай, Серый, неужели нельзя было подобрать для меня лошадку пониже. Я все время боюсь свалиться с этого зверя!

Мы заулыбались, и Эльнорда выдохнула с видимым облегчением:

– Тогда чего же мы тащимся шагом, давайте поспешать!

Ее лошадь перешла на рысь, и наши последовали поданному примеру. Даже Фродо, упершись ногами в укороченные стремена, не стал ворчать на усложнение движения.

До полудня мы двигались без всяких приключений. Дорога вела нас в предгорья мимо полей и лугов, но встречавшиеся деревеньки и даже довольно крупные поселки были, как ни странно, расположены от нее в стороне, так что никаких попутчиков у нас не было. Правда по предложению все той же Эльнорды мы свернули в одну из деревень, чтобы запастись свежей водой и прикупить провизии. Пришлось достать одну монетку из кошелька Твиста. За эту монету нам наполнили провизией все наши мешки, да еще кланялись вслед, пока мы не скрылись из виду облагодетельствованных нами селян.

После полудня, дорога встретилась с неширокой речкой, струящейся в промытой ей самой ложбинке, и впервые за все время нашего пути чуть вильнула в сторону и пошла дальше берегом. Мы тут же остановились на привал и даже искупались перед обедом, смыв с себя пыль и пот, накопившиеся за время наших двухдневных скитаний.

Помня о своей вчерашней ошибке, я постоянно прощупывал магический фон окрестностей, но никакой особенной активности не замечал. Мы пообедали и немного отдохнули, а затем снова двинулись в путь.

Через полчаса такого спокойного путешествия Душегуб неожиданно придвинулся ко мне поближе и негромко заворчал:

– Что-то мне не нравится…

– Что тебе не нравится? – переспросил я.

– Да вот то, как мы путешествуем… Ну что это такое – никуда не торопимся, за нами никто не гонится, впереди никто не поджидает, даже на дороге ни одного встречного-поперечного… Скука…

– Ты, Душегубушка, я смотрю, соскучился по драке? – ласково поинтересовалась Эльнорда, скакавшая по другую сторону от меня.

– Ну, не то чтобы соскучился… – засмущался тролль, – Но согласись, как-то необычно… В конце концов, Гэндальф вчера здорово набедокурил в Замке: стащил королевский указ, увел четырех лошадей, насочинял паролей, не явился на утреннюю встречу с самим камер-советником, удрал, можно сказать, в неизвестном направлении, и никакой реакции!.. Ненормально это!..

– За нами кто-то едет, – сообщил внезапно Фродо, скакавший впереди, – И едет очень быстро… торопится…

– Накаркал!.. – сердито бросила Эльнорда в сторону тролля, а я по возможности спокойно спросил у хоббита:

– И много их, торопящихся?..

Хоббит немного помолчал, прислушиваясь и уточнил:

– Похоже двое… и повозка.

– Так может быть один верхом и один в повозке? – переспросила эльфийка.

– Может быть… – согласился хоббит, – А может быть и неизвестно сколько, и все в повозке, запряженной парой… Только топот какой-то странный…

– Ну что, прибавим ходу? – спросила эльфийка, ни к кому конкретно не обращаясь.

– У меня и так вся задница отбита, – сразу же начал стенать Фродо, – Куда ж еще быстрее…

– А чего торопиться, – встал на его сторону Душегуб, – Что мы с одной повозкой не справимся что ли?..

– С повозкой-то ты точно справишься, – усмехнулась Эльнорда, – Но тот, кто эту погоню послал, наверняка узнает в какую сторону мы направляемся. А нам это нужно?

Далеко впереди и как всегда несколько в стороне замаячили крыши очередного села, и тут мне в голову пришла здравая мысль:

– Давайте-ка мы свернем в вон тот поселок, судя по количеству крыш, там должна быть какая-нибудь точка общественного питания. А Фродо останется здесь – ему же не привыкать теряться на открытой местности. Он дождется наших неизвестных преследователей, пропустит их, притопает в село и все нам расскажет.

– Вот так всегда! – сразу заверещал хоббит, – Как только что-нибудь до жути опасное, так сразу Фродо. Пусть вон Душегуб прячется на местности и разносит эту повозку в щепки. Гляньте, ему ж не терпится что-нибудь в щепки разнести. Что вы опять самого маленького и беззащитного на амбразуру бросаете?! Мало вам, что я вас предупредил о догоняльщиках, вы еще хотите чтобы я узнал кто они такие, сколько их, чего от нас хотят и сколько у каждого зубов во рту! Ну ва-а-а-ще!!!

Нести околесицу таким образом наш малыш мог безостановочно несколько часов, потому я взял на себя смелость перебить его:

– Что-то я не понял, куда делась хваленая хоббитская сноровка и отвага?.. А может нам просто такой хоббит попался… недоделанный?

– Это ты маг недоделанный! – сразу окрысился Фродо, – Посмотри на себя, в тебе от мага одно только славное имя, да и то с припиской подозрительной!

– Ты, Серый, лучше Фродо не трожь, – поддержала малыша Эльнорда, на самом деле подыгрывая мне, – А то он останется да и искромсает всех кто нас догоняет своим кинжалом!

– Кого мы тогда допрашивать будем? – прогудел осуждающе тролль.

– Да чего вы опасаетесь? – возразил я, – Он же отказывается идти в разведку, значит никаких жертв среди местного населения и не будет!

– Кто отказывается идти в разведку?! – заверещал хоббит, – Я отказываюсь идти в разведку?! Да кого из вас можно в разведку послать, если я не пойду? Кого? Этого дылду что ли? – он яростно кивнул в сторону тролля, – Да его и спрятать-то можно только на металлургическом комбинате, да и то с трудом. Или девчонку в разведку послать, чтобы потом мучиться от мыслей, что могут с ней сделать, если поймают? Мало вам Зои Космодемьянской, вы еще хотите Эльнорду Сумеречную под расстрел подвести?! Или этого… полумага оставить за неприятелем наблюдать? Ха-ха! Он вам нанаблюдает!!

– Да-а-а, – протянул тролль, – Действительно, народу много, а в разведку послать некого…

– То-то же, – назидательно подвел итог прениям Фродо.

– Значит мы ждем тебя в селе, – уточнил я диспозицию.

Фродо раскрыл рот, потом закрыл его, поскреб свою шерстяную башку и наконец кивнул:

– Значит вы ждете меня в корчме, а я прячусь в травке… Хорошо распределили роли…

– Ну ты же сам сказал, что кроме тебя, некому!.. – возмутилась Эльнорда.

– В том-то и дело, что сам!.. – хоббит снова поскреб затылок, – Ну тогда давайте быстренько сматывайтесь, а то вас могут увидеть эти… те, которые догоняют.

Хоббит быстро соскользнул с лошади и мгновенно исчез в траве. Мы развернули своих лошадей и галопом рванули в сторону видневшейся деревни, уводя с собой и лошадь Фродо.

Минут через пятнадцать мы были в селе. Оно оказалось очень большим, и действительно на его центральной площади располагался большой постоялый двор с комнатами для проезжающих и обширной ресторацией. Вот только я никак не мог понять, какие проезжающие могут быть в этом селе, если расположено она так далеко от проезжего тракта?

Мы передали своих лошадей расторопному служке, который свистомвызвал себе помощь и принялся вываживать долго скакавших животных, а сами направились в столовый зал.

Зал поражал воображение тем, что был почти точной копией зала ресторанов, построенных под Москвой в конце восьмидесятых силами потребкооперации и названных «Сказкой». Такие же, обшитые обожженной доской стены в два света, такие же огромные окна, такая же тяжелая деревянная мебель, стилизованная под кондовую рубленную.

Мы заняли столик в самом углу зала, рядом с окном, выходящим на площадь, и возле нас тут же материализовался разбитной паренек в коротких меховых штанах мехом наружу, такой же безрукавке и плетеных из веревки тапках. Включив обаятельную улыбку он поинтересовался:

– Что будем кушать?..

Мы переглянулись, наш обед закончился совсем недавно, и есть нам совсем не хотелось. Тем не менее Душегуб повернулся к меховому официанту и прогудел:

– Это мы хотели бы узнать у тебя, дорогуша…

И улыбнулся.

Я хорошо знал улыбку нашего тролля, и потому меня совершенно не удивился, когда увидел, как молодец отшатнулся и побледнел.

– Что в вашей ресторации сегодня подают, – постаралась поддержать беднягу Эльнорда и в свою очередь улыбнулась. Конечно же, эффект был совершенно другим. Возле нашего стола мелькнули ошметки меха, и в следующее мгновение меховая одежка и веревочные лапти материализовались в непосредственной близости от эльфийки. Официант подобострастно-интимно склонился чуть ли не к самому эльфийскому ушку и буквально запел:

– На закуску могу предложить черепаховые лапки в кислом молоке, гребешки болотной выхухоли в соусе арканзоль или летающие грибы запеченные между когтей крага. Из первых блюд рекомендую госпоже попробовать лапшу по-швырянски с тертым луком ра и хлебцами из садовой крапивы. Жаркое сегодня жестковато – оленина сейчас еще не нагулена, так что лучше вам взять карпа, уснувшего под пять молитв и сваренного в пиве «Гольстед» без костей…

Душегуб больше не мог выносить этот интимный с придыханием речитатив, а потому гаркнул на весь зал:

– Это как это, пиво «Гольстед» без костей?! Это что еще за новости?! А что я по-твоему должен обгладывать, вилки, ложки, кружки?! Ну-ка шеф-повара сюда и хозяина!

Официант оторвался от обворожительного ушка, поскольку коленки у него подогнулись. Стук вилок и звон бокалов в зале мгновенно замер, все обедающие повернулись в сторону нашего стола, а тролль и не думал успокаиваться:

– Ишь, подавальщики моду взяли – из пива кости таскать! Скоро вообще в ресторане ничем вкусненьким не полакомишься! – тут он привстал, грозно глянул на сомлевшего официанта и буквально рыкнул, – Мне что, твои мослы обгладывать?!

– Душегубушка, успокойся, – раздался нежнейший голосок Эльнорды, – Мальчик не хотел тебя разочаровать. Будут тебе кости в пиве, будут, не сомневайся. И свою баранью лопатку в живой бычьей крови ты тоже получишь!

– Получишь здесь, киселя в битой посуде… – проворчал тролль, несколько успокаиваясь, а Эльнорда снова повернулась к официанту:

– Так что ты там советовал, продолжай, мой хороший…

Но, как выяснилось, продолжить парень никак не мог. Нет, он честно попытался что-то сказать и даже пару раз открывал рот. Но во-первых, он никак не мог отвести взгляда от огромной меховой фигуры Душегуба, словно кролик завороженный удавом, а во-вторых, после безобразной выходки тролля он был способен произнести только «кисель… без костей…».

Через секунду на выручку молодому официанту явился мужчина среднего возраста, одетый в такую же, как у официанта меховую безрукавку и такие же плетеные лапти, а вот штаны у него были уже длинные, до середины икры. Правда, тоже меховые. В разрезе безрукавки у него посверкивал большой золотой медальон на цепочке. Он сурово посмотрел на паренька и коротко распорядился:

– Иди в дежурку и умойся!..

Потом он повернулся к Душегубу, явно считая его главным в нашей компании, и, представившись: – Я – метромдомен, – спросил, – Чего будет угодно уважаемым гостям?

– Нам бы чего-нибудь сладкого, – проворковала Эльнорда, и уходящий меховой молодец, обернувшись на этот неземной голосок, едва не опрокинул соседний стол.

– Из дежурных блюд мы можем вам предложить пироги с лесной ягодой, засахаренные фрукты из Ходжера, коврижки пропаренные на меду, пирожные наверченные, пирожные крученые, пирожные навязные, пирожные битые с маком, пирожные…

– А питье? – перебил его грубый тролль.

– Квасы шести сортов и особого взвара с имбирем, – тут же переключился метромдомен, – четыре сорта киселей жидких, шесть сортов киселей густых и два сорта киселей нарезных, кроме того сегодня имеется кирюха вязкая – очень большая редкость, рекомендую…

– Кирюха – это кто? – внес я свою лепту в разговор, но ответ на мой вопрос снова достался Душегубу.

– Кирюха вязкая – это сладкое пиво…

От такого словосочетания мы на секунду онемели, а мужик в штанах с воодушевлением продолжал:

– Под заказ мы можем приготовить торт медовый, либо торт орехово-зефирный, либо торт с крутым вареньем трех сортов, но эти блюда придется подождать…

– Долго? – спросила Эльнорда.

– Год… – буркнул в ответ тролль.

Меховые штаны обиделись:

– Как можно, господин?! Срок выполнение любого, даже самого сложного заказного блюда, не превышает у нас более трех звонов…

– А кто звонит? – тут же поинтересовался Душегуб.

Метромдомен развернулся и торжественно указал на противоположную стену. Там располагались настенные часы совершенно гигантских размеров.

– Эти часы создал уникальный мастер специально для нашей ресторации, – пояснил мужик. Потом он снова повернулся к Душегубу и с гордостью добавил:

– И вообще, мы стараемся на отставать от самых передовых веяний в деле общественного питания! Например, униформу для наших работников создал один из лучших столичных портных!

И он с гордостью повел плечами.

– А шеф-повар у вас тоже в мехах по кухне бегает? – угрюмо поинтересовался Душегуб, чем привел метромдомена в полную растерянность.

В этот момент инициативу в разговоре перехватила Эльнорда:

– Вот что, дорогой, – пропела она, – Мы и так отнимаем у тебя слишком много времени. Прикажи подать нам десяток пирожков, разных…

– Два десятка… – угрюмо поправил ее тролль.

– … Две тарелки нарезного киселя, – продолжила Эльнорда, – Три кувшина этой вашей… кирюхи…

– Два кирюхи и один жидкого киселя… – вмешался в заказ я.

Эльноорда бросила на меня презрительный взгляд и продолжила:

– И кроме того, торт, тот, который с вареньем…

– Два торта с вареньем… – опять поправил тролль.

Эльнорда с сомнением посмотрела на Душегуба и со вздохом повторила:

– Два торта…

– Это все?.. – с некоторым удивлением спросил метромдомен.

– Да, – коротко ответила Эльнорда.

– А что кушать будете? – неожиданно поинтересовался мужик в мехах.

– Вот это и будем, – с некоторым раздражением ответила Эльнорда.

Несколько мгновений обслуживающий персонал молчал, но спросить еще что-то, видимо, постеснялся, а потому пожал плечами и отошел от нашего стола бодрым шагом.

Заказ был на нашем столе уже через несколько секунд. Было такое впечатление, что на кухне знали его содержание еще до того, как метромдомен покинул нашу компанию. Три молодца, одетых в меха от столичного кутюрье, кося на нас выпученными от испуга глазами, в момент вывалили перед нами посуду, столовые приборы и расставили заказанные кушанья и напитки.

Эльнорда и Душегуб быстренько разлили один кувшинчик знаменитой кирюхи по поданным им здоровенным кружкам и принялись за пироги. Я налил в свою круженцию заказанного киселя и тоже взял пирог.

Пирожок был размером с ладошку нашего тролля, а толщиной с хорошо выпеченный московский батон. Я с сомнением оглядел его – одолею ли, и вонзил в него зубы.

Вы знаете, пирог закончился неожиданно быстро, так что я даже не заметил, как в моей руке оказался второй. Кисель тоже был хорош – в меру сладок, в меру кисел. Короче, за нашим столом наступило веселье. А когда оно было в самом разгаре, рядом раздался возмущенный голосок:

– Вот так! Меня бросают, можно сказать, в глотку беспощадного врага, а сами обжираются пирогами с пивом!

Отвлекшись от пирогов с пивом, мы с изумлением увидели рядом с нашим столом разгневанного Фродо и… улыбающегося Твиста.

Первым пришел в себя Душегуб. Он выплюнул на тарелку кусок пирога и радостно прохрипел:

– Твистюга, а ты-то откуда взялся?!

Улыбка карлика завяла и он недовольно буркнул:

– Что за клички? Если я тебя начну называть Душегубина, тебе понравится?..

– Да называй, – великодушно разрешил тролль, и тут же заревел на весь зал, – Эй, метромондон, давай к нашему столу еще два стула и повтори весь заказ, у нас компания выросла!

Мужик в меховых штанах и с медальоном на груди мгновенно вырос рядом с нашим столом и с мягкой улыбкой поправил тролля:

– Моя должность называется метромдомен.

Затем повернулся в сторону вновь прибывших и с легким поклоном спросил:

– Может быть господа желают чего-нибудь посущественнее?..

– Ну что может быть существеннее хорошего пирога? – тут же возразил Фродо, дотягиваясь до блюда с пирогами, – Разве только большая кулебяка с мясом! У вас выпекают большие кулебяки с мясом?

Метромдомен чуть растерялся и запнувшись ответил:

– Боюсь, я не знаю что такое куля… куле…

– Плохо! – перебил его Фродо. Оглянувшись, он убедился, что Твист, махнувший рукой на тролля с его грубым зыком, подтаскивал два стула от соседнего пустующего стола, и продолжил:

– Значит все, что заказывал вот этот переросток повторить еще раз и прибавить пару порций чего-нибудь мясного!

Старший обслуживающий персонал с непонятным названием убрался выполнять заказ, а Эльнорда покачала головой:

– Фродик, ты же только недавно обедал, неужели ты способен снова жевать мясо?

– Недавно обедал!.. – хоббит обвел компанию горьким взглядом, – А нервная перегрузка, испытанная мною в разведке, разве не требует дополнительных калорийных компенсаций? А стресс, испытанный мной, когда я увидел несущихся во весь опор козлов, и грохочущий вслед за ними пожарный шарабан нашего хорошего знакомого! Да мне вообще тройной паек положен и отгул за переработку!

В этот момент на столе как раз появился тройной паек Фродо в виде трех курочек, тушеных в каком-то, судя по запаху, экзотическом соусе.

– Во! – обрадовался хоббит, – То, что надо, чтобы поддержать мои гаснущие силы!

Он впился зубами в куриное мясо и, наконец, замолчал.

Твист тоже положил на свою тарелку кусок курицы, налил в кружку прославленной кирюхи и, прихватив с блюда пирог, принялся утолять голод. А голодным, судя по всему, он был очень.

На некоторое время разговор за столом свелся к тому, что Душегуб подробно и ласково объяснял Эльнорде, почему его гердан в местных условиях гораздо эффективнее ее шпаги. Скоро я увидел, как Твист начал прислушиваться к этим громогласным объяснениям, и понял, что могу задать назревший вопрос:

– Твист, каким образом ты вообще оказался в этой таверне? Зачем ты несся, по словам Фродо, сломя голову вслед за нами?

Твист проглотил кусок, посмотрел на меня долгим, каким-то изучающим взглядом и коротко пояснил:

– А я решил присоединиться к вашей компании…

Тут замолчал даже Душегуб. Мы все четверо уставились на нашего цветного карлика.

– Зачем? – поинтересовалась, наконец, Эльнорда.

Ответ был пространным и совершенно неожиданным:

– А что мне делать в этом мертвом Замке? Королева меня не приглашала уже больше месяца, мне кажется я вообще больше ей не нужен. Камер-советник Юрга относился ко мне только как к объекту насмешек, а насмешки слишком тяжелый груз, чтобы их копить. Я так обрадовался, когда понял, что вы действительно вернулись в наш мир, – он посмотрел на меня, – И совсем не потому, что ты обещал найти моих родителей.

Твист помолчал и добавил:

– Наверное, я просто хочу жить…

– Ты лучше расскажи им, что сегодня в Замке было… – пробормотал Фродо с набитым ртом.

Твист усмехнулся:

– Да, Гэндальф швырнул в это болото порядочный булыжник!.. – он помолчал, хитро поглядел на меня и продолжил: – Началось с того, что сегодня с утра гвардейцы, стоявшие на часах начали всех входящих и выходящих из замковых зданий колотить по головам и отправлять в подвал. Благо я сам утром наблюдал из окна такую сцену, а то меня тоже туда отправили бы. Представляете, из дворца выходит второй помощник церемониймейстера, а часовой спрашивает: – Кто идет? – Второй помощник церемониймейстера натурально отвечает: – Второй помощник церемониймейстера… – тут же получает по башке, и неизвестно откуда взявшиеся гвардейцы тащат его в подвал! А один из этих переносчиков спрашивает часового: – Что, так никто и не ответил – Саратов?.. – Нет, – отвечает часовой, – Одни шпионы в Замке!

Фродо расхохотался и чуть было не подавился очередным куском пирога. А Твист продолжал:

– Я одеваюсь, спускаюсь к выходу и тот же часовой спрашивает: – Кто идет? – Я, конечно, как научили, отвечаю: – Саратов, – и очень хочу, чтобы хоть кто-то объяснил мне, что это такое. А этот верзила неожиданно рапортует: – Таганрог, проходи!

Я, естественно, прошел, встал во дворе и принялся наблюдать, как военные ребята грузят штатских в подвал. Это продолжалось еще довольно долго, до тех пор, пока из дворца не появился камер-советник. Надо сказать, что Юрга никогда и нигде не появляется один, впереди него всегда идет его… не знаю даже как назвать… пусть будет, слуга, хотя отношения у них довольно своеобразные. Так вот, первым в дверях дворца появился этот самый слуга и тут же получил вопрос «Кто идет». Он как обычно буркнул что-то в ответ и тут же получил по башке здоровенным кулаком. Двое помощников часового уже подхватили очередного пострадавшего подмышки, но в этот момент появился камер-советник. К сожалению часовой не успел задать свой вопрос, Юрга начал орать раньше. Ну а раз вопрос про Саратов отпал, советник начал расследование действий гвардейцев.

Узнать он конечно ничего не узнал, но подвал от народа освободил, от всех сорока семи человек.

Потом камер-советник обнаружил пропажу какого-то документа. Причем он вопил на весь Замок, что негодяи проникли в святая святых… в его личный кабинет! Потом последовала очень смешная сцена, когда камер-советник ожидал вашего прибытия под стены Замка. Когда он понял, что вы не придете, я думал, он с ума сойдет!.. Мне кажется, он очень сильно испугался. Во всяком случае Юрга заперся в своих покоях и даже не пошел на утренний королевский прием.

В общем, посмотрел я на все это, плюнул и уехал…

Твист замолчал и занялся очередным пирогом.

Мы тоже молчали довольно долго, а потом я встал из-за стола и, обращаясь к карлику проговорил:

– Ну что ж, я не против твоего общества. Ты знаешь, куда мы держим путь, так что наверняка подумал, прежде чем пускаться по нашему следу.

– Подумал, – кивнул Твист не поднимая головы.

Я оставил ребят доедать незапланированный обед, а сам направился к маячившему в районе кухни метромдомену.

При моем приближении сей почтенный руководитель обслуживающего персонала подтянулся в ожидании продолжения развернувшегося банкета, но у меня к нему был совершенно иной вопрос. С несколько рассеянным видом я спросил:

– Послушай, начальник, а почему ваша, столь хорошо организованная точка общепита стоит так далеко от проезжего тракта?

– Как это – далеко? – неожиданно удивился метромдомен, – Наша ресторация располагается как раз на самом что ни на есть оживленном тракте…

– Вот как? А почему же мы полдня ехали по этому оживленному тракту и не встретили ни одного путника? А почему от дороги до этого городка и до вашей ресторации мы добирались минут двадцать голой степью?

– А! – воскликнул сей почтенный служитель желудка, – Вы, наверное. Ехали по королевскому прогонному тракту! Из Замка в предгорья!

– Совершенно верно, – подтвердило я его догадку.

– Так по нему никто не ездит, кроме королевских гонцов, и гвардейцев, сменяющих замковый гарнизон. Этот тракт никуда не ведет.

– То есть, как никуда не ведет? – удивился я в свою очередь.

– Ну, конечно, он ведет в Замок, – поправился мой осведомленный собеседник, – Только туда ж никто не ездит. А вот через наш город, аккурат через площадь, на которой стоит наша ресторация, проходит дорога из столицы в главный город предгорья, Норт, в загорье до Сотдана и дальше до самых Покинутых земель, где и пропадает. По этой дороге и ездят все кому не лень.

– Спасибо, ты открыл мне глаза, – поблагодарил я и тут мне в голову пришла новая мысль, – А что, свободные комнаты в вашем постоялом дворе имеются? Я бы снял три на сегодняшнюю ночь.

Этот странный метромдомен прикрыл глаза, несколько секунд помолчал, сосредоточенно нахмурив лоб, а потом сообщил:

– Три комнаты для вашей компании забронированы, вам надо будет обратиться к распорядителю верхних палат.

Он толково разъяснил мне, как найти этого самого распорядителя, после чего я направился назад к своим, похоже, насытившимся приятелям.

Мое предложение остановиться в этом отеле на ночь подгулявшая компания приняла с воодушевлением. Правда Твист заикнулся было, что камер-советник может попробовать отрядить за нами погоню, но это почему-то никого не испугало. Тролль вообще заявил, что жаждет посмотреть в глаза этой погоне перед тем, как она их закроет. Он собирался продолжать пиршество, но я предложил прогуляться перед сном, посмотреть местные достопримечательности. Душегуб начал спорить, отстаивая свое предложение, однако меня поддержала Эльнорда, заявив, что хватит просиживать штаны, что она на лошади успеет насидеться. Так что мы с Эльнордой покинули зал первыми, а Душегуб ворча что-то себе под нос потащился за нами, оставив обоих малышей приканчивать остатки ужина.

Прежде чем отправляться на прогулку, я рассчитался за обед и, поднявшись к управителю верхних палат, внес плату за наши три комнаты, объяснив, что в одной из комнат остановится девушка, а две другие займут четверо мужчин.

Когда мы наконец пошагали вдоль широкой сельской улицы, солнце уже село, но было еще светло. Оранжевое небо только-только начало темнеть на востоке, приобретая охристый оттенок. Тени, отбрасываемые деревьями и домами стали размытыми, предвещая близкие сумерки и сгущая вечернюю прохладу. Сельское народонаселение высыпало на улицу и заняло места на призаборных скамейках и лавочках, в домах кое-где начали зажигать огни.

Мы шагали молча, рассматривая дома, витринки еще не закрытых лавочек, переговаривающихся и пересмеивающихся аборигенов. Село казалось таким мирным и спокойным, словно никто не угрожал королеве этой страны, никто не похищал души мальчишек из другого мира, никто не готовил страшную, кровопролитную, разрушительную войну. Нет, положительно, Седой Варвар зарвался и распоясался, пора было его остановить!

Постепенно дома обступавшие проезжий тракт превратились в домики, к самой дороге выползли огороды и сады, раньше прятавшиеся на задворках, мы явно приближались к окраине села.

Именно в этот момент мы услышали крик. Высокий, срывающийся в визг женский крик, самое начало бесконечной отчаянной истерики. Доносился он из маленького, в два окна по фасаду, домика, прятавшегося за деревьями небольшого садика, справа от дороги. Мы на мгновение остановились, однако, если я и Душегуб просто не знали, что делать, то Эльнорда, как оказалось, никаких сомнений не ведала. Едва определившись с местом, откуда донесся крик, она перемахнула через невысокий заборчик и устремилась между темными стволами деревьев к домику. Мы с троллем сразу очнулись и бросились следом за эльфийкой.

Догнали мы ее уже у самого крыльца. Эльнорда не раздумывая и не затрудняя себя стуком, рванула дверную ручку, и дверь распахнулась. Вся наша троица ввалилась в небольшую комнату, неярко освещенную прикрепленной к потолку лампой.

И тут перед нами открылась такая картина. В дальнем углу комнатки стояла кровать, застеленная простыней, пошитой из разноцветных лоскутов. На ней, накрытый одеялом в таком же лоскутном пододеяльнике, лежал маленький мальчуган, от силы лет шести. Его глаза были закрыты и обведены темными кругами, к потному лбу прилипли намокшие светлые волосы, пухлые, в кровь искусанные губу явственно дрожали, словно хотели жадно вдохнуть воздух и никак не могли этого сделать. За исключением подрагивавших губ, его лицо было совершенно неподвижно и даже как-то мертвенно. А вот лежавшие поверх одеяла руки, казалось, жили своей, совершенно отдельной жизнью. Маленькие пальчики были сложены лодочкой, повернуты ладошками вниз и скользили над одеялом, выписывая сложный, непонятный узор.

Перед кроватью на коленях стояла молодая женщина, по всей видимости, мать мальчугана, и не отрываясь смотрела на скользящие движения его рук. На топот, сопровождавший наше появление она не обратила никакого внимания, она готовилась издать еще один крик, наподобие того, который мы уже слышали.

Эльнорда метнулась к женщине и обняла ее за плечи. Та неожиданно легко отвалилась от кровати и с судорожным всхлипом втянула воздух. А наша девочка уже начала свою женскую терапию – чисто бабий разговор с придыханием, причитанием, уговариванием:

– Ну что ты, что ты, сейчас все будет хорошо… Видишь, мы уже пришли, сейчас мы тебе поможем… И не надо кричать, не надо… лучше скажи в чем дело, что случилось… Расскажи и мы все поправим…

Надо сказать, что такое бормотание справилось с задачей не хуже любого моего наговора, какой я только мог припомнить. Женщина вдруг оторвала глаза от лежащего на кровати мальчика и вполне осмысленным взглядом посмотрела на нас. Затем она еще раз судорожно вздохнула и прошептала сорванным до хрипоты голосом:

– Сынок мой… сынок… браслеты эти…

Я быстро перевел взгляд на руки мальчика, но никаких браслетов не увидел. Эльнорда и Душегуб осматривали мальчишкины руки, похоже с тем же успехом. А женщина продолжала бормотать:

– Я ему говорила, чтобы он ничего не подбирал на улице, особенно эти браслеты, а он, неслух, припрятал их… Утром ему стало плохо, я думала он простудился, перекупался… А теперь вижу… совсем ему худо, уже руками танцует, значит нашел он их… и подобрал…

Она снова шумно втянула воздух и прохрипела:

– Сыночек мой!..

Эльнорда с непонятной злобой посмотрела на меня, и этот яростный взгляд словно привел меня в чувство. Я быстро пробормотал заклинание активизируя Истинное Зрение.

И тут же перед моими глазами появились эти браслеты. Две странных иссиня-черных ленты перетягивающих тоненькие запястья мальчишки. Обе ленты были гладкими, без каких-либо украшений, непонятно было даже из какого материала они сделаны. И вообще казалось, будто это сама кожа почернела и залоснилась точными, четко очерченными кольцами. И тут я услыхал слабое ритмичное позвякивание, раздававшееся в тот момент, когда пересекались танцующие мальчишечьи руки.

Я машинально положил левую руку на заткнутый за пояс жезл и неожиданно почувствовал, как он горяч.

– Все прочь, – медленно и отчетливо проговорил я и не узнал собственного голоса. Но он был таков, что Душегуб немедленно шагнул назад, прочь от постели, Эльнорда приподнялась, стараясь помочь стоявшей на коленях женщине, а та со слабым стоном попыталась просто отползти подальше от кровати.

Но меня не устраивала их неторопливость, и потому из моего горла снова вырвалось:

– Прочь!!!

Теперь это был просто звериный рык.

Всех троих словно выдуло в противоположный конец комнаты, а я выдернул из-за пояса свой жезл. И его кора и венчающие его дубовые листочки были ослепительно желтого, нет, золотого цвета и светились.

Я протянул руку с жезлом над кроватью и в ту же секунду руки мальчика замерли. Но взамен дрогнули его веки. В следующее мгновение они открылись и на меня глянули внимательные черные, и… очень старые глаза, умудренные долгими годами бытия. А губы мальчика разлепились и тихо прошептали:

– Кто ты? – и тут же торопливо добавили, – Не делай этого!..

Но я не слушал. Я уже говорил. Тяжелые, жесткие, мне самому непонятные слова слетали с моих губ завораживающим речитативом, разламывая на части окружающую мальчугана вязкую пелену. Нет, я не видел ее, я ее ощущал каким-то неведомым мне двадцать шестым чувством, и именно это чувство подсказывало мне нужные слова и движения. Какой-то малой частью своего сознания я понимал, что никогда не учил этого заклинания, что оно рождается вот прямо сейчас из моих ощущений, из трепетания перегретого магией воздуха, из извилин предчувствия и предвидения. Мой жезл летал над руками мальчугана, завивая немыслимые узоры, а левая рука вторила метаниям жезла, и эта ощущаемая только мной пелена сворачивалась хлопьями, словно скисшее молоко и опадала на одеяло, на пол возле кровати, отлетала к стенам. И только на тело, на замершие руки, на лицо мальчика не попадало ни капли этой дряни.

На моем лбу выступил пот, руки начало поламывать в запястьях и локтях, но губы продолжали выплевывать слова заклинания, а рука сжимавшая жезл продолжала плести магические узоры власти.

Посиневшие губы мальчика попытались еще что-то произнести, но темная сила, владевшая этим маленьким тельцем уже не могла полностью управлять им. Она еще цеплялась за него, но на тонких запястьях уже показались охватывающие их браслеты. Словно прорастая из тонкой просвечивающей кожи, они становились все явственней, все рельефней, они приобретали фактуру и объем, и наконец я увидел, как они отделились от схваченных ими рук. Я наклонил жезл и два золотых дубовых листика нырнули между черными ободками и белой матово-бледной кожей. А затем я резко поднял жезл и два черных, чуть поблескивающих браслета, беспрепятственно прошли сквозь тонкие детские запястья и покачиваясь повисли на кончиках листьев.

Смолкло мое заклинание, и я сразу почувствовал, какая чудовищная энергия спрессована, сжата, втиснута в эти тонкие, черные ободки.

И еще я почувствовал смертельную усталость. Словно я вернулся в те далекие времена, когда студентом разгружал вагоны на станции Курская-Товарная. Вот только сегодня мне достался не вагон, а целый состав!

Меня здорово качнуло, но в тот же момент я почувствовал, как меня подхватили крепкие лапы Душегуба, и нежно опустили на подставленный хозяйкой стул.

Все трое были уже рядом с кроватью. Хозяйка домика не отрываясь смотрела на своего мальчика, словно не узнавая в этом спокойно спящем, хотя и явно не совсем здоровом ребенке, того, кто несколько минут назад танцевал руками над одеялом. Потом она перевела взгляд на меня и тихо произнесла:

– Кто ты, господин? Кого мне надо благословлять за спасение моего сына? Назови мне свое имя и я дам это имя моему сыну или внуку!

А я еле-еле ее слышал. Глаза мои закрывались, а голова валилась на грудь. И все-таки я смог улыбнуться ее словам и едва слышно ответить:

– Благодари девчонку… это она кинулась тебе на помощь…

И еще я успел снять два черных браслета с листочков своего жезла и крепко зажать их а кулаке. А они свернулись в небольшие кольца и, казалось, затаились между моих пальцев, ожидая удобного момента, чтобы снова напасть на подходящую жертву.

Я не помню, как оказался в своей комнате в гостинице. По словам Эльнорды, Душегуб просто взял меня на ручки и отнес в постельку. Я не видел, как нас встретили у дверей гостиницы Фродо и Твист, и как они переполошились, увидев мое состояние. Я не слышал как они начали вопить, и как заткнулись от одного взгляда тролля. Короче, я пропустил все самое интересное. Я спал.

Глава 5

Интересная пословица – «Старый друг – лучше новых двух».

А насколько друг должен быть стар, чтобы называться старым?..

А проснулся я ранним утром, задолго до восхода местного зеленого солнца. На соседней кровати посапывал Душегуб, а у моей постели, кемарил в полглаза Фродо. Он, как потом выяснилось, вызвался дежурить у моей постели последним, освободив от дежурства Эльнорду – все трое мужиков решили, что девушке не пристало сидеть у постели взрослого мужчины, когда есть они.

Чувствовал я себя просто великолепно, отдохнувшим и полным сил, хотя не прочь был бы и позавтракать. Но вместо этого я тихонько, стараясь не потревожить сопевших в два носа тролля и хоббита, выбрался сначала из постели, а затем прихватив одежду и жезл, и из комнаты.

Одевшись в коридоре и выйдя на улицу, я уселся на скамеечке, чуть влажной от утренней росы, достал жезл, принявший свой обычный живой вид, и наконец-то разжал занемевший левый кулак. На моей ладони покоились совершенно неправдоподобные, угольно-черные колечки. Сейчас они совершенно не были похожи на вчерашние браслеты, настолько малы они были. И все-таки я сразу снова ощутил, покоящуюся в них страшную магическую энергию. И тут совершенно не знаю почему, я перевернул свой жезл листочками вниз, зажал его между колен и принялся натягивать на его тонкий конец одно их черных колец. Оно очень туго, но налезало, постепенно увеличиваясь в диаметре и истончаясь, словно было сделано из очень тугой резины.

Натянув оба кольца на комель жезла я принялся сталкивать первое из них к противоположному концу. Ценой больших усилий мне это удалось, и колечко оказалось под самым сучком, на котором красовались листики.

Я полюбовался своей работой, и в следующее мгновение заметил, что черные кольца пропадают, словно растворяясь на коре жезла, или, скорее, всасываясь в его тело.

Буквально через несколько секунд они исчезли совершенно, но меня им не дано было обмануть, мое Истинное Зрение, прекрасно их показывало – два черных ободка охватывающих живое дерево сверху и снизу. И, к тому же, мне почудилось, что жезл стал гораздо тяжелее.

Я чувствовал странное удовлетворение оттого, что мой волшебный жезл был украшен таким необычным образом.

А в следующее мгновение окружающую утреннюю идиллию огласил совершенно чудовищный вопль. Он был до краев наполнен болью и мукой, а по голосу я мгновенно догадался, что вопил Фродо.

Сунув жезл за пояс, я помчался назад в свою комнату. Когда через минуту я вбежал к себе, то застал у своей пустой кровати всю нашу компанию. Все четверо, включая Эльнорду сгрудились у моего спального места и внимательно изучали пустую кровать, а хоббит, стеная и бия себя в грудь, давал пояснения:

– Он здесь лежал… такой спокойный и красивый… Я не сводил с него глаз и думал, какой он могучий маг… Вы не поверите, он даже начал улыбаться во сне…

– Зато ты теперь долго улыбаться не сможешь!.. – перебил эту поэму грубый тролль.

– Конечно не смогу! – немедленно согласился хоббит, – И ты бы не смог, если бы стал свидетелем того, что видел я!

– А что ты видел-то? – потребовала продолжения поэмы Эльнорда.

– Я же говорю, он здесь лежал… такой спокойный и красивый, такой могучий…

– Если ты еще раз повторишь, что он здесь лежал, – зарычал тролль, – Я тебя самого здесь уложу и попробую представить, как это выглядело…

– Я не могу рассказывать, когда меня постоянно перебивают недвусмысленными угрозами! – завопил в ответ хоббит.

– Ладно, говори! – вновь потребовала Эльнорда и метнула в тролля грозный взгляд.

– Так вот, он здесь лежал, – снова завел свою песню противный хоббит, – Такой красивый, молодой и могучий. А я с него глаз не сводил. Вы же знаете, если я взялся за дело я его делаю, как следует…

Тролль глухо зарычал, но ничего не сказал, и хоббит, покосившись на Душегуба в надежде, что его опять перебьют, вынужден был продолжить свое повествование:

– Не отрываю я, значит от него глаз и вдруг вижу, как на его облик наползает темная пелена. Она накрывала все его тело, словно какой-то саван, а у меня в горле словно ком встал, прямо ни звука я не мог издать… А потом в окно потянуло ветерком и эта пелена исчезла, а вместе с нею исчезло и тело…

– Ты, гад, просто заснул, и просто проспал момент, когда тело исчезло, – зарычал тролль, сообразив, что свою версию Фродо высказал до конца, – Но сейчас исчезнет твое тело, а ты этого и не заметишь!

Тролль перестал изучать пустую кровать и выпрямился, нависая над мелким хоббитом. Остальные, собравшиеся перед пустой постелькой считали, видимо, решение тролля вполне закономерным, поскольку не спешили с возражениями. Потому в диспут пришлось вмешаться мне:

– Что-то я не понял, чье тело поглотила густая мгла?..

– Зато я понял, чье тело она сейчас поглотит! – ответил тролль, не оборачиваясь.

Однако обернулась Эльнорада и, увидев меня, радостно воскликнула:

– Серый, какая нелегкая унесла тебя из постели так, что даже твоя сиделка этого не заметила?!

– Какая нелегкая? – пожал я плечами, – Собственные ноги. Я проснулся и потихоньку, чтобы не тревожить друзей вышел подышать свежим воздухом. Только-только сделал первый глубокий вдох, тут и Фродо заверещал.

А Фродо, между тем, принял самый суровый вид, на который был способен и принялся возмущаться:

– Ты, Серый Конец… Разве можно быть настолько безответственным?! Как ты мог оставить меня наедине в этим шерстяным верзилой, когда я не мог предъявить твоего тела, которое было поручено моей охране?! Ты соображал, что ты делаешь?! А если бы он добрался до меня прежде, чем я успел крикнуть?! Неужели ты так хотел увидеть мой хладный труп в луже безвинно пролитой крови?!

– Безвинно пролитой?! – грубо перебил его тролль, – А кто заснул на посту?! Да за такие штучки тебя под трибунал отдать надо!

– Вот-вот, все эти обмундиренные держиморды только и знают розги, шпицрутены, испанские сапоги, гауптвахты да трибуналы… – горько покрутил головой хоббит, – Разве им дано понять тонкую художественную натуру. А ведь я всего-навсего только представил, какой опасности подвергал себя наш удивительный маг. И от этого ужаса моя впечатлительная натура впала в глубокий транс…

Хоббит говорил эти слова возвышенно-сокрушенным тоном, но в этом месте он неожиданно резко повернулся к Душегубу и завизжал прямо в его физиономию: – Разве я виноват?!!

Тролль ажно вздрогнул. Инициатива в споре сразу перешла к хоббиту, который не замедлил ее развить:

– А всякие придурки со здоровенными лапами будут трясти тонкую, впечатлительную натуру, обвинять ее во всех смертных грехах и стращать пытками и трибуналами?!

– Какими пытками? – ошалело переспросил Душегуб.

– Какими пытками?… – передразнил его хоббит, – А кто хотел урыть это прекрасное тело, так что даже я сам этого не замечу? Кто гонялся за мной по комнате со своей дубиной, пока Эльнорда не остановила готовящееся смертоубийство? Кто предлагал побрить мне ноги, если я не скажу, куда делся Гэндальф?

Тут разбушевавшийся хоббит повернулся ко мне:

– А этот джинсовый маг сидел на улице и дышал, видите ли, воздухом! Да как ты только не подавился своим воздухом?!

– Ладно, Фродо, успокойся, – попыталась остановить хоббита Эльнорда, – Ты сам испугался, когда увидел, что Серый пропал…

Но малыша окончательно понесло. Он сразу развернулся в сторону эльфийки и с неудержимой горечью начал выговаривать ей:

– Да! Конечно! Тебе ближе твой шерстнатый верзила! Он может походя лишить жизни маленького, тонко чувствующего хоббита, ты даже не заметишь этого. А если заметишь, то вполне одобришь его действия! А что?.. Кукушка хвалит петуха за то, что рука руку моет! Вот она, цена ваших дружеских слов и клятв! Теперь я ее узнал! Ну что ж, пытайте, бейте, убивайте беззащитного хоббита мохнонога!

Тут он повернулся к молчавшему до сих пор Твисту и возрыдал:

– Видел, Твистик, как эти… друзья относятся к малым народам?! Мотай на ус!..

Твист в ответ неожиданно улыбнулся и негромко произнес:

– Тебе бы в замке выступать, все бы полопались со смеху…

От такой нестандартной оценки его творчества, Фродо буквально застыл на месте, открыв рот и выпучив глаза. Продолжение горьких стенаний, которые, по-видимому, он мог произносить бесконечно, застряли в его глотке, и бедняга молча переводил глаза с одного из нас на другого. А мы… мы нагло улыбались. И тут хоббит тоже улыбнулся. Потом он смущенно почесал нос и произнес самым обыкновенным тоном:

– Ну, если все проснулись, оделись, и даже Гэндальф нашелся, не пойти ли нам позавтракать перед дорогой.

Вот ту мы просто расхохотались.

Когда мы, собрав свои пожитки и несколько успокоившись, спустились в обеденную залу, нас уже ждали. Зал был еще гулко пуст и темен, однако, стол в углу у окошка, занимаемый нами накануне, был застелен свежей скатертью, и возле него стоял вчерашний метромдомен и два официанта. Видимо, наш вчерашний обед произвел на обслуживающий персонал неизгладимое впечатление, поскольку даже дверь на кухню была приоткрыта, и из нее выглядывали несколько пар любопытных глаз.

Мы с достоинством расселись по своим местам, и тролль, как самый представительный из нас, обратился к самым длинным меховым штанам:

– Значит так, уважаемый, нам требуется легкий завтрак, – он со значением оглядел сидящих, – Кашки, какой-нибудь горяченькой, пирогов блюдо, другое, сметаны пару крынок, яичек вареных пару десятков, киселя… Ну, можно еще рыбки отварной или копченой…

Он еще раз оглядел всю компанию и сурово добавил:

– Но никакого пива, никакого вина и никакого мяса!

– Это почему же – никакого мяса и никакого пива? – тут же возразил хоббит.

Душегуб посмотрел на Фродо долгим взглядом и с нажимом ответил:

– Мясо и пиво… в сон клонят!..

Фродо надулся, уставился в скатерть, но промолчал.

Заказ Душегуба мгновенно оказался на столе, включая и рыбный вариант. С завтраком мы разделались на удивление быстро, причем, съели все заказанное. Когда мы поднимались из-за стола, метромдомен склонился в почтительном поклоне и поинтересовался не надо ли нам еще чего-нибудь. Эльнорда посмотрела на него своими прекрасными зелеными глазищами и пропела, что неплохо бы было собрать для нас коробочку с продуктами для обеда, поскольку ей очень по душе пришлась местная кухня. Метромдомен с достоинством одернул свою меховую безрукавку и ответил, что все будет сделано в лучшем виде.

Мы вышли во двор гостиницы и направились к конюшням. Оказалось и здесь нас уже поджидали. Наши лошади были прекрасно вычищены, накормлены и оседланы, так что мы могли немедленно отправляться в путь, если бы не Твистовы козлы, которые никого к себе не подпускали. Правда Твист уверил нас, что задержка не будет слишком долгой. И действительно, Мы успели только вывести коней на улицу и сесть в седла, как он выехал следом за нами в своей, пожарной раскраски, тележке. Фродо сразу же занял место на передней скамейке рядом с Твистом и, гордо посмотрев на нас, заявил:

– Я поеду со своим другом. Он этой коняшки у меня все тело ноет!..

В это же время из дверей ресторана показался метромдомен с большим коробом в руках, а рядом с ним вышагивал невысокий, круглый мужичок в кожаных брюках с широким поясом, коротких сапогах и рубашке с расстегнутым воротом, поверх которой был натянут кожаный жилет. Метромдомен кряхтя погрузил короб в шарабан Твиста, а затем повернулся в сторону маленького толстяка и представил его нам:

– А это господин Груздя, хозяин всего заведения…

Груздя легко кивнул кучерявой башкой и улыбнулся.

Я вытащил дареный кошелек и наклонился с лошади:

– Очень хорошо, рады познакомиться. Сколько, хозяин мы должны за завтрак и за этот чемодан?

Я кивнул на покоящийся возле Твиста короб.

Груздя посмотрел на Твистову тележку, потом обвел взглядом нашу компанию и неожиданно ответил приятным баритоном:

– А завтрак и обед за счет заведения… Мы только рады услужить повелителям черных амулетов…

– Кому? – переспросил я.

– Повелителям черных амулетов, – повторил хозяин постоялого двора, – Вы же забрали с собой те браслеты, что сняли вчера с рук Софкиного сына?

И тут в его голосе просквозила явная тревога.

Эльнорда посмотрела на меня, и в ее глазах тоже зажглись тревожные огоньки.

– Да, мы действительно забрали эти браслеты, – подтвердил я, – Но если кто-то знает их хозяина, пусть скажет, мы их вернем…

– Нет, нет, – Груздя отрицательно замотал головой, – Увозите их от нас, и чем дальше, тем лучше!

– Ну что ж, – я улыбнулся щедрому хозяину, – Тогда всего доброго и до встречи…

Наш отряд двинулся по улице в сторону встававших вдали гор. Было достаточно раннее утро, но городок уже просыпался. Из труб в небо поднимались еле заметные дымки, скрипели ворота и колодезные вороты, из-за оград раздавались голоса. Правда, на улице народ еще не показывался, а вот в конце ее нас поджидала еще одна встреча.

У калитки, ведущей в сад, в глубине которого прятался маленький, в два окошка по фасаду, домик, стояла молодая женщина с маленьким мальчиком на руках. Когда мы проезжали мимо, она молча проводила нас взглядом и махнула нам вслед рукой.

Городок, или если хотите, большое село, осталось позади. Под копыта наших коней и козлов снова легла серая лента проезжей дороги и залитая оранжево-зеленоватым светом степь по ее сторонам.

Душегуб ехал первым, пустив лошадь неторопливой настойчивой рысью. За ним пристроились козлы Твиста, мелко и дробно переступавшие тонкими ножками и с неповторимой легкостью тащившие свою повозку. Мы с Эльнордой замыкали нашу кавалькаду. Эльфийка пристроилась рядом со мной и начала негромко рассказывать мне то, что узнала вчера вечером, пока я спал после своих магических манипуляций.

Когда хозяйка домика, в который мы так бесцеремонно ворвались, убедилась, что опасность для ее сына осталась позади, Эльнорде удалось достаточно подробно расспросить ее. Из рассказа Софки, как звали женщину, получалось следующее.

Месяца три назад в селе неизвестно откуда появились эти черные браслеты, которые жители очень скоро прозвали черными амулетами. Первым нашел их пятилетний сынишка местного кузнеца. Вообще-то, как и где он их обнаружил никто не знал, только мальчишка, всегда отличавшийся отличным здоровьем, неожиданно заболел. Однажды утром у него появился жар и ломота, его уложили в постель и позвали лекаря. Тот осмотрел малыша, оставил родителям какие-то порошки и сказал, что больного надо поить теплым питьем. Но к вечеру мальчику стало совсем худо. Вот тогда-то люди в этом селе и увидели «танцующие руки».

Лекарь, повторно приглашенный вечером, и увидевший, что творится с мальчуганомрастерялся, он никогда не встречался с подобной болезнью. Несмотря на все его усилия, мальчик часа три оставался без сознания, а его руки метались над одеялом в замысловатом танце. А когда наступила полночь, он внезапно успокоился, и вот тогда-то на его запястьях проступили эти черные браслеты.

Отец мальчугана снял их с рук сына, и на следующее утро мальчик пришел в себя. Вот только он начисто потерял память. Он не помнил ни отца, ни мать, ни братьев, ни сестер, ни своих друзей, ни самого городка. Ему даже говорить пришлось учиться заново.

Все утро кузнец пытался в своей кузнице разобраться с браслетами, которые он снял с рук своего сына, но так ничего не добился, а когда он вернулся в кузню после обеда, оказалось, что эти черные обручи пропали.

После этого случая прошло больше недели, и в городке начали о нем забывать, но в этот момент такая же болезнь случилась с восьмилетним сыном начальника стражи. Он также почувствовал утром недомогание, а к вечеру потерял сознание, и его руки начали свой танец. Также в полночь они успокоились и на них появились два черных браслета. Утром мальчик ничего не помнил из своей прошлой жизни, а браслеты исчезли самым непостижимым образом из запертой шкатулки с драгоценностями супруги начальника стражи.

Городок ударился в панику. Детей перестали выпускать на улицу одних, их всюду сопровождали няни, матери или родственники, им строго настрого запрещали подбирать что-либо на улице, но эти меры ни к чему не привели. Через четыре дня произошел третий случай.

На этот раз заболел сынишка единственного в городке портного. Мальчику было одиннадцать лет, он уже здорово помогал отцу и считался вполне взрослым. Однако, болезнь не только настигла его, но и протекала с точно теми же признаками, что и у его более молодых предшественников. Когда отец в полночь снял с него черные браслеты, он зашил их в плотный брезентовый мешочек и глубоко закопал где-то за городом.

Но и это не помогло. Через пять дней эти браслеты были сняты с рук заболевшего и потерявшего память сына аптекаря.

Короче, к моменту нашего прибытия в городок шестеро детишек находили где-то эти браслеты и теряли… да, буквально, теряли себя!

Все шестеро стали вялыми, сонливыми, капризными. Они не могли и не хотели играть с другими детьми, а вместо этого часами сидели на одном месте, уставившись в одну точку не то что-то вспоминая, не то о чем-то мечтая.

А жители городка отчаялись избавиться от этих черных амулетов, и только те, у кого были маленькие сыновья пытались как-то защитить их от страшной находки.

– Софке это не удалось, и когда она сообразила, что случилось с ее мальчиком, мы услышали ее вопль, – закончила свой рассказ Эльнорда, – И ты знаешь, тебе удалось вовремя справиться с этими… амулетами. После того, как ты их снял и… заснул, мальчишка пришел себя и сразу же узнал свою мать. Ты не видел сколько было радости для бедной женщины – сын ее единственная отрада на всем белом свете.

Она с улыбкой посмотрела на меня, и вдруг ее лицо стало озабоченным:

– А куда делись эти амулеты. Я видела, как ты их зажал в кулаке, я даже пыталась разжать твой кулак, но мне это не удалось. Правда, мне не хотелось тебя тревожить, поэтому я не слишком старалась… Так где они теперь?

Я положил руку на торчавший за поясом жезл и с улыбкой ответил:

– Не беспокойся, в городке их больше нет. Я их… хорошо пристроил.

В этот момент, послышался крик Фродо:

– Эй, ребята, нам навстречу кто-то скачет… Вы бы лучше держались поближе к нашей коляске.

– А ты боишься, что тебя обидят злые дяди, – крикнула в ответ Эльнорда, пришпоривая свою лошадь.

Мы догнали повозку Твиста и поехали сразу за ней. Впереди, действительно, появилось облачко пыли, которое быстро катилось в нашу сторону. Скоро стал виден и всадник, скакавший галопом и, похоже, очень куда-то торопящийся.

Дорога была достаточно широкой , чтобы не опасаться, что мы помешаем этому торопыге в темпе продолжать его путь. И он действительно промчался мимо нас, даже не обратив внимания на нашу компанию, словно видеть запряженных в тележку козлов было для него привычным делом. Мы, кстати, тоже не оглянулись вслед этому молодому человеку в лиловом бархатном костюме, при шпаге и кинжале.

Но буквально через несколько секунд после того, как он проскакал мимо нас, копыта его лошади засбоили, потом она остановилась, и мы услышали, что всадник возвращается. Естественно, мы оглянулись. Теперь ясно было видно, что он направляется именно к нам, поэтому мы остановились, поджидая его.

Приблизившись к нашей группе, молодой человек немного неуверенно обратился к карлику-шуту:

– Прошу прощения, но тебя ведь зовут Твист?..

– Ну… – Буркнул недовольно Твист.

– Так я ведь именно к тебе и тороплюсь! – радостно воскликнул всадник.

– Куда это – ко мне? – переспросил карлик.

– К тебе, в Замок! – пояснил всадник.

– Тогда ты выбрал странную дорогу… – ехидно проворчал Твист, – Эта дорога тебя в Замок не приведет.

– Я знаю, – снова смутился молодой человек, – Просто я думал перебраться на королевский тракт поближе к Замку.

– Вот как? – несколько удивился Твист, – Почему?

– Ну… понимаешь, – начал всадник, с некоторой опаской поглядывая на Душегуба, Эльнорду и меня, – У меня к тебе поручение… конфиденциального толка…

– Знаешь что, – оборвал его Твист, – Ты скакал ко мне, ты меня нашел! Давай выкладывай, что тебе поручено! И не надо коситься на моих друзей, все равно я буду разговаривать только в их присутствии!

Парень еще немного поколебался, а потом все-таки решился:

– Меня послал в Замок воевода Шалай. До него дошло известие, что два дня назад в Замке объявился… Гэндальф Серый Конец. Воевода поручил мне узнать, действительно ли это так, и, если эта информация соответствует истине, выяснить, где сейчас находится Гэндальф, как его можно отыскать, и с ним ли вместе его Братство? За помощью воевода рекомендовал мне обратиться к королевскому шуту Твисту и очень хорошо тебя описал… – тут он снова смутился и, покраснев, добавил, – Правда, я едва не проскакал мимо…

Мы удивленно переглянулись – быстро же здесь распространялись новости!

– Ага, – буркнул Твист, – Торопился очень?..

Парень кивнул.

– Ну что ж, – продолжил Твист, – Тебя направили по верному адресу, вся интересующая тебя информация имеется в моем распоряжении.

Здесь он хитро посмотрел на паренька:

– Позволь тебе представить, – карлик указал на меня, – Вот это и есть Гэндальф Серый Конец собственной персоной. А все остальные, включая меня, составляют Братство Конца.

«Лихо Твист включил самого себя в Братство!» – подумал я, но вслух не стал опровергать нахального карлу.

Парень, между тем, в совершеннейшей растерянности уставился на меня, а затем обвел изумленным взглядом всю нашу компанию. Мы ответили ему улыбками различной интенсивности. Наконец к нему вернулся дар речи, и теперь он обратился ко мне:

– Так ты выдаешь себя за Гэндальфа?.. Но воевода совершенно по другому описал мне свою внешность…

Я улыбнулся еще раз, хотя мне уже изрядно надоели эти экивоки на мою искусственную бороду:

– Ты, должно быть, слышал от моего друга Шалая, что я очень могущественный маг? – спросил я как можно дружелюбнее. Парень утвердительно кивнул.

– Как ты считаешь, много мне потребуется усилий, чтобы изменить собственную внешность?..

Паренек, судя по его виду, никак не мог сделать обоснованное заключение по данному вопросу. Тогда я решил слегка простимулировать его воображение:

– Ну, если ты хочешь, я могу, чтобы доказать тебе свои возможности, изменить твою внешность… Хочешь стать стариком с длинной белой бородой в шикарной голубой шляпе и длинном сером балахоне?..

– Он хочет! – с неприкрытым энтузиазмом воскликнул Фродо, – Я по глазам вижу, что он только об этом и мечтает!

– Ну, тогда… – я поднял руки ни пару раз сжал-разжал кулаки, словно бы разминая пальцы.

– Нет, нет… – торопливо воскликнул молодой человек, – Мне совсем ничего не надо доказывать! Достаточно того, что досточтимый Твист представил тебя, как Гэндальфа…

– Ну, как тебе будет угодно… – с преувеличенным разочарованием я опустил руки, – Так зачем Шалай просил тебя разыскать наше Братство?

Парень постарался незаметно перевести дух, а затем начал объяснения:

– Если бы вы знали, что творится в Замке…

– Мы знаем, что творится в Замке, – чуть высокомернее, чем следовало, пропела своим контральто Эльнорда и… сразила паренька наповал. Теперь он разговаривал только с нашей прекрасной половиной Братства.

– Тогда вы… ты… вы, конечно, понимаете, что воевода не мог спокойно наблюдать за этими безобразиями. Королева, а вернее, ее камер-советник, отправили воеводу в отставку с высылкой из Замка. Но Шалай не таков, чтобы так вот просто опустить руки. Он готовит этой камер-сволочи хороший сюрприз! Когда он узнал, что в Замке появился сам Гэндальф Серый Конец, он сначала не поверил, но решил все-таки выяснить, насколько это может быть правдой. Он мне сказал: – Груфи! – Груфи – это я, чуть поклонился парень Эльнорде, – Груфи, если Гэндальф на самом деле вернулся в королевство, от этого камерального негодяя просто пыли не останется. Немедленно надо выяснить, Гэндальф ли это, и с ним ли наше Братство!

Паренек неожиданно повернулся в мою сторону и пояснил:

– Это воевода так сказал – «наше Братство»…

– И воевода имеет на это все права, поскольку сам является его членом, – учтиво ответил я.

Мы поклонились друг другу, а затем я спросил:

– Значит, Груфи, ты можешь проводить нас к набольшему воеводе Шалаю?

– И сделаю это немедленно и с превеликим удовольствием! – воскликнул славный Груфи, не сводя глаз со стройной фигурки Эльнорды.

– Еще один шерстнатый… – громко брякнул Фродо.

Груфи недоуменно посмотрел на хоббита и переспросил:

– Ты что-то сказал?

– Я говорю, – кося под простачка, пояснил Фродо, – Что все, кто влюбляется в нашу Эльнорду, становятся вот такими, – он кивнул в сторону угрюмого тролля и добавил со значением, – Обросшими шерстью…

– Не может быть! – потрясенно прошептал молодой человек.

– Ну почему же? – не согласился хоббит, – Это, знаешь ли, действует заклятье Гэндальфа. Он у нас страшный ревнивец! Видишь, что стало с моими ногами? А отделался я всего лишь ими только потому, смог вовремя опамятоваться от любви-с…

И тут я увидел благодарный взгляд тролля, обращенный в сторону маленького хитрюги. А потом – пылающий негодованием взгляд молодого Груфи, брошенный искоса, на меня. А вслед за тем – слегка тревожный взгляд Эльнорды брошенный из-под опущенных ресниц в сторону Душегуба.

Когда закончилось это перебрасывание взглядами, Твист глубоко вздохнул и предложил:

– Может, мы все-таки уже поедем?..

И тихонько тронул своих козлов.

Мы с Эльнордой, как и прежде, заняли место позади Твистовой тележки, а молодой посланник Шалая попробовал было пристроиться по другую сторону от эльфийки. Но скакавший впереди тролль зычно позвал:

– Эй, мастер Груфи, я что-то не понял, кто кому показывает дорогу?..

Груфи тягостно вздохнул, бросил, несмотря на предупреждение хоббита, красноречивый взгляд на прекрасную эльфийку и пришпорил свою лошадь, догоняя безжалостного тролля.

Теперь наша дорога стала гораздо веселее. Во-первых, Груфи, хорошо знавший эти места взял на себя роль гида и рассказывал разные занимательные истории, связанные с окрестностями. При этом он таким образом изворачивался в седле, что Душегуб в конце концов прорычал:

– Малый, может тебе развернуться к хвосту лошадки, а я поведу ее в поводу?!

Во вторых, очень часто стали попадаться деревеньки, деревни и совсем крупные деревенищи, со своими названиями, обычаями и традициями, о которых также повествовал Груфи.

И в третьих, по этому тракту путешествовало масса народу, представлявшему из себя весьма любопытное зрелище.

На обед мы остановились в небольшой корчме, расположившегося в центре одного из проезжих сел. Подарок Грузди мы решили приберечь на черный день, Эльнорда, проведя ревизию содержимого короба, заявила, что эти продукты могут сохраняться достаточно долго.

Зал корчмы был совсем небольшим, наверное потому, что комнат для отдыха путников заведение не имело. Когда мы вошли, привязав лошадей и козлов к врытой перед дверями коновязи, внутри сидело всего пять человек. Все они расположились довольно тесно за одним столом, хотя остальные шесть столиков были свободны. Из этого обстоятельства я сразу сделал вывод, что это одна компания.

Мы сдвинули два столика у противоположной стены и заказали подошедшему хозяину обед. Поскольку заказ наш был несложен – жаркое, хлеб, овощи и вино, хозяин и две его служанки накрыли наш стол практически сразу. Мы приступили к трапезе, живо обсуждая возможность уже сегодня добраться до Норта.

И в этот момент мое внимание привлекла пятерка, сидевшая за дальним столом. Переговаривались они настолько тихо, что я не мог расслышать даже их голосов, не говоря уже о содержании беседы. А вот несколько взглядов, брошенных в нашу сторону были достаточно красноречивы. Во всяком случае, эти взгляды побудили меня быстренько пробормотать заклинание, активизирующее Истинный Слух. Освободив свое внимание от разговора моих друзей, я сосредоточился на беседе, проходившей за дальним столом и услышал:

– … говорю вам это он! Я лично дважды видел его в обществе Шалая! – убеждал собравшихся хорошо поставленный баритон.

– Но он никогда не выходит, а тем более не выезжает без сопўовождения. С чего бы ему вдўуг изменять своим пўивычкам, тем более что сам он едва может деўжать клинок? – возражал ему мягкий, чуть картавый тенор.

– И с чего ты взял, что он без сопровождения?! – подхватил картавые возражения шепелявый тенорок, – Посмотри, их же шестеро!

– Какие шестеро! – чуть громче воскликнул баритон, за что тут же получил предостережение картавого, – Тише!

– Какие шестеро! – значительно понизив голос, но не потеряв убежденности, зазвучал баритон, – Ты что, считаешь охраной двух карликов или этого шута в голубом. Настоящее оружие есть только у девчонки! Ты видишь! Только у девчонки! Или ты думаешь, что не сладишь с девочкой?! – в баритоне явно просквозила насмешка.

– А обезьяна с дубиной?! – переспросил шепелявый.

– Обезьяна, она и есть обезьяна! Один удар шпагой и обезьяна уберется куда подальше. И вообще, я буду вызывать только Груфи, его сопровождение не сможет вмешаться в наш поединок… Ну а если вмешается, Клост, я думаю, мне поможет.

– Девчонка может потребовать участия в схватке… – раздался ранее не слышимый мной, какой-то вялый, неразборчивый голос, принадлежавший, по все видимости, Клосту, – Остальных я скручу… Да и Груфи, если будет необходимо, ручки повыворачиваю… чтоб не слишком сопротивлялся…

– А может, все-таки, попробовать связаться с советником?.. – снова раздался голос шепелявого. Но его тут же оборвал Клост:

– Долго… упустим…

– И кроме того, представьте, какая для советника будет приятная неожиданность – убит ближайший соратник, можно сказать, правая рука, этого ублюдка – Шалая! Я думаю, и награда будет соответствующая!..

Этими словами баритон, похоже, поставил точку в споре. Больше возражений не последовало, и баритон закончил разговор:

– Я пошел вызывать Груфи, если вмешается девчонка Трипт возьмет ее на себя, – он чуть усмехнулся, – Только не уродуй сильно, жалко такое личико. Клост, приготовься, на тебе все остальные, ну и другая помощь, если потребуется!

Тут один из пятерки, сидевший к нам спиной, начал подниматься из-за стола.

Я поднял голову, и увидев мой взгляд, ребята сразу замолчали.

– У нас неприятности, – быстро прошептал я, – Груфи собираются вызвать на поединок и убить!

– Кто? – быстро спросила Эльнорда.

– Тот, кто направляется к нашему столу, – так же быстро ответил я.

Эльнорда бросила быстрый взгляд в направлении шагавшего через зал мужчины и чуть улыбнулась:

– Ну, какие же это неприятности, это развлечение…

Во все время нашей быстрой беседы Груфи только растерянно переводил взгляд с моего лица на милое личико Эльнорды.

Тем временем мужчина в коричневом камзоле из тонкой замши уже остановился у нашего стола. Мы все вполне невинно воззрились на него. А он смотрел только на Груфи.

– Тебя, если не ошибаюсь, зовут Груфи из Норта, – прозвучал уже знакомый мне баритон над самым моим ухом.

– Совершенно верно… – достаточно уверенно ответил Груфи.

– И это ты часа два-три назад проскакал мимо этой таверны в сторону Замка?

– И это соответствует истине, – подтвердил Груфи.

– Я очень рад, что ты вернулся, – улыбнулся мужчина, обнажив ровные, белые, похожие на искусственные, зубы, – Потому что ты, проезжая мимо этой таверны, забрызгал мой камзол грязью, и я желал…

Однако договорить до конца ему не удалось, поскольку на весь зал разнеслось музыкальное контральто Эльнорды:

– Да ты – лжец!..

И тут же в зале повисла мертвая тишина. Никто из присутствующих никак не ожидал такого поворота дела. А Эльнорда, спустя мгновение повторила:

– Ты – наглый лжец! Никакой грязи на улице нет! Там есть пыль! Так что тебя никак не могли забрызгать грязью. Ты сам себя только что забрызгал… ложью!

Теперь, конечно, ни о каком вызове Груфи, не могло быть и речи, поскольку налицо было прямое и неприкрытое оскорбление со стороны Эльнорды, и все-таки баритон попытался перевести ссору в удобное ему русло. Бросив яростный взгляд в сторону ухмыляющейся эльфийки, он высокомерно проговорил:

– Я не дерусь с женщинами…

Это была его ошибка. Эльнорда тут же оповестила о ней всех присутствующих:

– Так ты не только наглый лжец, ты еще и подлый трус!..

После этих слов остальные четверо негодяев вскочили из-за своего стола и оказались рядом с нашим.

– Кто посмел оско'бить моего д'уга? – задал риторический вопрос картавый тенор, вызывающе уставившись на Эльнорду.

«Значит это – Трипт…» – подумал я. Но Трипт меня не интересовал, меня интересовал Клост.

Однако Эльнорду – нашего самого опытного бретера, вряд ли мог испугать какой-то взгляд. С явной насмешкой посмотрев на говорившего, она небрежно бросила: – Не встревай в чужой разговор, не получишь по зубам… – и снова повернулась к коричневому камзолу.

– Ну так что, отвалишь с полученными прозвищами или возьмешься за шпагу?!

– Что ж, придется тебя наказать… – с некоторым даже сожалением проговорил баритон и с поклоном показал на входную дверь. Обернувшись затем в сторону Груфи, он добавил:

– А тобой я займусь позже…

В этот момент из-за стола поднялся я и, оглядев всю обступившую нас компанию, спросил:

– Кого из вас зовут Клост?

– Меня… – тусклым голосом ответил невысокий остроносый мужичок в неопрятном, косо сидевшем костюме. Его странно пустые глаза остановились на моем лице.

Я поймал его взгляд, положил левую руку на жезл и внятно произнес:

– Если ты попробуешь вмешаться в поединок я тебя уничтожу…

В его глазах мгновенно зажегся некий темный огонь, и наши взгляды скрестились, словно два клинка. Несколько секунд продолжался этот молчаливый поединок, в который никто из присутствующих не посмел вмешаться, а затем глаза моего противника снова погасли, он склонился в поклоне и произнес прежним тусклым голосом:

– Слушаюсь, господин, и повинуюсь… Если ты разрешишь, я останусь в зале…

Остальные четверо уставились на Клоста, словно впервые его увидели, а я спокойно ответил:

– Мне кажется, это будет наилучшим решением…

Клост повернулся и направился к своему столу, а следом бросился один из его друзей. Остановив Клоста в нескольких шагах от общей группы, он яростно зашептал:

– Ты что делаешь?.. Как ты можешь оставить нас без магической поддержки?..

Клост внимательно посмотрел ему в лицо и спокойно проговорил своим бесцветным голосом:

– Ты слышал, что сказал этот… шут?.. А я еще пожить хочу…

Затем он повернулся и, не обращая больше внимания на выходящих во двор людей, отправился к своему столу.

Товарищ Клоста, пытавшийся его остановить посмотрел на меня,.. и я заметил, как в его глаза вползает холодный ужас.

Кроме оставшегося внутри Клоста, корчму покинули все. Первыми вышли Фродо и Твист, за ними Эльнорда в сопровождении Душегуба, угрюмо поглядывающего на следовавшего за ним Груфи. Тот что-то растерянно бормотал, стараясь привлечь внимание Эльнорды. За ними шагали четверо задир, которые подавленно молчали, понимая, что все пошло совсем не так, как ими задумывалось. И все-таки на лице обладателя баритона мелькала уверенная улыбка человека, знающего себе цену.

А вот сопровождавшая его троица была гораздо менее уверена. Все они украдкой посматривали в мою сторону, не понимая, чем я мог так напугать их, безусловно владевшего магией, товарища.

Я вышел на улицу последним.

Эльнорда уже скинула свой зеленый плащ и, оглядев противника, передала Рокамор Душегубу. Затем она высвободила шпагу из ножен и передала их в те же лапы. Ее противник также обнажил свой клинок, но ножны просто откинул в сторону.

Эльнорда бросила быстрый взгляд вокруг, словно оценивая окружающую обстановку и приняла классическую боевую стойку. Ее противник, пробормотав сквозь зубы: – Торопишься, девочка… – встал напротив.

Шпаги встретились в шестой позиции, и коричневый сразу сделал шаг вперед, показывая, что затягивать поединок он не намерен. Эльнорда отступила, а шпаги упали вниз, во второе соединение, со следующим шагом коричневого снова взлетели в шестое, и тут же противник Эльнорды быстро и изящно провел контр-батман, явно рассчитывая на свою силу. Клинок Эльнорды повело влево, и коричневый тут же нанес укол ей в грудь…

Вернее попытался нанести, поскольку эльфийка изящно и даже как-то неторопливо отклонилась вправо, приняв четвертую защиту инквартатто. Шпага коричневого скользнула по клинку Эльнорды, но ему удалось вовремя выйти их выпада и избежать ответной атаки.

Эльнорда тут же вернулась в боевую позицию и сразу пошла вперед. Едва только клинки снова скрестились в четвертой позиции, она сделала выпад и, проведя укол переносом, почти достала острием шпаги правое плечо своего противника. Лишь в последний момент ему с огромным трудом удалось взять третью защиту. Но не успел он переложить шпагу, как Эльнорда провела реприз, и острие ее клинка распороло коричневую замшу на груди обладателя баритона.

Девчонка сразу отскочила назад, а коричневый опустил голову и с недоумением уставился на собственную грудь. Его щегольская замша быстро темнела пропитываясь кровью.

– Ну что, наелся или добавка требуется, – спокойно, как на тренировке поинтересовалась Эльнорда.

Коричневый поднял голову и прохрипел:

– За это я изуродую твое симпатичное личико!..

Он прыгнул вперед, и клинки снова со звоном скрестились. Несмотря на показную бодрость, рана противника Эльнорды была, по-видимому, достаточно серьезной. Именно поэтому он поторопился с очередной атакой и повел ее без необходимой подготовки. В шестом соединении он провел фруассе, показал укол переносом в грудь, но в последний момент направил острие шпаги девушке в лицо. Атака получилась стремительной и точной, но эльфийка, казалось, была к ней готова. Вместо напрашивающейся четвертой защиты, она применила демисеркль. Шпага коричневого отброшенная вверх, просвистела над головой девушки, а острие ее собственного клинка, посланное вперед прямым выпадом, вонзилось в глаз противника.

Даже не издав стона, он рухнул ничком в землю.

– Не может быть!.. – сдавленно прозвучал голос шепелявого.

Эльнорда, отсалютовав клинком убитому, наклонилась и вытерла кончик шпаги о его камзол, и только затем повернулась к ошеломленно молчавшей троице:

– Мне жаль, что так получилось, но я слишком дорожу своим лицом… Все удовлетворены или кто-то еще хочет?..

Она внимательно оглядела друзей погибшего, ожидая их ответа, но дождалась только еще одного: – Не может быть!.. – сказанного на этот раз картавым Триптом.

– В таком случае, я надеюсь, вы позаботитесь о теле своего друга, – закончила Эльнорда разговор и повернулась к Душегубу за ножнами и Рокамором.

– А мы, пожалуй, закончим свой обед… – продолжил ее фразу Душегуб, помогая эльфийке прицепить ножны к поясу.

Фродо задумчиво почесал нос и, конечно, не смог оставить случившееся без своего комментария:

– Бедняга… он просто не размялся перед схваткой… Вот его не разогретые мускулы и подвели…

– Да знаешь ли ты,.. специалист по мускулам, что это был пятый клинок королевства! – неожиданно горько произнес доселе молчавший товарищ убитого. Затем он перевел взгляд на Эльнорду и добавил: – Не знаю, кто ты такая и как тебя зовут, но только тебе наверняка помогал какой-то темный маг!

Эльнорда еще раз посмотрела на лежавшего в траве коричневого и задумчиво произнесла:

– Пятый клинок?.. Странно… Реакция вялая, выпад короткий и провисает, кисть слабая… Странно…

После этого она пожала плечами и направилась назад в корчму, а я внимательно взглянул в лицо говорившему:

– Что касается помощи темных магов, поговори об этом со своим оставшимся за столом другом!..

– Так вы все слышали?! – воскликнул картавый.

Я в ответ только улыбнулся и, взяв под руку ошарашенного Груффи, последовал за Эльнордой и Душегубом. Фродо и Твист двинулись следом, при этом Фродо негромко проговорил:

– Твист, ты видел, что эта девчонка вытворяет своей железкой?.. Страшное дело… И еще я заметил, как только она обнажает шпагу, в ней не остается ни капли жалости…

– Ну, почему, – спокойно возразил Твист, – Она давала возможность этому… шустрому… прервать схватку. После первого ранения он вполне мог признать себя побежденным и остаться в живых. Он сам полез на рожон… А Эльнорда молодец!

В этот момент Эльнорда, уже стоявшая в дверях, повернулась, и я понял, что она слышала разговор двух малышей.

Когда мы вошли в обеденный зал, сидевший за столом Клост сразу поднялся и, взглядом спросив у меня разрешения, быстро вышел на улицу. Мы сели за свой стол и продолжили обед, хотя настроение в нашей компании изменилось. Оно стало каким-то напряженно-ожидающим, словно все мы предчувствовали продолжение этой истории.

Но ее не последовало. Через несколько минут на улице послышалось конское ржание и постепенно удаляющийся топот копыт. И тут очнулся Груфи:

– Я его вспомнил! – воскликнул он.

Мы перестали жевать и уставились на молодого человека.

– Я вспомнил его… – повторил он, – Когда этот… ну… его спутник… сказал, что он пятый клинок королевства, я вспомнил, где я его видел! Его зовут… звали… Витон, он приехал вместе с советником Юргой из Сотдана. А еще с ними приехал тот, что оставался в зале, когда мы все вышли. Витона я видел всего один раз, когда приезжал в Замок к воеводе. На следующий день мы вместе с Шалаем уехали из Замка – воеводу отправили в ссылку. Про Витона тогда говорили, что он действительно отлично фехтует…

Тут Груфи внезапно замолчал и с каким-то испугом посмотрел на меня и, не отводя глаз, добавил:

– А про того, который не выходил на улицу, я слышал, что он… очень сильный маг… Его даже прочили в придворные маги, но королеве он почему-то не понравился…

– Ну и что? – спросил я.

– Просто… ты так с ним говорил,.. как будто приказывал ему… – неуверенно проговорил Груфи.

– Ну и приказывал, что с того? – гораздо резче спросил я.

– Да просто… даже советник никогда с ним так не говорил…

– Значит у советника кишка тонка! – подал свой голосок Фродо.

– Как ты сказал?.. – переспросил Груфи, и на его губах появилась слабая улыбка, – Кишка тонка?..

– Ага, – подтвердил Фродо, – А можно сказать, что он в коленках слаб!

Улыбка Груфи стала шире:

– Какой у тебя образный язык!..

– О, ты еще и не такое от меня услышишь, – немедленно подхватил Фродо тему своих достоинств.

– И увидишь, – негромко добавила Эльнорда, – Если достаточно долго с нами попутешествуешь.

– Что ты имеешь ввиду?! – тут же повернулся хоббит в ее сторону, грозно сведя брови.

– Только то, что сказала, – миролюбиво улыбнулась эльфийка.

– И без всяких намеков?! – не отставал хоббит.

– Без малейших, – подтвердила Эльнорда, – Только не пей больше вина, оно напоминает «хванчкару», а ты от нее быстро пьянеешь.

– Я пьянею?! – немедленно полез в бутылку хоббит, – Да я даже от двух бутылок коньяку не запьянею, а тут какое-то слабое винцо! Даже обидно слышать такое!

– Да ладно, не обижайся, – все также миролюбиво протянула Эльнорда, – Я ж о себе думаю…

– Что значит о себе?.. – насторожился Фродо.

– Так ты, как напьешься, начинаешь ко мне привязываться. И тут либо Душегубу тебя отдавать, либо самой с тобой разбираться. Душегуб тебя, конечно, быстро успокоит, да ведь мне тебя жалко, а самой с тобой возиться мне сегодня что-то не хочется.

Она лукаво посмотрела на в изумлении разинувшего рот хоббита и добавила:

– Так что ты уж не напивайся…

Мы все, включая Твиста, уткнулись в свои тарелки, а Груфи переводил удивленный, ничего не понимающий взгляд с эльфийки на хоббита. Наконец Фродо обрел дар речи:

– Я к тебе привязываюсь?!! Да чтоб я с тобой связался, мне надо выпить пять бочек такого вина!.. Мне надо утонуть в таком вине, чтоб я хотя бы посмотрел в твою сторону! Ты думаешь, если у тебя зеленые глазки, пухлые губки, точеный носик, если ты сю-сю-сю, – Фродо размахивал толстыми пальчиками возле своей круглой физиономии, показывая какая Эльнорда «сю-сю-сю», – Так от тебя все должны млеть?!

– А по-моему, госпожа Эльнорда действительно весьма красива… – неожиданно перебил хоббита Груфи.

Фродо запнулся, посмотрел на молодого человека, потом снова перевел взгляд на Эльнорду, и в этот момент она быстро показала ему язык. Только хоббит открыл рот, чтобы прокомментировать последнее высказывание, как раздался писклявый голосок Твиста:

– Молодой человек абсолютно прав! Ну не будешь же ты отрицать очевидных вещей?!

Отхлебнув из кружки, карлик укоризненно посмотрел на Фродо.

– А если он будет это отрицать, я ему втолкую, что он не прав… – совсем уже неожиданно прогудел тролль.

– Хватит, ребята, болтать, – прервал я обсуждение нашей дамы, – Пора дальше двигаться.

Фродо, собиравшийся ответить сразу всем троим, бросил на меня обиженный взгляд, но промолчал.

После моих слов обед быстро закончился.

Когда мы отправились дальше, наш походный порядок не изменился – впереди по-прежнему ехали Душегуб и Груфи, занявший место впереди кавалькады без напоминаний, за ними на запряженной козлами повозке восседали Фродо и Твист, а замыкали отряд мы с Эльнордой и оставшаяся без хозяина лошадь Фродо.

Едва мы выехали на дорогу, как Эльнорда капризно пожаловалась:

– Ну вот, придется нам с тобой, Серенький, пыль глотать…

По совести говоря, никакой особенной пыли не было. Дорога была укатана настолько плотно, что казалась залитой каким-то светлым асфальтом. Видимо, признание ее красавицей тремя из пяти присутствующих представителей сильного пола, несколько разнежило Эльнорду. Но неожиданно для самого себя, я положил левую руку на навершье жезла, а правую протянул вперед, ладонью вниз, после чего пробормотал несколько непонятных слов. Те вялые смерчики пыли, что поднимались из-под копыт наших коней и колес Твистовой тележки, немедленно улеглись, словно их кто-то прихлопнул. Эльнорда с некоторым удивлением посмотрела на меня и протянула:

– Ну, ты даешь…

А я сам внезапно задумался над очень интересным вопросом. Откуда берутся в моей голове те разнообразные заклинания, которые я с такой легкостью применяю направо и налево. И что такое увидел в моих глазах Клост, претендовавший на звание придворного мага, что сразу же отказался от попытки применить свое искусство во время поединка Эльнорды со своим товарищем.

Правда, размышлял я над этим вопросом недолго, мое прихотливое воображение, зацепившись за слова «придворный маг», тут же подбросило мне воспоминания о Замке, о том в каком положении я оставил Кину. Мне сразу стало тоскливо до того, что впору было поворачивать назад.

А по обеим сторонам дороги по-прежнему тянулись поля и луга, попадались небольшие деревушки. От основной дороги все чаще ответвлялись плохо наезженные проселки, ведущие к неизвестным мне населенным пунктам. Прибавилось на дороге и народу – навстречу нам то и дело попадались пешие путники, маленькие тележки запряженные такими же маленькими лошадками и даже редкие всадники. Обгоняли мы и людей, идущих в одном с нами направлении.

В этот момент я наконец отвлекся от своих размышлений, поскольку услышал голос Фродо, обращавшегося к своему товарищу по повозке:

– Вот, Твистик, эти лошадки для нас!.. На такой лошадке я обскакал бы весь этот мир! – хоббит явно имел ввиду маленьких косматых лошаденок, тащивших столь же маленькие повозки.

Твист ему не ответил, зато обернулся в седле Груфи:

– Никуда бы ты на них не уехал…

– Почему это?.. – заносчиво поинтересовался хоббит.

– Эти лошадки водятся только в наших предгорьях, и если такую лошадку увести слишком далеко от этих мест, она быстро подохнет. Не живут они вдали от родины!

– Тоскуют, значит! – понятливо кивнул головой Фродо, – И от тоски подыхают!

Он глубоко вздохнул и неожиданно добавил:

– Как я их понимаю… Меня самого ностальгия замучила…

– Оно и видно, – немедленно откликнулась Эльнорда, – Совсем с лица спал…

– А причем здесь лицо?! – сразу же вскипел хоббит, – Лицо причем?! У меня, может, вот здесь, – он стукнул себя кулачком в грудь, – Все высохло и свербит!..

– Я тебе говорила, не пей много вина, – невозмутимо ответила Эльнорда, – Вот теперь тебя сушняк с изжогой и мучают…

– Прекрасная Эльнорда, – подал свой голос Груфи, – А тебя разве не мучает тоска по родине? И вообще, откуда ты родом?.. Где находится земля, рождающая такую красоту?..

– Да оба мы из Средиземья, – опередил Эльнорду Фродо, – Только я из Шира, а она из Дольна…

– Я не понял, вы из одной страны или из разных, – переспросил Груфи.

– Из одной… – немедленно ответил хоббит.

– Из разных… – столь же немедленно высказалась эльфийка.

После этого они уставились друг на дружку, причем хоббиту для этого пришлось развернуться на сиденье повозки на сто восемьдесят градусов. Несколько мгновений длилось молчание, а потом Эльнорда ехидно поинтересовалась:

– Что, недомерок, к чужой красоте примазываешься?..

Хоббит на карачках перебрался с переднего сиденья в возок, встал на ноги и, балансируя, выпрямился во весь свой невеликий рост:

– Я считаю себя, как мужчину, достаточно красивым, чтобы не желать быть похожим на ту зеленую жердь, которую вижу перед собой!

Это заявление было сказано с изрядной долей пафоса, однако в конце его подпортил небольшой камешек, попавший под колесо повозки. Она резко накренилась, и хоббиту, чтобы не грохнуться, пришлось резко присесть и схватиться за бортики Твистового шарабана. И снова мне показалось, что козлы навели колесо своей повозки на камень специально. Как бы там ни было, все достоинство высказывания пропало, а ответом ему был нехороший смех четырех спутников хоббита из пяти. Не засмеялся один Твист, да и то только из солидарности с Фродо, что подтвердил своими словами:

– Признайся, что небольшая прибавка росту не испортила бы нашей внешности…

И тут я внезапно увидел, что Эльнорде стало стыдно. Ее щеки вспыхнули ярким румянцем, рука, державшая поводья слегка дрогнула, и она поспешила сказать:

– Твистик, тебя мое замечание совершенно не касается…

Тут ее голосок пресекся, и она отвернулась в сторону.

Я, чтобы отвлечь от нее внимание спутников, воскликнул:

– Да хватит вам спорить, вы лучше посмотрите, что за город впереди!

Мы действительно приближались к городским стенам, вставшим поперек дороги и перекрывшим ее своими воротами. Ворота, правда были открыты, но их охранял отряд городской стражи. Народу у ворот почти не было, и Груфи объяснил, что жители окрестных сел уже разъехались по домам, а в город вечером мало кто въезжает. Когда мы подъехали к самым воротам, перегороженным несуразным шлагбаумом, нам навстречу выступил, судя по расшитому камзолу, офицер городской стражи и суровым голосом поинтересовался:

– Кто намеревается въехать в королевский город Норт?

– Капитан, да ты что, не узнал меня? – удивился Груфи.

– Тебя, мастер Груфи я узнал, а вот кто тебя сопровождает мне не известно!

– Это мои друзья… – немного растерянно ответил Груфи.

– Пусть они назовутся! – потребовал капитан.

Груфи хотел еще что-то возразить, но я остановил его движением руки, а затем тоном, по суровости не уступающем капитанскому, произнес:

– В славный город Норт желает войти шут королевы Кины и сопровождающие его лица!

– Кто шут?.. – физиономия у капитана вытянулась.

– Я шут! – ответил я и потянул из кармана, захваченный в кабинете советника документ. Развернув бумагу, я показал ее с высоты лошади капитану. Тот было протянул руку к моей бумажке, но я быстро свернул ее и убрал.

– Но что понадобилось придворному шуту в Норте? – не сдавался капитан.

– Да ничего… – спокойно ответил Твист. Капитан немедленно повернулся к нему и грозно спросил:

– А ты кто такой?

– Как – кто такой? – удивился карлик, – Придворный шут… Ты же интересовался, что мне понадобилось в твоем городе, я и отвечаю – ничего!

Капитан с удивленно рожей переводил взгляд с Твиста на меня и обратно, видимо ожидая пояснений, но мы молчали. Наконец он сдался и растерянно спросил:

– Так кто из вас двоих шут?!

– Я, – ответили мы с Твистом в один голос.

– Какой тупой!.. – подал свой голос Фродо.

Капитан неуверенно посмотрел на него и поинтересовался:

– А ты тоже королевский шут?

– Кто? Я? – переспросил Фродо, – Ты что мужик, совсем на своей службе соображать разучился? Какой же я шут, когда я хоббит!

– Хоббит? – переспросил капитан, – А это кто такой?

– Это такая придворная должность, которая введена совсем недавно… – перебила Эльнорда готового разораться Фродо, – И вообще, капитан, ты что намерен разбираться с каждым из нас отдельно? Тебе же сказано личный шут королевы Кины и сопровождающие его лица!

Капитан обежал растерянным взглядом «сопровождающие лица» и остановил его на Груфи:

– А ты, мастер Груфи, тоже сопровождающее лицо?

– По-моему, он просто не желает пускать нас в город… – вступил в разговор Душегуб. Он тронул своего коня и легонько наехал на капитана:

– А ну-ка, признавайся, кто тебе велел нас задержать?!

Капитан попятился и вдруг быстро заговорил:

– Нам, действительно приказано задержать подозрительную шайку… И вы очень подходите под ее описание… Однако, в приказе не было сказано о том, что один из шайки имеет на руках королевский указ…

– Я спросил, кто тебе велел нас задержать! – взревел тролль, перебивая капитана и заставляя своего коня сделать еще один шаг вперед.

– Приказ поступил из магистрата, лично от магистратского головы… – торопливо доложил капитан.

Душегуб уже собрался высказаться по поводу магистрата и его головы, но я его перебил:

– Подожди, Душегуб! Так ты что ж, тыловой крыс, приказ какого-то там безголового головы, выскочки без роду, без племени, ставишь выше королевского указа, подписанного самой королевой?! Ты что, любезный, в подземелье Замка захотел?!

«Любезный тыловой крыс» вдруг затрясся и упал на колени:

– Господин шут, не губите отца восьмерых детей! Хотите я вас всех к голове отведу, и разбирайтесь с ним, кого куда определить! Вы ж понимаете, я приказ получил, должен я его исполнять? А по поводу королевского указа никаких указаний не было!..

Мне почему-то сразу стало противно на него смотреть. Я тронул коня и брезгливо проговорил:

– Не позорься перед подчиненными, вставай и показывай дорогу в ваш магистрат.

Капитан вскочил и бросился к воротам, одновременно командуя своим подчиненным поднять шлагбаум.

Так мы и въехали в город Норт следом за бегущим перед мордами наших коней капитаном.

Впрочем, бежать ему пришлось недолго – городок был невелик, и неширокая прямая улица соединяла городские ворота с главной городской площадью, украшенной величественной бронзовой скульптурой. На этой площади и располагался городской магистрат.

Капитан, резво взбежав по ступеням магистрата к высоким двойным дверям, распахнул их, и Душегуб вознамерился въехать в этот магистрат, отдающий такие подозрительные приказы, прямо на лошади. Во всяком случае я именно так понял его невнятное бормотание:

– … И на плечах отступающего противника мы ворвались в эту цитадель зла…

Однако, большинство из нас решило не уподобляться гуннам и прочим вандалам. Мы соскочили с лошадей, а потому и Душегуб отказался от своего намерения.

Привязав поводья к специально врытым у здания магистрата столбикам, мы направились к входным дверям, все еще придерживаемым любезным капитаном. Уже на верхней ступени широкой гранитной лестницы я оглянулся и быстренько наложил простенькое заклятие на кожаную часть лошадиной и козлиной сбруи, так, на всякий случай…

Едва мы переступили порог этого муниципального присутствия, как нам навстречу бросился мужичок, смахивающий на ресторанного швейцара. Во всяком случае, его одежка, состоявшая из зеленого кафтанца, густо расшитого пообтершимся золотым галуном, такого же цвета штанов с большой кожаной заплаткой на седалище и новых, отсвечивающих янтарем свежего лыка, лаптей, вполне соответствовала именно этой профессии.

Мужичок широко растопырил руки, словно собирался обнять сразу нас всех, и заголосил:

– Господин голова и господа советники уже закончили прием… Завтра приходите, с утра попозже… Сегодня пускать уже никого не велено!..

– Кого пускать не велено? – улыбнулся ему навстречу Душегуб, – Меня пускать не велено?!

Мужичок, увидев тролля, стремительно побледнел, но ответил с полным достоинством, правда, слегка заикаясь:

– И н-н-е п-п-просите, н-н-н-е п-п-пущу!..

– И не будем просить… – кивнул тролль своей мохнатой башкой. А затем быстро ухватил муниципального швейцара за отвороты камзола и пояс штанов, приподнял перед собой на вытянутых руках и дыхнул ему в бледное личико:

– Подсказывай дорогу!..

– Прямо, по лестнице… – придушенно «подсказал» швейцар.

Душегуб, выставив перед собой швейцара кожаным седалищем вперед, направился к широкой мраморной лестнице, плавно взмывавшей белой волной ко второму этажу магистрата.

Когда тролль со своим довеском поднялись по лестнице и оказались на площадке, огороженной мраморной балюстрадой, наш провожатый прохрипел:

– По коридору направо, в самый конец… Там зал торжественных совещаний… Только не задуши… пока дойдешь…

– Как получится… – буркнул тролль, но хватку не ослабил.

Коридор был недлинный, всего по две высокие казенные двери с каждой стороны, и заканчивался двойными роскошными дверями, сверкавшими матовыми, ограненными стеклами.

Я совсем потерял из виду провожавшего нас капитана городской стражи, однако, как оказалось, он и не думал теряться. Напротив, едва тролль со своей ношей притормозил около застекленных дверей, капитан выскочил вперед, широко распахнул обе дверки и громко провозгласил:

– Господин голова, задержанные по твоему приказу доставлены!..

К его сожалению, он немного не рассчитал. Услышав, что мы «задержанные», Душегуб мгновенно отпустил пояс швейцара и, шагнув вперед, ухватил освободившейся рукой капитана за воротник:

– Вот они, задержанные!.. – рыкнул Душегуб приподнимая свою добычу.

Вся наша команда быстренько просочилась в открытые двери и…

В огромном зале, называемом местными бюрократами «зал торжественных совещаний» был накрыт немалый стол. Две огромные хрустальные люстры прекрасно освещали белоснежную скатерть, уставленную сверкавшим фарфором, хрусталем и серебром. Фарфор и хрусталь не пустовали – жратвы и питья здесь было разложено на добрую сотню хороших едоков! И за этим Лукулловым столом сидело всего шестеро богаты одетых и весьма толстых горожан.

Во главе стола, на кресле, напоминавшем своими размерами трон, восседал не по месту маленький, кругленький мужичонка в золотисто-желтом камзоле с кружевным воротником и манжетами. На шее у него сверкал золотой обруч, украшенный здоровенным красным камнем. Из-под лапок, удерживающих камень через всю округлую желтую грудь местного начальника тянулись две толстые золотые цепи, крепившиеся, судя по всему, на его поясе. Пятеро других мужичков, сидевших на стульчиках попроще, щеголяли разноцветным камзолами, причем на каждом имелся отличительный знак в виде броши размером с десертную тарелку. Излишне говорить, что все эти отличительные знаки были изготовлены из благородного металла и украшены различными самоцветами.

Мужички, составлявшие, по-видимому, цвет местного самоуправления, активно выпивали и закусывали, а может быть и проводили «торжественное совещание», которое грубый Душегуб так бесцеремонно нарушил. Во всяком случае, когда мы ввалились в зал, украшенный золотыми веригами руководитель благосклонно внимал одному из своих сослуживцев, толкавшему совещательную речь.

Увидев ворвавшихся к нему подчиненных и, как я понял, не совсем разобрав доклад капитана, так бесцеремонно оборванный Душегубом, голова недовольно поморщился и сделал докладчику знак ручкой, чтобы тот сел на место. Затем, развернувшись в кресле в нашу сторону, голова поставил свой бокал на стол, пожевал губами и осведомился:

– Григонтий, ты что, работу хочешь потерять?.. Я же тебя предупреждал, чтобы ты никого не пускал в магистрат!..

– Так я и не пускал… – едва слышно прохрипел в ответ швейцар, – Они сами вошли и меня принесли…

– Что значит – принесли?! – недовольно переспросил голова.

– Господин голова, – вмешался в разговор капитан, – Ты что ж, не видишь, что мы ножками до пола не достаем?..

– А мне наплевать, до чего и чем вы не достаете… – ровным тоном ответил голова, – Вы немедленно покинете зал совещаний, или я вас обоих уволю с завтрашнего… нет с сегодняшнего дня.

Оба служивых попытались покинуть помещение, но поскольку они действительно не доставали ногами до пола, их попытка закончилась только судорожным подергиванием нижних конечностей. Вместо того, чтобы удалиться, они заметно приблизились к пиршественному… прошу прощения, совещательному столу, так как Душегуб сделал широкий шаг в сторону демонстративно не замечавшего его головы.

Мы двинулись следом, но тролль, не дожидаясь нашего вмешательства в разворачивающиеся события, сам приступил к допросу:

– Эй, ты, тот, что на цепи сидит, давай, рассказывай, кто тебя надоумил задерживать честных людей, пришедший в королевский город Норт?

– Эт-т-то кто такой?! – изумленно произнес голова, только сейчас обратив внимание на высившегося перед ним Душегуба, да и вообще на всю нашу компанию, – Начальник городской стражи, разберись!..

Мужичок, мало чем уступавший в росте и толщине голове, разодетый в голубой с серебряными кружевами камзол, выскочил из-за стола и немедленно заорал военным голосом:

– Капитан, немедленно прекрати сучить передо мной своими потными ногами и доложи, что это за люди, которых ты притащил с собой в магистрат?!

– Так это не я их притащил, а они меня! – заорал в ответ капитан, благо он располагался к начальству фронтом, – А вообще-то, я выполнял приказ головы, задерживал подозрительных лиц… в голубом. Только эти подозрительные лица оказались королевскими шутами и сопровождающими их лицами. Вот я эти лица и привел вам… Вернее эти лица привели меня к вам… вернее принесли меня к вам… – тут бедняга совершенно запутался.

– Если это задержанные подозрительные лица, то почему ты их притащил в магистрат, а не сунул, как положено в подвал башни?! – снова заорал военный начальник, – Немедленно свяжи их и… в любом случае убери из зала совещаний! Ты же видишь, эти твои подозрительные лица отвлекают нас от важного совещания!

– Еще один тупой!.. – послышался голосок Фродо, – Слушай, Душегуб, у тебя рук не хватит всех местных тупых за шиворот таскать…

Тролль в ответ на это отпустил швейцара, и тот с размаху сел на начищенный паркет. Капитана Душегуб наоборот, приподнял повыше и чуть сдерживая свой голосок спросил:

– Кто подписал приказ о нашем задержании?..

Капитан по-военному четко указал на золотисто-желтого пузана, восседавшего во главе стола.

Тролль отпустил и капитана, тут же усевшегося рядом со швейцаром, и направился прямиком к указанному должностному лицу. Однако тот мгновенно пришел в себя, соскочил со своего трона и шустренько метнулся за его широкую спинку. И уже оттуда донесся его нервно подрагивающий голос:

– Немедленно вызовите двадцать городских стражников и свяжите этого дылду!..

В ответ на этот безответственный приказ Душегуб потянул из-за пояса свой гердан со словами:

– Сейчас мы посмотрим насколько твое креслице прочное!..

– Немедленно остановите этого верзилу, пока он не разнес здесь все, – завопил из-за спинки кресла голова, – Именем верховной власти города приказываю арестовать нарушителей порядка!

Все присутствующие в зале с большим интересом наблюдали за развитием диспута между Душегубом и муниципальным головой, однако, в этот момент я заметит, что Твист настороженно смотрит совсем в другую сторону. Я проследил за его взглядом и увидел, что он наблюдает за одним из местных бюрократов.

Разодетый в темно-зеленый с золотом камзол мужичок, с большой холеной бородой и обширной, масляно поблескивающей лысиной, выбрался из-за стола и крадучись направлялся к выходу из зала. Увидев, что я тоже наблюдаю за его ретирадой, он буквально прыгнул в сторону дверей, одновременно исполнив обеими руками замысловатое до нелепости движение. За этим движением вроде бы ничего не последовало, но я сразу же уловил мощный всплеск магической энергии. Казалось, на нас покатился невидимый шар чудовищно скрученного бешенства.

Дальше я действовал чисто автоматически. Метнувшись вперед, между убегавшим бюрократом и моими друзьями, я выбросил вперед правую руку, прищелкнув пальцами и тут же растопырив их веером. Одновременно с этим, левой рукой я выдернул из-за пояса жезл и, направив его на зеленый камзол, нарисовал в воздухе короткий, сухой росчерк заклинания. Едва я закончил, как мою правую кисть опалило невыносимым жаром, словно я сунул ее в паровозную топку, а жезл тут же засветился зловещим багровым светом. Мне стало ясно, что я «словил» чужое заклинание, прикрыв от него ребят, но это далось мне дорого – моя правая рука покрылась здоровенными волдырями, которые сразу же полопались.

Однако, мое заклинание, хоть и менее жестокое, тоже сработало. Бюрократ в зеленом камзоле валялся на полу у самой двери и конвульсивно дергался, пытаясь высвободиться из повязавшей его «нити порядка». Я-то знал, что освободиться самостоятельно от нее невозможно, но моему противнику такой прием, по-видимому, известен не был.

Все, что я описал выше, произошло буквально в одно мгновение, и поначалу никто ничего не понял. Но уже в следующий момент рядом со мной оказался Твист. Он подхватил мою руку, не давая ей опуститься, и негромко пробормотал:

– Что ж ты щит не поставил?..

– Не выдержал бы щит… – тихо ответил я, – Смело бы нас всех, как щепки…

Рядом с нами уже была Эльнорда, которая что-то лихорадочно доставала из своего заплечного мешка. Через пару минут моя кисть была смазана каким-то, по словам Эльнорды, чудодейственным эльфийским зельем и забинтована полотняным лоскутом.

Я оглянулся, чтобы посмотреть, чем заняты остальные и увидел, что тролль выволок из-за стола все городское начальство и усадил его на полу, связав шелковым шнуром, оборванным со штор. Фродо вытащил свой кинжал и с самым угрожающим видом прохаживается вдоль этой стены, так что повязанным мужикам приходится буквально вжиматься в стену, поплотнее поджимая под себя ноги. И только наш милый Груфи, похоже, не успевал за развитием событий и потому растерянно озирался, не зная, как отнестись к проводимому нами перевороту.

Я сотворил коротенькое заклинание, задавившее на время боль в обожженной руке, и направился к все еще корчившемуся на полу зеленому камзолу. Твист по-прежнему держался рядом со мной. Когда мы подошли ближе, карлик пояснил свое пристальное внимание именно к этому субъекту:

– Ну, точно, – это он!

– Кто – он?.. – переспросил я.

– Я его видел у советника Юрги. Только одет он был тогда совсем по-другому. Я его потому не сразу и признал!

Карлик наклонился над спеленутым и громко спросил:

– И куда же ты свои лохмотья дел? Неужто на этот шикарный камзольчик выменял?

«Камзольчик» снова резко дернулся, попытавшись еще раз выбросить вперед руку с заклинанием, но ее тут же так скрутило судорогой, что у бедняги закатились глаза.

– Не дергайся, – сурово посоветовал я ему, – Чем спокойней будешь лежать, тем меньше будешь болеть…

Твист с интересом посмотрел на меня:

– И чем же это ты его так скрутил?

– Есть такая ниточка, – усмехнулся я и тут же чуть скривился от дернувшейся в руке боли.

В этот момент к нам подошел тролль.

– Гэндальф, что будем делать с этими негодяями, – он мотнул башкой в сторону арестованных. Я снова взглянул на повязанных бюрократов и пожал плечами:

– Не знаю… Может с Шалаем на этот счет посоветоваться?..

Душегуб тут же повернулся к Груфи и махнул ему рукой. Молодой человек довольно неуверенно приблизился к нашей троице.

– Ты знаешь, где в городе найти воеводу, – обратился я к нему.

– Конечно!

На его лице появилась облегченная улыбка.

– Быстренько лети к нему и скоренько приведи воеводу сюда! – приказал я.

Паренек развернулся и, не говоря ни слова, бросился бегом по коридору к лестнице.

– А теперь займемся этим субъектом, – я снова повернулся к повязанному моей «нитью» субъекту, – И куда же ты, родимый, торопился от столь обильного стола?

«Клиент», естественно, ничего не ответил, а лишь зыркнул бешеным глазом в мою сторону.

– А ведь я знаю, куда ты торопился, – продолжал я его дразнить, – И сейчас мы проследуем туда вместе…

Оглянувшись, я нашел глазами швейцара, тот по-прежнему сидел на полу и таращился испуганными глазами на свое связанное начальство. Поймав его взгляд, я кивнул – ползи, мол, сюда. Григонтий непонимающе мигнул, а потом до него дошло, кто его приглашает, и он проворно заторопился в мою сторону… на четвереньках. Оказавшись рядом, швейцар преданно взглянул мне в глаза, но я в ответ недовольно поморщился и приказал:

– Встань!

Он мгновенно оказался на ногах и вытянулся по стойке смирно.

– Подскажи-ка нам, Григонтий, что это за фрукт и где располагается его кабинет.

Григонтий бросил строгий взгляд на присмиревшего «фрукта» и бодро доложил:

– Это – кра Вольма, городской казначей. Его кабинет – третья дверь по коридору справа… Да, я вас провожу.

– А почему – кра? – недоуменно буркнул Душегуб, – Что за странное обращение, на ругательство похоже.

– Не знаю, – сделав полуповорот налево, доложил Григонтий, – Он сам приказал так себя именовать. Говорит, что обращение «кра» соответствует словам «очень, чрезвычайно, непомерно уважаемый и любимый господин».

– Ничего себе? – возмутился Душегуб, – И кого же еще ты называл крой?

– Да вот, всех их…– кивнул Григонтий в сторону арестантов.

– Значит, они – кры, а остальные так, пыль под ногами? – немедленно завелся обожающий справедливость тролль.

– Ладно тебе, Душегуб, успокойся, – попытался я охладить возмущенного тролля, – Щас мы с этим крой разберемся, а там и до остальных дело дойдет… Вы с Фродо оставайтесь здесь и дождитесь Шалая, а мы с Твистом и Эльнордой прогуляемся до кабинета этого яркого представителя крапивного семени бюрократов…

Тут я поднял глаза на Душегуба и улыбнулся:

– Глянь-ка, Душегубушка, а в слове «бюрократия» доминирующий слог как раз «кра»!

Душегуб улыбнулся мне в ответ, отчего наш спеленатый пленник мгновенно побледнел. Но я его успокоил:

– Не бойся, я не сейчас тебя Душегубу отдам…

Тролль направился к порученным его заботам отцам города Норта, а к нам присоединилась Эльнорда.

Я простер над неподвижным казначеем свой жезл и безвольное тело, обернутое великолепным зеленым камзолом, плавно приподнялось над полом.

– Веди, Григонтий, – скомандовал я швейцару и добавил, увидев, что тот смотрит на меня совершенно обалделым взглядом, – И смотри не заблудись!

– Не извольте сомневаться, кра шут! – брякнула эта жертва чинопочитания, а я от неожиданности чуть не уронил казначея.

Григонтий, между тем, не дожидаясь других приказаний, сделал «кругом» и чуть ли не строевым шагом потопал в сторону лестницы.

Я только покачал головой, а увидев усмешечку Эльнорды, даже чуть покраснел.

Наш провожатый довел нас до одной из дверей и замер около нее. Я остановился рядом и недовольно спросил:

– Ну и что ты встал? Открывай, давай!

– Не могу! Поскольку ключа не имею! – бодро доложил Григонтий.

– Ох, ты, горе какое!.. – пропела Эльнорда и наклонилась над пленником, – Сам ключ отдашь, или дверку ломать будем?

– Вы там все равно ничего не найдете… – прохрипел тот, продемонстрировав наконец нам свой немузыкальный баритон.

– Тем более, ключик отдай… – пропела в ответ Эльнорда, – Не мучай душу запирательством, и тело твое не будет мучиться, – добавила она тоном католического священника.

Видимо, этот тон подействовал на сознание кра Вольма, поскольку он судорожно дернулся под моим жезлом, забегал по сторонам глазками и, убедившись в полном отсутствии помощи и сострадания, прокаркал:

– Под левым обшлагом…

Эльнорда быстренько пошарила в указанном месте и выудила самый обычный ключ на длинном стержне. Через мгновение дверь в кабинет казначея была отперта, мы вошли и втащили с собой хозяина кабинета.

Кабинет представлял из себя самое обычное канцелярское помещение, к тому же довольно голое. У занавешенного окна стоял большой письменный стол с двумя тумбами под ним. В одном углу красовался огромный металлический шкаф, выкрашенный почему-то в оранжевый цвет, а в другом, как ни странно умывальник с зеркалом. Меня, собственно, интересовало именно зеркало, но я представлял его себе несколько иначе. Имеющееся в кабинете умывальное зеркало для тех целей, которые я предполагал, явно не годилось.

На столе в полном порядке выстроились письменный прибор со всевозможными канцелярскими принадлежностями, рядом лежали четыре маленьких и явно новых блокнотика, а также нетолстая пачка документов. У стола одиноко притулился простой жесткий стул, причем, глядя на него, возникало стойкое впечатление, что им редко пользуются.

И больше ничего.

Эльнорда подергала ящики стола, и они беспрепятственно открылись, обнажив свое совершенно пустое нутро. Мы несколько растерянно огляделись и тут же услышали довольный комментарий кра Вольма:

– Я же говорил, что вы здесь ничего не найдете…

Именно этот голос убедил меня в том, что искать есть что, и я немедленно активизировал Истинное зрение.

Кабинет остался таким же как прежде, но в дельней его стене образовалась прикрытая простеньким наговором дверь. Я немедленно отправился к ней и сразу снова услышал голос хозяина кабинета:

– Туда нельзя!.. Там считальня, касса, монетохранилище и… и вообще, туда нельзя!

Но я был уже рядом с дверью и внимательно ее оглядывал. Ручек и замков она не имела, хотя явно была заперта. Осторожно прощупав ее поверхность на предмет магических заморочек, я немедленно обнаружил сплетенное по углам заклинание. Заклинаньеце было простенькое, всего на четыре цвета, причем, как я сразу догадался основным был зеленый. На то, чтобы рассыпать этот примитивный наговор у меня ушло всего пару минут, причем я одновременно снял и пелену с двери. Мои спутники не только сразу же увидели саму дверь, но и смогли немедленно ее открыть.

Висевший по-прежнему над полом казначей, увидев, как заветная дверка открывается, буквально зарычал от отчаяния.

А помещение за этой дверкой оказалась весьма примечательным!

Размерами оно, конечно, значительно уступало кабинету, однако мебели имела гораздо больше. Прежде всего, в комнате находился… гримировальный столик, очень похожий на тот, который я видел в покоях советника Юрги. Кроме этого столика здесь имелся небольшой письменный стол, буквально заваленный документами, самый настоящий, очень неброский сейф, весьма на вид удобное полукресло. На одной из стен висело несколько полок, также заставленных канцелярскими папками с документами. Но наше внимание сразу привлек довольно большой деревянный ящик, стоявший на столе и лежащий на нем узкий и длинный конверт.

Я сразу же шагнул к столу и взял конверт. Сзади послышалось придушенное: – Не смей этого трогать, – но в голосе казначея было уже одно только отчаяние. Не обращая на подобные предупреждения внимания, я с интересом прочитал на конверте – «Лично в руки господину королевскому советнику, достопочтенному Юрге». Самое интересное, что на верхней крышке ящика была выведена точно такая же надпись.

Я повернулся к кра Вольма:

– Как интересно! Казначей славного города Норта состоит в личной переписке с господином советником Юргой…

– Это не запрещено законом… – зло прохрипел в ответ наглый кра.

– Конечно, конечно, – немедленно согласился я и улыбнулся, – Но он прячет эту переписку, значит ему есть что прятать… А ну-ка, откроем завесу над тайнами казны города Норта.

И я надорвал конверт.

Казначей снова зарычал, но я его плохо слышал. Я с интересом читал короткую записку, обнаруженную в конверте. А там значилось следующее:

«Господин советник! Согласно твоим указаниям, направляю собранные в предгорной области налоги лично тебе. Подтверждение, подписанное королевой, прошу отправить с нарочным доставившим деньги. Твой верный слуга.»

Я с довольной ухмылкой повернулся к казначею:

– Да ты, мой милый, казнокрад, а не казначей! Придется тебя повесить…

Кра Вольма дернулся, словно его ударили в лицо, и быстро-быстро захрипел:

– Я казны не крал… Я все отсылал королевскому советнику…

– А должен был отсылать королевскому казначею, – ласково пожурил я его.

– У меня есть расписки подписанные самой королевой… – снова захрипел казначей, но уверенность в его хрипе быстро таяла.

– А должен был получить расписки от королевского казначея… – перебил я его, – Насколько мне известно, королевский казначей докладывает королеве, что налоги из предгорной области давно не поступают… Ты можешь подтвердить выплату налогов его расписками?..

– Но я действовал по приказу королевского советника Юрги, имеющего право решающего голоса!.. – уже взмолился кра Вольма.

– И ты можешь предъявить этот приказ? – с надеждой спросил я.

Ответом мне был только затравленный взгляд и беззвучное шевеление побелевших губ.

– Значит никакого приказа нет, – преувеличенно разочарованным голосом констатировал я, – А господин советник, конечно же, будет все отрицать… Ох, как красноречиво он будет все отрицать, ох как красноречиво он будет требовать для негодяя-казнокрада, то есть для тебя, смерти…

И тут кра Вольма сломался! Он даже хрипеть перестал, видимо почувствовал на своей шее шершавую веревку королевского правосудия.

– Я все расскажу, все, что знаю… Это все придумал советник Юрга. Прошлой осенью, когда он вызвал меня в Замок и приказал при этом явиться… незаметно. Вон он меня тогда видел! – он кивнул в сторону Твиста, – Тогда он предложил мне стать его другом. Он обещал мне, что когда станет королем, меня сделает королевским казначеем. Он уже тогда все придумал!..

– И ты думаешь, я поверю, что советник Юрга метит в короли? – перебил я разговорившегося бюрократа, – А куда же он собирался деть королеву Кину?

– Он… он показал мне, как королева его слушается… Прямо при мне он дал королеве подписать бумагу, и она ее подписала не глядя… А в бумаге был приказ… о ее казни!

– О чьей казни?! – буквально взвизгнула эмоциональная Эльнорда.

– О казни королевы Кины! – взвизгнул в ответ Вольма.

Я успокаивающе положил забинтованную ладонь Эльнорде на плечо, и мгновенно ударившая боль помогла мне несколько прийти в себя.

– А связывался со своим хозяином ты, конечно, с помощью вот этого зеркала? – Я кивнул в сторону гримировального столика.

Мой вопрос поверг казначея в самую откровенную панику. Он задергался так, словно впервые почувствовал на своем теле «нить порядка», и еще не знал, что порвать ее невозможно. Его глаза уставились на меня с выражением откровенного ужаса, настолько откровенно, что я невольно усмехнулся. И моя усмешка его странным образом успокоила, вернее обессилила.

– Значит ты и это знаешь!.. – прошептал он, а затем неожиданно спросил, – Ты же не настоящий шут, как тебя зовут?

– Зовут меня, Гэндальф Серый Конец, и вернулся я в этот мир, потому что в нем завелись такие паразиты, как советник Юрга, кра Вольма и еще кое-кто… – горько ответил я.

Казначей как-то сразу обмяк, словно из-под него выдернули последнюю опору, но у меня еще оставались к нему вопросы, так что отпустить его отдыхать я не мог:

– Поскольку, я удовлетворил твое любопытство, ответь и ты мне на один вопрос. От тебя совершенно не пахнет магическими способностями, и тем не менее, ты только что применил очень серьезное заклинание – в чем дело?

– Какие способности!.. – невесело усмехнулся казначей, – Если бы я имел хоть какие-то способности, я бы сразу понял с кем имею дело и не за что не связался бы с Братством Конца! А это, – он попытался повторить свой странный магический жест, но «нить» не позволила ему пошевелить руками, – Это мне советник Юрга показал… так, на всякий случай. Сказал, что против лиходеев хорошо помогает…

– А почему ты так торопился покинуть нашу теплую, дружескую компанию? Или тебе не интересно было то, о чем мы беседовали?

Он слегка замялся, но тут же ответил:

– Мне надо было быть в своем кабинете… Я бы просто ушел потихоньку… если бы вот он, – казначей кивнул на Твиста, – И ты не заметили и не… попытались меня остановить…

– Неправда… – протянул Твист, – Никто не пытался тебя остановить. Мы просто на тебя смотрели. Ты атаковал нас без всякой с нашей стороны провокации.

– А ведь Твист прав… – подтвердил я соображения карлика, – Мы тебя не трогали. Так с чего это ты на нас напал?

– Вчера вечером советник Юрга сообщил мне, что ваша компания может появиться в нашем городе, и приказал вас задержать. Я… уговорил голову отдать приказ о вашей задержке, но у городской стражи, как я понял, ничего не получилось… Вот я и хотел связаться с советником и все ему рассказать…

Вольма говорил усталым, безнадежным голосом, но что-то по-прежнему не давало мне до конца поверить в то, что он полностью сломлен.

– … Тем более, что как раз подходило время очередной связи… – продолжил я его фразу и по блеску брошенного в мою сторону взгляда понял, что угадал.

– Ну что ж, свяжемся с почтенным советником… – предложил я и направился к гримировальному столику.

– Он тебя сразу узнает!.. – прохрипел мне в след Вольма, но я не обратил внимания на его очередную угрозу. Вместо этого я повернулся к Эльнорде и попросил:

– Посмотри, пожалуйста за нашим другом, казнокрадом, чтобы он помолчал, пока я буду общаться с его хозяином.

Эльнорда улыбнулась, вытащила из-за пояса Рокамор и шагнула к оставшемуся на полу Вольме. А я уселся за столик и, для начала, неторопливо проговорил заклинание «Истинной Речи». Пользовался я этим заклинанием очень редко и не хотел, чтобы моя торопливость подвела меня в самый неподходящий момент.

Почувствовав, что заклинание начало действовать, я выдвинул верхний ящик столика и тут же увидел маленький темно-синий пузырек и замызганную тряпицу. Выдавив из пузырька на тряпку тяжелую маслянистую каплю, я тщательно протер зеркало и спрятал пузырек и тряпку назад в ящик. А затем уставился на свое отражение в зеркале и принялся ждать.

Сидеть совершенно неподвижно мне пришлось довольно долго. До того долго, что я начал чувствовать себя несколько глупо, тем более, что боковым зрением я ловил в зеркале недоуменные, а затем и вовсе насмешливые взгляды своих друзей. Но своего я добился – отражение моей, достаточно надоевшей мне, физиономии неожиданно скривилось и произнесло:

– Ну, и где ты шлялся? Время связи прошло уже минут как двадцать. В чем дело?

– Советник, – немедленно ответил я, и мой хрипловатый голос был как две капли воды похож на хрип кра Вольмы, – Мне сообщили, что у ворот города появились люди, похожие на тех, о которых ты вчера предупреждал. Я решил лично проверить и отправился к городским воротам…

– Это они?! – перебило меня мое собственное изображение самым хамским образом, – Ты их задержал?!

– Нет, советник, это были совсем другие люди. Правда на одном из них, действительно была голубая куртка, но ты бы видел, что это за рвань!.. И девка там была, но совсем не симпатичная. Такая мымра, что боже мой!..

– А здоровенный лохматый верзила был? – неожиданно поинтересовалась моя физиономия из зеркала.

– Нет, здоровенных среди них не было, они вообще все были какие-то дохляки. Я велел не пускать их в город, так они сразу развернулись и побрели прочь.

– Значит, это не они… – задумчиво констатировала рожа в зеркале. На мой взгляд, она все меньше и меньше походила на мое лицо.

– Неужели эти проходимцы все-таки направились в степь, к кочевникам?.. – продолжало размышлять отражение, – И куда делся королевский указ?..

– Какой указ, советник? – достаточно подобострастно поинтересовался я.

Я в зеркале мгновенно вышел из своей глубокомысленной задумчивости и начал хамить:

– Это тебя не касается! Лучше доложи, как там у нас обстоят дела с налогами?

– Все собрано и упаковано, господин советник, – бодро доложил я, – Завтра будет отослано нарочным. Только, – тут я слегка замялся, – Только ты расписку королевскую с моим посланцем мне отошли, а то я и так волнуюсь из-за этих налогов. Королевский казначей, наверное, невесть что королеве докладывает…

– Королева и ее казначей не должны тебя волновать! – резко оборвал меня мой дорогой образ, – Ты всегда можешь представить доказательства, что посылал деньги лично ей!

– А нельзя ли, господин советник, получить королевский указ, который подтверждал бы правомочность таких моих действий… – подобострастно попросил я.

– А вот этого делать никак нельзя! – отрезало зеркало, – И вообще, ты хочешь занять должность королевского казначея? – и не дожидаясь моего ответа, продолжило, – Тогда слушай меня и делай, как я тебе говорю.

– Понял, господин советник, – несколько разочарованно прохрипел я.

– Очень хорошо, – ответило мне мое отображение, – Тогда все. Ты все-таки, поглядывай еще несколько дней за приезжими, проходящими. Вдруг этот шаромыга в голубом со своими друзьями появится. Хотя…

Что «хотя» зеркало не договорило. Мое прекрасное лицо еще раз недовольно поморщилось и приняло довольно глупое выражение. Только через несколько секунд я понял, что это и есть выражение моего настоящего лица, передаваемое честным зеркалом. Я вздохнул, снял наложенное на себя заклятье и отвернулся от зеркала.

В комнате, как я и просил стояла тишина. Эльнорда сидела над лежащим казначеем, приставив к его кадыку Рокамор так, что его острие едва не протыкало бледную кожу горла. Бедняга в зеленом камзоле не то что говорить, сглотнуть не мог, опасаясь, как бы это невинное движение гортани не привело к серьезной травме. Рядом с этой неподвижной парой присел на корточках Твист, внимательно, даже, я б сказал, пристально, рассматривая нашего пленника.

Услышав, что мой разговор со своим зеркальным отражением закончен, карлик поднял голову и чуть улыбнулся:

– Слушай, маг, а ты не обратил внимания на одну замечательную фразу, сказанную этим ворюгой?

– На какую? – спросил я, не совсем понимая, что Твист имеет ввиду.

– Он сказал, что «уговорил» городского голову отдать приказ о нашем аресте. Тебе не интересно, каким образом он это сделал?

На секунду задумался, в словах хитрого карлика безусловно был резон.

– Эльнорда, дорогая, – обратился я к эльфийке, – Дозволь своему подопечному слово молвить.

– Ну пусть молвит, – ответила девчонка, убирая свой кинжал.

– Так что, кра Вольма, откроешь нам секрет своего умения уговаривать? – улыбнулся я казначею.

– Это надо показывать, – прохрипел тот в ответ, – А я и пошевелиться не могу.

– Ну, это в наших руках, – безмятежно ответил я, – Но должен тебя предупредить, любое использованное тобой заклинание, будет обращено против тебя же. Понял?

Затем я простер над лежавшим телом свой жезл и чуть покрутил его. В следующий момент скрюченное тело казначея расслабилось, а из его губ вырвался хрип облегчения.

Эльнорда наклонилась, ухватила Вольму за шиворот и одним рывком поставила его на ноги. Однако, как только она отпустила камзол, ножки у бедняги подломились , и он с каким-то жалким писком снова повалился на пол.

– Эльнорда! – укоризненно покачал я головой, – Нельзя же так резко придавать уставшему телу вертикальное положение.

– И долго он так будет валяться? – спросила девушка с показной грубостью, – Нам тоже здесь рассиживаться не стоит, у нас дела.

– Ну, я думаю, руками-то он вполне владеет. Давай, показывай свое умение, – повернулся я к чуть постанывающему казначею.

Он медленно перекатился на спину и принялся отстегивать свой знак отличия. Только тут я разглядел, что в отличие от своих коллег, казначей имел знак, украшенный двумя зелеными камнями, похожими на крупные изумруды.

Отстегнув знак, Вольма приподнял его над собой и показал растопыренными пальцами на камни:

– Смотри сюда!

Потом он быстрым движением нажал по очереди на каждый камень, и те неожиданно засветились тусклым, странно притягивающим взгляд свечением. Причем они не просто светились, а по очереди помигивали, словно знали что-то важное. Я внимательно наблюдал за этими необычными камешками и вдруг услышал короткий приказ, отданный хриплым, каркающим голосом:

– А теперь ты возьмешь меня на руки и отнесешь в зал совещаний!

– Ага, – немедленно ответил я, – А колыбельную тебе по дороге не спеть?!

Я протянул руку и забрал из задрожавших ручонок казнокрада его игрушку.

– Как же так?.. – хрипло прошептал он, глядя на меня с растерянностью побитой собаки, – Советник говорил, что она на всех без исключения действует…

– Исключения бывают всегда, – наставительно ответил я, – Особенно в таком малонадежном деле, как гипноз. Выключается она так же?

Я ткнул пальцем в камни. Они чуть подались под нажимом и свечение погасло.

– И никакой магии… – пробормотал я себе под нос, пряча игрушку в карман, – Пошли ребята в зал, здесь нам делать больше нечего.

– А этот? – спросила Эльнорда, показывая взглядом на усевшегося на полу Вольму.

– А за ним пока что Твист присмотрит, – я повернулся к карлику, – Как, справишься?

Тот молча кивнул.

Мы с эльфийкой покинули секретную комнату и через кабинет вышли в коридор. И тут же увидели направлявшегося в зал совещаний Шалая.

– Эльнорда, девочка моя! – воскликнул воевода.

Потом он перевел взгляд на меня, секунду рассматривал мою персону с некоторым недоумением, а затем несколько неуверенно спросил: – Гэндальф?.. – И тут же в его глазах появилось узнавание, – Серый Конец!

И неожиданно для самих себя мы обнялись!

Воевода почти не изменился, только на его худом скуластом лице чуть прибавилось морщин, да волосы из седоватых превратились в совершенно белые. Но взгляд близко посаженных голубых глаз был все так же остер и внимателен, а скупая улыбка по-детски светла.

Однако, обстоятельства требовали срочно решить насущные вопросы. Поэтому вместо того, чтобы радоваться встрече и предаваться воспоминаниям, я сразу потащил Шалая в кабинет казначея и дальше, в секретную комнату. Твист расположился в кресле за столом и с интересом наблюдал за кра Вольма, который уже стоял на ногах, хотя они его держали еще не вполне надежно. Снова увидев меня, да еще в сопровождении воеводы, он застонал и опустился на пол.

Я коротко, но достаточно полно изложил Шалаю все полученные в Магистрате сведения и предложил ему решать, что делать дальше, поскольку он лучше представлял себе ситуацию и в городе, и в провинции.

Воевода спокойно выслушал меня, потом повернулся в сторону выхода и громко крикнул:

– Груфи!..

Молодой человек тут же возник в дверном проеме.

– Приведи мне из зала совещаний капитана городской стражи, если он еще не ушел…

Груфи исчез, а Шалай повернулся ко мне:

– Я очень рад, что Братство снова явилось в королевство, а то у нас здесь такая ерунда творится! – Физиономия воеводы скривилась, – Ты королеву видел?

– Видел, – со вздохом ответил я, – Но поговорить с ней не смог…

– Понимаю, – кивнул Шалай седой головой, – Вот и я не смог с ней поговорить – в изгнание загремел… Хорошо еще не на плаху!

Однако, его рассказ о событиях в Замке был прерван появлением Груфи и капитана стражи.

Шалай сурово посмотрел на капитана и заговорил:

– Мой друг, Гэндальф Серый Конец, раскрыл в нашем городе заговор, направленный против королевы. Во главе этого заговора стоял вот этот мерзавец, – воевода ткнул пальцем в казначея, – Тебе надлежит арестовать его и держать под стражей до окончания расследования. Понял?

Капитан поскреб подбородок и неуверенно ответил:

– Понять-то я понял, но приказы я могу получать только от головы, а он такой приказ никогда не даст…

– Даст, не сомневайся… – вмешался я в разговор.

Капитан недоверчиво посмотрел на меня, затем улыбнулся и спросил:

– Думаешь, его твой мохнатый верзила заставит?

– Нет, – улыбнулся я в ответ, – Голова сам все решит, без всякого нажима.

– Ну-ну, – капитан снова недоверчиво улыбнулся, – И когда же я этот приказ получу?

– Да прямо сейчас! – воскликнул я, – Пошли в зал.

– Я останусь с Твистом, – неожиданно проговорила Эльнорда, – А то от этого… кры… всего можно ожидать. А мне будет жалко Твистика, если с ним что-нибудь случится.

Я сразу перехватил взгляд Твиста, брошенный им в сторону эльфийки. В нем ясно читались недоверие – уж не в насмешку ли было сказано, и признательность – такая леди и вдруг заботится о нем – довольно уродливом карле.

Эльнорда тоже заметила этот взгляд и ответила на него умопомрачительной улыбкой.

Мы с Шалаем, в сопровождении Груфи и капитана направились в зал.

Там все было тихо. Тролль и хоббит сидели за столом и с приятствием закусывали. Члены магистрата располагались на полу под стеночкой и с очень недовольным видом наблюдали за уничтожением их съестных припасов.

Увидев входящего в зал Шалая, оба гурмана немедленно выскочили из-за стола и с радостным ревом устремились к воеводе. Тот тоже бросился к своим товарищам по Братству, так что вся троица встретилась в центре зала, причем тролль и воевода обнялись, а хоббит попал между ними, и его изрядно помяли.

Когда иссякли приветственные восклицания, совершенно неожиданно раздался голос городского головы:

– Теперь я понимаю, Шалай, почему тебя королева отправила в изгнание…

Шалай повернулся в его сторону.

– Из-за этих вот твоих друзей, – продолжил свою мысль голова, – Она просто боялась, что они приедут к тебе погостить, а прокормить их просто невозможно. Вот королева и решила, чтоб ты их принимал не в Замке, а в каком-нибудь другом месте…

– Это кого невозможно прокормить?! – угрожающе пропищал Фродо, хватаясь за рукоять своего кинжала.

– Особенно тебя! – бесстрашно ответил голова, – Этого громилу еще можно как-то понять – поддерживать такое тело в порядке – серьезная задача! Но куда девается еда, которую поглощаешь ты – совершенная загадка! Ты ж за последние полчаса сожрал больше, чем весишь сам!

– Ну и что?! – запальчиво заверещал хоббит, – Во-первых, хоббиты всегда были не дураки вкусно покушать! Во-вторых, неизвестно, когда сможешь нормально пообедать, путешествуя в компании таких типов, как наш Гэндальф. В третьих, и последних, в хорошей компании, грех отставать от компании… Да!

Фродо гордо топнул ножкой, повернулся к нам и широким жестом пригласил:

– Прошу за стол, там еще много чего осталось!

– Действительно, – несколько смущенно прогудел Душегуб, – Не пропадать же продуктам?!

– А не вредно ночью столь плотно обедать? – улыбнулся Шалай.

– Нет! – в два голоса и очень уверенно заявили оба друга, а Фродо еще и добавил, – Нам же спать не дают!

– Что ж, – вздохнул я, – Тогда, действительно, придется обедать… Только сначала надо закончить одно дело! – остановил я направившихся было к столу Душегуба и Фродо.

Они остановились и вопросительно посмотрели на меня.

– Душегуб, сходи, пожалуйста, за Эльнордой и Твистом, и, заодно, помоги дойти до зала кра Волме, а то он у нас очень устал. И, кстати, посмотри, где там затерялся наш верный Григонтий. Груфи тебя проводит до казначейских помещений. А я займусь городским начальством.

Тролль молча взглянул на Груфи, и тот немедленно развернулся в сторону коридора.

Когда они вышли из зала, я посмотрел на городского голову и наткнулся на его донельзя перепуганный взгляд.

Я шагнул ближе к нему и спросил:

– В чем дело?

– Я… это… – голова нервно облизал губы, – Спросить хотел, почему это… Вольма так устал… Вы его… это… – он снова облизал губы и выпалил, – Пытали…

– Ага, – безразлично подтвердил я его догадку, – Сейчас Душегуб его останки принесет…

– Не надо… – пробормотал голова побелевшими губами. Он был настолько перепуган, что казалось будто его золотистый камзол тоже побелел.

– А что ты так испугался? – раздался голосок сердобольного Фродо, – Никогда останков не видел?

Голова бросил на него короткий, затравленный взгляд и снова обратился ко мне:

– Мне, это… ну… предсказали…

Тут он замолчал, прислушиваясь к звукам, доносившимся из коридора. Мне пришлось его подтолкнуть:

– И что же тебе предсказали?

– Мне? – голова облизал свои неестественно белые губы, – Меня прокляли и предсказали, что я умру через два часа после кра Вольмы…

– Вот как?.. – удивился я. И тут мне в голову пришла интересная мысль:

– Я могу это проклятие разрушить!

В глазах у головы, доселе наполненных только ужасом, мелькнула заинтересованность:

– Да разве это возможно?

– Конечно, трудности есть, но я почти не сомневаюсь в успехе, – заверил я его.

– Это сложно? – оживился голова, – Нужны какие-то приготовления? Когда ты сможешь приступить к… процессу?

– Да прямо сейчас! – уверенно заявил я, – Необходимо только твое внимание.

– О, – воскликнул он, – Чего-чего, а моего внимания у тебя будет в достатке!

– Тогда начнем, – проговорил я и повернулся к Фродо, – Ну-ка, освободи его от веревки.

Фродо поддел узел шнура, стягивавшего рука головы, кончиком кинжала и обрезал его. Голова энергично растер перетянутые рубцами запястья и поднялся с пола. Я оглядел зал и предложил:

– Пожалуй, тебе лучше будет сесть в свое кресло…

Голова молча направился к своему месту за столом и уселся на трон. Я подошел к нему и суровым, напряженным взглядом уставился ему прямо в глаза. Мне никогда прежде не приходилось встречаться с гипнозом, а потому я не знал, каким образом можно снять гипнотическое внушение. Но, как говорится – кто, если не я.

Вытащив из кармана казначееву цацку, я показал ее голове и строго спросил:

– Ты видел когда-нибудь эту вещицу?

– Это знак достоинства казначея, – немедленно ответил голова.

– Смотри на него внимательно! – приказал я, понизив тембр своего насколько было можно, не рискуя сорвать голос.

– Смотрю… – пролепетал глава местной муниципальной власти.

– Расслабься, – начал внушать я пациенту, – Не о чем не думай, смотри, наслаждайся изысканностью этих камней.

Я поднес казначеев медальон к самому лицу головы и быстро надавил на камни. Они немедленно начали помигивать.

Лицо главного городского бюрократа расползлось, так что щеки обвисли по бульдожьи, а маленькие глазки принялись качаться в глазницах, как у кошки на ходиках – влево-вправо, влево-вправо…

– Ты меня слышишь? – утробным голосом поинтересовался я.

– Слышу… – ответил мне голова, причем голос у него шел почему-то из живота. У меня мелькнула мысль уж не тайный ли он чревовещатель, но я не позволил себе отвлекаться отдела.

– Сейчас я сосчитаю до трех, и со счетом «три» ты очнешься. При этом ты сбросишь с себя все гипнотические внушения, которым когда-либо подвергался. Ты вспомнишь все – как, когда, кто и что тебе внушал, а также, что ты под этим внушением сделал. Ты готов!

Мой голос возвысился до подлинного трагизма, а этот паразит спокойненько так ответил мне:

– Всегда готов! – и мне даже показалось, что его правая рука дернулась, чтобы отдать мне пионерский салют.

Но я снова не позволил себе отвлечься:

– Раз!.. Два!.. Три!!!

При счете три я убрал от лица гражданина начальника золотой знак и погасил камни.

Городской голова потряс головой и оглядел зал несколько ошалевшим взглядом. И вдруг его глаза остановились и зажглись жуткой ненавистью.

Я оглянулся, чтобы посмотреть, кому эта ненависть адресована, и увидел, что в зал входит Душегуб в сопровождении Эльнорды и Твиста. За спиной у Душегуба маячил Григонтий, а на правой, согнутой в локте руке тролля висел сложенный пополам кра Вольма.

– Гэндальф, – заревел Душегуб, – Этот кра притворяется, что у него переломаны ножки. Он наотрез отказался идти в зал, так что мне пришлось его принести. Но больше я его таскать не буду! Он кусает меня за коленку! Ну вот, опять укусил!

Тролль швырнул Вольму на паркет и потер свое лохматое колено.

– Капитан, – раздался за моей спиной истошный вопль головы магистрата, – Немедленно арестуй этого негодяя и засунь его в самый нижний подвал магистрата! В самый каменный мешок!!

Капитан метнулся к Душегубу и его компании и в растерянности повернулся к голове:

– Какого негодяя-то? Их тут четверо!

– Того что валяется на полу! – последовал уточняющий вопль головы, – И в подвал его! В подвал!..

Капитан наклонился над смирно лежащим казначеем и, положив ему руку на плечо, грозно произнес:

– Кра… т-фу ты, бывший кра Вольма, ты арестован по приказу магистрата!

Несколько мгновений в зале висело молчание, а затем раздался знакомый хрип казначея:

– Что значит, «бывший кра Вольма»? Меня что, переименовали? – он повернулся к капитану лицом и добавил, – И как же теперь меня будут называть?

– Тебя теперь будут называть просто Вольма, – пояснил капитан, – Крой тебя теперь величать не будут.

– Требую письменного подтверждения магистрата на сей счет! – тут же потребовал казначей, – А до тех пор, пока мне его не представят, отказываюсь повиноваться твоим указаниям!

– Чего?.. – не понял капитан.

Но тут в завязывающийся диспут вмешался наш грубый тролль:

– Мужик, – наклонился он над бывшим крой, – Ты арестован… Сам пойдешь в подвал или…

Он схватил разжалованного казначея за ногу и потянул его в сторону коридора, одновременно обращаясь к капитану:

– Показывай дорогу в подвал…

– Но там же три длинные лестницы! – воскликнул капитан, – Если ты его так потащишь мы ж ему голову разобьем!

– Ну и что? – буркнул грубый тролль, – Голова тебе приказал доставить его в подвал, а насчет его головы голова ничего не говорил! И вообще, какая разница с какой головой он будет сидеть в подвале?.. Не тащить же его опять на руках, когда он кусается!..

– И то правда… – несколько оторопело согласился капитан, – Пошли…

И он выскочил впереди тролля в коридор.

Душегуб пошагал за ним, волоча бывшего кру за ногу. А через минуту из коридора, видимо от самой лестницы, донесся визг смещенного казначея:

– Отпусти мою ногу!.. Я сам пойду, сам!! Не надо меня дальше волочить-ть-ть-ть!

Визги постепенно стихли, видимо процессия спустилась на первый этаж.

Я повернулся к воеводе:

– А теперь нам надо где-то сесть и спокойно поговорить.

– Я предлагаю вернуться к столу, – тут же высунулся Фродо с деловым предложением.

– Хоббит прав, – немедленно поддержала его Эльнорда.

– Но… – несколько неуверенно начал я, – В зале все еще находятся члены магистрата…

– Вот именно! – сразу же раздался голосок головы, по-прежнему восседавшего на своем троне, – И мы собирались совещаться все ночь! Тем более, что через несколько минут должны подойти и девочки-стенографистки, так сказать…

И тут неожиданно подал голос Твист:

– А мне представляется, что членам магистрата необходимо немедленно освободить зал, для проведения совещания оргкомитета королевского праздника смеха!

– Какого праздника?.. – растерялся голова.

Твист незаметно мне подмигнул, и я сразу же его понял.

Шагнув к столу, я выдернул из кармана свой мандат и потряс им перед носом городского головы. Тот, увидев подпись Кины, вскочил на ноги и заюлил:

– Мы чтим нашу королеву, мы готовы выполнить любой ее приказ, но я не совсем понимаю, какое содействие мы можем оказать господину королевскому шуту в его… гм… делах? Наш город вполне провинциальный, хотя и располагается не так далеко от Замка. Мы не знаем всех тонкостей придворного юмора и придворной шутки, а потому…

– А потому, заткнись, милейший, и делай то, что я тебе скажу! – оборвал я велеречие головы, – Сей секунд ты и все другие члены магистрата покинете это здание и вернетесь сюда утром. Я, мой коллега, – я кивнул в сторону Твиста, – Сопровождающие меня лица и воевода Шалай проведем здесь совещание оргкомитета королевского праздника. И если хоть одна зараза узнает об этом совещании, ты, голова, останешься без головы! Задача ясна?!

– Так точно, господин королевский шут! – подтянула насколько смогла свое брюхо городская власть.

– Но как же мы покинем муниципалитет, – раздался неуверенный голосок от стены, под которой отдыхали члены местного правительства, – Мы же экипажи по домам распустили…

– Ничего, город наш небольшой, живете вы все в центре, так что пешочком доберетесь, – успокоил мунициполиантов Шалай.

– А как же ночные бандиты?! – донесся из-под стены новый вопрос.

– Ну, если вы с ними повстречаетесь, вы на собственном опыте узнаете, как с ними можно бороться, – усмехнулся в ответ Шалай и добавил, – Фродо, освободи, пожалуйста, господ бюрократов…

Хоббит быстренько порезал шнур, стягивавший «господам бюрократам» руки, и те с кряхтеньем стали подниматься с пола. Я снова повернулся к голове:

– Жду тебя утром, только не слишком рано. Мы обсудим, чем город Норт может помочь организации королевского праздника.

Голова склонился в изысканном поклоне, чего я никак не ожидал, учитывая его необъятное чрево.

Городская власть наконец удалилась, оставив нас у богато накрытого стола, и мы не замедлили занять места за этим столом. Оказалось, что мы все достаточно проголодались, так что на первые несколько минут разговор был отложен. Вскоре к нам присоединился и тролль, доложивший, что преступник водворен в камеру, а капитан направлен на свой пост у городских ворот.

Когда первый, самый острый голод был утолен, я повернулся к Шалаю:

– Теперь, воевода, я тебе расскажу зачем мы здесь и что собираемся делать…

И я рассказал!

Когда я закончил свой рассказ, Шалай привычно почесал лысеющую макушку и невесело проговорил:

– Значит вам некогда заниматься нашими проблемами… А я, признаться, надеялся на вашу помощь…

Он посмотрел на меня печальными глазами:

– С Киной очень плохо, Серый Конец!.. Девочка гибнет…

Я покачал головой:

– Нет, воевода, мы не собираемся бросать Кину на произвол судьбы. Просто мне кажется, что причина и у наших, и у ваших бед одна. И находится она в Брошенной Башне!

– Седой Варвар… – задумчиво протянул Шалай.

– Да…

– Может быть ты и прав…

Шалай поднял на меня загоревшиеся глаза:

– Я поеду с вами… И еще десяток ребят с собой возьму…

Но я отрицательно покачал головой.

– Ты не хочешь меня брать?! – потрясенно произнес воевода.

Я улыбнулся:

– Я был бы счастлив, если бы ты смог поехать с нами… Но для тебя есть более серьезная задача. Задача, с которой кроме тебя, пожалуй, никто и не справится! Дело в том, что…

И я пересказал Шалаю разговор, слышанный в кабинете советника Юрги.

– Так что тебе необходимо как можно скорее добраться до Императора и любым способом предотвратить или хотя бы задержать начало войны. Объясни, что война не нужна ни Кине , ни кочевникам, что это происки их общего врага… Ну, не мне тебе объяснять, что надо сделать. Если тебе удастся договориться со своими друзьями-кочевниками, ты сможешь снять с границы гвардию и прийти с ней к Замку. А к тому времени, глядишь, и мы из Покинутых земель…

– Интересно, какие части посланы к границе? – задумчиво пробормотал Шалай.

– Барсы, беркуты и… рыси, – тут же подсказал я.

Глаза воеводы радостно вспыхнули:

– Я все понял! Сделаю!.. Вот только… хорошо бы нам связь какую-нибудь наладить.

– Связь, – переспросил я, – Это надо подумать…

– Связь обязательно нужна, – вдруг омрачился Шалай, – Вы же в Покинутые земли идете, а там неизвестно что с вами будет…

– И что это за Покинутые земли? – пристроилась к разговору Эльнорда, – Название какое-то странное.

– Ну почему странное, – совсем уж угрюмо ответил Шалай, – Название, как раз, очень точное – Покинутые земли… Правда не так давно их стали называть – ничейные земли. Видите ли, говорят, что когда-то эти земли были королевским заповедником, или, по-другому, заповедником Кинов. Как вы, надеюсь, помните, все Кины обладают очень серьезной магической силой. Так вот, в этом заповеднике они эту силу… оттачивали, что ли, учились ею владеть, управлять… И продолжалось это несколько столетий. Однако, в конце концов, земли эти настолько заразились темной, брошенной Кинами, неуправляемой, одичавшей магией, что теперь там творятся странные, страшные, непонятные дела. Уже дед Кины Золотой, отказался от посещения своего заповедника, этого магического полигона. Отец Кины побывал там дважды, но никаких… тренировок там, похоже, не проводил, и вернулся оттуда очень озабоченным. Сама Кина даже не заговаривала о поездке в ничейные земли. Кстати, Брошенная Башня – это тоже наследство Кинов. Построена она была очень давно, чуть ли не сразу после битвы в Тефлоновой Пустыне и использовалась, как магическая лаборатория. А теперь говорят к этой Башне нормальному человеку и подойти-то невозможно… Так что, если с вами что-то случится, то мне хотя бы знать… что вы к Замку не вернетесь…

Закончил свою речь Шалай очень сконфуженным тоном.

– И ты, зная куда мы собираемся, хотел отправиться с нами?..

Задавший вопрос Фродо, наклонил голову, с интересом разглядывая воеводу.

– Действительно, – поддакнула Эльнорда, – Ладно мы суемся, не зная куда, ты-то, седая голова, имея такие сведения, собрался тащиться за нами!..

– Ну, полностью достоверных сведений у меня нет, – начал оправдываться Шалай, – Так, все больше слухи, легенды, да рассказы о старых временах, до которых был очень охоч дед Кины… Сам-то я, честно говоря, в ничейных землях не был…

Он замолчал, переводя взгляд с одного из нас на другого, а потом закончил:

– Но почему-то я подумал, что вместе мы вполне можем дойти до этой башни. В конце концов, обитает же там этот Варвар, а чем он лучше нас?!

– Действительно, ничем! – воскликнул Фродо, соскакивая со своего стула и подбочениваясь, – И вообще, куда ему до нас…

– Ага, – насмешливо добавила Эльнорда, – Один ты чего стоишь!..

– Вот именно! – гордо ответил хоббит, и тут же метнул в сторону эльфийки подозрительный, тревожный взгляд, – А что ты, собственно говоря, имеешь ввиду?..

– Да ничего, просто мне интересно, если тебя выставить на базаре, сколько за тебя дадут?

– Кого выставить на базаре?! – задохнулся хоббит.

– Да тебя, тебя… И рекламку написать, типа – «Самый храбрый хоббит в мире!»… Как ты думаешь, за какую цену ты уйдешь?

– Да разве можно продавать хоббитов?! – взвизгнул Фродо, – Это же аморально!

– Почему?! – сделала круглые глаза Эльнорда, – Наоборот! Мы тебя продадим, а ты потом сбежишь опять к нам…

– Чтобы вы меня опять продали?!

– Ну!.. Представляешь, какие можно деньги срубить?!

Фродо уставился на эльфийку изумленными глазами, не в состоянии понять, серьезно она говорит или опять его подначивает. И тут на полном серьезе в разговор вмешался тролль:

– Нет, несколько раз его продать не удастся…

– Почему? – повернулась к нему Эльнорда.

– Слишком он личность заметная. Второй раз на базар выведешь, сразу первому хозяину стукнут… Скандала не оберешься… Лучше один раз отдать за хорошие деньги и забыть!

Душегуб и Эльнорда задумались, обмозговывая, видимо, возможности торговли хоббитами на местном рынке, а Фродо переводил округлившиеся от изумления и негодования глазенки с одного на другого.

Я укоризненно покачал головой:

– Эльнорда, и как тебе не надоест подначивать Фродо?! Ну что ты к нему пристаешь?!

Девчонка не выдержала принятого серьезно-глубокомысленного вида и прыснула в кулак. До откровенного хохота, правда не дошло, она справилась со смехов и, подняв на меня озорные глаза, независимо проговорила:

– Ну, уж и пошутить нельзя…

Физиономия Фродо начала быстро багроветь.

– За такие шуточки!!! – от кипевшего в хоббите возмущения даже его голос стал низким и рокочущим, – В приличном обществе морду бьют!!!

– Ну, поскольку у меня не морда а личико, мне битье не угрожает, – с довольной усмешкой ответила Эльнорда и, выудив из кармана маленькое круглое зеркальце, принялась с удовольствием рассматривать свое «личико».

И тут у меня мелькнула интересная мысль. Я повернулся к Шалаю, кивнул в сторону Эльнорды и спросил:

– Воевода, мы сможем в этом милом городке достать пару таких вот зеркал?

Шалай недоуменно посмотрел на имущество эльфийки и пожал плечами:

– Конечно…

– Тогда я, похоже, нашел средство связи. Завтра мы разживемся зеркальцами и я над ними немного поколдую…

– Гляньте-ка, личико у нее!.. – перебил меня обиженный хоббит, – Только тем и спасаешься, что девчонка! Ну, погоди, ты у меня попляшешь! Ох доберусь я до тебя! Узнаешь, как хоббитами на рынке торговать!!

И тут, совершенно неожиданно, Эльнорда метнулась со своего места к Фродо, встала перед ним на одно колено, обхватила его за шею обеими руками и, крепко прижав к себе, запричитала:

– Фродушка, милый, да разве я смогу с тобой расстаться?! Разве я смогу отдать тебя в чужие, злые руки?.. Тебя, такого умненького, такого шустренького, такого хитренького!.. Разве я забыла, кто нас из Храма вытащил, спас, можно сказать, из когтей Седого Варвара – Епископа?! И прости ты мою шутку глупую!.. Я никогда больше не буду так шутить!..

Мне-то было прекрасно видно, как сияли хулиганским азартом ее глаза, она даже подмигнула мне, не прерывая своего надрывного речитатива. Однако, хоббит не мог видеть ее глаз и по доброте душевной принял ее стенания за чистую монету. К тому же, дурачившаяся девчонка, похоже, довольно сильно помяла маленького Фродо, поскольку тот ответил ей уж больно придушенным голосом:

– Ну что ты, Эльнорда!.. Не надо так убиваться, я и не слишком обиделся-то… Я ж знаю, что ты ко мне хорошо относишься, я тебя тоже люблю… – но тут он не выдержал и снова сорвался на визг, – Да отпусти ты мою шею, совсем уже задушила!..

– Вот видишь, – отстранилась от него эльфийка, сразу же взяв совершенно иной тон, – И так тебе плохо, и так тебе плохо! Какой же ты капризный, ну никак тебе не угодишь!

– Я… ты… как… – растерялся хоббит, – Ты что, опять… ну… ты…

– Подумай о своем поведении!.. – сурово погрозила ему Эльнорда пальцем, – Я тебе серьезно говорю – подумай… А то ты далеко уйдешь!..

И она не спеша вернулась на свое место.

Фродо постоял несколько секунд, смешно растопырив ручки и вытаращив глаза, потом махнул мохнатой ладошкой и молча направился к своему стулу. Усевшись, он придвинул поближе блюдо с копченой рыбой и принялся есть прямо из него.

За столом все приятно улыбались.

Шалай, желая, видимо, отвлечь присутствующих от созерцания жующего хоббита, обратился ко мне:

– А Твист с вами отправится, или мне его с собой взять?

– Нет, я с Гэндальфом поеду! – твердо заявил карлик, – У нас есть общее дело!

Шалай посмотрел на придворного шута и покачал головой:

– Давненько я тебя не видел, и нахожу, что ты здорово изменился…

– Да? – Твист заинтересованно посмотрел на воеводу, – И чем же?

– Какой-то ты молчаливый стал… И наглости в тебе здорово поуменьшилось… Ты похож на человека, потерявшего опору в жизни…

– Действительно, Твист, что с тобой случилось? – неожиданно буркнул тролль.

Твист опустил голову, немного помолчал, а потом негромко ответил:

– Так не одна королева впала в тоску, после того, как вы прошлый раз исчезли. Мне тоже стало здорово не по себе. Знаете, я всегда был кому-нибудь нужен: то со мной дед королевы не расставался, то Качей и Варвар требовали моего внимания, потом я к вам прибился, тоже все при деле был… И вдруг стал никому не нужен…

– Что-то я не понял, – перебил я его, – Почему это Кина затосковала?

– Это ты у нее спроси, – ответил Твист, бросив на меня взгляд исподлобья, – А только после вашего исчезновения, она просто на себя стала непохожа. Она и советника-то этого назначила, чтобы спихнуть на него дела, чтобы ей никто не мешал тосковать… Вон, Шалай вам тоже подтвердит.

Твист мотнул головой в сторону воеводы.

Мы все посмотрели на Шалая, и тот поневоле продолжил рассказ Твиста:

– Кина, действительно, очень тяжело переживала ваше исчезновение. Я пытался что-то для нее сделать, но все у меня выходило не так. А тут как раз этот новый советник предложил ей читать на ночь истории… страшные. Это, говорит, поможет королеве отвлечься. Я, старый дурак, еще и поддержал его!.. Даже когда Отшельник Там с королевой пришел ругаться, я не насторожился!.. А буквально через неделю вижу, королеву словно подменили. И делами, вроде интересуется, и указы разные опять стала подписывать, только очень уж эти указы интересные, все больше прав и обязанностей этого камер-советника касались. Ну, а когда опомнился – поздно было. Пошел я к ней по душам поговорить и…

Шалай замолчал, но Эльнорда не поняла его молчания:

– И что «и»?

– И получил отставку, изгнание и лишение всех привилегий… На следующий день. Эта сволочь королевский указ через лакея мне передал, сам, видимо, побоялся ко мне зайти!

Мои мысли невольно вернулись к Кине, и снова перед моим мысленным взором она встала такой, какой я ее видел последний раз в спальне, и снова в ушах зазвучали размеренные, не имеющие на первый взгляд смысла, стихи!

Я тряхнул головой, отгоняя это тоскливое видение, и неожиданно заметил, что в окнах зала посветлело. Эта длинная ночь кончалась, наступал рассвет.

Оглядев своих усталых и приунывших друзей, я предложил:

– Давайте-ка подумаем об отдыхе… Воевода, где бы мы смогли в этом городе встать на постой…

– Да прямо напротив муниципалитета располагается лучшая в городе гостиница. Пошли, я вас провожу, а днем, поближе к полудню, мы снова встретимся здесь и порешаем наши вопросы предметно.

Уже через несколько минут разбуженный Шалаем хозяин гостиницы развел нас по отдельным комнатам, заверив, что наши лошади будут устроены не хуже нас самих. Уже на автопилоте я сбросил с себя одежду и, закрыв дверь на небольшой засовчик, упал в свежую постель.

Глава 6

Вы ходили когда-нибудь в поход? Дня на два-три? Тогда вы, наверняка, помните как приятно тащить походный рюкзак. Но вы сами виноваты в необходимости таскать такие тяжести – надо было в детстве изучать магию…

Конечно после такой насыщенной событиями ночи, я не мог проснуться сам. Меня разбудили самым беспардонным образом – в коридоре, рядом с моей дверью вовсю разорялся Фродо:

– Вы думаете, я позволю вам так со мной обращаться?! Вы меня еще плохо знаете, но вы меня узнаете! И с вашим хозяином я разберусь! Он решил, что меня можно безнаказанно засунуть в собачью конуру, назвав ее для успокоения своей нечистой совести комнатой! Я научу его, как надо принимать хоббитов! Он на всю жизнь запомнит и детям-внукам накажет, что хоббит и принц крови – синонимы!..

Именно на этом месте гневной хоббитской тирады я выглянул в коридор. Перед хоббитом навытяжку стояло трое слуг, они переглядывались с тоской в глазах, но, тем не менее, были готовы внимать его дальнейшим воплям. Однако, я прервал Фродо:

– Слушай ты, синоним принца крови, ты кончишь разоряться, или тебя в ближний дворец бандеролью отослать?!

– Гэндальф! – возопил новоявленный принц-консорт, не обращая внимание на мое хамское обращение, – Ты видел в какую комнату меня запихнули?!

– А ты что, вчера вечером не разглядел в какую комнату тебя запихнули? – рявкнул я в ответ.

– Так я думал, что у всех такие!.. – заверещал Фродо и вдруг осекся. Посмотрев на мою заспанную физиономию подозрительным глазом, он неожиданно метнулся к двери моей комнаты и, грубо меня оттолкнув, прошмыгнул внутрь. И тут же раздался его ликующий вопль:

– Во! Тебя тоже в конуру засунули!

– Почему «в конуру» и почему «засунули»? – недоуменно переспросил я, поворачиваясь лицом в комнату.

Фродо довольно приплясывал посреди небольшой комнаты, имевшей из меблировки только солидную кровать и небольшой рукомойник в углу. Похоже, непритязательный вид моих апартаментов здорово поднял настроение хоббиту – его толстощекая физиономия просто светилась счастьем.

– Потому что это и есть конура! И потому что уважающий себя человек ни за что не поселится в таких условиях добровольно! Хозяин гостиницы, по-видимому, считает нас с тобой чем-то вроде слуг, причем, слуг самого низкого пошиба. Вот он нас и законопатил в лачуги!

– Да с чего ты взял, что это – лачуга? – вяло пожал я плечами.

– А ты посмотри, куда поместили этого шерстяного переростка! – темпераментно начал пояснять возбужденный хоббит, – У него кроме спальни еще гостиная и кабинет!.. У него отдельные туалет и ванная!.. У него специальная комната для личного слуги!! И везде ковры, ковры, ковры…

Хоббит буквально задохнулся то ли от возмущения, то ли от восхищения. Я воспользовался моментом и вставил свое индифферентное «Ну и что?..»

– Как это, «ну и что» ! – возмутился хоббит, а затем неожиданно смутился и продолжил обиженным голоском, – Я тоже везде ковры хочу… и кабинет…

– А… – протянул я с пониманием, – А я думал тебе ванная нужна…

– И ванная! – сразу согласился хоббит.

– Зачем? – спросил я.

– Чтоб помыться! – тут же нашелся хоббит.

– Иди к Душегубу и помойся, – отрубил я и, чтобы прекратить спор, добавил, – Заодно и в отдельный туалет сходишь. Давай, выметайся из моей конуры, я спать хочу!

Фродо с сожалением посмотрел на меня и, пробормотав: – Ну никакого самолюбия у человека нет, а еще Серым Концом называется… – покинул мою комнату.

Я закрыл за ним дверь и снова улегся в кроватку, но через несколько минут понял, что сон покинул меня окончательно.

А еще через несколько минут у моей двери раздался мелодичный голосок Эльнорды:

– Гэндальф, пойдем завтракать… Душегуб всех приглашает к себе… Ему там какой-то необыкновенный завтрак подали…

Я тут же вскочил к постели и крикнул:

– Подожди одну секунду, я сейчас!..

В секунду я конечно не уложился, но когда я через пяток минут умытый и одетый выскочил в коридор, Эльнорда меня ждала. Правде, уже с нескрываемым нетерпением:

– Пошли быстрей, – бросила она нетерпеливо, как только я появился в дверях, – А то эти прожорливые бестии все сожрут!

И Эльнорда быстрым шагом двинулась вдоль коридора.

– Да мы ж только что, прошлой ночью, обедали! – попытался я ее успокоить, шагая рядом.

– Во, вспомнил, это ж когда было! – возмутилась самая стройная из нас, – Или ты Кончик, раз в неделю обедаешь?!

– Не смей называть меня Кончиком! – рявкнул я.

– Ну не буду, – пожала плечами эльфийка, – И нечего орать…

Тут она остановилась у двойных дубовых дверей, покрытых художественной резьбой и толкнула их. Но двери оказались заперты. Тогда Эльнорда энергично постучал в изузоренную дверку кулачком. Изнутри донесся недовольный голос Фродо:

– Ну кто там опять ломится? Я же сказал, чтобы меня не беспокоили!..

– Открывай, маленький засранец! – мелодично заорала Эльнорда, – Мы к Душегубу завтракать пришли!

– Кто это – «мы» – донеслось из-за двери.

– Я и Гэндальф, – Эльнорда все больше раздражалась.

Дверь открылась, но совсем не настежь, как того, по-видимому, ожидала эльфийка. В образовавшейся щелке, перечеркнутой массивной цепочкой, виднелась маленькая фигура Фродо, замотанная в не по росту длинный цветастый халат. Хоббит несколько мгновений молча разглядывал нас с недовольным видом, а затем буркнул:

– А Душегуб здесь не живет…

– Как это не живет?! – возмутилась Эльнорда, – Я у него утром была, и он занимал как раз эти апартаменты!

– А теперь их занимаю я… – ответил Фродо, и его глазенки довольно блеснули.

– А куда же делся Душегуб? – несколько растерялась Эльнорда.

– Он делся дальше по коридору, предпоследняя дверь направо, – с огромным, как мне показалось, удовольствием произнес хоббит.

– Пойдем, Гэндальф, – повернулась ко мне Эльнорда, – Видимо, завтрак Душегубу в ту комнату подадут.

– Нет, – тут же возразил довольный Фродо, – Завтрак в эту комнату подадут, только не Душегубу, а мне!

– А что ж тогда Душегуб нас на завтрак пригласил? – удивилась эльфийка.

– Он, наверное, вас пригласил, как раз между тем, как ему сообщили, что принесут завтрак и тем, как он поменялся со мной комнатами!

Хоббит довольно захихикал.

Душегуб поменялся с тобой комнатами?! – изумилась Эльнорда.

Фродо энергично закивал своей лохматой головенкой.

– Но почему?! – еще раз изумилась Эльнорда.

– Не знаю, – пожал плечами хоббит, – Я ему говорю – давай комнатами меняться, а он говорит – давай. И сразу со всеми пожитками туда убежал, – Фродо махнул рукой в сторону «дальше по коридору».

– Что-то тут не так, – задумчиво проговорила Эльнорда с подозрением разглядывая прячущегося за дверью хоббита, – Пойдем, Гэндальф, посмотрим, как там Душегуб разместился…

Как только мы с Эльнордой отошли от двери, она захлопнулась с легким щелчком. Пройдя «дальше по коридору», мы отыскали предпоследнюю дверь справа и постучали. Из комнаты донеслось недовольное ворчание тролля:

– Чего вы там скребетесь, открыто.

Мы вошли. Комната, в которой мы оказались, была копией моей. На кровати сидел Душегуб и копался в своем рюкзаке. У окна стоял Твист и пристально что-то рассматривал на улице. Эльнорда с порога принялась задавать вопросы:

– Душегубушка, ты почему поменялся с Фродиной?..

– Чем я поменялся? – Душегуб оторвался от своего мешка и поднял голову.

– Как чем? Комнатами… апартаментами… жильем.

– Ничего я с ним не менялся… – буркнул тролль и вернулся к содержимому своего мешка.

– А тогда почему он заперся в твоей комнате, а ты расположился здесь?

Тролль снова поднял голову и неожиданно улыбнулся:

– Этот хмырь приперся ко мне в гости, а тут как раз зашел слуга и сообщил, что мне сейчас какой-то завтрак должны принести. Только этот слуга убрался, как Фродо засуетился. Наверное, говорит, вино принесут, а чем открывать будем? Я его успокаиваю – откроем, не волнуйся, а он мне говорит, сходи лучше ко мне и принеси штопор. Ну, я и пошел…

– И что?.. – нетерпеливо спросила Эльнорда, поняв, что тролль не собирается продолжать.

– Да ничего… В коридоре слугу встретил, к тебе послал с приглашением… Никакого штопора у Фродо, конечно, не было, а когда я вернулся, мой мешок стоял в коридоре, а этот мелкий мохнач закрылся в моем номере…

– Как закрылся?.. – удивился на этот раз я.

Тролль посмотрел на меня и снова ухмыльнулся:

– Ну как,.. закрылся изнутри, а когда я стал стучать, заявил что мы поменялись комнатами, и я просто забыл об этом…

– Ну и гад! – с негодованием, замешанном на восхищении воскликнула Эльнорда.

– Выходит, ты меня напрасно из постели выдернула, – повернулся я к Эльнорде, – Никакого завтрака нам не светит…

– Не волнуйся, светит, – пропищал от окна Твист.

Мы, все трое, посмотрели на него с интересом, а он сразу же пояснил:

– Я вижу к нам направляется Шалай со своим приспешником Груфи и еще тремя ребятками… Уж, наверняка, они нас покормят.

– Вообще-то мы и сами можем заказать завтрак, – задумчиво проговорил я, – Наверняка, у хозяина этой ночлежки имеется какая-нибудь закусочная.

– Не, – мечтательно отозвался тролль, отрываясь от своих пожитков, – Когда тебя угощают, пища на двадцать процентов калорийнее и на пятьдесят вкуснее…

– Ага, – тут же поддержала тролля эльфийка, скорчив одну из своих презрительных гримасок, – На халяву уксус сладкий!

Наш карликовый абориген с большим интересом слушал гастрономические рассуждения членов Братства, но тут не выдержал:

– Что такое – «на халяву»?

– Задарма, – не задумываясь пояснила Эльнорда.

– А что такое – «задарма»? – последовал новый вопрос.

– Ну… – слегка замялась Эльнорда, но тут же нашлась, – За просто так!

– Как?! – переспросил Твист.

– Да за так! – начала раздражаться Эльнорда.

Твист несколько недоуменно нас оглядел. Мне стало ясно, что он не слишком хорошо понимает, что Эльнорда имеет ввиду. Но я не успел предложить свои разъяснения, поскольку разъяснять начал тролль:

– Понимаешь, Твистик, если тебе удастся поесть, одеться, переночевать… В общем, что-то получить и ничего за это не заплатить, это и называется «за так», «на халяву», «задарма»… Понял?

– И что, действительно, за-дар-ма на двадцать процентов калорийнее?! – удивился карлик, чуть запнувшись на новом для него слове.

– Абсолютно точно, – снова впав в мечтательный тон, подтвердил тролль.

– То-то я чувствую, что полнеть начал… – высказал свою обеспокоенность Твист, – Я ж, почитай, третьи сутки на… эту… на халяву… питаюсь.

– Это что! – успокоила его Эльнорда, – Ты посмотришь, что с тобой будет, если ты на халяву приоденешься!

– А что?! – встрепенулся карлик.

Эльнорда прикрыла глазки вроде бы от переполнявшего ее восторга и нараспев проговорила:

– О-о-о, этого словами не передашь, это надо самому испытать!

В этот момент дверь чуть приоткрылась и в комнату быстро заглянул Груфи. Увидев нас, он повернулся в сторону коридора и закричал:

– Воевода, я их нашел!

В коридоре послышались торопливые шаги и в распахнутую Груфи дверь стремительно вошел Шалай.

– Как хорошо, что вы все в сборе, – торопливо заговорил он и тут же осекся, – А где же Фродо?!

– Завтракает, – коротко ответила Эльнорда.

– Один? – удивился воевода.

– Один, подтвердила Эльнорда и добавила, – К тому же жрет чужой завтрак… Впрочем, уважаемый Шалай, это к делу не относится, можешь говорить так, словно этот маленький за… бавный малыш находится здесь…

Шалай пару секунд обдумывал сказанное Эльнордой, а затем действительно решил не обращать внимания на отсутствие хоббита:

– Сегодня рано утром голова получил из Замка приказ. Всем должностным лицам королевства предписывается задержать молодого человека, называющего себя Гэндальф Серый Конец и доставить его в Замок. Кроме того в этом приказе наличествует довольно точное описание твоей одежды, – Шалай бросил недовольный взгляд на мою джинсу, – И всех членов Братства. Правда, подписан приказ не королевой, а советником Юргой, но все уже настолько привыкли видеть в нем верховную власть в королевстве, что любой чиновник без колебаний выполнит этот приказ…

– Если сможет… – лениво перебил воеводу тролль, – А это, как ты знаешь, довольно трудно.

Воевода кивнул, вроде бы соглашаясь с троллем, но все-таки возразил:

– Не будем вводить бедолаг во искушение. Голова собрал магистрат, и теперь они думают что же делать. Поскольку наши бюрократы здорово проштрафились перед Замком, они могут попробовать искупить свою вину, задержав вас.

– Перебью!.. – коротко рыкнул тролль.

– Вот именно! – подхватил Шалай, – Я ж понимаю, что если они к вам сунутся, вы положите всю городскую стражу… А зачем?

Он обвел нас строгим взглядом, словно мы собирались обидеть малых детей.

– Я предлагаю просто покинуть город! Все необходимое я для вас собрал, сам я, как мы и договаривались, уезжаю к границе вечером. Так что здесь нас ничего не задерживает.

– Кроме завтрака! – возразил тролль, – Причем завтрак должен быть торжественным и обильным, поскольку он будет прощальным… Мы же расстаемся с друзьями. Так что, воевода дорогой, зови своих спутников, сколько их там ни есть, а мы пока пойдем, займем столик в местном храме желудка.

Тролль наконец-то завязал свой мешок и поднялся с кровати:

– А вот после завтрака сразу и отправимся!..

– Можно я закажу завтрак?.. – задал неожиданный вопрос Твист.

Все удивленно посмотрели на него, и лишь Эльнорда мгновенно высказала догадку:

– Что, Твистик, растолстеть боишься?..

– Тебе с твоим ростом хорошо на халяву питаться!.. – сразу набычился карлик, – А я так скоро в камзол перестану помещаться.

– Это не от халявы, – возразила Эльнорда, – Это от сидячего образа жизни.

– От какого образа?! – возмутился карлик.

– От сидячего… повторила Эльнорда, – Ты же даже путешествуешь сидя…

– А ты – стоя?! – огрызнулся Твист.

– Я – верхом, – спокойно парировала эльфийка, а это – то же самое, что стоя…

– Ага, – не унимался карлик, – Еще скажи, что ты ногами при езде перебираешь!

– Кончайте спорить, ребята, – добродушно прогудел тролль, – Ты, Эльнорда, мне кажется, не права, способ путешествия вряд ли влияет на объем талии нашего Твиста. Я думаю, – он оценивающе посмотрел на карлика, – Это у него, что-то генетическое…

– Какое-какое?! – переспросил Твист.

– Генетическое… – со значением повторил тролль, и увидев, что карлик этого научного слова не знает, пояснил, – Это значит, что хочешь ты этого или не хочешь, на козлах будешь ездить, верхом и бегом бегать, на халяву будешь обедать или втридорога за все платить, а все равно будешь толстеть!

– Но почему?! – растерялся Твист.

– Возраст, видимо, такой подошел, – пожал плечами тролль, а затем что-то сообразив, добавил, – Но, впрочем, если хочешь, то конечно заплати за завтрак, вдруг я не прав в своих предположениях.

Я отвернулся к дверям, чтобы скрыть выползающую на мою физиономию улыбку, и тут же увидел в дверном проеме несколько растерянную рожицу Фродо.

– Гляньте-ка! – тут же раздался мелодичный возглас Эльнорды, – Наш сибарит вылез из захваченного логова!

Но хоббит, похоже, не был настроен вступать в перепалку с языкастой эльфийкой. Вместо достойного ответа он быстро подошел к Дцушегубу и заговорил, беспомощно ухватив его за локоть:

– Слушай, Душегуб, там… это… ну, в общем… там завтрак притащили…

– Ну и что, – перебил хоббита грубый тролль, – Говори толком в чем дело, не мямли!

Хоббит подтянулся и чуть ли не по строевому доложил:

– Завтрак в твои апартаменты притащили, так мне его ни за что одному не съесть – там харчей месяца на три!

– Ну так запирайся и жри! – предложил Душегуб.

Фродо растерянно огляделся, ища поддержки от окружающих, но все молчали, ожидая продолжения. Он снова повернулся к троллю и интимно, но достаточно громко зашептал:

– Я ж тебе говорю, что один не справлюсь… И жратву жалко – испортится ведь! А там и колбаска, и окорочек, и маринованные оливки с начинкой, и рыбка всякая разная, и вина-квасы, и… – Фродо еще раз огляделся, стараясь, видимо, понять насколько хорошо его слышно всем присутствующим, – И, самое главное, они сказали, что скоро горячее подадут!..

– Ну, это, прям, не завтрак, а какой-то лукуллов пир! – подала свой голосок Эльнорда.

– Вот! – тут же обрадовался Фродо хоть такой поддержке, – Я ж и говорю – пошли вместе позавтракаем!..

– Это что ж получается, – усмехнулся тролль, – Ты меня на мой же завтрак приглашаешь?

– Нет, ну что ты, – испуганно пробормотал хоббит, – Наоборот, я… это… я к тебе на завтрак напрашиваюсь! Вот!..

Душегуб показал клыки в довольной улыбке:

– Ну что ж, тогда пойдем, посмотрим, чем угощает нас хозяин?

Душегуб прихватил свой рюкзачок и широким шагом покинул хоббитскую конуру. Мы двинулись за ним, и скоро вновь оказались около широких дверей, разукрашенных резьбой. На одной из ручек висела небольшая картина, забранная в тонкую деревянную рамку. Тролль удивленно протянул лапу и, сняв картину с ручки, принялся ее рассматривать:

– Это ж картинка из моей гостиной!.. – недоуменно проговорил он и перевернул картон. На обратной стороне картины довольно коряво было выведено кириллицей и латиницей «Не беспокоить! Отдыхаю!»

– Это я забыл снять, – смущенно пробормотал хоббит и попытался вырвать злосчастную картинку из лап тролля.

Но не тут-то было! Душегуб дернул картинку к себе и угрожающе спросил:

– Это ты для кого нацарапал, плюшевая голова?!

– Для кого, для кого?.. – неожиданно резко, противным писклявым голоском ответил Фродо, – Для обслуживающего персонала! Наглый здесь обслуживающий персонал, так и стараются в комнату влезть без спроса!

– А я думаю, что ты это для нас накарябал! – не согласился тролль, угрожающе потряхивая раскрашенной картонкой, – Это ты нас хотел этой… мазюлькой… остановить!

– Ага, как же,.. – в полный уже голос заверещал хоббит, – Остановишь вас какой-то картонкой! Особенно тебя, мохнатый бульдозер! – и тут же, заметив движение троллевой лапы к поясу, заверещал совсем уж дурным голосом, – И не трогай свою дубину! А то я… а то я… а то я…

– Что «а то ты»? – переспросил заинтересованный тролль, мгновенно успокоившись.

– А то я… не пойду к тебе завтракать! – закончил хоббит обиженным голоском.

– Ты что, Фродо?! – ужаснулась рядом со мной Эльнорда, – Разве можно так шутить?!

– А я не шучу!.. – гордо бросил малыш.

– Ты что ж, хочешь, чтобы Душегуб повесился от огорчения?! – простенала Эльнорда, – Бессердечный!..

– Да, я такой, – гордость и самомнение хоббита еще подросли.

Тролль протянул руку, чтобы открыть дверь, а хоббит, видимо, решил совсем его добить словом, потому и продолжил свою фразу:

– А Душегуб не повеситься… Его ни одна веревка не выдержит!..

Продолжая открывать дверь одной рукой, тролль совершенно неуловимым движением бросил вторую в сторону воротника хоббитовой курточки, но к нашему всеобщему изумлению хоббита на этом месте уже не оказалось. А его ехидный голосок раздался у меня за спиной:

– Не поймал, не поймал… И до чего ж ты, Душегубушка, неповоротливый!

Тролль восхищенно хмыкнул и отступил в сторону от открытых дверей, приглашая нас внутрь.

Да! Этот гостиничный номер позволил мне в полной мере понять, что должно называться апартаментами.

Из прихожей, бывшей не на много меньше моей спальни, три двери вели в гостиную, кабинет и спальню. Спальня соединялась с кабинетом еще одной дверью, а малоприметная дверь из гостиной вела в небольшой коридорчик, в конце которого располагались ванная комната и туалет. Кровать в спальне, прикрытая здоровенным балдахином, имела совершенно невероятные габариты и огромное количество подушек самых разнообразных размеров. Кабинет, обставленный прекрасной мебелью, весьма удобными креслами, с мягчайшим ковром на полу прямо-таки заставлял думать о чем-то высоком и умном.

Пока мы обходили троллевы владения, Фродо все время держался около меня и, то и дело дергая мой рукав, повторял:

– Теперь ты понимаешь, почему мне так хотелось хоть чуть-чуть пожить здесь?!

Однако, долго рассматривать Душегубов номер нам не пришлось. В гостиной, на необъятном столе, накрытом цветастой скатертью был сервирован завтрак.

Увидев, что было расставлено на этом столе, я сразу же подумал, чем же таким необычным поразил наш тролль сердце хозяина гостиницы. Еще более удивительно было то, что при таком обилии самой разнообразной снеди на скатерти красовался один единственный прибор. Вся наша компания невольно повернулась к Фродо, а неугомонная Эльфийка тут же озвучила общий интерес:

– Ты, плюшевый мишка-переросток, ты что ж, собирался один все это сожрать?!

Хоббит обиженно сморщил мордашку:

– Я же вас позвал!..

За что получил еще один общий удивленный взгляд. А тролль пробормотал:

– Впервые вижу, чтобы Фродо испугался количества еды…

– Кто испугался?! – тут же начал было Фродо, но тролль только махнул своей лапищей и, не обращая больше на Фродо внимания, предложил:

– Давайте, ребята, рассаживайтесь, где кому нравится, а с тарелками мы сейчас что-нибудь придумаем.

Однако придумывать ничего не потребовалось – Эльнорда своим женским чутьем сразу же обнаружила требуемую посуду в огромном резном шкафу, украшавшем гостиную.

Пока она зачем-то споласкивала найденные тарелки, ложки, вилки и раскладывала их на столе, вместе с Груфи подошли спутники Шалая – те самые три молодца, которых мы видели в окно.

И начался наш прощальный пир!

Присутствие за столом малознакомых людей не слишком стесняло членов Братства, так что застольный разговор начался сразу и легко. Все трое новичков в нашей компании оказались сотниками из полка Рыси, уволенными в отставку вместе с Шалаем и отправившиеся с ним в изгнание. Именно поэтому воевода решил взять их с собой к кочевникам. Постепенно и они освоились за столом, тем более, что им тоже было что рассказать.

Аккурат после третьего тоста в дверь громко постучали, и вскочивший со своего места Фродо, впустил двоих слуг, тащивших довольно большие… носилки. Если они и удивились, обнаружив за столом такую большую компанию, то виду не показали, а спокойно прошествовали со своим грузом к небольшому столику, притулившемуся у окна и принялись переставлять на него кастрюли, кастрюльки, судки и сотейники, в которых находилось обещанное горячее.

Завтрак сразу получил новый импульс, но тут я вспомнил один еще не решенный вопрос и, подойдя к Шалаю, негромко спросил:

– Воевода, ты зеркала достал? Помнишь, мы ночью говорили?..

Шалай сначала недоуменно на меня посмотрел, потом хлопнул себя по лбу и сделал знак Груфи, чтобы тот подошел. Молодой человек вскочил со своего места и, обогнув стол, приблизился.

– Ты зеркала достал? – озабоченно спросил воевода.

Груфи загадочно улыбнулся и вытащил из нагрудного кармашка два небольших овальных зеркальца, сделанных, похоже, из полированного серебра ивставленных в изящные резные рамочки с ручками.

– Подойдет?.. – спросил он, протягивая мне эти произведения искусства.

– Вполне, – довольно произнес я, забирая зеркала.

Затем я забрал со стола две маленькие еще не откупоренные бутылочки белого вина и удалился в кабинет. Там я уселся за роскошный письменный стол, положил на абсолютно пустую и чистую столешницу зеркала и поставил бутылочки с вином. Затем, глубоко вздохнув и очистив голову от хмельных мыслей, я принялся составлять заклинание. Ничего нового я решил не придумывать, а воспользоваться уже виденным в Замке и в местном муниципалитете.

Я потратил на это дело почти полчаса, но закончив, испытал чувство законной гордости. Заклинание получилось небольшим, изящным и вполне произносимым – нечто похожее на отрывок из «Малого завещания» Франсуа Вийона. Конечно, на старофранцузском.

Придвинув зеркальца поближе, я поставил на них бутылочки с вином и положив на залитые сургучом пробки раскрытые ладони, сосредоточился и принялся читать свое заклинание.

Едва я закончил, вино в бутылках буквально вскипело. Если бы не мои вдруг страшно потяжелевшие ладони, пробки, наверняка, выбило бы из горлышек. Но все ограничилось только потрескавшимся сургучом. И еще, стекло бутылочек неожиданно стало темно-синим, а жидкости в них убавилось на треть.

Я поднялся из кресла и, выглянув в гостиную, поманил Шалая. Воевода отвлекся от разговора и последовал за мной в кабинет. Ребята только сопроводили его любопытными взглядами, однако никто не задал никаких вопросов.

Подойдя к столу, я взял зеркало и бутылку и протянул их Шалаю со словами:

– Вот тебе, воевода, и средство связи.

Шалай молча посмотрел на меня, явно ожидая продолжения.

– Зеркало надо будет держать где-нибудь на теле, так, чтобы постоянно ощущать его. Тогда, если я захочу с тобой связаться, ты это сразу почувствуешь. А если ты сам захочешь меня услышать, то возьмешь любую тряпочку, смочишь ее в этом вине и аккуратно протрешь свое зеркало. Через несколько секунд я тебе отвечу. Только тряпку постарайся использовать одну и туже.

– Может, прямо сейчас и попробуем? – загорелся Шалай.

– Нет, – улыбнулся я, – Пока мы с тобой будем находиться на расстоянии прямой видимости и между нами не будет достаточной преграды, эти штуки работать не будут.

– Как же без испытаний? – встревожился Шалай, – А если ты сделал что-нибудь не так, и они не сработают?

– Тогда мы окажемся без связи, – пожал я плечами, – Но, по-моему, все должно сработать… Вот сегодня вечером и попробуем.

Рассовав по карманам свои приемо-передатчики, мы с воеводой вернулись к столу и услышали, что Груфи объясняет троллю и Эльнорде, что ждет их на пути к ничейным землям.

– … За перевалом дорога уже гораздо лучше. Склоны по ту сторону гор более пологи, так что вы спокойно пройдете верхом. У самого подножья гор вам придется переправляться через реку. В это время года она мелкая, если в горах не случится ничего необычного… Ну а за рекой надо проехать совсем немного, и вы будете в Сотдаме…

– А что ж ты ничего не говоришь ребятам про Веселый лес… – с нехорошей усмешкой поинтересовался один из сотников.

– А что – Веселый лес? – пожал плечами Груфи, – Лес и лес… Ребята прошли лесом от Красных гор до Тефлоновой Пустыни, и саму Пустыню пересекли! Что им какой-то Веселый лес?!

– Вы прошли Тефлоновую Пустыню?! – переспросил второй сотник, трезвея на глазах.

– А что, разве воевода вам об этом походе не рассказывал? – удивился я, – Он же был там с нами вместе.

Все три сотника молча переводили изумленные глаза с меня на воеводу, не в силах решить, шутим мы или говорим правду.

– Да что вас так удивило?.. – не выдержала Эльнорда этого переглядывания.

– Но… ведь всем известно… все знают, что Пустыню пересечь нельзя… – запинаясь проговорил один из них.

– Нельзя, – согласился воевода, и перехватив удивленный взгляд Груфи, прибавил – Но если совсем приперло, то можно!

– А вообще-то, – вмешался в разговор незаметно подошедший Фродо, – Болото Ушастой Выпи гораздо страшнее Пустыни было!

– Конечно, – передразнила хоббита Эльнорда, – В Пустыне ты только и знал, что стишки почитывал, а на болоте по уши в грязи плавать пришлось!

– Воевода, – неожиданно обратился один из сотников к Шалаю, – Отпусти меня с этими ребятами… Ну, пожалуйста!.. – добавил он, увидев недовольную физиономию начальства.

– Нет! – тут же вмешался я, – У воеводы задача гораздо опаснее и сложнее. Ему понадобится помощь каждого из вас.

– А вы? Вам разве помощь не понадобится? – спросил молчавший до этих пор сотник.

– А что мы? – сразу же ответила Эльнорда, не замечая очередного восхищенного взгляда, брошенного на нее профессиональным военным, – Мы прогуляемся потихоньку до Брошенной башни и к Замку вернемся…

– Куда вы прогуляетесь?! – прозвучал изумленный вопрос, заданный в три голоса.

– До Брошенной Башни, – беззаботно повторила Эльнорда, – А что вас так удивляет?..

Три бравых вояки действительно выглядели донельзя удивленными, и только Шалай довольно улыбался:

– Эх, ребята, вы еще плохо знаете Братство Конца… Прогулка с ними – это вам не бандюганов по дорогам ловить! Кстати, о бандитах, – повернулся он ко мне, – В районе перевала появилась довольно большая шайка. Главарь, по-видимому, очень хорошо знает местность, потому как обнаружить их не удается, а нападают они всегда неожиданно и всегда в разных местах. Среди них есть и лучники, так что будьте повнимательнее.

И тут я обратил внимание на то обстоятельство, что завтрак, в общем-то, закончился, поскольку все его участники не только прекратили есть, но даже уже больше и не пьют. Только Твист оставался на своем месте за столом и медленно, я бы даже сказал, как натужно, что-то пережевывал.

– Наверное, нам пора отправляться? – предложил я.

Все как-то вдруг посерьезнели. В комнате воцарилось молчание, а потом заговорили все разом и очень несвязно. Шалаевы ребята, включая и Груфи, бросились прощаться с Эльнордой и устроили вокруг нее настоящую толкотню. Душегуб мгновенно переместился поближе к эльфийке, внимательно, но не зло наблюдая за горячими рукопожатиями и прислушиваясь к отпускаемым комплиментам. Фродо завладел вниманием Шалая, наказывая передать приветы всем знакомым ему кочевникам. При этом он особенно часто упоминал сотника Байсама, но не забыл и его величества императора.

А я направился к скучающему Твисту. Тот продолжал что-то меланхолически жевать и даже не повернул голову в мою сторону.

– Что-то ты совсем заскучал… – по возможности весело произнес я.

– А чего веселиться? – недовольно отозвался карлик, – Это у вас у всех есть повод, а у меня…

– Ну, мы тоже не слишком веселы, но и предаваться печали не намерены, – слегка осерчал я.

Твист бросил в мою сторону быстрый взгляд и ответил совершенно другим тоном:

– Ты понимаешь, Серый Конец, у вас есть какая-то цель… какой-то смысл жизни… А у меня это смысл как-то исчез. Вот я сижу и думаю, если, допустим, со мной случится что-то плохое, останется кто-то, кто сможет и оплакать меня и отомстить. А если я завтра подохну плохой смертью…

– То мы тебя и оплачем и отомстим за тебя… – Закончил я его мысль и добавил, – Но прежде всего, мы сделаем все, чтобы ты был жив здоров и невредим!.. Ты, знаешь ли, нам дорог!..

– Правда?.. – карлик перестал жевать и уставился на меня, – Но почему?.. Зачем я вам сдался?..

– А тебе обязательно надо знать свою практическую ценность для каждого из нас? – ухмыльнулся я, – Ты не можешь понять, что человек может быть ценен просто как личность, без всякого меркантильного интереса?

– Но… разве так бывает? – несколько растерянно переспросил Твист.

– Ты знаешь, у нас это, по-моему, уже не первый разговор… Почему ты не хочешь мне поверить?

– Да потому, что весь мой жизненный опыт восстает против твоих заверений! – неожиданно вспылил карлик.

– Среда формирует мировоззрение… – неожиданно раздался рядом со мной глухой бас Душегуба, – Пойдем, Твист, будем тебя переформировывать…

Тролль бесцеремонно сгреб карлика с кресла, и на руках потащил его к выходу, а Твист замер, прижавшись к широкой меховой груди и закрыл глаза.

Я оглянулся и понял, что остался последним в этих огромных апартаментах. Бросив последний взгляд на роскошную обстановку гостиной и остатки завтрака на столе, я направился вслед за своими друзьями к выходу.

Во дворе хозяин гостиницы сердечно прощался со своими постояльцами. После того, как он пожал руки Твисту, уже стоявшему на ногах, и Фродо, угрюмо поглядывавшему на гостиничного босса, приложился долгим поцелуем к ручке сидевшей на лошади Эльнорды и долго тряс лапу Душегубу, удивленно на него взиравшему, я подошел к хозяину.

Он, радушно улыбаясь, протянул мне обе руки и поинтересовался:

– Господин королевский шут доволен моим приемом?

– Да! – ответил я, – Вполне… Только меня мучает один вопрос…

Хозяин гостиницы взглянул на меня, и в его взгляде читалась полная готовность осветить все, что меня интересует.

– А вопрос у меня вот какой: чем тебе так приглянулся мой друг, – и я кивнул в сторону забиравшегося на лошадь тролля.

– Разве господин королевский шут не знает?! – удивился хозяин, – Это наш спаситель!

– Кого спаситель? – не понял я.

– Наш, – повторил хозяин, – Нашего города!

– И когда же он вас спас?! – удивился я.

На лице хозяина на миг промелькнула полная растерянность, и я уже было подумал не подвинулся ли он рассудком, но растерянность пропала и ее место заняло понимание.

– Так господин шут не знает! Ваш друг… он ведь… он из легенды…

– Из какой легенды? – мое удивление и интерес подскочили до неба.

Однако, хозяин бросил взгляд на моих, готовых к отправлению спутников, и с некоторым сожалением произнес:

– Торопишься ты, господин королевский шут, а легенду эту слушать надо внимательно, спокойно, вдумчиво… Много в ней всего… Но вот про друга твоего все точно сказано. Я его как только увидел, сразу узнал!..

И он с какой-то даже нежностью посмотрел на широкую, покрытую густой шерстью спину тролля.

– Хорошо, – сказал я, – На обратном пути непременно остановимся в твоей гостинице, и ты расскажешь мне эту легенду! Я, знаешь ли, просто обожаю легенды!

– Согласен, господин королевский шут! – улыбнулся в ответ хозяин.

Я взял свою лошадь под уздцы и направился к своим попутчикам.

Мы с Шалаем вышли со двора гостиницы первыми. Братство следовало за нами частично верхом, а частично в Твистовой тележке. Воевода вел нас на свою штаб квартиру, где нас ожидали подготовленные им припасы и вьючные лошади.

– Что-то, Гэндальф, на душе у меня тревожно… – говорил Шалай, – В прошлый раз все было как-то определенно – был явный враг, и мы были все вместе, и знали куда и зачем нам надо двигаться… А сейчас?.. Кто против нас? Где он? Что он еще придумает? Где ударит? Ну не советник же этот против нас стоит!

– Нет, воевода, не советник, – согласился я, – Мне это точно известно!

– Но и не Варвар! – неожиданно заявил воевода.

– Почему ты так решил? – насторожился я.

Воевода немного подумал и ответил:

– Понимаешь, не похоже все, что происходит на его приемы. Варвар всегда действовал сам, всегда был фигурой. А здесь кто-то прячется, старается не привлекать к себе внимания…

– Ну, воевода, прошлый раз Варвар так получил по зубам, что вполне мог… перестроиться… сменить тактику и стратегию.

Шалай бросил на меня короткий взгляд и задумчиво произнес:

– Может, ты и прав… И все-таки будь настороже… Не пропусти какой-нибудь пакости из-за угла.

Я молча кивнул.

Воевода свернул в переулок и почти сразу же во двор двухэтажного приземистого дома.

– Вот ваше снаряжение, – указал воевода на двух лошадей, стоявших во дворе.

Мы подошли ближе, и воевода положил руку на поклажу одной из лошадок:

– Здесь продукты и кое-какая одежда. На перевале может быть холодно. А здесь, – он повернулся к другой лошади, – Тоже всякая еда, ну и там… палатка, посуда, топливо…

– Какое топливо? – переспросил я.

– А где вы возьмете топливо в горах? – поинтересовался в ответ Шалай,– А здесь такие маленькие штучки и горелочка. Воды вскипятить, супчик приготовить…

– За супчик – спасибо… – усмехнулся я, – И за кипяток.

Мы с Шалаем обнялись, и я поднялся в седло. Тролль привязал повод одной из вьючных лошадей к своему седлу, вторую лошадь привязали к задку Твистовой пожарной тележки, и Братство Конца тронулось в путь.

По мощеной улочке, обставленной небольшими двухэтажными домиками, мы выехали к центральной городской площади, проехали мимо магистрата, в окнах которого мелькали физиономии отцов города и даже самого головы, и свернули на широкий бульвар. Его противоположный конец упирался в улицу, носившую странное название «улица Горячих голов», которая вывела нас к городским воротам.

Когда до ворот осталось всего пара десятков метров, стражники как-то странно засуетились, забегали, словно готовясь к чему-то весьма ответственному. Душегуб, ехавший, как всегда, во главе нашего отряда, положил руку на рукоять своего гердана, Эльнорда подобралась в седле, замолкли что-то горячо обсуждавшие Твист и Фродо.

Однако, мы совершенно беспрепятственно миновали ворота Норта и выехали на простор предгорной степи. В проеме ворот выстроились пятеро вооруженных копьями стражников и долго смотрели нам в след, словно ожидая, что мы вернемся обратно.

Лето было в самом разгаре, высокая трава ходила волнами под легким ветром. А впереди уже совсем близко вставали горы, подрезанные снизу темно-зеленой канвой леса.

Мы двигались не торопясь по хорошо укатанной и совершенно пустой дороге. Пару раз далеко в стороне были видны крыши небольших хуторов, по сторонам дороги попадались стада коров, пасшихся под присмотром маленьких пастухов. Ну прямо-таки полная идиллия. А меня, между тем не покидало чувство тревоги. Видимо, слова Шалая о неведомом, прячущимся враге достаточно глубоко запали мне в душу. Вполне возможно, старый воевода был прав.

– Что-то ты, Гэндальф, поскучнел… – раздался голосок Эльнорды, покачивавшейся в седле рядом со мной, – Или завтрак был чересчур тяжел?..

Я улыбнулся в ответ:

– Зато обед будет значительно легче…

– Почему? – поинтересовалась эльфийка.

– Ну, во-первых, сколько можно объедаться? А, во-вторых, у нас теперь вряд ли будет время на пиры и попойки…

– Это как это, не будет времени на пиры и попойки? – раздался возмущенный голосок Фродо, – Это что ж, мы теперь голодать будем?

– Не голодать, а сидеть на диете, – внушительно поправил я его, – Посмотри на Твиста, он скоро в своей тележке помещаться не сможет! Надо пожалеть его козлов.

– Вот пусть Твист и сидит на диете, а я не собираюсь тощать! – немедленно возмутился Фродо, – Я и так в весе пера!..

– Птицы Рух… – добавила с усмешкой Эльнорда.

– А птицы Рух страшно любят лакомиться козлами, – громко заявил Душегуб, не оборачиваясь к компании.

– Это правда?! – сразу же повернулся Твист к Фродо.

– Что «правда»? – растерянно переспросил хоббит.

– Это правда, что ты очень любишь козлятину?!

– Твист, – Фродо от возмущения даже привстал со своего места, – Тебе что, завтрак на мозги давит?! Какая козлятина… Я что, по-твоему, похож на птицу Рух?!

– Не знаю, – твердо заявил карлик, – Я эту птицу никогда не видел! Но тот, кто обожает козлятину мне не товарищ и не может рассчитывать на место в моем кабриолете.

– Я тоже никогда не видел птицы Рух, – не менее твердо ответствовал хоббит, решивший бороться за свое место в пожарной повозке до конца, – Я тоже очень не уважаю козлоедов, и кроме того, птица Рух не поместится в твоем кабриолете, потому что она раз в пять-шесть больше его!

Твист откинул голову и посмотрел на Фродо долгим взглядом, а затем с сомнением произнес:

– Таких птичек не бывает…

– И я так думаю, – немедленно поддержал его Фродо, – Во всяком случае, я читал о них только в сказках.

– Фродо, расскажи сказочку… – медовым голоском проворковала Эльнорда.

Хоббит удивленно взглянул на нее, потом покачал головой и заулыбался:

– Гляньте-ка, красавица Эльнорда идет по стопам нашей Ушастой знакомой…

– Да ладно тебе, мохноног, – снова, не оборачиваясь, прогудел тролль, – Развлеки компанию в дороге, все равно делать нечего, так хоть твою брехню послушаем…

– Да?.. Брехню?! – немедленно обиделся хоббит. Я уже ожидал, что сейчас он снова примется скандалить, но вместо этого Фродо неожиданно замолчал, пристально вглядываясь вдаль, а затем каким-то странным тоном произнес: – Вон кто вам сейчас сбрешет, – и ткнул мохнатым кулачком вперед по дороге.

Мы посмотрели в указанном направлении и нечего не увидели. Все такая же пустая дорога убегала вперед посреди густой, высокой травы, ныряла с бугра к чуть поблескивающему ручейку, пересекала его, взбегала по противоположному берегу и у высокого раскидистого дуба резко сворачивала влево, огибая невидимое препятствие. Мне почему-то показалось, что именно на дуб и указывал Фродо, но ничего примечательного в этом дереве я не увидел. А вот тролль, вероятно, что-то заметил, поскольку толкнул свою лошадь каблуками под брюхо, заставляя ее перейти с шага на рысь.

Мы повторили маневр тролля, и наш отряд, увеличив скорость, спустился к ручью. Перемахнув узкий и неглубокий поток воды, причем кабриолет Твиста проделал это по воздуху, поскольку карлик явно не хотел, чтобы его козлы замочили копыта, мы начали подъем на противоположный берег, и только теперь я разглядел, что в ветвях дуба что-то висело.

Наконец мы поравнялись с деревом и остановились в растерянности. На дубе, довольно высоко над землей, висел удавленник. Я снизу не мог хорошенько его рассмотреть, мне только было видно, что он бос, в широких зеленых штанах, похожих на шаровары и коротком желтом жилете.

Несколько минут мы молча рассматривали это не слишком эстетичное украшение пейзажа, а потом Эльнорда негромко протянула:

– Наверное, надо его оттуда снять?..

И мы все, не сговариваясь уставились на Фродо.

– Зачем, – немедленно откликнулся тот, – Не мы его туда подвесили, не нам его оттуда и стаскивать… Пусть висит, от него там и пользы больше…

– Какой пользы, – удивился Твист.

– Ну… как какой… Висит, оживляет пейзаж… Желтенький, такой… зелененький… Гляди, как элегантно покачивается… А сними его сейчас на землю, и что? Будет здесь валяться… Еще закапывать придется…

– Лезь, давай!.. – прервал его рассуждения Душегуб.

– И веревку возьми, – поддакнул я.

– А почему опять я?! – возмущенно заверещал хоббит, – Что я вам, древолазающее какое-то?! Нет, вы гляньте на них, нашли верхолаза, чуть что – хоббит марш на дерево! А может я земноводное, может у меня на высоте головка кружится, может я совсем летать не умею!!

Свою тираду он обращал в основном к Твисту и Эльнорде, но понимания у них не нашел. Твист демонстративно отвернулся в сторону, а Эльнорда довольно заулыбалась и мило ответила:

– Фрордушка, но ты же у нас уже прошел ходовые испытания и показал себя прекрасно!

– Ага! А потом спорхнул… – ворчливо ответил хоббит, и по его тону я понял, что он уже сдается. Тем более, судя по его залукавевшей физиономии, ему на ум пришла какая-то хулиганская мысль.

– Ну и что, что спорхнул?! – воскликнула Эльнорда, – Душегуб же тебя поймал!..

Фродо ненатурально тяжело вздохнул и полез со своей скамейки на землю.

Подойдя к неохватному стволу, он обошел его по кругу, присматриваясь к нижним ветвям и, вроде бы, намечая для себя маршрут. Душегуб, также спустившийся из седла на землю, снял один из тюков с вьючной лошади и рылся в нем. Наконец он достал моток нетолстой веревки и, перекинув его через плечо, направился к дубу.

Фродо вынырнул из-за ствола и стоял, задрав голову вверх, когда тролль неслышно подойдя сзади, накинул свой моток ему на шею, наподобие армейской скатки.

Хоббит подпрыгнул на месте от неожиданности и заорал:

– Это еще что такое?! Ты что, рассчитываешь, что я повешусь рядом с этим чудаком?! Зачем ты на меня эту веревку навесил?!

– Это отягощение для тренировки лазающих хоббитов, – проворковала Эльнорда. А тролль, положив свою лапу Фродо на плечо, проворчал, – Прежде чем обрезать на нем петлю, привяжешь его там за что-нибудь, а другой конец сбросишь мне вниз, – затем он внимательно посмотрел на хоббита и угрожающе гаркнул, – Или ты рассчитывал, что я и этого мертвяка ловить буду?!

На разочарованной физиономии Фродо явно читалось, что именно на этот аттракцион он и рассчитывал и очень огорчен, что представление сорвалось.

Однако, спорить с Душегубом он не стал, а вместо этого показал пальцем вверх:

– Вот до той веточки подсадишь?..

Тролль взглянул в указанном направлении и утвердительно гукнул. А следом за этим мы стали свидетелями уникальных гимнастических упражнений.

Указанная хоббитом «веточка», по-видимому, располагалась достаточно высоко. Посему тролль, вместо того, чтобы отработанным хватом «пояс-воротник» доставить Фродо до места, наклонился и ухватил малыша за щиколотки. Потом, пропыхтев: – Держись прямо!.. – он начал поднимать Фродо вверх. Маленький, толстый хоббит, вытянулся в струнку и поднял вверх коротенькие ручки, напоминая карикатуру на монумент покорителям космоса.

Тролль выпрямился, и фигура хоббита полностью исчезла в листве. Но, похоже, наш верхолаз не доставал до вожделенной «веточки», потому что из листвы послышался его писклявый голосок:

– Еще чуть-чуть!..

– Внимание!.. – проревел Душегуб, – Хватайся!..

И вместе с этим рыком он толкнул хоббита вверх.

– Есть!.. – донеслось из листвы и на тролля посыпался какой-то мусор. А на дереве запыхтел маленький паровозик, постепенно поднимаясь от грешной земли к высокому оранжевому небу.

Прошло несколько минут, и маленькая фигурка хоббита замелькала между верхними ветвями в непосредственной близости от висельника. Вот Фродо разместился на соседней ветке, чуть пониже висящего тела и принялся разматывать свою веревку.

– Нет, вы посмотрите, что он творит! – возмущенно пробасил тролль, увидев, что хоббит обвязывает концом веревки голую лодыжку удавленника.

– Ну что ты возмущаешься! – оборвала его ворчание Эльнорда, – Может в этом есть какой-то высший смысл!.. А этому бедолаге сейчас совершенно безразлично, как его будут стаскивать с его дерева!..

– Для этого маленького мохнонога высший смысл только в том, чтобы поиздеваться над всеми окружающими, – недовольно пробормотал Душегуб, – У него и к мертвому телу нет никакого уважения…

Фродо, между тем, закончил вязать узлы на ноге удавленника и приподнялся, чтобы перебросить конец веревки через ветку. И тут он замер разглядывая нечто, на шее трупа. Затем он наклонился вниз и заверещал:

– Гэндальф!.. Э-гэ-гэй, Гэндальф!

– В чем дело?! – крикнул я в ответ.

– Знаешь, он не повешенный!.. – раздалось сверху.

– Как это не повешенный?! – крикнул я.

– Да у него петля на шее не затянута…

– Как это – не затянута?!

– А так! Смотри…

И Фродо принялся возиться с петлей. Что-то там нашерудив, он неожиданно стащил петлю через голову удавленника и потряс ею в воздухе:

– Видишь?!

– Вот это да!!! – выдохнул басом тролль.

Я бросил быстрый взгляд на столпившихся около меня ребят и оценил охватившее их изумление. Тем более, что повешенное тело продолжало… висеть… как бы это сказать, не имея точки подвеса, что ли!

– Как же мы теперь его спустим?! – проговорила Эльнорда, – Его же к земле совершенно не тянет!

И тут меня словно что-то толкнуло изнутри.

– Немедленно надень петлю назад! – заорал я благим матом. Хоббит от моего крика чуть не сорвался с ветки, но не вступая в дискуссию, принялся снова прилаживать петлю на шею мертвяка. Закончив, он снова наклонился и провопил:

– Затягивать?!

– Не надо, – крикнул я в ответ, – Давай, перекидывай и спускай свою веревку!..

Хоббит явно не понял смысл последнего указания, но спорить не стал. Через несколько минут конец веревки свернулся кольцом под деревом.

– Душегуб, выбирай слабину! – отдал я следующий приказ, и тролль беспрекословно подчинился. Веревка натянулась, и я закричал хоббиту:

– Отрезай петлю!.. И смотри поосторожней, чтобы тебя с дерева не сбросило!

– Зачем?! – раздалось сверху, похоже, дисциплинированность хоббита быстро иссякла.

– Режь, давай и не разговаривай, – как можно рассерженней проорал я и тут же обратился к Душегубу, – Держи крепче, сейчас дернет!..

Тролль в ответ только тряхнул башкой, а Фродо на дереве уже трудился над веревкой, перепиливая ее своим кинжалищем.

Внезапно в воздухе раздался глухой стон, и веревка, на которой висело тело лопнула. Между ветвями стремительно мелькнул желтенький жилет и зеленые штанишки, и в следующий момент мертвяк уже качался вниз головой, удерживаемый троллем от падения.

Душегуб, почувствовав вес тела, начал потихоньку травить веревку, и подвешенный за ногу удавленник медленно пошел к земле. Фродо сидел на своей ветке держась за обрезок веревки, привязанный к ветке.

Через несколько минут удавленник благополучно был опущен и улегся под своим дубом. Я отвязал от его ноги веревку и внимательно осмотрел тело. Оно было явно неживым, и, в тоже время, на нем не было никаких признаков повешения: ни следа от петли на горле, ни высунутого и посиневшего языка, ни выпученных глаз – ничего, кроме самой петли!

Душегуб подтянул веревку, и Фродо затянувший ее конец петлей на своем поясе, был спущен троллем вниз, но я за всеми этими манипуляциями не наблюдал. Я склонился над неподвижным телом в смешной клоунской одежде. Что-то в ней было необычно…

Передо мной лежал невысокий плотный мужчина средних лет, с круглым, немного одутловатым лицом, на котором выделялся здоровенный нос картошкой, темно-лилового цвета. Над узким лбом кучерявился светлый чубчик, но от висков начинались большие залысины. Голая грудь и обнаженные руки были покрыты густым светлым волосом.

Я активизировал все Истинные Чувства, хотя знал, что надолго меня не хватит. И все-таки… И все-таки это тело не дышало, не видело, не слышало, ничего не чувствовало… Или… Нет, что-то в нем все-таки жило… Жило отдельно от тела… Что-то чужое!.. Нет – чуждое!

– Думаешь, он жив?.. – негромко прошелестел рядом со мной голосок Эльнорды.

Я отрицательно покачал головой и приглушил Истинные чувства.

– Так, значит, он мертв?.. – недоуменно переспросила эльфийка.

– Понимаешь, этот тип производит странное впечатление. Тело явно не живое… но и не мертвое… Оно какое-то, как бы это правильно сказать… неживое, что ли…

– Я и говорю – мертвое, – уточнила Эльнорда.

– Да нет, это тело никогда и не было живым… Оно не дышало, не видело, не слышало, оно не чувствовало… и в тоже время в нем есть жизнь…

– Что-то ты Серый темнишь!.. – недовольно воскликнула эльфийка.

– Да-а-а, темню… – задумчиво протянул я и снова склонился над добытым нами странным трупом.

Усталыми, шаркающими шагами подошел Фродо и сунул мне под нос обрезок веревки с разлохмаченными концами:

– Вот в этой штуке он висел, если это можно так назвать! – раздраженно пропищал он.

Я удивленно посмотрел на него, и хоббит немедленно пояснил свое раздражение:

– Ты зачем меня заставил веревку перепиливать, так что ли не мог его с дерева сдернуть? Петлю-то я снял!

Не отвечая на его вопрос, я взял протянутую мне веревку и медленно провел над ней ладонью. Под моей рукой яростно завибрировала чужая магия. Веревочка была наговоренной, причем я никак не мог понять, какого рода наговор был применен, на что и как воздействовал. Я медленно вытянул из-за пояса свой жезл, и в тоже мгновение он самостоятельно развернулся в моей руке затрепетавшими листочками в сторону мертвяка, и в моей голове зазвучал не то стон, не то плач. Едва слышный, заплетающийся голосок молил:

– Дяденька, отпустите меня, я больше не буду… Отпустите меня домой, дяденька, мне страшно,.. страшно,.. страшно…

Тут мне самому стало страшно. Я испуганно уставился на явственно подергивавшийся в моей ладони жезл, совершенно не понимая, каким образом эта деревяшка смогла заговорить, пусть даже и так тихо.

– Эй, Серый, ты чего?.. – раздался у меня над ухом встревоженный голосок Эльнорды. Я поднял глаза и увидел, что все Братство собралось около меня и с тревогой следит за выражением моего лица. Это меня как-то встряхнуло, и тут же я понял, что голос раздается не из жезла, а из мертвого тела, жезл всего лишь усиливал этот голосок.

– Тихо, ребята, – через силу произнес я, – Сейчас с мертвым телом говорить будем…

Прикрыв глаза, чтобы меня не отвлекал дневной свет, я сосредоточил все свое внимание на жезле, словно бы слившись с ним, сделав его как бы продолжением своей руки. И немедленно почувствовал, что его надо опустить пониже. Едва только жезл остановился в нескольких миллиметрах от узкого лба удавленника, голосок, по-прежнему канючивший свое «…страшно …», стал гораздо слышнее, наполнился живой силой. И тут я подумал про себя:

– Ты кто?..

Голосок мгновенно умолк. Наступила такая тишина, что я поневоле решил, что все ранее мной слышимое, было просто галлюцинацией. Однако, в следующее мгновение голосок в моей голове снова ожил:

– Дяденька, ты меня слышишь?!

В нем была такая неподдельная радость, что я даже слегка растерялся:

– По всей видимости, слышу, хотя и не совсем понимаю, кто ты такой?..

– Я – Игорек Свешников из Зырянки из-под Томска…

– Как же ты, Игорек, в мертвом теле оказался?- Эта мысль-вопрос мелькнула у меня в голове совершенно непроизвольно. Но голосок ответил:

– Меня… меня учитель наказал…

– Какой учитель?.. Как ты сюда попал?.. Сколько тебе лет?..- посыпались из моей головы вопросы. Видимо, этот неведомый и невидимый мне Игорек был настолько напуган своим одиночеством и окружавшим его безмолвием, что он готов был рассказать мне все, что угодно, лишь бы я продолжал с ним беседовать. Так что все мои вопросы получили мгновенные ответы:

– Мой учитель, он очень строгий!.. Мне девять лет и я… я сбежал… Ну, мы с ребятами пошли в тайгу за орехами, и тут меня Учитель позвал к себе. Правда, тогда я еще не знал, что он – Учитель. Но он так здорово рассказывал, какая у меня будет интересная жизнь, что я сбежал… Потом оказалось, что сначала надо учиться… А потом мы перешли к другому Учителю, он строгий. Вот он меня и наказал… Только это тело не мертвое… Оно просто… из другого места. В том месте откуда оно, оно живое, а здесь оно… не живет, но и не умирает… Я должен был… быть в нем…

Голосок замолчал, явно что-то недоговаривая, потому я поинтересовался:

– Ты что-то должен был сделать? Что?..

– Я не могу сказать…

Внезапно мне показалось, что сейчас голосок сорвется в истерику, но он чуть помолчав, выправился и, всхлипнув, добавил:

– Учитель сказал, что я никому не должен говорить о том, что мне поручено… Иначе… меня совсем не станет…

– Хорошо, но как ты… твое тело оказалось на этом дереве, ты можешь рассказать?

– Я шел… по своим делам… в город, тут, недалеко… А день назад на меня напали… бандиты… Вообще-то, с этим телом здесь никто ничего сделать не может, оно же не живое, только эти… бандиты… связали меня какой-то страшной веревкой. В этой веревке непонятная мне страшная сила… А потом они меня повесили на этой веревке высоко-высоко. Они еще говорили, что на солнце мое тело скоро высохнет и рассыплется… Не знаю, почему они так решили…

– Так ты можешь сейчас управлять своим телом?

– Нет, веревка мешает…

Я тряхнул головой и открыл глаза. На горле моего говорливого удавленника, все еще оставалась петля с коротким косо срезанным концом. Я снова прикрыл глаза и подумал:

– Если я сниму веревку, ты сможешь снова управлять этим телом?

Голосок помолчал, а потом неуверенно ответил:

– Я не знаю… Но, наверное, смогу… Только я тогда от вас уйду…

– Вот как?.. – задумчиво произнес я вслух.

– Как? – немедленно поинтересовался Фродо.

Я устало опустился на траву рядом с неподвижным телом «из другого места» и предложил:

– Присаживайтесь-ка, ребята, сейчас будем совет держать. Ребята без вопросов уселись рядышком со мной, после чего я в подробностях пересказал свой разговор с Игорьком Свешниковым, поселенным в этом необычном удавленнике. Они слушали меня очень внимательно, и когда я задал прямой вопрос: – Что теперь делать будем? – ответили далеко не сразу.

– А нельзя этого мальчишку назад отправить?.. – раздался наконец неуверенный голосок Эльнорды, – В смысле, назад в его тело?..

– Может быть и можно, – задумчиво ответил я, – Вот только я не знаю, как это сделать…

– Кто же это такое с детишками вытворяет?! – неожиданно зло задал Твист вопрос, не относящийся вроде бы к делу, но, как оказалось, остро волновавший всех присутствующих, – Сначала тот сельский мальчишка, помните, с браслетами, теперь ваш малыш…

– Поймаю – убью! – рявкнул тролль.

– И я убью! – присоединился фальцетом хоббит.

– Так что же нам с ним делать-то? – попытался я вернуть ход разговора к обсуждаемой проблеме.

– А что делать? – пробурчал тролль, – Возьмем мальчишку с собой, там что-нибудь придумаем…

И тут я поймал на себе задумчивый взгляд Фродо. Увидев, что я заметил его поглядывание, он смущенно кашлянул, а затем задал совершенно неожиданный вопрос:

– Слушай, Серый, а ты уверен, что с каким-то там Игорьком разговаривал? Может это колдовство наведенное? Тебе кажется, что ты беседуешь с мертвым телом, в котором поселен живой дух, а на самом деле – это просто мертвое тело… и его внедряют в наш отряд, ну,.. как пятую колонну?..

– Сам ты – пятая колонна… – усмехнулась Эльнорда, – Только вот кто тебя внедрил непонятно…

Хоббит немедленно набычился и приготовился дать достойный ответ эльфийским проискам, но тут Душегуб положил ему на плечо свою мохнатую лапу и добродушно проворчал:

– Никто его не внедрял, он сам среди нас вырос…

Я, чтобы не дать Фродо возможности перейти к взаимным оскорблениям, поднялся с травы и закончил дискуссию:

– Значит так и сделаем. Мертвяк поедет с нами…

– Надеюсь не в моем фаэтоне?.. – перебил меня Твист, покосившись на спокойно лежащий труп круглым глазом, – Предупреждаю, что мои козлы боятся покойников и могут повести себя непредсказуемо!..

Неугомонная Элдьнорда и тут, естественно, не могла промолчать:

– А мне кажется, Твистик, это ты боишься покойников и потому можешь повести себя непредсказуемо…

Карлик не удостоил нахальную девчонку ответом, он лишь посмотрел ей в глаза долгим укоризненным взглядом.

– Мы не будем подвергать нервную систему твоих неповторимых козлов чрезмерным перегрузкам – труп поедет верхом.

– Да после Твиста и Фродо козликам никакой труп не страшен! – никак не могла успокоиться наша милая язва. Однако, после этой шуточки мы все посмотрели на нее укоризненно, и даже благоволивший ей тролль присоединился к мужской компании. Эльнорда, наткнувшись на подобное единодушие явно смутилась и даже чуть-чуть зарозовела. Гордо отвернувшись от не понявших ее мужчин она направилась к своей лошади и, взлетев в седло, отъехала немного в сторону.

Я, предупредив ребят, чтобы они ни в коем случае не снимали с шеи удавленника обрезка петли, направился к одной из вьючных лошадей. Внимательно оглядев привязанный к ее седлу груз, я убедился, что оба тюка тщательно упакованы и надежно увязаны. Затем я отошел немного в сторону, поднял сухую, достаточно толстую ветку и принялся чертить на твердой глине дороги некие замысловатые руны.

Разграфив таким образом метра два, я бросил ветку, еще раз просмотрел написанное и остался доволен. Затем я сосредоточился, тщательно припомнил три достаточно коротких заклинания – «Бездонный мешок», «Что упало – то пропало» и «Бечевочка у пояса» – и принялся сплетать их в одно. Когда мне показалось, что они полностью совместились, и из полученного жгута не торчат непозволительные хвосты, я простер над исчерченной дорогой свой жезл и принялся читать сочиненное заклинание.

Как только я закончил, раздался громкий треск, словно гигантские руки порвали кусок парусного полотна, и воздух над нарисованными мной рунами разошелся в стороны, открывая бездонную, черную прореху. Не обращая внимания на изумленно разинутые рты моих друзей, я стащил с лошади осмотренные тюки и побросал их в эту прореху, после чего взмахнул жезлом, и прореха, повторив тот же самый звук рвущейся ткани, исчезла.

Я взял лошадь под уздцы и махнул рукой троллю, хоббиту и Твисту:

– Тащите мертвяка сюда, и веревку прихватите, ту, что Фродо с дерева снял!..

Душегуб, не дожидаясь помощи от своих малорослых соратников, погрузил удавленника себе на плечо и направился в мою сторону. Однако, Фродо оказался около меня значительно раньше. С возмущением оглядев меня, словно впервые в жизни увидел такое чучело, он громко заверещал:

– Ну?! И куда ты зашвырнул наши пожитки?! Что ты сделал с нашим бесценным грузом, маг-недоучка?!

– Да ничего я с ним не сделал, с твоим бесценным грузом, – несколько растерялся я от его напора, – Здесь он, рядышком…

– Где здесь?! – еще больше возмутился хоббит и растопырил свои коротенькие ручки, – Где?.. Нетути нигде! Да я сам, своими глазами видел, как ты только что выбросил два огромных тюка в… в… в пропасть! А между прочим, там еда была!

Его взгляд стал нестерпимо укоризненным:

– Что мы теперь кушать будем?! А?! Может этого удавленника?!

И он ткнул коротким пальцем в направлении подходившего Душегуба.

– Знаешь что, – психанул я, – Отстань, а… Сейчас я усажу тело в седло и покажу тебе, куда дел твою еду…

– Нашу! – рубанул хоббит кулачком воздух перед свои носом.

– Ну, пусть нашу… – ответил я и поспешил на помощь к троллю.

Вместе с Душегубом мы взгромоздили мертвое, безвольно покачивающееся тело в седло, причем лошадь стояла совершенно спокойно, словно на нее грузили очередной тючок. Затем, обвязав покойника веревкой вокруг пояса, мы накрепко принайтовали его к седлу, а закончил я эту операцию тем, что концом зачарованной веревки, связал болтающиеся ноги под брюхом у лошади.

Оглядев полученного всадника, я разлохматил конец висевшей у него на шее петли и привязал его к поясу штанов. Теперь я мог быть уверен, что мертвяк не упадет с лошади и не сбежит в неизвестном направлении выполнять неизвестную мне задачу. «А вечером я с ним еще разок попробую побеседовать» – подумалось мне.

Затем я повернулся к хоббиту:

– Значит ты желаешь удостовериться в сохранности груза?

– Желаю! – агрессивно ответил тот.

– Значит ты мне не веришь?

Хоббит замялся, его решимость несколько поколебалась. Он явно не хотел ссориться со мной окончательно и, в тоже время, его снедало беспокойство о неизвестно куда девшихся припасах. Фродо молчал, угрюмо глядя на меня и не желая отказываться о возможности удостовериться в целости продуктов питания.

– Хорошо, – сказал я, – Смотри, – и взмахнул жезлом. Рядом со мной треснул воздух и открылась черная бездонная щель.

Хоббит резво отпрыгнул в сторону, но, чуть поколебавшись, вернулся и заглянул в черноту провала. Затем он обернулся ко мне, не его круглой физиономии пылала ярость:

– На что смотреть, когда там темно, как… Что ты мне показываешь свои фокусы, Кио местного разлива?.. – его неожиданно заколотила крупная дрожь, и он заорал, – Где мешки?!!

Я сунул в черноту руку до плеча, ухватился за стягивающий тюк ремень и вытащил его наружу:

– А это что, мохноног не кормленный?..

Фродо бросился к мешку и обнял как дорогого друга после долгой разлуки. Ощупывая тюк дрожащими ручонками, он шептал в экстазе:

– Вот они, харчишки мои хорошие… Мясико и сырок, хлебушек и квасок… Теперь не будет хоббит затягивать поясок…

Я невольно улыбнулся:

– Ну что, рифмач-обжора, можно груз назад прятать?

Фродо нехотя отвалился от тючка и вздохнул: – Прячь…

Я снова швырнул тюк в провал и взмахнул жезлом. Воздух, рванув, схлопнулся, и чернота исчезла.

– Ну? Мы все-таки поедем или будем ждать пока мохноног со всеми мешками наобнимается? – иронично поинтересовалась Эльнорда.

Она, Душегуб и Твист уже заняли свои места в нашем походном строю.

Фродо видимо почувствовал, что выглядел последние несколько минут не совсем достойно, а посему щеки его покраснели, голова ушла в плечи, и он, буркнув: – Извини… – поспешил к твистовому шарабану. Я снова взял лошадь с трупом под уздцы и повел за собой.

Взобравшись на свою лошадь, я привязал повод к седлу, и мы, наконец-то, снова тронулись в путь.

Как оказалось, дорога, резко сворачивавшая у дуба, послужившего виселицей, огибала небольшой, старый, обшарпанный временем обелиск, на постаменте которого едва виднелась какая-то надпись. Травы вокруг этого обелиска не было, а голая красноватая глина странно маслянисто поблескивала, словно на нее только что пролился дождь.

Мы аккуратно объехали эту, украшенную стоячим столбом плешь, и дорога снова вернулась в привычную, покрытую высокой травой степь. Только теперь в этой степи виднелись крошечные, разбросанные по сторонам рощицы.

А горы еще приблизились.

Мы ехали без приключений до самого вечера, а когда зеленое солнце нырнуло за горизонт, и небо из оранжевого стало светло-коричневым Братство Конца остановилось и разбило лагерь. Тролль и Фродо отправились за хворостом в рядом стоящую рощицу, я и Твист поставили две палатки и достали походную посуду. Эльнорда занялась продуктами. Через некоторое время небо потемнело и на нем начали проглядывать звезды, а у нас ярко пылал костер, и был готов плотный ужин.

Мы поели, распределили дежурства и легли спать.

Глава 7

Есть такие вещи, которые разумом постичь невозможно. Приходится просто признать их существование и не пытаться понять… Иначе можно сойти с ума!

Ночь прошла удивительно спокойно. Настолько спокойно, что я даже во время своего дежурства сумел немного подремать. Так что, когда Душегуб разбудил меня утром, я проснулся полностью отдохнувшим и восстановившим свои потрепанные предыдущим днем силы.

Пока мы с Фродо и Твистом бегали к лесномуручью умываться и приводить себя в порядок, Эльнорда с троллем приготовили легкий завтрак. Он был настолько легок, что когда Фродо влез на свое место в твистовой повозке, тот недовольно покосился на своего пассажира и пробурчал:

– Не один я толстею… На тебя халява тоже благотворно влияет…

– В отличие от тебя, Твистик, – немедленно вступила в разговор Эльнорда, – На Фродо благотворно влияет любая пища… Даже если он добывает ее в поте лица своего…

– Вы ничего не понимаете, – благодушно ответствовал сытый хоббит, – Я просто коплю силы, чтобы в нужный момент располагать их необходимым запасом. Вот, представьте себе, нападают на нас бандиты, а я настолько обессилен, что даже не могу выхватить свой кинжал. Ну кто из вас бросится мне на помощь?!

– Я, – немедленно произнесли Эльнорда, Душегуб и я, а Твист сурово посмотрел на Фродо и буркнул:

– Накаркаешь…

Только Фродо, похоже, не расслышал его замечания. Он удивленно уставился на нас, а потом чуть охрипшим голосом спросил:

– Что, вот так все втроем и броситесь меня выручать?..

– А ты разве сомневался?.. – удивилась Эльнорда, – Конечно же мы не отдадим тебя на растерзание каким-то там бандитам.

Она мило улыбнулась хоббиту, и тот немедленно ответил ей признательнейшей улыбкой. Эльнорда улыбнулась еще милее и успокаивающе произнесла:

– Так что, Фродушко, можешь успокоиться и с сегодняшнего дня садиться на диету…

– Почему? – удивленно переспросил хоббит.

– Потому что мы успокоили тебя по поводу грозящей тебе опасности, а теперь ты должен успокоить Твиста по поводу опасности, грозящей его телеге…

– Кабриолету!.. – обиженно поправил Твист, но эта поправка не смутила Эльноорду. Безмятежно покачиваясь в седле, она приняла ее:

– Пусть кабриолету, но все равно грозящей…

– Надо подумать также и об опасности, грозящей козликам, – прогудел басом двигавшийся впереди Душегуб.

– И козликам… – согласилась эльфийка.

Козлы, словно получив команду, разом споткнулись, а Твист озабоченно перебрал вожжи.

– Там просто камешки на дороге попадаться начали… – попытался успокоить своего возницу толстый хоббит, но тот только еще раз озабоченно посмотрел на пассажира.

Дорога, делая широкие петли между выраставших из земли каменистых холмов, начала незаметно тянуться вверх. Лесистые склоны гор вырастали уже прямо перед нами. По краям дороги появились кустики, потом они стали выше и гуще, затем среди них начали вырастать настоящие деревья, и, наконец, мы въехали в самый настоящий лес.

Неширокую дорогу пересекли густые тени, стало прохладнее и потянуло сыростью. Ехавший впереди тролль положил лапу на торчащий из-за пояса гердан, чем весьма удивил меня – вокруг стояла умиротворенная утренняя тишина.

Мы довольно долго ехали молча, погруженные каждый в свои мысли. Солнце уже приближалось к зениту, когда Эльнорда негромко поделилась этими своими мыслями со мной:

– Если в этих горах есть разбойники, то они просто должны расположиться здесь, в лесу…

– А мне кажется, что это вполне мирное место… – прошептал в ответ я.

– Тебе Шалай что перед отъездом сказал? – сурово перебила меня эльфийка, – Чтобы ты был настороже! А ты совсем расслабился!.. Соберись!..

– Впереди кто-то есть, – тоненько пропищал Фродо, – немного, в кустах у дороги прячутся.

– Засада?.. – без всякого возбуждения поинтересовался тролль.

– Нет, непохоже, – чуть подумав, ответил хоббит, – оружия не слышно…

– А может они думают нас голыми руками передушить?.. – высказал предположение пессимистичный Твист.

– Ха, пусть попробуют… – глухо пророкотал Душегуб.

– Уже близко, – прервал всяческие разговоры хоббит.

Дальше мы ехали молча, пока Фродо не буркнул едва слышно:

– Здесь…

Душегуб тут же остановил лошадь и оглянулся по сторонам. Вокруг стоял утонувший в молчании лес. Тролль оглянулся на нас и громко предложил:

– Ну что, может здесь остановимся на привал?

– А что, хорошее местечко… – немедленно согласилась Эльнорда, – Только имеется ли рядом вода?..

– Имеется… – раздалось из-за ближнего кустика.

Мы все немедленно повернулись в сторону голоса, и там что-то зашуршало.

– Кто сказал «имеется»? – как можно дружелюбнее спросил я.

– Я сказал… – послышалось совсем из другого места.

– А зачем? – еще мягче поинтересовался я.

– Вон та красавица спросила, я и ответил…

И этот ответ пришел совсем из-за другого куста.

Мы несколько растерянно озирались по сторонам.

Наконец, Эльнорда, в отношении которой был отпущен недвусмысленный комплемент, спросила:

– И сколько же вас здесь?

– Кого – нас? – последовал встречный вопрос.

– Ну, вас, тех, кто с нами разговаривает?.. – пояснила эльфийка.

– Я один… – прозвучал довольно удивленный ответ.

– Как один, – удивилась в свою очередь Эльнорда, – Вы же с разных мест говорите!..

– Ну и что, – снова раздался голосок из-за ближнего кустика.

– Так может выйдешь, покажешься… – басом предложил тролль.

– А ты драться не будешь? – раздался довольно далеко опасливый вопрос, – Вон у тебя какая дубина…

– Нет, не буду… – пообещал тролль, – Вылезай, давай… Перекусим, побеседуем…

– Он не будет, – поспешила заверить невидимку Эльнорада, – Мы вообще редко деремся, только когда на нас нападают…

– Да? – неуверенно донеслось снова из-за ближнего куста, – А тогда кого этот большой и покрытый шерстью собирается перекусить?..

Мы недоуменно переглянулись, но тут все та же Эльнорда сообразила:

– Нет! Никого он не собирается перекусывать, он говорил, что мы можем вместе поесть и за едой поговорить…

– Ну, хорошо, я выйду… – раздался самый ближний к нам голос, – Только перекусывать ничего не буду…

И из-за небольшого, но достаточно густого кустика на дорогу выскочило существо совершенно ни на что непохожее!

Представьте себе маленький, но очень толстый бочонок, на который сверху положили большую треуголку и вы получите некоторое, весьма приближенное понятие о том, кого мы увидели. Необходимо добавить, что существо удивительно быстро перемещалось на коротеньких кривых ножках, снабженных длинными черными когтями, имело длинные, почти до колен, передние лапы, вывернутые, как у крота, ладонями наружу с короткими пальчиками, также украшенными когтями. Сей несуразный объект был покрыт довольно длинной и густой шерстью серовато-бурого цвета. Его треугольная, полностью лишенная шеи голова, посверкивала двумя малюсенькими темными глазенками и имела здоровенный черный кожаный нос, старательно обнюхивающий окружающее пространство. Ростом он был едва до плеча Фродо. Но самое удивительное заключалось в том, что на этом типе были надеты короткие, здорово поношенные кожаные… трусы, а к ним были пришиты большие матерчатые карманы.

С минуту длилось взаимное разглядывание и, наконец, Эльнорда сползла с седла, опустилась перед этим меховым чудом на корточки и восторженно выдохнула:

– Какая прелесть!..

– Правда?! – радостно переспросил меховой бочонок, – Я тебе понравился, – и не дожидаясь ответа заявил, – Ты мне тоже понравилась! Ты очень красивая, хотя такая длинная и совсем без шерстки!..

– Меня зовут Эльнорда, – представилась эльфийка, – Это Душегуб, это Фродо, Твист и Гэндальф, – перечислила она нас, – А как нам тебя называть?

– Меня?.. – переспросил незнакомец.

– Тебя, – подтвердила Эльнорда.

– Нет, меня-меня?.. – еще раз настойчиво переспросил он и для уверенности ткнул себя лапой в шерстяную грудь.

– Ну, конечно, тебя! – терпеливо повторила Эльнорда.

– Вторая треть! – гордо назвался малыш и добавил, – Я сегодня впереди!..

– Что значит – вторая треть?.. – слегка оторопела Элдьнорда от столь необычного имени.

– Ты что, считать не умеешь?.. – удивился Вторая треть, – Целый состоит из Первой трети, Второй трети и Третьей трети! Это же очень просто!..

– А, нет, да… Я, конечно понимаю, – попыталась неловко вывернуться из создавшейся ситуации Эльнорда, на самом деле ничего не полнимая, – Значит есть еще Первая треть и Третья треть?

– Конечно, – не слишком довольно подтвердил Вторая треть, – Но они сегодня сзади… Они вообще чаще всего сзади…

– Кто это чаще всего сзади? – донеслось из-за кустика, торчавшего метрах в двенадцати впереди по дороге, – Ты ври, да не завирайся!..

– А что, разве не правда? – повернулся Вторая треть к указанному кустику.

– Вот когда станешь постарше и поумнее, будешь чаще сзади бывать… – раздался голосок с другой обочины дороги, скрытой густой, высокой травой и зарослями малинника.

– Да, – подтвердил Вторая треть, – Я самый молодой из третей…

Тролль осторожно спустился на землю и присоединился к Фродо, который начал доставать из мешка свертки с холодными закусками и раскладывать их на постеленной посреди маленькой полянки попоне. Вторая треть бросил быстрый взгляд в сторону громадного тролля, но Эльнорда отвлекла его от наблюдения за Душегубом новым вопросом:

– Так вы что, одна семья?..

– Кто?.. – снова повернулся к ней малыш.

– Первая, Вторая и Третья трети… – пояснила эльфийка.

– Надо говорить Первая треть, Вторая треть и Третья треть, – поправил ее Вторая треть, а потом уже ответил на вопрос, – Нет, Первая треть, Вторая треть и Третья треть – это Целый!

Именно в этот момент, снова проголодавшийся Фродо громко позвал:

– Все готово, давайте, садитесь за стол. Здесь и разберемся, кто такой Целый и с чем его едят…

Не успел хоббит закончить свою фразу, как Вторая треть оказался у кустика, за которым прятался до своего появления и остановился, зло посверкивая в нашу сторону глазенками, готовый немедленно исчезнуть в лесу.

– Что с тобой?! – испуганно спросила Эльнорда, приподнимаясь.

– А еще обещали никого не перекусывать! – возмущенно ответил Вторая треть, – А сами Целого хотите съесть!..

Эльнорда бросила в сторону растерянно топтавшегося хоббита уничтожающий взгляд и как можно ласковее обратилась к осторожному малышу:

– Поверь мне, никто не собирается ни кусать, ни есть ни целого, ни трети… Просто мы никогда не видели таких живых существ, как ты и не можем понять, что такое Целый.

– Не «что», – строго поправил эльфийку Вторая треть, – А «кто». Целый – это я!

– Подожди, – Эльнорда смешно потрясла головой, – Что-то я не совсем понимаю, ты – Вторая треть или ты – Целый. И потом, Целый – это имя или понятие…

Видимо, Эльнорда очень понравилась нашему новому знакомцу, потому что он, чуть отодвинувшись от куста, снова вступил с нею в беседу.

– Ты смешная какая-то… Я же тебя спросил, чье имя ты спрашиваешь? Та сама подтвердила, что тебя интересует мое-мое имя. Меня-меня зовут Вторая треть, а вообще-то, мое имя Сикти, и я из рода Тринт-татов… А живем мы с той стороны этих вот гор.

Он ткнул лапой в высившиеся перед нами отроги.

– Ага, – понятливо произнесла Эльнорда, – Теперь кое-что проясняется…

– И что же для тебя проясняется? – поинтересовался Душегуб, устраиваясь поближе к горке аппетитных маленьких пирожков и подставляя свою кружку под фляжку с пивом.

– Кое-что, – повторила Эльнорда и неожиданно предложила своему маленькому собеседнику, – А может быть, ты все-таки присядешь с нами и съешь что-нибудь?

Вторая треть или Сикти, не знаю уж, как его правильнее назвать, задумчиво посмотрел в сторону выставленных на попоне харчей, подергал своим кожаным носом и с сомнением произнес:

– Ну… я даже и не знаю…

– Я тебя уверяю, что никто тебя не обидит, – поспешила заверить его Эльнорда, – Просто за едой проще вести беседу…

– Ну, давай, – совсем по-человечьи махнул лапой Вторая треть, – В крайнем случае Первая треть и Третья треть вырастят новую Вторую треть…

Потом пристально оглядев нашу компанию, собравшуюся у попоны, он грозно добавил:

– Но учтите, сначала они жестоко отомстят за меня!..

Эльнорда невольно улыбнулась и поднялась на ноги.

– Пошли… – она протянула малышу руку, но тот махнул лапой:

– Иди вперед!..

Эльнорда подошла к «столу» и уселась рядом, оставив рядом с собой место для гостя. Тот медленно приблизился, бросая на нас настороженные взгляды, и опустился на траву рядом с девушкой, причем мне показалось, что он просто втянул свои коротенькие ножки внутрь тела. Девушка взяла пирожок и протянула его гостю:

– Попробуй…

Тот осторожно принял пирог, сунул его под свой кожаный нос и быстро откусил, показав на миг ряд острых белых зубов, мелькнувших в его шерсти. Прожевав откусанное, он посмотрел на остаток пирога и довольно произнес:

– Вкусно!.. А еще дашь?!

– Бери, сколько съешь, – немедленно отозвалась Эльнорда, за что получила неодобрительный взгляд от Фродо, – Тебе пива налить?

– Налей, – быстро согласился Сикти.

– А может ты Первую треть и Третью треть позовешь, пусть они тоже поедят… – предложил Твист, за что тоже получил возмущенный взгляд хоббита.

Но Вторая треть с недоумением посмотрел на карлика:

– Зачем их звать, если я и так ем?..

– Ты ешь, – согласился Твист, – Надо и их покормить…

– Зачем, – снова переспросил Вторая треть.

Твист в ответ только беспомощно пожал плечами.

– Знаете что, – вмешался в беседу я, – Давайте мы поступим так. Пусть наш новый друг кушает и одновременно рассказывает о себе, о своих соплеменниках, о том, почему они покинули свой дом и что ищут. А вот потом, если мы чего-то не поймем, мы его об этом спросим…

Вторая треть перестал жевать, долго смотрел на меня, а потом задумчиво произнес:

– Какой ты умный!.. Почти, как наш Ганти.

Мы приступили к обеду и приготовились слушать своего гостя.

И вот, что он рассказал.

Род Тринт-татов жил в горах. Буквально в горах, в толщах скал, в сделанных ими самими пещерах. Пещеры эти имели выходы на поверхность, располагавшиеся в основном с другой стороны горного хребта, именно поэтому Сикти сказал, что они живут «с другой стороны гор». Род был совсем небольшим, состоял из нескольких десятков родовичей, вот только сами родовичи были весьма необычны. Нет, дело было совсем не в их внешнем виде, а в том, что каждый Тринт-тат состоял из… трех довольно самостоятельных частей – трех третей.

Я честно пытался понять, как это выглядело в действительности, как трети Тринт-тата были связаны между собой, как они воплощались в единой личности, но так ничего и не понял. Мне просто пришлось принять на веру то, что когда Вторая треть с аппетитом пожирал наши пирожки, Первая треть и Третья треть тоже насыщались, что когда Вторая треть беседовал с Эльнордой Первая треть и Третья треть принимали в разговоре самое активное участие. Короче, общаясь со Второй третью, мы общались с Сикти, хотя наблюдали, видели перед собой, только Вторую его треть.

Фродо, конечно же, не утерпел до окончания рассказа Второй трети и вылез с вопросом:

– Но можно же увидеть вас… тебя… всех вместе?!

На что немедленно получил встречный вопрос:

– Ты хочешь видеть Целого? – и, после утвердительного кивка Фродо, до крайности настороженное, – Зачем?..

Оказалось, что Целый крайне редко собирался полностью, только тогда, когда чувствовал себя в абсолютной безопасности. Одна из третей всегда была впереди, да и две другие располагались на значительном удалении друг от друга. Объяснялось все очень просто, даже в своих родных горах эти существа подвергались постоянной серьезной опасности – обвалы, оползни, обрушения штолен и сводов, подземные реки и горячие трещины, очень часто губили тех, кто был впереди. И тогда две оставшиеся трети Целого, считавшегося после потери трети калекой, восстанавливали погибшую треть. Процесс этот был довольно долгим и очень болезненным, но позволял жить Целому, практически вечно!

Однако, последние несколько месяцев резко нарушили привычный уклад жизни Тринт-татов – они начали умирать, причем погибали сразу все три трети! Впервые это случилось прямо в общей обеденной пещере, где собрались первые трети шестидесяти Тринт-татов. Один из них вдруг упал на пол, крикнул: – Не надо!.. Я не хочу… – и тут же умер. Когда стали разбираться, что же произошло, оказалось, что его Вторая и Третья трети умерли таким же образом в то же самое время. Правда, сказанные перед смертью слова были различны – Вторая треть успел крикнуть: – Я не хочу в сон!.. – а Третья, – Давит, давит, дави…

Все долго и с непередаваемым ужасом вспоминали этот необъяснимый случай и, в конце концов сошлись на мысли, что это какая-то нелепая случайность, но через некоторое время точно так же погиб еще один Тринт-тат. Это случилось во время охоты на кросолюков, составлявших основной источник питания Тринт-татов. И снова умиравший Тринт-тат прокричал что-то невнятное про сон и про то, что он чего-то не хочет.

С тех пор погибло еще семь родовичей, причем два последних умерли не сразу. Сначала они стали вялыми и малоподвижными, причем все три трети заболевшего стремились собраться вместе! Как только им удавалось встретиться, они ложились на пол пещеры или перехода, крепко обнимались и… переставали дышать. А через некоторое время вставали, расходились в разные стороны и начинали вытворять совершенно уж непотребные вещи. При этом каждая треть вела себя сугубо индивидуально. Продолжалось это недолго, потому что трети не могли существовать отдельно друг от друга. Что-то в их общем организме разлаживалось и они погибали.

После этих семи случаев уже упомянутый рассказчиком Ганти собрал своих соплеменников и высказал свои соображения по поводу этих жутких, непонятных смертей. Ганти собрал все предсмертные крики, проанализировал их и поведение двух последних сородичей и сделал заключение, что кто-то, находящийся далеко от ох гор, научился проникать в сознание Тринт-татов. Теперь этот «кто-то» пытается научиться управлять сознанием подземных жителей, а вот для какой цели, оставалось неясным и самому Ганти.

Родовое собрание долго спорило, взбаламученное заявлением самого умного из них, но все-таки было принято предложение Ганти, послать наружу экспедицию и попытаться отыскать того, кто губил подземный народец. Что делать членам экспедиции с этим негодяем, если его удастся найти, никто не знал, да это, на тот момент, казалось и неважным.

В поход выступили трое Тринт-татов, среди которых был и Сикти. На поверхность они выбрались довольно быстро, а вот там им не удалось договориться о направлении поисков. Все трое разошлись в разные стороны, и вот теперь Сикти повстречал нас, чему, по его словам, он страшно обрадовался, хотя и опасался, что не сможет договориться с такими здоровенными верзилами. Только увидев в нашем составе двоих малорослых, он решился открыться и попытаться найти общий язык.

– А вообще-то, – закончил свой рассказ Вторая треть, – Мне очень понравилась Эльнорда. Если бы не она, я может быть и не показался бы… Вы-то все довольно страшные, даже те, кто не великаны…

– Это почему же я страшный?.. – немедленно обиделся Фродо, – Я напротив, мил, добродушен, дружелюбен…

Сикти внимательно посмотрел на него и неожиданно спросил:

– Ты себя давно в зеркале видел? Если бы мы сейчас были в моей пещерке, я бы тебе тебя показал… и посмотрел, что с тобой стало бы… К тому же еще ты и жадина!.. – чуть подумав добавил он.

– Кто жадина?! – возмутился Фродо.

– Ты, – твердо ответил Вторая треть, – Все пирожки, что я съел, пересчитал!..

И тут Фродо смутился, словно его поймали за руку.

– Ну, и не все… и не пересчитал… Просто мне очень нравятся с картошкой, а ты как раз на них и налегал…

– Наверное, ваша картошка растет в земле, поэтому мне и понравилось… Я люблю все, что в земле растет.

– Слушай, Сикти, – отвлек я Вторую треть от гастрономических рассуждений, – А ведь мы тоже ищем типа, который вторгается в чужое сознание… В сознание маленьких детей.

Вторая треть перевел свои глазки-бусинки на меня и спросил:

– Так вы знаете, где он прячется?

– Предполагаем, – ответил я.

Видимо, мой ответ прозвучал достаточно уверенно, во всяком случае, сразу после моих слов малыш оказался на ногах и быстро заметался по облюбованной нами для обеда поляне. Когда он на огромной скорости пару раз промелькнул мимо меня, я заметил, что глазки у него закрыты, а ручки производят некие странные манипуляции, словно что-то загребали и тут же разбрасывали вокруг своего хозяина. Его маленькие ножки путались в траве, но он с необыкновенным проворством мгновенно восстанавливал равновесие и успешно продолжал свой забег.

Душегуб также внимательно наблюдал за перемещением малыша, а затем неожиданно изрек:

– Гляди, Фродо, Тринт-тат думающий!.. Слушай, – повернулся он к хоббиту, – поспорим, что ты ни за что не догонишь даже одну Вторую треть, не говоря уже о Целом!

– Ну вот еще! – пробормотал Фродо, складывая оставшиеся продукты в мешок и поглядывая на мелькающие пятки Сикти, – Стану я за ним бегать – другого дела у меня нет…

Делом, действительно занимался только он, да еще Твист, крутившийся около своих козлов. Он перемещался от тележки к животным, что-то им скармливал и при этом в чем-то, похоже, убеждал. Козлы с удовольствием брали у него из рук какое-то лакомство, но при этом отрицательно мотали головами.

А мы втроем продолжали с интересом наблюдать за коротконогим мохнатым бочонком в треуголке.

И вдруг он неожиданно замер, как вкопанный. Через мгновение он повернулся к Эльнорде с уже открытыми глазками и ничуть не задыхаясь, будто бы не бегал тут взад вперед с сумасшедшей скоростью, спросил:

– А можно мне пойти с вами? Вдруг мы ищем одного и того же?..

Эльнорда и Душегуб немедленно повернулись ко мне, и Сикти, тут же сообразив, кто здесь главный, добавил, глядя уже на меня:

– Я очень полезный, я могу быть сразу в разных местах, меня не видно, и я очень быстро бегаю…

Опустившись рядом с ним на корточки, я задумчиво проговорил:

– То, что ты полезный, мне давно ясно, только, понимаешь ли в чем дело, место, в которое мы направляемся, очень страшное… да и противник наш очень опасен…

Он поднял когтистую лапу и совсем по-человечьи почесал лохматую башку:

– Ну что же делать? Если там прячется тот, кто нас обижает, надо туда идти… – он снова взглянул на меня и махнул лапой, – Возьми меня с собой… я не боюсь.

Я долго смотрел на его нелепую мордочку с огромным, подрагивающим кожаным носом, а потом сдался:

– Хорошо! Только вот еще проблема – мы путешествуем верхом и в повозке. А как ты за нами поспевать будешь?

Он снова махнул лапой:

– Я хожу быстрее ваших лошадей… Мне медленно ходить трудно. Меня сколько раз пытались на лошади догнать, да куда там!..

– Ну пошли…

Я поднялся на ноги и огляделся.

Ребята уже были на своих местах – в седлах и в повозке. Я тоже направился к своей лошади, но Вторая треть остановил меня вопросом:

– А куда пошли-то?

– Сейчас к перевалу. Нам надо перебраться на ту сторону хребта. Потом в город Сотдан. А оттуда к границе ничейных земель…

– К перевалу?.. – переспросил Вторая треть и снова, закрыв глазки, поскреб свою треугольную башку. Мне вдруг показалось, что он вот-вот начнет новый забег, но все обошлось. Вторая треть открыл глаза и сказал:

– Нам бы хорошо найти блуждающую пещеру, тогда мы уже вечером были бы на той стороне гор.

Я не знал, что такое «блуждающая пещера», но вполне полагался на опыт Тринт-татов, а потому спокойно ответил:

– Ну что ж, ищи свою пещеру, но двигаться будем все-таки общим направлением на перевал.

Вторая треть молча развернулся и исчез за придорожными кустами, а я взобрался на свою лошадь, и наш отряд двинулся дальше.

Лес кончился очень быстро. Дорога все круче забиралась вверх, петляя между поднявшимися из земли скалами. По ее краям еще виднелась чахлая травка, он скоро и она сошла на нет, и теперь то, что осталось от нашей дороги окружали россыпи щебня и обломки камня. Впереди, между камнями иногда мелькала какая-то тень, в которой, при достаточной зоркости и пристальном внимании можно было угадать нашего нового друга. А вот Первую треть и Третью треть я так и не увидел, сколько ни оглядывался по сторонам и назад, по-видимому, их способности сливаться с местностью были гораздо выше моей наблюдательности. К тому же, и серовато-бурая окраска их шерсти, позволяла им полностью сливаться с окружающим их камнем.

Мы продвигались довольно долго по все сужающейся тропе. Наконец, она стала настолько узкой, что твистов шарабан едва-едва проходил по ней, задевая ступицами колес окружающие нас глыбы. Я замыкал наш отряд, а передо мной покачивался в седле снятый нами с дерева мертвяк.

До заката солнца, судя по его положению, оставалось еще часа четыре, когда мы выехали на относительно ровный участок. Тропа неожиданно стала шире, но справа, вместо ограничивающих обзор обломков скал, неожиданно разверзлась пропасть. Мы оказались на традиционной горной дороге, с одной стороны которой отвесно вверх уходила гладкая, чуть поблескивающая сколами, гранитная стена, а с другой зияла, казавшаяся бездонной, пропасть.

И в этот момент позади меня раздался ликующий голосок:

– Я нашел!.. Нашел!.. Только давайте быстрее вперед, а то она сейчас может уплыть!

Я обернулся на голос и увидел метрах в десяти от моей лошади маленькую фигурку одной из третей Сикти. Он радостно размахивал лапами и приплясывал на месте.

– Душегуб! – немедленно крикнул я, – Поторапливайся! Сикти что-то нашел впереди, но считает, что мы можем опоздать!

Тролль неожиданно спрыгнул с лошади, взял ее под уздцы и пошел вперед быстрым шагом. «А что, пожалуй Душегуб прав», – подумал я и повторил его маневр. Эльнорда тоже спешилась, так что в седле остался только наш мертвяк.

Через несколько десятков шагов, тролль, немного оторвавшийся от нашего отряда, исчез за поворотом дороги, но из-за каменной стены немедленно донесся его могучий голос:

– Ребята, давайте быстрее, тут пещера исчезает!..

Мы, конечно, ничего не поняли, но Твист принялся поторапливать своих козлов, и на повороте одно из колес его брички прочертило метров пять в воздухе над пропастью. Признаюсь, сердце у меня в этот момент екнуло, но я вспомнил о способностях твистового экипажа летать.

Наконец, и я миновал поворот и сразу за ним увидел в гранитной стене достаточно широкую щель из которой высовывалась Эльнорда, явно поджидая меня. Лошадь с мертвым телом, по всей видимости, уже находилась в пещере, и эльфийка, призывно помахав мне рукой, тоже скрылась в ее глубине. Я поспешил следом.

Щель в скале была вполне достаточно, чтобы без проблем провести в нее оседланную лошадь, а буквально через несколько метров она и вовсе расширялась, превращаясь в довольно обширную пещеру, имевшую, к тому же, достаточно широкую трещину в верхнем своде, через которую проникал свет.

Оказавшись в этой пещере, я огляделся в поисках своих друзей, но никого не обнаружил. Однако в следующий момент мелодичный голосок Эльнорды разделся из самого темного угла:

– Серенький, ты что, решил остаться снаружи?..

И тут я разглядел отверстие, из которого высовывалась ее лукавая мордашка. Отверстие было достаточным большим, и я не замечал, чтобы оно уменьшалось. Я повел свою лошадь вслед за пропавшей во мраке эльфийкой и оказался в довольно узком проходе. Этот каменный коридорчик привел меня в совершенно темное, но, как я почувствовал достаточно обширное пространство.

– Все здесь?.. – чисто интуитивно поинтересовался я и только потом подумал, что только что пройденный мной коридор, пожалуй, узковат для экипажа нашего карлика.

– Все, все, – ответил мне гулкий бас тролля, – Ты последний проскочил… Смотри, вход почти закрылся…

Я обернулся. Щель, через которую я только что проник в пещеру довольно быстро затягивалась, обрастая по краям все новыми и новыми слоями чуть поблескивающей на сколах породы. Когда она уже почти совсем сомкнулась, отрезая последний блик света, внутрь пещеры одна за другой проскользнули две юркие тени. И тут же ловушка захлопнулась. Во всяком случае, щель окончательно исчезла, и я почувствовал себя в западне.

– Ну и темень!.. – глухо проворчал Душегуб, и в его ворчании я не уловил ни малейшего беспокойства, словно ему каждый день приходилось оказываться замурованным внутри скалы.

А темень была действительно абсолютной. Я набросил узду своей лошади на руку и принялся тереть ладони одна о другую припоминая заклинание «Света без тени». Едва начав его наговаривать, я почувствовал, как между моих ладоней появилось небольшое упругое уплотнение, становившееся с каждым движением все более плотным и объемным. Когда оно выросло до размера мячика для пинг-понга, я раскрыл ладони. Между ними оказался шарик, сиявший ровным, чуть голубоватым светом. Я подбросил его и он, подпрыгнув, начал плавно подниматься вверх, постепенно замедляя свое движение. Наконец, мой маленький светильник повис метрах в восьми над полом пещеры, заливая все вокруг мягким светом, совершенно не дававшим теней. Теперь мы могли оглядеться.

Как я и предполагал, мы находились в довольно обширной пещере. Пол пещеры был достаточно ровным, чистым и свободным от осколков. Стены, наоборот, весьма неровны, словно их кое-как обтесали огромным долотом. К тому же они как-то странно переливались, словно постоянно чуть-чуть изменяя угол своего наклона… волнуясь, что ли, если можно так сказать о каменной поверхности. Свод пещеры терялся в высоте – свет моего заклинания не доставал до него. Наша теплая компания сгрудилась практически в центре пещеры таким образом, что повозка Твиста оказалась в середине, окруженная верховыми лошадями. Ребята помаргивали, приноравливаясь после абсолютной темноты к освещению и оглядываясь. Рядом с высокой светловолосой Эльнордой я тут же заметил приземистую косматую фигурку Второй трети, по-моему он даже цеплялся своей лапой за ее плащ.

– Так! И куда же заманил нас этот любитель пирогов с картошкой?! – раздался требовательный вопрос почувствовавшего момент мщения Фродо.

Сикти молчал, и вместо него ответил Душегуб:

– Малыш говорит, что это и есть блуждающая пещера…

– Малыш, как раз, ничего не говорит, – язвительно перебил тролля нахрапистый хоббит, – А хотелось бы услышать именно его!..

– Мня-мня-мня-мня… – раздался противный голосок Второй трети. Эльнорда тут же наклонилась к нему и испуганно спросила:

– Ты что бормочешь?.. Что с тобой?!

– Со мной ничего… – обиженно ответил Вторая треть, – Просто вон тот противный коротышка хотел меня услышать!..

– Это кто противный коротышка?!! – взвился над Твистовой повозкой фальцет Фродо, – Нет, вы посмотрите! Этот… одна треть неизвестно чего… заманил нас в каменный мешок без окон, без дверей, а теперь еще и обзывается! А у меня, между прочим, нет ни отбойного молотка, ни хотя бы плохонького кайла… Хотя тут без динамита не обойтись! Пусть этот… пять шестых… объяснит свое поведение, а то я за себя не ручаюсь!..

– Чего тебе объяснять, – запищал Вторая треть, прячась от Фродо за Эльнорду, – Когда ты одну третью от пяти шестых отличить не можешь?! Неуч!..

От нового оскорбления, аргументы, переполнявшие хоббита застряли у него в горле, чем я и воспользовался. Оставив свою лошадь, а куда она отсюда могла деться, я быстро подошел к Второй трети и уселся рядом с ним прямо на каменный пол. Тот посмотрел на меня своими блестящими глазенками, но не отодвинулся.

– Сикти, расскажи, что такое блуждающая пещера, и почему ты так торопил нас, чтобы мы сюда попали?.. – попросил я.

Вторая треть немного помолчал, а потом, видимо, окончательно успокоившись, ответил:

– Вы же хотели идти через перевал?.. А там холодно и скользко… там опасно… Вот я и подумал, что лучше будет найти блуждающую пещеру и… проблуждать в ней к противоположному склону… только мы чуть не опоздали, хорошо, что Первая треть подсказал мне где надо искать пещеру.

– Значит, эта пещера блуждает?.. – как можно спокойнее переспросил я, – А не получится так, что она будет теперь блуждать в скалах неизвестно сколько времени… и мы все здесь просто задохнемся?..

– Не-а!.. – ответил Вторая треть, и в его голосе мне послышалась смешинка, – Блуждающая пещера приблудила к поверхности с нашей стороны и даже чуть вышла наружу. Теперь она оттолкнулась от открытого пространства и поблудила в противоположную сторону… Ну, к другой стороне скального отрога… Понимаешь?..

– Скорее, могу себе представить… – задумчиво ответил я.

– Ну, это одно и то же! – безапелляционно заявил Вторая треть.

– Но ведь пещера у противоположного склона может и не выйти к поверхности, или выйдет в таком месте, где из нее невозможно будет выбраться… – высказал я новое сомнение.

– Так я же ее направляю… – спокойно пояснил Вторая треть.

– Врет он все! – ни к корму не обращаясь, но достаточно громко заявил неугомонный Фродо, – Просто этот Тринт-тат пожертвовал своей третью, чтобы от нас избавиться. А оставшиеся снаружи две трети сейчас веселятся и лепят нового негодяя!..

Неожиданно для самого себя я протянул руку и погладил жесткий мех Второй трети. А следом за этим ответил хоббиту:

– Нет, Фродо, ты не прав… Это в тебе взыграла обида за пирожки… и вообще, я думаю, Целый Сикти сейчас находится с нами в пещере.

– Где?! – Фродо даже привстал в повозке и принялся озираться по сторонам.

– Так он тебе и покажется… – прогудел тролль, – Агрессору…

– Кто агрессор?! – тут же окрысился хоббит.

– Ты агрессор!.. – напала на него с другой стороны Эльнорда, – Причем, агрессор-жадина!..

Фодо, похоже, растерялся от такой массированной атаки. Он рассчитывал на поддержку друзей против чужака, а нарвался на симпатию не к себе. Чуть помолчав, он обратился к Твисту:

– Твистик, ты тоже меня считаешь агрессором и жадиной?..

При этом его голос звучал очень жалостливо, передавая все оттенки душевных страданий невинно обиженного хоббита.

– Нет, – тут же отозвался Твист, – Какой же ты агрессор… Ты просто… слишком темпераментный…

– Да, – обрадовался хоббит этой оценке, – Я такой!.. А ты, Твист, я смотрю, тонко разбираешься в людях…

– А так же в хоббитах, троллях, эльфах и Тринт-татах, – подтвердил Твист.

– В Тринт-татах ты не разбираешься!.. – неожиданно обиделся Вторая треть, – Мы сложные, а ты нас еще очень мало знаешь!

– Вы, скорее, сложно-сочиненные, – невозмутимо ответил карлик, – И разбираться в вас особенно нечего… Подумаешь, тоже мне, загадка природы!..

– Да! – воскликнул Вторая треть, – Мы загадка природы! А ты – ее отгадка!

– И долго мы будем блуждать вместе с этой пещерой, – оборвал Душегуб разгорающийся научно-популярный диспут, – Что-то мне не очень хорошо в этой конуре!

«Неужели наш Душегуб страдает клаустрофобией?» – мелькнула у меня беспокойная мысль, – «Если это так, то нам придется туго…»

Но тут я вспомнил, как тролль вел себя в застенках Епископа, и сразу же понял, что его вопрос вызван другими причинами.

– Нет, немедленно отозвался Вторая треть, который, похоже, начал испытывать уважение к Душегубу, – Пещера движется довольно быстро…

Он не успел договорить. Справа раздался сильный удар, и на пол пещеры посыпались мелкие осколки гранита.

– Это еще что такое?! – воскликнул Душегуб, хватаясь за свой гердан.

– Бывает… – невозмутимо махнул лапой вторая треть.

– И часто бывает?.. – не менее невозмутимо переспросил Твист.

– Как когда… – несколько непонятно ответил Сикти.

После этого ответа мы все надолго замолчали. В самом деле – как и когда… И к чему это «как когда» может привести?

Молчание наше продолжалось довольно долго, и закончилось тем, что козлики Твиста внезапно встрепенулись и потянули тележку влево к стене. А сразу же вслед за этим раздался голосок Сикти:

– Вот мы и приблудились… Сейчас должен открыться выход.

Козлы остановились возле глухой стены, а мы, незаметно для самих себя, подтянулись поближе к умным животным.

Через пару минут именно в этом месте стены у самого пола образовалась темная дыра, больше похожая на мышиную нору. Однако она быстро расширялась, вытягивалась вверх и, наконец в ее глубине мелькнул слабый отблеск дневного света. Вторая треть двинулся к этой расширяющейся норе и потянул за собой следом Эльнорду. Но козлы не дали себя обойти. Они первыми вошли в образовавшийся проход и перекрыли своей тележкой дорогу для остальных.

По мере того, как проход в скале расширялся, козлы продвигались вперед, а мы следовали за ними. Свет впереди становился все ярче, а затем коридор, по которому уже вполне свободно катил Твистов шарабан, свернул вправо и выкатился на довольно большую открытую площадку, огражденную с трех сторон скалами и имевшую прямо впереди довольно пологий спуск на проходившую ниже дорогу.

Судя по тому, что зеленое солнце скрывалось за горами, мы действительно оказались по другую сторону горного хребта. И здесь уже наступил вечер. Ярко-красный Твистов шарабан остановился посреди площадки, и Душегуб, передав повод своей лошади Эльнорде, принялся осматривать окружающую местность. Хоббит соскочил с тележки и присоединился к троллю.

Свой осмотр они закончили довольно быстро и, вернувшись к шарабану, высказали мнение, что, несмотря на не поздний еще час, именно здесь нам стоит остановиться на ночлег – площадка хорошо прикрыта от ветра и посторонних взглядов, а кроме того, спустившись на горную дорогу, мы должны будем двигаться вперед, пока не встретим другое подходящее место. Только неизвестно скоро ли оно нам повстречается.

Таким образом предложение наших следопытов было принято без обсуждений. Взмахом жезла я раскрыл свою магическую кладовую и достал тюк, в котором хранились палатки и топливо Шалая. Мы принялись за оборудование лагеря, и очень скоро, около установленного временного жилья горели две странного вида горелочки, в которые Фродо подкладывал небольшие бурые таблетки, дававшие сильное оранжевое пламя.

Эльнорда принялась за стряпню, утверждая, что хотя бы на ужин надо поесть горячего. Тролль отправился вниз к дороге на разведку, а Твист обихаживал свой гужевой транспорт.

Я неторопливо отошел от огня и медленно двинулся вдоль скал, окружавших место нашего лагеря. Незаметно я оказался около входа в пещеру, из которой мы вышли на нашу площадку и непонятное любопытство толкнуло меня вглубь скалы.

Не знаю, что я рассчитывал там найти, скорее всего это было просто ничем не мотивированное желание посмотреть на месте ли блуждающая пещера, однако, оказавшись в темноте каменного коридора, я невольно затаил дыхание и двигался вперед крайне осторожно, стараясь ступать совершенно бесшумно. Под моей правой рукой скользил шершавый гранит стены, а активизированное Истинное зрение позволяло достаточно хорошо видеть окружающее.

Так я прошел шагов восемь-десять, когда неожиданно услышал тихие голоса. Почти сразу же я понял, что разговаривают Первая и Третья трети Сикти, причем беседа эта больше походила на рассуждения вслух, знаете, когда человек разговаривает сам с собой:

– … все равно не знаю куда идти…

– А этот умник Ганти тоже хорош! Идите, говорит, и найдите нашего врага! Пусть он ответит, почему обижает наш народ!..

– Где его искать, этого врага?.. Сам бы пошел и нашел!.. Нет, ему, видите ли, думать надо…

– Это нам надо было думать, когда мы из рода уходили… А теперь… где Тикти? Где Барти? Что с ними стало? Я их уже два дня не слышал…

– Но, все-таки, я нашел этих бамбалабесов… только странные они какие-то. За мной, когда увидели, не погнались… Накормили и ничего взамен не потребовали… ни золота-серебра, ни каменьев… Не могут же бамбалабесы не интересоваться золотом, каменьями, иначе какие же они бамбалабесы?..

– И с собой меня взяли… не побоялись в скалу идти… Странные…

– Может, они и не обманывают меня… может, в самом деле злого-подлого ищут…

– И девчонка у них красивая, не смотри, что бамбалабесиха…

– Да, девчонка красивая… А этот маленький все равно противный, пирог пожалел… А тот маленький ничего… только вредный… ишь, все знает…

– Значит буду им пока помогать… тот большой с дубиной наверное не бамбалабес… не похож он на бамбалабеса…

– Есть хочется… может, красолюка попробовать поймать… вон норка виднеется…

– Да ну, сейчас девчонка даст что-нибудь, ей Вторая треть понравился, она его не обидит…

– А пещера ублудила… Теперь если уходить, придется скалу резать…

– Нет, пока с бамбалабесами останусь… Пока вместе с ними лучше будет…

Я начал потихоньку пятиться назад. Тревожить старшие трети нашего нового попутчика не имело смысла, они, похоже, и так нам не слишком доверяли. Судя по услышанному, Тринт-таты не только уже встречались с людьми, но и успели достаточно хорошо изучить характер. И дать им соответствующее прозвище!..

Когда я выбрался к лагерю, Братство Конца уже расположилось в полном составе, включая Вторую треть и исключая мертвяка, снятого с лошади и уложенного в сторонке, вокруг одной из горелок, изображавшей костер. Над лагерем витал умопомрачительный аромат похлебки. В руках у каждого имелась вместительная миска, и крепкая ложка, и судя по стуку ложек о донышки мисок, Братству было не до разговоров.

Я занял свое место у костра и немедленно получил из рук Эльнорды миску и ложку. Прихлебнув варева, я понял, что мне сейчас тоже не до разговоров.

Ужин мы закончили кувшинчиком вина и чуть подсохшими пирожками. Кувшинчик был совсем маленьким, так что каждому плеснули лишь на дно кружки, но Вторая треть, неожиданно для всех здорово захмелел. Выразилось это в том, что он поднялся со своего места и принялся бродить вокруг нашей компании, выделывая своими коротенькими ножками совершенно немыслимые кренделя.

Тролль, с минуту понаблюдав за путешествием Тринт-тата, перевел взгляд на хоббита и с усмешкой спросил:

– Слушай, Фродо, ты не собираешься попросить у Сикти прощения?..

– За что?! – возмутился гордый хоббит.

– За те нехорошие предположения, которые ты имел неосторожность высказать в блуждающей пещере… Ну, насчет того, что наш новый друг заманил нас в западню. Ты должен признать, что Сикти выполнил свое обещание и доставил нас именно туда, куда нам надо…

– Это еще доказать надо! – возразил Фродо.

– Что доказать? – не понял тролль.

– Что нас доставили именно туда, куда надо!.. – пояснил хоббит, – Может мы находимся как раз там, где нам не стоит находиться!

Вэтот момент Сикти закончил свое путешествие, подошел вплотную к Фродо, оказавшись чуть ли не наголову выше сидящего хоббита и с чувством произнес:

– К-к-ак-кой же ты, все-т-т-таки гнуснявец! Вот не поведу тебя больше сквозь скалу… и не покажу тебе, где есть золото-изумруды… всем покажу, а тебе – нет!

– Больно нужны мне твои золото-изумруды! – огрызнулся тот, но его перебила Эльнорда:

– Слушай, Фродо, ты действительно несправедлив к Сикти. То он у тебя пирогов слишком много ест, то куда-то тебя заманил… Все ты его в чем-то подозреваешь! В чем дело?!

– Ни в чем!.. – сверкнул Фродо глазом в сторону Эльнорды.

Следом за этим, лишенным содержания, заявлением, хоббит поднялся на ноги и ушел в тень под скалу. Там он уселся спиной к камню и уставился в потемневшее небо.

Эльнорда поджала плечами, Душегуб негромко хмыкнул, Вторая треть опустился, наконец, на землю рядом с эльфийкой, Твист молча, ни на кого не глядя, совал неизвестно где подобранную веточку в пламя горелки.

– Давайте ложиться спать, – предложил я, – Завтра встанем пораньше, глядишь, к вечеру доберемся до Сотдана…

Эльнорда встала и молча направилась к одной из палаток. Твист, так же молча, побрел к другой. Тролль вытянулся на земле рядом с догоравшей горелкой и буркнул:

– Я подежурю…

– Нет, позволь первым дежурить мне, – попросил я.

– Тогда я буду дежурить следующим, – сразу согласился он.

Я поднялся и направился к притулившемуся к скале хоббиту. Опустившись рядом, я помолчал, наблюдая, как затихает наш лагерь, а потом негромко спросил:

– Так почему же ты все-таки невзлюбил Сикти?..

Фродо помолчал, а потом также негромко, но довольно зло ответил:

– Зато она его взлюбила… «Какая прелесть… какая прелесть…» Тфу, бочка с ручкой!

– Я думал, ты к Эльнорде спокойно относишься, – удивился я.

– Абсолютно спокойно… – тут же отозвался Фродо, – Обидно только… Что она с этим… одним третьим неизвестно чего… носится!..

– Ну, согласись, он своеобычен…

– Ага, своеобычен, – язвительно подтвердил хоббит, – А жрет не хуже любого обычного…

– Слушай, ты же известный защитник всех угнетенных и обиженных!.. А Сикти и вообще все Трант-таты безусловно обижены! Надо встать на их защиту, невзирая на все съеденные ими пирожки!

И тут, наконец, Фродо ухмыльнулся своей знаменитой ухмылкой:

– Ты думаешь…

– Конечно! Врежем по зубам, всем, кто протягивает грязные лапы к мозгам беззащитных Трант-татов!

– Врежем!.. – темпераментно присоединился к моему лозунгу хоббит, и в его глазках зажглись привычные огоньки.

– Ну, тогда давай, двигай спать, а завтра займемся всевозможными обидчиками.

Фродо бодро вскочил на ноги и направился к палатке, в которой уже скрылся Твист. По пути он легко потрепал меховую шкуру Второй трети и успокоил его:

– Не боись, кусок Трант-тата, мы тебя в обиду не дадим!

Тот открыл глазки, но ответить ничего не успел, поскольку Фродо уже нырнул на свое спальное место.

А ночь, наконец-то, вступила в свои права. Небо сделалось черным с легким коричневатым оттенком, и охряные звезды перемаргивались в вышине, словно готовили какую-то загадочную шутку для копошащихся внизу людишек.

Я прислонился спиной к скале и принялся наблюдать за звездным перемигиванием. Горелочка посреди лагеря зашипела и погасла, выработав, по-видимому, все свое горючее. Лагерь окончательно погрузился в темноту, только палатки чуть белели, да поблескивали иногда глазки Второй трети.

«Интересно, – подумалось мне, – Эти Трант-таты спят когда-нибудь, хотя бы по очереди».

Чуть левее меня, у самой скалы, раздался слабый шорох, и я, быстро обернувшись, поймал промельк темной тени, быстро взбиравшейся вверх по отвесной стене.

«Ну вот, еще одна треть нашего друга выбралась из пещеры…»

Потом мои мысли перешли на другое. Мне неожиданно подумалось, что наше нынешнее путешествие проходит не в пример предыдущему спокойнее. Ни тебе погони, ни плена и одиночных камер. Рыцарями Храма даже и не пахнет! Красота!.. И скукотища!.. Королевство Кины из рыцарского романа превратилось в хроники каких-нибудь Борджа – ни подвигов, ни славы, сплошные тайные заговоры и интриги. Ни одного явного грозного врага – все какие-то мелкотравчатые негодяи!

И такая у меня в груди поднялась обида, словно это королевство было виновато, что я из грозного, могучего мага – Гэндальфа Серого Конца превратился в шута. Пусть даже в личного шута королевы Кины.

Не хотел я быть шутом! Не хотел!

– Все, шут, моя очередь дежурить… – раздался у меня над ухом добродушный басовитый шепот тролля.

«Вот, – горько подумал я, – И для друзей я стал шутом!»

Я молча поднялся со своего места и потопал к прогоревшей горелке, где валялся распотрошенный тюк. Вытащив большое тонкое одеяло, я завернулся в него и улегся прямо на землю, положив голову на тюк.

Через несколько минут я спал.

И видел сон…

Я шагал по яркому весеннему лугу. Мои тяжелые черные ботфорты безжалостно приминали мягкую изумрудную травку, длинные полы серого плаща тяжело перекатывающимися складками охватывали мои ноги, затрудняя шаги, на голову давила тяжелая шляпа, цепляющаяся своим высоченным конусом за низко пробегающие облака, а волочащийся по земле шарф, словно живое злобное существо, хватался за малейшие неровности почвы, норовя придушить меня захлестнувшим шею концом.

И все-таки я был счастлив! Справа, рядом со мной шла Кина. Правда, я ее не видел, но какое-то шестое чувство подсказывало мне, что она здесь, что она рядом, что она, возможно, сейчас заговорит со мной!..

Со мной заговорили, вот только голос был совсем не моей королевы. Неожиданно для себя я услышал безразлично-чарующий голос советника Юрги:

– Вот, оказывается, ты куда подевался, шут!.. А я все думаю, где это он бродит?.. И бороду, смотрю, нацепил, все под Гэндальфа косишь? И не надоело?..

– Не слушай его, Гэндальф, – раздался рядом со мной голосок Кины, – Этот Юрга – такой пошляк… И почему я назначила его своим советником? Ума не приложу!..

– Фу, королева, как не стыдно говорить такие слова о своем лучшем… слуге… Который, к тому же надеется стать…

– Ты представляешь, Гэндальф, – перебила советника Кина, – Это животное надеется стать моим мужем! Как тебе такая перспектива?! Но ты его не слушай. Расскажи мне лучше, почему ты ушел из Замка, почему оставил меня одну на съедение этому негодяю?

Я хотел ответить своей королеве, хотел рассказать ей все, что меня мучило, но… не мог произнести ни слова! Было такое ощущение, что у меня напрочь отсутствуют связки, а может даже и легкие… И повернуться я никак не мог, чтобы хотя бы увидеть милое лицо, вдохнуть запах волос, а может быть, коснуться руки. Вместо этого я продолжал молча шагать вперед, как будто от непрерывности моего движения зависело что-то очень важное, и я не мог ни на миг остановиться.

– Ну вот, ты опять не отвечаешь мне… – огорченно вздохнула королева, – И так всегда… Я тебя зову, я с тобой разговариваю, а ты молчишь… Молчишь и куда-то торопишься… торопишься… Куда?!

– Вот и я говорю – чего торопиться, – снова заговорил советник, – Человеку дали такое высокое звание – личный королевский шут, позволили занять при дворе такое исключительное положение, а он, как какая-то шантрапа, шляется по всему королевству, ищет неизвестно чего!.. Ай-яй-яй!..

– Да помолчи ты, советник, – неожиданно вспылила Кина, – что ты все лезешь!.. Гэндальф, – ее голос, обратясь ко мне, сразу стал мягче, – Скажи, хотя бы, ты еще вернешься в Замок?.. Можно мне тебя ждать?.. Можно надеяться?..

– Да на что надеяться?! – снова вмешался в разговор бархатный голос советника, – Этот дурачина отправился туда, откуда не возвращаются… Сам отправился, по своей собственной воле!.. Ну так скатертью дорожка… А мы окажем ему всемерную помощь!.. – и Юрга расхохотался.

– Ну, негодяй, мое терпение иссякло, – взвился голосок Кины, – Завтра же я смещу тебя с должности советника и отправлю… в лес загонщиком!

– Что ты все – «негодяй» да «негодяй», – недовольно, но совершенно спокойно проговорил Юрга, – На себя посмотри. Я, между прочим, своих друзей не предавал, в отличие от тебя!

– Кого это я предала?! – испуганно спросила Кина.

– Да шута своего! – с усмешкой ответил советник, – Ведь я только благодаря тебе его отыскал. Я и гонцов во все стороны рассылал, и отряды гвардии на перехват, а он, как сквозь землю провалился. А стоило мне заглянуть в твой сон, и вот он, шут, как на ладошке! И посмотрите на ловкача – отдыхает почти под стенами моего родного… ха… города! Но теперь все будет гораздо проще!

– Серенький, беги!.. – вскрикнула Кина, и в ее голосе была такая тревога, что я сбился с шага и запутался в полах плаща.

– Ну куда он побежит? – насмешливо проворковал советник, – Он же спит…

– Серенький, просыпайся! – крикнула Кина и зачастила, – Просыпайся… просыпайся… просыпайся…

Ее голос становился все тише, все глуше, перешел в тревожный шепот и стал настойчиво уговаривающим. Стал не ее… Стал голосом Эльнорды!

Я открыл глаза.

– Ну, наконец-то!.. – прошептала эльфийка, – Резко не дергайся… У нас неприятности!..

Высокое небо над моей головой еще не набрало своего интенсивно оранжевого света, но не было уже и темно-коричневым. Ранний рассвет окрасил его в странно переливчатый желтый тон, отблескивающий золотом. Буровато-серые скалы на фоне неба выглядели неприятно плоскими, словно декорация в оперном театре. Над площадкой, выбранной нами для лагеря, стелился тоненький, какой-то нереальный мазок тумана, благодаря которому валяющиеся вокруг во множестве камушки, камни и камнищи лоснились мокрыми боками, словно отлакированные. Рядом с повозкой Твиста, словно маленькие каменные изваяния, неподвижно стояли его козлики. А еще над лагерем стояла мертвая тишина…

Однако, я прекрасно понимал, что Эльнорда не станет попусту поднимать тревогу, потому еще раз внимательно оглядел окружающие скалы. Никого. Я прикрыл глаза и прощупал округу магическим зрением. За скалой, справа от спуска к дороге читалось довольно сильное возмущение – кто-то творил колдовство.

Эльнорда сидела рядом со мной, опустив голову и словно подремывая, но она точно уловила момент, когда я закончил проверять округу, и едва слышно зашептала:

– Фродо проснулся минут двадцать назад, выполз из палатки и сообщил мне, что лагерь окружают. Я отправила его назад в палатку, там же находятся Твист и Вторая треть, а Душегуб спрятался в расщелине, там где был вход в пещеру… Пока никто не появлялся, но хоббит ошибиться не мог…

Я еще раз посмотрел на Эльнорду, она была готова к схватке – лук с натянутой тетивой лежал у нее под рукой, рядом колчан полный стрел, шпага и Рокамор, прицепленные к поясу, неловко отведены за спину.

– Не торопясь, потихоньку, поднимайся, прихвати свое вооружение и направляйся в сторону пещеры… – тихо прошептал я, – Твой лук может иметь решающее значение… Только не торопись!..

Эльнорда медленно подняла голову, сладко потянулась, со смаком разведя в стороны согнутые в локтях руки и неторопливо встала. Оглядевшись, словно она только что открыла глаза, эльфийка медленно наклонилась, подняла свое оружие и неторопливо пошла в сторону скальной расщелины.

Она как раз скрылась в темной трещине, когда из-за скал, ограничивающих спуск к дороге появились двое явно не мирных людей. Они были одеты в легкие кожаные доспехи со стальными нагрудниками, на головах имели стальные шлемы, а в руках длинные мечи и маленькие, круглые кавалерийские щиты. Эти мечи мне что-то напомнили, только я не мог сразу сообразить, что именно. Остановившись так, чтобы иметь возможность видеть всю площадку, они внимательно огляделись, и один из них повернулся ко мне.

– Кто вы такие, что здесь делаете и куда направляетесь?

Я успел сесть, и потому чувствовал себя достаточно уверенно. (Согласитесь, в лежачем положении человек слишком беззащитен). Однако, вступать сходу в конфронтацию с противником, о котором ничего не известно, я не собирался, а потому ответил достаточно миролюбиво:

– Личный шут королевы Кины и сопровождающие его лица, направляются в город Сотдан… по делам короны. А теперь ответьте и вы на поставленный вами вопрос.

Однако, никто на мои вопросы отвечать не собирался. Вместо этого тот же вояка задал новый вопрос мне:

– Сколько вас?

Моя рука непроизвольно легла на торчавший за поясом жезл, а в голосе появилось явно выраженное недовольство:

– А кто ты такой, чтобы задавать вопросы королевскому шуту?!

В ответ на мои слова этот хамоватый вояка громко свистнул. В тот же момент с двух сторон на площадку высыпали человек двадцать, наряженные в такие же доспехи, и сразу же ринулись вдоль скал, окружая наш лагерь. А следом за этим местным спецназом появился здоровенный бородатый мужик. В отличие от сопровождавших его воинов, одет он был в невероятно роскошный халат ярко-синего цвета, на голове у него была пристроена красная феска с кисточкой, а из-под халата высовывались загнутые кончики красных сапог.

Посмотрев на меня, это чучело усмехнулось и голосом, лишь немного уступающем в басистости троллеву, спросил:

– Ну что, отважный наш, теперь ты признаешь за нами право задавать вопросы королевскому шуту?..

– Нет, не признаю!.. – ответил я и поднялся на ноги, – Так, кто вы такие и чего вам от нас надо?!

– Кто мы такие, тебя не касается, а вот надо нам от вас… – мужик остро заглянул прямо мне в глаза и по-видимому удивился, когда я не отвел взгляда.

– К-хм, во-первых, нам надобно вот это тело, – он неожиданно указал на мертвяка одиноко лежавшего в сторонке, – А во-вторых, мы желаем знать, каким образом вы оказались в его компании и нет ли среди ваших попутчиков еще таких… шутов?!

И в этот момент из палатки появился Фродо. Он сладко потянулся, затем протер глаза, огляделся и… накинулся на басистого верзилу:

– Слушай, ты, труба иерихонская, ты что людям спать не даешь? Что, я тебя спрашиваю, ты здесь разорался?! Это что, твой огород, или мы топчем твои личные камни?! – хоббит набычился, будто бы ожидая ответа, но едва мужик открыл рот, он заорал с новой силой, – А ну, вали отсюда, пока цел, и шайку свою забирай, чтоб железом над ухом не громыхала!..

Однако руководитель неизвестного спецподразделения не слишком смутился. Оглядев новый персонаж, он чуть усмехнулся и опять повернулся ко мне:

– Это что ли королевский шут? Ну-ну…

Потом он шагнул в сторону и бросил себе за спину:

– Двое – забирайте кудесника, двое – проверить палатки, пятеро – связать всех, кого найдете…

Двое воев шагнули в сторону мертвого тела, но были остановлены мелодичным эльфийским голоском:

– Еще шажок, и ваш начальничек получит щепочку в глаз… И не вздумай размахивать своими клешнями, колдун недоделанный, – остановила она попытавшегося поднять руки мужика в халате, – А то я нервная, могу случайно тетиву спустить!..

Голос почему-то шел сверху. Я поднял глаза и увидел Эльнорду, удобно расположившуюся в трещине скалы, метра на четыре выше уровня земли. В руках у нее красовался натянутый лук.

Синий халат медленно опустил руки и совершенно спокойно произнес:

– Девочка, твои стрелы для меня не представляют никакой угрозы, можешь мне поверить. Я совсем не хочу губить такую красоту, но если ты будешь мне мешать, я тебя… успокою…

Потом не поворачиваясь он снова отдал приказ:

– Выполняйте!..

И снова движение его вояк было остановлено, на этот раз появлением из палатки Второй трети. Наш маленький меховой друг выкатил наружу на своих коротеньких ножках, сделал круг вокруг палатки и остановился рядом с Фродо. По рядам вооруженных мужичков прошелестело изумленное:

– Скальный человечек!..

– И что?! – усмехнувшись поинтересовался халат, – Я сказал, вязать всех, кого найдете!..

Двое ребят снова шагнули к безжизненному телу, и в этот момент из трещины, чернеющей справа, почти у самой вершины скалы, выскочил здоровенный булыжник, и по точно выверенной траектории, красиво зависнув в верхней ее точке, опустился точно на шлем одного из исполнителей. Он охнул и громыхая оружием повалился на землю, вернее, на покрывающую землю гальку.

Вот тут предводитель отряда несколько растерялся, это и понятно, откуда взялся камешек, столь точно спланировавший на голову одного из его подчиненных, было совершенно непонятно. Однако, надо сказать, что сообразил он довольно быстро. Ткнув пальцем во Вторую треть, он рявкнул:

– Взять его!..

Теперь уже трое из окруживших лагерь солдатиков бросились к Тринт-тату, но тут перед малышом выскочил Фродо и, выдернув из-за пояса свой кинжал, заорал:

– Не тронь маленьких, а то поцарапаю до крови!..

Это было настолько смешно, что хохот раздался и в рядах нападающих и в рядах защищающихся, но он быстро смолк, поскольку в тот же момент все обернулись на прогремевший страшный грохот.

В проеме скальной трещины стоял Душегуб, и в его нехилых лапах повисли два воя, потерявших свои мечи и щиты. По-видимому, тролль неслышно вылез из своего укрытия и, пока хоббит развлекал публику, схватил двух стоящих рядом ребят и треснул их головами.

– Ну что, генерал в халате, в твоем войске уже трое легко раненых! – раздался сверху насмешливый голосок Эльнорды, – Сдаваться не пора?!

«Генерала» этот голосок, похоже, окончательно вывел из себя. Его, до этого момента, спокойная физиономия внезапно перекосилась, и он неожиданно вскинул руки.

Мне сразу же стало ясно, кто занимался колдовством за скалой, когда я, проснувшись, прощупывал окрестности! Боясь уже не успеть, я выдернул свой жезл, но в этот момент из-за скалы, слева ограждающей спуск с дороги, раздался повелительный возглас:

– Стой, Дубль-Таун!..

И на дорогу вышел высокий светловолосый парень в черном элегантном камзоле, высоких сапогах, широкополой шляпе и при шпаге.

Я, услышав имя «Дубль-Таун» мгновенно сообразил, кого должен увидеть, и все-таки был удивлен его появлением. Впрочем, не меньше был удивлен и сам граф.

Он медленно вышел на середину площадки и недоверчиво уставился на эльфийку. Затем он стянул свою шикарную шляпу и, поклонившись девчонке, проговорил:

– Госпожа Эльнорда?.. Или у бедного Бертрана начались галлюцинации?..

– Изом!!! – завопила в ответ Эльнорда и, мгновенно убрав свое грозное оружие, исчезла в расщелине, чтобы через секунду появиться на площадке и броситься в объятия растерявшегося графа Бертрана Изомского.

Два отряда с нескрываемым изумлением наблюдали, как братаются их предводители!

Глава 8

– Хороших людей больше!

– Да? Это с чего же ты так решил?

– А с того, что плохих никто не любит! Вот ты хочешь, чтобы тебя никто не любил?

– Зато плохие любят сами себя! Так что им не нужно, чтобы их еще кто-то любил. Вот поэтому их и больше…

(Разговор в автобусе)

Мы с графом Изомским сидели у самого настоящего костерка и тихонько разговаривали – так, чтобы не мешать нашим отдыхающим спутникам. Казалось бы за целый день, что мы ехали бок о бок, можно было полностью исчерпать все возможные темы, но и этого времени нам не хватило. А сейчас, под звездным небом, в тишине ночного леса, разговор становился совершенно откровенным и непринужденным.

После того, как неожиданное, и самое главное – своевременное появление Изома на месте готовой вспыхнуть битвы, предотвратила, казавшееся неизбежным кровопролитие, бывшие враждующие силы уселись за общий завтрак.

Сидя за «столом», я поинтересовался у графа Бертрана, какая нелегкая занесла его так далеко от дома, но он, вместо того, чтобы рассказывать свою историю, потребовал сначала объяснить, куда мы подевались прошлым летом, и откуда и когда вновь появились в этом несчастном королевстве. Пришлось мне снова, в подробностях рассказывать, что случилось в моем родном мире, что вынудило нас попробовать вернуться к королеве Кине, и что мы обнаружили в «этом несчастном королевстве». Правда, при этом я придержал имевшиеся у меня сведения о состоянии самой королевы – слишком много народу слушало мой рассказ.

Услышав, что мы собираемся проникнуть в Покинутые земли и добраться до Брошенной башни, Изом оглядел нас чрезвычайно недоверчивым взглядом, а потом выпалил:

– Я с вами!..

– А, пошли!.. – немедленно отозвался Фродо, словно это само собой разумелось.

Однако, против присоединения графа к нашему отряду неожиданно выступил его «правая рука» – Дубль-Таун. Он в довольно резкой форме заявил, что у них самих очень важное дело, и бросать его на половине не по графски. Изом на это возразил, что при успехе нашей экспедиции, их важное дело может быть решено раз и навсегда.

Спор между графом и его помощником продолжался довольно долго – вплоть до нашего отъезда с места стоянки, и закончился… «по графски»: Бертран заявил, что не позволит Дубль-Тауну диктовать ему его поведение и поручил возглавить дальнейшую работу на местах, утвердив его на время своего отсутствия самым главным.

– А вот покойника своего, – кивнул он на снятого нами удавленника, – Вы оставьте с моими людьми. И не спорь, – поднял он руку, останавливая мои возражения, – По дороге я тебе кое-что расскажу, и ты поймешь, что я прав!..

Я согласился с условием, что покойник будет, хоть и с петлей на шее, но жив-здоров до нашего возвращения.

Таким образом получилось, что Изом отправился с нами, а странное, не живое и не мертвое тело, в котором обитала душа малолетнего Игорька Свешникова, осталось под надзором могучего Дубль-Тауна.

Надо сказать, что с того самого момента, как Эльнорда назвала меня при Бертране Гэндальфом и почти до середины дня, граф то и дело недоверчиво поглядывал в мою сторону, словно никак не мог поверить в мое преображение, или старательно выискивал черты знакомого ему старца и не находил их. И только когда миновала середина дня, он вдруг выпрямился в седле и совершенно неожиданно, без всякой связи с предыдущим разговором воскликнул:

– Так вот почему ты так странно вел себя с Киной!.. А я-то все думал, что нужно этому старикану от молоденькой девушки?!

Я в ответ только ухмыльнулся.

Уже в пути я закончил свой рассказ о наших приключениях на пути к перевалу и о том, как мы этот перевал миновали. Изом улыбнулся и покачал головой:

– Вот это-то неожиданное появление и привлекло Дубль-Тауна к Братству. Никого не было, и вдруг, откуда ни возьмись появились вы. Мы уже привыкли, что вот такие необъяснимые появления как раз и получаются у наших… «клиентов».

И его улыбка внезапно превратилась в хищный оскал.

Он привстал на стременах, огляделся, словно боялся, что его подслушают и начал свой рассказ:

Месяцев шесть назад… да нет, пожалуй, даже немного раньше, по Изому пополз слух, что кто-то охотиться на наших детей. И все чаще рассказывали о каких-то загадочных черных браслетах. Сначала я не придавал этому значения, считал, что произошел какой-нибудь несчастный случай, а люди всполошились и придумали страшную сказку. Но скоро мне пришлось изменить свое мнение. В моем собственном замке, сын моей кухарки… заболел. И такая это была странная болезнь – утром мальчуган был здоров, правда жаловался, что чувствует какую-то ломоту. К середине дня ему стало очень плохо, так, что его пришлось уложить в постель, а вечером мальчик потерял сознание… Ночью я спустился к нему в комнату и увидел… Знаешь, он вот так, странно водил руками…

– Танцующие руки… – тут же припомнил я.

– Как ты сказал?.. – вскинулся Изом, – Танцующие руки?.. Что ж, пожалуй…

Он немного помолчал.

– Я просидел у его постели почти до утра… до тех самых пор, когда на его запястьях появились эти черные браслеты… Они, словно бы выросли из его кожи и потом свалились с мальчишечьих рук, пройдя буквально сквозь них… Жуткое и непонятное зрелище…

– Я сам наблюдал такое зрелище три дня назад… – негромко сообщил я.

– Где? – сразу же насторожился Изом.

– В деревне, на полпути между Замком и Нортом. Правда, мне удалось вовремя сдернуть их с рук мальчика, и он выздоровел…

Изом, словно не расслышав моих последних слов, пристукнул по луке седла и огорченно бросил:

– Значит мы снова пропустили паяца!

А потом, внезапно замолчав, уставился на меня.

– Что случилось?.. – переспросил я, удивленный его молчание.

– Ты сказал, что тебе удалось спасти мальчишку от браслетов?!

– Ну, да… А что такого?..

– И мальчик не превратился в слюнявого дебила, не помнящего собственного имени?!

– Нет. Так, небольшая слабость в течение следующего дня и все.

– Но это невозможно! Во всяком случае Дубль-Таун утверждает, что если эти браслеты сомкнулись на запястьях ребенка, спасти его не может ни что!

– Значит я могу… – пожал я плечами, – Впрочем, если не веришь, можешь спросить у Эльнорды, она присутствовала на этом… «сеансе»…

Изом посмотрел вперед на покачивающуюся в седле Эльнорду, но переспрашивать не стал. Вместо этого, снова переведя взгляд на меня, он негромко пробормотал:

– Вот теперь я верю, что ты действительно Гэндальф.

– Так что же было дальше? – спросил, я игнорируя его завуалированный комплимент.

– А дальше я стал разбираться, откуда взялись эти странные браслеты. И в этом мне здорово помог Дубль-Таун…

Помощник графа Изомского, как я уже и сам догадался, был очень неплохим магом. Именно он уловил специфический магический запах, присущий исключительно этим страшным черным кольцам. Довольно долго это открытие ничего не давало повелителю Изома, в его поисках, кроме успешного обнаружения браслетов, хотя иногда, это обнаружение происходило слишком поздно – уже на руках очередной жертвы. Кроме того, каждая черная пара, сваливаясь с рук изуродованного ребенка, исчезала и могла вновь появиться уже на другом мальчике, и так несколько раз, пока ее не ловил Дубль-Таун. Во все графстве только он мог полностью нейтрализовать браслеты, убив заключенное в них заклятие.

Граф и Дубль-Таун с небольшим отрядом больше месяца вслепую метались по графству, пытаясь выловить все эти игрушки, пока однажды им не повезло. В одной из деревень они наткнулись на выступление бродячего паяца. Он был одет в яркие штаны, короткую яркую курточку, даже скорее – жилетик и показывал удивительные способности своего тела. Поразительная гибкость и чувство равновесия, которые демонстрировал этот паяц, собрали вокруг него почти всех жителей, взиравших на демонстрируемое гимнастическое искусство с искренним восхищением. И, конечно, в первых рядах толпились ребятишки.

Граф был восхищен искусством паяца не меньше местных жителей, но в момент исполнение одного из сложнейших трюков Дубль-Таун неожиданно шепнул Изому:

– От паяца пахнет кольцами!..

Артиста, к огорчению публики, тут же арестовали и обыскали. На внутренне стороне его штанов обнаружили две пары черных колец.

Граф отвез своего пленника, связанного заклинанием Дубл-Тауна, к себе в замок и попытался допросить, однако, узнать ничего не смог. Графский палач, по словам Изома, очень опытный в своем деле человек, так ничего и не смог выпытать. Паяц оказался весьма странным созданием. Внешне похожий на человека он, безусловно, по своей природе не был таковым.

Казалось этому телу вообще невозможно было причинить вред. Сломать кости было невозможно из-за их поразительной эластичности, ну а если это все-таки удавалось сделать, они срастались с удивительной быстротой. Резаные раны на его теле не кровоточили, из разреза выступала странного вида жидкость, практически мгновенно разъедавшая сталь оружия, а сама рана затягивалась в считанные секунды, исчезая без всякого следа. Дошло до того, что палач признался графу, что не знает, каким способом можно умертвить это существо!

Выход опять-таки нашел Дубль-Таун. Графский маг неслышно присутствовавший на всех допросах этого необычного паяца, неожиданно предложил повесить его так, чтобы тело все время было на солнце. Причем, на веревку с петлей Дубль-Таун наложил составленный им наговор.

Разносчика страшных браслетов повесили на площади казней в центре Изома и поставили охрану, чтобы жители не могли к нему подойти. Впрочем, к этому странному и страшному висельнику и так никто не подошел бы. Первые сутки повешенный болтался в петле, зыркая по сторонам страшными выкаченными глазищами. На следующий день его глаза закрылись, но вместо этого он начал демонстрировать свое искусство гимнаста, прямо в петле. Это зрелище было настолько дико и уродливо, что в караул к виселице пришлось поставить самых опытных и выдержанных гвардейцев, способных перенести вид дергающегося в петле тела. Затем трое суток тело висело спокойно, но вызванный к виселице лекарь никак не мог определить живо оно или мертво. А вот на шестые сутки паяц… потек!.. Кожа на его теле внезапно лопнула в нескольких местах и из образовавшихся трещин сначала еле заметно, а потом все сильнее заструилась сметанообразная жидкость зеленовато-коричневого цвета. Она капала, струилась, лилась на доски помоста и там очень быстро подсыхала, курясь слабым дымком. К ночи шестого дня в петле болталась похожая на старую тряпку кожа. Штаны и жилет свалились с нее и растворились в натекшей жидкости. Когда на следующий день палач попробовал освободить виселицу от остатков паяца, доски помоста оказались насквозь прогнившими, а висевшая в петле кожа рассыпалась в пыль от первого же прикосновения.

Изом так и не узнал, откуда в его графство явился этот жуткий паяц и кто послал его, но теперь он знал кого надо искать.

Отряды гвардейцев рассыпались по графству, проверяя буквально всех приезжих и особенно всяких бродячих артистов и купцов. Проверка была очень проста – маленький разрез на коже. Скоро был пойман еще один паяц, причем как две капли воды похожий на первого. Его также выставили в петле на солнышко и с точно таким же результатом.

После этого слухи о несчастьях с маленькими мальчиками в графстве несколько поутихли. Однако, граф был далек от мысли, что ему удалось полностью справиться с напастью. Он послал своих людей в близь лежащие области королевства и очень скоро по их донесениям выяснил, с какой стороны накатывалась волна черной магии на его графство. Он направил королеве подробный доклад о происходящем в стране, свои предложения по борьбе с этим злом и… не получил никакого ответа.

Тогда Изом, взяв с собой Дубль-Тауна и наиболее преданных гвардейцев, отправился по пути, который, как он понял, приводил черные браслеты в его вотчину, и наконец оказался у границы Покинутых земель. Они дважды пытались пересечь эту границу и их дважды буквально вышвыривали вон. Не помогло даже искусство Дубль-Тауна. А паяцы явно шли именно из Покинутых земель!

Изом отступил. Он понял, что не сможет добраться до штаб-квартиры, инкубатора или логова этих паяцев, но он не собирался сдаваться. Его отряд перекрыл все шесть перевалов, ведущих из Загорья вглубь королевства и перехватывал паяцев, с маниакальным упорством рвавшихся из Покинутых земель в обжитые места.

– И вот до настоящего времени я веду эту странную и… страшную войну… неизвестно с кем! – закончил свой рассказ Бертран Изомский, – И ты знаешь, до сих пор я никак не могу понять двух вещей. Во-первых, почему все эти паяцы всегда бывают одеты, как… паяцы?! Ну, ты видел – цветные штаны и жилетка… Всегда! Мы теперь узнаем своих клиентов с первого взгляда, а они все равно одеваются только так! И во-вторых, почему ни один из них не бросает своих колец в Сотдаме и его окрестностях? Жители Загорья не знают что такое черные браслеты. Паяцы стремятся обязательно уйти вглубь страны и действовать там!

– И порой, как я понял, им это удается?.. – не удержался я.

Изом наклонил голову и глухо ответил:

– Мы за полгода перехватили восемнадцать паяцев… И всех повесили! Я не могу сказать, сколько их прошло сквозь наш заслон, троих, мы догнали уже за перевалами, в том числе, похоже, и того, которого вытащили из петли вы. Но я прекрасно себе представляю, что могли натворить в королевстве эти восемнадцать мерзавцев! У каждого из них было от шести до десяти пар браслетов!..

– Кстати, а что вы делаете с этими браслетами? – задал я давно интересовавший меня вопрос.

– Ничего, – ответил Изом, – Как только Дубль-Таун убивает наложенное на них заклятие, они рассыпаются серой пылью.

Несколько минут мы ехали молча, и каждый обдумывал полученную информацию, а затем мне пришла в голову странная мысль.

– А почему же о тебе и твоем отряде никто ничего не слышал? Почему ты не попросил помощи в том же Сотдаме или Норте? Почему ни один из купеческих караванов, пересекающих эти горы не поведал жителям о твоих заставах?

Изом усмехнулся:

– Я же тебе говорил, что писал королеве… Поскольку ответа не было, я больше в Замок обращаться не стал. Что до ближних городов, то мы с Дубль-Тауном решили, что особой помощи мы от них не получим, а вот лишняя реклама нам ни к чему. Судя по накопленному нами опыту, эти паяцы не имеют связи со своим хозяином, а сообщать ему о том, что кто-то целенаправленно охотиться за его куклами, нам было совершенно не с руки. Так что убедившись, что в купеческом караване нет паяца, мы пропускали его так, что никто из купцов нас и в глаза не видел… хотя, пару раз эти нелюди появлялись в караване уже после его проверки. Правда, надо сказать, паяцы, как правило, шли через горы в одиночестве. Я тебе говорил о троих, которых мы догоняли за перевалами, так вот они прицеплялись к караванам, но миновав перевалы, старались сразу же от них отстать…

– Значит воспитатель этих фокусников о вас не догадывается? – еще раз уточнил я.

– Только этим я могу объяснить то, что он до сих про не изменил облик своих агентов, с новой усмешкой откликнулся Изом.

Таким образом мы говорили почти весь день, исключая обед. Иногда к нам присоединялись Эльнорда или забиравшийся на мою лошадь Фродо. Тролль неизменно следовал во главе отряда, внимательно наблюдая за окрестностями. Вторая треть, категорически отказавшийся разместиться в тележке Твиста, носился вокруг нашего отряда на своих кривых ножках, то убегая далеко вперед или в сторону, то отставая, словно нашел нечто интересное. Говорил он с нами редко, но отобедал с удовольствием и аппетитом.

Фродо перестал приставать к нему, а самоотверженный поступок хоббита во время конфликта с гвардейцами Изома, весьма возвысил его в глазах Эльнорды, которая чуть ли не со слезами на глазах восклицала: – Ах, Фродо, какой ты отважный и благородный!.. – и подкладывала ему во время обеда кусочки получше.

Так что настроение у всех членов нашей небольшой команды, исключая, пожалуй, только Твиста, было очень даже неплохим.

Изом, увидев Твиста в составе Братства, сильно удивился, но, по-видимому, сразу сообразил, что у карлика есть в нашем походе какой-то свой интерес, и вопросов не задавал.

Так прошел день, и вот теперь мы разбили лагерь на небольшой лесной поляне, всего в паре часов пути от стен королевского города Сотдана – последнего населенного пункта на границе с Покинутыми землями.

Стояла ночь. Ребята уже спали, и только мы с Изомом все никак не могли разойтись. Впрочем, «никак разойтись» не мог я, поскольку Изом отбывал свое ночное дежурство. Именно в этот момент я решился наконец задать мучавший меня вопрос:

– Слушай, Бертран, что случилось с королевой?.. Что за такая чудная тоска на нее напала?..

Он посмотрел на меня долгим, каким-то изучающим взглядом, потом перевел его на догорающие угли и только затем ответил:

– Поначалу все были страшно удивлены вашим исчезновением… А королева, так даже обижена. Она почему-то решила, что вы покинули ее, потому что были недовольны оказанными вам милостями…

Я только хмыкнул, а Изом, не обращая внимания на мою реакцию, продолжил:

– Королевскую охоту, сам понимаешь, сразу же свернули, и Кина направилась в Замок, по дороге разгоняя гостей по их уделам и должностям. Правда я следовал за ней до самого Замка и пробыл ее гостем еще почти три недели.

Сначала ничего необычного я не заметил. Королева, можно сказать, яростно занялась государственными делами, послала посольство в степь, приняла посла оттуда, издала целую кучу новых и довольно разумных указов. Потом она решила вспомнить о наставлениях своего деда и вплотную заняться своим образованием. Как-то после завтрака она отправилась в библиотеку и пробыла там безвылазно целый день…

Тут граф поднял на меня глаза и несколько удивленно отметил:

– А ты знаешь, можно сказать, что изменение ее настроения началось как раз с тех пор, как она стала ходить в библиотеку!.. Точно!

– Ну, не знаю, чем ее могли расстроить книги… Хотя, книги-то вполне могли ее расстроить, тут же поправил я сам себя, вспомнив, что вытворяли эти негодницы с правителем Качеем, да и со мной, когда я впервые попал в их компанию.

– Но библиотекаря, Твердобу, я очень хорошо помню и могу заверить, что он был до конца предан династии Кинов!

– Я никого ни в чем не обвиняю, – покачал головой Изом, – Но меняться Кина начала именно с того момента, как стала посещать библиотеку! Правда сам я понял это только теперь. Мне, видишь ли, пришлось ее оставить – надо было отлучиться в Изом, а потом уже не удалось вернуться в Замок. Сначала разбирался с соседями, некоторые из них начали, знаешь ли, наглеть. Потом пришлось заниматься финансами графства… А там закрутилась эта история с черными браслетами. Так что поведать тебе что-то конкретное я вряд ли смогу. Да даже об этом… Юрге… новом ее советнике, я мало что знаю… Слышал, что порядочный негодяй!

– Негодяй!.. – негромко протянул я и… рассказал Изому, как мы были встречены у Замка, каким образом я проник внутрь и что там обнаружил.

Когда Бертран услышал, в каком состоянии находится Кина, и что ее советник собирается «сочетаться с королевой законным браком», он так побледнел, что я думал, его хватит удар. Однако это оказалось признаком страшной ярости, причем эта ярость неожиданно выплеснулась на все окружающее, включая и вашего покорного слугу.

Изом обвинил меня в государственной измене, в себялюбии, в трусости, в потворстве самому отпетому негодяю и во многих других грехах. Кроме того, он высказал требование немедленно повернуть к Замку и навести там порядок железной рукой!

Мне стоило огромных усилий растолковать ему положение вещей, объяснить невозможность выполнение выдвинутой им «программы» и доказать правильность своих действий. На это у меня ушла большая часть ночи.

В конце концов, ему пришлось признать правильность моих действий, хотя я чувствовал, что его отношение ко мне изменилось. Понять в каком направлении прошло это изменение, мне помогла оброненная им в конце спора фраза «Я думал ты ее любишь, но если ты можешь так спокойно и холодно все рассчитать!..»

Я не стал доказывать ему его неправоту и в этом вопросе, но внутренне посмеялся над его выводом.

Короче, тролля, который должен был менять Изома на дежурстве, мы разбудили незадолго до рассвета, а сами улеглись спать совершенно измученные.

Поспать мне удалось всего часа четыре, однако, когда Фродо в свойственной ему непринужденной манере растолкал меня к завтраку, оказалось, что я прекрасно отдохнул и вполне готов продолжить наше «паломничество к Покинутым землям».

Изом тоже выглядел вполне по-боевому и проснулся он раньше меня.

После легкого завтрака мы провели короткое совещание на предмет дальнейших действий. Дело в том, что Трант-тат категорически отказывался идти в город. Он заявлял, что городские людишки немедленно начнут за ним охоту, что интересующая их личность вряд ли живет в городе (откуда такая уверенность?), а если она находится именно там, то мы обязаны ему это сообщить, как союзнику.

Изом также не советовал идти в Сотдан всем Братством. Правда, он не обосновывал свое мнение никакими конкретными фактами, но говорил очень уверенно и убежденно.

Эльнорда, напротив, считала, что нам ни в коем случае нельзя разделяться, ну, в крайнем случае, можно отпустить Трант-тата, которому, действительно, не место в городских трущобах.

Душегуб, естественно, был солидарен с эльфийкой, и к ним неожиданно присоединился Фродо. Твист в начале помалкивал, но, в конце концов, заявил, что он в любом случае останется со мной.

Таким образом получилось, что решение вновь надо было принимать мне. И я его принял!

Уяснив, что Трант-тат готов идти с нами и дальше, минуя только людское поселение, я договорился с малышом, что он обойдет город и будет ждать нас за его воротами. Изом уточнил, что встречу лучше назначить в часе пути от Сотдана, там где начинается зеркальный путь.

– Эту дорогу не спутаешь ни с какой другой, – пояснил граф, – она выныривает из-под каменного покрытия старой королевской дороги, которая начинается прямо от городских ворот, и тянется до самых Покинутых земель, а возможно и дальше.

Затем, не слишком долго раздумывая, я решил не разделяться, а идти в город всем вместе. В конце концов, долго задерживаться там мы не собирались, меня интересовала хоть какая-то информация о Юрге, а Сотдан, как известно, был его родиной. Изом только пожал плечами, и спорить с моим решением не стал, но предупредил чтобы мы не слишком удивлялись некоторым странностям, присущим жителям этого города.

После этого, я связался с Шалаем. Зеркала наши сработали на удивление быстро и четко, так что ничто не помешало нашему разговору. Я порадовал воеводу сообщением о нашей встрече с графом Изомом, а Шалай коротко рассказал, как он добрался до границы королевства и теперь в сопровождении отряда кочевником направляется в ставку императора.

Ребята в это время свернули лагерь, и, расставшись со Второй третью мы отправились в сторону последнего на нашем пути королевского города.

К воротам Сотдана мы подъехали часа через полтора. Как ни странно, в этот полуденный час, когда движением на дорогах королевства должно было быть самым интенсивным, ворота города были закрыты.

Рва вокруг городских стен не было, так что широкая мощеная камнем дорога беспрепятственно ныряла под тяжеленные створки ворот, сбитые из дубовых досок и окованные металлическими полосами. На широкой утоптанной площади около ворот расположилось несколько десяткой повозок самых разнообразных конструкций. Откуда они здесь появились нам объяснять было не надо. Мы сами наблюдали, как одна из таких повозок, груженая мешками и корзинами с овощами, подъехала к воротам, сидевший в ней мужичок спрыгнул на землю инаправился к воротам. Через минуту переговоров в воротах открылась довольно узкая, зато очень высокая дверца и под охраной стражников несколько грузчиков принялись таскать привезенные мешки и корзины за ворота. Туда же отправился и мужичок – хозяин груза. Опорожненную телегу возница отвел в сторону и поставил в ряду прочих. Дверка закрылась, несмотря на то, что наш отряд был уже совсем рядом с воротами.

Душегуб, как всегда возглавлявший наш отряд, соскочил с лошади, подошел к воротам и грохнул в створку кулаком. Звук получился не слишком убедительный. Тогда тролль вытащил из-за пояса гердан и приложился им к одной из полос металлической обивки. Полоса вдавилась в дерево на пару сантиметров, а прозвучавший треск показал всю серьезность намерений тролля немедленно попасть в город.

На этот тревожный звук стража прореагировала незамедлительно. Между зубцами невысокой воротной башни высунулась голова в каске и грубо поинтересовалась:

– Эй ты, громила с дубиной, ты чего хулиганишь?!

– Открывай, давай!.. – рявкнул тролль в ответ.

– Ага, разбежался, – нагло ответила каска, – Нечего тебе с оружием в городе делать!..

Погоди, Гвокха… – неожиданно прервал его повелительный голос. Затем, между двух других зубцов башни появилась голова в черной шляпе и строго спросила:

– Кто такие?!

Шляпе ответил я:

– Личный шут королевы Кины и его свита…

– Чего надо? – без всякого почтения бросила шляпа с высоты своего положения.

– Надо попасть в королевский город Сотдан. – едва сдерживая ярость ответил я.

– А что будет делать королевский шут в нашем городе, – насмешливо переспросила шляпа, – Королевы здесь нет, нас веселить не надо, мы и так веселые, а больше от шута никакого проку…

– Если я начну шутить, то ты у меня заплачешь! – не выдержав, рявкнул я, – Либо открывай свою калитку, либо быстро вызови к воротам голову!

– У нас в городе давно уже нет никакого головы! – надменно ответила шляпа.

– А что же у вас есть? – поинтересовался Изом.

– У нас – мер!

– Так пусть придет мэр! – потребовал я.

– Как сказал?.. – наклонилась шляпа над обрезом стены.

– Мэр… – повторил я.

– Мер надо говорит! Мер! – заорала шляпа.

– Мэр! Мер! Какая разница?! Пусть топает сюда, или я доложу советнику Юрге, что его послание в Сотдане отказались принять!

Тип в шляпе так дернулся вперед, что чуть не свалился со стены. С трудом сохранив равновесие, он спросил враз охрипшим голосом:

– У тебя… к-х… у тебя послание господина советника?…

– Да! – нагло ответил я.

– Покажи… – чуть более твердым голосом попросил тот.

– Разбежался!.. – насмешливо ответил я, – Давай сюда начальство!

Шляпа с башни исчезла, а через пару минут чуть приоткрылась калитка в воротах.

Только мы напрасно надеялись, что дверка открылась, чтобы впустить нас. В едва образовавшуюся щель немедленно просунулись два копья, которые принялись энергично распарывать окружающее пространство стальными наконечниками.

Потыкав вперед и по сторонам, палки с наконечниками на секунду успокоились, и между ними просунулась еще одна голова в каске. Увидев, что мы не пытаемся прорваться в город с боем, она, не поворачиваясь, произнесла:

– Здесь они… стоят…

К сожалению, он не заметил притулившегося у самых ворот Душегуба, а тот стремительно протянул свою огромную лапу и отвесил по каске смачный щелбан.

Раздался долгий чистый звон и мы, наконец-то, увидели одного из стражников целиком – бедняга вывалился наружу и растянулся на земле вместе со своим копьем.

Второе копье снова энергично задергалось, пытаясь вслепую нащупать противника, но тролль не позволил ему долго резвиться. Ухватив древко почти у самого наконечника, Душегуб плавно повел рукой, и копье устремилось прочь от ворот. Вот только все это произошло настолько стремительно, что державший его стражник просто не успел отпустить свое оружие. И потому мы увидели еще одного защитника славного города Сотдана. Этот не просто вывалился из-за ворот, он оттуда вылетел! Но, правда, не совсем удачно, поскольку приземлился на… собственный животик.

Каска стражника соскочила с его головы и загрохотала по камням мостовой. А потом наступила тишина.

Душегуб неслышно скользнул вдоль ворот, осторожно заглянул в распахнутую дверь, а затем проскользнул за ворота. И сразу же оттуда послышался его приглушенный бас:

– Так вот это кто удумал послать против королевского шута вооруженную стражу! Ну, друг, ты допрыгался до государственной измены… Открывай ворота!!

Ответом ему послужил какой-то совершенно неразборчивый скулеж. Затем за тяжелыми створками кто-то заскребся, потом послышался странный треск, визг, стук и звук падения тяжелого предмета. Мне показалось, что наш тролль снова с кем-то сцепился, а потому я обратился к эльфийке:

– Эльнорда, глянь, что там происходит…

Но наша красавица даже не успела соскочить с лошади на землю. Ворота дрогнули и начали медленно открываться.

То количество мусора, которое оказалось за тяжело двигавшимися створками, ясно показывало, что распахивали их ну очень давно. Только непосредственно за калиткой еще оставалась достаточно чистая тропинка, по которой и проникали в город приезжие. Открывали ворота два стражника в касках, но без оружия, видимо, именно их поломанные копья украшали вершину мусорной кучи.

Душегуб стоял позади этого нечистого вала, и в его могучей лапе болтался тот самый мужик, который хамил нам с башни, правда теперь он был без шляпы и в очень помятом состоянии.

– Вот, начальник стражи восточной въездной башни… – представил нам Душегуб свою добычу. Та невнятно крякнула и слегка задергала ногами, но, поскольку, они не доставали до земли, это ни к чему не привело. А Душегуб между тем продолжал:

– Он любезно согласился проводить нас до самого роскошного местного кабака и позвать туда же ихнего мера, – тролль встряхнул свою жертву и сурово спросил, – Так?

Начальник стражи смог только едва заметно кивнуть, потому как украшавший его костюм шарф оказался в лапе тролля и теперь настолько перехватил его горло, что бедняга не только не мог говорить, но уже начал потихоньку синеть.

– Если ты его сейчас не отпустишь, он не сможет выполнить своего обещания… – мило обратилась к Душегубу Эльнорда.

– Да?! – удивился тот и, развернув свою добычу лицом к себе, внимательно заглянул ей в лицо. Та снова едва заметно кивнула.

Тролль хмыкнул и разжал пальцы.

Начальник стражи восточной въездной башни висел не слишком высоко, а потому не мог сильно удариться пятками. Тем не менее, ножки у него подогнулись, и он оказался, как говорят греко-римские борцы, «в партере». Тролль удивленно глянул на принявшего такую странную позицию начальника и поинтересовался:

– Ты что, таким образом собираешься нас в кабак вести?.. Да тебя первый же патруль загребет.

Но кандидат в провожатые не стал отвечать на это грубое замечание. Вместо этого он прохрипел какую-то неразборчивую команду, и два его подчиненных, бросив полуоткрытые створки, мгновенно подскочили к начальству. Подхватив его подмышки, они придали начальству достойное вертикальное положение и некоторое время удерживали его, давая возможность укрепиться на собственных ногах.

Начальству действительно было плохо. Волосы у него растрепались, глаза закатились, посиневшее личико медленно приобретало красный оттенок, а затем стало возвращаться к нормальной окраске, но как-то странно – пятнами.

Минуту спустя, главный стражник дернулся в руках подчиненных, показывая, что достаточно укрепился на ногах. Глаза его тоже приняли нормальное положение и хотя еще слегка косили, но уже довольно бодро обшаривали окружающую землю в поисках… Как оказалось, в поисках своей черной шляпы. Именно ее по знаку руководства, вытащив из кучи мусора, принес один из стражников. Увидев в каком состоянии находится его головной убор начальство горестно замычало, но все равно нахлобучило обесчещенную шляпу себе на голову.

По-видимому, головной убор являлся для этого человека основным условием нормального функционирования всего организма. Едва только его лохматая макушка скрылась под грязным, потерявшим форму фетром, как начальник стражи удивительным образом преобразился. Одним движением плеч отшвырнув от себя своих подчиненных, он гордо выпрямился и повернулся к троллю:

– На каком основании ты позволил себе коснуться своими грязными лапами моей персоны? – все еще хриплым от удушья голосом, но необычайно надменно спросил он.

– Чего?! – удивился Душегуб.

– Я повторяю, – еще более надменно произнес начальник стражи, – На каком основании ты, шерстяной ублюдок, позволил себе коснуться своими грязными лапами моей персоны?

– Начальник, у тебя что, сотрясение мозгов, – вполне дружелюбно переспросил тролль, – Хотя не должно этого быть, поскольку самих мозгов нет!

Однако, начальник стражи восточной въездной башни игнорировал хамский выпад Душегуба и продолжил свое выступление:

– За поломку казенных копий и помятие казенной шляпы ты, нечесаный придурок, ответишь по всей строгости муниципальных законов. А закон за такие правонарушения предполагает смертоубийство через погружение в фекалии!

– Шас я тебя самого погружу в фекалии! – взревел разъярившийся тролль, – Причем эти фекалии будут твоими собственными!

Грозная мохнатая лапа снова протянулась к загривку едва пришедшего в себя начальника, но тот, выставив вперед ладони, неожиданно нормальным голосом произнес:

– Не надо!.. Не надо хватать меня за одежду!.. Я все понял!.. Я… все… понял!! И вообще, нам пора двигать, а то трактир закроют на обед!

Он развернулся на девяносто градусов и выбросив руку вдоль дороги в приглашающем жесте, добавил тоном радушного хозяина:

– Прошу!..

Вообще-то, Братство в полном составе уже миновало преграждающие въезд мусорные кучи и находилось на территории города. Тролль, разинув рот, наблюдавший за неожиданными метаморфозами начальника стражи, удивленно поскреб свою шерстяную башку и полез на свою лошадь, а затем неторопливо двинулся за шагнувшим вглубь города начальником.

Эльнорда тронула свою лошадь следом и пробормотала себе под нос едва слышно:

– Похоже, Душегубушка здорово придушил этого начальника… Бедняга совсем сбрендил…

Твист и Фродо восседали в своей тележке и были невозмутимы так же, как и козлы эту тележку тащившие. Изом едва заметно улыбался, поглядывая на замерших у раскрытых ворот стражников…

И только я, едва тронув свою лошадь, насторожился. С каждым шагом коня по мостовой магический фон, окружавший нас, усиливался!

Несколько метров я проехал, напряженно прислушиваясь к своим ощущениям и пытаясь определить источник магии. Однако фон усиливался равномерно, без всплесков и модуляции и, в конце концов, его уровень снова стабилизировался. Создавалось впечатление, что нас накрыло неким магическим облаком, и это облако движется вместе с нами… А может быть это весь город прикрыт таким магическим колпаком, и это означает, что все население города находится под постоянным наблюдением… кого?

Мне становилось в этом месте очень неуютно!

Между тем, наша команда беспрепятственно продвигалась по довольно широкой улице к центру города. Начальник стражи спокойно и уверенно шагал впереди, словно провожал своих лучших друзей. Мы, внешне беззаботно, следовали за ним, не обращая внимания на весьма заинтересованные взгляды горожан, сновавших мимо нас. Дома, стоявшие по сторонам улицы были одинаково двухэтажными, с крутыми, крытыми черепицей крышами и блестящими водосточными трубами вдоль фасадов. Между домами были установлены заборы высотой с целый этаж, прочностью не уступавшие городским воротам. И не одного переулка…

Наконец, эта странная, прямая, лишенная ответвлений улица закончилась, упершись в другую улицу, пересекавшую ее под прямым углом.

Мы свернули вправо, а через пару десятков метров – влево и направились дальше в том же направлении, что и прежде, но теперь уже по улочке значительно уже первой, хотя, возможно, такое впечатление создавалось из-за того, что дома, стоявшие на ней были значительно выше.

Начальник стражи, не оборачиваясь, шагал вперед, и нам не оставалось ничего другого, как только следовать за ним. Эта улица была значительно длиннее, но и на ней дома соединялись заборами, придававшими проезжей части подобие некой трубы. Правда теперь в первых этажах окружающих зданий стали появляться лавки, магазины, харчевни или как они там назывались. В одном месте я даже заметил вывеску прачечной.

Но все на свете кончается, кончилась и эта довольно угрюмая улица. Мы выехали на широкую площадь, в центре которой высилась конная статуя мужчины в шляпе. Едва выйдя на площадь, наш проводник сдернул свой головной убор и отвесил статуе довольно неуклюжий поклон. Затем он неодобрительно оглядел свой измызганный кусок фетра и снова водрузил его на свои кудри. После чего он указал пальцем на стоящее с другой стороны площади трехэтажное здание, выкрашенное в салатовый цвет и обратился к троллю:

– Вот лучший ресторан города… А над ним и лучшая гостиница. Так что я выполнил свое обещание, ублюдок мохнатый!

– Как ты меня назвал?! – страшным басом рыкнул Душегуб. Но находясь в седле, он не смог достаточно быстро ухватить своего обидчика за шкирку. Тот отпрыгнул в сторону и пояснил:

– А как мне тебя называть?! Ты посмотри, что ты с моей шляпой сделал! Мне стыдно в таком виде появляться перед господином советником! Ну что он обо мне подумает?!

И он с такой мольбой протянул руки к памятнику, что я тут же понял, кому тот установлен. А начальник стражи продолжал свой плач:

– А если господин советник решит, что я недостаточно почтителен, что я специально надел такое уродство, чтобы досадить ему?! Знаешь, ублюдок, что он со мной сделает?! Не с тобой, а со мной!..

Тролля этот крик души, похоже, несколько смутил. Он пожал плечами и пробурчал:

– Ну, так и скажи своему… советнику, что это я тебе колпак замусолил…

– Не колпак!.. – взвыл наш провожатый, – А шляпу!.. В нашем городе категорически запрещено появляться в колпаках! Всех околпаченных давно выгнали из города!

– Слушай, любезный, – вмешалась в этот совершенно идиотский диалог Эльнорда, – Что ты так убиваешься о своем головном уборе? Неужели в вашем чудесном городке нельзя купить новую шляпу?..

Начальник стражи замолчал и, выпучив от изумления глаза, уставился на Эльнорду.

– Подруга, – немедленно раздался голосок до сих пор молчавшего Фродо, – Кажись, ты его поставила в полный тупик. Ты посмотри, какие раскосые у него сделались глазки…

– Можно! – неожиданно совершенно нормальным голосом произнес начальник стражи и неизвестно для чего ощупал свой горемычный кусок фетра.

– Ну так пойди и купи… – немедленно выдала дельный совет Эльнорда.

– У него средствов нету!.. – тут же прокомментировал ситуацию хоббит, – Вышли все средства на покупку предыдущей!

– Средства у меня есть, – возразило военное руководство, все еще держась за шляпу, – Но мне кажется, что новую шляпу должен покупать тот, кто испортил старую, то есть ваш лохматый костолом… И новые копья…

Это уже была наглость, а потому в спор вмешался я:

– Если бы ты не кочевряжился и не изображал из себя самого главного начальника, а спокойно пропустил бы нас в город и не было бы из-за чего… копья ломать.

– Как это – «не из-за чего копья ломать»? – возразил военачальник, – Когда у меня приказ пропускать в город только торговцев и местных жителей! А больше никого, однозначно! А вы не торговцы и не местные жители, так чего ж вы в город перли?!

– Значит копья поломаны при исполнении служебных обязанностей? – немедленно поинтересовался я.

– Ну!.. – сразу же откликнулся пострадавший.

– Тогда они подлежат списанию за счет городской казны с выдачей новых из местного арсенала. Если хочешь, мы подтвердим, что и шляпу твою потоптали в схватке за ворота, может и шляпу новую за счет казны справишь…

Мои бюрократические выверты поразили военного человека не хуже Душегубовой дубины. Он стоял, раскрыв рот, и не сводил с меня глаз, словно не мог понять шучу я или говорю серьезно. Однако, долго размышлять я ему не позволил. Сделав небрежное движение рукой, в знак того, что спорные вопросы исчерпаны и больше не обсуждаются, я недовольно проговорил:

– А теперь, марш к этому вашему меру, и пусть он быстренько подскочит в эту таверну. А мы пока что перекусим.

Мои слова послужили сигналом нашей компании. Твист бодренько послал своих козлов через площадь, а следом за этими умными животными поцокали и наши лошади.

Проезжая мимо памятника, Фродо обернулся ко мне и указывая на статую громко, на всю площадь спросил:

– Слушай, Гэндальф, что, советник в самом деле настолько уродлив, или его скульптор приукрасил?

Я пригляделся. Голова бронзового человека на лошади была как две капли воды похожа на виденную мною в Замке – то же отсутствие бровей, тонкий крючковатый нос и крошечные ушки, поддернутые к затылку. Кроме того мускулистое тело статуи было… совершенно голым! Правда, на ее голове красовалась шляпа.

– Похож… – удивленно пробормотал я.

– И что, советник Юрга тоже нудист?.. – поинтересовалась безразличным тоном Эльнорда.

Ответить эльфийке я не успел, поскольку ехавший рядом Изом удивленно спросил: – Неужели Юрга на самом деле настолько уродлив?! – и, увидев мой утвердительный кивок, воскликнул, – И он на самом деле собирается жениться на Кине?!

Я в ответ только пожал плечами.

В этот момент мы подъехали к местному центру приема туристов. Судя по всему, наша многочисленная кавалькада была для местных гостиничных боссов зрелищем редкостным. Едва мы приблизились, как из ворот гостиничного двора высыпала чуть ли не дюжина слуг, готовых принять наших лошадей, а из центральных дверей показался, как я понял, сам хозяин гостиницы в окружении поваров, официантов и прочей мелкой прислуги.

Фродо немедленно поднялся в Твистовой тележке во весь свой рост и крикнул, обращаясь к неуверенно топтавшемуся посреди площади начальнику стражи восточной въездной башни:

– Вот как надо принимать личного шута Королевы Кины!.. Учись у опытных людей, солдафон!..

«Опытные люди» немедленно принялись кланяться и суетиться, а «солдафон» развернулся и легкой трусцой порысил в направлении отдельно стоящего трехэтажного здания, украшенного нелепо низкой колоннадой.

Мы спешились и, поручив заботу о лошадях слугам, направились в здание гостиницы. Все, кроме Твиста, который конечно же не мог оставить своих козлов без призора.

Я объяснил хозяину, что мы не намерены останавливаться в его заведении надолго, так как неотложные дела заставляют нас спешить, а потому, нам необходим всего лишь плотный обед и кое-какие припасы в дорогу. Хозяин явно огорчился, но… С тяжелым вздохом он повел нас в обеденную залу, разогнав всех встречавших нас по рабочим местам.

И тут мы сразу же поняли в каком упадке находится лучшее заведение общепита города Сотдана. Зал, в котором напрочь отсутствовали посетители, явно требовал ремонта, гобелены, некогда украшавшие его стены, совершенно выцвели и истерлись, деревянные панели, обрамлявшие гобеленовые вставки и составлявшие отделку барной стойки частью нуждались в обновлении лакировки, а частью и в замене. Большинство столов было сдвинуто к одной из стен, и вовсе не для того, чтобы освободить место для танцев, просто все они имели тот или иной дефект и нуждались в починке. В таком же состоянии были и кресла, прежде, без сомнения, весьма добротные.

Стол, за который нас усадили, был накрыт чистой белой скатертью, но и она была здорово застиранной, а кое-где протертой почти до дыр. Во всяком случае, сквозь нее явственно просвечивала темная древесина стола.

Фродо, усевшись на свое место, озадаченно почесал голову и пробормотал:

– Надеюсь, кушанья, которые нам здесь предложат, будут помоложе и посвежее здешней обстановки и белья…

Однако, никто из нас не поддержал этой темы, поскольку к нам уже спешил сам хозяин с написанным от руки меню, а за ним один из официантов с картой вин.

Галантный хозяин протянул меню Эльнорде, а официант свой документ, слегка поколебавшись, Душегубу.

– Так… – мелодично протянула Эльнорда, – Посмотрим, что мы будем есть…

– Так… – в тон ей прогудел тролль, – Посмотрим, что мы будем пить…

Фродо неодобрительно посмотрел на обоих и ворчливо поторопил:

– Нечего там рассматривать, заказывайте быстрее и не задерживайте других!..

Эльнорда недоуменно обратила свой взор в сторону нахохлившегося хоббита, словно впервые увидела его за одним столом с собой, а затем повернулась к хозяину:

– Этому коротышке с меховыми ногами подайте пять сосисок с тушеной капустой, он у нас обожает немецкую кухню…

Хозяин не успел ничего ответить, хотя по его растерянной физиономии можно было понять, что он не знает, что такое немецкая кухня вообще и сосиски с тушеной капустой в частности. Вместо хозяина ответил Фродо и ответил громко:

– Сама лопай свои сосиски!.. А капусту, вот Душегубу скорми!.. И заруби себе на носу – я на дух не перевариваю немецкую кухню!..

– Значит пива ему не подавать! – Немедленно отдала новое распоряжение Эльнорда.

– Это почему мне пива не давать?! – чуть не задохнулся от возмущения хоббит.

– Так ты же не любишь немецкую кухню, значит и пиво тебе не по вкусу! – пояснила противная девчонка.

Фродо пару раз разинул рот, пытаясь что-то сказать, но слова почему-то не шли у него с языка. Наконец, он отвернулся от мило улыбавшейся ему эльфийки и твердо заявил хозяину:

– Я сам закажу свой обед… Без помощи всяких там… дам! Вот!

– Выпивку тоже для себя сам будешь заказывать?.. – добродушно поинтересовался тролль.

– Да! – сверкнул в его сторону глазами хоббит.

Изом, глядя на разбушевавшегося хоббита не скрываясь веселился, но когда Эльнорда взглядом спросила у него, нужно ли ему меню, граф галантно ответил:

– Я целиком полагаюсь на твой вкус…

За что получил весьма милую улыбку.

В этот момент в зал вошел Твист, устроивший, наконец, своих козликов. Не успел он усесться за стол, как Фродо повернулся к нему с явным желанием завербовать карлика в свои сторонники:

– Слушай, Твистик, если ты не вмешаешься, эта дамочка закажет для тебя сосисок с капустой и без пива!..

– Почему?.. – удивился Твист.

– Ей в голову стукнула… – здесь хоббит слегка запнулся, кинул быстрый взгляд на насторожившегося тролля и продолжил, как ни в чем ни бывало, – … пришла блажь и теперь она хочет всех накормить сосисками!.. Меня, во всяком случае, она уже собиралась осчастливить сим деликатесом!..

– А это деликатес?.. – заинтересованно переспросил Твист, – Наверное, что-то местное… Я никогда не слышал о таких деликатесах…

И он уставился на хозяина трактира, ожидая пояснений.

Но тот его разочаровал, пробормотав:

– Я тоже…

– Так чего ж ты говоришь?! – возмущенно повернулся Твист к Фродо.

– Да не обращай внимания, Твистик, – музыкально проворковала Эльнорда, не отрывая взгляда от меню, – Перетрудился наш Фродушко, в тележке твоей едучи, вот ему всякие деликатесы и мерещатся…

Душегуб первым закончил копаться в предложенном списке и, поманив стоявшего рядом официанта, принялся негромко втолковывать ему, что бы он хотел видеть на столе.

Эльнорда тоже, похоже, определилась с меню нашего обеда, но я не смог оценить выбор своих друзей – как раз в этот момент в зал вбежал… начальник стражи восточной въездной башни.

Увидев нашу компанию, он быстро направился к нам, на ходу сообщая последние новости:

– Мер города, категорически отказался следовать в кабак, по чьему-то там настоянию, но он готов принять личного шута королевы Кины в своих апартаментах, в ратуше. Так что, кто тут из вас шут, пошли к меру!

– Ваш мер не знает меры!.. – немедленно скаламбурил Фродо, – Мы ж только кушать собрались, а он лишает нас общества Гэндальфа!

– Вы сами орали, вынь да положь вам мера, а теперь – кушают они! – возмутился начальник стражи, – Правильно говорят – нет на свете существа капризнее придворного! А уж шут – самый капризный из придворных!..

– Это кто ж такое говорит?.. – ласково осведомился Твист, но его глазки, вопреки дружелюбному голосу, превратились в две жгуче блистающие льдинки.

Начальник стражи, видимо, был тот еще тертый калач, поскольку сразу уловил истинное настроение карлика. Убрав из голоса возмущения и подпустив «дурака», он захлопал глазами:

– А что я сказал?.. Все говорят, а я только повторил… что господин придворный шут очень строг… суров… серьезен…

– Ну, брат, – рассмеялся Изом, – ты из придворного шута сделал просто какого-то… начальника тайного сыска! Должен тебя разочаровать, я хорошо знаком с господином шутом… – граф бросил смеющийся взгляд в сторону насупленного карлика, – и уверяю, что он весьма жизнерадостный… субъект. Так можешь и передать… всем!

– Хорошо… господин, – торопливо кивнул начальник стражи Изому и снова обратился ко всей компании, – Так идет кто к меру, или я снова окажусь в дураках?..

– Идет, идет, – успокоил я его, поднимаясь из-за стола, – Показывай дорогу, Вергилий…

– Ты – шут?! – изумленно уставился на меня начальник стражи.

– Да. А что, непохож?.. – ухмыльнулся я.

Тот обвел всех присутствующих вопрошающим взглядом, словно хотел убедиться, что его не разыгрывают, а потом снова обратился ко мне:

– Да какой же из тебя шут?! Ни ростом, ни обликом не подходишь!

Твист громко хмыкнул.

– Зато шутки отмачиваю, народ в пополаме лежит! – успокоил я сомневающегося начальника стражи.

– Где?.. – не понял тот.

– Не – «где», а – «как»… – пояснил я и сурово пресек дальнейшие расспросы, – Пошли, а то мер заждался!

Начальник стражи развернулся и направился к выходу. Я двинулся за ним, но в этот момент раздался бас Душегуба:

– Слушай, Гэндальф, а может мне с тобой сходить?.. Мало ли что?..

– Справлюсь… – постарался успокоить я тролля небрежным ответом, – В крайнем случае, если не вернусь часика через полтора-два, сами в ихнюю «мерию» наведайтесь. Но, думаю, все будет в порядке.

На улице шагавший впереди начальник стражи чуть приостановился и, дождавшись, когда я поравнялся с ним, негромко спросил:

– Как ты меня назвал?..

– Когда? – переспросил я.

– Да вот только что… Сказал, пойдем… и как-то меня назвал…

– А, Вергилий?.. – вспомнил я.

– Красивое название… – одобрил воинский начальник, – Надо подумать, может, и вправду переименоваться?..

– А как тебя сейчас зовут? – поинтересовался я.

– Тацит!

– Как?! – от изумления я чуть не споткнулся.

– Как-как? Тацит! – гордо повторил… Тацит, – И нечего удивляться, так меня папа назвал. Я, все-таки не простого рода – потомственный военный! Мои предки даже в Замке служили! Это уж потом, нас сюда… законопатили… Папа мне рассказывал…

Здесь он махнул рукой, в знак того, что рассказ этот длинный и для меня малоинтересный.

– Вообще-то меня удивило другое, – я немного пришел в себя, – Просто я тоже знал одного… Тацита. Только тот был… историком.

– Не военный?! – в свою очередь удивился начальник стражи.

– Нет, – я отрицательно помотал головой и автоматически добавил, – Древнеримский…

– А, из дикой степи… – догадался начальник стражи.

Мы неторопливо шагали через площадь, и я удивленно размышлял о том, как неожиданно мужик, выказывавший все признаки нездорового духа, превратился во вполне вменяемого, спокойного человека. И тут же понял, что на этой площади магический фон гораздо слабее, чем у городских стен.

Тацит небрежным движение поправил на голове то, что осталось от его шляпы, и я, улыбнувшись, спросил:

– Ты с мером-то по поводу своей шляпы переговорил?

– Переговорил… – Тацит скорчил недовольную гримасу, – Этот сквалыга ответил, что не надо было входить в соприкосновение с противником… Тогда бы, говорит, и шляпа была бы цела и его от дел не отвлекали бы…

– Действительно, сквалыга, – согласился я, доставая из кошелька Твиста золотой, – Вот тебе компенсация. На шляпу хватит?..

Тацит спокойно взял монету, внимательно ее рассмотрел, подышал на нее, потер о рукав и еще раз посмотрел на чеканное изображение королевы.

– Хватит… на две… – с довольной улыбкой бросил он, не отрывая взгляда от монеты. Потом быстро посмотрел на меня, снова перевел взгляд на монету и произнес:

– Новенькая…

Снова посмотрел на меня, теперь уже с легкой хитроватой улыбкой, и спросил:

– Правда, у нас королева – красавица?

– Правда, – согласился я.

Тацит вздохнул:

– Только уж больно несчастливая… То одно с ней случится, то другое… Сейчас вот замуж за нашего Юргу собралась!.. Как будто получше выбрать не могла?..

Он бросил быстрый взгляд за плечо на оставшийся позади памятник, потом на меня, и продолжил свои размышления:

– Тебя – в шуты, Юргу в мужья… Ну скажи – есть разум у нашей королевы.

Я, должно быть, здорово покраснел, потому как после своей реплики и косого быстрого взгляда в мою сторону, Тацит довольно рассмеялся.

– Ну что ж, – справившись со своими чувствами, ответил я, – Так бывает, что минута все решает очень круто… Все меняет раз и навсегда…

– Да ты – поэт!.. – удивился Тацит и тут же, остановившись у дверей трехэтажного особняка, серьезно добавил, – Ну, удачи тебе, шут-поэт… Тебе сюда.

– А ты со мной не пойдешь? – спросил я.

– Нет, – он покрутил головой, – Не люблю я не эту образину смотреть…

И он толкнул передо мной дверь.

Я вошел и увидел встречающего меня слугу, который вопросительно меня рассматривал:

– Шут королевы Кины к его милости меру Сотдана… – представил я сам себя и в этот же момент ощутил, как магический фон резко усилился. Похоже это здание просто купалось в наведенной магии!

Слуга удовлетворенно кивнул, сделал приглашающий жест и направился впереди меня к белой мраморной лестнице, ведущей наверх.

Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.

Безмолвный слуга проводил меня на второй этаж к высоким двустворчатым застекленным матовым стеклом дверям и открыл передо мной одну из створок, пропуская меня вперед. Едва я переступил порог, как позади меня раздался его скрипучий голос:

– Шут королевы Кины с посланием его величия советника Юрги к его превосходительству, меру Сотдана!

«Ничего себе, титулование у них!» – подумал я про себя.

Дверь за моей спиной с негромким хлопком закрылась, а я оказался в небольшой приемной. В углу за столом, в мягком удобном и явно нерабочем кресле улыбалась секретарша в скромном, совершенно прозрачном костюмчике, состоявшем из намека на юбку и такого же намека на обтягивающий лиф. Какую функцию выполняли два этих куска прозрачного газа, мне было совершенно непонятно, девица тут же напомнила мне секретаршу из странного фильма «Город зеро». С тем же самым олимпийским безразличием к собственной наготе она надавила пальчиком на какую-то клавишу и, не отрывая от меня взгляда, хрипловатым голосом сообщила:

– Юрга, к тебе мужик в голубых штанишках… Говорит, что он шут с посланием от тебя…

Я, признаться, совершенно ничего не понял, но долго удивляться и размышлять мне не позволили, двустворчатая дверь, располагавшаяся рядом со столом экстравагантной секретарши, распахнулась, и меня неудержимо повлекло внутрь, открывшейся комнаты. Я не стал сопротивляться этому влечению, хотя осознавал, что при желании мог бы с ним справиться. Тем не менее, я переступил порог, и двери за мной захлопнулись, издав звук щелкнувших челюстей капкана.

Я оказался в кабинете главы местной администрации, и буквально прирос к ковру!

Прямо напротив меня, за роскошным дубовым письменным столом-монстром, в глубоком рабочем кресле сидел… советник Юрга собственной персоной! Тот же абсолютно лысый череп, безбровое лицо с крючковатым тонким носом, крошечными ушками в районе затылка… Только костюм на нем отличался от роскошного придворного, так, неброский камзольчик серого, даже скорее, мышиного цвета без каких бы то ни было украшений или кружев.

Увидев меня, эта мерзкая безбровая рожа растянула свои тонкие губы в довольной усмешке и радостно произнесла:

– Ну вот, наконец-то ты появился… Сам… А то я уж стал опасаться, что совсем потерял тебя…

Услышав этот милый голосок, я мгновенно пришел в себя и сразу же активизировал Истинные Зрение и Слух. В комнате и в облике мера… или советника… ничего не изменилось. Даже его усмешечка осталась на месте. Только присмотревшись, я обнаружил маленький, но очень интересный новый штрих. От потолочного светильника, висевшего почему-то прямо над головой мера, к этой самой голове тянулся тоненький, переливающийся каким-то серым отсветом, жгутик, свитый, казалось, из множества отдельных нитей. Этот жгутик исчезал в лысой макушке, и в месте его проникновения в череп мера порой посверкивали серенькие искорки.

Эта картинка создавала довольно жуткое впечатление, и тем не менее, я сразу же попытался прощупать природу наблюдаемого явления.

Протянутый мной к серому жгутику магический щуп позволил мне почти сразу же определить, что задействованная здесь магия несет контрольно-управляющие функции, причем в каком-то… автоматическом режиме.

Короче, мужичок находился под воздействием неизвестного лица, но это лицо не наблюдало за ним постоянно. Установив наведенным заклинанием контроль за этим индивидуумом и его управление, хозяин больше не интересовался своей куклой… Хотя, если эту связь прервать, он, возможно, отреагирует достаточно быстро.

А вывести дорогого мера из-под воздействия его хозяина мне вдруг страшно захотелось! Мне почему-то показалось, что этот… мер… может мне порассказать много интересного, но только в том случае если обретет свободу воли!

А мер Юрга, между тем, продолжал свой монолог:

– А теперь ты мне расскажешь о своем путешествии по королевству, своих встречах и разговорах, и главное, зачем ты это путешествие предпринял и почему оказался в Сотдане?..

– С чего это уважаемый мер заинтересовался делами личного шута королевы, а тем более рассчитывает на такую откровенность с моей стороны? – нагло спросил я в ответ, – И главное, как это господин мер мог меня потерять или обрести, если мы видимся впервые?

В тоже время, я расщепил собственное сознание, чтобы эффективно заниматься двумя делами сразу: вести непринужденную светскую беседу и колдовать над чужим заклинанием.

Мер, сообразил, какую недопустимую оплошность совершил, открыв свою… идентичность с советником Юргой и тут же попытался ее исправить:

– Личными делами королевского шута я заинтересовался по указанию королевского советника. Он разослал по всему королевству письменное распоряжения отыскать королевского шута и дал твое подробное описание! А твое путешествие меня интересует потому, что я немедленно пошлю соответствующее сообщение советнику и хочу изложить в нем твой рассказ.

Пока он пытался усыпить мои возможные подозрения, мне таки удалось нащупать возможность манипулировать с наложенным на него заклятием и даже отщепить одну из сереньких ниточек, составлявших контролирующий его жгут. В результате на его затылке проблеснула более яркая искорка, но мне показалось, что этот сбой не мог быть фатальным. Я недолго соображал, куда бы мне пристроить эту ниточку, улыбнувшись, я протянул ее сквозь стену кабинета в приемную и воткнул в… затылок секретарши. Та только довольно потянулась.

Мер счел мою улыбку за согласие с его объяснениями и продолжил:

– Так где же ты со своей компанией побывал? Что видел и слышал? Чем я могу порадовать советника?..

– И королеву… – в тон ему добавил я, потроша жгут и перебрасывая составляющие его нити к затылку секретарши, продолжавшей довольно улыбаться. Видимо, наведенное на мера заклинание имело составляющую, доставлявшую некое удовольствие жертве.

– И королеву, конечно… – торопливо поправился мой собеседник, – Так я слушаю твой рассказ.

Но в этот момент на его милом личике появилось некое беспокойство, и он с некоторой растерянностью оглядел собственный кабинет.

Мне осталось разобраться всего с тремя-четырьмя нитями, так что я постарался отвлечь его от тревожащих ощущений:

– Хорошо, дорогой мер, я расскажу тебе о своем путешествии…

Мер довольно улыбнулся, но улыбка тут же угасла на его губах, и ее место заняла полная растерянность. Я оборвал последние нити связывавшего мера заклинания и закончил начатую фразу совершенно неожиданным для него образом:

…Хотя с большим удовольствием я послушал бы твой рассказ!..

Мер Юрга растерянно похлопал глазами и спросил:

– О чем?..

– О том, что с тобой произошло? Как ты дошел до жизни такой?..

Мер наклонил голову и помолчал, словно прислушиваясь к себе. Затем взглянул на меня, и в его взгляде вместе с растерянностью и удивлением я уловил какое-то странное облегчение. Словно человеку сообщили, что все плохое в его жизни кончилось и больше не повториться. Причем, сказали ему об этом, когда он ничего такого и не ожидал, и ни на что такое не надеялся. И вопрос, который он мне задал, был совершенно не похож на его предыдущую речь ни по тону, ни по содержанию:

– Кто ты?..

– Я – шут королевы Кины…

Он смотрел на меня не отрывая глаз и говорил, одновременно словно бы о чем-то напряженно размышляя. Потому его речь была и нетороплива, и напряжена:

– Я скорее подумал бы, что ты придворный чародей, если бы эта должность не была упразднена самой королевой.

– Ну, если тебя это хоть как-то успокоит, то я готов признаться, что был последним, кто занимал эту должность, – с горькой усмешкой ответил я.

– Так ты – Гэндальф Серый Конец! – без особого даже удивления констатировал мой собеседник, – Тогда мне многое становиться ясно…

– А вот мне многое не ясно… – произнес я, подходя ближе к столу мера и усаживаясь в гостевое кресло, – Может быть, ты поделишься со мной своей информацией и выводами из нее?..

Он долго молчал, продолжая изучать меня, а потом неожиданно улыбнулся и сказал:

– Поделюсь… Только сначала один вопрос. Все твое Братство идет с тобой вместе?

– Кроме Шалая и его гвардейцев, – подтвердил я.

Он улыбнулся еще шире:

– Я тебе расскажу всю свою историю, а ты сам решишь, что с нею делать. В конце концов, мне может быть уже никогда в жизни не испытать такого… чувства свободы, какое у меня сейчас, а дал мне его, похоже,.. придворный чародей Кины…

Он помолчал, словно собираясь с мыслями и начал свой рассказ.

– Не так давно меня звали Юрга из Сотдана. Я не буду тебе рассказывать, кто мои родители и чем они занимались, достаточно тебе будет знать, что они местные жители, можно сказать, в двадцатом поколении. Когда-то наш город был весьма оживленным местом, еще бы – рядом находился заповедник Кинов, и короли были частыми гостями города. А с королем, естественно, сюда приезжало множество придворных, и всем нужны были соответствующие удобства, комфорт, обслуживание… Вот и мои родители содержали гостиницу, если и не лучшую в городе, то немногим ей уступающую. Так что детство мое прошло в прекрасных условиях, и я получил очень неплохое образование, в том числе и в области чародейства и волшебства. Вот только применить свои знания мне не удалось… Я имею в виду, что жизнь в нашем городе внезапно и круто изменилась. Лет десять тому назад, при деде нынешней королевы, в королевском заповеднике стали твориться странные вещи. Вначале оттуда исчезли все знакомые людям животные, а заповедные леса стали населяться весьма необычными и очень агрессивными тварями. Потом и сами леса стали… вырождаться, что ли… Сейчас там не встретишь ни одного привычного дерева, а то что там теперь растет и деревьями-то назвать вряд ли можно. Дальше – больше!.. В заповеднике стали исчезать люди!.. Когда пропал главный смотритель, а он, надо тебе сказать, знал заповедник, как собственную кухню, народ из вотчины Кинов побежал. Почитай за полгода все эти земли полностью опустели… В смысле – людей там не осталось. А так, население там большое, кого только не встретишь. Люди же последний раз уходили в Покинутые земли шесть лет назад, когда отец нынешней королевы решил лично посмотреть, что там твориться. Ни он, ни кто другой из его свиты так и не вернулись… Тогда еще никто не знал, что в Покинутые земли можно ходить только поодиночке. Королевский двор, естественно, перестал посещать наш город, и первыми разорились небольшие гостиницы, ресторанчики, таверны… В том числе и мои родители. Правда, они к тому времени были уже довольно пожилые, так что накопленного им хватило до конца жизни. А вот мне пришлось искать средства к существованию. И тогда я стал… покземом.

Здесь он, видимо, уловил мое непонимание и объяснил:

– Покземы – это те, кто рискуют в одиночку ходить в Покинутые земли.

– Зачем? – не выдержал я.

Он усмехнулся и, помолчав, ответил:

– У каждого покзема свои интересы за границей. Я, например, охотился исключительно на изумрудных змеек… Только я начал ходить в брошенный заповедник, когда еще и границ-то никаких не было – и люди и нелюди шлялись туда-сюда, как придется. Настоящую-то границу Зверь установил всего года три как.

– Зверь установил?.. – снова перебил я рассказчика.

– Зверь, – подтвердил он, – Хозяин Покинутых земель.

– Так там Хозяин есть?! – удивился я.

Юрга невесело усмехнулся и сказал: – Теперь есть, -и видя, что больше я вопросов не задаю, продолжил свой рассказ:

– В общем, стал я ходить в Покинутые земли и уходил даже за Брошенную Башню.

Услышав знакомое название, я напрягся, но с расспросами приставать не стал. А рассказ продолжался:

Башня эта и впрямь на брошенную походит – такая развалина, того и гляди рухнет. Только на самом деле ее и десятью мулами не завалишь. Стоит в Живом лесу, где самые длинные змейки водятся, потому-то я туда и повадился ходить. Раза два-три видел, как из Башни молодой парень выходил, весь в черном, только кое-где серебро. Выйдет, постоит, по сторонам посмотрит, а потом замрет так странно и… растает, как будто его и не было. Очень он меня удивлял – рядом с этой башней и стоять-то страшно, такие ужасы в голове творятся, а ему хоть бы что! Но вообще-то мне до других покземов дела не было, а в Башню и вовсе соваться было незачем. Так что до поры, довремени все у меня получалось прекрасно. А змейки просто нарасхват шли… Да они и сейчас не залежаться, только доставать их некому…

В последней фразе Юрги явно просквозила тоска по брошенному ремеслу. Он немного помолчал, вспоминая, видимо, светлые времена, а потом продолжил:

– С год назад это случилось. Отправился я в очередной поход за добычей и конечно в Живой лес. Места мне уже были хорошо знакомы, хотя там все чуть ли не каждые сутки меняется. Меня, правда, здорово остаточное зрение выручало… Ну, знаешь, это такое свойство, когда видишь, что на этом месте было, когда ты прошлый раз здесь проходил. Вообще моя магическая подготовка здорово мне помогла. Только в тот раз… Короче добрался я до Живого леса, и почти сразу выводок змеек засек, двух сразу ухватил, а третья шмыгнула в заросли. Я, конечно, в обход за ней, напрямую-то нельзя – либо в вонючку заманит, либо в песчаную топь заведет… Может и к камню-кувалде подложить… так что я по привычке – в обход. Куда она потянется, мне и так ясно было. Через полчаса выхожу аккурат к Башне, только с боку. На саму Башню, понятно, внимания не обращаю – вот-вот змейка моя вынырнет, а ее нет и нет. И деваться ей вроде бы некуда, а вот делась! Огляделся я, и как раз в этот момент из-за башни выплыло небольшое такое облачко…

Глаза у рассказчика остановились, словно он вновь, воочию, видел это «облачко».

– Темное, по краям спокойное, а внутри словно винтом закручивается… И медленно так закручивается, неторопливо. Я смотрю на него и глаз отвести не могу. Потом за этим медленным кружением стало лицо проявляться… Вот тогда я и понял, что Зверя встретил, только поздно было – и хотел бы убежать, да ноги к земле приросли и глаз от его морды не оторвать!

Юрга коротко с всхлипом вздохнул, а я почувствовал, что мой лоб покрывается испариной.

– Зверь долго на меня смотрел, а потом заговорил… глазами… Ты не проси меня объяснить, как он это делал, все равно я не смогу, только сказал он мне вот что: – «Ты-то как раз мне и подходишь… Решил я тебя счастливым сделать, уж хочешь ты того или нет… А чтобы ты счастливым стал, я сейчас над тобой немного поработаю, надо кое-что в тебе подправить…» И чувствую я, словно кто-то внутри меня копается… Так, словно мое тело надвое делит… Сначала-то просто щекотно было, а вот потом боль пришла… Такая боль!.. Я, наверное, сознание потерял, а когда очухался, смотрю, стою я на том же месте а рядом со мной… еще один я… И ты знаешь, никак понять не могу, кто я, а кто не я, как будто я сразу обоих вижу: я – его, а он – меня. Не знаю я, как это объяснить: поймешь – хорошо, не поймешь… А Зверь снова говорить начал: – «Теперь сделаю вас непохожими на других людей. Печать на вас свою положу». И чувствую, словно две огромные ладони гладят меня по голове, а кожа моя под этими ладонями вытягивается и складками собирается. И не больно, вроде, только от макушки и до плеч кожа натянулась, как только не порвется! Потом это ощущение прошло, смотрю, мужик рядом со мной уже на меня не похож – лысый и с крохотными ушами… Это я только потом, когда домой вернулся, понял, что со мной то же самое произошло.

Юрга, осторожно, будто боясь повредить собственную голову, ощупал череп и потрогал свои крохотные уши.

– А Зверь исчез. Осталось только такое чувство, что он на меня все время смотрит… очень тяжело… как будто я насекомое, и меня пристально разглядывают и дают указания, что делать, говорить, думать… И ты знаешь, сейчас я понимаю, что мне это даже нравилось…

Он поднял на меня глаза и вздохнул:

– Так вот я и жил, только сейчас это… ощущение прошло… Ты постарался?

– Я.

– Вот поэтому я тебе все и рассказал. А теперь пусть со мной Зверь что захочет, то и делает. Мне наплевать!..

– А куда твой… дубликат делся? Хотя, я догадываюсь, куда отправился второй Юрга!..

– Нет, он не второй Юрга, – тут же перебил меня мер, – Он… он вообще не человек. Он непонятно кто, ему просто придали мой облик.

– Почему ты так решил?

Юрга немного замялся, но все-таки ответил:

– Знаешь, когда мы из Покинутых земель выходили, он очень плохо еще соображал… Так я его на Глухой завиток навел. А Глухой завиток, он человека, как чесночную головку потрошит, на отдельные зубчики. Так вот, завиток не смог этого… ничего не смог с ним сделать. Нет, он его крутил, рвал, только порвать не смог… Такое впечатление, что у него кости резиновые, а кожа драконья…

«Паяц!» – мелькнуло у меня в голове. Но вслух я его слова комментировать не стал, у меня еще были вопросы.

– А как же простой… покзем… стал мером? И почему ты сказал, что тебя звали Юргой? А сейчас как тебя называют?

Он усмехнулся, но как-то не весело:

– На границе мы с тем… чудищем разошлись. Я отправился домой и, вернувшись, увидел, какую внешность мне Зверь дал. А в городе, как ты сам понимаешь, меня многие знали, так что пришлось мне сказаться двоюродным братом Юрги. Сочинил я басенку, что приехал жить к нему в дом, пока он в отлучке будет… Соседи знали, что я, ну, то есть, Юрга частенько по своим торговым делам уезжает из города, так что никто на меня особого внимания не обратил. Ну, в смысле, побаивались, конечно, вначале, может потому и расспросами особенно не донимали. Месяца через полтора пришел королевский указ, по которому город стал не просто королевским, а коронным, выборная власть смещалась, и вместо нее королевским указом назначался мер. Меня и назначили. Горожане, конечно, поудивлялись, а потом прошел слух, что я для того и приехал в Сотдан под чужим именем, чтобы заранее разобраться, как и чем население живет, приготовиться, так сказать, к дальнейшему руководству…

Он махнул рукой и скривил рожу, показывая свое отношение ко всем этим слухам.

– Подскажи, как нам до Башни добраться? – неожиданно попросил я.

Он поднял на меня испуганные глаза:

– Вы что, собираетесь туда всем Братством идти?!

– А ты думаешь, меня ребята к Башне одного пустят? – ответил я вопросом на вопрос.

Юрга удивленно покачал головой, но ответил:

– От города пойдете по Зеркальному пути. Километрах в двух за границей, у Каменного истукана – скала такая светлая, метра четыре высотой, а вершина на человеческую голову похожа, повернете на зарево, его оттуда всегда хорошо видно. А там все время прямо надо идти, так на поляну с Башней и выйдете. Только в Живом лесу направление не потеряйте, в нем зарево часто заросли закрывают.

Он неожиданно несколько замялся, а потом, словно нехотя, добавил:

– Башня, бывает, прячется… но на поляне штук шесть истуканов… статуй… стоит. Как их увидите, значит на месте. Если Башни нет – подождать придется…

– Ясно… – задумчиво протянул я, хотя «ясно» мне было далеко не все. Но время мое истекало, а еще надо было вернуть мера в его «неестественное» состояние. Однако, я не удержался от последнего вопроса. Изобразив на лице стеснительную улыбку, я поинтересовался:

– А где бы мне увидеть… изумрудную змейку?

Юрга удивленно на меня взглянул, потом, чуть подумав, нагнулся, выдвинул один из ящиков стола и выложил на столешницу… змею длиною около полуметра, свернутую замысловатыми кольцами. Это была самая настоящая змея… только сделанная из камня! Нет, не из изумруда, скорее из опала… вернее полностью опализированное пресмыкающееся. Она действительно была зеленоватых тонов, и разные оттенки зеленого переплетались на ее спинке в изысканный узор, а на брюшке зелень становилась светлой, нефритовой. Но вся змейка переливалась опаловой игрой. И только ее глазки светились ярким изумрудом.

Я не мог отвести от нее глаз, пока, наконец, Юрга осторожно не убрал ее назад в стол.

«… А третья шмыгнула в заросли…» – припомнилась мне фраза из его рассказа, и он, словно отвечая на мои мысли сообщил:

– Такими они становятся, когда их выносишь из Покинутых земель… А там от них вообще глаз оторвать не возможно!..

Я судорожно вздохнул, приходя в себя от увиденной красоты.

И тут под окнами раздался кошмарный рев моего друга Душегуба:

– Серый!.. Ты еще жив!.. Выходи, давай!.. А то я эту ихнюю рас…та…ту…шу… по камню разнесу!!

Я быстро шагнул к окну, и тут же рядом со мной оказался Юрга. Правда в отличие от меня, он выглядывал на площадь осторожно, хоронясь за плотной шторой.

А я по-хозяйски распахнул оконную створку и, высунувшись наружу, узрел всю мою команду, расположившуюся на площади, как раз между зданием ратуши и конной статуей. Убедившись, что ребята уже успели пообедать, и достаточно плотно, а так же выкушать изрядное количество горячительного, я укоризненно покачал головой и с высоты второго этажа ответил троллю:

– Душегуб, ну как тебе не стыдно пугать аборигенов?! Мы тут с руководством сидим, чинно беседуем, а ты позволяешь себе орать такие выражения!..

– Какие выражения?! – возмутился тролль, – Чего я такого выразился?!

Он обиженно оглянулся на остальных собутыльников, и Эльнорда, конечно же, его немедленно поддержала:

– Ничего он не выражался! Он вполне культурно предупредил, что б все покинули помещение, потому что он сейчас будет разваливать… ну… эту… ра…шу… ту… нет, не «ту», а ра… ту… шу…

– Не «шу», – немедленно встрял в разговор Фродо, – А ша,.. в натуре, кончай базар!..

– А за базар ответишь!.. – поддержал хоббита покачивающийся Изом, обращаясь почему-то ко мне и при этом грозно помахивая темной винной бутылкой.

– Слушай! – испуганно прошептал за шторой мер, – Они ж пьяные вусмерть! Что ж сейчас будет?!

– Во-первых, ничего не вусмерть, – спокойно возразил я, – во-вторых у любого члена Братства хмель очень быстро проходит, а в-третьих,.. да ничего сейчас не будет… Просто, нам ехать пора, а я пообедать не успел… Да ладно, по дороге чем-нибудь перекушу…

И тут я обратил внимание на то, что в этой теплой компании не доставало моего милого карлика и гаркнул на всю площадь: – Вы где Твиста затеряли?!

На доселе гневно-обиженную рожу тролля выползла гнусная ухмылка:

– Карлик, зараза, спрятался… Но я все равно его найду и схарчу!

– Тебе что, не по вкусу обед пришелся?.. – весело поинтересовался я, не принимая всерьез кровожадное замечание Душегуба.

– Нет, обед был хорош! – ответил тот, и вся компания немедленно присоединилась к этой оценке, бессвязно выкрикивая слова одобрения местной кухне. Однако тролль поднял лапу вверх, призывая собутыльников к тишине и грозно добавил:

– Но этот пестрый замухрон испортил нам всем аппетит! Он заявил, что пить столько вина и запивать его пивом вредно для его здоровья, что мы алкашня и ведем себя несись… несись… не ись… не исьтичтично… Во, гад, какое словечко придумал!

Вся компания возмущенно загалдела, но тролль снова поднял вверх лапу, и наступила тишина:

– Тогда я ему сказал, вряд ли наша выпивка может подорвать его здоровье, но если он так плохо себя чувствует, его надо быстренько зарезать, зажарить и съесть. Ну, Серый, сам посуди, если карлик подохнет от какого-то заболевания, его ж уже нельзя будет есть – сколько деликасет… делисаке… декали… тьфу, ты… ха… де-ли-ка-тесного мяса пропадет!..

Пьяная троица тут же согласилась, что мясу нельзя давать пропадать.

– И ты знаешь, только я собрался этого жулика освободить от его цветных тряпок, не жарить же его в одежде, он шмыг из-за стола! Я сразу понял – никакой он не больной! Прикидывался гад, чтобы нам аппетит портить!..

Душегуб неожиданно замолчал, опустил голову и принялся рассматривать свои огромные волосатые кулаки. Вся компания молча ему сочувствовала. Наконец он снова поднял голову, посмотрел на меня и закончил выступление:

– Я его не догнал… Он мне стул под ноги швырнул, маломерок подлый… И спрятался… Но я все равно его отыщу и съем! Я товарищам слово дал!..

И тролль обернулся к своим товарищам.

Те принялись активно кивать, что да, мол, действительно, дал!

– Так… – грозно протянул я, – не успеешь вас на минуту одних оставить, как вы друг друга есть начинаете!

– Ничего и не друг друга, – возмутился писклявый Фродо, – Мы все трое одного Твиста съесть хотели… Вот же Бертрана никто есть не собирался!..

Хоббит повернулся к графу и они ухмыляясь погрозили друг другу пальцами. Потом Фродо снова повернулся к моему окошку и продолжил:

– А все потому, что Бертран – наш человек… в смысле – братский. Только, Серый, представляешь, этот граф меня… Меня!.. Дважды перепил… Столько паразит вина выдул – мне бы на неделю хватило!

– Да, Фродо, – согласилась Эльнорда, – Ты сегодня был совершенно не в ударе! Буквально, опозорил Братство Конца! Может ты заболел?..

– Кто заболел? – немедленно встрепенулся задумавшийся было тролль, – Надо немедленно резать и жарить… нет не жарить, а жрать! А то подохнет мясо!

Фродо несколько секунд недоуменно смотрел на Душегуба, а потом ласково так поинтересовался:

– Ты, Душегубина шерстнатая, кого это жарить-жрать собрался?! Да я сам по пятку троллей на полдник хавал!… Вместе со шкурой, только коготки выплевывал!

– А я могу с когтями! – неожиданно заявил Изом и, откусив горлышко у своей бутылки, принялся тщательно его пережевывать.

Троица нелюдей изумленно уставилась на меланхолически жующего стекло графа.

– Так, – привлек я их просвещенное внимание, – Вы пока что бутылку доешьте, а я через пару минут выйду.

Все, кроме занятого Изома, покивали мне, что у них есть, дескать, занятие на пару минут.

Я снова повернулся к меру Юрге:

– Ну, что ж, пора нам прощаться… Только мне придется вернуть тебя в… прежнее состояние. Ты уж извини, но так будет лучше, и для тебя в том числе.

Он молча кивнул, а потом поднял на меня тоскливые глаза и спросил:

– Так ты думаешь, Зверь не узнает, что я… что ты можешь снять его чары?

– Я надеюсь, – улыбнулся я в ответ, – Даже, пожалуй, уверен. Но, восстановить все придется.

Юрга повернулся и на мягких ногах отправился к своему рабочему креслу. Я встал напротив него и принялся, нашептывая необходимые заклинания, снова… «подключать его к сети».

Поскольку дело было уже достаточно знакомое, управился я довольно быстро. Едва только последняя яркая искорка отметила, что последний серый волосок встал на место, Юрга строго глянул на меня безбровым глазом и строго спросил:

– Так что же мне доложить советнику?!

– Ну ты же видел, уважаемый мер, моих друзей?.. Вот в таком состоянии мы и бродим по королевству уже который день. Они, понимаешь, начали праздновать мое назначение, вот с тех пор никак остановиться не могут.

– Уже несколько дней в таком состоянии?! – изумился мер, – Ну и здоровье у вас! И головы не болят?

– Ну какие у них головы?! – горестно покачал я головой.

Мер понимающе кивнул и подвел черту под разговором:

– Ну что ж, так я советнику и доложу… То, что видел собственными глазами и слышал собственными ушами.

Он потрогал свои ушки и вдруг весело мне подмигнул.

Я улыбнулся в ответ, повернулся «кругом» и направился к выходу.

Оказавшись в приемной, я бросил быстрый взгляд на секретаршу, и она ответила мне недовольной гримаской.

– Что, приятно было?.. – не выдержав, поинтересовался я.

На ее личике появилась растерянность:

– А… а ты откуда знаешь?..

– Я про тебя все знаю… – зловеще прошептал я и протянув к ней руку легко пошевелил пальцами.

У девчонки в глазах заплескался ужас, она вжалась в спинку кресла, а из ее голоса внезапно исчезла интимная хрипотца:

– Не трожь меня, я закричу!.. – прошептала она сквозь зубы.

«Еще девчачьей истерики мне не хватало» – подумал я и, гнусно ухмыльнувшись, отправился в коридор.

Оказавшись на площади, я увидел, что Изом, Душегуб и Фродо окружили Эльнорду и в чем-то настойчиво ее убеждают. Ребята уже не ждали моего выхода, они были заняты какой-то другой проблемой.

Я незаметно приблизился и остановился за широкой спиной тролля, прислушиваясь к их разговору. Говорил Изом:

– … какое впечатление ты произведешь на своих подруг, когда во время какого-нибудь девичника возьмешь так, между прочим, и откусишь кусок от бокала с шампанским…

– Или от пивной кружки! – грубо поправил изысканного графа тролль.

– Представляешь, как изумятся твои подружки, и какую зависть они испытают?! – снова перехватил инициативу Изом.

– Да не буду я жевать вашу бутылку! – возмущенно возражал милый девичий голосок, – И вообще, если я начну жевать бокал в присутствии своих подруг, они тут же скор…ого лекаря позовут! И потом меня долго будут приводить в норму психиатры!

– Красавица моя, ты не права! – продолжал настаивать Изом, – Посмотри, хотя бы на своих друзей. Я уже не говорю об энтузиазме благородного Душегуба, возьми Фродо. Ему тоже нравится процесс!

– Пґавда, Эйноґвда, попґобуй, – глухо зашепелявил хоббит, – Ошень фкушно…

– Вот и жуй свою стекляшку! – взвизгнула Эльнорда, – А я минералами не питаюсь! Я, в конце концов, девушка, а не лохматый…

Видимо, словно «лохматый» добило троллеву терпеливость, и он грозно рявкнул:

– Да чего с ней церемонится, если она собственной пользы не понимает! Давай, Бертран, я ее подержу, ты ей зубы разожми, а коротыш донышко ей даст пожевать!..

Однако, это предложение не нашло должного отклика у его партнеров по стеклоедству. Да и я нашел нужным вмешаться:

– Ребят, мне оставьте осколочек…

Услышав меня, все трое отступили от эльфийки, уже схватившейся за рукоять шпаги, и повернулись в мою сторону.

– О, Серый пришел! – довольно воскликнул Душегуб, – Тоже пожевать хочет…

– Хочешь я тебе свой отдам! – тут же воскликнул Фродо, извлекая изо рта обслюнявленный осколок темного стекла.

– Ну вот еще!.. – неприязненно остановил его граф, – Будет благородный Гэндальф жевать чужие ососки! Мы ему свежак предложим!

И он протянул мне донышко от бутылки.

– А что, чего-нибудь понежнее нет?! – недовольно спросил я.

Изом виновато пожал плечами и ответил:

– Нет… Мы с Душегубом почти все сжевали…

– И вы эту берцовую кость хотели запихнуть даме в зубы?! – возмутился я, – А еще благородных из себя корчите!..

– Вот именно! – поддержала меня Эльнорда.

Тролль и граф виновато понурили головы, а Фродо неожиданно вскипел:

– То-то я смотрю моя стекляшка ну совсем не жуется! А оказывается все самое вкусное сжевали два этих проходимца.

Граф вскинулся было в протесте, но Душегуб покаянно проворчал:

– Увлеклись слегка… не рассчитали…

– Ну, хорошо, – утомленно вздохнул я, – Пошли назад в ресторан. Может быть, там еще что-нибудь осталось?..

Народ с воодушевлением поддержал эту мысль. Особенно Фродо, который, прицепившись в моему рукаву, поторапливался за мной и убежденно доказывал, что это мерзкое стекло вызвало у него неудержимое выделение слюны. Это, в свою очередь, вызвало значительное повышение аппетита, что, в свою очередь, требует немедленного продолжения обеда, а иначе у его желудка может развиться язва. В доказательство он ежесекундно сплевывал, так что заплевал чуть ли не всю площадь.

Хозяин последнего оплота городской туристкой индустрии поджидал нас у входа, и с большой надеждой посмотрел мне в лицо. Пропустив моих друзей в ресторан, он осмелился тронуть меня за рукав, а когда я обернулся, с быстрым поклоном проговорил:

– Господин, может быть ты все-таки решишь остановиться у меня? Твои друзья… ну… по-моему, они не слишком годятся для путешествия…

Видимо, заметив нечто в моем взгляде, он торопливо добавил:

– Господин, я не виноват, что они так набрались… Господин… Душегуб потребовал, и я не смог, ну никак не смог…

– Ничего, мой дорогой, – успокоил я его, впрочем, довольно холодно, – Я знаю, какое впечатление производит Душегуб на обыкновенных людей. Конечно же, ты не способен ему возразить. Только ответь мне – мои друзья с тобой рассчитались?

– Да, конечно! Господин граф за все уплатил!..

– Госпожа Эльнорда заказала продукты нам в дорогу?

– Да, да, мы все подготовили и сложили, как приказала госпожа, в мешок.

– Прекрасно, – похвалил я его, – Чувствуется, что твоя фирма веников не вяжет.

На лице хозяина появилось растерянное выражение – он явно не понял моего московского сленга. Я успокаивающе похлопал его по плечу и задал еще один вопрос:

– А со стола вы уже убрали?

– Нет, господин, – позволил он себе улыбку, – Я почему-то думал, что вы еще вернетесь…

– Конечно, – усмехнулся я, – Куда ж мы денемся от своих лошадей!

Я направился следом за своими друзьями, а хозяин следовал за мной, чуть сзади. Войдя в зал, я вспомнил о Твисте и повернулся к хозяину:

– А где наш маленький товарищ?

– Это тот, за которым господин Душегуб гонялся, после того, как тот его стулом по голове огрел? – переспросил он.

– Я не знаю, кто кого и чем огрел, но малыш был вместе с нами… – холодно осадил я разговорившегося ресторатора. Тот с ходу понял мой намек и доложил по-военному четко:

– Господин… малыш уехал на своей тележке и просил тебе передать, что будет дожидаться вас всех в условленном месте.

Я бросил взгляд на снова рассевшихся за столом ребят и в последний раз повернулся к хозяину:

– Распорядись, чтобы наших лошадей седлали. Мешок с провизией вынесешь во двор, мы уезжаем через полчаса.

На лице у хозяина мелькнуло разочарование, но он только сдержанно поклонился и направился отдавать необходимые распоряжения.

А я двинулся к столу, где уже звенели бокалы и стучали вилки по тарелкам.

Мне все-таки удалось как следует закусить и даже предотвратить окончательное упитие распоясавшегося Братства. Во двор мы вышли, как я и обещал, через полчаса, но только после того, как Душегуба уверили, что целый бочонок местного пива приторочен к его седлу. И он действительно был водружен на круп троллевой лошади и привязан к седлу. Душегуб нежно погладил деревянную емкость и через секунду, как ни в чем ни бывало, сидел в седле. Остальные тоже… погрузились на лошадей, а Фродо мне пришлось посадить впереди себя. При этом хоббит на все корки разносил Душегуба «спугнувшего его извозчика».

Спросив у хозяина дорогу к городским воротам, ведущим к границе Покинутых земель, мы шагом тронулись через площадь в сторону указанной нам улицы.

Проезжая мимо эротической статуи местного выдвиженца, Фродо скривил отвратительную физиономию и попытался плюнуть в бронзового голыша, но у него ничего не получилось. То ли губы для плевка не сложились, то ли слюны не набралось. Только эта неудача внезапно привела к резкому повышению говорливости и так редко молчавшего хоббита. Покачиваясь между моих рук, Фродо принялся рассуждать:

– Напрасно ты, Серый, от нас ушел! Какой был пир!! Я так не закусывал со времен ухода из Шира. А какие Бертран рассказывал анекдоты! Даже я краснел!

– Что, при Эльнорде? – удивился я, – Мне казалось Изом – джентльмен…

– Изом – граф! – назидательно произнес Фродо, – А анекдоты он нам рассказывал, когда Эльнорда удалялась с хозяином по хозяйственным вопросам. Ты представляешь, она сама лазила в хозяйский погреб, чтобы выбрать ветчину и колбасы! Вот это хозяйка! Да… О чем, бишь, я?.. А, ну да, об Изоме! Бертран может выпить почти столько же сколько Душегуб, но ты обрати внимание насколько у Душегуба больше брюхо! Но, правда, Изом гораздо меньше ест… Вот загадка – пьет бутылками, ест таблетками и совершенно не пьянеет! А?! Ну, а когда он принялся грызть бутылки!..

Тут его физиономия скривилась и он, на этот раз достаточно смачно, плюнул лошади под копыта:

– Гадость! Какая же гадость эти бутылки…

Хоббит замолчал покачиваясь в такт шагу лошади, и мне вдруг показалось, что моему маленькому другу становиться плохо, что его попросту укачивает! Но я ошибся. Оказывается он просто размышлял, и итогом его размышлений явилось:

– А может они со стороны горлышка вкуснее… Ведь совершенно ясно, что на донышке оседает всякая гадость! Отстой!..

Он еще чуть-чуть помолчал и закончил с полной уверенностью:

– Ну точно! Поэтому они вдвоем с троллем и уговорили целую бутылку, а нам с Эльнордой донышко оставили! Вот, паразиты! Ну ничего, следующий раз сами донышки будут жевать, а нам – горлышки подавай!

Наша кавалькада, между тем, миновала ворота Сотдана и двигалась по пустынной дороге прочь от города. Фродо продолжал бормотать что-то насчет горлышек и донышек, но его язык уже совсем заплетался, и все чаще меховая голова хоббита падала на его грудь обтянутую желтенькой рубашкой. Он явно засыпал, сморенный непосильной выпивкой, обильной трапезой и теплым солнышком.

А вот тролль, похоже, наоборот, приходил в себя. Его осанка становилась все тверже, он привычно озирался по сторонам, удерживая под контролем окрестности. Позади бок о бок двигались Эльнорда и Изом, о чем-то потихоньку переговариваясь. Иногда слышался тихий мелодичный смех эльфийки и сдержанное покашливание графа. Последним ехал я со спящим хоббитом на руках.

Мы двигались неторопливо, и также неторопливо день сваливался к вечеру. Зеленое солнце в оранжевых небесах вынырнуло из-под коричневых облаков и повисло над самым недалеким горизонтом. И там же, у горизонта, струилось какое-то смутное марево, размывая линию, разделяющую землю и небеса. А через некоторое время вдалеке засверкала полоска реки, удивляя тем, что выныривала будто бы ниоткуда и уходила чуть извиваясь в сторону горизонта. Однако, когда мы подъехали поближе, стало ясно, что это совсем не река – во-первых, даже на самой спокойной воде должны все-таки быть блики от текучей воды, а во-вторых, не может же река течь выше своих берегов!

– А вот и зеркальный путь… – объяснил эту загадку природы спокойный и совершенно трезвый голос Изома.

– А вот и наш маленький Твист… – рефреном прозвучал милый голосок Эльнорды.

И действительно, невдалеке от места начала зеркального пути под огромным, раскидистым деревом неизвестной мне породы спокойно стояли распряженные серые козлики, рядом располагалась, задравшая в небо оглобли, тележка, а чуть в стороне стоял Твистов шатер и пылал уютный костерок, в свете которого был ясно виден бочонок в треуголке. Значит и Трант-тат, вернее его Вторая треть, был на месте.

Мы свернули с дороги и направились прямиком к костру.

Над огнем висел костерок, и в нем как раз закипала вода. Задумчивый Твист расположился рядом и не отрываясь смотрел на огонь, а в его распахнутых глазах плясало пламя.

Душегуб остановил свою лошадь около огня и легко срыгнул на землю. Твист даже не поднял на него глаз. Тролль хмыкнул и принялся расседлывать лошадь. Эльнорда и Изом так же спешились и занялись своими лошадьми. Я немного отстал, и потому, когда моя лошадь подошла к костру, тролль уже освободился и подошел ко мне, чтобы принять спящего хоббита. Передав Фродо в лапы Душегуба, я тоже спешился и с улыбкой смотрел, как нежно тролль укладывает Фродо на траву около костра. Маленький хоббит неожиданно открыл один глаз и, увидев сидящего у огня Твиста, пробормотал:

– А, Твистик, Душегуб тебя не схавал?.. Это хорошо…

После чего он снова закрыл глаз и мерно засопел.

Твист оторвал, наконец, взгляд от костра и сурово посмотрел на Душегуба. Огромный тролль несколько неуклюже пожал плечами и пробурчал:

– Да ладно, не обижайся… Я больше не буду мешать вино с пивом…

Рядом присела Эльнорда и ее мелодичный голосок ласково прозвучал возле уха карлика:

– Твистик, у тебя водичка закипает?.. Что будем делать, чай заварим или компоту замутим?..

Она явно подлизывалась к шуту, потому что отлично знала, как Твист полюбил чай, который она притащила из нашего мира. Вообще-то эльфийка заваривала чай крайне редко – экономила свой небольшой запас, но сейчас этот напиток был вместо трубки мира.

И Эльнорда не ошиблась, на личико Твиста вползла довольная улыбка, он выхватил из кармашка свой знаменитый монокль, вставил его в левый глаз и, я бы сказал, нагло поинтересовался:

– А можно мне две кружки чаю?..

– Да хоть четыре!.. – воскликнула Эльнорда.

У счастливого карлика от столь неожиданной и непостижимой щедрости эльфийки вывалилось из глаза его увеличительное стекло и отвалилась челюсть. Но Эльнорда еще не кончила его удивлять:

– А еще я тебя угощу чудесными бутербродами с ветчиной, колбаской и маринованными огурчиками!.. Ты ж у нас сегодня и обедал-то кое-как.

Душегуб виновато закряхтел, а Твист вскочил на ноги и, счастливо улыбаясь предложил:

– Давай я тебе, красавица, помогу. Я умею чудесно резать колбаску…

– Давай, – тут же согласилась Эльнорда, и они с карликом принялись шустренько накрывать ужин. А я подошел ко Второй трети.

– Как дела, Сикти? – спросил я, присаживаясь на траву рядом с коротконогим Трант-татом, – Ты давно сюда пришел?

Давно, – ответил бочонок, дернув носом, – Я на дереве прятался, когда козлы подъехали… Ох и злой был Твист, когда появился, прям как красолюк, если его в норе прищемить. Я даже не стал сразу с дерева слезать. Только когда он начал бегать взад-вперед и волноваться, куда это я подевался, я ему покричал. А он, как увидел, что вы подъезжаете, уселся у огня и надулся… Только красивая Эльнорда сразу догадалась, что надо делать.

И тут Вторая треть рассмеялся. Звук его смеха был неожиданно низким и достаточно противным, словно настраивали контрабас, так что в нашу сторону обернулись все, кроме спавшего Фродо.

– Все в порядке, – успокоил я наших друзей, – Просто мы с Сикти веселимся.

– Хм, – негромко пробормотал Изом, – А я решил, что ты применил к пареньку третью степень допроса.

– А что такое «третья степень допроса»? – немедленно переспросил Вторая треть.

– Не слушай ты графа, – улыбнулся я в ответ, – Он просто пытается тебя напугать.

Вторая треть воинственно поддернул свои трусы и громко произнес:

– Нас, Тринт-татов, напугать очень трудно! Мы бегаем быстро!

– Да, – согласился я, – Бегаете вы быстро, да и другие достоинства у вас имеются…

– Ага, мы очень талантливые, – гордо подтвердил Сикти, – только ума у нас маловато, – неожиданно скатился он к самокритике.

– Почему ты так считаешь? – удивился я.

– Если бы у нас ума было много, мы бы нашли способ справиться с напастью не вылезая из горы. А теперь вот, броди между… к-хм, людей, ищи неизвестно кого…

– Я думал, ты гордишься, что на поиски послали тебя?

– Гордюсь… – как-то не слишком гордо ответил Сикти, – Еще бы домой вернуться, совсем бы гордый стал…

В его голосе прозвучала такая тоска и неуверенность в своем благополучном возвращении в родные горы, что мне даже стало не по себе. Внезапно я понял, как неуютно было этому представителю «скального народа» на открытой местности, вдалеке от родных гор, как ему было страшно в окружении совершенно чужих существ, как ему было тоскливо вдали от своего племени. Но тут мне пришло в голову, что ведь и мы тоже были вдали от… «родных гор…», значит мы с Тринт-татом родственные души!

Я улыбнулся ему и сказал:

– Зато, ты повстречал друзей, увидел свет… Представляешь, сколько всего ты расскажешь своим родичам, когда вернешься домой с победой!

– Ага, им расскажешь! – неожиданно возразил Вторая треть, – Кто меня слушать станет, и кто мне поверить?!

– Как – кто поверит?! – удивился я.

– Ну, вот если бы ты всю жизнь просидел в скале, только изредка выходя наружу и иногда, издалека, следя за бам… к-хм, людьми, ты бы поверил, что бывают такие маленькие, – он ткнул лапой в направлении спящего Фродо, – И такие большие, – последовало указание на Душегуба.

Вторая треть выжидательно посмотрел на меня, но не дождавшись ответа продолжил:

– Ты бы поверил, что можно козлов запрячь в телегу, а в мертвом теле может жить душа?!

– Знаешь, мне в этом мире доводилось видеть вещи куда более удивительные, – усмехнулся я в ответ, – А потом, вполне возможно, что ты принесешь с собой нечто такое, что заставит твоих сородичей поверить тебе.

Вторая треть оттянул лапами оба передних кармана на своих трусах, заглянул в них, смешно скосив глаза вниз, как будто проверял, хватит ли там места для чего-нибудь необычного, потом задумчиво покосился на Твистовых козлов, и уже затем снова посмотрел на меня:

– Да?..

Я собирался убедительно ему ответить, но Эльнорда опередила меня:

– Мальчики, ужинать!.. – повелительно пригласила она всех нас к расстеленной на траве попоне.

Вторая треть не дожидаясь моего ответа на свой вопрос, включил третью скорость и помчался на зов «красавицы». Я только пожал плечами и отправился следом.

Подходя к уже собравшейся компании, я услышал просительный голосок Второй трети:

– А можно мне побольше вон того и вон того. Мы что-то совсем проголодались…

При этом он всем телом поворачивался, чтобы посмотреть на Фродо, спавшего чуть в сторонке.

Впрочем, все, кроме Тринт-тата и Твиста, ели весьма лениво. Видимо сказывалась нагрузка длительного обеда. Грязной посуды после этого ужина было мало, так что Твист немедленно вызвался ее перемыть, явно рассчитывая, что ему зачтут этот подвиг, как полноценное дежурство. Спорить с ним нам совершенно не хотелось, тем более, что мы чувствовали себя перед ним несколько виноватыми. Поэтому, поручив Твисту и первое, самое легкое дежурство, мы отправились спать.

Я долго не мог заснуть, припоминал подробности рассказа сотданского мера. По всему выходило, что завтра у нас будет веселый денек.

Глава 9

Соблазн велик! Но еще более велик тот, кто превозмог этот соблазн!

(Старинная восточная… или западная… мудрость).

Только вот как часто этот великий потом всю жизнь жалеет, что превозмог этот соблазн…

Мое дежурство этой ночью было последним. Душегуб, дежуривший передо мной, растолкал меня, когда ночное небо было почти черным, и в нем яростно сверкали звезды. Короче, когда ночь была в самом соку. Сам Душегуб немедленно улегся на травку и, не дожидаясь, пока я приму позу бдящего стража, захрапел.

Я немного полежал, борясь с дремотой, а потом поднялся и крадучись направился к Эльнординой фляге с водой. Набрав в горсть водички, я сполоснул свою помятую физиономию, и кстати потянувший ветерок приятно захолодил кожу. Повторив эту процедуру еще пару раз, я понял, что окончательно проснулся и, оставив в покое водные запасы эльфийки, отправился обозревать лагерь. Обозрел я его быстро – Душегуб спал около костра, с противоположной стороны костра, завернувшись в плащ тихо лежал Изом, возле Твистовой повозки, на самой мягкой травке между двух козликов устроилась Эльнорда, похожая в своем плаще на длинный зеленый сверток. Твиста и Фродо я обнаружил в шатре, где они сопели и посвистывали в два носа, прижавшись друг к другу спинами. За деревом тихо и незаметно стоял, закрыв глаза Сикти. Его ног не было видно, а руки были согнуты под такими странными углами, что он неожиданно напомнил мне большой кактус.

С минуту понаблюдав за неподвижным меховым бочонком, я тихо пробормотал:

– Никак не думал, что Тринт-таты тоже спят…

– А никто и не спит… – немедленно и так же тихо отозвался тот, – Просто я культурный и никого не хочу тревожить…

– А-а-а, – понятливо протянул я, – Значит ты тоже бдишь…

– Ничего я не бдю, – сердито зашептал малыш, – Я просто стою и жду!..

– Слушай, Вторая треть, – чуть обиженно зашептал я, – Что ты стал таким недовольным. Вечером вчера что-то дулся, сейчас ворчишь… Что случилось-то?..

Тринт-тат немного помолчал, а потом снова зашептал, уже гораздо спокойнее:

– Во-первых, я Первая треть…

– Да, – немедленно удивился я, – А я и не понял… Вы очень похожи…

– Ничего мы не похожи!.. – немедленно озлобился Первая треть, – Как я могу быть похожим на этого… мусорника… Он же подбирает все подряд и все рассовывает по своим карманам. Так что нам потом силой приходится освобождать его трусы от всякого хлама!..

Я присмотрелся и увидел, что у этого индивидуума действительно на трусах карманов не было. Поскольку Первая треть замолчал, я позволил себе вопрос:

– А во-вторых?..

– Во-вторых, – снова немного успокоившись, продолжил он, – Вторая треть отправился изучать следы…

– Чьи следы? – спросил я, слегка встревожившись. Лично мне никаких следов пока не попадалось.

Тринт-тат немного помолчал, потом вздохнул и зашептал:

– Вот ты спрашиваешь, почему я такой недовольный?.. Я не дуюсь и не обижаюсь, просто вчера вечером, как раз перед вашим приездом Третья треть нашел следы… Тринт-тата. Это Барти, он прошел по зеркальному пути дней шесть назад… Прошел он туда, куда и мы сейчас направляемся, а обратно не проходил… Вот Вторая треть и пошел дальше по следу, может я найду Барти…

С каждым словом голос Сикти становился все тревожнее и тревожнее, пока не скатился почти к истерике. Его шепот прервался каким-то всхлипом и он замолчал.

– А почему вперед пошел Вторая треть? – спросил я, надеясь скорее отвлечь Тринт-тата от мыслей о Барти.

– Так решил Целый… – ответил он.

– А почему Целый так решил? – не отставал я, – Ведь Вторая треть, как я понял, из вас самый неопытный…

– Вот пусть опыта и набирается… Мне-то чего опыта набираться, когда я и так самый старый! – буркнул Первая треть, ему явно были не по душе мои расспросы.

– И далеко Вторая треть ушел? – задал я очередной вопрос.

– Он уже почти у самой границы… – ответил Первая треть, и в его голосе снова возникла тревога.

– Целому, конечно, видней, – проговорил я задумчиво, – Но мне кажется, что Второй трети не стоит соваться на Покинутые земли в одиночку!..

– Ты так думаешь?! – быстро переспросил Первая треть.

– Уверен!.. – твердо ответил я.

Первая треть на секунду замер, словно сеттер в стойке, а затем расслабился и прошептал:

– Целый тоже так решил… Вторая треть возвращается,.. но ругаться он будет!..

– Почему он будет ругаться? – удивился я.

– Скажет, что его заставили без дела бегать туда-сюда…

– Ну как же без дела – он дорогу разведал, окрестности осмотрел… След, опять же…

– Что след? – перебил меня Первая треть, – Он Барти не нашел, значит дела не сделал!

– Э-э-э, друг, – улыбнулся я, – Да ты максималист!..

– А ты чего обзываешься? – немедленно обиделся Первая треть.

– А чего ты обижаешься, сам не знаешь на что? – улыбнулся я.

– Ты скажешь – «мак…си…ма…лист» не обзывание?.. – несколько неуверенно спросил Первая треть.

– Конечно, нет, – ответил я и объяснил значение этого очень научного слова.

Первая треть поскреб когтями свою треугольную голову, а потом спросил:

– И ты много таких умных слов знаешь?

Вопрос был неожиданный, хотя, с другой стороны, лестный. Я гордо расправил плечи и небрежно ответил:

– Да, сотни две наберу…

– Ну?! – уважительно произнес Первая треть, – Крепкая у тебя голова… Я бы от двух десятков в известняк зарылся!..

Я не стал уточнять значение выражения «зарыться в известняк», судя по тону, оно лежало где-то рядом с нашим «крыша поехала». И кроме того, мне вдруг стало стыдно – ну что я в самом деле перед малышом бахвалиться начал. Потому я попробовал перевести разговор на другую тему:

– А скоро Вторая треть вернется? Хотелось бы его расспросить, что он видел по дороге к границе?

– Так и я могу тебе рассказать, что я видел… – спокойно заявил Первая треть, – Зеркальный путь тянется все время прямо. Примерно в половине расстояния до границы начинается лес, а может быть роща, Вторая треть не слишком тщательно его обследовал, потому что живым там не пахнет… Даже зверья нет. Лес тянется только справа от Зеркального пути, а слева – небольшие кустики, как будто кто-то все деревья вырубил.

– И долго до границы шагать?

– Вашей скоростью около двух часов, – в голосе у Первой трети появилась нотка превосходства, и я тут же вспомнил гордое замечание Второй трети «я быстро бегаю».

– Значит Вторая треть с зеркального пути не сходил? – задумчиво спросил я.

– Нет сходил! – сразу же возразил Первая треть, – Он же был в разведке, значит шел разведочной тропой!

– И что это значит?

– А это значит, что Вторая треть перемещался… зигзагом… Забирал от Зеркального пути то вправо, то влево. Разведчик всегда так должен ходить!

– Подожди! – остановил я его быстрый шепоток, – А если бы к границе шел Целый, то передний разведчик тоже двигался бы «зигзагом»?

– Конечно! – воскликнул Первая треть.

– А по какому следу шел Вторая треть?

Первая треть уставился на меня своими глазенками, и его кожаный нос быстро задергался. Он явно не понимал, что я имею ввиду. Мне пришлось разъяснить свой вопрос:

– Если Целый всегда ходит… россыпью… Ну, одна треть впереди, в разведке, а две трети позади, но тоже не вместе, то по следу какой части Барти шел Вторая треть. Или ты не можешь этого определить?

Первая треть на секунду замер, а последовавший за этим шепот был уж совсем придушенным, и в нем явственно звучал ужас:

– Барти шел… вместе… Все трое шагали по Зеркальному пути без разведки и без замыкающего!..

– На мой взгляд, это довольно странно, – несколько растерянно прокомментировал я его шепот.

– Это не странно! – буквально взвился Первая треть, мне даже показалось, что его коротенькие ножки оторвались от травы, – Это значит, что Барти по уши в известняк зарылся, и его теперь пятеро Тринт-татов не откопают!!

Я прекрасно понимал и его возбуждение и его, явно прозвучавший, страх. Получалось, что Тринт-тат Барти либо сошел с ума и просто бродит по Зеркальному пути, либо… Либо оказался под чьим-то влиянием, и под этим влиянием отправился в Покинутые земли. А если верно мое второе предположение, то этим… «влиятелем», без сомнения является тот самый монстр, который уже пытался добраться до разума Тринт-татов! Получалось, что теперь ему это удалось, и последствия этой «удачи» могли быть самыми плачевными для всего скального народца.

– Может, тебе не ходить с нами?.. – обратился я к Сикти, – Похоже, этот путь для тебя небезопасен.

Первая треть помолчал, а потом пару раз мигнул глазенками и ответил:

– Нет, надо идти… Во-первых, мне надо найти Барти… Во-вторых, я, возможно, смогу встретиться с… ну, с этим… который нас обижает. Пока он мучает Барти, я подкрадусь и…

Неожиданно для самого себя, я поднял руку и погладил меховой затылок Первой трети:

– Хорошо, пойдем вместе… Только уж давай договоримся – ты соблюдаешь свое «построение», но разведчик идет рядом с нами и от нас никуда не отходит. Если ты почувствуешь, что кто-то пытается забраться в твой разум, немедленно сообщаешь мне, а я постараюсь тебя защитить…

«Если получиться…» – подумал я про себя, но вслух этого говорить не стал, поскольку наш маленький друг и так находился на грани паники.

А ночь, между тем, кончилась. И звезды сначала умерили свое сверкание, а затем и вовсе исчезли с небосклона, небо посветлело, возвращая себе привычный оранжевый цвет. Солнце еще не встало, однако недалекий горизонт на востоке уже выбросил вверх зеленоватое сияние, предвещая появление местного светила.

Оглядев просыпающуюся округу, я решил, что и моим спутникам пора подниматься. Еще раз погладив меховую макушку Тринт-тата, я уже в полный голос произнес: – Пора поднимать Братство… – и отправился на поляну.

Первой я разбудил Эльнорду. Хотя слово «разбудил» здесь вряд ли подходит. Стоило мне приблизиться к ее, завернутой в зеленый плащ фигурке, как из-под плаща появилась заспанная мордашка эльфийки, а мелодичный голосок пропел:

– Привет, Серый!.. Завтрак через полчаса…

Я улыбнулся и прошествовал дальше. Бертран проснулся, как только я дотронулся до его плеча. Тролля я решил разбудить попозже, но стоило Эльнорде чуть звякнуть крышкой фляги, как тот сам открыл глаза и уселся на травке:

– Что, уже подъем?.. – глухо буркнул он, и его глаза внимательно обежали окрестности.

А вот с Твистом и Фродо мне пришлось повозиться. Заглянув в шатер, я громким командным голосом произнес: – Подъем!.. – однако, ни один из сопящих индивидуумов, даже не сбился с ритма сопения.

– Подъем! – я прибавил и громкости и командности.

Фродо прекратил сопеть, словно у него прервалось на миг дыхание, или он раздумывал, а не выполнить ли прозвучавшую команду, но затем его сопение продолжилось, только стало каким-то обиженным.

А вот Твист проснулся. Карлик прекратил сопеть, открыл один глаз, быстренько оглядел им шатер, закрыл глаз, перевернулся на другой бок и пробормотал совершенно не заспанным голосом:

– Утренний сок и булочки попрошу подать прямо сюда через сорок минут…

– Была команда «подъем», – Уже совсем зверским голосом прорычал я.

Хоббит, не просыпаясь, швырнул в мою сторону одну из маленьких подушек, а карлик добавил к вышесказанному:

– И не забудьте к булочкам миску варенья из казлы!..

– Ах вы… казлы!.. – рявкнул я и шагнул внутрь шатра.

Первым мне под руку попался Фродо. Я одним движением выдернул хоббита из-под одеяла и поставил его на ноги. Тот висел в моем кулаке не открывая глаз, однако, я не обратил на это внимания.

– Марш умываться! – скомандовал я ему прямо в ухо и, отпустив воротник его рубашки, повернулся к сибариту-карлику.

Тот уже успел спрятаться под одеялом и сделать вид, что его вообще нет в постельке. Но мое негодование быстренько обнаружило его щупленькую фигурку, а моя карающая длань ухватилась за воротник его ночной рубашки.

Я даже не удивился, увидев, что Твист спит в специально для этой цели предназначенном белье. Мне было не до удивления! Рванув попавшуюся мне в кулак деталь его спального костюма, я приподнял карлика над постелью. Тот мило, безропотно и молчаливо повис в своей рубашечке, из-под которой торчали его коротенькие ножки. Но когда я собрался отдать очередную команду, карлик неожиданно распахнул все тот же глаз и спокойно произнес:

– Ну что ты орешь? Не видишь, хоббит отдыхает, а ты его можешь разбудить…

Я невольно обернулся в сторону Фродо, и моя рука разжалась. Хоббит снова мирно сопел под своим одеялом, уткнувшись носом в подушку. Я развел руками и повернулся к Твисту… чтобы как раз успеть увидеть, как тот натягивает одеяло на голову!

Вот тут я, признаться, несколько растерялся.

Хотя моя растерянность длилась недолго, прозвучавший за стенкой шатра голосок Эльнорды, предупреждавший, что завтрак почти готов, натолкнул меня на интересную мысль.

Наклонившись над снова начавшим посапывать Твистом, я негромко сказал:

– Твист, а козлов ночью кто-то остриг…

Из-под одеяла мгновенно вынырнула всклоченная голова и встревоженный голосок недоверчиво произнес:

– Врешь!..

– Сам посмотри… – обиделся я.

Твист вскочил на ноги и, как был в ночной рубахе, бросился прочь из шатра. Я довольно улыбнулся и повернулся к хоббиту. На этот раз, не утруждая себя наклонами, я громко, словно разговаривая с кем-то на улице, сказал:

– А Фродо заболел… Как заболел… сильно… Ну сам посуди, вчера проспал ужин, сегодня проспал завтрак… Может здоровый хоббит завтрак проспать?!

Сопение тут же прекратилось, и из-под одеяла показалась весьма озабоченная физиономия хоббита.

– Вы что, уже позавтракали?!

– Уже все в седлах сидят! – не моргнув глазом ответил я, – Сейчас Твист шатер сворачивать будет.

– А как же я?! – воскликнул Фродо и сел в постели.

– А что ты? – поинтересовался я.

– Как же я без завтрака? – возмущенно проверещал хоббит. Видимо, до него наконец дошел весь ужас его голодного положения.

– Ну, может быть Эльнорда найдет для тебя пару каких-нибудь завалящих бутербродов… По-моему, Душегуб там что-то не доел…

– Как же!.. – заорал Фродо вскакивая на ноги и бросаясь к выходу, – Знаю я вашего Душегуба! Ничего после него не останется!

Шатер опустел. Я мог с чувством выполненного долга покинуть его.

Зеленое солнышко встало над горизонтом, и наш лагерь сразу приобрел очень живописный вид. Эльнорда хлопотала у костра и попонки, изображающей из себя скатерть, Душегуб пытался помочь эльфийке. Изом уже устроился возле скатерки и наламывал зачерствевшие лепешки. Твист стоял около своих козлов и укоризненно глядел на меня. Фродо так же дышал укоризно, только располагался он около завтрака.

Я, в свою очередь, приблизился к месту приема пищи и услышал, как карлик негромко пожаловался:

– Разве можно такие вещи говорить?.. А если бы у меня случился разрыв сердца?..

– А если бы у меня случилась грыжа?! – огрызнулся я, – Нанялся я вас что ли из постелей вытаскивать…

– Подумаешь, надорвался!.. – подал Фродо свой голосок, – Во-первых, мы маленькие, а во-вторых, нечего было нас таскать, мы вполне могли еще двадцать минут поспать!..

– А я предлагаю тех, кто уклоняется от ночного дежурства вообще завтраком не кормить… – спокойно сказал Изом, ни на кого особенно не глядя. Но по его поблескивающим глазам я сразу уловил подначку. И точно! Фродо тут же вскочил на ноги и завопил:

– Как это не кормить! Что ж, по-твоему, если кто всю ночь по какой-то важной причине вынужден был проспать, то он уже и не проголодался?!

– Не-е-е, Бертран прав, – неожиданно проворчал тролль, – Тот, кто много спит должен меньше есть…

– Почему!

Фродо был вне себя.

– Потому что иначе он растолстеет… – спокойно ответил Душегуб.

– Оставьте Фродо в покое, – вмешалась Эльнорда, ставя на попону большой котелок с чаем, – У него была веская причина спать сегодня ночью.

– Какая? – спросили мы с Душегубом одновременно, в то время как Фродо с изумлением смотрел на свою нежданную защитницу.

– Он вчера перепил… – Ответила Эльнорда.

– И переел… – добавил Изом.

И мы все вместе уставились на хоббита, который начал медленно наливаться румянцем.

– Красавица, а мне ты дашь своего замечательного завтрака? – послышался позади меня голосок Тринт-тата.

– О, Вторая треть вернулся! – воскликнул Изом, освобождая хоббита от необходимости отвечать нам на наши выпады, – Далеко бегал?

Я оглянулся. Судя по оттопыренным карманам на трусах, это был действительно Вторая треть. Оглядев место лагеря, я понял, что Первая треть, с которым я разговаривал ночью, куда-то отошел.

– В разведку ходил! – гордо ответил Вторая треть, принимая из рук Эльнорды кружку с чаем и кусок ветчины на лепешке, – Все разведал… Только меня слишком быстро вернули…

При этих словах Вторая треть стрельнул глазками в мою сторону.

– Так ты все разведал, или тебя слишком быстро вернули? – не понял Изом.

Однако Тринт-тат ничего не мог ответить графу, поскольку был полностью занят своим бутербродом, а его укоризненный взгляд ясно давал понять, что заводить разговор во время еды по меньшей мере некультурно.

А после завтраки и вовсе стало не до разговоров. Мы быстро свернули лагерь, и уже через несколько минут наш отряд двигался по Зеркальному пути дальше, к границе Покинутых земель, к цели своего путешествия.

Через час неторопливой рыси справа от дороги появились заросли, быстро перешедшие в густой лес с почти непроходимым подлеском. А слева, как и рассказывал Первая треть, раскинулась вырубка, лишь слегка прикрытая новой порослью. Изом рассматривал эту вырубку с каким-то странным интересом, а затем повернулся в мою сторону и негромко проговорил:

– Четыре месяца назад, когда я последний раз пытался пройти в Покинутые земли, на этом месте стоял точно такой же лес, – он кивнул вправо, – Интересно, кто его свел, и куда делись все поваленные стволы?

В этот момент справа, из темной чащи послышался глухой, жутковатый вой, как будто какой-то обиженный демон жаловался на свою судьбу.

Я повернулся к Сикти, Вторая треть которого бодро топал по зеркалу дороги рядом с моей лошадью:

– Слушай, Первая треть сказал мне, что ты не обнаружил в этом лесу ничего живого. Кто ж тогда там завывает?..

– Кто, кто?.. Нежить… – невозмутимо пояснил Вторая треть, – Я бы сбегал, посмотрел поближе, но ты сам потребовал, чтобы я никуда от тебя не отходил!..

– И вижу, что был прав! – твердо сказал я, пресекая слабую попытку малыша выпросить себе разрешение на отлучку. Но тот не сдавался:

– Прав, прав… Вот выползет эта нежить на зеркало, а ты и не знаешь, как с ним бороться! Вот тогда посмотришь, прав ты или не прав! А я бы быстренько сбегал и все разведал!

– Ты уже и так все разведал, – подал голос Изом, – Сам же за завтраком докладывал.

– Но я же доложил, что меня не вовремя вернули! – возразил Вторая треть.

– Но ты же сказал, что все разведал! – Не сдавался Изом.

– Все, что успел! – уточнил Вторая треть, – А что не успел, то не разведал…

Вой повторился, а затем послышался треск, словно кто-то огромный ломился к нам сквозь лесные заросли. Тележка Твиста, катившаяся по опушке леса, резко взяла влево, и в нашу сторону повернулся Фродо.

– Эй, начальники, – крикнул он, хватаясь одной рукой за рукоять своего кинжала, – Вам не кажется, что некто большой и неуклюжий страстно желает с нами познакомиться?

– Нет, – спокойно ответил Изом, – Наша разведка твердо уверяет, что никакой живности в лесу нет.

– А кто ж тогда там воет и топает? – ехидно поинтересовался хоббит, бросив косой взгляд на «нашего разведчика».

– Я думаю, это просто атмосферное явление местного масштаба, – все также спокойно ответил Изом.

– Ага, – хоббит почесал затылок, – Хорошо бы точно знать его масштаб. Выше оно здешних деревьев, или как?

– Давайте, я сбегаю! – снова предложил неугомонный Вторая треть.

– Все, ребятки! – прекратил я обсуждение местного воя и топота, – Нам до границы осталось всего-ничего, так что кончайте разговоры и подтянитесь!

И разговоры смолкли.

Через несколько минут тролль наклонился к ехавшей рядом с ним Эльнорде и что-то негромко сказал ей на ухо. Та вскинулась, явно собираясь спорить, но Душегуб посмотрел на нее долгим взглядом, и девчонка, фыркнув, остановила лошадь. Она пропустила вперед шарабан Твиста и поравнялась с нами.

– Душегуб отослал меня в арьергард… – буркнула она самым недовольным тоном.

– И верно сделал! – спокойно ответил ей Изом и пришпорил свою лошадь.

Когда, обогнав Твиста и Фродо, он поравнялся с троллем, тот только бросил на нового попутчика быстрый взгляд.

Впрочем я наблюдал все эти перемещения моих друзей вполглаза. Уже несколько минут я чувствовал, как нарастает вокруг магическое напряжение. Причем этот магический вал не имел какого-либо конкретного источника, казалось мы ступили в некое магическое море и теперь, все дальше уходя от берега, погружаемся в пучину неуправляемой, живущей по своим собственным законам, магии.

Я на секунду активизировал все Истинные чувства, но никаких изменений в окружающем нас пространстве не заметил. Магия, казалось, пропитавшая все вокруг, никакого воздействия на лес справа, Зеркальный путь, и вырубку слева не оказывала. Вот только стало… необыкновенно тихо. Даже звон копыт наших лошадей по зеркалу дороги сначала стал глуше, а потом и вовсе пропал. Воя и треска сучьев тоже больше не было слышно.

Мы двигались в этой тишине минут двадцать, а затем, миновав вершину небольшого пригорка, украшенного маленькой аккуратной рябинкой, внезапно увидели, что Зеркальный путь впереди раздваивается.

Изом обернулся к нам и негромко произнес: – Граница… Только никакой развилки здесь не было…

Я снова активизировал Истинное Зрение и сразу же увидел, что никакой развилки и в самом деле нет. Это место на самой границе Покинутых земель облюбовало какое-то одичавшее заклинание, и теперь оно вовсю резвилось создавая зеркальное отражение действительности. Причем за своим мороком оно прятало еще несколько заклятий уже не таких безобидных.

Я пришпорил коня и догнал Душегуба и Изома, не знавших куда сворачивать и потому приостанавливавших своих лошадей.

– Бертран, – довольно жестко попросил я, – Тебе придется оттянуться к Эльнорде. Постарайтесь держаться как можно ближе к Твисту и не отклоняться в стороны…

Изом молча остановился, пропуская повозку Твиста, а тролль, не поворачивая головы, негромко проворчал:

– Надо было Твиста с его козлами оставить в Сотдане… Да и Фродо тоже…

Я, между тем, двинулся по истинному Зеркальному пути, оставляя морок слева, и тут же услышал глухой рокот, похожий на угрожающее ворчание. Дикие заклинания, прятавшиеся за наваждением, были явно разочарованы.

И в этот момент меня кто-то дернул за штанину. Быстро опустив глаза, я увидел, что это Тринт-тат пытается привлечь мое внимание. Заметив, что я обернулся к нему, Вторая треть быстро зашептал:

– Слышь, начальник, а след Барти уходит по той дороге… Барти туда пошел, значит нам тоже туда надо идти!..

– Нет, – твердо ответил я, – Нам туда идти нельзя! Нет там никакой дороги!

– Я тебе говорю – след туда уходит! – убежденно забормотал Вторая треть, – Если вы туда не поедете, я один по следу пойду.

– Там нет никакой дороги! – попытался я убедить упрямого малыша, – То, что мы видим и чувствуем – просто морок, наваждение.

– Никакое не наваждение, – повысил голос Тринт-тат, – Я точно знаю, что след ведет именно по той дороге!

Я остановил лошадь и весь отряд в ту же секунду замер.

– Хорошо, – наклонился я над Тринт-татом, – Я не хотел этого делать, но чтобы не допустить твоей гибели, я пойду на это. Смотри внимательно, куда ты собрался идти!

Быстро сплетя противозаклинание, я сдул его с ладони в сторону морока, и в тот же момент видимая нами картина треснула посредине, словно порванный холст, и в этой расползающейся трещине появилось истинное пространство.

Прямо перед нами лежала неподвижная черная гладь болота, утыканная редкими чахлыми кустиками осоки. По временам его поблескивающая поверхность рвалась неслышным бугром газового пузыря, поднимавшегося из гнилых недр. От болота буквально несло черной, разложившейся магией.

Слева над этим болотом плавало ядовито-желтое, совершенно непрозрачное облако, напоминавшее огромный растрепанный ком ваты. Я лишь мельком отметил его присутствие, не считая его чем-то особо опасным, но в этот момент желтое облачко… распахнуло огромную пасть, утыканную похожими на наконечники копий зубами.

И все-таки зубастое облако не слишком отвлекло наше внимание от второго монстра, расположившегося в болоте.

Внешне он напоминал огромное дерево. Почему-то мне в голову сразу пришло сравнение с баобабом. Ствол толщиной в три обхвата в нижней части распадался на три части, так что казалось будто этот баобаб стоит в болоте на трех топчущихся ногах. Его верхняя часть на высоте примерно четырех метров лохматилась огромным количеством ветвей или, скорее, отростков различной длины. Самое кошмарное заключалось в том, что все эти отростки находились в непрестанном шевелении. Короткие трепыхались вверху, словно их вздымал невидимый поток горячего воздуха. Они метались, сталкиваясь, изгибаясь, переплетаясь между собой, и каждый из них оканчивался утолщением в котором… мигал глаз.

Длинные отростки, размером в несколько десятков метров, шарили вокруг основного ствола, погрузив свои концы в болотную воду. Порой они выныривали из воды и со свистом рассекали воздух. Тогда было видно, что эти… щупальца оканчивались тремя здоровенными когтями, судорожно сжимавшимися и разжимавшимися, будто бы что-то хватавшими и разочарованно отпускавшими схваченное.

Отростки средней величины, еще не достававшие до черной воды метались вообще без всякой цели. Неразвитые когти торчали на их концах трехлучевыми звездами, а в центре этих звезд виднелись, похоже, отмирающие глаза, затянутые мутными бельмами.

Всего несколько долгих секунд мое заклинание позволило Братству наблюдать истинную реальность, после чего она подернулась прозрачным серебристым налетом. Трещина стала быстро затягиваться и на вновь образовавшемся тонком слое морока начала вырисовываться прежняя обманная картинка.

Я быстро оглядел своих друзей. Они выглядели… нет, не испуганными, а скорее пораженными. Но я понял, что, пожалуй, только мне удалось разглядеть за двумя передними, хорошо сформированными заклинаниями еще несколько тусклых набросков или, скорее, обрывков заклинаний, возможно, представлявших гораздо большую опасность для всего живого.

И все это располагалось совсем близко от границы!

– Что это было?.. – раздался рядом с моей ногой потрясенный шепот Тринт-тата.

Я посмотрел вниз на малыша и увидел, что тот сидит прямо на зеркале дороги, выставив перед собой свои когтистые руки, закрыв глаза и дергая кожаным носом.

– Это не было… – негромко ответил я, – Это то, что есть на самом деле…

Вторая треть открыл глаза и уставился на меня.

– Значит следа Барти на самом деле нет? Когда появился этот… рукоглаз… и ногохват… след Барти исчез…

– Значит след Барти идет в другом направлении, – согласился я и добавил, – Теперь ты понял, что лучше держаться рядом с нами. А то и сам не поймешь, кому в пасть попадешь… или не в пасть, а куда-нибудь похуже…

Я внезапно вспомнил про Глухой завиток, о котором мне рассказывал мер Сотдана.

– Может мы уже тронемся, – негромко осведомился Душегуб.

– Тронемся… – согласился я и толкнул свою лошадь в брюхо каблуками.

Братство медленно двинулось дальше по Зеркальному пути, настороженно оглядываясь по сторонам.

А поглядеть было на что!

Едва скрылось за подросшей порослью левое морочное ответвление Зеркального пути, как справа из леса показались три зверя, напоминающих наших земных волков. Правда эти зверюги были раза в четыре больше, имели по три пары лап и короткие острые рога между стоящих торчком ушей, но общее волчье впечатление было очень стойким. Один из зверей вышел к самому зеркалу дороги, с нехорошим интересом разглядывая нашу компанию, двое других только слегка высунулись из-за густого подлеска, и я не мог гарантировать, что эта стая состояли только из трех показавшихся нам особей.

Впрочем, я сразу понял, что нападать на нас зверюги не собираются, и совсем не потому, что испугались Душегубовой дубины, которую он достал из-за пояса, и которой небрежно помахивал.

Мы молча проехали мимо, и звери почти сразу же скрылись в чаще.

Именно после этой встречи я, оглянувшись, увидел на дороге довольно далеко позади две маленькие серовато-бурые фигурки, следовавшие в том же направлении, что и мы. Наклонившись к Второй трети я улыбнулся и спросил:

– Может быть имеет смысл Целому двигаться рядом с нами?..

– Это против правил!.. – Неуверенно буркнул Вторая треть.

– Я понимаю, – продолжал настаивать я,– Но правила создавались для совершенно иных ситуаций, они не могут быть универсальными. Пусть Целый поразмыслит. Ведь если на какую-то из третей будет совершено нападение, мы не сможем, не успеем ей помочь. А напасть сейчас могут и с уже пройденной части пути…

Вторая треть молчал, постукивая когтями ног по зеркалу дороги. Тогда я прибавил еще один аргумент:

– Мне бы очень хотелось, чтобы ты, Сикти, был с нами рядом… Весь… Твоя помощь может нам очень пригодится…

Вторая треть едва слышно хмыкнул и снова ничего не ответил.

Впереди, по обеим сторонам дороги, у самого края Зеркального пути показались два невысоких, метра по четыре, высохших дерева. Выбеленные ветром и дождем (если только в этом странном месте вообще шли дожди), они стояли напротив друг от друга, раскинув сухие ветки над дорогой. Подъехав ближе, я вдруг почувствовал этих деревьях какую-то несуразность и почти сразу же понял в чем дело. Вокруг было совершенно тихо, ни малейшего ветерка, и тем не менее белые корявые ветки, нависшие над дорогой, явственно подрагивали. Подъехав еще ближе я и вовсе оторопел. Оба мертвых ствола имели по довольно большому дуплу, снизу которых дерево было темным, словно мокрым. И над этими странно вытянутыми книзу дуплами в белом мертвом дереве сияло по три довольно больших и вполне живых… глаза. Глаза моргали по очереди, так что два из них были постоянно открытыми, и внимательно следили за нашим передвижением.

Когда мы проезжали мимо, сначала у одного, а потом и у второго дерева из дупла оранжевым беличьим хвостом выскочил… здоровенный язык… и облизал низ этой… пасти, сделав подмоченную древесину еще мокрее.

Но и мимо этих жутких деревьев мы проехали без всякого ущерба, если не считать очередного нервного потрясения. А вот на Тринт-тата, облизывающиеся стволы оказали, видимо, весьма удручающее впечатление. Поравнявшись с ними Первая и Третья трети мгновенно прибавили скорость и через несколько секунд догнали Эльнорду и Изома.

Дальше мы двигались компактной группой. Сикти шел Второй третью рядом с моей лошадью, а Первой и Третьей замыкал нашу колонну. Похоже, он нашел компромисс между старыми правилами и новыми обстоятельствами.

Наконец справа впереди показался Каменный истукан, о котором мне говорил мер Юрга. Эта светлая, состоявшая, похоже, из песчаника, скала, действительно имела вершину, похожую, на человеческую голову. Истукан был не слишком высок, зато в ширину достигал двух десятков метров.

Мы проехали мимо и сразу же за его корявым, покрытым лишайниками боком увидели… зарево. Над ставшим гораздо ниже и значительно поредевшим лесом узкой вертикальной полосой сияло немного тускловатое… северное сияние. Его короткое переливающееся полотнище трепетало разноцветными выцветшими полосами над самым горизонтом.

Я остановил лошадь и долго смотрел на эти незатухающие всполохи. Зарево становилось то чуть слабее, то чуть ярче, но полыхало оно постоянно.

«Финишная прямая…» – почему-то подумалось мне. Я молча повернул коня в сторону зарева и съехал с Зеркального пути.

Копыта моего коня утонули в высоком мху, деревья, стоявшие довольно редко, совершенно не мешали нашему движению, даже бушевавший вокруг магический фон словно бы притих. Во всяком случае, я явно ощутил, как дикая магия, вольно метавшаяся до этого момента вдоль Зеркального пути, неожиданно прижалась к земле и заскулила, как будто ее напугали чем-то еще более страшным, чем она сама.

Мы не проехали и двухсот метров, как Вторая треть тихонько шепнул:

– Здесь кто-то живет… Кто-то живой…

– Клыкастый?.. Когтистый?.. – негромко буркнул тролль.

– Н-н-не знаю… – еще тише прошептал Вторая треть, – Он рядом…

Мы с Душегубом внимательно оглядывали окрестности, но пока ничего живого не замечали. Не помогало даже мое Истинное Зрение. Позади нас чуть поскрипывала повозка Твиста, слышалось позвякивание уздечек лошадей Эльнорды и Изома. И в этот момент я заметил мгновенный промельк каких-то темных маленьких теней буквально в нескольких метрах он копыт моей лошади. Я глянул на тролля и понял, что тот ничего не заметил. Прикрыв глаза, я постарался успокоить себя, и прикинуть, что можно предпринять. И тут в моей голове возникло почти забытое заклинание, которое я никогда не использовал. Я даже не предполагал, в какой ситуации оно может пригодиться. Мои губы сами начали медленно наговаривать это коротенькое заклинание, ускоряющее мое личное время.

Когда я открыл глаза, мне показалось, что наше движение сильно замедлилось. Мне на глаза попалась нога Душегубовой лошади. Она сгибалась в колене и поднималась вверх с непостижимой медлительностью. Потом копыто, описав неторопливый полукруг в высшей точке подъема, медленно пошло вниз, буквально завораживая меня. Я оторвал взгляд от этого копыта и быстро огляделся.

Прямо перед нами, за низеньким, густо зеленеющим кустиком расположились два темно-зеленых, сливающихся с зеленью леса шара. Они были небольшими, сантиметров по сорок в диаметре, и, похоже, им был не свойственен покой. Создавалось такое ощущение, что эти шарики все время вибрировали, так что их контур расплывался перед глазами. А затем они неожиданно сорвались с места и метнулись поперек нашего пути к зарослям кустов, вылезавших из неглубокой, заросшей канавы.

Достигнув этих зарослей, шары снова остановились, продолжая все также вибрировать. Ничего похожего на органы чувств я у них не заметил, но в тоже время мне было почему-то совершенно ясно, что шары наблюдают за нами.

Между тем, копыто Душегубовой лошади наконец-то погрузилось в траву и вверх пошла другая нога. Это невозможно медленное движение ног скакуна ужасно действовало мне на нервы, ну не привык я к такому ритму жизни. Еще раз взглянув на притаившиеся шары, я плюнул и снял заклинание.

Мир снова обрел привычную скорость,.. а вот шарики исчезли. Хотя я и знал, в каком месте они притаились, увидеть их было практически невозможно – даже мне, знавшему где их надо высматривать, они представлялись просто чуть более густой тенью, ложившейся от зарослей.

Тем не менее я тихонько рассказал находившимся со мной троллю и Тринт-тату, об учуянной Второй третью живности.

– Значит клыков, рогов и когтей ты у них не заметил?.. – глухо переспросил Душегуб.

– При такой скорости они тебя и без клыков достанут… – неожиданно заметил Вторая треть.

– Это как? – не понял тролль.

– А представь себе, что он внутри каменный, – пояснил Вторая треть, – Как ты себя почувствуешь, если такой булыжник на такой скорости в твою голову попадет?

– Серый, – глянул в мою сторону Душегуб, – Твои шарики каменные?

– Я их что, щупал!.. – ответил я вопросом на вопрос, и мой ответ, судя по всему, совершенно не удовлетворил тролля. Он довольно долго молчал, поглядывая по сторонам, а потом вдруг заметил:

– Нет, вряд ли они каменные или металлические…

– С чего это ты так решил? – немедленно поинтересовался Тринт-тат.

– Во-первых, ты сам сказал, что они живые, – пожал тролль своими могучими плечами, – А во-вторых, если бы они были каменными или металлическими, они были бы очень тяжелыми…

– Ну и что? – не понял Тринт-тат.

– Серый сказал, что они очень быстро набирают скорость и очень быстро тормозят. Имей они большой удельный вес, это им вряд ли удавалось бы.

«Логично…» – с некоторым облегчением подумал я.

Наше путеводное зарево спряталось за верхушками подросших и плотно сомкнувшихся деревьев, но я прекрасно чувствовал направление, так что не боялся сбиться с дороги. Тролль, по-видимому, тоже твердо знал в какую сторону нам надо двигаться. Так что отсутствие ориентира не заставляло нас кружить по лесу, хотя порой приходилось объезжать особо непроходимые заросли или глубокие, наполненные какой-то жухлой водой ямины. Правда, мне приходилось объезжать еще и подозрительные напряжения магического поля, так что порой тролль бросал вопросительные взгляды в мою сторону, но вопросов не задавал и в споры не вступал, предпочитая молча следить за всеми получающимися извивами пути и стараться сохранить принятое направление.

Однако, Фродо, несмотря на свое «хоббитское» происхождение, был, видимо, начисто лишен чувства направления. Буквально через пару десятков минут после того, как зарево исчезло из поля нашего зрения, раздался его недовольный слегка визгливый голосок:

– Серый, тебе не кажется, что мы кружим на одном месте? Вот ту яму с двумя дохлыми лягушками я уже третий раз вижу.

– Те лягушки были желтые и плавали пузом вверх, – ответил хоббиту вместо меня Твист, – А эти вполне живы, и если ты будешь так орать, они могут испугаться и прыгнуть прямо на тебя…

– Фу, какая гадость, – возмутился Фродо.

– Вот и помалкивай, – продолжил свое наставление Твист, – И не хватайся за свой кинжальчик, а то порежешься.

В этот момент, обогнув очередную болотину мы между раздавшимися деревьями снова увидели переливающийся лоскут зарева. Было такое впечатление, что оно приблизилось.

Я снова долго смотрел на эти матово переливающиеся всполохи, а когда опустил глаза, увидел первую изумрудную змейку. Небольшая, серовато зеленая змея с яркими изумрудными глазами смотрела на меня из-за замшелого пня, словно прикидывая каких гадостей можно ожидать от этого нелепо одетого мужика. Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза, а затем она неожиданно… улыбнулась!.. Во всяком случае узкие, едва заметные, «змеиные» губы расползлись, приоткрыв мелкие, блеснувшие ртутным отблеском зубки, и следом за этим змейка мгновенно канула в заросли.

– Не думал, что ты знаком с местными обитателями… – ворчливо заметил тролль.

Я недоуменно посмотрел на него и спросил:

– С чего ты решил, что я с кем-то здесь знаком?

– Да видел я, видел, как ты с этой гадой перемаргивался… И как она тебе улыбалась… Прям, Царевна-змеюшка…

Я ничего не ответил на это странное замечание, в самом деле, не убеждать же упрямого Душегуба, что это было простым совпадением… Да в общем, и некогда было мне его в чем-то убеждать – лес неожиданно расступился, и наши кони вышли на широкую совершенно чистую поляну, поросшую короткой, словно подстриженной, густой и жесткой травой.

Посреди этого газона, образуя некое подобие аллеи, на высоких постаментах из черного камня выстроившись в два ряда стояли шесть статуй. Фигуры были выполнены из какого-то розового камня и выглядели «как живые».

Я скользнул по ним взглядом и сам окаменел от изумления. Ближняя к нам статуя, стоявшая справа, изображала весьма знакомую мне личность, это был… Епископ! Я мгновенно узнал и его костюм, напоминавший мне камзол испанского покроя, и чуть заломленную широкополую шляпу со свисающим пером, и, самое главное, его лицо – слегка насмешливое, уверенное до наглости, с капризным изгибом губ. Вот только в уголках широко открытых глаз этого истукана таился ужас. В глазах человека, послужившего моделью для этой статуи никогда не было такого выражения!

Пораженный этой фигурой, я сам не заметил, как слез с лошади и приблизился к ней вплотную. Но тут рядом со мной раздался возглас Изома:

– Да это же король Кин!.. Кин Зеленый!..

Я оглянулся. Бертран стоял у самой дальней статуи и с превеликим удивлением разглядывал ее. Рядом с ним застыл Твист, нелепый в своем разноцветном наряде, на зеленом газоне рядом с изысканными статуями.

Эльнорда и Фродо расположились прямо за моей спиной и не сводили глаз с фигуры Епископа. Они, без сомнения, тоже узнали его.

Только Душегуб и Тринт-тат оставались безразличными к окружавшим нас произведениям искусства. Первый в силу своей ответственности продолжал внимательно наблюдать за окружающей природой, второй, по-видимому, ничего не понимал в скульптуре и, к тому же, среди статуй явно не было его знакомых.

Я быстро направился к Изому и Твисту. Бертран, услышав мои шаги обернулся и повторил еще раз:

– Гэндальф, посмотри, это статуя нашего пропавшего короля… отца Кины. Только не пойму, что она тут делает?

На постаменте стояла высокая, около двух метров, фигура рыцаря, закованного в гладкие доспехи. Небольшой овальный щит был прислонен к ноге, обеими руками король держал каменные ножны длинного прямого меча, опершиеся острым концом на постамент. Забрало шлема было откинуто, и на лоб короля падала короткая густая прядь волос, а его глаза строго смотрели на нас… Нет, не строго, а скорее гневно…

– Ну что ж, – негромко пробормотал я, – Дочь похожа на своего отца…

Кина, действительно, была очень похожа на отца, так похожа, что у меня снова защемило сердце.

– Да, это король… – неожиданно произнес Твист, – Но где же Башня?..

Этот вопрос сразу вернул меня к действительности. Я оглядел поляну, согласно сведениям мера Сотдана, Брошенная Башня должна была быть именно здесь, но… ее не было.

Я сделал знак Изому и Твисту оставаться на месте, а сам медленно пошел между высившихся скульптур, внимательно прислушиваясь к своим ощущениям. Чем ближе я подходил к последней паре скульптур, тем сильнее чувствовал, как впереди нарастает магический фон.

И сами Покинутые земли и Живой лес, по которому мы столько проехали и без того были буквально пропитаны манией, но то была дикая, неуправляемая магия, возникшая из переплетения старых, порой незаконченных заклинаний, экспериментального магического воздействия, брошенных попыток создать новые магические предметы, понятия, образы. А то, что лежало в конце этой странной аллеи было магией упорядоченной, созданной совсем недавно и поддерживаемой изящными, тонко построенными и тщательно воспроизведенными заклинаниями. Я кожей чувствовал, что здесь поработал мастер высокого класса, а значит разобраться с его творением будет совсем непросто.

Между последними статуями я остановился и начал аккуратно прощупывать лежащее передо мной пространство, те невидимые нити и узелки, на которых держалось сотканное волшебство, которые подпитывали его новой энергией, гасили, разрушающую его энтропию.

Довольно быстро я понял, что это не морок, не магическая картинка, прячущая за собой истину. Но тогда, куда же делась Брошенная Башня?

Я немного изменил направление своих поисков и прибавил к своим щупаческим заклинаниям временные связи. Конечно, главную роль в моих опытах играла интуиция, и она меня не подвела. Практически сразу же я почувствовал, что Брошенная башня находится именно там, где ей и полагалось быть, но наложенное на нее заклятие…

Нет, я далеко не сразу понял, что проделывало это удивительное магическое создание со старой лабораторией Кинов, а когда понял, растерялся!

Башня была, она стояла на поляне… Но она была… на секунду, на одно мгновение… позже нас!

Кто-то чуть-чуть сдвинул время башни назад, этого было достаточно, чтобы мы с ней не могли встретиться.

Я вернулся к своим друзьям. Ребята сгрудились около Твистовой тележки и что-то горячо обсуждали, но при моем приближении замолчали, ожидая, по-видимому, моего сообщения о том, что же я обнаружил.

Однако, я не торопился поделиться с ними своими открытиями – не имея решения стоящей перед нами проблемы, мне не хотелось делиться ею с друзьями. Потому я сам задал вопрос, выбрав для этого бодрый, энергичный тон:

– О чем спор?..

Изом хмуро посмотрел на Эльнорду и ответил за всех:

– Да вот, не сошлись во мнении – оставаться здесь или уходить за границу Покинутых земель…

– Не понял сути диспута!..

Твист и Фродо бросили на меня исподлобья подозрительные взгляды, а Изом пояснил:

– Башни нет… Эльнорда предлагает разбить лагерь на этой поляне и дожидаться, когда она появиться, а я считаю необходимым возвратиться к месту нашего последнего лагеря или, хотя бы, выбраться из Покинутых земель. Я уже был здесь и хорошо представляю, что в этом лесу делается по ночам!

– Вот в чем дело… – задумчиво протянул я, – И, как я понял, мнения разделились?

Изом только хмуро кивнул, подтверждая мое предположение.

– Видите ли в чем дело… – проговорил я, оглядывая своих друзей, – Башня никуда не делась, она находиться на поляне… Но ее кто-то, скорее всего, тот, кого мы ищем, сдвинул по времени. Этот, существующий мир опережает башню всего на мгновение, но именно потому она здесь и не появилась еще… А я не знаю, как ее сюда вернуть.

Надо сказать, мое сообщение никого особенно не удивило, вроде бы все чего-то именно в этом роде и ожидали. Но и никаких деловых предложений не последовало, наоборот, Изом посмотрел в сторону предполагаемого расположения Башни и пожал плечами:

– Опережает ли она нас, отстает ли – сути дела это не меняет! Главное, что ни ее, ни ее хозяина здесь нет, а значит и нам здесь делать нечего. Надо возвращаться. Попробуем прийти завтра.

– Ага! – тут же возразила Эльнорда, – Так и будем бродить туда-сюда до старости лет! А если это временное строение появляется в нашем мире только по ночам. Может у него расписание такое: с вечера до утра – здесь, а с утра до вечера – там!

– Слушай, Серый, а ты бы попробовал, ну… выдернуть Башню к нам сюда… – неожиданно предложил Фродо, – Может, можно там развеять то, что этот наколдовал?

И он кивнул в сторону статуи Епископа.

Все, как один, повернули головы и осуждающе посмотрели на статую.

– Попробовать, конечно, можно, – с сомнением протянул я, – Но провожусь я очень долго… И, потом… В общем, я прикинул, получается, что одно неловкое действие и Башня навсегда останется там… в том времени.

– А может можно нас в то время перекинуть? – немедленно предложил Фродо новый вариант.

Я удивленно посмотрел на хоббита, мне самому такая мысль в голову не приходила. Повернувшись в сторону места расположения Башни, я начал прикидывать, как может выглядеть заклинание такого переноса.

Куда идти я знал, в когда идти я знал… Но трудность заключалась в том, что если с пространством я мог оперировать достаточно свободно, то все известные мне заклинания переноса во Времени, даже те, которые я мог бы синтезировать на базе имевшихся у меня знаний, были сугубо индивидуальными. Я не мог обеспечить одновременный переход всего Братства во Времени, и мои рекомендации вряд ли помогли бы ребятам последовать за мной самостоятельно. Даже Твист, который, как я подозревал, был из них самым опытным магом, вполне мог просто потеряться во Времени.

И тут ко мне пришла, на мой взгляд, вполне здравая мысль: – «А какого черта нам там всем делать? Я быстренько сгоняю к Башне, посмотрю что можно сделать, так сказать, изнутри, а там мы решим, как себя вести…»

– Значит так, – обратился я к ребятам, ожидавшим мое решение, – Фродо подал вполне здравую мысль, но реализовать ее мне не удастся – я не смогу перебросить к Башне всех нас…

– Значит возвращаемся! – немедленно предложил настырный Изом, но не менее настырная Эльнорда одновременно с ним произнесла, – Значит остаемся!

Я улыбнулся и продолжил свою мысль:

– Прежде чем решать, что нам делать, я смотаюсь к Башне, посмотрю что там и как, а после моего возвращения мы решим этот вопрос, имея более полную информацию.

– И долго нам тебя ждать? – поинтересовался Фродо, с нескрываемым подозрением глядя на меня.

– Ну… я думаю, что вам меня ждать вообще не придется. Это же перенос во Времени, а потому я рассчитываю вернуться в то же мгновение, из которого стартую.

– А если ты не вернешься, где прикажешь тебя искать? – поинтересовался хмурый Твист.

Я задумчиво поскреб подбородок:

– Ну, вообще-то, такого не должно случиться… Хотя… Знаете что, чем думать о всяких неприятностях, вы лучше садитесь на лошадей, а ты, Твист, разворачивай свою повозку. Я хочу, чтобы мы были готовы немедленно покинуть эту полянку… если что…

– Если что? – тут же поинтересовалась Эльнорда.

– Я и говорю – если что, мы тут же смотаемся! – сердито ответил я.

Ребята покорно поплелись к своим лошадям и козлам, а я начал составлять требуемое мне заклинание.

Провозился я довольно долго, не меньше получаса, хотя мне очень помогло знакомство с волшебством, прятавшим Башню. В конце концов, у меня получилось несколько громоздкое, обвешенное довольно несуразными пассами стихотворение, произносить которое надо было с мерзкими, тяжелыми горловыми подвываниями.

Собравшись с силами и духом, я повернулся к ребятам и бодро сказал:

– Ну, я пошел… Вы только не очень пугайтесь, мне придется немного повыть, но вы не думайте, я остаюсь пока еще в здравом рассудке.

– Не боись, – ответил за всех Фродо, – Нас вытьем не напугаешь. И потом, не будет же твой вой страшнее, чем мы слышали утром в лесу?..

И он довольно захихикал.

Я подошел поближе к своей лошади и начал читать заклинание.

Несколько секунд после того, как смолкли последние звуки моего волкально-хореографического произведения ничего не происходило. Ребята, правда, смотрели на меня округлившимися глазами людей, не понимающих, как нормальный человек может издавать такие звуки и выполнять подобные движения, а в остальном все оставалось без изменений. Я уже решил, что где-то допустил ошибку в заклинании, но в этот момент все окружающее меня пространство чуть дернулось сначала в одну, затем в другую сторону, а затем оно рваной цветной тряпкой мелькнуло у меня перед глазами и… исчезло!

Я оказался… нигде!

Вокруг меня ничего не было, то есть – абсолютно ничего! Ровный белый свет рассеянный и неяркий ничего не освещал. Я не стоял, не лежал, не висел… я находился. Ни взгляду, ни обонянию, ни осязанию, ни слуху совершенно не за что было зацепиться… если бы не стоящая прямо передо мной Башня. Вот ее-то, как раз, я видел прекрасно!

Это действительно была башня. Выложенная из серого едва отесанного камня, она не имела окон, а ее, когда-то крытая светлым металлом, крыша местами провалилась внутрь и зияла неопрятными рваными дырами. Однако, камень был абсолютно чист, словно никакая, даже самая мелкая растительность не могла зацепиться за эти пропитанные вековой магией стены. И эта башня странным образом притягивала меня. Я вдруг вспомнил, как мер Юрга рассказывал мне, что к Башне невозможно приблизиться из-за окружающей ее магии, и невольно улыбнулся. Меня Башня буквально звала, влекла, тащила к себе. Мне показалось, что она готова протянуть мне навстречу свои серые камни и обнять, как старинного, верного друга, наконец-то пришедшего, чтобы разделить ее одиночество!

Я сделал попытку шагнуть в ее сторону и мгновенно оказался рядом. Арка входа выгнулась передо мной, приглашая войти, но тяжелая дубовая дверь, зацепившись за каменный косяк, преградила мне путь, и я увидел наложеннойна нее заклятие. Ей дали приказ не пускать внутрь никого, и дверь, вопреки своему желанию, была готова стоять насмерть. Я поднял руку и ласково погладил старую, полированную древесину, не оскорбленную резьбой или лаком.

Притаившееся на двери заклятье кинулось на мою руку, пытаясь впиться в нее своими отравленными зубами, и я поразился каким юным и агрессивным оно было, насколько оно не соответствовало месту, на котором его поселили.

Но моя рука оказалась готовой к этому нападению. Кожа засветилась едва видимым золотистым сиянием, и готовые вонзиться в нее темные клыки вдруг поплыли тающим воском. Заклинание глухо заскулило и попятилось прочь, но его распада уже ничто не могло остановить.

Я с удивлением взглянул на свою руку и неожиданно понял, что таившаяся во мне, спавшая беспробудным сном магическая сила начала оживать. Все, что мне удавалось творить до сегодняшнего дня, было всего-навсего ленивыми движениями ее сонного состояния. А вот теперь…

Моя рука еще раз приласкала темное полотно двери и едва заметно толкнула ее внутрь. И дверь подалась, подчиняясь ласке, переходя на мою сторону, превозмогая силу, удерживавшую ее. Я шагнул в открывшуюся залу.

Она занимала весь первый этаж Башни. Мозаичный пол, выложенный разноцветным камнем, нес на себе странный, на первый взгляд беспорядочный рисунок из квадратов, ромбов и треугольников, изображения странных цветов и чудных зверей, переплетающихся растений и парящих птиц. Однако, стоило мне повнимательнее приглядеться, как сразу стало ясно, что здесь расставлены такие магические ловушки, перед которыми Глухой завиток, о котором мне рассказывал мер Юрга, показался бы просто детской шалостью.

Однако мне необходимо было пройти к противоположной стене круглой залы, именно там начиналась прилепившаяся к стене лестница, плавной спиралью поднимавшаяся на второй этаж.

Я ступил на изумрудно-зеленый квадрат, разлегшийся у самого порога и сразу же на двух ярко-желтых овалах, служивших центрами замысловатых цветков, расцветавших на мозаичном полу справа и слева от меня, появились два воина в легких кольчугах, с поднятыми мечами.

– С чем ты пришел к нашему хозяину? – сурова спросили они в один голос. Но я не стал отвечать на этот вопрос, вместо этого я скользнул по узкой коричневой тропе к полосатой пластине мрамора, имевший вид атакующей пчелы.

Как только моя нога встала на пчелку, два камня позади меня, входивших в обрамления дверной арки со слабым шорохом развернулись и из открывшихся гнезд ударили арбалетные стрелы. Обе воина, готовые напасть на меня, рухнули с короткими болтами в груди, и желтые, похожие на янтарь, овалы всосали их останки.

Я в три прыжка перенесся через черно-белый орнамент из мечущихся летучих мышей и оказался в центре зала, между крыльев изображенного там дракона.

В ту же секунду зал огласился визгом и скрежетом упавшей с потолка стаи мельтешащих зубастых вампиров. Они были огромны, их дергающиеся когтистые крылья, достигавшие в размахе полутора метров, били воздух уже почти рядом с моим лицом, но неожиданно пол подо мной зашевелился, и я оказался на спине поднимающегося дракона.

Зеленый глаз узким змеиным зрачком покосился на меня, и мне показалось, что гигантская рептилия довольно ухмыльнулась. А затем дракон повел своей приплюснутой головой из стороны в сторону, поливая все окружающее пространство пламенем чисто-золотого цвета, и черная мечущаяся стая растаяла в этом пламени, так и не добравшись до меня.

Дракон снова улегся на свое место. Я подошел к краю пурпурной каймы, окружавшей изображение дракона, и внимательно оглядел оставшийся мне до лестницы путь. Наметив маршрут и прикинув быстроту перемещения, я ринулся через три черных треугольника отполированного обсидиана к лазоревому лепестку чудного цветка. Но, видимо, я все-таки задел подошвой кроссовки один из белых матовых квадратов. Когда я уже чувствовал себя в безопасности, стоя на достигнутом лепестке, этот квадрат звонко щелкнул, и в его середине возникла узкая щель. А через секунду оттуда потянулась тонкая струйка едва заметного пара, превращаясь постепенно в легкое туманное облачко.

Облачко начало медленно вращаться вокруг своей оси, словно высматривая, что-то несуществующими глазами, потом на миг застыло, и в моей голове послышался довольный смешок:

– Человечек…

Облачко медленно тронулось в мою сторону, ласково приговаривая:

– Смешной, неуклюжий человечек… Неуклюжий вкусный человечек… Вкусный смешной человечек…

Я мгновенно понял, что мой надежный лепесток не даст мне защиты от духа-стража, но мои руки действовали самостоятельно. Левая выхватила из-за пояса жезл, на котором сияли чернотой два тонких кольца, а правая, широко растопырив пальцы вытянулась в направлении облака.

– Стань рядом! – резко приказал я, передавая жезл из левой руки в правую.

Дух-страж остановился в воздухе, потом заметался, пытаясь вырваться из схвативших его магических щупалец, и к потолку зала метнулся придушенный тоскливый вопль. Но необоримая сила уже волокла сопротивляющееся облачко, уже закручивала его невесомое тело вокруг моего жезла, приковывая к черным кольцам, обрекая на уничтожение. Но перед своей гибелью, прежде чем растаять, дух-страж еще должен был выполнить мою волю!

Я успокоил дыхание и еще раз огляделся. До лестницы мне оставалось метра четыре, но никакой помощи мне ждать больше не приходилось. Я еще у порога Башни выбрал самый короткий путь, и теперь мне предстоял самый опасный отрезок.

Вернув жезл на его место за поясом, я сосредоточился и приготовился к броску. Мне предстояло сделать шесть прыжков, но не по прямой, а из стороны в сторону. И наступать можно было только на коричневые тела разбегавшихся от паука тараканов.

Набрав полную грудь воздуха, я сделал первый прыжок. Едва моя нога коснулась коричневой спинки, я оттолкнулся и полетел в другую сторону. Как я и предполагал, костяные хваталки, рассыпанные по плитам пола в этом месте, на коричневом фоне срабатывали недостаточно быстро, и мне удавалось вовремя отдергивать ногу.

Я был уже у самой лестницы, когда в последнем прыжке у меня чуть подвернулась нога. Шесть дюймовых костяных игл мгновенно впились в мою обувку, пытаясь удержать меня на месте и позволить охранному заклинанию спеленать меня!.. Но я уже встал одной ногой на первую ступень лестницы!

По залу проплыл долгий унылый разочарованный звук, чудесный каменный ковер подернулся рябью и превратился в чисто белый мрамор. Только центральный, оконтуренный пурпурной полосой круг сохранил в себе изображение дракона. И это изображение улыбалось!

Целую минуту я посвятил разглядыванию этой улыбки, было в ней что-то загадочно-обещающее. Но, наконец, я оторвал свой взгляд от ощеренной пасти рептилии и перевел его на белоснежные ступени, поднимающиеся вдоль округлой стены к узкому проему в простом деревянном перекрытии первого этажа. На первый взгляд это была простая лестница, не таившая никаких неприятных сюрпризов, и все же я двинулся вверх крайне осторожно. Смущали меня и чрезвычайно низкие перильца, отделявшие лестничный пролет от пространства нижнего зала, они, пожалуй, даже для Фродо были бы низковаты.

Осторожно ступая на истертый, но безукоризненно чистый мрамор ступеней, я крался вдоль стены, не отрывая взгляда от верхней площадки. А она постепенно открывалась мне – небольшая, узкая приступка перед очередной темной дубовой дверью, перекрывавшей вход на второй этаж. Именно на втором этаже Башни, как я понял из услышанного раньше, находилась главная магическая лаборатория здешнего королевского рода. Именно здесь проводились те самые опыты, создавались, или делались попытки создания тех самых заклинаний, которые в конце концов привели к возникновению Покинутых земель.

Я без приключений преодолел недлинный лестничный пролет, я стоял перед этой дверью и ощущал, как она ждет ласкового прикосновения моей ладони, чтобы открыться передо мной. Но моя рука почему-то отказывалась прикоснуться к старому, потемневшему дереву. Вместо этого я медленно вытащил из-за пояса жезл и, бормоча формулу очищения, коснулся им старой, покрытой темным налетом окисла, бронзовой рукояти.

Шипящее золотистое пламя вспыхнуло на металле и побежало по рукояти к дереву двери оставляя после себя чистое сияние полированной бронзы. И темный налет дерева двери дал пищу зажженному мной пламени. Оно короткой, гневно шипящей волной прошло по поверхности двери, и старый дуб засиял ровным желтоватым светом чистой древесины. А разлившийся от пламени запах ясно дал мне понять, какими ядами была пропитана дверь, и какие заклинания въевшиеся в ее металл и дерево, ждали свою очередную жертву.

Я положил ладонь на очищенное полотно двери, и оно, довольно мурлыкнув в ответ на мое прикосновение, неспешно и как-то даже торжественно отворилось.

Передо мной постирался точно такой же зал, какой я видел на первом этаже, вернее он был таким же только по площади, по объему, по округлости стен, но как же разительно отличался он от зала нижнего по своему убранству. Здесь царило полное запустение и тлен. Большие прежде застекленные шкафы зияли слепыми дырами на месте выбитых стекол. Стоявшие в них приборы, стеклянная и фарфоровая посуда, инструменты были разбиты вдребезги, покорежены. На больших лабораторных столах, на полу под слоем окаменевшей пыли валялись осколки, обломки, покореженные, утратившие первоначальную форму куски неизвестно чего. Лестница, ведущая на третий этаж, проходила вдоль противоположной стены и была в столь же плачевном состоянии, однако, я только скользнул по ней беглым взглядом. Я почему-то сразу понял, что подниматься выше мне не придется.

Тот кто был мне нужен, кого наше Братство искало, как главного злодея, находился здесь!

Еще раз я оглядел царившие вокруг разруху и запустение, ничто не указывало на то, что это место могло быть чьим-то обиталищем. Только чистый белый свет, заливавший все вокруг в этом безвременном мире, здесь имел странный голубоватый оттенок, словно чуть подкрашенный чьей-то нечистой мыслью.

Положив левую руку на навершье своего жезла, и словно черпая из него дополнительную уверенность, я проделал правой рукой несколько подготовительных пассов, а затем наговорил заклинание «Вещной принадлежности». В ту же секунду растворенная в освещении зала голубизна сгустилась, выпала в осадок, образовав на незамутненной белизне света едва видимую паутину. Ее голубоватые нити тянулись во все стороны, проникали сквозь серые каменные стены, сквозь пол и потолок зала… а центром этой паутины был небольшой кусок стены, неожиданно засиявший серебристо-ртутным блеском, как будто по старым камням пустили бегучий зеркальный поток.

Я шагнул вперед прямо по пыльному полу, на котором подошвы моих кроссовок не оставляли следов, и протянул руку к одной из призрачных голубоватых нитей опутавшей зал паутины. Мои пальцы нащупали туго натянутую стальную нить, порвать которую не могла, казалось, никакая сила на этом свете.

И едва лишь я прикоснулся к этой нити, струящееся по стене зеркало остановилось, и зал наполнился глуховатым монотонным голосом:

– Пришел?

– Пришел… – автоматически ответил я и только после этого спохватился, что отвечать, может быть и не следовало.

– И кто ж это ты такой, что не побоялся прийти в Брошенную Башню?

В безликом голосе просквозила некая смешинка… нет, скорее издевка, и я решил подыграть этому голоску:

– Я – шут королевы Кины!.. Смешу, чудачу, ловлю удачу!..

– Ну, сегодня ты ее упустил… – ответил голос прежним безразлично монотонным голосом, словно потерял ко мне интерес, – Сегодня кончилась твоя удача, и, вообще, все кончилось… В Башню трудно войти и совершенно не возможно из нее выйти…

– Кто ж это мне помешает выйти, – нагло усмехнулся я, – Коврик на первом этаже я прочитал, паутинку в этом пропыленном месте мне очень хорошо видно…

– Ты видишь мою паутину?! – в голосе сразу же проявился немалый интерес к моей персоне, – Так…

Зеркало на стене чуть замутнело, через мгновение в нем мигнул огромный глаз с узкой вертикальной щелью зрачка и уставился на мою скромную фигуру. Несколько долгих минут он внимательно меня изучал, а затем снова раздался голос. Теперь он звучал вполне нормально без напускной безразличности,.. потусторонности.

– Судя по твоей внешности, ты тот самый молодец, что, пытаясь проникнуть в Замок, назвался Гэндальфом Серым Концом… Значит господину советнику все-таки не удалось тебя остановить?!

– Судя по твоей осведомленности, ты тот самый хозяин, который учит и направляет этого… эту куклу под чужой личиной… – в тон ему ответил я. И вообще, это разглядывание, этот напускной тон разговора начал меня несколько раздражать.

– Значит и то, что советник… не совсем свободен в своих действиях, ты тоже знаешь… – словно бы про себя произнес мой невидимый собеседник, а затем снова обратился ко мне, – А все-таки, чем ты можешь подтвердить, что ты действительно тот самый человек, который в прошлом году стал известен в этом мире, как Гендальф Серый Конец?

– А того, что я нахожусь здесь, тебе недостаточно? – довольно язвительно поинтересовался я и с нехорошей усмешкой добавил, – Тогда ты, прости за резкость, довольно туп!

Глаз мигнул, и в зале повисло долгое молчание. Наконец голос проговорил:

– Что ж, может быть ты и прав. Тот, кто смог пройти в Брошенную Башню – должен обладать серьезными… способностями.

Голос еще немного помолчал, и когда он заговорил снова, я понял, что начался серьезный разговор.

– Должен признаться я давно хотел с тобой встретиться, и не моя вина, что наша встреча не состоялась…

– И не моя, – поддакнул я, – Хотя мне неизвестно, кто ты такой…

– Я? – в голосе снова явно прозвучала насмешка, – Мое имя вряд ли что-то тебе скажет… И потом, тебя ведь тоже зовут не Гэндальф.

– Но я отзываюсь на это имя! – возразил я, – Кроме того, собеседника ведь как-то надо называть…

– Хорошо, раз тебе так хочется, можешь называть меня… ну, хотя бы, Баррабас…

«Оп!» – немедленно подумал я, – «А ведь имечко-то мне знакомо! Ой, какое нехорошее имечко!»

А голос, между тем продолжал:

– Но главное не имя, я, как ты сам понимаешь, мог назвать любое другое…

«Но назвал-то это!» – продолжил я свой мысленный диалог с собеседником.

– Главное в том, что я являюсь властителем… Полновластным властителем!.. Достаточно многих миров, а скоро и этот Мир полностью подчинится мне! Уже недолго осталось ждать того времени, когда все здешние короли, императоры…

– Президенты… – подсказал я.

– В этом Мире есть президенты? – неожиданно удивился Баррабас, – Хм… Не встречал…

– Я тоже не встречал, – согласился я, – Но Мир большой, вполне возможно, что где-то в нем затерялись и тройка другая президентов.

Глаз не мигая уставился на меня, определяя, видимо, насколько я серьезен в своих предположениях. Удовольствовавшись моим невинным и даже очень серьезным видом, Баррабас продолжил самовосхваление:

– Так вот, недалек тот день, когда все местные властители придут под мою руку и примут мой Закон!

– Твой закон? – переспросил я, – И каков же он?

– Он прост, понятен и близок любому живому существу, – несколько, на мой взгляд, напыщенно ответил Баррабас, – Заключается он в том, что мерилом успеха, достоинства, уважения любого индивидуума является та власть и то богатство, которыми этот индивидуум обладает!

– Вот так!.. – пробормотал я про себя, а вслух поинтересовался, – И никаких ограничений?..

– Какие могут быть ограничения у Закона? – усмехнулся в ответ мой собеседник.

– Не у закона, а у тех, кто добивается власти и богатства… – пояснил я.

– Нет! Никаких! – в ответе прозвучал рык, – Все свободны в средствах и методах!

– Не понял?.. – переспросил я, хотя на самом деле все понял сразу же, – Режь, грабь, убивай, насилуй, воруй… Но коли добился власти и богатства, то все равно стал уважаемой личностью?!

– Именно так! Именно так звучит главный и единственный Закон естественного отбора! А кто не будет уважать самого богатого и могущественного, тот… не пройдет этого естественного отбора! – в голосе, грохотавшем по залу, мне почудилась насмешка, и я понял, что спорить с господином Баррабасом, говорить ему о совести, чести, сострадании, достоинстве бесполезно. А потому я довольно сухо оборвал эту тему:

– Ну что ж, вполне допускаю, что этот Мир твоими усилиями скоро действительно скатится к… естественному отбору. Только причем здесь я?

И снова глаз долго меня рассматривал, а его хозяин молчал.

– Ты можешь мне помочь, – сообщил, наконец, Баррабас, – А я смогу достойно наградить тебя…

– Ага! Поставишь мою статую на пустой постамент перед Башней!

Я сам не знаю почему высказал такое дикое предположение, однако оно здорово разозлило моего собеседника.

– Это не статуи! – буквально взревел Баррабас, – Это изменники, обманщики, неверные, глупые и негодящие слуги! И то, что я превратил их в камень далеко не полная кара за их глупость, дурость, идиотизм, дибелизм…

«Господи!» – подумал я, – «Какие он умные слова знает!», – а в слух сказал:

– Это показывает, что ты просто не умеешь подбирать себе помощников!

Видная мне часть тела Баррабаса побагровела! Я испугался, что моя невинная фраза приведет будущего владыку этого Мира к сердечному приступу. Но все обошлось. После очередной минуты молчания он неожиданно начал оправдываться:

– На первых порах приходится использовать тех, кто оказывается под рукой…

– Но тогда за что же их в камень? – резонно спросил я, – Тем более, как я понял, под рукой у тебя оказался сам король Кин Зеленый!

– Да, он был первым… – неожиданно спокойно, даже с легким смешком ответил Баррабас.

– Знаешь что, – категорическим тоном предложил я, – Давай-ка рассказывай с самого начала. Как ты пришел в этот Мир? Какой у тебя стратегический замысел его освоения? Какая роль отводится мне, в смысле, какие ты на меня возлагаешь надежды? Какова будет награда за мой непосильный труд на ниве твоего продвижения в диктаторы и самодержцы?.. Вот когда все эти вопросы мне будут понятны, тогда мы и решим вопрос возможного сотрудничества.

И снова Баррабас надолго замолчал.

«А и долго же он соображает!» – мыслилось мне меж тем, – «За такое тормознутое соображение его самого надо бы в камень закатать!»

И тут мне пришло в голову, что среди шести прочих каменных скульптур на той милой полянке обретается и скульптура Епископа! Вернее не скульптура, а сам окаменевший Епископ! Значит искать нам теперь уже некого… вернее мы уже нашли того, кто нам был нужен!

В этот момент Баррабас наконец заговорил, и по мере его рассказа на меня все больше накатывала черная волна тоски и безысходности.

– Я владею многими мирами, тысячами стран, миллионами,.. миллиардами человеческих и нечеловеческих существ. Я могу тасовать людские души, повергая их в тоску и скорбь, я могу создавать подобия людей и вселять в них отнятые души, я могу отнимать у людей их облик и наделять им своих нелюдей, я могу… Но самое большое удовольствие, самая большая радость для меня – это найти новый Мир и подчинить его себе!

Вот только найти новый Мир бывает очень сложно… Этот Мир я нашел по… запаху. Знаешь, когда кто-то достаточно долго, достаточно настойчиво занимается бессмысленным волшебством, использует магию, как игрушку, плодя магических уродцев, выкидышей, мертвечину, появляется запах… И этот запах расползается по соседним мирам, он привлекает к себе колдовскую нечисть, черноту, исковерканную силу…

Кины в своем заповеднике занимались магическими опытами… бессмысленными магическими опытами… не одно поколение. Разве странно, что это место стало вонять?! И разве странно, что я почуял этот запах.

Дальше было все очень несложно. Я подпустил в учуянное место свое собственное заклинание, и в один из своих приездов сюда Кин Зеленый нестерпимо захотел вызвать демона. Для чего он ему был нужен, Кин и сам, пожалуй, не слишком задумывался, так, простая магическая тренировка. Он захотел и вызвал! А ему явился я!

Все было сделано по его правилам, – в голосе Баррабаса прозвучал довольный смешок, – Заклинания, два вложенных один в другой шестиугольника, начертанных крошкой битого Арлетского кирпича с двенадцатью свечами черного воска по углам, книга хурудских мудрецов, открытая на восемнадцатой странице… И еще его меч! Его замечательный меч, который так не хотел превращаться в камень! Ха-ха-ха! Как будто меня можно, раз призвав, подчинить всем этим своей воле!

Но я поначалу вел себя вполне в духе его ожиданий! Я даже выполнил пару-тройку его смешных и нелепых желаний! Смешной человечек! Он сам не понял когда и как оказался в моей власти!

– А когда понял?! – невольно перебил я рассказчика.

– Когда понял?! Когда он понял, что моей целью являются отнюдь не выполнение его воли, он задумал избавиться от меня! Задумал вернуть меня назад, туда откуда вызвал! Глупец, я предупреждал его, что неповиновение может дорого ему стоить, но он считал себя непревзойденным магом способным соперничать со мной!.. Он стал первым на моей аллее…

Мне почему-то расхотелось слушать истории остальных пяти статуй, думаю, что они очень похожи. И все-таки я задал интересовавший меня вопрос:

– Там стоит… один мой знакомый… он-то как попал в твою… коллекцию?

– Седой Варвар! – немедленно догадался Баррабас, – Он сам меня нашел. Сам пришел в Брошенную Башню и сам предложил свои услуги.

В то время у меня было уже много добровольных… помощников, но я решил, что можно попробовать использовать и его. Он был довольно посредственным магом, но мне понравилась его самоуверенность.

«Наглость!» – подумал я.

– Мне пришлось многому его обучить, и поначалу он вполне оправдывал вложенные в него труды.

– Каким образом? – спросил я, всем своим видом показывая удивление и недоверие.

– Он собирал для меня людские души! Это единственно ценное, что только может быть в человеческих мирах!

Неожиданно послышался странный звук, словно облизнулся какой-то громадный зверь.

– Он даже пытался проникнуть в твой мир, по оставленному тобой следу! Может быть ему это и удалось бы, но в этот момент я обнаружил… недостачу! Он начал приворовывать! Отнятые, купленные, выманенные души он использовал в собственных целях! Если бы он делал это хоть не так заметно, но он вообще перестал посылать души мне! Я простил ему выходку с королевой Киной, ведь я ему приказал ее не трогать, а он ослушался! Я простил ему промах с тобой – вместо того, чтобы выступать от моего имени и передать тебе мои предложения, он попытался купить твою душу для себя! Я простил его, когда он, как побитый пес вернулся в Брошенную Башню… Да что там – вернулся, его просто вышвырнули сюда! А он вместо благодарности и покорности начал меня обворовывать! Он уверовал в свою незаменимость, в свою безнаказанность! Но незаменимых не бывает! Хотя, может мне и нужно было подождать, пока он выйдет по твоему следу на твой мир!..

Баррабас замолчал, а я в это время лихорадочно соображал: – «Значит Седой Варвар утаил свои манипуляции с нашими ребятишками от хозяина, а тот решил, что у него ничего не получилось. Вот почему прекратились эти дикие изменения у земных детей – потому что Баррабас прикончил Седого Варвара!.. Нам повезло!.. Но…»

– А почему ты не одобрил его план с Киной? – невинным тоном поинтересовался я, – По-моему, идея очень неплоха – одним ударом привести в повиновение целое королевство. И какой отличный плацдарм для дальнейшего наступления!..

Баррбас недовольно хмыкнул:

– Во-первых, я не люблю инициативы не согласованной со мной, во-вторых, я еще не настолько укрепился в этом мире, чтобы позволить уничтожить династию Кинов!

– Да на что тебе эта девчонка? – воскликнул я вложив в это восклицание все удивление, на которое был способен.

– Ты не понимаешь… – с некоторым презрением бросил Баррабас, – Я нашел этот мир по запаху, но запах выветривается, исчезает. Уже давно Кины перестали использовать свой полигон, и земля впитывает, рассеивает, разлагает созданное ими магическое уродство. Но Кин Зеленый – мой первый здешний раб, оставил мне отличный магический маячок, по этому маячку я всегда смогу отыскать этот мир!

– А почему бы тебе самому не перейти в этот мир и не взять, так сказать, руководство на себя?

– Смертный, у меня слишком много дел в слишком многих мирах, чтобы я мог полностью посвятить себя одному из них. Если это становиться необходимым, я могу появиться лично, но пока что мне хватает моих… помощников.

– А зачем тебе понадобились Тринт-таты? – неожиданно для самого себя задал я интуитивный вопрос.

– Кто? – переспросил Баррабас.

– Маленький скальный народец, который ты сводишь с ума, – подсказал я.

– А, эти… тройняшки. Откуда ты их знаешь? – в прозвучавшем вопросе сквозила настороженность, потому я постарался ответить как можно беззаботнее.

– Пока я сюда добирался, я со многими необычными личностями познакомился…

Баррабас немного помолчал, оценивая мой ответ, а потом все же снизошел:

– Эти малыши обладают такими врожденными свойствами, которые мне очень пригодятся. Правда, пока у меня не получается их приручить, но потраченные на них усилия, при успехе, быстро окупятся! Я же знаю, как вы, люди, падки на камешки, на золотишко… А скальный народец достанет их в любом количестве.

– А разве не проще наколдовать эти камешки и золотишко? – удивился я.

– Нет, не проще! – немедленно отрезал Баррабас, – Никогда не стоит тратить магическую силу на создание того, что и так можно достать!

– Ага?! Понял!.. – прикинулся я дурачком, – Ну так что же ты хочешь от меня и какую можешь предложить награду?

И снова мой собеседник надолго умолк, то ли собираясь с мыслями, то ли прикидывая мою цену. Наконец, он заговорил:

– Ты должен покинуть этот мир. Ты же пришел из другого мира, вот и возвращайся к себе. Но!.. Ты вернешься с моей меткой, по которой я тебя рано или поздно найду. Когда я закончу с этим миром, я приду в твой, и ты, именно ты, станешь моим наместником! Способности твои я уже знаю и думаю, ты вполне справишься с управлением моим миром!

– Ага! – повторил я понравившееся выражение, – А потом ты из меня изготовишь прекрасную статую…

– Я надеюсь, у тебя хватит ума не нарушать установленных мной законов, и тогда тебе не будет грозить моя немилость. А кроме мало ограниченной власти в твоем родном мире, я подарю тебе… очень, очень долгую жизнь. Настолько долгую, что ты вполне сможешь называть ее бессмертием!.. Ну как, достойное вознаграждение за твою покорность?!

– Да… – задумчиво протянул я, – Это гораздо больше, чем обещал мне Епископ!

– Так ты согласен?..

– А что это будет за метка? Может, мне с ней в приличном обществе и показаться-то будет нельзя? – начал я тянуть время.

– Ну, допустим, это будет родинка в любом месте твоего тела, по твоему выбору… – добродушно ответил Баррабас, уже не сомневающийся в моем согласии.

– На щечке родинка, а в глазах любовь… – пропел я строчку из очень давней песни. Знал бы Бюль-Бюль Оглы, в каких обстоятельствах мне припомнится его шлягер!

Делая вид, что я сосредоточенно размышляю над столь соблазнительным предложением и взвешиваю свои шансы на успех, я прикидывал, как мне теперь выбраться из Брошенной Башни и вернуться к ребятам. А нам ведь еще предстояло всем вместе выбираться из Потерянных земель!

И словно уловив мои мысли, Баррабас спокойно добавил:

– Ты, конечно можешь подумать, но если, по какой-либо немыслимой причине ты не захочешь принять моего предложения, то и ты сам, и твои друзья… Они ведь сопровождают тебя?.. Никто из вас никогда не вернется из Покинутых земель! Ты думаешь поселившаяся там дикая магия просто так пропустила вас к Брошенной башни?.. Это я приструнил ее. Так что если я ослаблю свою хватку…

Он не договорил, но мне и так все стало ясно! Вот так! Ничего себе выбор!

Но я уже знал свой ответ. И знал, что буду делать!.. Или надеялся, что знал…

– Я был знаком с твоим лучшим… рабом, и он мне очень не нравился… – медленно, задумчиво, но достаточно твердо начал я отвечать своему благодетелю, – Я видел, что делают твои браслеты с местными ребятишками, когда отбирают у них души, и мне это очень не нравится. Я видел кукол, паяцев, которых ты посылаешь в мир людей, наделяя их человеческими… детскими душами, и мне это очень не понравилось! Я представил, каким станет этот мир под твоим владычеством, и мне это очень не нравится!!

Сделав паузу, я негромко, но с непередаваемым отвращением закончил:

– У меня нет причин, нет желания принимать твое предложение!..

Глаз в стене мигнул и исчез. Но на этот раз Баррабас не долго раздумывал! Сквозь вновь заструившееся зеркало просунулась огромная шестипалая лапа, покрытая черной жесткой щетиной и вооруженная черными, лаково поблескивающими когтями. Лапа метнулась в мою сторону, но я прыгнул в сторону, перекатился по заваленному хламом полу, и в моей руке появился жезл. Только вот атаковал я совсем не эту шаловливую ручонку. Всею кошмарною мощью опоясовавших жезл колец я ударил по простершейся надо мной паутине! Она ярко вспыхнула чистым голубым огнем и мгновенно всосала в себя этот удар.

На первый взгляд мне показалось, что с паутиной ничего не произошло, однако долго проводить наблюдения мне не дали. Лапа, шарившая по пыльному полу, словно почувствовав в этом выплеске темной магии мое присутствие, метнулась к тому месту, где только что стоял я.

Но я уже успел сделать очередной прыжок ближе к зеркальному участку стены и нанес свой второй удар!

Черные безжизненные браслеты, проявившиеся на теле жезла, были уже пусты, но сам жезл бился магической мощью. Я скороговоркой произнес заклинание, освобождая часть этой энергии, и на навершье жезла вспыхнула изумрудная звезда, от которой вибрирующими кольцами начало изливаться яркое сияние.

Как только край первого, мерцающего зеленью кольца, коснулся поверхности переливающегося зеркала, зеленоватое сияние стремительно втянулось в зеркальную поверхность. Его ртутное серебро на мгновение потускнело, словно покрылось пленкой патины, и в этот момент к нему прикоснулось второе кольцо, за ним третье, четвертое…

С каждой новой порцией вливавшегося в зеркало зеленого сияния, оно все больше тускнело, затягиваясь мутной пленкой!

Лапа, до того продолжавшая шарить по пыльному полу в поисках моей персоны, внезапно замерла, словно к чему-то прислушиваясь, а затем задергалась, явно пытаясь вернуться в свое зазеркалье. Однако, именно в этот момент участок стены покрытый ртутно-серебристым налетом, начал стремительно сокращаться, и через секунду серый мертвый камень плотно охватил бицепс лапы, не давая ей даже пошевелиться.

Лапа задергалась с такой силой, что заговоренная известь связывавшая серые камни стала трескаться и осыпаться под этой неимоверной силой. Но было поздно! Зеркало исчезало, и возвращавшийся на свое место камень необоримыми клещами сжимал, стискивал, перемалывал плоть иномирной лапы. Внезапно в зале раздался оглушающий рев:

– Я доберусь до тебя, Гэндальф!!! Я доберусь до тебя!…

И тут стена сомкнулась полностью, и на грязный пол упала отдавленная лапа, суча по многовековой пыли скрюченными пальцами.

Я заворожено смотрел, как уже мертвые черные когти оставляют на камне пола глубокие рваные борозды, и вдруг до меня дошло, что в зале резко изменилось освещение. Подняв глаза, я увидел, что атакованная мной паутина потеряла свое ровное свечение. Теперь она то почти полностью пропадала, то мгновенно наливалась яростным горением. При этом ее нити вибрировали, так, что даже слышалось низкое, угрожающее гудение.

«Значит мой удар все-таки достиг цели!» – с удовлетворением подумал я, но в тот же момент понял, что могу не успеть смотаться из этого, ставшего весьма опасным, места.

Магическим зрением я мгновенно определил уже намеченные мной узлы на переплетении временного заклинания опоясывавшего Башню и ударил по ним остатками энергии жезла.

Грязный, пропыленный зал, как в сказке, расцвел разноцветными звездами, пол подо мной взбрыкнул, словно необъезженный мустанг, подняв облака едкой пыли, я, не удержавшись на ногах, повалился на бок и неожиданно почувствовал, что проваливаюсь сквозь перекрытие. На мгновение передо мной мелькнула оскаленная в улыбке пасть дракона, распластанного в пурпурном кольце на белом мраморном фоне, и я рухнул… в траву у ног своей лошади.

Совершенно оглушенный, я несколько мгновений неподвижно лежал, вдыхая свежий, наполненный травяным запахом, воздух, но вопль Фродо не дал мне слишком долго залеживаться:

– Глядите! Серый выдернул Башню в наше время! Сейчас мы с ней разберемся!

Я вскочил на ноги, словно подброшенный пружиной.

За аллеей из статуй, почти у самой кромки леса, возникала из небытия Брошенная Башня. Но в каком виде!

Ее растрескавшиеся стены тряслись, как в лихорадке, местами она была видна совершенно отчетливо, а местами еще пропадала во вневременье, удерживаемая остатками разлагающегося заклинания. Часть правой стены уже обрушилась, и потерявшая опору крыша угрожающе накренилась. Оторванная дверь валялась метрах в четырех от стены, воткнувшись одним углом в землю, а из открытого проема выбрасывались клубы не то дыма, не то пыли, причем эти выбросы то и дело меняли окраску.

В следующий момент из небытия вынырнул еще один фрагмент Башни, ее цокольной части. В ту же секунду по нему побежала змеистая трещина и огромный каменный блок отвалился от стены. Башня угрожающе накренилась и начала заваливаться на бок.

Я уже взвился в седло и заорал во весь свой неслабый голос:

– Ребята! Оружие в руки, и убираемся отсюда! Твист, поднимай козлов в небо, постарайся прорваться верхом! Тринт-тат, беги, как только можешь! Ни с кем не связывайтесь, встречаемся на месте последнего привала.

Видимо, Братство, все-таки, питало определенное уважение и доверие к своему предводителю. Никто не задал ни одного вопроса. Уже в следующий момент козлы Твиста, понукаемые его совершенно неразборчивыми криками, шустро перебирали ногами на уровне верхушек Живого леса. Все три маленьких меховых бочонка исчезли с поляны, словно их сдуло. Душегуб, Эльнорда и Изом отскочили к лесной опушке, но там приостановили коней, дожидаясь меня. В руках Эльнорды и Изома сверкали шпаги, а тролль поигрывал своей дубиной.

А я, вместо того, чтобы мчаться за своими друзьями, неожиданно для самого себя направил своего коня к статуе короля Кина. Подскочив к величественной фигуре, я ухватился за рукоять меча, и… выдернул его клинок из каменных ножен. В зеленоватом свете солнца матово сверкнула благородная сталь, исчерненная вязью непонятных знаков.

Взмахнув клинком, я кинулся за своими друзьями.

Поравнявшись с ними я коротко бросил Эльнорде: – Возьми лук!.. – и она тут же сменила оружие.

Мы углубились в лес… а лес словно сошел с ума! Казалось все наполнявшее его и до сих пор таившееся в земле, в траве, в деревьях дикое волшебство пришло в полное неистовство и бросилось на нас.

Едва мы оказались под деревьями, тролль скакавший впереди взревел. Ему в плечо вцепилось нечто невидимое и со страшно силой рвануло его железную шкуру. Из здоровенной рваной раны потоком заструилась зеленая кровь. Душегуб коротко отмахнулся дубиной и это нечто, коротко мявкнув, шмякнулось в траву под копыта его лошади. Эльнорда внезапно резко отклонилась в седле и спустила тетиву прямо перед мордой своей лошади. Наконечник воткнулся в трухлявый пенек и по древку стрелы побежала золотистая жидкость, а следом за этим появились круглое зеленое тельце, пришпиленное стрелой к пеньку. Я тут же узнал один из увиденных мной днем зеленых шаров. Только теперь он, чуть ли не разрываясь надвое, раскрывал темно красную пасть, усаженную мелкими, острыми, напоминающими ножовочное полотно, зубами.

Я мгновенно ускорил собственное время и сразу увидел окружившие нас шары. Их было еще восемь, но один из них валялся без движения, видимо, дубина тролля все-таки достала его. Остальные же, раскрыв свои пасти, были готовы напасть на нас.

Соскочив с лошади, я шагнул вперед. Милые шарики мгновенно переориентировались и покатились в мою сторону. Однако, прежде чем они приблизились на расстояние прыжка из-за ближних кустов им наперерез метнулись три изумрудные змейки. Двигаясь с непостижимой скоростью, они буквально вонзились в оказавшиеся на их пути шары. Двое из них были просто пробиты змейками насквозь, они еще разевали свои пасти, демонстрируя прекрасные зубки, но уже явно не представляли никакой опасности. Однако третий из атакованных шаров внезапно подпрыгнул высоко в воздух, уходя от атаковавшей его изумрудной стрелы, и перевернувшись в прыжке, сомкнул свои зубы на зеленом тельце змейки.

Впрочем, дальше наблюдать за действиями столь неожиданной подмоги мне было некогда. Четыре зеленые бестии были уже в нескольких шагах от меня, и одна из них, словно мяч после удара футболиста, оторвалась от травы и ринулась прямо мне в лицо.

Моя рука, сжимавшая меч короля, действовала самостоятельно. Матово блеснувший клинок описал изящную дугу и две половинки зеленого мяча упали к моим ногам. Однако, меч не остановил своего движения, повинуясь легкому повороту кисти, он развернулся в другую сторону и плавно пересек движение следующего атакующего шара. И еще две зеленые половины легли в траву рядом с моими кроссовками, забрызгав их золотистым соком.

Один из двоих оставшихся, уже, казалось, готовый совершить свой отчаянный бросок, притормозил, и покатил мимо меня, заходя мне за спину или целясь в кого-то из моих практически неподвижных ребят. И пока я следил взглядом за его маневром, последний, прятавшийся до того за кустом, вынырнул в совершенно неожиданном для меня месте и прыгнул. Только на этот раз он целился мне не в грудь, а в незащищенную ногу.

Я не успел переложить тяжелый клинок и пропустил этот бросок. Каково же было мое изумление, когда вонзивший зубы в мои джинсы зеленый колобок, неожиданно отвалился и замер неподвижно рядом с прокушенной им ногой. Хотя, нет! Нога у меня не была прокушена, а шар издыхал, судорожно дергаясь в траве. На месте его чудесных зубов чернела странно обожженная полоса.

Последний шар, словно увидев или почуяв, что произошло с его коллегой, неожиданно остановил свой бег, а потом, круто развернувшись, скрылся в зарослях кустов.

Вновь умерив скорость своего личного времени до нормального, я вернулся к лошади в прыгнул в седло. Спросить у Эльнорды, каким образом ей удалось пришпилить практически невидимую цель к пеньку я не успел, меня оглушил рык Душегуба:

– Серый, ты выбрал не слишком удобное время, чтобы пропадать неизвестно где! У нас неприятности!

У нас действительно были неприятности!

Прямо на нашем пути, оскалив пасти, стояли четыре милых монстра, уже виденных нами на пути к Брошенной башне. Только теперь, вместо того, чтобы спокойно пропустить нашу компанию, как это было сделано раньше, они явно собирались нас атаковать.

Разбившись на пары, они высились справа и слева от ожидающего нас пути, но их опущенные рога, роющие землю передние лапы и глухое рычание, вырывающееся из оскаленных пастей ясно показывало, что, как только мы окажемся между ними, они бросятся в атаку.

Однако, объехать это препятствие мы не могли, а потому построившись также парами, мы бросили лошадей в прорыв.

Не знаю, то ли монстры прозевали наш рывок, то ли у них была такая тактика нападения, но только к нам метнулись всего двое из четверки. Тот, что прыгнул справа, мгновенно получил стрелу в глаз и с жутким воем покатился в траву. Второй почти достал шею Душегубова коня, но тот, поднявшись на стременах и бросив свое огромное тело вперед, угодил своей дубиной точно между рогов тварюги. Череп нападавшей зверушки треснул и провалился внутрь, так что рога сошлись вместе, образовав почти правильный круг, а сама зверюга, не издав ни звука, рухнула под копыта лошади.

Наша четверка резво уходила от оставшейся пары монстров, которые, несмотря на свои шесть лап, оказались довольно тихоходными.

Нападавшие звери уже исчезли за деревьями, и нам, казалось бы, ничего не мешало спокойно скакать вперед, тем более, что лес расступился и открылось довольно большое открытое место, поросшее только густой травой и небольшими редкими кустиками. Однако, я резко осадил лошадь на границе этой гостеприимной поляны.

Ребята с удивленными лицами повторили мой маневр, а Эльнорда не сдержалась и отпустила свойственную ей шуточку:

– Что, Серенький, решил дождаться тех двоих?.. Ну и кровожадный же ты тип!..

К ее неудовольствию, я обратил слишком мало внимания на ее изумительный голосок. Только сейчас мне стало ясно, что заставило меня столь внезапно прекратить нашу скачку.

По этому милому лугу ходил очень странный ветер! Правда, мы его совершенно не ощущали, окружающий воздух, казалось, замер в предвкушении неких интересных событий. А вот трава вела себя весьма необычно, ее короткие стебли, трепеща клонились, создавая такое впечатление, что над лугом свиваются спиралью сразу несколько стремительных вихрей. Прекрасно видные круги причесанной ветром травы нигде не соприкасались, но располагались настолько близко друг от друга, что пройти мимо них, тем более на лошадях, совершенно не представлялось возможным.

Позади нас уже слышалось тяжелое дыхание догонявших нас монстров. Эльнорда оглянулась через плечо и спокойно наложила на тетиву очередную стрелу, Душегуб, глухо заворчав, начал разворачивать лошадь навстречу приближавшейся опасности.

Но в этот момент меч в моей руке поднялся, словно живое существо, указывая острием на противоположный конец луга, а я начал произносит скороговорку заклинания «Неземного пути».

Последние слова заклинания еще слетали с моего онемевшего языка, а темные знаки на матовой стали меча начали наливаться пульсирующим грозным светом. И когда последний звук замер в остановившемся на миг времени, с протянутого вперед лезвия до противоположного конца поляны легла темная прозрачная полоса. А затем она отломилась от клинка и медленно опустилась на землю… Нет, она повисла в нескольких мгновениях над землей, превратившись в темный призрачный мост шириной не больше метра.

Моя лошадь сама, без понуканий, ступила на этот мост инеспешно двинулась вперед. За мной последовал Изом, за ним Эльнорда, и последним на мосту оказался Душегуб, все еще полуобернувшийся к опушке оставленного нами леса.

Прямо под нами крутились спирали магических вихрей, приглаживающие травинки, прижимающие их к земле и бессильные добраться до копыт наших лошадей.

Но они не остались без добычи!

Когда мы уже достигли противоположного конца поляны и сошли с исчезающего полотна призрачного моста на обычную земную траву, из леса выскочили две гнавшиеся за нами зверюги. Увидев нас, они завыли, заметались по опушке, а потом ринулись следом за нами, напрямую, как пущенные с лука стрелы.

Практически сразу оба зверя оказались на свернутых спиралью участках травы, и мы с изумлением и ужасом увидели, как огромные животные оторвались от земли, нелепо дергая потерявшими опору лапами, как их тела, их конечности стало выворачивать неведомой силой, скручивать самым непостижимым образом. Затем начала лопаться их толстая, покрытая густым мехом шкура, и на землю пролилась темная густая кровь, а в разрывах показались перетянутые синими жилами мускулы, и они стали рваться в клочья, не выдерживая ударов древней магии.

Мелкие, какие-то изжеванные остатки плоти падали на землю, и та с утробным чавканьем прятала их под травяным покровом, хоронила свою добычу.

Мы молча развернули лошадей и тронулись дальше, стараясь забыть, вымести из памяти только что виденное.

А Живой лес, между тем, остался позади. Впереди, между редких деревьев, уже был виден Каменный истукан и проблеск Зеркального пути. Через несколько минут мы выехали на зеркало дороги и сразу же почувствовали себя в безопасности. Однако, нам немедленно дали понять, что мы ошибались и наши испытания далеко не исчерпаны.

Копыта наших лошадей звонко цокали по зеркальному покрытию, Каменный истукан приближался слева, скрывая от нас поворот дороги, а мы устало улыбались чувствуя удовлетворение от отлично выполненной работы, как вдруг прямо перед нами на полотно Зеркального пути грохнулась здоровенная каменная глыба. Едва коснувшись зеркала дороги, она взорвалась с оглушительным грохотом, швырнув во все стороны шрапнель осколков.

Я не знаю каким образом мне удалось вовремя выбросить вперед руку, ставя перед нами магический щит, но большинство из этих осколков я перехватил. Они сгорели в брошенной мной магии, на секунду ослепив нас, а мы остановили лошадей и, естественно, посмотрели вверх, пытаясь определить, откуда прилетел сей нежданный подарок. Прямо на нас летел еще один обломок скалы.

Я мгновенно сконцентрировал магический щит на его пути, но когда этот камешек ударил в мой щит, ощутил его страшную, неимоверную тяжесть. Щит отбросил и этот обломок, он упал в стороне от дороги, но в тот же момент Каменный истукан едва заметно содрогнулся, и с его вершины сорвался очередной обломок, полетевший, конечно же в нашу сторону.

– Вам не кажется, что этот Каменный истукан целенаправленно заваливает нас кусками своего тела?! – крикнул Изом, пытаясь развернуть свою лошадь прочь от скалы.

– Куда?! – заорал я, не отвечая на его риторический вопрос, – Вперед, только вперед!.. И быстрее, это помешает ему прицеливаться!

Наши четыре лошади, все еще прикрытые магическим щитом, рванули в галоп, огибая белесую агрессивную скалу.

Всего несколько секунд длилась эта скачка, но в щит успели угодить еще два обломка, а три упали в стороне от дороги.

«Такой скорострельности может позавидовать сама Эльнорда…» – подумал я, когда нам удалось миновать опасный участок дороги и можно было несколько умерить прыть наших коней. А самое главное – можно было снять наконец магический щит. Я чувствовал, что меня уже качает в седле, что еще немного и я просто грохнусь на землю, потеряв от истощения сознание.

Словно почувствовав мое состояние, Эльнорда мгновенно оказалась рядом со мной. Перебросив ставший ненужным лук в колчан, она ухватила меня правой рукой за воротник куртки и встревожено воскликнула:

– Изом, придержи Гэндальфа с другой стороны, а то он сейчас свалится с лошади!..

– Я ближе, – прорычал Душегуб, но Эльнорда немедленно огрызнулась:

– Отвали, у тебя плечо покусано, сам еле в седле держишься, а нас еще прикрывать надо!..

Изом уже материализовался с другой стороны от меня, да и самому мне, переставшему поддерживать щит, стало гораздо легче. Так что я смог несколько выпрямиться и, превозмогая дурноту, улыбнуться:

– Спасибо за помощь, ребята… Я постараюсь не создавать вам дополнительных хлопот…

– Какие хлопоты, дорогой, – быстро забормотал мне на ухо Изом говорком, уморительно похожим на грузинский, – В этом сбесившемся лесу у тебя самые большие хлопоты, а мы так, на подхвате…

Так мы и продолжили свой путь, впереди Душегуб с обвисшей левой рукой, настороженно оглядывающий окрестности, а за ним я, поддерживаемый с двух сторон Эльнордой и Изомом.

Превозмогая слабость и туман, окутывавший мою голову, я пытался вспомнить, что еще нас может ожидать на пути к границе Покинутых земель, но мысли путались, а в памяти возникали только обрывки последних двух часов моей беспутной жизни.

Постепенно я отдался мерному покачиванию седла, и даже, по-моему, уснул. Не могу вспомнить сколько я проехал таким образом, но вернула меня в сознание внезапная остановка. С трудом разлепив глаза, я увидел, что Братство стоит на зеркале пути, а по обеим сторонам дороги высятся два высохших дерева. Я сразу вспомнил эти странные, старые, выбеленные деревья, лишенные коры и листвы. Мы уже проезжали мимо них. Только теперь их белесые сучья и ветви были тесно переплетены и полностью перегораживали Зеркальный путь.

Я потряс головой, прогоняя остатки беспамятства и услышал странный хрипло-корявый, но весьма заинтересованный голос:

– Пожуем?…

– Ага, пожуем… – ответил ему точно такой же голос, только на пол октавы выше, – Чур, девчонка моя…

– А мне коняшки… коняшки…

– Не жирно будет, – возмутился первый голос, – Коняшки пополам!..

Далеко не сразу я понял, что переговариваются два дерева, или, вернее, два существа так похожие на деревья. И, что самое интересное, делят они нас.

– Тогда мне две коняшки, девчонку и верзилу с дубиной, – заявило правое дерево, и из нижней части его дупла выкатилась здоровенная прозрачная капля сока, а может быть слюны…

– Девчонку и того мертвяка, что сидит в середине, – возразило левое, – Верзила достанется мне! Ты забыл, что последняя добыча досталась тебе?!

– Я ее сам поймал! – немедленно возмутилось правое, – И потом, такой маленький зляик в счет не идет. Разве его можно сравнить с целым человеком?!

Мы стояли совсем рядом с беседующими о нашем близком будущем деревьями и молчали. Наконец Бертран покосился на меня и негромко произнес:

– Кажется пора мне хоть как-то проявить себя. Ты в седле держишься?.. Можно мне на минутку покинуть тебя?..

Я кивнул.

Бертран отпустил мою талию и, тронув свою лошадь, направился поближе к разговорившимся гурманам.

Их переплетенные ветви ритмично задергались, а говорок стал гораздо энергичнее:

– Гляди, первый едет…

– Тебе всадник, мне коняшка…

– Хорошо, идет… Только коняшкины глаза мне оставишь…

– Да подавись ты этими глазами, попрошайка!..

– Сам-то кто?.. Кто у нас все желудки выковыривает?.. Скажешь не ты?..

– Ты ж все равно желудки не ешь!.. Брезгуешь!..

– Ну и что, что не ем?! Отметить факт надо из принципа…

– Ах посмотрите, какие мы принципиальные!.. Хвост тебе, а не глаза коняшкины!

– Да тише ты!.. Не видишь, он уже почти совсем подъехал, щас хватать будем!

Но именно в этот момент Изом остановил коня и обратился к спорщикам:

– Никак обедать собрались, уважаемые?..

Деревья изумленно помолчали, хлопая всеми своими глазами, а потом правое осторожно ответило:

– Собрались… А ты откуда знаешь?

– Сделал вывод на основе наблюдения за вашим слюноотделением… И вот решил пожелать приятного аппетита.

– Чего он сказал?.. – недоуменно поинтересовалось правое дерево.

– Чего, чего… – передразнило его левое, – Приятного аппетита пожелал!

– Это я понял, – нетерпеливо буркнуло правое, – Перед этим что он сказал?.. Кого он наблюдал перед тем, как пожелал?

– А Хтон его знает! – недовольно призналось левое в собственном невежестве, – Умный очень, вот и бормочет научные слова…

– Умный… – протянуло правое дерево, и его ветки как-то нервно затряслись, – Опять у меня шкура шелушиться будет… Ты ж знаешь, у меня от этих умником всегда шкура шелушиться.

– Ну давай, я его один съем, с конем… – великодушно предложило левое.

– Нет, давай, лучше меняться – тебе всадник, а мне коняшка…

– Знаешь что, – внезапно рассвирепело левое дерево, – Надоел ты мне со своими капризами! У самого ветки в два раза короче, а перебирает, прямо как… король Кин! Я сам его съем, целиком! А тебе, так и быть, седло отдам!

Левое дерево, видимо, не сразу нашло что ответить на столь наглое заявление, но когда оно заговорило, его голосок просто сочился ядом:

– А ты помнишь, что от чрезмерного обжорства у тебя корни загнивают?.. Перекати-полем хочешь стать… Забыл Трекнута?!

– Ничего у меня не загнивает… – грубо, но довольно неуверенно парировало правое дерево, – А Трекнут переростком был, потому и корней лишился…

– Любезные, – неожиданно вмешался в спор наш граф, – Когда ж вы кушать начнете? Мне надо продолжить свое наблюдение, а вы все что-то спорите, спорите… Давайте уже, начинайте!..

Деревья с минуту молчали, а потом левое спросило шепотом:

– Чего ему надо?..

– Ему надо, что б ты кушать начал!.. – издевательски пояснило правое дерево и добавило, – А он за тобой наблюдать будет!

– А за тобой? – полюбопытствовало левое.

– Кончай болтать! – отрубило правое дерево, – Надо его хватать, а там разберемся, что кто есть будет!

– У меня веточки коротенькие… – пожаловалось левое, – Я до него не дотянусь…

– А может вам просто нечего кушать? – неожиданно спросил Изом и, не дожидаясь ответа предложил, – Смотрите, что у меня есть!..

Он сделал практически незаметное движение ладонью, и тут из-под брюха его лошади вынырнул небольшой зверек, весьма смахивающий на нашу земную лисицу, только зеленовато-бурого, камуфляжного цвета. Зверек осторожно, припадая брюхом к земле, направился в сторону ветвистой западни, а все шесть глаз обоих деревьев буквально впились в беднягу. Видно, деревцам уже давно не перепадало никакой добычи.

Зверек шмыгнул под крайние переплетенные ветки, и в ту же секунду с обоих сторон к нему метнулись тонкие, раздвоенные на концах сучья. Однако, зверушка скользящим неуловимым изгибом ушла от нашаривающих ее ветвей и прошмыгнула еще дальше. В дело вступили еще четыре хватательные ветви, но и им не удалось зацепить Изомову зверушку, а еще через мгновение ее пушистый хвост мелькнул далеко за расставленной деревьями западней.

– Х-ха, – разочарованно протянуло левое дерево, – Просклизнула, зараза! А все ты! – накинулось оно на соседа, – Растопырился во все стороны!.. Ловец!..

Дерево не договорило, но явственно чувствовалось, что остановилось оно на самом оскорбительном слове.

– Да ладно, – неожиданно миролюбиво ответило правое дерево, – Там и есть-то было нечего, одна шкурка… Нам главное этих, на лошадях не упустить…

Но тут в беседу снова вмешался Изом:

– Я понял, вам мелочь не подходит…

И он снова повторил свой странный неуловимый жест. На этот раз справа от его лошади возник довольно крупный зверюга, отдаленно напоминавший помесь медведя и гориллы.

– Годиться!.. – замирающим голосом прошептало левое дерево и его ветки затряслись в предвкушении обеда.

Меня настолько захватила игра Изома, что я даже забыл про свою слабость. Мне очень хотелось ему помочь, тоже подкинуть деревцам пару-тройку призраков, но оставшейся в моем распоряжении силы не хватило бы и на мышь. Так что я поневоле оставался зрителем, но зрителем весьма заинтересованным.

Между тем, медвеобезьяна потоптался на месте потом сделал пару шагов вперед и снова остановился.

– Хватай, – нетерпеливо зашептало левое дерево.

– Пусть поближе подойдет… – таким же хриплым шепотом ответило правое, настораживая свои сучья.

Но в этот момент зверюга развернулась и пошла в сторону.

– Куда?! – буквально взвизгнуло левое дерево, хотя добыча топала как раз в его направлении.

– Куда… – передразнило правое и скомандовало, – Хватай, давай!

– Пусть поближе подойдет… – неожиданно успокоившимся голосом прошептало левое, и я заметил, что один из его глаз начал съезжать по стволу в сторону бредущей добычи.

Однако, буро-зеленая медвеобезьяна обходила левое дерево явно вне досягаемости для охотника. Вот она сошла с дороги и ее лапы погрузились в окружающую дерево траву.

– Куда он прет?! – взревело правое дерево, – Он что не чует, что зыбун-гробун вокруг?!

Зверь, осторожно переставляя лапы, потихоньку удалялся от левого охотника, разочарованно свесившего свои белые, на вид сухие, ветки и уставившего вслед ускользающему обеду уже два своих глаза.

«Прям, плакучая ива…» – мелькнула у меня в голове смешливая мысль.

– Слушай… – потрясенно произнесло левое дерево, упустившее такую добычу, – Он по зыбуну-гробуну пошел… Как же так?..

– Как же так!.. – передразнило коллегу правое, – Ты лучше подумай, сколько еды упустил, раззява! Еще других… ловцами обзывает!

– Так он же… это… по этому… по нехоженому прошел…

– А тебе было лень шаг в сторону сделать?! – презрительно переспросило правое.

– Я… не догадался… – смущенно ответило левое.

Но в этот момент, ушедший довольно далеко Изомов призрак повернул и снова стал приближаться к ловчему дереву.

– Ох, как он пахнет… – прошептало оно и принялось трясти ветвями, высвобождая еще несколько штук из общего переплетения.

– Дашь хоть хвостик?.. – тихонько промямлило правое дерево, помогая левому обрести большую свободу маневра.

Левое протянуло ветви в направлении приближающейся добычи, и уставилось на нее всеми тремя глазами, поручив, видимо, своему коллеге наблюдать за дорогой. Земля вокруг него неожиданно зашевелилось, словно из нее начали выбираться корни дерева.

В этот момент рядом с Изомом появилось еще одно такое же существо. Чуть меньше ростом, но зато гораздо толще, оно, немного потоптавшись на месте, двинулось вправо.

Правое дерево немедленно затрясло всеми своими сучьями и даже, как мне показалось, стволом, чтобы освободиться для захвата идущей ему в… ветви добычи. Его глазки заметались между толстой животиной и нами и, наконец, замерли на призрачной медвеобезьяне.

– Ну что ты там дергаешься?! – недовольно зашипело левое, на что правое, не менее раздраженно, ответило, – Всем кушать хочется…

Между тем, добыча левого дерева, оказавшись метрах в шести от охотника остановилось и… уселось на землю, разгребая вокруг себя траву передними лапами.

Вторая зверюга расположилась на таком же расстоянии от правого дерева и также принялась размахивать передними лапами.

На висках у Изома выступили бисеринки пота, и я заметил, что его руки, находящиеся в непрестанном движении начали подрагивать.

И, несмотря на это, с обеих сторон от его лошади появилось еще два призрака медвеобезьян!

Также неуклюже потоптавшись, они направились к своим предшественникам, и скоро две пары зеленовато бурых толстяков уселись на травке и принялись… заигрывать друг с другом.

Земля вокруг правого дерева также зашевелилась, и на поверхность вынырнули два толстенных корня. Тяжело перекинувшись в сторону добычи, они немедленно зарылись на новом месте, и неожиданно белесый ствол дрогнул, дернулся и чуть сдвинулся в сторону от Зеркального пути.

Левое дерево проделало практически такую же манипуляцию, только оно выбросило в направлении Изомовых зверей три корня, которые были значительно короче.

Спустя пару минут деревья разошлись настолько, что сплетенными над дорогой остались всего пара длинных тонких веток, да и те цеплялись друг за друга самыми кончиками, словно деревья боялись потерять связь между собой.

– Впред!.. – обессилено прохрипел Изом и бросил свою лошадь в галоп.

Мы, наблюдая за операцией графа, непроизвольно приближались все ближе и ближе к нему, а потому лишь на мгновение отстали от его броска.

Через секунду мы были по другую сторону от прожорливых деревцев. Они, правда, попытались бросить на нас свои не занятые ловлей призраков ветки, но действовали недостаточно быстро и целеустремленно.

Оказавшись вне досягаемости ловцов мы чуть задержались – любопытство свойственно человеку. Изом сразу же сбросил контроль за своими призрачными животными, и они беззвучно растаяли, не оставив на травке даже примятин.

Оба дерева в недоумении остановились, а затем развернулись глазами в сторону Зеркального пути.

– Пожевал?.. – презрительно поинтересовалось правое дерево.

– Сам такой!.. – немедленно отозвалось левое.

– Ах, как он пахнет… – продолжало издеваться правое, – Ах, какой он на вкус…

– Сам такой… – повторило левое, но в его голосе было невыразимое отчаяние.

– Хоть бы один глаз у дороги оставил, так нет, пусть одними глазами, да пожрать!

– Сам такой…

– Ничего, ты переехал удачно… – вовсю разошлись правое дерево, – Свежей травки пощиплешь. Вон, рядом с тобой и кустик крапивы проклюнулся…

– Где?! – обрадовано воскликнуло левое дерево и его глаза с поразительно скоростью забегали по стволу.

– Жвачное!.. – полным презрения голосом бросило правое дерево.

Левое, видимо, сообразив, что его с крапивой обманули, уныло ответило: – Сам такой… – и протянуло пару ветвей к высокой густой травке.

Мы развернули лошадей и тронулись дальше но Зеркальному пути к границе Покинутых земель.

Глава 10

Человек может действовать быстро. Человек может действовать правильно. А вот действовать быстро и правильно может далеко не каждый человек!

Я лежал в густой траве около весело потрескивающего костерка и смотрел в высокое темное небо, усыпанное неземными звездами. Усталое тело отказывалось шевелиться, а усталая голова тяжело перекатывала самые разные вопросы, главным из которых был сакраментальный – «Что делать?»

Когда мы добрались до места своего последнего привала, солнце уже садилось. Повозка Твиста стояла под тем же раскидистым деревом, и козлики беспечно паслись рядом. Шатер Твиста тоже был раскинут на прежнем месте, а сам Твист и донельзя рассерженный Фродо расхаживали взад-вперед по зеркалу дороги.

Стоило нашим лошадям показаться на вершине холма, через который пролегал Зеркальный путь, как оба малыша припустились бегом нам навстречу с глазами, горящими от терзающих их вопросов.

Коротко и сбивчиво доложив, что сами они добрались до места встречи без особых приключений, да и какие у них могли быть приключения, если козлы несли повозку выше облаков, они потребовали рассказать, что произошло с нами и почему мы такие пораненные и измученные.

Однако, Эльнорда, как наименее пораненная и измученная из нас, пресекла эти неуместные требования и заявила, что поскольку рассказывать все равно придется Гэндальфу, то есть мне, необходимо сначала нас накормить и дать нам отдохнуть.

Фродо и Твист были не слишком довольны такой постановкой вопроса, однако, видя наше состояние, не стали спорить, а принялись за приготовление ужина.

Провозились они, несмотря на мудрое руководство эльфийки, довольно долго, так что и я, и Изом успели немного прийти в себя. Что касается тролля, то тот словно бы и не замечал своего порванного плеча. Правда, его рана уже начала затягиваться. Душегуб, понаблюдав несколько минут за суетой поварской команды, решил обозреть окрестности. Было очень заметно его беспокойство. Я и сам тревожился, потому что Тринт-тат до сих пор не явился к месту встречи, и это навевало невеселые мысли.

Тролль не стал снова трудить свою лошадь, а, прихватив гердан, отправился назад, по дороге, ведущей к Сотдану, пешком.

Изом, сидевший рядом со мной под деревом, улыбнулся и негромко произнес:

– Слабоватый я маг?.. И сотворил-то всего пять примитивных призраков, а вымотался, словно целый день на мечах рубился. Вам бы моего Дубль-тауна в команду, он бы эти деревца в щепки разметал!..

Я в ответ покачал головой:

– Не знаю, как там у твоего друга получилось бы, а вот ты нашел отличный выход… И вообще, я, как правило, предпочитаю обходиться без применения грубой силы. Изящно, непринужденно… как ты со своими зверушками. И каких симпатяг сочинил, особенно – первая!..

– Почему сочинил?.. – пробормотал Бертран, – У нас в Изоме такие в изобилии водятся… И хитрые бестии…

По его тону я понял, что силы совершенно оставили его, и бедный граф буквально засыпает, потому и не стал поддерживать разговор. Уже через минуту Бертран спал, как убитый.

А еще через некоторое время, от разведенного Твистом костерка потянуло ароматом какого-то хлебова. На расселенной попоне появились наломанные лепешки, куски копченого мяса, две фляжки, и меня, естественно, потянуло ближе к «столу». В этот момент возвратился Душегуб, и возвратился не один. Рядом с его огромной фигурой семенил на коротеньких ножках знакомый меховой бочонок в здоровенных кожаных трусах. По нашитым на трусы карманам я безошибочно определил, что к нам присоединился Вторая треть, и понял, что Тринт-тат вернулся к своему привычному расположению в пространстве.

Эльнорда безжалостно разбудила Изома, заявив, что если тот не поест перед сном, то может во сне умереть от истощения. На мой взгляд, такая участь Бертрану совершенно не грозила, однако, спорить с настырной эльфийкой у меня просто не было сил.

За спокойным, неспешным ужином я и рассказал ребятам, что произошло со мной в Брошенной Башне, с кем я там встретился, какую информацию узнал и какое предложение получил, опустив при этом все, что мне стало известно о делах отца Кины. Мой рассказ произвел на них огромное впечатление. Оказывается они увидели только, что я, после того как произнес заклинание, неожиданно свалился на землю и в тот же момент на поляне начала появляться Брошенная Башня. Потому-то они и решили, что я своим заклинанием просто выдернул Башню в наше время. Когда же я скомандовал удирать, они повиновались чисто машинально, не задумываясь, поскольку привыкли, что подобные мои команды надо выполнять не рассуждая.

– Что же нам теперь делать? – спросил самый из нас нетерпеливый, Фродо.

Я пожал плечами:

– Ну, во-первых, можно пока что успокоиться по поводу наших земных ребятишек. Мой новый друг Баррабас не знает о том, каких результатов добился Седой Варвар, а потому соваться в наш мир не будет. Но подчеркиваю – пока! Раз я, или мы, при переходе из мира в мир оставляем след, и Седой Варвар смог по этому следу найти наш мир, то Баррабас безусловно сможет повторить эту находку. Правда, теперь ему еще придется повозиться, чтобы попасть сюда, все-таки я наделал ему серьезных гадостей…

На секунду я задумался, вспомнив одну из фраз, сказанных Баррабасом.

– Нам бы еще отыскать тот маячок, который оставил ему король Кин, тогда, возможно, мы вообще отрезали бы ему дорогу к этому миру.

– А его… приспешники? – спросила Эльнорда, – По твоим словам, их у него здесь достаточно…

– Не думаю, что они смогут помочь своему господину с возвращением, – задумчиво ответил я, – Насколько я понял, у него имеются только две зацепки: запах Покинутых земель, который, по его собственным словам уже начал выветриваться, и маячок, оставленный королем. С первой зацепкой вполне можно разобраться, а вот вторая…

– А может он тебя во время разговора просто водил за нос? – высказал предположение окончательно проснувшийся Изом.

– Не думаю, – сразу ответил я, – Он же считал, что мне некуда деться из его Башни. Кроме того, он не сомневался, что я приму его предложение…

– А почему ты его не принял? – неожиданно спросил Твист, пристально глядя на меня.

– По тому же, почему я не принял в свое время предложение Епископа! – резко ответил я.

– Но то, что предлагал этот твой… Баррабас звучало гораздо заманчивее и… яснее, – задумчиво, словно для самого себя проговорил Твист. Потом он посмотрел на меня долгим взглядом и негромко спросил:

– А ты не пожалеешь?.. Потом…

– Твистик, ты совсем рехнулся?! – набросился на карлика Фродо, – О чем жалеть-то? О том, что ампиратором всеземным не стал? Да на фиг нам такое ампираторство – других людей в угоду какому-то Карабасу тиранить!

Но Твист все не отводил от меня испытующего взгляда. А я в свою очередь посмотрел на Фродо и понял, что тот совершенно не представляет, кто такой Баррабас.

Я оглядел своих друзей, и мой взгляд остановился на маленькой фигурке Второй трети.

– Сикти, ты понял, что теперь твоему народу ничего не угрожает, – спросил я, невольно улыбнувшись.

– Я понял, – ответил Вторая треть, – Вот только, как сделать, чтобы этот… злодей не вернулся к нам, и… куда делся Барти?

– Мне очень жаль, – чуть запнувшись ответил я, – Но мне кажется, твой друг погиб… Ведь из Покинутых земель он не вышел, это мы точно знаем.

– Тогда, если я вам больше не нужен, я отправился бы обратно в горы. Надо рассказать всем Тринт-татам, что больше нас не будут обижать.

– А если кто-то вас обидит, немедленно сообщи нам, – неожиданно заявил Фродо, – Мы любого обидчика поставим на место!

– На какое место?.. – поинтересовался любопытный Тринт-тат, но хоббита подобными вопросами смутить было нельзя.

– На положенное! – сурово ответил он.

Тринт-тат, присел на траву, поджав под себя ноги, и начал негромко, про себя рассуждать:

– Обидчика… на положенное место?.. Значит сначала нужно найти… или сделать… или купить… место. Потом надо его положить… интересно – куда? И тогда это место станет положенное. После этого на это положенное… гм… место, надо поставить обидчика. Зачем?..

Он помолчал раздумывая, а потом неожиданно закончил свою мысль, обращаясь непосредственно к Фродо:

– Но все равно спасибо. Я понимаю, что ты предлагаешь нам свою защиту. Я тоже могу тебе предложить – если мы тебе, – он быстро обежал глазенками всю нашу компанию и поправился, – или вообще кому-то из вас, понадобится наша помощь, сообщите нам. Просто придите в горы и позовите. Кто-нибудь из нас обязательно услышит.

Он махнул своей вывернутой лапой и мгновенно исчез. Только прозвучавший на Зеркальном пути легкий цокот когтей показал нам куда побежал Вторая треть.

– Слушай, Душегуб, а как ты догадался, что Тринт-тата надо искать в том направлении, – неожиданно спросила Эльнорда кивнув в сторону Сотдама.

– Да ничего я не искал, – глухо пробормотал тролль, – Просто пошел посмотреть, ну, что там и как. Гляжу, а этот меховик навстречу потихоньку топает. Обрадовался он, как меня увидел. Уже когда назад в лагерь шагали, я и говорю, слушай восьмая пятых, а что ты с той стороны-то шагаешь?.. Мы думали, ты еще из Покинутых земель не выбрался… А он мне говорит: – Я как услышал, что бежать надо, так и побежал… Только у ворот городских и остановился. А где вас искать не помню. Назад медленно пошел, надеялся кого-нибудь из вас встретить… И встретил.

Тут наш разговор постепенно угас. Изома снова сморил сон, Эльнорда отправилась в шатер Твиста, а малыши принялись обирать посуду и заверили меня, что ночное дежурство они берут на себя.

И вот теперь я лежал у костра, полностью освобожденный от всех общественных нагрузок, смотрел на звезды и… никак не мог заснуть.

Что делать?!

Я, похоже, серьезно нарушил связь Баррабаса с этим миром, и мог надеяться, что ему не скоро удастся ее восстановить. Можно было попробовать и вовсе… потерять этот мир для этого любителя владычествовать над душами.

Для этого необходимо было как можно быстрее разобраться с оставшимися здесь приспешниками Баррабаса. Полностью ликвидировать, или, хотя бы, по возможности уменьшить одичавшую магию Покинутых земель и, самое главное и сложное, найти, во что бы то ни стало, найти тот маячок о котором проговорился Баррабас, то, что по неведению или сознательно оставил ему в этом мире король Кин Зеленый!

Но для меня первейшей необходимостью представлялось срочное возвращение в Замок Кинов и избавление моей королевы от опеки ее главного советника. Я страшно боялся, что лже-Юрга, потеряв связь со своим хозяином и не получая от него точных и жестких указаний, решится на какую-нибудь безумную выходку и причинит вред Кине… А может и попытается ее уничтожить!..

В который раз я прислушался к себе и положил ладонь на свой жезл. Моя магическая сила практически даже и не начала восстанавливаться. А вот жезл безусловно оживал, и в первую очередь наливались силой черные браслеты Баррабаса. Видимо, они черпали мощь из близкого соседства с дикой магией Покинутых земель.

И вновь я принимался за простые расчеты – на лошадях до Замка трое суток. Трое суток в распоряжении лже-Юрги, чтобы наделать непоправимых гадостей… Трое суток! И уменьшить этот срок никак не получалось!

В этот момент одна из горевших над моей головой звездочек мигнула, чуть ярче вспыхнула и, сорвавшись, сверкнула вниз. Именно это словно толкнула меня изнутри, и я вскинул руку к нагрудному кармашку.

Маленькое зеркальце было на месте и не пострадало во всех выпавших на мою долю передрягах. Цела была и маленькая синяя бутылочка с остатками вина.

Я осторожно достал зеркало и вино, за неимением тряпки смочил вином подол своей многострадальной майки и тщательно протер зеркальное стекло.

Несколько секунд ничего не происходило, а затем зеркало засветилось и в нем появился запанный глаз Шалая. И этот глаз светился неподдельной радостью!

– Гэндальф! Ну наконец-то! – шепотом воскликнул воевода, – Где ты пропадал? Я вчера пытался с тобой связаться, и у меня ничего не получилось!

– Вчера мы были в очень оригинальном месте, – так же шепотом ответил я, – Мы целый день бродили по Покинутым землям. А там такая магия, что моим зеркальцам просто не по силам ее переплюнуть.

– Так вы уже вышли из Покинутых земель? – явно обрадовавшись, на всякий случай спросил Шалай и, показывая, что знает ответ, продолжил, – Нашли, кого искали?

– Нашли… – улыбнувшись ответил я, – Правда, совсем не того, кого искали. А того, кого искали уже нет… Совсем…

– Вот так!.. – слегка опешил Шалай.

– Но я тебя позвал не для этого, – сменил я тему разговора, – Как твои дела у императора?

– Мне удалось встретиться с самим императором, и мы договорились, что кочевники сами не нападут на королевство. Хотя он мне прямо сказал, что идет на это только из-за уважение к моему слову…

– Я же говорил, что если это удастся, то только тебе? – воскликнул я.

– Сейчас я на границе в штабе рысей. Представляешь, рыси по пока непонятной мне причине перегрызлись с беркутами, и тут почти что началась гражданская война! Попробую разобраться…

– Ничего не надо пробовать, – перебил я его, – Сколько тебе понадобится времени, чтобы дойти до замка?

– Сутки, – по военному коротко бросил Шалай.

– А если верхом?..

– Шестнадцать часов.

– Бери всех конных гвардейцев и немедленно выступай к Замку. Необходимо его блокировать так, чтобы оттуда даже мышь не выскользнула. Гвардии скажешь, что королеве угрожает опасность, и потому для всяких внутренних разборок сейчас не время. Еще лучше было бы, если бы ты его занял, но боюсь тебе это не удастся сделать без крупного кровопролития.

– Сделаю! А ты?

– Я постараюсь успеть к завтрашнему вечеру, хотя не знаю пока, как мне это сделать.

– Значит встретимся завтра под стенами Замка! – подвел черту под разговором старый воевода, отметая все мои сомнения в собственных способностях.

Зеркало погасло. И что самое смешное, практически сразу после этого разговора я заснул! Заснул, как убитый без сновидений и душевных тревог. Видимо смог старый Шалай вдохнуть в меня какую-то уверенность.

Проснулся я, как оказалось, довольно поздно. Открыв глаза, я увидел пасмурное небо и… склонившуюся надо мной серьезную мордашку Эльнорды. Я молча вопросительно изогнул бровь, и тут же получил ответ на невысказанный вопрос.

– Вот стою и думаю, будить тебя или еще полчасика подождать?..

– Буди, – согласился я и сел на траве.

– Тогда вставай и марш умываться, – бодро скомандовала Эльнорда, – Завтрак через двадцать минут.

Поднявшись со своего ложа, я увидел, что лагерь уже практически свернут, остался только тлеющий костер, на котором прел большой котелок. Даже Твистовы козлы уже были запряжены в повозку, а сам Твист ходил вокруг своего шарабана, проверяя его готовность к дальнейшему путешествию.

Я чисто автоматически положил руку на жезл и прислушался к своим ощущениям. Черные браслеты уже можно было использовать, и они продолжали напитываться магической мощью. Сам жезл тоже чувствовал себя вполне прилично и тоже был готов к употреблению, правда, далеко не в полную силу. Я себя чувствовал отлично отдохнувшим и готовым к новым магическим фокусам, хотя в Покинутые земли сейчас, все-таки не полез бы.

Изом, улыбаясь, помахал мне рукой от импровизированного умывальника – Фродо у недалеких кустов поливал его из кружки водой. Я направился к ним, соображая на ходу, как мне объяснить ребятам, что снова вынужден покинуть их.

Как и распорядилась Эльнорда, через двадцать минут мы собрались у костерка, для принятия утренней пищи. Перед этим я успел вскрыть свою магическую кладовую и достать кое-что из наших припасов, чем весьма обрадовал Фродо, который решил, что я забыл, как это делается.

Уплетая завтрак с аппетитом выздоравливающего человека, я поведал Братству о своих ночных сомнениях, рассуждениях и получившихся у меня выводах. Говорил я не долго, но, как мне показалось, убедительно и закончил следующим:

– Теперь вы видите, что я не могу тратить на обратную дорогу еще трое суток. Если мы собираемся действовать быстро и правильно, то мне придется снова покинуть вас и отправиться к Замку… другим путем, – и перехватив вопросительный взгляд Эльнорда, пояснил, – Магическим переходом…

Ребятки мои помолчали, а потом Фродо задумчиво переспросил:

– Один?..

Я в ответ лишь пожал плечами, ясно понимая, что стоит за этим вопросом.

– А что это за магический переход? – не отставал Фродо.

– Это такое заклинание, которое может перенести меня в указанное мной место, – терпеливо объяснил я.

– Что-то вроде штанов Изома? – уточнил настырный хоббит.

– Весьма отдаленно, – чуть подумав, ответил я, – Мое заклинание не требует какой-либо специальной одежды, – и улыбнулся, вспомнив графские штаны, которые во времена оны помогли Изому быстренько смотаться на родину за подмогой.

– Так может твое заклинание может перебросить двоих-троих?

Новый вопрос Фродо прозвучал для меня неожиданно. Я прикидывал возможность переброса всего Братства, но быстро отказался от этой мысли и решил уходить к Замку в одиночку, рассчитывая на помощь Шалая. Разделить Братство мне и в голову не приходило, и потому сейчас я медленно произносил: – В принципе, вполне может быть, что два-три человека уйти смогут … – а сам лихорадочно прикидывал насколько это вариант предпочтительнее.

Однако, додумать мне не дали. Члены Братства все быстренько решили сами и поставили меня перед этим решением.

– Я направляюсь к Замку обычным путем, – быстро проговорил Изом и счел необходимым пояснить, – Мне надо забрать свой отряд, не могу же я бросить их в горах. Постараюсь уложиться в двое суток.

– Я пойду с Изомом, – решил Твист, недовольно поглядывая на меня, словно предполагая, что я просто нашел способ отмотаться от него, – Моих козлов и кабриолет Гэндальф уж точно брать с собой не станет…

– И я отправлюсь с Изомом, – неожиданно заявил тролль.

– Почему? – тут же вырвалось у Эльнорды.

Душегуб посмотрел на нее преданными глазами, но остался непреклонен:

– Во-первых, я очень большой для магического пути, – тут он усмехнулся, – Еще надорвется Серый, меня протягивая. А потом, меня же ждут с Сотдане, я должен город спасти.

– А что этот подвиг потерпеть не может? – капризно скривила губки эльфийка.

– Когда позже-то? – пожал могучими плечами тролль, и я заметил, что рана на его плече совершенно исчезла, – Что ж я так и буду по королевству мотаться? А тут все по пути…

Душегуб внимательно посмотрел на Эльнорду, и она тут же сообщила:

– А я с Серым пойду! Как-никак я – «Единственная подруга королевы»

– Значит нас два с половиной! – подвел итог разделу Фродо, – Я все-таки тоже королевский камер советник с правом решающего голоса!

– Значит здесь и расстанемся… – не то спросил, не то предложил Изом, но я чувствовал, что место нашего лагеря не совсем подходит, чтобы открывать магический переход, тем более, что силы у меня еще полностью не восстановились. Потому я покачал головой и сказал, наконец, свое решение:

– Нет, мы поедем дольше вместе. Я хочу отыскать более удобное место для перехода…

– Ага! – тут же воскликнул Фродо, – Серый снова хочет загнать меня на дерево повыше. Только ты так и знай, если Душегуба отпустишь, я на дерево не полезу! Кто меня ловить будет?!

Изом, естественно живо заинтересовался заклинанием, которое требовало, чтобы Фродо залез повыше на дерево и прыгнул вниз, а Эльнорда необычайно живо и в красочных подробностях рассказала ему историю нашего перехода между мирами.

На такой жизнерадостной ноте мы и закончили наш завтрак, хотя я прекрасно видел, что ребятам совсем не хочется расставаться!

После завтрака я перецепил свою кладовочку к Изому и передал ему открывающее ее заклинание. Изом его опробовал, у него все прекрасно получилось. Фродо, правда, с некоторым сожалением наблюдал за нашими экспериментами, но помалкивал, помня, видимо, как его назвали жадным агрессором.

А потом мы пустились в путь, к славному королевскому городу Сотдану, который предстояло спасти нашему Душегубу. Я, признаться с удовольствием остался бы с троллем, чтобы посмотреть в чем это спасение будет заключаться, но… долг и сердце неудержимо звали меня вперед, к Замку.

Не спеша проехали мы около километра, и о Зеркальном пути напоминал только далекий, едва заметный ртутный отблеск на буроватой зелени степи. И стены Сотдана уже замаячили далеко впереди… Именно в этот момент мое обостренное поставленной задачей чутье, подсказало мне, что рядом находится место, прекрасно подходящее для того, чтобы открыть магический переход.

Я остановил лошадь, и вся кавалькада тут же замерла. Пять пар глаз с ожиданием уставились на меня. Сделав ребятам знак оставаться на месте, я снова тронул лошадь и начал кружить вокруг остановившегося Братства по расширяющейся спирали. Буквально на третьем кругу я почувствовал себя точно в центре нужной мне площадки.

– Здесь, – коротко сказал я и спрыгнул с лошади.

Эльнорда быстро спустилась на землю, Фродо выпрыгнул из Твистовой коляски, и оба направились ко мне. А я, сняв с седла королевский меч, завернутый в старый Эльнордин плащ и накинув поводья на шею лошади, хлопнул ее по крупу. Умное животное неспешным шагом отправилось к остальным лошадям.

И в этот момент Изом неожиданно соскочил со своей лошади и начал рыться в притороченном к седлу мешке. Достав из мешка смотанный кусок нетолстой веревки, он бросился ко мне и, подбежав, сунул эту веревку мне:

– Возьми, это из запасов моего Дубль-тауна, может пригодиться!

Затем он посмотрел мне прямо в глаза, хотел, видимо, еще что-то добавить, но промолчал и, повернувшись, пошел назад к ожидавшим его ребятам.

Эльфийка и хоббит встали рядом со мной и ухватились за мою куртку. Я бросил последний взгляд на остающихся и начал медленно и внятно читать заклинание «Большого перехода».

Заклинание было длинное и путаное. Я читал медленно, боясь сбиться или перепутать слова, хотя, как их можно было бы перепутать в таком жестком, ритмичном стихотворении. Перед последней точкой текста заклинания на нас словно пахнуло свежим ветром, мне даже показалось, что чумазый кружевной воротник на камзоле Изома трепыхнулся от этого ветра. А как только я закончил читать, на нас упал тугой удар воздуха, все вокруг потемнело и будто бы подернулось мглой, а потом исчезло в непроглядной мутной сери. Я ничего не видел и не чувствовал, кроме пальцев Эльнорды и Фродо, ухватившихся за рукава моей куртки. Потом пропало и это ощущение. Я растворился в этом перламутрово-сером, мутно-сером, грязно сером тумане. Не стало моей одежды, моего тела, остались только кое-какие мои мысли. Только эти мысли помогали мне еще ощущать себя личностью. Как долго это продолжалось я не знаю, присущее мне острое чувство времени тоже исчезло, тоже растворилось, растаяло…

Закончилось все также быстро, как и началось. Снова неизвестно откуда потянуло свежим ветерком, и этот ветерок принес сначала траву под наши ноги, потом недалекий лес справа, ровную линию горизонта впереди и зубчатые стены Замка слева, и в конце концов высокое оранжевое небо с зеленым солнцем в зените.

– Больше я на такое путешествие никогда не соглашусь!.. – сквозь стиснутые зубы пробормотал Фродо, – Я не хочу чтобы меня раскладывали на атомы, а потом в другом месте собирали!

– Ладно тебе ныть, – немедленно откликнулась Эльнорда, – На атомы его разложили – было бы что раскладывать!

– Что значит – было бы что? – Фродо наконец отцепился от моей куртки и повернулся лицом к эльфийке, – Что ж, по-твоему, я настолько прост, что и составных частей не имею?!

Эльнорда окинула набычившегося хоббита насмешливым взглядом и ответила:

– Ну почему же, есть у тебя составные части…

Фродо допустил на свою круглую физиономию удовлетворенную улыбку, но, как оказалось, слишком рано.

– Только их очень мало, и потому разборка-сборка не составляет большой сложности… – закончила свою мысль Эльнорда.

Хоббитская улыбка из удовлетворенной превратилась в растерянную, и Фродо обиженно спросил:

– Это почему же во мне мало составных частей?..

– Ну сам посчитай, – продолжала веселиться девчонка, – Рубашка, штанишки, курточка… Что у тебя еще?

– А тело? – возмутился хоббит.

– Ну вот – всего четыре! Что ж тут можно напутать?! – немедленно поймала его Эльнорда.

– А!.. А!.. А! На атомы! – начал заикаться Фродоот возбуждения, – Я сказал, что меня разложили на атомы! А атомов во мне видимо невидимо!

– А раз невидимо – значит их и нет! – отрезала Эльнорда.

– Как это – нет?! – снова возмутился хоббит, – Во всех есть, а во мне нет?!

Их пустая болтовня не давала мне сосредоточиться, и потому я довольно резко вмешался:

– Девчонка, перестань дразнить Фродо! А в тебе, – я повернулся в сторону хоббита, – Есть молекулы, а в них атомы, а в них электроны, позитроны, нейтроны, протоны, фотоны, неоны, кварки, пи-, ню-, и мю-мезоны! И я больше никогда тебя на них раскладывать не буду!

– Поняла, сколько во мне всего?! – довольно заулыбался Фтодо, и показал Эльнорде язык.

Девчонка на это высокомерно улыбнулась и обратилась ко мне:

– Что будем дальше делать, Серый маг?

Именно об этом, я признаться и пытался думать, но пока что никаких конструктивных предложений у меня не было.

Мы неторопливо шагали в сторону Замка, и по моим наблюдениям у его стен еще никого не было. Правда сами стены казались несколько необычными – их светло серый, ровно отесанный камень украшали какие-то продолговатые цветные пятна, делавшие стены полосатыми, а над каждой башней развивалось огромное разноцветное знамя.

Минут через тридцать мы приблизились к Замку настолько, что нам стали видны остроконечные шлемы караульных гвардейцев, почему-то обернутые пучками цветных лент. Между зубцами замковых стен свешивались длинные полотнища разноцветных тканей, придававшие Замку такой нелепый вид.

Наконец, мы остановились перед спущенным мостом. Посреди моста стояли два гвардейца и с любопытством смотрели на нас. Мы переглянулись и двинулись через мост к открытым воротам Замка.

Самое смешное, что нас никто и не думал задерживать. Когда мы проходили мимо охраны, один из гвардейцев, не отрывая глаз от Эльнорды, поинтересовался:

– На пир идете?..

– Да, вот, – немедленно ответил Фродо, – Попировать решили.

– Что-то вы припозднились… – протянул второй гвардеец, также пялясь на эльфийку, – Остальные уже давно съехались…

– Дама наряд выбирала, – пояснил Фродо, – Вот и выехали слишком поздно…

Мы уже были у самых ворот, когда один из стражников бросил нам в спину:

– А откуда вы прибыли-то?.. Пешком…

Но мы сочли за лучшее оставить этот ленивый вопрос без ответа. Эльнорда неопределенно махнула рукой, и мы скрылись за воротами.

Оказавшись на хорошо знакомом дворе, мы остановились, и эльфийка спросила шепотом:

– Ну, и куда нам дальше двигать?..

– И что это сегодня за пир?.. – вставил свой вопрос Фродо.

– Может, королева поправилась? – с надеждой сказала Эльнорда, – Если ты, Серый, оставил этого советничка без связи с его хозяином, так может он, того… дуба дал?!

– Вряд ли, – хмуро ответил я, – Скорее развил бурную самостоятельную деятельность…

На душе у меня стало очень неспокойно.

И в этот момент мы увидели торопящегося через двор слугу с корзиной в руках. Напустив на себя барский вид, я крикнул:

– Эй, милый мой, ну-ка подожди минутку.

Слуга неуверенно остановился и посмотрел в нашу сторону.

– Скажи-ка, где размещают гостей, приезжающих на сегодняшний пир?..

Слуга поставил свою корзину на брусчатку площади и, наклонив голову, поинтересовался:

– А где же ваш экипаж?

– Мы тебя не спрашиваем, куда поставить экипаж!.. – неожиданно резко бросила Эльнорда, – Мы спрашиваем – где размещаются гости!

Слуга явно смутился и, вновь подхватив свою корзину, быстро проговорил:

– Это вам надо к распорядителю двора обратиться… – он кивнул в сторону бокового входа, – Вон в ту дверь, на второй этаж, там его приемная…

Слуга поспешил дальше, а ребята нацелились двигать к указанной двери, но я их остановил:

– Все-таки, нам придется разделиться… Необходимо воспользоваться этим неожиданным праздником!..

Эльнорда и Фродо вопросительно посмотрели на меня.

– Через пару-тройку часов к Замку должен прибыть Шалай. С ним будет несколько сотен конных гвардейцев. Если эта армия появится у стен Замка, ворота конечно же закроют, несмотря на ожидающихся гостей. Поэтому, тебе, Фродо, придется, по возможности незаметно выбраться из Замка и попытаться встретить воеводу. Надо, чтобы к Замку подъехало четверо-пятеро всадников, не больше. Они вполне смогут незаметно нейтрализовать охрану на мосту, а затем понемногу занять все посты на стенах. Тогда Замок, можно сказать будет в наших руках.

Я посмотрел на загоревшиеся глаза хоббита и понял, что задача ему ясна и нравится.

– Только запомни – подъезжать гвардейцам Шалая к Замку надо небольшими группами, тогда они сойдут за гостей…

– Понял я, понял! – нетерпеливо перебил меня Фродо.

– А сможешь ты найти Шалая? – с некоторым сомнением спросил я.

Хоббит только фыркнул в ответ и… исчез! Вот только что маленькая фигурка стояла рядом с нами, и в следующее мгновение ее не стало!

Я повернулся к не меньше меня удивленной Эльнорде:

– А мы с тобой займемся пиром… Посмотрим, что это за празднество такое?!

И мы направились к указанной нам двери.

Поднявшись, как нам было указано, на второй этаж, мы оказались перед чуть приоткрытыми двойными дверями, из-за которых слышался высокий мужской голос:

– … ожидается не более семидесяти человек, из них двенадцать супружеских пар. Проверьте готовы ли комнаты, имеются ли в них туалетные принадлежности, распределены ли слуги. Господин советник, несмотря на мои возражения, решил проводить сегодняшний прием в малом зале, так что будет тесновато, хотя можно открыть двери веранды. Но стол надо ставить узкий… И не возражайте!..

Я толкнул дверь и вошел первым. Эльнорда немедленно последовала за мной.

В комнате, вернее сказать, в небольшой зале, находился старик, разодетый в роскошный придворный костюм, с длинным белым париком на голове и с тяжелым изузоренным посохом в руке. Этого старика я мгновенно вспомнил, именно он встретил нас, когда мы вернулись из Храма с телом королевы Кины! Перед ним стоял мужчина средних лет в гораздо более простой одежде, с блокнотом в руке, в который, как я понял, он записывал получаемые от старика указания.

Услышав звук открывающихся дверей, старик резко обернулся и спросил, недовольно глядя на меня:

– Ну, в чем дело?! Кто ты такой, и что тебе надо?!

И вдруг его взгляд скользнул ко мне за спину, все его лицо побелело и задрожало, словно он увидел перед собой призрак, колени его подогнулись и, если бы не расторопность его собеседника, успевшего метнуться и подставить старичку стул, он точно грохнулся бы на пол. А так, косо опустившись на краешек стула, старичок пожевал губами и невнятно промямлил:

– Госпожа Эльнорда?.. Или это мне только кажется?..

– Нет, дорогой граф, это именно я… – пропела своим чарующим голосом Эльнорда, выдвигаясь вперед, – И мне весьма лестно, что за это время, граф Годов меня не забыл.

– Но откуда ты взялась?.. – спросил старик чуть окрепшим голосом, делая попытку подняться со стула.

– О, граф, это долгая история… – мило улыбнувшись ответила Эльнорда, – Я, конечно, все всем расскажу, но нельзя ли мне сначала увидеть мою подругу-королеву?

Едва появившаяся на лице старичка улыбка, была мгновенно стерта. Вместо нее появилась какая-то горькая растерянность, и старый граф буквально простонал:

– Эх, моя милая девочка, королева страшно больна!.. Она настолько больна, что даже меня не узнает!..

– Вот как?! – удивилась Эльнорда, – Тогда о каком пире… торжественном приеме… празднике… короче, о каком веселье идет речь по всему Замку. Даже замковые стены увешали какими-то тряпками!

По мере изложения этой фразы, тон Эльнорды становился все более резким и закончила она почти что возмущенным криком.

Старик немного растерялся от такого напора, но ответил мгновенно:

– Так распорядился господин советник. Он… Он сказал, что сегодня вечером королевы выберет себе… мужа.

– Но она же больна! – воскликнула Эльнорда.

Старик только пожал плечами. И тут зеленые глаза Эльнорды превратились в две узкие, горящие огнем щелки:

– А имеются ли какие-либо соображения о предполагаемой личности будущего супруга королевы?!

Старик слегка замялся, а потом тихо пробормотал:

– Вообще-то… официально, конечно, ничего еще не говорилось… но… в общем… все уверены, что королева выберет… советника Юргу…

– Я немедленно иду к королеве! – резко бросила Эльнорда, – И запомни, граф, что я заняла свои прежние покои. Не вздумай туда кого-нибудь подселить!

Стремительно повернувшись к двери, она буквально наткнулась на меня. Тут и старичок вновь обратил внимание на мою невзрачно одетую фигуру.

– Может быть, госпожа Эльнорда представит мне своего спутника? – спросил он у Эльнординой спины.

Та быстро повернулась и произнесла:

– Да, граф, это…

– Это, граф, – перебил я Эльнорду, – Личный шут королевы Кины. Мы отпустим нашу неотразимую Эльнорду и побеседуем!

Не давая Годову вставить слово, я повернулся к Эльнорде и очень серьезно сказал:

– Ни в коем случае не выпускай из спальни королевы находящуюся там женщину. Помнишь, я тебе рассказывал?! И будь внимательна – она, по-видимому, очень сильный гипнотизер.

– Щас я ее загипнотизирую!.. – пообещала Эльнорда и вышла из зала.

Я снова повернулся к старому вельможе. Тот с некоторым сомнением смотрел на меня и когда увидел, что я готов его слушать, недоверчиво произнес:

– Я не слышал, что королева назначила нового шута…

Улыбнувшись своей самой располагающей улыбкой, я достал из кармана свой замечательный фирман и протянул его графу. Тот взял бумагу, внимательно прочел ее, а потом удивленно посмотрел на меня:

– Действительно, личный шут королевы!..

– Я, граф, никогда не вру, – уверил я старика, – Вот, например, ты снова можешь мне не поверить, но мы встречались чуть больше года назад, при весьма трагических обстоятельствах.

Годов снова недоверчиво посмотрел на меня и покачал напудренной головой:

– Молодой человек, я в течение почти десяти лет не покидал королевский Замок и точно могу сказать, что за это время тебя здесь не было!

– Тем не менее, именно я со своими друзьями привез королеву Кину в Замок год назад! Помнишь этот случай? Ведь именно ты встречал нас тогда во дворе!..

Старик высокомерно поднял голову, всем своим видом показывая, что второго такого враля он за свою жизнь не видел:

– Кину в Замок привез Гэндальф Серый Конец! Я прекрасно знаю этого могучего волшебника и вполне еще способен отличить… э-э-э… молодого человека от седого старика!

– И тем не менее, – повторил я, – Гэндальф и я – одно лицо!

– Ну нет! – в гневе воскликнул старик, – Лица-то, как раз, разные!

Тут я просто расхохотался.

Отсмеявшись, я снова обратился к старому графу:

– Я не буду больше тебя ни в чем убеждать, мне достаточно, что ты признаешь за мной должность королевского шута. Сейчас важно, чтобы никто в замке не знал, что Эльнорда и я находимся у королевы. Это-то ты мне можешь обещать?

– Все зависит от того, что ты собираешься делать? – осторожно ответил старик.

– Спасать королеву… – очень серьезно ответил я, – И чтобы ты мне поверил, я покажу тебе еще одну вещь.

И я осторожно развернул старый Эльнордин плащ.

Глаза старого графа едва не вылезли из орбит, когда он увидел что находится под рваной грязной тряпкой. Протянув дрожащую руку, он коснулся обнаженного клинка, а потом поднял на меня засиявшие глаза и прошептал:

– Меч короля!..

Я кивнул, и он спросил все также шепотом, но с такой дикой, такой бесконечной надеждой, что у меня чуть не выступили слезы:

– Ты нашел короля Кина?! Король возвращается?!

– Нет… – выдохнул я, – Мы нашли лишь его могилу…

И в этот момент моего локтя кто-то осторожно коснулся.

Я быстро обернулся и увидел мужчину с блокнотом в руке, о котором совершенно забыл. Он смотрел на меня горящими глазами, а его сжатая в кулак правая рука беспощадно смяла бедный блокнот:

– Серый Конец! – с каким-то отчаянием прохрипел он, – Я тебе верю! Не дай этой твари погубить нашу королеву!

– Все будет в порядке, – проговорил я, проталкивая ком в горле, и положил ему на плечо руку, – Все будет в порядке.

Я повернулся к выходу, но остановился и добавил:

– Тем более, что ты прав – советник Юрга, действительно, – тварь. Он не человек, он не рожден женщиной, он – тварь! Его сотворило Зло, и он служит Злу! Поэтому его надо остановить!

И я шагнул за дверь.

От приемной распорядителя двора до покоев королевы идти было довольно далеко. Народу в этой части Замка было немного, поскольку основная деятельность слуг сосредоточилась сейчас в районе малого зала приемов, а двор готовился к празднику в своих апартаментах. Так что мне навстречу попалось всего два-три человека, правда, они, завидев меня останавливались, и разинув рот смотрели на мою, столь необычно одетую фигуру.

Возле покоев королевы народ и вовсе исчез, а кроме того, на полах появились толстые ковры, полностью глушившие звук шагов. Я понял, что в этой части Замка соблюдалась особенная тишина, видимо, для повышения эффективности производимого внушения.

Наконец, я приблизился к дверям зала утренних приемов и удивился, увидев, что они немного приоткрыты. Из щели доносился негромкий и какой-то испуганный разговор.

– Может нужно было ее все-таки задержать?..

– И что ж ты не задержал?..

– Н-е-е знаю… она так промчалась, что я даже не успел встать…

– Встать!.. Я только ее увидел, сразу сообразил, что лучше с ней дела не иметь…

– Ага! Скажешь, лучше иметь дело с советником?.. Слышал, как Сорта верещала?.. Если с ней хоть что-то случится, советник с нас шкуру спустит…

– Ну, пойди посмотри, что там эта… зеленоглазая делает…

– Ага!.. Я – «пойди посмотри»!.. А что она со мной сделает?..

– Тебя и не поймешь… Ты кого больше боишься, советника или эту девицу…

Я не выдержал и толкнул двери. За ними, прямо посреди зала стояли два гвардейца, как я понял, из все тех же знаменитых койотов. Оба были при шпагах и в довольно растерянных позах. Они явно не знали на что решиться, и услышав шорох открывающихся дверей, быстро повернулись в мою сторону со странной смесью чувств на лице. С одной стороны они были испуганы, появлением начальства, а с другой испытывали некоторое облегчение, в надежде на внеплановую смену.

Разглядев входящего шута, они удивились, но совсем немного. Оба сразу же положили руки на эфесы шпаг, и тот, что повыше, хотел что-то спросить, но я его опередил:

– На вашем месте, я бы больше побаивался Эльнорду… Ту самую девушку, которая только что произвела на вас такое сильное впечатление.

– А ты кто? – грубо перебил меня высокий.

Я внимательно на него посмотрел и ответил ему в тон:

– Дед Пихто!.. А будешь хамить не по уставу, в рожу получишь!

Не вступая больше в разговоры с охраной я нахально двинулся к дверям королевской спальни. Высокий, бывший, видимо, за старшего, шагнул мне на перерез, но я остановил его вопросом:

– Сорта долго верещала или сразу заткнулась?!

– Почти сразу… – растерявшись, ответит он и добавил, – Но все равно очень страшно.

– Еще бы не страшно, – довольно ухмыльнулся я, – А сейчас ей станет еще страшнее. Вы, ребята из зала никуда не уходите и никого в королевскую спальню не пускайте… Никого! Даже если вам будет очень страшно, – сделав эффектную паузу, я добавил, – А иначе будете отвечать перед королевой!

– Перед королевой?.. – неожиданно выдохнул вопрос тот, что поменьше.

– С королевской гвардии спрашивать может только королева! – сурово ответил я, – Или король…

– Да кто ты такой, в конце концов?! – шепотом воскликнул длинный.

Я посмотрел на него свысока и ответил «через губу»: – Я личный шут королевы Кины… Шутить пришел… – и не вступая в дальнейшие разговоры, направился на помощь Эльнорде.

В спальне царил уже виденный мной полумрак, но если в первое мое посещение он хоть как-то был оправдан ночным временем, то теперь, ясным днем, освещение из двух свечей навевало грустные мысли.

Первое, что я увидел, едва мои глаза немного привыкли к темноте, было бледное до синевы лицо Кины, на розоватой наволочке. Ее тело была высоко приподнято подушками, так что она полусидела в постели. Глаза Кины были открыты, но смотрели прямо перед собой невидящим взором. Я с трудом оторвался от этого страшного зрелища и обратил внимание на то, что происходило у стены за королевской кроватью.

А там, вжавшись всем телом в темный гобелен и распластав по нему раскинутые руки, стояла на полусогнутых ногах Сорта, не сводя широко открытых глаз от качающегося у самого ее носа кончика Эльнординой шпаги. На ее необыкновенно белой щеке красовалась багровая полоса. Эльнорда, почувствовала, что в спальне появился еще кто-то, и не поворачиваясь спросила:

– Серый, это ты?..

– Я самый… – негромко ответил я, боясь потревожить Кину.

– Я так и думала, что ты не утерпишь и примчишься за мной, – довольно пропела эльфийка и сразу перешла к делу, – Что мы будем делать с этой змеюкой?

Кончик шпаги продолжал ритмично перемещаться от одного глаза «змеюки» к другому.

– Я не кровожадна, – продолжала между тем Эльнорда, – Но за то, что она сделала с моей подругой, я, пожалуй, сначала выколю ей глазки, чтобы она больше не могла ими постреливать, потом отрублю руки, чтобы она не могла ими больше сучить, а потом вырву ей сердце, если смогу его найти!..

Сорта молчала, не в силах, видимо, оторвать завороженных глаз от остро поблескивающей перед ними стали.

Я подошел ближе. На ковре, около самой кровати валялся походный мешок Эльнорды, а рядом с ним длинная тонкая цепочка и чуть поблескивающим крупным красным камнем. Я вполне разделял чувства Эльнорды и был полностью солидарен с ней в ее мстительных чувствах, но Сорта была мне еще нужна, Поэтому, чтобы хоть немного отвлечь эльфийку от кровожадных мыслей и слегка разрядить атмосферу, я негромко и совсем буднично спросил:

– Ты что это, подруга свои вещи по комнате разбрасываешь?

– Мешок-то? – в голосе Эльнорды я почувствовал злорадную усмешку, – Ты представляешь, Серенький, вхожу я в спальню, мирно так, никого не обижая… Вон, меня даже гвардейцы без слова пропустили… А эта паскуда вытаскивает из лифчика… Хотя нге пойму зачем ей лифчик?.. Какую-то блестящую дрянь на цепочке и начинает меня уговаривать, что мне очень хорошо! Я ей мешком в морду и заехала… а потом еще сталью плашмя… чтобы знала, как мне хорошо!.. А сейчас я ее гипнотизирую… как и обещала, если только она дернется, сразу в глаз получит! Остреньким!.. Вишь, какая она у меня вся загипнотизированная стоит, уже минут десять не шевелится, а поначалу визжать начала!

– Так ты считаешь, что с ней уже можно разговаривать?.. – перебил я Эльнордино словоизвержение.

– О чем?.. – с подозрением переспросила эльфийка.

– Об ее искусстве… – с усмешкой ответил я, – Если ты ее достаточно хорошо загипнотизировала, я хотел бы поинтересоваться, что надо сделать, чтобы королева пришла в себя?

– Ну спроси… – неохотно согласилась Эльнорда.

Я подошел еще ближе, но перехватить взгляд Сорты мне никак не удавалась, ее глаза не отрываясь и не мигая следовали за кончиком Эльнординой шпаги. И все-таки я спросил:

– Ты можешь вернуть королеве рассудок, вывести ее из гипнотического состояния.

– Да, – тут же ответила Сорта, – Но я этого не сделаю…

– Сделаешь! – уверенно возразила Эльнорда, – Ты сделаешь все, что скажет тебе Серый, иначе ты не сможешь делать уже ничего!..

– Не сделаю, – упрямо повторила Сорта, но ее глаза на миг оторвались от кончика клинка и метнули в меня мгновенный взгляд, – Вы все равно меня убьете…

– Ну, почему? – переспросил я. – Мы, как правило, люди достаточно милосердные.

– Тогда меня убьет королева, – логично заключила Сорта.

– Мы постараемся ее убедить не делать этого…

– А скорее всего, Юрга убьет вас обоих… Вы просто не знаете его возможностей.

– Знаем, – спокойно возразил я, -И имеем не менее серьезные возможности противостоять его возможностям.

Сорта, видимо, хотела еще что-то сказать, но в этот момент в комнате раздался едва слышный шепот:

– Отец…

На мгновение мы замерли, застыл на месте даже кончик Эльнординой шпаги. И тут снова, уже чуть громче, послышалось:

– Отец… Папа…

Я стремительно повернулся к постели Кины.

Она по-прежнему полулежала на подушках, но теперь в ее глазах появилось странное растерянное выражение и смотрели они… на темно-зеленый сверток в моей руке. Она выпростала из-под одеяла руки… тонкие, почти прозрачные, слабые руки, и протянула правую вперед в обессиленном жесте.

Я не помню, как очутился возле королевы, судорожно срывая с меча остатки Эльнординого плаща. Когда благородная сталь исчерченная темными знаками, матово блеснула в колеблющемся свете свечей, глаза Кины широко раскрылись и она снова прошептала: – Отец…

Потом она неожиданно перевела взгляд на меня и спросила:

– Кто ты?.. Я тебя не вижу… Открой окно, здесь так темно…

Я метнулся к ближайшему окну и сорвал тяжелую штору. Но света не прибавилось – окно было закрыто снаружи глухой ставней. И тут я, взревев, словно раненный зверь, грохнул кулаком по раме. Стекла со звоном посыпались на ковер, что-то громко хрустнуло, не то дерево рамы, не то моя рука, но я не чувствовал боли! Не переставая отчаянно реветь, я бил и бил в ненавистное дерево, пока оно не разлетелось в щепки и в комнату не хлынул поток зеленоватого солнечного света!

– Гэндальф!.. – раздался позади меня голос Кины, – Как хорошо!..

Я обернулся… Кина откинула голову на подушки и закрыла глаза. Ее губы тронула слабая улыбка, а обе ладони лежали на клинке меча, словно черпая из него новые жизненные силы.

Не слишком понимая, что происходит с королевой, я снова взглянул на приспешницу лже-Юрги и наткнулся на круглые желтые глаза Сорты. Ее лицо было донельзя удивленным:

– Она назвала тебя Гэндальф?..

Мое имя она произнесла словно не совсем понимая его, с запинкой, как нечто невозможное, нечто странное и страшное, и чуть помедлив, повторила:

– Гэндальф!..

– Гэндальф Серый Конец, – насмешливо представился я, чуть наклонив голову.

Сорта все смотрела на меня, как будто никак не могла поверить в мое появление, а потом вдруг произнесла:

– Тогда зачем тебе я?..

И тут до моей бедной головы наконец дошло, что Кина узнала меня! Узнала, несмотря на изменившийся облик, незнакомую, чудную одежду!.. Несмотря на свое состояние!

А может быть, благодаря своему состоянию?!

На душе у меня стало легко и весело. Как будто мне не предстояла еще встреча с советником Юргой, не висело надо мной обещание Баррабаса вернуться в этот мир, не надо было срочно искать оставленный ему маяк!

Кина узнала меня!

– Действительно, ты мне больше не нужна, – спокойно сказал я, – Эльнорда, сдай ее дежурным гвардейцам, пусть они ее постерегут.

Эльфийка, не отводя шпагу от лица Сорты звонко крикнула:

– Ребята! Зайдите-ка сюда!

Двери мгновенно распахнулись и в комнату вошли двое рослых ребят. У каждого из них с левой стороны камзола, от сердца, смотрела оскаленная морда здоровенной кошки.

– Барсы!.. – удовлетворенно мурлыкнула Эльнорда, – Этой змее связать руки, заткнуть пасть, завязать глаза и в самый темный подвал. Только сначала я ее обыщу!

– Мы, с твоего разрешения, останемся здесь… – бросил я эльфийке и повернулся к гвардейцам.

– Значит Фродо вас нашел?..

– Он вышел на наш передовой разъезд, и ребята быстро доставили его к воеводе, – начал докладывать один из них, – Мы были всего в двух часах езды от Замка, в лесу. Когда малыш сообщил воеводе о состоянии дел в замке, тот выслал вперед четыре группы по четыре человека. Мы подъехали порознь и быстро… заменили стражу в воротах и на башнях, – гвардеец улыбнулся, – Ну какая из койотов гвардия… Сейчас Замок полностью под нашим контролем.

– А как же праздник? – поинтересовался я.

– А праздник начался, правда, с небольшим опозданием, у господина советника случился какой-то непорядок в одежде, но мы здесь ни при чем. Сейчас он уже в зале малых приемов, произносит речь…

– Вот как? – удивился я. И по правде говоря, было чему удивиться – гвардейцы Шалая смогли совершенно скрытно и быстро провести очень сложную операцию. Так провести, что даже не потревожили ни гостей ни насельцев Замка.

– Мне бы надо его послушать, а я не могу оставить королеву… – задумчиво начал я. Но меня тут же перебил гвардеец:

– В приемной пятерка наших ребят, так что к королеве муха не пролетит. А потом, я так понял, что госпожа Эльнорда тоже останется с ней.

Эльфийка, как раз закончившая обыск пленницы, повернулась к говорившему и пропела своим милым голосом:

– Вы меня тоже узнали, мальчики?..

Обе широкоскулые обветренные рожи тут же расплылись в неудержимых улыбках.

– Так ведь наш полк выбрал тебя своей покровительницей! – немного смущенно сообщил один из них.

Теперь уже и Эльнорда довольно заулыбалась.

– Значит вы под руководством своей покровительницы обеспечите покой королевы, – решил я, – а я пойду, попробую закончить свой старый спор с советником.

– Оставь мне кусочек! – бросила мне в спину Эльнорда, вызвав, непонятно почему, бурную радость гвардейцев.

Я оглянулся на свою подружку и покачав головой посоветовал:

– Лучше прикажи разыскать королевского лекаря…

– Точно! – воскликнула Эльнорда и повернулась к своим подшефным.

Но их разговора я уже не слышал, мне надо было как можно быстрее добраться до зала малых приемов.

Зал этот, как мне было известно по прошлому посещению, находился в первом этаже противоположного крыла Замка, и его большие застекленные двери открывались в замковый сад, что позволяло, при желании, использовать и этот сад для приема гостей. Само помещение зала было небольшим, но высоким, и вдоль его стен тянулась довольно широкая галерея.

Подойдя к широко открытым дверям зала малых приемов, я услышал громкий, уверенный голос советника Юрги, уже, по-видимому, заканчивавшего свое выступление:

– … и вот, наша королева, наша мудрая, несмотря на свою молодость, королева, приняла решение вступить в брак. Она решилась на такой шаг только для того, чтобы страна во время ее болезни не оставалась без надежного руководства. Регент, которым, без сомнения, станет супруг королевы, возьмет на себя всю тяжесть власти, а это позволит самой королеве гораздо серьезнее и обстоятельнее заняться своим лечением!

Я вошел в зал. Во всю его длину тянулся накрытый стол, за которым сидели одетые в бархат и шелка люди. Все смотрели на галерею, прямо над моей головой, откуда, по-видимому, и вещал советник Юрга. На меня никто не обратил никакого внимания, кроме двух караульных гвардейцев, закутанных в длинные плащи, скрывавшие их полковую принадлежность. Я быстрым шагом направился в угол зала, к ведущей на галерею винтовой лесенке.

Советник Юрга, вернее – паяц, слепленный с настоящего Юрги, действительно стоял у перил веранды, обращаясь к сидевшим за столом:

– К сожалению, королева не может лично присутствовать на этом празднике, хотя и передает вам через меня свои наилучшие пожелания. Потому сейчас, королевский нотариус, господин Трипт зачитает нам подписанное королевой решение.

Позади советника стояли пятеро богато одетых мужчин, среди которых я сразу узнал невысокого остроносого мага Клоста и картавого Трипта. Именно его советник Юрга возвел в звание королевского нотариуса.

Трипт шагнул вперед и поднял высоко над головой большой пакет из плотной бумаги, запечатанный пятью неряшливо смазанными печатями.

– П'ошу убедиться, что печати на месте, – начал он свое выступление, – Сейчас я вск'ою конве'эт и зачитаю соде'йжание документа.

Он взялся двумя пальцами за уголок конверта, но тут в разворачивающееся действие вмешался я. Шагнув в направлении теплой компании Юрги, я громко произнес:

– Вы, я смотрю, собираетесь огласить завещание?! Хочу вас предупредить, что королева уже отменила его!

Юрга мгновенно повернулся в мою сторону, и по его роже расплылась довольная улыбка. Еще бы – я был один и безоружен!

– Продолжайте, господин нотариус, – проговорил он небрежно, – А беглым королевским шутом займется стража…

И он царственным жестом хлопнул в ладоши.

С противоположного угла на галерею поднялись человек шесть стражников, которые быстрым шагом направились в сторону лже-Юрги.

Трипт снова взялся пальцами за угол конверта, но я со словами: – Я же сказал, что это завещание аннулировано! – протянул вперед правую руку и звонко щелкнул пальцами. Конверт в руках Трипта вспыхнул ярким бенгальским пламенем, разбрасывая вокруг блистающие искры. Трипт начал было махать им, пытаясь сбить пламя, но оно от этого разгорелось еще сильнее, так что бедному «нотариусу» пришлось бросить злополучный конверт. Он ярко вспыхнул в воздухе и… исчез.

В этот момент к перилам галереи у противоположной стены подошел Шалай. Рядом с ним был Фродо и несколько гвардейцев с эмблемой барса на груди. Воевода кашлянул, привлекая всеобщее внимание, и громко произнес:

– Довожу до сведения всех присутствующих, что личность, называющая себя советником Юргой, является самозванцем и обвиняется королевой в государственной измене! – и чуть помедлив, Шалай воскликнул, – Взять его!..

Шестеро, уже приблизившихся к свите советника, гвардейцев откинули плащи, и обнажили шпаги. На их камзолах все увидели разъяренный кошачий оскал.

Я тоже был совсем недалеко от советника, только подходил с другой стороны, и мне было хорошо видно, как лже-Юрга быстро оценив складывающуюся ситуацию, неожиданно забормотал какую-то тарабарщину и выбросил в направлении воеводы сжатый кулак. В следующее мгновение его пальцы разжались и в сторону моих друзей, оставляя за собой густой дымный шлейф и роняя на пиршественный стол чадящие ошметки, понесся сгусток багрового пламени.

Однако, я был уже начеку, вслед магическому огню я протянул выхваченный из-за пояса жезл, и как только он принял нужное направление, огненный шар остановился, мгновение, покачиваясь, висел неподвижно, а затем все убыстряя скорость ринулся назад. По пологой дуге он промчался над залом и с противным шипением втянулся в мой жезл. На теле жезла мгновенно проступили пульсирующие черные браслеты и тут же снова пропали.

Эта демонстрация произвела на приспешников лже-Юрги потрясающее впечатление. Если вначале, увидев рядом с собой барсов, они схватились за шпаги, о сейчас уже никто из них не думал о сопротивлении. Какие шпаги, у них руки тряслись, словно они мгновенно превратились в старых паралитиков. Лучше всех держался Клост, поскольку, видимо, лучше всех понял смысл увиденного, но и он уставившись на жезл расширившимися глазами, тихо и безостановочно шептал: – Хозяин… хозяин… хозяин…

И только лже-Юрга не собирался сдаваться. Сообразив, кто является его главным противником, он всем телом повернулся ко мне, чуть присел, как в борцовской стойке и выставил перед собой согнутые в локтях руки с растопыренными, как-то ненормально шевелящимися пальцами.

«Тоже мне, профессор Мориарти!..» – мелькнула у меня несуразная мысль, и в этот момент под моей верной джинсовой курткой… что-то зашевелилось!

Я вздрогнул, решив, что это прорвалось какое-то из нераспознанных мной заклинаний паяца, но тут же вспомнил, что именно там должна лежать веревка, которую сунул мне в руки Изомом в момент нашего расставания. Моя рука нырнула под куртку и я вытащил шевелящийся, словно оживший белый моток. Лже-Юрга с некоторым недоумением уставился на мою веревку, а я чисто машинально потянул за конец, удерживавший скользящим узлом весь моток. Как только я освободил веревку, ее конец метнулся в сторону паяца и, проскользнув мимо попытавшихся схватить его рук, сам завязался скользящей петлей на шее Юрги.

И готовый к обороне и нападению паяц застыл гипсовой фигурой. Его руки, протянутые вперед уже не несли в себе угрозы и напряжения, его глаза погасли, словно подернутые некоей матовой пленкой, его лицо остановилось в последнем движении, превратившемся в нелепую гримасу.

Последний раз над залом прошелестело Клостово «…хозяин…», а затем повисла мертвая тишина. Гости боялись пошевелиться и перевести дух, потому что ничего не понимали, кроме того, что творится нечто странное и страшное, я и мои друзья замерли в ощущении достижения высокой… казавшейся недостижимой цели…

Впрочем, это молчание продолжалось недолго и было нарушено неунывающим Фродо:

– Паяца вывесить на солнышко! Его марионеток – в подвал! Разбираться с ними будем позже!..

По залу пронесся вздох и гости зашевелились. Гвардейцы принялись выполнять указания хоббита. Я засунул свой жезл за пояс, чувствуя, как наваливается усталость.

И вдруг весь зал снова замер. Все, кроме, пожалуй, действовавших рядом со мной гвардейцев, остановились на полудвижении, и все взоры обратились к входной двери, находившейся под галереей, под моими ногами. Я ничего не понимал, но на всякий случай снова потянулся к жезлу, хотя и не чувствовал никакой опасности. И в этой тишине раздался слабый голос Кины:

– На время моей, надеюсь недолгой болезни, назначаю правящий триумвират в составе королевского камер-советника с правом решающего голоса Фродо, королевского набольшего воеводы Шалая и королевского чародея Гэндальфа… Повиноваться им беспрекословно!..

И тут я прыгнул через перила!

Лететь мне, в общем-то, было не высоко – метра три с небольшим, но полет я не запомнил. И приземлился я вполне удачно – на ноги. Я даже не упал, а так, чуть скособочился. Так вот, скособочено, и разглядел, что Кина, одетая в простенькое домашнее платье, стоит в дверях, опираясь на плечо Эльнорды, и оглядывает зал полным величия взглядом, словно выискивая ростки недовольства или измены.

– Извини, Серенький, – виновато пожала плечами Эльнорда, – Но я не смогла удержать ее в постели…

Глава 11

Положения бывают: двойственные, запутанные, пикантные, сложные, шахматные, женские, патовые (не путать с шахматными), обязывающие, стратегические, нестабильные и безвыходные. Из любого из них можно выйти… По-английски!

Кину я отнес в постель сам, на собственных руках. Меня сопровождали четверо гвардейцев и, разумеется Эльнорда, чувствовавшая себя очень виноватой, хотя винить ее было не в чем. В королевской спальне уже топтался лекарь – старый, донельзя запуганный человечек в черном камзоле без рукавов и с чемоданчиком в руках, поразительно похожим на земной. Когда я положил совершенно обессиленную Кину в постель, эскулап осторожно приблизился к кровати и испуганно спросил:

– Что будет угодно королеве?..

Смотрел он при этом почему-то на меня, и этот бегающий, растерянный взгляд совершенно взбесил меня. Терпеть не могу неуверенности в человеке, который обязан быть профессионалом! Именно поэтому я рявкнул на беднягу:

– Королеве угодно, чтобы ты ее осмотрел, поставил диагноз и назначил лечение!

И сразу же пожалел о взятом тоне. Старик присел на полусогнутых ногах, его затравленный взгляд метнулся в сторону дверей, и он, безусловно, попытался бы выскочить из королевской спальни, если бы в дверях не маячили рослые фигуры двух гвардейцев. Тогда его взгляд с надеждой обратился к высокому окну, и я испугался, что он решиться на столь отчаянный прыжок, но положение спасла Эльнорда:

– Милый доктор, – пропела она своим чарующим голосом, – Какой негодяй тебя так напугал? Я надеюсь не наш добрейший Гэндальф? Поверь мне, что, несмотря на свой рыкающих баритон, он и мухи не обидит, если она, конечно, не начнет упражняться в черной магии…

Королевский врачеватель взглянул на утешительницу и его напряженное лицо сразу отмякло, выдавив некое подобие улыбки:

– Госпожа, поверьте мне, я сделаю все, что в моих силах, но вызов к королеве стал для меня такой неожиданностью…

– Как – неожиданностью?! – перебил я его, – Ты что же не осматривал больную королеву?!

Лекарь мгновенно втянул голову в плечи и мелко затрясся.

– Серый! – строжайшим тоном обратилась ко мне Эльнорда, – Сейчас же покинь королевские покои и выведи с собой этих двух… кх-м… молодцев, – она кивнула в сторону гвардейцев, – Ты же видишь, что твое присутствие решительно мешает доктору отправлять свои обязанности.

Я с такой яростью взглянул на лукавую эльфийку, что та поспешила меня успокоить:

– Поверь, я смогу проследить, чтобы Кине не причинили вреда!..

– И чтобы она больше не бродила по Замку!.. – мстительно добавил я, направляясь к выходу. Эльнорда только укоризненно покачала головой.

Вместе со мной королевскую спальню покинули и гвардейцы. Едва я оказался в утренней приемной, как ко мне подскочил какой-то расфранченный тип и довольно развязно сообщил:

– Господин Фродо, председатель правящего триумвирата, велел передать, что после торжественного обеда он собирает триумвират в малом кабинете королевы. Ты должен явиться туда, если не захочешь, конечно, посетить обед…

Я долго смотрел на этого прощелыгу, не в силах вымолвить ни слова, а затем едва сдерживая кипевшую во мне ярость, выдавил:

– Ты кто такой?!

– Я личный глашатай председателя правящего триумвирата, господина Фродо! – гордо, даже с оттенком некоторой наглости, заявил тип.

– Ступай к своему господину и огласи ему, что если он не бросит свои руководящие замашки, я ему его мохнатые ноги повыдергиваю.

У франта от такого моего заявления отвисла челюсть и он часто-часто заморгал глазами, а я, словно не замечая, какое впечатление произвожу на столь высокопоставленную особу, продолжил:

– А ты, личный глашатай, отправишься сейчас бегом в зал малых приемов и скажешь воеводе Шалаю, чтобы они с Фродо быстренько шли сюда, мы можем понадобится королеве!

– Но королева сама назначила… – начал было лепетать глашатай, однако я его немедленно перебил:

– Ты побежишь, или я тебя в лягушку превращу, и тогда ты уже никогда бегать не сможешь!

Видимо, он мне сразу и до конца поверил, потому что, уже не вступая в пререкания, развернулся и мгновенно исчез в коридоре. Оглядев зал, я увидел что расположившиеся в нем гвардейцы с нескрываемым одобрением поглядывают в мою сторону.

В этот момент из королевской спальни выглянула Эльнорда и поманила меня пальчиком.

Я вошел. Кина снова лежала, закрыв глаза, высоко на подложенных подушках, но выглядела уже гораздо лучше, на ее щеках даже появился румянец. К самой кровати был придвинут маленький столик возле которого на жестком стуле с высокой спинкой сидел лекарь. На столе лежал раскрытый саквояж, и в нем, в отдельных кожаных кармашках, покоились разнообразные пузырьки, бутылочки, скляночки, с приклеенными на них бирочками. Старик держал в руках довольно большую колбочку, потряхивая ее темное содержимое. Время от времени он переставал трясти свою колбу, нюхал плескавшееся в ней снадобье, рассматривал его на свет, затем добавлял несколько крупинок или капель из одной из своих многочисленных бутылочек и принимался вновь потряхивать колбу.

Пару минут я наблюдал за действиями старого лекаря, а Эльнорда в это время мне тихонько шептала на ухо:

– Кина не спит, это она попросила снова тебя привести. Старик дал ей что-то понюхать, и ей сразу стало лучше. Сейчас он готовит какую-то специальную микстуру, но я хотела бы, чтобы ты послушал его рассказ… Он мне начал рассказывать, да я попросила, чтобы он при тебе рассказал.

В этот момент лекарь снова исследовал на свету смешиваемое им снадобье, понюхал его, затем наклонил колбу и выпустил долгую маслянистую каплю на свою ладонь. Внимательно рассмотрев каплю со всех сторон, он слизнул ее и, чуть покряхтев, повернулся к королеве:

– Кина, девочка, я приготовил для тебя питье и сейчас объясню твоей сиделке, как его надо принимать. Ты уж, пожалуйста, не капризничай, оно совсем не горькое, ну, может быть, чуть-чуть…

Затем, не дожидаясь ответа королевы, он повернулся к Эльнорде и заговорил гораздо тише:

– Вот этот состав будешь добавлять в вино, одну большую каплю на бокал. Вино и бокал я выберу сам и пришлю сюда. Тщательно следи, чтобы девочка принимала лекарство каждые два часа. Только учти, она на счет лекарств очень капризная, так что ты уж понастойчивее будь.

– Да я помню, – нетерпеливо перебила лекаря Эльнорда, – Мне уже приходилось с ней нянчиться… Ты лучше расскажи, как дошел до такого испуга.

– Нет, сначала скажи, что ты думаешь о состоянии королевы? – потребовал я.

Лекарь посмотрел на прикрывшую глаза Кину и, покачав головой, быстро направился к выходу. Мы последовали за ним. Пропустив нас в приемную, он прикрыл дверь и бросил на меня быстрый взгляд. Надо сказать, что страха у него в глазах стало гораздо меньше. Потом он старчески пожевал губами и ответил:

– Кина очень ослабла, я бы сказал, она истощена, но это поправимо… Кроме того, она чем-то напугана, но именно чем-то, а не кем-то, – подчеркнул он, а потом неожиданно спросил, – А ты действительно Гэндальф Серый Конец, – и словно испугавшись своей смелости, добавил, – Мне Эльнорда сказала, только что-то не верится!..

Я, убедившись, что Кина находится вне опасности, тоже несколько успокоился и потому ответил с улыбкой:

– Тебе сказали правду, в этом мире меня действительно называют Гэндальф.

– Странно… – лекарь снова пожевал губами, – Хотя, должен сказать, что теперь ты выглядишь более… естественным, что ли… У того Гэндальфа был достаточно странный вид – при стариковской внешности чересчур молодые глаза… Да… Так вот. По поводу моего испуга… Видите ли, молодые люди, если старика пугать ежедневно в течение полугода, он поневоле станет испуганным. И может остаться таким на всю жизнь.

– И кто ж это тебя посмел пугать? – удивился я, – Тебя – королевского лекаря.

Старик бросил мгновенный взгляд на дверь, втянул голову в плечи и шепотом произнес:

– Королевский советник Юрга…

И еще раз оглянувшись на дверь, спросил:

– Это правда, что его арестовали?..

– Я думаю, что уже и повесили! – резко ответил я.

– Повесили… – повторил старик, и вновь посмотрел мне в глаза. Теперь в его взгляде страха не было вовсе.

«Как быстро лечится испуг», – подумал я, – «Достаточно лишь убрать его причину».

– Советник вызвал меня на третий или четвертый день после вступления в должность, – начал междутем свой рассказ старый лекарь, – Двор тогда еще только приглядывался к нему. Еще бы, человек он был абсолютно новый, из довольно подозрительного места… Правда, он был утвержден в должности королевой после личной беседы, но многие это назначение не одобряли. Например, Отшельник Там просто устроил Кине скандал… Воевода Шалай тоже сразу невзлюбил этого… Юргу. Так вот, как я сказал, советник вызвал меня к себе и сразу напрямик спросил, не считаю ли я, что Кина очень больна? Я ответил, что нет, не считаю. Королева была угнетена, озабочена, встревожена, но абсолютно здорова! Это-то я знал отлично, я наблюдаю за ней с самого ее рождения!

В тот раз советник удовлетворился моим ответом, хотя я заметил, что он им очень недоволен. Однако, через десять-двенадцать дней разговор повторился и уже в гораздо более резкой форме. Советник обвинил меня в том, что я недопустимо халатно отношусь к здоровью королевы. Кина и вправду, к тому времени впала в глубокую депрессию, но я по-прежнему не находил в ее состоянии признаков физического недомогания.

Но Юрга заявил, что он вызовет другого лекаря, более сведущего, по его словам, «в болезнях молодых девушек». Вы бы видели, как он при этих словах улыбнулся. А мне он посоветовал «разглядеть, наконец, болезнь королевы». Через два дня в Замке появилась госпожа Сорта…

Старик быстро поднял на меня глаза и перебил сам себя:

– А вы знаете, кстати, где она сейчас?..

– В подвале, дедушка, в подвале… – мягко, успокаивающе промурлыкала Эльнорда.

Старик, как мне показалось, удовлетворенно глянул на нее и продолжил свой рассказ:

– Так вот, госпожа Сорта сразу поставила Кине диагноз «острое расстройство нервной системы» и прописала… успокаивающее чтение на ночь. Я, признаться, не стал вступать в спор – королева действительно была очень угнетена, а потом… – он смущенно пожал плечами, – Я никогда не слышал о таком способе лечения нервных расстройств, и мне было любопытно… Но меня на эти… чтения не допустили. Когда я стал настаивать, приставленные к Сорте охранники оттащили меня в покои советника и тот мне сказал, что если я не перестану лезть в его дела, то очень скоро вообще не смогу никуда лезть! Ночью после этого разговора ко мне первый раз пришел призрак…

Старик сказал последнюю фразу совершенно спокойно, как нечто само собой разумеющееся, но мне почему-то стало не по себе.

– Какой призрак?! – с нездоровым интересом переспросила эльфийка, ее глаза сияли зеленым огнем.

– Обычный призрак… – все так же спокойно повторил старик, – Правда, можно сказать, что это был сам советник… Только какой-то странный… У него, знаете, совсем не было волос на голове, очень узкий нос…

– И малюсенькие ушки на макушке… – непроизвольно добавил я.

Старик удивленно глянул на меня и спросил:

– Так ты его тоже видел?..

Я кивнул.

– И не испугался?

Я в ответ только усмехнулся.

– А я испугался… – медленно произнес лекарь, и в его глазах вдруг снова появился прежний ужас.

– Все уже позади, дедушка… – снова вмешалась Эльнорда, сминая испуг старика. Тот благодарно взглянул на нее, а потом посмотрел на меня:

– Может быть тебе удалось справиться потому что он с тобой не разговаривал?..

– Да, – согласился я, – В этот момент он говорил совсем с другим… лицом.

– А со мной он разговаривал… Я не буду пересказывать вам его слов, но это было очень страшно… Потом он приходил ко мне почти каждую ночь… И почти каждую ночь я не спал… – старик глубоко и судорожно вздохнул и добавил, – Хорошо, что я и так сплю чрезвычайно мало… Старость…

– Сегодня, дедушка, ты будешь спать абсолютно спокойно, – немедленно пообещала Эльнорда, – Юрга теперь ни к кому приходить не будет!

– На ночь я приду сюда… – улыбнулся старый лекарь, – Я не могу оставить мою королеву!

Ну и я буду здесь, – улыбнулась ему в ответ эльфийка, – Пусть твой призрак попробует сюда заявиться!

В этот момент входная дверь отворилась и в малую приемную быстро вошел Шалай. Дежурившие в зале гвардейцы мгновенно подтянулись, но Шалай, словно бы и не замечая их усердия, сразу же направился к нашей троице.

Первое, что он сказал, был вопрос: – Как Кина?

Лекарь повторил ему то же, что говорил мне, после чего вопрос задал я:

– Что вы сделали с Юргой?..

Шалай несколько удивленно посмотрел на меня и спокойно ответил:

– Повесили, как ты и приказал.

– Я забыл тебе сказать, что его надо вывесить на солнце…

– А Фродо все знал, – успокоил меня воевода, – Так что этот странный Юрга висит во внутреннем дворе казарм, подальше от взоров тонко чувствующих придворных. Фродо сказал, что дня через два с этим… телом будут происходить не слишком приятные метаморфозы…

– А, кстати, где наш боевой товарищ? – поинтересовался я.

– Знаете, – вмешалась в наш разговор Эльнорда, – Если я вам не нужна, то я, пожалуй, отправлюсь к Кине, ее скоро надо поить лекарством.

И она, выразительно посмотрев на лекаря, скрылась за дверью спальни. Лекарь, пробормотав: – Да, да, вино… – тоже поспешил к выходу. А Шалай, проводив обоих взглядом, усмехнулся и ответил на мой вопрос:

– Фродо придворных пересчитывает…

– Что делает?! – изумился я.

– Пересчитывает придворных, – уже откровенно смеясь, повторил Шалай, – Он объявил себя председателем триумвирата, принял руководство над королевской казной, продовольственными запасами и вообще над всем хозяйством Замка, исключая оружие. Оружие и воинские припасы он оставил мне… Теперь он воспользовался тем, что придворные в полном составе собрались на организованный Юргой праздник и напрочь испортил им аппетит. Достал здоровенную чистую книгу и переписывает в нее всех придворных и гостей с из титулами, званиями и должностями…

– Зачем?! – опять изумился я.

– Он говорит, что ему надо разобраться со штатом Замка. Ему, видите ли совершенно не хочется кормить дармоедов. Двор в панике…

– А зачем он переписывает гостей? – несколько успокоившись, спросил я.

– Их он тоже обрадовал! – снова рассмеялся воевода, – Заявил, что разберется, кто из них имел право сидеть за королевским столом, а кто – выскочка и проныра. Вторым придется платить за королевское угощение из своего кармана. Он де не позволит растаскивать королевскую казну, доверенную ему королевой!

– У бедного камер-советника совершенно крыша поехала! – потрясенно проговорил я.

– У кого крыша поехала?.. – громко спросил бодро входящий в зал Фродо. Под потной подмышкой у него торчала толстая, одетая в твердый переплет, книга, – Немедленно изолировать и отдать под надзор королевских лекарей! – тут же отдал он распоряжение. В углу сдержано рассмеялись гвардейцы.

– Тебя надо отдать под надзор лекарей! – заорал я и тут же осекся, покосившись на дверь спальни.

– Ты что вытворяешь, завхоз недоделанный! – гораздо тише спросил я у слегка растерявшегося от моего хамства хоббита.

Впрочем, его растерянность не помешала ему тут же возмутиться:

– Я вытворяю?! Да я, пока вы тут лясы точите, проделал титаническую работу по выявлению дармоедов и тунеядцев! Вот они, все у меня здесь!.. – и он похлопал пухлой ладошкой по своей замечательной книжище, – Со званьями и должностями!..

– А ты отметил в своих записях, кто из дармоедов и тунеядцев сотрудничал с предателем Юргой? – задал я провокационный вопрос.

– Нет!.. – потерянно ахнул Фродо, чуть не уронив свой фолиант, – Так кто ж из них признается?! – тут же нашел он себе оправдание.

– А надо было сразу же выявить людей, преданных делу трона и взять у них соответствующее интервью, – продолжал я поучать Фродо, – А ты, чекист-самоучка, решил, что раз тебе удается внешняя разведка, то уже и контрразведка тебе по плечу!

Фродо сокрушенно опустил голову и развел ручки, смешно придерживая правым локтем свой гроссбух:

– Что ж теперь делать?.. Может, всех в подвал, что б не ошибиться?..

– Вспомни, как учил нас наш великий предшественник, – продолжал я окорачивать зарвавшегося администратора, – Феликс Эдмундович.

– Кто?! – в совершенной уже панике переспросил хоббит и его глазки забегали по сторонам.

– Дзержинский, Дзержинский! – дважды громко повторил я, – Он учил – лучше пусть виноватый избежит наказания, чем невиновный пострадает!

– Да?! – от изумления Фродо уже еле держался на ногах, он явно представлял себе учение Дзержинского совершенно иначе.

– Да! – передразнил я его, – И в свете этого учения, ты со своим предложением выглядишь, как матерый ежовец, ягодец и бериевец!

– Я не такой… – отчаянно выдохнул Фродо. И тут я его добил:

– Не такой! А кто устроил в Замке хоббитский террор, кто узурпировал верховную власть, переписал и собрался посадить весь цвет местной интеллигенции?!

– Это все я?! – потрясенно прошептал Фродо и опустился на низенькую скамейку, заботливо подставленную одним из гвардейцев.

– Именно ты! – безжалостно подтвердил я, – И что самое интересное, в рекордно короткие сроки. Твоим предшественникам на это требовались годы!

В оживившимся взгляде хоббита промелькнула гордость, и я понял, что невзначай допустил ошибку. Надо было ее исправлять:

– Так вот, сейчас ты отправишься к распорядителю двора графу Годову и внимательно с ним переговоришь…

Фродо вскочил со своего стула и с готовностью кивнул, и вдруг снова растерянно сел:

– А кто это такой?.. В моих списках его нет!..

– Это лишний раз доказывает, что граф Годов не входит в число дармоедов и тунеядцев! – подчеркнул я и с изуверской четкостью добавил, – А также показывает чего стоит собранная тобой информация!

Тут Фродо покраснел. Только я не понял, от стыда или от злости.

– Щас я его впишу!.. – мстительно прошипел хоббит, и я испугался за графа.

– Никого ты не впишешь! Ты с ним побеседуешь… не допросишь, а именно побеседуешь! Я думаю, что граф владеет всеми необходимыми нам сведениями и является нашим естественным союзником.

Фродо встал, хмуро кивнул и направился к дверям, а я негромко произнес ему в спину:

– Думай, хоббит, какую память оставишь по себе у здешнего народа…

– Ну, Гэндальф, ты крут! – раздался голос Шалая, – Я себя считал строгим, но ты меня обставил!

– Просто я знаю увлекающуюся натуру Фродо, – улыбнулся я в ответ, – Если его не притормозить, он здесь такого наворочает… И все в борьбе за правду и ради справедливости…

За дверью послышалось довольное хихиканье, и я понял, что маленький хитрован подслушивал.

– Ну, хорошо, – посерьезнел Шалай, – Фродо ты привел к порядку, поставил ему задачу. Я буду заниматься военными делами, это тоже ясно. А чем думаешь заняться ты сам?

– Во-первых, дорогой воевода, тебе придется взять на себя еще и международные дела. Надо о нашем положении поставить в известность степь и всех остальных соседей. Ну а я думаю попробовать разобраться, что же до такой степени угнетало Кину, что она проворонила Юргу? Она же умница, значит случилось что-то уж совсем нехорошее…

– Что тут разбираться? – удивился Шалай, – Она сама все расскажет, вот только в себя немного придет.

– Не знаю… – задумчиво произнес я, – Не рассказала же она ничего ни тебе, ни Отшельнику Таму, никому… А чем я лучше вас…

– Тем… – неожиданно брякнул Шалай и сразу заторопился, – Ладно, я пошел в свой старый кабинет. Попробую набросать манифест о смещении Юрги и послание к соседним монархам… А в степь, пожалуй пошлю Груфи, он малый смышленый и его знают при дворе императора.

– Не слишком молод? – с сомнением произнес я.

– На себя посмотри, – усмехнулся в ответ воевода и вышел в коридор.

И почти сразу же в зал торопливо вошел старый лекарь, осторожно держащий в руках сильно запыленную бутылку. Увидев меня он улыбнулся и проговорил, показывая на пыльное стекло:

– Вот, что нужно Кине!.. Еле отыскал… В подвалах творится что-то невероятное, старого виночерпия нет, все переставили, передвинули… Один знакомый мне сказал, что Юрга отдал распоряжение вывезти из Замка все запасы старых вин, правда, до конца этого сделать не успели… – Тут он прервал свой монолог и спросил, – Тебя что-то мучает?..

– Отдай свое вино Эльнорде, а потом, если можно, я хотел бы поговорить…

– Конечно, конечно… – немного встревожено кивнул он и нырнул за дверь спальни.

Появился назад он буквально через несколько секунд и сразу предложил:

– Пойдем ко мне, там нам будет удобнее.

Мы вышли в коридор, и старик быстрым шагом повел меня к выходу. Я следовал за ним и не замечал дороги. В голове у меня крутились тревожные мысли.

«Юргу мы устранили быстро… Видимо, благодаря отсутствию у него связи с его хозяином. Но эта связь оборвалась практически накануне, так что замыслить королевскую свадьбу самостоятельно он, конечно, не мог. Значит он выполнял прямое указание Баррабаса. А чего хотел добиться Баррабас этой свадьбой?.. Чего?.. Кстати, почему Баррабас собирался развязать войну между королевством и степной Империей?.. Ведь королевством практически управлял его ставленник, а империя… Неужели он собирался разгромить империю и подчинить ее Юрге?.. Но какими силами?.. Ведь армия королевства была полностью обезглавлена!.. Или империя тоже находиться под влиянием Баррабаса?! Тогда, кто там его ставленник?! Он сейчас тоже должен быть лишен связи с хозяином и… что же он предпримет?! Да, похоже, у Шалая будет сложная ситуация – империя может несмотря на достигнутое соглашение, начать войну!..»

Между тем, мы с лекарем пересекли замковую площадь и оказались возле небольшого домика, расположившегося невдалеке от памятной мне библиотеки. Лекарь толкнул дверь и она беспрепятственно открылась.

– Ты не боишься оставлять дверь открытой? – поинтересовался я, входя в полутемные сени, – Мало ли кто забредет сюда, когда тебя нет…

– Я не закрываю дверей с тех пор, как начал приходить призрак… – немного смущенно ответил лекарь, – Сначала я оставлял двери открытыми на ночь, боялся умереть… Что ж потом людям дверь ломать… А может надеялся выскочить из дома, если уж совсем невмоготу станет… Ну а потом совсем перестал запирать. Да и брать-то у меня нечего…

Мы прошли в действительно очень скромно обставленную комнату, служившую хозяину гостиной, и уселись в довольно потертые кресла у маленького круглого столика.

– Угостить мне тебя нечем, – смущенно пожал плечами старик, – Так что постараюсь хотя бы ответить на твои вопросы…

– Я хотел бы, чтоб ты припомнил и рассказал, какой была, как себя чувствовала, может быть, что говорила Кина, сразу после того, как в прошлом году пропало наше Братство? Конечно, то, что ты сам видел или слышал…

Старый лекарь немного подумал и ответил:

– В общем-то, ничего необычного я вспомнить не могу… Вы же пропали во время охоты, естественно, возникло несколько предположений, однако, преобладали два. Во-первых, что вы на что-то обиделись и ушли сами. Во-вторых, что вы подверглись магическому воздействию кого-то из своих врагов, но это значило, что нашелся маг много сильнее тебя. Оба были не слишком приятны для ваших друзей и, в том числе, для королевы.

Но, ты же знаешь, Кина девочка гордая, потому она не показывала свои чувства, но от меня ей трудно что-то скрыть, я ее слишком хорошо знаю. Так что могу точно сказать – королева очень переживала ваше исчезнвение.

Но постепенно ваше Братство стало отходить на второй план… Я не скажу – забываться, просто новые заботы, дела, планы стали постепенно сглаживать память о нем.

– То есть, – уточнил я, – Наше исчезновение не могло стать причиной изменения ее состояния, ее депрессии?

– Нет! – сразу же и категорично ответил старик, – Она очень активно занималась делами государства, вечерами не вылезала из королевской библиотеки… Ты же знаешь, она себя винила в том, что сотворили с ней Качей и Епископ, свое нежелание учится. Вот потому и начала почти ежедневно наведываться в библиотеку. В общем, могу сказать, что первый месяц после вашего исчезновения Кина чувствовала себя вполне нормально. Если и тосковала о вас, то уж точно не до такой степени, чтобы заболеть.

– Тогда что же послужило причиной этой ее… меланхолии?..

– Не знаю… Где-то через месяц я впервые заметил, что королеву что-то угнетает. Она стала рассеянной, задумчивой, словно ее постоянно терзала какая-то мысль. Именно тогда она придумала этот конкурс на замещение должностей советника и чародея… По-моему, она просто хотела освободить себя от ежедневной рутины, чтобы заняться…

– Чем? – насторожился я.

– Не могу сказать точно, но какой-то замысел у нее был…

Стало ясно, что больше мне ничего у старого лекаря не узнать. Значит надо было идти к Твердобе в библиотеку.

Я поднялся с кресла.

– Ну что ж, спасибо… Если вдруг вспомнишь что-то интересное, то, что сейчавс ускользнуло из памяти, найди меня…

– А почему бы, тебе не расспросить саму Кину? – неожиданно спросил старик.

– Я думаю, раз она ничего не сказала ни Шалаю, ни Отшельнику Таму, то и со мной вряд ли будет откровенна…

– Не знаю… – задумчиво покачал головой мой собеседник, – Должна же она с кем-то поделиться своими… трудностями. Может Шалай и Там не слишком подходили для этого, может они были… – тут он неожиданно улыбнулся, – … слишком стары.

– В любом случае, сейчас к ней с этими расспросами идти нельзя… – устало сказал я, – Может денька через два-три, тогда она достаточно окрепнет.

Когда я вышел из домика лекаря, над крышами Замка уже раскинулось ночное небо. Я страшно устал, очень хотел есть и при этом не знал куда мне направится. Стоя в некоторой нерешительности во дворе Замка, я рассматривал его освещенные окна, и в этот момент ко мне подошел высокий гвардеец из барсов. Подождав, когда я обращу на него внимание, он коротко кивнул и произнес:

– Воевода Шалай приказал мне отвести тебя в твои комнаты. Там уже накрыт ужин для тебя и господина советника. Воевода, возможно, тоже присоединится к вам.

– Пошли… – устало согласился я, и двинулся вслед за посланником.

Гвардеец привел меня на второй этаж, в апартаменты, расположенные в двух шагах от покоев королевы. В довольно просторной гостиной действительно был накрыт стол, и вокруг него поставлены три стула. На одном из них уже восседал Фродо, разодетый в шикарный, только, пожалуй, несколько длинноватый халат и расшитые бисером тапки.

Увидев меня он бодро, словно и не было этого бесконечного, тяжелейшего дня воскликнул:

– Ну, наконец-то, где тебя носит? Давай быстрее за стол, ужин стынет…

Я невольно улыбнулся этому неистребимому хоббитскому оптимизму и поинтересовался:

– А Шалая ты ждать не собираешься?..

Фродо аж подпрыгнул на своем стуле:

– Вас ждать, так вместо фрикасе из перепелов вчерашний студень есть придется!.. И вообще, военным людям положено из солдатского котелка ужинать!

– А завтракать? – раздался за моей спиной голос входящего в комнату Шалая.

– А вот и наш воевода! – нисколько не смущаясь вскричал хоббит, – Значит можно разливать по первой!

И он шустренько ухватил стоявший рядом с ним графинчик за тонкое горло.

– Ты пока что разливай, – добродушно прогудел Шалай, – А мы с Гэндальфом пойдем умоемся…

И он потянул меня через комнату к закрытой двери. За дверью оказался небольшой коридорчик, имевший четыре двери – по две с каждой стороны.

– Это спальни, – пояснил воевода, – Советую тебе занять одну из левых, там окна выходят в закрытый сад, так что утром будет тихо.

– А что справа? – не удержался я от вопроса.

– Плац гвардейских казарм. Вообще-то гвардейцы, как правило, по утрам не шумят, но всякое может быть, – Шалай пожал плечами и добавил, – А нам прямо.

И он повел меня по коридору до конца. Там была еще одна дверь, за которой расположилась настоящая ванная комната и… ну, и все остальное.

Мы быстро привели себя в порядок, и уже через несколько минут были за столом.

Так уж получилось, что Фродо в своем мандаринском халате уселся во главе стола, а мы расположились по разные стороны от него. Нахальный хоббит тут же забыл преподанный ему совсем недавно урок, снова почувствовал себя крупным руководителем и принялся командовать:

– Воевода, наливай по полной… Нет, нет, сначала вон из того графина! Серый, передай мне рыбки, вон той, с голубого блюда… Так… Я хотел бы открыть пленарное заседание правящего триумвирата тостом, а затем мы доложимся о своих достижениях за отчетный период…

Он оглядел нас суровым взглядом, словно был готов немедленно и в корне пресечь наши возможные возражения. Однако ни я, ни Шалай уже не имели сил, чтобы спорить с нахрапистым малышом. Сочтя наше молчание за согласие, Фродо поднял свой бокал и начал тост:

– Сегодня, дорогие товарищи, нами нанесен беспощадный и сокрушительный удар по агрессивной клике, возглавляемой чудовищным чудовищем, называвшим себя советник Юрга. Я не буду останавливаться на анализе этой операции и подчеркивать личные заслуги каждого из нас, а также говорить о том, кто именно внес решающий вклад в нашу победу, потому что моя личная скромность общеизвестна. Но надеюсь, что мои товарищи в своих выступлениях отметят этот неоспоримый факт. Вместе с тем…

Тут он осекся и заговорил совершенно другим тоном:

– Э, э, вы чего?.. Я же еще не договорил!..

Дело в том, что мы с Шалаем, не сговариваясь, потянулись друг к другу бокалами, чокнулись и выпили до дна, после чего немедленно приступили к закуске. А на замечание удивленно таращившегося хоббита Шалай спокойно ответил:

– Ты говори, говори… Мы тебя внимательно слушаем…

И, отправив в рот солидный кусок лепешки намазанной паштетом, он со всем вниманием принялся… жевать.

– Только смотри, говори недолго… – добавил я, – А то у тебя вино скиснет… – и тоже принялся закусывать.

Фродо посмотрел на нас совершенно обиженными глазками, выдохнул: – Э-э-х, вы… – и одним духом выпил свой бокал.

– За что пил-то? – немедленно поинтересовался Шалай.

– Не скажу! – отрезал Фродо и энергично принялся за рыбу.

Несколько минут за столом царила тишина, нарушаемая только звоном хрусталя, да стуком вилок по тарелкам. Но долго такого «неорганизованного» положения Фродо выдержать не мог. Потому он, прикончив рыбу и наложив себе жаркого с тушеными овощами, снова, уже самостоятельно, наполнил бокалы и вполне дружелюбно поинтересовался:

– Кто будет первым докладывать об успехах?..

– Тот у кого они есть… – сразу же ответил я, и мы с Шалаем уставились на хоббита.

– Хорошо, – немедленно согласился тот, – Только попрошу меня не перебивать!..

Мы кивнули, соглашаясь не перебивать хоббита, и тот продолжил:

– Так вот, после недопустимо резкой, но справедливой критики Гэндальфа, предпринимаемых мной действий, я задумался – кто бы мог мне помочь с определением враждебно настроенных элементов внутри, так сказать, нашей цитадели? И мне в голову сразу же пришла здравая мысль! Я подумал… об управителе двора! Я его быстро разыскал, и граф Годов оказался именно тем человеком на которого я рассчитывал!..

– Опять его понесло… – перебил я хоббита, обращаясь, впрочем к воеводе.

Но отреагировал на мою реплику Фродо. Он надменно выпрямился на своем стуле и сквозь зубы спросил:

– Что значит – понесло?.. Кого и куда?..

– Да тебя по кочкам… – зло ответил я, – Слушай ты, триумвир недоделанный, ты кроме местоимения «я» какие-нибудь еще слова знаешь?! Или считаешь свои заслуги столь незначительными, что боишься, как бы благодарное человечество не прошло мимо них?! И где ты научился так коряво, по-канцелярски выражаться?! Можно подумать, что ты член КПСС с двадцатилетним стажем в ранге секретаря первичной партячейки!

Фродо неожиданно покраснел, потом побледнел, а потом тихонько прошептал:

– Надо же… Неужели так похоже?..

– А что такое – член КПСС? – поинтересовался Шалай, отвлекая мое внимание от хоббита, но я не дал себя сбить:

– Это такой тип, который выражается, точно так, как сейчас выражается Фродо! И мне хочется знать, куда делся мой маленький друг и откуда в этой мохнатой шкуре появился партийный… функционер?!

– Я – не функционер… – просипел Фродо, – Я не знаю, что со мной происходит!

– Я знаю! – уже совершенно вышел я из себя, – Власть в голову ударила, а головка слабая оказалась! Надо тебя, чтоб давление понизить, из триумвиров выгнать!

На это предложение самолюбивый хоббит ну никак не мог согласиться, а потому он поднял над собой вилку с насаженным на нее куском ветчины и заголосил:

– Кого выгнать?! Меня выгнать?! Да меня сама королева первым в триумвират назначила! Первым!! И только потом, долго подумав, предложила вас! А вы!! А вы!! А вы!!

Здесь его, видимо, заклинило и высказать, что именно «мы» хоббит никак не мог. Мы с Шалаем все-таки еще немного подождали, но Фродо только пыхтел и злобно сверлил нас буравчиками глаз. Тогда Шалай предложил:

– Может мы не будем хвастаться успехами?.. Давайте-ка лучше обменяемся соображениями по поводу первоочередных задач. Я и начну… Сегодня мною составлен манифест о смещении советника Юрги и назначении королевского триумвирата. Конечно, никаких подробностей, только констатация фактов. Этот манифест направлен во все провинции королевства, а также за рубеж. Не думаю, что внутри королевства можно ожидать серьезных беспорядков, но мобильный отряд из пятисот всадников я уже сформировал, так, на всякий случай. Сложнее обстоит дело с соседями… Договор со степняками возобновлен, но военное прикрытие восточных границ все равно необходимо. И это я должен взять на себя. Однако, гораздо сильнее меня волнует наш западный сосед. Он помалкивает, и вроде бы ничего не замышляет, но я точно знаю, что сдерживает его только боязнь магии Кинов. Он сам очень серьезный маг, и понимает, что из себя представляет наша девочка. Но если он узнает в каком она сейчас состоянии…

– А ему надо сообщить, что в Замке сейчас гостит Гэндальф, – немедленно предложил Фродо, – Это его сразу… успокоит.

Мы с Шалаем снова посмотрели на хоббита. Никаких следов обиды и только что бушевавшей ярости на его круглой мордашке не было и в помине. Глаза горели заинтересованностью в обсуждаемом деле.

– А что, – задумчиво сказал воевода, – Это мысль. И все-таки, я хотел бы, чтобы Изом наконец оказался в Замке. Граф – именно тот человек, которому я мог бы полностью доверить войска западного направления. А кроме того у него есть такой парень…

– Дубль-таун! – воскликнул Фродо.

– Да, Дубль-таун, – подтвердил Шалай, – И он очень хорошо известен именно на западе.

– Ну так могу тебя порадовать, – вмешался в разговор я, – Изом вместе со своим… парнем… должны быть здесь завтра к вечеру.

– Так быстро?! – довольно воскликнул Шалай, – Тогда мои проблемы решаются!

– А какие проблемы у тебя? – повернулся я к хоббиту.

– Да нет у меня проблем! – отрезал хоббит, – С помощью графа Годова я изолировал всех приспешников этого самодельного Юрги, их, кстати, не так много и оказалось – десятка полтора, но все отпетые негодяи!..

– Ну, это уж точно! – иронично воскликнул я.

– И не надо иронии! – сразу же взвился Фродо, – Тебе бы понравилось, если бы ты сейчас скушал что-нибудь… несвежее?!

Я отрицательно покачал головой.

– А замковый шеф-повар, между прочим, личная креатура советника Юрги, и нам еще предстоит разбираться какими-таким яствами он кормил нашу бедную Кину!

– Но ты же говоришь, что у тебя проблем нет? – переспросил я.

– Это потому, что я их все уже решил!.. – гордо заявил Фродо.

– Хотел бы я тоже так сказать… – задумчиво проговорил я и, подняв глаза, увидел, что оба моих товарища с полным внимание смотрят на меня.

– Во-первых, меня очень волнует состояние королевы. Лекарь сказал, что перед началом всей этой катавасии с лже-советником Кина была чем-то очень встревожена и расстроена. Чем?.. На этот вопрос надо обязательно найти ответ, потому что, на мой взгляд, иначе мы не сможем привести Кину в порядок. А где искать, и кто может помочь в этих поисках, я даже не представляю. Во-вторых, меня очень беспокоит мой новый знакомый – Баррабас. Я конечно создал ему небольшие трудности, но боюсь, он с ними слишком быстро справиться. Так что нам, кровь из носа, надо немедленно найти и уничтожить маяк, метку, которую оставил ему отец Кины. Где искать этот маяк, кто может помочь в этих поисках, я тоже не представляю. И в третьих, нашей четверке необходимо в кратчайший срок вернуться в свой мир…

– Почему?! – воскликнули в два голоса мои коллеги.

– Потому что Епископ, в свое время, вышел в наш мир по нашим следам. Эти следы со временем, я уверен, пропадают, потому, чем быстрее мы покинем этот мир, тем меньше шансов будет у Барррабаса найти их, когда он прорвется сюда!

Я с горечью посмотрел в глаза Шалаю и продолжил:

– Мои слова, может быть, отдают цинизмом и эгоизмом, но ты должен меня понять. За нашими спинами Родина, и мы не можем протаптывать туда дорожку всякой нечисти…

Я чуть не добавил «…как это сделали вы…», но вовремя остановился.

Шалай кивнул и хрипловато пробормотал:

– Я понимаю…

– Но это же не значит, что мы можем вот так просто взять и удрать?! – горячо воскликнул Фродо, – Я, например, чувствую себя ответственным за этот мир!

– Правильно, – согласился я, – Потому я и назвал три свои… свои… неразрешимые проблемы… Какие будут предложения по их решению?..

Предложений не было. Ребята снова принялись за еду, но теперь уже довольно вяло. А я так и вовсе, ковырнув пару раз в остывшее «фрикасе» положил вилку.

– Пойду-ка я ребята, спать… Утро вечера мудренее…

– Да, – согласился Шалай, – Утро такие задачки загадает, что никакому вечеру не разгадать.

И он был прав, хотя я имел ввиду совершенно другое.

Шалай снова взялся за графин, а я поднялся из-за стола и направился в сторону спален. Глаза у меня уже совсем слипались, и голова отказывалась думать еще о чем-то кроме сна, но спальню я выбрал левую, как советовал Шалай. И, как оказалось, не прогадал.

Проснулся я довольно рано, хотя и не «с первыми петухами». Тело требовало еще по меньшей мере часов восемь сна, но я не мог дать ему такую поблажку. Пробормотав себе под нос: – На пенсию выйдем – выспимся… – я встал с постели и побрел в ванную. Основательно помывшись, я вернулся в спальню, облачился в свою уже порядочно затертую джинсу и вышел в общую гостиную, надеясь на завтрак. Фродо уже сидел за столом и вид у него был довольно кислый.

– А что, – поинтересовался я, – Завтраком нас сегодня кормить будут?

– Будут, – буркнул Фродо и почему-то отвел глаза.

– А ты что такой нерадостный? – не отставал я от хоббита, – Или я тебя вчера своими вопросами расстроил?

– Ничего и не расстроил, – буркнул Фродо, – Стану я еще от чужих вопросов расстраиваться, вон у меня своих невпроворот…

– А вчера ты говорил, что у тебя все вопросы сняты, – нехорошим тоном напомнил я ему.

Фродо бросил в мою сторону быстрый взгляд и буркнул:

– Отстань, не выспался я!..

– Почему? – удивился я, – А мне прекрасно спалось…

– И мне прекрасно спалось, – довольно нервно заговорил Фродо, – Но на рассвете прямо под моим окном заиграли трубы и начался не то какой-то парад, не то показательные выступления армейского спецподразделения. Только что танки не ездили!.. А вдобавок к этому, я сижу в столовой уже больше часа и не могу получить завтрак!..

К концу своей тирады хоббит совсем уж разошелся. Как раз в этот момент в столовую вошел бодрый и подтянутый Шалай, и тут же спросил:

– А что, завтрак еще не подавали?

Впрочем ответа от нас он и не ждал. Быстро пройдя к входной двери, воевода приоткрыл ее и громко произнес: – Дежурный!..

На пороге вырос гвардеец.

– Вызови ко мне начальника караула.

Гвардеец исчез, а Шалай повернулся к нам:

– Сейчас мы во всем разберемся…

– И в том, что вытворяли гвардейцы на своем плацу с утра пораньше?.. – подмигнул я Шалаю и кивнул в сторону Фродо.

– А что такое? – переспросил воевода.

– Да вот, нашему… триумвиру полностью испортили утренний сон. Подняли ни свет ни заря…

В дверь аккуратно стукнули, и Шалай повернулся на стук:

– Войди!..

На пороге появился высокий подтянутый офицер из полка рысей. Он молча вытянулся перед воеводой, ожидая указаний.

– Скажи, сотник, – спокойно начал Щалай, – Что за кутерьму устроили гвардейцы утром?

– Сегодня на рассвете на гвардейском плацу проходили занятия по отражению учебного нападения на Замок! – четко доложил сотник.

– И какой же… умник, – воевода очень красиво выделил интонацией последнее слово, – Приказал провести эти занятия?

– Личный приказ камер-советника Фродо! – с каменным выражением лица доложил сотник.

– Как? – недоуменно переспросил Шалай.

– Камер-советник Фродо вчера днем посетил казармы и высказал недовольство подготовкой гвардии к отражению нападения на Замок. Покидая казармы, он распорядился каждое утро на рассвете проводить на плацу учебный бой, – начальник караула был невозмутим, но я был готов поклясться, что ему в этот момент было очень весело.

– Так, – Шалай поскреб щеку. Было ясно, что ему не очень хочется продолжать эту тему, и он действительно ее сменил, – Нельзя ли узнать, когда нам смогут подать завтрак?

– Завтрак готов, однако, дежурный повар имеет четкое указание не подавать его в эти апартаменты до третьей смены караула.

В голосе сотника снова просквозила усмешка.

– И кому в голову пришло отдавать такое распоряжение?! – уже довольно раздраженно поинтересовался Шалай.

– Личный приказ господина камер-советника, – бодро доложил сотник.

– Свободен!.. – резко бросил Шалай и сотник мгновенно исчез за дверью.

Мы с воеводой повернулись к нашему деятельному сотоварищу.

– Вот что, мой милый, – ласково проговорил Шалай, – Ступай-ка на кухню и отмени немедленно свой приказ. Потому что если мне сейчас не подадут завтрак, я могу съесть что угодно, даже сырого хоббита.

– Можно было послать на кухню гвардейца, – попытался сохранить свой престиж Фродо, но следующая фраза Шалая его окончательно добила:

– Ты что, хочешь окончательно подорвать авторитет власти. С каких это пор простой гвардеец может отменять личное распоряжение триумвира?!

Фродо молча сполз со своего стула и направился к выходу.

– А не навестить ли мне королеву, пока наш Фродо заказывает завтрак, – с довольной улыбкой проговорил я и проследовал за хоббитом.

Покои королевы находились совсем рядом, так что уже через пару минут я вошел в зал утренних приемов. Двое дежурных гвардейцев стояли у двери королевской спальни, а еще двое поднялись при моем появлении из кресел в которых отдыхали.

– Как прошла ночь?.. – поинтересовался я.

Один из гвардейцев с нашивкой десятника негромко ответил:

– Без приключений…

Я прошел к двери спальни и, приоткрыв ее, заглянул внутрь.

У постели королевы стоял старик-лекарь и внимательно рассматривал лицо Кины. Эльнорда неслышно прохаживалась по ковру и, услышав тихий шелест открывающейся двери, мгновенно повернулась на звук. Увидев меня, она улыбнулась и направилась в мою сторону. Мы вместе вышли из спальни и эльфийка, понимая мою тревогу, сразу же быстро зашептала:

– С Киной все в порядке. Ночь спала хорошо, рано утром проснулась и сразу же поинтересовалась, где ты находишься. Я отговорила ее посылать за тобой, объяснила, что у тебя был очень тяжелый день и надо дать тебе отдохнуть. Она выпила горячего бульону и снова заснула. Наш древний эскулап заявляет, что денька через два разрешит королеве вставать, а так думаю, что уже завтра его и спрашивать никто не будет. Ты же знаешь Кину.

– Не знаю… – с сомнением произнес я и поделился с Эльнордой своей информацией по поводу неизвестных страхов королевы. Однако девчонка отнеслась к моим опасениям с удивительным легкомыслием.

– Ну и что, что она ни с кем не поделилась? А с кем ей было делиться-то? С Шалаем… или с Изомом…

– С Отшельником Тамом… – предложил я.

– Ну, разве что с Отшельником, – согласилась Эльнорда и тут же возразила сама себе, – Да и с ним она вряд ли стала бы откровенничать… Отшельник, сам знаешь, нелюдимый, подозрительный, в смысле – подозревающий… Я бы, например, не стала бы с ним делиться тайной… особенно интимной! А вот тебе или мне она, я думаю, быстренько все расскажет. Да чего там думать, вот она проснется, я сама у нее спрошу!

– Только сильно не нажимай, – забеспокоился я, – А то Кина начнет нервничать…

– Ой, ой, ой, какие мы предусмотрительные, – тут же начала скалить зубы Эльнорда, но увидев, что я не реагирую на ее подковырки, сделалась серьезной, – Не беспокойся, я аккуратно спрошу…

Она снова скрылась за дверью спальни, и я неожиданно сообразил, что Эльнорда этой ночью, скорее всего, не смыкала глаз.

Я вышел в коридор и неожиданно для самого себя решил не возвращаться к себе, а сразу наведаться в библиотеку. На меня напала жажда деятельности!

Спускаясь во двор, я внутренне улыбался, мне нравилось такое мое состояние, оно навещало меня не часто, но обычно предшествовало каким-то серьезным делам, находкам, прорывам.

Очень скоро я был перед запертыми дверями небольшого библиотечного флигеля. Дрогнувшей от волнения рукой я неуверенно стукнул в тяжелую, обитую железными полосами дверь. Видимо, мой стук был недостаточно солидным, поскольку библиотекарь никак на него не прореагировал.

И тут я вспомнил, как стучал в эту дверь провожавший меня гвардеец, когда я впервые познакомился с королевской библиотекой Кинов. Я повернулся спиной к двери и грохнул в нее каблуком. За дверью немедленно раздался неопределенный звук, а еще через мгновение с резким визгом распахнулось меленькое оконце и из него послышался знакомый недовольный голос:

– Вот я тебе щас стукну, стукну! Ишь ты, с утра пораньше приперся двери ломать!..

– Твердоба, открывай, к тебе Гэндальф в гости заявился!.. – гаркнул я ненормально радостным голосом.

В окошке образовалась круглая, толстощекая физиономия хранителя библиотеки, и в меня уперся серьезный голубой глаз. А еще через секунду последовал вопрос:

– Ну, и где?..

– Что – «где»? – не понял я.

– Гэндальф где?.. – переспросил Твердоба, начиная раздражаться.

– Так я и есть Гэндальф!.. – широко улыбнулся я.

– Годами ты для Гэндальфа не вышел, сопляк!.. – немедленно обхамил меня Твердоба, – Вот когда у тебя борода до колен вырастет да станет белой, вот тогда я, может быть, спутаю тебя с Гэндальфом. Да и то вряд ли!

– Почему «вряд ли»?.. – совсем растерялся я.

– Гэндальф был мудрец, – снизошел до пояснений Твердоба, – А у тебя на харе написано, что ты дурак!

Вот тут я здорово разозлился. Грохнув еще раз кроссовкой в дверь, я заорал:

– Ну ты, умник пропыленный, я вообще не к тебе пришел, а к своему другу! Так что давай открывай, мне с тобой некогда об умниках и дураках рассуждать!

– Ишь, разбежался! – ощерился в окошко Твердоба, – К другу он приперся! Щас, прямо так двери тебе и распахнем!.. – И он, ошарашив меня, продемонстрировал в окошко наш родной русский кукиш. А затем, вернув в окно свою толстую морду добавил, – Нет здесь никаких твоих друзей, и вообще никого нет, кроме меня!

– Да! Тогда отвечай, куда ты дел такой маленький томик под названием «Краткий письмовник чародея или ни дня без колдовства»!

Хитрые зенки Твердобы мгновенно стали круглыми, и вся физиономия здорово вытянулась, являя миру крайнюю степень удивления.

– Ты откуда знаешь об этой книге?! – сдавленным до шепота голосом поинтересовался хранитель.

– Откуда?! – язвительно переспросил я и вернул ему его кукиш, – От верблюда! Открывай, давай!..

Но Твердоба вместо того, чтобы загреметь замком, закатил глаза к потолку и секунд тридцать что-то соображал, после чего снова перевел взгляд на меня и констатировал:

– Врешь, не было в моей библиотеке чародея с таким именем…

Тут уж я буквально взвыл:

– Да ты сам – верблюд!! Ты сам меня с этой книгой познакомил, свел, можно сказать! Забыл, как она при мне тебя дурила – иероглифы… эти…китокские… – своевременно вспомнилось мне называние, – … тебе показывала. А я ее уговорил! Со мной она нормально общалась!..

Толстая Твердобина морда побледнела и исчезла из окошка, затем загремел замок и дверь распахнулась, открывая плотную, коренастую фигуру библиотекаря. В правой руке у него демонстративно покачивалась здоровенная дубина:

– Что-то ты, парень, слишком много знаешь… – быстро проговорил Твердоба, – Проходи, посмотрим, отыщешь ли ты свою знакомую…

– Что значит – отыщешь? – спросил я мгновенно успокаиваясь и делая шаг через порог.

– А то и значит!.. – пробормотал Твердоба, закрывая за мной дверь, – Я эту книжечку с тех самых пор, как Гэндальф ее вернул, в глаза не видел!..

– Как это – не видел?! – возмутился я, – Я же сам тебе ее с рук на руки передал…

Твердоба, прищурив глаз, посмотрел мне в лицо и пояснил:

– Да как у этих у чародеев бывает… Приглянулась книжка, а возвращать надо. Ну, он ее возвращает и тут же делает вот так пальчиками, – он странным образом вывернул пальцы, – Глядь, и она снова у него в кармане…

– Но-но! – воскликнул я, – Что за намеки!..

– А если это намеки, и ты в самом деле – Гэндальф, вот и помоги мне отыскать пропажу…

Я внимательно посмотрел на хранителя библиотеки и понял, что он меня не разыгрывает, что моя знакомая книжечка, моя учительница в магии и в самом деле пропала. И тут мне в голову пришла, на мой взгляд, вполне здравая мысль – я вспомнил, как мы с книжкой общались и несколько неуверенно попробовал мысленно позвать:

– Эй, учительница, ты здесь?..

– Гэндальф вернулся!!!- раздался в моей голове истошный книжкин визг, и она затараторила: – Давай ко мне, ко мне, ко мне…

– Да куда к тебе-то?..- попытался пробиться я сквозь ее верещанье.

– Ты где?- тут же переспросила она.

– У самой двери…- ответил я.

– Засекла,- тут же сообщила она и начала командовать, – Ступай прямо…

Я уверенно зашагал вперед. Твердоба пропустил меня, удивленно качнул головой и потопал следом. Сделав несколько шагов я оказался в знакомом зале, заставленном книжными стеллажами. Как только я поравнялся со вторым пролетом, последовала книжкина команда: – Направо…

Я свернул и двинулся вдоль стеллажа. Твердоба шагал следом, недоверчиво похмыкивая. Когда мы были почти у самой стены, раздалась новая подсказка:

– Стой! Третья полкасверху, шестая книга от стены! Ниже я не успела спуститься…

Я бросил взгляд в указанном направлении и тут же узрел знакомый корешок. Мой рост вполне позволял мне осторожно достать томик с полки, что я и сделал. Торжествующе подняв его над головой, я повернулся к Твердобе. Тот стоял, уставившись на книжку и в крайней растерянности бормотал:

– Но… как же так… я же буквально… вчера… именно этот стеллаж… и ничего… А этот мальчишка раз… и сразу…

– Бедняга,- посочувствовала своему библиотекарю книга, – Я от него пряталась…

– Зачем?.. – переспросил я, не замечая, что говорю вслух.

– Я… была в меланхолии…- пояснила книжка, – После наших приключений все здесь мне казалось таким пресным… Вот я и спряталась… Лелеяла, можно сказать, свою грусть… Знаешь, как я по тебе скучала… Ну, сейчас-то ты уже совсем не ученик, вряд ли я смогу еще чему-нибудь тебя научить, но мне приятно, что ты меня не забыл!

– Как я мог тебя забыть,- немедленно ответил я, – Правда узнаю я тебя с трудом…

– А в чем дело?..- встревожилась книжка.

– Что-то ты больно говорливая стала. Раньше от тебя бывало слова не добьешься…

– Это я со встречи… расслабилась… Ну, рассказывай, с чем пожаловал?

Я повернулся к Твердобе и предложил:

– Давай-ка мы пройдем к рабочему месту и там поговорим. А ты тоже послушаешь…- добавил я про себя для своей печатной подруги.

Пройдя давно известной дорогой к знакомой конторке, я уложил на нее книжку и присел в стоящее рядом креслице, предложив Твердобе занять стул. Когда мы все разместились, я спросил:

– Ты знаешь, в каком состоянии находится королева?

– Я знаю, что она… больна, – тут же ответил библиотекарь.

– После нашего исчезновения она вернулась в Замок и, как мне сказали, довольно часто бывала в библиотеке… А вскорости она… заболела. Ты можешь мне сказать, какие книги она читала?..

– Ты думаешь причина ее болезни в… прочитанном? – мгновенно сообразил библиотекарь.

– Я не знаю, но допускаю такое… Так ты можешь мне помочь?

– Попробую, – задумчиво ответил библиотекарь, – Хотя времени с тех пор прошло много…

– Я знаю какие книги читала королева,- прозвучал в моей голове голосок книжки.

– Она изучала основы магии, – продолжал вспоминать Твердоба, – Если не ошибаюсь, труды Свильфа-музыканта и Гервальда из Стоячего Омута…

– И «Начала магического искусства» Фирфа Глэндского, издание двухсотлетней давности, сплошная ерунда!- продолжала мысли Твердобы моя подружка.

– Потом, она брала лабораторные тетради своего отца… Все двадцать три… И что-то из истории рода Кинов…

– Пророчества Кина Второго Серебряного!- пропищала книжка, – Это была последняя книга, которую доставала с полки королева. Она ее читала дней десять, хотя там всего-то шестнадцать листов!

– Вот с этого и начнем! – остановил я размышления Твердобы и болтовню книжки.

– С чего? – переспросил библиотекарь, – С истории рода Кинов?..

– Нет, с пророчества Кина Второго Серебряного! – твердо сказал я, – Где это сочинение?

– Но… – неуверенно начал Твердоба, – Я, по-моему, не упоминал эту работу?..

– О ней мне сказала моя учительница, – пояснил я.

Твердоба приподнялся и бросил подозрительный взгляд на лежавшую книгу. Затем, снова опустившись на стул, недобро проговорил:

– Я не могу дать тебе эту книгу…

– Почему? – ласково переспросил я.

– Она может быть передана только в руки Кина…

– Почему? – еще более ласково поинтересовался я, хотя во мне начало нарастать раздражение.

– Ее могут читать и понимать только Кины… Только прямые потомки Прорицателя…

Твердоба именно так и произнес слово «Прорицатель» – с заглавной буквы. При этом он бросил на меня исподлобья такой взгляд, что я понял – хранитель будет стоять до конца! И все-таки я решил попробовать переломить его упорство, мне было необходимо понять откуда выросли страхи и беспокойства моей королевы!

– Ну, а почему бы, мне не попробовать разобраться в том, что там напророчил предок Кины?.. – вкрадчиво спросил я, незаметно усиливая мотивацию своего вопроса легкими движениями пальцев.

– Ни одно существо этого мира не сможет разобраться в этих пророчествах. Их могут прочесть и понять только Кины. Только Кины способны разложить магию родового шифра! Любой другой маг… просто лишится рассудка!..

Твердоба никак не хотел сдаваться.

– Но ты забыл, что я – существо другого мира… Мне подвластны другие измерения магии… Спроси у моей учительницы, она тебе подтвердит, что мои способности несколько иные, чем у обычных магов этого мира…

Твердоба бросил еще один взгляд в сторону конторки, на которой лежала моя книжка. Только как он мог что-то у нее спросить?!

– Меня, как ты сам понимаешь, все эти пророчества трогают весьма мало. Но королева, что-то в них вычитав, до такой степени потеряла покой и здравый смысл, что начала вытворять совершенно несуразные вещи. Она поставила себя буквально на край гибели. Если мы не разберемся в чем тут дело, мы не сможем ей помочь. И вот я готов рискнуть своим рассудком, а ты боишься всего лишь потерять место!.. Не стыдно?!

Твердоба обиженно засопел, ему явно не нравились мои намеки на его трусость и меркантильность. И тут я вспомнил одну вещь!

– И вообще, мой дорогой библиотекарь, почему ты решил, что королевский указ для тебя не… указ?!

– Какой указ? – мгновенно насторожился Твердоба.

– Ты наверняка помнишь, что в прошлый свой приезд в Замок я получил звание придворного чародея?

– Ну, знаю я этот указ… – подтвердил Твердоба.

– … С правом беспрепятственного пользования королевской библиотекой!.. – торжествующе закончил я и безапелляционно потребовал, – Немедленно положи передо мной Пророчества Кина Второго Серебряного!

Библиотекарь несколько секунд растерянно хлопал глазами, потом махнул рукой, проворчал: – Ну, пеняй на себя, – и медленно побрел в дальний угол библиотечного зала. А еще спустя минуту, на конторку рядом с моей подружкой легла… большая, тонюсенькая тетрадь, переплетенная в толстую свиную кожу и серебряными фигурными застежками.

Я неторопливо осмотрел сей запрещенный труд. Переплет был совершенно чистым, только на застежках Кина подвесила пару простеньких заклинаньиц от любопытных дилетантов. Я сразу почувствовал ее руку и порадовался, убедившись, что получил эту тетрадь сразу же после нее.

Поиграв несколько секунд пальцами на старом серебре застежек, я стер охранительные заклинания и с негромким щелчком откинул крючочки. Затем, еще раз убедившись, что обрезы тетради не зачарованы, я медленно и очень аккуратно откинул крышку переплета.

На титульном листе, абсолютной белизны, явно рукой было выведено единственное слово. Вот только шрифт мне был совершенно незнаком! Я немного растерялся, почему-то мне казалось, что я просто открою эту книгу пророчеств и сразу начну читать. Однако долго быть растерянным мне не позволило тоненькое хихиканье, раздавшееся в моей голове.

– Грешно смеяться над слабоумными…- горестно подумал я про себя. И тут же получил ответ:

– Не притворяйся дурачком! Я смотрю последнее время тебе все слишком просто давалось!.. Принимайся за работу!..

– И что я должен делать?..

– Думать!..

Я принялся думать… Легко сказать – «думать», когда я даже не знал, о чем мне думать… И как все последнее время, когда мне не о чем было думать, я принялся думать о Кине. Как она сейчас лежит в своей спальне, как ей тяжело, как ее тяготит, скорее всего именно это, полученное от своего предка знание. И никто не может с нее снять хотя бы часть этой тяжести, никто не в силах даже понять, насколько это тяжело…

Мне стало так муторно, что я невольно закрыл глаза, и немедленно перед моим мысленным взором встало лицо Кины, и ее глаза, огромные бездонные глаза, которые, казалось, заглядывали мне в душу и просили, молили помочь…

И тут в моей памяти всплыли строки, которые я прочитал у своей помощницы: – «Магия имеет три источника… Третий – Любовь. Магия Любви постигается сердцем (душой), имеет сокрушительное проявление и способна смести любые преграды…»

Моя левая рука опустилась на верхушку жезла, а правая, раскрытой ладонью распростерлась над открытой страницей. Я не видел того, что там было написано – мои глаза были по-прежнему закрыты. Я не читал того, что там было написано – мои глаза были закрыты… Я знал, что на титульном листе написано – «Сангасойя!». «То, что будет!».

Не открывая глаз, я повел ладонью над книгой, и титульный лист с тихим шелестом перевернулся.

В тетради было всего восемь листов, шестнадцать страниц, считая титул. Тринадцать страниц были пусты – то, что было на них написано уже сбылось, и потому надпись исчезла. Пятнадцатая страница несла три четверостишия и двустишие, записанные крупным, четким почерком. На шестнадцатой странице было написано только одно слово, которое останется в этой тетради всегда, даже тогда, когда исполнятся все, внесенные сюда пророчества.

Держа раскрытую ладонь неподвижно над книгой я понял-прочитал следующий текст:

Посреди последней страницы я прочитал короткое «Игаста!» – «Все!» и медленно, можно сказать, торжественно, закрыл заднюю крышку.

И сразу же почувствовал, что еле стою на ногах. Во рту пересохло, под закрытыми веками плавали яркие разноцветные кольца, руки тряслись, особенно правая, «читавшая».

«Что бы со мной было, если бы не помощь жезла?!» – мелькнуло у меня в голове, – «Не даром Твердоба бурчал – пеняй на себя…»

Открыв глаза, я тут же наткнулся на настороженный, ожидающий взгляд библиотекаря. Опустившись в кресло и откинувшись на спинку, я устало улыбнулся:

– Ну, вот и все… А ты боялся… Можно уносить и больше никому не показывать!

– Ты… Ты прочитал? – чуть запнувшись, спросил хранитель.

– Прочитал, – подтвердил я.

– И… понял?

Я задумался, не зная что ответить. Слова текста были мне совершенно понятны. Они, вроде бы складывались в некое, довольно гладкое повествование. Вот только смысл этого повествования от меня ускользал. Хотя, кое-какие ассоциации возникали…

Все это надо было обдумать в спокойной обстановке.

– Вряд ли я могу сказать, что понял абсолютно все, – ответил я на вопрос хранителя библиотеки, – И даже если бы я это заявил, ты бы все равно мне не поверил. Так что, не буду врать. Но информацию к размышлению я получил серьезную… Осталось поразмышлять…

– Хочешь, я принесу тебе перекусить, а ты пока размышляй?.. – неожиданно предложил Твердоба.

Но я отрицательно покачал головой:

– Предложение твое очень заманчивое, но принять его я не смогу. Во-первых, меня может потребовать к себе королева, и я хочу находиться поближе к ней…

– Ой, ой, потребовать королева!..- немедленно раздался книжкин комментарий,– Скажи уж прямо – хочу находиться поближе к ней!

– Именно это я и говорю,- ответил я на ее выпад, одновременно продолжая свою фразу, – …Во-вторых, мне надо посоветоваться с Шалаем и Эльнордой.

– Но ты еще ко мне зайдешь? – с надеждой спросил Твердоба.

– Интересное дело! То ты меня через порог не пускаешь, то отпускать не хочешь… – рассмеялся я.

– Но я ж не знал, что ты – Гэндальф, – смущенно пожал плечами Твердоба, – Ни один мой знакомый чародей не может менять своей внешности с такой легкостью…

– Хорошо, я постараюсь еще разок зайти, чтобы ты мог узнать новости из первых рук. А сейчас я вынужден распрощаться. Я ласково погладил переплет своей учительницы.

– И с тобой вынужден распрощаться… Ты уж не грусти и больше не пропадай. Хорошо?

– А ты уже уходишь?..- разочарованно протянула книжка, – Мы ж даже не поговорили, как следует!..

– Дела… Заботы… Вон, королеву спасать надо…- попытался оправдаться я.

– А может меня тоже спасать надо!- возмутилась книжка, – Может, я сейчас вся слезами зальюсь и размокну!

– Не зальешься и не размокнешь…- твердо подумал я, – Мы с тобой крепче чем кажемся!

– Ладно, подлиза…- прозвенел в моей голове голосок книжки,– Беги к своей ненаглядной… И меня не забывай!

Книжка замолчала. Я взял ее с конторки и отнес на то место, где она стояла. Аккуратно поставив томик на полку, я еще раз погладил корешок, вздохнул и направился к выходу из библиотеки. Твердоба ожидал меня у входной двери. Перед тем, как открыть мне дверь, он еще раз посмотрел на меня очень серьезными глазами, словно напоминал о моем обещании.

Если бы мы могли всегда выполнять данные нами обещания!

Выйдя на площадь, я вдруг понял, что время давно перевалило за полдень. И тут же почувствовал насколько голоден. «Вот что значит остаться без завтрака!» – немедленно возникло в моей голове, – «Силы тают просто на глазах».

Я направился к центральному входу во дворец, и тут мне навстречу вышел старик-лекарь. Он был не то чтобы встревожен, а скорее озабочен, и его озабоченный вид мне очень не понравился. Увидев меня, он помахал рукой, а когда мы подошли поближе друг к другу, заговорил, не дожидаясь моих расспросов:

– Кина сегодня гораздо крепче… Она вполне может даже погулять по саду… Но, понимаешь, она опять погружается в свои странные раздумья, ее снова ничего не интересует, кроме ее мыслей. А что ее мучит, она не говорит! Тебе удалось хоть что-то узнать?!

– Так к ней можно зайти, поговорить?.. – спросил я, не отвечая на вопрос старика.

Тот удивленно моргнул, внимательно посмотрел мне в глаза, но переспрашивать не стал. Вместо этого, по привычке пожевав губами он сказал:

– Зайти-то можно, но вот станет ли она с тобой разговаривать?..

– Ничего, – улыбнулся я, – У меня есть тема, которая ее заинтересует.

– Значит ты все-таки что-то узнал! – снова воскликнул лекарь.

– Узнал, – согласился я, – Вот только не пойму – что именно…

– Пойдем к королеве, – лекарь схватил меня за рукав, – Я сам тебя отведу!

При мысли, что я сейчас снова увижу Кину, забылся и мой голод, и моя усталость. Мы быстро взбежали на второй этаж и вошли в королевские покои. Караул в зале утренних приемов сменился, но гвардейцев по-прежнему было четверо. Лекарь потащил меня прямо к дверям королевской спальни, однако у самого ыхода я уперся:

– Сначала загляни к королеве сам, ты, все-таки, лекарь, а я подожду, не хочу оказаться в неловком положении.

Старик несколько недоуменно посмотрел на меня, а потом понимающе кивнул. Дверь спальни захлопнулась за ним, а я повернулся к гвардейцам. Сегодня дежурили рыси. Только я хотел спросить, где мне найти Шалая, как дверь спальни снова распахнулась и из-за нее выглянул лекарь:

– Заходи, королева уже одета и собирается прогуляться в сад.

Я быстрым шагом прошел в спальню.

Кина была просто обворожительна! Она стояла у окна, и льющийся через него зеленоватый свет обтекал ее фигурку чарующей холодной струей. Длинное желто-золотистое платье с высоким воротником и узким, длинным вырезом на груди мерцало в этом свете, словно живое. Лицо, похудевшее и все еще бледное, было строго, но огромные темные глаза, при виде меня зажглись радостью. Кина протянула мне руку, а я, не помню как оказавшись рядом, неожиданно для себя наклонился и поцеловал ее длинные тонкие пальцы. И тут же, смешавшись, напыщенно брякнул:

– Приветствую тебя, моя королева!..

Она не улыбнулась, но в глазах заплясали веселые огоньки.

– Гэндальф сменил внешность, но его галантность осталась при нем… – негромко произнесла королева, – Я хотела бы, чтобы ты составил нам с Эльнордой компанию, мы собираемся немного прогуляться по саду.

И тут ее глаза неожиданно потухли, словно она мгновенно ушла в себя, в свои мысли, а ее губы едва слышно прошептали: – … По саду…

– Кина, я готов следовать за тобой, куда угодно!..

Я собирался сообщить эту пошлость прежним напыщенным тоном, но голос у меня сорвался, и фраза получилась немного жалкой и слишком откровенной.

– Куда угодно… – все также отрешенно повторила Кина.

Лекарь тронул меня за рукав и, указав глазами на королеву, прошептал:

– Вот именно это я и имел ввиду…

В этот момент непонятно откуда в комнате образовалась Эльнорда. Она была все в том же эльфийском наряде, только теперь он был построен из какого-то роскошного материала и при движении девушки переливался всеми оттенками зеленого. Увидев меня около королевы, и заметив мою растерянность, она подошла к нашей компании и нарочито бодрым тоном заявила:

– Кина, голубушка, ты готова?!

Кина подняла не эльфийку глаза, несколько секунд разглядывала ее, словно не узнавая, а потом прошептала:

– Эльнорда, какая ты красивая!..

– Ну, ты тоже ничего, – нахально заявила та, – Посмотри, что с Серым делается… Глянь, глянь, как он на тебя смотрит, так прям и готов укусить!

Я мгновенно покраснел, а обе девушки довольно рассмеялись.

Королева также быстро и неожиданно пришла в себя и, взяв Эльнорду под руку, посмотрела на меня:

– Следуй за нами, Гэндальф…

Мы вышли в зал утренних приемов, и дежурные гвардейцы немедленно заключили нашу четверку в свое могучее каре. Таким образом, имея по двое вооруженных гвардейцев спереди и сзади, мы прошествовали по коридору, затем по одной из лестниц и вышли прямо в небольшой садик, располагавшийся с задней стороны дворца. У выхода королева остановилась и негромко, но твердо обратилась к сержанту:

– Караул останется здесь. Сад слишком мал, чтобы там вышагивали еще четверо солдат.

– Но, королева, – начал было заволновавшийся сержант, но Кина была непреклонна, – Караул останется здесь. Неужели вы думаете, что охраните меня лучше, чем первый маг королевства?!

Я не сразу понял, что под первым магом королевства она подразумевает меня.

Ребята остались в холле дворца, и на их лицах были написаны тревога и явное недовольство.

Сад, как я уже говорил, был невелик, но спланирован таким образом, что в нем можно было гулять часами, не встречая повторяющихся пейзажей. Садовники хорошо знали свое дело. Здесь располагался даже крошечный пруд, с берегом, частью заросшим травой, частью присыпанным белым песком.

Мы молча прошлись по аллеям, а потом Кина обратилась ко мне:

– Ты не бывал в моем саду в свой прошлый приезд?..

– Нет, королева, не пришлось…

Наконец-то она улыбнулась, и Эльнорда воскликнула:

– Ну, совсем другое дело!.. Давно надо было Серого пригласить…

Но Кина покачала головой и негромко ответила:

– Просто я вспомнила, как он убеждал меня, что мне необходимо привыкать к моему королевскому званию… Помнишь? – она снова повернулась ко мне. Конечно же я помнил тот бледный призрак, который увидел в этом Замке, и наш первый странный и страшный разговор. Но ответить Кине я не смог, у меня просто перехватило горло.

Она, похоже, меня поняла, потому что отвернулась и тихо прошептала:

– Блаженные времена…

Я буквально оторопел! Если Кина называла то страшное, убийственное для нее время «блаженным», то каким же она видит сегодня?!

Поражена была и Эльнорда, и как человек страстный, она конечно не смолчала:

– Ну ты скажешь тоже!.. Блаженные!.. Соскучилась по своему сволочному родственничку, Качею, или снова в мавзолей, в Храм захотела?!

Этой-то возмущенной репликой эльфийки я и воспользовался. Пора было начинать мой сложный разговор:

– Нет, Эльнорда, – как можно более непринужденно, сказал я, – Королева имеет в виду незавидную судьбу Полуденной Страны…

Кина мгновенно замерла на месте и медленно подняла ко мне буквально позеленевшее лицо:

– Откуда тебе известно о Полуденной Стране?..

– Что за полуденная Страна? – тут же вмешалась Эльнорда. Лекарь стоял молча, но его испытующий, требовательный взгляд не сходил с моего лица.

Однако, Кина оставила их любопытство неутоленным. Резко повернувшись к нашим сопровождающим, она неожиданно рявкнула:

– Оставьте нас!.. – и тут же, мгновенно смутившись, добавила, – Это не для ваших ушей!.. Погуляйте пока у пруда…

Эльнорда сразу же сориентировалась и, ухватив лекаря под руку, потащила его к воде, приговаривая:

– Пойдем, дедушка, посмотрим рыбок. Я страсть как люблю на рыбок смотреть…

А Кина снова повернулась ко мне и прохрипела:

– Я жду ответа!..

– Ты еще слишком слаба… – спокойно ответил я, – Пойдем, присядем где-нибудь и спокойно поговорим… Я отвечу на все твои вопросы… А ты на мои.

Кина повернулась и быстро двинулась по аллеи в сторону невысокой стены, огораживавшей сад. Там, за кустами похожими на сирень, оказалась небольшая беседка, где мы и расположились. Когда Кина устроилась на скамейке, я прижмурившись посмотрел на зеленое солнце, пробивавшееся сквозь листву, и медленно произнес:

– Я прочитал Книгу пророчеств Кина Второго Серебряного, вернее то, что в ней осталось…

– Но это невозможно!.. – потрясенно прошептала Кина.

– И теперь вижу доказательство того, что именно эти пророчества являются причиной твоего не совсем нормального состояния и… поведения, – закончил я свою фразу.

– Ты не мог прочесть эти пророчества! – упрямо повторила Кина.

– Ты мне не веришь?

Я удивленно поднял бровь, мое нормальное уверенное состояние, пропавшее было при виде любимой девушки, стремительно возвращалось ко мне. Сейчас Кина была для меня не обворожительной мечтой, а бедным, напуганным ребенком, требовавшим сочувствия и… твердости!

– Хорошо, я тебе прочту то, что там написано. У меня хорошая память.

И я медленно и четко произнес запавшую мне в душу запись. Всю, вплоть до последнего слова «Игаста!».

Несколько минут Кина молча сидела, не сводя с меня глаз, и я чувствовал, как в ней на место страха и изумления приходит облегчение. Теперь она могла поговорить о своих страхах, своих сложностях, до этого лежавших непосильным грузом на ее хрупких плечах. И все-таки разговор она продолжила новым вопросом:

– И что ты понял из прочитанного?..

– Я понял, что речь идет о каких-то несчастьях, ожидающих Полуденную Страну в связи… со сменой правления. Но причем здесь ты?..

– Да это же обо мне написано!.. с маниакальной убежденностью воскликнула королева, – Ты вспомни, кто написал эти пророчества! Это же мой предок!..

– Ну и что, что твой предок? – спокойно ответил я, – В моем мире тоже есть свой пророк, он тоже написал массу непонятных текстов. И теперь каждый понимает и толкует их в меру своей… заинтересованности и вне зависимости от страны в которой живет.

– Ты не понимаешь! – воскликнула Кина, – Это обо мне… Я, правда не знаю, что означает первое четверостишие, но это явно о моем отце…

– Постой, – перебил я ее, – Но последним королем перед тобой был твой дед, а он умер своей смертью и уж точно не остался «… навеки сам собой».

– Нет… Последним королем был мой отец! – немного успокоившись и потому гораздо убедительнее проговорила Кина, – А я королева. Я первая и единственная королева в династии Кинов. Теперь ты понимаешь, что означает «Наследственная власть, лишившись лат, открыта будет бедам и невзгодам…»? Я не ношу лат! Я женщина! Ну а про беды и невзгоды ты и сам отлично знаешь! Но самое страшное в конце пророчества, помнишь –

Она замолчала, словно переводя дух, а потом, всхлипнув, договорила:

– Я приведу в свой мир какого-то Убийцу! Я!! И я ничего не могу поделать с этим! Теперь ты понимаешь, почему я стала такой… ненормальной? Я не знаю, что мне делать!! Ты думаешь я не видела, что из себя представляет этот Юрга? Да я сразу поняла, каков этот негодяй… Только я надеялась… Понимаешь, может быть этот Зверь идет по запаху Власти, и тогда отдав власть, я перестану быть для него «приманкой». Даже если бы Юрга меня убил, я не стала бы возражать, лишь бы отвести от моей страны этого Убийцу!..

– От этого мира… – тихо и растерянно поправил я ее. До меня начало доходить насколько Кина была права! Более того, теперь я знал, что такое «Последний Кир Полуденной Страны, исполнив необдуманное слово, останется навек самим собой, но больше королем уже не будет». Я видел последнего Кира этой страны, он стоял на поляне перед Брошенной башней, он действительно «навек остался самим собой» и действительно «…королем уже не будет». Я знал, какой Зверь идет «…по запаху, оставленному предком»! Я знал, какой знак, какой маячок оставил для Баррабаса в этом мире отец Кины!

Эти маячком была его дочь!

И эта молоденькая девушка, оставшаяся без родителей и наставников, прочитала пророчество своего далекого предка и, почти ничего не зная и не понимая, интуитивно догадалась о своей страшной, своей неотвратимой роли «приманки» для Убийцы своего Мира!

И тут я понял, что мы с королевой уже довольно долго молчим, глядя друг на друга. И еще я понял, что она почувствовала во мне некое знание, которым я не хотел с ней делиться. И еще я понял, что выход, если он есть, придется искать нам двоим, никому третьему, нельзя было рассказать то, что знали мы двое!

Я осторожно взял ее руку в свою, ласково сжал ее ладонь и тихо произнес:

– Мы найдем выход… Мы обязательно найдем выход… Я точно знаю, что безвыходных положений не бывает!..

И ее личико расслабилось, тревожные глаза потеплели. Она улыбнулась и ответила настолько тихо, что понял этот ответ только по движению губ:

– Правда?.. Только нам придется поторопиться…

– Мы поторопимся… – успокоил я ее, хотя сам пока не представлял, что можно предпринять в этой ситуации. На мой взгляд, даже смерть Кины ничего не меняла, ведь она, ее тело, ее… «запах, оставленный предком», все равно останется здесь.

Мы не сговариваясь поднялись со скамейки и вышли из беседки.

Я медленно вел Кину, державшую меня под руку, по аллее сада, в сторону пруда, у которого мы оставили Эльнорду со старым лекарем. В другое время, я был бы на вершине блаженства, но сейчас в голове моей было совершенно пусто, а чувства стали вялыми и невразумительными. Знаете, такое состояние бывает, когда поставленная задача не решается, а думать о чем-то другом, обращать внимание на посторонние раздражители ты просто не способен.

Лекарь и Эльнорда, как им и было приказано, топтались около мелкой воды, причем Эльнорда заливисто щебетала нечто несерьезное о рыбках и птичках, а старикан затравленно озирался по сторонам, словно ему страшно хотелось удрать куда-нибудь подальше, но долг, а может быть, любопытство, не пускали.

Заметив нас, медленно бредущих по дорожке, Эльнорда немедленно прекратила свои рассуждения и бросилась нам навстречу, оставив своего кавалера без внимания. Впрочем, кавалер, тоже устремился в нашу сторону, явно обрадованный тем, что нахальная девчонка от него отвязалась.

Эльнода, конечно же подбежала первой и сходу задала бестактный вопрос:

– Ну что, шептуны, обо всем перешепнулись?..

Кина остановилась, окинула эльфийку смеющимися глазами и снова воскликнула:

– Какая же ты, Эльнорда, красивая!..

И в ее голосе было столько облегчения и какой-то скрытой радости, что и у меня на душе полегчало.

– Ну, – ответила Эльнорда, – Ты тоже вполне ничего. И вообще, вы вместе отлично смотритесь!..

«Все-таки это эльфийское отродье совершенно невыносимо!» – подумал я, густо краснея, а Кина довольно рассмеялась и сказала:

– Ну, Эльнорда, ты совершенно невыносима! Посмотри, Гэндальф сейчас превратиться в факел!

С этими словами она отпустила мой локоть, схватила эльфийку за руку и потащила ее вперед, приговаривая:

– Пошли, я хочу у тебя кое-что спросить… – она бросила на меня быстрый взгляд и добавила, – Кое-что… неинтересное для мужчин.

Девчонки убежали, а старый лекарь остался стоять рядом со мной.

Я проводил взглядом две удалявшиеся девичьи фигурки и снова впал в свое ненормально задумчивое состояние. Проблема Кины опять встала передо мной, демонстрируя свою полную не решаемость. «А может быть просто я не способен ее решить?.. Может быть кто-нибудь другой разделался бы с ней в несколько минут?» – билась у меня в голове отчаянная мысль.

И тут рядом со мной раздался усталый голос лекаря:

– Я смотрю, болезнь Кины оказалась заразной…

– Что?.. – стряхивая с себя оцепенение, переспросил я.

– Ты, может быть, и великий чародей, как сказала королева, первый маг в этом королевстве, но сейчас ты ведешь себя точно так, как вела себя Кина в начале своего заболевания, – пояснил старик.

– Это не заболевание, – довольно рассеяно ответил я. У меня слова старика вызвали непонятную ассоциацию, только я никак не мог понять, какую.

– Слушай, – продолжал, между тем, он, – А по-моему, ты не обедал…

Я снова отвлекся от своих мыслей, на этот раз с невеселой улыбкой:

– И не завтракал…

– Так ты, должно быть, страшно голоден! – воскликнул старик, – Во всяком случае, я в твои годы без обеда обойтись не мог.

Он улыбнулся и добавил: – А теперь могу… Вот еще одно преимущество старости.

Затем он посмотрел в ту сторону, куда скрылись девушки и предложил:

– Надо нам найти наших спутниц. Кине пора в постель, да и перекусить ей не помешает тоже, она должна после этой прогулки проголодаться.

И мы пошли следом за девушками.

Еще через полчаса в королевской столовой собралось все Братство Конца. Во главе стола на малом тронном кресле восседала королева Кина, напротив нее усадили меня, по правую руку от королевы поместили ее подругу, а слева Фродо и Шалая. Я сильно подозреваю, что нашим размещением за столом занимался лично и срочно сам распорядитель королевского двора, граф Годов. Во всяком случае, когда мы вошли в столовую у каждого поставленного на стол прибора красовалась каллиграфически выписанная карточка с указанием полного имени и придворных должностей сотрапезника королевы.

Но я был доволен, что меня посадили напротив Кины, отсюда я мог беспрепятственно любоваться моей королевой, а любоваться, поверьте мне, было чем.

В тоже время этот поздний обед или ранний ужин был для меня как нельзя кстати, я здорово проголодался.

Во время обеда и после него, когда мы всей компанией перешли в королевский кабинет, мои друзья рассказывали Кине о наших приключениях. Она слушала с таким подкупающим интересом, что даже уравновешенный Шалай, перебивая Эльнорду и Фродо, старался завладеть ее вниманием. И все трое время от времени бросали недоуменные взгляды в мою сторону. Они никак не могли понять, почему я такой задумчивый, что занимает мои мысли, когда королева так прекрасно выглядит.

Разошлись мы не поздно, но в самый казалось бы интересный момент вечера в кабинете появился королевский лекарь и потребовал, чтобы Кина немедленно отправлялась в постель. И с ним никто не стал спорить. Эльнорда отправилась вместе с Киной в королевскую спальню, а мы втроем в отведенные нам апартаменты.

Я, к неудовольствию Фродо, сразу же ушел в свою спальню, но не ложился в постель, а открыл окно и, не зажигая света, просидел на подоконнике до поздней ночи.

А утром меня разбудил Фродо. Бесцеремонно ввалившись в мою спальню, он с размаха уселся ко мне на постель и, не обращая внимания на мой заспанный вид, заверещал во весь голос:

– Слушай, Серый, что-то ты мне не нравишься!.. Меня позавчера весь день шпынял ни за что, ни про что, а сам вчера вел себя совершенно непотребно!..

Я попытался отвернуться от настырного хоббита и спрятаться под одеялом, но тот, ухватившись за противоположный конец, принялся его с меня стаскивать.

– И не думай отвертеться от неприятного разговора!.. – вопил он при этом на всю комнату, – И нечего дрыхнуть, когда к тебе друг приходит с увещеваниями!

– С чего это ты решил меня увещевать?! – не выдержал я, – Пойди, вон, Шалая поувещевай, он старый, терпеливый!

– Я сам знаю что и с кем мне делать, – отвечал этот малорослый наглец, – Ты мне лучше скажи, что с тобой случилось?.. Почему ты вчера, сидя рядом с королевой, делал вид будто тебя нет?!

– А меня и не было… – недовольно буркнул я, понимая, что от Фродо не отвязаться.

– Да?! И где же ты был?!

– Я был в своих мыслях, но тебе этого не понять!..

– Это почему это мне этого не понять?! – немедленно возмутился Фродо.

– А потому что ты не знаешь, что такое – мысль.. – схамил я.

– Я не знаю, что такое мысль?! – пошел винтом Фродо, – Да я, если хочешь знать, самый большой мыслитель из все нашей компании! А по сравнению я тобой я просто… этот… Жан Жак Спиноза! Вот!!

Тут уже я расхохотался, а Фродо, как ни странно, совершенно не обидевшись, довольно произнес:

– Ну вот, сейчас ты стал немного похож на прежнего… Гэндальфа Серого Конца, неунывающего мага! Давай, рассказывай в чем у тебя проблемы…

Я пристально посмотрел на своего маленького друга. Это было очень заманчиво – поделиться с Фродо своими страхами и сомнениями, к тому же, хоббит с его «нетрадиционным» мышлением вполне мог бы выдать какую-нибудь сумасшедшую, но вполне дельную мысль. И все-таки я не посмел! Пришлось бы рассказывать и о Баррабасе и о довольно неприглядной роли отца Кины, и о положении, весьма двусмысленном положении, самой королевы. Это были не мои тайны, хоть я и вполне самостоятельно до них докопался. Кроме того, артистическая натура Фродо, его буйная фантазия могла представить ему сложившуюся ситуацию в таком виде, в таких ужасающих красках, что можно было опасаться за его рассудок.

Так что, быстро прикинув перспективу, я тяжело вздохнул и ответил единственно возможное:

– Это не моя тайна…

Теперь уже хоббит посмотрел на меня пристально, изучающе, а потом неожиданно сказал:

– Хорошо, храни чужие тайны, Кина вполне этого заслуживает. Я бы и сам хотел, чтобы мои тайны хранили так же. Но ты ведь можешь мне ответить на один, я надеюсь, не засекреченный вопрос?

– На незасекреченный – могу, – улыбнувшись, ответил я.

– Как долго ты собираешься здесь оставаться?..

Этот вопрос явился для меня полнейшей неожиданностью. Я, признаться, думал, что после того, как ребята потеряли свою человеческую сущность, они постепенно забыли и о Мире людей, что для них именно этот Мир стал родным. А оказывается!..

– М-м-м, я, честно говоря, собственно, даже не знаю… – начал мямлить я, но хоббит меня бодренько перебил:

– Я к тому, что нам ведь в Замке-то делать особенно нечего – советника мы ликвидировали, он, говорят, уже потек…

– Как потек?! – удивился я.

– Ну, как все паяцы текут, если их вывесить на солнышке. Хочешь, сам сходи на задний двор казарм, посмотри…

Я не выказал особого желания посмотреть, как текут паяцы, потому Фродо продолжил прерванную мной мысль:

– От недоброжелателей королевы я Замок освободил, теперь она что захочет, то пусть с ними и делает… Так, поскольку мы выполнили свои… вассальные обязательства, не прогуляться ли нам по местам боевой славы?! Я бы в степь смотался, к нашим друзьям, можно по дороге и к Тринт-татам завернуть. Ну, чего, в самом деле, здесь киснуть?! Вон ты у меня совсем закис!..

Я облегченно вздохнул:

– Хорошо! Только дождемся возвращения Душегуба и Твиста…

– Не, – немедленно возразил хоббит, – Твиста брать не будем!

– Почему? – переспросил я.

– Он последнее время стал очень задумчивым и потому, видимо, страшно прожорливым. Все чего-то думает, думает и есть, ест! Это сколько харчей надо взять, чтобы его прокормить, ну кто их потащит?!

– По-моему ты просто опричиниваешь свое скрытое нежелание, – покачав головой сказал я, – Твист не так много ест, как ты это представляешь, и к тому же, он может быть в походе очень полезен…

– Он?! – воскликнул хоббит, – Полезен?! Да на фиг он нужен!

– А ты забыл, кто нас тогда в Ходжере выручил?! – возмутился я.

– Э-э-э, – ничуть не смутился хоббит, – Это когда было?! А в этот раз он тащился за нами, как… колбаса полукопченая! И все чего-то дулся, все чего-то… мыслил! А в Сотдане и вовсе всю кашу нам чуть не испортил!

– А ты забыл, кто тебя из Живого леса, из Покинутых земель выдернул? – напомнил я хоббиту.

– Подумаешь, ничуть не смутился тот, – Я бы и сам оттуда выдернулся! И никто бы меня в том лесу даже и не заметил бы!

– Ну, не знаю, как бы ты там прошел?.. – проговорил я, припомнив пару прожорливых деревьев.

– Ножками!.. – нагло ответил Фродо.

И в этот момент в комнату заглянул Шалай. Увидев Фродо, он чему-то улыбнулся, но обратился ко мне:

– Если ты собираешься завтракать, то давай поднимайся… Стол будет накрыт через пятнадцать минут… Кстати, приходили от королевы, она желает тебя видеть сразу после завтрака.

Фродо тут же соскочил с моей постели:

– Не буду тебе мешать… – пропищал он, направляясь к двери. Но у самого выхода он остановился и повернувшись проговорил:

– Ты подумай над моим предложением… И если уж ты так хочешь, возьмем и твоего любимчика Твиста.

Позавтракали мы быстро. Шалай торопился на встречу с имперским послом, который собирался отправлять в степь собственное сообщение о происшедшем в Замке, и потому воеводе хотелось побеседовать с ним, чтобы «направить мысли посла в нужное русло». Кроме того, Шалай собирался устроить послу аудиенцию у королевы, чтобы тот мог лично убедиться, что Кина вновь правит самостоятельно.

Фродо собирался провести ревизию счетов за поставляемую в Замок провизию, хотя меня смущала его уверенность в своем знании местных рыночных отношений.

Ну а я, как вы понимаете, торопился на встречу с королевой.

Таким образом, уже через полчаса я входил в зал утренних приемов. Утренние приемы для избранных лиц двора еще не возобновились, но и в постели Кина уже не залеживалась. Дежурный сержант, увидев меня, сразу же указал на дверь в королевский кабинет. Я прошел туда и увидел, что Кина, причесанная и одетая в темное фиолетовое платье, сидит за письменным столом и разбирает какие-то бумаги.

Она не заметила, как я вошел, и мне удалось несколько минут понаблюдать за тем, как она работала. На ее лице, когда она читала тот или иной текст, возникала такая гамма чувств, что можно было снимать высокохудожественный немой фильм. Эта непосредственность восприятия, так не свойственная государственным деятелям и так шедшая к ее прекрасному лицу, настолько меня захватила, что я не выдержал и негромко рассмеялся.

Она тут же подняла на меня глаза и улыбнулась в ответ.

Я шагнул от двери ближе к столу и, чуть склонив голову, спросил:

– Королева хотела меня видеть?..

– Ах, Гэндальф, – неожиданно ответила Кина, скорчив уморительную гримасу, – Хотя бы когда мы одни, оставь свои придворные обращения!..

– Да, – усмехнулся я в ответ, – Обращусь я к тебе запросто, а ты возьмешь да и обидишься!.. Что я тогда делать буду?..

Кина ничего мне не ответила, а показала на стоявшее рядом со столом кресло, предлагая присесть.

Когда я удобно расположился напротив нее, он быстро огляделась, словно желая удостовериться, что кабинет пуст, а потом тихо спросила:

– Ну как, посетила тебя какая-нибудь дельная мысль?.

– Мыслей меня посетило множество, – нахально солгал я, – Однако, их еще надобно как следует обдумать, чтобы выбрать лучшую.

– Надо же!.. – Кина недоверчиво покачала головой, – А вот мне, так ничегошеньки в голову не приходит…

– Ну, это не странно… – начал я и запнулся на сказанной двусмысленности. А Кина ее мгновенно подхватила, улыбнувшись:

– Вот и ты считаешь, что это закономерно…

– Да нет! – воскликнул я, покраснев, – Я имею в виду то, что ты только начала поправляться…

– Я вполне здорова, чтобы начать нормально мыслить, – оборвала мои оправдания королева, – А чтобы тебе было легче выбирать лучшую из посетивших тебя мыслей, я хочу сказать тебе еще одну вещь, которую вчера упустила.

Она несколько задумалась и продолжила несколько неуверенно:

– Впрочем, то, о чем я хочу рассказать, может показаться тебе несерьезным. Это, в общем-то, просто странные ощущения. Мой отец пропал, когда мне было пять лет, а в десять… – тут она снова ненадолго замолчала, словно что-то припоминая, – Да, именно в десять, у меня начало появляться ощущение, словно за мной… наблюдают… Нет, не так!.. – она опять чуть помолчала, подбирая сравнение, – Ты когда-нибудь играл в… прятки?

– Конечно, – подтвердил я, вспомнив сопливое детство.

– Тогда представь, что ты спрятался в укромном месте, а тот, кто ищет, ходит рядом с тобой. И ты чувствуешь, что он чует, что ты где-то рядом, что ты где-то здесь! А у тебя замирает сердце от ожидания его крика: – Ага! Вот он ты!!

Она пытливо посмотрела на меня. Я кивнул головой, подтверждая, что мне понятно ее сравнение, и она добавила:

– Вот только никак нельзя выскочить и рвануться к месту водящего… Потому что знаешь – если выскочишь, тебя тут же… проглотят!

– И долго это продолжалось? – мягко спросил я.

– Всю мою оставшуюся жизнь, – просто ответила Кина, – Постепенно я привыкла к этому ощущению… Привыкла настолько, что сейчас мне кажется, будто даже тогда, когда Качей с Епископом разделили мое тело и душу, оно не покидало меня…

– А сейчас?.. Сейчас ты тоже ощущаешь, что тебя… почти нашли?..

В ее глазах что-то блеснуло:

– В том-то и дело, что теперь это чувство пропало!.. Я не сразу сообразила, что его больше нет. И, ты знаешь, я его не ощущаю уже… два-три дня!

«Баррабас!» – обречено подумал я, – «Ее искал… чуял… Баррабас. А сейчас его связь с этим миром нарушена. Вот тебе еще одно подтверждение твоих выводов. Теперь, если к Кине вернется ее странное ощущение, я буду точно знать, что Баррабас снова вышел на след! И тогда что-то предпринимать будет поздно!..»

Видимо, Кина очень внимательно наблюдала за моейфизиономией, потому что не успел я додумать свою мыслишку, как она поинтересовалась:

– Тебе о чем-то говорит мой рассказ?..

Причем в ее фразе было больше уверенности, чем вопроса. Пришлось согласиться:

– Говорит… Но и это надо обдумать…

– Думай, – улыбнулась королева, – Мыслитель… Только не слишком долго, – она вздохнула и добавила, – А то, если ты будешь думать слишком долго, меня могут найти…

– Я понимаю, – протянул я, и мои слова получились какими-то обреченными.

Но прокомментировать их Кине не удалось, дверь стремительно отворилась и в кабинет буквально ворвалась Эльнорда.

– Кина, Гэндальф, – закричала она с порога, – Душегуб, Изом и Твист возвращаются! – и тут же снова исчезла за дверью.

Мы с Киной одновременно поднялись со своих мест и последовали за эльфийкой. Когда мы вышли из зала утренних приемов, Кина, шедшая впереди, повернула налево. Я не понял, куда она направляется, потому что выход из замкового дворца был в другой стороне, однако, она, увидев мое замешательство пояснила:

– Я думаю, нам надо пройти на замковую стену. Граф, шут и твой друг, наверняка еще очень далеко от замка, а Эльнорде об их прибытии сообщила стража.

Мы быстро прошли по коридору и спустились по довольно узкой винтовой лестнице на три этажа. От нижней площадки начинался облицованный камнем и освещенный факелами туннель, тянувшийся до самой стены и заканчивавшийся второй такой же площадкой. По второй винтовой лестнице мы прошли в теле стены на самый ее верх. Едва мы оказались на стене, как к королеве подошел дежурный гвардейский офицер и доложил:

– Десять минут назад на королевской дороге было замечено облако пыли. Наш наблюдатель сразу же доложил, что приближается около десятка всадников и повозка запряженная козлами. Поскольку такие животные есть только у придворного шута, мы решили, что это граф Изомский со своими спутниками и доложили госпоже Эльнорде.

– Где они? – спросила королева и офицер подвел нас к одному из зубцов стены.

Отсюда открывался прекрасный вид на королевскую дорогу, уходившую направо, в сторону пограничной со степью реки и налево, к городу Норту, к горам. Над дорогой действительно поднималось пыльное облако, сквозь которое были видны только первые четверо всадников. И эти всадники мчались сумасшедшим галопом.

– За ними никто не гонится? – встревожилась Кина.

– Нет, – немедленно ответил офицер, – Никакой погони нет, мы бы ее сразу заметили – наш наблюдатель лучший в армии.

– Тогда что же они так несутся? – удивилась королева.

Я активизировал истинное зрение и внимательно всматривался в мчащуюся к замку кавалькаду. Мне было прекрасно видно, что и Душегуб, и Изом, скакавшие впереди, и сопровождавшие их люди Изома, и Твист, привставший на передке своей повозки, все они целы и невредимы. Правда в повозке Твиста неподвижно лежала небольшая, ярко одетая фигурка, в которой я сразу же признал снятого нами с дерева паяца, но не могли же ребята нестись сломя голову из-за какого-то паяца!

«А может быть у них есть для нас какое-то сообщение?!» – мелькнула у меня нехорошая мысль. Хорошего сообщения я ни от кого не ожидал.

– Вы уже здесь?! – раздался позади нас удивленный возглас Эльнорды.

Кина обернулась и с улыбкой ответила:

– Конечно! Хозяйка Замка должна знать кратчайшие пути внутри своих владений.

– Не надо было торопиться, – ехидно добавил я, – Надо было нас дождаться.

Следом за Эльнордой на стене появились Фродо и Шалай. Оба, увидев сумасшедшую скачку отряда графа, явно встревожились, но старались не показывать своей озабоченности, не желая беспокоить Кину. Фродо даже поцокал языком:

– Ах, как скачут… Прям завидно!..

– Ты ж не любишь ездить верхом!.. – удивилась Эльнорда.

– Не люблю, – согласился хоббит, – А все равно завидно!..

– Я думаю, мы уже можем спуститься во двор… – предложила Кина, – при такой скорости, они будут на замковом мосту через несколько минут.

Вся наша компания отправилась к спуску со стены. По этой довольно крутой каменной лестнице без перил могли рядом сойти не более двух человек, и я поспешил занять место рядом с Киной, между ней и краем лестницы.

Впрочем, беспокоился я напрасно, Кина спустилась по лестнице буквально вприпрыжку, так что старый Шалай, едва поспевал за нами. Пройдя мимо особнячка библиотеки, мы вышли на главную площадь замка и остановились невдалеке от ворот, с нетерпением поглядывая сквозь их открытую арку.

Как и сказала Кина, через несколько минут показался отряд, только теперь впереди бежали Твистовы козлы. Они, не снижая скорости, прогрохотали по мосту и ворвались в замковый двор. И только метрах в пяти от нас Твист натянул поводья, останавливая бешеный бег своих замечательных козлов. Повозка еще не остановилась окончательно, когда карлик буквально скатился с облучка и вместо приветствия завопил:

– Гэндальф, посмотри, что творится! Может ты что-нибудь сможешь сделать?!

В следующее мгновение я оказался рядом с его кабриолетом и заглянул внутрь. На дне повозке лежало тело паяца… вернее то, что от него осталось. Ссохшаяся крошечная фигурка с большой, обтянутой синей кожей головой, в непомерно больших ярких штанах и куртке была привязана к каркасу повозки ремнями, видимо для того, чтобы не рассыпаться окончательно от тряски. Отрезок зачарованной веревки все еще обматывал ее шею, но та настолько истончилась, что веревочная петля казалась каким-то случайно наброшенным обрывком.

Я инстинктивно выдернул из-за пояса свой жезл, склонился над телом и сосредоточился. Оно молчало. Прикрыв глаза, чтобы полностью отгородиться от окружающего, я мысленно позвал?

– Игорек, ты здесь?..

– Здесь,- тихо, вяло, нехотя донеслось до моего сознания.

– Как ты?- спросил я, вкладывая в этот нелепый вопрос всю свою энергию.

– Дяденька, это ты?..- чуть оживилась маленькая душа, – А я думал, что уже больше тебя не услышу… Дяденька… а я умираю…

– Ну, ты это брось!- подумал я преувеличенно бодро.

– Нет, я точно знаю… Что-то случилось и больше ни я, ни мое тело Учителю не нужны. Он и не говорит больше со мной. А без него это тело отказывается жить… А в другое я без помощи учителя перейти не могу… Только бы мне привидением не стать… Я очень боюсь стать приведением… Хорошо бы сейчас домой… к маме… домой…

Эти едва улавливаемые мной мысли все более и более затихали, замирали, пока совершенно не прервались.

Я не знаю сколько времени я пытался докричаться до замершей души Игорька, все было тщетно. Очнулся я, лежа на брусчатке. Лицо мое было мокро от слез и сведено судорогой. Эльнорда стояла надо мной на коленях, пытаясь отереть мне лицо своим платком, а Душегуб высился рядом с ней, сжимая в кулаке мой жезл. Остальные, включая Изома и Дубль-тауна, стояли вокруг, не сводя с меня глаз.

Обежав взглядом собравшихся, я наткнулся на широко открытые глаза Кины и с трудом прошептал:

– Я совсем забыл о них… Совсем…

– Молчи, Серенький, – чуть ли не хлюпая носом, перебила меня Эльнорда, – Мы сейчас отнесем тебя в кроватку, ты поспишь, отдохнешь…

Но я снова, уже гораздо тверже повторил:

– Я о них забыл… И опоздал…

После этого я не без успеха попытался подняться. Душегуб тут же подставил мне свою мощную лапу, и, опершись об нее я, покачиваясь, утвердился на ногах.

Стоявший рядом Изом устало опустил голову и тихо проговорил:

– Значит напрасно мы так гнали лошадей…

– Нет… – я покачал головой, – Не напрасно. Я успел с ним перемолвиться до того… до того как он замолчал.

Изом посмотрел на меня, и в его глазах стоял вопрос, который он боялся задать. Но я ответил на этот вопрос:

– Это я его убил… Я прервал связь его тела с Учителем… с Хозяином… вот оно и… умерло. А вместе с ним и… душа.

Повернувшись к Кине, я попросил:

– Если в Замке появится новый призрак, ты его уж слишком не шпыняй… Он… оно еще совсем юное…

Но Кина меня не слышала, глядя мне в лицо расширившимися глазами она напряженно спросила:

– С каким Хозяином ты порвал связь?! Какая связь?..

Этот вопрос и выражение ее лица заставили меня вздрогнуть.

– Я потом тебе все расскажу, – изображая крайнюю степень усталости ответил я, и выразительно глянул в сторону входа в замковый дворец.

– Давайте поможем Гэндальфу, добраться до постели!.. – немедленно поняла мой взгляд Эльнорда.

Тролль немедленно закинул мою руку себе на плечо, чуть не вывихнув ее при этом, и согнувшись, ухватил меня за талию. Так, изображая из себя совершенно изможденного страдальца, я проследовал в свою спальню. Там мои друзья уложили меня в постель, а затем оставили отдыхать, предупредив, что к обеду меня разбудят. Можно подумать, что я смог бы заснуть!

И тем не менее я заснул! Заснул странным, каким-то призрачно-размытым сном, понимая, что лежу в постели, ощущая свое тело и в тоже время рассматривая причудливые картины сновидений, разговаривая с приходившими к моему ложу призраками.

Первым рядом со мной появился небольшой светловолосый мальчуган. Он тихо вышел прямо из стены, мягко ступая босыми ногами по полу, подошел ближе и уселся на кровать у меня в ногах. Постель под его невесомым телом даже не смялась. Мальчуган долго смотрел на меня своими глубоко-синими, даже какими-то васильковыми, глазами, а потом тихонько проговорил:

– А ты дяденька ничего, добрый…

– Кто ты?.. – хотел спросить я у него, но не услышал ни звука, хотя губы мои пошевелились.

– И совершенно напрасно ты себя укоряешь… В конце концов, мы сами выбирали идти сюда или остаться дома. А люди должны сами отвечать за свой выбор. Вот мы и ответили…

Я догадался, кто это такой, может быть именно поэтому и смог заговорить:

– Но вы были еще слишком малы для того чтобы выбирать…

Он как-то застенчиво улыбнулся:

– Что значит – малы?.. В каком возрасте человек должен уметь отличать Добро от Зла? В каком возрасте человек должен уметь давать оценку своим поступкам… хотя бы самому себе, своей душе?.. В каком возрасте человек должен уметь делать выбор?..

– Чем раньше – тем лучше, – согласился я, – Но ведь человека всему этому надо научить!..

– А можно ли этому научить?.. Ведь человек всегда все выбирает сам, в том числе и то – учиться ему чему-то или нет…

Я не знал, что можно ответить на это. И вообще меня начала угнетать эта странная беседа с… призраком загубленной души. Слишком… не детскими были слова, изрекавшиеся ребенком, слишком серьезными были вопросы, которые ставил передо мной девятилетний мальчик.

Он, видимо, почувствовал изменение моего состояния, и потому медленно поднялся с постели, еще раз посмотрел на меня своими ясными глазами и сказал:

– Ни в чем не обвиняй себя… И призраком быть, в общем-то, совсем не страшно…

А потом неторопливо направился к стене и исчез в ней, не оглянувшись.

Я отчетливо видел рисунок обивочной ткани на стене в том месте, где исчез Игорек. Я разглядывал причудливый зеленовато-золотистый орнамент, и вдруг совсем рядом раздался голосок Кины:

– Так что же это все-таки за Хозяин?.. И для кого он Хозяин? И как тебе удалось порвать его связи?.. Видишь сколько вопросов накопилось у меня?

Я медленно отвел взгляд от так привлекавшей меня стены и увидел, что в покойном кресле, стоявшем у окна моей спальни, сидит королева, а на коленях у нее свернулся маленький пушистый зверек, похожий на нашу земную кошку. Кина ерошила его шерстку, но взгляд ее темных глаз был требователен и бескомпромиссен.

– А особенно меня интересует история моего отца. Ты определенно знаешь ее целиком, но почему-то не хочешь мне рассказать. Не пора ли?.. Я вполне окрепла для того чтобы знать любую правду…

– Я тебе расскажу… – неохотно пообещал я, – Но не во сне же… Это даже как-то смешно – рассказывать такие вещи во сне. А вдруг кто-нибудь еще подслушает…

Кина встала с кресла, сбросив котенка с колен, и тот размахивая лапами и крутя коротким хвостиком полетел вниз, но… до пола не долетел, внезапно растаяв в полете и превратившись в легкое меленькое облачко.

Кина наклонила голову на бок, с интересом наблюдая за этой метаморфозой, потом пробормотала: – Надо же, как интересно… – и вдруг сама превратилась в такое же легкое облако, только большего размера. Из раскрытого окна пахнуло ветерком и два облака, не смешиваясь, вынеслись из моей комнаты наружу…

– Все колдуешь?! – раздался грубый добродушный бас Душегуба с другой стороны от кровати.

Я повернул голову на голос. Душегуб высился прямо надо мной, скрестив свои огромные лапы на груди и оскалив клыки в радушной улыбке.

– Нет, это не я, – ответил я, почему-то слегка испуганным голосом, – Это они сами…

– Так я тебе и поверил, – усмехнулся тролль и вдруг посерьезнел, – Несерьезный ты человек, Гэндальф! Нам ведь уже пора возвращаться, хватит, нагулялись! А ты все… балуешься…

– Не можем мы вернуться! – забеспокоился я, – Тут еще у Кины серьезная проблема, не можем мы уйти, пока ее не решим.

– Ну так думай над этой проблемой, а не валяйся в постели, как инвалид! – грубовато ответил Душегуб, – И помни – времени у нас почти не осталось!..

Затем тролль развернулся и потопал к двери. Взявшись за дверную ручку, он обернулся и еще раз проворчал:

– Помни, времени нет… А решение есть!.. – и вышел.

Я смотрел на дверь и понимал, что проснулся. Вот только я никак не мог взять в толк – приснился мне Душегуб или на самом деле заходил в спальню. И еще, я вдруг почувствовал себя странно успокоенным, словно все проблемы, стоявшие передо мной внезапно решились сами собой, и я мог со спокойной совестью уйти в свой Мир.

Тут дверь снова приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулись две головы – сверху Фродо, а под ней Твиста. С секунду понаблюдав за мной, Фродо сообщил:

– Ну, видишь, я же говорил – проснулся!.. Сколько можно дрыхнуть?!

– Действительно, проснулся, – согласился Твист и, довольно улыбнувшись, обратился ко мне:

– Ты как, встанешь, или тебе обед в постельку принести?..

– Конечно встану!.. – немного смущенно воскликнул я и откинул укрывавшее меня одеяло.

Оба коротыша тут же ввалились в мою комнату и начали делать вид, что помогают мне прибирать постель. Потом Твист остановился, оглядел меня явно критическим взором и на полном серьезе предложил:

– Знаешь что, надо тебе сменить одежду. Пойду-ка я посмотрю, что можно подобрать… Может быть из вещей короля Кина что-то подойдет.

– С какой это стати мне надо менять одежду? – удивился я, оглядывая свою, и в самом деле довольно засаленную, джинсу.

– Не пойдешь же ты в таком виде на официальный прием? – насмешливо поинтересовался карлик и добавил, – Да ты не бойся, я уже договорился с Киной и обернусь очень быстро.

– Э… э, – останови я двинувшегося к выходу карлика, – Что еще за официальный прием?!

– Да Кина решила официально поблагодарить своих спасителей за услуги оказанные трону, ну, и не откладывать это благородное дело в долгий ящик… – спокойно пояснил Фродо.

Только тут я заметил, что сам хоббит был разодет в какой-то невероятно пестрый камзольчик, штанишки фонариками и золотистые гетры, из-под которых выглядывали его мохнатые ступни. Фродо немедленно заметил, что я оглядываю его костюм и, довольно воскликнув: – Каков костюмчик!.. – пошел от кровати к окну виляя плечами, торсом, бедрами и, по-моему, даже коленками. Манекенщица из него была еще та!

– Нет! Я переодеваться не буду! – потрясенно сообщил я своим дорогим друзьям, – Лучше я то, что есть приведу в порядок!

– Да твой голубенький… наряд давно на помойку просится! – прекратив демонстрацию мод и повернув ко мне мгновенно рассвирепевшую физиономию, заверещал Фродо.

– Ну посмотри на себя, – более спокойно принялся увещевать меня Твист, – Ты же будешь выглядеть среди придворных, как оборванец, как… шут.

– А я и есть – шут! – обрадовано вскричал я, – Вот и будем соответствовать должности! Грязь мы, конечно, уберем… А в остальном…

Я положил левую руку на жезл и прочитал короткое заклинание. От моей макушки к пяткам пробежала ярко-синяя волна искрящегося сияния, и мой джинсовый наряд стал новее, чем был тогда, когда я его покупал.

– Ты просто не представляешь от чего отказался! – с непередаваемой горечью воскликнул Фродо.

– Забери себе… – надменно ответил я, любуясь собой в небольшое зеркало, висевшее прямо не стене.

– Глупый!.. – еще горше сообщил хоббит, – То, что предназначалось тебе, для меня будет слегка великовато!

– Перешей… – еще надменнее предложил я.

Фродо задумался.

А Твист неожиданно спросил:

– Это правда, что вы собираетесь в новое путешествие?

Я посмотрел на карлика и сразу увидел легкие искорки в его глазе, прикрытом толстым стеклом «монокли».

– Ну, в общем-то, есть такая мысль… – осторожно ответил я и тут же добавил, – Но никакого решения еще не принято!

– Чего – не принято! Чего – не принято! – мгновенно очнулся Фродо от своих размышлений, – Мы же обо всем договорились! Вот, Твист предлагает тему для путешествия и берется его финансировать!

И тут до меня дошло из чьего гардероба был выдан Фродо его новый наряд!

«Старый коррупционер!» – с усмешкой подумал я, а вслух поинтересовался:

– Ну и какова же эта тема?

Твист пожевал губами, бросил на меня сквозь свое увеличительное стекло еще один испытующий взгляд, вздохнул… И тут его поторопил Фродо:

– Ну чего ты тянешь?.. Говори, давай! Не видишь, какой он сейчас добрый!

Твист как-то затравлено обернулся к Фродо, потом снова взглянул на меня и торопливо выдал:

– Предлагаю поискать… моих родителей!..

– Отличный повод для путешествия! – немедленно подхватил Фродо и принялся вовсю разворачивать свою рекламную компанию, – Можно будет объехать всю страну, собрать массу полезной государственной информации, навести порядок и законность в отдельных регионах… и, это… оказать помощь Твисту в нахождении его близких родственников!..

Но я не слушал фонтанирующего идеями хоббита. Я пристально смотрел на довольно смущенного карлика, у которого даже выпал из глаза монокль. Почему-то именно сейчас, может из-за внезапно сошедшего на меня спокойствия, мне пришла в голову достаточно сумасшедшая мысль. И мне захотелось попробовать ее реализовать.

– Знаешь что, Твист, – неторопливо проговорил я, – Мне кажется, что я могу попробовать найти твою мать, не выходя из стен этого Замка…

– Когда? – поднял на меня загоревшиеся глаза карлик.

– Прямо после этого дребанного приема, – твердо ответил я, – Только ты на нем сильно не напивайся…

– В рот не возьму! – не менее твердо ответил он.

Фродо, разинув рот переводил взгляд с меня на Твиста и обратно.

– Ну а теперь, пошли, поучаствуем в королевском приеме, – проговорил я, направляясь к двери. Оба малыша с, похоже, совершенно разным настроением последовали за мной.

Прием и последовавший за ним обед я описывать не буду. Во-первых, они были совсем короткими, а может быть мне это просто так показалось, во-вторых, я плохо помню, что там, собственно говоря, происходило – меня слишком занимал предстоявший мне поиск. Я думал только об этом, и чем больше я думал, тем больше убеждался, что все действительно может получиться. Так что к концу торжественного обеда я уже сам сгорал от нетерпения.

Кина, по-видимому, еще не вполне оправилась от своей слабости, так что довольно скоро покинула двор и в сопровождении Эльнорды отправилась в свою спальню. Сразу после этого мы с Твистом тоже ушли, едва отвертевшись от настырного Фродо, жаждавшего присутствовать на моем эксперименте.

Мы прошли в апартаменты Твиста и расположились за уже знакомым мне столом.

Бедняга Твист буквально дрожал от волнения и нетерпения, а я же, напротив, был собран и деловит:

– Значит так, – начал я подготовку к делу, – Нам понадобится бутылка хорошего вина, кусок шелковой ленты желтого… да, желтого или, в крайнем случае, оранжевого цвета длиной метров шесть, две… нет, лучше три стальные иглы, жаровня и немного опилок… Да еще будет нужен кусок мела или угля, все равно, только чтобы можно было писать на полу.

Твист как-то судорожно кивнул и исчез за незаметной дверкой в углу комнаты. Однако ждать мне пришлось недолго, он вернулся буквально через пять минут неся на здоровенной железной жаровне все заказанные мной предметы. Я освободил половину комнаты от немногочисленных предметов мебели и отделил это освобожденное пространство от остальной части комнаты протянутой по полу лентой. Ленту я в трех местах пришпилил к плашкам паркета стальными иголками. Затем в середину свободного пространства я поставил кресло и знаком предложил Твисту занять его. Тот с самым решительным видом и с самой испуганной физиономией устроился в кресле, подобрав под себя короткие ножки, и принялся со вниманием наблюдать мои дальнейшие манипуляции.

– Ты знаешь, сколько тебе лет? – неожиданно спросил я у него, одновременно двигаясь вдоль ленты и осторожно поливая ее вином из бутылки.

Твист вздрогнул, посмотрел на меня своими крошечными глазенками, словно не совсем понимая моего вопроса, а потом коротко ответил: – Нет… Не помню…

– Ну что ж, – задумчиво проговорил я, насыпая на жаровню опилки и разравнивая их, – Предположим – пятьдесят… Ведь тебе вряд ли больше?..

– Вряд ли, – согласился Твист и наконец решился спросить, – А что ты собираешься делать?

– Как что? – удивился я, – Мать твою искать…

– А-а-а, – протянул Твист, словно не знал этого.

– Да не бойся ты, – успокоил я его, – Все базируется на строгих научных предпосылках.

– Ну, если на предпосылках… – просипел карлик севшим от страха голосом и попытался устроиться в кресле со всем возможным достоинством.

А я тем временем взял принесенный Твистом мел и начал чертить у стен, в тех местах, где к ним примыкали концы ленты, Знаки овладения Временем. Эта работы была самой трудоемкой, поскольку от точности начертания этих Знаков зависела вся моя затея.

Твист, словно почувствовав мое напряжение, не докучал мне более расспросами, а тихонько сопел в своем кресле, наблюдая за тем, что выходило из-под моего кусочка мела.

Закончив, я полюбовался полученным результатом, положил мел на столик, отряхнул руки и, глубоко вздохнув, сказал:

– Ну что ж, начнем!..

Я поставил наполненную опилками жаровню посреди комнаты рядом с желтой ленточной полосой, вытащил из-за пояса свой жезл и простер его над опилками. Затем, закрыв глаза и сосредоточившись я принялся читать заклинание призрачной жизни. Вот закончились и слова заклинания. С минуту ничего не происходило, а затем над опилками заструился еле заметный дымок. Он быстро набирал силу, и скоро стало видно, что в середине горки опилок протаивает серая клякса пепла.

Опилки тлели все сильнее, наполняя комнату сизым дымом, и вдруг, все это дымное облако потянулось в сторону сидящего Твиста. Тот откинулся в кресле и с паническим ужасом в глазах посмотрел на меня, но закричать не решился, поскольку видел как я сосредоточен и серьезен.

Дым и в самом деле не проник на половину, огороженную пропитанной вином лентой, а начал растекаться вдоль этой преграды, поднимаясь до потолка и создавая своеобразный дымный полупрозрачный экран. Как только этот экран перекрыл все пространство комнаты, я взмахнул жезлом и активизировал Знаки овладения Временем. Одновременно, в качестве пищи для Знаков, я создал призрачную копию Твиста, а самого его погрузил в сон.

Теперь мне ничто не могло помешать, но в тоже время мне не на кого будет свалить возможную неудачу.

Знаки овладения Временем проснулись и тут же бросились к спящему в кресле Твисту. Однако я был начеку и мгновенно выставил перед ними призрачную копию карлика, и в тоже время, новым взмахом жезла, повелевая Знакам повернуть Время вспять.

Поскольку составляя структуру вызываемых Знаков, я предусмотрел дискретное перемещение с шагом пять лет, комната за желтой полосой растаяла, а вместо нее появился большой зал, в котором я мгновенно узнал большой зал королевских высоких приемов. На главном троне королевства восседал огромный, пузатый старик, одетый в довольно простую кожаную одежду, а рядом с ним, в небольшом покойном креслице сидела темноволосая девочка с большими темными серьезными глазами. По бокам были видны придворные, а прямо перед стариком стоял Твист в своем знаменитом пестром костюме с моноклем в глазу.

Старик на троне крутил головой и вытирал огромным платком нос и глаза, словно только что отхохотался. Затем он посмотрел на Твиста весьма веселым глазом и заговорил гулким басом:

– Ну, Твист, ты превзошел самого себя!.. Так отбрить чрезвычайного и полномочного еще никому не удавалось! Ха! А он так гордился как раз своими бровями!

Старик откинулся на спинку трона и снова рассмеялся, но на этот раз уже довольно спокойно, а потом снова повернулся к Твисту:

– Да, я вспомнил! У тебя же позавчера был день рожденья!

– Да? – удивленно пропищал Твист, – А я и не знал!

– Точно! Позавчера! Надо тебе подарочек преподнести! Ха-ха-ха! Сейчас мы повеселимся!

В этот момент серьезное лицо сидевшей рядом со стариком девчушки сморщилось и она произнесла уже устоявшимся голосом Кины:

– Дед, успокойся! Знаю я твое веселье!..

Я не стал смотреть продолжение сцены, а взмахнул жезлом. Большой зал исчез. Вместо него появилась темная явно тюремная камера. На голой скамейке прикрытая какой-то грязной тряпкой лежала маленькая свернувшаяся калачиком фигура. Над ней, на прикрепленном к стене крюке горела крошечная масляная лампа, едва освещавшая это узилище. Было очень тихо. Затем что-то лязгнуло и раздался противный голос:

– Что Твист, допрыгался?! Я тебе говорил, чтоб ты со мной не связывался!.. Ничего, завтра тобой еще палач займется.

Фигурка на скамейке даже не пошевелилась, но из-под тряпки неожиданно вылетел грязный рваный башмак и шмякнулся в едва различимую дымную завесу. Тут же раздался вопль, но я не стал его слушать и снова взмахнул жезлом.

Тюремная камера мгновенно сменилась ярким солнечным лугом, посреди которого был расстелен огромный ковер, заставленный различной посудой со всевозможной снедью. Над всем этим пиршеством стоял еще довольно молодой мужчина в высоких сапогах, темных коротких штанах и темном же камзоле. В левой руке он держал кость, которую энергично обгрызал. Одновременно он говорил стоявшему напротив него Твисту:

– Нет, Твист, даже не проси. Я не могу взять тебя с собой, тебе совершенно нечего делать в моем заповеднике!..

– Но, король, – привычным фальцетом заговорил Твист, – Ты же знаешь, я специально изучал магию! Увидишь, я смогу быть для тебя полезным в твоей лаборатории!

– Твист, ты – шут! Понимаешь, ШУТ! Ну какой из тебя маг…

В этот момент на ковер пошатываясь, едва переступая ножками и протягивая ручки к мужчине, вошла маленькая девочка. Тот отвернулся от Твиста и крикнул кому-то:

– Христа, ты не видишь, куда Кина ушла?! Сейчас же забери девочку к себе!

Потом он снова повернулся к Твисту и уже раздраженно проговорил:

– Иди, Твист, не мешай и не отвлекай меня больше своими выдумками!..

Твист начал поворачиваться лицом в мою сторону, но я уже взмахнул жезлом.

Комната снова погрузилась в темноту, едва подсвеченную тусклым ночником. На довольно простой кровати лежала прикрытая тонким одеялом фигура. Рядом с кроватью стоял низенький столик, на котором поблескивала проволокой большая клетка, и в ней копошились какие-то маленькие животные. Около минуты ничего не происходило, и я уже заподозрил какой-то сбой в ходе своей работы, как неожиданно, буквально ниоткуда, рядом с кроватью возникла маленькая фигурка, в которой я сразу узнал Твиста. Он медленно приблизился к спящему и простер над ним обе ладони. Постояв так несколько секунд, Твист опустил руки, потом взял ночник и что-то в нем подвернув, прибавил свету. Затем он поднял ночник и резким движением сбросил одеяло на пол.

Под одеялом оказался молодой паренек, который даже не шелохнулся, продолжая безмятежно спать. Твист довольно усмехнулся, а потом щелкнул спящего по носу. Но и на этот раз мальчишка не проснулся. Карлик еще несколько мгновений разглядывал спящего, хищно улыбаясь, а затем поставил ночник на место и принялся деловито задирать на спящем пижамную куртку, обнажая ему живот. Закончив это дело, Твист достал из кармана своих штанов кусок сырого мяса и принялся натирать им живот мальчишки. Потом, оставив этот окровавленный шмат мяса на животе жертвы, он повернулся к клетке и одним движением открыл ее дверку. Еще раз улыбнувшись спящему, Твист шагнул в темноту и растаял в ней.

«А вот этот эпизод я прекрасно знаю!» – мгновенно вспомнил я, – «Его мне рассказал сам Твист и при этом упомянул, что как раз в это время ему исполнилось шестнадцать!»

Но смотреть, как крысы будут расправляться с беспомощным мальчишкой мне вовсе не хотелось. Поэтому я снова взмахнул жезлом, а затем без остановки еще дважды. Теперь мне должны были показать Твиста, когда ему только исполнился год.

Передо мной появилась чистенькая городская улочка. Рядом с входом в трехэтажное кирпичное здание, выкрашенное в веселый апельсиновый цвет, на деревянное скамейке, расположилась молодая, очень маленькая женщина с миловидным, серьезным лицом. На ее коленях сидел крошечный малыш, одетый в синие штанишки и красную рубашку. Женщина держала малыша подмышками, а тот делал вид словно скачет на лошадке и при этом счастливо смеялся. Прямо над женщиной, поверх окон первого этажа здания, висела большая вывеска, на которой затейливым шрифтом было выведено «Золотой олень».

Мимо, глубоко задумавшись, прошел мужчина, и сидевшая на скамейке мамаша окликнула его:

– Что-то ты, господин Клюва, соседей не замечаешь?..

Мужчина остановился в некоторой растерянности и, обернувшись, улыбнулся:

– А, это ты Власма?.. Вышла сына на солнышке погреть?

И тут, словно ему в голову пришла какая-то спасительная мысль, торопливо спросил:

– А твой муж сейчас дома?!

– Нет, – покачала головой женщина, – Ворта уехал в Горзин, у него мать заболела. Вернется только к завтрашнему вечеру. А у тебя какое-то дело к нему?

– Да нет… – замялся было Клюва, а потом, стараясь, видимо, уйти от неприятного вопроса, спросил:

– Как же он оставил гостиницу без пригляда?

– Ну, – рассмеялась женщина, – Два дня мы с Витсом как-нибудь и сами справимся. Она встала со скамейки и, прижав к себе ребенка вошла в двери гостиницы.

Я узнал все, что мне было нужно, но какое-то предчувствие удержало меня от последнего взмаха жезлом. Несколько секунд оставшийся один Клюва смотрел на закрывшуюся дверь гостиницы, а потом задумчиво прошептал:

– Витсу год, а росту в нем… Может это как раз и есть способ достать нужные мне деньги?.. Король за мальчишку хорошо заплатить, а должность придворного шута не так уж и плоха…

Он повернулся и пошел мимо здания гостиницы бормоча себе что-то под нос.

А я взмахнул жезлом, разрушая Знаки овладения Временем.

Раздался режущий уши вопль, и всю комнату заволокло дымом. Я бросился к жаровне и быстро залил тлеющие опилки остатками вина, потом открыл окно, выгоняя из комнаты дым. Когда он рассеялся, я увидел растерянную физиономию Твиста, глядевшего на меня выпученными глазами.

– Ну что, ничего не получилось? – спросил он придушенным сиплым голосом, в котором, однако, звучало явное облегчение.

– Почему не получилось? – спросил я, – Все отлично получилось!..

– Как?! – изумился Твист, – А почему же я ничего не почувствовал, не… увидел?

– Так ты спал… – с усмешкой ответил я, – Но я могу тебе сообщить, что твою мать зовут Власма, а отца Ворта. Что они владеют… владели тридцать пять лет назад гостиницей «Золотой олень», которая находилась в каком-то городке недалеко от города Горзина. Я могу даже тебе сообщить, что отдал тебя… вернее продал тебя в шуты, скорее всего, некий их сосед, которого звали Клюва.

– Откуда ты все это узнал?! – прошептал потрясенный Твист.

– Я видел тебя на руках твоей матери, – спокойно ответил я, – Кстати, в детстве тебя звали совсем не Твист. Твое настоящее имя – Витс.

– Витс… – шепотом повторил карлик, – Ну конечно же – Витс!..

Он неожиданно откинулся на спинку кресла и застонал. Я бросился к нему и, склонившись над маленьким телом обеспокоено спросил:

– Что с тобой?.. Ты как себя чувствуешь?!

Твист открыл глаза и… улыбнулся:

– Чувствую… Я себя чувствую так, словно меня сначала схватили и вышвырнули из этого мира! А потом снова схватили и вшвырнули обратно! – и тут уже он встревожился, – Эй, Гэндальф, что это с тобой?! Ты как себя чувствуешь?!

Но я практически не слышал его возгласа. Я стоял, растопырив руки и по-дурацки улыбаясь! Как же все оказалось просто! До идиотизма! Всего-навсего «вышвырнуть из этого мира»! Вышвырнуть из этого Мира!

– Твист, ты отдыхай, а я к королеве! – выдохнул я наконец.

– А ты знаешь, сколько сейчас времени? – поинтересовался карлик, – Может все-таки подождешь до утра?..

– Нельзя, – коротко бросил я и буквально выскочил за дверь Твистовых апартаментов.

В зале утренних приемов, возле королевской опочивальни, я был буквально через несколько секунд. Но в спальню меня конечно же не пустили, четверо гвардейцев встали грудью на моем пути. Нет, я вполне мог бы отправить всех четверых, например, в Тефлоновую пустыню, но ребята выполняли свой долг, за что же их нужно было обижать. Я просто потребовал немедленно разбудить королеву. Требовал я настолько громко, что из-за дверей почти сразу же раздался недовольный, заспанный голосок Эльнорды:

– Ну что там за шум?.. Кому неймется в такой час?!

– Мне неймется! – в полный голос заорал я, – Эльнорда, быстро разбуди королеву!

– Впустите Гэндальфа! – тут же раздался голос Кины, и я мгновенно оказался в спальне. Кина лежала в постели, прикрывшись одеялом, а Эльнорда стояла между ней и дверью, положив руку на рукоять своей шпаги. Похоже она кимарила, сидя в кресле и не раздеваясь. Только увидев, что в покои королевы вошел действительно я, эльфийка немного расслабилась, но и то ее настороженность до конца не исчезла.

А я прямо с порога закричал:

– Кина, я нашел выход!

– Говори, только тихо! – перебила меня Кина, и я поразился ее выдержке. Впрочем это могло быть просто следствием ее неверия в возможность хоть какого-то выхода.

И я начал говорить!

Я рассказал ей все! И то, откуда и почему мы пришли в ее мир. И то, как я тайком проник в замок и увидел ее под контролем Юрги и Сорты, как наблюдал разговор Юрги с его Хозяином. И то зачем мы отправились в Покинутые земли, и как туда добирались.

Я рассказал ей об аллее из каменных фигур, одна из которых является ее отцом. И о том, как я проник в Брошенную башню, с кем там встретился, и какой разговор имел. И о том, как мы с Эльнордой и Фродо вернулись в Замок.

Прошла большая часть ночи, когда я подошел к концу своего рассказа:

– Твой отец, когда он призывал Баррабаса, скорее всего в состав своего заклинания включил и своих потомков, причем, боюсь, не только тебя, но и всех, могущих родиться после тебя до седьмого колена. Во всяком случае, именно такая практика существует при общении с подобными монстрами. Именно поэтому ты и попала под пристальное наблюдение Баррабаса. Помнишь, ты мне рассказала про свое странное чувство? Ты была для него меткой, маяком по которому он всегда мог найти этот мир. И ты была единственной такой меткой, пока он не нашел фигуру, достаточно мощную и согласную стать его наместником. Твой отец, когда понял, какого монстра он призвал, отказался от этой части. Теперь ты должна полностью понимать смысл предсказания Кина Второго Серебряного!

Разрушив Брошенную башню – основную базу Баррабаса, мы временно прервали его связь с этим Миром. Но он обязательно снова появится здесь! Избежать этого можно только одним способом – убрать тебя из этого Мира!

– Значит мне придется умереть… – тихо и обречено произнесла Кина.

– Это ничего не даст! – резко возразил я, – Потому что ты все равно будешь здесь присутствовать!..

– Что же делать?.. – спросила она, взглянув на меня своими темными глазами.

– Тебе надо исчезнуть из этого Мира. Я могу попробовать перенести тебя в другой Мир… В мой Мир…

– Уйти в другой Мир?! – изумилась Кина.

– А что, это мысль!.. – неожиданно подала голос Эльнорда, – Насколько я помню, там очень неплохо!..

Я с удивлением взглянул на эльфийку – выходит она все-таки что-то помнит о Мире Земли!

Та перехватила мой взгляд и, улыбнувшись, покачала головой:

– Ничего конкретного, Серый… Просто, когда ты сказал, что мы пришли из другого Мира, я что-то почувствовала… Может быть то, что ты говоришь правду…

– Ну так как?! – повернулся я к Кине, – Решать надо быстро, потому что я не знаю насколько серьезен нанесенный нами удар, и как быстро Баррабас от него оправится.

Кина растерянно посмотрела на нас с Эльнордой.

– Я тебе верю… – совсем неуверенно начала она, – Может быть это действительно единственно правильный выход. Но как же я оставлю королевство? Кто здесь придет к власти? Вполне возможно, что после моего ухода просто наступит хаос и кровавая борьба за трон?!

– Вспомни, что наступит, когда ты приведешь сюда Убийцу! – беспощадно ответил я.

Плечи Кины поникли и голова опустилась.

– Но ты права, – немедленно смягчился я, – Твой уход необходимо подготовить.

Королева сразу же подняла голову и с надеждой посмотрела на меня. Все-таки она была мужественной девочкой!

– Надо твоим указом – указом королевы, обеспечить преемственность власти в королевстве, просто назначить своего преемника…

– Кого?.. – перебила меня Кина.

– Да того же Изома! – сходу нашелся я, – Парень с головой, владетельный сеньор, знает магию, имеет неплохих помощников. Кроме того, указ о передаче власти ты подпишешь в присутствии своих главных военачальников и советников, или как там они у тебя называются? А может быть даже заставишь их присягнуть Изому, как главе королевства. И пусть он основывает новую династию!

– Но мне же надо еще собрать какие-то вещи… продукты… ну, я не знаю… – растерянно проговорила Кина, и я понял, что она приняла мое предложение!

– Вот насчет этого ты не волнуйся!.. – вклинилась в беседу Эльнорда, – С этим я тебе помогу!..

– Так с чего же начинать? – голос Кины стал тверже.

– Немедленно собирай в своем кабинете всех необходимых тебе людей. Изома пригласи пораньше и поставь его в известность о своем решении… – начал перечислять я первоочередные действия.

– Но сейчас же еще ночь! – воскликнула королева.

– Вот именно! – подтвердил я, – А к утру все должно быть сделано! Тогда после обеда мы сможем уйти!..

– Так быстро?.. – отчаянно прошептала Кина, и я понял насколько ей страшно.

– Еще быстрее!.. – твердо произнес я, и губы девушки тронула улыбка.

– Одевайся, – приказал я королеве и направился к выходу, – Как только будешь готова, вызовешь меня.

В зале утренних приемов я увидел, что гвардейцев прибавилось. Когда я вышел из спальни, ко мне быстро подошел сержант и доложил:

– После того, как ты прошел к королеве, я решил, что случилось что-то серьезное и затребовал помощь.

– Правильно, – одобрил я, – Сейчас начнется большая работа.

Буквально через пять минут из спальни высунулась головка Эльнорды и позвала:

– Гэндальф, и ты, сержант, зайдите к королеве.

Мы вошли в спальню.

Кина была не только полностью одета, она была обвешана драгоценностями, как настоящая королева, а на ее голове красовалась небольшая корона. В руках у нее был узкий и длинный ларец.

– Гэндальф, – обратилась ко мне Кина совершенно официальным тоном, – Ты вместе с моей единственной подругой, – она бросила взгляд в сторону Эльнорды, – Будешь сопровождать меня в кабинет! Сержант, немедленно пошли гонца в покои графа Изомского, и потребуй, чтобы он немедленно явился ко мне. Затем пошлешь за воеводой Шалаем, графом Годовом, членами внутреннего королевского совета и начальником королевской канцелярии, они должны явиться ко мне в кабинет через…

Кина посмотрела на меня, и я немедленно подсказал:

– Через полчаса…

– Через полчаса… – повторила Кина сержанту. И пусть Шалай прихватит с собой тех военачальников, которых сочтет нужным. К шестой страже в большом зале приемов должен собраться двор, а также послы соседних государств и те владетельные сеньоры провинций королевства, которые еще не покинули Замок.

Кина внимательно взглянула на сержанта, и тот мгновенно ответил:

– Понял, моя королева!

– Выполняй! – бросила она и повернулась ко мне, – Пройдем в кабинет…

Свой ларец она и не подумала передать кому-то из нас с Эльнордой.

В кабинете она прошла за свой рабочий стол и, положив ларец перед собой, уселась в кресло. Мы с Эльнордой расположились в креслах, рядом со столом.

Изом вошел в кабинет через десять минут после нас. Как он успел одеться и добраться сюда от своих апартаментов, было его тайной. Он был явно встревожен, но старался казаться спокойным. Правда, до конца сохранить это показное спокойствие ему так и не удалось. Кина показала ему на еще одно пустующее кресло и едва он уселся сказала:

– Граф, я вынуждена из-за весьма серьезных обстоятельств покинуть королевство!

Бертран тут же вскочил на ноги и воскликнул:

– Разреши мне сопровождать тебя!..

– Нет, к тебе у меня совершенно другая просьба, – улыбнулась Кина, и я ярко представил, чего ей стоила эта улыбка, – Я хочу оставить тебя здесь в качестве… короля.

Изом был не просто поражен, он был сражен! Медленно опустившись в кресло он запинаясь переспросил:

– Короля?!

– Да, короля, – спокойно подтвердила Кина, – С выпуском соответствующего манифеста и передачей королевских регалий.

– Но, почему?! – воскликнул Изом, – Почему ты должна оставить трон предков?!

– Я не могу тебе этого объяснить, – мягко ответила Кина, – Но поверь, причины очень серьезны,.. причины… необоримы!..

– Тогда почему – я? Я хочу сопровождать тебя, куда бы ты ни направлялась!

– Это невозможно, – спокойно ответила Кина, – Ты должен остаться…

– Я не верю в эти причины!.. Нет таких причин, которые нельзя было бы устранить!

Кина беспомощно посмотрела на меня.

– Бертран, – немедленно обратился я к Изому, – Королева уже сказала, что не может открыть тебе эти причины…

– Это ты еесманиваешь?! – с неприкрытой ненавистью повернулся Изом ко мне, – Это ты задурил ей голову своими колдовскими штучками, а теперь хочешь куда-то увезти!..

– Ты знаешь о предсказании Кина Второго Серебряного? – внезапно спросил я, не обращая внимания на его яростную вспышку.

Как только смысл моего вопроса дошел до сознания Изома, его лицо окаменело и стало бледным. Он был не в состоянии отвести своих глаз от меня, пытаясь понять, откуда мне известно о величайшей тайне королевской династии, да еще говорить о ней так, словно я с ней очень хорошо знаком. Спустя долгое мгновение он через силу ответил:

– Я слышал об этом предсказании…

Его взгляд тут же метнулся в сторону Кины, и он торопливо пояснил:

– Я только знаю, что оно, якобы, существует…

– Оно существует на самом деле, и мы с Гэндальфом очень хорошо знаем его содержание, – сказала Кина, твердо глядя Изому в глаза, – Именно это предсказание требует, чтобы я немедленно покинула королевство! Иначе… иначе все будет очень плохо!

После этого Изом сник.

Он сидел сгорбившись в своем кресле, и несколько минут мы молчали, давая ему хоть чуть-чуть прийти в себя. Наконец он поднял голову и посмотрел на королеву:

– Твой приказ для меня священен… Я сделаю все, что ты скажешь…

– Сейчас здесь соберется военное и гражданское руководство королевства, – начала объяснять дальнейшие свои действия Кина, – Я объявлю о своем решении, мы немедленно составим манифест и я публично передам тебе власть. Утром, в шестую стражу, будут собраны придворные, владетельные сеньоры провинций и зарубежные послы. Им я представлю тебя, как нового короля. Армия и гвардия тебя поддержат… ну а дальше все будет зависеть от тебя…

– Понял… – коротко ответил Изом и, посмотрев на меня, добавил, – Прости, Гэндальф.

Я в ответ кивнул головой и проговорил:

– Тебе придется немедленно заняться Покинутыми землями. Их надо очистить от дикого колдовства… Чем быстрей – тем лучше. Мне кажется, твой Дубль-таун сможет с этим справиться.

– Понял, – так же коротко повторил Изом и снова опустил голову.

Дверь кабинета приоткрылась, и внутрь проскользнул сержант гвардии.

– Приглашенные собрались… – доложил он.

– Пусть входят, – велела Кина и, поднявшись со своего кресла, перешла к стулу во главе длинного стола, вытянувшегося у противоположной стены. Мы перешли вслед за ней, и Изом сел рядом с королевой.

В кабинет вошло человек двадцать, из которых я знал только двоих – Шалая и графа Годова. Четверо из вошедших явно были военными и принадлежали к гвардейским полкам, скорее всего они этими полками командовали. Остальные, судя по костюмам, принадлежали королевскому двору.

Все быстро, но без суеты расселись по местам, причем мне стало ясно, что эти места закреплены за каждым из присутствующих давно.

Как только затих шум двигаемых стульев, королева громко произнесла:

– Собрать вас в столь не подходящее время меня заставила острая необходимость. Я приняла решение немедленно покинуть королевство и передать всю полноту королевской власти присутствующему здесь графу Изомскому. Кольбер, – она обратилась к низенькому человечку, одетому во все черное, – Немедленно подготовьте соответствующий манифест с соблюдением всех необходимых правил. Я подпишу его при собравшихся.

– Но, моя королева, – отозвался тот, кого Кина назвала Кольбером, – Такие дела не делаются в одну минуту…

– Такие дела делаются в то время, которое укажу я! – оборвала его Кина, – Если ты не способен это сделать немедленно, я назначу другого начальника королевской канцелярии! Садись к моему столу и пиши, там есть все необходимое!

Кольбер молча перешел к письменному столу королевы, выбрал перо и принялся что-то быстро строчить на листке бумаги.

Кина снова заговорила:

– Вы должны понимать, что графу Изому, когда он примет власть в королевстве, понадобится ваша помощь! И я рассчитываю, что эту помощь вы ему окажете, хотя бы из уважения к моему выбору!

Кина замолчала, и этим немедленно воспользовался один из сидящих за столом:

– Может быть королева объяснит нам причину столь неожиданного и, я бы сказал, поспешного решения…

– Я не могу сообщить вам эту причину. Она частично известна графу Изомскому, и он счел ее достаточно важной. Могу сказать одно, если вы хотите… просто остаться в живых и иметь хоть какое-то будущее, вы примете мое решение и выполните его. А тот, кто посмеет оспорить это решение, будет проклят страшным проклятием Кинов!

– И к этому проклятью я сам добавлю некоторые уточнения… – неожиданно проговорил я, одарив присутствующих самой мерзкой из всех моих улыбок.

Над столом прошелестел осторожный вздох.

В этот момент к королеве неслышно подкрался Кольбер и положил на стол перед ней исписанный листок бумаги:

– Вот, моя королева, ознакомьтесь с черновиком…

Кина принялась читать, а собравшиеся молчали, затаив дыхание.

Наконец королева оторвалась от листка и негромко сказала:

– Вот с этого места именовать Изома королем… Все остальное оставить без изменений. После моей подписи оставишь место для подтверждающих подписей набольшего воеводы Шалая, распорядителя двора графа Годова, и второго председателя малого королевского совета, мастера Тринка.

Кольбер кивнул, выдернул свой черновик из-под руки Кины и вернулся к столу. Там, пошарив в одном из ящиков, он достал большой лист плотной бумаги, украшенный королевским гербом и цветными вензелями и, сменив перо, принялся тщательно выводить буквы манифеста.

Несколько долгих минут в королевском кабинете царила тишина, нарушаемая только едва слышным поскрипыванием пера.

Наконец Кольбер закончил свою работу и, помахав в воздухе исписанным листом, поднес его королеве. Та, на этот раз довольно бегло, прочитала написанное и встала из за стола. Изом также поднялся и встал рядом с Киной. Все замерли.

Кина негромко, но внятно прочитала составленный манифест и поставила под ним свою подпись. Вслед за этим к ней подошли Шалай, Годов и Тринк и также расписались на листе. Кина повернулась к Кольберу и коротко приказала:

– Печать.

Маленький черный человечек поднял руку, в которой оказалась круглая печать, внимательно посмотрел на королеву, и когда она кивнула, быстро приложил печать к листу. Когда он отнял печать от листа, я с удивлением увидел, что отпечаток отсутствует, но Кина быстро приложила к тому же месту один из своих перстеньков, и лист под ним вспыхнул, а через мгновение на нем засиял золотистый абрис королевской печати.

А затем Кина повернулась к Изому.

Тот стоял бледный, как мел и не отрываясь смотрел на королеву… пока еще королеву. Его глаза, казалось, умоляли «не делай этого». Но Кина была тверда.

– Граф Бертран Изомский, – негромко начала она, – Этим, – она протянула манифест Изому, – Я передаю в твое владение и под твою власть свое королевство, своих подданных, свой Замок и все свое имущество кроме пяти коней, которых выберу утром и того, что увезу с собой!

– Забирай все, что хочешь, – с непередаваемой мукой прошептал Изом. А Кина, словно не замечая его слов, продолжила:

– В подтверждение моего решения прими этот перстень, – она сдернула с пальца тоненький золотой ободок, украшенный голубоватым камешком, – И если перед тобой встанет неразрешимый вопрос, ты прочтешь ответ на его внутренней стороне.

Изом не глядя взял кольцо и надел его на мизинец.

– В подтверждение моего решения прими этот меч, – Кина подняла лежащий перед ней ларец, но открывать его не стала, – И когда твой враг тебе не будет ведом, он укажет тебе твоего врага.

Изом принял ларец и положил его на стол около себя.

– В подтверждение моего решения прими этот пояс, – и Кина расстегнула украшающий ее платье тоненький, плетеный их цветных нитей поясок, – И когда твой дух покинет твое тело, он поможет найти тебе самого себя!

Я, признаться, не понял последней фразы, но Изом без вопросов принял пояс. Он держал пояс в вытянутых руках и в этот момент Кина негромко позвала:

– Кина…

– Я, – немедленно раздался тоненький скрипучий голосок.

– Слушай мое поручение, – продолжила Кина, – Теперь ты будешь отзываться исключительно на имя – Изом!

И только в этот момент над столом разнесся чей-то изумленный вздох. Похоже, до самого конца кое-кто из присутствующих не верил в происходящее.

А Кина отступила на шаг, склонила голову перед Изомом и негромко произнесла:

– Приветствую тебя, мой король!..

И немедленно рядом с ней оказался Шалай. Так же склонив голову перед молодым бледным юношей, он торжественно произнес:

– Приветствую тебя, мой король…

Вслед за воеводой подошли все четыре полковника и произнесли ту же фразу. А я быстро направился к Кине и взял ее за руку. Она подняла на меня глаза и прошептала:

– Ну вот, я сделала так, как ты велел. Теперь назад дороги нет…

– Зато она есть вперед… – таким же шепотом произнес я.

И тут рядом с нами оказался Шалай. Старый воевода внимательно посмотрел на Кину и со вздохом сказал:

– Надеюсь, девочка, ты знаешь, что делаешь… А за королевство не беспокойся, ты выбрала достойного короля, и мы его не оставим.

Скоро рассвело. Подошло время шестой стражи и Большой зал королевских приемов наполнился людьми. Поскольку никто не знал, зачем их собрали такую рань, слухи по залу ходили самые невероятные, однако, невероятнее всего прозвучало сообщение распорядителя двора графа Годова о том, что королева Кина сложила с себя королевскую власть и передала ее графу Бертраму Изомскому вместе с королевскими регалиями.

Поскольку сама Кина стояла рядом с Изомом и не протестовала, все происходящее никак нельзя было назвать переворотом. И все-таки оно вызвало серьезный переполох у придворных.

Даже стоявший рядом со мной Душегуб негромко прогудел басом:

– С чего это Кина выкинула такой фортель?..

И они с Фродо демонстративно уставились на меня. Я только пожал плечами:

– Она решила уехать с нами… Мне только придется слегка переделать заклинание, все-таки теперь нас будет на одного больше.

Но хоббит не понял моей последней фразы. Зыркнув на меня глазом, он поинтересовался:

– А что, в качестве королевы она поехать не могла?

– Ну, нельзя же оставить королевство в безвластии, когда собираешься покинуть его… – туманно проговорил я.

После короткого выступления Изома, двор был распущен, и Кина с Эльнордой отправились собираться. А Фродо подошел ко мне:

– И когда же мы уезжаем?..

– Сразу после обеда, – ответил я.

– А Твист тоже едет с нами?..

– Я думаю, что ему с нами ехать незачем, – улыбнулся я, – Ему надо укреплять свои позиции при новом короле, а кроме того, я думаю, он захочет навестить своих родителей… Если, конечно, они живы. Все-таки тридцать пять лет прошло.

– Так он что, нашел своих родителей? – удивленно переспросил хоббит.

– Во всяком случае он теперь точно знает, как их зовут, и где они живут…

– Вот как… – задумчиво протянул хоббит, а затем неожиданно зло сверкнул на меня глазом, – Твоих рук дело?

– Моих, – подтвердил я, – А что это ты так озлобился?..

– А то, что теперь мы будем путешествовать налегке, без одежды и продовольствия! – полным горечи голосом констатировал хоббит.

– По-моему, тебе еще не приходилось здесь голодать? – не без ехидства осведомился я. Но Фродо только безнадежно махнул рукой и понурившись поплелся прочь.

Душегуба тоже нигде не было видно, но я знал, что оба моих товарища уже получили приглашения на королевский обед, и, стало быть, я увижу их за столом у Изома. Но до этого мне необходимо было переговорить с ним наедине. Подумав, я двинулся в сторону королевского кабинета.

Я угадал. Изом был в кабинете, и вместе с ним там находились Шалай, гвардейские полковники и Дубль-таун. Когда я вошел, они прервали разговор, И Бертран вышел из-за стола мне навстречу.

– А я послал за тобой, но тебя видимо не нашли, – проговорил он, протягивая мне руку и увлекая к столу, – Вот размышляем, что нам делать с Покинутыми землями.

Он показал на разостланную на столе карту.

– Не понимаю, что здесь размышлять! – возбужденно воскликнул один из полковников, по всей видимости, продолжая начатый разговор, – Окружить эти земли и планомерно уничтожая всю собранную там нечисть, сжимать кольцо!

Шалай сокрушенно покачал головой:

– Марч, тебе же уже было сказано, что Потерянные земли граничат с королевством Крэгов. Мы не можем окружить Потерянные земли, даже если бы имели для этого силы. Понимаешь, Гэндатьф, – обратился он ко мне, – Если мы поведем наступление со стороны Сотдана, то, при нашем успехе, дикое колдовство может ринуться на земли нашего соседа. А я считаю, что негоже молодому королю начинать со ссоры с соседями!

Я покачал головой:

– Нет, в Потерянных землях военной силой вы ничего не решите. Там можно работать только магией, и работать очень осторожно. Дикое колдовство надо связывать на месте и тогда, потеряв возможность находить себе подпитку, оно постепенно само себя уничтожит, – я взглянул на Дубль-тауна и добавил, – Это дело для магов!

Военные недовольно загалдели, но Шалай, Дубль-таун и Изом молчали, разглядывая карту.

– И хочу вам сказать вот еще что, – снова начал я, – Изом, твоему королевству, всему твоему Миру, грозит страшная опасность. И исходит эта опасность из Покинутых земель. Такое средоточие дикого колдовства привлекает к себе внимание самых чудовищных созданий. А Баррабас и вовсе уже знает запах этого места. Этот запах необходимо уничтожить!.. И королева уезжает только потому, что сама не в силах этого сделать… Ты понял, Изом!

– Как ты разговариваешь с нашим королем, кудесник?.. – угрожающе поинтересовался один из гвардейских командиров, – Тебе не кажется, что ты взял недопустимый тон!

Я повернулся к нему и улыбнулся:

– А ты хочешь научить меня хорошим манерам?..

– Карс, – негромко проговорил Изом, – Я верю в твою преданность и не хочу терять хорошего военного…

– Но, мой король… – попробовал что-то сказать Карс. Однако, Изом его перебил:

– Оставь Гэндальфа в покое… Если ты напросишься, он тебя в порошок разотрет!

Физиономия полковника побагровела, но возразить он ничего не успел – во дворе Замка тягуче пропела труба.

Изом оглядел присутствующих немного взволнованно сказал:

– Это сигнал. Нас приглашают на прощальный обед. Я попрошу вас всех оказать особое внимание королеве…

И он первый быстрым шагом вышел из кабинета.

Когда мы вошли в главную королевскую столовую, большая часть длинного стола была уже занята приглашенными. Не было только Кины и Эльнорды, но и они вошли практически следом за нами. Мы заняли отведенные нам места, а Изом остался стоять у своего стула, взяв в руку наполненный бокал и дожидаясь, когда уляжется легкий шум голосов. Наконец он смолк и новый король поднял бокал и произнес:

– Я предлагаю выпить за королеву… За вот эту девушку, – он коротко поклонился Кине, – Которая для меня, да и для всех нас навсегда останется нашей королевой Киной!

И он залпом осушил свой бокал. Кина, сидевшая рядом пригубила вина и тоже поднялась со своего места:

– Я благодарна королю Изому за…

И тут ее лицо страшно побледнело. Расширившимися, безумными глазами она обежала сидящих за столом и наконец наткнулась на мое лицо.

– Гэндальф! – тонким, ломающимся голосом крикнула она на весь зал, – Меня снова ищут… Меня сейчас найдут.

Я словно ожидал этого! Мгновенно в моей правой руке оказался жезл, и два зеленых листочка на его верхушке нацелились в королеву. В следующую секунду с верхушки жезла сорвался шквал холодного огня и, пронесясь над столом, окутал фигуру Кины мерцающим, переливающимся облаком. Я, продолжая удерживать это мерцание, крикнул:

– Душегуб, Фродо, коней к подъезду! Эльнорда, забирай вещи королевы и выходи на площадь! Изом, мы уходим!!

Бертран был настоящим бойцом. Только что он спокойно стоял, поигрывая пустым бокалом, а в следующее мгновение он пригнулся рядом с Киной в боевой стойке, и в его руке сверкала шпага. Чуть позади него неизвестно откуда появился Дубль-таун, его руки были подняты, а на концах пальцев посверкивали готовые сорваться молнии.

– В чем дело, Гэндальф! – крикнул Изом, обегая зал быстрыми глазами, и я уже гораздо спокойнее ответил:

– Баррабас вышел на след Кины! Я поставил защиту, но не знаю, насколько ее хватит! Нам надо немедленно убираться отсюда!!

В туже секунду десять коротких молний сорвались с пальцев Дубль-тауна и растворились в окружающем Кину сиянии. Оно мгновенно усилилось и разрослось.

А я уже был возле Кины. Ухватив ее, еще не пришедшую в себя, за руку я быстро двинулся к выходу, но был остановлен недоуменным возгласом Изома:

– Баррабас, Кина… Да какое он имеет к ней отношение?!

Не прерывая своего движения, я быстро ответил:

– Она его маячок! Она!! Иначе стала бы она убегать отсюда?!

В дверях, придерживая створку уже стояла Эльнорда с довольно увесистым мешком и длинным свертком в руках. Я проскочил мимо нее, и мы втроем ринулись к выходу из замкового Дворца. За нами топали все, кто только что сидел за столом, но нам было не до провожающих!

Прямо перед парадным входом, нас уже ожидали Душегуб, Фродо и пять оседланных лошадей, а в проеме замковых ворот медленно поднималась решетка. Еще секунда и мы были в седлах. Кина была молодцом, хотя и до невозможности бледна. А вот Фродо почему-то не торопился занять свое место в седле. Вместо этого он подбежал ко мне и задыхаясь проговорил:

– Я не поеду!..

– Как?! – не понял я.

– Я остаюсь! – ответил хоббит и, повернувшись к входу крикнул: – Ну что, король, Изом, примешь меня к себе советником, хотя бы и без права решающего голоса?!

– Какой вопрос, Фродо? Я буду рад предоставить тебе эту должность.

Фродо снова повернулся ко мне, и тут я внезапно увидел, знакомый хитроватый Пашин прищур!

– Давай, Серый! Вперед! – проговорил хоббит, хлопая рукой по крупу моей лошади.

Наша четверка рванулась к воротам, а вслед нам заверещал звонкий хоббитский голосок:

– Вперед, ребята!.. Гэндальф, тебе не придется переделывать заклинание!

Лошади Душегуба и Эльнорды первыми прогрохотали копытами по доскам замкового моста. Я, чуть пропустив вперед Кину, замыкал кавалькаду. Миновав мост, Душегуб мгновенно свернул к видневшемуся вдалеке лесу. Я прибавил ходу и, догнав тролля, прокричал:

– Душегуб, ты помнишь дорогу к нашей поляне?.. Ну, той, с которой мы начали путь?!

– Чую… – невпопад ответил тролль, но я понял, что он имеет ввиду и не стал ему больше мешать своими вопросами. Вместо этого я снова пропустил вперед Эльнорду и Кину, и пристроился последним.

Наша бешенная скачка продолжалась уже около часа, когда я начал замечать, что окутывающее Кину сияние постепенно тускнеет. Даже подпитка, данная щиту Кины Дубль-тауном, не помогала. Мое заклинание, видимо, атакуемое ищущими заклятьями Баррабаса, истаивало!

Но и наша дорога подходила к концу. Вот уже навстречу нам побежали великаны дубы, стоящие далеко друг от друга в светлой, какой-то прозрачной роще, вот показалась знакомая полянка…

И в тот момент, когда лошади уже выносили нас на берег маленького ручейка, моя вдруг захрипела и рухнула, как подкошенная!

Как я успел выдернуть ноги из стремян, я и сам не знаю. Но меня выбросило из седла, и я здорово приложился о землю. Когда я очнулся, на мое лицо лилась тонкая струйка воды, а милый голосок Эльнорды плаксиво приговаривал:

– Серенький, Серенький, ну открой глазки, ну очнись… Как же мы без тебя?..

– Тихо ты, – внезапно раздался совершенно другой девчачий голос – твердый и решительный, – Открыл твой Серый глазки, сейчас поднимется.

И мне под голову нырнула узкая, твердая девичья ладошка.

С помощью Кины и Эльнорды я встал на ноги. Поводив глазами по сторонам, я перевел взгляд на Эльнорду, и она, сразу поняв мой вопрос, доложила:

– Душегуб пошел посмотреть по округе, что и как. Чтобы тебе невзначай не помешали!..

– Зови его… – прохрипел я, и когда эльфийка заверещала во весь свой немалый голос, болезненно сморщился. Зато почти мгновенно рядом со мной послышался знакомый бас:

– Чего орешь, я уже здесь… Вокруг никого, можно начинать…

Однако, чтобы начинать, мне еще надо было встать на нужное место.

Несколько минут я бродил по поляне, совершенно ничего не ощущая, кроме разламывающей боли в своей ушибленной голове. Ребята с нарастающей тревогой наблюдали за моими изысканиями, а я с трудом мог отвести взгляд от фигурки Кины. Обволакивающее ее сияние практически полностью померкло, только редкие искорки еще пробегали от плеч к коленям.

И все-таки я нашел нужное место. Ощутив внезапно знакомый толчок изнутри, я на мгновение замер, и снова небывалая радость потекла в меня, как мне казалось со всех сторон. Я еще успел с тревогой подумать, хватит ли мне сил чтобы дочитать до конца заклинание перехода, но уже в следующее мгновение мои руки поднялись, расправляя пальцы для первого пасса, а из груди, из завибрировавшего горла рванулась знакомая мелодия!

И снова, когда заклинание было пропето ничего не произошло, хотя Эльнорда и Душегуб закрыли глаза в ожидании уже виденной ими яркой вспышки. Только Кина с изумлением взирала на меня.

Я перевел дух и улыбнулся ей?

– Ну, как, Твой преследователь тебя еще не обнаружил?

Кина испуганно прислушалась к себе, и мне на мгновение показалось, что отсверкивавшие на ее теле искорки моего заклинания чуть усилились.

– Нет, – облегченно прошептала она, – Пока ничего не чувствую…

– Слушай, Серый, а ты правильно свое заклинание сбацал? Слова нигде не перепутал, мелодию не переврал? – загудел басом тролль, – Что-то ничего не происходит!..

И словно ответ на его слова, земля под нами ощутимо дрогнула, дубы стоящие на опушке заколебались, и из-под травы под нашими ногами выплеснуло бесконечное, белесое облако тумана. Он быстро поднялся вверх, затопил все вокруг мокрой, тяжелой пеленой, сдавливающей дыхание, скрыл окружающий нас лес, накрыл нас мертвым молчанием.

Мы стояли в этом пропитанном влагой воздухе, схватившись за руки и боялись пошевелиться, боялись окончательно потеряться в этом исчезающем мире.

Я не могу сказать, сколько мы так простояли. Но когда туман, потемнев и словно отяжелев от нашего ожидания, снова спустился к земле… над нами в черном небе сияли серебряные звезды!

Эпилог

Без эпиграфа…

Мы, как и в первый раз, вернулись в то же самое время и в то же самое место, из которого уходили в Мир Кины. Только теперь с нами не было Паши, а была девушка Кина… Девушка с таким необычным для Земли именем.

Утром мы добрались до лагеря без приключений, хотя добираться пришлось пешком – наши прекрасные лошади за нами не последовали. Лена и Игорь были очень встревожены нашим ночным отсутствием, и когда мы вышли на лагерную поляну, кинулись к нам с расспросами. Однако, разглядев, что в нашей команде один из участников превратился из мужчины в девушку, испуганно остановились. Правда мне удалось довольно быстро растолковать им, каким образом вместо Паши с нами пришла Кина.

Мне кажется, что Игорь далеко не сразу поверил мне. Но когда я затосковал, сообразив, что моя «королева» не имеет ну совершенно никаких документов, он вдруг хитро ухмыльнулся и поинтересовался:

– Ну если Кина – королева, то у нее должно хоть что-то остаться от королевской казны? Для получения документов нужны совсем небольшие средства…

На это меркантильное замечание Кина молча отстегнула от пояса небольшой кожаный мешочек и показала нам его содержимое. Игорь, увидев переливающееся разноцветье камней, снова ухмыльнулся и спокойно произнес:

– Можешь считать себя моей землячкой!..

А я сразу же перевел взгляд на ее собранный Эльнордой мешок.

Через неделю ко мне в Москву из города Протвино приехала очень симпатичная девушка, которая предъявила мне паспорт на имя Мосиной Кины Егоровны, аттестат об окончании средней школы, соответствующую медицинскую справку и заявила, что желает учиться в Академии управления. За полтора месяца с помощью рекомендованных мной преподавателей она подготовилась к экзаменам и вполне достойно их сдала. Теперь она учится вместе с Эльнор… с Машеусом, только, конечно на три курса позже.

Нет, Кина не вышла за меня замуж, и не по моей вине… Просто она довольно быстро поняла, что и в этом Мире она может быть королевой! А я… я далеко не принц…

Она сняла отличную квартиру в центре Москвы, которая ей очень нравится, и живет там вместе со своей подругой Машенькой. Средства у нее, как вы сами понимаете, имеются и живет она на широкую ногу… Пожалуй только одно меня успокаивает и вселяет надежду – на стене ее спальни висит меч короля Кина Зеленого!

Я практически закончил свою диссертацию и скоро должен защищаться… Вот только…

Вот только спать я стал очень плохо. Мне все время сниться один и тот же кошмар – из струящегося по серому камню зеркала на меня пристально, не мигая, смотрит странный глаз с вертикальной щелью зрачка, а потом оттуда просовывается чудовищная шестипалая лапа с кривыми черными ногтями и, карябая грязные мраморные плитки пола, тянется в мою сторону. А я не могу пошевелиться и с нарастающим ужасом наблюдаю за ее приближением! И в это время у меня в голове проносятся все известные мне имена хозяина этой лапы: Баррабас,.. Белиал,.. Воланд,.. Вельзевул,.. Сатана…

Кого-то он нашаривает своей лапой сейчас?!

Конец

Евгений Малинин Драконье горе или Дело о пропавшем менте

Глава 1

Змей Горыныч – миф. Никогда не связывайся с мифами!

(совет главного редактора)

Знаете, какие профессии были в чести у мальчишек десяти-двенадцати лет в шестидесятые-семидесятые годы прошлого века? На первом месте были безусловно космонавты. Потом шли физики атомщики и геологи. Замыкали пятерку самых престижных профессий артисты и журналисты. Я думаю, мой отец был очень горд, когда после окончания филфака нашего местного пединститута поступил в редакцию одной из районных газет.

К сожалению, из него не получился ни спортивный репортер, ни солидный очеркист, ни журналист-международник. Из него получился журналист-неудачник. Всю свою журналистскую жизнь он проработал в районных газетах, описывал успехи хлеборобов и животноводов, проводил в жизнь политику партии и правительства.

Когда мне исполнилось десять, мои родители расстались, однако неизбывная и неудовлетворенная любовь отца к журналистике уже проникла в мою юную кровь, и я тоже заболел этой профессией.

Моя мать и вся ее многочисленная родня была весьма довольна, когда я после школы поступил в Московский университет, естественно на факультет журналистики, а через четыре года все они были весьма недовольны, тем, что я распределился в наш родной город, в нашу родную областную «… правду». Я намеренно пропускаю первое слово в названии газеты, чтобы не подсказывать вам, в каком городе живу. Это не Москва, но областной центр… хотя и не из крупных.

Когда я, молодой специалист со взором горящим, впервые появился в кабинете главного редактора и с ходу попросил дать мне самое сложное задание, тот хмуро взглянул на меня и пробурчал:

– Ну и рожа у тебя!.. Настоящая бандитская…

Потом лицо его просветлело и он добавил:

– Вот и будешь заниматься криминальной хроникой.

Так что последние четыре года я выискиваю по городу всевозможные нарушения закона и беспощадно освещаю их на страницах нашей местной «Правды». Хотя, какие у нас нарушения и какие у нас законы?! Мы же не Москва и даже не Санкт-Ленинград. Все наши криминальные авторитеты хорошо известны и делают свои дела совершенно открыто. Все, что можно было украсть по большому счету, ими уже украдено, причем на вполне законных основаниях. Таким образом под мою рубрику эти серьезные люди никак не подпадают, и мне приходится писать о драках в трех наших дискоклубах, пьяных семейных разборках да мелких хищениях личного имущества граждан. Правда, все это случается и освещается регулярно… и тем самым наводит на меня ужасающую скуку!

В тот день, с которого начинается эта совершенно правдивая история, меня, как только я появился в помещении редакции, направили к главному редактору. У Савелия Петровича я бывал довольно редко, он криминалом интересовался мало, и потому этот вызов меня несколько удивил. Я даже задержался в приемной, надеясь выведать у Светочки, секретаря Савелия Петровича, на кой ляд меня тянут к главному, но эта гордая красавица только коротко бросила:

– Ступай, ступай, криминалитет, задание для тебя есть… ответственное…

Я и пошел…

Савелий Петрович бросил на меня привычно неодобрительный взгляд и спросил прокуренным до хрипоты голосом:

– Ну, что нового на криминальной ниве? Есть успехи?

– Конечно! – немедленно отрапортовал я, – Вчерашняя драка в «Палас-казино»… ну… в бывшем Доме офицеров… закончилась поножовщиной! Четверо порезанных отправлены в больницу, угрозы жизни нет.

Конец моего доклада был, по-видимому, настолько сильно окрашен огорчением, что Савелий Петрович с интересом взглянул мне в лицо, чего обычно избегал.

С минуту в кабинете висело двусмысленное молчание, а потом главный пробормотал себе под нос что-то вроде «ну-ну!» и снова опустил глаза к заваленному бумагами столу.

– В Железнодорожном районе ЧП произошло, ты слышал?

Вопрос был нехороший… Ой и нехороший вопрос был!! Тем более, что я ничего об этом ЧП не знал. Так что отвечать мне пришлось обтекаемо:

– Ну, в этом районе постоянно что-то случается… Криминальная столица города!

Савелий Петрович как-то странно хрюкнул, но глаз на меня не поднял, так что я продолжил уже смелее:

– Небось опять вагон мимо таможенного терминала в тупик загнали и там…

Главный отрицательно покачал головой.

– Неужто целый состав?! – совсем натурально ужаснулся я.

Главный снова покачал головой и негромко каркнул:

– Там участковый пропал…

Я недоверчиво улыбнулся и со все присущей мне иронией проговорил:

– Участковый?.. Да кому он нужен, пропадать его? Небось лежит где-нибудь… отсыпается!

И тут главный снова поднял голову. Глаза его были очень холодны.

– Вряд ли… – отрезал он построжавшим голосом, – Его ищут уже четвертый день, не может же он столько времени… отсыпаться.

Я, конечно, мог бы поспорить о способностях наших участковых в области сна, но промолчал – понял, что сейчас не время для споров с начальством. А начальство, с секунду помолчав, видимо в ожидании возражений, продолжило:

– Так что давай-ка, организуй собственное журналистское расследование… Тем более, что среди местного населения усиленно циркулируют слухи, что его съел… дракон…

Физиономия Савелия Петровича скривилась, как от кислого, а затем он добавил:

– … Или Змей Горыныч. Только Змей Горыныч – это миф, ты с мифами не связывайся. Должна быть какая-то объективная причина этой пропажи. Вот ее и найди. А еще лучше найди этого… – он быстро опустил глаза на верхний лист бумаги, – … Старшего лейтенанта Макаронина.

Вот тут я вздрогнул, потому что прекрасно знал старшего лейтенанта Юрку Макаронина, или, как мы его звали в школе, Юркую Макаронину. На прошлой неделе мы с ним повстречались в баре «Ячменная сыть», где Юрка стучал пустой, облепленной клейкой пеной, кружкой о столик и брызгая пьяной слюной себе на мундир, кричал, что не позволит этой старой заразе свободно разгуливать по улицам охраняемого им города со змеенышем на поводке…

«Со змеенышем на поводке!!» – зазвенело вдруг в моей голове, и холодный ужас нырнул мне в желудок, вызывая внутри организма щемящую пустоту.

– Ты чегой-то… остекленел?… – донесся до меня хрипловатый голос главного, – Или слышал что?

Вопрос вернул меня на землю и заставил молодцевато щелкнуть задниками кроссовок:

– Ничего не слышал, но… Задание понял… Можно выполнять?!

Савелий Петрович хмыкнул и пожал плечами:

– Выполняй…

Выполнять задание я направился, естественно, в Железнодорожное отделение милиции. Дежурный капитан, увидев мою, всем порядком поднадоевшую физиономию, сразу же насторожился:

– И зачем это пресса к нам приперлась?.. Кажись никаких смертоубийств в нашем районе в последнее время не проводилось, ограблений не наблюдалось и все сотрудники правоохранительных органов действовали в рамках закона!

– Да?! – скривил я свою самую гнусную физиономию, – А куда подевался доблестный страж порядка Макаронин? Или вы скажете, что отправили его в длительную командировку по обмену опытом с полицией Лос-Анджелеса?

Капитан поскучнел и отвел свой острый глаз в сторону.

– А Макаронин на задании…

– На каком задании?! – не дал я сбить себя с толку.

– На каком?! – обозлился дежурный, – На секретном! И в интересах следствия я не могу назвать тебе его местонахождение!

– Да ладно тебе, – перешел я на фамильярный тон, – Участковый на секретном задании! То же мне – комиссара Эркюля Мэгре нашли! Или у вас срочное, строго засекреченное обследование районных помоек?!

– Слушай ты, реклама криминала, шел бы ты отсюда, пока я тебя в обезьянник до утра не определил! – совершенно уже завелся капитан.

– Но-но! – не уступал я, – А закон о средствах массовой информации изучал?! У меня, между прочим, редакционное удостоверение имеется, так что давай, сажай, а я потом статейку опубликую о беззаконных зверствах милиции в Железнодорожном районе!..

– Ой! – состроил дежурный испуганное лицо, – Смотрите – средство массовой информации притопало! Да твой листок читают два десятка человек и то исключительно рекламу! Массовая информация о том какой наш губернатор умница!

Мы еще долго могли бы обсуждать милицейско-журналистские проблемы, если бы в этот момент на лестнице, ведущей на второй, руководящий, этаж отделения не появился его начальник, полковник Быков Василий Васильевич. Я тут же метнулся к нему, а он совершенно неожиданно, попытался резко изменить курс своего следования и вернуться наверх. Однако я был моложе и потому успел перехватить дородного полковника уже на второй ступеньке.

– Информации для прессы не имею! – сурово и непреклонно заявил Василий Васильевич, делая шаг в сторону и намереваясь обойти меня. Однако я быстро сместился, перегораживая ему путь, и в свою очередь не менее сурово поинтересовался:

– Вы считаете, мне стоит обратиться в городскую прокуратуру?!

Полковник посмотрел мне в глаза долгим отеческим взглядом, потом зыркнул в сторону завозившегося дежурного и устало вздохнул:

– Пройдемте ко мне в кабинет, там поговорим…

Я пропустил полковника вперед и двинулся следом. Первый этап борьбы за информацию я выиграл – со мной согласились поговорить.

В кабинете начальника отделения было просторно, но делово. Мебель стояла здесь уже многие годы и была настолько массивной, что казалась вросшей в старый, натертый мастикой паркет. Полковник опустился в свое монструозное кресло, бросил на совершенно чистый стол фуражку и кивнул на кресло для посетителей. Я присел на самый краешек этого полудивана, опасаясь потеряться в его необъятной глубине, и уставился на хозяина кабинета. Тот, поморщившись, словно увидел перед собой рецидивиста, ушедшего в несознанку, спросил:

– Так что вас интересует?..

– Меня интересует, где сейчас может находиться старший лейтенант Макаронин? – коротко ответил я.

– Макаронин… – задумчиво протянул полковник и замолчал на долгую минуту. А затем очень осторожно начал объяснять.

– Видишь ли, пресса, последнее время старший лейтенант не слишком хорошо себя чувствовал. И то сказать, нагрузка у моих орлов сам знаешь какая – и не доспят, и вовремя не поедят, то драка, то семейный скандал, то бомжи в подвале, то беспризорники в теплотрассе… А людей в отделении раз два и обчелся… Но наш коллектив, несмотря на объективные трудности, с честью решает поставленные перед ним задачи. Кривая раскрываемости преступлений неуклонно растет, бандитизм, например, практически полностью искоренен с территории района…

– Макаронин куда делся?.. – довольно грубо вышиб я полковника из наезженной колеи доклада. Он поперхнулся хвостом незаконченной фразы и хмуро взглянул мне в глаза. В его взгляде была тоска.

– Макаронин… – еще более задумчиво повторил он, – Так я и говорю, последнее время старший лейтенант плохо себя чувствовал…

– В чем же это плохое самочувствие выражалось? – задал я быстрый наводящий вопрос, – У него живот болел, старые раны ныли или голова с похмелья гудела?

– К-гм! – снова поперхнулся полковник, но не стал вступать со мной в полемику по поводу нравственного облика своих «совершенно непьющих» сотрудников, – Скорее у старшего лейтенанта появилась некая навязчивая идея, которая… мешала ему выполнять свои служебные обязанности… Именно это я ему и сказал, когда он в очередной раз попытался мне эту идею доложить…

– Какая идея?!

Я был серьезно удивлен, поскольку никаких навязчивых идей Юркая Макаронина никогда не имела и не могла иметь в принципе. Не могла Юркина голова выдать какую-либо идею, я-то это точно знал!

Василий Васильевич замялся, но потом все-таки решил поделиться с прессой:

– Я тебе скажу, только ты этого в своей… газете не печатай… Впрочем, даже если ты это напечатаешь, я скажу, что ты это сам выдумал, над тобой и будут смеяться…

И он выжидающе уставился на меня.

– Хорошо, – сразу же согласился я, – Пусть эта информация будет не для печати. У меня вообще-то задание разыскать старшего лейтенанта… или его тело, а там видно будет, что писать, а что нет.

Полковник покачал головой и неожиданно полез в стол. Порывшись в ящике, он протянул мне лист бумаги, на котором корявым макаронинским почерком было выведено:

Начальнику Железнодорожного ОВД

полковнику Быкову В.В.

Рапорт

Докладываю, что на вверенном мне участке появился Змей Горыныч карликовой породы. Оный противоправный алимент обитает в квартире гражданки Фоминой Ф.Ф. по адресу ул. Вагонная-2, дом 2, квартира 2, и оная гражданка прогуливает оного алимента поздно вечером почти каждый день.

Опасаясь за жизнь вверенных моей охране граждан, могущих быть съеденными оным алиментом, прошу разрешения на задержание указанной гражданки Фоминой Ф.Ф. и ее подопечного змееныша, и препровождение их в районное КПЗ для выяснения обстоятельств.

Участковый уполномоченный,

старший лейтенант (неразборчивая подпись) Макаронин.

Я дважды очень внимательно прочитал сей документ, а потом поднял задумчивый взгляд на полковника. Тот понял мою невысказанную мысль и немедленно ее подхватил:

– Вот и мы думаем, что он находится в какой-нибудь… больнице. Правда, пока что найти его не удалось, но это дело времени. Он ведь в таком состоянии… – полковник потряс рапортом, – Мог и в другой город укатить… В поисках, так сказать, мифологических алиментов.

Я поскреб макушку.

– Да, такое действительно в газете публиковать не стоит. А вы не пробовали поговорить с этой самой Фоминой? Может она что-то знает?

– Да конечно пробовали! – облегченно воскликнул полковник, поняв, что ему не угрожает идиотская публикация, – Милая женщина. Живет одна с собакой. И собака у нее такая умница!..

Я поднялся из гостевого кресла:

– Не буду вас больше задерживать… Большая просьба, когда Макаронин найдется, сообщите мне. А потом мы бы вместе с вами подумали, как подать этот случай растревоженному населению. Может быть в виде вашего интервью?..

Предложение о сотрудничестве на ниве журналистики польстило начальнику отделения настолько, что он поднялся из-за стола, проводил меня до дверей кабинета и, прощаясь, сердечно пожал мне руку. А я, выйдя из отделения, немедленно направился по указанному в рапорте адресу.

Вторая Вагонная улица оказалась раздолбанным переулком на самой окраине города. Застроен этот образчик областной архитектуры был небольшими одно-двухэтажными домишками, больше напоминавшими загородные дачки. В самом начале улицы, на доме номер один, висела мемориальная доска из нашего местного песчаника, которая сообщала, что Вторая Вагонная улица получила свое название в честь второго вагона, выпущенного местным вагоностроительным заводом – гигантом первой пятилетки, в 1930 году.

Я с интересом прочитал эту замечательную надпись и побрел на противоположную сторону, рассчитывая, естественно, обнаружить там дом под номером два. Однако такового не оказалось. Аккуратная хибара, обшитая снизу доверху новой вагонкой, гордо несла на своем боку цифру «4».

Довольно долго я в растерянности топтался возле этого четвертого дома, и наконец на его крылечке появилась тетка средних лет в замызганном халате и с веником в руке. Уставившись на меня подозрительным взглядом, она грозно помахала в воздухе своей хозяйственной принадлежностью и неожиданно заорала удивительно тонким голосом:

– Ты что это, бандитская морда, присматриваешься?! Я вот сейчас собаку спущу, будешь знать, как возле маво дома ошиваться! Ишь, ухарь нашелся, тропинки здесь натаптывать!..

Впрочем, особенного испуга я почему-то не испытал – может быть потому что веник был довольно потрепанным. Вместо того, чтобы, как ожидала женщина, припуститься прочь, я шагнул к небольшой калитке и, облокотившись о штакетник, спросил:

– А вы мне не скажите, куда оттащили дом за номером два? Он ведь должен стоять как раз на этом месте.

Женщина опустила веник и замолчала. Потом, по-старушечьи пожевав губами, поинтересовалась:

– А тебе зачем второй дом нужен?..

– Да вот хочу с гражданкой Фоминой побеседовать… – дружелюбно ответствовал я.

– И о чем же это ты с Феклой беседовать собрался? – спросила тетка, делая шаг в сторону калитки и выставляя вперед свой острый носик. Это повышенное любопытство мне очень не понравилось, и потому я нагло соврал:

– Да вот слышал собака говорящая у нее завелась, может она отдаст пса нам в цирк?

– Есть у нее собака, – немедленно подтвердила аборигенка, – Недавно появилась… Но только она не говорит, – она покачала головой и уверенно добавила: – Если б собака болтала, я б об этом знала.

– Так где второйдом-то? – вернулся я к первоначальному вопросу.

Тетка, видимо, успокоилась относительно моих намерений и махнула своим веником вдоль улочки:

– В самом конце улицы второй дом… Фекла-то во второй квартире живет, вход к ней со двора.

Я двинулся в указанном направлении, раздумывая по чьей же это прихоти дом номер два оказался замыкающим в недлинном ряду строений славной Второй Вагонной.

Улица кончилась довольно быстро. В ее конце действительно стояло старое, давно некрашеное здание, состоявшее из рубленного первого этажа и легкой надстройки, выполненной из всевозможных обрезков и накрытой покатой рубероидной крышей. На толстых темных бревнах белела большая цифра «2».

– Нам сюда… – пробормотал я и толкнул скрипнувшую калитку.

За калиткой начиналась дорожка, замощенная крупно накрошенным кирпичом. Она вела мимо парадной двери, на которой была прибита латунная цифирка «1», и скрывалась за углом дома. По этой дорожке я, следуя полученной информации, и направился.

Дорожка вывела меня на довольно обширный задний двор, огороженный серым не крашеным забором, и густо заросший высоченной, сочно-зеленой крапивой и серой, заматерелой полынью. В этих травяных джунглях явно кто-то прогуливался, поскольку верхушки зарослей раскачивались, показывая маршрут его неторопливого следования. Впрочем, мне удалось только бросить быстрый взгляд на эти заросли, так как мое внимание привлек басистый женский голос, донесшийся из-за обитой рваной рогожкой, покосившейся двери:

– И кого ж это к нам… к-гм… послал?!

Я не совсем понял, кто послал, но уточнять этот момент не стал, а четко ответил:

– Специальный корреспондент областной газеты Владимир Сорокин со специальным заданием!..

Дверь скрипнула, приоткрываясь, и из-за нее показалось лицо далеко еще нестарой женщины. И лицо это впечатляло!

Из-под небрежно задвинутых под серый платочек сальных волос выныривал узкий покатый лоб, почти мгновенно переходивший в выпуклые надбровные дуги, украшенные такими бровями, какие до недавнего времени разрешалось носить только генеральным секретарям. Под этими волосяными кустами совершенно прятались малюсенькие глазки, так что если бы не их буравчатый блеск, можно было бы решить, что тетка обходится без органов зрения. Зато носяра, начинавшийся непосредственно между глазками, превышал все достижения «лиц кавказской национальности» на два, а то и три порядка. Под этим шедевром лицевой пластической хирургии (ну не мог же, в самом деле, этот нос быть продуктом естественного происхождения!) располагались внушительные… усы. Я понимаю, что усы для женского лица – нонсенс, но как еще прикажите называть волосяной покров над верхней губой, мало чем уступавший бровям. А вот губки тети Феклы были настолько незаметны, что казалось будто вместо рта у нее под усами притаился тонкий шрам. Правда из угла этого шрама торчал здоровенный желтый клык, по-видимому, совершенно не мешавший хозяйке жевать и говорить. А впрочем, что я вам описываю?! Представьте себе каноническую Бабу Ягу, только лет на двадцать-тридцать моложе, и вы получите точный портрет появившейся передо мной тетеньки.

С минуту поизучав мою растерянную физиономию и раскрытое редакционное удостоверение, дрожавшее у меня в руке, тетка Фекла вынырнула из-за двери полностью, явив свою невысокую, своеобразную фигуру, укутанную в некое подобие длинного лабораторного халата.

– Значит, спецкор?.. – чуть пришамкивая клыком, переспросила она, – И что, говоришь у тебя за задание?..

– Я… это… ищу… – медленно приходя в себя, пояснил я, – Провожу независимое… Макаронина ищу… лейтенанта… Юру… старшего…

– Участкового нашего?! – неизвестно чему обрадовалась тетка, – Так его у меня нет! Вот и начальство его приходило, спрашивало, а теперь ты. Ну с какой стати он станет у меня прятаться?!

Как ни странно, ее радостное оживление мгновенно привело меня в чувство и насторожило до такой степени, что дальше я смог вполне осмысленно вести разговор, хотя может быть для меня было бы лучше, если бы я сразу потерял сознание.

– То, что Макаронина ищут у вас, дорогая Фекла…

– Федотовна… – подсказала тетенька.

– … Федотовна, – продолжил я, – Объясняется тем, что вы и ваш… ваша… в общем тот, кто живет в вашей квартире, вызывал резко негативное отношение со стороны старшего лейтенанта. Это подтверждается беседами, которые вел старший лейтенант и некоторыми, составленными им документами…

Тут я поймал себя на мысли, что говорю, как следователь в каком-нибудь советском фильме пятидесятых годов прошлого столетия. Потому я быстро сменил и тон и тему разговора:

– А можно мне посмотреть на вашу собачку? Василь Василич так ее хвалил, а я, признаться, большой поклонник больших собак!

Фекла Федотовна склонила голову и впилась своими глазами-буравчиками в мою физиономию, которой я постарался придать самый простодушный вид.

– Ну и рожа у тебя, – сообщила она через некоторое время, – Ох и рожа – вылитый мазурик! Пожалуй, я познакомлю тебя со своей собакой…

И посмотрев через мое плечо в сторону своего крапивного огорода она громко рявкнула:

– Куша!.. Куша!.. Посмотри, кто к нам пожаловал!..

Я невольно оглянулся, посмотрел в направлении ее взгляда и успел заметить, как высокие нервно раскачивающиеся стебли крапивы, которые явно кто-то тряс снизу, вдруг замерли.

– Да выйди, посмотри… Тут корреспондент из газеты лейтенанта ищет и хочет с тобой познакомиться! – гаркнула у меня над ухом тетка Фекла, так что я вздрогнул.

Заросли крапивы снова пришли в движение, и теперь это движение было направлено в нашу сторону.

– Щас он выйдет, – удовлетворенно проговорила похитительница участковых, – Он очень умный, так что ты не вздумай с ним сюсюкать и коверкать его… имя. Он этого не любит.

– Что, и тяпнуть может, если я его Кушечкой назову?.. – нервно пошутил я.

Тетка бросила на меня укоризненный взгляд и не совсем понятно пробормотала:

– Тяпнуть, может, и не тяпнет, а вот пришкварить вполне может…

Между тем, тот, кто прятался в зарослях крапивы, приблизился совсем близко к вытоптанному пятачку около двери и на, мгновение задержавшись, выбрался, наконец на открытое пространство.

Это было здоровенная, выше моего колена, гладкошерстная псина непонятной породы со странно толстыми, когтистыми лапами, плоской головой, украшенной маленькими стоячими ушками и несуразно толстым словно бы негнущимся хвостом. А кроме того в это ясное прозрачное солнечное утро ее было до странности плохо видно, как будто между моими глазами и телом собаки вдруг встало горячее марево, искажающее, заставляющее трепетать… но не все, что располагалось за ним, а только изображение этой самой собаки. Ведь заросли крапивы позади псины я видел совершенно отчетливо.

Видимо, это мешающее мне марево заставило меня прикрыть глаза и тряхнуть головой в попытке прояснит свое и без того прекрасное зрение. Когда я открыл глаза и снова посмотрел на собаку, то вместо долговязого пса увидел… «… Змея-Горыныча карликовой породы…»!

В двух шагах от меня, раскорячившись на четырех толстых лапах стоял трехголовый дракон метрового роста! Он был серо-зеленого окраса и потому здорово сливался с окружающей пыльной растительностью, так что рассмотреть его в деталях было довольно трудно. Но, сами понимаете, отличить собаку, даже самую большую, от дракона, даже самого маленького, я был еще в состоянии. Тем более что во рту у меня с утра даже кружки пива еще не было!

С минуту мы рассматривали друг друга – я его, по-видимому, совершенно очумевшими, выпученными глазами, а он меня тремя парами холодных черных бусин, состоявших, казалось, только из зрачков. И в этот момент за моей спиной раздался довольный бас тетки… бабы Яги:

– Ну, и как тебе нравится мой пес?!

Я попытался сглотнуть, но мне это не удалось – горло было совершенно сухим. Обернуться я тоже не мог, поскольку мой взгляд был буквально прикован к трехголовому «змеенышу».

А тот, продолжая рассматривать меня двумя головами, поднял третью и, посмотрев мне через плечо, неожиданно высоким голоском просипел:

– Ты кого привела?! Он же меня видит!..

– Не может быть! – ахнула у меня за спиной баба Яга, – Что ж теперь делать?!

– И к тому же он из газеты! – просвистел «змееныш», и в его свисте послышалась ярая ненависть, – Теперь нам совсем житья не будет!

– Что ж делать-то?! – повторила баба Яга.

– Что делать, что делать, – раздраженно просвистел дракон-недомерок, – Да спрятать его!..

– Да куда ж его спрячешь?!

– Куда, куда!.. Туда же, куда и первого!..

Внутри у меня все похолодело, я мгновенно представил себе заголовок на первой полосе моей родной газеты «Наш специальный корреспондент во время выполнения служебного задания был заживо съеден Змеем Горынычем».

Позади меня послышался неразборчивый, но явно протестующий вопль бабы Яги, но в этот момент все три пары черных драконьих глаз вдруг вспыхнули зеленым огнем, превратившись в лучащиеся изумруды. Глаза мои закрылись, ноги стали ватными и подогнулись, а мое, мгновенно обессилевшее тело медленно опустилось в пыль у порога квартиры номер два, дома номер два, по улице Второй Вагонной…

Глава 2

Если в детстве вам читали волшебные сказки,

а в юности вы полюбили фэнтези,

можете считать себя готовым оказаться

в любой, самой невероятной ситуации,

в самом невозможном окружении,

в самом сказочном мире…

Нет, я не потерял сознание, хотя на мгновение мне показалось, будто бы я проваливаюсь сквозь землю. Во всяком случае, в тот момент, когда я по всем законам физики должен был ткнуться носом в утрамбованную почву, перед моими глазами взметнулась какая-то пыльная серая пелена, отделившая меня на мгновение от окружающего мира. Уже в следующую секунду я увидел перед своими глазами стебли густой травы и понял, что упал очень удачно, поскольку не только ничего не повредил в своем хрупком организме, но вполне способен вновь принять достойное вертикальное положение.

– Ну, гражданка, правду написал про вас Макаронин… – ворчливо начал я, – КПЗ по вам с вашей собакой плачет!..

И тут же замолчал. Жирная, коротенькая травка, торчавшая из земли перед самым моим носом была сочного синего цвета. Несколько секунд я тупо разглядывал это чудо природы, а потом медленно поднялся на ноги и огляделся.

Ни самой Бабы Яги, ни ее драконовидной собаки рядом со мной не было, как не было заросшего крапивой двора дома номер два, самого дома и Второй Вагонной улицы.

Я стоял посреди небольшой полянки, покрытой густой короткой травкой. Полянку окружал высокий светлый лес, тихий, приветливый, пронизанный горячими солнечными лучами. Листва на стройных, уносящихся в небо деревьях было того же интенсивно синего цвета, что и трава, на которой я стоял.

«Куда же эта зверюга меня зашвырнула?» – подумал я, и тут же получил ответ от своего подсознания: – «Куда, куда – туда же, куда и первого!..». И знаете, эта подсказка меня ужасно обрадовала. Видимо в силу своего гуманитарного образования я не задумался о том, каким образом и в какое место этот драконий недомерок меня перебросил. А в силу неумеренной любви к сказочной фантастике, без особой паники лицезрел местную, необычного цвета, растительность. Правда, мелькнула у меня мыслишка насчет чернильных дождей, но я быстренько ее отбросил, поскольку стволы у видневшихся деревьев были привычного серовато-коричневого оттенка.

Заставив себя не обращать внимание на необычный окрас травы, я внимательно осмотрел поляну. Густая, трава, напоминавшая плотный коверный ворс, была примята еще в одном месте, и от этого места в сторону опушки вела явно притоптанная полоса. За четыре дня, прошедшие с момента исчезновения старшего лейтенанта, травка конечно немного выпрямилась, но следы были видны достаточно отчетливо. Вот по ним я и двинулся.

Едва я вступил под деревья, как меня мгновенно окутала прохлада, настоянная на древесной прели и чистой росе. Воздух, казалось, можно было черпать пригоршнями и пить, словно ключевую воду. Под ногами мягко пружинила плотная иссиня-черная подушка опавшей листвы, причем чувствовалось, что под верхним, сухим слоем лежит уже перегнивший толстый пласт.

И тут во мне возникло странное, никогда ранее не испытанное чувство. Мне вдруг показалось, что… что все вокруг наполнено… пропитано какой-то всемогущей, всесокрушающей силой, и что я… могу приказывать этой силе, и что она мне безусловно подчинится! Я вдруг почувствовал, что… я все могу. Абсолютно все! Казалось, что стоит мне пошевелить пальцем или произнести одно короткое слово и в туже секунду исполнится любое мое самое невероятное желание!..

От неожиданности этого ощущения я даже замер и в тот же момент понял, что меня окружает совершенно ненормальная тишина. На европейской части России не бывает такой тишины, всегда можно услышать тарахтенье трактора, урчание автомобиля, перестук поезда или приглушенный рев пролетающего самолета. А тут – абсолютная тишина! Словно вся окружавшая меня природа замерла, с трепетом ожидая моего слова или жеста!

Но я не знал, какое слово надо сказать, какой жест необходимо изобразить, и потому смог лишь беспомощно оглядеться.

В туже секунду мое необыкновенное ощущение всемогущества исчезло, а я вдруг понял, что иду, как говорится, куда глаза глядят, поскольку вместе с травкой на поляне, кончились и оставленные на этой травке следы.

Я, было, решил вернуться, но затем сообразил, что ничего нового на поляне не найду, и потому двинулся вперед, рассчитывая на удачу и на то, что лес скоро кончится, я повстречаю местных жителей и разузнаю, куда делся мужик в форменной одежде, вышедший из этого леса дня четыре назад.

Шагал я не торопясь, и в тоже время довольно быстро. Сам процесс пешего передвижения доставлял мне огромное удовольствие. Гниющая листва под подошвами моих кроссовок едва слышно что-то нашептывала, но я не прислушивался к этому шепоту, и, как оказалось, напрасно. Когда я, наконец, захотел услышать этот шепот, то сразу понял, что воспринимаю его, как тихую связную речь, вот только многое в ней мной было уже пропущено. Однако и то, что я услышал, было весьма интересно.

– … чудён… – шепнуло из-под моей правой ноги.

– Чудён, – согласились из-под левой.

– Откуда он… – из-под правой.

– … взялся? – из-под левой.

Я напряг слух и постарался мерно переставлять ноги, боясь, что если собьюсь с шага, прекратится и этот шепоток. У меня не появилось мыслей о том, что с моей головой что-то не в порядке, слишком связным, хотя и не совсем понятным был последовавший диалог.

– Надо бы сообщить…

– Да я уже отправил весть…

– И что?..

– Его встретят…

– А кто?

– Наверно, сам…

– Чудён…

– Чудён. Шагает по лесу без оружия…

– Не воин…

– Может маг?..

– Не похоже… Запах, вроде, не тот…

Впрочем, сказано было не «запах», а какое-то другое, непонятное мне слово.

– Как можно залезть в чащу совершенно без прикрытия, а если волкодлак навстречу, или, того хуже, потерянная тень?..

– Ну, это ты напрасно, потерянных теней в нашем заповеднике не осталось, Маулик их всех вывел.

Этому ответу явно не хватало уверенности, что и подтвердила следующая фраза разговора:

– Если они нам больше не попадаются, это не значит, что их больше нет. Просто прячутся хорошо. Как ты думаешь, что увидел тот чудак с крылышками на плечах, что задал такого стрекача?

– Да! Сам Маулик, говорят, не смог его догнать!

– Ну, Маулик вряд ли за ним гонялся… Кто ж от Маулика убежать сможет?..

– Но бежал он здорово, даже свой шлем потерял…

– Ха, шлем из тряпки!.. Ну кто видел такие доспехи?!

Видимо этот возглас был несерьезен, потому что в ответ тут же прошелестело наставительно:

– Если сквот вооружен боевой дубинкой, то на голове у него должен быть шлем!..

Наставление, судя по всему, не понравилось первому, потому что тот сразу перевел разговор на другое:

– Ну, у этого ни дубинки, ни шлема…

– Ага, и одежка какая-то странная… Ни камзола, ни плаща… а штаны-то, штаны!.. Представляешь, сколько времени надо, чтобы построить такую одежду… А на ногах-то, на ногах-то что!

Я невольно опустил глаза, чтобы посмотреть, что же это у меня такое на ногах. Но ничего особенного не заметил – ну джинсы, ну носки, ну кроссвовки. Ну и что?! Однако этот мой взгляд не прошел незамеченным.

– Глянь-ка, он нас слышит!..

– С чего ты взял? Не может он нас слышать! Сквоты не слышат фейри, если те обращаются не к ним… И не видят.

– А если… Если это этот… ну, кто-нибудь другой?!

– Опять ты со своими легендами! Ну кто другой?! Кто, говори, – Шепоток звучал насмешливо, и в то же время в нем сквозила неуверенность и страх.

– А что, по-твоему легенды врут? Тогда вспомни, как побежал тот сквот с дубинкой, может сквот бегать с такой скоростью?..

Несколько шагов меня сопровождала тишина, едва разбавленная тихим бессловесным шорохом листьев под ногами. А затем разговор возобновился:

– Ну, этот-то точно сквот… – раздалось из-под моей правой ноги, впрочем, без особой уверенности.

– А давай попробуем его напугать. И посмотрим, как он бегает… – быстро предложили из-под левой.

– Ага! А потом Маулик нас напугает и посмотрит, как мы бегаем! – немедленно остудили экспериментаторский пыл из-под правой, – И потом, нам сказано – наблюдать и докладывать, вот и будем наблюдать и докладывать!

И снова наступило молчание. Мне нестерпимо хотелось спросить, кто такие сквоты, и почему они бегают как-то по особенному, однако я понимал, что вряд ли получу ответ.

Лес между тем загустел. Появился какой-то черный, лишенный листвы, подлесок, цеплявшийся за джинсы и куртку нехорошими колючками. Едва заметная тропинка, на которую я выбрался около часа назад, стала медленно, но неуклонно забирать вверх, на полого поднимавшийся холм. Внезапно резко стемнело, как будто перед грозой, однако небо оставалось чистым.

Тропинка как раз огибала огромный, страшный, ползучий куст, усаженный двухсантиметровыми стальной твердости колючками, так что мое внимание было полностью поглощено необходимостью уберечь свою одежду от этого неизвестного мне представителя флоры. А когда я миновал злосчастный куст и поднял глаза, то увидел, что посреди тропы, перегораживая мне дорогу, стоит темная высокая фигура, укутанная с головы до пят в какую-то бесформенную одежду типа свободного плаща с капюшоном. Ни одного цветного пятна не оживляло ее черноту, и только из-под надвинутого капюшона, в том месте, где на лице должны располагаться глаза, слабо тлели два багровых уголька.

Фигура была совершено неподвижна и, тем не менее, излучала некую угрозу. Я по инерции последний раз шаркнул подошвой по палой листве и услышал из-под нее слабый шепоток:

– Ну, сейчас начнется…

Невольно бросив быстрый взгляд себе под ноги, я увидел, как из-под моей правой ноги в тень придорожного куста пырскнул небольшой зверек… Нет, скорее это был крошечный человечек! Во всяком случае передвигалось это существо на двух нижних конечностях и при этом нелепо размахивало двумя верхними. Оно было покрыто серовато-бурым мехом, который на крохотной голове приобретал вид стоящего торчком зеленоватого хаера. В самый последний момент перед тем, как эта крохотуля исчезла за кустом, я разглядел, что на ней было надето что-то вроде коротеньких штанишек или семейных трусиков. Это стало последней каплей, и я истерично расхохотался.

Не могу с точностью сказать, сколько времени я веселился, но этот смех, наверное, спас мой рассудок. Подумайте сами – повстречать посреди областного города малорослого Змея Горыныча, затем неизвестно каким образом оказаться в незнакомом синем лесу, затем выслушать непонятный диалог собственных стареньких кроссовок, затем узреть какого-то средневекового монаха с багровыми фонариками вместо глаз и в заключении обнаружить… мышь величиной с зайца в трусах и с зеленым хаером на голове, улепетывающую на задних лапах! Представьте себя на мое место, и я не сомневаюсь, что вы немедленно отправитесь на консультацию к психиатру!

Когда я отсмеялся, моя нервная система, худо-бедно, пришла в норму. Вернее, я просто махнул на себя рукой, но мне стало интересно досмотреть этот бред до конца. Потому я снова поднял глаза на стоявшую неподвижно фигуру и с неожиданным высокомерием спросил:

– Может быть вы все-таки меня пропустите?..

Ответа я не получил и через пару секунд молчания иронично поинтересовался:

– Ты живой или как?..

И снова последовало молчание. Впрочем, не знаю каким образом, но я почувствовал, что угроза, исходившая от этой фигуры по первоначалу, стала быстро исчезать. На ее место приходила некая заинтересованность. Темная фигура даже вроде бы слегка наклонила свою голову, как будто разглядывая меня с неким интересом. Тогда я снова решился на еще один вопрос:

– Прошу прощения за назойливость, но может быть вы подскажете мне, как добраться до ближайшего населенного пункта?

Однако фигура снова промолчала.

Подождав с минуту, я пожал плечами и начал прикидывать с какой стороны мне лучше обойти этого… «черного монаха», но тот неожиданно повернулся ко мне спиной и медленно поплыл над тропой прочь от меня. Я уже было обрадовался, что меня наконец пропустили, и вдруг явственно услышал как мне предлагают следовать за моим новым глухонемым знакомцем. Хотя сказать «услышал» было бы большой натяжкой, скорее я почувствовал этот приказ каким-то новым, доселе неведомым мне образом.

Я еще раз пожал плечами и двинулся следом, решив, что в конце концов лучше иметь хоть какого-то проводника, чем бродить по незнакомому лесу в одиночку.

Следуя за своим неразговорчивым проводником, я прошагал еще около получаса. Лес становился все более темным. Холодало. Видимо в этой местности наступал вечер.

Фигура, молчаливо плывшая в пяти шагах впереди меня, неожиданно остановилась. Тропу в этом месте перегораживал здоровенный темно-серый валун. Я тоже притормозил, не желая наступать на подол черного плаща. Мой проводник обернулся ко мне, и еще раз бросил в мою сторону настороженный багровый взгляд. Затем он снова повернулся к камню, и неожиданно произнес, нет, пропел, несколько слов на совершенно непонятном мне языке. Валун дрогнул и, сминая траву, медленно откатился вбок, открывая темный вход в подземелье. Мой провожатый не оглядываясь шагнул в темноту открывшейся пещеры, а я, как привязанный, плохо понимая что делаю, двинулся за ним следом.

Не сделав и пяти шагов по плотно утрамбованному песчаному полу, я услышал, как за моей спиной раздался тихий шорох, и понял, что валун встал на свое место, отгородив меня от мира. В подземелье сразу наступила полная темнота, однако заблудиться здесь было невозможно, потому что подземный ход, по которому я медленно двигался, был достаточно узок и не имел ответвлений. Я не торопился, опасаясь натолкнуться в темноте на своего провожатого, а этого мне почему-то очень не хотелось. Впрочем мои глаза достаточно быстро привыкли к темноте и я стал различать сгусток черноты, плывший впереди, а затем и небольшие, странно мечущиеся тени между мной и моим провожатым.

Видимо, темнота обострила мои чувства, потому что я отчетливо слышал тихое перешлепывание быстрых шажков, еле различимое сопение и пыхтение, иногда раздавалось хихиканье и перешептывание. Я ощущал странные ароматы, плывшие мимо и дразнившие меня своей неуловимостью – ни один из запахов мне не удалось узнать, хотя среди них было и что-то цветочное, и нечто напомнившее мне кухню. В какое-то мгновение моего носа коснулось страшное зловоние, однако в следующую секунду оно растворилось, оставив после себя нечто невообразимо приятное. Иногда я чувствовал чьи-то легкие касания. Меня трогали за руки, гладили по лицу, дергали за куртку, но все это вполне можно было принять за слабое дуновение ветра или случайно задетый рукавом камень… если бы не этот чуть слышный заливистый смех, звучавший после каждого прикосновения.

Мне вдруг вспомнились прочитанные давным-давно легенды о скрывавшемся под холмами народце, веселом и проказливом, заманивавшим к себе доверчивых людей. Помниться, одна ночь под таким холмом равнялась многим годам на поверхности земли.

Наконец мое путешествие по этому подземному ходу закончилось, и я оказался в довольно большой пещере, слабо освещенной багровыми угольями, тлевшими прямо посреди чистого каменного пола в обложенном большими камнями очаге.

Рядом с этим неказистым источником света и тепла лежала большая, гладкая прямоугольная плита. Мой провожатый кивком указал на эту плиту, словно предлагая мне присесть, а когда я опустился на оказавшийся неожиданно теплым камень, он протянул мне невесть откуда взявшуюся в его руке тяжелую каменную чашку.

Я послушно взял предложенную посуду и за неимением столовых приборов запустил в нее пальцы. Внутри лежала некая пахучая, немного липкая масса, оказавшаяся смесью каких-то вяленых фруктов и дробленых орехов. Пока я поедал предложенный ужин, мой провожатый, а, может быть, хозяин этого укромного местечка, неподвижно стоял напротив меня по другую сторону очага и молчал, то ли разглядывая меня, то ли о чем-то раздумывая.

Через несколько минут я отставил опустошенную чашку в сторону и совсем уже собрался задать один из занимавших меня вопросов, как вдруг ощутил странную, неодолимую усталость. Мои руки и ноги отяжелели, глаза начали слипаться, а голова прямо-таки упала на грудь. Я еще успел додумать горькую мысль «Отравили, гады…» а потом мне стало все безразлично – я понял, что если сейчас же не лягу, то вполне могу просто помереть! Потому я, не обращая внимания на вросшую в пол неподвижную черную фигуру, улегся на своей плите, чуть поерзал, устраиваясь поудобнее, поворчал про себя, что хозяин мог бы дать мне подушку, и… заснул.

Всю ночь мне снилась какая-то дичь! Впрочем подробностей своего сновидения я совершенно не помню, хотя оставшееся от сна общее впечатление было мерзопакостным! И еще, в течение всего моего сна я слышал какой-то настойчивый шепот. Мне что-то усердно, безостановочно втолковывали, вдалбливали, внушали.

Проснулся я с тяжелой головой и не сразу понял, где нахожусь. Вокруг царила кромешная тьма, которой в моей однокомнатной квартире никогда не бывает, поскольку прямо в мое окно рвется неоновая реклама бывшего продмага, который новые владельцы обозвали супермегамаркетом. Сердечко мое замерло, потому как я решил, что меня, возвращавшегося в нетрезвом состоянии от Витьки Козлова, забрали в отделение. Я успел дать зарок больше никогда не мешать водку с пивом и не слушать Козла, когда он твердит, что водка без пива – деньги на ветер, но тут в окружающей меня тьме проклюнулся слабый лепесток огня. Я, привыкший к мгновенным вспышкам включаемого электричества, ужасно удивился, но огонек быстро разгорелся до размеров факела и высветил голые каменные стены, каменную плиту, служившую мне ложем и черную фигуру, неподвижно стоявшую напротив моей постельки, по другую сторону холодного очага. В этот момент я вспомнил, где нахожусь и как сюда попал.

Черная фигура шевельнулась, и из-под надвинутого капюшона в мою сторону снова блеснули два багровых отблеска. А потом я услышал голос, задавший на чистом русском языке совершенно непонятный вопрос:

– Рассказывай сквот, как ты попал в заповедник Демиурга и что здесь делал?

Я быстро осмотрелся. В пещере никого кроме меня и этого типа в черном не было, и тем не менее я довольно глупо спросил:

– Вы меня спрашиваете?

– А разве здесь еще кто-то есть?.. – вполне резонно ответил мой собеседник, но этот ответ почему-то меня разозлил.

– Вот именно, что нет! И мне непонятно, почему вы мне «тычете» и обзываете нехорошими словами?! В конце концов, я к вам в гости не набивался, вы сами меня зазвали!

– Я тебя никак не обзывал… – начала было оправдываться фигура, но я не дал ей развить мысль.

– Да?! Значит, милое словечко «сквот» означает «самый хороший во всем мире»?

Несколько секунд фигура молчала, то ли в растерянности от моей наглости, то ли обдумывая мои слова, а потом прежним невозмутимым тоном задала совсем уж нелепый вопрос:

– Почему ты считаешь себя самым хорошим сквотом во всем мире?

Признаться, я несколько растерялся, обычно мои глубокомысленно-иронические замечания выбивали собеседника из колеи, но на это раз мне попался весьма твердокожий субъект. А может он просто «не догонял»… Посему я решил на этот идиотский вопрос дать совершенно правдивый ответ:

– Я вообще не считаю себя сквотом, хотя, должен признаться, что действительно считаю себя самым хорошим в мире.

– Кем? – немедленно спросил черный.

– Что – кем? – мгновенно переспросил я.

– Ты сказал, что не считаешь себя сквотом, тогда кем ты себя считаешь?

Вот так! Либо «сквот», либо… Однако, мне почему-то очень не понравилась эта кличка, посему я довольно напыщенно представился:

– Я – журналист, специальный корреспондент областной газеты! – и тут же задал свой очередной вопрос, – С кем имею честь?..

Из-под капюшона снова полыхнуло багровым светом, но на мой вопрос хозяин пещеры отвечать не стал. Вместо этого он произнес:

– Я не знаю живого существа, которого называли бы «журналист». Тем более – «специальный корреспондент областной газеты». По-моему это твоя выдумка. Я только не понимаю, почему ты скрываешь свою видовую принадлежность. Если ты сквот, можешь спокойно это сказать, тем более, что это и так видно. Поскольку ты явно не фэйри и не Тень, значит ты можешь быть только сквотом.

– А я не знаю, кто такие эти сквоты, – резонно возразил я, – Тем более никогда себя к ним не причислял. Я самый обычный человек, хотя и с высшим журналистским образованием.

При этих моих словах закутанная в черное фигура откачнулась назад, словно ее ударили в грудь, а следующие слова прозвучали со странным напряжением:

– Ты не можешь быть Человеком! Этот мир слишком юн, чтобы в нем мог появился Человек!

– И тем не менее, этот человек появился, – со всем доступным мне сарказмом ответил я, – Причем, как мне кажется не один!

Снова черная фигура качнулась при слове «Человек», но на этот раз в прозвучавших словах чувствовалось облегчение:

– Ты что-то путаешь, существо, называющее себя Человеком-журналистом, в этом мире не наберется и десяти миллионов живых существ. Всех живых существ, – особо подчеркнул Маулик, – И среди них нет ни одного Человека!

Он сказал это с такой уверенностью, что я несколько растерялся:

– Это почему же?..

– Я же уже сказал, что этот мир слишком юн. Человек в нем еще не появился.

– Но я-то – человек!

– Ты в этом уверен?

Я-то был уверен, но по законам логики, после моего утвердительного ответа на столь прямо поставленный вопрос, последовала бы просьба представить доказательства моего человеческого существа, а какие я мог представить доказательства этому чудаку, не верящему в существование людей?! Поэтому я осторожно перевел разговор в иную плоскость:

– Очень жаль, что людей в этом мире, как ты утверждаешь, нет, хотелось бы встретить привычные лица. Однако, кто тогда те десять миллионов живых существ, которые здесь живут? И кто, в конце концов, ты сам?!

Очень долго мой собеседник ничего не говорил. Он продолжал стоять совершенно неподвижно, не то о чем-то раздумывая, не то просто внимательно разглядывая меня своими странными, багрово святящимися глазами. А потом он заговорил:

– Хорошо, странное существо, называющее себя Человеком-журналистом, я расскажу тебе об этом мире. Может быть тогда ты вспомнишь, кем ты на самом деле являешься!

Тут он плавно развернулся и принялся медленно прохаживаться вдоль стены пещеры, рассказывая на ходу лекторским тоном:

– Наш Мир, как я уже говорил, существует совсем недолго. В момент создания он, как и любой другой мир, был населен самыми различными существами, способными выжить в его условиях. Я не буду перечислять тебе все виды живых существ, тем более, что некоторые из них уже вымерли. Сегодня самыми многочисленными среди обитателей нашего мира считаются сквоты, гномы, лешие и кикиморы, гоблины оседлые и проблудные, каргуши, гвельфы, медведи, волки, олени, кабаны, птицы летающие и плавающие, рыбы плавающие и ползающие, пресмыкающиеся…

Я понял, что это перечисление может затянуться и постарался мягко его сократить:

– Насекомые меня не интересуют…

Рассказчик на секунду замолчал, а потом продолжил, как ни в чем не бывало:

– Дикие, неразумные существа живут в соответствии с заложенным в них инстинктом. Существа наделенные разумом живут в соответствии с уровнем их разумности. Сквоты, например, расселяются по всему миру, живут большими и малыми группами, строят себе жилища из разных материалов, обрабатывают дерево, металлы, камень, кожу. Выращивают себе пищу или добывают ее охотой…

Это довольно нудное перечисление начало навевать на меня тоску, а потому я очень похожим говорком продолжил:

– Дерутся, напиваются пьяными, организуют войны, воруют, грабят, любят, родят детей…

Пропагандист из местного отделения общества «Знание» остановился и замолчал, явно прислушиваясь к моим словам, а потом своим безразличным голосом констатировал:

– Значит ты вспомнил…

– Что вспомнил? – поинтересовался я.

– Что ты – сквот…

– Да то, что ты рассказываешь про своих сквотов, можно один к одному повторить про… человеков! – воскликнул я, – Может просто ты людей называешь сквотами, а кроме этого между ними никакой разницы и нет?!

– Нет, между человеками и сквотами имеется существенная разница! – возразил мой собеседник и неожиданно замолчал.

Его странное молчание длилось довольно долго, словно он о чем-то задумался, а потом снова заговорил:

– Так и быть, я познакомлю тебя с… началами Начал!

Он снова умолк, но теперь его молчание было совсем недолгим.

– Все живые существа различны, ибо различны комбинации первичных Начал, заложенных в них, – он явно продолжил свою лекцию, только сменил тему, – Первичные Начала – тело, инстинкт, магия, разум, дух. Дикие животные состоят из тела, инстинкта и магии, маленький народец или фейри– из тела, разума и магии, сквоты – из тела, инстинкта и разума, Человек – из тела, разума и духа. Теперь тебе понятно различие между Человеком и сквотом?..

– Понятно, – задумчиво протянул я, – Но разве инстинкт и разум не взаимоисключающие начала, и разве дикие животные обладают магией? А кроме того, из твоих слов вытекает, что человек не способен владеть магией!

– Дикие животные владеют магией инстинктивно и инстинктивно пускают ее в действие. Человек, обладая духом, может творить такие чудеса, на которые не способна никакая магия. Только для этого человек должен возвыситься духом до чуда, а это удается далеко не всем. Зато, если Человеку однажды удается сознательно сотворить чудо, это знание остается у него навсегда.

– А сквоты, значит, единственные кто не способен ни на чудо, ни на обыкновенную магию? – чуть иронично поинтересовался я.

– Сквоты – предтечи людей, – качнулся вперед мой собеседник, – Магию они переросли, а духа, души, еще не имеют. Посему ты прав – они единственные, кто не способен на настоящие чудеса, хотя многие из них постоянно предпринимают попытки овладеть магией фэйри. Разум их отточен до предела, вот они и пытаются овладеть магией с его помощью.

– И когда же по твоему эти «предтечи» станут людьми?

В моем вопросе явно сквозила насмешка, но мой лектор не обратил на нее внимания. Его ответ был столь же серьезен, как и все предыдущие объяснения:

– Они станут человеками, когда обретут душу!

– И как же мы об этом узнаем? – я уже почти откровенно улыбался.

– Когда сквот станет Человеком, из этого мира уйдет Демиург, а его место займет Бог!

Вот тут моя усмешка увяла, у этого странного обитателя странной пещеры была разработана весьма стройная система миропостроения, замешанная на весьма необычной философии. Это следовало обдумать в спокойной обстановке, желательно у себя дома, лежа на любимом диване. Но до любимого дивана еще надо было добраться!

– У тебя есть еще вопросы? – вывел меня из задумчивости монотонный голос моего хозяина.

– Да, последний, – встрепенулся я, – Прости за прямоту, но мне не понятно, к какому виду живых существ ты относишь себя?

– Я не отношусь к живым существам… – спокойно прозвучал его, вновь ставший равнодушным голос.

– Как это?! – опешил я.

– Если бы ты был внимателен, ты бы усвоил, что любое живое существо обладает телом, – спокойно пояснил он, – А я этой составляющей лишен. Поэтому я не могу относить себя к живым существам.

– А что же я вижу перед собой, если не… твое тело?!

– Ты видишь Тень.

– Тень?.. И кто же ты тогда?

– Я – Тень…

– Чья тень?..

– Ничья… Просто – Тень…

Я смотрел на темную фигуру, посверкивающую багровыми глазницами из-под надвинутого капюшона и не знал, что сказать.

– Если у тебя больше нет вопросов, я хотел бы задать свой… – вновь раздался безразличный голос Маулика.

– Задавай, – согласился я, – Постараюсь ответить так же правдиво, как это сделал ты.

И тут он вернулся к началу нашего разговора:

– Откуда ты родом, сквот, называющий себя Человеком – журналистом – специальным корреспондентом, как попал в мой заповедник, и что собирался в нем делать?

Теперь уже я долго-долго смотрел на неподвижную темную фигуру, размышляя, стоит ли мне продолжать называть себя человеком, или, может, ну его! Назовусь сквотом, раз здесь и людей-то еще нет!

И в тот же момент я услышал собственный, наполненный холодной яростью голос:

– Слушай Тень по имени Маулик, Я последний раз тебе говорю, что я – Человек! Если ты еще раз усомнишься в моих словах, я найду способ вбить их в твою тупую башку! Что касается заданного вопроса, то, принимая во внимание твой рассказ об этом Мире, я могу сказать, что попал сюда из совершенно другого Мира. Как – сейчас не важно. Важно то, что мне необходимо вернуться обратно, но перед этим я должен найти другого человека, появившегося здесь дня четыре назад… Если, конечно, время в наших мирах течет одинаково. Либо ты поможешь мне в моих поисках, если ты способен оказать такую помощь, либо я обойдусь своими силами…

На этот раз Маулик не стал убеждать меня в том, что я не могу быть человеком. Он долго молчал, чуть покачиваясь из стороны в сторону, словно темный сгусток тумана, а потом задал своим лишенным интонаций голосом вопрос, на первый взгляд никак не относящийся к произнесенной мной отповеди:

– Откуда тебе известно мое имя?

Я высокомерно усмехнулся в ответ:

– Просто я слышал о чем болтали твои… мыши.

– Какие мыши?

– Какие мыши?! – переспросил я довольно резко, – Те самые, которые по твоему приказу следили за мной, когда я шел по лесу! Они там много чего наболтали, в том числе и то, что тебя зовут Маулик?!

– Ты слышал каргушей?

В этом вопросе не было ни капли удивления, хотя мои слова, без сомнения должны были удивить это странное существо.

– Если каргушами ты называешь небольших серых существ, бегающих на задних лапах и наряженных в длинные трусы, то я их не только слышал, но и видел!

Мой ответ был переполнен сарказмом и насмешкой, но и он не смог выдавить хоть какое-то подобие чувства из моего собеседника. Его следующая фраза была произнесена все с тем же безразличием:

– Значит ты не сквот. Ты – маг, фейри…

Это не было вопросом, просто Маулик констатировал факт. Однако я снова не согласился с ним:

– Никакой я не маг! Еще не хватало, чтобы меня относили к этим… шарлатанам!..

И тут же мое журналистское воображение подсказало мне, как стали бы веселиться ребята в редакции, если бы я поместил объявление типа «Потомственный маг обеих магий, гарантирует стопроцентный любовный приворот или отворот по желанию клиента». Я даже фыркнул от возмущения.

– Почему шарлатан?.. – словно бы про себя пробормотал Маулик, а затем снова обратился ко мне, – Если ты не маг, как тогда ты смог увидеть и услышать моих каргушей?..

И тут мне в голову пришла интересная мысль, я решил достать его его же собственными рассуждениями… или «Началами». Пусть поймет, что имеет дело с хомо… это… разумным!

– Тебе уже было сказано, что я не маг, не сквот, не фейри! Я – Человек, а значит, по определению, обладаю душой, духом и потому способен, по твоим собственным словам, творить такие чудеса, на которые не способна никакая магия.

И снова в пещере повисло молчание. И снова оно было достаточно длительным. Наконец, тень снова подала голос:

– Я должен обдумать твои слова. Когда я приму решение, я сообщу его тебе. А пока ты можешь быть моим гостем…

Тень колыхнулась, медленно поплыла к искристой гранитной стене и бесшумно всосалась в нее. Как только она исчезла, в пещере вспыхнул яркий свет. Казалось, засветился сам воздух, поскольку источников этой иллюминации, кроме оставшегося потрескивать на стене факела, видно не было. От неожиданности я зажмурился, а потом снова осторожно открыл глаза и огляделся.

Пещера, в которой я находился, была очень велика. Как оказалось, приютившая меня каменная плита располагалась рядом с одной из стен. Противоположная стена была в не менее чем сорока метрах. Пол пещеры представлял из себя неправильный многогранник, но был достаточно ровным и чистым, хотя кое-где валялись мелкие обломки камня Стены пещеры в нескольких местах имели разной высоты проходы, однако свет в них не проникал, так что куда они вели было не ясно. Во всяком случае дневного света ни в одном из этих темных выходов видно не было. Потолок пещеры поднимался метров на десять-пятнадцать и, на первый взгляд, был совершенно монолитным.

Несколько минут я разглядывал свои апартаменты, и вдруг откуда-то снизу раздался вежливый голосок:

– Завтракать будешь, или ты на диете?..

Я быстро опустил глаза и увидел, что прямо на полу, возле моей ноги, прислонившись спиной к небольшому камушку, сидел тот самый субъект, которого я видел вчерашним вечером… Хотя нет, это был другой субъект, из той же самой породы, которую Маулик назвал каргушами. Другой, потому что его пышный хаер был оранжевого цвета, а пикантные короткие трусики спортивного типа по тону соответствовали прическе. Не дождавшись от меня ответа, каргуш недовольно повел носом и несколько раздраженно поинтересовался:

– Ты что, глуховат, илине понимаешь простых слов? Завтракать… ням-ням, будешь?!

И он, помахав лапой перед своим усатым носом, принялся интенсивно пережевывать собственный язык. Его остроносая мордочка стала при этом настолько уморительной, что я не удержался от улыбки.

Увидев, что я заулыбался, каргуш вскочил с пола и возмущенно заорал:

– А чего ты, собственно говоря, ощерился?! Я что, фокусы показываю или выгляжу клоуном?! Мало того, что эта белобрысая дылда на вопросы не отвечает, так он еще и надсмехается!

– Ну что ты орешь? – примирительно проговорил я, – Мне и в голову не приходило кого-то обижать. И улыбнулся я совершенно непроизвольно…

И я снова улыбнулся.

Каргуша после моих слов, а в особенности после новой улыбки буквально затрясло. Его передние лапки сами собой сжались в кулачки, глазки зажглись багровыми угольками, хаер распушился, а серая шерстка на загривке поднялась дыбом.

– Так ты все что я говорил прекрасно понимал, и специально молчал, чтобы вывести меня из себя!!! Да я тебя!!!

– Ты не драться ли собрался?! – изумился я и едва удержался от того, чтобы не расхохотаться.

– Ах ты!.. Ну, погоди! – яростно прошипел каргуш и мгновенно исчез, словно его и не было.

– За рогаткой побежал, – раздался спокойный голосок позади меня, – И разрывную гальку наверняка прихватит…

Я быстро оглянулся. Возле моего каменного ложа стоял еще один каргуш, на этот раз точно тот, которого я видел накануне. Его зеленый хаер и длинные темные трусы мне хорошо запомнились.

– Так он все-таки обиделся? – огорченно спросил я.

– Скорее рассвирепел, – спокойно ответил каргуш, – Фока всегда свирепеет, когда ему не отвечают. Он почему-то считает, что когда он к кому-то обращается, тот должен немедленно ответить. Молчание Фока расценивает, как вызов – его, мол, демонстративно не желают замечать, намекая на его малый рост.

Каргуш совсем по-человечески пожал плечиками и добавил:

– Вот теперь он за рогаткой побежал…

– А зачем ему рогатка? – поинтересовался я.

– Войну тебе объявлять, – пояснил каргуш.

– Войну?! Мне?! – удивленно воскликнул я, – Да почему?!

– Ну, ты же его оскорбил. Если бы Маулик не запретил тебя трогать, Фока тебя на месте бы загрыз, а так он вынужден официально объявить тебе войну и истребить тебя по всем правилам военного искусства и международной дипломатии.

Я, честно говоря, не слишком испугался, услышав о намерениях моего нового оранжевоволосого знакомца, выглядел он как-то не слишком страшно. И все-таки мне не хотелось начинать свое знакомство со здешними порядками и обычаями с объявления войны… мышке. Эти каргуши все больше ассоциировались у меня с земными мышами или, скорее, с их увеличенными мультипликационными подобиями.

– И что, предотвратить начало военных действий никак нельзя?

– Ну как его можно предотвратить, если Фока заявится с рогаткой? – самым безразличным тоном ответит зеленый хохол, однако в его интонации я почувствовал скрытую смешинку. Видимо он решил, что напугал меня своим Фокой и его рогаткой. Вот этого я стерпеть никак не мог, поэтому я нахмурился и резко сменил тембр голоса:

– Ну что ж, война, так война! – проговорил я суровым мужским баритоном, – А ля гэрр, ком а ля гэрр! Придется твоего дружка проучить, сбить с него, так сказать, излишнюю воинственность!

Тут я заметил, что субъект, к которому была обращена моя грозная милитаристская речь, тоже исчез.

Я еще раз огляделся, подумал с досадой, что напрасно ввязался в спор с этим оранжевоголовым коротышкой и остался без завтрака, а затем, от нечего делать двинулся в сторону ближайшего выхода.

Чем ближе я подходил к этому темному проему, тем более странным он мне казался. Ярко освещенная, искрящаяся гранитными блестками стена, в этом месте была матово черной, словно весь свет, падающий на нее полностью ею и поглощался. Не отражалось ни кванта.

Наконец я остановился прямо напротив этого странного пятна Действительно, никакого прохода здесь не было, но не было и гранита стены, вместо горной породы в этом месте располагалась какая-то… пустота. Я пытался убедить себя, что это некий занавес черного бархата, или какой-то черный лишайник, покрывший выглаженную стену – ничего не получалось. Все мое существо было проникнуто убежденностью в том, что я вижу именно пустоту… ничто, причем ничто куда-то ведущее!

Я медленно, осторожно протянул руку, собираясь коснуться этой странной черноты, и тут же у меня за спиной раздался уже знакомый голосок:

– А вот этого делать не надо!

Я тут же отдернул руку и не оборачиваясь спросил:

– Почему?

– Потому что тебя выкинет отсюда через этот переход, а куда ты попадешь… если вообще куда-то попадешь, неизвестно. И где мы тебя потом разыскивать будем?..

Я медленно обернулся. Позади снова маячила знакомая мышиная фигурка с зеленым хохолком на голове.

– Ты хочешь сказать, что не знаешь, куда ведет этот… тоннель?

– А этого никто не знает…

– Вот как?.. Почему?

– А потому что все эти выходы блуждающие… Один Демиург знает где этот выход окажется в следующий момент…

– Ага…

Я еще раз с гораздо большим интересом осмотрел черный портал, а потом перевел взгляд на малыша и с некоторой ехидцей поинтересовался:

– А куда это ты пропал?..

– Да никуда… – совсем по-человечьи пожал он плечиками, – Ты ж колдовать начал, вот я и… схоронился, от заклятья подальше.

– Я начал колдовать? – удивленно переспросил я.

– Конечно, – каргуш почесал нос, – Я сразу понял, как только ты начал непонятные слова выговаривать.

Я быстренько припомнил, чего это я такого непонятного наговорил, но кроме французской поговорки произнесенной на чистом русском языке ничего не припомнил. Значит именно эти «непонятные слова» так напугали моего милого, дружелюбного каргуша!

Я было собрался его успокоить по поводу «непонятных слов», но в этот момент наш спокойный познавательный разговор был прерван самым беспардонным образом, самым безобразным воплем:

– А! Он сбежать пытался, да ничего не получилось! Что, не принял тебя переход?! Ну, теперь ты попался!

Посмотрев в направлении этого вопля, я обнаружил, что вернулся рыжеволосый задира. Он стоял, чуть пригнувшись шагах в шести от меня, причем в его передних лапах было зажато странное сооружение собранное из… палок и веревок. Разглядеть это устройство целиком мне было довольно сложно из-за его малого размера, но я прекрасно видел пристроенную сверху деревянную ложку, с одного конца прикрученную к конструкции каким-то толстым жгутом, а с другого придерживаемую каргушиной лапой. В черпачке этой ложке покоилась… маленькая звездочка!

Я не отрываясь смотрел на это сияющее чудо, а каргуш тем временем вещал самым напыщенным тоном:

– Ты, непомерно наглый, длинный, грязный, вонючий, необразованный, неотесанный, грубый, мерзкий, очень нехороший и глупый сквот обнаглел до такой степени, что посмел нанести мне смертельное оскорбление! Я, благородный каргуш и рода ярко-красных каргушей, отличающихся мягкостью, покладистостью, честностью, правдивостью, миролюбием, приятной внешностью, объявляю тебе войну не на жизнь, а на смерть и заявляю, что не успокоюсь до тех пор, пока твое вонючее длинноногое тело не будет зарыто на самом позорном кладбище Поля Скорби!

Здесь он приостановился, сделал новый глубокий вдох и закончил:

– Я делаю первый выстрел в этой войне!

Он вдруг страшно ощерился и отпустил край ложки. Та, сухо щелкнув, мгновенно развернулась вокруг прикрученного конца, и выбросила сверкающую звезду прямо мне в лицо.

В следующий миг я совершенно непроизвольно выбросил руку вперед и… буквально выхватил это сверкающее чудо из воздуха, не дав ему разбиться.

Звездочка довольно сильно ударила меня в ладонь, однако никакого серьезного ущерба мне не причинила. Я поднес зажатый кулак к лицу, осторожно разжал пальцы и принялся с наслаждением рассматривать свою добычу. Она была прекрасна!

С секунду в пещере стояла благостная тишина, после чего раздался не то стон, не то писк, и на пол упало что-то нетяжелое.

Я вынужден был оторваться от созерцания своей мягко мерцающей световыми переливами звездочки и посмотреть, что там еще происходит.

Рыжеволосый агрессор Фока лежал навзничь на полу, рядом с ним валялось его метательное устройство, судя по всему, несколько попорченное падением на камень. Над распростертым телом стоял второй каргуш и задумчиво рассуждал сам с собой:

– Я ведь его предупреждал, чтобы он не связывался с этим странным сквотом… Я ему говорил, что этот странный сквот владеет магией… Вот не послушал меня, теперь валяется… И рогатку сломал, общую! Что мы теперь без рогатки делать будем, если нам войну объявят?!

И тут Фока, не открывая глаз, явственно ответил на размышления своего товарища:

– Да починю я рогатку, – и жалостливо добавил, – если меня этот сквот не прикончит…

Каргуш с зеленым хаером на башке перевел задумчивый взгляд на мою персону и увидел, что я за ним наблюдаю. Фока, не получив ответа на свою жалостливую реплику, приоткрыл один крошечный глаз и тоже выжидающе уставился на меня.

– Мне кажется, он не собирается тебя приканчивать, – рассудительно заметил зеленоволосый каргуш, а я презрительно сморщил нос и с отвращением произнес:

– Не имею привычки обижать маленьких… Хотя тебя, Фока, надо бы было поставить часика на два в угол, за твои милитаристские выходки. Ишь ты, манеру взял, чуть что за рогатку хвататься!

После сей назидательной фразы, я любовно уложил пойманную мной звездочку в нагрудный карман своей куртки.

– А ты сам-то, ты сам-то… – начал бурчать Фока, поднимаясь с пола, но вдруг замолчал, а потом неожиданно спросил:

– А в угол-то зачем меня ставить?

– А для наказания, – наставительным тоном пояснил я.

– Да-а-а! – немедленно заверещал Фока, – Это как же это так получается, ты меня оскорбил, так меня же еще и наказывать?!

– Чем это я тебя оскорбил? – в тон ему поинтересовался я.

– А кто молчал, когда ему задавали вполне невинный вопрос? Скажешь я? Да еще и оскорбительно ухмылялся в придачу?!

– А ты сразу и с рогаткой кидаться! Да может я просто онемел от удивления. Или ты считаешь, что человек не может удивиться, впервые увидав такое удивительное существо, как каргуш?..

И тут я замолчал, поскольку оба моих новых знакомца в явном испуге медленно попятились от меня, затем разом повернулись ко мне спиной и… исчезли!

– Вот те раз! – вслух удивился я, – А еще на завтрак приглашали…

Я в который раз оглядел пещеру, но каргушей нигде не было.

Правда на этот раз я удивился не слишком, мне почему-то показалось, что они непременно вскорости появятся.

Так и получилось – не прошло и пары минут, в течение которых я успел осмотреть еще один темный переход, как позади меня послышался удивительно робкий голосок оранжевоволосого Фоки:

– Слушай, ты зачем нас так пугаешь?

Я быстро обернулся, но заметить успел только мелькнувшую у одного из камешков огненную шевелюру.

– Чем же я вас так напугал? – спросил я у этого камешка.

– Ты же сказал, что ты Человек! – донесся дрожащий голос с совершенно другой стороны.

– Ну, да, я – Человек, и что в этом страшного?! – удивился я.

– Ты что, в самом деле не знаешь? – удивленно раздалось за моей спиной, – Тогда какой же ты Человек, если не знаешь того, что знает любой сквот?!

– Вот что, ребята, – решительно заявил я, – Давайте-ка возвращайтесь, и займемся завтраком, который вы мне так давно обещали, что он уже стал обедом. А за едой вы мне расскажите, чем вас так пугает человек…

И тут я услышал еще один короткий, но чрезвычайно познавательный диалог двух ученых каргушей.

– Слушай, а чего мы, в самом деле, так напугались? В конце концов, мы в пещере Маулика, а здесь человеческое колдовство вряд ли обретет настоящую силу!..

– Ага, теоретик, ты видел, как он поймал мою гальку?! Какая еще сила ему нужна, если разрывная галька сама прыгает ему в руку!

– Ну-у-у… это же он защищался, а для нападения нужна другая сила…

– Ты уверен?!

– … Нет…

– Вот и я «нет», а пробовать я не хочу.

– Да, но мы должны его накормить… Нам же приказано…

– Да?! А меня не предупреждали, что я должен кормить завтраком ЧЕЛОВЕКА!!! Вдруг ему не захочется жевать орехи с медом и пить затируху, и он решит попробовать свежеосвежеванных каргушей?!

– Да он даже не знает, что такое – Человек! В общем, ты, как хочешь, а я с ним… позавтракаю!

И прямо у моих ног образовался кургуш с зеленым хаером на голове. Передние лапы он вызывающе держал в карманах своих трусов и при этом воинственно посверкивал глазенками.

– Значит, говоришь, Человек?! – пропищал он, – Ну пошли… есть, Человек.

Он повернулся ко мне спиной и направился к противоположной стене пещеры. Короткая темная шерсть на загривке каргуша поднялась дыбом, во всем его облике, ощущалось явная тревога, если не сказать – паника, и тем не менее он двигался нарочито медленно и не оборачивался.

Я последовал за ним, пытаясь понять, почему само слово «человек» настолько пугает этих не трусливых, в общем-то, существ, но никакого приемлемого объяснения не находил.

В стене, к которой подвел меня каргуш, оказывается, существовал небольшой проход, прикрытый обломком скалы, таким образом, что его совершенно не было видно. Конечно, если бы я тщательно обследовал пещеру по периметру, этот проход был бы обнаружен, но препирательства с малышами и изучение черных порталов-переходов отвлекли меня от систематического изучения моего временного обиталища.

Следом за своим провожатым я нырнул за обломок скалы и оказался в темноватом тоннеле. Тоннель этот был невелик и вывел нас в другую, очень небольшую пещерку, чуть приподнятая середина которой была окружена небольшими плоскими каменными обломками, явно предназначенными для сиденья. И каргуш уже разместился на одном из них.

Я примостился напротив и недоуменно огляделся. Никакого намека на завтрак, а тем более на обед в пещерке не наблюдалось. Однако каргуш, ничуть не смущаясь этим обстоятельством, наклонился вперед и шлепнул передней лапой по чуть возвышавшейся перед ним каменной плите, пропищав при этом, – Обедать давай!..

– Да, на!.. – ответил ему не менее писклявый, но определенно женский голосок. Через секунду лежавшая между нами плита немного повернулась вокруг своей оси и ухнула вниз, открыв у самых моих ног показавшийся бездонным провал. Я даже не успел подобрать под себя ноги, как на месте исчезнувшей плиты появилась другая, иссиня-черного гранита, уставленная каменными же блюдами и кувшинами. На блюдах довольно беспорядочно были насыпаны очищенные орехи самых разных форм и размеров вперемежку со столь же разнообразными сушеными фруктами, стояли глубокие миски с каким-то густым варевом, похожим на пюре, в кувшинах маслянисто поблескивала налитая под самую завязку темная жидкость.

Каргуш быстро ухватил один из стоявших с краю плиты высоких, пустых стаканов и, наклонив ближний кувшин, плеснул в него темного пахучего напитка. По пещере поплыл аромат экзотических фруктов, и я тут же почувствовал, насколько голоден. Одной рукой я щедро плеснул себе в стакан из ближайшего кувшина, а второй прихватил полновесную горсть орехово-фруктовой смеси. Последующие несколько минут нам с каргушем было не до разговоров.

Но вот каргуш, в очередной раз приложившись к стакану, стрельнул глазом мимо меня и неожиданно проговорил:

– Ну что прячешься? Жрать, небось, хочешь? Смотри, мы обедать закончим Кроха для тебя одного накрывать еще раз не будет…

Я оглянулся и, конечно, никого не увидел, однако из темноты перехода раздался знакомый голосок Фоки:

– Да я, это… Занят был… – его оранжевая шевелюра обозначилась в проходе, – Рогатку ремонтировал…

И он продемонстрировал свое совершенно целое орудие убийства. Потом, будто бы между делом взглянул на меня и снова обратился к своему товарищу:

– Ну, а ты как?..

– Да вот… обедаем…

– Ну да, ну да…

Фока неуловимо быстрым движением переместился поближе к обеденной… плите и сунул свой острый нос в одно из блюд:

– Ишь ты, как вас Кроха угощает! Даже на сушенную мандрагу с дробленым мустусом расщедрилась!.. Мне мустуса никогда не дает, жадина!

– Это кто жадина?! – тут же раздался в пещере писклявый женский голосок, – Будешь обзываться, на диету посажу… Из свежих яблок!

Фока чуть втянул голову в плечи и заозиравшись по сторонам принялся неловко оправдываться:

– Да я чего?! Я разве чего!.. Я ничего, не жалуюсь… Я просто говорю, что мне мустуса никогда не достается… А так, что ж…

И он замолчал, видимо не зная что еще прибавить, и вдруг неожиданно спросил, оборачиваясь ко мне:

– И тебе нравится эта еда?..

– Ну, за неимением другой, вполне годиться, – пожал я плечами, – А выпивка – вообще блеск!

Я в очередной раз припал к своему каменному стаканчику, наполненному напитком, очень напоминающим смесь имбирного кваса с легким вином, похожим на изабеллу.

– Да?.. – неизвестно чему удивился Фока, – И тебе ничего больше не хочется?..

Я взглянул на него поверх своего стакана, а затем медленно поставил его на стол:

– А ты можешь предложить что-то другое?..

Фока почему-то испуганно уставился на меня, и в этот момент в нашу милую беседу вмешался его товарищ:

– Ты бы все-таки поел что ли… А то будешь потом ныть до вечера.

Фока бочком, стараясь держаться от меня подальше, обошел обеденную плиту и, усевшись на один из свободных камней, жадно обозрел выставленную еду. Затем налил себе напитка и потянулся к одному из блюд, стоявших довольно далеко от него… и блюдо немедленно отъехало еще дальше! Каргуш застыл с протянутой лапой, обиженно глядя вслед этому шустрому предмету сервировки, и в этот момент снова раздался женский голосок:

– Ишь, как ручонками загребает!.. Только эти орешки не для тебя поставлены, а для гостя!.. С тебя и тушеных каштанов хватит!

И в сторону протянутой каргушечьей лапы, противно скрипя по столу дном, двинулось огромное глубокое блюдо, наполненное смесью, похожей на неочищенные фисташки с кулак размером, залитые вареной сгущенкой.

– Как, опять каштаны! – взвился над столом Фокин вопль, – Я не могу питаться каждый день одними каштанами! Я тоже хочу есть как…

Тут он внезапно замолк, бросив на меня затравленный взгляд.

– Как кто?.. – немедленно и очень вкрадчиво поинтересовалась невидимая Кроха.

– Как… Топс! – неожиданно нашелся Фока. Каргуш с зеленой прической удивленно поднял мордочку от своей тарелки:

– А ты разве любишь дробленые каштаны?!

– А разве ты тоже ешь каштаны? – растерялся Фока.

Топс ухмыльнулся, показав остренькие клыки:

– А ты решил, что мне мустуса навалили?

По остренькой мордочке Фоки было видно, что именно это он и думал и теперь глубоко разочарован в своей ошибке, однако на вопрос он не ответил, а с тяжелым вздохом принялся накладывать большой ложкой себе на тарелку предложенное блюдо.

Не знаю уж, как там у них был на вкус тушеный каштан, а то что ел я было замечательно. Некрупные цельные орехи были мягки и походили на кедровые, а в сочетании с незнакомыми мне вялеными фруктами прекрасно принимались организмом. Пресловутая затируха, сменившая в моем стакане фруктовый напиток, оказалась какой-то разновидностью медового, слегка хмельного напитка, она щекотала небо и веселила душу.

Еще несколько минут за нашим подобием стола висела тишина, нарушаемая лишь постукивание ложек о тарелки да позвякиванием посуды.

Самое интересное, что я насытился быстрее своих малорослых сотрапезников. Отвалившись от стола, я с интересом наблюдал, как оба каргуша увлеченно махали ложками, поглощая свои тушеные каштаны. Для своего размера они были удивительно прожорливыми, а, может быть… их просто редко кормили? Я было хотел поиронизировать насчет их аппетита, но вместо этого вдруг, неожиданно для самого себя, снова наклонился над столом, отхлебнул глоток из своего стакана, а затем, за неимением салфеток, вытер губы рукавом и, откинувшись назад, произнес:

– Кроха, огромное тебе спасибо! Завтрак был чрезвычайно хорош?

И тут же услышал в ответ удивленное:

– Ты меня благодаришь?!

– Конечно, – подтвердил я, – Ты же хозяйка в этом храме желудка, ты же меня угощала, вот я тебя и благодарю!

Над нашим странным столом повисло странное молчание. Оба каргуша перестали жевать и уставились на меня, словно я сказал какую-то нелепость. А потом Фока тихонько захихикал.

Я, естественно, тут же возмутился:

– Ну, смешливый ты мой, что я опять не так сделал?!

– Так… никакой же Крохи… нет! – пролепетал каргуш, давясь своим хихиканьем.

– Как нет?! – изумился я, – Она же, как я понял, готовит еду… Потом, мы ее слышим! И вы же сами ее так называли, а она отзывалась!..

– Вот-вот, – подтвердил Фока, немного успокаиваясь, – Голос есть, а больше ничего нет! Пустота!

– Это в твоей рыжей башке пустота!.. – неожиданно прозвенел в пещерке возмущенный голос, – И если ты, мышь-переросток, ни разу меня не видел, это не значит, что меня нет!

– А ты разве есть?!

Удивлению Фоки не было предела.

Тут я повернулся к молчащему Топсу и спросил:

– Что-то я не очень понимаю, этот Фока что, новенький в вашей компании?

Топс ничего не успел ответить, потому что немедленно заверещал сам Фока:

– Это кто в компании новенький?! Да я самый старожилый старожил!! Я начал служить Маулику, когда Демиург еще по миру шлялся!! Я, можно сказать, своими лапами этот грот строил!! Я…

– Болтун ты! – негромко, но веско перебил его Топс и повернулся ко мне, – Нет, Фока не новенький, но мы действительно никогда не видели Крохи… Хотя, знаешь, я не стал бы из этого делать вывод, что ее нет.

– Так где ж она?! – язвительно воскликнул Фока, вскочил со своего камешка, развел лапы в сторону и, внимательно оглядев крошечную пещерку, добавил, – Нетути ее!

Потом он, быстро наклонившись, подсунул свой острый нос к щели между полом и столом и крикнул в нее: – Кроха… ты где?!

Он не видел, как позади него прямо из воздуха вынырнула переливающаяся, размытая по краям тень, мгновенно сформировавшаяся в невысокую прелестную девичью фигурку. Фигурка наклонилась к согнутому пополам Фоке и милым голоском произнесла:

– Я здесь…

Фока от неожиданности застыл на месте, а девушка ловко ухватила его за оранжевый хохол и приторно ласковым тоном добавила:

– И если ты, маленький засранец, еще раз усомнишься в моем существовании, тебе не достанется даже свежих яблок!

Крепко дернув за оранжевые волосики, она отпустила каргуша. Тот боком на четвереньках метнулся вокруг стола к своему невозмутимому товарищу и только там решился приподнять мордочку.

Но все эти Фокины маневры я отметил лишь краем своего сознания, поскольку не сводил глаз с появившейся неизвестно откуда девушки.

Такой красивой девчонки я ни разу в жизни не видел. Она была, как я уже говорил, невысока, но идеально сложена, что к тому же подчеркивалось ее светло голубым, обтягивающим комбинезоном и белой блузкой с коротким воротником-стойкой. Густые белокурые волосы крупными, чуть завивающимися прядями спускались до плеч, маленький, чуть вздернутый носик, очаровательно гармонировал с небольшими пухлыми губами, а огромные темно-синие глаза, опушенные длинными густыми ресницами, казались нарисованными.

«Белоснежка!.. – изумленно подумал я, и тут же к этой догадке прибавилась, – И… два гнома!»

Я невольно, вслед своей мысли, перевел глаза на парочку каргушей, притулившихся у противоположного от девушки конца стола. На их шерстяных мордах было написано такое неподдельное изумление, что я как-то сразу пришел в себя и… вскочил со своего камня. В следующее мгновение я оказался около Крохи, осторожно взял ее за руку и, медленно наклонившись над ней, поцеловал ей пальцы.

Недовольное выражение сползло с ее чудесного личика, уступив место изумлению, а я, мотнув головой в коротком и, как мне казалось, элегантном поклоне, хрипловатым от волнения голосом проговорил:

– Рад познакомиться, госпожа Кроха, и позвольте представиться – Владимир, журналист.

Кроха махнула своими, похожими на бабочек, ресницами и пропела высоким, но совсем не писклявым голосом:

– Очень приятно, сэр Журналист… Право, у тебя такое странное имя…

– Нет, – галантно поправил я красавицу, – Зовут меня Владимир, а журналист – моя профессия.

– О, прошу прощения, сэр Владимир, я сразу не поняла… У нас, знаете ли, не принято называть свою профессию…

Тут она метнула острый взгляд в сторону притихших каргушей и совершенно другим тоном добавила:

– Некоторые, так вообще стараются свое любимое занятие скрыть!

Затем, снова повернувшись ко мне, она продолжила:

– Вот, например, видите этих двух… к-хм… индивидуумов? Они вам ни за что не скажут, кто они по профессии!

– Это почему это не скажем? – немедленно поинтересовался Фока, – Еще как скажем! Нам скрывать нечего…

– А если и скажут, – не обратила внимание Кроха на реплику оранжевого Фоки, – То непременно соврут!..

– Это почему это мы непременно соврем! – продолжил начатый диалог Фока и даже чуть приподнялся из-за стола, за которым прятался, – Мы вообще самые правдивые… индивидуумы!

– И все потому, – продолжила игнорировать оранжевого спорщика Кроха, – Что никому не хочется называться профессиональным попрошайкой!

– Это почему это мы – попрошайки?! – начал было Фока свою следующую реплику, но закончить ему не дали. Кроха резко повернулась в его сторону и гаркнула басом, похожим на медвежий рев:

– Потому что вечно клянчите что-нибудь пожрать, и это стало вашей профессией!!!

Фока тихо ойкнул и снова исчез за столом, зато поднялся Топс, причем сделал это с большим достоинством:

– Ты, Кроха, конечно замечательная стряпуха, однако твои замечания по поводу наших занятий, весьма далеки от истины. Да ты и не можешь о них ничего знать!

– А ты, Топсик-мопсик, – язвительно ответила Кроха, – отлично знаешь, что я никакая не стряпуха, и тем не менее вводишь сэра Владимира в заблуждение! Интриган, враль и сплетник!

Здесь она снова повернулась ко мне и, не обращая внимание на удивленно разинувшего пасть «интригана, враля и сплетника», ласково добавила:

– Я, достопочтимый сэр, – фея… Правда, фея… наказанная…

– Да кто же это посмел тебя наказать?! – возмущенно вскричал я, – И за что?!

– Наказал меня Демиург, – прошептала фея, и в уголках ее чудесных глаз блеснули слезинки, – За то, что я влюбилась в…

– В сквота, в сквота, в сквота!!! – завопил из-за каменного стола спрятавшийся Фока, на манер нашего «тили-тили-тесто…».

Кроха стремительно обернулась и рявкнула:

– Да, в сквота! А ты не способен влюбиться даже в Белую Даму!

Я, признаться, плохо понимал о чем идет речь и потому спросил:

– Неужели можно наказать за любовь?.. Даже если это любовь к… сквоту?

– Она влюбилась в сквота и колдовала для него, – немедленно пояснил рассудительный и всезнающий Топс, – А он использовал ее…

– Неправда! – тут же с возмущением закричала Кроха, – Он меня любил!

– Да? – в вопросе Топса была изрядная доля иронии, – И почему же тогда он от тебя отрекся?..

– Я сама ему велела отречься! – горячо проговорила Кроха, глядя почему-то на меня, – Иначе его могли…

– Да ничего бы ему не сделали, просто он тебя не любил, а использовал! – спокойно, но жестко перебил ее Топс.

– Ну Топсина-мопсина, теперь ты у меня и каштанов не получишь! Хоть на брюхе приползешь – не получишь! – закричала Кроха, но в ее крике звенели слезы обиды. И я понял, что Топс говорит правду.

– Прошу прощения, уважаемый Топс, – немедленно вмешался я в их спор, – Но мне кажется, что госпожа Кроха не могла полюбить недостойного… сквота! – и повернувшись к готовой разрыдаться фее, спросил, – Он был очень хорош?

Кроха подняла свои огромные глаза к потолку пещеры, прижала руки к груди и воскликнула:

– О, он был красив, как утренний туман, благороден, как черный гризли и мудр, как филин!

«Какие сомнительные комплименты!..» – удивленно подумал я и тут же услышал тихий хохоток Фоки, все еще прятавшегося за столом. Однако Кроха не слышала этого обидного смеха и продолжала восхищенно описывать своего возлюбленного:

– Он говорил такие слова, что мое сердце таяло, как сливочное мороженое в только что прогоревшем очаге…

– А делал такие дела, что сажа в этом очаге по сравнению с его делами казалась только что выпавшим снегом… – пробурчал себе под нос Топс, причем его бурчание звучало довольно мрачно.

Кроха бросила укоризненный взгляд на зеленоголового каргуша и снова повернулась ко мне:

– Теперь ты понимаешь, уважаемый сэр, почему я предпочитаю никому не показываться на глаза?

– Ага, – пискнул из-за стола чуть приподнявший оранжевую голову Фока, – Мы считали, что в ее наказание входит и лишение тела, а оказывается она сама пряталась!..

Я упер руки в поясницу и исподлобья уставился на двух враз присмиревших каргушей. Я так долго держал паузу, что они заволновались и совершенно скрылись за каменной плитой. И тогда я заговорил:

– Недостойно разумных существ издеваться над любовью! Какой бы она не была – она священна! И если ваш Демиург счел поведение феи… – я лихорадочно подбирал нужное слово, – … неправильным, это не дает вам права дразниться! Стыдно, господа каргуши! Стыдно и недостойно!

Затем, повернувшись к Крохе, я снова припал к ее ручке, а потом, как можно галантнее произнес:

– Я надеюсь, ты не лишишь меня своего общества, хотя бы на то время, пока я буду находиться в этой пе… обители.

– Во! – раздался из-за столовой плиты голосок Топса, – А ты его боялся! Посмотри какой он галантерейный!

Личико Крохи просветлело, и она, не обращая внимание на притаившихся каргушей, ласково ответила:

– Сэр Владимир, если тебе не противно видеть наказанную фею, то я…

И она смущенно потупилась.

– Слушай Топс… – донеслось из-за стола, но в тот же миг я бросил в сторону спрятавшихся каргушей такой взгляд, что он вполне мог прожечь дыру в каменной столешнице. Во всяком случае, Фока ойкнул и замолчал, не закончив свою очередную пакостную фразу. Я же, довольно улыбнувшись, вновь обратился к Крохе:

– Противно видеть?! Да я готов отдавать по дню собственной жизни за каждую минуту, проведенную рядом с тобой! Может быть у тебя найдется несколько свободных минут, чтобы познакомить меня с местными достопримечательностями, а то приставленные ко мне… соглядатаи так и норовят то войну мне объявить, то спрятаться от меня подальше! Общаться с ними просто нет никакой возможности!

Фея бросила презрительный взгляд на противоположный конец стола и вдруг взмахнула неизвестно откуда появившимся в ее руке ореховым прутиком. В тот же момент черная гранитная плита со всеми стоявшими на ней кушаньями ухнула вниз, а ее место занял прежний непритязательный каменный бугорок, который был не в состоянии спрятать двух маленьких каргушей.

Впрочем спрятаться попытался только Фока, он распластался за одним из сидельных камней, однако его оранжевая шевелюра торчала наружу на добрые десять сантиметров. Топс же наоборот, гордо выпрямился, всем своим видом показывая, что не относит к себе мои критические замечания.

Кроха, спрятав волшебную палочку, повернула ко мне свое сияющее личико и пригласила:

– Пойдемте, сэр Владимир, я покажу тебе наше подземелье, и можешь мне поверить, оно очень интересно!

Однако Топс не собирался так просто отдавать инициативу и уступать свои полномочия. Он вздернул свой острый нос и нагло заявил:

– Может быть мы покажем… сэру Владимиру… это… досто… при… припечательствасти, – по его физиономии было видно, что он едва не сломал свой язык на таком сложном слове, но гордый каргуш не сдавался, – А ты позаботишься об ужине для нашего гостя?..

– И для нас… – прибавил от себя все еще спрятанный Фока.

– А каштаны для вас у меня уже готовы!.. – ответила на это предложение Кроха и мстительно добавила, – Сырые!..

После чего она взяла меня за руку и повлекла из обеденной пещерки. Быстрый топоток сзади подсказал мне, что оба каргуша поспешили за нами следом.

Мы вышли в главную пещеру, прошли вдоль стены буквально несколько шагов, после чего Кроха взмахнула рукой, и перед нами появился еще один темный и довольно узкий тоннель. Кроха вошла в него первой и темные стены мгновенно засветились приятным зеленоватым свечением. Я последовал за своей прекрасной проводницей и через минуту оказался в еще одной пещере, а вернее будет сказать в огромном… гардеробе.

Все пространство пещеры занимали длинные деревянные вешала, на которых очень аккуратно были развешаны сотни самых разнообразных платьев. Слева от входа располагалось женское отделение, заполненное бархатом, атласом, тонким полотном, кружевами, драгоценными пуговицами и всем таким прочим, а справа разместилась мужская одежда выполненная из… бархата, атласа, тонкого полотна, кружев, драгоценных пуговиц и всего такого прочего. Я признаться слегка ошалел от такого обилия театральных костюмов, и только оживленное личико феи и ее сияющие глаза помогли мне несколько прийти в себя.

Она немедленно принялась радостно щебетать что-то о фасонах, расцветках, деталях и принадлежностях различных костюмов, а я, с удовольствием слушая ее голосок, толком ничего не понимал. И тут, не перебивая Кроху, а как-то странно вплетаясь в ее разговор, послышалось бормотание:

– Ну все, понесло бабу… Теперь ее не остановить…

Я скосил глаз в сторону говорившего и увидел рядом со своей правой ногой зеленый хаер Топса.

– Да ладно тебе… – отозвался Фока слева, – Пусть девочка пощебечет, у нее так долго не было настоящего общества…

И тут же я услышал, что Кроха обращается непосредственно ко мне:

– А вот твой костюм, сэр Владимир, весьма странен! Тебе этого никто не говорил?.. Если бы не твое изысканное обращение, я приняла бы тебя за рабочего сквота…

Слова «рабочий сквот» прозвучали в ее прелестных устах, как нечто неприличное.

Я кротко улыбнулся и неожиданно для самого себя ответил:

– Это мой обет, фея… Я поклялся не облекать себя в… роскошь пока не отыщу своего пропавшего друга и… ну в общем не выполню свою клятву…

Кроха позабыла об окружающем ее великолепии и, широко распахнув глаза, уставилась на меня. Когда я замолчал, она очарованно прошептала:

– Как интересно!.. Я думала, что в мире уже не осталось настоящих рыцарей, готовых положить все, чтобы выполнить свой обет!.. – она вздохнула и грустно добавила, – Сейчас, наверное, и обетов-то никто не дает…

– Ну что ты, как можно так думать! – бодро возразил я, – Мир не может существовать без рыцарства!

– Ага, – тут же раздалось от моей правой ноги, – Всегда найдется чудак, раздающий обеты направо и налево и способный перерезать глотки ни в чем не повинным сквотам, только бы выполнить свои обещания!

– Топс, ты несносен! – воскликнули мы с Крохой в один голос и тут же улыбнулись друг другу.

– Топсик, ты посмотри, как они спелись! – немедленно вмешался Фока, – И как быстро!..

Однако, Кроха проигнорировала хамский намек оранжевого каргуша и снова обратилась ко мне:

– Я понимаю, что обет – это свято, но, может быть, ты, сэр Владимир, хотя бы примеришь что-нибудь. Вот этот черный с серебром камзол, я думаю, будет тебе чрезвычайно к лицу.

Мне действительно нестерпимо захотелось примерить черный с серебром камзол, но я тут же с горечью осознал, что носить такой костюм – большое искусство, и мне оно не доступно. А потому мне пришлось сурово насупить брови и недовольно пробормотать:

– Неужели, фея, ты хочешь, чтобы я стал клятвопреступником?!

Кроха страшно испугалась этих слов, зато Топс меня одобрил:

– Ишь ты, как он ее! Учись Фока ставить на место распоясавшихся девчонок! Так ее… сэр Владимир, пусть знает свое место!

Однако, мне совсем не хотелось ставить Кроху на место, а потому, заметив некоторый ее испуг и огорчение, я поспешил успокоить ее вопросом:

– А вот нет ли у вас здесь… оружейной?..

Фея поняла, что я и не думал сердиться. Вздохнув, она покачала головой:

– Сэр Владимир, ты настоящий рыцарь… Холодное злое железо тебе дороже всего. Конечно, у нас есть оружейная, и я тебе ее покажу.

Она повернулась и направилась к выходу из… гардеробной. Мы с каргушами последовали за ней. Кроха снова вышла в большой зал, бывший, как я понял общей прихожей, и почти сразу же свернула в едва заметную темную щель в стене. На этот раз подземный ход, в котором оказались, был темен, узок, длинен и извилист. Несколько раз в этой темноте я довольно прилично прикладывался головой к выступам каменного потолка. Наконец, вслед за своей прелестной провожатой, я оказался в еще одной пещере.

Когда я ступил на присыпанный мелким песком пол этого подземного склада, Кроха как раз неторопливо двигалась вдоль его стен, время от времени прищелкивая пальцами. Звук получался такой, словно в ее ладошках были кастаньеты, и в ответ на эти резкие отрывистые щелчки на стенах сами собой зажигались толстые желтые свечи, вставленные в бронзовые, отлично начищенные бра.

В постепенно прибавляющемся свете я огляделся. Это был самый настоящий арсенал, содержащийся к тому же в прекрасном порядке.

Вдоль правой от входа длинной стены были расставлены самые настоящие рыцарские доспехи. Они, конечно же, привлекали взгляд в первую очередь, и при этом они были настолько разнообразны по размерам, составу и внешнему оформлению, что глаза буквально разбегались. Первым в этом ряду стоял простой стальной пластинчатый панцирь с мелкой, неброской золотой насечкой на поножах и наручах, изображавшей простенький геометрический узор. Круглый глухой шлем, с ребристым, чрезвычайно маленьким забралом, венчал большой, величиной чуть ли не с сам шлем, литой кулак с отогнутым вверх большим пальцем.

Стоило мне обратить свое внимание на эти доспехи, как из-под моей ноги вынырнул нахальный Фока и принялся тоном уставшего экскурсовода давать пояснения:

– Этот облегченный доспех из наговоренной болотной стали принадлежал графу Эллюру, ставшему тенью тридцать два года назад. К сожалению оружие графа – меч, парный кинжал, тяжелый топор, легкий топор, вспомогательный топорик и двойной шестопер утонуло в болоте, поскольку было изготовлено из обычного металла. Панцирь растягивается на два размера, однако делать это не рекомендуется, поскольку его прочность уменьшается в тригонометрической прогрессии!..

– В какой прогрессии?! – переспросил я.

– В тригонометрической, – пояснил наглый оранжевоголовый каргуш, ничуть не смутившись, – По падающей тангенсоиде!..

Я был совершенно уверен, что этот низкорослый остроносый тип придумывает свои объяснения прямо на ходу, но поймать его на сочинительстве, к сожалению, не мог. Потому я мысленно плюнул и решил – пусть болтает. Медленно двигаясь вдоль этой выставки доспехов, я вынужден был слушать Фокину лекцию.

– Полный боевой доспех славного рыцаря, барона фон Каптуса, укрепленный на сочленениях копытами единорога и проложенный изнутри серной нитью. Выдерживает прямой удар королевской палицы, непробиваем для всех видов метательного оружия, включая корабельную катапульту. К сожалению, барон слишком надеялся на свои доспехи и как раз камень, выпущенный из катапульты смел его с палубы его галеры. Доспех, как мы сами видим, выдержал удар, но барона не успели вовремя вытащить из воды и он захлебнулся!.. Все оружие барона – большой меч, малый меч, подмечник, двойная секира, топор, кинжал широкий, кинжал узкий, и четыре метательных ножа во время падения барона в море остались на палубе и потому сохранились. Пропали только две уникальные самовзводящиеся рогатки, утонувшие вместе с бароном.

Пока Фока нес эту околесицу, я успел миновать три или четыре выставленных образца и остановился около действительно заинтересовавших меня лат.

Это был полный панцирь совершенного черного цвета за исключением золотых колесиков шпор. Вычерненная сталь, казалось, полностью, до последнего кванта, поглощала падающий на нее свет. Мастер придал латам столь точное соответствие человеческому телу, что мне показалось, будто я вижу на постаменте готового к выступлению обнаженного культуриста. Передняя часть шлема была выполнена в виде круглого, довольно добродушного лица, на котором вместо глаз были вставлены крупные черные, искристо отсвечивающие камни. Только вот рот у этого личика был широко открыт, словно он горланил пьяную песню, а разинутая пасть была забрана частой решеткой!

Рядом с панцирем на специальной подставке располагался небольшой круглый щит с расположенной в середине литой львиной головой. Рядом с ним стоял длинный меч с витой, черненой рукоятью, в черных кожаных ножнах с набором из черных металлических блях. Под мечом лежали кинжал величиной с древнеримский меч и большой топор на короткой рукояти, весьма похожий на обычную секиру, только с тяжелым, выполненным в виде конуса обухом. Внизу, охватывая все это оружие, лежал широкий пояс из черных стальных колец.

Я стоял прямо напротив доспехов и внимательно их рассматривал, и вдруг осознал, что мой гид Фока умолк. Повернув голову, я хотел взглянуть на этого вдруг смолкнувшего болтуна и в этот момент краем глаза уловил какое-то странное движение, произведенное… панцирем. Я тут же вновь обратил свое внимание на панцирь, но тот стоял совершенно неподвижно, как и полагается стоять куску железа, хотя и тщательно обработанному. И все-таки я был уверен, что это движение мне не показалось! Поэтому, не отводя взгляда от панциря, я чуть насмешливо проговорил:

– Ну что, всезнайка, я смотрю, по поводу этих доспехов тебе нечего сказать?.. А вот они-то мне как раз и понравились!

С минуту в пещере царила тишина, а затем раздался голос Топса, сопровождаемый несколько нервным смешком:

– Хм… Губа не дура!..

– Да… – тут же согласился Фока и, несколько неуверенно начал свои пояснения, – Вообще-то, это очень старые доспехи… Легенда утверждает, что они принадлежали свободному Черному Рыцарю по прозвищу «Быстрая Смерть»… Та же легенда гласит, что доспехи пропитаны древним давно забытым заклятием «Полная Каска», что гарантирует им полную неприкосновенность. Оружие Черного рыцаря также подвергнуто магической обработке, но какой именно, никто уже не помнит…

– Получается, что достоверно об этихдоспехах вообще ничего неизвестно!.. – перебил я докладчика.

– Достоверно известно только то, что этими доспехами никто не пользовался уже больше двухсот лет!.. – обиженно пропищал Фока.

– Это почему же?.. – удивился я.

– А потому что их никто надеть не может! – самым язвительным тоном ответил Фока.

– Это почему же?.. – повторил я свой вопрос.

– А потому что стоит смелому сквоту их надеть, если он конечно сможет их надеть, как они сами собой сжимаются на шесть размеров, а затем то, что от смелого сквота остается, сами собой выталкивают наружу… сквозь забрало. Сам понимаешь, что на выходе мы имеем горку фарша!..

– Это что ж, они так всех и давят?!

– Да нет, не всех… – меланхолически ответил Фока.

Я обрадовано вздохнул, а этот зайцемышь с оранжевой прической все тем же меланхолическим тоном добавил: – Только тех, кто внутрь них суется…

– Вообще-то, та же легенда утверждает, – вдруг вмешался в лекцию Фоки Топс, – Что Черный рыцарь может вернуться, и тогда, естественно, доспехи снова покинут хранилище и отправятся в Мир…

Я снова, с гораздо большей опаской, оглядел эти симпатичные доспехи… и они мне еще больше понравились.

Понимая, что надеть их я все равно никогда не решусь, я отвернулся и двинулся было дальше, но снова краем глаза уловил едва заметное движение. Я опять оглянулся на доспехи и оторопел!.. Видимо из-за сделанного мной шага, я теперь смотрел на панцирь под другим углом – он превратился в некий сгусток клубящейся тьмы, по форме лишь отдаленно напоминающий человеческое (или сквотское) тело, и внутри этой тьмы явственно виднелись выбеленные кости скелета! Особо впечатляло то, что нижняя челюсть черепа мелко подергивалась, словно скелет довольно посмеивался!..

– Они мне больше не нравятся!.. – прошептал я онемевшими губами, и тут же поймал удивленный взгляд, брошенный в мою сторону феей.

– Просто потому, что после предыдущих попыток их надеть, они, по-видимому, весьма изнутри… испачканы! – немедленно пояснил я самым небрежным тоном.

Кроха улыбнулась, а мерзкий Фока мерзким тоном мне немедленно возразил:

– Да чистые они, чистые…

– Да? – иронично переспросил я, – Ты, что ли, сам их чистил?!

– Тебе ж было доложено, что доспехи прикрыты «Полной Каской»… – пояснил Фока таким тоном, словно разговаривал с полным дебилом.

– Ну и что?! – поинтересовался я.

– А то, что эти доспехи самостоятельно удаляют все отходы находящегося в них организма…

Этот маленький каргуш снова заставил меня удивленно разинуть рот. Впрочем справился я с удивлением на удивление быстро:

– А-а-а, это значит запах пота в них совершенно не ощущается…

Фока остановился, внимательно посмотрел на меня, а потом как-то рывком кивнул:

– И это тоже!..

Мы продолжили осмотр арсенала, но я все время невольно поглядывал в сторону черных доспехов. Они снова приобрели свой «культуристский» вид, и скелета внутри них заметно не было.

В середине арсенальной пещеры располагались длинные двухъярусные стеллажи, на нижнем ярусе которых были по порядку разложены самые разнообразные ножи, от абордажных тесаков до многолезвийных складных, а вот на верхнем опять же в полном порядке выставлялись самые разнообразные рогатки.

А вдоль левой длинной стены на специальных козлах были выставлены мечи. Их было такое количество, что вполне могло хватить для вооружения армии солидного государства. Причем все это, как сказала Кроха, «холодное железо» содержалось в образцовом порядке.

Но мне почему-то расхотелось дальше знакомиться с продукцией местных оружейников, мой взгляд постоянно возвращался к понравившемся вороненым доспехам. И, видимо, чтобы как-то оправдать это неожиданное безразличие, я, с видом знатока поскреб начавшую зарастать щетиной скулу и спросил тоном офицера запаса вооруженных сил России:

– А ничего огнестрельного у вас в наличие нет?..

– Огнестрельного?! – в один голос переспросили Топс и Фока, – Это что за оружие такое?..

– Сэр Владимир, видимо, спрашивает про машины, метающие огонь, – предположила молчавшая доселе фея, и мило мне улыбнулась.

– Метающие огонь? – удивленно повторил Фока, – А разве такие бывают?

– Бывают и такие, – подтвердил я догадку Крохи, – Но я спрашивал о несколько другом вооружении, и как выяснилось, его в вашем Мире нет… Ну что ж, может быть это и к лучшему…

Затем, после некоторого раздумья, я снова обратился к фее:

– Спасибо, за демонстрацию продукции вашего ВПК…

– Кого?! – чуть испуганно переспросила Кроха.

– Ну… ваших оружейников, – пояснил я и мысленно ругнул себя – надо было отвыкать от въевшихся в журналистскую память аббревиатур.

– Пожалуйста, – довольно улыбнулась Кроха в ответ, – А может сэр Владимир хочет еще что-то посмотреть?

– А у вас есть еще какие-то достопримечательности? – оживился я.

– Ну, у нас есть сокровищница, большой сад и два огорода, библиотека… – начала перечислять фея, но тут я ее перебил:

– У вас есть библиотека?!

– Да, и неплохая! – с гордостью подтвердила она.

– Очень любопытно! – воскликнул я и тут же услышал Фокино ворчание.

– Глянь-ка, грамотный… Книжки ему любопытны…

– Ничего, – миролюбиво ответил Топс, – Пусть посмотрит… Вреда от этого не будет.

– Ага! – продолжал ворчать Фока, – Сначала насмотрится, а потом потребует чтобы ему почитали, а там, глядишь, наслушается каких-нибудь историй и полезет в черные доспехи…

Топс на это наглое замечание не ответил, и я так же решил его проигнорировать, двинувшись вслед за направившейся к выходу феей.

На этот раз наш переход был гораздо длиннее. Вернувшись в уже ставшую мне родной большую пещеру, Кроха пересекла ее и свернула за большой валун, лежавший, казалось у самой стены. Однако между стеной и этой огромной каменюкой существовал узкий проход, вполне, впрочем, достаточный для того чтобы протиснуться даже мне. Именно в этой щели располагалось начало узкого, высокого коридора, который извиваясь, уводя то вверх, то вниз и даже, по-моему, пересекая несколько сам себя, выводил в еще одну обширную пещеру с потолком, теряющимся в вышине. По всему периметру этого подземного зала стояли самые обычные шкафы из незнакомого мне темного дерева, закрывающиеся застекленными дверками. Впрочем эти шкафы казались обычными только на первый взгляд. Едва мы ступили на каменный пол библиотеки, как высоко вверху, в каменных нишах неспешно разгорелись яркие светильники, и сразу стало ясно, что библиотечные шкафы тянутся вверх по-видимому до самого потолка.

Посреди зала стоял очень большой и совершенно пустой стол, окруженный десятком прямых жестких стульев. По полу, вдоль посверкивающих стеклом шкафов, тянулся узкий, матово поблескивающий рельс. Скользнув взглядом по этой блестящей змее, я увидел установленную на ней лестницу, уходящую к невидимому снизу потолку.

Пока я рассматривал местное книгохранилище, болтливый Фока принялся рассказывать о сей достопримечательности:

– Гордись, сэр Владимир, ты удостоился лицезреть копию библиотеки Демиурга! Здесь собрано все, что успел сочинить и написать наш юный Мир! Первый ярус – магия и смежные науки, второй ярус – история, легенды и мумуары, третий ярус – точные сквотские науки, арихметики и всякие прочие алгебры, четвертый и пятый ярусы – выдумки. Остальное, вплоть до крыши – резерв! Только прочитать ты все равно ничего не сможешь!

Последняя фраза была сказана весьма насмешливо, и, естественно, весьма меня задела:

– Это почему же не смогу?! – возмутился я, поворачиваясь к оранжевоголовому провокатору.

– Ты ж у нас сэр! – прозвучало в ответ, и снова я услышал насмешку.

– Ну и что с того?!

– А то с того, что сэры читать не умеют и не должны уметь! Не полагается им знать грамоту! Без надобности она им! А если и захочется сказочку или там стишок послушать, так для этого у сэров имеются книгочеи и менестрели с трубадурами!

– Ну ты, знаток сэров, – оборвал я его язвительную речь, – Ты откуда таких сведений набрался? Можно подумать, что тебе знакомы все сэры в двух мирах!

– А что, скажешь я не прав?! – запальчиво переспросил Фока.

– Конечно! – ответил я, – Вот прямо сейчас ты видишь сэра, который не только умеет достаточно бегло читать, но к тому же способен сочинять довольно занимательные истории!

– Где?! – крутанулся Фока, – Никакого такого сэра я не вижу!

– Разуй глаза, – добавив голосу надменности произнес я, – Он как раз перед тобой!

Фока посмотрел прямо мне в лицо и гнусно ухмыльнулся:

– Это ты что ли?..

– Именно, – подтвердил я его догадку.

– И ты умеешь читать и писать?.. – не спуская со своей подвижной мордочки ухмылку поинтересовался Фока.

– Именно!.. – повторил я.

– Какой же ты тогда сэр? – задал каргуш неожиданный вопрос, и тут краем глаза я увидел, что Кроха и Топс с огромным, я бы сказал, напряженным вниманием наблюдают за нашей перепалкой. Потому я грозно свел брови над переносицей и перешел на хриплый бас:

– Так ты что же, сомневаешься в моем сэрстве?!

Рыжий хаер попятился и испуганно промямлил:

– Ну… я бы не стал так ставить вопрос…

– А я ставлю его именно так, – добавил я хрипловатости, – И вышибу из тебя ответ!..

Краем глаза я продолжал наблюдать за симпатичной феей и, заметив появившуюся на ее лице довольную улыбку, понял, что действую в правильном направлении.

– Хорошо, – Фока еще чуть-чуть отодвинулся от меня, – Я тебе отвечу без всякого… вышибания. Я не сомневаюсь в твоем… этом… сэрстве… Но только сэров грамотных не бывает!..

И он тут же метнулся в сторону и, казалось, растворился за одним из шкафов.

– Ну, ты совсем беднягу застращал!.. – неожиданно возмутился Топс, – Где мне теперь его искать?

– А ты тоже утверждаешь, что если я умею читать и писать, то я не сэр? – повернулся я в его сторону.

– Почему же, – пожал плечами Топс, – Мало ли какие… чудачества могут быть у благородного сэра?..

Этот хитрец очень ловко уклонился от ответа и невольно вызвал у меня улыбку:

– А ты, я смотрю, дипломат…

Топс бросил на меня быстрый взгляд и чуть показав в усмешке свои маленькие клыки, ответил:

– Да, я такой…

– Ну, ладно, – махнул я рукой, – В конце концов книги для меня важнее даже, чем мое достоинство сэра!

– Ну да?! – в голос изумились Топс и Кроха, а из-за недалекого шкафа послышалось ехидное Фокино: – Во, загнул!..

– Ну и не верьте… – пожал я плечами, – Этот, рыжий бормотал, что где-то здесь имеются книги по магии…

– Не рыжий, а оранжевый! – возмущенно ответил невидимый Фока и тут же добавил, – Первый ярус.

Я подошел к ближайшему шкафу и разглядел сквозь стекло полки, на которых располагались достижения местных шарлатанов. Форму эти достижения имели самую разнообразную: свитки похожие на пергаментные, тоненькие дощечки, перевязанные бечевкой, разноцветные камешки, нанизанные на тонкие жилки, даже смотанные небольшими клубками веревки с неаккуратно завязанными на них узелками.

Книг в нашем понимании в шкафу было очень мало, однако их переплеты поражали роскошью. Мне, естественно, сразу же захотелось подержать такую драгоценность в руках, и я потянулся к дверцам, но на них не оказалось ручек. А вот замочек был, и он был закрыт!

– Это от кого же вы запираете знания?! – неприятно удивился я.

– А вот от этих самых неграмотных сэров и запираем, – немедленно раздался противный голосок Фоки.

– А если сэр грамотный, он должен знать, как добраться до книг, – спокойным, даже каким-то безразличным тоном добавил Топс, но в его глазенках я сразу заметил ехидную искорку.

Я снова повернулся к запертому шкафу и осторожно прикоснулся к замочку. По моим пальцам пробежала короткая искра, словно выписывая на их подушечках неведомые письмена. Но в следующее мгновение я неожиданно для самого себя понял эти письмена. Мои пальцы сами собой сложились в некую фигуру, весьма напоминающую наш отечественный кукиш, и я чисто инстинктивно сделал неожиданное, но оказавшееся вполне мне знакомым движение. Замок мелодично щелкнул, и я едва успел отдернуть свою руку от открывающихся створок. Позади изумленно охнул Фока и счастливо рассмеялась Кроха:

– Я же сразу поняла, что он маг!..

Но я не придал никакого значения реакции моих новых друзей, все мое внимание захватил крошечный, цилиндрической формы футляр, обтянутый желтой кожей, скатившийся с третьей полки открывшегося отделения шкафа прямо к моим ногам. Не нагибаясь, я протянул к нему руку и слегка пошевелил пальцами. Футляр мгновенно прыгнул мне в руку. Открыв его, я увидел внутри аккуратно перевязанный желтой лентой свиток.

Однако, вместо того, чтобы развязать ленту и развернуть этот свиток, я сначала внимательно его осмотрел. По желтому фону ленты шла едва заметная надпись, сделанная вплетенной в ткань золотистой нитью. Затейливая надпись отдаленно напоминала арабскую вязь и, естественно была мне совершенно непонятна. Кроме того, узелок ленты был залит синим сургучом, на котором была оттиснута круглая печать с изображением… трех одинаковых голов дракона. Средняя голова изрыгала пламя!

С секунду я рассматривал этот туго скрученный свиток, а затем совершенно спокойно, не обращая внимание на окружающих меня свидетелей, сунул его обратно в футляр, и спрятал во внутренний карман куртки. А потом, как ни в чем не бывало, снова повернулся к хранящимся в открытом мной шкафу интеллектуальным ценностям.

В первую очередь мое внимание привлек огромный, in folio, том, на багровом корешке которого золотой кириллицей несколько не привычного начертания было выведено «Большая книга трех магий, собранная магистром Генниусом в замкнутом городе Босторе».

Однако взять книгу с полки я не успел, из соседнего шкафа, прямо сквозь стекло, в помещение библиотеки просочилось мутное темное облако, мгновенно сформировавшееся в знакомую мне Тень. Едва приняв свою форму Тень заговорила:

– Я тщательно обдумал сказанное тобой, существо, называющее себя Человеком. Причин не верить тебе нет, и хотя твой рассказ необычен, он не невероятен. Однако, помочь тебе вернуться в твой Мир не в моих силах, если кто и может это сделать, то только Великий Демиург, к которому тебе и придется обратиться…

Маулик замолчал, и потому счел возможным задать вопрос:

– А где я смогу найти вашего Великого Демиурга?

– Этого я не знаю, – ответила Тень, – Тебе придется самому отыскать его в нашем мире, так же, как и своего пропавшего сомирника. Если ты действительно Человек, тебе это будет сделать очень легко… и очень тяжело. Поэтому я постараюсь тебе помочь. Ты сможешь взять в этом доме то, что тебе понадобится для твоих поисков. Завтра ты отправишься в путь, а потому сейчас тебе необходимо поужинать и лечь спать… Тебе же надо спать?..

– Надо, – ответил я и немедленно почувствовал непреодолимую сонливость, – И ужинать я не хочу…

Аккуратно прикрыв дверцы переставшего интересовать меня шкафа, я широко зевнул и, не обращая внимания на каргушей и Кроху, улегся возле него на полу.

Через пару секунд я уже спал.

Интерлюдия

Граф Альта двенадцатый лорд Сорта, еще не старый, высокий, но необычайно тощий сквот, затянутый в черное, раздраженно мерил шагами пространство своего рабочего кабинета. Вечер погрузил это огромное помещение в глубокий сумрак. Только огонь, пожиравший в камине три толстых, хорошо просушенных ствола, бросал мечущиеся отсветы на увешанные коврами стены, на стекла темных дубовых шкафов, на огромный стол и не менее огромное кресло, стоявшее за столом, на светло-коричневую кожу диванов и кресел. В одном из этих кресел развалился этот… тупица, этот ожиревший боров, не способный понять самых простых вещей, если те не относились к жратве, питью и бабам!

Гость графа, барон Торонт шестой лорд Гастор действительно был чрезвычайно толст, неописуемо прожорлив и при этом удивительно любвеобилен. При дворе императора ходила шутка, что все подданные барона являются его детьми и совсем не в переносном смысле.

Как правило, барон был еще и очень добродушен, но сейчас он сидел нахмурившись, явно недовольный своим хозяином и соседом, который, вызвав его срочной депешей, заставил трястись в карете добрых восемьдесят коротких миль. А когда барон приехал, оказалось, что вся эта спешка, вся эта гонка, все пережитые им неудобства были вызваны… сущей чепухой!

Наконец, граф остановился и повернувшись в сторону гостя, спросил:

– Так ты согласны выдвинуть к границе заповедника посты?..

– Дались тебе эти посты, Альта, – буркнул Гастор, – Мои люди и так постоянно наблюдают за этим… логовом! Лучше скажи, зачем ты вытащили меня из замка?! Мог бы просто прислать депешу об этих столь необходимых тебе постах, так нет, обязательно понадобилось, чтобы я тащился сюда, в Сорта, неизвестно зачем!!

– Неужели, барон, тебе не ясна вся серьезность сообщенной мной информации… – раздраженно начал Сорта, но барон его перебил:

– Хо! Серьезная информация! Поймали дурака, объявившего себя Человеком!.. Если ты, граф, из-за каждого пойманного умалишенного будешь гонять меня между нашими замками, я в месяц похудею!

– К сожалению, барон, этот малый совсем не сумасшедший! – язвительно возразил граф, – Он действительно несколько странен, достаточно посмотреть на его одежду и, но я совершенно уверен, что вся его странность… придумана!

– Кем?! – с усмешкой спросил Гастор. Его самоуверенность была непробиваема.

– Подумай сам, кому имеет смысл… заявить, что в мире появился Человек?!

Сорта сказал это таким тоном, что барон настороженно приподнялся в своем кресле:

– Кому?..

– Неужели не ясно?.. – граф почти что глумился над своим гостем, – Демиургу!.. Понимаешь, Демиургу!

Гастор медленно опустился на кожаную подушку, на его обширную физиономию выполз ужас:

– Но это значит… Это… получается… Это… Он знает!!

– Или догадывается, – подтвердил Сорта.

Несколько секунд Гастор молча рассматривал графа. По его толстым, чуть трясущимся губам медленно поползла тонкая, клейкая струйка. И вдруг он вскочил на ноги и заорал, брызгая слюной:

– Ты же обещал, что все будет сделано тайно!!! Ты говорил, что знаешь надежное средство для этого!!! Где твоя хваленая фея, твоя дохлая любовница с ее колдовством и чародейством?!! – он схватился за голову и замотал ей из стороны в сторону, – Зачем я с вами связался?! Зачем поверил в твои обещания?! Я же знал, что все это блеф, что ничего у тебя не получится?!

– Так за чем же ты тогда с нами связался? – неожиданно повторил его слова граф тусклым, вкрадчивым голосом.

– Что? – переспросил барон, отняв ладони от лица и посмотрев на хозяина замка очумевшими глазами.

– То! – резко бросил граф, – Если, как ты говоришь, ты знал, что у нас ничего не получится, зачем ты с нами связался?..

Гастор пожевал толстыми губами, не зная что ответить на этот вопрос, зато Сорта знал ответ:

– Просто тебе показалось весьма привлекательным оказаться первым Человеком в этом мире! Человеком! Не сквотом, а Человеком! Вот ты и согласился… И нечего реветь, словно раненый буйвол, рев твой, небось, за две мили от замка слышно.

Вдруг барон часто заморгал своими маленькими заплывшими глазками и торжествующе проговорил:

– Не сходится у тебя граф!..

– Что не сходится?.. – оторопел Сорта.

– Если Демиург послал в Мир Человека, то… он сам должен пропасть! Исчезнуть! А вместо него должен появиться Бог. Ведь именно так все изложено в Началах!

– Барон, ты неподражаем!.. – с насмешкой ответил Сорта, – Я тебе битый час доказываю, что кто-то, скорее всего Демиург, украл нашу идею, а ты мне выдаешь ту же мысль, как свою собственную!

– Какую мысль?!

– О-о-о!!!

Сорта снова принялся мерить шагами лежащий на полу ковер.

– Граф, ну что ты орешь, как баба на сносях, – Гастор обиженно хрюкнул, – Объяснил бы все толком, по порядку! Ты то требуешь усилить наблюдение за заповедником, то пугаешь меня Демиургом, то… «о-о-о». А что, собственно, «о-о-о»?!

Граф снова остановился около своего гостя и начал размеренно говорить:

– В Началах сказано, что сквоты станут человеками, когда они обретут душу и возможность творить чудеса. И тогда из Мира исчезнет Демиург, а ему на смену придет Бог.

– Это я все знаю, – попробовал перебить его барон, но Сорта продолжал, не обращая внимание на реплику гостя.

– Мне… Именно мне пришла в голову мысль, каким образом мы сами можем стать человеками! Вот только для этого необходимо мощное колдовство… Мы пока еще не владеем серьезной магией, но я придумал, что можно эту трудность преодолеть с помощью фейри!..

Граф пристально посмотрел на своего гостя и, махнув рукой пробормотал: – Все это тебе было давно растолковано…

– Так что может измениться в наших планах с появлением этого твоего… хм, Человека?.. – недоуменно поинтересовался барон.

– Сейчас дойдем и моего пленника… – пообещал Сорта и продолжил прерванный рассказ, – Нам на руку было то обстоятельство, что Демиурга давным-давно никто не видел, не слышал, не встречал, так что простые сквоты, чернь, да и благородные сэры уже начали забывать, каков он есть. Сейчас… именно сейчас самое подходящее время сделать то, что я задумал. Я, именно я, смог… договориться с феей, с настоящей могущественной феей, и она для меня составила заклинание и…

Его перебил глумливый хохот барона. Отсмеявшись, он довольно проговорил:

– Не знаю, чем ты ее приманил, да только из ее заклинания ничего не вышло… Ты сам мне это сказал!.. Не даром Демиург прислал за ней Тень!..

– Не понимаю, чему ты так радуешься?.. – презрительно бросил Сорта, – Да, у бедняги не получилось, а вы решили, что вот так вот сразу все и сработает. Решить поставленную мной задачу – это тебе не сквота убрать! И потом, никто из вас, умников, не может договориться с настоящим магом, вы только и способны каргуша прикормить или с гномами мелочью поменяться!

– Да и у тебя с тех пор, как забрали твою фею, что-то больше не появилось настоящего мага!.. – парировал лорд Гастор.

Граф Альта прищурил глаза и уставился в широкое лицо барона ненавидящим взглядом, так что толстяк сразу почувствовал себя не слишком уютно. Затем гнев погас в глазах графа, а его узкие губы дрогнули в насмешливой улыбке:

– Была фея… будет дуэргар… Тебе не хотелось бы познакомиться с дуэргаром?..

Крошечные глазки барона вдруг остекленели и в них заметалась ужасающая мысль – «Неужели у графа появился дуэргар?!». Смахнув толстой ладонью выступивший на лбу пот, барон Торонт враз осевшим голосом примирительно поробормотал:

– Ну ладно, Альта, не обижайся… Ты же знаешь, как мы все тебя ценим…

Сорта молча прошелся взад вперед, а потом, видимо совершенно успокоившись, продолжил:

– Так вот… После нашей не слишком удачной попытки, после того, как у меня забрали мою фею, из заповедника Демиурга появляется странный, явно нездешний тип и заявляет, что он Человек! На мой взгляд, это… неожиданное явление можно объяснить двояко: либо какой-то сквот по той или иной причине забрел в заповедник, там… свихнулся и теперь воображает, что он Человек, либо… Демиург узнал о наших замыслах и решил таким вот явлением якобы Человека сорвать их.

– Либо… он на самом деле… Человек, – неожиданно дополнил барон тихим, задумчивым голосом.

Сорта замер и с ужасом посмотрел на гостя.

С минуту в кабинете царила тишина, нарушаемая только потрескиванием поленьев в камине, а затем граф, едва заметно вздрогнув, проговорил:

– В любом случае, я разберусь, что это за тип, а затем… уберу его.

– А если это… настоящий Человек?! – с явным испугом спросил Гастор.

– Тем более! – резко бросил в ответ Сорта, – Первым Человеком в этом мире должен быть я!

Он бросил быстрый взгляд на гостя и тут же поправился: – Мы…

Но барон, похоже не заметил его оговорки. Он уставился перед собой округлившимися глазами и прошептал:

– Представляешь, граф, на что он способен, если он на самом деле Человек?!

У Сорта нервно дернулась щека:

– Во всяком случае сейчас он ни на что не способен! Но ты, барон, понял, почему за заповедником надо установить более тщательное наблюдение? Если появление этого… безумца инсценировано Демиургом, он наверняка подошлет еще одного такого же типа!

– А можно мне на него посмотреть? – неожиданно попросил Гастор, с трудом вытаскивая из кресла свою необъятную тушу.

Граф удивленно поднял бровь: – Хорошо. Но для этого тебе придется спуститься в подземелье замка.

Сорта явно рассчитывал на то, что ленивый и неповоротливый барон передумает, однако тот с готовностью ответил: – Пошли…

Граф подошел к столу и позвонил в колокольчик, в приоткрывшуюся дверь вошел слуга и почтительно замер на пороге.

– Факельщиков к восточной башне, – приказал граф и повернулся к барону, – Пошли, мой любопытный друг…

Глава 3

Постгипнотическое состояние выражается в способности пациента выполнять заложенные внушением действия, зачастую не осознавая происхождения этого знания…

(Из лекции шарлатана)

В течение всего сна в моей бедной головушке снова кто-то что-то бормотал. Я изо всех своих сонных сил старался уловить смысл этого бормотания, но голосок, то съезжавший в самый низ звукового диапазона, то стремительно взвивавшийся почти к визгу, бормотал на явно незнакомом мне языке.

Однако, когда я, наконец, проснулся, оказалось, что самочувствие мое вполне выспавшееся, и готовность к подвигам налицо. Оглядевшись, я понял, что тело мое покоится в знакомой пещере, на уже пригретой каменной плите около холодного, мертвого очага, а за очагом колышется Тень.

Чутко уловив момент моего пробуждения, Маулик заговорил:

– Пора… Вставай…

Я неторопливо поднялся со своего жесткого ложа, и вдруг понял, что того, прежнего, Володьки Сорокина, неплохого, в общем, журналиста, рубахи парня, не дурака выпить и побалагурить больше нет! Вместо него в темной пещере стоял… Рыцарь без страха и упрека. Рыцарь, пока что не имеющий имени, но гораздо лучше разбирающийся во владении мечом и топором, чем в русском языке и умении лепить слово к слову! Какая-то еще не совсем осознанная сила дремала во мне, и почти сразу я понял, что это… боевой азарт! Жажда Битвы!

И словно почувствовав мое состояние, Тень качнулась ко мне через очаговые камни и, распавшись в темный туман, окутал меня плотным коконом.

Испугаться я не успел, потому что этот туман почти сразу же отпрянул и в шаге от меня снова сформировался в Тень. Я несколько растерянно огляделся.

Мы находились в совершенно другой пещере, слабо освещенной двумя высоко подвешенными факелами. Весь пол пещеры был заставлен разного рода ящиками, сундуками, коробами, в общем, самыми различными емкостями, набитыми красивыми желтыми монетами разной величины, блестящими разноцветными камешками и странными маленькими вещицами, предназначенными, по всей видимости, для развешивания на телах благородных сквотов.

– Бери все, что тебе может понадобиться… – глухо пророкотал Маулик.

«Знать бы что мне понадобится…» – мелькнуло у меня в голове, а ноги, между тем уже сами несли меня… к полке у дальней стены, на которой были сложены небольшие кожаные мешочки со скользящей петлей на горловине.

Выбрав четыре таких мешочка и проверив их состояние, я набил два из них самыми крупными монетками, которые, как я неведомо откуда знал, назывались имперскими дубонами, в один насыпал четыре пригоршни разноцветных камешков, выбирая покрупнее и поблестящее, а последний наполнил колечками, сережками, кулончиками и прочей дамской дребеденью, бормоча себе под нос: – Подарки для прекрасных дам-с!..

Через пару минут, распихав затянутые шнурками мешочки по карманам, я повернулся к Маулику и спросил:

– Куда дальше?

Он, сверкнул из-под капюшона багровыми бликами, хмыкнул и проговорил своим безразличным голосом:

– А ты не жаден…

Я-то сам считал себя грабителем с большой дороги, начисто обобравшим доверчивую Тень, но спорить с хозяином нее стал, в конце концов, ему виднее чужая алчность.

Маулик, между тем, снова осел туманным облаком и снова окутал меня, не прикасаясь, впрочем, к моей одежде. Через секунду он вернулся в свою привычную форму, а я обнаружил, что нахожусь в местном арсенале.

– Выбирай себе оружие… – проговорил Маулик и отпрянул к стене.

Я огляделся, а затем твердым, уверенным шагом двинулся в сторону… черных доспехов. Маулик молча поплыл за мной.

Остановившись напротив понравившегося мне «комплекта», я в задумчивости почесал небритую щеку. То, что противный Фока рассказал об этих доспехах, я, конечно, не забыл, вот только почему-то во мне сидела уверенность, что именно эти латы должны быть мне в самую пору.

Маулик, видимо, по-своему истолковал мою нерешительность. Остановившись в шаге от меня, он медленно проговорил:

– Это вооружение опасно для тебя… Подбери что-нибудь другое…

Однако его предупреждение произвело совершенно обратное действие – вместо того чтобы одуматься и обратить свое внимание на другие латы, я обошел черный панцирь вокруг, прикидывая, как он, собственно говоря, надевается. Однако, доспех казался литым, без каких-либо признаков разъема.

Как только я снова оказался перед выпуклой черной стальной грудью, глаза шлема странно блеснули и круглолицая рожа забрала странно скривилась. А затем я услышал милый скрипучий голосок:

– Ну, и что ты вокруг меня вертишься?

Я замер, вытаращив глаза, и тут же услышал другой голос. Хрипловатый добродушный басок ответил:

– Он не знает, как внутрь попасть…

Я перевел взгляд в направлении этого голоса и увидел, что голова льва на щите ощерилась в довольной усмешке, выставив напоказ две пары огромных стальных клыков и полный набор зубов поменьше.

– Не думаю, что он настолько безумен… – проговорил первый голос, и только тут я понял, что говорит… забрало шлема. Во всяком случае, его распахнутая пасть, явно пыталась артикулировать, вот только вставленная в нее решетка сильно затрудняла эти попытки.

– Настолько, настолько… – довольно ответил лев со щита, – И ты знаешь, что я скажу… Ему вполне по силам влезть в тебя!

– Да?!

А голосе доспеха читалось сильное сомнение, и это меня неожиданно рассердило – подумать только, какая-то железяка сомневается в моих способностях!

Я протянул руку и, едва прикасаясь к странно теплому металлу, провел пальцами от горла до пояса доспеха… И тут же уловил едва заметное напряжение! Прямо посреди выпуклой груди шло спрятанное сочленение, а на поясе эта незаметная трещина расходилась поперек туловища! Более того, я определил точку, управляющую этим сочленением!

Согнув указательный палец правой руки, я аккуратно постучал точно между выпуклых грудных мышц и немедленно услышал:

– Кто там?..

– Новый хозяин!.. – неизвестно почему ответил я, но оказалось, что ответ был абсолютно правильным.

На поясе и под скулами забрала медленно проступили две кольцевых, светящихся красным, нити, а затем проступила еще одна такая же нить. Она шла вертикально и делила посредине грудь доспеха и забрало.

Нити светились все ярче, словно раскаляясь в невидимом пламени, а затем что-то звонко щелкнуло и доспехи распались прямо по этим линиям.

Я немедленно приготовился забраться внутрь, но меня остановил голос Маулика:

– Мне кажется ты делаешь ошибку… – проговорил он своим безразличным голосом, – Твои поиски могут закончиться не начавшись. Подумай, может быть тебе стоит выбрать другое оружие?..

– Я уже подумал… – недовольно буркнул я и полез в распахнутый доспех.

Мои ноги прекрасно разместились в стальных сапогах, но вот выше колен доспехи были великоваты. Я прижался спиной к теплому металлу и просунул руки в… рукава, или как там их называют… И снова оказалось, что стальные, на гибких сочленениях, перчатки словно мягкая лайка обливают мои руки, а вот выше локтей и особенно в плечах доспехи мне великоваты. Я вздохнул и прижался затылком к задней части шлема.

– Что, готов?.. – раздался мягкий скрипучий голос.

– Готов… – ответил я с немалым внутренним трепетом.

– А не боишься?… – последовал новый вопрос, в котором я уловил некоторую смешинку, – Тебе ведь рассказали о моем… к-гм… неласковом характере.

– Рассказали, – проговорил я, а затем неожиданно добавил, – Но, во-первых, мне кажется, что характерами мы сойдемся, а во-вторых, тебе, по-моему, уже надоело торчать в этой пещере в качестве экзотического экспоната. Не пора ли прогуляться?

– Ха! – хором воскликнули забрало и лев со щита, и в следующее мгновение распахнутые доспехи схлопнулись, словно створки раковины.

Я закрыл глаза и замер, ожидая, что сейчас вот эта «нюрнбегская дева» начнет сжимать мое бренное тело, однако доспех обнял меня словно мягким войлоком, не причиняя ни малейшего неудобства. Тогда я чуть приоткрыл глаза и тут же распахнул их, как можно шире. Оказалось, что сквозь те черные поблескивающие камни, которые было вставлены в глазницы забрала можно было отлично видеть все. То есть абсолютно все, даже то, что находилось у меня за спиной. Это было несколько необычно, но я сразу же сообразил, какие у меня появляются преимущества!

Однако, поскольку ничего особенного в арсенале рассматривать не было, я решил проверить насколько доспехи будут связывать мои движения. Несколько приседаний, наклонов и поворотов немедленно показали мне, что гибкостью и эластичностью эти доспехи не уступают обычному лыжному костюму. И тут в мою голову закралось некоторое сомнение относительно прочности выбранного мной костюмчика, я просто не мог поверить, что они изготовлены из какой-то там наговоренной стали! Однако, проверить эту прочность мне пока не представлялось возможным.

Посему я торжественно сошел с низкого пьедестала, на котором был выставлен мой доспех, и принялся прилаживать свое оружие. Пояс, как я сразу понял, размыкался по одному из своих колец. Опоясавшись, я обнаружил на нем едва заметные стальные петли, которые идеально подошли для всего предназначенного мне вооружения, причем топор расположился за спиной так, что его рукоять торчала из-за моего правого плеча. За левое плечо я пристроил на специальном ремне щит с разговорчивой львиной головой.

Закончив экипировку, я повернулся к Маулику и произнес:

– Я готов!..

Голос мой прозвучал глухо, но вполне различимо.

Тень, недвижно стоявшая около стены и молча наблюдавшая за процессом моего вооружения, качнулась вперед и неожиданно спросила:

– Тебе действительно ничего больше не нужно?..

Задумался я всего на мгновение, после чего направился к среднему стеллажу и выбрал пару рогаток по руке. Подвесив их к поясу, я огляделся и заприметил большой сундук, стоявший в дальнем углу пещеры. В нем, как я и ожидал, оказались гальки. Правда сверкавших голубым галек, похожих на ту, что покоилась в кармане моей куртки, было всего несколько штук, но я не побрезговал и взял зеленых и красных.

Гальку я сложил в обнаруженные на бедрах объемистые карманы.

Затем я снова повернулся к Маулику и молча посмотрел на него.

И снова Тень распустилась темным туманным облаком и окутала меня, а через мгновение я оказался в главном зале около одного из переходов задернутого черным неосязаемым бархатом.

– Вот твой выход, – проговорил позади меня Маулик.

Я обернулся и, чуть запнувшись, попросил:

– Можно мне попрощаться с Крохой?..

Я страстно хотел еще раз увидеть фею!.. Еще хотя бы раз!!

– Нет, она… занята, – коротко бросила Тень.

– Ну… а с твоими каргушами?.. – я попытался скрыть охватившее меня горькое разочарование, граничившее с отчаянием.

– Они ждут тебя у выхода… Они проведут тебя к тому месту, где твой сомирник покинул заповедник и будут сопровождать… до конца.

Это известие меня обрадовало – все-таки я буду не один в этом совершенно незнакомом мне мире. Все вопросы были заданы, все ответы получены, я наклонил голову и негромко произнес:

– Прощай, Тень, благодарю тебя за все, что ты для меня сделала…

Маулик не ответил, только багровый отблеск из-под его капюшона на миг вспыхнул ярче.

Я повернулся и шагнул в струящийся по стене черный бархат…

На миг меня поглотила абсолютная темнота, но уже следующий шаг вынес меня на еще темную предрассветную поляну, окруженную со всех сторон угрюмо молчащим лесом. Синяя трава была густо присыпана утренней росой, капельки которой поблескивали и на листьях темных кустов. Я не успел как следует оглядеться, как вдруг услышал негромкое всхрапывание лошади. Моя рука непроизвольно легла на рукоять меча, но из-за куста медленно выступила высокая оседланная лошадь… без всадника. Она подошла ближе и ткнулась мордой мне в плечо.

– Привет, Человек, – раздалось неожиданно у моей правой ноги.

Я наклонился и увидел присевшего прямо на мокрую траву Фоку. Его маленькие глазки задорно посверкивали.

– Ну что, отправляемся?..

– А где Топс? – спросил я у каргуша.

– В разведку ушел, – слишком уж беззаботно, на мой взгляд, ответил Фока и неожиданно добавил:

– Мы ж не хотим, чтобы тебе ни свет ни заря драться пришлось!

– Почему это сразу и драться? – недоуменно спросил я, вскарабкиваясь в седло.

– Да такие уж сквоты существа, чуть что за железо хватаются. А если сквот чуть поднялся над другими сквотами, то уж тут словно Разрушитель в него вселяется – хлебом не корми, дай подраться, да чтобы обязательно до крови!

Я уже был в седле и, наклонившись к Фоке спросил:

– Ты как, со мной поедешь или пешком побежишь?..

Тот быстро отступил на пару шагов и с достоинством заявил:

– Ну вот еще, стану я забираться на такую высоту!.. Еще грохнешься оттуда, где тогда лекаря искать?!

– Тогда показывай дорогу, – усмехнулся я, и Фока, развернувшись, нырнул за ближний куст.

Я чуть толкнул лошадь под брюхо, стараясь не задеть ее своими шпорами, и она неспешно тронулась вслед за оранжевой макушкой каргуша.

Минут пять мы пробирались лесом, и все мое внимание было занято тем, чтобы не наткнуться на какую-нибудь ветку. Впрочем пару раз мне не удалось вовремя увернуться, и меня вместе с бедной лошадкой накрывало холодным росным дождем. При этом лошадь всхрапывала и по ее черной атласной коже пробегала легкая дрожь. Я же не чувствовал сыпавшейся на меня холодной сырости, а всего лишь слышал, как капли стучали по шлему и наплечникам.

Наконец мы выехали на опушку. Передо мной раскинулось поле, засеянное каким-то метельчатым злаком, напоминавшим земной овес, только почему-то голубоватого цвета. Между опушкой леса и полем пролегала колея дороги, по которой, похоже, довольно часто проезжали колесные повозки. Солнце еще не взошло, но небо было совершенно светлым и безоблачным, так что видно было далеко. И вот почти на самом горизонте я заметил крыши домов, курящихся утренними дымками.

– Вот и первое сквотское поселение… – пробормотал я себе под нос, – Посмотрим, как живут эти самые сквоты…

– Ага, посмотришь, – донесся из-за моего левого плеча хрипловатый голос львиной головы, – Если доберешься…

– Не вижу препятствий! – гордо ответил я, подбираясь и выпрямляясь в седле.

– Во, послал Демиург храбреца!

Скрипучий голосок, произнесший эту фразу принадлежал моему… забралу. Вот уж не думал, что оно станет болтать, когда я внутри!

– Так разве ж это плохо, – донесся снизу голос невидимого Топса, – Вот не думал, что доспехи Быстрой Смерти предпочитают трусов!

Серая шерсть Топса и его темно-зеленый хаер делали его практически невидимым на фоне высокой синей травы, так что не сразу разглядел, где он схоронился. Только когда Фока присел рядом со своим товарищем, я увидел, что тот пристроился на самой обочине дороги, за высоким кустиком травы. Фока тронул Топса за плечо, и тот, словно в ответ на это прикосновение, коротко доложил:

– Никто не проезжал, все тихо. Минут двадцать назад по Восточной дороге в сторону села проскакало двое всадников. Очень торопились.

Мы немного помолчали, оглядывая окрестности, а затем Фока, самый говорливый из нас, пропищал:

– А зачем нам вообще нужно это село. Поехали в объезд.

– Маулик сказал мне, что вы выведете меня тому месту, где Макаронин покинул заповедник, – осадил я нахального каргуша, – А если Юрка и в самом деле именно в этом месте вышел из леса, он точно двинул в сторону села. А кроме того, вдруг у них сегодня базарный день? Потолкаемся среди народа, порасспрашиваем, кто где в последний раз видел Демиурга!..

В ответ на мою последнюю деловую, полную достоинства, фразу раздалось хихиканье на четыре голоса!

Но я не стал обращать внимания на это проявление непочтительности, а тронув лошадь, выехал на дорогу и потрусил в сторону видневшихся крыш. Краем глаза я заметил, как по обеим сторонам дороги вперед меня метнулись две едва различимые серые тени.

Через несколько десятков шагов дорога свернула от опушки леса и пошла прямо по полю. Мои попутчики совершенно исчезли среди густо росших голубоватых стеблей. У меня вдруг возникло впечатление, что я просто перенесся лет на восемьсот-девятьсот назад и теперь еду дозором по пограничной русской степи – такая же полынного цвета равнина, такое же светло-голубое небо над головой, такое же безлюдье вокруг…

– Выезжаем на Восточную имперскую дорогу… – развеял мои грезы Топсов голосок, – Внимание, по этой дороге частенько проезжают всякие… высокородные сквоты!..

Через несколько метров наша грунтовая дорожка вынырнула из поля и влилась в широченную, прямую, как стрела дорогу, замощенную серыми каменными плитами. Мне сразу же стало ясно, что эта одна из центральных магистралей – она имела столбы с указанием расстояний и за ней тщательно ухаживали. Приблизившись к первому встречному столбу, разрисованному красными и синими полосами, я прочитал с одной его стороны «465», а с другой «238».

– Вот интересно, докуда 238 и докуда 465… и чего 238 и 465? – спросил я ни к кому специально не обращаясь. Никто мне и не ответил, доспехи мои, видимо, слишком долго простояли в пещере Маулика и не ориентировались в современном мире, а каргуши, то ли не знали ответа на мой вопрос, то ли просто не услышали его. Я неторопливо двинулся дальше, в сторону указателя «465», поскольку именно в той стороне виднелись приближающиеся крыши села.

Через полчаса неспешной рыси я въехал на околицубольшого села, раскинувшегося по обеим сторонам трассы. Граница сего населенного пункта была обозначена полосатым шлагбаумом, длинный конец которого вознесся в небо, указывая, что въезд сегодня беспошлинный, а значит, как я и предполагал, в селе был базарный день. Откуда я все это знал, я… не знал, но, прошу прошения за каламбур, знал точно.

Дома, большей частью достаточно высокие, но одноэтажные, располагались в глубине дворов, в садах, огороженных со стороны дороги невысокими заборчиками. А вот друг от друга усадьбы не отделялись ничем, видимо жившие здесь… сквоты были достаточно добродушными, покладистыми соседями. Во дворах, возле домов я видел женщин, занимавшихся хозяйством, бегающих детей, животных, похожих на собак и кошек, а вот мужское население куда-то подевалось. Потом я заметил, что женщины, заметив меня, оставляли свои занятия и долго смотрели мне в след. А я ехал все так же не торопясь и не оглядываясь, благо оглядываться мне было ни к чему, я и так все хорошо видел.

Наконец дома расступились и дорога, по которой я продвигался, влилась в огромную замощенную площадь, на которой творилось самое настоящее столпотворение. Площадь была превращена в торжище. На каменной мостовой расположилось наверное несколько сотен легких палаток, ларьков, будок, открытых прилавков, обвешанных со всех сторон самым различным товаром.

Мое продвижение сильно замедлилось. Хотя я и до этого не слишком спешил, теперь моя лошадь шла осторожным шагом, протискиваясь между всеми этими торговыми точками и стараясь не наступить на ноги окружившему меня народу. Правда, при виде меня покупатель почтительно расступались, но толпа была такая, что им не всегда было куда отступить.

Все окружающее весьма напоминало наш самый обычный сельский базар, если бы не одно обстоятельство – в торговом процессе принимало участие исключительно мужское население.

Я доехал почти до середины площади, пока наконец не решился задать одному из продавцов вопрос. Для утоления своего любопытства я выбрал здоровенного черноволосого сквота, торговавшего в довольно большой палатке одеждой. Одежонка эта, как мне показалось, предназначалась для, скажем так, среднего класса – ни кружев, ни изысканных украшений на ней не было, однако она была вполне добротной и из хорошей ткани или кожи.

Подъехав вплотную к палатке, я наклонился с седла и хотел было вежливо поинтересоваться не слышал ли хозяин о пробегавшем мимо неделю назад старшем лейтенанте милиции, но неожиданно для самого себя услышал собственный голос, произносящий:

– Торгаш, ты местный?

«Торгаш», занятый увлекательным разговором с одним из покупателей, не заметил, по-видимому, как я подъехал, а потому, услышав мое довольно хамское обращение, гордо вскинул голову… и застыл, вытаращив глаза.

С минуту, в течение которой народ около палатки исчез, длилось молчание, а затем я снова заговорил:

– Торгаш, ты что не понял, что я спросил?!

Бедняга, сломался пополам в поклоне, едва не разбив себе голову о прилавок и, не выпрямляясь забормотал:

– Прости, господин, я отвлекся… Прости, господин, я местный…

– Господином будешь звать своего соседа!.. – неожиданно рявкнул я, – А меня изволь называть сэр Владимир, или Черный Рыцарь!.. И выпрямись наконец в таком положении я тебя плохо слышу!

Торговец немедленно распрямился и снова уставился мне в… забрало напряженным взглядом. Он явно ждал неприятностей.

– Так, местный торгаш, а скажи-ка мне, не появлялось ли в вашем… к-хм… селе странных, необычно одетых незнакомцев?..

Его брови мгновенно сдвинулись, изображая напряженное размышление, и через секунду он переспросил:

– Что гос… сэр Владимир имеет ввиду?..

– То и имею, что спросил! – снова рявкнул я, – Может ты слышал или видел сам мужика в синих штанах, синей куртке с блестящими пуговицами и в матерчатом шлеме странной приплюснутой формы? Он мог еще задавать всякие дурацкие вопросы!

– Нет, сэр Черный Рыцарь, я ничего такого не видел и не слышал!.. – торгаш начал мелко трястись.

– А зачем Черному Рыцарю нужен этот чудак? – неожиданно раздался позади меня хриплый голос.

Я присмотрелся и понял, что ко мне обращается прощелыжного вида оборванец с обмотанной красной тряпкой головой и хитро прищуренным глазом, под которым багровел свежий фингал.

– Если ты будешь задавать подобные вопросы, – не оборачиваясь ответил я, – То у тебя и под вторым глазом появиться украшение. А если тебе есть что мне сообщить, то, возможно, я займусь твоим лечением.

Оборванца, видимо, совершенно не смутило то, что я вижу его физиономию, хотя он стоит за моей спиной. Он ощерил гнилые зубы в ухмылке и прохрипел:

– Если сэр Черный Рыцарь не погнушается приватным разговором со столь ничтожной личностью, как я, то мне найдется, что ему рассказать…

– Говори… – коротко бросил я, разворачивая лошадь.

Оборванец огляделся и понизил голос:

– Но, сэр Черный Рыцарь, эта информация… секретна. Ты же видел, что об интересующем тебя предмете разговаривать не хотят.

– Ты хочешь сказать, что этот торгаш что-то знает, но молчит?!

– Сэр, ты должен его простить, ему приказано молчать под страхом смерти или… кое-чего похуже.

После секундного обдумывания этого заявления я принял решение:

– Так где мы можем поговорить приватно?..

– Прошу следовать за мной!.. – снова ощерился оборванец и нырнул в толпу.

Однако тряпку, украшавшую его голову было очень хорошо видно, так что мне не представляло труда следовать за своим потенциальным информатором.

Минут через десять мы выбрались с базарной площади, проехали короткой неширокой улицей и оказались в каком-то глухом переулке, образованном двумя глухими каменными стенами. Переулочек этот был настолько узок, что два всадника едва ли смогли бы в нем разъехаться. Буквально через несколько метров переулок резко свернул направо и мы оказались в тупике, перегороженном стеной двухэтажного каменного дома.

Мой провожатый повернулся, на его лице уже не было ухмылочки, глаза посверкивали жестко и холодно. Но самое главное, когда он заговорил, я увидел, что его зубы в полном порядке!

– Так зачем благородному сэру нужен этот странный сквот?

Вопрос прозвучал, я бы сказал, нагло, а потому я не счел нужным отвечать на него, и вместо этого потребовал:

– Выкладывай, что ты знаешь об этом… сквоте!

– Благородный сэр меня не понял, – оборванец снова улыбнулся, но на этот раз его улыбка была похожа на оскал волка, – Теперь вопросы буду задавать я, а… благородный сэр будет отвечать! Или умрет, и не спасут его никакие доспехи!..

Он поднял руку и щелкнул пальцами. Сразу после его жеста за моей спиной на стенах, замыкавших этот укромный тупичок, появилось четверо сквотов с рогатками в руках. Опустившись, видимо, для устойчивости, на одно колено, они навели свое оружие на меня, а из дверей стоявшего впереди дома выскочили еще двое здоровяков с мечами.

Получалось, что меня заманили в тривиальную ловушку.

Оборванец с улыбкой наблюдал за моей реакцией, хотя что он мог видеть, кроме забрала моего шлема?

Когда двое мечников встали у него по бокам, он повторил:

– Ну так зачем же благородный сэр разыскивает этого безумца?

Я бросил поводья лошади и, игнорируя вооруженную шайку, обратился к оборванцу с подбитым глазом:

– Да ты, оказывается, мерзавец!.. – я сделал паузу, а потом продолжил, – Мерзавец, а мерзавец, ты что ж думаешь испугать Черного Рыцаря горсткой какого-то сброда?!

Побитую физиономию моего случайного знакомца свело злобной судорогой, и он буквально прохрипел:

– Тоже мне, Черный Рыцарь!.. Посмотрим, что ты запоешь в подземелье замка лорда Сорта?! Взять его!!

В ту же секунду двое из расположившихся за моей спиной стрелков разрядили свои рогатки, и в мою сторону метнулись две сияющие красным огнем звездочки. Одновременно двое мечников бросились ко мне с обнаженными клинками, а я вдруг почувствовал, как мой панцирь, естественно, вместе со мной, резко мотнулся влево, а затем вниз. Красные гальки просвистели над моим плечом и головой, и одна из них угодила в левого мечника. Раздался странный, какой-то утробный хлопок, и мечник, выронив свое оружие закрутился на месте, словно сломанная заводная игрушка.

В этот момент у меня в голове что-то щелкнуло, и мне показалось, что даже окружающие цвета я стал видеть по-другому – ярче, насыщеннее. Моя рука мгновенно опустилась на рукоять меча, и черный клинок с тихим, приятным шорохом покинул ножны.

Я взметнул меч вверх, готовясь опустить его на незащищенную голову мечника, нападавшего справа, и только тут заметил, что в основании клинка, у самой гарды в металл вплавлен странно мутный голубоватый камень. Однако, как только черная сталь поймала отблеск утреннего солнца, мутная пленка на камне растаяла и в нем мгновенно проклюнулась черная точка… зрачка!

Моя рука на мгновение замерла в воздухе, и между окружавших меня каменных стен лениво прошелестел негромкий глубокий бас:

– Че-е-е-рнь!..

В ту же секунду нападавшие на меня вояки замерли в тех самых позах, в которых их настигло это негромкое слово. Только возглавлявший их оборванец широко распахнул глаза, присел в испуге и, пролепетав побледневшими губами: – Быстрая Смерть… – попытался проскользнуть между мной и стеной в сторону базарной площади.

Это была его ошибка. Моя свободная левая рука метнулась вниз, и облитые сталью пальцы ухватили мерзавца за потрепанный, но вполне прочный ворот.

Приподняв захрипевшего оборванца, так чтобы его ноги не доставали до земли, я поинтересовался:

– Так, в чье подземелье ты меня хотел определить?.. И какое отношение ты имеешь к лорду Сорта?..

Оборванец не успел ничего ответить, в воздухе снова пророкотал басовитый голос:

– Мне нет здесь работы…

Моя правая рука удивительно ловко вернула на место длинный черный клинок с тускнеющим на глазах голубым камнем у гарды. И как только они скрылись в ножнах, вооруженные ребята посыпались на каменную мостовую. Судя по их внешнему виду и явно неуправляемым движениям их конечностей… жизнь оставила их тела!

Я бросил на камень мостовой свою жертву и, соскочив с лошади, медленно вытащил свой широкий кинжал. Оборванец прижался к стене и, вытаращив глаза, с ужасом уставился на широкий черный клинок. Поднеся острие к его горлу я спросил:

– Ну так ты понял, кто здесь будет задавать вопросы?

Он судорожно сглотнул и быстро кивнул.

– Кто ты есть?! – жестко спросил я.

– Начальник тайного сыска графа Альта двенадцатого лорда Сорта, сэр Лор… – последовал немедленный ответ.

– Кто такой этот… граф Альта две… ну и так далее?

– Владетельный сеньор этих мест… – последовал слегка удивленный ответ, и оборванец, оказавшийся благородным сэром, впервые за последние несколько минут посмотрел в глаза моего забрала.

– Где находится его замок?

– Двадцать пять коротких миль по Восточной дороге в сторону императорского города Воскота…

– Так… – я на секунду задумался, – А теперь ты расскажешь мне все, что тебе известно об интересующем меня… сквоте.

Оборванный сэр Лор снова судорожно сглотнул, но когда мой черный клинок чуть шевельнулся, быстро заговорил:

– Этот… сквот Юрий… появился восемь дней назад… Он пришел в это село из заповедника, при этом он был странно одет, говорил непонятные слова и разыскивал… какое-то… отделение… Но это все ерунда, мало ли ходит по графству юродивых. А вот когда он заявил, что он Человек!.. Лорд Сорта забрал его в замок выяснять откуда взялся этот… Человек, просто он сумасшедший, или его Демиург подос… сотворил, он же из заповедника пришел, а там только Демиурговы выродки шастают! А меня он в селе оставил… посмотреть, что дальше будет. Вот ты на меня и вышел… Ты, ведь, тоже из заповедника появился?

Вопрос был задан дрогнувшим голосом, наполненным непонятной тоской. И на вопрос был не слишком похож, скорее утверждение… утверждение переполненное тоской!

Но его тоска не слишком меня интересовала, меня интересовало, куда местный лорд законопатил Макаронина, и каким образом он будет выяснять его происхождение. Судя по местному уровню развития техники, ни о каких детекторах лжи и Венских конвенциях здесь и речи быть не могло! Потому мой ответ прозвучал достаточно жестко:

– Черный Рыцарь может проезжать там, где ему хочется! И никакие заповедники меня…

Но тут мне в голову пришло новое соображение. Я убрал кинжал в ножны, выпрямился и, чуть усмехнувшись, поинтересовался:

– А что это твой лорд так пренебрежительно относится к Демиургу? Он не боится возмездия?..

Сэр Лор криво усмехнулся в ответ:

– Демиург сам объявил, что больше не будет вмешиваться в наши дела…

– В чьи это – ваши?..

– В дела сквотов.

– И потому вы решили, что на него можно наплевать?..

Лор опустил голову и ничего не ответил.

– Вот что, Мюллер местного разлива, ты поедешь со мной в замок твоего сеньора, а по дороге мы с тобой еще поговорим.

Оборванец поднял на меня удивленный взгляд:

– Так ты меня не станешь убивать?!

– Я не убиваю безоружных, – несколько высокомерно ответил я и тут же получил, на мой взгляд, совершенно идиотский вопрос:

– Почему?..

И как прикажете объяснять этому… сквоту моральные установки Человека?..

– Потому, – коротко бросил я и полез на свою лошадь.

Утвердившись в седле, я снова повернулся к сэру Лору:

– Лошадь-то у тебя есть?..

– Да, в таверне, на площади…

– Так… – задумчиво протянул я, – Отпустить тебя, так ты, пожалуй сбежишь…

Сэр Лор стоял понурив голову и всем своим видом показывая, что… действительно сбежит.

– А какая лошадь-то? – неожиданно раздался у меня за спиной голос… Фоки.

Я посмотрел назад и увидел оранжевую макушку, торчащую над обрезом стены.

– Спроси у него, какая лошадь, я ее приведу, – предложил мой маленький друг.

– Какая у тебя лошадь? – обратился я к оборванному сэру.

Тот поднял голову и пробормотал:

– Вороной жеребец с белыми бабками… Он в крайнем стойле стоит…

Я повернулся, чтобы сообщить полученные сведения каргушу, но его уже и след простыл. Повернувшись к своему пленнику, я пожал плечами и щелкнул пальцами:

– Ну что ж, подождем…

Сэр Лор с удивлением посмотрел на меня, но промолчал, снова понурив голову.

Через несколько минут из-за поворота появился заседланный вороной жеребец с белыми бабками. В глубоком седле с удобствами устроился Фока, попихивая жеребца в бок спущенной задней лапой.

Сэр Лор, открыв рот, уставился на своего коня, явно не замечая оранжевоголового наездника. Потом он перевел взгляд на меня, и физиономия у него буквально побелела:

– Сэр Рыцарь – маг?!

– И не только!.. – гордо проговорил я и, не желая уточнять, что именно «не только», предложил, – Садись в седло и не вздумай попытаться удрать!

При этом я отстегнул одну из рогаток и демонстративно вложил в ее откинутую ложку голубоватую гальку.

– Ты же сказал, что не станешь меня убивать?.. – пробормотал Лор, забираясь в седло.

– Я не убиваю безоружных пленных, но если ты попробуешь улизнуть, я пристрелю тебя при попытке к бегству. Это мои принципы вполне разрешают.

Сэр Лор тронул своего жеребца, и мы двинулись назад по переулку. Выехав на улицу, мой пленник свернул в сторону, противоположную базарной площади, и чуть прибавил ходу, перейдя на неспешную рысь. Улица была достаточно широкой, чтобы ехать рядом, так что я выдвинулся чуть вперед и задал интересующий меня вопрос:

– Ты, значит, вассал графа Альта, а чей вассал сам граф?

Лор покосился на меня и торопливо ответил:

– Лорд Сорта считается ленником императора, но… Наш император очень стар и практически не имеет власти, а граф Альта владеет очень хорошими землями и держит сильную дружину… У него только конных рыцарей в полном вооружении сто пятьдесят, не говоря уже о пехоте. Да две баллисты, да два двойных тарана, да три гнома на службе…

С каждым словом его голос креп, и в конце стал походить на откровенную похвальбу пополам с угрозой.

– А с чего это гномы вдруг пошли к графу на службу? – перебил я тайного сыскаря. Он чуть замялся, покосился на мою рогатку, а потом нехотя ответил:

– Ну, вообще-то, эти гномы… ущербные. Их племя наказало… Но все равно, даже ущербные гномы очень сильны в железном деле.

– Ну а как у графа с магической поддержкой? – снова поинтересовался я, – Сам-то он, как я понимаю, в магии не спец?..

И снова сэр Лор чего-то испугался, и его взгляд, брошенный в мою сторону, мгновенно выдал этот испуг.

– У него, конечно, есть на службе маги из маленького народца, да и сам граф многое умеет…

– Вот как? – удивился я, – И кто же был его учителем?

Лор замялся, но все-таки ответил:

– У него была… он был знаком… ну, в общем, с ним занимался кто-то из очень серьезных фэйри…

– А почему ты говоришь об этих занятиях в прошедшем времени?

– Потому что этих занятий больше нет, – коротко ответил сэр Лор.

– А что такое случилось? – простодушно спросил я.

– Я точно не знаю, но… вроде бы граф поссорился со своим учителем… или Демиург вызвал этого учителя к себе…

– Ты же говорил, что Демиург не вмешивается в ваши дела?..

– Не вмешивается… в дела. Но фэйри другое дело. Фэйри – его дело…

– Вот как… – я задумался, и сэр Лор, воспользовавшись возникшей паузой чуть неуверенно проговорил:

– Сэр Черный Рыцарь, можно мне задать вопрос?

– Задавай… – согласился я.

Он неожиданно соскочил с лошади, встал рядом с ней и опустив голову проговорил:

– Ты действительно тот самый Черный Рыцарь, прозванный Быстрая Смерть или…

– А у тебя есть какие-то сомнения?.. – перебил я его.

– Да, – он снова запнулся, бросил на меня быстрый взгляд и как бы через силу продолжил, – Во-первых, Черного Рыцаря никто никогда не видел… он… ну, в общем, он – легенда, а во-вторых, если верить этой легенде, Быстрая Смерть убивал всех, кто смел ему перечить, а тем более напасть на него…

Лор замолчал и снова опустил голову.

– А я, значит, слишком добросердечен?.. – усмехнулся я, радуясь, что шлем с глухим забралом совершенно скрывает мое лицо.

Лор продолжал стоять, явно дожидаясь более определенного ответа, а потому я достаточно дружелюбно проговорил:

– Поднимайся в седло. Я действительно тот самый Черный Рыцарь, и не собираюсь отчитываться перед первым попавшимся сэром в своих поступках. В седло, я сказал! Если ты будешь и дальше при каждом своем вопросе слезать с лошади, мне придется ночевать под открытым небом, а я хочу засветло попасть в замок твоего графа!

После этих моих слов он, наконец-то, вскочил в седло. Мы снова тронулись вперед неторопливой рысью.

Село осталось у нас за спиной. Мощеная каменными плитами дорога нырнула между покрытых низенькой синей травкой холмов, уходивших округлыми, поросшими невысоким кустарником, боками к самому горизонту. Солнце уже перевалило через зенит и теперь светило нам в лицо, и, как ни странно, мои черные доспехи отлично предохраняли меня от его горячих лучей. Миновав очередной полосатый столб с цифрами «467» и «236», я снова обратился к моему молчащему спутнику:

– А что это ты, сэр, вздумал вырядиться таким оборванцем, или в твоей тайной армии подручных не хватает?

Похоже за то недолгое время, пока мы молчали, сэр Лор успел прийти в себя, поскольку ответил мне вполне спокойно:

– Это задание я не мог перепоручить своим помощникам, оно было слишком ответственным… Если бы я поступил по другому… мне теперь пришлось бы гадать, кто расправился с моими людьми, как он это сделал и куда бесследно исчез?..

– Зато ты не оказался бы в плену… Хотя, конечно, лучше быть в плену, чем валяться в безлюдном переулке мертвым.

Я помолчал, а потом перевел разговор на интересующую меня тему:

– Ты сказал, что Демиург больше не вмешивается в ваши дела… Он что, сам объявил об этом?..

Сэр Лор несколько удивленно посмотрел на меня и пожал плечами:

– Ты задаешь странные вопросы, сэр Рыцарь. Как будто тебе неизвестно, что Демиург уже несколько лет никому не показывался…

«Вот именно, что не знаю… – подумал я, – Практически ничего не знаю! Эта зараза Маулик, накачал меня всем, чем угодно, но только не сведениями о сегодняшней обстановке в мире! Сам, наверное, ни черта не знает, сидючи в своем заповеднике!»

– Но вы, тем не менее, уверены, что Демиург не покинул Мир? – спросил я вслух.

И снова Лор бросил на меня странно испуганный взгляд, а ответ его был слишком поспешен:

– Демиург часто посылает к сквотам своих посланников, как правило, теней. Они и передают… волю Демиурга…

– Ага, ага… – пробормотал я задумчиво, – Значит ты сам никогда Демиурга не видел?

– Нет, сэр Рыцарь, не видел.

– А может быть слышал рассказы встречавших его… сквотов? Как он выглядит?

Последовал новый испуганно-растерянный взгляд и новый поспешный ответ:

– Моя бабушка рассказывала, что вид Демиурга ужасен, что не каждый сквот, видевший его, оставался в живых!

– Вот как, он что же кушает сквотов?

В моем вопросе явно сквозила насмешка, но сэр Лор не воспринял ее:

– Нет, он не есть сквотов, они помирают от страха, увидев его.

– Хм… интересно… как же это Демиург должен выглядеть, чтобы пугать сквотов до смерти? Ну ничего, скоро я это узнаю.

Сэр Лор остановил своего жеребца и уставился на меня:

– Ты собираешься встретиться с Демиургом?

– Есть такое намерение… – ответил я, не останавливая движения, так что моему пленнику пришлось снова тронуть свою лошадь.

– Но зачем тебе это?

– Имеется дело… конфиденциальное.

Сер Лор снова скакал рядом. Я немного помолчал, а потом задал новый вопрос:

– Слушай, а может быть император знает, где отсиживается ваш Демиург? Он все-таки верховный владыка…

– Не думаю, – покачал головой Лор, – Этот старик сам себя не всегда помнит… Вот, разве что, наследник… Но с ним надо быть очень осторожным…

– Он что, тоже всех до смерти пугает?

– Ты, сэр Рыцарь, напрасно посмеиваешься!.. – воскликнул Лор, значит он все-таки понимал мои смешки, – Поговаривают, что у наследника императора имеется… любовница… Белая Дама, и если наследнику кто-то не понравится… Ну, ты сам понимаешь!..

– Понимаю! – резко оборвал я разговор и, приподнявшись на стременах, посмотрел вперед.

Мы как раз находились на вершине одного из холмов, так что обзор был хорош. Впереди продолжалась все та же холмистая равнина, и никакого признака близкого замка не наблюдалось. А между тем, судя по встречным столбам мы проехали уже двенадцать этих самых «коротких» миль.

Я снова опустился в седло и взглянул на своего пленника:

– А мы правильно едем, или ты изображаешь из себя Сусанина?

– Я не знаю, кто такой Сусанин, – совершенно серьезно ответил тайный графский сыскарь, – А едем мы совершенно правильно. Замок уже совсем недалеко…

– Недалеко? И где же?..

– Его не видно, потому что он накрыт заклинанием… – спокойно пояснил сэр Лор, и мне очень не понравилось его спокойствие.

– А какими еще заклинаниями накрыт ваш замок? – самым безразличным тоном поинтересовался я.

– Я не знаю, что навертела вокруг замка графская фея… – ответил сэр Лор и, взглянув на меня, поспешно добавил, – Ну… то есть, я не знаю всего…

«На твоем месте, я бы его прикончил… – раздался из-за моего плеча тихий… „мысленный“ голосок Топса. Мое круговое зрение все еще требовало от меня достаточно большого усилия, я, по-видимому, пока не привык к этой особенности моих доспехов. Только присмотревшись, я разглядел зеленую прическу каргуша, примостившегося на крупе моей лошади за моей спиной. Он совсем по-человечьи потер лапой наморщенный лоб и добавил:

«Потому что этот тайный сэр врет на каждом шагу… Трясется от страха и врет…»

– Ты думаешь? – переспросил я каргуша и, конечно, сделал это вслух.

– В каком смысле? – немедленно переспросил сэр Лор, а Топс, хмыкнув, ответил: «Ты в голос-то не вопи, для меня достаточно, если ты просто подумаешь мне в ответ…»

– Я спросил, о чем ты думаешь? – переделал я вопрос для своего пленника, а для каргуша подумал: «Ты уверен, что он врет?!»

После этого мне пришлось вести одновременно два диалога – один вслух, а другой мысленно. Это было, пожалуй, еще сложнее, чем осваивать круговое зрение.

Лор: – А что мне думать, миссия моя провалилась, так что…

Топс: «Что ж я не отличу сквотскую правду от сквотской лжи?! Он и сейчас врет… Замышляет он что-то!..»

Я: – Ну, уж так и провалил… «А что замышляет не ясно?»… В конце концов, ты все-таки нашел того, кто интересуется вашим пленником.

Топс: «Нет, никак не разберу… То ли у него от страха мысли путаются…»

Лор: – Нашел!.. Да может сейчас, в это самое время, из заповедника еще трое таких же выползло!..

Топс: «… То ли натренирован гад, мысли свои путать да прятать! Прикончи его!»

Я: – А что, вполне может быть, – тут я подумал о том, что меня вполне уже могли хватиться, начать разыскивать и заявиться к моей знакомой Бабе-Яге со Второй Вагонной и к ее малогабаритному дракону, – Но не уж-то у тебя там больше никого не осталось?

Топс: «Вот тут я что-то не пойму!.. Кто такая Баба-Яга, и какое она имеет отношение к тому прощелыге, что сейчас дурит тебе мозги. Я тебе говорю – приколи его!..

Лор: – Остаться-то остались, но без руководства… – он горестно покрутил головой.

Я: – А не надо было… «Не могу же я безоружного сквота…»… бросаться на Черного Рыцаря. «… просто так взять и прирезать!»… Тоньше надо работать, тоньше, гибче!

Топс: «Не понимаю, что тебе мешает его прирезать?! Он же тебе врет!..»

Лор: – Но я же не думал, что ты тот самый Черный Рыцарь!..

Топс: «Я же тебе говорю, что он врет и заманивает тебя в какую-то ловушку!..»

Лор: – Мало ли черных доспехов в Мире?! А вот когда я Зрячего увидел… уже поздно было!

Топс: «И слушай, сэр Владимир, ловушка-то близнеханька! Кончай его сейчас, а то опоздаешь!!!»

Несмотря на явную перегрузку моей головы, я сразу сообразил, что Зрячим сэр назвал мой меч! Ведь у него был… этот… глаз!

Я: «Ну что ж посмотрим, что за ловушка…» – Вот про это я и говорю, думать надо, прежде чем кого-то в ловушку заманивать… «… А убивать безоружного я не буду…» А то можно из охотника быстренько в дичь превратиться!

После этих моих слов сэр Лор вдруг посмотрел на меня совершенно дикими глазами, как будто я вдруг прочитал его мысли, а я постарался ответить ему самым проницательным из моих взглядов.

Топс: «Все, он сбежать решил! Теперь он боится тебя больше, чем своего хозяина!»

Я: «Пусть попробует! У меня в руке заряженная рогатка!»

Топс: «И давно ты из рогатки последний раз стрелял?!

Лор: – Я тебя не понимаю, сэр Рыцарь… Какая… западня?..

Я: – Та самая… в переулке. «А вот сейчас и попробую! Не велика…» Или уже забыл, как ты со своими мордоворотами меня… «… наука из ручной катапульты пулять!» … в переулке прижать решил?!

Именно в этот момент мы закончили огибать очередной холм и справа от дороги не более чем в миле от нас показались темно-серые башни замка. Сэр Лор немедленно свернул направо прямо на густую синюю траву. Я хотел последовать за ним, но моя кобыла неожиданно заартачилась и пошла боком по дороге, отказываясь сходить с каменных плит мостовой. Лор оглянулся на меня, потом вдруг пригнулся к луке седла и вонзил шпоры в бока своего жеребца. Благородное животное рвануло с места в карьер, а моя кобыла продолжала капризничать, не слушаясь ни повода ни шпор. Вдобавок ко всему за моей спиной раздались визгливые вопли двух каргушей:

– Уйдет, зараза лживая!!!

– Ать-ать-ать его!!!

– Стреляй, стреляй, или у тебя руки свело?!

– Да что стрелять?! Все равно он не попадет!! Все равно промажет!!!

Жеребец Лора в эти несколько секунд смог покрыть около ста метров, как вдруг, чуть ли не у самой его морды из-под земли с тяжелым, дымным фырком выросло море оранжевого пламени, закручивающееся смерчем, и сквозь эту стену огня вдруг просунулась огромная, размером с хороший двухэтажный дом, темная харя. Увидев перед собой всадника, она гнусно усмехнулась и с жутким ревом начала разевать свою, блеснувшую золотыми клыками пасть. Жеребец, непонятной силой оторванный от земли, бешено заржал, но сэр Лор неразборчиво прокричал какое-то длинное слово и лошадь бесстрашно нырнула в огненное море, сквозь призрачную рожу. Темная рожа, миражем колышущаяся в огне, застыла в своем нераскрытом оскале, а затем стала истаивать. Именно в этот момент я наконец опомнился и… спустил ложку рогатки.

Ослепительная голубая звездочка сорвалась с ложки и ушла по крутой дуге в небо, выше стены пламени, выше исчезающей морды местного дэва… И исчезла…

В следующее мгновение пламя повторило свой фырк и втянулось в землю, снова открывая стены и башни далекого замка. Сэр Лор во весь опор скакал к начавшим открываться воротам, из которых, словно серый язык чудовищного зверя выползал перекидной мост через невидимый мне ров. Мой бывший пленник, этот тайный негодяй и сыскной мерзавец, уже почти достиг своей цели, как вдруг под передними ногами его лошади вспучилась земля, вверх выметнуло тучу пыли, синие клочья дерна, кувыркающуюся через голову лошадь и летящего совершенно отдельно от нее сэра!

Я, по правде говоря, совершенно не понял, что там произошло, но мне все объяснил каргушечий «ох!», выдохнутый в два горла, и последовавшее за этим Фокино «Попал!»

Видимо, выпущенная мной голубая галька все-таки нашла свою цель!

Моя кобыла, как только я прекратил попытки стащить ее с каменной мостовой, совершенно успокоилась и стояла абсолютно неподвижно, так что, когда поднятая взрывом пыль улеглась, я ясно увидел, как еще более оборванный, я бы даже сказал солидно оголенный, сэр, покачиваясь из стороны в сторону, спотыкаясь и припадая к травке, пытается добраться до вожделенных ворот.

В следующий момент из этих ворот выскочили четверо молодцев, наряженный в одинаковые камзолы. Совершив молниеносный бросок в сторону ковыляющего начальника графской контрразведки, они подхватили его под руки и под ноги, а затем произвели столь же молниеносный бросок к раскрытым воротам. Как только спасательная команда юркнула между створок, ворота стали закрываться. И одновременно с этим между мной и темно-серой громадой замка возникло странное струящееся марево, несущее в себе колышущиеся тени холмов, покрытых синими кустами и травой, темнеющего в закат неба, редких и каких-то ненастоящих облаков.

Через минуту замок полностью исчез за этой наведенной чарами, затвердевшей картинкой.

– Не попал! – констатировал импульсивный Фока.

– Попал, но не насмерть! – поправил его справедливый Топс.

– Что ж вы хотите?.. На таком расстоянии… – гордо произнес я в свое оправдание, и оба каргуша уставились на меня с явным осуждением.

– На таком расстоянии!.. – передразнил меня Фока противным голоском, а рассудительный Топс упрекнул:

– Надо было его прирезать, когда я тебе говорил, вот и стрелять бы не пришлось. А ты все не могу, не могу… Вот что теперь делать будешь?

Я поскреб стальной перчаткой по забралу шлема в районе лба:

– Ну что… Надо, наверное, поискать вход в замок?.. Должен же быть какой-то проход открытый для посетителей.

– Ты что, не видел?! – тут же возмущенно заверещал Фока, – Этот тайный врун живым до ворот добрался!

– Ну и что? – не понял я.

– Он же теперь все про тебя расскажет! И то, что ты из заповедника вышел, и то, что ты не настоящий Быстрая Смерть!..

– Это почему это я не настоящий Быстрая Смерть! – немедленно возмутился я, – Самый, что ни на есть, настоящий! Видел, как я из рогатки пуляю?!

– Если бы ты был настоящий Быстрая Смерть, – доходчиво, словно ребенку принялся объяснять Топс, – Ты бы его прирезал еще в переулке. Ну в крайнем случае, когда к замку выехал… А ты его упустил! Живым!!

– Подрываешь репутацию, завоеванную другими непосильным и многолетним трудом!

Фока погрозил мне сложенной в кулак лапой.

Я снова поскреб перчаткой о шлем:

– Так что же вы предлагаете делать?..

Каргуши переглянулись и Топс, чуть помолчав, предложил:

– Надо двигать к императору…

А Фока, в свою очередь, сказал:

– Надо искать ночлег!

Топс снова посмотрел на Фоку и подытожил:

– Надо искать ночлег, а утром двигать к императору.

– Хм… Как же я уеду от замка, когда в нем Юрку держат, – с сомнением проговорил я, – Его ж там, может быть, пытают!..

– Может быть, – немедленно согласился Топс, – А ты хочешь составить ему компанию?

– Не, он думает в одиночку взять замок приступом, и освободить своего дружка! – принялся изгаляться Фока, – Что для нашего героя каменные стены, высокие башни и две сотни бойцов гарнизона?!

– А в императорском дворце возможно кое-кто знает место нахождение Демиурга… – вкрадчиво предположил Топс.

– Да и армией у императора разжиться можно! А с армией-то мы живо графу по башке настучим! – дополнил соблазн Фока.

– Ладно, – вынужден был согласиться я, – Давайте решать вопрос с ночлегом, а утром посмотрим что делать!

– Вперед! – немедленно скомандовал Фока, и я тронул свою кобылу.

Умное животное снова двинулось вперед неспешной рысью по каменным плитам мостовой, а я вдруг подумал, что эта замечательная лошадка, пожалуй, спасла меня от смерти! Именно она каким-то непостижимым образом догадалась, что на чудесной полянке, разделяющей замок и дорогу, водятся такие жуткие охранные заклинания. Сэр Лор, очевидно, знал пароль, а вот мне пришлось бы порадовать ту самую рожу с золотыми клыками… Впрочем, может быть это тоже был мираж?.. Да нет, вряд ли!

Пока я так размышлял, моя лошадка обогнула очередной холм, и впереди в уже явно наметившихся сумерках, проблеснули огоньки какого-то населенного пункта. Лошадь прибавила шагу, и уже через несколько минут мы въехали в небольшое село. В самом его центре, я обнаружил двухэтажное строение с широким двором, обнесенным высокой изгородью. Над входом в это замечательное здание имелась вывеска, сообщающая, что под сим гостеприимным кровом располагается харчевня, кабак, шинок, закусочная… «За столом у Носоглота», а маленькое объявление, выставленное в нижнем фасадном окошке, оповещало публику, что здесь имеются и «спальные места».

«Именно то, что нам надо!» – подумал я и вдруг обнаружил, что моих каргушей… нигде нет!

В полном одиночестве я подъехал к воротам… харчевни, будем ее называть так, и сполз с лошади. Из стоявшего в глубине двора обширного сарая выбежал невысокий мальчуган и бросился ко мне. Подбежав, он ухватился за узду, намереваясь, видимо, отвести лошадь в стойло, но я придержал его:

– Слушай, малец, я прошу тебя как следует позаботиться о моей лошадке, – проникновенно проговорил я, – Если, не дай… Демиург, с ней что-то будет не так, я вынужден буду пролить море крови ни в чем не повинных… сквотов! Ты меня понял?!

Мальчуган молча кивнул, блеснув белками глаз, и мне вдруг показалось, что он слеп. Я отпустил уздечку, и пока он вел мою лошадь к конюшне, следил за ним. Когда они скрылись за воротами конюшни, я пробормотал себе под нос: – Смотри, я проверю… – повернулся и направился к входу в местный отель.

Общий обеденный зал был мал, пуст и темен. На крошечной стойке горела одинокая свеча, да прогоревшие в очаге дрова бросали на ближние стены тусклые багровые отсветы. Присмотревшись, я обнаружил за стойкой неподвижную тень и, приняв ее за хозяина, громко спросил:

– Может одинокий путник найти приют под этим кровом?!

Эхо от моего голоса пометалось между темными стенами и растворилось в окружающей тишине. После долгой и совершенно непонятной паузы я услышал ответ, сказанный очень тихо:

– Одинокий путник может найти здесь приют… если он достаточно отважен…

Шепот этот мне не понравился. «Вот так гостиница!» – подумалось мне, – «Постояльцев заманивают с помощью запугиваний», а вслух произнес:

– У меня достаточно и отваги, и денег…

– Тогда проходи…

Я и прошел. К самой стойке.

С другой стороны этого неказистого деревянного сооружения я увидел высокого старика и темной рубашке с расстегнутым воротом, мешковатых штанах, поверх которых был повязан синий фартук. Он стоял совершенно неподвижно, и лишь живые, поблескивающие глаза внимательно следили за моим приближением. В одной руке он сжимал старый ржавый топор, а в другой тоненький ореховый прутик. Я взглянул на эти неподходящие для бармена предметы и громко сказал:

– Благодарю покорно! Топор мне не нужен, а для розог я слишком стар!

Старик ничуть не смутился. Чуть расслабившись, он изобразил улыбку, больше похожую на предупреждающий оскал, и ответил:

– Не обижайся, сэр рыцарь, жизнь в наших краях стала… уж очень веселой – чуть не каждую ночь посетители… к-гм, странные заглядывают. Вот и держу для кого железо холодное, для кого дерево наговоренное… Ты-то, сэр Рыцарь, что предпочитаешь?

– Я предпочитаю жареного цыпленка, какого-нибудь легкого питья, и чистую постель, если, конечно, все это есть в твоем заведении.

Старик снова внимательно меня оглядел и задал новый вопрос:

– А расплачиваться чем будешь?

– Это зависит от того, что получу, – ответил я, – Могу заплатить имперским дубоном, могу хорошей оплеухой!

– Ага… – проговорил старик, по-прежнему не сводя глаз с моего забрала и не выпуская из рук своего оружия.

Тогда я сделал первый шаг к более близкому знакомству – поднял свое улыбающееся забрало.

Как только старик увидел мое лицо, его физиономия помягчела, но своего железа и дерева он не отложил. Вместо этого он, не оборачиваясь, позвал:

– Аугуста, подь сюда!..

За его спиной бесшумно приоткрылась незаметная дверь, и в образовавшуюся щель выглянул любопытный глаз.

Старик, продолжая наблюдать за мной, приказал:

– Застели постель в главной гостевой, зажги свет и приготовь ночник. Потом спустишься сюда. Норме прикажи, пусть подаст ужин: цыпленка в соусе с зеленью, кувшин вина, хлеб, овощи. Вино пусть нацедит из крайней бочки. Да скажи, я сам все попробую, если что напутает, я ей космы повыдергиваю.

Глаз исчез, и дверь прикрылась, а старик обратился ко мне:

– Занимай любой стол, сэр рыцарь, как видишь посетителей у меня немного…

– Если можно, любезный хозяин, я поужинаю у стойки. Я путешествую… к-гм, один, и потому у меня нет главной приправы к ужину.

– Какой приправы? – заинтересовался хозяин.

– Интересного собеседника, – ответил я, – Так что я надеюсь, ты составишь мне компанию.

– Ну что ж, – согласился старик, – Почему не поговорить со свежим благородным сэром, свежих благородных сэров последнее время в наших краях ох как мало останавливается!

Он протянул руку под стойку, и через секунду она появилась на свет божий уже не с прутиком, а с объемистой бутылкой, в которой бултыхалась прозрачная, темно-коричневая жидкость:

– А что, сэр Рыцарь, если мы позволим себе перед ужином по капельке можжевеловой?

– Никогда не отказывался от дельных предложений! – с энтузиазмом воскликнул я.

Старик выудил из-под стойки пару стаканов толстого стекла и набулькал в каждый до половины. Он уже хотел поставить емкость, но я возмутился:

– Э, старый, со знакомством надо по полной!..

Старик бросил на меня острый взгляд, но возражать не стал, и через секунду стаканчики были полны.

Мы подняли посуду, приветствуя друг друга, и я, не раздумывая, опрокинул свой.

Столь привлекательная на вид жидкость оказалась весьма слабым подобием плохонького виски. Мне, человеку воспитанному на отечественной сорокаградусной, да под пиво, эта доза была, что слону дробина. А вот старик, увидев мою расправу над его можжевеловой гордостью, буквально вытаращил глаза.

– Ну, сэр Рыцарь, ты, я смотрю, горазд спиртное хлебать!

– Нам рыцарям без этого никак нельзя! – гордо ответил я, – Оченно организм в боях поддерживает!

Старик наконец отложил свой топор и задумчиво посмотрел на стакан в своей руке.

– А ведь я, пожалуй, такую дозу не потяну… – вдруг усомнился он.

– А тебя никто и не заставляет, – пожал я плечами, – Пей сколько хочешь… или можешь.

Старик медленно вытянул половину стакашки после чего страшно сморщился и вытер губы рукавом.

– Ну что, по второй! – немедленно предложил я.

– Ну ты, сэр Рыцарь, крут… – просипел перехваченным горлом старик и помотал головой.

В этот момент за спиной хозяина снова отворилась дверка, и из нее спиной вперед появилась невысокая девушка. Миновав дверной проем, она развернулась, и тут уже я застыл на месте с выпученными глазами и открытым ртом. На меня смотрела, мило улыбаясь… Кроха!

«Как она сюда попала?!» – прозвенел в моей голове вопрос, и в ту же секунду я получил ответ:

«Маулик разрешил мне тебя сопровождать, сэр Владимир».

Я закрыл рот и резко выдохнул, приходя в себя от изумления. И в это же мгновение мне стало удивительно легко и радостно!

А старик-хозяин, похоже, даже не заметил ни моего изумления, ни охватившей меня радости, полуобернувшись в сторону Крохи, он недовольно заворчал:

– Ну, наконец-то! Тебя только за погибелью посылать – две жизни прожить можно! Давай, ставь сюда что ты там притащила!

Только после этих слов я увидел, что своих нежных ручках моя фея держит металлический поднос, заставленный тарелками и чашкам. Она быстро принялась расставлять их на стойке между нами, а старик нахваливал каждое блюдо:

– Вот, сэр Рыцарь, ваш цыпленок, еще утром бегал по двору. Это свежие овощи с моего огорода, буквально, можно сказать, с грядки. Это вот соленые баштакские сливы – весной выменял целый бочонок у проезжего купца… Его еще потом бродячая Тень у графского замка заела. А вот и вино… Вот такого вина, сэр Рыцарь, ты точно в жизни не пробовал. Мне его один старый друг из Воскота прислал. Бочка была запечатана самым настоящим золотом, но печать пришлось вернуть, у них там, в императорском замке строгий учет этих печатей! Кубки давай!..

Последняя фраза была адресована Крохе, уже освободившей свой поднос и молча стоявшей рядом со стойкой. Фея тут же бросилась к стоявшему невдалеке темному шкафу, а старик заворчал:

– Беда с этой Нормой… Ничего делать не будет, пока не рявкнешь на нее. Вот создал же Демиург такое – В голове пусто и посмотреть не на что!

Я был категорически не согласен с ним, но спорить не стал – кто его знает, что именно представлялось сейчас его взору. Вместо того, чтобы открывать диспут, я взялся за нож и вилку и располовинилцыпленка, размером соответствовавшего курице… Причем, как я понял вскорости, весьма старой курице!

Положив одну из половинок на пустую тарелку, я придвинул ее к себе, а вторую половину прямо на блюде пододвинул старику. Тот удивленно посмотрел на меня, а я пояснил:

– Ты же согласился разделить со мной ужин… И не беспокойся, плачу я за все.

В эту секунду Кроха поставила перед нами два хрустальных, оправленных в серебро бокала, и старик тут же наполнил их вином из кувшина. Вино было густое, темного, почти черного цвета со столь же густым чуть сладковатым ароматом.

– Вот теперь, сэр Рыцарь, я тебе не уступлю! – воскликнул старик, поднимая свой бокал.

Мы выпили. Тяжелое вино весьма напоминало хорошо мне знакомое Киндзмараули и прекрасно подходило к куриному мясу. Старик немедленно занялся птицей, а я задал вопрос:

– Так кто ж это все-таки беспокоит вас по ночам? Не даром же такое прекрасное место, как твоя таверна, пустует?

Дед посмотрел на меня поверх куриной ножки и, прожевав жестковатое мясо, ответил:

– Я ж тебе сказал, нечисть разная…

– И давно она появилась?

– Да как сказать… – он на секунду задумался, – Пожалуй что, сразу после смерти старого графа, выходит, года три назад… Аккурат, когда молодой граф начал магии учиться.

Вот так вот за ужином, успокоенный вином и хорошей компанией старик разговорился и рассказал мне…

Старый граф, Одиннадцатый лорд Сорта, отец нынешнего, был необыкновенно жесток и нелюдим. Первую свою жену он замучил лично, приревновав ее безо всякой причины к одному из своих соседей. Вторая его жена, мать нынешнего графа, тоже долго не прожила, хотя была тиха и покорна. Прислугу замка граф собрал из таких же грубых и жестоких типов, каким был сам, и почти все свое время проводил на бесконечных охотах, наводивших ужас на все графство или в буйных пьяных пирах. С сыном своим граф практически не виделся, хотя нанял ему нянек и учителей, а когда мальчику исполнилось пятнадцать лет, отправил его в императорскую военную школу. Вернулся оттуда молодой наследник через двенадцать лет уже совершенно взрослым, самостоятельным молодым… благородным сэром, обзаведшись большим количеством друзей и… подружек.

В первый же день после приезда сына старый граф, прицепившись к какой-то мелочи, устроил ему зверскую выволочку, причем деятельное участие в этом развлечении принимали и графские слуги. А на следующее утро, как ни в чем не бывало, граф отправился на охоту, оставив своего наследника в замке совершенно одного в почти бессознательном состоянии. На счастье молодого человека в замок совершенно неожиданно заехал его школьный товарищ, возвращавшийся от императорского двора в сопровождении довольно большой свиты. Стража в воротах не посмела задержать столь высокопоставленного гостя, и тот нашел своего избитого товарища валяющимся на полу в обеденной зале замка. С гостем был его лекарь, что тоже было полнейшей случайностью и тоже послужило на благо наследника замка. Усилиями лекаря и лакеев гостя, молодого благородного сэра удалось привести в чувство. Его уложили в постель и организовали необходимый уход.

А вечером того же дня случилось еще одно весьма неожиданное событие. В охотничий лагерь старого графа, разбитый на прелестной полянке, в самый разгар пьяного веселья вломился огромный медведь. Не обращая внимания на заметавшихся по поляне слуг, зверь насел на графа. Тот попытался было защищаться коротким кинжалом, с которым никогда не расставался, но медведь, ловко увернувшись от графского выпада, ударом лапы распорол тому живот, а затем перекусил графу глотку. Сделав свое страшное дело, огромный зверь тут же убрался обратно в лес.

Убитого графа привезли в замок утром, когда его сын уже совершенно пришел в себя и даже встал с постели.

Увидев, что сталось с его отцом, молодой граф довольно улыбнулся и приказал… зарыть останки на заднем дворе, рядом со свинарником.

После смерти старого графа порядки в замке резко изменились. Вся старая прислуга была изгнана – именно они и разнесли по округе вести обо всем случившемся в замке. Новые слуги были привезены из Воскота, и замок Сорта мгновенно стал одним из самых изысканных и элегантных мест округи. Молодой граф Альта навел порядок и в экономике своего графства, упорядочив налоги и подати и обеспечив законность на своих землях. Подданные графа вздохнули свободно и зажили, наконец, спокойной, размеренной жизнью.

Вскоре, однако, стали поговаривать, что молодой граф увлекся магией. Вначале все сводилось к обычным магическим забавам благородного сэра – фокусам, необычным фейерверкам, кое-каким боевым заклинаниям. Но, пару лет спустя, в замке появилась одна из столичных подружек графа.

Ее элегантную карету, проезжавшую по имперской Восточной дороге, и ее саму, высовывающуюся из окошка кареты, видели очень многие, и очень многие решили, что это едет будущая графиня. Однако, ни о какой свадьбе молодой граф не заговаривал, более того, его гостью больше никто не видел. И почти сразу же после ее приезда в окружающих замок деревнях и селах стали появляться странные, порой уродливые, а порой прекрасные существа. Первые появлялись на улицах сел глубокой ночью и нападали на припозднившихся прохожих, убивая их или калеча. Вторые приходили, как правило, поздним вечером или в начале ночи, по одному иногда подвое, и просились на ночлег, а утром всех жильцов приютившего их дома находили либо мертвыми, либо сошедшими с ума.

Жители графства очень скоро сообразили, кто приносит им гибель, увечья или безумие и перестали пускать ночных гостей, а ночные улица сел и деревень опустели. И тогда эти страшные существа стали врываться в дома силой!

Молва упрямо связывала этих ночных посетителей с творящимися в замке делами, но никто не знал, что же на самом деле происходит в нем. Да, над замком очень часто полыхало странное зеленоватое зарево, иногда слышался какой-то странный грохот или непонятные вопли, но происхождение этих явлений было необъяснимым. Или объяснялось одним словом – Магия!

А через полгода замок окружили неизвестно кем наведенные, страшные охранные заклинания, и жители вообще перестали приближаться к его серым стенам, лишь издали наблюдая за непонятной, таинственной замковой жизнью.

Нет, гости замка, приезжавшие по приглашению молодого графа, беспрепятственно попадали в него. Их кареты, их кони и свиты веселой разноцветной тенью проносились по старой аллее, и никакие заклинания их не трогали. И слуги замка спокойно выходили за ворота, посещали окрестные деревни, ездили иногда в императорскую столицу.

Но любому сквоту, по незнанию или намеренно приблизившемуся к стенам замка без приглашения хозяина, грозила неминуемая смерть!

«Ну, в этот-то я и сам уже убедился» – подумал я, слушая рассказ старика. А мой хозяин, несмотря на всю его браваду, к концу ужина здорово запьянел.

– Теперь ты, сэр Рыцарь, понимаешь, почему я… ик… встретил тебя… с оружием в руках?!! – вопрошал он, размахивая обкусанной куриной ножкой, – Теперь тебе понятно, почему… ик… лучшая таверна на императорской дороге… ик… стоит пустая по вечерам?!

– Так что ж ты не запираешь тогда двери на засов, раз у тебя все равно посетителей нет? – задал я резонный вопрос.

– Права я не имею запираться! Ик… Я ж… это… постоялый двор! Ик… А вдруг проезжий сквот переночевать попросится, а у меня заперто? Меня ж сразу… ик… лицензии лишат!

– Хозяин, комната сэра Рыцаря готова, – вмешался в наш разговор мелодичный голосок Крохи.

Старик перевел замутневший взгляд на свою служанку и несколько секунд рассматривал ее, не совсем понимая, что она, собственно говоря, сказала. Затем смысл дошел до его сознания, и он кивнул лохматой головой:

– Все, сэр Рыцарь, тебе пора спать… ик… и мне пора…

Неожиданно он закрыл глаза и аккуратно уложил свою физиономию в стоящую перед ним тарелку.

Я посмотрел на отдыхающего старика и поднялся из-за стойки:

– Нам, действительно, пора спать…

– Я провожу тебя, сэр Владимир… – предложила Кроха и направилась к дальнему углу залы, где начиналась лестница, ведущая на второй этаж. Когда мы оказались в этом, довольно темном, углу, в руке у феи затлела неизвестно откуда взявшаяся свеча, и в ее свете я без приключений добрался до солидной дубовой двери, приведшей меня в просторную комнату с обширной кроватью посредине. Одинокая свеча теплилась в высоком подсвечнике на краю низенького прикроватного столика. Было очень тихо.

Я трижды постучал по нужной точке своих доспехов, и они раскрылись, выпуская мое усталое тело из своих стальных объятий… а может быть, оставляя его на произвол судьбы. Впрочем, мне совершенно не хотелось обдумывать этот вопрос, неожиданно я понял, насколько устал. Быстро сбросил свой многострадальный джинсовый костюмчик на пол, я нырнул под одеяло в предвкушении сна!

Глава 4

Если в вашу дверь ломятся вампиры, а у вас вышли все осиновые колья, предъявите им членский билет общества защиты кровососущих насекомых!

(«1001 полезный совет», М., 19…год, 600 стр. с илл.)

Проснулся я от того, что меня трясли за плечо. Я прекрасно знал, что ночь вот только что началась и по всем законам божеским и человеческим, мне еще спать и спать, но меня все настойчивее продолжали трясти, не обращая внимания на мои протесты. Более того, к тряске прибавился противный посвистывающий шепот. Мне пришлось-таки открыть глаза.

Первое что я увидел, был огонек догоравшей свечи, исполнявшей роль ночника. Потом я разглядел встревоженное личико Крохи и, наконец, понял что она шепчет:

– Поднимайся, сэр Владимир, поднимайся быстрее! К нам незваные гости явились!..

– Пусть их хозяин принимает… проворчал я, пытаясь перевернуться на другой бок.

Но фея продолжала трясти меня:

– Они явились за тобой!.. За тобой!.. Тебе надо немедленно бежать!

Ее последняя фраза меня достала. Я вскинулся на постели и прорычал:

– Мне!!! Бежать!!! Фея, да ни одна тварь в этом Мире не заставит меня бежать!!!

Отбросив в сторону одеяло я вскочил на пол. Уже через пару минут перед непритворно испуганной феей стоял полностью готовый к бою Черный Рыцарь по прозвищу Быстрая Смерть.

– Ну, где твои… незваные гости?

Она ткнула пальчиком в сторону пола и дрожащим голоском произнесла:

– Они ломятся в таверну…

Я бросился к дверям комнаты и через несколько секунд был уже в темном нижнем зале. В дверь со стороны улицы действительно кто-то ломился. Подойдя к уже затрещавшей двери, я громко спросил:

– Ну, кому там неймется? Кто нарушает покой мирных жителей.

За дверью на мгновение наступила тишина, а потом несколько глоток разом взревели:

– Это он!!! Это тот, за кем мы посланы!!!

– Кем посланы?! – перекрывая рев за дверью, рявкнул я.

Но мне и не подумали отвечать, вместо этого «незваные гости» продолжили свой радостный гвалт:

– Это он!! Ломай дверь, хватай его!! Не дай ему уйти!!

Дверь снова затрещала, но было видно, что еще несколько секунд она выдержит.

Я отступил вглубь зала и тут заметил, что Кроха стоит около стойки, не сводя с меня умоляющих глаз.

– Ты можешь исчезнуть?! – может быть чересчур резко спросил я.

Она быстро кивнула и почему-то шепотом добавила:

– В любую секунду…

И тут у меня мелькнула мысль.

– А ты можешь быстро отодвинуть засов и… сразу исчезнуть?!

Она отчаянным жестом вскинула ладонь к губам, но не закричала, а кивнула утвердительно.

– Давай, по моему сигналу!.. – скомандовал я.

Кроха метнулась к двери и взялась за движок засова, а я взял в левую руку щит и потянул из ножен Зрячего. В голове у меня вдруг мелькнуло: «Света маловато…», но моя боевая ипостась, разбуженная Мауликом, уже набрала обороты и не собиралась обращать внимание на такие мелочи.

– Поехали! – воскликнул я, и Кроха, дернув засов, тут же осыпалась на пол горсточкой мелких звездочек.

А в дверь буквально вкатился огромный кочковатый шар, мгновенно рассыпавшийся на несколько темных, приземистых, размытых фигур. Они охватили меня полукругом, неразборчиво ворча и радостно повизгивая в предвкушении потехи, и тут в основании моего клинка открылся голубой глаз. Все ночное, темное пространство зала залил призрачный, не отбрасывающий теней голубоватый свет, и только сам клинок из черного превратился в голубой, словно впитывая свечение глаза. А затем раздался уже знакомый мне негромкий басок:

– Ха… Нечистые фэйри!..

– Нечистые гоблины!.. – повторил хрипловатый рык льва с моего щита, – Красные Шапки!

– Повеселимся!.. – пророкотал басок меча, и клинок очертил вокруг меня светлый полукруг.

В осветившем зал голубоватом свечении я совершенно ясно увидел тех, кто пришел за мной. Шестеро коротконогих, широкоплечих монстров огромными, налитыми кровью глазами впились в… мой, голубовато светящийся меч. Одеты они были в какие-то плохо гнущиеся кожаные блузы до колен, подпоясанные обрывками веревок, зато на ногах у них были надраенные до блеска железные башмаки, а спутанные, грязные волосы, свисавшие до плеч были прикрыты странными заскорузлыми шапками, похожими на колпаки, цвета темной запекшейся крови. В огромных лапах с узловатыми пальцами, заканчивающимися желтыми грязными когтями, они сжимали длинные алебарды, а за их поясами поблескивали широкие, длинные ножи.

Однако, нападать они не торопились, что-то их явно сдерживало.

Наконец, Красная Шапка, стоявший чуть сзади остальных, видимо предводитель, хрипло пробормотал:

– У него Зрячий!..

– У него Смеющаяся Харя!.. – поддакнул крайний справа, и я понял, что они говорят о моем мече и забрале, а может быть и обо всех доспехах.

– Быстрая Смерть?! – не то спросил, не то констатировал гоблин, стоявший в середине ряда.

– Он не настоящий Быстрая Смерть! – неожиданно рявкнул крайний слева, – Мы схватим его и доставим в замок! А нам дадут!..

Что им дадут он не договорил, потому как все остальные восторженно заревели и, опустив свои алебарды, двинулись на меня. Они почему-то не слишком пугали меня, но их, все-таки, было шестеро, поэтому я начал медленно отступать.

Сделав пару шагов назад, я неожиданно метнулся влево и атаковал крайнего уродца. Тот, несмотря на свой корявый вид, действовал на удивление проворно. Когда лезвие Зрячего уже, казалось, коснулось его шеи, он проворно нырнул, уйдя от удара, и одновременно ткнул своей алебардой прямо мне в грудь. Я чисто инстинктивно прикрылся щитом, и в тот же момент услышал короткий рык и последовавший металлический скрежет. Красная Шапка отскочил, и я увидел, что половина лезвия его алебарды… откушена! На остатке явственно были видны следы чудовищных клыков.

«Ага! Мой лев постарался!» – мелькнула в моей голове догадка.

В следующее мгновение, воспользовавшись тем, что отскочивший гоблин открыл бок своего товарища, я нанес стремительный удар в это незащищенное место.

Сверкающий меч вошел в тело Красной Шапки, словно в кадку наполненную поднимающимся тестом и мгновенно увяз в нем. Красная Шапка уронил свою алебарду и заверещал жутким голосом. Отскочивший гоблин, отбросив свою искалеченную алебарду, выхватил из-за пояса нож и вновь метнулся вперед. В то же время с другой стороны ко мне бросился еще один уродец, размахивая своим длиннющим оружием. Остальные двое устремились мне за спину, громыхая по полу своими башмаками, а предводитель азартно подпрыгивал на месте и орал какие-то команды, но в разгоревшуюся битву не вмешивался.

Меня окружали!

Раненый мной гоблин верещал дурным голосом и дергался, вырывая меч из моей руки, так что единственно верным казалось отпустить рукоять и взять в руки топор. Но мне очень не хотелось терять свой удивительный меч! Я, в свою очередь, взревел «дурным» голосом и, не обращая внимания на насажанного на клинок гоблина, выбросил меч навстречу атакующему меня справа, прикрываясь от левого нападающего щитом и надеясь, что доспехи защитят меня с тыла. Рука с мечом неожиданно легко пошла навстречу длинной гоблинской алебарде, и та со всего размаха воткнулась в дергающееся на мече тело! Раненый вторично гоблин взревел с новой силой, а мне наконец удалось изловчиться и выдернуть свой клинок из орущей туши. Струя густой синеватой крови выплеснулась из широкой раны прямо на мои поножи и мгновенно задымилась, словно концентрированная кислота.

Но вытирать доспехи мне было некогда. Красная Шапка, получившая на свою алебарду неожиданный и весьма солидный груз, споткнулся, выронил древко, и покатился по полу прямо мне под ноги, а я, продолжая круговое движение, развернулся на правой пятке в сторону нападавших сзади, и по ходу своего движения я задел щитом Красную Шапку, бросившегося ко мне с ножом. В то же мгновение послышался жуткий хруст и новый захлебывающийся гоблинский вопль. Уже стоя лицом к двум мерзавцам, прыгнувшим мне за спину, я успел бросить взгляд назад и увидел, что у попавшего под мой щит… напрочь откушена правая рука, и синяя кровь густой струей хлещет из кошмарной раны!

«Не будешь тянуть свои лохматые ручонки, куда не следует!» – мелькнула у меня новая злорадная мысль, и тут же по моему шлему словно ударили молотом! В тот момент, когда я сосредоточил свое внимание на двоих, зашедших мне в тыл, их предводитель прыгнул вперед и шарахнул меня своей алебардой по голове!

Сквозь застлавший мои глаза багровый туман я различил рушащуюся на меня справа алебарду и успел подставить меч, перерубив древко почти у самого обуха. Вторая алебарда обрушилась на меня слева, но не достала до шлема – я успел подставить щит, и в следующее мгновение, чисто интуитивно, прыгнул влево, уходя от нового удара предводителя.

Его алебарда, свиснув у самого моего плеча с глухим стуком вонзилась в пол, а я развернувшись, как на тренировке по каратэ, вмазал по клыкастой пасти предводителя каблуком стального сапога.

Раздавшийся хруст прозвучал для меня небесной музыкой. Даже застилавший мои глаза багровый туман от этого звука значительно поредел!

Предводитель, не в силах, видимо, выдернуть из пола свое оружие, выхватил из-за пояса нож, но нападать не торопился. Вместо этого он отступил на пару шагов и попытался проорать какой-то новый приказ, однако вместо его «прекрасного» зычного рыка получилось некое невразумительное шамканье. Подчиненные, услышав такое из пасти начальства, явно растерялись, и я не преминул воспользоваться их секундным замешательством.

Одним движением сбросив щит с руки, я ухватил его за край и метнул в предводителя. Тот успел пригнуться, но когда щит пролетал над его головой, литая львиная голова, украшавшая щит, свирепо зарычала и вдруг выметнулась из поверхности щита по самые кончики гривы. Стальные ослепительно сверкающие клыки сомкнулись на темно-красном, поблескивающем запекшейся кровью, колпаке, и в следующее мгновение череп Красной Шапки треснул, как раскушенный орех! Предводитель вскинул руки, словно пытался удержать свои брызнувшие во все стороны мозги, и беззвучно рухнул на доски пола. Голова льва, не выпуская своей добычи, снова нырнула в щит, и литой стальной диск с отчетливым звуком ударил по мертвым вскинутым рукам гоблина, с жутким хрустом ломая, дробя кости уродливых кистей.

В моей левой, освободившейся от щита руке мгновенно появился топор, с размаху рухнувший вниз на голову подкатившегося к моим ногам гоблина. Правда тот, изогнувшись самым невероятным образом, сумел увернуться от смертоносного лезвия, но избежать подошвы моего стального сапога он уже не смог. Я наступил ему на шею и, придавив извивающееся тело к половым доскам, медленно повернулся к двоим оставшимся на ногах Красным Шапкам.

Видимо, мое забрало приняло такое выражение, что эти два чудовища медленно попятились к стойке, а ножи в их руках мелко задрожали.

И тут над стойкой за их спинами показалась взъерошенная голова хозяина таверны. Одну секунду он с обалделым видом созерцал устроенное в зале его столовки побоище, а затем его глаза приобрели осмысленное выражение, и он снова исчез за стойкой.

«Молодец, что спрятался!» – мелькнула у меня довольная мысль, но оказалось, что я рано радовался. Старик снова появился из-за стойки, но на этот раз в его руке был зажат уже знакомый мне ореховый прутик.

Красные Шапки, между тем, почти прижались спинами к доскам стойки, как вдруг старик принялся хлестать их своим прутом, приговаривая зычным, хриплым от пьяного сна голосом:

– А, паразиты!.. Нечисть окаянная!.. Уже и по утрам стали шастать!.. Ну, я вам покажу, как к старому Шусту в дом забираться, как пугать моих гостей!..

И тут я с изумлением увидел, как гибкий прутик, с тонким свистом рассекающий воздух, с такой же легкостью рассекает колпаки гоблинов, их жесткие кожаные блузы, оставляя на их, и без того не слишком красивых, рожах, бугристых руках и спинах, страшные рубцы, мгновенно наливающиеся синей дурной кровью.

Красные Шапки уронили свои длинные ножи и завизжали, как… нашкодившие мальцы, попавшие под розги! А потом вдруг бросились вон из таверны, не обращая внимания на своих раненых и убитых товарищей. Гоблин под моим каблуком задергался с еще большим остервенением, и я вдруг, в порыве жалости, приподнял ногу. Он быстро выерзнул из-под нее и на четвереньках бросился следом за двумя первыми.

Старик вышел из-за стойки, быстро подошел к валявшемуся посередь зала предводителю и ткнул в него своим прутиком. Тот странно дернулся, словно под электрическим разрядом, но из-под прикрывающего его голову щита не донеслось не звука.

– Готов!.. – констатировал дед и двинулся к Красной Шапке с откушенной рукой, привалившемуся к стене у самой двери. Не успел он сделать и пары шагов, как сидевший неподвижно гоблин вдруг упал на бок и заскреб ногами, пытаясь перевалить через порог.

– Стой!.. – грозно заорал старик, и гоблин тут же замер на месте, – Удираешь, гад?! А кто будет убирать эту падаль?!

И он указал своим прутиком на два неподвижно лежащих тела.

Искалеченный Красная Шапка приоткрыл один глаз и посмотрел сначала на старика, а затем на своих бездыханных товарищей. Затем он хрипло вздохнул и, неожиданно оттолкнувшись от пола здоровой рукой, поднялся на ноги. С опаской поглядывая на прутик в руке старика, Красная Шапка проковылял к неподвижным телам, бесцеремонно ухватил обоих за воротники курток и поволок их к выходу. Я едва успел перехватить свой щит.

Выйдя на крыльцо вслед за последним из нападавших, я увидел, что во дворе стоит странная повозка, состоящая из небольшой клетки на двух колесах, от оси которых тянулись две недлинные не то ручки, не то оглобли. Повозка эта, по всей видимости, предназначалась для транспортировки моей схваченной милости в замок. Гоблин зашвырнул тела своих друзей в клетку, ухватил здоровой рукой оглобли и потянул повозку со двора.

На мгновение у меня мелькнула мысль броситься за ним в погоню и на плечах отступающего противника ворваться в замок Сорта. Правда, меня тут же остановила мысль о том, что, во-первых, увидев «на плечах» своих гоблинов меня, хозяин Сорта вполне может ими пожертвовать, и привести в действие охранные заклинания. А во-вторых, если мне даже и удастся ворваться в замок, то, прежде чем я доберусь до Макаронина, мне придется зарубить сколько-то там графских рыцарей, не говоря уже о пехоте – такая работа вряд ли была мне по силам.

Однако, воинственный пыл, все еще бушевавший во мне, не давал вот так спокойно смотреть на беспрепятственное бегство Красных Шапок.

– Что ж мы их так и отпустим?! – повернулся я к старику.

– А ты что предлагаешь? – в свою очередь поинтересовался старик.

– Порубить и закопать! – категорично предложил я.

– Ага, – язвительно ответил старик, – А потом из каждого кусочка мы получим целенького паразита…

– Как это?.. – опешил я.

– Так ты что, не знаешь?.. Мы уже пробовали их убивать, совершенно бесполезно! У них даже головы отрастают заново! А если такого… в шапке… порубить на части, из каждого кусочка вырастает целый… И у каждого на башке появляется такая шапка!

Старик с некоторым превосходством посмотрел на меня и добавил:

– Так что самый простой способ – это просто выгнать их из дома.

Он снова посмотрел на меня и отправился к себе за стойку. Там он достал какую-то пыльную бутылку и два бокала, вытащил пробку и набулькал по самый обрез густого темного вина. Позвав меня жестом к стойке, он поднял свой бокал, и когда я взял свой, добродушно проговорил:

– Да ты не огорчайся… Эти, в красных шапках, еще не самые страшные, они убивают не часто, они хулиганы и ворье! Вот если бы сюда попали… слуа, или потерянная Тень, или дуэргары, вот тогда нам пришлось бы попотеть!.. Твое здоровье!..

И он с удовольствием вытянул полбокала.

Я тоже выпил, а затем, осмотрев и очистив оружие, убрал его в ножны, топор в его петлю, а щит за спину.

Возбуждение битвы постепенно отступало, и я заметил, что ночь кончается, а за окнами уже светлеет. И тут я вспомнил о своей лошади!

Повернувшись к старику и встревожено воскликнул:

– А как там моя кобыла?! Эти… Красные Шапки… могли с ней неизвестно что сотворить!

– С твоей лошадью все в порядке, сэр рыцарь, – раздался голосок Крохи, и ее изящная фигурка возникла за спиной старика, – Если ты прикажешь, Тустик немедленно ее оседлает.

Старик укоризненно посмотрел на Кроху и покачал головой:

– Ну что ты все суешься не в свое дело?! Что ты моего гостя на улицу выпихиваешь?! Сэр Рыцарь еще не позавтракал, не привел себя в порядок после… битвы, а ты «немедленно оседлает… немедленно оседлает»! Вот саму тебя немедленно оседлать, чтоб больше не высовывалась! Давай, лучше, зови сюда хозяйку!

Кроха исчезла за дверью, а старик довольно улыбнулся:

– Ты, сэр Рыцарь не спеши. До Воскота отсюда недалеко к вечеру в любом случае доберешься, а вот на голодный желудок путешествовать совсем не годиться. И потом, должен же я тебя отблагодарить за то, что ты эту нечисть… вычистил, – и он кивнул в сторону зала, посередь которого валялось брошенное гоблинами железо и темнели синеватые пятна подсыхающей гоблинской крови. Зрелище действительно было еще то!

Пока я рассматривал поле битвы, старик успел снова наполнить бокалы, но выпить нам не дали. В зал вошла дородная, еще не старая женщина в некоем подобии сарафана, наброшенном поверх цветастой кофты. Ее длинные, пегие волосы были кое-как затянуты на затылке в пучок, а щекастая с красными прожилками физиономия недовольно сморщена. Прошлепав босыми ногами, к стойке она остановилась и уставилась на погром в зале.

Старик, увидев эту тетку, поставил свой бокал на стойку и бодрым голосом приказал:

– Аугуста, кончай любоваться плодами наших трудов! Быстренько сооруди для сэра Рыцаря завтрак поплотнее и подай счет.

– А испорченный пол тоже в счет вставлять? – недовольно прогундосила тетка, не двигаясь с места.

– Я думаю, что этого хватит на то, чтобы покрыть расходы по моему содержанию… – свысока бросил я и машинально протянул правую руку к своему бедру. Только коснувшись кошелька с монетами, лежавшего в кармане моих джинсов, я вспомнил, что на мне надеты доспехи! Пользуясь уникальными возможностями моего забрала, я осторожно опустил взгляд вниз и увидел, что правая перчатка доспехов, прижатая к бедру, до самого запястья смята в гармошку. Осторожно нащупав злополучный кошелек, я потянул руку из кармана и увидел, как стальная перчатка, казалось безнадежно искореженная, прямо на моих глазах выправляется, снова затягивая ладонь черной матовой сталью. Более того, как только моя рука оказалась вне доспехов, сталь протиснулась между ладонью и кожей кошелька, ни на мгновение не оставив незащищенным ни дюйма моего тела!

И старый Шуст и его Аугуста, вытаращив глаза, смотрели на мои манипуляции. Я как можно незаметнее перевел дух и, словно ничего не произошло, несколько неуклюже развязал шнурок мешочка, достал монету и положил ее на стойку.

Хозяева заведения посмотрели на блестящую монетку, словно та появилась из воздуха. Далее последовала довольно продолжительная немая сцена, и вдруг старик как-то странно дернул головой и посмотрел на меня с явным испугом:

– Так ты… это… значит… тот самый Черный Рыцарь?.. Ну… который Быстрая Смерть?!

– Ну да! – спокойно ответил я и в свою очередь спросил, – А как ты догадался?

– Так ведь про такие доспехи… – он несколько неуверенно кивнул в мою сторону, – я слышал только в легенде о Черном Рыцаре по прозвищу Быстрая Смерть… Правда, я думал, что все это выдумки…

Он почесал щетинистую щеку и вдруг, успокоившись, поинтересовался:

– А правда, что… что ты видишь и то, что происходит у тебя за спиной, и… и что твои доспехи… разговаривают?

– Абсолютная правда! – подтвердил я и, подцепив защелку, откинул забрало.

– Ну вот, теперь мне ничего не видно… – негромко пробасил панцырь.

– Потерпишь… – насмешливо рыкнула львиная голова со щита.

У старика снова отвисла челюсть, а тетенька была на грани обморока.

– Так будет сегодня обещанный завтрак, обратился я к хозяйке, пододвигая ей монету, или ты мне с золотого сдачи дашь?

Напоминание о золоте мгновенно привело ее в чувство. Она быстро схватила золотой кружок и со словами: – Щас все будет!.. – исчезла за дверью.

Старик потер лохматую макушку и с чувством произнес:

– Никогда бы не подумал, что мне доведется пить с ожившей легендой.

– Это я ожившая легенда? – переспросил я, не зная обижаться мне или гордиться.

– Ты и есть! – немедленно подтвердил дед, окончательно приходя в себя, – И легенда про тебя начинается словами «В незапамятные времена…» Я, в общем-то, всегда думал, что в этой легенде говориться о настоящем сквоте, но думал, что этот герой давным-давно… умер, а про его доспехи слишком много всякого насочиняли. И вдруг!..

Его кустистые брови неожиданно поползли вверх, и физиономия приняла удивленно-дурацкий вид:

– А я еще со своим прутиком помогать тебе полез!.. Ты уж извини, что… это… помешал тебе веселиться!..

Он огорченно махнул рукой и, не обращая внимание на свой наполненный бокал, присосался к горлышку бутылки. На стойку она вернулась уже пустой.

И как раз в этот момент в зал снова вернулась хозяйка. Теперь уже она была наряжена в какое-то умопомрачительно яркое платье, волосы ее были повязаны серебристо-золотисто-красно-зеленым платком, на ногах красовались бордовые ботинки на шнуровке, а на шее в четыре ряда висели золотые цепи и две нитки довольно крупного жемчуга. Унизанные здоровенными перстями пальцы мертвой хваткой держали здоровенный поднос с массой мисок, крынок, кастрюлек и тарелок, так что было непонятно, каким образом она вообще смогла поднять такую ношу. За теткой следовала невысокая девчушка с тусклым, бледным лицом, которая тащила еще один поднос, размерами мало уступающий первому.

Дед был, пожалуй, удивлен не меньше меня, но его похоже, больше всего изумило личико супружницы, раскрашенное в боевые бело-красно-черные цвета. Ну, вы понимаете – черные брови, красные губы и щеки, и все это на исключительно белом фоне!

Ослепительно улыбнувшись мне своими алыми губищами, тетенька Аугуста быстро поставила свой монструозный поднос на стойку и принялась сервировать один из оставшихся не опрокинутыми столов. Буквально через минуту на ослепительно белой скатерти расположился завтрак, способный удовлетворить аппетит пяти три дня не евших бегемотов.

С некоторым испугом я оглядел это продуктовое изобилие и понял, что чтобы справиться с таким завтраком, мне придется задержаться в этой таверне на неделю! Поэтому, изобразив на своем открытом лице самую приветливую из своих улыбок я повернулся к хозяину и спросил:

– Надеюсь ты, Шуст и твоя… э-э-э, Аугуста, окажете мне честь, разделив со мной завтрак?!

– Ах, сэр Черный Рыцарь!.. – воскликнула леди Аугуста неожиданно тонким, чуть повизгивающим голосом, – Ты такой галантный!..

И тут же уселась на один из стульев, стоящих у стола.

Я вопросительно посмотрел на старика, а тот ответил мне укоризненным взглядом:

– И зачем ты ее пригласил за стол? Она ж не даст нам спокойно ни поговорить, ни выпить!..

– Ну что ты говоришь?! – воскликнула его супруга, – Кто пьет с утра?! Только такие отпетые пьянчуги, как ты!..

И она снова бросила ослепительную улыбку в мою сторону. Я содрогнулся в своих доспехах, и мне почему-то страстно захотелось… опустить забрало. Но с опущенным забралом невозможно было есть… Впрочем, очень может быть, что такая возможность была, помниться каргуши мне намекали, что эти доспехи можно было не покидать по… естественным надобностям!

Однако старик своим восклицанием прервал мои размышления:

– Да ты что, старая, сам Черный Рыцарь вчера вечером прямо сказал, что нам, рыцарям, без выпивки никак нельзя – в боях очень способствует. Ну а после боя жажда вообще мучает, спроси кого хочешь!

– Ой, тоже мне, рыцарь!.. – жеманно воскликнула тетка Аугуста, но все-таки поднялась с уже насиженного места и отправилась за вином.

И начался прощальный завтрак.

Когда на дворе совсем рассвело, в таверне стали появляться местные жители. Видя, что внутри в разгаре праздник, они, не спрашивая причины гулянки, тут же присоединялись, и при этом всячески пытались наверстать упущенное, чтобы, значит, соответствовать основной массе. Часа через три, по иссякшему потоку новичков я понял, что в таверне собралась вся деревня, и мой завтрак… не кончится еще очень долго. Поэтому, сделав вид, что мне срочно нужно по неотложному делу, я выбрался из-за стола и направился во двор. Там, воровато оглянувшись на закрывшиеся двери, я бросился в сторону конюшни и обнаружил там вчерашнего мальчишку, сидевшего на обрубке дерева и жевавшего корку хлеба. Рядом с ним была привязана моя уже оседланная кобыла.

Я мигом оказался в седле, а потом, взглянув еще раз на мальчугана, спросил:

– Тебя, ведь, Тустиком зовут?..

Тот уже спрятал свой недоеденный кусок и стоял рядом с лошадью, глядя на меня серьезными глазами. Услышав мой вопрос, он степенно ответил:

– Туст, сэр Рыцарь, местный конюх, к твоим услугам.

– Тебя Красные Шапки не слишком испугали?

– Нет, сэр Рыцарь. Я как только их услышал, сразу к соседу ушел… и кобылу вашу увел…

– Вот как… – проговорил я, а потом вытащил из кошелька еще одну монету и протянул ее конюху:

– Вот тебе за заботу о моей лошади!

Мальчик смотрел на деньги и почему-то не слишком торопился их брать.

– Ну, что же ты, бери! – я ласково ему улыбнулся, – Купишь себе что-нибудь.

– Но, сэр Рыцарь, это очень большие деньги… На такие деньги жениться можно! Вся деревня неделю гулять будет!..

– Ну так женись!.. – со смехом ответил я и добавил, – Будешь потом детям рассказывать, что деньги на свадьбу тебе сам Черный Рыцарь дал!

Мальчик неуверенно протянул руку и взял монету.

А я тронул свою кобылу и направил ее к воротам. Выезжая на замощенную каменными плитами дорогу, я оглянулся. Из таверны доносились разгульные крики, а мальчишка стоял со сжатой в кулачок ладошкой и смотрел мне в след.

Я не проехал и пары десятков метров, как услышал знакомое ворчание:

– Эдак ты, не доехав до до Воскота, все деньги разбазаришь… как в столице жить-то без средств будешь?!

Я бросил взгляд назад – ну так и есть! Два мыша ростом с зайца, с зеленым и оранжевым хохлами уже сидели позади меня, цепляясь лапами за луку седла. И выговор я получал конечно же от Фоки.

– Да ладно, – махнул свободной лапой Топс, – Зато он у нас вон какой отважный!

Я довольно расправил плечи и выпятил грудь, а Топс тем же благодушным тоном добавил:

– Если б еще поумнее был, да сведущих каргушей слушал!..

– Я смотрю, Топсик, ты опять недоволен, – обиженно проворчал я, – Или тебе мой бой не понравился, или Красных Шапок маловато было?

– Да если б ты Топсика послушал, – немедленно заорал Фока, – Этих Красных Шапок вообще бы могло не быть!

– И куда ж бы это они делись? – язвительно поинтересовался я.

– А вот прирезал бы ты этого враля Лора, вот никто бы за тобой гоблинов и не послал! – не менее язвительно ответствовал Топс.

– Глупые вы, каргушки, – вмешался в нашу перебранку хрипловатый львиный голос со щита, – Не пришли бы за хозяином гоблины, и не было бы такой славной драки, не напился бы я синюшки!

– Да что они в битвах понимают, – присоединился ко льву басок панциря, – Им бы только забиться в какую-нибудь щель да нашептывать свои каверзы, нечисть мышастая!

– Но-но, железяка ржавая! – тут же огрызнулся Фока, – Думаешь, если под «Полной Каской» ходишь, так тебя и поцарапать нельзя?!

– Эй-эй, ребята, кончайте задираться! – оборвал я начинающуюся склоку, – У вас одна задача – меня оберегать, и вы каждый по-своему справляетесь с этой задачей! Так о чем спорить?!

Обиженно замолчали и каргуши, и доспехи.

Домики деревни в которой я ночевал давным-давно остались позади. Дорога серой змеей петляла между холмами, синяя трава которых сменилась кустами и отдельно стоящими деревьями. Судя по всему скоро мы должны были въехать в настоящий лес. Минут пятнадцать мы двигались в полном молчании, а затем я, желая примирить разногласия, попросил:

– Давайте лучше обсудим вот какой вопрос. Мы направляемся к императорскому двору, прилично будет там присутствовать не снимая доспехов, или надо подобрать какой-нито… штатский костюм?

Ответом мне было гробовое молчание.

– Ну и что, по данному вопросу нет мнений? – настаивал я.

– На мой взгляд, ничего лучше нас ты все равно ничего не подберешь, – раздался наконец голос льва, – вот только меня надо вешать не на спину, а на грудь!

– Да? А может быть тебя лучше поместить на длинной палке, да поднять повыше, чтобы все видели? – вкрадчиво поинтересовался Фока, но лев не его провокационный вопрос ответил совершенно серьезно:

– Вполне дельная мысль… только…

– Неужели у тебя есть какие-то сомнения?! – изумился Фока.

– Да, – рыкнул лев, – Если сделать, как ты сказал, то у хозяина все время будут заняты руки.

– Ну, для этой цели можно нанять слугу… – немедленно предложил Топс.

– Тогда меня сопрут! – безапелляционно возразил лев, и каргуши поняли, что иронизировать над моим щитом бессмысленно.

– Вообще-то, сэр Владимир, – задумчиво протянул Топс, – Мы очень давно… не были при дворе…

– Вернее, мы вообще не были, а доспехи очень-очень давно, – поддакнул Фока.

– Так что мы вряд ли сможем рассказать тебе о придворных модах, – продолжил Топс, – Но мне кажется, что какое-то платье тебе помимо доспехов все-таки надо иметь. Хотя бы на всякий случай.

– Ну, если только на всякий случай, – согласился панцирь.

– Ясно, – протянул я, – Значит в Воскоте первым делом озаботимся новым платьем.

– А сейчас ты лучше озаботься засадой, которая подстерегает тебя за следующим поворотом, – быстро проговорил Топс, и каргуши исчезли с крупа лошади.

Я быстро опустил забрало, положил руку на рукоять Зрячего и чуть придержал лошадь, шедшую довольно быстрой рысью.

Дорога действительно сворачивала направо. День был уже в самом разгаре, солнце с безоблачного неба здорово пригревало и от раскинувшегося по склонам холмов луга тянула сладковатым запахом цветущей травы. И тут я вдруг обратил внимание на то, чего не замечал, занятый разговорами со своими… помощниками. Дорога была пуста!

Восточная имперская дорога, бывшая, судя по ее ухоженности, должна была пользоваться повышенным вниманием путешественников. Императорский город Восток, как я понял – столица империи, был совсем рядом, и, тем не менее, в этот погожий летний день на ней не было ни души, за исключением, разумеется меня.

Все это мне почему-то совершенно не понравилось.

Я проехал поворот, и дорога открылась вперед примерно на километр. Никакой засады не было и в помине. Да и как можно было устроить засаду на совершенно открытом месте, где в качестве укрытия можно было использовать только не слишком высокие кустики. Вот впереди, у подножья следующего холма, действительно, можно было спрятаться – там начиналась опушка леса, а здесь…

Моя лошадь, не понукаемая всадником, перешла на шаг, но спокойно двигалась вперед, явно не чуя никого чужого. И все-таки, я почему-то верил Топсу, раз он сказал «засада», значит…

Именно в этот момент я обратил внимание…

В общем-то ничего особенного впереди не было, просто трава по обочинам дороги и само дорожное покрытие были, пожалуй, чуть темнее, чем обычно. И только. Но мое обостренное чутье подсказывало мне, что все не так просто. Затем я заметил, что воздух над этими темными местами чуть колышется, словно трава и камни под ним сильно нагреты.

Если бы не предупреждение Топса, я и не подумал бы останавливаться, а так… Не доезжая до первых затемненных дорожных плиток метра четыре, я остановил лошадь, спешился и подошел к самому краю пятна.

Ничего особенного, необычного или угрожающего вокруг не было. Само пятно было едва отличимо от остального пейзажа, но лошадь его явно не смогла бы перепрыгнуть. Возможно, его можно было бы объехать по склону холма, но оно тянулось полосой вправо и влево от дорожного полотна и с дороги не было видно, где оно заканчивалось. Постояв несколько секунд, я пожал плечами, повернул назад к лошади и тут совершенно случайно заметил на дороге небольшой кусок камня, отколовшийся от покрывавшей дорогу плиты. Я поднял этот кусок, несколько раз подбросил его на ладони, а затем небрежным жестом швырнул его на остановившее меня темное пятно. Камешек спокойно взвился в струящемся воздухе, пошел вниз и у самого покрытия дороги вдруг… исчез. Ни хлопка, ни дыма, ни пыли… Его просто не стало!

Я уже поднял руку, чтобы по привычке поскрести щеку, но вовремя вспомнил, что на мне глухой шлем. Постояв еще несколько секунд, я взобрался в седло и повернул лошадь вправо, собираясь просто объехать это странное место на императорском тракте – ведь не могла же эта ловушка для простака опоясывать всю планету. И в этот момент метрах в пяти слева от дороги на границе пятна появился первый гоблин! А затем они начали выскакивать слева и справа прямо ниоткуда, как чертики из табакерки.

Когда их набралось десятка полтора, и они полукругом охватили мою лошадку, препятствуя задуманному мной маневру, на полотне дороги появился… сэр Лор, собственной персоной. Правда сегодня он был одет в легкие серебристые доспехи с голубоватой насечкой, а его голову скрывал великолепный шлем с забралом в виде кошачьей морды. Забрало былоподнято, так что его физиономию с желтовато-лиловым фингалом под глазом, я немедленно узнал. Чуть кивнув ему с высоты своего положения, я проговорил:

– Рад видеть тебя в добром здравии, самый тайный из сыскных мерзавцев и самый мерзкий из тайных сыскарей.

Сэр Лор, как раз шагнувший в мою сторону, остановился, видимо, удивленный тем, что его узнали, а потом, не поднимая забрала проговорил:

– Черный Рыцарь, незаконно присвоивший себе прозвище Быстрая Смерть, тебе приказано следовать за мной!

– Вот как?! – глумливо воскликнул я, – Это кто же взял на себя смелость определять законность моих прозвищ и тем более приказывать мне следовать за… мерзавцем?!

– Сэр Рыцарь, – Лор сделал еще один шаг в мою сторону, – Сейчас сила не на твоей стороне, а твой меч тебе не поможет – здесь нет черни!

– Да, здесь нет черни, – согласился я, вытягивая меч из ножен и перекидывая щит из-за спины на левую руку, – Здесь много мусора! Красные Шапки, которых вы послали за мной ночью, успели до твоего отъезда прибежать в замок? Если успели, то они, наверное, рассказали, что я делаю с таким мусором?!

Увидев мой черный клинок, сэр Лор попятился, а потом развернулся и несколько неуклюже бросился за спины своих подчиненных, взревевших, после услышанного от меня оскорбления. А я, опустив клинок и указав им на гоблина, стоявшего в середине строя, неожиданно для самого себя, громко произнес:

– Кто с алебардой к нам придет, тот от нее и погибнет!..

И в этот момент в голову того самого гоблина, на которого указывал мой меч, что-то врезалось. Раздался громкий хлопок и красный колпак свалился с совершенно лысой башки, неприятно серого цвета. И на глазах у всего враз замолчавшего воинства, на этой оголившейся башке начала стремительно вспухать лиловая шишка. Буквально через секунду она достигла совершенно немыслимых размеров и, наконец, с противным скрежетом лопнула, забрызгав всех стоящих вокруг густой синеватой кровью.

Раненый неизвестно чем гоблин, пронзительно заверещал, бросил алебарду на голову соседа и схватился за ушибленную башку своими мозолистыми лапами. В следующее мгновение он метнулся ко мне, и я уже подумал, что бедолага решил покончить жизнь самоубийством. Но гоблин проскочил буквально под носом моей лошади и, не отрывая лап от своей головы, рыбкой сиганул за границу пятна. Он исчез не долетев до полотна дороги, как и камешек, который я швырнул совсем недавно.

Несколько секунд в рядах Красных Шапок царило некоторое замешательство, но их быстро привел в чувство громкий возглас графского тайного агента:

– Мы все равно загоним тебя в тоннель перехода! Тебе некуда деваться!

«Так вот что это за пятно!» – мгновенно сообразил я и тут же припомнил черные пятна на стенах пещеры Маулика. Видимо этот тоннель был им сродни, но наведен какой-то иной волшебной силой.

Красные Шапки, между тем, сомкнули свои поредевшие ряды и опустив алебарды, осторожно двинулись в мою сторону.

И тут мне в голову пришла новая мысль. Я поднял вверх левую руку и, проорав: – Одну минутку, друзья!.. – полез с лошади.

Гоблины остановились, и некоторые из них оглянулись на своего предводителя. Сэр Лор выдвинулся вперед и с надеждой в голосе поинтересовался:

– Ты решил подчиниться?!

Я, не обращая внимания на сей глупый вопрос, слез с лошади и, развернув ее в сторону от дороги, хлопнул по крупу. Моя кобыла послушно сошла на травку. После этого я снова повернулся к нападавшим и поднял меч:

– Поехали, господа!..

Но гоблины не тронулись с места, переглядываясь между собой и переговариваясь хриплыми, неразборчивыми голосами.

– Что ты сказал?.. – поинтересовался сэр Лор через их головы.

– Я сказал, поехали! – повторил я для непонятливых.

Красные Шапки замолчали и удивленно уставились на меня, а сэр Лор несколько растерянно переспросил:

– Куда и на чем?.. Ты же слез с лошади…

Его тупость меня просто взбесила, и я заорал срывая связки:

– Я имею честь атаковать вас, тупицы!..

Несколько мгновений над дорогой висела изумленная тишина, а затем полтора десятка луженых гоблинских глоток яростно взревели, но громче всех взревел тайный графский сэр:

– Ты!.. Нас!.. Да мы сами тебя атакуем!.. Вперед, швырните его в тоннель!

И Красные Шапки толпой повалили мне навстречу, собираясь, как я понял, просто затолкать меня в тоннель перехода все своей массой!

В момент их старта между нами было метров десять, и за то время, которое им потребовалось, чтобы преодолеть эти десять метров я успел пропеть некий странный стишок, внезапно появившийся в моей голове. Мне самому показалось, что эта какая-то полузабытая детская песенка со смешными и не совсем понятными словами, но после того, как смолк последний ее звук, вокруг моего панциря взметнулся странный оранжево-синий вихрь, и его черная сталь сделалась малиновой.

Первым ко мне подоспел самый здоровенный из гоблинов. Он несся вперед гигантскими скачками, выставив вперед свою огромную алебарду и нечленораздельно рыча какие-то угрозы. Коротким взмахом меча я отсек лезвие его оружия от древка, и оно упало Красной Шапке на ногу. Однако железный башмак уберег ступню гоблина от травмы, а потеря оружия его совершенно не обескуражила. Использовав набранную скорость он со всего маха врезался в меня… и тут же с диким воплем отскочил в сторону. Я, правда, тоже вынужден был сделать шаг назад, но Красная Шапка, как оказалось, пострадал от нашего столкновения гораздо больше. Его кожаная куртка с правой стороны была полностью сожжена, а кожа под ней, потеряв свой весьма густой волосяной покров, пошла огромными синеватыми волдырями.

«Ожег второй степени!..» – мгновенно определил я, и, похоже, эта мысль пришла в голову не только мне. Наступавшие толпой Красные Шапки, увидев, что произошло с самым резвым из них, моментально остановились, а потом снова двинулись вперед, но теперь уже они топали гораздо медленнее, энергично тыча перед собой своими широкими топорами на длинных древках.

Задачу они пытались выполнить прежнюю – затолкать меня в тоннель перехода, но теперь они явно опасались прикасаться к моему панцирю.

Когда они все-таки подошли на длину моего меча, я принялся укорачивать их оружие, отсекая все, до чего мог дотянуться. Мой черный клинок разил как молния, лев на щите с оглушительным ревом перемалывал железо и дерево гоблинских алебард, и все-таки врагов было слишком много. Мне постепенно приходилось отступать все ближе и ближе к поджидавшему меня темному пятну.

Сэр Лор за спинами своего воинства что-то возбужденно кричал, не то командовал, не то давал какие-то советы нападавшим, а у меня было только одно желание – добраться до него хотя бы на пару секунд… чтобы выполнить рекомендацию Топса, данную мне еще накануне!

Тем временем мое положение стало критическим. От роковой черты меня отделяло уже не более двух коротких шагов, а гоблинам начали через тоннель подбрасывать новое оружие, так что они могли еще усилить натиск. У меня же, тем временем стали уставать руки, да, и дыхание начало сбиваться – сказывалось отсутствие боевой практики. Правда, мне удалось достать мечом два-три окровавленных колпака и с радостью услышать два три истошных вопля, но решающего значения эти мои тактические успехи не имели.

И именно в этот отчаянный момент до моего слуха донесся певучий звук трубы, а следом за ним громкий крик:

– Держись, сэр рыцарь, я иду на помощь!..

Потом я услышал дробный стук копыт по каменным плитам дороги, и сразу же количество тыкающих в меня алебард значительно уменьшилось! То есть уменьшилось настолько, что я смог сделать резкий бросок вперед, между бестолково дергающихся древков и достать лапы их сжимавшие!

Вот теперь дело пошло совсем по-другому! Мой меч и мой щит перестали рубить и рвать дерево с железом, теперь им доставались мясо и кости, и это было им гораздо больше по вкусу.

Вой гоблинов тоже резко сменил тональность – если прежде в нем превалировали нотки яростного торжества, то теперь главными его темами стали боль, страх и отчаяние!

Еще три-четыре энергичных взмаха меча, последний леденящий кровь рык льва со щита, и оставшиеся на ногах Красные Шапки брызнули в разные стороны.

И тут я увидел, что буквально в десяти метрах от меня рыцарь в голубоватых доспехах, восседающий верхом на странном, страшном звере, рубиться с десятком обступивших его Красных Шапок. Его, сверкающий голубым отсветом, меч молнией рушился на темно-красные колпаки гоблинов, а те, уворачиваясь от страшного оружия, старались достать своими алебардами всадника или ноги его скакуна.

В мгновение охватив взглядом развернувшуюся передо мной картину, я бросился вперед с поразившим меня самого хриплым воплем:

– Держись, сэр рыцарь, я иду на помощь!..

Однако, я не успел. Услышав мой истошный вопль, окружавшие всадника Красные Шапки отпрянули от него и все, как один повернулись в мою сторону. Над этой неорганизованной толпой последний раз взметнулся голубоватый клинок, и в следующее мгновение гоблины, бросая на дорогу свое оружие бросились врассыпную.

Впрочем, бегство их было вполне упорядоченным и рано или поздно заканчивалось в струящемся мареве над ненавистным мне темным пятном.

Скоро мы остались на дороге вдвоем. Мой спаситель поднял руку с мечом в приветствии. Я тоже отсалютовал ему мечом. После этого он достал из седельной сумы кусок синего бархата, тщательно отер клинок и вложил его в ножны. Я в свою очередь посмотрел на свой клинок и обнаружил что тот абсолютно чист, словно не от только что дробил гоблинские черепа. Едва я вложил меч в ножны, как тут же почувствовал за своим плечом чье-то дыхание и мгновенно переместил взгляд назад. Ко мне спокойно, словно после безмятежного отдыха подходила моя кобыла.

Я вскочил в седло и более внимательно посмотрел на своего спасителя. Рыцарь тоже молча осматривал меня. Сидел он на самой обыкновенной лошади, только она была чуть ли не до колен прикрыта весьма замысловатым панцирем. На ее голове красовался шлем с длинным витым рогом, по шее спускалась пластинчатая броня, а грудь была прикрыта плотным набором, украшенным устрашающего вида шипами. Из-под седла на бока лошади так же спускались пластины панциря, а броня на крупе лошади имела с каждой стороны по поднимающемуся лезвию длиной около метра.

«Не хотел бы я оказаться на пути этой скотины, когда она помчится во весь опор со своими… распущенными железками!» – подумалось мне. Я чуть наклонил голову и учтиво произнес:

– Позволь мне поблагодарить тебя, незнакомец, за поддержку в бою!

– О, – воскликнул тот с легким поклоном, – Это я должен просить прощения, что помешал тебе покрыть себя славой. Но слишком велико было искушение сразиться с Красными Шапками – это самые смелые воины из всех фейри и почти никогда не применяют в бою магию. Но я видел здесь еще одного рыцаря, который не вмешивался в битву. Поначалу я решил, что он это делает по твоей просьбе и сдерживал себя, а потом мне показалось… – здесь он умолк.

– Нет, тебе не показалось, рыцарь в серебряных доспехах был предводителем Красных Шапок, именно он привел их сюда…

– Как?! – изумленно воскликнул мой спаситель, – Благородный сэр предводительствовал Красными Шапками?! Но это невозможно!!

– И тем не менее, это так…

– А почему они напали на тебя? – напрямую спросил рыцарь.

– Видимо потому, что вчера днем я пощадил этого самого предводителя. Тогда он пытался захватить меня с помощью шести вооруженных сквотов.

– Так значит, за тобой идет настоящая охота?! – воскликнул рыцарь и тут же, словно спохватившись, наклонил голову и произнес более спокойным тоном, – Меня зовут маркиз Вигурд, шестой лордес Кашта. Могу ли я узнать имя доблестного рыцаря, с которым свела меня дорога?

Я даже слегка растерялся от столь резкого перехода и столь изысканного обращения, но постарался ответить соответственно:

– Черный Рыцарь по прозвищу Быстрая Смерть!

Маркиз молчал целую минуту, а потом с некоторой запинкой спросил:

– То есть, ты тот самый… Быстрая Смерть?..

– Что значит – тот самый? – переспросил я.

Маркиз снова помолчал, а потом произнес, вроде бы даже, про себя:

– Невероятно!..

Он замолчал, и я счел необходимым вставить:

– И тем не менее это так! Во всяком случае, все, с кем я…э-э-э… знаком… не возражали против этого имени… Некоторые, так просто сами навязывали мне его!..

Однако, сэр Вигурд оставил без внимания мое замечание:

– Сэр Рыцарь, позволь мне сопровождать тебя в твоих странствиях!

Сказано это было достаточно высокопарным тоном, но сама просьба прозвучала очень искренне. Правда, я не совсем понял, о каких странствиях идет речь, и потому несколько неуверенно проговорил:

– Ну, я, собственно говоря, не возражаю… Иметь в попутчиках столь доблестного рыцаря, для меня большая честь… Но путь у меня не далек – я направляюсь в имперский город Воскот, у меня дело к императору…

– Кто знает, куда приводят нас наши дороги?… – философски ответил сэр Вигурд.

И что я мог на это ответить?

– Ну что ж, вперед! – сказал я и тут же поправил сам себя, – Вот только дорога наша… не совсем свободна.

Развернув лошадь в сторону Воскота, я медленным шагом подъехал к границе все еще темнеющего пятна и остановился. Через секунду рядом со мной появилась лошадь моего нового товарища.

– Надо же, – с несерьезным смешком воскликнул он, – Тоннельный переход! И, как я понимаю, именно отсюда появились наши враги. И куда же он, интересно, ведет?..

– В замок Сорта, – немедленно ответил я.

– А… так он наведенный!.. Ну, тогда это не сложно…

Он осторожно протянул над границей пятна закованную в перчатку руку и сделал пальцами такое движение, словно… посолил его, а потом приподнял забрало и… плюнул.

Воздух над пятном сердито зашипел и заструился гораздо интенсивней. А через секунду мне показалось, что граница пятна дрогнула и чуть отпрянула от копыт наших лошадей. А спустя еще несколько секунд это отступление сделалось… повальным. Зловещее пятно сжималось прямо на глазах, только марево над ним густело, свивая воздух жгутами и поднимая с дорожных плит мельчайшую пыль. Через пару минут дорога была свободна.

Я тронул лошадь и повернулся к своему искушенному спутнику:

– Ловко это у тебя получилось, где ж это тебя магии научили?..

Лордес Кашта поднял забрало шлема и взглянул на меня своими темными, чуть насмешливыми глазами. Оказалось, что это совсем еще молодой человек, почти юноша, с густыми, длинными и мягкими волосами, крупными локонами, обрамлявшими худощавое, бледное лицо с крупным породистым носом и тонкими, яркими губами.

Я последовал его примеру и тоже поднял забрало, и он, с интересом взглянув мне в лицо, и произнес:

– Я думал, что ты гораздо старше… А что касается моих… способностей, так это и не способности вовсе. Просто в детстве у меня была… подружка… Лет с четырех, когда отец подарил мне пони, я страшно полюбил кататься верхом по нашему лесу. И там познакомился с Гейрой, маленькой гилли ду. Я рассказывал ей о сквотах и защищал лес от деревенских мальчишек, а она показывала мне самые потаенные лесные тропы, учила искать орехи и ягоды… ну и кое каким заклинаниям…

И тут мне пришла в голову пошлая мысль использовать лирическое настроение своего друга и… кое-что узнать об этом мире.

– Повезло тебе… – самым завистливым тоном проговорил я, – А я вот второй день как вышел из заповедника Демиурга, и оказалось, что абсолютно ничего не знаю о жизни в… этом Мире. Вот, например, ты сказал, что твой титул – лордес… шестой лордес, а что это такое?

– Это значит, – просто ответил Вигурд, – Что я сын лорда Кашта и шестой наследник… Как ты сам понимаешь, мои шансы на вступление в наследство весьма проблематичны, так что я не стал ждать смерти своего отца и пяти братьев, а отправился странствовать… Искать свое счастье на дороге.

– Значит, ты, как и я – странствующий рыцарь?..

Вигурд кивнул и улыбнулся, а я, ободренный этой улыбкой, продолжил свои расспросы:

– А почему ты спросил, тот ли я самый Быстрая Смерть… Кстати, этот вопрос задавал не ты один…

Шестой наследник Кашта посмотрел на меня без всякого удивления и неожиданно ответил:

– Ты, действительно, тот самый Черный Рыцарь. И только что сам подтвердил это.

– Каким образом? – поинтересовался я.

– Да своим вопросом, – спокойно ответил Вигурд, – Понимаешь, я давно интересуюсь всем, что связано с… Черным Рыцарем. Вообще-то считается, что Черный Рыцарь по прозвищу Быстрая Смерть – это красивая такая сказка… выдумка… Этакий… идеальный рыцарский образ… Вот именно – идеальный! И потому, он вроде бы не может существовать на самом деле. В его существование верят все мальчишки нашей империи, да и далеко за ее пределами. Но взрослея… они… перестают верить в существование Идеала. Однако, я, как уже говорил, очень заинтересовался этим… Идеалом. И ты знаешь, я нашел старые списки этой легенды, в которой говорится о Черном Рыцаре, как о, на самом деле существовавшем, благородном сэре. А кроме того, в этих списках говорится, что Черный Рыцарь приходит в этот Мир когда… возникает смертельная опасность для… Демиурга! Или для других, окружающих нас, миров!

Вигурд посмотрел на меня с легкой улыбкой, покачал головой и продолжил:

– Я нашел упоминания о двух приходах в наш Мир Черного Рыцаря – дважды он спасал Демиурга от каких-то страшных опасностей, может даже от гибели. Но каждый раз, являясь сюда, он не знал, кто такой Черный Рыцарь, хотя с самого момента своего появления называл себя этим именем! И что самое удивительное, я сделался странствующим рыцарем… надеясь встретить Черного Рыцаря…

– Как это?! – изумился я.

– По моему мнению сейчас самое время снова появиться Черному Рыцарю! – с полной серьезностью, даже как-то грустно, произнес Вигурд.

Его серьезный тон меня слегка даже испугал:

– И это мнение на чем-то основывается?

Вигурд кивнул, и несколько минут мы ехали в молчании. Потом он снова посмотрел на меня своими ясными глазами и снова начал говорить:

– Лет десять-двенадцать назад в каждом городе нашего Мира, да что там в городе – в каждом крупном селе, существовали святилища, в которых любой из сквотов мог обратиться к Демиургу с просьбой, с вопросом, с пожеланием, короче, пообщаться с создателем Мира. Видеть его, правда, доводилось мало кому, очень мало, но и такие случаи бывали. Но вот однажды во всех святилищах разом было объявлено, что Демиург больше не будет вмешиваться в дела Мира, за исключением экстраординарных случаев, касающихся… маленького народца. Он всегда оказывал помощь фейри, считая, что… сквоты могут их обидеть или… использовать их искусство им же во зло, – маркиз бросил на меня быстрый взгляд и пояснил, – К сожалению, он прав, это случается… Так вот, с тех пор о Демиурге действительно мало что известно, можно сказать, что он… исчез. Правда, иногда от его имени кое к кому приходят тени, но это бывает очень редко, а те, к кому тени являются, не слишком распространяются о причинах этих посещений.

Вигурд замолчал. Нас снова окружила тишина, нарушаемая только цоканием копыт наших лошадей по каменным плитам дороги. Когда я уже решил, что он таким неожиданным образом закончил свой рассказ, и собрался задать один из роившихся в голове вопросов, он снова заговорил:

– Я думаю, что с Демиургом что-то случилось. Он, конечно, не ушел из нашего Мира, но с ним что-то случилось… или что-то может случиться! И поэтому именно сейчас должен появиться Черный Рыцарь! Должен!

После этих слов, сказанных с удивительной убежденностью, он надолго замолчал. И тут я вспомнил, что уже очень давно не слышал своих малорослых наставников. Я опустил забрало, и тут же увидел их на крупе моей собственной лошади. Они устроились один за другим, причем Фока держался за луку моего седла, а Топс за пояс Фоки, и у обоих были закрыты глаза.

«Так, так, так…» – насмешливо проговорил я, – «Вот и мои храбрые помощники объявились… И где ж вы были, когда я погибал в неравном бою?!»

Фока мгновенно открыл глаза и пропищал:

«Да я в этом бою нанес первый смертельный удар!»

«Ты?!!» – моему изумлению не было предела.

«А то кто же? – торжествующе ответил Фока, – Или ты думаешь у гоблинов шишки сами собой на башке вскакивают?!»

Тут я вспомнил первого раненого в схватке гоблина и с уважением подумал: «Так это твоя работа?»

«А то чья же?» – гордо пискнул Фока, – «Или ты думаешь, я просто так рогатку с собой таскаю?!».

Он высокомерно посмотрел на меня, потом кивнул назад и снисходительно прибавил, – «Топс тоже кое-кому вмазал!»

После этого, видимо считая, что разговор окончен, он снова закрыл глаза.

Я невольно улыбнулся и покачал головой, а потом с легким мысленным смешком поинтересовался:

«И давно вы кимарите?»

Топс приоткрыл правый глаз и недовольно буркнул:

«Мы же не можем мешать тебе слушать лекцию о самом себе».

«Но, согласись, что информация очень познавательна!»

«Очень… – согласился Топс, – И выводы он делает, в общем-то, правильные… Только…»

Тут каргуш замолчал и снова закрыл глаз. Однако я не мог согласиться на какую-либо недосказанность, а потому потребовал:

«Что „только“?.. Что „только“?.. Давай договаривай!..»

Но «договорил» Фока. Не открывая глаз, он пропищал:

«… Только, из всего сказанного этим симпатичным юношей получается, что ты становишься опасным спутником…»

«Это почему?» – удивился я.

«Потому что к таким же выводам может прийти и кто-нибудь другой… не столь дружелюбный, как этот… шестой наследник».

«Может быть именно поэтому тебя так хочет заполучить этот… граф Сорта… и его тайный начальник…» – задумчиво добавил Топс.

«Но вы же знаете, что я никакой не Черный Рыцарь! – воскликнул я во всю силу своих мыслительных способностей, – Вы же знаете, что мне просто понравились эти доспехи!»

Каргуши открыли свои глазки и, чуть отклонившись в разные стороны, укоризненно посмотрели мне в спину. А затем Топс грустно проговорил:

«Вот то-то и оно, что знаем… сами все видели. Нам бы сразу надо было догадаться к чему дело идет. Как только мы тебя в этих доспехах увидели!»

«Мы же знали, что эти доспехи просто так, кому попало не дадут себя надеть… А вот не сообразили…»

«Господи, ну зачем я надел именно эти доспехи! – с тоской подумал я, – Теперь мне навязывают заботу о каком-то там, совершенно мне незнакомом Демиурге, дела которого меня совершенно не касаются! Ну что мне стоило взять панцирь того барона, который утонул!»

«Не скули! – строго оборвал меня Топс, – Тем более, что скулить все равно уже поздно!..»

«Да, а что мне прикажешь теперь делать?! Вашего Демиурга спасать?!»

«От чего?..» – хитро поинтересовался Фока.

«Вот и я спрашиваю – от чего!»

«Поступай в соответствии с первым правилом настоящего сквота…» – немедленно посоветовал Фока.

«И как оно звучит?» – немедленно поинтересовался я.

«Если не знаешь, что делать, не делай ничего!» – с достоинством первого ученика произнес оранжевоголовый каргуш.

Мне нечего было ответить на такое предложение, а кроме того в разговор вмешался умный и осторожный Топс:

«Вообще-то, лучше всего было бы сменить имя… Только уж слишком заметные у тебя доспехи и оружие…»

«Нечего манкировать своими обязанностями!!» – тут же возмутился Фока, – «Раз напялил черные доспехи, пусть теперь отдувается! Его предупреждали!»

«Это кто меня предупреждал?! – возмущенно поинтересовался я, – И когда?!»

«Тебе еще в оружейной у Маулика говорили, что из этих доспехов сквоты живыми не выбираются, а ты все равно в них полез!»

«Да?!! – я чуть не задохнулся от ярости, – Говорили?!! Да вы такого про эти доспехи наговорили, что нормальный человек и не захочет, да полезет в них!..

«А раз залез, то теперь сиди в своих доспехах и не ерзай!» – грубо перебил меня Фока, и я вдруг понял, что по большому счету он абсолютно прав. Ну что я, в самом деле, занервничал, мало чего там насочинял себе экспансивный, а может даже экзальтированный, молодой человек, да еще вдобавок шестой наследник! Мое дело – вытащить из подземелья Сорта Юркую Макаронину и свалить назад, к себе, а всякие местные демиурги пусть сами решают свои проблемы! Я их выручать не нанимался!!

Моя тоскливая растерянность сменилась агрессивной злобой, так что я даже пришпорил лошадь, и она перешла в галоп.

И конечно тут же последовал вопрос моего спутника:

– Сэр Рыцарь торопится?..

– Да нет, просто я проголодался и боюсь, что теперь до самого города не будет ни одной таверны или закусочной… – снова подняв забрало, небрежно ответил я.

– Если сэр Рыцарь позволит дать совет… – неуверенно проговорил сэр Вигурд…

– Конечно, – немедленно разрешил я, – И вообще, не скупись на советы, если считаешь необходимым их высказать.

Вигурд улыбнулся:

– Здесь, совсем недалеко от дороги, есть небольшая деревенька, в которой живет моя хорошая знакомая… Мы можем к ней завернуть и, поверь мне, голодными нас не отпустят.

– Показывай дорогу! – тут же воскликнул я.

Маркиз свернул с дорожного полотна влево и направил своего закованного в броню коня прямо по синей травке в сторону видневшейся на склоне холма рощице. Роща эта оказалась невелика, и через полчаса, проехав ее насквозь, мы оказались на противоположной опушке, с которой открывался вид на весьма симпатичную деревушку из десятка маленьких, аккуратных домиков, окруженных садами.

Вигурд направил своего коня к крайнему домику и, оказавшись у невысоких тесовых воротец, громко позвал:

– Матушка Елага, ты дома!..

С минуту на его зов никто не отзывался, но маркиз не проявлял нетерпения, а затем дверь домика распахнулась и на крылечке появилась маленькая старушка в голубом платье, с гладко зачесанными совершенно белыми волосами. Она быстро сбежала по трем ступенькам крыльца и через мгновение уже возилась с запором ворот, радостно приговаривая:

– Вигуша приехал, сынок, вот радость-то! А я уж и не думала тебя больше увидеть!

Имя, которым наградила старушка моего нового друга было настолько… фамильярным, что я несколько удивленно взглянул на своего спутника, как-никак маркиза, хоть и всего-навсего шестого наследника лена, и увидел на его лице настолько довольную улыбку, что сам невольно заулыбался.

Старушка тем временем распахнула ворота и мы медленно въехали в неширокий двор. Вигурд быстро соскочил со своего закованного в броню зверя и протянул латные перчатки к матушке Елаге. Та буквально утонула в его стальных объятиях, но выбралась из них без потерь, после чего повернулась и уставилась на меня маленькими, темными, остро поблескивающими глазками. Эти глазки, казалось, громко спрашивали, кто это такой сопровождает ее любимца.

Вигурд тоже, по-видимому, понял этот вопрос, потому что с улыбкой произнес:

– Это, матушка, Черный Рыцарь, по прозвищу Быстрая Смерть…

– Вижу, что Черный Рыцарь, – чуть насмешливо произнесла бабуля, – И что Быстрая Смерть вижу… Только…

Тут она как-то по-доброму улыбнулась и обратилась ко мне:

– Слазь с коня, Черный Рыцарь, сейчас обедать будем… И вы тоже слазьте! – неожиданно бросила она мне за спину, – Нечего прятаться, никто вас здесь не обидит!

Маркиз удивленно взглянул на матушку Елагу, но ничего не сказал, лишь перевел вопрошающий взгляд на меня. Я пожал плечами и обернулся. Фока и Топс уже сидели, свесив ножки по одну сторону лошади и, смущенно переглядываясь, чесали свои разноцветные чубы.

– Слезайте, слезайте, – поторопила их матушка Елага, и они съехали по крупу лошади на траву. Следом за ними спустился на землю и я.

Матушка Елага внимательно всмотрелась в мою лошадь и пробормотала себе под нос: – И о тебе, детка, мы позаботимся… – а затем, повернувшись в сторону дальнего сарая она громко крикнула:

– Сайс! Вылезай негодник, я знаю, где ты прячешься! Займись лошадьми господ рыцарей!

Из-за дверей сарая показалась белая голова мальчика лет десяти. Внимательно нас оглядев, он поковырял в носу, а затем свистнул каким-то странным образом. Обе лошади, услышав этот свист, развернулись и трусцой направились к мальчишке.

– Пойдемте, пойдемте, ребята, – улыбнувшись проговорила старушка, как я понял, в основном для меня, – Сайс, конечно, лентяй и воришка, но лошадей любит, и они его тоже. Вот только не пойму за что…

Потом она повернулась к Вигурду и, искоса продолжая разглядывать меня, спросила:

– Надолго вы ко мне?

– Нет, матушка, – быстро ответил маркиз, – К вечеру хотим быть в Воскоте, а к тебе заехали по пути, перекусить…

– Ну хорошо хоть, что мимо не проехал, – покачала головой матушка Елага, – А то так бы и померла, тебя не повидав… Пойдемте в дом.

И она направилась в сторону дома. Топс и Фока поспешили за ней следом.

Уже через несколько минут мы, сняв доспехи и умывшись, расположились у большого стола, стоявшего позади домика под старой раскидистой яблоней. Перед нами стояли большие чашки с какой-то изумительно пахнущей похлебкой и большие оловянные кубки. В середине стола расположилось блюдо с нарезанным крупными ломтями хлебом и здоровенная бутыль с замотанным тряпицей горлышком.

Я было с ходу взялся за ложку, но сэр Вигурд остановил меня. Торжественно размотав тряпицу и с улыбкой глядя на довольно улыбающуюся матушку Елагу, он наполнил оба кубка и стопочку старушки темной, почти черной, густой жидкостью. Затем, поставив бутылку на место, он взял кубок в руку и торжественно произнес:

– За этот дом!.. За этот родной дом и его замечательную хозяйку!

Я от всей души поддержал тост, хотя хозяйка дома как-то… тревожила меня… Я чувствовал себя рядом с ней скованно, словно… словно она про меня что-то знала. Что-то такое, что я хотел бы скрыть!

Обед был чудесен, хотя я так и не понял, что же мы, собственно говоря ели. Похлебка представляла из себя удивительно густой и ароматный бульон заправленный какими-то мелко нарезанными овощами и травами, но из чего был сварен этот бульон и что за овощи в нем плавали, я так и не догадался. На второе матушка Елага подала столь же аппетитное рагу и опять-таки из неизвестных мне, тщательно измельченных продуктов.

После обеда я заторопился в путь, и хотя было видно, что Вигурду хотелось бы еще погостить у своей знакомой, он, не возражая, направился в сторону конюшни. Я, было, двинулся за ним, но матушка Елага, осторожно взяв меня за рукав, проговорила:

– Удели мне несколько минут, сэр Рыцарь…

Мы со старушкой снова присели около стола. Она посмотрела мне прямо в глаза, а затем негромко спросила:

– Кто ты?..

Я сделал удивленное лицо, и тогда она пояснила:

– Я могу видеть суть живых существ, и потому мне ясно, что ты не сквот, хотя и выглядишь очень похоже… Я вообще не могу тебя понять – ни разу такого не встречала, хотя думала, что знаю любое живое существо в этом Мире, ну, может быть, кроме Демиурга.

Она чуть прищурила свой темный глаз и добавила с явным смешком:

– И рыцарь ты хоть и Черный, да только совсем недавний!.. А Быстрой Смертью ты еще и не стал! Так кто же ты?

И тут я вспомнил, как просто она разглядела сопровождающих меня каргушей, и неожиданно для самого себя, ответил:

– Я – Человек…

Только на миг в ее ясных темных глазах мелькнуло недоверие, а потом чистенькая морщинистая ладошка вскинулась к губам. Целую долгую минуту она смотрела на меня, как на чудо, а потом, снова опустив на колени руку, прошептала:

– Значит Демиург действительно покинул наш Мир!..

Я невесело усмехнулся и попробовал успокоить бабушку:

– Нет, я думаю, с вашим Демиургом все в порядке. Я случайно попал в ваш Мир и теперь пытаюсь вернуться, и помочь мне в этом может только этот самый ваш Демиург. Так что, мне его надо обязательно найти! Ну а если он куда-то подевался…

Видимо по выражению моего лица матушка Елага поняла насколько это было бы для меня неприятно. Она наклонила голову и пристально посмотрела мне в глаза:

– Но если ты Человек, то тебе должна быть доступна самая невероятная магия… Впрочем, я вижу, что она тебе действительно доступна!..

– И опять ты ошиблась, матушка, – на этот раз я улыбнулся значительно веселее, – Я знаю эту… байку о Человеке и его душе, она, если не ошибаюсь записана в ваших Началах? К сожалению, она может быть и окажется верна… для людей этого Мира, когда они появятся, я же маг – совершенно никакой!

Она снова помолчала, глядя на меня несколько недоверчиво, а потом вдруг снова прикрыла рот ладошкой и немного испуганно прошептала:

– Спящий маг!.. Как же я сразу не догадалась?!

Тут уж я, признаться, несколько осерчал. Мало того, что мне навязали роль какого-то легендарного героя, так теперь еще меня пытались убедить, что я вдобавок и могущественный маг! Однако, по глазам моей гостеприимной хозяйки я видел, что разубеждать ее бесполезно. К тому же она, еще раз, уже чуть громче повторив: – Спящий маг! Надо же… – вскочила с места и чуть ли не бегом бросилась в дом.

В этот момент вернулся Вигурд и сообщил, что наши лошади будут готовы минут через двадцать, так что можно… напяливать доспехи. Мы направились к дому.

В крошечной гостиной, где мы оставили свою амуницию никого не было. Облачившись в доспехи, я вдруг почувствовал, насколько за эти два дня привык к ним – они буквально стали для меня… рабочей одеждой. Я ухмыльнулся, представив, что скажут мои коллеги в редакции, если я заявлюсь на работу в этих черных обновках, но тут же скис, вспомнив, что до редакции еще надо добраться.

Когда мы снова появились во дворе, наши лошади нас уже дожидались – их держал под уздцы тот самый мальчишка… Сайс. При этом он делал вид, что рассматривает легкие облачка в небе и чертит в дворовой пыли загогулины большим пальцем правой ноги, а сам, между тем, бросал в мою сторону осторожные внимательные взгляды.

«Еще один!.. – мелькнуло в моей голове, – Неужели я так здорово отличаюсь от обыкновенных… сквотов!..»

Я быстро взобрался в седло, а Вигурд медлил, о чем-то тихо беседуя с мальчишкой и поглядывая в сторону дома, видимо, дожидаясь когда появиться хозяйка. Конечно, нужно было попрощаться с гостеприимной старушкой, но мне почему-то очень хотелось немедленно уехать. В этот момент матушка Елага вышла из дома и заспешила к нам, в руках она осторожно держала небольшую широкую чашку, наполненную какой-то жидкостью.

Не обращая внимания на Вигурда, шагнувшего ей навстречу, она подошла ко мне и подняла свою чашку вверх со словами:

– Вот, на-ка, выпей!..

Я с сомнением взглянул на содержимое ее посуды. Жидкость была светлая, чуть желтоватая, слегка маслянистая, и в ней плавали… какие-то непонятные посверкивающие блестки. Я перевел взгляд на старушку, и та энергично мне кивнула:

– Пей, пей… Это то, что тебе просто необходимо! Ты же хочешь вернуться?!

После таких слов мне ничего не оставалось, как только принять теплую чашку в свои руки. Прежде чем попробовать предложенное мне пойло, я тщательно принюхался, однако жидкость совершенно не имела запаха. Я осторожно поднес чашку к губам, чтобы попробовать содержимое, но старуха неожиданно грубо рявкнула:

– Ты Черный Рыцарь, или кто?! Пей все сразу нечего примериваться!..

Я и выпил все залпом…

Сначала ничего не произошло. Матушка Елага забрала у меня из рук свою посудину и с интересом наблюдала за мной. Я молча пожал плечами и повернулся в сторону наблюдавшего за нами маркиза, чтобы поторопить его, и в этот момент в моем животе взорвалась бомба, и все мое нутро залило жидким огнем.

«Отравила, старая ведьма!..» – вспыхнуло в моем гаснущем мозгу, и я начал валиться с седла, а перед моим затуманенным взором быстро замелькали какие-то замысловатые письмена. Я не мог разобрать ни одной буквы и в тоже время каким-то странным образом понимал… воспринимал эту писанину. Длилось это наваждение совсем недолго, уже через секунду огонь в моих внутренностях превратился в лед, и этот лед мгновенно рассосался, ничего не оставив после себя. Самочувствие мое было прекрасным, а о только что испытанных муках свидетельствовало, разве что, мое несколько кособокое положение в седле. Я медленно выпрямился, опасаясь что меня снова скрутит, и услышал собственный голос:

– Ну и что это ты заставила меня выпить?..

Голос был, пожалуй, несколько хрипловат, но вполне узнаваем. Матушка Елага ответила на мой вопрос весьма довольным тоном:

– Теперь, если ты мне не соврал, ты проснешься! Ну, а если соврал… Хотя на вранье не похоже было…

– Так что будет, если я соврал?..

– Тогда ты заснешь еще крепче… Беспросыпно…

Тут я заметил, что сэр Вигурд переводит удивленный взгляд с меня на старушку и обратно, не понимая, видимо, что ту происходит. Я усмехнулся и сказал:

– Поехали, дорогой маркиз… Если мы не тронемся прямо сейчас, нам придется заночевать у твоей милой знакомой, и тогда, боюсь, она меня напоит еще какой-нибудь отра… вкуснятиной!..

Шестой лордес Кашта быстро вскочил на своего «броненосца», а я преувеличенно торжественно поклонился круглолицей старушке:

– Благодарю тебя, матушка Елага, за гостеприимство, прекрасный обед и великолепную… выпивку!..

– До свиданья, матушка Елага, – прибавил к моей прощальной речи сэр Вигурд, – Не забывай своего ученика…

После этого мы выехали за ворота и потрусили в сторону Восточной императорской дороги.

Едва деревенька осталась за нашими спинами, я обратился к своему спутнику:

– Слушай, сэр Вигурд, эта… матушка Елага очень занимательная… бабушка… А еще говорят, что сквоты не владеют магией!.. И откуда ты только ее знаешь?..

Вигурд улыбнулся:

– Она моя наставница… Я, знаешь ли, как-то раз применил на замковой кухне одно из тех простеньких заклинаний, которым меня научила Гейра, в результате мой отец решил, что у меня открылись какие-то способности к магии ну и… послал меня… в учение. Именно к матушке Елаге. Только никаких способностей у меня, конечно, не оказалось, кроме хорошей памяти…

– Так эта матушка что, учителка местная?..

– Матушка – наставница в магии!.. – как-то уж слишком торжественно изрек Вигурд, – И она совсем не сквот… вернее не совсем сквот. Видишь ли, ее отец – фейри, и очень серьезный фейри! Что уж он нашел в ее матери, я не знаю, а только он женился на ней по всем правилам и обычаям своего племени, и потому его единственная дочь от этого брака… получила способности фейри и… внешность своей матери.

– Так у фейри и… сквотов могут быть общие дети?!

Признаться, это открытие меня здорово удивило.

– Это происходит очень редко, – согласился Вигурд, – И каково будет дитя никто никогда не знает… Многие сквоты страшно завидуют отпрыскам таких вот смешанных браков, хотя презрительно называют их полукровками. Кстати, кровь фейри, однажды попавшая в сквотксий род, может проявиться в сквоте и через несколько поколений, именно поэтому мой отец подумал, что я – маг!

– Значит, матушка Елага учит магии? – вернулся я к интересующему меня предмету.

Вигурд снова улыбнулся:

– Нет… Не совсем… Матушка Елага очень чутко чувствует все живое. Она безошибочно и почти сразу может сказать, на что способен тот или иной сквот. Например, моему отцу она сразу сказала, что я никакой не маг… Только отец упросил ее взять меня к себе… на время, она и взяла. Я у нее прожил почти год, и она многому меня научила…

Мы снова выехали на замощенную камнем дорогу и двинулись в сторону Воскота.

Я покачивался в седле и думал об этой странной старухе, о том, что рассказал мне о ней Вигурд, о том, что же такое она дала мне выпить перед нашим отъездом?

А наши лошади, между тем, неспешно приближали нас к нашей цели. На дороге стали появляться пешие и конные сквоты, маленькие и большие повозки, тащившиеся в одну и другую сторону, по сторонам дороги показались домики, окруженные садами, пасущиеся стада, огороды. Все указывало на близость большого города. И, наконец, когда уже начало смеркаться, показались его высокие бурые стены.

Мы въехали в ворота, охраняемые двумя лениво позевывающими стражниками, не обратившими на нас никакого внимания, и почти сразу же увидели двухэтажное здание, над входом в которое висела вывеска «Комнаты для благородных сэров». Я притормозил и, оглядевшись, предложил:

– Слушай, сэр Вигурд, может нам остановиться на ночь в этом домике, а ко двору отправиться завтра с утра?

– Пожалуй, ты прав, сэр Черный Рыцарь, – тут же отозвался маркиз, – Хотя наш император и славиться своим добрым нравом, но соваться во дворец на ночь глядя, действительно не стоит.

– И вот еще что, – добавил я, разворачивая лошадь в сторону гостиницы, – Давай-ка ты будешь называть меня… ну, хотя бы, князь Владимир… э-э-э, шестнадцатый лордес Москов…

– У тебя столько братьев?! – изумился сэр Вигурд, на что я только пожал плечами. Не мог же я ему сообщить, что их у меня гораздо… гораздо больше.

Глава 5

Если вы считаете себя магом и утверждаете, что способны творить чудеса, вам необходимо срочно обратиться… к психиатру…

(А. Кашпировский. Из неизданного)

Гостиница оказалась вполне приличной, тихой, с вышколенной прислугой, так что я прекрасно отдохнул и проснулся рано утром в отличном настроении. Позавтракав, мы с Вигурдом вышли во двор, где нас уже дожидались наши лошади. Меня несколько удивило, что и прислуга гостиницы, и ее постояльцы совершенно спокойно реагировали на двух типов, с ног до головы закованных в доспехи, но, возможно, сэры, не снимающие доспехов в общественных местах были для этого мира привычным явлением. И еще меня беспокоило довольно длительное отсутствие моих маленьких телохранителей и моей прекрасной феи. Я вдруг понял, что мне их страшно не хватает для полного душевного спокойствия. Душевного спокойствия… – хорошее выражение для Мира, обитатели которого не обладают душой!..

Однако, не успели мы с маркизом выехать на еще пустую городскую улицу, как за моей спиной послышалось некое шуршание, а затем у меня в голове прозвучал знакомый ворчливый голосок Топса:

«Привет, сэр Владимир, давно не виделись…»

Оба каргуша как ни в чем не бывало расположились на крупе моей кобылы.

«Вы куда запропали? – воскликнул я, – Я уж думал, вас матушка Елага насовсем у себя оставила!»

«Ага, нужны мы ей, как же! – подал голос Фока, – У нее и без нас дел выше головы!»

«А Кроху вы давно видели?» – поинтересовался я.

«Кроху? К-хм… – Топс скроил задумчивую физиономию и почесалсвой зеленый хаер, – Да вот только что здесь была… Фока, ты не видел, куда Кроха делась?»

«Ну вот еще! – возмутился Фока, – У меня что, больше дел нет, кроме как за наказанными феями следить!..»

«Но с ней все в порядке?!» – продолжал настаивать я.

«Более или менее… – расплывчато ответил Топс и с непонятной смешинкой добавил, – Ну, может быть, немного тяжеловато…»

Пока я соображал, чтобы такое значил этот насмешливый ответ, Фока спросил самым беззаботным тоном:

«А куда это мы направляемся?»

«А направляемся мы в императорский дворец…» – ответил я.

«Что, неужто к самому императору?!» – очень натурально удивился Фока, но я сразу почувствовал в его голоске ерничанье.

«К самому, к самому… – подтвердил я, – И ты пойдешь первым!»

«Это почто ж такая честь?..» – настороженно поинтересовался каргуш, приглаживая лапой свой хаер.

«А по то, что ты у нас самый умный… – ответил я и, не давая расцвести на его хитрой физиономии улыбке, добавил, – И самый языкатый! Вот император тебе язык-то и укоротит!»

Фока мгновенно обиделся и, поскольку сидел на крупе лошади последним, быстро перевернулся мордой к хвосту.

Тут меня отвлек от разговора с каргушами голос сэра Вигурда:

– Сэр Владимир, ты сказал, что у тебя дело к императору. Не будет ли с моей стороны неучтивостью поинтересоваться, что это за дело?

– Ну, почему же, сэр Вигурд, – в тон ему заговорил я, поднимая забрало, – Я с удовольствием отвечу на твой вопрос. Мне необходимо отыскать Демиурга, а, как ты сам говорил, его очень давно никто не видел. Вот я и подумал, что, может быть, при дворе императора известно его местонахождение…

– Тогда тебе, скорее всего, придется иметь дело с наследником престола, принцем Каролусом, первым лордесом Воскот. Видишь ли, сам император очень… стар и почти совершенно не занимается делами, так что если между императорским двором и Демиургом и есть какие-то сношения, они проходят через принца.

– Ну что ж, принц, так принц, – беззаботно согласился я, – Надеюсь он не откажет мне в помощи…

– Принц Каролус весьма сложная личность, – как-то нехотя заметил Вигурд, – Никогда не знаешь, какое решение он примет и… что потребует за свою услугу… И потом, говорят, у него весьма своеобразные… советники.

– Так, может быть, сначала перемолвиться с его советниками, – предложил я, – Пусть те посоветуют принцу… то что надо.

– Но с его советниками, вряд ли можно перемолвиться, – сэр Вигурд очень внимательно посмотрел в мое открытое лицо, – Принц даже хвалится тем, что его советники недоступны для… подкупа.

– А я и не собираюсь их подкупать, – улыбнулся я самой своей открытой улыбкой, – Я просто хочу их… попросить…

Вигурд снова внимательно посмотрел на меня, словно не совсем понимая насколько я серьезен, и… промолчал.

Между тем на улице, по которой мы неспешно продвигались к центру города, стали появляться первые прохожие. Встречные мужчины, одетые все как один в некое подобие цветных курток и штанов, приподнимали шляпы и коротко кланялись нам. Женщины также коротко приседали, чуть придерживая пальчиками подолы длинных юбок. Городские дома, бывшие у крепостной стены исключительно одноэтажными, начали подрастать, достигая уже и четырех этажей, при этом на первых этажах размещались исключительно… «предприятия торговли и бытового обслуживания».

Тут я вспомнил о своем намерении приобрести подобающий моему положению придворный костюм и повернулся к маркизу:

– Сэр Вигурд, ты более сведущ в обычаях императорского двора, как ты думаешь, нам может понадобиться… э-э-э… гражданская одежда.

Маркиз изумленно посмотрел на меня и с некоторой запинкой проговорил:

– Я даже… не подумал об этом!.. Действительно, если нам придется дожидаться аудиенции, мы не сможем несколько дней ходить по дворцу в доспехах… А у меня, со стыдом должен сознаться, нет… подходящего платья… Так что придется…

– Ничего не придется, – невежливо перебил я маркиза, – Наша компания не стеснена в средствах, так что, сэр Вигурд, давайте посмотрим, что могут предложить нашим милостям местные мастера иглы и наперстка!

И тут, словно в ответ на мои слова, над первым этажом приземистого трехэтажного домика, появившегося справа, открылась причудливо раскрашенная вывеска, на которой здоровенными буковками было выведено «Костюмы на все случаи жизни», а чуть ниже «Поставщик императорского двора».

– А вот, кажется, то, что нам нужно! – воскликнул я.

И тут же за моей спиной раздался напряженный шепот Топса:

«Не ходи в эту лавку!»

«Почему?» – удивился я.

«Здесь вигты шьют, кто же в здравом уме будет покупать одежду пошитую вигтами?!»

«Вигты?.. Это что, местная разновидность швеи?..»

«Сам ты местная разновидность!!!» – неожиданно вскипел уравновешенный Топс.

Между тем стала видна витрина лавки, вокруг которой разгорелся наш спор, и выставленные на ней костюмы, надо сказать, весьма мне приглянулись.

«Ну посмотри, разве эта одежка не прелесть?» – обратился я к надувшемуся Топсу, – «Особенно вон тот милый камзол из черного бархата с серебряными кружевами…»

Топс промолчал, зато неожиданно захихикал Фока:

«Ага, хороши… Если ты сможешь до дома эти кружева донести…»

Я остановил лошадь, рассматривая понравившийся мне костюмчик и одновременно продолжая обмениваться мыслями с каргушами.

«Так куда ж они денутся, если я их куплю?..»

«Купить-то ты их купишь и деньги заплатишь… А вот что ты домой принесешь, неизвестно!» – Фока явно издевался, – «Нет, вполне возможно, что и донесешь, но не факт! Очень может быть, что в твоем свертке будут лежать какие-нибудь живописные лохмотья! А кружева „окажутся“… снова в лавке!»

«Вот как?..» – я, признаться был озадачен.

«Вот так!..» – с язвительной иронией ответил Фока, – «Ты Топса слушай, Топс ерунду не посоветует!»

Видимо, я слишком долго стоял на месте, разглядывая витрину, поскольку дожидавшийся моего решения Вигурд не выдержал и спросил:

– Так мы заходим в лавку, сэр Владимир, или едем дальше?..

– Да вот не советуют мне сюда заходить, говорят, здесь какие-то вигты мухлюют по крупному…

– Я не знаю, кто тебе дает советы, – удивленно проговорил Вигурд, – Но если он точно знает, что это одежда работы вигтов, то покупать ее действительно не следует!

– Значит мы едем дальше, – немедленно решил я.

И копыта наших лошадей снова зацокали по мостовой.

После недолгого молчания, сэр Вигурд бросил на меня быстрый взгляд и спросил:

– Сэр Владимир, можно задать тебе вопрос?

– Валяй, – беззаботно ответил я.

Сэр Вигурд огляделся и неуверенно произнес:

– Не понял, что валять?..

– Это я… просто так выражаюсь… просто, словечко такое… Задавай свой вопрос…

– Ага… – кивнул сэр Вигурд и несколько смущенно поинтересовался, – Вчера, когда мы были у матушки Елаги, она предложила кому-то… слезть с твоей лошади… А сейчас ты говоришь, что тебе кто-то дает советы… Скажи, тебя сопровождает кто-то из фейри или?..

– Гм… – я почесал закованным в броню пальцем кончик носа, и подумал, а почему собственно не сказать ему… – Меня и в самом деле сопровождают… ну, скажем… хранители-советчики. И должен признать, что их советы бывают порой просто неоценимы…

– Уф… – с огромным облегчением улыбнулся Вигурд, – А то я уж невесть что начал думать!..

– И думать нечего!.. – воскликнул я, – Вот то, что нам нужно…

Моя кобыла остановилась у очередной одежной лавки под вывеской «Супермегастаркет. Лучшие придворные костюмы от Шапса», и я, не оборачиваясь, спросил:

«Ну что, хранители-советчики, как здесь насчет защиты прав потребителя?!

«Насчет качества все чисто…» – сразу же отозвался Топс, – «Ну а можно ли в этом показаться при дворе… спросишь у продавца».

Я соскочил на землю, в тот же момент из лавки выскочил мальчонка и взял мою кобылу под уздцы. Тоже самое он сделал и с лошадью Вигурда, стоило тому покинуть седло. Видимо этому мальцу было привычно стеречь лошадей покупателей, даже столь странно и страшно выглядевших, какой была лошадь моего друга.

Мы прошли в звякнувшую колокольчиком дверь и тут же наткнулись на поджидавшего нас хозяина лавки. Им оказался пожилой, лет пятидесяти, сквот, невысокий с лысой круглой, как шар головой, тремя аккуратными подбородками, округлым брюшком и не менее округлыми движениями коротеньких пухлых рук. Чуть отскочив в сторону, он, сияя ослепительной улыбкой, буквально запел, высоким чистым голоском:

– Высокородные сэры, какое счастье, что вы зашли в старкет папаши Шапса! Вы, как я понимаю, прибыли ко двору нашего великого императора и не желаете ударить в паркет лицом! И вы не ударите!! Сам принц, не далее, как третьего дня, приобрел у меня пару жилетов и роскошный пояс, а уж простые придворные просто валом валят ко мне! Так что вы не ошиблись, выбрав в качестве своего гардеробмейстера папашу Шапса! Папаша Шапс способен одеть всех высокородных сэров империи, и у него еще кое что останется для…

– Нас?.. – неожиданно перебил папашу Шапса сэр Вигурд.

Лысый толстяк как-то странно икнул от неожиданности и замолчал, а затем вдруг стремительно покраснел. При этом заалели не только пухлые щеки и подбородки, алой стала вся голова.

– Не надо смущаться, – подбодрил его маркиз, – Мы прекрасно понимаем твои сложности, мы же едва протолкались сквозь толпу придворных, осаждающих твой… Как ты сказал?.. Ах, да, старкет!.. Даже сквозь доспехи нам изрядно намяли бока!

Хозяин запыхтел и начал оправдываться:

– У меня действительно очень часто бывают придворные… Просто благородные сэры прибыли слишком рано… А вот часа через два вы вполне могли встретиться с императорским молельником и толкователем откровений Демиурга, он именно мне заказал новую мантию для торжественных приемов иноземных посланников…

– Хорошо, – снова перебил его сэр Вигурд, – Мы не будем долго тебя задерживать, поскольку понимаем, что тебе необходимо подготовиться к приему столь высокопоставленной персоны. Ты быстренько подберешь нам…

Тут он вопросительно посмотрел на меня, и я подхватил разговор:

– Ты прав, папаша Шапс, мы прибыли ко двору. И поскольку нам не хотелось обременять себя излишней поклажей, мы не взяли с собой другой одежды, кроме своих доспехов. Так что подбери нам несколько костюмов для выхода в свет, что называется, на все случаи придворной жизни… Только учти, если я увижу в свой адрес хоть одну снисходительную улыбочку, связанную с моим костюмом, я вернусь и приколочу вместо вывески тебя самого!..

– Как можно, благородный сэр!.. – сбивчиво залепетал пухлый Шапс, – Мои жилеты, благородный сэр… Нет лучше, благородный сэр… Только отличные ткани, благородный сэр… – при этом он пятился от нас в сторону дальней стены, к завешанной плотными гардинами арке.

– Может мы все-таки посмотрим на эти жилеты… и на все остальное… – ласковым стальным голосом поинтересовался маркиз.

– Прошу, благородные сэры в благородное отделение! – тут же выпалил толстяк и, откинув тяжелую ткань, сделал округлый приглашающий жест.

Мы шагнули в арку… и замерли! В довольно большом, ярко освещенном зале три стены были превращены в некое подобие открытого платяного шкафа, сплошь увешанного самой разнообразной одеждой. Четвертая стена представляла из себя сплошное зеркало, и от этого количество одежды казалось уже совершенно невероятным. Мы были буквально ошеломлены этим зрелищем, и папаша Шапс мгновенно оценил наше состояние. И тут же ринулся в атаку, энергично захлопав в ладоши и заорав:

– Кукс, Форкус, Татин, немедленно сюда, у нас благородные покупатели!..

Посреди зала, словно из воздуха материализовались трое молодчиков в одинаковых, серого цвета штанах и куртках, с матерчатыми метрами на шеях. Их склоненные головы показывали, что они готовы к услугам.

– Итак, благородные сэры, – повернулся к нам вновь засиявший папаша Шапс, – Начнем с пробуждения?!

– Э-э-э, в каком смысле?.. – поинтересовался я.

– В прямом! – воскликнул одежных дел мастер, – Вы поднялись с постели – вам надо что-то надеть! Ведь это все-таки дворец!

«Видимо, он считает, что мы будем жить во дворце императора!..» – подумал я, но сказать ничего не успел, поскольку Шапс скомандовал: – Утренние панталоны и халаты благородным сэрам! – и его бравые помощники уже стояли около нас, нагруженные разноцветными тряпками по самые макушки.

И началась примерка!

Собственно говоря, я предполагал купить для нас с Вигурдом по паре-тройке костюмов, в которых было бы не стыдно показаться при дворе, однако выяснилось, что только комплектов из тапок, панталон и халатов надо не менее шести… для каждого из нас. Для подъема, для утреннего омовения, для раннего завтрака, для утреннего зеркала, для вечернего омовения и для позднего ужина. И это в том случае, если мы решимся утром и вечером совершать омовение и посещать, прошу прощения, уборную в одной и той же одежде, а также не станем приобретать специального комплекта для вечернего зеркала! В противном случае… считайте сами!

Кроме того, по словам этого толстого прощелыги, нам были насущно необходимы костюмы для участия в утреннем императорском приеме, утреннем императорском завтраке, для императорских прогулок, при этом отдельно для пеших и конных, для вечерних императорских приемов, при этом, отдельно для малых и больших, для музыкальных вечеров, для приема иноземных официальных и неофициальных лиц, для…

Первым не выдержал сэр Вигурд, просто потому, что я был слишком ошеломлен, чтобы возмущаться. Маркиз, не дослушав до конца перечень необходимой нам одежды, неожиданно рявкнул:

– А нельзя все эти… приемы… посещать в одном и том же платье?!

Толстяк в ужасе округлил глаза:

– Ни в коем случае!..

– Почему?..

– Ну, во-первых… это неприлично, а во-вторых, вас, прошу прощения у благородных сэров, сочтут… нищими!..

Тут он скорчил чрезвычайно лукавую физиономию и пропел:

– А я же вижу, что это не так!..

Короче, всего за каких-нибудь два-три часа нас одели с головы до пят, причем много-много раз!

Правда, я тоже, как сказал хозяин лавки, не ударил лицом в паркет. Мне тоже удалось здорово удивить местных специалистов высокой моды! Когда, для примерки первых панталон, я вылез из своих доспехов, и Шапс, со своими молчаливыми прихвостнями увидел мой роскошный джинсовый костюмчик, они остолбенели в первый раз. Это остолбенение длилось пару минут, после чего доблестный работник прилавка принялся оглядывать меня со всех сторон и нечленораздельно повизгивая, что-то рисовать в своем блокноте, а затем, страшно смущаясь попросил разрешения потрогать ткань моего, как он сказал, необыкновенно оригинального костюма. А вот когда я остался в майке и трусах, эта торговая банда остолбенела во второй раз, и на этот раз капитально!

Чтобы привести их в чувство, пришлось здорово рявкнуть. Они задвигались, но при этом продолжали пожирать глазами мое нижнее белье.

Причину столь необычного поведения местных кутюрье я понял довольно быстро – сэр Вигурд вслед за мной разоблачился для примерки, и оказалось, что местная знать понятия не имеет о… белье!

В остальном, процесс создания гардероба для благородных сэров проходил по тщательно отлаженной технологии – мы примеряли выбранный элемент одежды, ловкачи с измерительным инструментом на шеях куда-то его утаскивали, там одежку укорачивали, удлиняли, расставляли, зауживали, короче, приводили в идеально подогнанное состояние и, после повторной примерки, укладывали в объемистый сундук. Дело кончилось тогда, когда оба сундука были полностью набиты!

Наконец, когда крышки наших сундуков были заперты, а мы сами снова облачились в доспехи, папаша Шапс что-то помурлыкал себе под нос, что-то почеркал в своем блокнотике и масляно улыбаясь заговорил на чрезвычайно интересующую его тему:

– Как благородные сэры думают рассчитываться за купленный товар?.. – и тут же, уловив мой удивленный взгляд, он заторопился, – Дело в том, что я не могу предоставить вам рассрочку, более половины года, поверьте, благородные сэры, что это максимум моих возможностей… Тем более, что у вас, как мне кажется, еще нет при дворе поручителей!.. Если бы вы сочли возможным заплатить сейчас… скажем… пятьдесят цехиков, то остальное я вполне смог бы подождать…

– А сколько ты там всего насчитал?! – оборвал я его торопливую речь.

– Э-э-э… – он был явно обескуражен, но, бросив мгновенный взгляд в свой блокнот, быстро ответил, – Всего – пятьсот цехиков…

Сумма была на мой взгляд слишком уж круглой… совсем, как его пузо, однако я не стал спорить, а потребовал некоторого уточнения:

– Ну, а если в имперских дубонах?..

– Пять дубонов, благородный сэр! – неуверенно улыбнулся папаша Шапс.

– А тебе не кажется, сквот, что ты хочешь с нас содрать шку… слишком много получить?! – раздался голос маркиза Вигурда, и судя по его тону, тот был в ярости, – Да за пять дубонов я всю твою Суперэкстрамегастаркетлавку дважды куплю!.. А тебя самого в кра-сквота превращу!..

Краска мгновенно сбежала с румяных щек папаши Шапса, а сами щеки вдруг отвисли, как у бульдога. Торговец попятился от разъяренного Вигурда невнятно бормоча:

– Ваша милость, как же так?.. Поверьте, я не прибавил сверх положенного… Лучшие ткани, изысканное кружево, виртуозные портные, доделка и подгонка на месте… рассрочка… инфляция… Четве… пятеро детей и еще один ожидается… Не губите безвинно…

Сэр Вигурд сверлил бледную физиономию торговца пронзительным взглядом, а когда лепет последнего смолк, он вдруг выпрямился и холодным, безжизненным голосом проговорил:

– Я, маркиз Вигурд, шестой лордес Кашта требую немедленно пригласить в эту лавку, принадлежащую сквоту по имени Шапс, для разбора моего спора императорского…

Однако договорить последнее, как я понимал, слово ему не дал истошный вопль совсем уж позеленевшего папашу Шапса:

– Даю скидку двадцать процентов с назначенной цены!..

Вигурд мгновенно расслабился, его губы тронула слабая улыбка, и своим обычным дружелюбным тоном он спросил:

– Значит, итого получится четыре имперских дубона?..

– Совершенно верно, благородный сэр… – подтвердил папаша Шапс, при этом его голос тоже вдруг приобрел нормальное звучание, – Но первый платеж и рассрочка остаются прежние… – тут же добавил он, хитровато улыбнувшись.

Вигурд с минуту изучал эту, вернувшую себе нормальный вид, лукавую, толстую физиономию, а потом перевел взгляд на меня.

Я привычно сунул руку сквозь доспехи в карман и вытащил кошелек. Достав четыре монетки, я протянул их хозяину лавки со словами:

– Поскольку мы не знаем сколько времени пробудем в городе, я заплачу тебе сразу всю требуемую сумму – не люблю быть кому-то должен! – а потом, улыбнувшись, добавил, – И спасибо тебе за рассрочку…

– Благородный сэр! – вскричал папаша Шапс, принимая деньги, – Если бы я знал, что вы намерены сразу рассчитаться со мной, я бы никогда не осмелился торговаться с вами!.. Куда прикажете доставить ваши обновки?!

– А за доставку ты с нас еще золотишка слупишь? – насмешливо поинтересовался сэр Вигурд.

Папаша Шапс оскорблено выпрямился во весь свой небольшой рост:

– Доставка для благородных и щедрых сэров будет выполнена за мой счет! Благородный сэр напрасно считает меня… сквалыгой!

Маркиз явно хотел что-то сказать по поводу сквалыги, но я заволновавшись, как бы мой благородный друг снова не полез в бутылку, перебил обоих:

– Мы еще не знаем, где остановимся, но, как только определимся с местом своего пребывания, я сообщу тебе, куда доставить эти сундуки… – а затем, повернувшись к Вигурду, добавил, – Нам надо торопиться, мы и так слишком много времени потеряли в этой милой… гм… милом старкете!

Маркиз громко хмыкнул, еще раз окинул взглядом хозяина, а затем развернувшись на каблуках двинулся к выходу, царапая деревянный пол лавки шпорами.

Я последовал за ним, краем уха слыша, как провожавший нас хозяин бормочет себе под нос: – Какой грозный благородный сэр… Это ж надо, из-за такой малости сразу… «требую пригласить… требую пригласить…»

Когда мы, провожаемые поклонами и благодарностями хозяина, садились на лошадей, я заметил, как Вигурд сунул в ладошку мальчишке-сторожу монетку и ласково потрепал его по затылку закованной в сталь ладонью.

Проехав немного по заполненной народом улице, я не выдержал и обратился к своему спутнику:

– Маркиз, твой короткий диалог с этим мошенником Шапсом был очень интересен и породил у меня несколько вопросов. Может ты ответишь на них?..

– Конечно… – коротко кивнул Вигурд.

– Что такое «кра-сквот», кого ты потребовал пригласить в лавку, и почему этот Шапс так перепугался?..

Вигурд улыбнулся и начал отвечать по пунктам:

– Кра-сквот – это сквот, который за нарушение закона, обычая или по собственной жадности, или за долги ставший рабом. Пригласить я собирался императорского пристава. А почему Шапс перепугался… Видишь ли, сквот-торговец имеет право получать прибыль не более определенного размера. Наш друг Шапс увидел перед собой двух странствующих рыцарей и решил нажиться сверх закона. Он по нашему виду сразу догадался, что мы давно не были в столице, а может быть и вообще впервые прибыли сюда, так почему бы не надуть двух простофиль-провинциалов?! Но если бы я договорил формулу вызова в суд и потребовал бы императорского пристава проверить правильность назначенных Шапсом цен, ему грозило бы серьезное наказание. Если бы оказалось, что он потребовал с нас плату, превышающую законную стоимость покупки больше чем на целый дубон, его казнили бы. Если запрос был меньше, но все-таки превышал установленную величину наживы, его превратили бы в кра-сквота… Отдали бы в рабство!..

– Кому?! – спросил я, внутренне содрогнувшись.

– Тебе, – небрежно ответил Вигурд, – Ты же был покупателем…

– А если бы проверка показала, что с назначенной им ценой все в порядке?

– Тогда мы должны были бы уплатить ему двойную назначенную цену… – все тем же спокойным тоном проговорил Вигурд, – Но я знал, что он загибает…

Мой спутник помолчал, потом бросил на меня веселый взгляд и пояснил:

– Мне, конечно, далеко до матушки Елаги, но кое-чему она меня научила… Я чувствую сквотов… я сразу вижу, когда они… ловчат.

И тут словно что-то толкнуло меня изнутри:

– Тогда почему ты не почувствовал, что сэр Лор, тот самый рыцарь, которого ты видел на дороге во время моего боя с Красными Шапками, что он предводительствует этими… бандитами?..

– К сожалению я не чувствую благородных сэров, – огорченно произнес сэр Вигурд и как-то виновато отвел глаза, – Я понимаю только простых сквотов… Это матушка Елага чувствует суть любого живого существа, но она…

И Вигурд замолчал не договорив.

В этот момент кони вынесли нас на широкую, совершенно пустую площадь, с противоположной стороны которой высились каменные стены небольшого, но самого настоящего замка. На угловых замковых башнях развивались широкие желто-зеленые полотнища знамен, а посредине зубчатой стены, в нижней части чуть возвышающейся над ней башни между тяжелых, широко распахнутых створок чернел проем ворот. Примерно на метр выше стрельчатой арки ворот в стене башни были проделаны два узких отверстия, сквозь которые проходили толстые кованые звенья цепи, удерживавшие подъемный мост. Этот мост выглядел очень массивно и чрезвычайно по-идиотски, поскольку рва перед ним не было, и он лежал прямо на брусчатке площади.

Не было перед воротами и караула. Вместо каких-нибудь «королевских гвардейцев» или бойцов комендантского взвода на мосту лежало нечто невообразимо огромное и чудовищно волосатое, лежало неподвижной тушей, которую, впрочем вполне можно было объехать. Что я и решил незамедлительно сделать. Легко толкнув свою умницу-кобылу пятками, я направил ее к открытым воротам замка, но тут же услышал позади себя встревоженный голос Вигурда:

– Ты куда, сэр Владимир?!

– Как куда? – повернулся я к нему, – В замок! Ведь, если не ошибаюсь, мы именно туда направлялись?!

– Но!.. – маркиз был явно встревожен, – Туда сейчас не пройти! Разве ты не видишь, на мосту лежит Гроган-Убийца!..

– Ну и пусть лежит, – невозмутимо ответил я, – Мы его трогать не будем, просто проедем мимо.

– Но мимо Грогана нельзя проехать! – воскликнул сэр Вигурд, – Он убивает каждого, кто приблизится к воротам!

– Зачем же их тогда открыли?! – удивился я, придерживая кобылу, – Не проще ли держать ворота закрытыми, если не хочешь, чтобы через них проезжали?!

– Ворота открывают чтобы… проветрить замок… А нам надо объехать левую башню и попасть в императорскую приемную. Там мы изложим свое дело и узнаем, когда император или наследник смогут нам дать аудиенцию.

– И долго нам придется эту аудиенцию ждать? – поинтересовался я, не сводя глаз с неподвижного Грогана.

– Неделю, две… не знаю…

– Ага…

Я немного подумал и снова тронул лошадь.

– Сэр Владимир, не подъезжай близко к воротам! – тут же раздалось за моей спиной.

– Я только посмотрю… поближе… – успокоил я маркиза, но тот, видимо, не слишком мне поверил, потому что я сразу же услышал позади цоканье копыт его коня.

Моя кобылка медленно приближалась к подъемному мосту, а темная бесформенная куча на мосту продолжала оставаться неподвижной.

Мы подъехали уже довольно близко, но Гроган никак не показывал своих агрессивных наклонностей. Я уже совсем было уверился в том, что нам удастся проскочить в ворота, но когда до края моста оставалось всего метра три, вдруг, без всяких предварительных звуков или движений, валявшаяся куча шерсти превратилась в семиметровое чудовище с бесформенным мохнатым телом, стоящим на коротких столбообразных ногах. Его, похожая на заросшую шестью бочку, голова возбужденно втягивала воздух через две дырки, заменяющие чудовищу нос, а три мгновенно открывшихся глаза жадно уставились на мою лошадку. Длинные, до колен, мохнатые лапы чудовища толщиной с шею моей кобылы, странным образом задергались. В правой лапище Гроган держал огромную, под стать своему росту, блестящую обоюдоострую секиру, а в левой толстую палицу, величиной с меня!

Я даже не испугался, я просто оторопел. Да еще вдобавок к увиденному на меня обрушился медвежий рев пропущенный через двухсотваттовый усилитель! В голове чудища образовалась щель величиной с хорошую ванну, украшенная белоснежными клыками, вполне способными перекусить меня пополам, а лапа с секирой взметнулась вверх, совсем чуть-чуть не достав до верхушки мостовой башни. И в этот момент в реве чудовища послышалась некоторая членораздельность. Во всяком случае, я вполне отчетливо разобрал:

– Стой, сквот!.. Еще шаг, и тебя ждет страшная смерть!..

А моя кобылка, тем не менее, продолжала спокойно шагать вперед.

И тут мне вдруг стало… смешно! Я смотрел на приближающееся ко мне жуткое чудовище, на его взметнувшуюся вверх смертоносную секиру, на палицу, которую он сжимал в другой лапе, ощущал на своем лице его смрадное дыхание, и… каким-то шестым, вдруг открывшемся во мне чувством, понимал, что все это простенький, наведенный коротким, двухстрочным заклинанием морок!

Нет, вполне возможно, что Гроган-Убийца действительно существовал и даже выглядел так же, как скалившее на меня клыки страшилище, но то, что преграждало мне путь к воротам, меня почему-то совершенно не пугало. Его просто не было!

И моя умная лошадка неспешным, полным достоинства шагом проехала сквозь… Грогана-Убийцу! Уже въехав в темноту башенного тоннеля, я обернулся и увидел растерянно смотрящего мне в след сэра Вигурда.

– Маркиз, – позвал я его, – Прошу за мной, и ничего не бойся! Поверь, этот мохнатый топтун не причинит тебе вреда!..

– Где ты, сэр Владимир?! – закричал вдруг Вигурд, – Я слышу твой голос, но не вижу тебя!..

И тут наш разговор прервало утробное ворчание топчущейся на мосту голограммы:

– Ты где, сквот?.. Ты куда делся?.. Покажись и прими смерть, как подобает благородному сэру!..

Я развернул лошадь и снова въехал на мост, уже с другой стороны. Едва я немного продвинулся вперед, как увидел, что у бедного Вигурда буквально отвалилась челюсть. Он уставился прямо мне в лицо и побледневшими губами проговорил:

– Сэр Владимир, как ты оказался внутри Грогана?! Да еще вместе с лошадью?!

– Следуй за мной, сэр Вигурд, – усмехнулся я, – И ты все поймешь…

И я снова развернул свою кобылу в сторону ворот.

Оглянувшись из каменного тоннеля, я увидел, что сэр Вигурд, опустил забрало шлема и, вынув меч из ножен, скачет по мосту. Я чуть прибавил ходу, освобождая для него место, и через секунду он уже был под сводами ворот.

Увидев, что я поджидаю его, сэр Вигурд притормозил свой четвероногий танк и воскликнул:

– Счастлива моя звезда, Черный Рыцарь, что я повстречал тебя! Иначе я никогда не увидел бы таких чудес!..

– Каких чудес, маркиз, – весело поинтересовался я.

– Ну как же, сэр Владимир, когда Убийца взмахнул своей секирой, я закрыл глаза, чтобы произнести слова, провожающие рыцаря в Темный Мир. А когда открыл – тебя уже нигде не было, но не было и твоего изрубленного тела. Гроган топтался на мосту, а твой голос раздавался неизвестно откуда и звал меня! А потом, прямо из тела Убийцы, из его шерсти, показалась морда твоей лошади и твое открытое лицо!!! Разве это не чудо?! И я последовал за тобой… и вот я здесь!!!

«Похоже такой резкий переход от ужаса к восторгу, может нехорошо сказаться на… здоровье моего друга» – подумал я и, как можно спокойнее проговорил:

– Ну что ты, маркиз, самое обычное дело!.. Не бери в голову.

И чтобы не дать ему продолжить свои восторженные излияния, быстро развернул свою кобылу в сторону открывающегося замкового двора.

Мы выехали на открытое пространство, замощенное зеленым, обработанным под кирпич, камнем. Я быстро огляделся. Справа вдоль замковой стены стояли серые каменные сараи, и по нескольким, широко распахнутым воротам я узнал конюшни. Напротив конюшен располагалось невысокое двухэтажное строение, из все того же серого камня, имевшее явно хозяйственное предназначение. А слева возвышался дворец сложенный из теплого розового гранита. Он был совсем не высок – в три этажа, но выполнен столь пропорционально и столь утонченно, что казался ожившей сказкой. На целую долгую минуту я залюбовался этим произведением местной архитектуры, а по истечении этой минуты услышал хрипловатый голос:

– А вы, благородные сэры, как сюда попали?..

Я оторвался от созерцания красоты и перевел взгляд на… довольно уродливое существо, топтавшееся перед мордами наших коней.

Во-первых, этот хрипатый тип был чрезвычайно худ. Худ до такой степени, что казалось, будто кости его скелета вот-вот проткнут бледную, нездоровую кожу. Во вторых, он был необычайно высок, почти с меня ростом, а во мне, если вы не знаете, почти два метра. В третьих, он был наряжен в довольно несуразные яркие цветные лохмотья, болтавшиеся на его тощей фигуре, словно ленточки на посохе украинского свата. И вот эта нелепая фигура, стояла перед нами и рассматривала нас, склонив усталую круглую и абсолютно лысую башку к левому плечу, явно ожидая исчерпывающего ответа на свой, я бы сказал, наглый вопрос.

То, что вопрошающий был недопустимо наглым типом, тотчас же подтвердил и сэр Вигурд. Он поднял свое забрало и смерив хрипатую жердь высокомерным взглядом распорядился, игнорируя заданный вопрос:

– Немедленно вызови нам конюха, который позаботится о наших лошадях и кого-нибудь из прислуги…

– …Которая позаботится о ваших милостях… – все тем же наглым тоном закончил за Вигурда хрипун.

– Да ты, сквот, не в меру нахален, – улыбнулся Вигурд и помахал неизвестно откуда взявшейся в его руке плетью, – Тебя, похоже давненько не учили хорошим манерам и послушанию… Так мы исправим это упущение…

Длинный сквот быстро отступил на шаг, и в свою очередь улыбнулся. И в его улыбке совершенно отсутствовал как страх, так и какое-либо почтение. Именно это отсутствие страха меня насторожило, и я внимательнее пригляделся к этому занимательному типу.

Сэр Вигурд, между тем, чуть толкнул своего скакуна, и тот сделал шаг вслед за нашим наглецом. Маркиз поднял плеть и язвительно поинтересовался:

– Неужели ты рассчитываешь удрать от лошади?..

– Нет, – совершенно спокойно ответил сквот, – Я надеюсь обезопасить благородных сэров от гнева принца-наследника. Если он узнает, что кто-то тронул его шута… – тут его физиономия превратилась в невыразимо уморительную рожу, – Прикасаться ко мне может только сам принц… своею собственною ручкой. И никто больше!..

– Ну что ж, – усмехнулся Вигурд, – я рискну посмотреть, что получится, если я покушусь на прерогативы принца!

И плеть снова взметнулась над головой сквота.

Тот быстро втянул голову в плечи, так что шея совершенно исчезла, и это движение было настолько комично, и… выглядеть он стал настолько жалко, что я немедленно вмешался:

– Сэр Вигурд, прошу тебя, отложи экзекуцию на пару минут, я хочу кое о чем спросить этого… шута.

Вигурд оглянулся на меня и нехотя опустил плеть:

– Ну что ж, сэр Владимир, я конечно пойду тебе навстречу. Задавай свои вопросы.

Я повернулся к сжавшемуся шуту и понял, что на самом деле он совершенно нас не боится, просто, видимо, по привычке кривляется. Подняв забрало я улыбнулся ему и спросил:

– Почему тебя заинтересовало, как мы сюда попали?

– Потому что мне непонятно, как это благородные сэры могут разъезжать по императорскому замку верхом и в доспехах, когда это запрещено!

– Но мы просто не успели переодеться, поскольку не встретили пока никого из замковой прислуги… – стараясь быть спокойным, объяснил я.

– Этого не может быть! – нагло заявил шут, – Вас просто не должны были пропустить внутрь замка в доспехах!

– Ты хочешь сказать, что я лгу?.. – вкрадчиво поинтересовался я.

Видимо мой тон его насторожил, поскольку он сразу же пошел на попятный.:

– Ни в коем случае, благородный сэр…

Но я, развивая свой успех, перебил его:

– Ко мне надо обращаться – сэр Черный Рыцарь!..

Жердь икнула и вытаращила на меня глаза, а я, не дожидаясь когда он придет в себя, продолжил:

– А на твой наглый вопрос я могу тебе ответить, что мы сюда попали вот через эти ворота!..

И я не отрывая глаз от побелевшей физиономии шута, показал закованным в сталь пальцем себе за спину.

– А теперь, любезный, немедленно исполняй то, что тебе приказал благородный сэр Вигурд, иначе… Я не буду тебя трогать, я просто вышвырну тебя из замка через эти же самые ворота! Ну! Быстро!

Я никак не думал, что это пособие по анатомии может двигаться с такой быстротой. Не успел я, что называется, глазом моргнуть, как его разноцветные лохмотья уже мелькали около конюшен. Через минуту к нам уже бежали двое конюхов, а сам шут стремительно пересекал замковую площадь в направлении дворца.

Не дожидаясь, пока конюхи приблизятся к нам, я опустил забрало и соскочил с лошади. Сэр Вигурд, посмотрев на меня, также закрыл свое лицо и соскочил на землю.

Конюхи уже были рядом. Отвесив нам глубокие поклоны, они взяли наших лошадей под уздцы и повели их к конюшням. А из-за угла чудесного розового дворца показалась довольно странная процессия.

Впереди шагал мужчина средних лет, невысокого роста, плотного сложения с явственно выпирающим брюшком. Одет он был в темно зеленый камзол, отделанный золотыми кружевами, такого же цвета короткие, до колен штаны, на ногах у него были неожиданные розовые чулки и зеленой кожи башмаки, украшенные розетками из драгоценных камней. Рядом с ним, даже чуть впереди, высоко подняв голову, выступала поразительной красоты девушка лет двадцати. Ее простое длинное белое платье удивительно подчеркивало прелесть фигурки, длинные белокурые волосы изысканными локонами обрамляли, пожалуй, чересчур бледное, но прекрасное лицо, и только взгляд, холодный и высокомерный, никак не вязался с ее прелестным обликом.

Рядом с этой парой быстро перебирая длинными ногами семенил наш цветной знакомец, что-то энергично наговаривая чуть ли не в самое ухо мужчине, а чуть сзади этой троицы, охватывая ее полукольцом двигались четверо стражников в легких кожаных доспехах с копьями в руках и мечами у пояса. Эта охрана как бы отсекала еще с десяток богато и цветасто одетых сквотов, явно сопровождавших мужчину и девушку.

Всю эту процессию я охватил одним взглядом и тут же услышал напряженный голос сэра Вигурда:

– А вот и сам принц… Надо же, как быстро ты, сэр Владимир удостоился аудиенции!

– Я думаю, принца привело сюда не желание дать нам аудиенцию, а простое любопытство, подогретое шутом, – не оборачиваясь, ответил я.

– Или… тревога… – негромко добавил Вигурд.

Принц, между тем, уже остановился шагах в пяти от нас и принялся внимательно меня разглядывать. Я счел необходимым поприветствовать владельца замка, а потому отвесил ему короткий учтивый поклон и проговорил:

– Рад приветствовать благородного принца Каролуса в его замке…

Принц не ответил на мое приветствие, поскольку в этот момент сопровождавшая его девушка наклонилась к нему и что-то прошептала ему на ухо. Выслушав свою даму, принц коротко приказал:

– Подними забрало!..

После секундной паузы я выполнил этот приказ, но, как только мое лицо открылось… девушка в белом платье превратилась в странный, легко мерцающий призрак. Нет, я ее прекрасно видел, но выглядела ее фигура как-то нереально…

«Так вот она какая – Белая Дама принца!..» – мелькнуло у меня в голове, и я невольно поклонился прекрасной фейри.

Принц несколько удивленно посмотрел на меня, а потом в его глазах появилась тревога, и он довольно резко проговорил:

– Так это ты называешь себя Черным Рыцарем?!

– Нет, так меня называют другие… – ответил я, продолжая смотреть на Белую Даму, и она все яснее проступала из укутывающего ее тумана, – Я сам называю себя князь Владимир, шестнадцатый лордес Москов.

– И ты утверждаешь, что вошел в замок через эти ворота?!

Я, наконец-то, смог оторвать взгляд от прекрасного белокурого ангела и взглянул на принца. Его тревога еще возросла, похоже, он начал догадываться, что я вижу сопровождавшую его Даму.

– Я ничего не утверждаю, – усмехнулся я, – Я просто вошел в замок именно через эти ворота… И поставленный там Гроган-Убийца не смог меня остановить, – быстро добавил я, избавляя принца от необходимости усомниться в моих словах, – Если тебя мучают какие-то сомнения, спроси у… специалиста мог ли я это сделать?..

И я снова посмотрел на Белую Даму. Она сверкнула глазами и склонилась к уху принца. Тот сделал вид, что погружен в глубочайшее раздумье, а сам внимательно слушал ее шепот, и я сомневаюсь, что этот шепот слышал еще кто-нибудь, кроме того, кому он предназначался и меня. Как только Бела Дама закончила свое нашептывание, сэр Каролус поднял голову и вымолвил свое решение:

– Ну что ж, сэр Владимир, мне будет интересно познакомиться с рыцарем, обладающим такими необычайными способностями. Приглашаю тебя и твоего друга…

Здесь он сделал паузу и позволил сэру Вигурду представиться:

– Маркиз Вигурд, шестой лордес Кашта, благородный принц!..

– … И твоего друга, маркиза Вигурда, погостить в императорском замке. Мой управляющий разместит вас и сообщит… установленный в замке распорядок жизни.

Он повернулся к сопровождавшей его кучке придворных и приказал:

– Барон, проводите благородных сэров в их апартаменты и… позаботьтесь, чтобы они могли переодеться.

Вперед выступил дородный старикан, отличающийся от прочих придворных пушистой, аккуратно подстриженной бородой и наличием в правой руке здоровенного богато изукрашенного посоха. Его хитроватые глазки быстро оглядели нас, и он с неожиданным присвистом проговорил:

– Просью, благородных сьэров просьледовать за мной!..

Мы с Вигурдом коротко поклонились принцу и направились к старику, причем я, конечно же, не удержался от улыбки в адрес Белой Дамы, и, совершенно неожиданно, она так же ответила мне ослепительной улыбкой… Боже, как же она была хороша!!!

Может быть именно поэтому, когда мы с нашим провожатым были уже у самого угла дворца, я не удержался и оглянулся. Группа придворных во главе со своим господином стояла совершенно неподвижно, молча глядя нам в след, и только тощий шут бестолково топтался на месте, словно с трудом сдерживая желание броситься нам вслед.

Провожавший нас барон Брошар, лорд Экос, как он сам представился, оказался довольно болтливым стариком и большим любителем жестикуляции. Буквально каждое свое посвистывающее слово он сопровождал такими выразительными движениями рук, плеч, головы, а иногда, даже живота, что следить за смыслом его речи было чрезвычайно сложно. Я никогда не думал, что с помощью жестов можно до такой степени маскировать смысл своей речи. Но, во всяком случае, мы поняли, что последнее время принц скучает, что ему не хватает общения, и потому появление в замке двух свежих рыцарей может оказаться весьма кстати. Что все придворные будут нам очень рады, и возможно принц в нашу честь объявит бал или хотя бы малую ассамблею. Что поскольку мы люди военные и еще не знакомы с обычаями дворцовой жизни, он возьмет на себя смелость поселить нас не во дворце, а в одном из гостевых флигелей, но пусть благородные сэры ни в коем случае не беспокоятся – на их комфорте это никак не отразиться…

В общем, пока мы дошли до нашего гостевого флигеля, барон настолько нас заговорил, что мысли в моей голове окончательно спутались. Единственно, что крепко в ней засело, так это то, что «…двое „свежих“ рыцарей придутся весьма кстати»! И словно в ответ на это оригинальное соображение, неожиданно раздался негромкий голос сэра Вигурда:

– Так что ж в этом замке все остальные рыцари протухли что ли?!

– Ты что-то скасьзал, благородный сьэр?.. – немедленно откликнулся барон.

– Замок мне нравиться… – скривил губы в вымученной улыбке сэр Вигурд.

– Да! Императорський замок недаром сьчитается одним из чудесь Демиурга!.. – с предельным энтузиазмом воскликнул барон, и я уже решил, что сейчас этот говорун угостит нас историей создания императорского замка, однако он неожиданно закончил:

– Но мы уже присьли! Вот васьсы апартаменты…

Мы стояли у крыльца небольшого двухэтажного домика, выкрашенного в веселенький зеленый цвет с темно коричневыми дверями и оконными рамами. Барон резко стукнул своим посохом по доскепервой ступени, и, словно предчувствуя этот стук, двери домика мгновенно распахнулись. На пороге стояла миловидная девушка в длинном темном платье, похожем на форменное. Ее взгляд был устремлен на управляющего.

– Это – Гротта, сьлужанка-хосьзяйка вашего гостевого флигеля. Можете благородные сьэры полностью ею расьполагать, – с любезной улыбкой представил нам барон девушку. Затем, повернувшись к ней, он произнес совершенно другим тоном:

– Милочка, эти благородные сьэры – госьти принца! Позаботься, чтобы их восьпоминания о пребывании в замке были сьамыми лучесьзарными!

И снова повернувшись к нам, барон коротко поклонился:

– Благородные сьэры, я вынужден вас осьтавить… Мне необходимо отлучиться в императорськую гардеробную, чтобы подобрать для вас подходясьсие костюмы…

– Одну минутку, барон, – перебил я его, – Мы весьма благодарны принцу за его заботу о нашем гардеробе, но это совершенно излишне! Если тебя не затруднит, прикажи послать слуг в… старкет папаши Шапса, там находятся наши пожитки, и он обещал их доставить.

Неожиданно для меня старик с некоторым сомнением пожевал губами, а потом нехотя согласился:

– Хорошо, благородные сьэры, я посьлю сьлуг по указанному адресу, но… я буду вынужсьден… э-э-э, осмотреть… эти пожсьитки. В замок не все можно проносить…

– Безусловно, дорогой барон, – немедленно согласился я, – И если ты обнаружишь, что-либо недопустимое, сделай с ним что посчитаешь нужным!

– Угу… угу… – как-то слишком задумчиво пробормотал себе под нос управляющий и, быстро развернувшись, направился в сторону дворца.

Мы с Вигурдом посмотрели на стоявшую в проеме двери хозяйку, и она присела в самом настоящем книксене:

– Прошу вас, благородные сэры… Это ваш дом, и я сделаю все, чтобы вам здесь понравилось.

Сказано все это было очень серьезно, безо всякой улыбки… и мне это очень не понравилось!

Мы поднялись по трем ступенькам крыльца и вошли в свое временное жилище.

Гротта чуть посторонилась, пропуская нас в дом, и теперь молча стояла перед нами, опустив глаза.

– Милая девушка, – обратился к ней Вигурд с самой дружелюбной улыбкой, – Может быть ты покажешь нам дом?.. Но вначале, нам хотелось бы переодеться и… умыться.

Гротта снова изобразила книксен и молча направилась через крохотную прихожую к узкой лестнице, ведущей на второй этаж.

Поднявшись за ней наверх, мы оказались в довольно обширной зале, посреди которой располагался большой обеденный стол, окруженный шестью жесткими стульями с прямыми спинками. Окна зала выходили в небольшой садик, а в боковых стенах наличествовали две двери.

Гротта снова присела и коротко произнесла:

– Это общий обеденный зал, а эти двери ведут в личные покои благородных сэров, – и после некоторой заминки с некоторой тревогой добавила, – Благородные сэры желают, чтобы я показала им их личные апартаменты?..

Мы с Вигурдом переглянулись, видимо, у нас обоих мелькнула одна и та же мысль.

– Гротта, – обратился к хозяйке Вигурд самым мягким тоном, – Мы не собираемся настолько утруждать тебя. Думаю, нам вполне по силам самим разобраться в личных апартаментах… – при этом особое ударение он сделал на слове «личных».

На губах у девушки мелькнула облегченная улыбка и тут же погасла, потому что я негромко проговорил:

– Только у меня будет к тебе небольшая и, возможно, необычная просьба…

Гротта чуть побледнела, но спокойно ответила:

– Слушаю тебя, благородный сэр…

– Не знаю, как сэр Вигурд, но я прошу тебя не кланяться мне так часто… Прошу вообще мне не кланяться, я чувствую себя неловко, когда красивая девушка отбивает мне поклоны…

Щеки Гретты вспыхнули румянцем, а глаза широко распахнулись от удивления.

Сэр Вигурд тоже взглянул на меня с удивлением, но тут же произнес:

– Я присоединяюсь к просьбе сэра Владимира…

– Хорошо, благородные сэры… – пробормотала девушка и тут же едва не повторила свой книксен, но вовремя спохватилась и смущенно улыбнулась. Это была первая ее настоящая улыбка, и она очень ей шла. Я улыбнулся ей в ответ:

– А теперь, Гротта, мы пойдем приводить себя в порядок, а ты, пожалуйста, позаботься об обеде… Да, – остановил я готовую сорваться с места девушку, – Кроме тебя в доме есть слуги?

– Нет, – ответила хозяйка с неожиданным испугом и добавила дрогнувшим голосом, – Но если благородным сэрам еще кто-то нужен, я могу привести…

– Хорошо, мы… подумаем, – проговорил я и, повернувшись к сэру Вигурду, указал на двери, – Выбирайте, маркиз!

Вигурд улыбнулся и молча направился вправо. Я проследовал в левую дверь.

Мои личные покои состояли из большой спальни с роскошной кроватью, туалета и ванной комнаты, посреди которой размещалась приличных размеров мраморная купальня с шестью блестящими кранами, вмонтированными в ее боковую стену и широким, но очень низким каменным столом у дальней от входа стены. Напротив спальни располагались небольшой кабинет и совсем уж крохотная гардеробная. В кабинете была еще одна дверь, позволявшая узким коридором и довольно крутой лестницей снова попасть на первый этаж в прихожую.

Я немедленно вылез из доспехов, оставив их около двери спальни, и отправился в ванну. Неожиданно мне стало ясно, насколько я истосковался по… личной чистоте, хотя мои доспехи и обеспечивали… автоматическую уборку!

С кранами я разобрался довольно быстро – из двух текла холодная и горячая вода, из двух мыло с разным запахом, а еще из двух нечто такое, что я решил в свою ванну не пускать. Наполнив купальню горячей водой и добавив немного пахучего мыла для пены, я быстро сбросил свою, уже несколько засаленную джинсу и погрузился в ласковую воду. И как только мое тело ушло под пену, дверь тихо скрипнула и в ванную комнату заглянула маленькая остроносая голова, украшенная оранжевой шваброй.

Быстро оглядевшись, Фока чуть повернул мордочку назад произнес:

«Тут он, отмывается…»

Из-за двери послышалась мысль Топса:

«Ну и не мешай благородному сэру… приводить себя в порядок».

«А я и не мешаю, – немедленно обиделся Фока, – Что я к нему в корыто что ли лезу?..»

«Дай тебе волю, так ты и в корыто залезешь… – спокойно констатировал Топс и так же спокойно добавил, – Иди лучше, послушай, что лев рассказывает».

Фока немедленно исчез, притворив за собой дверь. Мне тоже захотелось послушать что же такое рассказывает лев, но я тут же понял, что тот, скорее всего, пересказывает наш разговор с шутом и принцем, так что ничего нового я бы не услышал.

Разнежившись в горячей воде, я даже чуть задремал, но тут из-за двери послышался голос Гротты:

– Благородный сэр… Сэр Владимир… Тебя и твоего друга ожидает принц… Он него прибыл посыльный с приглашением к обеду…

«Так!.. Похоже принцу не терпится познакомиться со мной поближе… – подумал я, – А мне и надеть нечего!.. Придется снова доспехи натягивать!»

И я с некоторой тоской посмотрел на свою не слишком свежую джинсу, лежавшую кучкой недалеко от купальни.

Однако я напрасно волновался, когда, закутавшись в простыню, я вышел в спальню, рядом с кроватью стоял мой сундук.

Я, конечно же, уже забыл, какой костюм к какому случаю предназначал мой модельер Шапс. Так что, не обременяя себя сомнениями, я достал из сундука камзол черного бархата с серебряным шитьем и кружевами, парные к нему короткие штаны, узорчатые черные чулки, и башмаки на низких каблуках, украшенные серебряными бантами. Самое длительное время занял у меня выбор рубашки. Остановившись, в конце концов, на белой с открытым отложным воротом, я закончил одевание в рекордное время. На шуточки двух своих малорослых помощников я старался не обращать внимания, поскольку вступать с ними в пикировку мне было некогда. Единственное, что я себе позволил, это перед самым выходом погрозить им пальцем и предупредить: «Не шалите!.. Вы, все-таки, в императорском замке, а не в… пещере!»

Надо сказать, что в своем необычном костюме я чувствовал себя неловко только первые несколько минут, а затем просто перестал о нем думать.

Выйдя в столовую, я увидел сэра Вигурда, разодетого в лазоревый с золотом костюм с коротким элегантным кинжалом у пояса, и какого-то маленького серенького сквота, весьма напоминавшего моего, слегка увеличенного, друга Топса, одетого в неброскую темненькую хламидку. Я вопросительно посмотрел на Вигурда, и тот пояснил:

– Принц прислал за нами своего молельника, отца Симота…

– Так ты, отец, служитель культа?.. – невольно вырвалось у меня.

– Все мы служители культа!.. – неожиданным гулким басом ответствовал отец Симот, – Или ты, сын мой, не веришь в Демиурга?..

Однако, я не стал отвечать на его вопрос, а, тщательно подбирая слова, спросил:

– А не можешь ли ты уделить мне время для разговора о Демиурге и… его месте в Мире?..

Молельник внимательно посмотрел мне прямо в глаза и молча кивнул. Потом он быстро опустил глаза, пробормотал: – Вас ожидает принц, не будем бездумно длить его ожидания!.. – и направился к выходу.

Мы с сэром Вигурдом молча двинулись за ним.

Всю недлинную дорогу до дворца молельник принца молчал. Я тоже не пытался завязать беседу, настраиваясь на предстоящую встречу с принцем Каролусом и, как я твердо надеялся, с его Белой Дамой. Несмотря на мою сосредоточенность, я заметил, что по дороге нам не встретилась ни одна живая душа, если так можно было сказать о местных жителях. Не было даже стражи ни при входе во дворец, ни в его коридорах. Наконец, молельник принца ввел нас в совсем небольшую комнату. Я удивился, что принц, наследник императорского престола, обедает в столь скромной обстановке, и, видимо, это удивление как-то отразилось на моем лице. Сидевший за накрытым для обеда столом принц улыбнулся и довольно добродушно произнес:

– Ты, сэр Владимир, похоже, ожидал увидеть огромную залу, битком набитую придворными?.. Но я предпочитаю принимать пищу в спокойной, домашней обстановке, в немногочисленной, приятной компании. В конце концов, это не торжественный прием и не официальное пиршество, которые, поверьте мне, благородные сэры, весьма утомительны… Присаживайтесь к столу.

Мы сели на предложенные нам стулья и принц, чуть обернувшись, приказал:

– Лилит, подавай!

Мгновенно за нашими спинами появились слуги с кувшинами в руках и стоявшие перед нами хрустальные кубки были наполнены темным вином. Темная портьера, тяжелыми складками ниспадавшая справа от стола, приоткрылась, и из-за нее показались три девушки, наряженные поварятами, с большими круглыми подносами в руках. Подносы были уставлены горячими закусками.

Принц поднял свой бокал и в прежнем добродушном тоне проговорил:

– Рад приветствовать в своем городе, в своем замке столь замечательных рыцарей!.. – после чего, пригубив вина, добавил, – Кстати, сэр Владимир, ты мне так и не рассказал, каким образом вам удалось проникнуть мимо моего Грогана?..

«Принц времени не теряет! – мелькнуло у меня в голове, – Сразу берет быка за рога! Ну ладно, посмотрим, кто будет говорить, а кто слушать!»

Я осторожно поставил свой бокал на стол и, улыбнувшись, ответил:

– Всему виной общеизвестная забота принца о благополучии жителей столицы…

Сэр Каролус замер с ложечкой у ртп, а затем поднял на меня изумленные глаза. Несколько секунд длилось молчание, а затем, с трудом проглотив не дожеванный кусок, он просипел:

– Что-то я тебя не понял…

– Ну как же принц, – воскликнул я, – Зная, как ты заботишься о своих подданных, я никак не мог поверить, что для охраны ворот замка поставлен такой монстр, как Гроган-Убийца! Он же в любой момент мог броситься на простых обывателей и устроить настоящую бойню в столице империи! Именно уверенность в твоем милосердии заставила меня усомниться в… реальности этого… стража!

И я с удовольствием отхлебнул из бокала.

Принц скосил глаза вбок, раздумывая над моими словами и, чуть помедлив, промычал:

– А-а-а, ну да-а-а, конечно…

Потом, снова подняв на меня взгляд, с прежней улыбкой отметил:

– А ты, сэр Владимир, остроумен!.. Очень остроумен!

И тут мне почему-то стало ясно, что принц не поверил ни одному моему слову. Я бросил быстрый взгляд на сэра Вигурда, но тот, полностью погрузившись в свой горшочек с грибной закуской, не заметил моей настороженности.

Однако следующий вопрос принца был обращен как раз к маркизу:

– Сэр Вигурд, а ты давно знаком с сэром… с Черным Рыцарем?..

Вигурд, наконец, оторвался от своего горшка и с совершенно серьезной миной правдиво ответил:

– Всего вторые сутки, принц…

– Вот как?! – удивился тот, – А по вашему поведению можно подумать, что вас связывает давняя дружба!..

– Можно сказать и так, – улыбнулся маркиз, – Мы с Черным Рыцарем вместе дрались против Красных Шапок… причем, когда я ввязался в бой, Черный рыцарь один… расправлялся с тремя десятками гоблинов!..

– Тремя десятками?! – недоверчиво переспросил принц.

– Да, их было никак не меньше, – подтвердил сэр Вигурд, – Потому что, когда я крикнул, что иду на помощь, на меня бросилось не меньше полутора десятков Красных Шапок… А Черный Рыцарь, должен заметить, сражался с ними пешим!

– Как, – повернулся в мою сторону сэр Каролус, – Вы же оба, если не ошибаюсь прибыли в столицу верхом!..

– Моя кобыла, принц, не была прикрыта панцирем, и мне было бы жаль, если бы благородное животное пострадало от этих… мерзавцев.

Но мое пояснение принц уже не слушал, он, казалось что-то вспомнил или о чем-то раздумывал. Потом, чуть отпив из бокала, он поинтересовался:

– А почему, собственно говоря, Красные Шапки на тебя напали?..

К этому вопросу я был готов, более того, я его ожидал:

– Я, принц, направлялся в Воскот, к императорскому двору. Я проезжал краем заповедника Демиурга и встретил весьма странного… сквота. Во-первых его одежда была чрезвычайно необычна – серые длинные штаны, серая куртка с золотыми пуговицами и странными пластинками на плечах, серый матерчатый шлем с золотой пряжкой, прицепленной почему-то посредине, а в руках он имел черного цвета дубинку. А во-вторых, на мой вопрос, зачем он оделся таким необычным образом, этот сквот проворчал что мне лучше посмотреть на себя, что нормальный человек так не оденется! Да, да, принц, – с нажимом повторил я, увидев ожидаемое изумление на лице принца, – Этот сквот считал себя Человеком! Конечно же он меня заинтересовал, и я решил сопровождать его некоторое время, чтобы как следует порасспросить. Но, к сожалению, он от меня сбежал! Бросился бегом прямо в чащу заповедника и пропал.

В ближайшем селении, на базаре я начал интересоваться этим сквотом, и тут один оборванец с разбитой мордой сказал, что может мне кое-что о нем сообщить. Я последовал за этим оборванцем и тот попытался заманить меня в западню! Ты знаешь, кто, оказывается, был этим оборванцем?! Сэр Лор, начальник тайного сыска графа Альта, двенадцатого лорда Сорта!

Дальше я поведал принцу все свои приключения, вплоть до встречи с маркизом Вигурдом. О нашем посещении матушки Елаги я умолчал, считая его не относящимся к делу.

Выслушав меня очень внимательно и не перебивая, принц на несколько минут задумался до такой степени, что даже забыл об аппетитном куске дичи в кислом соусе, лежавшем на его тарелке. Затем, видимо что-то для себя решив, он вернулся к обеду, и повернувшись в мою сторону проговорил со слабой улыбкой:

– Я всегда считал, что у странствующих рыцарей чрезвычайно интересная жизнь… А зачем, сэр Владимир, ты направлялся в Воскот? Ты ведь сказал, что специально ехал к императорскому двору.

– Да, принц, ты правильно понял, я ехал к императорскому двору в надежде узнать, где можно отыскать Демиурга…

По-моему эти слова произвели на принца гораздо большее впечатление, чем весь предыдущий рассказ о моих приключениях. Он буквально обратился в каменное изваяние с открытым ртом, вытаращенными глазами и не донесенной до места назначения ложкой черепахового супа. Только через пару минут принц опомнился настолько, чтобы выдавить из себя изумленное:

– Это что за блажь?!! Зачем тебе Демиург?!!

Я между тем спокойно доел вкуснейший суп, отодвинул от себя тарелку, прихлебнул вина и только после этого, не отвечая на вопросы принца, произнес:

– Я что-то не понял?.. Император не может помочь мне в моих поисках?..

– Сначала ты должен ответить мне, зачем тебе Демиург!.. – раздраженно ответил принц и буквально швырнул свою ложку обратно в тарелку, забрызгав и скатерть и собственную салфетку, заткнутую за ворот.

– По завещанию моего батюшки, – принялся я придумывать на ходу, – Я, для получения своей доли наследства, должен три года прослужить лично Демиургу и получить от него благословение. Но, согласись, чтобы прослужить Демиургу три года, мне надо сначала его отыскать!..

– Да на кой ляд сдалась Демиургу твоя служба!!! – завопил вконец сбитый с толку принц, – И в чем она может заключаться?! Что ты можешь сделать для существа, которое само может сделать в этом Мире все, что угодно?!

– Это меня не касается… – индифферентно ответил я, – Мой батюшка сказал, что давным-давно договорился с Демиургом о моей службе… У меня, знаешь ли, большие таланты по части магии…

– Вот как?..

Принц как-то сразу остыл и, взглянув на меня с новым интересом, вернулся к недоеденному супу, но, попробовав остывшего блюда, резким движением отодвинул тарелку.

– И в чем же они выражаются?..

– Да во всем… – бессовестно соврал я, – Ну, например, я делаю вот так… – я хлопнул по правому, крепко сжатому кулаку левой ладонью, затем щелкнул пальцами и произнес какую-то, непонятную мне самому абракадабру, – И получаю…

Тут я сам удивленно замолчал. Поверх моего правого плеча прямо по воздуху, нарушая все законы всемирного тяготения, заструилась тоненькая струйка вина, оканчивая свой воздушный путь в моем бокале. Я быстро оглянулся и убедился, что начинается эта струйка в серебряном кувшине стоявшего за моей спиной лакея. Бедняга, вытаращив глаза смотрел, как из-под тяжелой крышки его посудины просачивается густое вино, закручивается витым жгутом и устремляется через мое плечо. Судя по его напряженной позе, он боялся пошевелиться, чтобы, не дай Бог, не сдернуть эту невероятную струйку на мой камзол.

Впрочем, фокус скоро прекратился, поскольку мой бокал довольно быстро наполнился.

– Вуаля!.. – успокоил я сам себя иноземным словом и стараясь не дрожать запястьем, поднял бокал, – За твое здоровье, принц!..

Сэр Каролус дрожащими пальцами нашарил свой бокал и приник к нему в порыве неуемной жажды!

И в этот момент я перехватил брошенный на меня взгляд сэра Вигурда. Никакого удивления в нем не было, словно он ожидал от меня и не такого!

Принц же, напившись и вернув бокал на стол, несколько неуверенно проговорил:

– Да… Может быть тебе действительно имеет смысл послужить Демиургу…

– Вот и мой папаша придерживается такого мнения, – радостно подхватил я эту мысль, – Так император поможет мне отыскать моего… господина?..

– Я… – принц слегка запнулся, словно вспоминая нужные слова, – Я… доложу императору о твоей просьбе… Надеюсь день-другой ты можешь подождать его решения?..

– Постараюсь… – не слишком довольным тоном ответил я.

– Тем более, что завтра в замке состоится императорский летний бал, надеюсь, он вас развлечет, а мне позволит похвастаться перед своими вассалами рыцарями, наделенными столь необыкновенными… качествами, – на физиономию принца вернулась привычная покровительственная улыбка, – Ведь вы, благородные сэры, любите танцевать?

– Только нам приходится делать это не слишком часто… – неожиданно заметил сэр Вигурд.

Принц понимающе кивнул головой, прислуга сочла этот кивок за очередное распоряжение и в очередной раз заменила нам тарелки.

– Принц, а почему твоя прекрасная дама не вышла к столу? – неожиданно спросил я.

Сэр Каролус чуть дернул бровью то ли от удивления, то ли от неудовольствия и, не отвечая на мой вопрос, проговорил:

– Стало быть, она права… Ты ее действительно видишь!..

– Да разве можно спрятать такую красоту! – восторженно воскликнул я.

Принц остро взглянул на меня и небрежно пожал плечами:

– Можно… Ее никто в замке не видит… кроме тебя… – и он вопросительно взглянул на сэра Вигурда. Тот утвердительно кивнул:

– Я за все время пребывания в замке видел только одну даму – нашу хозяйку-служанку… Гротта, кажется.

– Вот видишь, – снова повернулся ко мне принц, – И твой друг ее не видит… Наверное это опять-таки проявляются твои необычные способности… Так что ты… к-хм… не разноси по замку… слухов о какой-то там… даме…

– Принц!.. – притворно возмутился я, – Дамские тайны для меня… тайны!.. И мужские, впрочем, тоже…

Принц улыбнулся моей шутке, но улыбка у него получилась какой-то вымученной, и я понял, что больше удивлять его не надо.

– Сэр Каролус, – внезапно вступил в разговор маркиз, – Если ты не будешь возражать, нам с сэром Владимиром хотелось бы посмотреть столицу. Сам понимаешь, странствующим рыцарям и слугам Демиурга не часто приходится бывать в столь роскошных городах… В замке у нас никаких обязанностей нет, так что наше отсутствие никак не скажется на придворной жизни…

– Нет никаких препятствий, – перебил его принц с определенно радостной ноткой в голосе, – Я прикажу начальнику стражи, чтобы вас беспрепятственно впускали и выпускали из замка… Только прошу вас больше не ходить через ворота… э-э-э… охраняемые Гроганами… Не надо подавать… ненужные примеры.

В этот момент я вдруг увидел, что на столе появились фрукты, свежие и засахаренные, тарелки с меленьким печеньем, пряники и другие сладости. Обед явно подходил к концу. Через несколько минут принц поднялся из-за стола, и мы последовали его примеру.

– Благородные сэры, мне приятно было познакомиться с вами поближе!.. – официально улыбнулся принц, – Надеюсь пребывание при дворе доставит вам удовольствие…

Мы молча поклонились, и принц взмахом руки отпустил нас.

Однако, когда мы направились к выходу, мне в голову неожиданно пришла одна мысль. Уже почти в дверях, я быстро дотронулся до одной из черных, блестящих пуговиц, неизвестно зачем пришитых к левому рукаву моего камзола, и она тут же оказалась в моей ладони. Крепко зажав маленький кругляш, я быстро пробормотал своевременно вспомнившееся заклинание и разжал кулак. Пуговица неслышно упала вниз и закатилась под стоявший у стены стул. Заклинание было слабеньким и короткоживущим, но оно могло здорово мне помочь!

В свой коттедж мы возвращались одни, без сопровождения, что позволило нам обменяться впечатлениями. Разговор начал я совершенно нейтральным замечанием о том, что рассчитывал на более многочисленную компанию. Маркиз ответил, что тоже удивлен столь узким кругом приглашенных и тут же, бросив в мою сторону быстрый взгляд, добавил:

– Но еще больше я удивлен твоим поведением за столом…

– А что такое?.. – спросил я.

– Мало того, что мы прошли в ворота, охраняемые Гроганом-Убийцей, так ты вдобавок и за столом принялся хвастаться своими магическими способностями?..

– Но… должен же я был уверить принца в своей пригодности для службы Демиургу!..

– Но… всем давно известно, что в… советниках у принца Белая Дама, и для того, чтобы это знать, совсем не надо утверждать, что ты ее видишь!

– Вот как?! – я действительно был удивлен, – Но если все про эту Даму знают, почему принц не хочет, чтобы я распространялся о его… подружке?!

– Кто может знать, что у принца в мыслях, – пожал плечами сэр Вигурд, – Иногда я думаю, что он сам пустил слух о своих советниках-фейри… А теперь ты его напугал своим волшебством, и он постарается как можно быстрее от тебя отделаться.

– Как раз этого я и добивался! – довольно кивнул я, – Пусть он меня отправит к… Демиургу!

– Да?! Я думаю, он постарается отправить тебя гораздо дальше… Туда, откуда не возвращаются. Похоже Черный Рыцарь не знает, что ни один сквот не может владеть магией! Во всяком случае такого уровня, какой показал ты! Так что принц непременно решит, что ты либо фейри неизвестной породы, либо…

Сэр Вигурд замолчал, но я немедленно потребовал продолжения:

– Либо кто?!

Маркиз шумно выдохнул и гораздо спокойнее сказал:

– Принц может подумать, что у тебя есть… душа…

– И что?..

Он несколько удивленно взглянул на меня и, мгновение помолчав, пояснил:

– В Началах сказано, что обладающий душой Человек станет вершиной созидания Творца, что ему не будет равных в этом Мире, и что… он вытеснит из этого Мира и маленький народец, и сквотов… Как ты думаешь, очень хочет принц, чтобы его место занял… – Сэр Вигурд оборвал свою речь и красноречиво посмотрел на меня.

В этот момент мы как раз подошли к крыльцу нашего гостевого флигеля. На пороге стояла Гротта, явно дожидающаяся нас. Я вопросительно на нее посмотрел, и она тут же заговорила:

– Сэр Владимир, вам прислали личную горничную. Она уже… хозяйничает в ваших покоях!..

– Вот как?! – удивился я, – Но я об этом не просил!..

– Правда?! – тут же просияла наша служанка-хозяйка, – Значит я могу отослать ее назад?!

– Подожди, Гротта, – неожиданно вмешался сэр Вигурд, – Возможно еще одна горничная нам пригодится, я, знаете ли, весьма капризен…

И он несколько смущенно улыбнулся.

– Но я вполне могу справиться с хозяйством флигеля! – горячо заговорила Гротта, – Два благородных сэра – совсем небольшая нагрузка для меня! В моем флигеле бывало и по четверо гостей, и я вполне справлялась!..

– Гротта! – резко перебил ее Вигурд, – В чем дело?! Почему ты против… помощи?!

На глазах у девушки внезапно выступили крупные слезы, и она сдерживая рыдания проговорила:

– Но если служанка-хозяйка обращается за дополнительной прислугой ее… могут наказать…

– Что значит – наказать?.. – тут же насторожился я.

Гротта испуганно посмотрела на меня, и я немедленно смягчил тон:

– Расскажи нам, чего ты боишься… Ведь ты же чего-то боишься…

Ее взгляд заметался между нами, словно она не слишком хорошо понимала мой вопрос, а затем вдруг она глубоко вздохнула и заговорила совершенно спокойным от полного отчаяния голосом:

– Служанка-хозяйка должна обеспечить гостям императора полный комфорт, она обязана выполнить любую их прихоть! И при этом обойтись своими силами… Служанка хозяйка может попросить управляющего замком о посылке дополнительной прислуги, но причины для этого должны быть очень вескими!.. После отбытия гостей управляющий оценивает работу служанки-хозяйки и решает… Если гости пожаловались на что-то, то служанку-хозяйку наказывают!.. Если она попросила кого-то в помощь, а управляющий потом решил, что просьбы была не оправдана, служанку-хозяйку наказывают!.. Если… если управляющий узнает, что я вам рассказала все это, меня накажут!..

– Как накажут?.. – сдвинув брови, но вполне дружелюбно спросил сэр Вигурд.

Гротта на секунду словно захлебнулась своим рассказом, но со всхлипом вздохнув, пояснила:

– Либо переведут в Дом сладостных утех, либо отправят в деревню, либо… затравят собаками…

Мы с сэром Вигурдом ошеломленно переглянулись.

– Ну и порядки при этом императорском дворе!.. – проговорил я.

– А если гости отзовутся о своей служанке-хозяйке с похвалой?.. – спросил маркиз.

Гротта вопросительно взглянула на него, и сэр Вигурд повторил свой вопрос:

– Если гости похвалят свою служанку-хозяйку, ее ждет награда?..

– Нет, – покачала головой Гротта, – Служанка и должна работать так, чтобы гости были довольны…

– Но почему ты соглашаешься работать на таких условиях? – воскликнул я.

– Но… я не могу… отказаться… – недоуменно ответила Гротта, – Кра-сквот не может отказаться от работы, порученной ему господином…

– Так ты – кра-сквотка?! – переспросил сэр Вигурд неожиданно презрительным тоном. Гротта, услышав его вопрос, сжалась, как от удара и еле слышно пролепетала:

– Да, благородный сэр… В замке все слуги – кра-сквоты…

– Вот как?! – тем же презрительным тоном произнес сэр Вигурд, и вопроса не было в его словах.

– Лорд Экос считает, что кра-сквотов легче… удерживать в узде… – горько прошептала Гротта.

Кра-сквоты платят за свои грехи! – высокомерно произнес маркиз.

И тут в глазах нашей служанки-хозяйки что-то промелькнуло, не то затаенная боль, не то давняя горечь обиды, а в следующую секунду с ее губ слетело:

– Так может быть благородный сэр объяснит мне, за что плачу я?..

Сэр Вигурд удивленно приподнял бровь, но, чуть уменьшив свое презрение, спросил:

– Как ты стала кра-сквоткой?..

Губы Гротты тронула слабая улыбка, и она тихо произнесла: – Благородный сэр интересуется, как делаются кра-сквотами? Я расскажу… Но сначала пусть благородные сэры пройдут в дом.

Мы вошли, поднялись на второй этаж и уселись в кресла, стоявшие у стены общей столовой. Тротта остановилась в дверях, с минуту помолчала и начала рассказывать совершенно безжизненным голосом:

– На следующий день после того, как мне исполнилось пятнадцать лет, в дом моего отца, свободного сквота-землепашца, прибыл управляющий замком барона Торонта, шестого лорда Гастора. Он заявил, что по приказу барона забирает меня в замок. Отец даже рта не успел открыть, как управляющий с мерзкой улыбкой на роже поинтересовался: – Или ты хочешь чтобы вся твоя семья стала кра-сквотами?.. Что ему было делать? И меня увели… А у меня уже был жених…

Гротта замолчала, словно у нее на миг перехватило дыхание, но, пересилив слабость, продолжила:

– Я не буду рассказывать благородным сэрам, что сделал со мной барон Торонт… Только я быстро ему надоела, он заявил, что я недопустимо холодна и… продал меня в замок императора. Лорд Экос… оценил меня гораздо выше и… поставил меня на то место, которое я до сих пор занимаю… Но последнее время лорд смотрит на меня слишком уж неодобрительно, и я очень боюсь попасть в Дом сладостных утех…

На секунду в столовой повисла тишина, но я ее нарушил, с трудом проговорив сквозь стиснутые зубы:

– Интересные законы и обычаи действуют в этой империи!..

– Но… этого не может быть! – неожиданно воскликнул сэр Вигурд, – Не может быть, чтобы благородный сэр был способен на такое… такую… – он явно не находил подходящего слова.

– Да, – едва слышно произнесла Гротта, – То же самое сказал мой отец… Кто поверит в такую правду…

– Я поверю… – негромко произнес я.

Сэр Вигурд встал из кресла и принялся ходить по комнате взад-вперед, что-то бормоча себе под нос, а потом, резко остановившись и вскинув голову, произнес:

– Как же мог благородный сэр сотворить такое беззаконие!..

– Он сказал, – неожиданно ответила Гротта, – Что когда он обретет душу, он всех живущих на его землях сквотов превратит в рабов… ведь имея душу, он будет владеть самой мощной магией…

– Когда он обретет душу?!! – изумленно прошептал Вигурд, – Он надеется обрести душу?!!

– Да, – устало повторила Гротта, – Он так сказал в моем присутствии…

Мы с Вигурдом переглянулись, и я почувствовал, что сообщение Гротты было для маркиза совершенно невероятным. Понимая, что и мне, и маркизу необходимо спокойно обдумать услышанное, я поднялся из кресла и обратился у Гротте:

– Ты сказала, что служанка, присланная мне для услуг, находится в моих покоях?

Гротта вскинула на меня непонимающие глаза, но через секунду смысл моих слов дошел до нее и она утвердительно кивнула.

– Подожди меня здесь, я постараюсь разобраться, по чьему распоряжению это было сделано и отправлю ее обратно.

Кивнув маркизу, я отправился на свою половину.

Подойдя к дверям кабинета, я услышал что внутри кто-то негромко переговаривается. Я прислушался и почти сразу узнал писклявый голос Фоки:

– Слушай, Топс, что она о себе думает!.. Приходит, когда хочет, командует, словно она здесь главная, а сама даже тела не имеет!.. Тоже мне – фея!..

– Ну и фея, – послышался рассудительный голосок Топса, – И она все правильно говорит… А тебе бы только скандалить…

– Мне! – возмущенно пискнул Фока, но я не дал ему развить свое возмущение. Толкнув дверь, я вошел внутрь со словами:

– Где фея, я хочу ее видеть!..

– Да вон, в гардеробной!.. – возмущенно ответил Фока, совершенно не удивляясь моему появлению, и тут же поинтересовался, – А ты откуда знаешь, что она здесь?..

– Так ты ж орешь об этом на весь дом… – ответил я, устремляясь к двери гардеробной, – Сюда скоро все жильцы сбегутся, на фею любоваться…

Фока собирался что-то мне ответить, но я уже нырнул за дверь гардеробной и прикрыл ее за собой.

Около самого большого шкафа на цыпочках стояла моя маленькая Кроха и укладывала что-то на верхнюю полку.

Я сам не ожидал, что так обрадуюсь, увидев маленькую белокурую красавицу.

– Как ты здесь оказалась?!

– Я же сказала тебе, что Маулик отправил меня с тобой… – обернулась она ко мне и улыбнулась.

– Да, но, – я чуть запнулся, – Как ты узнала, что я в императорском замке?.. Ведь после того, как мы расстались в той… таверне, я тебя больше не видел!..

– О, не беспокойся! – Кроха улыбнулась еще шире, – Я не спускаю с тебя глаз и всегда прекрасно знаю, где ты находишься…

– Это точно, она знает… – раздался за моей спиной голосок Топса.

Я посмотрел на маленького каргуша и вдруг понял, что тот, в отличии от своего ворчливого товарища, очень доволен, что Кроха снова присоединилась к нам.

– Так что ты не волнуйся, – весело проговорила фея, – Даже если меня нет рядом, знай, что я… рядом.

– Но зачем ты назвалась горничной? Было бы проще…

Тут я замолчал, поскольку у меня в голове возник вопрос «А в самом деле, кем бы я мог назвать Кроху, если бы она прибыла… к-хм… вместе со мной… с нами!»

– Мне не очень нравиться этот статус, – поправился я, – Как я выяснил, он в этом замке слишком низок, тебя могут обидеть!..

– Да?.. – с сомнением спросил Топс, – Хотелось бы мне посмотреть на того, кто это сделает…

– Не беспокойся, – повторила Кроха, – Я и не думаю показываться еще где-нибудь, кроме этого дома. А вашей служанке-хозяйке я показалась просто потому, что она может услышать, как ты разговариваешь со мной в своих покоях и подумать, что у тебя есть магические способности.

– Но они у меня и в самом деле есть! – воскликнул я.

– Я знаю, – спокойно ответила Кроха, – Только не надо их здесь демонстрировать.

Топс согласно покивал головой, а из кабинета донесся писк Фоки:

– Здесь-то ты все делать можешь, здесь тебя теперь никто не увидит и не услышит!

Я вопросительно взглянул на фею, но ответил мне Топс:

– Это же гостевой флигель, значит, он предназначен для гостей, а хозяева желают знать, чем их гости занимаются в свободное время… По дому было расставлено шесть слушалок и шесть смотрелок…

Я сразу понял о чем он говорит, может быть потому, что для меня такое… поведение «хозяев» не было неожиданностью. Только…

– Если вы вывели их из строя, надо вскорости ждать… гостей!

– Никто их не выводил не из какого строя, – усмехнулся каргуш, – просто теперь мы сами хозяевам показываем и рассказываем… что захотим. Так что Кроху никто не видит.

– Но вы и так могли бы быть невидимыми… – пожал плечами я, – … и неслышимыми.

– Ну да, ну да, – немедленно согласился каргуш, – Принцу было бы очень интересно тебя рассматривать, когда ты с нами заговорил бы… Даже мысленно. У тебя, сэр Владимир, очень уж живая физиономия… На ней прям так и написано, что ты общаешься с кем-то посредством магии.

– Боюсь, что принц все равно уже знает о моих способностях… – виновато улыбнувшись пробормотал я.

Кроха и Топс замерли и уставились на меня, а через секунду в дверном проеме появилась столь же настороженная мордочка Фоки.

– Ну, во-первых, мы не совсем обычно попали в замок… – напомнил я моим маленьким друзьям о мороке в башенных воротах.

– Это ерунда! – перебивая меня, пискнул Фока, – Случайность! А твоя болтовня на площади перед принцем – обычная заносчивость благородного сэра!

– Но за только что состоявшимся обедом я очень ярко продемонстрировал принцу, на что способен… – покаялся я.

– А подруга принца тоже была?.. – очень серьезным голоском поинтересовался Топс, но фея его перебила:

– Это уже не важно… Думаешь принц скроет от нее то что видел?..

Затем Кроха снова повернулась ко мне, и ее личико стало весьма озабоченным:

– Если бы это было возможно, я тебе посоветовала бы немедленно покинуть замок. Но… Долго ты здесь собираешься пробыть?..

– Принц сказал, дня три-четыре…

– Старайся быть все время на виду, в компании… А вот это, – она быстро сунула руку в кармашек платья и протянула маленькую почти прозрачную пластинку, напомнившую мне половинку жевательной резинки, – Положи под язык… На всякий случай!..

Я был настолько встревожен их серьезным видом, что без возражений и дополнительных пояснений сунул пластинку под язык. Она тут же рассосалась, во всяком случае, я никак ее не ощущал.

– Теперь, если что-то будет тебе угрожать, ты сразу почувствуешь! – удовлетворенно проговорила Кроха.

– Если что-то будет угрожать?.. – переспросил я весьма тревожно, – Может ты мне просто объяснишь, что мне может угрожать?!

– Можно было бы – объяснили бы! – грубо пискнул Фока, – Кто ж знает, что теперь ожидать от… советников принца?!

– Вообще-то принц был весьма приветлив… – неуверенно начал я, но Фока тонко захихикал:

– А ты думал, он тебя сразу в подвал законопатит?! Он же еще не знает, кто ты такой!..

– Ну, мы тоже не знаем, кто он такой, и что у него на уме… – резонно заметил Топс.

И тут я вспомнил о брошенной в столовой принца пуговице и улыбнулся:

– Возможно, мы кое-что узнаем!..

Вся троица мгновенно уставилась мне в лицо, однако я не стал ничего объяснять. Вместо этого я озабоченно проговорил: – Надо успокоить Гротту по поводу моей личной горничной… – и направился к выходу из кабинета. За моей спиной царило молчание.

Когда я вернулся в общую столовую, Гротты там уже не было. Сэр Вигурд по-прежнему сидел в кресле, глубоко задумавшись. Он даже не заметил, как я прошел через комнату. Гротту я нашел в первом этаже, на кухне, где она что-то готовила на небольшой плите. Я быстро успокоил ее, сообщив, что Кроха действительно моя горничная, но что ее никто не присылал, поскольку она вообще не состоит в штате замка. Просто я не ожидал, что она приедет сегодня. Девушка облегченно улыбнулась, и тогда я спросил, что она готовит.

– Благородным гостям еду, если они кушают у себя, приносят из дворцовой кухни, а я готовлю для себя сама, – ответила она и добавила, – Сейчас вам мои услуги не нужны, вот я и решила приготовить себе обед…

Я с некоторым сомнением посмотрел на маленькую кастрюльку, стоящую на огне. На мой взгляд ее содержимого едва ли хватило бы, чтобы накормить дошкольника. Однако, больше вопросов я задавать не стал, чтобы не смущать девушку необычным поведением благородного сэра.

Я снова поднялся в столовую. Сэр Вигурд все еще находился там, и по выражению его глаз было видно, что он до чего-то додумался и принял некое решение.

– Я смотрю, рассказ Гротты поверг тебя в серьезные раздумья… – шутливо произнес я, – И что же ты надумал?

Однако маркиз не поддержал моего легкомысленного тона. С абсолютно серьезным видом он ответил:

– Если на нашем пути встретится барон Торонт, шестой лорд Гастор, я потребую у него рассказать мне об этом случае. И если то, что поведала нам Гротта, окажется правдой, я вызову барона на поединок!..

Я долго молчал, рассматривая открытое честное лицо маркиза, а потом грустно спросил:

– Как ты думаешь, сэр Вигурд, если Гротта рассказала нам правду, сможет барон тебе соврать… сказать, что все это выдумки лживой кра-сквотки?

Он сразу понял мой вопрос и его лицо омрачилось. Тогда я спросил:

– Ты сам наследник маркизата, пусть даже и шестой, сам-то ты как считаешь, может то, что сказала Гротта быть правдой?

Он несколько смутился:

– Понимаешь, сэр Владимир, я был очень мал, когда уехал из родного замка к матушке Елаге, и почти ничего не знаю о порядках, установленных во владениях благородных сэров. Поэтому мне трудно судить… А матушка Елага всегда говорила мне, что рыцарь – это оплот чести и добродетели, рыцарь – это почти Человек, и для него невозможно совершить какой-либо бесчестный поступок, тем более беззаконно закабалить свободного сквота! Но почему-то мне кажется, что Гротта не солгала!..

– Вот и мне кажется то же самое… – согласился я, – А потому, если мы встретим барона Торонта, советую его ни о чем не спрашивать, а просто… поговорить с ним. Я думаю, ты поймешь, способен ли он на подлость…

– Наверное ты прав… – задумчиво согласился он.

– Меня, признаться, больше волнуют слова Гротты о том, что барон надеется получить душу, то есть – стать Человеком… Если Начала правильно оценивают возможности Человека, мне становиться страшно от мысли, что может натворить в этом мире такой… одушевленный барон!

– Это невозможно! – воскликнул сэр Вигурд, – Начала называют Человека венцом творения Демиурга, самым справедливым, милосердным и благородным существом на свете! Ведь душа, в первую очередь позволяет Человеку чувствовать чужую боль, чужое горе, чужие страдания, именно поэтому Человек становится способен на любое волшебство, любую, самую невероятную магию! А барон!.. Ну какой из него Человек!..

– Да самый обычный… – буркнул я себе под нос и вдруг до меня дошла страшная правда этой короткой фразы!!!

Мы помолчали, раздумывая каждый о своем. Затем, отогнав свои невеселые размышления, я уже совсем было собрался предложить маркизу прогуляться в город, как вдруг у меня в голове отчетливо прозвучали неожиданные слова:

– Так что тебе удалось узнать во время обеда?..

Я сразу понял, что начала действовать моя, оставленная в покоях принца, пуговица!

Голос был женский, мне незнакомый, а вот ответил на заданный вопрос сам принц – уж его-то голос я узнал безошибочно:

– Во-первых, ты была совершенно права, этот Черный Рыцарь действительно владеет магией и, судя по тому, что он мне показал, магией серьезной. Во-вторых, он тебя видит. И в третьих, что самое странное и… страшное, он совершенно не скрывает ни того, ни другого… Он даже… хвалится этим!

– Вот как?! – в ответе подружки принца, а это была безусловно она, удивления не было вовсе, скорее некоторое размышление, – И почему ты считаешь это страшным?

– А тебя это не пугает? – вголосе принца появилось раздражение, – Тебя не пугает то, что сквот владеет магией?! Ты не видишь в этом ничего необычного?..

– Ну, он может быть обычным полукровкой, унаследовавшим от родителя-фейри кое-какие способности, да многие сквоты, бывает, учатся каким-то начаткам магии… – начала было насмешливо Дама, но принц ее перебил:

– Эмельда, ты должно быть не расслышала, что я сказал! Этот… сэр Владимир владеет не «кое-какими способностями» и не «начатками магии», а самой настоящей мощной магией! Это не наученность, не несколько зазубренных фокусов, это свободное, я бы даже сказал, небрежное владение высшей магией!! Я уверен – он, либо кто-то из верховных фейри, зачем-то прикинувшихся сквотом, либо…

Внезапно принц замолчал, и через мгновение послышался насмешливый голосок его Дамы:

– Что же ты остановился? Продолжай!.. Повтори мне тот бред, который талдычит твой отец!.. Ну, давай!..

– Ты сама знаешь, что это не бред… – ответил принц, но в его голосе не хватало уверенности, – Его подруга, фата Альцита предсказала ему, что именно во время его царства в империи появится первый Человек!.. И… он верит в это…

– И именно поэтому все считают его сумасшедшим! – закончила Дама мысль принца и после короткой паузы добавила, – Однако, я смотрю, этот Черный Рыцарь изрядно тебя напугал. Похоже мне придется самой с ним поговорить, тем более, что он все равно меня видит! А завтра вечером мы узнаем, почему граф Альта охотится за Черным Рыцарем… Кстати, наблюдения за нашими гостями ничего не дали?..

– Нет, – недовольно буркнул принц, – Ничего, необычного… Судя по тому что видит и слышит моя тайная служба, это самые обыкновенные странствующие рыцари – гордецы, правдолюбцы, бессеребренники. Да, Эмельда, – вдруг вспомнил принц, – сэр Владимир просил у меня помощи в розыске Демиурга!..

– Зачем?!

– Он говорить, что должен отыскать Демиурга, чтобы поступить к нему на службу… Так, якобы, решил его отец…

Некоторое время после этих слов длилась тишина, а затем Дама задумчиво проговорила:

– Ну что ж… расскажи ему про горную резиденцию Демиурга. Если его где и можно отыскать, то только там… А если Черный Рыцарь найдет Демиурга, и тот снова появится в Мире, тебе, я думаю, это будет только на руку…

– Почему? – удивился принц.

– Потому что твои вассалы стали слишком самостоятельны! – резко проговорила Дама, – Я тебе уже не раз говорила, что граф Альта явно что-то замышляет!.. Хорошо еще, что у него отобрали эту его влюбленную подружку!.. Так что Демиургу, который поддерживает императорскую власть, самое время… найтись! А теперь позволь мне тебя покинуть, у меня еще много дел…

После этих слов раздался слабый щелчок, и я понял, что моя пуговица отключилась. В тот же момент я услышал встревоженный голос сэра Вигурда:

– Да очнись ради Демиурга, сэр Владимир, что с тобой?!

Я тряхнул головой и улыбнулся маркизу:

– Ничего… Просто я подслушал один интересный разговор.

Хотя, впрочем, интересного в подслушанном разговоре было немного – только то, что Белая Дама принца хочет побеседовать со мной, видимо, о моих, не до конца понятных мне самому, способностях.

Расспрашивать подробнее сэр Вигурд меня не стал, вместо этого он предложил использовать время, оставшееся до ужина, для осмотра замка. Я с удовольствием согласился – мне и самому было интересно присмотреться к этой цитадели местного абсолютизма.

Мы прошли двором к уже знакомой двери дворца, и предупредительный лакей, встреченный нами в холле первого этажа, стал нашим гидом. Нам была показана, на мой взгляд, очень интересная и богатая картинная галерея, включавшая в себя несколько портретов весьма необычных существ, объединенных в зале «любимцев императора». Осматривая эти шедевры, я понял, что в распоряжении императора и, естественно, принца имеются не только Гроганы-Убийцы, но и некоторые, не менее приятные создания, явно произведенные на свет каменными троллями. Затем нам показали богатейший арсенал, в котором мы с удовольствием примерились к некоторым особо замечательным произведениям оружейного искусства.

В свой гостевой флигель мы вернулись уже в сумерках и нашли нашу общую столовую вполне подготовленной к ужину. Я поинтересовался у подававшей на стол Гротты, не спрашивали ли меня, и она ответила отрицательно.

«Значит у нашей Белой Дамы времени для меня пока нет…» – немного разочарованно подумал я. Аппетита мне это обстоятельство не испортило, так что от ужина я получил большое удовольствие.

Сэр Вигурд по окончании вечерней трапезы сразу же отправился в свои покои, и я последовал его примеру.

Оказалось, что моя веселая компания куда-то подевалась – ни каргушей, ни феи не было, как не было и сведений, в каком направлении они удалились. Я разделся в гордом одиночестве и нырнул под одеяло. Только укрывшись, я вдруг почувствовал насколько устал. В моих покоях стояла абсолютная тишина, и только сквозь плотные шторы чуть пробивались всполохи немого огня, зажженного на замковой башне. Я закрыл глаза и почти сразу же погрузился в глубокий сон.

Глава 6

Высокопоставленные люди, что дети – принимают самую грубую лесть за правду…

И совершенно не понимают шуток!..

(Афоризм безработного шута)

Мне снился какой-то вялый сумбур. Едва переставляя ноги, я пробирался по гниющей болотистой чащобе, при каждом шаге погружаясь почти по колено в зловонную тягучую жижу. Доспехов на мне не было, вместо них я был наряжен в узкие, похожие на лосины, брюки, заправленные в высокие ботфорты, и белую, весьма замызганную рубашку с широкими кружевными рукавами и открытым воротом. Рядом со мной, уцепившись за рукав моей рубахи и вполголоса матерясь, тащился Юркая Макаронина. Вокруг было довольно темно, но иногда, прямо над нашими головами, в просвете между тучами мелькала блеклая луна. В один из таких моментов некоторого просветления я увидел, что влево от меня почва резко повышается, и метрах в ста, на вершине пологого холма возвышается огромное, корявое, высохшее дерево, широко раскинувшее свои угловатые сучья. Я развернулся и направился в сторону этого дерева, однако, в этот момент Юркая Макаронина споткнулся, выругался и упал прямо в грязь, резко дернув меня за собой. Я удержался на ногах, ухватившись за хлипкий древесный стволик, только рукав рубахи громко треснул и у меня под языком неожиданно и горько защипало…

Я открыл глаза. В спальне было темно, но сквозь плотные занавеси пробивался трепещущий проблеск огня на башне, и в этом мерцании я ясно увидел блестящие белки неподвижных глаз, не моргая, наблюдавших за мной из темного угла. Усилием воли мне удалось не только не вскрикнуть, но даже не пошевелиться на своем широком ложе. Я прижмурился, продолжая наблюдать за своим невидимым посетителем, а под языком у меня продолжало явственно пощипывать горечью, словно сигналя мне о надвигавшейся опасности.

Несколько долгих, томительных минут ничего не происходило, а затем чуть поблескивающие глаза вдруг стремительно приблизились, и я увидел, что у кровати появилась… Белая Дама принца. Ее прекрасные, чувственные губы едва заметно улыбались.

В следующий момент моего сознания едва ощутимо коснулась чужая мысль, словно пробуя его на сопротивляемость, на… проникаемость.

«Ну что ж, сквот, выдающий себя за Черного Рыцаря, посмотрим, какими способностями ты наделен, и кто тебя к нам послал…»

И снова я сумел сдержать дернувшую меня дрожь, не подать виду, что присутствие Дамы и ее намерения мне известны.

А мягкие, едва заметные касания быстро ощупывали мое «я», выискивая его слабые места, нащупывая ходы, по которым можно было бы проникнуть внутрь, захватить его, увидеть самое скрытое… поселиться там, во мне, в моем личном мире!..

И я зажался, закрылся, полностью ушел в себя, оставив на поверхности серую, шероховатую непроницаемость.

Минуло еще несколько минут…

«Странно… – протекла сквозь мое сознание чуть встревоженная мысль, – Все совершенно пусто, глухо, гладко… Словно он не спит, а… мертв… Так не бывает… Так не должно быть…»

И в этот момент я понял, что мне надо делать!

Воспользовавшись почувствованной мной растерянностью, я мысленно метнулся следом за этой чужой мыслью и стремительно ворвался в чужое сознание, перехватывая по пути его, ясно ощущаемые, связи, закономерности, желания, сковывая его, подчиняя своей воле и одновременно задавая свой первый вопрос:

«И часто Белая Дама навещает спящих рыцарей?..»

Фигура моей незваной гостьи дернулась, ее лицо запрокинулось, так, что казалось будто она вот-вот упадет навзничь, на ковер, но моя атака ее не сломила! Вместо того, чтобы подчиниться и отвечать на мои вопросы, в мой мозг неожиданно обрушился яростный вопрос:

«С чего это ты решил, что я – Белая Дама?! Дурак, я – Эмельда, ланон ши второго круга!..»

В то же мгновение она на единый миг показала мне себя в своем истинном обличье, и я задохнулся от невероятной, неповторимой женской красоты, но это потрясшее меня видение тут же сменилось другим – видением жутких мук, которым собиралась меня подвергнуть моя гостья, за то, что я осмелился противиться ее чарам!

На этот раз мне не удалось сдержать дрожи, короткой конвульсией прокатившейся по моему телу, но мне удалось другое – я смог удержаться в чужом сознании, хотя оно заметалось, задергалось, стараясь вытряхнуть мое «я» из себя, вышвырнуть его и растоптать, а затем, в свою очередь, обуздать и подчинить себе мой разум. Однако, я засел в этом вибрирующем, ревущем сознании, словно заноза, засел единственной мыслью, единственным словом, единственным правильным звуком – «Моя!!! Моя!!! Моя!!!»

Несколько долгих, невыносимо долгих, минут продолжалась эта свирепая беззвучная борьба, и наконец я почувствовал, что Эмельда начинает выдыхаться! Вот ее сознание дернулось последней конвульсией и покорно застыло. Теперь оно пыталась обмануть меня своей неподвижностью, сломленностью, омертвелостью, оно и было мертво, непритворно мертво, потому что любое притворство было бы мною мгновенно раскрыто! О, как же гадостно, как же противно властвовать над чуждым, над мертвым сознанием!!!

Я едва не купился, едва не выбросился из этого смрадного, стремительно разлагающегося, разваливающегося на куски сознания, но вовремя уловил бьющуюся глубоко внутри него надежду. И я, преодолевая чудовищное отвращение, разбрасывая чужие, угасшие мысли и желания, ринулся вглубь, в самый его сокровенный уголок, к этой самой надежде!

Ланон ши дернулась в последний раз, рассчитывая на самом деле убить себя, но я уже ухватил ее последнюю надежду за горло, уже сжал его своими беспощадными пальцами и проревел в полный голос: «Моя!!!»

«… Твоя…» – еле слышно коснулась меня ее мысль, ее ответ, ее… согласие…

Я чуть ослабил хватку, давая ей чуточную передышку, и почти сразу задал свой первый вопрос:

«Как мне найти Демиурга?»

«Я не знаю… Последний раз его видели фейри недалеко от горной резиденции, но там ли он, никто не знает…»

«Кто еще из фейри служит принцу?»

«Два сида, ламия, гномы…»

«Почему граф Альта преследует меня?»

«Я пока не знаю… Граф приглашен на завтрашний бал и тогда будет держать ответ перед принцем…»

«Граф сказал тебе, что у него в замке находится сквот, называющий себя Человеком?»

«Нет!»

Я еще чуть ослабил хватку, а потом показал ее сознанию огромного черного человека, или сквота, с безобразной бычьей головой. Этот Минотавр открыл пасть и, дыхнув обжигающим огнем прямо в ее закрытые глаза, проревел: – Ты моя!!! Помни – я знаю о тебе все, твоя суть – моя суть, первая твоя попытка воспротивиться мне, и я тебя развею прахом по этому Миру!!! Ты будешь продолжать служить принцу, но никогда не забудешь, что ты – моя!!! Я хочу знать все, что расскажет принцу граф Альта! Я хочу знать все, что решит принц в отношении Черного Рыцаря!! Я хочу знать, где находиться Демиург!!!

«Я постараюсь… господин…»

«Ступай!..»

И я покинул ее сломленное сознание.

Несколько мгновений ничего не происходило, Эмельда, прикрыв глаза и едва заметно покачиваясь, стояла около моей кровати. Затем это мягкое покачивание прекратилось, ее веки дрогнули и открылись. Еще мгновение она смотрела на меня, словно не понимая, где находится, а затем в ее глазах вспыхнула ненависть! Ее тонкая, белая, изящная рука взметнулась вверх, и в ней блеснуло узкое лезвие кинжала.

В тот же момент перед ее сознанием вновь возник огромный, черный минотавр, из его пасти полыхнуло пламя и вырвалось рычание: – «Моя!!!»

Кинжал с едва слышным звуком упал на ковер, через мгновение вознесенная для удара рука бессильно обвисла, и светлая, сгорбившаяся фигурка медленно растаяла, словно клочок тумана, занесенный в комнату через приоткрытое окно.

Я лежал, не в силах даже пошевелиться от усталости. Даже не усталости, а полной опустошенности. Лежал и ждал, когда снова смогу уснуть… Горечь под языком прошла, что давало мне повод несколько успокоиться, но сердце продолжало колотиться, словно мой разум все еще вел страшную, беспощадную борьбу, в которой тело не могло принять участия!

Прошло несколько минут, мне показалось, что за окном начало светлеть, но именно в этот момент я снова заснул. Теперь уже никаких сновидений не было, как не было никаких звуков, никакого света…

Проснулся я очень поздно и сразу же увидел у своей постели сидящего на ковре Фоку. Маленький каргуш молча смотрел мне в лицо, в его лапах поблескивал узкий клинок кинжала, а на его остренькой мордочке было написано невиданное, просто-таки невозможное уважение!

Я с огромным удовольствием хорошо отдохнувшего человека потянулся и, приподнявшись на локте поинтересовался:

– Что нового на свете?..

Фока почесал свой оранжевый хохол и пропищал:

– Да вот главный советник принца захворал… Похоже, переутомление…

– Бывает, – беззаботно отозвался я, – А Кроха где?..

– Завтрак тебе готовит… Она сказала, что сегодня тебе понадобится особо плотный завтрак…

– К-хм, – раздумчиво кашлянул я, – Ну что ж, она, пожалуй, права!

– Тогда вставай и одевайся… – как-то не слишком уверенно предложил Фока, словно сомневался в моей способности самостоятельно подняться с кровати.

Я скинул одеяло, быстро спустил ноги на пол, и в этот момент моя голова действительно слегка закружилась.

– Да ты не торопись так!.. – послышался озабоченный писк каргуша, – Потихоньку… Можно даже завтрак тебе в постель подать!..

– Ну вот еще, – недовольно пробормотал я, слегка потряхивая головой чтобы прогнать туман, – Что я – инвалид что ли какой?..

Тем не менее, я гораздо осторожнее поднялся на ноги и направился в ванную комнату, стараясь не делать резких движений.

Когда я уже раскладывал по плечам и разглаживал кружевной воротник камзола, в спальню заглянул серьезный Топс и поинтересовался:

– Ну, как, все в порядке?..

– В порядке, – кивнул в ответ Фока, – Щас выйдет!..

– К завтраку все приготовлено… – доложил Топс и тихо прикрыл за собой дверь.

Уже через минуту мы входили в столовую, причем Фока умудрился открыть передо мной дверь, чем привел меня в полное замешательство – все его поведение никак не соответствовало сложившимся у меня представлениям о гордом каргуше «из рода ярко-красных каргушей».

Стол действительно был накрыт к завтраку, но… Того количества блюд, которое было выставлено на нем, вполне могло хватить на дружеское застолье для трех четырех странствующих рыцарей, а сэра Вигурда, между тем, за столом не было.

Я уселся на свое место, с некоторой оторопью рассматривая свой завтрак, и мне под нос немедленно подсунули здоровенную тарелку с дымящейся разварной рыбой, присыпанной какими-то специями.

– Это именно то, что тебе сейчас необходимо, сэр Владимир, – раздался у меня над ухом мелодичный голосок Крохи, – Тебя и впереди ожидают значительные умственные напряжения…

И тут меня словно мягко стукнули по затылку! Я мгновенно вспомнил, что произошло ночью в моей спальне и удивленно оглянулся. Кроха смотрела мне прямо в глаза, на ее губах играла довольная улыбка, и по ее виду я понял, что она все прекрасно знает. Правда говорить о своей осведомленности она не стала, а вместо этого обернулась и громко произнесла:

– Гротта, соус к рыбе не слишком остыл?! Уже три минуты прошло, как мы сняли его с огня!..

– Нет, нет… – послышался из-за двери голос нашей служанки-хозяйки, – Этот соус вполне выдерживает до десяти минут, прежде чем начинает терять свой вкус…

– Ты слышал?.. – обернулась ко мне Кроха, – Ешь быстрее, а то не почувствуешь настоящего вкуса!..

И она снова улыбнулась.

Я посмотрел на подсунутое мне блюдо и вдруг понял насколько я голоден! Схватив длиннозубую вилку и взяв из корзинки кусок ноздреватой лепешки, я принялся за рыбу.

Могу твердо сказать, что ни до этого, ни после я не ел ничего вкуснее. Горячая, пряная рыба и холодное белое, чуть кисловатое вино создавали такой неповторимый вкусовой контраст, что я даже… растерялся, когда рыба вдруг закончилась! Впрочем, долго горевать мне не дали, Кроха немедленно поставила передо мной новую тарелку с незнакомым мне салатом. С первой ложки я понял, что вкушаю крабы с какими-то незнакомыми мне добавками под совершенно восхитительным соусом. А крабы я всегда обожал!

Этот лукуллов пир продолжался довольно долго, но все прекрасное рано или поздно заканчивается, так и теперь, когда пиршество, казалось, было в самом разгаре, я вдруг почувствовал, что больше не смогу съесть ни ложки, ни крошки.

Я положил вилку и нож на скатерть, отвалился от стола и на вопросительный взгляд моей очаровательной официантки провел по горлу ребром ладони:

– Все, я больше не могу… К тому же мне необходимо подумать о вечере, иначе на императорском балу мне придется тяжело!..

– Ну, бал!.. Подумаешь!.. – тут же запищал Фока, – До бала мы еще пообедаем!..

Я с улыбкой покачал головой и встал из-за стола, и в этот момент в столовую заглянула испуганная Гротта. Быстро взглянув на Кроху, он перевела взгляд на меня и прошептала:

– Сэр Владимир, к тебе пришел отец Симот… Он говорит, что ты сам приглашал его для разговора…

«Вот как раз монаха мне после такого завтрака и не хватало!» – горько подумал я, – «Но не отсылать же его назад, тем более, что я действительно сам просил его о встрече…»

Посему, я вздохнул и попросил:

– Проведи его, пожалуйста, в кабинет… Я думаю, там нам будет удобно…

Гротта быстро скрылась за дверью, а я повернулся к Крохе:

– Чуть не забыл тебя поблагодарить за твой подарок… Если бы не он, я мог бы… проспать самое интересное.

Ее глаза вспыхнули удовольствием, но ответила она скромно: – Рада быть полезной…

– Не надо так… – очень серьезно произнес я, – Не надо… так… официально… Я… ты… мне… понимаешь, очень дорога… Очень. Я… я потом тебе все… объясню…

Быстро развернувшись я чуть ли не бегом бросился в свой кабинет.

Когда я вошел, отец Симот медленно прохаживался по ковру, имея при этом весьма задумчивый, я бы даже сказал, углубленный вид. Повернувшись на звук закрывающейся двери, он по-отечески мне улыбнулся и произнес своим мягким басом:

– Ты хотел поговорить, сэр Рыцарь, чем же может тебе помочь смиренный служитель Демиурга?..

Я посмотрел в его прищуренные глаза и молча предложил ему одно из кресел, стоящих у небольшого столика.

Молельник принца уселся, я присел напротив и после секундной паузы проговорил:

– Мне нужна помощь… в одном не совсем обычном деле… Принц, правда, обещал мне помочь, но я несколько сомневаюсь в том, что ему это удастся… А дело вот в чем…

И я рассказал отцу Симоту ту же самую историю, которую накануне поведал принцу. Введя молельника в курс дела, я проникновенно добавил:

– Теперь ты понимаешь, как важно для меня возможно скорее отыскать Демиурга?..

Отец Симот молча покивал, не сводя с меня глаз, а потом поинтересовался:

– А ты, сэр Рыцарь, действительно обладаешь какими-то необычными магическими способностями?..

– Разве я посмел бы, отец Симот, обманывать служителя Демиурга?.. – укоризненно произнес я, – Вчера я продемонстрировал принцу свои… способности, и он был полностью удовлетворен!..

– Угу… угу… – задумчиво буркнул молельник, и по его виду я понял, что у него есть еще вопросы ко мне, но он то ли не решается их задать, то ли не может их сформулировать. В кабинете на несколько минут повисло молчание, потом отец Симот встал и прошелся по ковру, задумчиво глядя себе под ноги. Его раздумья, на мой взгляд, затягивались чересчур долго, и я уже собирался… кашлянуть, но тут он остановился прямо передо мной и негромко спросил:

– А кто из фейри учил тебя магии?..

– Да… никто…

– Угу… угу… – повторил он свое бурчание и снова заходил взд-вперед.

Остановившись через минуту, он задал следующий вопрос:

– Скажи мне, рыцарь, как своему молельнику, ты веришь, что этот Мир создан Демиургом?..

– Конечно!.. – удивленно воскликнул я.

– Ты веришь в то, что Демиург, совершив акт творения, больше не вмешивается в жизнь созданного им Мира, дает своим созданиям самими развиваться, совершенствоваться или… угасать?..

– Ну… – я был в некоторой растерянности, недостаточно хорошо разбираясь в здешней теологии, – Мне кажется, что Демиург все-таки принимает определенное участие в наших делах… Ведь, согласись, что даже самим своим существованием он влияет на наше поведение…

– Вот! – воскликнул вдруг отец Симот с непонятной страстью, – Вот именно – тем, что мы знаем о Демиурге, о его существовании, зачастую определяется наше поведение! А у тебя не бывает ощущения, что Демиург… или некто другой, постоянно наблюдает за твоим поведением, оценивает его и решает, что дальше с тобой делать?! Ты не задумывался о том, что с тобой будет после смерти?!

Теперь уже пришла пора мне изобразить задумчивость. В принципе я сразу понял, что молельник интересуется моим ощущением… божественности, хочет понять, не появляется ли у меня мыслей о… Боге?! Только не хочет напрямую произносить это слово. Но ведь и мне, вроде бы, не полагалось… ощущать Бога?! Потому я с достаточной долей задумчивости проговорил:

– Нет… у меня нет ощущения, что я интересен кому-то… высшему… А после смерти?.. Я был бы счастлив стать Тенью…

Выговаривая эти слова, я очень внимательно наблюдал за своим собеседником и мне показалось, что тот едва сдержал вздох удовлетворения. Едва заметная улыбка тронула его губы, он опустился в кресло рядом со мной и быстро спросил: – А насколько определенно ты знаешь… своих предков?.. – при этом его острый нос как-то быстро покраснел.

Я удивленно вскинул брови, но ответил твердо:

– Настолько, насколько их должен знать благородный сэр! До шестнадцатого колена!

– А скажите мне… не обижаясь, как своему молельнику… в вашей округе не ходя слухи о… беззаветной любви одного из твоих благородных предков к… кому-нибудь из фейри?..

– Сплетни не могут служить источником информации! – гордо ответил я, но тут же, чуть смутившись добавил, – И о каком из благородных родов не ходит подобных… слухов?..

На рожу этого… демиургова прихлебателя немедленно выползла довольная ухмылка:

– И во многих благородных родах появляются дети, наделенные поразительными качествами!.. – и тут же, заметив мой загоревшийся взгляд, заторопился с объяснением, – Порой это проявляется через три-четыре поколения!..

Я выдержал минутную паузу, а затем тоном, не допускающим возврата к прежней теме, спросил:

– Так ты можешь мне помочь найти Демиурга?!

И тут он заюлил:

– Видишь ли… э-э-э… сэр Владимир, Демиург уже очень давно никому не являлся, ни с кем не разговаривал, никого не приглашал к себе в резиденцию… Право, сейчас очень сложно сказать, где он может находиться… Я, конечно, постараюсь навести справки у своих… э-э-э… коллег, но это потребует времени…

– Ну хорошо, – достаточно резким и очень недовольным тоном перебил я его, – Но, хотя бы, как Демиург выглядит, ты мне можешь рассказать?!

– Но… – отец Симот явно растерялся, – Демиург может выглядеть… как угодно!.. Ему подвластен любой облик!..

– А как же я узнаю, что вижу перед собой Демиурга?.. – удивился я, – Если, конечно, встречу его…

– Ну… обычно он… э-э-э… представляется…

Тут уже растерялся я:

– Как?! В смысле… привет, я – Демиург?!

– Нет, он спрашивает «Какое у тебя дело к Демиургу»…

– Ага! – понял я и тут же усомнился, – Но такой вопрос может задать… любой…

Отец Симот молча хлопал глазами, явно не зная что на это ответить, и тогда я решил ему помочь:

– Достопочтенный, а ты сам-то с Демиургом… встречался?..

Молельник посмотрел на меня каким-то странным взглядом и невнятно пробормотал: – Я не был еще удостоен такой высокой части… – причем, по его тону я понял, что он не очень-то к этой «чести» и стремится!

– Ну вот! – разочарованно воскликнул я, – Я-то думал, что молельник императора вхож к Демиургу или хотя бы знает, где тот обретается!..

– Демиург сам определяет, с кем ему встречаться!.. – с непонятным высокомерием заявил отец Симот, – Я, конечно, попробую узнать, где и когда ты смог бы обратиться к Демиургу с просьбой о встрече, но…

Тут он поднялся на ноги, давая понять, что разговор окончен. Я проводил его до выхода из коттеджа и, глядя в его удаляющуюся спину, неожиданно подумал, что мы оба не слишком удовлетворены состоявшейся беседой.

Вернувшись в общую столовую, я встретил Тротту, которая немедленно сделала попытку сделать свой традиционный книксен, но я вовремя погрозил ей пальцем. Она, мило засмущалась и с небольшой запинкой проговорила:

– Сэр Владимир, тебе надо заняться подготовкой к вечернему балу…

– Но до вечера еще слишком далеко, – удивился я, – Мне хотелось до обеда прогуляться по городу…

Было видно, Гротта не привыкла возражать благородным сэрам, но в ее глазах появилась испуганная растерянность. Поэтому я быстро спросил:

– Впрочем, может быть я чего-то не знаю? Может есть какие-то дела, которые мне необходимо выполнить до бала?..

– Конечно, – обрадовано начала пояснять служанка-хозяйка, – Тебе надо искупаться, и привести свое тело в порядок, – она улыбнулась и осмелилась на шутку, – Ты же не хочешь во время бала… пахнуть? Тебе надо убрать с лица… – она махнула пальчиком по своим щекам, и я сразу понял, что именно мне нужно «убрать с лица».

– Тебе надо выбрать костюм, а мне надо проверить, все ли с ним в порядке. Мне будет очень стыдно и… если вдруг во время танца или… поклона у тебя что-нибудь развяжется или оборвется! Надо проверить лошадь и ее упряжь…

– Позволь! – удивленно воскликнул я, – Мы что же, во дворец поедем на лошадях? Тут идти пятьдесят шагов!

– Но на летний имперский бал гостям положено прибывать верхом или в экипажах… – мягко пояснила Гротта, – И потому…

– Я понял! – перебил я ее, – Какие же еще труды и заботы ложатся на мои плечи в связи с этим балом?

– Это все, – ответила она, – Если не считать, что вам с сэром Вигурдом надо еще пообедать. Должна предупредить, что во время бала гости не едят!

– Хм, – удивился я, – Какое странное… ограничение!..

– Его ввели при отце нынешнего императора и только для летнего бала, – пояснила Гротта, – Однажды на летнем балу половина гостей отравились фрикасе из лишайных лопухов, и император, чтобы такого больше не повторилось решил отменить… угощение. Во время бала подают только напитки.

– Какие напитки? – полюбопытствовал я.

– Самые разные…

– Ну, хорошо еще, что во времена отца нашего императора никто на балу не напился до… А то мы остались бы и без… напитков.

– Но половина гостей как раз и напиваются во время бала до… – мило возразила Гротта, – Однако, император считает, что это не грозит здоровью гостей.

– Разумно, – одобрил я, – Так с чего ты посоветуешь мне начать подготовку?

– Я думаю, тебе надо проверить лошадь и распорядиться на конюшне, когда и куда ее привести.

– Ну что ж, – вздохнул я, – Спасибо за совет, пожалуй, я именно этим и займусь.

Я вышел на улицу и направился в сторону конюшен. Однако, на полпути мне встретился сэр Вигурд, который, как оказалось, отлично знал все тонкости подготовки к участию в летнем императорском бале. Он уже проверил наших лошадей и отдал все необходимые распоряжения.

Мы вернулись в дом, где нас уже ожидали… банщики или мойщики, уж не знаю, как они там назывались.

Едва мы вошли в дом, как тут же наткнулись на двух здоровенных сквотов, державших в руках по довольно объемистому мешку. Гротта немедленно объяснила нам, что это слуги, посланные управляющим замка специально чтобы нас… вымыть!

– Лорд Экос, выбрал для вас самых опытных слуг! – подчеркнула Гротта.

– Вовремя, вовремя… – как ни в чем не бывало пробормотал Вигурд и, кивнув одному из сквотов, быстрым шагом проследовал к себе в покои. Мне ничего не оставалось делать, как последовать его примеру, и второй… мешочник молча последовал за мной.

Присланный управляющим сквот сразу проследовал в ванную комнату, а я на несколько минут заглянул в гардеробную, где быстро скинул с себя одежду и облачился в длинный шелковый халат.

Когда я вошел в ванную, присланный специалист уже опростал свой мешок на крошечный туалетный столик, расположившийся под зеркалом, заняв практически всю столешницу всевозможными баночками, горшочками, щеточками, кусочками темного ноздреватого камня, и странного вида мелкими металлически поблескивающими инструментами. Окинув взглядом эти его подручные средства, я, признаться несколько заволновался – если он собирался все это использовать, процедура помывки должна была превратиться в длительный, сложный и даже, возможно, мучительный процесс.

Купальня быстро наполнялась водой и, судя по поднимавшемуся над ней пару, водичка была не прохладной. Сквот молча указал мне на паривший бассейн, предлагая занять приготовленное место. Я подошел и попробовал воду ногой, несмотря на поднимавшийся пар, ее температура была вполне терпимой, так что я, сбросив халат, смело погрузился в нее.

Последующие три часа стали для меня настоящим откровением! Нет, я конечно слышал о всяких там банных чудесах – сибирских, финских, турецких, греко-римских и других, но одно дело слышать и совсем другое испытать на собственной шкуре. Взять хотя бы момент, когда мое мускулистое тело после того, как добела отмыли в воздушной, пахнущей жасмином мыльной пене, начали обмазывать дурно пахнущей грязью зеленовато-коричневого цвета! Правда, от некоторых процедур я наотрез отказался, например, мне пришлось в корне пресечь милые попытки моего банщика выщипать на моем теле все волосы!

Гротта оказалась абсолютно права – времени на прогулки по городу у меня сегодня совершенно не было. После трехчасового умывания, меня неудержимо потянуло в постель, где я и провел еще полтора часа. Причем, сам бы я ни за что не встал, но меня грубо растолкали два шерстяных недомерка, вереща в две луженые глотки, что «… негоже оставаться голодным…»

После отличного обеда, во время которого я заметил, что сэр Вигурд выглядит после водных процедур ничуть не лучше меня, мне пришлось отправиться в гардеробную. Кроха уже выбрала для меня костюм на вечер, но требовала, чтобы я одобрил ее выбор. Это был темно серый с серебром камзол и к нему светло серые короткие штаны, белоснежная рубашка с кружевным воротником, жемчужно-серые чулки, серые замшевые очень короткие сапожки и такие же перчатки. Костюм дополнялся серым беретом с приколотым сбоку аграфом, из-под которого торчало перо белой цапли, и светло-серым переливчатым коротким плащом из незнакомой мне ткани.

Я уже знал с каким трепетом Кроха относится ко всякого рода нарядам, и ожидал пространной беседы на тему современной придворной моды, но теперь, когда она подробно объясняла мне каким образом надевать различные детали костюма и как в нем себя держать, я вдруг почувствовал в ней необычное напряжение… беспокойство. И вдруг я понял, что она боится… за меня!

Впрочем, на долгие разговоры времени у нее не оставалось, так как выяснилось, что мне уже пора одеваться – до начала бала оставалось немногим больше часа. Облачился я довольно быстро и вполне самостоятельно, без посторонней помощи. После тщательного осмотра и фея, и каргуши признали, что я вполне соответствую требованиям императорского летнего бала.

Уже совсем собравшись выходить, я вдруг кое-что вспомнил. Вернувшись в спальню, я порылся в одном из мауликовых кошелей и натянул на безымянный палец правой руки, прямо поверх перчатки, массивный перстень с очень крупным солитером. Кроха, увидев сделанное мной дополнение к костюму, одобрительно кивнула, но я видел, что ее беспокойство только возросло. А Фока, конечно же, не удержался:

– Смотри-ка Топсик, наш сэр Владимир просто-таки стремительно постигает правила и обычаи придворной жизни!..

– Да, – немедленно согласился Топс, – Нашего сэра Владимира никто при императорском дворе не назовет серой вороной!..

– Даже несмотря на то, что он в сером!.. – продолжил мысль Фока.

Вполне возможно, что малыши еще долго могли бы продолжать свои подначки. Они нутром чуяли, что и костюм, и участие в императорском балу, и вообще вся окружающая обстановка для меня весьма и весьма необычны, и своими шутками каргуши пытались снять мое излишнее напряжение. Но они замолчали, видимо поняв, что мне вдруг стало как-то совсем не до них. Я вновь неожиданно ощутил вокруг себя концентрацию какой-то неведомой мне силы, и снова мне показалось, что ею можно управлять… Только теперь я чувствовал и то… каким образом это делается!

Я поднял удивленные глаза на Кроху и встретил ее чуть испуганный и в тоже время чего-то ожидающий взгляд. И этот взгляд, словно подсказал мне, что надо сделать!.. Я широко раскинул руки, словно желая обнять весь мир, а затем медленно, плавно начал сводить их. Чем ближе становились ладонь к ладони, тем более нарастала мощь окружавшей меня силы и… тем ярче светился камень в моем перстне. Когда между моими руками осталось сантиметров пятнадцать, от правой ладони к левой проскочила толстая ветвистая молния, и янтарное свечение солитера буквально затопило, растворило все окружающее. Стены комнаты, мебель, даже Фока с Топсом исчезли в этом свечении и только мы с Крохой стояли в полном одиночестве посреди светящегося переливающимся золотом безграничного пространства, не отводя глаз друг от друга! А через мгновение над нами просвистели широкие лебединые крылья, и на маленькую фею, медленно кружась в янтарном воздухе, посыпались белые лепестки роз!..

Не знаю, сколько продолжалось это чудо, только мы вдруг словно очнулись, стоя все на том же ковре в моей спальне. Каргуши сидели у стены и молча рассматривали нас широко открытыми глазенками, а вокруг Крохиных ног медленно таял… белый снег лепестков!

И еще несколько секунд продлилась тишина, в которой мы с феей слышали свист крыльев, а затем я радостно улыбнулся – из ее глаз исчезла тревога и осталось только радостное изумление.

– Как тебе это удалось?! – прошептала она одними губами.

– Я хотел, чтобы ты успокоилась, – невпопад ответил я, – Не надо за меня волноваться…

– Но чтобы перенести двоих в Солнечный Край надо быть!.. – ее изумление стремительно росло, буквально выплескиваясь из огромных, широко распахнутых глаз, – Ты маг?.. Ты великий Маг!!

– Нет… – я отрицательно покачал головой, – Я – Человек…

– Человек!.. – совсем уже потрясенно прошептала фея… и тут все очарование момента было грубо нарушено. Рядом с нами раздался возмущенный писк:

– Вы были в Солнечном Краю?!!

Нас обоих словно окатили холодной водой, и мы оба посмотрели вниз.

Рядом с нами, уперев лапы в бока, набычившись и скорчив свирепую физиономию, стоял Фока, ожидая ответа на свой наглый и крайне несвоевременный вопрос. Однако Кроха ответила бестактному каргушу на удивление мягко:

– Да, сэр Владимир подарил мне это… чудо…

– А мне?! – немедленно взвыл Фока и тут же, метнув быстрый взгляд за спину, поправился, – А нам?!

– Э-э-э, ребята, в чем дело? – растерянно спросил я, – Какой такой Солнечный Край?!

Кроха, Фока и присоединившийся к ним Топс молча уставились на меня. В спальне снова повисло молчание, на это раз довольно тягостное. А затем все тот же Фока коротко пояснил:

– Ты, сэр Владимир, не прикидывайся!.. Мы все видели!..

– Что вы видели?.. – несколько запальчиво спросила Кроха.

– Мы все видели, – напористо повторил Фока, – Вот он напялил на палец перстенек и принялся махать руками и швыряться молниями. А потом здесь все, – он смешно повертел лапами, подыскивая подходящие слова, – затянуло желтым светом, а когда свет… впитался, вас уже не было! Обоих!..

– Вас не было очень долго… – грустно добавил Топс, укоризненно поглядывая на меня, – Мы могли испугаться, а ты можешь опоздать на бал… Очень долго…

– Вот именно!.. – снова перехватил инициативу Фока, – Топс мог испугаться! А потом посреди комнаты начался… такой… ну… смерч… белый… и когда он кончился, вы оба снова здесь стояли!

Он на секунду замолчал, набирая, как я понял, в грудь побольше воздуху, а затем буквально заверещал:

– А потом эта наказанная фея заявила, что вы оба побывали в Солнечном Краю!!!

– А нас не взяли… – грустно добавил Топс.

Кроха неожиданно села на ковер и тихо спросила каргушей:

– Вы слышали, чтобы хоть кто-то, хоть на мгновение мог переправить в Солнечный Край двоих?..

Малыши вдруг замерли, словно им в головы разом пришла одно и та же мысль, а потом посмотрели друг на друга. Прочитав нечто друг у друга в глазах, они синхронно покачали головами.

– А сэр Владимир смог и, как вы оба утверждаете, надолго!..

Две серые башки с оранжевым и зеленым хаерами повернулись в мою сторону и на обоих мордочках я увидел большое уважение. Но затем Фока не удержался:

– Значит он мог взять и нас… И побыть там немного меньше…

И тут Кроха неожиданно покраснела!

Спас положение голос Гротты, раздавшийся из-за двери:

– Сэр Владимир, ваша лошадь у дверей, сэр Вигурд ожидает вас!..

Я был вынужден заторопиться:

– Так, ребята, – обратился я к обиженным каргушам, – Обещаю вам в следующий раз прихватить вас с собой, если вы объясните мне, что такое этот ваш Солнечный Край!.. А тебя, – я повернулся к Крохе, – Очень прошу не волноваться, ничего со мной не случится!

Она быстро вскочила на ноги и, неожиданно положив обе ладони мне на грудь, негромко проговорила:

– Да, теперь я не волнуюсь, теперь я спокойна за тебя… Ты – … Человек!..

Это ее прикосновение многого для меня стоило! За моей спиной выросли такие крылья, что я даже не заметил, как оказался на улице.

Вигурд был уже в седле и посмотрел на меня с некоторым удивлением, перехватив которое я вдруг понял, что довольно глупо улыбаюсь. Я стер улыбку с лица, построил мину соответствующую торжественности момента и забрался в седло.

Мы сразу же тронулись, и я сразу же почувствовал, что с моей лошадью что-то не в порядке. То ли она стала хуже слушаться повода, то ли я потерял навыки управления, но только моя кобыла все время трясла головой и шла как-то странно, боком.

Однако, ехать нам было совсем недалеко, так что с горем пополам, но я добрался до главного входа во дворец.

Императорский летний бал!

Поколения моего деда, моего отца, да и мое собственное были воспитаны на балах «Войны и мира», «Анны Карениной», «Трех мушкетеров» – море света, волшебная, чарующая музыка, воздушные наряды дам, танцы, танцы, танцы… любовь, любовь, любовь… интриги, интриги, интриги…

И вот теперь я сам сподобился быть приглашенным на самый настоящий придворный бал!.. Императорский летний бал!

Однако, когда мы выехали на набольшую площадь перед главным входом в императорский розовый дворец, она оказалась… пуста. Ни роскошных экипажей, ни снующих взад-вперед слуг, ни разодетых в пух и прах гостей – ничего! Правда, над большими, причудливо изукрашенными дворцовыми дверями ярко пылали бездымные факелы, заливая площадь светом, и едва мы соскочили с лошадей, к нам подбежали неизвестно откуда взявшиеся грумы и, подхватив наших скакунов под уздцы, отвели их прочь.

Мы шагнули к дверям, причем сэр Вигурд чуть приотстал и пристроился за моим левым плечом. Едва мы приблизились высокие резные двери медленно, торжественно и совершенно бесшумно начали открываться. За ними оказалась совсем небольшая прихожая зала, показавшаяся мне невероятно запущенной – в ее углах я даже заметил паутину. Впрочем, освещена она была едва-едва, так что мне вполне могло это показаться.

Мы переступили через порог, и двери тут же начали закрываться. Когда они сомкнулись, тот неверный, дрожащий свет, что освещал приемную погас, и нас мгновенно окружила странная, свивающаяся широким жгутом темнота.

В следующий момент в темном пустом зале гулко прозвучало: – Князь Владимир, шестнадцатый лордес Москов и маркиз Вигурд, шестой лордес Кашта. Крутящаяся вокруг нас темнота лопнула, и мы оказались на небольшом возвышении, в огромном, ярко освещенном зале, наполненном сквотами, разодетыми… в пух и прах. Музыки в зале не было, гости императора собирались небольшими группками и о чем-то негромко переговаривались или прохаживались вдоль стен, рассматривая замечательные, и достаточно фривольные росписи, расположенные между полуколоннами, делившими стены на равные отрезки. Я почему-то сразу обратил внимания на то, что женщин в зале было очень мало и они составляли отдельные группы, обосновавшиеся в основном вокруг нескольких диванов, стоявших у дальней стены зала.

«Видимо здешние дамы не слишком любят танцевать… – подумал я, но тут же мне в голову пришла другая мысль, – Или здешние балы устраиваются совсем не для дам…»

Мы с сэром Вигурдом сошли с возвышения и, смешавшись с толпой, также медленно двинулись вдоль стены. Едва мы покинули возвышение по залу мягко прошелестело:

– Граф Тарта Высокий, восьмой лорд Вагота с женой и дочерью…

«Ну вот!.. – тут же мелькнуло у меня в голове, – И дамы начали собираться! Видимо первыми на бал собрались… холостяки…»

На возвышении появилась живописная группа из трех сквотов. Впереди стоял невысокий мужчина, наряженный в васильковый камзол, расшитый серебром, белые штаны и короткие белые башмаки. Его еще нестарое лицо было уже сильно обрюзгшим и имело весьма недовольное выражение. Позади него, словнопрячась за его спиной, стояли высокая белокурая женщина в роскошном темно-зеленом с золотом платье и лохматым веером в руках и молоденькая девушка, почти еще девочка, окутанная чем-то весьма воздушным, невесомым, розовым. Девушка зачем-то держала в руках… огромного плюшевого медведя интенсивно розового цвета!

Чуть наклонившись к уху Вигурда, я тихо спросил:

– Это за что ж его так обозвали?..

– Как?.. – не понял маркиз.

– Тарта Высокий, – пояснил я, – Он же ниже собственной жены…

Сэр Вигурд улыбнулся, но ответил вполне серьезно:

– Ну, видимо, один из его предков был и в самом деле очень высок, вот это прозвище к нему и прилипло. А затем оно перешло ко всем его потомком, уже невзирая на их собственный рост…

– Значит надо тщательно заботиться о своей репутации… – пробормотал я, и сэр Вигурд немедленно переспросил:

– Что ты имеешь ввиду?.. Я что-то не понял связи…

– Я имею ввиду, – с улыбкой пояснил я, – Что надо заботиться о своей репутации, иначе ты получишь прозвище, а потомкам… потом будет всю жизнь… стыдно!.. – и тут же с гордостью подумал: «Каков каламбур!»

Семейка лорда Вагота тем временем покинула возвышение, причем сам лорд быстро пошагал в сторону одной из групп, кучковавшейся вокруг высокого худощавого сквота в красном с золотом камзоле, отличавшегося весьма уверенными манерами, а его жена и дочь направились к дамским диванам.

Мягкий ненавязчивый голос вновь прошелестел по залу, объявляя появление еще одного гостя, но мы с сэром Вигурдом, как раз остановились возле одной из росписей и, можно сказать… замерли в восхищении, рассматривая ее. Эти настенные росписи настолько заняли нас, что прибытие последующих гостей происходили вне нашего внимания.

Однако, шестой или седьмой шепот, прошелестевший по залу, вновь заставил нас повернуться в сторону возвышения.

– Барон Торонт, шестой лорд Гастор!..

Мы с Вигурдом буквально впились взглядами в возвышение для прибывающих гостей, и через мгновение на нем появился молодой еще мужчина необычайно высокого роста и необычайной толщины. Одетый в бархатный, темно-коричневый камзол и такого же цвета штаны, он мгновенно напомнил мне огромного медведя, а длинная, массивная золотая цепь, болтавшаяся на его шее, еще более усиливала это его сходство с огромным и опасным зверем.

Между тем, барон Торонт обвел зал быстрым взглядом и с улыбкой направился все к той же группе, возглавляемой длинным, худым сквотом.

Продвигаясь по залу от росписи к росписи, мы с маркизом также оказались невдалеке от этой группы, так что я вполне смог расслышать, о чем заговорили в этой компании.

Вся группа разом повернулась в сторону вновь прибывшего, но первым обратился к здоровяку-барону высокий предводитель:

– Ты, как всегда, припозднился, мой дорогой… Что тебя сегодня задержало?..

Фраза прозвучала несколько насмешливо, но барон этого не заметил.

– Ты же сам требовал, чтобы я ежедневно, лично объезжал посты вокруг… заповедника, – обиженно проговорил он, разведя в стороны свои огромные ручищи, – Вот мне и пришлось трястись верхом добрые двадцать коротких миль!

– Ну и?.. – тут же посерьезнел длинный.

– Ну и ничего!.. – внезапно раздражаясь, ответил барон, – Я вообще думаю, что этот твой… гость… просто умалишенный!..

Губы длинного тронула кривая улыбка, и он отрицательно покачал головой:

– Нет, барон, простого умалишенного не будет разыскивать Черный Рыцарь, хотя бы и самозванный!..

– А-а-а, – довольно протянул сэр Торонт, – Я так понимаю, что тебе так и не удалось схватить этого самозванца!.. Жаль, что он не двинулся в мою сторону, от меня бы он не ушел…

Длинный недовольно поморщился и хотел, видимо, ответить своему «дорогому другу» какой-то резкостью, но тут в разговор вмешался сэр Тарта Высокий. Действительно высоким и весьма брюзгливым голосом он обратился к длинному:

– Сэр Альта, может быть вы с бароном все-таки расскажете нам, в чем собственно дело?! И почему вы считаете возможным утаивать от нас какие-то, как я понял, весьма важные события?!

Граф Альта, двенадцатый лорд Сорта, а это был, без сомнения, именно он, медленно повернулся в сторону сэра Тарта и не менее брюзгливо ответил:

– Вы все узнаете, граф, мы ничего ни от кого не утаиваем… Просто, чтобы не повторять одно и то же несколько раз, я дожидаюсь, когда подойдут все… посвященные.

– Но… мы, вроде бы, уже все собрались… – проговорил брюзгливый Тарта, хотя и не слишком уверенно.

– Нет, – холодно осадил его граф Альта, – Я ожидаю еще одного благородного сэра…

В этот момент мы с сэром Вигурдом как раз проходили мимо группы лорда Сорта и наши глаза на мгновение встретились. Его правая бровь на мгновение вопросительно изогнулась, словно он не мог понять, как я посмел вообще взглянуть ему в лицо, но я сделал вид, что рассматриваю нечто, находящееся поверх его головы, и еле слышно пробормотал про себя маленькое подслушивающее заклинание. Мы неспешно проследовали мимо, и уже за нашими спинами довольно громко прозвучал голос барона Торонта:

– Что это, нежить его заешь, этот сквот в голубом так на меня смотрел?! Вы видели, благородные сэры, как он на меня уставился?.. Словно я ему… на ногу наступил!..

Сэр Вигурд дернулся чтобы развернуться лицом к барону, но я быстро прошептал:

– Не поворачивайся! Спокойно пошли дальше!

– Да?.. – ответил барону равнодушный голос графа Альты, – А мне показалось, что его серый спутник изучает меня…

Группа графа осталась позади, и я очень пожалел, что мои замечательные доспехи не на мне, поскольку больше не мог наблюдать за лордом Сорта и его… друзьями. А мне очень хотелось знать, кого еще ожидал граф!

Однако, хотя и не мог больше видеть интересовавших меня… благородных сэров, их разговор мне было слышно достаточно хорошо – мое заклинание, прицепленное к плащу графа Альты, действовало безукоризненно. Правда, разговор этот был пока что совершенно ничего не значащим – один из гостей рассказывал об охоте, которую он устроил в своем поместье накануне.

Мы отошли уже достаточно далеко, как вдруг, прерывая рассказ охотника прозвучал слегка запыхавшийся, уже знакомый мне голос. Я быстро нырнул в одну из свободных ниш, прислонился к стене, закрыл глаза и весь превратился в слух:

– Просьсю просьсения, благородные сьэры, меня сьзадержал принцсь!..

– Барон, не надо извинений! – резко перебил его лорд Сорта, – Вы сообщили мне, что Черный Рыцарь прибыл ко двору, он будет присутствовать на балу?..

– Но он уже сьдесь!.. – просвистел в ответ Барон Брошар, управитель императорского замка, – Просьто он назвалсья княсьзем Владимиром… каким-то там лордесьом Моськовом!..

– Позвольте, – раздался незнакомый голос, – Но ведь это, если не ошибаюсь, тот самый благородный сэр в сером, что, только что прошел мимо нас!.. Я запомнил его представление потому что… потому что никогда не слышал об этом благородном сэре.

– Но откуда он знает меня?.. – озабоченно проговорил лорд Сорта, – Мы же никогда не встречались!..

– Простое совпадение, – проговорил брюзга Тарта, – Просто вы с бароном очень примечательные личности… Вот меня, например, никто, никогда не рассматривает…

– Нет, в его взгляде было… узнавание, – не согласился граф, и я с одобрением отметил его наблюдательность.

На секунду в интересовавшей меня компании воцарилась тишина, а затем граф Альта, словно стряхнув с себя некие раздумья, перешел к делу:

– Итак, благородные сэры, я обещал рассказать вам, что произошло за последние насколько дней и почему я потребовал, чтобы вы собрались на этом балу…

А затем граф достаточно сжато изложил своим «дорогим друзьям» то, что произошло между ним и мной, не встречавшимся до сего дня лицом к лицу. Рассказ графа был близок к случившемуся на самом деле, однако, выставлял меня, как некоего авантюриста, неизвестно зачем присвоившего чужое славное имя и напялившего доспехи, очень похожие на описываемые в известной легенде. В заключение граф отметил, что особенно беспокоиться по моему поводу не стоит, но разобраться со мной все-таки следует.

Надо сказать, что его друзей сей рассказ совершенно не обеспокоил, гораздо больший интерес вызвало упоминание о сквоте, находившемся в графском замке в качестве, как сказал сам граф, гостя и называвшем себя Человеком! Особенно всполошился лорд Вагота, немедленно принявшийся брюзжать:

– Как же так, граф, ты твердо заверил нас что… э-э-э… мы можем рассчитывать на… э-э-э… первенство в известном вопросе. Мы поддержали все твои начинания… э-э-э… внесли, так сказать, лепту… и вдруг оказывается, что некто уже… э-э-э…

– Ты же не будешь, сэр Тарта Высокий, принимать на веру слова какого-то, не совсем здорового сквота! – резко перебил его лорд Сорта, – Или в твои владения не заходят сумасшедшие, уверяющие, что они стали Человеком?

– Но тогда что ты возишься с этим сумасшедшим? – резонно заметил сэр Брюзга, – Я не верю, что граф Альта будет уделять свое внимание первому встречному сумасшедшему!..

«И ты прав!» – воскликнул я про себя, мысленно аплодируя въедливому Тарте, не дававшему закончить разговор.

– Да, – неохотно согласился лорд Сорта, – Меня заинтересовал сумасшедший… вышедший из лесной резиденции Демиурга, которого разыскивает Черный Рыцарь!

И в группке «дорогих друзей» снова повисло молчание, на сей раз, как я почувствовал, достаточно напряженное, а затем незнакомый голос осторожно переспросил:

– Граф, ты точно знаешь, что этот… сумасшедший… появился именно из заповедника?..

– Во всяком случае, он там… побывал, – немедленно ответил граф совершенно спокойным тоном, – И перед этим никто и нигде его не видел…

– Ну, это несущественно, – неожиданно проговорил лорд Вагота, – Возможно его просто никто не запомнил…

– Его невозможно не запомнить! – резко возразил граф Альта, которому, по-видимому, уже надоело брюзжание Высокого друга, – Если бы ты граф увидел, как он одет, ты бы его тоже не забыл!

– Да, – раздался вдруг голос барона Торонта, – Одет он… э-э-э… незабываемо!..

– А ты его видел? – немедленно поинтересовался сэр Тарта Высокий.

– Видел, в подвале у графа… – как-то нехотя ответил барон.

– Ну, хватит об этом! – резко прервал дальнейшее обсуждение лорд Сорта, – Лучше скажите, удалось кому-нибудь из вас договориться с фейри? Нам очень нужен хороший колдун!

В ответ он ничего не услышал кроме двух-трех нехороших хмыков…

– Значит нет… – разочарованно проговорил Альта.

И тут меня отвлекло извещение о прибытии очередного гостя, вернее хозяина бала. Сделано оно было, в отличие от предыдущих, оглушительно:

– Принц Каролус, первый лордес Воскот!..

Я открыл глаза и посмотрел на возвышение, однако там было пусто. И тут я обратил внимание на то, что все собравшиеся, включая и стоявшего рядом со мной сэра Вигурда, смотрят совсем в другую сторону. Проследив за направлением его взгляда я увидел, что принц, разодетый в роскошный серебристый камзол, появился на небольшом, огороженном золоченой балюстрадой, балконе.

И в то же мгновение в зале грянула торжественная музыка.

– А вот и дамы!.. – проговорил рядом со мной сэр Вигурд.

Я тоже увидел, что двустворчатые двери под балконом принца распахнулись, и в зал вошли принаряженные девушки. Они растекались по залу, разноцветным стремительным потоком, их перехватывали оживившиеся мужчины, заговаривали, довольно улыбаясь, смеялись. Атмосфера в зале изменилась словно по мановению волшебной палочки. Под звуки музыки по изящной винтовой лестнице принц медленно спустился со своего балкона на паркет зала, к нему тут же подошла одна из девушек и присела в глубоком поклоне. Принц милостиво улыбнулся и подал ей руку.

В то же мгновение музыка изменилась, и торжественные, чуть маршевые звуки плавно перелились в… вальс. Принц со своей дамой сделали несколько первых шагов в танце, и это послужило сигналом для всех остальных – по залу закружились пары.

– Ну, как ты, сэр Владимир, пришел в себя, – услышал я голос Вигурда у самого своего уха, – А то на тебя уже оглядываться стали… О чем, если не секрет, ты мечтал с закрытыми глазами?..

– Я, мой друг не мечтал, а слушал… – самым назидательным тоном отозвался я, – Слушал разговор графа Альты со своими… клевретами. Разговор довольно бессвязный, и тем не менее, весьма интересный… особенно в его последней части! Как ты думаешь, сэр Вигурд, зачем графу нужен… хороший колдун?..

– Ну-у-у, – усмехнулся в ответ Вигурд, – Многие благородные сэры ищут для себя хорошего колдуна… Многие благородные сэры надеются овладеть магией с помощью учителей из фэйри. Я же тебе рассказывал, что и мой отец думал, будто из меня можно сделать мага…

– Но у графа был учитель, да только Демиург его забрал!..

– Демиург?! Но почему?! – искренне удивился маркиз, – Как правило, Демиург не…

– Вот и мне интересно – почему?.. – проговорил я, понимая, что Вигурд не собирается закончить свою фразу, – Очень интересно!..

Я оглядел зал и за танцующими парами узрел здоровенную фигуру барона Торонта, возвышавшуюся у стены почему-то в полном одиночестве.

– А не спросить ли нам об этом у лучшего друга графа? Он наверняка в курсе дела…

Вигурд, похоже, тоже углядел одинокого барона, и на его благородном лице вдруг появился такой страшный оскал, что мне вдруг стало не по себе.

– Ты прав, князь, – процедил маркиз сквозь стиснутые губы, – А кроме того у меня еще есть вопросы к барону!..

Мы посмотрели друг другу в глаза и, мгновенно поняв друг друга, разошлись.

Когда я подошел к лорду Гастору, сэр Вигурд уже стоял с другой стороны гиганта, с интересом разглядывая танцующих. Барон тоже оглядывал зал, но на его грубой физиономии было написано явное недовольство.

– Какой прекрасный бал, барон, – предельно фамильярно обратился я к этому коричневому гризли, – И почему ты не танцуешь?!

Сэр Торонт с удивлением повернулся ко мне, но тут за его спиной прозвучал насмешливый голос маркиза:

– Барон просто не может подобрать себе пару… В его объятиях любая дама просто… теряется!..

Сэр Торонт быстро оглянулся, но теперь уже я отвлек его внимание:

– Нет, маркиз, все объясняется гораздо проще – Барон погружен в мечты о своей будущей душе и о возможностях, которые откроются в связи с ее обретением!..

Торонт буквально подпрыгнул на месте, разворачиваясь в мою сторону, и вперив в меня горящие темным огнем глаза, просипел:

– Откуда ты узнал?!!

– От тебя! – быстро ответил я с самой наглой усмешкой, на которую был способен, – Во всяком случае, граф Альта будет думать именно так!..

– Он ничего не будет думать, если я тебя сейчас задушу!.. – просипел барон, поднимая свои здоровенные ручищи. Но меня, журналиста, не первый год занимавшегося криминальным элементом, запугать было довольно трудно. Мне сразу стало ясно, что упоминание о графе, весьма перепугало самого верзилу, потому я довольно спокойно произнес:

– Фу, барон, что за грубые манеры?! Убийство личного гостя принца на императорском балу… Как тебе не стыдно?! И потом, с чего ты взял, что Черный Рыцарь вот так вот запросто позволит тебе себя задушить?!

– С того, что он глуп!.. – раздался за широкой спиной барона насмешливый голос сэра Вигурда. Но на этот раз сэр Торонт не стал оборачиваться, он продолжал всматриваться в мое лицо, и в его глазах ярость испуга стала сменяться некоей заинтересованностью.

– Нет, маркиз, барон не глуп… – не согласился я со своим другом, – Просто он… туго соображает… Он только сейчас сообразил, что мы… могли бы спокойно обо всем поговорить… Не правда ли, барон?..

Теперь лорд Гастор медленно обернулся и внимательно посмотрел на Вигурда.

– На твоем месте я поостерегся бы называть меня глупцом… – пробормотал он почти нормальным голосом.

– Я за свои слова готов ответить… – невозмутимо ответил сэр Вигурд, – А вот можешь ли сделать то же самое ты?!

– Ты пытаешься меня оскорбить?..

После этих слов барона сэр Вигурд неожиданно усмехнулся и в свою очередь спросил:

– Разве можно оскорбить сквота, который совершает бесчестные поступки?..

Теперь уже лорд Гастор ощерился в усмешке:

– Узнаю странствующего рыцаря!..

– А с каких пор кодекс чести благородных сэров различен для странствующих рыцарей и владельцев ленов?.. Или, барон, ты – не благородный сэр?!

– Альта прав!.. – прорычал барон стирая со своего лица усмешку, – Всех ненаследных лордесов дальше третьей очереди надо лишать звания сэра!..

– Ты думаешь, что тогда в числе благородных сэров останутся только такие негодяи как ты?! – мгновенно парировал Вигурд.

– Все! Мое терпение кончилось! – взревел сэр Торонт, перекрывая невидимый оркестр, – Ты будешь драться со мной до…

– Смерти!.. – холодно закончил Вигурд, – Завтра утром, в час Дохлой Крысы, на замковом ристалище в присутствии императорского герольда!

– Конными! Оружие – булава, щит и кинжал!..

– Опять барон, ты доказываешь, что лишен чести! – холодно усмехнулся Вигурд, – Вызов последовал от тебя, чему свидетель Черный Рыцарь, а значит выбор оружия за мной…

– Мне плевать, каким оружием я тебя убью, – прорычал Торонт сверкая налитыми кровью глазами, – Называй!..

– Мы будем драться пешими… И ты попробуешь убить меня имея щит, меч и длинный кинжал… – И Вигурд, неожиданно улыбнувшись, повторил, – Попробуешь!..

Я был крайне недоволен горячностью своего друга, хотя прекрасно понимал его чувства. Мне и самому этот огромный барон был почему-то крайне несимпатичен, но я хотел сначала выспросить его о… душе, которую он надеялся получить. Теперь, после объявления войны, барон вряд ли стал бы отвечать на мои вопросы, и тем не менее я решил попробовать, изобразив удивление я воскликнул:

– Барон, зачем тебе при таком теле еще и душа понадобилась?!

Торонт перевел взгляд на меня удивленный взгляд и осторожно поинтересовался:

– Откуда ты знаешь о… моих надобностях?..

– Слухом земля полниться, – с усмешкой ответил я, – И потом, я сам не прочь получить душу…

– А зачем она тебе? – немедленно спросил барон.

– Вот и я хочу выяснить – зачем? – парировал я.

Барон секунду помолчал, а потом, как-то сразу успокоившись, ответил:

– Если бы у меня была душа, я вместо того, чтобы выходить завтра на ристалище, просто стер бы твоего полоумного дружка в порошок!..

– С помощью души?! – еще больше удивился я.

– С помощью магии, которую дает Человеку душа!.. – насмешливо пояснил лорд Гастор, – Тебе же неизвестно, что душа дарует Человеку невиданной силы магию!

– Ну почему же, – пожал я плечами, – Известно…

И тут барон буквально оторопел:

– Ты знаком с Началами?! Откуда?! Они же недоступны непосвященным!..

– А ты откуда с ними знаком?! – немедленно переспросил я, – Или ты посвящен?!

– Я… э-э-э, – барон явно растерялся, – Мне рассказал Альта! И… э-э-э, я ему верю!..

– Какой ты доверчивый!.. – язвительно усмехнулся я, – А если граф тебя обманул, чтобы завлечь в свою компанию… Если он пообещал тебе душу, но рассчитывает получить ее только сам?! Ведь он не рассказал тебе, каким образом он собирается … стать Человеком?!

– Это его план… – не слишком уверенно ответил лорд Гастор.

– Конечно, – сразу же согласился я, – И для выполнения этого плана графу нужен… волшебник… причем волшебник первоклассный!..

– Откуда ты все это знаешь?! – изумленно выдохнул барон.

– Это не важно, – ответил я, – Мне просто любопытно, не подойду ли я графу?..

Похоже барон уже не в силах был изумляться. Он просто вытаращил на меня глаза и замер на несколько секунд… а потом неожиданно расхохотался. Отсмеявшись, он вытер выступившие слезы и высокомерно проговорил:

– Значит Черный Рыцарь к тому же еще и маг?! Очень интересно!..

– Я вот тоже подумал, что графа это может заинтересовать… – поддакнул я, но барон меня резко осадил:

– Не дури!.. Можно прикинуться Черным Рыцарем, достаточно подобрать подходящие доспехи и иметь немного наглости! Но выдать себя за мага… за настоящего мага, нельзя!

– Почему? – самым невинным тоном поинтересовался я.

– Потому что маг должен уметь колдовать!.. Не показывать салонные фокусы, а колдовать!

– Угу… – буркнул я задумчиво, поскольку мне в голову пришла интересная мысль, – Ну а если я сделаю так, что завтра ты не сможешь выйти на ристалище против моего друга – это будет достаточным доказательством моей магической силы?..

– Этого не сможет сделать никто!.. – высокомерно заявил барон, – Твой друг обречен!..

И он с высоты своего роста попробовал сжечь сэра Вигурда взглядом, но, видимо, голубой камзол маркиза был огнеупорным, потому барон отвернулся в сторону и произнес через губу:

– И вообще, благородные сэры, я с вами заболтался, а меня ожидают дамы…

После чего он нас покинул.

– Ну что ж, маркиз, – притворно вздохнул я, – Нас ведь тоже ожидают дамы… Если мне не изменяет память, вы собирались на балу танцевать…

– Боюсь, что мне придется покинуть бал… – самым серьезным тоном проговорил сэр Вигурд, – Завтра утром меня ожидает серьезный поединок, и мне надо к нему подготовиться.

– Мой друг, – улыбнулся я маркизу, – Никакого поединка не будет, барон Торонт, лорд Гастор не сможет завтра взять в руки оружие… Он больше никогда не сможет взять его в руки!..

Сэр Вигурд несколько удивленно посмотрел на меня и… переспросил:

– Ты уверен в этом, сэр Владимир?..

– Я за свои слова готов ответить, – повторил я понравившуюся мне фразу, но сэр Вигурд почему-то совсем не обрадовался. Взглянув на меня с непонятной грустью, он вдруг сказал:

– Я хотел сам наказать его за… Гротту…

– А за всех других? – спросил я, и Вигурд в ответ только кивнул.

Мы вновь повернулись к залу. Танцы были в самом разгаре, невидимый оркестр старался вовсю, но то, что выделывали пары на паркете, было мне совершенно незнакомо. Я, правда, никогда не был крупным специалистом в области хореографии, но вальс, кадриль и даже старомодный теперь твист вполне мог воспроизвести достаточно точно. Однако, в этом зале исполнялось нечто совершенно невероятное. Изумление свое я высказать не успел, поскольку сэр Вигурд незнакомым мне, восторженным голосом произнес:

– О, так-трак, мой любимый танец!.. Я так давно его не танцевал!..

– Так что же вы медлите, маркиз!.. – подбадривающе воскликнул я.

Через секунду сэр Вигурд, подхватив одну из дам, присоединился к парам, выделывающим на паркете довольно странные кренделя. Я же, понимая, что вряд ли смогу с ходу повторить столь замысловатые па, двинулся вдоль стены, с интересом рассматривая танцующих.

Обогнув очередную полуколонну, я вдруг увидел проход в небольшой зал, уставленный столами, на которых были выставлены всевозможные напитки. У дальнего, самого большого стола с бокалом в руке стоял принц, окруженный десятком благородных сэров. Я не торопясь прошел в зал и взял высокий бокал с прозрачной зеленоватой жидкостью, оказавшейся на вкус каким-то слабым экзотическим коктейлем. Прихлебывая из бокала я начал постепенно подбираться поближе к компании окружающей принца, и скоро мне стало слышно, о чем они беседовали.

– Да, лорд Сорта, я могу согласиться с тем, что есть только три занятия достойных благородного сэра и с тем, что все остальное должно быть возложено на сквотов, но в таком случае, сквоты тоже должны иметь определенную степень свободы, иначе они не смогут справляться со своими обязанностями…

– Я не смею оспаривать мудрость принца, – склонил свою голову сэр Альта, – Однако, разве не проще заставить кра-сквота выполнять волю господина, чем ждать, когда свободный сквот поймет в чем его обязанность?.. Поставив над кра-сквотами способного управляющего, благородный сэр сразу же освободит себя для благородных дел!.. Ведь именно так поступает управляющий императорским замком, барон Брошар…

Судя по недовольной физиономии принца, тому не слишком понравился приведенный графом пример, однако, оспорить его было нельзя, и потому принц счел за лучшее уклониться от обсуждения порядков, установленных в императорском замке:

– Но ведь в твоих владениях, граф, живут в основном свободные сквоты… И ты от этого не терпишь убытков…

– И опять, принц, ты совершенно прав! – воскликнул граф с новым поклоном, – Большинство сквотов, живущих на моих землях свободны… И я часто думаю, насколько это положение… противоестественно! Посуди сам – в моих ленных владениях живут сквоты, которые мне… не подчиняются! Или, скажем так, подчиняются в весьма малой степени!.. Они делают то, что сами считают нужным и как часто их действия носят убогий, глупый, смешной характер! А я, прекрасно понимая, что сквот делает глупость не могу его остановить!

– Но ты же всегда можешь ему… э-э-э… дать совет! – возразил принц.

– И для этого я должен постоянно отвлекаться от… занятий, достойных благородного сэра!.. – немедленно закончил граф мысль принца, а затем, после короткой паузы, добавил:

– Вот почему многие владетельные сеньоры считают, что пришла пора… определить каждому сквоту свое место…

И тут принц увидел меня. Призывно замахав рукой, он с легкой улыбкой спросил у сэра Альта:

– А как ты думаешь, граф, что скажут по поводу твоего предложения странствующие рыцари?..

Лорд Сорта тоже увидел меня и, улыбнувшись с оттенком превосходства, ответил принцу:

– Не думаю, что странствующим рыцарям есть дело до порядков, устанавливаемых императорской властью, они же не имеют земель, которыми нужно управлять…

– И тем не менее, мы спросим у самого знаменитого странствующего рыцаря его мнение.

Большинство из окружавших принца благородных сэром видели меня впервые и потому в их взглядах мгновенно вспыхнуло любопытство. А принц повернулся ко мне и спросил:

– Сэр Черный Рыцарь, вот граф Альта считает, что пришла пора каждому сквоту в империи указать его место и дело, которым он должен заниматься… Ты согласен с этим…

Вопрос был прямо-таки из курса марксистско-ленинской философии, который я, как бы там ни было, изучал в университете, но надо было, конечно же, учитывать и местные реалии. Так что я, насколько смог, изысканно поклонился принцу и ответил:

– Я, принц, не скажу ничего нового, тебе неизвестного – каждый сквот в империи, будь он свободным землепашцем, ремесленником, купцом или благородным сэром должен знать свои права и обязанности, меру своей ответственности перед императором и родиной. Конечно, в любом государстве находятся… сквоты, которых приходится лишать прав, оставляя им только обязанности, но таких сквотов должно быть как можно меньше!..

– Почему?.. – довольно запальчиво перебил меня Альта, – Разве простым сквотам не проще будет жить, выполнять свой долг перед… империей, если их освободить от излишней ответственности?

Я взглянул ему прямо в лицо и, не отвечая на его выпад, задал довольно неожиданный вопрос:

– Краем уха я слышал, граф, что ты только три вида деятельности определяешь, как достойные для благородного сэра… Какие именно?..

Граф удивленно поднял бровь, но ответил:

– Война, управление хозяйством, искусство…

– Почему?

– Именно эти виды деятельности возвеличивают государство!..

– Если следовать твоим рассуждениям об основных критериях нового порядка, в семье сквота землепашца никогда не может родиться замечательный воин, умный эконом или талантливый художник… А если вдруг родится… ему никогда не суждено проявить свой талант! Но не будет ли это существенной потерей для государства?.. Не в интересах ли императора дать возможность проявить себя любому из своих подданных?..

Возможно графу и было что мне возразить, но принц не дал ему этого сделать:

– Согласитесь, граф, в словах князя имеется большой резон!..

Как же графу было не согласиться со мной после этих слов принца. Альта только молча поклонился, но я еще не собирался его отпускать, и потому, склонившись перед принцем в поклоне, попросил:

– Принц, позвольте задать графу еще один вопрос…

– Конечно, князь…

Я повернулся к лорду Сорта.

– Ты назвал три вида деятельности достойных благородных сэров, но я слышал, что ты сам очень много времени уделяешь изучению и практике магии… Почему же ее нет в твоем списке?..

– Как, граф, ты интересуешься магией?! – удивился принц, и в его голосе явственно прозвучало некоторое напряжение – я готов был поручиться головой, что мое сообщение крайне ему не понравилось. Это мое мнение подтвердил и ответ графа, высказанный с преувеличенной беззаботностью:

– О, принц, ничего серьезного, просто я некоторое время назад подружился с прелестной девушкой… – на физиономию сэра Альты выползла самая мерзкая из ухмылок завзятого ловеласа, – Признаться, увлекся ею, а она вдруг оказалась… феей! Вот я и взял, так сказать, несколько уроков… – его ухмылка стала настолько широкой и двусмысленной, что было непонятно, о каких уроках идет речь.

– И где же твоя учительница сейчас, почему ты не привез ее на бал, – принц улыбался, но очень холодно, – Ты же знаешь, как я люблю знакомиться с… симпатичными фейри…

– К сожалению, принц, около месяца назад ее отозвал Демиург… – с притворным разочарованием произнес Альта и бросил на меня испытующий взгляд, словно прикидывая, нет ли еще какого камешка у меня за пазухой. И я тут же самым простодушным тоном проговорил:

– Если бы не мои срочные дела, я мог бы предложить графу другого учителя…

Принц немедленно догадался, кого я имею ввиду и тонко улыбнулся, а лорд Сорта поторопился спросить, выдавая с головой свой интерес:

– У тебя есть знакомый фейри-маг?!

– Ну при чем здесь фейри-маг, – усмехнулся я, – Я и сам мог бы тебя многому научить!..

– Ты!.. – удивился граф, – Но ты же не… фейри!..

А сам пытливо с нехорошим прищуром впился в мое лицо.

– Да, – неожиданно вмешался принц, – Князь Владимир – не фейри, однако маг очень серьезный… Он это вчера мне очень наглядно продемонстрировал!

Граф снова очень внимательно меня оглядел.

В этот момент в комнату впорхнул барон Брошар и, увидев принца, поспешил к нему. Приблизившись, он отвесил церемонный поклон и торжественно произнес своим свистящим говорком:

– Принц, император, вашсь отецсь, просьить тебя к сьебе…

Принц сразу же сделался очень серьезен и, коротко кивнув окружавшим его благородным сэрам, быстрым шагом удалился. Управляющий замком поспешил за ним следом, а граф Альта, почувствовавший себя значительно увереннее, снова повернулся ко мне:

– Так значит, благородный сэр, в своих странствиях ты овладел высоким искусством магии?.. И сколько же фокусов ты можешь показать?..

– Не знаю… Не считал… – беззаботно ответил я чистую правду.

– Значит больше десяти… – довольно ухмыльнулся граф, и окружавшие нас благородные сэры как-то слишком уж подобострастно рассмеялись.

– Может быть… – неожиданно согласился я, – Зато какого качества!..

– И какого же?.. – в тоне сэра Альты появились покровительственные нотки.

– Ну, зачем я буду сам себя нахваливать… Тем более что завтра утром ты сможешь сам оценить мое искусство…

И я чисто машинально погладил красовавшийся на моем пальце солитер. В ответ на мою ласку камень неожиданно бросил в разные стороны сноп разноцветных лучей настолько ярких, что некоторым благородным сэрам даже пришлось прикрыть глаза ладонями.

Воспользовавшись возникшей растерянностью, я коротко поклонился и довольно насмешливо произнес: – Всего доброго, благородные сэры, рад был свести с вами знакомство!.. – и тут же покинул это питейное заведение.

Танцы продолжались с еще большим азартом, но мне вдруг показалось, что кавалеры ненормально веселы и энергичны, словно все они уже не раз прошли через зал с напитками, а вот дамы, одетые на мой взгляд, как-то уж слишком однообразно, весьма поскучнели. Более того, многие из них выглядели просто напуганными!

Я поискал глазами и увидел, что сэр Вигурд уже не танцует. Он стоял, прислонившись к одной из полуколонн, и с брезгливым недоумением оглядывал зал. Протолкавшись вдоль стены к нему, я поинтересовался:

– Что, мой дорогой друг, вы уже вполне насладились императорским праздником?..

Он глянул на меня насмешливо-удивленным глазом и негромко ответил:

– Тебе, князь, не кажется, что этот бал принимает несколько… гротескные формы?.. Посмотри…

И он кивнул в сторону центра зала, где барон Торонт, шестой лорд Гастор, обхватив совсем молоденькую невысокую даму и прижав ее к своей широченной груди, танцевал некий разухабистый танец. Он высоко подпрыгивал в такт музыке, несуразно вскидывал ноги, и при этом орал оглушительным басом некую веселую песенку, не имевшую никакого отношения к мелодии, исполняемой оркестром. Ноги его партнерши порой не доставали до пола, а на ее лице отчетливо был написан ужас.

Понаблюдав с минуту за веселящимся благородным сэром, я повернулся к Вигурду:

– Маркиз, тебе не кажется, что здешние дамы ведут себя несколько странно?.. Взять, например, партнершу сэра Торонта по танцу, любая из моих знакомых уже давно дала бы этому… благородному сэру по благородной морде и оставила его веселиться в одиночестве, а эта!..

– Да, да, – как-то рассеянно ответил маркиз, – И еще я заметил, что те дамы, которые в начале бала расположились на диванах, не принимают участия в танцах… Кроме дочери барона Тарты Высокого… Она, знаешь ли, танцует со своим… медведем…

И действительно, только теперь я заметил, что около отмеченных Вигурдом диванов в такт музыке топчется розовая девчушка, ухватив своего медведя хваткой барона Торонта.

– По-моему, она учится танцам… у сэра Торонта… – добавил сэр Вигурд таким тоном, словно не до конца верил самому себе.

– Если ты, сэр Вигурд, не против, – негромко проговорил я, – Мне хотелось бы вернуться домой… У меня очень много работы, а этот бал… как-то перестал меня интересовать…

– Мне тоже надо отдохнуть, вдруг завтрашний поединок все-таки состоится, так что я с удовольствием поддерживаю твое предложение, – откликнулся сэр Вигурд.

Я снова окинул взглядом зал и совсем недалеко от себя разглядел некую фигуру, совершенно слившуюся со стеной. Сообразив, что это один из дворцовых слуг, я направился прямо к нему, а сэр Вигурд последовал за мной.

Не успели мы поравняться с застывшим в неподвижности слугой, как он быстро повернул голову в нашу сторону и отчетливо проговорил:

– Чем могу быть полезным благородным сэрам?..

– Друг мой, выведи нас отсюда… – ласково попросил я, и был несказанно удивлен реакцией, слуги на мои слова. Он вытаращил на меня глаза, а его губы настолько явственно задрожали, что я с трудом разобрал его ответ, произнесенный, похоже, чисто механически:

– Прошу благородных сэров следовать за мной…

Развернувшись, он двинулся вдоль стены, и мы с Вигурдом «последовали» за ним. Буквально за следующей полуколонной, он нажал на неприметную панель и часть стены отъехала в сторону. Мы быстро юркнули в образовавшуюся щель, и вставшая на место панель отрезала нас от бального шума, музыки и яркого света. Мы находились в крошечной, абсолютно пустой комнатке, из боковой стены которой торчал небольшой раструб. Провожавший нас слуга что-то пробормотал в этот раструб, а затем повернулся к нам:

– Прошу благородных сэров занять место в центре комнаты… – произнес он все еще дрожащим голосом. Однако я, прежде чем занять указанное место, участливо спросил:

– Похоже, я тебя чем-то напугал?.. Или что-то не так сделал?..

Слуга испугался еще больше, но преодолев свой ужас, еле слышно ответил:

– Нет, нет, благородный сэр, просто я совсем не привык к… такому обращению…

Мы встали в центре комнаты и в тоже мгновение тусклый свет, озарявший комнату, погас, и мы очутились… перед открытыми дверями центрального входа во дворец. В двух шагах от входа, на каменных плитах площади стояли грумы с нашими лошадьми.

Через десять минут мы подъехали к нашему коттеджу и передав лошадей дожидавшимся конюхам, поднялись на второй этаж в общую столовую. Здесь нас ожидали Кроха и Гротта, и едва только мы вошли в комнату, они поднялись со стульев и уставились на нас ожидающими глазами.

– Все в порядке, – тут же проговорил я, улыбнувшись, – Никто нас не обидел и… мы тоже были вполне комильфо…

Я давно убедился, что непонятные слова почему-то действуют на девушек успокаивающе, и в этот раз мое «комильфо» тоже сработало мгновенно. Лица у обоих сразу же стали спокойнее, так что я мог продолжить свою речь, перейдя к конкретике:

– Ужинать мы не будем… – здесь я взглянул на маркиза и дождался его утвердительного кивка, – Сэр Вигурд немедленно отправляется отдыхать, поскольку завтра трудный день, ну а мне понадобятся… кое какие вещи…

Шестой лордес Кашта, как послушный мальчик, коротко кивнул дамам и скрылся за дверью, ведущей в его покои, а я повернулся к Гротте:

Мне немедленно понадобится следующее, – и я прикрыл глаза…

Знаете, однажды, еще когда я учился на втором курсе университета, со мной произошел замечательный случай. Во время экзамена по истории СССР, буквально перед тем, как войти в аудиторию, я вдруг, сам не знаю почему, решил еще раз просмотреть имевшийся у меня перечень самых различных дат. Просмотр получился, как вы сами понимаете, весьма беглый, так что когда я оказался в аудитории, мне было ясно, что он мне совершенно ничего не дал. Тем не менее, я довольно бойко ответил на вопросы билета. Тогда экзаменовавший меня профессор Спирин, Николай Николаевич, довольно улыбнувшись, задал мне последний, дополнительный и, на его взгляд, совершенно пустяшный вопрос – в каком году Петр Первый короновался, императором России? Я мгновенно понял, что ответа на этот «пустяшный вопрос» не знаю, хотя точно помнил, что за секунду до того как войти в аудиторию, читал его. Именно в тот момент я впервые прикрыл глаза, может быть со стыда, и… перед моим внутренним взором четко предстала только что прочитанная страница.

– Двадцать второго октября тысяча семьсот двадцать первого года… – прочитал я, как по написанному и… получил в зачетку отлично!

После этого случая я довольно часто пользовался этим, невзначай обнаруженным свойством моей памяти.

И вот теперь, когда я по чистой привычке прикрыл глаза, перед моим мысленным взором вдруг возник никогда не виденный мной лист плотной желтоватой бумаги, на котором странным, но явно рукописным шрифтом было выведено «Заклятие на оружного человека, дабы оружие держать не мог».

И я начал диктовать Гротте:

– Маленькую плитку, или горелку, или спиртовку… Две широкие, мелкие металлические чашки или миски с плоским дном, но не из черного железа… Большой металлический стакан или похожую посудину, но не из черного железа. Две маленькие серебряные ложки… Латунный наперсток… Далее. Бутылку растительного масла… Бутылку рому… По маленькому стакану сахара, молотого черного перца, семени тмина, сухой горчицы, корицы, гвоздики. Кувшин чистой воды. Десять пиявок…

Здесь я замолчал, обдумывая чем можно заменить зубы болотной гадюки, которые, как я предполагал, вряд ли можно было достать вот так с ходу.

– Две толстые костяные иглы…

Я бросил внимательный взгляд на Гротту, но она не выказала удивления или растерянности, а продолжала спокойно записывать мой заказ тоненьким карандашиком в крошечный блокнот. Я снова прикрыл глаза и продолжил:

– Кусок олова размером с десертную ложку, и… э-э-э… мазь от ожогов… – я открыл глаза и чуть подумав добавил, – Еще надо бы какую-нибудь старую скатерку, накрыть стол. Все это необходимо принести в мой кабинет… как можно скорее.

Гротта закончила писать, убрала в карман блокнот и карандаш и молча вышла из столовой. А через секунду я услышал голос Крохи:

– Что ты собираешься делать?

– Колдовать… – небрежно ответил я, и маленькая фея, ни чуть не удивившись, попросила:

– А можно мне посмотреть?..

Эта просьба удивила меня. Кроха и сама, как мне казалось, отлично владела магией, а я только-только начинал осваивать это искусство, причем делал это, основываясь на… некоей странной интуиции, ставшей особенно явственной… «После напитка матушки Елохи!» – неожиданно подсказало мне мое подсознание. И тут же оно подбросило мне новую мысль: «И хорошо, если Кроха будет рядом во время моих магических экспериментов. Если я начну делать что-то уж слишком неправильное, возможно, она меня остановит…»

– Хорошо, – согласился я, – Смотри… Только сядешь подальше от стола, чтобы… чего с тобой не случилось.

Она молча кивнула, словно маленькая девочка, допущенная ко взрослой игре.

Я направился в свой кабинет, а фея, все так же молча последовала за мной.

Глава 7

…Не занимайтесь колдовством на глазах у маленьких детей, не подавайте им дурного примера!..

(«Советы старых магов» М. 20…г. 138 стр. с илл.)

Я стоял в кабинете у рабочего стола, заваленного заказанными мной баночками со специями, посудой, емкостями с водой и пиявками… ну и так далее. Чувствовал я себя при этом несколько растерянно, так как вся моя уверенность и неожиданно приобретенные через интуицию знания куда-то подевались, да вдобавок, примостившаяся в уголке кабинета на краешке дивана очаровательная фея не сводила с меня внимательных глаз!

Надо было начинать что-то делать, но вот что именно?..

Для начала я решил хоть немного сосредоточиться и успокоиться. Я прикрыл глаза… И тут же расшалившееся подсознание подкинуло мне игривую мысль: «Что-то ты, мой друг, слишком часто прикрываешь глаза… Как бы кто тебя однажды в этот момент не шарахнул по башке!..»

Естественно, я тут же распахнул свои очи, оглядел погруженный в полумрак кабинет, и немедленно наткнулся на внимательный, ожидающий и… чуть испуганный взгляд Крохи.

«А ведь она точно так же смотрела на меня перед тем, как мы с ней перенеслись в Солнечный край» – вдруг подумалось мне, и в то же мгновение я почувствовал, как меня снова окутывает утерянная было магическая мощь, возвращая мне уверенность и силы.

Прямо передо мной, на столе, стояла странного вида горелка, выбрасывавшая между трех изящно изогнутых лепестков подставки синее, чуть шипящее пламя. Я вгляделся в этот огонь, и мне показалось, что я заметил в нем крошечных кумачных чертиков. Ни в чем больше не сомневаясь и ни о чем не задумываясь, я взял одну из мисок и поставил ее наогонь. Затем влил в нее ром, чуть разбавил его водой, всыпал сахар и размешал его. Дав вареву как следует нагреться, я добавил корицы и гвоздики, и через минуту пунш был готов.

Сеяв миску с огня, я осторожно поставил ее на край стола и пробормотал над ней несколько понятных, пожалуй, только мне слов. Затем установил над пламенем другую миску и вылил в нее масло. Через несколько минут по комнате поплыл запах конопли… «То, что надо!» – с удовлетворением отметил я, наблюдая, как в глубине масла зависают крошечные пузырьки. Они не поднимались кверху, но их становилось все больше и больше, по мере того, как масло закипало.

Тем временем, я высыпал в высокий латунный стакан тмин, горчицу и черный перец и все тщательно перемешал, а затем, точно почувствовав время, всыпал эту смесь в кипящее масло и принялся энергично мешать варево. Прозрачное доселе масло сделалось мутным, темно-бурым и на его поверхности образовалась пленка, которую то и дело начали прорывать здоровенные лопающиеся пузыри.

Подождав еще пару минут, я серебряной ложкой выловил из банки пиявок, запустил их в масло и тут же швырнул туда две толстые костяные иглы.

В продолжение всех своих действий я что-то бормотал себе под нос, даже не прислушиваясь к этому своему бормотанию и не пытаясь понять слов, которые произносил скороговоркой – они спрыгивали с моих губ вполне самостоятельно, словно жили отдельной от меня жизнью!

Рациональная часть моего сознания обоснованно ожидала, что бедные пиявочки сварятся в масляном кипятке, однако уже через минуту я увидел, что те весело резвятся в столь противной их природе жидкости. Более того, у безобидных черных созданий прорезались весьма противные пасти, усаженные крохотными, плотно пригнанными и на вид весьма острыми зубками, похожими на иглы.

Впрочем, долго рассматривать полученных монстриков мне не пришлось. Мои руки вполне самостоятельно придвинули поближе миску с все еще кипящим пуншем. Затем моя правая рука сжалась в кулак и погрозила неведомому врагу. Когда в следующее мгновение кулак разжался, на ладони лежала крохотная искорка, которую левая рука тут же смахнула в кипящий напиток. Едва искорка коснулась поверхности пунша, его бурление успокоилось, а по поверхности побежала волна едва заметного голубоватого пламени.

Я взял чашку с горящим пуншем в обои ладони и, ясно представив себе барона Торонта, шестого лорда Гастора, начал громко читать некие варварские стихи, ритмом напоминающие висы скандинавских скальдов. Знаете, типа:

Мои словеса, конечно, были иными, но стиль и… смысл были весьма похожи.

Только вот к концу заклинания мои губы вдруг странно и страшно онемели, так что я едва смог договорить. А затем я чуть наклонил чашку и полыхающая жидкость, тонкой, едва заметной струйкой упала в кипящее, пенящееся масло, в котором сновали жуткие зубастые пиявки. То, что во мне осталось от человека едва не завопило – по всем естественно научным законам кипящее масло должно было вспыхнуть, но вместо этого, едва пылающий пунш коснулся его поверхности, кипение прекратилось, а покрывавшая масло пенка превратилась в твердый панцирь!

Тонкая, покрытая похожей на газ оболочкой огня, струйка пунша, не расплескиваясь и не теряя своей формы, словно раскаленная игла проткнула этот панцирь, и он пошел мелкими причудливыми трещинами-штрихами, словно по его поверхности забегало перо искусного рисовальщика. Через секунду я увидел штриховой рисунок… физиономии барона Торонта, а игла горящего пунша падала из моей миски прямо в его широко открытый глаз!

И снова моя изумленная человеческая суть была задавлена холодной уверенностью проснувшегося во мне Мага в полной своей правоте, своем умении, своем… искусстве! Человек молчал… Человек, не вмешиваясь, наблюдал со стороны за действиями Мага и даже… одобрял их!

Наконец пунш в чашке иссяк… И тут же кончилось мое странное наваждение. Чашка выпала из моих рук, мои глаза, на этот раз вполне самостоятельно, закрылись, и я начал медленно валиться на бок.

Я еще успел почувствовать, как меня подхватывают и стараются удержать тонкие девичьи руки, как Кроха пытается что-то мне сказать… А потом наступила темнота… и тишина… и бесчувствие полного истощения. Наступило… небытие…

Утром меня разбудили громкие голоса за дверями моей спальни, и быстрый едва слышный шепоток Фоки:

– Эй, сэр Владимир, просыпайся, давай!.. К тебе рвется граф Альта, негоже чтобы он застал тебя в постели!..

– Почему?.. – сквозь отступающую дрему пробормотал я.

– Потому что у спящего человека, умеючи, можно много чего вызнать!.. – зашипел явно встревоженный каргуш, так что мне поневоле пришлось проснуться и быстренько накинуть оказавшийся под рукой халат.

Выйдя из спальни в общую столовую, я увидел сэра Вигурда в полном боевом облачении, но с поднятым забралом. Он стоял у двери, положив обе ладони на рукоять меча, а по комнате, нервно, нетерпеливо прохаживался бледный, странно небрежно одетый сэр Альта. Не менее бледная Гротта, стояла у двери, ведущей ко мне, загораживая своим хрупким телом вход в мои покои. Альта, пробегая мимо девушки, таращил на нее полубезумные глаза, хрипел: – Еще секунда и я тебя зарежу!.. – и шарил по пустому поясу трясущейся рукой. Гротта молчала, вцепившись в косяки дверей руками, но не уходила со своего поста.

Стоило мне положить на ее ладонь свою руку, как она тут же обернулась и, увидев меня, так же молча отошла в сторону, а я оказался лицом к лицу с разъяренным графом.

Однако, я не дал ему начать разговор первому. Не успел он осознать, что видит меня и открыть рот, как я очень холодным тоном поинтересовался:

– Чем обязан, граф, столь раннему и неожиданному визиту?..

– Что ты сделал с Торонтом?! – заревел он, не отвечая на мой вопрос.

Я удивленно приподнял бровь и, игнорируя столь бесцеремонное обращение, перевел взгляд на маркиза. Тот совершенно спокойным тоном пояснил:

– Я, как мы договорились с бароном Торонтом, явился на замковое ристалище в начале часа Дохлой Крысы и ждал довольно долго, но лорд Гастор так и не появился. А затем вдруг примчался граф и… потребовал, чтобы я немедленно отвел его к тебе… – Сэр Вигурд пожал плечами, словно извиняясь за поведение графа.

– Ага… – пробормотал я себе под нос и снова повернулся к графу, – Ну, так в чем дело?

Похоже, сэр Альта смог использовать предоставленную ему паузу, чтобы более или менее успокоиться, Во всяком случае, на этот раз он отвечал более содержательно:

– Барон Торонт не может надеть доспехов и взять в руки оружие!..

– Что, руки трясутся? – участливо спросил я и тут же добавил, – Я его предупреждал, не надо было столько пить и так… интенсивно танцевать!..

Граф вспыхнул, но наткнувшись на мою холодную усмешку, сдержался:

– Нет, причиной его… несчастья является не в танцы и выпивка!..

– А что же?.. – участливо поинтересовался я.

– Это сделал ты! – снова завопил граф.

– Да? И что же я сделал?! – мое изумление было самым искренним.

Граф Альта шумно выдохнул и глубоко вдохнул. Задержав на минуту дыхание, он снова выдохнул и после этого начал говорить довольно спокойно:

– Барон Торонт не может надеть доспехи и взять в руки оружие… Они его… обжигают! Слуги, помогавшие барону готовиться к поединку прикасаются к вооружению барона без всякого ущерба, а сам барон уже получил несколько серьезных ожогов и странного вида язв, похожих на… укусы! И это сделал ты!

Здесь граф сделал паузу и снова выполнил несколько своих дыхательных упражнений, чем воспользовался я, чтобы вставить в пламенную речь графа свою прохладную реплику:

– Я искусал барона?.. Или барон считает, что ночь я провел… нагревая его вооружение?.. Он что, с ума после вчерашних танцев сошел?!

– Барон рассказал мне о твоих угрозах! Ты ведь обещал ему, что можешь сделать так, что он не выйдет на поединок!..

– Однако, он мне не поверил… вчера… – с усмешкой возразил я, – Значит что-то изменилось, раз теперь он изменил свое вчерашнее мнение… Как это он сказал?.. Ах, да – никто не помешает мне выйти на ристалище!.. Какая самоуверенность!

– Значит ты не отрицаешь, что это твоих рук дело?! – опять заорал граф.

Я поморщился и ответил:

– Не рук, Альта, не рук, а ума…

– Ты будешь вызван в императорский суд для ответа за нанесение ущерба барону Торонту, шестому лорду Гастора! – торжественным тоном проговорил граф.

– Нет, – покачал я в ответ головой, – Если барон обратится в императорский суд, я потребую чтобы дело рассмотрел… Демиург.

На губах графа появилась довольная улыбка:

– Ну что ж, я согласен, чтобы отец Симот рассматривал это дело.

– Ты, граф, видимо, не совсем меня понял… Я сказал «Демиург», а не «отец Симот»…

– Но отец Симот является…

– Молельником принца, граф, молельником принца, а не… Демиургом!

Тут граф несколько растерялся и даже забыл о том, что ему полагается кричать от возмущения:

– Но… Демиурга давно никто не видел… Вряд ли…

– Я его найду… – успокоил я верного друга сэра Торонта, – В крайнем случае нас рассудит Тень…

– Тень?! – потрясенно прошептал граф.

– Да, Тень, – подтвердил я, – А что тебя так удивляет? Тень, например Маулик, гораздо ближе к Демиургу, чем… отец Симот, которого предлагаешь ты.

– Но, как ты… как ты вызовешь Тень?

– Мне есть кого за ним послать, – еще раз успокоил я графа, – Думаю, он мне не откажет…

– Ты знаком с… Тенью?!! – сэр Альта отступил от меня на пару шагов и не глядя опустился в подставленное Гроттой кресло.

– Я, конечно, не могу назвать его своим другом, но, надеюсь, он не откажет мне в такой малости, как проведение судебного разбирательства… – спокойно ответил я.

Пару минут сэр Альта продолжал сидеть в кресле, бездумно, как мне показалось, рассматривая мою персону. Потом он вскочил и с озабоченным видом заявил:

– Я передам твой ответ барону… Думаю, ему придется смириться со… своим новым положением…

Граф, ни на кого не глядя, направился к выходу, а я проговорил ему вслед:

– И еще передай своему другу, что если он не перестанет насильничать, то и этим своим… «оружием» он пользоваться не сможет!

Услышав мои слова, граф на секунду остановился и даже начал поворачиваться в мою сторону, но затем передумал и вышел вон, не сказав ни слова.

Я повернулся к бледной, молчаливой Гротте и с улыбкой спросил:

– А что, завтрак готов?..

Она кивнула мне в ответ и попыталась улыбнуться, но улыбка у нее вышла не слишком уверенной.

– Тогда я умоюсь, приведу себя в порядок и выйду к столу… Маркиз, – обратился я к сэру Вигурду, – Ты не составишь мне компанию?..

– Нет, – Вигурд отрицательно помахал перед грудью рукой, – Я уже завтракал, и мне еще надо… переодеться.

И он направился на свою половину. Гротта двинулась за ним, а я проговорил, глядя ей в спину:

– И спасибо тебе, хозяйка, что так отважно защищала мой сон.

Она повернулась уже в самых дверях и, наконец, улыбнулась:

– Как я могла ослушаться госпожу Кроху?.. Она сказала, что тебя, благородный сэр, ни в коем случае нельзя будить, пока ты не проснешься сам.

Гротта скрылась на половине Вигурда, а я направился к себе приводить в порядок свою персону.

В моей спальне, переминаясь с ноги на ногу стояли оба каргуша, явно дожидаясь меня. Однако, когда я вошел, они переглянулись с некоей боязливостью, по всей видимости опасаясь начинать разговор.

Я скинул свой халат и принялся быстро одеваться, а каргуши продолжали стоять рядом и попихивать друг друга локотками в бока. Наконец я не выдержал:

– Фока, ты что это помалкиваешь? Не заболел, часом?..

– Нет, сэр… Колдун, я здоров…

Ответ вспыльчивого и словоохотливого каргуша прозвучал настолько неуверенно, можно даже сказать, боязливо, что я на миг застыл и с удивлением посмотрел на оранжевоголового малыша:

– Да что с тобой?!

– Он боится, что ты его сейчас в коряжку начнешь превращать… – проговорил Топс и ощерился в совершенно неподобающей каргушу подобострастной улыбке.

Я сел прямо на не застланную кровать:

– Почему?!

– Потому, что он тебя разбудил… – пояснил Топс… и еще раз улыбнулся своей нехорошей улыбочкой.

– А ты-то что так странно улыбаешься? – обратился я ко второму каргушу, – Куда подевалось твое… э-э-э… философическое настроение?..

– Ага… – как-то даже слегка обиженно ответил Топс, – Рядом с твоей милостью любое настроение потеряешь… Нам Кроха все про тебя рассказала…

– Да что она рассказала? – уже не на шутку встревожился я.

– А все… – чуть спокойнее ответил Топс, – Как ты из благородного сэра негодящего мужичонку сотворил…

– Ах, это!.. – с облегчением воскликнул я, – Так вы-то тут при чем, вас-то мне зачем в… негодящих мужичонков превращать?..

– Так кто знает, что твоей милости в голову взбредет?! – ответил Топс, снова подобострастно улыбнулся и… поклонился, – Кроха же приказала, что б тебя не будили, а Фока разбудил! Я его предупреждал – береженого Демиург бережет, а он решил сделать по-своему… Вот и разбудил… на свою голову!..

– И правильно сделал!.. – неожиданно резко заявил я этому, слишком уж осторожному, каргушу, – Я нахожу причины, побудившие Фоку поступить таким образом, весьма серьезными!.. Он поступил, как настоящий друг, а друзьям я прощаю очень многое, тем более когда они действуют мне на благо…

– А если – во вред?.. – неожиданно поинтересовался приободрившийся Фока.

– Что значит – во вред? – не совсем понял я.

– Ну, если друг хотел во благо, а получилось у него во вред… – пояснил каргуш. Топс внимательно наблюдал за нашим разговором, молча переводя темно посверкивающие глазенки с одного на другого.

– Все равно прощаю! – твердо ответил я, – Друг имеет право на ошибку. Он же хотел добра, что делать, если он ошибся…

– А можно нам вместе с тобой пообедать? – совершенно неожиданно поинтересовался Фока.

– Конечно… – ответил я и тут же с некоторым сомнением добавил, – Только вы же мясо не едите…

– А ты прикажи подать орехов, – попросил Топс, уже позабывший о необходимости улыбаться и кланяться.

– Ага, мандрагу с мустусом – облизнулся Фока, – И затирухи с медом…

– Так!.. Это кому же это мандраги с затирухой захотелось?! – раздался позади меня насмешливый голосок Крохи, – Я смотрю эта парочка опять принялась попрошайничать!

Мы все трое повернулись в ее сторону, но ответил я, не давая разгореться очередному препирательству:

– А почему бы нам четверым не позавтракать вместе… В конце концов, мы одна компания!..

– Да? – переспросила Кроха, и в ее голосе явственно прозвучала смешинка, – И как же ты, благородный сэр, усадишь этих коротышек за стол?.. Их же видно не будет!

– Это кого ты коротышками назвала?! – немедленно подал голосок Фока, – На себя посмотри, недомерок! Мы – прекрасно развитые каргуши, выше среднего роста, а вот ты среди прочих фей самой… низкорослой будешь!..

– Я смотрю, у тебя очень много знакомых фей завелось, – насмешливо, но довольно добродушно проговорила Кроха, – Есть с кем меня сравнить…

И Фока вдруг смешался.

– Ну… совсем немного… вернее… просто я так думаю… – сбивчиво забормотал он, но его перебили.

– Ты думаешь?! – воскликнула фея, добивая своего противника, – Посмотрите все, Фока думать стал! – она с притворным изумлением покачала головой и, откровенно рассмеявшись, добавила, – Ну, тогда ты и в самом деле заслужил мандраги с мустусом и затирухой!

Глазенки на обиженной физиономии маленького Фоки зажглись надеждой, и он тихо пискнул: – Правда?!

– Правда, правда, – снова улыбнулась Кроха, – Только завтракать вы будете в кабинете, вам там удобнее будет. А ты, сэр Владимир, будешь завтракать в столовой… Мало ли кто может неожиданно к тебе пожаловать…

– Во, командирша образовалась какая… – пробурчал себе под нос Фока, уставившись в ковер, – Всех по местам… рассадила…

Тем не менее, невзирая на недовольство «начавшего думать» каргуша, мы разошлись по предназначенным нам местам.

Оказалось, что Кроха была абсолютно права. Не успел я закончит завтрак, как в столовую заглянула Гротта и, увидев меня за столом, объявила:

– К твоей милости молельник принца пришел… Прикажешь подождать?..

– Зачем же?! – воскликнул я, – Пусть проходит!..

Гротта исчезла за дверью, и через несколько секунд ввела в столовую отца Симота. А следом за ними неожиданно вошла… Эмельда!

Я поднялся из-за стола и сделал приглашающий жест:

– Прошу к столу…

Отец Симот последовал моему приглашению, хотя и не совсем уверенно, а ланон ши молча отошла в угол и уселась в стоявшее там кресло.

Я сразу понял, что подруга принца пришла сама по себе, и молельник, судя по всему не знает о ее присутствии. Поэтому обращаться я стал только к отцу Симоту, сохраняя присутствие Эмельды в тайне от него.

– Угощайся, отец Симот… Надеюсь твое звание не запрещает тебе вкушать пищу с простыми странствующими рыцарями?..

– Нет, нет… – слегка нервно проговорил молельник, – Не запрещает…

И он положил на подставленную Гроттой тарелку, какого-то, первого попавшегося под руку кушанья. Гротта наполнила его бокал вином и, поймав мой кивок, быстро вышла из столовой.

– Я внимательно слушаю тебя, отец Симот, – обратился я к молельнику, – Надеюсь, завтрак не помешает нашей беседе?..

– Да, я, в общем-то, не надолго… – начал отец Симот, прихлебывая из кубка, – Мы… принц и я, попробовали выяснить, где ты смог бы найти Демиурга… Сведения, которые мы получили, указывают на то, что Демиург, скорее всего, находится сейчас в своей горной резиденции…

«Врет!..» – неожиданно раздался в моей голове голос ланон ши, – «Никаких изысканий они не проводили и никаких сведений не получали… Просто решено, что тебя необходимо удалить из императорского замка. Ты своим колдовством напугал принца…»

«Но я ничего особенного принцу не показал…» – ответил я Эмельде, чуть скосив глаза в ее сторону, – «Он совсем не выглядел испуганным после моей демонстрации… Да и вечером…»

К отцу же Ситоту я обратился с вопросом:

– Значит, эти ваши сведения, как я понял, не совсем надежные?

– Как можно сказать точно хоть что-то о… повелителе Мира? – неуверенно пожал плечами отец Симот, – Ведь замыслы Демиурга нам неведомы, а он может перенестись куда угодно в любое мгновение…

«Принца испугал не тот фокус, что ты показал ему в столовой…» – перебила меня Эмельда, – «… А то, что ты учинил с бароном Торонтом…»

«Барон получил возмездие за свою подлость и черные дела» – с некоторой брезгливостью подумал я для ланон ши, а отца Симота быстро переспросил:

– Куда, например? Есть хоть какие-то предположения о том, где у Демиурга могут быть неотложные дела?

«Можешь не давит на молельника, все равно он тебе ничего определенного не скажет…» – в мыслях Эмельды сквозила легкая насмешка, – «Соглашайся ехать в горную резиденцию – Демиург и вправду, скорее всего там – только как следует узнай дорогу…»

– Нет… таких предположений ни у меня, ни у принца нет… – с явным огорчением проговорил отец Симот, – Наше предположение основывается только на… косвенных данных.

– Хорошо, – согласился я, – Ну а, как добраться до этой самой горной резиденции, вы с принцем можете мне объяснить? Или мне придется блуждать по всей империи?..

Видимо мой вопрос прозвучал чересчур резко. Отец Симот поставил на стол бокал, вытер лоб задрожавшей рукой и с вымученной улыбкой ответил:

– Конечно, конечно, сэр Владимир, принц все тебе покажет и расскажет… если ты соблаговолишь после завтрака к нему зайти. Только…

«Вот сейчас он тебе скажет главное…» – неожиданно подсказала Эмельда.

– Только… Видишь ли… Твое… э-э-э… колдовство, понимаешь ли, оно… недопустимо в императорском замке!.. – высказался, наконец-то, отец Симон, хотя после этих своих слов он имел такой вид, словно с их помощью… надел петлю себе на шею.

– Передай принцу, что я больше не буду колдовать в замке и немедленно явлюсь к нему для получения необходимых инструкций, – проговорил я самым что ни на есть официальным тоном, после чего отец Симот с явным облегчением вскочил из-за стола.

– Благородный сэр, я уполномочен проводит тебя к принцу и, если ты разрешишь, подожду тебя внизу!..

Молельник быстренько покинул мое общество, а вот ланон ши по-прежнему осталась сидеть в кресле.

«Почему, интересно, всех так перепугала моя небольшая шутка с бароном?» – поинтересовался я у своей гостьи.

«Потому что она… необъяснима…» – ответила та, – «Ни сквот, ни фейри никогда так не поступил бы! Ведь ты превратил благородного сэра в… уродливый обрубок! Ну посуди сам, какой из него теперь благородный сэр, если он не может владеть оружием?! Фейри могут своим волшебством напугать или даже в злобе убить сквота, но никогда не изувечат его таким страшным способом… Сквоты предпочитают решать разногласия между собой как раз оружием, просто потому, что не обладают магической мощью! А ты… Ты непонятен ни сквотам, ни фейри и потому… страшен. Очень страшен!»

«Но, согласись, барон Торонт вел себя совсем не как благородный сэр, что на его… совести слишком много отвратительных дел, что…»

«Ты странно рассуждаешь, повелитель… Барон Торонт не лучше и не хуже любого благородного сэра… за исключением, пожалуй совсем немногих… Большинство благородных сэров считают своим правом распоряжаться делами, телами, жизнями подвластных им простых сквотов… да и некоторых фейри. Они считают, что для достижения их целей, их желаний им можно делать все, что угодно… если, конечно, они точно знают, что не получат достойного отпора…»

Здесь в мыслях Эмельды промелькнула горькая усмешка. Чуть помолчав, она продолжила:

– «А тех из благородных сэров, кто так не думает, это большинство не признает за своего и считает… выродком! Жалость, сочувствие, доброта, привязанность, честность, верность слову… благородство – все это совсем не свойственно большинству благородных сэров… да и всем остальным сквотам тоже!..»

– И они надеются получить души?! – изумленно пробормотал я вслух.

– «Кто?!!» – бомбой взорвался в моем мозгу вопль Эмельды, и тут же последовал вопрос, заданный вслух, – Кто надеется получить душу?!!

Она вскочила со своего кресла и в одно мгновение оказалась около меня. Ее глаза пылали мрачным огнем, а прекрасное лицо исказила чудовищная гримаса ненависти. Я от такого напора, признаться несколько растерялся, а ланон ши, словно почувствовав мою слабину, буквально взревела:

– Говори, сквот презренный, кто надеется получить душу, каким образом и откуда ты об этом узнал!!!

В глазах ее зажегся торжествующий огонь, белые точеные руки протянулись к моему горлу и на длинных, тонких, холеных пальцах вдруг выросли кривые острые когти!

Видимо, именно эта яростная угроза, именно эта стремительная попытка вырваться из-под моего влияния, едва не закончившаяся успехом, помогла мне мгновенно прийти в себя. В следующую секунду я простым усилием воли вызвал в сознании атаковавшей меня ланон ши образ огромного черного мужчины с рогатой бычьей головой, который, дыхнув ей в лицо опаляющим жаром, прорычал: – Моя!.. Помни, моя!..

И Эмельда тут же сникла, когти на ее пальчиках отвалились и, тихо звякнув упали на паркет, глаза погасли, словно затянувшись тонкой белесой пленкой.

– Твоя… – тихо прошептала она, – Я помню…

«Вот так-то лучше!» – вернулся я к мысленному разговору, – «А теперь я отвечу тебе на твой вопрос. Барон Торонт проговорился в одном… интимном разговоре, что когда он получит душу, он всех живущих в его баронстве превратит в кра-сквотов. И в разговоре со мной он не отрицал этого факта… вот только идея эта не его, а его друга графа Альты. Каким образом граф собирается осчастливить своего друга, ну и, скорее всего, себя тоже, душой, я, к сожалению, не знаю… Если тебе хоть что-то удастся об этом узнать, немедленно сообщишь мне! Поняла?!»

Ланон ши стояла рядом с моим стулом, закрыв глаза и покачиваясь из стороны в сторону. Когда я закончил говорить, она открыла глаза и невпопад произнесла:

«Теперь я знаю что сделает с фейри Человек, когда придет на смену сквотам…»

«Да? – меня действительно заинтересовали ее слова, – И что же?..»

«То же, что ты сделал со мной!.. Ведь ты – Человек!.. Поэтому ты себя так и ведешь… со сквотами и с фейри!..»

«Только никому больше об этом не говори… – усмехнулся я, – Не надо никого пугать попусту».

«Нет!.. – она обречено покачала головой, – Наоборот, надо всем рассказать, что в Мире появился Человек! Пусть все знают что их ждет!»

«Перестань паниковать! – как можно резче бросил я свою мысль, – Ты же – ланон ши, вспомни об этом! И пойми, Человек в вашем Мире появится еще не скоро… А я… Я уйду через несколько дней, максимум недель, и все в вашем Мире покатится по старому!»

«Нет, раз явившись, Человек уже не оставит наш Мир… Если ты даже уйдешь, как обещаешь, то наверняка очень скоро вернешься… и не один!»

«Ах ты, Господи ты Боже ж мой! – воскликнул я, – Мне здесь только бабской истерики не хватало!!»

Эмельда откачнулась от моего стула, словно ее ударили в грудь, и прошептала:

«Вот!.. Вот и имя Бога прозвучало в нашем Мире!»

Плечи ее бессильно поникли, голова безнадежно опустилась и, не дожидаясь моих слов, она тихо проговорила:

«Господин, позволь мне удалиться… Я постараюсь выяснить, каким образом граф Альта задумал получить для себя душу… Я никому не открою то, что ты Человек… Я буду преданно тебе служить… Я – твоя…»

«Иди…» – также негромко ответил я, и как же противно при этом было у меня на душе!

Ланон ши подняла на меня свои огромные глаза, в которых плескались слезы и в следующее мгновение истаяла в воздухе, превратившись в крошечное туманное облачко, унесенное едва заметным потоком воздуха.

Я довольно долго сидел у стола с остатками завтрака, стараясь перебороть то отвращение к самому себе, которое неожиданно появилось у меня после разговора с Эмельдой, пока, наконец не вспомнил, что внизу меня ожидает отец Симот.

Вздохнув, я поднялся из-за стола и поплелся вниз.

Молельник принца, действительно, все еще сидел в нижней приемной, терпеливо дожидаясь появления моей персоны. Как только я вошел в комнату, он вскочил на ноги и заторопился к входной двери, приговаривая на ходу:

– Прошу за мной, благородный сэр, прошу за мной…

Как и в первый раз мы не встретили во дворе никого. По пустой мостовой отец Симот довел меня до незаметной двери, ведущей внутрь дворца и по узким лестницам и темноватым переходам провел в кабинет принца. Отворив передо мной двери кабинета, он просунулся вперед и быстро проговорил: – Мой принц, к тебе сэр Черный Рыцарь… – а затем, пропустив меня внутрь, аккуратно притворил за мной дверь.

Принц сидел за огромным рабочим столом и что-то писал на большом чуть желтоватом листе бумаги. При моем появлении он спрятал этот лист в стол и с доброжелательной улыбкой произнес:

– Рад тебя видеть, сэр рыцарь, прошу садиться…

Он указал мне на кресло, стоявшее около его стола, в которое я и уселся. Принц подождал, пока я устроюсь, а затем спросил:

– Отец Симот поставил тебя в известность о местонахождении Демиурга?

– Да, – кивнул я в ответ, – Вот только сам отец Симот не уверен в том, что Демиург находится именно там…

– Ну, конечно, мы не можем с абсолютной точностью указать, где находится создатель этого Мира, но горная резиденция – это наиболее вероятное место его теперешнего пребывания!

– В таком случае, принц прошу объяснить мне, как я могу туда добраться, – попросил я и добавил, – Отец Симот уверил меня, что ты можешь это сделать.

– Конечно, конечно, – неожиданно заторопился сэр Каролус, и, вскочив на ноги, быстро подошел к правому углу своего рабочего стола. Опустив руку, он пошарил под столешницей и что-то нажал, стол раскололся посредине и две его половинки начали разъезжаться в разные стороны, открывая расположенный под ними… великолепно выполненный макет.

– Вот! – с гордостью заявил принц, одной рукой выуживая из-под столешницы длинную указку, а другой показывая на макет, – Вот моя империя!

Зрелище действительно было впечатляющим! На площади примерно в четыре квадратных метра расположились крошечные темно-синие леса и разноцветные города, вившиеся тонкими ниточками коричневые дороги и голубые реки, едва заметные поселки и плоские, едва начинающие синеть, поля. А слева, почти у самого края, ближе к дальнему от меня углу, высились серые горы, за которыми виднелся зеленоватый край моря.

– Вот, сэр Владимир, направления на стороны света, – начал свои пояснения принц, тыча указкой в буковки, выступающие из рамы макета. Я без труда разобрался в этой ориентации и вопросительно поднял глаза, ожидая продолжения объяснений.

– Вот – Воскот!..

Указка ткнулась в самое большое нагромождение крошечных разноцветных домиков, расположившихся в центре макета.

– Как видишь, выезжать тебе надо будет через северные ворота и двигаться по большой северной имперской дороге до городка Темста. Этот город располагается у самых предгорий, дорога до него вполне безопасна, таверны имеются практически в каждом селе, расположенном на дороге, так что никаких сложностей этот отрезок пути у тебя не должен вызвать! От Темста до резиденции Демиурга совсем недалеко, но… дороги в резиденцию нет… Тебе придется найти в городе проводника, – тут он бросил на меня быстрый взгляд и поспешно добавил, – Там многие сквоты прекрасно знают, как добраться до границ горного заповедника… правда, в самый заповедник наверняка никто из них войти не рискнет.

– Понимаю… – проговорил я.

– Как видишь, – закончил свои пояснения принц, – Добраться до горной резиденции довольно несложно…

– А если Демиурга там нет? – задал я мучавший меня вопрос, – Что мне делать в этом случае? – Вообще-то у Демиурга имеется еще и морская резиденция… – быстро проговорил принц, – Но она расположена уже не в империи, а на северных островах. Что бы попасть в нее, необходимо пересечь горы и спуститься на берег океана, – указка уперлась в крошечный зеленоватый штрих на краю макета, – Здесь находится много рыбачьих поселков, в которых вполне можно зафрахтовать корабль для путешествия на острова. А там уже…

И принц многозначительно помахал рукой.

Я внимательно вгляделся в интересовавший меня краешек макета, однако никаких признаков «многочисленных рыбачьих поселков» не обнаружил. То ли их просто поленились изобразить, то ли… принц врал.

– И как долго нам придется добираться до Темста? Я, признаться, не очень хорошо понимаю в каком масштабе выполнен этот макет…

Судя по взгляду, брошенному на меня принцем, что такое масштаб он не знал, но на вопрос ответил уверенно:

– Суток двое-трое, если вы отправитесь верхом и налегке. Лошади, насколько я видел, у вас хорошие, так что на такой дороге у вас проблем не будет…

Я еще немного подумал, разглядывая империю Воскот с высоты птичьего полета, а потом перевел взгляд на принца, ожидавшего моих новых вопросов. Но, поскольку таковых у меня не было, я улыбнувшись произнес:

– Что ж, сэр Каролус, если будет на то твое разрешение, мы отправимся сегодня после обеда…

– Да, да, конечно!.. – на мой взгляд слишком поспешно, дал свое согласие принц и тут же нарочито небрежным тоном спросил, – Я только хотел узнать… э-э-э… нельзя ли снять с… э-э-э… барона Торонта твое заклятье?.. Он обратился ко мне, с тем, чтобы я стал… э-э-э… посредником в этом… недоразумении.

– К сожалению, принц, я, даже если бы и хотел, ничего для барона сделать не могу.

– Но это ведь этот ты заколдовал его?.. – недоуменно переспросил принц, – Почему же ты не хочешь снять свое колдовство?! Я… я от своего имени прошу за барона!..

– Дело в том… – очень серьезно, даже с некоторой грустинкой, проговорил я, – … Что мое заклятье связано со злом, которое барон причинил ни в чем неповинным сквотам. Барон сам сможет снят наложенное на него проклятье, а это именно проклятье, но ему придется исправить то, что он сам натворил…

– Вот как!.. – задумчиво пробормотал принц, – Так что же получается, если бы за бароном не было… э-э-э… грешков, твое заклинание не сработало бы?

– Принц, ты воистину обладаешь прозорливостью государя… – отвесил я церемонный поклон.

– Ну что ж, – вздохнул сэр Каролус, как мне показалось, с облегчением, – Я передам барону, что все в его… э-э-э… руках… А тебе и твоему спутнику – счастливой дороги!..

Он нажал на кнопку, включающую раздвижной механизм стола и величавым жестом отпустил меня.

У самой двери я вдруг повернулся и, как бы только что вспомнив об этом, небрежно проговорил:

– Кстати, принц, я узнал зачем граф Альта держит у себя того сумасшедшего сквота, о котором я тебе рассказывал… Ну, помнишь, того, который называет себя Человеком…

– Да? – принц, уже сидевший в кресле, с интересом поднял голову от стола.

– Насколько я понял, граф с его помощью собирается… достать для себя душу, – принц откинулся в кресле, словно его ударили в лицо, а я добавил, открывая дверь, – Во всяком случае, своему другу, барону Торонту он тоже обещал душу…

И еще раз поклонившись, я покинул кабинет принца.

Отца Симота в приемной не было, так что назад мне пришлось возвращаться одному. Понадеявшись на свою зрительную память, я отважно вступил в путаницу узких лестниц и переходов потайной части дворца. Я не заблудился, но, когда до небольшой дверцы, через которую я попал во дворец, осталось совсем недалеко, из темного неприметного тупика выступила высокая, худощавая фигура и преградила мне дорогу.

Находясь ступени на три выше незнакомца, я мгновенно вскинул руку и почувствовал едва заметное покалывание в пальцах – моя магия была готова для удара. Однако сквот, преградивший мне путь, учтиво поклонился и глухо произнес:

– Сэр Владимир, не уделишь ли ты мне несколько минут?..

По голосу я немедленно узнал, что это… граф Альта!

Быстро оглядевшись, я убедился, что мы одни и как можно учтивее проговорил:

– Я готов выслушать тебя, граф…

Граф шагнул ко мне и, понизив голос спросил:

– Ты ведь направляешься к Демиургу…

– Совершенно верно, – ответил я пошевеливая поднятыми пальцами и продолжая ощущать покалывание в их кончиках.

– Мы можем заключить договор…

– Какой?..

– Я сберегу интересующего тебя сквота и передам его тебе с рук на руки, если ты сообщишь мне, где прячет… находится Демиург и… каков он из себя.

– Что значит, каков он из себя? – переспросил я, – Тебя интересует, на кого он похож?

– Нет меня интересует его вес и размеры…

– Ты хочешь, чтобы я попросил Демиурга при мне взвеситься, а потом обмерил его?

В моем вопросе сквозила явная насмешка, но граф ответил совершенно серьезно:

– Мне вполне достаточно будет приблизительных данных, в пределах десятипроцентной ошибки.

Я думал всего секунду, после чего спросил:

– Зачем тебе эта информация, ты, конечно, не скажешь?..

– Нет, поскольку это не только моя тайна… – ответил Альта.

– А ты не подумал о том, что я смогу тебя обмануть? – усмехнулся я, – Ведь мне достаточно будет назвать тебе любое место и любой… к-хм, размер, проверить меня ты все равно не сможешь…

– Проверить тебя я не смогу, это верно, но узнать говоришь ли ты правду или лжешь, мне вполне по силам… Так что врать не в твоих интересах.

Я подумал еще секунду.

– Ну что ж, я согласен выполнить твою просьбу, но эти данные я тебе сообщу, если, конечно, мне удастся их узнать, только после того, как сквот Юрий будет сидеть на лошади рядом со мной.

– Договорились… – граф едва заметно улыбнулся, – Буду ждать тебя в своем замке… И постарайся не слишком долго странствовать…

Альта повернулся и быстро скрылся в своем тупичке. В темноте едва слышно звякнула какая-то пружина, по-видимому, закрывая потайной ход.

Я вышел из дворца и быстро пошагал в свой коттедж. Пора было отряхивать со своих ног прах этого императорского жилища.

Вернувшись к себе, я обнаружил в столовой сэра Вигурда в полном боевом облачении. Единственное, что он себе позволил, так это снять шлем, который покоился рядом с ним на обеденном столе.

– Маркиз, ты же пошел к себе переодеваться!.. Что-то случилось?..

– Нет, ничего не случилось, – спокойно ответил сэр Вигурд, – Просто твоя личная горничная сообщила мне, что мы, скорее всего покинем замок до обеда…

– Да? – я, признаться, был несколько удивлен, что Кроха решила дать сэру Вигурду такой совет, – Вообще-то я сказал принцу, что мы уедем после обеда…

– Сэр Владимир, – раздался за моей спиной голосок Крохи, – Мне кажется, что вам с маркизом Вигурдом не стоит обедать в замке…

Тон, которым это было сказано, заставил меня обернуться и внимательно посмотреть на фею, а она, перехватив мой взгляд, добавила:

– У барона Торонта в замке много друзей и… помощников… И они уже начали действовать…

– Уж не думает ли прекрасная… горничная, что Черный Рыцарь или я испугаемся друзей этого негодяя? – насмешливо переспросил сэр Вигурд.

Кроха, ничуть не обидевшись на «горничную», спокойно ответила маркизу:

– Нет, не думает… Бояться надо не этих друзей, а… яда, злого наговора, засады… Барон Торонт сейчас готов на любую подлость… а вам ни к чему терять время…

– Действительно, до обеда мы можем проехать довольно много… – задумчиво проговорил я, – Пожалуй, я пойду переодеваться…

После этих моих слов Кроха пробормотала: – Надо позаботиться о припасах… – и быстренько исчезла за дверью, ведущей вниз.

– А что мы будем делать с нашим роскошным гардеробом? – насмешливо поинтересовался сэр Вигурд, – Я не надевал и десятой его части, а в походе он нам вряд ли понадобиться… Бедный Шапс наверняка помер бы от разрыва сердца, если бы узнал, что «утреннее омовение», «ранний завтрак» и «утреннее зеркало» видели меня в одном и том же халате!..

– А я думаю, что «бедный Шапс» просто нас надул, сбагрив нам половину своей весенне-летней коллекции на том основании, что мы в столице новички! – в тон Вигурду ответил я, – Так что по паре особо приглянувшихся панталон и тапок мы возьмем с собой, а остальное раздадим слугам!.. Гротта!! – гаркнул я во все горло.

Служанка-хозяйка немедленно образовалась в дверном проеме, вопросительно глядя на раскричавшегося благородного сэра.

– Гротта, – обратился я к девушке, значительно понизив голос, – Мы уезжаем и перед отъездом желаем сделать подарки слугам… Ну, например, тем мойщикам-полоскальщикам, которые нас с маркизом оттирали перед императорским балом. Как ты считаешь, не будет это вызывающим жестом по отношению к… вашему руководству?

Растерянное личико Гротты показало нам, что она не совсем поняла мою тираду, так что мне пришлось дать дополнительные пояснения:

– Мы перед прибытием в замок приобрели некоторое количество одежды, которая, как оказалась, нам совершенно не нужна, так вот, можем ли мы, не оскорбляя ничьих чувств, раздать ее слугам?

– Я не знаю… – еще больше растерялась Гротта, – Такого… такого никогда не было!..

– Но ведь это не запрещено?.. – мягко поинтересовался сэр Вигурд.

– Н-н-нет… – не слишком уверенно проговорила служанка-хозяйка.

– Значит, решено! – закрыл я тему и тут же, взглянув на Вигурда, добавил, – Вот только костюмы у нас исключительно мужские… Ну да ладно, что-нибудь придумаем!

И я быстрым шагом направился в свои покои.

Едва войдя в спальню, я услышал давно молчавший хрипловатый басок своего панциря: – Ну, наконец-то!.. Мы уж думали, что ты тут навечно застрял!..

При этом львиная голова на щите изобразила довольную улыбку, оскалив все свои сорок два клыка.

Я быстренько скинул с себя придворные шмотки и принялся натягивать верную джинсу, оказавшуюся разложенной на моей постели в абсолютно чистом виде. Затем я раскрыл панцирь, с непонятным мне самому удовольствием влез внутрь и удовлетворенно вздохнул, захлопнув свою скорлупу. Подняв забрало, я огляделся, а затем быстро и довольно небрежно уложил понравившийся мне черный камзол со всеми прилагавшимися к нему штанами, рубашками и чулками в небольшой дорожный мешок, приготовленный теми же заботливыми руками, что и мои джинсовые одежды. Закончил свои сборы я тем, что прямо поверх латной перчатки натянул на средний палец правой руки свой перстень с солитером, нисколько не удивляясь, что тот при этом несколько изменил свои размеры. Спустя тридцать минут я вернулся в столовую и нашел там только Гротту, явно дожидавшуюся меня.

– Дитя мое, – неожиданно для самого себя обратился я к служанке-хозяйке, – Всю одежду, оставшуюся в моих апартаментах, так же как и в апартаментах сэра Вигурда, надо будет, как мы и договорились, раздать слугам. Тебя я прошу принять от нас с маркизом маленький подарок, который, возможно, скрасит твою жизнь…

И я протянул девушке приготовленные для нее безделушки: легкий изящный золотой перстень с довольно крупным рубином и парные к перстню серьги.

Увидев эти драгоценности, Гротта смертельно побледнела и едва слышно произнесла:

– Ты, сэр Владимир, даришь это мне?!

– Да, именно тебе… – довольно нетерпеливо ответил я, – Бери…

Однако, Гротта спрятала руки за спину, словно опасаясь, что они вопреки ее воле сами схватят поблескивающие драгоценности, и чуть отступила назад.

– Но… кра-сквотка не может носить такие… такие красивые вещи!.. – побелевшими губами пробормотала она.

– Почему?! – удивился я.

– У меня не может быть собственности… – ответила она, взглянув мне в лицо глазами, полными слез, – Если бы я могла владеть… таким перстнем, я немедленно выкупила бы себя!.. А… а так, все, что ты мне подаришь, будет принадлежать лорду Экосу, моему хозяину!

Я сжал в ладони свой подарок и медленно проговорил:

– То есть, ты хочешь сказать, что барон Брошар может тебя продать кому-то другому?!

– Конечно, – она неловко пожала плечами, словно удивляясь нелепости моего вопроса.

– А на свободу он может тебя отпустить?

– Да… – она снова взглянула на меня, и теперь я увидел в ее глазах муку, – Только он этого никогда не сделает!

– А что должен сделать… твой хозяин, чтобы ты стала свободной? Как этот… акт… совершается, подтверждается…

– Просто владелец кра-сквота объявляет, что дарует ему свободу в присутствии двух благородных сэров, – медленно проговорила Гротта и опустила голову.

– Так, – нетерпеливо воскликнул я, – Мне надо немедленно увидеть управляющего замком!.. Где я могу его найти?

– Я могу вызвать его, благородный сэр… – не поднимая головы ответила служанка-хозяйка.

– Ну так вызови, – довольно резко попросил я, – И как можно быстрее!..

Гротта быстро вышла из столовой, и я услышал с какой быстротой застучали ее каблучки по ступеням лестницы. Подойдя к окну, я выглянул во двор и увидел, что наши лошади уже стоят у крыльца, а сэр Вигурд приторачивает свой мешок к седлу. Я распахнул окно и крикнул:

– Маркиз, ты не мог бы подняться на минутку в столовую?..

Вигурд вопросительно посмотрел вверх, но никаких вопросов задавать не стал. Вместо этого он похлопал своего, закованного в броню жеребца по шее и, что-то сказав державшему повод конюху, быстро вошел в дом. Через секунду он был в столовой.

– Я намерен отблагодарить нашу служанку-хозяйку и надеюсь, что ты мне поможешь, – сказал я ему, и он, кивнув, молча уселся на стоявший в углу комнаты стул.

Барона мы ждали недолго, через десять минут он, несколько запыхавшись, вошел в комнату. Бросив быстрый испуганный взгляд на мой перстень, он тут же засвистел:

– Как!.. Благородные сьэры уже уезжают?.. Но почему?! Неужели вам не понравилось в императорськом замке?.. Или вас не ус-с-сь-троило ваше желисьсе?.. Я немедленно всьсе исьсправлю… Вам обясьзательно надо есьсе побыть сьздесь!..

– Зачем? – неожиданно подал голос сэр Вигурд из своего угла.

– Но… э-э-э, – явно растерялся барон, – Как же… Мне касьзалось, что принсьц очень к вам расьположен…

– Барон, – перебил я его, – Наш отъезд согласован с принцем, а тебя я попросил прийти по совершенно другому делу…

Барон замолчал и взглянул на меня взглядом, выражавшим полную его готовность оказать мне необходимую услугу.

– Мне очень понравилась наша служанка-хозяйка, и я чрезвычайно привык к ее… обслуживанию…

– Да, да, Гротта необычайно мила! – немедленно согласился со мной сэр Брошар.

– Я рад, что ты так хорошо меня понимаешь, – улыбнулся я многозначительно, – Значит тебя, как управляющего императорским замком не удивит моя просьба… Я хотел бы… купить Гротту?

– Купить Гротту?! – удивлению управляющего не было предела, – Но сьзачем она тебе, князьсь, что ты будешсь с ней делать в… походе?

– Барон, ну нельзя же быть таким непонятливым! – я внимательно посмотрел на сэра Брошара и с нажимом повторил, – Я же тебе уже сказал – мне очень понравились ее… услуги!..

В глазах барона появилось понимание, и через секунду не его губах заиграла глумливая усмешечка:

– Я понял, князьсь!.. Но эта девочка очень… дорога!..

– Сколько, барон?! – попадая ему в тон, поинтересовался я.

– Десять имперских дубонов, князь… – произнес барон, как ни странно, без всякого присвиста.

Я бросил быстрый взгляд на сидевшего в углу Вигурда и увидел, как тот отрицательно повел рукой.

– Барон, ты меня разочаровываешь… – с легкой насмешкой проговорил я, – Чувствую, мне придется с этим мелким вопросом обратиться к принцу… Уверен, он просто подарит мне Гротту.

– Ну что ты, князь! – тут же воскликнул сэр Брошар, – Стоит ли докучать принцу такими мелочами! Неужели два благородных сэра не смогут полюбовно… – тут барон мне игриво подмигнул, – … определиться с девочкой! Три дубона не будет для тебя чрезмерной платой?

Я снова бросил взгляд на Вигурда, и тот кивнул согласно.

– Барон, я знал, что с таким… благородным сэром, как ты, всегда можно договориться! – самым изысканным тоном ответил я, – Мы можем закончить это дело прямо сейчас!

Проделав уже знакомую манипуляцию со своим панцирем, я достал кожаный кошелек Маулика и отсчитал в ладонь барона три золотые монетки. По выражению физиономии барона я понял, что тот, увидев мой кошелек, весьма пожалел о своей уступчивости. Однако дело было сделано. Посмотрев на лежавшие монеты, сэр Брошар обернулся к двери и громко позвал: – Гротта!..

Служанка-хозяйка вошла в комнату и, прикрыв за собой дверь, остановилась у порога.

– Гротта, ты переходишь в собственность князя Владимира. Достань печать…

Девушка опустила голову и дрожащей рукой принялась расстегивать платье. В комнате сгустилась напряженная тишина, нарушаемая только тихим шуршанием материи. Сэр Вигурд с отсутствующим видом уставился в потолок, я смотрел на дрожащие пальцы Гротты, чувствуя, как лицо мне заливает краска ярости, и только барон Брошар совершенно спокойно, с улыбкой на губах, наблюдал за унижением девушки.

Наконец платье распалось на две половины от горла об пояса, обнажая белоснежную девичью кожу, и тут я увидел, что вокруг шеи и талии Гротты обвивались довольно толстые железные цепи, соединенные чуть более тонкой цепочкой, пробегавшей между грудей. Посредине этой цепочки висел круглый жетон размером со старый советский пятак.

Барон сделал шаг к стоявшей неподвижно девушке, взялся двумя пальцами за жетон, одновременно доставая из кармана штанов какие-то странного вида щипцы. В следующее мгновение он быстрым движением зажал щипцами жетон и тут же его отпустил.

– Я затер знак принадлежности к имперскому дому, – повернулся он ко мне, – Так что, князь, ты можешь поставить свой в любой момент.

И он, чуть кивнув головой, сделал шаг к выходу, однако, я остановил его:

– Одну секунду, барон…

Сэр Брошар остановился и вопросительно посмотрел на меня.

– Прошу тебя, и сэра Вигурда быть свидетелями… – несколько хрипловатым голосом проговорил я и протянул закованные в сталь пальцы к жетону на груди Гротты.

– Я объявляю, что отныне Гротта свободна, и любой, кто попробует снова закабалить ее будет иметь дело с Черным Рыцарем по прозвищу Быстрая Смерть!..

Я коротко рванул жетон, и цепочка, удерживавшая его, с легким звоном лопнула. А затем быстрым движением пальцев я согнул круглую железку вчетверо и протянул покореженный кусочек металла Гротте:

– Возьми на память… или выброси, чтобы не помнить!..

Девушка протянула ладошку, приняла мой «подарок», долго смотрела на него, словно о чем-то раздумывая, а потом сунула его в карман платья. Затем она подняла лицо, и я увидел мокрые дорожки на щеках и сияющие, словно омытые, глаза.

– Сэр Владимир… – срывающимся голосом начала она, – Я никогда… никогда…

– И не надо ничего говорить, – перебил я ее, – Если у тебя есть время, помоги нам разделаться с нашим ненужным скарбом…

Она кивнула и начала медленно застегивать одежду.

Сэр Брошар как-то странно потоптался на месте, а затем пробормотал:

– Я, по-видимому, вам больше не нужен, так что…

Не договорив, он двинулся к выходу, но в самых дверях обернулся:

– А ты, сэр Черный Рыцарь, и в самом деле первый из… странствующих рыцарей… Очень благородно… очень…

И тут я вдруг ощутил в его словах некоторое затаенное осуждение!

Но барон уже скрылся за дверью, и я снова повернулся к Гротте. Девушка уже привела свою одежду в порядок и снова смотрела на меня. Я протянул ей свою раскрытую ладонь, и на ней сверкнули багровые лучики рубинов:

– Теперь свободная сквотка может принять наш подарок?

– Но… сэр Владимир, ты и так наградил меня выше всякой моей заслуги! – воскликнула девушка, – Я не могу взять еще и… это!

– Бери, Гротта, бери, – прозвучал рядом со мной чуть насмешливый голос сэра Вигурда, выбравшегося из своего угла, – Это же не кто-нибудь, а сам Черный Рыцарь дарит! Будешь показывать своим детям и внукам…

Гротта наконец-то взяла предназначенный ей подарок и сжала его в ладони.

– А ты не хочешь его надеть? – улыбнувшись, спросил я.

– Нет, сэр Черный Рыцарь, это для меня святыня, не предназначенная для ежедневного ношения… – она присела в знакомом книксене и добавила, – Я хотела бы немедленно заняться вашим поручением, а потом столь же немедленно уехать из этого замка!..

И она быстро покинула столовую.

Несколько удивленно я смотрел ей в след, уж больно быстро она обрела чувство собственного достоинства, и тут снова заговорил сэр Вигурд:

– Я согласен с бароном, князь, ты показал образец благородства…

Я чувствовал себя крайне неуютно, когда меня пыталась благодарить Гротта, я сдерживал себя, когда передо мной расшаркивался один из «хороших друзей» графа Альты, но Вигурд меня достал окончательно, а потому я перебил его довольно грубо:

– Слушай, маркиз… твою мать! Неужели и ты считаешь, что я сделал что-то особенное, из ряда вон выходящее?! Неужели и ты считаешь нормальным, когда молоденькая девчушка превращена в рабыню и вынуждена терпеть… внимание «благородных сэров»?! Неужели тебе нравятся порядки, и обычаи этой империи?! Неужели…

– Но … Не мы придумали законы и обычаи, мы только им следуем… – удивленно пожал плечами сэр Вигурд.

– Не вы придумали?!! – уже во всю глотку заорал я, – Значит барон Торонт, беззаконно ввергая свободных сквотов в рабство, действует в рамках закона?! Значит граф Альта, хватая ни в чем не повинных и сажая их в подземелье своего замка просто соблюдает традиции?! Значит любой благородный сэр вправе использовать имеющуюся у него власть только для своего обогащения, удовлетворения своих скотских наклонностей, своего немереного честолюбия, ни сколько не думая о тех, кому причиняет страдания, кого грабит и насилует?!

– Такова жизнь… – тусклым, замороженным голосом произнес Вигурд, отводя взгляд в сторону. И тут я внезапно остыл:

– Жизнь такова, какою мы сами ее делаем… В наших силах принести в нее для других немного радости или много горя… И каждый сам решает, каким ему быть, а уж благородный сэр тем более… Лучше скажи мне, маркиз, если мы уедем, этот милый барон-управляющий не выкинет какой-нибудь подлой шутки с Гроттой?

– Нет, – не раздумывая, ответил Вигурд, – Ее печать ты… уничтожил, значит она по всем законам считается свободной, а если барон попытается «выкинуть подлую шутку», она немедленно потребует разыскать тебя или меня, и до нашего появления с ней ничего сделать не смогут.

– Значит мы можем с чистой совестью покинуть этот гостеприимный кров! – воскликнул я и опустил забрало шлема, – Вперед, мой дорогой друг!

Через пятнадцать минут мы уже выезжали из главных ворот императорского замка, причем, стоявший на часах Гроган-Убийца отсалютовал нам своей сверкающей секирой, словно мы были маршалами империи. При этом я точно знал, что этот Гроган – самый настоящий убийца, а никакая не иллюзия!

Минут сорок нам понадобилось, чтобы пробраться по узким улочкам столицы к северным воротам. За это время я успел посвятить сэра Вигурда в свои дальнейшие планы и рассказать о предстоящем нам пути.

Выслушав меня, маркиз пару минут молчал, о чем-то раздумывая, а затем несколько неуверенно проговорил:

– Я сам, правда, ни разу не забирался так далеко на север, но точно знаю, что северная дорога не доходит до предгорий… Кроме того купцы, направляющиеся в Темст и дальше к океану, предпочитают путешествовать большими караванами с солидной охраной…

– А откуда у тебя эти сведения?

– Да от купцов… Ты ж заметил – я с купцами люблю общаться…

– И давно они, купцы то есть, рассказывали про северную дорогу?..

– Ну… вообще-то давно… Больше года назад.

– Так может быть за это время имперские инженеры привели все в соответствие с макетом принца?! С тем, который он мне показывал.

Вигурд молчал довольно долго, а затем медленно проговорил: – Может быть, – и в его голосе совсем не было уверенности.

В этот момент на крупе моей лошади появились оба каргуша. Прямо вот так, из воздуха. Однако, я удивился не этому, а тому, что сразу же засек это появление за моей спиной. И тут я понял, что мое круговое, трехсот шестидесяти градусное, зрение стало мне привычным!

Правда, долго удивляться мне не дали, Фока с размаху ткнул в бок мой панцирь, ушиб лапу, скривил от боли мордочку и заверещал:

«Эй, ты, мой говорливый благородный сэр, кончай рассуждать о том что скоро сам увидишь! Лучше посмотри по сторонам – за вами тащатся шестеро вооруженных сквотов! Если тебе в твоей скорлупе чужая рогатка не страшна, то твой друг не так хорошо прикрыт!..»

Я уже привык к своевременности предупреждений моих маленьких друзей и потому, вместо того, чтобы вступать в пререкания, быстро огляделся. Улица, по которой мы продвигались, была в этот час довольно плотно забита народом. Поскольку никаких правил движения по городским улицам столицы не существовало, народ этот толкался весьма хаотично, так что заметить шестерку, следовавшую за нами было довольно трудно. И все-таки я их усмотрел. Эти, одетые в разноцветные тряпки сквоты были, тем не менее, чем-то неуловимо схожи, да и шли они, придерживаясь одного направления – следом за нами, однако, слышать нас они не могли. Я чуть наклонился в сторону сэра Вигурда и негромко проговорил:

– Маркиз, за нами топают шестеро сквотов, причем, как мне стало известно, они вооружены рогатками… Нет, оглядываться не надо!.. – предупредил я его попытку посмотреть назад, – Я их и так хорошо вижу… Лучше подумай, что нам сделать… Не тащить же их за город!..

«Чего думать?! Думатель!! – немедленно заверещал Фока, – Давай в галоп, и пусть они попробуют вас догнать!!»

«Ты что ж, маленький засранец, хочешь чтобы мы половину населения столицы передавили?!» – самым едким тоном поинтересовался я.

«А ты, сэр-чистоплюй, хочешь чтобы твоего друга прикончили?!» – парировал оранжевоголовый малыш.

– Ты точно знаешь, что они охотятся за нами? – не поворачивая головы, поинтересовался сэр Вигурд.

– Вообще-то, мои разведчики никогда меня не подводили, – ответил я, и тут же обратился к Фоке.

«А с чего ты, собственно говоря, решил, что они охотятся именно за нами?»

«А с того, что мы проследили этих ребят от самых ворот замка…» – опередил Фоку рассудительный Топс.

«Ты хочешь сказать, что принц?..» – начал было я, но Топс меня перебил:

«Нет, не принц, барон Торонт. Это его головорезы…»

– Похоже, барон никак не может успокоиться… – повторил маркиз мысль Топса.

– Именно, – подтвердил я его догадку и снова повторил, – Так что делать будем?

– В городе они вряд ли посмеют открыть стрельбу – всем известно, что сэр Леймер, начальник тайной службы принца, не потерпит бесчинств в столице, а барон, как и все благородные сэры, боится его, как огня. Значит, если барон отдал приказ нас уничтожить, действовать они начнут за городскими воротами.

– А ворота уже видны!.. – констатировал я очевидный факт.

Мы, действительно, уже подъезжали к городской стене, в которую были врезаны высокие двустворчатые ворота, не закрывавшиеся, по-моему, никогда. Двое расхлябанно одетых стражников, вооруженных длинными неуклюжими копьями, караулили у ворот неизвестно кого, а в самих воротах стояла такая же толчея, как и на улице. Сквоты самого различного социального происхождения проходили через них в обои стороны, повозки проталкивались сквозь проем ворот, на несколько минут перегораживая его и прерывая людской поток, редкие всадники продавливали бурлящую массу грудью своих коней, не обращая внимания на крики и проклятия, несущиеся им вслед.

Шестерка, за которой я продолжал следить, собралась в компактную группу и переместилась поближе к нам, так что если у меня и были какие-то сомнения в их намерениях, то теперь они полностью исчезли.

И вдруг напряжение, которое возникло у меня после сообщения о преследовании, исчезло. В моей голове сначала мелькнула сердитая мысль, что если уж два десятка Красных Шапок не смогли с нами справиться, то бояться каких-то шестерых мерзавцев, пусть даже вооруженных рогатками, нам совершенно не пристало. Вот если бы мы о них не знали! И тут же эту сердитую мысль сменила мысль веселая. Я посмотрел на свой сверкающий на пальце солитер и круто повернулся в седле – призванная мной, упругая, веселая сила уже окутывала мое тело и разум!

Шестеро скромно одетых головорезов, как окрестил их Топс, топтались шагах в десяти позади нас. Они имели вид бывалых, закаленных, готовых на все специалистов мокрых дел, не раз имевших случай поработать над благородными сэрами. Один из них, еще довольно молодой тип с рожей густо заросшей темным волосом, уставился темными глазами-буравчиками прямо мне в забрало, словно говоря, что все равно мы никуда от него не уйдем. А я тем временем неторопливо прощупывал их арсенал. Они на самом деле были вооружены рогатками, а вот гальки у них были красненькие, парализующие, те самые, с которыми я познакомился, попав в засаду сэра Лора. Значит сэр Торон желал захватить нас живыми…

Воздух вокруг меня начал потрескивать, или мне это просто казалось, но во всяком случае окутавшую меня мощь пора было применять. И я знал, как это сделать.

Подняв правую руку, я приветливо помахал разглядывавшему меня мерзавцу, и с моих пальцев заструился в сторону наших преследователей невидимый простому глазу жгут, превращавшийся в конце своего пути в очаровательное, чуть голубоватое облачко. Очень скоро это облачко накрыло всю шестерку и еще с десяток сквотов толпившихся рядом, однако никто из них никак на это не отреагировал. Зато немедленно отреагировала лежавшая в карманах и кошелях Торонтовых специалистов галька. Она тут же начала нагреваться!

Первым почуял неладное лысый, одноглазый сквот, державшийся несколько сзади остальной компании. И немудрено, боезапас лежал у него прямо в кармане штанов, которые были не слишком толсты. Сначала он рассеянно похлопал себя по этому карману, но при этом только сильнее обжег себе ляжку, что заставило его быстро сунуть руку в карман. Однако в кармане его руку ожидал… ожег, и он, не успев прихватить шесть притаившихся там галек, выдернул свои мгновенно покрасневшие пальцы на всеобщее обозрение. Эти быстрые и несколько судорожные действия он сопровождал совсем неизысканной руганью, в результате чего привлек к себе внимание не только своих подельщиков, но и всей окружающей толпы. Карман жег его ногу все сильнее, но достать гальку он никак не мог, а потому, спустя пару минут после начала действия моего колдовства, лысый калека, не обращая внимания на всеобщий интерес к своей персоне, принялся судорожно сдергивать с себя штаны. Это ему удалось, после чего внимание окружающих разделилось – с одной стороны всем, особенно многочисленным сквоткам, было интересно наблюдать лысого, одноглаза, одетого только в короткую рубаху и башмаки, а с другой стороны брошенные на мостовую штаны начали дымиться.

Именно в этот момент рыжий сквот с наглой эспаньолкой на подбородке вдруг резко согнулся, отклячив свой тощий зад и отбросив от своей впалой груди полы кожанной куртки, надетой на голое тело. Одновременно он попытался выудить из бокового кармана своей, ставшей столь неудобной, одежды кожаный кошелек, набитый красной галькой – ее там было не меньше десятка. Однако кошелек уже нельзя было удержать голыми руками, а потому сообразительный рыжий принялся сдирать с себя куртку, стараясь при этом, чтобы карман, в котором находился кошелек не прикасался к его обнаженной груди. Признаюсь, его конвульсии выглядели удивительными и неповторимыми!

Еще через секунду раздеваться принялись и оставшиеся четверо наймитов. Они уже не пытались добраться до своих боезапасов, они весьма поспешно сбрасывали с себя детали одежды, в которых эти боезапасы были спрятаны.

Толпа весьма одобрительно приветствовала сеанс массового стриптиза! Еще бы, ни одна столица мира, я думаю, не видела шестерых стремительно оголяющихся прямо в толпе мужиков. Вокруг ошпаренных бедолаг немедленно образовался довольно широкий круг, а один из шнырявших в толпе мальчишек принялся бегать по этому кругу со здоровенным колпаком в руках, звонко выкрикивая:

– Шоу агрессивных эксгибиционистов! Единственная гастроль в столице перед отъездом на каторгу!! Помогите, чем сможете озабоченным артистам, и они скинут с себя все!!!

Правда, все скинул с себя только тот самый парень, который любовался моим забралом. Когда мы проезжали городские ворота, я поверх окружавшей шестерку толпы, видел его сгорбленную фигуру. Прикрыв ладошками срам, бедняга с ужасом взирал на истлевавшие лохмотья, совсем недавно бывшие вполне приличной одеждой, и на проступавшие из-под них кроваво-красные уголья раскаленных галек…

«Ну, сэр Владимир, ты даешь… – уважительно прошептал Топс, – Это ж надо так опозорить честных сквотов!»

– Князь, это твоя работа… – однозначно согласился с ним сэр Вигурд.

– Почему ты так решил?.. – с самой своей гнусной ухмылкой поинтересовался я.

– Просто такой ход никому другому не пришел бы в голову!.. – пояснил Вигурд, – Кстати, ты знаешь, что по имперским законам этим ребятам за их… раздевание на улице столицы грозит пять лет каторжных работ!

– За такую малость?! – удивился я.

– Старый император весьма строг по части нравственности… – улыбнулся Вигурд.

– Ну что ж, – притворно вздохнул я, – У ребят будет время подумать о смысле жизни и заодно… приобрести новую специальность…

Между тем, городская стена осталась у нас за спиной. Северная императорская дорога, мощеная черным, стеклянно поблескивающим камнем, широким полотном тянулась между небольших аккуратных домиков пригорода, разделенных огородами и садами. Толпа, теснившаяся на улице столицы, здесь, за городом, рассеялась, как по мановению волшебной палочки. Прохожие и проезжие еще попадались, но их было совсем немного, и широкая дорога делала их одинокими.

Мы проехали совсем немного, городская стена еще маячила за нашими спинами, а справа показалось довольно большое двухэтажное здание и крутой крышей, крытой красной черепицей. Здание было отделено от дороги красивой кованой оградой и небольшим, идеально подстриженным газоном, через который от распахнутых низеньких воротец к главному входу пролегала присыпанная щебнем дорожка. А рядом с воротами, на ограде красовалась вывеска «Приют странника», и ниже мелкими буковками было приписано «Завтраки, обеды и ужины на любой вкус. Комнаты для благородных сэров. Самое комплексное обслуживание».

– Этого заведения здесь раньше не было… – проговорил сэр Вигурд, придерживая лошадь и рассматривая гостиницу.

– Так, может быть, мы здесь пообедаем? – спросил я, – Тем более, что это «Приют странника», а мы, как никак, странствующие рыцари…

Сэр Вигурд согласно кивнул и повернул в распахнутые ворота.

– А заодно мы сможем посмотреть, не пошлет ли наш дорогой барон по нашему следу еще кого-нибудь… – пробормотал он себе под нос.

Я последовал за Вигурдом, и тут Фока снова попытался толкнуть меня в бок, правда, на этот раз он действовал гораздо осторожнее.

«Слушаю тебя…» – подумал я.

«Захвати для нас орешков… – попросил Фока тоном подлизы, – А то мы сейчас должны отлучиться… по делам… Пообедать не успеем…»

«Хорошо, – мысленно улыбнулся я, – Только скажи мне куда подевалась Кроха?»

«Да никуда она не подевалась, – самым беспечным тоном ответил Фока, – Как только понадобиться, она тут же будет рядом…» – и его остренькие зубки сверкнули из-под приподнявшейся верхней губы.

В следующий момент Топс и Фока исчезли, а мы остановились около входа в гостиницу. Соскочив на землю, мы привязали лошадей к каменным столбикам, расставленным специально для этой цели вдоль подъездной дорожки и направились к дверям. При нашем приближении они распахнулись, почти так же, как в международном аэропорту Шереметьево. За дверями, вытянувшись в струнку, стоял на задних лапах и поедал нас глазами… огромный, ростом с хорошую овчарку, черный кот с большим белым пятном на груди.

– Ты кто?! – ошарашено спросил я у кота, и только потом мне в голову пришла мысль, что он вряд ли сможет мне ответить. Однако котяра открыл розовую пасть и промурлыкал мягким баритоном:

– Меня зовут Кайт Ши Большие Уши… Работаю здесь… швейцаром…

– Ну и как, свободные места есть?.. – поинтересовался я, глуповато улыбнувшись.

Хорошо, что в этот момент моя физиономия была прикрыта забралом, а то этот невероятный кот вполне мог обидеться на меня за эту улыбку. А так, он вежливо шаркнул задней лапой и, промурлыкав: – Для благородных сэров в «Приюте странника» всегда найдется столик… – плавно повел передней лапой, приглашая нас внутрь.

Через короткий, широкий вестибюль мы прошли в общий зал и огляделись. Свободных столиков было в избытке, видимо, сказывалась удаленность гостиницы от города. Я уже было собрался усесться за один из них, как вдруг рядом со мной на паркет опустилась здоровенная птица, напоминающая грача, и раздался высокий, с повизгиванием, голосок:

– Для благородных сэров имеются отдельные кабинеты с видом на прекрасный вид…

– Это именно то, что нам надо… – вежливо проговорил сэр Вигурд, – Укажи, какой из них мы можем занять…

Грач подпрыгнул, расправил крылья и медленно поплыл вправо, в сторону глухой стены с целым рядом дверей. Опустившись около одной из них, Грач повернулся в нашу сторону и отрекомендовал:

– Голубой кабинет, для особ особо обособленных…

Я, признаться, совершенно не понял, почему это мы «особо обособленные особы», но спорить с птицей не стал, а просто открыл предложенную дверь. За ней располагалась небольшая комната, стены которой были обиты веселенькой тканью… зеленовато желтого цвета.

– Милостивый государь, – повернулся я к нашему не совсем обычному метрдотелю, – Ты ничего не перепутал? Это действительно голубой кабинет?!

– Абсолютно точно! – резким, не допускающим сомнений тоном подтвердил Грач, – Это кабинет для персон с голубой кровью!

– А… в этом смысле… – пробормотал я и шагнул внутрь.

Почти всю комнату занимал обеденный стол, уже накрытый и с расставленными для двух персон приборами. У меня возникло такое ощущение, что нас здесь поджидали. Мы с сэром Вигурдом расположились в удобных полукреслах, стоявших напротив друг друга, и рядом со мной тут же появилась миловидная блондинка, в темном платьице, белом передничке и белой наколке. Потянув мне мелко исписанный листок плотной бумаги, она выхватила из кармана крошечный блокнотик и карандаш и замерла в почтительном ожидании.

– Так… – медленно протянул я, изучая предложенное меню, – Обед наш должен быть хорош, поскольку мы не знаем, когда опять сможем вкушать пищу в столь приятной обстановке.

Обед наш был действительно вкусен и обилен, а вот разговор за столом никак не клеился. Сэр Вигурд все время поглядывал в окно на пролегавшую за оградой северную имперскую дорогу. Она была в общем-то пуста, но тем не менее занимала все внимание моего друга. В конце обеда у меня было появилась мысль заночевать в этом уютном местечке, но вспомнив о том, в каких условиях томится Юркая Макаронина, я решил продолжать путь. Единственно, что я сделал, это, вдобавок к съеденному обеду заказал кое-что из продовольствия, не забыв и орехов для каргушей.

Спустя час с небольшим, наши кони снова уносили нас по вконец обезлюдевшему тракту на север империи, к горной резиденции Демиурга. На крупе моей кобылы Топс и Фока лихо щелкали орехи, разбрасывая шелуху по сторонам. Дорога уводила нас под темно-синие кроны густеющего леса, за которым уже начало скрываться солнце.

Глава 8

«Гладко было на бумаге, да забыли про овраги!..»

(Любимая пословица старого землеустроителя)

Солнце село, и вслед за этим довольно быстро стемнело. Черный камень дороги совершенно растворился среди придорожной травы и низеньких кустиков, служивших опушкой чуть отступившему от дороги лесу. Я уже подумывал о том, что нам придется заночевать в этом самом лесу, как вдруг между толстых, но редких стволов мелькнул крохотный огонек. Сэр Вигурд тоже заметил огонь и, придержав лошадь, вопросительно обернулся ко мне.

– Посмотрим… – ответил я на его невысказанный вопрос, и мы свернули с отдающего цокотом камня дороги в мягкую, глушащую лошадиный топот, траву. Проехав с километр по темному, молчаливому лесу, мы приблизились к высокому, в два полных этажа с мансардой, дому, рубленному из бревен и обнесенному невысокой изгородью. Крыльцо в четыре ступени отыскалось быстро, поскольку находилось рядом со светящимся окошком, и мы, спешившись и прихватив свои дорожные мешки, поднялись к входной двери. Однако, постучать мы не успели, из-за двери донесся глуховатый басовый голос:

– Ну, и кого это, на ночь глядя, принесло?..

Что-то, но явно не голос, подсказало мне, что вопрос задала женщина, поэтому я поднял забрало шлема, и легонько стукнув в дверь, проговорил:

– Хозяйка…

И тут же вспомнил нашу старую, еще студенческую присказку:

– Попить не дашь, а то так есть хочется, что даже переночевать негде!..

За дверью что-то удивленно хмыкнуло, потом звякнуло, а потом дверь… широко распахнулась. За дверью, освещенная слабым колеблющемся светом свечки, стояла…Фомина Фекла Федотовна собственной персоной!

Появление двойника моей знакомой Бабы Яги в этом, явно не земном лесу настолько меня ошарашило, что я буквально потерял дар речи. Распахнув рот, я вытаращился на старушку, а бабка тем временем пристально рассматривала меня своими глазками-буравчиками.

Молчание наше продолжалось довольно долго, не меньше минуты, и наконец бабуля не выдержала:

– Ну и рожа у тебя, сынок, прям как у настоящего… благородного сэра! Такой сквота зарежет, и никто не удивится!

Я суетливо проглотил накопившуюся во рту слюну и брякнул:

– Ты, мать, тоже мне нравишься!..

Бабкина физиономия вдруг расплылась в улыбке, и она, чуть подавшись внутрь, проговорила:

– Ну проходи… Люблю языкатых!..

– Я не один, – предупредил я Бабу Ягу, – Друг со мной…

– Ну пусть и друг проходит… – добродушно фыркнула бабка.

Как только мы вошли в прихожую, бабка снова выглянула во двор и, вглядевшись в темноту, удовлетворенно проговорила:

– Вы, значит, верхами… О лошадках, значит, тоже позаботиться надо…

И вдруг она оглушительно свистнула.

По двору заметались заполошные, едва различимые тени, а бабка гаркнула басом:

– Лошадок отведите в сараюху, расседлайте, напоите, корму задайте!.. Да не вздумайте щекотать, а то я вас, охальники, знаю!..

Отдав это распоряжение, хозяйка со стуком захлопнула дверь и повернулась к нам:

– Ну что ж, благородные сэры, проходите в дом, только не обессудьте, спать будете вместе – нету у меня столько свободного места, чтобы раздельно вас положить…

«Это при таких-то хоромах…» – обиженно подумал я, но указывать хозяйке на ее… недостатки… не стал.

Она провела нас через прихожую к крутой лестнице, уходившей вверх. Поднявшись на второй этаж, мы оказались в коротком коридоре, в который выходили двери четырех комнат. Бабка толкнула первую справа и первой вошла в темную комнату.

Мы шагнули следом, и я успел заметить, как наша хозяйка замысловато взмахнула рукой, после чего комната озарилась красноватым светом висевшей под потолком лампы.

Комнатка была, не скажу, что б большая. Скорее ее можно было бы назвать крошечной. В ней едва поместились две узкие железные койки, явно похищенные из какого-то советского общежития, застеленные тонкими серыми одеялами, стянутыми там же. Между кроватками втиснулась крошечная тумбочка неизвестного предназначения, и больше никакой мебели в нашей спаленке не было.

– Железо свое поставите сюда, – бабка показала на пространство между задними спинками кроватей и стеной комнаты, доспехи, действительно, могли там разместиться.

– А переодеться-то у вас есть во что? – полюбопытствовала Баба Яга, – Или кроме еды питья и ночлега вам еще и рубахи надо дать… что б не мерзли?

– Об этом, мамаша, можешь не беспокоиться… – впервые подал голос сэр Вигурд, приподнимая свой мешок.

Бабка покосилась на его голубоватые доспехи, перекинула взгляд под открытое забрало и с некоторым одобрением пробормотала басом:

– Ишь ты, сэр-то и впрямь благородный… Только молоденьки-и-и-й!..

Потом снова посмотрела на меня и добавила:

– Располагайтесь. Ужинать будем в столовой через… – она подняла глазки к потолку и с секунду думала, – … через полчаса. А… удобства…

«Во дворе!..» – обречено подумал я.

– … на первом этаже, – успокоила меня старуха и вышла из комнаты притворив за собой дверь.

Мы еще раз оглядели комнату, и я положил свой мешок на ближнюю ко мне правую койку.

– Ну что ж, – вздохнул сэр Вигурд, – Все-таки крыша над головой… – и принялся освобождаться от доспехов.

Я зашел в предназначенный для хранения моего вооружения закуток и последовал его примеру.

Выбравшись из панциря и закрыв его, я посмотрел на свой джинсовый костюм, подумал и, решив, что не стоит смущать старушку необычностью своего наряда, вытащил из мешка свой черный камзол. Сэр Вигурд возился со своими доспехами гораздо дольше, зато ему не пришлось переодеваться, поскольку под латами на нем был вполне пристойный дорожный костюм местного фасона. Аккурат через полчаса мы были готовы к тому, чтобы занять свои места в старушкиной столовой. Вот только где она находилась?!

Однако, сэр Вигурд выйдя из комнаты без колебаний направился к лестнице, по которой мы поднимались наверх. Я, чуть задержавшись, чтобы наложить коротенькое заклинаньеце на дверь нашей комнаты, последовал за ним.

Спустившись в прихожую, мы увидели прямо напротив лестницы открытую дверь, за которой тянулся слабо освещенный коридор, заканчивавшийся еще одной дверью. А за этой, второй дверью, выглядывал краешек стола, накрытого белой скатертью. Обоснованно решив, что это и есть искомая столовая, мы заторопились вперед.

Комната, действительно, оказалась столовой или, если хотите, столовой, совмещенной с кухней – прямо-таки в полном соответствии с евростандартом. В центре располагался небольшой стол, накрытый на четыре персоны и обставленный четырьмя жесткими стульями с высокими спинками. Дальнюю от входа стену занимала огромная печь, возле которой с ухватом в руках суетилась хозяйка. Два дымящихся чугуна уже стояли на шестке, а третий она как раз доставала из зева печи, больше похожего на камин из каминного зала старого шотландского замка.

Неизвестно каким образом почувствовав наше присутствие, бабка, не оборачиваясь, спросила:

– Удобства нашли?..

– Нам пока без надобности… – небрежно ответил я.

– Тогда прошу к столу… – пробасила бабуля.

Мы с Вигурдом прошли вперед и, разделившись, уселись друг против друга на длинных, гостевых, сторонах стола. Едва мы подвинули стулья, бабка обернулась и, посмотрев куда мы сели, довольно хмыкнула:

– Вы для странствующих благородных сэров чересчур воспитаны…

Затем она снова повернулась к своей печи, а я осмотрел стол.

Посуда, стояла на столе фаянсовая, стопочки были весьма поместительные, толстого стекла, а столовые приборы, лежавшие возле тарелок, и вовсе деревянными. Закуски, разложенные в глубоких, белой глазури, мисках и широких тарелках были весьма немногочисленны и просты – мелко наструганная редька с морковкой под постным маслом, капуста, явно заквашенная еще в прошлом году, нехорошего вида соленые огурцы, разварная холодная рыба, отделенная от костей и перемешанная с какой-то зеленью. Что лежало еще на двух блюдах я не понял и про себя решил этого не пробовать, тем более мне показалось, будто содержимое этих блюд… шевелится.

Долго рассматривать стол и соображать, что можно есть, а что не стоит, мне не дали. Почти сразу же, как только мы уселись, хозяйка принялась таскать на стол большие глубокие миски, наполненные чем-то горячим и… весьма пахучим. В заключение бабуля поставила в центре стола большую, «четвертную» бутыль, наполненную мутной жидкостью. А затем, довольно оглядев стол и пробормотав себе под нос: – Ну, погуляем!.. – Баба Яга уселась во главе стола.

Взяв свою стопку и, зачем-то посмотрев сквозь нее на свет, она стрельнула своими глазками в мою сторону:

– Ну, говорливый, наливай по первой! Да поухаживай за дамой…

Я поднялся со стула, взял бутыль в руки и выдернул из ее горлышка тряпичную затычку. В нос мне шибануло едким сивушным духом.

«Первач!» – удивился я про себя, но виду не подал. Разлив, как приказала бабка «по первой», я поднял свой «бокал» и торжественно произнес:

– За хозяйку этого гостеприимного дома!.. Что б у нее всегда было в доме полное изобилие.

И тут же опрокинул стопку в глотку. По моему пищеводу заструился жидкий огонь, но я умело задержал дыхание, а затем отломил корочку хлеба и шумно занюхал выпитое.

Бабка следила за моими манипуляциями с большим интересом, а вот сэр Вигурд с явным опасением. «Какой, все-таки, неоценимый опыт дала мне моя репортерская работа!» – подумал я, сжевывая свою корочку и накладывая себе на тарелку исходившей паром, рассыпчатой пшенной каши с жареным луком.

Бабуля одобрительно кивнула и медленно, маленькими глоточками, вытянула свою стопочку, пошамкала тощим ртом, словно смакуя выпитое, пошевелила своими величественными бровями и потянулась к маринованным грибкам.

Сэр Вигурд перевел взгляд со старушки, ловившей ложкой грибы на свой стаканчик и вдруг спросил:

– Сэр Владимир, ты уверен, что это можно пить без вреда для здоровья?..

Бабка немедленно прекратила свои манипуляции с грибами и уставилась на моего друга. Поизучав его несколько секунд, она перевела взгляд на меня, словно дожидаясь моего ответа.

– Это, конечно, не бургундское, – с видом знатока ответил я, – Но в своем роде весьма замечательный напиток… особенно с устатку!

Бабка снова одобрительно кивнула и вернулась к своим грибам, а сэр Вигурд поднес стопочку к губам и понюхал содержимое. Его физиономия скривилась самым недопустимым образом, и он враз осипшим голосом проговорил:

– Я сомневаюсь, что этот напиток пойдет мне на пользу…

– Сынок, – неожиданно пробасила хозяйка, – Нешто ты думаешь, я вас отравить хочу?! Пей, не сомневайся, вон твоему другу, как хорошо стало!..

Мне, действительно, стало хорошо! Во всем теле у меня образовалась приятная легкость, а на лбу выступили капельки пота, не то от выпитого, не то от того, что я весьма энергично размахивал ложкой, уписывая щедро сдобренную маслом кашу.

– Глянь, как у него аппетит разыгрался! – довольно добавила бабка, – И ты не задерживай, давай! Что стопку греешь, это тебе не коньяк какой-нибудь!

Сэр Вигурд наконец решился. Быстрым движением он поднес стопку к губам и, не раздумывая сделал большой глоток… Бедняга!!! Он явно не умел пить то, что горит! Глаза у него вылезли из орбит, лицо сделалось свекольного цвета, рот некрасиво открылся, и он принялся хватать губами воздух, словно в горле у него задвинули заслонку.

Бабка снова оторвалась от своих грибов и с глубоким осуждением взглянула на засипевшего, словно прорвавшаяся паропроводная труба, маркиза:

– Слабак! – пробасила она и покачала головой, – А еще странствующий рыцарь!

– Просто он странствовал до сих пор вдали от ваших мест… – попытался я несколько оправдать своего друга, но каша во рту мешала мне ясно выразить свою мысль.

Тем не менее наша хозяйка вполне меня поняла и сменила свое недовольство на сочувствие:

– А-а-а… Значит, все больше по югам?.. Тогда оно конечно… там винограды-мандарины, вина-чачи разные… То-то я смотрю, совсем вкус у парня испорчен! Ну а ты, похоже, местный?.. – бабуля посмотрела на меня, и ее глазки блеснули из-под кустистых бровей.

– Да, как сказать… – чуть не поперхнулся я, – вообще-то нет, но кое-какие местные обычаи мне знакомы… Кстати, хозяюшка, как тебе величать-то?..

Бабка неожиданно отложила ложку в сторону и, пошевелив бровями, с полной серьезностью переспросила:

– Меня-то?.. А зачем тебе?..

– Ну, как зачем?! – удивился я, – Мы же должны знать имя хозяйки дома! Не могу же я к почтенной даме обращаться «эй, ты!».

– А вас как зовут? – неожиданно поинтересовалась бабка, и тут я вспомнил, что мы, действительно, до сих пор не представились. Поднявшись со стула, я снова наполнил хозяйскую и свою стопочки, а затем несколько развязно произнес:

– Позволь, дорогая хозяйка, представиться! Я – князь Владимир, шестнадцатый лордес Москов, Черный Рыцарь по прозвищу Быстрая Смерть!..

– Это у тебя у одного столько имен?! – удивленно перебила меня старуха.

– И заметь, что сам я придумал только одно из них! – поднял я вверх левый указательный палец, – Да и то не я!..

Тут я немного задумался над тем, что произнес, но быстро плюнул на это дело – не стоило над этим думать, ну сказал, и сказал. Вместо этого я решил представить моего молчаливого друга:

– А это – маркиз Вигурд, шестой лордес Кашта, – здесь мой взгляд сфокусировался на сэре Вигурде и я увидел, что лицо у него стало вполне нормальным, только он почему-то очень широко улыбается, – Очень симпатичный сэр, самый настоящий – благородный, – добавил я и тоже заулыбался.

– Ну а меня, благородные сэры, называют фрау Холле, а хорошие друзья – матушка Берта… – пробасила в ответ на наши улыбки хозяйка.

– Матушка Берта!.. За нас!.. – вскинул я свою стопку и лихо осушил ее.

Фрау Холле немедленно последовала моему примеру и, поставив стопку на скатерть, потянулась к тому самому блюду, закуска в котором шевелилась. Поймав мой заинтересованный взгляд, она улыбнулась в ответ и спросила:

– А что, князь, пиявочек, маринованных в жизненном тонусе, не желаешь?.. Весьма способствует!.. – и вдруг басовито расхохоталась.

– Нет, Берта, – покрутил я головой, – Я лучше капустки…

– Вегетарианец, значит!.. – констатировала бабка с двусмысленной улыбкой на узких губах.

Закусив, старушка задала новый вопрос:

– Едете вы, значит, с юга… Столицу, наверное проезжали?..

– Да, – ответил я, – Проезжали… Проехали… Теперь дальше едем…

– И куда ж вы путь держите?..

– В горы, в горную резиденцию Демиурга! – гордо ответил я.

– И что вы там забыли? – неожиданно безразличным тоном прошамкала старуха, шаря по столу взглядом.

– Дело у нас к Демиургу!.. Секретное!..

Мамаша Берта поставила локти на стол, положила на ладони подбородок и, пригорюнившись таким образом, вдруг тяжело вздохнула:

– Вот… Все с делами… И никто к нему не заедет просто так… поболтать!..

– Ну откуда ты знаешь? – резонно возразил я, – Может у Демиурга каждый вечер… это… поболтать приезжают?..

– И-и-и-их! – басом взвизгнула бабка, – Кток нему приезжает?! Да никого у него не бывает, кроме этих самых теней! Уж я-то знаю, сама все видала!

– Чего ты видала, старая?! – усмехнулся я.

– А ты не надсмехайся, не надсмехайся! – мгновенно окрысилась фрау Холле, – Если хочешь знать я в этой его горной резиденции почти восемь годов прожила… Меньше года, как домой вернулась…

Вот тут я и протрезвел!!!

Метнув взгляд в сторону сэра Вигурда, я мгновенно понял, что полстопки бабкиного первача напрочь вывели его из строя, так что рассчитывать мне приходилось только на себя, на свою репортерскую выучку.

– Ты видела Демиурга всего год назад?..

Я, как мог, постарался задавить свое изумление, но это мне не слишком удалось, однако мамаша Берта ответила мне совершенно спокойно:

– Меньше года…

– А что ты делала у него в резиденции?…

Этот мой вопрос прозвучал гораздо естественнее, мне удалось совладать с волнением.

– Что б ты знал, милый, – довольно гордо ответила фрау Холле, – Я лучшая нянька на всем белом свете!

– Лучшая кто?!!

Я уронил ложку, и едва успел подхватить собственную челюсть, чтобы она не стукнула о столешницу! Бабка объявила себя лучшей в мире нянькой, хотя с такой внешностью, как у нее, из детей можно было только заик делать.

Видимо, мое неподдельное изумление, ей очень не понравилось. Видимо, она почувствовала, в чем кроются корни этого изумления. Потому сначала она ответила на мой некорректный вопрос нехорошим взглядом, а затем весьма противным басом:

– Нянька лучшая!.. И представь себе, недоверчивый сэр, что сам Демиург умолял меня нянчить его малыша!..

Вот тут я даже и сказать ничего не смог! То ли бабка отчаянно врала, чтобы повысить собственный авторитет, то ли… получалось уже совершенно невероятное!

Фрау Холле, между тем, видимо, от незаслуженной обиды, схватила бутыль, выдернула затычку и нервно припала безгубым ртом к горлышку. Когда она со вздохом отвалилась он посуды, жидкости в ней значительно поубавилось. Да и я за эти несколько секунд, немного пришел в себя.

– Выходит, у ва… нашего Демиурга… ребеночек появился?.. И давно это случилось?

– Я ж тебе сказала – почти восемь лет назад…

– А, ну да!.. – я вспомнил, что бабка действительно говорила, что прожила в резиденции Демиурга почти восемь лет, – А почему ты… домой вернулась?

– Я занимаюсь только малышами!.. – гордо ответила фрау Холле и звонко икнула, – А Кушамандыкбараштатун уже сильно подрос…

– Кто… прости… подрос?..

– Да ты что, совсем что ли запьянел?! – возмущенно уставилась на меня матушка Берта, но глазки явно ее подводили. Они ни в какую не хотели смотреть прямо на меня, а постоянно сваливались в разные стороны. Тем не менее, бабуля меня разглядела и самым строгим голосом продолжила:

– Я ж тебе объясняю – я нянька, занимаюсь совсем маленькими детьми… Когда малыш Демиурга – Кушамандыкбараштатун, подрос я ушла из горной резиденции. А уж он так ревел, так ревел! Никак не хотел со мной расставаться!

И бабка снова пригорюнилась.

– Кто ревел? – задал я новый некорректный вопрос, – Демиург ревел?..

Фрау Холле явно была трезвее меня. Она не обратила внимания на мою бестактность, а только горестно покачала головой:

– Нет, не Демиург… Кушамандыкбараштатун ревел… Все глотки себе сорвал!

– А этот Кушаман…дырбар…шатун… ну, ты понимаешь о ком я, он точно этот… отпрыск Демиурга?

– А то! – воскликнула мамаша Берта, – Он же вылитый отец!

– Так что ж ты его покинула, он же ревел?..

– Большой он уже стал… Не справлялась я с ним…

И фрау Холле снова с тоской взглянула на бутыль. Протянув задрожавшую руку, она взялась за горлышко, но в этот момент в ней, видимо взыграло чувство гостеприимства. Бабка ткнула в мою сторону зажатой в кулаке бутылкой и спросила:

– Ты будешь?..

– Давай… – пробормотал я, пододвигая ей свой стаканчик.

Старуха набулькала полный и перевела взгляд на сэра Вигурда. Я тоже перевел на него взгляд и увидел, что мой молодой и неопытный друг спит, положив голову на согнутые руки, хорошо еще, что тарелку, наполненную какими-то овощами, он успел отодвинуть в сторону.

– А ты будешь, – раздался бас хозяйки и я снова посмотрел на нее. Фрау Холле смотрела в затылок Вигурда, которому и адресовала свой последний вопрос.

– Нет, – ответил я за друга, – Он не будет… Он устал…

– Тогда давай выпьем за… – бабуля подвигала своими замечательными бровями и закончила тост, – … за… тех, кто в море-окияне!..

– Давай, – поддержал я, и мы выпили. Я из стаканчика, бабушка из бутылочки.

Прикончив напиток, фрау Холле с неодобрением взглянула на бутылку, потом на меня и неожиданно рявкнула:

– А теперь вам спать пора! Завтра рано подниму – ночлег отрабатывать будете!

– Хршо! – согласился я и встал из-за стола, – Сэр Вигурд следуй за мной!..

Но сэр Вигурд и не подумал прислушаться к моим словам, он все также спал, сидя за столом и положив голову на руки.

Я пошел вокруг стола в его сторону и вдруг увидел, что тарелка, стоявшая около пустого стула, наполнена вареной перловкой, которая методически, небольшими порциями… исчезает в неизвестном направлении! С минуту я рассматривал этот феномен. Когда же вместо исчезнувшей каши на тарелке образовалась горка квашеной капусты, которая принялась исчезать тем же самым непонятным образом, я повернулся к бабушке и привлек ее внимание к творящемуся за столом безобразию:

– Фрау Холле… а ведь тут еще кто-то харчится!.. – Бабушка оторвала взгляд от пустой бутылки и посмотрела в мою сторону. Заметив необъяснимое исчезновение продуктов со стола, она как-то вяло махнула рукой и пророкотала:

– А… не обращай внимания… Пусть жрет, только бы ночью не храпел…

«Раз хозяйка сказала „пусть жрет“ значит, пусть жрет, – согласно подумал я, – Кто я такой, чтобы наводить здесь свои порядки?..»

Двинувшись дальше по ранее выбранному маршруту, я вскорости добрался до сэра Вигурда и положил ему на плечо руку. Минуты через две мне удалось потрясти это плечо и ласково проговорить:

– Друг мой, просыпайся… Нам пора баиньки…

– Пора… Пора… – поддержал меня хозяйкин бас с другого конца стола.

Сэр Вигурд поднял голову и, не открывая глаз, согласился с нами:

– Пора…

После этого маркиз поднялся из-за стола и, ухватившись за мое плечо, произнес:

– Пошли…

Ну, мы и пошли. Уже оказавшись на лестнице, я вдруг подумал: «И с чего это мы так быстро захмелели?.. Ну, допустим, Вигурд мог сломаться с полрюмки – молод, неопытен, спирту не нюхал… А я-то – старый закаленный… журналист, поплыл с одной… нет, двух стопарей. Может бабка мне чего в кашу подмешала или в… капусту?..»

Между тем мы потихоньку добрались до отведенной нам комнаты. Уложив Вигурда в его кровать, я снял с него сапоги и прикрыл одеялом, а затем и сам улегся, предварительно стащив с себя одежду… какую смог… За темным окном шумели невидимые ветви деревьев и мне показалось, что начинается ненастье. Но сосредоточиться на своих ощущениях я уже не успел – заснул.

Интерлюдия

К ночи погода испортилась. Ветер, налетавший порывами и свистевший в мечущихся ветвях деревьев, нагнал облака, и ночная темнота стала совершенно непроницаемой. С неба принялся сеять мелкий, нудный дождь, который перемалывался ветром в невесомую морось, мгновенно пропитывающую любую одежду и проникающую в любую щель.

Однако, графа Альта вконец испортившаяся погода совершенно не волновала, в малом каминном зале его замка было тепло, сухо и очень уютно. Сам лорд Сорта, одетый в домашний халат и бархатные шитые туфли на голые ноги, расположился в покойном кресле напротив камина, в котором ярко пылали буковые поленья. Рядом с креслом графа на невысоком столике стоял графин с темным, чуть зеленоватым вином, лежали свежие и засахаренные фрукты, горячие лепешки, сыр. Но граф, любивший вечерами побаловать себя вином, на этот раз был занят другим делом – он в который раз внимательно, пристально рассматривал своего необыкновенного, чудного пленника. И в его голове бродили тревожные мысли, отвлекавшие его и от вина и от любимых фруктов:

«Кто же на самом деле этот сумасшедший сквот, вырядившийся в совершенно невозможный, совершенно идиотский наряд? Почему им так интересуется, так настойчиво пытается до него добраться этот странный, этот невозможный, этот… неизвестно откуда взявшийся Черный Рыцарь?!»

Тщательный розыск, учиненный во всех селах и деревнях, расположенных вокруг заповедника Демиурга, с полной определенностью показывали, что никто из местных жителей никакого Черного Рыцаря не видел и слыхом о нем не слыхивал. А это могло означать только то, что Черный Рыцарь, как и этот чумной сквот, появился из заповедника! Но тогда почему он так хорошо… ориентируется в обстановке, владеет оружием и… магией?! Ведь вот, стоит перед ним такой же… «выходец» и…

«Выходец» действительно стоял перед графом. После темноты башенного подвала, он беспомощно жмурился на яркий огонь камина, беспокойно переминался с ноги на ногу, поскрипывая своей странной, перевязанной тоненькими веревочками, обувкой. Его нелепая, одинакового, темно-серого цвета, одежда, состоявшая из длинных, довольно узких штанов, легкой рубашки и не то куртки, не то короткого камзола, украшенного казавшимися золотыми пуговицами и такого же цвета крылышками на плечах, была чрезвычайно помята и испачкана. И тем не менее у графа, при взгляде на этот костюм непременно возникало впечатление, что это… форма… боевая форма!

«До чего же чудной сквот!.. И кто же его выдумал… и зачем?!»

Эта мысль не давала покоя графу с тех самых пор, как «чудной сквот» попал в его руки.

– Так откуда же ты все-таки взялся?.. – произнес граф вслух мучавший его вопрос. Сквот немедленно начал отвечать:

– Я уже вам говорил!.. Прямо из двора гражданки Фоминой меня… не знаю как… вынесло в какой-то ненормальный синий лес. Из леса я вышел в маленький город или село, названия которого я не знаю, и там меня… на меня напали четверо бандитов, отняли дубинку, скрутили и привезли в этот ваш… коттедж!.. И если ты деловой пахан, то ты должен соображать, что за нападение на мента тебя и твоих шестерок полковник в порошок сотрет!! И твою подельницу Фомину и ее змееныша тоже!!!

«Один Демиург знает, что он несет!!! – с тоской подумал лорд Сорта и тут же сам себя оборвал, – А, может, как раз только он и знает?!»

Вслух же граф довольно холодно спросил:

– Почему ты мой замок называешь таким странным именем – «коттедж»?

– Так вы ж – «новые русские» все себе коттеджи лепите. Еще никто замком свой дом не догадался назвать. Ты первый!

«Ничего не понял…» – с прежней тоской подумал граф, и задал новый вопрос:

– Ты себя называешь «мент» – что это такое?

– Ну… как что такое!.. – привычно удивился сумасшедший, – Мент, он и есть – мент. Старший лейтенант милиции я… Вы же сами нас так называете!..

«Кто кого так называет?!» – засвербело у графа в голове, но он не подал виду, что находится уже на грани нервного срыва. Такое состояние при общении с этим Юрием было у него не в первые, и он уже научился с ним справляться.

– Кого ты называешь «полковником»? – задал он самый интересный для него вопрос, сам он был полностью уверен, что сквот этим именем называет Демиурга – только в этом случае его угрозы имели смысл и основу!

– А полковником я называю… полковника! – как обычно после этого вопроса заорал сквот, – Ты что, с полковником Быковым Василь Василичем не знаком?! Так ты с ним еще познакомишься!.. Когда он тебя в бараний рог крутить начнет! У него и не такие, как ты, на карачках в собственной блевотине ползали!! И покруче тебя…

«Опять он понес какую-то непонятную чушь! – едва не застонал граф, – И ведь даже замковый подвал его ничему не научил!..»

– Где и когда ты познакомился с Черным Рыцарем?! – резко оборвал лорд Сорта невозможную ругань своего пленника новым, неожиданным вопросом.

И сквот немедленно заткнулся, заморгав бессмысленными глазами.

«Вот он и попался! – обрадовано вскинулся граф, – Он явно знает Черного Рыцаря и боится в этом признаться!»

Сквот, между тем лихорадочно облизнул губы и переспросил:

– С кем я познакомился?..

– С Черным Рыцарем!.. – повторил Альта и, чуть помедлив, добавил, – Он тебя прекрасно знает!

– Знает?! – тупо повторил сквот и задумался.

Минуты три длилось молчание, а затем сквот твердо произнес:

– Нет, я не знаю братанб с такой кличкой! Черного Крыся знаю… Черную Вдову знаю… О Черном Баране читал… в газете… А Черного Рыцаря точно не знаю!

– А тем не менее именно Черный Рыцарь тебя разыскивает и… И мы договорились, что я тебя ему отдам… если он кое-что для меня сделает…

Лицо у сквота немедленно сделалось совершенно тупым и он хрипло произнес:

– Я в ваших криминальных разборках не участвую! И разменной монетой в ваших темных делах быть не собираюсь!

Графу очень хотелось заорать в это каменное лицо, что его – нищего, сумасшедшего, никому не нужного, жалкого сквота никто и спрашивать не будет, что с ним делать, но внезапно понял, что ему не суждено понять своего пленника… как, впрочем, и его пленнику не суждено обрести ясный разум.

Лорд Сорта устало откинулся на спинку кресла и лениво проговорил:

– Тебя переведут из подвала башни наверх и приставят к тебе прислугу. Еду и питье ты будешь получать с кухни для слуг. Но не пытайся бежать, охранные заклинания замка тебя не выпустят, – и чуть повернув голову он повысил голос, – Уведите его!..

Бесшумно открылась дверь, и за ней багровым всполохом метнулось пламя факела. В зал шагнул стражник, однако сквот, не обращая на него внимания, сделал шаг в сторону графа и каким-то новым тоном произнес:

– Слушай, братан, это… плесни мне из своего графинчика, неделю во рту ни капли не было!..

От удивления граф всем телом повернулся в сторону пленника и немедленно наткнулся на горящий, алчущий взгляд исстрадавшегося существа, явно наступившего на горло собственной гордости от полной безысходности.

– Но тебе же давали вино!.. – невольно воскликнул Альта, отвечая на этот взгляд.

Сквот бросил быстрый взгляд на изумрудно мерцавший графин и, скривив губы, ответил:

– Это тот желтенький квасок ты вином называешь?.. Да от него в горле даже не щиплет!..

Граф с новым удивлением взглянул на своего пленника, он прекрасно знал, что пьют его слуги и что уж в горле-то у сквота точно должно было бы щипать! И тут ему в голову пришла новая, весьма потешная мысль. Повернувшись к вошедшему стражнику, он приказал:

– Спустись к мэтру Груду и скажи чтобы он прислал с тобой склянку с чистым алкоголем… Он знает о чем речь… По дороге захватишь графин с водой и стакан. Быстро!..

Стражник, придерживая у пояса меч, мгновенно повернулся и исчез за дверью, а лорд Сорта снова уставился на своего пленника:

– Значит вино, которое тебе давали, для тебя слабовато?!

– Да какое это вино, братан! – с неподдельным энтузиазмом воскликнул сумасшедший сквот, – Ни вкуса ни запаха!.. Говорю тебе – тоска одна от такой выпивки!.. И голова совершенно не работает! Не, братан, я думал у вашего брата «Наполеон» рекой льется, а тут… – и он весьма выразительно сморщил свою небритую физиономию.

– А почему ты все время обращаешься ко мне с каким-то странным… именем… Что это такое – братан?! – неожиданно обратился граф к пленнику почти как к равному. И тот вдруг явно растерялся:

– Ну… как почему… вы же все эти… братаны… – он сжал кулаки и, растопырив при этом мизинцы и указательные пальцы, замысловато помахал кулаками в воздухе, – Ну, может ты – пахан, так ты скажи, я исправлюсь…

– Тебе уже несколько раз пытались втолковать, что ты попал в замок графа Альта, двенадцатого лорда Сорта!.. – несколько раздраженным тоном проговорил граф, – Неужели невозможно запомнить такую простую информацию?!

– Я ж тебе говорю – неделю во рту ни капли! Что может запомнить такая голова?! И потом, сам подумай, ну какие сейчас графья-мрафья могут быть?! Что у нас – эпоха исторического материализма что ли?!

Граф снова ничего не понял из темпераментного, но весьма путаного выступления своего пленника, и его раздражение еще выросло, но как раз в этот момент в зал вернулся стражник. В одной руке он почтительно, с большой осторожностью держал небольшую колбочку с прозрачной жидкостью, а в другой большой графин с водой и надетым на горлышко стаканом. Граф расслабленно откинулся на спинку кресла, предвкушая удовольствие, и проговорил:

– Ну, раз тебе не нравиться наше вино, попробуй вот этого… напитка…

Стражник подошел к пленнику и, отворачивая физиономию в сторону, протянул ему колбу и графин. Альта с легким смешком пояснил:

– В графине вода, можешь разбавить свой напиток по вкусу…

Сквот осторожно принял колбу и, не обращая внимания на предложенный графин, быстро понюхал ее содержимое. На его физиономию выползла совершенно невозможная улыбка, и он взглянув на графа заслезившимися глазами вдруг нежно просипел:

– Спирт!..

А затем, шумно выдохнув в сторону, сквот… приник прямо к горлышку колбы.

Граф, вытаращив глаза, смотрел, как двести граммов чистого алкоголя неторопливо исчезают в глотке этого сумасшедшего сквота. При этом он медленно, явно не понимая, что делает, поднимался из своего кресла.

Жидкость в колбочке кончилась. Сквот опустил руку и сделал совершенно невозможную вещь – второй раз шумно выдохнул воздух, и тут же втянул новую порцию, прижав к носу рукав своей куртки. После этого он открыл глаза, довольно посмотрел вокруг и хлопнул со всего размаха стоявшего рядом стражника по плечу:

– Пошли, шестерка, теперь мне твой подвал – семечки!..

Стражник уронил полный графин на бесценный ширвандинский ковер, но Альта этого даже не заметил. Он не отрывая глаз смотрел в лицо своего пленника, ожидая, что тот вот-вот начнет задыхаться и корчиться в предсмертных судорогах. Однако, ничего похожего с ним не происходило. Наоборот, сквот обнял оторопелого стражника за плечи, развернул его по направлению к выходу и потащил за собой, причем ступал он гораздо увереннее, чем его охрана, да при том еще и немузыкально орал, какую-то варварскую песню:

Только когда эта веселая парочка была уже в дверях, к графу вернулся голос:

– Стой сквот Юрий!..

Сквот остановился и, развернувшись вместе со своим сопровождающим, поинтересовался:

– Чего тебе надобно, граф Альта?.. – и тут же обрадовано добавил, – О! Вишь, и твое имечко всплыло! Вот что значит вовремя человеку поднести!..

Графа при слове «Человек» передернуло, но он сдержал себя – сейчас его интересовало другое.

– А ты можешь еще выпить?..

– Ну, если поднесешь… – тут же с самым неподдельным интересом ответил сквот.

– И… много ты можешь еще выпить? – продолжал допытываться граф.

– А это зависит от закуски! – назидательно ответил сквот, – Ежели закуска будет хороша, то еще пару-тройку таких мензурок я без вопроса уговорю…

Альта не совсем понял примененную сквотом терминологию, но общий смысл до него дошел. Получалось, что этот сумасшедший, по его словам мог выпить чуть ли не литр чистого алкоголя! Это было совершенно невероятно! Это было… это было грандиозно!! И граф это сразу понял.

– Дворецкого ко мне! – грозно приказал он.

Стражнику наконец удалось прийти в себя и вывернуться из объятий сквота, после чего он немедленно исчез за дверью. А граф снова обратился к пленнику:

– И какую же закуску ты предпочитаешь?.. Что тебе наилучшим образом помогает… принимать алкоголь?..

Сквот сделал шаг по направлению к хозяину замка и, торжественно подняв вверх указательный палец, назидательно проговорил:

– Я тебе, граф, так скажу, за столом нажимай на сало – никогда пьян не будешь, вот, как я! Потом, конечно, мяско способствует… Ну а для вкуса огурчика, там… капустки. Селедочка, опять-таки очень под водочку хороша… В общем, когда как придется, иногда, под настроение, особенно после разговора с полковником, вполне хватает корочки или… рукава… Вот как сегодня! Но, правда, сегодня я после длинного поста разговелся, так что скидку надо сделать… на… обезводкинность организма…

Сквот продолжал что-то громко вещать, но граф его уже не слушал – все равно понимать что-либо стало совершенно невозможно. Главное Альта уловил, так что, когда через несколько минут в сопровождении стражника в каминный зал вбежал запыхавшийся дворецкий, граф отдал вполне осознанный приказ:

– Этот сквот назначается на должность моего… личного шута. Подготовьте для него покои в моем крыле, подберите приличную одежду, отведите в мыльню… В общем, приведите его в порядок. Завтра я проверю, как ты все устроишь! А сейчас можете его увести!..

– Пошли! – повернулся к сквоту стражник и положил ему на плечо руку.

– Пошли! – немедленно согласился тот, обнимая левой рукой стражника за плечи и, закинув вторую руку на плечо дворецкого, от изумления потерявшего дар речи, добавил, – И ты пошли с нами!..

Вся троица довольно смешно перебирая ногами вывалилась, наконец, из каминного зала, оставив после себя на ковре темную лужу и осколки разбитого графина.

Лорд Сорта долго смотрел на впитывающуюся в ковер воду и вдруг задумчиво пробормотал:

– Мне будет чем удивлять своих гостей!.. Ну а если он все-таки помрет, Демиург видит, я этого не хотел…

И на его губах появилась довольная улыбка.

Глава 8 (Продолжение)

Проснулся я от какого-то непонятного испуга. В комнате было еще темно, но ночь за окошком уже слегка размылась намеком на рассвет. Сэр Вигурд неразборчиво забормотал во сне, а потом тихо застонал и перевернулся на бок. В окошко чуть слышно стукнула не то ветка рядом стоящего дерева, не то ночная бабочка.

Я приподнял голову и оглядел темную комнату, хотя что тут было оглядывать?.. Однако что-то ведь меня испугало. Снова уронив голову на подушку и закрыв глаза, я принялся вспоминать свой сон – мне определенно снилось… Вот только что? Забыл… Только непонятные серые и бурые тени метались перед моими закрытыми глазами.

И тут вместо позабытого сна мне припомнилась наша вчерашняя вечерняя пирушка: носатая, клыкастая хозяйка, тянущая свой сивушный самогон прямо из горлышка четвертной бутыли, спящий на столе сэр Вигурд, я сам, стоящий у стола со стаканом в руке и произносящий какой-то замысловатый тост… тарелка с исчезающим харчем перед пустым стулом… Бред какой-то! И самое главное, бабка во время этого сумасшедшего ужина сказала что-то очень важное… Вот только что?! Было похоже, что память у меня начисто отшибло…

Сэр Вигурд снова забормотал, на этот раз довольно разборчиво: – Нет, бабка, я больше не буду пить твою жженку… и не упрашивай!..

– И не надо, – вдруг тихо ответили ему из темноты, – И упрашивать тебя никто не собирается. А вообще-то вам, рыцари мои, вставать пора, работа вас ждет… рыцарская.

Голос смолк и почти сразу же в дверь постучали.

– Что надо? – автоматически спросил я, снова открывая глаза, и тут с удивлением понял, что утро уже наступило, и вставать нам, действительно, пора. Ответа на мой вопрос не последовало, а вместо этого вновь раздался стук, на этот раз громче.

Я выбрался из кровати, и тут оказалось, что спал я, не снимая брюк, и, видимо, по этой причине ноги не слишком хорошо меня слушались. Кое-как проковыляв к двери, я распахнул ее, и оказалось, что за ней… никого не было.

Прикрыв вход в наше временное пристанище, я повернулся и обнаружил, что сэр Вигурд тоже проснулся и потягивается с видом отлично выспавшегося человека.

– Как отдыхалось? – спросил я с улыбкой, вспоминая сего благородного сэра, спящего за столом.

– Отлично! – довольно улыбаясь, ответил маркиз, и тут же на его лбу образовались озабоченные морщины, – Вот только я совершенно не помню, каким образом попал в… постель…

– Ну, – уже со смехом ответил я, – У меня тоже что-то с памятью сталось…

– Да?! – вид у Вигурда стал еще озабоченнее, – Может нам бабуля в ужин чего-нибудь подмешала?..

– Не думаю, чтобы фрау Холле позволила себе такую вольность, – проговорил я, меняя бархатные штаны на джинсовые, натягивая рубашку и кроссовки и подходя к своим доспехам, – Кроме того, она вчера предупредила, что ждет от нас какой-то службы, в возмещение, так сказать, своих издержек по нашему приему. Какой ей смысл нас травить?

Возражений на это не последовало, сэр Вигурд вылез из-под одеяла и оглядел себя самым критическим образом.

– Лучше бы мы заночевали в лесу… – пробормотал он себе под нос, а затем обратился ко мне, – Умыться-то в этом доме есть где?

– Внизу удобства, внизу… – неожиданно раздалось из-за двери. Мы с маркизом задумчиво взглянули на нашу говорливую дверь, после чего я предложил:

– Ты, сэр Вигурд, оставайся здесь, приводи себя в порядок, а я спущусь и попробую отыскать эти самые, хваленые удобства…

Вигурд молча кивнул и потянулся к своим сапогам, а я направился к выходу.

Удобная, все-таки, эта обувь – кроссовки. А главное – бесшумная. По лестнице я слетел ветерком и ни одна половица под моими ногами не скрипнула. Оказавшись в прихожей, я огляделся и заметил в противоположной стене дверь, ведущую, вполне возможно, к столь необходимым нам «удобствам». Однако, меня почему-то неудержимо повлекло в коридорчик, ведший в бабкину кухню-столовую. И я послушался своего влечения…

Не надо говорить, что ступал я совершенно бесшумно, внимательно прислушиваясь к окружающему, а потому вовремя остановился, услышав происходящую в столовой беседу.

– … ты не справился, так теперь не лезь со своими указаниями. И потом, почем ты знаешь, может у этих ребят как раз все получится? – тихо рокотал Бертин басок.

– Ага, получится, – ответил ей довольно писклявый, но без сомнения мужской голос, – Задавит баггейн твоих благородных сэров, и все этим кончится…

– Так ты должен радоваться такому их концу, – зло ответила наша хозяйка, – Сам все утро меня пилишь, что я вчера язык распустила! Вот задавит их баггейн, и все проблемы, придуманные тобой сами собой решаться!

– Но ты же сказала, что заклятие наложила Черному Рыцарю на память!.. – тревожно пискнул ее собеседник.

– Наложила, наложила… – передразнила его Берта, – Так тебе ж этого мало, ты кровушки хочешь!

– Это ты кровушки хочешь, – резонно возразил писклявый голос, – Это ты им задание сочинила!..

В этот момент звякнула крышка о чугун, на секунду воцарилась тишина, а затем бабка прошипела басовитым шепотом:

– Тихо ты, пищалка мухоморная, кто-то сверху спустился…

Я мгновенно понял, что меня вот-вот обнаружат, а потому, уже не таясь, поплелся в кухню, приговаривая при этом довольно громко:

– Хозяйка!.. Фрау Холле!.. Отзовись!..

С этими словами я и вошел в столовую-кухню. Бабка, как и вечером, встречала меня, стоя у печи, при этом она, по-видимому, готовила какую-то не слишком ласковую реплику, но увидев меня, застыла на месте с открытым ртом и ненормально расширившимися глазами. Сначала меня столь явное ее поведение смутило, но я тут же сообразил, что таким образом она отреагировала на мой, весьма необычный для этих мест, наряд. Однако, мне было почему-то лень объясняться и извиняться, а потому я довольно развязно поинтересовался:

– Что, бабуля, не видела Черного Рыцаря в боевом облачении?!

Бабка судорожно сглотнула и осипшим басом уточнила:

– Так это ты?! А я уж думала, что этот злыдень опять новую злыдню придумал!..

– Какой такой злыдень? – поинтересовался я, оглядывая кухню, – И что за злыдни он тут придумывает?

– Ой, благородный сэр! – неожиданно воскликнула фрау Холле, и из ее баса исчезла сиплость, зато появилась плаксивость, – Вот уже почти год подселился он ко мне, и с тех пор нет мне ни отдыху ни покоя! То жженку мне пережжет, то капусту скиснет, то дохлую мышь или здоровенных пауков в горшок подкинет, то чистое белье с веревок посбрасывает да в самую лужу… И нет числа его подлым злыдням! И все норовит каждый день какую-нибудь новую гадость придумать! Я его и добром просила, и стращала и колдовством пыталась унять – ничего не помогает! Одно средство осталось, да нет у меня сил!..

В кухне кроме бабки никого не было, и становилось непонятным, с кем это она вела такую оживленную беседу перед самым моим появлением, и о чем это она «распустила язык» – я и сам помнил, что она говорила нечто важное, только почему-то суть этого разговора от меня ускользнула. Но поскольку бабка явно не собиралась освежить мою память, я ее довольно резко перебил:

– Да о ком ты говоришь-то?!

Но она, не отвечая на мой прямо поставленный вопрос, продолжала басовито ныть:

– Одна у меня теперь надежда на вас, благородных сэров, непобедимых странствующих рыцарей. Вам-то, странствующим рыцарям-то, полагается заботиться о несчастных и помогать обиженным…

– А ты, значит, несчастная и обиженная?.. – перебил я ее новым вопросом.

– А как же?! – оскорбилась бабушка и, обиженно шмыгнув своим носярой, добавила, – Самая что ни на есть обиженная!..

– Вот что, обиженная, – перешел я на деловой тон, – Ты мне сейчас расскажи, где располагаются… удобства. Ты, ведь, вчера что-то о первом этаже говорила? А потом мы с сэром Вигурдом спустимся к тебе и вместе выслушаем твою жалобу. Чтобы тебе ее повторять не пришлось.

Бабка Берта на секунду заткнулась, а потом самым обычным своим голосом объяснила:

– В прихожей, дверь напротив лестницы, там все что тебе надобно…

– Большое спасибо за информацию… – поблагодарил я и пообещал, – Так мы минут через двадцать будем готовы…

Удобства в виде примитивного рукомойника и очень примитивной уборной располагались именно там, где я и надеялся их найти. Наскоро умывшись, я поднялся к себе, сообщил сэру Вигурду, где его ждет утреннее умывание и сразу полез в свои доспехи, понимая, что маркиз долго среди бабкиных «удобств» не задержится.

Так и получилось. Очень скоро мы с Вигурдом, полностью готовые к отъезду, вошли в столовую.

Стол был накрыт на двоих, и на нем стоял завтрак. Мы с Вигурдом уселись на наши вчерашние места и пододвинули к себе тарелки, наполненные все той же кашей, в которой на этот раз имелись кусочки мяса. Кроме того около каждой тарелки стояла большая глиняная кружка с киселем… Фрау Холле расположилась довольно далеко от стола, около печи, перебирая что-то на шестке и время от времени погромыхивая посудой.

Прежде чем начать завтрак, я поинтересовался:

– Хозяюшка, а что же ты, завтракать?..

Бабка повернулась в мою сторону, стрельнула глазом из-под насупленной брови и коротко ответила:

– Неможется мне после вчерашнего…

Сэр Вигурд понятливо кивнул, и без особого энтузиазма ковырнул кашу ложкой. Я же чувствовал себя прекрасно, а потому зачерпнул как следует и отправил ложку в рот. Каша была очень хороша, но нужно было помнить и о деле, так что прежде чем продолжать еду я снова обратился к бабуле:

– Ну так что у тебя за ворог появился? Рассказывай, только без этих своих жалоб и слез – конкретно, с фактами и именами!

И вот, пока мы завтракали, Берта поведала нам, что совсем недалеко от ее дома, аккурат почти у самой северной дороги, в овраге, с год назад поселился зловредный баггейн. Судя по ее рассказу, этот оборотень мог менять обличья, как перчатки, и ему ничего не стоило принять абсолютно любой облик. Пользуясь этими своими способностями, он всячески досаждал и вредил бедной старушке, поставив, по ее словам, задачу выжить «бедную вдову» из ее «домика». Единственная надежда, которая осталась у фрау Холле заключалась в том, что такие отважные рыцари, как мы, порубим это мерзопакостное существо в капусту или настрогаем его мелкими стружками. Заключила она свой рассказ утверждением, что этот подвиг не только избавит ее от невыносимых притеснений, но и прославит нас в веках, а также послужит к повышению авторитета ордена странствующих рыцарей среди вконец изверившихся в рыцарстве сквотов!

Она закончила свой содержательный рассказ как раз в тот момент, когда мы закончили свой завтрак, поставив свои опустевшие кружки на стол, так что не успел я ничего ответить, как мой молодой друг встал с места и, положив закованную в сталь руку на рукоять своего меча, торжественно произнес:

– Фрау Холле, клянусь, что ваш недруг будет уничтожен!..

Возразить ему я, естественно, не мог, но все-таки добавил:

– Во всяком случае тебе он больше досаждать не будет!..

Посмотрев на явно довольную нашим ответом бабушку, я добавил:

– А кроме того, мы желаем отблагодарить тебя за ночлег и заботу еще и этим… – и положил на стол небольшие черненого серебра серьги с вставками из зеленоватой бирюзы.

Крошечные бабкины глазки вспыхнули, и она, буквально метнувшись к столу, схватила подарок, а потом страшным шепотом спросила:

– Откуда они у тебя?!

– Так, один знакомый дал… – небрежно ответил я, пытаясь сообразить, что это ее так взволновало.

– Знакомый… – проворчала бабка себе под нос, – … знакомый… – и снова метнула в меня быстрый взгляд. Ей явно хотелось что-то спросить, но она сдержалась.

Во дворе нас уже ожидали оседланные кони. Они выглядели прекрасно – отдохнувшими, накормленными, вычищенными, вот только бабкиных конюхов нигде не было видно. И вообще в ее дворе было пусто – ни одного строения, не считая крохотного сарайчика.

Мы приторочили свои мешки к седлам и уже готовились покинуть гостеприимный двор, как бабушка неожиданно пробасила с крыльца:

– Обратно поедете, заезжайте… Я вас еще жженкой угощу!.. – и довольно засмеялась.

Мы выехали за ворота и углубились в лес, держа направление на северную имперскую дорогу. Однако, не успели мы проехать и нескольких десятков метров, и не успел я подумать, когда же ко мне присоединятся мои каргуши, как за моей спиной образовались и Фока, и Топс, причем Фока тут же меня поприветствовал:

«Доброе утречко… благородный сэр! Как почивалось-отдыхалось?»

«Нормально… – ответствовал я, – А вы куда делись? Почему с нами не остались?»

«Да не любим мы под крышами ночевать, разве уж совсем деваться некуда… или, там, по службе требуется, а так… – Фока махнул лапой, – Мы чудненько выспались у одного своего дальнего родственника, тут, недалеко, в овраге…»

«Уж не у баггейна ли?!» – воскликнул я.

«Во! – удивились оба каргуша одновременно, – Откуда знаешь?» – спросил любопытный Фока.

«Так нам его заказали!» – ответил я.

«Что значит „заказали“?» – не поняло это оранжевоголовое дитя природы, не разбирающееся в криминальной терминологии.

«А то и значит, что хозяйка наша, провожая нас утром, слезно просила прирезать этого баггейна или хотя бы придушить… до смерти…»

Каргуши переглянулись и теперь уже заговорил рассудительный Топс:

«И вы взялись за это подлое дело?»

«Так бабушка просто плакала и умоляла избавить ее от негодяя и насильника, каких свет не видывал! – воскликнул я, – Сэр Вигурд просто не мог поступить иначе, он обещал старушке изничтожить ее врага!»

«Да эта старушка сама… хуже всякого врага! – неожиданно заверещал Фока так, что у меня зазвенело в голове, – Она сама бедняге никакого житья не дает! Он нам тоже чуть ли не всю ночь жаловался!»

«Как жаловался?! – добросовестно удивился я, – Этот злодей еще и жаловался?!»

«Какой злодей? – снова вмешался в разговор Топс, – Барбат, это баггейна так зовут, поселился в овраге, когда этой бабки здесь и в помине не было, а дом, в котором вы ночевали, стоял заброшенный. И жил он себе в своем овраге спокойненько, пока с год назад эта старуха не заявилась! И как только она в дом-то вселилась да узнала, что в овраге баггейн живет, так и стала его изводить! Каких только заклятий она на беднягу не насылала, он аж дважды начисто лысел от ее колдовства, не считая постоянной чесотки и лишаев. Барбат ее и по хорошему просил, оставить его в покое, и грозился Демиургу пожаловаться – бабка ваша только смеется, да еще говорит, что сама Демиургу нажалуется, а тот за нее с Барбата шкуру спустит! А теперь она, значит, вас на это дело наняла!»

Вот такие получались дела! Я слушал и удивлялся на фрау Холле – такая вроде бы приличная старушка, а вот поди ж ты! И тут мне вспомнился подслушанный утром разговор, и вдруг подумалось, что еще неизвестно, кого бабка ухайдокать собралась! Может, как раз нас!!

Мысль моя была немедленно поймана каргушами и Фока подтвердил:

«Вообще-то, с Барбатом вам тяжеленько будет справиться, ловок он. Если бы не твоя магия, ни за что бы вам его не одолеть! А так…»

«Знаешь что, – оборвал я его рассуждения, – Веди-ка ты нас к этому своему Барбату, попробуем мы с ним пообщаться. Может, удастся с ним без смертоубийства договориться!»

«Тогда бери правее!..» – немедленно скомандовал Фока.

– Сэр Вигурд, бери правее… – передал я ориентировку маркизу.

Тот удивленно взглянул на меня, но спорить и переспрашивать не стал, а повел свой танк на четырех ногах в указанном направлении. И действительно, не проехали мы и полукилометра, как перед нами появился довольно глубокий овраг, склоны которого заросли почти непроходимыми кустами, а по дну журчал ручей.

Едва оказавшись на краю оврага, сэр Вигурд поднял забрало, подбоченился, вытащил из седельной сумки рог и положил руку на рукоять меча. Я тут же понял, что он собирается прокричать вызов «подлому баггейну».

– Одну минуту, сэр Вигурд… – остановил я его.

Он повернул ко мне недовольное… забрало, но я проигнорировал его недовольство, поскольку отвлекся на беседу с каргушами:

«Здесь, что ли, ваш дружок обитает?»

«Здесь, здесь…» – дружно закивала головами оба малыша.

«Значит можно его вызывать?»

«Можно и здесь…» – согласился Топс, но Фока немедленно заспорил:

«Лучше еще правее взять, ближе к дороге…»

«Можно и правее» – согласился Топс.

– Надо взять чуть правее… – передал я Фокину рекомендацию маркизу, и тот снова тронул лошадь.

Не проехали мы и двадцати метров, как Фока обрадовано воскликнул:

«Здесь! Барбат здесь живет! Вон под тем кустом бузины вход в его логово! Давай, пусть дудит!» – и маленький каргуш зажал свои ушки лапами.

А я снова обратился к сэру Вигурду:

– Мы на месте, можешь посылать свой вызов. Вон под тем кустом бузины вход в логово нашего врага.

Сэр Вигурд приложил свой рог к губам, и над оврагом загремел протяжный резкий звук, уже однажды слышанный мною. Резким взмахом маркиз опустил руку с трубой вниз, но говорить ему не позволило эхо, еще с минуту метавшееся по дну оврага. Казалось, что сотня маленьких трубачей, попрятавшихся под пнями, кустами и деревьями, передразнивают рыцаря, кривляясь и надсмехаясь над ним. Но эхо обычно живет недолго, так что скоро сэру Вигурду была представлена возможность прокричать свой вызов. И он это сделал!

– Подлый баггейн, обижающий сирот и вдов, выходи на смертный бой и заплати за свои бесчинства!

К сожалению, весь пафос этого великолепного вызова оказался смазанным – едва сэр Вигурд начал говорить, как по всему провалу оврага вновь заметалось насмешливое эхо. В результате получилось что-то вроде:

– Подлый баг… под… гейн… лый… баггг… обиж… подлл… гейнн… ающий… подлл… багг…выхо… ыййй… гейннн… ди… на… обижжж… смерт…нааа… щиииий… подлл… сирот… ыыыыййй… баггг… и вдов… ееейййннн…

В конце концов все грозные слова маркиза смешались в такую замысловатую кашу, что разобрать где начинается одно и заканчивается другое стало совершенно невозможно! Головы и хвосты слов торчали из этой каши самым замысловатым образом, и бедный маркиз в конце концов поперхнулся и замолчал в полной растерянности.

На этот раз эхо звучало гораздо дольше, видимо, возможностей ему было предоставлено больше, вот оно и веселилось. А когда оно, наконец, смолкло, из-под указанного Фокой куста бузины тоненько донеслось:

– Чего сказал?..

И, знаете, никакого эха не последовало!

Сэр Вигурд растерянно огляделся и вдруг, словно за спасательный круг, уцепился взглядом за мои глаза. И этот взгляд умолял о помощи!

Я почесал нос и улыбнулся, а затем полез с лошади.

Спустившись на землю, я присел над самым обрывом и негромко проговорил:

– Уважаемый Барбат, тут тебя обвиняют во всяких безобразиях, и нам хотелось бы разобраться, насколько эти обвинения обоснованы. То есть выслушать и тебя тоже…

– А драться не будете?… – пропищал бузинный куст.

– Нет, не будем… – успокоил я его и тут же краем глаза увидел, как недовольно дернулись губы моего молодого друга.

– Ладно… щас… – после секундной паузы донеслось из-под куста, и в следующее мгновение рядом с его корнями мелькнул… рыжий хвост лисенка. Мелькнул и исчез в густой синей траве, а спустя секунду метрах в трех, от куста, на крошечной проплешине промелькнула… темно-серая не то собачья, не то волчья спина. Промелькнула и скрылась в непроходимых зарослях малинника, однако я уловил, что зверь направлялся вверх по склону, в нашу сторону. Несколько секунд его совершенно не было видно, но я угадал маршрут, по которому он поднимался, и потому успел заметить бурую шкуру небольшого медвежонка, протискивавшегося между двух близко стоявших молодых осинок. После этого довольно долго никого не было видно, настолько долго, что сэр Вигурд сдержанно вздохнул, видимо уже не надеясь на появление «подлого баггейна».

Однако, он все-таки появился. Густой орешник справа от нас раздвинулся, и между листьями появилась голова, своими размерами и видом вполне соответствующая голове местного сквота. А еще через секунду из кустов показался и весь сквот. Был этот сквот невысокого роста, черноволос и кучеряв, вот только уши у него были чересчур остроконечные, да ноги оканчивались копытцами, да из одежды на нем был только… набедренный веник из тех же самых ореховых веток.

Шагнув чуть вперед и оглядев нашу компанию, баггейн пискляво поинтересовался:

– Ну, зачем пришли?..

Я было посмотрел на сэра Вигурда, но тот явно не хотел больше беседовать с этим местным мазуриком, хотя и руки с рукояти меча не снял. Пришлось мне вести дознание:

– Ты знаком с фрау Холле, которая живет недалеко отсюда? – вполне миролюбиво спросил я.

– Кто ж эту Бабу Ягу не знает, – насупившись ответил боггейн.

– Так вот, фрау Холле жалуется на тебя, говорит, что ты ей просто житья не даешь… Знаешь, она со слезами на глазах просила нас приструнить тебя, а еще лучше… изничтожить.

Ясочувственно-выжидающе посмотрел на фейри, и тот немедленно ответил:

– Она?! Со слезами на глазах?!! – чуть подумал и добавил, – Лук, наверное, чистила…

– Твое ироничное замечание нисколько не объясняет твое невозможное поведение! – построжал я, – Ты зачем ей в кастрюли лягушек с пауками суешь, зачем чистое белье в лужу сбрасываешь, и с какой это стати ты задумал лишить бедную бабушку крова?!

Боггейн попятился назад к кустам и судорожно сглотнул, но затем, сообразив, что никто не собирается его хватать и немедленно тащить на расправу, писклявым голоском спросил:

– Это что, я все делаю?..

– По словам фрау Холле, именно ты! – подтвердил я.

– Может быть она сама все это… невозможное поведение делает? – пропищал баггейн и вдруг неожиданно и смешно округлил глаза, – Я ж около ее дома ни разу не был…

– Как не был?! – в один голос спросили мы с сэром Вигурдом. И немедленно по дну баггейновского оврага заметалось: – Не был… не… быллл… неее… быллл… нееее… ллл…

– Да не люблю я из оврага вылезать, ну разве что в ночь на праздник выскочу на дорогу пугануть кого-нибудь. А чтобы по лесу шастать или в чужой двор залезать – этого ни-ни! – самым правдивым тоном пропищал допрашиваемый, – А вот бабка ваша, эта… «храу Холля», она почти каждый день приходит сюда и злыднит… Она даже такие заклятья наводила, что я совсем… это… облысевал. То есть вся шкура без волос осталась… Целый месяц сквотом притворялся – сами понимаете, какой зверь, кроме сквота, лысым может быть? Чуть совсем в сквота не превратился, хорошо хоть змеей можно было быть… Только мне змеей быть не нравится…

– Так если тебя бабка так третирует, что ж ты здесь все еще живешь? – не выдержал я.

– Нет, – покачал головой боггейн, – Она меня не тре… ри…ти… не то что ты сказал, она меня выселить отсюда хочет, а я не хочу уходить. Это ж мой дом…

– Как твой дом? – не выдержал наконец маркиз, – Берта говорит, что это ее земля, а ты незаконно ее занял.

– Да я здесь поселился, когда никакой бабки и в помине не было, а дом этот стоял совсем заброшенный. Я сам мог его занять, только я сквотских домов не люблю! А когда я совсем обжился, овраг себе выкопал, кустов-деревьев в нем насадил, ключ нашел и ручеек пустил, приходит эта старая карга и выгоняет меня! разве это справедливо!!

В писке боггейна явственно просквозили слезы.

Мы с сэром Вигурдом растерянно посмотрели друг на друга – было похоже, что разобраться в этой распре нам не под силу. Кроме того я понял, что шинковать баггейна маркизу уже тоже не хотелось.

– А вот понравилось бы вам… – продолжал, между тем, фейри, – … если бы у вас память отобрали? Вот проснулись бы вы, ан – ничегошеньки и не помните! А ваша бабка, зараза, два раза мне это заклинание подсовывала, надеялась, гадина, что я забуду дом родной и пойду куда глаза глядят! Хорошо, что я память назад гонять умею!! – баггейн все больше горячился, – И еще этого своего, невидимый который, подсылала, думала я его не разгляжу, и он ко мне подобраться сможет! А я его разглядел!! И вообще, если она еще колдовать сюда придет, я ее колдану пеньком по башке и еще Демиургу пожалуюсь, что честного фейрю обижают… это… как ты сказал?.. Тиртируют… Вот!

– Ну и что же ты до сих пор Демиургу не пожаловался? – неожиданно успокоившись, с улыбкой спросил я.

Баггейн смущенно почесал голову и ответил:

– Так у нас здесь его теней не бывает, значит жалобу передать не с кем, значит надо самому Демиурга искать. А одному Демиурга искать – дело безнадежное…

Он секунду помолчал и добавил каким-то обреченным тоном: – Да и ленивый я…

И тут у меня в голове что-то щелкнуло, и из всего обличительно-жалобного монолога баггейна в моей памяти всплыла одна фраза, которой я сразу не придал должного значения:

– Постой-ка!.. Ты сказал, что можешь память назад гонять?!

– Конечно могу! – гордо заявил баггейн.

– Слушай, мэтр Барбат, научи меня память назад гонять! У меня, понимаешь, тоже какие-то странные провалы в ней!

– Научу, – немедленно согласился фейри, и сделав шажок вперед, добавил, – А вы за это бабку Берту прикончите!

И он с большой надеждой уставился на нас с маркизом.

Я посмотрел на сэра Вигурда, и тот ответил мне беспомощной улыбкой.

– Э-э-э, – неуверенно потянул я, – А может мы лучше твою жалобу Демиургу передадим? – предложил я, – Мы ж как раз от фрау Холле едем, а возвращаться назад, сам знаешь, не принято – дороги не будет!

– А вы к Демиургу едете?! – немедленно заинтересовался «мэтр Барбат».

– К Демиургу, – подтвердил я.

– А зачем?.. – баггейн сделал еще шажок вперед, от любопытства совершенно забывая об осторожности.

– А по личному делу… – пресек я его неуместное любопытство.

Баггейн почесал косматую голову и на минуту задумался, а затем попросил:

– А вы возьмите меня с собой!..

Мы с сэром Вигурдом снова переглянулись, в его глазах читалось сомнением, зато мне просьба Барбата понравилась. Однако, я решил кое-что уточнить:

– С чего это ты решил оставить свой дом и присоединиться к нам?..

Баггейн снова почесал макушку:

– Если вы даже и повезете мою жалобу Демиургу, то по пути половину забудете, а половину переврете, и получу я в результате вместо удовлетворения щелчок по носу. Сам я свою жалобу не забуду, изложу кратко и доходчиво, вот и получу вместо щелчка по носу полное удовлетворение. Дом я свой оставляю на время, и когда вернусь, полностью рассчитаюсь с бабкой Бертой. И одному мне искать Демиурга не придется, ваша компания мне очень даже подходит!..

– Это почему же ты решил, что тебе наша компания подходит? – неожиданно спросил сэр Вигурд.

– А потому что кроме тебя в этой компании никто меня не обидит! – быстро ответил баггейн и показал маркизу язык. Сэр Вигурд почему-то покраснел и не стал отвечать на нахальный выпад фейри.

– Ну, в общем, мы тебя конечно можем взять с тобой… – с некоторым сомнением произнес я, – Только вот… как ты за нами поспеешь, мы-то, как видишь, верхом, а ты на своих двоих… Я бы тебя взял к себе, да…

– Да вижу я, вижу, – перебил меня Барбат, – Только мне-то лошадь совершенно не нужна, я сам себе и лошадь, и пантера и… кто захочу.

– Ну что ж, – согласился я, – Собирайся, только быстро…

– А чего мне собираться, – пожал плечами баггейн, – Я весь тут.

– Тогда… – я хотел сказать «поехали», но оборвал сам себя, – А когда ты меня будешь учить память назад гонять?

– Да хоть сейчас… – немедленно предложил баггейн, – Только ты тогда с лошади слезай.

Я взглянул на сэра Вигурда и тот согласно кивнул. Тогда я спустился на землю и присел на торчавший рядом пенек.

Баггейн подошел поближе и сказал:

– Смотри мне прямо в глаза и слушай очень внимательно!

Я уставился в его небольшие темные глазки, затененные выпуклыми надбровными дугами и густыми бровями, и приготовился «очень внимательно» слушать. Мэтр Барбат, в свою очередь уставился прямо мне в глаза, набрал полную грудь воздуху, готовясь заговорить, но почему-то не торопился начинать. Эти молчаливые «гляделки» продолжались около минуты, а затем фейри с шумом выдохнул и обиженно заявил:

– Ты чего надсмехаешься?..

– Я?! – моему удивлению не было предела.

– Именно ты! – подтвердил он.

– И не думал!.. – воскликнул я.

– Не думал, да?.. – возмущенно запищал баггейн, – Так чего ж ты просишь тебя учить, когда и без меня все умеешь?!

– Что умею? – не понял я.

– Все умеешь!.. Память назад гонять умеешь!..

– Да если б я умел! – приподнявшись с пенька воскликнул я… и тут же замолчал. Совершенно неожиданно я понял, что действительно могу «сгонять назад» свою память и посмотреть, что произошло прошлым вечером и этой ночью. И сделать это не так уж и сложно, только…

Я пошарил глазами вокруг себя и сразу же отыскал подходящую травинку. Аккуратно сорвав ее, я поднес к носу тоненький стебелек и вдохнул чуть пряный травяной запах. Затем я откусил измочаленный кончик и взял травинку в зубы таким образом, что ее кончики более или менее равными частями торчали из уголков рта, а середина стебелька оказалась прикусанной.

После этого я выпрямился на своем пеньке и, уставившись прямо перед собой чуть прикрытыми глазами, попытался припомнить, что я видел, подъезжая к оврагу. Моя шустрая память немедленно и в деталях показала мне окружающий пейзаж, причем в его движении – мы все-таки ехали к оврагу. Едва этот пейзаж поплыл мимо моего внутреннего взора, как я быстро, стараясь не выпустить травинки изо рта, пробормотал коротенькое заклинание, сидевшее, как оказалось, в моей голове, и пейзаж чуть дернулся, на мгновение как бы размылся и в следующий момент… поплыл в другую сторону!..

Несколько секунд я понаблюдал это «обратное» движение а затем попытался, используя его как своеобразный разгон, перекинуть память в события прошлого вечера. В следующую секунду на мои глаза опустилась непроницаемая тьма, но едва я успел подумать, что теряю сознание, как она рассеялась, и я увидел перед собой стол в старухиной столовой, за которым мы вчера ужинали!

– … ело у нас к Демиургу!.. Секретное!.. – услышал я собственный голос.

Мамаша Берта тяжело вздохнула в ответ:

– Вот… Все с делами… И никто к нему не заедет просто так… поболтать!..

«Вперед, вперед!» – поторопил я свою память, и она послушно перескочила чуть вперед.

– Что б ты знал, милый, – довольно проговорила Берта, – Я лучшая нянька на всем белом свете!

– Лучшая кто?!!

– Нянька лучшая!.. И представь себе, недоверчивый сэр, что сам Демиург умолял меня нянчить его малыша!..

– Выходит, у ва… нашего Демиурга… ребеночек появился?..

В моем вчерашнем голосе выразилось самое неподдельное изумление, а в моей сегодняшней голове изумление было не меньше – так вот что мне вчера сказала старуха, и что я никак не мог вспомнить утром! А разговор, между тем, продолжался:

– И давно это случилось?

– Я ж тебе сказала – почти восемь лет назад…

– А, ну да!.. А почему ты… домой вернулась?

– Я занимаюсь только малышами!.. – гордо ответила фрау Холле и неожиданно звонко икнула, чуть не сбив мою работающую память, – А Кушамандыкбараштатун уже сильно подрос…

– Кто… прости… подрос?..

Я сам, сидя на пеньке, чуть было не повторил этот вопрос, но вовремя спохватился, что… вспоминаю.

– Да ты что, совсем что ли запьянел?! – уставилась на меня матушка Берта с нескрываемым возмущением, затем как-то странно повела из стороны в сторону глазами, пошевелила бровями и продолжила, – Я ж тебе объясняю – я нянька, занимаюсь совсем маленькими детьми… Когда малыш Демиурга – Кушамандыкбараштатун, подрос я ушла из горной резиденции. А уж он так ревел, так ревел! Никак не хотел со мной расставаться!

Бабка замолчала и погрузилась в воспоминания, но я вчерашний был, по-видимому, совершенно бесчувственен, поскольку грубо их нарушил:

– Кто ревел? Демиург ревел?..

Однако слушать то, что ответила фрау Холле я не стал, первый вопрос был для меня ясен.

«Вперед, вперед!..» – снова подстегнул я свою память, и она снова послушно метнулась вперед, смазав пропускаемые события и разговоры.

Я увидел, что нахожусь в маленькой комнате и, сидя на кровати, стаскиваю с себя камзол. Сделать это было необычайно сложно, поскольку нижняя часть камзола застряла между мной и матрацем, в приподняться мне почему-то не приходило в голову. Тем не менее, мне удалось справиться с непослушной частью своего костюма, после чего я в один миг расправился с рубашкой и упал головой на подушку, совершенно позабыв о штанах. Накрыться одеялом я тоже позабыл… А потом все погрузилось во мрак, видимо я заснул…

Через минуту я толкнул свою память вперед, но и там был беспросветный мрак. Я повторил эту операцию, и снова оказалось, что мне вспоминать нечего.

Тут я решил, что по-видимому, можно прекратить «гонянье» памяти назад, поскольку свое утреннее пробуждение и все последовавшее за тем я помнил прекрасно, как вдруг в окружавшую меня темноту вкрался узенький, едва заметный лучик света… Я понял, что дверь в нашу с маркизом спальню бесшумно приоткрылась.

На несколько секунд все вокруг замерло, и только этот едва заметный лучик колебался в темноте, а затем дверь все так же бесшумно распахнулась, и в комнату вплыла янтарно светящаяся свеча, бросая чуть колеблющийся свет на очень выразительное лицо нашей хозяйки. Мне сразу показалось, что старуха совершенно пьяна, хотя держалась на ногах она довольно твердо.

Бесшумно вплывя, иного слова я подобрать не могу, в комнату она с минуту разглядывала по очереди меня и лежащего напротив сэра Вигурда, пока, наконец не решила, кто же ей все-таки нужен. Определившись, она повернулась в мою сторону и, не глядя протянув руку, прилепила свою свечу прямо у моего изголовья.

Не успел я подумать, что старая карга может закапать мое благородное лицо свечным воском, как та вдруг рыгнула и злобно зашептала:

– И не надо меня торопить!.. Я же сказала, что все сделаю, как надо!..

При этом она явно обращалась не к тем, кто присутствовал в комнате. Еще что-то нечленораздельно, но очень сердито прошипев, старуха снова сосредоточила свое внимание на моей персоне. Фрау Холле так пристально посмотрела мне в лицо, что я невольно попытался прижмурить глаза, и она немедленно отреагировала басовитым шепотом:

– Ишь, помаргивает, лиходей… Сразу видно, вспоминает что-то… Ничего, щас ты у меня перестанешь что-то вспоминать!..

И она нетвердой рукой полезла в карман своего фартука.

Из кармана появилась тряпица, завязанная в небольшой узел. Старуха плохо слушающимися пальцами развязала узел и начала выкладывать его содержимое прямо мне на живот, шепотом бормоча:

– Корень бузины… лягушачьи лапы… слеза сизого селезня… а это что? Это зачем же я это взяла?.. Ах, ну да!.. Крокодилья чешуя это для… ага… Омела?! Ну вот уж омела здесь совершенно ни при чем!.. Или при чем… Надо собраться… с мыслями… Петрушка!.. Корень!.. Но это же для завтрашнего супа!.. Так! начнем все с начала! Это сюда…

И она уложила что-то холодное и скользкое на мои плечи.

– Это под сердце…

И на грудь мне легла шероховатая, чуть теплая ветошь.

– А это на голову… Ведь он сквот, значит помнит головой.

И мне на лоб упали три… нет, четыре горячие капли.

– Так, готово… – проворчала старуха, – Начнем!.. Хорошо что ты спишь!

Она набрала в грудь воздуху и дунула мне в лицо с такой силой, что пламя свечи на стене заколебалось. Выдохнув весь запас воздуха, старуха вместо того, чтобы вдохнуть, принялась быстро и на первый взгляд бессистемно размахивать надо мной руками. Прошла минута, другая, и вдруг мне показалось, что эти темные мятущиеся руки превращаются в узкие длинные крылья… нет, в плавники… нет, снова в крылья! Послышался шорох воздуха, разрезаемого перьями на тоненькие ломтики, и вдруг в тон этому шороху старуха тихо завыла!

Сначала шорох и вой звучали отдельно и… дисгармонично, но вскоре они стали переплетаться самым странным, неожиданным образом, тонуть друг в друге, выталкивать друг друга на поверхность звучания, и наконец из них сложилась тоскливая, заунывная мелодия. Эта мелодия, казалось просачивалась внутрь моего тела сквозь поры кожи, наполняла меня, растворяла мое существо, поглощала меня. Мне стало вдруг все безразлично, сонно, вяло…

И именно в этот момент мелодия кончилась, причем смолкли и шорох воздуха и вой старухи. Я снова увидел ее лицо, оно было совершенно трезво и бесконечно устало. Бабка медленно провела сухой прохладной рукой по моей груди и тихо шепнула:

– Ну вот… Ты все и забыл… И ладушки!..

Она повернулась и медленно пошаркала к выходу, не забыв прихватить с собой свою свечу. В комнате снова наступил мрак.

«Все», – подумал я и… открыл глаза. Передо мной в каком-то призрачном тумане плавало мутное, черно-белое изображение редкого леса, заросшего оврага, и напряженно-выжидающих физиономий сэра Вигурда, баггейна Барбата и… моей любимой кобылы.

Спустя секунду после того, как я открыл глаза баггейн пискнул:

– Смотри, глаза открыл, значит, в себя приходит…

«Мало мне Фоки, – безразлично подумал я, – Еще одна пищалка навязалась…»

Я снова закрыл глаза и тряхнул головой. В голове явственно что-то звякнуло, и когда я вновь открыл глаза в мир, тот ответил мне утренней, яркой, цветной улыбкой. Такой же улыбкой встретили мое возвращение и мои друзья, включая мою кобылу.

Я встал с пенька и осторожно погладил лошадь по носу, а затем повернулся к сэру Вигурду:

– А ты знаешь, маркиз, я ведь… вспомнил, что разболтала мне бабка за вчерашним ужином!.. Совершенно невероятная вещь!..

– Это секрет? – без всякого видимого интереса спросил сэр Вигурд.

– Да, нет… Услышал я это в застольном разговоре, никаких клятв с меня не брали, так что… А известие такое, что у нашего Демиурга малыш имеется!..

– Кто имеется?! – изумился маркиз, почти так же, как изумился я вчера вечером.

– Малыш, ребенок, киндер!.. – пояснил я для несообразительных и сомневающихся.

– И ты думаешь, что это правда?

– Фрау Холле утверждала, что она была у отпрыска Демиурга нянькой, поскольку она – самая лучшая нянька в мире! И мне почему-то кажется, что эта информация очень нам пригодится!

– И каким образом… – состроил скептическую физиономию сэр Вигурд.

– Не знаю… – честно признался я, – Пока не знаю… Вот найдем Демиурга, тогда, возможно, узнаю…

Я еще раз оглядел окрестности и добавил:

– А сейчас, мне кажется, мы вполне можем продолжить наше путешествие.

Сэр Вигурд молча кивнул и направился к своему бронированному коню, привязанному к тоненькому стволику.

Я поднялся в седло, повернулся к баггейну и увидел вместо остроухого сквота некую, весьма неказистую, помесь… осла с трепетной ланью. Вернее сказать, это был осел с рогами. И этот осел с довольной улыбкой смотрел на меня.

«Он еще к тому же и шутник!» – подумал я, а вслух сказал:

– Ну, двинулись… перевертыш!..

Первым двинулся сэр Вигурд. Его закованный в броню конь неторопливо шагал вперед, прокладывая тропинку для моей лошадки, а позади меня трусил осел Барбат, помахивая рогатой головой. Минут через пять я заметил, что каргуши о чем-то перешептываются, но не успел спросить в чем дело – они вдруг исчезли с крупа моей лошади и образовались на спине Барбата. Болтливый Фока тут же пояснил:

«Ты, сэр Владимир, не обижайся, но у нас теперь своя лошадка имеется»

«Да на здоровье, – спокойно ответил я, – Только смотрите, чтобы эта лошадка вас куда-нибудь не туда не завезла»

Барбат, видимо, тоже уловил мою мысль, поскольку немедленно прибавил ходу и пошел, буквально наступая на задние копыта моей лошади. При этом он еще энергичнее принялся кивать, так что его прямые, острые рожки того и гляди могли воткнуться в ногу моей кобыле. Лошадь, вроде бы никакой опасности не чуяла, а вот я забеспокоился. Повернувшись в седле, я бросил взгляд сквозь решетку забрала, а затем съехал с протоптанной тропинки и предложил:

– Топай-ка ты, Барбат вперед…

Осел остановился и вопросительно посмотрел на меня, явно не желая оставлять свою позицию в арьергарде.

– Если вдруг на нас нападут сзади, тебя прикрою я, а если спереди – сэр Вигурд, – пояснил я, и сообразительный баггейн, мотнув башкой, тут же проскочил вперед. Я двинулся следом, замыкая нашу компанию и радуясь, что теперь в опасности не моя кобыла, а конь маркиза. Правда, конские доспехи вполне могли защитить лошадь Сэра Вигурда от «головного украшения» баггейна.

Вскоре мы выехали на северную императорскую дорогу, и наши лошади перешли на рысь и пошли рядом, оставив сопровождавшего нас осла чуть сбоку.

Я с интересом оглядывал окрестности, тем более, что лес отодвинулся от дороги довольно далеко, давая место полям, лугам, маленьким, не часто встречающимся деревенькам.

Так, без особых приключений мы проехали километров десять, и тут я заметил, что дорога стала сужаться. Потом, с нее как-то незаметно исчезло каменное покрытие и копыта наших лошадей начали утопать в мягкой дорожной пыли. Северная императорская дорога превратилась в самый заурядный сельский тракт, принялась петлять, ухабить, ветвиться.

– Интересно, – прервал я молчание, – А принц уверял меня, что шикарный, мощеный северный тракт тянется до самого Темста! Куда ж он подевался!

– Никуда он не подевался, – усмехнулся сэр Вигурд, – Подевались деньги, отпущенные казной на строительство этого тракта…

– Ты хочешь сказать, их разворовали?

– Я хочу сказать, что их хватило только на… часть дороги, а чтобы не огорчать принца, ему доложили об успешном окончании строительства.

– А если принц узнает об… э-э-э… неточности этого доклада?

– Откуда? – усмешка не сходила с губ маркиза.

– Ну, мало ли… Кто-нибудь расскажет, или сам сэр Каролус отправится по этой дороге…

– Никто ничего ему не расскажет, поскольку все знают, как он гордиться имперскими дорогами, и сказать ему, что дорога плоха, это значит нажить себе могущественного врага – он просто не поверит такому сообщению. Ну а насчет поездки принца… Члены императорского дома никогда не путешествуют на север.

– Почему?.. – искренне удивился я такому сообщению.

– Как я слышал от отца, а он хорошо знает двор, все венценосные особы, начиная с прапрадеда нынешнего императора, очень не любили горы… И принц Каролус не исключение.

Ответ сэра Вигурда был сказан совершенно серьезным тоном, но я тем не менее не удержался от иронии:

– Неужели до такой степени, что даже не желают прогуляться на несколько километров в их сторону?..

– Именно! – подтвердил сэр Вигурд мое ироничное замечание, – Говорят, это как-то связано с горными гномами, но точно никто ничего не знает.

«Императоры, горы… – неожиданно вмешалась в наш разговор писклявая мысль Фоки, – Ты, сэр Владимир, посмотри вокруг, по-моему мы просто заблудились!..»

Я, как и было посоветовано, посмотрел вокруг. Синий лес снова подступил к самым обочинам дороги, превратившейся уже в какой-то заброшенный проселок. Местами короткая синяя трава перехлестывала проезжую часть, показывая насколько часто пользуются этим императорским трактом. А стоявшая вокруг тишина и впрямь наводила мысль на то, что мы безнадежно заблудились! И только мягкий топот копыт наших лошадей несколько успокаивал, да еще юное, безмятежно-уверенное лицо сэра Вигурда, со спокойно глядящими вперед глазами.

Тут мне в голову пришла мысль о том, что я слишком давно не видел Кроху – мысль тревожная и тоскливая. Посмотрев на двух каргушей, трясущихся на осле-баггейне я, чуть поколебавшись, спросил, как можно безразличнее:

«Фока, ты у нас все знаешь, не подскажешь, куда подевалась наша фея, что-то я ее давненько не видел…»

Оба каргуша, как по команде повернули свои остроносые мордочки ко мне и даже, как мне показалось, перестали трястись. Потом оба ощерились в своих ехидных улыбочках, и Фока проаищал:

«Что, сэр Владимир, уже соскучился?»

«Ну и соскучился, – признался я, – А что в этом странного? Я и не скрываю, что мне Кроха очень нравится!»

И вдруг Топс самым серьезным тоном заявил:

«А ты знаешь, Человек, что фею на самом деле зовут совсем не Кроха?»

«А как?!» – удивился я.

«Мы не знаем, но в ее наказание включено и изменение имени».

«Почему?» – еще больше удивился я.

«Неизвестно… – Топс почесал свой зеленый затылок, – Может быть, чтобы ее любезный сквот не смог ее отыскать?»

Почему-то это упоминание о бывшей пассии моей феи задело меня самым неприятным образом, но я пересилил себя и сказал:

«И все-таки, мне кажется, что Демиург слишком строг к Крохе!.. Ну, подумаешь, колдовала она для этого сквота, ну и что?! Не верю я, что от этого был какой-то большой вред!»

Обе остроносые мордочки снова повернулись ко мне, и две пары темных глаз-бусинок уставились под мое забрало. И на этот раз на мордах каргушей читалось удивление и тревога.

«Ты не понимаешь, – строго проговорил Топс, – Если Демиург не запрещает, в общем-то, фейри обучать сквотов магии, это не значит, что можно передавать этим… калекам скрытое знание. Одно дело научить сквота поджигать с ладони огонь в камине, и совершенно другое – поджигать вздохом дома, или гасить взглядом звезды…!»

«Подожди! – остановил я Топса, – Разве Кроха учила своего… ну, этого, гасить взглядом звезды?! Зачем?! И потом, почему ты называешь сквотов калеками?!»

«Ой, ой, – темпераментно запищал Фока, – Сколько вопросов, сколько вопросов!..» – но получив толчок в спину от Топса, обиженно замолчал, а Топс продолжил свои объяснения:

«Я не знаю чему учила Кроха своего любимчика, – „Какое хорошее словечко!“ – подумал я, – А только, не за что Демиург облика и имени лишать не будет! Ну а насчет „калек“, так сквоты и есть калеки – они же не чувствуют разлитую вокруг магическую силу, они не ощущают ее течений, концентрации, ее готовности к действию и ее спокойствия! Кто ж они, если не калеки?..»

Объяснение было исчерпывающим, но в нем меня очень заинтересовали некоторые слова!

«Судя по тому, что ты только что сказал, Демиург лишил Кроху облика и имени… Значит она на самом деле выглядит совсем не так, как… выглядит?..»

Топс пожал плечами, и Фока вслед за ним пожал плечами, но ответил Топс:

«Феи… очень красивые… Может быть даже красивее, чем Белые дамы…»

«Но ты не станешь отрицать, что Кроха очень хороша собой?!» – воскликнул я, и вдруг моля кобыла резко пошла боком, едва не въехав в придорожные кусты.

Сэр Вигурд с удивлением посмотрел в мою сторону, а осел шарахнулся от меня в сторону. Фока вцепился ослу в гриву, а Топс ухватился за Фокины трусы, и вместе они смогли все-таки, удержаться на ослиной спине. Секунду спустя на мой вопрос ответил Фока:

«Кроха хороша, никто не спорит, но феи – очень, очень красивы!»

В этот момент в глубине сгустившегося леса резко вскрикнула какая-то тварь, и в тот же момент сэр Вигурд, выдвинувшийся во время моего разговора с каргушами вперед, остановил своего коня и предостерегающе поднял руку.

– В чем дело?.. – шепотом спросил я, подъезжая к маркизу.

– За поворотом кто-то есть… – так же шепотом ответил он.

Шагах в десяти-пятнадцати впереди нас дорога резко сворачивала вправо и была совершенно скрыта высокими, густо разросшимися кустами. После короткого лесного вопля, вокруг воцарилась прежняя тишина, и мне было непонятно, что остановило сэра Вигурда, но он явно был уверен в том, что за поворотом нас кто-то поджидает.

Несколько секунд мы простояли неподвижно, вслушиваясь в окружающую нас тишину, а затем я резко бросил забрало на лицо и тронул лошадь. Сэр Вигурд немедленно двинулся за мной следом, отставая на пол лошадиного корпуса.

Мы миновали поворот и вначале я ничего не увидел – впереди все также вилась едва наезженная просека, по бокам которой высились деревья и кусты всех оттенков синего цвета. И только несколько секунд спустя, я заметил, что на правой обочине совсем недалеко от поворота, на поваленном, полусгнившем стволе примостился… карлик – совсем маленького роста мужичок неопределенного возраста, наряженный в неброский синий кафтанчик, такого же цвета штаны и сапоги, на голове у него красовалась ярко-голубая тюбетейка, расшитая синими нитками.

Карлик сидел совершенно неподвижно, однако его ярко светившиеся желтоватым огнем глаза, внимательно наблюдали за нашим приближением.

Я остановил свою лошадь шагах в пяти от него и с интересом разглядывая занятную маленькую фигурку, произнес:

– Добрый день…

Карлик мигнул, поскреб пальцем свой намек на нос и неожиданно спросил:

– Добрый?..

– Я надеюсь…

– Для кого?..

– Ну… вообще…

– Ты ведь – Черный Рыцарь?.. – неожиданно сменил тему разговора карлик.

– Совершенно верно… – ответил я.

– Значит для тебя он не добрый!.. – ощерился карлик в довольно противной ухмылочке.

– Это почему же?.. – ответил я улыбкой на улыбку.

– Потому что ты повстречал меня… Или потому что я повстречал тебя… Выбирай, как тебе больше нравится… – снова ухмыльнулся карлик.

– Ну что ты! – вполне добродушно воскликнул я, – Мне попадались морды и пострашней твоей, и, как видишь, заикой я не стал!

Ухмылка сползла с морщинистой физиономии карлика, он соскочил со своего бревна, чуть ли не по пояс утонул в густой траве и в своей синей одежке сразу стал похож на какой-то уродливый цветок.

– Посмотрим, как ты будешь шутить, когда твою безмозглую голову насадят на пику и выставят у входа в мой замок! – прошипел он враз посиневшими губами, и после этой его угрозы я как-то сразу рассердился. Чуть тронув лошадь, я склонился к земле, как будто сто-то высматривая в траве и проговорил:

– Слушай ты, незабудка бородатая, смотри как бы моя лошадь на тебя копытом не наступила!..

И тут раздался голос моего юного друга:

– Не соизволит ли неведомый нам карла назваться и объяснить причину, по которой он соизволил угрожать Черному Рыцарю!

Только я хотел ответить маркизу, что мне глубоко наплевать на имя этого «карлы» и на самого «карлу» тоже, но «карла» опередил меня.

Бросив в сторону выдвинувшегося вперед сэра Вигурда быстрый взгляд, он довольно презрительным тоном проговорил:

– Меня зовут Оберон, если тебе, молокосос, это что-нибудь говорит, и я не думаю угрожать Черному Рыцарю, поскольку здесь нет никакого Черного Рыцаря! А вот этого самозванца, неизвестно каким образом добывшего Черные Доспехи, я уничтожу, потому что он посмел нанести оскорбление одному из моих подопечных, моих… почитателей.

– Хороши ж у тебя почитатели, раз они удостаиваются моих оскорблений!.. – насмешливо проговорил я, но Оберон вдруг вскинул вверх обе руки, и в его правой, зажатой в кулак ладони длинной спицей сверкнуло неизвестное мне оружие.

– Кончилось время слов! – странно придушенным голосом воскликнул он, – Настало время дел!..

В мгновение ока моя левая рука прикрылась щитом, с которого раздался короткий львиный рык, а в правой появился длинный меч, и его голубой глаз раскрылся в мир.

В ту же секунду карлик вдруг перенесся метров на двадцать дальше от нас по дороге, а вслед ему прошелестел бархатный бас меча:

– Оберон, я тебя предупреждал, чтобы ты не попадался больше на моем пути!.. Берегись!..

– Зрячий!.. – дурным голосом заверещал карлик, – Ты в руке самозванца, не владеющего магией! Оставь его мне, или он надругается над Черными Доспехами!

– Ты будешь учить меня, в чьей руке мне быть?! – насмешливо пророкотал бас, – Не пора ли тебе вернуться на родину твоей матери – Кефалония заждалась тебя!

– Тогда пеняй на себя, Зрячий! – взвизгнул карлик и взмахнул своей спицей.

Вынырнув призрачным языком из придорожных кустов, между мной и карликом поплыла белесая полоса тумана. Эта едва заметная полоска быстро уплотнялась, разбухала, клубясь и переливаясь, превращалась в непрозрачную голубовато-белую тучу, выбрасывающую вверх и вширь все новые и новые белесые клубы, подкатывая их под самые копыта наших лошадей.

Я уже собрался подать свою лошадку назад, как вдруг она опустила голову и громко фыркнула прямо в этот непонятный туман. И вся эта туманная гора мгновенно рухнула, как подкошенная, осела, растаяла миражом, а на ее месте осталась шеренга низкорослых косматых существ, отдаленно напоминающих равнинных горилл. Все они были одного роста, покрыты черным густым и жестким волосом, похожим на щетку для чистки напильников. Их руки от плеч и до запястий прикрывали металлические латы, на груди сверкали короткие нагрудники, и больше никакой одежды эти ребята не имели. Единственным местом, где у этих существ не росли волосы, были черепа, украшенные витыми козлиными рогами. В мускулистых лапах они сжимали короткие топоры с шипованными обухами и круглые маленькие щиты.

Всю эту шеренгу я охватил одним взглядом, и тут рядом со мной раздался короткий тихий выдох сэра Вигурда:

– Орки!..

– Орки!.. – басовито повторил мой меч, с нескрываемым удовлетворением.

– Ор-р-р-ки!.. – рыкнул со щита лев.

– Двенадцать орков, – уточнил сэр Вигурд, и словно в ответ на его слова раздалось радостное хихиканье.

Смеялся карлик Оберон. Он стоял позади шеренги орков и с нескрываемым удовольствием наблюдал за нашей реакцией на свое колдовство. Увидев, что мы снова наблюдаем за ним, он вновь взмахнул своей спицей, и шеренга орков на мгновение подернулась какой-то непонятной рябью, как будто перед ней проплыла полоса горячего воздуха. Затем на дорогу рухнула короткая, резкая дробь невидимого барабана, и вся шеренга разом шагнула вперед… Нет, осталась на месте!.. Нет, она… раздвоилась! Шеренга, отделившаяся от первой, возникшей из волшебного, туманного облака, начала мерное, в ногу, движение в нашу сторону, а та, первая, продолжала стоять неподвижно поперек дороги, прикрывая своего повелителя.

Наступавшие орки сделали четыре широкие шага, и тогда над дорогой снова раскатилась барабанная дробь, и от первой шеренги отделилась еще одна. И она также двинулась в нашу сторону.

– Их уже тридцать шесть!.. – прошептал сэр Вигурд, и впервые в его голосе я почувствовал некоторое смятение. Ответить я не успел, за меня это сделал мой меч:

– Какой смысл их считать?.. Их надо разить!..

– И постараться, чтобы барабан больше не бухнул! – добавил я и, взмахнув мечом, послал лошадь вперед. Сэр Вигурд без раздумий последовал за мной, и через секунду мы врезались в первую шеренгу!

Орки мгновенно сломали строй и окружили нас, размахивая своими короткими топорами. Мой меч, уже был занесен для удара, но первым ударил мой противник. Один из косматых зверей, неожиданно высоко подпрыгнул и обрушил свой топор на мое левое плечо. Однако, мой лев не дремал, вынырнув из щита на добрые полметра, он с яростным ревом вцепился в покрытый шестью бугристый бицепс и мгновенно откусил лапу с занесенным топором. Раненый орк завизжал странно тоненьком голосом и, рухнув в траву, быстро пополз в сторону. Его откушенная рука, как живая запрыгала по дороге, продолжая размахивать зажатым в кулаке топором, пока один из орков не успокоил нее, ловко наступив на запястье.

Я, тем временем, использовал свой замах – черная сталь меча со свистом пошла вниз, с одинаковым безразличием рассекая воздух, стальные наручи и нагрудники, густую, стоящую дыбом шерсть, шкуру, мясо, кости. Клинок был длинен, и когда он закончил свой путь в нижней точке полета, двое орков оказались рассеченными пополам. Я, сколько мог, удлинял траекторию движения меча и потому достаточно низко наклонился в седле, а когда попытался выпрямиться, вдруг почувствовал, что не могу этого сделать! Седло вслед за моим телом заскользило по спине лошади вбок, и через мгновение я, перекувырнувшись через голову, грохнулся в дорожную пыль.

Удар оглушил меня, однако ни меча, ни щита я из рук не выпустил! Не испугался я и топоров своих противников, все-таки доспехи на мне были для их железа неуязвимы. Однако мне грозила другая опасность – мои враги мгновенно сообразили, что не смогут повредить мой панцирь, и просто навалились на меня, придавливая к земле и не давая ни подняться, ни вздохнуть, как следует. Я лежал забралом в землю и слышал, как мой лев пытается огрызаться, но щит оказался прижат к земле лицевой стороной вниз, и его попытки ни к чему не приводили. Положение мое стало критическим, и в это мгновение из моего горла сам собой вырвался непонятный вопль, смодулированный в некую варварскую мелодию!..

В то же мгновение я почувствовал облегчение, быстро перекатился и посмотрел вверх… Огромная куча орков висела в воздухе прямо надо мной, поддерживаемая неведомой силой. Их тела дергались, стараясь принять устойчивое положение, лапы шевелились, пытаясь добраться до моего, ставшего вдруг недосягаемым тела, а в горевших багровой ненавистью глазках медленно проявлялось недоумение и растерянность.

Я поднялся на ноги и огляделся. Моя лошадь спокойно стояла рядом и смотрела на меня каким-то невероятно мудрым взглядом. Шагах в пяти возвышался на своем танке сэр Вигурд, задрав голову вверх, поскольку над ним тоже плавала кучка орков, немного уступающая в численности моей. Впереди, метрах в шести-семи мохнатыми воздушными шариками плавала еще дюжина «летающих обезьян», сохраняя идеальный строй шеренги и при этом потешно дрыгая ногами. А еще дальше по дороге стоял подергивая задранной головой карлик Оберон, явно не понимающий, как ему дальше управлять своей армией.

Я сделал шаг в его сторону, и он тут же опустил взгляд со своих «орлов» на мою персону. Поняв, что я направляюсь к нему совсем не с мирными намерениями, он взвизгнул: – Попробуй поднять вот это!.. – и снова взмахнул своей спицей.

Дорога между мной и карликом вспучилась горбом, земля на макушке этого горба лопнула и на свет божий появился… шершавый угол гранитной скалы. Этот угол выдавливался вверх, превращаясь в самую настоящую скалу странной невероятной формы. Земля стонала, раздаваясь в стороны, пропуская к свету, выталкивая из себя эту гранитную глыбу, словно гигантская роженица избавлялась от гигантского же, тяжелого плода!

Через минуту между мной и карликом стоял каменный исполин. Короткие, не выше полуметра, колонны ног подпирали огромное бочкообразное тело, из которого торчали три корявых выступа, отдаленно напоминающие обрубки рук. Сверху на это тело без всякого намека на шею была водружена конусообразная голова, похожая на широкий колпак.

– Убей Черного! – раздался из-за спины гиганта визг карлика, и в тот же момент в верхнем конусе каменного исполина, словно слюдяные вкрапления блеснули несколько хаотично разбросанных глаз, отыскивая свою жертву.

Камень увидел меня и сделал первый шаг. Левая тумба оторвалась от земли и, переместившись с сухим противным шелестом чуть-чуть вперед, снова опустилась на землю, заставив содрогнуться всю округу. Затем правая тумба с тем же шелестом и содроганием земли повторила это движение. Каменный гигант двигался в мою сторону, а я стоял на месте, парализованный ужасом, не в силах даже поднять руку с мечом.

Первым пришел в себя сэр Вигурд. Его закованный в броню конь, обогнул меня и тяжелым галопом устремился к каменному гиганту. Однако тот, не обращая никакого внимания на нового противника, продолжал свое целеустремленное движение ко мне. Сэр Вигурд беспрепятственно подскакал к шагающей скале и, взмахнув мечом, опустил клинок на одну из «рук» исполина. Тоненько пропела высокая металлическая нота и голубоватый клинок прекрасной стали раскололся надвое, не оставив на поверхности гранита даже царапины. Из-за спины гиганта донесся довольный хохот.

Я, наконец, пришел в себя и, прикрывшись щитом, поднял свой клинок. И тут тихо прозвучал мягкий бас:

– Скальный Топотун… Я бессилен…

Черная точка зрачка на голубом глазу меча исчезла, и он затуманился, превращаясь в мутноватый голубой камень. Я мгновенно бросил бесполезный клинок в ножны и выдернул из заплечной петли топор.

«Это железо хотя бы не будет расписываться в собственной беспомощности» – злорадно подумал я, прекрасно понимая, что от моего нового оружия будет не больше толка, чем от сдавшегося меча.

– Я буду рвать любую скалу!.. – отчаянно рыкнул лев со щита, но я уже понял, что и он не надеется принести хоть какой-то ущерб Скальному Топтуну.

Моя рука сжимавшая бесполезный меч опустилась, в голове метались обрывки каких-то незнаемых заклинаний, словно мозг пытался нащупать нужное «методом тыка» и отбрасывал вспоминаемое, не дочитывая до конца. Решения не находилось!

Топотун, между тем приблизился еще на четыре своих шага, до меня ему оставалось метра четыре.

«Разворачивайся и беги!..» – мелькнула в моей голове заполошная мыслишка меня-журналиста, но я-рыцарь продолжал стоять на месте, глядя на приближающегося убийцу сквозь решетку забрала, а я-маг продолжал быстро перебирать в голове возможности применения магии.

И тут мимо меня, громко стуча копытцами по пыльной дороге, проскочил совершенно забытый мной ослик-баггейн! Он мчался, опустив свою обезображенную недлинными витыми рожками голову и отчаянно что-то вереща на своем ослином языке. Скальный Топотун, как и во время атаки сэра Вигурда, совершенно не обратил внимание на нового, маленького и смешного врага, он как раз поднимал свою левую «ногу» для очередного шага, и в этот момент осел, высоко подпрыгнув, вонзился своими рогами точно в середину бочкообразного каменного тулова!

Вонзился и… повис, колотя копытцами по красновато отблескивающему граниту гиганта. А Топотун замер на одной ноге, с невозможно зависшей другой, несколько секунд простоял в таком неустойчивом равновесии и вдруг начал разваливаться на куски!

Первой раскололась на множество частей голова. Обломки гранита начали сыпаться на землю, тяжело ухая и поднимая пыль. Некоторые из них пролетели совсем близко от застрявшего в скале и продолжавшего верещать, ослика. Затем треснуло и начало распадаться на две части туловище гиганта, причем, основная трещина прошла как раз по тому месту, куда воткнулись ослиные рога. В этот момент я пришел в себя от этого неожиданного подвига нашего нового товарища и, выпустив из рук топор и щит, метнулся вперед, к брюху разваливающегося монстра.

Я успел как раз вовремя, чтобы подхватить падающего на землю ослика. Опустив его на землю, я тут же бросился прочь, ни минуты не сомневаясь, что осел последует за мной. И он обогнал меня уже на первых четырех шагах.

А еще через пару минут все было кончено!

Дорогу перегораживала довольно большая куча камней, пересыпанных щебнем и ничем не напоминающих огромного Скального Топтуна. Карлик Оберон тоже исчез, во всяком случае его нигде не было видно, исчезли и его «летающие обезьяны»

Мы с сэром Вигурдом сидели, прислонившись к одному из придорожных деревьев, наши лошади стояли рядом, устало понурив головы, а ослик, превратившийся в совсем крошечную лисичку, пристроился у меня под боком.

Мы отдыхали. Вернее, мы не могли тронуться с места от усталости.

Однако, уже минут через пятнадцать я наклонился над баггейном и спросил:

– Слушай, герой, как ты догадался, что Топтуна надо… э-э-э… бодать?..

– И как ты на это решился? – прибавил свой вопрос сэр Вигурд.

Лисенок выбрался из-под моего бока, покрутился на месте и плавно перетек в форму уже виденного нами невысокого кучерявого сквота.

– Как догадался?.. – тоненько проговорил он, – Так ведь всем известно, что скальные создания можно одолеть только живой плотью… Ну а как решился?.. Так… это… я ж видел, что вы не знаете, чтоделать, а объяснять было некогда…

– Он вообще ужасно смелый! – неожиданно раздался Фокин писк из-под моей коленки, – Прям так на всех и бросается!

– Да, – наклонился я над неизвестно откуда взявшимся каргушем, – А куда подевались вы?

– Мы? – удивился Фока и честно признался, – А мы прятались…

– Вот как?.. – я притворился рассерженным, – Мы, значит, отдавали жизни на алтарь, проявляли чудеса героизма, а вы, значит, прятались?!

– Но мы же не воины! – обиженно воскликнул Фока.

– А кто вы? – поинтересовался сэр Вигурд.

– Мы – советники! – гордо ответил оранжевоголовый каргуш.

– Ну, и что, советник, ты нам можешь сейчас посоветовать? – усмехнулся я.

– Так сейчас Топс вернется из разведки, тогда и советовать будем, – с чувством собственного достоинства ответил Фока.

– Уже вернулся, – донесся серьезный голосок второго каргуша из травы, позади маркиза, и в следующее мгновение оттуда вынырнула зеленая голова Топса, почти неразличимая в синей траве, – Здесь недалеко, вперед по дороге, имеется маленькая деревушка, может быть имеет смысл перебраться в нее?.. Там нам будет удобнее.

Мы с сэром Вигурдом переглянулись и поднялись с травы.

– Веди, разведчик, – кивнул я Топсу, беря свою лошадь под уздцы.

– Лучше я поведу!.. – немедленно вылез вперед Фока, – Меня виднее!..

Тут на наших губах поневоле появились улыбки, даже баггейн заулыбался.

Деревенька, действительно, оказалась недалеко – полтора десятка маленьких домиков прятались в гуще леса. Оранжевая голова Фоки, прекрасно видная в синей траве, уверенно направилась к крайнему домику, запрятанному в высоких кустах. Никакой ограды домик не имел, так же, как около него не было и никакого намека на двор, так что мы беспрепятственно подошли почти к самому крыльцу. И тут на пороге домика появилась совсем еще молоденькая девушка. Увидев нашу компанию, она улыбнулась: – Добрый день, – и доверчиво спросила, – Вы к нам?..

Глава 9

– Ты действительно считаешь, что вещие сны бывают?!

– Конечно!.. Только…

– Что «только»?

– Понимаешь, у вещих снов есть одна… сложность…

– Ну да, их сложно правильно истолковать!.. Нет, их сложно правильно… запомнить!..

(Подслушанный разговор)

В домике жили двое – встретившая нас девушка и ее дед, высокий худой старик, белый, как лунь и совершенно слепой. Слава, или Славия, так звали девушку, провела нас в дальнюю комнату и предложила быть, как дома. О лошадях она тоже пообещала позаботиться, и ими, как мы потом узнали, занялся дед. Пока мы снимали доспехи и приводили себя в порядок, Славия накрыла на стол, и хотя стол этот был не слишком богат, мы почувствовали, что нам рады.

Когда мы уселись за стол и получили из рук Славии по тарелке каши, приправленной какими-то пахучими кореньями, дед, сидевший во главе стола, спросил неожиданно звучным голосом: – Это вы дрались с Лесными Мародерами?.. – при этом он скорее констатировал известный ему факт, нежели задавал вопрос.

– А что, и в вашей деревеньке слышно было? – ответил я вопросом на вопрос.

– Ничего не было слышно, – улыбнулась Слава, – Просто дедушка мой видит все окрестности…

Я удивленно посмотрел на нее, и она с новой улыбкой пояснила:

– У дедушки такая способность, он всю округу… видит и знает что где происходит.

– Вот как?! – улыбнулся я в ответ, – Значит он может нам сказать, где бродит подкарауливавший нас карлик?

– Он ушел, – немедленно откликнулся дед, – Его в нашем лесу больше нет.

– А его… армия? – спросил сэр Вигурд.

– А эти… разбежались по своим норам. Да они – Лесные Мародеры, они обычно на оружных людей и не нападают, это их Оберон заставил.

– Так ты знаешь этого карлика? – тут же заинтересовался я.

– Конечно, – кивнул дед и посмотрел на меня незрячими глазами, – Он частенько по нашему лесу для своих дел Мародеров собирает.

– А вас он не обижает? – снова вступил в разговор маркиз, – Вам он зла не сделает, за то что вы нас приютили?..

– Нет, – спокойно и уверенно ответил старик, – Он и не узнает, что вы у нас были.

– Ты так думаешь?.. – с сомнением протянул я.

– Я знаю, – проговорил дед, и на его тонких бесцветных губах возникла едва заметная улыбка, – Если бы он хотел знать, куда вы пойдете, он прицепил бы к одному из вас маячок… И тогда ты, – он ткнул в мою сторону длинным корявым пальцем, – Сразу это почувствовал бы! Ты же – Маг?!

И снова его вопрос прозвучал как утверждение. Чуть помолчав, старик добавил:

– Я думаю, что Оберон знает, куда вы направляетесь, и сможет быстро вас отыскать… когда будет готов к новой встрече. Только… вряд ли эта встреча будет скорой – вы слишком сильно его потрепали.

– Вы кушайте, кушайте!.. – вмешалась в разговор Славия и поставила перед нами по большой кружке молока, – А то дедушка сам почти ничего не ест и вам со своими разговорами поесть не даст!..

– Хозяюшка, – повернулся я к ней, – Не сочти за… нахальство, нет ли у тебя… орехов?

– А ты, благородный сэр, орехи любишь? – быстро переспросила она.

– … Люблю… – чуть запнувшись пробормотал я.

– И еще кое-кто из его друзей орехи любит, – с неуловимой улыбкой проговорил дед.

Славия с интересом посмотрела на меня, но не стала задавать вопросов по поводу моих друзей, вместо этого она кивнула:

– Найду я для тебя орехов, благородный сэр! Обязательно найду…

Между тем, наш поздний обед или ранний ужин закончился, во всяком случае, я чувствовал себя вполне насытившимся. Дед, как я успел заметить, съел не более двух-трех ложек каши и давно уже положил свою ложку на стол. Славия начала убирать посуду со стола, а мы втроем вышли из столовой во двор и присели на крылечке.

– Куда вы держите путь, благородные сэры? – спросил дед, на ощупь усаживаясь на нижней ступеньке, и тут же извинился, – Если, вы не сочтете мой вопрос бестактным…

– Мы направляемся в предгорья, к городу Темсту, – ответил я, – А оттуда в горы, попробуем отыскать горную резиденцию Демиурга…

– Вы, видно, очень торопитесь, раз решились ехать в Темст вдвоем! – чуть усмехнулся старик, – Дорога туда длинна и опасна, а вы не стали ждать летнего каравана… Сейчас ведь мало кто решается путешествовать к горам без сильной охраны…

Я удивленно хмыкнул: – А принц Каролус уверял меня, что дорога до Темста легка и безопасна…

– Ну, вы же видели, что императорской дороги нет… – возразил наш хозяин, – А дальше она вообще превратиться в тропу. Два каравана в год не могут проторить настоящую дорогу, а чаще ни в горы, ни на побережье теперь никто не ездит.

– Раз так, – улыбнулся я, – Эта тропа должна быть совершенно безопасной! Вряд ли на столь редко посещаемой тропе нас ожидают засады и драки…

– Зато эти малонаселенные места облюбовали дикие фейри… Неблагий Двор. Вам ведь придется пройти мимо Сумеречных Холмов, и Скользящей Расщелины…

– И что это за… места?.. Что такого в них страшного?..

Старик довольно долго молчал, а когда заговорил, его голос звучал не слишком уверенно:

– Я ничего определенного рассказать вам не могу, мое видение так далеко не действует, но и те, кто проходил по тем местам, вряд ли могут что-то объяснить. Только вы должны знать, что в каждом караване, идущем к побережью, бывает не меньше двухсот с лишним сквотом, и каждый год не меньше двадцать из них пропадает либо в Холмах, либо в Долине. Бывает, что кто-то из них возвращается, но и они ничего не рассказывают, большинство из вернувшихся вообще не разговаривают. Ну а слухи, сказки, и выдумки, которые передает друг другу досужие сквоты, чтобы попугать друг друга вечерком, я вам пересказывать не буду – зачем вас путать, лучше будет, чтобы вы не ожидали ничего определенного…

После этих слов мы молчали довольно долго, а потом я спросил:

– А чем живет ваша деревня? Народу у вас тут, похоже немного, полей, огородов не наблюдается… Может ваш лорд дает вам какое-то пропитание?..

– Лорд?.. – с какой-то странной усмешкой переспросил старик, – У нас нет лордов…

– Как нет лордов?! – удивился сэр Вигурд, – А кто же… э-э-э… кому же принадлежит эта… земля?

Старик оперся спиной на поддерживающий крыльцо столбик и повернулся в сторону маркиза. Несколько долгих секунд он рассматривал сэра Вигурда своими незрячими глазами, а потом усмехнувшись проговорил:

– А ты, благородный сэр, считаешь, что у Земли обязательно должен быть владелец?.. Ту думаешь, что Земля потерпит… владычество над собой?..

Сэр Вигурд растерянно молчал, он явно никогда не ставил перед собой таких вопросов. А старик, чуть подождав, продолжал:

– Земле не нужен владыка, Земле нужен… труженик, заботливый друг, который умеет ухаживать за Землей, помогать ей в ее жизни…

– Но… кто-то должен вас защищать, помогать вам… – попробовал как-то обосновать свой вопрос сэр Вигурд.

– От кого… защищать, от другого такого же лорда?.. Больше нас защищать ни от кого не надо… От зверья мы сами вполне можем защититься… От фейри?.. Вряд ли лорд может защитить нас от диких фейри… Не так ли благородный сэр?..

Старик снова улыбнулся, но улыбка у него получилась невеселая. Казалось, он извинялся за свое не слишком высокое мнение о «благородных сэрах».

– Хорошо!.. – не сдавался сэр Вигурд, – Но ведь кто-то должен блюсти закон, кто-то должен расследовать преступления, наказывать преступников, защищать… справедливость!..

Старик, наконец, ответ свои слепые глаза от лица Вигурда и, опустив голову, глухо проговорил:

– Да, ты прав, кто-то должен защищать справедливость и блюсти закон… Но этот кто-то должен в первую очередь сам быть справедливым, подчиняться закону, жить по закону, судить по закону… себя. А если у него один закон для простых сквотов и совсем другой для благородных сэров, то…

Старик не закончил свою фразу, да этого и не требовалось. Сэру Вигурду, видимо, мгновенно припомнилась история Гротты, и он вдруг покраснел. А старик неожиданно продолжил свою речь:

– Я так понимаю, благородный сэр – совсем еще молод… – он снова повернул лицо в сторону Вигурда, – Так вот, не задумывался ли ты о странном словосочетании «благородный сэр»? Если у лорда родился сын, его еще в пеленках называют «благородный сэр», а будет ли он действительно благороден? Ведь это слово несет в себе совершенно определенный смысл, определенные… обязанности! Может быть, многие из тех, кого называют «благородный сэр» с младенчества настолько привыкли к «благородству», что считают его своей неотъемлемой принадлежностью. Любой свой поступок благородный сэр автоматически признает благородным, даже если он… низок!

– Старик, ты забываешься!.. – коротко прикрикнул сэр Вигурд, и в его голосе прорезался металл.

– Да, благородный сэр… – немедленно откликнулся дед, но в его голосе совершенно не было надлежащего почтения.

Над крыльцом повисло тягостное молчание. Особенно тяжело было Вигурду, и чтобы как-то разрядить атмосферу, вернуть ей прежнее доверие, он немного небрежно спросил:

– Лучше расскажи, как все-таки получилось, что у вас нет лорда, и… чем вы живете?

Немного помолчав, старик ответил ровным спокойным голосом:

– Наш лес – единственное место, где попадается сон-смола…

– Сон-смолу добывают в вашем лесу?! – воскликнул сер Вигурд, – Тогда я тем более не понимаю, как до сих пор никто не прибрал к рукам вашу деревню!..

– Что такое сон-смола? – заинтересовался я.

– О, сэр Черный Рыцарь, – это такая вещь!.. – начал маркиз, но старик мягко его перебил:

– Сон-смола – не вещь…

Вигурд замолчал, а старик, чуть помедлив, продолжил свое объяснение:

– Сон-смола – это слезы Дерева забвения, благородный сэр, – его пустые глаза переместились и уперлись в меня, – Достаточно сжечь вот такой кусочек сон-смолы… – он показал треть ногтя своего указательного пальца, – … в спальне, и ты увидишь вещий сон! Сон, который покажет тебе твое будущее на две недели вперед! Сон, который не требует толкований!

– Тогда, действительно, непонятно как это вы до сих пор не получили лорда?! – усмехнулся я.

– Все очень просто, – вернул мне усмешку бесстрашный дед, – Надо очень хорошо знать – в какой час, с какого дерева можно брать смолу, чтобы она была созревшей… Иначе…

Дед замолчал, но я, как обычно, желал определенности:

– Иначе – что?..

– Иначе вместо сон-смолы получишь беспамятство… или смерть. Но смерть – лучше… Так что нас трогать нельзя, мы должны быть спокойны и сосредоточенны, когда подходим к Дереву забвения. Потому лорды предпочитают иметь сон-смолу и не иметь… ненужных неприятностей!

– Так вот почему ты такой… смелый! – пробормотал сэр Вигурд.

– Разве я смелый? – искренне удивился дед, – Ты, благородный сэр, гораздо более отважен! Я, к примеру, никогда бы не смог сражаться с Обероном и его мародерами!

– Но на язык ты смелый! – повторил сэр Вигурд.

– Не горячись, благородный сэр, не горячись… Это не смелость, это… правда. Моя правда!

Старик тяжело поднялся на ноги и закончил разговор:

– Спать пора, благородные сэры… В нашей деревне рано просыпаются… Да и путь вам завтра предстоит неблизкий, за день и не доберетесь.

И повернувшись к дверям дома, он громко проговорил:

– Славка, постели для благородных сэров готовы?!

Дверь мгновенно приоткрылась и в щель выглянула внучка старика:

– Конечно, дедушка!..

– Пойдемте, благородные сэры, – пригласил старик и направился в дом.

Мы последовали за хозяином. Славия постелила нам в крошечной задней комнате, как мне показалось, своей собственной спальне. Во всяком случае, там незримо витал дух молодой девушки, хотя я мог и ошибаться – духом Славии был пропитан весь этот домик. Мы быстро улеглись, но сон, несмотря на нашу усталость, не приходил.

– Хорошо бы увидеть вещий сон… – вдруг негромко проговорил Вигурд, – Тогда бы мы точно знали, удастся нам найти Демиурга или нет.

– Я предпочитаю не знать этого, – также негромко проговорил я.

– Почему?.. – голова Вигурда приподнялась с подушки.

– Мне хотелось бы во всех моих делах рассчитывать только на свои силы… и на силы моих друзей. А знать заранее, что у тебя получиться или не получиться… Не знаю, мне кажется, такое знание должно расхолаживать…

– Ну почему… – попытался возразить маркиз, и вдруг согласился, – Хотя, наверное, ты прав.

Мы снова замолчали, и скоро, по ровному едва слышному дыханию юноши, я понял, что тот заснул. А у меня из головы все не выходил наш вечерний разговор, слова старого слепого деда. Все, что он говорил было правильно, справедливо… и все-таки, что-то мешало мне полностью согласиться с ним. Может быть история Земли, история человеческой цивилизации. Вся эта история, как на незыблемом основании, стояла на ЛОРДЕ! На ПОВЕЛИТЕЛЕ! Даже сейчас, в самых наших распредемократических странах, лорд, выбранный всем народом, творил, практически, что хотел, и ни один закон не позволял спросить с него за содеянное!

Так, может быть, иначе нельзя?.. Может быть это единственно возможный способ человеческого существования?! Но как же тогда наша человеческая душа, которая способна творить любое волшебство?! Или не любое?! А может быть, у нас вовсе и нет души, и мы не люди, а… сквоты! Борон Торонт мечтает получить душу, но он хотя бы знает, что у него ее нет! А наши «бароны», наши «лорды», спикеры и президенты – они имеют души?!

Эти странные, бессвязные и лихорадочные размышления незаметно перешли в такой же бессвязный, лихорадочный сон. Я что-то кому-то доказывал, какие-то насмешливые лица мелькали перед моими глазами, безразлично слушали мою прерывистую, сбивчивую речь, покровительственно улыбались и отворачивались, ничего мне не отвечая. А я горячился, метался от одного лица к другому, и вдруг увидел перед собой старое, обрамленное снежно белыми волосами лицо нашего хозяина. Он смотрел на меня острым изучающим взглядом темных пронзительных глаз, словно оценивая, насколько я честен… сам с собой, а потом негромко произнес:

– Благородство нужно беречь в себе. И поступать, как должно благородному сэру. Надо соответствовать понятию «благородство» и тогда ты сможешь прямо смотреть в глаза всем. А что еще нужно благородному сэру?!

И все мои видения исчезли, словно их стерло мокрой губкой. Было темно и тихо. Я понял, что лежу с открытыми глазами, а за окном стоит глухая лесная ночь. А рядом с моей постелью смутно белела высокая призрачная тень. Я сосредоточил взгляд на этом, странно ускользающем видении и мгновенно узнал Эмельду.

«Слушаю тебя…» – мысленно обратился я к ланон ши, и она сразу же ответила:

«Ты хотел знать, о чем будут говорить принц и граф Альта… Я пришла рассказать тебе это… Смотри…»

На секунду она замолчала и словно придвинулась ближе, а потом ее фигура потеряла форму, расплылась зыбким облаком, окутав все комнату едва заметным призрачным сиянием. Через секунду в этом сиянии проступили несколько темных пятен. Они стали быстро уплотняться, пока не приобрели очертаний двух мужских фигур. Одна из них сидела за письменным столом, вторая стояла напротив. Во всей сформировавшейся «картинке» четкими, ясно видными, были только эти две фигуры, окружающая их обстановка была, зыбкой, размытой, смазанной, как на плохом негативе.

Но в следующий момент я перестал рассматривать это видение и весь обратился в слух – начался разговор принца с графом Альта двенадцатым лордом Сорта.

– Я очень недоволен тобой, граф, очень недоволен!..

– Чем я мог вызвать недовольство моего принца?! Моя преданность императорскому дому и членам его фамилии общеизвестна, и что бы я ни делал, вся моя деятельность направлена на укрепления власти императора… – голос графа неуловимо изменился, стал чуть вкрадчивее, интимнее, – А императором я давно считаю… тебя принц, моего товарища по императорской военной школе…

– Да?! Тогда объясни мне с какой стати ты с таким тщанием укрепляешь свой замок? От кого ты собираешься защищаться?! Тебе кто-то угрожает?!

– Я укрепляю свой замок?! Принц, тебе неверно донесли! Ни о каких укреплениях и речи не идет! Можешь в любое время приехать в Сорта сам и убедиться, что его стены все такие же обветшалые!

– Только приблизиться к этим обветшалым стенам нет никакой возможности! Чуть ли не на километр от стен все обложено боевыми заклинаниями! Или скажешь, что это не так?!

Граф пожал плечами, словно разговор зашел о сущей ерунде:

– Принц, вполне возможно, что кое-где вокруг замка действительно можно наткнуться на забытые заклинания, ты же знаешь, что некоторое время назад я усиленно изучал магию, и боевую в том числе… Но чтобы специально расставлять магические ловушки!.. У меня этого и в голове не было! И потом, общеизвестно, что мы… сквоты… не в состоянии овладеть магией в достаточно мере…

– Так значит, твои занятия ничего тебе не дали?..

Было похоже, что графу удалось увести принца от опасной для себя темы. Ответил на вопрос он с видимым огорчением:

– Ничего особенного… Я, правда, умею теперь с помощью заклинания разжигать огонь в камине, но мои слуги могут делать то же самое не хуже и без всякой магии… А попытки моей феи научить меня настоящей магии – боевой или философской, никакого результата не дали. Видел бы ты принц, как она смеялась над моими потугами!..

– Значит Красные Шапки поступили к тебе на службу без всякого магического принуждения?

Принц задал этот вопрос самым небрежным тоном, но для графа он, похоже, явился полной неожиданностью. Альта быстро посмотрел вокруг, словно проверяя не вошла ли в кабинет стража, и его рука, лежавшая на эфесе меча, чуть дрогнула. Однако, ему удалось совладать с собой, и ответил он почти спокойно:

– Принц, у меня в гарнизоне действительно бывает иногда по несколько Красных Шапок, но это… э-э-э… мои соседи. Они поселились в развалинах замка Штроп, бывшей резиденции моих предков, и иногда… помогают мне в кое-каких делах. Ни о каких постоянных формированиях этих фейри в моих войсках не может быть и речи…

Принц, казалось, удовлетворился этим ответом, хотя я сильно сомневался, что он полностью поверил графу. Его следующий вопрос показал, что верховная власть имеет и другие основания для недовольства графом.

– А что это за… э-э-э… тайная служба появилась в твоем замке, граф? Кто такой сэр Лор? Откуда он взялся?

Граф улыбнулся:

– Сэр Лор – какой-то дальний родственник моего друга, барона Торонта… Я не удивлюсь, если окажется, что он внебрачный сын отца барона, ты же знаешь эту семейку!.. Во всяком случае, это весьма проворный молодой человек, которого я взял к себе на службу. Он очень квалифицированно выведывает настроения населения, выуживает и рассказывает мне всевозможные слухи, сплетни, басни, которые бродят среди простых сквотов. Он может и весьма умело распустить нужный слух… Ну а если ему нравиться называть свою службу тайной, я не возражаю – пусть тешиться. В конце концов, тщеславие – это тоже служебный стимул…

– Это он схватил того сумасшедшего бедолагу, которого ты теперь прячешь в подземелье своего замка? – с едва заметной смешинкой спросил принц, но его лицо при этом было очень серьезным, – Зачем тебе этот безумный сквот?

– Принц, слова этого сквота и впрямь безумны… – согласился граф, не показывая насколько он удивлен осведомленностью своего сюзерена, – Но его безумие опасно!

– Чем же? – мгновенно переспросил принц.

– Он утверждает, что является Человеком…

– Но это же не так!.. Он же не может этого доказать!..

– Он даже не пытается этого делать, он просто утверждает, что он – Человек. И утверждает это с такой уверенностью, с такой… простотой, что ему хочется верить! Поэтому я его и изолировал – чтобы ему не успели поверить многие, иначе…

– Что иначе?! – резко перебил его принц, – Такому безумцу вполне подошла бы простая лечебница для душевнобольных, и уж во всяком случае, твои опасения не настолько страшны, чтобы сажать его в каменный мешок! Ты что-то скрываешь граф, я не вижу причин для столь сурового с ним обращения. Кстати, его безумие не слишком то и уникально – и раньше появлялись сквоты воображавшие себя человеками! И империя от этого нисколько не пострадала!..

– Может быть, принц, ты и прав, и я немного перестраховался. Однако для меня такое безумие граничит с подрывом основ. Особенно если принять во внимание… э-э-э… то, что было предсказано императору…

Принц посмотрел на графа зло прищуренными глазами:

– Ну, что же ты замолчал?! Договаривай!..

– Всем известно, принц, что твоему отцу было предсказано появление в империи Человека… А тут еще и Демиург… пропал. Негоже чтобы в таких обстоятельствах появился сквот, утверждающий, что он Человек… И по-моему, будет лучше, если он побудет некоторое время в моем замке… пока не образумится, или пока Черный Рыцарь не отыщет Демиурга…

Это объяснение графа, а еще больше тон, которым оно было сделано, заставило принца на минуту задуматься. Потом он кивнул и уже гораздо спокойнее проговорил:

– Может быть ты и прав… Вот только твоя надежда на Черного Рыцаря, на то, что он отыщет Демиурга не слишком обоснована…

– Почему, принц? – быстро спросил Альта.

– Мой молельник смог связаться с Тенью Гроклом, смотрителем горной резиденции Демиурга… Так вот, по словам отца Симота, Грокл утверждает, что никакого Черного Рыцаря в нашем Мире сейчас нет. А это значит, что Черный Рыцарь, гостивший при моем дворе какой-то ловкий мошенник…

– А отец Симот узнал у Тени, где сейчас находится Демиург?! – совсем невежливо перебил принца Альта, и тут же сам почувствовал неумеренную напористость своего вопроса, – Я к тому, что если мы сможем сами связаться с Демиургом, проблема моего пленника решается сама собой…

Принц недовольно скривил губы:

– Нет, Тень о месте пребывания Демиурга ничего не сказал…

На лице графа появилось явное разочарование, но он постарался не подать вида:

– Так что же принц решил сделать этим самозванцем, с этим… Черным Рыцарем… Ведь, судя по всему, он какой-то полукровка – только полукровка может в такой степени овладеть магией!.. Ты же знаешь, как он расправился с бароном Торонтом?!

– Да, да… – задумчиво пробормотал принц, видимо вопрос Альты застал его врасплох – он явно не рассчитывал на мое возвращение, – Лучшим выходом будет, если этот… э-э-э… князь Владимир… на самом деле найдет Демиурга. Пусть Демиург сам с ним и разбирается – фейри и их пащенки в его ведении!..

Решив таким образом вдруг возникшую проблему, вернее, отложив ее решение «на потом», принц снова посмотрел на графа:

– Ну а что касается моих вопросов к тебе, ты, к сожалению, не смог полностью успокоить меня… Своего пленника пока что подержи в замке, а по поводу твоих занятий магией… к тебе в Сорта прибудет мой чиновник для проверки обороны замка и состава его гарнизона. После этой инспекции я приму решение… Буду рад, если все окажется именно так, как об этом говоришь ты…

И принц махнул рукой, отпуская графа. Тот коротко поклонился и, быстро развернувшись, покинул кабинет. Принц проводил своего гостя тяжелым неподвижным взглядом, а когда тот вышел, еще долго смотрел остановившимися глазами на закрытую дверь.

В этот момент его изображение дернулось, смазалось, и вся «картинка» начала стираться. Через секунду рядом с моей постелью снова стояла ланон ши.

«Что-то еще?» – спросил я.

«Принц решил, что если ты вернешься без доказательств своей встречи с Демиургом, ты будешь арестован и подвергнут магическому допросу. Его интересует твое происхождение – твой отец и особенно твоя мать» – проговорила Эмельда, не поднимая глаз.

«Принц так ничего и не узнал о месте нахождения Демиурга?» – на всякий случай поинтересовался я.

«Нет, ничего определенного. Единственно в чем он продолжает быть уверен, это в том, что Демиург не покидал нашего Мира»

«Ну что ж, и на том спасибо…» – подумал я, и тут же получил ответ Эмельды: «Рада стараться, хозяин…»

«Если у тебя больше ничего нет, можешь возвращаться» – отпустил я ланон ши, и ее фигура быстро растаяла в ночном мраке.

Впрочем мрак этот был уже и не таким полным, в маленьком окошке уже начало проступать некоторое подобие рассвета, вернее слабый намек на рассвет. Сэр Вигурд спокойно посапывал на своем ложе, и я с завистью подумал о его беззаботности – знай, когда надо, маши мечом, а все остальное неважно! Хотя наш слепой хозяин, надо думать, задал работу его молодой голове!

С этой веселой мыслью я снова заснул.

Разбудила нас Славия, когда уже совсем рассвело. Сэр Вигурд вскочил со своей постели бодр и весел, словно не было вчерашней схватки с неприятным карликом Обероном и его орками – Лесными Мародерами, словно не ему прочитали лекцию о «благородных сэрах» и их дурных привычках. Одеваясь он даже начал напевать что-то такое о «прекрасных дамах живущих в прекрасных домах…» – рифма, надо сказать, так себе. А вот у меня от всех этих муторных сновидений и полуночных просмотров шпионских донесений голова была тяжелая, а слипавшиеся глаза никак не хотели… смотреть на этот Мир. Однако, мне пришлось сделать над собой усилие, тем более что Славия постучала в дверь второй раз и объявила о полной готовности завтрака!

Умывание колодезной водой до некоторой степени восстановило мое боевое настроение, отогнав от моих «очей» «грезы Морфея», так что за завтрак я сел в прекрасном настроении. И тут мне это настроение едва не испортил мой юный друг. Едва устроившись за столом, сбоку от нашего хозяина старика, он бодреньким голосом заявил:

– Я чуть ли не всю ночь думал над твоими словами, дед, и решил, что ты не прав. В этой жизни благородные сэры и лорды необходимы!..

Выглядел он при этом так, словно его впервые поставили в групповую турнирную схватку. Не знаю, когда это он ночью обдумывал слова старика, по-моему он дрыхнул самым бессовестным образом, а потому вряд ли был готов к новому спору, но наш мудрый хозяин, чуть улыбнувшись, даже не посмотрел на него. Намазывая маслом кусок черного ноздреватого хлеба, он спокойно ответил:

– А я и не утверждал, что они не нужны…

У сэра Вигурда от такого поворота спора, открылся рот и округлились глаза.

– Я только сказал, что благородный сэр должен быть благороден, а лорд должен быть справедлив и соблюдать закон одинаково для всех… Этим, собственно говоря, я и исчерпал все их обязанности.

И старик откусил от своего куска, показывая, что спорить на эту тему он больше не намерен. Но и сэру Вигурду возразить было нечего, так что, буркнув: – С этим трудно не согласиться, – он также все свое внимание сосредоточил на завтраке. Однако, молчать за едой в компании я не привык, поэтому проглотив первые несколько ложек похлебки, я обратился к старику:

– Почтенный, ты наверняка хорошо знаешь окрестности, посоветуй, как нам лучше ехать – по той дороге, что называется северной императорской, или есть возможность как-то сократить путь?

Старик обратил ко мне свои незрячие глаза, чуть подумал и ответил:

– А ведь знаешь, действительно есть тропинка, которая сократит вашу дорогу часа на три-четыре. Только сами вы, пожалуй, заблудитесь… Придется Славке вас проводить.

Он повернулся к внучке:

– От дома Лоуда пойдешь к Кривому Распадку, через овраг перейдешь по новому мосту, а там свернешь к Сотому Дубу. На дорогу выведешь рыцарей возле развалин Круглой Башни. Только, благородные сэры, – он снова повернулся ко мне, – Вы постойте у развалин, пока Слава не уйдет в лес, посмотрите, чтобы на ней никто не увязался.

– Можешь на нас положиться, отец, – неожиданно высказался сэр Вигурд и, поймав удивленный взгляд девушки, покраснел. А старик не выказал никакого удивления, услышав такое обращение, Повернувшись к Вигурду лицом, он ответил:

– Я и не сомневаюсь… сынок…

Завтрак закончился быстро, мы облачились в доспехи и вышли во двор, где около крыльца уже стояли наши лошади. Прощаясь, я негромко спросил у старика: – Сколько, отец, мы должны за постой… – но тот только отрицательно покачал головой, и я не стал настаивать, только пробормотав, – Благодарю тебя…

Когда мы поднялись в седла, из дома вышла и Славия одетая в широкие, мешковатые штаны, длиннополую куртку и высокие сапоги, голову она повязала темным платком. В ее руке был небольшой мешочек, который она протянула мне:

– Твои орехи, сэр рыцарь.

Я, поблагодарив девушку, взял мешочек и опустил его в седельную сумку.

Славия кивнула, а затем, взяв мою лошадь за узду, она потянула ее вперед, и кобыла послушно шагнула за ней. Сэр Вигурд тронулся следом.

Славия дошла до домика с высокой, похожей на колпак крышей и свернула в лес по едва заметной тропке. Через минуту мы оказались под синими кронами высоких деревьев, и нас окутала лесная чуть влажная тишина. Девушка шагала совершенно бесшумно, так выбирая дорогу, что мы свободно проезжали под ветвями.

Мы продвигались примерно час, после чего тропа, по которой мы шли, пошла вниз. Впереди показался распадок, заросший высокой травой и кустами, а вот деревья там не росли. Прежде чем покинуть прикрытие леса, Славия внимательно оглядела распадок и, оглянувшись, удовлетворенно пробормотала:

– Никого…

– А кого ты рассчитывала здесь увидеть?.. – негромко поинтересовался я.

– Сюда иногда заходят дикие фейри, а от них лучше держаться подальше, – пояснила девушка. И вдруг она присела и испуганно воскликнула:

– Там кто-то есть!..

Я бросил быстрый взгляд в указанном ею направлении и успел увидеть, как впереди, в траве мелькнул лисий хвост.

«А ведь это может быть наш баггейн!..» – мелькнуло у меня в голове, и, чуть приподнявшись на стременах, я крикнул:

– Мастер Барбат?!

Из травы немедленно высунулась лисья мордочка, и через секунду зверек заскользил в нашу сторону. И тут я увидел с каким удивлением Славия смотрит на меня.

– Это наш товарищ, – попытался я успокоить ее, но добился прямо противоположного результата. Девушка неожиданно прыгнула к ближайшему дереву и спряталась за его толстым стволом.

– Славия, что случилось! – удивленно воскликнул я, и из-за дерева донесся ее испуганный голос:

– Вы дружите с фейри!..

– Но это не дикий фейри, – возразил я, – А потом, я и сам волшебник!..

Из-за ствола показалась ее голова, и два огромных глаза уставились на меня:

– Сквот не может быть волшебником! – твердо произнесла Славия.

– Но я – волшебник, – повторил я, – Вот и сэр Вигурд может подтвердить!

– Черный Рыцарь действительно волшебник, и дружит с очень многими фейри, – подтвердил маркиз.

– Но тогда он сам – фейри! – упрямо заявила девчонка.

– Нет Славия, Черный Рыцарь это… Черный Рыцарь, – не слишком понятно объяснил сэр Вигурд, – Он может многое такое, чего не могут ни простые сквоты, ни благородные сэры…

«Ну и подружку ты себе отыскал!.. – раздался позади меня писк Фоки, – Упрямая, глупая, фейри боится!..»

«Помолчи!» – резко бросил я каргушу, и тот обиженно умолк.

– Славия, – снова обратился я к девушке, – Ну подумай, разве твой дедушка не учуял, если бы я был фейри?!

Этот довод показался ей убедительным, но прежде чем вернуться на свое место, она спросила:

– А вы уверены, что этот… лис ваш товарищ?

Я посмотрел в ту сторону, где в последний раз мелькнул лисий хвост и увидел выходящего из кустов баггейна, успевшего уже превратиться в знакомого кучерявого сквота.

– Смотри сама… – улыбнулся я Славии.

Она чуть больше высунулась из-за ствола и, увидев баггейна, снова ойкнула:

– Он еще в добавок и перевертыш?!

– Да, подтвердил я, – Но еще в добавок и настоящий друг! Вчера, например, во время схватки с Обероном, он спас мне жизнь.

– Какое там – спас жизнь, – добавил сэр Вигурд, – Он, почитай в одиночку завалил Скального Топтуна!

Славия покинула свое убежище и с новым интересом, хотя еще и с некоторой опаской, взглянула на баггейна. А потом недоверчиво переспросила:

– Такой маленький дрался?..

– А ты считаешь, что драться могут только большие и сильные?! – удивился я.

– Ну… – чуть смутилась девушка, – Обычно дерутся большие, а маленькие… убегают.

– Значит наш друг, Барбат, исключение, – снова улыбнулся я, а потом добавил, – Но, может быть мы все-таки продолжим наше путешествие?..

Славия еще раз взглянула на баггейна и кивнула, а потом, посмотрев на его ноги, предупредила:

– Только пусть он своими ножищами не топает!

– За своими ножищами следи!.. – неожиданно пропищал баггейн и неуловимо для глаз перекинулся вчерашним рогатым ослом.

– Ой! – снова изумилась Славия, а я, чтобы отвлечь ее от баггейновских штучек, быстро спросил:

– Я смотрю, у тебя знакомых фейри не слишком много?..

Славия снова взяла повод моей лошади и не спеша двинулась вперед, спускаясь по склону к середине распадка. Продолжая внимательно наблюдать за окрестностями, она негромко ответила:

– Помнишь, дедушка вам рассказывал, что эти места облюбовали фейри Неблагого Двора. С ними не то что дружить, просто ладить невозможно… Вот вы вчера бились с Лесными Мародерами, так они по сравнению, например, со слуа просто шаловливые дети. Так что по нашему лесу ходить нужно с оглядкой.

– А что это за Круглая Башня, возле которой ты нас покинешь? – поинтересовался я.

– Да это и не башня вовсе, – улыбнулась Славия, – Так, развалины. Дедушка говорит, что когда он был мальчиком, один из южных лордов решил прибрать к своим рукам наш лес, и вообще всю эту местность до самых предгорий. Вот он и начал строить замок на речке Вонючке. За год рабочие сквоты возвели дом для лорда, поставили временный частокол и построили каменную башню, с которой можно было наблюдать за окрестностями. Эта же башня должна была стать надвратной, в стене будущего замка. Только что было построено в одну ночь исчезло…

– Как исчезло? – переспросил я.

– А так, исчезло и все, словно под землю провалилось. Только развалины каменной башни остались. Говорят, что фейри специально превратили башню в развалины, чтобы устроить для себя место ночлега, а для сквотов места не осталось – никто же не будет занимать развалины!

– Так что же, в этих развалинах живут фейри?

– Нет, не живут, а ночуют иногда… Например, когда идут на юг…

Между тем мы спустились в распадок и увидели, что его дно рассекает довольно глубокий овраг с крутыми, голыми, глинистыми склонами. Славия повела мою лошадь по краю оврага, и скоро я увидел переброшенный через овраг подвесной мостик. Его конструкция казалась настолько хрупкой, что я засомневался, пройдет ли по этому мосту бронированный конь сэра Вигурда.

Однако, Славия прошла мимо моста, бросив вдоль настила быстрый внимательный взгляд. Поймав мой вопросительный взгляд, девушка пояснила:

– Это старый мост, он зачарован…

– Как это?.. – не понял я.

– Кто-то из фейри наложил на этот мост заклятие, и теперь он иногда… опрокидывается… Нет, вообще-то по нему тоже можно перебраться на другую сторону, и ничего не произойдет, но может случиться и так, что мост перевернется, как раз тогда, когда ты находишься на его середине. Сейчас почти никто не рискует ходить по этому мосту.

– И зачем же такое заклятие наложено? – удивился я.

– Кто же может знать, что фейри пришло в голову? – резонно ответила Славия, – Может он обиделся на что-то, может мост ему не понравился, а может просто шутка такая!

И она покосилась на трусившего рядом с моей лошадью осла. Тот на ее взгляд не обратил никакого внимания.

Вскоре впереди показался еще один мостик. Этот стоял на четырех опорах и довольно круто провисал вниз, видимо строители не смогли подобрать опор достаточной длины. Увидев это сооружение, я остановил лошадь и полез из седла – перебираться на другую сторону оврага по этому мосту следовало пешком. Славия одобрительно кивнула и первой ступила на настил.

Мы без приключений миновали узенький без перил мост и начали подниматься по противоположному склону распадка. Через полчаса мы были у опушки леса, и Славия, показав рукой на стоявший довольно далеко древний дуб, сказала:

– Вот это и есть Сотый Дуб.

– А почему у него такое странное имя? – спросил сэр Вигурд.

– У нас в лесу все дубы старше пятидесяти лет пронумерованы, – ответила Славия и, предупреждая наши вопросы, пояснила, – Их в лесу не много, и это позволяет хорошо ориентироваться… И потом, во всех этих старых дубах дубовики живут…

Славия по-прежнему вела под уздцы мою лошадь, а я, глядя на девичью головку, повязанную темным платком, вдруг представил себе, что это шагает… Кроха, и внезапно… затосковал. Я вдруг понял, что очень давно не видел своей феи. Быстро опустив забрало и оглядевшись, я удостоверился, что баггейн-осел бежит налегке, а оба каргуша сидят позади меня, на крупе моей лошади.

«Фока, вы где ночью пропадали?» – обратился я к этому записному болтуну, но тот почему-то ничего мне не ответил, а демонстративно прикрыл глазки, изображая, что дремлет.

«Топсик, что это с твоим дружком случилось?» – поинтересовался я у каргуша разумного.

«Так ты ж сам приказал ему заткнуться… – индифферентно ответил тот, – Вот он и „заткнулся“.

«А-а-а, – понимающе протянул я, – Ну что ж, может оно и к лучшему. Но ты-то можешь мне сказать, как вы провели ночь?»

«Да нормально провели… Барбат нору удобную нашел, лисью, должно быть, там мы и переночевали. А как вы со двора выползли, так мы за вами и пристроились…»

«Как же это мы вас не заметили?..»

«Вы бы и дольше нас не заметили, – довольно проговорил Топс, – Да Барбат похулиганить решил – увидел, как девчонка местность разглядывает и говорит: „Щас я ее попугаю“, – вот и вылез!»

«Так вы, выходит, и не позавтракали?» – озабоченно поинтересовался я.

«Почему не позавтракали, – пожал плечами Топс, – Барбат вообще может есть все на свете, а мы бузины поели, поспела совсем бузина, сладкая…»

«Ну вот, – разочарованно протянул я, – А я для вас орехов у хозяйки выпросил!»

«Каких орехов?!» – мгновенно открыв глаза, оживился Фока.

«Я не смотрел каких, но зато целый мешок…»

«Где?!!» – возбужденно пропищал Фока, едва не вскочив на ножки, но вовремя вспомнив, где он сидит.

«Да вот, в седельной сумке…» – чуть растерявшись от его напора пояснил я.

«Не… В этой сумке мешок орехов не поместится…» – разочарованно протянул каргуш и огорченно почесал свой оранжевый хаер.

«Ну пусть не мешок, – улыбнулся я, – Пусть – мешочек…»

«Небось совсем маленький?.. – пропищал Фока, – С тебя, сэр Черный Рыцарь, станется и кошелек мешком назвать… Мешок орехов! Там, небось, мешок-то вот такой?..»

И он лапкой изобразил жест, который показывают наши алкаши, изображая дозу.

«Ладно, согласился я, – Раз мешок оказался мешочком, да еще таким маленьким, что там орехов только на одного каргуша и хватит, я его, пожалуй, отдам Топсу. Он головой работает, ему белок нужнее!»

«Что?! – немедленно взвился писклявый Фока, – Топсу-мопсу мешок белка, а мне, значит одни скорлупки?! Да я, может, больше него головой работаю, и еще лапами в придачу! Я, может, всю ночь головой работал, пока Топсина дрых в норе! Я, может…»

Однако, Топс не позволил Фоке развить его обличающий пафос, грубо перебив борца за справедливое распределение белка:

– Ты головой работал?! Ты своей головой храпел так, что на нас с Барбатом земля сыпалась! Ты когда проснулся, мы уже позавтракали – сам ворчал, что мы лучшую бузину объели!»

Но Фоку с мысли сбить было трудно:

«Во!! Слышал!! – немедленно заверещал он, – Топс всю бузину вокруг деревни объел, а теперь ты ему еще и полный мешок орехов отдаешь! А я, значит, голодный ходи!! Какая же голова на таком ущербном пайке нормально работать будет?! Вас бы одними некалорийными корешками неделю кормить!»

Он, наконец, обиженно замолчал, а я словно бы размышляя обратился к Топсу:

«Слушай, Топс, я, конечно, раз обещал, отдам тебе орехи… но, может быть, ты с Фокой поделишься?..»

Топс задумчиво скосил глазенки на Фокин хаер, подумал и нехотя ответил:

«Ну ладно, я его угощу… Только потому, сэр Владимир, что ты за него просишь… так и быть, пару штук выделю…»

«Пару штук?!! – буквально задохнулся несчастный Фока, – Пару штук?! Да, ты… Да, я… Да, пару штук ты сам можешь слопать!..»

«А что ж тебе, пару мешков что ли отдать? – удивленно спросил Топс, – Так у меня их нет. А от одного… мешочка… ты сам отказался!»

«Я отказался?! – казалось Фока сейчас просто выскочит из своих трусов, – Да ничего я не отказывался! Я исказал-то всего-навсего, что мешочек, наверное, не слишком велик… А вы двое – раз, привязались к слову и отобрали мои честно заработанные орехи! А теперь Топсятина мне два ореха предлагает!.. Да подавись ты этими орехами!.. Может они еще и не зрелые…»

В последние свои слова Фока вложил всю надежду на справедливость, которая еще у него оставалась.

«Ладно ребята, – миролюбиво произнес я, – Орехов вам хватит на двоих… А вот вы лучше скажите мне куда подевалась Кроха, я ее уже двое суток не вижу…»

«Ну, кто же знает, какие могут быть дела у феи?..» – немедленно забормотал Топс, отводя в сторону свои глазенки и делая вид, что он внимательно оглядывает окрестности. Зато Фока неожиданно захихикал, а затем мстительно пропищал:

«Гляньте-ка на него, сэр Черный-пречерный Рыцарь заскучал… У него тоска – его красавица покинула… А может она по…делам в императорском замке осталась?..»

От этого гадостного предположения мне стало еще горше, но Топс неожиданно толкнул Фоку в спину и заворчал:

«Кончай, недоумок, чепуху нести!.. А ты, сэр Владимир, не сомневайся, нигде она не осталась, тут она, рядом…»

«Кто недоумок?!» – пискнул Фока, но в этот момент Славия, обернувшись, обратилась ко мне:

– Благородный сэр, вот твоя северная императорская дорога!

Она указывала на большую груду плохо отесанных камней, вокруг которой вилась едва заметная тропа, шириной как раз такая, чтобы могла проехать одна лошадь.

– А это и есть развалины Круглой Башни? – кивнул я на кучу камней.

– Она самая, – подтвердила Славия, – Здесь я вас оставлю, а вам надо будет двигаться вот в ту сторону.

И она махнула рукой, указывая за каменную груду.

– Подожди, красавица, – остановил я девушку, готовую уже было нырнуть обратно в лесную чащу, – Вот возьми на память о двух благородных сэрах, странствующих рыцарях и в благодарность за приют и… привет.

Я протянул ей изящную витую брошь червонного золота с крупным синим топазом и с удовольствием увидел, как зажглись восторгом глаза Славии. Но она, несмотря на свой явный интерес к красивой безделушке, неожиданно сказала:

– Спасибо, благородный сэр, но только мы не берем награду за приют и пищу… Если мы не поможем странникам, кто же им поможет. И красота эта вам еще может пригодиться…

– Нет, Славия, – я откинул забрало и покачал головой, – Ты не поняла. Я не собираюсь платить за приют и пищу, я хочу подарить тебе вещицу, глядя на которую, ты будешь вспоминать двух чудных рыцарей, которые дружат с фейри и которые считают тебя своим другом. Это – дружеский подарок!..

Видимо, мне удалось убедить девушку, так как она неуверенно протянула руку и взяла брошь. Однако тут же она подняла на меня глаза и огорченно произнесла:

– А мне вам и подарить нечего!..

– О, тебя мы и так не забудем! – галантно воскликнул сэр Вигурд, незаметно подъехав сзади и остановив своего коня рядом с моей кобылой, – Встреча с тобой и… с твоим дедом – уже подарок для… нас!

И он вопросительно посмотрел на меня.

– Маркиз Вигурд совершенно прав!.. – поддержал я его, – А теперь возвращайся, а то твой дед волноваться будет.

При воспоминании о своем деде Славия немедленно улыбнулась и, кивнув нам на прощание, скрылась за деревьями.

Я повернулся к сэру Вигурду и стоявшему рядом с ним мастеру Барбату:

– Ну а мы двинемся дальше…

Однако я не успел тронуть свою лошадь, рядом со мной раздался встревоженный голос деда Славии:

– Благородный сэр, останови их!..

Я быстро огляделся. Вокруг никого не было, только на ближнем дереве колыхались ветки, под которыми скрылась девушка.

– Останови их немедленно!! – еще тревожнее повторил голос.

Я снова оглядел округу, пытаясь понять, кого мне надо останавливать. И снова никого не увидел. Единственным, что двигалось помимо нас самих, были два очень больших муравья, перебегавших тропу шагах в пяти от нас. Бежали они от каменной россыпи в ту сторону, куда ушла Славия.

– Спаси мою внучку, останови мурианов! – буквально прогремел голос деда, и я, скатившись с седла, бросился за муравьями, скрывшимися в высокой траве.

Если бы эти насекомые были обычных размеров, вряд ли бы я их обнаружил, но, как я уже сказал, они были необыкновенно велики – почти с мышь-полевку. Обнаружив их сначала по шевелению травы, а затем и разглядев их между травяных стеблей, я заступил им дорогу, они попытались обогнуть мои стальные сапоги, но я снова встал у них на пути. И тут произошло нечто странное – на мгновение муравьи исчезли, и вместо них я увидел двух крошечных человечков, разодетых в ярко-зеленые рубашки, не менее яркие голубые куртки и синие штаны. На их головах алели треугольные шляпы, украшенные совсем уж крошечными бубенчиками.

Это видение длилось секунду, а затем я снова увидел муравьев, уже успевших обогнуть стоявшую у них на пути ногу.

Я опять заступил им дорогу и грозно проговорил:

– Если вы не остановитесь, я вас раздавлю!..

И они… остановились!

Один, продолжая оставаться в облике насекомого, просто стоял перед сапогом, поводя своими толстыми усами, а второй, снова перекинувшись человечком, задрал голову, придерживая зазвонившую шляпу рукой, и звонко спросил:

– Ты зачем нам мешаешь, сквот?!

– А зачем вы преследуете девушку, фейри? – в тон ему проговорил я.

– Мы никого не преследуем, мы… следуем по своим делам! – нагло соврал муриан, – И если ты будешь нам мешать, мы тебя… постороним!..

– Убирай этого сквота с дороги, – неожиданно проговорил муравей, – Запах почти исчез, мы можем потерять след…

– Так ты уберешься или тебя сжечь?! – с явной злобой в голосе поинтересовался человечек.

Я тоже начал злиться и немедленно почувствовал, как меня начинает окутывать облако силы, а в правой руке возникает прерывистая пульсация, идущая от моего перстня.

Не дождавшись ответа, человечек опустил голову и неожиданно плюнул на мой сапог. Плевок получился на редкость смачный, и его желтая слюна немедленно закипела на черной стали сапога, словно вступившая в реакцию кислота.

Я быстро наклонился и, ухватив двумя пальцами этого наглого плеваку за воротник его фартовой курточки, поднял вверх, на уровень своего лица. Повернув его к себе личиком, я поинтересовался:

– Ты знаешь, что плевать на чужую обувь неприлично?..

– А лезть в чужие дела тоже неприлично, – нагло ответил он, не проявляя никакого страха перед высотой, – И хвататься за чужие воротники неприлично!..

– Ты, видимо, хочешь, чтобы я тебя отпустил?.. – еще более нежно спросил я наглеца.

– Нет, я не хочу, чтобы ты меня опустил! – не моргнув глазом, заявил тот.

– Мы ее упустили!.. – проворчал муравей, заканчивая нашу игру словами.

– Ну, сквот, ты за это поплатишься! – пригрозил мне наглец, повисший в моих пальцах.

– Ага, – согласился я, – Только сначала, ты почистишь мою обувь, невоспитанный муриан! И воспринимай это как воспитательный процесс!

Я разжал пальцы и одновременно выпустил на свет короткое заклинание.

Человечек не упал, он начал плавно опускаться вниз, и при этом незримая, но могучая сила сложила его пополам, так что штанишки на его попке отлично натянулись. А когда муриан медленно опустился на кончик моего сапога, та же сила стала равномерно водить его попкой по заплеванной стали, стирая все еще пузырящийся плевок.

Закончилась эта экзекуция только после того, как мой сапог принял первозданный вид. Человечка швырнуло в травку, словно отработанную бархотку, а я вызывающе полюбовался отполированным сапогом и пробормотал себе под нос:

– Надо было и второй сапог почистить. Оказывается… мурианы прекрасно подходят для этой цели…

Человечек несколько секунд полежал неподвижно, потом, чуть поохав встал на ноги и разогнулся. Потом сделал несколько попыток рассмотреть свой так отлично поработавший тыл, после чего повернулся ко мне, задрал голову и погрозил кулаком:

– Ну, чернявенький, я тебе это попомню!!!

– Следующий раз будем второй сапог чистить, – ответил я и помахал ему рукой.

Стоявший неподвижно муравей вдруг развернулся и пробормотал:

– А ты знаешь, сквот не загорелся… Ты, видно, слюну перепутал… И еще, по-моему он владеет магией… – секунду помолчав, он задумчиво добавил, – Ты видел сквотов, владеющих магией?..

Однако человечек не стал отвечать на вопрос своего товарища. Вместо этого он перекинулся муравьем и бордо побежал в сторону развалин. Второй муравей молча последовал за ним.

Вернувшись на тропу, я снова взобрался в седло и тронул лошадь. Сэр Вигурд и ослик-баггейн, спокойно дожидавшиеся пока я закончу разборку, двинулись за мной следом, и тут снова раздался голос слепого деда, правда, гораздо тише:

– Спасибо, благородный сэр, ты спас Славку от страшной участи…

– Не за что… – довольно буркнул я, уже чувствуя, что дед меня не слышит.

Мы обогнули развалины, в которых уже скрылись мурианы, и последовали дальше по тропе, узкой, но хорошо видной. Осел снова пристроился в середине нашего крошечного караванчика, и мы молчаливо согласились оставить героя вчерашней схватки на этом стратегически важном месте. Фока попробовал было выговорить мне за то, что я – «здоровенный верзила» незаслуженно обидел маленьких слабеньких фейри. Я ему на это ответил, что не позволю фейри, даже самым «маленьким» и «слабеньким» с нечистыми намерениями преследовать моих друзей и, вытащив мешочек с орехами, снова посоветовал ему заткнуться.

Позади меня все смолкло, если не считать яростного, наперегонки, щелканья. Тогда я мстительно напомнил Фоке, что орехи для них дала та самая девушка, которую преследовали его «маленькие» и «слабенькие» фейри!

Ответа не последовало, да я его и не ждал.

Дорога, вернее тропинка, по которой мы довольно медленно ехали, была довольно однообразна. Стиснутая с обеих сторон лесом с густым подлеском, она просматривалась только вперед и только до ближайшего поворота. Лошадка моя шла ровно, вполне самостоятельно справляясь с дорогой, так что мне ничто не мешало предаться воспоминаниям о своей фее и размышлениям, увижу ли я ее еще когда-нибудь.

Часа через три в сплошной стене леса неожиданно образовалась чудесная поляна, и мы решили сделать короткий привал. Спустившись на землю, мы слегка размяли усталые ноги и спины, а потом, решив не разводить огня, подкрепились всухомятку из собственных запасов. Баггейну мы скормили порядочный кус ветчины, для чего он перекинулся здоровенным волком. Покончив с трапезой, волчара отправился в лес, а мы с сэром Вигурдом улеглись на травку, давая немного передохнуть и лошадям.

На поляне было жарко от припекающего солнца, терпко пахло травой, а вокруг стояла тишина.

Интерлюдия

– Я прошу тебя… Нет, я требую, чтобы ты немедленно отозвал свою жалобу! Ты сам не понимаешь, какую глупость делаешь! – Граф Альта был взбешен.

Он стоял со шляпой в руке, широко расставив ноги в комнате, называвшейся кабинетом барона Торонта шестого лорда Гастора, но совершенно не походившей на кабинет. И вообще, покои замка Гастор, мало походили на то, что привык видеть граф Альта в своем замке. Вместо изысканного убранства и чуть ли не стерильной чистоты Сорта здесь царили запустение, грязь, развал. Мягкая мебель, заполнявшая так называемый кабинет была продавлена, с оборванной и протертой обивкой, письменный стол и книжный шкаф были невероятно стары и ободраны, на столе и в шкафу лежали отнюдь не бумаги и книги – полузасохшие объедки, грязная и побитая посуда, пустые бутылки, кувшины и графинчики, оплывшие свечи в давно не чищенных подсвечниках, вот что украшало этот интеллектуальный приют барона.

Сам барон, одетый в какой-то засаленный халат на голое тело, лежал на продавленном диване. В головах у него, на валике, из которого торчали пучки старой пропыленной шерсти, сидела молоденькая девушка с густо подмалеванным лицом и чесала грязную голову своего господина. А ее господин из-под опущенных ресниц внимательно наблюдал за своим гостем, явно наслаждаясь его бешенством.

Граф еще раз брезгливо оглядел комнату и вернулся к теме разговора:

– Я еще раз спрашиваю, ты отзовешь свою жалобу?!

– И не подумаю… – лениво просипел барон, – Чеши, детка, чеши, – добавил он, похлопав ублажавшую его девушку по бедру.

– Ты не можешь быть настолько туп и упрям… – начал было граф, не обращая внимания на девчонку, но барон, вскинув голову, неожиданно и резко до грубости его перебил:

– Туп и упрям?! Я – туп и упрям?! Я, которого искалечили самым гнусным образом, который лишен возможности защитить себя с оружием в руках – туп и упрям!.. Нет, я умен и прозорлив… Я правильно сделал, послав жалобу своему покровителю – Оберон не только отомстит за меня, он еще и покажет другим, что меня нельзя задирать, даже когда я не могу взять в руки оружие!

И барон откинулся, снова подставляя голову ласковым девичьим пальчикам и прикрывая глаза.

Альта задержал дыхание, затем резко выдохнул и продолжил разговор гораздо сдержаннее:

– Я понимаю твое желание немедленно отомстить обидчику. Но этой немедленной местью ты срываешь очень серьезное дело… Наше общее дело! неужели нельзя было подождать некоторое время… пока этот… Черный Рыцарь не вернется от Демиурга… Я обещаю тебе самую изощренную месть, месть твоими собственными руками, если сейчас ты отзовешь свою жалобу!

– Собственными руками?! – зло усмехнулся Торонт, – Ты же знаешь, что мои собственные руки не могут удержать оружие и несколько секунд!..

– Ну, отомстить-то можно и голыми руками!.. – вкрадчиво проговорил граф, – Голыми руками можно медленно, тягуче вырывать у врага его мерзкое сердце, вытягивать его жилы, наматывать на табурет его внутренности… И при этом он будет оставаться живым!.. Такое маленькое чудо я могу тебе устроить… Я же твой друг!..

Графу почти удалось заинтересовать, заворожить своего «друга», но его последняя фраза свела на нет все предыдущие усилия. Лицо барона, внимательно слушавшего Альту, вдруг перекосилось, и он с непередаваемым призрением переспросил:

– Друг?! Ты мой друг?! Ха!.. Я прекрасно знаю, как обрадовались все мои друзья, когда узнали о… о том, что со мной случилось! А ты, Альта, ты!.. – Он судорожно втянул воздух и продолжил чуть спокойнее по тону, но с прежним внутренним напряжением, – Думаешь я не знаю, что ты встречался с этим Черным Рыцарем в день его отъезда, во дворце принца… тайно! И если ты мне друг, как ты утверждаешь, ответь мне, почему ты его не заколол?! Почему?!

Граф не стал торопиться с ответом, он задумчиво посмотрел в горевшие ненавистью глаза сэра Торонта, а потом принялся размеренно вышагивать по кабинету, отшвыривая носком сапога со своего пути особо крупные мусорные ошметки. Более минуты длилось молчание, но наконец Альта остановился и очень тихо заговорил:

– Во-первых, я, в отличие от тебя, не считаю, что этого Черного Рыцаря так просто заколоть – маг его уровня вмиг прочувствовал бы такое намерение, и мне неприятно думать, что бы он сделал со мной.

Альта немного помолчал, наблюдая за реакцией барона на свои слова, а затем также негромко продолжил:

– Во вторых, я и не думаю спускать кому бы то ни было таких «шуток» над своими друзьями, какую сотворил с тобой Черный Рыцарь, однако, на мой взгляд, месть, чтобы стать сладкой, должна… созреть!.. Иными словами ее нужно тщательно подготовить!.. Надо обложить своего врага так, чтобы ему было некуда деться, чтобы он был полностью в твоих руках… и чтобы он до последнего момента не подозревал, что его ожидает! А вот когда он попадает в твою ловушку, когда тебе не надо будет торопливо тыкать его кинжалом, надеясь на слепую удачу, когда ты можешь спокойно, со смаком, с выдержкой, по капле вытянуть из него жизнь – вот тогда месть будет полной!

Граф внимательно посмотрел на владельца Гастора, тот слушал очень внимательно, и ярость в его глазах медленно затухала.

После секундного молчания барон хрипловато спросил:

– И ты хочешь сказать, что готовишь для Черного Рыцаря такую ловушку?..

Граф усмехнулся:

– Именно… Но самое интересное в том, что перед тем, как в нее угодить, Черный Рыцарь окажет нам очень большую услугу… даже не догадываясь об этом!

– И ты думаешь, что он бездумно, без опаски пойдет в твою ловушку? – недоверчиво поинтересовался барон.

– А я положил в нее очень заманчивую приманку!.. Нашего сумасшедшего сквота! Черный Рыцарь очень… очень хочет его заполучить! Так вот, он его получит… а мы получим Черного Рыцаря! И вот тогда наступит час твоей мести!

Альта замолчал и долго смотрел в лицо барона своими темными, мертвыми глазами.

– А теперь я еще раз прошу тебя – забери свою жалобу!

Барон молчал долго, очень долго, даже сидевшая у него в головах девушка замерла в ожидании, боясь помешать раздумьям своего господина. Наконец, он поднял голову и произнес почти спокойным голосом:

– Хорошо, я отзову свою жалобу, но ты должен обещать мне, что отдашь Черного Рыцаря в мои руки…

– С удовольствием, барон, – с явным облегчением ответил Альта, – Тем более, что я уверен в том, как ты поступишь с этим… выродком!

– Почему – выродком?.. – быстро переспросил сэр Торонт.

– А кто же он? – кривая усмешка снова выползла на уста графа, – Неужели ты думаешь, что сквот или благородный сэр может в такой степени овладеть магией? Ты же знаешь, сколько времени я посвятил ее изучению, а я совсем не глуп, и что?.. Я, конечно, разучил несколько фокусов… несколько очень серьезных фокусов, но и только! А этот самозванец владеет магией, как искусством. Так кем он при этом может быть?!

Глаза барона расширились от пришедшей ему в голову догадки, и он потрясенно прошептал:

– Полукровка!..

– Ты догадлив, барон!.. – со скрытой усмешкой произнес сэр Альта.

– Но тогда этого… Рыцаря тем более нужно уничтожить! – воскликнул барон вскакивая с дивана. В прорехе распахнувшегося халата мелькнуло голое, мускулистое, заросшее черным волосом, тело, и на графа пахнуло застарелым потом. Альта чуть поморщился и уже обычным своим, слегка высокомерным тоном признанного предводителя закончил разговор:

– Я рад, барон, что ты понял меня… Значит твоя жалоба… – он выжидающе замолчал.

– Сегодня же пошлю Оберону его почтовую крысу! – ответил барон, кашлянул и немного смущенно добавил, – И надеюсь, граф, ты простишь мне мою резкость!..

– Никакой резкости не было, – ответил граф, вскинув подбородок, – Я прекрасно понимаю твое состояние и уверен, что с… гибелью твоего обидчика к тебе возвратятся все твои… таланты!

Он резко кивнул и добавил:

– А сейчас разреши откланяться, меня ждут неотложные дела.

– Как, граф, разве ты не останешься обедать?! – искренне огорчившись воскликнул сэр Торонт, – А я хотел показать тебе свое новое приобретение, такая ягодка – пальчики оближешь! И всего-то ей двенадцать лет…

Граф улыбнулся, надевая шляпу, и наставительным тоном произнес:

– Барон, ты катишься по наклонной плоскости… – и поймав недоуменный взгляд барона, добавил, – Твои ягодки становятся все более юными, так что скоро, ты дойдешь до совершенной синевы. А незрелые… ягодки… вредны для желудка!..

Барон запрокинул свою косматую голову и раскатисто расхохотался, в граф, не дожидаясь эскорта, покинул кабинет сэра Торонта.

Ярость душила сэра Альта, пока он в одиночестве шагал переходами замка к выходу.

«И мне приходится уламывать это ничтожество! Эту тупую, похотливую дубину, для которой ничего не стоит сорвать любой, самый великий замысел, только бы удовлетворить свою мелочную страстишку! И эта мускулистая… слизь желает получить душу?! Тень меня забери, если я после завершения своего замысла не сотру его с лица этого Мира!»

Граф вышел во двор замка и одним движением вскочил в седло своей лошади. Четверо сопровождавших его оруженосцев немедленно пристроились к нему по бокам, и граф с ходу в галоп послал свою лошадь к воротам.

На мосту, прислонясь к камням надвратной башни и небрежно, одной рукой, держа алебарду, стоял расхлябанный стражник. Подставив ласковому солнышку небритую морду и открыв рот, он явно наслаждался спокойной жизнью и никак не собирался реагировать на то, что охраняемый им замок собирался покинуть близкий друг его хозяина. Вид этого разгильдяйского сквота довел графа до белого каления. Проскакивая ворота, сэр Альта нервно дернул щекой и щелкнул пальцами особым способом. В ту же секунду из-под копыта его лошади вылетел неизвестно откуда взявшийся ком грязи и угодил прямо в физиономию стражника.

Топот лошадиных копыт давно уже отгрохотал по настилу моста и затих вдали, а уронивший алебарду воин все еще отплевывался и пытался стереть с лица удивительно липкую грязь.

Глава 9 (Продолжение)

Вечерело. Солнце повисло над самым горизонтом и потеряло свою жгучую силу. Лес давным-давно остался позади, и теперь тропа вилась между невысоких кустиков и синей травы, покрывающей всю округу плотным, ультрамариновым ковром. Наш рогатый осел, едва только мы выехали из-под лесного укрытия, умчался далеко вперед и теперь возглавлял наш отряд в качестве передового дозора.

Места эти были явно необжитые – ни деревеньки, ни даже одинокого двора не повстречалось нам с самого утра. Но, что самое интересное, не увидели мы и ни одного животного, хотя по моим представлениям здесь должно было быть царство не пуганной фауны. Вокруг стояла тишина, не нарушаемая даже шорохом птичьих крыльев.

Впереди, совсем уже недалеко, за плоской синей равниной, высились первые отроги, окутанных дымкой гор, но я прекрасно понимал, что раньше завтрашнего полудня нам до них не добраться.

Ехали мы не спеша – лошади за день пути подустали, и нам совсем не хотелось загонять их окончательно, но останавливаться на ночлег было еще рановато. Правда, мои маленькие друзья, каргуши, налопавшись орехов – они съели почти пол мешка, кимарили у меня за спиной, но на мой взгляд, эти два пройдохи могли спать в любом положении и любое количество времени… А могли и не спать. Мы с сэром Вигурдом ехали рядом, так что копыта наших коней совершенно бесшумно ступали по мягкой траве, а путеводная тропа разделяла нас.

Солнце коснулось земли пылающим краем и приостановилось, словно раздумывая имеет ли смысл прятаться, выпуская в мир ночь, а потом сразу нырнуло за горизонт на треть. Сэр Вигурд посмотрел на меня и прервал молчание:

– Наверное, сэр Владимир, нам стоит остановиться на ночлег сейчас, чтобы не копаться в темноте.

Я остановил лошадь и огляделся. По-моему на этой плоской равнине было все равно, где останавливаться, так что выбирать особенно было не из чего. Правда совсем недалеко от места, предложенного сэром Вигурдом бил чистый ключ, давая начало крошечному ручейку.

– Ну что ж, пожалуй ты прав, сэр Вигурд, пора останавливаться…

Мы соскочили с коней и принялись разбивать лагерь. Хотя, собственно говоря, и разбивать-то особенно было нечего – я разжег костер, а сэр Вигурд достал из сумок наши припасы. Присев у огня на траву, мы медленно жевали вяленое мясо с успевшими подсохнуть лепешками и наблюдали, как темнеет постепенно небо, как скрываются в опускающейся темноте дальние горы, как проклевываются точки звезд.

И вдруг я увидел, как взгляд Вигурда остановился на чем-то, расположенным за моей спиной, и глаза его удивленно расширились. Однако, обернуться я не успел, над моим ухом раздался знакомый голосок:

– Может быть благородные сэры и меня угостят ужином?..

А вслед за этим к костру шагнула… Кроха!

– Как?! Как ты сюда попала?! – воскликнул сэр Вигурд, – Я думал, что ты осталась в императорском замке!..

– Нет, – покачала головой фея, – Я следовала за вами…

Она присела у огня, приняла из моих рук кусок лепешки и легким покачиванием головы отказалась от мяса. Откусив крохотный кусочек, она долго смотрела на огонь, а потом необыкновенным, тоскливым голоском произнесла:

– Напрасно вы здесь остановились…

– Почему? – удивленно спросил сэр Вигурд.

– Никто из сквотов не может безнаказанно останавливаться на ночлег между Сумеречных Холмов.

– Но здесь же нет никаких холмов!.. – с еще большим удивлением возразил Вигурд.

А я, плохо понимая о чем они говорят, молча сидел, не в силах оторвать глаз от лица Крохи. И никак не мог наглядеться!

Наконец и она подняла на меня свои лучистые глаза, и тут я увидел в них слезы:

– Я, конечно, постараюсь помочь вам, но я всего лишь наказанная фея, я не имею даже своей силы!..

– Возьми мою… – неожиданно для самого себя произнес я.

Она откинулась назад и ее глаза распахнулись до невозможной величины:

– Ты согласишься быть для меня проводником?!

Я сглотнул неожиданный комок, образовавшийся в моем горле и произнес:

– Я для тебя готов быть кем угодно…

Сэр Вигурд смущенно кашлянул, а для меня звук его кашля показался… взрывом гранаты. И возникшее было между мной и Крохой чуткое, трепетное понимание исчезло…

– Тогда, может быть, нам удастся выкарабкаться… – произнесла она и поднялась на ноги, – Смотрите, начинается!..

Мы с Вигурдом тоже вскочили на ноги и огляделись.

Солнце окончательно спряталось за горизонт, и темная, плоская равнина преобразовывалась прямо на наших глазах. Вокруг нас в самых разных местах возникали ровные, округлые выпуклости, которые быстро росли, превращаясь в покатые увалы холмов. Вместе с холмами, казалось, росли и покрывавшее все окружающее пространство кусты, принимая вид корявых, низкорослых деревьев. Их сучья раскидывались во все стороны переплетаясь между собой и образуя непроходимые заросли. Звезды, висевшие в небе невзрачными, едва заметными точками, вдруг стали наливаться сияющим серебром и превращаться в лучистые светильники. Холмы озарились бестрепетным, немигающим серебристо-белым светом, вырывающим из ночной темноты каждую отдельную травинку и в то же время рождающим угольно-черные тени.

Мы трое стояли в самом центре этой трансформирующейся реальности, а пламя костра, по-прежнему пляшущее между нами, стало единственным цветным пятном во все окружающем мире.

Сэр Вигурд бросил на лицо забрало и положил руку на рукоять своего меча. Я последовал его примеру, и, как только забрало моего шлема встало на свое место, уловил за своей спиной едва заметное шевеление. Усилием воли я удержался и не повернулся к этому шевелению лицом, за что был вознагражден – из зарослей кустарника позади меня без всякой опаски выползли три муриана и остановились, явно разглядывая нашу компанию. А потом я уловил их мысленный разговор:

«Это – те самые сквоты, которые помешали вам поймать девчонку?..»

Услышанная мной мысль была какой-то скрипучей и невероятно… старой.

«Да, Видящий Суть, это они…»

«Вы не говорили, что с ними была фея».

«Ее не было, Видящий суть…»

«Но теперь она есть… Надо подождать!»

И один из муриан, развернувшись, потащился обратно в заросли, два других, немного потоптавшись на месте, последовали за ним.

Между тем, трансформация местности закончилась, и мы оказались во впадине, окруженной невысокими холмами. Звездный свет, заливавший окрестности не исчез, но словно бы слегка притух, и на холмы опустились сумерки, съевшие точные, сочные тени, растворившие их в себе. Прошло еще несколько минут и вдруг я увидел в ближнем холме вход в пещеру, которого мгновение назад точно не было. Видимо, мое забрало изобразило удивленную гримасу, потому что Кроха обернулась и посмотрела в том же направления, что и я.

– Открылся шийн… – прошептала она не совсем понятно, – Теперь скоро покажутся и хозяева.

Она оказалась права, не прошло и минуты, как из открытого зева пещеры показалось прозрачное, едва заметное облачко. В следующую секунду от него во все стороны побежали маленькие ярко-зеленые светлячки, а еще через мгновение они стали превращаться в маленьких человечков в ярких цветных одеждах. В руках у них были крошечные копья.

– Кто это?.. – шепотом спросил сэр Вигурд.

– Это спригганы, мои телохранители, – ответил ему негромкий, ласковый женский голос.

Наблюдая за разбегающимися по нашей полянке спригганами, я совершенно выпустил из поля зрения облако, а оно успело превратиться в… женщину. В женщину удивительной красоты. Высокая, ростом чуть ниже сэра Вигурда, она была прекрасно сложена, хотя ее фигура окутывалась свободным синим платьем, оставлявшим, правда обнаженными шею, плечи и руки незнакомки. Головка с изящными чертами лица – тонким точеным носиком, огромными глазами, затененными длинными густыми ресницами, пухлыми, четко очерченными губками, была гордо откинула назад, словно под тяжестью длинных, вольно распущенных ярко-рыжих волос, лившихся по плечам и спине красавицы густой огненной волной.

Она сделала шаг в нашем направлении, и тут я заметил первое несоответствие в ее облике – ее роскошное платье, начинавшееся прямо над высокой грудью странным образом сливалось с… ее телом. Словно шелково поблескивающая, тяжелая синяя ткань прорастала прямо из белоснежной кожи незнакомки. А та, между тем сделала еще один шаг к нашему костру и остановилась шагах в пяти от огня, рассматривая нас внимательными, с чуточным насмешливым прищуром, глазами.

– Я рада, что мое поместье навестили такие прекрасные рыцари… – проговорила незнакомка, явно игнорируя присутствие Крохи. Это меня слегка задело, хотя моя маленькая фея явно проигрывала в присутствии этой великолепной красавицы. А та, сосредоточила внимание на моем юном друге и, обворожительно улыбнувшись, спросила:

– Позволено ли будет мне узнать имена моих гостей:

Сэр Вигурд поднял забрало шлема, и я увидел, что он смотрит на незнакомку совершенно остекленевшим взглядом. Однако, ответить на вопрос ему удалось вполне вразумительно. Склонившись перед хозяйкой холмов в довольно низком поклоне и не спуская при этом с нее глаз, он несколько хрипловатым голосом произнес:

– Госпожа, в твои земли вторглись Черный Рыцарь по прозвищу Быстрая Смерть и я – маркиз Вигурд, шестой лордес Кашта… Надеюсь мы не слишком побеспокоили тебя?..

– Нет, милый юноша, вы совсем не побеспокоили меня, – ответила незнакомка и улыбнулась. При этом ее улыбка получилась настолько довольной, словно она получила в свои руки то, чем давно мечтала завладеть.

– А как нам называть тебя, прекрасная незнакомка, – самым изысканным тоном поинтересовался сэр Вигурд, делая шаг в ее сторону и зачем-то прикладывая руку, снятую с рукояти меча, к сердцу.

– Зовут меня Кариолана, – проговорила красавица, – Я повелительница Сумеречных Холмов, и все фейри, живущие здесь подвластны мне и очень меня любят…

Она посмотрела вокруг и чуть высокомерно спросила: – Вы ведь любите меня?!

– Да, госпожа… Мы обожаем тебя, госпожа… Конечно госпожа… – зазвенели вокруг серебристые голоса ее телохранителей.

– Вот видишь, юноша, – снова обратилась она к сэру Вигурду, – А ты любишь меня?..

Такой прямой вопрос слегка покоробил меня, но для маркиза он прозвучал, видимо, вполне естественно. И он ответил на него вполне естественно и с большим жаром:

– О, конечно, госпожа… Я люблю тебя всеми силами своего сердца…

– И ты готов для меня…

Она не закончила свой вопрос, потому что Вигурд поторопился со своим ответом:

– На все, госпожа!.. На все, что угодно!..

– И даже пролить за меня кровь?..

– Всю, до последней капли, госпожа!..

– Значит твоя кровь принадлежит мне! – констатировала Кариолана и посмотрела в мою сторону. По ее прекрасному лицу скользнула едва заметная гримаса досады, но она не показала своего недовольства и ее очередной вопрос прозвучал вполне дружелюбно, я бы даже сказал, ласково:

– А ты, сэр Черный Рыцарь, почему ты не поднял забрала, почему ты не желаешь показать мне своего лица, или я не нравлюсь тебе?

– Ты прекрасна… – ответил я, но по моему тону она могла понять, что я обезоружен ее красотой далеко не в той степени, чтобы обезоруживать себя.

– И только?! – удивилась она, – Неужели ты знаешь кого-то, кто более достоин любви, нежели я?!

– Да, знаю… – вновь очень коротко ответил я.

– Не может быть!.. – воскликнула она и звонко расхохоталась, – Просто глухое забрало твоего шлема мешает тебе рассмотреть меня во всех подробностях! Подними его, и тогда ты переменишь свое мнение!..

Я бросил на сэра Вигурда быстрый взгляд и снова увидел его остекленевшие глаза, в которых отблескивал красноватый огонь костра. Он явно был околдован! Это привело меня в ярость, и я немедленно почувствовал, как вокруг меня начал собираться кокон силы, словно само мое тело закручивало вокруг себя магическую энергию, разлитую по окружающим нас холмам. Переведя взгляд на Кариолану, я ответил:

– Мне не надо присматриваться к твоему лицу и… к твоему телу. Я вижу, что ты прекрасна, но ты мне не нравишься!..

– Но ты сам себе противоречишь!.. – тоном обиженного ребенка воскликнула Кариолана, – Прекрасное не может не нравится!..

И тут в разговор совершенно неожиданно вмешалась Кроха. Странно низким, глухим голосом она произнесла:

– Может, если видишь, что таится за прекрасной внешностью… Не так ли, ланнан ши?!

Лицо Кариоланы исказилось самым поразительным образом, в одно мгновение превратившись в уродливую маску ненависти. Не глядя на фею, она разъяренно прошипела:

– А ты, наказанная, молчи, если не хочешь потерять остатки своей сути!.. Они пришли ко мне, и они мои!.. И не тебе мешать Кариолане получить свое!..

Нет, ты не получишь их, кровопийца!.. – все тем же низким голосом ответила Кроха, – Черный Рыцарь был со мной в Солнечном Краю – он мой, а сэр Вигурд его друг, и потому он тоже под моей защитой!..

На искаженном лице ланнан ши на миг появилось удивление, но оно тут же сменилось презрительной гримасой:

– Ты врешь, наказанная, твоей силы не хватит чтобы перенести в Солнечный Край и одну тебя, а ты утверждаешь, что перенесла туда двоих!..

– Нас перенес в Солнечный Край сам Черный Рыцарь! – торжествующе бросила Кроха, – И это правда чистая, как вода твоего ключа!

Ланнан ши стремительно обернулась ко мне:

– Подними забрало!!! Посмотрим, как ты сможешь противостоять моей магии?!

– Нет! – вскинулась Кроха, но Кариолана правой рукой резко толкнула перед собой воздух в сторону феи, и та, сбитая с ног мгновенным ураганным порывом ветра, покатилась по траве прочь от костра, в темноту. А за ней бросились три-четыре телохранителя правительницы холмов.

И тут мое бешенство выплеснулось наружу. Я выбросил вперед, в направлении преследовавших Кроху человечков, обе ладони и крутанул ими, словно отбрасывая от себя нечто неощутимое. В то же мгновение над бегущими спригганами взревели два смерча, орущие телохранители были оторваны от травы и вместе с травяным мусором и кусочками вырванной земли брошены к ногам их владычицы!

Кариолана двинулась в мою сторону, перешагнув через своих поверженных клевретов, и повторила свой сбивающий с ног жест. Однако, посланный ею удар не достиг цели, между мной и атаковавшей меня ланнан ши мгновенно вырос невидимый барьер, а я почувствовал, как от окутывающего меня магического кокона отделился тоненький ручеек и потянулся в ту сторону, куда унесло Кроху.

Поставленный феей барьер мгновенно всосал в себя посланный магический импульс и лопнул, словно новогодняя петарда, разбрасывая вокруг снопы разноцветных искр. Кариолана отпрянула назад и, споткнувшись о неподвижные тела своих телохранителей, на миг потеряла равновесие.

В этот момент я нанес ответный удар. Вспомнив, как мы с Крохой попали в Солнечный Край, я так же широко раскинул руки, но свел их гораздо резче, словно сжимая, прессуя всей мощью своих рук, усиленной мощью моих доспехов, свое магическое поле и посылая получающийся жгут в сторону на мгновение оторопевшей ланнан ши. Между моих ладоней заметалась фиолетовая молния и вдруг стремительно рванулась прямо в лицо Кариоланы. А лицо это уже ничем не напоминало тот образ, которым так легко был соблазнен сэр Вигурд и которым пытались соблазнить меня самого. Его черты заострились в некое подобие волчьей морды, волосы почернели и поднялись дыбом, обнажая заостренные вверх уши, брови нависли лохмами над засветившимися красным крошечными глазами.

Но моя молния не ударила ланнан ши, не сбила ее с ног, вместо этого она обволокла все тело фейри светящимися, пульсирующими нитями и стала душить ее. Я видел, как Кариолана пытается втянуть в себя энергию моего удара, как эта энергия переполняет ее, переливается через край, топит в себе, растворяет тело ланнан ши. Наконец она конвульсивно задергалась, запрокинула голову назад и… завыла во весь голос:

– Убить их!!! Стереть их в пыль!!!

Ее вопль пресекся визгом, но на миг снова выправился и над холмами пронеслось:

– Рыцарь мой, помоги мне!!! Убей моих врагов!!!

А в следующее мгновение она вспыхнула чадящим факелом, упала на траву и мгновенно всосалась в нее, оставив после себя невнятный клок маслянистого дыма.

Но наблюдать до конца гибель ланнан ши – действительную или мнимую, мне не позволили. Телохранители Кариоланы опустили свои копья и двинулись в мою сторону. На мгновение мне стало смешно, ведь они выглядели такими крошками, однако через секунду смех застрял в моем горле – с каждым шагом спригганы прибавляли в росте. Кроме того, неожиданно ожил сэр Вигурд, до того стоявший совершенно неподвижно. Он вдруг с лязгом выдернул свой меч и развернулся в мою сторону, его неподвижные, стеклянно отблескивающие глаза уставились на меня.

Правда, ему не удалось сделать ни одного шагу, в его шлем со странным переливчатым звоном ударилась неизвестно откуда прилетевшая зеленоватая звезда, и бедный маркиз молча упал лицом в траву. А вот окружившие меня спригганы представляли уже нешуточную опасность. Их было семеро, они приблизились ко мне на расстояние в семь-восемь метров и уже были на голову выше меня. Мне стало страшно.

Однако, мое тело действовало вполне самостоятельно. Я и не понял как в моей левой руке появился щит, с которого немедленно раздался рев львиной головы, а в правой матово блеснул длинный черный клинок.

Спригганы, выставив вперед свои выросшие вместе с ними копья, продолжали приближаться ко мне, но двигались они достаточно медленно, словно давая мне время приготовиться к схватке. Прикрывшись щитом, я уже собрался напасть на самого близкого, но в этот момент из темноты зазвучал голос Крохи. Она начала выводить странную, заунывную мелодию какой-то песни, слов которой я не мог разобрать. Зато личная гвардия повелительницы холмов остановилась, задрав головы кверху и полностью обратившись в слух.

А мелодия росла, ширилась, продолжая оставаться такой же тягучей и заунывной. Голос феи набирал силу и постепенно повышался тоном, завораживая слушателей, переходя из контральто в меццо-сопрано, в сопрано и вдруг сорвавшись в фальцет… И в это момент высоко над нами что-то грохнуло и точно в голову одного из спригганов ударил огненный шар, тут же рассыпавшийся бесчисленными искрами…

Когда мои глаза, ослепленные вспышкой, смогли снова видеть, я обнаружил, что один из спригганов исчез.

А голос, между тем снова вернулся в самый низкий тембр, и снова над холмами поплыла завораживающая мелодия, и снова она поплыла вверх по октаве, набирая силу и мощь, и снова с высокого сопрано она сорвалась в визг фальцета, вырвав у небес новую шаровую молнию, ударившую точно в голову одного из окружавших меня великанов.

Фейри стало еще на одного меньше, но и голос, вновь вернувшийся в начало мелодии, звучал уже не столь завораживающе, в нем появилась некая трещинка или слабина, мелодия перестала вырастать ровно и мощно, пророй «провисая» в самых неожиданных местах. Тем не менее, голос снова добрался до своего фальцетного визга и новый огненный шар, вынырнув из темных небес, разметал еще одного сприггана.

Кроха в четвертый раз начала свое заклинание, но теперь ее голос едва справлялся с мелодией, порой дрожа от перенапряжения, порой срываясь и путаясь в нотах. И великаны, доселе стоявшие неподвижно под тягучими завораживающими звуками, задвигались, заворочались, начали оглядываться в поисках обладателя околдовавшего их голоса. А я вдруг почувствовал, что тот ручеек магической энергии, который тянулся от окутывавшего меня кокона в сторону Крохи, стал истаивать, исчезать.

И все-таки Крохе удалось дотянуть свое очередное заклинание до завершающего визга, но силы совершенно оставили ее. Вырванный у небес огненный шар был тусклым, едва видимым на фоне вдруг посветлевшего неба. Он не уничтожил великана, в которого ударил, а всего лишь покалечил его, оторвав тому левую руку. Из раны сприггана на траву хлынул кровавый поток, он зашатался и… опершись на копье шагнул в мою сторону!

Это неверный шаг послужил сигналом для остальных великанов. Двое из них так же, как и раненый двинулись ко мне, а третий развернулся и направился в сторону захлебнувшегося в спазме голоса.

Но тут заорал я! Конечно, мой голос не мог сравниться с голосом колдующей феи, но… ругаться я умел с детства. И меня ничуть не смущало, что мои противники не понимали ни одного из посвященных им перлов – меня самого мое выступление чрезвычайно взбодрило.

Кроме того, я не стал поджидать, когда оставшиеся переростки подойдут поближе, еще прибавив в росте и весе, в три прыжка я оказался рядом с раненым спригганом и, поднырнув под его вскинутое мне навстречу копье, ударил его в живот щитом!

Вы никогда не видели внутренностей фейри? Я видел!

Лев с моего щита не терял времени даром, и когда я отскочил от зашатавшегося сприггана, следом за моим щитом потянулась вырванная из его тела плоть. Зеленовато-коричневые внутренности вывалились из разорванного львиной пастью живота на траву, а сам великан непроизвольно шагнул вперед и, наступив на собственные кишки, поскользнулся и опрокинулся навзничь.

Меня замутило, но я не мог позволить себе упасть в обморок. Увернувшись от почти доставшего меня копья и полоснув по лапе, державшей это копье, кончиком меча, я бросился в погоню за тем спригганом, который направился к лежавшей в беспамятстве Крохе.

Рассвет уже погасил звезды и смел ночную темноту, так что я вполне отчетливо видел светлое тело моей феи, лежавшее в синей траве и громадину сприггана, шествовавшего к нему, нацелив свое копье. К счастью, я двигался гораздо быстрее. В несколько прыжков догнав великана, шъл8 я взмахнул мечом и, не поминая классический рыцарский кодекс, полоснул черной сталью сзади по еговолосатым ногам. Возможно, я и смог бы окликнуть великана и дождаться, когда тот развернется рожей в мою сторону, однако, я вполне удовлетворился и этим своим ударом – он оказался весьма эффективным. Похожие на телеграфные столбы – во всяком случае, такие же грязные, великаньи ноги были перерублены на высоте коленей, а гигантская туша с непередаваемым ревом рухнула на землю, выбросив вперед лапу с зажатым в ней копьем.

Я с разбегу наступил сприггану на спину и, взлетев в воздух, словно с батута, извернулся в прыжке и ударил по его короткой толстой шее. Мой меч и тут сработал без сучка и задоринки, с хрустом перерубив шейные позвонки.

Приземлился я неловко и потому покатился по земле, стараясь только не потерять свое оружие и слыша как недовольно рыкает лев со щита. А вскочив на ноги, я первым делом убедился, что преследуемый мной великан перестал дергаться, в попытках дотянуться до Крохи наконечником своего копья. Он валялся совершенно неподвижно, больше напоминая валун странной формы, чем бывшее минуту назад живым, существо.

Я быстро огляделся. Солнце вот-вот должно было показаться из-за горизонта, вокруг меня простиралась абсолютно ровная, синевато-серебристая равнина, а вдалеке поднимались пики гор. Не было даже намека на возвышавшиеся здесь ночью холмы, исчезли и два остававшихся в живых головореза повелительницы фейри, зато следов ночной битвы было в превеликом избытке – два трупа убитых мной великанов валялись двумя валунами времен ледникового периода и быстро покрывались какой-то красноватой пылью, все ярче проступая на фоне синей травы. На том месте, где исчезла ланнан ши Кариолана, огромное выжженное пятно продолжало чадить догорающим нефтяным факелом. Невдалеке от нашего, почти истлевшего костра неподвижно лежал сэр Вигурд и его лазоревые доспехи все ярче сияли в свете разгорающегося утра. А чуть поодаль беззаботно стояли наши лошади, подняв свои головы в сторону восходящего солнца.

Все это я окинул одним взглядом. Затем, быстро отерев свой клинок о траву и спрятав его в ножны, я закинул щит за спину и бросился к Крохе.

Она лежала навзничь, подставив свое залитое белизной личико поднимающемуся солнцу. Ее дыхание едва-едва можно было уловить, но все-таки оно было. И ее сердечко билось редко, едва слышно, но билось!

Я подхватил на руки невесомое тело и бросился к костру. Там я аккуратно уложил фею на траву, подложил ей под голову одну из седельных сумок, а из второй выхватил бутылку вина и, зубами вытащив затычку, капнул несколько темных капель на милые побелевшие губы. Несколько секунд ничего не происходило, лицо Крохи оставалось таким же бледным и неподвижным, а капли вина на ее губах чуждым темным пятном. А потом вдруг эти капли исчезли, словно всосавшись сквозь кожу и грудь феи поднялась в тяжелом вздохе.

Я еще раз смочил ее губы вином, и теперь уже Кроха слизнула их, проведя по губам языком. А вслед за этим ее глаза медленно приоткрылись.

Секунду она смотрела мне в лицо ничего непонимающим взглядом, а затем в ее глазах мелькнул страх. Вздрогнув, она прошептала:

– Нам надо уходить отсюда… Еще одну ночь мы не выдержим!..

– Но мы не можем ехать!.. – я отрицательно покачал головой, – Ты слишком слаба, сэр Вигурд то ли без сознания, то ли убит, неизвестно куда подевались каргуши и баггейн…

– Да мы-то тут!.. – раздался позади меня родной Фокин писк, – А вот Кроха, я смотрю, совсем разнежилась…

И его острая мордочка высунулась у меня из-под локтя.

– Ты лучше пойди посмотри, что там с сэром Вигурдом, – попросил я шустрого каргуша, но тот только отрицательно помотал своим оранжевым хаером:

– Да ничего с ним страшного, спит просто…

– Ты откуда знаешь? – насторожился я.

– Так ведь это я его спать уложил!.. – гордо ответил Фока и снова повернулся к Крохе, – Как ты, подруга, сможешь… это… продержаться?..

– Смогу, – едва слышно ответила фея, – Я, в общем-то, в порядке, просто… устала немного…

– Ага, немного, – тут же возмутился каргуш, – Слышал я как ты надрывалась!..

– Подожди! – перебил я его, – Объясни мне, как это ты сэра Вигурда уложил?!

– Как, как, – передразнил меня Фока, – Из рогатки и уложил… Увидел, что рыцарь от несчастной любви совсем спятил, и саданул ему по кумполу успокаивающей галькой!

Тут я припомнил, что сэр Вигурд, действительно получил по шлему зелененькой звездочкой перед тем, как улечься на травку. Посмотрев на отдыхающего маркиза, я спросил:

– И долго он теперь спать будет?

– Да пока не проснется! – самым безразличным тоном ответил Фока и почему-то отбежал немного в сторону, – Пойду-ка я посмотрю, как там лошадки…

– Стой! – строго прикрикнул я на малыша, – Я спросил, когда он проснется?

– Ничего ты этого и не спрашивал, – враз окрысился Фока, – Я на все твои вопросы ответил! А когда сэр спящий рыцарь проснется я не знаю…

Тут он вроде бы немного смутился и, почесав хаер, добавил: – Галька новая была, не отлежавшаяся… долго он может проспать, – и запальчиво принялся оправдываться, – А когда мне отлежавшуюся гальку выбирать было, если он на тебя с мечом попер!..

– Ладно… – примирительно проговорил я, – Просто я не знаю, что теперь делать. Кроха еле дышит, маркиз колодой лежит, а нам убираться отсюда надо, и как можно дальше… А я еще рассчитывал сегодня до Темста добраться!..

– За меня можешь не беспокоиться… – прошептала Кроха и… улыбнулась, – Я и в дороге отдохну… Только пусть Фока лошадь поближе подведет.

– Ты что же, верхом собираешься ехать?! – удивленно воскликнул я, – Тогда давай я тебя перед собой посажу и придерживать буду!

Позади меня гнусно захихикал Фока и тяжело вздохнул Топс, а Кроха снова улыбнулась и отрицательно покачала головой:

– Думай, что делать с сэром Вигурдом, а обо мне не беспокойся…

С минуту мы смотрели друг другу в глаза, а потом рядом со мной раздался ехидный писк Фоки: – Глянь, глянь, в гляделки играют!.. Ставлю пять к одному, что фея его пересмотрит!.. – и мы отвели друг от друга глаза.

Я поднялся на ноги и побрел к отдыхающему маркизу.

Тот лежал совершенно неподвижно, лицом в траву, и я вдруг испугался, не задохнулся ли он в своем шлеме. Быстро наклонившись, я перевернул сэра Вигурда на спину… Он действительно спал, тихонько посапывая и причмокивая, а вся физиономия его была вымазана травяным соком.

– Я знаю, что надо сделать, – произнес рядом со мной серьезный Топс, – Ты посадишь его на коня, а мы будем его держать, чтобы он не свалился.

– Да?.. – с сомнением переспросил я, – И как же вы удержите этого молодца в его стальной скорлупе?

– Не бойся, мы сильные, – спокойно ответил Топс, – И мастер Барбат нам поможет.

Я подумал с минуту… и ничего другого предложить не смог:

– Ну что ж, давай попробуем…

Выпрямившись, я огляделся и попросил Топса:

– Веди сюда его коня, и я попробую его усадить в седло.

Топс бегом бросился за бронированным чудовищем Вигурда, а я невольно обратил свой взор туда, где лежала Кроха, но Фока уже подвел к тому месту мою лошадь, и мне не было видно лежащую фею.

Топс подвел коня маркиза, и я принялся усаживать сэра Вигурда в седло. С большим трудом, но мне все-таки удалось разместить юношу самым достойным образом, однако, он постоянно делал попытки сползти с седла то в одну, то в другую сторону. Тогда Топс, быстро вскарабкавшись на конскую броню, уселся на заднюю луку седла и ухватил рыцаря за выступы панциря. Неизвестно откуда вынырнувший Фока мгновенно оказался на передней луке и также ухватил спящего маркиза за доспехи. И все-таки у меня было сильное сомнение, что каргуши смогут долго удерживать сэра Вигурда в седле. Но тут в траве под моими ногами что-то зашуршало, и я, опустив взгляд, увидел здоровенную серую в оранжевых разводах змеюку!

Первым моим побуждением было опустить кованый каблук на ее покачивающуюся голову, но что-то меня остановило – видимо совершенно не змеиный взгляд, брошенный гадом ползучим в мою сторону. Так или иначе я удержался он немедленной расправы, а змей подобрался под брюхо Вигурдова коня и, приподнявшись, начал обвиваться вокруг его правого сапога, а затем подтянул хвост и обмотал им левый рыцарский сапог. Таким образом перекинувшийся змеей баггейн зафиксировал ноги маркиза. Вот теперь тот никак не смог бы вывалиться из седла, тем более что я не собирался гнать лошадей, «уходя от погони».

– Давай, сэр Владимир, поехали!.. – бодро и весело пропищал Фока.

Я направился к своей лошади и, подойдя, обнаружил, что… Кроха исчезла. Только чуть примятая трава обозначала место, где она лежала.

«За меня можешь не беспокоиться…» – вспомнились мне ее слова, но в груди у меня почему-то сделалось пусто и холодно. Я взялся рукой за луку седла и вдруг понял, что не могу поднять ногу в стремя. Целую минуту простоял я таким образом, закрыв глаза и пытаясь собрать остаток своих гаснущих сил, и в этот момент рядом со мной едва слышно прозвучал серебристый голосок феи:

– Ты сможешь… милый… Ты сильный…

И я смог!

Оказавшись в седле, я почувствовал себя значительно лучше. Оглядевшись с высоты, я увидел, что наш бивуак ликвидирован, а все разбросанные вокруг вещи убраны в седельные сумки, притороченные к моему седлу. Фока поработал на славу.

Я тронул лошадь, выводя ее на тропу, громко именовавшуюся северной императорской дорогой, и услышал, как за моей спиной мягко ступает по траве конь сэра Вигурда. Мы все-таки продолжили свой путь, мы покидали Сумеречные холмы… почти без потерь!

Глава 10

«… Лучше гор могут быть только горы,

На которых ва-аще не бывал…»

(Перифраз песни В.С. Высоцкого)

Мы все-таки добрались до Темста, правда, только к вечеру. И добрались без происшествий. Мне даже удалось вздремнуть в седле, моя лошадь шла ровной рысью точно по тропе, ведя за собой словно на поводу коняшку сэра Вигурда.

Сам Вигурд проснулся, или, лучше сказать, очнулся, далеко после обеда. Пробуждение маркиза было весьма тяжелым, так что мне пришлось остановить наш караван, снять его с седла и уложить на травку. Сначала он только стонал, потом его начал бить озноб, и все лицо покрылось холодным потом. При этом он так побледнел, что я даже испугался за его жизнь, но дока Фока, уверил меня, что все идет нормально, что это выходит яд-дурман, содержавшийся в заклинании ланнан ши, которым она соблазняла беднягу. Затем сэр Вигурд затих, и даже его дыхания стало незаметно. Я снова испугался, но все тот же Фока снова заявил: – Спокойно, щас все будет нормально!.. – после чего… прыгнул на грудь, лежавшего навзничь маркиза.

Конечно, панцирь спас сэра Вигурда от перелома ребер, хотя возможно, они и так бы остались целы, учитывая невеликий вес каргуша, но грохоту тот наделал – будь здоров. Я уже было хотел ухватить его за ухо и отодрать как следует, но этот Фокин медицинский прием привел к самым положительным результатам – сэр Вигурд открыл глаза, поморгал от яркого света и вдруг сказал самым что ни на есть обычным тоном:

– Что, уже утро?..

– Нет, еще вечер!.. – бодро ответил Фока, показав в улыбке свои замечательные передние резцы.

Сэр Вигурд сел и недоуменно огляделся. Определившись на местности он опять посмотрел на каргуша и спросил:

– А ты кто?

И тут я вспомнил, что мой друг еще ни разу не видел каргушей.

– Я – разведчик! – ничуть не смущаясь ответил Фока, – тебе ж Черный Рыцарь все время о своей разведке твердил – вот я она и есть!

– Разведчик… – повторил сэр Вигурд и потряс головой, – Ага!..

Затем он огляделся и задал новый вопрос:

– Если мне не изменяет память, горы должны быть значительно дальше? – после чего с укоризной посмотрел на меня, словно это я, не посоветовавшись с ним, перенес горы в ненадлежащее место. И снова я ничего не успел ответить, поскольку Фока немедленно затараторил:

– Спать, сэр рыцарь, надо меньше, а то в следующий раз на побережье проснешься и не заметишь, как по перевалам просквозил! А спишь неумеренно, потому что всеми ночами с мечом на своих бросаешься, да еще орешь «Всех порублю в капусту!!» И где только словам-то таким выучился, не иначе по деревенским кабакам странствуя! Нет, сэр Вигурд, нельзя тебе молоко по утрам пить – вот вчера утречком молочка попил, так ночью, мало того, что сам не спал, так никому другому не позволил, видно, животом маялся, потому и буянил… А как тебя угомонили, так ты день-то весь и продрых! До самого что ни на есть вечера…

Тут мне все-таки удалось его перебить, и привлечь внимание маркиза, вконец обалдевшего от болтовни каргуша, вопросом:

– Как ты себя чувствуешь?.. Ехать сможешь?..

Он посмотрел на меня несколько ошалевшим взглядом и ответил: – Конечно!.. – а потом в свою очередь спросил, – А что, я действительно проспал целый день?!

Я кивнул и помог ему подняться с травы. Встав на ноги, он подошел к своему Росинанту, положил руку на седло и еще раз огляделся.

– Так где же мы сейчас находимся?

На его лице было написано недоумение.

– А ты, выходит, совсем ничего не помнишь?.. – ответил я вопросом на вопрос, – Ничего, из того, что случилось этой ночью?..

Он снова посмотрел на меня, стараясь угадать, что я имею ввиду, и отрицательно помотал головой: – Ничего… Помню, как… – он на секунду задумался, – … как костер развели, как холмы появились… И все!..

– Значит и Кариолану не помнишь?.. – усмехнулся я.

– Кого?.. – его лицо напряглось, но в глазах было пусто – это имя явно ничего ему не говорило.

– Ну и хорошо, – улыбнулся я, – Давай-ка поторопимся, а то нам опять придется в степи заночевать, а мне этого ну очень не хочется.

В общем, солнце еще не коснулось горизонта, а мы уже въехали в славный город Темст, хотя еще и не знали, что это – город Темст. Поначалу, глядя на это небольшое скопище одноэтажных домишек, кучковавшихся вокруг тропы, расширившийся до звания проселка, мы решили, что это одна из деревушек дальнего пригорода. Однако, выехав на деревенскую площадь и увидев приземистое строение типа «сарай-лобаз» с корявой вывеской «Комнаты внаем и стол», решили подстраховаться и проверить, далеко ли нам еще ехать.

В этой, как оказалось, гостинице нам и объяснили, что это никакая не деревня, а самый настоящий город, называемый Темст!

«Комнат внаем» в гостинице было сколько угодно, так что мы быстро договорились с хозяином о ночлеге, причем я абонировал три комнаты, в надежде, что Кроха к нам присоединится… позже. Я так и сказал хозяину, что мы ожидаем еще и девушку. Лошадок наших устроили на гостиничной конюшне и заверили, что уход за ними будет самым наилучшим.

Мы скинули, наконец, доспехи и, переодевшись в тряпки папаши Шапса, спустились к ужину в общую залу, забитую по случаю нашего появления, до отказа. Сидели мы за отдельным столом, заставленным самыми разнообразными кушаньями, а прислуживал нам сам хозяин – невысокий чистенький сквот с кругленьким тельцем, круглой головой и, на мой взгляд, круглыми ногами и руками. Он не ходил по залу, а катался, как яркий говорящий шарик, постоянно натыкаясь на столы и посетителей, однако на это никто не обращал внимания. Все только посмеивались над «старым Юртошем», хотя до старости, на мой взгляд ему было еще довольно далеко.

Когда голод был утолен и мы начали больше внимания уделять вину, вполне приличному для этих мест, и фруктам, дверь ресторации отворилась и на пороге появилась… Кроха. Она остановилась и внимательно обвела взглядом зал, разыскивая нас. Я тут же вскочил и призывно помахал рукой. Фея быстро подошла к нашему столу, не обращая внимания на взгляды десятков посетителей, с удивленным интересом взиравших на нее. Сэр Вигурд тоже вскочил со своего места и галантно пододвинул стул даме.

Она оглядела стол, чуть поморщилась чему-то, взяла с большого блюда яблоко и с хрустом впилась в него зубами.

– Может быть прекрасная Кроха отведает заливное из лосевого языка? – поинтересовался маркиз, указывая на понравившееся ему блюдо, – Приготовлено весьма недурно.

Фея подняла на него прищуренные глаза, проглотила прожеванный кусочек яблока и вежливо ответила:

– Я не ем мяса убитых животных…

– Значит, ты не откажешься от бокала вина, – проговорил я и повернулся в сторону очага, возле которого суетился хозяин гостиницы.

– Юртош, нам нужен чистый бокал! – крикнул я, и в следующую секунду хрустальный бокал стоял перед феей. Где его раздобыл хозяин – его тайна, но все остальные посетители, включая нас с Вигурдом пили из толстого стекла. Я благодарно кивнул Юртошу и собрался наполнить бокал, но он остановил меня:

– Если мне будет позволено, – произнес он со своей округлой улыбкой, – Я бы предложил для дамы особенное вино!

И хозяин извлек из-под салфетки запыленную бутылку темного стекла:

– Это последняя бутылка из моих очень старых запасов! Ее привезли, когда мне было… – он на мгновение поднял свои круглые глаза к потолку, – … всего восемнадцать лет! И уже тогда это вино было очень старым!

Он ловко вытер салфеткой горлышко и осторожно откупорил вино. Над столом поплыл совершенно необыкновенный аромат. Юртош еще раз обмахнул горлышко бутылки салфеткой и плеснул светлого, с золотистым оттенком вина на дно бокала Крохи.

Она осторожно взяла бокал, чуть крутанув его, поднесла к своему крохотному носику, и закрыла глаза, вдыхая аромат. Потом притронулась к краю бокала губами, наклонила его и, чуть всхлипнув, втянула вино в себя вместе с воздухом.

Вся огромная столовка замерла, наблюдая за ее действиями, и над столами повисла тишина. Через десяток секунд Кроха распахнула свои глаза и со вздохом произнесла:

– Это не вино, это чудо какое-то!..

– Светлое фал'ерское двадцати пяти летней выдержки! – хвастливо произнес Юртош, наполняя бокал феи и ставя бутылку на стол.

– Надеюсь, комната, предназначенная для леди не будет уступать твоему вину? – с улыбкой поинтересовался я.

– Чтобы угодить твоей даме, сэр рыцарь, я готов сам переселиться на конюшню!.. – пылко ответил Юртош и покатился назад к очагу, вскрикивая на ходу: – Моя нога!.. Моя нога!.. – причем он конечно же имел в виду лосиную ногу жарившуюся на вертеле.

Поймав вопросительный взгляд Крохи, брошенный на меня поверх бокала, я пояснил:

– Сегодня ты будешь отдыхать в комнате, на прекрасной постели! И если завтра ты выскажешь недовольство, я лично… зажарю хозяина к завтраку!

– Но, сэр Владимир, – Кроха немного растерянно поставила бокал на стол, – Я вполне могу отдохнуть и в…

– Не спорь с ним!.. – перебил ее сэр Вигурд, – Тем более, что он абсолютно прав! Лучше расскажи мне, что произошло вчерашней ночью. Сэр Владимир пытался мне поведать об этом, но у него плохо получается, он что-то скрывает от меня и потому получается, что я спокойно спал, пока вы вдвоем сражались с неизвестным мне врагом! Только я не понимаю, как я мог заснуть и… спать!

Как только он завел этот разговор, я тут же поставил магическую завесу и окружающее нас местное население перестало нас слышать.

– Было бы гораздо хуже, если бы ты, благородный сэр не заснул! – с улыбкой промолвила Кроха и снова отхлебнула из бокала.

– Не налегай на вино… – негромко шепнул я, – Ты еще слишком слаба!..

– Нет, со мной все в порядке! – упрямо сдвинула брови Кроха.

– Перестаньте спорить!.. – взмолился сэр Вигурд, – И расскажите мне всю правду, сколь бы чудовищной она не была!

Я с жалостью посмотрел на юношу, уверенный, что и фея не станет говорить о событиях ночи, но Кроха неожиданно произнесла:

– Ничего особенного не произошло, просто тебя, сэр Вигурд, околдовала ланнан ши, – и увидев, что маркиз ничего не понимает, пояснила, – Ланнан ши – чудесная возлюбленная! Она является повелительницей фейри, живущих под Сумеречными Холмами, и она действительно прекрасна… Вот только, горе тому, кто полюбит ее – она выпивает кровь из возлюбленного!

– Как – выпивает кровь? – опешил Вигурд.

– Всю до капли, – подтвердила Кроха, – И особенно любит, если эта кровь бушует от страсти – она и артерию у мужчины рвет в момент наивысшего наслаждения…

– Но?! Разве я позволил бы?.. Разве я?..

Сэр Вигурд никак не мог поверить, что подобная участь ожидала именно его. Он чуть скосил глаза на свой меч, однако Кроха весьма спокойно продолжила свои пояснения:

– Ты, сэр Вигурд, сам отдал ей свою кровь, сам сказал, что она принадлежит ланнан ши вся до капли… И она приняла твой подарок! Помнишь, сэр Владимир, как она сказала, что его кровь принадлежит ей?!

Я утвердительно кивнул, и Кроха продолжила:

– Это ритуальная фраза, которая открывала для сэра Вигурда не только шийн – пещеру, но и тулмен – главную залу ланнан ши. И ты безропотно пошел бы за ней, и ничто не остановило бы тебя, сэр Вигурд, но ланнан ши погубила жадность!

– Жадность?! – опять не понял маркиз.

– Да, она решила заполучить еще и сэра Владимира, а когда поняла, что это у нее не получится, она решила его уничтожить! Это и понятно – она была оскорблена отказом!

– То есть, Черный Рыцарь не поддался на ее… очарование? – уточнил сэр Вигурд.

– Именно! – подтвердила фея.

Минуту юноша тяжело раздумывал опустив взгляд на собственные сапоги, а потом снова посмотрел на нас:

– Но почему меня ей удалось околдовать, а сэра Владимира – нет?!

Кроха пожала плечами, а я ответил:

– Все просто, дорогой Вигурд – я люблю другую, люблю беззаветно, до последней капли крови. Так что моя кровь не может принадлежать даже самой прекрасной ланнан ши. А твое сердце пока еще свободно…

Вигурд снова задумался и на этот раз его раздумья длились гораздо дольше. Кроха доела свое яблоко, допила бокал вина и налила еще, и только после этого маркиз снова поднял голову:

– А что это твой разведчик, сэр Владимир, о моих ночных подвигах толковал? Будто бы я всю ночь за вами с мечом гонялся?!

«Припомнил!..» – с досадой подумал я, а вслух ответил:

– Нашел кого слушать! А у Фоки на одно дельное слово десяток болаболья вылетает!

– И потом, – подхватила Кроха, – Ты был околдован, и потому за свои действия не отвечаешь… И вообще, эти действия были не твои, а яда-дурмана, которым тебя ланнан ши накачала…

Но маркиз покрутил головой и горестно произнес:

– Значит это правда, я действительно поднял на тебя оружие!..

– Ничего ты не поднял! – уже озлясь ответил я, – Ты только хотел поднять, как тебя Фока галькой приласкал. Ты и ткнулся в травку, как младенец… заснул, то есть…

– Все равно, я – предатель! – твердо произнес Вигурд, – Я предал друзей, позволил околдовать себя и обнажил оружие против своего товарища!.. Мне нет прощения!..

Мы с Крохой переглянулись, не зная, что ему ответить. А отвечать и не пришлось, он вдруг встал из-за стола и, пробормотав: – Я вынужден вас покинуть!.. – направился к выходу из зала.

– Сэр Вигурд, – окликнул я его, – Надеюсь ты не оставишь меня в конце пути?!

Он оглянулся и торжественно ответил:

– Сэр Черный Рыцарь, я считал и считаю за честь сопровождать тебя в твоих странствиях. Я не покину тебя до тех пор, пока ты сам не прикажешь оставить тебя. Но свой позор я должен смыть кровью, а до тех пор я не могу делить трапезу с таким образцом рыцарства, как ты!

И он удалился.

– Но огорчайся, сэр Владимир, – проговорила через несколько минут фея, – Просто он еще мальчик…

– Он честный и благородный… сэр! – ответил я, – А вовсе не мальчик.

Допив золотое вино, мы тоже поднялись из-за стола, несмотря на явное разочарование зала, огорченного нашим ранним уходом. Я проводил Кроху до двери в ее комнату и пожелал ей спокойной ночи, а затем отправился к себе.

Спал я этой ночью, как убитый!

Когда я открыл глаза, за окном только-только забрезжил пасмурный рассвет. В комнате еще было достаточно темно, поэтому я не сразу разглядел, что на моей постели, у меня в ногах, сидит едва различимая фигурка. Пока я пытался рассмотреть, кто же это незваный ко мне пожаловал, она тихо произнесла: – Ты проснулся, сэр Владимир?.. – и я сразу узнал… Кроху.

– А ты что не спишь? – чуть растерявшись от неожиданности поинтересовался я, – Отдыхать надо, а то день тяжелым будет!..

– Я уже отдохнула, – все так же тихо ответила она, – Если хочешь, я уйду… Но мне надо обязательно с тобой поговорить…

– Если надо – давай поговорим, – немедленно согласился я и, приподнявшись, уселся на кровати, подтянул под себя ноги и накрылся одеялом, – Слушаю тебя.

Она вздохнула и произнесла:

– Слушай… Только слушай внимательно…

А затем замолчала, уставившись в светлеющий прямоугольник окна, словно собираясь с мыслями.

– Вчера за ужином, ты сказал, что ланнан ши не смогла тебя соблазнить, потому что твое сердце уже занято – начала она весьма серьезным тоном, – Ты не мог бы мне сказать, о ком ты в этот момент думал?..

Вот тут я совершенно растерялся! Сам себе я уже давно признался, что влюблен в свою фею, но так это сам себе! Объясняться в любви фее, да еще сидя в темной комнате на не застеленной кровати, я был явно не готов! Потому ничего членораздельного мой ответ не содержал – так, мычание пополам с кряхтением.

Кроха, однако, не рассмеялась, как я того ожидал, а еще раз вздохнув, перебила меня:

– Я хочу рассказать тебе свою историю, а потом ты решишь, можешь ли ты…

«Она обо всем догадалась!.. – ужаснулся я, имея в виду свое к ней отношение, и мгновенно покрылся холодной испариной, – Теперь она будет мне доказывать, что я ее не достоин… Хотя я это и сам знаю!»

– Ты знаешь, что меня наказали за то, что я учила сквота магии, – она чуть запнулась, но потом решила не щадить себя и добавила, – А проще говоря – колдовала для него! Когда меня спросили, почему я это делала, я ответила: «потому, что любила его!», и это было правдой! Я любила этого сквота, этого благородного сэра, за его рыцарское отношение, за его ласковое внимание. Мне казалось, что он тоже влюблен, влюблен нежно и трепетно! А к тому же он еще интересовался магией! Это не слишком свойственно благородным сэрам, они, как правило предпочитают нанимать фейри, чтобы те занимались магией для них.

Кроха на секунду замолчала, чтобы едва слышно перевести дух, и я понял, что она подошла к самому главному.

– Сначала его вопросы, его интересы были удивительно наивны, а когда я что-то объясняла ему, он старательно все записывал в большую книгу и пытался повторить то, что я показывала. Эти его опыты были трогательно смешны, потому что он не хотел понять и принять самого главного – нельзя овладеть магией, если не чувствуешь вокруг себя магической силы, если не создал вокруг себя собственную магическую оболочку и не знаешь, как управлять ею! Да что я тебе объясняю, ты и сам маг! Но он пытался повторять все механически, считая, что достаточно точно воспроизвести заклинание, чтобы произошло чудо… И конечно у него ничего не получалось!

А он просил научить его и боевой магии, и бытовой, и самой трудной – философской. Мы вместе ставили магические ловушки и заграждения вокруг его замка, вместе готовили еду, наполовину состоявшую из магии, вместе пробовали создавать магические предметы…

Поверь мне, я прекрасно знаю предел возможностей сквотов в магии, и быстро охладела бы к этим его… и своим занятиям… если бы я… не любила его. Но!.. Мне приятно было находиться рядом с ним, касаться его рук, смотреть в его глаза, спорить с ним и… соглашаться с ним!..

Но постепенно… очень постепенно, его интерес сузился до одной проблемы… до одного вопроса. Он, практически, оставил свои попытки самостоятельно колдовать, но продолжал записывать все, что я ему рассказывала. А мои занятия, мои опыты касались теперь только… исчезновений. Сначала он просил меня «убрать» какой-либо предмет, стоящий на столе или на полу, это могла быть ваза, тарелка, бокал, он подробно расспрашивал, как и куда подевался предмет «выброшенный» мной из Мира, и страшно раздражался если я не могла ему этого понятно объяснить. Потом он попросил «убирать» предметы, которые я не видела, например, стоящие в другой комнате или даже во дворе замка. Когда мне это без труда удалось, он был в восторге! И снова все записывал, записывал… Наконец, он потребовал, чтобы я «убрала»… животное. Сначала он выбрал волчонка… Мне так было жалко малыша, я так просила не заставлять меня делать этого… Вот тогда мы с ним первый раз очень серьезно поссорились.

Кроха замолчала, словно захлебнувшись своими воспоминаниями, и несколько секунд приходила в себя, а потом снова заговорила, уже спокойнее:

– Он все-таки меня уговорил… А потом еще раз и еще… И снова эти «опыты» закончились тем, что я… перенесла в никуда медведя, сидевшего в клетке во дворе замка… А на следующий день за мной пришла Тень…

Мой возлюбленный, увидев посланника Демиурга… страшно перепугался, хотя, он сам ничего не делал. И вот когда я увидела его трясущиеся губы, услышала его дрожащий, визгливый голос. Как же он кричал, что это я во всем виновата, что я специально показывала ему свои «фокусы», чтобы заставить бояться себя, что угрожала и его выкинуть из Мира, если он откажется участвовать в этих «опытах». А ведь Тень его ни о чем и не спрашивала… Тень пришла за мной… и забрала меня…

Теперь-то я понимаю, что он никогда не любил меня, что он просто использовал меня для каких-то своих целей, что он предал меня, как только почувствовал опасность… Но я его люблю… любила…

Меня наказали, но мне это было безразлично. Только вчера я пожалела, что не владею всей своей силой – тогда ланнан ши вообще не посмела бы на нас напасть! Я к чему все это рассказала, ты вчера… Надеюсь, что это не я в твоем сердце… Я недостойна такого сердца!..

Она опустила голову и замолчала. Молчал и я, медленно переваривая услышанное, и вдруг у меня мелькнула странная мысль, что ничего нового или необычного я не услышал! «Соблазнить и использовать… Разве ж это не самая обычная вещь… во всех мирах?! Разве ж Подлость не интернациональна, не… межмирна?!»

Я взглянул на поникшую фигурку Крохи, и все мое существо охватила невыразимая жалость… нежность… И я заговорил:

– Ты правильно угадала, я люблю… тебя, люблю с той самой секунды, как впервые увидел тебя в пещере Маулика. Мне все равно, кого ты любила, кого ты любишь, мне достаточно моего чувства… И еще… Я не задумываюсь – достойна ты меня или не достойна, меня мучит другое, достоин ли я тебя?! И я сделаю все, чтобы быть тебя достойным!..

Кроха вздохнула, встала со своего места и молча направилась к дверям. Уже взявшись за ручку, она тихо проговорила:

– Ты достоин любой… И ты будешь счастлив… Я… провижу…

Она потянула дверь на себя, но я остановил ее вопросом:

– А ты не можешь назвать мне имя этого… благородного сквота?..

Я старался говорить ровным тоном, но в конце это мне не совсем удалось, и Кроха вздрогнула, как от удара. Чуть повернув ко мне лицо она переспросила:

– Зачем тебе это?..

– Чтобы знать… – просто ответил я.

Она помолчала и выдохнула:

– Граф Альта, двенадцатый лорд Сорта…

Дверь за ней мягко прикрылась, а я сидел слегка оглушенный невероятностью ее последних слов. Может быть я и не слишком хорошо знал графа Альту, но он совершенно не походил на… благородного сэра, способного на «нежную и трепетную» любовь. Однако, я довольно быстро пришел в себя – лорд Сорта, по-моему, вполне годился на роль подлеца-соблазнителя, преследующего свои корыстные цели! А его корыстную цель я знал – ДУША! Душа для себя – это в первую очередь, души для своих «друзей», которых лучше назвать сообщниками. Только мне вот было не совсем понятно, каким образом он собирался, научившись магии уничтожения, приблизиться к своей цели… или осуществить ее?! Что бы такое можно было выбросить из этого Мира, чтобы взамен получить хотя бы одну душу на всех?!

Ничего путного в мою голову не приходило, а мысли, которые ее все-таки посетили, можно было сразу же отбросить, как явно бредовые! Однако и сон совершенно отлетел от меня, так что я встал с постели и принялся одеваться.

Туалет в этой цитадели местной цивилизации, находился во дворе, но, как нам вчера вечером сообщил почтенный Юртош, отвечал самым изысканным требованиям его гостей. Ознакомившись с этим устройством, я понял, что встречал в своей жизни и более благоустроенные сортиры, хотя возможно, таковы были «изысканные требования». Однако, как говорят философы, не в сортире счастье!

Оправившись и умывшись там же во дворе, в большом деревянном корыте с чистой холодной водой, я понял, что не прочь позавтракать, и потому направился прямиком в столовую залу.

Там, конечно же, было пусто и темно. Немногочисленные гости постоялого двора еще не проснулись, а местные жители, встававшие рано, вряд ли приходили сюда, чтобы позавтракать, так что круглый Юртош суетился у своего очага в полном одиночестве. Я присел за стол, поближе к огню и, наблюдая, как хозяин раскладывает на противне, установленном над огнем, небольшие аппетитные колбаски, принялся отвлекать его от дела пустыми разговорами.

Впрочем, он отвечал на мои досужие вопросы многословно и с удовольствием, явно польщенный вниманием столь известной особы, как сам Черный Рыцарь! Я узнал, что сейчас в Темсте «не сезон», что вот месяца через полтора в его гостинице будет не протолкнуться от гостей, и что тогда ему придется даже снимать комнаты у некоторых надежных горожан. Что у него уже готовы для каравана большие повозки, которые купцы берут как раз в Темсте, а, возвращаясь, оставляют здесь же. Что караваны, идущие к побережью, теперь стали не такими многолюдными, как годков десять-двенадцать назад, и что в этом виноваты дикие фейри, поселившиеся совсем недалеко от города…

Между разговором, он ловко наложил с противня на большую тарелку пяток своих жарко шкворчащих колбасок, добавил несколько ложек только что нарезанных свежих овощей, политых маслом, положил на край тарелки толстый кусок темного хлеба и все это поставил передо мной, прибавив и большую глиняную кружку эля.

Это было, как раз то, что нужно! То есть, настолько «то, что нужно», что я едва не прослушал последнее рассуждение Юртоша:

– Так что вы, благородные сэры, выбрали совсем неудачное время для своего странствия в наши края. И перевалы сейчас опасны, тролли и гвиллионы балуют, и корабли все почитай на островах – на побережье, разве что, несколько лодок осталось…

– А мы и не собираемся на побережье, – небрежно ответил я с удовольствием откусывая кусок отличной колбасы, – Мы направляемся в совершенно другое место.

Юртош оглянулся на меня, пожал плечами и проговорил:

– Так из нашего города есть дорога либо на побережье, либо назад в столицу – Северный тракт больше никуда не ведет.

– Вот как, – слегка удивился я, – А принц Каролус уверял меня, что этой дорогой мы прямиком попадем в горную резиденцию Демиурга!..

Услышав эти слова, Юртош подпрыгнул на месте и мгновенно обернулся ко мне:

– Так вы направляетесь в горную резиденцию?!!

В его вопросе звучало столько удивления, что я чуть не поперхнулся элем, которым заливал пожар в желудке, вызванный перчеными колбасками.

– Именно туда! – подтвердил я, – И надеемся найти в Темсте проводника.

– Проводника в заповедник?! – переспросил Юртош, и в его голосе прозвучало настоящее потрясение.

– А что тебя так удивляет, сквот? – спросил я на манер настоящего «благородного сэра», – Или принц Каролус вра… заблуждался, когда говорил, что в Темсте полно сквотов, знающих горные перевалы, как свой собственный огород?!

Судя по всему, мое обращение несколько привело Юрташа в чувство, во всяком случае, на мой последний вопрос он ответил, не показывая своего изумления:

– Принц, конечно, все знает… на то он и… принц, но только я не знаю в Темсте сквота, который бы взялся за такую работу… – он, наклонив голову, подумал секунду и повторил, – Нет, не знаю…

– Даже если платой будет служить имперский дубон? – чуть лукаво поинтересовался я.

– Эх, благородный сэр, разве найдется достаточно разумный сквот, который обменяет свою жизнь на… имперский дубон?! Или твое золото предохраняет от смерти?! Да вот хотя бы, спросите Варгуса, – показал он на сквота, входящего как раз в эту секунду в зал, – Кто-кто, а он всю жизнь водит караваны на побережье и знает наши горы вдоль и поперек.

Варгус подошел ближе и молча посмотрел на нас с Юрташем, ожидая обещанного вопроса.

– Уважаемый Варгус, – повернулся я к нему, чуть отодвинувшись от стола, – У нас с Юрташем завязался спор о том, смогу ли я найти себе проводника до горного заповедника Демиурга? Что ты скажешь?

Однако Варгус не торопился с ответом. Усевшись за соседний столик, он указал на мою кружку и подмигнул Юрташу – тот немедленно подал ему такую же. Варгус сделал приличный глоток, почмокал губами, вытер ладонью подбородок, а затем проговорил гулким басом:

– Не-е-е, к Демиургу никто не пойдет – это ж верная гибель!..

– Почему? – удивился я.

– А его уже десять лет тролли охраняют, и никого в заповедник не пускают!

– Откуда это известно? – настойчиво переспросил я.

Варгус удивленно пожал плечами:

– Так, пытались уже туда пройти… Как раз десять лет назад Швец вел туда двух благородных сэров и двух боуги с желтыми глазами. Я их так хорошо запомнил, потому что ни разу потом не видел таких здоровенных псов. Эти боуги и притащили Швеца обратно, ему тролль руку откусил, а благородных сэров тролли совсем съели. Потом еще раза два в заповедник пытались пройти, только тролли там логово устроили.

– А обойти этих троллей никак нельзя, – спросил я, понимая всю безнадежность своего вопроса.

Варгус усмехнулся:

– Вот, благородный сэр, сразу видно, что ты не местный…

«Знал бы ты, насколько я не местный» – тоскливо подумал я, но вслух ничего не сказал.

– Местные знают, что дорога туда одна единственная, если и она уже не обвалилась да не заросла. Проходит эта дорога через Скользящую Расщелину, да не попрек, а вдоль! Если эту Расщелину пройдешь, то на выходе из нее, как раз упрешься в Скальный Шийн. И идти по этой пещере до самого заповедника надо почти целый час, только именно в пещере тролли-то и расположились! Как же их обойдешь?!

И он уставил на меня хитрый глаз:

– А проводник-то идет пе-е-ервым!..

– Да, – согласился я, – Деньги здесь не помогут… Ну а хотя бы до входа в этот Скальный Шийн нас кто-то может проводить?

Варгус почесал затылок:

– Я бы не хотел и в Скользящую Расщелину соваться… Очень там нечисто… Балуют!

– Кто балует? – переспросил я, явно не желавшего вдаваться в объяснения проводника.

– В основном гвиллионы, там поблизости даже Горную Старуху видели, ну а кто к ним еще присоседился, одному Демиургу известно…

– А до Скользящей Расщелины, ты нас можешь довести? – поинтересовался я с откровенно презрительной улыбкой.

– Это с нашим удовольствием, – немедленно отозвался Вагрус и тут же добавил, – Два цехика!

– И еще, – попросил я, подтвердив кивком согласие с ценой проводника, – подскажи, какие припасы надо взять в дорогу?

– Да какие там припасы, – пожал плечами Вагрус, – Еды на два дня – больше-то вам в любом случае не понадобится, – факелы, по пещере идти, ну, оружие – это ваша воля, хотя какое оружие может тролля проткнуть, я не представляю, у него ж шкура, как у скалы!

– Пищу и факелы я вам, благородный сэр, могу подготовить, – встрял в разговор Юрташ, сообразив, что я от этого похода не откажусь, – даже плиточку вам положу, есть у меня такие маленькие плиточки, чай, там, разогреть, супчик заварить…

– Очень хорошо, – хлопнул я ладонями по коленям и поднялся из-за стола, – Значит ты собираешь все необходимое для похода, а ты, Варгус, через час поведешь нас к Скользящей Долине. Успеешь за час собраться?

– Ой и торопливый ты, благородный сэр, – покрутил Варнус головой, – Зачем такая спешка? И завтра можно выйти, все день лишний проживете!

– Надо мне торопиться, Варгус, надо… – вздохнул я.

– И девчонку с собой возьмешь? – неожиданно поинтересовался проводник, – Жалко девчонку-то, молоденькая совсем… оставил бы ты ее до своего возвращения…

– Ты что ж, думаешь они вернуться? – удивленно спросил Юрташ.

Варгус внимательно посмотрел мне в лицо, прищурил глаз и ответил:

– Этот… благородный сэр, может и вернется… Характер у него, похоже, крепче троллевой шкуры… Ну а Демиург… что ж, Демиург – он… Демиург!

Затем, враз посерьезнев, он снова повернулся ко мне:

– Только ты, сэр рыцарь, учти, если через час выйдем, к Скользящей Долине в сумерках подойдем, так что половину пути по Долине в темноте придется идти…

– А мы постараемся поторопиться, – ответил я.

Как раз в этот момент в зал вошел одетый в доспехи сэр Вигурд.

– Видишь, проводник, как мы собираться умеем! – с усмешкой воскликнул я, – Так что дело за тобой!

Варгус быстро допил свой эль и молча вышел за дверь, а я с дружеской улыбкой обратился к подходившему маркизу:

– Как отдыхалось, сэр Вигурд, надеюсь ты готов к великим подвигам?!

– Что ты имеешь ввиду? – с нехорошим подозрением переспросил маркиз.

– Я имею ввиду, что через час мы выступаем в горы, и потому тебе надо срочно подкрепиться!

– Через час, я буду готов!.. – торжественно отрапортовал юноша, и это мне очень не понравилось:

– А почему такой напыщенный тон?.. – улыбнувшись спросил я, – Или мы от дружеских отношений незаметно перешли в служебные?..

Он смутился и покраснел, но пересилил свое смущение, побледнел и быстро проговорил:

– Я боюсь, сэр Рыцарь, что ты после моей вчерашней оплошности стал относиться ко мне несколько иначе…

Я удивленно взглянул на него и положил ему на плечо руку.

– Я составил свое мнение о маркизе Вигурде, шестом лордесе Кашта, после того, как он прокричал на Восточной императорской дороге «Держись, сэр рыцарь, я иду на помощь!..», и не изменю своего мнения до конца жизни!

Вигурд снова покраснел, на этот раз от смущения и повторил: – Я скоро буду готов… – и на этот раз совершенно другим тоном.

– А Кроху ты не видел? – поинтересовался я, на что благородный сэр достойно ответил:

– Нет, твою горничную я сегодня еще не видел.

Я аккуратно взял его за выступающую на груди пластинку доспехов и проникновенно объяснил:

– Сэр Вигурд, возьми, пожалуйста себе на ум, что Кроха фея… Настоящая фея! А горничной она притворилась чтобы быть рядом с нами и помогать нам!

– Да?! – сэр Вигурд совсем по-мальчишески захлопал глазами, – Так что же, сэр Владимир ты меня сразу не предупредил?!

«А действительно, что же я егосразу не предупредил?!» – удивился я сам себе, а вслух со значением произнес:

– Так надо было!..

Сэр Вигурд остался в столовой зале завтракать, а я вышел во двор посмотреть, как там наши лошади.

Лошади, как и обещал Юрташ, были в полном порядке, а моя кобылка, так просто светилась довольством.

Ровно через час во двор на коротконогой чалой кобыле с коротко обрезанным хвостом въехал наш проводник, разодетый в некое подобие комбинезона, поверх теплой рубашки и высокие сапоги. У его седла был приторочен большой мешок. Оглядев нашу маленькую группу, он вдруг поинтересовался:

– А девчонку, все-таки решил оставить, сэр рыцарь?..

– А «девчонка» сама решает, как ей поступать! – ответил я чуть насмешливо.

Варгус согласно кивнул и произнес: – Ну что ж, тогда поехали.

Развернув лошадь, он тронулся со двора, и мы последовали за ним. Проводник шагом проехал городок, который обрывался совершенно неожиданно. Просто городские дома кончались, и дальше по обе стороны достаточно широкой дороги утрамбованной, видимо, тяжелыми повозками, тянулась голая каменистая равнина. А совсем недалеко, в двух-трех километрах от города начинались первые горные отроги. И никакой растительности, даже травы – голый серовато-желтый камень!

Когда окраина города, практически, скрылась из виду, из-за огромного валуна показался наш рогатый козлик и немедленно произвел на все повидавшего Варгуса неизгладимое впечатление! Бывалый проводник остановил свою лошадь и потянулся к своему седельному мешку, как я понял, за оружием.

Остановил его сэр Вигурд. Самым доброжелательным тоном, он предупредил:

– Эй, сквот, не вздумай обидеть нашего друга!.. Иначе он может тебя забодать!

Варгус быстро обернулся и растерянно спросил:

– Вы его знаете?!

– Что значит – знаете? – возмутился маркиз, – Я же тебе говорю – это наш друг, и кроме того отважнейший фейри! Его рога одно из самых грозных видов оружия, которые я видел в действии. Если у вас здесь водятся Скальные Топтуны, мастер Барбат мгновенно сведет их численность к нулю!

– Скальные Топтуны? – переспросил проводник, – Нет, я таких пока еще не встречал…

– Ну так благодари за это Демиурга, – посоветовал маркиз, – Мы одного встретили, по пути к вашему городу, и эта встреча нам очень не понравилась!

Осел, не вступая в общий разговор, пристроился в кильватер к моей лошади, и я, опустив забрало, немедленно разглядел на его хребте обоих каргушей.

«Ребята, – мысленно позвал я, – Переселяйтесь ко мне, не трудите холку мастеру Барбату!»

Топс и Фока переглянулись, и мгновение спустя я увидел их на крупе моей кобылы. И тут, получив возможность разглядеть их поближе, я вдруг понял, что оба малыша имеют какой-то, странно помятый, вид.

«Как ночь провели, ребята? – озабоченно поинтересовался я, – Самочувствие как?»

«Как провели, как провели!.. – тут же передразнил меня Фока, – Небось не как некоторые в мягких, теплых постельках!..»

«Не очень хорошо… – подтвердил Топс более спокойным тоном, – Можно даже сказать, плохо провели…»

«И в чем дело?» – продолжал допытываться я.

«Да, понимаешь ли, сэр рыцарь, – начал рассказывать Топс, – Барбат, как обычно, нашел отличную норку, устроились мы, и уже начали было засыпать, как появились какие-то… – Топс замолчал, подыскивая подходяще слово, и его тут же вставил Фока, – Гаденыши!..»

«Гаденыши!.. – без колебаний согласился Топс, – И начали топтаться вокруг нашего убежища. Терпели мы, терпели, и наконец не выдержали…»

«Я не выдержал!..» – снова встрял Фока.

Топс оглянулся на товарища и снова согласился:

«Фока первый не выдержал… Взял и вылез… ругаться… Так на него чуть было не наступили!..»

«Кто?!» – спросил я с большим интересом.

«В том-то и дело, что мы не знаем!.. – воскликнул Фока, – Представляешь, топают так, что камни трясутся и следы размером с большой поднос в землю впечатываются… а никого нет!»

«Может ты просто в темноте не разглядел?..» – высказал я смелое предположение.

«Чего я не разглядел?! – тут же обиделся Фока, – Я, между прочим, в любой темноте, как вуглин-фу вижу! Если я говорю, что никого не было, значит никого не было!!»

С минуту мы помолчали, а потом я огорченно пробормотал:

«Жалко, что на Фоку не наступили…»

«Почему?!» – в один голос спросили оба каргуша, только вопрос Фоки звучал до крайности возмущенно, а вопрос Топса был наполнен профессионально-научным интересом.

«Ну, если бы на него наступили, мы бы точно знали, что вокруг вашего убежища действительно кто-то бродил, а так…»

«Что – так?! Что – так?! – снова возмутился оранжевоголовый малыш, – Так у тебя остаются серьезные сомнения?! Тебя в моей правоте может убедить только мое раздавленное насмерть тело?!»

«Нет, – со всей серьезностью заверил я обиженного каргуша, – Твое раздавленное насмерть тело весьма меня огорчило бы. Но теперь я могу предположить, что ночью у вас обоих просто были зрительно-осязательно-слуховые галлюцинции…»

«Чего у нас было!!!» – завопили на этот раз оба каргуша.

Объяснить «чего у них было» я не успел – от разговора с ними меня отвлек голос нашего проводника:

– Вот отсюда начинаются настоящие горы!..

Я поднял забрало и огляделся. Дорога действительно подошла к первым настоящим скалам и от того места, где мы находились, резко поворачивала влево, вдоль скального массива, вырастающего из каменистой равнины и стеной уходящего вверх.

– Здесь дорога к побережью сворачивает, – он указал влево, – А нам – сюда!..

И проводник свернул вправо, на узкую тропу, прихотливо змеившуюся между огромными скальными обломками и скрывающуюся в темной расщелине. Через несколько минут мы, выстроившись гуськом, въехали в темный, сырой провал, в который, похоже, никогда не заглядывало солнце. Маленькая лошадка Вагруса бодро перебирала ногами, пробираясь между камнями, то тому намеку на тропу, который еще оставался, а вот наши лошади, особенно моя, явно занервничали. Зато ослик-баггейн, пристроившийся в хвосте нашего отряда, вел себя вполне уверенно и каким-то странным утробным ворчанием успокаивал лошадей.

В полном молчании мы продвигались вверх по ущелью, действительно – вверх, потому что каменистая почва быстро повышалась, вселяя в нас надежду на скорый выход к солнцу. По этой щели мы проехали не меньше километра, и тут я неожиданно заметил, что впереди… тупик! Не далее, чем в пятидесяти метрах он нас вертикально вверх уходила темная гранитная стена, отблескивающая слюдяным сколом. Проводник, между тем, продолжал двигаться вперед, словно не замечая преграждающей дорогу стены. Я хотел было окликнуть его и указать на наше «безвыходное» положение, но решил посмотреть, как он сам будет выпутываться из него.

Выпутываться ему не пришлось, оказалось, что никакого тупика не было, просто в темноте я не рассмотрел, что вправо вдоль стены, вроде бы преграждающей нам путь, уходила гранитная осыпь. Она, правда, была еще круче, чем предыдущая тропа, но вполне проходима для лошадей. Однако, Вагрус соскочил на землю и повел свою лошадку в поводу. Мы с сэром Вигурдом последовали его примеру, и снова я понял, что проводник поступил совершенно правильно – осыпь состояла из странных некрупных обломков с необыкновенно острыми краями. Создавалось впечатление, что эти осколки были результатом… подрывных работ.

Этому утомительному подъему, казалось не будет конца, но, наконец, вы добрались до верхнего края осыпи, и оказались на обширном плоском плато, с одной стороны обрывавшимся к покинутой нами равнине, а с другой, казалось, упиравшимся в крутой горный массив, до которого, правда было довольно далеко.

Тропы здесь не было никакой, так что направление движения наш проводник выбирал уже по только ему известным приметам. На мой взгляд, таких примет просто не было, однако Вагрус, вновь оседлавший свою лошадь, уверенно направился вперед, забирая постепенно чуть влево.

И снова мы молча последовали за ним, только теперь мы смогли ехать компактной группой, поскольку под копытами лошадей был твердый камень, присыпанный мелкой пылью, без всякого намека на обломки и каменную крошку. Часа через два, когда солнце явно перевалило за полдень, Варгус остановил наш отряд, заявив, что настало время перекусить.

Мы, действительно, всего лишь перекусили стоя и всухомятку, поскольку садиться в окружающую нас пыль или разводить огонь никакого желания у нас не было. И снова перед нашими глазами поплыли однообразные камни плато.

Солнце уже почти коснулось горных вершин, чуть левее направления, по которому мы следовали, когда в приблизившемся горном массиве я разглядел новую темную щель, гигантским восклицательным знаком разделившей его на две части. Казалось на серый гранит скальной стены обрушился мощный прямой удар меча и рассек его сверху донизу. Скала, словно живое тело начала разваливаться пополам, в какой-то момент застыла, да так и осталась стоять с чуть разошедшимися в разрубе краями. Наш проводник направлял своего конька как раз к этому разрубу.

Чтобы добраться до начала расщелины, нам понадобилось еще около получаса. Возле самого входа в скалу, Варгус остановился и повернулся ко мне:

– Вот, благородный сэр, начало Скользящей Расщелины… Дальше, если хотите, ступайте сами. Заблудиться здесь нельзя – противоположный конец ущелья упирается в Скальный Шийн.

– Ну что ж, спасибо, что довел, – проговорил я, протягивая ему приготовленную заранее плату, – Дальше, значит, прямо по этому ущелью?..

– Да, здесь ни ответвлений, ни пещер нет, – подтвердил Варгус, и, чуть помявшись, добавил, – А, может быть, все-таки не пойдете…

– Пойдем, Варгус, – улыбнулся я проводнику, – Очень мне нужен ваш Демиург!..

– Знаете что, неожиданно сказал он, – Я, пожалуй, подожду вас тут вот, неподалеку, вдруг кто-нибудь из вас живой оттуда выползет, я тогда помочь смогу, до города доставить!..

– Но мы можем и задержаться у Демиурга… – неуверенно начал я, но проводник меня перебил:

– Ну, если и задержитесь, так не больше чем на два-три дня… А на такое время у меня припасов хватит!

– Хорошо, – согласился я, – Ты ждешь нас два дня, не больше, и после этого возвращаешься домой.

Варгус кивнул, а сэр Вигурд неожиданно добавил:

– Отойди от расщелины подальше, так, чтобы тебя не очень видно было, и если вдруг отсюда кто полезет, немедленно убирайся домой!

– Хорошо, благородный сэр, – отозвался Варгус, поворачивая свою лошаденку, и в его голосе мне послышалось облегчение. Видимо немалого мужества стоил ему его предложение дожидаться нас здесь.

Копыта лошади Варгуса зацокали по камням, унося проводника подальше от мрачного входа в обитель Демиурга, а мы шагом въехали в Скользящую Расщелину.

Солнце висело над самыми скалами, но на плато свет был еще вполне дневной. Не было особой темноты и в самой Скользящей Расщелине, скалы по ее сторонам сверкали многочисленными искристыми бликами, словно дневной свет струился по ним до самого дна ущелья, давая вполне достаточную видимость. И в самом начале пути это нам очень помогло, потому что Расщелина оказалась Скользящей в самом прямом смысле этого слова. Ее дно было из абсолютно чистого, чуть ли не полированного гранита и при этом имело сильный уклон вправо. Кованные копыта наших коней, а особенно, бронированного гиганта Вигурда, скользили по этому дну, как по льду, едва удерживая лошадей от немедленного падения. Моя надежда на то, что мы сможем быстренько проскакать сквозь эту расщелину, улетучилась, как дым – нам пришлось немедленно покинуть седла и двинуться вперед осторожным шагом. И все-таки, поначалу мне казалось, что нам удастся пройти до входа в Скальный Шийн без особых приключений.

Мы медленно продвигались вперед, сосредоточив все свои усилия на том, чтобы не соскользнуть. Лучше всех к окружающей обстановке приспособился, конечно же, баггейн – его осел почти сразу же поменял свои копыта на кошачьи лапы и крался вперед с такой грацией, что мне показалось будто его правые лапы длиннее левых. Нам с сэром Вигурдом в наших подкованных сталью рыцарских сапогах, двигаться было значительно сложнее, и все-таки не так сложно, как нашим лошадям. Был момент, когда я пожалел, что не оставил бедных животных вместе с Варгусом у входа в Расщелину.

Это неуклюжее продвижение вперед настолько поглотило все наше внимание, что мы совершенно не заметили, как вокруг нас начала сгущаться темнота. Только когда, я вдруг понял, что не вижу ступней своих ног, и что гранит под ними перестал поблескивать сотнями ярких игольчатых светляков, мне пришло в голову оглядеться. Если раньше, сверкание окружавших нас гранитных стен создавало впечатление струящегося по ним света, то теперь мне показалось, что по тем же самым серовато-стальным скалам ко дну стекает темнота. Эта темнота постепенно заполняла все пространство ущелья, поднимаясь все выше и выше, затапливая окружающее пространство, поглощая малейшую светящуюся искру, малейший намек на свет.

Наконец наступила странная, непроницаемая темнота, и в тот же момент появились… звуки. Сначала это были просто неясные шорохи, скрежет металла о камень, нечеткий перестук, напоминающий глухой топот копыт. Потом высоко в небе прозвучал резкий тягучий звук, показавшийся мне почему-то отголоском охотничьего рога, и сразу после этого над нами словно бы пронеслись невидимые всадники сопровождаемые заливистым собачьим лаем, звонкой дробью отразившимся от стен ущелья. Едва этот водопад звуков стих, позади меня послышался шепот Вигурда:

– Мы не сможем двигаться дальше в такой темноте!..

– Почему? – переспросил я, – Заблудиться в ущелье мы в любом случае не сможем…

– Но я даже не вижу, куда поставить ногу! – шепотом воскликнул маркиз.

И тут мне пришла в голову совсем простая мысль – наладить необходимое освещение! И, как мне показалось, никаких особых препятствий для этого не существовало. Подняв забрало, я начал нашептывать подвернувшееся мне и подходящее к данному случаю заклинание, и при этом с силой потирать ладони одну о другую. Когда заклинание было сказано, я сильно дунул на свои разогревшиеся ладони и раскрыл их лодочкой… Между ладонями трепетал крошечный язычок оранжевого пламени. Выпустив его вверх словно бабочку, я прибавил ему магической подпитки, и окружающее пространство озарилось неким призрачным подобием света. Я говорю «подобием» потому что этот свет совершенно не отражался от окружавших нас гранитных стен, он, казалось даже не достигал их, хотя позволял видеть вперед и назад достаточно далеко.

Как только вспыхнул мой светлячок, все преследовавшие нас звуки мгновенно смолкли. Однако, наступившая тишина продолжалась совсем недолго – впереди кто-то невидимый громко и зло расхохотался!

Этот смех заметался между каменных стен, прижимаясь ко дну расщелины и, словно не желая вырываться из нее. Казалось, он никогда не кончится, то чуть затихая, то получая новую силу, он окружал, обволакивал нас, толкал почти физически то к одной, то к другой стене, но в самый кульминационный момент он вдруг смолк, как будто разуверился в своей силе.

Мы продолжали медленно двигаться вперед, и я вдруг почувствовал, что уклон, так мешавший нашему движению, начинает пропадать, но происходило это совсем не потому, что мы продвигались вперед – дно Скользящей Расщелины, чуть подрагивая… выравнивалось само собой! Однако, едва мы смогли выпрямиться и вздохнуть с облегчением, оно резко наклонилось в другую сторону, словно желая сбросить нас к левой стене.

Мы удержались, хотя дно расщелины еще дважды меняло свой наклон, правда, постепенно замедляя скорость своих колебаний. Наконец, оно снова приобрело неподвижность и… горизонтальность! Уклона больше не было и мы больше не скользили при каждом шаге. Я быстро двинулся вперед, таща свою лошадь за повод и слыша, как позади меня ругается сэр Вигурд, торопя своего броненосца. Но пройти нам удалось не больше пятидесяти шагов, впереди послышался угрожающий гул, постепенно перерастающий в оглушительный грохот, заставивший нас замереть на месте.

Остановились мы вовремя – не дальше чем в тридцати-сорока метрах впереди по движению произошел обвал! Огромные камни упали на дно ущелья, словно вывалившись просто из темного неба. Расколовшись на части, они перегородили всю ширину ущелья, а сверху продолжала сыпаться мелкая галька и обломки гранита, заполняя пазухи между крупными обломками. Через какие-то пару минут ущелье было перегорожено каменной стеной.

«Приехали!» – раздался разочарованный писк Фоки.

«Ни фига!..» – ответил я ему и шагнул вперед.

«Как это?!» – пропищал Фока.

«А так! – зло ответил я, – Дурачат нас!»

– Ты куда, сэр Владимир? – раздался позади меня голос моего молодого друга, в котором мне послышалась некая нехорошая обреченность.

– Туда же, куда и раньше, – не менее зло ответил я маркизу.

– Но… там же обвал!.. Нам не проехать!.. – Вигурд явно не понимал моих намерений.

– А мы попробуем! – уже веселее проговорил я, – Что-то мне в этот обвал не очень вериться – такая куча сыплющихся камней и… совершенно нет пыли! Ее что, специально убрали, чтобы обвал был виден нам во всех подробностях?

«Точно! – вдруг воскликнул Топс, – А я все думаю, что же мне так этот обвал не нравится!»

«Мне он тоже не понравился, – встрял Фока, – Но я точно знаю почему!»

– Хм! – в голосе сэра Вигурда появилась надежда…

«Почему?» – немедленно отозвался Топс…

– Возможно, сэр Владимир, ты действительно прав, отсутствие пыли очень… необычно!

«Потому что он мешает нам двигаться дальше!» – рассерженно пискнул Фока.

«Ты, глупый каргуш из породы ярко-красных глупых каргушей! – насмешливо проговорил Топс, – Пойми, если пыли при обвале нет, значит и сам обвал ненастоящий!»

– Оно не необычно, сэр Вигурд, оно… симптоматично!.. – уже совсем весело ответил я, – За мной!..

Я прибавил шагу.

«Умненький Топсик из породы очень умных зеленушек, – язвительно заверещал Фока, – Мне, в отличие от тебя, для того чтобы понять, что произошел обвал совсем не нужно получить каменюкой по башке! Вполне достаточно этот обвал увидеть и услышать!»

«Теперь ты понял, Топс, что я имел ввиду, когда говорил о ваших ночных зрительно-осязательно-слуховых галлюцинациях!» – обратился я к разумному каргушу Топсу.

Но ответил мне импульсивный каргуш Фока:

«Ну и что ты имел ввиду?!»

«То, что мы наблюдали сейчас зрительно-слуховую галлюцинацию, призванную остановить и повернуть наш отряд…» – проговорил я, но Фока меня грубо перебил:

«А сейчас ты уткнешься своим… человеческим носом в осязательную галлюцинацию… Если, конечно, вовремя не повернешь назад!.. Э, э, э, ты куда делся?!!»

Когда Фока начал свою замечательную по иронии фразу, я как раз находился в двух-трех шагах от завала, а когда Фока заканчивал свой короткий монолог, я на всем ходу влетел в этот завал и… исчез! Бедный маленький каргуш видел перед собой несокрушимую каменную осыпь и повод лошади, тянущийся… внутрь этой осыпи! Именно это «видение» и вызвало его последний растерянный возглас!

Однако, повод не смотря на мое исчезновение продолжал оставаться в моей руке, и я продолжал тянуть за собой лошадь, так что через секунду моя кобыла, спокойненько последовала за мной внутрь завала, неся на себе обоих каргушей. Сэр Вигурд притормозил было перед грудой валяющихся камней, но в этот момент осел с рогами и на кошачьих лапах быстренько обогнул его коня и шмыгнул в «камешки» следом за моей кобылой. Маркизу ничего не оставалось, как только стиснуть зубы и тащить своего бронированного конягу прямо на каменную преграду, куда тот вслед за самим рыцарем беспрепятственно погрузился.

Двигаться внутри морока было не слишком приятно, особенно учитывая то, что он вдобавок издавал звуки, характерные для оседающей осыпи: поскрипывание, шуршание, постукивание, вздохи, хорошо еще, что на плечи и голову ничего не давило. Только вот видно не было ничего – сплошной радужный туман со всех сторон. Но эту невещественную преграду мы миновали довольно быстро, вот только за ней нас ожидало…

Когда радужные переливы, окружавшие меня плотной завесой сначала потускнели, а затем и вовсе разошлись, я не секунду замер, а затем вынужден был пройти чуть вперед против собственно воли, чтобы позволить выйти из «завала» своим спутникам. Если бы не их настойчивое «попихивание», я, возможно, вообще бы повернул назад. Посудите сами, выходите вы ночью на чистый, свежий воздух и видите, что в призрачном свете вами самими разожженного огонька, не далее чем в двадцати метрах сидит… бабушка метров восьми ростом!

Эта пепельного цвета старуха – ее кожа и одежда сливались в неразличимое пепельное убранство, сидела на корточках, прислонясь к гранитной скале. На ее голове красовалась странная четырехугольная шляпа, сделанная, казалось из куска серого гранита, серый фартук, тоном чуть темнее остальной одежды, был наброшен на шею, но не завязан на спине завязками, а переброшен через плечо. Перед старухой стояла не то кастрюля, не то здоровенный чугунок, прикрытый тяжелой крышкой, сквозь которую проходил черенок здоровенной ложки, и старушка, так и не снимая крышки, мешала что-то внутри чугуна, напевая при этом странную заунывную песенку, хриплым немузыкальным басом.

Наверное целую минуту все мы не дыша рассматривали эту жутковатую бабулю, пока самый догадливый из нас, Фока, не пискнул:

«Горная Старуха!..»

Несмотря на то, что «пискнул» Фока мысленно, Старуха услышала его и, подняв голову, посмотрела на нас красновато светящимися угольями, заменявшими ей глаза. Мы буквально застыли на месте, боясь пошевелиться, но, похоже бабушка нас все-таки рассмотрела! Она замолчала, оборвав свою песню посреди немузыкальной фразы, перестала мешать свое варево, медленно и неуклюже поднялась на ноги, опрокинув походя свой горшок, из которого, неожиданно для меня, ничего не вылилось. Когда Старуха выпрямилась во весь свой немаленький рост, а потом вдруг ощерилась в непередаваемо злобной гримасе, моя рука сама потянулась к рукояти меча!

Однако вытянуть оружие из ножен я не успел. Горная Старуха злобно погрозила нам своим кулаком, бывшим раза в три больше моего шлема, а потом сделала шаг и исчезла в скале!

Сказать, что мы облегченно перевели дыхание, наверное нельзя, скорее мы просто тихонько выпустили из легких весьма застоявшийся там воздух. Зато сделали следующий вздох мы с огромным удовольствием. И еще, едва только Старуха исчезла в скале, я сразу обнаружил, что гораздо лучше вижу в темноте расщелины. Словно некая пелена упала с моих глаз, а еще лучше сказать – рассеялся некий темный туман скрывавший все окружающее. И почти сразу, всего в нескольких десятках метров впереди, я увидел темный зев огромной пещеры.

Сэр Вигурд тоже увидел эту пещеру и хрипловатым шепотом произнес:

– Похоже, мы дошли!..

«Ага!.. – немедленно согласился Фока, – До ручки!.. Сплошные галлюцинации!.. Слушай, Топс, нас на самом деле протащили сквозь гору камней или это тоже была галлюцинация?!»

– Да, сэр Вигурд, скорее всего, ты прав, – согласился и я тоже.

«Галлюцинация», – успокоил Фоку Топс.

– Видимо, нам сюда. Это и есть тот самый пресловутый Скальный Шийн!..

И я полез в седло. Вигурд тоже вскочил на лошадь, и мы не торопясь двинулись ко входу в пещеру.

«Если мне когда-нибудь, – мечтательно начал Фока, – Доведется все-таки вернуться домой, я лет пятьдесят из нашего заповедника никуда ни ногой!.. – потом он вдруг уставился немигающим взглядом в мою спину и тоненько взвизгнул, – А с Человеком вообще никогда и никуда!!!»

«Да ладно тебе, – успокаивающе проговорил рассудительный Топс, – У тебя ж за все путешествие даже шкурка не замаралась, не говоря уже о травмах! Что ж ты разнылся?!»

«Шкурку запачкал?! Ни одной травмы не получил?! – немедленно запричитал Фока, – А кто считал мои моральные и этические травмы, не говоря уже о мелких порезах и ссадинах! Кто считал те секунды, в течение которых я считал себя уже убитым и растерзанным!.. Кому удастся подсчитать…»

«Слушай, каргуш, кончай считаться!.. – перебил я его, – Как сказал поэт „… Сочтемся славою, ведь мы свои же люди!..“

Теперь уже меня перебил Фока. Горьким от обиды голосом он обратился к своему товарищу:

«Слышал, Топсик, как в бой, на передовую, в разведку, так – каргуши! А как слава – так людЦм! Человекам, то есть! За что мы, друг, свою кровушку проливали!..»

«Кончай каргуш канючить! – цыкнул я на оранжевоголового, – Демиург тебя наградит, а Тень приласкает!»

«И Кроха орехов даст!..» – добавил Топс, после чего оба каргуша замолчали.

Мы медленно въезжали под своды гигантской пещеры.

Вокруг нас ничего вроде бы не изменилось. Те же гранитные стены по бокам, то же дно Расщелины, только высоко над головой вместо бездонной черноты ночного неба, появился каменный свод, едва заметно отсверкивающий слюдяными вкраплениями. Да еще, пожалуй, появившиеся на дороге камни. Это были непонятно откуда взявшиеся, небольшие округлые валуны, того же серого цвета, что и окружающие стены. Вот только кто или что их так обкатало?

Созданная мной мерцающая бабочка продолжала свой полет впереди нашего отряда, освещая нам дорогу своим призрачным светом. Баггейн снова переместился в хвост и, отрастив себе копыта вместо лап, бодро поцокивал по камню.

А вот наши лошади явно устали. Моя кобыла шла, помахивая гривой и опустив голову, словно надеялась найти на дороге нечто интересное. Стальной конь сэра Вигурда несколько раз споткнулся и переступал ногами совсем неуверенно. Да и мы с маркизом притомились, ночь была на исходе, а мы были в седле с самого утра, и путешествие наше не было легкой прогулкой.

Я уже подумывал о том, чтобы остановиться и разбить прямо на полу пещеры, или тоннеля, по которому мы шли, некое подобия лагеря, перекусить и отдохнуть, надеясь, что тролли ожидают нас далеко впереди, но…

Мой огонек неожиданно метнулся в сторону и остановился, прилепившись к скале. Я тоже остановился и внимательно посмотрел вперед. Там, на самой границе призрачного света и абсолютной тьмы высились три огромные сливающиеся тени.

Проехав еще несколько шагов я невольно остановился, и мои товарищи сделали то же самое. Моя светящаяся бабочка отделилась от стены и, перелетев чуть вперед, снова прилепилась к граниту. Тени впереди разделились, стали четче, приобрели очертания… огромных бутылок! При этом они оставались совершенно неподвижными. И все-таки, несмотря на их полную неподвижность и молчание, я не решался двигаться вперед. Так мы простояли целую минуту, и тут сэр Вигурд, чуть наклонился в мою сторону, явно собираясь заговорить. Я быстро поднял руку в предостерегающем жесте, и маркиз не сказал на слова, зато со стороны неподвижных фигур наконец раздался рокот, в котором с трудом можно было разобрать членораздельную речь:

– Гляньте-ка… светиться!..

– Ага!..

– А я ничего не вижу!..

– Да ты даже солнце не увидишь, слепундра!..

– А ты что ли увидишь?! А будешь обзываться – в зубы!.. А зато я лучше всех слышу!.. А…

– Да чего ты слышишь?! Чего здесь можно услышать?! Я здесь уже десять лет ничего не слышу!..

– А я десять лет ничего не нюхаю!..

– А я слышу!.. Слышу!.. Слышу!.. Топают!.. Раньше топали!.. Сейчас не топают!..

И тут же два голоса, чуть громче:

– Где топают?!

– Нигде не топают… Раньше топали…

И снова два голоса в унисон:

– Кто топает?!

– … Не вижу…

– Слепундра…

– … Глухая!..

Рокот становился все тише и тише и на этом последнем слове затих совершенно, лишь спустя секунду едва слышно донеслось:

– Смотрю…

– Слушаю…

– Нюхаю…

Я посмотрел на Сэра Вигурда, оглянулся на спрятавшегося позади моей лошади баггейна и на притихших каргушей. Надо было что-то делать, только вот – что?..

Немного подумав, я решил для начала получше рассмотреть кто это там впереди перешептывался. Моя бабочка, словно только и ждала сигнала – прибавив освещения, она снялась со стены и неторопливо запорхала вперед, оставляя нас в сумраке. Стоявшие впереди тени стали приобретать все более четкие очертания и наконец мы увидели!..

В глубине тоннеля, перегораживая практически всю его ширину стояли три толстых существа четырех-пяти метрового роста. Первое, что бросалось в глаза, были необыкновенно маленькие головы с огромными оттопыренными и заостренными кверху ушами, покрытые явно никогда не знавшими расчески, торчащими во все стороны рыжими космами. Самая длинная и неопрятная «косма» у каждого из чудищ болталась до колен и, по всей видимости, была бородищей. Морды у этих верзил были весьма похожи на… сквотские, однако их носы превышали любые допустимые размеры и были до невозможности… загрязнены, толстые, синего цвета губы в четырех местах прижимались выступающими наружу клыками, толстенные щеки странным образом подергивались, словно все трое что-то жевали, не двигая при этом нижней челюстью. А вот глазки у этих молодцев были совсем крошечные и слабо светились красным. Впрочем, я быстро понял, что глаза имелись только у двоих. Третий, стоявший с левого боку, органов зрения не имел и, видимо, именно по этой причине, медленно ворочал головой, явно прислушиваясь к тому, что происходило перед ним.

Мои маленькие каргуши ухитрились забраться мне на плечи и даже рогатый осел, снедаемый любопытством, бесшумно выдвинулся чуть вперед, разглядывая открывшееся нам зрелище. Мы вполне смогли насладиться видом демиурговой стражи, и наконец один из них довольно громко проворчал:

– Эй, глазастенький, тебе не кажется, что стало слишком светло?..

Ворчал, между прочим, тот самый, у которого глаз не имелось.

– Да, – нехотя согласился тот, что стоял в середине, – Появилась тут какая-то… мошка… Светит… Сильно…

– А это не солнце?! – забеспокоился слепой, – Если это солнце, я прячусь первым, мы договаривались!..

– Ты что?! Какое солнце?.. – усмехнулся стоявший справа, – Тебе ж говорят – мошка, а солнце огромное, оно сюда не поместится…

– А может кто кусочек отломил и сюда к нам притащил! – не унимался слепой, – Вы щас «мошка» говорите, а потом смотаетесь, а мне куда деваться?!

– Ну кто отломил?! Кто притащил?! Говорят тебе – никого нет! Мошка светящаяся залетела!.. Вот я ее сейчас раздавлю!

– Дави ее! Дави!! – возбудился слепой.

И тут я принял решение. Сделав знак сэру Вигурду, чтобы он оставался на месте, я двинулся вперед, в освещенное пространство. Едва моя кобылка пару раз переступила ногами, как слепой тролль заорал:

– Во!!! Опять затопали!!! Стой!!! Кто идет?!!

Но я уже выехал в освещенную часть тоннеля и стал виден для двух зрячих.

– Не ори, – сморщил недовольную рожу стоявший в середине, – Вижу я, кто идет!..

– И я, – добавил правый.

– И кто?.. – тут же совершенно успокоившись, поинтересовался левый.

– Да сквот какой-то… на лошади… – словно бы нехотя пояснил слепцу средний.

– Мясо! – обрадовался слепой и, неожиданно нагнувшись, принялся суетливо шарить перед собой волосатыми лапами, приговаривая, – Щас покушаем, шас покушаем…

У меня в голове быстро заметались странные сказочные мысли типа «Не уловивши лебедя, да в котел…» или «Сел на пенек, съел пирожок…», но, тряхнув головой, я их отогнал, тем более, что средний тролль недовольно проворчал, обращаясь к своему незрячему товарищу и не сводя с моей персоны горящих угольков своих глаз:

– Не суетись… Сквот какой-то странный… Весь черный и… блестит…

– Может он уже зажаренный?! – с надеждой проговорил слепой, – Не люблю я сырого мяса…

– Ага, – недовольно буркнул средний тролль, – Зажаренный сквот едет…

– На печеной лошади!.. – добавил правый.

– Так!.. – немедленно заволновался слепой, – Мне половину лошади и голову сквота… – и добавил, словно оправдывая свои чудовищные требования, – Вы же знаете, у меня печень не в порядке, мне жареного нельзя…

– Так я ошибся, – проворчал правый, – Лошадь тоже жареная…

Слепой помолчал, а потом обиженно воскликнул:

– Ну и гады же вы оба! Врете вы все! Никакой он не жареный!

– Почему? – разом спросили оба его товарища.

– Не пахнет жареным!.. – язвительно пояснил слепой.

Я был уже шагах в десяти от продолжавшей стоять неподвижно троицы и, остановив лошадь, неожиданно для себя самого громко «пошутил»:

– Сейчас запахнет!..

Все трое замерли, и средний глухо переспросил:

– Кем запахнет?..

– Жареным!.. – пояснил я.

– Это я понял, – ответил средний тролль, – А кем – жареным?

– Никем, – слегка удивился я, – Просто запахнет жареным!

– Просто пахнуть жареным не может! – наставительно произнес средний тролль, – Жареным пахнет, когда кого-то жарят!

– Например, тебя… – пояснил стоявший слева, – Но ты пахнуть жареным не будешь!

– Почему? – не понял я.

– Потому что мы тебя так, сырым съедим!

И все трое весело расхохотались – мне показалось, что начался новый камнепад.

Когда они чуть угомонились, я поинтересовался:

– И кто же вы такие будете, весельчаки?..

– Я – Аред! – гордо произнес средний, ударив себя в грудь мохнатым кулаком, – Это – Варед, – ткнул он пальцем в стоявщего справа, – Ну а это – Скаред, – и он небрежно махнул в сторону левого, – Мы тролли на страже!

– И что делаете?! – строго спросил я.

Аред немного растерялся, словно забыл, что они, собственно говоря делают, но тут же припомнил:

– Мы бдим!

И он, приставив к бровям козырек из собственно ладошки, больше напоминавшей капот самосвала, принялся вглядываться в темноту за моей спиной. Варед, при слове «бдим» обеими руками схватился за собственные уши и еще больше оттопырил их, а Скред, совершенно жутким образом вывернул свои ноздри и интенсивно задышал, причем из носа у него немедленно вытянулась огромная… сами знаете что! Зрелище было более чем впечатляющее!

– Ясно!.. – потрясенно прошептал я, а в моей голове обречено мелькнуло – «Драться придется!..». А драться не хотелось совершенно, да и сил для драки не было! Но через секунду, собрав свою волю в кулак, я решил попробовать обмануть этих «бдителей» – особым умом они по-моему не блистали.

– А что вы все про жратву? Вас хозяин, наверное, совсем не кормит?! – задал я новый, весьма провокационный вопрос.

У всех троих мгновенно опустились руки, и Аред, очевидно старший в этой компании, недовольно проговорил:

– Чегой-то – не кормят?! Кормят… Вот сменимся и… это… поедим…

– Ага, – откровенно усмехнулся я, – Сами, как меня увидели, так сразу зубом цыкать начали, и слюна вожжой пошла!..

– Ничего и не вожжой!.. – обиделся Варед, а Скаред вдруг громко… сглотнул.

– Ладно, – небрежно махнул я рукой, – Мне-то, собственно говоря, наплевать на ваши слюни, я к Демиургу следую, так что, вы мне лучше дорогу покажите!..

Тролли сперва, казалось, опешили от такой наглости, но затем Аред, помотав кудлатой головой, пробубнил:

– Никакого Демиурга здесь нет?..

При этом на его морде была явно написано, что он растерян и врет.

– Да? – нарочито удивился я, – Разве я направляюсь не в горную резиденцию Демиурга?

И тут вдруг в разговор вмешался слепой Скаред:

– А ты кто такой?! – срываясь в некоторый визг, завопил он, – А тебя кто сюда звал?! А ты чего о себе думаешь?! Ишь ты, умный какой нашелся, в заповедник его пропусти!.. А у тебя пропуск-допуск-разрешенье есть? А кем приглашение выписано-подписано?! И кому ты в заповеднике нужен вообще?! Шустрец нашелся!!!

Я холодно выслушал его довольно бессвязные вопли, а когда он смолк, небрежно бросил:

– Я, слепундра, конечно же, умней тебя… Да и всех вас троих, вместе взятых!

– Чего?!! – немедленно обиделись все трое.

– Того! – заорал я в ответ, – Вы кто такие, чтобы останавливать самого Черного Рыцаря по прозвищу Быстрая Смерть, который направляется к Демиургу с особым поручением от Маулика?! Или на солнышко захотели?!!

На солнышко тролли явно не хотели, но и пропускать меня дальше не собирались. Более того, при оглашении моего требования, они как-то подобрались и… сплотились.

– Грокл сказал нам, чтобы мы никого не пропускали, и мы не пропустим!.. – твердо заявил Аред, – А солнце… Ты нам грозишь сюда солнце спустить, а как ты думаешь, куда мы отправимся, если тебя пропустим?!

– Хорошо, – понял я ситуацию, – Давай сюда своего Грокла!

– Ты чего, Черный Рыцарь?! – Воскликнул Аред, – Как же мы сюда Грокла подадим?! Он же Тень, он же… это… сам нас куда угодно… подаст!..

– Тогда пропусти меня к Гроклу! – потребовал я.

– Слушай! Ну какой ты… непонятливый! – вдруг заверещал Варед, – Тебе же сказали – Не можем мы тебя пропустить!.. Если мы тебя пропустим, нас самих потом… пропустят!..

И он энергично и выразительно покрутил у своего живота двухпудовым кулаком.

– Что? – потребовал я объяснений, – Заворот кишок вам что ли сделают?!

– И это тоже… – обреченно подтвердил слепой Скаред.

– Значит дальше я могу пройти, только… э-э-э… убрав вас с дороги?

Драться мне хотелось еще меньше, чем в начале беседы, но иного выхода, казалось, не находилось!

– Гы!.. – ощерился вдруг в довольной ухмылке Аред, и на его губах мгновенно оказалось не четыре клыка, а восемь, – А как же ты нас уберешь?!

– Ну, – задумчиво поскреб я голое чело шлема, – Можно вам сюда солнышка подпустить…

Для пущей убедительности я прибавил мощности своей бабочке.

– Тогда мы окаменеем, и ты даже без своей лошадки между нами не просклизнешь! – обеспокоено проговорил Аред, прикрывая свои глазки ладошкой, и в его словах была толика истины. Углядев, что я приглядываюсь к величине щелок между великанами, он поспешно добавил:

– Ты не думай, мы толстые…

– Можно вас в куски порубить… – внес я новое предложение.

Ответом мне было довольное «гы – гы – гы» из всех трех троллевых глоток.

– Ну и что вы веселитесь? – чуть рассерженно поинтересовался я.

– Если ты достанешь свою железяку, – довольно пояснил Аред, – Мы получим право… этой… самаобар… сомаорба… срамообра…

– Эх ты! Тупой! – воскликнул вдруг Скаред и бодрым радостным голосом первого ученика доложил, – Если сквот, пытающийся проникнуть на охраняемый объект, нападет на нас первым, мы получаем право славной обороны!

Затем он чуть наклонился вперед, словно хотел меня получше рассмотреть отсутствующими глазами и ласково так добавил:

– И тогда мы тебя затопчем… Вместе с коняшкой… А затопченное мясо съедим!..

Я долго молчал, рассматривая их тупые рожи, а потом с явным огорчением произнес:

– Значит придется вас… осветительным прибором… Так, чтобы… жареным запахло!

– Зачем?.. – жалобно протянул Варед.

– А из вредности! – зло бросил я и еще прибавил освещения. В этот момент я вдруг поверил, что и в самом деле смогу зажечь в этом тоннеле… рукотворное солнце.

Все трое мохнатых чудовищ подняли лапы заслоняясь от света, а Аред буквально простонал:

– Держитесь, братики, пусть мы обратимся в камень, зато никто пусть не скажет, что мы пустили сквота себе за спину!..

Эти его слова, вдруг натолкнули меня на новую и, на мой взгляд, весьма продуктивную мысль. Я немедленно уменьшил свет, чтобы бедняги смогли снова увидеть меня и строго спросил:

– Аред, ну-ка быстро и точно отвечай, какое задание вам дал Грокл, ставя вас в тоннеле?!

Аред бросил быстрый, опасливый взгляд на сиявшую бабочку, потом перевел свои тускло рдеющие глазки на меня и отрапортовал:

– Нам приказано не пропускать ни одного сквота себе за спину… Вот перед нами ты можешь стоять, а за нами нет!

– А почему вы стоите именно в этом месте?! – задал я новый вопрос.

– А ты кто такой? – неожиданно затянул свою старую песню слепой Скаред, – А ты чего нам указываешь, где встать, где сесть?! А ты чего, лейтенант демиурговой гвардии или серый дини ши, чтобы нам приказывать?! Да где хотим – там и стоим!! И там и стоять будем!! Выбирать место, где стоять – это наша привилегия!!!

Тут, видимо, у него в груди закончился воздух, и он принялся пыхтеть, набирая новую порцию.

– Так… – задумчиво протянул я, – При всей моей непомерной злобе и коварстве… – я стрельнул в троллей из-под забрала самым что ни на есть злобным взглядом, – Я все-таки не хочу наносить ущерб Демиургу, калеча и уничтожая его верных… и ни в чем не повинных слуг… В конце концов, вы ведь только выполняете приказ своего начальника! – Я бросил еще один злобный взгляд и неожиданно рявкнул, – Ведь так?!!

– Так точно! – рявкнул в ответ Аред, и все трое вытянулись по стойке смирно.

– Так… – я помолчал и вдруг переспросил, – Так на чем я остановился?..

– На том, что ты не хочешь, несмотря на твою злобность, нас уничтожать… – быстро и подобострастно напомнил Варед.

– Вот именно!.. – подчеркнул я глубокомысленно, – Но тогда у нас появляется только одна альтернатива…

Все трое заозирались, но перебить меня вопросом решился только Аред:

– Где?..

– Что где? – не понял я.

– Где появилась? – переспросил Аред.

– Что появилась? – опять не понял я.

– Альтар… Альтра… – Вот та штука, что ты сказал… И как она выглядит?

– А выглядит она вот как! – вдруг разозлился я на самом деле, – Либо я вас поджариваю на солнышке до румяной корочки, либо вы делаете шаг назад!

– Зачем?.. – потрясенно переспросил тупой Аред.

– Чтобы я оставался перед вами и не оказался у вас за спиной! – пояснил я, – Вам же все равно где стоять!..

– А-а-а-а… – протянул понятливый Варед, – Понятно!..

– Что тебе понятно?! – тут же повернулся к нему старший Аред.

– Если мы подадим назад, он сможет подать вперед и не окажется у нас за спиной… – радостно объяснил Варед, – Он не зажигает свое дребаное солнце, мы не нарушаем приказа… А когда он… нет, когда мы допятимся до тулмена, пусть с ним Грокл сам разбирается, мы будем ни при чем!..

– Во, хитер!.. – восхитился слепой Скаред.

«Во хитер!..» – неожиданно раздался за моей спиной восхищенный писк Фоки.

– Не хитер, а умен! – поправил я обоих, – Ну, так что вы решили – будем жариться или будем пятиться?!

– Пятиться!!! – воскликнули три тролля хором, а потом Аред дал ценное указание:

– Главное не наступите на хвост!..

– Кому? – тут же спросил Скаред и пояснил, – Я же не вижу… так хорошо, как вы…

– Никому! – отрезал Аред, – Пошли!..

И они шагнули… назад. Шажок, учитывая их рост, получился очень небольшим, где-то чуть больше метра, но и это было для меня большим достижением.

Тролли шагнули еще раз.

Я щелкнулпальцами, и моя чудесная бабочка снялась со стены и медленно запорхала вперед. Сэр Вигурд тоже тронул свою лошадь, и мы возобновили свое движение к цитадели Демиурга, правда, теперь оно было ну очень неспешным.

Продвигаясь следом за стражей, я снова обратился к Ареду:

– Слушай, дружище…

– Кто такой – дружище? – немедленно переспросил он, бросив на меня подозрительный взгляд.

– Ну, это такой… большой друг… – пояснил я.

– Это я – твой большой друг?! – потрясенно переспросил Аред.

– А почему нет?.. – пожал я плечами внутри своего чудесного панциря, – Мы же с тобой не дрались…

– Ха! – вдруг воскликнул Аред, – Давай-ка, ребята, двигай быстрее, не задерживай моего маленького дружика!

Он оскалился в самой своей дружелюбной улыбке и обратился ко мне:

– Так что ты хотел спросить у своего дружища?!

– Так вот, дружище, – продолжил я свой вопрос, – Далеко вам так… пятиться?.. Я боюсь вы устанете или… оттопчете кому-нибудь хвост.

Мне показалось, что мой «дружище» несколько смутился, но, чуть подумав, он все-таки ответил на мой вопрос:

– Да нет, не очень… Обычно мы становимся на дежурство подальше… почти у самого выхода, но сегодня Скаред забыл картинки…

Он снова смутился, но я был настойчив:

– Какие картинки?..

– Ну… картинки… Ну… такая пачка картинок, их берут по очереди из пачки, и у кого картинки лучше, тот забирает монетки…

– Вы играете на деньги?! – изумился я.

– Ага… – улыбнулся Аред, – Это Варед придумал…

– Гениально!.. – еще раз изумился я, с уважением посмотрев на правого тролля. И вдруг Варед мне хитро подмигнул!!

Именно в этот момент тоннель кончился и тролли тылом вперед ввалились в невероятно огромную пещеру, стены и потолок которой терялись в наполняющей ее темноте.

Тролли остановились, и я быстро огляделся.

Под копытами моей кобылы поблескивал замысловатый узор полированного гранита, стены пещеры уходили вверх и в стороны великолепными черными зеркалами чисто черного полированного мрамора, и на них очень редко просверкивали сияющие желтым звездочки, свет которых не мог рассеять окружающего полумрака. Середина зала казалось пустой, но это впечатление вполне могло быть обманчивым.

Впрочем, осматриваться долго мне не дали, рядом со мной остановился сэр Вигурд, и почти сразу же раздался знакомый мне бесчувственно-механический голос:

– Почему вы не на посту?..

Голос раздался из-за спин троллей и был обращен безусловно к ним.

– Мы на посту! – доложил Аред, не оборачиваясь.

– Что значит – на посту, если вы стоите не в шийне, а в тулмене? – произнес голос.

– Где хотим, там стоим!.. – гордо отрезал Варед, но в конце фразы голос его предательски дрогнул.

– Марш в шийн! – все тем же безразличным тоном приказал голос, – И не вздумайте еще раз заявиться сюда!..

Тролли затоптались на месте, не зная, что делать дальше, и в этот момент в спор вмешался я:

– Ваша стража оказалась в тулмене из-за меня! – громко сказал я, опуская руку на рукоять меча, – Так что прошу тебя разговаривать со мной!..

В тот же момент над рыжими головами троллей показался капюшон уже знакомой мне черной накидки, под которой не было лица, и лишь багрово светились небольшие круглые огни, заменявшие глаза.

Тень внимательно смотрела на нас с маркизом!

Прошла, наверное, целая минута, пока, наконец, Тень не начала говорить.

– Кто ты, сквот, решивший нарушить покой заповедника Демиурга?.. И как ты смог зайти… так далеко?!

– Это длинный разговор, Грокл, – громко проговорил я, – И я не стану зря тратить твоего времени, рассказывая свою историю. Сейчас меня интересует одно – Демиург здесь?!

Тень чуть откачнулась назад и вдруг прошипела:

– Марш-ш-ш-ш на с-с-свой пос-с-ст!..

Тролли задрожали крупной дрожью и бросились мимо нас с сэром Вигурдом обратно в тоннель. А Тень, медленно опустившись на зеркальный узор пола, безразлично проговорила:

– Ты нагл, сквот… Безмерно нагл… Но в соответствии с твоей наглостью ты получишь и… награду!..

– А ты глуп, Грокл… – в том же тоне, что и Тень, ответил я, – Безмерно глуп, если не понимаешь, что ни один сквот не посмеет лезть к Демиургу, не имея очень серьезной причины!..

– Нет такой причины, чтобы Демиург принял тебя! – повысил голос Грокл, – Нет!!! И быть не может!!!

– Об этом судить не тебе, Тень! – заорал я в ответ, – Ты, ведь, всего-навсего прислуга, так что давай докладывай своему господину, что его хочет видеть князь Владимир, шестнадцатый лордес Москов, он же Черный Рыцарь по прозвищу Быстрая Смерть!

Тень снова качнулся чуть назад, но тут же выпрямился и прогрохотал на весь зал:

– Самозванец! Ты получишь то, что заслуживаешь!!

Полы его черного балахона взметнулись, и с них словно бы осыпалась чуть посверкивающая пыль. Но пыль эта не опустилась на пол, а будто бы подхваченная легким ветерком потянулась в мою сторону. Я почувствовал приближение некоего магического заряда и тут же совершенно инстинктивно собрал вокруг себя кокон силы. Пыль, плывущая в мою сторону, вдруг замерла в воздухе, а потом, подчиняясь моему неслышному приказу, начала все быстрее и быстрее вращаться, создавая некое подобие вихря… бутона… распускающегося цветка!..

– Дарю! – воскликнул я, выбрасывая левую руку, с растопыренными пальцами вперед, и мерцающий пыльный цветок метнулся в сторону Тени, облепил его, словно призрачная лиана и начал медленно сжимать.

Тень сначала чуть-чуть покоробило, потом, словно сломав сопротивление, скрутило жгутом, потом разорвало на две части, и из-под взметнувшегося вверх капюшона с продолжавшими гореть плошками глаз раздалось хриплое:

– Сквот… волшебник… Не может быть!..

– Я тебе сказал, что я хочу… – громовым голосом начал я, но в этот момент меня перебил настоящий гром:

– Чего ты хочешь, сквот!!!

В следующую секунду сотканная мной лиана исчезла, разорванные части Тени вновь соединились, но тут же и сама возрожденная Тень исчезла! Зато в середине зала вспыхнуло невыносимо яркое оранжевое свечение, и из этого свечения вынырнула… похожая на змеиную, голова на длинной шее. Холодные черные зрачки уставились на меня, а из приоткрывшейся пасти раздалось:

– Так чего ты хочешь, сквот?!

Я ошеломленно моргнул и увидел перед собой… уже три змеиных головы с тремя парами глаз, посверкивающих очень знакомыми черными, блестящими зрачками. Оглядев диким взглядом огромное чешуйчатое тело, которое венчали эти три головы, я, едва шевеля языком, проговорил:

– Ну и здорово же ты подрос, дружище, за какую-то неделю!..

Глава 11

Кто появился первым, человек или дракон?!

Вопрос столь же пустой, как и вопрос о яйце и курице.

Кто кого придумал – дракон человека или человек дракона? Гадать бессмысленно!

Важно чтобы каждый был самим собой. Чтобы человек не стал драконом, а дракон… оставался драконом… Демиургом!..

(Размышления журналиста В. Сорокина о…)

Мое, на мой взгляд, вполне естественное восклицание произвело на хозяина этого обширного подземного помещения весьма своеобразное впечатление. Его средняя голова несколько откинулась назад, а две боковых наоборот метнулись вперед и уставились на меня сбоку. А потом я услышал сразу три вопроса.

Справа: – Кто подрос?!

Слева: – Когда подрос?!

Спереди: – Ты меня видел раньше?!

Я откинул забрало и потер свою щетинистую щеку:

– Слушай, ты определись, кто будет вопросы задавать! Я же не могу отвечать сразу троим!..

Но, похоже и дракон, а может быть Змей Горыныч, к этому моменту несколько пришел в себя. Следующий вопрос он задал средней головой и более осмысленно:

– Ты видел меня маленького?! Где?!!

И средняя голова снова метнулась к самому моему лицу, едва не врезавшись мне в шлем.

Прежде чем ответить, я быстро оглянулся и увидел, что сэр Вигурд и баггейн уже въехали в тулмен и остановились позади меня. Снова повернувшись к поедавшему меня глазами дракону, я как можно спокойнее ответил:

– Может быть мы на эту тему мы поговорим с глазу на глаз?..

– Ты, мелкий сквот, будешь указывать мне… – зловеще начала средняя голова, но вдруг дернулась кверху и посмотрела мне за спину. Потом снова опустилась, еще раз внимательно посмотрела мне в лицо и снова откинулась назад:

– Так!.. Выходит ты не один, сквот!.. Ну что ж… Грокл!!!

Немедленно рядом с головой дракона повисла посверкивающая глазами Тень и послышался негромкий, безразличный голос:

– Слушаю, господин…

– Прими моих гостей… Лошадей в конюшню, баггейна и каргушей к слугам, фею в покои для гостей, благородным сэрам подготовь комнаты в левом крыле… Всех накормить… кроме этого сквота… Он сначала побеседует со мной!..

Я соскочил с лошади и несколько удивленно огляделся – где Демиург, а это был безусловно он, раз Грокл называл его хозяином, увидел Кроху. И как раз в этот момент рядом с моей кобылкой появился светлый размытый призрак. Тот самый, который я увидел в столовой Маулика! Левая голова дракона повернулась к нему и со странной, я бы сказал, нежной интонацией произнесла:

– Ай-яй-яй, Годена, ты уже и лошадкой стала?..

И я вдруг понял, что этот… дракон относится к моей фее, как… к дочери. К глупенькой, взбалмошной, но… любимой дочери!

– Нет, господин, – послышался нежный голосок Крохи прямо из воздуха, – Я просто воспользовалась этим животным, чтобы быть… рядом с сэром Владимиром…

Левая голова резко повернулась в мою сторону и ее правая бровь удивленно поднялась.

– Сэр Владимир, надо понимать, – ты, сквот?!

Я промолчал, поскольку сразу понял, что ответа от меня не ждут. И действительно, левая голова снова повернулась к призраку тем же ласковым тоном проговорила:

– Как тебе без твоего тела живется?.. И без твоей силы?..

– Плохо, господин… – едва слышно ответил призрак.

– А все твоя… влюбляемость!.. – укоризненно проговорил Демиург, – Эх!.. Нашла в кого влюбиться!..

– Не надо, господин, – пролепетал призрак, – Я уже все поняла… И прошу прощения…

– Поняла?.. Ладно… Потом мы поговорим с тобой… Но сначала я должен разобраться с этим наглым сквотом… напялившим чужие доспехи! Как, кстати тебе это удалось?!

И все три змеиные головы снова уперлись в меня тяжелым взглядом.

– Господин!.. – качнулся к Демиургу призрак, – Сэр Владимир – великий чародей и… воистину благородный сэр… Он проделал большой труд и испытал много невзгод, разыскивая тебя. Не будь к нему суров!..

– Теперь ты этого… «благородного сэра» защищаешь… – огорченно проговорила левая голова, не отводя от меня взгляда, – Теперь этот сквот – великий чародей!

Призрак как-то поник, стал еще более размытым.

Пытаясь хоть несколько избавиться от гнетущего впечатления, вызванного общением с этим трехголовым крокодилом, я снова оглянулся. Наших лошадей, баггейна и каргушей уже не было. Сэр Вигурд поднял забрало и смотрел в сторону Грокла, ожидая его распоряжений. Через несколько секунд Тень увел и маркиза и призрак Крохи в глубь сумеречного зала.

Демиург выдержал паузу в пару минут, а потом снова спросил:

– Так где ты видел маленького меня, сквот?

Я опять посмотрел вокруг и тяжело вздохнул:

– Слушай, Демиург, присесть в твоем тулмене есть где?.. Я знаешь ли устал, как собака и почти сутки не спал… А разговор долгий будет…

Демиург задрал все три головы кверху, и огромный зал огласился чудовищным ревом. Потом головы рухнули вниз… но я не дал ему возможности высказать свое недовольство, заорав первым:

– Чего ревешь! Хочешь узнать, где я видел Кушамандыкбараштатуна, создай условия для длинного повествования!

Мне таки удалось еще раз огорошить своего нетерпеливого собеседника. Откинувшись назад, словно все три головы одновременно получили в лоб, Демиург прошипел:

– Значит, ты…

– … Знаешь, что это…

– … Мой сын?..

– Догадался… – хмуро пояснил я, – Да и не сложно было догадаться – копия папаши… или мамаши… Только вот такого роста.

И я показал ладонью метр от пола.

– Он!.. – выдохнул дракон, и добавил почти умоляюще, – Где?..

– Далеко, дракоша, – огорченно покачал я головой и уселся прямо на пол, – Слушай!..

И я рассказал, как встретил «Змея Горыныча карликовой породы», как он меня отправил «туда же, куда и первого», как я попал к Маулику, как он поверил мне и посоветовал найти Демиурга, снабдив для этих поисков всем необходимым, в том числе дыумя каргушами и одной наказанной феей. Как я рискнул надеть очень понравившиеся Черные Доспехи и в результате превратился в Черного Рыцаря. Как я пытался найти следы Демиурга и определить, где же его, все-таки искать!

– И вот теперь я нашел Демиурга, – закончил я свой рассказ, – И надеюсь, что ты поможешь мне вернуться назад в свой мир, прихватив Юрку Макаронина.

Выслушав мой рассказ Демиург долго молчал. Я даже подумал, что он не все понял и мне придется повторить отдельные места, однако, оказалось, что его занимают совершенно другие мысли. Прошло минут десять, и, наконец, он произнес:

– Я ничего не понимаю… Когда Кушамандыкбараштатун пропал я обшарил весь Мир и нигде его не нашел, но и твой рассказ не может быть правдой… нет у Кушамандыкбараштатуна ни сил ни знаний для того чтобы перенестись в другой мир! Да он и не знает еще о существовании других миров! Если я тебе поверю, я должен буду поверить и в то, что мой сын сделал совершенно невозможную вещь – выкинул сам себя из своего родного Мира в… неизвестно куда!

И вдруг в моей затуманенной усталостью голове блеснула догадка! Слова Демиурга «выкинул сам себя…» стали тем катализатором, который направил мой мыслительный процесс в нужное русло – различные, никак не связанные факты и наблюдения, которые накопились у меня за время моего путешествия по этому Миру вдруг начали перегруппировываться, переворачиваться и точно ложиться на свои места, как кусочки детского пазла! Несколько секунд я стоял неподвижно, уставившись в глаза средней головы Демиурга, а потом выпалил:

– Господи ты боже мой, все очень просто!

– Да?! – скептически проговорила голова, – Тогда, может быть, ты и мне объяснишь, как это произошло?

– Твоего сына выкинул из этого Мира… граф Альта шестой лорд Сорта! – воскликнул я. И тут же, не давая вставить ему какое-либо возражение, принялся сбивчиво объяснять:

– Понимаешь, как рассказал мне Маулик, в местном религиозно-философском труде «Начала», который, кстати, приписывают тебе, говориться о том, что когда сквот получит душу он станет Человеком, и ему будут подвластны самые невероятные чудеса! Вместе с тем, там же сказано, что когда в Мире появится Человек, ты его покинешь и твое место займет Бог! Так вот знай, что группа благородных… сквотов довольно давно составила заговор с целью… получить души и все то магическое могущество, которое душа дает имеющему ее Человеку! Правда, они почему-то рассчитывают обрести души только, так сказать, в своем узком кругу!

«Построение коммунизма в отдельно взятой стране!» – мелькнуло вдруг у меня в голове.

– А путь, который они избрали для достижения цели, – продолжил я свои пояснения, – Весьма своеобразен! Граф Альта, являющийся, прошу прощения за каламбур, душой этого заговора, просто переставил местами причину и следствие. Он, видимо, считает, что достаточно, чтобы Демиург покинул этот Мир, и души им обеспечены! А раз ты не собираешься убраться сам, он решил тебе в этом помочь… Именно для этого он брал у Крохи уроки магии, и именно магии переноса живых существ из этого Мира в… все равно куда! Он, конечно же, не мог просто попросить фею вышвырнуть из Мира Демиурга, он с ее помощью пытался сам освоить это волшебство. Когда ты забрал у него его учительницу, он, видимо, решил попробовать осуществить свою задумку… используя те знания, которые успел получить, и…

– Составил и привел в действие заклинание переноса живого существа из Лесного Заповедника! – воскликнул догадливый Демиург, – Он мог точно знать местонахождение только этой моей резиденции. А поскольку самым крупным живым существом там в этот момент был Кушамандыкбараштатун, его и вышвырнуло из Мира!

Тут Змей Горыныч закатил глаза и заревел во все голос:

– Бедная крошка!!!

Его задние лапы подкосились и он грохнулся задом на полированный гранит. Теперь мы были на равных – оба сидели на полу.

– Ну, что, теперь ты мне веришь? – с облегчением поинтересовался я, – Если тебе нужны еще доказательства, расспроси Кроху, какие уроки она давала графу. А я могу тебе сказать, что сам граф просил меня, если я тебя отыщу, сообщить ему твои габариты и точное местонахождение! А в награду обещал отдать мне беднягу Юрку!

Все три головы Демиурга запрокинулись к потолку, и пещеру потряс новый рев:

– Уничтожу!!!

– Испепелю!!!

– Сотру в порошок!!!

И тут же головы снова уставились на меня. После секундного раздумья Змей Горыныч заявил совершенно нормальным тоном:

– Знаешь что, сэр Владимир, тебе надо отдохнуть, а потом мы с тобой еще кое о чем поговорим!.. Грокл!!!

Тень тут же материализовалась около своего хозяина.

– Отведи моего гостя в предназначенные ему покои… трапезу подашь ему в постель!

Тень повернулась в мою сторону и проговорила:

– Следуй за мной… сэр Владимир.

Я с трудом поднялся с пола и направился за темным балахоном, скользившим вдоль стены демиургова тулмена. Шагах в тридцати от того места, где мы беседовали, обнаружился вход в недлинный сводчатый коридор, в конце которого находилась тяжелая дубовая дверь. Грокл остановился около нее и коротко кивнул. Я потянул за ручку и обнаружил за дверью… черное непрозрачное зеркало перехода. Оглянувшись, я удивленно посмотрел на Тень, и та безразлично проговорила:

– Тебе сюда…

Я шагнул… и оказался в небольшой прихожей, освещенной подвешенной к потолку лампой. В трех стенах прихожей располагались три арки, ведущие в спальню, столовую и кабинет, все три комнаты были совсем небольшие, и очень уютные. Я бы сказал, что в их убранстве чувствовался женский вкус.

Впрочем, особенно рассматривать свое новое временное обиталище у меня не было ни сил, ни желания, пройдя в спальню, я выбрался из доспехов и тут же рухнул в постель, даже не обратив внимания на стоявший рядом столик с сервированным на нем ужином… или завтраком. Через минуту я спал!

Когда я открыл глаза, в моей спальне царил полумрак. Сколько я проспал, мне было неизвестно, но чувствовал я себя прекрасно отдохнувшим. Откинув одеяло я сел на постели, и в ту же секунду под потолком вспыхнула висевшая там лампа. Я огляделся. Кроме кровати в комнате стоял довольно большой шкаф для платья и парный с ним комод, а в углу комнаты была врезана небольшая дверь. Спрыгнув с кровати, я направился к этой двери и, открыв ее, убедился, что, как и ожидал, попал в санузел, причем, он был… совмещенный! Я привел себя в порядок и вернулся в спальню.

В шкафу на специальных вешалках весел мой черный камзол с другими, сопутствующими ему, деталями костюма, и, недолго думая, я решил переодеться. Когда мое облачение было закончено, и я, стоя перед зеркалом в кабинете, разглядывал свое отражение, позади меня появился Грокл.

– Хозяин ждет тебя… – глухо прозвучал его голос, и темный балахон поплыл в сторону выхода, показывая мне путь. Через минуту я, следуя за своим провожатым, входил в небольшую, ярко освещенную залу, посреди которой располагался накрытый для трапезы стол. С одной его стороны расположился Демиург, и его три головы покачивались над белоснежной скатертью, скептически рассматривая сервировку, а с другой стоял одинокий стул, предназначенный, как я понял, для моей персоны.

Я, обогнав Грокла, прошел к столу, уселся и оглядел стол – покушать было что!

– Надеюсь, ты простишь мое нетерпение, – пророкотала средняя голова, – Я не хотел откладывать наш разговор и потому присоединился к тебе за обедом, хотя, конечно, есть не буду.

– Почему? – спросил я, – Или тебя не устраивает то, что здесь приготовлено?..

Дракон снова оглядел стол и неожиданно хмыкнул:

– Порции маловаты…

Сегодня, в ярком свете, я смог гораздо лучше рассмотреть Демиурга, и, признаться, он имел весьма внушительный вид! Его чешуя ярко зеленого цвета отблескивала металлом, вдоль шей шли золотистые гребни, увеличивавшиеся от головы к туловищу и соединявшиеся на загривке в один, тянущийся до кончика хвоста. Сплюснутые морды имели довольно дружелюбное выражение, хотя я без особого труда мог представить себе, как они будут выглядеть в ярости. Большие немигающие глаза янтарного цвета, с черной точкой зрачка были умны и внимательны.

Я, конечно, не мог возражать против его присутствия за столом, да и самому мне не хотелось откладывать решающий разговор. Поэтому, наложив себе на тарелку кое-какой снеди, я проговорил:

– Слушаю тебя…

– Я обдумал наш вчерашний разговор и понял, что помочь мне в моем горе можешь только ты!

Ну в этом-то я и не сомневался! Поэтому я не стал комментировать его заявления, а только кивнул, соглашаясь.

– Мой сын, как я тебе уже говорил, не может самостоятельно вернуться назад, ему надо помочь, и ты ему поможешь! Годена сказала, что ты… хм… выдающийся маг… Я попробую научить тебя открывать портал перемещения, и ты сможешь вернуться в свой Мир. Там ты снова отыщешь Кушамандыкбараштатуна и передашь ему кое-что. Тогда он сможет попробовать вернуться!

– А ты сам не можешь открыть для меня этот… портал? – спросил я.

– Чтобы правильно открыть портал перемещения, назидательно ответствовал дракон, надо очень хорошо представлять себе место, куда ты хочешь попасть… Кстати, было бы лучше всего, если бы ты ставил арку перехода в том самом месте, где ты оказался после первого перемещения.

– Понятно, – я снова кивнул, – Согласен!..

– Значит, ты сейчас поешь, и мы займемся этой процедурой…

Я прекратил жевать и медленно положил вилку на тарелку.

– Что значит – немедленно?..

– То и значит, – несколько раздраженно ответил Демиург, – Неужели ты думаешь, что я позволю своему ребенку находиться неизвестно где, каждую минуту подвергая его самым невероятным опасностям?!

– Но я же тебе объяснил, что мне надо забрать с собой еще одного человека!

Дракон немедленно повторил свой фокус с головами – средняя метнулась вперед и остановившись в считанных сантиметрах от моего лица, пристально уставилась мне в глаза, а две другие повисли, чуть покачиваясь, по бокам в районе моих ушей.

– И не нечего на меня пялиться!.. – начал раздражаться я, – Без Юрки я никуда не уйду!

– Ты, видно, не понимаешь, сквот, что такое – ребенок Демиурга!.. – угрожающе зашипел дракон, – Он появляется раз в несколько тысяч лет, и Демиург, у которого появился малыш, отдаст за него миллион таких сквотов, как ты!!!

– За «сквота» можно и в лоб схлопотать! – рявкнул я в ответ, теряя от ярости остатки осторожности, – Я тебе не сквот, а Человек! А кроме того, надо было за своим отпрыском лучше следить, раз он такая редкость! Если ты желаешь получить мою помощь, доставь мне сюда Юрку, и мы немедленно приступим к процессу перемещения! И еще одно, я ничего не буду делать, пока ты не вернешь Крохе ее тело и ее силу!! Понял?!!

– Что?! – опешил бедный Демиург.

– То, что слышал! – нагло ответил я и вернулся к прерванной трапезе.

Дракон немного подумал и, видимо, решил, что ссориться со мной не стоит. Он коренным образом сменил тон и принялся меня уговаривать:

– Ладно, Человек… Сэр Владимир… Извини за «сквота», погорячился… Но и ты меня пойми, представь, что твой ребенок пропал, и ты его почти год разыскиваешь!..

– Не могу, – перебил я его, – Я детей пока не имею…

– Ну все равно! – махнул он здоровенной когтистой лапой, – Есть же у тебя воображение! Представь, какого мне было и… есть!

– Слушай! – снова перебил я его нетерпеливо, – Я что-то не пойму, какие проблемы?! Ты возвращаешь мне Юрку, и мы сразу же занимаемся твоим горем!

– Но… – он очень нехорошо замялся… Настолько нехорошо, что у меня похолодело внутри!

– … Понимаешь, я не могу… это… доставить тебе твоего друга…

– Почему?.. – я едва сдерживал себя, чтобы снова не сорваться в крик, – Разве ты не хозяин этого Мира?!

– Хозяин, хозяин… – как-то не слишком убедительно ответил Дракон, – Но твой Юрка находиться в руках графа Альты, а его замке, а я дал словно не вмешиваться в дела сквотов…

– А ты и не вмешивайся! – воскликнул я, – И это вовсе не «дела сквотов», это мое дело!

– Нет, ты не понимаешь! – он закрыл все три пары глаз и покрутил всеми тремя головами, – Я не могу нарушить собственное слово, иначе я перестану быть Демиургом!

«Вот так!.. – ошарашено подумал я, и следом за этим у меня мелькнула совершенно другая мысль, – Классно было бы ввести такое ограничение для наших, земных депутатов, президентов, премьер-министров и прочих… избранников!»

– Но, ты же сам во время нашего предыдущего разговора обещал графа Альту… как это… – я почесал затылок, припоминая, – Ах, да, уничтожить, испепелить, стереть в порошок! Может быть ты этим займешься? А после твоего наказания, ведь граф заслуживает наказания и это не будет «вмешательством в дела сквотов», так вот, после твоего наказания, Юрка станет свободным, и я совершенно спокойно смогу его забрать, опять-таки, не вмешиваясь в дела твоих милых сквотов!..

И снова этот хваленый Демиург нехорошо замялся и его прекрасные янтарные глаза забегали из стороны в сторону:

– Понимаешь… я опасаюсь немедленно… э-э-э… применять санкции к этому графу…

– Ты что, его боишься?! – изумился я.

– Да ты что?! – возмутился Демиург, – Но, видишь ли, вполне возможно, что он связал заклятьем собственную жизнь с существованием… э-э-э… выброшенного из Мира… объекта. И если теперь я уничтожу этого сквота с Кушамандыкбараштатуном может…

– Понял!.. – кивнул я и замолчал.

Несколько секунд в столовой стояла тишина, а потом…

– Ну так что?.. – жалобно поинтересовалась жертва обстоятельств.

А что я мог ему ответить?

– Тебе придется ждать, когда я освобожу Юрку сам…

На мое удивление, он не стал со мной спорить, давить на жалость и уговаривать меня. Вместо этого он перешел к делу.

– Какая тебе понадобится помощь?

– Ну… – я на секунду задумался, – Сам ты на моей стороне выступить не сможешь, хотя это было бы… убедительно. Значит, постарайся, как можно быстрее переправить меня и моих спутников поближе к замку Сорта… И было бы неплохо… вернуть Крохе ее… э-э-э… возможности. Да, еще одно… Видишь ли, мне, наверное, придется рассказать графу Альта, где я тебя нашел и… какие у тебя габариты, так что ты, на всякий случай, поостерегись. Ну а больше, пожалуй, ничего…

Дракон кивнул сразу тремя головами и заревел:

– Грокл!!!

«Если Грокл завтра исчезнет, этот Демиург станет совершенно беспомощен!» – подумал я.

– Слушаю хозяин, – раздался голос Тени, хотя ее самой не наблюдалось.

– Пригласи сюда фею Годену!..

Буквально через минуту в зал вплыл призрак Крохи и раздался ее тихий мелодичный голосок:

– Ты звал меня, повелитель?..

– Да, – левая голова дракона повернулась к ней, – Твой новый… подопечный и в самом деле благородный сэр. Он со вчерашнего дня умоляет меня вернуть тебе твой настоящий облик и твою силу…

«Умоляет!.. – насмешливо подумал я, – Софист!» – но спорить с формулировкой Демиурга не стал – в конце концов дело важнее… формулировок.

– Я решил удовлетворить его просьбу…

– Не надо, повелитель! – неожиданно воскликнула фея.

– Почему?! – удивились мы с Демиургом.

Призрак медленно приблизился ко мне, и я вдруг увидел на его личике… слезы. Кроха долго вглядывалась мне в лицо, а потом сказала:

– Я… я боюсь, сэр Владимир, что ты разочаруешься, увидев меня в моем настоящем обличье!.. Я… не хочу терять твою любовь!..

Поднявшись со стула я ответил дрогнувшим голосом:

– Моя любовь к тебе не зависит от твоего облика… Ты всегда будешь для меня самой лучшей, самой милой, самой… Но ты должна стать собой, я знаю, как это важно для тебя… и для меня тоже!..

Хотя в голове у меня крутилась мыслишка «Лучшее – враг хорошего…»

Призрак снова долго молчал, а потом, вздохнув, прошептал:

– Хорошо, сэр Владимир, твое желание для меня закон!.. – и повернувшись к Демиургу, добавил, – Я благодарю тебя, повелитель, за твою доброту и щедрость!..

Она отплыла от стола и остановилась у самой стены. Демиург поднял лапу, на которой блеснули черные когти и проговорил нечто непонятное. Со среднего когтя сорвалась оранжевая искра и стремительно понеслась к призраку. Через мгновение оранжевое сияние окутало призрачную фигуру, превратив ее в бесформенный, постоянно меняющийся оранжевый ком. Я смотрел на происходящую трансформацию, открыв рот. С минуту этот ком ворочался, словно внутри него происходила какая-то борьба, а потом он вдруг начал осыпаться на пол твердеющей оранжевой шелухой. А из-под этой шелухи показалась!..

Я никогда в жизни не видел такой красоты, и, наверное, уже больше никогда не увижу! Высокая, белокурая женщина, лет двадцати пяти, с чуть удлиненным матово бледным лицом и яркими синими глазами под темными ресницами, одетая в открытое длинное, до пола, белое платье, украшенное кружевами, с некоторым испугом смотрела на меня. В ее руке дрожала небольшая, тоненькая блестящая палочка, украшенная крошечной сияющей звездочкой.

Несколько секунд в комнате висела звенящая тишина, а потом раздался знакомый голосок Крохи, звучавший, правда, глубже и мелодичнее:

– Ты разочарован, сэр Владимир?.. Фея Годена нравится тебе гораздо меньше малютки Крохи?

Ее голос словно пробудил меня к жизни, я стремительно подошел к ней и, взяв ее руку, припал к ней губами.

– Благоро-о-о-дный сэр!.. – раздался позади меня чуть насмешливый голос Демиурга, в котором, тем не менее, чувствовалось явное одобрение.

– Годена… – тут же перешел дракон на деловой тон, – Сэр Владимир собирается отбирать у графа Альты своего друга. Ты пойдешь с ним, или…

– Конечно я пойду с ним, повелитель! – воскликнула Годена.

Но тут вмешался я:

– Нет, она должна остаться… Я не хочу, чтобы она вновь встречалась с этим… подонком!

– Подонок?! Хо! Какое образное выражение! – Демиург покачал средней головой, – По-до-нок… И какое точное!

– Нет, сэр Владимир, тебе может понадобиться моя помощь! – Годена повернула ко мне свое изумительное лицо и умоляюще посмотрела мне в глаза, – Я чувствую, нам недолго осталось быть… рядом, не оставляй меня!

Я растерялся от такой просьбы и просто не знал, что сказать. Видимо, сочтя мое молчание за согласие, Демиург решил:

– Ну что ж, значит, фея идет с вами. Каргушей я переправлю домой, в Лесной заповедник, а вот что делать с твоим баггейном?!

– Но баггейн не мой! – пожал я плечами, – Он просто присоединился к нашей компании во время похода, и, надо сказать, весьма нам помог.

– А зачем он, собственно говоря, к вам присоединился, – удивился Демиург, – баггейны, как правило, народ замкнутый, самодостаточный…

– Так у него жалоба… – улыбнулся я, – Обижают его…

– Да? – Демиург скривил задумчивую физиономию, – Ну, я разберусь!.. А сейчас, если сэр Владимир насытился, попрошу вас пройти в главный зал, я вас переброшу к замку Сорта.

И огромный дракон, повернувшись от стола, потопал прямо к противоположной глухой стене столовой залы. Фея, не выпуская моей ладони из своей руки, двинулась следом за ним, а я, слегка недоумевая, куда это мы направляемся, последовал за ней.

Я не слишком удивился, когда хозяин здешнего жилища беспрепятственно прошел сквозь казавшуюся гранитной стену. За стеной, которую мы с феей преодолели с той же легкостью, находился главный зал, только сегодня он был ярко освещен. Совсем рядом с тем местом, откуда появились мы стоял сэр Вигурд в боевом облачении, мое вооружение и наши, полностью снаряженные для похода лошади, причем к моей кобыле и бронированному чудовищу маркиза, присоединилась чудесная белоснежная кобыла с длинной гривой и хвостом.

Я быстро облачился в доспехи и вооружился, а Демиург, остановившись в центре зала, подождал пока я буду готов, а потом заговорил очень серьезным тоном:

– Смотри внимательно, сэр Владимир! Ты берешь четыре рубина чистой воды и раскладываешь их вот таким образом.

Перед ним, на темном полированном граните пола неизвестно откуда появились четыре крупных рубина. Дракон с необыкновенной легкостью подхватил их своими когтями и разложил так, что они образовали сильно вытянутый прямоугольник.

– После того, как ты произнесешь заклинание, – продолжил свои пояснения Демиург, – Между этими камнями возникнет арка перехода, по форме она будет идеальным полукругом, так что заранее прикидывай достаточную высоту, чтобы пройти под ней, и имей ввиду, что чем больше арка, тем большее потребуется усилие для ее поддержания. Когда основание перехода готово, ты должен до мельчайших подробностей представить себе то место, в которое ты собираешься выйти – это тебе не просто вышвырнуть кого-либо вон! Место назначения должно быть представлено очень тщательно, потому как во Вселенной имеется очень, очень много весьма похожих мест и в случае любой небрежности ты рискуешь оказаться совсем не там, куда собирался!.. Теперь садитесь на лошадей и подъезжайте ближе…

Мы выполнили команду дракона, и когда приблизились, он вдруг протянул мне лапу и негромко проговорил: – Это – сам знаешь для кого…

В моей руке оказалась небольшая… погремушка в виде маленького забавного дракончика, улыбающегося во все свои три пасти. Я спрятал игрушку за пазуху камзола, а Демиург, строго глянув на меня янтарным глазом сказал:

– Открывшаяся арка всегда бывает односторонней, на той стороне перехода ты появишься прямо из воздуха. А теперь заклинание!..

И он начал читать этаким напевным речитативом весьма витиеватое стихотворение. Хорошо еще, что оно оказалось не слишком длинным и вместе с сопутствующим музыкальным мотивом легко запоминалось, потому что повторно услышать его мне вряд ли бы удалось. Едва Дракон допел последний звук, как от правой пары камней к левой дугой протянулась багрово светящаяся дорожка, и в ограниченном ею пространстве исчез подземный зал Демиурга. Вместо него мы увидели дорогу, выложенную желтым камнем, а метрах в сорока впереди, часть надвратной замковой башни с маленьким балкончиком над закрытыми воротами, возле которых маячили двое стражников.

– Вперед!.. – скомандовал Демиург, и я тронул свою кобылу.

Через минуту мы трое остановили своих коней прямо напротив ворот замка Сорта. Стражники обалдело таращились на нас, явно не понимая, откуда мы свалились и каким образом обошли расставленные вокруг замка боевые ловушки.

– Ну что, ратнички, – самым непринужденным тоном окликнул я стражников, – Напугали мы вас? Не бойтесь, мы мирные… Лучше подскажите, как бы нам с лордом Сорта увидеться?

Услышав мой добродушный голос, боевые ребята несколько пришли в себя, и один из них шустро попятился в стене башни, помогая себе древком алебарды. Прислонившись к серым камням, он незаметно ткнул локтем в стену, и один из камней тут же развернулся вокруг своей оси, выставляя напоказ некое устройство, главной частью которого был довольно большой черный раструб.

– Эй, старшой, тут какие-то два… благородных сэра и… э-э-э… благородная дама лорда спрашивают, – прохрипел охранный воин в раструб, тут же прижал к нему ухо и принялся кивать лохматой непокрытой головой.

Выслушав, что там ему натолковали, он вернул камень на место и с важным видом повернулся в нашу сторону.

– Щас к вам выйдут… благородные сэры! – как можно торжественнее объявил он.

Действительно, не прошло и минуты, как на маленьком балконе появился… сэр Лор в своих замечательных серебристых доспехах с голубой насечкой. Увидев около ворот замка мою персону, он слегка растерялся, зато я поднял забрало и обрадовано воскликнул:

– Сэр Лор, рад тебя видеть в добром здравии и с поджившей физиономией! Помнишь ты все пытался затащить меня в замок своего хозяина? Ну так я сам явился! Не позовешь ли графа, у меня для него приятные новости!

Тайный графский начальник поднял забрало и целую минуту разглядывал нашу компанию, словно опасался, не затеяли ли мы какую тайную акцию против его сюзерена. Правда, внимательнее всего он разглядывал Годену, и я его прекрасно понимаю! Наконец он кашлянул, прочищая горло, и ответил:

– Граф очень занят… У него… э-э-э… гость! Но я постараюсь доложить ему о твоем… прибытии.

И сэр Лор исчез.

В следующую секунду за моей спиной раздался спокойный тихий голос сэра Вигурда:

– Сэр Рыцарь, опусти забрало, за нами следят и я опасаюсь… недостойных поступков со стороны наших противников!..

«А он прав!» – подумал я и смахнул забрало на лицо.

Однако, «наши противники» никак себя не проявляли, несмотря на заявление Вигурда о том, то за нами следят.

Сэр Лор, как оказалось, времени даром не терял, потому что по прошествии пяти минут на балконе появился сам граф Альта, который опять-таки первым делом уставился на фею Годену.

Граф был без доспехов в простом, строгом камзоле, явно домашнего применения. Появление феи в моей компании его настолько поразило, что он не смог совладать со своими чувствами и теперь на его лице совершенно открыто читалось изумление, разбавленное немалым испугом. И обратился он в первую очередь к Годене:

– Фея, я смотрю, ты получила назад свою силу?.. Я так рад, что все для тебя обошлось благополучно!..

– Да, благородный сэр, все для меня обошлось благополучно, – спокойным мелодичным голосом ответила Годена, – Но в этом нет твоей заслуги…

– Фея! – на лице графа испуг стал доминирующим выражением, – Ты не можешь меня обвинять!! Что я мог сделать?! Согласись, что в споре с Тенью Демиурга я бессилен!!

– Да, – немедленно согласилась Годена, – Ты бессилен, и я ни в чем тебя не обвиняю… А сейчас тебе лучше поговорить с сэром Вла… с Черным Рыцарем!

– Да?.. – растерянный граф повернулся ко мне, – Слушаю тебя, сэр Черный Рыцарь!

– Ты не забыл, Альта, что у нас с тобой есть маленький договор? – несколько фамильярно обратился я к графу, и это мгновенно привело его в чувство. Во всяком случае, волчий оскал, появившийся на его «благородном» лице, показал мне, насколько хорошо он ко мне относиться.

– Нет, благородный сэр, я ничего не забыл!

Даже голос его стал привычно высокомерным и пренебрежительным. Но мне было глубоко наплевать на его голос и на него самого, я почувствовал приближение конца своего невероятного, но весьма утомительного приключения.

– В таком случае, выводи ко мне моего… сквота, и покончим с этим делом.

– А у тебя есть интересующая меня информация?

Казалось, граф был несколько удивлен столь быстрым решением его проблемы.

– Граф, как ты можешь сомневаться, – воскликнул я, – Разве я иначе осмелился бы появиться у ворот твоего замка?! Или ты не готов произвести обмен?!

– Ну, почему? – спокойно ответил он, – Приглашаю вас в замок, мы сможем вместе пообедать и решить все наши дела…

И на его худом лице снова показалась усмешка, похожая на волчий оскал.

– Нет, граф, – с похожей усмешкой ответил я, – Мы договаривались, что ты вернешь мне Юрку верхом на лошади, а это затруднительно сделать в покоях твоего замка. Выводи его на дорогу, и я скажу тебе то, что ты желал знать… а может быть и еще кое-что добавлю, если… сквот не слишком… помят!

– Жаль… – чуть разочарованно протянул Альта, – Жаль, что вы отказываетесь от обеда… Ну хорошо… Только вам придется немного подождать, пока я… подготовлю сквота…

– Мы подождем… подождем… – заверил я графа, и он исчез с балкона.

Отъехав от ворот замка метров на сорок, мы остановили лошадей и принялись ждать.

Я снова поднял забрало и обратился к сэру Вигурду:

– Маркиз, наше путешествие заканчивается, чем ты думаешь заняться, когда… когда мы расстанемся.

Вигурд медленно поднял забрало и удивленно посмотрел на меня:

– Я, признаться, не думал, что мы когда-нибудь расстанемся…

– К сожалению, я должен буду, по завершении своих дел, уйти… Наверное, навсегда… – я грустно улыбнулся юноше, к которому успел крепко привязаться.

– Но, разве мы… ты уже сделал все, чтобы… спасти Демиурга?!

От этого вопроса я, признаться, слегка опешил, из моей головы совершенно вылетело предназначение Черного Рыцаря! Хотя, действительно получалось, что я спасал Демиурга, правда пока еще очень маленького и беспомощного! Так что я с полным правом ответил:

– Да, сэр Вигурд, мы сделали все, чтобы спасти Демиурга, но остаток этой работы я должен доделать один!.. Или с госпожой феей… если она сочтет возможным последовать за мной?..

Я все-таки решился задать этот вопрос Годене, воспользовавшись удобным случаем!

Фея бросила на меня внимательный взгляд, а потом опустила глаза и едва слышно произнесла:

– Я готова следовать за тобой, сэр Владимир, куда ты пожелаешь, но поговорим об этом, когда ты освободишь своего друга…

Внутри у меня все запело от радости! Я готов был сорвать с себя шлем и запустить им в облака!

И тут молодой маркиз задал мне совершенно неожиданный вопрос:

– Значит, я имею право носить черное забрало?!

Ответить я ничего не успел, поскольку тут же раздался нежный голосок феи Годены:

– Маркиз собирается вступить во владение фамильным леном в обход первых наследников?..

Лицо Вигурда вспыхнуло быстрым румянцем, и он гордо выпрямился в седле:

– Нет фея, я не собираюсь этого делать, но мне дорога честь!

– Вы славный юноша и настоящий благородный рыцарь… – с улыбкой произнесла Годена, а сэр Вигурд еще больше покраснел, теперь уже от явной похвалы.

– Постойте, постойте!.. – воскликнул я, – Что-то я не возьму в толк, о чем вы говорите!

Фея улыбнулась мне:

– Дело в том, что признанный спутник Черного Рыцаря по прозвищу Быстрая Смерть по легенде и по обычаю имеет право носить на своем шлеме забрало черного цвета, и это забрало дает ему преимущество в наследовании родового поместья, как завоевавшему это преимущество своим высоким служением. Ты, сэр Черный Рыцарь, только что подтвердил право сэра Вигурда на черное забрало, вот я и поинтересовалась, зачем маркиз желал его получить… Хотя, безусловно, он имеет на него все права!

Я взглянул на Вигурда и несколько неуверенно спросил:

– Так значит, ты теперь можешь наследовать Кашт?..

– Нет, сэр Рыцарь, мое понимание рыцарской чести не позволяет мне претендовать на наследство в обход моих братьев! – с подлинным благородством ответил Вигурд.

«Вот тебе и сквот!!! – подумал я, – Да на такое заявление… нет, на такое поведение способен далеко не каждый Человек!»

И в этот момент над нами поплыл резкий, чуть хрипловатый звук трубы.

Мы повернулись в сторону замковых ворот. Над ними, на том самом балконе с которого разговаривал граф Альта, стоял невысокий трубач и, яростно надувая щеки, выводил какую-то варварскую мелодию. Затем, полностью завладев нашим вниманием, он резко опустил руку с трубой и заорал во всю мощь своей луженой глотки:

– Граф Альта со своими гостями покидает свой ленный замок Сорта!!! Открыть ворота замка.

Следом за этим воплем ворота начали медленно с непередаваемым скрежетом распахиваться, и через минуту на желтую дорогу выехал высокий гнедой жеребец, несущий на себе самого графа Альта в полном боевом облачении. Но это было еще не все. Позади графа, отстав от него на пол корпуса лошади, выезжали с одной стороны барон Торонт на толстой каурой кобыле, затянутой в панцирь, а с другой… наш знакомец Оберон на самом настоящем осле! Следом за этой троицей довольно беспорядочной толпой на дорогу вывалились с десяток конных рыцарей, а за ними около сотни стражников, вооруженных длинными алебардами и с мечами на боку.

Это красочное выступление могло сойти за некое подобие почетной встречи, но я пригляделся повнимательнее к этой толпе и не нашел в ней своего знакомого, сэра Лора. Это меня очень насторожило, я отлично помнил, какую гвардия возглавлял в замке Сорта этот благородный сэр.

Мои спутники выехали чуть вперед и встали у меня по бокам, забрало на шлеме сэра Вигурда было опущено, и… оно было черного цвета!

Впрочем, удивиться и спросить маркиза, когда он успел перекрасить свое забрало, я не успел – раздался зычный голос графа:

– Сэр Черный Рыцарь, я готов завершить нашу сделку, вот только ее условия несколько изменились! Твой сумасшедший сквот оказался весьма занимательной личностью, обладающей поразительным талантом…

«Убиться можно!.. – изумился я, – Какой же это талант раскопал в Макаронине граф?! По-моему у Юрки никаких талантов не могло быть по определению!»

– … Так что его цена значительно возросла и я требую в обмен на него еще кое-чего!

Альта точно рассчитал момент – сейчас он мог потребовать чего угодно, а я отдать что угодно, только бы поскорее вернуться к себе домой с моей феей и этим недоумком старлейтом!

– Слушаю твои предложения, граф!.. – весьма доброжелательно откликнулся я.

– Я требую, чтобы в дополнения к оговоренным сведениям, ты вернул мне… фею Годену!..

Сначала мне показалось, что я ослышался, однако растерянно оглянувшись на своих спутников, я понял, что со слухом у меня все в порядке. Тогда я пристально посмотрел в сторону графа, надеясь, что на того уже надевают смирительную рубашку, поскольку, по моему мнению, такое требование мог выдвинуть только совершенно лишенный разума… сквот! Но и там царило выжидательное спокойствие. И тогда я взял себя в руки и смог ответить достойно:

– Я не могу, граф, вернуть тебе фею, поскольку не брал ее у тебя, с этим вопросом ты должен был обратиться к той Тени, которая ее уводила из твоего замка! Кроме того, я не могу что-либо приказывать фее – она, и только она сама может решать, где и с кем ей оставаться!

– Не юли Рыцарь, – насмешливо воскликнул лорд Сорта, – Ты прекрасно знаешь, что Годена сделает так, как ты скажешь! Так что решай, твой сквот дожидается тебя за этими воротами и присоединится к твоей компании, как только ты согласишься на мои условия!

Я растерянно оглянулся на Годену, и вдруг она звонко крикнула:

– Выводи своего пленника, граф, я согласна!..

Альта вскинул вверх левую руку и стражники позади него расступились, пропуская невзрачную клячу под неким подобием седла. На кляче, держась за веревочную узду и болтаясь из стороны в сторону сидел Юрка-милиционер, в своем замызганном сером мундире и весьма помятой, опухшей рожей. Граф остановил клячу около себя и крикнул:

– Пусто фея Годена переезжает на мою сторону, затем я отправлю к тебе твоего сквота, а затем ты сообщишь мне то, что имеешь сообщить!..

Я лихорадочно соображал, как же мне удержать Годену от ее безумства, и вдруг она наклонилась ко мне и тихо произнесла:

– Посмотри внимательно, сэр Владимир?..

Мне не надо было переспрашивать ее, что она имела ввиду, я просто бросил более внимательный взгляд на Юркую Макаронину и… мгновенно понял, что это совсем не потерявшийся мильтон! Это была просто раскрашенная кукла, на которую наложили простенькое, незамысловатое заклинание – морок! У меня в глазах потемнело от злости!

– Граф, ты бесчестен, как шватая былдра! – рявкнул я, – Кого ты хотел обмануть своей куклой! Враль подзаборный!..

И в этот момент позади нас раздался грохот каблуков по мостовой. Оглянувшись, я увидел, как на желтый камень дороги, отрезая нам путь выбегают Красные шапки, возглавляемые сэром Лором!

– Слушай самозванец, – насмешливо заорал Альта, – Я не знаю чем ты соблазнил этого юнца и эту глупенькую фею, но ни один благородный сэр и не подумает соблюдать данные обещания или законы чести по отношению к какому-то там… полукровке! Я и без твоих услуг знаю, что Демиург сидит в своем горном заповеднике, я и без твоего согласия заберу себе фею Годену, она ведь поклялась мне в любви! Твой юный помощник вряд ли чем будет тебе полезен, потому что помочь тебе уже нельзя! Черный Рыцарь кончился!

Он оскалился в своей волчьей усмешке и обратил свой взор на фею:

– Годена, ведь ты меня кое-чему научила! Смотри насколько усерден твой ученик!..

Он вдруг сделал непонятный, неуловимый жест обоими руками и крикнул:

– Ну, сэр, так называемый, Черный Рыцарь, что ты можешь противопоставить этому волшебству.

В тот же момент моя кобыла взвилась на дыбы… вернее только попыталась взвиться на дыбы… и не смогла! Дорога под ее ногами заколебалась и пошла странными мелкими волнами, а копыта лошади провалились в камень по бабки и завязли там, продолжая медленно погружаться!

Я одним броском покинул седло и… тут же по щиколотку увяз в желтом камне. Было такое ощущение, что меня затягивает зыбучий песок, и нет никакой возможности поднять хотя бы одну ногу!

Рядом со мной прозвенел отчаянный голос Годены:

– Граф Альта отзови свое колдовство!.. Отзови немедленно!..

Но в ответ раздался довольный хохот графа и барона Торонта.

– Нет фея!.. – вдруг закричал карлик Оберон, – Это мое колдовство, и его нельзя отозвать! Это сама Кутья Мотета, и она должна забрать свою жертву, без этого она не уйдет!..

Я провалился в камень до середины икр, и рядом со мной продолжала погружаться моя лошадь. Мне никак не удавалось нащупать хоть какую-то опору, но в этот момент прямо передо мной метнулась белая тень, и фея Годена легла у моих ног. Дорога мгновенно вытолкнула меня наружу, а фигура феи расплылась, потеряла очертания, начала истаивать, пропадая в желтом камне!..

Я бросился к ней, желая поднять ее с земли, выхватить ее из пасти заклинания, но мои руки прошли сквозь это уже бесплотное тело, и только эхо ее голоса еще достигло моего слуха:

– Прощай… любимый!..

Секунду спустя, я стоял на коленях в желтой дорожной пыли, а моя фея, моя бесценная мечта… исчезла!

Я оторвал взгляд от голых дорожных камней и поднял голову. В безразличном синем небе звенела абсолютная, безбрежная тишина и… пустота! Потом мой взгляд упал на трех странного вида существ – одного карлика в пестрой безвкусной одежке, одного худого и длинного рыцаря в глухом боевом панцире и одного толстого неопрятного верзилу с довольно улыбающейся рожей… все трое сидели на каких-то животных, и все трое были мне противны до омерзения.

Я поднялся с колен… с камней, и в тот же момент звуки вернулись в Мир. Я стал понимать причину и цепь событий, и их трагичность… и их фарс… И я заговорил… Нет, я не кричал, не надрывал связки – я говорил негромко и спокойно, но тем не менее все, кто должен был меня услышать, прекрасно меня слышали:

– Значит, ты граф и ты барон хотите стать… Человеками? Хотите обрести бессмертную душу? А знаете ли вы, что такое быть Человеком? Знаете ли вы, как с вами поступит Человек?.. Не знаете?.. Ну, смотрите!..

Я снова поднял лицо к небу и негромко затянул на одной ноте:

– А-а-а-а-а-а-а-а-а…

Я выбрасывал в небо свою боль, свою тоску, свое горе! Теперь-то я знал, что горе не хуже ярости создает мощный магический кокон! Только горе это должно быть по настоящему горьким!

И в то же время моя левая рука, сложив пальцы щепотью принялась описывать незримую спираль, обвивающую незримый конус, повернутый вершиной вниз, а правая, раскрыв ладонь и плотно сжав пальцы, начала скользить горизонтально по воображаемому кругу. Мои странные, непонятные движения продолжались всего несколько секунд, до того момента, пока не кончился воздух в груди, и тогда с хриплым вскриком я выбросил руки вперед, в направлении моих врагов.

Первым, с раздирающим уши ревом пошел вперед воздушный смерч, с каждым метром и оборотом набирая силу и ярость. А следом за смерчем рванулся, едва слышно посвистывая, неярко поблескивающий и неистово вращающийся диск, слепленный из мельчайших кристалликов льда – моих невыплаканных слез!

В считанные мгновения смерч оказался над графом и, беспощадно выдернув его из седла, подбросил вверх.

– В-в-з-з-з-и-и-г-г! – прозвенел ледяной диск, и голова Альты, упрятанная в стальной шлем, отделилась от дрыгающего руками и ногами тулова. А диск, нарушая все законы физики, мгновенно замер и пошел в обратную сторону, заметно снижаясь!

– В-в-з-з-з-и-и-г-г!

И тело графа развалилось прямо по опоясывающему его ремню. А диск уже шел в обратную сторону!..

– В-в-з-з-з-и-и-г-г!

И ноги графа, отделившись от остатков туловища, полетели вниз!

Ошметки графского тела вместе с остатками его панциря и вооружения еще не успели оказаться на земле, как над дорогой зазвенел истошный визг Оберона. Карлик, подброшенный вверх беспощадным смерчем еще пытался творить какие-то охранные или атакующие пассы, но посвистывающий голубоватый диск пропел свое:

– В-в-з-з-з-и-и-г-г!

И ручки карлика, отрезанные выше локтя, последовали за остатками графа. А диск, мгновенно изменив направление полета и встав вертикально, повторил свое:

– В-в-з-з-з-и-и-г-г!

Располовинивая крошечного чародея по хребту.

И тут же захлебнувшийся визг карлика сменил утробный рев барона Торонта!

Впрочем, я уже не слушал, что ревел лорд Гастор, выдернутый из седла, и уже не смотрел на очередную кровавую расправу выпущенного мной боевого заклинания. Я спокойно поднялся в седло стоявшей рядом лошади, щит сам прыгнул на мое левое предплечье, а правая рука потащила из ножен черный глазастый клинок. Лошадь, как мне показалось, тоже вполне самостоятельно развернулась мордой в сторону Красных шапок, и только мой крик принадлежал мне:

– За фею Годену!..

– За фею Годену!.. – эхом повторил рядом со мной маркиз Вигурд, и наши лошади ринулись вперед неудержимым галопом!

Однако схватки не получилось. Первым, на что опустился мой меч, оказалась голова сэра Лора. Когда я обратным движением потянул клинок на себя, тот уже успел опуститься до середины груди начальника тайной службы, и на этом его служба закончилась! Первые трое-четверо из попавшихся нам Красных шапок еще пытались как-то манипулировать своими алебардами, но были порублены в секунду. Остальные, увидев, что остались без руководства и поняв, что им не справиться с двумя бронированными, неуязвимыми чудовищами, начали бросать свое оружие и разбегаться, прячась в окружающих дорогу зарослях. Через минуту я повернул лошадь снова в сторону замка.

Там тоже все было закончено. Вдоль стен замка, по обе стороны от ворот валялась графская гвардия, справа, куда направился мой смерч, поломанная и побитая, слева, куда двинулся диск, покрошенная. Ворота были распахнуты и я беспрепятственно проехал во двор замка Сорта, бывшую цитадель графа Альта.

Соскочив с лошади я крикнул совершенно мертвым голосом:

– Управляющий!..

И передо мной тут же возник невысокий толстенький… сквот в скромном и опрятном одеянии.

– Где ты держишь… сумасшедшего сквота по имени Юрий? – спросил я, уставившись управляющему в лицо сквозь забрало шлема.

– Но, господин, я не могу без распоряжения графа… – начал было управляющий, но его перебил появившийся рядом Вигурд:

– Граф Альта, двенадцатый лорд Сорта убит в честном поединке, и, поскольку наследников у графа не было, твоим хозяином стал его победитель – князь Владимир шестнадцатый лордес Москов, тринадцатый граф Сорта! Повинуйся ему!

– Слушаю, господин, – тут же согнулся в поклоне управляющий, – Прошу за мной!..

И он повел нас в главный дворец замка. Пройдя через парадный вход и поднявшись по шикарной лестнице на третий этаж, мы дошли до последней, самой дальней двери, которую сквот открыл маленьким ключом, висевшим на огромной связке. За дверью располагалась небольшая прихожая, из которой вели две двери и открытая арка. Едва дверь хлопнула, закрываясь за нами, из-за арки раздался пьяный голос:

– Нет, граф, больше не уговаривай! На сегодня я пас и минус! И вообще, сколько можно – все спирт да спирт, сало да сало! Можно подумать ты меня, как свинью, на убой откармливаешь!

Мы прошли в арку и увидели лежащего на роскошной тахте, столь долго разыскиваемого, Юрку Макаронина. На нем красовался замызганный до полного неприличия мундир, распахнувшийся на груди и открывающий чужим взорам старую голубую майку и бледную Юркину грудь.

Геройский старший лейтенант, тоже увидел нас и, удивленно вытаращив глаза, спросил:

– У нас сегодня что, маскарад? Тогда я требую заменить спирт коньяком!..

Я поднял забрало и устало проговорил:

– Пошли Юра, тебя полковник дожидается…

Старлей смотрел мне в лицо и не узнавал. А тоже время в его затуманенном алкоголем мозгу, знакомые слова – «Юра» и «полковник», рождали определенные рефлексы, а потому он неуверенно поднявшись со своей тахты, просто, но достаточно тоскливо согласился:

– Пошли…

Мы снова спустились во двор и я приказал управляющему, или, как он сам себе ненароком обозвал, дворецкому, чтобы Юрке подали заседланную лошадь. Лошадка появилась буквально через минуту. Тут я кое-что вспомнил и полез отвязывать от своего седла мешок. Порывшись в его содержимом, я откопал свою старую джинсу и прямо во дворе стал освобождаться от своих шикарных доспехов, великолепного камзола, на котором пока еще не стояло торговой марки «Шапс и компания», от сапог и прочей рыцарской амуниции.

Переодевшись, и сложив не нужное мне больше добро к ногам обалдевшего сэра Вигурда, я сунул маленькую погремушку в карман джинсов и повернулся к вытаращившему на меня глаза дворецкому:

– Слушай внимательно тринадцатого лорда Сорта, крыса! Поскольку я должен покинуть эти благословенные края, я назначаю своим наследником маркиза Вигурда, шестого лордеса Кашта и, отныне, четырнадцатого лорда Сорта и передаю ему все, что имею в этом мире. Если я узнаю, что ты плохо ему служишь, я вернусь и спущу с тебя живого шкуру! А тебя, маркиз, – я повернулся к потерявшему дар речи Вигурду, – Прошу принять мою благодарность и искреннюю любовь. Да, еще… передай это барахло в Лесной заповедник, Маулику и скажи ему от меня спасибо… и привет Топсу с Фокой… А теперь, прощай!

Он хотел что мне сказать, что-то возразить, но я с нажимом повторил: – Прощай, – а потом вдруг притянул его к себе и обнял.

Вряд ли сэр Вигурд в своих латах почувствовал крепость моих объятий, но их сакральное значение он понял, и, отстранившись, я заметил блеснувшую в его глазах слезу.

Я вскочил на свою верную кобылку и повернулся к давно сидевшему в седле Юрику:

– Ну что, поехали, похищенный!..

И только тут он меня узнал:

– Володька!.. Сорокин!.. – изумленно воскликнул прямо на глазах трезвеющий оперуполномоченный, трогая вслед за мной своего конька, – Как ты меня отыскал?!

Но я не отвечал на его вопрос – горло у меня перехватило и… Видимо, не все свои слезы вложил я в свое магическое оружие.

Мы удивительно быстро, за какие-нибудь два-три часа добрались до границы заповедника, оставив в стороне деревню, в которой меня пытался «арестовать» ныне упокоенный сэр Лор. Углубившись в синюю лесную чащу я вдруг испугался, что не смогу найти ту поляну, от которой началось мое странное и… страшное путешествие, однако, ближе к вечеру мы выехали аккурат на нее, словно мою умненькую лошадку все еще вела моя… фея. Соскочив с лошади, я достал из кармана джинсов Мауликов кошелек с камнями и выбрал четыре самых на мой взгляд красивых, надеясь, что их «вода» соответствует «возложенной на них задаче». Затем, похлопав свою лошадь по морде, я прошептал ей на ухо: – Надеюсь Маулик быстро тебя найдет, – и отвел ее вместе с лошадью спешенного Юрки подальше к опушке.

Вернувшись в середину поляны, я, как учили, разложил рубины в синей траве и оглянулся на притихшего старшего лейтенанта. Тот давно уже перестал задавать мучившие его вопросы и только со странным испугом в глазах наблюдал за моими действиями.

Я закрыл глаза, поднял лицо к небу и представил себе…

Задний двор, дома номер два по Второй Вагонной улице моего родного города. Его серый не крашеный забор, густо заросший высоченной, сочно-зеленой крапивой и серой, заматерелой полынью. Я представил себе, как некто неизвестный, а может быть и вполне известный, прогуливается в этих травяных зарослях, и верхушки зарослей раскачиваются, показывая маршрут неторопливого следования этого некта. Я представил себе коротенькую зеленую вытоптанную травку перед входом в квартиру номер два и яркое золотой солнце над двором… И когда вся это дорогая моему измученному сердцу картина встала перед моими закрытыми глазами, как живая, я… начал петь заклинание. Очень скоро оно кончилось и я открыл глаза. Под перекинувшейся над синей полянкой рубиновой аркой под яркими солнечными лучами зеленел заросший двор, ограниченный серым не крашеным забором, и отдельные верхушки высоченной крапивы нервно подергивались, словно кто-то невидимый дергал их у основания.

– Ни фига себе!.. – раздался за моим плечом совершенно трезвый голос Макаронина.

– Пошагали, – устало проговорил я, и, взяв лейтенанта за рукав мундира, потянул его под арку. А он особенно и не упирался.

В воздухе поплыл резкий стон, словно лопнула басовая струна виолончели, и мы оказались во дворе госпожи Фоминой.

И тут же за нашей спиной раздался знакомый басистый женский голос:

– Вы кто такие и откудова появились?!

– Я те, гражданка Фомина, щас расскажу, «откудова» мы появились!.. – зарычал старший лейтенант, медленно поворачиваясь на голос, но я оборвал готовый начаться диалог, резким окриком:

– Молчать!..

А потом, повернувшись к зарослям, позвал:

– Эй, Кушамандыкбараштатун, пойди-ка сюда!..

Верхушки крапивы и полыни замерли, а потом над ними появились три серо-зеленые головки, зло поблескивающие черными бусинами глаз. С минуту мы рассматривали друг друга, а потом я вытянул из кармана погремушку и помахал ею в воздухе.

Через мгновение «Змей Горыныч карликовой породы» стоял рядом со мной. Я протянул ему его игрушку и он схватил ее передней лапой, а потом…

Маленький Кушамандыкбараштатун, подскакивая на трех свободных лапах и смешно покрякивая, разогнался, подпрыгнул и взмыл в воздух… без всяких крыльев! Заложив стремительный вираж, дракончик крикнул что-то не совсем разборчивое, что я принял за благодарность, а затем что-то громко хлопнуло и он… исчез.

Я медленно повернулся к двум оставшимся субъектам и устало проговорил:

– Ну а теперь давайте решать, что делать с вами…

– А чего решать… с нами? – наивно удивился Юркая Макаронина, – Я напишу тов… гос… ну, полковнику рапорт, в котором все… э-э-э… распишу… Мне все равно нужно будет за дубинку отчитываться… Дубинку-то мне, этот… граф… не вернул…

Я очень живо представил себе Юркино письменное творчество! И понял, что желтый дом по нему плачет! Бабка Яга, услышав предложение старшего лейтенанта, тоже насторожилась – сообразительная была бабушка!

– Нет, Юра! – самым убедительным образом начал я, – Если ты напишешь своему полковнику про… маленького трехголового дракончика, синюю травку и графский замок, в котором ты занимался неизвестно чем чуть ли не две недели, я думаю, тебя не только попрут из органов, но и отправят… лечиться кое-куда!

– Я никакого дракона в глаза не видела, а если у него белая горячка случается, я не отвечаю! – категорично заявила гражданка Фомина Ф.Ф. своим убедительным басом, чуть помолчала и еще более авторитетно добавила, – И никаких документальных доказательств у этого… участкового нет!

Ее малюсенькие глазки воинственно поблескивали, а впечатляющий носяра нервно подергивался. Но на Юрку категорически-воинственный вид бабки не произвел должного впечатления, он медленно повернулся лицом к нарушительнице и самым начальственным тоном проскрежетал:

– Ах ты, … алимент, да я тебя на семь суток в обезьянник законопачу, чтобы твоя … коркой покрылась, да ты у меня…

– Ты, корреспондент, слушай, как наша милиция к гражданам невиновным обращается!.. – перебила его бабка ехидным басом, – И в какой это его школе таким выражениям учили?! Видать в милицейской… В средней общей такого предмета точно не преподают!..

Юрка поперхнулся и замолчал, сообразив, что действительно перегнул с выражениями, но сдаваться он не собирался. Немного собравшись с мыслями, он вернулся к прерванному монологу:

– Ты, несознательная гражданка Фекла Фомина… Федоровна, скрываешь важные улики от… властей. И за это уголовное нарушение с тебя… тебе… это… отвечать придется по всей строгости!..

И тут совершенно неожиданно Фекла Федоровна широко улыбнулась, продемонстрировав во всей красе свой уникальный клык.

– Представляешь, корреспондент, какой этот старшой лейтенант напишет рапорт?

Этим замечанием она совершенно сбила Юрку с толку, и он замолчал, теперь уже насовсем. И тогда я взял инициативу в свои руки.

Быстро прикинув по памяти состояние окружающей местности, я начал втолковывать участковому, что с ним произошло на самом деле:

– Значит так… две недели назад…

– Пятнадцать дней назад!.. – немедленно уточнила, мгновенно уловившая смысл моего рассуждения, гражданка Фомина, тоном авторитетного свидетеля.

– Пятнадцать дней назад, вечером, – принял я ее уточнение, – Ты зашел к гражданке Фоминой с целью уточнения… породы ее собаки. Убедившись, что ее песик является помесью таксы, ньюфаундленда и афганской овчарки, ты вышел на улицу, когда уже начало темнеть и решил обойти дозором вверенный тебе участок. В конце Второй Вагонной улицы на тебя на тебя напали неизвестные и, применив неизвестное тебе отравляющее вещество, повергли тебя в бессознательное состояние. Ты пришел в себя в неизвестном тебе месте похожем на подвал!

– В натуре!.. В подвале!.. – неожиданно подтвердил Юркая Макаронина.

Я кивнул, одобряя пробуждение его памяти, и продолжил:

– На улицу тебя не выпускали, и потому ты не знал сколько времени ты пробыл в этом подвале, но тебя несколько раз допрашивали и даже пытали!..

– Факт, пытали! – горячо поддержал меня Юрка, – Спиртом!!!

Фекла Федоровна тяжело вздохнула, но я согласился и с этим предложением:

– Пусть спиртом… Главное ты ничего не помнишь, кроме того, что тебя спрашивали о ближайших оперативных планах твоего отделения…

– Но я ничего не сказал!!! – твердо и убедительно отрубил старлей.

– Факт, – согласился я, – И ты запомнил кличку главаря… его так называли остальные…

– Граф!!! – вспомнив «кличку», заорал Юрка.

– Точно! – подтвердил я, – Но больше ты ничего не помнишь! Понял?!

Юрка почесал себе давно нечесаную башку и вдруг обречено заявил:

– А я и не помню… Если б ты не напомнил, я бы и этого не вспомнил… Хотя… Граф – фигура заметная… Особенно одежда!

И снова я не возражал – пусть «вспоминает», такие «подробности», они будут работать на мою версию. Тем более, я заметил за открытой входной дверью квартиры гражданки Фоминой удивительно подходящее полешко.

Повернувшись к хозяйке, я спросил:

– Фекла Федоровна, телефона у вас в доме нет?..

Бабка бросила было на меня подозрительный взгляд, но вспомнив, что мы в одной команде, быстро ответила:

– Есть! Как не быть?! Вне очереди поставили!..

– Можно мы позвоним?

– Ну-у-у, позвоните…

– Пошли, Макаронина… – обнял я Юрика за плечи и подтолкнул его вперед.

Старший лейтенант шагнул в полутемную прихожую, присматриваясь к обстановке, и в этот момент я тюкнул его по темечку бабкиным полешком. Юрик и упал!

Где телефон!.. – рявкнул я через плечо, и бабка, юркнув мимо меня, понеслась в комнату. Я быстро бросился следом и, выхватив у нее поднятую трубку, набрал 02.

Когда дежурный лениво ответил:

– Милиция слушает, что там у вас?..

– Я самым напряженным тоном проорал:

– Владимир Сорокин тебя беспокоит! Я вашего Макаронина нашел!..

– Где?! – чуть не порвал всю городскую телефонную сеть вопль дежурного.

– Приезжайте к гражданке Фоминой и «скорую» с собой прихватите!

– Щас будем! – снова заорал дежурный и махнул трубочку на рычажок.

Я повернулся к бабке и с облегчением прошептал:

– Вот и все…

Фекла Федоровна пожевала губами, покосилась в сторону прихожей и тихим басовитым шепотом поинтересовалась:

– Слышь, корреспондент, а ты мне расскажешь… куда Куша подевался?..

– Домой он подевался… к родителю своему…

– Да… – разочарованно шепнула бабка, – А я надеялась, он со мной насовсем останется… Он ласковый такой был… Прям сразу ко мне пошел… побежал даже… Я ж его за путями нашла, у старых пакгаузов… Он там… прятался…

– Да… повезло ему! – усмехнулся я, – Ты ж его… нянька, вот он к тебе и… побежал!..

И бабуля не удивилась моему сообщению и ничего не возразила.

Я протащил Юрку в комнату и уложил его на диване. А затем снова взялся за телефон, мне надо было обеспечить себе подтверждение своего пребывания в различных районах области на последние десять дней. Хорошо, что друзей у меня в округе больше чем достаточно!

Через пятнадцать минут все было согласовано, и у меня появились твердые свидетели, а еще через пяток минут прибыл полковник Василь Василич Быков лично!

Ворвавшись в квартирку и мгновенно заполнив ее своей внушительной фигурой, он сразу же увидел распростертого на диване старшего лейтенанта и тут же понял, что тот без сознания. Повернувшись ко мне, полковник потребовал:

– Докладывай, пресса, где и как нашел!..

– Ну, вообще-то, случайно, – чуть смущенно проговорил я, – После того, как вы меня ввели в курс дела, я зашел к гражданке Фоминой убедиться, что у нее действительно есть собака и нет участкового. Повидал я эту… собаку… – эта фраза получилась у меня достаточно тоскливой, – Потом я решил объехать места, в области, где Юрка… старший лейтенант, мог, на мой взгляд… задержаться… Ну, вы понимаете!..

Полковник кивком подтвердил, что он понимает.

– Никого я там не нашел, только деньги зря на поездки потратил. А сегодня, как раз восьмичасовой электричкой вернулся из Черного Яра…

– Далеко ты забрался… – не то одобрил, не то осудил мои действия полковник.

– Далеко… – согласился я, – Так вот, сойдя с электрички, я снова решил зайти к Фекле Федоровне, спросить, не появлялся ли у нее… старший лейтенант – здесь же совсем недалеко, если напрямик. И вот, прохожу я мимо старых пакгаузов и слышу, кто-то вскрикнул! Причем, нехорошо так вскрикнул, коротко… Я к пакгаузам, а оттуда, через дырку, двое вылезли и быстро так пошагали в сторону Серой слободы. За ними я не пошел, а дождавшись, когда они отошли подальше, залез в пакгауз. Вот там, в самом углу Юрка… то есть старший лейтенант и лежал… Я его сюда и притащил…

– Что ж ты его в отделение не доставил? – строго спросил полковник.

– Я подумал, товарищ полковник, что лучше будет, если старшего лейтенанта в таком виде поменьше народа видеть будет… И потом, у него травмы… на запястьях – то ли связывали его, то ли пытали, а на голове совсем свежая рана.

В этот момент в комнату вошли люди в белых халатах, и старший из них громко осведомился:

– Нас сюда из милиции вызвали?..

– Да, да, – отвлекся от допроса меня полковник, – Посмотрите, пожалуйста, моего подчиненного…

Врачи склонились над телом в форме, и тут же сморщившись отпрянули, видимо, тело глубоко дышало. Однако, высокий врачебный профессионализм оказался сильнее… сивушного дыхания пострадавшего, поскольку, мгновенно собравшись с силами, врачи продолжили осмотр. Через пару минут они потребовали госпитализировать пострадавшего, на что полковник дал свое согласие с видимым облегчением – его подчиненный оказался действительно пострадавшим.

Когда мы покидали гостеприимную квартиру гражданки Фоминой, я напомнил полковнику о своем эксклюзивном праве на публикацию информации о данном прискорбном случае, на что полковник недовольно буркнул:

– Ну… пиши… только сначала мне покажешь…

На том мы и расстались.

Заключение

Без эпиграфа…

Вот так эта история и закончилась…

Юрка Макаронин отлежал в областной больнице больше месяца, восстанавливаясь после нападения и пыток, физически и морально. Выписавшись, он снова заступил на свой нелегкий и опасный пост.

Мой большой очерк о разгуле криминального беспредела в нашем родном городе и неравной борьбе с ним нашей доблестной милиции, которая несмотря ни на что, решает поставленные перед ней задачи, был вполне одобрен полковником Быковым и… вышестоящим генералом. Его публикация не прошла незамеченной, и ваш покорный слуга получил журналистскую премию областного УВД. Очерк был прочитан и в столице, и ваш покорный слуга номинировался на премию МВД России, но… я уже говорил, что нашему криминалу пока не по силам тягаться с криминалом первой и второй столиц. Правда в Москве я все-таки побывал и свел несколько очень серьезных знакомств – меня даже приглашали в одну из столичных газет, но я предпочитаю быть королем в провинции, нежели … в столице. Тем более, что отношение ко мне и в редакции и в городе здорово изменилось.

Правда и мое отношение к… людям как-то странно изменилось. Словно я начал смотреть на них под совершенно другим ракурсом. Почему-то я все время сравниваю их со сквотами… И получается…

Вот, например, Света, секретарша нашего главного… Она стала мне улыбаться и строить глазки, постоянно напоминая, что я оказывал ей в недавнем прошлом какие-то знаки внимания. Но, то ли у нее что-то произошло с лицом, то ли что-то случилось с моими глазами, только вид у нее… и разговор… и желания… представляются мне какими-то… сквотскими…

А может мне мешают мои сны. Мне почти каждую ночь снится Кроха… Годена… Фея… Она улыбается, а у меня замирает сердце, и потом целый день я боюсь глубоко вздохнуть… Иногда мне снится сэр Вигурд, но забрало его шлема всегда опущено, словно он приготовился к бою… А вот граф Альта мне не сниться, я даже не могу вспомнить его сквотского лица…

И еще… Из карманов своей «джинсы» я достал три небольших кожаных кошелька, в двух из которых позвякивали камешки и колечки, а в одном небольшие желтые монетки. Четвертый кошелек я, видимо, потерял. А в кармане куртки я обнаружил небольшой футляр, в котором лежал свернутый и перевязанный желтой лентой пергамент.

Но о нем в другой раз!..

Конец первого дела

Евгений Малинин Драконья алчность, или Дело Алмазного Фонда

«… Если литература не фантастична, то она не литература, а если фантастика не доходит до крайности, она не фантастична. Так можно понять, что самые фантастичные события в мире суть самые подлинные…»

Юань Юйлин, предисловие к роману «Путешествие на Запад» XVII в.

Пролог

«… О, Желтый Владыка, как же я устал!! Даже омовение в жасминовой воде и чашка любимого сливового вина не сняли эту усталость!!! Но зато дело сделано… или почти сделано! Я – воистину великий маг Поднебесной, ибо кому еще удалось бы без Нефритовой Книги создать заклинание, созидающее Врата?! А мне удалось не только это, мне удалось пройти через эти Врата, и я открыл Иной Мир!.. Странный Мир… Страшный Мир… Мир без магии, Мир, лишенный высокого Искусства!! Долго мне пришлось изучать этот Мир, чтобы понять его… долго я наблюдал за его обитателями, этими… варварами, придумывающими какие-то уродливые устройства, уродующие и самих этих… жителей и сам Мир. Не хотел бы я родиться и жить в этом Мире, зато… хи-хи-хи… теперь я могу использовать его для своих великих целей!! Все, все будет в моей власти – и эти смешные, слепые и глухие жители, и их необычайные машины, и самое главное, самое бесценное, что есть в этом уродливом Мире – камни!! Самоцветы!!! Хи-хи-хи… это ж надо додуматься – пускать в свою сокровищницу всех, кого ни попадя! Всех, кому захочется взглянуть на это… это… Да разве можно это описать!!!»

Маленький старичок со сморщенным личиком, узенькими горящими глазками и длиннющей белой бородой, которую он нес, перевесив через левую руку, разодетый в роскошный парчовый халат, сафьяновые туфли и крошечную шапочку из переливчатой тафты нервно потер ладошки, а потом странным ощупывающим движением провел руками по обеим сторонам груди сверху вниз, словно проверяя на месте ли его… добыча.

Удовлетворенно вздохнув, он продолжил свою торопливую прогулку, неуклюже топая по извилистой дорожке сада, замощенной плитками дикого камня. А дорожка эта причудливо петляла меж кустов отцветающего жасмина, в коротко подстриженной траве, рядом с искусно загущенной порослью бамбука. Затем она превращалась в тропу, выбегала на горбатый каменный мостик, перекинутый через неширокий водный поток, огибала затененную беседку, прикрытую легкой четырехскатной крышей с загнутыми вверх карнизами, и вновь теперь уже по деревянному мосточку, пересекала речку. И снова тропа переходила в мощеную дорожку, по большой дуге возвращающуюся к любимому павильону старичка. Он заканчивал уже четвертый большой круг, но не замечал этого. В лихорадочном возбуждении удачи он размышлял… размышлял… размышлял…

«… А этот ублюдок, присвоивший мое имя!.. Он думал, что своим ублюдочным заклинанием он разорит и уничтожит меня!.. Это ж надо придумать такое подлое волшебство!.. Ну нет… „ве-ли-ко-леп-ный“ Цзя, теперь у меня есть, чем внести Дань Желтому Владыке, а через год ты сам будешь валяться у меня в ногах, вымаливая прощенье… Нет! Вымаливая возможность мыть полы в моей усадьбе!..»

Карлик недоуменно посмотрел на павильон, к которому вернулся в очередной раз и пошел на следующий круг своей прогулки.

«… Надо еще поработать над заклинанием Врат, что-то в нем не так!.. Необходимо устранить это непонятное сопротивление, это противодействие пропуску артефактов из открытого мной Мира… Что такое – всего четыре камня за посещение! Я должен иметь возможность переносить в Поднебесную из этого ущербного Мира все, что захочу и сколько захочу! Сколько угодно камней, сколько угодно этих… варваров!.. А как Сила попадая в этот Мир, стремится к его жителям, она буквально… прилипает к ним! Имея таких… к-хм… накопителей, мне не придется опасаться, что мой хапас Силы истощится, и тогда трепещи подлый, вероломный, „великолепный“ Цзя!!! Да, именно так, сразу же после Праздника сбора Дани я вернусь к своему заклинанию Врат!.. И, я решу эту проблему, не будь я Неповторимым Цзя, и тогда!!!»

Глава 1

«Считайте, что вещички мне

Вы сдали на хранение,

И пребывайте, граждане,

В хорошем настроении…»

Песенка домушника из спектакля московского театра Сатиры «Маленькие истории большого дома»

Моя кобыла бодрым шагом двигалась по широкой Восточной дороге, замощенной желтым камнем. Справа тяжело выступал бронированный жеребец сэра Вигурда. Сам маркиз был в полном боевом облачении, и его лицо прикрывало черное забрало, выглядевшее довольно странно на лазоревого цвета шлеме. Слева на своей белоснежной лошадке гарцевала моя Кроха, моя фея Годена, моя… несостоявшаяся любовь… А перед нами вырастали серые стены замка Сорта, фамильной цитадели графа Альта.

Годена молча улыбалась мне, и только в ее глазах пряталась печаль скорой разлуки, а мое сердце разрывалось на части. Я знал – через несколько минут она погибнет, спасая меня от колдовства карлика Оберона, и я останусь один в этом неприветливом Мире! Я знал и ничего не мог сделать! Ничего!.. Я не мог даже говорить, потому что мое горло перехватывали быстрые слезы, потому что я в который раз прощался с моей феей Годеной, с моей светловолосой красавицей…

И в этот момент легкое цоканье копыт внезапно перекрыло какое-то яростное, звонкое дребезжание. Я растерянно огляделся, но вокруг никого не было, более того, фигуры феи и сэра Вигурда, внезапно подернулись дымкой и стали какими-то плоскими, нереальными…

И снова по ушам ударил резкий перезвон, прогоняя остатки моего сна. Я открыл глаза, тряхнул головой, окончательно приходя в себя, вытер привычные уже сонные слезы и протянул руку к стоящему рядом с кроватью телефону.

Звонил, как оказалось, Толик Корсаков, мой московский друг, один из двух людей, знавших правду о спасении старшего лейтенанта милиции Юрки Макаронина, и о моем участии в этом деле. Год назад мы познакомились с ним во время вручения премий МВД России в области литературы. Он, так же как и я, был журналистом-криминальщиком, в смысле освещал криминальные новости, и работал в одной из московских газет. Мы близко сошлись на почве одинакового отношения ко всякого рода отраслевым премиям и наградам, а затем и подружились.

Однажды вечером, с полгода назад, когда я гостил в столице, за очень теплым, дружеским столом в маленькой московской кухне, в состоянии, надо признаться, приятного хмельного расслабления, я поведал своему коллеге эту историю. Я рассказал о том, как к жительнице нашего города, гражданке Фоминой Ф.Ф. странным образом попал «змей Горыныч карликовой породы» по прозвищу Кушамандыкбараштатун, оказавшийся сыном Демиурга совершенно иного Мира. Как этот крошечный трехголовый дракончик вышвырнул с Земли в свой Мир сначала донимавшего его участкового уполномоченного Макаронина, а затем и меня, поскольку я этого участкового разыскивал и сумел увидеть настоящий облик этого дракончика за личиной собаки, под которой тот прятался. Как в этом «ином Мире» я познакомился с двумя каргушами Фокой и Топсом и маркизом Вигурдом. Как они стали моими друзьями… Как, неожиданно для самого себя, я превратился в некую мифическую личность – Черного Рыцаря по прозвищу Быстрая Смерть, да вдобавок еще и «крутого» мага! Как разыскивал со своими новыми друзьями сначала пропавшего Юрика Макаронина, а потом самого Демиурга.

Рассказал о своих приключениях, о битвах с Красными Шапками и Лесными Мародерами, о колдовстве фрау Холле и карлика Оберона, о сквотах и благородных сэрах империи Воскот… о баггейне Барбате и ланнан ши Кариолане… О… Обо всем!.. Только вот о своей не сложившейся любви, о своей потере, о погибшей фее Годене я не сказал ни слова…

В результате я едва не опоздал к отправлению своего поезда, а Толька стал считать меня отъявленным фантазером и посоветовал написать эту, как он выразился, «занимательную историю» в виде романа… Что я, собственно говоря, и сделал!

И вот теперь именно Корсаков разбудил меня ранним, темным ноябрьским утром и неповторимо бодрым «московским» голосом предложил приехать в первопрестольную на очередное вручение «криминальных премий» – так он называл журналистскую премию МВД.

– Но… в этом году меня не приглашали… – несколько растерянно ответил я, – Как-то не довелось мне на этот раз спасти кого-нибудь из состава нашего внутреннего министерства…

– А и не надо никого из… состава… спасать! – немедленно возразил Толик, – Надо иметь хорошего друга, который позаботься о приглашении для тебя. И, поскольку ты такого друга имеешь в лице меня, считай, что приглашение у тебя в кармане!

Ну, разве я мог отказаться от такого подарка?!

Закончив разговор, я бросил взгляд на зелененькие циферки будильника и увидел, что уже вполне можно было покидать постельку. Конечно, половина седьмого утра для пробуждения человека моей свободной профессии было чересчур рано, но мне подумалось, что пара свободных утренних часов, образовавшиеся в результате столь раннего пробуждения, вполне могут быть использованы для магических упражнений.

Правда, я уже успел убедиться, что магическое поле Земли слишком слабенькое для интенсивных, и, что важно, эффективных занятий магией – так, легкая магическая дымка, не позволявшая сформировать настоящего плотного кокона Силы. Но, тем не менее, мне почему-то нравилось заниматься разными магическими… «фокусами», например, выигрывать по мелочам во всякие лотереи, «угадывать» счет футбольных матчей, дарить девушкам в феврале распустившиеся ландыши… Или вот, как сегодня, убедить Савелия Петровича, нашего главного редактора, что мне просто необходима командировка в Москву, причем, убедить, так сказать, опосредствованно!

Едва начав свои «колдовские штучки», я понял, что мое начальство еще почивает, и это обстоятельство чрезвычайно облегчило мою задачу – внушать что-либо сонному человеку гораздо проще, нежели бодрствующему. А убедиться в успехе своего предприятия я смог, как только прибыл в редакцию. Еще в проходной, дежуривший там милиционер передал мне, что главный редактор уже интересовался моей персоной. Я, конечно же, поспешил в приемную, и Галочка, заменившая вышедшую замуж Светочку, на посту секретаря, немедленно пропустила меня к Савелию Петровичу.

Главный, оторвавшись от некоего машинописного текста и посмотрев на меня привычным суровым взглядом, негромко произнес:

– Тут мне из Москвы звонили, подняли ни свет, ни заря… Просили командировать тебя в столицу… правда, я не совсем понял для чего… Так что ты давай оформляй командировку… дней на пять-шесть не больше, и… отбывай… Осветишь, так сказать, столичный криминалпровинциальным прожектором.

И он вернулся к своей распечатке.

Я бодро щелкнул каблуками и козырнул, чем вызвал недовольную гримасу Савелия Петровича, а затем вернулся на свое рабочее место – надо было прихватить на всякий случай диктофон. И тут меня поджидал наш «военный» корреспондент Славка Злобин.

С этим «армейским кексом» я познакомился на почве моего нового увлечения. Дело в том, что, вернувшись из своей экспедиции, по поиску старшего лейтенанта Макаронина, я сильно заинтересовался различным «холодным» вооружением, что вполне естественно для Черного Рыцаря по прозвищу Быстрая Смерть. И наш военкор Злобин, изнывавший от тоски по военным действиям на территории нашего военного округа, принялся снабжать меня различными военными железками на совершенно бескорыстной основе. Он даже пытался научить меня владеть всеми этими штык-ножами, парадными кортиками и саперными лопатками… Это меня-то, Черного Рыцаря, блестяще владеющего… владевшего… самым настоящим мечом – баггейн ему в печенку!!!

Отстал он от меня только тогда, когда я, презрительно воззрившись на очередной тесак морского пехотинца US ARMI, проговорил:

– Ты что, считаешь меня членом подпольного цеха по сбору утильсырья? Зачем мне этот лом черных металлов! Вот если бы ты смог достать настоящий эспадон, килич или хотя бы гоубан, мы могли бы серьезно побеседовать.

Славка, насмерть сраженный незнакомыми ему терминами, не появлялся на мои глаза месяцев пять, и вот как раз сегодня он вдруг опять нарисовался возле моего стола. Едва я уселся за свой рабочий стол и, наклонившись, открыл нижний ящик, как Славка притерся губами к самому моему уху и трагическим шепотом сообщил:

– Имеется настоящий гладиус!..

Его взгляд пылал восторгом неофита, посвященного в святая-святых. Мне жаль было его разочаровывать, но… он мне надоел. Сурово сведя брови, я авторитетно заявил:

– Древнеримские подделки меня не интересуют. Вот если бы у тебя образовался хепеш или, к примеру, дзютте…

Тут я замолчал и многозначительно поднял глаза к потолку.

Славик выпрямился, лихорадочно облизал враз пересохшие губы и, развернувшись, направился к выходу походкой сомнамбулы, негромко приговаривая: – Кипиш… дзюдто… дзюдто… кипиш…

Вытащив диктофон и уложив его в командировочный кейс, я покинул свой «второй родной дом»… А может даже первый…

Затем я заскочил к себе на квартиру, чтобы собрать кое-какие личные вещи, в числе которых был и один из мешочков с камешками, подаренных мне в прошлом моем приключении щедрым Мауликом. Его я взял так, на всякий случай… вдруг придется открывать портал перехода.

Через час я был на вокзале, а еще через… некоторое, довольно долгое время въезжал в столицу нашей великой Родины, город-герой Москву.

Меня, естественно никто не встречал, ну да я уже большой мальчик, так что смог вполне самостоятельно добраться до улицы Гиляровского, бывшей второй Мещанской, где на третьем этаже шестиэтажного кирпичного дома обретался мой друг Корсаков. Как ни странно, тот был дома, поджидая меня… и поджидая с явным нетерпением.

Едва я успел переступить порог гостеприимной Толькиной квартиры, как он, с места в карьер, выдал:

– Слушай, мне тут… кое-кто звонил… В общем, произошло что-то из ряда вон выходящее!.. И не где-нибудь, а… там!

При этом он многозначительно поднял глаза к потолку.

– На небе что ль?.. – изобразил я недалекого провинциала.

– В Кремле, умник!.. – мудро улыбнулся в ответ Корсаков, – Я Маратыча попросил, чтобы он меня в курсе держал, да только…

Толик безнадежно махнул рукой, давая понять, что проникнуть в Кремль вместе со следователями, уж не знаю, Лубянки ли, Петровки ли, ему, а уж тем более мне, вряд ли светит, и на Маратыча в этом деле надежды совсем мало.

Впрочем, я тоже довольно хорошо знал этого самого Маратыча – Саленко Сергея Маратовича, работника МВД по связям с общественностью… в чине полковника. Правда, под «общественностью» сам Маратыч понимал исключительно работников прессы, ну так нам такой однобокий взгляд на общественность никак не мешал.

– Так что, ты встал на тропу войны, и мы на церемонию вручения премии не едем? – поинтересовался я. Толька недовольно поморщился и достал из кармана узкий длинный конверт.

– Вот твое приглашение, – он протянул конверт мне, – А я, пожалуй, не поеду… Чует мое сердце, что это дело… – он повторил свой взгляд в потолок, – … Может стать настоящей сенсацией!

– Сенсацией, говоришь? – я задумчиво уставился на широкую Толькину физиономию, вспоминая напутствие своего главного редактора, – Тогда я тоже останусь… Вдруг удастся приобщиться к столичной сенсации.

И тут мне пришла в голову, на мой взгляд, интересная мысль?

– Слушай, а может мне самому позвонить Маратычу? Прикинусь валенком, вдруг он мне что-нибудь сболтнет?

Толька с большим сомнением покачал головой?

– Позвони, если хочешь… Только этот не проболтается… Тертый калач… по связям…

Тем не менее, я извлек из кармана свою заветную записную книжечку и набрал номер.

– Полковник Саленко слушает! – после первого же гудка пророкотала трубка.

– Здравствуйте, Сергей Маратович! – с подобающим энтузиазмом и в тоже время достаточно масляно начал я, – Вас приветствует доблестная провинциальная пресса!

– Хм… Не узнаю… Кто конкретно?..

Вопрос был задан по… привычке к «контактам» – хозяин рокочущего баритона явно потерял интерес к собеседнику. Однако мне казалось, что я уже знаю, как заинтересовать высокое милицейское начальство.

– Конкретно, ваш протеже – Сорокин Владимир! Прибыл в столицу на торжественную церемонию вручения премии МВД и надеюсь увидеть вас в зале… Услышать, чем живет министерство из первых, так сказать, уст!

– Э-э-э… – протянул явно польщенный полковник, но я не дал ему возможности придумать причину своего отсутствия, – Вы ж знаете, у меня только на вас надежда…

В моем тоне было столько отчаяния, смешенного с… трепетной надеждой, что полковник ну никак не мог меня просто взять и послать – все-таки столичное воспитание.

– К сожалению, сегодня мы вряд ли сможем увидеться. На церемонии меня не будет, готовим срочный пресс-релиз… по одному… э-э-э… очень деликатному делу…

– Неужто, убийство члена правительства!!! – совершенно натурально изумился я.

– Нет, – коротко и увесисто выдохнула трубка, – Значительно серьезнее и… деликатнее.

– Да что ж может быть еще серьезнее и… деликатнее?!

Мое провинциальное изумление не знало границ.

В трубке долгую секунду таилось молчание, а потом коротко рокотнуло:

– Ограбление!..

– Хо, ограбление! – с радостным облегчением воскликнул я, – Да у нас в области ограбления происходят по три раза на день! Если бы наше УВД по каждому такому случаю пресс-релиз выпускало, им бы работать было некогда!

– Ну, ты, Сорокин, сравнил! – покровительственно-пренебрежительным тоном протянул мой высокий собеседник, – Да что в вашей области можно ограбить?! Краеведческий музей?! Или в ваших… палестинах… тоже выставка государственного Алмазного фонда появилась?!

– Нет!.. Откуда у нас Алмазный фонд, в нашем городе и алмазов-то раз-два и обчелся… – я испугался и растерялся одновременно и тут же резко сменил тему разговора, – Значит, я с вами ну никак не смогу увидеться?..

– Ну, разве что завтра, послезавтра… – задумчиво ответил полковник, – Ты у Корсакова, небось, остановился?

– У него, – бодро подтвердил я.

– Так давай, значит… завтра ближе к вечеру… позвони, может, пару часов для тебя выкрою…

И в трубке зазвучали короткие гудки.

Я опустил трубку на рычаг и посмотрел в ждущие Толькины глаза.

– А случилось то, мой дорогой друг, что… Алмазный фонд ограбили!..

– Что взяли?! – немедленно поинтересовался этот «акула пера».

– Откуда ж я знаю?! – усмехнулся я в ответ, – Думаешь Маратыч вот так запросто мне все и рассказал. Нет, он проговорился, что очень занят, потому как готовит пресс-релиз, но, конечно, не сказал по какому случаю, это уж я сам допетрил… из его оговорок да проговорок!

– Та-а-а-к! Что же делать?! – Корсаков энергично потер пальцами лоб, надеясь, видимо, этим способом вызвать приток гениальных мыслей.

– Что делать, что делать… – передразнил я его, – В Кремль ехать. Может, на месте что выясним!

– Да кто ж нас туда пустит?! – воскликнул Толька, возмущенный моей простотой.

– А ты думаешь, Кремль закрыт? – удивился я.

– Да не Кремль – выставка Алмазного фонда! – еще больше возмутился мой старший товарищ.

– Давай-ка, доберемся до Кремля, а там видно будет, – миролюбиво предложил я.

Толька несколько ошарашено посмотрел мне в лицо, явно удивленный моим провинциальным нахрапом, и вдруг согласился:

– А поедем!..

Машина у Корсакова была, мягко говоря, очень… б/у – вконец раздолбанная «пятерка», но водил ее Толька по-московски, классно, так что, несмотря на жуткие дневные пробки, мы были у Кутафьей башни Кремля уже через полчаса.

На территорию Кремля мы прошли совершенно беспрепятственно, а вот дальше начались некоторые трудности. Но у Корсакова проснулся журналистский азарт, на который наложилась московская наглость. В кассах Оружейной Палаты и Алмазного фонда нам коротко сообщили, что посетителей на выставку Алмазного фонда не пускают, так как там сейчас происходит… смена экспозиции.

Так!.. – ответил Толик сам себе на некий невысказанный вопрос и направился прямиком к входу в эту самую экспозицию. В дверях нас встретил милиционер в отутюженной форме, чине старшего лейтенанта и явно не москвич. О последнем обстоятельстве я догадался сразу же, как только Корсаков завел со стажем порядка разговор.

– Добрый день, лейтенант, – напористо поздоровался Корсаков, понижая служивого в чине, – Эксперт-криминалист еще не выходил?!

Сталей как-то косо посмотрел на моего товарища, видимо не понимая истоки его осведомленности, и нехотя ответил:

– Никто не выходил…

– Ну, уж так и никто?! – нагловато улыбнулся Толька, – Степан Сергеевич наверняка уже уехал…

– Какой Степан Сергеевич? – удивленно переспросил милиционер.

– Как это какой? – в свою очередь удивился Толька, – Разве следствие ведет не Шумский Анатолий Федорович? – и на секунду задумавшись, как бы про себя добавил, – Или это дело Страшнову поручили?..

Милиционер здорово растерялся от такого обилия незнакомых терминов и солидных имен с уверенностью называемых удивительно раскованным типом в штатском.

– Ну, я не знаю… – неуверенно протянул он, – До меня, вроде бы, человек пять приезжало, а с тех пор, как я заступил, прибыло два генерала, полковник и трое в штатском… А вот кто из них Анатолий Федорович или Степан Сергеевич, я не знаю…

– Но полковника Саленко ты хоть знаешь? – повысив голос, возмутился Корсаков.

В этот момент я решил немного помочь столичной журналистике. Чуть напрягшись, я мысленно слегка толкнул сознание бедного старшего лейтенанта, и тот немедленно вспомнил?

– Ну! Конечно знаю… Сергей Маратович!

Говорил он очень уверенно, но в глубине его глаз таился вопрос к самому себе – «Откуда же это имя мне известно?..»

– Так вот именно Сергей Маратович и посоветовал нам разыскать Анатолия Федоровича – ведь это ему поручено расследование ограбления?!

Тут молодой старший лейтенант просто испугался. Заметно побледнев, дрогнувшим голосом он переспросил:

– С чего это вы взяли, что здесь произошло ограбление?.. Какое здесь может быть ограбление?.. Вы что, шутите?!

– Ладно, мы не собираемся обсуждать эту тему!.. – резко махнув рукой, оборвал его Толька, – Ты скажи, как нам отыскать Шумского, и больше к тебе вопросов не будет!..

Старший лейтенант чуть было не сказал, что в помещение выставки никого пускать не велено, но я снова слегка толкнул его сознание, и вместо приготовленной отповеди, он неожиданно для самого себя брякнул:

– Они все сейчас в первом зале… Но скоро должны выйти… Там и смотреть-то особенно не на что…

Тут он огромным усилием воли заставил себя замолчать, удивленно похлопав ресницами.

– Ну и прекрасно! – с воодушевлением воскликнул Толик, – Мы сами их найдем, можешь нас не провожать!..

Ухватившись за мой рукав и бросив, как само собой разумеющееся: – Это со мной… – он потянул меня внутрь помещения.

За нашими спинами раздалось слабое, растерянное: – Э-э-э… – но мы, бравые журналюги, даже не оглянулись на оболваненного милицейского офицерика. Уже в темноте коридора я едва слышно поинтересовался:

– А если следствие ведет не Шумский, что мы будем делать?

– Да не знаю я никакого Шумского – Мумского… – пробормотал в ответ Корсаков, – Просто назвал первую, пришедшую в голову, фамилию, чтобы казаться осведомленным!..

«Вот так действуют московские журналисты! – восхищенно мелькнуло в моей голове, – Будет, о чем написать в моей милой провинциальной газете!»

Между тем темный коридорчик кончился солидной дверью, но между нею и косяком наличествовала вполне достаточная щель – достаточная для того, чтобы слышать, о чем говорили в комнате. А разговор этот был весьма интересен!

– … этого просто не может быть! – не громко, но очень авторитетно гудел явно начальнический баритон, – Нет в криминалистической практике случаев, чтобы грабитель не оставил ну совершенно никаких следов!..

– И, тем не менее, генерал, это так, – ответил баритону усталый и какой-то безразличный тенорок, – Мои специалисты осмотрели все помещение выставки очень внимательно и… ничего не обнаружили… А я своим специалистам вполне доверяю…

– Доверяете! – баритон заметно раздражался, – Значит, я должен поверить в то, что грабители летали по помещению и вскрывали витрины, не прикасаясь ни к стенам, ни к стеклам, ни к потолку, ни к полу!.. Да вы у нас, милый Николай Васильевич… сказочник! Гоголь, случаем, не ваш псевдоним?.. Вы что же, хотите заставить нас поверить в нечистую силу, которая, кстати, еще и сигнализацию отключает!

Грозный монолог на секунду прервался, после чего зазвучал в несколько ином ключе:

– А, вот и наши… к-хм, музейные деятели! Ну так что, определили вы, наконец, что конкретно похищено?!

– Да, това… госпо… генерал, – ответил очень неуверенный, даже слегка дрожащий голос, – Похищены изумрудная брошь, сапфировая брошь, алмаз «Шах» и эгрет в виде фонтана…

На секунду в комнате повисло молчание, а затем с некоторым даже облегчением снова прозвучал баритон:

– Ну, не так уж и много…

– Не много!.. – неожиданно взвизгнул докладывавший о пропажах голос мгновенно ставший уверенным до истерики и срывающимся на фальцет, – Не много!.. Три камня из семи исторических камней Алмазного фонда и одно из наиболее значительных художественных произведений – это, по-вашему, немного?!!

– Скажите спасибо, что у вас не утащили большую императорскую корону, скипетр и державу!.. – неожиданно брезгливо осадил истерику баритон, – А эти… пропажи… мы как-нибудь… замнем…

И снова за дверью наступила тишина, было слышно только шумное дыхание явно обиженного музейного деятеля. Только спустя несколько секунд, баритон снова вернулся к прерванному, было, разговору:

– Так все-таки, Николай Васильевич, как могли похитители забрать… э-э-э… экспонаты, не вскрыв и не повредив остекление витрин?..

– Не знаю… – негромко ответил усталый тенор, – Пока не знаю… Но узнаю…

– Вы уверены в том, что узнаете?.. – слегка насмешливо поинтересовался баритон…

В этот момент мне на плечо легла чужая тяжелая рука, и позади нас раздался негромкий уверенный голос:

– Вы кто такие, и каким образом проникли сюда?!

Вслед за этим нехорошим вопросом последовал увесистый толчок, мы с Корсаковым, подпихивая друг друга… открыли дверь и ввалились в помещение, где происходил подслушанный нами разговор. Следом за нами вошел невысокого роста, коренастый мужчина лет сорока с двусмысленной улыбкой на грубо вылепленной физиономии.

– Вот, господа, посмотрите, для кого вы тут вели обсуждение! – все так же спокойно проговорил наш… пленитель, – И где же ваша хваленая секретность!..

Вся компания, собравшаяся в переднем зале выставки, уставилась на нас.

Я бегло осмотрелся. Помещение было неярко освещено, причем большая часть освещения проистекала от подсветки витрин. На, странного вида, корявых табуретах сидело четверо мужчин: трое в штатском и один в милицейском генеральском мундире. Чуть в стороне, около одной из витрин стоял еще один милицейский генерал, а напротив него невысокий старичок в весьма непрезентабельном костюмчике. Рядом со стариком растерянно топталась совсем еще молодая женщина в неброском темном платьице, с гладко зачесанными волосами и огромными очками на тоненьком носу. На ее лице было написано самое настоящее горе. Двое довольно молодых мужчин в штатском копались в отдаленном углу, фотографируя одну из витрин каким-то чудным фотоаппаратом, оснащенным фотообъективом совершенно невообразимой величины.

– А вот этого молодца я знаю!.. – заявил вдруг стоявший милицейский генерал знакомым баритоном, – Это… э-э-э… Корсаков… корреспондент весьма желтенькой газетки! «Криминальный беспредел» – это ведь твоя рубрика, милейший? – обратился генерал к Тольке с очень нехорошей улыбочкой.

– Вот только прессы нам здесь не хватало… – брезгливо пробурчал один из сидящих штатских уже слышанным тенором.

– А второй, по всей видимости, фотограф… – высказал предположение сидевший генерал, – И где же твоя камера, милейший?.. – обратился он ко мне.

Я ничего не ответил на вопрос генерала, да тот и не ждал никаких ответов. Вместе со своим коллегой, он принялся обсуждать, что же делать со слишком любопытными журналистами… но я и в этот, казалось бы, жизненно важный для меня и прямо ко мне относящийся, разговор не вникал. Я вдруг понял, что весь этот зал до краев наполнен чудовищной, бьющей через край, дикой и совершенно неорганизованной магической энергией! Она клубилась вокруг собравшихся людей неким безумным смерчем, словно ее кто-то бросил на произвол судьбы, и она не знала, как покинуть это помещение!

Едва я уловил ее присутствие, которого никто другой, естественно, не замечал, как мне в нос ударил сильнейший запах… он был не хорош и не плох, он был просто чрезмерно силен, так что физиономия у меня, видимо, здорово скривилась. И на мою невольную гримасу тут же прореагировал баритонистый генерал:

– Гляньте-ка на этого… фотографа! И так имеет физиономию бандита-рецидивиста, так он еще рожи корчит… Нет, надо их обоих в Лефортово упрятать, пока мы тут не разберемся…

– В крайнем случае, у нас будет двое подозреваемых… – индифферентно поддакнул штатский тенор…

И в этот момент я снова отключился от разговора. Отключился, потому что явственно увидел, как в нижней части противоположной стены зала, рядом с одной из слабо подсвеченных витрин, медленно проступает невысокая вычурная арка портала перехода, затянутая струящимся черным зеркалом. В то же мгновение вся клубящаяся в зале магическая энергия свернулась в тугой шар и метнулась в сторону портала. Ударившись о непроницаемую черноту, этот шар снова расплылся беспокойным облаком, облако отхлынуло прочь, заметалось по залу, словно разыскивая что-то, и вдруг… И вдруг оно медленно, но целеустремленно потянулось в мою сторону, закружилось вокруг меня, окутало меня невидимой, но ясно ощутимой пеленой… уплотнилось!..

Только тут я понял, что портал перехода проявился из-за моего здесь присутствия, что он признает во мне… Мага! Так же, как и сгусток Силы, появившийся здесь… неизвестно откуда!

Уже укутанный все уплотняющимся коконом Силы, я невольно пробормотал: – Господи ты, Боже мой… – и непроизвольно шагнул в сторону портала, словно тот безмолвно, но настойчиво звал меня к себе. Мне стало ясно, кто был этот не оставляющий следов похититель и куда он ушел! Но вот откуда он пришел!!!

Я сделал еще один шаг в сторону портала…

– Эй… фотограф, стой-ка на своем месте! – попытался остановить меня генеральский баритон, – Нечего тебе здесь топтаться!

Но я его не слушал, я сделал еще один шаг, не отрывая глаз от черного переливающегося зеркала и отдаваясь его зову.

Позади меня раздался спокойный, но полный угрозы, мужской голос:

– Стой, стрелять буду!..

Я почему-то был совершенно уверен, что обладатель этого голоса выстрелит не раздумывая, но в то же время я был уверен и в том, что эта стрельба уже ничем мне не грозит. Так и вышло. Едва я начал свой следующий шаг, как позади меня сухо щелкнул выстрел, и пуля, взвизгнув в окутавшем меня коконе, резко изменила направление полета и ударила в потолок.

– Да на нем бронежилет!.. – удивленно произнес за моей спиной стрелок, – Тогда попробуем так!..

И он снова спустил курок, на этот раз, видимо, целясь мне в голову.

Однако и эта пуля прошла мимо, а следующего выстрела я уже не услышал. Неведомая сила приподняла меня над ковровым покрытием зала и мягко, но сильно втянула во вдруг замершее черное стекло. Зал исчез, и все вокруг погрузилось на несколько секунд в темноту…

Глава 2

11. Наставляйте младших, чтобы отвратить их от зла.

(Шестнадцать наставлений народу императора Канси. XVII век.)

Меня несло в кромешной тьме, словно поезд в лишенном освещения горном тоннеле. Раза два-три я буквально протискивался между незримых стен перехода, а один раз приложился головой – видимо портал ставил не слишком крупный маг… Не слишком крупный в смысле габаритов… Да и сам переход продолжался чересчур долго, похоже конструирующее портал заклинание было не совсем удачным! Впрочем, оставался маленький шанс на то, что переход поставлен… временный, и, значит, я мог оказаться в том же зале, но в… другое время! Наконец тьма, стелившаяся перед моими глазами, рассеялась, я увидел, что нахожусь не в помещении выставки Алмазного фонда России, а… на абсолютно открытом… пленере.

Прямо передо мной мягко шелестела листвой небольшая рощица, метрах в двадцати правее проходила дорога, обычный пыльный деревенский тракт, накатанный колесами телег. Дорога плавно сворачивала за деревья рощи, с левой ее стороны раскинулось поле, засеянное каким-то злаком. Впрочем, хотя я и хорошо знаком с сельской жизнью, определить, что это за посевы, мне не удалось.

Справа, до самого горизонта, тянулась странная кочковатая равнина, поросшая мелким кустарником и высокой, кустистой травой. По всей этой равнине довольно часто были разбросаны огромные валуны. На горизонте едва видневшиеся в окутывающей их дымке, стояли горы. А позади меня мягко мерцало переливающееся черное зеркало портала перехода, но теперь уже оно не притягивало меня, а отталкивало!

Всю эту совершенно незнакомую мне панораму я охватил одним быстрым взглядом, а в следующее мгновение услышал быстрое негромкое и совершенно непонятно бормотание, раздававшееся из-за куста, похожего на орешник, стоявшего на самой опушке рощицы. Я быстро сложил пальцы в «замок» нашептал заклинание «Полного понимания» и сильно дунув в сторону бормотания расцепил руки. В то же мгновение бормотавший голос стал абсолютно понятным:

– … он мне совершено необходим!.. Всеблагое Высокое Небо, я надеюсь, что моя просьба не слишком высокомерна или обременительна и что она не входит в противоречие с желаниями Желтого Владыки, которого я всем сердцем уважаю и даже… к-хм… люблю! Если Высокое Небо снизойдет к моей ничтожной просьбе, я обязуюсь всячески наставлять своего ученика и передать ему все свои многочисленные знания и умения…

Сначала я подумал, что некто, плохо различимый за кустом, возносит молитву, но потом тон этого быстрого речитатива показался мне не слишком подходящим для обращения к высшему существу, скорее это было нечто вроде… односторонней договоренности или убедительной просьбы, подтверждаемой некими, не совсем понятными мне, обещаниями. Поэтому я осмелился перебить говорившего:

– Уважаемый, не подскажешь ли, как мне добраться до ближайшего населенного пункта?

За кустом что-то интенсивно зашуршало, и в следующее мгновение на опушку выскочил странного вида старичок.

Его щекастое круглое лицо было настолько густо изрезано самыми разнообразными морщинами, что походило на хорошо пропеченное темно-коричневое яблоко. Нос вылезал между щек бесформенной картошкой, а по обеим сторонам этой картошки посверкивали узко прорезанные, сейчас, правда, широко раскрытые от удивления глазки. Это весьма своеобразное лицо украшали густые, лохматые брови, шевелящиеся над глазами, словно они жили своей собственной жизнью, и длинные, свисающие много ниже подбородка усы, заплетенные в довольно сальные косицы. Череп старика был абсолютно гол, причем казалось, что волосы не сами выпали, а их удалили каким-то специальным образом. Темно-коричневая кожа на черепе была, в отличие от лица, туго натянута и являла миру затейливо шишковатую голову.

Одет старик был в некое подобие свободного коричневого халата, оставлявшего открытыми шею, верхнюю часть груди и руки почти до локтя. Снизу халат доходил старику почти до середины икр голых ног, обутых в простые деревянные сандалии. В своей правой руке он держал чань-бо – посох, напоминавший скорее длинную жердь, верхний конец которой был украшен стальным полумесяцем, а нижний напоминал неширокую лопату, обшитую по нижнему краю металлом.

Почти минуту он разглядывал меня своими блестящими, быстро бегающими глазками, а затем вдруг воткнул свой посох в землю, вскинул руки вверх, так что широкие рукава сползли почти до его худых плеч, и заорал:

– О Великое Небо, благодарю тебя, что ты столь быстро исполнило мою просьбу! Хотя, все-таки, я мог бы рассчитывать на нечто более достойное, чем этот нелепо одетый юноша с бандитской физиономией! Но я не ропщу, нет, я не ропщу – любой дар Неба – это дар Неба, и не мне, ничтожному, роптать!

После того, как этот странный по содержанию вопль был озвучен, старик опустил руки, посмотрел на меня, очень мне не понравившимся, каким-то собственническим взглядом, и сурово проговорил:

– А ты, неразумный юноша, раз уж именно тебя выбрало Великое Небо мне в ученики, изволь спуститься на землю и не смущать своего учителя столь непотребным висением в воздухе!

Я растерянно огляделся и только тут понял, что… парю в полуметре над землей. Поспешно шагнув на травку, я еще раз оглянулся. Черное зеркало по-прежнему находилось за моей спиной, правда теперь оно стало почти прозрачным, напоминающим чуть переливающееся плоское облачко.

– Очень хорошо! – довольно проговорил старичок, явно не видевший черный портал перехода и не ощущающий его воздействия, – Теперь позволь узнать твое имя, юноша…

– Владимир Сорокин… – немного неуклюже представился я, и старичок тут же завопил:

– Что за варварские звуки составляют твое имя?! Ни один из живущих в Поднебесной не сможет произнести ничего подобного, не сломав себе языка! – он чуть подумал и принял решение, – Отныне тебя будут звать Сор Кин-ир, и так тебя будут звать, пока ты не пройдешь курс обучения и не сдашь все полагающиеся экзамены!..

Я хотел, было возразить, что уже сдал все «полагающиеся» экзамены, но не успел. Старичок начал распоряжаться:

– За этим вот кустом, – он указал на куст орешника, за которым договаривался с Высоким Небом, – Лежит мешок с моими пожитками. Изволь взять его и следовать за мной!

Он повернулся ко мне спиной и неторопливо направился в сторону дороги, а я обошел куст и еще раз, уже спокойнее, осмотрелся.

За кустом, в самом деле, лежал небольшой мешок из ткани, похожей на ткань халата моего… к-хм… учителя, но не он привлек мое главное внимание. Я уже понял, что оказался в ином Мире, а теперь мне стало ясно, что у меня появился шанс найти злодея, ограбившего Алмазный фонд моей Родины и вернуть похищенное.

Кроме того, Мир этот был просто переполнен магической энергией, так что я вполне мог сформировать не только свой личный кокон, но и сколько угодно «жгутов», способных выполнить любой мой каприз! Тем не менее, мне показалось, что роль «ученика» при этом странном старике, без сомнения отлично знающим эту, пока еще неведомую мне реальность, мне вполне подходит, так что…

Так что я подхватил, оказавшийся совсем не тяжелым, мешок и припустился следом за своим наставником.

Старика я догнал уже на дороге, он бодро вышагивал, пристукивая деревянными подошвами своих сандалий, из-под которых выпыхивали плотные облачка пыли. Пристроившись к шагу старика, я принялся изображать ученика, надеясь, что поначалу мне простятся невольные промахи.

– Могу я спросить почтенного учителя?.. – спросил я самым елейным тоном, на который был способен.

– Конечно! – ответил старик, не сбавляя шага, – Раз ты мой ученик, я буду отвечать на твои вопросы.

– Как зовут моего почтенного учителя?..

Старик остановился столь внезапно, что если бы я не держался чуть сбоку от него, я точно уткнулся бы ему в спину, а так мне удалось вовремя притормозить. С секунду постояв неподвижно, он резко обернулся ко мне. Его широко раскрывшиеся глазки выражали неподдельное изумление, кустистые брови высоко поднялись, так что по гладкой коже черепа побежали частые ровненькие морщинки.

– Ты не узнал меня?! Неужели мое лицо, мои манеры ничего тебе не говорят?!

Я смущенно пожал плечами и отрицательно покачал головой. После этого старик возвел очи долу и воскликнул:

– О Великое Небо, в каком варварском краю ты отыскало столь глубокого неуча?! – но тут же, спохватившись, добавил извиняющимся тоном, – Нет, нет… я не ропщу! Видимо Великое Небо хочет испытать мои способности, и ждет от меня великого подвига!..

Затем старикан снова повернулся ко мне и, сурово сведя брови к переносице, спросил:

– Так откуда же ты родом, юноша, если в ваших краях не знают великого Фун Ку-цзы?!

– Как сказал?! – оторопел я.

– Фун Ку-цзы!! – гордо повторил старик.

– Китаец, значит… – вслух подумал я.

– Если ты начнешь с того, что будешь называть собственного учителя непонятными и, вполне возможно, ругательными словами, тебе вряд ли удастся постичь мудрость Знания!

Эта отповедь моего учителя была сказана вполне спокойным тоном и в тоже время наполнена до краев горькой обидой, а потому я поспешил с оправданиями:

– Я никак не хотел обидеть своего почтенного учителя… Просто в тех краях… э-э-э… откуда я родом, слово «китаец» означает… э-э-э… очень мудрый человек.

Старик уже снова широким шагом мерил дорогу, а я старался держаться рядом, лишь чуть-чуть поотстав. Повернув ко мне свое широкое лицо, Фун Ку-цзы быстро оглядел меня и покровительственно кивнул:

– Да, Великое Небо, действительно принесло тебя издалека… Достаточно посмотреть на твою варварскую одежду… Должен тебе сказать, что путешествовать по Поднебесной в таком виде неприлично и… небезопасно. Тебя могут принять за гуи.

«Опять незнакомое слово…» – огорченно подумал я, а вслух поинтересовался:

– Гуи – это кто?..

Учитель глубоко вздохнул:

– Да, ты действительно издалека!.. Гуи это… Как бы это попроще объяснить?.. Ну, прежде всего, это не человек и не шень, это… Представь себе, что ты умер…

– С чего бы это?! – удивился я.

– Я сказал «представь себе», – сурово уточнил Фун Ку-цзы.

– Да не хочу я представлять себе такие ужасы! – возмутился я.

Старик бросил на меня быстрый и, как мне показалось, заинтересованный взгляд:

– Ну хорошо, представь себе, что умер… некто…

Я быстро кивнул, смерть некта я мог представить себе довольно отчетливо. Более того, я даже знал, кто будет этим нектом! Как только я до него доберусь, я сам его с огромным удовольствием превращу в… этого… в гуи! Вот!!

– И это еще не все, – продолжал учитель, после моего кивка, – Некто умер на чужбине, насильственной смертью и не был похоронен должным образом. Вот тогда, после смерти, этот некто превратиться в гуи…

«Ну точно про меня! – с некоторым мистическим ужасом подумал я, – На чужбине – про меня, насильственной смертью – про меня, и не похоронен должным образом тоже, скорее всего, про меня!»

– … Или, если сказать точнее, в голодного гуи… – продолжал свое пояснение Фун Ку-цзы, – Поэтому, в первом же селении, а это будет Цуду, надо будет достать тебе надлежащую одежду! – неожиданно закончил он.

– А кто такой, только что упомянутый тобой, «шень»? – задал я новый вопрос. Старик посмотрел на меня еще более удивленным взглядом и коротко ответил:

– Шень – это божество… Великое или малое…

– Да-а-а… – словно завзятый подлиза, протянул я, – Учитель – великий мыслитель!..

Фун Ку-цзы довольно улыбнулся, но ответил мне строго:

– Я совсем не мыслитель, я просто – учитель, человек передающий знания, существовавшие прежде всяких… идей!..

– Тем не менее, – осмелился я вступить с учителем в спор, – Ты, наверняка, знаешь об этом Мире гораздо больше моего, я ведь только что появился здесь… Вот, например, много ли у вас волшебников, чародеев, кудесников – людей, способных повелевать силами… э-э-э… незримыми и неведомыми?..

Фун Ку-цзы бросил на меня косой, настороженный взгляд, но привычка поучать и здесь взяла свое. Хотя и с явной неохотой, он все-таки ответил на мой вопрос:

– Когда-то в Поднебесной было очень много приверженцев магического искусства. Причем каждый из них считал свое искусство гораздо выше искусства других магов. Однако открытой войны между ними не происходило, потому что Желтый Владыка очень плохо относится к любым проявлениям агрессии… Он считает, что раз все живущие в этом Мире подчиняются и служат ему, то и причин для вражды быть не должно. Однако с магами… к-хм… с магами произошла очень странная история. Они подали коллективную просьбу Желтому Владыке, в которой просили его разрешить им магические поединки с целью выяснения вот какого вопроса – кто же из них более чтит… Желтого Владыку?! И наш повелитель разрешил такие поединки, но потребовал, что бы маги обеспечили безопасность всем остальным живущим в Поднебесной. Магический поединок проводится только в присутствии представителя Желтого Владыки, и если во время него страдал простой смертный, обоих… поединщиков ждала немедленная смерть! Вот после этого… разрешения… от магов как-то очень быстро почти ничего не осталось…

– Но раз «почти ничего», значит, что-то все-таки осталось? – продолжал настаивать я.

– Ну, строго говоря, их осталось двое, – коротко ответил Фун Ку-цзы, – великий маг Цзя Лянь-бяо, по-другому – Неповторимый Цзя и великий маг Цзя Шун, или Великолепный Цзя… Есть еще несколько… магов, если их можно так назвать, но это всего-навсего свиты великих магов. Я даже не очень понимаю, зачем эти люди магам нужны. Так вот, сейчас между великими магами вроде бы заключено перемирие, но продлится оно, скорее всего, не далее чем до очередного праздника Сбора Дани… Вот во время этого праздника, видимо, и решится, кто будет главным и единственным великим магом Поднебесной.

– А что это за праздник Сбора Дани? – поинтересовался я.

Фун Ку-цзы удивленно посмотрел на меня:

– Ну, ты не знаешь уж совсем элементарных вещей!.. Тебе бы быть не у меня в учениках, а… – тут он поперхнулся несказанным словом и поднял глаза вверх, – Великое Небо я не ропщу!.. Ты видишь, я не ропщу!.. Но ученика ты мне послало удивительно тупого!..

– Не тупого! – обиделся я, – Просто я не знаю здешних реалий и потому, естественно, задаю слишком простые, может быть даже, очевидные вопросы! А соображаю я очень быстро, скоро, учитель, ты сам в этом убедишься!

Учитель вздохнул и кивнул головой:

– Хорошо, слушай. Праздник Сбора дани – это день, когда собирают дань для Желтого Владыки…

– День сбора дани – праздник?! – изумился я, – Да вы здесь прям… извращенцы какие-то!..

Фун Ку-цзы даже не посмотрел на меня, он буквально рухнул коленями в дорожную пыль и завопил:

– Великий Желтый Владыка, прости лишенного ума… э-э-э… юношу за сказанную им глупость!.. Он еще не понимает, какое счастье отдать в твою казну последнее, что имеет твой послушный… э-э-э… подданный! Какой это праздник и для души хунь, и для души по! Не лишай его счастья постичь величие праздника Сбора Дани, дай ему время приобщиться к всеобщему ликованию!

После этого он вдруг сложился пополам, уткнувшись своей круглой физиономией в дорожную пыль, и замер.

Я, признаться несколько опешил от такой неприкрытой, я бы сказал, яростной лести, обращенной… неизвестно к кому. Потоптавшись рядом с неподвижной, замершей в уничижительной позе фигурой, я неуверенно проговорил:

– Да ладно, учитель… Что уж так пугаться?.. Договоримся мы с вашим… этим… Желтым Владыкой… Если я что не так сказал, прощения попрошу… В конце концов, любой бы на моем месте удивился – ну посуди сам, разве не удивительно, что люди устраивают праздник по поводу изъятия у них части собственности?..

Голова Фун Ку-цзы оторвалась от дороги и чуть повернулась в мою сторону. С серой, пропыленной, физиономии на меня посмотрел узкий любопытствующий глаз. Секунду спустя, учитель выпрямился, усевшись на собственные ноги, и с некоторым сомнением поинтересовался:

– Ты еще жив?..

– А что со мной будет? – удивился я в ответ.

– Ну-у-у… – протянул старик, – Многие и за меньшее… это… без шкуры оставались…

Я пожал плечами:

– Да зачем вашему Желтому Владыке моя шкура?..

– А в назидания другим!.. – воскликнул Фун Ку-цзы, с кряхтением поднимаясь на ноги, – Один брякнет, не подумав, другой повторит, не осмыслив, третий придумает… анекдот про… власть! Вот так и нарушается установленный миропорядок!..

Я помог учителю стряхнуть большую часть приставшей к его халату пыли, и мы двинулись дальше.

Несколько минут я помалкивал, а затем, сообразив, что мой самозваный учитель не собирается самостоятельно вступать со мной в беседу, задал новый, весьма для меня важный, вопрос:

– Ты сказал, что в… Поднебесной осталось всего два настоящих мага, а тебе известно, где они живут?

– А тебе зачем?.. – осторожно переспросил Фун Ку-цзы.

– Ну-у-у, – немного неуверенно начал я, а затем решился, – Я и сам в какой-то мере… это… маг!..

И тут старичок неожиданно захихикал. Нет, он не остановился – он продолжал мерно шагать по дороге, но при этом все его тело мелко задрожало, голова запрокинулась вверх, и без того узенькие глазки превратились в две едва различимые щелочки, а из широко растянутых губ раздались странные звуки, весьма напоминающие… квохтанье курицы, отыскавшей в навозе червяка. Я даже не сразу понял, что это смех!

Впрочем, он смеялся настолько открыто и доброжелательно, что я даже не обиделся. Улыбнувшись в свою очередь, я добродушно добавил:

– И напрасно ты смеешься, учитель, я ж Великим Небом послан, прибыл к тебе необычным образом, значит и способности мои… э-э-э, не совсем обычны!

Старик прекратил хихикать, но посмотрел на меня веселым прищуренным взглядом и назидательно произнес:

– Если бы ты был магом или, хотя бы, учеником мага, Великое Небо не направило бы тебя ко мне. Нет, пустая твоя голова, не воображай о себе невесть что, твоя стезя это – ученичество, экзамен, должность при дворе правителя одной из провинций Поднебесной и в старости, возможно, ты станешь учителем… Если к тебе придут за мудростью молодые придурки!..

Мне показалось, что, говоря «молодые придурки», мой учитель каким-то образом имел в виду меня. Однако я не вспылил – то ли был уже не слишком молод, то ли не считал себя «придурком». Вместо этого я с видимым огорчением, но словно бы про себя пробормотал:

– Значит, ты не знаешь, где обитают ваши, так называемые, великие маги…

На что Фун Ку-цзы немедленно купился:

– Это почему же не знаю?! Отлично знаю! Однажды я даже целых две недели служил при… э-э-э… дворе Цзя Шуна.

– Кем?.. – тут же поинтересовался я.

– Неважно… – недовольно проворчал Фун Ку-цзы, – Важно то, что я знаю где живут оба великих мага, но тебе не скажу!..

– Почему?! – удивился я.

– Потому что праздные ответы на праздные вопросы не идут на пользу неразвитому уму! – назидательно ответил Фун Ку-цзы.

– Знаешь, учитель, – раздумчиво сказал я, – Если ты будешь строить мое обучение на постоянных оскорблениях, я, пожалуй, подыщу себе другого преподавателя…

– Не подыщешь! – самодовольно фыркнул старик.

– Это почему?

– Потому что Великое Небо направило тебя ко мне, и если ты не будешь выполнять волю Великого Неба Желтый Владыка накажет тебя!

– Накажет?! – чуть насмешливо переспросил я, – Да ваш Желтый Владыка знать не знает о том, что я попал в эту… в вашу… в Поднебесную!..

– Желтый Владыка знает все!!! – убежденно воскликнул Фун Ку-цзы, испуганно озираясь по сторонам, – Он знает каждого своего подданного, он знает наперечет всех живущих в Поднебесной!

– Ну, тогда, значит ваша… Поднебесная невелика, – уже с откровенной насмешкой воскликнул я.

Старик остановился, повернулся ко мне, уткнул сжатые в кулаки ладони в бока и грозно проговорил:

– Поднебесная необозримо велика!!!

– Так может быть, ты поведаешь мне о ней?.. – немедленно попросил я.

Фун Ку-цзы несколько растерялся от столь неожиданной смены разговора, но после краткого раздумья видимо решил, что такой рассказ несколько образумит его странного, безумного ученика. Поэтому он бросил на меня еще один суровый взгляд, опустил свои кулаки и буркнул:

– Ну что ж, слушай…

После этого вступления мой учитель снова потопал по дороге. Я последовал за ним, ожидая обещанного рассказа, однако, он молчал, о чем-то раздумывая. И только когда я уже решил, что старик забыл о своем обещании, он вдруг заговорил неспешно и слегка нараспев:

– Сначала не было ничего, кроме Великого и Бесконечного Хаоса.

«Ого, – подумал я, – Однако он издалека начинает!»

– Великий и Бесконечный Хаос бурлил и перетекал сам в себя, от Великого и Бесконечного Хаоса отделялись брызги и маленькие частички – одна из этих частичек, этих брызг и стала нашим Миром!

Старик, не сбавляя шага, вдруг бросил на меня быстрый взгляд и, убедившись, что я внимательно слушаю, продолжил:

– Частичка Великого и Бесконечного Хаоса, ставшая нашим Миром, так же бурлила и перетекала сама в себя, пока не разделилась на пять и не родила изначальный порядок. Изначальный порядок пяти стихий есть Дерево, Огонь, Земля, Металл, Вода, и в нем Вода рождает Дерево, Дерево – Огонь, Огонь – Землю, Земля – Металл, Металл – Воду. Впротивоположном цикле «взаимного вытеснения» Вода покоряет Огонь, Огонь покоряет Металл, Металл – Дерево, Дерево – Землю, Земля – Воду.

Эти пять стихий создали Мир таким, каким мы его видим, родили пять цветов и человека, состоящего из пяти внутренних органов, пяти внешних органов, пяти видов плоти и пяти чувств.

Потом в Мир пришел Желтый Владыка и выбрал местность лучшую из лучших и сказал: – Здесь будет жить мой народ, а все прочие будут подчиняться моему народу!

Так родилась Поднебесная! И все прочие живущие в Мире подчиняются избранному народу Желтого Владыки, а народ Желтого Владыки в назначенный им день приносит своему повелителю положенную Дань.

Тут старик быстро огляделся и закончил свое повествование быстрой скороговоркой:

– О борьбе Желтого Владыки с его врагами, о прародителях людей и… обо всем прочем я расскажу тебе в другой раз. А сейчас, как ты видишь, мы подходим к Цуду, и тебе придется подождать меня… ну, хотя бы вон под тем кустиком.

Он указал мне на большой пыльный куст бузины, росший чуть в стороне от дороги, и строго добавил:

– И не вздумай следовать за мной, если ты войдешь в селение в таком виде тебя не спасет все твое колдовство!..

Он снова противно захихикал и потопал дальше, а я сошел с дороги и, обойдя куст, опустился на довольно чистую травку, бросив мешок учителя рядом с собой.

Солнце перевалило за полдень, так что тень от куста, хоть и весьма короткая, давала мне возможность укрыться от жгучих солнечных лучей. В небе не было ни облачка, а вокруг стояла удивительная тишина, хотя мой учитель и утверждал, что совсем рядом располагается некое человеческое поселение.

Я задумался о той короткой лекции, которую прочитал мне мой наставник, и нашел, что никакой полезной информации не получил. А полезной информацией для меня были бы сейчас сведения о местонахождении местных великих магов, поскольку я уже ничуть не сомневался, что именно один из них является похитителем драгоценностей из Алмазного фонда моей, и без того нищей, Родины.

Воспоминания об этом безобразном ограблении беззащитной против магии выставки настолько расстроили меня, что я едва не пропустил события, которое стало одним из важнейших в этом моем приключении.

Итак, я расслабился под своим кустиком и размышлял о дальнейших своих действиях, когда окутывавшего меня магического кокона кто-то едва заметно коснулся. Это касание мгновенно передалось мне и, естественно, сразу меня насторожило. Однако я не двинулся с места, я даже не пошевелился… Я насторожился и, прикрыв глаза, прислушался, или точнее сказать… причувствовался к окружающему пространству. И сразу же понял, что совсем недалеко кто-то притаился. Я начал тихонечко посапывать и расслабленно спустил правую руку на землю, продолжая пристально наблюдать за окружающей обстановкой.

Несколько минут ничего не происходило, а затем справа от меня что-то едва слышно шевельнулось, и мимо моей ладони к лежащему рядом мешку протянулась маленькая шестипалая ручка, покрытая густым, коротким коричневым волосом. Вот она дотронулась до сморщенного бока мешка, вот крохотные пальчики сомкнулись в кулак, зажав край грубой коричневой материи, вот рука медленно стала убираться назад, подволакивая мешок за собой… и в этот момент я быстрым броском накрыл ладонью тонкое мохнатое запястье!

Меня немедленно и довольно болезненно ткнули в правый бок, и позади меня раздался визгливый вопль:

– Ах ты, гад вонючий!.. А ну немедленно отпусти мою ручку, а то как щас… укушу!..

Я сразу же понял, что сие наглое и громогласное требование было рассчитано на то, чтобы меня обескуражить, напугать и заставить разжать пальцы, однако, голосок был настолько тонок и визглив, что я чуть было не расхохотался в ответ. Вместо того чтобы отпустить дергавшееся в моей руке, словно пойманная змея, запястье, я еще крепче сжал кулак и, быстро вскочив на ноги, вытянул руку вперед. Теперь я мог хорошенько разглядеть, что это за отважный воришка покушался на добро моего учителя.

Передо мной, повиснув на одной руке и слегка покачиваясь, висело существо, напоминавшее человека только наличием туловища, рук, ног и головы. В целом же…

Во-первых, ростом оно было не более метра, и весь этот метр был покрыт тем же самым волосом, что и попавшаяся мне рука. Во-вторых, оно было неимоверно худым, ножки у него были чрезвычайно коротки, а ручки, наоборот, необыкновенно длины. Оно было бы очень похоже на обезьяну, если бы не чрезвычайно прямая, я бы даже сказал, гордая осанка, бросавшаяся в глаза, несмотря на очень неудобную позу, в котором это существо находилось. Его косматая голова была сплющена с висков, так что лоб сильно выпирал вперед, глаза казались посаженными очень близко, а нос крючком нависал над тонкогубым ртом. Из одежды на этом… На этом Маленьком Муке была одна сильно замызганная набедренная повязка.

Пока я с любопытством рассматривал своего пленника, он с не меньшим любопытством и с гораздо большим презрением рассматривал меня. Ему мой вид наскучил раньше, а потому он, продолжая висеть на одной руке, зажатой в моем кулаке, нагло поинтересовался:

– Ну, чувырла длинноногая, и долго ты будешь меня разглядывать?! Или никогда Тяньгоу не видел?!

– Ты, значит, Тяньгоу? – с усмешкой переспросил я, не выпуская его запястья, – И чем же ты занимаешься?..

– Ну ты и вопросы задаешь?! – изумился мой пленник, – Откуда же ты взялся, если о Тяньгоу ничего не слышал?!

– Слышал, не слышал, не в этом дело, – я чуть тряхнул рукой, так что зубы этого маленького нахала явственно лязгнули, – Я тебя спросил, чем ты занимаешься, так что изволь мне ответить!.. Иначе!..

И я еще раз многозначительно его встряхнул.

– Ну ты, дылда, – немедленно завопил малыш, – Что ты меня трясешь, я тебе не кошелек, из меня монетки-камешки не посыплются?! Ручку мне оторвешь, назад ведь не приставишь!..

– Ничего, лапки, как я понимаю, у тебя крепкие, раз ты их суешь, куда не надо, – снова усмехнулся я, – А вот если ты не начнешь вести себя, как полагается пленнику, я их тебе действительно поотрываю, а затем снова приставлю, только ладошками назад!.. Посмотрим, как ты тогда чужие вещи из-под носа у мага таскать будешь?!

Малец оглядел меня заинтересованным взглядом и нагло пропищал:

– Напрасно ты со мной связался!.. Хоть ты и маг, как ты сам себя назвал, а всей твоей магии не хватит, чтобы со мной управиться!..

И тут вдруг вся его волосатость встала дыбом, по обеим сторонам сплющенной головы развернулись огромные, почти прозрачные, поросшие редкой шерстью остроконечные уши, глаза выкатились из орбит, засверкав голубоватыми белками, от чего лоб пошел многочисленными складочками, тонкие губы вывернулись, чуть ли не наизнанку, показав миру не меньше полусотни острейших, хотя и очень мелких зубов, и он завыл тоскливым фальцетом:

– Я доберусь до твоего горла, и вырву твой кадык, и напьюсь твоей теплой крови, чувырла, поднявший руку на любимца Желтого Владыки, приласкавшего меня еще в колыбели… Я сожгу твою обескровленную плоть и проглочу оставшийся пепел, чтобы ты не смог снова воплотиться в живое существо… Я соберу твои ногти и волосы и зашвырну их на самую далекую тучу Великого Неба, так что оставшегося от тебя не хватит даже на то, чтобы получилась мясная собака! Я – страшный демон Тяньгоу, вышедший на свою кровавую охоту, клянусь в этом своей правой рукой!!!

Признаюсь, что эти вопли, возможно, были бы очень страшными, если бы не были такими смешными, тем более что как раз его правая рука была зажата в моем кулаке. Чтобы не расхохотаться в очередной раз, я снова встряхнул своего пленника и, давя в себе смех, проговорил:

– Ну, страшный демон Тяньгоу, на какую охоту ты вышел, я уже знаю, – видел, можно сказать своими глазами… И то, что тебя «приласкал» Желтый Владыка, я тоже мог догадаться… по твоему внешнему виду… Правда, по-моему, он тебя не приласкал, а слегка потискал… А вот насчет моего горла, которое ты собираешься порвать, так, мне кажется, ты торопишься с обещаниями – зубки у тебя коротки, до моего кадыка добраться!.. – Я еще раз тряхнул зажатую в кулаке лапку, так что маленький монстр звонко ойкнул и принял свой нормальный вид, – Так что давай, отвечай на мои вопросы, или я начинаю отрывать твои шаловливые конечности!.. Ну!!

И тут маленький негодяй круто сменил манеру общения. Его глазенки закрылись, уши сложились и спрятались, углы губ плаксиво опустились, а из-под закрытого века выкатилась крупная прозрачная слеза, мгновенно исчезнувшая на волосатой щеке. Он жалобно всхлипнул и заголосил:

– Вот, посмотрите все на этого верзилу!.. Схватил ни в чем не повинного малыша и мучает… Изверг… Садист… Тебе только в пытошных застенках работать!.. Справился с маленьким, да?! Ну, отрывай мне ручки, отрывай мне ножки, пусть моя невинная кровь падет на твою преступную голову!.. Но знай, я буду сниться тебе каждую ночь растерзанный и прекрасный, и каждый клочок моего поруганного тела будет взывать о мщении!..

И он… зарыдал!

В общем-то, мне было ясно, что маленький негодяй снова пытается меня одурачить, и в тоже время мне стало его жалко. Однако отпускать его в мои намерения не входило, а потому я выпустил из обволакивающего меня магического кокона короткий жгут, превратил его в тоненькую нить и намертво прикрепил ее к мохнатой тонкой лодыжке. Потом, состроим сочувственную мину, я поинтересовался:

– Ну а если я тебя отпущу, ты не сбежишь?..

Рыдания мгновенно прекратились, и приоткрывшийся глаз уперся мне в лицо изучающим взглядом. После нескольких секунд раздумья мой пленник коротко ответил:

– Сбегу!..

– Ну вот, – огорчился я, – А я хотел с тобой поговорить по душам…

– О чем?..

– Об этом мире. Я здесь появился совсем недавно и никак не могу разобраться, что тут к чему…

– Во, дает!.. – восхитился мохнатый Тяньгоу, – Появился только что, разобраться, что к чему не успел, а мешочек чужой уже притырил!.. Представляю, что ты будешь вытворять, когда во всем разберешься!

Он бросил на меня еще один изучающий взгляд и спросил:

– Или ты будешь утверждать, что это твой мешок?

– Нет, не буду, – согласился я, – Это мешок моего учителя. Он ушел в деревню, а меня оставил дожидаться здесь… Ну, так может быть, мы все-таки побеседуем?..

Пленник широко открыл глаза и скосил зрачки вниз в притворном раздумье, затем вздохнул и согласился:

– Ну, давай побеседуем… Только ты меня отпусти, а то у меня уже ручка затекла… не до беседы мне в таком-то положении.

Я аккуратно поставил его на землю и разжал кулак. В следующее мгновение он, совершив молниеносный прыжок, был метрах в шести от меня.

Оказавшись, как он считал в недосягаемости, маленький Таньгоу принялся приплясывать на месте, корчить умопомрачительные рожи и радостно вопить:

– Что, чувырла лопухастая, ловко я тебя провел?! А то, ишь ты, ручищами размахался, маг недоделанный!! Еще тряс меня, словно я его собственность!! И мешок твой я заберу, в счет компенсации морального ущерба!!

Лежавший около моих ног мешок неожиданно дернулся и начал быстрыми рывками двигаться в его сторону! Я даже не сразу сообразил, что этот мохнатый проходимец просто подтягивает к себе имущество моего учителя за тонкий шнур, который он неизвестно когда успел привязать к горловине мешка.

И тут я разозлился!

Придав своей физиономии самое зверское выражение, я заорал во всю немалую мощь своего голоса:

– Ах ты лохматый засранец, так ты думаешь, что можешь безнаказанно дурачить великого мага?!

В ответ на мою грозную реплику «лохматый засранец» радостно расхохотался, показал мне немалый язык и принялся сноровисто развязывать горловину мешка. Вот только сделать этого ему не удалось, его левая нога неожиданно скользнула по траве, вывернулась из-под своего хозяина и потянулась ко мне, волоча за собой все его худенькое, лохматое тельце. Причем двигалось это тельце тем же самым способом, которым минуту назад передвигался мой мешок – короткими резкими рывками. Мешок, впрочем, тоже двигался в мою сторону, поскольку в своей великой алчности Тяньгоу вцепился в него мертвой хваткой.

Только оказавшись у самых моих ног и увидев мою грозную двухметровую фигуру, нависшую над его худеньким тельцем, он отпустил свою добычу и попытался вскочить на ноги. Но не тут-то было! Мой магический жгут еще чуть-чуть сократился, и маленький врунишка снова оказался на спине! Тут он обречено затих и прикрыл свои наглые глазенки.

– Что, опять плакать будешь?! – все тем же зверским тоном проревел я.

Худое тельце вздрогнуло, словно по нему прошлись кнутом, и малыш тихо проскулил, не открывая глаз:

– Не-е-е-т, не буду…

– Ага!.. – злорадно констатировал я, – Слезки, значит, высохли?!

Тут он приоткрыл один глаз и тем же, едва слышным голоском поинтересовался:

– Ты меня прям сейчас есть будешь?!

– Есть?! – не понял я.

– Ну конечно, – со вздохом подтвердил он, – Все великие волшебники Поднебесной, поймав такого обманщика, как я, съедают его…

– Ну вот еще! – возмутился я, – Стану я совать в рот всякую косматую дрянь!

Его глазенки широко распахнулись, и дрожащий от неожиданной радости голосок спросил:

– Значит, ты берешь меня в ученики?!

– С какой это радости?! – удивился я.

– Но, – он явно растерялся, – Если ты меня не будешь есть, значит, ты берешь меня в ученики… А если не берешь, то… значит… э-э-э… наоборот…

Последние слова он явно тщательно подбирал, чтобы не натолкнуть меня на явно нежелательную для него мысль.

Я поскреб в затылке:

– То есть, ты хочешь сказать, что, изловив наглую шпану, я должен либо ее схарчить, либо взять в ученичество?..

– Конечно!.. – подтвердил Тяньгоу самым убедительным тоном.

– И другого выхода нет?!

– Но это же общепринятое правило! – возмутился малыш.

Конечно, было вполне вероятно, что он опять врал, но полной уверенности в этом у меня не было. А нарушать местные обычаи мне не хотелось.

– Допустим, я возьму тебя в ученики… Потому что если я начну тебя есть, меня непременно вырвет… Но ведь ты, став учеником, через пару секунд снова сбежишь?!

Он вдруг сел у моих ног на траву и, подняв на меня широко открытые глаза, удивился:

– Как же я смогу убежать от моего учителя?.. Да если ты пожалуешься Желтому Владыке, меня через пять минут вернут тебе… набитого соломой!..

Целую минуту я изумленно созерцал это несуразное создание, а потом осмелился озвучить свою невероятную догадку:

– Ты хочешь сказать, что сбежавшего от учителя ученика возвращают в виде чучела?!

Он пожал худенькими плечиками и утвердительно кивнул:

– Именно… Это же общепринятое правило!..

Я присел рядом со своим… просветителем и растерянно пробормотал:

– Да… Сколь много интересного и необычного ты мне поведал!..

Мой пленник чуть помолчал, а затем осторожно поинтересовался:

– Ну так что ты решил… со мной… делать?..

Я насмешливо посмотрел на его встревоженную рожицу:

– А что я могу делать?.. Ну не давиться же тобой, в самом деле… Придется взять тебя в ученики…

Он облегченно и очень шумно вздохнул и быстро поднялся на ноги. Затем, выпрямившись чуть ли не по стойке смирно, мохнатый проныра торжественно произнес:

– Я прошу великого волшебника… Как тебя звать-то?!

– Э-э-э… – растерянно протянул я, пытаясь вспомнить кликуху, которую прицепил мне мой учитель, – … Сор Кин-ир…

– Я прошу великого волшебника Сор Кин-ира взять меня, Поганца Сю, к себе в ученики, с тем, чтобы я, Поганец Сю, обучился ремеслу волшебника! – бодро закончил лохматый самозванец.

Я почти автоматически кивнул, а потом спохватился:

– Ну да, ну да… Я тебя беру в ученики, только ты объясни, как же тебя, все-таки, зовут… Если мне не изменяет память, сначала ты назвался… Тяньгоу?..

Он смущенно опустил голову и поковырял большим пальцем правой ноги землю:

– Я просто хотел тебя напугать… Ну… вижу здоровая деревенщина глазищами хлопает, дай думаю, назовусь пострашнее, глядишь, кулак-то и разожмет!..

– Ага… А на самом деле, значит, тебя… величают Поганец Сю?..

Поганец застенчиво потупился.

– Ну что ж… ученичок… начнем обучение. Сейчас я тебя отпущу, смотри, как это делают настоящие волшебники…

Легким, едва заметным движением пальцев я снял магический жгут с его ноги, а Поганец широко раскрытыми глазами смотрел на меня, ожидая чуда. В этом ожидании прошла целая минута, наконец, он коротко вздохнул и шепотом спросил:

– Ну… Когда?..

– Что «когда»? – притворился я.

– Когда ты меня отпустишь? – пояснил он, и в его глазах мелькнул испуг.

– Так я давно тебя отпустил! – удивился я, – Ты что же, ничего не почувствовал?!

Поганец недоуменно опустил взгляд на свои ноги, а потом нерешительно сделал шаг в сторону. Почувствовав, что его ничто не удерживает, он вместо того, чтобы задать стрекача, неожиданно уселся на траву и разочарованно произнес:

– А я ничего не увидел!..

– Потому что ты был невнимателен… – укорил я его, – Следующий раз смотри, не отрываясь и не хлопая глазами. А сейчас расскажи мне, кто такой Тяньгоу, и почему я должен был его испугаться?

Поганец огорченно потер свой мохнатый затылок и с явной неохотой проговорил:

– Чего тут рассказывать? Тяньгоу – это такой страшный демон… он за детьми охотится…

– Что? И все?! – удивился я, – Но ведь я уже далеко не ребенок, неужели ты хотел меня напугать таким демоном?!

– Ну, – чуть смутившись, добавил Поганец, – Он еще насылает кометы и солнечные затмения!

– Да, – улыбнулся я, – Страшен этот Тяньгоу! И как это я сознание от страха не потерял!

– Кто это тебя так напугал?! – неожиданно раздался за моей спиной звучный голос моего учителя.

Я повернулся и увидел, что Фун Ку-цзы подходит ко мне с каким-то свертком в руках.

– Да вот тут один шутник Тяньгоу назвался! – улыбнулся я старику, но тот, вместо того, чтобы посмеяться вместе со мной, вдруг побледнел и принялся плевать во все стороны.

Покуда я с недоумением следил за странным поведением своего немолодого учителя, мой ученик подобрался поближе, украдкой выглянул из-за куста и удовлетворенно хихикнул:

– Во! Видишь, что делает с людьми одно имя Тяньгоу?! Это только такие деревень… – тут он секся и быстро поправился, – Такие великие волшебники, как ты, Тяньгоу не боятся!

В этот момент его маленькая мохнатая фигурка попалась на глаза моему дородному учителю. Плеваться тот немедленно перестал. Он вообще перестал что-либо делать, поскольку просто остолбенел, выпучив глаза.

– Похоже, твой вид напугал его больше, чем имя Тяньгоу… – удовлетворенно пробормотал я, кося глазом на своего ученичка.

– Ага, напугал, как же… – ответил тот тоскливым фальцетом, – Просто я ему очень не понравился!..

И тут знаменитый Фун Ку-цзы начал говорить. Правда, чтобы говорить членораздельно, ему пришлось слегка разогнаться… или разогреться:

– Это… что!.. Это… кто!.. Это… откуда!.. Что здесь делает этот маленький негодяй?! Неужели, Сор Кин-ир, тебя нельзя ни на минуту оставить одного, чтобы ты тут же не свел сомнительное знакомство! Разве мало в Поднебесной места, чтобы Поганец Сю, оказался именно под тем самым кустом, где я оставил своего ученика?!!

И старик немедленно воздел руки к небу, но я заметил, что при этом его правый глаз, не отрываясь следил за… моим учеником, который неожиданно буркнул себе под нос:

– Хм… Как это старик меня узнал?..

Поскольку, при обращении к Высокому Небу, Фун Ку-цзы на секунду замолчал, я не преминул высказать свое мнение по поводу его воплей:

– Учитель, чем тебе так не понравился мой ученик?.. Я нахожу его в меру воспитанным и в тоже время чрезвычайно развитым существом!

У старичка отвалилась нижняя челюсть, и выпучились глаза. В таком непотребном виде он простоял не менее минуты, пока не смог выдавить из себя вопрос:

– Твой… кто?!

– Ученик! – повторил я и гордо указал на слегка засмущавшегося Поганца.

– Поганец Сю – твой ученик?! – все еще не верил мой учитель.

– Именно так! – со всей твердостью постарался я развеять его сомнения.

– Он что, официально попросился в ученичество и ты его принял?!

– Ну не есть же мне его было?! – пожал я плечами.

Фун Ку-цзы долгим, оценивающим взглядом оглядел лохматого малыша и неожиданно выдохнул:

– Лучше бы ты его съел!..

От неожиданности я потер щеку и чуть растерянно переспросил:

– Ты так думаешь?..

Мой старый учитель только кивнул. Потом, протянув мне свой сверток, он проговорил, продолжая задумчиво разглядывать молчавшего Поганца:

– Вот твоя одежда… Переодевайся, и пойдем в Цуду… Я узнал, что правитель провинции Гуанчу, господин Тянь Ши уже переехал в свою летнюю резиденцию, и мне удалось договориться о том, что нас примут в его покоях!..

Я энергично кивнул и развернул сверток. В нем оказался темно-коричневый халат, очень похожий на халат моего наставника, только, пожалуй, порванее. Как следует его рассмотрев, я вдруг сообразил, что вполне могу надеть его прямо поверх своего костюма… Вот только джинсы будут торчать из-под слишком коротких пол, но это можно было поправить, закатав штанины.

Приняв такое решение, я быстро осуществил его и через минуту предстал перед критическим взглядом учителя. Тот, обозрев мою «похорошевшую» фигуру и торчавшие из-под халатика голые ноги в «дутых» кроссовках рязанской обувной фабрики, довольно кивнул:

– Настоящий ученик… И обувка подходящая, подстать твоей физиономии… Вот только… – тут он снова неодобрительно покосился на необычайно молчаливого Сю, – Твой ученик не должен показываться в Цуду… Слишком у него личность… запоминающаяся, к тому же там, как я уже сказал, разместился двор правителя и, значит, охрана усилена!

Тут Поганец тоскливо вздохнул и неожиданно согласился со стариком:

– Да, уж… С охраной правителя лучше не связываться!.. Особенно с этими его… гвардейцами!..

И он вдруг принял довольно странную позу, словно держал «на караул» здоровенную алебарду, а его и без того не слишком симпатичная мордашка приняла выражение, которое во времена моего детства называли «кирпича просит».

– Вот-вот!.. – неожиданно одобрил это… страхолюдство мой учитель, а затем, кивком указав мне на свой мешок, молча повернулся и направился к дороге. Я подхватил мешок, кивнул своему ученику и двинулся вслед за учителем. Поганец Сю как-то слишком уж тоскливо вздохнул и пошаркал за мной.

Выйдя на дорогу, мы пошли почти рядом – я сбоку и чуть сзади от своего учителя, а Поганец сбоку и чуть сзади от меня. Несколько минут Кун Фу-цзы хранил молчание, словно о чем-то раздумывая, а потом поинтересовался:

– Ну и чему же ты, неуч, собираешься учить этого… прощелыгу?!

– Магии… – скромно отозвался я.

Старик бросил на меня косой взгляд, потом, обернувшись, посмотрел на Поганца и пробормотал себе под нос:

– Только знания магии ему не хватает… Вот тогда он развернется!..

Сю на эту довольно язвительную реплику ничего не ответил, только обиженно засопел… Артист!

Еще с минуту помолчав, Фун Ку-цзы неожиданно поинтересовался:

– А как ты его собираешься кормить?.. Ведь я его кормить не буду!..

– А что, я его и кормить должен? – удивился я.

– Конечно! – кивнул старик, – Учитель обязан кормить ученика! А ведь ты сам ничего не имеешь и… не умеешь! Так как ты будешь кормить ученика?!

– Еще посмотрим – кто кого кормить будет!.. – неожиданно пискнул Поганец.

Мой наставник резко остановился и всем телом повернулся к замершему на месте Сю. Однако обратился Фун Ку-цзы ко мне:

– Предупреди своего… э-э-э… ученика… что если он только посмеет воровать или другим способом нарушать закон, я немедленно передам его в руки стражи!! – и он снова, с самым суровым видом двинулся по дороге.

– Ага! – немедленно буркнул Поганец, одновременно перемещаясь за мою спину, – Руки коротки…

– У кого?! – немедленно вспылил старик.

– У-у-у… – явно выбирая самого «короткорукого» протянул маленький поганец, и неожиданно закончил, – … стражи!

Фун Ку-цзы с таким нехорошим выражением лица сверлил взглядом малыша, что я вынужден был вмешаться.

– Послушай, наставник, – самым миролюбивым тоном обратился я к старику, – Объясни мне, почему ты так сразу невзлюбил моего маленького и такого безо… бидного… э-э-э… ученика? Ну посмотри на него, какой неприятности можно ожидать от такого малыша?!

– От такого… «малыша» можно ожидать любой неприятности! Ты еще не знаешь, с кем связался, он самый известный, самый нахальный и дерзкий вор во всей Поднебесной! Да к тому же еще и обманщик, каких мало!..

– Ну… – немного неуверенно возразил я, – Я надеюсь его… перевоспитать…

– Что?! – не понял Фун Ку-цзы, – Перевоспитать?! Смотри, как бы он сам тебя не перевоспитал…

Тут мой наставник бросил внимательный взгляд вперед и резко сменил тему разговора:

– Вон крыши Цуду показались, пора твоему ученику… покинуть нас…

Я обернулся, чтобы дать соответствующее указание Поганцу Сю и договориться, где мы должны будем встретиться, но того рядом с нами уже не было. Недоуменно оглядевшись, я снова повернулся к своему наставнику и наткнулся на взгляд его узких, умных глаз, говоривших, казалось:

«Ну что, понял, что за фрукт твой ученик?!»

Действительно, на совершенно плоской, лишенной растительности равнине, по которой мы продвигались, спрятаться было совершенно негде, и, тем не менее, Поганца не было видно! Ну не мог же он притаиться в том подобии травки, высотой в пару сантиметров, плотный ковер которой начинался от самой обочины дороги и тянулся, казалось, до горизонта.

Я уже собирался прощупать окружающее пространство своим магическим зрением, но, чуть подумав, отказался от этой затеи – мне почему-то верилось, что Поганец Сю теперь так просто от меня не сбежит.

Фун Ку-цзы, нисколько не расстроенный исчезновением маленького Сю, принялся меня наставлять:

– Нам повезло, в Цуду сейчас находиться сам правитель уезда, господин Тянь Шу. У него здесь летняя резиденция, и правитель прибыл сюда неделю назад вместе со своим двором и, что самое главное, со своими женами! Я очень надеюсь на благожелательное отношение его старшей жены, луноликой Имань Фу…

– А зачем тебе благожелательное отношение этой самой… луно… ликой?.. – простодушно поинтересовался я.

Учитель с явным превосходством взглянул на меня и изрек:

– Основа государственного управления – это обычаи народа. Обычаи народа определяются жизнью в семье. Семейная же жизнь зависит от поведения женщин!..

И тут я решил тоже блеснуть… ученостью. Припомнив прочитанную не так давно книжонку, я с умным видом возразил учителю:

– Твоя мысль глубока, но там, откуда я явился, один очень умный человек сказал: «В доме труднее всего иметь дело с женщинами и слугами. Если их приблизить, они становятся дерзкими, а если отдалить – озлобляются…»

Фун Ку-цзы остановился и, повернувшись ко мне всем телом, внимательно уставился мне в лицо. Затем, видимо, не удовлетворившись осмотром, строго спросил:

– Ты это не сам придумал?!

– Нет, конечно, – чуть растерялся я, – Мне бы и в голову не могло такого прийти – слуг-то у меня в доме никогда не было!..

Удовлетворившись моим объяснением, старик снова двинулся в путь, но на этот раз молча – то ли он исчерпал свои наставления, то ли у него пропала на время охота меня наставлять.

А крыши селения были все ближе и ближе. Поскольку сей населенный пункт располагался в небольшой низинке, образованной руслом неширокой, чистой речки, кроме крыш мы довольно долго ничего не видели. Только оказавшись совсем рядом, на небольшом пригорке, довольно круто сбегавшем к берегу речки, мы смогли рассмотреть все селение.

Было оно довольно обширным и весьма, на мой взгляд, странным. Небольшие, одноэтажные дома, построенные из дерева и глины и покрытые тростником, лепились один к одному, образовывая три сплошных, концентрических круга. Внешняя стена домов большого круга не имела окон, так что вполне могла служить своеобразной крепостной стеной. В середине селения, внутри самого маленького круга построек, по берегам протекавшей речки, был разбит довольно большой то ли сад, то ли парк.

Сверху мне было видно, что между домами снуют люди, над некоторыми крышами вился дым, были слышны звуки ударов металлом о металл, крики животных и детей.

Увидев это своеобразное поселение, я подумал было: «И как же они попадают внутрь своей деревни?..» – но почти сразу же разглядел большие ворота. Именно к ним вела та самая дорога, по которой мы шагали.

Всего несколько минут понадобилось нам, чтобы добраться до ворот деревни. Тяжелые створки, выполненные из довольно толстых брусьев, были распахнуты, и по обе стороны от них стоили толстые мужички, одетые в черные до колен халаты, странного, неопределенного цвета кожаные туфли и с железными колпаками на головах, причем колпаки эти имели маленькие козырьки спереди и сзади. В руках у этих ребят были… самые настоящие «волчьи метлы», а у пояса короткие дубинки.

«Вот это да!.. Это, видимо, и есть пресловутая стража, которой Фун Ку-цзы собирался отдать Поганца!..» – подумал я.

Мой учитель, между тем, с самым достойным видом приблизился к стражникам и веско произнес:

– Благородные воины, я, Фун Ку-цзы, известный в Поднебесной своей ученостью и мой ученик Сор Кин-ир, направляемся к правителю Тянь Ши. Он обещал мне кров и пищу…

– Проходи… – небрежно бросил стражник, стоявший справа, и нехорошим взглядом покосился на мои ноги.

Старик неторопливо двинулся вперед, а я за ним, стараясь не слишком отставать от него.

Войдя в ворота, мы оказались под прямоугольной деревянной аркой, заканчивавшейся метрах в пяти еще одними массивными воротами, у которых так же стояло двое стражников. Однако этим воинам мой наставник ничего не сообщил, он молча и все так же неторопливо миновал последний оплот обороны Цуду и свернул влево, вдоль фасада домов.

Дома внешнего круга имели с этой стороны довольно большие окна, правда, занавешенные изнутри плотными шторами, а вот с противоположной стороны улицы опять-таки тянулась глухая глиняная стена. Между домами внешнего и внутреннего круга, была проложена не мощеная дорога, шириной метра четыре. У единственных, как я понял, ворот дорога эта была совершенно безлюдна, зато уже метров через двадцать стали появляться местные жители, в основном детского возраста и местные животные самого разнообразного вида.

Одним из первых, кого я увидел, был довольно пожилой мужчина, пристроившийся на пороге своего дома перед маленьким столиком, поставленным на собственные колени. Не обращая внимания на окружающее, этот абориген что-то тщательно вырисовывал на узком и длинном куске плотной желтоватой бумаги. Я, не замедляя шага, взглянул на это художество и увидел незаконченный ряд элегантно выведенных иероглифов.

«Вещи бывают либо круглые, либо квадратные, а числа – четные и нечетные…» – прочитал я и тут же услышал голос своего учителя:

– Ты мой ученик, а не этого деревенского… философа… Изволь не засорять свое сознание и разум мудростью от сохи!..

Говорил он, не поворачивая головы, и гордо шествуя по деревенской улице мимо резвящихся в грязи ребятишек, собак и свиней.

По этой улочке мы прошли половину круга и оказались перед еще одной аркой, ведущей на внутреннюю улицу. Эта улица была значительно шире первой, вымощена булыжником и гораздо чище. Фасады домов, выходивших на нее с двух сторон, блистали большими чистыми окнами, за которыми были разложены ткани, украшения, посуда, одежда самого достойного вида… Не то, что мой халатик!.. В некоторых окнах, прикрытых шелковыми занавесями, были выставлены каллиграфически выписанные на уже виденной мной, желтоватой бумаге изречения назидательного содержания типа: «Если дело продумать тщательно, непременно добьешься успеха» или «Разве бросит свой плуг земледелец, уходя с поля!»

Не согласиться с ними было невозможно, но я был удивлен этим своеобразным обычаем.

И вообще, я, похоже, своим видом весьма напоминал деревенщину, впервые попавшего на звонкую городскую улицу. Это впечатление тем более усиливалось, что мой учитель шествовал по этой роскошной улице с огромным достоинством, словно не только не интересовался выставленными ею чудесами, а своим присутствием оказывал ей огромную честь!

Наконец мы добрались до еще одной арки и через нее вышли на большую круглую площадь, замощенную брусчаткой. Прямо напротив возвышалось двухэтажное здание, причем первый его этаж был раза в два шире второго, и потому здание накрывала изящно изогнутая двухъярусная крыша. Столбы, поддерживавшие каркас строения были выкрашены в ярко-красный цвет, что делало здание необычайно праздничным и торжественным, да, вдобавок, по зеленым стенам бежали золотые иероглифы изречений, касающихся государства и общества.

Фун Ку-цзы остановился на площади и, кивком указав на здание, произнес:

– Вот здесь расположен вход в летнюю резиденцию правителя уезда, высокочтимого Тянь Ши. Сейчас мы пройдем к нему, ты держись позади меня и молчи… В крайнем случае, можешь поклониться или кивнуть, а вообще, просто повторяй мои движения… Я надеюсь, к тебе правитель не обратиться…

– А если обратиться?.. – очень натурально встревожился я.

Фун Ку-цзы снова внимательно взглянул на меня и сурово проговорил:

– Постарайся быть кратким!..

И он направился прямо к двум, застывшим у лаково отсвечивающих дверей, фигурам, разодетых в багряные, расшитые золотом халаты и державшим в руках да-дао, или «большие мечи». Это странного вида оружие представляло из себя полутораметровые черные древки, на которые были насажены широченные, чуть изогнутые лезвия с утолщенными концами длиною в метр. Вообще-то, эти да-дао очень напоминали… весла для каноэ, только вот ребра у этих «весел» поблескивали весьма грозно. Я представил себе, с каким «изяществом» могут орудовать таким оружием наряженные в халаты ребята, и невольно улыбнулся. А затем поспешил за своим учителем – тот был уже почти у самых дверей.

Наше приближение совершенно не заинтересовало двух стражников-близнецов, они оставались все такими же неподвижными и безмолвными, чем живо напомнили мне часовых с поста номер один в бывшем Советском Союзе. Правда, рожи у этих, завернутых в багряный шелк, ребят были не в пример свирепее, а глаза, упертые в пространство перед собственным носом, гораздо стекляннее. Мой наставник, остановившись шагах в четырех от стражи, поклонился дверям и неожиданно елейным голосом пропел:

– Господа гвардейцы, сообщите советнику Шу Фу, что учитель Фун Ку-цзы смиренно ожидает его у ворот.

Ни один мускул не дрогнул на лицах «господ гвардейцев», однако правый глаз у меченосца, стоявшего слева, вдруг поехал в сторону и уперся в нас. Глаз этот по-прежнему оставался совершено бессмысленным и стеклянно поблескивающим, и тем не менее я понял, что нас видят.

Это странное, молчаливое и довольно жутковатое разглядывание длилось около минуты, после чего гвардейский глаз вернулся на место. Затем позади гвардейца распахнулась крохотная, неприметная дверка, и в нее просунулась круглая ушастая голова, увенчанная вместо шляпы согнутым под острым углом куском жесткой кожи, который удерживался с помощью пришитой к нему широкой голубой ленты, видимо, завязанной под подбородком этой самой головы. Голова улыбнулась, так что и без того немаленькие щеки стали похожи на волейбольные мячи, и затараторила:

– Ну что же вы, учитель, куда ж вы запропастились?!! Проходите, проходите скорее!!! Все с нетерпением ожидают вашего прибытия!!! – а затем она, не переставая улыбаться, вдруг гаркнула, – Открыть парадные двери!!!

И в то же мгновение лаковые двери меж двух свирепых гвардейцев торжественно распахнулись.

Мой наставник, не поворачивая головы и странно скосив в мою сторону губы, внушительно шепнул:

– Сам советник Шу Фу!!!

Затем он, приосанившись, шагнул вперед, дважды шаркнул своими сандалиями, словно стирая с них дорожную грязь, и перешагнул порог. Я постарался в точности воспроизвести все его действия и даже придать своему телу такую же осанку. Не знаю, насколько точно мне это удалось, но перебраться через порог я смог без проблем.

Едва мы оказались в передней зале дворца, как двери с поразительной поспешностью захлопнулись, едва не прищемив мой и без того достаточно драный халат. Немедленно вслед за этим в левой стене небольшой залы открылась дверь, и навстречу нам выскочил небольшой толстячок с уже знакомой кожаной береткой оригинального покроя на голове. Поскольку длинный темно-синий халат полностью скрывал его коротенькие ножки, создавалось впечатление, что он не идет, а стремительно перекатывается. Взмахивая коротенькими ручками, и по-прежнему лучезарно улыбаясь, советник Шу Фу продолжил свой монолог:

– Прошу вас, учитель, проследовать за мной!!! Правитель примет вас немедленно, а госпожа… тетушка… ожидает вас к ужину!!!

Не прекращая своего катящегося движения, он внезапно развернулся и устремился к противоположной стене слабо освещенной залы, в середине которой виднелась арка, открывавшая целую анфиладу комнат.

Мы с Фун Ку-цзы поспешили за ним, именно поспешили, поскольку при своем небольшом росте и длиннополом халате передвигался Шу Фу удивительно быстро. При этом он продолжал тараторить:

– Правитель очень доволен, что вы появились в его дворце именно сегодня. У него появилось несколько вопросов… э-э-э… философского толка, – тут советник сам себя перебил, – Да будет вам известно, что правитель пишет книгу! Философскую книгу!! Так вот, он надеется, что ваша мудрость позволит осветить с позиций современной науки несколько вопросов философского толка… конечно в рамках учения Желтого Владыки!!!

В этот момент мы как раз проходили под аркой, и советник, внезапно остановившись и резко повернувшись, неожиданно сурово посмотрел на моего наставника:

– А вы знаете, учитель, что ваша яшма со щербинкой?!

– Но согласитесь, советник, что это весьма пикантная щербинка!.. – льстиво улыбнулся старик и склонил свою голую голову.

– Но все же, со щербинкой!.. – упрямо повторил советник противным голосом, а затем, снова покатившись вперед, опять резко сменил тон, – Госпожа, тоже очень рассчитывает на вашу помощь, правда в деле совершенно иного свойства! Вы знаете, младшая дочь четвертой наложницы правителя, помешалась!!!

Несмотря на визгливые вопли советника, я вполне отчетливо расслышал облегченный вздох своего наставника и понял, что вздох этот относится к «пикантной щербинке» на какой-то яшме. Услышав же последнее сообщение советника, Фун Ку-цзы весьма огорченным тоном воскликнул:

– Как, неужели несравненная Шан Те потеряла рассудок?!

– Рассудок, совесть, честь, уважение к старшим и все остальное! Все!!! – немедленно подтвердил Шу Фу.

– И в чем же выражается ее… э-э-э… помешательство?

– Она утверждает, что влюблена и собирается выйти замуж!!!

Последняя фраза в устах советника прозвучала как вопль раненого животного.

– Но она же, если я не ошибаюсь, с самого рождения была предназначена в жены вам!!! – совсем в тон ему возопил мой наставник, – И она никогда не давала повода усомниться в своем послушании и почтении к будущему мужу!!!

– Да?! – буквально взвизгнул Шу Фу, – А теперь она говорит, что я для нее слишком… э-э-э… не молод и слишком… э-э-э… не строен!!! Она говорит, что госпожа хочет свести ее в могилу, и что я – ее надгробная плита!!!

Советник на бегу метнул быстрый взгляд через плечо, и я буквально физически ощутил, как этот неприязненный взгляд мазнул меня по лицу.

– Тетушка надеется, что вы, учитель, со свойственным вам благоразумием и рассудительностью, а также знанием законов и обычаев, предписанных Желтым Владыкой, сможете объяснить Шан Те всю пагубность ее… как бы это сказать… настроений!!!

«Э-э-э… – подумал я, – Теперь понятно, почему советник не стал акцентировать внимания на „щербинке“…

– Я сделаю все, что в моих силах!.. – с чувством воскликнул Фун Ку-цзы, а советник, умерив на секунду свой бег и обернувшись, проверещал:

– Да уж… постарайтесь!.. Тетушка очень на вас рассчитывает!!!

В этот момент мы, пройдя уже около десятка невысоких комнат анфилады, оказались в довольно просторном зале, ярко освещенным потолочными светильниками. Зал этот был последним, и его противоположную стену украшали высокие, расписанные черным и красным лаком, двустворчатые двери, возле которых маячила знакомая фигура в багряном халате с остро-элегантным уже виденным мной да-дао в руках.

– А вот и кабинет правителя!.. – проверещал советник, правда, гораздо более тихим голоском, – Я зайду первым и узнаю, когда правитель удостоит вас аудиенции…

И он исчез за приоткрывшейся на мгновение дверью, словно бильярдный шар в лузе, а мы получили, наконец, возможность перевести дух и оглядеться.

Зал был не слишком большим, но по сравнению с оставленными позади комнатами казался огромным. Это впечатление создавалось в основном очень высоким потолком и узкими, высокими зеркалами, украшавшими боковые стены. Рамы зеркал, выполненные в форме странного вида птиц – узких, длинноногих и длинношеих, с короткими, словно обрезанными крыльями и живыми, мерцающими теплым блеском глазами – буквально приковали мое внимание своим совершенством. Увидев, с каким вниманием я разглядываю этих странных птиц, мой наставник негромко произнес:

– Не надо слишком пристально пялиться на луаньняо… Они этого не любят и могут покинуть свое место… И тогда тебе отрубят голову…

– Так эти птички что, живые?! – изумился я.

Фун Ку-цзы блеснул глазами и с легкой улыбкой спросил:

– Ты разве можешь определить что живо, а что мертво?..

– Конечно! – самоуверенно ответил я, – Если это «что» меняется, увеличивается или уменьшается, самостоятельно движется, изменяет форму или цвет, издает звуки, поглощает или испускает из себя какие-то вещества – значит оно живо!

– Значит, эти… «птички» живы… – улыбка старичка стала гораздо шире, и его крошечные глазки совершено исчезли в морщинах щек, – Если ты отойдешь в сторону, ты сразу же убедишься в этом.

Я немедленно сделал шаг в сторону, не сводя глаз с обрамления зеркал, и тут же маленькая изящная головка одной из птиц плавно повернулась, провожая мое движение живым поблескивающим глазом. Остановившись, я улыбнулся, и в этот момент мне показалось, что маленький птичий глаз мне… подмигнул!..

Однако проводитьдальнейшие наблюдения мне не дали, из-за дверей вынырнул советник Шу Фу и громогласно проверещал:

– Правитель Тянь Шу приглашает достопочтимого Фун Ку-цзы и его ученика предстать перед ним.

И маленький толстяк быстрым движением широко распахнул обе створки двери.

Фун Ку-цзы принял торжественный вид – надул щеки, приподнял плечи, сделал стеклянные глаза, и медленным коротким шагом направился к дверям. Я пристроился чуть позади и сбоку от своего наставника, придал своему лицу умное выражение и последовал за ним, сгорая от любопытства.

За дверями располагался очень большой зал, стены которого вплоть до простенков между окнами были изукрашены красно-золотым орнаментом, а потолочные балки в местах их примыкания к стенам покрывал резной узор. Толстые ковры, расстеленные на полу, совершенно скрадывали звук наших шагов, так что на середину зала мы вышли совершенно бесшумно. Наш провожатый замер в трех шагах от небольшого, очень низенького столика, на котором стоял письменный прибор с аккуратно разложенными кисточками и открытой тушечницей. По темной полированной столешнице были разбросаны кусочки плотной желтоватой бумаги, и на всех этих кусочках красовался единственный иероглиф – «милость Неба», словно хозяин зала тренировался в его правильном написании.

Сам хозяин, правитель Тянь Ши, сидел за этим неудобным столиком, скрестив под ним ноги и… спал! Во всяком случае, плотно закрытые глаза, безвольно обвисшие щеки и негромкое, но явное сопение указывали на сей странный факт. Огромное, плотное тело правителя, затянутое в яркий шелковый халат и обложенное подушками, чуть заметно колыхалось в такт сопению.

Признаться, я несколько растерялся от такого приема, однако и советник Шу Фу, и мой наставник вели себя, как ни в чем не бывало. Советник выпрямился, сохраняя в тоже время некую, отчетливо выраженную подобострастность, и громко произнес своим визгливым голоском:

– Многомудрый учитель Фун Ку-цзы со своим любимым учеником предстали перед могущественным правителем уезда Гуанчу!

Советник сделал паузу, но «могущественный правитель» никак не прореагировал на его вопль. Шу Фу как-то странно хрюкнул и продолжил:

– Многомудрый Фун Ку-цзы покорнейше просит выслушать его и позволить преподнести дар!

После слова «дар» сопение смолкло, а правый глаз правителя чуть приоткрылся, и черный зрачок уставился на склоненную фигуру Фун Ку-цзы.

Советник, похоже, собирался продолжить свое выступление, однако, увидев открытый глаз хозяина, немедленно заткнулся. На несколько секунд в зале воцарилась тишина, а затем раздался хрипловатый, словно после сна, бас:

– Какой дар?..

Фун Ку-цзы склонился еще ниже, сделал крохотный шажок вперед и протянул в сторону правителя сложенные вместе и раскрытые ладони. В них, словно в странной, корявой, плохо обожженной глиняной чаше, лежал довольно большой бесформенный камешек голубовато-зеленого цвета. Верхняя грань камня была отполирована, и я сразу понял, что учитель мой предлагает в дар правителю крупную и очень красивую бирюзу.

Открытый глаз Тянь Ши скользнул к этим заскорузлым ладоням, бровь над ним дернулась, а длинные черные усы, свисавшие ниже подбородка неожиданно зашевелились:

– Откуда взял?.. – хрипловатость из баса исчезла, и вместо нее появилась странно напряженная заинтересованность.

Фун Ку-цзы молчал, и только его спина еще больше согнулась.

– Говори… – разрешил бас.

И вдруг я понял, что губы правителя Тянь Ши… не шевелятся, что басовитый голос звучит в зале как будто бы сам собой! Мой интерес к личности носителя местной власти взмыл до небес!

– Господин, – негромко, но внятно заговорил Фун Ку-цзы, – Этот Осколок Великого Неба в его грозовом обличье встретился мне во время моих скитаний по Розовым горам. Он лежал рядом с козьей тропой, по которой пролег мой путь, и смотрел своим ясным ликом на плывущие в небе облака. Со всем благоговением я поднял этот Осколок, и он согрел мои ладони! Но мне сразу стало ясно, что я не достоин такой драгоценности, что ее владельцем должен быть поистине высокий человек. Поэтому я прошу тебя, господин, принять под свое покровительство этот Осколок Высокого Неба.

И учитель склонился еще ниже.

Несколько секунд в зале царило молчание, а затем снова прозвучал бас:

– Я согласен принять твой дар… А теперь говори, чем я могу… тебя порадовать?..

– Уже то, что я могу лицезреть одного из величайших людей Поднебесной, для меня великая радость! – воскликнул Фун Ку-цзы, – А если я смогу быть полезным могущественному Тянь Ши, я был бы просто счастлив!!

И снова после этих слов в зале наступило недолгое молчание, словно правитель о чем-то раздумывал, однако, мне показалось, что он вместе с нами дожидается своего ответа. Наконец, этот ответ прозвучал:

– Шу Фу, поселишь моего гостя и его ученика в малом розовом павильоне, а вечером пригласишь их обоих на ужин… Мы будем смотреть, как под красной луной распускаются лотосы…

Уже посреди фразы глаз Тянь Ши закрылся, и правитель снова погрузился в сон. Однако бас продолжал звучать в зале:

– А после ужина нам хотелось бы услышать мнение высокоученого Фун Ку-цзы по некоторым спорным вопросам…

Голос смолк, и Шу Фу немедленно сделал знак, что нам пора удалиться.

Мой наставник почтительно поклонился спящему правителю Гуанчу и на цыпочках последовал за направившимся к выходу советником. Я повторил поклон учителя и двинулся следом. Уже у самой двери я оглянулся. Открытый глаз правителя внимательно следил за мной… Именно за мной!

Следуя за Шу Фу мы покинули кабинет правителя и саму официальную резиденцию. По мощеной красным кирпичом дорожке, прихотливо извивавшейся между невысоких цветущих кустов, советник вел нас вглубь сада, полого сбегавшего к берегу реки, и при этом безостановочно тараторил:

– Правитель очень благосклонен к вам, учитель Фун Ку-цзы, розовый павильон предназначен для самых высоких гостей!.. Вы не поверите, но в розовом павильоне совсем недавно останавливался сам великий маг Поднебесной Цзя Лянь-бяо!

Тут он оглянулся и торжествующе-высокомерным взглядом окинул невзрачную фигуру моего учителя.

– Великий Цзя Лянь-бяо очень благоволит к правителю Тянь Ши, вы видели, какой подарок он сделал правителю в этот свой последний приезд?!

– Так это дар самого Неповторимого Цзя?! – изумленно воскликнул Фун Ку-цзы, – Как же я сразу не догадался!! Ведь на такое чудо не способен в Поднебесной больше никто!..

Мне было очень интересно, каким таким чудом восхищаются эти двое, но спросить об этом я не успел, мой учитель задал советнику вопрос, ответ на который частично просветил меня:

– А что, правитель Тянь Ши может теперь совмещать сон и с едой и с питьем, и с прогулкой, и с… другими… э-э-э… делами?

– Нет! – чуть свысока усмехнулся Шу Фу, – Великий Цзя Лянь-бяо, вручая свой дар, сказал, что он не хочет чтобы его любимец утратил хоть что-то из жизненных наслаждений, он желает всего лишь скрасить ему скуку приема просителей и других… э-э-э… неинтересных посетителей. И потому теперь правитель может выслушивать своих подданных и решать их дела, одновременно наслаждаясь сном и сновидениями!..

– Да!.. – вздохнул Фун Ку-цзы, – Цзя Лянь-бяо воистину велик! – и по его тону я понял, что он считает тему великого мага Поднебесной исчерпанной. Но у меня еще оставался целый ряд невыясненных моментов, так что со всей возможной почтительностью я проговорил:

– Учитель, позволь мне обратиться к достопочтенному советнику с вопросом…

Фун Ку-цзы бросил на меня удивленный, встревоженный взгляд и с явной неохотой процедил:

– Я надеюсь, это не какие-нибудь глупости?..

– Ни в коем случае, учитель!.. – заверил я старика.

Он секунду подумал и сказал:

– Хорошо, я спрошу у советника, захочет ли он говорить с тобой? – и повернувшись к советнику, делавшему вид, что не слышит нашего разговора, Фун Ку-цзы изобразил самую льстивую улыбку:

– Уважаемый Шу Фу, позволите ли вы моему ученику, Сор Кин-иру, почтительнейше обратиться к вам с вопросом?..

Советник бросил на меня косой взгляд, и вдруг мне показалось, что толстый, кругленький коротыш стал еще толще и круглее. Презрительно оттопырив губу, он брезгливо проговорил:

– Из уважения к вам, почтенный учитель, я выслушаю вопрос вашего… ученика, но предупредите его, что вопрос должен быть краток – мне некогда вести длительные беседы…

Слова «… со всякими там учениками!..» не были сказаны, но явственно повисли в воздухе.

Однако, мое любопытство было выше чьей бы то ни было брезгливости, а потому я, после короткого: – Говори… – брошенного учителем, почтительно поклонился и спросил:

– Достопочтенный Шу Фу, вы сказали, что Неповторимый Цзя Лянь-бяо благоволит к правителю Тянь Ши, а часто ли он навещает правителя?..

Глаза моего бедного старого учителя округлились от ужаса, когда он услышал из уст своего ученика столь вопиюще бестактный, даже наглый, вопрос. Поэтому он не заметил, что спрашивая, я сложил накрест указательный и средний пальцы правой руки, а потом встряхнул ладонью, словно сбрасывая с нее капли воды. С моей ладони действительно сорвались мелкие капли, но не воды, а захваченной из укутывавшего меня кокона, Силы. И эти капли попали как раз туда, куда я их нацелил.

Безмерный ужас моего учителя сменился безмерным изумлением, когда он услышал, как разбухший от собственной значимости советник, вдруг заулыбавшись, с неожиданным удовольствием принялся пространно отвечать на мой вопрос:

– О, мне вполне понятен твой интерес к великому и неповторимому Цзя Лянь-бяо! И я буду рад ответить на твой вопрос, тем более, что не каждый ученик даже такого замечательного учителя, как наш уважаемый Фун Ку-цзы, способен так мудро направлять свой интерес!

Тут он повернулся в сторону оторопевшего старика и заметил, – Ваш ученик, мудрый Фун Ку-цзы, – редкий ученик, в нем прекрасно сочетаются скромное уважение к старшим и похвальная любознательность. Я сам когда-то был таким учеником, и мне приятно видеть, что и в теперешнее, не самое лучшее, время не перевелся дух настоящего ученичества!..

Фун Ку-цзы, надо сказать, мгновенно сориентировался и с самой мудрой своей улыбкой ответствовал:

– Да, достопочтенный Шу Фу, ты чутко уловил высокие моральные качества моего ученика под его невзрачной внешностью…

«Это почему это „невзрачной“!..» – с некоторой обидой подумал я, но советник, не обращая внимания на замечания моего учителя, снова повернулся ко мне:

– Так вот, любознательный Сор Кин-ир, ты должен знать, что великий маг Поднебесной, Неповторимый Цзя Лянь-бяо действительно весьма благоволит к правителю Тянь Ши. И это не случайно – Тянь Ши находится в родстве с Неповторимым Цзя и к тому же сам не лишен магических способностей!..

Советник сделал многозначительную паузу после чего продолжил:

– Однако все имеющиеся у него способности правитель Тянь Ши поставил на службу своему могущественному родственнику! Ты также должен знать, что Неповторимый Цзя отнюдь не склонен гостить у своих родственников и почитателей, он предпочитает, чтобы они сами приезжали в его резиденцию… когда он их к себе вызывает. А нашего господина он вызывает к себе довольно часто. Если же Неповторимый Цзя решает навестить кого-либо из своих почитателей, то он задолго до этого уведомляет его о своем приезде, его управляющие прибывают в выбранную Великим магом резиденцию за две недели до его прибытия, чтобы подготовить все к его приезду, а свита Великого мага состоит не менее чем из двухсот сопровождающих!! В Цуду Неповторимый Цзя Лянь-бяо был дважды и оба раза занимал покои самого правителя Тянь Ши!..

Рассказывая все это, советник Шу Фу продолжал бодро продвигаться вперед по измельченному кирпичу дорожки, но произнеся последнюю фразу он вдруг остановился, его лицо приняло весьма удивленное выражение, и продолжил он свой рассказ несколько раздумчивым тоном:

– Правда в третий, последний, раз… два дня назад… Хм… Великий маг прибыл совершенно один… пешком… Он выглядел… странно измученным… даже, можно сказать, до предела вымотанным… Хм… Что же могло так утомить великого мага?!

Советник помолчал, задумчиво почесал щеку, словно вспоминая нечто удивительное, и продолжил:

– Да… Так вот… Неповторимый Цзя прибыл поздно вечером, попросил… нет… что это я… потребовал… конечно же потребовал, устроить его на ночлег в самом скромном павильоне и очень не хотел, чтобы о его пребывании стало известно слугам… Да, собственно говоря, об этом кроме Тянь Шу, меня и служанки малого розового павильона никто и не знает… Утром он осчастливил своим магическим подарком правителя и… Мне он тоже что-то подарил, вот только я не припомню что именно!..

Советник наморщил лоб, вспоминая, что же такое подарил ему великий маг Поднебесной, но я сразу же понял, что его память заблокирована и об этом подарке он ничего сказать не сможет. Я и так заставил его рассказать гораздо больше того, что ему было позволено. И тем не менее, я попробовал еще раз подтолкнуть его память:

– Может быть Неповторимый Цзя дал вам, достопочтенный Шу Фу, какое-нибудь наставление?..

– Точно! – мгновенно «вспомнил» советник, – Великий маг сказал, чтобы мы никому не рассказывали о его пребывании в Цуду, и чтобы мы зорко следили за своим уездом. Что здесь могут появиться его враги, которых можно узнать по странной, даже… э-э-э… неприличной… одежде, он, правда не уточнил, что это за одежда… И если эти… враги начнут выспрашивать о нем, мы должны немедленно их изолировать и сообщить ему об их появлении!.. А потом великий маг… ушел… пешком… с мешком…

Последние слова получились у советника совсем уж растерянными, словно он сам не понимал, как такое можно выговорить, и в этот момент я поймал на себе взгляд Фун Ку-цзы, посверкивающий некоей догадкой.

Я мгновенно сжал правый кулак, как будто мне попалась муха, избавляя Шу Фу от своего магического воздействия, однако его последующее поведение тоже оказалось достаточно странным. Он остановился на полушаге, оглядел окрестности растерянным взглядом и удивленно заявил:

– Вот это да!.. Я же прошел мимо отведенного для вас павильона!.. Как же это я так?!

И снова я поймал пристальный взгляд своего учителя, направленный на меня.

Советник, между тем, быстренько развернулся и покатил по дорожке в обратную сторону, громко удивляясь своей рассеянности. Мы, чуть поотстав, последовали за ним, и Фун Ку-цзы, не поворачивая ко мне головы, еле слышно пробормотал:

– Это ты над советником чудишь?!

– Ну что вы, учитель! – как можно естественнее обиделся я, – Просто господин советник, видимо, немного… устал, вот… по рассеянности… и пробежал мимо… цели.

Старик скосил на меня недоверчивый взгляд, и в это же мгновение совсем рядом с нами раздался противный голосок моего собственного… ученика:

– Он, он!.. Он еще и не такое может!.. Я-то уж точно знаю!..

Мы с Фун Ку-цзы резко повернулись на голос, но рядом никого не оказалось, хотя спрятаться на травянистой лужайке, по которой пролегала дорожка, было совершено негде.

– Прошу, прошу за мной! – донесся до нас фальцет советника, укатившего уже довольно далеко, – До ужина осталось совсем немного времени, и из-за моей рассеянности, вам придется сократить свой туалет!..

Фун Ку-цзы судорожно вздохнул, укоризненно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Махнув рукой, он заторопился вслед за советником.

Вернувшись назад по мощеной дорожке шагов на сорок, Шу Фу свернул на едва заметную тропку, которая метров через десять вильнула прямо в заросли кустиков, напоминающих нашу войлочную вишню. За кустами, на небольшой, заросшей невысокой травкой поляне обнаружилась небольшая, легкая постройка и в самом деле напоминавшая павильон. Стены этой постройки были, похоже, побелены известью и в лучах заходящего солнца отсвечивали нежно-розовым.

– Вот ваше жилье!.. – бодро возвестил Шу Фу, останавливаясь около малюсенького крылечка. Оно было украшенно изящными витыми столбиками и непременным назидательным изречением, выведенным на желтоватой бумаге и вставленном в деревянную рамочку.

«Чтобы направить силу влево, нужно прежде мыслью устремиться вправо», – прочитал я и подумал, что написанное прекрасно подходит для моего теперешнего положения, вот только здесь не сказано, чью силу надо направить влево…

Советник, между тем бодренько взбежал на крылечко и распахнул дверь.

– Юань-чу, – позвал он, и из глубины домика немедленно донеслось: – Иду, господин!..

Через секунду в проеме открытой двери появилась невысокая молодая девушка с круглым, миловидным личиком и большими, явно подведенными глазами. Окинув нас быстрым взглядом, она присела в поклоне перед Шу Фу и быстро проговорила:

– Слушаю, господин…

– Эти господа, – советник кивком указал на нас, – Учитель Фун Ку-цзы и его ученик, Сор Кин-ир, гости нашего повелителя. Он поселил их в розовом павильоне, и тебе необходимо позаботиться об их удобствах.

Затем Шу Фу повернулся к нам:

– Располагайтесь, господа, через час я пришлю за вами слугу, и он проводит вас в покои госпожи Имань Фу.

Тут он вдруг поднял руку и, слегка нахмурившись, потер пальцами лоб, а затем внимательно посмотрел на меня:

– Разговор с тобой, Сор Кин-ир, доставил мне изысканное удовольствие… вот только… – тут он снова потер лоб, после чего добавил, – Только, мне кажется, он не совсем закончен… Я ощущаю внутри себя некую незавершенность…

Его глаза вопросительно взглянули на меня, а я тут же ощутил на себе тревожное внимание своего учителя. Однако мне было хорошо известно, что советник помнил только то, что говорил со мной, а о предмете разговора он и понятия не имел – я не хуже их хваленого Цзя Лянь-бяо владел постановкой магического блока памяти. Но чтобы несколько успокоить советника, я, слегка поклонившись, ответил:

– На ваш последний вопрос, уважаемый советник, я непременно отвечу, после того, как немного отдохну. Согласитесь, что такая сложная и неоднозначная тема требует свежей головы!..

– Да, да, конечно… – улыбнулся советник, хотя на его лице была написана некоторая растерянность, он явно не помнил тему разговора и своего, оставшегося без ответа, вопроса, – Значит, мы продолжим нашу беседу, когда встретимся у госпо… у тетушки.

И, приятно улыбнувшись на прощанье, он сбежал по ступеням крыльца.

– И скоро уважаемый Шу Фу вспомнит, о чем говорил с тобой?.. – негромко поинтересовался Фун Ку-цзы, глядя в спину удаляющемуся советнику.

– А разве был какой-то разговор, – я удивленно поднял бровь и улыбнулся своей самой открытой улыбкой.

– Точно, никакого разговора и не было!.. – раздался рядом знакомый голосок.

Мы с Фун Ку-цзы опять быстро оглянулись на голос, и на этот раз узрели Поганца Сю. Он, совершенно не таясь, стоял около крыльца и довольно улыбался нам обоим.

– А ты что здесь делаешь?! – прошипел старик, забывая при виде моего ученика, обо всех, виденных им в моем исполнении, колдовских штучках.

– Как это «что делаю»?! – в свою очередь изумился Поганец, – Учусь!.. Ведь именно для этого я и пошел в ученики к мудрому Сор Кин-иру! И разве не прекрасен урок, который он преподал… советнику Шу Фу?!

Мой старый учитель растерянно взглянул на меня и раскрыл, было, рот, чтобы достойно ответить этому мелкому поганцу, но в этот момент прозвучал мелодичный голосок забытой нами девушки:

– Господа пройдут в дом, или у них есть еще какое-то дело на дворе?..

Мы разом посмотрели на Юань-чу, и она в ответ мило улыбнулась:

– Хочу напомнить, что через час за господами прибудет слуга, а вам еще надо привести себя в порядок. Ведь, столь почтенным господам будет неприлично явиться в покои госпожи Имань Фу, беспокоя воздух ее покоев запахом… дальней дороги!..

Тут она слегка поклонилась и жестом предложила нам проследовать в дом.

Глава 3

Чтобы направить силу влево,

нужно прежде мыслью устремиться вправо,

а чтобы направить силу вправо,

нужно прежде мыслью устремиться влево…

В любом случае нельзя двигаться напрямую.

(Гу Нин-юань, XVI век)

Видимо, напоминание о «запахе дальней дороги» настолько встревожило моего учителя, что он, тут же позабыв о моем нахальном ученике, поспешил в дом, на ходу отдавая приказы:

– Попрошу немедленно наполнить ванну розовой водой, подать белой душистой глины, два больших полотенца и набор ножниц!..

Дальнейшие его слова стали неразборчивы, поскольку он свернул вправо по коридору и исчез, сопровождаемый нашей служанкой. Меня бросили, можно сказать, на произвол судьбы, а потому, обернувшись, я посмотрел на Поганца Сю:

– Ну, а нам что теперь делать?.. Или тоже срочно бежать в ванну, смывать «запах дальней дороги»?..

Поганец индифферентно пожал плечами:

– Я не воняю…

– Вот как? – усмехнулся я, – Тебе, значит, не свойственно потеть?..

– Свойственно, – ощерился в ответ Поганец, – Только я при этом, в отличие от вас, источаю упоительный аромат!..

– Да?.. – с сомнением произнес я и окинул маленькую, корявую фигурку задумчивым взглядом. Поганец немедленно развернул свои удивительные уши и противным от испуга голосом заверещал:

– И не надо на меня так смотреть!!! Не надо!!! И колдовать меня тоже не надо!!! Зависть великим магам не к лицу!!! Не надо!!!

– С чего это ты решил, что я тебе завидую и что я… собираюсь колдовать?.. – ласково поинтересовался я, откровенно складывая пальцы правой руки щепотью.

– Не надо!!! – снова заверещал малыш, шерсть у него на голове поднялась дыбом и вдруг он начал исчезать прямо у меня на глазах!

В первый момент я слегка растерялся, а потом, чисто интуитивно пробормотал короткий стишок, оказавшийся заклинанием «Истинного Зрения». Перед глазами у меня колыхнулся помутневший воздух, и сразу же все окружающее стало необыкновенно отчетливым. Поганец Сю тоже несколько изменился – из-под его набедренной повязки показались рукоятки двух коротких ножей, на ногах появились странного вида металлические сандалии, но самое главное у него образовалась еще одна пара рук!

«Ничего себе, ученичка я отхватил!..» – изумленно подумал я. А Поганец, будучи уверенным, что он исчез с моих глаз, начал медленно пятиться к углу павильона, стараясь не скрипеть песком дорожки и явно намереваясь смотаться подальше.

– Ну что ты так испугался… – самым добродушным тоном проговорил я, – Мне просто было интересно, как пахнут маленькие поганцы сю после… дальней дороги… И не пытайся сбежать! – я погрозил ему пальцем, – А то мне снова придется тебя привязывать!

Он немедленно остановился и изумленно уставился на меня, широко раскрытыми глазами:

– Так ты меня что, видишь?!

– Конечно! – подтвердил я, – И можешь поверить, что вижу я тебя во всей твоей невероятной красе, со всеми твоими… руками… ножами и… сапогами…

– Этого не может быть! – изумленно выдохнул Поганец и вдруг сразу сник. Все четыре его руки безвольно повисли вдоль тела, уши свернулись трубочками и спрятались в шерсти на голове, и без того коротенькие ножки подогнулись в коленках, а вся его фигурка засочилась немым отчаянием.

– Ну, не огорчайся ты так! – пожалел я его, – Я никому не скажу, какой ты красивый!..

Поганец посмотрел на меня укоризненным взглядом и снова понурился.

Мне очень хотелось его как-то утешить, но в этот момент позади меня раздался голос Юань-чу:

– Господин ученик, ваш наставник велел передать вам, чтобы вы тоже не теряли времени и быстрее приводили себя в порядок. Вы будете сопровождать учителя Фун Ку-цзы к госпоже Имань Фу.

Я повернулся и, приветливо улыбнувшись, спросил:

– И что же мне надо сделать, чтобы привести себя в порядок? Я, милая девушка, совсем не знаю ваших обычаев и порядков, так что тебе придется меня просветить в части внешнего вида и приличного поведения…

Однако, Юань-чу не ответила на мою улыбку, а, коротко кивнув, с важным видом произнесла:

– Следуйте за мной, господин ученик…

Девушка направилась вглубь дома. Я последовал за ней и тут же услышал за своей спиной довольное ворчание:

– Щас тебя девчонка научит, как себя вести!.. Попробуй только ее своим колдовством попугать!..

Я немедленно сделал грозное лицо и обернулся, однако заклинание «Истинного Зрения», сотворенное на скорую руку, уже развеялось, так что я никого не увидел, но зато услышал испуганный всхлип Поганца. Наугад погрозив в его сторону пальцем, я поспешил за нашей служанкой… или хозяйкой, не знаю уж, как правильнее ее назвать.

Она привела меня в небольшую комнату, в которой из мебели были только узкая циновка, положенная на небольшом возвышении около глухой стены, и небольшого столика, придвинутого к окну, выходившему в сад.

– Вот ваш кан, здесь вы будете спать, – сообщила мне Юань-чу, указывая на возвышение с циновкой. Затем она прошла через комнату к небольшой дверке, врезанной в противоположную стену.

– А здесь имеется все, что необходимо для поддержания своего тела в чистоте, – она приоткрыла дверку и жестом пригласила меня пройти внутрь.

Я приблизился к двери и осторожно заглянул в находившееся за ней помещение. Это была крохотная комнатка без окна, которое я немедленно окрестил про себя чуланом. Свет в этот чулан попадал только через открытую дверку, но его было вполне достаточно, чтобы рассмотреть стоявшую там здоровенную лохань и низенькую скамеечку, на которой возвышался большой кувшин, несколько небольших, плотно закрытых баночек и свернутый кусок ткани. В самом дальнем углу чуланчика виднелся белый горшок, живо напомнивший мне… детский сад – очень похожий горшок стоял под моей кроваткой в том далеком, но незабываемом учреждении, и я передать вам не могу, как я его ненавидел.

– Н-да… – пробормотал я себе под нос, – Вспомним детство!..

– Господин ученик чем-то недоволен? – немедленно раздался за моей спиной голос Юань-чу.

– Значит именно здесь я могу привести себя в порядок? – переспросил я вместо ответа.

– Именно здесь, – подтвердила служанка, – Ванна наполнена, кувшин для омовения также полон, сосуд для плодов утробы сияет чистотой, душистая белая глина, бальзам из древесных лягушек и эссенция из травы легкого забвения находятся рядом с кувшином для омовения. Пока вы будете очищать тело, я займусь вашей одеждой, она будет готова к моменту вашего выхода…

И она протянула руку, предлагая мне скинуть свой затрапезный халатик и передать его ей. Не раздумывая, я скинул свое верхнее облачение и протянул его девушке, а та, машинально взяла его в руки и прижала его к себе. Тут я заметил, что ее глаза широко распахнулись, губы приоткрылись, а растерянный взгляд перебегает с моей шикарной голубой джинсы на мои не менее шикарные рязанские кроссовки.

Несколько секунд продолжалось это молчаливое разглядывание, а затем я, пытаясь как-то объяснить свою столь необычную одежку, немного насмешливо поинтересовался:

– А что, в вашей провинции принято, чтобы девушка так беззастенчиво разглядывала исподнее мужчины?..

Лицо Юань-чу мгновенно вспыхнуло пунцовым румянцем, она резко отвернулась и поспешила к выходу из моей кельи. Но я успел услышать ее сдавленный возглас:

– Ах, какое у вас, господин ученик, необыкновенное… исподнее!..

Дверь за ней захлопнулась, а я снова повернулся к ожидавшей меня лохани и подумал: «Да уж, исподнее у меня необыкновенное… крайне!»

Затем, медленно стягивая с себя свою земную одежку, я припомнил, как советник Шу Фу рассказывал об ожидаемых великим магом Цзя Лянь-бяо «неприлично одетых» врагах. А ведь я точно подходил под эту категорию… если бы халатик, презентованный мне учителем не скрыл мое… «неприличное» одеяние!

Раздевшись и аккуратно сложив одежду на полу около дверцы в «ванную комнату», я подошел к лохани и увидел, что она до краев наполнена желтовато отблескивающей водой, над которой курился легкий парок. Попробовав воду, я убедился, что она в меру горяча и перенес свое внимание на скамеечку, вернее на разнокалиберные баночки выстроенные около кувшина с холодной, как я убедился, водой. Баночек было четыре, что меня слегка удивило, потому что я отчетливо помнил, что Юань-чу упоминала только три косметических средства – душистую белую глину, бальзам из древесных лягушек и…, как это?.. Ах, да, эссенцию из травы легкого забвения!

Я открыл все четыре емкости.

В самой большой имелась… душистая белая глина… Во всяком случае то, что там лежало, имело белый цвет, консистенцию чуть размякшей глины и довольно приятный запах. Во вторую по величине банку, почти по самый край, была налита темная, маслянистая жидкость, в которой плавали какие-то странные ошметки. В одном из этих ошметков я углядел почти целую лягушачью лапку, правда довольно сморщенную, и догадался, что это пресловутый бальзам. Двух других, самых маленьких баночках находились ярко розовая кашица, которую я решил считать эссенцией, так как мелко перемолотый зеленоватый порошок в другой баночке эссенцией быть ну никак не мог.

Я взял баночку с неназванным служанкой порошком и, внимательно его рассмотрев, осторожно поднес к лицу. Моего носа коснулся едва заметный, чуть сладковатый, очень своеобразный и совершенно мне незнакомый запах. Едва я ощутил этот запах, как голова моя слегка закружилась, в теле появилось странное, непонятное возбуждение, а через секунду в самом темном углу моего туалетного чулана явственно проступила… фигурка обнаженной женщины!..

Мое неопределенное возбуждение сразу же приняло вполне отчетливые формы, причем в таком интенсивном виде, что я сам слегка испугался. А потому усилием воли, смешанным с изрядной долей имевшейся под рукой магической энергии, я изгнал из себя приторный аромат порошка.

Голая баба в углу немедленно растаяла, голова моя прояснела, возбуждение улеглось… Вот только порошок в баночке явственно потемнел, словно был недоволен оказанным мной сопротивлением.

Закрыв провокационную банку и сунув ее под лохань, я полез в воду, окунулся и, зачерпнув горсть белой глины, принялся намазывать тело сим моющим средством…

Эта белая глина действительно очень неплохо исполняла роль мыла. Она покрывала кожу тоненькой пленкой, которая под действием воды… подсыхала и затем скатывалась в мелкие катышки, уносившие с собой всю осевшую на теле грязь. Причем после того, как глина удалялась, на коже оставался едва ощутимый, но очень приятный аромат.

Я дважды повторил процедуру помывки и собирался уже в третий раз намазаться остатками глины, как вдруг почувствовал, что в отведенном мне помещении кто-то присутствует. Через открытую дверь «туалетной» комнатки моя спальня была видна практически полностью, во всяком случае, я обязательно увидел бы вошедшего человека, но там никого не было, а ощущение чужого присутствия становилось все явственнее. Я замер, внимательно прислушиваясь к окружающему миру, и тут по окутывавшему меня кокону силы пробежала некая странная, неприятная дрожь, а через секунду мне стало ясно, что кто-то или что-то легкими магическими касаниями ощупывает собранный вокруг меня сгусток Силы.

Осторожно отключив зрение и вкус, я до предела обострил слух, обоняние и осязание. Тут же в окутавшей меня темноте я услышал короткое сухое покашливание и несколько невнятное бормотание:

– Кх-м, кх-м… Что ж это такое мы имеем… Что ж это такое появилось в доме у нашего дорогого Тянь Ши…

Я явственно ощутил прикосновение ловких, жестких, импульсов-пальцев к моему магическому кокону – его снова начали требовательно ощупывать. Это была мощная и еще не до конца понимаемая мной магия!

Качнувшись чуть влево, я ушел от этих нахальных пальцев, зато сразу же почувствовал весьма неприятный запах и в следующее мгновение понял, что эта вонища не что иное, как магическое сопровождение яростного недовольства моего неведомого исследователя.

– Так, так, так… – снова послышалось его бормотание, – А уплотненьице это к тому же весьма резвое… И что же это его вызывает… Ну-ка, ну-ка… где там его сердцевинка?.. Кто ж это из гостей моего дорогого Тянь Ши умеет создавать такие магические запасы… и зачем?!!

Пальцы шустро забегали вокруг меня, пока еще не находя моего кокона, но я очень хорошо чувствовал их быстрое перемещение, и было у меня такое ощущение, что этих настойчивых пальчиков не один десяток!

Откачнувшись еще раз влево, я увеличил расстояние между собой и ищущими импульсами. Затем несколько, может быть, небрежно, но зато очень быстро сформировал рядом с собой еще один, правда, довольно рыхлый магический кокон и, поместив в его середину… банку с остатками белой глины, толкнул свое создание в сторону чужой магии.

Ищущие меня импульсы, почувствовали новый кокон и на мгновение замерли, а затем буквально вцепились в свою находку.

– Вот ты где, дорогой, – раздалось довольное бормотание, – Теперь я тебя уже не упущу… Так, что тут у нас имеется?..

Дальнейшие слова были очень неразборчивы, но, как я понимал, исследование моей «куклы» проводилось весьма подробное. Я сам, между тем, очень осторожно продолжал увеличивать расстояние между собой и «исследователем», тем более, что некоторые из задействованных импульсов продолжали обшаривать пространство вокруг пойманной «куклы».

И тут мне в нос снова шибануло вонью, причем, на этот раз аромат был настолько мощным, что из моих незрячих глаз вышибло слезы. Похоже, неведомый исследователь пришел уже в совершеннейшую ярость. И бормотание сразу же стало совершенно отчетливым:

– Значит, этот дурак снова взялся за изготовление магических предметов!.. Я же его предупреждал, чтобы он не делал этого, что его Дар может понадобиться мне в любой момент!.. А он, выходит, решил, что мой приказ можно… игнорировать!.. Ну, Тянь Ши, ты, видимо, не до конца осознаешь, насколько суров может быть Неповторимый Цзя!.. Придется тебе сделать еще одно внушение!!!

И в это же мгновение магическое присутствие Великого Мага Поднебесной… исчезло. Вокруг меня клубилась совершенно пустая темнота, окружающий магический фон, еще секунду назад взбаламученный исследовательскими манипуляциями, мгновенно успокоился. Еще несколько секунд я напряженно следил за окружающим пространством, однако ничто не указывало на присутствие рядом со мной какой-либо чужой магии. Глубоко вздохнув, я снял напряжение со слуха, обоняния и осязания, но… зрение и вкус почему-то не возвращались!.. Меня по-прежнему окружала вязкая однородная темнота.

Стараясь не впасть в истерику, я со всей тщательностью повторил установку на восстановление зрения и вкуса и… снова у меня ничего не получилось!

Я закрыл глаза и провел по векам пальцами – все, вроде бы, было в полном порядке, вот только глаза мои не видели. Несколько раз вздохнув, чтобы унять начинающееся сердцебиение, я постарался как можно тщательнее сосредоточится, еще раз повторил установку на восстановление зрения и совсем уже собрался открыть глаза, как вдруг совсем рядом раздался громкий возглас Юань-чу, прозвучавший с изрядной долей лукавства:

– Ой!.. Прошу прощения, господин ученик, я не думала, что вы в такое время будете заниматься медитацией!

Я вздрогнул и быстро огляделся… зрение мое совершенно восстановилось, как, впрочем и вкусовые ощущения, поскольку, во рту чувствовался сильный привкус крови.

Юань-чу, старательно отворачивая от меня личико, возилась возле кана, рядом с которым появился маленький трехногий столик с установленной на нем лампой из зеленого камня, а я, голый и не совсем обсохший, сидел совсем и не в лохани, а посреди комнаты, в позе лотоса. Впрочем, через секунду я уже был в своей ванной комнате и быстренько натягивал свое не слишком чистое бельишко, даже не подумав обтереться приготовленным для этой цели полотенцем. Трусы и футболка, надетые на мокрое тело, как-то сразу успокоили меня и вернули некоторую уверенность. Немного подумав, я решил не надевать джинсы и куртку, а ограничиться подаренным учителем халатиком, и тут же вспомнил, что халатик этот утащила нахальная служанка.

Осторожно выглянув из чулана, я увидел, что комната пуста, а на моем спальном месте – кане, как называла его Юань-чу, лежит моя аккуратно свернутая одежка. Накинуть халат было делом нескольких секунд, после чего я смог убедиться, что все прорехи в нем тщательно и умело зашиты, к бортам халаты были приделаны новые завязки из узорчатой тесьмы, такая же тесьма была предложена и в качестве пояса. В общем, халатик стал хоть куда!..

Едва я успел завязать последнюю тесемку, как за дверью моей спальни раздался зычный голос Фун Ку-цзы:

– Сор Кин-ир, долго ты еще будешь прихорашиваться?! Или ты думаешь, что госпожа Имань Фу будет безропотно дожидаться, пока столь важная персона, как мой ученик, закончит обрызгивать себя лотосной водой?!

И вдруг, в ответ на вопль моего учителя, раздался мелодичный голосок Юань-чу:

– Господин учитель, господин ученик только что закончил свою дневную медитацию и безусловно уже готов к приему у госпожи Имань Фу…

– Медитацию?!! – проревел старикан, и было непонятно чего в этом реве больше – ярости или удивления.

Я толкнул дверь и с полным достоинством вмешался в разговор:

– А что тебя удивляет, учитель? Не хочешь же ты, чтобы твой ученик предстал перед столь важной персоной полной деревенщиной?.. Для такого важного визита мне необходимо было привести в порядок не только свое тело, но и свой дух!

Старик выпучил глаза, набрал полную грудь воздуха и… перевел взгляд на стоявшую рядом служанку, которая с интересом ожидала продолжения нашего разговора. Затем Фун Ку-цзы снова посмотрел на меня, ярость в его узких глазках погасла и он с шумом выпустил набранный воздух… не произнеся ни одного из приготовленных слов.

На мордашке Юань-чу читалось жестокое разочарование, которое, видимо несколько порадовало моего учителя. Гордый выказанной им выдержкой, он оглядел меня и уже совершенно спокойным тоном произнес:

– А где это ты раздобыл… э-э-э… такую… приличную одежду?..

Поскольку его халат тоже явно побывал в заботливых руках Юань-чу, я со спокойной совестью ответил:

– Здешняя хозяйка весьма сведуща в том, как подобает выглядеть мужской одежде и испо… И старается постоянно совершенствоваться в этом знании!..

При этом я весьма красноречиво взглянул на девушку, и та, вспомнив, видимо, мое «исподнее», густо покраснела.

В этот момент нашу содержательную беседу прервал зычный рев, раздавшийся во дворе:

– Госпожа Имань Фу приглашает многомудрого учителя Фун Ку-цзы и его ученика в свои покои!!!

Мой старый учитель подхватил полы халата и, грохоча своими деревянными сандалиями, ринулся к выходу из павильона. Я поспешил следом, но вполне отчетливо расслышал негромкие слова, сказанные мелодичным голоском за моей спиной:

– Ну… попадется еще раз мне в руки твой халатик, господин ученик!..

И мне живо представилось, что станется в этом случае с моей одежкой.

Фун Ку-цзы, не замедляя хода, врезался во входную дверь, от чего та, с грохотом распахнулась, и через мгновение я услышал восторженный вопль моего учителя:

– Приветствую тебя, благой посланник, возвестивший мне благую весть о том, что благодетельная госпожа Имань Фу призывает недостойного предстать пред ее прекрасные очи!!! Я следую за тобой, гонец моей госпожи!!!

На секунду стало тихо, а затем до меня донесся вопрос, заданный неожиданно спокойным тоном?

– А где второй?..

– Второй?.. – так же спокойно переспросил Фун Ку-цзы.

– Ну, да, второй… Мне было сказано привести двоих… Учителя и его ученика… Ты собственно кто будешь, учитель или ученик?..

Именно в этот момент я появился в дверном проеме и смог лицезреть физиономию моего старого учителя, отвечающую на последний слышанный мной вопрос. Испугавшись, что со стариком от нанесенного оскорбления может случиться удар или он сотворит что-нибудь нехорошее с этим посланником, я поспешил вмешаться:

– Даже столь молодой человек, как ты, о посланник несравненной Имань Фу, мог бы догадаться, что почтенный старец, на челе которого написана истинная мудрость, не может являться никем иным, кроме великого учителя Фун Ку-цзы! Однако, ты, как я вижу, еще слишком молод и слишком… неопытен, чтобы читать по лицам, а потому говорю тебе – ты сподобился лицезреть саму мудрость, воплощенную в человеке, а я ученик этого человека…

Посланник, действительно бывший весьма еще молодым парнем, стоял, открыв рот и с довольно глупым видом слушал эту мою галиматью. Зато ученый старикан, казалось, просто наслаждался звуками моего голоса.

– А теперь выполни свое предназначение и проводи нас к пославшей тебя госпоже!.. – самым торжественным тоном закончил я свою речь.

– Чего?.. – переспросил парень.

– Веди нас туда, куда тебе приказано! – довольно грубо пояснил мою мысль Фун Ку-цзы, а затем повернулся ко мне, – Твоя речь, может быть, была хороша, но тот, для кого она говорилась не готов ее понять…

Парень, поскребывая щеку, переводил глаза с меня на старика и пытался понять о чем это мы беседуем.

– Но даже сухой куст при обильном поливе может дать свежий побег… Даже скудный разум при достаточных усилиях может родить свежую мысль… – возразил я учителю и с удовольствием увидел, как удивленно вытянулась его круглое лицо.

– Сам придумал?.. – недоверчиво поинтересовался он, забывая о посланнике и его невоспитанности.

– Ну что ты, учитель, – я лукаво склонил голову, – Это твоя мысль.

– Да?! – старик удивленно поднял правую бровь, но тут же «вспомнил», – Ах, да… Ну конечно же… Кх-м…

Он повернулся к посланнику, строго посмотрел на него и сурово поинтересовался:

– И долго ты будешь так стоять?.. Веди нас к своей госпоже!..

Парень то ли кивнул в ответ, то ли просто тряхнул головой, повернулся и молча направился по тропке, тянущейся к уже знакомой нам мощеной дорожке. Выйдя на дорожку, наш посланник повернул вправо. Через несколько минут мы вышли к речке или одному из ее рукавов, через который был перекинут маленький, очень изящный, но на мой взгляд слишком горбатый мостик. Перебравшись на другой берег речки, мы пошли вдоль ее тихого, но быстрого потока, скрытого от нас ровненькой порослью ивняка, а затем свернули влево, мимо изящной беседки, стоящей на невысоком, явно искусственном холмике, и оказались в двух шагах от довольно большого дома.

Дом был двухэтажный, деревянный и довольно высокий. По бокам к нему примыкали дваодноэтажных длинных флигеля, так что вся постройка образовывала букву «П», причем двор перед домом был вымощен гладкой каменной плиткой. Высокие, двустворчатые, покрытые затейливой резьбой двери главного здания были широко распахнуты и за ними виднелся просторный зал.

Едва мы ступили на плиты двора, как наш увалень-провожатый куда-то исчез, а мой учитель замедлил шаг и принял весьма почтительный, я бы даже сказал, подобострастный вид. Пристроившись за его спиной, я постарался подражать его манерам. Таким образом мы очень медленно, торжественно подошли к самым дверям дома и… остановились. Эта остановка позволила мне хорошо рассмотреть открывшееся перед нами помещение.

Зал не имел окон, так что свет в него попадал только сквозь распахнутые двери, зато он был очень высок – в два света, что создавало ощущение необыкновенного простора. На противоположной от дверей стене виднелся целый ряд портретов, под которыми была укреплена полированная доска из, похоже, красного дерева, на которой золотом было выведено несколько иероглифов. «Преданность и почтительность к старшим пусть продлятся в семье» прочитал я, и перевел взгляд с надписи на стоящей под ней узкий и длинный стол, покрытый, словно некий алтарь, каменной плитой. Весь этот стол был довольно плотно заставлен курильницами, вазами и вазочками, как пустыми, так и с цветами, свечами, деревянными шкатулочками, впереди, масляно поблескивая начищенной бронзой, красовался небольшой колокол. Прямо над серединой этого стола на длинной цепи, начинающейся от центральной потолочной балки, висела большая, по всей видимости, масляная лампа.

Вдоль стен зала, в некотором полумраке, поскольку на дворе уже смеркалось, виднелась расставленная мебель – в основном небольшие диванчики, креслица, столики.

Едва я закончил свой осмотр, как в стене, левой от дверей, открылась небольшая дверка и в зал вошли три женщины. Две из них прошли к центру зала и остановились перед алтарем, а одна, постарше, поспешила к дверям, пришаркивая по плитам пола плетеными из веревки тапочками, мелькавшими из-под подола длинного атласного халата.

Приблизившись к нам, она поклонилась, а потом заговорила низким певучим голосом, обращаясь к Фун Ку-цзы:

– Учитель, госпожа Имань Фу ожидает тебя… – тут она стрельнула глазом в мою сторону и добавила, – И твоего ученика… Она рада, что именно сейчас судьба привела тебя в ее дом, потому что ей необходим совет столь просвещенного и авторитетного человека…

Отступив чуть в сторону, она плавно повела рукой, приглашая нас войти внутрь дома.

Фун Ку-цзы церемонно поклонился, сохраняя весьма почтительный вид, и негромко ответил: – Я рад быть полезным госпоже… – после чего, медленным, торжественным шагом направился внутрь зала, к двум находившимся там женщинам. Я, естественно, скромненько последовал за ним.

Стоявшая чуть впереди немолодая женщина была, как я понял, хозяйкой дома. Эта невысокая, полненькая дама с высокой, замысловатой прической, пронзенной во многих местах длинными золотыми шпильками, выбеленным щекастым лицом и нарисованными в надлежащих местах бровями, ресницами, губами, родинками, румянцем и даже, по-моему, глазами, была разодета в роскошный шафранного цвета халат, подпоясанный широким, расшитым золотыми нитями поясом. Чуть позади нее, опустив глаза и нервно перебирая пальчиками пластинки веера, стояла совсем молоденькая девчушка в коротком, простом голубеньком халатике, из-под которого выглядывали синие шароварчики и крошечные бирюзовые туфельки с загнутыми носами. Личико у девчушки также было полностью замазано белилами по самые уши, так что гладко зачесанные и заплетенные в тугую косу черные волосы казались смешным неподходящим шлемом, надетым на шляпную болванку.

Фун Ку-цзы приблизился к хозяйке дома, остановился, ответил нижайший церемонный поклон и торжественно произнес:

– Я рад приветствовать госпожу Имань Фу – образец женской красоты и государственного ума, и надеюсь, что она не оставит своими милостями ничтожнейшего из ее почитателей!..

Мне, естественно, пришлось повторить поклон моего учителя, но говорить я конечно ничего не стал, хотя мне показалось, что хозяйка ждала от меня каких-то слов.

За приветствием Фун Ку-цзы последовала довольно продолжительная пауза, словно хозяйка дома обдумывала сказанное стариком, а затем она с самой милой непосредственностью и неожиданной живостью заговорила:

– Милый, милый Ку, как я рада, что именно сейчас твоя дорога привела тебя в наш дом… Ты себе представить не можешь, мой дорогой Ку, как мне нужен совет именно такого знающего, мудрого, осторожного, дальновидного человека, каким, без сомнения, являешься ты. Еще вчера, я была в полной растерянности, а сегодня, узнав, что в нашу дверь стучится мудрый Ку, я обрела надежду и уверенность!..

Тут она живо обернулась в сторону девчушки и долгим, строгим взглядом уперлась в белую маску, заменявшую той лицо. А я, слегка ошарашенный столь многословной радостью хозяйки и ее своеобразным обращением к Фун Ку-цзы, вдруг подумал: «Три раза „ку“ – зеленые штаны!», и перед моим мысленным взором предстала сцена из лучшего творения Георгия Данелия.

Имань Фу, между тем, снова обратила свой взор к нам и предложила:

– Пройдем к столу, накрытому в вашу честь и продолжим наш разговор за трапезой…

Она повернулась направо, Фун Ку-цзы мгновенно оказался рядом с хозяйкой, и они неторопливо направились вглубь зала к небольшому столику, около которого стояли два полукресла с высокими прямыми спинками и два небольших пуфика, обтянутых цветной рогожкой.

Я последовал за своим учителем, а девушка за хозяйкой дома, таким образом мы оказались рядом, но ни словом не перекинулись, поскольку девчушка явно не была расположена к светской беседе. Более того, мне показалось, что она чем-то чрезвычайно расстроена и буквально готова расплакаться.

А госпожа Имань Фу продолжала говорить:

– Ты, мой милый Ку, конечно расскажешь, откуда идешь, куда направляешь свой путь и что нового ты увидел в Поднебесной со времени своего последнего пребывания при нашем дворе… Твои интересные рассказы всегда так оживляют нашу размеренную, унылую жизнь, вливают в нее столько… радостного познания. Я надеюсь, что ты пробудешь у нас достаточно долго, что тебя не торопит какое-либо обязательство…

Тут она бросила быстрый взгляд через плечо и мгновенно сменила тему разговора:

– А этот молодой человек и есть тот самый твой ученик… У него такое странное… э-э-э… необычное, я бы сказала, обличье… даже не вериться, что ты, дорогой Ку, принял его ученичество. Откуда он взялся?.. Он действительно очень умен?.. Мой племянник утверждает, что он имеет очень своеобразный взгляд на вещи и… что он многословен, однако, я не почувствовала пока его многословия…

Она остановилась около одного из кресел, подождала, когда Фун Ку-цзы отодвинул его от стола, и уселась на свое место. Затем старик занял кресло, стоявшее напротив, после чего Имань Фу махнула пухлой ручкой в нашу сторону:

– Вы тоже садитесь… Не маячьте перед глазами.

Девчушка быстро опустилась на ближайший пуфик, и мне ничего не оставалось, как только занять последнее сидячее место.

Столик был небольшим, но плотно заставленным всевозможными закусками, большинство из которых были мне незнакомы. В центре стола расположилось большое блюдо, наполненное чем-то похожим на… рис желтовато-серого цвета. Рис этот был присыпан мелко нарубленной зеленью, а само блюдо окружали небольшие глубокие судочки, содержавшие разного вида соусы. Далее следовали мелкие тарелки наполненные то ли мясом, то ли рыбой, приготовленной также в различных соусах, хотя, может быть все эти кушанья были растительного происхождения. Прямо передо мной, на небольшой цветастой салфеточке стояла малюсенькая тарелочка, а по обе стороны от нее лежали две небольшие деревянные лопаточки, причем края одной из этих лопаточек были скруглены и имели острую кромку – по-видимому, это были столовые приборы.

Я сразу же решил, что во время ужина буду стараться самым тщательным образом подражать своему наставнику, который не удосужился ознакомить меня с действующими в Поднебесной порядками поведения за столом.

В этот момент рядом с креслом хозяйки появилась третья женщина, та самая, которая приветствовала нас на пороге зала. Наклонившись к Имань Фу, она внимательно выслушала то, что госпожа прошептала ей на ухо, после чего взяла ее тарелочку, наложила в нее немного «риса» и, полив его зеленоватым соусом, поставила тарелку перед хозяйкой. Затем она налила из посудины, похожей на заварочный чайник, в небольшую чашечку розоватой жидкости и также поставила чашку рядом с хозяйской тарелочкой.

Фун Ку-цзы, нимало не смущаясь, так же во всю орудовал лопаточкой, накладывая себе кушаний и приправляя их соусами. Его чашечка уже была наполнена каким-то густым зеленоватым напитком.

А вот девушка сидела совершенно неподвижно, по-прежнему опустив глаза и, казалось, совершенно не замечала изобилия, выставленного на столе.

Что касается меня, то я вдруг почувствовал зверский голод, и мне в голову сразу же пришла довольно нахальная мысль: – «Я ж всего-навсего ученик и к тому же – варвар! Значит, даже если что-нибудь сделаю не так, то имею полное право на снисхождение!» Ободренный этим соображением, я вооружился своей лопаткой и совсем уж собрался покопаться в блюде с «рисом», как вдруг из-за моего плеча раздался еле слышный, но такой знакомый голосок:

– Эй, учитель, не лезь своей черпалкой в общее блюдо… Посмотри внимательно, там специальная накладывалка имеется…

Я «посмотрел внимательно» и действительно обнаружил торчащую из-за горки риса деревянную ручку этой самой накладывалки. Наполнив свою тарелочку, я принялся изучать стоящие рядом с блюдом судки с соусами и совсем уж собрался попробовать нечто, весьма напоминающее жидкий кетчуп, как опять услышал голосок Поганца Сю:

– Не, учитель, возьми лучше крапивной приправы… вон той, зелененькой, она для сорги лучше всего подходит…

Я с сомнением взял судок, наполненный до краев зеленой кашицей, и осторожно понюхал. В нос мне ударил ядреный запах чеснока, смешанный с каким-то странным, отдаленно знакомым, но неопределимым ароматом.

– Твой ученик, дорогой Ку, оказывается гурман!.. – немедленно последовал возглас хозяйки дома, – Он отдает предпочтение крапиве тан!..

Старик с неким удивленным интересом взглянул в мою сторону, но что меня больше всего поразило, девушка, неподвижно сидевшая напротив, тоже подняла свое выбеленное лицо и посмотрела на меня. За этим повышенным интересом я почувствовал подвох, мне даже показалось, что я слышу тихое хихиканье Поганца Сю!..

Тем не менее, я отважно сдобрил свою соргу зеленой кашкой и, запустив в это месиво черпалку, приготовился отправить в рот солидную порцию кушанья… Только сначала, незаметно для присутствующих, я произвел пальцами левой руки некий пасс, значительно снизивший мое вкусовое восприятие. Правда, мне не слишком нравилось так часто… угнетать собственные чувственные восприятия, но в этот момент я не видел другого способа достойно выпутаться из ситуации, в которую меня поставил маленький… Поганец!

Потом я не раз вспоминал этот эпизод из своих приключений и благословлял собственную предусмотрительность! Кусочек, который я положил в рот был настолько жгучим, что при нормальном чувстве вкуса у меня из глаз наверняка брызнули бы слезы и вряд ли я смог бы быстро отдышаться, а так я всего лишь скривил недовольную физиономию и словно бы про себя пробормотал: – Соус мог бы быть и поострее… А через секунду я осознал, что все трое мои сотрапезника молча и с невообразимым изумлением взирают на мою скромную особу.

Наконец, хозяйка дома подняла руку и сделала неуловимое движение пальцами. Служанка немедленно взяла со стола судок с опробованной мной приправой и поднесла своей госпоже. Та, совсем как я, понюхала его содержимое, взяла каплю соуса на кончик своей черпалки и лизнула. Взгляд, брошенный после этой пробы в мою сторону, был еще более удивленный. Поскольку я не показывал вида, что ее удивление замечено, она обратилась к моему учителю:

– Шу Фу предупреждал меня, что твой ученик – весьма необычная личность, но я не думала, что он настолько… э-э-э… необычен!..

Новый взгляд в мою сторону и вопрос:

– И где ты его отыскал, дорогой Ку, наверное, в какой-нибудь совсем уж дикой провинции?.. А может быть, ты забредал и к варварам?!

– Конечно, госпожа, – ответил Фун Ку-цзы, – Путь мой, с тех пор, как я в последний раз покинул порог твоего гостеприимного дома, уводил меня очень далеко. Проходил он и через земли варваров и через самые отдаленные провинции Поднебесной… Однако, этого ученика Всеблагое Высокое Небо послало мне в ответ на мою молитву… совсем недалеко от вашего дома, буквально в нескольких ли… Мои прежние ученики, а их у меня, как ты возможно помнишь, госпожа, было трое, не выдержали павших на их плечи тягот, и они покинули меня, избрав себе иной путь. И вот, приближаясь к Цуду, я, не желая показываться в твоем доме в одиночку, решил помолиться Высокому Небу о ниспослании мне ученика. Каково же было мое удивление, когда я, даже еще не закончив молитвы, увидел, как он спускается ко мне…

– Что значит – спускается?! – удивленно воскликнула Имань Фу.

– О, госпожа, – оживленно ответил старик, – Он действительно спускался с неба, и мне даже пришлось поторопить его, так как начав разговор со мной, он… э-э-э… просто висел над землей!..

Обе сидевшие за столом дамы посмотрели на меня буквально раскрыв рот, но я, скромно потупившись, возразил:

– Учитель, по своей доброте, преувеличивает мои способности… Ему, наверное, просто что-то попало в глаз и потому показалось будто я… не стою на земле… На самом деле я вовсе не умею… левитировать.

– Что делать?! – немедленно переспросила хозяйка.

– Левитировать, – повторил я, – висеть или передвигаться в воздухе без каких-либо приспособлений…

– А с приспособлениями можешь?.. – неожиданно вступила в разговор девушка, я даже слегка растерялся и, видимо поэтому, не подумав, брякнул:

– Ну, с «приспособлениями» любой сможет…

– Ах… – горько вздохнула девчушка и опустила взгляд на свою пустую тарелку, – Как бы я хотела улететь далеко-далеко…

И вдруг она бросила в мою сторону быстрый, странно заинтересованный взгляд, правда никто, кроме меня его не заметил, поскольку в этот момент заговорил Фун Ку-цзы. Льстивым тоном, не отрывая преданного взгляда от лица хозяйки дома, он поинтересовался:

– Откуда, милая Шан Те, у тебя такие желания?.. Разве в этом доме ты не любимейший из цветков?.. Разве наша несравненная госпожа Имань Фу не печется о твоем счастье?!

Девушка опустила глаза в свою пустую тарелочку и принялась водить по ее дну лопаткой. Она, видимо, не могла сказать о том, что думает по поводу «попечения» своей госпожи и не хотела лгать, так что ей оставалось только промолчать. Однако настырный старикан не отставал:

– Посмотри, какая прекрасная надпись начертана над алтарем твоих предков, нужно всего лишь следовать этому мудрому наставлению и покой и счастье поселятся в твоем сердце!.. Подумай и о том, какое счастье в самом начале своей жизни уже знать о своем предназначении и не метаться по Миру в поисках себя. Какая радость не думать о том, как прокормить себя в наступающем дне и как избежать опасностей, подстерегающих тебя на дороге жизни…

Тут девушка неожиданно подняла свое личико и совершенно серьезно поинтересовалась:

– А может быть как раз самое главное на дороге жизни – преодолевать подстерегающие тебя опасности и самому заботиться о пище и питье? Может быть именно в этом состоит… дорога жизни?..

Старик с жалостливым умилением посмотрел в ее открытое серьезное личико и покачал головой:

– Шан Те, маленькая моя, поверь мне, ухабы дороги жизни не укрепляют человека, а подтачивают его… Заботы долгого Пути не красят лица милых девушек, а бороздят их морщинами… Недоедание не делает тоньше и стройнее стан, а сжирает внутренности человека…

– Но может ли человек стать… Человеком, если не пройдет свою дорогу жизни, свой Великий Путь сам, без… костылей, подсунутых ему под руки старшими?.. – все так же серьезно возразила Шан Те.

Я, признаться, зауважал девчонку, хотя тоже считал, что лучше на этом… «Великом Пути» воспользоваться «костылями взрослых», чем переломать себе ноги – ну не верил я в способность этой маленькой, хрупкой девчушки самой преодолеть все предстоящие ей «ухабы»!

В этот момент хозяйке дома видимо не понравилось, что разговор на столь животрепещущую тему, как будущее ее любимицы, перешел в некую философскую плоскость и что она принимает в нем недостаточно активное участие. Не дожидаясь, что ответит девчонке учитель, Имань Шу заговорила настолько возбужденно, что в ее, и без того высоком голосе, начали проскакивать визгливые нотки:

– Видишь Ку, что с ней стало?! Ни капли почтительности, только споры, споры, споры!.. У этой девчонки появились ответы на любые вопросы – ответы дерзкие и неразумные! Но пусть она ответить на такой вопрос – как она думает выплатить Дань Желтому Владыке?! Где она возьмет камень отвечающей ее положению?!

Слово «камень» госпожа Фу произнесла с таким благоговением, будто речь шла о каком-то божестве. Я насторожился, похоже, сейчас разговор коснулся чего-то очень важного для меня.

– Действительно, дитя, – немедленно поддержал свою благодетельницу мой учитель, – Разве у тебя есть возможность внести свою Дань самостоятельно. Внести Дань, соответствующую твоему статусу? Или ты согласна… опуститься?!

Последнее слово с большим трудом далось старику, как будто он выговаривал некую непристойность.

Девушка снова опустила глаза на тарелку, и вдруг по ее густо набеленной щеке покатилась быстрая слезинка, оставляя глубокий, чуть грязноватый след.

– И не смей плакать!.. – еще повысила голос Имань Фу, – Слезы это не аргумент!

Старик с некоторым удивлением взглянул на хозяйку дома, а затем перевел взгляд на Шан Те и повторил гораздо мягче:

– Слезы – это не аргумент, как правильно сказала твоя… матушка. А вопрос, который я тебе задал, очень важен…

Девчонка подняла голову и с неожиданной силой ответила:

– Я не собираюсь… опускаться… Я хочу встать рядом с любимым человеком!..

– Ты будешь мести двор сельского гадальщика!!! – взвизгнула Имань Фу и так шлепнула ладонью по столу, что ее тарелка подпрыгнула, разбрасывая вокруг себя остатки сорги.

Видимо, сказанное было настолько неприличным, что все участники разговора замолчали. А может быть они просто переводили дух и успокаивали нервы с помощью мысленного аутотренинга.

Во всяком случае, я решил вмешаться в эту несколько нервную беседу. Напустив на себя немного дурацкий вид, я обратился к Фун Ку-цзы:

– Учитель, можно мне обратиться к достопочтенной Имань Фу с вопросом?..

В этот момент старик, воспользовавшись перерывом в беседе, решил попробовать одно из блюд, и мой вопрос стал для него очень большой неожиданностью. Уронив со своей черпалки на скатерть кусочек мяса в розовом соусе, он поднял на меня испуганные глаза, потом быстро посмотрел на Имань Фу словно извиняясь перед ней за мое непроходимое хамство и в тоже время испрашивая разрешения на мой вопрос. Сама Имань Фу тоже была весьма удивлена тем, что я открыл рот, но, поскольку мои слова были обращены к учителю и буквально сочились почтением к ее персоне, она вдруг милостиво улыбнулась:

– Спрашивай, я разрешаю… И назовись, а то я забыла, как тебя зовут.

– Учитель меня зовет Сор Кин-ир, о великолепная госпожа, а вопрос мой заключается в следующем. Верно ли я понял госпожу Шан Те? Когда она говорила о том, что хочет встать рядом с любимым человеком, она имела в виду кого-то конкретно?

– Вот именно что конкретно! – сердито ответила Имань Фу, сдерживая, однако свое раздражение.

– Но чтобы встать рядом, обратился я к самой Шан Те надо либо подняться, либо… опуститься… Поскольку, если ты на одном уровне с человеком – ты уже рядом.

Шан Те видимо хотела что-то сказать мне в ответ, но я с улыбкой опередил ее:

– Если ваш избранник выше вас по статусу и готов помочь вам подняться до него – это для вас благо, а для него – труд. Если вы с вашим избранником на одном уровне и любите друг друга – это для вас обоих благо. Если же ваш избранник ниже вас, то вам придется либо поднять его до себя, что, как показывает опыт, сделать очень тяжело, практически невозможно, либо вам придется опуститься до него, о чем вы будете жалеть всю оставшуюся жизнь…

Я сделал крошечную паузу, и ее хватило для того чтобы Шан Те вставила свой вопрос:

– Но почему вы считаете, уважаемый Сор Кин-ир, что поднять до себя человека «практически невозможно»?

Вопрос прозвучал очень запальчиво, и тем не менее в нем ясно звучала неуверенность. Видимо мое рассуждение задело девчонку.

Я снова улыбнулся с самым дружелюбным видом и пояснил свою мысль.

– Мой учитель нашел очень точный образ для понятия «жизнь», он назвал ее дорогой. Но видишь ли, если ты в течение жизни совершенствуешься – ты идешь трудной дорогой, идешь вверх, в гору. Если же ты проживаешь свою жизнь не думая о самосовершенствовании – ты идешь легкой дорогой, идешь под гору…

Я на секунду остановился в своих рассуждениях и взглядом спросил, поняла ли она меня и согласна ли со мной. Ее легкий кивок выразил понимание и согласие. Тогда я продолжил.

– Теперь представь, что на этой дороге жизни ты оказалась вместе с твоим избранником. Ты выше него, поэтому он должен тебя догонять, а идти надо в гору и путь тяжел. Но ведь и ты не будешь стоять на месте, ты просто не сможешь стоять на месте. Подумай, велики ли его шансы догнать тебя, тем более, что и разгон у тебя изначально более сильный, сможет ли он осилить этот подъем, сможет ли догнать тебя, сравняться с тобой, и, главное, захочет ли?.. А если он предпочтет легкую дорогу… дорогу… под уклон?! Она, ведь, проще, легче!.. А каково будет твое разочарование, когда ты убедишься, что разрыв между вами увеличивается… увеличивается… увеличивается…

Шан Те поднесла ладошку к своим ярко накрашенным губам и смотрела на меня округлившимися, испуганными глазами.

– Теперь ты понимаешь, почему госпожа Имань Фу против твоего увлечения? Ее острый, изощренный ум без сомнения сразу же ясно увидел грозящую тебе беду…

И я отвесил поклон в сторону хозяйки дома.

А та сидела с широко распахнутыми глазами и на мой поклон отреагировала совершенно замечательно. Повернувшись в сторону моего учителя, она громко произнесла:

– Ну, дорогой Ку, твой ученик просто кладезь мудрости! Я таких умных молодых людей еще ни разу не встречала!..

Затем она снова и весьма благосклонно посмотрела на меня и добавила:

– Продолжайте, молодой человек, продолжайте!.. Ваши мысли необыкновенно глубоки и содержательны…

– Благодарю вас, госпожа, – я еще раз ей поклонился и… снова обратился к Шан Те, – Все, только что мною сказанное, уважаемая Шан Те, в полной мере справедливо, для путников, идущих по дороге жизни, и есть только одно, что может опровергнуть эти рассуждения!.. Это…

Тут я сделал драматическую паузу, намертво приковав внимание моих сотрапезников, глубоко, почти с надрывом вздохнул и торжественно произнес: – Это… Любовь!!!

Последовала еще одна пауза, а затем я произнес гимн:

– Только любовь может превратить посредственность в гения, уродство в красоту, ничтожество в высшее существо!! Только любовь способна вселить в человека силы, достаточные чтобы перевернуть мир, добиться невозможного, превзойти самого себя!! Только любви под силу смести со своего пути все препятствия, стать выше мудрости и предрассудков, попрать законы и обычаи!!

– Что за глупость он несет!!! – перебил меня визгливый возглас хозяйки дома, – Ку, дорогой, останови своего ученика, иначе он наговорит такого, о чем ты будешь жалеть всю оставшуюся жизнь!!!

Я встал со своего места, отвесил новый поклон Имань Фу и с некоторой укоризной в голосе спросил:

– Разве госпожа не готова на все ради нашего повелителя, Тянь Ши?.. Разве она не отдала ему своего сердца, своей небесной красоты, своей бесконечной преданности? Разве она не посвятила всю свою жизнь его величию?!

Даже сквозь неподвижную белую маску, в которую было превращено личико нашей хозяйки, было видно насколько она ошарашена моими словами. Несколько секунд над столом висело молчание, а затем Имань Фу вдруг пробормотала:

– А!.. В этом смысле… Ну тогда… Конечно… – и вдруг, вскинув заблестевшие глаза, энергично добавила, – Но Тянь Ши никогда не был… э-э-э… садовником!

Я снова поклонился и с величайшим почтением произнес:

– Мне кажется, госпожа, что вы своего избранника смогли бы поднять из любого положения и вознести на любую высоту!..

– И тут я полностью согласен со своим учеником!.. – вмешался в разговор Фун Ку-цзы и тоже поклонился, – Но для того чтобы быть вознесенным надо все-таки обладать определенными качествами!.. А твой… э-э-э… избранник обладает такими качествами?

Он строго смотрел на Шан Те, словно от ее ответа зависела строгость наказания, которое в любом случае ожидало девушку. Однако ответила на этот строгий вопрос хозяйка дома:

– У ее избранника только два хороших качества – смазливая внешность и подвешенный язык, а уж до чего он ленив!!! Я его до сих пор не выгнала только потому что опасаюсь, как бы эта дурочка совсем умом не подвинулась!..

И все снова, в который раз, уставились на бедную Шан Те. Тут я понял, что пожалуй пора сметить тему разговора, вот только сделать это надо было достаточно тонко:

– Вот и получается, уважаемая Шан Те, что проблема не в тебе, а в твоем избраннике. Твоя любовь к нему – это может быть и прекрасное чувство, но вот его любовь к тебе?.. Настолько ли она велика, чтобы заставить его идти в гору по дороге жизни, чтобы устремиться за тобой, чтобы стараться… встать рядом?! Не захочет ли он в своем эгоизме, чтобы ты опустилась до него?! А тогда достоин ли он того, чтобы ты жертвовала ради него своим статусом?!

Я тут же, не дожидаясь ответа окончательно сбитой с толку девчушки, повернулся к весьма довольной хозяйке дома и самым естественным тоном поинтересовался:

– Кстати, я, госпожа, совершенно не понял, что вы имели в виду, когда говорили о выплате дани Желтому Владыке, и как эта дать связана со статусом человека?..

Имань Фу удивленно посмотрела на Фун Ку-цзы:

– Ну, дорогой Ку, твой ученик удивляет меня каждую минуту. То он изрекает мудрейшие мысли, то несет полную околесицу, тут же он эту околесицу превращает в перл мудрости, а затем заявляет, что не знает элементарнейших вещей!!!

Она повернулась в мою сторону и, чуть наклонив голову, спросила:

– Сор Кин-ир, ты откуда взялся?.. Какой ветер занес тебя в Поднебесную?..

Я только виновато пожал плечами.

– Ну, хорошо, слушай… Каждый год в день летнего солнцестояния каждый из жителей поднебесной преподносит Желтому Владыке Дань. Камень-самоцвет! Его величина и качество должны соответствовать статусу подданного, преподносящего камень. Я, например, должна передать в дар Желтому владыке яшму первого класса, или бирюзу второго класса, либо топаз третьего класса, и так по возрастающей…

И она гордо улыбнулась.

– Ну а если у вас, высокомудрая госпожа, такого камня не окажется?.. – задал я нескромный вопрос, ответил на который мой учитель:

– Во владениях Тянь Ши имеются… копи… А кроме того, великий Цзя Лянь-бяо владеет самыми богатыми месторождениями драгоценных камней и никогда не допустит, чтобы его… близкие друзья не смогли… подтвердить свой статус!..

Фун Ку-цзы, с самой преданной улыбкой склонился перед Имань Фу, но мне почему-то показалось, что ей не слишком понравилась тирада старика. Она явно очень хотела что-то ответить, но сдержала себя… А мне очень захотелось узнать, что же это такое она хочет скрыть, и потому я слегка подтолкнул ее… откровенность. Имань Фу положила свою лопаточку на скатерть возле тарелки и неожиданно огорченным голосом произнесла:

– Милый Ку, ты, видимо еще не знаешь, какое несчастье постигло нашего благодетеля?..

Фун Ку-цзы немедленно соорудил внимательно-сострадательную мину, но Имань Фу, к счастью, не заметила эту его гримасу и продолжила:

– Этот… Цзя Шун… этот… самозванец, этот выскочка, самовольно присвоивший себе звание великого мага Поднебесной, откопал в какой-то инкунабуле, которую несомненно у кого-то украл, заклятие, закрывающее… э-э-э… землю… В общем, это такое заклятие, которое закрывает любую дырку в земле. И вот этот… разбойник, наложил свое мерзкое заклятие на копи Неповторимого Цзя!!! Теперь все шахты нашего благодетеля… закрылись, и совершенно невозможно выкопать новые! А ведь ему надо иметь не меньше трех камней высшего класса! – она горестно покачала головой, – Вот на какие низкие уловки пускается этот проходимец, лишь бы повергнуть в прах нашего благодетеля! Ну да ничего, – ее глаза блеснули торжеством, – Ничего… Неповторимый Цзя уже нашел способ внести Дань в этом году, а до следующего праздника Сбора Дани он без сомнения сможет расшифровать наложенное заклятье и развеять ее!!!

Вот теперь для меня стало все ясно!!! Этот маг-прохвост, вместо того чтобы снимать заклятье со своих копей, чего, видимо, он сделать не мог, соорудил переход в мой Мир, на мою Землю, прямиком туда, где можно было разжиться тремя-четырьмя камнями «высшего класса», и «нашел способ внести Дань в этом году». Теперь мне предстояло лишить его этого способа или… ограбить Желтого Владыку после того, как он получит свою Дань!.. Почему-то первый вариант казался мне… к-гм… более предпочтительным.

Ужин, между тем, похоже, катился к окончанию… Блюдо с местным рисом, судки с соусами и закусками уже убрали, тарелочки нам поменяли, и на столе появились подносы со свежими и вялеными фруктами, высокие графины с вином красного, желтого и зеленого цвета, маленькие тарелочки с небольшими белыми шариками, похожими на… клюкву в сахаре. Шан Те, видимо, довольная тем, что разговор соскочил с обсуждения ее персоны, взяла большое яблоко и начала задумчиво его жевать. Фун Ку-цзы и Имань Фу тихонько о чем-то переговаривались…

Именно в этот момент в зал быстрым шагом вошел сам Тянь Ши. Вид у него, несмотря на всю его осанистость и дородность был весьма растерянным, даже испуганным. Не обращая внимания на собравшуюся за столом компанию, он направился прямиком к Имань Фу:

– Дорогая, представь себе, меня срочно вызывает в свою резиденцию господин Цзя Лянь-бяо, а я даже представить себе не могу, зачем я мог ему понадобиться!.. Тем более что он…

Тут Тянь Ши сконфужено замолчал, но его старшая жена и не собиралась слушать своего повелителя дальше. Уже полученной информации для нее было вполне довольно, чтобы понять в чем состоит дело.

– Наверняка он нашел способ снять заклятие, наложенное этим… извергом, Цзя Шуном и хочет с тобой посоветоваться… – она на секунду замолчала, словно ей в голову пришла совсем уж гениальная мысль, и тут же эту мысль озвучила, – А может быть, ему понадобилась твоя помощь… ну… в составлении контрзаклинания?!

– Да?.. – растеряно произнес Тянь Ши, – Но тон, которым он… пригласил меня к себе, совсем не… Он был… достаточно резок… Я имею в виду тон… – здесь правитель совсем запутался и разом перепрыгнул весь еще возможный разговор, – В общем, я завтра же утром отправляюсь в резиденцию господина Цзя!

В этот момент он наконец обратил внимание на почтительно вставшего из-за стола Фун Ку-цзы и милостиво ему улыбнулся:

– Ты должен извинить меня, учитель, что я не могу выполнить своего дневного обещания, но, поверь, мне сейчас не до лотосов и не до красной луны!..

– Ну что вы, господин, – льстиво произнес старик, – Я был бы рад быть вам полезным… И если вы сочтете это возможным, просил бы вас принять меня в свою свиту, которая будет сопровождать вас к Неповторимому Цзя!

Правитель удивленно воззрел на старика, но и старик смотрел на Тянь Ши… с не меньшим удивлением. Было похоже, что он сказал не совсем то, что собирался!

Точнее говоря, он сказал совсем не то, просто я вдруг сообразил, что таким образом мне не составит труда добраться до логова мерзавца, ограбившего Алмазный фонд, ну а уж там я с ним как-нибудь разберусь! Потому и подсказал своему учителю подходящий текст.

Фун Ку-цзы, несмотря на свой почтенный возраст был достаточно сообразителен, чтобы понять что произошло. Он бросил в мою сторону свирепый взгляд, но слово, как говорится, не воробей… тем более, что Тянь Ши, после первого удивления, неожиданно с энтузиазмом ухватился за предложение старика:

– Дорогой Ку, ты воистину преданный человек!!! Конечно же твои советы и твое присутствие будут мне неоценимой подмогой!!! Твой ученик, конечно же, поедет с тобой?..

– Конечно же… – подтвердил старикан предположение правителя таким тоном, словно собирался расправиться со мной при первом удобном случае. А за моим плечом едва слышный противный голосок прошептал с довольной смешинкой:

– А ученик его ученика конечно же поедет со своим учителем…

Все в зале довольно заулыбались, кто действительно от удовольствия, а кто по необходимости, но тут все эти улыбки застыли, как замерли и их носители. Милый, ласково-покорный девичий голосок произнес:

– Господин, позвольте и мне сопровождать вас в этой поездке… – и, предупреждая готовую сорваться с уст Имань Фу возмущенную тираду, с милой непосредственностью добавил, – Может приятное путешествие и… разлука позволят мне более трезво взглянуть на свое… чувство и понять, не обманываюсь ли я.

– Конечно, поезжай!.. – немедленно согласилась Имань Фу и довольно переглянулась с Фук Ку-цзы, – Маленькое путешествие совсем тебе не повредит!..

– Тогда я вас оставляю, – гораздо более спокойным тоном заговорил Тянь Ши, – Мне еще надо проверить, как выполняются мои распоряжения о подготовке к отъезду, просмотреть кое-какие бумаги, дать наставления Шу Фу… Желаю вам хорошо отдохнуть, потому что завтра мы выезжаем рано утром!..

И он быстро удалился.

Фун Ку-цзы, еще раз поклонившись вслед ушедшему правителю, повернулся к хозяйке дома и… снова поклонился:

– Госпожа, ты позволишь и нам удалиться… Да и госпоже Шан Те, видимо, надо отдохнуть…

– Конечно, конечно!.. – воскликнула Имань Фу, также поднимаясь из-за стола, – Очень жаль, что тебе, дорогой Ку придется так быстро покинуть наш дом, но я надеюсь, что ваше путешествие благополучно завершиться, и вы еще погостите у нас…

Хотя разрешение «удалиться» было дано нам, первыми покинули зал хозяйка и ее подопечная. Только после этого служанка проводила нас из дома во двор, где уже топтался наш провожатый. Следом за пареньком мы двинулись в сторону нашего павильона.

Фун Ку-цзы, немного поотстав от провожатого, тихонько поинтересовался:

– Ну, и зачем ты, негодник, все это устроил?..

– Что устроил?.. – также тихо переспросил я, строя из себя саму невинность.

– Да это… путешествие устроил! – чуть повысил голос старик, – Я же совсем не собирался сопровождать Тянь Ши, это ты меня… заставил!.. И не вздумай отпираться, я видел, как ты шевелил пальцами.

Вообще-то ничем я не шевелил, для моей маленькой проделки вовсе и не надо было «шевелить пальцами», но зачем доказывать старому человеку, что он в чем-то не разбирается. Поэтому я покаянно вздохнул и самым смиренным тоном произнес:

– Учитель, я же тебе говорил, что интересуюсь магическим искусством… Разве мог я упустить такую возможность познакомиться с одним из великих магов Поднебесной?!

– Ха! – довольно воскликнул старик, словно поймал меня на вопиющей глупости, – А с чего ты решил, что таким образом познакомишься с Неповторимым Цзя?! Самое большее, на что ты можешь рассчитывать, так это на знакомство с помощником его третьего метельщика!..

– Почему?! – искренно удивился я.

– Потому что поселят нас в самом заштатном сарае, на третьем дворе усадьбы Неповторимого Цзя, а его третий метельщик по своему статусу слишком высокопоставленная шишка, чтобы лично общаться с нами, и потому пришлет своего помощника!

Я задумался, но не на долго. Решил – вот приедем на место, там и думать будем!

Когда мы дошли до своего розового павильона, наступил вечер, и на темное небо выползла странная, огромная, красная луна. Юань-чу, ожидавшая нас на крыльце дома, поклонилась Фун Ку-цзы и елейным голоском проворковала:

– Свежая постель ожидает вас, учитель… – стрельнув при этом нехорошим глазом в мою сторону.

Поскольку служанка направилась вслед за стариком, чтобы помочь тому, как она выразилась, «отойти ко сну», мне пришлось добираться до своей спальни одному. Открыв дверь, я увидел, что на предназначенном для моей персоны кане, поверх покрывавшей его циновки, лежит какая-то прямоугольная вещица, сплетенная из тоненьких прутиков, напоминающих лозу. Внимательно осмотрев новую деталь интерьера, я осторожно потрогал ее кончиками пальцев и тут же услышал за своей спиной голосок Юань-чу, видимо, уже «уложившей» в постель моего учителя и пришедшей посмотреть, как я справляюсь с подготовкой ко сну.

С хорошо скрываемой усмешкой она произнесла:

– Он не кусается… и не мажется…

Я оглянулся и миролюбиво проворчал:

– Это-то я понимаю, а вот что он такое?..

– А это, господин ученик, подголовник… Во время сна его кладут под голову…

– Вот как?! – удивился я, – Надо же! Первый раз вижу такую подушку!..

– Как, как ты сказал?.. – заинтересовалась Юань-чу, незаметно переходя на «ты».

– В моем… краю то что кладут под голову во время сна называется «подушка» – пояснил я.

– Под ушко… – разделяя слово, повторила Юань-чу и хихикнула, – Очень интересное название!

– Еще интереснее подушка выглядит, – улыбнулся я в ответ и, увидев в ее глазах жгучий интерес, пояснил, – Это вот такой мешок, набитый чем-нибудь мягким – птичьим пером, например, или, еще лучше, пухом.

Девчонка недоверчиво посмотрела на меня и покачала головой:

– Так твоя подушка промнется сразу, а утром шея будет болеть!..

«Ничего бы у меня не болело! – вдруг невесело подумал я, вспомнив свою подушку, – Вот не сунул бы я свой нос в не свое дело, сейчас бы выпивал в теплой компании лауреатов литературной премии МВД России, а завтра, глядишь, уже и домой бы отправился… А теперь вот и не знаешь, когда отсюда выберешься!»

Впрочем, вслух я не сказал, а со вздохом улегся на свой топчан, по-местному называемы каном, сложил руки на груди и закрыл глаза.

– Если господину ученику больше ничего не надо, – проговорила надо мной Юань-чу, – То желаю вам спокойной ночи…

– И тебе того же!.. – проворчал я, и услышал как она тихонько прошла к выходу. Дверь едва заметно скрипнула, и я остался в комнате один.

Я долго не мог заснуть на своем жестком подголовнике и без одеяла, но в конце концов усталость взяла свое.

И в эту ночь мне приснился Первый сон!

Я все так же лежал на своем кане, моя голова покоилась на подголовнике, но надо мной не было потолка, а вокруг меня не было стен. Я смотрел в высокое темное небо, усеянное тысячами звезд, но знал, что мой кан стоит на вершине невысокого холма, посреди равнинной местности, усеянной каменными обломками и поросшей короткой жесткой травой. У подножья холма стлался туман, ядовито желтый, пахнущий плесенью и простудой. Зато у меня, на вершине холма, воздух был сухой и свежий с легким запахом бергамота.

В общем, вкруг меня лепота, а на душе почему-то тревожно, то ли я чего-то не сделал, что-то упустил, то ли боялся, что меня… опустят в низинку!..

Тревога моя постепенно нарастала, сгущаясь чуть ли не до осязаемости, превращаясь в панику, которая вдруг встала рядом с моим каном и что-то такое непонятное прошептала мне на ухо. Я чуть было не вскрикнул, но понял, что… не понял этого легкого шепота, и поэтому начал сам себя успокаивать: «Что ж кричать, если ты не понял сказанного!.. А, может быть, тебя просто похвалили за хорошее поведение!»

Тут я заметил, что звезды над моей головой помаргивают как-то уж слишком многозначительно, и как только я это заметил, они начали довольно быстро передвигаться, выстраиваясь в некую, пока что непонятную фигуру. И вдруг над моей головой прозвучал вполне отчетливый басовитый голос:

– Ты когда здесь появился?!

Стоявшая рядом со мной паника сразу же зашептала что-то быстро и неразборчиво. Я подумал, что вопрос был обращен к ней, и потому промолчал. Однако бас, уже довольно раздраженно повторил:

– Эй, ты, я к тебе обращаюсь, ты когда здесь появился?!!

– Вы это мне?.. – переспросил я, и сам удивился, насколько вызывающе прозвучал мой вопрос.

– А что. Здесь еще кто-то есть?!! – совсем уж свирепо поинтересовался бестелесный бас.

Я повертел головой и убедился, что рядом действительно никого нет… кроме, разумеется, моей паники… Обладатель баса ее, видимо не замечал, поскольку эта паника была только моей, так что он, конечно был прав – здесь больше никого не было. Однако мой ответ прозвучал еще более вызывающе:

– Здесь нас двое…

Я не успел договорить, что имею в виду себя и его, он меня перебил:

– Двое?!! Где второй!!!

– Так, ты второй и есть! – нагло ответил я, сам изумляясь своей наглости.

Последовало недолгое молчание, после чего бас прорычал:

– Будешь умничать – сожру!!!

– Чем? – усмехнулся я в ответ, – У тебя ж нет ничего… кроме голоса!..

– У меня все есть!!! – рявкнул бас, а я вдруг подумал, что если он еще немного так поорет, то непременно сорвет себе глотку.

– И имя?.. – добродушно поинтересовался я.

– И имя!!! – рявкнул бас.

– Так почему же ты не представляешься, прежде чем задавать дурацкие вопросы?! – рявкнул я в ответ, резко сменив тон.

Снова последовало недолгое молчание, а потом басовитый голос почти спокойным тоном произнес:

– Ну, если ты такой смелый, я тебе назовусь… Только подумай, ты точно этого хочешь?.. А то потом начнешь скулить… или, еще хуже… обделаешься… Возись потом с тобой, меняй тебе… штанишки!..

– Ах, какие мы страшные! – насмешливо воскликнул я, и неожиданно почувствовал, что моя тревога как-то поутихла, да и стоявшая рядом паника куда-то подевалась, – Ты за своими штанишками, или что там у тебя есть… поглядывай, а уж за собой я как-нибудь сам присмотрю…

– Ну-ну, – буркнул бас, – Тогда разреши представиться – Мэнь-Шэнь!!!

Наступило молчание, длившееся целую минуту, после чего япоинтересовался:

– И что, мне уже можно… писаться?!

– А разве тебе не страшно?!! – потрясенно поинтересовался бас.

– Подумаешь – Мэнь-Шэнь, – нагло усмехнулся я, – Меня не так давно Таньгоуй пугали, а тут всего-навсего какой-то Мэнь-Шэнь!..

– Какая, к духам, тань… таньга… оу… ой… Что ты мне клыки заговариваешь! – взревел бас, – Я – Мэнь-Шэнь, и ты должен меня бояться!

– Да с какой стати?! – взревел я в ответ, чем видимо, привел его в некоторое расстройство, что, в свою очередь, еще больше разъярило его.

– Вот я сейчас тебе покажусь, и тогда мы посмотрим, где будут три твои хунь и семь твои по!!!

– Чего мои… три? – изумленно поинтересовался я, – И… семь мои… чего? – добавил я после непродолжительного раздумья, сведя в один вопрос оба неизвестных мне термина.

– Души твои, души! – злорадно ответил бас, мгновенно уловив мое изумление, – Вот только останется ли у тебя хотя бы одна, после того, как ты меня увидишь?! —.

И в тоже мгновение рядом с моим лежачим местом появился здоровенный, метра в три ростом, верзила, разодетый в широченные парчовые зелено-золотые шаровары, подпоясанные тонким плетенным шнурком, и странного вида куртку из того же материала с высоченным, стоящим козырем воротником. На огромной башке с совершенно неподвижным, словно нарисованным лицом, красовалась крошечная парчовая же шапчонка с узеньким козырьком, завернутым кверху. Его ножищи щеголяли в сафьяновых, расшитых цветными нитками башмаках с носами, закрученными в тройную спираль, на поясе у него болтался колчан с луком и стрелами, а в ручищах он держал точно такую же жердь с приделанным к верхнему концу кривым мечом, что и багряная охрана дворца правителя, только размером поболее!

Заметив, что я внимательно его разглядываю, верзила чуть наклонился надо мной и гулким басом поинтересовался:

– Ну что, страшно?!

Правда в его голосе не хватало уверенности. Поэтому я довольно спокойно ответил:

– Да, как-то не очень… – и пожал плечами, – У нас на вокзале пострашнее типы попадаются…

– У вас… где? – не понял Мэнь-Шэнь.

– Да ладно, – успокоил я его, – Не забивай себе голову… Ты чего от меня хотел-то?

– Я? – удивился верзила.

– Ну не я же!.. – усмехнулся я в ответ, – Ты же с каким-то вопросом сюда явился, да вместо того, чтобы дело делать, начал пугать меня!

После такой моей тирады, даже на его нарисованном лице появилось изумление:

– Я… пугать?.. Да, я… Да, меня… Да тебя…

– Да его, да их… – снасмешничал я, – У тебя что, выхлоп заело?.. Давай говори, чего надо, и мотай отсюда, мне утром вставать рано!..

Мэнь-Шэнь несколько секунд совершенно беззвучно шевелил губами, пожирая меня взглядом, а затем рявкнул, вернувшись к первоначальной интонации:

– Ты когда здесь появился?!!

– И это все, что тебя интересует? – удивился я, – А крику-то, крику! Можно подумать я в Минске улицу на красный свет перешел!..

С наслаждением понаблюдав, как верзила снова принялся беззвучно шевелить губами, я наконец ответил на его вопрос:

– Скоро сутки будут…

Шевеление мгновенно прекратилось, а нарисованные глазки вперились в звездное небо. Верзила негромко зашептал, явно что-то подсчитывая. Минуту спустя его гляделки снова уперлись в мою персону, и он подытожил:

– До праздника Сбора дани осталось… пять дней… Значит ты должен будешь поднести Желтому Владыке… – он оглядел меня пристальным, оценивающим взглядом и закончил, – Тигрит третьего класса!..

– Ага, разогнался!.. – нагло ответствовал я на столь наглое требование, и снова его нарисованные губы зашевелились. Однако мне порядком надоело смотреть на унылую физиономию Мэнь-Шэня, его голос был не в пример живописнее! Поэтому я, не дожидаясь, когда он придет в себя, пояснил:

– Я, мой милый, ученик! Вот пусть мой учитель и рассчитывается за меня с вашим Желтым Владыкой!..

– Так что ж ты мне целый цзе голову морочишь!!! – заревел верзила и… пропал. Я повертел головой, но его нигде не было видно, только откуда-то издалека до меня донесся его возмущенный бас: – Ну, мы с тобой еще встретимся…

Он добавил, по-видимому, где именно мы должны встретиться, но я, к сожалению, не разобрал.

Убедившись, что больше никто под этим звездным небом мной не интересуется, я снова улегся на кан, положил голову на подголовник и… уснул.

Глава 4

Найти хорошего учителя нелегко.

Найти хорошего ученика—стократ труднее.

(Народная, китайская мудрость)

Разбудил меня, конечно же, милый, с легкой язвинкой, голосок Юань-чу:

– Господин ученик… Господин учени-ик… Господин учитель просил передать, что если вы не появитесь во дворе через десять минут, он будет вынужден отправиться в путь без вас!..

Я открыл глаза и увидел… что в комнате еще темно. Потянувшись, я сонно пробормотал:

– Раз он ждет меня через десять минут, то я могу еще пять минут поспать…

– Но он сказал это полчаса назад, просто я была занята и не смогла сразу к вам заглянуть… – мило проговорила язва-служанка.

Естественно, что уже через секунду меня на кане не было. Прыгая на одной ноге, я лихорадочно впихивал другую в штанину джинсов, пытаясь одновременно натянуть майку, и при этом хриплым спросонья голосом орал:

– Если бы я был злой, я превратил бы тебя в маленькую зеленую лягушку, а еще лучше в черепаху, которая никуда не поспевает!.. Но поскольку я добрый и ласковый, я желаю тебе, гнуснейшая из служанок, чтобы ты влюбилась в нетопыря и вышла за него замуж и народила ему двенадцать нетопырят!..

– Я не знаю, кто такой… нетопырь, – донесся до моих ушей совершенно спокойный голос Юань-чу, – Но судя по отвращению, звучащему в вашем голосе, это нечто неприятное… Так что смею вас заверить, я ни в коем случае не влюблюсь в… то, что вы назвали… Тем более что я предупреждена!..

Затем раздался короткий стук двери, и я понял, что остался в комнатке один.

Минуты через две и я покинул свою спаленку, а спустя еще двадцать секунд, я, ураганом промчавшись по коридору нашего розового павильона, выскочил во двор.

На улице было еще довольно темно и… пусто!

«Та-а-а-к… – подумал я немного растерянно, – Значит, мой дорогой учитель меня все-таки не дождался… Старый…» – прибавил я про себя не совсем приличное слово. Чуть успокоившись и оглядевшись повнимательнее, я слегка удивился отсутствию каких бы то ни было следов на песке, которым была присыпана дорожка перед крыльцом павильона. Ведь если Фун Ку-цзы ушел, то хотя бы следы его ног должны были бы остаться. Я поднял голову, звезды еще не все погасли на чуть засветлевшем небе, а звездочка, стоявшая прямо надо мной, так шутейно вдруг подмигнула, что в мою не выспавшуюся голову вдруг закралось страшное подозрение. Тихо поднявшись по ступенькам крыльца, я проскользнул за дверь и неслышно направился в ту сторону, куда, как я помнил, наша служанка провожала учителя. Свернув за угол, я услышал доносившийся из-за ближней двери… храп! Естественно, я заинтересовался…

За тяжелой двойной, украшенной резьбой дверью находилась огромная комната с толстенной циновкой на полу и с самой настоящей огромной кроватью под высоким балдахином, установленной у дальней от входа стены. Около кровати, на маленьком темном столике горел круглый стеклянный ночник. Плавающий в масле фитилек, едва разгонял предутреннюю темень и, тем не менее, позволил мне вполне отчетливо рассмотреть, что храп издавал мой дорогой учитель, беззаботно почивавший и пока что никуда не собиравшийся уезжать!

«Значит, моя догадка верна!.. – подумал я, – Эта… стерва меня разыграла!..»

И вдруг мне самому стало смешно – действительно, я, должно быть очень комично выглядел, пытаясь надевать сразу штаны, майку и носки. Однако, несмотря на мое гипертрофированное чувство юмора и беззлобность, такая жестокая шутка, как пробуждение меня часа на два раньше требуемого, требовала адекватного отмщения!

Аккуратно прикрыв дверь в покои Фун Ку-цзы, я, ориентируясь по аромату свежей сдобы, вышел к кухне, слабо освещенной крошечной лампой. Дверь была прикрыта неплотно, и в образовавшуюся щелку я увидел, что «шутница» сидит спиной ко мне за столиком и со смаком уплетает свежеиспеченные ватрушки, запивая их чаем из огромной чашки. Я тоже очень люблю… ватрушки с чаем. Тихонько протиснувшись в дверь, я подкрался к лакомившейся служанке и негромким, но очень «серьезным» голосом осведомился:

– Вот, значит, почему ты так желала моего срочного отъезда?.. Чтобы схарчить предназначенные мне ватрушки?!

Тонкая рука, как раз поднимавшая чашку ко рту, остановилась на полпути и задрожала. При этом, мне было непонятно – трясется она от испуга или от сдерживаемого хохота!.. Решив, что вторая догадка ближе к истине, я немедленно рассердился:

– Придется мне за это… съесть тебя!..

– Ой, не надо, господин ученик, – тоненьким голосом пропищала Юань-чу, продолжая, не оборачиваясь, поглощать ватрушки и явно издеваясь надо мной.

– Ой, надо, дорогуша!! – тут же ответил ей не менее писклявый голос моего ученика, – Раз учитель решил тебя… откушать, значит, так тому и быть!.. Вот только не знаю, будет он тебя разогревать и мазать маслом или так, всухомятку сжует!..

Чашка со стуком опустилась на столик, и Юань-чу начала медленно оборачиваться ко мне.

Видимо, этот странный, противный голосок если не испугал, то весьма удивил «шутницу», так что медленный, я бы сказал – осторожный ее поворот, дал мне время развить свою шутку. Проведя ладонью перед своим лицом и пробормотав несколько коротких слов заклинания «Не своей Личины», я с довольной улыбкой дождался ее глаз. Наконец взгляд Юань-чу упал на мое преображенное лицо…

И тут она… завизжала!!!

Я думаю, что до главного здания усадьбы это визг, может быть и не долетел – все-таки расстояние было довольно значительным, но половину жителей Цуду он точно разбудил!

Когда воздух в груди Юань-чу кончился, и она поневоле замолчала, снова раздался голосок Поганца Сю:

– И не надо так орать, – недовольно пропищал он, – Он такого плохо модулированного крика твое мясо может коагулировать, и тогда оно станет ну очень невкусным. Неужели ты хочешь, чтобы мой господин все здесь заплевал?! А если хочешь дать выход своим чувствам, то лучше… пой!..

Это простое, казалось бы, предложение просто смело служанку с ее места, Буквально в одно мгновение она оказалась у дальней стены кухоньки. Причем девчонка с такой силой вжалась в эту стену, что я испугался, как бы она не продавила ее и не вывалилась наружу. Поэтому я, от всего сердца желая успокоить бедную девушку, с самым радушным видом… улыбнулся ей…

Окрестности потряс новый взрыв визга, причем, на этот раз в нем, по-видимому, была значительная ультразвуковая составляющая. Немедленно пробудилась вторая половина жителей Цуду, а также все имеющиеся в окрестностях собаки, которые не замедлили сообщить о своем пробуждении отчаянным лаем!

– Если ты заорешь еще раз, – угрожающе пропищал невидимый Поганец, – Мой учитель проглотит тебя целиком, даже не разжевав! Думаешь, это очень приятно, сидеть в полной темноте, постепенно растворяясь в желудочном соке?!

Эти слова дошли до сознания служанки, и она немедленно собралась разразиться новой порцией визга. Судя по вытаращенным глазам, широко распахнутому рту и глубочайшему вдоху, Юань-чу собиралась перещеголять самоё себя! Я совершенно растерялся и не знал, что мне сделать, чтобы ее успокоить, но в последний момент ко мне на помощь пришел… мудрый Фун Ку-цзы. За мгновение до того, как милая девушка собралась испустить новую неповторимую… трель, за моей спиной раздался его заспанный недовольной голос:

– Дорогая моя, ну кто же поет по ночам, да еще так громко?!

Девушка молнией метнулась вдоль стены кухоньки и через мгновение оказалась за спиной учителя. Ухватившись одной рукой за его ночную рубашку, она другой суматошно тыкала в мою сторону, что-то громко, но невнятно бормоча.

Фун Ку-цзы с трудом раскрыл глаза, посмотрел на меня, потом попытался повернуться в сторону Юань-чу, но это ему не удалось, она просто не дала ему это сделать, с невероятной силой удерживая старика между собой и мной. Учитель наконец-то немного проснулся и недовольно проговорил:

– Я ничего не могу понять! Что ты там бормочешь?!

– Посмотрите на это… страшило!!! – удалось более-менее внятно произнести девчонке, – Оно хотело меня… съесть!!!

– Кто хотело тебя съесть?! – изумился Фун Ку-цзы, – Сор Кин-ир… э-э-э… хотело тебя съесть?! И почему… э-э-э… оно… то есть он… страшило?!

Он снова пожелал посмотреть на служанку, и снова это ему не удалось. С невиданной для хрупкой девушки силой она продолжала удерживать старичка лицом ко мне.

– Да какой Сор Кин-ир, – взвизгнула Юань-чу, – Вы что, не видите?! Вот же оно стоит!!!

Старик снова посмотрел на меня сонными глазами и растерянно поинтересовался:

– Слушай, Сор Кин-ир, может, ты мне объяснишь, что с ней происходит?..

Я с самым невинным видом пожал плечами:

– Не знаю, учитель… Я поднялся пораньше, поскольку боялся проспать, и решил спуститься позавтракать, но стоило мне войти на кухню, как она… принялась визжать… Право, не понимаю, что такое на нее нашло!..

– Ничего на меня не нашло!!! – заверещала служанка из-за спины Фун Ку-цзы, – Посмотри на себя в зеркало, так на тебя еще не так «найдет»!!!

Щелкнув пальцами, я развеял заклинание «Не своей Личины», шагнул ближе к свету и одновременно грозно заорал:

– Да ты, я гляжу, зачарована!!! Немедленно закрой глаза!!!

Одновременно я мысленно подтолкнул своего все еще сонного учителя, и тот, неожиданно вырвавшись из рук Юань Ши и повернувшись к ней лицом, внушительно повторил:

– Делай, как тебе сказано!

Служанка охотно зажмурилась, снова вцепившись обеими руками в рукав старика.

Я встал напротив нее и приказал:

– Теперь медленно, осторожно открывай глаза и при этом повторяй: – Спади пелена, спади пелена…

– Спадипелена… спадипелена… спадипелена… – забормотала девчонка, еще плотнее зажмурившись.

– Открывай глаза! – повторил я, но она отрицательно затрясла головой, продолжая бормотать свое «спадипелена»

– Хочешь стать жмуриком!!! – завопил я, – Если ты сейчас же не откроешь глаза, то так на всю жизнь и останешься… зажмуренной!!!

Она немедленно распахнула глаза, и последнее «спадипе…» застряло у нее в горле. Оглядывая комнатенку растерянным взглядом, она с трудом выговорила:

– А… это где?..

– Да не было здесь никого, кроме нас!.. – убежденно воскликнул Фун Ку-цзы. Видимо его убежденность немного успокоила Юань-чу. Однако когда я сделал шаг в ее сторону, она снова спряталась за учителя.

– Я хочу посмотреть на тебя поближе, возможно мне удастся выяснить причину твоего странного наваждения, – внушительно проговорил я, едва сдерживая рвущееся наружу хихиканье.

Служаночка осторожно выглянула, словно проверяя, насколько я серьезен. Видимо мой вид соответствовал ее ожиданиям, потому что через секунду она сама сделала шаг в мою сторону и с ожиданием уставилась на меня.

Внимательно рассмотрев ее личико, протянув руку и помахав ладонью у самого ее носа, я глубокомысленно произнес:

– Ну что ж, мне все ясно…

– Да?.. – с надеждой в голосе отозвалась девушка, – Это… что-то серьезное?..

– Ну, это как сказать!.. – медленно, словно раздумывая о чем-то важном, проговорил я, – Видишь ли, моя дорогая, все зависит от тебя самой… Вернее от твоей способности обуздать собственное… чревоугодие. Вследствие неумеренного употребления по утрам сдобного теста с вкраплением жирного творога и яиц, твое мировосприятие смещается в противоход звездному круговороту, в результате чего в твоем истощенном перееданием мозгу возникают стойкие галлюцинации различного порядка – зрительные, слуховые, обонятельные, осязательные… Я, к примеру, уверен, что сейчас ты чувствуешь странное, почти ласковое прикосновение к… ну, в общем… пониже спины…

В то же мгновение Юань-чу снова пронзительно взвизгнула и одним прыжком отскочила в сторону от Фун Ку-цзы, прикрывая обеими ладонями собственную попку.

– Вот видишь, – назидательно произнес я, мысленно благодаря Поганца Сю, за поддержку, – Теперь ты понимаешь, что именно я имею в виду?..

– По… по… понимаю… – заикаясь, отвечала девчонка, одновременно озираясь по сторонам, – Так что ж мне теперь, значит, и ватрушечку скушать нельзя?..

– Можно, – милостиво разрешил я, – Но помни о возможных галлюциногенных последствиях!..

– Мне тоже хочется ватрушку, – неожиданно раздался гораздо более бодрый голос моего учителя, – И у меня тоже… эти… галлюциногенные последствия… Гляньте-ка!..

Мы с Юань-чу «глянули»…

В стоявшей на столике тарелке еще оставалось штук шесть-семь ватрушек, причем две из них были надкушены, и оба «надкуса» стремительно, но строго по очереди, увеличивались!..

– Ой!.. – пискнула служанка и мгновенно переместилась таким образом, чтобы между ней и надкусываемым ватрушками оказался я.

В этот момент небольшой надкус появился на третьей ватрушке, и мне было вполне понятно, кто сжевывает предназначенный нам с учителем завтрак.

– Ты что это делаешь! – грозно спросил я.

– Ш'ешть не ушпею, так фоть наткуфу!.. – раздалось в ответ от стола.

– Вот!.. – вскинулась из-за моего плеча Юань-чу, – Вот тот самый голос, который меня предупреждал!..

– О чем?.. – поинтересовался Фун Ку-цзы, не отрывая взгляда от оставшихся ватрушек.

– О том, что меня съедят!.. – торжествующе пояснила девчонка.

– И ты поверила?.. – укоризненно посмотрел на нее старик, – А ведь взрослая девочка.

«Похоже, учитель тоже понял, кто ватрушки жрет!» – подумал я и, проследовав быстрым шагом к столу, выхватил тарелку из-под невидимой, но жадной ручонки своего ученичка.

– Хватит! – строго рявкнул я, – Лопнешь от переедания!

– Ага!.. – немедленно заныл писклявый голосок, – Как мне, так две… три ватрушки много, а как тебе, так целую служанку в самый раз!..

– Великий правитель Тянь Ши – неожиданно раздался от дверей кухоньки могучий бас, – Велел передать учителю Фун Ку-цзы и его ученику, хитроумному Сор Кин-иру, что поезд к Великому магу Поднебесной, сиятельному Цзя Лянь-бяо отправляется через тридцать минут… Великий правитель просит своих гостей поторопиться со сборами!!!

Немая сцена, должен я вам сказать, получилась у нас не хуже, чем у самого Николая Васильевича в его «Ревизоре», конечно, у него было побольше персонажей, но мы трое взяли достоверностью. Вот только длилась наша «пауза» слишком недолго – не знали мои «партнеры» законов театра, уже через пару секунд Фун Ку-цзы испарился из кухоньки, и только его, мгновенно проснувшийся голос долетел до нас издалека в душераздирающей фразе:

– Сор Кин-ир, прихвати для меня ватрушечку!!!

Я укоризненно воззрился на нашу служанку:

– Ну?! Видишь, что ты наделала?! Из-за твоих истерик достойный старичок голодным остался… Не говоря уже про меня!..

– Из-за моих истерик?!! – немедленно взвилась служаночка, – Ты бы посмотрел, кто здесь был!!! Твоя… это… лицо по сравнению с… тем… с этим… с которым…

– Не будем переходить на лица! – перебил я, – Тем более на мои! Давай-ка, быстренько, заворачивай ватрушек, и еще, там, чего-нибудь… Мне учителя кормить надо!

И тут Юань-чу как-то сникла и поспешно принялась укладывать в выхваченный из шкафчика мешок оставшиеся ватрушки, вяленое мясо, какие-то баночки и крыночки. Уже через минуту у меня в руках была довольно увесистая торба с харчами, которых должно было вполне хватить для нашего с учителем дорожного завтрака, да и на долю Поганца Сю тоже.

С довольным видом взвесив на руке мешок, я посмотрел на служанку и самым серьезным тоном промолвил на прощанье:

– А с этими твоими… виденьями, – я покрутил растопыренными пальцами около виска, – Надо что-то делать… Иначе они тебя до беды доведут…

Продолжить свою мысль я не смог, поскольку от входных дверей нашего Розового павильона раздался призывный голос Фун Ку-цзы:

– Сор Кин-ир, ты готов, наконец, или нет?!!

– Уже иду, учитель! – крикнул я и бросился к выходу, оставив бедную девушку в полной растерянности.

Во дворе перед входом в павильон нас поджидал слуга в темном халате, державший за повод двух оседланных лошадей. Меня это обстоятельство весьма обрадовало, а вот Фун Ку-цзы как-то слишком уж неуверенно подошел к своему «средству передвижения», хотя предоставленная ему лошадка и не выглядела этаким неукротимым скакуном. Увидев их обоюдное смущение – в смысле, моего учителя и его лошади, я подошел к обоим и поинтересовался:

– А вы, учитель, на лошадке-то ездить умеете?..

Старик немедленно вскинул голову и гордо ответствовал:

– Я скакал верхом, когда ты еще и ходить не умел!..

Правда еще один взгляд, брошенный на лошадиную спину, сразу уменьшил его гордыню и дальнейшие слова были им сказаны не слишком уверенно:

– Только… понимаешь… езда на лошади требует повышенного внимания и совсем не оставляет времени на… э-э-э… научные размышления!.. Иное дело, когда ты шагаешь пешком – ноги сами собой переставляются, а голова… э-э-э… освобождается для раздумий!..

– И что, – с некоторой, я бы сказал недопустимой иронией, – ваши ноги ни разу не приводили вас в… канаву?..

– Ни разу, – с немедленно вернувшейся гордостью ответствовал старик, и тут же совсем другим тоном добавил, – И вообще, чем задавать всякие глупые вопросы, ты лучше помог бы мне забраться на… вот это…

И он похлопал ладонью по седлу.

Я, конечно, помог.

Усадив учителя с грехом пополам на его лошадь, я привязал к своему седлу оба мешка, по ходу дела подумав, что можно было бы обойтись и одним, а затем лихим прыжком забросил свое тело в седло и выпрямился, подхватив поводья. В ту же секунду я перехватил взгляд учителя, наблюдавший за мной с неким подозрительным интересом.

– Не удивляйся, учитель, – с улыбкой проговорил я, – Мне пришлось поездить на лошадях, так что верховая езда для меня занятие привычное.

И тут же в моей памяти возникла… фея Годена на своей белоснежной лошадке. Видение было настолько живое, что мне пришлось тряхнуть головой, чтобы отогнать его, не дать тоске снова овладеть моим сердцем.

– Мне будет очень интересно послушать о твоих путешествиях! – заинтересованно воскликнул Фун Ку-цзы, помогая мне отвлечься от невеселых воспоминаний, – Похоже, ты обладаешь самыми разными и… необычными для твоего статуса умениями!

– Да, учитель, ты, как всегда, прав, – поклонился я с седла в его сторону, – Я порой и сам не подозреваю о каких-либо из своих… умений, а оно раз – и тут, как тут! Разбирайся с ним! Прям таки, теряюсь порой!

– А не надо теряться… – наставительно произнес старик, – Надо обратиться к знающим, опытным людям за пояснением, например ко мне, и тебе все разъяснят, даже то, как пользоваться своим, вновь обретенным умением!..

И он со значением посмотрел на меня.

Разговаривая таким образом, мы неспешно подъехали ко двору хозяйского дома, в котором накануне ужинали, и тут оказалось, что к отъезду готовы… только мы с учителем. Я быстренько выудил из мешка, врученного мне служанкой, несколько ватрушек и предложил Фун Ку-цзы легкий завтрак. Тот с готовностью принял мое предложение, и мы принялись жевать, наблюдая за подготовкой правителя к отъезду.

Во дворе дома царила совершенно невероятная суета и суматоха. Ржали лошади, верховые под седлами и опутанные какой-то странной сбруей с широкими петлями по бокам, между лошадей носились люди с самой разнообразной поклажей, посудой, одеждой, а также свиньи, овцы, птицы, очень похожие на кур и некие существа, напоминающие… собак, но переругивающиеся громкими голосами и совсем по-человечьи. Приглядевшись, я понял, что это действительно довольно крупные собаки с… человеческими морда… лицами, причем лица эти были весьма серьезны, даже строги!

– Похоже, тебя заинтересовали синсины?.. – спросил Фун Ку-цзы. В его голосе прозвучали едва заметные наставительные нотки, и я понял, что он готов прочитать своему ученику, то есть мне, очередную просветительную лекцию. Поскольку до отъезда, судя по всему, было еще довольно далеко, я согласился ее прослушать:

– Конечно заинтересовали! Я таких… г-м… существ никогда в жизни не видел!..

– Да, это, действительно, довольно редкие животные, – немедленно приступил к изложению своей лекции старик, не переставая жевать ватрушку, – Они водятся в горах отдаленной провинции Сяоян, и настолько умны, что даже умеют говорить по-человечьи! Правда, людей они боятся, хотя очень любят нас ругать и делают это… хи-хи-хи… мастерски!

Создавалось впечатление, что учителя очень забавляла именно способность этих говорливых… собачек к ругани.

– Однажды я видел, как люди провинции Сяоян ловили синсинов! – хвастливо заявил Фун Ку-цзы, и тут же начал рассказ об этой ловле, – Эти существа очень осторожны и, завидев человека, немедленно скрываются. Однако, они, как я уже говорил, любят дразнить и ругать людей. Так вот, чтобы поймать таких животных, люди страны Сяоян пошли далеко в дикие горы и там, в некоей укромной расщелине расставили на камнях несколько кувшинов с красным вином, а около них разложили деревянные чашки, черпаки и… сандалии. Затем люди спрятались и принялись ждать. Наконец показался синсин. Как только он увидел расставленное угощение, он немедленно убежал, но очень скоро вернулся в сопровождении нескольких десятков своих сородичей. И все они немедленно принялись, на чем свет стоит бранить людей, расставивших кувшины и чашки, перебирая их родственников до восьмого колена! Ты, конечно, спросишь, почему они это делали? – мудро улыбнувшись, произнес Фун Ку-цзы, хотя я и не думал ни о чем его спрашивать, а, наоборот, молча и очень внимательно слушал.

– А потому, – ответил старик сам себе, – Что синсины догадывались, что люди расставили им какую-то ловушку, но никак не могли понять, в чем же она заключается!.. Так они и бранились, пока у них у всех не пересохло в горле и им не понадобилось срочно напиться… А в это время аромат вина из открытых кувшинов уже достиг их ноздрей. И тогда самые смелые из них, не переставая ругаться охрипшими голосами, приблизились к вину и, хотя они по прежнему боялись попасться в ловушку, налили себе по чашечке, потому что жажда становилась невыносимой. Менее отважные, увидев, что их сородичи спокойненько попивают себе что-то очень вкусно пахнущее и ничего с ними не делается, тут же присоединились к смельчакам, и у них началась самая отчаянная попойка, какую только мне приходилось видеть! И вот, утолив жажду, а вернее напившись допьяна, синсины обнаружили валявшиеся рядом с кувшинами деревянные сандалии. Они немедленно нацепили обувку на ноги и принялись прохаживаться, продолжая ругать людей и заявлять, что ничем их не хуже – даже и с людской обувью вполне управляются. Вот только на ногах они уже еле держались, так что выскочившие из засады люди почти всех их переловили, ведь убежать в сандалиях синсинам было очень трудно!

Тут старик так посмотрел на меня, что я сразу засомневался – то ли он и вправду участвовал в ловле этих… синсинов, то ли сходу придумал занимательную историю, чтобы подурачить недалекого деревенщину.

– Зато, если синсин привыкает к человеку, найти друга вернее просто невозможно! – закончил Фун Ку-цзы свою историю.

Я с глубоким уважением покивал, изображая понятливого ученика, а затем снова оглядел двор.

Пока мой учитель травил мне анекдот про говорящих собачек, «броуновское» движение во дворе пришло к некоему порядку. На верховых лошадях появились всадники, несколько лошадей было нагружено поклажей, а в показавшиеся мне странными упряжные петли самой рослой четверки были продеты длинные жерди, на которых расположилось некое подобие крытого паланкина, явно предназначенного для дамы. В тот же момент появилась и сама дама – ни кто иная, как малышка Шан Те. Она была одета в скромный, и тем не менее, роскошный дорожный костюм, состоявший из атласных, лимонного цвета шаровар, белоснежной, с широкими и длинными рукавами рубашки и коротенькой курточки, скорее даже, жилетки из темно-вишневого плотного бархата, расшитого цветной нитью. На ногах у младшей дочери четвертой наложницы повелителя уезда красовались бархатные же, украшенные шелковой вышивкой туфельки, а на голове крошечная шапочка с довольно длинным пером. Ее длинные, густые иссиня-черные волосы были уложены замысловатым узлом на шее, под шапочкой. Личико Шан Те на этот раз не было накрашено и выглядело совсем юным и… открытым.

Один из здоровенных телохранителей правителя встал перед конным паланкином на четвереньки, и юная дева, наступив ему на спину, со спокойным достоинством поднялась на свое место. Следом за ней в паланкин незаметно юркнула еще одна женщина, одетая просто и неброско, видимо служанка. Шелковые шторки немедленно были задернуты.

И в тоже мгновение весь поезд принял стройный, упорядоченный вид. Впереди расположились пятеро одетых в багряные халаты конных всадников. Каждый из них держал в руках длинный цзи, боевой трезубец, а к их поясам были пристегнуты простые прямые мечи семейства цзянь. Признаться, мне самому захотелось ощутить на своем поясе такую железку, она придала бы мне гораздо больше уверенности. За этой внушительной пятеркой на прекрасном вороном жеребце гарцевал сам Тянь Ши, а рядом с ним я неожиданно увидел верхом на невысокой, смирной лошадке толстяка Шу Фу в простом синем халате и с мечом у пояса. Выглядел он, надо сказать весьма комично, потому что пытался изобразить из себя классного наездника и рубаку. То и дело советник правителя принимал горделивую осанку и со значительным видом укладывал ладонь на рукоять меча, однако, тут же снова хватался обеими руками за поводья и наклонялся вперед, чуть ли не ложась на шею лошади.

Следом за этой парой пристроилось еще трое гвардейцев, а за ними конный паланкин Шан Те, управляемый слугой, сидевшим верхом на одной из передних лошадей. Позади группы маячили еще пятеро воинов в багряных халатах.

Когда кавалькада покидала двор дома, правитель увидел нас и махнул рукой моему учителю, предлагая присоединиться к нему. Я же, поскольку такого предложения не получил, пристроился позади паланкина, втиснувшись между ним и замыкающими поезд гвардейцами.

Кавалькада, сопровождаемая по обеим сторонам несколькими синсинами, свернула на одну из парковых аллей и направилась к выходу из усадьбы. Аллея эта, как и все аллеи небольшого парка правителя уезда, была неширока, а потому паланкин едва вписывался в ее повороты, особенно в тех местах, где края дороги были обсажены высокими, сильно разросшимися кустами. Впрочем, как оказалось, возница этого странного экипажа был весьма искусен, так что сидящих внутри паланкина девушек вряд ли беспокоила недостаточная ширина дороги.

Через несколько минут поезд правителя выбрался на улицу селения, которая оказалась нее намного шире аллеи парка. Но и здесь паланкин прошел без задержки, хотя мне очень часто казалось, что он вот-вот застрянет между домами. Когда же мы покинули селение, я совершенно успокоился, теперь, как мне казалось, нашему путешествию ничто не могло помешать.

Стояло раннее утро… самое настоящее земное утро! Солнце еще не поднялось, воздух был свеж и чист. Дорога плавными изгибами уходила к горизонту между зеленеющих лугов, раскинувшихся по склонам пологих холмов. Далеко справа, внизу, серебром проблескивала полоска текучей воды. Крыши Цуду довольно быстро скрылись за холмом, и теперь наша, как оказалось, довольно небольшая компания двигалась в полном одиночестве. Копыта лошадей выстукивали бодрую дробь по слежавшейся за ночь серовато-бурой пыли, выплескивавшейся из-под них маленькими фонтанчиками. Впереди, перед закрывавшим мне обзор паланкином, слышался довольно громкий разговор, причем, судя по всему, главную роль в нем играл Фун Ку-цзы, однако, я был доволен, что не участвую в этой беседе – именно сейчас мне хотелось одиночества.

С полчаса я любовался окружающей спокойной красотой, и вдруг почувствовал, что за мной кто-то пристально наблюдает. Я снова оглядел окрестности, на этот раз внимательно вглядываясь в детали, но ничего необычного не увидел. И в этот момент из-за моего плеча раздался тихий шепоток Поганца:

– А в задней стенке девчачьего насеста глазок имеется…

Я даже не сразу понял, о чем это он толкует, и только секунду спустя, словно бы невзначай, но пристально оглядел задок повозки. Действительно, в полуметре от нижней перекладины, ближе к правому краю в обтягивающей паланкин ткани, действительно, имелось небольшое отверстие. Мне даже показалось, что я разглядел темный глаз, прильнувший к этому отверстию.

Меня разглядывали!.. «Ну что ж, – решил я про себя, – Пусть рассматривают, дырку во мне не проглядят!» Однако, несмотря на такое решение, мне стало как-то неуютно. Я совсем уже вознамерился обогнать этот «девчачий насест» и присоединиться к своему учителю, как вдруг верхняя часть задка повозки откинулась и оттуда выглянуло личико Шан Те.

Она посмотрела а меня, затем обернулась вглубь повозки и что-то сказала своей служанке. Обе рассмеялись. Потом она снова повернулась в мою сторону и с легкой улыбкой произнесла:

– А господин ученик, похоже, опытный наездник…

Я улыбнулся в ответ и с легким поклоном проговорил:

– Сударыня, вы очень наблюдательны, мне действительно приходилось ездить верхом, так что я достаточно хорошо знаю искусство управления лошадьми.

– Но разве варвары знакомы с седлом?.. – делано удивилась она.

– А почему вы решили, что я принадлежу к варварам? – ответил я вопросом на вопрос, – Может быть из-за моей прически?..

В глубине паланкина опять негромко прыснули, Шан Те мило улыбнулась и покачала головой:

– Нет, как раз прическа у тебя вполне цивилизованная, а вот твои… тапочки… Они навевают мысль о неких диковинных животных, живущих исключительно в варварских краях.

Я опустил голову и посмотрел на свои кроссовки. Они, действительно, не слишком хорошо гармонировали со стременами и мало походили на сапоги, которыми, как я заметил, щеголяли все остальные наездники, кроме, разумеется, моего учителя. Снова взглянув на девушку и покачал головой.

– Разве разумно делать заключения о человеке, основываясь на фасоне его обуви?

– Но если я буду основываться на твоем… внешнем виде, – на мой взгляд, слишком уж лукаво проговорила Шен Те, – Я сделаю вывод, что ты не ученик знаменитого наставника, а… главарь бандитской шайки…

В глубине паланкина опять громко фыркнули, и я вдруг подумал, что дочь повелителя провинции слишком много позволяет своей служанке. Однако, не подавая вида, что мне не слишком понравилась такая аттестация моего… «внешнего вида», я улыбнулся и ответил с самым довольным видом:

– Благодарю вас, сударыня, вы здорово повысили меня в звании!..

– Как это? – не поняла Шан Те.

– До сих пор меня называли просто бандитом или бандитской харей, а вы произвели меня в ранг главаря!.. Еще раз прошу принять мою огромную благодарность!..

И я ощерился в своей самой лучезарной улыбке.

Шан Те с не менее широкой улыбкой смотрела на меня, явно пытаясь понять, насколько я искренен в своей благодарности, и не зная, что мне на нее ответить. И тут, чуть ли не из-под копыт моей лошади раздался резкий, басовитый, и при этом очень тихий голос:

– Смотри, смотри, как этот… главарь ощерился!.. У-ав! Все свои сорок шесть зубов наружу выставил!..

Я быстро опустил глаза и увидел, что рядом с копытами моей лошадки не спеша трусит огненно рыжий синсин, кося одним глазом в мою сторону.

– Ну да, – тут же послышалось с другой стороны, – Принцессу завлекает! Очень понравиться хочет… А сам ведь в другую влюблен!

Я ошеломленно повернул голову и с другой стороны от лошади увидел другого синсина, иссиня-черного цвета. Этот бежал также неторопливо, но при этом, задрав голову вверх, не сводил с меня серьезного, осуждающего взгляда.

Именно этот нехороший взгляд подтолкнул меня на ответ:

– А откуда ты взял, что я в кого-то влюблен?!

– Ой, какая тайна!.. – негромко и очень презрительно тявкнул синсин, – У тебя это на физиономии написано!

– А вот принцесса, – употребил я титул, который применил сам синсин к Шан Те, – считает, что на моей физиономии написано, что я бандитский главарь!

Синсин внимательно всмотрелся в мое лицо и, как мне показалось, вздохнул:

– У тебя физиономия очень влюбленного бандитского главаря… – согласился он с Шан Те и, чтобы не опровергнуть самого себя, добавил, – Но влюбленного отнюдь не в принцессу!

– О чем это вы, господин ученик, шепчетесь с Гвардой?..

Я поднял голову. Шан Те продолжала улыбаться, но на ее личике читалось неприкрытое любопытство.

«Ну, девчонка, – подумал я, – Сейчас я похихикаю, не все же вам надо мной смеяться!»

– Да вот, – как можно безмятежнее проговорил я, – Синсин обвиняет меня в том, что я хочу… э-э-э, понравиться вашей милости, хотя люблю совсем другую…

Шан Те мгновенно покраснела и перевела взгляд на черного Гварду, однако тот продолжал бежать рядом с моей лошадью, сохраняя самый невозмутимый вид.

И тут из паланкина выглянула смешливая служанка. Бросив быстрый взгляд на свою госпожу, она сурово свела свои непомерно густые брови и неожиданно низким голосом спросила:

– А ты в самом деле хочешь понравиться моей госпоже?..

– Ну конечно!.. – ответил я, словно это было само собой разумеющимся.

– Так что ж ты в другую-то влюблен?! – возмутилась служанка, – Это разве порядочно?!

– Так она тоже в другого влюблена!.. – с усмешкой ответил я.

– Но она и не старается тебе понравиться! – резонно заметила служанка, на что я не менее резонно ответил:

– Да?! Ты точно это знаешь?!

Шан Те после такого моего заявления вспыхнула, как маков цвет, прошу прощения за избитое сравнение, и мгновенно исчезла в глубине своей оригинальной повозки. Зато служанка, оказавшаяся, при внимательном рассмотрении, особой в возрасте, и не подумала прятаться. С минуту она таращилась на меня, словно я произнес нечто совершенно невозможное, а потом ее прорвало:

– Ах ты, рожа бандитская!!! Ах ты, коровий выкидыш, псами пережеванный!!! Твой поганый язык надо вырвать и скормить гуи, чтобы они тебя триста тысяч лет по Поднебесной гоняли и сдохнуть не давали!!! Да за такие твои слова, тебе мало вырвать печень, вырезать почки и раздавить мочевой пузырь, да за такие слова с тебя стоит содрать шкуру и сделать из нее барабан для деревенского шамана, а мясо твое засолить в бочке и пустить по Круговому Океану!!! Да я сейчас сама выцарапаю твои бесстыжие глазищи и откушу твои лопоухи, что б тебе было неповадно всякую дрянь с языка спускать!!!

Тут она действительно сделала попытку перелезть через задок возка, но ее остановила моя новая насмешка. Я чуть наклонился в сторону черного синсина, трусившего рядом с моей лошадью, и, поглядывая в сторону разбушевавшейся служанки, громко проговорил:

– А что, Гварда, эта тетенька, пожалуй, тебя перетявкает!..

Гварда быстро взглянул в сторону замершей у задней части возка служанки, и совсем по-человечьи кивнул своей черной собачьей башкой:

– Эта? Эта может… Да я с ней и связываться не собираюсь…

– Ах ты, песья морда!!! – немедленно взвилась «тетенька», – Это ты-то со мной связываться не собираешься?! Да если ты со мной связаться надумаешь, я тебе лапы-то вмиг поотрываю и в уксусе замочу!!! Да я из твоей черной шкуры коврик для уборной сделаю!!! Ты меня надолго запомнишь, шкура блохастая!!!

– Как ты думаешь, что может надолго запомнить коврик для уборной? – глубокомысленно поинтересовался я, обращаясь к Гварде и совершенно игнорируя вопящую мегеру.

Синсин задумчиво поднял голову к светлому небу и коротко тявкнул:

– Запахи…

Видимо, этой языкастой бабе все-таки было свойственно художественное воображение, поскольку после короткого и точного ответа Гварды, она мгновенно умолкла, а затем ее физиономия скривилась, и она исчезла в глубине паланкина. Через секунду оттуда донеслось ее возмущенное кудахтанье, короткий и довольно резкий ответ Шан Те, и… наступила тишина. Даже впереди, в компании правителя Тянь Ши все почему-то замолчали.

В наступившей тишине, нарушаемой лишь глухим звуком лошадиных копыт, топтавших слежавшуюся пыль дороги, вдруг послышался едва слышный, легкий и какой-то… ломкий шелест. Я поискал глазами его источник и буквально в нескольких метрах от дороги увидел несколько еле заметных, расплывчатых теней, переливающихся радугой, наподобие мыльных пузырьков. Они проносились мимо нашей кавалькады, словно уносимые ветерком, вот только… никакого ветерка не было! Наоборот, все вокруг замерло, застыло, замолчало… Только этот едва слышный шорох и радужный пролет крылатых теней! И тут мне показалось, что я узнаю эти тени, что совсем недавно я видел нечто подобное, только в более плотном, более… осязаемом виде… В этот момент одна из теней повернула вдруг появившуюся головку и посмотрела прямо на меня живым, празднично блеснувшим глазом!

Я наклонился в сторону бежавшего рядом Гварды и прошептал:

– Смотри, луаньняо летят…

Синсин вдруг подпрыгнул, как будто мое тихий шепот его страшно напугал, и быстро завертел головой. Через секунду он посмотрел на меня и неожиданно тихо переспросил:

– Где?..

– Да вот же!.. – чуть громче ответил я и кивнул в сторону улетающих вперед радужных птиц.

Гварда посмотрел в указанном направлении, но, по-видимому ничего не увидел. Снова обернувшись в мою сторону он прошептал:

– Ты их хорошо видел?.. Это точно были луаньняо?!

Но при этом в его голосе было столько тревоги, что я удивился, однако ответил вполне уверенно:

– Конечно они… Правда, сейчас они почему-то… прозрачные и… переливаются. В приемной у правителя, где я видел их в первый раз, они были… натуральнее.

Синсин снова посмотрел в указанном мной направлении, но по выражению его лица я понял, что он птичек не видит. Они действительно улетели уже довольно далеко вперед, так что и сам я различал их, как некое прозрачное, слегка переливающееся всеми цветами радуги, облачко.

– Они уже далеко… – попробовал я успокоить Гварду.

Он снова посмотрел на меня, и в его глазах я увидел… тоску.

– Что-то не так?.. – встревожено спросил я.

– Если луаньняо действительно улетели… – прошептал синсин, – Миру в Поднебесной конец…

– Я смотрю, вы,господин ученик, очень сдружились с моим синсином! – неожиданно раздался голосок Шан Те. Она снова выглянула из своего паланкина и с улыбкой наблюдала за нами, – Опять вы с ним перешептываетесь!

Я улыбнулся в ответ и попытался галантно поддержать разговор:

– Просто, принцесса, я заметил…

Но мне не дали договорить.

– Просто он заметил, что мы могли бы ехать и побыстрее, – перебил меня Гварда своим, чуть напоминающим тявканье, голосом, – А я ему возразил, что торопиться нам особо некуда.

А когда я удивленно опустил не синсина глаза, тот едва слышно прошептал:

– Не надо ее пугать улетевшими луаньняо… Может быть нам ничего и не грозит!..

– Конечно, нам некуда торопиться, – подтвердила слова Гварды Шан Те, – Если даже мы и приедем к месту ночлега немного раньше, время нашего пути это нисколько не сократит.

В этот момент ее служанка что-то проворчала, и Шан Те скрылась в глубине паланкина.

Солнце поднялось уже довольно высоко, и мне подумалось, что, наверное, пора было бы остановиться и слегка закусить – все-таки наш завтрак был крайне легким. И действительно, не успел я подумать о более плотном завтраке, как впереди послышался зычный голос:

– Повелитель! Завтрак накрыт и ожидает тебя!

«Интересное дело!.. – мелькнула в моей голове нехорошая мысль, – Повелителя ожидает завтрак… а меня?!»

Но оказалось, что завтрак ожидает буквально всех.

Наш поезд остановился, и я увидел на обочине здоровенную телегу, а рядом с ней четверку распряженных и стреноженных лошадей. На милой чистенькой лужайке, раскинувшейся в десятке метров от дороги, и тянувшейся до самой опушки густого и выглядевшего совершенно диким леса, был расстелен огромный ковер, уставленный самой разнообразной снедью и напитками. Совсем рядом тлел прогоревший костер, над которым был установлен здоровенный котел, в котором что-то весьма заманчиво побулькивало, а до моего носа доносился аромат вареного мяса, сдобренного специями. Все путешественники следом за правителем Тянь Ши покинули седла, лошадей немедленно отвели в сторону и оставили под присмотром троих стражников. Остальные воины встали вокруг ковра, правда довольно далеко от места трапезы, так чтобы не мозолить глаза завтракающим господам. Все сопровождавшие нас синсины собрались метрах в пятнадцати от ковра и один из стражников принялся их кормить.

На травке рядом с ковром стояло четверо слуг с полотенцами в руках, а рядом с ними еще один слуга, удивительно высокий и толстый, поставив рядом с собой огромный глиняный широкогорлый кувшин и вооружившись здоровенным ковшом, приготовился помочь господам вымыть руки.

Первыми совершили омовение правитель Тянь Ши и его дочь, за ними советник Шу Фу, ходивший как-то странно – боком и чуть приседая, за советником последовал Фун Ку-цзы, а последним был я. Воды мне досталось вдоволь, а вот чистого полотеньчика не досталось совсем, так что пришлось попользоваться уже влажным. Правде я умело выбрал полотенце Шан Те, справедливо рассудив, что девчушка в дороге «запылилась» меньше всех.

Когда я скромно и неторопливо подошел к столу, все остальные уже расселись. Тянь Ши, естественно, занял место во главе, то есть на самом высоком месте, по правую руку от него расположилась Шан Те, толстяк Шу Фу, как я заметил, попытался усесться рядом с девушкой, но у него ничего не получилось, поскольку правитель молча указал ему на место слева от себя. Мой почтенный учитель присел аккурат напротив правителя, аккуратно уложив свой чань бо рядом, так что я никак не мог определиться со своим местом, поскольку, где бы я ни сел, мне пришлось бы нарушить удивительно гармоничное расположение завтракающих. Однако мой учитель быстро развеял мои сомнения, указав мне место… позади себя. Как послушный ученик, я опустился там, где мне было указано, правда, чуть сбоку, так, чтобы мне были видны все завтракающие. Уже усевшись, я сообразил, что со своей «галерки» смогу дотянуться далеко не до всех кушаний, стоявших в центре ковра.

Но я напрасно беспокоился, кушанья и напитки нам стали подносить слуги, так что на мою долю досталось все то же самое, что и всем остальным. А вот Шан Те кормила ее служанка и при этом весьма тщательно обнюхивала каждое блюдо, чуть не погружая в него свой длинный тонкий нос. Разговор за трапезой касался в основном различных философских и космогонических вопросов и велся между правителем и учителем. Шу Фу так же принимал в нем участие, но ограничивался преимущественно восхвалением мудрости своего повелителя.

– Я не могу согласиться с тобой, повелитель, – громко и как-то размеренно, словно читая лекцию «под запись», проговорил Фун Ку-цзы, по-видимому, продолжая начатую ранее мысль, – Согласно древнему гаи тянь шо – учению о Небесном покрове, наш Мир имеет квадратную форму и покоится на месте, тогда как Великое Небо, накрывающее Мир, словно огромная чаша, вращается подобно гигантскому колесу, неся на себе все небесные светила, которые, в свою очередь, и сами передвигаются по этой небесной чаше. Именно поэтому Желтый Владыка и назвал наш Мир Под…небесной!

– Но согласись, мудрейший Фун Ку-цзы, что такое строение вселенной слишком сложно и… не объясняет многих… э-э-э… реалий. Мне представляется, что хунь тянь шо, Учение о небесных сферах, гораздо… объективнее объясняет мировой порядок. Посудите сами – Великое Небо в соответствии с этим учением имеет форму куриного яйца и состоит из нескольких вставленных одна в другую концентрических сфер. Поднебесная же подобна яичному желтку и плавает в центре вселенной, в мировой пустоте. Небеса поддерживаются испарениями, поднимающимися от почвы…

– Но каким же образом в этом случае приводятся в движение небесные светила и к чему они прикреплены?! – перебил старик рассуждения Тянь Ши насмешливым вопросом.

– Они движутся под действием небесного ветра! – немедленно ответил правитель.

– Какая поразительная мысль!!! – тут же воскликнул Шу Фу, едва успев проглотить плохо прожеванный кусок курицы.

Фун Ку-цзы неодобрительно покосился на него, а затем с льстивой улыбкой обратился к Тянь Ши:

– Но, правитель, твоя мудрость должна подсказать тебе, что в курином яйце не может быть… ветра. А потом, разве может какой-нибудь ветер дуть со столь постоянным… э-э-э… постоянством, ведь небесные светила идут все время одной и той же дорогой!

Правитель замер с не донесенной до рта черпалкой, придумывая ответ на аргумент учителя, а тот, неторопливо намазав кусочек лепешки соусом и запихнув его в рот вместе с кусочком отварной рыбы, принялся тщательно пережевывать пищу, с глубокомысленным прищуром глядя на хозяина «стола». Наконец тот опустил руку с черпалкой и задумчиво проговорил:

– Ну что ж, может быть дело вовсе и не в небесном ветре, возможно небесные светила просто прикреплены к различным небесным сферам, которые-то и движутся, неся на себе эти… э-э-э… светила…

Фун Ку-цзы тонко улыбнулся, сразу уловив в космогоническом построении Тянь Ши похожесть на изложенную им теорию. Не его улыбку мгновенно стер новый восторженный вопль Шу Фу:

– Только великий ум способен с такой быстротой рождать новые, оригинальные мысли!!!

Оба собеседника посмотрели на маленького толстяка, и какими же разными были при этом выражения их лиц!

Старик проглотил кусок, отвел негодующий взгляд от лучезарной физиономии советника и еще раз тонко улыбнулся:

– Кроме весьма слабой теории небесного ветра хунь тянь шо, так же как и новомодное сюань е шо или Учение бесконечного пространства, не объясняют еще одного… вопроса… Если наш Мир подобен яичному желтку, то есть кругл, то почему воды не стекают с него под действием Мировой Тяжести, которая, как мы знаем, располагается прямо под нашим Миром?!

Тянь Ши снова задумался, зато Шу Фу, желая, по-видимому, помочь своему повелителю в споре немедленно задал встречный вопрос:

– Но почему, о мудрейший, ты считаешь, что Мировая Тяжесть располагается прямо под Поднебесной?..

Фун Ку-цзы нахмурившись, перевел взгляд на толстячка, а в его глазах полыхнула мгновенная радость – своим вопросом этот прихлебала явно себя подставил. Однако, старик не спешил с ним разделаться, он сделал ровно такую паузу, чтобы правитель тоже обратил внимания на заданный вопрос, и только затем коротко отрезал:

– Потому, почтеннейший Шу Фу, что если ты встанешь на ноги и подпрыгнешь, ты в этом убедишься сам!

«Почтеннейший» Шу Фу открыл было рот, затем в его глазах появилась догадка, а затем, бросив короткий, чуть испуганный взгляд на Шан Те, он… покраснел.

Я чуть заметно улыбнулся – красивый выпад, выполненный в споре моим учителем, был очень хорош, тем более, что мне самому этот толстый Шу Фу нравился все меньше. И почти сразу же Шан Те бросила быстрый взгляд в мою сторону. До этого девчонка с безучастным видом ела и пила все что подсовывала ей служанка, не проявляя никакого интереса к ведущемуся спору, и вдруг этот взгляд!

Однако я не подал виду, что заметил, как Шан Те посмотрела на меня и принялся с отвлеченным видом разглядывать окрестности.

Синсины уже поели, но не разбежались, а так и остались на одном месте, улегшись и тихо о чем-то переговариваясь. Стража правителя стояла неподвижно, с каменными лицами, и мне показалось, что они делают усилие чтобы откровенно не пялиться на нашу компанию и не разглядывать выставленные на ковре яства. Особенно старались двое стражников, расположившихся у самой опушки леса и находившихся ближе всего к нашему пищевому изобилию. Один из них изучал густоту травы у себя под ногами, а второй, по всей видимости, выискивал опасность в… небесах.

«А ребят тоже надо бы покормить… – подумалось мне, – Они, похоже, перед отъездом и перекусит не успели…»

Я отвел глаза от стражников и принял из рук слуги еще одну тарелочку с каким-то новым кушаньем. Вдохнув его аромат, я непроизвольно посмотрел в сторону мучавшихся стражников… И вдруг мне показалось, что у них за спиной, в густых кустах опушки кто-то прячется!

Не отрывая взгляда от кустов, я осторожно поставил полную тарелочку перед собой, а затем аккуратно сплел пальцы рук в замысловатый замок и медленно поднял их к своему лицу. Когда пальцы оказались на уровне моих губ, я несильно дунул на сложенную для заклинания фигуру и быстро пробормотал формулу заклятья – кусты за спинами стражников дрогнули и в следующее мгновение резко наклонились к земле… За ними, чуть пригнувшись, стояли три небольших человечка в странных длинных, рыжих и каких-то косматых халатах. На головах у них красовались такие же рыжие невысокие колпаки с поднятыми вверх ушками, а в руках они держали слишком длинные для своего роста мечи. Кусты почти сразу же поднялись, так что я не успел разглядеть этих «рыжих» в деталях, но мне показалось, что рядом с ними прижимались к земле какие-то крупные звери.

Я не успел ничего сообщить о своем открытии, потому что прятавшиеся за кустами поняли, что их обнаружили, причем поняли это не только те трое, которых я увидел. Буквально в следующее мгновение совсем из другого места опушки высверкнули две серебристые молнии, и двое стражников, стоявших между нашим ковром и лесом, упали лицом в траву. Из-под их шлемов торчали рукояти ножей, вонзившихся им в основание черепа. И тут же из кустов высыпало больше полусотни одетых в рыжее и серое людей, орущих что-то неразборчивое и размахивающих мечами. Но что было самым страшным, их сопровождали шесть настоящих тигров!

Вся эта вопящая шайка бросилась в нашу сторону, однако надо отдать должное оставшимся в живых стражникам, они успели выйти наперехват, но их было слишком мало – одиннадцать человек и восемь синсинов.

Сам Тянь Ши быстро вскочил на ноги и, увидев, кто атакует наш лагерь, потрясенно прошептал:

– Цзины!!! Но откуда они взялись?!! И почему напали?!!

В следующее мгновение в его руке блеснул клинок, но он не бросился на помощь своей охране. Вместо этого, правитель обернулся к Шан Те и хрипло прокричал:

– Девочка, быстро в свою повозку!..

Затем, бросив взгляд в мою сторону и, видимо, осознав, что я безоружен, он указал свободной рукой в сторону дороги и приказал:

– Сопровождай принцессу, и не дай цзинам укусить ее!.. Не дай любой ценой!..

Обернувшись к Фун Ку-цзы Тянь Ши крикнул:

– Учитель, уходи с моей дочерью и своим учеником! Возвращайтесь в Цуду, там вы будете в безопасности!

Однако старик, тоже уже вскочивший на ноги, только улыбнулся в ответ и приподнял над головой свой посох.

– Я!!! Я п-п-провожу п-п-принцессу!.. – завопил толстяк Шу Фу, но правитель властно указал влево от себя и грозно произнес:

– Прикрой мой левый фланг, мы должны задержать оборотней, пока девочка не скроется!!!

Сама Шан Те тоже вскочила на ноги, но, казалось, никуда не собиралась убегать. Вместо этого она пристально вглядывалась в разгоравшуюся на поляне схватку и при этом что-то едва слышно шептала.

«Так! Девочка, похоже, впала в транс!» – мелькнула в моей голове быстрая мысль. Я одним прыжком оказался около нее и, подхватив ее легонькое тельце на руки, метнулся в сторону наших лошадей. Мгновенно отыскав своего скакуна, я вскинул Шан Те на его спину, а через секунду и сам оказался в седле. Затем, быстро развернув лошадь, я направил ее в сторону дороги, и в этот момент девушка едва слышно проговорила:

– Их всех убьют!..

Меня как будто окатило ушатом холодной воды! Я остановил мчавшуюся во весь опор лошадь, развернул ее и…

«Думай, маг недоученный!.. Думай!!!» – приказал я сам себе, и тут же мне в голову пришла интересная мысль, и подходящее заклинание само собой всплыло в памяти. Произнести его, сопроводив словно соответствующими пассами, было делом минуты, а после этого я медленным шагом направил лошадь назад. Девчушка, до этого сидевшая передо мной съежившись, вдруг выпрямилась, полуобернулась ко мне и спросила с непонятной для меня надеждой:

– Ты собираешься сражаться?..

Я в ответ покачал головой:

– Чем?.. Разве у меня есть оружие?.. Да если бы даже и было, что может решить еще один меч против пяти десятков нападающих.

Лошадь моя остановилась не сходя с дорожной пыли, и мы стали наблюдать за тем, что творилось на нашей «мирной» полянке.

К этому моменту все сопровождавшие нас синсины уже лежали на траве без движения, а из стражников в живых осталось только трое. Они успели отойти к правителю и теперь бились с ним бок о бок против окруживших их цзинов. Толстяка Шу Фу, оказавшегося почему-то довольно далеко от Тянь Ши уже обезоружили, повалили в траву, и трое нападавших сноровисто увязывали его руки и ноги тонким, но, видимо, очень прочным шнуром. Советник не сопротивлялся, но было хорошо видно, как он крутит головой, пытаясь увидеть что-то на дороге. А вот мой учитель, так же отрезанный от правителя нападающими, держался молодцом. Его тяжелый посох вращался в оказавшихся очень умелыми руках, словно крылья ветряной мельницы при хорошем ветре, и пятеро в рыжих халатах никак не могли к нему подступиться. Более того, я заметил, что рядом с моим стариком неподвижно лежат две рыжие фигуры, густо забрызганные красным!

«А ведь, пожалуй, учитель вполне сможет отбиться!» – подумал я, и как раз в этот момент Фун Ку-цзы неожиданно сделал быстрый и точный выпад. Перехватив свой чань бо, старик резко остановил его вращение, и вместо того, чтобы идти по очередному кругу, лопатообразный конец посоха непостижимым образом нырнул вперед и вниз, точно в грудь одному из нападавших!

Тот с изумлением посмотрел на торчащее из его груди древко и без звука рухнул в траву, но в этот момент другой нападавший, занося меч для удара, прыгнул на учителя сзади. Я не понял каким образом старик увидел эту атаку, но в то же мгновение он не оборачиваясь дернул на себя свой посох, пропуская древко подмышкой, и серп, украшающий противоположный конец чань бо, вонзился в живот атакующего цзина. Фун Ку-цзы мгновенно присел, втыкая лопатообразный конец посоха в землю и чуть докручивая его вращение. Цзин, нанизанный на посох, перелетел через голову старика и улегся рядом со своим только что умерщвленным товарищем… А старик, словно бы ничего и не случилось, снова завертел чань бо над головой.

Трое оставшихся цзинов отпрянули от старика, и тот немедленно сделал несколько шагов… в направлении сражавшегося Тянь Ши.

«Значит старик не хочет… спасаться! – с уважением подумал я, – Значит он будет драться до конца!»

Из кучи атаковавших правителя оборотней выскочило пятеро цзинов и бросились на подмогу троице, пытавшейся остановить Фун Ку-цзы, а следом за ними вдруг показался неизвестно откуда взявшийся… тигр.

В этот момент в толпе, окружившей Тянь Ши раздался восторженный рев, и я, приглядевшись, понял, что еще один стражник упал, сраженный в спину. Тут же этот рев повторился – еще один стражник лег на траву, сбитый с ног ударом тигриной лапы. Правитель и оставшийся стражник встали спина к спине, образовав круговую оборону, однако я уже понимал, что долго им не продержаться. Тем более, что Фун Ку-цзы вряд ли мог им помочь – его оружие предназначалось для боя в одиночку!

– А почему цзины не пытаются догнать нас?.. – вдруг спросила Шан Те, отрывая меня от наблюдения.

– Они нас не видят… и не чуют… – негромко ответил я.

– Что значит – не видят?! – удивилась она и чуть повернулась ко мне. На ее щеке я заметил след слезинки, но глаз, внимательно смотревший мне в лицо, был сух и строг.

– Я набросил на нас… полог… Он защищает нас от чужих взглядов… – объяснил я подробнее.

– Значит ты волшебник! – воскликнула она и повернулась уже всем телом, – Так набрось такой же полог на моего отца и на учителя, тогда они смогут спастись!

– К сожалению, я не могу этого сделать. Мне придется его поддерживать, а на таком расстоянии это для меня слишком сложно!

– Значит, мы не сможем им помочь?!

В ее голосе было столько отчаяния, что мне захотелось соскочить с лошади и ринуться в схватку с голыми руками. Однако, я сдержал свой… «порыв» и ответил, как можно спокойнее.

– Сможем… Но не сейчас…

– Но их же всех убьют! – снова воскликнула Шан Те и снова повернулась лицом в сторону схватки.

Впрочем, сражение уже заканчивалось. Чань бо учителя валялся в траве, придавленный тяжелой лапой тигра. Сам учитель, безоружный, пригнувшись в самой настоящей боксерской стойке, ожидал очередной атаки своих восьмерых противников, взявших его в круг. Толпа окружавшая правителя тоже распалась, и нам стало очень хорошо видно, как пятеро цзинов вяжут лежащего на земле Тянь Ши. Рядом с ним лежал последний стражник, обхватив ладонями разбитую голову и дергаясь в предсмертной агонии.

Шан Те всхлипнула, но я снова, как можно спокойнее, прошептал:

– Мне кажется, их не собираются убивать…

Она снова обернулась ко мне и в ее широко открытом глазу я прочитал вопрос «почему?»

– Кого эти цзины хотели убить, те уже убиты. А вот твоего отца, учителя и… советника, они, скорее всего, должны куда-то доставить. Иначе зачем надо было бы их связывать? Так что их жизни, в данный момент, вряд ли что угрожает!

А про себя я подумал:

«Хотя, возможно, то, что их ожидает, будет гораздо хуже чем смерть!»

Между тем, на поляне все было кончено. На Фун Ку-цзы накинули аж две веревочные петли и повалили на траву. Четверо низеньких цзинов в рыжих халатах направились к брошенной на обочине телеге, а за ними медленно вышагивал здоровенный тигр. Я только теперь вспомнил о слугах и решил, что тем в суматохе удалось бежать. Если хоть кто-то из них доберется до Цуду, Имань Фу узнает какая судьбы постигла ее мужа.

Четверка победителей подошла к телеге и принялась тянуть ее за оглобли, разворачивая к лесу. Получалось у них это не слишком хорошо – телега была тяжелей, а цзины совсем небольшими. Я же, признаться, был здорово удивлен, мне было совершенно непонятно, почему они даже не пытались запрячь в телегу лошадей, которые мирно пощипывали травку совсем недалеко от столь необходимого налетчикам средства передвижения. Однако четверо в рыжих халатах продолжали надрываться, пытаясь сдвинуть с места громоздкий экипаж, и в этот момент на дорогу вышел тигр.

Зверюга остановилась и принялась пристально рассматривать потуги своих товарищей, колотя себя по бокам хвостом, как бы в сильном раздражении. Спустя тройку минут тигр отвернулся от телеги и вдруг… начал все быстрее и быстрее кружиться на одном месте, словно он впервые увидел свой собственный хвост и теперь во что бы то ни стало желал рассмотреть его во всех подробностях. Очень скоро зверь буквально слился в некое оранжево-черное облако, а через секунду это облако как-то странно опало и из него появился… человек. Это был огромный здоровяк в длинном меховом оранжевом халате, разрисованном по бортам четкими черными ромбами.

«Оборотни!» – неожиданно вспомнил я слово, употребленное правителем для обозначения нападавших. Тогда, в самом начале схватки, я не обратил на него внимания, а теперь оно объяснило мне все. Нападавшие были оборотнями!

Я быстро оглядел поляну. Большинство цзинов бродило по поляне, внимательно разглядывая лежавшие в траве тела и время от времени втыкая в них свои длинные мечи, видимо, добивая раненых. Причем они не делали различия между стражниками правителя, синсинами и… своими товарищами. Впрочем, кое-какие различия были – тела убитых синсинов они стаскивали на ковер, служивший нам трапезной. Трое из нападавших, видимо главари, уселись как раз на том же ковре и ковырялись в остатках нашей трапезы, о чем-то крикливо переговариваясь. Четверо, возившиеся с телегой, сдвинули ее наконец с места и с помощью здоровяка-тигра катили ее в сторону леса. А у самой опушки я увидел пятерых довольно крупных лис, уходивших неторопливой рысцой в лес, причем бежали они друг за другом, ровненькой цепочкой.

В это время нашу телегу выкатили прямо на ковер, и цзины принялись грузить в нее своих пленников. Сначала через высокий борт перекинули старого учителя, потом толстяка советника и последним, очень аккуратно, туда же переправили правителя. Затем туда в заднюю част телеги побросали трупы синсинов. Один из тех цзинов, что пробовали наши лакомства, также перебрался через борт телеги, а затем десятка два оборотней в рыжих халатах облепили телегу, и та довольно ходко пошла в сторону леса. На самой опушки произошла некоторая заминка, но скоро ветви кустов и тонкий валежник затрещали, и телега, проминая своим весом невысокую поросль, ушла под высокие кроны деревьев.

Спустя несколько минут поляна опустела, и только в глубине леса долго еще были слышны высокие резкие вскрики и треск ломающихся под колесами телеги сучьев.

Я тронул лошадь, и она медленно сошла с дороги на обезображенную, изрытую и окровавленную поляну. Остановившись около заляпанного и затоптанного ковра, я подождал пока не удалились и окончательно не смолкли крики в лесу, а затем одним коротким пассом уничтожил магическую пелену. Спрыгнув на землю, я помог соскочить с лошади Шан Те, и мы, не сговариваясь, разошлись в разные стороны, оглядывая поле битвы. Мы надеялись, что кто-нибудь из наших спутников все-таки выжил в учиненной на этой поляне резне.

Стоило мне удалиться от девушки шагов на десять, как рядом со мной раздался знакомый тихий голосок:

– Учитель, может мы пойдем отсюда? Смотри, как все хорошо складывается – мы избавились от всяких там учителей и начальников, девчонку можно бросить здесь, все равно от нее в нашем деле никакого толку не будет, да, похоже, и война начинается, а во время войны нам самое раздолье!.. Нет, правда, пойдем отсюда!..

– И куда ж ты собираешься… пойти, – с невеселой насмешкой спросил я Поганца, – Каков, по-твоему, самый безопасный и… прибыльный маршрут?

– Ну, конечно же, в Пакит, в столицу! – тут же оживился он, – Тем более что скоро праздник Сбора Дани, и значит там народу соберется видимо-невидимо! И дорогу я хорошо знаю, завтра днем мы уже будем на месте…

– Это что ж, здешнему народу так нравится выплачивать дань? – перебил я быструю речь Поганца.

– Не-е-е, здешнему народу нравится смотреть, что сделает Мэнь-Шэнь с богатеем, если тот вдруг не может внести положенный камень! – с некоторым даже восторженным повизгиванием воскликнул Поганец, – Ну так, значит мы решили!.. Уходим!..

Я отрицательно покачал головой и медленно проговорил:

– Нет, ученичок, не могу я бросить молоденькую девушку одну, да и своего старого учителя не могу оставить в лапах этих самых цзинов! – и чуть помолчав, добавил, – Но ты, если считаешь нужным, можешь… уходить. Я тебя ни винить, ни задерживать не буду.

Некоторое время Поганец Сю молчал, а потом вдруг обиженно пропищал:

– Что ж ты думаешь, я так просто могу оставить своего учителя?! Что я по-твоему совсем уж… это… неблагородный, бесчувственный?! Я с тобой…

И после этих неожиданных слов мне почему-то стало теплее на душе.

Взглянув в сторону Шан Те, я увидел, что она опустилась на колени под одним из кустов, росших довольно далеко, почти на самой опушке леса. Признаться, это меня несколько взволновало, не рановато ли я снял пелену, возможно оборотни не слишком далеко удалились от поляны, или же оставили дозор на самой опушке леса, и тогда девушку вполне могли увидеть. Я быстро направился в ее сторону и по дороге прихватил валявшийся в траве длинный, прямой и странно гибкий меч, скорее похожий на широкую шпагу.

Шан Те стояла на коленях над… синсином, и я сразу же узнал его – это был Гварда. Видимо, он одним из первых встретил нападающих оборотней, и те не нашли его, когда собирали в повозку тела его сородичей. Рядом с ним валялась лисица с порванным горлом, а сам синсин лежал на боку, вытянув лапы и оскалив клыки. По всему его боку, от плеча почти до самого хвоста шла глубокая кровавая рана. Девушка подняла лицо, и я увидел на ее щеках быстрые слезы. Она громко всхлипнула и, запинаясь, проговорила:

Гварду убили… Умницу Гварду… убили…

Я присел рядом пристально глядя на понравившегося и мне синсина, и вдруг мне показалось, что его глаз внимательно смотрит на меня из-под приоткрытого века. Моя рука непроизвольно потянулась вперед и легла на шею Гварды, как раз в том месте, где начиналась рана. И сразу же я ощутил живое тепло и чуть заметное биение какой-то жилки под плотной черной шерстью.

– Тихо! – жестко проговорил я, и всхлипы Шан Те мгновенно прекратились. Мои руки застыли над телом синсина, не касаясь его, а потом медленно заскользили вдоль его израненного бока. Прикрыв глаза, я внимательно «слушал» собственные ладони, и они говорили мне, что внутренние органы Гварды серьезно не задеты, но рана очень глубока, болезненна и сильно загрязнена, а кроме того синсин, потеряв очень много крови, лишился сознания. Если бы Шан Те не нашла его, он умер бы в течение ближайшего часа, но теперь!..

Я уселся на коленях поудобнее и вернул руки к началу раны. Теперь я уже не «слушал» свои ладони, теперь я ими… работал. Мои руки снова двигались вдоль страшной раны Гварды, но теперь левая ладонь осторожно и тщательно очищала эту рану – все то лишнее, грязное и вредное, что я нащупывал короткими магическими прикосновениями, мгновенно изымалось из раны и прилипало к моей ладони. Одновременно я отщипывал от своего кокона крохотные сгустки Силы, лепил из них небольшие пластичные шарики и направлял их правой ладонью в рану Гварды, где они сразу же покрывали порванные мускулы синсина тонкой, незримой пленкой, заживляли их, стягивали и соединяли края рассеченной шкуры, и она срасталась прямо на глазах изумленной Шан Те!

Вся эта процедура продолжалась минут двадцать и совершенно вымотала меня. Уже из последних сил я перебросил в неподвижное тело синсина часть собственной энергии, одновременно погружая его в сон. Едва я почувствовал, что обработка раны закончена, и что у Гварды теперь достаточно сил для выздоровления, как мои руки бессильно опустились, а сам я медленно повалился на бок и… заснул.

Впрочем, спал я совсем недолго, и разбудили меня визгливые вопли Поганца Сю:

– Я тебе говорю, что я ученик господина Сор Кин-ира, он сам меня пригласил в ученичество и долго уговаривал, пока я не согласился!!! Он даже был готов съесть какую-то дрянь, только бы я пошел к нему в ученики!!!

Я открыл глаза. Прямо надо мной стояла Шан Те и в руках у нее был тот самый меч, который я подобрал на поляне. Девушка, неумело сжимая в руках рукоять отточенной железяки, с самым угрожающим видом поводила ею из стороны в сторону. Проследив взглядом направление клинка, я увидел и самого Поганца. Он метался перед Шан Те, словно пытаясь ее обмануть и добраться до меня, но неизменно встречал на своем пути острие меча. Может быть поэтому Сю продолжал вопить:

– Да пойми же ты, я его ученик и уже кое-чему научился!!! Ты же видела, что я только что был… э-э-э… невидимым! Дай мне сказать пару-тройку заклинаний над бездыханным телом моего учителя, и он тут же придет в себя! А если ты будешь продолжать мне… э-э-э… препятствовать, то я превращу тебя в жабу… нет в змеюку, это тебе больше подойдет!!! – тут «милое личико» малыша расплылось в довольной улыбке и он грозно, но пискляво добавил, – И тогда у тебя не будет лапок, чтобы хвататься за… оружие!!!

– Вот когда меня превратишь, тогда и к Сор Кин-иру подойдешь! А до тех пор, коротыш корявый, я тебе никаких заклинаний «над телом» произносить не дам!

В голосе Шан Те было столько непреклонности, что Поганец даже на секунду замер на месте, и в то же мгновение девчонка неумело, но весьма энергично ткнула в него своим железом.

Малыш тут же метнулся в сторону и снова завопил:

– Ты что, совсем уже того!! Хочешь чтобы тут на травке еще один… хладный труп прилег!! Тоже мне, нашла куклу для занятий фехтованием!! Да если бы учитель был сейчас… в форме, да он тебе за такие шутки уши бы пообтрепал!! Давай, заканчивай свои… упражнения немедленно, дай мне поколдовать…

– Сказала не дам! – отрезала Шан Те и с глумливой насмешкой добавила, – К тому же ты и не умеешь колдовать!..

Я!!! – звонко взвизгнул Поганец, чем окончательно привел меня в чувство, – Да ты знаешь, что я самый талантливый и самый любимый ученик великого мага Сор Кин-ира!!! Когда я начинаю читать заклинание, даже Великое Небо стихает, внимая мне!!!

Вдруг он остановился, правда, предварительно отпрыгнув назад примерно на метр, подальше от опасного острия, и произнес неожиданно спокойным, угрожающим тоном:

– Ну, все, девчонка, ты мне надоела! Щас я тебя пугать буду!!!

– Не надо никого пугать… – негромко произнес я, приподнимаясь и садясь на траву, – И вообще, ребята, кончайте свой скандал, вас слышно, наверное, даже в Цуду.

Шан Те, продолжая пристально наблюдать за Поганцем спросила, не оборачиваясь:

– Этот… неуразец… действительно твой любимый ученик?..

– Ну, насчет того, что «любимый» это сказать сложно, но то что ученик – это совершеннейшая правда, – ответил я и попытался встать на ноги.

– Как это – «сказать сложно», – немедленно возмутился Поганец, – Разве у тебя есть другие любимые ученики?!

Одновременно он, воспользовавшись тем, что Шан Те опустила тяжеловатый для нее клинок, метнулся ко мне и принялся мне помогать. Я, наконец утвердился на ногах и ответил, скорее, для Шан Те, чем для этого проныры:

– У меня вообще нет больше учеников… Этот единственный…

– Вот видишь! – тут же с гордостью подхватил Сю, – Я не только любимый, но еще и единственный! А ты пыталась меня в куски изрубить!!

– Кстати, – с едва заметной улыбкой проговорил я, – Позволь, принцесса, поблагодарить тебя за твою защиту и… представить тебе своего ученика…

– Не надо!.. – пискнул Поганец и спрятался за мою спину.

Но я беспощадно договорил:

– Будьте знакомы – Поганец Сю, он же Тяньгоу, он же… несуразец, по твоему меткому определению…

Меч выпал из рук Шан Те, и по ее широко распахнувшимся глазам, я понял, что имя маленького «поганца» произвело на нее очень сильное впечатление. Девушка, шагнула чуть в сторону, пытаясь получше разглядеть спрятавшегося за мной малыша и изумленно прошептала:

– Что, это тот самый Поганец Сю, который…

Тут она остановилась, видимо, будучи не в силах выбрать для озвучивания наиболее впечатляющий подвиг малыша.

Сам Поганец тоже вроде бы удивился нестандартной реакции девушки на его персону. Выглянув из-под моего локтя, он чуть насмешливо повторил: – Именно, тот самый, который… – а затем, толкнув меня кулаком в бок, произнес, – Глянь-ка, учитель, а девчонка не ругается… Не требует, чтобы ты меня… это… отослал куда-нибудь.

«Девчонка» тем временем сделала несколько маленьких шажков в нашу сторону, внимательно вглядываясь в Поганца, и вдруг на ее личике расцвела неожиданная радостная улыбка:

– Ой, Поганец, ты себе представить не можешь, как я рада тебя видеть!.. Я так давно хотела с тобой познакомиться!.. Только… Ты как-то странно выглядишь!..

Столь необычное поведение девушки Поганца, похоже, несколько даже испугало. Он ухватился одной рукой за мой халат и несколько напряженно проговорил:

– Интересно!.. Зачем это я тебе понадобился?.. Я все равно для тебя ничего красть не буду!..

– Так, ребятки, – перебил я их взаимно интересный диалог, – Вы, значит, знакомьтесь, обменивайтесь адресами и телефонами, договаривайтесь о… совместной работе, а я кое-что посмотрю и кое над чем подумаю. А затем мы будем решать, что нам делать дальше.

Я прикрыл глаза и прощупал магическое пространство вокруг себя. Собранный вокруг меня кокон Силы практически не уменьшился, и это меня удивило – магическое воздействие на раненого синсина было, по-моему, довольно сильным, но удивление это было скорее приятным. Затем я сделал шаг вперед и присел над Гвардой. Синсин лежал все на том же боку и все также, вытянув лапы, однако при этом он совсем не умирал, а спокойненько… спал и даже слегка похрапывал. Тем не менее, я снова провел ладонью по его черной шерсти, прощупывая состояние раненого и никакого следа ранения не обнаружил. Этот факт тоже вызывал удовлетворение – Гварда мог быть нам очень полезен. Выпрямившись, я еще раз оглядел поляну и тут обнаружил, что Шан Те и Поганец Сю стоят рядом и внимательно наблюдают за мной.

Усевшись на травку рядом со спящим Гвардой, я знаком предложил сделать то же самое своим товарищам и, когда они сели, спросил:

– Так что же нам делать дальше?..

– Спасать моего отца и твоего учителя! – немедленно ответила девушка.

– Идти в Пакит! – немедленно ответил Поганец.

Затем они посмотрели друг на друга, словно не понимая, почему вдруг заговорил тот, кого не спрашивали.

– Мнения разошлись… – подвел я итог обсуждению.

Мы немного помолчали, а затем я начал рассуждать:

– Конечно предложение Шан Те, в принципе, правильное – правителя и учителя необходимо вырвать из… лап этих бандитов – цзинов… Однако нам четверым вряд ли удастся это сделать – силенок маловато. Значит, во-первых нам надо усилить наш отряд. Для этого есть два пути. Первый – немедленно отправиться к… Неповторимому Цзя, рассказать ему обо все, что произошло, и пусть он сам принимает меры. Второй – самим найти помощников и отбить пленников своими силами.

Я замолчал и внимательно посмотрел на своих спутников.

Девчонка молча ожидала продолжения моей речи, а вот Поганец, скривив свою и без того не слишком симпатичную мордашку, пропищал:

– Никто нам за так помогать не будет… А к Неповторимому Цзя я не пойду, он меня… не любит!..

– Это не аргумент… – задумчиво возразил я.

– Почему это? – удивился Поганец.

– Потому что тебя никто не любит.

Малыш тут же обиженно буркнул:

– Это что ж, и ты, значит, меня не любишь?!

– Я и принцесса не в счет… – задумчиво ответил я.

– Почему это вы не в счет?! – удивился Поганец.

Я бросил короткий взгляд на молчащую Шан Те и все так же задумчиво произнес:

– Может быть мы оба извращенцы… А может быть нас обоих привлекает к тебе чисто научный интерес.

И тут же, не дожидаясь новых вопросов Поганца, я принялся рассуждать дальше:

– Если учитывать мои интересы, то нам надо идти к Неповторимому Цзя, но еще вопрос, сможет ли он потом найти правителя и учителя? А поскольку, мне хотелось бы все-таки освободить их, значит нам надо проследить, куда их поведут цзины… Вот задача!!!

Я снова помолчал, а потом задумчиво взглянул на Шан Те и предложил:

– В любом случае, тебе, принцесса, лучше всего будет вернуться в Цуду. Если моя догадка окажется верной, то тебе будет там безопаснее всего.

– Я не знаю, какова твоя догадка, – совершенно спокойно ответила Шан Те, – Но мне кажется, что самое безопасное место для меня находиться… рядом с тобой. И к тому же я не собираюсь отказываться от участия в поисках моего отца!

По ее решительному тону я понял, что разубедить ее вряд ли удастся. А вот Поганец, похоже, этого не понял. Он поднялся с травы, тщательно отряхнул свою набедренную повязку и авторитетно заявил своим визгливым голоском:

– Вот только девчонок нам для полного счастья не хватало! А когда ты упадешь в обморок, учителю придется тратить на тебя свое могучее колдовство!

– Это от чего же я вдруг в обморок упаду?! – поинтересовалась Шан Те наклонив набок свою головку и глянув на Поганца злым круглым глазом.

– От чего, от чего, – передразнил ее Поганец, – От страха!

Шан Те немного подумала, а затем самым серьезным образом заявила:

– Я как-то не могу себе представить ничего, что могло бы напугать меня до обморока…

– Да я тебя сейчас сам до обморока напугаю! – заявил Поганец и тут же, не давая мне остановить себя, повторил уже виденный мной фокус – развернул свои фантастические уши, поставил шерстку дыбом, выкатил глазища и оскалился всей своей полусотней зубов. А когда Шан Те от неожиданности вскрикнула и отшатнулась, тоскливо завыл:

– Вот и кончилась, красавица, твоя красота, потому что через мгновение я выпью по капле всю твою кровь, вылущу твои глазки, плюну кислотной слюной на твои уже побледневшие щечки, извлеку из твоего обмякшего тела твои души хунь и твои души по!..

– Чего ж тут извлекать, – неожиданно раздался рядом со мной грустный, чуть притявкивающий голос, – Когда моя душа по и так уже, похоже, попала в царство Желтого источника… и наблюдает пляску кровожадного демона Байху.

Мы все трое мгновенно обернулись на голос и увидели, что синсин проснулся, но не двигается, поскольку его открытые глаза упираются как раз в распоясавшегося Поганца Сю. Тот от неожиданности слегка смутился, а Шан Те вдобавок к его смущению совершенно спокойно проговорила:

– Ни в каком ты ни в царстве Желтого источника… Это просто Поганец Сю пытается меня напугать… Лучше, Гварда скажи, как ты себя чувствуешь?

– Значит я еще не умер… – немного удивленно тявкнул Гварда и приподняв голову оглядел поляну.

– Нет, не умер, – с улыбкой ответила Шан Те, – Тебя Сор Кин-ир вылечил…

Гварда посмотрел на меня, тряхнул головой и медленно поднялся на лапы.

– Вообще-то, мне казалось, что вылечить меня уже нельзя, – задумчиво, словно сам себе, сказал он, затем снова посмотрел на меня и добавил, – Но поскольку я уже знаю, что ты маг, видимо хозяйка говорит правду…

– А откуда ты знаешь, что он маг? – удивилась Шан Те наклоняясь в сторону синсина и гладя его по лохматой голове.

Гварда придвинулся поближе к ней, подставляя свою башку под ласковую девичью ладонь, и спокойно пояснил:

– Когда мы утром ехали по дороге, он видел… улетающих луаньняо…

– Но… – девушка явно испугалась и ее ладонь, дрогнув, застыла на голове синсина, – Но он не мог видеть этих птиц, они же остались во дворце, в Цуду… Отец не собирался брать их с собой!..

– А он видел!.. – настойчиво повторил синсин.

Шан Те несколько раз перевела испуганный взгляд с Гварды на меня и обратно, а затем побелевшими губами прошептала:

– Но тогда… Значит…

– Да, – мотнул головой синсин, – Значит мир ушел из Поднебесной…

– Вот и я говорю, что началась война! – неожиданно заявил Поганец, – А значит нам надо идти в Пакит! Там сейчас… – тут он столь же неожиданно умолк, сообразив, что его аргументы, которые им уже были высказаны мне, вряд ли найдут одобрение у принцессы и ее синсина.

– Нет, нам нужно идти по следам этих бандитов цзин и попытаться освободить отца и учителя! – запальчиво возразила Шан Те.

Мнения, как видите, опять разделились и все трое вопросительно уставились на меня, словно давая мне право принять окончательное решение.

– А я, право, еще не знаю, как нам следует поступить… – задумчиво ответил я на эти вопрошающие взгляды.

– Тогда я тоже выскажусь… – неожиданно заявил Гварда, – Мне кажется, нам надо двигаться… в Пакит…

И у принцессы и у Поганца лица сделались донельзя удивленные. Синсин бросил быстрый взгляд на обоих и торопливо прибавил:

– Вряд ли в Поднебесную вторглись варвары, а значит война началась, без сомнения, между двумя великими волшебниками Цзя, но она еще не объявлена… По всей вероятности ее официальное объявление будет сделано как раз в Паките, во время праздника Сбора Дани. Именно там один из Цзя потребует поединка…

Гварда немного помолчал, словно о чем-то раздумывая, а затем продолжил:

– Я не знаю Великолепный Цзя или Неповторимый Цзя будет инициатором поединка, но мне думается, что у них обоих есть какие-то новые козыри и оба они рассчитывают на победу.

Здесь он, как заправский ритор, снова сделал паузу и высказал новую мысль:

– Из того, что я только что сказал, следует, что хозяина, его советника и его гостя захватил Цзя Шун. Во-первых, потому что отсутствие хозяина ему, конечно, на руку, поскольку всем известно, что Неповторимый Цзя использует магическую силу правителя Тянь Ши, а во-вторых, кто еще мог заставить оборотней цзинов собраться в банду и действовать сообща? Сами они таким образом никогда не действуют – они же друг другу враги!

Последовала еще одна короткая пауза и умный синсин закончил:

– Таким образом именно в Паките мы найдем Цзя Лянь-бяо, а рядом со столицей, если не в ней самой и хозяина с советником и учителем.

И Синсин уселся, словно подчеркивая, что он высказал все.

– Ну, что ж… – я в свою очередь поднялся на ноги, – Мне кажется, Гварда в своих умозаключениях абсолютно прав, а потому мы… пойдем по следам оборотней, благо следы эти весьма заметны.

Шан Те и Поганец посмотрели на меня, не скрывая удивления, а потому я с улыбкой пояснил:

– Если Гварда прав, эти следы выведут нас как раз к столице Поднебесной…

– Значит мы идем выручать отца?! – радостно воскликнула принцесса.

– Значит мы идем в Пакит?! – одновременно и не менее радостно воскликнул Поганец Сю.

Так, наконец, было достигнуто единодушие.

Мы с Гвардой переглянулись, и мне показалось, что умный синсин чуть улыбнулся.

– Не могу же я остаться без учителя, – добавил я еще один аргумент в пользу принятого решения, – Если я хочу быть хорошим учеником, мне надо вернуться к Фун Ку-цзы!

Глава 5

Человек расширяет Путь, а не Путь расширяет человека.

Конфуций VI в. до н. э.

Отправляться в путь мы могли немедленно, но возникала одна серьезная проблема – Шан Те. Идти пешком по лесу в своих легких туфельках и изысканной, но непригодной к длительным пешим прогулкам одежде она не могла, а ее паланкин вряд ли можно было протащить через лесную чащу. Лошадей у нас было в достатке, однако, я не знал, умеет ли девушка ездить верхом. Впрочем, я не долго размышлял над этой проблемой, Шан Те, словно угадав мои мысли, наклонилась к Гварде и негромко сказала:

– Я поеду вон на той каурой кобыле…

Синсин трусцой направился к указанной лошади, и, спустя минуту, она стояла около девушки. Я помог Шан Те сесть на лошадь, причем она, не раздумывая, устроилась в седле «по-женски». Оглядев ее посадку, я понял, что девчонка хорошо знакома с верховой ездой и немного успокоился.

И тут же вспомнил еще об одной вещи, которую мне надо было прихватить с этой, ставшей такой негостеприимной для нас поляны. Пошарив в траве на запомнившемся мне месте, я отыскал посох своего учителя и приторочил его к седлу, так чтобы он не слишком мешал мне при езде. Кроме того мне пришлось стянуть с одного из погибших стражников пояс с ножнами. Вложив в ножны подобранный меч, я перепоясался прямо поверх своего коричневого халатика. Вскочив, наконец, на свою лошадь, я вздохнул: – Ну что ж, тронулись… – и развернулся в сторону леса.

Синсин и Поганец двинулись к опушке, но Шан Те, не торопилась следовать за ними. Вместо этого она еще раз оглядела поляну и горько прошептала:

– Мы нехорошо поступаем… Мы бросаем тела своих людей без должного погребения…

Как ни странно, эта ее фраза меня очень задела, словно это я был виноват в случившимся. Отвернувшись в сторону, я довольно зло произнес:

– Решай, принцесса, перед кем у нас больший долг – перед погибшими или перед живыми?!

Шан Те понурилась и молча тронула свою лошадь. Спустя минуту мы вступили под лесную сень.

Гварда и Поганец Сю сразу же исчезли в густом подлеске, а мы с Шан Те направили своих лошадей по просеке, образовавшейся после того, как оборотни протащили здесь телегу со своими пленниками. Если бы не эта, довольно узкая полоса примятых и сильно поломанных кустов, наши лошади вообще вряд ли смогли пройти опушку в этом месте.

Признаться, я был весьма удивлен настойчивостью напавших на нас существ, потащивших довольно тяжелый груз по совершенно непроходимым местам, однако, как оказалось, уже метров через тридцать подлесок начал редеть, а вскорости и вообще исчез. Вокруг нас встал светлый и довольно редкий бор, состоявший из красных необыкновенно высоких сосен. Земля под этими мощными деревьями была усыпана толстым слоем опавшей хвои, и эта мягкая, пружинистая подушка совершенно заглушала топот наших лошадей. Правда и следы от проехавшей телеги были едва видны, зато глубоко вдавленные отпечатки ног и лап толкавших эту телегу существ были видны вполне отчетливо. Ориентируясь на эти отметины, мы и двинулись в погоню. Лошади наши шли легкой рысью, синсин и Поганец, разойдясь довольно далеко в стороны, продвигались параллельно взятому нами направлению.

Поначалу мы с Шан Те почти не разговаривали. Она ехала, глубоко задумавшись, да и мне было о чем поразмышлять. Я вдруг подумал, что возвращаться домой мне придется – если придется вообще! – скорее всего через тот же самый портал, которым я имел глупость уйти сюда. Это означало, что я появлюсь в выставочном зале Алмазного Фонда неизвестно через сколько дней, и, вполне возможно, в самый разгар какой-нибудь экскурсии… Сами понимаете, что после столь необычного появления в столь необычном месте самое малое, что мне грозило, так это длительное – чрезвычайно длительное! – разбирательство!.. А возможно даже чрезвычайно длительные… кандалы!

Все эти размышления навеяли во мне ну очень минорные настроения – чуть слезу из меня не выдавили. Однако, как раз в этот момент я вдруг заметил, что моя молоденькая спутница отвлеклась от своих печальных дум, начала оглядывать окрестности, и наконец взглянула на меня.

Я воспользовался этим взглядом, чтобы вернуться к насущным проблемам, и задал один из интересовавших меня вопросов:

– Скажи, принцесса, ты видела когда-нибудь великого мага Цзя Лянь-бяо?

– Да, – она утвердительно кивнула, – Несколько раз. Три года назад, когда он приезжал в Цуду, но тогда я была еще маленькой. И в конце прошлого года… Мы как раз перебирались из летней резиденции в Чэнду – столицу провинции, а тут пришло известие, что Неповторимый Цзя, приглашает правителя Тянь Ши к себе… Отец взял меня с собой. Ты знаешь, – чуть подумав, прибавила она, – Этот визит отца к великому магу был очень продолжителен, они с отцом постоянно о чем-то совещались… Вот во время этого посещения я трижды видела Неповторимого Цзя.

– Расскажи мне, как он выглядит?..

Шан Те вдруг улыбнулась, словно вспомнив что-то… несуразное.

– Ты знаешь, ученик, Неповторимый Цзя совершенно не походит на могучего мага!.. Он такой… маленький и… старенький… с длиннющей лохматой и совершенно седой бородой, длинными усами и… маленькими, все время смеющимися глазками. Правда он любит очень богато одеваться, но все равно выглядит, как… – тут Шан Те неожиданно замолчала, огляделась по сторонам, словно ее кто-то мог подслушать, и, наклонившись поближе ко мне, шепнула, – … Как Юин-гун!..

Я, признаться, не знал кто такой Юин-гун, но переспрашивать не стал, а вместо этого изобразил на лице удивленное понимание и в тон девчонке шепнул:

– Ну, да?!

Она заговорщицки кивнула, но тут же приняла самый серьезный вид и добавила:

– Но эта внешность обманчива!.. Ты знаешь, что Цзя Лянь-бяо победил в трех тысячах четырехстах магических поединках!..

– Неужели в… трех тысячах четырехстах?!! – очень натурально изумился я.

– Да-да!! – Шан Те энергично кивнула, – Я сама слышала, как отец рассказывал, что в главном зале дворца Неповторимого Цзя имеется нефритовая доска, на которой выбиты имена всех поверженных им магов!!

– Да-а-а… – еще более изумленно протянул я, – Это круто!.. – и тут же задумчиво произнес, – Интересно, у Великолепного Цзя тоже такая доска есть, или он своих противников на память помнит?..

Девушка удивленно посмотрела на меня, и мне показалось, что у нее возникло желание слегка отодвинуться в сторону. Чтобы предотвратить это импульсивное движение, я задал новый вопрос:

– А ты не знаешь, Неповторимый Цзя берет к себе учеников?

– Каких учеников? – не поняла Шан Те.

– Ну, как каких?.. Тех, кто желает выучиться магии…

– Да разве ж магии можно выучиться?!! – изумилась девушка, – Это ж!.. Ну!.. Магия это же, как… зрение или слух!.. Если у тебя нет глаз, разве тебя можно научить видеть?!

Такое интересное воззрение на магическую практику донельзя удивило меня. Почесав в затылке я неуверенно произнес:

– Но ведь опытный маг может поделиться со своим… учеником какими-то заклинаниями… приемами…

– Странный ты какой-то!.. – Шан Те смотрела на меня округлившимися от удивления глазами, – Всем ведь известно, что ни один маг не может использовать чужие заклинания – в лучшем случае у него ничего не получится, а может случиться и так, что чужое заклинание высосет из не слишком сильного мага всю его ци!..

– Ци… это что?.. – аккуратно поинтересовался я.

– Ци – это мировая энергия! – слишком уж, на мой взгляд, назидательно произнесла Шан Те, – Сказано: ци пребывает в человеке, а человек пребывает в ци! Разве твой учитель не говорил тебе этого? – вдруг с некоторой ехидцей поинтересовалась девчонка.

– Мы… э-э-э… этого еще не проходили… – смущенно пробормотал я и неожиданно для себя начал оправдываться, – Я ведь знаю Фун Ку-цзы всего лишь со… вчерашнего дня, сама понимаешь, он мне еще ничего толком не успел рассказать…

Видимо, вчера вечером она была слишком погружена в свои невзгоды и прослушала рассказ Фун Ку-цзы о моем волшебном появлении в этом Мире. Во всяком случае это мое заявление ее совершенно ошарашило! Несколько минут она просто таращилась на меня не в силах произнести ни слова, а затем потрясенно переспросила:

– Со вчерашнего дня знаешь и уже ученик?!!

– Ну, да, ученик… – чуть удивившись подтвердил я, – Ты же сама слышала, как Фун Ку-цзы об этом говорил. А что, собственно говоря, в этом необычного?..

– Ну, знаешь!.. – Шан Те покачала головой, – Я знаю, что у Фун Ку-цзы новички года два ходят в… услужении… Сначала на черной работе, потом носильщиком, потом сопровождающим… И далеко не каждый выдерживает испытание и становится учеником!

– Ну! Так это новички! – нахально заявил я, – А ведь меня к нему в ученики само Высокое Небо рекомендовало!

Видимо эта девица, весьма подкованная и языкатая, несмотря на свой юный возраст, все-таки не нашла что ответить на такое мое заявление. Она только посмотрела на меня долгим и каким-то изучающим взглядом, а затем молча покачала головой. Я же про себя подумал, насколько непрочная вещь – авторитет, ведь только что я на глазах у этой самой пигалицы совершил несколько самых настоящих чудес: сделал ее саму невидимой, воскресил, можно сказать, из мертвых ее синсина, познакомил с самим Поганцем Сю – и что?! Она не постеснялась усомниться в моем праве быть учеником моего учителя!!

Однако эти мои горькие размышления были нарушены совсем уж неожиданным вопросом моей спутницы:

– А где, Сор Кин-ир, мы ночевать будем?..

Я поднял голову и огляделся.

В лесу заметно стемнело, и это было для меня неожиданно – по моему внутреннему времени день должен был быть в самом разгаре. Во всяком случае вчерашний местный день по своей продолжительности, на мой взгляд, не на много отличался от земного. Кроме того я вдруг почувствовал, что вокруг сильно похолодало, однако небо над далекими верхушками деревьев было чистым, да и солнце было хорошо видно!..

Выходит, что что-то было не так!

Я остановил свою лошадь, прикрыл глаза и прислушался. Впереди, именно там, куда мы направлялись, происходило что-то необычное, словно ровное, спокойно колышущееся магическое поле Мира скручивалось там в некий болезненный жгут и из этого жгута рождалось нечто… противоестественное… мертвое и… свирепое!.. И еще, я понял почему не почувствовал этой трансформации раньше – тот самый магический кокон, который начал формироваться вокруг меня еще в зале Алмазного фонда и окончательно укутал мою бренную плоть уже в этом Мире, бережно охранял меня от всяких магических колебаний и воздействий, охранял самостоятельно, без каких-либо усилий с моей стороны!

Я снова открыл глаза. Вокруг стало еще темнее, как будто кто-то поглощал свет солнца, высасывал его из воздуха. И мне вдруг страстно захотелось узнать… увидеть ЭТО! Вот только тащить с собой Шан Те ни в коем случае было нельзя. Я быстро огляделся, пытаясь увидеть Гварду и Поганца, и, словно исполняя мое желание, совсем рядом раздался притявкивающий голос синсина:

– Может мы сделаем привал?..

– Да, я бы тоже переждал некоторое время… – ответил ему писклявый голосок Поганца.

– Ну, тогда мы и перекусим немного, поскольку время обеда, если и не прошло, то уж непременно наступило… – поддержал я предложение своих маленьких друзей.

– А что, разве у нас есть чем закусить?! – радостно удивился Поганец, и его сложенные уши явственно встрепенулись.

– Конечно!

Я соскочил на землю, помог спуститься с лошади Шан Те и отвязав от седла мешок, наполненный Юань Чу, бросил его Поганцу.

– Буду тебе благодарен, если ты что-нибудь из его содержимого оставишь на ужин.

– Учитель! – взвизгнул маленький плут, – Можешь во мне не сомневаться! Я не позволю этим двум обжорам… – он кивнул в сторону девушки и синсина, – … Уничтожить все наши припасы!

– А мне придется вас ненадолго покинуть… – не слишком внятно пробормотал я и шагнул в сторону продолжавшего развиваться возмущения магического поля. И тут же поймал испуганный взгляд Шан Те, брошенный в мою сторону.

– Не пугайся, принцесса, – улыбнулся я ей, – Я буду осторожен.

После этого я быстро, не оглядываясь зашагал вперед.

Сначала идти было легко. Мои ноги бесшумно ступали по перегнившей хвое, а глаза отчетливо видели следы, оставленные ногами и лапами оборотней. Однако, уже через несколько десятков метров, я ощутил странное, быстро нараставшее сопротивление. Нет, мне ничто не мешало двигаться вперед, ничто не застило глаза и не сбивало с ног, но внутри меня неудержимо росло отвращение к тому, что я делал. Словно сам мой организм сопротивлялся дальнейшему продвижению, словно моя внутренняя суть, ужасалась желанию моего разума увидеть то, что творилось в центре скрученной магической спирали, пульсировавшей совсем недалеко.

И тем не менее я заставил себя шагать дальше! Правда, ноги мои сделались непослушными, а глаза так и норовили закрыться, но тут, в самый, казалось бы критический момент моей борьбы с самим собой, меня словно что-то толкнуло изнутри! До меня вдруг дошло, что надо сделать, чтобы снять это невозможное напряжение.

Я поднял руки, как будто собирался достать ими до нижней ветки ближайшей из сосен, а затем резко бросил их вниз. И одновременно с этим движением из моего горла вырвался странный, хрипловатый клекот, который я вряд ли смог бы повторить, находясь в нормальном состоянии. Перед моими широко раскрытыми глазами проплыла густая полоса красноватого тумана, и я сразу же совершенно успокоился. Пропало внутреннее напряжение, пропало терзавшее меня отвращение, даже свету в окружавшем меня, тревожно притихшем лесу, казалось, прибавилось.

Я осторожно двинулся вперед, наслаждаясь своим, ставшим вновь послушным и гибким телом, своими ловкостью и силой, буквально бурлившими во мне!

Пройдя еще метров сорок, я разглядел довольно далеко впереди слабое свечение, заметное исключительно из-за сгустившегося сумрака. Бесшумно, прячась за стволами деревьев, я направился в сторону этого свечения. Еще несколько десятков шагов, и я, осторожно выглянув из-за толстого ствола, увидел большую ровную поляну, покрытую невысокой, порядком вытоптанной травой. Буквально в десяти шагах от меня стояла телега, в которой, как я знал, оборотни увезли троих пленников, и около нее никого не было!

Первым моим побуждением было броситься к этой телеге и попытаться быстренько освободить учителя и Тянь Ши, однако, уже подавшись вперед, я вдруг уловил некое странное гудение… Словно совсем недалеко от меня находился трансформатор под нагрузкой. Я снова скрылся за стволом и еще раз внимательно и спокойно оглядел поляну.

Нет, напавшие на нас цзины были здесь, только все они почему-то собрались в центре поляны. Больше сорока существ и в человеческом и в зверином обличье расселись широким кругом, пятеро-шестеро бродили вокруг сидящих, как будто выискивая себе местечко поудобнее. Все они явно чего-то ожидали, и это «что-то» должно было появиться как раз внутри этого круга…

Прошло несколько минут. Никто из оборотней уже не ходил по поляне – каждый нашел себе место, все они замерли, повернувшись лицами и мордами к середине круга, а гудение, прежде едва различимое, становилось все сильнее, тон его понижался, принимая угрожающее звучание и вдруг из центра поляны ударил широкий столб света! Это было настолько неожиданно для меня, что я отпрянул в тень дерева, за которым стоял и на секунду прикрыл глаза.

Когда я снова выглянул из своего укрытия, поляна преобразилась. Столб света, бивший из ее середины, на высоте семи-восьми метров распадался на отдельные светящиеся нити, которые изгибались изящными дугами и возвращались к земле, накрывая почти всю поляну сверкающим световым шатром. Света было столько, что каждая, росшая на поляне травинка виднелась совершенно отчетливо. Человеческие и звериные фигуры, накрытые этим световым фонтаном, были совершенно неподвижны и выглядели некими изваяниями, высеченными из камня… А вот в телеге я заметил какое-то шевеление, впрочем, едва заметное.

Прошло еще несколько секунд, а затем над поляной тихо прошелестело:

– Вы слышите меня?..

В ответ раздался нестройный гул, состоявший из потявкивания, глухого, рыкающего ворчания, голосов, в разной степени похожих на человеческие и, наконец, когда этот гул несколько стих, кто-то из сидящих на поляне произнес вполне разборчивым, хотя и дрожащим голосом:

– Мы слышим тебя, дафэн…

– Я, дафэн Зиньяо, послан к вам, оборотни цзини, Хозяином, чтобы узнать, чем закончилось порученное вам дело?..

Голос, вначале звучавший едва различимо, окреп и шел, как мне казалось, из… светового столба!.. Приглядевшись я действительно увидел внутри столба, где-то на высоте двух его третей, некое неясное, размытое трепетание, приобретавшее порой на мгновение странные, причудливо уродливые формы. Ничего хоть сколько-нибудь определенного увидеть было невозможно, однако я почему-то был уверен, что в этом, магически наведенном световом столбе прячется какое-то существо.

Между тем, тот же самый голос, который подтвердил, что цзины слышат дафэна, торопливо докладывал:

– Мы перебили всю стражу правителя Гуанчу и всех его синсинов!.. Мы захватили самого правителя Гуанчу, Тянь Ши, его советника, толстого Шу Фу и его гостя, старика Фун Ку-цзы… вон они, лежат в телеге. Мы готовы отвести их туда, куда велит Хозяин!.. Очень много цзинов оставили свою шкуру на месте сражения с воинами правителя Гуанчу…

– Хозяина не интересует, сколько потеряно драных шкур! – перебил говорившего дафэн, – Хозяина интересует, почему ты молчишь о дочери Тянь Ши, прекрасной Шан Те?.. Где она?!

– Но… Ведь… А… ее не было в свите правителя Гуанчу… – завилял отвечающий и тут же постарался перевести разговор на другое, – Зато мы захватили несколько очень ценных самоцветов, которые правитель Тянь Ши вез в подарок…

– Где Шан Те?!! – рявкнул в ответ дафэн, и призрак, мечущийся в столбе света, неожиданно потемнел. Мне на мгновение показалось, что я вижу тень не то огромного рогатого тигра, не то буйвола на мягких кошачьих лапах, но в следующее мгновение эта тень снова растворилась в световом потоке, превратившись в прежние неясные переливы.

– Но, великий дафэн Зиньяо, я уже сказал, что принцессы не было в свите правителя… – совсем уже растерянно проблеял голос отвечавшего, и в то же мгновение из светового потока выметнулся переливающийся опаловым свечением жгут, напомнивший мне почему-то… длинный гибкий язык. Этот язык выхватил одного из сидящих вокруг светового столба существ и вздернул его над поляной.

– Но я… – взвизгнул над поляной истеричный голосок, и тут же захлебнулся в коротком визге. Существо, дважды обвитое сверкающим, переливающимся жгутом задергалось в конвульсиях, и над поляной раздался жуткий звук ломаемых костей. Через секунду беспощадный жгут развернулся и безжизненное тело со странным, каким-то хлюпающим звуком рухнуло на землю.

Все остальные цзины даже не шелохнулись. Жгут, покачиваясь словно в поисках новой жертвы, прошел над их головами, а затем медленно втянулся в поток света, продолжающий вырываться из земли.

– Это вам наука… – совершенно спокойно проговорил неразличимый дафэн, – Теперь вы знаете, что бывает с тем, кто лжет дафэну! Так куда подевалась Шан Те?!

Секунду над поляной висела тишина, а затем другой, не менее робкий голосок едва слышно тявкнул:

– Она ускакала на… длинноногом звере…

– И вы ее не смогли догнать?!

В голосе дафэна снова появилась угроза.

– Она ускакала не одна… – немедленно ответил тот же голосок, – Ее увез… волшебник…

– Кто?!!

Впервые в голосе дафэна прозвучало некоторое удивление.

– Волшебник… – подтвердил отвечающий цзин.

– Почему ты считаешь, что это был волшебник?

– Потому что как только длинноногий зверь, на котором сидели принцесса и ее… похититель, выехал на дорогу, он тут же… исчез. Мы не могли их догнать – их нигде не было…

– Странно… но ты не лжешь… – как-то слишком по-человечески задумчиво проговорил дафэн, а секунду спустя световой столб засиял еще ярче, и голос дафэна зазвучал по-прежнему уверенно и спокойно:

– Захваченных клевретов презренного Цзя Лянь-бяо доставите в Синий пригород Пакита, в усадьбу «Яшмовые ворота». Пленники должны быть здоровы, Хозяин имеет в отношении них серьезные намерения. А за то, что вы упустили Шан Те ваше наказание будет ужесточено… Очень!

И тут фонтан света, переливающийся над поляной начал стремительно тускнеть. Свечение почти совсем исчезло, но в этот момент снова раздался голос дафэна, далекий, едва слышный:

– Завтра к вечеру вы должны быть на месте…

Над поляной опустилась темнота. В общем-то это была совсем не темнота, а нормальный дневной свет, но после того магического сияния, которое только что заливало поляну, этот свет казался моим глазам темнотой. Чтобы не потерять ориентацию, мне пришлось быстро проговорить заклинание Истинного Зрения, после чего я дважды моргнул и увидел, что цзины по-прежнему сидят кружком в центре поляны. Видимо, их глаза еще не адаптировались к новому освещению. Снова во мне возникло желание попробовать освободить пленников, и снова я сделал шаг из своего укрытия в сторону недалекой телеги, но именно в этот момент один из оборотней медленно поднялся с травы и грубо пнул ногой своего соседа – большого тигра:

– Вставай, давай! – раздался грубый, хриплый голос поднявшегося цзина, – Нам на дорогу дали всего сутки, а идти еще, Владыка знает, сколько ли! Да еще эту… повозку тащить!

Оборотни один за другим начали медленно подниматься на ноги, а я быстро нырнул за свое дерево и, стараясь ступать бесшумно, направился назад к своим товарищам.

Обратная дорога заняла у меня гораздо меньше времени. Во-первых, мне ничто не мешало идти, потому что магическое поле совершенно успокоилось, а во-вторых, прошагав всего сотню-другую метров, я услышал далекий голос Поганца Сю. Сначала это были просто неразборчивые выкрики, но по мере того, как я приближался к месту нашего привала, его речь становилась все более разборчивой, и я понял, что Поганец рассуждает на гастрономические темы:

– … никогда не задумывались, зачем вы едите?! Вы наверняка считаете, что чувство голода возникает у вас от… времени, и поев, вы просто комфортнее себя чувствуете! Именно таким образом рассуждают все зажравш… э-э-э… избалованные пищей субъекты. Но это не так! Каждое существо должно есть, чтобы поддерживать энергозапас своего организма, а величина этого энергозапаса зависит от потребности этого организма в энергии. Если же есть слишком много, организм не сможет израсходовать всей засунутой в него энергии, и она начнет превращаться в жир. А где эта излишняя энергия откладывается в столь неприглядном виде? На брюхе и… э-э-э… чуть ниже, сзади! Вот ты, синсин, хочешь, чтобы у тебя растолстелое брюхо волочилось по земле?

– Нет, не хочу, – удалось вставить слово Гварде, – Но я не хочу, и чтобы оно присохло к спине…

Поганец Сю мгновенно вцепился в первую половину ответа умного синсина, полностью проигнорировав вторую:

– Вот поэтому я и позволил тебе съесть только одну лепешку с небольшим куском мяса! А ты, красавица, разве ты хочешь, чтобы твоя… э-э-э… корма… была шире чем корма у барки?..

– Это мечта всей моей жизни!.. – довольно иронично ответила Шан Те, однако Поганца нельзя было сбить с мысли никакой, даже самой язвительной иронией:

– Ай-яй-яй, принцесса, – с горьким осуждением проговорил маленький Сю, – как же можно так откровенно лгать ради какой-то презренной ватрушки?!

– Презренной ватрушки?! – в один голос переспросили оба сотрапезника Поганца, но насколько по-разному были окрашены эти голоса – философско-рассудительный Гварды и удивленно-возмущенный Шан Те. И закончили начатую фразу они по-разному:

– … А сам-то ты съел целых шесть презренных ватрушек!..

– … Видимо неиспользованная энергия откладывается не только в животе и в…

Я подошел к своим друзьям уже настолько близко, что мне их было хорошо видно. Поганец Сю стоял шагах в трех напротив сидевших на травке Шан Те и синисна. Мешок с харчами он держал в правой руке, пряча его у себя за спиной, а в левой виднелся небольшой кусок недоеденной ватрушки. Взглядом, полным укоризны Поганец глядел на сидевшую пару и с горечью в голосе говорил:

– Э-э-эх! Ничего-то вы не поняли! Вы только попробуйте сравнить свой расход энергии с моим, и вам сразу же станет ясно, что кажущееся неравенство в потреблении пищи является только… э-э-э… кажущимся!

Шан Те вскочила на ноги, буквально задохнувшись от возмущения, а Гварда задумчиво протявкал:

– Из этой тирады следует, принцесса, что у нашего маленького друга расход энергии значительно выше, нежели у нас с тобой…

– Ну, слава Желтому Владыке!.. – облегченно воскликнул Поганец, – Наконец-то хоть один из вас понял, в чем здесь дело!

– И на что же ты эту энергию расходуешь? – мило поинтересовался синсин, – На мой взгляд никакой особо тяжелой работы ты не выполняешь… Я даже заметил, что в пути ты все норовишь примоститься на лошадь позади Сор кин-ира…

– Так я ж его ученик! – Поганец назидательно поднял вверх руку с зажатым в ней огрызком, – Чтобы постигать искусство магии, я должен находиться, как можно ближе к своему учителю! И ты себе представить не можешь, сколько нужно энергии моему организму, чтобы… это… ну… усваивать эти знания!..

Тут он неожиданно заткнулся и с подозрением посмотрел на Гварду.

– А ты откуда знаешь, что я… катаюсь на лошадке?..

– Видимо ты не слишком хорошо постигаешь магическую науку, – явственно усмехнулся синсин, – Видимо твои заклинания личной невидимости срабатывают не до конца… Во всяком случае, на меня они не действуют…

Я был уже совсем рядом со своими друзьями, но решил пока не показываться – мне очень хотелось услышать, чем кончится их ученая беседа, поэтому я, ступая очень осторожно, направился чуть в сторону, так чтобы зайти Поганцу за спину.

А между тем, слова Гварды произвели, видимо, на моего ученика сильное впечатление. Он тяжело опустился на травку и пропищал:

– Ой что-то со мной не в порядке, неведомая болезнь подкосила меня… – затем, посмотрев на Гварду, добавил, – Мало мне учителя, так еще и синсин!.. Скоро меня каждый пастух видеть будет.

Он сокрушенно помотал головой и вдруг тяжело вздохнул:

– Э-хе-хе… Не надо, учитель, ко мне подкрадываться… Не надо… Я сокрушен духом, но не настолько, чтобы не видеть твоего коварства!

Я действительно стоял уже шагах в пяти позади Поганца. Правда я совсем и не подкрадывался, но шагал довольно осторожно и, на мой взгляд очень тихо, так что бдительность маленького «несуразца» меня изрядно удивила.

А вот откровенная радость, выразившаяся на личике Шан Те при моем появлении, меня обрадовала, так же, как и то, что синсин быстро вскочил на ноги и подбежал ко мне.

– О чем разговор? – бодро спросил я, делая вид, что не слышал изложения гастрономической гипотезы Поганца.

– Да вот у господина Поганца неприятности… – с изысканной вежливостью тявкнул синсин.

– Неприятности?.. – удивился я, – Какие?..

– Из-за переедания у него избыток энергии отложился в… голове, и теперь он не может успешно постигать премудрости магии… – огорченно пояснил Гварда и сочувственно вздохнул.

Поганец, между тем, поднялся на ноги, подошел ко мне и протянул мешок с харчами:

– Вот учитель, – с горечью произнес он, – Мне с трудом удалось отбить эти крохи, – тут он бросил взгляд в сторону синсина, показывая у кого ему пришлось отбивать остатки провизии, – И знал бы ты, скольких насмешек и издевательств мне это стоило…

– Энергии… – закончил за него Гварда.

– Хватит вам, – махнула Шан Те рукой синсину и Поганцу, а затем снова повернулась ко мне, – Куда ты ходил?.. Что узнал?..

– Ходил я тут… недалеко, – улыбнулся я девушке, – А узнал…

Тут я прервал сам себя и, открывая злополучный мешок, неожиданно спросил:

– Принцесса и ты, Гварда, не хотите ли еще немного закусить?

Затем, достав из мешка несколько свертков и завернутую в кусок ткани бутылку, поставил все это на травку и присел рядом.

Шан Те и Гварда присели рядом со мной, но Поганец продолжал стоять на прежнем месте, глядя на меня с горькой обидой.

– Тебе, ученик, я не предлагаю, поскольку слышал, что ты уже насытился…

– Горько смотреть, учитель, как ты разбазариваешь с таким трудом сохраненные мной продукты, – горестно проговорил маленький Сю, – Но ты еще пожалеешь об этом, когда у нас совсем нечего будет кушать! Ты еще припомнишь своего ученика и поймешь, как он был прав!

Впрочем, увидев, что я разворачиваю свертки, в которых оказались лепешки, холодное отварное мясо, какие-то маленькие зеленые овощи, напомнившие мне физалисы, и пресловутые ватрушки, он с непередаваемом вздохом закончил свою речь:

– Однако я вынужден согласиться с твоим тезисом, учитель!..

И Поганец, мгновенно оказавшись рядом, первым схватил с нашего импровизированного стола… ватрушку!

Шан Те положила перед Гвардой кусочек мяса, но прежде чем приступить к еде, синсин взглянул на меня и коротко тявкнул:

– Я что-то прослушал, Сор Кин-ир, какой такой тезис ты высказал, что господин Поганец так резко поменял свое воззрение на экономию продуктов?

Мы все трое внимательно посмотрели на малыша Сю, который быстро поглощал доставшееся ему лакомство.

– Ну как же!.. – пробормотал он, судорожно проглотив плохо прожеванный кусок, – Учитель правильно сказал, что перед дальней дорогой надо как следует подкрепиться!

И он протянул свободную руку к мясу.

Я только улыбнулся, а затем взяв в свою очередь лепешку и кусок мяса, обратился к Шан Те:

– Мне, принцесса, удалось подслушать разговор оборотней с посланцем их хозяина. Посланец назвал себя дафэн Зиньяо…

– Ты смог приблизиться к дафэну?! – удивленно перебила меня Шан Те, – Но я слышала, что это невозможно! Даже те, с кем он сам намерен встретится, бывают парализованы при его приближении – они могут только говорить и слушать, а уж приблизиться к дафэну против его воли!..

– Ну… кое-какие трудности были, – согласился я, – Но мне удалось их преодолеть! Так вот, этот самый Зиньяо приказал цзинам от имени Хозяина, отвести пленников в Синий пригород Пакита, в усадьбу с яшмовыми воротами… Нет! – поправил я сам себя, – В усадьбу «Яшмовые ворота»! И срок установил – завтра к вечеру. К сожалению он не сказал зачем они Хозяину понадобились, но по крайней мере до завтрашнего вечера ни твоему отцу, ни моему учителю ничего не грозит.

– А кто этот самый Хозяин есть? – неожиданно вмешался в разговор Поганец.

– Судя по посланцу и по тому, каким образом он появился, я думаю, что Хозяином должен быть один из великих магов Поднебесной. Ну а поскольку Неповторимому Цзя похищать своего подданного нет нужды, приходится сделать вывод, что это – Цзя Шун.

– Нам надо торопиться!.. – воскликнула Шан Те, и в ее глазах снова сверкнули слезы.

– Мы конечно поторопимся, – успокоил я ее, – И по следам цзиней мы не пойдем, кое-кто из нас знает более близкую дорогу!

Я посмотрел на Поганца, тот немедленно сделал вид, что полностью поглощен куриной ножкой, выуженной им неизвестно откуда.

– Ученик, – строго окликнул я малыша, – не ты ли мне говорил, что хорошо знаешь дорогу до столицы и что там можно быть уже завтра днем?!

– Я?! – натурально удивился Поганец, – Когда?!

– Да когда уговаривал меня идти в Пакит!

– Ну, учитель, это когда было!.. – припомнил тот, – Теперь, чтобы успеть к тому сроку, который я тогда называл, надо очень поторопиться!

– Что ж, мы поторопимся! – немедленно согласился я, – Заканчиваем нашу трапезу и немедленно отправляемся. Если будет нужно, я думаю, мы вполне обойдемся без ужина!

В следующее мгновение Шан Те и Гварда были на ногах, а я принялся заворачивать свертки с остатками еды.

– Как заканчиваем?! – оторопел Поганец, отрываясь от куриной ножки.

– Ты же сам сказал, что нам надо торопиться! – пояснил я, пытаясь вытащить из его цепких пальчиков недоеденный харч.

– Но не до такой же степени! – возмутился мой малорослый ученик, – И вообще, как можно торопиться во время приема пищи, так ведь и гастрит с колитом получить можно!

– Ну, от этих хворей я тебя быстренько вылечу! – успокоил я малыша.

Тот недовольно ворча, поднялся на ноги, а я, быстро закончив сборы и посовав чуть полегчавшие свертки в свой мешок, направился к своей лошади.

Шан Те уже была в седле, а Гварда стоял рядом, ожидая команды к отправлению.

И тут мы снова услышали писклявый голосок Поганца Сю:

– О-хо-хо… Кажется я немного переборщил с закусками… Чтой-то мне тяжело…

Я как раз собирался садиться в седло, но вынужден был оглянуться на этого прохиндея. Поймав мой, обращенный в его сторону, взгляд, он очень виновато пожал плечами и огорченно произнес:

– Нет, учитель, я определенно не могу сейчас торопиться… Мне определенно надо… полежать…

И он, не сходя с места, улегся в травку.

Я буквально задохнулся от столь беспардонного проявления… саботажа! С минуту мы все молчали, уставившись на маленького наглеца, и тут подал голос Гварда:

– Сор Кин-ир, положение очень серьезное, – громко заявил он весьма озабоченным тоном, – Если мы позволим ему вот так лежать, у бедняги может случиться заворот кишок! Знаете, что делают с лошадьми, которые переели овса?..

– Им не дают лежать!.. – взвизгнула, на мой взгляд, слишком уж восторженно Шан Те, – Их… гоняют!!!

Она резко развернула свою лошадь и галопом направила ее прямо на разлегшегося Поганца.

Расстояние между принцессой и саботажником Сю в момент ее старта было метров десять-двенадцать, так что удивленно пялиться на приближающуюся наметом лошадь Поганец смог секунды три, не больше. После чего он вскочил на ноги и метнулся, вполне разумно, наискосок от приближающейся лошади в мою сторону, при этом оглушительно заверещав:

– Нет у меня никакого заворота!!! Не надо меня гонять, у меня ножки слабые!!!

Шан Те, показав себя прекрасным наездником, мгновенно развернула лошадь и снова направила ее вслед за Поганцем. Тот оглянулся и… исчез!.. Правда, это мало помогло бедняге, трава в этом месте леса была необыкновенно высока и потому явственно показывала, в какую сторону направляет Поганец свой бег. Узкая дорожка полегшей травы, странно петляя, направлялась в сторону моей лошади, и хотя Шан Те уже остановилась, с удивлением наблюдая за стремительным удлинением этой дорожки, мой ученик нисколько не уменьшил скорости своего передвижения. Уже через тройку секунд эта дорожка практически уперлась в ноги моей лошади и… оборвалась.

Сидя в седле, я ничего не почувствовал, однако, мне сразу вспомнились слова Гверды о том, что Поганец частенько пользуется крупом моей лошади для собственного отдыха. Поэтому, чуть повернувшись назад, я спокойно спросил:

– Ну, и в какую сторону нам ехать?..

Вместо ответа Поганец, оставаясь невидимым, принялся скандалить:

– Эх ты, принцесса!.. А еще говорила что я тебе нравлюсь!.. А сама готова затоптать бедного, несчастного, маленького… бросить его, можно сказать, под копыта свирепого, беспощадного зверя!.. Сердца у тебя нет, вот что я скажу!.. Нет сердца, и душа…

– Это когда я говорила, что ты мне нравишься?! – перебила его вопли Шан Те, подъезжая поближе.

– А когда нас представляли друг другу, разве не ты сказала, что рада меня видеть и давно хотела со мной познакомиться?! – противным тоненьким голоском переспросил Поганец, – Теперь я знаю, зачем ты хотела со мной познакомиться – чтобы спустить меня… это… под копыта своей лошади! У-у-у, женщина, имя тебе – вероломство!!!

Тут Поганец сделал секундную паузу, не то обдумывая следующую обличительную фразу, то ли просто набирая в грудь побольше воздуха, а затем его речь продолжилась:

– Только не на такого напала! Поганца Сю не так-то просто засунуть под копыта! Поганец Сю и с набитым животом бегает быстрее любой лошади! Поганцу Сю даже молнию по силам догнать, а уж от какой-то дряхлой кобылы убежать – раз ушами хлопнуть!.. Поганец Сю…

Что там еще может учудить Поганец Сю мне дослушать не удалось, Принцесса и синсин в один голос воскликнули:

– Так ты и ушами хлопать можешь?!

Чем, естественно сбили Поганца с мысли. Он растерянно замолчал, согласитесь, что вопрос, обращенный к нему был достаточно неожиданный, и его молчанием воспользовалась Шан Те:

– Слушай, Поганчик, покажи, как ты ушами хлопаешь!..

– Сначала пусть он нам покажет, куда ехать надо… – недовольно тявкнул Гварда, напоминая о нашем главном деле.

– Действительно, ученик, – подхватил я мысль синсина, – Сам взялся быть проводником, мы на тебя понадеялись, а ты?! Ты что ж это заставляешь своего учителя краснеть за тебя?!

– Я – краснеть?!! – возмутился Поганец за моей спиной, – Да если Юркий Сю берется за какое-то дело, то никому за него краснеть не придется!

– Надо же… – негромко пробормотал себе под нос Гварда, – Мало того, что он – Поганец, так он еще вдобавок и Юркий… Юркий… Поганец!..

– Так в какую сторону нам направляться?! – еще раз спросил я, и чтобы исключить новый взрыв самовосхваления, добавил, – Только давай без… предисловий, просто «направо», «налево», «прямо»…

– Так, дай-ка я сориентируюсь… – уже значительно спокойнее пропищал Сю, а затем забормотал, – Угу… на дороге мы были… Ага… Потом… Лесом… Все время на запад и чуть-чуть на восток, забирая к северу… Значит теперь надо на юг, левым плечом к востоку, ориентируясь на берег Желтого моря… И да поможет нам Желтый Владыка…

«Интересно, он действительно знает в какой стороне находится Пакит, или просто дурит мне голову своей галиматьей!..» – подумал я, и в это момент Поганец скомандовал:

– Видишь, впереди, чуть вправо, сосна стоит с расщепленной верхушкой?.. Вот прямо на нее и нужно двигаться… Это наш главный ориентир на настоящий момент!

Я пригляделся. Впереди, довольно далеко, среди других деревьев действительно выглядывала средних размеров сосенка с расщепленной верхушкой. Тронув лошадь, я направился в указанном направлении. Шан Те двинулась следом, а Гварда мгновенно исчез в высокой траве, причем передвигался он так, что трава эта даже не колыхалась.

Лошади наши шли неторопливой рысью, и до указанной сосны мы добрались минуты за четыре. Совсем рядом за ней начинался довольно крутой склон, поросшего невысокими кустиками оврага, на дне которого поблескивала вода.

– Ага! Вот и ручей Черных Цзиней!.. – довольно воскликнул Поганец, – Теперь нам надо двигаться вниз по его течению до самой реки Хо. Там должна быть переправа, и там мы заночуем.

– Ну что ж, – проговорила Шан Те, – Значит нам осталось узнать, в какую сторону течет этот ручей…

– Он течет вот в эту сторону, – неожиданно подал голос Гварда. Синсин вынырнул из травы на краю оврага и двинулся вправо по самой кромке обрыва.

Мы направили своих лошадей следом за ним, но синсин, оглянувшись и увидев, что мы взяли направление, опять исчез в траве.

Ехать по лесу, хотя он пока еще и не был слишком обременен подлеском, можно было только неспешной рысью, тем более, что нам надо было беречь своих лошадей. И все-таки мы продвигались вперед довольно быстро.

Поначалу Шан Те все пыталась разговорить обиженного Поганца, просила его показать, как тот хлопает ушами, но малыш не шел на контакт, помалкивал, так что принцессе тоже поневоле пришлось замолчать. Почва постепенно понижалась, и высокие красные сосны постепенно уступили место серым елям, а затем довольно низкорослым лиственным деревьям. Склоны оврага постепенно расступались и сглаживались, пока, наконец, овраг совершенно не исчез. Ручей побежал совсем недалеко от копыт наших коней и постепенно превратился в маленькую речку. Дорога, если это вообще можно было назвать дорогой, становилась все непроходимее, под копытами начала похлюпывать бурая жижа, а вскорости мы поняли, что заехали в довольно обширное болото.

Наконец, из-за небольшого кустика, росшего на какой-то невзрачной кочке, выскочил Гварда. Мы остановились, а синсин, укоризненно взглянув за мою спину, коротко тявкнул:

– Дальше дороги нет…

– Ты это точно знаешь? – озабоченно поинтересовался Поганец.

– Точно… – подтвердил синсин, – Еще немного лошади может быть и пройдут, но дальше – топь… Я сам едва не утонул…

Шкура синсина действительно была мокрой и грязной.

– Странно… – задумчиво пропищал Поганец, – Когда я проходил здесь последний раз, никакого болота не было…

– И давно это было? – поинтересовался я.

– Да не очень… двенадцать-четырнадцать цзе назад…

«Где-то, чуть больше полугода…» – «перевел» я для себя местное летоисчисление.

– А зачем мы вообще пошли вдоль этого ручья? – спросила Шан Те, – Может быть было бы лучше идти по следам цзиней?

– И прийти в Пакит позже них!.. – обиженно воскликнул Поганец, – Я же говорил – вдоль ручья мы должны были попасть к переправе через Хо, а переправа находится на главной дороге, ведущей из западных провинций в Пакит. Цзины никогда не выйдут на наезженную дорогу, побоятся, и, значит, они будут вынуждены добираться до столицы хоть и напрямую, но лесами. Мы могли, воспользовавшись дорогой, быть в столице по меньшей мере на полсуток раньше!..

– А теперь мы вообще неизвестно, когда туда попадем!.. – огорченно воскликнула Шан Те.

– Ну и плелись бы за своими… цзинями! – негодующе пропищал маленький Сю, – Я вас не заставлял ехать этим путем, сами меня уговаривали: «Покажи короткий путь! Покажи короткий путь!», а теперь я же и виноват!..

– А кто виноват?! Кто нас завел в болото?! – закричала принцесса, и в ее голосе явственно послышались близкие слезы, – Проводник ушастый, только ушами хлопать и можешь, да ватрушками брюхо набивать!..

– Я!!! Брюхо!!! – задохнулся от возмущения Поганец, – Да, я…

Однако я не дал ему творчески развить начинающийся скандал.

– Тихо!.. Всем молчать!.. – гаркнул я, подражая нашему главному редактору,когда тот утихомиривал страсти по газетным площадям, разгорающиеся при обсуждении очередного номера, – Дайте мне спокойно подумать!!!

– Да как ты смеешь разговаривать со мной таким тоном?! – прошептала Шан Те ошарашенным тоном, однако, Гварда, в свою очередь, не позволил ей продолжить склоку и перенести ее на меня.

– Тихо, принцесса!.. – тявкнул он хотя и вполне почтительно, но в тоже время достаточно твердо, – Дай магу подумать!..

Шан Те изумленно посмотрела на своего синсина и… замолчала.

Я тем временем размышлял:

«Если Поганец говорит правду, а врать ему вроде бы ни к чему, и никакого болота здесь действительно не было, значит имеется причина, по которой оно появилось. Образоваться естественным путем за шесть месяцев оно, конечно, не могло… значит, его кто-то… „образовал“. Возникает два вопроса – „кто?“ и „зачем?“.

Впрочем, главный вопрос, все-таки, как нам это болото пройти?! Если такой проход есть, то я должен его найти! Но как?..»

Вопросов, как видите, у меня было сформулировано много, а вот ответов…

Я оглядел своих спутников, кроме, конечно, Поганца, который мало того, что пристроился у меня за спиной, так еще и ушел в свою ущербную невидимость. Шан Те и Гварда, не отрывали от меня своих глаз, видимо в ожидании чуда, но какое чудо я мог им предложить?!

И тут в моей голове возникла новая мысль:

«Ведь я, все-таки, маг, и кое-что мне в этом Мире наколдовывать удавалось! Как там говорила Шан Те, у каждого мага должны быть собственные заклинания… заклинания присущие только ему… его сила, его возможности зависят только от величины его магического таланта… Ну что ж, посмотрим, каков мой… талант?! Задача – найти путь через это болото! Для этого надо…»

Последние слова я продумывал очень медленно, потому что, как только я мысленно сформулировал «задачу» во мне что-то шевельнулось… что-то похожее на понимание. Я сосредоточился на своих ощущениях и… внезапно понял…

Мои ладони разжались, выпуская поводья, и обе руки медленно, осторожно поднялись и вытянулись вперед. Глаза сами собой закрылись, и сначала я ощутил всю ту магическую Силу, которая окутывала меня плотным коконом, а затем!.. Перед моими закрытыми глазами, в абсолютной темноте возникли некие, поначалу весьма расплывчатые, письмена. Нет, это были даже не письмена, уверен, что ни один из самых опытных специалистов по семантике не смог бы их расшифровать, Это было некое послание, адресованное только мне, и прочитать его мог только я… Даже не прочитать, а… озвучить. И я знал, как это сделать, и что за этим последует!

Странные, порой трудно произносимые звуки начали падать с моих губ, складываясь в незнакомые, неведомые слова, разбивавшиеся точно отмеренными паузами, припадочно хлюпающими вздохами и неимоверно высокими, до визга, подвываниями… Руки мои двигались в такт этим звукам, то ли дирижируя ими, то ли танцуя в задаваемом ими ритме! А мерцающие перед моими закрытыми глазами знаки, медленно таяли, гасли, испарялись, как только я произносил их! И на их месте возникали другие!..

Наконец, истаяла последняя строчка, и я снова видел только черноту, только ничто, клубящееся перед закрытыми глазами. Я медленно поднял веки и огляделся. И окружающий нас чахлый лес, и расстилающееся перед нами болото ничуть не изменились… только, начинаясь перед самыми копытами моей лошади, через кочки и черно отсвечивающую стоячую воду, причудливо петляя, вперед уходил Путь!

Не было ничего, что на него указывало бы – ни вешек, ни зарубок, ни магических нитей, света или тьмы, так что Путь нельзя было увидеть… Его можно было только ЗНАТЬ!

И тогда я понял, что мне удалось… вспомнить… сложить… создать!.. Создать!! Заклинание «Истинного Пути»!.. И знал, что теперь уже никогда я его не забуду!

Наклонившись чуть вперед, я вытащил из своего мешка плотную, широкую тряпицу, служившую упаковкой для какой-то снеди и расстелил ее на спине своей лошади перед седлом. Потом кивнул Гварде:

– Забирайся сюда, дальше поедешь верхом.

Умный синсин, не задавая вопросов одним прыжком оказался на предложенном ему месте. Затем я повернулся к Шан Те и, ободряюще улыбнувшись, попросил:

– Тебе, принцесса, надо будет двигаться точно за моей лошадью. Внимательно смотри и старайся, чтобы она шла след в след и… не дай ей испугаться!

Шан Те молча кивнула. Последним, к кому я обратился, был Поганец. Чуть оглянувшись, я спросил:

– Ученик, ты там крепко держишься?..

– Не боись, не свалюсь! – пропищал в ответ маленький нахал.

– И все-таки ухватись покрепче за мой… халатик, – посоветовал я.

А затем я тронул свою лошадь и вступил на открывшийся передо мной Истинный Путь.

Синсин был прав, лошади прошли совсем немного, не больше полутора десятков метров, и началась топь. Я даже не понял, как Гварда смог выбраться из нее – ведь судя по его виду, он окунулся в эту зловонную жижу с головой. А Путь резко вильнул влево и плавным полукругом обошел первое бездонное окно трясины.

Поначалу я оборачивался назад при каждом более-менее резком повороте и каждый раз убеждался, что кобыла Шан Те следует точно за моей лошадью. Постепенно я перестал беспокоиться о девушке и все внимание сосредоточил на Пути, хотя, честно говоря, особо сосредотачиваться было и не на чем. Сам Путь стал как бы моим шестым чувством и я вел по нему свою лошадь совершенно автоматически, не задумываясь. Болото, которое нас окружало, постепенно приобрело совершенно классический облик, со всеми полагающимися ему кочками, темной, покрытой ряской водой, отдающей аммиаком, чахлыми стволиками редких пародий на деревья, и ожидаемыми, но всегда неожиданными пузырями дурно пахнущего газа, вырывающимися на поверхность из неизвестно каких глубин. И только одним это болото отличалось от всех других – в нем не было совершенно никакой живности, ни лягушек, ни головастиков, ни пиявок… Над ним не летали ни птицы, ни стрекозы… Даже жуки-плавунцы не перебегали по его темной, лаково отблескивающей поверхности. Может быть поэтому над этим болотом висела такая… абсолютная тишина!

Таким образом мы продвигались в этой необыкновенной тишине около часа, а конца болоту не было видно. Наконец я не выдержал и, не оборачиваясь, негромко спросил:

– Слушай, Поганец, ты, вроде бы, говорил, что до реки совсем недалеко, а никакой реки не видно…

– Ну… говорил… Так я ж про прямой путь говорил, а мы смотри как петляем!.. Если бы ты ехал прямо, мы уже давно у переправы были бы…

– Нет, дорогуша, если бы я ехал прямо, мы давно уже были бы…

Я не договорил, но Поганец неожиданно смиренным тоном проговорил:

– Да я понимаю…

– Я тоже понимаю, что тебе трудно сориентироваться, но мне надо знать, успеем ли мы до темноты выбраться на сухое место?..

– Успеем!.. – попытался успокоить меня Поганец, однако уверенности в его голосе было явно недостаточно.

А вдобавок к моему возраставшему беспокойству, я вдруг услышал… разговор! Впрочем какое-то отдаленное жужжание воспринималось мной уже несколько минут, но в этот момент оно совершенно неожиданно распалось на отдельные звуки, складывавшиеся в слова… фразы… неспешную беседу…

– … случайно. Откуда ему может быть известен проход в нашем пруду? Мы ему проход не показывали – я его вообще первый раз вижу!

– Да, как же, случайно! Смотри, как точно он ведет свою лошадь, как будто не в первый, да и не во второй раз здесь проезжает! И, главное, ведь, никаких ориентиров у него нет!

– Почему это нет?..

– Потому что если бы он на что-то ориентировался, ему пришлось бы останавливать или хотя бы придерживать свою лошадь, чтобы уточнить ориентиры, а он двигается, как по… наезженной дороге!

Я внимательно огляделся, болото было по-прежнему удручающе пусто, неподвижно и тихо, мне даже показалось, что вода и та плещется под копытами лошадей совершенно беззвучно. Слышны были только два тихих голоса, вот только откуда они слышались, я никак не мог понять! А разговор продолжался:

– Да… действительно… Так ты думаешь, нам его не заманить?..

– Ну… не знаю… Может с ним связываться и не стоит, а вот девчонку заморочить, наверное, можно. Любишь девчонок?..

– Я и девчонок и… лошадок люблю. Только давно уже ни одной не пробовал – все как-то не попадаются.

– Да, первое время у нас таких… деликатесов полно было, а теперь опасаются людишки в наш прудик забираться… Ну ладно, хватит болтать, давай попробуем девчонку отбить. Я буду переднюю лошадку от нее скрывать, а ты будешь ее девчонке показывать… Только постарайся, чтобы похожей была, а то я тебя знаю – такое изобразишь, что и на лошадь-то похоже не будет!

– Будет, будет, будет… – заторопился второй голос.

– Не спеши! – немедленно оборвал его первый, – На повороте начнем, как только первый повернет, тут мы и… Понял?

– Понял, понял, понял…

Я тоже понял, что кто-то собирается открыть на нас охоту! Чуть наклонившись, я тихо спросил у синсина:

– Ты что-нибудь слышал?

– Бормотание какое-то, слов не разобрал, – так же тихо тявкнул Гварда.

– А я разобрал… – пробормотал я себе под нос, раздумывая, как поступить.

В этот момент мы подошли к очередному резкому повороту Пути, и я… остановил свою лошадь. Шан Те послушно остановилась за мной и негромко спросила:

– Что-то случилось?..

– Ты не устала, принцесса?.. – ответил я вопросом на вопрос, – Может перекусить хочешь?

– Нет, – тут же откликнулась она, – Нам, наверное, лучше не останавливаться, до темноты надо выбраться из этого болота.

Она, конечно, была права, но только что услышанная беседа не позволяла мне просто развернуть лошадь и двигаться дальше. Я еще раз оглядел темную стоячую воду, немногие, поросшие желтоватой травой, кочки, тройку чахлых деревцев – никого! Тишина! Потянув за повод, я начал поворачивать свою лошадь и немедленно услышал:

– Ну, сейчас начнем!..

Голос дрожал, то ли от нетерпения, то ли… оттого, что это был не голос! Это была мысль! Окутывающий меня кокон Силы улавливал чужие мысли и передавал мне их, как разговор! И как только я это понял, я тут же разобрался и в том, откуда эти мысли доносятся! Резко развернувшись в сторону ближнего деревца, я уперся взглядом в крошечный клочок суши, из которого вытягивался тоненький стволик и увидел в темной воде, омывавшей этот бугорок, густую прядь чуть колышущихся водорослей странного белого цвета. И тогда, обращаясь к этим водорослям, так похожим на… волосы я, стараясь, чтобы моя мысль была как можно отчетливее, подумал:

«Если вы начнете мне пакостить, я сожгу ваш „прудик“!»

«Не сожжешь, вода не горит!» – «услышал» я немедленный ответ.

«У меня все горит!» – со всем возможным высокомерием помыслил я, и тут же, протянув вперед левую руку, представил себе, как с кончиков моих пальцев срывается дымный факел «греческого огня», как раз в направлении примеченной мной заросли водорослей.

Я всегда знал, что воображение у меня ну очень богатое и… яркое. В ответ на представленное мной пожарище у меня в ушах зазвенел истошный вопль: «Это маг!!!» – и тут же в ответ на него торопливо прозвучало:

«Да вижу я!.. Вижу! Эх, угораздило нас!.. И откуда он только взялся?!»

«Оттуда!.. – злорадно подумал я, – А ну-ка вылезайте немедленно, что б я вас видел!»

«А ты огнем плеваться не будешь?..» – осторожно спросил второй голос, на что первый отчаянно захныкал:

«Ага, как же, жди, он не будет!.. Он уже показал, что знает где наше укрытие, а если, вдобавок, он нас увидит, то все, считай себя хорошо прожаренным цзяожэнем в кисло-грязевом соусе!»

– Кто такие цзяожэнь?.. – негромко спросил я, обращаясь к обоим своим пассажирам.

– Странные у тебя, учитель, вопросы возникают!.. – воскликнул вместо ответа Поганец из-за моей спины.

– Цзяожэнь почти такие же, как вы, только живут в воде… – коротко ответил Гварда и тут же добавил, – Но в такой воде они жить не будут, слишком она мелка и грязна!

– Если только их кто-нибудь не поселил сюда насильно! – подсказал Поганец.

«Ты сам говоришь, что он знает наше укрытие, так что прятаться бесполезно, – проговорил, между тем, второй голос, – Так что лучше самим вылезти. В конце концов мы этому магу ничего плохого еще не сделали…»

Темная вода под корнями ближнего деревца колыхнулась, волосы-водоросли медленно потянулись в глубину и исчезли, а через пору секунд в том же месте показалась… голова, похожая на кочку, покрытую густой, спутанной белой тиной. И сквозь аккуратный просвет в этой тине на меня глянули круглые выпуклые глаза, помаргивающие тоненькими пленочками век, лишенных ресниц. Под глазами располагался короткий, широкий нос с круглыми ноздрями, также прикрытыми пленками и безгубая щель огромной пасти.

«Неужели синсин считает, что эта… харя похожа на… нас?!» – изумленно подумал я.

А голова, вынырнув из воды, открыла свою пасть и отчетливо проговорила:

– Вот он – я… Не надо наш прудик жечь…

– Хм… Это, действительно, цзяожэнь, – задумчиво проговорил синсин, – Интересно, каким образом он здесь оказался?..

– Да таким же, как и все это болото! – чуть ли не весело ответил из-за моей спины Поганец.

Позади моей лошади послышался короткий плеск, и я быстро обернулся. Шан Те, пытаясь рассмотреть, что это нас остановило, привстала на стременах и чуть тронула свою лошадь вперед. Я поднял руку, останавливая ее, и проговорил:

– Не торопись, принцесса, здесь опасно торопиться!..

– С кем ты там разговариваешь?.. – чуть обиженно спросила она, и тут я заметил голову еще одного цзяожэня, торчавшую из воды метрах в пяти от первой.

– Да мы тут на местных жителей наткнулись и решили с ними немного пообщаться…

Я улыбнулся девушке и кивнул в сторону торчавшей из воды головы:

– Вон один из них.

Шан Те с удивлением уставилась на торчащую из темной воды голову, а я снова повернулся к первому цзяожэню. Тот молча дожидался моего ответа на свою просьбу.

– Значит, ты не хочешь, чтобы я уничтожил ваше болото?.. – словно бы раздумывая, поинтересовался я у этой странной головы.

– Нас, цзяожэней, в этом прудике почти три десятка… Если ты уничтожишь наш пруд, все мы погибнем… – печально пояснила голова, – Я надеюсь на твое милосердие, хотя, конечно, ты маг, и милосердие тебе не должно быть свойственно…

– Это почему же милосердие не должно быть свойственно магу? – удивился я.

– Почему?.. – мне показалось, что мой вопрос стал для цзяожэня неожиданным и он растерялся. Но растерянность его длилась не слишком долго, к тому же он, видимо, очень не хотел меня сердить, а потому ответил довольно быстро:

– Нам это сказал посланец мага, который… ну… нас сюда… переселил.

– Ну-ка, ну-ка!.. – заинтересовался я, – Расскажи-ка поподробнее эту историю – кто вас переселил, каким образом, как давно?..

– Почти двенадцать цзе назад, – немедленно начал свой рассказ цзяожэнь, – на берегу острова, около которого жила тогда наша семья, прямо из прибрежного песка возник… свет, яркий, переливающийся свет. Он был настолько красив, что мы поспешили ближе, чтобы как следует его рассмотреть, чтобы насладиться его сиянием. Но оказалось, что в этом свете прячется какое-то странное… страшное существо. Его нельзя было увидеть, зато его очень хорошо было слышно!.. Он сказал, что его зовут дафэн Куацу и что великий маг Поднебесной послал его к нам за тем, чтобы перенести некоторых из нас на другое место жительства.

Внезапно голова цзяожэня погрузилась под воду, но тут же появилась снова и продолжила свой рассказ:

– Старый Цзяоши, которого мы все очень уважали, рассмеялся, услышав слова дафэна, и ответил, что нам нравится наше море и что мы не хотим искать другого места для жилья, но дафэн сказал, что великому магу наплевать, что мы хотим и чего не хотим. На это старый Цзяоши ответил, что нам тоже наплевать на то, что хочет великий маг…

Цзяожэнь мигнул и вдруг покачал головой, пустив круги по темной воде болота.

– Старик не знал, что великому магу и его дафэну нельзя противоречить… Неожиданно у дафэна Куацу появилось щупальце, как у осьминога и он мгновенно схватил старого Цзяоши этим щупальцем и выдернул его из воды. Когда старик снова упал в воду, он был мертв, дафэн раздавил его. Мы хотели скрыться в воде, но почувствовали, что не можем двинуться! А дафэн, подождав немного, чтобы мы убедились, что находимся в полной его власти, убрал свое щупальце и снова заговорил. Если мы будем делать то, что он нам велит, мы, может быть, еще сможем когда-нибудь вернуться в свое море, сказал он нам, а если станем противиться, он уничтожит всю семью и отправиться на поиски другой. Затем он… освободил меня. Я, наверное мог бы попробовать скрыться, но тогда он погубил бы всех моих сородичей, поэтому я остался на месте и стал делать то, что велел мне дафэн Куацу. Он приказал, чтобы я отплыл немного от берега, затем разогнался и выбросился на песок. Когда я ответил, что, покинув воду, непременно погибну, он усмехнулся и заявил, что со мной ничего не случится. Что мне оставалось делать? Я отплыл в море, а затем разогнался и, высоко подпрыгнув, выбросился на берег. Только до берега я не долетел, в воздухе меня вдруг окутала какая-то странная холодная пелена, и в следующее мгновение я плюхнулся в… этот прудик.

И снова голова цзяожэня на мгновение скрылась под водой, а вынырнув, продолжила свой рассказ:

– За мной последовало сорок моих родичей… что сталось с остальными я не знаю.

Через некоторое время дафэн Куацу появился и здесь. Именно тогда я попросил его, во имя милосердия, сказать, что сталось с остальными моими родственниками, а он мне ответил, что сам великий маг Поднебесной считает милосердие смешным и вредным предрассудком, а уж ему – слуге великого мага, испытывать милосердие никак не пристало! Оказалось, что дафэн прибыл сюда только для того, чтобы удостовериться, что мы благополучно переправились в предназначенное место. Я спросил, что же нам надо делать, чего от нас хочет великий маг и получил вот какой ответ. Великий маг Поднебесной пожелал сделать эти места… мертвыми. Он погрузил их в воду и заселил самыми прожорливыми существами, из всех, существующих в этом Мире, – то есть нами. Здесь, действительно, слишком мало пищи для сорока цзяожэней и потому очень скоро мы съели все. Некоторое время в эти места еще кое-кто забредал, но теперь всем известно, что из нашего… пруда нет возврата, даже дикие животные это поняли.

Мы сами не можем покинуть эти места, пищи почти совсем не осталось, так что мы… умираем. Нас осталось всего двадцать семь…

Голова цзяожэня снова погрузилась в темную воду, а когда она вынырнула, я спросил:

– И с тех пор дафэн больше никогда здесь не появлялся?

– Нет… – ответил цзяожэнь, – Да мы его и не ждем… Эти места стали мертвыми, значит желание великого мага Поднебесной исполнилось, но это значит еще и то, что он нами больше не интересуется…

– А дафэн не называл имя этого великого мага? – поинтересовался я.

– Разве у великого мага может быть имя? – удивился мой странный собеседник, – Мы думали, что он просто Великий Маг и все!

Мы замолчали. Второй цзяожэнь потихоньку подплыл к первому и, остановившись рядом с испугом разглядывал меня и сидевшего передо мной синсина.

А я с тоской подумал, что проблемы и несчастья этого Мира проста валятся на меня одна за другой! Я-то думал, что быстренько догоню похитителя драгоценностей, отберу достояние моей Родины и вернусь, а тут!.. В ученики попал – учителя какие-то мерзавцы-оборотни похитили! Кому его освобождать?! Девчонка считай на моих глазах осиротела! Кто ее защитит?! Война магов, считай, началась! Сколько людей пострадать может? Уж других я и не считаю, вот, например, смотрят на меня двое бедолаг, брошенных здесь умирать!.. А что я могу сделать?! Чем помочь?! А глаза-то у них тоскливые какие!.. Эх!!

Я вздохнул и задумчиво проговорил:

– Ну, жечь ваш… прудик я, конечно не буду… Мороки много, да и некогда мне сейчас. А вот скажи мне, сколько времени вы еще сможете здесь продержаться?

– Как это – продержаться? – не понял беседовавший со мной цзяожэнь.

– Ну, сколько вы еще сможете прожить… на местном корме?

– Не знаю, – голова качнулась, снова пустив круги по воде, – Тут ведь еще одно… Вода здесь пресная и… не слишком чистая…

– Плохая вода… плохая!.. – неожиданно подал голос второй цзяожэнь, и вдруг я понял, что это… женщина!

Первый цзяожэнь сурово посмотрел на свою спутницу и продолжил:

– Если бы еще еда была, мы, может быть, кое-как и приспособились бы, а так… Может быть еще восемь-десять цзе… продержимся…

– Ага!.. Тогда мы так договоримся. Я со своими товарищами сейчас поеду дальше. Когда мы пересечем это болото… то есть, ваш прудик, я постараюсь найти для вас еды – вы ведь, как я понял, все подряд едите? И постарайтесь не есть тех, кто эту еду привезет!

Обе головы энергично закивали и… заулыбались!

– Только вы не рассчитываете, что ее будет… чересчур много! – постарался я охладить их энтузиазм.

Обе головы, продолжая улыбаться, столь же энергично выразили отрицание.

– А вот как вас вернуть в ваше море, я пока не знаю, но постараюсь узнать…

Махнув рукой, я добавил: – До встречи… – и тронул свою лошадь.

«Ну вот… – обреченно подумал я, – …ты и дал еще одно обещание!.. А сам даже не знаешь, как его выполнить!»

Мы снова тронулись в путь, наши лошади шлепали по мелкой воде с такой же, как мне казалось, тоской, с какой ворочались мысли в моей голове. Мои спутники молчали, пока две головы цзяожэней смотрели нам вслед, а когда они наконец исчезли из поля зрения, подал голос мой шустрый ученик:

– Учитель, ты меня извини, но я, наверно, никогда не смогу понять логику твоих поступков!.. Ну, ладно, ты вылечил синсина – он нам может быть полезен, хотя и без него мы наверняка не пропали бы! Ну, хорошо, ты решил тащить за собой девчонку – я могу согласиться, что она представляет некоторую ценность! Но что ты сотворил сейчас?! Как я понял, эти милые ребята, цзяожени, хотели нас схарчить, предварительно отмочив в своей трясине, а ты, вместо того, чтобы воздать им за их гнусный замысел, а заодно пополнить наши запасы продовольствия, обещаешь накормить их и отправить на историческую родину!!! И, как мне кажется, ты собираешься выполнить свое обещание! Объясни, учитель, в чем здесь для тебя выгода?!

Я немного помолчал, прежде чем ответить на этот вопль, запутавшейся в лабиринтах моего великодушия, души, а затем, чуть усмехнувшись, спросил:

– Значит, ты, Поганец Сю, не понимаешь, почему я не стал тебя есть, а взял к себе в ученики?!

Синсин вскинул голову и удивленно посмотрел на меня, но ничего не сказал. А вот Поганец сразу же ответил:

– Ну, это-то я, как раз, очень хорошо понимаю!.. Во-первых, ты был сыт… Во-вторых, тебе негде было меня помыть, а есть меня немытого ты явно брезговал… Ну и в третьих, и самых главных, ты, с твоим умом и колдовским чутьем, сразу же рассмотрел, насколько я для тебя ценен!! А кто же будет есть поросенка, умеющего отыскивать трюфели!

Я еще раз усмехнулся и покачал головой:

– Ну, может быть ты и правильно все изложил, но «во-первых» у меня было совсем другим…

– Да?! – удивился Поганец, – И каким же оно было?!

– Видишь ли, мой маленький друг, мне до отвращения претит пожирать существо, обладающее разумом и разговаривающее со мной! Я считаю каннибализм самой большой мерзостью на свете!

– Каннибализм – это что?.. – весьма деловым тоном поинтересовался Поганец, а Гварда снова поднял голову и внимательно посмотрел мне прямо в глаза.

– Каннибализм – это поедание себе подобных, – наставительно произнес я.

– Ну, тогда каннибализм мне не грозит! – с явным удовольствием ответил Поганец, – Подобных мне в этом Мире не существует!

– Поганец! Ты слушаешь только себя! – возмутился я, но продолжить мысль этот наглец-недомерок мне не дал.

– Это потому, что я говорю самое главное и самое умное! – с непередаваемым апломбом заявил он, – Не плохо было бы, чтобы вы все побольше прислушивались к моим словам!..

– Если бы мы больше прислушивались к твоим словам, – неожиданно раздался позади меня голос Шан Те, – То ты сейчас путешествовал бы в полном одиночестве! И дай, наконец сказать хоть слово Сор Кин-иру, болтун писклявый!

Вопреки обыкновению Поганец Сю не обратил никакого внимания на «писклявого болтуна», а вместо этого возмущенно заверещал:

– Да кто не дает ему говорить?! Я сам внимаю моему учителю со всемерным… э-э-э… вниманием и… э-э-э… почтением! Он сам постоянно ко мне обращается со всякими… обращениями, я же должен быть почтителен со своим учителем и отвечать на его… эти… ну… обращения ко мне!..

Видимо, Шан Те чем-то достала Поганца сзади, потому что он вдруг икнул и гораздо тише буркнул:

– Все… молчу, молчу… И не надо меня тыкать под ребра…

Я, признаться, уже забыл о чем говорил, но Гварда снова поднял голову и совершенно спокойным тоном подсказал:

– Ты хотел сказать что-то о неправильном понимании Поганцем термина каннибализм…

– Совершенно верно, – я поблагодарил взглядом догадливого синсина, – Поганец слушает только себя…

– Вот опять, – негромко буркнул мой ученик за моей спиной, – Опять обсуждают меня, а я должен молчать!..

Но я не стал обращать внимания на эту отвлекающую реплику, а продолжил свою мысль:

– Если бы он внимательно слушал, что я говорил до этого, то услышал бы, как я определил подобное мне существо…

– Обладающее разумом и разговаривающее с тобой… – снова подсказал Гварда.

– Совершенно верно, – вновь подтвердил я сказанное синсином, и вновь продолжить свою мысль мне не позволил Поганец:

– Да-а-а?!! – заверещал он своим пронзительным фальцетом, – Значит ты и синсина жрать не станешь?!

– Конечно нет, – стараясь быть спокойным ответил я, – Если, конечно, буду в здравом рассудке!..

И вдруг позади меня раздалось звонкое причмокивание. А потом мечтательный голосок Поганца сообщил:

– Нет… Тушеный синсин в кисло-сладком соусе – это нечто непередаваемое!.. Я думаю сам Желтый Владыка предпочитает это блюдо любому другому!

Я резко повернулся в седле и посмотрел Шан Те в лицо:

– Вы едите синсинов?!!

Она явно смутилась, щеки ее порозовели, глаза опустились, а подтверждающий кивок был едва заметен. Я вдруг с ужасом понял, почему цзини собрали трупы синсинов в свою телегу! Через мгновение она вскинула голову и добавила к своему кивку короткое пояснение:

– Но обычно это бывают… дикие синсины…

– Что значит – дикие?! – переспросил я, чувствуя, как у меня пересыхает в горле.

– Ну, они… не домашние, – растерянно пояснила Шан Те, поднимая на меня испуганные глаза, – На них охотятся в горах и привозят к нам уже… убитыми…

От неудобного разворота у меня заболела шея, однако я продолжал пристально смотреть на девушку. Она снова опустила глаза, и тогда я тихо, с горечью проговорил:

– Ты же плакала над телом Гварды!..

И вдруг вспомнил, как сам в весьма юном возрасте рыдал, когда мой дядя решил заколоть одного из выращенных мной кроликов и как потом… с удовольствием ел этого кролика, зажаренного матерью в сметане… Правда, кролики не разговаривают… и вообще они тупые! Не то что синсины!!

И тут неожиданно раздался совершенно спокойный голос Гварды:

– Болото… кончилось…

Я быстро развернулся в седле и увидел, что моя лошадь выбирается на сухой берег, заросший невысокой, густой и сочной травкой. Здесь я ее и остановил.

Место, к которому мы вышли, представляло из себя русло совсем крошечного ручейка, едва заметно проблескивающего меж скрывающих его травинок. Вправо и влево берег полого поднимался к вершинам двух невысоких холмов, каждая из которых была увенчана несколькими невысокими деревцами.

Открытый моим заклинанием Путь кончился!

Лошадь Шан Те выдвинулась вперед и остановилась рядом с моей. Я пристально оглядел округу, выбирая, куда дальше направиться, а потом, не оборачиваясь, негромко спросил:

– Ну что, Сусанин, как тебе это место, знакомо?..

Ответом мне было молчание, и потому я уточнил свой вопрос:

– Сю, я к тебе обращаюсь, ты это место знаешь?!

– Ко мне? – удивился малыш, – Но ты назвал совсем другое имя! Я точно слышал, ты спросил кого-то с усами!..

– Не «с усами», – фыркнул я, – А Сусанин! В моем Мире был такой широко известный следопыт, который служил проводником разным… военным экспедициям.

– А-а-а… – протянул Поганец, – Ну, я об этом… пытоследе ничего не слышал. А насчет этого места, так оно мне точно, знакомо! Нам сейчас надо взять вправо, через эту вот горушку, потом еще правее, там еще должен быть разрушенный храм. Ну а от храма прямо до переправы должна идти довольно широкая тропа… Если, конечно, кто-нибудь из великих магов не устроил там… пустыню!..

– Ну что ж, – согласился я, – Вправо, так вправо…

В этот момент Гварда соскочил с моей лошади и неторопливой трусцой направился к вершине правого холма. Мы с Шан Те тронули коней и, поскольку никакой тропы здесь не было, а земля, покрытая низкой травой, была ровной, рядышком направились следом за синсином. Не успели мы отъехать нескольких шагов, как позади нас раздался далекий голос:

– Великий маг, мы будем ждать тебя!..

Я оглянулся. Недалеко от берега, и темной болотной воды торчало несколько знакомых, покрытых белыми тонкими волосами-водорослями, голов цзяожэней. Я махнул им рукой и прибавил ходу.

Через несколько минут мы были на вершине холма, откуда я бросил последний взгляд назад, на пройденное нами болото. Головы цзяожэней все еще торчали из воды.

Противоположный склон холма был еще более пологим и уходил своим, покрытым травой, склоном к далекому лесу, или, скорее, негустой и не слишком большой роще, по опушке которой змеилась ясно видимая сверху тропа. Мне она показалась несколько странной, поскольку выныривала из-за правой опушки рощицы и скрывалась за ее левой опушкой. Куда, интересно, она могла вести?

Впереди, на ярко-зеленой траве ясно виднелась черная шкура Гварды, убежавшего своей неторопливой рысью довольно далеко от нас. Мы начали спуск в сторону рощи, и, спустя несколько минут, без всяких приключений оказались около той самой, удивившей меня тропы. Довольно широкая полоса лишенной травы и разбитой в пыль земли тянулась по опушке рощи ровной, словно проведенной по лекалу чертой. Но самое интересное, на этой тропе не было видно никаких следов – чистая, тщательно выровненная и выглаженная рыхлая земля.

«Прям-таки пограничная полоса… – сразу же подумалось мне, – Нарушителей ловить! Вот только что это за граница?.. Между чем и чем?..»

Черный синсин сидел рядом с полосой, или тропой… уж не знаю, как ее правильно было бы назвать, и поджидал нас. Как только мы приблизились, он поднялся на лапы и негромко протявкал:

– По травке езжайте… Эта открытая земля плохо пахнет… отравлена наверное.

Сам он тут же повернулся и потрусил вправо, вдоль полосы. Мы тронули своих коней, направляя их следом за синсином, а Поганец тут же прокомментировал нашу странную находку:

– Мне кажется, эта «открытая земля» из той же категории, что и болото цзяожэней… Без вмешательства мага тут не обошлось!..

– Ну, во всяком случае, она не мешает нам продвигаться в нужном направлении, – задумчиво проговорил я, осторожно ощупывая окружающее нас пространство на предмет возмущения магического поля. Все было спокойно, за исключением, пожалуй, некоего места, скрывавшегося в глубине недоступной для нас рощи. Недоступной, естественно, если мы не попытаемся пересечь «отравленную» полосу. Впрочем, и это возмущение было небольшим и… достаточно спокойным, так что волноваться, вроде бы не было причин.

Около получаса мы продвигались вдоль опушки рощи, пока, наконец она не ушла резко влево, открывая нам обзор. Далеко впереди мы увидели новый холм, а у его подножия развалины целого комплекса зданий различного размера.

– А вот и храм, о котором я вам говорил! – довольно воскликнул Поганец.

– Это, конечно, очень хорошо, но выйти к переправе, мы, похоже, до темноты не успеем… – задумчиво проговорил я.

В самом деле, солнце уже село и день угасал, проехать еще несколько километров до берега реки было вряд ли возможно, да и лошади наши подустали.

– Значит нам надо будет заночевать в одном из этих домов, – протявкал Гварда, посматривая вперед, в сторону полуразрушенного храма.

– А ты не боишься всяких там духов-призраков?! – поинтересовался Поганец, – Их в таких вот заброшенных местах полным-полно!

– Никого я не боюсь, – спокойно ответил синсин, и после коротенькой паузы чуть тише добавил, – Кроме людей… живых…

На то, чтобы доехать до развалин у нас ушло еще около часа, так что на территорию храма мы въехали уже в сумерках. Между двух полуразрушенных столбов из темно-коричневого кирпича мы проехали к первым, совершенно разрушенным зданиям и, не останавливаясь двинулись дальше. Впереди высилось неплохо сохранившееся главное – трехэтажное здание храмового комплекса, но мы до него не доехали, совсем недалеко, справа от его фасада нашелся небольшой домик, под совершенно целой крышей, правда без оконных переплетов. Даже дверь в этом домике была цела, хотя и здорово перекошена. Привязав наших лошадей к столбикам, оставшимся от крыльца, мы проникли внутрь и оказались в крошечной прихожей, из которой две двери вели в две различные по размерам комнатки. В большей, прямо посреди пола мы обнаружили очаг, сложенный из дикого камня. Скоро в этом очаге запылал маленький костерок, вокруг которого мы и расселись. Впрочем сидели у огня мы совсем недолго – быстро поужинали остатками запасов из мешка Юань-чу, а затем разошлись по «спальным местам». Гварда ушел на улицу, к лошадям, Поганец забился в угол у оконного проема и сразу же затих, Шан Те, еще немного посидев, ушла в соседнюю, маленькую комнатку.

Я прилег у противоположной от окна стены, положив под голову почти опустевший мешок, и долго смотрел сквозь оконный проем на пылающие в темном небе звезды. Наконец я заснул…

Глава 6

«… лучше говорить о бесовщине, чем о божественном. Ибо бесовщина указывает на нечто, существующее в нас самих, и, поняв это, можно стать Буддой»

Предисловие к роману «Путешествие на Запад»

Впрочем, это мне только показалось, что я заснул. Едва мое сознание стало проваливаться в небытие, раздался тихий писк Поганца.

– Учитель, ничего у меня не получается!.. – с необыкновенной, отчаянной горечью произнес он.

– Что у тебя не получается?.. – тихо переспросил я, выныривая из не успевшего сомкнуться надо мной сновидения.

– Ну, как же… Ты сказал, чтобы я внимательно следил за тем, как ты колдуешь, и тогда у меня тоже получится!.. Я слежу и… Ничего не получается!

Это заявление окончательно прогнало сон от моих глаз. Получалось, что Поганец очень серьезно относился к своему ученичеству, а я этого даже не заметил! Мне стало неловко. А маленький Сю продолжал жаловаться на свои неудачи:

– Я заметил, например, что перед тем, как ты начал морочить голову этому толстому советнику, ты просто чуть-чуть тряхнул рукой. Я потом пробовал повторить, но у меня ничего не получилось. Когда ты пугал служанку, ты сначала пробормотал вот так…

Тут он изобразил какой-то странный набор звуков, который, на мой взгляд, мне никогда вообще не пришел бы в голову! А Поганец, распалившись, продолжал:

– На дороге, когда ты удир… увозил принцессу от цзиней и стал невидимым вместе с лошадью и принцессой, ты тоже кое-что шептал и при этом сучил руками… очень сложно было запомнить и повторить, но у меня память хорошая. Только все равно это твое заклинание и… жесты на меня не действуют. Ну а уж когда ты дорогу в болоте искал, ты такое вытворял, что я даже и не пытался повторить. Если уж у меня простенькие заклинания не получались, то это!..

Он вздохнул и закончил:

– Вот и получается, что у меня… ничего не получается. Ты, учитель, или… это… индивидуально мне все объясни, или не выйдет из меня мага!

– Да-а-а… – задумчиво протянул я, и вдруг, неожиданно даже для самого себя спросил:

– А зачем тебе понадобилось «Заклинание Полога», ты же и так невидимым становиться можешь?

– Так то не волшебство, то… техника движения специальная… – неожиданно разоткровенничался Поганец, – Просто я, если хочу чтобы меня не видели, начинаю двигаться… э-э-э… в унисон со светом… Получается резонанс, и я словно бы пропадаю из поля зрения. Но это очень утомительно, и когда на меня смотрит много… существ, я долго скрываться не могу.

– А-а-а!.. – протянул я, – Понятно!..

Хотя ничегошеньки мне понятно не было.

Мы помолчали, а затем Поганец вернулся к поднятой им теме:

– Так ты мне скажешь что-нибудь насчет моего обучения?..

– Скажу, – неторопливо ответил я, – Только боюсь, мои слова не слишком тебя обрадуют… Я, признаться, думал, что ты напросился ко мне в ученики только для того, чтобы как-то разрулить ситуацию, в которую сам себя загнал. А я принял тебя только из-за того, чтобы не есть столь… неаппетитный харч. Но, оказывается, ты и в самом деле хочешь научиться магии, а с этим у вас напряженка!

– Что значит – «у вас» и «напряженка»?.. – не понял Поганец.

– А то и значит, что в Поднебесной владению магией научиться нельзя!

Я чуть помолчал, чтобы бедняга Сю проникся моим ответом, а потом принялся объяснять подробности:

– Я ведь тоже думал поступить в ученики к одному из великих магов Поднебесной, но сегодня днем Шан Те объяснила мне, что великие маги Поднебесной не берут учеников, просто потому что ничему не могут их научить. Чужие заклинания в вашем Мире использовать невозможно – маг должен сам почувствовать необходимое заклинание, сам его составить и сам произнести. Ну а результат, как я понял, зависит только от магической силы и таланта самого мага. И, знаешь, я верю девчонке, в конце концов ее отец тоже маг… Она даже сказала, что чужое заклинание может высосать из не слишком сильного мага всю его ци!..

– Ох!!! – испуганно охнул Поганец, – Храни меня Желтый Владыка!!!

– Ты чего так испугался?.. – поинтересовался я.

– Да ты представляешь, что случиться с живым существом, если из него уйдет вся ци?!

– Ни в малейшей степени… Мне, знаешь, как-то ни разу не приходилось терять всю свою ци разом.

– Конечно не приходилось – как-то слишком уж угрюмо буркнул Поганец, – Иначе сейчас, ты здесь не рассуждал бы!..

– Так что бывает с живым существом, потерявшим ци? Оно умирает?..

Однако Поганец не торопился с ответом. Притаившись в своем углу под оконным проемом, он долго молчал и мне подумалось, что он уснул. Но спустя несколько минут, он вдруг заговорил:

– Вообще-то никто не знает, что происходит с человеком, потерявшим ци. Наблюдений очевидцев, на себе испытавших этот феномен, как ты сам понимаешь, нет и быть не может. А вот те, кто наблюдал этот процесс со стороны… Они, знаешь ли, ничего не желают рассказывать… Просто молчат об увиденном! Так что простым обывателем, вроде меня, приходиться довольствоваться теоретическими рассуждениями ученых людей… А они слишком противоречивы и расплывчаты – все больше «вполне вероятно», «скорее всего» да «надо думать»!

– Интересно!.. – медленно протянул я.

– Интересно… – согласился Поганец, – Только проводить такой опыт на себе я бы очень не хотел!..

Он немного помолчал, а потом, заканчивая разговор, проговорил со вздохом:

– Значит, маг из меня не получится!..

– А ты хоть как-то ощущаешь магическое поле этого Мира? – поинтересовался я.

– Магическое поле?.. – переспросил малыш, помолчал, словно прислушиваясь к себе самому, а потом снова вздохнул, – Ничего я не ощущаю… кроме… пожрать хочется!

– Да… – усмехнулся я, – Это немного не то ощущение, которое требуется… Видимо, ты сделал правильный вывод – маг из тебя не получится…

Теперь уже я немного помолчал, прежде чем задать последний вопрос. Мне вдруг стало очень грустно от необходимости его задавать:

– Значит, ты теперь… не будешь моим учеником?..

– Это почему? – удивился он, – Мне с тобой интересно, и, потом, у тебя и кроме магии есть чему поучиться!

Он заворочался, видимо, укладываясь поудобнее и совсем уж неразборчиво бормотнул:

– Спать пора… Пусть таньган хранит тебя во сне, а диша позабудет о тебе…

Я хотел спросить кто такие таньган и диша, но решил, что этот вопрос вполне может подождать завтрашнего дня. Снова уставившись на звезды за окном, я задумался о том, что может ждать меня завтра в этом странном Мире…

… и заснул…

Этой ночью мне приснился Второй сон.

Я, совершенно нагой, стоял рядом с нашим домиком и смотрел на главное здание приютившего нас храмового комплекса. Окна всех трех его этажей были подсвечены изнутри каким-то странным голубоватым, переливающимся светом, и из них негромко доносились писклявые звуки флейты и глухие удары в барабан. Вряд ли это можно было назвать музыкой, хотя определенный ритм в этих звуках был.

Затем мой взгляд задержался на большом полотнище красного шелка, подвешенном справа от входа в здание и подсвеченным каким-то непонятным образом. На этом полотнище красовались изящные иероглифы, выведенные золотом и складывающиеся в изречение «Пусть ваши мысли будут достаточно черными, а дела – достаточно гнусными».

Прочитав и поняв прочитанное, я медленно повернул голову и увидел, что по центральной аллее от широких ворот под двускатной крышей к главному зданию двигается целая процессия! Кого в ней только не было – черные, рыжие, красные, серо-голубые, зеленовато-коричневые юркие лисы, волки с вздыбившейся шерстью самых разных оттенков серо-бурого цвета, небольшие бурые и черные медведи, тигры в своей праздничной полосатой раскраске, молодые мужчины и женщины, похожие на обезьян одноногие и однорукие карлики, грубо распихивающие окружающих. Порой над этим фантастическим шествием пролетали стайки несуразного вида птиц, порой в толпе образовывались «пустоты» и в этом свободном пространстве гордо вышагивал здоровенный паук, или скорпион, стремительно извивалась змея, или тяжело прыгала жаба.

Все это скопище двигалось на удивление бесшумно и исчезало в главном здании, проходя сквозь распахнутые настежь двустворчатые двери, покрытые желтым лаком.

Несколько минут я наблюдал за этим шествием, и вдруг над самым моим ухом раздался негромкий женский голос, похожий, как мне показалось, на голос Шан Те:

– Ну, как тебе нравятся твои «добрые братья»?

Мне сразу стало ясно, что «добрые братья» просто частоупотребляемое прозвище и что на самом деле участники этого шествия имеют другое, более точное, наименование.

– Добрые братья? – переспросил я, – Кого ты имеешь в виду?

– Да вот, всех их… ответил голос, – Смотри… смотри… редко кому удается увидеть сразу почти всех демонов Поднебесной! Если ты узнаешь среди них своего, ты сможешь стать просветленным.

– Узнать своего?.. – переспросил я, – Но может быть он уже прошел?.. Может быть он уже в… храме?..

– Вряд ли твой демон столь велик, чтобы шествовать в первых рядах!.. – насмешливо ответил голос, – Смотри!..

Тут я заметил, что некоторые из проходящих по аллее существ начали обращать на меня внимание. Вернее, даже не на меня, а на то место, где я стоял. Словно бы, они никого не видели, но при этом чувствовали, что на этом месте кто-то есть. Наконец, одна из голубошерстных лисиц вынырнула из общего потока и осторожно подобралась чуть ли не к самым моим ногам. Принюхавшись, она подняла голову и неожиданно тявкнула:

– Надо же, здесь только что был… или очень скоро будет… человек!..

Я замер, не дыша и боясь пошевелиться!

Немедленно рядом с ней оказалась еще одна лисица, на этот раз ярко-рыжая, и заинтересованно протявкала:

– Здесь… Был… Будет… А может быть он и сейчас здесь?!

– Ну ты же видишь, сейчас его нет! – возразила первая, – Если бы мне не надо было так спешить, я попробовал бы прощупать ближайшее прошлое и ближайшее будущее!..

– И я!.. И я!.. – залилась лаем вторая лисица, – Я давно не вкушала человеческие страсти!!

Обе еще раз повели носами, с наслаждением принюхиваясь к запахам, а потом бросились обратно к аллее.

Я перевел дух и прошептал:

– А если бы они меня… увидели?

И тут же рядом снова прозвучал голос:

– Но ведь у тебя наверняка есть что-то, чтобы отогнать их?! Ну… лампа, там, или ветка персика, красные бобы или полынь, побег бамбука или разноцветные шелковые шнуры, кровь собаки, зеркало или меч, земля, взятая из могилы или гвоздь из гроба…

Я не дал закончить длинный перечень предметов, которые, по мнению беседовавшего со мной голоса, я должен был бы иметь! Довольно резко я оборвал их перечисление:

– Ты что не видишь, я даже карманов не имею, чтобы сложить все эти необходимые предметы!!!

– Что значит – «не видишь»? – неожиданно обиделся голос, – Как я могу что-то видеть, я же не Взгляд, а только Голос!.. И почему у тебя нет карманов, что за странный покрой одежды?!

– Какой одежды?! – опять возмутился я, – Я же голый!..

– Фу! – я почувствовал в женском Голосе смущение, – Голый!.. Это же неприлично!! И как ты попал в таком виде на ежегодный карнавал бесовщины?! Голый!!

Бесовщина! Демоны! Карнавал!

Моя голова пошла кругам. Я с ужасом посмотрел на нескончаемое шествие, продолжавшееся по главной аллее храмового комплекса и вдруг!..

Я увидел своего беса! Своего демона!

Надо сказать, что поток участников карнавала стал значительно реже и состоял теперь в основном из сборища неких человекообразных существ, в каждом из которых был какой-либо изъян. Эти покрытые клочковатой рыжей шерстью существа имели головы самых разнообразных конфигураций, от идеального шара до совершенно плоских, похожих на кусок картона, у многих отсутствовали ухо, глаз, нос или рот, зато было по три-четыре ноги или руки, а иногда роль дополнительной конечности выполняла короткая здоровенная клешня или длинное щупальце. И вот, среди этих уродцев с довольно глупой ухмылкой на лице неторопливо вышагивал паренек, почти нормального вида, одетый в старый серый пиджак и «семейные» сатиновые трусы. Его отличительной чертой были огромные мягко свисающие вперед уши.

Не знаю каким образом, но я сразу определил, что именно этот паренек и есть мой демон – Демон, который не раз овладевал мной. Демон, заставлявший меня делать глупости, пробуждавший мой азарт по пустякам и бросавший меня в болото неуверенности, когда надо было принимать решения. Демон, подсовывавший порой на мой язык словечки, от которых мне самому потом было стыдно. Демон, будивший во мне беспричинную ярость и заставлявший прощать то, что прощать было нельзя!

Я поднял руку с пальцем, указывавшим на этого мерзавца, и уже готов был заорать, что узнал его, как вдруг он уставился прямо на меня, а через мгновение его мерзкая рожа расплылась в радостной улыбке, и он заговорщицки мне подмигнул!

От такой наглой самоуверенности я буквально опешил, а мой пройдоха-демон начал проталкиваться к краю аллеи и вскоре остановился прямо напротив меня. Несколько секунд он молча меня разглядывал, а затем заговорил, предварительно хлопнув себя по щекам собственными ушами. Его губы зашевелились, но… его речь была не слышна, хотя я вполне понимал, о чем он говорит. Создавалось впечатление словно слова выговаривала… писклявая флейта, звучавшая в храме, а низкие «бум, бум, бум» барабана, казалось, нашептывали «верно, верно, верно…»

– Какой праздник, а?! Как я рад, что смог попасть сюда!! Уж сегодня-то я повеселюсь от души!!

Он с видимым восторгом оглядел заканчивающееся шествие, а затем, снова повернувшись ко мне, поинтересовался писклявым флейтовым голоском:

– Ну, а ты как?.. Вполне освоился?..

– Это ты меня сюда… засунул!.. – рявкнул я в ответ.

Он и не думал отпираться:

– Конечно!.. А разве тебе здесь не нравится?.. Ты же всегда хотел быть… могучим колдуном, я просто чуть подтолкнул тебя в Мир, где ты мог осуществить свои заветные желания!

– Да с чего ты это взял?! – возмутился я.

– Ну, со мной-то юлить не надо!.. Я ж тебя знаю… – пропела флейта, – Ты даже в своем заштатном, лишенном магической силы Мире все пытался колдовать… Знал, что ничего толкового не получится, и все равно пытался… Хотя, конечно, способности у тебя есть, так что, глядишь, здесь ты и Высшим Магом заделаешься!!

Вступать с ним в пререкания я посчитал ниже своего достоинства, и потому постарался успокоиться и нарочито холодным тоном сказал:

– Я хочу назад! Домой!

– Ну так возвращайся!.. – ухмыльнулась флейта вслед за ухмылкой, выползшей на мерзкую харю демона, – Ты же знаешь, где находится портал перехода.

Вот так! Оказывается, все было в моих собственных руках – просто надо… все бросить и повернуть назад к порталу…

– Но надо же вернуть похищенное из Алмазного фонда! – нашел я серьезный аргумент.

– Тогда оставайся… – тут же пропела флейта, «верно, верно, верно…» подтвердил барабан, – Мне здесь тоже нравится! – добавила флейта пару тактов.

Какой-то странный был этот мой демон – все время соглашался со мной, но в конце концов я поступал так, как хотелось ему!

– Ладно, – пропел он голосом флейты, – Ты еще подумай, как нам дальше быть, а я пока что повеселюсь!..

И снова его, на вид довольно простодушная, харя двусмысленно ухмыльнулась. Демон свободной, я бы даже сказал, раздерганной, походочкой двинулся в сторону главного здания храма, но, отойдя всего на пару шагов, обернулся и с хитроватым уважением произнес:

– А ты – мудрец, догадался сюда голышом заявиться!.. Или знал, что тебя в одежде сразу обнаружат?..

Еще раз довольно покачав головой, он, больше уже не оборачиваясь, снова поспешил к зданию.

– Так вот почему ты… э-э-э… не одет!.. От большого ума, оказывается… – раздался рядом со мной знакомый женский Голос, и прозвучавшее в нем уважение польстило мне, хотя сама фраза звучала довольно двусмысленно, – Ну а на бал ты тоже пойдешь?

На бал?! Выходит, что и в само здание мне можно заглянуть?! Или нельзя!.. Что если моя нагота защищает меня только на свежем воздухе, в а помещении меня сразу обнаружат!.. Или не обнаружат…

Я в сильном замешательстве топтался на месте, не зная, что предпринять. Между тем поток уродцев, направлявшихся к храму иссяк, хотя отдельные неясные, неразличимые тени, бесформенные сгустки темноты, серые, странно переливающиеся чернотой туманные клочья порой проплывали между старых, корявых деревьев аллеи в сторону освещенного трехэтажного здания. И вдруг мне неудержимо захотелось посмотреть, что происходит за широко распахнутыми дверями. Еще раз окинув взглядом алый шелк транспаранта, висевший рядом с входом в здание, я неожиданно понял, что он… переместился и висит теперь слева от дверей, а надпись на нем совершенно другая. Теперь на алом шелке было начертано «Делу время – потехе час… И пусть твое дело будет потехой!»

Немного опешив от такой трактовки любимой пословицы моей мамочки, я долго рассматривал иероглифы, выражавшие русскую народную мудрость в некоей извращенной форме, и тут… начался фейерверк!

Над зданием промелькнули быстрые серовато-дымные полосы, и через мгновение в небе разлилось призрачные неяркие переливы… северного сияния. Не успели увянуть его последние всполохи, как появились новые следы дымных дорожек и над двухъярусной крышей возник… мираж! По желтым пескам пустыни шли три верблюда, нагруженные связанными в гроздья… кастрюлями, а вдалеке виднелась одинокая пальма.

Это видение так же быстро потускнело и исчезло, но тут же последовал новый беззвучный залп, и в темном, звездном небе возникло шесть комет, которые, ускоряясь, ринулись к земле. Спустя несколько секунд, пять из них исчезли за темной громадой здания, а одна, совершенно неожиданно упала перед ним, подпалив шелковый транспарант. Яркий язык пламени мгновенно и очень натурально охватил ткань, и начертанные на ней иероглифы вдруг стали лопаться, расплескивая во все стороны тяжелые капли расплавленного золота. Я невольно попятился, но в этот момент меня кто-то схватил за руку и принялся тянуть в сторону горящего полотнища, приговаривая: – Пора… Пора!.. Пора!!

Я открыл глаза. Сквозь разбитый оконный проем в комнату вливался свет раннего пасмурного утра. Рядом со мной стоял Поганец, тянул меня за руку и едва слышно приговаривал:

– Учитель, вставай… Пора… Пора… Если мы хотим вовремя прибыть в Пакит пора вставать…

При этом он почему-то смотрел не на меня, а в окно.

– Я уже проснулся… – так же тихо проговорил я, и Поганец, тут же отпустив мою руку и по-прежнему не глядя на меня, метнулся к оконному проему и, спрятавшись за краем стены, снова принялся рассматривать двор.

Я приподнялся и тоже выглянул наружу.

Ничего необычного или тревожного там не наблюдалось. Серый рассвет являл взгляду старые полуразрушенные стены главного здания храма, сгнившие пеньки, оставшиеся от деревьев, некогда обрамлявших центральную аллею, развалины небольших построек на противоположной стороне заросшей травой аллеи. Воздух был по-утреннему влажен, тяжел и сер, он словно бы глушил возможные звуки, и потому за окном висела мягкая тишина.

С минуту понаблюдав за этой мягкой, влажной, беззвучной неподвижностью, я покосился на Поганца и негромко поинтересовался:

– Что-то случилось?..

Он молча покрутил головой.

– А что ж ты тогда прячешься?..

Он быстро посмотрел на меня и прошептал:

– Там кто-то говорил… Меня этот разговор и разбудил…

Я прикрыл глаза, сосредоточился и попытался прощупать пространство вокруг приютившего нас домика.

Никого!

Я расширил круг исследования – все было абсолютно пусто, только далеко, в той стороне откуда мы пришли явственно ощущалось довольно сильное возмущение магического поля. Словно кто-то совсем недавно сотворил некое серьезное заклинание, и теперь Природа пыталась успокоить, привести в норму собственное состояние.

«Роща, огороженная отравленной землей!» – сразу же определился я.

Затем, глянув на настороженно прислушивающегося Поганца, я спокойно проговорил:

– Можешь не беспокоиться, никого вокруг нет…

Он оторвался от окна, посмотрел на меня, и его фигурка слегка расслабилась. Однако он не собирался так просто отказываться от своих опасений:

– Но я точно слышал разговор!..

– И о чем говорили?

– Я не разобрал… говорили очень тихо и… очень быстро… Но, по-моему, говорили о нас!

– Ну а сколько было… говорунов, ты хотя бы разобрал?

– Двое…

– Значит, пока ты меня будил, они успели уйти… Хотя я проверил, вокруг все пусто на довольно большом расстоянии… Может тебе показалось… Знаешь, со сна.

– Слушай, учитель, эти твои… предположения очень даже обидны! – похоже опасения Поганца поутихли, и он быстро возвращался к своему обычному состоянию, – Что ж, по-твоему я уже сон от яви отличить не могу?!

– Ладно, не обижайся, – миролюбиво проговорил я, – Любому со сна может что-нибудь привидиться…

– Любому – может быть, но мне нет! – отрезал малыш, – Раз я говорю «за окном болтали» – значит за окном болтали!

– Ну, пусть болтали! – согласился я и с этим его утверждением, – Сейчас ведь не болтают?!

Поганец мгновенно насторожился и прислушался.

– Сейчас не болтают… – согласился он через пару секунд.

– Тогда давай посмотрим, как там наша принцесса и куда подевался Гварда…

Я снова выглянул в оконный проем. На улице стало гораздо светлее, воздух, освобождался от утренней влаги, становился прозрачным, и в нем появилось некое розоватое сияние, предвещавшее восход солнца. Серая громадина главного здания храма отчетливо проступила на голубом фоне чистого неба, и тут я заметил слева от темного провала главного входа ровную черную полосу, начинавшуюся на уровне середины дверного проема и тянувшуюся почти до самой обрешетки крыши.

«Копоть?.. – мелькнул в моей голове неожиданный вопрос, – Но что могло закоптить стену таким странным образом, и как мог этот след сохраниться со времен какого-то давнего пожара?!»

И тут перед моими глазами встало зрелище из моего сна – освещенные голубоватым сиянием окна храма, яркий огонь, пожирающий длинный кусок алого щелка, и золотые плевки, разлетающиеся в разные стороны!!

Видимо, на моем лице отразилось удивление, потому что Поганец немедленно подал голос:

– Что ты там увидел?! Там что-то не так?!

– Не знаю… – медленно проговорил я, – Надо, пожалуй, поближе посмотреть.

Я вскочил на ноги и направился к выходу из домика. Малыш Сю бросился было за мной, но я остановил его на ходу:

– Посмотри, как там Шан Те и поищи Гварду. Я сейчас вернусь!

Выйдя во двор, я огляделся. Лошади стояли там же, где мы их вчера и оставили, однако, синсина около них не было. Выход из нашего убежища располагался в задней стене, так что мне пришлось дважды повернуть за угол, чтобы выйти к центральной аллее храмового комплекса. И тут я увидел синсина. Он притаился у стены нашего домика в довольно густых зарослях похожих на жасмин кустов и внимательно рассматривал большое храмовое здание.

Однако, мое появление не стало для него неожиданностью, стоило мне появиться из-за угла, Гварда негромко протявкал:

– Если принцесса проснулась, нам пора отсюда уходить…

– Ты чуешь какую-то опасность? – спросил я, также не отрывая глаз от большого полуразрушенного здания.

– Ну… опасности, вроде бы, никакой нет… – неуверенно ответил синсин, – Но место… нехорошее… Темное… Непонятное…

– Вот мне и хотелось бы это темное место… как следует рассмотреть… – задумчиво проговорил я и сделал шаг из кустов в направлении аллеи.

– Может, не стоит… – поговорил позади меня синсин, и я услышал, как зашелестели кусты. Оглянувшись, я увидел, что Гварда тоже покинул свой наблюдательный пункт и стоит рядом со мной, нервно помахивая хвостом из стороны в сторону.

– Ты лучше оставайся здесь… – попросил я синсина, – И наблюдай за зданием. Если случится что-то… неожиданное, постарайся увести принцессу и Поганца…

– Зачем ты туда пойдешь?.. – попробовал отговорить меня Гварда, – Нет там ничего, кроме какой-нибудь мелкой нечисти!..

– Может, ты и прав, но мне почему-то хочется посмотреть, что там внутри…

И вдруг я неожиданно даже для самого себя спросил:

– Слушай, а ночью ты ничего не заметил?.. Музыку никакую не слышал, или может быть, огни какие видел?

Гварда поднял на меня умные глаза и после секундного молчания ответил:

– Нет, все было тихо… и темно. И кони вели себя смирно, значит и они ничего не почувствовали.

– Да?.. – задумчиво переспросил я разглядывая темную полосу на стене здания, – А вот я… почувствовал… Оставайся здесь, я постараюсь особенно не задерживаться!

И я решительно направился в сторону аллеи.

Пройдя между двух почерневших пеньков, я оказался на проезжей части и сразу понял, что когда-то она была тщательно замощена. Твердое покрытие и по сию пору отлично чувствовалось под чуть пружинящим слоем опавшей с сгнившей листвы. Я прошел несколько шагов по этой мягкой подстилке, а потом, сам не знаю зачем, ковырнул носком слежавшуюся труху. Она легко подалась, открывая коричневый тесаный и тщательно выглаженный камень. Еще несколько секунд поработав носком кроссовки, я очистил этот камень практически целиком – он представлял собой квадратную плиту со стороной в полметра, и посредине этой плиты был вырезан довольно крупный иероглиф. Простой иероглиф «человек», который имел крошечную совершенно непонятную добавку…

Я наклонился, пытаясь разобрать, что означает эта добавка, и вдруг иероглиф начал наливаться мертвенным синим светом, а привлекшая мое внимание добавка… зашевелилась! Через секунду короткая, переливающаяся синим черта, извиваясь, словно крошечная змейка, поползла через мерцающий резной знак. Она передвигалась по коричневой поверхности камня неуверенно, как будто прислушиваясь к некоему, направляющему ее голосу, или отыскивая какое-то определенное место, которое ей надлежало занять. Это передвижение продолжалось почти целую минуту, но, наконец, синяя змейка остановилась, несколько раз дернулась, принимая определенную форму и застыла.

«Человек, который должен прийти» прочитал я получившийся знак.

«Интересно, о ком бы это?.. – заинтересованно подумал я и тут же удивился, – Неужто обо мне!..»

Я еще раз внимательно вгляделся в мерцающий синим отсветом иероглиф – ошибки быть не могло, я понял его правильно. Еще несколько секунд я не сводил глаз с врезанного в камень мерцания, а потом выпрямился и посмотрел вперед.

Вокруг все совершенно изменилось! Я стоял посреди аллеи, обрамленной старыми липами. Передо мной высилось величественное трехэтажное здание храма под двухъярусной крышей, покрытой цветной черепицей: нижний ярус – желтой, а верхний – голубой. Совершенно чистый, как будто только что промытый темно-коричневый камень, покрывающий дорожку аллеи, каскадом из трех широких ступеней поднимался к террасе, обрамленной балюстрадой из белого мрамора. В стену здания, выложенную из темно-красного лакированного кирпича, были врезаны огромные широко раскрытые двустворчатые двери, покрытые алым лаком с нанесенными золотой краской иероглифами.

Как зачарованный я прошел оставшиеся несколько метров аллеи, между приземистыми, раскидистыми липами и медленно взошел на террасу. В этот момент за моей спиной из-за горизонта показался край солнца, поток яркого света ринулся сквозь распахнутые двери вглубь здания и… растворился в полумраке огромного, в два света, зале, в ни малой степени не рассеяв его! Я медленно пересек террасу и вошел в храм, ощущая его сухую прохладу и впитывая гулкую, царственную тишину, царящую внутри.

Зал был совершенно пуст. Огромное, погруженное в полумрак, пространство наполняло какое-то… ожидание. Темный каменный пол, темно-красные стены с узкими прорезями окон, забранных цветным, в основном красного оттенка, стеклом, такого же цвета потолочные балки и темный потолок создавали впечатление полной завершенности, абсолютной гармонии. Казалось, что в этом помещении все пребудет неизменным вовеки веков, и ничто не сможет изменить, нарушить его покой до тех пор, пока… Впрочем я не знал, до каких пор и в тот момент не задумывался об этом. Я смотрел на низкий и широкий алтарь, устроенный у противоположной стены храма. Чуть мерцающая зеленоватым, стеклянным блеском алтарная плита была абсолютно пуста, и только в самой ее середине лежало что-то темное и совсем небольшое.

Медленно и не слишком уверенно я направился к алтарю, боясь оторвать взгляд от предмета, лежавшего на алтарной плите. И по мере моего приближения, полумрак, наполнявший здание все больше сгущался вокруг моей фигуры, он становился живым, плотным, ощутимым… он окутывал меня неким колышущимся плащом, он подталкивал меня вперед… к алтарю… к лежащему на алтаре артефакту. Я уже не совсем понимал, я ли приближаюсь к зеленовато поблескивающей алтарной плите, или она сама приближается ко мне, подчиняясь неведомым мне силам, но вот она оказалась совсем рядом – полированная глыба темного нефрита толщиной не менее пятнадцати сантиметров и размерами полтора метра на три!

Я остановился и уставился на темный прямоугольный предмет, лежавший точно посреди алтаря. Мне все еще было непонятно, что это такое. Наклонившись, я принялся пристально разглядывать этот предмет и тут, непонятно от чего отразившийся солнечный луч высветил его. Это была… Книга!

Небольшая нефритовая книга вырезанная, похоже, заодно с самой алтарной плитой!

Какое-то странное разочарование проклюнулось в моей груди, словно я, сам не зная об этом, надеялся найти на этом алтаре нечто необыкновенно для меня ценное и был обманут в этой своей надежде. Тем не менее я протянул руку и погладил полированную поверхность камня, служившую верхней крышкой переплета.

Она была… теплой и, совершенно неожиданно, чуть шероховатой.

Я невольно закрыл глаза и целиком отдался этому прикосновению – оно мне явственно говорило, что мое зрение меня обманывает, что под моей рукой тщательно выделанная, мягкая кожа, по которой бегут крупные тисненые иероглифы. И тогда я, не открывая глаз… взял книгу в руки.

Она была невелика и не тяжела – книга, как книга, вот только когда я попытался, не открывая глаз, открыть ее, мне это не удалось. Тем не менее, я прижал свою находку к груди и повернулся прочь от алтаря. Я не собирался возвращать книгу на ее прежнее место, мне почему-то вдруг стало ясно, что я ее давно уже искал, что уже давно я желал обладать именно этой книгой, что она для меня ценнее всего на свете, даже, быть может, жизни! «Пусть только кто-то посмеет попробовать меня остановить!!! – подумал я с неожиданной яростью, – Испепелю!!!» И я действительно был уверен, что способен обратить в пепел любого, кто посмеет встать у меня на пути, и я знал, каким образом это сделаю!

По-прежнему не открывая глаз я сделал несколько неверных шагов в направлении, как мне казалось, выхода, и вдруг почувствовал на своем лице мягкое тепло восходящего солнца. Я открыл глаза…

Меня окружали старые обшарпанные стены во многих местах оббитые и искрошенные. Под моими ногами лежали истертые, поколотые, выщербленные плиты, в оконных проемах не было не только стекол, но и рам. Воздух неожиданно повлажнел и плеснул мне в ноздри застарелой прелью. Я несколько растерянно оглядел окружавшие меня развалины и поспешил к выходу, сжимая в руках свою находку.

На пороге храма я остановился и еще раз огляделся. С левой стороны от входа вертикально вверх тянулась темная полоса шириной в полметра, и я, невольно шагнув ближе, провел по ней пальцем. Это на самом деле была копоть! А в полутора метрах от этой полосы, на искрошенных каменных плитах террасы лежал… небольшой кусок обгоревшей по краям алой шелковой ткани. Я подобрал этот лоскут и осторожно завернул в него кусок полированного нефрита, который вынес из здания. Сунув его за отворот халата, в левый карман куртки, я поспешил назад к своим друзьям.

Повернув за угол нашего домика, я услышал довольно громкий разговор, шедший, похоже, у крыльца. И конечно, самым громким был голосок Поганца.

– И нечего здесь рассуждать, и нечего меня уговаривать! – верещал он своим невыносимо высоким фальцетом, – Вы с Гвардой немедленно отправляетесь к переправе, а я с лошадью Сор Кин-ира останусь здесь и подожду хотя бы до полудня. Если учитель не вернется, я вполне успею вас догнать!

– Нет! – возразил Поганцу непреклонный голос Шан Те, – Я и не подумаю уезжать, пока не узнаю, что случилось с Сор Кин-иром! Надо пойти в этот… храм и посмотреть, может быть, он там… лежит, и ему нужна наша помощь!!

– Не надо тебе никуда идти! – в один голос воскликнули Поганец и Гварда. Дальше заговорил один синсин, как всегда спокойный и рассудительный:

– Вы оба ведете себя крайне неразумно! В храме наверняка никого нет, потому что Сор Кин-ир не входил туда! Он вышел на аллею, поковырял мусор ногой и… исчез! Где он теперь – Желтый Владыка знает, а нам надо немедленно убираться отсюда!!

– А если он вдруг появится так же неожиданно, как исчез?! – возразила Шан Те, на что Поганец немедленно ответил:

– Вот для этого я и задержусь! И буду сидеть тихонечко-тихонечко, так что меня никто и не заметит!!

– Тот, кто утащил Сор Кин-ира и тебя заметит, как бы ты ни прятался! – зло протявкал Гварда, – А вообще, решайте, как хотите, но принцессе здесь оставаться в любом случае нельзя!!

– Это почему это мне нельзя здесь оставаться?! – тут же возмутилась Шан Те.

– Потому что нежным девушкам из благородных семей не место в таком… э-э-э… месте! – ответил почему-то Поганец и немедленно получил поддержку со стороны синсина:

– Вот именно!..

– Так что вы с Гвардой, быстренько давайте мотайте отсюда, а я с лошадкой учителя подожду! – приказным тоном распорядился меленький Сю, не давая девушке возразить.

Тут я появился из-за угла домика и, как ни в чем не бывало, поинтересовался:

– А что все уже готово для отъезда?..

Несколько секунд троица молча рассматривала меня, а затем Поганец Сю перевел взгляд на Гварду и необыкновенно язвительным голосом пропищал:

– Исчез!.. Растаял!.. Испарился!.. И тут же снова появился!

Синсин открыл, было, пасть, чтобы достойно ответить на этот незаслуженный выпад, но тут же снова захлопнул ее и отвернулся. Однако я не мог терпеть несправедливые и оскорбительные намеки в адрес честного Гварды, а потому спокойно проговорил, глядя в упор на маленького Поганца:

– Я действительно вышел на аллею, поковырял покрывающую ее грязь и… исчез. Возможно даже, что я растаял или испарился! А несколько минут назад я на самом деле снова появился вот в тех развалинах.

И я махнул рукой в сторону главного здания храмового комплекса.

Но, как я уже говорил, смутить Поганца чем-либо было весьма сложно. Он, оставив в покое синсина, немедленно прицепился ко мне:

– Да?! Значит исчез?! И где же ты гулял все то время, которое мы тут… э-э-э… убивались по тебе?!

Я улыбнулся и взглянул на Шан Те и Гварду, однако, те смотрели на меня со строгим ожиданием – им тоже было интересно, где это я был и чем я там занимался. Несколько растерявшись напористого интереса, я ответил:

– Ну… я был в… храме. Только не в том, в котором мы сейчас находимся, я был в очень красивом, абсолютно целом, хотя и совершенно пустом храме…

И вдруг я увидел, как Шан Те вскинула обе ладони к лицу и прикрыла ими открывшиеся в изумлении губы. Ее щеки побледнели, а глаза округлились от испуга:

– Пустой храм?! – едва слышно прозвучал ее сдавленный голос, – И как он выглядел?!

– Ну… – еще больше растерялся я, – К храму вела мощеная темным камнем аллея, обсаженная старыми невысокими липами. Это аллея выходила к широкой террасе с балюстрадой из белого камня…

Короче я подробно описал храм, в котором только что побывал, правда о своей находке я ничего не сказал. Однако Шан Те сама спросила меня:

– Ты видел в этом храме… нефритовый алтарь?!

– Видел… – признался я.

– А… Книга?.. – ее голос дрогнул, но она справилась со своим волнением, – Книга на алтаре лежала?!

– Книга?.. – переспросил я, лихорадочно соображая, что ответить, и в последний момент решился соврать, – Не заметил…

Шан Те облегченно вздохнула и… улыбнулась:

– Значит, ты не избранный, – и тут же ее личико снова омрачилось, – Но тогда почему тебе открылся храм?..

– Знаете что, – перебил я ее, – Давайте-ка послушаемся Гварду и продолжим наше путешествие, тем более, что, если вы не забыли, мы торопимся в Пакит. А по дороге, принцесса, ты мне расскажешь, почему ты так испугалась, услышав о моем посещении… э-э-э… несуществующего храма. И мы вместе подумаем, почему мне, как ты сказала, открылся храм…

Собирать нам особо было нечего, так что уже через несколько минут, мы выезжали с территории разрушенного храма, прямо через пролом в стене, проходившей позади главного здания.

Синсин и Поганец опять отправились вперед, а мы с Шан Те продвигались неторопливой рысью. Лошади наши отдохнули и шли легко, без понуканий, ничто не мешало беседе, однако девушка не торопилась начать свой рассказ. Я тоже не выказывал чрезмерного любопытства, и около получаса мы ехали бок о бок молча, любуясь окрестностями и нежась в ласковых лучах восходящего за нашими спинами солнца.

Наконец, Шан Те, искоса взглянув мне в лицо, негромко сказала:

– Ты хотел знать, что меня так напугало, когда ты рассказал о… храме с террасой, украшенной белой балюстрадой?.. Я тебе расскажу, хотя, надо признаться, мне странно, что маг не знает этой… истории…

Но тут я, выпрямившись в седле, поднял руку, останавливая ее, готовый начаться, рассказ. То маленькое, вялое магическое возмущение, которое я засек в рощице, огороженной полосой отравленной земли, внезапно активизировалось! Я почувствовал, как оно дернулось, и от него покатились волны внезапно разбуженной дикой магии, как оно напряглось и начало разбухать, расти, наливаться сторонней, подаваемой извне силой. Похоже, что в этом крошечном леске рождалось нечто большое и очень опасное! Но Что?! Или Кто?!!

И вдруг мне стало до жути тоскливо, я понял, что совершенно не хочу встречаться с нарождающимся там магическим… Ужасом. Это мое нежелание было настолько острым, что начал действовать еще до того, как осознал цель своих действий. Мои губы словно бы самостоятельно начали распевно читать некий довольно корявый стишок, и руки бросили повод и пришли в движение, вылепляя из падающих с губ звуков, окружающих меня света, воздуха и магической энергии очень сложное заклинание «Потерянного следа».

Когда я, уже вполне осознавая, что творю, закончил заклинание, с моих пальцев под копыта лошадей стекло некое темное облако, вращающееся со скоростью хорошо раскрученного волчка. Оно и по земле поплыло, как волчок, старательно выглаживая с земли следы лошадиных копыт, поднимая затоптанные травинки, вбирая в себя оставленные нами запахи, ворсинки, упавшие с нашей одежды и лошадей.

Туманный вихрь понесся назад по оставленным нами следам, а я, поддерживая и подпитывая его со своих поднятых, чуть дрожащих, рук, закрыл глаза, нашептал заклинание «Дальнего Взгляда» и сосредоточился на стремительно растущем в роще сгустке магической Силы. Мне было совершенно отчетливо видно, как он увеличивается, покрывается лиловым, чуть посверкивающим ореолом, как по его поверхности начинают змеиться тонкие трещины. Я уже не сомневался в том, что вот-вот в огороженной отравленной землей рощице появится некий монстр, некое чудовище, призванное для того, чтобы найти и уничтожить нас… Нет – меня!..

И он появился! Огромный сгусток дикой магической Силы лопнул, словно прорванный изнутри, и на свет вынырнул Зверь-Исковик! Видимо меня здорово передернуло, когда я уловил появление этого монстра, потому что неожиданно на запястье моей правой, поднятой на уровень лица, руки вдруг легла теплая девичья ладонь, и я услышал далекий голос Шан Те:

– Могу я тебе помочь?..

Чем она могла мне помочь?! Но звук ее голоса совершенно неожиданно успокоил меня, вдохнул в недостающую мне уверенность. И я гораздо четче ощутил и далекого Зверя, готовившегося начать свою грязную работу и свое заклинание, торопливо, но точно выполнявшее порученное ему дело.

Зверь-Исковик, выбравшись из породившего его кокона, огляделся и пришел в движение. Но пошел он не прямо, по какому-то сразу выбранному направлению, он двинулся по расширяющейся спирали, пытаясь увидеть, услышать, унюхать, нащупать, поймать след жертвы, намеченный для него, создавшим его хозяином. Теперь все зависело от того, насколько далеко мое заклинание сможет счистить оставленные нами следы. Оно шло достаточно быстро, но и Зверь-Исковик не медлил. Вот я почувствовал по некоторому замедлению его движения, как монстр миновал полосу отравленной земли и пошел вдоль нее, огибая рощицу. Мое заклинание в этот момент находилось уже на территории храмовых развалин. Исковик начал второй, чуть более широкий круг, и вдруг прервал свое равномерное движение, резко уйдя в сторону. Однако его путь лежал почему-то не навстречу моему заклинанию, не к развалинам храма, а почти перпендикулярно этому направлению. Он явно взял чей-то чужой след, но вот чей?

Мое заклинание закончило обработку домика, в котором мы провели ночь, и еще более потемневший смерч быстро двинулся в сторону развалин главных храмовых ворот. В этот момент Зверь-Исковик по плавной дуге развернулся в обратную сторону, и тут я понял, что он двигается по следу Гварды, уходившего накануне в разведку. Исковик снова возвращался к полосе отравленной земли. Немного не доходя до этой полосы, он неожиданно вильнул в сторону, несколько раз резко сменил направление своего движения, а затем, заметно ускоряясь, двинулся в сторону монастыря. Расстояние между ним и отправленным мной заклинанием начало стремительно сокращаться.

Я понял, что время моего заклинания истекло, и резко опустил руки. В тот же момент мое заклинание перестало существовать, а вместе с ним исчезло все, что оно смогло собрать на своем пути. Теперь осталось только ждать, как поведет себя Зверь-Исковик, а его поведение зависело от того, насколько хорошо было вылеплено мое заклинание «Потерянного следа». Если хоть что-то укажет монстру на наше присутствие или направление нашего движения, он нас догонит!

Ждать мне пришлось недолго, Зверь добрался до конца следа и резко остановился! А затем принялся крутиться на одном месте. Его вращение становилось все стремительнее, словно он гнался за собственным хвостом, но, похоже, определить направление дальнейшего движения он никак не мог. Вдруг он снова застыл на месте и… начал быстро расти! Мне стало понятно, что он пытается увидеть с доступной ему высоты, хоть какое-то движение.

Я открыл глаза и, посмотрел прямо в испуганное лицо Шан Те, прошептал:

– За нами погоня… Мне удалось ее задержать, но нам надо торопиться. Отложим разговоры и прибавим скорость!

В следующее мгновение наши лошади мчались галопом по покрытой высокой травой равнине. Мне пришлось свернуть наблюдение за преследовавшим нас Зверем, потому что большую часть своего внимания я должен был уделить управлению лошадью, но некая односторонняя магическая связь между нами еще сохранялась, и я чувствовал, что Исковик пока еще не обнаружил нас. Более того, я определенно знал, что он снова начал свое движение по спирали, надеясь опять нащупать ускользнувший след.

Раза два я поймал в траве слева от себя короткий проблеск черной шкуры синсина – тот без труда следовал за нашими лошадьми, а вот Поганца я так и не увидел, приходилось надеяться на то, что малыш сможет не потерять нас.

Наша бешеная скачка продолжалась около получаса, и я чувствовал, что мы довольно быстро удаляемся от все еще кружащегося на одном месте Зверя. В этот момент мы вынеслись на гребень откоса, плавно спускающегося к широкой светлой реке.

– А вот и Хо!.. – раздался позади меня писклявый голосок Поганца, и я радостно воскликнул:

– Значит ты успел забраться на лошадь?!

– Так я, почитай и не слезал с нее… – преспокойно ответил Сю, – Так на пяток минут, ножки поразмять…

– Ну, тогда показывай, где тут твоя переправа?! – усмехнулся я.

– А вон… правее… Вон за теми деревьями крыша виднеется…

Действительно, вправо по берегу росли несколько низкорослых деревцев, словно специально посаженных на совершенно голом берегу, а за ними виднелась небольшая темно-серая крыша.

– Вот это и есть переправа… – пояснил Поганец, – А чего это мы так… торопились, я пару раз чуть с лошади не свалился, – неожиданно поинтересовался он.

Не отвечая на вопрос своего ученика, я направил лошадь все тем же галопом в указанную им сторону. Через несколько минут мы были у переправы.

Темно-серая крыша, прятавшаяся за деревьями, прикрывала совсем крошечное строение, больше похожее на будку, чем на дом. Рядом с этой будкой располагался небольшой причал, выдававшийся в реку метра на три, и к этому причалу была привязана большая лодка со сплошным дощатым настилом, напоминавшая паром. На причале был установлен большой барабан с намотанным на него канатом. Конец каната, сбегавший с барабана, нырял в воду сразу же у причала, так что казалось, будто бы этот причал стоит на якоре.

При нашем приближении, узкая дверь будки приоткрылась и оттуда выглянула широкоскулая физиономия пожилого мужика, украшенная довольно длинной растрепанной бороденкой, сползшей на подбородок и полностью игнорирующей щеки. Узкие, косо разрезанные глаза настороженно уставились на нас.

– Ты можешь переправить нас на другой берег?.. – вежливо поинтересовался я, спрыгивая с лошади и делая шаг вперед.

Мужик попятился, прикрывая за собой дверь, однако до конца он ее не закрыл. Вместо этого он, почесав нос, неразборчиво пробормотал:

– Две лошади, два человека и два домашних животных… Итого…

Впрочем произвести подсчет ему помешал Поганец, завопивший во всю свою писклявую глотку:

– Это кого ты к домашним животным отнес, скотина?!! Ты где это видел домашних животных с руками, ногами и к тому же говорящих человеческим языком?!!

– Вот именно, – поддакнул синсин, – Говорящих человеческим языком!..

Мужик внимательно оглядел Гварду и Поганца и сразу же согласился:

– Значит – две лошади и четверо людей!.. Тогда получится семь сюней…

Я не понял, каким образом получилась такая сумма, но спорить не стал – все равно никаких «сюней» у меня не только не было, я даже не знал, что это такое.

– У нас нет мелких денег, – неожиданно вступила в разговор Шан Те, – Я дам тебе свою… пуговицу…

И она протянула хозяину переправы крошечную пуговицу, отливающую перламутровым блеском. Я посмотрел ей в лицо, мне сразу стало абсолютно ясно, что эта пуговица ей очень дорога, но она готова отдать ее, понимая насколько для нас важно оказаться на том берегу.

Мужик же скосил один глаз на предлагаемую плату, почмокал губами и неожиданно заявил:

– У меня не будет сдачи…

– Я отдам тебе пуговицу и не потребую сдачи, засчитав ее, как оплату… срочности!..

Последнее слово Шан Те подчеркнула голосом, и, похоже, перевозчик прекрасно ее понял. Дверь будки мгновенно захлопнулась, но через секунду распахнулась снова, и из нее выскочил все тот же мужичонка, наряженный в потрепанный халат, плохо определяемого цвета, забранный в широкие штаны, которые в свою очередь было забраны в высокие сапоги. В руках мужик держал странным образом изогнутую железяку.

Быстро поклонившись, он бросил еще один взгляд на пуговицу в руке девушки и быстро пробормотал:

– Прошу господ путешественников занять места на моей недостойной барке…

После этого он чуть ли не бегом бросился на причал, вставил свою железяку в отверстие на боку барабана и принялся с остервенением его вращать. Канат начал медленно выползать из воды.

Едва мы успели взойти на причал, а с него перейти на качающийся настил лодки, как канат был полностью выбран и повис, роняя капли, над рекой. Мужик застопорил барабан и присоединился к нам, встав у борта, над которым висел канат. Как оказалось, лодка была соединена с этим канатом посредством двух свободных ременных петель. Лодочник поднял с настила короткий шест с крюком на конце, ухватился этим крюком за канат и, упершись в специально набитую на настил доску, принялся тянуть. Лодка нехотя сдвинулась с места и, потихоньку набирая скорость, направилась к противоположному берегу.

Воспользовавшись представившейся возможностью, я прикрыл глаза и попробовал еще раз подсмотреть, чем занимается Зверь-Исковик. Перед моим мысленным взором немедленно предстал этот мохнатый шестиметровый монстр, он все еще мчался по раскручивающейся спирали, пытаясь отыскать продолжение потерянного следа. У меня на душе стало намного спокойнее – если нам удастся переправиться на другой берег реки и выйти на проезжую дорогу, можно считать, что на этот раз нам удалось уйти от преследования!

Наш своеобразный паром уже довольно ходко бежал вдоль натянутого между берегами каната, приближаясь к середине реки, и тут я заметил, что Поганец Сю стоит около моей лошади и, крепко держась за повод, испуганно озирается. Шагнув к нему, я участливо поинтересовался:

– Что с тобой?.. Ты чего-то испугался?..

– Ничего я не испугался!.. – почти взвизгнул малыш, а затем, перейдя на трагический шепот, добавил, – Я плавать не умею!..

– Но тебя же никто и не заставляет плавать!.. – ободряюще улыбнулся я.

– А если эта… галера… начнет тонуть?.. – он топнул по настилу босой ногой, выбив странный гулкий звук, и тут же с опаской покосился на доски.

– С какой стати она начнет тонуть? – удивился я.

– А с какой стати тонут все эти… лодки-корабли? Дырка в днище – и привет!

– Но дырка-то не появляется ни с того, ни с сего!.. – снова улыбнулся я, – Чтобы дырка в днище появилась, надо чтобы хоть что-то произошло…

Я не успел выдать варианты того, что должно произойти, чтобы появилась дырка в днище, поскольку Поганец перебил меня самым непререкаемым тоном:

– И произойдет!.. Или камень со дна реки всплывет, или хват-рыба днище пожует, а может и просто от сотрясения обшивка разойдется!.. А что я тогда делать буду?!

И он еще крепче ухватился за повод, а я, прищурившись, поинтересовался:

– И где ж это ты видел… всплывающие камни?!

– Ну, сам-то я, допустим, их не видел, и, вообще, тот, кто их видел уже ничего рассказать не может! Но один старый моряк, с которым я был знаком, когда… э-э-э… путешествовал на… Запад, очень подробно объяснил мне, чего должен бояться человек на воде. А поскольку я, как уже сказал, плавать не умею, то хорошо запомнил эти… опасности! Это – морские ежи цунь, хватающие человека, оказавшегося в воде, за пятки, рыбки юй-ши, которые могут в секунду обглодать человека до остова, большой рак Боа-ду, незаметно подкрадывающийся к плывущему мужчине и откусывающий своими могучими клешнями… ну… это… все… мужское…

– А женщин, значит, этот твой рак не трогает?.. – перебил я занимательныйрассказ Поганца саркастическим вопросом.

Малыш укоризненно посмотрел на меня и покачал головой:

– Ты, конечно, можешь смеяться… магам, может быть, все эти… приятные зверушки… и не страшны. А вот мне, как я понял, надо держаться подальше от водных пространств…

– Вряд ли для тебя опасны ежи цунь или большой рак Бао-ду… – нарочито задумчивым тоном проговорил я.

– Это почему это они мне не опасны?! – немедленно взвился Поганец, – У меня что же, по-твоему, пяток нет или я – не мужчина?!

– Ну, целостность твоих пяток обеспечена твоей обувкой… – тут Поганец быстро опустил глаза, словно проверяя, насколько видны его железные сандалики, – А насчет мужского достоинства…

Я с многозначительным сомнением замолчал…

И тут началось!

Поганец Сю наклонил свою, поросшую шерстью башку, уши его развернулись во всю свою необъятную ширь, зубы оскалились, и сквозь этот оскал с трудом протиснулся хриплый писк:

– Ты сомневаешься в моей мужественности?!! Ах ты – маг недоделанный!.. Да знаешь ли ты, что четыре жены правителя провинции Цжэнзя и семь его наложниц рыдали от счастья, когда я появился в их дворце и от горя когда… к-хм… мне пришлось его… э-э-э… покинуть! Да знаешь ли ты, что за одну ночь я способен до восьми раз… это… ну… пролить дождик и рассеять тучки…

– Так ты еще и погодой управляешь?! – насмешливо удивился я.

От такого моего отношения к его мужским достоинствам, Поганец буквально задохнулся, и вдруг его облик принял свой обычный вид. Он осторожно огляделся и совершенно спокойным, я бы даже сказал деловым, тоном произнес:

– Хорошо… Хочешь я на спор за два дня соблазню… Шан Те?!

От такого наглого и вздорного предложения я даже оторопел, а Поганец, все тем же деловым тоном, продолжил:

– Если я через два дня ее… это… у-гу… ты сделаешь и подаришь мне какую-нибудь волшебную вещь!.. Договорились?!

Видимо, именно этот его деловой, или вернее сказать циничный, тон и вернул мне спокойствие, хотя у меня и появилось сильное желание посмотреть, как над этим маленьким распутником поработал бы… большой рак Бао-ду.

– Договорились… – негромко и очень серьезно ответил я, – Если ты за два дня не… у-гу… то я тебе оторву башку, а если ты за два дня… у-гу, то я тебе подарю какую-нибудь волшебную вещь… а потом оторву башку!

На нахальной физиономии Поганца отразилась растерянность и, чуть запинаясь, он пропищал:

– Это что ж получается, я в любом случае останусь без… – тут он осторожно потрогал свою мохнатую голову, дважды моргнул и неожиданным шепотом закончил, – Нет! Так не честно!!

– А честно совращать молоденьких девочек?! – сурово спросил я.

– Ха! Девочку он пожалел!.. Посмотрите, какой он моральный! – от возмущения Поганец даже подпрыгнул, – А сомневаться в моих… э-э-э… мужчинских способностях честно!!!

После этих его слов я вдруг осознал, что мое подшучивание и в самом деле было довольно обидным. Однако извиниться и успокоить Поганца я не успел, послышался короткий глухой удар и наша лодка резко остановилась. Я едва устоял на ногах, а вот Поганец, выпустив от неожиданности повод, покатился по настилу, вопя что есть мочи своим пронзительным фальцетом:

– Спасите!!! Тонем!!! Дырка в днище!!!

Я метнулся вперед и в последний момент, когда малыш, размахивая руками, уже свесился за борт большей частью своего небольшого тельца, успел ухватить его за ногу. Покрытая шерстью щиколотка проскочила в моем кулаке словно намыленная, но невидимая, однако вполне ощутимая металлическая сандалия позволила мне удержать Поганца от падения в воду, которого он так боялся. Быстро дернув на себя пойманную ногу, я выволок его на настил, а он, лежа на досках и сложив свои длиннющие руки на впалой груди, отчаянным голоском спросил:

– Ну, что там, камень всплыл или хват-рыба нас достала?..

Оглядевшись я чуть не расхохотался, однако, усилием воли задавил смех и снова обратился к ожидающему моего ответа Поганцу.

– Все гораздо хуже!.. – мой шепот был донельзя трагичен.

После этих слов последовала пауза, и Поганец первым не выдержал молчания:

– Неужели нас достала каракуртица Чжан?..

– Нет… – я безнадежно покачал головой и тут уж не смог сдержать улыбки, – Мы просто причалили к берегу!..

На мордашке Поганца начерталось недоверие, а затем он дернулся, освобождая свою ногу, быстро вскочил и огляделся.

Наш паром действительно пристал к пристани на противоположном берегу. Видимо перевозчик слишком разогнал свою посудину и потому не сумел ее вовремя затормозить. В результате мы причалили слишком резко. Впрочем, Шан Те и Гварда видели приближающийся берег, и только на нас с Поганцем, занятых серьезным разговором, момент причаливания произвел такое ошеломляющее впечатление.

Синсин, не дожидаясь нас, быстро сбежал на берег и исчез в низких прибрежных кустах, а девушка шагнула к лодочнику и протянула ему свою пуговицу:

– Получи свою плату…

И тут мне в голову вдруг пришла мысль.

– Одну секунду, принцесса, – крикнул я и бросился к своей лошади.

Шан Те прижала кулачок с зажатой в нем пуговицей к груди и удивленно обернулась в мою сторону, а я быстро развязал мешок моего учителя. Как я и ожидал в мешке, под небрежно сложенными рубахой и штанами, лежали… деньги. Это были небольшие медные, ново поблескивающие круглые монетки с аккуратно пробитыми у края дырочками, собранные в две связки с помощью пропущенных сквозь отверстия тоненьких мягких проволочек. Вытащив одну из связок, я показал ее Шан Те и спросил:

– Что это такое?..

У девчонки удивленно распахнулись глаза, и она ответила вопросом на вопрос:

– Так у тебя есть целая связка яней?..

– Не у меня, а у моего учителя, – поправил я ее, – Однако, мне кажется, мы вправе воспользоваться этими… янями… В конце концов, мы стараемся для его освобождения. Сколько нужно этих яней, чтобы рассчитаться за перевоз?

– Он просит всего семь сюней, а в одном яне их целых двадцать… Так что…

– Так что одной монетки нашему лодочнику должно вполне хватить, – перебил я ее, – Даже с учетом срочности!

Я быстренько размотал концы проволоки, стянул с нее одну монетку и, протянув ее лодочнику, поинтересовался:

– Достаточно за твою работу?..

– Да, господин, – лодочник взял монету, быстро сунул ее за щеку и низко поклонился.

– Смотри не проглоти свою плату, – усмехнулся я, укладывая вновь завязанную низку на дно мешка и затягивая на его горле тесьму.

Мы с Шан Те взяли своих лошадей под уздцы, свели их на берег и поднялись в седла.

Лодка тут же отвалила от причала, а рядом со мной материализовался Поганец, готовый продолжать путь… на крупе моей лошади.

– Ну, и где твоя главная дорога? – поинтересовался я у малыша.

– Теперь нам совсем недалеко осталось, – с энтузиазмом заявил он, ловко запрыгивая на лошадь позади меня, – Вот сейчас на холмик поднимемся, с холмика спустимся и за деревенькой его увидим.

Перед тем, как тронуть лошадь я еще раз внимательно прислушался к окружающему магическому фону и с удивлением почувствовал, что совершенно не ощущаю присутствия Зверя-Исковика. То ли он был слишком далеко, то ли совсем убрался к своему хозяину с докладом о невозможности обнаружить жертву.

«Да и за нами ли он охотился?..» – закралось мне в голову рассудочное сомнение. И тут же словно ответ на него все мое существо содрогнулось от воспоминания о моменте рождения Зверя! В тот момент я ни капли не сомневался, что он пойдет по нашему следу.

«Вот только почему он был отправлен за нами?..» – появился в моей голове новый вопрос.

Мы, теперь уже не слишком торопясь, двинулись в указанном Поганцем направлении, и почти сразу же Шан Те повернула ко мне свое умное личико:

– От кого мы убегали?..

Она не сомневалась в том, что мы именно убегали, ее интересовал вопрос «от кого». Я решил, что врать ей не имеет смысла – девчонка была достаточно умной и смелой, чтобы знать правду.

– Ты помнишь, мы вчера проезжали мимо полосы отравленной земли? – спросил я ее и уточнил, – Там еще рощица маленькая была…

Она в ответ молча кивнула.

– Так вот, еще вчера я почувствовал, что в этой рощице притаилось какое-то заклинание. Правда, я не понял его сути, а вот сегодня это заклинание произвело на свет… как бы это сказать… ну, некоего Зверя что ли. И этот Зверь сразу же начал охоту на… мне показалось, что на нас, – она невольно оглянулась, и я поспешил ее успокоить, – Нам удалось сбить его со следа…

– Неужели Великолепный Цзя каким-то образом узнал, что мы преследуем его оборотней?!

Шан Те немного побледнела, но держалась молодцом.

– Нет, мне кажется, что причина была не в этом… – задумчиво возразил я, – Мы не идем по следу цзиней, так что вряд ли Цзя Шун имеет причину подозревать нас в преследовании его… подручных. А кроме того, ему было бы проще сообщить о таком преследовании самим цзяням, а они и сами могли бы с нами справиться. Нет, тут дело в чем-то другом…

– Но ты точно знаешь, что магический Зверь Великолепного Цзя потерял наш след?.. – снова переспросила она.

– Точно! – как можно уверенней ответил я.

Мы немного помолчали, и тут за моей спиной раздался голос Поганца:

– Принцесса, ты хотела рассказать нам о том, почему ты испугалась, узнав, что учитель побывал в некоем храме…

Шан Те оглянулась на малыша и, кивнув головой, сказала:

Хорошо… – и после крошечной паузы, продолжила, – Эта история началась в эпоху Воюющих Царств, задолго до того, как Желтый Владыка взял Поднебесную под свою руку.

– Как интересно! – немедленно воскликнул я, – А мой учитель утверждает, что Желтый Владыка явился в Поднебесной сразу же, как только капля первобытного Хаоса, ставшая этим Миром народила всего по пять!

– Чего по пять?.. – послышался писклявый вопрос из-за моей спины.

– Да я же сказал – всего! Пять цветов, пять чувств, пять… этих… стихий, короче, всего по пять! А про эпоху Воюющих Царств он мне ничего не говорил! В то время уже было всего по пять или…

– Или было всего только по три?.. – снова пропищал Поганец.

Шан Те укоризненно посмотрела на нас обоих и с непередаваемым терпением произнесла:

– Я не собираюсь вас учить чего, когда и сколько было!.. Я собираюсь рассказать вам одно предание или, если хотите, легенду, сказку… – тут ее глаза лукаво блеснули, и она мягко добавила, – А о том чего и сколько было в эпоху Воюющих Царств, вы поинтересуетесь у… своих учителей…

Нам с Поганцем пришлось отложить свои вопросы на «потом», а девчонка, секунду помолчав, продолжила свой рассказ:

– Восемь царств развязали войну за главенство на этой земле, восемь правителей считали себя и только себя достойными занять место верховного владыки, триста пятьдесят восемь лет длилась эта борьба. Именно в это время появилась и набрала силу магия, ибо все восемь воюющих династий считали ее одним из главных орудий в своей борьбе. Очень быстро в каждом из царств образовалась своя школа магии, в этих школах готовили боевых магов и магов шпионов, потому что узнать, выкрасть, выкупить чужой магический секрет было высшим проявлением доблести, для любого человека, посвятившего себя магическому искусству.

Я открыл было рот, чтобы поймать ее на противоречии – она сама мне говорила, что магии научить нельзя, но вовремя заткнулся, решив дождаться конца рассказа и уж тогда задавать свои вопросы.

– Сражения перестали быть только воинским искусством, их исход больше не зависел от доблести воинов, мудрости военачальников, силы и мощи вооружения, все решало мастерство магов, новые, все более изощренные заклинания. Наконец дошло до того, что маги начали применять… – она на секунду задумалась, словно вспоминая подзабытое слово, – превентивные удары. Две столицы были стерты такими ударами с лица земли, еще шесть городов потеряли все свое население и несколько десятилетий заносились песком и зарастали лесом, потому что люди боялись вновь селиться на этих проклятых местах. Людям, жившим в ту пору, казалось, что дело идет к их полному истреблению, и вдруг это необузданное буйство боевой магии прекратилось!

Она внимательно посмотрела на меня, словно ожидая какой-то определенной реакции с моей стороны, но я молчал, ожидая продолжения рассказа.

– Оказалось, что окружающий мир изменился самым невероятным образом, ни один из признанных мастеров боевой магии не мог применить даже самого простого заклинания – все они превратились в простой набор звуков и движений. На основе своего опыта маги принялись разрабатывать новые заклинания, и эти заклинания действовали, но совсем не так, как ожидали их создатели! Более того, один за другим стали гибнуть ученики магических школ и академий, причем первыми погибали самые талантливые. Скоро выяснилось, что маги, применявшие заклинания, разработанные другими магами, либо вообще не получали результата, либо погибали, не в силах справиться с развязанными ими самими силами.

А скоро при дворе каждого из восьми воюющих правителей появились гонцы, доставившие совершенно одинаковые послания. В них говорилось, что настоятель храма Призрачного Облака, учитель Ляо Дэнь по прозвищу Старый ребенок, составил и привел в действие великое заклинание, изменившее природу магической энергии Мира. Все, ранее составленные заклинания утратили свою силу, а обучение магии стало невозможным. Теперь каждый родившийся со способностями к магии, с Даром, должен был искать свой собственный неповторимый Путь в этом искусстве!

Воевавшие властители бросились искать этот доселе неведомый храм Призрачного Облака и этого, доселе неизвестного Ляо Дэня и… ничего не нашли, никто не знал, где находиться этот храм и кто такой этот Старый ребенок!

На этом и закончилась эпоха Воюющих Царств, потому что, как только маги утратили свое искусство, выяснилось, что правитель царства Цинь был единственным, кому удалось сохранить мощную армию, оснащенную обычным вооружением… В течение пяти лет Циню удалось покорить остальных, тем более что в его армии, как оказалось, был… дракон! Правитель Цинь взял себе имя Желтый Владыка и с тех пор правит Поднебесной…

И снова Шан Те замолчала, ожидая моей реакции, и снова я промолчал. Тогда она продолжила:

– Но очень скоро после его воцарения появился слух, что храм Призрачного Облака все-таки существует, и что в нем, на нефритовом алтаре покоится Нефритовая Книга, в которую учитель Ляо Дэнь заключил все свое магическое искусство, в том числе и Великое заклинание, изменяющее природу магии. Для многих этот слух превратился в веру, очень многие пытались найти монастырь, отыскать Нефритовую Книгу и овладеть ею, вот только никому так и не удалось этого сделать!

Со временем этот слух оброс множеством неизвестно откуда взявшихся подробностей… Например, многие считают, что Нефритовая Книга обнаружиться при конце правления Желтого Владыки, или, что найти Книгу может только человек, обладающий такими же магическими способностями, как и ее создатель, Старый ребенок. Одно ясно – если эта Книга действительно обнаружиться, в Мир придут большие перемены, а этого все боятся!

Шан Те замолчала. Мы с Поганцем тоже не торопились лезть со своими вопросами и комментариями.

– Теперь, Сор Кин-ир, ты понимаешь, почему я испугалась, когда узнала, что ты побывал в некоем храме?.. – спросила наконец Шан Те.

– Понимаю… – кивнул я в ответ.

– И я понимаю!.. – пискнул из-за моей спины Поганец, – только ты напрасно так испугалась… Даже если мой учитель и побывал в храме Призрачного Облака, хотя и это вряд ли, то Нефритовая Книга ему в руки никак попасть не могла!

– Это почему?.. – спросила Шан Те, а мне ее удивление вдруг показалось весьма странным.

– А зачем он ей?.. – нахально ответил вопросом на вопрос Сю, – Зачем она ему?!

– Но он же – маг!.. – немного растерянно произнесла Шан Те, – А любой маг мечтает о том, что именно в его руки попадет Нефритовая Книга!

– Ха! – воскликнул Поганец, – Любой – может быть, но только не Сор Кин-ир! Ты же сама видела, что он даже не подозревал о существовании какой-то там Нефритовой Книги, пока ты ему не рассказала эту занимательную сказку! Да, да – именно сказку… – торопливо продолжил малыш, словно опасаясь, что его перебьют и не дадут договорить некую, весьма важную мысль, – Потому что правдой эта история просто не может быть! Даже самой древней правдой!..

– Почему?! – еще больше растерялась Шан Те от такой оценки ее истории.

– Да потому, что там масса нестыковок и несуразностей!

– А я не вижу ни одной!..

– Учитель!.. – заверещал Поганец и довольно чувствительно ткнул меня кулачком а поясницу, – Ну хоть ты-то понимаешь, что эта история – выдумка от начала до конца?!

Мне очень хотелось оглянуться и посмотреть на этого маленького наглеца, но я сдержался. Вместо этого я задумчиво проговорил:

– Нет… Мне кажется, что в этом рассказе все очень хорошо увязано.

– Да?! – немедленно воскликнул Поганец Сю, – Ну и как же ты собираешься читать эту Нефритовую Книгу, как ты будешь ее перелистывать, если она вдруг окажется у тебя в руках?!

– Я не знаю можно ли ее листать, и нужно ли, но раз учитель Ляо Дэнь решил заключить свое магическое искусство в Книгу, значит он рассчитывал, что с этим искусством кто-нибудь, когда-нибудь познакомится. А уж прочтет ли он или каким-либо другим образом постигнет заключенную в Книге мудрость – это вопрос второй, способ узнать содержимое Книги определенно есть!

Больше Поганец спорить с нами не стал, он едва слышно пробормотал за моей спиной: – Ох уж эти мудрецы, на все у них имеется ответ!.. – а затем перевел разговор на другое:

– А вот и нужная нам дорога!..

Мы разом подняли головы и посмотрели вперед. В полукилометре виднелось несколько небольших серых крыш, прикрывавших крошечные домики, а за ними действительно пролегала широкая пыльная полоса наезженной дороги.

– Теперь к обеду мы должны быть в Паките! – уверенно заявил Сю.

– Интересно, а какая-нибудь гостиница в этой деревеньке есть?.. – спросил я, – Или хотя бы харчевня…

Шан Те с тревожным удивлением повернулась ко мне:

– Мы же торопимся!..

– И тем не менее, нам необходимо перекусить, – ответил я с улыбкой, – Если ты от голода свалишься с лошади, я себе этого никогда не прошу… и перед твоим отцом не смогу оправдаться…

– Да нас здесь в любом дворе накормят! – с энтузиазмом воскликнул Поганец и тут же поправился, – Хотя… если вам надо чего-нибудь… такого… изысканного, тогда конечно будут сложности… народ тут живет простой, и еда здесь имеется только самая простая.

– Я думаю, мы вполне можем обойтись и самой простой едой!.. – усмехнулся я, – Не правда ли, принцесса?..

– Мне кажется, что я могу указать вам дом, в котором подадут еду, вполне подходящую моей госпоже… – раздался голос неожиданно вынырнувшего из кустов Гварды.

– А ты уже успел побывать в этой деревеньке? – спросил я, наклоняясь к синсину, – И что там есть интересного?..

– Ничего… – синсин как-то странно оскалил клыки, – Собак много… А народ собирается в город, деревенька маленькая, и праздник Сбора Дани в ней не проводится… так что жителям приходиться возить свою дань в Пакит.

– Вот как?..

У меня мелькнула мысль присоединиться к обозу жителей, но я тотчас ее отверг – этот обоз конечно же будет двигаться слишком медленно.

– Ну что ж, веди нас к нашему… завтраку, – проговорил я, обращаясь к синсину, и тот быстрой трусцой направился в сторону деревеньки.

Деревенские домики прятались в глубине дворов, обнесенных изгородями, сработанными из самых разных материалов. Воротца в этих изгородях тоже были самыми разнообразными по величине, но одинаково ветхими. Гварда остановил нас у одной из таких усадебок, отличавшейся от прочих прочными, свежее выкрашенными желтым лаком воротами.

На мой, довольно бесцеремонный, стук ответа не последовало, если не считать таковым надрывный лай нескольких собак. Гварда немедленно переместился в тыл нашего отряда и оттуда недовольно проворчал:

– Развели собачья добрых людей травить!..

Я снова, на этот раз каблуком, грохнул в воротное полотно и вдобавок зычно гаркнул:

– Хозяин, выйди на минутку, разговор есть!..

На этот раз за воротами негромко прошаркали быстрые шаги, и раздался слабый, чуть хрипловатый голос:

– Кто там озорует… Вот смотри, собак спущу!..

– Что ж это ты, хозяин, мирных путников собаками травишь?! – обиженно воскликнул я, – Мы ж ничем тебе не угрожаем, мы только хотели попросить немного еды, и готовы за это заплатить!..

В воротине откинулось крошечное окошечко и в него выглянул ясный голубой глаз под густой, совершенно седой бровью. Быстро оглядев нас с принцессой, глаз исчез, окошко захлопнулось, а из-за ворот раздался новый вопрос:

– Значит вас всего двое?..

– Почему двое?.. – ответил я, – Нас…

Договорить мне не дал Поганец. Энергично ткнув меня в спину, он прошептал:

– Про меня не говори!..

– С нами еще синсин… – быстро поправился я.

Окошко немедленно распахнулось и тот же глаз забегал по вокруг нас пытаясь, видимо, разглядеть синсина. Гварда выдвинулся из-за лошади Шан Те и проворчал:

– Вот он я…

– И больше никого?..

Глаз требовательно уставился на меня.

– Никого!.. – уверенно ответил я.

– А ты сам-то кто будешь? – спросили из-за ворот, – По одежде вроде бы монах, а мечом перепоясан?..

– Я ученик великого Фун Ку-цзы, – гордо ответил я и тут же сообразил, что говорить правду о цели нашего путешествия, пожалуй, не стоит, – Послан учителем сопроводить вот эту благородную девицу в Пакит к ее… э-э-э… дядюшке.

– Значит, хотите, чтобы мы вас накормили?.. – задали из-за ворот новый вопрос.

– Именно! – ответил я, начиная раздражаться, и в этот момент в разговор вступила Шан Те:

– Дедушка, мы вправду хотели только купить немного еды… Свои припасы мы потеряли, когда проезжали через заброшенный монастырь, на той стороне Хо.

Окошко захлопнулось, и почти сразу же раздался негромкий стук, после чего одна створка немного подалась назад. В образовавшуюся щель выступил маленький старичок, одетый в аккуратный хотя и весьма скромный халат из темно-синей гладкой ткани. Его голова была прикрыта небольшой шапочкой весьма замысловатой формы, морщинистое лицо украшали длинные, вислые седые усы, а в руках у него была довольно большая суковатая дубина.

– Вы ехали через развалины?!

Старик был сильно удивлен.

– Да, – ответила девушка, – Мы думали таким образом сократить путь…

Дед недоверчиво покачал головой, а потом, еще раз оглядев нас, неожиданно толкнул воротину и вздохнул:

– Въезжайте…

Мы медленно въехали во двор и спешились. Я быстро отвязал мешок своего учителя от седла и кивнул Гварде, чтобы он следовал за мной. Поганца не было ни видно, ни слышно. Из двух больших будок, пристроенных к стене домика, на нас недобро поглядывали большие, гораздо больше Гварды, рыжие собаки, но поглядывали молча. Дед закрыл ворота и заложил их здоровенным брусом, после чего обернулся и проговорил:

– Пойдемте в дом, хозяйка сейчас накроет вам покушать…

Мы направились вслед за хозяином к дому, причем синсин двинулся рядышком, плотно прижимаясь к моим ногам и не сводя глаз с собачьих будок.

Внутри небольшой домик старика был разделен на две половины. В первой была устроена небольшая кухонька с очагом, над которым, видимо, варили пищу и большим обеденным столом, окруженным простыми лавками.

– Присаживайтесь… – негромко бросил дед, а сам прошел к внутренней двери и, приоткрыв ее, позвал, – Мать, гости у нас, покорми их чем-нибудь…

В ответ раздалось какое-то ворчание, на что дед чуть раздраженно ответил:

– Да они заплатить обещают!..

На этот раз ворчание стало яснее, и я смог разобрать:

– Обещают, обещают… Все тебе кто-то чего-то обещает!.. Вот только потом…

Дверь распахнулась во всю ширину и через порог переступила невысокая дородная старушка в таком же как у деда темно-синем халате и мягких войлочных тапочках. Однако увидев нас и чуть задержав взгляд на Шан Те, она быстро прошла в дальний угол кухни, достала большой медный таз и, поставив его на небольшую лавку, налила в него воды из висевшего над очагом большого котла. Обернувшись, она совершенно другим голосом предложила:

– Иди сюда, доченька, умойся с дороги… – потом, стрельнув глазом в мою сторону, добавила, – И ты иди руки сполосни…

Тут она, наконец, заметила Гварду и, уперев руки в бока, потребовала:

– А собаку свою вы на двор отправьте, не место псине в доме!..

– Но это не собака, – как можно вежливее возразил я, – Это благородный синсин!

– Ишь ты, благородный!.. – недобро улыбнулась старуха, – Люди и те еще не все благородные, а тут, глянь, собака благородная!..

– Я, бабушка, не собака!.. – коротко тявкнул Гварда, – Не выгоняй меня во двор, там у вас собаки злые…

Бабуля открыла рот и изумленно уставилась на синсина. Только через долгую минуту, когда Шан Те уже умылась, старуха смогла произнести:

– Говорящая собака!.. Это ж надо!..

– Не говорящая собака, – фыркнул дед, – А синсин!.. Помнишь, я тебе рассказывал, что в прошлом году видел такого синсина в Паките во время праздника Сбора Дани!

И вдруг он замолчал, отвернулся и поспешил к входной двери.

Бабка тоже, чуть вздрогнув, словно очнувшись от какого-то наваждения, повернулась и, открыв небольшой ларь, стоявший около очага, принялась вытаскивать из него и расставлять на столе столовую утварь.

Я вслед за Шан Те тоже умылся и уселся рядом с девушкой за стол. Бабушка, между тем, поставила на стол большое блюдо с уже знакомой мне соргой и несколько маленьких мисочек с соусами, среди которых я немедленно углядел и опробованную крапиву тан. Шан Те, увидев эту приправу, улыбнулась и метнула в мою сторону быстрый взгляд. Кроме сорги на стол была поставлена какая-то рыба в маринаде и наломанные кусками лепешки. Вернувшийся дед водрузил посреди стола запотевший кувшин, на что бабка немедленно прореагировала язвительным замечанием:

– Ну, смотри, ты, старик, прям пиршество устраиваешь!..

– Пиршество – не пиршество, – смущенно проговорил дед, – А ребята через развалины прошли!..

И он принялся наливать в поставленные старухой кружки темное пахучее вино.

Дед и его хозяйка тоже подсели к столу, и когда мы, пригубив вина, принялись за трапезу, старик поинтересовался:

– Значит-таки можно еще старой дорогой пройти?..

– Что значит «старой дорогой» переспросил я.

– Ну, я подумал, – чуть запнувшись пояснил дед, – Что раз вы мимо монастырских развалин шли, значит путь-то из Гуанчу держите?.. Иначе, что б вам в развалины-то проклятые залезать!..

– Вы правы, дедушка, – ответила Шан Те, – Мы вчера утром из Цуду выехали…

– Ну, вот, – почему-то обрадовался дед, – Значит через болото снова дорога есть!..

Однако, я вынужден был разочаровать его:

– Нет, уважаемый, дороги через болото нет…

– Но… вы-то прошли!.. – удивился дед.

– Мы прошли, но я никому бы не советовал повторить нашу попытку.

Старик огорченно покачал головой:

– Неужели это никогда не кончится?!

– А что случилось-то?.. – сочувственно спросил я.

– Да вот болото это! – горько проговорил старик, – Ведь не было там никакого болота, конечно, место было низкое, но вполне проходимое и безопасное. И если ехать из Гуанчи а Пакит, то это был самый короткий путь. Правда, многие не любили ездить через развалины храма, там, говорят, нечисть какая-то водится, и особенно буйствует та нечисть как раз в это время года. Потому-то этот путь так никогда основным и не стал, и все-таки многие, очень многие, ездили именно этой дорогой, потому и переправу на Хо наладили, и деревенька наша процветала – через нее много народу проходило, и всем что-нибудь нужно было… А как перестали люди коротким путем ездить, так и пришла беда в нашу деревеньку. Если в город соргу, овощи да рыбу на продажу возить, разве ж наберешь денег, чтобы Дань Желтому владыке выплатить?! Там таких торговцев, как мы полно! Вот мы сейчас собираемся в Пакит на праздник Сбора Дани, а дани-то за всех и нет! Значит придется нашим детям либо нам самим… статус терять. А какой у нас статус? Всего-то и есть что свобода!.. Выходит, кому-то в рабство идти!

Дед набулькал в свою кружку немного вина и быстро выпил, а бабка поднялась из-за стола и, пробормотав: – Ладно, чего уж тут жаловаться!.. – пошла, шаркая ногами к очагу.

– А я и не жалуюсь, – посмотрел ей вслед старик, – Я просто рассказываю господину ученику… Он сам попросил…

– А велика ли дань ваша?.. – неожиданно для самого себя поинтересовался я.

– Велика – невелика, вся наша!.. – вздохнул дед, – Когда деревня жила, мы за всех подносили Желтому Владыке темно-зеленую расписную яшму размером с малое блюдце. Ехал я с двумя-тремя соседями – я ведь бессменный староста в деревне… Так вот, ехал я в Пакит, покупал там в лавке Юя-ювелира положенный камень и все. Теперь, конечно, Дань полегче будет – жителей-то в деревне, считай, вполовину меньше стало, а и малой Дани мы не поднимем!..

И старик снова потянулся к кувшину.

Я, как бы ненароком, положил правую ладонь себе на грудь и ощутил под ней заветный, прихваченный из дома кошелек, в котором лежали камни.

– Слушай, дед… – медленно проговорил я, глядя в поднятые на меня ясные голубые глаза, – Раз ты в этой деревне староста, есть у меня к тебе разговор…

– Слушаю… – насторожился старик.

– Я готов купить все имеющееся у вас продовольствие… – глаза старика удивленно и радостно округлились, однако я быстро продолжил, – Однако, на определенных условиях!..

Старик молча кивнул, показывая, что слушает меня со вниманием.

– Вы должны будете доставить этот харч к… болоту. Да, да, к тому самому болоту, что за развалинами монастыря! Само собой, эта работа тоже будет оплачена!..

– И сколько ты готов заплатить за… все?

Я несколько секунд молча смотрел в засветившиеся надеждой голубые глаза, а потом произнес: – Подожди!.. – встал из-за стола и быстро вышел на крыльцо, плотно прикрыв за собой дверь. Быстро оглядевшись и убедившись, что никто за мной не наблюдает, я полез за ворот халата к карману рубашки и достал небольшой мешочек из тонкой кожи. Скоренько развязав стягивавшую мешочек тесемку, я раскрыл ее и в глаза мне брызнуло длинными цветными искрами. Немного покопавшись, я достал из кошелька небольшую матово светящуюся жемчужину, снова завязал мешочек и спрятал его в карман рубашки. Затем, сжимая жемчужину в кулаке, я сбежал с крыльца и быстрым шагом направился к своей лошади. Покопавшись немного для виду в своем, притороченном к седлу и практически пустом мешке, я вернулся в дом, прошел к столу и снова опустился на свое место напротив деда.

Теперь уже не только старик и вернувшаяся от очага старуха с нетерпеливой надеждой смотрели на меня, Шан Те отложила деревянную черпалку и тоже не сводила с меня глаз, так же, как и синсин, приютившийся с выделенной ему миской около входной двери.

Я протянул сжатый кулак через стол и медленно разжал пальцы.

– Ох, ну ты посмотри!.. – послышался сдавленный вздох старухи, а старик, секунду спустя благоговейно пробормотал:

– Слеза черепахи Ао!..

Потом он поднял глаза на меня и не меняя тона спросил:

– Где ж ты это чудо достал?!

– Это неважно… – ответил я, снова сжимая кулак, – А важно то, что я готов отдать эту… слезу Ао в обмен на требуемый товар!

– И ты заплатишь нам вперед?..

В голосе старика была такая надежда, что я без колебаний ответил:

– Конечно!..

Старик посмотрел на мой сжатый кулак и покачал головой:

– А ты не боишься, что я обману тебя?.. – голос его стал каким-то сухим… ломким, – Пообещаю тебе сделать то, что ты… оплачиваешь, а потом ничего не сделаю!.. Ты ведь вот прям сейчас отправишься дальше, в Пакит, и неизвестно будешь ли еще когда в наших местах.

Я слегка усмехнулся:

– Ну, во-первых, у меня на том болоте еще дела имеются, и, значит, я точно узнаю, выполнил ли ты свою часть договора. Во-вторых, я не думаю, что старый человек, достойно проживший свою жизнь, захочет на ее закате испачкаться обманом… Мне почему-то кажется, что ты не слишком часто этим грешил…

Старик опять взглянул мне в глаза и на этот раз твердым, уверенным тоном произнес:

– Я согласен продать тебе все имеющиеся у нас излишки провизии, всю еду и доставить ее туда, куда ты сказал… Я сделаю это сразу же после праздника Сбора Дани и… еще раз, через год!.. Твоя плата покроет эту двойную поставку…

– А много ли у вас излишков?.. – неожиданно тявкнул от двери Гварда, – Деревенька-то у вас не большая…

Старик обернулся к синсину и кивнул:

– Ты прав, мудрый синсин, деревенька наша небольшая. Но мы не будем больше никому ничего продавать, так что за… шесть возов сорги, восемь возов овощей и четыре воза рыбы я ручаюсь!..

Тут он неожиданно замолчал, сообразив, что перечисленный им продукт явно не покрывает предложенную плату, а затем немного растерянно добавил:

– Ну и перевоз… Да еще… это… риск. Там, в болоте этом, говорят, такие чудища поселились, человечка запросто сжуют!..

– Ну уж и сжуют!.. – усмехнулся я, – Вы ж по болоту путешествовать не будете, вы ж на бережку все сгрузите, но так, чтобы совсем рядом с водой – там берег хороший, твердый. А когда подъедете, крикните, что вас прислал…

Я замолчал, припомнив, что не назвался цзяоженям, хотя, когда они со мной прощались они…

– Крикните, что вас послал Великий маг…

– Кто?! – в один голос воскликнули старик и бабка.

– Великий маг… – повторил я. Затем, чтобы прекратить дальнейшие вопросы, я повернулся к Шан Те и бодрым тоном произнес:

– Не пора ли нам отправляться, а то мы, кажется, слишком засиделись!..

Девушка немедленно поднялась из-за стола. Я тоже встал с лавки и, протянул старику свою раскрытую ладонь, на которой матово светилась обещанная жемчужина. Старик снял ее с моей ладони заскорузлыми пальцами и осторожно уложил в подсунутую бабкой крошечную коробочку. Потом, подняв на меня свои необыкновенные голубые глаза, он прошептал:

– Сам Желтый Владыка занес тебя в наши края!..

– Сделай, что обещал, старик, и можешь считать себя творцом этого чуда, – с улыбкой ответил я ему.

Минуту спустя мы выезжали со двора деревенского старосты. Щан Те молчала, о чем-то задумавшись, Гварда тоже помалкивал, лишь изредка бросая в мою сторону странно короткие взгляды, зато Поганец высказался немедленно, едва мы немного отъехали от ворот приютившего нас домика.

– И много, учитель, у тебя таких… слез, что ты так легко разбрасываешься ими?!

– Ну, почему разбрасываюсь, – пожал я плечами, – Я же обещал цзяоженям помочь с продовольствием, а тут подвернулась возможность одновременно и деревне помочь… разве одна жемчужина слишком большая плата за такую возможность? Ведь медяков Фун Ку-цзы все равно не хватило бы, чтобы расплатиться за продукты…

– И одного из них вполне хватило бы, чтобы рассчитаться со стариком за наш завтрак, а ты начал швырять драгоценности направо и налево!!! – громко, с неким даже подвизгиванием, заверещал Поганец, – Можно подумать, у тебя собственные копи и две… нет… три артели цзяоженей ныряющих на дно моря за слезами черепахи Ао!!!

Тут я разозлился – какой-то голый волосатый недомерок с четырьмя руками будет еще учить меня жизни!

– Заткнись, Поганец!.. – рявкнул я не оборачиваясь, – Твой ультразвук действует мне на нервы!!

Вы думаете, он заткнулся? Как бы не так, он завопил еще громче:

– Чего мой?! Чего мой?! Нет у меня никакого утрам… нутром… звука… вот того, чего ты сказал!! Ничем я на твои нервы не действую!! А вот ты, если хочешь знать, хоть ты мне и учитель, а все равно – дите малое!! Ведешь себя, как лопоухий… э-э-э… лопоух! Я представляю, как сейчас старичок со своей бабкой потешаются – за миску сорги получили слезу Ао!! Да у меня бы они четыре раза сгоняли со своими возами до болота и обратно да еще спасибо сказали бы, что я им это разрешил!!! А ты, учитель!.. Ну, принцесса, скажи хоть ты ему!!!

Шан Те, ехавшая рядом со мной, промолчала, только бросила быстрый взгляд в мою сторону. Зато негромко тявкнул Гварда:

– Ты, действительно… удивителен, господин Сор Кин-ир… Все твое поведение показывает, что ты либо не знаешь ценностей этого Мира, либо… не признаешь их. Ты ведешь себя с окружающими так, словно…

– Я веду себя с окружающими так, – перебил я синсина, – Как хотел бы, чтобы они вели себя со мной…

– И ты думаешь, что они последуют твоему примеру?.. – очень мягко, очень дружелюбно проговорил Гварда, но в его голосе я почувствовал усмешку.

– Знаешь, мудрый синсин, я ничего не думаю, я поступаю так, как считаю необходимым. Мое поведение диктует мне моя совесть, честь, мое сердце. Может быть я не всегда бываю разумен, определенно, не всегда бываю добр и милосерден, но я всегда стараюсь поступать так, чтобы мне потом не было стыдно!..

– Стыдно?!! Ты бы лучше старался поступать так, чтобы другим не было смешно!!! – снова завопил Поганец, – Чтобы за твоей спиной люди не корчили тебе рожи, радуясь, что надули тебя, чтобы на тебя не показывали пальцем!..

– Ты прав, Поганец, – с чувством произнес я, – Надо было тебя схарчить!..

– А… Э… Причем тут это?.. – растерянно пропищал маленький нахал.

– А… Э… Притом! – передразнил я его.

– Господин Поганец, конечно, весьма эмоционален, но в общем-то он прав… – проговорил Гварда, коротко взглянув на меня, – И разве в тех местах откуда ты родом, все люди не делятся на тех, кому что-то нужно от тебя и тех от кого что-то нужно тебе?.. Разве у тебя на родине люди думают прежде всего не о своем благополучии, хотя бы и ценой… неблагополучия других?.. Разве ты пришел из страны, где все счастливы настолько, что готовы отдать соседу, просто чужому человеку свое достояние, свое имущество?.. Разве твои соотечественники не знают зависти и ненависти, воровства и хамства, подлости и предательства… убийства?

В этот момент мы выехали на дорогу, на широкий наезженный, побитый колесами тракт и несколько минут ехали молча. А затем я ответил Гварде, ответил так же серьезно, как тот спросил:

– Ты прав, умный синсин, человеку свойственны зависть и подлость, лень и хамство, он вороват и способен предать… Но разве можно с этим мириться?.. Разве можно не бороться с этим?.. Разве не надо это давить… прежде всего в себе?.. Знаешь, у меня на родине довольно давно жил один замечательный… рассказчик… Так вот, на закате своей жизни он сказал, что человек всю свою жизнь должен по капле выдавливать из себя раба!..

– Смешно!.. – раздался за моей спиной писклявый голос, – Если человек попал в рабство, то как же он может это выдавить из себя?!

– Смешно… – медленно повторил я, – Если бы человек становился только рабом другого человека, это было бы полбеды, а вот когда он становиться рабом своей страсти!.. Тогда его хозяин – алчность или злоба, честолюбие или сладострастие, стремление к власти или гордыня. Тогда он становится способен воровать, предавать, убивать, давить любого, кто попадется на пути удовлетворения его страсти!.. Вот о каком рабстве говорил мой соотечественник.

– Интересно у тебя получается!.. – пискляво воскликнул за моей спиной Поганец, но в его писке как-то поубавилось напористости, уверенности в своей правоте, – Либо ты будешь рабом своей страсти и станешь давить других, либо ты будешь… давить сам себя, выдавливая из себя… раба! А окружающие будут тебе в этом активно помогать… в смысле – помогать давить!..

С секунду он помолчал, а затем выдал резюме:

– Нет, второй путь мне как-то очень не нравится!!!

– Не нравится?.. А ты попробуй!..

Я пришпорил свою лошадь и мы перешли на быструю, хотя и довольно тряскую рысь. Таким образом разговор наш прекратился сам собой и последнее слово осталось за мной. Часа через три впереди показались крепостные стены, а еще через час мы уже въезжали в столицу Поднебесной, славный город Пакит.

Глава 7

«Созерцать цветы хорошо с возвышенным другом. Любоваться певичкой хорошо с целомудренным другом.

Встречать первый снег хорошо с чувствительным другом. А вкушать из чарки хорошо с понимающим другом.»

Лу Шаоянь, XVII в.

Пакит, столица поднебесной и любимый город Желтого Владыки был «прекрасен и богат». Невысокие домики, редко выше двух этажей лепились тесно, один к одному, лишь изредка и неохотно расступаясь, чтобы пропустить между собой грязный кривой переулок, заросший дурной травой и загаженный перегнивающими отбросами. За стенами города, где еще вольно гулял степной ветер, аромат, сопутствующий большому скоплению людей, мало заботящихся о санитарных условиях своего проживания, не слишком шибал в нос – так, легкое и вполне терпимое амбре. Зато стоило вам проехать в ворота и ступить на улочки этого благословенного города!..

Впрочем, я практически сразу убедился, что местные ароматы на разные носы действуют по разному. Если я просто скривил физиономию, то принцесса… пустила слезу, а Поганец за моей спиной восторженно пропищал:

– Да будет благословен воздух этого благословенного города!!!

И только синсин остался совершенно равнодушным к неповторимым городским запахам и трусил перед нашими лошадьми с совершенно невозмутимым видом.

– Как он выносит этот аромат?.. – негромко проговорил я, обращаясь к Шан Те и указывая глазами на Гварду. Девушка не успела ничего мне ответить, поскольку синсин сам, чуть обернувшись протявкал:

– Подумаешь… Ты бы побывал в пещере диких синсинов…

Поганец Сю вел нас в Синий пригород Пакита, вернее, сидя за моей спиной, направлял наше движение. Как оказалось, он прекрасно знал город и по пути, весьма затрудненном неумеренным количеством снующих взад-вперед жителей, словно самый заправский гид, давал пояснения:

– Мы приближаемся к одной из святынь города, сейчас справа откроется улица Восточного Благоухания и в конце ее будет виден храм Борющихся Ветров!.. Именно на этом месте Желтый Владыка победил одного из самых своих заклятых врагов Синтяня – мага Веселой Башни! Представляете, когда Желтый Владыка перерубил ему шею, упавшая на землю голова успела прочитать страшное заклинание и у Синтяня вместо сосков проклюнулись глаза, а вместо пупка образовался рот!! С зубами!!! Этот маг и без головы еще долго портил кровь Владыке! В храме имеется прекрасная скульптура безголового Синтяня, говорящая животом, и настенная роспись, на которая вподробностях рассказывает об этом мерзком волшебнике…

– А скульптуры победителя Синтяня в храме нет?.. – поинтересовался я.

– Ты что, учитель, – неожиданно возмутился Поганец, – Разве тебе неизвестно, что изображать Желтого Владыку любым способом запрещено!

– Почему?.. – удивился я.

– Потому что любое изображение Желтого владыки будет лживо! Подданным Поднебесной надо хранить образ Желтого Владыки в сердце, а не в камне или на полотне!

– Так как же хранить в сердце образ того, кого ты никогда не видел? – еще больше удивился я, однако Поганец не соизволил дать мне еще какие-либо объяснения, вместо этого он заверещал:

– Вот!! Вот улица Восточного Благоухания, видите какой прекрасный храм стоит в конце ее?!!

Справа действительно прорезался очередной зловонный переулок, раза в два уже той неширокой улицы, по которой мы проезжали. Время было около полудня, так что дневного освещения вполне хватало, чтобы рассмотреть перегораживающее этот переулок двухэтажное здание с двойной островерхой крышей, крытой желтой черепицей. На мой взгляд служители этого «великолепного» храма имели своей главной задачей показать насколько он древен – до такой степени храм походил на развалины! А Поганец, словно позабыв о только что виденной нами достопримечательности, уже верещал:

– А щас вы увидите площадь Благоговейного Согласия – одну из шести площадей Пакита, на которой принимается Дань Желтому Владыке! Если вы увидите эту площадь в день Праздника Сбора Дани, вы поразитесь, сколько народа может вместить сразу эта великолепная площадь!!

Улочка вильнула латинской буквой «S» и неожиданно вывела нас на действительно довольно просторную площадь в центре которой на приземистом толстом постаменте возвышалась статуя, судя по выпуклой груди, женщины, тщательно, до самых почти что бровей, задрапированной в некое подобие плаща с капюшоном. Высовывающаяся из-под плаща и поднятая вверх рука статуи крепко сжимала некое подобие… байдарочного весла!

– Это кто же такая будет?! – не удержался я от вопроса.

– Как это «кто»? – немедленно отозвался наш гид своим писклявым голоском, – Эта самая… ну… Благословенное Согласие и будет!

– А что за весло у нее в руке?..

– Во-первых, не в руке а в длани, а во-вторых, не весло в весы!.. Чтобы взвешивать… это… согласие!

– Да?! А по-моему, и во-первых и во-вторых, ты, мой друг, совсем заврался! – не выдержал я, на что немедленно получил визгливый, но достойный ответ от своего ученика.

Так вот, знакомясь по пути с достопримечательностями великого города, мы практически пересекли его, и почти что у противоположной стены свернули на удивительно чистую и тихую улочку, носившую название… Синий Пригород.

Проехав всего лишь десяток шагов по этой улице, я понял до какой степени хозяин оборотней цзинов ценит комфорт! Этот Синий Пригород настолько отличался от всего остального города, словно он был перенесен из Бремена девятнадцатого века в… не знаю даже с чем можно было бы сравнить этот самый Пакит, ну, наверное, с Бременом двенадцатого века, если он, конечно в двенадцатом веке существовал!

Улица была застроена все теми же низенькими, одно и двухэтажными домиками, которые вполне можно было бы назвать виллами, поскольку они не лепились друг к другу, как на других улицах города, а вольготно располагались на обширных дворах, засаженных ухоженными деревьями и кустами. Со стороны проезжей части усадьбы были отгорожены невысоким дощатыми заборчиками, зато от остального города эту улицу отделяла довольно высокая стена, проходившая но задней границе дворов, так что весь «Синий Пригород» оказывался между двух стен, одна из которых была городской.

Усадьба «Яшмовые ворота» была третьей со стороны городской стены, и ее ворота были на самом деле яшмовыми, хотя при ближайшем рассмотрении оказалось, что они все-таки деревянные, весьма искусно раскрашенные под яшму. Остановившись у этих самых ворот мы минуты три-четыре рассматривали совершенно пустой двор, и вдруг из-за угла стоявшего в глубине двора домика выкатился низенький толстячок, поразительно напоминавший… советника Шу Фу! Подкатив к воротам он быстро затараторил голосом, опять-таки весьма похожим на голос советника:

– Что такого вы, оборванцы, увидели в моем дворе, чтобы нагло разглядывать его, нарушая мой покой?!! И вообще, кто вас пустил на чистую мостовую этой, не предназначенной для ваших протухших ног, улицы?!! Немедленно убирайтесь от моих ворот, пока я не позвал городскую стражу и не обвинил вас в том, что вы отковыриваете кусочки драгоценной яшмы от моих драгоценных ворот!!!

«Вот это напор!.. – несколько ошарашено подумал я, – Вот это натиск!! Он даже не замечает, что мы верхом!!!»

Между тем, хозяин усадьбы, видя, что мы не торопимся, повернулся в сторону домика и пронзительно заверещал:

– Ма Гуа!!! Ма Гуа, бездельник, ну-ка, быстро беги к Западным воротам и пригласи сюда начальника воротной стражи со стражниками!!! Скажи, что дерзкие бродяги нарушили покой Синего Пригорода!!!

И тут раздался мелодичный голосок Шан Те:

– Шу Фу, разве ты не узнаешь меня?!

Толстяк сразу же замолчал, чуть присел, словно его шлепнули по макушке и медленно-медленно обернулся:

– Какой… Шу Фу… Кто Шу Фу?.. Я не Шу Фу, вы, госпожа, обознались…

«Госпожа?! – удивился я, – Однако, как резко он меняет тон!»

Эта-та смена тона меня и насторожила, а потому я послал короткий тревожный импульс в сторону Шан Те, и та, мгновенно прекратив свои расспросы, испуганно обернулась ко мне. А я, сделав вид, что не расслышал недавних угроз и оскорблений толстяка и улыбнувшись, произнес:

– Конечно, госпожа Шуи Та просто обозналась, издалека вы очень похожи на ее… троюродного брата. Прошу господина забыть это небольшое недоразумение… Мы проделали большой путь из своего довольно далекого имения до столицы, надеясь увидеть праздник Сбора Дани. Как вы понимаете, господин, моей подопечной необходимо приличное жилье, а ваша усадьба, очень понравилась нам и свои расположением и прекрасным видом! Я, конечно, далек от мысли, что такой важный господин сдает комнаты в собственной усадьбе, но может быть вы подскажете нам, к кому можно обратиться с этим делом?.. За ценой мы не постоим…

Я видел, как глаза девушки удивленно расширились, когда я назвал ее чужим именем, но пока что мне было не до объяснений, да и вообще я надеялся, что девчонка догадается, что ей не годиться называться в городе собственным именем, оно было слишком хорошо известно.

– Да-да, я понимаю… – расплылся в ответной улыбке толстяк, – Должен сознаться, что эта усадьба не является моей собственностью, я всего лишь управляющий, и если бы вы обратились немного раньше, то, возможно, я смог бы сдать вам ее на некоторое время. Однако, именно сегодня я ожидаю прибытия большой группы… э-э-э… гостей, о чем меня уведомил хозяин. Попробуйте обратиться к управляющему усадьбой «Полет Зимородка», она располагается дальше по улице, если я не ошибаюсь, ее хозяин предпочел городской дом, который находится на площади Зимнего Лотоса – оттуда гораздо удобнее наблюдать за… праздником!

– Большое спасибо за важный совет, господин… не знаю вашего высокого имени… – я сделал многозначительную паузу и добился-таки, что толстяк, растерянно улыбнувшись, назвался:

– Меня зовут… э-э-э… Сян Шен…

«Врет! – немедленно подумал я, – Не может быть такого имени – „Подобие Голоса!“

Однако, вслух я сказал совсем другое:

– Благодарю вас, господин Сян Шен, еще раз, мы не преминем воспользоваться вашим советом, и… простите за назойливое любопытство, но правильно ли я вас понял – ваш господин отдал свою усадьбу гостям, а сам не будет находиться в ней во время праздника?..

– Ну… э-э-э… я не знаю… – совсем уж неуверенно начал управляющий.

– Дело в том, что моя госпожа с удовольствием свела бы знакомство с господином обладающим столь безукоризненным вкусом!..

И я широким жестом обвел ухоженную усадьбу.

Глазки управляющего очень подозрительно сверкнули, и он с явным огорчением произнес:

– К сожалению мой господин вряд ли появится в усадьбе во время праздника… Разве что в самом его конце… Однако, если вы задержитесь в столице после праздника на три-четыре дня, он непременно навестит вашу госпожу, и, поверьте мне, это станет для вас незабываемым событием!..

Я посмотрел на Шан Те, и она кивнула мне, как послушная девочка.

– Мы непременно дождемся вашего господина… – обратился я к управляющему с легким поклоном, – Если вам удастся послать ему известие, сообщите, что госпожа Шуи Та с нетерпением будет ожидать этого знакомства… А сейчас мы вынуждены откланяться, нам необходимо найти себе пристанище…

Я тронул свою лошадь, и наша маленькая кавалькада двинулась дальше по улице.

Отъехав совсем немного, я чуть обернулся и негромко проговорил:

– Ученик, ты еще здесь?..

– Здесь, учитель, – немедленно откликнулся Поганец.

– Задержись у этих… «Яшмовых Ворот», посмотри, что будет делать этот прощелыга!..

– Будет сделано, учитель… А где я потом вас найду?

– Мы постараемся снять «Полет Зимородка», там нас и ищи…

Ответа не последовало, и я, даже не активируя Истинного Зрения, понял, что Поганец приступил к исполнению поручения.

– А теперь, принцесса, попробуем отыскать рекомендованную нам усадьбу! – повернулся я в сторону Шан Те.

Девушка согласно кивнула и вопросительно посмотрела на меня.

– Этот… яко бы Сян Шеен, – пояснил я свое поведение, – Явно знает Шу Фу и очень испугался, когда ты его назвала этим именем. Поскольку его хозяин, скорее всего сам Цзя Шун, будет, по его словам, отсутствовать в усадьбе, мы сможем поселиться рядом и попробовать наладить связь с твоим отцом и моим учителем, когда их привезут сюда. Ведь именно их приезда, по всей видимости, дожидается этот… управляющий. А если ему удастся известить своего хозяина о том, что некая Шуи Та терпеливо дожидается знакомства с ним, сам хозяин не будет слишком торопиться взглянуть на тебя… мне кажется у него и без этого будет в городе много дел… до самого конца праздника. Вот так!

Шан Те снова кивнула, и по выражению ее лица я понял, что нечто подобное она и ожидала от меня услышать. Девчонка и в самом деле была весьма сообразительна.

Миновав три-четыре усадебки, мы увидели впереди очень оригинальные ворота, накрытые крутой двускатной черепичной крышей голубого цвета и украшенной сверху резной фигуркой короткохвостой птицы с красным клювом и широко раскинутыми крылышками. Рядом с воротами спокойно восседал… Гварда.

– А вот и искомая нами усадьба… – с удовлетворение отметил я.

Подъехав, я кивком поблагодарил синсина и постучал в ворота.

Буквально через несколько секунд рядом с воротами распахнулась небольшая калитка, и из нее выглянул высокий, гологоловый мужчина лет сорока в солидном зеленом халате, отороченном золотой тесьмой, с длинными, полностью скрывающими руки рукавами. Он молча оглядел всех нас, включая Гварду, а затем остановил взгляд на мне. Я расценил этот взгляд, как вопрос, а потому, стараясь держаться как можно солиднее, проговорил:

– Нам нужен управляющий усадьбой «Полет Зимородка».

– Он перед вами, – коротко, лишенным эмоций голосом ответил мужчина.

– Господин управляющий, мы хотели бы снять жилье на все время праздника Сбора Дани, и нам посоветовали обратиться к вам.

– Кто?.. – еще короче, поинтересовался мужчина и глаза его как-то странно блеснули.

– Управляющий усадьбой «Яшмовые Ворота»… – так же коротко ответил я.

Мужчина кивнул, затем поднял глаза к небу и начал беззвучно шевелить губами. Простояв таким образом около полуминуты, он снова посмотрел на меня и произнес:

– Праздник начинается через два дня. Всего будет – десять дней. Стоимость аренды составит… два серебряных юя.

Сказано это было с таким видом, словно он не сомневался, что мы после этих слов немедленно откланяемся, и он избавится от назойливых нищебродов. Однако, не тут-то было!

– Значит, сорок яней… – уточнил я, помятуя о том, что именно такого достоинства монеты составляют связки моего учителя.

Мужчина удивленно моргнул и неожиданно уточнил:

– Сорок пять!..

– Угу!.. – я немного удивился такой арифметике, но не подал вида, – И что же будет входить в эту стоимость?..

Мужчина впервые взглянул на меня с некоторым интересом и пояснил:

– Главный павильон усадьбы, в котором шесть комнат и три спальни будет в вашем полном распоряжении. Утром в ваши апартаменты будет подаваться завтрак, вечером ужин. Ваши лошади будут содержаться в конюшне, за ними будут ухаживать, их будут кормить…

– А если госпоже понадобиться паланкин?.. – с некоторым высокомерием поинтересовался я.

– У нас имеются разъездные паланкины для гостей, но носильщикам вы будете платить сами.

Мне казалось, что условия очень даже неплохие, но я все-таки взглянул на Шан Те. Девушка кивком подтвердила мое мнение, и тогда я также кивнул управляющему:

– Мы нанимаем предложенное вами помещение на ваших условиях.

– Плата вперед за все десять дней, – проговорил тот не трогаясь с места.

Вообще-то это было довольно наглое требование, однако, вполне возможно, что большая часть населения города Пакита промышляла квартирными аферами, и управляющий просто подстраховывался. Так что я не стал показывать свое возмущение, а вместо этого ответил с вежливой улыбкой, переходя на «ты»:

– Ты хочешь, чтобы мы рассчитались прямо перед воротами?..

Моя улыбка сделала свое дело, управляющий скрылся за калиткой, а через мгновение ворота широко распахнулись, приглашая нас во двор усадьбы.

Мы въехали, и ворота тут же снова закрылись. Около закрытых створок стоял управляющий усадьбы и выжидающе смотрел на меня.

Спешившись, я отвязал мешок Фун Ку-цзы от седла и вытащил из него початую связку монет. В то же мгновение с управляющим произошла удивительная метаморфоза. Спина его несколько согнулась, на физиономию выползла льстивая улыбка, а обе руки вынырнули из рукавов и протянулись вперед, словно готовые немедленно принять всю появившуюся на свет связку медяков.

Я медленно, с достоинством развязал проволочку и не торопясь отсчитал в протянутые ковшиком ладони сорок пять монет, практически ополовинив связку. Проволочка снова была мной завязана, а наполненные монетами ладони управляющего продолжали, между тем, страждуще-ненасытно тянуться в мою сторону. Только когда остаток связки снова исчез на дне мешка, ладошки возвратились в рукава халата, унося свою добычу, но при этом я поймал взгляд управляющего направленный сквозь его лучезарную улыбку в сторону моего мешка. Этот взгляд мне не слишком понравился!

– Так где же располагается отведенный нам павильон?! – довольно резко спросил я, стараясь отогнать возникшее у меня тяжелое чувство… опасности.

– Прошу, господин, – весьма любезным тоном «пропел» управляющий и произвел широкий жест рукой, при котором рукав мелодично звякнул, – Вот этот, самый большой павильон усадьбы, называемый «Облачный Лепесток», теперь принадлежит вам. Госпоже будет там вполне удобно. Слуги немедленно займутся вашими лошадьми, а… э-э-э… собака будет жить с вами?.. – задал он совершено неожиданный вопрос.

Гварда выразительно посмотрел на управляющего и отвернулся, так что отвечать пришлось мне:

– Да… – последовала мгновенная пауза, после чего я в свою очередь задал совершенно неожиданный вопрос, – А как тебя зовут?..

Тут мне показалось, что управляющий немного растерялся.

– Меня?.. – и он огляделся по сторонам, словно надеясь увидеть еще кого-нибудь, к кому мог бы быть обращен мой вопрос.

– Тебя!.. Тебя!.. – нетерпеливо потребовал я, – Мне же надо как-то к тебе обращаться!..

– Зовите меня… э-э-э… Вэнь-ди.

«У всех этих… управляющих какая-то патологическая склонность скрывать свое настоящее имя!» – подумал я, а вслух продолжил свою, прерванную вопросом мысль:

– Так вот… Вэнь-ди, это… – я указал взглядом на Гварду, – … не собака, а благородный, умный, преданный синсин, и он безусловно будет жить вместе с нами в доме. Учти сам и передай всем слугам в доме, его зовут господин Гварда, и если кто-то назовет его собакой я… очень огорчусь!

– Хорошо, господин… э-э-э…

Управляющий замялся не зная, как меня назвать.

– Меня зовут Сор Кин-ир, а это – госпожа Шуи Та – подсказал я ему.

– Хорошо, господин Сор Кин-ир, – пробормотал управляющий, – Я предупрежу слуг… А сейчас вы можете проследовать в свой павильон, а я дам необходимые указания слугам.

Он еще раз поклонился и быстро, почти что бегом, направился в сторону видневшихся почти у самой задней стены одноэтажных построек. Мы с Шан Те, прихватив мешок моего учителя и оставив лошадей под присмотром Гварды, потихоньку двинулись к арендованному нами «Облачному Лепестку». Одноэтажный павильон под крутой двускатной крышей с традиционно загнутыми вверх карнизами и коньками выглядел довольно привлекательно. Однако, подойдя к крыльцу Шан Те остановилась и негромко прошептала:

– Это нехороший дом!..

– Почему?.. – так же негромко поинтересовался я.

– Посмотри на ступени… – ответила она.

Я посмотрел и… ничего не увидел – ступени, как ступени. Легкая лесенка из бамбука взбегала на каменную платформу, на которой был возведен дом. Передняя стена была углублена под крышу, таким образом, что перед входом образовывалась небольшая терраса, огражденная бамбуковыми же перилами. Широкая, покрытая красным лаком дверь, была чуть приоткрыта, словно приглашала войти в дом… В общем, никакого признака «нехорошести» я не заметил.

Я удивленно посмотрел на Шан Те, и та, уловив мое недоумение, пояснила:

– Ступеней всего четыре!..

Ступеней действительно было «всего четыре», но я в этом факте не видел ничего дурного, а потому спросил:

– Ну и что?..

Теперь уже девушка посмотрела на меня удивленными глазами и в свою очередь поинтересовалась:

– Разве ты не знаешь, что ступеней ведущих к дому должно быть… нечетное количество?

Я задумчиво почесал щеку, а затем отрицательно покачал головой.

Девчонка явно была поражена таким невежеством и самым серьезным тоном зашептала:

– Этот дом лишен силы ян! Он может рассыпаться в любой момент!..

– Из-за того, что у крыльца четыре ступеньки?! – в свою очередь удивился я.

– Да!

– Так что ж он до сих пор не рассыпался?!

Видимо мой вопрос поставил Шан Те в тупик. Она, не возражая, поднялась вместе со мной по злополучным четырем ступеням, неторопливо пересекла веранду и вошла в дом. Мы обошли все шесть комнат, из которых одна была значительно больше остальных и имела в обстановке самый настоящий обеденный стол, обставленный шестью стульями с высокими спинками. Мы внимательно осмотрели и три спальни. Шан Те выбрала для себя самую дальнюю от входа, окна которой выходили в сторону заднего двора, и из них была видна стена, отделявшая Синий Пригород от остального города.

Осматривая дом я вдруг задал себе вопрос – зачем в нем шесть комнат? Для какой цели их здесь… нагородили, чем в них можно заниматься?! Обстановка в этих комнатах, за исключением столовой, была весьма бедная – креслице, пара ларей да циновка на полу… Так для какой цели служили эти комнаты?!

Вернувшись в столовую, мы нашли там Гварду, который коротко доложил, что лошади устроены хорошо, что их уже начали чистить и корма для них вполне достаточно. Затем он быстро взглянул на хозяйку и коротко тявкнул:

– Вы видели, что у крыльца всего четыре ступени?..

– И ты туда же?.. – улыбнулся я, – И ты считаешь, что дом может развалиться в любой момент?!

– Нет, – помотал синсин своей черной башкой, – Раз он до сих пор не развалился, значит его что-то поддерживает… Что-то помимо силы ян…

– Ну конечно!.. – тихо воскликнула Шан Те, – Как же я об этом не подумала, его поддерживает… Зло!..

– Какое Зло?.. – устало удивился я.

– Любое… – спокойно тявкнул синсин и укоризненно посмотрел на меня, словно упрекая в легкомыслии. И этот взгляд меня… озаботил!

– Ну что ж, давайте попытаемся рассмотреть, что за Зло вы здесь… угадали!

Тщательно сосредоточившись, я одно за другим произнес заклинания «Истинного Зрения» и «Истинного Обоняния» – Зло можно не только увидеть, но и почуять!

Как обычно, сначала перед моими глазами пронеслась словно бы легкая дымка, а затем очертания всего окружающего стали необыкновенно четкими, рельефными. Спустя еще несколько мгновений, перед моими глазами короткими толчками начало проявляться доселе невидимое!

Первым в поле моего зрения попал вынырнувший на свет Поганец. Он пристроился на краешке стола и делал вид, что ничто на свете его не интересует. Поймав его взгляд и подмигнув ему, я принялся разглядывать столовую. Кроме уже виденного обеденного стола и стульев в комнате оказалась небольшая полка, подвешенная довольно высоко к одной из стен. На этой полке стояло три небольших глиняных кувшина с горлышками, залитыми цветным сургучом. Приглядевшись, я прочитал на этих запечатанных емкостях, по всей видимости, название их содержимого – «Быстро и легко», «Медленно и тяжело», «Живое мертвое». Понять вот так сразу что бы это такое могло быть я не смог, но в памяти увиденное отложил. Больше в комнате ничего необычного не было, но… спустя еще несколько мгновений, на стенах начали появляться странные темные, серовато-зеленые пятна.

Как только эти пятна из расплывчатых, едва заметных следов превратились в четко очерченные, темные кляксы, мне в лицо пахнуло смрадом старой, полуразложившейся Ненависти, древним, но все еще сохраняющим признаки жизни, Темным Волшебством, не растворившимися во Времени останками Убийства… Это было оно!.. Зло!.. Древнее, истощившееся, но еще не сгинувшее Зло!!!

Стены были заляпаны следами этого Зла почти до половины своей высоты, то ли Время постепенно смывало его, то ли у самого Зла уже не хватало сил подняться выше. Опустив глаза, я понял, что второе вернее – весь пол представлял из себя сплошную серо-зеленую шершавую поверхность. Было такое впечатление, что деревянный настил насквозь пропитан какой-то тяжелой, удушающее мертвой субстанцией…

«Странно… – тяжело, словно в сонном кошмаре подумал я, – Само строение кажется совсем не старым… Откуда же в нем такая древняя… мерзость?.. – и тут же сообразил, – Из фундамента! На старом фундаменте поставили новое здание!!»

И тут мне страстно захотелось полыхнуть по этой тянущейся из древнего прошлого дряни очищающим огнем Искупительного заклинания. Оно уже сложилось у меня в голове, и его тяжелые, грозные строки рвались у меня с языка. Я даже поднял правую руку, готовую проделать сопровождающие заклинание пассы!..

Но в последний момент опомнился! Я вдруг понял, что Искупительное заклинание несет в себе и Вещный Огонь, Огонь, который спалит не только живущее здесь древнее Зло, но и сам дом, и близь стоящие постройки и… неизвестно сколько соседних, возможно ни в чем не повинных усадеб. А сколько в нем погибнет людей?!

В груди у меня просквозил мгновенный холод, как только я осознал что был готов натворить!

«Спокойнее, чародей, спокойнее… – мысленно проговорил я, стараясь унять пробившую меня дрожь, – Ты еще поимеешь случай схлестнуться с этим Злом, и тогда!..»

Прикрыв глаза, я тряхнул головой и одним движением уже поднятой руки снял наведенные заклинания.

Комната практически мгновенно вернула свой прежний вид, но теперь я и обычным зрением различал призрачные признаки существующего здесь Зла.

– Здесь действительно существует Зло… – спокойным, но чуть охрипшим голосом произнес я, а потом, повернувшись к Шан Те, добавил, – Пойдем-ка, посмотрим еще раз твою спаленку.

И не ожидая ее ответа направился в выбранную девушкой комнату.

Спальня принцессы, как я уже упоминал, располагалась в дальнем конце павильона. Войдя в эту небольшую комнатку я внимательно огляделся – комната была практически чиста. Только в одном из углов едва заметно проступал слабый серо-зеленый налет. Я сложил ладони ковшиком и, нашептав коротенькое заклинание, резко стряхнул руки над этим углом. Послышалось короткое недовольное шипение и сероватая зелень втянулась в доски пола, оставив после себя только едва заметный запах. Да и запах этот мог различить, пожалуй, только я.

– Здесь совершенно безопасно… – повернулся я к внимательно следившей за мной девушке, но мне хотелось бы, чтобы Гварда спал прямо за твоей дверью.

– Непременно, – тявкнул синсин.

Я вздохнул и внутренне встряхнулся, отгоняя гадостные впечатления от увиденного с помощью Истинного Зрения. Потом снова посмотрел на принцессу и улыбнулся:

– А, может быть, мы прогуляемся по городу… Пообедаем, посмотрим достопримечательности… в близи!.. Поганец нам все подробно расскажет и… покажет!

– Вот только хорошо было бы перед выходом умыться… – немного смущенно пробормотала Шан Те.

– И постираться… – коротко тявкнул Гварда. При этом он так смешно сморщил нос, что мы сразу поняли насколько силен наш «запах дальней дороги».

В этот момент послышались приближающиеся шаркающие шаги, и в дверях появилась невысокая пожилая женщина с угрюмым, отечным лицом. Обежав комнату внимательным взглядом узких, прикрытых тяжелыми веками, глаз, она довольно сварливым тоном обратилась к Шан Те:

– Госпожа, господин управляющий направил меня в ваше распоряжение на все время вашего пребывания в «Полете Зимородка». Если вам что-то надо?..

– Надо, надо!.. – хозяйским тоном перебил я служанку, – Госпоже надо умыться с дороги и привести в порядок платье.

Служанка еще раз оглядела комнату и тем же сварливым тоном поинтересовалась:

– А разве у госпожи нет сменного платья?..

– К сожалению, наш багаж отстал, – пояснил я, – Но если он и завтра не прибудет, мы купим все необходимое в городе… А сейчас госпожа надеется на твою помощь!

Служанка кивнула и снова обратилась к Шан Те:

– Прошу, госпожа, проследовать за мной, я помогу вам умыться…

Она вышла из комнаты, девушка, бросив в мою сторону быстрый взгляд, последовала за служанкой, Гварда также посмотрел мне в глаза и после моего кивка, двинулся следом за девушкой.

Я вышел из спальни Шан Те последним, прикрыл за собой дверь и направился в столовую. Подойдя к большому, открытому настежь окну я увидел, как служанка ведет мою спутницу в сторону отдельно стоящей маленькой постройки, напоминающей временный сарайчик. За ними лениво плелся синсин, поворачивая свою внимательную физиономию то направо, то налево. Я был уверен, что от его взгляда ничто не укроется.

– Учителя, правителя и советника привезли… – раздался рядом со мной негромкий голосок Поганца, – Причем всех троих притащили шестеро цзиней в одном паланкине. Я сам видел, как их вытаскивали из этого паланкина и переносили в главный павильон усадьбы.

– Почему «вытаскивали»? – тек же негромко поинтересовался я, – Они что, до сих пор связаны?

– Нет, они не связаны, они спят… – ответил Поганец.

Мы немного помолчали, однако мой ученик не мог не поделиться родившимися у него соображениями:

– Мы могли бы попробовать их отбить прямо сейчас, шестерых цзиней нам одолеть вполне по силам… Но…

– Вот то-то и оно, что «но»… – поддержал я его сомнение, – Во-первых, даже если мы и отобьем правителя и учителя, куда мы все денемся? Бежать к Неповторимому Цзя?.. Так он скорее всего уже выехал в Пакит… Может быть правитель и знает, где останавливается Цзя Лянь-бяо, когда приезжает в столицу, но не факт, что нам дадут там убежище и защитят от преследования… ведь самого Неповторимого Цзя в столице еще нет… Но главное даже не это, может быть мы смогли бы где-то спрятаться до приезда покровителя Тянь Ши, меня сейчас занимает другое…

Поганец Сю материализовался около меня, правда таким образом, что в окно его невозможно было увидеть. Физиономия у него была донельзя серьезной, и своей длиннющей правой рукой он задумчиво почесывал… коленку.

– Сейчас меня занимает вопрос, зачем Великолепному Цзя вообще понадобилось устраивать это нападение?! Ну, допустим, правитель Тянь Ши, как мы знаем, в какой-то мере владеет магией и захватив его Цзя Шун ослабил своего противника, но зачем ему понадобились учитель и, главное, почему цзини прихватили советника?! Он-то уж в любом случае Великолепному Цзя без надобности!

– Загадка!.. – сосредоточенно пропищал Сю и неожиданно быстро добавил, – Чтобы ослабить противника Цзя Шуну достаточно было просто убить правителя!.. И никаких тебе… охранных мероприятий! Видимо у него какая-то другая цель!..

– Может он надеется, что… – я замолчал обдумывая пришедшую мне в голову мысль, но через секунду нетерпеливый Поганец, требовательно переспросил:

– Что «что»? Договаривай, давай…

– Просто я задал себе вопрос, какую помощь может оказывать Тянь Ши Неповторимому Цзя?.. Помнишь, этот толстый советник говорил, что правитель обладает магическими возможностями, но поставил их на службу своему высокопоставленному родственнику?.. Каким образом?!

– Что «каким образом»?.. – снова переспросил Поганец.

– Каким образом «поставил на службу»?..

– Ну, мало ли какие способы измыслил великий маг Поднебесной?! – раздраженно пропищал Сю, – На то он и великий маг!

– Не скажи!.. – улыбнулся я, – Мне кажется, у великого мага Поднебесной имеется только один способ использовать способности Тянь Ши…

– Только один?!

– Именно! Использовать своего родственника, как… аккумулятор!

– Как… кого?! – Поганец впал в полную растерянность, и я понял, что термин «аккумулятор» ему не знаком.

– Понимаешь, Поганчик, маги этого вашего Мира могут, видимо, заниматься магией только в том случае, если способны собрать вокруг себя такой… как бы тебе это объяснить… ну, скажем, кокон Силы! Если правитель Тянь Ши имеет магические способности, то он также способен концентрировать вокруг себя рассеянную над Миром магическую Силу – видимо именно эта способность и определяет, способен человек к магии или нет! Тогда, слова советника Шу Фу о том, что правитель поставил свои магические способности на службу Неповторимому Цзя, могут означать только одно – Цзя Лянь-бяо, занимаясь магией использует и кокон Силы Тянь Ши, что, конечно же, значительно увеличивает его возможности. Тогда становится понятным, почему Цзя Шун не убил Тянь Ши, а похитил его, и почему он хотел захватить Шан Те!

– Конечно! – воскликнул сообразительный Поганец, – Он хотел заставить правителя предоставить свой кокон ему, а девчонка должна была одним своим присутствием помочь великому магу добиться согласия отца!

– Значит, с правителем мы разобрались, а вот зачем Великолепному Цзя понадобились Фун Ку-цзы и этот… советник?..

– Ну, учитель Ку фигура в Поднебесной известная, заручиться его поддержкой никому не помешает… – несколько неуверенно начал Поганец, но тут же опроверг сам себя, – Хотя Цзя Шун отличается как раз тем, что плюет на любые авторитеты!

– И все-таки похищение Фун Ку-цзы еще как-то можно понять, а вот советник?!

– Н-да, этот толстяк – совершенно бесполезная личность!.. – согласился со мной Поганец, – Разве что Цзя Шун собирается как-то повлиять на госпожу Имань Фу… Шу Фу ей доводится племянником…

Предположение Поганца было весьма слабо, и мы оба это понимали. Несколько минут мы молчали, пытаясь как-то еще объяснить себе мотивы действий одного из великих магов Поднебесной, но ни мне, ни Поганцу ничего дельного в голову так и не пришло!

В этот момент Шан Те снова показалась во дворе. Она шла от примеченного мной сарайчика и была одета в довольно скромный длиннополый халат их темно-бордового шелка муаровой выделки. Следом за ней топала служанка, а замыкал процессию Гварда, все также внимательно поглядывающий по сторонам.

– Слушай, Поганец, – обратился я к своему ученику, – Я предложил девчушке прогуляться по городу, пообедать… Ты сможешь послужить нам гидом?

– Кем?!

В этом коротком вопросе Поганца прозвучало серьезное подозрение на то, что его собираются оскорбить, поэтому я поспешил объясниться:

– Гидом на моей Родине называют очень серьезного знатока какой-нибудь местности, или вообще очень знающего человека, который может рассказать несведущим людям много интересного о том… ну… месте, куда они попали!

– И куда они попали?!

– Мы… – уточнил я, – Мы попали в Пакит, и я надеялся, что ты сможешь показать нам интересные места в городе, порекомендовать какой-нибудь хороший… э-э-э… ресторан, ну, в общем, побыть нашим проводником в водовороте столичной жизни!

– Да?.. Проводником?.. – в голоске Поганца еще оставалось сомнение, – Но ты сказал сначала какое-то другое слово!..

– Гидом… – напомнил я.

– Нехорошее слово! – отрезал Поганец, – Мне не нравится, когда его применяют ко мне! Проводник – гораздо… солиднее!

– Хорошо, – чуть улыбнувшись, согласился я, – Пусть будет проводник. Ну и как тебе мое предложение?..

– А разве я могу отказаться? – Поганец в свою очередь оскалился в улыбке.

– Ну… Наверное, можешь!.. – несколько растерявший, пожал я плечами, – Мы и одни сможем, наверное найти, где перекусить и что посмотреть…

– И потеряться сможете… – довольно кивнул малыш, – И… это… без вести пропасть! Знаешь, что такое пропасть без вести?!

– Знаю…

– А знаешь что такое Хунхуцзы?!

– Ну… Судя по значению слова, это какое-то… общество Рыжебородых.

– Но ты не знаешь чем это общество занимается?

– Нет, у меня, знаешь ли, нет ни одного знакомого… рыжебородого!

– А что такое… Хун мэнь, знаешь?!

– Школа Хун?.. К сожалению, тоже нет.

– К счастью, учитель, к счастью!.. И я не хочу, чтобы ты это узнал, вполне возможно, что при знакомстве с этими ребятами тебе не поможет и все твоя магия!..

– Ну, да!.. А ты, конечно, поможешь!.. – в моем голосе настолько явно прозвучала насмешка, что Поганец просто не мог этого снести.

– Да я, что б ты знал, состою действительным членом семи тайных обществ Поднебесной!.. – полным достоинства… писком возвестил он.

– Ну что ж, значит мы будем под надежной защитой! – с глубоким удовлетворением произнес я, чем снова поверг Поганца в недоумение – он опять не мог понять, говорю ли я серьезно или смеюсь над ним, а я всего лишь хотел окончить прения, поскольку Шан Те уже входила в наш павильон.

Едва появившись в столовой, она, как и всякая другая девушка на ее месте, первым делом поинтересовалась:

– Как вам мой наряд?.. Этот милый халатик мне дала матушка Лю, а мое платье она обещала почистить, чтобы я могла надеть его на праздник…

Я понял, что матушкой Лю зовут ту самую угрюмую служанку, которая помогала девушке умыться. Видимо, во время купания Шан Те прониклась к ней доверием, потому и называла ее таким ласковым именем. На ногах девушки были все те же бархатные туфельки, что и прежде, а вот голову ее украшала крошечная и очень элегантная шляпка из кисеи того же цвета, что и халат. Позади нее стояла матушка Лю и в полном изумлении таращила глаза на моего ученика. Заговорившись, Поганец позабыл применить свое боевое искусство и, конечно, тут же был раскрыт бдительной служанкой.

Пока Поганец медленно перемещался за мою спину, я успел его представить, причем постарался сделать это как можно небрежнее:

– Это, матушка Лю, мой ученик и помощник, вы можете совершенно не обращать на него внимания! Сейчас мы с моей подопечной прогуляемся в город, а вы проследите, чтобы к нашему возвращению был накрыт ужин…

Матушка Лю сумела, наконец, справиться со своим изумлением и, переведя взгляд на меня, спросила:

– А где этот обор… ваш ученик будет спать?..

– О, пусть вас это не волнует! – с излишним, пожалуй, энтузиазмом ответил я, – Он у меня крайне непритязателен в быту и предпочитает спать под открытым небом!

Мамаша Лю кивнула, повернулась и пошла к выходу, довольно громко бормоча себе под нос:

– Значит надо на ночь как следует закрывать двери…

Поганец проводил ее укоризненным взглядом, а когда она вышла, посмотрел на нас и с непередаваемой горечью произнес:

– Вот она, людская подозрительность! Совершенно меня не знает, а уже собирается покрепче запирать двери!

– Именно потому что не знает, и собирается запирать, – неожиданно хихикнула Шан Те, – Если бы знала, сообразила бы, что это бесполезно!..

Поганец хотел было что-то ответить, но только махнул рукой, зато увидев, как скалится Гварда, заверещал:

– Ты-то что хихикаешь?.. Или уже снюхался с этой… предусмотрительной тетечкой?!

– Да ладно тебе, Сю… – миролюбиво тявкнул синсин, – Ты же знаешь, как мы тебя любим…

– Так любим, что даже доверяем свои жизни! – немедленно подхватил я и, обернувшись к принцессе и ее синсину, добавил, – Поганец согласился показать нам Пакит, причем среди достопримечательностей нам будут представлены и самые злачные места этого великого города. Оказывается мой ученик – свой среди местных урок!..

– Как сказал?! – немедленно отреагировал на незнакомое слово Поганец, – Среди кого я свой?!

– Ну… – я оказался в некотором затруднении, – Я не знаю, как называют эту категорию граждан в вашей великой столице… У меня, в моей… провинции они имеют довольно много различных обозначений, например: урки, кореша, пацаны, братаны…

– Братья!.. – неожиданно подсказал Поганец.

– Ну нет! – резко отверг я его подсказку, – Братьями у нас называют либо кровных родичей, либо близких товарищей по… э-э-э… общей борьбе.

– Ну! – удовлетворенно воскликнул Сю, – Я и говорю – братья… по общей борьбе! На эмблеме Хунь мэнь так и написано: – «Войдешь в ворота Хун – соединишься с братьями»! Они к тому же и кровные… эти… братья – каждому новичку отрубают первую фалангу левого мизинца, чтобы, значит, кровью связать!

Я невольно опустил взгляд на длинные руки Поганца, но он тут же спрятал их за спину и недовольно полюбопытствовал:

– А чегой-то ты рассматриваешь?..

– Да вот смотрю, не братик ли ты чей-нибудь, – в тон ему ответил я.

– Нет! – быстро пискнул он, – Ничей я не братик, я у мамочки один был!

Тут он вытащил свои ладошки из-за спины и растопырив длиннющие пальцы показал их всем окружающим.

– Одиночка, значит… – негромко тявкнул Гварда.

– Послушайте! – неожиданно воскликнула Шан Те, которой, по всей видимости, надоело слушать нашу пикировку, – Так мы идем в город или нет?!

– Конечно идем! – воскликнули мы с Поганцем в один голос, а синсин просто развернулся и неспешной трусцой проследовал к выходу.

Мы последовали за ним, причем первым поспешил к дверям Поганец мстительно буркнув напоследок:

– Мне положено быть впереди, я, все-таки… этот… проводник!..

Город Пакит, столица Поднебесной, был не слишком велик и невообразимо странен. Взять, хотя бы, расположение престижных кварталов, кварталов, где проживала беднота и район трущоб. Престижной честью любого земного города является его исторический центр, в котором располагаются художественные памятники, наиболее древние и интересные здания и культурно-развлекательные… заведения. Другой престижной частью города обычно бывает недалекий, экологически чистый пригород со свободной застройкой. Беднота в любом городе, как правило, селится в старых многоэтажках и именно районы такой застройки являются ее оплотом, а трущобы… Ну, трущобы, в которых обитают отбросы города, и где плодится и размножается его криминальная составляющая могут появиться практически в любом районе города, хотя как правило это бывает место вокруг какой-нибудь фабрики или мастерских… Именно это место, служившее обиталищем многодетного рабочего люда, становиться трущобой, когда производство, кормившее этот люд, умирает. Так вот, Пакит никоим образом не соответствовал этому, обычному раскладу!

Престижных кварталов в столице Поднебесной было всего… один, а именно Синий Пригород! Эту часть города, располагавшуюся прямо у западной городской стены, населяли самые состоятельные и почтенные горожане и их довольно многочисленные семьи. Семей этих, как мы узнали, было совсем немного, чуть более сорока и им вполне хватало одного Синего Пригорода. Центральная, наиболее древняя, часть Пакита представляла из себя комплекс храмов самого разного толка, окруженных наскоро возведенными деревянными одноэтажными постройками, в которых ютилась беднота, паразитировавшая на паломниках, шедших к этим храмам нескончаемым потоком! При этом, персонал самих храмов был крайне невелик – не более десяти-двенадцати человек, плюс пятеро-шестеро уборщиков, набиравшихся из тех же самых бедняков, живших в ближайшей округе.

Когда я поинтересовался у нашего… гида, почему столь доходное дело – организация поклонения божествам и исполнение религиозных обрядов, не смогло породить толпу бездельников, Поганец ответил, что дело-то может быть действительно прибыльное, вот только практически всю прибыль храмам надлежит обращать в самоцветы и вносить в… казну Желтого Владыки, и храмовый штат назначается тем же ведомством… Так что штатных единиц в храмах не много, а вне штата, задарма, горбатиться никто даже в храмах не желает!

Вокруг храмов, как я уже отмечал, целые улицы были заселены беднотой, которая… торговала! Торговала всем, чем угодно! Торговала, где угодно. Это были и большие, занимавшие целый домик, лавки, хозяева которых даже нанимали продавцов. Это были маленькие лавочки, торговлю в которых вели державшие их семьи, причем, как правило, за прилавками стояли дети, жалостливо взывавшие к многочисленным прохожим и рассказывавшие совершенно фантастические истории о происхождении и качестве своих товаров. Это были совсем крошечные лавочки, напоминавшие мне будки сапожников, существовавшие в моем родном городе во времена моего детства. И, наконец, это были торговцы вразнос, норовившие пихнуть своим лотком, коробом, связкой, тачкой как можно больше народу – этим они якобы привлекали внимание к своему товару.

Лидерство в этом торговом буме без сомнения занимала еда, не буду описывать ее разнообразие. Немало было и торговцев мелочным товаром, одеждой, обувью, и… всем остальным, включая плетеную из молодого бамбука мебель. Однако Поганец сразу же предупредил нас, чтобы мы не вздумали что-нибудь покупать, не посоветовавшись с ним. Мы с ним советовались, и он в десяти случаях из… десяти не рекомендовал покупать приглянувшуюся вещь или угощение. Только дважды он одобрил наш выбор – когда Шан Те захотелось сладкого, и онапопросила конфету из вареного сахара, и когда Гварда неожиданно занервничал, увидев на одном из лотков некую, весьма ему нужную травку. Правда в обоих случаях Поганец заявил, что покупать это совершенно ни к чему, поскольку у него самого имеется необходимый товар. Откуда у него взялся этот товар, было совершенно непонятно (хотя я имел определенные предположения), но девушка и синсин получили требуемое из рук маленького пройдохи и были… очень ему благодарны!

Отдельно нужно сказать о площадях Пакина, на которых проходил ежегодный праздник Сбора Дани. Всего их было шесть, нам удалось в тот вечер побывать на трех из них. Все эти площади были спланированы по одному образцу и давали достаточно пищи для размышлений!

Несмотря на то, что площади эти были достаточно обширны, к каждой из них подходило всего по две улицы. Стены домов, окружающих площади не имели окон, так что площади по периметру были обнесены глухими и достаточно высокими стенами. И посредине каждой площади обязательно было установлена какая-нибудь уродливая статуя! И что самое интересное, несмотря на то, что улицы города были запружены шумной, уже начавшей веселье толпой, площади эти были пусты! Мы тоже не ступали на застилавшие их камни, поскольку Поганец нам этого не позволил, он только показал нам эти площади с подходящих к ним улиц.

В общем, прогулка наша по городу оказалась довольно интересной, не слишком долгой, и весьма утомительной. Наконец Поганец объявил, что настала пора подкрепиться, тем более что мы находимся как раз около одного из самых замечательных ресторанов города. При этом он с энтузиазмом указал своей непомерно длинной рукой на некое строение, возведенное из все того же крашеного дерева, имевшее, о чудо, два этажа! Над двустворчатой дверью этого заведения, прямо на стене, была намалевана ветка ивы и иероглиф «Тихий омут», а под сей вывеской стоял не то, швейцар, не то зазывала – здоровенный малый в весьма драном коричневом халате, рваных сапогах и цветном платке, перетягивавшем его косматую голову. Широко разевая рот это чучело ревело на всю улицу совершенно непередаваемым фальцетом:

– А вот самая вкусная в Паките лапша, самая свежая рыба и самая жирная свинина!!!

Тут же, не переводя духа, но на октаву ниже он колоратурно выводил:

– Пампушки! Пампушки!! Пампушки!!!

И еще на октаву ниже:

– Вино-о-о-о-о-о!!!

После чего следовало секундное молчание, потребное для глубокого вдоха, и вся тирада, в той же самой последовательности повторялась.

Минуты две мы стояли на месте и наслаждались этими воплями, после чего Гварда, как всегда коротко протявкал:

– Очень музыкально, но крайне однообразно!..

Следом за шустрым Поганцем мы направились к дверям заведения. Увидев потенциальных посетителей, зазывала, не прекращая орать, низко нам поклонился и между второй и третьей «пампушкой» быстро и негромко пробормотал:

– Попробуйте утку по-пакитски и красного чанджоусского!..

Виртуоз!!!

Внутри заведения было довольно сумрачно и неожиданно чисто. Каменный пол был явно только что присыпан чистыми опилками, а свободных столиков было более чем достаточно. Я было с интересом посмотрел на довольно крутую лестницу, уводившую на второй этаж, но Поганец, перехватив мой взгляд, негромко произнес:

– Мы, как я понял, будем обедать?.. Тогда нам стоит остаться в этом зале!.. – и потопал к свободному столику, притулившемуся около дальней от входа стены.

Едва мы трое заняли места у столика, а Гварда скромно притулился под столом, как рядом с нами образовался официант с огромным подносом, на котором тесно стояло около двух десятков крошечных чем-то наполненных чашечек.

«Порции, однако, здесь невелики!..» – несколько разочарованно подумал я, прикидывая, какая из чашек достанется мне – проголодался я здорово. Однако, наш шустрый гид жестом приказал официанту поставить свой поднос перед ним и принялся нюхать, каждую чашку, а в некоторые совать неизвестно откуда появившуюся в его руке крошечную черпалочку.

Я удивленно взглянул на Шан Те, та сидела совершенно спокойно, не выказывая никаких отрицательных эмоций, из чего можно было сделать вывод, что Поганец пока что остается в рамках местных приличий. Наконец он закончил свою экскурсию по подносу и, подняв задумчивую рожицу к официанту, произнес:

– Значит так!.. Закуски – холодная курятина, отварные на пару креветки, черные печеные яйца, фаршированные орехами баклажаны… Горячее – конечно же, жареная пакитская утка, паровые пампушки…

Тут он повернулся в сторону Шан Те и спросил:

– Госпожа, как ты относишься к блюду под названием «борьба Желтого Владыки с тигром»?

Девчонка в ответ скривила физиономию, на что Поганец тут же понимающе кивнул: – Ясно!.. Ядовитые змеи нам не нравятся!..

Он снова повернулся к официанту:

– Тогда, свиные ножки по-гуанчусски и, конечно же, отварной сорги с восемью приправами, – он метнул в мою сторону быстрый взгляд, – И не забудь соус из крапивы тан!

Официант кивнул и сделал торопливую запись в крошечную замусоленную книжечку.

«Однако, похоже, мы славно покушаем!» – мелькнуло в моей голове, а Поганец продолжал диктовать заказ:

– Затем светлый суп и крошечные пирожки с печенью… Да смотри, чтобы пирожки были горячие!.. Ну а сладости и фрукты – на твой вкус!..

Официант еще раз кивнул, закрыл свою книжечку, взял свой поднос со стола и лишь после этого немного неуверенно поинтересовался:

– Господа будут заказывать вино?..

– Конечно!.. – воскликнул Поганец, – Как я мог забыть! Пять больших бутылей чанджоусского!..

Официант довольно улыбнулся, снова опустил свой поднос на стол и открыл свою книжечку. Вписав в нее еще строку он посмотрел на Поганца, потом перевел взгляд на меня и, обращаясь ко мне, сообщил:

– Ваш обед будет стоить два яня…

Я достал небольшой мешочек с отложенными для прогулки деньгами и протянул ему две монетки. Официант с поклоном принял плату и через секунду исчез вместе со своим подносом.

А я повернулся к Поганцу:

– Слушай, ученик, а ты не маловато вина заказал?.. Ну что такое пять больших бутылей для нашей огромной компании?!

Однако мохнатого малыша совершенно не смутил мой насмешливый тон. Покачав головой, он пояснил:

– Я просто экономлю наши деньги…

«Вот как?! Уже и „наши“?!!» – подумал я, а Поганец продолжил:

– Если ты будешь заказывать по одной бутылке, то каждая последующая будет стоить дороже. Сейчас же с нас взяли, как с оптовых покупателей! Если мы не выпьем всего что заказали, то оставшееся мы сможем вернуть хозяину и получить деньги обратно!..

Тут его пояснения прекратились, поскольку около стола снова материализовался официант. На этот раз на его огромном подносе красовались вполне нормальные миски, содержавшие закуски, заказанные Поганцем и… пять темных бутылей емкостью около литра известного содержания. Рядом со столом была быстро установлены маленькая жаровенка некоей странной конструкции, и на нее тут же водрузили одну из принесенных бутылок. Кроме закусок около каждого из нас были поставлены небольшие чашки, разложены черпалки, а кроме того совсем крошечные чашечки тонкого фарфора, явно предназначенные для вина.

Быстро оглядев стол, я взглянул на официанта:

– Нам необходимы еще… две чистые чашки…

На лице у служителя этого «храма желудка» не дрогнул ни один мускул:

– Да, конечно, господин… – быстро проговорил он, – Прошу простить за оплошность!..

Буквально через секунду требуемые чашки стояли на столе. Я взглядом отпустил официанта и заглянул под стол:

– Тебе чего хочется?

Гварда оскалил клыки в улыбке и ответил:

– Курочки и… печеных яиц.

– А я и не знал, что ты гурман!.. – раздался голос Шан Те от противоположного края стола. Она также наклонилась и с улыбкой смотрела на синсина. Тот смущенно отвел глаза и пробормотал:

– Нехорошо отказываться, когда потчуют от всего сердца…

– А вино будешь?.. – не удержался я от улыбки.

Гварда только согласно мотнул головой.

Я наложил в миску холодной курятины, добавил несколько черных яиц и поставил закуску перед Гвардой. Поганец в это время снял с жаровни подогретое вино, ловко выдернул торчавшую из горлышка деревянную пробку и разлил вино, наполняя крошечные чашечки до краев. Наполнил он и протянутую мной чашку Гварды, а когда я поставил ее под стол, заглянул туда же и пропищал:

– Приятного аппетита, Гвардик!..

Вино было густое, темное, с приятным фруктовым ароматом, но, на мой вкус слишком сладкое. Курятина оказалась очень нежной, а черные печеные яйца невыносимо жгучими… так что пришлось выпить еще по чашечке вина, ну а под фаршированные баклажаны сам бог велел!..

Спустя некоторое время на стол нам поставили блюдо исходящей паром сорги, а к нему восемь судков с приправами, еще одно блюдо с, как я понял, уткой по-пакитски, и большой фарфоровый судок прикрытый крышкой. А мы… открыли следующую бутылку.

Подогретое вино с уткой по-пакитски произвели на меня самое благоприятное впечатление, а поскольку первый голод был уже утолен, нас, естественно потянуло на беседу, и первым конечно развязался язык у Поганца:

– А что, учитель, ты сможешь еще раз показать фокус и крапивной подливкой?! – и его мохнатая физиономия расплылась в довольной улыбке. Но ответить ему я не успел, прямо над моим ухом прозвучал шепелявый с трещинкой голос:

– Не угостят ли веселые господа бедного старика чашечкой вина?..

Я обернулся на голос. Около нашего стола, совсем рядом с моим стулом стоял старик в драном подобии халата, накинутом на голое тело. Ноги его были босы, а плешивая голова не покрыта. Лицо, худое, даже изможденное, было изрезано мелкими частыми морщинами, а длинная, реденькая и весьма неухоженная бороденка как-то странно подергивалась. И только узко прорезанные, ясные синие глаза смотрели пристально, с изучающей хитринкой.

Настроение у меня было прекрасное, закуски на столе – вдоволь, так что я в порыве благодушия кивнул и, чуть запнувшись, проговори:

– Хорошо, старик, я выпью с тобой!.. Вот только мы сейчас чашку для тебя потребуем…

Я хотел подозвать официанта, однако старик опередил меня:

– У меня с собой есть чашка, господин!..

И он выдернул из рукава довольно поместительную кружку, раза в четыре превышавшую емкостью наши чашечки. Я улыбнулся, хмыкнул, но наполнил его кружку до краев. Затем поднял свою чашку:

– Твое здоровье, старик!..

Вино, казалось, само юркнуло мне в горло, а вот старик тянул свое долго, неторопливо, смакуя каждый невеликий глоток.

Но все на свете кончается, кончилось и вино в кружке старика. Крякнув, он вытер свою бороденку и с чувством произнес:

– Благодарю, щедрый господин… А чтобы подчеркнуть мою благодарность, я хотел бы поведать тебе мысли о смысле вина!..

– Да?! – удивился я, – Это интересно!.. Как ты сказал – мысли о смысле?! Ну-ка, давай… свои смысли!

Старик выпрямился, чуть прикрыл глаза и начал читать, причем голос его вдруг утратил и шепелявость и надтреснутость:

– При цветах, господин, лучше пить днем, чтобы любоваться их красками. После снегопада лучше пить ночью, чтобы блюсти чистоту дум. Когда пьешь в хорошем настроении, лучше петь песни, чтобы возыметь согласие в душе. Когда пьешь перед разлукой, лучше реже наполнять чарки, чтобы укрепить свой дух. Когда пьет муж, наделенный литературным талантом, ему подобает читать стихи и играть на лютне, чтобы не… опозориться. Когда пьет муж, наделенный возвышенными устремлениями, ему подобает чаще поднимать чарку, чтобы воля его упрочилась еще больше. Пить вино на башне лучше в жару – там прохладнее. Всякий раз, желая выпить вина, нужно принять во внимание… свое окружение, иначе в питии не будет смысла!

Старик умолк и наверное целую минуту я разглядывал его, ставшее вдруг вдохновенным, лицо, а затем с чувством произнес:

– Ты отлично сказал, старик!

– Это не я сказал, господин… Это сказал великий Лу Шаоянь!

– Да?! Значит отлично сказал… этот… Лу Шаоянь! А сейчас мы будем пить, я буду чаще поднимать чарку, а ты – читать стихи и играть на лютне, поскольку у тебя явно наличествует литературный дар! А потом мы с тобой споем!

– Благодарю тебя, щедрый господин, – поклонился старик, – Но я и так уже воспользовался твоей добротой, так не буду же ей злоупотреблять… Разреши мне удалиться…

Я задумчиво почесал щеку и… разрешил:

– Ну, раз ты считаешь, что тебе хватить… Не могу тебя неволить…

Старик еще раз поклонился и уже было повернул прочь от нашего стола, но его остановил тоненький голосок моего ученика.

– Старичок, не откажись выпить так же и со мной!.. Ты не можешь почтить одного из сидящих за столом и игнорировать прочих – это невежливо! Выпить с госпожой ты, конечно, не можешь, но я…

Старик посмотрел на Поганца и чуть заметно улыбнулся:

– Ну что ж, маленький… господин, ты прав, и я с удовольствием почту тебя бокалом вина.

Он обошел стол и снова достал из рукава свою кружку. Поганец наполнил его посудину и свою чашечку, поднял ее и, глядя прямо в прищуренные глаза старика, произнес:

– За удачу, старик… За твою удачу!..

Они выпили, затем старик молча поклонился Шан Те и удалился. Поганец проводил его внимательным взглядом, а когда тот скрылся за дверью, вытащил из-под стола руку и протянул мне… мешочек с нашими деньгами!

Выглядел я в этот момент, наверное, довольно глупо, еще бы, маг, которого обворовал какой-то древний дед. Однако Поганец меня… успокоил:

– Этот старичок, Ванг-даос, самый искусный карманник Пакита… был до сих пор. Я его давно знаю.

– Почему… был?.. – переспросил я, снова укладывая мешочек с деньгами в карман халата, а затем, опомнившись, перепрятывая его в карман джинсов.

– Ну… Потому что до сих пор в Паките не было меня… – скромно пояснил Поганец.

– Но, если ты его давно знаешь, почему он не узнал тебя, – спросила своим мелодичным голоском Шан Те.

– Он не был знаком со мной лично… – коротко ответил Поганец.

– Зато сейчас он с тобой познакомится лично… – раздался из-под стола негромкий голос синсина, – И не только он…

Именно в этот момент я ощутил приближение опасности, и это ощущение мгновенно выветрило хмель из моей головы. Я сосредоточился и быстро прощупал окружающее пространство на предмет наличия магических возмущений. Вокруг все было спокойно. Значит опасность исходила от людей, и это обстоятельство несколько успокоило меня. А в следующее мгновение позади меня прозвучал вкрадчивый, я бы даже сказал – мурлыкающий, мужской голос:

– Господа, нехорошо обижать бедного старика…

– А разве мы кого-то обидели?.. – не оборачиваясь спросил я.

– Вы обидели… очень сильно обидели… моего хорошего друга и наставника, почтенного даоса Ванга, – промурлыкал тот же голос, – Он пожаловался мне, и я взял на себя… к-хм… смелость попросить вас исправить случившееся!..

После этих слов я не торопясь обернулся.

Прямо за моей спиной, положив руку за спинку моего стула, и упершись в меня взглядом, стоял довольно молодой парень в добротном фиолетовом халате, перепоясанном широким, похожим на кушак поясом. Его лицо было чисто выбрито, но над верхней губой оставалась щегольская тонюсенькая полосочка темных усиков. Волосы на непокрытой голове были гладко зачесаны и туго стянуты в косу, так туго, что голова была похожа на покрытый черным лаком шар. Парень вполне доброжелательно улыбался, но его милая улыбка весьма напоминала акулий оскал. В богатом халате паренька были припрятаны шесть ножей, из которых два были метательными, полуметровая цепь с небольшим металлическим кубиком на конце (на одной из граней кубика был выгравирован иероглиф «От всей души»), два кастета, на каждую руку свой и короткая бамбуковая дубинка, залитая с одного конца свинцом. Но более всего парень рассчитывал на свое мастерство рукопашного бойца. Все эти сведения я почерпнул из настежь распахнутого сознания местного «братка».

Позади парня топтался давешний старик, изображая всем своим видом обиженную… да что там, оскорбленную, добродетель!

– Старик, – насмешливо поинтересовался я, – Тебя что, мало угостили?!

– Нет господин, – с легким, полным достоинства поклоном ответил тот, – Меня хорошо угостили, но пока я читал вам… э-э-э… размышления Лу Шаояня, меня обокрали!..

– И что же у тебя… вытащили?.. А главное – откуда? – все тем же насмешливым тоном поинтересовался я.

– У меня, из рукава вот этого самого халата был похищен мешочек с деньгами! – произнес старик с горечью, подумал и добавил, – Все состояние несчастного старика!

– Да?! – изумленно переспросил я, – И много ли денег было в рукаве у нищего попрошайки, клянчившего стаканчик винца?!

– Это не важно! – вмешался в наш разговор парень, – Вам совершенно необязательно знать, сколько денег было в мешочке моего друга, вам просто надо вернуть ему этот мешочек!

– Ну почему же не важно? – посмотрел я на парня, – Мои деньги тоже хранятся в небольшом мешочке. Только я точно знаю сколько их там, а кроме того, этот мешочек видел официант, когда я расплачивался за этот вот обед!..

Парень улыбнулся еще шире:

– Мы можем, конечно, спросить у официанта об этом мешочке, но я думаю, что он… не помнит, откуда ты доставал деньги для расчета, а вот мешочек моего друга ему точно запомнился!.. Ну, как, позовем официанта?!

Вот такого оборота я никак не ожидал! Видимо этот паренек, а может быть его босс, держали этот ресторан и всю его прислугу под своей рукой!

– Я думаю… – неторопливо произнес я, – … Мы не будем отвлекать занятых людей от их работы, – просто мне не хотелось ставить беднягу-официанта в неприятную ситуацию, – Пусть ваш… подопечный назовет похищенную у него сумму, и тогда мы посмотрим, насколько правомочны его притязания!..

– А по-моему, для подтверждений его… этих… притязаний вполне достаточно вашего согласия с тем, что этот мешочек действительно был в его рукаве! – продолжая улыбаться, но уже гораздо более резким тоном заявил парень, – Вы же не оспариваете этого?!

Он продолжал буравить меня взглядом, рассчитывая, видимо, смутить или испугать молодого и, как ему казалось, неопытного провинциала.

– Ну как же мы можем это оспаривать?! – удивился я, – Мы же не догадались пошарить в его рукавах перед тем, как налить ему вина!

– А ты считаешь, что простое заявление кого-либо, о том, что у него пропала вещь, доказательством того, что эта вещь действительно его собственность? – неожиданно подал свой писклявый голосок Поганец.

Парень только теперь отвел свой взгляд от моего лица и с нескрываемым удивлением посмотрел в сторону малыша. Похоже, местный рекетир совершенно не принимал это странное маленькое существо в расчет. Помолчав несколько секунд, словно оценивая силу нового, вступившего в беседу, лица, парень легко усмехнулся и вновь перевел взгляд на меня. Однако ответил он при этом Поганцу:

– Да, малыш, я считаю такое заявление доказательством, особенно если имеются свидетели, видевшие эту вещь у него ранее!..

– Ага!.. – Поганец наклонил голову, вроде как задумавшись, но тут же продолжил, – Я рад слышать это от тебя, но чтобы полностью успокоиться, покажу всем присутствующим принадлежащее мне имущество, чтобы потом вы могли засвидетельствовать, что видели его у меня… ранее!

Он ощерился в самой своей дружелюбной улыбке, а затем принялся вытаскивать из-под стола и раскладывать около себя на столешнице весьма интересные предметы. Когда он закончил, перед ним лежали в ряд шесть ножей, из которых два были без ручек с утолщениями на заостренных концах, блестящая цепь сантиметров пятьдесят длинной с небольшим металлическим кубиком на конце, два кастета для разных рук, короткая в два колена, бамбуковая дубинка, отблескивающая золотом коробочка, напоминавшая табакерку, складной веер из тонких костяных пластин и крошечные щипчики непонятного предназначения.

– Вот, сколько у меня всего!.. – сообщил присутствующим Поганец самым довольным тоном, окидывая искрящимися глазками выложенное имущество – И прошу отметить, что на этом кубике, – он потрогал своим длиннющим пальцем кончик цепи, – Выбито мое любимое изречение – «От всей души»!

Да!!! Это было впечатляюще!!!

Я посмотрел на вымогателя и его подопечного – и было на что смотреть! Такого… изумления, такой растерянности я прежде никогда не встречал. Оказывается оба страдали пучеглазием, а старичок, вдобавок, слабостью челюстных мускулов и недержанием слюны.

Немая сцена длилась около минуты, после чего Поганец принялся сгребать со стола выложенные вещи. Тут парень громко выдохнул: – Х-х-х-эг-г-г-!!! – и принялся шарить дрожащими руками по собственному телу. Старик тоже пришел в себя, закрыв лицо трясущимися ладонями он молча повернулся и вслепую двинулся к выходу, наталкиваясь на столы, стулья, посетителей, но не открывая лица.

Паренек, закончив обследование своего молодого тела, судорожно глотнул и хриплым голосом произнес:

– Верни мне… это… мое!..

Поганец, уже убравший все под стол, укоризненно посмотрел на неудачливого вымогателя и с горечью ответил:

– Ну нельзя же так!.. Ты посмотри на себя, юноша, буквально все, что ты видишь у других, ты объявляешь либо своей собственностью, либо собственностью своих друзей!..

– Это мое!!! – неожиданно завизжал парень, брызгая слюной, – Это мое!!! Это ты украл у меня!!!

Поганец в ответ сокрушенно покачал головой и совершенно спокойно пропищал:

– Когда?.. Разве мы с тобой встречались до того, как ты имел наглость появиться у нашего стола?! И потом, если бы я украл эти вещи у тебя, разве я стал бы тебе их показывать?!

Парень схватился за ворот халата и, прохрипев: – Ну! Ты об этом пожалеешь!!! – бросился… но не к выходу, вслед за стариком, а к довольно темному углу в противоположном конце зала и нырнул за малоприметную дверку.

Надо сказать, что натыкался он на столы и стулья не меньше, чем его пожилой друг, хотя глаза у него были открыты.

Когда оба вымогателя скрылись, Шан Те тихо произнесла:

– Может быть, мы пойдем отсюда… Я уже вполне сыта…

Я отрицательно покачал головой, а Поганец пояснил:

– Представление еще не окончено, а, кроме того, здесь мы в наибольшей безопасности.

В этот момент я вспомнил о Гварде и заглянул под стол. Синсина там не было!

«Неужели Гварда струсил и дал деру?! – мелькнула в моей голове удивленная мысль, но я тут же отбросил ее, – Нет, тут, пожалуй, что-то другое!»

Малыш Сю оказался прав, не прошло и трех минут, как из двери, за которой скрылся наш неудачливый вымогатель, появились трое здоровенных ребят весьма зверского вида в одинаковых черных халатах, подпоясанных толстыми веревками, и решительным шагом направились к нашему столику.

– А вот и «успокаивающие жар»… – едва слышно, вроде как испуганно, пискнул Поганец, но когда троица приблизилась, он с самым наглым видом поинтересовался:

– Ребята, у вас что, траур?..

Двое из вновь прибывших заметно удивились, зато третий чуть насмешливо ответил:

– Да… Траур… По маленьким мохнатым зверушкам!..

Он протянул свою огромную ручищу к тонкой шее моего ученика и добавил:

– Ты пойдешь с нами!..

Однако я подготовился к такому развитию событий. Легко дунув в направлении агрессивной троицы, я произнес, вспомнившееся мне слово и громко щелкнул пальцами. Мордоворот, тянувшийся к Поганцу, быстро посмотрел в мою сторону, и я тут же показал ему язык. «Успокаивающий жар» возмущенно повернулся к одному из своих товарищей и… показал ему свой язык! Да какой язык!!

– Ты че?! В харю хочешь! – взревел оскорбленный товарищ и тут же, размахнувшись своей здоровенной лапой… заехал локтем прямо по физиономии третьему «Успокаивающему жар».

Тот звонко хлюпнул разбитым носом, пытаясь втянуть назад хлынувшую на губу кровь, а затем молча развернулся и вмазал первому грубияну кулаком в глаз. Крякнув от неожиданности, зачинщик драки покачнулся, но устоял на ногах и немедленно схватил того, кому он демонстрировал свой язык, за отвороты халата.

– Ты че?! – снова повторил оскорбленный свои, видимо, наиболее часто употребляемые слова, но продолжить не успел – последовал резкий бросок, и «ты че?!», перевернувшись в воздухе, врезался головой в стоящий рядом стол.

Бросок был очень хорош, и его автор с довольной улыбкой повернулся к тому молчаливому «Успокаивающему жар», у которого был разбит нос, явно ожидая горячего одобрения, однако вместо этого получил второй удар, на этот раз по другому глазу и теперь уже не смог устоять. Он рухнул навзничь рядышком со своим товарищем, поднимавшимся с пола, и тот не замедлил использовать представившуюся возможность. Наступив упавшему на живот, он использовал сей живот, как батут, резко оттолкнулся и вмазался темечком прямо в уже разбитый нос молчуна. Раздался нехороший хруст и… теперь уже на полу лежали все трое. Лежали и не торопились подниматься – понимали, видимо, что если встанут, опять начнут драться между собой.

«Ну надо же, насколько эффективным оказалось это „Слово раздора“!.. – удовлетворенно подумал я, а Поганец, пытаясь поверх стола рассмотреть отдыхающих богатырей, недовольно пискнул:

– Хм!.. Неужели в этом заведении не осталось ни одного спокойного, здравомыслящего человека?..

– Ну, почему же, – раздался справа от меня спокойный, здравомыслящий голос, – Я могу попробовать разобраться в данной ситуации спокойно и… здравомысляще. Только сначала представьтесь, господа.

Я быстро обернулся на голос и увидел стоявшего рядом с нашим столом немолодого, явно старше сорока лет, мужчину в длинном вишневого цвета халате. На груди, с левой сторона вишневый шелк был украшен небольшой, вышитой золотом головой тигра. Умные, спокойные глаза незнакомца внимательно разглядывали нашу компанию, уделяя наибольшее внимание… Шан Те.

– Рад тебя видеть, уважаемый Нянь Бо, в добром здравии!.. – неожиданно проговорил Поганец и широко улыбнулся, открывая весь свой впечатляющий набор зубов.

Глаза мужчины мгновенно сузились, он быстро обернулся к Поганцу и негромко, очень нехорошим, я бы даже сказал зловещим, тоном, поинтересовался:

– Откуда ты знаешь мое имя?!

– Мы познакомились во время твоей поездки по Сянчу… – немедленно ответил Поганец, продолжая все так же радушно улыбаться, – Ну вспомни, ведь это именно я вытащил из твоего паланкина два кошелька…

Несколько секунд мужчина пристально разглядывал моего ученика, а затем немного неуверенно спросил:

– Поганец Сю?.. Но… Должен тебе сказать, что ты сильно изменился со времени нашей последней встречи!.. Тебя совершенно невозможно узнать!!

Сю пожал плечами, и его улыбка как-то потерянно… увяла.

– Превратности судьбы… – вздохнул он, и повторил, – Странные превратности судьбы…

Нянь Бо кивнул, принимая ответ Поганца и задал другой вопрос:

– Ну а в Пакит по какой надобности попал? И кто твои… товарищи?..

Он снова посмотрел на Шан Те, и мне очень не понравился этот его взгляд.

– Это – мой учитель, мудрый Сор Кин-ир, – указал Поганец на меня, – А это… наша подопечная, которую мы… э-э-э… опекаем и защищаем.

Вот теперь Нянь Бо по настоящему удивился! Его широко раскрытые глаза уставились на меня и, наверное, целую минуту изучали мое лицо, пытаясь, видимо, отыскать на нем следы «мудрости». Так их и не найдя, он снова повернулся к Поганцу и недоуменно спросил:

– Ты пошел в ученики?! Зачем?! Тебе ж самому впору школу открывать!..

– Ну, зачем мне школу открывать, – неожиданно ухмыльнулся Поганец, – Мне вполне достаточно «Школы Хун»… брат!..

Нянь Бо, услышав эти слова, кивнул и бросил в мою сторону быстрый взгляд, а затем, отвернувшись, поправил Поганца:

– Старший брат!.. – и задумчиво добавил, – Значит, это и есть твой учитель?.. И чему же он может тебя научить?..

– Как, – деланно удивился Поганец, – Ты разве не видел, как он разделался с этими… невоспитанными грубиянами.

Он кивнул в сторону продолжавших лежать на полу молодцев в черных халатах.

Нянь Бо снова взглянул в мою сторону и в его глазах мелькнуло некое понимание. Он провел рукой по свом коротко остриженным волосам:

– Ну что ж… брат, рад видеть тебя, твоего учителя и твою прекрасную… подопечную в столице. Смею вас заверить, господа, что больше вам никто не помешает… проводить время! – тут он улыбнулся и добавил, – Только, Сю, тебе придется вернуть моему человеку его… орудия труда!..

– Пусть придет и заберет, – пожал плечами Поганец, – Или он думал, что я весь его арсенал по городу таскать буду?!

После этих слов Поганца Нянь Бо перевел взгляд на своих незадачливых богатырей и брезгливо, через губу бросил:

– Убирайтесь!..

Затем, опять повернувшись к нам он коротко и несколько церемонно кивнул, прощаясь… но я его остановил. Мне пришла в голову одна, на мой взгляд, интересная мысль.

– Уважаемый Нянь Бо, не могли бы вы уделить еще несколько минут? – обратился я к нему, одновременно вставая со своего места и быстро оглядывая зал.

Как я и ожидал, он был практически пуст, только в дальнем конце за одним из столиков сидели трое молодых парней с совсем молоденькой девчонкой и тихо о чем-то переговаривались. Остальные посетители поспешили убраться восвояси еще до появления троих «Успокаивающих жар».

Нянь Бо внимательно смотрел на меня, ожидая дальнейших объяснений.

– Присядьте с нами, выпейте вина, а я объясню, почему осмелился вас задержать…

На лице «старшего брата» мелькнуло некоторое сомнение, он взглянул на Поганца, и тот немедленно присоединился к моей просьбе:

– Возможно, брат, тебя заинтересует предложение моего учителя…

Нянь Бо наконец опустился на свободное место, и Поганец тут же щелкнул пальцами над головой. Через секунду перед нашим гостем появилась чашка, до краев наполненная вином. Поганец поднял свою чашку и почти торжественно произнес:

– Уважаемый Нянь Бо, позволь нам почтить тебя этой чашей!..

Мы выпили, и Нянь Бо сразу же посмотрел на меня, ожидая продолжения разговора.

– Мы, уважаемый Нянь Бо, – осторожно начал я, – Находимся в довольно затруднительном положении… В Паките у нас очень важное и чрезвычайно сложное дело – нам надо… освободить из плена троих людей. Мы знаем, где они находятся, знаем, какие силы их охраняют, но не имеем… пока не имеем, союзников для осуществления наших намерений. Так вот, не могли бы вы оказать нам необходимую помощь?..

Я замолчал, а Нянь Бо продолжал меня рассматривать, словно ожидал какого-то продолжения. Наконец он улыбнулся и произнес, переходя на «ты»:

– Ты, Сор Кин-ир сказал много и… не сказал ничего. Чтобы ответить тебе определенно, мне необходимо знать, кто такие эти пленные, где они содержаться и кто их охраняет, как скоро их необходимо освободить?.. От всего этого будет зависеть, сможем ли мы оказать требуемую помощь и… во что она вам обойдется…

Увы, ответы на все поставленные Нянь Бо вопросы сразу же раскрывали ему, кто мы такие и… кому мы пытаемся противостоять! Я не мог вот так вот с ходу решиться на это, но… рано или поздно нам все равно пришлось бы это сделать – ни у кого из нас, похоже, не было друзей, способных прийти нам на помощь не задавая вопросов.

Я посмотрел на Шан Те. Она растерянно улыбнулась и пожала плечами.

Я посмотрел на Поганца. Он тоже улыбнулся, но… хищно, зло, а затем утвердительно кивнул головой.

– Хорошо, Нянь Бо, – медленно проговорил я, принимая его обращение, – Видимо, мне придется ответить на твои вопросы… Но ты должен понимать, что знание этих ответов потребует от тебя определенной… скромности!..

Нянь Бо кивнул, показывая, что понимает ситуацию.

– Нам надо освободить… правителя Гуанчу, господина Тянь Ши, его советника, господина Шу Фу и его гостя, учителя Фун Ку-цзы… моего учителя…

Я сделал небольшую паузу, а затем продолжил:

– Их удерживают в Синем Пригороде Пакита, в усадьбе «Яшмовые Ворота», охраняют их шестеро… может быть чуть больше… оборотней цзиней, плюс обслуживающий персонал усадьбы… Ну а захватил их, скорее всего… великий маг Поднебесной Цзя Шун.

Я замолчал, и «старший брат» несколько секунд сидел молча, неподвижно, не сводя с меня остановившегося взгляда, а затем прошептал:

– Так ведь это – война!..

– Да, это – война, старший брат… – негромко подтвердил Поганец.

Нянь Бо сам налил себе вина и поспешно выпил, а затем надолго задумался, словно решал уравнение с несколькими неизвестными или весьма сложную шахматную задачу. Наконец он поднял голову и совершенно спокойно произнес:

– Я помогу вам освободить господина Тянь Ши и его людей. Когда вы собираетесь это сделать и куда надо будет переправить правителя?

Мы с Шан Те и Поганцем переглянулись, и я вынужден был признаться:

– Мы, признаюсь, еще не думали об этом…

– Значит надо думать сейчас! – жестко произнес Нянь Бо.

– Их надо освободить до начала праздника! – неожиданно раздался негромкий голос из-под нашего стола, – В крайнем случае, в первый день праздника!

Глаза Нянь Бо мгновенно сузились до крохотных щелок, и он, обежав нашу компанию подозрительным взглядом, поинтересовался:

– Это кто сказал?..

Я быстро заглянул под стол. Гварда был на месте и жадно лакал вино, вид у него был странно запыхавшийся, а концы лап перемазаны чем-то темно красным, не то вином, не то… кровью!

– Это еще один наш товарищ, – успокоил я Нянь Бо, – Благородный синсин Гварда.

– У вас есть синсин?! – удивился «старший брат», и вдруг он быстро перевел взгляд на Шан Те, – Так значит я не ошибся, ты – дочь правителя провинции Гуанчу, господина Тянь Ши!..

Очень довольный своей догадкой, он повернулся ко мне и спросил:

– И почему ваш синсин предлагает именно такое время для… нашей операции?..

– А мы сейчас спросим у него, – ответил я и снова заглянул под стол, – Гварда, рассказывай.

– Старик, которого вы поили вином, как только вышел отсюда, помчался в «Яшмовые Ворота», – заговорил Гварда, стараясь казаться спокойным, но я сразу понял, что он чем-то серьезно расстроен, – Там он разговаривал с управляющим и сказал ему, что отыскал… дочь правителя Тянь Ши.

Мы все невольно посмотрели в сторону Шан Те и увидели, как она побледнела.

– Управляющий велел старику проследить за ней и узнать, где в городе она остановилась. Вместе с управляющим старика слушал один из цзиней, и он сразу начал кричать, что не надо никого выслеживать потому что дочь правителя Тянь Ши остановилась в «Полете Зимородка». Тут управляющий и цзин начали ругаться, видимо, продолжая старый спор. Управляющий утверждал, что девушка, приехавшая днем с двумя… уродами… не может быть Шан Те, потому что принцесса, во-первых, никогда бы не поехала верхом, а только в паланкине, а во-вторых, никогда бы не оговорилась, назвав его Шу Фу. Цзин ругался и всячески обзывал управляющего. Он замолчал только тогда, когда управляющий вдруг вспомнил, что в компании, разместившейся в «Полете Зимородка» имеется синсин. Он напомнил, что цзины утверждали, будто перебили всех синсинов, сопровождавших правителя Тянь Ши и спросил, откуда в таком случае в свите принцессы взялся синсин. После этого цзин плюнул и ушел. Управляющий дал старику какую-то монету и еще раз приказал проследить принцессу…

Едва Гварда замолк, как Нянь Бо задал ему вопрос:

– Где сейчас этот… даос?!

– Он… лежит в канаве… недалеко от Синего Пригорода… – уже совершенно спокойно ответил Гварда, – Мертвый…

– Очень хорошо! – воскликнул «старший брат», а я понял, почему синсин показался мне таким… расстроенным.

– Однако, вам нельзя возвращаться в «Полет Зимородка», – продолжил Нянь Бо, – Вас там могут поджидать!

– Да нет… – возразил я, – Нам, как раз, необходимо вернуться в свою усадьбу. Причем нам надо выглядеть, как можно более беззаботными. В этом случае управляющий «Яшмовыми Воротами» полностью уверится в своей правоте! Он будет ждать сообщений от своего шпиона…

– Только до начала праздника!.. – тявкнул из-под стола синсин.

– Почему? – поинтересовался я.

– Утром первого дня праздника приедет его хозяин. Оборотень-цзин, когда ругался, так и сказал: – Как бы утро первого дня праздника не стало твоим последним утром! Посмотришь, хозяин тебя точно превратит в жабу!

– Любимая зверушка Цзя Шуна… – неожиданно просипел Поганец и плюнул на пол.

Нянь Бо заинтересованно взглянул на малыша, но комментировать его слова никак не стал. Вместо этого он вернулся к разговору об освобождении правителя и его товарищей по несчастью:

– Тогда получается следующий расклад. Я смогу подготовить необходимое количество людей через… день. Значит, освобождение ваших… друзей надо будет провести… – он секунду помолчал, что-то уточняя в уме, и закончил, – В первый день праздника!

– Но Великолепный Цзя к этому времени будет в усадьбе! – воскликнула Шан Те.

– Мы начнем действовать сразу после начала праздника, – ответил ей Нянь Бо, – Праздник, как ты знаешь, начинается с внесения Дани великими магами Поднебесной, значит Цзя Шун будет на площади Нечаянной Радости, а вместе с ним большинство его… помощников. Самое подходящее время – у Великого мага не будет времени самому следить за своими пленниками. А вот куда их после освобождения отвезти?!

– В резиденцию Цзя Лянь-бяо!.. – немедленно подсказала Шан Те, – Там их не достанет и сам Великолепный Цзя!

– Через полгорода?.. – с сомнением произнес Нянь Бо и покачал головой, – А если правитель Тянь Ши или кто-то другой из узников не сможет… передвигаться?

Тут «старший брат» взглянул на побледневшее личико Шан Те и пожал плечами.

– Если удастся уничтожить всю охрану, то узников можно переправить в «Полет Зимородка», – предложил я, – Туда их можно просто перенести, а в усадьбе все подготовить для бегства из города! Надеяться на Цзя Линь-бяо, по-моему не стоит, ему, как и Цзя Шуню в тот момент не будет дела ни до кого!..

– Да, это разумно… – немного подумав, согласился Нянь Бо, – А теперь мы разойдемся. Вам пора возвращаться в свою усадьбу, уже поздно, и госпоже пора отдыхать. А я позабочусь, чтобы ваше пристанище было под надзором. У вас будет два дня, чтобы подготовить все необходимое для бегства правителя из города. Я буду заниматься подготовкой освобождения его из плена.

– Уважаемый Нянь Бо, – обратился я к нему, – Ты еще не назвал цену своей помощи…

Шан Те, Поганец и я, вопросительно смотрели на «старшего брата», и даже Гварда вылез из-под стола и уставился на Нянь Бо.

Тот как-то криво усмехнулся и проговорил:

– Учитывая заинтересованность Школы Хун, вам наши услуги обойдутся в… ну, скажем, в два золотых тана…

Шан Те растерянно посмотрела на Поганца, а затем на меня. Поганец загадочно усмехнулся, а я переспросил:

– Если мы не найдем достаточно золота, тебя устроит в качестве платы… слеза черепахи Ао вот такого размера?..

И я показал ноготь большого пальца.

Глаза «старшего брата» хищно блеснули, и он качнул головой:

– Вполне!.. Вот только откуда ты возьмешь такую слезу?..

– Это моя забота… – ответил я.

– Ну что ж, тогда, значит, договорились… – Нянь Бо довольно улыбнулся, – Послезавтра к вечеру ждите моего человека, он придет к вам в «Полет Зимородка» с… в цветами для госпожи, – «старший брат» бросил быстрый взгляд в сторону девушки, – С ним вы окончательно оговорите детали… и расплатитесь.

Не дожидаясь ответа на свои последние слова, Нянь Бо встал, одним махом допил вино из своей чашки и быстро пошел к выходу. Когда дверь за ним закрылась, мы трое, словно по команде, тоже поднялись со своих мест.

Вернулись мы в свою усадьбу без всяких приключений, когда день уже начал угасать. Двор «Полета Зимородка», как и павильон «Облачный Лепесток» казался совершенно безлюдным – нигде не было слышно ни звука, ни один луч света не разгонял опускавшийся на землю вечерний сумрак. Однако, стоило нам переступить порог павильона, как из столовой донеслось ворчание матушки Лю:

– Вернулись, гуляки!.. Придется вам ужин холодным есть! Видано ли дело молоденькой порядочной девушке шляться по городу до самой темноты?! Ладно эти… охламоны, им ничего не будет, а тебе надо пораньше возвращаться!..

Матушка Лю вынырнула из глубины дома с небольшим бумажным фонарем в одной руке и мягкими войлочными туфельками в другой:

– Вот, красавица, переобуйся, натрудила ноги-то по городским колдобинам, – Она наклонилась и положила туфельки к самым ногам Шан Те, а выпрямившись, – погрозила пальцем в мою сторону:

– У-у-у, остолоп безголовый, чем ты думал, таская девочку по улицам до ночи?!

– Ничем он не думал!.. – пискнул нахальный Поганец, – И потом… с чего бабуля, ты взяла, что наша подружка… э-э-э… молодая порядочная девушка? Может она как раз… э-э-э… наоборот!..

– Что наоборот?! – грозно повернулась в его сторону матушка Лю, – Что наоборот?! Это у тебя все наоборот!! Ты посмотри на себя в зеркало – «наоборот», и нечего мне тут загадки загадывать, мне ли не понять, какая девушка порядочна, а какая… наоборот!!

Можете себе представить, что ответил бы Поганец на такую тираду, но Шан Те не дала ему такой возможности. Повернувшись к нам, она с извиняющейся улыбкой произнесла:

– Господин ученик, я очень устала и, так что прошу меня извинить… матушка Лю, – улыбнулась она служанке, – Проводи меня в мою спальню…

Матушка Лю, все еще что-то ворча себе под нос, двинулась вперед со своим фонарем, нисколько не заботясь о том, что мы с Поганцем остаемся в почти полной темноте. Шан Те последовала за ней, а синсин потрусил за девушкой. Мы с Поганцем остались вдвоем.

– Ну что, ученик, ты будешь спать в моей комнате или подыщешь себе отдельную? – с улыбкой поинтересовался я.

– Нет!.. – маленький Сю помотал своей кудлатой головой, – Мне еще рано укладываться спать, я еще прогуляюсь к этим самым «Яшмовым Воротам», посмотрю что и как!..

И он исчез.

«Может мне тоже… прогуляться?..» – подумал я, но мои усталые ноги сами понесли меня в сторону выбранной спальни, и через несколько минут я не раздеваясь, только сбросив халат и кроссовки, улегся на теплый кан, и плетеный из бамбука подголовник ласково принял мою голову.

Глава 8

Будьте бережливы и благоразумны, чтобы не растратить свое состояние.

Шестнадцать наставлений народу императора Канси. XVII в.

Я проснулся посреди ночи. Вокруг стояла совершенная тишина, необычная тишина для такой светлой ночи. Полная луна,висевшая высоко в небе, была похожа на плоское серебряное блюдо, расписанное мелкими чернеными узорами, а совсем рядом с этим блюдом висела небольшая медная монета – вторая луна гораздо меньшего размера и угрожающе красного цвета. Именно она добавляла в сияющее ночное освещение некий зловещий красноватый тон.

В моей освещенной ночным светилом спальне, помимо кана, на котором я лежал, находился еще небольшой столик, со стоявшими на нем тазом и кувшином. По-видимому это было место для умывания. Висевшее над этим столиком небольшое зеркало в тоненькой деревянной окантовке отбрасывало лунный луч, ложившийся на пол серебристым бликом, показавшимся мне… необычным. Сначала я не понял, что меня смутило, а потом до меня дошло – зеркало было прямоугольным, а отбрасываемый блик… овальным!

Медленно поднявшись с лежанки, я шагнул к этому серебристому, овальному пятну и присел чуть сбоку от него. Нет, это было не отражение лунного луча, на полу лежала ртутно поблескивающая лужица, по которой пробегали странные красноватые отблески, словно над этой лужицей… пылал потолок!

Я невольно поднял глаза кверху, к царившей там темноте, и угадал! Нисколько не разгоняя темноту, прямо над лужицей багряно пылало… лицо! Овальное, с круглыми, толстыми щеками и подбородком, мясистым носом, открытыми, вытаращенными глазами без радужной оболочки и зрачков, оно казалось бы некоей маской, если бы не гримасы, которые, мгновенно меняясь, не искажали бы этого странного облика. Можно было подумать, что это вынырнувшее из темноты небытия нереальное лицо, рассматривает себя в столь же нереальном зеркале, лежащем на полу и строит самому себе рожи! И рассматривание это было очень пристальным, словно некто пытался высмотреть своими незрячими глазами в самом себе некий скрытый дефект!

Несколько секунд я наблюдал за этими гримасами и вдруг почувствовал, что лицо заметило меня. Нет, оно не перестало гримасничать, но я как-то сразу понял, что теперь оно не смотрится в зеркало, оно… корчит рожи мне! Оно старается вывести меня из равновесия!!!

Я невольно рассмеялся.

«Разве я смешно?!» – появилась в моей голове совершенно не моя мысль.

«Смешно и нелепо!» – весело подтвердил я.

«И тебе совсем не страшно?!»

«А что меня могло испугать?!»

«Ты не боишься Зла?!!»

Внутри у меня похолодело, я вспомнил и четыре ступени крыльца и то, что притаилось в фундаменте дома. Зло!!!

«А!!! Вот ты и испугался!!!» – блеснула в моей голове чужая радость.

«Да, – согласился я, – Жутковато… Только испугался-то я не тебя!»

«А чего же?»

«Того, что… внизу…»

«Внизу?.. Так посмотри вниз!»

Я чисто машинально опустил глаза и уперся взглядом в ртутное зеркало. В этом зеркале отражалось странно искаженное, дергающееся, гримасничающее, лицо… Мое лицо! Я, присматриваясь, наклонился чуть ниже, и мое тело, словно ожидавшее именно этого движения, немедленно потекло, начало плавиться, испаряться, становиться туманной дымкой, паром… И эта, вначале расползающаяся во все стороны дымка, вдруг потянулась к мерцавшему красноватыми отблесками зеркалу и стала втягиваться в него, просачиваться сквозь настил пола, сквозь камень фундамента… вглубь земли. А мой разум затухал, терял ощущения цвета, запаха, вкуса… Мой разум растворялся в блеске зеркала, твердости камня, размягченности глины…

И пришло Ничто! Ничто!! Ничто!!!

И кончилось Ничто! Ничто!! Ничто!!!

Я сидел на шатком табурете у торцевой стены узкой длинной комнаты, облицованной плохо обработанным известняком. Мои ладони свободно лежали на коленях, однако ощущение у меня было такое, словно меня сковали по рукам и ногам! К тому же мне… перехватило горло… Нет, я не был простужен, у меня не было ангины, но я был совершенно уверен, что не смогу сказать ни слова!

В двух шагах от меня прямо из каменного пола торчала странного вида скоба, поддерживавшая длинный факел. Его трепещущее пламя, начисто лишенное дыма, было необычного сине-зеленого цвета, отчего по всей комнате метались быстрые холодные всполохи.

Не успел я оглядеться, как из-за моей спины раздался тонкий чистый голос:

– Зло будет задавать вопросы?..

И тот же самый голос ответил:

– Да!..

И немедленно раздался другой, низкий, хриплый голос, больше похожий на рычание. Этот голос доносился прямо из… трепещущего передо мной пламени:

– Зло будет давать ответы?.. – и тот же голос ответил сам себе:

– Да!..

– Тогда начнем!.. – громко произнесли оба голоса и… умолкли.

«Интересно, что это за голоса?.. – подумал я, – Кому они принадлежат?.. И кому собираются задавать вопросы? Если мне, то вряд ли они дождутся ответа!». Я хотел обернуться назад, чтобы определить кому принадлежит тонкий голос, но понял вдруг, что этого делать нельзя, к тому же из-за моей спины тоненько прозвучало:

– Что это за существо, выдающее себя за человека, что сидит перед нами?..

Короткое молчание, а затем ответ тем же тоненьким голоском:

– Маг в тридцать четвертом поколении из Мира лишенного магии!.. Дорвался до Силы и думает, что ему все можно!!

– Зачем этот… маг пришел в мир Поднебесной? – хрипло полыхнуло из мечущегося пламени факела. И тут же, оттуда же прогрохотал ответ:

– В поиск!..

Снова короткое молчание и снова вопрос тоненьким голосом:

– Он найдет, то что ищет?!

– Теперь уже вряд ли! – отвечает он сам себе.

– Чем он занят кроме поиска?! – рыкнуло из синего пламени, и тут же прохрипело в ответ:

– Самоутверждается!!!

Именно после этого слова в моей груди словно что-то взорвалось, а потом с левой стороны вдруг стало невыносимо горячо, словно на этом месте вспыхнуло незримое пламя. И из моего сдавленного немотой горла вырвалось:

– Неправда!

Мне казалось, что я отвечаю со всей твердостью, со всей убежденностью в правоте своей цели, но… не получилось. Из моего горла выскользнул некий крайне неубедительный звук, похожий на… едва понятное оправдание. Однако, и этот блеющий звук породил странное замешательство в звучавших столь уверенно голосах.

– Он что-то сказал?!! – удивленно пискнуло у меня за спиной.

– Нет!.. Этого не может быть! – прохрипело из факела, нарушая парность ответов и вопросов.

– Сказал! Сказал!! Сказал!!! – тонюсенько заверещало за моей спиной с ноткой истерики.

– Нет!!! Он не мог ничего сказать по условиям Допроса!!! Ни один маг ничего не может сказать в Карцере Истины Зла!

Нечто, лежащее на моей груди с левой стороны, жгло меня все сильнее, и это жжение словно растапливало стискивающую мое горло удавку.

– Но!.. – пискнуло позади меня, однако я перебил этот писк. На этот раз мой голос прозвучал гораздо уверенней:

– Я сказал, что это неправда!!

Долгое, долгое молчание, а потом слабый, как бы извиняющийся писк за спиной:

– Что – неправда?..

– То, что я самоутверждаюсь!

На этот раз мой голос прозвучал так, как он звучал обычно – уверенно, чуть насмешливо, спокойно.

– Кажется я ошиблось?.. – хрипануло из факела, – Да, я было неправо!

– Неправо?.. – пискнуло за спиной, – Прошу простить за ошибку… Этого больше не повториться… Я просчиталось!..

– Теперь ты будешь отвечать на мои вопросы!! – гаркнул я, наполняясь неожиданной яростью.

– Я не могу… – заюлило тонюсенько за моей спиной, – Я отвечаю только на свои вопросы… Я не…

– Ты собираешься мне противоречить?!! Ты посмеешь?!!

Не знаю откуда у меня взялась эта… наглость, но я вдруг почувствовал, что вести себя с этими голосами, с этими… допрашивающими нужно именно так! И сразу же после сказанного я понял, что мои руки и ноги свободны. Моя правая рука со сложенными щепотью пальцами медленно поднялась кверху, и внезапно изменившимся, громовым голосом я пригрозил:

– Еще одно возражение и я тебя… погашу!! Навсегда!!!

– Я повинуюсь!..

– Я отвечаю!..

Тоненький писк за спиной и хриплый напряженный шепот из пламени факела слились в один возглас.

– Кто ты?!

Я ткнул пальцем в факел… Чуть ли не в самое пламя.

– Зло… – ответил хриплый шепот.

– Кто ты?!

Я указал себе за спину.

– Зло… – пискнуло у меня за спиной.

– Что тебя породило?!

Я снова указал на пламя.

– Предательство… Убийство… Не похороненный мертвец…

С каждым словом хриплый шепот становился все тише.

– Кому ты служишь?!

На этот раз я не показал, какой ипостаси Зла следует отвечать, и после секундной заминки ответ последовал из-за моей спины:

– Сильнейшему…

– Мне!!! – тут же взревел я.

– Теперь… тебе… – согласились два шепота, хриплый и писклявый.

Голоса стали совсем слабыми, и я их едва различал. Тем не менее я задал еще один вопрос:

– Кому вы служили до меня?!

– Цзя Шуну… – прошептало пламя.

– А до него?!

– Косоглазому Ся, но Цзя Щун убил его… – ответил тоненький едва слышный голос.

– После того, как я начало служить ему… сильнейшему… – добавил хрип.

И вдруг, не дожидаясь очередного моего допроса, тоненький голос взмолился, похоже из последних сил:

– Отпусти меня… иначе я могу… угаснуть…

– Ты свободно… – произнес я и добавил с угрозой, – Но помни!..

Факел погас и все вокруг погрузилось в темноту.

И почти сразу же я понял, что лежу навзничь на своем кане с закрытыми глазами… что я только что… проснулся!

Это был мой Третий Сон в Поднебесной.

Открыв глаза я убедился, что ночь еще не кончилась, хотя ночная темнота уже начала размываться предрассветным сумраком. Однако, спать мне совсем не хотелось, да и с левой стороны груди все еще чувствовалось приятное жжение.

«Надо же! – насмешливо подумал я, – В этой… Поднебесной сны у меня настолько реальны, что наблюдаются остаточные явления!»

Я поднес руку к груди и… вскрикнув, рывком сел на постели – моя верная джинсовая куртка обжигала, как раскаленный металлический лист. Впрочем я сразу же догадался, что раскалилась совсем не куртка, а лежавшая в ее кармане каменная книжка!

Мысли мои лихорадочно заметались, и первая из них была: «На кой черт я взял эту книженцию с ее алтаря?! Она ж меня поджарит!!» Однако, тут же мне в голову пришло то соображение, что телу моему жар исходящий от книги никакого вреда не причинял, более того, ее… тепло было даже приятно, а вот когда я попытался ее пощупать, она ответила ожогом!

«Так может быть этот… камешек… защищается?! От… изъятия!»

Мыслишка, конечно, была нелепая и смешная, но достаточно хорошо объясняла все происходящее. И вдруг я вспомнил… Сон!!! Я торопливо начал проверку своего магического кокона и сразу же понял, что тот не только на своем месте, но к тому же здорово увеличился и… уплотнился. Уплотнился настолько, что мне показалось, будто я в состоянии просто пощупать его руками!! Поскольку я сам никаких магических действий не предпринимал, да и не мог предпринять, изменения моего состояния приходилось отнести на счет… этой самой книжечки. Похоже, во время моего сна на мою особу и в самом деле было произведено… нападение, и именно она защитила меня!

Я еще раз, теперь уже гораздо осторожнее поднес руку к груди. Жар значительно спал, ладонь ощутила только легкое тепло.

И вдруг та напряженная растерянность, которая охватила меня при пробуждении, схлынула, возвращая мне привычную насмешливую иронию. Судя по моим рассуждениям, я начал отождествлять свое «Я» не только со своим бренным телом, но и с окутывающим его коконом силы! Иначе, с чего бы это мне употреблять обороты типа «…изменения моего состояния отнести за счет…».

«Растем над собой! – насмешливо подумал я, – И в высь и в… ширь!»

Я встал с кана и подошел к окну, выходившему во двор усадьбы. Несмотря на очень раннее время, народ в «Полете Зимородка» уже проснулся. Над одним из домиков, притулившихся у задней стены усадьбы, вился легкий синий дымок, а в следующий момент я увидел молодого паренька, протащившего именно к этому домику вязанку дров. Из дверей соседнего домишки появилась женщина с ведром в одной руке и какой-то тряпицей в другой. Торопливым шагом она проследовала к стоявшему чуть подать сараю и перед тем, как войти внутрь, вдруг оглянулась на наш павильон. Я заметил, что на лицее ее было написано любопытство. Затем от самого дальнего строения по направлению к дому с топившимся очагом величественным шагом проследовал управляющий.

Идиллия!

Спать мне совершенно не хотелось, и я готов был к началу дневных трудов. Однако, прежде всего мне надо было выяснить пару волновавших меня вопросов. Поэтому я снова вернулся к кану, улегся, закрыл глаза и, представив себя в виде некоего злющего божества, властно позвал:

«Зло!..»

В глубине души я не слишком рассчитывал на ответ, но он прозвучал немедленно и вполне явственно:

«Слушаю тебя, господин…»

«Что ты делало с попадавшимися тебе… магами?»

«Они становились послушниками Велико… Цзя Шуна…»

«А с простыми людьми?..»

«По разному… В зависимости от того, из какого кувшинчика их поили…»

Я немедленно вспомнил о трех кувшинах, стоявших на полке в столовой!

«Кто еще знал о твоем существовании кроме Цзя Шуна?»

«Никто… Хотя кто-то, наверное, догадывался, что в „Полете Зимородка“ не все… чисто».

«А управляющий усадьбой „Яшмовые Ворота“?..»

«Это один из людей Цзя Шуна… Один из тех, кто рекомендовал приезжим „Полет Зимородка“ в качестве временного жилья».

«Свободно!» – скомандовал я и открыл глаза. Перед ними в полной темноте плавали яркие разноцветные круги. Я снова прикрыл веки и несколько минут бездумно лежал, просто отдыхая. Когда я снова открыл глаза, все было в порядке – я вполне отчетливо видел окружающую обстановку. Похоже, общение с моим вновь приобретенным… рабом требовало серьезных нервных затрат!

Поднявшись с кана, я подошел к столику с умывальными принадлежностями и обнаружил в кувшине чистую прохладную воду.

«То, что надо!..» – с удовлетворением подумал я и щедро вылил половину кувшина в таз. Затем, чуть подумав, я стянул с себя куртку и, оставшись в майке, принялся плескаться. Окончательно согнав с себя остатки сна, я вытерся небольшим полотенцем, лежавшим на столике рядом с тазом, и тут мне вдруг вспомнилось начало моего ночного кошмара. Я поднял глаза на зеркало. Ничего особенного я не увидел – зеркало, как зеркало, только, на мой вкус мутновато. Я несильно толкнул его пальцем, и оно качнулось из стороны в сторону, едва слышно зашуршав по стене.

Одевшись, я вышел из спальни и направился во двор, поскольку именно там располагались «удобства». Со двора я прошел в столовую и с удивлением увидел, что завтрак уже накрыт, более того, за столом бодро восседал Поганец, уписывая за обе щеки сваренную на пару соргу с какой-то, похоже, мясной подливой и запивая все это вином из большой кружки. Увидев меня он торопливо сглотнул и заверещал:

– Ну и здоров ты поспать, учитель!.. Так ведь и без завтрака остаться можно!..

Я привел к столу напротив него, наложил себе горячей сорги, полил ее соусом и попробовав на вкус, остался доволен.

– Удалось вчера выяснить что-нибудь новое? – спросил я Поганца, принимаясь за еду.

Тот кивнул и принялся неторопливо докладывать:

– Пленников держат в малом павильоне, в яме… Постоянная охрана – четверо цзиней, двое в человеческом обличье, двое в зверином. Меняются они парами через каждые четыре часа. Сам павильон стоит в глубине двора, почти у самой задней стены. Сзади подобраться не удастся – по стене ходит городская стража. Хозяина они ждут ночью, накануне открытия праздника, ну и поскольку великие маги первыми вносят Дань Желтому Владыке, можно рассчитывать, что до вечера первого дня праздника пленными заниматься не будут.

Тут малыш прихлебнул из стоявшей рядом с ним кружки и резко сменил направление разговора:

– Да, нашли нашего попрошайку… ну, Ванга-даоса. Так вот, его убийство приписывают каким-то грабителям, причем управляющий, тот который назвался Сян Шеном, убежден, что их быстро поймают – оказывается деньги, которые он дал старику, меченые.

– Не думаю, что Гварда забрал деньги у убитого… – с сомнение протянул я.

– Нет, конечно, – немедленно согласился Поганец, – Он только перерезал ему горло, и больше ничего…

– Что значит – порезал?.. – удивился я.

– А ты что, не знаешь, как убивают синсины?.. – ощерился в улыбке Поганец, – У них, знаешь ли, на лапах имеются такие убирающиеся коготочки-кинжальчики вот такого размера, – он вытянул указательный палец, показывая величину синсиновых коготков, – И целятся они, как правило, в горло. Обычно после удара синсина остается четыре параллельных пореза, а наш Гварда, видимо, владеет какой-то особой техникой – у старика горло взрезано одной раной, словно работали ножом.

Он снова улыбнулся и наклонился над своей миской.

– Сколько же ты времени провел вчера в «Яшмовых Воротах», что узнал столько интересного? – с улыбкой поинтересовался я.

– Не слишком долго, невнятно пробормотал он, не переставая жевать, – Часа два…

В этот момент в столовую вошла Шан Те. Девушка выглядела прекрасно, только что умытое лицо сияло свежестью, глаза лучились, а губы, казалось, были готовы улыбнуться.

– А вот и наша принцесса!! – завопил Поганец, размахивая своей черпалкой и разбрасывая вокруг себя зерна сорги, – Как спалось на новом месте?!

– Прекрасно, – ее губы, как я и ожидал, сложились в улыбку, – Правда, посреди ночи Гварда вдруг принялся скулить, но быстро перестал.

– Видно, он какую-то неприятность почуял! – авторитетно заявил Поганец.

Шан Те присела к столу и оглядела выставленные закуски. Однако положить на свою тарелку она не успела, в комнату вплыла матушка Лю со скворчащей сковородкой в руках и строго сказала:

– Госпожа, ваш завтрак готовился отдельно! Вот, масляные палочки, к которым будет подан свежий шаньский чай и горный мед.

Она переложила из сковороды в миску Шан Те обжаренные в масле довольно длинные жгуты из теста, вышла из столовой и тут же вернулась, неся в руках небольшой поднос, на котором стоял белый фарфоровый чайник, маленькая чайная чашечка и мисочка со светлым медом. Выставив все это перед девушкой, матушка Лю бросила на нас с Поганцем строгий взгляд и предупредила:

– Не отвлекайте госпожу разговорами, дайте ей спокойно позавтракать!..

Помедлив минуту, словно ожидая наших возражений, она повернулась и вышла из столовой.

Поганец скорчил ей вслед удивительно противную физиономию, а девушке обиженно заявил:

– А тем, кто объедается масляными палочками, в то время как я… как мы с учителем давимся сухой соргой, я ничего интересного рассказывать не буду!..

С этими словами он соскочил со стула и гордо удалился. Шан Те растерянно посмотрела ему в след и, повернувшись ко мне, спросила:

– Он что, в самом деле, обиделся?! Но я сама не ожидала, что матушка Лю будет так меня… э-э-э… опекать!.. Если он хочет палочек, я могу ему отдать их все!..

В ответ я улыбнулся и совершенно неожиданно для девушки произнес:

– Теперь я понимаю, почему ты влюбилась в садовника.

Шан Те растерялась еще больше.

– Я не понимаю, причем тут… садовник! – чуть ли не со слезами воскликнула она, – Что общего между обидой Поганца и… садовником?!

– У тебя, милая девушка, совершенно отсутствует здоровое высокомерие, присущее высокопоставленным особам. Это небольшой, но серьезный изъян в твоем воспитании. Будь у тебя это качество, ты, во-первых, никогда не обратила бы внимания на садовника, как на возможный объект… влюбленности, а во-вторых, только улыбнулась бы в ответ на выходку Поганца!..

Я посмотрел на приоткрытую дверь столовой и мгновенно понял, что мой ученичок подслушивает. Именно поэтому я довольно презрительно добавил в его адрес:

– Тоже мне, нашелся, демократ ушастый!..

Повернувшись к девушке, я хотел продолжить свое наставление по поводу самовоспитания властвующих особ, но мне не дали этого сделать. Поганец вынырнул из-за двери, как чертик из бутылки и принялся верещать:

– Да!! Я демократ!! Да!! Я ушастый!! Ну и что?!! Это не повод закармливать девчонку у меня на глазах деликатесами, в то время как я питаюсь… э-э-э… походными концентратами!!

Тут он увидел, что я готов расхохотаться, и принял свою боевую стойку – развернул уши, поднял шерсть дыбом, вытаращил глазенки и оскалил все свои семьдесят четыре зуба.

– И в этом нет ничего смешного!!! Что вы будете делать, если я, ваш единственный проводник в… э-э-э… катакомбах дна столицы получу заворот кишок и скончаюсь в жутких муках у вас на глазах?!

Огорошив нас такой жуткой перспективой и поставив в безвыходной положение, он гордо подбоченился и, посверкивая глазами, замолчал, ожидая ответа.

Шан Те, совершенно растерявшись, переводила испуганные глаза с маленького нахала на меня и обратно, не зная, что можно сказать, а я, давясь от сдерживаемого хохота, решил ей подыграть.

– Да, милая моя, без Поганца нам будет очень плохо… Просто невыносимо…

Дальше продолжать я не мог и чтобы хоть немного усмирить вырывающийся смех, замолчал, горестно покачивая головой. Только немного успокоившись, я продолжил:

– Как же это мы с тобой, принцесса, не сообразили, что у столь маленького существа должен быть очень нежный желудок, ну и… весь остальной пищевой тракт?! Как мы могли допустить, чтобы он без всякого ограничения хлестал вино и заедал его непомерным количеством пампушек, ватрушек и уток по-пакитски?! Этакая промашка!!! Но теперь все! Теперь я лично буду следить за диетой своего ученика – утром три масляные палочки, вечером пять отварных побегов молодого бамбука. И все!!! Никакого вина и пива, только три чашки чая в день… без меда! – тут я обратил свой взор к девчонке и проникновенно добавил, – Мед ведь пробуждает аппетит…

Видимо, Шан Те все-таки сообразила, что я не совсем серьезен, поскольку уже в середине моей тирады принялась энергично кивать, показывая, насколько полно она поддерживает мое решение.

Теперь уже испугался Поганец. Увидев, что мы с принцессой единодушны в деле защиты его персоны от переедания, он свернул уши, пригладил шерстку и принял самый удивленный вид:

– У кого слабый желудок?!! – вскричал малыш, как только пауза в моем монологе позволила ему сделать это, – У кого нежный… этот… кишечный трактат?..

Однако я, не обращая внимания на этот вопль испуганной души, самым суровым тоном обратился к Шан Те:

– И я самым категорическим образом требую, принцесса, чтобы ты прекратила… э-э-э… прикармливать Поганца! Не вздумай подсовывать ему какую-либо еду тайком от меня – я не хочу потерять моего единственного и любимого ученика… безвременно!..

Шан Те серьезно покивала головой, хотя в ее глазах уже горело пламя сдерживаемого смеха.

– Да ты что, учитель?!! – завопил во всю силу своего фальцета Поганец, – Да мой желудок способен вместить черепаху Ао вместе с тремя горами, что стоят у нее на спине!.. И как же можно… это… на одном чае, учитель! Чай не пиво, много не выпьешь!

– Пиво!.. – с сомнением проговорил я, – А заворот кишок?..

– Какой заворот, учитель! – с непередаваемым энтузиазмом воскликнул Поганец, с моим-то кишечным трактатом!.. Да я могу пропустить сквозь себя Хо в период разлива и даже не поморщусь!.. Да три чашки чая в день для меня – засуха! Я зачахну и скукожусь!

– Но разве три масляные палочки не смогут предотвратить твою… чахлость?.. – с прежним сомнением спросил я.

– Да что такое это… хрум-хрум!.. – с некоторым даже возмущением ответил Поганец, – Лакомство, которым только девчонок кормить! А нам, настоящим мужчинам, подавай вина, пампушек, уток по-пакитски, да сорги побольше… с этим… с крапивным соусом!..

И он с широченной улыбочкой заговорщицки мне подмигнул.

– Веселимся?.. – неожиданно раздался от двери спокойный тяв Гварды. Синсин вошел в столовую, и оглядел собравшуюся компанию. Затем, проследовав к столу, он посмотрел на меня, и я немедленно наложил ему в миску сорги с мясным соусом и поставил ее рядом со своим стулом.

Однако прежде чем приступить к еде Гварда отрывисто проговорил:

– В «Нефритовые Ворота» прибыло еще шесть цзиней… И кроме того, я снова слышал, как управляющий ругался с главным оборотнем. Тот сказал Сян Шену что-то, по-видимому, не слишком приятное, а управляющий в ответ заорал, что ему и так невмоготу смотреть, как мучается его брат, а тут всякие… лесные проходимцы, будут еще нервы трепать!..

Синсин снова весьма многозначительно посмотрел на меня и уткнулся в свою миску. А я поднял глаза на Шан Те.

– … Мучается его брат?.. Похоже, принцесса, я понял, каким образом Великолепный Цзя узнал о нашей поездке к покровителю твоего отца!

– Ты думаешь… – ошарашено прошептала девушка, но Поганец не дал ей договорить:

– Ну конечно! Ты же сама, принцесса, назвала этого… управляющего Шу Фу!.. они же похожи, как две капли кунжутного масла!.. Ясно, что эта толстая морда-советник переметнулся на сторону… брата и продала своего благодетеля Великолепному Цзя!

– Но… почему?! – в голосе Шан Те звучало горькое недоумение, – Правитель приблизил его к себе, ценил его…

– Видимо, потому, что твой отец не захотел принуждать тебя к браку с ним… – ответил я, – Он решил добиться тебя, как у нас говорят, не мытьем, так катаньем!

– Не!.. – не согласился со мной Поганец, – Туточки налицо натуральный обмен: Великолепному Цзя – правителя Тянь Ши, советнику – его дочку!

– В любом случае, наша задача усложнилась, – озабоченно проговорил я, – Охрана увеличилась, а с прибытием Цзя Шуна, наверняка, станет еще больше.

– Ты думаешь, наш план не удастся?! – с тревогой спросила Шан Те.

– Ну, мы постараемся сделать все, чтобы он удался, – я попытался улыбкой ободрить ее, – Именно этим я сейчас и займусь, а Гварда и Поганец будут по очереди следить за «Яшмовыми Воротами»

И тут я, признаться, несколько растерялся. Мне было ясно, что девчушку тоже надо чем-то занять, но никаких поручений для нее у меня не было.

– Принцессе надо заняться своим гардеробом, – раздался из-под стола разумный голос синсина, – Не забывайте, очень скоро праздник, а у нее нечего надеть.

– Да и мне, в общем-то, нечего надеть… – с деланной грустью протянул Поганец, оглядывая свою набедренную повязку, превратившуюся в довольно замызганную тряпочку.

– Ну что ж, – согласился я, – Значит, нам надо будет заняться и нашим гардеробом!

Вот прекрасное средство успокоить любую особу женского рода – дать ей возможность заняться своим гардеробом! Шан Те торопливо поглощала свои масляные палочки, запивая их заваренным специально для нее чаем и при этом щебетала:

– Я позову матушку Лю, она прекрасно разбирается в тканях и очень хорошо знает нынешнюю столичную моду!.. Вот только времени у нас будет маловато, но матушка Лю, возможно, сможет пригласить помощницу! – тут она посмотрела на меня и вдруг, покраснев, прошептала, – Я постараюсь быть… бережливой…

«Интересно посмотреть, как это у тебя получиться?!» – с иронией подумал я, а вслух произнес: – Но я надеюсь – не слишком!..

И она… улыбнулась.

– Ну а мне тоже надо кое-что сделать! – бодренько проговорил я и поднялся из-за стола, – Обедать будем в городе… – я бросил быстрый взгляд в сторону Поганца, – Но на этот раз в таверне попроще… Без изысков!..

Покинув столовую, я вышел во двор и огляделся. Над домиком, притулившимся у дальней стены усадьбы, по прежнему вился легкий дымок, а значит, именно с него мне надо было начинать свои поиски. Впрочем, почему я так решил, мне и самому было не до конца ясно.

Вблизи домик выглядел совсем крошечным, зато он был очень чист, светел и ярок. Белые стены казались только что выкрашенными, небольшая дверь и переплет единственного окошка, покрытые алым лаком сияли, и даже солома, которой домик был покрыт, выглядела так, словно ее только что привезли с поля! Внутри дома слышался какой-то разговор, но слов я разобрать не мог.

Подойдя к двери я осторожно постучал, и внутри немедленно все смолкло. Я постучал еще раз, теперь несколько громче, за дверью что-то зашуршало, как будто по полу протащили рогожный мешок, но никакого ответа на мой стук не последовало. Тогда я просто толкнул дверь, и она отворилась.

Внутри домик имел одну единственную комнату, половину которой занимала огромная печь-плита. Поскольку окошко было довольно маленьким, освещение комнаты оставляло желать лучшего, так что вначале я почти ничего не разглядел. К тому же, странный темный огонь, пылавший в открытой печи, не освещал комнату, а бросал в глаза неприятные отблески и еще больше мешал рассмотреть внутренность комнаты.

Я, сделав шаг внутрь, отпустил дверь, и та немедленно захлопнулась за моей спиной. И тут же справа от входа раздался старческий скрипучий голосок:

– Ну вот первый и пришел, не зря, выходит я звала!.. Так, так, и кто ж это к нам в поварню пожаловал?.. А господин главный гость!.. Ну-ну, выходит, ты у нас первенцем будешь!..

Оглянувшись на голос, я увидел небольшую темную фигуру, сидевшую на длинной скамейке в углу комнаты. Лица фигуры видно не было, да что там лица, даже ее пол определить в столь скудном освещении не представлялось возможным, видно было только, что руки ее непрестанно шевелятся, словно она вязала или… творила заклинания!

Я сосредоточился, отщепил крохотный комочек от своего кокона и метнул его в сторону фигуры. Через мгновение мне стало ясно, что передо мной очень старая женщина, бабушка и не просто бабушка, а… колдунья! Окружавший ее кокон силы был довольно мощным и при соприкосновении с моим «разведчиком» стал видимым «невооруженным глазом» – засветился чуть розоватым мерцанием.

Действовал я хотя и быстро, но весьма осторожно, так что старуха ничего не заметила, продолжая бормотать:

– Сейчас мы посмотрим, как нам тебя употребить… Сначала определим, что ты такое есть…

Я почувствовал, как в мою сторону потянулись созданные ею магические щупальца и быстро деформировал свой кокон, таки образом, чтобы толщина кокона, с обращенной к старухе стороны, была минимальной. Одновременно я принялся быстро лепить несколько недлинных, но толстых магических жгутов.

Щупальца, ровно сиявшие розовым, коснулись моего кокона, и бабушка тут же удивленно бормотнула:

– Да ты, оказывается, со способностями!.. Но тогда почему ты?..

Один из щупалец с усилием продавил кокон и коснулся моего тела. Кожей я, конечно, ничего не почувствовал, но бабуля немедленно, и чуть разочарованно, констатировала:

– А вот в чем дело, способности твои невелики… Но все-таки ты хозяину сгодишься!..

Руки ее продолжали шевелиться, однако ритм этого шевеления и его… амплитуда заметно изменились. Я понял, что пора действовать.

Сотворенные мной жгуты стремительно метнулись к творившей заклинание старухе. Один из них прилип к шевелящимся рукам, оплел пальцы и сковал запястья, второй опутал ноги и прилепил их к полу, третий, обернувшись несколько раз вокруг шеи, вспух, перекрывая старушке дыхание и задирая голову к низкому потолку.

– Что такое?! – просипела бабушка и нехорошо выругалась, – Чтоб ты дохлой жабой подави…

Договорить она не смогла – воздух в ее глотке кончился а новую порцию я ей набрать не дал. Незаконченное заклинание медленно таяло над ее головой.

Удерживая в левой руке нити управления жгутами, я щелкнул пальцами правой, и над темной фигурой вспыхнуло яркое, чисто белое сияние. Из мрака вынырнула хрупкая, древняя женщина, с темным платком на голове, закутанная в темный же, изношенный до дыр халат неопределенного цвета. Открытыми оставались только ее сжатое в морщинистый ком лицо и столь же морщинистые руки, дергающиеся в бессильных попытках закончить начатое заклинание.

– И чем же это ты, бабушка, тут занимаешься?.. – полюбопытствовал я.

Из клубка морщин вдруг коротко блеснуло острым, ярко-синим взглядом, тут же, впрочем погасшим, и вместо ответа послышался короткий хрип. Впрочем, другого я и не ожидал, поскольку сам же… перехватил бабушке горло!

– Так и быть, бабуля, я тебе удавочку чуть-чуть ослаблю, но смотри не балуй, а то башку отвинчу!..

Шевельнув указательным пальцем левой руки, я чуть ослабил давление на горло старушки.

– Исабис бубис фуркункул дагис… – немедленно начала хрипеть настырная бабуля. – Карба…

Я снова перекрыл ей верхние дыхательные пути, и заклинание, уже начавшее вырисовываться над головой колдуньи, снова растаяло. Выждав несколько секунд, я проговорил:

– Возможно, ты глуховата и не очень хорошо меня расслышала?.. Ну что ж, я чело… маг покладистый, попробуем еще раз! Но я тебя предупреждаю, если ты и сейчас примешься за свои колдовские штучки, не обессудь – расчленю на части, а части разошлю в разные места… Поднебесной.

И я снова чуть отпустил свою магическую удавку.

Старушка слабо всхлипнула и вполне разборчиво проговорила своим скрипучим голоском:

– Ты, выкидыш дохлой крысы, посмел бросить свое дохлое заклинание против верного слуги великого мага Поднебесной!.. Ты даже представить себе не можешь, что ожидает тебя…

Я снова перекрыл старухе кислород и с усмешкой поинтересовался:

– Дорогуша, ты что, совсем не в силах оценить ситуацию?.. Это ты без пяти секунд дохлая крыса, и твой хозяин, будь он хоть десять раз великим магом, уже никак не может повлиять на твою судьбу… Так что, бабашка, все в твоих… э-э-э… устах – будешь дальше ругаться и колдовать, не будешь больше дышать… Никогда!

Подождав несколько секунд, чтобы мои слова дошли до одурманенного самомнением мозга колдуньи, я со всей возможной суровостью проговорил:

– Повторяем вопрос! Чем это ты, бабушка, здесь занимаешься?.. Говори!..

И снова отпустил удавку.

Старушка с жутким всхлипом вдохнула воздух и вдруг ее крошечное тельца начало… раздуваться. Почти мгновенно укутывавший ее темный халат туго обтянул стремительно увеличивающиеся телеса, а затем лопнул сразу во многих местах и начал расползаться лохмотьями. Из образовавшихся прорех выглянула мохнатая бурая шкура, стянутые магическими жгутами ручки и ножки нехорошо задергались и через мгновение превратились в здоровенные мохнатые лапы, снабженные дюймовыми когтями. Платок давно свалился с увеличившейся раза в три головы, и только маленькое, сморщенное личико не менялось, постепенно превращаясь в небольшую морщинистую проплешину на шерстяном мохнатом шаре головы!

Признаюсь, что столь стремительные, жутковатые изменения, проходившие на моих глазах, на секунду испугали меня. Я оцепенел, не зная, что надо предпринять в ответ, но тут бабуля прохрипела:

– Что, голубок, струхнул?! Это тебе не в допросы играть, это настоящая магия, до которой тебе никогда не дорасти!!! А теперь я буду тебя убивать… И умирать ты будешь медленно и тяжело!!!

Да-да, именно такая надпись была на одном из кувшинов, стоящих на полке в нашей столовой – «Медленно и тяжело». Вот, значит, кто поил постояльцев павильона с нежным названием «Облачный Лепесток» настойками из незримых кувшинчиков!

Возможно эта, совершенно не связанная с происходящей на моих глазах трансформацией, мысль и вывела меня из оцепенения. Прикрыв глаза я вдруг сразу же понял, что на самом деле тело моей пленницы не меняется! Значит дело было в чем-то другом. Быстро, почти автоматически, я прочитал заклинание «Истинного Зрения» после чего снова взглянул на бабулю.

Все то же маленькое тельце спокойно сидело на лавке со стянутыми руками и ногами, с перехваченном жгутом горлом, а вот ее розовато мерцающий кокон раздувался, дергался из стороны в сторону, словно желая оторваться прочь от неподвижного тела! Я даже не предполагал, что можно таким способом управлять собственным коконом Силы!

Узнав все, что меня интересовало, я рассеял наведенное заклинание и вновь посмотрел на свою пленницу. На месте бабки, стояло огромное косматое существо, напоминающее помесь медведя и гориллы. Поняв вверх здоровенные когтистые лапы, оно угрожающе наклонилось в мою сторону, выставив вперед безглазую морду.

Надо было что-то делать!

И тут мне пришла в голову довольно простая мысль. Магический кокон у бабули был не слишком велик, не более пятидесяти сантиметров в самом плотном месте, увеличив его до размеров топтавшейся у стены зверюги, старушка не могла не сделать его очень… разряженным. Выхватив из своего кокона прядь Силы, я свернул из него вихрь и, сильно его раскрутив, метнул в зверюгу…

Эффект превзошел все мои ожидания – огромная, шерстяная, на вид очень плотная туша неожиданно стала еще более разбухать и при этом… терять четкие очертания, расплываться, рваться на куски темными туманными прядями!..

И в этот момент старуха… завыла! Завыла жутко, низким вибрирующим голосом!.. Посланный мной вихрь метался вокруг бабки расшвыривая в разные стороны ее разбухший, но реденький кокон, и та, чувствуя, как уходит, испаряется привычное ощущение Силы тоскливо вопила от беспомощности, обреченности, немощи!..

Через несколько секунд передо мной снова сидела маленькая сгорбленная фигура в рваном халате, с непокрытыми волосами и морщинистым личиком, залитым слезами, а розоватое сияние вокруг ее тельца исчезло. Признаться мне стало жалко старую колдунью, однако я задавил непрошенную, несвоевременную жалось и, сделав шаг вперед, сурово произнес:

– Ну как, наигралась, старая, или тебе показать настоящую магию?!

Бабка замотала головой, продолжая подвывать, но теперь ее вой звучал жалобно, обиженно, а через секунду он превратился в… скулеж…

– Так чем ты здесь занималась?.. – снова спросил я чуть мягче, чем мне, может быть, хотелось бы, и ослабил магическую удавку на ее горле.

Скулеж прекратился, и на меня из морщин лица снова глянули синие глазки.

– Не знаю, каким образом ты обманул то, что сторожит тебя в «Облачном Лепестке», но оно все равно до тебя доберется, а затем и до всех твоих друзей, включая собаку! Ты не представляешь, что будет с тобой после этого, и только я могла для тебя что-то сделать!.. – она вдруг заговорила протяжно и самозабвенно, словно мечтая о чем-то сладостном или смакуя неслыханное удовольствие.

«Да она… садистка!» – с омерзением подумал я, а старуха между тем продолжала с придыханием бормотать:

– Только я могла, только я!.. Я могла избавить тебя от Этого быстро и легко, или медленно и тяжело, или…

– Или сделать из меня живое мертвое!.. – подсказал я ей.

Старуха мгновенно смолкла, и на меня снова высверкнули ее синие глазки. А через мгновение она… зашипела:

– Так ты и это знаешь?! Ну что ж, ты многое раскопал, но теперь все это неважно!.. Очень скоро мой хозяин станет единственным правителем Поднебесной, и тогда ты заплатишь!..

Она вдруг захихикала, словно вспомнив нечто очень смешное, и забормотала сквозь душивший ее хохот:

– Ты заплатишь и за свои знания… и за свое умение… и за свой дар… и за свои дела… Ты будешь долго платить… ты будешь платить всю свою жизнь…

– Но ты, вполне возможно, уже не увидишь этого!.. – не выдержал я.

Ее фигурка мгновенно съежилась, сделалась еще меньше, голова втянулась в плечи, словно она увидела над собой занесенную для удара руку.

– Ты не посмеешь меня… уничтожить… – донесся до меня ее еле слышный хриплый шепот, а через мгновение чуть громче, – Меня нельзя уничтожить!.. Нельзя!.. Мой хозяин тебе страшно отомстит за меня!!

– Я думаю, что твоему хозяину вряд ли есть до тебя дело! – насмешливо оборвал я начинающуюся истерику, – И я не собираюсь тебя уничтожать, я поступлю по-другому. Если твой хозяин захочет тебе помочь, он это сделает! Но только если захочет!

Шевельнув левой рукой, я освободил старуху от своих магических пут, но она не сделала даже попытки подняться со скамьи. Ее глаз, потерявшихся в морщинах лица, не было видно, но я чувствовал, что она пристально наблюдает за моими действиями. Протянув обе руки вперед, так чтобы они располагались, по обе стороны от ее головы, я начал читать заклинание «Мертвой жизни». С каждым тяжело дающимся мне словом, с каждым, падающим с моих губ звуком, с каждым моим ритмичным вздохом с моей правой ладони срывалась тяжелая маслянисто поблескивающая капля и, на секунду зависнув в воздухе, медленно плыла к левому виску старухи, чтобы с негромким причавкивающим звуком впитаться в ее голову. А в следующее мгновение из ее правого виска вырывалось легкое, белесовато-призрачное облачко и быстро устремлялось к моей левой ладони, чтобы впитаться в понемногу краснеющую кожу. Это было тяжелое заклинание, вырванное мной из моего собственного подсознания. Я по капле забирал из этого старого, изношенного тела жизнь, и при этом не давал трепыхавшейся в нем душе покинуть умирающее тело! Плоть старой колдуньи умирала, но не распадалась на составляющие элементы, и ее душа, ее эго, ее «я» оставалось в этом трупе, словно в глухом лишенном света и воздуха каземате.

Когда я закончил, на лавке сидела мертвая старуха, которой не грозило тление! Она продолжала все видеть, все слышать, все понимать и в тоже время была неподвижна, была… мертва!

– Вот теперь ты узнаешь, насколько дорога своему хозяину!.. – устало проговорил я и опустил занемевшие руки.

Погасив светлячок над головой старухи, я вышел из дома на крыльцо, и тут же увидел голую голову нашего управляющего, шествовавшего через двор в направлении нашего павильона.

– Господин Вэнь Ди!.. – окликнул я его, однако он не обернулся, и мне в голову снова пришло, что это не настоящее его имя.

– Господин управляющий! – позвал я чуть громче.

На этот раз голова, блеснув гладкой лоснящейся кожей в свете восходящего солнца, повернулась в мою сторону, а следом за ней и сам управляющий изменил направление своего движения.

Когда мы сошлись посреди двора, я вдруг поймал весьма пристальный взгляд, которым управляющий рассматривал мое лицо.

– Я – наниматель павильона «Облачный Лепесток», – напомнил я ему, после чего он быстро отвел глаза и кивнул, подтверждая, что помнит меня.

– У меня к вам, господин Вэнь Ди, есть небольшое дело…

– Если вы собираетесь съехать досрочно, то плата, внесенная вперед, не может быть возвращена!.. – перебил меня управляющий официальной скороговоркой.

– Гм… – удивился я, – А почему вы решили, что мы собираемся съезжать и что я потребую внесенную плату назад?

– Вчера вы, как я знаю, гуляли по городу и вам, вполне возможно, понарассказали о нашей усадьбе всякого… Чужие сплетни не могут быть причиной для разрыва договоренностей и возврата платы!..

Тут он снова бросил на меня испытующий взгляд и неожиданно спросил:

– А вы себя нормально чувствуете?..

– Вполне, – немедленно ответил я, – А чем, собственноговоря, вызван такой вопрос?

– Ну-у-у… – управляющий слегка замялся, – Все-таки первая ночь в чужом городе, да еще после долгой дороги… С усталости сон мог быть беспокойным… сновидения… э-э-э… нехорошие. А если вам еще что-то наговорил про выше временное жилье…

И снова последовал тот же обеспокоено-изучающий взгляд.

– Знаете что, мой дорогой… – я тронул его за зеленый рукав, – Не могли бы мы присесть где-нибудь в… спокойном месте и побеседовать? У меня к вам серьезное дело, да и вам, похоже, есть на что пожаловаться…

Я незаметно сложил накрест указательный и средний палец правой руки и встряхнул ладонью, «подталкивая» разум управляющего в нужном направлении. Он немного удивленно посмотрел на меня и неожиданно произнес:

– Я надеюсь, господин Сор Кин-ир, вы не откажитесь посетить мое… недостойное жилище?..

– Почту за честь… – склонил я голову в знак согласия.

Управляющий развернулся и быстрым шагом направился к небольшому павильону, стоявшему несколько на отшибе в глубине сада.

На террасе этого павильона нас встретила молодая миловидная женщина в халате лимонного цвета с непокрытой головой, украшенной весьма замысловатой прической. Низко поклонившись, она вопросительно взглянула на управляющего, а тот, проходя мимо, коротко приказал:

– Подай вина и засахаренных фруктов в голубую гостиную!..

Мы прошли вглубь дома, в довольно большую комнату, одну из стен которой украшал огромный ковер. Около этой стены стоял низенький столик, а рядом с ним два небольших, низких кресла с откинутыми назад спинками. Вэнь Ди жестом указал мне на одно из кресел, а сам занял противоположное.

Едва мы уселись, как в комнату вошла встретившая нас женщина, в руках у нее был большой поднос. Она быстро и бесшумно расставила на столике большой кувшин, две чисто-белые фарфоровые чашечки и насколько небольших блюд со сластями. Закончив, она так же бесшумно удалилась, аккуратно притворив за собой дверь.

Управляющий разлил по чашкам темное вино и, приподняв свою, учтиво произнес:

– Я рад, уважаемый Сор Кин-ир, приветствовать вас в своем доме…

Мы выпили, после чего хозяин дома спросил:

– Так какое же дело имеет господин к своему недостойному слуге?..

– У меня действительно, как я и говорил, имеется к вам дело… – как можно учтивее ответил я, – Но вначале, мне хотелось бы услышать, почему вы решили, что нам рассказали в городе нечто нехорошее о вашей усадьбе и что мы собираемся съехать из «Полета Зимородка»?

Управляющий взял с блюда какую-то, поблескивающую сахаром корочку, пожевал ее, а потом вдруг (не без моей, конечно, помощи) решительно заговорил:

– Чтобы у вас не возникло ощущения недосказанности… или… какой-то тайны, я сам расскажу вам историю этой усадьбы.

На секунду он задумался, а потом его речь потекла плавно и размеренно:

Синий Пригород, как вам наверное уже известно, является самым фешенебельным районом нашей столицы. Именно на этой улице, проживают наиболее уважаемые и состоятельные граждане города, да и всей Поднебесной. Тем не менее вам, человеку приезжему и, по всей видимости, никогда ранее не бывавшему в Паките, не известно, что В Синем Пригороде имеется несколько участков считающихся… э-э-э… нечистыми…

Тут он вскинул на меня глаза, словно проверяя правильно ли я его понял. Видимо, выражение моего лица не очень ему понравилось и он попробовал пояснить свои слова:

– Не в том смысле «нечистые», в котором вы подумали… нет, они вполне… э-э-э… ухожены и приспособлены для жилья, но живущим здесь людям слишком часто… не везет. Именно таким был и участок, на котором построена усадьба «Полет Зимородка». Когда-то, еще во времена основания Пакита, на этом месте была резиденция одного из вельмож самого Желтого Владыки, однако потом, его род потерял свое влияние… оскудел, а лет сто назад в этой резиденции… пропал человек… старик, последний из рода. Поговаривали, что его убил какой-то дальний родственник из провинции, желавший прибрать эту усадьбу к своим рукам, но доказать ничего не удалось. К тому же, тела старика не нашли, а родственник, на которого пало подозрение, даже не заявил прав на это место. Участок со всеми постройками перешел в собственность города, но мало кто хотел выкупить его – слишком дурная за ним закрепилась слава.

Он снова наполнил чашки и отвлекаясь от рассказа произнес:

– Пусть гости усадьбы «Полет Зимородка» будут здоровы и да не иссякнет забота предков об их благополучии.

Мы снова выпили, и Вэнь Ди, не дожидаясь просьбы, продолжил свой рассказ.

– Участок долго стоял в запустении, строения развалились, сад зарос и одичал. Только три года назад мой близкий родственник, очень состоятельный человек, решил выкупить этот участок у города и выстроить здесь фамильную усадьбу. Он нанял лучших архитекторов и строителей, участок был полностью перепланирован… только павильон «Облачный Лепесток» был возведен на старом фундаменте. Два года назад семья моего родственника въехала во вновь отстроенную усадьбу… и почти сразу же начались неприятности.

Он пожевал еще одну засахаренную корочку и продолжил свой рассказ:

– Я не буду утомлять вашего внимания перечислением всех несчастий, свалившихся на эту семью, скажу только, что через двенадцать цзе мой родственник вместе со всей семьей покинул усадьбу и теперь живет на другом конце города. Продать ее ему не удалось, и тогда он попросил меня взять на себя обязанности управляющего. С тех пор я живу здесь. Семьи у меня нет… живу я в специально построенном для меня павильоне… Только одно тяготило меня, как управляющего, то что такая прекрасная усадьба не приносит никакого дохода, но здесь я был бессилен – народная молва связала несчастья семьи моего родственника с этим местом, так что никто, знавший историю усадьбы, не желал здесь жить.

Он третий раз наполнил чашки, но пить почему-то не стал.

– А шесть цзе назад ко мне обратился управляющий усадьбой «Яшмовые Ворота», господин Чжан Фу…

«Так вот как на самом деле зовут этого лживого толстяка! – молнией блеснула в моем мозгу мысль, – Вот оно, подтверждение слов Гварды о родстве этого типа с „господином советником!“

– Он обещал мне богатых нанимателей, а взамен просил взять на должность кухарки старушку, свою дальнюю родственницу. Старуха, как оказалось, действительно очень хорошо готовила, да вы сегодня сами пробовали ее стряпню, а наниматели не заставили себя ждать! За прошедшее время в усадьбе было больше сорока жильцов… – тут он замялся, а потом нехотя признался, – Правда, с девятью нашими постояльцами произошли неприятности…

Управляющий замолчал, явно не желая уточнять, какого рода неприятности произошли с его жильцами. Он потянулся к чашке с вином, но я настойчиво потребовал:

– Так что именно с ними произошло?!

Вэнь Ди поставил чашку на место и пожав плечами ответил:

– Четверо умерли… двое заболели… Они до сих пор лежат в городской лечебнице и… вряд ли оттуда выйдут. А еще трое… поступили на службу к Великолепному Цзя…

– Разве можно считать неприятностью такой случай?.. – усмехнулся я.

Управляющий бросил на меня быстрый взгляд и тут же ответ глаза:

– Ну… вообще-то, они… потеряли разум, и великий маг Поднебесной взял их к себе из сострадания… Как он сам сказал…

Мы помолчали, и Вэнь Ди снова взялся за чашку с вином, однако я опять остановил его вопросом:

– И все… пострадавшие жили в павильоне «Облачный Лепесток»?..

– Да… – на секунду запнувшись, ответил управляющий.

– И всех их направил к вам… этот… Чжан Фу?..

Вэнь Ди отрицательно покачал головой:

– Нет, управляющий «Нефритовых Ворот» очень редко сам направляет к нам людей… Вы были… третьими.

– Понятно… – задумчиво протянул я. Мне и в самом деле было все понятно – Великолепный Цзя каким-то образом узнал существовании Зла в павильоне «Облачный Лепесток» и, устроив в усадьбу своего человека, старую колдунью-стряпуху, начал подчинять себе потенциальных магов, людей, способных накапливать Силу, создавать вокруг себя магический кокон!

«Не на них ли он рассчитывает в предстоящей войне с Неповторимым Цзя?.. – подумалось мне, – Впрочем, это мы узнаем очень скоро…»

Управляющий усадьбой сидел напротив меня и молча жевал что-то… засахаренное. Похоже, он рассказал все, что меня интересовало, а о Зле, живущем в сданном нам павильоне, он и не подозревал!

– Еще один вопрос, – снова обратился я к нему, – Скажите мне, почему крыльцо нашего павильона имеет… четыре ступени?..

Вэнь Ди поднял на меня удивленный взгляд, пожал плечами и чуть растерянно произнес:

– Но, там пять ступеней!..

По его глазам я понял, что он действительно верит тому, что сказал. Поэтому я не стал спорить, а решил сменить тему разговора.

– Благодарю вас, уважаемый Вэнь Ди, за интересный рассказ, – проговорил я, – А теперь я хотел бы поговорить о своем деле…

Тут я улыбнулся, и управляющий счел необходимым ответить: – Я весь внимание!..

– Как я уже вам говорил, мы приехали в Пакит, чтобы посмотреть праздник Сбора Дани, но затем нас ожидает довольно дальний путь, и мне хотелось бы заранее к нему подготовиться. Так вот, не могли бы вы помочь мне до начала праздника приобрести трех-четырех крепких лошадей, хороший, удобный, желательно конный паланкин для молодой госпожи, кое-какое оружие и провизию. Если вы не можете сами подобрать для меня все необходимое, то хотя бы посоветуйте, к кому с этими вопросами обратиться, ведь вы, наверняка, хорошо знаете столицу и ее купцов.

Произнося эту тирады, я незаметным движением рук снял с Вэнь Ди свое магическое воздействие.

Управляющий задумчиво наморщил лоб, от чего на его голой голове образовалось несколько смешных маленьких складочек. Помолчав несколько секунд, он начал рассуждать:

– Ну что ж, лошадей, самых хороших и по приемлемой цене, можно достать у конезаводчика Ли… И очень хорошо, что вы, господин Сор Кин-ир, озаботились этой проблемой сейчас – к концу праздника достать лошадей будет совершенно невозможно! Паланкин?.. Пожалуй, я смогу уступить вам один из наших конных паланкинов. Он, может быть не слишком роскошен, обшит кожей, а не бархатом, однако за его прочность и надежность я могу отвечать… С провизией необходимой в дальнем путешествии я вам тоже смогу помочь сам, а вот что касается оружия!.. Тут дело довольно сложное… хотя, если вы готовы, мы могли бы сегодня сходить к одному местному оружейнику, он мне приходится дальней родней и, возможно, сможет вам помочь…

Тут он очень серьезно посмотрел мне в лицо и предупредил:

– Вы должны знать, господин, что денег, оставшихся на вашей связке вряд ли хватит для оплаты всех этих приобретений!..

– Да? – слегка удивился я, – А много ли, по вашему мнению, не достает?..

Управляющий подумал еще пару минут, глядя в потолок и беззвучно перебирая губами, а потом ответил:

– У вас, как мне показалось, осталось не более пятидесяти яней, а потребуется не менее четырех серебряных юя.

– То есть – восемьдесят яней?.. – уточнил я, и тут же меня поправили:

– Восемьдесят пять!..

Я не стал возражать, а только пожал плечами, видимо, с одной стороны, начал привыкать к странной арифметике гологолового управляющего, а с другой – деньги были все равно не мои!

– Хорошо, пусть будет восемьдесят пять…

Вэнь Ди снова пристально посмотрел на меня, а потом неожиданно сказал:

– Мне кажется, вы, уважаемый Сор Кин-ир, несколько удивляетесь моему пересчету… Но имейте в виду, что это обычная маржа при переходе от серебра к меди.

«Так вот в чем дело! – облегченно подумал я, – Значит с арифметикой у этого парня все в порядке…»

– А можем мы побывать сегодня у обоих, упомянутых вами торговцев? – спросил я, – Мне хотелось бы как можно скорее закончить все дела, чтобы успеть приготовиться к празднику.

Управляющий немного подумал и кивнул:

– Только тогда нам надо будет выйти в город немедленно, – предупредил он и тут же добавил, – Если вы готовы, мы можем встретиться через десять минут у ворот усадьбы.

– Очень хорошо, – довольно воскликнул я, – Буду вас ждать.

Мы выпили по третьей чашке вина, встали из-за стола, и управляющий проводил меня до крыльца своего павильона.

По дороге к воротам, я заглянул в наше жилище и нашел Шан Те в столовой. Вместе с матушкой Лю и неким маленьким, юрким, господином, выряженным в вызывающе лиловый халат, она рассматривала разложенные на столе ткани. Рядом со столом стояло три коробки, наполненные, как мне показалось готовой одеждой. Увидев столь серьезное отношение девушке к вопросу обновления своего гардероба, я сразу же подумал, что оставшихся денег моего бедного учителя, точно не хватит на все, что нам необходимо приобрести! Но тут Шан Те бросила на меня умоляющий взгляд и я… промолчал! Кивнув Поганцу, я вышел на крыльцо, малыш тут же последовал за мной.

– Я сейчас ухожу с нашим управляющим в город, надо сделать кое-какие покупки… – начал я, но Поганец немедленно меня перебил:

– Я иду с тобой!..

Почесав щеку, я задумчиво проговорил:

– Мне не хотелось бы оставлять девчонку одну…

– А с ней останется синсин!.. – тут же нашелся Поганец, – К тому же я смогу помочь в торге!

– В каком торге?.. – не понял я.

– Как, в каком торге?! – воскликнул малыш, – Ты же сказал, что идешь делать покупки!

– Да… – подтвердил я.

– Ну так значит, будешь торговаться!

В голосе Поганца была твердая уверенность, что без торга мне ну никак не обойтись. Видимо он не был в состоянии понять, как это можно что-то покупать без торга!.. А вот я, к своему стыду, торговаться совершенно не умел и… не любил. Было, на мой взгляд, в этом процессе нечто… постыдное.

Похоже на моем лице отразилась некоторая неуверенность, и потому Поганец вдруг твердо заявил:

– И деньги ты отдал бы лучше мне… Мое внутренне чутье подсказывает, что ты порядочный транжира!..

«Это он мне жемчужину припоминает! – с внутренней усмешкой подумал я, но вслед этой мысли неожиданно пришла другая, – А почему бы нет! Пусть Поганец поработает кассиром, отбирать товар, в конце концов, буду я сам, а если мне не понравятся его… расчеты, я всегда смогу разжаловать его в… ученики!»

– Хорошо! – согласился я, – Предупреди Гварду, чтобы он глаз не спускал с Шан Те, а я схожу за деньгами.

Через пару минут я вернулся на крыльцо, где меня нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу поджидал Поганец. Я молча протянул ему небольшой кошелек, вместивший восемьдесят яней.

– Сколько здесь?.. – поинтересовался Поганец, выхватывая кошелек и пряча его в свою набедренную повязку.

– Восемьдесят монет, – ответил я очень строгим тоном и прибавил, – Управляющий предупредил, что необходимые нам вещи обойдутся именно в такую сумму.

Поганец посмотрел на меня, как на слабоумного, горестно покачал головой и осуждающе произнес:

– Учитель, ты, может быть, и великий маг, но в делах – сущее дитя! Наверняка этот пройдоха потащит нас по своим родственникам, чтобы дать им возможность как следует заработать!

– Но… – чуть растерявшись от такой уверенности в моей деловой никчемности, пробормотал я, – Нам действительно надо будет сделать довольно много покупок… э-э-э… и дорогих покупок – лошадей, оружие!..

– Да за восемьдесят яней я скуплю половину Пакита! – нагло заявил маленький прохиндей.

Я махнул рукой и, не продолжая препирательств, шагнул с крыльца. Поганец, гордо выпятив живот, последовал за мной.

«Только бы у него деньги не сперли!..» – неожиданно подумал я и чуть не рассмеялся этой своей дурацкой мысли.

Около ворот нам пришлось подождать минут пять, пока не появился Вэнь Ди. Увидев рядом со мной тщедушную, лохматую фигурку Поганца, он вопросительно взглянул на меня, и я пояснил:

– Господин Сю является нашим кассиром и будет оплачивать наши покупки.

Больше вопросов со стороны управляющего не последовало, и мы вышли на улицу.

Путь наш оказался совсем недолог, уже через полчаса мы вошли во двор одного из редких в городе двухэтажных зданий. В глубине этого двора располагались довольно большие сараи с широкими воротами вместо дверей, сам двор представлял собой вытоптанную до голой глины площадку с довольно высоким столбом посредине. Не успели мы сделать нескольких шагов по двору, как навстречу нам выкатился невысокий толстячок, разодетый в совершенно неожиданный костюм. Его широченные штаны, напоминающие казацкие шаровары были заправленные в высокие сапоги и подпоясаны широким кушаком. На голые плечи толстяка была наброшена короткая меховая безрукавка, а на голове красовалась… шляпа! Ну, конечно это был не тот широкополый ковбойский образец с Дальнего американского Запада, однако высокий серый фетровый колпак с крошечными полями, надетый на гладко зачесанное черное темечко лошадника, вполне тянул на имя «шляпа»!

Подкатившись ближе, он заговорил неожиданно глубоким, неторопливым басом:

– Дорогой Вэнь Ди, как я рад тебя видеть – ты нечастый гость в моем доме!.. – Бросив быстрый взгляд на нас с Поганцем, причем мой ученик получил гораздо больше внимания нежели я, толстяк поинтересовался:

– Какое дело привело тебя?.. Я вижу это не просто соседский визит!..

Управляющий учтиво поклонился и также неторопливо ответил:

– Уважаемый Ли Сун, у нас действительно есть дело… Это – он плавным движением руки указал на нас с Поганцем. – Временные хозяева павильона «Облачный Лепесток», господин Сор Кин-ир и его… э-э-э… кассир господин Сю. Они хотели бы купить лошадей, и я взял на себя смелость рекомендовать им именно ваши конюшни…

Толстяк всем телом повернулся к нам и, слегка поклонившись, пробасил:

– Рад приветствовать вас, господа, в своем доме… Сколько лошадей вы собираетесь приобрести?

– Четырех, – после небольшой паузы ответил я, – Двух посмирнее в паланкин и двух под седло.

– Прекрасно!.. – довольно воскликнул толстый Ли Сун, – Сейчас у меня имеется шесть лошадей на продажу, так что вы сможете выбрать из них тех, которые вам больше понравятся!

Он повернулся в сторону сараев и громко крикнул:

– Сыма!.. Сыма Жуй!..

Через секунду на зов выскочил тощий длинный мужичок в затасканном халате и, промчавшись по двору, застыл перед толстяком.

– Это – Сыма Жуй, – представил его хозяин конюшен, – Мой главный конюх.

Потом, повернувшись к своему работнику, он делово проговорил:

– Покажешь господам лошадей, предназначенных на продажу!.. Хорошо покажешь, подробно!..

И махнув рукой, господин Ли снова повернулся к нам:

– Прошу вас господа на террасу… Там мы сможем удобно устроится и оттуда все достоинства моих лошадей вы увидите наилучшим образом!

Я оглянулся и увидел, что на уровне второго этажа дома проходит крытая галерея, опирающаяся на врытые в землю столбы. На галерею вела довольно крутая лестница, к которой и повел нас хозяин. Поднявшись по лестнице, мы оказались на довольно большой веранде, отделанной темным деревом и украшенной большим количеством маленьких бумажных фонариков, качавшихся под легким ветерком, продувающим веранду. Мы расселись вокруг небольшого стола, и хозяин неожиданно громко хлопнул в ладоши. В дальнем конце веранды распахнулась неприметная дверь и оттуда вынырнуло трое слуг с подносами. Через минуту стол был уставлен мелкими тарелочками с закусками, засахаренными фруктами, печеньем и… масляными палочками. Кроме того были выставлены два кувшинчика с вином и два керамических чайничка красной глины.

Ли Сун с улыбкой указал на стол и прогудел:

– Прошу не стесняться, господа, закуска нашему делу не помеха!..

– Не помеха… – согласился Поганец и, не чинясь, налил себе в чашку вина. Я и Вэнь Ди предпочли чай.

– Выводи!! – гаркнул басом хозяин конюшен, и через мгновение тощий конюх вывел во двор прекрасного гнедого жеребца с белыми бабками. Конь был высок, тонконог и, судя по тому, как горел его глаз, горяч. Кося на бегущего рядом конюха, он неторопливой размашистой рысью пересек двор и был остановлен прямо под верандой.

– Ну, разве это не красавец?.. – довольно воскликнул Ли Сун.

Мне, признаться, жеребец очень понравился, но взглянув ненароком в сторону Поганца, я увидел, что тот озабоченно морщит свой мохнатый лоб.

– А можно провести его по кругу… Ну… вокруг двора!.. – пропищал малыш и, не отводя глаз от лошади, прихлебнул из чашки.

– Конечно! – воскликнул хозяин и, привстав, перегнулся через перила, – Сыма, проведи лошадь по кругу… И не слишком торопись!

Конюх молча кивнул и потянул коня за узду в сторону. Мы внимательно смотрели, как жеребец, мелко перебирая передними ногами и потряхивая гривой, вышагивал рядом с долговязым худым Сымой и явно не понимал, почему ему не дают понестись вскачь.

Когда жеребец проходил по противоположной стороне двора, Поганец вдруг глубокомысленно кивнул и буркнул себе под нос:

– Да!.. Так оно и есть!..

– Ну как, берете?.. – повернулся к нам Ли Сун.

Ответить я не успел, поскольку, опередив меня, Поганец пропищал своим резким фальцетом:

– Мы посмотрим всю шестерку и после этого определимся!..

– Ну что ж, разумно… – согласился Хозяин конюшен, и крикнул, – Сыма, выводи следующих!..

Конюх увел жеребца в конюшню и буквально через минуту вывел пару, причем, как в песне поется – пару гнедых! Эти лошадки были спокойны и неторопливы, они не косили огненным глазом, как первый жеребец, они смотрели на мир доброжелательно и открыто.

Конюх, помятуя о требовании потенциальных покупателей, повел лошадей по кругу, и я, глядя на эту пару дивился насколько они похожи, ну просто… близнецы!

– Так, так, так… – возбужденно заверещал Поганец, – А ну-ка, подведи их поближе!..

Конюх вдруг остановился и с каким-то испугом посмотрел на хозяина. Тот глянул веселым глазом в сторону Поганца и прогудел:

– Сказано, подвести, значит подведи!..

Сыма потащился через двор к веранде, и лошадки послушно двинулись за ним. Подойдя чуть ли не под самую веранду, конюх остановился и стоял неподвижно до тех пор, пока писклявый малыш не скомандовал:

– А теперь бегом два круга!

Уже не споря и не ожидая повторного приказа от своего хозяина, конюх потрусил вокруг двора, таща за собой лошадок.

Двух кругов они не сделали, когда Поганец заорал во всю силу своего фальцета:

– Все!.. Выводи следующих!

Я забыл про чай и закуски, наблюдая за «работой» Поганца. Чего он только не придумывал – и на лошадь конюха заставлял залезать, да не просто так, а задом наперед, и лавки лошадям поперек дороги ставить, чтобы те через них прыгали, и по второму-третьему разу одних и тех же одров выводить, как он говорил, «для освежевания впечатления». Короче, устроил он конный цирк чуть ли не на час, но, правда, цирк весьма и весьма занимательный, я даже немного огорчился, когда мой… «кассир» заявил запаренному хозяину лошадей, что теперь ему все ясно.

Пристально посмотрев на меня, Поганец утомлено вытер свой мохнатенький лобик и пропищал:

– Ну что, учитель, определился с лошадками?.. Каких брать будем?!

Я, признаться, растерялся от такого вопроса, а потому несколько неуверенно протянул:

– Ну-у-у… Я думаю…

– Вот именно! Я с тобой полностью согласен! – энергично кивнул Поганец и тут же повернулся к Ли Суну, – Значит так, мы возьмем того хромого, у которого белые чулки на ногах нарисованы…

Увидев совершенно ошалевшую, ничего не понимающую физиономию лошадника, Поганец недовольно пояснил:

– Ну того… мерина, что нам первым показали! Затем, пару гнедых двойняшек… Хотя они обе и с запалом, ну да мы их сильно гонять не собираемся!.. Ну и, пожалуй, чалую кобылку с подвязанным хвостом и шиньоном в гриве! Я думаю, лишай у нее все-таки вывели, так что… рискнем!

Дородный Ли вдруг затряс головой, так что украшавшая ее шляпа спорхнула на пол. Вслед за этим он выскочил из-за стола и по двору раскатился его басовитый рев:

– Какие нарисованные чулки с шиньоном в гриве!!!

– Но-но, – пискнул в ответ Поганец, – Не надо мои слова передергивать!..

Однако могучий Ли не слышал этих возражений и не прекращал своего рева:

– Какой запал с лишаем!!! Сам ты – лишаем побитый… уродец!!!

Вот это он напрасно проорал так громко! В следующее мгновение шерсть на Поганце встала дыбом, глазенки выкатились из орбит, наморщив мохнатый лобик, уши развернулись во всю свою необъятную ширь и, как апофеоз превращения, тонкие губы вывернулись наизнанку, обнажив все сто пятьдесят шесть игольчато острых зубов.

Ли Сун мгновенно заткнулся, совершенно обалдев от происшедшей с малышом метаморфозы, и в наступившей тишине отчетливо прозвучал негромкий, но очень страшный писк Поганца:

– За побитого лишаем уродца, ты ответишь перед судом города!.. у меня два свидетеля есть! – он коротко пырскнул взглядом в нашу с Вэнь Ди сторону, – А насчет противолишайного шиньона поговорим в государственной купеческой инспекции! Пусть тамошние чиновники проведут экспертизу и вынесут свой вердикт!..

Тут маленький пройдоха запустил свою тоненькую, длиннющую ручонку в свою набедренную повязку и… легонько позвякал кошельком. Как ни странно, это звяканье стало последней песчинкой «сломавшей горб верблюду»… Вытаращенные глаза лошадника Ли остекленели, он не глядя нащупал краешек стола и рухнул на лавку.

– Вот так-то лучше!.. – удовлетворенно пискнул Поганец, принимая свой обычный вид, – Теперь обсудим наши… делишки!

Он обвел взглядом завороженную компанию и продолжил с легкой усмешечкой:

– За четырех отобранных одров предлагаю вам, господин Ли, двадцать яней…

«Господин Ли» как-то слишком уж обреченно кивнул головой, и Поганец… смилостивился:

– Ну ладно, двадцать пять – цена, конечно завышена, если учитывать, что нам еще на их лечение тратиться придется. Лошадок доставишь в «Полет Зимородка» сегодня же, там я с тобой и рассчитаюсь…

«Господин Ли» снова молча кивнул, никак не показывая, что рад полученной надбавке, а Поганец закруглил разговор:

– И помни, еще ни одному торговцу не удавалось обвести вокруг пальца Пог… кассира Сю!

Он поднялся из-за стола и повернул свою хитрющую рожицу к нам с Вэнь Ди:

– Нам, пожалуй, пора идти… Дел еще много… в городе!

Мы с управляющим, сразу же заторопившись, принялись прощаться с ошеломленным хозяином, а когда уже спускались с веранды во двор, Поганец обернулся и чуть насмешливо обронил:

– Эй, господин Ли, скажи своей кухарке, что она в масляные палочки… масла не докладывает! Это не палочки, а прям сушки какие-то!..

Едва мы покинули двор радушного лошадника, как Поганец остановился и сурово глянул снизу вверх на нашего управляющего:

– У тебя что, любезный, все знакомые торговцы такие… жуликоватые?! Если бы не я, этот… Ли в колпаке моего учителя порядка на три околпачил бы!..

Степенный Вэнь Ди как-то невразумительно хрюкнул, а затем принялся оправдываться:

– Ну… ведь… это… каждому жить надо…

– А нам, выходит, жить не надо?! – окоротил его блеяние Поганец суровым писком, – Или у нас деньги самодельные – сколько захотим, столько и набьем?!

Окинув еще раз суровым взором смутившегося управляющего Поганец вдруг смилостивился:

– Ну и сколько тебе твои дружки-торговцы отстегивают?..

– Десятую часть с полученной цены… – быстро доложил Вэнь Ди.

– Держи! – авторитетно проговорил Поганец и сунул в рукав управляющего звякнувшие монеты, – С этого… дружка, как я понимаю, ты вряд ли что получишь, а мы с учителем не хотим, чтобы ты терпел убытки.

Управляющий поднял в небо глаза, видимо на ощупь пересчитывая полученную мзду, а затем с глубоким уважением посмотрел на Поганца, на меня и торжественно поклонился:

– Благодарю вашу щедрость, благородный Сор Кин-ир и высокоразумный кассир Сю…

– Ладно, – вполне добродушно проговорил «высокоразумный кассир Сю», – Веди нас к своему оружейнику.

Путь до оружейной лавки оказался недальним, свернув в ближний проулок, мы уже через минуту поднялись по скрипучим ступеням к двери небольшого одноэтажного домика. Вэнь Ди толкнул дверь, мелодично звякнувшую маленькими колокольчиками и учтиво пропустил нас вперед.

Сразу за дверью располагалась не слишком большая, полутемная комната с одним окошком, три стены которой были увешаны самым разнообразным вооружением – от небольших тесаков – тао с несоразмерно широким клинком, до тяжелых парных топоров – шуанов и еще не насаженных на рукояти да-дао. В середине комнаты стоял совершенно пустой узкий и длинный столик.

На перезвон дверных колокольцев в комнату вошел высокий мужчина в простом халате, маленькой круглой шапочке, поверх халата на мужчине красовался большой кожаный передник. Что-то поспешно прожевав, мужчина коротко поклонился и неторопливо проговорил:

– Господа интересуются оружием?.. Прошу, смотрите…

Потом он чуть наклонился вперед, приглядываясь к нашей компании, и воскликнул гораздо приветливей:

– Да это Вэнь Ди!.. Покупателей привел?! Смотрите, господа, здесь имеется оружие на любой вкус!

Я медленно двинулся вдоль стены, разглядывая выставленное на продажу боевое железо, а Поганец подкатил к оружейнику и с видом знатока поинтересовался:

– А вот… заговоренные клинки у вас имеются?.. Страсть моя – заговоренные клинки!..

– От чего заговоренные?.. – переспросил оружейник.

– Ну… это… – растерялся Поганец, – Просто заговоренные… Такие, что панцирь одним ударом рассекают!..

– Так для этого не клинок заговоренный надо иметь, а руку сильную и удар поставленный!.. – усмехнулся оружейник, – А у вас, уважаемый, никогда не получится одним ударом панцирь рассечь, будь в ваших руках хоть трижды заговоренный клинок!

– Это почему же не получится?.. – немедленно набычился Поганец.

– Рука длинная, но не мускулистая… – неожиданно серьезно ответил оружейник, – Кисть тонковата для тяжелого клинка, утомится быстро… Из вас, может быть, и мог бы хороший фехтовальщик на цзянях получиться, да ноги… коротки!

– Так что ж, по-твоему я вообще ни на что не гожусь?! – окончательно возмутился Поганец, – Руки длинны, ноги коротки… Еще скажи шерсть на мне не того колера!

– Ну, шерсть твоя не искусство фехтования вряд ли повлияет, – оружейник вслед за Поганцем тоже перешел на «ты», – А вот ноги, действительно, коротки… Хотя, «пьяный» стиль попробовать можно.

Пока Поганец и хозяин лавки вели этот «профессиональный» разговор, а Вэнь Ди молча стоял у двери, я обошел комнату и осмотрел выставленное оружие. Несколько мечей я даже снял со стены для пробы, но ни один не пришелся мне по руке – были они легкими и гибкими, а я привык к тяжелому жесткому клинку.

Увидев, что я возвратился к входной двери с пустыми руками, оружейник немного обиженно спросил:

– Неужели господин так ничего себе и не подобрал?..

– Я, наверное, возьму четверку метательных ножей, – задумчиво ответил я, – А вот меча по руке я, действительно не нашел…

– Но у меня очень неплохой выбор!.. – оружейник кивнул в сторону своей коллекции мечей.

– Нечто подобное у меня уже есть, но я привык к более тяжелому клинку, да и чуть подлиннее…

Оружейник вдруг посмотрел на меня с неким интересом и усмехнулся:

– Надо же, похожи вы на варвара с Севера, а клинок подыскиваете южный… – и, покачав головой, он добавил, – Подождите немного, я вам кое-что покажу…

И он вышел за дверь.

Ждать нам пришлось недолго, оружейник вернулся буквально через пару минут, и в руках у него был длинный сверток из узорчатой ткани.

Уложив этот сверток на стол, оружейник развернул ткань, и мы увидели простые кожаные ножны, перехваченные медными скобами, ножны, из которых торчала длинная, почти в две ладони, рукоять, обтянутая витой медной проволокой с медной же шишечкой на конце. Короткое, толстыми усами вперед, перекрестье черного цвета плотно примыкало к горловине ножен.

– Вот, – кивнул на лежащее оружие хозяин лавки, – По специальному заказу делал, под задаток, да заказчик не пришел. Если подойдет, могу уступить…

– А если заказчик появиться? – проговорил я, берясь левой рукой за верхнюю часть ножен, а правой медленно вытягивая клинок.

– Срок прошел, – спокойно ответил оружейник, – Так что если заказчик появится, придется ему недельку подождать, покуда я другой изготовлю.

Клинок был раза в полтора длиннее тех, что я видел в этом Мире до сих пор, шириной в три пальца, иссиня-черного цвета, с узким серебристым желобком, сходящим на нет к округло заостренному концу. Едва я его поднял, как сразу же понял, что нашел именно то, что нужно!

– И во что ты, мастер, ценишь эту… игрушку? – спросил я, не отрывая глаз от отдающего синевой клинка.

– Дорого ценю, – усмехнулся оружейник, – Как-никак, первая кханда, мною сделанная… Да еще и кое-какие секреты использовал!

Он повернулся к Поганцу и сверкнул глазами:

– Вот этот клинок, да вот в этой руке без всякого наговора одним ударом панцирь раскроит!

– Ладно, ладно! – перебил его «господин кассир», – Ты цену называй, а нахваливать товар потом будешь!..

Оружейник как-то враз помрачнел и недовольно пробурчал:

– Товар, говоришь!.. Ну тогда цена ему будет двадцать яней!..

– Сколько?! – на мгновение опешил Поганец, но тут же к потолку взвился его возмущенный визг, – Да за двадцать яней я всю твою… э-э-э… палатку куплю!!!

Вэнь Ди, продолжавший стоять у самых дверей, только коротко крякнул.

И тут я, продолжая любоваться клинком, коротко бросил:

– Заплати!

Поганец чуть присел, быстро повернулся ко мне и растерянно вякнул:

– Да ты что, учитель?!

– Заплати сколько сказано!! – жестко повторил я, и, оторвав наконец взгляд от оружия, обратился к оружейнику, – Как ты его назвал?

Тот, видимо, не совсем понял вопрос и потому ответил не очень уверенно:

– Кханда…

– Нет, – улыбнулся я ему, – Как ты его называл, когда… творил?..

Оружейник понимающе улыбнулся и покачал головой:

– Вот не думал, что кто-то заинтересуется его именем?..

– А разве у него нет своего имени?.. – улыбнулся я в ответ, – Это же не один из многих, это – из многих один!..

Оружейник снова покачал головой, физиономия у него стала донельзя серьезной, и он тихо, одними губами, произнес:

– Су Ван… Неукрашенный Правитель…

«Странное имя!.. – подумал я, и тут же поправил сам себя, – Имя, странное, как весь этот Мир!..»

Снова повернувшись к притихшему Поганцу, я сурово спросил:

– Чего ожидаем… «господин кассир»?..

Малыш вздохнул и тихонько пискнул:

– Что, даже и поторговаться нельзя?..

И тут раздался насмешливый голос оружейника:

– Так ты – кассир?.. То-то я смотрю, про «товар» спрашиваешь!.. Ладно, кассир, давай пятнадцать монет и забирай вдобавок ножи, что господин присмотрел!

Поганец мгновенно сунул руку в свою набедренную повязку и тут же выдернул ее наружу. На раскрытой ладони лежали деньги – как оказалось ровно пятнадцать монеток!

– Ну… кассир!.. – восхищенно протянул оружейник, а Поганец просто-таки похоронным тоном обратился ко мне:

– Забирай свои ножи… учитель…

Когда мы, простившись с оружейником, покинули его лавку и направились назад в «Полет Зимородка», я, желая сделать приятное своему шустрому и деловому ученику, словно бы между делом проговорил:

– Сю, наш управляющий любезно пообещал уступить нам один из своих конных паланкинов, будь так любезен, осмотри сам это… приспособление и, если найдешь его подходящим, расплатись с Вэнь Ди.

Глазенки у Поганца вспыхнули темным алчным пламенем, и он окинул шагавшего радом со мной Вэнь Ди таким плотоядным взглядом, что тот явственно вздрогнул! Но, как оказалось это было не самым большим испытанием для нашего управляющего на сегодняшний день. У ворот усадьбы нас поджидала одна из молоденьких служанок, и лицо ее выражало неподдельный испуг. Едва завидев нас, она бросилась нам навстречу и горячо зашептала на ухо управляющему, кося диким блестящим глазом в сторону Поганца:

– Господин, как только вы ушли, пришел господин управляющий из «Яшмовых Ворот» он хотел поговорить с матушкой Ху. Я пошла за ней в поварню, а она… там…

Последовал еще один диковатый взгляд в сторону Поганца, и без того ее негромкий шепот стал вообще еле слышен:

– Она там… сидит на лавке и… не шевелится!..

Я мгновенно сообразил, что речь идет о старухе-колдунье, с которой мне пришлось разбираться утром.

– Что ты ответила господину Чжан Фу? – совершенно спокойно поинтересовался Вэнь Ди.

– Я сказала… что матушка Фу очень занята, что у нас… ну… что у нас очень капризные постояльцы!.. – и девушка снова бросила быстрый испуганный взгляд в сторону Поганца.

– Господин управляющий был очень недоволен и захотел увидеть вас. А когда я сказала ему, что вы с господином… – тут и я удостоился ее быстрого взгляда, – Ушли в город по делам, он сказал, что очень надеется увидеть васу себя в усадьбе и быстро-быстро ушел. А я с тех пор стою тут, ожидаю вас…

Видимо, девушка сказала все, потому что не только замолкла, но даже прикрыла рот сложенными пальчиками.

– Ты все сделала верно… – одобрил ее Вэнь Ди, – А теперь пойдем, посмотрим, что там приключилось с госпожой Ху Саньцзе.

– А как же обещанный паланкин?! – немедленно вскинулся Поганец, – Мне не терпится взглянуть, что за рухлядь вы пытаетесь нам сбагрить!..

– Сначала я хочу посмотреть, что случилось с моей кухаркой, – спокойно возразил успевший взять себя в руки управляющий, – Потом мы займемся… обещанной вам рухлядью.

Он шагнул в направлении того самого дальнего сарайчика, в котором я побывал утром, но остановился, услышав мой голос:

– Вы разрешите пойти вместе с вами?

Удивленно оглянувшись, Вэнь Ди пожал плечами:

– Если вам так хочется… Хотя я, право, не понимаю, какой вам интерес…

– Я немножко врач, – солгал я, – Возможно мне удастся помочь вашей кухарке…

Мы с управляющим направились к поварне, девушка, чуть помявшись, пошла за нами следом, а Поганец, почесав в раздумье свою лохматую щеку, потопал следом за девчонкой.

Через минуту мы вошли в сарайчик, над крышей которого, как ни странно, продолжал куриться дымок. Печь почти прогорела, так что освещение в комнатке стало еще более тусклым, Вэнь Ди даже не сразу заметил, где находится кухарка, а потому негромко позвал:

– Матушка Ху, вы здесь?..

– Она справа, на лавке сидит… – раздался позади нас дрожащий голосок служанки.

– Принеси лампу, – не оборачиваясь, приказал управляющий, и я услышал, как девчонка метнулась прочь от двери.

Вэнь Ди шагнул вправо, где на лавке сидела старуха-колдунья, и присел перед неподвижным телом. Я остановился рядом и тут же услышал голос Поганца:

– Вот так, наверное, посветлее будет!..

И действительно, в следующее мгновение в комнате стало значительно светлее, Поганец настежь распахнул дверь и подпер ее какой-то чуркой.

Старуха сидела все в той же позе, в которой я ее оставил, только ее морщинистое лицо несколько обмякло, успокоилось… Вэнь Ди взял ее за руку и еще раз позвал:

– Матушка Ху, вы не заснули?..

– Какое там «заснули»!.. – раздался немедленно нахальный писк Поганца, – окочурилась она, это ж с одного взгляда видно!

Я протянул руку и коснулся основания морщинистой шеи, затем профессионально приподнял правое веко и внимательно рассмотрел закатившийся глаз. Вытащив из кармана платок и тщательно вытерев руки, я глубокомысленно выдал свое заключение:

– Мне кажется, старуха… не мертва… но и не жива!..

– Это как?! – испуганно переспросил управляющий усадьбой, – Разве такое может быть?!

– Может, – уверенно кивнул я головой, – Такое пограничное состояние называется летаргический сон, и выход из него может быть как в жизнь, так и в смерть… Вы, по-моему, говорили, что она дальняя родственница управляющего «Яшмовыми Воротами»?.. – Вэнь Ди утвердительно кивнул, – В таком случае лучшим решением будет передать ее родственнику, чтобы он сам о ней позаботился…

В этот момент девушка, встретившая нас у ворот усадьбы, вбежала в поварню с большой лампой в руке.

– Поставь лампу, быстро беги к господину Чжан Фу и попроси его прийти сюда! – тут же отдал Вэн Ди новое распоряжение. Девчонка опустила лампу на пол и, не задавая вопросов, снова метнулась во двор. Я еще раз внимательно посмотрел на старуху и пробормотал себе под нос:

– Да, я твердо уверен, это очень интересный случай летаргии!.. – потом повернулся к управляющему и громко сказал, – Если я вам, господин Вэнь Ди, больше не нужен, я хотел бы отправиться к себе…

– Да, да, конечно… – поспешно ответил управляющий, – И примите мою искреннюю благодарность за помощь. Страшно подумать, если бы мы ошибочно похоронили еще живого человека!..

– Ну, это вряд ли случилось бы, – возразил я, – Вы же не стали бы этого делать сегодня, а через сутки, двое, у вас самих возникли бы сомнения – ведь при летаргическом сне тело… не подвержено разложению!

С этими словами я отступил из поварни во двор, и Поганец тут же вынырнул за мной следом.

«А что это мой ученик не вступил со мной в спор? – вдруг подумал я, – Это на него не похоже – вот так вот с ходу отказываться от своего мнения!»

И словно в ответ на мою мысль рядом со мной прозвучал еле слышный восхищенный шепот Поганца:

– Учитель, это ведь ты бабку уделал!..

– С чего ты взял?.. – деланно удивился я.

– Так я видел, как ты утром направился в эту… сараюху, а когда ты сказал, что бабка – родственница этого жулика из-под яшмовых ворот, я сразу догадался…

И он резко дернул меня за рукав халата.

– Ну что ж, – вздохнул я, – Ты все правильно сообразил, это я… обездвижил старушку, но можешь мне поверить – я действовал в рамках самообороны!

– А я и верю!.. – возбужденно пискнул малыш, – По ейной роже сразу видно, что она колдунья!

В столовой нашего павильона нас встретили возбужденно сияющая Шан Те, деловито-суровая матушка Лю и незнакомый нам маленький сухонький старичок в необыкновенно ярком, цветастом халате с весьма необычной прической на седой голове – длинная тугая косица была дополнена весьма пышными кудряшками на висках. Старичок бегал вокруг стола, заваленного кусками цветной ткани и что-то упоенно бормотал себе под нос.

– Господин Сор Кин-ир, – воскликнула девушка завидев нас с Поганцем, – Матушка Лю пригласила самого известного столичного портного, он согласился помочь мне с нарядом для праздника!

«Ну вот, казалось такой… э-э-э… разумной девушкой, – несколько разочарованно подумал я, –А стоило увидеть несколько цветных лоскутов и общнуться с местным кутюрье – и где ее разум?!»

– А твой… модельер не сможет мне сконструлить новую обмотку?! – пропищал у меня из-под руки Поганец, – А то моя вся уже поизносилась!..

И он двумя пальчиками, аккуратно оттянул сероватую замызганную ткань, обтягивавшую его бедра.

– Деньги не растеряй! – недовольно бросил я и, махнув рукой направился к себе в спальню еще раз в спокойной обстановке полюбоваться своим новым оружием.

Глава 9

Когда дерутся два тигра, веди себя, как мудрая обезьяна…

Древняя китайская мудрость.

Получилось так, что оставшееся до начала праздника время, все мои товарищи были чрезвычайно заняты. Шан Те отрывалась от своих тряпочек только для того, чтобы хоть немного перекусить. Гварда как тень следовал за нею по пятам, а ночами дежурил вблизи «Яшмовых Ворот», вынюхивая изменения в дислокации наших врагов. Поганец, всерьез воспринявший свое назначение кассиром вдрызг поругался с Вэнь Ди, требуя, чтобы тот капитально отремонтировал продаваемый нам паланкин, и добился-таки, что какой-то ремонт был сделан. Кроме того малыш принял купленных нами и доставленных в усадьбу лошадей, устроил их в конюшне и тщательно наблюдал за их уходом. Занимался он и закупкой продуктов для дальнейшего пути и разведкой хода подготовки к празднику в городе.

И только я практически ничего не делал. На меня вдруг напала апатия, меня снова начали мучить сомнения в правильности своих действий и размышления о том, каким образом мне устроить свое возвращение домой. Почти все время я проводил в спальне, валяясь в раздумьях на кане или рассматривая купленный меч – почему-то его вид действовал на меня успокаивающе. Правда вечером, накануне дня открытия праздника мне пришлось выползти из своей комнаты, поскольку ко мне заявился какой-то оборванец, причем ни с кем кроме меня он разговаривать не соглашался. Оказалось, что это никакой не оборванец, а сам глава местных «братков», господин Нянь Бо, никому не доверивший получение гонорара за участие в налете на «Яшмовые Ворота». Мы обсудили план освобождения правителя Тянь Ши и моего учителя, и надо сказать, что Нянь Бо поразил меня знанием обстановки и численности противостоящих нам сил. Он, конечно, не стал раскрывать своих источников информации, но я остался в полной уверенности, что у него в усадьбе имеется свой человек. Жемчужиной, которую я ему вручил, наш помощник остался очень доволен.

После разговора со «старшим братом» как-то разом исчезли и все мои сомнения. Я решил, что завтра постараюсь перехватить Цзя Лянь-бяо до начала церемонии сбора Дани и забрать у него экспонаты Алмазного фонда, в конце концом, просто обменяю их на имеющиеся у меня камни!

И немедленно домой!!!

Поздним вечером, накануне открытия праздника, мы вчетвером собрались в столовой на ужин, после которого Шан Те продемонстрировала нам наряды изготовленные местным законодателем мод. И тут я огорчил свою подопечную. Когда она вернулась после показа своих обновок в столовую, я улыбнулся, покачал головой и с сомнением сказал:

– Все эти… наряды, весьма хороши и очень тебе идут, но вот сможешь ли ты покрасоваться в них на празднике, я не знаю…

– Почему?.. – горько удивилась девушка и ее веселое возбуждение мгновенно сменилось разочарованием.

– Ну, посуди сама, – попробовал я объяснить свое сомнение, – Ребята Нянь Бо начнут операцию сразу же после того, как Великолепный Цзя покинет «Яшмовые Ворота» или, если он остановится в другом месте города, в момент начала сбора Дани. Организатор этого дела сказал, что вся работа займет у них не более двадцати-тридцати минут, после чего они доставят твоего отца и моего учителя сюда, в «Полет Зимородка». Как ты думаешь, где тебе надо находиться в это время?

– Здесь… – едва слышно произнесла Шан Те.

– Правильно, здесь, – стараясь говорить, как можно дружелюбнее, подтвердил я. Мы с Гвардой пораньше утром отправимся на площадь Нечаянной Радости, ведь именно там, по сведениям моего расторопного ученика, будет происходить выплата Дани великими магами Поднебесной. Если все пройдет тихо и мирно, вы с отцом сможете быстренько перебраться в резиденцию Неповторимого Цзя, но, скорее всего, вам придется со всей возможной скоростью уносить ноги из Пакита!.. Вот почему я сомневаюсь в возможности продемонстрировать эти наряды в столице… в ближайшее время.

Шан Те опустила голову и тихо, сквозь слезы спросила:

– Зачем же тогда… я тратилась?..

Вообще-то она хотела спросить, зачем я сам предложил ей заняться этими обновками, поэтому я и ответил ей:

– Разве ты плохо провела эти два дня?..

Девушка подняла глаза и увидев на моем лице улыбку, ответила мне своей.

– Ну а теперь нам надо отправляться спать, – закончил я вечерний разговор, – Завтра у нас трудный день.

Предыдущую ночь я спал очень спокойно, никакие сны меня не беспокоили. Ночь перед праздником также прошла без сновидений, только совсем уже под утро мне привиделось, будто я просыпаюсь у себя дома, в своей постели… Я действительно проснулся и принялся вглядываться в окружающую темноту, пытаясь разглядеть зеленые цифры моего электронного будильника, и только через мгновение вспомнил, насколько этот будильник от меня далеко.

На мой взгляд вокруг еще стояла глубокая ночь, но очень далеко, похоже, на противоположном конце города уже слышался глухой грохот барабанов. Значит празднество уже начиналось.

Мой всезнающий ученик поведал мне, что именно с барабанного боя, в котором участвовало не меньше восьмидесяти больших барабанов, начинался праздник Сбора Дани. Барабанный бой давал сигнал к началу построения шествия, которое с первыми отсветами утра, начинало свой путь от Желтых ворот, тех самых, через которые мы вошли в столицу, и причудливо петляя по узким улочкам города двигалось к Синим воротам. По пути это шествие вбирало в себя все новых и новых участников, разодетых самым причудливым образом и несущих огромные слепленные из бумаги куклы самых разных животных. Конечно до Синих ворот доходили далеко не все участники шествия, большинство из них оставалось на шести главных площадях города, и тем не менее к самому сбору Дани Желтому Владыке приступали только после того, как от Синих ворот города запускалась двенадцать синих ракет, сигнализирующих, что шествие закончилось.

Как правило, этот многолюдный поход через весь город продолжался не меньше чем до полудня, но нам надо было выйти пораньше, чтобы добраться до площади Нечаянной Радости, занять удобное место и вовремя засечь появление на площади Неповторимого Цзя. А как к нему пробраться, я должен буду решать на месте.

Учитывая всю эту информацию и намеченный план действия… мне пора было подниматься со своего теплого кана.

Умывшись и приведя себя в порядок, я отправился в столовую, где уже обретался Поганец. Очень скоро туда же вошла Шан Те в сопровождении своего верного синсина.

Позавтракали мы быстро и в полном молчании, а когда я, вооружившись, собрался уходить, выяснилось, что Поганец решил идти со мной.

– Нет, мой друг, – остановил я его, – Тебе придется остаться!..

– Это почему?.. – набычился он, – Разве ученику не надлежит быть всегда около своего учителя?..

– Но не в этот раз, – строго ответил я, – Когда Нянь Бо приведет сюда пленников, здесь должен быть тот, кто может быстро организовать дальнейшие действия. Так что я на тебя рассчитываю!

– Так, может быть, и тебе не за чем тащиться на эту площадь?.. – попробовал внести новое предложение Поганец, но я отрицательно покачал головой:

– Я должен посмотреть на главных действующих лиц этой… вашей заварушки, оценить их возможности и… дать вам сигнал, какие действие надо предпринимать. Со мной пойдет Гварда, но то только потому, что он сможет гораздо быстрее меня добраться с моими рекомендациями назад в усадьбу.

– Кто?! Этот… синсин доберется быстрее меня?! – немедленно возмутился Сю, – Да е его обставлю, даже если он побежит на час раньше!..

Гварда только хмыкнул на эту наглую похвальбу.

– У тебя другая задача! – напомнил я Поганцу, не вступая в спор, – И помни, что я на тебя очень рассчитываю!

Малыш только махнул рукой и отвернулся.

Я подошел к Шан Те и протянул ей на раскрытой ладони небольшой специально приготовленный камень из своего запаса. Голубой, прекрасно ограненный сапфир бросил вокруг себя сноп ярких лучиков.

– Я не знаю, принцесса, увидимся ли мы еще, и потому хочу оставить тебе на память эту вот… игрушку. К тому же, если вдруг у вас возникнут трудности с выездом из города, надеюсь, она вам поможет!

Девушка приняла камень в свою ладонь и тихо прошептала: – Спасибо тебе, Сор Кин-ир… – в ее голосе слышались слезы, и потому я постарался ответить как можно беспечнее:

– Не за что, принцесса… Лучше пригласи меня к себе на свадьбу!..

Она улыбнулась и… отрицательно покачала головой:

– У меня пока что нет подходящей кандидатуры на роль мужа…

Я хотел было спросить: – А как же твой садовник? – но неожиданно понял, что эта история осталась для нее в прошлом. Повернувшись к терпеливо дожидавшемуся меня синсину, я кивнул на дверь:

– Пошли, Гварда, посмотрим на это знаменитое шествие!..

И мы быстро вышли в едва наступающий рассвет.

Ночной мрак выцвел, посерел, и вместе с ним поблекли краски города. Вернее сказать, они еще не набрали присущей им яркости. Узкие улочки столицы были еще свободны, но отнюдь не пусты, вот только народ толпился на них как-то… локально. Возле каждого дома, рядом с каждыми воротами суетились кучки людей, вытаскивая на улицу некие странные куски разноцветного папье-маше, составляя эти куски вместе, скрепляя их, проволокой, веревками, густым, странно вонявшим клеем. Чем дальше вглубь города мы продвигались, тем яснее становилась эта суетливая деятельность горожан, а пройдя примерно половину пути мы, наконец, увидели первого полностью собранного зверя. Это был тигр, но какой это был тигр!!

Оранжево-черное чудовище метров десяти в длину и четырех в высоту, с широко открытой пастью в которой красовались клыки размером чуть ли не с бивень взрослого слона. Голова, лапы и хвост гигантской куклы были прикреплены к телу на шарнирах, так что когда толпившиеся около нее люди, по команде какого-то горластого старикана начали ее передвигать, у меня тут же возникло ощущение, что огромная хищная кошка ожила и, мягко переступая лапами, крадется вдоль улицы!

Прежде чем мы с Гвардой добрались до площади Нечаянной Радости, нам повстречались самые разные звери и птицы, рыбы и пресмыкающиеся, насекомые и членистоногие, и весь этот экзотический бумажный зверинец объединяло одно – его обитатели были гигантских, чудовищных размеров!

Правда, все это фантастическое зверье пока еще никуда не двигалось, оно топталось у ворот, выползало на середину улиц, неожиданно пыхало коротким огнем, угрожая крышам окрестных домов, пускало из всех своих естественных и неестественных отверстий разноцветные клубы дыма, а порой ревело, свистело, урчало или пищало!

Когда мы, наконец-то, вступили на тесаные камни площади Нечаянной Радости, предрассветная мгла полностью рассеялась. Народу на площади было на удивление мало, а бумажное зверье отсутствовало вообще! Посреди площади, как и положено стояла бронзовая статуя, изображавшая не то большого мальчика, не то маленького старичка, впрочем, и для того и для другого выбранная скульптором поза была крайне неприличной – у этого мальчика-старичка были спущены штаны, задраны жилетка и рубашка, далеко откинуты в стороны полы короткого халата… В общем этот, непонятного возраста, тип готовился справить малую нужду. Необходимо отметить и тот факт, что скульптура не стояла на месте, а медленно вращалась на своем фундаменте, так что рано или поздно распоясавшийся нарушитель общественной этики оказывался лицом к лицу с любым добропорядочным гражданином, прогуливающимся по площади.

Вот и сейчас около десятка таких добропорядочных граждан Поднебесной, разинув рты, обступили хулиганскую статую и вовсю таращили на нее глаза! По все видимости, это были провинциалы, впервые посетившие столичный мегаполис. Я, признаюсь, тоже в течение нескольких минут таращил глаза на это произведение искусства, однако подходить не стал, мое внимание привлек невысокий, но весьма обширный помост, сооруженный в одном из углов площади, где два перпендикулярно стоящих двухэтажных дома образовывали глухой угол. Помост, не превышавший в высоту шестидесяти сантиметров, был обтянут яркой желтой тканью, и на нем, у самого левого его края, размещался низкий стол и приземистое креслице. Насколько я мог разглядеть, на столе стояли небольшие лабораторные весы, коробка, судя по всему, с разновесами и большая лупа в медной окантовке с большой медной же ручкой.

Я начал пробираться поближе к помосту, и в этот момент позади нас раздался резкий заливистый визг и громкий, довольный хохот. Резко обернувшись, я увидел, что бронзовый мальчик-старичок справил-таки свою нужду, причем сделал это прямо на заинтересованно запрокинутое лицо доверчивого провинциала, в его простодушно распахнутые глаза! Визжала, по всей видимости, его, стоявшая рядом супруга, а хохотали все остальные.

– А вот и нечаянная радость!.. – индифферентно прокомментировал события мудрый, все знающий синсин.

– Надо же, – потрясенно промолвил я, – У вас, оказывается, любое наименование имеет свой потаенный смысл!..

Гварда посмотрел на меня добродушным взглядом и поинтересовался:

– Господин ученик хочет обосноваться вплотную к помосту?..

– Да, – коротко ответил я, полагая, что услышу от своего спутника какой-нибудь дельный совет.

– На твоем месте, Сор Кин-ир, я не стал бы этого делать… – как всегда тактично высказался синсин и, не дожидаясь дальнейших расспросов, добавил, – Это место очень опасно именно своей близостью к помосту и крайне неудобно в смысле возможности бегства с площади.

Я огляделся и понял, что Гварда, как всегда, прав.

– И что ты предлагаешь?.. – поинтересовался я.

– Обрати внимание на угол фасада вон того здания, – он кивнул в сторону одного из домов, образовавших угол с помостом, – На мой взгляд его колоннада полностью отвечает необходимым условиям.

Действительно, ширина приземистого цоколя первой от угла здания колонны вполне позволяла разместиться на нем и мне и синсину, что давало с одной стороны прекрасный обзор, а с другой позволяла мгновенно исчезнуть с площади по улице, начинавшейся прямо от угла здания!

Мы с Гвардой переместились на выбранную позицию и заняли места на цоколе колонны. Площадь медленно наполнялась народом, люди становились все более… раскрепощенными, я бы даже сказал – возбужденными. Толпа крутилась водоворотными воронками, то тут то там вспыхивал смех, громкий говор, неожиданное и очень задорное пение. Статуя продолжала веселить собравшихся поливая головы зазевавшихся гостей столицы через неравные промежутки времени и всегда в самый неожиданный момент.

Скоро, где-то в отдалении возник ровный грозный гул, который постепенно приближался, нарастая, давя все остальные звуки, покрывая собой и песни и смех и крики. В этом гуле смешалось все – и крики людей, и их пение, смех и вопли, грохот барабанов и рев неких варварских труб, скрежет огромных немазаных колес и завывание, похожее на звук сирены воздушной тревоги! Этот гул катился через город с каждым мгновением приближаясь к площади Нечаянной радости и наконец!..

Из узкого зева улицы, вливавшейся в площадь с противоположной от нас стороны, вырвалась огромная, совершенно неописуемая толпа, возглавляемая колоссальной фигурой животного, слегка напоминающего слона. Фигура была такого же серого цвета, но отличалась от пришедшего мне на ум прототипа тем, что имела хобот, клыки и огромные развевающиеся по ветру уши с обеих сторон своего неохватного тулова. Кроме того, эта, на мой взгляд, мифическая животина, была необычайно гибкой и подвижной, казалось, что она каждое следующее мгновение поворачивается к тебе совершенно другой, неведомой еще стороной.

По бокам от этой зверюги вышагивал, выплясывал, маршировал удивительный оркестр из двух десятков разодетых в яркие тряпки мужиков, тащивших по два-три самых необыкновенных музыкальных инструмента. Можете мне не поверить, но играли они одновременно на всем, что было в их руках! Никакой мелодии конечно же не было, но грохот, рев, визг, хрип и завывание были настолько оглушительны, что я невольно сотворил заклинание, понизившее порог моего звукового восприятия.

Голову вступившего на площадь шествия охватывала настолько плотно сбитая толпа, что, выплеснувшись на площадь, она мгновенно смяла сильно разряженную по сравнению с ней людскую массу. Людей буквально бросило к противоположному краю площади, а с улицы на площадь продолжали вливаться все новые и новые толпы народа!

Вот над площадью показалось зеленое, похожее на гигантский заградительный аэростат, чучело крокодила с разверстой алой пастью, усаженной метровыми белоснежными зубами. Это чудо фантастической фауны сопровождал собственный оркестр, составленный из двух с лишним десятков почти полностью обнаженных женщин. Причем играли они в основном на… собственных глотках и шума производили при этом ничуть не меньше, чем оркестр, открывавший шествие! Перед плывущим по воздуху зеленым чудовищем выступал маленький седой старичок, время от времени пускавший вверх крошечные белые шарики. И каждый раз зеленый монстр щелкал пастью, словно пытался схватить этот шарик, и каждый раз шарик плавным движением ускользал от беспощадных зубов чудовища, и каждый раз толпа ревела от восторга, увидев очередную неудачу чудища!

Впрочем, все эти чудеса я разглядывал только краем глаза – как только шествие выползло на площадь, толпа притиснулась к нашей колоннаде и в следующий момент пошла на приступ, пытаясь смести нас с законно занятых мест! Некоторое время мы сдерживали завоеванные позиции силой, но вскоре стало ясно, что наших сил нам не хватит, и тогда в некоем отчаянном откровении я прибег к… довольно эффективной магии. Раздув свой магический кокон до возможно больших размеров, я представил себе самое мерзкое зрелище, какое только видел в своей жизни – здоровенную дохлую крысу с копошащимися в ее разорванном брюхе белесыми червями, а затем запустил собственное ощущение от этого зрелища сквозь свой кокон!.. С соответствующим усилением, разумеется!!

Эффект был умопомрачителен!!! Толпа, хотя это представлялось совершенно невозможным, мгновенно отхлынула от нас на несколько метров и продолжала бесноваться, не в силах переступить некоей незримой черты, отделявшей ее от непреодолимых позывов к рвоте. Правда, мне пришлось подхватить Гварду на руки, чтобы тот с жутким воем не исчез в толпе – видимо, мои руки снимали действие запущенного мной… э-э-э… ощущения.

На площади, между тем, установилось некоторое равновесие. Шествие следовало через площадь, закручивая возле себя людские водовороты и утягивая вместе с собой наиболее невезучих индивидуумов. Большинство решивших остаться на площади Внезапной Радости, сомкнулись в монолитную массу по бокам от бурлящего потока шествия и, пропуская мимо себя беснующийся, ревущий, радужный поток, стояли насмерть, как скала, не давая унести себя в сторону Синих Ворот!

Я не заметил, когда шествие закончилось, просто вдруг оказалось, что два зависших над площадью бумажных монстра никуда не торопятся, что середина площади потеряла свое стремительное, строго направленное движение, что толпа вновь приобрела вид отдельных локальных водоворотов и потеряла свое неистовое шумовое оформление – ни один из оркестров не остановился на площади. Люди, составлявшие эту толпу, видимо, вздохнули посвободнее, но наш «интимный уголок» они продолжали тщательно обходить.

– Сделай что-нибудь… – неожиданно попросил Гварда.

– В каком смысле?.. – не понял я.

– Мы слишком заметны… вызывающе заметны в этой… пустоте!

Действительно, я был, как бы это точнее сказать, слишком на виду в окружающем меня пустом пространстве, с синсином на руках… Пробормотав заклинание, я снова, по возможности, ужал свой магический кокон и выветрил из него свое «могучее» ощущение. Уже через несколько мгновений я смог спустить Гварду с рук, а свободное дотоле пространство начало быстро заполняться бушующей толпой.

Я очень внимательно оглядывал все пространство площади, но великие маги Поднебесной на ней не появлялись.

Мы простояли на площади среди ревущей, беснующейся, веселящейся по неизвестной причине толпы еще около двух часов, пока наконец над городом не взмыли двенадцать дымных хвостов, и в бледно голубом небе, рядом с мутновато-желтым солнцем не расцвели двенадцать огромных васильков. В этот момент вся площадь, да что там площадь – весь город, внезапно смолк, и в наступившей звенящей тишине серебряным голосом пропела одинокая труба.

Вместе с этим довольно тоскливым звуком на желтом помосте неизвестно откуда появился Мэнь-Шэнь с зажатым в лапе огромным да-дао, а в креслице за столиком образовался старичок небольшого роста в весьма скромном, темном халате и крошечной черной шапочке. Грохнув по столу зажатым в кулаке черным деревянным молоточком, старик, словно завзятый аукционер оглушительно заверещал на всю площадь:

– По повелению Желтого Владыки, я его ничтожный слуга, хранитель казны Ю Синь начинаю прием Дани этого года! Кто готов внести положенную Дань!!!

Над площадью повисла мертвая тишина, а я, не обращая внимания на нервное напряжение минуты, наклонился и лихорадочно зашептал на ухо Гварде:

– Слушай, этот громила на помосте, это – Мэнь-Шэнь?! Я его видел… во сне!.. Ты не знаешь кто это такой, и почему он считал, что я должен его бояться до смерти?!

Гварда бросил на меня удивленный взгляд, но ответил немедленно:

– Мэнь-Шэнь – дух-хранитель врат! Их всего четверо и служат они Желтому владыке, – затем он мгновение помолчал и добавил, – А бояться их действительно все, потому что ничего хорошего от встречи с ними не ждут!

– Так значит, этот Мэнь-Шэнь знает где проживает этот ваш Желтый Владыка?..

– Ну, это не большой секрет, – чуть усмехнулся синсин, – Желтый Владыка живет в Светлом Дворце, Светлый Дворец стоит на горе Фанчжан, гора Фанчжан стоит на спине черепахи Ао, а черепаха Ао…

– Лежит в ларце, а ларец в утке, а утка в зайце… – перебил я синсина скороговоркой, – Знаем, проходили!..

– Не понимаю, почему ты решил, что черепаха Ао может лежать в каком-то ларце… – совершенно спокойно ответит Гварда, – И не представляю, какой должна быть утка, чтобы в нее поместился ларец с черепахой Ао… Это все твои фантазии, а настоящая черепаха Ао пасется в Западной пустыне.

– Много же она напасется… в пустыне, да еще с горой на спине… – буркнул я себе под нос, но дальше спорить с синсином не стал. Мое внимание привлек здоровенного роста и поразительной худобы мужик, с ног до головы закутанный в темную накидку или плащ, неизвестно каким образом оказавшийся в самой середине помоста. Из-под натянутого на брови капюшона высверкивали темным огнем глаза, пристально всматривавшиеся в окружавшую помост толпу.

– Первым явился вносить Дань Желтому Владыке великий маг Поднебесной Цзя Шун Великолепный! – заорал на всю площадь хранитель Ю Синь.

– Как это – первый?! – неожиданно раздался не менее зычный вопль с помоста, чуть в стороне от столика, за которым восседал хранитель казны, – Я давно уже здесь стою!..

И в тот же момент рядом со столом хранителя прямо из воздуха, словно на листе опущенной в проявитель фотобумаги, начал возникать маленький… да что там, маленький – крошечный, старичок. Сначала блеснули золотые вставки на алых сафьяновых туфлях, затем роскошный парчовый халат замерцал драгоценным шитьем, и на его фоне белой завитой полосой тумана проступила длинная седая борода, конец которой был перекинут через коротенькую левую руку со странно шевелящимися пальчиками. Расплывчатая вначале фигура становилась все отчетливее, объемнее, ярче. Наконец начало проявляться круглое сморщенное личико, изрезанное морщинами и обрамленное седой, упорядоченно-растрепанной гривой. И вот меж морщин личика блеснули узенькие горящие глазки, а на седых волосах проступила крошечная шапочка из переливчатой тафты.

Перед изумленно притихшей толпой, перед откинувшимся на спинку кресла и раскрывшим рот хранителем Ю Синем, перед чуть пригнувшимся, словно для прыжка, Великолепным Цзя, перед неподвижной и бесчувственной глыбой Мэнь-Шэня появился не то один из семи гномов, не то пушкинский Черномор… Правда бороденка, для Черномора была, на мой взгляд, коротковата.

– А вот и Неповторимый Цзя Лянь-бяо!.. – едва слышно пробормотал рядом со мной Гварда.

«Как это его Шан Те назвала?.. – вдруг подумал я, разглядывая карлика, и тут же моя память услужливо подсказала, – Юин-гун!»

И тут снова дурным голосом заревел аукционер Ю Синь:

– Первым явился вносить Дань Желтому Владыке великий маг Поднебесной…

И замолчал, переводя растерянный взгляд с одного великого мага Поднебесной на другого великого мага Поднебесной.

Пауза несколько затянулась… Ю Синь, быстро посмотрел на Мэнь-Шэня, словно надеясь, что тот подскажет некое… оригинальное решение, которое устроит всех. Однако дух врат, похоже, не собирался вмешиваться в развязавшуюся распрю. Великолепный Цзя в момент появления своего противника мгновенно переместился к правой стороне помоста, и теперь оба мага молча пожирали друг друга взглядами, а толпа на площади превратилась в безмолвный монолит с трепетом ожидающий развязки!

И тут впервые заговорил долговязый Цзя Шун. Низкий, скрипучий, совершенно непохожий на человеческий, голос прополз над площадью Нечаянной Радости и опустился на головы замерших людей:

– Я, великий маг Поднебесной, Цзя Шун Великолепный, своевременно уплативший Дань Желтому владыке, вызываю недостойного карлика, именующего себя Цзя Лянь-бяо, на магический поединок. Причина поединка – оскорбление, которое нанес Цзя Лянь-бяо Желтому Владыке, пытаясь опередить великого мага Поднебесной на празднике Сбора Дани. Основание для поединка – наглость Цзя Лянь-бяо, называющего себя магом. Время поединка – немедленно!

Толпа, застывшая на площади, казалось, окаменела, Гварда тихонько поскуливал у моих ног, а я сам с почти мистическим ужасом слушал ритуальную формулу вызова на магический поединок.

Едва Цзя Шун смолк, хранитель Ю Синь поднялся со своего места, и я увидел, что растерянность исчезла с его лица и сменилась некоей уверенностью, смешанной с облегчением. Он громко и четко произнес затверженные, вероятно, давным-давно слова:

– Своевременную уплату Дани Желтому Владыке великим магом Поднебесной Цзя Шуном подтверждаю! Причина поединка принимается! Основание для поединка принимается! Время поединка принимается!!

И снова над площадью повисла мертвая тишина. А затем раздался резкий голос карлика Цзя Лянь-бяо:

– Я, великий маг Поднебесной, Цзя Лянь-бяо Неповторимый, своевременно уплативший Дань Желтому Владыке, принимаю вызов на магический поединок недостойного… выродка, именующего себя Цзя Шуном. Причина – оскорбление Желтого Владыки попыткой опередить со своей ничтожной Данью великого мага Поднебесной. Основание – наглость выродка Цзя Шуна, называющего себя магом. Время – немедленно!

Едва карлик с белой бородой смолк, в разговор снова вступил хранитель Ю Синь:

– Своевременную уплату Дани Желтому Владыке великим магом Поднебесной Цзя Лянь-бяо подтверждаю! Причина поединка принимается! Основание для поединка принимается! Время поединка… утверждается!!

Тут он на секунду замолчал, а потом крикнул совсем уж на пределе своих возможностей:

– Пусть не пострадает невиновный!!!

Этот чудовищный рев прокатился над площадью и в тоже мгновение народ отхлынул от помоста, хотя еще секунду назад это казалось совершенно невозможным!

Впрочем, несколько человек остались на месте и даже немного придвинулись к ярко-желтому ристалищу. Шестеро в темных глухих плащах столпились справа от помоста, четверо в крикливо-ярких халатах – слева.

Хранитель Ю Синь вдруг исчез с помоста вместе со своим столом и креслицем, и только неподвижный Мэнь-Шэнь продолжал возвышаться над всеми. По помосту вдруг побежали черные полосы шириной сантиметров по тридцать, в мгновение ока разделившие ярко-желтой настил на некое подобие шахматной доски, имевшей с каждой стороны по шесть квадратов. И эти только что образовавшиеся квадраты тут же изменили свой цвет – половина из них потемнела до охряного оттенка, а вторая половина посветлела до лимонно-желтого. Помост стал еще больше походить на шахматную доску.

– Ну вот она и пришла… Война! – негромко тявкнул синсин рядом со мной.

– Да?.. – удивился я, – А мне думается, что сейчас один из великих магов Поднебесной ухайдокает другого великого мага Поднебесной, и на этом вся война закончится!..

– Нет!.. – синсин помотал своей черной башкой, – Этот поединок только начало… Затем победивший маг начнет приводить под свою руку подданных проигравшего, вот тогда настоящая война и начнется!

А пока что начался поединок двух магов.

Мэнь-Шэнь медленно поднял свой да-дао и грохнул концом древка в помост! Я обратил внимание, что стоял дух-хранитель врат на черной полосе, словно подчеркивал свое нейтральное отношение к сражающимся магам.

Как только глухой звук этого удара прокатился над площадью, толпа слабо ахнула – маленький Цзя Лянь-бяо снова исчез. Вместо него на темном квадрате помоста стояла шестиметровая черная воронка, похожая на гриб под названием лисичка. Она опиралась на охряную клетку тонким хвостом, а широченная шляпка, медленно вращаясь и покачиваясь из стороны в сторону, казалось, что-то рассматривала или выискивала на противоположном конце помоста. Там маячила темная, высокая, тощая, неподвижная фигура Цзя Шуна, подсвеченная снизу лимонно-желтым отсветом клетки.

Я непроизвольно пробормотал заклинание «Истинного Зрения», пытаясь определить, куда же делся с помоста Неповторимый Цзя, и сразу же увидел, что он стоит на прежнем месте, подняв над собой руки, быстро вращая ладонями и шевеля губами. А над ним раскачивается его магический кокон, принявший форму черной воронки. Получалось, что маг сделал свой кокон видимым, и сам спрятался в нем!

И в этот момент Неповторимый Цзя, быстро хлопнул в ладоши. От края воронки оторвался небольшой черный сгусток и с огромной скоростью устремился в сторону неподвижной черной фигуры, маячившей на противоположной стороне помоста. Казалось, удар был молниеносным, однако, одновременно с ним долговязый Цзя Шун столь же молниеносно переместился вперед и в сторону, по диагонали, на две клетки. А в следующее мгновение опустевшая лимонная клетка расцвела алым пламенем – это ударивший в нее темный сгусток превратился в огненный цветок!

Я не заметил, как с помоста исчезла черная воронка Цзя Лянь-бяо, но он сам появился, переместившись вперед через одну клетку.

Теперь уже маленький белобородый карлик напряженно застыл на месте, в то время как его противник исчез. Вместо него на лимонной клетке возникла… река! На высоте пяти-шести метров от помоста, прямо из воздуха выплескивался мощный водный поток, пропадавший в помосте у самой границы клетки. Я с помощью активизированного Истинного Зрения видел, что Великолепный Цзя продолжает стоять на своем месте, а его магический кокон вращается вокруг его фигуры в почти вертикальной плоскости, образовав нечто вроде неправильного кольца. Часть этого кольца и была видна всей площади в виде водного потока.

Это новое зрелище радовало зрителей не более пяти-шести секунд. Затем здоровенный пласт воды неожиданно вырвался из общего потока и рванулся по высокой дуге в сторону белобородого карлика. Удар Цзя Шуна был гораздо медлительнее, однако водный пласт в своем полете начал быстро расплываться вширь, и скоро стало ясно, что накрывает он площадь значительно большую нежели одна клетка.

Цзя Лянь-бяо заметался по своей клетке, явно не зная, что предпринять, а затем присел на одно колено и резко выбросил над собой правую руку. Над его головой возникло странное мерцание, словно окружающий воздух мгновенно нагрелся и «заструился». В следующее мгновение это мерцание резко уплотнилось, принимая вид короткого широкого конуса. Острие этого конуса приняло на себя удар водяной плиты, и плотный, всесокрушающий поток… распался но этом энергетическом острие, стек по нему теряя свою убойную силу, мгновенно впитался в настил, и ни одна его капля не достигла своей маленькой белобородой цели!

Именно в этот момент меня отвлекло какое-то крошечное движение в совершенно неподвижном окружающем пространстве. Я чисто рефлекторно бросил мгновенный взгляд вслед этому движению и увидел, что один из четырех цветастых халатов, маячивших слева от помоста… неподвижно лежит на мостовой. И тогда я понял, что этот раунд схватки карлик Цзя начисто проиграл своему долговязому противнику. Если Великолепный Цзя просто ушел от удара, заставив нападавшего попусту истратить часть своей магической силы, то Неповторимому Цзя пришлось для обороны задействовать свою магическую мощь и часть ее потерять. Поэтому-то сейчас один из его… «аккумуляторов» лежал без движения, без… личного магического кокона. Его хозяин… выпил его!

Когда я снова посмотрел на помост, оказалось, что Цзя Шун переместился еще на одну клетку вперед и к центру, а Цзя Лянь-бяо отступил на одну клетку назад и вправо. Однако теперь ход был за карликом Цзя.

Несколько секунд ничего не происходило, а затем Неповторимый Цзя снова исчез с глаз толпы, запрудившей площадь. Вместо него появилась гигантская черная с серебряным рисунком на спине змея. Ее плоская, заостренная к носу голова, раскачиваясь из стороны в сторону поднималась все выше и выше не сводя алого гипнотизирующего взгляда со своего противника, вынужденного задирать голову, поскольку теперь оба мага стояли достаточно близко друг к другу. Змеиная голова раскачивалась все быстрее, одновременно сокращая амплитуду колебаний, и вдруг с непостижимой скоростью нырнула вниз! Площадь ахнула, но оказалось, что это был обман – удара не последовало, Неповторимый Цзя, видимо, просто пытался испугать своего противника и заставить его переместиться до удара.

Я не понял, какой в этом маневре был смысл, но Великолепный Цзя не поддался на уловку. Не двинувшись с места, он продолжал пристально наблюдать за действиями своего противника. Еще пару раз черная анаконда повторяла всей трюк с ложным ударом, но долговязый маг остался недвижен.

Наконец голова змеи, на мгновение прервав свое безостановочное качание, несколько откинулась назад, замерла, ее глаза вспыхнули чуть ярче… И в следующую секунду Цзя Шун вскинул вверх обе руки, а позади него упали на мостовую две фигуры, закутанные в темные накидки. С поднятых вверх ладоней мага прямо в черное, нависшее над ним тело ударил узкий светлый, перевитый неким призрачным мерцанием, луч! Лоснящаяся змеиная кожа зашипела и начала… плавиться! Голова змеи заметалась над расчерченным клетками помостом, пытаясь уйти от удара, но светлый, переливающийся луч не выпускал свою жертву. Тогда змея мгновенно сократилась, упала на свою клетку!.. Нет! Она не успела… отступить! Трехметровый кусок ее черного тела, отрезанный магическим лучом, рухнул на доски помоста и принялся извиваться в неких жутких конвульсиях, резкими толчками передвигаясь то сторону одного мага, то в сторону другого!

Эта борьба за часть магической Силы, вырванной из кокона Цзя Лянь-бяо продолжалась несколько секунд, и вдруг, темный, переставший быть частью змеи, сгусток приподнялся над помостом и буквально метнулся к Цзя Шуну. В следующее мгновение он растворился в коконе долговязого мага, и одна из лежащих на земле темных накидок вдруг поднялась и выпрямилась.

Я на секунду оторвал взгляд от поединщиков и огляделся. Все четыре, поддерживавших Цзя Лянь-бяо цветастых халата лежали на земле яркими бесформенными комками. Толпа с их стороны еще подалась назад, казалось люди из последних сил стараются отодвинуться от этих неподвижных смятых тел, как можно дальше. И наоборот, темные накидки, стоявшие позади Цзя Шуна, отделяло от плотной, чуть шевелящейся массы толпы буквально несколько метров!

А на помосте ситуация снова изменилась! Цзя Шун переместился еще на одну клетку вперед и влево, а Неповторимый Цзя отступил по диагонали вправо и оказался практически зажатым в углу!

Следующий ход был за Цзя Шуном, и ход этот, видимо, мог стать последним!

В это мгновение Долговязый маг медленным, ленивым движением стянул с головы укрывавший ее капюшон. Костистый, шишковатый, туго обтянутый какой-то нездорово-желтой сухой кожей, череп блеснул в дневном свете, словно некий старый, сильно побитый бильярдный шар. Костистое лицо мага, словно бы вовсе не имевшее мышц, вдруг порвалось снизу, жуткой оскаленной улыбкой, открывшей темно-желтые, кривые зубы, и над площадью прокатился его скрипучий голос:

– Цзя Лянь-бяо, называвший себя неповторимым, признаешь ли ты мое первенство в Искусстве?.. Покоряешься ли ты моей воле?! Клянешься ли ты служить мне верно и вечно?!!

Яркий карлик, скорчившийся в углу помоста, вдруг выпрямился и как бы даже подрос! А затем над площадью разнесся его чуть дрожащий, и, тем не менее, по-прежнему резкий, голос:

– Никогда этого не будет, ничтожный самозванец!..

Неповторимый Цзя неожиданно топнул ногой и выкрикнул короткую резкую фразу. В следующее мгновение его крошечное тельце оторвалось от помоста и начало быстро подниматься к небу.

Цзя Шун что-то скрипуче рыкнул и взмахнул широкими рукавами своей темной накидки… И из этих рукавов вынырнули две огромные темные ширококрылые птицы с мощными, крючковато изогнутыми клювами. Едва шевеля маховыми перьями своих огромных, широко распахнутых крыльев, они стремительно ринулись за удаляющейся фигуркой маленького мага и догнали ее, чуть ли не в одно мгновение.

Первый удар настиг Цзя Лянь-бяо справа. Темная птица резко откинула голову и мазнула клювом по голове мага. Голова мотнулась в сторону, словно уклоняясь от удара, а само тело неожиданно перевернулось в воздухе. Однако полет мага не прекратился, хотя его направление изменилось.

В это мгновение вторая птица, успевшая набрать приличную высоту, камнем упала на пытавшееся уйти в сторону тело, и, сначала ударив клювом, обхватило его одной лапой поперек туловища.

В этот момент мне показалось, что карлик потерял сознание – его голова бессильно откинулась, ноги и руки обвисли… Но посланные Цзя Шуном фурии не прекратили истязать свою бессильную жертву. Пока птица, державшая Неповторимого Цзя в своей лапе, по широкому кругу поворачивала назад к помосту, вторая налетала сбоку и била клювом по неподвижному телу, издавая при этом душераздирающий клекот!

Я невольно опустил голову и встретился взглядом с синсином.

– Все, Гварда! – шепнул я ему, – Выбирайся из толпы и мчись к Шан Те! Они должны как можно быстрее убираться из Пакита!

– А ты?! – задал синсин неожиданный вопрос.

– А я… видимо буду искать Желтого Владыку!.. – столь же неожиданно ответил я.

Больше вопросов не последовало. Гварда спрыгнул на мостовую и нырнул между ног толпящихся людей.

Я снова поднял голову.

Цзя Шун стоял уже посреди помоста и черные полосы, расчерчивавшие его доски на квадраты стремительно бледнели. Перед долговязым магом, снова набросившим на свою голову капюшон накидки, лежала крошечная кучка цветастой ткани, на которую маг опирался ногой. А его горящий из-под капюшона взгляд скользил по толпе, и головы склонялись под этим взглядом, словно невыносимая тяжесть прижимала их к земле.

Я подался за колонну, и в этот момент над площадью вновь разнесся скрежещущий голос:

– Я знаю, что ты здесь!!! Ты не спрячешься от меня!!! Верни мою книгу, которую ты утащил из незримого храма!!! Верни сам, иначе твоя участь будет гораздо горше участи этого несчастного коротышки!!!

И вдруг из-под низко опущенного капюшона в толпу ударили два темно-красных луча! Этот жуткий овеществленный взгляд побежал по склоненным головам, словно выбирая свою жертву, а над площадью монотонно скрежетало:

– Я тебя найду!!! Найду!!! Найду!!! Найду!!! Ты будешь умирать очень долго!!! Долго!!! Долго!!!

Ужас рябью дрожи пробежал по склоненным спинам, но в этот момент мертвый скрежещущий голос перебил тупой гулкий удар. Это почти забытый Мэнь-Шень, неподвижно высившийся надо всеми неожиданно грохнул концом своего да-дао в помост, а следом за этим ударом разнесся его грозный голос:

– Невиновные не должны пострадать!!! Именем Желтого владыки – поединок закончен! Победитель забирает все! Праздник Сбора Дани продолжается!

Грозный взгляд Великолепного Цзя, чуть помедлив, погас. Его фигура вдруг сгорбилась и даже, кажется, уменьшилась в росте. Он медленно повернулся и, нетвердо ставя ноги, поплелся прочь с помоста. Двое его слуг в темных накидках бросились на помощь к нему, еще двое быстро подбежали к останкам Цзя Лянь-бяо, а еще двое направились к четырем лежащим рядом с помостом помощникам поверженного мага.

На помосте, между тем, снова появился в своем кресле хранитель Ю Синь, а перед ним возник столик со всеми полагающимися причиндалами. Толпа на площади ожила, распрямилась, забурлила… Словно ее только что не давил беспощадный взгляд страшного мага! Снова зашевелились, задергались огромные бумажные куклы, веселя окружающих, неизвестно откуда взялись и зашныряли между «налогоплательщиками», продавцы с подносами снеди и напитков, и над всем этим шевелящимся людским морем повеял голос хранителя:

– Третьим Дань вносит почтенный житель Пакита Юй Хуай!..

Через мгновение:

– Четвертым Дань вносит почтенный житель Пакита Ян Сюн!..

Через мгновение:

– Пятым Дань вносит…

«Поехало!.. – устало подумал я, – Ну а нам пора назад в „Полет Зимородка“ и… прочь из Пакита.

Я нырнул с подножия приютившей меня колонны на боковую улицу и быстрым шагом двинулся в сторону Синего Пригорода, размышляя на ходу:

«… Так внес… покойный Цзя Лянь-бяо Дань Желтому Владыке, или все-таки не успел?! Судя по его заявлению, подтвержденному этим… хранителем Ю, внес, хотя сам я этого и не видел. Из этого следует,что теперь мне придется искать сначала Желтого Владыку, а потом возможность истребовать с него драгоценности моей Родины! Правда, скорее всего, этот Желтый Владыка просто выбьет из меня дух… Или мне есть, что предложить ему в обмен?!»

Эта мысль была настолько неожиданной для меня самого, что я даже остановился, но почти сразу же зашагал дальше. На ходу лучше думалось!

«Так!.. Что же я могу предложить ему в обмен на камни, которые он, судя по действующим в Поднебесной законам, коллекционирует? Ну, во-первых, тот небольшой мешочек с камнями, который я имел счастье захватить из дома. Конечно камней такого качества, как те, что похищены ныне покойным карлой, у меня нет, но судя по реакции местных жителей жемчужины, или по-местному, слезы черепахи Ао здесь ценятся высоко, а у меня их еще четыре штуки. Во-вторых, я могу предложить… мир, дружбу и взаимовыгодное сотрудничество между нашими дружественными мирами!.. Ну да, много ли рядовых граждан этих миров смогут между собой сотрудничать – это же не Амур переплыть! В третьих… А что в третьих?.. Только если что-то неожиданно выскочит при личном знакомстве с этим самым Желтым Владыкой!..»

Я свернул на улицу Синий Пригород, и мои мысли тоже свернули:

«А может, все-таки, плюнуть на все и попытаться дать деру из этой… сумасшедшей Поднебесной?!»

И в тот же момент перед моим мысленным взором встали учитель Фун Ку-цзы, Поганец Сю, Шан Те… Гварда… Они молча смотрели на меня и только Гварда опустив свой черный нос к земле недовольно качал головой.

«Ну-да, – с горечью подумал я, – Вы считаете, что это не достойно Сор Кин-ира… Что ему на роду написано ввязываться в дела, которые его не касаются, но требуют… А чего они, собственно говоря, требуют, эти дела. Доберемся до Желтого Владыки, а там посмотрим! Ну не буду же я, в самом деле, нарываться на…»

На что я не буду нарываться, мне сформулировать не удалось, поскольку я понял, что стою уже у ворот усадьбы «Полет Зимородка». Толкнув калитку, я обнаружил, что та не заперта, и беспрепятственно оказался на дворе усадьбы. Здесь было до странности пусто и тихо. Я быстро прошел к нашему павильону и взбежал на крыльцо. Еще раз оглядев двор, я вошел и сразу направился в свою спальню, где хранилось мое оружие. Все было на месте, даже оба мешка – полупустой учителя и полностью пустой мой, лежали нетронутыми!

«Быстро же они смотались!..» – с усмешкой и в тоже время удовлетворенно подумал я. Опоясавшись поверх халата и повесив на пояс Неукрашенного Правителя, я прихватил второй меч, оба мешка, чань-бо учителя и направился к выходу, но по дороге решил завернуть в столовую. Там я увидел сидящего за столом… Поганца. Он что-то прихлебывал из чашки и закусывал печеньем. Повернувшись на звук моих шагов, малыш ворчливо пробормотал:

– Ну, наконец-то, я уже волноваться начал!

– Так ты не уехал со всеми?.. – удивился я.

– Как это я могу бросить своего учителя?.. – усмехнулся в ответ Поганец, – Тем более, что ты назначил меня казначеем!

Я не особо удивился, что мой ученик решил со мной не разлучаться и потому спросил о другом:

– Ну а что с правителем Тянь Ши и учителем?

Поганец довольно улыбнулся и доложил:

– Если школа Хун за что-то берется, никаких осечек не бывает! Как только ракеты от Синих Ворот взлетели, в «Яшмовые Ворота» ворвалось двадцать пять очень шустрых ребят. И дела-то было на пять минут – всего десять цзинов, все в человеческом обличье, и пять служащих усадьбы, включая этого толстого управляющего! Положили всех, забрали правителя и Фун Ку-цзы… А советника Шу Фу оставили Великолепному Цзя взамен утраченного слуги… ну и на память!..

– Дальше что?! – нетерпеливо спросил я.

– Ну что, – спокойно ответил малыш, – Освобожденных привели сюда и сдали мне на руки. Они, в общем-то, были в норме… ну, голодные, ну, чуть-чуть побитые, а так ничего. Я их быстро накормил, а тут Гварда примчался, сообщил, что маги затеяли поединок и что Цзя Лянь-бяо… того… Понятно, Тянь Ши тут же заторопился… домой, армию собирать. Я отдал ему вороного, а Шан Те усадил в паланкин. Из города они уехали без проблем, я их сам проводил до самых Синих Ворот… И Гварда с ними ушел.

– А учитель?.. – перебил я Поганца.

– А что – учитель, – пожал тот худенькими плечиками, – Учитель сказал, что ему не гоже бросать своего ученика… на полпути к знаниям!

– Так где же он?!

– Да в конюшне!.. – усмехнулся Поганец, – Любуется нашими приобретениями… и с управляющим о чем-то говорит.

Я сразу успокоился.

– Ладно, нам надо срочно уносить отсюда ноги!..

– А куда спешить, Цзя Шун, оказывается, остановился в городе… Это мне Тянь Ши сказал, а ему сам управляющий усадьбой. Заниматься пленными великий маг собирался не раньше завтрашнего дня, видимо знал, что сегодня с утра у него другие проблемы будут.

– Значит, у нас есть возможность умотать довольно далеко! – перебил я маленького болтуна, – И если он пошлет за нами погоню, сбить ее со следа.

– Да с какого следа?.. – снова усмехнулся Поганец, – Никого из нас в «Яшмовых Воротах» не было, ну а «братьев» пусть ищет, Желтый Владыка ему в помощь!..

– И все-таки, давай поторопимся! – твердо сказал я.

– Ну, давай, – Поганец полез со стула, – Если ты поесть не хочешь…

Поесть, допустим, я хотел, но еще больше мне хотелось оказаться как можно дальше от прекрасной столицы Поднебесной!

Я отдал Поганцу мешок учителя и мы пошли к выходу.

Конюшни располагались в глубине двора, и, вступив с ярко освещенного двора в их прохладную, пропахшую сеном, навозом и конским потом, полутьму, я на мгновение ослеп. Пока я стоял на месте, привыкая к слабому освещению, Поганец быстро прошел вперед, в отгороженный у дальней стены закуток, и громко спросил:

– Ну что, господин Вэнь Ди, готовы наши одры?..

Ответа я не услышал, поскольку тут же раздался несколько раздраженный голос Фун Ку-цзы:

– Ты это зачем мой мешок взял?!

– Учитель велел!.. – коротко ответил Поганец.

– Да?! Сейчас я с твоим учителем поговорю!.. – коротко рявкнул старик, и я немедленно увидел его грузную фигуру, вынырнувшую из закутка с мешком в руках.

Глаза мои уже привыкли к полумраку, так что я смог вполне вовремя приветствовать своего учителя:

– Рад видеть тебя, учитель, в добром здравии!..

– И я рад!.. – буркнул в ответ Фун Ку-цзы, подходя ближе, и тут же, уже громче… вопросил, потрясая своей торбой:

– Ты зачем мой мешок отдал в эти… ловкие лапы?!

Признаться я несколько растерялся. Вопрос я, в общем-то, понял – репутация Поганца была мне хорошо известна, но я настолько привык к исполнительности своего ученика, его готовности защищать наши общие интересы, что совершенно упустил из виду… э-э-э… воззрения своего учителя на моего маленького друга. Потому ответил я хоть и с некоторой растерянностью, но без дрожи в голосе:

– Тяжело мне было все на себе тащить, вот я отдал часть поклажи Поганцу. А если ты так переживаешь за свою… торбу, надо было забрать ее и таскать самому!

– Так мне твой ученик заявил, что в твою комнату заходить нельзя. Что ты… э-э-э… заклятье на нее наложил!

– А это все в усадьбе знали! – неожиданно раздался фальцет Поганца.

– Откуда?! – удивился я.

– А когда мы в город за покупками ходили, к тебе, учитель, поваренок зашел, спросить, что ты на ужин хочешь. Так призрак, которого ты у себя поселил, чуть бедняге нос не откусил!

Я с подозрением покосился на Поганца. Во-первых, если поваренок и заходил, он мог выяснить вопрос с ужином у Шан Те – она ведь дома была, а во-вторых… не накладывал я на свою спальню никаких заклятий и призраков не оставлял. Вся эта история сильно смахивала на каверзу Поганца. И тот, словно желая развеять мои подозрения или… объяснить свое поведение, торопливо добавил:

– И верно!.. И правильно!.. В твоей спальне вон сколько ценностей хранилось!.. Один чань-бо учителя Фун Ку-цзы чего стоит!

Только после этих слов старик заметил, что я держу в руке его грозный посох. Его суровая физиономия сразу размякла, он протянул руки и сделал шаг в направлении… своего оружия:

– Это ж надо!.. – раздался его хриплый растроганный шепот, – Значит вы его подобрали и сохранили!..

Я протянул ему посох и смущенно пробормотал:

– Ну… не мог же я бросить его, после того, как увидел, сколь искусно ты им орудуешь!..

Фун Ку-цзы нежно погладил отполированное древко и, привычно опершись на свой посох, деловито поинтересовался:

– Ну, и что мы теперь собираемся делать? Как я понял, Великолепный Цзя взял верх в поединке с Неповторимым Цзя и теперь…

– И теперь я собираюсь отправиться к Желтому Владыке!.. – закончил я фразу учителя.

И Фун Ку-цзы и Поганец изумленно уставились на меня, а из отгороженного закутка выглянула совсем уж обалделая физиономия управляющего усадьбой. Около минуты длилось молчание, казалось эта троица никак не могла взять в толк, о чем это я говорю. Наконец, учитель, видимо, на правах старшего, осторожно поинтересовался:

– Я правильно тебя понял?.. Ты собираешься отправиться к Желтому Владыке?..

– Да! – коротко ответил я.

– Зачем?.. – столь же коротко переспросил он.

– Ну… – замялся я, – У меня есть к нему личное дело…

– Какое дело?.. – не понял старик.

– Личное!.. – чуть раздраженно ответил я, мне стало надоедать это странное осторожное непонимание.

– Слушай, учитель, – встрял в беседу маленький Сю, – Сейчас в Паките не меньше двух Мэнь-Шэней. Не проще ли подойти к одному из них и попросить, чтобы тебя… э-э-э… убили?!

Я холодно посмотрел на своего ученика и несколько свысока поинтересовался:

– Ты находишь, что я ищу смерти?!

Тот молча, но очень энергично закивал головой.

– Ты ошибаешься! – все так же свысока проговорил я, – У меня на самом деле имеется дело к Желтому Владыке. Кроме того, могу вам сообщить, что Великолепный Цзя заимел на меня здоровенный зуб, так что мне необходимо как можно быстрее покинуть этот славный город…

Я чуть помолчал, вглядываясь в лица Фун Ку-цзы и Поганца, а потом добавил:

– На вас… этот «зуб» не распространяется, так что вы вполне можете остаться в Паките до конца праздника, тем более что жилье наше… э-э-э… ваше… оплачено вперед!

Тут старик и малыш неожиданно переглянулись, а затем Фун Ку-цзы странно задумчивым тоном заявил:

– Желтого Владыку никто не видел уже несколько сот лет… Вернее, никто не высказывал желания его увидеть!.. Так что такое путешествие… э-э-э… может вызывать некий, я бы сказал, научный интерес!

Тут он склонил голову набок и с непередаваемым достоинством произнес, обращаясь к некоему воображаемому собеседнику:

– … Позвольте вам сказать, что в личной беседе со мной Желтый Владыка высказал на этот счет!.. – он поднял зажмуренные глаза кверху и выдохнул, – Потрясающе!!! Мне будут завидовать все живущие в Поднебесной!!!

И повернувшись ко мне, старикан резюмировал:

– Решено, я еду к Желтому Владыке, а ты меня сопровождаешь!

– А я его сопровождаю, – возбужденно пискнул Поганец.

Фун Ку-цзы свысока посмотрел на нас обоих и грозно предупредил:

– Однако, в разговоре с Желтым Владыкой вы должны стараться… э-э-э… помалкивать! Не думаю, что у вас достанет знаний, чтобы поддержать такую беседу!..

Он еще раз оглядел нас своим высокомерным взглядом, а затем несколько брезгливым тоном поинтересовался:

– Ну и что, собственно говоря, мы стоим?.. Вам не кажется, что нам пора в путь?!

– Ваши лошади оседланы… – донесся голос Вэнь Ди из отгороженного закутка.

– А вещи уложены, – добавил Поганец.

Развернувшись, он направился к выходу из конюшен, за ним поплелся я, а важный Фун Ку-цы замыкал наше шествие.

Лошади наши уже были во дворе под присмотром двух конюхов. К седлу моего скакуна были привязаны два туго набитых мешка, так что я даже засомневался, что смогу нормально в нем разместиться. Каурая кобыла, купленная в Паките предназначалась для Фун Ку-цзы, а на лошади, ходившей под Шан Те собирался путешествовать Поганец. Я, разобравшись в данном раскладе, молча отвязал оба мешка и приторочил их к седлу Поганца.

Когда малыш увидел, чем я занимаюсь, он возмущенно запищал:

– Учитель, что это ты делаешь? Или ты забыл, что я тоже собираюсь сесть в седло?! С таким грузом моя лошадка не сделает и двух шагов.

– А ты, ученичок, когда грузил моего иноходца, рассчитывал, что я пойду рядом пешочком?..

Закончив, несмотря на продолжающееся нытье Поганца, перераспределение груза, я помог учителю забраться на лошадь, а затем и сам поднялся в седло. Вэнь Ди, стоя неподалеку, с какой-то грустью наблюдал за нашими приготовлениями к отъезду, а когда мы тронули коней, бросился открывать ворота. Он поклонился каждому из нас, выпуская наших лошадей на улицу, и я, проезжая мимо него, наклонился и тихо произнес:

– Пристрой к крыльцу нашего павильона еще одну ступеньку!.. Ни на что не смотри, просто пристрой и все!..

Он вскинул на меня глаза и вдруг… побледнел.

Следуя шагом за лошадью своего учителя, я не оглядывался. Я и без того чувствовал, что Вэнь Ди еще долго стоял у ворот, глядя нам вслед.

Синие Ворота Пакита мы миновали без проблем. Улицы города были запружены веселящимся народом, хотя и угрюмых и плачущих людей встречалось довольно много – видимо не все жители Поднебесной могли внести Дань, соответствующую их статусу.

А за стенами города никакого веселья не было! Возможно, просто потому, что на широкой дороге, уходящей за зеленый горизонт, не было людей.

«Странный город, без пригородов!.. – немного удивленно подумал я, – И это притом, что в Поднебесной войны – большая редкость!.. – и тут же поправил сам себя, – Были большой редкостью…»

Бурая лента дороги пролегала по плоской равнине, между зеленых, уже начавших кое-где желтеть полей, разделенных редкими полосами невысоких деревьев и кустов. Низенькими плотными кустиками были обрамлены и обочины дороги. Солнце успело перевалить за полдень, так что его горячие лучи ласкали наши лица и заставляли прищуриваться. Старый Фун Ку-цзы ехал чуть впереди, демонстрируя, таким образом, свое начальствующее положение, а мы с Поганцем следовали за ним стремя в стремя. Хотя выражение «стремя в стремя» здесь вряд ли подходило – ножки у Поганца были настолько коротки, что пользоваться стременами ему было не слишком удобно.

Некоторое время мы ехали молча. Я опасался погони и потому все время прощупывал окружающий магический фон, однако, пока что все было спокойно. Над Пакитом, правда, висело довольно мощное возмущение, но это, скорее всего, было следствием присутствия в столице большого количества обладающих магическими способностями субъектов или совсем недавно закончившимся магическим поединком.

Мы отъехали от города километра на полтора, или по местным мерам длины на три ли, когда я заметил некое шевеление впереди, в придорожных кустах. Послав свою лошадь вперед, я обогнал Фун Ку-цзы и первым подъехал к подозрительному месту. Моя рука лежала на рукояти меча. И тут кусты чуть раздвинулись, и на дорогу выбрался… Гварда!

– Ты откуда здесь? – удивился я.

– Я господина провожал и молодую госпожу, – немного смущенно проговорил синсин, – И как раз здесь нас догнали слуги Цзя Лянь-бяо… Те, которым удалось выбраться из города. Они очень обрадовались, увидев господина правителя, и сразу же присоединились к нему… Вот тогда я и попросил разрешения… ну… это… вернуться к тебе!..

– Ко мне?! – еще больше удивился я, – Но, почему?!

– Мне кажется, я тебе… пригожусь, – буркнул Гварда и опустил свою черную голову.

– Конечно же, ты мне пригодишься!.. – воскликнул я. – Да что там – пригодишься, я просто очень рад тебя видеть! Но, как же Шан Те и… э-э-э… правитель Тянь Ши обойдутся без тебя?!

– У правителя в Цу Ду есть еще синсины… – Гварда бросил на меня быстрый взгляд исподлобья, – А я… Ну… я же уже погиб на службе у правителя… Это ты меня воскресил!.. Правитель меня отпустил, у него теперь есть свита, а молодая госпожа даже обрадовалась, что я буду при тебе.

В этот момент рядом со мной раздался восторженный вопль Поганца:

– Гварда!!!

И тут же он озабоченно поинтересовался:

– А где правитель и девчонка?!

Синсин только молча взглянул на малыша, а я объяснил:

– К правителю присоединились слуги Цзя Лянь-бяо, а Гварда отпросился, чтобы присоединиться к нам…

– Так это ж здорово!! – снова завопил Поганец, – А то я уже начал по нему тосковать!

– То есть, вы хотите сказать, – вмешался в разговор, подъехавший Фун Ку-цзы, – Что этот синсин будет путешествовать с нами?..

Гварда бросил на старикана странно опасливый взгляд и снова промолчал. И снова ответил я:

– Да, учитель, этот синсин наш очень хороший друг и немало сделал для вашего освобождения. И он будет путешествовать с нами…

– Надо же? – старик удивленно почесал щеку, – Я всегда думал, что синсины очень долго привыкают к людям… каким же образом тебе, Сор Кин-ир, в такое короткое время удалось приручить эту особь?..

– Сам ты – особь! – нахально пискнул несдержанный Поганец.

– Э-э-э… В каком смысле?.. – опешил старик. С него даже величавость частично слетела.

– Мой ученик хотел сказать, – немедленно вмешался я. – Что синсин Гварда не особь, а наш друг!.. И оскорблять его мы никому не позволим!..

– Но я никого не хотел оскорбить… – совершенно неожиданно начал оправдываться Фун Ку-цзы, потеряв свою величавость полностью, – Я просто хотел сказать, что это… э-э-э… животное…

Сам ты… – немедленно раздался возмущенный визг совершенно распоясавшегося Поганца, но закончить ему я не дал:

– Учитель!.. Мы, конечно, почитаем тебя, как наиболее… к-гм… почтенного из нас, однако, мне кажется, ты не совсем понимаешь, в какой компании оказался! Мы трое и госпожа Шан Те вместе с нами преследовали ваших похитителей и смогли преодолеть достаточно серьезные испытания…

– Вот именно! – подвякнул Поганец, – В то время как вас везли в телеге со всеми удобствами!..

– У нас сложились дружеские, я бы сказал, равноправные, отношения, – продолжил я, не обращая внимания на невыдержанное выступление своего ученика, – Мы относимся друг к другу, как к верным, умным и честным… существам, и, конечно же, считаем недопустимым употреблять в отношении друг друга какие-либо уничижительные эпитеты!..

– Может быть, мы двинемся дальше?.. – неожиданно подал голос Гварда, – Мне кажется, нам надо быстрее уходить подальше от столицы!..

И, развернувшись, он быстро затрусил по обочине дороги.

Своим вмешательством умница-синсин спас старого Фун Ку-цзы от полной потери авторитета наставника.

Теперь наша группа двигалась несколько в другом порядке: впереди, как я уже сказал, бежал Гварда, сразу за ним легкой рысью продвигался Поганец, словно подчеркивая свое товарищество с синсином, а позади ехали мы с учителем, причем Фун Ку-цзы имел насколько озадаченный, задумчивый вид. Мне вдруг захотелось отвлечь старика от его, по-видимому, не слишком приятных размышлений, и я негромко спросил:

– Учитель, можно задать тебе один вопрос?

Фун Ку-цзы тряхнул головой. Пристально посмотрел на меня, словно проверяя, не подготовил ли я еще одной пакости, а затем кивнул:

– Задавай…

– Ты знаешь что-нибудь о… Нефритовой Книге?

Фун Ку-цзы широко улыбнулся, так что его глаза спрятались в морщинах лица, и довольно хмыкнув, проговорил:

– Мифическая книга мифического настоятеля Ляо Дэня!.. И что ты хочешь о ней знать?!

– Все, – со вздохом произнес я и тайком прикоснулся к правой стороне груди, где в кармане куртки притаилась «мифическая» каменная книжица.

Старик снова хмыкнул:

– Но ты должен понимать, что все те сведения, которые я могу тебе рассказать, не относятся к точным… э-э-э… научным данным! Это, скорее, более или менее упорядоченные отрывки из различного рода мифов, легенд… сказок, как, впрочем, и сама Нефритовая Книга…

«Что бы ты сказал, если бы я сейчас показал тебе эту легенду и рассказал, как она появилась в моем кармане?!» – подумал я про себя. Однако, вслух ничего не сказал, а наоборот, всем своим видом показал, что готов выслушать все эти… мифы, легенды и сказки.

Увидев эту мою готовность, Фун Ку-цзы с улыбкой вздохнул:

– Ну что ж, слушай… Итак, в те легендарные времена, когда в Поднебесной еще не было Желтого Владыки…

Тут он остановил лошадь, поднял лицо к небу и громко, так что ехавший впереди Поганец обернулся, провозгласил:

– Высокое Небо, призываю тебя в свидетели, что я просто рассказываю своему… э-э-э… любознательному ученику, интересующие его легенды и никоим образом не оспариваю приоритет Желтого Владыки в создании Поднебесной!..

Немного подождав, словно надеясь услышать слова одобрения от Высокого Неба, старик продолжил:

– Так вот, в те времена, когда в Мире еще… якобы, не было Желтого Владыки, Поднебесная была разделена на восемь царств, боровшихся за первенство. В те времена на границе царства Гуаньчу и царства Цинь существовал храм Призрачного Облака, настоятелем которого являлся великий маг Ляо Дэнь, Старый Ребенок. Магия в то время имела совершенно другие… э-э-э… философские основы, нежели в наше время, тогда искусству магии можно было научить, хотя способности, талант, начинающему магу все равно были необходимы. Так вот, в храме Призрачного облака была одна из самых известных школ магии, где обучались способные дети со всей Поднебесной. И никто из воюющих правителей не смел напасть на этот храм, потому что не существовало мага более сильного, нежели Старый Ребенок!

Улыбка давно сползла с круглой физиономии моего учителя, а рассказ, казалось, заворожил его самого.

– Ляо Дэнь был, что называется, кабинетным ученым, в храмовых подвалах он вместе со своими учениками разрабатывал и испытывал все новые и новые заклинания, совершенно не думая о том, каким образом они будут использоваться. Он словно бы и не знал, что в Поднебесной идет жестокая, кровопролитная борьба! Но однажды!..

Старик бросил в мою сторону быстрый взгляд и, несколько перебив себя, заговорил другим тоном:

– Легенды расходятся в том, каким образом Старый Ребенок узнал о разразившейся в Поднебесной войне за власть. По одним рассказам, правитель царства Цинь приехал в храм Призрачного Облака, чтобы принести благодарность его настоятелю за одного из его учеников, с помощью которого удалось в мгновение ока сжечь главный город противного царства. По другим – правитель написал настоятелю храма благодарственное письмо, в котором рассказал об этой своей военной удаче… Главное не в этом, главное в том, что Ляо Дэнь покинул храм и отправился в долгое путешествие, чтобы самому посмотреть, что же творится в Поднебесной. И увиденное ужаснуло его!

Вернувшись, Старый Ребенок распустил магическую школу, а сам заперся в храмовых подвалах, не допуская к себе никого, кроме одной старой служанки, раз в день приносившей ему пищу. Только через двенадцать цзе он вышел на солнечный свет, и служители храма не узнали его. Впрочем, настоятель храма не дал им для этого времени, на ступенях храмовой террасы он произнес какое-то длинное заклинание и храм… исчез! Пропали все храмовые постройки, сокровища, хранившиеся в его подвалах, запасы в его кладовых. А храмовые служители, люди, которые находились в храме в этот момент, все они внезапно оказались в гуще заросшего леса, далеко от человеческого жилья. А затем Старый Ребенок… ушел.

После исчезновения храма Призрачного Облака и его настоятеля, магия в Поднебесной изменила свою… э-э-э… философскую суть, она перестала быть общей и стала индивидуальной. Теперь каждый имеющий дар должен был сам его развивать, сам подбирать, составлять и испытывать заклинания, а чужие, разработанные кем-то другим, использовать стало очень опасно. Многие молодые маги, уже привыкшие обучаться магическому искусству погибли, полностью потеряв свою ци, потому что не могли справиться с непознаваемостью чужого заклинания.

Старик вздохнул и снова посмотрел на меня, но теперь в его взгляде читалось некое грустное беспокойство:

– Ну а теперь о Нефритовой Книге… В народных сказаниях утверждается, что перед своим исчезновением Старый Ребенок записал свое последнее заклинание, столь сильно изменившее Мир в некую Нефритовую Книгу и положил ее на нефритовый алтарь своего храма. Более того, в тех же легендах утверждается, что храм существует доселе, и книга по прежнему лежит на алтаре, но найти храм и взять Нефритовую Книгу с алтаря сможет только маг, равный по силе Ляо Дэну!.. Что произойдет, если Нефритовая Книга действительно будет найдена, никто не знает, и разные люди говорят по этому поводу совершенно разные вещи!

Старик замолчал, рассказав, видимо, все что знал.

«В изложении Фун Ку-цзы история выглядит несколько иначе, нежели то, что я слышал от Шан Те… – подумал я, – Хотя, возможно, они пользовались разными источниками…»

Рассказ моего учителя ничего нового мне не дал, я по-прежнему не знал главного – чем грозит этому Миру появление в нем Нефритовой Книги?.. А ведь я уже принес ее в этот Мир! Мне очень не хотелось стать для Поднебесной… Геростратом!

В этот момент учитель воровато огляделся и, склонившись к самому моему уху, прошептал:

– Некоторые легенды… говорят… что после своего исчезновения Старый Ребенок встречался с повелителем царства Цинь, и тот стал… Желтым Владыкой!..

Умолкнув, старик тут же выпрямился в седле, словно он не сказал мне ничего заслуживающего внимания!

Далеко впереди, справа от дороги показались низкие крыши какого-то селения. Бежавший первым Гварда остановился и присел, поджидая нас, рядом с ним остановил свою лошадь Поганец. Когда мы с учителем приблизились, синсин бросил взгляд в сторону далеких крыш и негромко проговорил:

– Нам, наверное, не стоит показываться в деревне, лишние следы оставлять ни к чему?..

– Разумно, – благосклонно кивнул Фун Ку-цзы, к которому вернулась его уверенность и покровительственный тон, – Нам, действительно не стоит показываться на людях вблизи Пакита, чтобы не дать ориентир преследователям.

– Тогда я предлагаю свернуть и обойти деревню вон той рощицей, – предложил Гварда, кивнув влево.

Слева от дороги, метрах в двадцати от обочины, начинался небольшой лесок с довольно густым подлеском. Я засомневался, было, что нам будет удобно продираться сквозь эти невысокие, плотные кусты, но Гварда, словно отвечая на мои невысказанные сомнения, коротко тявкнул:

– Там и тропка есть…

– Свернем на тропку, – усмехнулся я, – Нам не привыкать…

Синсин снова вскочил на ноги и сбежал с обочины дороги на траву. Мы, двигаясь гуськом, последовали за ним. Уже через несколько минут мы въехали под низкие кроны деревьев.

Как и обещал Гварда, в густых кустах и между нечастыми стволами прихотливо петляла узкая тропка, уводя нас все дальше от дороги. Поскольку по тропе могла пойти только одна лошадь, мой разговор с учителем прекратился. Так в почти полном молчании мы ехали в течение двух-трех часов, только Гварда с Поганцем изредка обменивались односложными замечаниями.

А затем мы неожиданно оказались на довольно широкой поляне, полностью лишенной растительности. Земля на поляне была плотно утоптана, а центре странно… обуглена.

Синсин остановился на краю поляны, под последним деревом и, дождавшись, когда мы собрались вокруг него, спросил:

– А куда мы, собственно говоря, направляемся?.. Если вы хотели пробраться вслед за господином правителем и молодой госпожой в Цу Ду, то нам надо сворачивать на восток…

Совершенно неожиданно для меня ответил на вопрос синсина Фун Ку-цзы:

– Я хочу нанести визит… э-э-э… – тут он опасливо огляделся и слегка понизил голос, – Желтому Владыке, а… э-э-э… Сор Кин-ир со своим учеником сопровождают меня!..

Гварда бросил быстрый взгляд в мою сторону и медленно протянул:

– Понятно… – затем, оглядев зачем-то поляну, он мотнул своей черной башкой и констатировал, – Значит, двигаемся на запад!.. – и снова взглянув на меня, добавил, – Но вы, надеюсь, знаете, что нам придется пересечь владения Великолепного Цзя?!

Я-то этого точно не знал, а вот Фун Ку-цзы и Поганец утвердительно кивнули.

Гварда снова тряхнул черной ушастой головой и неторопливо потрусил по краю поляны, направляясь, видимо, к продолжению нашей тропы.

Я, совершенно автоматически, в очередной раз прощупал окружающее пространство и мгновенно понял, что сравнительно недавно на этой поляне произошло мощное возмущение магического фона – здесь явно творилась сильнейшая волшба! И мне почему-то показалось, что она касалась нас!!

Не отрывая взгляда от обугленного пятна в центре поляны, я медленно спустился с лошади и двинулся к нему. Краем глаза я видел, как остановились мои спутники, как Поганец прыгнул с лошади и дернулся следом за мной, и как синсин мгновенно преградил ему дорогу, но не обратил на эти движения никакого внимания. Все мое существо было поглощено, внезапно вспыхнувшим желанием, узнать, что происходило на этой поляне. И, что самое интересное, я точно знал, каким образом это можно сделать!!!

Не доходя метров трех до края обугленного пятна, я медленно опустился на колени и, наклонившись, бережно коснулся утоптанной земли ладонями. И она ответила на мое прикосновение едва слышным стоном. Одними пальцами я приласкал серую, твердую, как асфальт, почву, а затем осторожно, на четвереньках, чуть ли не ползком, стараясь как можно меньше давить коленями и ладонями на исстрадавшуюся почву, двинулся вперед.

Прошло несколько долгих минут, и вот я оказался у самого края выгоревшей до золы Земли. Вот мои пальцы пересекли четко очерченную границу ожога, тут глаза мои закрылись, и я забормотал слова, которые, казалось, сами собой приходили мне в голову!.. Ласково, нежно, бережно я уговаривал Землю показать мне кто и как сотворил с ней такое страшное зло?! Кто, зачем, ради чего опалил ее безжалостным, смертельным пламенем, убившим все живое, убившим саму Землю?! Я стонал и плакал вместе с Землей, я не сострадал ей, я страдал вместе с ней!

Таково было мое заклинание! Заклинание, которое я слагал с ходу, опираясь только на свое внутреннее чутье, на свои ощущения, на свой Дар!! И это заклинание, как ни странно, начало действовать еще до того, как я закончил его плести. Мне вдруг показалось, что мои распростертые над ожогом Земли ладони покрываются волдырями, что кожа на них трескается и чернеет, что руки мои распадаются в пыль, в пепел, и пепел этот смешиваются с выжженной Землей! Но я терпел эту страшную, эту непереносимую боль, я продолжал шептать нужные, необходимые слова, я уговаривал… уговаривал… уговаривал Землю, поведать мне, что здесь произошло!

И в какое-то мгновение она меня услышала… замерла… прильнула к моим ладоням… затихла…

А затем я увидел то, что произошло на этой поляне всего лишь двое суток назад!..

Сквозь закрытые веки я смотрел на поляну словно бы с небольшой высоты и видел, как серая истоптанная земля и черные пепел кострища пропадают под нежно-зеленой короткой травой. Как поляна приобретает обычный летний вид лесного нетронутого уголка. Как над окружающими ее невысокими деревьями поднимается утреннее солнце… А затем на этой мирной поляне начался шабаш!!

Сначала из-за деревьев высыпало несколько десятков невысоких, чуть сгорбленных существ, отдаленно напоминающих людей. Они суетливо и, казалось, без определенной цели носились по поляне, размахивая длинными, почти до колен, тонкими, бледными руками о четырех пальцах. Одеты они были в короткие меховые безрукавки и такие же меховые штаны длиной до колен, лица их, склоненные к земле, не были видны, а голые черепа отливали мертвенной бледностью. Непонятная, суетливая деятельность этих существ продолжалась несколько минут, а затем они вновь исчезли в лесу. И тут я увидел, что на поляне появились странные темные полосы, расчертившие ее самым причудливым образом. Только круг, очерченный в центре поляны, я узнал сразу – это было то самое выжженное место, около которого сейчас я лежал!

Прошло несколько мгновений, а потом раздался мерный глухой топот, и из-за деревьев на поляну начали выходить… воины! Первыми появились пятиметровые великаны странного, страшного вида. Их грузные и в тоже время гибкие, покрытые черной шерстью, туловища напоминали тела пантер, огромные, похожие на бочонки головы, лишенные растительностью отливали медью, словно хитин неких жуков, только нависшие над четырьмя глазами лбы, как и сами глаза, были холодного серо-стального цвета. Великаны имели по шесть рук, каждая из которых сжимала какое-либо оружие, а короткие толстые, похожие на столбы ноги, оканчивались огромными раздвоенными копытами.

Я машинально начал считать выходивших из леса монстров, и их оказалось двадцать два. Шли они сомкнутым строем по какому-то странно изломанному пути, между проложенных по поляне полос, и позади них уже не было травы – черная, словно перепаханная земля выползала из-под этой неторопливо движущейся махины. Когда строй достиг середины поляны, почти вся она оказалась вытоптанной, а великаны, выполнив непонятное, но очень быстро перестроение, мгновенно окружили очерченный круг.

Следом за ними, но с другой стороны, на поляну вышел новый отряд. Он состоял, как мне показалось, из людей, правда, людей весьма странно выглядевших. Ростом они лишь немногим уступали медноголовым монстрам, были весьма мускулисты и, по всей видимости, очень сильны. Одетые в легкие халаты, они были босы, и я отчетливо видел, как их широкие голые ступни погружаются в перепаханную землю, утаптывая, утрамбовывая ее. Но самое поразительное заключалось в том, что вместо оружия они сжимали в своих огромных руках хвосты длинных желтых извивающихся змей! И точно такие же змеи свисали у них из стоявших торчком ушей!

Этот строй точно так же, как и предыдущий, обошел почти всю поляну по замысловатому маршруту и выстроился позади первых восьми десятков.

А затем на поляну со всех сторон с визгом, воплями и… хохотом хлынула разномастная толпа оборотней-цзиней. Их было несколько сотен, люди, одетые и вооруженные самым различным образом, черные и рыжие лисы, серые и бурые волки, тигры, с десяток пантер, несколько ягуаров. Вся эта разномастная звериная толпа в мгновение ока заполнила все пространство поляны, и, как мне показалось, еще несколько сотен осталось между деревьями.

Несколько минут между сомкнутым строем великанов, окруживших центр поляны, и деревьями опушки продолжалось хаотичное, безалаберное, суетливое перемещение оборотней, и вдруг все они замерли. В следующее мгновение из леса к центру поляны поплыли, передаваемые из рук в руки, из лап в лапы… вязанки хвороста. Очень быстро в очерченном круге центральном круге вырос целый холм сухого дерева… и снова вся поляна замерла!

А затем до моих ушей донесся одинокий густой, низкий голос, мерно скандирующий:

– Да-фэн… да-фэн… да-фэн…

Около минуты этот голос звучал в одиночестве, но вот к нему присоединилось еще с десяток таких же низких густых голосов:

– Да-фэн… да-фэн… да-фэн…

И скоро уже вся площадь ревела на разные голоса:

– Да-фэн… да-фэн… да-фэн!!!

Я не мог понять, к кому взывает эта толпа, но вдруг куча хвороста, сваленная в центре поляны, разом занялась жарким, почти невидимым пламенем, а собравшийся на поляне зверинец взвыл в пароксизме восторга. Несмотря на жар, который, без сомнения, источало бледное пламя, стоявшие вокруг него великаны, казалось, качнулись еще ближе к этому огню. А огонь взмыл в небеса, и в следующее мгновение превратился в ослепительно сверкающий столб, распавшийся на высоте десяти метров на отдельные светящиеся нити. Эти нити, изгибаясь изящными дугами и возвращаясь к земле, накрыли всю поляну и всех собравшихся на ней сверкающим световым шатром.

Новый безудержно-восторженный рев потряс округа, а когда он смолк, из светового, переливающегося неясными тенями, столба раздался голос:

– Я, дафэн Фучунь, первый дафэн нашего повелителя, великого Чи Ю, говорю вам – Время настало!!! Через три дня, в первый день праздника Сбора Дани, падет последний приспешник презренного Хуан-ди, маг Цзя Лянь-бяо! Вы должны быть готовы немедленно выступить к границам провинции Гуанчу, ибо там произойдет последняя битва с силами Желтого Владыки! Последняя битва, которая решит, кому будет принадлежать Поднебесная!

Чи Ю говорит вам моими устами, – Я поведу вас в последний бой, и вы своими руками добудете себе Мир! А Желтый Владыка, неправедно владеющий Поднебесной, падет под нашими ударами, и силы его рассеются, и станет он костями под вашими ногами! Братья мои, Чи, и вы, доблестные куафу, и вы изворотливые и дерзкие цзины, грядет наше царство! Помните, к концу праздника Сбора Дани вы должны быть у моста через реку Хо, на дороге из Цуду в Пакит! Я, божественный Чи Ю жду вас там!..

Голос дафэна смолк и над поляной взметнулся яростный вопль сотен глоток. А когда и он затих, раздался рев одного из медноголовых монстров:

– Мы слышали тебя, дафэн Фучунь, мы слышали нашего божественного брата Чи Ю, все братья Чи, все куафу будут на месте и вовремя! Мы повергнем войска презренного Хуан-ди и завоюем Поднебесную! Клянемся!!

– Клянемся!!! – гаркнула толпа, и в следующее мгновение стала таять, растворяясь в окружающем поляну лесу.

Когда исчезли цзини, а великаны-куафу развернулись и строем отправились прочь с поляны, световой столб несколько померк, по нему сверху вниз пробежала быстрая тень, напоминающая размытым абрисом большую хищную кошку, и снова раздался, на этот раз, чуть приглушенный голос дафэна:

– Чи Да, твой великий брат просил передать тебе, что развалины посетил некто!..

Говоривший медноголовый великан вздрогнул и почти шепотом спросил:

– Нефритовая Книга?..

– Пока неясно… – еще понизив голос, ответил дафэн, – Стороживший развалины Зверь-Исковик, след потерял, но в самих развалинах было магическое возмущение! Очень сильное возмущение! Однако никаких следов чужого присутствия там нет. Повелитель не знает точно, что случилось в развалинах, но вполне допускает худшее – некто нашел дорогу в храм Призрачного Облака, а, значит, Нефритовая Книга может оказаться в Поднебесной! Судя по всему, этот некто направлялся в Пакит и случайно оказался в развалинах, возможно, это тот, кто спасся во время нападения на свиту правителя Тянь Ши посланных повелителем цзяней и увез с собой его дочь… Возможно этот… человек обладает Даром. В любом случае, он, скорее всего, объявится в Паките, где, несомненно, будет схвачен. Для тебя главная задача – сбор войск для последней битвы, и все-таки, обрати внимание на любого незнакомого путника, или путников, хотя, этот некто, вряд ли окажется в твоих землях – ему нечего делать на Западе!

– Я понял своего брата… – после небольшой паузы проговорил великан Чи Да, – Любой незнакомец, появившийся в провинции, будет схвачен и доставлен ему, а там уж брат сам разберется…

– Прощай Чи Да… – пророкотал двфэн.

– Прощай дафэн Фучунь… – пробасил в ответ великан.

Столб света начал меркнуть, а с ним вместе стало меркнуть все вокруг… Поляна затянулась непроницаемой мглой, которая становилась все темнее… темнее… темнее. Эта темнота нахлынула на меня, подмяла под себя мое сознание, закружила мое тело, и я канул в призрачное небытие!!!

Глава 10

Путь не терпит преград, ибо преграды порождают запоры, а длительные запоры вызывают расстройство жизненных сил…

Чжуан-цзы. Эпоха Борющихся царств.

Когда я пришел в себя и открыл глаза, вокруг меня царила… кромешная тьма! Я, признаться, не удивился, мне почему-то казалось, что так и должно быть. Снова прикрыв глаза, я полежал несколько минут, вспоминая в деталях свое видение – а помнил я его совершенно отчетливо!

«Значит вот она какая – война!.. – кружились в моей голове спокойные и какие-то… обреченные мысли, – Не разборка между двумя магами, не подковерная борьба за право быть первым подданным… Нет! Схватка за высшую власть!.. Только вот кого с кем?..»

Я еще раз открыл глаза и увидел в царящей вокруг меня темноте еще более темные ветви деревьев над своей головой, а над ними две… нет, три неяркие блестки проклюнувшихся сквозь тучи звезд. Ночь! Сколько же я был без сознания?!

Впрочем, этот вопрос меня как-то не задел. А вот состояние своего магического кокона я исследовал тщательно и с удовлетворением убедился, что он успел полностью восстановиться, хотя заклинание «Памяти Земли» заставило меня здорово его уменьшить! Я снова прикрыл глаза и вернулся к своим размышлениям.

«Значит, некто Чи Ю собрался свергнуть Желтого Владыку и захватить верховную власть в Поднебесной. Сейчас, когда Цзя Лянь-бяо, видимо, верный подданный Желтого Владыки, уничтожен, его силы возглавит… Кто?! Правитель Тянь Ши?! А может быть, сам Желтый Владыка?! И где мне теперь искать этого Желтого Владыку?!!»

– Вот вляпался!.. – вслух, хотя и негромко, произнес я.

– Не волнуйся, мы тебя уже помыли… – раздался рядом со мной тихий шепот Поганца.

– И халат твой постирали… – добавил таким же тихим шепотом Гварда, – До утра высохнет…

Я открыл глаза и сел.

Мы находились в лесу. В метре от меня едва заметно тлел небольшой костерок, а за ним виднелся мирно спавший учитель Фун Ку-цзы. Поганец и Гварда лежали по обе стороны от меня, словно охраняя мое тело от каких-то неведомых опасностей. Я невольно улыбнулся и негромко спросил:

– Где мы находимся?.. Далеко от поляны вы меня оттащили?..

– Не… – прошептал Поганец, – Ты как у того выжженного круга затих, так старик тебя на руки взял и понес, только ты все-таки тяжеловат для него оказался, хоть он и не слабак. А тут, шагов, буквально, через четыреста еще одна полянка подвернулась… малюсенькая, скрытая. Ну, мы и решили подождать, когда ты в себя придешь.

– А что ж вы меня на лошадь не положили?..

– Учитель Фун Ку-цзы сказал, что тебя трясти нельзя… – и в голосе Поганца прозвучало некоторое недоумение, словно он не мог понять, почему это меня нельзя было трясти.

– Ты… там… у старого кострища… что-то… нашел?.. – запинаясь на каждом слове, осторожно спросил синсин, помолчал и уточнил свой вопрос, – Что-то страшное?..

– Почему, страшное? – пожал я в темноте плечами.

– Ну… – смущенно пробормотал синсин, – Когда мы тебя подняли, у тебя все лицо было… в слезах…

И это заявление Гварды меня не удивило, я мгновенно вспомнил боль в своих обожженных руках и понял, отчего я плакал. Сейчас мои руки были в порядке, и мневдруг стало немного стыдно своей фантомной боли – сгоревшая Земля еще долго будет страдать!

– Нет, это было не страшно, – тихо проговорил я. – Это было больно… немного…

– Ага! Как же, немного!! – немедленно возмутился Поганец, – Вся физиономия мокрая!! – и он тут же принялся меня наставлять, – Ты, учитель, давай, береги себя!! Нечего в каждый костер самому соваться! Я, к примеру, очень хорошо огонь переношу… э-э-э… в смысле по угольям, там, пройтись, или… это… молнию отвести! Так что ты меня тоже вполне можешь… это… ну… использовать! В общем, готов к выполнению любого задания связанного с пожаром!

– А что было… больно?.. – гнул свою линию синсин, – Если, конечно, не секрет. Мы видели, ты… колдовал.

– Колдовал… – задумчиво повторил я, а затем рассказал свои друзьям все, что увидел около выжженного пятна на поляне.

Когда я закончил, они долго молчали, а потом Гварда вздохнул и тихонечко проскулил:

– Страшно!.. И что это за Чи Ю такой?!

– А теперь, давайте, спите!.. – шепотом приказал я, – Я себя чувствую нормально, и вполне отдохнул, так что до утра могу подежурить, а вы отдыхайте.

– Ага, отдыхайте!.. – проворчал Поганец, – Нагнал страху, а теперь говорит, отдыхайте!..

Он перевернулся на другой бок, чуть поворочался и затих. Спустя пару минут я уже слышал его мерное посапывание. Гварда лежал тихо и неподвижно, так что было совершенно непонятно, спит он или бодрствует.

Я опять улегся на спину и уставился в небо. И снова в моей голове закружили мысли.

«Так что же мне все-таки делать? Продолжать гоняться за похищенными из Фонда драгоценностями, или смотаться отсюда, пока меня в начинающейся военной сутолоке кто-нибудь не зашиб до смерти. И до портала-то добраться сейчас будет не просто, а уж шнырять по Миру, в котором началась война всеобщего значения, просто смертельно!.. Да и кому сейчас будет дело до каких-то там камней?! И сам Желтый Владыка, когда узнает об этом самом Чи Ю, наверняка, забудет все свои камешки или спустит их, чтобы нанять себе военных людей!!! Так стоит ли мне из-за каких-то камней, пусть и очень ценных, и даже… исторических, рисковать своей шкурой?!»

И тут в моей голове явственно прозвучал хрипловатый стариковский голос:

«… похищены изумрудная брошь, сапфировая брошь, алмаз „Шах“ и эгрет в виде фонтана… Три камня из семи исторических камней Алмазного фонда и одно из наиболее значительных художественных произведений…»

Вот так! Вот и думай – стоят эти «камешки» того, чтобы рисковать из-за них своей шкурой?! И много ли у моей Родины таких «камешков»… даже если считать Родиной весь мой Мир?!

И тут мой изощренный мозг подкинул мне новое соображение.

«А что это я так всполошился?! Ну, будет здесь война, но не завтра же местные богатыри начнут лупцевать друг друга мечами, швырять друг в друга железо и наводить друг на друга срамную порчу!! Праздник Сбора Дани продлится еще пять дней! Да за пять дней я вполне успею смотаться до ихнего Желтого Владыки, выцыганить свои безделушки и вернуться домой!.. И уж как тут у местных дело пойдет, меня уже касаться не будет!»

На душе у меня стало гораздо спокойнее, и я тут же заметил, что небо надо мной значительно посветлело, то есть до такой степени, что звездочки с него исчезли. Я осторожно, чтобы не потревожить Поганца и синсина, приподнялся и сел.

Светало. Из отступающего ночного мрака начали выступать стволы деревьев, кусты из расплывчатых сгустков темноты превращались в невысокие зеленые заросли, высоко на дереве неуверенно чирикнула ранняя птица.

Фун Ку-цзы заворочался, что-то негромко пробормотал хрипловатым басом, а потом вдруг рывком сел и уставился на меня широко раскрытыми, слегка чумными глазами. Я приложил палец к губам, призывая его к молчанию, и старик, посмотрев на спящих товарищей, понимающе кивнул. Затем он поднял лицо вверх, посмотрел в небо, на верхушки деревьев, повертев головой, внимательно оглядел окружающий пейзаж и снова посмотрел на меня.

– Давно проснулся?.. – его шепот со сна получился хрипловатым и очень озабоченным, – Как себя чувствуешь?..

Я молча кивнул и улыбнулся, давая понять, что со мной все в порядке.

– А то, знаешь, мы вчера испугались!.. – проворчал старик, поднимаясь на ноги, – Видать твоя волшба много сил отнимает…

Тут он замолчал и потопал за кусты. Несколько минут его не было, а когда он вернулся и снова уселся на свое место то, как ни в чем не бывало, продолжил разговор:

– Ну, и стоила она того, волшба твоя, чтобы так-то изнуряться?..

Аккуратно, чтобы не потревожить сон Поганца и Гварды, я поднялся со своего места и, обойдя потухший костерок, уселся рядом с учителем:

– Я тебе расскажу, что узнал, а ты решишь, стоили ли эти сведения приложенных усилий…

Старик, чуть отстранившись, пристально посмотрел на меня, и кивнул.

Рассказ мой был недолог, но достаточно подробен. За все то время, что я потратил на пересказ увиденного, Фун Ку-цзы только дважды бросил в мою сторону свой короткий изучающий взгляд. Когда же я замолчал, он несколько секунд сидел, уставившись в землю, а затем, покачав головой, прошептал:

– Да… если все, что ты рассказал, произошло на самом деле!.. – старик снова посмотрел на меня, и в его взгляде читалось некое сомнение.

– Все это произошло на самом деле, – твердо произнес я, – Земля не выдумывает и не врет, она просто показывает то, что на ней произошло!.. Произошло именно в том месте, где ты задаешь ей вопрос!

– Тогда все это очень важно!..

– Для кого?.. – мой вопрос совершенно непроизвольно получился слегка насмешливым, и потому старик посмотрел на меня удивленно.

– Для Желтого Владыки.

– Если это для него все это очень важно, тогда… он непременно должен быть в курсе… всего этого!

Я снова невесело усмехнулся, однако Фун Ку-цзы мое грустное веселье не поддержал.

– Во всяком случае, у нас появился еще один очень серьезный повод повидать Желтого Владыку!

Мы помолчали, а затем старик задумчиво произнес:

– Чи… Насколько мне известно, ни одного Чи не осталось в живых… Неужели кто-то из этого рода уцелел?.. И как?!

– А что это за род?.. – поинтересовался я.

Фун Ку-цзы посмотрел на меня, как-то странно моргнул и… отвел глаза. Когда он заговорил, я понял, что ему не хотелось поднимать эту тему, но он понимает, насколько мой вопрос не празден:

– Чи – это династия, правившая в царстве… Гуанчу в эпоху Борющихся Царств. Когда Желтый Владыка объединил под своей рукой Поднебесную, единственной династией, не признавшей его власть была династия Чи. Поэтому Желтый Владыка уничтожил всех, носивших фамилию Чи… Но теперь ты говоришь, что слышал о каком-то Чи Ю.

– И видел его братьев… – добавил я, – Хотя на людей они совершенно не похожи!

– Ну… – задумчиво протянул Фун Ку-цзы, – Возможно это какое-то неизвестное горное племя, приютившее кого-то из спасшихся Чи, поэтому Чи Ю и называет их братьями. Таких странных и… страшных, но малочисленных племен в Северных горах много. Они постоянно воюют друг с другом и потому почти не угрожают Поднебесной.

– Постой, учитель!.. – воскликнул я, – Ты сказал, что династия Чи владела… э-э-э… царством Гуанчу! Но ведь так называется провинция, правителем которой является отец Шан Те!

Старик в ответ кивнул:

– Именно так, предки Тянь Ши получили от Желтого Владыки эту провинцию именно потому, что никого из прежней династии не осталось в живых.

Мы снова немного помолчали, а затем я неожиданно спросил:

– Учитель, а почему этот… дафэн называл Желтого Владыку Хуан-ди?

Прежде чем ответить, старик долго молчал, а потом заговорил едва слышно:

– Хуан-ди – родовое имя Желтого Владыки. Хотя, впрочем, это знание не совсем… э-э-э… определенно. В одном древнем историческом исследовании, подписанном… Сыма Цянем, говориться, что Хуан-ди был одним из восьми правителей, воевавших за верховную власть. Именно он победил в этих войнах, после чего и стал… Желтым Владыкой. Но еще раз подчеркиваю, самого этого исследования я никогда не видел, и не знаю других людей, видевших его. Сыма Цянь – фигура легендарная, даже, я бы сказал, мифическая, а Желтый Владыка… э-э-э… был всегда…

Тут его, и без того едва слышный, шепот прервался и перешел в долгий, тяжелый вздох.

Мы немного помолчали, и я закруглил тему:

– Ну что ж, радует хотя бы то, что сам Желтый Владыка – фигура вполне реальная… Ведь она реальная?!

Учитель энергично закивал:

– Конечно, мы, безусловно, найдем Желтого Владыку!.. Я думаю, если нам никто не помешает, дня через два-три мы сможем добраться до Западной пустыни и увидеть гору Фанчжан, на которой находится его дворец.

В этот момент Поганец поднял голову и приоткрыл один глаз.

– А чтой-то вы нас не будите?.. Уже рассвело, пора завтракать!..

– Ну, раз пора завтракать, тогда поднимайся!.. – с улыбкой проговорил я.

Поганец открыл второй глаз и посмотрел на лежащего рядом Гварду:

– Эй, синсин ленивый, давай, просыпайся!..

– А я уже давно не сплю… – спокойно ответил синсин, не поднимая головы и не открывая глаз.

– Так что ж ты лежишь и глаза закрыты?! – возмутился Поганец и немедленно вскочил на ноги.

– Я думаю!.. – веско произнес Гварда.

– О! Гляньте на него! – взвился мой ученик, так что чуть было, не выпрыгнул из своей набедренной повязки, – Мыслитель объявился!.. И над чем же это ты думаешь?!

Теперь уже Гварда открыл один глаз и укоризненно посмотрел на маленького Поганца:

– Экий ты, право, шумливый… – синсин сморщил нос, словно собирался чихнуть, – А ведь нам надо быть сейчас потише, или ты уже забыл, что твой учитель рассказал?!

– Ничего я не забыл! – сердито ответил Поганец, значительно утишая свой звонкий фальцет, – А вот ты забыл, что нам торопиться надо!

Синсин открыл второй глаз, неторопливо поднялся и проворчал себе под нос:

– Ничего я не забыл!..

– Вот что, памятливые мои, – оборвал их спор Фун Ку-цзы, – Марш умываться, а я пока посмотрю, что нам на завтрак состряпать!

Мне тоже захотелось сполоснуть лицо, а потому я отправился вместе с Поганцем и синсином к недалекому ручью. Когда мы вернулись, захватив с собой чистой воды в небольшом кувшине, рядом с потухшим кострищем была расстелена небольшая цветная тряпица, на которой старик разложил поистине спартанский завтрак. Поверх четырех больших, на вид довольно сухих лепешек, были уложены куски холодного вареного мяса, а рядом с этими не слишком аппетитно выглядевшими «бутербродами» красовались четыре пустые чашки. В чашки эти была налита принесенная нами чистая вода, после чего Фун Ку-цзы сделал приглашающий жест рукой:

– Я думаю, этого нам вполне должно хватить…

Поганец склонил свою косматую голову набок и горько прошептал:

– Все!.. Кончилось наше привольное житье!..

Затем он повернулся к Гварде и жалостливо вопросил:

– Ты помнишь, Гвардушка, каков был наш вчерашний ужин?! – синсин молча с очень серьезным видом мотнул головой, – А теперь нам предлагают нечто совсем непохожее и на завтрак! Спрашивается – долго ли я смогу топтать дороги Поднебесной при таком… скудном питании?!!

– Долго! – добродушно улыбнулся Фун Ку-цзы, – Нам, путникам, сорга с соусом из крапивы тан должна быть, как лакомство!

Поскольку крик души Поганца более никем не был поддержан, более того, его бессердечные спутники поспешили вонзить свои зубы в предложенные деликатесы, ему ничего не оставалось делать, как только последовать их примеру. Таким образом, прения по поводу завтраки прекратились сами собой, а сам завтрак был закончен в рекордно короткие сроки.

Солнце еще не поднялось над верхушками деревьев, а мы уже ехали шагом сквозь густой росистый подлесок. Вокруг стояла утренняя тишина, нарушаемая только птичьим щебетом. Прощупанный мной магический фон был совершенно спокоен, и только далеко на востоке имелось два небольших возмущения, но к нам они вряд ли имели отношение.

Часа два мы продвигались вперед среди густого кустарника, под кронами невысоких раскидистых деревьев, и этот лесной путь не давал возможности вести переговоры. Гварда почти сразу же исчез, и только изредка его черная спина мелькала впереди или сбоку. Голодный Поганец тащился позади нас, вздыхая так, что птицы срывались с веток и кустов и уносились в серое небо затянутое высокими темными облаками.

Наконец мне надоели его вздохи, и я, обернувшись в седле, негромко проговорил:

– Слушай, ученик, твои душераздирающие стоны слышны, наверное, во всей Поднебесной. Скоро все, кто только может двигаться, сбегутся посмотреть на существо, способное издавать подобные звуки!..

– И пусть!.. – горестно пропищал в ответ малыш, – Я ни от кого не скрываю своих страданий!.. Может быть, хоть кто-то из… сбежавшихся прольет слезу сочувствия к моему бедственному положению!..

Я собрался обратить его внимание на тот факт, что сбежаться на его стоны могут совершенно бесчувственные существа, например цзины Цзя Шуна, но в этот момент из кустов, прямо к копытам моей лошади вынырнул Гварда и коротко тявкнул:

– Лес кончается, и, похоже, дальше, до самой Западной пустыни, местность будет совершенно открытой!

Мы остановили лошадей, и я, чуть подумав, поинтересовался у синсина:

– А жилья поблизости никакого не видно?

Гварда отрицательно помотал головой.

– Ну что ж, придется ехать без прикрытия, все равно другой дороги нет!

– Может это и к лучшему, – неожиданно пискнул переставший стонать Поганец, – Если цзины нас действительно начнут преследовать, на открытом месте наши лошади без труда от них уйдут!

Я тронул свою лошадь. Фун Ку-цзы последовал за мной, а Поганец замкнул наш отряд. Что касается синсина, то он, едва я двинулся с места, снова исчез в кустах.

Через пару десятков метров мы выехали на опушку. Лес, скрывавший наше продвижение, оканчивался сразу, словно дальше начиналась совершенно другая, не подходящая для него земля. Впереди, до самого горизонта, невысокими холмистыми увалами раскинулась степь, покрытая высокой, по колено нашим лошадям, чуть колышущейся травой. Над ней высоким серым шатром распростерлось затянутое облаками небо.

Синсин оказался прав, никаких признаков человеческого жилья видно не было, так что я даже не стал останавливаться, чтобы оглядеться. Моя лошадь спокойно вошла в огромное, пустое серо-зеленое море, а я настолько был поражен открывшимся пространством, что не сразу догадался перейти на рысь.

Поганец, ошалевший от простора, забыл о своей близкой голодной смерти и галопом помчался вперед, смешно подпрыгивая на спине лошади, а мы с Фун Ку-цзы ходкой рысью последовали за ним. Через несколько минут учитель, скакавший рядом со мной, оторвал взгляд от своих рук, судорожно сжимавших поводья и повернулся ко мне.

– Мне кажется, я не смогу долго скакать в таком темпе… – с нехорошим придыханием пробормотал он, – У меня уже… э-э-э… болит… все!

Я немедленно вспомнил, что старик, мягко говоря, не слишком хороший наездник. Чуть придержав бег своей лошади и, перейдя на более плавную рысь, я подумал, что не плохо бы было попробовать отвлечь его каким-нибудь ученым разговором. И тут же мне в голову пришла одна мысль, однако, разговор я начал издалека:

– Учитель, может быть, ты воспользуешься благоприятным моментом и поделишься со мной каким-нибудь знанием?!

Фун Ку-цзы бросил в мою сторону удивленный взгляд и несколько напряженно спросил:

– И какая же отрасль знания тебя интересует?.. Космология, астрономия, математика, медицина?..

Я пожал плечами:

– Меня, конечно, интересуют все эти науки, но сейчас мы в таком положении, что мне хотелось бы узнать что-то более… э-э-э… прикладное.

– Что, например?..

– Ну, вот ты мне говорил, что целых две недели служил при дворе Цзя Шуна. Расскажи об этом… великом маге, какой у него характер, какие привычки… что он вообще из себя представляет?!

Фун Ку-цзы немного помолчал, а потом начал медленно говорить, и при этом в его голосе звучало некое… удивление:

– Ты знаешь, Сор Кин-ир, я очень не любил вспоминать этот краткий отрезок своей жизни и редко думал о Цзя Шуне, а вот сейчас, после твоего вопроса, мне почему-то стало… не по себе. На секунду мне показалось, будто кто-то… приказал мне не будить в памяти это время! Странно!..

Он снова на несколько минут замолчал, а я с усмешкой подумал про себя:

«Ничего странного! Значит, великому магу было нужно, чтобы ты не копался в собственных воспоминаниях!.. Ну да ничего, сейчас ты у меня все вспомнишь!»

Однако старик начал «вспоминать» и без моей помощи.

– Я поступил на службу к Цзя Шуну чуть больше года назад, сразу после одного из его нашумевших магических поединков. Он уничтожил мага из башни Золотого Павлина и это произвело на всех живущих в Поднебесной очень сильное впечатление, маг Ши Лэ слыл очень опытным и очень сильным чародеем! В то время резиденция великого мага Цзя Шуна располагалась в провинции Сяньчу, и я прибыл в его дворец через шестнадцать дней после того, как получил официальное приглашение. Уже это весьма рассердило великого мага, хотя я и спешил, как мог. Правда, принял он меня очень торжественно, в главном зале дворца, но разговор наш был очень коротким и… совсем не дружеским. Он разговаривал со мной, как с… ничтожеством. Потом я понял, что таким образом он разговаривает со всеми, но легче от этого не стало!..

Фун Ку-цзы грустно улыбнулся, вздохнул и продолжил:

– Больше всего меня поразило то, что я никогда не видел около Цзя Шуна слуг. Даже за столом он обходился без них, хотя двое из его… магической «свиты» всегда были рядом, но это не слуги, это – те самые маги, которые… ну… не совсем маги.

– Да, я знаю, кто это… – негромко вставил я.

Фун Ку-цзы бросил на меня быстрый взгляд, но расспрашивать не стал, считая, видимо, что сначала надо закончить начатый разговор.

– Ты спрашивал о том, какой у него характер, какие привычки?.. Так вот, главное в нем… – Старик на мгновение умолк, а затем очень четко проговорил, – … невозмутимая жестокость! Цзя Шун нечеловечески жесток и нечеловечески невозмутим! Иногда мне казалось, что он вовсе и не человек, что он… выше людей… выше… человечества. Причем его невозмутимость поистине неколебима, а его жестокость странна и изощренна!.. Да что я тебе буду объяснять, – неожиданно воскликнул старик, – Посмотри на своего… ученика!..

– А причем здесь Поганец Сю?! – удивился я.

Фун Ку-цзы в ответ усмехнулся:

– Ты что ж, никогда не задумывался, насколько необычно твой ученик выглядит?! Он же буквально ни на кого не похож!..

«Хм… – подумал я, – Уж я-то лучше всех знаю, насколько он ни на кого не похож!»

– Так вот, таким его сделал Цзя Шун!

После этих его слов, я буквально разинул рот:

– То есть как?!!

Старик снова усмехнулся:

– Значит, твой ученик ничего тебе не рассказал?! Хм!.. Впрочем, я его понимаю, это не то, чем можно похвастать! – Учитель покрутил головой и продолжил, – Его настоящее имя Сю Чжи, а прозвищ у него столько, что хватило бы на четверых, но самые известные Поганец Сю, Красавчик Сю, Неуловимый Сю, Юркий Сю…

– Красавчик Сю?.. – с сомнением повторил я, – Ну уж красавчиком я его назвал бы в последнюю очередь!

– И тем не менее, «красавчик» – это первое прозвище, которое он получил! Он, действительно, был необыкновенно красивым юношей и пользовался небывалым успехом у… э-э-э… у дам! Именно с этого началось его падение. Красавчик Сю, был к тому же очень горд и болезненно щепетилен, он не мог позволить себе прийти на свидание к женщине без подарка. Причем подарок должен был обязательно поразить его избранницу. Ну а средствами Сю, мягко говоря, не был обременен! И он начал красть!

Старик замолчал, посмотрел на скакавшего впереди Поганца и снова покачал головой:

– Это у него тоже хорошо получалось, и через некоторое время он настолько освоил ремесло вора, что получил прозвище «неуловимый». Заметь, он никогда не применял силу, хотя был юношей весьма крепким и отлично владел оружием, особенно ножами… Высшим шиком он считал настолько заморочить свою жертву, чтобы та сама отдала, то, что он желал получить. По Поднебесной до сих пор ходят легенды о его проделках… Вот за них он и получил прозвище «поганец»!

Фун Ку-цзы, улыбавшийся до сих пор, внезапно помрачнел и, чуть помолчав, продолжил:

– Но сам знаешь, сколько бамбуку не расти, а топор на него найдется! Как раз тогда, когда я находился на службе у Цзя Шуна, прошел слух, будто Поганец Сю, поспорил, что украдет из дворца великого мага волшебный ларец с книгой заклинаний. Когда этот слух дошел до великого мага, он спокойно сказал: – Молодой человек зарвался…

Подчеркиваю, это был только слух… сплетня, но уже на следующий день, когда мы с Цзя Шуном играли в сянци…

Фун Ку-цзы неожиданно умолк и посмотрел вперед. Затем он перевел взгляд на меня и заговорил, вроде бы, о другом:

– Цзя Шун имеет, пожалуй, одну единственную страсть – сянци! Эта игра, если ты не знаешь, представляет из себя сражение двух армий и имеет весьма сложные правила. Великий маг весьма сильный игрок, и в его окружении не было никого, кто мог бы стать ему партнером в этой игре. Ну а я играю очень неплохо… Настолько неплохо, что позволял себе даже обыгрывать великого мага. Впрочем, гнева у него мои победы не вызывали, он, кажется, бывал даже доволен, когда мне удавалось выиграть. Так вот, в то утро мы с Цзя Шуном играли в сянци. В игровой комнате дворца никого кроме нас не было. Великий маг сидел как всегда в своем кресле, стоявшем в темном углу, а я вместе с игровой доской располагался в середине комнаты. Надо сказать, что меня всегда немного путало отсутствие противника по другую сторону игровой доски, я привык видеть лицо своего партнера по игре, а тут… я передвигаю воина, или офицера, или укрепление, а в ответ бойцы противной армии скользят по доске сами собой – весьма жуткое впечатление!..

Фун Ку-цзы слегка потряс головой, словно отгоняя некое видение.

– Так вот, где-то в середине игры Цзя Шун вдруг засмеялся, что совсем не соответствовало позиции на доске, ведь он проигрывал, а затем произнес своим неприятным голосом: – Вот ты и пришел!.. Я тебя ждал и… можешь не прятаться, это бесполезно!..

Я поднял глаза и увидел совсем близко… Поганца Сю… ну, то есть именно то существо, каким сейчас является Поганец Сю. Поверь, мне стало очень не по себе, я не мог понять, каким образом этот уродец смог проникнуть в охраняемый дворец великого мага и, главное, зачем?! Но в этот момент он заговорил… заговорил смело, даже нагло!

– Я пришел спросить у тебя, великий маг Цзя Шун, почему ты сделал это со мной, чем я… насолил тебе до такой степени, что ты обратил свой пристальный взор на какого-то ничтожного воришку?!

Можешь мне поверить, что эта фраза прозвучала весьма хлестко… насмешливо! Малыш явно не только не боялся великого мага, он его… презирал!

Видимо Цзя Шун тоже понял это, потому его ответ прозвучал совсем иначе, нежели начало разговора:

– Я ждал, что ты придешь и будешь просить… нет, умолять меня снять с тебя заклятье, и если бы ты хорошенько меня попросил, я, возможно, пошел бы тебе навстречу!.. Но ты… сделал ошибку, ты выбрал неверный тон для разговора со мной, поэтому, «Неуловимый Красавчик Сю» ты останешься в этом… поганом… образе до тех пор, пока не поймешь… не прочувствуешь, как следует, эту свою ошибку! Но теперь тебе придется гораздо дольше ползать передо мной на своем лохматом брюхе, чтобы я снизошел до твоей просьбы!.. Пусть твой новый облик станет для тебя… уроком!

Но Сю всегда был гордецом!.. – старик покачал головой, – Знаешь, что он ответил великому магу Поднебесной?! Он сказал, что внешний вид не играет для него никакой роли, и что он и в этой личине останется таким же, каким был всегда. Но, добавил он, пусть теперь великий маг поостережется, он, Поганец Сю, сделает все, чтобы подлый Цзя Шун кончил свои дни как можно быстрее и как можно позорнее!

Фун Ку-цзы пристально посмотрел на меня и повторил:

– Представляешь, он так и сказал – «подлый Цзя Шун»!!

Я почесал в затылке и подумал, а смог бы я вот так вот прямо в лицо великому магу поднебесной сказать, что он подл?! И вспомнив высоченную темную фигуру с натянутым на лицо капюшоном и горящими из-под него глазами, поежился. Надо было признать, что отважиться на такое… заявление было бы для меня весьма сложным делом!

После этого Поганец Сю ушел… Ушел так же неслышно и незаметно, как и появился. И… пожалуй, только я один знал, что Великолепный Цзя превратил Красавчика Сю в… ну ты сам знаешь в кого!

– Да, теперь мне понятно, почему старые знакомые Поганца так удивлялись, увидев его в этом обличье… – медленно протянул я.

– Вот, пожалуй, и все, что я могу поведать тебе о Цзя Шуне, – вздохнул Фун Ку-цзы, – Спустя семь-восемь дней после происшествия с Поганцем, я был удален Великолепным Цзя…

Тут учитель чуть иронично хмыкнул, и покачал головой:

– Он отправил меня прочь, хорошо наградив и сказав, что ему надоело постоянно проигрывать в сянци…

Несколько минут мы ехали молча, и тут я заметил, что Поганец, скакавший впереди нас, исчез из поля нашего зрения. Приподнявшись на стременах, я попробовал отыскать его взглядом, но в этот момент из-под копыт моей лошади раздался ябедливый голос внезапно появившегося синсина:

– А Поганец в деревню поскакал…

– В какую деревню?! – осел я в седло.

– Да там, за холмом деревня, домов десять будет, вот он туда и рванул! Говорит, хоть хлебца да выпросит…

– Мы же договаривались скрытно передвигаться!.. – рявкнул Фун Ку-цзы и остановил свою лошадь, – И не настолько он голоден был, чтобы вот так рисковать!

– Ну, ну, учитель, – попробовал я успокоить разъярившегося старика, – вполне возможно, что никакого риска нет…

– Вот и Поганец то же самое сказал… – поддакнул Гварда, – Какой, говорит, может быть риск среди простых крестьян?.. Они, говорит, наверняка и деревню-то свою никогда не покидают, Дань за них и то, небось, покровитель вносит…

– Во всяком случае, надо поехать, посмотреть, чем он в этой деревне занимается! – быстро проговорил я и, наклонившись к земле, попросил, – Ты, Гварда, проводи учителя, он быстро ездить не может, а я потороплюсь!.. В деревню не въезжайте, встретимся на холме.

После этого, не обращая внимания на возмущенное ворчание Фун Ку-цзы, я пришпорил лошадь и галопом помчался вверх, к обрезу холма.

С вершины я и в самом деле увидел низенькие, крытые соломой желтые крыши маленькой деревни. Деревенская улица была скрыта листвой деревьев, образовывавших небольшую рощицу, ни жителей деревеньки, ни Поганца видно не было. Я перевел лошадь на неторопливую рысь и направил ее к крайнему дому деревни.

Домик этот был совсем маленьким, позади него располагался столь же крошечный огород в пяток недлинных грядок, отгороженный от дикого луга невысокой, всего в несколько сантиметров, каменной стеночкой. В этой стеночке, прямо в ее середине, зиял небольшой разрыв, от которого к дому бежала узенькая тропинка. Однако я не поехал по этой тропинке, а решил обогнуть стену справа, потому что мне показалось, что именно там берет начало деревенская улица.

И я не ошибся. Улица была узенькой, напоминавшей скорее тропу, двум всадникам на ней едва можно было разъехаться, деревенские домики, казалось, старались встать, как можно ближе к ее обочине, словно боялись вывалиться из-под древесных крон и оказаться на открытом месте. И буквально метрах в пятнадцати от своего начала, улочка была перегорожена небольшой толпой местных жителей, сгрудившихся вокруг неказистого мохнатого всадника разодетого в одну набедренную повязку. Поганец толкал речь!

– Он может все!.. Иссушить реки и затопить пустыни, испепелить рыбу в океане и заморозить саламандру в огне! Он может превратить вашу крошечную деревню в огромный город и сделать вас самих самыми уважаемыми горожанами этого города, а может стереть это поселение со всеми его жителями с лица Поднебесной так, что о нем даже никто и не вспомнит. Он справедлив, но он и строг, он милостив к добропорядочным, но он беспощаден к… жадным сквалыгам!!

И тут из окружавшей Поганца толпы донесся довольно ехидный голосок:

– Господин Временно Измененный, пусть Высокое Небо благословит твою мудрую голову, скажи почему у твоего столь могучего господина, владеющего всеми тайнами магии, такой… раздетый слуга?..

Последовавший вслед за этим нахальным вопросом одобрительный ропот показал, что народу действительно интересен ответ на него.

Поганец укоризненно покачал головой и проверещал своим неповторимым фальцетом:

– Вот за такой вопрос, величайший маг Сор Кин-ир Могущественный, превратил бы тебя в жабу и отправил бы в иньское болото лет, эдак, на двадцать! Но, поскольку я всего лишь слуга моего господина, я не поленюсь и повторю то, что уже говорил… Вчера вечером за малую промашку во время ежевечернего сеанса монтиспации мой господин превратил меня в то, что вы видите и лишил роскошной одежды, которую я носил!.. Временно!!! Именно поэтому я и называюсь сейчас Временно Измененный!! Но на моем примере вы можете понять, что вас ожидает, если вы допустите хоть малую бестактность в отношении него!..

Ответом Поганцу стало гробовое молчание, мне показалось, что народ задумался, разбегаться ему прямо сейчас или, все-таки, подождать немного. А я, услышав собственное имя и разобравшись, что Поганец играет роль эдакого… кота в сапогах, вдруг вспомнил наш спор о человеколюбии и решил показать своему ученику, что такое человеческая жалость! Толкнув лошадь каблуками, я направил ее неторопливым шагом в сторону собравшейся толпы. В этот момент один из местных жителей задал новый вопрос:

– Но если, господин Временно Измененный, твой… э-э-э… господин такой могучий волшебник, то почему он не сотворит себе обед с помощью заклинаний?.. Зачем ему наши скромные овощи и… э-э-э… куры?..

Ответить Поганец не успел, окружавшие его селяне начали оглядываться на стук копыт моей лошади и, увидев меня, замирали на месте, словно пораженные жутким, замораживающим кровь видением. Я тем временем напустил на свое чело суровость, хмуро свел брови и, резко остановив коня среди раздавшихся в стороны людей, грозно обратился к Поганцу:

– Ну!!! Я вижу, ты вместо того, чтобы готовить надлежащую встречу своего господина затеял митинг!!! Где накрытые столы и торжественный обед в мою честь?!!

Поганец, сползший с седла при моем приближении понурил голову и виновато проговорил:

– Господин учитель, ты же запретил использовать… физическое воздействие, а уговоры… Вот у крестьянства вопросы имеются, я стараюсь на них ответить…

– Так ты тут организовал вечер вопросов и ответов?!! – взревел я, – И кто же это тебе вопросы задает?

Обведя замершую группу селян огненным взором, я ткнул пальцем в первого попавшегося крестьянина:

– Этот?!!

Выбранный мной крестьянин судорожно замотал головой и, чуть присев, нырнул за спины своих земляков.

– Или этот?!!

Я ткнул пальцем в другого селянина. Его реакция была точным повторением действий его товарища.

– Ну, видишь, никаких вопросов нет! – снова обратился я к Поганцу, – Видимо, ты хочешь быть не Временно Измененным, а Постоянно Превращенным?! Я тебе это устрою!!! – и я грозно поднял над головой руку.

– Нет, господин учитель, я тебя умоляю, не делай этого!..

Поганец испугался настолько натурально, что даже я сам поверил в его испуг.

– Великое Небо!.. – испуганно пискнул в толпе женский голосок, – Да накормите вы его, что вам, сорги жалко!.. Он же малыша навсегда таким оставит!..

И этот слабый, испуганный голосок, словно подтолкнул крестьян. Они нестройно загудели, а затем вперед, прямо под морду моей лошади протолкался пожилой крестьянин в темно-синем, добротном халате и, низко поклонившись, заговорил густым басом:

– Господин… э-э-э… величайший маг, не сочти наше промедление за… промашку своего слуги, он ни в чем не виноват. Просто мы в нашей глуши, на границе с Западной Пустыней, никогда не видели не то что величайшего, а даже просто мага! Ну, вот и… того… пристали с расспросами… – он снова поклонился и закончил, – А торжественный обед, как твой слуга распорядился, сейчас будет готов! Только вот…

Тут крестьянин, словно вспомнив нечто неприятное, запнулся и умолк.

– Договаривай!.. – грозно пророкотал я.

Крестьянин оглядел своих соседей, вздохнул и развел руки:

– Воды у нас в деревне нет хорошей!.. Пустыня близко…

Это утверждение меня несколько удивило – деревенька стояла среди высоких деревьев, а, значит, и вода должна была здесь быть!

Я внимательно оглядел деревню поверх голов ее жителей, медленно приговаривая:

– Вода, говоришь, плохая… Ну-ну…

– Вообще-то у нас была хорошая вода… – торопливо пробасил крестьянин, – Но вот… испортилась… Мы пробовали найти другой источник, но…

– И давно ваша вода испортилась?.. – поинтересовался я.

– Давно!.. – грустно ответил мой собеседник, – Очень давно… почти двадцать четыре цзе назад.

«Год!..» – перевел я сказанное в знакомое мне времяисчисление.

– Мы просили помощи у правителя провинции, – продолжил свои пояснения крестьянин, – Он обратился к великому магу Цзя Шуну, а тот сказал, что мы прогневили Желтого Владыку, вот он нас и наказал…

– И чем же это вы его прогневили?.. – усмехнулся я.

Крестьянин опустил голову и глухо вздохнул:

– Плохо охраняем дорогу в Западную Пустыню…

– А эту дорогу надо охранять? – удивился я.

Крестьянин поднял голову и удивленно взглянул на меня:

– Разве господин величайший маг не знает?..

Он вдруг замолчал, и я переспросил:

– Чего «не знает»?..

– Ну… Как же… В Западной Пустыне пасется черепаха Ао на спине которой стоит гора Фанчжан…

– Все это мне известно, – перебил я его, – Я только не пойму, каким образом вы можете охранять дорогу, ведущую в Западную Пустыню?.. Разве в эту Западную Пустыню другого пути нет?!

Крестьянин отрицательно покачал головой:

– Нет. Существует древнее заклятие, которое любого путника, идущего из Поднебесной в Западную Пустыню, приводит именно сюда. Говорят, что когда-то, в незапамятные времена, Желтый Владыка действительно создал на этом месте охранное поселение. Получается, что мы – потомки той самой… охраны, но… – он неловко пожал плечами, – В Западную Пустыню настолько давно никто не проходил, что мы и не помним, когда последний такой путник был в нашей деревне.

И тут совершенно неожиданно раздался визгливый фальцет Поганца:

– И что вы делали с этими… путниками?!

Крестьянин быстро оглянулся на моего ученика, потом снова посмотрел на меня и немного растерянно ответил:

– Мы?! Да, ничего… Просто они… ну… проходили мимо. Старики рассказывали, что когда-то, в те времена, когда люди еще ходили на запад, путники иногда что-нибудь покупали в нашей деревне… или нанимали проводника да горы Фанчжан…

– А теперь вам заявили, что вы… плохо охраняете этот путь? – снова переспросил я.

Крестьянин молча кивнул.

«Интересно, – подумал я, – Кому это понадобилось охранять дорогу в Западную Пустыню, и каким образом эти… сельские жители могут ее… стеречь?!»

Внимательно оглядев притихшую толпу, я вздохнул:

– Ну что ж, пойдем, посмотрим, что случилось с вашим источником! Показывайте, где он находится!

На лице говорившего со мной крестьянина появилось удивление, быстро сменившееся радостной надеждой. Глаза его блеснули, он, быстро развернулся и начал проталкиваться сквозь обступивших меня людей, нетерпеливо приговаривая:

– Прошу за мной, господин величайший маг, прошу… Вот сюда!..

Я тронул лошадь и двинулся следом, а за мной потянулись все остальные, включая и действительно растерявшегося Поганца.

Мы проследовали к другому концу деревни, и тут на склоне холма я увидел… яму!.. Простую неглубокую яму с осыпающимися краями, в которой плескалась мутноватая, слегка вспененная водичка.

– Вот… отсюда мы берем воду… – указал на эту яму крестьянин и смущенно пожал плечами.

Я соскочил с лошади и подошел ближе к источнику. Водичка, к тому же, довольно неприятно попахивала.

– Вот это вот вы пьете?! – раздался у меня за спиной возмущенный фальцет Поганца, – Вот этим вот вы хотели напоить моего учителя?!!

Я резко поднял правую руку вверх, заставляя его умолкнуть, а левую протянул вперед, над взбаламученной тухлой водой. Отщипнув крошечный комочек от окружавшего меня кокона, я уронил его в источник, надеясь просто очистить воду. И вода в ответ покрылась мелкой рябью, колыхнулась, словно почувствовав, что ее коснулась магия, а в следующий момент в середине ямы приподнялся мутный, пенящийся горб.

«Интересно!.. – подумал я, – Кому это так не понравилось магическое касание?!»

Сосредоточившись, я принялся короткими магическими импульсами исследовать яму, постепенно погружая эти импульсы все глубже и глубже. Как я и предполагал, яма была совсем неглубока, ее глинистые края образовывали совершенно ровное дно, в середине которого находилось ровное конусообразное песчаное углубление. Именно оттуда едва заметно просачивалась вода, а, значит, здесь находился подземный источник! Но почему он был настолько грязен и зловонен?!

Я усилил свое магическое воздействие и тут же обнаружил, что под глинистым дном, бывшим совсем нетолстой «пробкой», располагается песчаный водоносный пласт. И в этом песчаном слое, точно под колодцем находилось нечто странное – то ли неизвестно как попавший туда обломок дерева, то ли здоровенный, напоминающий сильно вытянутое яйцо камень… Именно эта неподвижная темная масса, закрывала родниковый выход и не давала воде промыть себе путь! Я попробовал более точно определить природу своей находки, и тут, словно в ответ на мой магический нажим, у нее появились короткие шипастые лапы, которые со страшной силой заскребли окружающий ее песок. Заостренная часть, оснащенного, как оказалось, лапами, яйца приподнялась и начала поворачиваться в разные стороны, словно высматривая, кто же это его побеспокоил! Видимо, зверюга почувствовала мое магическое прикосновение и, ей оно не понравилось.

Вода в яме забурлила, еще сильнее взбаламутилась и вдруг покрылась толстым слоем желтоватой пены, а в нос мне ударил резкий трупный запах!

Вот тут я… рассердился! Мне стало ясно, что именно эта тварюга поганила родник и постепенно травила жителей деревни своими выделениями. Я даже был почему-то уверен, что она способна испортить и любой другой источник, если он будет питаться из этого же водоносного слоя… А это значило, что мне оставалось лишь одно!

Чуть отступив, я отщипнул еще один комочек от своего кокона и подбросил его вверх над самым центром ямы. Жители деревни, конечно, не могли видеть его, но вот когда он мгновенно превратился в сгусток пылающего белым светом огня и стремительно рухнул во взбаламученную воду, они разом попадали на землю и… завопили!

Мой магический удар начисто выжег всю воду в яме, оплавил донную глину до состояния крепчайшей керамики, но самое главное, он мгновенно испепелил притаившуюся под дном ямы тварь. Я немного подождал, стоя на краю ямы и прощупывая подземный водоносный слой. Все было чисто, от твари, купавшейся в источнике, не осталось и следа. Крестьяне, постепенно пришедшие в себя, поднялись с земли и медленно обступили свой бывший источник. Некоторое время они обалдело разглядывали совершенно чистую и сухую выемку в земле, стеклянно поблескивающую оплавленным дном, а затем раздался неуверенный, дрожащий голос:

– А где же вода?..

Над толпой пронесся придушенный вздох, и глаза всех собравшихся обратились ко мне. Сколько в этих глазах было молчаливого горя!!!

Я, внутренне усмехнувшись, еще одним коротким магическим ударом растер в порошок стеклянистую пробку, в которую превратился песчаный выход родничка, и в тот же момент на дне ямы забурлил маленький искристо-прозрачный фонтанчик!

И снова все взоры обратились к бывшей грязной яме, но теперь в них было радостное изумление, а потом!..

Потом началось ликование!

Сначала к небу взметнулся всеобщий, восторженный рев, затем возбужденная толпа принялась отплясывать вокруг быстро наполнявшегося колодца некий невообразимый и весьма энергичный танец. Мне удалось вовремя отскочить в сторону, и теперь я со смехом наблюдал за восторженным безумством крестьян. И тут над моим ухом раздался скептический писк Поганца:

– Ну что, учитель, снова осчастливил шайку нищих?! Да и сам, я смотрю, осчастливился!.. Эх, простота!..

И в этот момент, словно в ответ на слова моего ученика, крестьяне вспомнили обо мне. На мгновение замерев в самых разнообразных позах, они вдруг бросились в мою сторону и… попадали передо мной на колени! Тот самый крестьянин, что провожал меня к общественному колодцу, прижал к груди сжатые кулаки и с придыханием забасил:

– Господин величайший, могущественнейший и мудрейший маг, ты сотворил для нашей деревни такое невероятное чудо, что мы готовы отдать тебе все, что имеем!.. Наши дома, наши пожитки, сами наши жизни в твоем распоряжении…

– Ну, жизни ваши моему господину ни к чему, – немедленно перебил его Поганец, перехватывая инициативу, – А вот насчет домов и пожитков…

– Так они нам тоже ни к чему! – пресек я захватнические амбиции своего ученика.

Крестьянин, не вставая с колен и не меняя позы, несколько раз перевел растерянный взгляд с меня на Поганца и обратно, а затем неуверенно спросил:

– Но… хотя бы пир в свою честь, величайший маг Сор Кин-ир осчастливит своим присутствием?..

– Конечно!.. – торопливо воскликнул Поганец, делая мне знаки, чтобы я не вмешивался в дальнейший разговор. Однако я не послушал его. Устало улыбнувшись, я покачал головой:

– К сожалению, нам надо торопиться… Мы и так слишком задержались в вашей деревне, а нам предстоит дальний путь. Если можно, снабдите нас какой-нибудь провизией.

В тот же момент окружавшие меня крестьяне оказались на ногах и рванули что было сил в сторону своих домов. Только крестьянин, ведший со мной переговоры, чуть задержался. Перетаптываясь от нетерпения на месте, он громко прокричал: – Только не уезжайте господин, подождите всего несколько минут!.. – и тут же припустился следом за своими односельчанами.

Толпа, еще секунду назад окружавшая нас, рассеялась настолько быстро, что даже Поганец не сразу прореагировал на этот факт. Только через минуту он разочарованно выдавил из себя:

– Вот это да!.. Никого!..

А потом, повернувшись ко мне и покачав головой, добавил:

– Вот и делай добробез предварительной договоренности об оплате!

Я вздохнул и… улыбнулся:

– Ну, ничего, господин… «кассир», если я ошибся в этих крестьянах, нам придется обойтись тем, что еще имеется в наших запасах. Однако долго дожидаться их возвращения я не намерен, мы, действительно торопимся, а учитель с Гвардой, наверняка, уже волнуются за нас.

Впрочем, долго ждать нам и не пришлось, не успел я наполнить водой взятый у Поганца бурдюк, как на дороге показались первые из убежавших крестьян, а скоро они все снова собрались вокруг нас. И чего только не было у них в руках! Небольшие, плотно набитые соргой мешочки, лепешки, завернутые в чистые тряпицы, мед в глиняной посуде, битая птица и живые куры в небольших, прикрытых сверху корзинках, самые разные овощи, свежие и вареные в самой разной посуде…

Я, увидев все эти дары, признаться, здорово растерялся – продуктов здесь хватило бы нам недели на две, но каким образом все это можно было увезти? Однако Поганец повел себя очень уверенно. Быстро соскочив с лошади, он принялся энергично рассортировывать принесенное и приторачивать к седлу наиболее ценное – главным образом птицу и мясо. На мое седло он попытался было навесить десяток мешочков с соргой, но я так рявкнул на него, что он мигом сообразил к кому пристает!

Короче, через пять минут лошадь Поганца едва держалась на ногах, от нагруженных на нее продуктов, а маленьких лохматый седок стоял рядом, лихорадочно посверкивая глазками, судорожными движениями поглаживая ее по шее и неразборчиво бормоча:

– Ничего, милая, держись, держись!.. В крайнем случае, я снова к учителю за спину пересяду, тебе полегче будет!..

В общем, Поганец сделал все, что мог, и, тем не менее, большая часть принесенного крестьянами харча осталась невостребованной. Бедный малыш уходил из деревни со слезами на глазах, постоянно оборачиваясь на оставленные им запасы.

Фун Ку-цзы и Гварду мы нашли на вершине холма. Старик сидел на траве около стоящей лошади, а синсин бегал вокруг него, опустив свою черную голову. Увидев нас, Фун Ку-цзы, даже не пытаясь подняться, воскликнул: – Ну, наконец-то!.. Где вы пропадали?! – а синсин подбежал ближе и вопросительно заглянул мне в глаза.

– Ха! Пропадали!.. – немедленно возмутился Поганец, – Да мы из местного населения дань выколачивали! Сколько можно впроголодь трястись?!

– Какую дань?! – изумился старый мудрец, – Что значит – выколачивали?!

– А то и значит, – горделиво ответил Поганец, – Что сначала я это населения застращал до дрожи в коленках, а как только великий Сор Кин-ир появился, тут они харч и потащили!!! Во, как я свою лошадку нагрузил! А было бы у меня три лошадки, я бы и три нагрузил!!

И он с нездоровым блеском в глазах посмотрел на понуро стоящую лошадь старика.

– Уж не хочешь ли ты еще раз наведаться в деревню?.. – поинтересовался Гварда.

Поганец Сю посмотрел на синсина. Потом стрельнул глазом в сторону Фун Ку-цзы и, как бы раздумывая, произнес:

– Ну… Ведь учитель Фун Ку-цзы все равно… э-э-э… не любит ездить верхом. Почему бы нам не использовать его лошадь для перевозки ценной… еды? Неизвестно, когда еще мы сможем пополнить наши запасы… в пустыне, а местные жители пока еще полны благодарности к учителю Сор Кин-иру!..

– И чем же вызвана эта благодарность?.. – ревниво поинтересовался Фун Ку-цзы.

– А он деревенский колодец вычистил! – немедленно удовлетворил Поганец интерес старика.

Фун Ку-цзы и Гварда с удивлением уставились на меня.

Однако, никаких объяснений я давать не стал. Вместо этого я произнес недовольным тоном:

– Может быть мы все-таки двинемся дальше, или вы решили сначала пообедать?..

– Да! – немедленно поддержал мою идею Поганец, – Давайте разгрузим немного мою лошадку… А затем я снова схожу в деревню!..

– Зачем?! – в один голос воскликнули мы с Фун Ку-цзы, на что Гварда спокойно ответил:

– Чтобы лошадку снова загрузить под завязку…

Мы со старым мудрецом уставились на маленького жадину, и тот сначала конфузливо пожал плечами, а затем неожиданно заявил, глядя прямо мне в глаза:

– Да!.. А знаешь, как это… приятно, когда ничего не надо воровать, а все тебе сами всё отдают!..

– Но нельзя же обирать людей до нитки! – с негодованием воскликнул я, – Тем более, что у этих людей и так не слишком много чего есть!!

– Можно! – упрямо буркнул Поганец, – За то, что ты для них сделал их можно… «обобрать до нитки»!..

– Все!!! – вышел я из себя, – Спор закончен!! Обедаем и едем дальше!! И никаких… набегов на местных селян!!

Малыш надулся, но спорить не стал, видимо, понимая, что я не уступлю.

Обед, благодаря нашей с Поганцем экспедиции, был весьма обильным, однако продлился он не слишком долго. Отдыхать после него мы не стали, хотя отяжелевшие желудки тянули прилечь. Когда мы уже садились в седла, Поганец подошел ко мне и, отводя глаза в сторону, спросил:

– Учитель, можно я позади тебя сяду. Моя-то лошадка… это… перегружена.

– Садись, – кивнул я и, отвернувшись, улыбнулся.

И снова под копытами наших лошадей расстелились поросшие невысокой травой холмы с редкими невысокими деревьями.

Мы взяли вправо, обходя знакомую деревеньку по большой дуге, а когда, по моим расчетам, сей населенный пункт остался далеко в стороне, снова повернули на Запад. Холмы были невысоки, так что мы ехали напрямую, благо наезженной дороги все равно не было. Перевалив через три холма, мы с вершины четвертого увидели впереди еще два, вставших наискосок один от другого. Путь наш лежал, таким образом, по склону ближнего холма и выводил прямо на вершину следующего. Поднявшись до середины этого, последнего, холма, я вдруг ощутил странное чувство, называемое психиатрами «дежа вю». Мне показалось, что я уже проезжал по этому склону, хотя определенно знал, что вижу эту местность впервые.

И тут бежавший впереди наших лошадей Гварда достиг вершины холма. Он замер на фоне блекло-голубого неба, словно некое черное изваяние, а затем… уселся на свой хвост! Спустя пару минут мы тоже достигли вершины и… тоже остановились. С нее открывался прекрасный вид на небольшую рощицу, среди деревьев которой желтели соломенные крыши маленькой деревеньки… Очень похожей на ту самую, которую мы с Поганцем покинули чуть больше часа назад!

– Так!.. – глубокомысленно проговорил Фун Ку-цзы, – Похоже мы заблудились…

– Не могли мы заблудиться!.. – тявкнул в ответ синсин, – У меня абсолютное чувство направления. Мы двигались все время на запад, и деревня должна быть далеко позади!

– Однако, она совсем недалеко и… впереди! – возразил старик, – Если, конечно, меня не обманывают мои старые глаза!

– Они тебя не обманывают, учитель, – подтвердил я, – И Гварда тоже прав – деревня должна была быть далеко позади.

Фун Ку-цзы повернулся ко мне, несколько секунд внимательно смотрел мне в лицо, а затем спросил:

– И как же ты объясняешь столь вопиющее противоречие?!

– А никакого противоречия нет, – ответил я, – Просто я допустил некоторую оплошность – забыл о древнем заклинании, действующем в… ну… действующем вообще.

– Что за заклинание? – немедленно переспросил старик, – Откуда ты про него знаешь, если мне о нем ничего не известно?!

– Тебе об этом заклинании ничего не известно просто потому, что ты за всю свою жизнь ни разу не посещал Западную Пустыню… как, впрочем, и все остальные ныне живущие жители Поднебесной! А мне оно стало известно совсем недавно, во время нашего с Поганцем посещения этой вот деревеньки, – я кивнул в направлении надоедливого населенного пункта, – Один из местных жителей рассказал мне о нем. Заклинание это, по его словам, очень древнее и суть его действия сводится к тому, что никто из следующих в Западную Пустыню не может миновать сей очаг цивилизации!

Выражался я несколько вычурно по причине сильного раздражения, однако учитель вполне меня понял и посмотрел на расстилавшийся перед нами пейзаж с большим интересом.

– Так значит, мы не сможем проехать мимо этих домишек? – уточнил он после некоторого раздумья, – Ну а чем, собственно говоря, угрожает нам посещение деревни?

– Вот этого я сказать не могу… – медленно протянул я, – Но мне хотелось бы проехать… не тревожа местных жителей.

– Да мы ж их уже потревожили! – воскликнул у меня за спиной Поганец, и Фун Ку-цзы наклонил голову, соглашаясь с замечанием моего ученика.

– Мы приехали с востока и уехали на восток, так что можно сказать, что через деревню не проезжали. А вот если мы направимся из деревни на запад, в Западную Пустыню, неизвестно, что предпримут местные жители… Тем более, им уже было сказано, что они недостаточно хорошо охраняют дорогу на запад!

– Все равно, задержать нас они не смогут! – убежденно заявил Поганец, – Да эти крестьяне, как только тебя увидят, сразу запоют благодарственную песнь!

Я скептически хмыкнул и пробормотал себе под нос:

– Мне кажется, мы вполне могли бы обойтись и без благодарственных гимнов!..

И тут в нашу беседу вмешался Гварда. Снова поднявшись на лапы, он посмотрел в небо и негромко протявкал:

– Надо решать – или еще раз попытаться обойти деревню, или идти прямо! Мы и так потеряли много времени, а оно у нас ограниченно.

Фун Ку-цзы посмотрел на меня, а затем не совсем уверенно произнес:

– Мне кажется, нам надо ехать через деревню… Если, конечно, ты, Сор Кин-ир, не надеешься справиться с этим старинным заклятьем.

А я и не надеялся с ним справиться. Во-первых, прощупывание окружающего магического фона не показывало какого-либо магического возмущения, а значит, неизвестно было, к какому объекту было привязано это заклинание, а во-вторых, во время нашей первой попытки пройти в сторону Западной Пустыни, я не уловил момента срабатывания этого заклинания! Потому я, вздохнув, согласился:

– Ну что ж, давайте, попробуем… напрямую.

Гварда немедленно потрусил вниз с холма, а мы последовали за ним.

Деревенская улица, на которую мы вскорости выехали, оказалась в этот час безлюдной – местное крестьянство было, видимо, занято своим… крестьянским трудом. До середины деревни мы добрались без каких-либо происшествий и встреч, а вот когда уже стала видна противоположная околица деревни, я понял, что незамеченными нам пробраться не удастся – у очищенного мной родника все еще толпился народ! Большинство людей стояли, держа в руках емкие бадейки из толстого бамбука, служившие, по всей видимости, ведрами. И тут я понял, почему мы никого не встретили на деревенской улице – люди с наполненными «ведрами», отходя от родника, шли не между домов, а сворачивали на тропки, огибающие деревенские постройки, что называется, «по задам»!

Впрочем, долго задумываться над столь странным поведением аборигенов мне не пришлось, народ, толпившийся у родника, заметил нашу компанию, и все разом обернулись в нашу сторону. Гомон, стоявший над толпой, немедленно стих и местное население в полном молчании, но весьма пристально следило за нашим приближением.

Не доезжая шагов десять-двенадцать до столпившихся крестьян, я услышал негромкий голос, немного неуверенно произнесший:

– Смотри-ка, величайший маг Сор Кин-ир вернулся…

И тут же из толпы раздался встревоженный вопрос:

– А где же его… ученик?.. Ну… этот, маленький, мохнатый…

На что последовал совершенно неожиданный ответ:

– Видно, маг его в старика превратил…

А мгновение спустя, и другое предположение:

– Или в… собаку!.. Лошадь-то его, глянь, без всадника идет…

«Поганец, значит, опять за свою игру в невидимки принялся!» – с некоторым раздражением подумал я.

По толпе пронесся вздох, а затем сомневающийся мужской голос пророкотал:

– Да нет! Собака-то не за магом бежит, сама по себе… Так, видно, приблудилась просто…

На что синсин, чуть повернувшись в сторону толпы, мимо которой как раз пробегал, коротко пролаял:

– Сам ты приблудился!..

Толпа охнула и подалась назад, а из ее середины донесся отчаянный женский голос:

– Ну, точно, в собаку бедненького мохнача превратили!..

Пока в толпе делились соображениями о судьбе моего ученика, мы почти миновали ее. И только когда расстояние между нашей компанией и жителями деревни начало увеличиваться, в толпе раздался вопрос, который я ожидал с самого начала:

– А куда это величайший маг направляется?..

По округе тут же разлилась такая тишина, что стало отлично слышно, как журчит водичка, перетекая через край сотворенного мной колодца.

Мы, делая вид, что последний вопрос чисто риторический и к нам никакого отношения не имеет, продолжали неторопливо продвигаться вперед, а толпа молчала – в ее среде, видимо, никто не имел ответа на поставленный вопрос.

Наконец, когда расстояние между нами стало уже довольно большим, я услышал облегченное:

– Если тебя это интересует, ты у величайшего мага сам и спроси…

Деревня осталась позади.

Когда мы отъехали от населенного пункта примерно на километр, я чуть обернулся и поинтересовался недовольным тоном:

– Ты что это, ученичок, в прятки решил поиграть?!

– Ничего я не играл! – пропищал в ответ Поганец, – Просто я дал местному населению тему для разговоров!

– То есть?! – не понял я.

– Ну… я догадывался, что ко мне в этом селении относятся с самой нежной симпатией, вот и не… показался им, чтобы они решили, что ты меня… того…

– И зачем тебе понадобилось делать из меня злодея?.. – поинтересовался я.

– Чтобы они не успели задаться вопросом – куда мы направляемся?

– И надо признать, что ему это удалось! – с довольной улыбкой констатировал Фун Ку-цзы.

Мне не слишком понравилось, что моего ученика принялся защищать мой учитель, поэтому я замолчал и перевел свою лошадь на быструю рысь.

Солнце, между тем, уже повисло над самым горизонтом, показывая, что день на исходе и пора позаботиться о ночлеге.

«И что мы не остались в деревне? – неожиданно подумал я, – Вполне могли переночевать в доме на приличных постелях!..»

Эта мысль почему-то еще больше испортила мне настроение, однако, теперь мое недовольство обратилось против самого меня. Я вдруг понял, что очень недоволен собой, мне показалось совершенно неправильным мое поведение в деревне, мой разговор с Поганцем и местными жителями. Ну а уж то, каким образом я расправился с животиной в колодце, просто вопиющим безобразием – вполне возможно, что с этой… живностью можно было договориться по-хорошему, а я!.. Размахался заклятьями!.. Сила есть – ума не надо!..

Я отвлекся от своей самокритики и огляделся. Солнце, наполовину спрятавшееся за горизонт, светило прямо в глаза, так что я не сразу понял, что травянистая, чуть всхолмленная равнина, по которой мы ехали, заметно изменилась. Нет, холмы впереди и по бокам все также шли равномерными увалами, а вот трава… Трава начала исчезать! Сбоку и позади нас еще виднелись отдельные зеленые полянки, а впереди они почти совсем исчезали, и желтовато-коричневая земля холмилась неприятно голая… спекшаяся… мертвая.

– Вот и Западная Пустыня началась… – раздался негромкий голос синсина из-под копыт моей лошади.

Я опустил глаза и увидел, что Гварда споро бежит рядом со мной. Поймав мой взгляд, он добавил:

– Может быть, стоит уже остановиться на ночлег?.. Старый учитель совсем вымотался, лошадка его доконала.

Я оглянулся. Фун Ку-цзы трясся позади настолько далеко, что в угасающем солнечном свете казалось, будто в седло поставлен стоймя плохо набитый мешок. Мне стало стыдно – я же знал, что старик плохо переносит верховую езду, и все-таки гнал свою лошадь, заставляя его терпеть ненужные… неудобства.

Я обернулся к притихшему на своей лошади Поганцу:

– Гварда прав, давай-ка, ученик, разбивать лагерь…

Моя умная лошадка остановилась на одном из последних клочков земли покрытых невысокой, но достаточно густой травкой. Ни о каких дровах речи, конечно, не могло и быть, однако я сочинил небольшое заклинание, и скоро, прямо над зеленеющей травой вспыхнул небольшой огонек. Поганец соорудил некое подобие треноги и пристроил над костерком небольшой котелок, в котором скоро забурлила вода.

Фун Ку-цзы подъехал к месту стоянки, когда уже все приготовления были закончены и тяжело соскользнул с седла на землю. Я помог старику устроиться возле огня, а он, усевшись, неожиданно улыбнулся и сказал:

– Если бы мы шли пешком, обузой был бы кто-нибудь другой!..

– Но, учитель, никто не считает тебя обузой! – воскликнул я совершенно искренне.

– Достаточно того, что я сам себя ею считаю, – спокойно возразил старик, – Когда я решил отправиться с тобой, мне казалось, что я смогу быть полезным если не своим боевым мастерством, то хотя бы своевременным советом. Однако пока что я чувствую себя… м-м-м… излишеством!

– Все мы – излишки этого мира! – неожиданно подал свой голосок Поганец, протягивая Фун Ку-цзы глубокую керамическую чашку с дымящимся чаем, – И рано или поздно он выкинет нас из своих просторов!..

Старик принял чашку и слегка удивленно посмотрел на малыша:

– Да ты – философ! И что же следует из этого твоего постулата?!

– А то, что пока еще ты существуешь в этом Мире, хватай все, до чего сможешь дотянуться!

– А если ты можешь дотянуться до… песчаной блошки? – Фун Ку-цзы улыбнулся и сделал аккуратный маленький глоток, – Ее тоже надо хватать?..

Поганец растерянно застыл на месте, соображая, что можно ответить на вопрос мудреца, а тот наклонился в мою сторону и пояснил:

– Дело в том, что песчаная блошка весьма ядовитое создание, и хватать ее я никому не посоветовал бы… Даже если ты можешь до нее дотянуться.

И он сделал еще один глоток чая.

– Кстати, уважаемый Сю, твой учитель постоянно подает тебе примеры совершенно иного поведения, только ты упрямо стоишь на своих… э-э-э… ложных принципах.

– Это чем же они ложны?.. – спокойно, без всякой обиды, что было странно, спросил Поганец. При этом он налил чашку чая для Гварды, сунул ее под нос лежащему на траве синсину и положил рядом с ней кусок копченого мяса. Затем, поглядывая на старика задумчиво прихлебывающего чай, он наполнил чашку для меня, и только после этого налил чаю себе. Только когда малыш уселся рядом со мной на траву, Фун Ку-цзы снова заговорил:

– Ты когда-нибудь задумывался над причинами своих несчастий, Сю? Ведь ты же не можешь назвать свою жизнь… безоблачной?

Поганец пожал плечами:

– А у кого она безоблачна?! Или в твоей жизни было мало… облаков, туч, гроз?! Этот мир никому не обеспечивает «безоблачной» жизни!

– Ты прав, Сю, этот мир не обеспечивает «безоблачной» жизни, – неожиданно согласился Фун Ку-цзы, – Но он устроен таким образом, чтобы человек мог… бесконечно совершенствоваться!.. А бесконечное совершенствование человека возможно только в постоянном и вечно незавершенном процессе учения и воспитания…

– Да, может быть, я не хочу совершенствоваться! – возмущенно воскликнул Поганец, – Может быть, вместо того, чтобы вечно учиться и воспитываться, я хочу… просто жить! Жить и наслаждаться жизнью!!

Фун Ку-цзы молчал, с легкой улыбкой на губах рассматривая вскочившего на ноги малыша. Только когда тот, немного успокоившись, снова уселся на свое место, старик негромко проговорил:

– Каждый, кто задумывается о своем предназначении в этой жизни, рано или поздно понимает, что предназначение это заключается в личном совершенствовании. А совершенствование достигается только неустанным кэ цзи – превозмоганием себя. Это и есть Дао человека, путь в котором он духовно мужает, очеловечивает сам себя. Притом делает это непременно в объщении с другими людьми. Никто не требует от тебя, Сю, чтобы ты отказывался от влечений своего сердца, но следовать им надо, не нарушая правил…

– Да!.. – не слишком уверенно усмехнулся Поганец, – И кто же эти правила установил?!

– Природа… – просто ответил Фун Ку-цзы, – Именно она всегда стремиться к подвижному равновесию внутреннего и внешнего, воспитания и непосредственности, свободы и закона…

– Добра и Зла… – негромко добавил синсин.

Фун Ку-цзы посмотрел на Гварду и кивнул:

– Добра и Зла…

– Все, что ты говоришь, правильно, учитель, и мне это близко, – задумчиво проговорил я, – Но много ли людей в Поднебесной, следуют этому… учению? Разве большинство не поддержало бы в вашем споре Поганца?!

– Вот именно!.. – тут же ощерился Поганец в довольной улыбке, – Уверен, что девять из десяти скажут, что мое отношение к жизни совершенно правильно!

Однако старик не стал возражать малышу. Вместо этого он посмотрел на меня долгим взглядом и с некоторой горечью произнес:

– Истина не перестает быть истиной, даже если большинство ее не видят, не приемлют. Мне казалось, ты это понимаешь.

И после этих слов он, словно бы потеряв интерес к разговору, улыбнулся:

– Но я затеял спор, а нам пора отдыхать!.. Завтра нас снова ожидает дорога.

Поганец хмыкнул и, выплеснув остатки чая из своей чашки на землю, поднялся, чтобы спрятать освободившуюся посуду в мешок. Закончив уборку, Поганец улегся рядом с синсином, и вскорости их дыхание стало ровным, размеренным. Фун Ку-цзы, вызвавшийся дежурить первым, сидел неподвижно, задумчиво глядя в огонь, а я никак не мог заснуть. Мне не давал покоя вопрос, зачем старик затеял этот, в общем-то, ненужный спор? Наконец я не выдержал и шепотом спросил:

– Учитель, мне кажется, ты напрасно пытаешься… образовать Поганца. Он такой, какой есть и вряд ли станет другим…

Фун Ку-цзы долго молчал, а затем, так же шепотом, ответил:

– Я вижу, что у него появилась привязанность… Похоже, он всерьез считает тебя своим учителем, потому я и обратил внимание на ваше столь различное мировоззрение. Ведь Сю очень умен, вот только…

Тут он оборвал сам себя и, повернув лицо в мою сторону, так что я заметил его блеснувшие глаза, с некоторой хитринкой в голосе спросил:

– Ты заметил, насколько его раздражает твой альтруизм… твое бескорыстие?

Тут я несколько растерялся, поскольку никогда не считал себя ни альтруистом, ни бескорыстным человеком, но Фун Ку-цзы не заметил моей растерянности.

– Для Сю Чжи это настолько необычно, что он никак не может понять твоего поведения и от того… тревожится… Он начал сомневаться в себе, в правильности своего жизненного кредо. Тем более, что твое бескорыстие очень часто приносит тебе… выгоду! Неужели ты этого не видишь?!

– Нет, не вижу… – тихо протянул я, – О каких сомнениях Поганца можно говорить, когда он отстаивает свою точку зрения буквально с пеной у рта!..

Старик чуть усмехнулся и покачал головой.

– В том то и дело, что «отстаивает с пеной у рта», раньше он просто поиздевался бы над твоим поведением, обокрал бы тебя и был таков. А он идет за тобой, смотрит, как ты себя ведешь и… бесится. Поверь, что он начал сомневаться, и мне кажется, что знакомство с тобой может в корне изменить его жизненную позицию…

Фун Ку-цзы снова перевел взгляд на огонь и проговорил, явно обращаясь к самому себе:

– Не поговорить с человеком, который достоин разговора, – значит потерять человека. Говорить с человеком, который разговора недостоин, – значит потерять слова. Мудрый не теряет ни людей, ни слов.

Я лежал и думал над последними словами мудреца, думал долго, но как-то расслабленно и незаметно для самого себя мои размышления перешли в… сон.

Глава 11

Погоня – это самое большое приключение в путешествии,

Путешествие – это самое большое приключение в жизни,

Жизнь – это самое большое приключение…

Но мало кому нравятся приключения, случающиеся с ним самим.

«Размышления о…» трактат начала XXI в.

Свирепый, безжалостный толчок выбросил меня из сна в абсолютную темноту ночи, чуть подсвеченную звездным мерцанием. Я вскинулся с примятой травы, пытаясь лихорадочно сообразить, что произошло, и практически сразу мне стало ясно, что до моего спящего тела докатилась волна мощного возмущения магического фона! Где-то, довольно далеко от нашей стоянки, произошло… великое колдовство.

– Что случилось?! – раздался рядом со мной встревоженный шепот дежурившего Поганца, но моя поднятая ладонь заставила его умолкнуть. Затем, поднявшись на ноги, я определил направление движения затухающей магической волны, нашептал заклинание «Дальнего Взгляда» и… увидел.

У вычищенного мной колодца на краю сторожевой деревеньки на высоте двух метров металось оранжевое магическое пламя. В его пляшущем, неверном свете стоял один из великанов Чи, показанных мне Землей на сожженной поляне, а позади него метались и перетявкивались десятка два крупных рыжих лисиц. Перед великаном, прямо на голой земле лежали крестьяне. Они были совершенно неподвижны, и мне на секунду показалось, что они… мертвы. Однако шестирукий Чи говорил, обращаясь именно к ним:

– … точно знает, что через вашу деревню прошел чужой человек. Я послан для того, чтобы узнать, кто это был, куда он направился и, самое главное, почему вы его пропустили?! Кроме того, вы должны сообщить мне, что случилось со слугой Цзя Шуна, рыбой-черепахой Беюй. Она вот уже почти сутки не отзывается на зов. Если вы честно и правдиво расскажите мне все, я помилую вас, но бойтесь что-либо скрывать или говорить неправду!.. Итак, кто может ответить на мои вопросы?!

Мне показалось, что по спинам лежавших перед великаном Чи людей пробежала странная судорога, но никто из них не поднял головы и не заговорил. Несколько минут стояла тишина, а затем Чи страшным рыком, словно длинным кнутом, ударил по спинам крестьян:

– Ну!!!

И почти сразу же приподнялась одна из голов. Впрочем, лица приподнявшегося крестьянина видно не было, он все также смотрел в землю, но по голосу я узнал того самого мужика, который проводил меня к испорченному источнику:

– Господин, у нас нет причин скрывать что-то от тебя или говорить тебе неправду. Желтый Владыка свидетель, что мы не делали ничего такого, что было бы во вред нашему господину. Я клянусь тебе, что через нашу деревню не проезжал никто, кроме величайшего мага Поднебесной Сор Кин-ира…

Тут Чи перебил крестьянина яростным воплем:

– Какого мага?!! Величайшего?!! Что за выдумки ты мне здесь плетешь, деревенщина, в Поднебесной остался один единственный маг, и это великий Поднебесной Цзя Шун!!!

Говоривший крестьянин немедленно умолк и снова уткнулся лицом в землю, но Чи сразу же сообразил, что тому есть еще что сказать. Ткнув в сторону крестьянина одной из своих шести рук, он коротко бросил:

– Ко мне!..

Две здоровенные лисицы тут же метнулись к лежащему мужику, ухватили того за халат и через секунду подтащили его к своему повелителю. Теперь уже крестьянин стоял на ногах, хотя все также смотрел в землю, видимо, не решаясь поднять глаза на страшного великана. А тот с высоты своего роста неожиданно спокойным голосом пророкотал:

– Ну… Рассказывай, почему ты называешь этого пройдоху… как там ты его назвал… Сор Кин-ир?.. Так почему ты называешь его величайшим магом Поднебесной.

– Господин, – едва слышно проговорил крестьянин, – Это не я назвал его так, этим… титулом его величал слуга… Но он и нам, жителям этой недостойной деревни, показал свое великое искусство… Показал так, что не верить его слуге было нельзя!..

– Вот как?! – усмехнулся Чи, – И что же такое чудесное он вам показал?!

– Господин знает, что наш единственный источник… стал очень плох, мы обращались к правителю провинции, сам великий Цзя Шун знает о нашей беде, но… нам не смогли помочь…

Тут крестьянин замолчал, вжал в голову в плечи, словно сам испугался того, что сказал и быстро поправился:

– Вернее, нас сочли недостойными помощи…

Однако Чи не обратил внимания на эту оговорку и спокойно пророкотал:

– Ну и что?!

Ободренный таким образом крестьянин невнятной скороговоркой закончил свой рассказ:

– Величайший маг Сор Кин-ир опустил на наш источник небесный огонь и… вычистил его, а заодно сделал источник очень удобным… Посмотри, господин, на месте источника в земле сделана самая настоящая чаша, и вода теперь очень чистая и… вкусная!

– Так!.. – буркнул Чи, и тут крестьянин, вспомнив, видимо, еще один вопрос страшного гостя, заговорил снова:

– А что касается слуги великого мага Цзя Шуна, рыбы-черепахи Беюй, то мы никогда ее не видели и не знаем, что с ней произошло…

– Зато я знаю! – рявкнул великан, – Ее уничтожил ваш «величайший маг»! Куда он отправился из вашей деревни и кто его сопровождал?!

– Он ушел в Западную Пустыню, господин, сопровождал его старик и слуга, которого он на наших глазах превратил в собаку!.. – быстро проговорил крестьянин.

– Они шли пешком?!

– Нет, господин, на лошадях…

Великан повернулся к сгрудившимся позади него цзиням и скомандовал:

– След!!!

А затем, не обращая внимания на метнувшиеся в разные стороны рыжие тени, снова посмотрел на распростертых перед ними людей:

– Сейчас мне некогда, но я вернусь! И тогда вы ответите за свое поведение!!

– След, хозяин!.. – раздался из темноты резкий тявк лисицы, и тут же, словно вторя ему, повторилось, – След, хозяин!.. След, хозяин!

А затем началась ругань:

– Я первый след взял!..

– Дотявкаешься у меня, короткохвостый!

– Я первый! Я!! Я!!!

– Нос у тебя короток, первым быть!!!

– А у тебя уши обкусаны! Безухий!! Безухий!!! Безухий!!!

– Сам хромой, бамбуковые лапы! Я первый!!

– Цыть!!! – гаркнул великан Чи, и яростное тявканье мгновенно смолкло, – Безухий ведет, остальные цепью вправо и влево от него! Ни кустика не пропустить, и помните, мы преследуем… мага!!

И он шагнул из круга света во мрак ночи. В ту же секунду магическое пламя выбросило вверх широкий огненный лепесток и… погасло.

Я свернул свое заклинание и посмотрел на замершего около меня Поганца:

– Буди учителя, мы немедленно отправляемся дальше!

– Но, ведь… ночь еще!.. – пискнул Сю, однако возмущения в его голосе не было, скорее в нем звучала тревога.

– Нас преследуют… – стараясь казаться спокойным, объяснил я. – Великан Чи, я вам с Гвардой о них рассказывал, и около двух десятков цзиней. Кстати, где синсин?..

– Я здесь!.. – немедленно отозвался Гварда из близкой темноты, – И лошади рядом!..

Приглядевшись, я увидел силуэты наших лошадей, едва заметные в ночной темноте. Синсина видно не было совершенно.

Первым моим побуждением было сотворить еще один стирающий следы смерч, который скрыл нас от Зверя-Исковика, но почти сразу же я отбросил эту мысль. В Западной Пустыне у любого путника может быть только одна цель – Светлый дворец Желтого Владыки, так что, как только великан Чи и его оборотни поймут, что мы идем на запад, им уже не нужен будет наш след, они будут точно знать и нашу цель и направление нашего движения! Значит нам оставалось надеяться только на быстроту наших лошадей.

Между тем, Поганец уже расталкивал спящего старика, и тот басовито ворчал спросонья:

– Опять, Сю, ты затеял какую-то пакость!.. Что тебе надо ночью от старого человека?!

– Мне надо, чтобы старый человек занял свое место в седле!.. – проворчал Поганец в ответ фальцетом, после чего Фун Ку-цзы совершенно проснулся.

– Как в седле?! Вокруг такая темнота, что лошадь просто не будет видеть, куда ей поставить ногу!

– Ничего, она дорогу по запаху найдет!.. – немедленно возразил малыш, – Цзини очень резко и своеобразно воняют!

– Какие цзыни?.. – уже в полный голос и весьма встревожено воскликнул старик.

– Те, которые нас догоняют! – пропищал Поганец.

Фун Ку-цзы не выдержал и повернулся ко мне:

– Сор Кин-ир, о чем тут… пищит этот… Поганец?!

– По-моему, Поганец совершенно отчетливо сказал, что нас догоняют цзыни, – нетерпеливо ответил я с высоты своего седла, – Правда, он не уточнил, что предводительствует этими оборотнями братец Чи, но это уточнение не улучшает общей картины, а значит, нам надо еще сильнее поторапливаться!..

После этих моих слов никаких вопросов больше не последовало, кряхтя и постанывая, старик взгромоздился в седло, и мы, наконец, тронулись.

Вначале наши лошади двигались всего-навсего быстрым шагом, я, оказавшись во главе отряда, просто боялся перевести своего скакуна на рысь. Однако спустя несколько минут впереди, в темноте, раздалось негромкое потявкивание Гварды, и кони, словно потянувшись на это потявкивание, сразу же увеличили скорость. И все же нашим пределом оставалась не слишком быстрая рысь. Видимо, синсин тоже не хотел чересчур рисковать.

Таким образом мы проехали часа два. Ночь постепенно отступала, и небо у нас за спиной сначала начало бледнеть, а затем и вовсе посветлело. Мы же, все больше увеличивая скорость, казалось, старались догнать уходящую вперед ночь.

Наступивший рассвет, словно бы влил в меня некое странное спокойствие. Скачка не мешала моим размышлениям, и постепенно они приняли довольно оптимистический характер:

«Ну что могут нам сделать двадцать цзиней?! – немного насмешливо думал я, – Да старый Фун Ку-цзы один расшвыряет их своей лопатой! Правда, есть еще этот шестирукий громила Чи, но на него одного, наверняка, должно хватить моей магической мощи!.. И потом, мы уже покинули пределы владений Цзя Шуна, мы приближаемся к Светлому дворцу Желтого Владыки, возможно клевреты великого мага не полезут в логово своего врага?!»

И, тем не менее, я, хотя и довольно редко, оглядывался назад. Оглядывался, чтобы убедиться, что погоня нас еще не достала. Именно это постоянное, отвлекающее от всего окружающего, напряжение не позволило мне сразу же ощутить, что окружающий нас магический фон стал уплотняться, тяжелеть!.. Нас словно бы окутало неким, почти материальным облаком, а мой магический кокон буквально сдавил мое тело в непередаваемо плотном объятии.

Когда за нашими спинами взошло солнце, и четкие длинные тени выбросило под ноги нашим лошадям, я скомандовал привал.

Для отдыха мной была выбрана вершина округлого холма, самого высокого в округе. Как и все другие, видимые с этой вершины холмы, он был полностью лишен растительности, а высохшая в камень, потрескавшаяся глина, казалось, несколько лет не знала дождей. К западу, холмы значительно понижались, и совсем недалеко, как мне показалось, от места нашей стоянки, из глинистой земли вырастали первые скалы странных невысоких гор. Это не был обычный горный массив. Штук шесть-семь утесов высотой километра в полтора-два торчали там-сям прямо из голой чуть всхолмленной равнины, поражая своими отвесными гранитными стенами. Эти великаны были со всех сторон обсажены значительно более низкими, но столь же крутыми скалами, похожими на пальцы, указывающими в небо. Создавалось впечатление, что могучие каменные деревья, населившие голую равнину, были окружены молодыми корневыми побегами.

Поскольку солнце вставало за нашей спиной, вся лежавшая перед нами холмистая равнина была расчерчена четкими узкими тенями и выглядела настолько необычно, что буквально приковывала взгляд. Я медленно жевал сухое копченое мясо и разглядывал это странное каменное нагромождение, одновременно пытаясь хоть как-то облегчить невероятную тяжесть уплотнившегося магического фона.

А вот мои спутники, похоже, никакой тяжести не чувствовали. Во всяком случае, все трое с большим аппетитом уплетали свой сухой паек, запивая его холодной после ночи водой.

Мы уже заканчивали завтрак, когда Гварда, доселе спокойно лежавший рядом со мной, вдруг вскочил на лапы и глухо зарычал, повернувшись вправо, в сторону ближнего холма. И почти сразу же на его вершине мелькнул рыжий отблеск!.. Мелькнул и пропал!

Через секунду мы были на ногах и внимательно вглядывались в близкую, причудливо изгибающуюся линию горизонта, но никаких признаков цзинов видно не было.

– Побежал хозяину докладывать, что отыскал нас… – пропищал Поганец, видимо, совершенно уверенный в том, что оборотень нас обнаружил.

– Может быть, мне остаться здесь и задержать их?.. – неожиданно предложил Фун Ку-цзы, но мы, все тое, только недоуменно посмотрели на старика. Наши взгляды были, по-видимому, настолько красноречивы, что он, пожав плечами, сказал:

– Тогда нам надо торопиться!

Три минуты спустя снова началась наша скачка. Теперь уже мы не сдерживали коней. Нам было понятно, что уйти от оборотней и их предводителя нам вряд ли удастся, но мы могли успеть забраться на один из маячивших впереди каменных колоссов и там уже попробовать отбиться от нападения.

Скалы приближались, но приближались, на мой взгляд, слишком медленно. Мы скакали около часа, однако каменные гиганты, казалось, застыли на месте. А на исходе этого часа скачки, чуть впереди и справа от себя я снова заметил рыжеватый проблеск. И тут же второй. Однако когда я присмотрелся внимательно, я снова никого не обнаружил. По всей видимости, оборотни очень хорошо умели прятаться на этой голой, сухой земле, и заметить их можно было только боковым зрением.

А еще через полчаса, цзини перестали скрываться. Теперь и справа, и слева от нашего несущегося во весь опор отряда, ничуть не отставая от него, бежало по десятку оборотней, не приближаясь, однако, ближе чем на сотню метров. Судя по всему, у них не было приказа нападать на нас, они просто не давали нам скрыться, затеряться! А может быть, они считали, что нам все равно некуда деться и просто дожидались, когда наши кони выдохнуться и встанут!

Но лошади бежали и бежали! Правда, я, уверившись, что нам не угрожает немедленная расправа, немного сбавил темп, но все равно, лошадки должны были бы уже свалиться, а они!..

И тут я понял, что вожделенные скалы уже совсем рядом, два-три самых маленьких каменных пальца уже остались позади, и мы приближались к первому из устремленных к небу великанов. Повернувшись к Фун Ку-цзы, каким-то чудом еще державшемуся в седле, я крикнул:

– К скале!..

Взгляд старика метнулся вперед к ближайшему каменному столбу, но я немедленно уточнил:

– К большой!.. И быстро забираемся как можно выше!.. Лошадей придется бросить… если успеем, попробуем захватить хоть что-то из еды!..

Мы чуть изменили направление движения, и преследовавшие нас цзини, словно поняв наши намерения, начали подтягиваться ближе к нам. Довольно быстро расстояние между нашими лошадьми и передними оборотнями сократилось почти наполовину!.. Спустя десяток минут, они приблизились еще метров на двадцать!..

Я уже совершенно отчетливо видел невероятно большие для нормальных лис, ярко-рыжие пушистые тела. Видел их мелькающие лапы, вытянутые в струнку хвосты, оскаленные в беге пасти с крупными белыми клыками!..

Расстояние между нами сократилось до двадцати метров. Оборотни сжимали наш отряд в страшных, беспощадных клещах!.. Краем глаза я заметил, как Фун Ку-цзы положил правую ладонь на древко своего чань-бо и удивился, что старик решился отпустить поводья.

До броска оборотней к нам в седла оставалось всего метров десять-восемь, но мы уже почти достигли своей цели. Обогнув с двух сторон торчащий из земли обгрызенный палец каменного столба, наши лошади вынеслись к подножию упирающегося в небо утеса. В мгновение ока мы слетели с седел и рванулись к гранитной стене, испещренной мелкими трещинами, сколами и наплывами. Вверху, метрах в двадцати над нами, виднелся вполне приличный карниз, вполне способный вместить нашу компанию.

Впрочем, рванулись к скале все, кроме Поганца. Соскочив с крупа моей лошади, малыш метнулся к своему, остановившемуся рядом скакуну и принялся быстро срезать ножом привязанные к седлу мешки.

Я мгновенно остановился и, убедившись, что Фун Ку-цзы и Гварда ловко и довольно быстро карабкаются по каменной стене вверх, бросился назад к Поганцу. Ухватив его за шерсть на загривке, я заорал:

– Ты что, по зубам оборотней соскучился?! А ну марш на скалу!!!

– Да, а жрать на скале ты камни будешь?! – заверещал он в ответ, пытаясь вырваться из моих рук.

Однако я, не слушая его истошного визга, в три шага оказался около каменной стены и буквально швырнул малыша к первой крошечной расщелине, змеившейся метрах в четырех над моей головой. Только тут я увидел, что мой ученик принял свой истинный облик. При этом в нижней паре рук он сжимал увесистый мешок с продуктами и бурдючок с водой, верхней парой вцепился в край трещины, а своими металлическими сандалиями энергично скреб по граниту скалы, пытаясь нащупать хоть какую-то опору для ног.

Позади меня раздался короткий, резкий до визга лай, а потом заполошное ржание и хрип лошади. Не оглядываясь, я, что было сил, подпрыгнул и вцепился в ту же трещину, на которой повис Поганец, но в отличие от него, подошвы моих кроссовок прекрасно контактировали с камнем. Упершись ногами в стенку, я сделал еще один бросок вверх и оказался на крошечной каменной полке. Свесившись вниз, я протянул руку, но достать до Поганца не смог.

А у подножья скалы уже метались первые оборотни!!

Поганец, судорожно уцепившийся за край трещины, оставил свои бесполезные попытки поставить на скалу хоть одну ногу и висел неподвижно, свернув голову набок и скосив глаза вниз. Я облегченно вздохнул – цзини явно не могли дотянуться до ног моего крошечного ученика, стало быть, у нас было время, чтобы как-то вытянуть его наверх.

Но времени, как оказалось, у нас и не было. В следующее мгновение тело одного из оборотней нехорошо, мягкими тягучими толчками «потекло», затем взбугрилось перекатывающимися под шкурой комками «дикой» плоти, и я понял, что он начал трансформироваться в… человека.

– Быстро давай руку!!! – заорал я Поганцу, а он, словно загипнотизированный увиденным преобразованием, затряс головой и, только, спустя несколько секунд, прохрипел:

– У меня все руки заняты!..

– Брось мешок!! – рявкнул я.

Но Поганец отрицательно замотал головой.

Оборотень почти закончил трансформацию, у него уже вполне сформировались руки и ноги, и только голова еще напоминала звериную. Не дожидаясь полного превращения, он наклонился, схватил своими еще текучими руками одного из своих товарищей и швырнул его вверх!!!

Поганец заверещал, как пойманный лисой заяц, затем раздался странный лязг, и я увидел, как длинные, явно не лисьи челюсти подброшенного цзиня вцепились в… бурдюк с водой.

Литров семь воды, вырвавшиеся из продырявленного бурдюка, окатили рыжую шкуру цзиня и стоявшего под ним перекинувшегося в человека оборотня. Этот, еще не до конца трансформировавшийся оборотень вдруг заверещал дурным голосом, словно его накрыло не водой, а концентрированной кислотой, переломился в пояснице и, упав на землю, начал корчиться в каких-то совершенно невероятных судорогах. В этот момент Поганецотпустил ставший ненужным бурдюк и, перехватившись руками, выбросил вверх правую ладонь. Я мгновенно вцепился в эту крошечную, горячую ладошку и дернул ее вверх с такой силой, что бедный Поганец взвизгнул.

Тем не менее, спустя мгновение, он пристроился рядом со мной на каменной полке и немедленно заорал, свесившись вниз:

– Что, рыжие, достали?! Скажите спасибо, что я вам железным каблуком по харям не настучал!!!

Но «рыжим харям» в этот момент было не до Поганца. Облитый водой цзин свалился на своего так и не закончившего трансформацию товарища, и тот вдруг затих. Упавший сверху оборотень тоже неподвижно лежал на боку, и только концы лап подергивались в некоей конвульсии. И оба этих неподвижных тела как-то странно меняли свои очертания, расплывались, бугрились… словно не могли решить, какую же форму им необходимо принять!

Четверо цзиней осторожно, не подходя слишком близко, топтались вокруг своих изувеченных товарищей, а остальные… Остальные приканчивали наших лошадей!

Поганец, увидев, что стало с нашими лошадками, тоже замолчал, поднял на меня сухие, нехорошо посверкивающие глаза и негромко, явно через силу, пискнул:

– Ну и что, учитель, мы будем делать дальше?..

И словно в ответ на его вопрос, над нашей головой раздался тихий шорох, сверху сполз конец тонкой веревки, и раздался голос Фун Ку-цзы:

– Привязывайтесь, мы вас попробуем наверх вытащить!..

Как вы думаете, что сделал Поганец? Первым делом он привязал к концу веревки свой драгоценный мешок и, задрав голову, заорал во весь свой пронзительный фальцет:

– Тяни!!! Да осторожнее!.. Если вы мне и этот мешок порвете, я вам… – тут он неожиданно скосил на меня яростно сверкающие глазенки и уже спокойнее закончил, – Я вам этого никогда не прощу!..

Мешок рывками пошел вверх, и через минуту веревка снова упала рядом с нами. Поганец вопросительно посмотрел на меня и, увидев мой ободряющий кивок, пробормотал что-то вроде «Эх-хе-хе!..», а затем ухватился за болтающийся конец и быстро полез по веревке вверх, похожий на… мохнатого паучка в набедренной повязке и железных сандаликах.

Скоро я услышал его пронзительный вопль:

– Учитель, поднимайся, я уже на месте!..

Веревочка была тонкой и потому не слишком удобной для моих ладоней, но обвязываться, чтобы меня вытягивали, как… поганцев мешок я счел… недостойным. Мне, конечно, пришлось попотеть, пока я, упираясь подошвами кроссовок в стену, добирался до карниза, на котором обосновались мои друзья, а там, упав на камень, я минут пять никак не мог отдышаться. Когда же мое дыхание восстановилось, я поднял голову и огляделся.

Карниз, ставший нашим убежищем, был совсем невелик. От пропасти, из которой я только что поднялся, до отвесной каменной стенки, уходившей в небо своей абсолютно гладкой, гранитно поблескивающей поверхностью было метра три с небольшим. По бокам каменная площадка была ограничена двумя осыпями или, скорее, обвалами, потому что составляли эти обвалы довольно крупные обломки гранита. Подняться выше мы не могли, это было ясно. Спуститься вниз?.. Это нам, может быть, и удалось бы с помощью веревки, которую предусмотрительный Фун Ку-цзы, расстегнув халат, обматывал вокруг своей широкой талии, но… Опустив взгляд, я убедился, что у подножия скалы расположилось больше двух десятков оборотней, и они, похоже, не собирались покидать это неуютное место.

Ознакомившись со сложившейся ситуацией, я перевел взгляд на своих спутников.

Мой учитель закончил обматывать веревкой собственную поясницу, застегнул халат и уселся «по-турецки», опершись спиной на каменную стенку. Гварда улегся у его ног и прижмурил глаза, словно собрался соснуть. Поганец развязал спасенный мешок и выкладывал из него завернутые в тряпицы харчи, бормоча себе под нос:

– Мясушка копченого три куска, рыбки соленой пять тушек, согри сухой два мешочка… А это?.. А это свиные ребрышки в панировке!..

Я снова перевел взгляд на старика и синсина и вдруг подумал:

«А каким образом эти двое забрались на такую высоту… без всякой помощи?! Выходит, что и цзины могут пройти тем же путем!»

Подойдя к обрыву карниза, я опустился на одно колено и принялся рассматривать уходящую вниз каменную стену. Нет, забраться по этой стене, на мой взгляд, было совершенно невозможно… ну, разве что, с помощью какого-нибудь заклинания!..

Я снова посмотрел на старика и синсина, и, видимо, в моем взгляде настолько явственно читался вопрос, что Фун Ку-цзы с легкой улыбкой проговорил:

– Когда в твои пятки вонзаются клыки тигра, у тебя за спиной вырастают крылья…

Ну, с этим высказыванием я готов был согласиться – сам видел, как однажды мой школьный дружок, Витюшка Харитонов почти без разбега перемахнул через двухметровый забор, хотя на уроках физкультуры выше, чем на метр десять не прыгал. А все дело было в том, что рядом с ним неожиданно появился очень симпатичный, но чем-то рассерженный боксер… В смысле, собака. Так что, «крылья за спиной» действительно иногда вырастают! Но чем можно было объяснить присутствие на нашем карнизике стариковского чань-бо?! Или и у него «крылья за спиной» выросли?!

Впрочем, мой Су Ван, Неукрашенный Правитель, тоже привычно висел у меня на поясе!..

Я снова посмотрел вниз. Оборотни под скалой перестали суетиться, расселись, охватив подножие нашей скалы плотным полукругом, и чего-то ждали, изредка перетявкиваясь. Понаблюдав за ними несколько минут, я обратил внимание на то, что они практически не обращали внимания на наш карниз, зато частенько оборачивались назад, в восточную сторону, и подолгу что-то высматривали. Цзыни явно кого-то поджидали, и я сразу же догадался кого!

– Предлагаю слегка перекусить!.. – бодро провозгласил Поганец у меня за спиной.

Я отвлекся от наблюдения за нашими врагами и обернулся на писклявый голосок моего ученика.

Сю стоял над гостеприимно распахнутым мешком и ожидал ответа на свое предложение.

– Мы же совсем недавно завтракали!.. – усмехнулся я, – Неужели ты уже успел проголодаться?!

– А скачка, учитель!.. – воскликнул Поганец, – Быстрая верховая езда всегда пробуждала мой аппетит! Если же учесть испуг, можно сказать, стрессовый шок, который я испытал, пытаясь спасти наши продовольственные запасы, в то время, когда вы втроем в экстазе лезли на стену, то…

Его маленькая, круглая, лохматая голова буквально утонула между высоко поднятыми плечами, а руки отпустили края мешка и потрясенно разошлись в сторону.

– Я думаю, нам не стоит слишком торопиться с… обедом… – спокойно проговорил Фун Ку-цзы и, немного помолчав, добавил, – И с ужином тоже… Неизвестно, когда нам удастся покинуть это… гостеприимное место, а потому нам надо экономить еду.

Видимо, до Поганца быстро дошел смысл сказанного стариком, потому что он посмотрел на лежащий у его ног мешок, на старика и синсина, снова на свой мешок и неожиданно проговорил:

– Жалко, что у вас двоих так быстро отвалились ваши… «крылья за спиной»…

После секундного молчания Гварда наклонил голову и поинтересовался:

– Почему?..

– Потому что если бы они были целы, вы двое вполне смогли бы… улететь с этой скалы к… Желтому Владыке! – быстро ответил Поганец, глядя на свой мешок тоскливым взглядом.

– Ну, поскольку улететь мы все равно не можем, надо готовиться к обороне… – все также спокойно проговорил Фун Ку-цзы, но я уловил в его голосе некоторое напряжение. И тут же перехватил его внимательный взгляд – старик пристально рассматривал нечто, появившееся за моей спиной.

Я быстро обернулся. Далеко, на вершине холма появилась высоченная, до невозможности уродливая фигура, в которой я мгновенно узнал братца Чи. Огромный шестирукий великан быстрым шагом направлялся в нашу сторону, и даже отсюда было видно, как из-под его коротких, похожих на столбы ног, из-под мощных, раздвоенных копыт выбрасываются облачка сухой, обращенной в прах глины!

Через несколько минут топот его шагов стал ясно слышен, и цзини, обложившие нашу скалу, сразу же заволновались, затявкали, а затем один из оборотней начал превращаться в человека. Когда великан подошел к скале послышался вполне понятный, хотя и сильно притявкивающий голос обернувшегося цзиня:

– Господин, мы их схватили!.. Всех троих и… собаку!..

– И где же они?! – пророкотал Чи.

– Вон!.. – оборотень показал пальцем, «где они».

Великан задрал голову и уставился на нас с Поганцем, поскольку только мы двое стояли на краю карниза.

С минуту он разглядывал нас, а потом посмотрел на своего клеврета и грозно спросил:

– А где еще один и… собака?!

– Там, господин, там!.. – принялся уверять его оборотень, – Мы чуть-чуть не успели их… э-э-э… покусать. Они… э-э-э… очень хорошо умеют… лазать по скалам!

Великан снова посмотрел вверх, и тут я увидел, что Поганец, приплясывая на самом краю карниза, корчит братцу Чи совершенно невероятные рожи! Я даже оторопел, настолько богатую мимику демонстрировал мой ученик. А вот предводителю цзинов выступление мима-Поганца явно пришлось не по душе. Он грозно взревел и неожиданно ударил по каменной стене огромным молотом, который сжимал в правой верхней руке.

Я не скажу, что скала содрогнулась, но, видимо от неожиданности, Поганец вдруг потерял равновесие, и его тщедушное тельце мотнулось на краю пропасти! В то же мгновение позади малыша метнулась черная молния, и синсин, вцепившись зубами в набедренную повязку Сю, оттащил его от края каменной полки.

Внизу горестно взвыли разочарованные цзини, а великан столь же неожиданно и стремительно нанес по скале удар слева трезубцем. Но это его действие не имело вообще никакого успеха – Поганца на краю уже не было, а на меня такие демонстрации как-то не производили впечатления.

Великан, еще с десяток секунд побуравив меня взглядом, повернулся к цзину-человеку и прорычал:

– Значит, ты считаешь, что вы схватили их?! А, по-моему, они вас одурачили!!

– Нет, господин!.. – заверещал оборотень, – Мы убил их лошадей, у них нет еды и воды, у них нет пути дальше, они… э-э-э… попались!

– Что ж мне теперь сидеть здесь и ждать, пока они подохнут!! – не унимался Чи, – В то время как мои братья готовятся к последней битве!!

– Господин, а ты достань их оттуда!! – воскликнул оборотень и льстиво добавил, – Ведь ты лазаешь, как паук-убийца, по отвесным горам, упирающимся вершинами в небо, что для тебя какая-то там скала!!

Великан перевел свои седые мертвые глаза на каменную стену и задумчиво ее осмотрел снизу до самого нашего карнизика. Затем, не оборачиваясь, рыкнул:

– А ведь ты прав, грязный цзин!..

Чи выпустил из рук оружие и неожиданно… поплевал на свои ладони.

Я вдруг понял, что он собирается подниматься к нам, и чисто инстинктивно бросился вправо, к ближней каменной осыпи. Схватив огромный обломок гранита, я вырвал его из кучи и покатил к краю пропасти. Поганец, уже успевший прийти в себя, быстро подбежал к обрыву и, заглянув вниз, тоже метнулся к груде камней.

Выбранный им камешек был, конечно, гораздо меньше моего, но зато малыш быстрее докатил его до нужного места и перевалил его через край карниза. Я вытянул шею и посмотрел вниз, определяя степень успеха своего товарища. Камень Поганца со свистом пошел вниз, точно в темечко поднимавшегося по вертикальной стене чудовища, но, не долетев до цели метров трех, ударился о незаметный выступ стены, и его отбросило прочь. Впрочем, на землю он упал весьма точно, угодив в одного из суетливо бегавших под скалой цзиней. Рыжее тело словно бы переломилось пополам и осталось неподвижно лежать, вдавленное гранитным обломком в сухую глину.

Однако долго рассматривать результаты Поганцевого «бомбометания» мне было некогда. Упершись, как следует, в свой обломок гранита, я подкатил его к намеченному месту и снова взглянул вниз. Великан Чи медленно поднимался по скале на своих шести руках, а его толстые ноги прочно подпирали огромное тело. Видимо, он отлично знал, как использовать свои копыта для лазания по скалам. Он и в самом деле походил на огромного, страшного, беспощадного паука, медленно, но неостановимо подбирающегося к своей обреченной жертве.

Я едва не столкнул приготовленный камень, но вовремя вспомнил о едва заметном выступе, как раз над головой ползущего вверх великана. А Поганец снова пританцовывал справа от меня и орал во все горло:

– Давай, учитель, толкай-наваливай! Тресни по макушке этого козлоногого таракана, чтоб у него позвоночник из задницы выскочил!! Дай оборотням возможность полакомиться великаниной!!!

Я внимательно следил за осторожным продвижением брата Чи, стараясь не отвлекаться на провоцирующие вопли Поганца Сю. И тут слева от меня прогудел бас Фун Ку-цзы:

– Пора!..

«Если сейчас еще и Гварда подтявкнет этим двоим, я точно познакомлю их с русской ненормативной лексикой!» – зло подумал я, удерживая рвущееся наружу желание немедленно сбросить приготовленный каменный снаряд.

– Пора!! – еще настойчивее повторил старик, и его рука легла на гранитный обломок рядом с моей.

– Нет!!! – рявкнул я, не оборачиваясь, – Толкать будем, когда я скажу!!!

И старик замер, только пальцы его руки, упертые в шершавую поверхность глыбы, побелели от напряжения.

А Чи продолжал подниматься. Вот одна из его правых рук выметнулась вверх, уже выше от следа, оставленного на гранитной стене сброшенным Поганцем камнем, и огромная, похожая на совковую лопату ладонь принялась быстро шарить, нащупывая подходящую трещину. Вот эта ладонь зацепилась кончиками пальцев, напоминающих скрученную в кольцо краковскую колбасу, за едва приметный выступ, и слева коротким броском поднялась другая рука, а след на стене, за которым я напряженно наблюдал, чуть прикрылся приподнявшейся огромной головой, отсвечивающей голым красно-медным затылком. Пальцы левой руки нашарили достаточный упор, и справа взметнулась вторая рука, а голова приподнялась еще на пару десятков сантиметров…

До конца пути монстру-скалолазу оставалось не больше восьми метров!

«Ну, если мы сейчас промажем, значит, нет в этом Мире никакого… Желтого Владыки, а Правды нет вообще нигде!» – лихорадочно подумал я и выдохнул:

– Давай!!!

Мы вчетвером разом навалились на камень, он неожиданно легко перевалился за край карниза и с каким-то утробным «ухом-м-м-м» пошел вниз.

Я мгновенно оказался на четвереньках, так что моя голова высунулась за обрез карниза, и мне во всех деталях был виден быстро удаляющийся камешек. Сначала он полностью закрывал происходящее внизу, затем он уменьшился настолько, что стали видны мечущиеся на земле рыжие цзины. Камень падал впритирку к скале, и я молил все высшие существа во всех существующих мирах, чтобы на этой каменной стене не оказалось еще каких-нибудь выступов! Но вот с обеих сторон от уменьшающегося в размерах камешка появились две… нет, три огромные ручищи, вцепившиеся в вертикаль скалы мертвой хваткой, и на секунду я испугался, что наш снаряд попросту расколется о ту медную броню, из которой был выкован череп братца Чи.

Но испуг мой был мгновенен. Почти сразу же я услышал тупой звук мощного удара, необоримая сила оторвала руки монстра от скалы, и они, нежно обняв рухнувший на их хозяина каменище, стали стремительно удаляться по направлению к нашей Матери-Земле!

Через секунду в разные стороны от предполагаемого места приземления брата Чи пырскнули рыжие искры цзинов, затем раздался звук второго тупого удара, и вот тут камень все-таки раскололся. Два обломка лениво откатились в разные стороны, открыв нашим глазам лежащего навзничь великана. Раскинулся он в спокойной, я бы даже сказал, умиротворенной позе, широко раскинув все свои шесть рук и пару копыт. Голова его была цела, хотя все четыре глаза были закрыты. Было полное впечатление, что чудовище совсем и не сражено жестоким ударом тяжеленной каменюки по темечку, а просто прилегло отдохнуть в нежных лучах восходящего солнца.

Цзины, разбежавшиеся было в разные стороны, начали потихоньку подтягиваться к туше своего поверженного предводителя, и первым около «тела» оказался тот самый советчик, который подсказал Чи, как до нас добраться. С явным трепетом он наклонился над своим шефом и заглянул ему в лицо. И тут же до нас донесся вопрос, заданный растерянным осипшим басом:

– Это чего такое было?..

– Это, господин, тебя по голове трахнули! – бодро, громко и четко доложил оборотень и тут же выпрямился, делая два шага назад.

– Кто?.. – последовал новый недоуменный вопрос, но голос прозвучал уже более уверенно.

– Те, которые наверху засели! – также бодро, громко и четко отрапортовал оборотень.

– Чем?.. – все с тем же удивлением поинтересовался великан Чи.

– Камешком!.. доложил цзин гораздо более «интимным» голосом, – Вот он валяется, тут и тут…

Великан скосил правую пару глаз направо, левую – налево и убедился, что камни действительно валяются на указанных цзинем местах.

Тем временем поближе к все еще неподвижно лежащему Чи подтянулись рыжие оборотни, коротко о чем-то перетявкиваясь, и, как оказалось, сделали они это напрасно. Видимо, до шестирукого чудовища дошла, наконец, суть случившегося и ему стало обидно. В мгновение ока Чи оказался на ногах и, схватив четырех ближайших цзиней за самые разные части их лисьих тел, он… швырнул их по очереди в сторону нашего карниза с душераздирающим ревом:

– Поймать их немедленно, связать и поставить передо мной!!!

Эта безумная выходка взбесившегося великана была настолько неожиданна, что я смог только в растерянности и бездействии наблюдать за попыткой высадки цзинского десанта на нашей территории. Но, к счастью, до места приземления долетело всего двое цзиней, и встретил их беспощадный чань-бо моего учителя. Старик двумя мощными взмахами смел рыжих «десантников» с нашей площадки, так что через секунду все четверо смирно лежали под копытами продолжавшего буйствовать великана.

А тот, втаптывая обломки нашего снаряда в землю, ревел на всю округу:

– Я сорву с них их кожу и натяну ее на свой боевой барабан!!! Я вырву их сердца, печенки, желудки, мозги и сожру сырыми!!! Я вытяну из их трепещущих тел жилы и сделаю себе курчун, чтобы наигрывать гибельные пляски!!! Я сожгу остатки их плоти, а пепел использую для примочек к ранам!!!

Тут он замолчал, видимо, набирая в легкие новую порцию воздуха для ругательств, и в этот момент рядом со мной раздался издевательский визг Поганца:

– Точно! Примочки тебе понадобятся! Особенно голове!.. Смотри, она ж совсем продавлена!

Двумя верхними руками Чи принялся быстро ощупывать свою голову, а Поганец звонко и злорадно расхохотался.

Тут у монстра кончились слова, и из его луженой глотки полился тоскливый, безнадежный вой:

– А-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

В следующее мгновение он развернулся и бросился бежать в сторону того самого холма, с которого спустился несколько минут назад.

Разбежавшиеся цзины снова собрались под нашим карнизом, но теперь они держались подальше от стены, опасаясь, видимо, возможного камнепада.

Мы Фун Ку-цзы отошли от края карниза, и старик снова уселся, опершись спиной о каменную стену. Синсин опять улегся около старого учителя, и только Поганец никак не хотел успокоиться. Он кидался маленькими камнями, плевался, орал всевозможные оскорбления, но цзини обосновались вне пределов досягаемости и не реагировали на его провокации.

Довольно быстро напряжение, в котором мы находились, азарт драки, охвативший нас, спали. Даже Поганец наконец умолк, покинул свой пост на краю карниза и присоединился к Фун Ку-цзы с Гвардой. На ногах оставался я один, меня заинтересовала гора довольно странного вида, сильно отличавшаяся от остальных каменных великанов, украшавших Западную Пустыню. Гора эта располагалась далеко, почти у самого горизонта, и имела три вершины. Мне вдруг показалось, что на самой высокой из них, имевшей к тому же странный зеленоватый оттенок, примостилось… некое строение!

Чем дольше я разглядывал эту гору, тем больше убеждался, что моя догадка верна. Я даже начал читать заклинание «Дальнего Зрения», чтобы в деталях рассмотреть эту постройку, но вдруг понял, что такие простые прежде слова, стали какими-то корявыми… тяжелыми… непроизносимыми. И снова я ощутил тяжесть своего магического кокона, тупую, безумную силу, с которой окружающий магический фон давил на него!

Задохнувшись, я замолчал и прикрыл глаза, пытаясь прийти в себя. Давление несколько уменьшилось, словно доказав мне невозможность применения магии, окружающее пространство успокоилось…

Солнце, между тем, поднялось довольно высоко и уже сильно пригревало. Я открыл глаза и взглянул на своих спутников. Фун Ку-цзы сидел неподвижно, чуть прикрыв глаза и о чем-то размышляя. Гварда лежал рядом со стариком и, казалось, дремал. Поганец… Поганец снова копался в своем драгоценном мешке.

Сделав пару шагов, я опустился на камень рядом с учителем и негромко спросил:

– Как ты оцениваешь наше положение, учитель?..

Старик молчал, а у синсина дернулось левое ухо. Казалось мой вопрос повис без ответа, однако, спустя несколько секунд, Кун Фу-цзы проговорил:

– Наше положение довольно сложное…

– В смысле… безнадежное… – поправил я старика, но тот со мной не согласился:

– Я вижу несколько моментов, которые не позволяют мне охарактеризовать наше положение, как безнадежное.

– У нас есть пища!.. – поддержал мудреца Поганец и тут же сам себя поправил, – Но пищи у нас мало!..

Фун Ку-цзы бросил в сторону Поганца быстрый взгляд, улыбнулся и покачал головой:

– Нет, я думал о другом… – и совершенно неожиданно он сменил тему разговора, – Например, о том, что у меня наконец-то появилась возможность заняться со своим учеником постижением древней мудрости. А то как-то даже неудобно получается – ученик у меня есть, а чему он в моем обществе учится?!

Мой учитель снова покачал головой, на этот раз укоризненно.

– То есть ты, почтенный, считаешь, что нас загнали на голую скалу именно для того, чтобы ты мог дать своему ученику несколько уроков в спокойной обстановке?! – возмущенно проверещал Поганец.

– Постигать древнюю мудрость достойно в любой обстановке! – неожиданно протявкал открывший глаза Гварда.

Поганец раскрыл от удивления рот и уставился на синсина. Тот с полным достоинством выдержал этот недоуменно-укоризненный взгляд и добавил:

– Или вы не согласны с этим, господин… ученик?..

Этот вопрос вывел Поганца из состояния изумления. Он оставил в покое свой мешок, подбежал к краю карниза, заглянул вниз, посмотрел на нас и воскликнул:

– Господа учителя, учителя-ученики и просто ученики, мне казалось, что наша первостепенная задача, убраться с этой скалы и добраться до Желтого Владыки, но вас, как оказалось, гораздо больше занимает древняя мудрость!!! Вам не кажется, что…

Договорить ему не дал Фун Ку-цзы:

– Нет, не кажется! Я точно знаю, что в данный момент мы не можем покинуть эту скалу! Или у тебя есть возможность сделать нас невидимыми, когда мы начнем спускаться вниз?!

Поганец энергично похлопал глазами, но не нашел достойного ответа на заданный вопрос. Немного подождав, Фун Ку-цзы договорил:

– Так почему же мы должны биться над неразрешимой пока проблемой, вместо того, чтобы посвятить это время мудрости?!

Поганец Сю оглядел нас троих огорченным и в то же время каким-то жалостливым взглядом, махнул рукой и вздохнул:

– Посвящайте ваше время, чему хотите!..

После этого он отошел к краю карниза, уселся и принялся смотреть вдаль.

А на нашем карнизе тем временем становилось очень жарко. Солнце прошло половину своего пути до зенита, и сейчас его лучи ложились прямо на площадку сверкающим, обжигающим потоком. Камень постепенно нагревался, а тени на нашей площадке не было совершенно. Я поднял голову и прикинул, сколько времени должно пройти, пока солнечный диск не уйдет за вершину нашей скалы. Выходило, что нам предстояло выдержать еще не менее трех часов палящего зноя. Теперь, пожалуй, я понимал, почему почва, по которой мы путешествовали все сегодняшнее утро, была такой иссушенной.

«Пустыня!!!» – горько подумал я, и чтобы хоть немного отвлечься от сей неприятной мысли, спросил у Фун Ку-цзы:

– Учитель, прежде чем начать постигать основы древней мудрости, не скажешь ли ты мне, что за странная гора видна отсюда?.. Вон там, почти на горизонте…

Старик приложил ладонь козырьком ко лбу и взглянул в указанном направлении, Гварда тоже поднял голову и лениво поинтересовался, что это мы разглядываем… А в следующее мгновение он был на ногах и, вытянувшись в струнку, вглядывался в заинтересовавшую меня гору. Целую минуту длилось молчание, а затем Фун Ку-цзы удивленно пробормотал:

– Значит, черепаха Ао ползет на восток!..

– Как ты это определил?.. удивился в свою очередь я.

– Помнишь, вчера утром я тебе говорил, что рассчитываю добраться до горы Фанчжан за два-три дня?

Я утвердительно кивнул.

– Так вот, ты видишь треглавую Фанчжан перед собой. Если бы не догнавшие нас цзины, мы вполне могли добраться до нее сегодня к вечеру. Значит, черепаха Ао приблизилась к обитаемой части Поднебесной!

– Получается, это учитель Сор Кин-ир виноват в том, что наш поход не удался?.. – неожиданно подал свой голосок Поганец, который, оказывается, внимательно прислушивался к нашей беседе.

– Это еще почему?.. – возмутился я.

– Ну как же, если бы ты не влез в деревенский колодец, в деревню не наехал бы цзинский дозор, и мы успели бы доехать до резиденции Желтого Владыки!

– Да нет, – повернулся в его сторону Фун Ку-цзы, – Если бы некий маленький Поганец не влез бы в деревню, цзинский дозор нас не обнаружил бы!

– Да нет, – в тон старику высказался я, – Нам по всякому пришлось бы проехать через деревню и мимо деревенского колодца, и это немедленно стало бы известно Великолепному Цзя. Так что, если бы я «не влез в деревенский колодец» погоня появилась бы гораздо быстрее!

– Почему?! – в один голос удивились Фун Ку-цзы и Поганец. Даже синсин на мгновение отвлекся от созерцания далекой горы Фанчжан и посмотрел на меня.

– Потому что в этом колодце обреталась рыба-черепаха Беюй, потому-то вода в нем и испортилась. А служила эта рыба-черепаха Цзя Шуну. Очищая колодец, я ее… это… уничтожил. С ней долго пытались связаться, но она не отвечала, вот Чи и был послан посмотреть, что произошло. А если бы она осталась жива, сообщение о нашем проехавшем мимо отряде Великолепный Цзя получил бы немедленно!

Мои спутники замолчали, обдумывая услышанное, а Гварда снова уперся взглядом в недоступную для нас гору, на вершине которой, судя по всему, виднелась резиденция Желтого владыки.

А жара, между тем становилась просто непереносимой. Площадка, на которой мы обосновались, превратилась в раскаленную сковороду, камень под нами пылал жаром и даже, как мне показалось, чуть потрескивал от напряжения. Становилось трудно дышать, воздух, поднимавшийся вверх переливчатыми струями, был невыносимо сух и жарок, так что легкие, казалось, вбирали в себя раскаленный песок!

Гварда снова улегся рядом со старым учителем, прикрыл глаза и положил голову с открытой пастью на вытянутые лапы. По его густой черной шкуре часто пробегали короткие судороги, а дыхание сделалось частым и неровным. Поганец вернулся к своему мешку, раскрыл его, насколько минут сидел неподвижно, глядя внутрь мешка, а затем принялся выкладывать из него запасы, приговаривая:

– Это все и на жаре не испортиться… А голова у меня одна…

Опустошив мешок, он… повязал им свою мохнатую голову и уселся рядом с Гвардой, тоскливо поглядывая на небо.

И только Фун Ку-цзы спокойно сидел на своем месте, словно его не трогали ни жгучие лучи солнца, ни раскаленный камень скалы.

Я с некоторым усилием поднялся на ноги и подошел к краю карниза. Над всем пространством Западной пустыни не было ни облачка. Внизу, у подножия нашей скалы всего две рыжие шкуры плавились в, казавшемся осязаемым, солнечном свете. Остальные оборотни попрятались в коротких, светлых, словно бы рассеянных, тенях окружающих скалу каменных столбов.

Хотелось пить!

Прикрыв глаза, я сосредоточился на своем магическом коконе. Он был все таким же плотным и объемным, и все так же охвачен стальными тисками окружающего магического фона. Я попытался отщипнуть от него хоть кроху Силы, чтобы превратить ее в ветер или воду, но почти сразу же отказался от этой попытки. Моего Дара явно не хватало, чтобы превозмочь стороннее давление.

Открыв глаза я еще раз оглядел горизонт, чуть задержав взгляд на возвышавшейся вдалеке трехглавой Фанчжан, а затем вернулся на свое место рядом с Фун Ку-цзы.

Едва я присел рядом с ним, как он тихо произнес:

– Ну что, волшебство не получается?..

Я отрицательно покачал головой.

– Тогда начнем наш урок… – тем же, едва слышным голосом, проговорил он, – Предыдущий разговор мы закончили на том, как Желтый Владыка выбрал для своего народа лучшую область этого Мира и назвал ее Поднебесной. Затем он разделил Поднебесную на восемь провинций и поставил властвовать над ними правителей. И каждый из избранных Желтым Владыкой к правлению оказался достойным! Они свято блюли верность Желтому Владыке, хранили обычаи, освещенные им, и чтили установленные им законы. Но сменились поколения и некоторые из наследников правителей провинций утратили качества своих отцов. Некоторые, такие как нечестивое семейство Чи, подняли против Желтого Владыки бунт…

Тихий, монотонный голос Фун Ку-цзы глухо звучал в расплавленном зноем воздухе, как жужжание усталой мухи, безнадежно бьющейся в оконное стекло. Он навевал дрему и в тоже время не давал заснуть, шурша и перекатываясь в моей голове, словно высохшее перекати-поле по выжженному песку пустыни. Постепенно я перестал понимать смысл его рассказа, и монотонный шепот скользил мимо моего сознания… И внутри моего расплавившегося, испарившегося, иссохшего мозга радужными миражами возникали призрачные видения ручьев и рек, озер и прудов, водопадов и гейзеров… болот с их черной стоячей холодной водой… Водой!.. Водой!!

Я не знаю, сколько времени я грезил под монотонную речь моего учителя, но вдруг моих ушей очередным пустынным шорохом коснулось… «самоцвет»! Это, буквосочетание, пока еще лишенное для меня смысла, стало словно бы кодовым словом для зомбированного человека. Все мое существо неожиданно встрепенулось, и сознание вырвалось из опутывающих его грез о воде. С усилием разлепив глаза, я посмотрел вокруг. Солнце заползло за вершину укрывшей нас скалы, и нашу каменную площадку накрыло серой призрачной тенью, совершенно не принесшей прохлады. Свирепое светило, казалось, решило расплавить гранит скалы, чтобы пепел, в который мы скоро превратимся, растворился в вязком размягченном камне.

Фун Ку-цзы по-прежнему сидел по-турецки, только теперь его прямая спина не касалась каменной стенки. Глаза его были закрыты, а с едва заметно шевелившихся губ слетал тихий шепот… Гварда лежал рядом со стариком, и только слабое, хриплое дыхание показывало, что он еще жив. Чуть дальше расположился Поганец с замотанной мешком головой. Его глаза тоже были закрыты, а длинные руки почему-то беспокойно шарили по голому камню площадки, словно пытались нащупать некую только что выроненную вещь.

Я перевел взгляд на старика и заставил себя прислушаться к его словам.

– … Сначала Дань была невелика, а самоцветов в Поднебесной было много, так что самому простому бедняку было под силу выплатить эту Дань. Но шли годы, и драгоценные камни становились редкостью. Теперь их извлекали из земли, роя глубокие штольни, уходили за ними в далекие горы и даже в земли варваров…

Я покатал во рту шершавый, как наждак язык, проверяя, слушается ли он меня еще, а затем едва слышно прохрипел:

– Учитель, повтори еще раз о… самоцветах!..

Мой шепот был похож на шарк старой подошвы по мокрому асфальту, однако, старик меня услышал. Его голос на секунду смолк, а потом снова зазвучал все с той же безразличной интонацией:

– Тогда Желтый Владыка обложил свой народ одной единственной данью – каждый житель Поднебесной должен был раз в год преподнести своему владыке один драгоценный камень… Один самоцвет! Величина, качество, а значит и красота преподносимого камня зависели от положения данника в Поднебесной. На сбор Дани отпускалась одна неделя, и горе было тому, кто не мог вовремя внести положенную Дань – он становился рабом. Его господином становился любой, заплативший за должника Дань. Если же вносимая Дань не соответствовала статусу человека, он терял свое положение, опускаясь по социальной лестнице. И ни таланты, ни заслуги, ничто не могло спасти его от этой участи. Его место занимал другой. Сначала Дань была невелика, а самоцветов в Поднебесной было много, так что самому простому бедняку было под силу выплатить эту Дань…

Я понял, что старик закончил «повторение пройденного» и снова перебил его:

– А если человек имел камень для внесения Дани, но… по объективным обстоятельствам, не мог попасть к месту ее сбора?!

И снова мой слабый шепот был услышан. И снова Фун Ку-цзы на минуту умолк, а затем… открыл глаза и уперся в меня сухим… пыльным взором. Казалось, он не сразу понял, кого видит перед собой, но, спустя несколько мгновений, к нему пришло понимание и его истончившиеся губы разошлись в улыбке:

– Ты задаешь интересные вопросы, ученик… Значит ты меня слушаешь! – прохрипел он, – И ты получишь ответ…

Он снова немного помолчал, то ли переводя дух, то ли собираясь с мыслями и силами.

– Подданный Желтого Владыки мог находиться где угодно, даже за пределами Поднебесной, он мог быть прикован к постели тяжелой болезнью или томиться в плену. Но если он мог внести положенную Дань, ему надо было только высказать вслух это желание, только сказать: «Я желаю внести Дань моему повелителю Желтому Владыке». И в то же мгновение к нему являлся Мэнь-Шень, дух-хранитель врат, ему-то и передавалась положенная Дань!

– Но, как я понял, этот способ выплаты Дани не слишком широко распространен?.. – чуть насмешливо прошептал я, а в моей голове зародилась какая-то еще не совсем понятная мне самому мысль!

– Да, ты прав, ученик, – снова едва заметно улыбнулся Фун Ку-цзы, – Просто люди боятся Мэнь-Шэней, боятся этих посланцев Желтого Владыки. Слишком часто они являлись к жителям Поднебесной с убийственной миссией, с карой!

– Учитель, – я, наконец, поймал свою ускользающую мысль, – А ты заплатил Дань этого года?..

На секунду мне показалось, что Фун Ку-цзы немного растерялся, но уже в следующую секунду с его губ слетел тихий ответ:

– Благородный Тянь Ши, уезжая со своей дочерью в Цуду, обещал заплатить Желтому Владыке Дань за меня.

И снова в моей голове возникло некое ощущение ценной мысли, вот только опять я никак не мог сформулировать ее для себя. А Фун Ку-цзы, не дождавшись от меня новых вопросов, продолжил свой «урок»:

– Все сильнее разгоралась в Поднебесной борьба за владение копями и россыпями. Постепенно все известные месторождения драгоценных камней оказались в руках правителей провинций и великих магов Поднебесной. Они могли выплачивать Дань не только за себя, но и за своих детей, своих ученых, своих мастеров, за всех тех, кто был им нужен или… дорог…

И снова его голос превращался для моих ушей в некий шорох, лишенный смысла. Только теперь причиной этого была не жара, хотя она продолжала царствовать в Мире. Теперь все мое существо сосредоточилось на неясно блеснувшем подобии мысли, которую мне необходимо было понять, сформулировать, осмыслить… Но в моей бедной, спаленной до пепла, голове уже не было необходимого серого вещества! Мне просто нечем было думать!!

Я начал… плавиться!!!

Сначала меня удивило, то, что мое тело не теряет имеющуюся в нем жидкость, не ссыхается, а само начинает превращаться в вязкую, лениво булькающую, вяло текущую субстанцию, напоминающую чуть подогретую патоку. Потом я вдруг решил, что мне все равно, и принялся отстраненно, со спокойным интересом наблюдать, как мое тело медленно теряет свою форму, оплывает горячим воском, распластывается на камне карниза бесформенной бугристой лужицей. Я продолжал видеть окружающий мир, хотя уже не имел глаз, чувствовать под собой раскаленный шершавый камень, хотя у меня уже не было нервов…

В этот момент рядом со мной появилась мысль, что если сейчас раскалившееся пространство вдруг остынет, то я так и останусь плоской, чуть бугристой лужицей, лишенной головы, рук, ног, глаз… И я… расхохотался! Захлебываясь, давясь безудержным и… безмолвным хохотом, я представлял, как эта лужица пытается думать… есть… говорить… двигаться… И каждое такое «представление» вызывало новый оглушающий приступ хохота. Он снова и снова обрушивался на меня, сотрясая мое, лишенное формы, аморфное тело!..

И вдруг, именно в это мгновение исступленного хохота, раскаленный зной пропал! Словно между нашим убежищем и пылающим солнцем некто могущественный поставил глухой, непроницаемый экран.

Мой смех мгновенно прекратился, я открыл глаза и огляделся. Вокруг ничего не изменилось, мы все также оставались на крошечном скальном карнизе, мои друзья сидели и лежали под каменной стеной, вот только… солнце опустилось за горизонт. Раскаленный воздух еще струился над выжженной пустыней, но вокруг уже чувствовалось некое освежающее дуновение. Словно на смену устремившемуся вверх перегретому выдоху Жары откуда-то издалека, из северных, заснеженных стран, а может быть, с покрытых снегом горных вершин наплывает морозное, искристое дыхание Холода.

Тут я вспомнил о наших преследователях. Со слабым стоном я повалился на бок, неуклюже перекатился на живот и, встав на четвереньки, пополз в сторону обрыва. Через несколько нескончаемо долгих секунд перед моими глазами открылось подножие нашей скалы. Ни одной рыжей шкуры не было видно!

«Они были внизу, и они… сгорели!..» – шевельнулась в моей голове странная, ленивая мысль. И словно в ответ на нее, из-за стоявшего невдалеке столба выползло оранжевое пятно.

«Нет… не сгорели…» – без всякого огорчения подумал я и тряхнул головой, пытаясь отогнать туман, вдруг заклубившийся перед моими глазами.

Оранжевое пятно превратилось в здоровенную рыжую лисицу. Она медленно, приволакивая заплетающиеся лапы, подошла к основанию нашей скалы и, задрав вверх морду, сначала трижды коротко, отрывисто пролаяла, а затем… завыла. Вой ее был долог и тосклив, словно цзин потерял самое дорогое в жизни. На это, жутковато звучавшее, завывание начали стягиваться другие оборотни, и скоро у подножия скалы собрались все два десятка. Они молча обсели скалу, и, казалось, наслаждались завыванием своего товарища.

Впрочем, после того, как все цзини сошлись, завывание продолжалось недолго. Первый оборотень замолчал, а еще через секунду его тело начало трансформацию. Спустя пару минут, внизу, в окружении сидящих лисиц стоял одетый в странно яркие лохмотья человек. Оглядев своих приятелей, он задрал вверх лицо, и я вдруг подумал, что сейчас снова услышу вой!.. Но он закричал:

– Эй, на скале, вы еще живы?! Спускайтесь вниз!..

Помолчав, словно бы в ожидании ответа, и не дождавшись его, он снова принялся кричать:

– Мы знаем – у вас там нет воды, еще один такой день точно прикончит вас! А мы не собираемся вас убивать, мы просто отведем вас к своему повелителю!.. Наш повелитель милостив, он вас… простит!..

– За что?.. – неожиданно для самого себя крикнул я.

Мне показалось, что оборотень растерялся, услышав мой голос. Быстро оглядев окружавших его цзиней, он снова задрал голову и, запнувшись, переспросил:

– Что… «за что»?..

– За что он нас простит?.. – уточнил я.

– Ну… Как же… – еще больше растерялся оборотень, – Вы же убили его Беюй, прошли в Западную Пустыню, обидели его брата…

– Да ты сначала скажи, кто он есть, твой повелитель?! – раздался рядом со мной тонкий голос Поганца.

Я повернулся на этот голосок и увидел своего ученика, стоящего рядом со мной на четвереньках и свесившего голову вниз. Перехватив мой взгляд, он добавил хрипловатым шепотом:

– Хочу удостовериться, что мы не ошибаемся в своих предположениях…

– Наш повелитель, – с пафосом заорал снизу оборотень, – Великий маг Поднебесной…

И в этот момент его прервал короткий, словно бы предупреждающий тявк одного из рыжих дзиней. Оборотень мгновенно замолчал, а затем заговорил совсем по-другому:

– И нечего задавать ненужные вопросы!.. Главное, что наш повелитель могущественен и справедлив!!!

Мы с Поганцем понимающе переглянулись – в Поднебесной остался один единственный великий маг. И тут позади нас раздался низкий, чуть охрипший голос Фун Ку-цзы:

– Ученики, перестаньте понапрасну тратить силы. Цзины лживы и коварны, переговоры с ними ни к чему не приведут, а нам предстоит провести на этой скале неизвестно сколько времени. Так что возвращайтесь-ка сюда и постарайтесь… заснуть!

Мы с Поганцем отползли от края карниза и снова уселись рядом со стариком и Гвардой. Синсин лежал на прежнем месте, закрыв глаза, и дышал коротко и часто.

– Кстати, о сохранении сил… – хрипло пропищал Поганец, не закусить ли нам немного, пока спала жара?..

Он потянулся к горке продуктов, выложенных на камень и, вытащив кусок вяленого мяса, протянул его Фун Ку-цзы. Второй такой же кусочек он положил перед носом синсина. Тот на мгновение перестал дышать, потом глубоко втянул запах и, не открывая глаз, принялся аккуратно жевать мясо.

Я тоже получил ломоть мяса, а сам Поганец развязал небольшой мешочек с соргой, пробормотав себе под нос:

– Мне, пожалуй, лучше чего-нибудь пресненького…

Мои друзья жевали «сухой паек», а я с сомнением разглядывал выданный мне кусок. Моя жажда было столь велика, что казалось невозможным положить в рот еще и жесткое, подсоленное мясо. Тем не менее, я, пересилив себя, зубами оторвал от этого куска небольшую часть и принялся медленно жевать. Мне было странно чувствовать, как мой рот наполняется неизвестно откуда взявшейся слюной, и мой голод пробуждается…

Я съел все и почувствовал себя гораздо лучше. Нет, моя жажда не уменьшилась, но сил явно прибавилось, да и казавшееся обожженным тело стало вдруг послушным и перестало «гореть».

И вообще, царившая так недавно жара как-то очень быстро забывалась, потому что на нашей площадке стремительно… холодало! Я вдруг заметил, что каждый из нас старается плотнее прижаться к нагретому солнцем и сохраняющему пока еще это тепло, камню. Воздух вокруг оставался совершенно неподвижным, а мне, между тем, казалось, что по карнизу гуляет жгучийморозный ветерок! К тому же стремительно темнело. С того момента, как солнце опустилось за горизонт, не прошло еще и получаса, а небо из голубовато-белесого превратилось в индиговое и на нем проклюнулись яркие звезды.

– Ну что ж, – неожиданно проговорил Фун Ку-цзы, набравшим привычную силу голосом, – Продолжим наш урок! – тут он на секунду смолк и неожиданно добавил, – Занятия помогли нам преодолеть жару, они же помогут нам выдержать грядущий холод!

Синсин поднял голову, приоткрыл глаза и кротко поинтересовался:

– А что, будет еще холоднее?..

После непродолжительных раздумий старик ответил:

– Я думаю, да…

Гварда вздохнул и снова улегся, а учитель начал свою очередную лекцию:

– Итак, ученики, поговорим о… Человеке!

«Похоже, старикан записал Поганца к себе в ученики!..» – с некоторой вполне понятной ревностью подумал я.

– Что же такое – Человек? Отличается ли он от всех других живых созданий, и если отличается, то чем?.. – продолжал, между тем, Фун Ку-цзы, – Древние мудрецы считали Человека сердцем мироздания, посредником между Высоким Небом и Землей, самым одухотворенным из всех живущих существ. Человека не отделяли от всего прочего животного мира, но ставили его на высшую ступень иерархической лестницы этого мира. Но с другой стороны считалось, что Человек, будучи рожденным Небом, имел право пользоваться всеми вещами и повелевать всеми тварями…

Негромкая, монотонная речь старика довольно скоро снова превратилась для меня в некое стороннее, немного назойливое бормотание, не задевавшее, впрочем, мое сознание. Тем более холод становился все более жестоким и условия восприятия стариковой «мудрости» стали очень далеки от комфортных. И тут мне подумалось, что практически голый Поганец может запросто замерзнуть насмерть! На мне поверх моей земной «джинсы» был надет еще и довольно плотный халат, Фун Ку-цзы под своей обширной хламидой тоже имел кое-какую одежку, Гварда облитый плотным мехом и привыкший к высокогорью, не должен был слишком уж страдать от холода, а вот Поганец!..

Я поднялся на ноги и, медленно обойдя продолжавшего бормотать старика и притулившегося к его боку синсина, опустился на одно колено около малыша. Тот лежал на камне, кое-как обмотав тело мешком и поджав под себя ноги. Глаза его были закрыты, на сомкнутые ресницы опустился иней, а длинные худые руки, обхватившие костлявые плечи, явственно подрагивали. Несколько секунд я разглядывал это маленькое беззащитное тельце, а потом решительно потянул с плеч халат.

Когда я укутал Поганца своим халатом и поднялся на ноги, он вдруг открыл глаза. Посмотрев на меня снизу вверх мутным скользящим взглядом, малыш вдруг довольно громко прохрипел:

– Товар, покинувший свою родину, становится дорог. Человек, покинувший свою родину, становится дешев…

После этого он снова закрыл глаза и замер.

Я вернулся на свое место и, усевшись, попытался задремать.

Эту ночь я буду помнить всю свою жизнь, хотя рассказать о ней невозможно. Опустившийся на Западную Пустыню холод пронизывал насквозь, все, что здесь находилось. В одно из мгновений я вспомнил, что в моей дорогой, заснеженной России, замерзающие в пургу люди чувствовали тепло, так вот здесь не было никакого тепла, даже воображаемого, даже внушенного! Если бы этой ночью мне удалось на нашем каменном карнизе развести костер, я уверен, что и пляшущий огонь излучал бы… мороз! Когда я закрывал глаза, рядом со мной назойливо и непрерывно звучало бормотание старого мудреца. Я не понимал смысла его речей, я не разбирал ни одного его слова, но это неостановимое бормотание мешало мне задремать, толкало, шевелило мои бессвязные, но назойливые мысли. Открыв глаза, я каждый раз видел черное небо, усыпанное ледяными блестками звезд. Мне сразу же начинало казаться, что это пристальные, немигающие глаза Снежной Королевы следят за нами… ждут, когда мы окончательно замерзнем… когда им можно будет спуститься к нам и разбить наши заледеневшие тела на тысячи кусочков… Я снова закрывал глаза, и снова бормотание старика не давало мне покоя, не позволяло мне отринуть, убить свои мысли, требовавшие, что бы я их додумал…

Но вот, в очередной раз, с трудом разлепив свои смерзающиеся веки, я вдруг увидел, что небо посерело, а блистающие льдистые глаза, следившие за нами, пропали!.. Вокруг было тихо, Фун Ку-цзы молчал, и когда он закончил свою лекцию, я совершенно не помнил. Но ведь и ночь закончилась!

Со стоном перевалив свое онемевшее тело на бок, я попробовал подняться на ноги, но сделать это мне удалось далеко не сразу. Когда же я утвердился на дрожащих, сведенных судорогой ногах и попробовал оглядеться, первым, что бросилось мне в глаза, была каменная стена, нависшая над нашим карнизом. Она быстро серела от выступавшего на ее поверхности инея!!

Я качнулся к стене и прижал к ней свои ладони. Камень был… мокрым!!!

И тут меня ударила изнутри ЖАЖДА!!! Мне казалось, что мои внутренности потрескались так же, как глинистая почва этой проклятой богами Западной Пустыни! Что губы мои совершенно забыли вкус простой прохладной воды!! Что если сейчас подует ветерок, он просто сметет мое тело с этого крошечного карниза щепотью сухого праха!!!

Прижмурившись, я осторожно лизнул заиндевелую каменную стену, и на моем языке растеклась ледяная влага.

И тут мой рассудок словно проснулся. Оттолкнувшись от стены, я присел рядом с Фун Ку-цзы и осторожно тронул его за плечо. Он тут же открыл свои узкие внимательные глаза и вопросительно взглянул на меня.

– Вода!.. – выдохнул я ему в лицо.

Старик встрепенулся и, протянув руку… потрепал по загривку синсина:

– Вставай дружок!

Гварда поднял морду и уставился на Фун Ку-цзы, а я в это время уже расталкивал Поганца. Но тот не открывал глаз даже, когда я прокричал… или прохрипел… ему на ухо:

– Вставай Сю, вода!..

Его тело было легким, холодным и каким-то… одеревеневшим.

Быстро усевшись рядом и положив Поганца к себе на колени, я принялся со всей энергией, на какую еще был способен, растирать его тело, используя грубую материю халата, как терку. Маленькая голова Поганца болталась из стороны в сторону, словно у тряпичной куклы, но сам он по-прежнему не подавал признаков жизни. Через секунду рядом со мной оказался Гварда, который принялся облизывать неподвижное личико Поганца длинным шершавым языком, а еще через несколько секунд у маленького безжизненного тела присел и Фун Ку-цзы. В его руке чуть подрагивала чашка, в которой плескался глоток прозрачной влаги.

Каким образом ему удалось собрать воду, я не знаю!

Я придержал голову Поганца, старик осторожно смочил его губы… и они немедленно зачмокали. Вслед за этим открылись его глаза, и малыш, увидев наши, склоненные над ним лица, сипло поинтересовался:

– Случилось чудо?.. Над нами пролился дождь?..

– Пролился, пролился… – деловито пробормотал Фун Ку-цзы и снова наклонил чашку, над губами Поганца, – И постарайся не болтать, когда вода попадет тебе в рот!..

Короткая, тоненькая струйка, исчезла между губ малыша, и почти сразу же поднялась его рука, и он приподнял край чашки.

– А сами-то вы пили?..

– Пили, пили… – успокоил его старик и вдруг со значением посмотрел мне в лицо, словно намекая, насколько для маленького эгоиста несвойственен последний вопрос.

– Пили… – поддакнул синсин и скосил глаза в сторону, словно вспоминая, когда же это он последний раз пил.

Но Поганец им не поверил. Вывернувшись из-под чашки и из моих рук, он с неожиданным проворством отполз чуть в сторону и попытался встать на ноги. Это ему не удалось, тогда он сел, прислонившись спиной к стене, повернулся к нам и улыбнулся:

– Потеплело… А я уж думал, что стужа пришла навсегда.

Я вздрогнул и огляделся.

Ночь окончательно покинула пределы Западной пустыни, а вместе с ней отступил и царивший здесь холод. Правда я еще чувствовал его внутри своего тела, но это была, так сказать, память подсознания! Солнце пока не взошло, но до его появления оставалось не более часа.

«Значит у нас есть относительно спокойная пара часов, а потом нас снова начнут поджаривать!..» – обреченно подумал я. Мне было понятно, что еще одного дня, проведенного на этом карнизе, мы не выдержим. Даже у моего учителя… не хватит сил читать свои лекции! Надо было срочно что-то делать, но вот что?!

Я сделал шаг к обрыву и заглянул вниз. Цзини уже мельтешили внизу, хотя я не мог рассмотреть, чем это они там занимались. Сверху их действия казалась суетливыми и бессмысленными. Затем мой взор, как-то сам собой, обратился в сторону трехглавой Фанчжан, и мне вдруг показалось, что гора еще немного приблизилась к нашей скале.

Я долго смотрел в сторону резиденции Желтого Владыки, словно мой взгляд мог еще приблизить, притянуть ее к нам, и тут рядом со мной раздался негромкий голос учителя:

– На-ка, вот, попей…

Чуть скосив глаза, я увидел, что Фун Ку-цзы протягивает мне знакомую чашку, на дне которой поблескивает вода.

– А сами-то вы пили?.. – повторил я вопрос Поганца, и старик улыбнулся мне в ответ:

– Все, что удалось соскрести со стены, мы разделили поровну… Ну, почти поровну, – поправился он.

Я осторожно принял чашку в свои, вдруг задрожавшие ладони, и приник к ее краю.

Если вы думаете, что я выдул все одним махом, то вы глубоко заблуждаетесь! Я опытный спортсмен, и знаю, как подобает утолять жажду. Плескавшийся на дне чашки глоток я вытягивал крошечными каплями не меньше минуты, а удовольствия получил на… час. Однако когда вода была выпита, а дно чашки высушено моим дыханием, мне в голову пришла совершенно безумная мысль: «Это была еще не жажда!.. Посмотрим, что ты скажешь о жажде часа через… четыре»

– Ну что ж, – раздался неожиданный писк восставшего из пепла… или правильнее будет сказать, восставшего изо льда, Поганца, – мы попили, теперь можно и… поесть!

Я, одновременно с Фун Ку-цзы, повернулся в сторону неунывающего малыша и увидел, что тот копается в горке продуктов. Выбрав некий кусочек, он подержал его в ладонях, словно прикидывая пищевую ценность харча, и затем со словами: – Вот копчено-мороженное мясо… – протянул его Гварде. Синсин принял предложенный кусок и принялся сосредоточенно жевать.

– Ну а вы чего стоите, как чужие! – укоризненно посмотрел на нас Поганец, – Или глоток воды утолил ваш… голод?..

И он протянул нам по небольшому еще не до конца оттаявшему кусочку, как оказалось рыбы.

Завтракали мы не торопясь, больше занятые размышлениями. Размышляли, как мне показалось мы все четверо об одном – как нам смотаться со своей скалы. Но никто из нас ничего путного не придумал, поскольку никаких дельных предложений не поступило. А когда завтрак подходил к концу, все тот же Поганец неожиданно звонко заверещал, указывая пальцем вперед:

– Вы гляньте, кто к нам пожаловал!.. Пойду, повеселюсь!

С трудом поднявшись на ноги, он заковылял к краю карниза, а я, проследив за направлением его пальца, увидел, что с холма в нашу сторону бодро шагает… брат Чи.

Шестирукий великан был еще метрах в ста от нашей скалы, когда нетерпеливый Поганец принялся визгливо орать:

– Ну что, таракань копытная, залудил башку?! Дай посмотреть заплатку!! Это хорошо, что калган твой пустой и медный, во-первых, если пробьют, ничего не вытечет, ничего не потеряешь, а во-вторых, любой «лужу, паяю, кастрюли починяю» залатать может!! А в крайнем случае прореху и цзиневой шкурой прикрыть можно – рыжее на рыжем незаметно будет!!!

Чи подошел ближе и, задрав голову, проревел:

– Вы еще живы?!

– А что нам сделается! – звонко ответил Поганец, – Вот сидим, природой наслаждаемся, копченым мясцом балуемся, водичкой ключевой! Вина вот только нет, захватить не догадались!!!

Пятиметровый монстр оглушительно рыкнул и повернулся к выстроившимся перед ним цзиням.

– Откуда у них мясо и вода?! – проревел он, и мне показалось, что оборотни прям сейчас, не сходя с места, из рыжих превратятся в седых, – Кто допустил, чтобы им доставили воду и еду?!!

Один из цзиней поднял вверх лисью морду и пролаял:

– Господин, нет у них ни еды, ни, тем более воды!.. Врет коротыш волосатый!..

– Кто врет?! – немедленно заверещал Поганец, – Сам ты брехло бесхребетное!! На, смотри!..

Он метнулся к нашей кучке продуктов и через секунду потрясал кулаками, с зажатыми в них мешочком сорги и куском вяленой рыбы.

– И такой закуски у нас сколько хочешь!!

Братец Чи бросил быстрый взгляд в сторону наглого малыша и снова повернулся к своим подчиненным.

– Ну!.. – зарычал он, – Сами видите, что харч у них есть!.. – тут он бросил еще один взгляд в сторону торжествующего Поганца и взревел с новой силой, – Да у этого маломерного нахала еще и халат появился!!! Вчера у него халата не было!!! Отвечайте, кто проспал свою стражу?!!

– Ха!!! Проспали стражу!! – продолжал вбивать клинья в стройные ряды наших противников Поганец, – Если бы одну только стражу!! Они ж нам всю ночь спать не давали!!

Услышав этот вопль великан снова посмотрел на нахального малыша, задумчиво скосил глаза и после небольшого раздумья вдруг довольно пророкотал:

– Да?.. Это хорошо!..

– Чего ж хорошего, – немедленно заверещал Поганец, – От их храпа наша скала прям вся тряслась!!!

Монстр рывком повернулся к своим клевретам и утробно рыкнул:

– Задушу каждого третьего вот этими самыми руками!!!

И он протянул вперед все свои шесть ручищ. Рыжий строй разом качнулся назад, видимо никто из цзиней не хотел стать этим самым «третьим».

В этот момент я случайно наткнулся взглядом на холм, высившийся на востоке. Из-за него медленно всходило солнце.

– Побереги силы, ученик, – повернулся я к Поганцу, – Парилка начинается, скоро нам не до криков будет…

Но Поганец, неожиданно зло взглянув на меня, оскалился в нехорошей усмешке:

– Ты бы, учитель, лучше придумал как нам какую-никакую подмогу вызвать! А я перед концом хочу всласть повеселиться!!!

Эта злая, фраза обреченного на скорую смерть существа совершенно неожиданно ошеломила меня совершенно новой постановкой вопроса.

«Не самим отсюда смотаться!.. Не обмануть цзиней и как-то вырваться из их кольца!! А… вызвать… подмогу сюда!!!» – заметалось в моей голове. Я почему-то не думал, кого можно вызвать нам на подмогу… Тяжелым набатным гулом в моей голове гудело: «Вызвать… сюда!!! Вызвать… сюда!!! ВЫЗВАТЬ СЮДА!!!

В этот момент я знал только одно существо, которое можно было вызвать сюда, и хотя вряд ли оно согласилось бы нам помогать, но… почему не попробовать!

Я бросился к сидевшему у каменной стены Фун Ку-цзы и, упав перед ним на колени, заорал:

– Кричи, что ты готов заплатить дань Желтому Владыке!!!

И старик, и лежавший рядом синсин подняли на меня глаза и в них заметалось растерянное непонимание. Но я не позволил им задавать свои вопросы, я снова с еще большей силой заорал:

– Давай, кричи!!! Из нас четверых только ты можешь вызвать Мэнь-Шэня!!!

Старик, словно подброшенный моим воплем, вскочил на ноги и, ничего не спрашивая, громко произнес:

– Я, учитель Фун Ку-цзы, хочу исполнить свой гражданский долг и внести положенную Дань Желтому Владыке!..

А затем, мгновенно повернувшись в мою сторону, он прошептал:

– Но у меня нет ни одного камня!.. Подлые цзини все выгребли!..

Ответить ему я не успел, потому что именно в этот момент прямо в воздухе, за обрезом нашего карниза появилась могучая фигура в широченных зеленовато-золотых шароварах, короткой куртке с высоким стоячим воротником, цветных сафьяновых туфлях, с луком, притороченным к поясу и здоровенным да-дао в руках. Мэнь-Шэнь оглядел нашу потрясенную компанию своими неподвижными, словно нарисованными глазами и спросил глухим басом:

– От кого я должен принять дань Желтому Владыке?

Как ни странно, этот уже слышанный мной голос немедленно привел меня в чувство. Я сделал шаг вперед и, стараясь не обращать внимание на неестественное положение огромной грузной фигуры, висящей в воздухе наподобие чудовищного воздушного шарика, проговорил:

– Мой учитель, почтенный Фун Ку-цзы, считает необходимым внести положенную дань, а я, его ученик, маг Сор Кин-ир, готов помочь ему в этом.

Мэнь-Шэнь всем телом повернулся в мою сторону и долгую минуту разглядывал меня своими неподвижными глазами. Потом, пробормотав себе под нос: – Маг?.. Хм!.. Ну-ну… – он снова развернулся к Фун Ку-цзы и пророкотал:

– Я Мэнь-Шэнь на службе Желтого Владыки готов принять от тебя положенную дань… Хотя… – и, мгновение помолчав, он закончил, – Твое желание весьма странно.

– Это чем же оно странно? – немедленно поинтересовался я.

Мэнь-Шэнь ответил, не поворачиваясь в мою сторону:

– Обычно люди, находящиеся на краю жизни не вносят положенную дань, предпочитая оставить ее своим наследникам. Они понимают, что с мертвых спросить не может даже Желтый Владыка. А учитель Фун Ку-цзы поступает по-другому…

– Значит ты считаешь, что учитель, а значит и все мы, находимся на краю… жизни? – насмешливо переспросил я.

Этот мой вопрос заставил-таки Мэнь-Шэня повернуться ко мне.

– А разве я не прав? – ответил он вопросом на вопрос, – Если до вас не доберутся ваши враги, вас в течение двух-трех часов прикончит жара. Вы же уже знаете, какая здесь днем стоит… жара?.. Так что вы безусловно стоите на краю жизни.

– А мне кажется, что если наши враги все еще не добрались до нас, то вряд ли они смогут это сделать и в дальнейшем!.. – с еще более явной насмешкой возразил я, – Ну а что касается жары, то…

Я замолчал, прикрыл глаза и осторожно прощупал свой магический кокон. Он был на месте, все такой же плотный и обширный. Однако стоило мне обратиться к накопленной магической Силе, как я немедленно ощутил усиливающееся давление окружающего фона. Мой кокон снова стиснул невидимый гнет, мешая мне использовать свое Искусство! И все-таки я попытался отделить хотя бы небольшую часть Силы, у меня просто не было другого выхода!!

Кокон не поддавался… Я полностью отключился от окружающего мира и удвоил свои усилия. Я боролся с неподатливой субстанцией кокона, я ее резал незримыми лезвиями своего Дара, рвал зубами и ногтями, кромсал воображаемыми крючьями, пока, наконец, не ощутил между своих протянутых вперед ладоней крошечный, невообразимо горячий осколок Силы, готовый слушаться МЕНЯ!

И я немедленно произнес давно приготовленное заклинание!!

Сначала ничего не произошло, а затем на мое лицо, на мои закрытые веки, на яркие лучистые круги, плававшие перед моими глазами, набежала прохладная тень и… повеяло едва заметным ветерком!

Я открыл глаза и увидел сияющий солнечный диск, поднимающийся над горизонтом. Сверху, больше чем наполовину этот диск закрывала странно плоская, словно вырезанная из жести, туча.

А еще меня поразила гробовая тишина, воцарившаяся вокруг!

Молчали мои спутники, молчал замерший в воздухе рядом с нашей каменной полкой Мэнь-Шэнь, молчали собравшиеся внизу цзини и их предводитель Чи. И все они не отрывали глаз от этой самой тучи.

Целую минуту никто не шевелился, а затем Мэнь-Шэнь всем своим могучим торсом развернулся ко мне и нехорошим, безжизненным голосом спросил:

– У тебя хватает Дара заниматься магией в Западной Пустыне?!!

Я молча пожал плечами, не зная, что ответить. Тогда слуга Желтого Владыки задал другой неожиданный вопрос:

– Зачем ты пришел в Западную Пустыню?..

– Я сопровождал своего учителя, который направлялся к Желтому Владыке, чтобы предупредить его об опасности… – быстро ответил я.

– Какое дело Желтому Владыке до опасности грозящей одному из его подданных?.. – Мэнь-Шэнь явно восстанавливался после испытанного им потрясения, в его голосе просквозила насмешка.

– Но опасность грозит не учителю Фун Ку-цзы, – усмехнулся я в ответ, – Опасность грозит самому Желтому владыке!

На неподвижном лице Мэнь-Шэня ничего нельзя было прочитать, но последовавшее за моими словами молчание выдавало изумленное, в которое я снова его поверг.

– Кроме того, у меня и самого имеется дело к Желтому Владыке, и я хотел бы с ним… побеседовать! – довольно нагло добавил я, чем огорошил Мэнь-Шэня еще больше. Он молчал настолько долго, что я уже было решил ткнуть его кончиком меча, чтобы проверить не окаменел ли сей наводящий ужас гонец. Но как раз в этот момент он вдруг заговорил:

– Я не могу сам решить вашу участь, мне придется доложить о вас Владыке!.. – и не говоря больше ни слова, он… растаял в воздухе.

Последовала секундная пауза, после которой, конечно же, первым высказался Поганец:

– А про дань-то этот верзила нарисованный забыл!!

– Да, действительно, как же с данью-то, – встрепенулся задумавшийся о чем-то Фун Ку-цзы, – Дань-то я обещал Желтому Владыке внести!..

– Я думаю, очень скоро все эти вопросы, о дани, о жаре, холоде, о цзинях отпадут сами собой… – донесся до нас спокойный голос Гварды.

Мы повернулись в его сторону. Синсин стоял на краю обрыва и внимательно смотрел вниз, через мгновение мы были рядом, и я успел расслышать последние слова одного из оборотней, обращавшегося к своему предводителю:

– … и тогда ты спокойно спустишься к ним сверху и… раздавишь их всех!..

– А что, в твоих словах имеется резон!.. – задумчиво пробубнил великан и неторопливо пошагал вокруг скалы, оглядывая ее.

– В чем дело, Гварда? – обратился я к синсину, подозревая, что тот слышал весь разговор.

Черный синсин как-то грустно посмотрел на меня и коротко протявкал:

– Цзин посоветовал этому… шестирукому… подняться выше нашего карниза… с другой стороны скалы. Поскольку этому восхождению мы помешать не сможем, великан потом переползет на нашу сторону и спустится на карниз сверху. Вот и все… Как вы видели, он уже направился приводить в исполнение сей гениальный замысел.

Мы трое невольно взглянули вверх, словно боялись немедленно увидеть сползающего по гранитной стене великана. Я настолько ярко представил себе это зрелище, что у меня по спине побежали мурашки. И в следующее мгновение у меня в груди вспыхнула злость:

– Пока он до нас допятится, я ему копыта поотрубаю!

Поганец молча бросился к каменной осыпи, ограждающей наш карнизик именно с той стороны, в которую направился монстр, и с риском сорваться вниз, полез на камни, вопя во всю глотку:

– Я посмотрю как он полезет, и крикну вам, когда он появится!..

Фун Ку-цзы шагнул к гранитной стене, наклонился, и когда он выпрямился в его руке покачивался чань-бо.

– Ну что ж, если Чи будет достаточно осторожным, мы, возможно, сможем отбиться! Ты, Сор Кин-ир становись слева, я справа, Гварда будет… в резерве.

Мы заняли места расписанные нашим старым учителем и… стали ждать.

Может быть способности Чи к скалолазанию были не настолько велики, как мы предполагали, может быть он слишком осторожничал, но минуты проходили одна за другой, а нашего врага все не было. Наше напряжение несколько утихло, притаившийся в осыпи Поганец принялся даже швырять мелкие камешки в суетившихся под скалой цзиней. Зной начал снова накрывать пустыню, и, оглянувшись я увидел, что поднимавшееся солнце просто миновало поставленную мной тучу, поскольку она у меня вышла неподвижной.

Мы продолжали ждать…

Прошло, наверное не менее получаса, пока вдруг Поганец не заверещал своим тонким фальцетом:

– Ползет!!! Ползет, зараза шестирукая!!! И высоко ползет, я камнем не достану!!!

Мы снова задрали головы, но увидеть тушу великана, осторожно перемещавшегося по практически вертикальной гранитной стене, мне удалось только минут через десять. Зрелище, признаться было жуткое, мне как-то сразу разонравилась моя идея рубить ноги спускающегося монстра, поскольку я понял, что для этого мне необходимо будет расположиться непосредственно под этой тушей. И падать он будет конечно же на меня! Но ничего другого, более гениального мне в голову не приходило.

Я вытянул Неукрашенного Правителя из ножен и поднял тяжелый клинок.

Теперь мы совершенно отчетливо видели, как осторожно и в то же время уверенно огромный шестирукий монстр двигался по откосу обрыва в сторону нашего карниза. Довольно быстро он оказался точно над нами на высоте не менее десяти метров.

«А он с запасом забрался! – злорадно подумал я, – Значит помнит, как его вчера приласкали!»

На секунду остановившись, монстр извернулся, пытаясь определить, не пора ли начинать спуск. Увидев, что мы находимся прямо под ним, он несколько минут отдыхал, а затем его огромное, весом, наверное, в несколько центнеров, тело медленно пошло вниз.

Чи не торопился, он прекрасно понимал, что нам просто некуда деваться. Его движения приобрели даже некую ленивую грацию. Прошло пять минут, и он спустился на пару метров. Остановил движение и опять посмотрел вниз. Спустя еще пять минут расстояние сократилось еще на два метра. Монстр снова остановился и снова взглянул вниз. На этот раз я ясно разглядел на его физиономии яростное удовлетворение зверя, настигающего свою добычу.

Больше он не оглядывался, до тех пор пока до нашего карниза ему не осталось ползти метра три-четыре. И тут он увидел, что мы готовы встретить его железом. Глухо рыкнув, монстр на секунду завис, а затем… начал разворачиваться головой вниз!

Спустя минуту мы увидели жуткую морду, украшенную четырьмя стального цвета глазами и четыре пары рук, вытянутые в нашу сторону. Монстр удовлетворенно гукнул и прохрипел:

– Ну что, попались?!! И не помогут вам ваши железки!!!

Он осторожно двинулся вниз… и в этот момент между его страшной медной мордой и нашим карнизом словно проплыло облако неизвестно откуда взявшегося тумана.

Я, с трудом оторвав взгляд от двигающегося в нашу сторону жуткого врага, быстро огляделся и с удивлением увидел, что нашу четверку – Поганец покинул свою насыпь и пристроился рядом со мной, сжимая в кулаках ножи – окутывает быстро уплотняющееся серовато-белое облако! Спустя мгновение эта непонятная субстанция стала настолько плотной, что мы уже не видели ни великана Чи, ни скальной стены, по которой он карабкался, ни неба над нашей скалой… хотя без труда могли рассмотреть друг друга!

А спустя еще несколько секунд совсем рядом с нами, но за пределами видимости раздался холодный низкий рык:

– Ну, кто тут хотел со мной говорить!!!

Глава 12

… Мудрый правитель подобен дракону в облаках и змее в тумане. Он все видит и все чувствует, оставаясь самоопустошенным и недеянным. Он неощутим и всемогущ…

Учение Хуан-ди, II век до н. э.

Окутывавшая нас туманная пелена рассеялась, и мы увидели, что находимся в огромном зале, вырубленном, похоже, прямо в толще скалы и… полностью лишенном одной стены – пространство зала открывалось прямо в пространство… неба. Но долго разглядывать мне этот необычный зал не пришлось. Перед нами, опираясь на мощные задние лапы и сложив на груди передние, возвышался … ящер… крылатый динозавр… Дракон! Его длину я определить не мог, а вот в высоту он достигал метров семи-восьми. При этом его длинная шея была опущена почти до пола, так что, тлеющие желтым светом, угли драконьих глаз рассматривали на нас в упор с расстояния в пару-тройку метров. Это взаимное рассматривание длилось довольно долго, а потом длинная, плоская голова, украшенная парой коротких, отогнутых назад рожек, резко взмыла к потолку зала и оттуда снова донесся холодный, презрительный голос:

– А ты говорил, что эти… путешественники нахальны и смелы!.. Что-то незаметно!..

Пожалуй только теперь, когда он поднял голову, я смог как следует разглядеть этого… Владыку. Несмотря на отсутствие одной стены, света в зале было не слишком много, можно было даже сказать, что здесь царил полумрак, так что отдельные детали этого незаурядного существа проявлялись передо мной не сразу… не целиком.

Огромная фигура сказочной рептилии была покрыта желтой броней состоящей из костяных пластин различной величины, находивших друг на друга, словно черепица на старинных крышах. На спине и груди чудовища эти пластины достигали размера капота от «Оки», а на шее, задних лапах и животе были небольшими, с обычную штыковую лопатку. Кожа на руках… или, может быть лучше сказать – передних лапах, тоже была желтого цвета, так же как и кожистая перепонка крыльев, аккуратно сложенных по бокам туловища. Общее впечатление Желтый Владыка производил весьма внушительное и грозное, возможно из-за суровости взгляда, из-за золотого огня, горевшего в неподвижных зрачках.

Но в следующую минуту, когда я приспособился к неяркому освещению, мне стало видно, что костяная броня частью вышелушена, а многие еще державшиеся на месте пластины покрыты глубокими трещинами и кавернами. Кожа, не прикрытая броней, суха и морщиниста, мышцы под ней не перекатываются буграми, а выглядят, как перетянутые в неимоверном усилии жгуты. Даже в грозных, сияющих глазах, немигающе уставившихся на нас, приглядевшись, можно увидеть скуку и… усталость. А затем я вдруг разглядел, что левая задняя лапа гиганта… дрожит, вернее, судорожно, подергивается в мелкой дрожи, словно не выдерживая тяжести огромного тела!!

И тут на меня вдруг нахлынула великая печаль и великая… жалость! Я понял, насколько трудно Желтому Владыке сохранять свое величие! Я понял, вернее, почувствовал, насколько этот огромный дракон стар… Нет – древен! И мне стало ясно, что единственное его желание сейчас – вытянуться во всю длину и закрыть глаза, отдаваясь покою и полудреме! Отдаваясь сну, похожему на смерть, потому что смерть для него… недостижима!!!

Я шагнул вперед, поклонился и громко произнес:

– Владыка, позволь обратиться к тебе с просьбой!..

Плоская голова качнулась в вышине и дракон слабо хмыкнул:

– А он действительно нагл…

Затем голова опустилась на уровень моего лица, и Желтый Владыка милостиво произнес:

– Ну, проси!..

Я еще раз поклонился и собрав в кулак всю свою наглость попросил:

– Не мог бы ты… лечь…

Я не могу сказать, что у дракона отвалилась челюсть, она просто не успела этого сделать, так как его изумление не успело докатиться до этой части тела, потому что из-под его крыла мгновенно вынырнул незамеченный мной Мэнь-Шэнь и предупредительно гаркнул:

– Убить его повелитель?!!

Дракон удивительно ловко, одним движением передней лапы задвинул своего слугу на прежнее место и, не отрывая глаз от моего лица, негромко проговорил:

– А ведь ты, пожалуй, и в самом деле… талантливый маг!.. Ты… чувствуешь других мыслящих!..

Он вдруг снова вскинул голову и грозно пророкотал:

– Все вон!.. Этих… моих гостей… – он кивнул в сторону Фун Ку-цзы, Поганца и Гварды, оказавшихся почему-то за моей спиной, – разместить в лучших комнатах дворца и дать им возможность как следует отдохнуть. А с магом я буду говорить сейчас!

В следующее мгновение рядом с моими друзьями появился Мэнь-Шэнь с… нарисованной на физиономии улыбкой. Эта улыбка настолько не соответствовала привычному облику хранителя врат, что импульсивный Поганец даже подался несколько назад.

– Прошу следовать за мной, – произнес улыбающийся Мэнь-Шэнь и повел свободной рукой в сторону дальней стены. Мои друзья молча тронулись следом за своим провожатым, однако Поганец и синсин дважды обернулись, чтобы посмотреть на меня.

Когда они скрылись за незаметной дверью, Желтый Владыка вздохнул:

– Пожалуй… я действительно лягу!..

Он растянулся на полу во всю длину, положив голову прямо на камень и закрыл глаза. Я, чуть подумав, без спроса уселся рядом с его длинной мордой и стал ждать начала разговора.

Мы долго молчали, и наконец, Желтый владыка, снова вздохнув, спросил:

– Так какие же неотложные дела заставили вас идти в Западную Пустыню, – желтое морщинистое веко поднялось, и на меня глянул тусклый, усталый желтый глаз, – Ведь ваши дела должны были быть весьма важными, чтобы вы решились на такой поход!

Я пожал плечами:

– По-моему, одно из этих дел должно быть важно для тебя, Владыка… Насколько оно… важно судить, конечно, тебе, но мой учитель, Фун Ку-цзы, посчитал необходимым сообщить о нем.

Дракон медленно закрыл глаз и спросил весьма скептическим тоном:

– И что же это за дело, которое твой учитель посчитал настолько важным… для меня, что решил рискнуть вашими жизнями?..

Его скепсис меня несколько рассердил, и потому ответил я коротко и безразлично:

– Великий маг Поднебесной Цзя Шун уничтожил в поединке своего последнего… конкурента и теперь готовится подавить сопротивление приверженцев Цзя Линь-бяо, а значит, подчинить себе всех, живущих в Поднебесной…

– Это мне известно… – лениво пробормотал дракон.

– А известно тебе, что Цзя Шун на самом деле является одним из Чи, точнее Чи Ю, и что его целью является свержение Желтого Владыки, Хуан-ди!..

Голова Желтого Владыки взметнулась вверх, и с высоты трех метров в меня вперились два сверкающих желтых глаза. «Эк тебя… проняло!» – с удовлетворением подумал я.

– Откуда у тебя такие сведения?! – прогремел в пустом зале рыкающий глас.

Я снова пожал плечами, стараясь казаться совершенно спокойным и понимая, что наступил самый ответственный момент, а затем начал свой рассказ. Я поведал Желтому Владыке, как после поединка между двумя великими магами в Паките, мы решили направиться в его резиденцию, как по дороге вышли на вытоптанную в прах полянку и как Земля поведала мне то, что произошло на этой поляне. Я рассказал ему про «сторожевую» деревню на единственном пути в Западную Пустыню, про рыбу-черепаху Беюй, сидевшую под источником и служившую Цзя Шуну, про брата Чи, шестирукого великана, посланного за нами в погоню.

Желтый Владыка внимательно, не прерывая ни звуком, ни жестом, выслушал меня, а когда я закончил, снова положил голову на пол и закрыл глаза.

И снова мы молчали довольно долго, после чего он прошептал:

– Глупый Чи все никак не может успокоиться…

– Успокоиться? – невольно переспросил я, – А мне кажется, он довольно близок к успеху. Если ему удастся раздавить армию Тянь Ши, а я думаю, это ему удастся, он подчинит себе всю Поднебесную. Вряд ли твои Мэнь Шэни смогут после этого… э-э-э… навести прежний порядок!..

Глаз дракона распахнулся и взглянул на меня со странной насмешкой, словно Желтый Владыка знал нечто такое, чего я знать не мог.

– Есть одно обстоятельство, которое делает все попытки уничтожить меня безуспешными! – снисходя к моему невежеству проговорил он.

– Да?! – с большой иронией переспросил я, – И что же это за обстоятельство?!

– Меня может сменить только тот, кто вернет в наш Мир Нефритовую Книгу!..

«Вот так!» – мелькнула в моей голове заполошная мысль, – «Оказывается я кандидат на верховную власть в… Поднебесной!»

Стараясь оставаться спокойным хотя бы с виду, я хмыкнул в ответ:

– Так, может быть Цзя Шун, или правильнее – Чи Ю, имеет эту самую… Нефритовую Книгу!..

Дракон покачал головой:

– Он не мог ее… достать. Обнаружить нефритовую книгу может только маг, равный по силам Ляо Дэню, Старому Ребенку. Я сам пытался отыскать спрятанный Храм Призрачного Облака, но мне это не удалось, а Чи Ю, при всех его талантах, уступает мне и в величине Дара и во владении Искусством.

– А, может быть, он… отобрал ее у… ну… у того, кто ее достал?!

– Нефритовую Книгу нельзя отобрать!.. – усмехнулся Желтый Владыка, – Ее можно только либо найти самому, либо получить в подарок. Только кто ж это будет дарить власть над целым Миром?!!

– А… Как она выглядит, эта Нефритовая Книга?.. – чуть поколебавшись спросил я.

И снова я уловил в глубине желтого глаза намек на некую добрую насмешку:

– Ты обратился по адресу. Я единственный во всем этом Мире, кто видел Нефритовую Книгу. Мне ее показал…сам Ляо Дэнь в нашу последнюю встречу… – в голосе дракона вдруг просквозила тоска, – Если бы я тогда знал, на что соглашаюсь!.. Правду говорят: «Не торопись желать, ибо твое желание может осуществиться!»

Он неожиданно замолчал и закрыл глаз. Но на этот раз его молчание было недолгим. Желтый глаз снова открылся, и на этот раз он был серьезен, даже как-то… отрешен, но голос его был переполнен горечью:

– Ты, наверное, слышал легенды об эпохе Борющихся Царств?.. А я пришел из этой эпохи! Восемь царств боролись за верховную власть в Поднебесной, восемь правителей оспаривали право объединения народа под своей рукой, победил я, потому что меня выбрал… демиург! Да-да, Ляо Дэнь был демиургом нашего Мира, и он еще строил его, когда мы, люди бросились добывать для себя власть! Власть над всеми!! Увидев наше неистовство, Старый Ребенок лично обошел всех претендентов, чтобы посмотреть, насколько велико наше желание. Тогда я увидел его впервые, тогда я еще не знал, кто это такой, тогда я принимал его за простого, хотя и очень искусного мага. Второй раз я увидел Ляо Дэня, когда он пришел ко мне во дворец, чтобы сообщить, что победа достанется мне. Он сказал, что мое желание властвовать больше чем у всех других претендентов, и потому, если я согласен, он поможет именно мне. Однако, он предупредил меня, что я пожалею о своей победе, но тогда я не поверил ему! Я согласился принять его помощь!.. Я даже пообещал ему великую награду!! Глупец!..

Дракон вздохнул, словно переводя дух, и продолжил чуть спокойнее, но с прежней горечью:

– И тогда он открыл мне заклинание, позволяющее превращаться в… дракона! И изменил магическое поле нашего Мира таким образом, что действующие маги потеряли свое Искусство… А моя армия была в Поднебесной самой сильной, так что моя победа была предрешена!! На прощание он сказал мне, что… я избавлюсь от власти, только если в Мир вернется Нефритовая Книга, или если я смогу собрать все драгоценные камни Поднебесной!! «Избавлюсь от власти»!!! – тогда мне казалось, что Старый ребенок шутит, как можно желать избавиться от власти, за которую столько отдал?!! Тогда я еще не знал, что и власть, даже самая полная, может стать в тягость!.. Именно во время этой, последней нашей встречи я и увидел эту Книгу. Ляо Дэнь показал мне ее, как будто хотел, чтобы я знал, что именно надо искать в Поднебесной!..

Тут драконий глаз мигнул и… словно бы увидел меня.

– Ты спрашивал, как выглядит Нефритовая Книга, так вот, это – обычная книжка небольшого размера и совсем не толстая. Вместо переплетных крышек у нее стоят две тонкие нефритиовые пластинки, а между ними… Между ними находиться вся мудрость нашего Мира. Вместе с ней в Мир вернется демиург, чтобы завершить свое дело, которое мы, властители восьми царств, прервали.

– А что это за странное второе условие, – неожиданно для самого себя спросил я, – Ну… насчет собора всех драгоценных камней Поднебесной?

Однако Желтый Владыка ничего мне не ответил, а его огромный глаз со странным… суровым вниманием принялся меня разглядывать. Это молчаливое разглядывание длилось настолько долго, что мне вдруг показалось, будто меня изучают на предмет пригодности в пищу! Но именно в это момент последовал совершенно неожиданный вопрос:

– А кто ты, собственно говоря, такой – маг Сор Кин-ир?! Откуда ты взялся и зачем пришел сюда, на гору Фанчжан?! Почему до сегодняшнего дня мне ничего не было известно о маге, способном обращаться к Земле и Небу и получать от них ответ, маге, способном преодолеть заклятие Западной Пустыни?! И почему ты считаешь себя вправе задавать мне вопросы?!!

Он поднял голову, развернул ее так, что на меня в упор глянули оба его глаза, и медленно произнес:

– Кто ты?!!

«И что же мне ему… соврать?!» – спросил я сам себя с тоской.

«А соври ему… правду!!» – ответил я сам себе через секунду, – «Чем ты рискуешь?!»

И я рассказал ему все! И как великий маг Поднебесной Цзя Линь-бяо построил портал перехода между нашими мирами, как он выкрал из государственной сокровищницы моей Родины четыре драгоценных ювелирных изделия, украшенных редкостными камнями, как я выследил его и был свидетелем его поединка с Цзя Шуном. Объяснил, что и в Западную Пустыню пришел только потому что считал, что камни внесены Цзя Линь-бяо в качестве Дани в сокровищницу Желтого Владыки. В течение всего моего рассказа дракон не отрывал своего желтого горящего взгляда от моего лица и молчал.

– Я хотел просить тебя вернуть похищенное твоим слугой Неповторимым Цзя, ведь эти камни не принадлежат Поднебесной! – закончил я свою «тронную» речь… И тут голова драконе снова «прыгнула» к потолку.

– Ты рассчитываешь получить четыре камня из моей сокровищницы?!! Ты, видно, совсем рехнулся?!! Я собираю драгоценные камни в течение всей моей жизни, почти тысячу лет!! Я отказался от человеческого облика и обложил специальной Данью свой народ, чтобы собрать все камни Поднебесной!! И ты думаешь вот так вот просто взять из моей сокровищницы четыре камня?!!

– Но ведь эти камни не принадлежали ни тебе ни… Поднебесной!!! – рявкнул я, вскочив на ноги.

Голова Желтого Владыки рухнула вниз, к самому моему лицу, и он придушенно прохрипел:

– Но теперь они мои, и я их не отдам!!!

– Ворюга!!! – прохрипел я в ответ, хватаясь за рукоять Неукрашенного Правителя, – Подлый, беспринципный ворюга!!!

Только гораздо позже мне пришла в голову мысль, что я очень рисковал опускаясь до оскорблений в адрес хозяина этого Мира, но в тот момент мне было нестерпимо обидно. Я столько перенес, чтобы вернуть эти камни, и все было напрасно.

Однако, как ни странно, мои оскорбления произвели весьма положительное действие. Дракон, приподняв голову и взглянув на меня свысока, медленно проговорил:

– Вор, как ты сам сказал, Цзя Линь-бяо. Я же владею этими камнями по праву. Кроме того, всем известен принцип Желтого Владыки – он может принять в дар, купить, получить в наследство драгоценные камни, но он никогда не отдаст их, не продаст и не… потеряет! Камни мои, и разговор окончен.

Получив такой «окончательный» ответ, я тоже успокоился. А что, собственно говоря, мне было волноваться – я сделал все, что мог, но у меня не получилось… Пусть теперь наши спецслужбы готовят пресс-релиз и объясняют россиянам, каким образом из хранилищ Алмазного Фонда пропало достояние республики! Вот только напоследок мне очень хотелось прищемить хвост этой старой ящерице – Желтому Владыке!

– Ну и подавись ворованным!.. – процедил я сквозь зубы, – И давиться ты будешь долго! Сколько, ты сказал, тебе лет? Около тысячи?.. Так я тебя уверяю – жить тебе еще немеряно, потому как ни всех камней ты никогда не соберешь, ни Нефритовой Книги в твоей Поднебесной никогда не объявиться!! И жить ты будешь в своей зачарованной пустыне без всякой власти, потому что власть отберет у тебя Чи Ю!!!

– Глупец!..Молодой глупец!.. – пророкотал дракон с высоты, – Откуда ты можешь знать будущее?..

– А я говорю не про будущее, а про прошлое! – ядовито ответил я, – Нефритовая Книга уже найдена, но в Поднебесной она не появится! А все камни Мира можно собрать только одним способом, но я тебе его не открою. Так что обкладывай свой народ тройной Данью, все равно очень скоро эту Дань тебе никто выплачивать не будет!!!

Драконья голова буквально рухнула сверху, едва не придавив мою хрупкую особу. Желтый Владыка, широко распахнув глаза, буквально взмолился:

– Что ты знаешь про Книгу?!!

– Все!!! – торжествующе заявил я, – И где она хранилась, и как ее можно было взять, и где она находится в настоящее время!!!

– Говори!!! – взревел дракон.

Я сделал пару шагов назад и, презрительно сморщив губы, процедил:

– Ага, разбежался!.. А шнурки тебе погладить не надо?!

Желтый Владыка склонил голову набок и его глаза остекленели то ли от ярости, то ли от полного непонимания заданного мной вопроса. Оказалось, второе!

– Что… сделать?.. – странно упавшим голосом переспросил он.

– Шнурки погладить! – повторил я.

Он задумчиво провел перед собой передней лапой, словно гладил невидимую кошку размером с теленка, затем покачал головой и проговорил:

– Я не знаю, что такое… шнурки… Но про Книгу ты мне расскажешь! Или я тебя убью!!

– Да ты не только вор и скупщик краденого, ты еще и убийца! – все тем же презрительным тоном процедил я.

– И пусть! – дракон покрутил головой, – Но я должен узнать, где сейчас Книга!

Тут он вдруг замолчал и посмотрел на меня внезапно вспыхнувшим взглядом:

– Или ты мне все соврал?!!

– Я, в отличие от некоторых рептилий с крылышками, никогда не ворую, не вру, презираю предательство и всяческую другую низость! – гордо ответил я и, чуть подумав, добавил, – А Книга?..

И тут у меня мелькнула дерзкая мысль.

– Слушай, Владыка, ты сказал, что никогда не продашь, не подаришь и не потеряешь ни одного драгоценного камня! А как насчет… мены?!!

– Чего?.. – не понял дракон.

– Мены!! – быстро повторил я, – Давай меняться, ты мне мои подаришь камни – я тебе подарю твою Книгу!! Ты же сам сказал, что ее можно только подарить!

Несколько секунд Желтый Владыка молча смотрел на меня, а потом в его глазах блеснуло желтое пламя:

– Давай!! – согласился он.

– А ты потом камни у меня не отнимешь?! – опасливо спросил я.

– Слово Желтого Владыки! – надменно произнес он и весьма замысловатым образом взмахнул своей левой передней лапой, словно подтверждая клятву.

– Тащи камни!.. – быстро проговорил я.

– Мэнь-Шэнь!.. – рявкнул дракон, и справа от него появился слуга, – Дань этого года, внесенную великими магами, сюда!!!

Мэнь-Шэнь исчез и через секунду появился снова, в его руках была небольшая шкатулка.

«Вот и кончился мой поход…» – с облегчением подумал я.

Желтый Владыка выхватил шкатулку из рук слуги, одним движением откинул крышку и опрокинул ее над полом. Когда он поднял опустевший ящичек, на полу заискрилась небольшая горка драгоценных камней.

Я присел на корточки и аккуратно разровнял эту горку ладонью.

Камешков было немного, десятка два с небольшим… И нужных мне драгоценностей среди них не было…

Не было!!!

Я посмотрел прямо в глаза Желтому Владыке и покачал головой и упавшим голосом произнес:

– Моих камней здесь нет!..

– Как нет?! – выдохнул дракон, – Ты же сказал, что Неповторимый Цзя внес их в качестве Дани!!

– Да он сам сказал перед поединком с Цзя Шуном, что внес положенную Дань, и этот… хранитель твой, Ю Синь, подтвердил, что Дань внесена! Вот я и решил, что камни отправились в твою сокровищницу! – раздраженно пояснил я, – Стал бы я иначе тащиться в твою… дребанную пустыню?!

– Ю Синя сюда!! – рявкнул Желтый Владыка.

Буквально через пару секунд перед нами стоял тот самый старикан, который собирал Дань на площади Нечаянной Радости в Паките. Вид у него был довольно растрепанный и… запыхавшийся. Но дракон не позволил ему отдышаться.

– Где Дань этого года, внесенная великими магами?! – рявкнул он прямо в испуганную физиономию хранителя.

Тот метнул мгновенный взгляд на рассыпанные по полу камни и с придыханием проговорил:

– Она перед тобой, Владыка!..

– Какие из камней внес Цзя Линь-бяо?!

На мгновение старичок оторопел, а потом, чуть заикаясь, пояснил:

– Но, Владыка, Цзя Линь-бяо… э-э-э… был повержен на поединке Цзя Шуном… Поэтому Дань за него выплатил… победитель!..

Мы с Желтым Владыкой взглянули друг на друга, пораженные одной и той же догадкой.

– Но ты сам перед поединком подтвердил, что Цзя Линь-бяо внес положенную дань!.. – в отчаянии заорал я на старика-хранителя.

– Это просто… ну… формула вызова на магический поединок и подтверждение, что вступающие в поединок являются свободными от государственных обязательств! – пояснил старик дрожащими губами, – Ведь Дань прошлого года была ими внесена, а время внесения Дани этого года еще не истекло!..

Мы с драконом снова обменялись взглядами.

– Все вон!.. – рявкнул хозяин Поднебесной, – И камни заберите!!

В мгновение ока мы снова остались в зале одни.

«Значит то, за чем я гоняюсь по всей… Поднебесной, находится у Великолепного Цзя! – опустошенно, апатично подумал я, – Значит мне теперь необходимо искать этого… то ли великого мага, то ли великого мятежника?!»

И тут же мне в голову пришел ответ на только что поставленный вопрос:

«А зачем его искать, когда я совершенно точно знаю, где он будет находиться через пару дней!.. Мост через реку Хо на дороге из Цуду в Пакит!»

И тут же новая, горькая мысль пришла в мою усталую голову:

«И что тебе даст встреча с Чи Ю, называющим себя Цзя Шун?.. Неужели ты думаешь, что он вот так просто возьмет и отдаст тебе твои драгоценности?..»

Я перевел взгляд на Желтого Владыку. Тот лежал на полу зала, вытянув свою длинную облезлую шею и странно тяжело дышал, словно только что закончившееся расследование отняло у него последние силы. Глаза его были закрыты, и было отлично видно, как под тонкими кожистыми, совершенно незащищенными веками перекатываются глазные яблоки. Затем, словно почувствовав мой взгляд, он приоткрыл один глаз и устало произнес то, что я и без того знал:

– Твои камни остались у Чи Ю… Мне нечего тебе предложить в обмен…

– Может ты… ну… отнимешь их у… этого… великого мага Поднебесной? – спросил я, в душе совершенно не надеясь на такую возможность.

Дракон закрыл глаз, помолчал и тихо проговорил:

– Боюсь, мне не удастся справиться с ним… Я… слишком устал жить… слишком ослаб.

– Ну, значит мне придется попробовать сделать это самому! – холодно и яростно бросил я. Только что царившая в моей душе апатия испарилась и ее место заняла кипящая, безрассудная ярость.

«Я научу этих „великих“ магов Поднебесной чести и достоинству! Я покажу этому алчному, бесчестному, хамскому ворью, что такое ответственность за свои дела!» – зло метались в моей голове свирепые решения.

Тут мне на глаза снова попалась драконья голова с закрытыми глазами и мои мысли приняли новое направление.

«И этот… Владыка желтого цвета!.. И правду говорят, желтый – цвет измены!.. Сам тыщу лет назад издохнуть должен был, а он все камешки собирает, и народец свой в том же духе воспитывает – под себя подгребать! Вот и воспитал – его собственный маг его же и обокрал!»

И вдруг злоба моя схлынула, оставив единственную холодную мысль:

«Этот Желтый Владыка может и сам рад был бы давно умереть, только ему для этого… все драгоценные камни Поднебесной собрать надо!.. Почему?!»

Но вопрос этот я задать не успел, дракон открыл глаза и тихо спросил:

– Слушай, маг Сор Кин-ир, ты действительно знаешь, где сейчас находится Нефритовая Книга?

И столько было боли в этом тихом голосе, в этом взгляде… И столько надежды на… избавление!

Я долго смотрел в желтые драконьи глаза, а затем, неожиданно для самого себя, сказал:

– Я даже могу ее тебе показать!

И, вытащив из-за пазухи найденный мной кусок нефрита, я протянул его Желтому Владыке.

Целую минуту рассматривал он лежащий на моей ладони камень, я затем поднял на меня горестные, тоскующие глаза.

– Ты же Чужой! – жалким стоном вырвалось из его могучей глотки.

Признаться, я из этого стона ничего не понял.

– Почему – Чужой?.. И что из этого следует?..

И снова дракон довольно долго молчал, уставившись на зеленый прямоугольный камень, а затем совершенно безжизненным голосом пояснил:

– Ты – Чужой, ты пришел из другого Мира. Твой Дар открыл тебе местонахождения Нефритовой Книги, но твои руки чужды ей. А Книга была защищена от чужих рук заклинанием-оберегом!.. Это личное заклинание Ляо Дэня. Теперь, чтобы вернуть Книге ее истинное обличье, ее надо окропить жертвенной кровью! Причем кровь должна быть человеческой, а жертва – добровольной, во спасение! И откроется Книга только тому, ради кого эта жертва будет принесена!

«Господи, какие сложности!» – подумал я про себя, а вслух проговорил:

– Ну, извини, я не знал, что мне ее нельзя брать в руки…

Я пожал плечами, спрятал нефрит в карман куртки, уселся на пол рядом с головой дракона.

– Где ты ее нашел?.. – немного спокойнее поинтересовался Желтый Владыка.

Я коротко рассказал ему про развалины старого храма в лесу между Цуду и Пакитом, про то, каким образом передо мной открылся Храм Призрачного Облака, про Зверя-Исковика, преследовавшего нас, но потерявшего след…

Выслушав меня до конца, Желтый Владыка задумчиво проговорил:

– Значит, кто-то знал… или предполагал, что Храм Призрачного Облака находится именно в этом месте. И этот «кто-то» насторожил рядом с развалинами яйцо со Зверем-Исковиком…

– Я даже знаю кто… – усмехнулся я и, отвечая на вопросительный взгляд дракона, добавил, – Цзя Шун… У него служат несколько дафэнов, так вот я слышал, как один из них, Фучунь, рассказывал Чи Да, что Зверь-Исковик потерял след, посетивших развалины людей. И Чи Да сразу понял, что речь идет о Нефритовой Книге.

– Но теперь Нефритовая Книга потеряна для Поднебесной… – прошептал Желтый Владыка, – снять охранное заклинание Старого Ребенка практически невозможно…

– А если я… подарю эту Книгу кому-то из жителей Поднебесной?.. – осторожно поинтересовался я, – Может быть в… «своих» руках она примет прежний облик?..

Дракон молча покачал головой.

Мы немного помолчали, и я вспомнил свой вопрос, оставшийся без ответа, и снова спросил:

– Так что это за второе условие… ну… при выполнении которого ты можешь избавиться от… власти?.. – я чуть было не сказал «от жизни», но вовремя поправился, – Условие, связанное с самоцветами.

Желтый Владыка отвернулся в сторону и нехотя проговорил:

– Я думаю – это насмешка.

– Насмешка? – удивился я.

– Да, насмешка, – дракон снова взглянул на меня, и в его глазах я увидел желтый огонек ярости, – С самого детства, еще когда я был всего-навсего принцем, у меня уже была… страсть. Главная!.. Единственная!.. Страсть, которой я отдавался самозабвенно. Камни! Самоцветы!! Видел бы ты, как я радовался, заполучив еще один образчик какого-нибудь редкого и красивого минерала, как тряслись мои руки, когда я разглядывал свое очередное приобретение. Я готов был сделать все, что угодно, лишь бы разжиться понравившимся мне камнем… Все, что угодно! Вот Ляо Дэнь и… подшутил.

Дракон вздохнул, снова положил голову на пол зала и закрыл глаза. Однако он еще не закончил свой рассказ:

– В общем-то я сразу понял, что это… шутка, что выполнить это условие невозможно. Став верховным правителем Поднебесной, я не оставил свою страсть, я продолжал собирать камни, но я старался держать себя в руках. Никогда, ни под каким предлогом я не отбирал драгоценностей у своих подданных… пока не понял, что вернуть Нефритовую Книгу в наш Мир я не могу. А когда эта бесконечная, однообразная и беспросветная жизнь стала мне в тягость, только моя страсть, только ее удовлетворение, приносили мне хоть какую-то радость, давали искру смысла моего существования! А потом у меня родилась безумная мысль – «Что если действительно попробовать собрать… присвоить себе… все драгоценные камни Поднебесной?!» И я ввел… Дань! Так моя страсть стала… государственным законом!

Желтый Владыка помолчал несколько секунд и, не открывая глаз, добавил:

– Ты бы видел, сколько у меня самоцветов! Три огромные пещеры под этой самой горой наполнены почти доверху, а камни все несут и несут!..

– Да, когда ты… уйдешь, кто-то здорово поживится! – усмехнулся я.

– Никто не поживится… – возразил дракон, – Когда я, как ты говоришь, уйду, черепаха Ао нырнет, и гора Фанчжан погрузится в пески Западной Пустыни. Так что мои сокровища будут лежать очень глубоко!

– Жаль… – протянул я, и медленно поднялся с пола, – Ну, ладно! Поговорили мы хорошо, обменялись, так сказать, мнениями, а теперь мне надо торопиться. Распорядись привести моих друзей, нам пора отправляться!

Дракон приподнял голову:

– Куда ты собираешься отправиться?..

Особого интереса в его вопросе я не услышал, но объяснить свой поспешный уход было надо.

– Я, видишь ли, хочу увидеться с твоим великим магом Цзя Шуном, и мне известно, где он будет находиться через два дня. Но в то место еще надо добраться, так что нам придется поторопиться.

– А куда именно тебе надо добраться через два дня? – задал Желтый Владыка новый вопрос.

– К мосту через реку Хо на дороге из Цуду в Пакит…

– Ага… – раздумчиво протянул дракон, – Но ведь тебе, наверное, стоит как следует отдохнуть перед этой встречей?.. Оставайся у меня и отдыхай, набирайся сил. Я, кстати, хочу пообщаться с твоим… учителем – много слышал о многомудором Фун Ку-цзы, а вот видеться не довелось… Ну а к мосту я вас через два дня доставлю…

Он повернул голову и рявкнул:

– Мэнь-Шэнь!..

И снова дух-хранитель врат неслышно появился рядом с Желтым Владыкой.

– Проводи моего гостя к его друзьям! – приказал дракон и отвернулся в сторону, словно желая показать, что ему надоело мое общество.

Мэнь-Шэнь молча пригласил меня следовать за ним, но я, прежде чем сделать первый шаг, неожиданно задал его хозяину еще один, последний вопрос:

– А почему ты не вернешь себе человеческий облик?!

На меня удивленно посмотрел огромный желтый глаз, а затем дракон как-то неловко дернулся, как будто хотел пожать плечами и… не смог.

– Ты можешь представить себе человеческое тело возрастом в тысячу лет?! – негромко поинтересовался Желтый Владыка, и тут же, не дожидаясь моего ответа, продолжил, – Вот и я не могу… Да и будет ли оно вообще… живо! Так что не будем рисковать. К тому же я отвык от того, чтобы на меня смотрели, как на… человека. Я – Желтый Владыка!..

И он снова отвернулся.

Я кивнул, словно бы принимая такой ответ, и молча последовал за своим провожатым к неприметной дверце в дальнем конце зала.

Больше я Желтого Владыку никогда не видел! Наяву…

За дверкой открылся длинный коридор с высоким сводчатым потолком, широкой спиралью спускавшийся вниз. Миновав один виток этой спирали, мы оказались в еще одном зале, немногим уступавшем в размерах верхнему, и здесь меня поджидали мои спутники. Все трое, включая Гварду, судя по их виду, успели основательно помыться и почиститься. У одного из трех огромных окон зала стоял большой накрытый к обеду стол, на котором, как я успел заметить, были поставлены четыре прибора, однако мои друзья не спешили садиться за трапезу.

Мэнь-Шэнь указал на одну из шести дверей, врезанных в глухую стену зала и басовито проговорил:

– Вот твоя личная комната… Где ты сможешь помыться и привести себя в порядок, тебе покажут твои друзья. А теперь я тебя покину, мой хозяин зовет меня…

И он исчез. А я повернулся к своим спутникам.

– Ну что, учитель, поговорил?.. – немедленно запищал Поганец своим нахальным фальцетом, – А и говорить ты здоров, видно вы с Желтым Владыкой нашли общий язык!.. И что же это вы друг другу такое интересное рассказывали?..

– Ты его предупредил о заговоре Чи Ю?! – требовательно поинтересовался Фун Ку-цзы, – О сражении, которое он готовит у реки Хо?!

Я улыбнулся. Передо мной стояли живые… живущие полной жизнью, дорогие для меня… существа! Они заслоняли нависший надо мной образ древнего, измученного жизнью, да, впрочем, уже и не живущего, дракона, для которого даже его последняя, главная страсть – алчность выродилась в дряхлую надежду на… смерть!

– Ну что ты улыбаешься!.. – немедленно вскипел Поганец, – Мы что, смешные истории рассказываем или о серьезных вещах говорим?!!

И тут вмешался умница-синсин:

– Дайте Сор Кин-иру умыться, привести себя в порядок. Потом мы сядем за стол, и он нам все расскажет.

Я кивнул, подтверждая слова Гварды, и тот предложил:

– Ступай за мной, я тебе все покажу.

Синсин проводил меня в одну из маленьких спален, примыкавших к большому залу и там я разделся до трусов, после чего Гварда показал мне комнатку, в которой можно было помыться. Спустя полчаса, я чистый и успокоенный снова присоединился к своим друзьям. Мы уселись за обеденный стол, и я рассказал сгорающей от любопытства компании все подробности своего разговора с Желтым Владыкой.

Ели мы за этим обедом много и шумно, вспоминали свое «великое сидение» на каменном карнизе скалы и весьма своевременный «исход» с него, строили предположения о действиях Желтого Владыки, которому мы открыли глаза на происки его врагов. А после обеда… После обеда вдруг наступила реакция. Мы, видимо, вдруг поняли, что впервые за последние насколько дней нам не надо никуда торопиться, не надо ни от кого отбиваться, не надо немедленно и решительно… действовать. За столом наступило какое-то смущенное молчание, и тут я почувствовал, что глаза мои сами собой закрываются, и я просто проваливаюсь в сон.

Пробормотав какое-то неразборчивое извинение, я встал из-за стола и побрел в свою спальню. Там я, не раздеваясь рухнул на ставший вдруг весьма удобным кан и уснул…

И я увидел свой четвертый, самый короткий Сон.

Я был стар… нет – дряхл, как изъеденная мышью хлебная корка, как лохмотья образцового нищего, как непарный, побитый молью валенок с помойки, как анекдот с бородой. Я был усталым, словно шел без привала три дня и три ночи и все-таки опоздал к сроку, словно провел на каторге пять лет из сорока, отпущенных мне немилостивым судом, словно двигатель внутреннего сгорания, в котором прогорело два цилиндра…

Я сидел на высоченной, абсолютно голой скале и безразличным взглядом скользил по голубой, сильно выцветшей, не имевшей глубины, поверхности неба, на котором огромной черной прорехой пылало полуденное солнце, по выцветшей желто-охристой, чуть волнистой поверхности пустыни, уходившей вдаль насколько хватало взгляда, по отсутствующей линии горизонта, непонятным образом смешивавшей вылинявшие цвета Земли и Неба. Я ни о чем не думал, потому что думать было неинтересно, я ничего не ждал, потому что ждать мне было нечего, я ничего не желал, потому что у меня все было!.. Мой интерес не мог пробудить даже огромный дракон, летавший вокруг моей скалы и что-то громко кричавший в полете.

Дракон был яркого желтого цвета, словно здоровый желток свежего яйца или еще не поседевший одуванчик. Его огромный, почти прозрачные, как у стрекозы, крылья отливали сусальным золотом, а яркая пластинчатая броня отбрасывала чудесные солнечные блики, хаотично мечущиеся в окружающем дракона пространстве и порой попадающие мне в глаза.

Я зевнул… вернее зевок сам собой раздвинул мои закостеневшие челюсти и выплыл наружу, потому что я сам не хотел ни зевать, ни спать, ни бодрствовать. Но этот медленный, безразличный зевок, словно прочистил мои древние уши, и я вдруг начал понимать, что кричал, летавший вокруг моей скалы дракон. Его голос становился все более слышен, все более внятен, все более… громогласен!

– … Даже такая древность, как ты, должна понять, что такое – стать драконом!!! Я полон сил, я неуязвим, я непобедим!!! Мне подвластно все на свете, мне доступны любые высоты и глубины, все мои желания исполнимы, все самое невозможное возможно!!! Стань драконом – ты сможешь, и тогда твоя старость, твоя дряхлость, твое отчаяние растворяться, уйдут навсегда!!! Стань драконом – и твои враги исчезнуть былинками в волшебном пламени, а твои друзья будут счастливы!!! Стань драконом – и не будет для тебя недостижимого!!!

СТАНЬ ДРАКОНОМ!!!

Этот последний возглас трубным гласом прогремел в моих ушах и я… проснулся.

За маленьким окошком, пробитым в двухметровой толще скалы все также переливался перламутром дневной свет пустыни. Мне показалось, что проспал я всего несколько минут, тех самых, во время которых мне привиделся мой странный сон, однако, когда я попробовал подняться со своего жесткого ложа, оказалось, что мое тело затекло и отказывается мне повиноваться.

С трудом утвердив ноги на каменном полу и распрямившись, я побрел в умывальную комнату, чтобы хоть немного привести собственное тело в порядок. После умывания и небольшой зарядки мне значительно полегчало, и я направился в зал, чтобы посмотреть, чем заняты мои товарищи.

Наш большой обеденный стол был почти пуст, на нем сиротливо притулилось несколько блюд с какой-то снедью, большой кувшин и один единственный набор столовых приборов, окружавших чистую тарелку. Едва я подошел к столу, как с другой его стороны, из-за свисавшей почти до полу скатерти, вынырнул черный Гварда и коротко тявкнул:

– Ну что, проснулся?..

– А где все остальные! – в свою очередь спросил я, не отвечая на вопрос синсина, показавшийся мне риторическим.

– Старого учителя пригласил к себе Желтый Владыка, и он ушел сразу после завтрака, а господин Сю отправился в сокровищницу Владыки…

– То есть как в сокровищницу?! – встревожено перебил я Гварду, – И откуда он узнал, где эта самая сокровищница находится?!

Синсин ощерил свои здоровенные клыки в некоем подобии улыбки:

– Он попросил пришедшего за учителем Мэнь-Шэня показать ему сокровищницу Владыки, и тот дал господину Сю провожатого… Какого-то старичка-хранителя.

– Так этот… Поганец в этой сокровищнице обязательно что-нибудь сопрет, а у нас будут неприятности! – всполошился я, – Ты знаешь, как Желтый Владыка трясется над своими камнями?!

Синсин ничего на мои беспокойные вопросы не ответил. Помотав своей черной башкой, он проговорил:

– Нечего об этом думать, ты лучше садись, позавтракай.

Только тут я вспомнил, что Гварда уже упоминал про завтрак. На мой недоуменный взгляд синсин с тихим рыком ответил:

– Ты проспал почти сутки. Скоро уже время обеда…

– Так, может быть мне лучше дождаться обеда?.. – задумчиво проговорил я, – Да и есть я что-то не очень хочу…

Тем не менее, чисто машинально, я взял какой-то пирожок и принялся его жевать.

В этот момент в зал быстрым шагом вошел Фун Ку-цзы и прямо с порога заговорил с несвойственным ему возбуждением:

– Вот это беседа!!! Ради одного часа беседы с Желтым Владыкой вполне можно было просидеть на раскаленной скале еще трое суток!!! Я из одного этого разговора узнал столько нового, столько неожиданного и поразительного, что чувствую себя просто кладезью мудрости!! Теперь мне просто необходимо вернуться в Пакит, там я открою… – на мгновение он замолчал, что-то обмозговывая, а затем с неким возвышенным пафосом закончил, – Я открою Школу Высшей мудрости!!!

– ШВМу… – с набитым ртом промычал я, чем враз сбил своего учителя с мысли.

Он остановился напротив меня, несколько секунд рассматривал меня недоуменным взглядом, а затем беспокойно переспросил:

– Что ты сказал?.. Я не совсем понял твоего… э-э-э… мычания!..

Я быстро проглотил не совсем разжеванный кусок и внятно повторил:

– ШВМу… Школа Высшей Мудрости! – и добавил, – Я сам закончил ВУЗ…

– Кого ты прирезал? – донесся от входа в зал писклявый голосок Поганца Сю. Мы обернулись на этот голос, и малыш, видя, что завладел нашим вниманием, напористо заверещал, – И главное – когда успел?! Два часа назад, учитель, я оставил тебя спящим сном честного человека, а сейчас слышу твое собственное признание в том, что ты кого-то «закончил»! Как это понимать?!

Я невольно улыбнулся:

– Я закончил не «кого-то», а ВУЗ. Высшее учебное заведение. А учитель Фун Ку-цзы собирается открыть в Паките ШВМу – Школу Высшей Мудрости.

Поганец перевел взгляд на Фун Ку-цзы, затем снова посмотрел на меня, затем опять взглянул на старика. При этом у него был такой вид, будто он сильно подозревал нас обоих в некоем недостойном розыгрыше. Наконец, решив, видимо, что я его не разыгрываю, он покачал головой и глубокомысленно проговорил:

– Ну… Не знаю!.. Мне кажется, в ВШМе не каждый захочет учиться!.. Я бы, например, точно не захотел!

– Это почему же?! – запальчиво поинтересовался Фун Ку-цзы, не замечая, что Поганец случайно или нарочно переврал мою аббревиатуру.

– Так если я в этом… в вашем… буду… ну… учиться, меня будут называть… – он на мгновение замолчал и торжествующе закончил, – Вшмист! Вам это ничего не напоминает?!

– Напоминает, – неожиданно подал голос Гварда, – Маленькое злое насекомое!

– Никаких вшмистов не будет!!! – буквально взревел Фун Ку-цзы, перепугав всех нас, – Будет Школа Высшей Мудрости и будут приобщенные к постижению Высшей Мудрости!!!

– Ага… Значит, приповымы… – буркнул себе под нос догадливый Поганец, но старик не заметил этого бурчания. Он повернулся всем телом ко мне, грозно свел свои мохнатые кустистые брови и веско закончил:

– А твои странные, неблагозвучные слова, ученик, я прошу тебя оставить при себе, иначе однажды, когда ты произнесешь нечто подобное публично, простые люди побьют тебя камнями!!!

– Ага! Как же!! – немедленно взвизгнул Поганец, – Да первый же, брошенный в его сторону камень учитель разобьет о голову бросившего!.. Причем не прикасаясь к этому камню руками!

Фун Ку-цзы перевел свой суровый взгляд на моего ученика, но ничего не сказал, а усевшись за стол, погрузился в размышления. Очень скоро его чело разгладилось, а в глазах появился прежний мечтательный блеск.

Я закончил свой поздний завтрак и повернулся к присевшему рядом со мной Поганцу:

– Ну а ты?.. Что ты… э-э-э… увидел в сокровищнице Желтого Владыки?..

Поганец как-то сразу поскучнел, бросил на меня быстрый тревожный взгляд, опустил свою мордочку к полу и еле слышно ответил:

– Я, конечно, понимаю твою оговорку… «увидел»… Ну что сокровищница!.. Сокровищница, как сокровищница… Беспорядка много… все навалено кучами…

Тут он вдруг взглянул мне прямо в глаза и трагическим шепотом пробормотал:

– Там столько всего, что даже воровать не хочется!..

В этот момент что-то слегка задело мой локоть, лежавший на столешнице, и я резко обернулся. Стол был совершенно пустой и абсолютно чистый. Вся стоявшая на нем посуда вместе со скатертью куда-то исчезла, а сама столешница влажно отблескивала, словно ее только что протерли влажной тряпкой. Я не успел высказать свое удивление, как из-под стола раздался спокойный голос Гварды:

– К обеду начинают накрывать…

И действительно, на столе, в мгновение ока покрывшемся свежей скатертью, прямо из воздуха начали появляться тарелки, миски, столовые приборы, горшки, супницы. Все это богатое посудное разнообразие было настолько привлекательным, что я даже… почувствовал голод! Тем более, что из-под крышек супниц и широких мисок потянуло самыми изысканными ароматами.

Обед наш, как ни странно, прошел в полном молчании. Каждый думал о чем-то своем и не желал делиться своими размышлениями с другими. Когда мы уже заканчивали трапезу, в зале появился Мэнь-Шэнь и громко провозгласил:

– Желтый Владыка просит своего гостя, господина Сю Чжи пожаловать к нему!

Мы с Фун Ку-цзы одновременно посмотрели на Поганца и даже Гварда выглянул из-под стола. Но мой ученик, не обращая внимания на приглашение хозяина Поднебесной, продолжал смаковать пирожок со сладкой начинкой. Только увидев наши пристальные взгляды, он перестал облизывать пальцы, быстро проглотил кусок и удивленно поинтересовался:

– Чтой-то вы на меня уставились, учителя?!

– Ты что, не слышал?.. – в свою очередь спросил Фун Ку-цзы, – Тебя же приглашает к себе Желтый Владыка!!

Поганец замер, а затем, не сводя испуганного взгляда с лица старика, осторожно положил недоеденный пирожок прямо на скатерть, сглотнул и чуть охрипшим фальцетом переспросил:

– Точно меня?..

– В нашей компании только один Сю Чжи!.. – все также сурово проговорил старик, – К тому же вон стоит твой провожатый!

Поганец быстро оглянулся и, узрев могучую фигуру Мэнь-Шэня, втянул голову в плечи!

– Он приглашает Сю Чжи?!! – в голосе малыша проскользнул некий трепет, а затем он тоскливыми, просящими глазенками уставился на меня, – Учитель, может быть ты меня… это… ну… не пустишь?! Скажи, что у нас срочные, неотложные и весьма важные… э-э-э… учебные занятия!!

Я отрицательно покачал головой:

– Я думаю, тебе стоит пойти и послушать правителя Поднебесной… Когда-то у тебя еще выдастся такой случай!..

– Да?..

Поганец начал медленно сползать со стула, одновременно вытирая салфеткой губы и ладони.

И тут я строго произнес:

– Поганец, я надеюсь, совесть у тебя чиста?! В смысле… сокровищницы!..

Малыш грустно и укоризненно поглядел на меня.

– В смысле бессмысленного отсутствия мысли я конечно же ничего не смыслю!.. А вот в других смыслах мои мысли совершенно обессмыслились! – пробормотал он и медленно, приволакивая ноги двинулся к ожидавшему его духу-хранителю врат.

Когда Мэнь-Шэнь и Поганец скрылись за дверью, Фун Ку-цзы повернулся ко мне и после длинной паузы тихо произнес:

– Я надеюсь, мы еще увидим нашего маленького друга…

Гварда негромко кашлянул под столом, а я промолчал. Мне вдруг стало как-то тревожно.

Поднявшись из-за стола, я решил остаток дна посвятить хозяйственным делам. Правда, их у меня оказалось на удивление мало. Отправившись к себе в спальню, я разделся, натянул на голое тело халат и внимательно осмотрел свою одежку. Затем, забрав белье и носки, я отправился в умывальню, как смог, выстирал их и вымыл свои истоптанные вдрызг кроссовки. Закончив это дело, я понял, что больше мне заняться нечем и присел на скамейку около окошка. Из этой, прорубленной в гранитной толще дыры мне открывался вид на кусок пустой, плоской пустыни и кусок пустого, плоского неба.

Я долго просидел у окна, бездумно глядя на этот совершенно чуждый мне пейзаж и не испытывая ничего кроме глухой, вязкой тоски. И приходившие в мою голову мысли были вялыми и тоскливыми. Так, например, мне подумалось, что я совершенно напрасно решил повидаться с Великолепным Цзя – даже если драгоценности Алмазного Фонда у него, а они у него, предложить мне этому претенденту на высшую власть в Поднебесной совершенно нечего. Даже Нефритовая Книга и та вряд ли его заинтересует! Желтый Владыка сказал, что если Нефритовая Книга вернется в Поднебесную, но вслед за ней может вернуться и Демиург этого Мира, а Чи Ю этот Демиург совершенно ни к чему! А что я могу предложить еще?! Попробовать выкрасть достояние моей страны?.. Я почему-то был уверен, что этот фокус у меня ну никак не получится… разве что попросить Поганца… Но нельзя же подставлять малыша из-за своих собственных интересов!..

Выходило – как ни кинь, а мою миссию ожидал полный провал, так что не лучше бы было просто попросить Желтого Владыку перекинуть меня к месту нахождения портала перехода, а со своими заморочками местные пусть разбираются сами…

Именно в этот, критический для моих размышлений момент, меня от них отвлекли.

– Там… Поганец вернулся… – раздался рядом со мной негромкий тявк Гварды, и я вздрогнул, возвращаясь к действительности.

Пустыня и небо за окном потемнели, указывая на то, что день закончился и на землю опустился вечер. В комнате совсем стемнело, так что черная шкура синсина совершенно растворялась во мраке. Тем не менее я безошибочно протянул руку и погладил Гварду по голове:

– Ну и как Поганец?.. Цел?..

– Цел… – тявкнул синсин, – Но… странен…

– Пойдем, посмотрим на его странность!.. – усмехнулся я и поднялся со своей скамейки.

Мы с синсином вышли в зал и нашли около стола, уже накрытого к ужину, Фун Ку-цзы и Поганца. Старик буравил малыша суровым взглядом, а тот, необыкновенно тихий и даже, как мне показалось, погруженный в себя, сидел молча, уставившись в скатерть.

Я уселся за стол, синсин нырнул под скатерть и… в зале воцарилось молчание. Несколько секунд спустя, я вопросительно посмотрел на старого учителя, и тот со сдержанным раздражением кивнул на Поганца:

– Не хочет рассказывать, о чем с ним беседовал Желтый Владыка!..

Поганец в ответ на это пожал плечами и… ничего не сказал.

– Ну что ж, – спокойно обратился я к Фун Ку-цзы, – В конце концов разговор моего ученика с Желтым Владыкой был приватный, и я вполне понимаю, что Поганцу не хочется ни с кем делиться услышанным! И это его право!..

– Чем там делиться… – неразборчиво забормотал Поганец, словно говорил сам с собой, – Разве б, если б, что-нибудь бы интересное было сказано, я бы разве б не рассказал бы… А то все «бу-бу-бу» да «бу-бу-бу»! «Ты ни так, да ты ни эдак», да не тем хвостом машешь и не с ту сторону!!

– Да ладно тебе, Поганец, – я с деланным безразличием махнул рукой, – Тебе сказали «бу-бу-бу», вот ты с ним и разбирайся. Не настолько мы с учителем любопытны, чтобы приставать к тебе с расспросами. Ты лучше давай, покушай… насколько я помню, ничто не могло поколебать твой аппетит, а тут нам предлагают отведать кухни самого Желтого Владыки – когда-то еще такое удастся!

Поганец, не глядя, взял вялою лапкой первый попавшийся пирожок и принялся жевать его с отсутствующим видом.

Мы все, включая Гварду принялись за ужин, и во время еды обсуждали в основном критерии, по которым стоило отбирать учеников Школы Высшей мудрости, причем я склонялся к тому, что главным должно стать наличие у абитуриента широкого кругозора, а Фун Ку-цзы склонялся принять за основу почтение к старшим.

Естественно, мы круто разошлись во мнениях, но даже наш довольно резкий спор не отвлек Поганца от его, явно тягостных размышлений.

После ужина мы практически сразу же разошлись по своим спальням, поскольку темы для общего разговора у нас, как оказалось, не было. Я улегся на кан с твердым намерением как следует выспаться перед решающим днем, но неожиданно обнаружил, что… не могу заснуть! Несколько долгих минут я пролежал в темноте, закрыв глаза, потом открыл их и принялся рассматривать эту самую темноту, потом решил встать и отправиться, сам не знаю зачем, в общий зал, но в этот момент дверь моей спальни приоткрылась, и из-за нее донесся тоненький напряженный шепот:

– Учитель!.. Учитель, ты уже спишь?..

– Нет, не сплю, – таким же напряженным шепотом ответил я, – Входи, Пога… Сю, входи!..

Крошечная фигурка проскользнула в щель, прикрыла дверь за собой, и через секунду Поганец уселся рядом со мной на кан.

Мы помолчали – я не желал торопить Поганца, а он, видимо, собирался с мыслями и с духом. Затем, глубоко вздохнув, он шепотом начал разговор:

– Вот, ты, Сор Кин-ир, мой учитель, и должен мне кое-что разъяснить…

Он снова умолк, и я, поскольку разговор уже был начат, осторожно поддакнул:

– Я постараюсь, но мои возможности не слишком велики…

– Нет, как раз то, о чем я хочу спросить, тебе должно быть известно! – перебил меня Поганец горячим шепотом, – Ты знаешь, что мне сказал Желтый Владыка?.. Он сказал, что я никому не нужен!..

В комнате снова повисло молчание, причем, Поганец явно ждал моего ответа на свое сообщения, а я не знал, что ему ответить. Наконец, чуть кашлянув для разбега, я задумчиво произнес:

– Ну, знаешь ли, такое можно сказать об очень многих из живущих на этом свете… Я, например, тоже никому не нужен…

– Как это никому!.. – возмутился малыш, – А Фун ку-цзы?! Ты же его ученик!..

– Ему нужен ученик, – с невидимой в темноте улыбкой пояснил я, – А кто будет этим учеником для него не столь важно. Так что…

– Ну, пусть! – снова перебил меня Поганец, – Но ты нужен мне! Мне нужно… э-э-э… говорить с тобой, наблюдать за тобой, учиться у тебя!..

«Немногому же ты у меня научился!..» – с невольной горечью подумал я, а Поганец тем временем продолжил свой горячечный шепот:

– Наверняка ты очень нужен тем, для кого стараешься вернуть эти свои камни! Да, да, я знаю какую цель ты преследуешь в Поднебесной! Но это все неважно!.. – немного невпопад протараторил он, – Важно, что ты нужен, и нужен очень многим! А я – никому!!!

На секунду он смолк, а затем как-то очень обреченно пискнул:

– Вот тебе я нужен?!

«Ну, вообще-то я вполне мог бы обойтись и без тебя!..» – подумал я и тут же подумал, что за время нашего совместного путешествия сильно привязался к малышу. Несмотря на его ярый индивидуализм, эгоизм и себялюбие, мне было бы… горько, если бы с ним случилось что-нибудь нехорошее! Поэтому на его прямой вопрос я очень неуверенно затянул:

– Ну… видишь ли, так ставить вопрос все-таки нельзя… Что значит, «я тебе нужен?.. Я тебе не нужен…»

– Значит – не нужен!.. – горько констатировал малыш, – Иначе ты не стал бы вилять!.. Вот и Желтый Владыка сказал – никому ты не нужен, потому что живешь своим жадным, лживым эгоистичным разумом, головой! Ты, говорит, хоть раз попробуй поступить так, как тебе подскажет твое сердце – не по разуму, а по чувству! Я тогда сразу подумал, что по чувству живешь… как раз ты – мой учитель! Совсем не думаешь, что делаешь!..

Вот тут я, признаться, растерялся. Всегда считал себя человеком разумным, осторожным, предусмотрительным, а тут, оказывается, находятся личности, которые твердо считают, что я следую исключительно своим… чувствам! Мне почему-то захотелось разубедить Поганца, но в голову как-то не приходило ни одного веского аргумента.

А Поганец, так и не дождавшись моих возражений, неожиданно задумчивым тоном проговорил:

– А может быть и не надо никому быть нужным?! Свободнее так-то – ты никому не нужен, тебе никто не нужен… Кра-со-та…

И тут я неожиданно серьезно сказал:

– Знаешь, Сю Чжи, у меня на родине есть два… сочинителя… Так вот они утверждают, что лучше быть нужным, чем свободным… И я с ними согласен. Когда ты кому-то зачем-то нужен, чувствуешь, что не напрасно коптишь небо!

Долго-долго в комнате висело молчание, а потом Поганец тихо сполз с кана и пошлепал к выходу. Уже приоткрыв дверь он тихо вздохнул:

– Зря коптишь небо…

И дверь за ним тихо закрылась.

Эту ночь я спал без каких-либо сновидений и проснулся отдохнувшим, успокоенным, даже умиротворенным, словно ночной разговор с учеником и сон подготовили меня к некоему необходимому действию… Хотя я еще не догадывался к какому именно действию!

Рано утром наша четверка собралась в общем зале за завтраком, а в самом его конце, около нашего стола появился Мэнь-Шэнь.

Увидев духа-хранителя врат, Поганец вздрогнул, затем ухмыльнулся и приподняв скатерть проговорил под стол:

– Все, Гварда, за тобой пришли!..

Синсин выглянул из-под стола и удивленно поинтересовался, слегка дрогнувшим голосом:

– Почему это ты считаешь. Что пришли именно за мной?..

– А со всеми другими Желтый Владыка уже пообщался! – ощерился Поганец в довольной улыбке, – Теперь твоя очередь!..

Гварда вопросительно посмотрел на Мэнь-Шэня, но тот не обратил внимания на синсина. Вместо этого он ударил в пол древком своего грозного оружия и громко провозгласил:

– По велению Желтого Владыки я должен отправить вас к мосту через реку Хо! Готовьтесь и следуйте за мной!..

– А… Еда?! – немедленно заверещал Поганец, – Ты что же, собираешься отправить нас в путь не снабдив провизией?!

– Вам будет дано все необходимое, – не дрогнув ни одним мускулом каменного лица, ответил дух-хранитель врат.

Фун Ку-цзы, я и Поганец быстро разошлись по своим спальням и буквально через несколько минут снова собрались в общем зале уже готовые к походу. Мэнь-Шэнь, бегло оглядев нас, повернулся и молча направился к выходу из зала, мы потянулись следом.

На этот раз наш провожатый направился но лестнице вниз и спускался так долго, что мне показалось, будто мы миновали подножье горы Фанчжан. Наконец Мэнь-Шэнь привел нас в небольшую комнату со стенами из дикого, грубо отесанного гранита. У дальней стены комнаты стояло некое, закрытое плотным занавесом сооружение, а перед ним огромный низкий стол с… макетом какой-то местности. Подойдя ближе, я вдруг понял, что вижу перед собой всю Поднебесную.

– Покажите, к какому именно мосту я должен вас доставить!.. – пророкотал дух-хранитель врат, и мы склонилась над макетом.

Быстрее всех сориентировался Фун Ку-цзы. Уверенно ткнув пальцем в какое-то запутанное переплетение разного цвета линий, он твердо произнес:

– Вот сюда!..

Мэнь-Шэнь немного помолчал, словно бы ожидая других предложений, но увидев, что мы не собираемся вступать в спор со стариком, повернулся к занавесу и одним мощным движением отдернул его. За занавесом оказался огромный черный камень с зеркально отполированной поверхностью, обращенной к нам. Мэнь-Шэнь пробормотал несколько непонятных слов и бросил на черную, зеркально отблескивающую поверхность щепотку какой-то пыли, мгновенно всосавшейся в камень. Поверхность потеряла свой блеск, а затем словно бы растаяла! На ее месте появилось изображение берега реки, поросшего невысокой травой. Справа было видно начало неширокого деревянного моста, от которого вверх по склону пологого прибрежного холма убегала неширокая дорога. За дорогой, вдоль берега реки четкими рядами выстроилось войско, показавшееся мне в первое мгновение огромным. В середине строя стояли знакомые мне великаны Чи и куафу со змеями в руках, справа и слева от них расположились люди, вооруженные чем попало, а позади эту армию подпирали толпы цзиней. Впереди рати стояла высокая тощая фигура, закутанная в темный балахон, а рядом с ней теснилось еще несколько темных фигурок значительно меньшего роста.

На вершине холма, довольно далеко от выстроившейся рати, виднелось десятка два конников под странным стягом, напоминавшим большую рогатку с растянутым на ней цветным полотнищем. И Гварда, видимо, сориентировавшись именно по этому полотнищу, вдруг заявил:

– На холме правитель Тянь Ши… наверное там и его войско!

Я повернулся к спокойно дожидавшемуся Мэнь-Шэню и твердо сказал:

– Нам надо на вершину холма!

Дух-хранитель вратсогласно кивнул, но прежде чем начать перенос вытащил из широких складок своей одежды довольно большой мешок и протянул его Поганцу:

– Это твоя еда!

Поганец немедленно ухватил мешок обеими руками, а дух-хранитель врат повернулся ко мне:

– Кроме того, Правитель велел передать, что твоя Дань и Дань твоих спутников выплачена добытыми и переданными ему сведениями. Теперь все! – голос Мэнь-Шэня зазвучал громче и грознее, – От имени Желтого Владыки говорю вам, прощайте!

Он метнул в мерцавшее перед нами изображение новую порцию тонкой желтоватой пыли… И в следующее мгновение мы оказались на вершине холма, почти у ног стоявших там лошадей!

Впрочем, лошади нас не испугались, чего нельзя было сказать о всадниках. Наше неожиданное появление произвело на них совершенно неожиданное действие, окружавшие стяг конники сначала шарахнулись назад, а затем взметнув над собой тяжелые да-дао и заорав что-то нечленораздельное, они бросили коней на нас. Но в ту же секунду раздался властный возглас их предводителя, стоявшего под стягом:

– Назад!!! Это мои друзья!!!

Я сразу же узнал голос правителя Тянь Ши, и Фун Ку-цзы обрадовано улыбнулся, а черный Гварда просто метнулся под ноги лошади своего хозяина. Вот только Поганца не было видно! В первую секунду я подумал, что малышу каким-то образом удалось остаться в резиденции Желтого Владыки, но тут же вспомнил о его способности становиться невидимым. И действительно, почти сразу я услышал рядом с собой тихий шепоток:

– И этому… правителю я тоже не нужен!..

Мой учитель, а следом за ним и я, склонились перед правителем в поклоне и тут же услышали вполне ожидаемый вопрос:

– Уважаемый Фун Ку-цзы, ты со своим учеником очень меня удивили!.. Откуда вы взялись?!

– Правитель!.. – не разгибаясь ответил Фун Ку-цзы, – Нас прислал сюда сам Желтый Владыка!

– Как!.. – изумленно вскричал правитель, – Вы виделись с нашим повелителем?! Значит он знает о грозящей опасности?! Значит он пришлет нам помощь?!

Фун Ку-цзы смешался, не зная, что ответить, а я, выпрямившись и посмотрев прямо в лицо Тянь Ши спокойно произнес:

– Желтый Владыка знает о грозящей опасности, мы ему рассказали, но он не пришлет помощи… ему просто некого прислать, а сам он… слишком немощен!

И не успел я договорить, как вокруг правителя Тянь Ши взметнулся возмущенный ропот голосов. Окружавшие его гвардейцы, потрясая своими да-дао, не стесняясь высказывались по моему адресу, а один из них, выехав вперед, воскликнул:

– Правитель, позволь мне наказать этого негодяя, посмевшего клеветать на Желтого Владыку!..

Я повернулся в его сторону и с усмешкой поинтересовался:

– Ты, смельчак, наверное только что видел Желтого Владыку, и можешь оспорить мои слова?! А если ты видел его вчера, то за это время он очень сдал, и я говорю правду!

Ропот мгновенно смолк, то ли от моей неописуемой наглости, то ли от уверенности, звучавшей в моем голосе и заставлявшей гвардейцев задуматься.

Я снова повернулся к правителю и, стараясь быть спокойным, спросил:

– Велика ли твоя армия, правитель?..

– Пятьсот конных гвардейцев и полторы тысячи… ополченцев, – немедленно ответил Тянь Ши.

Я посмотрел на берег реки и быстро пробормотал заклинание «Истинного Зрения».

Противостоящая нам армия была видна, как на ладони. За спиной черного мага Цзя Шуна, окруженного восемью одетыми в черное помощниками, стояло восемьдесят братьев Чи и чуть больше трех сотен великанов куафу со змеями в руках. Людей, построенных во второй линии атаки было около восьми сотен, и столько же цзиней, толпившихся без всякого строя в арьергарде.

«Пятьсот конных гвардейцев, – подумал я, – Это очень хорошо! С ними вполне можно было бы попробовать разогнать людей и уничтожить цзиней… Но вот… братья Чи и великаны!.. И еще великий маг Поднебесной! Двухтысячного войска Тянь Ши не хватит, чтобы одолеть эту силу, тем более, что ополчение – это совсем не войско!»

– Вам не одолеть Чи Ю!.. – бесстрастно проговорил я, не оборачиваясь к правителю, – Вы погибните!..

– Чи Ю?!! – раздался у меня за спиной изумленный голос Тянь Ши, – Так это Чи Ю?!!

Я не счел нужным подтверждать еще раз уже сказанное, да этого и не требовалось. Изумление и замешательство правителя быстро исчезли, и он прежним спокойным тоном добавил:

– Пусть мы погибнем, но мы не покоримся!.. Мы не станем такими, как наши бедные братья! Посмотри на них!!

Я мгновенно понял, что он говорит о людях, входивших в армию Чи Ю и пригляделся к ним внимательно. Да, действительно, выглядели они странно. Их лица были совершенно неподвижны, глаза пусты и без блеска, словно стертые, подзаржавевшие металлические пуговицы. Руки, державшие оружие, странно дергались, а тела раскачивались на нетвердых ногах. Казалось они совершенно не воспринимают окружающее, а ожидают некоей команды, чтобы совершить определенные, заранее заданные действия…

– Разве это люди?.. – раздался позади меня голос Тянь Ши.

«Вот, значит, как?!! – подумал я, чувствую, что во мне просыпается ярость, – Вот, значит, какими методами мы достигаем подчинения?!»

Именно в этот момент черная фигура Чи Ю плавным движением выдвинулась вперед, и над склоном холма прозвучал его неживой скрипучий голос:

– Тянь Ши, неправо владеющий провинцией Гуанчу, сдайся на милость великого мага Поднебесной Цзя Шуна. Я гарантирую тебе быструю и безболезненную смерть, я возьму твою дочь к себе в наложницы и она проживет еще три дня, я оставлю в живых твоих жен и всех твоих слуг! Если ты поднимешь против меня оружие, все вы умрете медленной и мучительной смертью. Ты сам умрешь последним! Даю тебе на размышление шестнадцать мгновений.

Над нами что-то звонко звякнуло, а потом мерно, неторопливо защелкало. Я даже не сразу понял, что это отсчитывались отпущенные Цзя Шуном мгновения.

– Мы не сдадимся!.. – раздался за моей спиной придушенный, обреченный голос Тянь Ши, и щелканье мгновенно прекратилось.

– Ты выбрал свою судьбу! – проскрежетал Чи Ю и медленно поднял правую руку к груди.

В следующую секунду его черная накидка упала на землю, а странно побледневшую фигуру мага окутал темный крутящийся вихрь. Когда он рассеялся, мы увидели, что на мете черного мага возвышается трехметровое чудовище. Человеческое тело, имевшее три пары рук и толстые ноги, оканчивающиеся копытами, венчала уже виденная мной в Паките шишковатая костистая голова. Четыре рубиново светящихся глаза, казалось, готовы были расплавить землю под нашими ногами. Одето это чудище было в короткую юбку из соединенных кольцами стальных полос и некое подобие жилета из толстой черной кожи. И на этом жилете, с правой его стороны, сверкали изумрудная брошь, сапфировая брошь и эгрет в виде фонтана! А толстую шею Чи Ю охватывала едва видимая золотая ниточка цепочки с прорезным ажурным золотым шариком, в котором сиял алмаз Шах!!!

И тут моя, едва проклюнувшаяся, ярость ударила мне в голову бешеным фонтаном и растеклась по всему моему существу! Почти не понимая, что делаю, я вышел вперед на десяток шагов и заорал срывающимся в истерику голосом:

– Я, странствующий маг Сор Кин-ир, своевременно уплативший Дань Желтому Владыке, вызываю на магический поединок мерзавца по имени Чи Ю. Причина поединка – Чи Ю, назвавшийся Цзя Шуном, присвоил себе драгоценности, принадлежащие Желтому Владыке и нагло носит их на своем мерзком теле. Основание поединка – попытка Чи Ю с помощью магии уничтожить Желтого Владыку и миропорядок им установленный, захватить власть в Поднебесной и поработить, уничтожить людей живущих в ней. Время поединка – немедленно!

Чи Ю стоял в семидесяти метрах от меня совершенно неподвижно, и четыре его глаза сжигали мой вызов в насмешливом багровом пламени. Я понял, что он не примет вызова и просто посмеется надо мной.

Но в этот момент справа от меня раздался знакомый, но странно спокойный голос хранителя Ю Синя:

– Своевременную уплату Дани Желтому Владыке странствующим магом Сор Кин-иром подтверждаю! Причина поединка принимается! Основание для поединка принимается! Время поединка принимается!!

На неподвижном лице Чи Ю появилась странная гримаса и он медленно повернул голову в направлении прозвучавшего голоса. Я тоже невольно оглянулся на голос и увидел, что в стороне, как раз посредине между войском Чи Ю и вершиной холма на небольшом раскладном стульчике сидит слуга Желтого Владыки, а рядом с ним возвышается неподвижная фигура Мэнь-Шэня, сжимающая в правой руке свой гигантский да-дао.

Чи Ю снова посмотрел на меня, и на этот раз в его взгляде читался насмешливый интерес.

– Я не знаю никакого бродячего мага по имени… Сор Кин-ир, но если ты желаешь покончить с собой таким странным образом, что ж, я могу последний раз сыграть в эту игру, придуманную Хуан ди!

Его жутковатая физиономия исказилась, и он начал произносить формулу ответа на вызов:

– Я, потомок семьи Чи, названный Чи Ю, великий маг Поднебесной, известный под именем Цзя Шуна… ха… своевременно уплативший Дань… Желтому Владыке, принимаю вызов на магический поединок самоубийцы, называющего себя бродячим магом Сор Кин-иром! Причина поединка – наглость этого бродячего мага. Основание для поединка – оскорбление этим бродячим магом моего величия! Время поединка – немедленно!!

Произнесенный ответ явно и нагло отступал от принятого канона, но хранитель Ю Синь, казалось этого не заметил. Совершенно спокойным голосом он произнес:

– Своевременную уплату Дани Желтому Владыке великим магом Поднебесной Цзя Шуном подтверждаю! Причина поединка принимается! Основание для поединка принимается! Время поединка… утверждается!!

Он помолчал секунду, безразлично закончил: – Пусть не пострадает невиновный!!! – и… исчез!

И сразу же между мной и Чи Ю побежали широкие черные полосы, расчерчивая разделяющее нас пространство на ровные квадраты. Как только на земле образовалась ристалищная площадка, желтая глина в ее квадратах изменила свой цвет на светло-голубой и темно-синий. Чи Ю оказался на одном конце площадки, я – на другом. Подо мной был голубой квадрат. Краем глаза я заметил, как дух-хранитель врат поднят свой да-дао и с силой опустил конец его древка на землю. Раздался странный деревянный стук… и мое сердце похолодело! Я вдруг отчетливо понял, что совершенно не представляю своих дальнейших действий!!

Впрочем, первый ход был за Чи Ю… А он не слишком торопился.

Целую минуту он молча разглядывал меня, словно некое совершенно непонятное существо. Прямо за его спиной сгрудились восемь его помощников, укутанных в темные покрывала, а еще дальше несокрушимой стеной стояли братья Чи и великаны куафу. Я невольно оглянулся. Два десятка гвардейцев Тянь Ши сгрудились вокруг своего повелителя, образовав довольно плотную толпу и только Фун Ку-цзы с черным Гвардой стояли немного впереди, причем на лице моего старика-учителя было написано самое горькое отчаяние.

– Моя Сила в твоем распоряжении!.. – донесся до меня не слишком уверенный голос Тянь Ши, и его подсвеченный кокон стал виден над головами всадников. Но я не собирался воспользоваться этой помощью, мне вдруг стало ясно, что главная моя задача по возможности истощить великого мага, тогда армии правителя возможно будет полегче!

Я снова повернулся лицом к своему противнику и в этот момент он негромко, но так, чтобы я слышал, пробормотал:

– Ну что ж, ты сам выбрал свою судьбу…

Моя рука невольно легла на эфес меча, и Чи Ю снова усмехнулся:

– Хорошо, ты умрешь от стали!..

Он пробормотал короткое заклинание, и позади него рухнули на землю две темные фигуры. Его средняя правая рука взметнулась вверх, и в ней появился… цзи, трезубец называемый «усами дракона». Но боковые острия этого оружия не были раскинуты в стороны, они извиваясь в виде тонкого и длинного лепестка пламени, тянулись вперед, далеко превосходя своей длиной среднее жало.

Чи Ю усмехнулся и как-то лениво, без особого замаха метнул цзи в мою сторону.

Трезубец, словно бы продолжая неторопливое движение метнувшей его руки, медленно поплыл в мою сторону… преобразовываясь странным образом. Его древко начало быстро укорачиваться и скоро совершено исчезло, боковые острия столь же быстро удлинились, чуть ли не до полутора метров и стали значительно шире, а затем… налились алым светом и затрепетали, как настоящие языки пламени. Среднее острие так же удлинилось, хотя по-прежнему сильно уступало крайним в величине, и истончилось до размера крупного шила. И в тоже время стремительно нарастала скорость полета оружия. Преодолев половину разделявшего нас расстояния «усы дракона» уже стремительно неслись в мою сторону, словно их выпустили из некого гигантского лука!

В этот момент мне удалось стряхнуть оцепенение, охватившее меня при виде летящего в меня оружия… этого странного, завораживающего своей трансформацией магического удара. Мне нужен был… щит, и я мгновенным усилием воли сжал, до предела уплотнил свой магический кокон. Мне показалось, что он стал похож на толстую, переплетенную узлами, несокрушимую скорлупу гигантского ореха, в котором я сам играл роль ядрышка.

А спустя мгновение два широких огненных трепещущих острия ударили в эту скорлупу и зашипели, тускнея на глазах, стремительно превращаясь в багровый туман, в пар! Но вместе с этими остриями так же стремительно в пар превращалась и моя защита!!

Прошла еще секунда и окружавшая меня скорлупа с треском лопнула, осыпалась, оставляя ядрышко совершенно беззащитным, и тогда сквозь багровую туманную пелену проскочило среднее острие трезубца цзи – узкое, длинное лезвие беспощадной магии, нацеленное точно в мою грудь!!

Нет, я не закрыл глаза в ожидании удара! Я видел все!.. И как стремительно приближалось смертельное лезвие, и как разметывались по его сторонам багровые полотнища тумана – остатки моей сгоревшей защиты, и как светлое до той поры острие начало наливаться мрачной, убийственной чернотой!..

И как за мгновение до удара, прямо от моих ног взметнулось вверх маленькое, мохнатое, обернутое крошечной набедренной повязкой тельце!.. Как оно приняло на себя всю мощь яростного магического удара!! Как безжалостное острие прошило его насквозь и, окрашенное алой струящейся кровью, нашло мою грудь!!!

Удар пришелся в левую сторону груди и был на удивление тупым и… несильным. Я пошатнулся и отступил назад, но не вышел за пределы своего квадрата. В тот момент я ничего не чувствовал и не соображал. Я видел только Поганца Сю, лежащего у моих ног с пробитой, развороченной грудью и кровавой, пузырящейся пеной на губах. И его глаза, глядящие мне в лицо со странным облегчением.

Но тут его губы зашевелились! Я упал перед ним на колени и склонился, стараясь поймать его шепот…

– Вот… видишь, я был прав… – почти беззвучно шевельнулись его губы, – Первый раз я поступил так, как подсказывало мне сердце… и чем это кончилось?..

Больше он ничего не смог произнести, а я ничего не успел ему ответить!

Он был мертв!!!

Я ладонью осторожно опустил ему веки и поднял глаза. Надо мной, высоко-высоко голубело безразличное небо, а вокруг замерла глубокая тишина. Прямо передо мной, передвинувшись вперед на два квадрата, замер огромный Чи Ю с вытаращенными глазами и приоткрытой от изумления пастью. За ним стеной застыли его великаны.

Почти минуту я разглядывал своего противника, пока в мою голову не заползла мысль, что теперь настал мой черед нанести удар… Вот только как и… чем?! От моего запаса магической Силы остались жалкие обрывки, беспорядочно клубящиеся вокруг меня в попытке принять хоть какое-то подобие кокона. Меч на бедре был мало пригоден для атаки на великого мага Поднебесной… Тем не менее я медленно поднялся с колен и аккуратно отряхнул свои затасканные джинсы.

И в этот момент в моей голове совершенно отчетливо прозвучала малопонятная фраза:

«Жертва принята… Можешь пользоваться своей находкой…»

Моя рука совершенно самостоятельно, без всякого участия замершего разума, поднялась к груди и коснулась левого нагрудного кармана куртки. Дрогнувшие пальцы ощутили знакомую твердость нефритовой пластины и неуверенно, словно сомневаясь в своих действиях расстегнули пуговицу на клапане кармана. Через мгновение я держал на своей ладони… маленькую книжицу!

Это и в самом деле была книга – две тонюсенькие пластины зеленого полупрозрачного нефрита несли между собой десятка три тщательно обрезанных листов плотной желтоватой бумаги. Я ясно видел эти, пока еще сложенные вместе пластины из камня, а моя ладонь ощущала… мягкую, тщательно выделанную кожу переплета.

– А-а-а-а!!! – пронесся над склоном холма низкий хриплый вопль, – Моя Книга!!! Я нашел тебя, теперь ты будешь умирать долго!.. Долго!.. Долго!..

Я оторвал взгляд от Нефритовой Книги и с удивлением посмотрел вперед. Чи Ю метался по своему квадрату, не в силах перешагнуть его границ, и рычал что-то совсем уж нечленораздельное. Именно это зрелище окончательно вернуло меня в окружающий мир! Словно какое-то мутное, липкое облако взорвалось в моем мозгу и выплеснулось прочь из головы, из тела, из разума! Я снова обрел способность нормально видеть, слышать, думать… более того все мои пробудившиеся чувства необычайно обострились.

Я снова взглянул на книгу и холодок пробежал у меня между лопатками!

«Если ты ее откроешь, назад уже пути не будет!.. мелькнула в голове предательская мыслишка, – Ты еще можешь предложить Книгу Чи Ю в обмен на драгоценности и унести ноги из этого Мира!..» Но я сразу же задавил этот всплеск трусливого эгоизма. Мои пальцы крепко обхватили шероховато-теплые крышки переплета, и я во весь голос прокричал:

– Смотри, мерзавец Чи Ю, как я читаю твою Книгу!!!

Невероятный, дикий вопль стал мне ответом, а я медленно, осторожно откинул верхнюю крышку.

В глаза мне бросилась быстро исчезающая надпись, сделанная явно от руки крупными ровными буквами, и в тоже мгновение в моем сознании проступил смысл исчезнувшей фразы:

«Вся Магия Поднебесной»

Я перевернул титульный лист и снова на моих глазах начал пропадать мелкий бисер рукописного текста, а в голове возникать правила, порядок и приемы управления и… направления магической Силы, уравнения и аксиомы высокого Искусства, порядок и строй создания магических формул!

Меня не удивляло невероятно быстрое усвоение ранее неизвестных мне законов, правил и приемов Магии, меня удивило, почему я сам не додумался до всего этого – настолько простой и… естественной казалась мне эта наука!

Но вот последняя страничка Книги оказалась перевернутой. Я закрыл нефритовую крышку переплета и аккуратно уложил Книгу обратно в карман куртки. Я посмотрел на замершего напротив меня Чи Ю и… улыбнулся. А затем я легко согнул мизинец левой руки, чуть царапнул ногтем по ладони, и стоявшие позади Чи Ю помощники рухнули на землю, словно из их темных балахонов мгновенно выдернули тела, а вокруг меня снова сформировался мощный кокон магической Силы. Я еще раз улыбнулся, прикидывая свой ход в этом поединке, и тут у меня в голове прозвучали слова, слышанные мной в моем последнем сне:

«СТАНЬ ДРАКОНОМ!..»

Самое интересное заключалось в том, что, я знал как стать драконом, и я знал возможности дракона!!!

Спокойно, даже неторопливо я начал читать заклинание «Полного Преображения». Нет, сам я, мое тело никак не изменялись, зато окутывающий меня магический кокон начал наполняться цветом, плавно менять свою форму. Я же, продолжая произносить напевные слова и сопровождать их плавными движениями обоих рук, одновременно наблюдал все происходящее как бы со стороны. Вот вокруг моего, стоящего неподвижно, тела появилась голубоватая, странно переливающаяся сфера. Вот ее голубой цвет настолько сгустился, что меня не стало видно, а сама сфера несколько сплющилась и вытянулась, превратившись в несколько сдавленный эллипсоид. Затем по бокам этого эллипсоида сформировались мощные, когтистые, снабженные костяными шпорами задние лапы и короткие, напоминающие человеческие руки, передние. А передняя и задняя части эллипсоида продолжали удлиняться и утончаться, превращаясь постепенно в длинный нервно подергивающийся хвост и мощную вытянутую вперед и вверх шею, несущую огромную, чуть сплющенную голову, украшенную двумя, откинутыми назад рогами.

Затем по бокам головы проклюнулись два огромных бирюзовых глаза и почти сразу же раскрылась широкая пасть, усаженная в два ряда белоснежными зубами, а все тело, от кончика хвоста до основания рогов покрылось прочной чешуйчатой броней! И наконец огромный ярко-голубой дракон раскрыл свои широченные, почти прозрачные крылья и легко, почти без разбега, взмыл в безоблачное небо!

Я летел и с высоты своего положения осматривал место, выбранное Чи Ю для битвы. За вершиной холма мне открылась армия правителя Тянь Ши – огромная, построенная не слишком стройно толпа волнующихся, шевелящихся, переговаривающихся людей, готовящихся к смерти и надеющихся на победу. А внизу, у реки, противостоящий им монолит неподвижных человеческих тел, спаянных в одно целое железной волей и магическим приказом их повелителя. Сам же повелитель топтался на выбранном им квадрате расчерченного для магического поединка склоне и казался отсюда, сверху, совсем небольшим и совсем нестрашным!!!

Голубой дракон усмехнулся, выпустив из пасти струйку голубоватого дыма, встал на правое крыло, вошел в вираж и по пологой петле устремился к задравшему в небо голову Чи Ю.

Великий маг Поднебесной понял, что пришло время настоящей битвы. По его задергавшимся губам и двинувшимся в замысловатый танец рукам я понял, что он плетет сложное защитное заклинание. Его все еще мощный магический кокон сжался, уплотнился и одновременно чуть вытянулся в направлении атакующего дракона, готовясь отразить удар… А я внутренне рассмеялся – Чи Ю только что сам показал мне, как надо преодолевать такую защиту!

Но я не бросил в своего врага магическое лезвие… Нет!

Не долетая до его изготовившейся к защите фигуры метров тридцать, дракон гулко выдохнул, и из его пасти вырвался яркий факел голубого пламени. В одну секунду это пламя охватило защитный кокон Чи Ю и начало пожирать, высасывать, впитывать в себя окутывавшую великана магическую Силу. Не прошло и пяти секунд, как голубой факел втянулся назад в драконью пасть, унося с собой остатки защитного кокона великого мага Поднебесной, а сам дракон уже завис над голой костлявой головой Чи Ю.

Я неторопливо вытянул из ножен свой меч, и в тоже мгновение в лапе дракона сверкнул длинный, прямой, тяжелый клинок Су Вана, Неукрашенного Правителя!

Великан вскинул над головой все свои шесть рук, но светлая молния кханды упала на его беззащитную фигуру, и прошла сквозь нее распластывая ткань, кожу, плоть, кости, внутренности и вонзилась в синий квадрат земли, который еще попирали копыта предводителя клана Чи. И снова взметнулся вверх Су Ван… Но ему больше нечего было атаковать – темная фигура Чи Ю несколько мгновений стояла неподвижно, а затем медленно, неторопливо развалилась на две практически равные части и с тяжелым шлепком осела на землю двумя бесформенными кучами!!!

И тут же над ристалищной площадкой прозвучал ликующий голос старого Ю Синя, хранителя казны Желтого Владыки:

– Невиновные не должны пострадать!!! Именем Желтого владыки – поединок закончен! Победитель забирает все!

Пропали с земли синие и голубые квадраты, исчезли черные разделительные линии, растаяли в воздухе фигуры Ю Синя и сопровождавшего его Мэнь-Шэня. Дракон медленно опустился рядом с поверженным врагом и спокойно снял с бездыханного тела все четыре драгоценности, принадлежавшие Алмазному Фонду России!

Уложив наконец-то добытые ювелирные игрушки в правый карман куртки, я снова взлетел и направил свой полет в сторону армии, лишившейся своего предводителя.

И тут над прибрежным холмом гулким эхом взметнулся воинственный клич. Пятьсот закованных в доспехи всадников ринулись сомкнутым строем на стоящих у подножия холма великанов. За всадниками, почти не отставая от них, бежало орущее ополчение, и непривычное для их рук оружие сверкало над головами ополченцев. Голубой дракон в это время ушел на новый вираж, взмывая высоко в небо и устремляясь к передней линии братьев Чи и великанов куафу.

И тут, с высоты своего полета я заметил, как люди составляющие большую часть армии Чи Ю вдруг сломали свою каменную неподвижность, зашевелились, начали оглядываться по сторонам, словно просыпаясь от какого-то тяжкого, дурного сна. Я видел, как они таращили глаза, пытаясь разобраться, что же происходит вокруг, как начали говорить что-то друг другу, показывая пальцами вперед и назад, как поднимали свое оружие…

В этот момент конная гвардия правителя Тянь Ши, возглавляемая им самим, врезалась в первые ряды великанов Чи. И дракон, упав с неба и не останавливая своего стремительного полета, обрушил на них свой разящий, не знающий промаха меч. А стоявшие позади великанов люди вдруг закричали что-то неразборчивое и… ударили своим предводителям в спину!

Дракон чуть ли не у самой земли встал на одно крыло, круто развернув свой полет, и устремился в тыл армии мятежника Чи, к берегу реки. Там располагались цзины, и они были способны напасть на людей, атаковавших Чи и куафу с тыла. Но цзини и не думали о нападении!.. Как только в руках стоявших перед ними людей блеснуло оружие, как только оборотни поняли, что магия Чи Ю, подчинявшая ему людей, исчезла, они бросились в реку и на мост, стараясь как можно скорее убраться с места битвы.

Чи и куафу были могучи… Чи и куафу были сильны и смелы… Чи и куафу понимали, что битва идет не на жизнь, а на смерть, что им не стоит надеяться на милость победителя… Чи и куафу отдали битве все свои силы… Но человеческая волна, обрушившаяся на них в двух сторон, но конники, пробившие их строй и разделившие их на две части, но голубой дракон, безжалостно поражавший их с неба были в этот день непобедимы. Все чего удалось добиться великанам, это дорого продать свои жизни и немного продлить битву.

Но через час все было кончено!

Дракон вернулся к месту своего взлета, опустился на землю и, наклонившись, поднял неподвижное тело своего погибшего друга. Великий маг Поднебесной Цзя Шун прекратил свое существование, а вместе с ним рассыпалось и все его колдовство. Теперь передние лапы дракона бережно держали тело совсем еще молодого юноши, невысокого и худощавого. Его красиво вылепленное лицо имело правильные, тонкие черты, и только иронично изогнутые, капризные губы показывали, что их хозяин имел сложный характер.

Дракон стоял и ждал, пока разгоряченные битвой люди не окружили его плотной толпой, пока не подскакал к нему правитель Тянь Ши и не подошел учитель Фун Ку-цзы.

Правитель соскочил с лошади, приблизился к дракону и громко прокричал:

– Благодарю тебя, великий дракон Инлун, повелитель дождей, за твою помощь и заступничество! Без тебя и твоего чудесного меча не было бы нам сегодня победы!!

И он склонился в глубоком поклоне…

Но дракон молча покачал головой…

Но я молча покачал головой и осторожно положил к ногам правителя тело Поганца Сю.

– Вот кого вы должны благодарить… Вот кто ценой своей жизни сотворил сегодняшнюю победу.

И правитель молча обнажил голову.

Минуту над всеми нами висело гробовое молчание, а потом я поднял голову и произнес:

– Я ухожу… Мне больше нечего делать в Поднебесной… – и повернувшись к своему учителю, добавил, – Прости, мудрый Фун Ку-цзы, что не смог стать настоящим учеником, не смог постичь твою мудрость.

Старик смущенно развел руками:

– Да, если б я знал, что ты – Дракон!.. Что ты… сродни Желтому Владыке!

Дракон наклонил свою огромную голову и… улыбнулся:

– Передайте привет Шан Те, пусть она расскажет правителю о моем обещании, данном цзяожэням. Им надо помочь.

Потом я повернулся к Тянь Ши и добавил:

– Ты остаешься единственным магом Поднебесной… До тех пор, пока в ваш Мир не вернется Демиург ты будешь следовать законам Желтого Владыки…

Дракон поднял голову, оглядел молчащую толпу и рыкнул:

– Прощайте!

Затем он развернул свои огромные, голубовато-прозрачные крылья и без разбега взмыл в небо.

Когда я делал прощальный вираж над задравшими головы людьми, я отчетливо увидел стоявших в центре круга правителя Тянь Ши, учителя Фун Ку-цзы и… черного синсина Гварду. Рядом с ними лежал Поганец, и хотя его глаза были закрыты, мне показалось, что он тоже провожает меня взглядом… Хитрым взглядом своих маленьких, блестящих, лукавых глаз.

Я выпрямился и направил свой полет к известному мне месту. Скоро слева от меня промелькнули крыши Цуду, потом прямо подо мной появилась пыльная полоска знакомой дороги, которая, спустя несколько минут, привела меня к небольшой рощице, на опушке которой рос памятный мне куст орешника. Опустившись рядом с ним, я взмахом левой руки стер заклинание «Полного Преображения», и голубой дракон исчез, а мой магический кокон вновь превратился в невидимую и неощутимую для других людей… не магов… сферу. Затем я внимательно оглядел округу и… не обнаружил портала перехода!

Далеко не сразу я сообразил, что он исчез вместе со смертью его создателя.

Возможно, это обстоятельство стало для меня большой удачей – вместо того, чтобы немедленно воспользоваться готовым переходом, мне пришлось задуматься…

Конечно, я и сам мог соорудить портал перехода, для меня это волшебство не было секретом, однако… куда этот портал должен был вести?.. Если я выведу его в тот самый зал Алмазного фонда, то вполне могу оказаться либо среди посетителей выставки, либо в пустом и тщательно охраняемом помещении, ведь с момента моего перехода прошло довольно много времени! Если же мне привязать портал к, допустим, московской квартире Толика Корсакова, то как я объясню свое там появление и… исчезновение из зала выставки?! Конечно, я мог бы попробовать сделать временную поправку перехода, но расчет такой поправки и составление на его основе нового заклинания было мне сейчас просто не по силам.

И тут в моей голове мелькнула мысль простая до гениальности – ведь привязать выход портала можно было не только к известному мне месту, но и к известному мне… запаху, звуку, прикосновению… Важно было, чтобы этот запах, этот звук или это прикосновение были достаточно яркими, необычными! Думал я всего секунду – нужный мне звук выплыл сам собой. Я встал и двинулся к тому месту, где раньше стоял портал Неповторимого Цзя, на ходу доставая свой мешочек с камнями. Но не успел я разложить камни, как позади меня раздался знакомый грубоватый бас:

– Странствующий маг Сор Кин-ир, я послан к тебе с поручением от Желтого Владыки!

Я обернулся и увидел Мэнь-Шэня в знакомом боевом облачении. Впрочем, одно отличие от привычного облика духа-хранителя врат я заметил сразу – он… улыбался. Мне оставалось только улыбнуться в ответ. Тогда Мэнь-Шэнь шагнул вперед и протянул мне маленькую шкатулку, вырезанную из зеленоватого полупрозрачного камня:

– Это подарок Желтого Владыки в пару к имеющемуся у тебя нефриту!

Я молча принял подарок и, не глядя, сунул его в карман джинсов.

– Желтый Владыка благодарит тебя и желает удачного… возвращения!

Мэнь-Шэнь сделал шаг назад, собираясь, видимо, исчезнуть, но тут я остановил его. Мне пришла, надо признаться, довольно абсурдная мысль.

– Послушай, дух, ведь, Желтый Владыка полновластный властитель Поднебесной?..

Мэнь-Шэнь утвердительно кивнул.

– И его… э-э-э… законы обязательны для исполнения?..

Дух снова кивнул.

– Ага… Тогда передай ему от меня, как можно собрать все драгоценные камни Поднебесной!

Глаза Мэнь-Шэня вспыхнули желтоватым огнем, и он снова шагнул вперед, на этот раз угрожающе.

– Говори, – прорычал дух, поднимая свой да-дао, – Но берегись, если твой способ окажется шуткой или… ложью, ты умрешь!

«Напугал!.. – насмешливо подумал я, – Пока вы мой способ опробуете, я уже буду очень далеко!»

– Слушай и в точности передай мои слова Желтому Владыке. Он должен издать указ, закон, распоряжение… Не знаю, как у вас здесь это называется…

– Люи, – немедленно подсказал мне дух, – Уложение!..

– Ну, пусть будет уложение. Так вот, в соответствии с этим уложением все драгоценные камни Поднебесной должны перейти в собственность Желтого Владыки, где бы они ни находились, хотя бы даже и под землей! А владеющие ими сейчас люди будут считаться их… арендаторами. Таким образом нельзя будет камень продать, подарить, передать, можно будет продать, передать, подарить только… права его аренды!.. Владельцем камней будет Желтый Владыка!

Я внимательно посмотрел на Мэнь-Шэня и спросил:

– Ты понял мою мысль?!

Несколько секунд дух-хранитель врат смотрел на меня бессмысленными «нарисованными» глазами, а потом в них мелькнуло понимание, и он… исчез.

«Вот она – благодарность духов!..» – со вздохом подумал я и приступил к возведению портала перехода.

Спустя полчаса, передо мной встало черное зеркало перехода. Я еще раз оглядел расстилавшийся вокруг клочок Поднебесной, закрыл глаза, чуть постоял, привыкая к темноте и… шагнул в черноту перехода.

И почти сразу же услышал… звук выстрела и удивленный возглас:

– Да на нем бронежилет!.. Тогда попробуем так!..

Меня перевернуло в воздухе и я больно приложился боком о что-то твердое.

И вновь раздался грохот выстрела, а следом истошный Толькин вопль:

– Вы ж его убъете!!!

Я открыл глаза.

Вся милицейская и музейная компания, вытаращив глаза, уставилась на пустую стену рядом с одной из слабо подсвеченных выставочных витрин, я же оказался около соседней витрины, пузом на голом и довольно пыльном полу.

После короткой паузы, позволившей мне слегка перевести дух, генеральский баритон совершенно спокойно задал весьма странный вопрос:

– Ну… И куда делся этот ваш… фотограф?..

Вопрос этот не остался без ответа!

– Никуда он не делся… – проговорил я, выбираясь из-под своей витрины и деланно пыхтя якобы от переживания и напряжения, – Смотрите, что я нашел!..

Заключение

Что касательно относительно – то оно, конечно, действительно, но, только, случись что – вот тебе и пожалуйста, а все оттого, что, потому что!..

На моей протянутой вперед ладони покоились алмаз Шах, исписанный по граням арабской вязью, изумрудная брошь, сапфировая брошь и эгрет в виде фонтана, а по мне, так просто красивая шпилька. Как это ни странно, но первым около моей руки оказались музейный старичок со своей очкастой сотрудницей. Благоговейно склонившись к моей ладони, он дрожащими от восторга пальцами едва касался драгоценностей и плачущим голосом твердил, как заведенный:

– Господи, они нашлись!!! Господи, они нашлись!!! Господи, они нашлись!!!

После трех-четырех таких повторов к нему присоединилась тетенька. Тыча указательным пальчиком в переносье своих очков и не отрывая глаз от моей ладони, они завела свое:

– Мефодий Ильич, не волнуйтесь!!! Мефодий Ильич, не волнуйтесь!!! Мефодий Ильич, не волнуйтесь!!!

При этом оба не решались принять найденные мной «экспонаты», словно опасались, что они снова исчезнут! Только через пару минут к ним подтянулись милицейские генералы и прочие «служители порядка». Вытянув шеи они старались через плечи музейщиков разглядеть, что же это такое я отыскал в пыли под витриной.

Наконец мне надоело слушать причитание старика и его дамы, а также молчаливое, но назойливое сопение стражей порядка. Твердо взяв старика за руку, я перевернул ее ладонью вверх и высыпал поблескивающие «игрушки» в эту морщинистую, чуть подрагивающую ладонь.

– Получите свое добро и… всего доброго… – быстро пробормотал я, потому как вдруг заметил в стороне от общей группы, того самого типа в штатском, который накрыл нас с Корсаковым за подслушиванием, а потом еще и стрелял в меня!.. Гад!!

Старик мгновенно прикрыл второй ладонью полученное им сокровище, а я тихо, одними губами быстро забормотал заклинание Отводящего Морока. Спустя пару секунд сыщик в штатском как—то странно дернулся, забегал глазами по выставочному залу, словно пытался что-то разглядеть, а потом сделал неуверенный шаг в сторону толпящихся людей.

Я осторожно выскользнул из толпы и произнес еще одно, короткое … сложносоставное заклинание. Теперь, во-первых, все эти люди будут абсолютно уверены, что кроме них в зале Алмазного Фонда никого кроме них не было! А во-вторых…

Ухватив стоявшего раскрыв рот Тольку за рукав, я потащил его к выходу, и услышал за своей спиной дрожащий голос старого музейного работника:

– Ну, Николай Васильевич, вы и ваши люди настоящие… профессионалы… настоящие… сыщики!! Это ж надо, вернуть государству такие ценности!! За такие… подвиги «героя» давать надо!..

Вот так!

Через десять минут мы с Корсаковым уже сидели в его старенькой «пятерке». Он вставил ключ в замок зажигания, но вместо того чтобы завести мотор, вдруг повернулся ко мне и на выдохе выговорил:

– Ну, рассказывай!..

– Что рассказывать?! – состроил я удивленную физиономию.

– Как – что?! Все!!! – гаркнул Корсаков и… закашлялся.

Прочистив горло, он продолжил:

– Я же видел, что ты просто… э-э-э… растворился в стене!.. Раз-з-з, и все! А потом оказался совсем в другом месте, да еще с этими побрякушками. Где ты их… откопал?!!

Я покрутил головой и усмехнулся:

– Ну, ты насочинял… «В стене растворился!.. Побрякушки откопал!..» – посмотрев ему в глаза долгим пристальным взглядом, я веско произнес, – Нигде я не растворялся и ничего не откапывал!.. Если хочешь знать, мы с тобой вообще не были ни в каком фонде… Хотели пойти, но не пошли!

– Как это не пошли?! – ошарашено переспросил Толька, – Нас же там с десяток человек видели!

– Никто нас не видел… Никто нас не слышал… И вообще, мы с тобой собирались на церемонию вручения премий МВД. Еще можем успеть…

И тут Корсаков внимательно оглядел меня. Глаза его округлились, дрогнувшие руки сами собой легли на рулевое колесо, и пальцы крепко обхватили баранку. Он с трудом сглотнул и враз охрипшим голосом спросил:

– А что это с твоим костюмом стало?.. Словно ты пару недель… по пыльной пустыне в нем бегал?!!

– И по пустыне тоже… – медленно, очень устало и тоскливо проговорил я и закрыл глаза.

Корсаков был умным и чутким человеком, он больше не стал мне задавать вопросов, а завел двигатель и повел свой чудесный автомобиль к дому. Там мы быстро умылись, я как смог, привел себя в порядок и мы отправились в концертный зал Россия. Там я встретился с неожиданно освободившимся полковником Саленко, Сергеем Маратовичем и имел с ним довольно длинную беседу. Полковник говорил много, охотно и в приподнятом тоне, но в конце беседы вдруг поморщился и чуть высокомерно бросил:

– Слушай, Сорокин, у тебя и так-то физиономия… неблагонадежная, так ты еще манеру взял одеваться в какие-то обноски! Что там, в вашей периферии и кроссовок приличных купить нельзя?!

Я состроил виноватую физиономию и пробормотал, что постараюсь исправиться.

В свой родной город я уезжал вечером следующего дня, и в течение всех этих «московских» суток чувствовал, что Корсакову страстно, до изжоги и мурашек в кончиках пальцев, хочется меня порасспросить, но он сдержался. И только, когда мы уже стояли на перроне вокзала, Толик осторожно поинтересовался:

– Слушай… а этих… ну… в фонде… тоже ты… все забыть заставил?..

Я посмотрел ему в глаза и понял, что он уже провел какое-то свое расследование и знает состояние памяти у присутствовавших вчера на выставке Алмазного Фонда России. Поэтому я кивнул и коротко ответил:

– Тоже я…

В этот момент поезд мягко тронулся, и я аккуратно, стараясь не задеть стоящего на площадке проводника, прыгнул в вагон. Корсаков прошел несколько шагов вслед за неторопливо движущимся вагоном, а потом остановился и громко крикнул:

– Расскажешь мне потом!!! Все!!! Я буду ждать!!!

Поезд набирал ход, и скоро платформа… вокзал, да и сама Москва остались позади. Народ в купе укладывался спать, лег и я.

Уже в полудреме мне вдруг вспомнился последний крик Тольки и я подумал: «А почему бы и нет?.. Почему бы и не рассказать?..»

А потом мне приснился сон. Простой, не вещий сон.

Я лежал на своей нижней полке в мерно покачивающемся вагоне. Мягкий перестук колес создавал необходимый для ночи музыкальный фон, и потому сон мой был кроток и спокоен… А на столике между двух купейных полок в своей замызганной набедренной повязке молча сидел Поганец Сю и, развернув свои огромные уши, с мягкой, не «своей» улыбкой ласково смотрел в мое спящее лицо…

Конец второго дела

Евгений Малинин Драконья ненависть или Дело врачей

Из пророческих снов

И из визга фанфар

Ты ко мне явись,

Как проклятие слов,

Как полночный кошмар

Ты ко мне явись,

Из зеленых побегов

И из мертвых ветвей

Ты ко мне явись,

Из изнанки победы,

И потерянных дней

Ты ко мне явись,

Как предательство друга

Или помощь врага

Ты ко мне явись,

Как предвестье недуга

Иль проклятье богам

Ты ко мне явись,

Избавленьем от жизни

Пустой и ненужной

Ты ко мне явись,

Моя ненависть!

Ненависть!

Ненависть!

Ненависть!

НЕНАВИСТЬ!

(Из сожженной рукописи Фрика «Горючие стихи»)

Глава 1

В медицине главное – правильно поставить диагноз: Заболел – ОРЗ, помер – рак…

(Медицинский анекдот времен развитого социализма)

– Так что же нам с тобой делать, Сорокин?..

Глаза нашего главного редактора Савелия Петровича грустно и одновременно задумчиво смотрели поверх моего плеча на портрет классика советской литературы Максима Горького, почему-то все еще украшавший главный кабинет редакции нашей газеты.

Савелий Петрович имел давно всем известную привычку – не желая сразу сообщать работнику газеты об уже принятом решении, он задавал какой-нибудь риторический вопрос и принимался изучать портрет Горького. Может быть поэтому я не слишком заволновался, услышав, что Савелий Петрович не знает, что со мной делать. «Видимо, собирается послать меня в местную командировку „не по профилю…“ – подумалось мне. Однако, оказалось, что вопрос главного редактора был совсем не риторическим.

Оторвав взгляд от сурового и в тоже время вдохновенного лицаклассика, главный взглянул в мое лицо и задал следующий вопрос:

– Ну, что ты молчишь?.. Или сам не знаешь, что нам с тобой делать?!

– А… разве надо что-то делать?.. – неуверенно переспросил я, – Мне как-то казалось, что со мной все в порядке… Или вы решили послать меня в институт пластической хирургии… за счет редакции?..

Своим последним вопросом я намекал на вечное: «Ну и рожа у тебя Сорокин!.. Вылитый бандюган!» – произносимое Савелием Петровичем не реже двух раз в неделю. Однако, на этот раз главный не дал сбить себя с выбранной темы.

– Володя!.. – начал он неожиданно проникновенным тоном, и я сразу серьезно испугался.

– Володя!.. Тебе скоро тридцать. Возраст, так сказать, зрелости, а какая у тебя зрелость?! За последний год ни одной серьезной публикации, ни одного журналистского расследования, а разве у нас в области нечего расследовать, не о чем писать, не с чем бороться?! Вспомни хотя бы свой очерк о деле старшего лейтенанта Макаронина! Я, признаться, после этой публикации думал, что ты вырос наконец-то из детских штанишек, что стал настоящим серьезным журналистом… А ты?!

– А я?! – грустно повторил я вслед за своим руководителем.

– Ну, посмотри, чем ты занимаешься?! – вдруг «возопил» Савелий Петрович, – Организовал какой-то странный клуб со странным названием «Внуки Ильи Муромца», учишь детишек драться. Да ладно бы еще показывал им какое-нибудь там «у-жу» или «так вам до», а ведь вы ходите по общественным местам, размахивая заточенным железом. Ну скажи, неужели это так интересно, дубасить друг друга старыми автомобильными рессорами в городском парке?!

– Это не рессоры!.. – Обиделся я, – Это мечи!..

– Вот, вот!.. – немедленно подхватил Савелий Петрович, – Какие могут быть мечи в тридцать-то лет?!

«Какие?! – обиженно подумал я, – Да, самые настоящие!..»

И тут я вдруг понял, что главный… прав! Моя работа, моя журналистская деятельность, в последнее время как-то потеряла для меня привлекательность. Мне стало неинтересно писать о бытовом насилии, которое было, есть и будет подавляющим видом преступлений, о мелких мошенниках, катающих самые разные наперстки под носом разинувших рты обывателей, о бомжах, лишенных своего жилья расплодившимися «риэлтерами». Даже об акулах нашего дикого капитализма, о капиталах, нажитых ими на слезах, горе и нищете простых, по-дурацки честных людей, мне писать не хотелось! Потому что вся эта писанина, все эти обличения и расследования абсолютно ничего не давали! Ты кричишь: – Караул, держите вора!!! – но никто из тех, кому этого вора положено «держать» тебя не слышит… Не желает слышать!

Может быть поэтому мне в последнее время больше всего нравилось сидеть дома, перебирая камешки, подаренные Мауликом, и вспоминая о Драконьем горе, которое мне удалось утешить, спасая старшего лейтенанта Макаронина, о своих друзьях – каргушах Фоке и Топсе, маркизе Вигурде… О погибшей фее Годене… Крохе. Или же, взяв в руки крошечную книжку в переплете из нефритовых пластинок, медленно листать ее пустые, чистые страницы, отдавшие мне свое знание Искусства, снова и снова вызывать в памяти своего учителя – Фун Ку-цзы, принцессу Шан Те, черного синсина Гварду и, конечно же, Поганца Сю, этого маленького зачарованного «несуразца», неожиданного оказавшегося героем. Вспоминать Драконью алчность, приведшую к ограблению Алмазного фонда России и свое безумное преследование мага-грабителя в Мире Поднебесной.

Только возня с мальчишками, этими самыми «внуками Ильи Муромца» казалась мне чем-то важным, чем-то не лишенным смысла в нашем обессмыслевшем Мире, тонущем в… Драконьей алчности. Кокон магической энергии, который я перенес из Поднебесной, вполне позволял мне делать кое-какие чудеса, но я пользовался этой возможностью крайне редко и только для…

– А кольчуги?! – прервал мои отвлеченные размышления неожиданный выкрик Савелия Петровича, – Ведь ты заказал на заводе металлоизделий для этих своих… э-э-э… внуков Ильи Муромца настоящие кольчуги! Спрашивается – на какие деньги?!

– Как это «на какие деньги»? – возмутился я, – А самый крупный выигрыш в истории старейшего казино города?!

– Да уж, самый крупный выигрыш!.. – воскликнул Савелий Петрович, – Весь город целый месяц только об этом выигрыше и говорил! Это ж надо – журналист областной газеты, занимающийся криминальной хроникой, обобрал до нитки самое… бандитское казино города!!! А знаешь, что интересовало весь город?!

Я всем своим видом показал, что даже и понятия об этом не имею.

– А то, как тебя с такими деньгами из казино на улицу выпустили!!

«Попробовали бы они меня задержать!..» – с внутренней ухмылкой подумал я, с удовольствием вспоминая, какая физиономия была у Батяни Паши – нашего местного авторитета, державшего областной игорный бизнес. Это был как раз тот редкий момент, когда я воспользовался своими… необычными способностями и наукой Нефритовой Книги. Именно эти способности позволили моим ребятам получить настоящие кольчуги, шлемы, мечи, щиты, сапоги, боевые рукавицы, и они стали похожи самых взаправдашних «внуков Ильи Муромца».

А Савелий Петрович, вдруг успокоившись и вернувшись к привычному неторопливому тону, продолжил свою «воспитательную» беседу:

– … Самое обидное, что еще полгода назад я подумывал, не назначить ли тебя замзавотделом областной информации!.. Но не могу же я поставить во главе коллектива человека, который сам учится… э-э-э… драться… и учит этому детей!.. Человека, который утверждает, что на свете имеется самое настоящее колдовство и в доказательство показывает какие-то… нелепые фокусы!!! Да-да, я знаю что ты две недели назад вытворял в моей приемной. Галочка до сих пор в себя прийти не может!..

Галочка – это новая секретарша главного редактора. Она очень молода и ее реакция на самые простые магические штучки весьма… импульсивна!.. Вот уже две недели, как у нее круглеют и загораются глаза, стоит мне только войти в приемную!.. Но… я опять отвлекся…

– В общем, так! – начал закругляться Савелий Петрович, – Пора тебе выбросить всю эту дурь из головы, все эти шлемы-мечи, все эти колдовства-чародейства, и заняться настоящим делом! У тебя ведь серьезная профессия в руках – ты журналист!! Вот и посвяти себя этой профессии, тем более, что у тебя к ней талант. И, кстати, есть небезынтересная тема!..

Он взял в руки до половины заполненный машинописным текстом листок, а я с тоской подумал:

«Ну вот и дошли до главного… Как я и думал – задание не по профилю!.. Интересно, вместо кого я буду отдуваться?!»

– Завтра утром в районном центре N-ске состоится интересная… к-хм… конференция. Проводит ее, чтоб ты знал, сам Захар Федорович, наш губернатор, а посвящена она обеспечению населения качественным медицинским обслуживанием!

Увидев, что я собираюсь возразить, что у меня на языке вертится, так сказать, нелицеприятный вопрос, Савелий Петрович заторопился:

– Наша «медичка», Светлана Николаевна, в отпуске и… э-э-э… за границей, а материал об этой… конференции на первую полосу пойдет!.. Понял?! На первую полосу! Так что у тебя шанс!.. Ступай!..

Я махнул рукой и, встав из гостевого кресла, поплелся к выходу, а главный уже самым добродушным тоном напутствовал меня:

– Выезжай в N-ск сегодня. Начало конференции завтра в девять утра, а тебе до начала еще там кое с кем пообщаться не мешало бы… Тему конференции получше прояснить для себя!

«Вот и разобрались, что со мной делать!..» – подумал я, закрывая за собой дверь кабинета и с тоской глядя на секретаршу, уже округлившую глаза.

– Нет, Галочка, – угрюмо покачал я головой, – Сегодня «фокусов» не будет, сегодня я отбываю в… глубинку, освещать медицинские вопросы!..

Надо сказать, что наш N-ск – захолустье еще то! Теоретически туда можно добраться на автобусе, который отходит дважды в сутки от железнодорожного вокзала строго по расписанию… Если, конечно, не разлилась Хотька – речка местного значения, разливающаяся из-за малейшего ливня и затопляющая автомобильный брод. Впрочем, я сильно подозреваю, что наше областное автобусное начальство объявляло Хотьку разлившейся, каждый раз, когда ему светили премиальные за экономию бензина, как ни странно, этот показатель все еще учитывался областной администрацией.

Но в этот раз я был вправе рассчитывать, что автобус до N-ска все-таки пойдет. Во-первых было начало квартала, так что экономить сейчас бензин было, вроде, еще рановато, а во-вторых, в N-ске ожидали прибытия самого губернатора, а потому брод должен был быть в порядке!

И мои ожидания оправдались, автобус на N-ск действительно отходил строго по расписанию, в двадцать один ноль-ноль. И места свободные были. Так что я быстренько обосновался около окошечка и через полчаса отличной езды по асфальтовому шоссе республиканского значения, а затем еще двух часов тряски по ухабам значения местного, прибыл на центральную площадь районного центра N-ска. Автобус остановился аккурат рядом с ихним двухэтажным Hotel-eм «Сказка Залесья», до эпохи исторического материализма называвшимся Домом колхозника. В этот самый Дом, ставший «Сказкой» мной давно была натоптана тропинка, и меня там всегда принимали очень радушно.

Через двадцать минут я уже занял койку в четырехместном «люксе» этого гостеприимного дома и, поужинав захваченными с собой бутербродами, отошел ко сну.

Проснулся я на следующий день очень рано, так что успел не только позавтракать, но и прогуляться по городу. Совещание областных медиков, или, как высокопарно назвал его Савелий Петрович «конференция», должно было начаться в девять утра в местном кинотеатре «Голд синема», бывшем городском Доме культуры, бывшем складе местного купчины Заемова, правда с тех пор слегка перестроенном. Я явился без четверти девять и был беспрепятственно допущен в зал, поскольку моя фамилия была сообщена устроителям данного мероприятия еще две недели назад… Вот вам и «… что же нам с тобой делать, Сорокин!»

Договорившись с фотографом местной районной газетки о снимках с областного мероприятия, я расположился в середине зала и раскрыл захваченный с собой томик Роджера Желязны… Ну в самом деле, не вникать же мне в смысл речей областных медицинских светил с моим-то журналистским образованием, а список выступающих и темы докладов я и так получу в секретариате.

Прочитав несколько страниц о событиях, разворачивавшихся в «отражениях», я поднял голову и с удивлением обнаружил, что совещание все еще не началось, хотя мои часы показывали уже половину десятого и зал был практически полон. По сцене, позади еще пустого стола президиума, покрытого деловой зеленой скатертью, сновали какие-то деловые люди, молодая дама в строгом костюме и огромных очках на крошечном носике третий раз меняла на трибуне графин с водой, в общем, продолжалась подготовительная суета, хотя на мой взгляд все уже давно было готово.

Я наклонился к здоровенному пожилому дядьке, усевшемуся в соседнее кресло и самым доброжелательным тоном спросил:

– Не знаете, с чем связана задержка?..

Он строго оглядел меня, кинул быстрый взгляд на томик в моих руках, после чего на его лице отразилась крайняя степень неодобрения. Правда и мне этот дядька тоже как-то сразу разонравился!

– Никакой задержки, молодой человек, нет… Просто начало конференции перенесено на десять часов, Захар Федорович задерживается! – самым официальным тоном произнес дядька, а потом, бросив еще один взгляд на беднягу Желязны, сурово спросил:

– Позвольте поинтересоваться, вы в каком районе практиковать изволите?..

– Практиковать что?! – прикинулся я простачком.

– Э-э-э, в каком смысле?.. – не понял дядька.

– Вы позволили поинтересоваться, в каком районе я изволю практиковать, вот я и спрашиваю, что практиковать? Практиковать, знаете ли, можно разные… вещи!

– Но… э-э-э… разве вы не врач?!

Дядька совсем растерялся. Я грустно усмехнулся и в свою очередь спросил:

– Ну разве я похож на врача?.. Разве в медицинский институт принимают с такими… к-хм… лицами?! Разве глядя а меня, больной поверит, что я давал клятву Гиппократа?!

Дядька смущенно отвел глаза, но через минуту, когда я уже совсем собрался снова открыть свою книгу, опять заговорил. На этот раз гораздо мягче:

– Вы меня извините, молодой человек, но если вы не… врач, то что вы делаете на… э-э-э… этой конференции?..

Я поднял на него глаза и коротко, но увесисто ответил:

– Освещаю!..

После чего перевел взгляд на сцену.

– Что освещаете?..

Судя по тону вопроса, бедный дядька совсем со мной запутался! Однако помогать ему «распутаться» я не собирался.

– Вот эту самую конференцию и освещаю!..

– А! – догадался дядька, – так вы этот… элек…

Договорить я ему не дал. Строго кивнув, я подтвердил:

– Да, я – акула!..

– Как – акула?! – физиономия у дядьки побагровела, а сам он как странно вжался в свое кресло.

– Ну, может быть еще не совсем акула, – поправился я, – но спрут – это уж точно!..

Дядька быстро выбрался из своего кресла и, наступая сидящим в ряду людям на ноги, поторопился к центральному проходу. Я с интересом наблюдал за ним. Оказавшись в проходе, он быстрым шагом направился к сцене и судорожными взмахами рук привлек к себе внимание той самой дамы, которая меняла графины на трибуне. Она подошла к рампе и наклонилась вперед, а дядька начал ей что-то возбужденно говорить, энергично тыча пальцем в направлении зала. Дама раза два перебивала его какими-то вопросами, а затем подняла голову и стала пристально вглядываться в зал. Дядька тоже повернулся лицом к присутствующим участникам конференции и пытался указать даме место моего нахождения.

Поскольку очкастая деловая мадам никак не могла меня разглядеть я взял на себя смелость помахать ей рукой, после чего она, наконец, поняла о ком идет речь. Укоризненно покачав головой, она склонилась к встревоженному дядьке и что-то ему объяснила, после чего тот гораздо спокойнее последовал обратно к своему, столь стремительно покинутому креслу.

Когда он сопя и пофыркивая, устроился в кресле, я дружески ему улыбнулся и спросил:

– Ну что, убедились, что я – спрут информационного бизнеса?..

– Вы молодой человек, безответственный шутник!.. – обиженно буркнул дядька и демонстративно уставился на сцену.

Я опять улыбнулся, на этот раз неловко, поскольку почувствовал, что вел себя, и в самом деле… несерьезно.

– Вы не обижайтесь, – примирительно проговорил я. – Ну что вы хотите от несерьезного, молодого журналиста, которого направили на вашу конференцию, хотя он даже медицинской терминологии не понимает! Я ж с врачами уже лет двадцать не общался!

Дядька снова повернулся ко мне, и в его глазах зажегся интерес, я бы сказал, весьма похожий на профессиональный.

– Вы вот спросили, в каком районе я практикую, а мне и…

Тут я замолчал, уловив, что дядьке уже не интересен наш прежний разговор, что у него появились ко мне новые вопросы. И я не ошибся, правда начал он не с них.

– Позвольте представиться, – пророкотал он, чуть наклонив голову, – заведующий отделением острых респираторных заболеваний N-ской районной больницы Захаров Борис Ильич.

– Сорокин Владимир, журналист… – настороженно представился я, но врач местной больницы не обратил внимания на мою настороженность.

– Вот вы сказали, что лет двадцать не общались с врачами, так вы что же, совсем не болеете?..

– Бог миловал… – все так же настороженно ответил я.

– Что и ни гриппа, ни простуды?..

Я отрицательно покачал головой.

– А позвольте спросить… – тут он сделал маленькую паузу, – в нашем районе в последние шесть-семь лет вам приходится бывать?..

Я пожал плечами:

– Раз по пять-шесть в году…

– И вы после… э-э-э… этих посещений ни разу не заболели?! – на этот раз в его голосу прозвучало непонятное удивление, поэтому я вместо ответа задал неожиданный вопрос:

– А что, ваш район особо опасен в смысле… заболеваемости?!

Теперь уже удивление промелькнуло в его глазах, и он снова резко сменил тему разговора:

– Так вы, получается, не в курсе…

Борис Ильич замолчал, глядя на меня с некоторым сомнением.

– Не в курсе чего?.. – нетерпеливо поинтересовался я, и тут же пояснил свое нетерпение, – меня направили сюда в спешном порядке, взамен… специалиста, так что я, действительно, не успел ознакомиться с… проблематикой конференции.

Борис Ильич хмыкнул, покачал головой и чуть свысока произнес:

– В таком случае, молодой человек, вас ожидают преинтереснейшие сведения!..

– Но, может быть, вы могли бы… э-э-э… предварительно ввести меня в курс?.. – Не свойственным мне заискивающим тоном попросил я, – вы же сами сказали – я не в курсе, вдруг что-нибудь не так пойму… не так освещу в областной, а то, гляди, и в центральной прессе!..

Зав отделением с некоторым сомнением оглядел меня, а затем неожиданно посмотрел на сцену. Там продолжалась все та же бестолковая суета. Борис Ильич вздохнул и… кивнул:

– Хорошо, тем более, что начало, похоже еще задержат… Так вот, молодой человек, конференция проходит в нашем районе совсем не случайно, – начал он с некоторой напряженной гордостью, – в течение последних десяти лет наш район является… э-э-э… источником, так сказать, эпидемий… весьма странных эпидемий. Как правило, в середине или конце лета из нашего района начинают… расползаться острые респираторные заболевания и различные вирусные инфекции, в основном разнообразные штамбы гриппа. И если чрезвычайной заразностью гриппа нас не удивишь, то заразное ОРЗ это какой-то медицинский нонсенс!..

– Постойте, профессор, – чисто автоматически присвоив собеседнику академическое звание, перебил его я, – вы хотите сказать, что прошлогодний августовский грипп, который называли «Гонконгский-прим» пришел из… вашего района?!

– А!.. Вот видите, вы тоже наслышаны!.. – с радостным удовлетворением констатировал Борис Ильич.

– Да ничего я не наслышан! – довольно резко возразил я, – просто этот грипп в прошлом августе ополовинил нашу редакцию, и мне пришлось не только остаться без нормального отпуска, так еще и работать за троих!!! А теперь вдруг выясняется, что сие заморское заболевание вовсе и не заморское, а как раз местное!!!

– Вы выразились совершенно точно – это было местное, нашего района, заболевание… – покорно согласился Борис Ильич.

– Так что ж вы его «Гонконгсий-прим» обозвали, а не какой-нибудь «N-ский сомнительный»?! И вообще – десять лет из вашего района расползается всякая заразная… зараза, а вы только сейчас решили… какую-то конференцию созвать?! Бить надо… во все колокола!!!

– Зачем?.. – спокойно и очень заинтересованно спросил Борис Ильич, и мне вдруг почудилось, что он попросту разыгрывает меня со всей этой историей об N-ских гонконгских гриппах и заразных ОРЗ. Потому я уже гораздо спокойнее ответил:

– Что значит – «зачем»? Или вы считаете, что делать ничего не надо, и так, кому на роду написано – тот и выживет, ну а кому не написано, тот…

Борис Ильич мило улыбнулся и покачал головой:

– Нет, до такой степени… э-э-э… пофигизма мы не дошли. Более того, семь лет назад в нашей районной больнице было создано отделение ОРЗ, которое и возглавил ваш покорный слуга. За это время коллектив, возглавляемый мной, проделал огромную работу. Нами были выявлены очаги возникновения инфекции, локализованы, так сказать, основные точки ее первичного проявления. Кроме того, нами определены временные рамки в которые укладывается период прохождения инфекционных циклов, их начало, пик действия и окончательное исчезновение. Теперь мы уже во всеоружии и вовремя встречаем каждую новую атаку инфекционных эпидемий и стараемся не допустить их распространения за пределы района… ну, если не района, то хотя бы области!..

К концу своего выступления Борис Ильич как-то сник, пропала в его речи оптимистическая составляющая. Посему, я взял на себя смелость задать нехороший вопрос:

– Но борьба… как я понял… идет с переменным успехом?..

Борис Ильич еще больше погрустнел, а потом вдруг зашептал зло, негодующе:

– Понимаете, мы не знаем чего ожидать!.. Если в первое время грипп и ОРЗ были единственными… э-э-э… эпидемиологическими компонентами, то теперь… Вы знаете, нам в районе удалось снизить смертность от эпидемий гриппа и ОРЗ в шесть раз!! Но…

Однако тут я его перебил:

– Как – смертность?!

– Так я ж вам говорю, – торопливо, все тем же шепотом пояснил Борис Ильич, – в первые годы этих эпидемий в районе от летнего гриппа и ОРЗ умирало до двухсот человек, а в прошлом году всего тридцать! Но теперь на фоне все тех же гриппов и ОРЗ, пусть и видоизменяющихся, возникают новые эпидемиологические составляющие… В прошлом году, например, это был энцефалит!..

– Как – энцефалит?! – оторопелым шепотом переспросил я, – ведь энцефалита не может быть без… этого… без клеща?!

– Может… – горько произнес Борис Ильич. – В нашем районе все может быть!.. Даже энцефалит, передающийся воздушно-капельным путем!

И в этот момент кто-то очень энергично заколотил карандашом о горлышко графина. Мы с моим соседом подняли головы и увидели, что на сцене, за столом президиума уже расположились какие-то люди, что очень представительный мужчина в темно-сером костюме, стоит в середине президиума и профессиональным движением звонит карандашом в графин, призывая разболтавшийся от безделья зал к порядку, что конференция, наконец-то, готова открыться!

Мы с Борисом Ильичем как-то сразу отодвинулись друг от друга и приняли деловой, серьезный вид.

Конференция открылась приветствием от… Министерства здравоохранения Российской Федерации, подписанным замминистра и зачитанным начальником департамента здравоохранения области. Затем все тот же начальник здравоохранения области взошел на трибуну и принялся убеждать присутствующих, что в подведомственной ему отрасли народного хозяйства все обстоит наилучшим образом…

Расположившиеся в президиуме люди кивали в такт словам докладчика, и было непонятно, то ли оно соглашались со сказанным, то ли… кимарили с деловым видом. Минут через пятнадцать по залу снова пошел шелест, шепот, кашель и шуршание, показывавшие, что народ плохо понимает докладчика.

Но тут, в самом интересном месте доклада, когда докладчик начал приводить цифры, председательствующий, уже целую минуту перемигивавшийся с кем-то, стоящим за кулисами, вдруг снова энергично зазвонил в графин. Заведующий областным здравоохранением удивленно оглянулся, словно не понимая, кто же это мог решиться прервать само областное здравоохранение, и увидел, что председательствующий корчит ему ну совершенно неприличные рожи! Мимика председательствующего, однако, была настолько недвусмысленна и понятна завоблздраву, что тот быстренько закруглил свое выступление, заверив напоследок собравшихся, что в этом году цифры будут еще более обнадеживающими!

Не успел докладчик дотопать до своего места в президиуме, как председатель конференции самым торжественным тоном объявил:

– А сейчас, господа, слово предоставляется губернатору области, Герою Социалистического Труда, генерал-майору бронетанковых войск в отставке, заслуженному рационализатору России, почетному профессору нашего областного педагогического университета, господину… э-э-э… Захару Федоровичу!

Еще до конца не договорив, председатель уже начал аплодировать, чему, естественно, сразу же последовали все собравшиеся, так что губернатор, Герой, генерал-майор… ну и все остальное вышел на трибуну под бурные овации зала и президиума.

Захара Федоровича я довольно хорошо знал, и потому с интересом ожидал его обращения к собравшимся медикам. Как правило, он очень «образно» очерчивал круг наиболее важных проблем и весьма «доходчиво» ставил очередные задачи. И Захар Федорович не обманул мои ожидания!

Начал он свое выступление очень просто: – Что же нам с вами делать, господа медики?.. – Чем сразу же напомнил мне моего главного редактора…

– Сразу вам бошки поотрывать или дать еще немного времени, чтобы вы попробовали все-таки исправить сложившееся положение?..

Тут губернатор сделал многозначительную паузу, словно ожидая из зала ответа на свой «прямой» вопрос. И он его дождался, кто-то, явно не медик, затесавшийся в один из последних, затемненных рядов зала, громко крикнул:

– Поотрывать немедля, к чертовой матери!!!

Председатель было привстал со своего места, чтобы урезонить крикуна, но Захар Федорович немедленно подхватил поданную с места реплику:

– Вот!!! Слышите мнение нашего народа?!! Да, да, я не оговорился – это мнение нашего народа, который в праве потребовать… мать… вас… того, что он потребовал, поскольку уже наболело!! Народ, господа медики, поставил вам… этот… э-э-э… диагноз, и от имени этого исстрадавшегося народа я хочу у вас, господа… медики, спросить – доколе вы будете бездействовать?! На ваших глазах сотни, тысячи мирных жителей выкашиваются из стройных рядов строителей социа… э-э-э… рыночной экономики какими-то ОРЗ, гриппом, простудой, чирьями и прочей енхлюрен… – тут он быстренько заглянул в крошечную бумажку, зажатую в кулаке и поправился, – энфлюренцией, а вы даже задницу не почешите!!! А вам известно что этот ваш прошлогодичный ебн… едр… – он снова заглянул в свою бумажку, – енцифалинт до Москвы докатился?!! Вы знаете, что весьма важные люди… и даже один член… правительства… попали под нашу местную эпидемию и четвертое управление Минздрава не знало чего у них лечить надо?!

Физиономия у Захара Федоровича то ли от надрыва, то ли от жажды, окрасилась в привычные багровые тона, и дальше он уже шпарил без пауз, прерываясь только на крошечные мгновения, чтобы хлебнуть водички. Я уже знал, что он не прекратит своего выступления, пока не выдует весь графин!

– Но вы, господа медики, фелдшеры и медицинские сестры, напрасно думаете, что вот так вам все и будет с рук долой из сердца вон! Я лично, под свой контроль, возьму это дело, которое вы совершенно уже развалили и не позволю вам его разваливать и дальше!!! Я уже подключил к этому делу прокуратуру и наш доблестный ОМОН, а если надо, то тюрем у нас еще хватает и в них мы всегда сможем поставить пару-тройку новых нар со старыми клопами!!! Вы думаете я и дальше буду терпеть, что наш сосед, Петр Николаевич будет называть мою область рассадником эпидемий и зачумленным углом России?! Вы думаете я не доберусь до того, кто эти эпидемии распространяет и поощряет?! И перво-наперво, я усилю медицинские кадры области опытными работниками, уже доказавшими, что они способны верно служить социалисти… э-э-э… новой России!!! А тех, кто окопался в медицинских кабинетах и думает, что своим медицинским дипломом прикроет собственную профессиональную импотенцию, тот ох как просчитался! Ох, как они просчитались, что думали, что дипломом можно нам отвести глаза от ихних подлых делишек!! На ваши, господа окопавшиеся медики, делишки, мы ответим настоящим делом!! Делом врачей!!! Да, именно так – ДЕЛОМ ВРАЧЕЙ! И это будет серьезное дело!! И тогда все ваши эпидемии, гриппы и ОРЗ враз сократятся до минимальных размеров!!

В таком вот духе глава областной администрации воспитывал собравшихся медицинских работников минут сорок, а затем, как-то разочарованно постучав ногтем по опустевшему графину, вздохнул:

– Да!.. К сожалению, неотложные дела не позволяют мне более подробно остановиться на основных, так сказать, животрепещущих задачах медицины в масштабах области, но в целом, я думаю, мне удалось донести до собравшихся в этом зале весь накал еще не разрешенных вами проблем! За работу товарищи, и ответим на происки мирового капита… э-э-э… эпидемического терроризма железным кулаком отечественной медицины.

После этих слов, заслуженный рационализатор России еще раз постучал ногтем по пустому графину и, недовольно покачав головой, бодрым шагом отправился за кулисы.

Председатель президиума, быстренько вскочив на ноги, провозгласил: – В работе конференции объявляется перерыв… – После чего, с грохотом отодвинув свой стул, поспешил следом за губернатором. Члены президиума тоже поднялись со своих мест и с разной степенью прыти последовали за председателем. Последним уходил со сцены завоблздрав, и вид он при этом имел весьма встревоженный.

Участники конференции тоже начали подниматься со своих мест, и я, воспользовавшись возможностью, сразу же обратился к своему соседу:

– Ну, и как вам, Борис Ильич, выступление губернатора?..

Заведующий отделением N-ской больницы сокрушенно покачал головой и негромко ответил:

– Выступление, как выступление… Обычное выступление…

Затем, безнадежно махнув рукой, добавил:

– Главное, он о дополнительном финансировании ничего не сказал… Значит, денег не будет, а посему ничего нового мы о нашем феномене не узнаем!..

– А много ли вам на ваши исследования денег надо, и что конкретно вы хотите еще узнать?

Вопрос у меня получился чересчур прямой и напористый, а потому я попробовал его смягчить:

– Просто, мне кажется, эту проблему стоит вынести на обсуждение в областной печати, а для предметности разговора очень хорошо было бы указать конкретные факты и цифры. Что надо сделать, какими силами эти работы можно провести, сколько это будет стоить и какие результаты даст!

Борис Ильич посмотрел на меня с серьезной заинтересованностью, но затем вдруг эта заинтересованность в его глазах как-то истаяла, оставив после себя тоску.

– Ничего, как вы сказали, конкретного ваша газета не напишет!.. – с горечью проговорил он, поворачиваясь ко мне спиной и делая шаг к выходу из зала, – Тот же губернатор не позволит!..

– Но почему?! – удивился я, – Мой главный редактор, посылая меня на эту конференцию, определенно высказался в том духе, что ждет от меня острого, принципиального репортажа…

Борис Ильич приостановил свое движение, полуобернувшись, улыбнулся мудрой улыбкой все знающего человека и неожиданно перешел на «ты»:

– Я не знаю, что там тебе наговорил твой главный редактор, но неужели ты думаешь, что наш Захар Федорович допустит, чтобы в областной газете было официально заявлено, будто наша область является рассадником каких-то там эпидемий?! У себя под рукой он еще может допустить всякие там переговоры и обсуждения, но чтобы об этом заговорили в прессе?!!

Он покачал головой и, уже отворачиваясь, добавил:

– Мы пытались пригласить специалистов-эпидемиологов из Москвы… Только ничего из этого не вышло – администрация области не дала разрешения…

Я удивился, но не слишком сильно. Ясно же, что собственный деловой и политический имидж для руководителя любого субъекта нашей бедной Родины гораздо важнее нескольких перемерших где-то в глубинке граждан! И еще неизвестно померли они от неизвестно откуда взявшейся эпидемии ОРЗ или от «самоделошной» водки! А потому распускать слухи порочащие субъект федерации в период своего правления никакой губернатор конечно же не позволит, тем более, способствовать изысканию доказательств справедливости этих слухов!!

Борис Ильич бодренько пробирался к выходу, а я, задумавшись о «судьбах России» несколько поотстал. Но тут мне пришла еще одна, как мне показалась совершенно безобидная идея, и я поторопился догнать моего «просвещенного» соседа.

Мы вместе проследовали в фойе, но в буфет, посмотрев на толпящуюся там очередь, не пошли, а вышли из склада купца Заемова, имевшего вывеску «Голд синема» на улицу. Тут я и задал свой новый вопрос Борису Ильичу:

– Послушайте, мне все равно надо будет что-то писать об этой… ну… конференции. Вот вы говорили, что вами выявлены места возникновения этих странных эпидемий, так может быть, вы мне расскажете об этих местах?..

– Пожалуйста… – Пожал плечами Борис Ильич, доставая сигарету и прикуривая, – всего таких мест три, ближайшее располагается недалеко от села Киричи, а самое, так сказать активное – в деревне Погорелица, это километрах в сорока от N-ска…

– А может мне кто-нибудь показать дорогу к этой деревне?..

Борис Ильич с удивлением посмотрел на меня, а потом покрутил головой:

– Правильно о вас, журналистах, говорят – въедливые вы ребята… – и, чуть подумав, предложил, – знаете что, раз уж вы так решительно хотите подробно все узнать и рассмотреть, я вам дам своего ассистента, Петю Забродина. Во-первых, он врач, во-вторых, местный уроженец, а в третьих, занимается вместе со мной этой проблемой уже четвертый год и полностью… – тут он усмехнулся, вспомнив, видимо, начало нашего знакомства, – … в курсе. Заходите завтра часиков в семь утра в нашу больницу… У Пети, кстати, и мотоцикл есть!

Здесь, у дверей кинотеатра мы и расстались с Борисом Ильичем. Он заявил, что дальнейший ход конференции его мало интересует и пошел к себе в больницу, а я поплелся обратно в зал слушать дальнейшее обсуждение проблемы обеспечения наших граждан высококачественным медицинским обслуживанием.

Надо сказать, что и информация, полученная мной от Бориса Ильича, и вступление губернатора области весьма подогрели мое любопытство, но к вечеру, так сказать, по холодку, проснулся и мой скептицизм.

«Скорее всего, – думал я, – Вся эта история простая цепь случайных совпадений и никакого эпицентра эпидемий в N-ском районе нет. И вообще, с помощью правильно подобранной статистики можно доказать все, что угодно! Например, всем известно, что вирус гриппа довольно легко мутирует, так что вполне возможно климатические условия нашей области и, в частности, N-ского района просто способствуют этой мутации. А местные медики решили, что в районе стабильно появляются новые виды вируса!»

Рассуждения мои были, конечно же, совершенно ненаучны и ни на чем не основаны, но… успокаивали!

Тем не менее, на следующее утро я встал в шесть, чем весьма удивил знакомого дежурного администратора. Правда, узнав, что я договорился о встрече в больнице, она, знавшая, естественно, про съезд областных медиков, многозначительно усмехнулась:

– Значит теперь и журналисты будут у нас по району ОРЗ ловить?!

Усмешка была вполне доброжелательной, а сама дама охотно рассказала мне, каким образом можно добраться до городской больницы, так что ровно в семь часов утра я входил в двери лечебного заведения. В прохладном холле, с жесткой деревянной скамейки, выкрашенной в белый цвет, мне навстречу поднялся молодой человек в джинсах и белой футболке, в руке у него покачивался на ремешке мотоциклетный шлем. Шагнув вперед, он негромко, словно боясь кого-то разбудить, спросил:

– Вы – Сорокин?.. Из газеты?..

– Владимир, – я протянул парню руку, – А вы, видимо, Забродин?.. Петр?..

Парень, улыбнувшись, кивнул и пожал мою руку.

– Мне Борис Ильич сказал, что вы заинтересовались нашим… феноменом, – парень повернулся к выходу из больницы и потянул меня за собой, – Но что именно вы хотите увидеть?

– А Борис Ильич разве вам не сказал?.. – чуть удивился я.

– Ну-у-у… – каким-то странным тоном протянул ассистент доктора Захарова и, полуобернувшись, глянул мне в лицо озорно блеснувшим глазом, – так… В общих чертах…

Вообще-то ассистент Петя мне понравился, но его лукавство требовало достойного ответа. А посему я, с безразличным видом пожав плечами, я сказал:

– Да, в общем, мне все равно… Я, правда, не слишком верю в это ваш местный «гриппофеномен», так что хотел посмотреть, из какого такого болота выползают эти эпидемии… Если, конечно, они вообще выползают!.. Неплохо было бы также пообщаться с кем-нибудь из… э-э-э… подвергшихся заражению… Для внесения, так сказать, личностной нотки в репортаж. Прямая речь на газетной странице очень, знаете ли, оживляет материал, придает ему достоверность!

Я разыгрывал из себя этакого газетного волка, делящегося с непосвященным секретами репортерского мастерства, а сам думал, почему это после упоминания о «болоте» блеск в его глазах потух, а сам он довольно неуклюже отвернулся?..

Мы вышли из дверей больницы и, свернув налево, двинулись вдоль больничного здания. За углом этого здания был припаркован старенький «Урал», в смысле, Петин мотоцикл. Забродин присел на сиденье и, уставившись в землю, словно не желая видеть моего лица, спросил, свободно переходя на «ты»:

– А с чего это ты решил, что… эпидемии… выползают из болота?..

Вопрос был для меня довольно неожиданным.

– Да так, просто к слову пришлось… – ответил я, пожав плечами.

Петр тут же вскинул голову и посмотрел прямо мне в глаза.

– А-а-а… А я подумал, что тебе что-то известно…

– Можешь считать, что мне неизвестно совершенно ничего… Ну, разве, кроме того, что было сказано вчера нашим губернатором… – Забродин поморщился, – ну и того, что рассказал мне Борис Ильич… Можешь мне поверить, он был не слишком многословен. Но то, что он мне поведал, слишком отдавало какой-то мистикой…

Ассистент слушал молча, глядя прямо мне в глаза.

– Так куда, все-таки, мы поедем?! – перевел я разговор в предметное русло.

Несколько секунд Петр продолжал молчать, а затем снова улыбнулся, словно принял какое-то решение:

– А вот в… болото и поедем… Там, кстати, ты и с пострадавшими… вернее, со страдающими от этих эпидемий сможешь поговорить!..

С этими словами он протянул мне свой шлем, а на мой недоуменный взгляд с легкой усмешкой ответил:

– Меня-то и без шлема не остановят, а этот я для возможных пассажиров держу.

Я нахлобучил на голову пластмассовую каску, уселся на заднее сиденье, и Петр плавно тронул своего «железного коня» от тротуара.

По городку мы ехали небыстро, тем не менее я с удивлением понял, что старенький Петин мотоцикл находится в прекрасной форме: двигатель урчал ровно, без кашля и пыхтения, даже пружины под моим высоким седлом не скрипели! А когда мы выехали за пределы районного центра, ассистент прибавил газу и мы понеслись с такой скоростью, что кусты по обочинам дороги слились в сплошную серо-зеленую стену. Понятное дело, разговаривать при такой езде не было никакой возможности, так что мне оставалось только обозревать окрестности и гадать, в какое болото решил завезти меня мой провожатый.

Впрочем, ехали мы не долго, минут через двадцать-тридцать мимо нас промелькнул белый прямоугольник дорожного указателя «Погорелица 15 км» со стрелочкой, указывавшей направо. Через несколько метров Петя повернул и сразу же резко сбросил скорость. Теперь под колесами его транспортного средства было совсем не шоссе, хотя бы и местного значения, а самый настоящий проселок, с раздолбанной колеей, перевитой неизвестно откуда взявшимися древесными корнями и лужами, не просыхающими даже в самую испепеляющую жару, которые он тщательно объезжал.

Двигатель с рева перешел на громкое урчание, и я, чуть наклонившись вперед задал риторический вопрос:

– Значит мы, все-таки, в Погорелицу едем?

– Нет!.. – Забродин отрицательно мотнул головой, – Погорелица в стороне останется!..

И действительно, скоро проселок вильнул в сторону, к показавшимся из-за заросшего кустами пригорка темным, побитым дождями крышам деревни, а наш мотоцикл покатился совсем уже без всякой дороги, по недавно скошенному лугу к темнеющему невдалеке лесу.

На опушке этого леса мой провожатый остановил свое транспортное средство и соскочил на землю.

– Если ты еще не передумал, то дальше мы пойдем пешком, – Петя Забродин очень серьезно смотрел мне в глаза, – А на обратном пути заедем в Погорелицу, поговоришь с тамошними жителями. Они ежегодно абсолютно все болеют тем самым гриппом. За последние три года, правда, смертельных случаев не было – мы научились готовиться к эпидемии, а вообще в деревне семь человек от гриппа скончалось!

«Пугает!.. – мелькнуло у меня в голове, – В этой деревне уже сорок лет назад не больше десятка людей жили!»

– А сколько в Погорелице жителей-то? – спросил я вслед своей мысли.

– Десять лет назад было двадцать три человека, – ответил Петр, – Сейчас осталось двенадцать. Семеро умерли, четверо уехали…

Он зачем-то посмотрел в небо и махнул рукой:

– Ладно, пошли… Здесь недалеко, а туманы уже должны пройти.

Признаться я не совсем понял про «туманы», но переспрашивать не стал. Меня заинтересовал другой вопрос:

– Слушай… доктор, если вы так хорошо знаете место возникновения эпидемий, почему бы вам не организовать здесь постоянный пункт наблюдения?.. Ну… всякие там ежедневные пробы воздуха, воды, почвы?.. Имея такую статистику…

Однако Петр меня перебил:

– А кто будет работать на этом пункте?.. И кто этим работникам будет зарплату платить?! Ты думаешь, мы не направляли такие предложения? А ответ… Ну да ты вчера слышал нашего губернатора!..

Он раздраженно махнул рукой и пошагал вглубь леса. Я двинулся следом, оглядываясь по сторонам. Лесок, по которому мы шли, представлял из себя, скорее, довольно редкую и невысокую поросль тонкой ольхи, чахлых березок и высоких кустов бузины. Тем не менее он не был светлым и далеко не просматривался, словно пытался предстать перед человеком этакой чащобой. Отшагав несколько десятков метров молча, я снова задал своему провожатому вопрос:

– А про какие туманы ты говорил? Мне казалось, что в это время года к восьми утра любые туманы уже рассасываются…

Петя обернулся ко мне и довольно ухмыльнулся.

– Туманы здесь, действительно, странные. Я в прошлом году как-то раз видел туман, который переползал из Черного озера в дальнее моховое болото. Не поверишь, я шагал следом за ним наверное с километр, а туманное облако даже клочка не потеряло!

«Странный туман!.. – промелькнула у меня тревожная мысль, – Нехороший туман!»

И словно вдогонку этой мысли я вдруг почувствовал, что магический фон, в нашем Мире чрезвычайно слабый, вдруг резким скачком усилился! Нет, он не стал достаточным для формирования хорошего магического кокона, но и это усиление фона было настораживающим.

Между тем, почва стала понижаться, и под ногами, под плотным, пружинящим ковром травы явственно захлюпало.

– Слушай, – обратился я к спине шагавшего впереди Забродина, – Меня не предупредили, что придется ходить по болотам, и я вышел из дома без сапог!.. Может быть, мы не будем забираться слишком… глубоко?!

– Да мы уже почти пришли, – не оборачиваясь, ответил Петр, – Вон у той кривой березы, как раз начинается самая… э-э-э… продуктивная зона.

Я посмотрел вперед, оглянулся по сторонам, но определить границу «продуктивной» зоны не смог – на мой взгляд, все окружающие нас березы были кривыми. Повернувшись снова в сторону своего провожатого, я хотел обратить его внимание на эту особенность местного березовогопоголовья, однако Петра… не было! На том месте, где минуту назад мелькала его спина, обтянутая белой футболкой… клубился непроницаемый желтовато-пепельный туман!

Я остановился и прислушался. Впереди, в медленно расползающемся туманном облаке, еще слышны были шаги, но звук этот был странен – словно шагавший там человек… очень торопился!..

– Петро!.. – крикнул я, – подожди, тебя не видно!..

Звук моего голоса прозвучал необыкновенно глухо, словно терял свою звучность в плотном непроницаемом облаке, а само облако вдруг заклубилось и выбросило навстречу мне два плотных белесых сгустка, как будто желая охватить меня кольцом. Шаги впереди быстро удалялись, причем создавалось впечатление, что человек побежал, и под его ногами с шорохом осыпалась… галька!..

«Ну какая галька может быть в этом болоте?!» – С некоторым раздражением подумал я и шагнул навстречу туманному облаку. Оно всей своей массой потянулось мне навстречу, но когда я сделал второй шаг туман внезапно отпрянул, освободив сразу метра четыре захваченной им земли, и тут я увидел!..

Привычные тонкие, причудливо искривленные березки, выраставшие из промокшего травяного ковра расплывались в струящемся мареве, а сквозь это марево, сквозь березки и траву проступал крутой каменистый склон, по которому вилась узенькая тропка. И по этой тропке быстро катились мелкие камешки, словно их тронули с места ноги человека, только что скрывшегося за недальним поворотом!

Я невольно оглянулся. Позади меня плотной стеной стоял все тот же, неизвестно откуда взявшийся туман, и разделяло нас всего метров пять привычного, чахлого леса. А из тумана доносились шаги нескольких людей… Шаги обутых в тяжелую обувь ног по ритмично хрустящему… гравию!!

«Словно два разных Мира сошлись в одном месте и переплелись нереальными друг для друга картинками, звуками… запахами! – подумал я, – А может быть произошел… разрыв пространственно-временного континуума, в результате касания двух различных реальностей!..» – припомнилась мне где-то вычитанная «умно-научная» фраза.

Между тем, уровень магического фона снова скакнул, и я почувствовал, как окутывавший меня магический кокон, здорово уменьшившийся со времени моего возвращения из Поднебесной, наливается новой силой, уплотняется и увеличивается в размерах. Получалось, что я контактировал с этим «другим»… нереальным Миром!

Если бы не это внезапное увеличение магического фона, я еще мог бы подумать о каких-нибудь миражах, зрительных и слуховых галлюцинациях организма, отравленного болотными испарениями. Но окружавшая меня Сила, мое собственное Могущество, быстро выросшее до знакомых мне пределов, не оставляли никаких сомнений – это был другой Мир, Мир, в котором можно было применять Искусство!!!

Единственным, что меня смущало было непонятное «смешение» миров. Все прежние мои переходы из Мира в Мир происходили через магические порталы по различным тоннелям перехода, а здесь!..

Пока я озирался и раздумывал о столь странном феномене, каменистый склон с осыпающейся по тропе каменной крошкой поблек и почти растворился в струящемся воздушном мареве, а березки и трава стали яснее… предметнее. Туман, стелившийся позади них, несколько истончился, и сквозь него снова проступил наш родной лесок. Шаги позади меня тоже стали глуше, неразборчивее, но когда я еще раз оглянулся, туман в той стороне был по-прежнему плотен и подступил… подкрался… ближе метра на два. А вот уровень магического фона еще подрос! На нашей милой, техногенной Земле такого фона просто не могло быть!

В этот момент я вдруг вспомнил о своем провожатом. Интересно, куда делся этот молодой ассистент, и почему он бросил меня одного в… совершенно незнакомой мне местности.

Оглядевшись, я решил двигаться потихоньку в том же направлении, в котором мы продвигались до нашествия этого странного тумана. «Пройду километра полтора, и если не найду Петра, поверну назад, к деревне, – решил я, – Может быть, он, бедняга, сам потерял меня в тумане и теперь ищет… беспокоится».

Однако, не прошел я и пары сотен метров, как желтовато-пепельное, стелющееся по траве облако снова обложило меня со всех сторон. Я остановился и зачерпнув малую толику Силы из своего кокона, свил несколько тонких нитей. Прошептав одно из заклинаний Нефритовой Книги – заклинание «Нового знания», я бросил свои магические нити в самую гущу окружавшего меня тумана и… ничего не почувствовал. Туман был просто… туманом, хотя и вел себя почти осмысленно, продолжал держаться в нескольких метрах от меня, следуя за всеми моими передвижениями. И тогда я, неожиданно для самого себя, мысленно позвал это странное облако:

«Ну, чего ты боишься?.. Почему ты не хочешь принять меня в себя?.. Разве я для тебя опасен?..»

Несколько секунд после моего «обращения» ничего не происходило, а затем стоявшая вокруг меня мутная стена рухнула и накрыла меня с головой!

«Что, доигрался?! – спросил я сам себя с изрядной долей раздражения, – и как ты теперь собираешься искать дорогу назад?!»

Постояв немного на одном месте, я все-таки решился потихонечку двигаться вперед, хотя даже в метре от себя не видел ничего. Таким образом мне удалось сделать несколько десятков шагов, а потом вдруг подул довольно сильный, порывистый ветер, туман начал стремительно редеть, и, спустя несколько секунд, от желтовато-пепельного облака, окутывавшего меня, ничего не осталось.

Я огляделся. Вокруг громоздились изъеденные трещинами скалы со скругленными, словно облизанными Временем, вершинами, без какого-либо намека на растительность. Сам я стоял на узкой тропе, убегавшей вверх и терявшейся меж разбросанных в беспорядке каменных обломков различной величины. Небо висело надо мной плотным темно-серым куполом, на фоне которого светлым расплывчатым пятном было намечено солнце. И на этом темно-сером фоне нереальными почти фиолетовыми рваными кляксами неслись грозовые тучи. Окружавшая меня каменная пустыня была мокра, как будто ее только что пролили грозой, пуста, словно живые существа всеми силами избегали этого проклятого места, и только ветер, сильный, порывистый ветер, насвистывал над моей головой нервную и в то же время насмешливую мелодию Чужого, Тревожного, Тусклого Мира!

Интерлюдия

Сияющая дана Хольна, высокая, белокурая красавица с тонким, нервным лицом, выразительными, но умеющими все скрывать глазами и знаменитыми на все Высокое данство изящными руками медленно шла по дорожке сада. Сегодня она устала, сегодня она опять все утро и половину дня посвятила своим изысканиям и… И опять ничего не нашла!

Уже три недели прошло с тех пор, как она, покинув свою столичную резиденцию, обосновалась здесь, фамильном замке сияющих данов Тонов, стоящем на берегу Святого океана. Блестящий двор высшего дана Горгота Безумного счел ее поспешный отъезд признаком беспокойства за мужа – от сияющего дана Тона, отправившегося с военной экспедицией в Трольи горы уже месяц не было вестей. Но на самом деле сияющая дана Хольна искала подтверждение некоторым своим догадкам… некоторым слухам, сплетням, давно уже забытым высшим светом Высокого данства, но… Она успела перерыть половину фамильной библиотеки, но пока ее поиски ничего не дали!

Ее действительно беспокоило молчание мужа, но совсем не в том смысле, в котором все думали. Она была четвертой женой сияющего дана, вышла замуж совсем молоденькой девушкой за весьма пожилого… да что там – пожилого, древнего!.. мужчину, и совсем не была им любима. Совместная жизнь, с жестоким, подозрительным и беспощадным человеком приучила дану к крайней осмотрительности и неторопливости. Вот и теперь она опасалась наделать ошибок. Именно поэтому она сейчас находилась там, где за ней некому было наблюдать, где ее окружали только самые преданные люди. Именно поэтому она сейчас находилась там, где, воспользовавшись отсутствием мужа и имея основание для своих поисков, надеялась отыскать оружие против этого, возможно живого еще старика!

Свернув к давно облюбованной ею беседке, прилепившейся на довольно крутом склоне прибрежного холма, дана Хольна сразу же увидела, что вольный дан Пард уже ожидает ее.

«Как я его вышколила, – удовлетворенно подумала дана, – Жаль будет его… терять, но оставлять его в живых тоже нельзя, как-никак… хм… – вечный укор!»

Хольна усмехнулась – даже в собственных мыслях она отвыкла говорить прямо.

Вольный дан стоял в глубине беседки, за небольшим круглым столом, на котором было разложено несколько листов бумаги. Как только сияющая дана поднялась по ступеням и вступила в тень беседки, он начал свой доклад:

– Отряд готов выступить, драгоценная дана. Все сделано, как вы приказали – ни одного человека из черных извергов, ни одного человека из приближенных к вам людей, и одновременно по всей округе пущен слух, что именно вы посылаете людей на поиски вашего мужа. Сорок человек верхом и с заводными лошадьми, все прекрасно владеют оружием, всем обещано по сорок золотых марок в случае возвращения доспехов сияющего дана Тона и по сто золотых марок в случае спасения самого дана.

Сияющая дана Хольна слушала доклад своего управляющего с отсутствующим видом, отвернув лицо в сторону лежащего внизу океана. Когда вольный дан Пард закончил, она перевела взгляд светлых, голубых глаз на него и спросила:

– Кого вы поставили во главе отряда?..

Вольный дан Пард усмехнулся:

– Некоего Квирта… Он утверждает, что является вольным данном в третьем поколении, но никаких доказательств этому нет. Мне кажется, Квирт участием в этом походе и надеется укрепить за собой беззаконно взятое звание. Но боец он неплохой, я лично проверил, а некоторый избыток… э-э-э… усердия, я думаю, не помешает.

Дана Хольна мгновение раздумывала, а затем медленно проговорила:

– Отправляйте отряд.

Чуть помолчав, она снова посмотрела в сторону океана и неторопливо продолжила:

– Даже если они не найдут сияющего дана, я хотя бы буду спокойна – мой долг в отношении мужа будет исполнен. – Дана бросила быстрый взгляд на вольного дана. – Что-то подсказывает мне, что моего дорогого супруга уже нет в живых… Я гоню эти мысли но… Но даже если случилось непоправимое, мне хотелось бы вернуть его доспехи…

Она снова бросила взгляд на своего слугу, и тот счел необходимым ответить:

– Да, сияющая дана, кровавые доспехи вашего мужа безусловно должны вернуться в его родовой замок. Мне страшно подумать что будет, если ими завладеет кто-то посторонний…

– Именно, что посторонний! – перебила его дана Хольна, – если ими завладеет посторонний, – она бросила быстрый взгляд на вольного дана и с нажимом повторила, – а я уверена, что моего дорогого супруга уже нет в живых… Так вот, если доспехами завладел какой-нибудь… э-э-э… самозванец, с ним надо поступить, как с самозванцем! Кровавые доспехи должны перейти к человеку, бесконечно преданному дому Тонов, не так ли?!

На губы сияющей даны легла многообещающая улыбка, а вольный дан Пард подтянулся и кашлянул:

– Я буду рад служить сияющей дане в… э-э-э… любом качестве!

Улыбка даны стала еще более многообещающей, но в ее красивой головке мелькнула циничная мысль:

«Да, я права… ума ему явно недостает… Ладно, главное, чтобы он справился с этим… последним… поручением».

– Я рада, что вы меня понимаете, – ласково проговорила дана и легким движением пальцев коснулась щеки вольного дана, – Даже если сияющий дан Тон погиб, его доспехи должны вернуться ко мне!!

Последняя фраза прозвучала совсем не ласково, скорее это был жесткий приказ.

Жестом сияющая дана отпустила своего слугу, и снова повернулась к океану. Бескрайний водный простор, которого так боялись большинство ее знакомых, почему-то действовал на дану успокаивающе.

«В этом году должно состояться еще два похода в Трольи горы, сияющий дан Тротт и… не помню, как зовут второго. Эти безумцы сами ищут своей гибели… Но мой отряд в любом случае должен опередить оба выступающих войска. Не думаю, что мой безумный старик забрался в горы слишком далеко… Доспехи… Мне нужны эти доспехи!! Нужны!!! И я их верну!!!»

Глава 2

Поле боя после битвы принадлежит мародерам, дабы добро погибших не пропало втуне.

Со своего дохода семь десятых мародеры платят в казну.

В случае утаивания части дохода мародер отдается петле.

(Параграф шестьдесят шестой «Закона о войне» высшего дана Кара Третьего Варвара)

Оглядывал окрестности я недолго – во-первых, ничего интересного вокруг не было, местность была довольно однообразной, а во-вторых, я вдруг почувствовал, что в своей, по-летнему легкой одежке, мне холодно. Кроме того меня обеспокоила судьба провожавшего меня доктора Забродина – если он также оказался в этом Мире, ему будет ох как не сладко! Оглянувшись, я убедился, что тропа, на которой я стоял, довольно круто уходила вниз, к очень далекому лесу, и на ней не наблюдалось никакого движения. Спуститься другим путем было совершенно невозможно, потому что по обе стороны от этой узкой, странного тускло-желтого цвета, тропы стелились каменные осыпи, на которые я бы, например, ни за что даже ногу не поставил!

Из этого моего наблюдения следовало, что ежели Забродин «забрел» сюда, то скрыться от меня он мог, только продвигаясь вверх, к недалекому перевалу. Придя к такому выводу, я быстро зашагал в ту же сторону, надеясь согреться при ходьбе.

Как я уже отметил, горб перевала был совсем недалеко, метрах в семистах, но тропинка вилась довольно прихотливо, обходя осыпи и небольшие, но глубокие трещины, так что до вершины я добрался минут за тридцать. Дальше, на протяжении тридцати-сорока метров тропа шла абсолютно прямо, а затем ныряла вниз. Слева от тропы поднималась отвесная гранитная стена, а справа уходил вниз почти отвесный склон, усеянный разной величины камнями, непонятно каким образом державшимися на такой крутизне.

Я быстро миновал ровный отрезок тропы и остановился, перед моими глазами открылась противоположная сторона перевала. Она была столь же голой и безрадостно серой. Желтая нитка тропы сбегала вниз очень крутой петлей и, странно извернувшись, уже снизу вверх, приводила на широкую и ровную каменную площадку, некое подобия плато или каменного стола, располагавшуюся метрах в восьмистах прямо под тем местом, где я стоял. Площадка эта была раскрашена странными яркими пятнами, среди которых преобладали зеленые, но можно было заметить и оранжевый и охряный и голубой цвета. За этой площадкой тропка делалась более пологой и примерно через три километра ныряла между двумя темно-серыми скалами, образовывавшими нечто вроде природных ворот. Никакого движения на тропе заметно не было, так что можно было вполне обоснованно заявить, что Петя Забродин, врач и ассистент, благополучно остался в нашем милом Мире.

Я неуверенно оглянулся – мне надо было решить, идти ли по этой тропе дальше или попробовать вернуться назад… в свой Мир.

И тут мне в голову вдруг пришла занятная мысль – весьма вероятно, что все те эпидемии, которые, якобы генерировал наш N-ский район, на самом деле происходили отсюда, из этого тусклого, наполненного магией Мира!.. Если он, конечно, вообще обитаем… Я решил попробовать разобраться в этом деле и… шагнул вперед, вниз, в неизвестность!

Спуск по тропе потребовал от меня самого напряженного внимания, поскольку желтоватый, сильно намокший камень тропки оказался весьма скользким. Я даже не заметил, как оказался в нижней части петли, которую образовывала тропа, но мне стало значительно легче шагать вперед тогда, когда она стала ровнее, а затем постепенно пошла вверх, прямо по дну врезавшегося в поднимающийся горный кряж, ущелья. Через несколько десятков шагов, сделанных мной гораздо увереннее, ущелье кончилось, и тропа вывела меня на виденное мной сверху плато. Тут я остановился, мне в лицо плеснуло слабым ветерком, пропитанным… трупной вонью!

Я поднял глаза. На самом краю плато, перегораживая выбегавшую на него тропинку лежало невероятное, ни на что не похожее существо. Более всего оно напоминало… огромный, три-четыре метра в поперечнике, лохматый… валун. Я никогда бы не признал в этом неподвижном истукане бывшее живое существо, если бы оно не было покрыто самой настоящей и довольно длинной, развевающейся по ветру блеклой рыжей шерстью, и в нем не торчало пары десятков стрел. Странных стрел!.. Их наконечники, глубоко вонзились в плоть мертвых монстров, а длинные древки были опалены почти до самого оперения, остававшегося почему-то нетронутым. Создавалось такое впечатление, что стрелы были смазаны каким-то горючим веществом, но было непонятно, почему древки не сгорели полностью?..

И тут, краем глаза я заметил, что из-под этого шерстяного валуна по желтому камню тропинки сбегал мелкий, уже застывший и стеклянисто поблескивающий ручеек ярко-изумрудного цвета. Я наклонился над этим ручейком и почти сразу же догадался, что вижу… кровь! Чуть дальше, также на самом краю обрыва, буквально свешиваясь с него, лежало еще одно такое же, нашпигованное темными стрелами, тело, за ним, шагах в двадцати еще два, почти рядом… Эти неподвижные великаны казалось специально опоясали всю эту плоскую каменную возвышенность, словно что-то… сторожили.

Осторожно перешагнув кровавый ручей, я медленно двинулся вокруг лежащего великана, стараясь повнимательнее его разглядеть, но так и не заметил хоть какого-то подобия конечностей или головы – сглаженный, словно окатанный водой и ветрами, каменный валун!

В этот момент моя левая нога проскользнула так, что я едва удержал равновесие. Невольно опустив глаза, я увидел такое, что меня едва не вывернуло наизнанку! Шагнув, не глядя под ноги, я наступил на голубую слизь кишок, вывалившихся из распоротого живота еще одного странного существа, размером и строением напоминавшего волка, но имевшего огромную безобразно голую и в тоже время почти человечью голову с одним выпученным глазом, оттопыренными круглыми ушами и широко раскрытой пастью, украшенной дюймовыми клыками. Глаз, затянутый смертным бельмом, казалось пристально, с непонятным тщанием разглядывал меня!

Я с трудом оторвал взгляд от этого мертвого глаза и снова оглядел раскинувшуюся передо мной площадку. Моим глазам предстала картина ужасающей бойни!

Все пространство плато было буквально завалено мертвыми телами! Большей частью это были звероподобные существа, вряд ли наделенные разумом, но среди них я заметил пять-шесть коротышек, похожих на… гномов и трех довольно высоких мужчин вполне человеческого обличья с бледными, вытянутыми лицами, заостренными кверху ушами и длинными белокурыми волосами. Некоторые из этих мертвецов казались совершенно нетронутыми, словно прилегшими отдохнуть, и только торчавшие из них стрелы показывали, что они мертвы, но большинство тел было искромсано в куски, так что невозможно было понять, как они выглядели при жизни. Те разноцветные пятна, которые я видел сверху, оказались лужами крови, а в самом центре этого жуткого плато, метрах в ста от меня, располагалось некая темная … нет, черная масса!

Стараясь дышать неглубоко, осторожно обходя раскиданные по камням тела, лужи крови и ошметки плоти, я двинулся к этой черноте, и по мере моего приближения, она стала распадаться на отдельные темные фигуры, в которых я узнал… людей!

Спустя несколько минут, я остановился около компактной группы одетых во все черное мертвецов. Их было десятка три-четыре, и все они были облачены в некое подобие формы, во всяком случае, покрой черных кожаных курток и штанов с нашитыми на них черными же металлическими бляхами странной выпуклой формы был единообразным, так же как и форма надетых на головы шлемов с низкими, глухими забралами, и фасон высоких, выше колен, сапог.

Медленно, осторожно обойдя эту группу, я убедился, что никаких ран на мертвецах не было. Более того, их затянутые в черные перчатки ладони сжимали оружие, словно смерть пришла к ним мгновенно, даже не дав разжать пальцев. Но самое поразительное заключалось в том, что почти половина этих мертвецов… стояли!

А позади этого мертвого, прореженного строя я разглядел высокую, облитую темным металлом глухого панциря, фигуру, без всякого сомнения бывшую предводителем всего отряда.

Однако, прежде чем приблизиться к этому предводителю, я наклонился над одним из лежащих мертвых воинов и с некоторым трудом стянул с него шлем. Моим глазам открылось бледное до синевы человеческое лицо, с выкатившимися, налитыми кровью глазами и безвольно открытым ртом, из которого вывалился распухший посиневший язык!

Я быстро накрыл мертвое лицо снятым шлемом и выпрямился, стараясь справиться с подступившей дурнотой. Человек явно умер от… удушья, но вот только слишком странным было это удушье… похоже, оно убивало мгновенно!

Немного придя в себя, я еще раз оглядел поле боя. Очень странное поле боя, на котором одна из армий – побежденная, была полностью, с невероятной жестокостью, истреблена, но и сами победители погибли по совершенно непонятной причине!

Мне вдруг стало тоскливо и очень захотелось назад, в родное земное болото, в N-ск, в мою дорогую редакцию, к моим милым «внукам Ильи Муромца»!.. Но как только я вспомнил о своих подопечных, о своих мальчишках, я вдруг понял, что не могу вот так просто взять и вернуться, не разобравшись, что происходит в этом тоскливом, в этом жестоком Мире, и как все здесь происходящее отзывается на Земле. Я уже был уверен, что все N-ские эпидемии берут начало здесь, в этом Мире, а значит надо было что-то делать!

«Что ты скажешь ребятам, если года через два они начнут умирать о какой-нибудь неизвестной на Земле заразы, которая просочится к нам отсюда, из этого Мира!» – сказал мне мой внутренний голос. Я с ним согласился, а согласившись… горестно вздохнул!..

Жуткая вонь ворвалась в мое горло, вернув меня от размышлений к действительности и заставив отшатнуться от лежавшего передо мной трупа, закрыть глаза и надрывно закашляться. С минуту я не мог отдышаться, а когда все-таки пришел в более-менее нормальное состояние, то понял, что уже знаю, как «легализоваться» в этом Мире… Всего-то и надо было стать… мародером!.. Снять форму с подходящего мертвеца, надеть ее на себя и прихватить его оружие. Похоже было, что там, где я оказался, боевые ребята были не редкостью и пользовались уважением. Примкнув к одному из подобных отрядов, я вполне мог бы постепенно разобраться в причудах местной жизни.

Да, это был бы правильный ход, но все мое существо противилось этому «правильному ходу»!

«Интересно, какое наказание в этом Мире полагается за мародерство?! – тоскливо подумал я, – Надеюсь не расстреляние… через повешение!..»

Но другого пути «слиться» с местным населением, похоже, просто не существовало.

Я огляделся, отыскивая подходящего по росту мертвяка и вдруг подумал, что, вырядившись местным солдатиком, вполне могу закончить свое существование в такой же вот компании с вывалившимся до пояса языком!

И тут мне на глаза снова попалась высокая фигура в глухом темном панцире, видневшаяся за строем вооруженных мертвецов.

Вытащив из кармана платок и закрыв им рот и нос, что, впрочем, мало спасало меня от пропитавшего все вокруг трупного запаха, я быстро направился к этой темной фигуре, благо здесь можно было не смотреть себе под ноги! Пробравшись сквозь заслон из трупов, я с удивлением принялся разглядывать того, кого принял за командира этого «задушенного» отряда.

Представшие передо мной темные, с блеклым темно-красным отливом доспехи напоминали мне отлитую из давно свернувшейся крови статую… командора – того самого, о котором писал Александр Сергеевич, весь их вид выражал спокойное превосходство над всем окружающим с известной толикой угрозы каждому, кто усомниться в этом превосходстве! Даже личина шлема, повторявшая черты человеческого лица, но почему-то не имевшая отверстий для зрения и дыхания, выглядела весьма надменно!

Подстать доспехам было и вооружение этого рыцаря. В правой перчатке панциря покоилась короткая рукоять опущенной к земле двусторонней секиры, рукоять которой оканчивалась ременной петлей, охватывающей запястье. Слева, на широком, набранном из металлических колец, поясе висел широкий кинжал, с другой стороны на том же поясе в специальных небольших ножнах-карманах располагались три недлинных лезвия без рукоятей – явно, метательные ножи. Наконец, за правым плечом в простых темных ножнах располагался длинный узкий меч напоминающий эсток, но без обычной витой гарды. Его простая крестообразная рукоять торчала над плечом доспехов. И все-таки именно секира выделялась в вооружении рыцаря. Внимательно оглядев ее, я заметил на одном из лезвий странную мелкую насечку. Крошечные, гравированные неизвестным инструментом черточки не составляли какого-либо рисунка, а тянулись вдоль верхнего, тупого края лезвия, словно… некий счет! Я сосчитал насечки – их было двадцать шесть…

Потом я принялся тщательно исследовать панцирь.

Мне пришлось дважды обойти вокруг неподвижно высящейся фигуры, прежде чем я обнаружил едва заметную, тонкую, нитеобразную трещинку на спине доспехов, густо присыпанных пылью. Трещинка эта делила доспехи надвое сверху вниз и явно была местом их сочленения. Я протянул руку, провел пальцем по трещинке и вдруг понял, что раскрыть доспехи будет непросто! На них лежало заклятие!!

Однако, неожиданное препятствие только подхлестнуло мое желание заполучить их, даже отвращение к тому, что я должен был увидеть внутри этой металлической скорлупы, отступило, стерлось оттесненное азартом возникшего магического спора.

Я отступил на шаг, прикрыл глаза и неторопливо прочитал заклинание «Истинного Зрения». Когда я снова открыл глаза, передо мной по-прежнему стояла черная статуя командора, но теперь ее густо обвивали разноцветные нити нескольких наложенных на панцирь заклятий. И каждое из них выполняло свою, строго определенную функцию. Мне предстояло определить, какое из заклинаний запирает панцирь и… разобраться с ним!

Еще раз обойдя вокруг доспехов, я увидел, что на их груди, с левой стороны, магические нити сплетались в замысловатый узел-замок. Похоже, именно с этого узла и надо было начинать мою работу.

Отделив от своего кокона часть Силы, я принялся осторожно сплетать точное подобие паутины, опутывавшей доспехи. Это было несложно, но требовало полной сосредоточенности. И по мере возникновения рядом с панцирем сверкающей копии магической паутины, ко мне приходило и понимание принципов чужого Искусства, и порядок сплетения магических формул действовавших заклинаний, и их состав, и техника их наложения и активизации. Стало проясняться предназначение каждого из задействованных заклинаний, уровень их мощи, их приоритеты. И, наконец, я определил заклинание, запирающее доспехи!

Одним движением пальцев я стер созданную копию и, немного передохнув, принялся исследовать выбранное заклинание. Оно было коротким, но весьма запутанным, с несколькими тупиковыми ответвлениями и закольцованными на самих себя периодами. Меня очень удивила эта запутанность, на мой взгляд, все можно было сделать гораздо проще и стройнее, однако переделывать я ничего не стал, поскольку уже понял принцип действия этого заклинания. Необходимые для управления этим «чудом» магического Искусства звуки, пассы, движения и предметы я довольно быстро подобрал из собственного арсенала. Впрочем, весь этот магический набор нужен был мне только для подчинения заклинания, я надеялся, что впоследствии оно будет срабатывать от одного усилия моей воли!

А сейчас, я достал из заднего кармана джинсов завалявшийся там обломок спички и осторожно уложил его на изгиб шеи панциря, точно вдоль обнаруженной мной трещины. Затем, сосредоточившись и повторив про себя порядок всех предстоявших действия, я начал читать уже составленный наговор подчинения чужой магии, сопровождая произносимые звуки – то, что срывалось с моих губ, назвать словами было нельзя, необходимыми пассами и движениями тела.

Работа эта оказалась довольно утомительной, так что к концу я не только основательно, до пота, согрелся, но и почувствовал, что у меня сводит икры обеих ног! И все-таки я дочитал наговор до конца!

С минуту ничего не происходило. Я разочарованно наблюдал за спокойно лежащим на металле доспехов кусочком дерева и пытался понять, в каком из своих действий допустил ошибку, и в этот момент обломок спички едва заметно шевельнулся, а затем медленно пополз вдоль трещинки!! Его движение постепенно ускорялось, а трещина за ним явно расширялась. Вот крошечный кусочек дерева, скатившись между ягодиц статуи, исчез, а спустя мгновение во враз притихшем воздухе прозвучал тихий стон, словно от усталости порвалась третья струна на гитаре. И почти сразу же глухой шлем отделился от пластин, прикрывавших шею, и приподнявшись над плечами панциря, повис в воздухе. Спина доспехов раскололась по трещине и две тонкие кованые половины раскрылись, словно раковина невиданного моллюска!

Я отпрянул назад, ожидая, что из панциря вывалится бездыханное тело с обезображенным лицом, но… доспехи были пусты!!!

Это было настолько неожиданно, что я сделал шаг вперед и заглянул внутрь панциря, словно там, внизу, в металлических сапогах кто-то мог спрятаться. В лицо мне пахнуло живым теплом, как будто владелец доспехов только что оставил их.

Я отступил назад и снова оглядел поле битвы. Если предводитель этого мертвого отряда погиб вместе со своими людьми, то где его тело?.. Если он каким-то образом спасся, бросив собственные доспехи на произвол судьбы, то куда он мог скрыться?.. Тем более, что он не только выбрался из брони, но и успел снова ее… закрыть! А может быть отряд просто вез эти доспехи владельцу и… не довез их?!

Довольно долго я стоял в растерянности рядом с раскрытым панцирем, не зная на что решиться. Если владелец доспехов жив, то я, завладев ими, мог оказаться в весьма щекотливой ситуации… Как, впрочем и в том случае, если он мертв, и его смерть удостоверена свидетелями! И все-таки, в конце концов, я принял решение воспользоваться своей находкой – во-первых, это конечно же было более безопасным, нежели разгуливать по неведомой земле в джинсовом костюмчике и кроссовках, а во-вторых, мне было просто жаль бросать ценную вещь, над которой пришлось столько потрудиться.

Я снова подошел к доспехам и заглянул внутрь, теперь уже с целью рассмотреть их устройство.

Внутри металл панциря был выложен какой-то мягкой тканью, пронизанной мерцающими нитями еще одного… нет, пожалуй, еще двух заклинаний, действовавших совершенно автономно. Почти сразу мне стало ясно, что эти короткие, весьма точно сформулированные заклинания просто обеспечивали владельцу доспехов комфортное пребывание в сей металлической скорлупе. Я глубоко вздохнул и… полез в доспехи.

Разместив свои конечности в предназначенных для них частях панциря, я мысленно приказал ему закрыться. В то же мгновение в воздухе снова прозвучал печальный стон лопнувшей струны, и я почувствовал, как спинные пластины с тихим лязгом сомкнулись, а мне на голову начал медленно опускаться шлем. Только в эту секунду я вспомнил, что личина шлема не имеет «технологических» отверстий, но ни растеряться, ни испугаться не успел. Шлем встал на свое место, и я обнаружил, что прекрасно вижу окружающий пейзаж – изнутри шлем был… прозрачным!

Трижды я приказывал панцирю раскрыться и закрыться, и все три раза он беспрекословно мне повиновался. Внимательно изучив конструкцию шлема, я понял, каким образом можно откинуть личину-забрало – оно поднималось вверх. Кроме того я обнаружил, что металлические пластины, прикрывающие голени и предплечья, сдвигаются, открывая узкие и длинные карманы. Затем я попробовал взмахнуть секирой, рукоятка которой была зажата в правой перчатке панциря. Естественно, что мой рывок соответствовал предполагаемому весу секиры, однако, как оказалось, я сильно преувеличил этот вес… Моя рука взметнулась вверх так, словно в ней вовсе и не было тяжеленного двухлезвийного топора, и сама она не было облита кованой сталью. Видимо, одно из наложенных на доспехи заклинаний выполняло роль гидро… или вернее, магоусилителя.

«Да, драться в таком обмундировании удобно… – довольно подумал я, – Глядишь, здесь еще и встроенный кондиционер имеется!»

Впрочем, пока что мне не было жарко… правда и холода я уже не ощущал!

Зато внезапно я ощутил нечто совсем другое… Словно кто-то совершенно чужой, безразлично-спокойный, надменным холодным взглядом посмотрел из… моего внезапно оцепеневшего мозга на… меня самого!.. Посмотрел и высокомерно усмехнулся. Затем, все тем же холодным, надменным взглядом оглядел мертвые окрестности, чуть задержал взгляд на остатках черного отряда и… подумал: «Жаль!.. Хорошие были вояки… И победа была в наших руках… Ну да ничего, у меня осталось не мало таких же, ничуть не хуже этих… И я еще вернусь сюда…»

Чужой холодный взгляд снова скользнул по окружающему меня побоищу и чужая мысль была додумана до конца: «В этих горах прячется еще много троллей и… прочей нечисти! В этих горах еще есть для меня работа!»

Тут я, словно очнувшись от некоего наваждения, крепко зажмурился и потряс головой. Когда я снова открыл глаза… все было в полном порядке – ни чужих взглядов, ни чужих мыслей…

Я немного постоял неподвижно, прислушиваясь к себе, и, облегченно вздохнув, еще раз огляделся. Пора было продолжать путь по желтой тропе, но тут мне пришло в голову, что рыцарь в таких роскошных доспехах пешим будет выглядеть достаточно… нелепо. Он просто обязан был ехать верхом, а вот никакого верхового животного поблизости не наблюдалось! Я, собственно говоря, даже и не знал, как выглядят местные иноходцы – вполне возможно, что благородные сэры, лорды, шевалье и идальго этого Мира скачут на верблюдах, ламах или единорогах… Хотя, мой опыт показывал, что лошади распространены во многих обитаемых мирах.

Так что я решил обеспечить себя лошадью, а дальше посмотрим по обстоятельствам.

Отделив от своего магического кокона некоторую часть, я принялся составлять заклинание Призрачной Плоти. За основу я взял свое умение превращаться в дракона, вернее создавать дракона из собственного магического кокона. Правда теперь мне надо было получить лошадь… Лошадь взнузданную и оседланную, которая понесла бы меня на своей спине, а не прятала внутри своего тела, как это делал дракон, а это оказалось достаточно трудной задачей.

После двух совершенно неудачных попыток, я даже не буду рассказывать, что за монстры у меня получались, мне наконец удалось сплести сложное, с тремя перехлестами и двумя тройными петлями, заклинание и получить нечто, весьма похожее на лошадь. У нее было четыре ноги, длинная грива и хвост, вытянутая морда – все, что положено иметь коняшке. Более того, это существо покорно подставило мне свою спину, оснащенную весьма неплохо получившимся седлом, имевшим под правой ногой странный косой карман без дна. Вот только было оно пурпурного цвета и… просвечивало, словно неплотный клок тумана!

Однако я решил прекратить свои магические изыскания и довольствоваться получившимся зверем – в конце концов, «лучшее – враг хорошего», а по мне лошадь была хороша!

Я назвал ее Пурпурная Дымка, а она мотнула головой, видимо, соглашаясь с этой кличкой. И вот, верхом на призрачной лошади, не выпуская из правой руки рукояти положенной на передок седла секиры, а левой подобрав поводья, я двинулся прочь с места побоища в сторону темно-серых скальных ворот, за которыми исчезали желтая тропа.

Дымка ходко шла по тропе, а я снова задумался о странном феномене касания двух миров, в результате которого из одного Мира в другой перетекает всякая зараза! Мне вдруг стало интересно, а что Земля переправляет в этот Мир в обмен на его… э-э-э… эпидемии.

Впрочем, эта тема долго меня не занимала, я вдруг почувствовал некое неудобство, словно чего-то не хватало в моем достаточно быстром и плавном передвижении по горной тропе. Я огляделся. Справа и слева от тропы расстилались все те же каменистые осыпи, позади них высились скалы самых разных оттенков серого цвета, впереди вырастали ворота, между которыми проскальзывала желтая нитка тропы. Окружающая тишина нарушалась только легким позвякиванием моего вооружения… И тут до меня дошло! Тишина!! Я не слышал топота копыт!!!

Наклонившись вперед я попытался как следует разглядеть ноги моего иноходца, и через минуту понял, что быстро мелькающие перед моими глазами тонкие сгустки пурпурного тумана оканчиваются неким подобием… львиных лап! Моя Дымка ступала совершенно бесшумно!!

«Ну вот!! – удивленно и в тоже время очень довольно подумалось мне, – А я хотел развеять это создание. Да ему цены нет!!»

Но вот моя странная лошадь оказалась между двух совершенно отвесных темно-серых гранитных стен, вставших по обе стороны от желтой каменистой тропы. Сразу же резко стемнело, словно пасмурный плаксивый день мгновенно превратился в поздний беззвездный вечер, готовый разразиться холодным дождем. К тому же воздух над тропой стал промозгло-сырым, и мне в спину задул несильный, но упрямый ветер.

Однако моя призрачная лошадка совершено не реагировала на изменение погоды, продолжая продвигаться вперед спокойной неутомимой рысью, и только ее длинная грива волновалась под напором ветра.

Чем дальше мы углублялись в это странное, словно прорубленное в скале одним ударом меча ущелье, тем темнее и угрюмее оно становилось. Высящиеся по сторонам гранитные стены плавно перетекли из темно-серого цвета в антрацитовый, и только тропа под лапами моего иноходца оставалась желтой, и даже приобрела некий золотистый отсвет. А впереди, как мне казалось, царила уже совершеннейшая чернота, словно гранитные стены смыкались там, превращая ущелье в некий непроходимый тупик!

Спустя несколько минут, я действительно уперся в тупик и не сразу понял, что тропа просто резко сворачивает вправо, ныряя в еще более тесное ущелье. Повернув, я двинулся по столь узкому коридору, что мог бы коснуться стен ладонями, а высоко-высоко надо мной чуть светлело далекое серое небо. А потом исчезла и эта светло-серая полоска – я оказался в высоком тоннеле или, точнее, в узкой высокой пещере. В полной темноте только узкая золотистая полоска тропы чуть отсвечивала под лапами моей лошадки, как будто некая нить, не дававшая нам окончательно заблудиться. И Пурпурная Дымка упорно продвигалась по этой ниточке не меняя своего неторопливого аллюра. Это лошадиное спокойствие передавалось и мне, так что я только похмыкивал, встречая все новые и новые повороты на своем пути и каждый раз повторяя при этом: «Ничего, куда-нибудь мы все равно приедем!»

Правда я все-таки наговорил заклинание Истинного Слуха, поскольку слух в такой темноте был гораздо важнее зрения, но окружающая меня тишина ничуть от этого не изменилась.

Скоро я потерял счет времени и уже плохо представлял какое расстояние прошла моя лошадь, я даже стал, как мне показалось, слегка придремывать… И именно в это момент в окружающей меня тишине раздался странный низкий, едва слышный, но при этом явственно угрюмый шепот. Я мгновенно произнес заклинание Полного Понимания и услышал:

– … но ведь он… развеян!.. Его накрыло дыхание Небесной Матери!!

– Ну, значит, Гвай что-то не так увидел, или не понял… или просто ошибся… – ответил ему другой, не менее тихий шепот, только чуть более высокий по тону. – Ты же видишь, вот он едет собственной персоной!..

– Как Гвай мог ошибиться, когда он сам был на Столе Скорби?! Он сам участвовал в последней битве против черных извергов сияющего дана Тона! Он сам видел, как Небесная Мать накрыла этих выродков и их дана своим дыханием!!

Судя по тону, которым была произнесена последняя тирада, этот невидимый угрюмый шептун был весьма раздражен. А вот отвечавший ему невидимка был гораздо более спокоен… я бы даже сказал – безразличен:

– Ну ты же сам видишь, что сияющий дан Тон жив, здоров и… невредим, – повторил он и, выдержав секундную паузу, добавил: – И посмотри, какой странной зверюгой он обзавелся!..

«Все-таки они шепчутся обо мне!.. – подумал я с некоторой тревогой, – И о моей лошадке!»

И словно в подтверждение моей мысли ворчливый шептун произнес:

– А может шарахнуть его по башке каменюкой?.. Моя каменюка любой шлем проломит!..

– Можешь попробовать… – все так же безразлично ответил тонкоголосый, – Только я боюсь, что ты не успеешь его ударить, он быстрее достанет тебя своей секирой. А лезвия его секиры, как ты должен знать, рассекают любой камень… Так что, пробуй, если хочешь, а я лучше смотаюсь в Зал Совета, предупрежу Норка, что Гвай ошибся и сияющий дан Тон жив!..

Послышался слабый шорох и вокруг меня снова воцарилась тишина.

Тем не менее, я покрепче сжал рукоять своей страшной секиры, готовясь отмахнуться ею при первом намеке на какое-либо движение в мою сторону.

Однако никакого движения, даже движения воздуха не последовало. Прежняя тишина и прежнее безмолвие окружали меня. Мне даже показалось на мгновение, что услышанный мной диалог был просто сонной грезой… Но для «сонной грезы» он был слишком… содержательным!

И если вникнуть в содержание этой «грезы», получалось, что звали меня сияющий дан Тон… к-хм, потом разберемся что это за титул, но, судя по всему, титул не маленький. Кроме того, меня не должно было быть, потому как меня «накрыла дыханием», видимо… прикончила, какая-то «Небесная Мать»!.. Кто бы мог носить такое странное, похожее на одно из наших ругательств, имя?! К-хм… опять-таки, разберемся позже. Да, эта «Мать» меня прикончила в том случае если некто Гвай (снова непонятно кто!) не ошибся и все правильно разглядел на Столе Скорби, где присутствовал лично. Ну, что такое Стол Скорби и кто такие черные изверги сияющего дана Тона я знал совершенно точно!! Сам, лично видел, можно сказать, смертный оскал одного из этих извергов. Кстати, судя по бойне, устроенной на Столе Скорби, эти ребята в черной форме вполне соответствовали своему названию – «изверги»!..

И тут мои размышления прервало… светлое пятно, неожиданно появившееся впереди!

Пурпурная Дымка как раз выполнила очередной резкий поворот, и за ним тоннель, по которому я продвигался, оказался чуть подсвеченным. Свет падал из далекого овального отверстия, судя по всему выпускавшего желтую тропу из горы на поверхность Мира.

«А вот и долгожданный выход!..» – с глубоким удовлетворением подумал я. И в этот момент в моейголове снова возникла чужая презрительная мысль: «Глупец, ты что же не понял, что слышал троллей?! Смотри, как надо действовать в этом случае!»

Немного впереди, справа, послышался слабый шорох, словно по каменной стене протекла струйка сухого песка, а сама стена вдруг выгнулась вперед чудовищным брюхом, преграждая мне путь! Моя правая рука мгновенно выбросила вперед и чуть вверх серебристое лезвие секиры, и я почувствовал, как оружие со странным чмокающим звуком входит в камень. Вслед за этим моим ударом прозвучал жуткий, оглушающий рев! Стена в которую чуть ли не до рукояти вонзилось лезвие секиры дернулось в резкой конвульсии, едва не вырвав из моей руки рукоять оружия, в забрало моего шлема брызнуло чем-то зеленым, а затем на мой затылок обрушился страшный удар.

«Рухнул потолок тоннеля!..» – подумал я валясь набок со своей лошадки, и сознание мое померкло.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я начал снова воспринимать окружающий мир. В голове пульсировала тупая тянущая боль, перед закрытыми глазами плавали яркие радужные круги. Я попытался пошевелиться, но тело отказывалось меня слушаться, руки и ноги были неподвижны, словно их удерживала некая непреодолимая сила. И тогда я сделал единственно на что оказался способен – открыл глаза и… осмотрелся.

Моя бренная плоть, по-прежнему упакованная в чужие доспехи, находилась в огромной пещере, очень слабо освещенной неким голубоватым мерцанием, рассеянным в воздухе. Справа, шагах в четырех от меня, неподвижно стояла какая-то темная тень, чуть колышущаяся, словно туман в безветренную погоду. Я долго приглядывался к ней, но так и не смог понять, что же это такое. Зато, едва оторвав взгляд от этой теня, я понял причину своего паралича – мое тело было распластано на здоровенной каменной плите, ноги, руки и шею плотно охватывали толстые металлические скобы, вбитые в камень. Именно эти скобы и не давали мне пошевелиться, и хорошо еще, что мне удавалось слегка поворачивать голову.

Надо сказать, что осознав положение в котором оказался, я вдруг… успокоился – ущерб, нанесенный моему здоровью явно был незначителен, мои конечности были в полном порядке, тело и разум не пострадали и даже головная боль несколько отступила, утихла, хотя все еще давала о себе знать нечастыми ритмичными толчками. Думать, соображать она мне уже не мешала, но, как вы сами понимаете, мысли мои были достаточно тоскливы.

«Значит это все-таки не потолок в тоннеле рухнул… Просто тот ворчливый паразит… тролль… достал-таки меня своей… „каменюкой“. И теперь, выходит я в плену… вот только пока не ясно у кого!..»

Тень, клубившаяся невдалеке, снова чуть вздохнула и качнулась в мою сторону, но не приблизилась, а медленно потянулась прочь. Я с определенной долей тревоги вглядывался в ее странные «качания», но быстро убедился, что мне она ничем не угрожает… Пока не угрожает.

«Подведем промежуточный итог… – продолжил я свои скорбные размышления, – Оружие я потерял, лошадь потерял, двинуться не могу… Или все-таки могу?!»

Я снова попробовал пошевелиться, и снова у меня ничего не получилось.

«Интересно, зачем меня так прочно… пришпилили?.. – появилась у меня несколько даже ироничная мысль, – Неужели мой пленитель настолько неуверен в своих силах, что даже совершенно оглушенного человека побаивается?.. Или он… они… ну в общем те к кому я попал, собираются учинить со мной какую-нибудь пакость?.. Типа неторопливого растягивания за ноги и за руки в разные стороны с целью… э-э-э… постепенного разрывания?..»

От этой мысли мне стало совсем нехорошо и я постарался дать своим мыслям несколько иное направление.

«А что там с моим магическим коконом?!»

Я быстро прощупал пространство пещеры на предмет магического окружения. С коконом, как оказалось, все было в полном порядке – он нисколько не уменьшился и не ослабел, а вот общий магический фон в этой пещере был каким-то странным… плотным и затхлым. Словно дикая, неприрученная Сила была сжата, стиснута, а затем… скисла, забродила от… От бездействия!!! Я привык, что неупорядоченный магический фон, из которого я черпал Силу для своего кокона, всегда вел себя агрессивно, яростно, всегда куда-то стремился, рвался, или хотя бы метался в неосознанном поиске, а здесь все было спокойно… Нет, не мертво, магический фон присутствовал, но он был спокоен… безразличен… инертен!.. И в тоже время страшно напряжен, словно готовился к мощному взрыву!

Это было необычно и интересно! Я решил разобраться в этом странном феномене. Прикрыв глаза, чтобы меня не отвлекали всякие там колышущиеся тени, сформировал длинные, тонкие магические жгуты и протянул их во все стороны от себя, но ничего не почувствовал – вокруг меня царило спокойствие. Однако я продолжал шарить по всему пространству пещеры, по ее углам, щелям, под разбросанными вокруг камнями, по странным, свисавшим с потолка каменным наростам.

И вот, когда я уже совсем отчаялся хоть что-то найти, кончик одного из самых длинных моих жгутиков коснулся некоей упорядоченной конструкции. Это была уже не дикая Сила, это было… Заклинание! Старое, древнее, дремучее заклинание, до сих пор не рассыпавшееся только из-за того, что его опоясывали три магических формулы самосохранения, да и эти формулы уже «дышали на ладан». И тем не менее именно это заклинание удерживало магический фон пещеры в столь необычном для него покое. Удерживало… едва-едва!..

«Интересно, что произойдет, если свернется хотя бы одна из этих формул?..» – с интересом подумал я, любуясь изяществом старинного Искусства, и тут же понял, что знаю, каким образом можно мгновенно развалить все три магические формулы…

Представить, что же произойдет после этого, мне помешали, я вдруг услышал уже знакомое шуршание сухого песка по голому камню и быстро открыл глаза. В десятке шагов от меня, справа и слева, вырастали две огромные тени. И тени эти медленно приближались!

Через пару секунд я понял, что вижу уже знакомые мне косматые валуны. Правда эти двое весьма сильно отличались от тех, что я встретил на плато. Во-первых, длинная рыжая шерсть, покрывавшая этих двоих была отнюдь не блеклой, а я бы сказал… сияющей. Она отблескивала в темноте масляным рыжим сиянием, словно ее только что промыли бальзамом с ополаскивателем, как постоянно талдычат в наших рекламах. Во-вторых, эти валуны имели в своей верхней части здоровенные округлые нашлепки, отдаленно напоминающие головы, правда, головы, совершенно лишенные шеи. Эту похожесть усиливало еще и то, что сквозь сияющую рыжую шерсть на этих «головах» просверкивали большие зеленовато мерцающие глаза. Имелись у этих валунов по две коротких, но очень толстых руки, которые сжимали здоровенные каменные дубины. Дубинки эти, надо сказать, высотой были с меня, а толщиной сильно меня превышали. Перемещались эти существа на чрезвычайно коротких и чрезвычайно толстых ногах, напоминавших тумбы, что не мешало, однако, двигаться им очень быстро и почти бесшумно.

«Так, – заметалась в моем мозгу отчаянная мысль, – Теперь мне ясно, кто именно меня… прихватил!»

Тут мой взгляд снова упал на оружие каменных великанов и мне стало ясно что именно сердитый шептун в тоннеле называл «каменюкой»!

«Но если именно такой дубинкой приложились к моему затылку, то… как же я остался жив?!!» – изумленно подумалось мне, и я сразу сильно зауважал свои доспехи и того, кто их смастерил.

Между тем двое «валунов» остановились шагах в трех от плиты, на которой я отдыхал, и принялись меня рассматривать. Осмотр длился несколько минут, а затем они заговорили, не поворачивая друг к другу голов.

– Так, так, так… – глухо забубнил правый, – Значит, ты говоришь, именно вы встретили сияющего дана у четвертого поворота шестой аллеи?..

– Именно так, Норк, – ответил левый, – Он ехал на вот этом звере!.. – И валун ткнул своей каменной палицей в сторону вздыхавшей рядом со мной тени.

«Да ведь это… Пурпурная Дымка!.. – догадался я, – Значит, моя лошадка рядом!»

Правый валун быстро переступил ногами-тумбами и всем телом повернулся в указанном направлении.

– Странный зверь… – протянул он, – таких зверей в наших горах не водиться…

– Не водится, – согласился левый, – Мы его еле догнали… Еще немного и зверь выскочил бы… под солнце, но Бугр успел загородить выход.

– Так, так, так… – снова забормотал тот, которого назвали Норком, – Вы встретили сияющего дана, а он проехал мимо и не обратил на вас никакого внимания?.. Не поднял свою секиру, не напал, не побежал прочь?..

– Нет, просто проехал мимо… – ответил левый, – Мы еще некоторое время рядом держались, а он все ехал и ехал… И нас не замечал…

– Или просто не обращал на вас внимания! – крайне недовольным тоном пробормотал Норк и после короткой паузы добавил, – или сделал вид, что вас не замечает.

Они помолчали, а затем Норк, вдруг заговорил быстрым резким голосом, так не вязавшимся с его прежним бормотанием:

– Вы, позор племени горных троллей, два недоумка способных только размахивать каменюками! Неужели ни у одного из вас не хватило ума сообразить, что сияющий дан Тон со своим Ужасом камней и без черных извергов способен расправиться с дюжиной таких каменноголовых истуканов, как вы. Или вы не видели, что он устроил на Столе Скорби?! Там ведь остались двенадцать горных троллей, не считая сотни воинов из других племен!! А вы, значит решили вдвоем его пристукнуть?!!

– Я не решил!.. – Буркнул второй тролль, – я сразу побежал в Зал совета, чтобы сообщить тебе о… ну… что сияющий дан приехал…

– Сияющий дан приехал!.. – передразнил его Норк. – Сообщить мне… Что ж не сообщил?!!

– Так тебя ж не было!.. – обиделся второй тролль.

– А ты что, не знал, что я отправился к серым стуканцам… по делу?!

– Знал, – сознался второй тролль, и тут же огорченно добавил, – забыл…

– Забыл!.. – снова передразнил его Норк, – как ты шерсть свою расчесать не забыл!.. О, Небесная Мать, что ты напихала в головы этих недоумков!!!

Видимо, этот вопль трольей души окончательно достал второго тролля, и теперь уже он заговорил быстро и довольно визгливо:

– Ну чего ты стонешь тут – «сияющий дан Тон…», «расправится с дюжиной…», «Ужас Камней»… вот же он лежит прикованный на жертвенной плите, и Ужас Камней валяется рядом, и животина его стоит привязанная! Один удар каменюкой, и нет никакого сияющего дана!..

– Нет!!! – буквально взревел Норк, перебивая своего товарища, – Ты, Брюл, значит, думаешь, что человека выжившего после дыхания Небесной Матери можно свалить какой-то каменюкой?!! Да ты самый полный, окончательный, бесповоротный и дурной дурак из всех самых дурных троллей!!! Дурнее тебя только твой дурной дружок Дрык, который ударил сияющего дана палицей!!!

Брюл, названный «окончательным дураком» стоял, уставившись на меня своими зеленовато мерцающими глазами, и между его туловом и его головой образовалась странная, довольно широкая щель, напоминающая… открытый рот. А Норк, бывший, без сомнения, предводителем горных троллей, продолжал свое «наставление»:

– Ты думаешь сияющий дан Тон спроста располосовал твоему дружку брюхо, вместо того чтобы просто снести ему голову?!! Ты думаешь он спроста подставил этому тупице, Дрыку свой затылок?! Думаешь это и самом деле Бугр остановил его зверя?! Дураки!!! Да сияющий дан наверняка все это сделал специально!!!

– Специально?! – опешил «дурак», – Зачем?!!

– Зачем!.. – опять передразнил его Норк, – Да затем, чтобы попасть в Священный Зал нашего Дворца!!! Вот вы сами его сюда и притащили!!!

– А откуда ж он знал, что мы его… что мы притащим в Священный Зал?.. Его… Мы же его могли…

– Не могли! – зло оборвал заикастое бормотание своего товарища Норк, – Сияющий дан точно рассчитал, что такую жертву, как… сияющий дан вы потащите в Священный Зал, на жертвенную плиту!!!

Норк замолчал, задохнувшись в собственной ярости, а отчитываемый тролль явно не знал, что сказать в свою защиту. С минуту в Священном Зале висело молчание, а затем Брюл растерянно спросил:

– Так что же теперь делать?.. Может вышвырнуть этого дана из нашей горы вместе с его секирой и его зверем?..

– Вышвырнуть?! – презрительно бросил Норк, – Расшвырялся, умник!..

Помолчав еще минуту он вдруг повернулся и направился вглубь пещеры, пробормотав на ходу: – Пойду, посоветуюсь с Небесной Матерью…

Рядом со мной остался один Брюл. Он долго смотрел на мою распростертую фигуру и явно о чем-то размышлял. Потом, переступив ногами, он повернулся, уставился на Пурпурную дымку и рассматривал ее довольно долго. Затем, сделав несколько шагов вперед, тролль очень смешно наклонился, словно валун его тела просто перекатился на подствках-ногах, и принялся рассматривать что-то лежащее на полу пещеры. Несколько раз он протягивал вперед руку, но так и не решился взять то, что рассматривал.

Наконец тролль выпрямился, развернулся и, словно приняв некое решение, быстро скрылся в темноте зала.

Шуршание его шагов стихло, однако в одиночестве я оставался недолго. Буквально через десяток минут снова послышался шорох песка, стекающего по камню и из темноты выступили три тролля. Подкатив к моей плите, они остановились, минуту помолчали, а затем стоявший слева заговорил, и по голосу я сразу же узнал «окончательного дурака» Брюла:

– Ну что, выкинем его из нашей горы?!

– Выкинем, – глухим басом буркнул тролль, стоявший справа, – пока он не очнулся… И зверя его выкинем… Прямо в пропасть. А Ужас Камней не выкинем, пусть у нас остается!

– А зачем тебе Ужас Камней? – не поворачиваясь, поинтересовался средний, – Ты же все равно не возьмешь его в руки.

– Но если секира сияющего дана Тона останется у нас в горе, ее не сможет взять в руки никто из… других данов, – резонно ответил средний тролль, – и тогда она уже не будет Ужасом Камней…

Он помолчал и довольным тоном добавил:

– Мы будем звать ее Пленницей Камней!.. Ха!..

– Давайте быстрее вышвырнем сияющего дана!.. – поторопил Брюл своих товарищей и сделал шаг в направлении моего распростертого тела. – Я возьму дана, а вы выводите его зверя!..

– Но если в пропасти дан очнется, он сможет снова прийти за своей секирой!.. – с сомнением проговорил разумник, стоявший в центре, – может, стукнуть его еще раз каменюкой?..

– Да били его уже каменюкой, – нетерпеливо возразил Брюл, – Дрык бил, а лучше Дрыка никто из нас каменюкой не владеет…

– Теперь Дрык каменюку и не поднимет… – возразил левый, но Брюл не позволил сбить себя с мысли:

– Норк говорит, что сияющего дана Тона каменюкой не возьмешь, раз его даже дыхание Небесной Матери не уничтожило… Так что надо его просто выкинуть из нашей горы… А если он придет себя на дне пропасти, то может быть и не вспомнит, как туда попал… А зверя его мы вышвырнем с другой стороны, зверь убежит и никогда дана не найдет!..

– Да?! – засомневался левый тролль, – А если найдет?! Если у него такой же нюх, как и лапы?! Тогда он точно дана снова сюда привезет, он ведь дорогу-то будет знать!!

Тролли замолчали, и их молчание длилось довольно долго. Наконец умник из середины предложил:

– Давайте лучше мы его принесем в жертву Небесной матери, как раньше собирались… пока Норк не приперся! Жертва Небесной Матери еще ни разу не возвращалась… Тогда и зверь сияющего дана нам не страшен!

– Приносить жертву без Норка?.. – засомневался Брюл, – Еще никто кроме Рыжего Норка не приносил жертву… Я даже не знаю, как это надо делать…

– Я знаю!.. – буркнул басом левый, – Я хорошо следил за Норком… несколько раз… Ничего сложного нет.

До этого момента я лежал совершенно неподвижно, но тут мои нервы не выдержали.

«Знаток хренов!.. Добраться бы мне до твоей рыжей шкуры!» – со злостью подумал я, и неосторожно сжал кулаки.

– Глядите, он приходит в себя!!! – заволновался Брюл, – Давай, Бугр, приноси его в жертву скорее, а то он!..

Бугр не дал своему дружку договорить, что именно я «а то», он немедленно начал отдавать распоряжения:

– Значит так! Ты, Брюл, становись справа от жертвенной плиты и запевай гимн Небесной Матери. Ты, Скилл, становись слева и читай Просьбу о снисхождении к нашей жертве. А я буду управлять механизмом жертвенника!

Два тролля быстро переместились на указанные им места и принялись, перебивая друг друга, немузыкально орать странными вибрирующими голосами, а третий наклонился вперед и принялся шуровать у основания моей плиты.

Мне сложно было следить за Бугром, поскольку видел я только его похожую на огромную кочку рыжую волосатую спину. Поэтому я прислушался к странным звукам, которые издавали двое других. Через несколько секунд я к своему удивлению уловил в этой какофонии некий общий ритм, а затем вдруг почувствовал, что этим «пением» мне явно стараются что-то внушить! Я прислушался еще внимательнее и в это мгновение!..

Все мое тело принизала дикая, оглушающая, беспощадная боль! Она вспыхнула в моих ногах, пробежала, как по запальному шнуру, по позвоночнику и взорвалась в моей голове, погасив на долгое мгновение сознание. Когда я очнулся, мое тело буквально купалось в боли – болела каждая мышца, каждый сустав, каждая жилка. Мои внутренности свились в тугой одеревеневший узел, стянутый болью, руки и ноги вывернулись в судороге, голова налилась раскаленным свинцом, глаза, казалось, вот-вот лопнут он внутреннего напряжения, а в уши грохотом отбойного молотка вгрызалось «пение» троллей!

Я не знаю, сколько времени продолжалась эта пытка, но боль кончилась так же неожиданно как и началась. Мое тело вдруг стало легким, невесомым, мне казалось, что если бы не доспехи, я воспарил бы к потолку пещеры, несмотря ни на какие скобы. Только прокушенная губа неприятно саднила, да мешала кровь, залившая подбородок. И почти сразу же раздался испуганно-недоумевающий голос Брюлла:

– Нет, Бугр, ты делаешь что-то не так!!! Он молчит, а должен вопить… Если сияющий дан будет молчать, Небесная Мать не примет нашу жертву!!

Бугр выпрямился и изучающее уставился на меня своими, просвечивающими сквозь шерсть, зелеными глазками.

– А может быть он… того… дохлый?.. – донесся с другой стороны плиты глухой бас Скилла.

– Ничего не дохлый! – обиженно возразил Брюлл, – стала бы дохлого дана жертвенная плита держать?! Глянь, как она в него вцепилась!

– Тогда надо еще разок попробовать… – пробурчал Скилл. – Как ты, Бугр, можешь еще разок попробовать?..

Последовала секундная пауза, после чего Бугр согласно вздохнул:

– Ну, давайте еще раз, только быстро, а то как бы Норк не вернулся… Он тогда нам… попробует!..

Два рыжих валуна по обе стороны от моей плиты снова затянули свою немузыкальную песню, а Бугр наклонился к основанию плиты.

«Еще раз я не выдержу!!! – вспыхнула в моей голове паническая мысль, – надо что-то делать!!!»

Но что можно сделать, будучи прикованным к каменной плите, со стянутыми до совершенной неподвижности руками и ногами… Разве, вот только… мои пальцы обладали необходимой подвижностью, только на что они были способны?!!

Мой взгляд заметался по пространству пещеры, пытаясь отыскать хоть какой-то путь к спасению от готовой прийти боли… Невыносимой боли!!! А пение троллей, как и в первый раз, уже начало снова просачиваться в мой разум, уговаривая меня, втолковывая мне какую-то неправую, извращенную истину!

И в этот момент мой взгляд разглядел в темной глубине пещеры некое странное, тусклое на границе ультрафиолета, мерцание.

«Заклинание! – Мгновенно вспомнил я. – Старинное заклинание, сковывающее дикий магический фон!! – И сумасшедшая радость накрыла меня, – Ну, палачи мохнатые, держитесь!!»

С моих губ сорвались три недлинных слова из несуществующего языка и повисли над моим лицом тремя разновеликими лепестками прозрачного голубого пламени. Пальцы правой руки сложились щепотью, а затем раскрылись, словно лепестки бутона, указывая полыхающему заклятью его цель. Голубые лепестки, мгновенно уловив направление, метнулись к дальнему углу пещеры, превращаясь на лету в голубоватые стрелы, и ударили точно в выбранные мной места охранных формул, опоясывавших древнее заклинание!

По залу, заглушая варварское пение троллей, прокатился мелодичный перезвон, а за ним раздался резкий звук лопнувшей басовой струны.

Тролли замолчали, недоуменно перетаптываясь и силясь угадать, откуда раздались эти новые для них звуки. Но эти звуки постепенно стихли, и три оранжевых глыбы снова повернулись ко мне. Однако, заняться своим палаческим занятием они не успели, в центре зала вдруг возникло багровое свечение, которое быстро наливалось нестерпимым жаром и раскручивалось, словно гигантский огненный волчок!

Тролли, развернувшись в сторону начинающегося катаклизма, замерли на месте, явно не понимая, что происходит и пытаясь сообразить что же им надо делать. Зато я прекрасно понимал, какие силы пришли в движение! Заклинание Истинного зрения давало мне возможность видеть все происходящее!

Мое заклятье снесло охранные формулы, и древнее заклинание тут же осыпалось на пол пещеры фиолетовой трухой. Магический фон дрогнул, словно не понимая что произошло, а в следующее мгновение в середине зала завязался огромный узел дикой магии, который принялся втягивать в себя весь окружающий фон и раскручивать его, словно некую невидимую карусель!

Впрочем, невидимой эта карусель оставалась совсем недолго – энергия высвобождаемая «распоясавшейся» дикой магией, настолько разогрела центральный узел, что заставила светиться не только его, но и окружающий его воздух. Я видел, как в бешено вращающийся сгусток Силы втягиваются все новые и новые порции дикой магии, как узел начинает распирать изнутри, как по его ослепительной, алой поверхности тянутся темные багровые трещины. Я понимал, сколь малое время отпущено этому спущенному мною на свободу дикому Зверю, и потому все свои силы бросил на защиту собственного магического кокона. Чудовищным усилием воли я сжал его до самых ничтожных размеров, одновременно уплотнив его насколько это было возможно…

И в этот момент по пещере полыхнуло магическим взрывом!!! Стены пещеры дрогнули, и по ним побежали быстрые змеистые трещины, на глазах превращавшиеся в разломы, в провалы, в широкие проходы!.. В следующее мгновение сразу в нескольких местах треснул и потолок пещеры, но вместо того, чтобы осыпаться вниз, огромные гранитные куски медленно приподняло, а затем выметнуло наружу, открывая путь серому сумеречному свету! Одновременно с этим посреди пещеры образовался самый настоящий смерч, подхвативший в мгновение ока трех разлохмаченных троллей и швырнувший моих мучителей вслед за гранитными обломками потолка, словно гигантские оранжевые воздушные шары!

И в то же самое время бушевавшая вокруг меня дикая магия старательно обходила мою скромную персону, как будто опасалась связываться со мной или видела во мне силу… способную обуздать ее! Правда скобы, удерживавшие меня на плите лопнули в первый же момент поднявшегося урагана, так что я уже не лежал, а сидел на жертвенной плите, но больше ни один квант дикой магии не коснулся меня.

Таким образом, буквально через несколько минут я оказался сидящим в полном одиночестве на дне огромной каменной воронки, напоминающей кратер вулкана. Хотя, если быть абсолютно точным, я был не одинок – рядышком со мной примостилась… моя Пурпурная Дымка, уменьшившаяся почему-то до размеров совсем крошечного и совершенно непрозрачного пони, а рядом с ней я обнаружил и все мое вооружение. И секира, которую тролли называли Ужас Камней, и меч, и кинжал, и метательные ножи лежали рядом с жертвенной или, может быть, пыточной плитой, словно дожидались, когда я снова возьму их в руки.

Несколько секунд я рассматривал свою лошадку, соображая, что же это такое с ней случилось и как мне теперь ее называть. Во всяком случае имя «дымка» уже никак не соответствовало ее облику. И тут до меня дошло, что лошадка приобрела такой необычный вид в результате того, что я… сжал свой магический кокон! Ведь она была частью его, а следовательно так же как и он, подчинялась моим установкам. И действительно, стоило мне снять напряжение со своего магического кокона, как Пурпурная Дымка снова приобрела свой привычный «дымчатый» вид.

Кряхтя и постанывая – перенесенная пытка еще отдавалась болью во всем теле – я сполз с плиты и встал на ноги около лошади. Затем, секунду передохнув, я подобрал свое вооружение, разместил его на подобающих местах, убедившись при этом, что широкий седельный карман предназначен для Ужаса Камней, и вскарабкался в седло. Пурпурная Дымка, словно бы только этого и ожидала. Почувствовав на своей спине мою тяжесть, она постояла несколько секунд, давая мне поудобнее утвердиться в седле, а затем тронулась вперед своей неспешной, но упорной рысью.

Скоро мы вновь оказались в подземном коридоре. Каким образом Дымка находила дорогу, я не знаю, да особо над этим и не задумывался, в тот момент мою голову занимали совсем другие мысли. Мысли о… троллях.

Да, конечно, один из этих… «окончательных» дураков, приложил меня дубиной. Да, конечно, трое рыжих негодяев устроили мне пытку и пытались принести меня в жертву какой-то там Небесной Матери. Все это было так, но… не было в них жестокости… Сейчас, находясь в безопасности, я вдруг понял, что они руководствовались какой-то не совсем мне понятной… необходимостью. Более того, я вдруг подумал, что если бы мы с ними встретились не в подземелье… не в их подземелье, они, скорее всего, даже не приблизились бы ко мне!

Впрочем, вполне возможно, что я и ошибался в своих чувствах. Но в одном я был совершенно уверен – те тролли, с которыми я успел познакомиться, действительно были ребятами не слишком большого ума, за исключением, пожалуй, Норка. Да и тот больше брал чувством собственного превосходства, нежели умом.

Да… Странная получалась картина! Но больше всего мне хотелось понять, что же это за необходимость толкала троллей на насилие?!

За такими вот размышлениями я и не заметил, как мы оказались на открытом воздухе. Над этим странным, недобрым Миром опустилась ночь, и из темноты подземелья мы плавно перешли в темноту этой ночи. Звезд над моей головой не было, и, приглядевшись попристальнее можно было понять, что небо затянуто плотными, быстро бегущими облаками.

Я решил было остановиться и переночевать рядом с тропой, по которой продвигалась моя лошадка, но она шла такой уверенной рысью, словно чувствовала впереди более приличный ночлег. Так оно и оказалось. Проехав около часа в полной темноте, я вдруг увидел далеко впереди крошечную желтоватую точку. Вблизи эта точка превратилась в окошко небольшой каменной постройки, с высокой односкатной крышей и будкой около узкой входной двери. Из будки вместо лая слышалось странное едва слышное поскуливание, на которое, впрочем, я не обратил внимания.

Моя умная лошадка остановилась около самой двери, и я, чуть наклонившись, осторожно стукнул в нее своим бронированным кулаком. Спустя минуту, за дверью завозились, и недовольный голос спросил:

– Ну, и кто это там скребется?..

– Прошу прощения за беспокойство, – самым вежливым тоном ответил я, – Но не могли бы вы позволить мне переночевать в вашем доме. Я – одинокий путник и не причиню вам неудобств.

– Одинокий путник?.. – заинтересованно переспросили из-за двери, – Что, неужто совсем одинокий?..

– Совершенно!.. – подтвердил я.

За дверью что-то прошуршало, и до моего слуха донеслось быстрое перешептывание. Я в этом шепоте практически ничего не разобрал, но слова «… пусть войдет, повеселимся…» прозвучали совершенно явственно. И сказаны они были, как мне показалось, женским голосом.

Наконец перешептывание кончилось и все тот же голос спросил:

– А ты, наверное, и есть хочешь?..

Я уже успел спуститься на землю и, стоя у самой двери, с легким смешком ответил:

– Мой голод не настолько велик, чтобы вас обеспокоить. Я вполне могу обойтись без ужина.

– Ага!.. – донеслось из-за двери, и мне послышалось в этом возгласе легкое разочарование, – Ну что ж, заходи…

Дверь распахнулась, и в ее освещенном проеме показалась фигура невысокого человека, одетого в длинную, темную рубаху и широкие, похожие на шаровары, штаны.

Я протянул вперед руку, собираясь придержать дверь, и в этот самый момент хозяин попытался ее… захлопнуть!

– Э, э!.. В чем дело хозяин! – воскликнул я, делая шаг вперед, – Или твое гостеприимство уже иссякло?!

Хозяин, словно опомнившись, сделал шаг назад и тут я увидел, что это маленький седой старичок и что он… очень испуган. Прижав руки к груди он быстро поклонился и сбивчиво забормотал:

– Пусть господин сияющий дан простит меня… Мы с женой никак не ждали, что столь высокий господин посетит наше скромное жилище… Можете мне поверить господин сияющий дан, мы ничего плохого не сделали людям, мы живем далеко и никого не… знаем… Нас не за что карать, господин сияющий дан, поверьте, нас не за что карать…

– Да не собираюсь я вас карать! – воскликнул я удивленно, входя в дом, – Я хочу всего лишь, переночевать под крышей, если, конечно вы не против?..

– Как мы можем противиться желаниям сияющего дана!.. – испуганно просипел хозяин, – Господин сияющий дан – хозяин этого дома, как и всех остальных домов…

– Не мельтеши, дорогой, – раздался мелодичный женский голос из-за занавески, перегораживающей единственную комнату домика. В то же мгновение занавеска откинулась, и передо мной появилась молодая, красивая женщина одетая в глухое, длинное платье неопределенного темного цвета. Увидев меня она, в отличие от своего супруга, не испугалась и даже не смутилась. Мило улыбнувшись и быстро поклонившись, она проговорила своим мелодичным голосом:

– Господин сияющий дан, может располагать нашим жильем, а мы поднимемся на чердак и с разрешения господина переночуем там…

Я быстро огляделся. Домик, как я уже заметил, был совсем невелик. В передней части единственной комнаты, у стены, справа от входной двери, стоял грубо сколоченный стол и два столь же грубых табурета. У противоположной стены был сложен небольшой очаг с грубой треногой, на которой висел небольшой котелок. За откинутой занавеской виднелся краешек довольно большой кровати, застланной чем-то… лоскутным. В общем, комната не поражала взор обилием и богатством обстановки. Снова взглянув в миловидное лицо хозяйки, я как можно добродушнее произнес:

– Нет, я не хочу стеснять вас в вашем же жилище, а потому, на чердак отправлюсь сам и постараюсь не шуметь.

Женщина хотела что-то мне возразить, но я поднял руку и уже тверже добавил:

– И попрошу не спорить со мной – я уже и так доставил вам беспокойство. Лучше покажите мне, где у вас лестница наверх.

Женщина молча поклонилась и повела рукой в сторону закрытой занавеской стены.

Я двинулся в указанном направлении и, шагнув за занавеску, увидел узенькую лесенку, поднимавшуюся почти вертикально, вдоль стены и упиравшуюся в потолочный люк. Оглянувшись еще раз, я увидел, что хозяин дома продолжает стоять на том же самом месте у входной двери и со страхом наблюдает за моими передвижениями по дому.

«И чего он так испугался?! – с некоторым раздражением подумал я. – Как будто никогда… сияющих данов не видел!.. Или видел?!»

Впрочем, я действительно хотел спать. К тому же сказывалось напряжение последних часов и… троллья пытка. Так что мне было не до испугов сельских жителей, я мысленно махнул на все рукой и направился к указанной лесенке.

Подняться наверх было делом одной минуты. Закрыв за собой люк, я огляделся и немедленно обнаружил огромный тюфяк, брошенный у фасадной стены, под крошечным окошком чердака. Поверх тюфяка лежало не слишком толстое одеяло. Я выбрался из своих доспехов и, секунду подумав, вставил свой меч враспор между крышкой люка и обрешеткой крыши. Вот теперь меня никто не мог побеспокоить, так что я ни о чем более не волнуясь рухнул на тюфяк, накинул на себя одеяльце и немедленно заснул.

Проспал я недолго, меня разбудило какой-то резкий вскрик. Я мгновенно сел на своем тюфяке и прислушался. Вокруг все было тихо, за окном темно, а подо мной, в комнате, шел разговор.

– Не ори!.. – прошипел совсем немелодичный женский голосок, – Что ты вопишь, словно десяток черных извергов увидел!.. Разбудишь сияющего дана, он тебе пасть-то заткнет!..

– Нет никакого сияющего дана!.. – раздался в ответ свистящий шепот хозяина домика, – Это его призрак, и он пришел за мной!..

– Нужен ты ему! – насмешливо ответила ему женщина, – Прям подохнуть он не мог без того, чтобы тебя не повидать!..

– Я же тебе говорю, дура, он пришел, чтобы меня уничтожить!.. – заскулил старик, – И зачем только я встретил его на желтой тропе?! Наверняка он узнал, что это я сообщил троллям Норка, что сияющий дан Тон идет со своими черными извергами по их шкуры!.. Потому-то Норк и успел вызвать Небесную мать!.. И вот теперь пришла расплата за мое…

Тут он как-то уж очень мокро всхлипнул и заговорил буквально глотая слезы:

– Не даром вчера днем в горах грохотало и полыхало!.. Призрак сияющего дана наверняка посчитался с троллями, а теперь вот и до меня добрался!.. Теперь он на-а-а-верня-а-а-ка…

На последних словах его шепот перешел в неразборчивый визг.

– Не ори! – снова осадила его женщина, – Если не можешь не скулить, то скули… молча!

Послышалось слабое шуршание, а затем она с явной насмешкой продолжила:

– Только должна тебя огорчить, это никакой не призрак, это самый настоящий живой дан!

– Дура! – еле слышно выдохнул старик, – Как он может быть живым, если Небесная Мать дохнула на него смертью!.. Ты хоть раз слышала, чтобы кто-то из людишек выживал после выдоха Небесной Матери?!

– А может быть доспехи защитили сияющего дана?.. – задумчиво ответила женщина, – Говорят они у него зачарованные…

Снова последовала короткая пауза, после которой женщина добавила с насмешкой:

– Но сияющий дан Тон жив и здоров!.. Я это отлично поняла по тому взгляду, которым он меня… разглядывал!..

– Какой взгляд, дура?! Какой взгляд?.. – Буквально взвизгнул старик, хотя продолжал говорить шепотом, – у него же на голове шлем, а лицо закрыто глухой маской! По взгляду она поняла!..

– Не ори! – Еще раз шикнула на него женщина, – а мужской взгляд, особенно такой, как у сияющего дана Тона, я могу и через каменную стену почувствовать… И понять!..

Они немного помолчали, а затем старик снова заскулил:

– Что же делать?.. Что же делать?..

– Да ничего не делать… – спокойно прошептала женщина, – Или, если хочешь, можешь попробовать его убить, пока он спит… Дать тебе охотничью дубинку?..

В ее голоске снова сквозила насмешка, а я обиженно подумал: «Ну вот, опять дубинка!.. Что у них в этом Мире другого оружия что ли нет?!»

– Какая дубинка, дура… – Пискнул старик, – ты же видела – он в панцире, какой дубинкой можно панцирь пробить?!

– Что ж он, по-твоему, и спит в своем панцире?.. – хихикнула женщина, – Совсем ты, Скоге, рехнулся от страха!

«Скоге?.. – повторил я про себя, – Что-то я такое слышал!.. Скоге?!»

И моя услужливая память сразу же подсказала мне, что я когда-то читал о таком проказливом народце… Так, мелкие хулиганствующие фейри, но этот видимо, дохулиганился до… мокрых штанишек!

– А если тебе уж совсем… невмоготу, – продолжала между тем нашептывать женщина, – То можешь… отправиться… ну хоть в горы. Утром я скажу сияющему дану, что тебя позвали неотложные дела, что тебя вызвал к себе твой сеньор… ну и… все такое.

– Какой сеньор, дура?! – Пискнул старик, – Какой у скоге может быть сеньор?!

– Так ты что ж, не понял? – Удивилась женщина, – сиятельный дан принимает нас за… людей! Иначе он давно бы уже прикончил нас обоих голыми руками и оружие доставать бы не стал! Просто кулаком пристукнул бы!.. Но мы успели одеться, вот и сошли за людей.

И снова повисло молчание, но на этот раз его прервал старик:

– Значит ты думаешь, сияющий дан нас не узнал?..

Сколько надежды было в этом вопросе!

– Конечно нет! – Самым категоричным тоном ответила его супружница, – ты теперь и сам это понимаешь!..

– Тогда я, пожалуй, действительно куда-нибудь… пойду… – пробормотал старичок, и снова послышалось быстрое шуршание.

– Только ты тогда не обессудь, если мы с сияющим данном… ну… это… займемся поутру кое чем… – промурлыкала женщина.

Старик ничего не ответил на столь прозрачный намек, только напряженно запыхтел, а женщина снова коротко хихикнула.

Послышался слабый скрип открывающейся двери, шуршание камешков под торопливыми шагами, и снова наступила тишина.

Несколько минут я продолжал вслушиваться в эту тишину, а затем шумно перевернулся на другой бок и… снова заснул.

Второй раз я проснулся на рассвете. В окошко вливался серый, мутный свет, по которому я определил, что и это утро будет пасмурным. Да, местная погода, похоже, не слишком часто баловала аборигенов.

Потянувшись, я прислушался – вокруг царила тишина. Тогда, быстро вскочив со своего тюфяка, я взял в руки меч и кинжал, вышел на середину чердака и по уже укоренившейся привычке принялся… фехтовать с тенью! Два часа таких занятий в день давно уже стали моей необходимостью. Однако, на этот раз я прозанимался не более получаса – надо было трогаться в путь.

Убрав оружие на место я снова прислушался, в доме по-прежнему было тихо, и это меня удивило – мои упражнения должны были разбудить хозяев…

«Хозяйку!..» – поправил я сам себя, вспомнив подслушанное ночью, и тут вдруг услышал за окошком странный ритмичный шорох. Подкравшись «кошачьим» шагом к окну, я заглянул в него. Рядом с домом, прямо на наклонной, присыпанной мелкими камешками площадке танцевала хозяйка домика! И как танцевала!!

Обнаженное, стройное женское тело, казалось, парило над землей, не касаясь ее ногами, и только тихий шорох, раздававшийся в такт ее движениям, показывал, что это не призрак, а живая трепетная плоть. Прекрасное лицо обрамленное гривой густых белокурых волос было обращено как раз к моему окошку, но поскольку глаза на этом лице были закрыты, я решил, что танцовщица меня не заметит. И она действительно меня не замечала.

Несколько минут я наблюдал за ее танцем, наслаждаясь плавной изысканностью движений, легкостью и грацией танцовщицы, непередаваемой красотой стройных ног, тонких, быстрых рук, плавной округлостью высокой груди, длинной, точеной шеей… А молодая женщина все не останавливала своего поразительного танца, не открывала глаз и… все время оставалась лицом к моему окну! Наконец, когда моя порядочность взяла верх над моим… любопытством и я совсем уже собрался прекратить свое подглядывание, танцовщица сделала изысканный пируэт и я увидел ее спину…

Но спины-то, как раз и не было!!!

Там, где у нормальной женщины находятся лопатки, ребра, поясница, у моей танцовщицы была огромная впадина, словно верхняя части туловища этой… этого существа была выпрессована на штампе из листового материала!!! А, кроме того, ее… к-гм… попку украшал длинный хвост, весьма напоминающий коровий!

Я застыл у своего окошка, открыв от удивления рот, а танцовщица, закончив пируэт и снова оказавшись лицом ко мне, вдруг открыла свои изумительные глаза, широко улыбнулась и… подмигнула мне!

Отпрянув вглубь комнатки, я осторожно перевел дух и медленно опустился на тюфяк. В моей голове чирикала по воробьиному единственная мыслишка: «Показалось!..»

Хотя, в общем-то, я знал, что ничего мне не показалось…

В этот момент чуть слышно скрипнула входная дверь и внизу прошуршали легкие шаги. Звякнула какая-то утварь, полилась тонкая струйка воды…

Я осторожно поднялся на ноги, с силой потер ладонями лицо, с неудовольствием ощущая отросшую щетину, потом аккуратно влез в доспехи и замкнул их. Теперь мне была нестрашна самая распрекрасная… скоге!

Топая по доскам чердачного пола, я проследовал к люку, откинул его и ступил на лестницу.

Занавеска, перегораживающая комнату, была отодвинута к самой стене, хозяйка домика хлопотала у горящего очага, над которым в небольшом котле булькало какое-то варево. Она была одета во вчерашнее темное платье, скрывавшее под собой всю ее фигуру.

Услышав мои шаги на лестнице женщина быстро выпрямилась и обернулась ко мне. На ее лице играла добродушная улыбка.

– Доброе утро – счастливый день, господин сияющий дан!.. – Проворковала она своим мелодичным голоском, в котором чувствовалось некое интимное придыхание, – как вам отдыхалось на нашем чердаке?.. Надеюсь, ничто не мешало вам спать?..

Я пристально посмотрел на нее, и надеюсь на забрале моего шлема не отразилась та растерянность, которую я, надо признаться, испытывал. И чтобы эту растерянность еще более скрыть, я заговорил развязным тоном отъявленного фата:

– Спасибо, прекрасная хозяйка, отдых мой был спокоен, но… одинок!.. И никто не пришел… к-хм… разделить его… – Я разочарованно развел руками и добавил, – хотя я надеялся…

Мой ответ явно пришелся ей по вкусу, а я, чтобы перехватить инициативу, сам задал вопрос:

– А где же ваш… э-э-э… древний муж?.. Почему он не охраняет покой своей красавицы-жены?!

Женщина горько вздохнула, от чего ее высокая грудь призывно колыхнулась.

– А муж мой рано-рано ушел в горы… Наш сеньор, мощный дан Когг, дал ему какое-то задание… кажется, проследить за шайкой местных троллей…

– Так вас беспокоят тролли?! – воскликнул я, – Моя секира к вашим услугам! Если ваш супруг выследит этих… э-э-э… мерзавцев, я разделаюсь с ними!

– Ой, что вы, господин сияющий дан, не делайте этого, а то наш сеньор надерет уши моему муженьку! – живо возразила она, – Он, знаете ли, сам большой любитель охоты на троллей!

Я несколько разочарованно пожал плечами и перевел разговор на другое:

– Значит, ваш сеньор очень строг?.. Я смотрю, ты его побаиваешься, да и муж твой так поспешно… э-э-э… сбежал!..

– О, господин сияющий дан, к сожалению, он сбежал недостаточно поспешно! Если бы он как следует поторопился, в этом доме нашелся бы кое-кто, кто счел бы за счастье… разделить ваш отдых!..

И она стыдливо потупила глазки.

«Н-да… – шевельнулась в моей голове развратная мыслишка, – Если бы не ее спина!.. Хотя, что ж… спина… На спину можно и не смотреть!..»

Но вопреки этой мыслишке мое воображение быстренько изобразило перед моим мысленным взором эту самую спину… Вернее ее отсутствие… И… хвост! Тут меня брезгливо передернуло.

– Да, жаль, что он не поторопился!.. – сказал я вслух, – Теперь мне придется всего лишь вспоминать эту упущенную возможность!

– А вы, господин сияющий дан, разве тоже торопитесь?.. – В еевопросе сквозило разочарование, словно она уже знала мой ответ.

– Да, дела, дела… Вот, кстати, мне и к мощному дану Коггу заехать надо!.. По делам!..

И тут ее миловидное личико сделалось весьма удивленным и даже испуганным.

– Сияющий дан, вы поедете к мощному дану Коггу в… замок?!

– А что, разве нельзя?.. – самым беззаботным тоном поинтересовался я.

– Но вы же с даном Коггом враги! – Она прижала пальцы левой руки к губам, словно ничего больше не хотела говорить, и сквозь них прошептала, – Он же вас непременно убьет, и ваши доспехи вас не спасут!

– Однако, – удивился я, – Насколько хорошо ты осведомлена в моих… делах! А может быть я совсем не тот, за кого ты меня принимаешь?!

Ее рука медленно опустилась, открывая удивленно приоткрытые губы.

– Так что, вы и в самом деле… призрак?!!

– Нет, – усмехнулся я, – Я вполне живой, нормальный человек.

– Ну, тогда узнать вас несложно! – улыбнулась она, – Во всем Высоком данстве известны ваши доспехи, так что сияющего дана Тона знают все! Любой житель Высокого данства скажет, что сияющий дан Тон самый доблестный из трех сияющих данов данства, и сам высший дан Горгот опирается на вашу руку! Кроме того сияющий дан Тон самый известный борец с нечистью и на счету его секиры, прозванной Ужас Камней только троллей двадцать два, не считая все прочей… нечистой мелюзги!!

Возможно она еще многое поведала бы мне о том месте в этом Мире, в этом… «данстве», которое занимал мой предшественник, о его подвигах, доблести и деяниях, но тут я сделал ошибку.

– А сколько на счету моей секиры скоге?.. – насмешливо поинтересовался я.

В одно мгновение красавица оказалась в дальнем углу комнаты, за кроватью, словно ее вымело туда просвистевшим по комнате вихрем. Вжавшись в стену, она с ужасом и ненавистью смотрела на меня из-под упавших ей на глаза волос, а когда я сделал шаг в ее сторону, она вдруг заговорила. И ее голос, враз потерявший всю свою мелодичность, звучал хрипло и невнятно:

– Да!.. Я – скоге!.. Ну что ж, убей меня!.. Убей доблестный сияющий дан Тон, как ты уже убил сотни моих сородичей!! Я не рассчитываю на твою жалость, на твою доброту, на твое милосердие, потому что все мы знаем – ты всего этого лишен!!! Убей меня, и пусть мои проклятья присоединяться к проклятьям тех, которые уже пали под твоей секирой и твоим мечом, тех, которые приняли в свои тела этот жуткий кинжал, поедающий нашу плоть!!! Убей меня, изверг и предводитель извергов!!! Все равно Небесная Мать когда-нибудь доберется до тебя, и ты умрешь в муках, в собственном кале и блевотине!!!

«Однако, ее теперешняя речь здорово отличается от предыдущей! – С некоторым разочарованием подумал я. – Так кто же я есть в этом Мире – самый доблестный сияющий дан из трех сияющих данов данства или изверг и предводитель извергов?!»

Я сделал еще один шаг в ее сторону и как можно спокойнее произнес:

– Но я совсем не собираюсь тебя убивать… Так же, кстати, как и твоего старика-мужа… Не настолько я кровожаден, чтобы пачкать свое оружие вашей кровью!

Ее лицо исказила кривая усмешка.

– Ты хочешь, чтобы я поверила, что сияющий дан Тон упустит случай уничтожить еще одну нечистую?! Что сияющий дан Тон, поклявшийся не покидать собственного панциря, пока Мир не будет полностью очищен от проклятого народца, ни с того ни с сего пощадит какую-то скоге?! Ха-ха-ха, я, по-твоему, похожа на умалишенную?! Я знаю, что меня ожидает, но не надейся, что я буду ползать у твоих ног, вымаливая пощаду!

По-моему, она говорила все это не столько для меня, сколько для самой себя. Она просто уговаривала себя достойно встретить собственную неминуемую гибель!

«И что?! – спросил я сам себя, – Мне теперь уговаривать впавшую в истерику бабу?!»

Ничего не отвечая на хриплое бормотание хозяйки домика, я развернулся, протопал к двери и распахнул ее.

А на улице была благодать! Солнце, правда, так и не показалось, но облака, закрывавшие небо, были высоки, и окружающий пейзаж радовал глаз. Домик скоге стоял на небольшом каменистом бугре, около той самой желтой тропы, по которой я путешествовал весь предыдущий день. Слева высились скалы гористого кряжа, который я миновал, а справа тропа сбегала вниз, в зеленеющую долину, прикрытую легкой дымкой утреннего тумана. Похоже, там, внизу, в долине утро еще не наступило. Пурпурная Дымка лежала прямо на камнях, метрах в четырех от двери, причем в этой позе она еще больше была похожа не некую гигантскую фантастическую кошку, отрастившую себе лошадиное… лицо. Едва мои сапоги заскрипели на устилающей землю гальке, она приподняла голову, а затем легко и бесшумно вскочила на ноги.

Через секунду я был в седле, и в это мгновение услышал легкий скрип приоткрывшейся двери. Повернувшись, я увидел, что через приоткрытую дверь за мной настороженно наблюдает хозяйка. Волосы свои она привела в порядок, но выражение страха с ее лица не исчезло, хотя и любопытство в ее взгляде присутствовало. Увидев, что я не только сижу в седле, но и действительно собираюсь покинуть их гостеприимный дом, она приоткрыла дверь пошире и тихо проговорила:

– Сияющий дан на самом деле не собирается меня убивать?..

– Передавай привет своему мужу, – не отвечая на ее вопрос, крикнул я, – Пусть он в другой раз поменьше трусит, и не в коем случае не оставляет такую красавицу одну!..

И я тронул свою замечательную лошадку.

Глава 3

«…Интересно, кто дает нам… попутчиков?!

Высшие силы, судьба, рок?..

А может быть мы выбираем их сами?

Но в таком случае, можно ли нам пенять на их недостатки?!»

(Могучий дан Тэнь Избранный «Опыты»)

Тропка, на которую мы снова вступили, спускалась вниз, так что моей лошади не составляло особого труда трусить по ней своей ходкой рысью. А мне ее рысь не мешала обдумывать услышанное в домике скоге.

Получалось, что сияющий дан Тон, место которого в этом Мире я унаследовал вместе с доспехами, был личностью весьма заметной, знаменитой и… страшной. Во всяком случае, я сильно сомневался, что смогу поддерживать былую славу сияющего дана Тона на должном уровне! Особенно в части немотивированных убийств живых существ, обладающих разумом!

И в тоже время мне надо было, что называется, «быть в образе», иначе у местных жителей могли возникнуть в отношении меня сильные подозрения. Ну, конечно, сияющий дан Тон после страшной сечи на Столе Скорби, в которой погиб весь его отряд, все его черные изверги, мог измениться… Но не до такой же степени, чтобы перестать ненавидеть «проклятый народец»! А я как-то не мог заставить себя ненавидеть даже тех троллей, что мучили меня на жертвенном камне! Ну не мог и все!!! Не были они, по-моему, злодеями!!!

Пожалуй, именно в этот момент я до конца осознал всю безвыходность положения, в которое сам себя загнал.

«А кто тебя заставлял лезть в эти… к-хм… доспехи, пижон дешевый?! – с глубоким неудовольствием спросил я сам себя, – надо было смародерствовать черный кожаный костюмчик, и никто бы на тебя внимания не обратил! А теперь придется тебе изображать из себя благородного негодяя и доблестного… убийцу!!! Да к тому же еще предстоит разобраться, кто из благородных данов мне друг, а кто готов прирезать меня при первом же удобном случае. Одного из этих… резателей мне уже назвали… Как бишь она сказала?.. Да, мощный дан Когг… И замок его где-то поблизости!..»

И тут мои мысли вдруг приняли совершенно другое направление.

«А вот интересно, кто из благородных данов выше по положению, сияющий или… этот… мощный?! Стоп! Эта скоге сказала, что сияющих данов всего трое во всем данстве! Значит, получается, что я вошел в тройку… призеров! Вот жалко, что я не успел выведать сколько в этом данстве могучих данов… Может их вообще… один?!»

Пока я таки образом раздумывал о своих проблемах, окружающая природа постепенно менялась. На смену каменистым осыпям пришла короткая жесткая травка, своим цветом и размером весьма напоминавшая ежиную щетину. Место каменных обломков заступили невысокие корявые кустики, покрытые узкими сероватыми листьями и меленькими ядовитыми цветочками. Я даже не могу сказать, почему решил, что они ядовиты, но это мое впечатление было весьма стойким! Правда, горы еще высились по обе стороны расширяющейся долины, но они стали значительно ниже, а впереди их вообще не было.

Желтая тропа, под лапами моей лошадки кончилась, вместо нее передо мной лежала довольно широкая дорога, серая, как и весь окружающий пейзаж и пыльная. Лошадка моя шла краем дороги, словно не желала оставлять следов на ее пыльной поверхности – умная животина! Хотя, надо сказать, следов на серой дорожной полосе не было совершенно! То ли вчерашний ветер совершенно выгладил дорожную пыль, то ли это… была вовсе и не дорога.

Пока я раздумывал о природе и предназначении этой, так похожей на проезжий тракт, серой полосы, она круто ушла вправо за здорово подросшие и слегка зазеленевшие кусты. Дымка также свернула вправо, и когда мы миновали густые заросли, росшие у поворота, я увидел… человеческое жилье!

Впрочем, то, что открылось моим глазам в очень малой степени было похоже на привычное мне человеческое жилье. Дорога плавной серой петлей притерлась к самому подножью скального массива, завершающего горный отрог, и в этой почти вертикальной гранитной стене высотой около пятнадцати метров, чернели узкие щели многочисленных пещер. Самые низкие из них, располагались на высоте трех-четырех метров, из их темных зевов свешивались некие подобия плетеных лестниц. А из нескольких верхних пещер, открывавшихся почти у самого обреза скального массива выглядывали любопытные детские мордашки. Внизу, у самого подножия каменной стены толпилось десятка три аборигенов, занятых каким-то не совсем понятным мне делом.

Моя лошадка неслышно приблизилась к толпе, состоявшей, как я успел разглядеть, в основном из особей мужеского пола, весьма низкорослых, одетых в замызганные штаны и рубахи, босых с непокрытыми косматыми головами. Замечены мною были и три-четыре женщины, пытавшиеся протолкаться к середине волнующегося сборища, но бесцеремонно выталкиваемые мужичками наружу. Как ни странно, никаких криков, свойственных обычно толпе, слышно не было, и только из середины доносилось на четыре голоса: – Эх-х, ух-х, их-х, ях-х…

Оказавшись совсем рядом, я понял, что толпа, вернее мужики сгрудившиеся в ее середине, кого-то избивают. Естественно, во мне взыграло рыцарское начало, и я устремил своего иноходца прямо в середину этой кучи.

Только когда моя лошадь грудью раздвинула мужиков, толкавшихся с краю, меня наконец заметили. Толпа немедленно, но все также молча, рассыпалась на три кучки, опасливо отодвинувшиеся поближе к свисавшим лестницам, а женщины быстренько забрались по ним в нижние пещеры. Передо мной на голой, утоптанной площадке осталось то… что местные жители избивали. Маленький мужичонка, на котором не было ничего, кроме истрепанных до предела шортов. Он лежал ничком, уткнувшись лицом в глинистый прах, его тонкие руки пытались прикрыть абсолютно лысую голову, а не менее тонкие ноги дергались, не то в попытках отбиться от нападающих, не то в предсмертных конвульсиях.

Несколько минут я не сводил глаз с этого убогого создания и вдруг обратил внимание, что мужики начали едва слышно переговариваться. Продолжая разглядывать избитого мужика, я прислушался.

– … А говорили, что он не вернулся из Трольих гор… Что его настигла Небесная Кара!..

– Говорили!.. Верь больше!.. Вот он собственной своей персоной, жив, здоров…

– А где ж его изверги?.. Нешто он один по лену нашего дана гуляет?..

– Как же, поедет сияющий дан Тон в одиночку да еще по лену могучего дана Когга!.. Наверняка где-нибудь рядом и его гвардия трется!..

– Может быть это вовсе и не сияющий дан Тон!..

– Да, ты думаешь в таких доспехах может разъезжать кто-то другой?

– Призрак!..

И как только это словно прошелестело над толпой, она замерла и притихла в ужасе.

В этот момент избитый перестал сучить ногами и замер. Я склонился в его сторону, чтобы получше рассмотреть, что же с ним произошло, и вдруг он приподнял голову и повернул ко мне разбитое в кровь лицо. Несколько секунд мы глядели друг другу в глаза, а затем он подмигнул мне и… улыбнулся!..

Улыбочка у этого… г-м… человечка была, должен вам сказать, еще та!! Рот у него был огромен, а губы неимоверно толсты. Зубов же в этом рту оставалось всего с пяток, так что темному в каких-то язвенных пятнах языку негде было спрятаться, и он норовил вывалиться наружу. Глазки, и без того невеликие, совсем скрылись в распухших от побоев веках, а разбитый нос вдруг громко с оттяжкой хлюпнул! Но это безусловно была улыбка человека, неожиданно увидевшего… старого знакомого.

Я выпрямился в седле и оглядел местных жителей. Они испуганно попятились, уплотняя и без того тесно сбитую толпу. Тогда я негромким, тяжелым, «не своим» голосом спросил:

– Кто у вас старший?

Вперед вытолкнули высокого мосластого мужика, в одежонке явно поновее и попрочнее той, что была надета на остальных жителях.

– Подойди ближе!.. – все тем же «не своим» голосом приказал я.

Мужик приблизился, осторожно обойдя избитого, и, низко поклонившись, замер метрах в трех от меня.

– Чем это вы тут занимались?..

И тут «старший» вдруг задрожал всем телом и упал передо мной ниц.

– Господин, пощади наши жизни!.. Мы не сделали ничего недозволенного!!

Не поднимаясь с земли, он вывернул лицо в сторону своих односельчан и завопил:

– Просите господина сияющего дана!.. Просите его пощадить нас, а если наказывать, то не смертью!!

Вся толпа, как подкошенная легла на землю и вразнобой завопила:

– Смилуйся, господин!..

– Пощади, не карай смертью!..

– Мы не повинны нечистоте!..

Пурпурная Дымка, слегка попятилась, но на меня эта демонстрация почему-то не произвела никакого впечатления. С полным безразличием к умоляющим воплям я медленно произнес:

– Я пока что не собираюсь вас карать, Меня только интересует, за что вы били этого человека?!!

Мужик поднял лицо ко мне, затем бросил быстрый взгляд в сторону избитого, и быстро пробормотал:

– Господин сияющий дан, это вор… Он воровал…

«Вот, значит, как!..» – подумал я, но задать следующий вопрос не успел. Избитый, не меняя позы, вдруг нараспев заговорил:

При этом он пришепетывал, посвистывал, похрюкивал, немного заикался, в общем, в его арсенале имелись все известные мне дефекты речи. Однако, лежащий передо мной мужик прекрасно понял все сказанное. Не поворачиваясь он с ожесточением произнес:

– Вот, господин сияющий дан, он еще и ругается… зараза!..

Я внимательно посмотрел на заговорившего стихами оборванца, а затем, переведя взгляд на лежащую толпу, жестко скомандовал:

– Всем подняться с земли!

Вопли над толпой стихли, и мужики, после некоторой недоверчивой паузы начали подниматься на ноги. «Зараза» тоже неловко поднялся с истоптанной земли и попытался выпрямиться. Это у него не слишком хорошо получилось, но улыбка продолжала украшать его физиономию. Повернувшись к избивавшим его мужикам он снова принялся декламировать:

Указав на меня корявым пальцем и сделав эффектную паузу, он повернулся в мою сторону и с самым серьезным видом прошамкал:

– Я все верно сказал?

Я на всех указал?..

… И снова хлюпнул носом.

– Не знаю, на кого ты указал, но укорачивать на башку мне, скорее всего, никого не придется, – насмешливо проговорил я, – ты, мой друг, здорово погрешил против истины, заявляя, что кого-то побил…

– Зато я не погрешил против Размера и Рифмы! А тебе, сияющий дан, должно быть известно, что Размер и Рифма превыше всего, даже истины!!! Но, вообще-то, я просто не хотел опережать события…

– Не понял?.. – удивился я.

– Чего ж тут непонятного? – Снова осклабился побитый, – уже завтра моя гениальная эпическая поэма будет заканчиваться словами «Всех тех, кто так меня избил, он на башку укоротил», но в настоящий момент, как ты сам понимаешь, это звучит несколько преждевременно…

«Занятный тип!.. – Подумал я, – интересно, откуда он взялся?..»

И повернувшись к стоявшему рядом со мной мужику я спросил:

– Значит, ты говоришь, это вор?.. И давно он промышляет воровством?

Мужик поскреб голову заскорузлой пятерней и пожал плечами:

– Ну… Вообще-то, господин сияющий дан, на воровстве мы его первый раз поймали. А знаем мы его давно. Это ж бывший шут господина мощного дана Когга, нашего… э-э-э… господина… Что-то он там, в замке не то сочинил, да вслух прочитал, вот его господин дня три назад и выгнал… Правда, перед этим он его стукнул… по голове, видимо…

Бывший шут немедленно перебил мужика, причем голос его зазвучал неожиданно чисто, с неким эпическим надрывом и скальдическими интонациями:

Тут он неожиданно сбился и, через мгновение, закончил свое выступление своим обычным шепелявым заиканием:

Мы с мужиком посмотрели на это поэтическое дарование, а затем я поинтересовался: – А почему он вас называет какими-то полукхметами?.. – При этом мой голос здорово изменился, из вдруг него начисто исчезли властно-пренебрежительные ноты присущие «сияющему дану».

Мужик взглянул на меня каким-то странным, растерянным, словно бы непонимающим взглядом, но ответил быстро и без запинки:

– Так мы, господин сияющий дан, и есть полукхметы… Мы ж земельку-то у нашего господина, могучего дана Когга арендуем… Правда, маловато земельки он нам дает, даже… это… дома поставить негде…

– Значит это вот и есть ваша… родная деревня?.. – Чуть удивленно проговорил я, поскольку впервые встречал «пещерных» жителей.

– Нет, господин сияющий дан, – с неожиданной горечью заговорил мужик, – нашу деревню пять лет назад сожгли… Вот тогда нам и пришлось… в пещеры податься. Но в этих пещерах тролли никогда не жили!.. – Испуганной скороговоркой добавил он.

– А кто же сжег вашу деревню?! – Вырвался у меня невольный вопрос.

Мужик как-то странно помялся и словно бы нехотя ответил:

– Милостивец наш, хозяин предгорного лена, мощный дан Когг сжег. Его придворный маг, вар Марлок, вычислил, что наша деревня стоит на проклятом нечистью месте… Вот ее и сожгли.

– А земли для новой деревни мощный дан Когг вам, значит, не выделил… – ошарашено проговорил я.

Мужик решил, что я задал вопрос, поскреб в своей нечесаной башке и, пожав плечами, произнес:

– Мощный дан Когг сказал, что свободной земли у него для нас нет. Вот, когда благородные даны уничтожат всю… э-э-э… нечисть, очистят землицу, вот тогда мы тоже станем земляными кхметами, а может даже и вольными!..

Правда при этом в его голосе начисто отсутствовала уверенность в том, что это счастливое будущее наступит скоро, хотя он явно желал услышать мой ответ на свою реплику.

Я не стал ни разочаровывать мужика, ни разжигать в нем надежду на скорое исполнение мечтаний, а потому сменил тему разговора:

– И как же зовут… шута дана Когга?

– Мощного дана Когга?! – Уточнил полукхмет очень испуганным тоном. Было непонятно чего он испугался – того ли того, что я опустил в имени дана Когга эпитет «мощный» то ли того, что ему приходиться поправлять самого сияющего дана. Я, улыбнувшись про себя, повторил:

– Мощного дана Когга…

Но полукхмет не успел мне ответить, в разговор снова вмешался бывший шут со своими стихами:

Шуту удалось наконец-то выпрямиться во весь свой крошечный рост и гордо подбочениться. При этом его голая голова неожиданно залоснилась неким матовым отсветом, словно ее натерли воском и отполировали.

– Так, значит, тебя зовут Фрик… – задумчиво проговорил я.

– Нет, не Фрик!!! – мгновенно окрысился шут-рифмоплет. – Это не мое имя!!! Просто, если кому-то надо меня окликнуть, он должен сделать так!..

Тут он распахнул до предела свою беззубую пасть и издал вопль, отдаленно похожий на:

– Ха-ха-ха-ха-ха-га-га-га-га-гы-гы-гы… Фрик!!!

Стоявший рядом со мной полукхмет присел в ужасе, моя умница лошадка попятилась, справедливо полагая, что перед ее мордой вопит умалишенный, а я поднял правую руку, собираясь в изумлении почесать собственную голову и забыв при этом, что на нее надет глухой шлем.

Наткнувшись стальной перчаткой на стальной шлем, я несколько пришел в себя и с облегчением пробормотал:

– Хорошо, что мне не придется тебя… э-э-э… звать!

– Кто знает!.. – Немедленно отозвался шут своим обычным заиканием.

Но я не стал вдаваться в споры с явно ненормальным субъектом, вместо этого я повернулся к полукхмету и спросил:

– Объясни-ка мне, дружок, как быстрее проехать к замку твоего господина?..

– Вы, господин сияющий дан, собираетесь посетить господина могучего дана Когга?.. – переспросил меня мужик почтительно, но и с большой долей удивления.

– Да, – с некоторым нетерпением ответил я, – я собираюсь нанести ему… э-э-э… дружественный визит!

– И вы, господин сияющий дан, поедете в замок Когг один?.. Без своих… гвардейцев?..

– А разве мне что-то угрожает во владениях благородного дана? – Ответил я вопросом на вопрос.

Полукхмет снова почесал свою кудлатую башку, видимо он занимался этим при каждом сложном для него вопросе. Затем, повернувшись ко мне боком, он махнул рукой вдоль серой дорожной ленты и проговорил:

– Если господин сияющий дан поедет по серой тропе до второго поворота направо, того, что около синей скалы, то за синей скалой, он покинет предгорный лен, принадлежащий могучему дану Коггу…

Несколько секунд я внимательно рассматривал мужика, а затем весьма терпеливо поинтересовался:

– Слушай, милейший, разве я спрашивал тебя, каким образом мне побыстрее смотаться из владений Когга?!!

– Могучего дана Когга… – немедленно поправил меня полукхмет.

– Да пошел ты вместе со своим «могучим даном», – заорал я в ответ, – Как я хочу, так и буду называть этого занюханного Когга!!! А твое дело, отвечать на мои вопросы, быстро и внятно!!! Понял, полукхметская морда!!!

«Полукхметская морда» рухнула на колени и, уткнувшись мордой в пыль, забормотала:

– Прости, господин сияющий дан, прости и не карай!.. Я исправлюсь, господин сияющий дан!.. Дай мне возможность загладить свою вину, господин сияющий дан!..

– Хватит! – гаркнул я в согнутую спину, давясь от горечи собственного хамства, – Встань и скажи, как мне проехать к замку Когга!..

Однако полукхмет не встал. Приподняв запыленное лицо, он быстро проговорил:

– Если господин сияющий дан поедет по серой тропе, то через две тысячи шагов, слева он увидит дорогу, вымощенную четырехцветным камнем. Эта дорога приведет его к главным воротам ближнего замка мощного дана Когга…

Сказав это, он снова уткнулся мордой в глинистую пыль.

Целую минуту разглядывал я его согнутую спину, а затем произнес постепенно становящимся для меня привычным, спокойным, высокомерным тоном:

– Ты умеешь правильно отвечать на заданные тебе вопросы, поэтому я не буду карать тебя за дерзость… И скажи своим… соседям, чтобы они больше не обижали бывшего шута Фрика… Во-первых за свою нечестивую попытку кражи он и так достаточно наказан, а во-вторых, если он действительно дан, то по законам Высокого данства кхмет, поднявший руку на дана отдается петле!

Я обвел взглядом замершую толпу и добавил, словно плюнув в нее:

– В следующий раз я вас всех перевешаю!..

После этого я развернул свою лошадь и не торопясь вернулся на «серую тропу». Толпа за моей спиной, казалось, замерла, слившись со своей каменной стеной, только Фрик довольной беззубой улыбкой провожал меня.

Моя лошадка снова перешла на ходкую рысь, и спустя несколько минут странное селение и его обитатели скрылись за поворотом дороги. А я принялся размышлять над неожиданной проблемой: стоит ли мне соваться в замок могучего дана Когга, если все встречные и поперечные уверены, что там меня ожидают сплошные неприятности.

С одной стороны, можно было спокойно убраться из лена этого могучего дана, а с другой… Меня почему-то сильно задело предложение какого-то полукхмета дать деру… Была в этом предложении, на мой взгляд, какая-то насмешка, и мне очень не хотелось, чтобы эти… пещерные жители скалили зубы на мой счет!

Две тысячи шагов, как оказалось, совсем небольшое расстояние для моей неутомимой лошадки. Я и не заметил, как они остались позади, и перед моим взором открылась весьма чудная дорога, начинавшаяся прямо от «серой тропы» и уходившей в видневшуюся вдалеке небольшую рощицу, состоявшую из невысоких широколистных деревцев. На перекрестке я остановил Пурпурную Дымку и вздохнул, не в силах выбрать правильную дорогу.

Дымка постояла с минуту, дожидаясь моего решения, а затем… приняла это решение сама. Может быть ей надоело взметать своими лапами текучую серую пыль, а может быть довольно яркие разноцветные плитки показались ей очень привлекательными, только она, не дожидаясь моего указания, спокойненько повернула налево и ступила на разноцветную дорогу.

«Значит так тому и быть… – подумал я, – И будь, что будет!»

Довольно быстро мы добрались до рощицы и вступили под тень низкорослых сосенок с медной чешуйчатой корой и темно-зелеными широкими листьями. Деревца стоял вплотную к разноцветным плиткам дороги, и тем не менее на самих плитках не было видно ни единого листочка.

Несмотря на то, что облака сегодня стояли довольно высоко, солнце сквозь них по-прежнему не пробивалось, так что день был достаточно серым, пасмурным, а в рощице и вовсе царил сумрак. Лошадка моя шла совершенно бесшумно, так что тишина разлитая между неподвижных деревьев не нарушалась ничем.

Я проехал по этой безмолвной роще несколько сотен метров, и тут, за недалеким поворотом дороги, послышался слабый треск сучка и быстрое шуршание. Переведя лошадь на шаг, я чисто автоматическим движением потянул из-за плеча меч и приготовился к отражению возможной атаки. Однако, когда мы миновали поворот, я увидел на обочине дороги небольшой обомшелый пенек, а на пеньке… своего недавнего знакомца – Фрика! Тот восседал на гнилой деревяшке и с воодушевлением… ковырял в зубах, хотя, где там можно было ковырять?!

Увидев меня, Фрик освободил свою пасть от здоровенной щепки и… улыбнулся своей обворожительной улыбкой.

– Ну и накормили ж меня полукхметы!.. – С глубоким удовлетворением просипел он, привычно заикаясь, – Вкусней не едал я ни, щей, ни котлеты.

– Зачем?.. – коротко поинтересовался я, останавливая лошадь и прикидывая, каким образом он мог оказаться на этой дороге впереди меня.

– Как это – зачем? – Удивился Фрик, —

– А я решил с тобой не связываться! – Довольно грубо перебил я его.

Однако, в ответ на мою грубость его улыбка расцвела еще пышнее.

– Я так и понял, – прошепелявил бывший шут, – Потому и поторопился.

Логика в его речах отсутствовала напрочь, зато наглости и самоуверенности было хоть отбавляй!

– Ну и напрасно торопился, – попробовал я осадить зарвавшегося мозгляка, – я же сказал тебе, что ты мне не нужен!!

Лучезарная улыбка Фрика увяла, и он с некоторой горечью в голосе спросил:

– Оттуда!! – гаркнул я в ответ и тронул лошадь.

Однако Пурпурная Дымка неожиданно уперлась. Помотав головой, словно бы не соглашаясь с моим решением, она всего лишь переступила ногами, оставаясь на месте.

Фрик же, не замечая упрямства моей лошадки, неожиданно заговорил тоскливой прозой:

– Ничего ты не понимаешь… Я нужен тебе, ты нужен мне… Если два мертвеца встретились, им надо держаться друг друга…

От таких его слов я просто оторопел. Несколько секунд я вглядывался в его физиономию, пытаясь угадать смысл этой «шуточки», а потом осторожно поинтересовался:

– С чего это ты взял, что я… мертвец?..

– Что ж ты думаешь, мертвец мертвеца не узнает?.. – грустно усмехнулся он в ответ.

– Ну-у-у… Я же тебя не узнал. – Резонно, на мой взгляд, возразил я.

– Это потому, что ты мертвец уже, а я мертвец еще… – все с той же грустной усмешкой ответил Фрик.

«Очень понятно, – с раздражением подумал я, – и главное, научно обосновано!»

А вслух позволил себе едкую шуточку:

– Значит ты пока еще мертвец, но скоро таковым не будешь?! И в какое же качество ты перейдешь?!

Однако, мой издевательский вопрос Фрик воспринял совершено серьезно и так же серьезно ответил:

– Скоро я стану… э-э-э… вечно живым классиком!..

«Вот и говори с ним!.. – Изумился я про себя, – он же просто издевается!»

– Кстати, господин сияющий дан, ты знаешь, что заехал в охотничьи угодья мощного дана Когга?.. – Внезапно сменил тему разговора Фрик, – а сегодня шестнадцатый день второй луны, и, значит, будет охота?!

– Ну и что?.. – спросил я.

– Если ты здесь останешься, охота будет… на тебя.

– На меня!!! – изумился я, – На сияющего дана Высокого данства!!! Да кто ж на это решиться?!!

– Ты, видно забыл, что ты… мертвец?.. – Физиономия у Фрика была совершенно серьезной, даже грустной, – а кто ж запретит мощному дану еще раз убить мертвеца, тем более, в собственных охотничьих угодьях. Не ты первый, не ты и последний! К тому же, твои доспехи… Они очень украсят охотничий зал мощного дана Когга.

– Ну хорошо, а как Когг узнает, что я нахожусь в его владениях? – поинтересовался я.

Фрик пожал плечами:

– Как только твоя лошадь ступила на «серую тропу» мощному дану стало известно, что в его владениях чужак. Когг конечно не знает, кто именно, но увидев тебя он только обрадуется…

– Как бы твой хваленый мощный дан не пожалел о моем прибытии! Такая дичь, как я может и когти показать! – Глухо ответил я и, вернув свой меч в ножны за плечом, снова тронул лошадь.

На это раз Дымка беспрекословно шагнула вперед, словно услышала все, что ей хотелось услышать.

– Их будет человек тридцать, – крикнул мне вслед Фрик без всякой шепелявости и заикания, – и учти, на службе у дана Когга имеется маг, в совершенстве владеющий Искусством!..

Вот так!

Я быстро обернулся, чтобы задать шуту еще пару вопросов, но… на пеньке никого не было!

Дымка неторопливо трусила по цветным камням дороги, а я раздумывал об услышанном. Но убраться из этой рощицы, скрыться за пределами предгорного лена у меня желания не было. Наоборот, мне хотелось разобраться, что против меня… вернее, против сияющего дана Тона, имеет мощный дан Когг?

В этот момент далеко-далеко прозвучал тоскливый вой трубы.

Я огляделся. По моим расчетам я уже должен был миновать рощицу, с «серой тропы» она казалась совсем небольшой, однако красноствольные деревья все также обступали дорожную мостовую, и даже стали как будто выше.

Снова прозвучала труба, на этот раз гораздо ближе, а затем послышался многоголосый лай.

«Они к тому же и с собаками!.. – зло подумал я, – Ну что ж, может быть я и не первый, но уж во всяком случае постараюсь, чтобы я был последним!»

И быстро пробормотав заклинание Полога, съехал с цветных камней дороги на плотный, пружинящий ковер старой листвы.

Как оказалось, я сделал это очень своевременно. Не прошло и нескольких минут, как по дороге в сторону «серой тропы» проскакали два всадника на самых обыкновенных лошадях. Они неслись во весь опор, совершенно не скрываясь, так что я решил, что они не знают о моем присутствии, и все разговоры Фрика – выдумка его больного воображения.

Пурпурная Дымка неторопливо продвигалась между деревьями параллельно дорожному полотну, а я продолжал внимательно приглядываться к окружающей природе. Минут двадцать спустя, дорога вынырнула из-под ветвей на обширную поляну, а я остановился на опушке и принялся рассматривать, открывшуюся мне картину.

В центре поляны, широко расставив ноги, стоял высоченный мужчина, наряженный в ярко-красный, кожаный охотничий костюм. На его непокрытой голове костром горела буйная, огненно-рыжая шевелюра, плавно перетекающая в такую же буйную и огненно-рыжую бородищу. Из этого рыжего шерстяного буйства выпирало мясистое, толстогубое, толстощекое лицо с крупным породистым носищем и большими прозрачно-голубыми глазами. Позади него совсем молоденький паж держал за узду огромную лошадь, весьма похожую на владимирского тяжеловоза, а за его спиной висел здоровенный колчан с луком и стрелами. Ярко-рыжая масть коня ясно показывала кому принадлежит этот лошадиный монстр. Рядом с рыжим великаном притулился какой-то невеликий старикашка в темной хламидке до пят и высокой, короткополой шляпе, напоминающей колпак. Он что-то быстро говорил, держа перед собой большой стеклянный шар и размахивая свободной рукой. Время от времени он дергал великана за рукав куртки и тыкал пальцем в свой шар.

Помимо этих троих на поляне присутствовало еще человек двадцать-двадцать пять, причем двое из них держали на поводках восьмерых здоровенных собак. Они располагались в стороне от своего рыжего предводителя, или хозяина, явно дожидаясь его команды к действию. Неподалеку от этой компании под присмотром трех конюхов находились заседланные лошади. Кроме того две пары верховых медленно объезжали поляну по периметру, вглядываясь в окружающую поляну чащу.

Едва я закончил ознакомление с расстановкой вражеских сил, как одна из патрульных пар приблизилась к тому месту, где притаилась моя Дымка. До меня донеслись короткие фразы едва слышного разговора.

– Скорее бы уже старик определил, где прячется этот чужак!..

– Да, обычно Марлок справлялся с этим делом быстрее… Что-то у него сегодня не получается.

– Если так дальше пойдет, дан заставит нас охотится на самого Марлока, – в голосе говорившего просквозила насмешка.

– Это, может быть, было бы поинтересней, чем травить очередного бедолагу.

– Ну, не знаю что это за бедолага, но слышал, он появился со стороны Трольих гор, так что вряд ли его удастся быстро затравить, наверняка, придется погоняться за ним по лесу!

– Мне все равно, кого гонять по лесу, – ответил его спутник, – Только бы быстрее эта охота закончилась!..

– А ты куда-то торопишься?

– Не «куда-то», а к «кому-то»!.. – В этом ответе явственно прозвучало гордое самодовольство, – даннеса Кона обратила на меня внимание!..

– Бедняга! – насмешливо посочувствовал гордецу его товарищ, – Тебе бы надо было перенести свидание на завтра…

– Почему?

– Данесса Кона, да еще после охоты – это ж невыносимые нагрузки…

– Ничего, я сейчас в отличной форме…

Пара удалилась от меня, так что я перестал разбирать, о чем они говорили, но довольно скоро к моему укрытию приблизилась вторая пара, и я услышал еще один тихий разговор.

– Ты слышал, наша сегодняшняя дичь пришла со стороны Трольих гор…

– Думаешь, это тролль?..

– Нет, тролли хоть и дурные, но не настолько, чтобы самим лезть под сияющую стрелу… И к тому же днем они от своих гор не уходят.

– Тогда кто?..

– Я думаю, кто-нибудь из извергов дана Тона спасся.

– Ну-у-у… После битвы прошло уже двадцать дней, если кто уцелел бы, то вышел раньше!..

– А, может, он у… троллей был?..

– Неужели ты думаешь, что тролли упустили бы свою добычу?! Они его уже давно бы принесли в жертву…

– И все-таки человек пересекший Трольи горы мог бы рассчитывать на более теплый прием… Уж во всяком случае, не оказаться в положении… дичи…

– Это ты скажи мощному дану Коггу, – в голосе говорившего промелькнула насмешка, – может он прислушается к твоему мнению…

И эта пара проехала мимо.

Теперь меня заинтересовал старик со стеклянным шаром, как я понял, местный маг. Надо было бы послушать, что он там нашептывает своему господину.

Однако, подъехать поближе я не решился, несмотря на то, что меня вместе с Пурпурной Дымкой прикрывал магический полог. У меня в запасе были другие способы услышать интересующий меня разговор. Отщипнув от своего магического кокона крохотную часть Силы, я сформировал тоненький жгут и протянул его до интересовавшей меня пары. Теперь я мог и слышать их, и видеть, чем они занимаются.

– Нет, господин мощный дан, – скороговоркой бормотал маг, – Ваша добыча все еще в пределах вашего лена! Видите эту золотистую искру, она прекрасно видна, и она приближается к центру! А это значит, что чужой, посмевший без вашего дозволения переступить границу ваших владений все глубже заходит в них, все ближе подходит к нам и, значит…

– И значит, – перебил его хриплый бас дана Когга, – что если я через сто вздохов не получу от своих людей сообщения, что они видят этого чужого, мы будем охотиться на тебя!!!

– Как прикажет господин… – невозмутимо ответил Марлок, – если господину мощному дану не жаль своих людей, я готов принять участие в охоте!

Когг бросил на своего мага косой взгляд и недовольно пробурчал:

– Я сказал – через сто вздохов… Смельчак… Смотри лучше за своим шаром!..

Несколько секунд они молчали, а затем дан снова хрипло пророкотал:

– Узнать, за кем именно мы охотимся тебе так и не удалось?..

– Нет, господин мощный дан, – прежней скороговоркой ответил Марлок, – я пытался несколько раз, но у меня получается нечто совершенно невозможное…

– Что невозможное?! – рыкнул Когг.

– Нечто мертвое, хищное, очень опасное и… э-э-э… магическое…

– Ну, намешал! – усмехнулся дан, – Мертвое… магическое… Для мертвого оно слишком быстро передвигается, а для магического слишком похоже на человека!

– Да, господин мощный дан, вы правы, это безусловно человек, но…

– Значит он не мертвый и не магический!.. – хрипло отрезал дан, – Ну а уж хищный и опасный, так это даже хорошо! Интереснее будет охота!!

«А что если их подразнить?.. – Вдруг подумал я, – посмотрим, что они начнут делать!»

Сформировав второй жгут, я протянул его к стеклянному шару и слегка подтолкнул магическую искру.

Едва дотронувшись до нее, я сразу понял, что ко мне эта искорка не имеет никакого отношения. Сначала я подумал, что она указывает на какое-то другое существо, но когда искра от моего толчка быстро поплыла к краю шара, даже не собираясь возвращаться на место, мне стало ясно, что она… просто помогает магу морочить голову мощному дану!

А нестандартное поведение магического маячка первым, как ни странно, заметил Когг. Выкинув в направлении шара здоровенную ручищу с указующим перстом, он заорал во всю глотку:

– Смотри, моя добыча собирается сбежать!!!

Впрочем Марлок тоже заметил необычное поведение своего «прибора», только оно застало его врасплох, и потому он слегка растерялся. Правда, тут же нашел выход:

– Ваша добыча, господин мощный дан, действительно, пытается удрать, видимо кто-то ее спугнул!.. Но я попробую ее остановить!..

– И я попробую!! – гаркнул Когг, – Вильт, кто дежурит у Совиной скалы?!!

Один из стоявших неподалеку людей вскинул голову и быстро ответил красивым, мелодичным голосом:

– Крот и Носатый, господин мощный дан!..

– Труби, что они упускают добычу!! Если чужой уйдет, то я прикажу распять обоих на скале и напущу на них белых муравьев!!

Вильт вскинул к губам странного вида трубу, и над поляной поплыл долгий тоскливый металлический вопль.

Несколько минут спустя, в ответ этому воплю прозвучал не менее тоскливый звук, только звучал он как-то… деревянно.

– Что там у них?! – гаркнул мощный дан.

Вильт в ответ чуть приподнял бровь и пожал плечами:

– Крот отвечает, что в их секторе никого нет!

Огненная грива Когга метнулась в сторону, и его водянистые глаза уставились на Марлока. А тот в свою очередь выпученными глазами разглядывал свой шар, в котором золотистая искра, подчиняясь моему новому толчку, плавала уже в совершенно другой стороне!

– Слушай… шарлатан, мне кажется, ты решил морочить мне голову?!! – В ярости прошипел дан.

– Нет, господин мощный дан… – торопливо, брызгая на свою хламидку слюной, забормотал маг. – Как я могу себе позволить такое нечестивство!.. Разве я враг самому себе, или не знаю, что меня ждет в случае неповиновения!.. Просто, господин мощный дан, должен вспомнить, что я предупреждал его о… э-э-э… магической сути проникшего в лен чужого… Сейчас, как раз, мы наблюдаем проявление этой сути… Видимо, чужой каким-то образом смог перенестись в другую… э-э-э… местность. Но он все еще не покинул ваш лен, и я постараюсь его привязать…

– Привязать – это мысль! – Хрипло перебил его мощный дан. – Только мне кажется, что привязать надо тебя… Привязать к хорошему толстому дереву иустроить соревнования лучников… Я даже знаю условия этих интереснейших соревнований – тот, кто в тебя не попадет, будет бит кнутом, а тот, кто тебя убьет, будет распят на стене замка! И каждая десятая стрела, точно посланная в цель любым из лучников будет отмечена золотой маркой!

Когг сделал паузу, а затем злорадно поинтересовался:

– И учти, руки у тебя будут связаны, а во рту будет кляп!.. Как тебе нравится такое состязание?..

Марлок побледнел, но ответил достаточно спокойно:

– Если господину мощному дану угодно, я выдержу и это испытание… Господин мощный дан знает, что я в любом случае должен находиться около него…

– Знаю, – рявкнул в ответ Когг, – Должен находиться рядом, но не водить меня за нос! А сегодня ты чуть было не сорвал мою охоту!!!

– Но, господин мощный дан… – зачастил старый маг, однако хозяин его уже не слушал. Повернувшись в сторону своих придворных, он зычно заорал:

– Вильт, прикажи вынести пленников, будем охотиться на них!

Вильт снова вскинул свою трубу и издал короткий мелодичный звук.

С минуту ничего не происходило, а затем из-за деревьев, с противоположного конца поляны выехала странная короткая повозка на двух колесах. На колесной оси этого транспортного средства была укреплена большая деревянная клетка, в которой сидели, прижавшись друг к другу спинами двое… гномов!

Правда, поначалу я принял их за обычных, человечьих уродцев-горбунов. Гномы – народец самодостаточный, гордый и опрятный, а эти двое были одеты в какое-то рванье, лишь отдаленно напоминающее длинные рубахи, штанов у них вовсе не было, так же как не было головных уборов и обуви. И только взгляды, бросаемые по сторонам сквозь всклоченные, падающие на лицо волосы, выдавали несгибаемые гномьи натуры. А кроме того, вряд ли обычным уродцам стали бы стягивать руки за спиной и надевать на голые ноги здоровенные кандалы.

Двое приближенных, а может быть слуг, быстро развязали веревки, удерживавшие клетку на повозке, и сняли ее. Затем грубо вытащили из нее гномов и поволокли их к своему господину.

Тот с высоты своего роста оглядел малышей и… расхохотался. Отсмеявшись, он чуть наклонился и обратился к пленникам:

– Ну вот пришла и ваша очередь!..

В этот момент всклоченная борода одного из гномов дрогнула, и он неожиданно плюнул, да так, что густая коричневая слюна угодила мощному дану точно в глаз!

«Ну, все! – обреченно подумал я, – Сейчас он обоих просто порвет голыми руками!»

Однако дан совершенно спокойно вытерся рукавом своей куртки и с хищной улыбкой продолжил:

– Вам не удастся вывести меня из себя и получить быструю смерть!.. Я обещал, что вы будете умирать медленно и мучительно, и сдержу свое обещание. Сейчас вас развяжут и… отпустят.

Гномы молча переглянулись, а Когг продолжал:

– Я буду ждать двадцать вздохов, а затем мы начнем вас травить. Посмотрим, на что способны хваленые равнинные гномы.

– А может быть не стоит нас развязывать? – Неожиданно спросил один из гномов гулким басом, – травить безоружных и связанных безопасней, чем травить просто безоружных!..

– Зато это не так интересно!.. – Ухмыльнулся в ответ Когг.

Рыжий великан сделал знак державшим гномов слугам, и те принялись освобождать малышей, а сам мощный дан направился к своей лошади и через пару секунд был в седле. Поправив на поясе длинный охотничий нож, мощный дан взял у пажа колчан, вытащил из него лук, в сам колчан вместе со стрелами перебросил через плечо. Изготовившись таким образом, он махнул рукой слугам:

– Отпускайте!..

Слуги отомкнули на гномах ножные кандалы и, прихватив с собой цепи и веревки, бросились в сторону противоположной опушки, к повозке.

Гномы повели плечами, потерли огромными ладонями свои распухшие запястья и неторопливо направились к лесу… точно в мою сторону. Я тронул Дымку и отъехал чуть глубже в лес. Спустя несколько секунд между деревьями мелькнули рваные рубахи гномов.

Оказавшись между деревьями, малыши пошли гораздо быстрее, хотя и не переходили на бег. Я следовал за ними, прикидывая, сколько это будет – двадцать вздохов. Выходило, что те так уж и много. На мой взгляд гномам следовало поторапливаться, если они хотели спастись.

Но тут два оборванца заговорили, и я понял, что спастись они и не надеются.

– До скал нам не добраться… – пробасил тот, что предлагал дану не развязывать их, – А здесь под землю далеко не уйдешь, отроют!..

– Нам бы по дубинке сварганить, – ответил второй неожиданно высоким писклявым голосом, – можно было бы пободаться!..

– Ага, пободаешься… дубинкой против лука… – пробасил первый.

– Ну что ты вечно ноешь, Кнуре, то тебе не так, это тебе не так!.. – Запищал второй.

– Ничего я не ною… – покачал головой Кнуре, – но и не строю бессмысленных планов, как ты… Думаешь мне не хочется достать дубинкой этого рыжего переростка?! Но я же понимаю, что это невозможно…

– Чего не возможно?! – возразил второй, – нам бы дубинки достать, да заросли погуще найти, вот там, где их луки ничего не будут стоить, мы и могли бы… пободаться! Мечей-то у них нет!

И вдруг он наклонился и выволок из-под слежавшейся листвы здоровенный сук, раза в два выше собственного роста.

– Во! Как раз то, что надо!!

– Гнилой… – буркнул басом Кнуре.

Пискля размахнулся своей находкой и грохнул по стволу стоявшего рядом дерева. Сук, вопреки прогнозам Кнуре выдержал, а по роще прокатился глухой стон.

– Ничего не гнилой! – радостно пропищал вооружившийся гном, – Щас и тебе такой же отыщем…

В этот момент над лесом проплыл тоскливый вой трубы и послышался собачий лай. Охота началась!

Тем не менее гномы остались внешне спокойными. Переглянувшись, они перешли на неторопливый бег, но при крохотном росте это мало повлияло на скорость их передвижения. На бегу они не смотрели себе под ноги, а пристально оглядывали окрестности. Через несколько секунд они, не сговариваясь, повернули направо и помчались к видневшимся между деревьями зарослям кустарника.

Едва гномы исчезли в кустах, как между деревьями замелькали псы. Судя по их целеустремленности, они прекрасно знали в какую сторону направлять свой бег, а вот всадников пока еще не было видно.

«Быстро, однако, закончилась охота дана Когга!..» – подумал я, отъезжая немного в сторону. Восемь волкодавов окружили кустарник, в котором скрылись гномы, и громким, хриплым лаем возвестили о выполнении своей задачи. И тут мне в голову пришла интересная мысль. Не то чтобы я очень хотел спасать оборванных малышей, хотя мне и было их жалко, скорее мне было интересно поведение рыжего дана в запутанной ситуации. Поэтому я решил подбросить ему задачку.

Пришпорив Дымку, я послал ее навстречу охотникам. Избегая встречи с основной группой, я забирал левее, мне необходимо было отыскать охотника одиночку. И скоро я своего добился – между деревьями мелькнул всадник, явно торопившийся на звук собачьего лая. Я немедленно развеял окутывающую меня магическую пелену и громко свистнул. Всадник, естественно тут же осадил лошадь и оглянулся. Я выехал на открытое место, а затем спокойно развернулся и снова скрылся за деревьями.

Придворный мощного дана Когга застыл на месте, словно не веря своим глазам, а затем припустился было за мной следом. Однако, снова увидев меня, он резко остановил лошадь, а затем повернул лошадь и что есть мочи понесся… Куда?

Я снова произнес заклинание Полога и послал Призрачную Дымку следом за всадником.

Вот тут моя лошадка себя и показала. Все той же казалось бы неспешной рысью она без труда настигла скакавшую галопом лошадь и неслышно пошла рядом. Через пару минут мы настигли основную группу охотников, окружавшую рыжего Когга, они уже приближались к зарослям кустов, в которых спрятались гнома.

Едва увидев своего господина, придворный Когга заорал во весь голос:

– Господин мощный дан!!! Господин мощный дан!!! Я видел только что сияющего дана Тона.

Рыжий гигант, услышав такое сообщение, мгновенно поднял своего битюга на дыбы и развернул его на одном месте.

– Где?!! – Взревел он, хватая подскакавшего придворного за воротник, – где ты его видел?!!

– Вот, здесь, в лесу!.. – полупридушенно просипел придворный, пытаясь повернуться в седле, и тыча себе за спину свободной рукой.

В этот момент из-за деревьев показался Марлок. Колотя пятками в бока своей малорослой лошадки, он кричал высоким фальцетом:

– Господин мощный дан, чужак снова вернулся!.. Он снова где-то рядом с нами!..

– Веди!!! – Рявкнул Когг, отпуская воротник своего клеврета и не обращая внимания на вопли мага.

– Господин высокий дан, а как же гномы… – неожиданно подал голос стоявший рядом Вильт, – мы же их почти настигли…

– Какие гномы?! – Прохрипел мощный дан, – ты разве не слышал, кто пожаловал к нам в гости?! Оставь пару собак, чтобы малыши не скрылись, мы с ними потом разберемся!..

– Я осмелюсь напомнить, господин высокий дан, – все тем же совершенно спокойным голосом проговорил Вильт, – что мы имеем совершенно достоверные данные о том, что сияющий дан Тон погиб в Трольих горах… Возможно, Трито видел… э-э-э… призрак сияющего дана?..

Он внимательно посмотрел на всадника, принесшего столь невероятную весть и с тонкой усмешкой добавил:

– А вообще-то он с самого утра жалуется на… голову… После вчерашнего ужина она у него не слишком хорошо… варит.

Рыжий дан шумно выдохнул и уперся тяжелым взглядом в лицо несчастного Трито.

С минуту помолчав, Когг хрипло поинтересовался:

– Может у тебя, малыш, действительно, виденья с похмелья?..

– Господин мощный дан, я же… это… догнал его!.. – Умоляющим голосом пролепетал Трито.

– Что значит – догнал? – Переспросил внезапно успокоившийся дан.

– Ну… Когда я его увидел, я тоже сначала подумал, что у меня… эти… видения… Тогда я поехал за ним и… снова его увидел!..

– Увидел, значит… И как же он выглядел?

– Да, как всегда… В своих кровавых доспехах, с мечом за плечом и секирой у седла…

– Он был пеший?

– Нет он ехал на лошади…

– На гнедом жеребце… – в голосе Когга не было вопроса, он просто констатировал всем известный факт.

– Нет… – пролепетал в ответ Трито, – у него была такая… красноватая лошадь…

Тут он, словно вспомнив нечто совершенно невероятное, вскинул на своего господина совсем уже безумный взгляд и выдохнул:

– Прозрачная… такая!..

Дан Когг не сводил с говорившего проницательного взгляда, как будто старался проникнуть в некий тайный смысл его слов, а может быть его… видений. И тут из-под его локтя вынырнул Марлок и негромко затараторил:

– Господин мощный дан, это конечно же тот самый чужак, появления которого мы ждали!.. А лошадь его – это та магическая составляющая, о которой я вам твердил!.. Возможно эта самая магическая лошадь и переносит чужака из конца в конец твоего лена!..

Наконец дан обратил на него внимание и, опустив взгляд, задумчиво переспросил:

– Так что же это – сияющий дан Тон не погиб да к тому же обзавелся какой-то магической лошадью?.. Или это все-таки его неуспокоенный призрак бродит по земле?..

И не дожидаясь ответов на свои вопросы он снова взглянул на испуганного Трито.

– Веди… Показывай, где ты его встретил.

Тот развернул свою лошадь и двинулся к месту нашей встречи. Вся кавалькада, возглавляемая Коггом последовала за ним. Сам дан оглянулся и, найдя глазами Вильта, приказал:

– Позаботься о гномах… Мы, я думаю, скоро вернемся и продолжим свою потеху.

Вильт тут же подал знак двоим из всадников, бывшим, по всей видимости, псарями, и те остановили своих лошадей, соскочили на землю и направились к окружившим кустарник собакам. Четверых из волкодавов они взяли на повод, а другую четверку оставили на свободе.

Я дождался, когда стих топот копыт свиты Когга, отъехал поглубже в лес и развеял заклинание Полога. А затем, пустив Дымку шагом вернулся к оставшимся у кустарника всадникам. Причем ехал я понурив голову и словно бы не обращая внимания на то, что меня окружало.

Оставшиеся с собаками люди были увлечены каким-то разговором и заметили меня не сразу. Да и лошадка моя ступала совершенно неслышно. Я успел подъехать к ним шагов на двадцать, когда один из них, бросив посреди фразы рассеянный взгляд в мою сторону, вдруг замолчал и застыл в седле, раскрыв рот. Второй, удивившись столь необычному поведению своего товарища, посмотрел в направлении его взгляда и также оторопел, но его оторопь длилась недолго. Стоило мне поднять голову и взглянуть на них в упор, он тоненько взвизгнул и ударив свою кобылу каблуками сапог в живот, стремительно рванулся… прямо в кустарник! Его лошадь, понуждаемая удилами врезалась в густые заросли и в этот момент над головой всадника взметнулась уже виденная мной дубина. В следующее мгновение раздался глухой удар, всадник вылетел из седла и, ломая кусты рухнул на землю, а освободившаяся лошадь рванулась в сторону, утаскивая за собой и привязанных к седлу собак.

Грохот падения его падения привел в чувство второго псаря. Он вздрогнул всем телом, и тоже врезал своей лошади каблуками под брюхо. Однако, он не рванул, как его товарищ, в кусты, с диким криком: – Он здесь!!! – всадник направил свою лошадь прямо на меня, и проскочил мимо чуть ли не задев мою секиру. Я конечно же мог одним ударом зарубить его, но мне как-то не пришло это в голову. Не дожидаясь, пока он скроется, я двинулся в сторону кустов.

И тут на меня напали четверо оставшихся на свободе псов! Они не рассуждали, призрак я или живой человек, с каким-то утробным ворчанием, они окружили мою лошадь и… И ничего не успели сделать. Каким-то неуловимым броском Пурпурная дымка выметнула чуть в сторону и вниз свою косматую голову и… перекусила одну из собак пополам! Другой волкодав прыгнул, целясь в горло моей лошади, но в полете его встретил мой меч – я даже не сообразил, каким образом он оказался в моей руке. И тут же позади меня раздался хриплый визг. Я обернулся как раз вовремя, чтобы подставить свой длинный клинок, последней собаке, прыгнувшей на круп лошади.

Только после этого я смог оглядеться. Три из четырех псов валялись мертвыми, а четвертый дергался в траве и хрипло скулил. Судя по его распоротому брюху, Дымка достала его своей задней лапой!

Я наклонился с седла и аккуратно вытер клинок о шкуру одной из убитых собак. Затем, вложив меч в заплечные ножны, я подъехал поближе к кустам и негромко позвал:

– Эй, ребята, давайте, выбирайтесь, я попробую вывезти вас в безопасное место…

И тут же из кустов раздался насмешливый бас Кнуре:

– Слышь, Пикля, нас явился спасать сам сияющий дан Тон!.. Что скажешь, выйдем мы из кустов?!

– Нет, – отозвался писклявый Пикля, – пусть лучше он к нам лезет… Тут я его и… приласкаю!

Я, признаться, рассердился:

– Вылезайте, дураки, ваш рыжий друг Когг, может вернуться в любую минуту и тогда вашим шкурам точно несдобровать!..

– Ага! – Пронзительно заверещал Пикля, – а если мы вылезем, то нашим шкурам, значит, сдобровать?!

– Не считай нас за идиотов, сияющий дан, мы тебя ох как хорошо знаем! – Пробасил Кнуре.

Тут я, признаюсь, несколько растерялся. Конечно, можно было бы просто уехать и оставить этих упрямцев их судьбе и дану Коггу, но тогда они точно погибли бы, а как их убедить, что я уже не такой кровожадный, каким был… совсем недавно, я не знал.

– Но вы же видели… – неуверенно произнес я, обращаясь к кустам, – я прогнал ваших сторожей и убил собак, и все-таки вы мне не верите…

– Мы видели, что тебя боятся даже люди, и что ты способен просто так зарубить даже безвредных собачек!.. – Пробасил из кустов Кнуре.

– И вообще, наших сторожей мы сами прогнали – прибавил к сказанному Пикля своим фальцетом, – Один, вон, оглоушенный валяется, а второй увидел мой все сокрушающий удар, испугался и удрал!..

– Значит, не вылезете?! – Спросил я самым рассерженным тоном, – значит будете сидеть в кустах и ждать, когда до вас доберется мощный рыжий Когг?!

– Если до нас доберется рыжий, то он нас… ну… может быть… порежет на кусочки… – раздумчиво ответил Кнуре, – а вот если до нас доберется благочестивый сияющий дан Тон, то… я даже представить себе не могу, чего он из нас… нарежет!..

И тут мне в голову пришла светлая мысль!

– А если я поклянусь, что не трону вас?! Если поклянусь… Небесной Матерью?!

Ответом мне было долгое молчание, а потом из кустов донесся изумленный бас:

– Ха!.. Да если ты поклянешься Небесной Матерью, тебя тут же на куски разорвет!!

– Ну, смотрите!.. – Воскликнул я и для вящей убедительности поднял над головой раскрытую правую ладонь, – Клянусь Небесной Матерью, ее жизнью и здоровьем, что ничем не обижу прячущихся в этих кустах гномов Кнуре и Пиклю и помогу им скрыться от мощного дана Когга!!!

И снова наступило долгое молчание, и вдруг из кустов раздался басовитый шепот:

– Ты слышал? Он Небесной Матерью поклялся!..

– И не лопнул!.. – Ответил писклявый шепот.

«Им бы стоило поторопиться… – с тревогой подумал я, – сбежавший паренек уже наверное догнал своего рыжего дана и доложил, где меня можно найти!»

В этот момент чуть в стороне от меня кусты осторожно раздвинулись, и между густыми ветками просунулась всклоченная голова Кнуре. Внимательно меня оглядев, он спросил:

– А ты точно сияющий дан Тон?..

– Точно, точно! – Торопливо подтвердил я, – вылезайте уже, а то не успеем уйти!

– А как ты нас собираешься… спасать?..

– Сядете позади меня на лошадь и скажите, куда вас отвезти.

– Тогда ты будешь знать, где нас потом искать… – заосторожничал гном.

– А вы не говорите, где живете, скажите место, в котором вы просто сможете спрятаться!

Гном с сомнением покачал головой, но именно в этот момент далеко в лесу послышался лошадиный топот. В мгновение ока оба малыша выскочили из кустов и через секунду сидели позади меня, на крупе Пурпурной Дымки. Я и охнуть не успел, как маленький кулак застучал по спине моего панциря, и свистящий шепот потребовал:

– Давай, погоняй свою лошадку!!!

– Да куда погонять-то?.. – Переспросил я, трогая Дымку.

– К Совиной скале!.. – Скомандовал басок.

– И где она находится? – Задал я новый вопрос.

Конский топот, между тем, звучал все ближе.

– Гони вот в этот просвет… – маленькая рука просунулась у меня подмышкой и махнула вперед, – а где сворачивать я скажу!

Впереди, справа от зарослей кустарника, в котором прятались гномы, действительно намечался некоторый просвет, в него я и направил свою лошадку.

Несколько минут за моей спиной царила тишина, видимо гномы прислушивались к звукам погони, а потом началось перешептывание.

– Слышь, Кнуре, странная какая-то лошадь у этого дана… Красная и… прозрачная!..

– Не красная, а пурпурная… И не прозрачная, а… призрачная.

– Прозрачная, призрачная – какая разница! Я и так-то на лошадях ездить боюсь – высоко, а тут еще и все камни под тобой видны!

– А под тобой будто не видны?! – Обиделся Кнуре.

– И подо мной видны… – согласился Пикля, – я и говорю – странная лошадь.

– У странного дана странная лошадь… – глубокомысленно заявил Кнуре, – что ж тут странного?

Они снова замолчали, а через несколько минут в бок моего панциря снова стукнул маленький кулачок.

– Ну?.. – Не оглядываясь, спросил я.

– Слушай, сияющий дан Тон, где ты такую ходкую лошадку отыскал? Смотри, и не торопится, а бежит, как бешеный единорог!..

– Где отыскал, где отыскал, – раздраженно ответил я, – сам сделал!..

За моей спиной испуганно замолкли.

Раздражение мое было вызвано тем, что просвет, на который мне указали гномы, оказался обманчивым. Деревья снова плотно сомкнулись, и мы ехали в самой дремучей чащобе, какую я только мог себе представить! Спустя несколько минут, уже я задал гномам вопрос:

– Слушайте, ребята, мы правильно едем-то?..

– Правильно, правильно!.. – Тут же ответил Кнуре, – вон уже видна сгоревшая сосна – около нее как раз проходит тропинка. Свернешь направо, а там до Совиной скалы рукой подать.

И тут я вспомнил:

– Так ведь у Совиной скалы сторожат!..

– Кто?! – Немедленно отозвался Кнуре.

– Эти… как их… – я напряг память, – Крот и Носатый!..

– Убью гадов!!! – Во всю глотку заверещал Пикля.

«Ого! – Я даже вздрогнул, – какой злобный, кровожадный гном!»

И тут же раздалось басовитое шипение Кнуре:

– Тихо, ты, убийца!.. Чего орешь на весь лес, хочешь чтобы эти паразиты тебя услышали?! И чем ты их убивать собираешься, кулаком?.. Ты ведь даже свою дубину потерял!..

– Да ведь они… Они… Они… – почти рыдая пищал Пикля.

– Знаю, что они! – Снова оборвал его Кнуре, – Только сейчас наша задача живыми домой добраться… А там посмотрим!..

Тут я не выдержал, чуть развернувшись в седле, я негромко спросил:

– Что они, Пикля?.. Что тебе сделали Крот и Носатый?

Но гномы мне не ответили. За моей спиной было тихо, словно два малыша притаились в засаде. Я вздохнул и… не стал повторять свой вопрос.

У сожженной сосны, обгоревшей, кстати, весьма странно – метров пять от комля были совершенно не тронуты, а середина ствола была обуглена так, что было непонятно на чем держится зеленая верхушка, так вот, у сожженной сосны, действительно, пробегала едва заметная тропка. Я свернул, как было сказано, направо, и Дымка ходко двинулась дальше по тропке. Через несколько сотен метров лес начал редеть, а скоро деревья и вовсе расступились опушкой. Мы выехали на открытое пространство и сразу же увидели Совиную скалу, она действительно была похожа на огромную бурую взъерошенную сову, присевшую переждать день. Рядом со скалой я заметил двух всадников.

Нет, трех!

Гномы, по всей видимости, тоже увидели их, потому что писклявый Пикля тут же поинтересовался:

– Сияющий дан, ты нас специально вводил в заблуждение или сам ничего не знал?!

Но за меня вступился основательный Кнуре:

– Что значит – ничего?! Кое-что он знал… А ошибиться… на одного… каждый может. Ты сам что ли не ошибался?!

– Во всяком случае, двое из них – Крот и Носатый, – проговорил я, – а вот кто третий, мы сейчас узнаем. А вы, пожалуйста помалкивайте, и тогда мы проедем незамеченными!

Пикля начал что-то говорить, но Кнуре резко его оборвал, и за моей спиной воцарилась тишина. А я тем временем снова произнес заклинание Полога, укрыв магической пеленой и себя, и свою лошадь, и, конечно же, своих пассажиров. Затем я тронул Дымку, и она неторопливо двинулась в направлении Скалы.

Стража, поставленная мощным данном Коггом медленно приближалась. Постепенно я начал различать экипировку всадников и понял, что двое из троих – воины, на них были надеты легкие пластинчатые доспехи, прикрывавшие туловище и руки, штаны, по всей видимости, кожаные и высокие сапоги. На головах у них красовались шлемы, похожие на ведра, без забрал, так что были видны лица. Из вооружения я заметил мечи и луки. Но больше меня заинтересовал третий всадник, он был невысок, одет во что-то темное, восседал на невысокой лошади и показался мне странно знакомым! Все трое держались вместе, и оба воина то и дело поднимались на стременах, пристально оглядывая окрестности.

Мы подъехали еще ближе, чтобы попасть к Совиной скале, нам надо было прошмыгнуть буквально под носом у стражи, но я твердо надеялся на свой Полог и бесшумную рысь Пурпурной Дымки. Однако, когда до заставы осталось метров сто, темный всадник поднял руку и что-то крикнул, указывая точно на нас!

Именно в этот момент я и узнал низкорослого, это был маг Марлок!

Крот и Носатый выхватили свои мечи и пригнувшись в седлах послали было своих лошадей в нашу сторону, но Марлок остановил их пронзительным визгом:

– Стойте!!! Я развею призрак, а вы схватите гномов!!!

И словно в ответ на этот визг, из-за моей спины послышался другой визг:

– Убью!!!

Тут я почувствовал, как из ножен на моем поясе выдернули кинжал.

Тем временем Крот и Носатый осадили лошадей, а Марлок принялся что-то бормотать и размахивать руками. Я не слишком понимал, чем он там занимается, но на всякий случай до предела уплотнил свой магический кокон и сформировал несколько крошечных сгустков Силы.

И только тут до меня дошло, что нас увидели, несмотря на окутывающую нас магическую пелену. Причем, увидели… простые солдаты!!!

В этот момент с пальцев мага посыпались оранжевые искры исходившие плотным оранжевым дымом. Искры гасли, не долетев до земли, а дым, не рассеиваясь в воздухе, зависал над землей плотным одеялом двухметровой толщины, и внутри него просверкивали огненные зигзаги. Когда это одеяло стало огромным, Марлок набрал полную грудь воздуха и дунул в нашу сторону. Густой оранжевый туман медленно поплыл к нам. Марлок все дул и дул, стараясь, по всей видимости, как можно сильнее разогнать свое облако, а я лихорадочно перебирал свой магический арсенал, пытаясь подобрать контрзаклинание!

И тут за моей спиной снова раздались голоса.

Басом: – Кажется, нас заметили…

Фальцетом: – Еще как заметили!..

Басом: Мне кажется мы можем попробовать подобраться поближе к тем двум негодяям под этим… облачком.

Фальцетом: – И убить!..

Басом: – У них мечи и… луки.

Фальцетом: – У меня тоже меч есть!.. Убью!!

Басом: – Второй раз мы им не дадимся!!

– Тихо! – Рявкнул я, – и не вздумайте слезать на землю! Предоставьте это дело мне!!

Я сложил пальцы правой руки в некую довольно замысловатую фигуру, прошептал заклинание Испепеляющего Пламени и плюнул в сторону облака.

Сформированные мной сгустки Силы вспыхнули в воздухе бенгальскими огнями и, оставляя за собой хвосты белого дыма, рванулись к оранжевому облаку, находившемуся уже метрах в тридцати от нас.

Шесть ослепительно белых огней канули в оранжевую муть, и несколько долгих секунд ничего не происходило, а затем раздалось резкое шипение, и из середины оранжевого облака в небо ударил столб белого пламени. Облако дрогнуло, и вдруг стало стремительно втягиваться само в себя, как будто внутри него включили гигантский пылесос. Спустя несколько мгновений, от облака ничего не осталось, а пылавший в небе белый факел медленно, словно бы нехотя, погас.

В этот момент я развеял за ненадобностью свою магическую пелену, и потянул из-за спины меч, считая, что теперь моими главными противниками будут два вооруженных всадника.

Но я ошибся!

– Ага!!! – Взвизгнул придворный маг Когга, – Мне удалось вырвать призрак из покрова Небесной Кары!!! Теперь он бессилен и я отправлю его в небытие!!! Возьмите гномов, призрак вам не помеха!!!

Визг Марлока был и нам ясно слышен, а для двух находившихся рядом с ним всадников, он, видимо, стал просто гласом Божьим. Они взмахнули мечами и пустили лошадей вскачь. Сам же Марлок взметнул вверх руки, и вдруг его лошадь стала… подниматься в небо! Быстро перебирая ногами невысокая темная лошадка забиралась все выше и выше, а темный маг, восседавший у нее на спине уже плел какое-то новое заклинание. Только теперь я понял, каким образом он оказался у Совиной скалы раньше нас!

Выхватив из своего магического кокона солидный кусок, я швырнул его навстречу летящей лошади колдуна. Когда выброшенная мной Сила окутала летящего всадника, я приказал ей уплотниться, а затем… вернуться к моему кокону!

Видели бы вы результат!!!

Темный всадник, только что паривший в небесах и готовивший мощный магический удар, рухнул вниз, словно его смахнула с неба некая невидимая, но могущественная длань. В нескольких метрах от земли Морлок вывалился из седла, а перед самым ударом о землю его фигура словно бы зависла в воздухе, пытаясь смягчить падение. Но…

Первой в короткую жесткую траву рухнула лошадка, а следом за ней упало тело мага. Лошадь сразу же исчезла из поля моего зрения, а темная фигура мага несколько раз дернулась и затихла неподвижным плоским пятном.

Крот и Носатый были в момент падения Морлока метрах в пятнадцати от меня. По какому-то совпадению маг свалился чуть ли не под ноги их лошадям, и в тот же момент оба всадника, резко натянули поводья останавливая стремительный бег своих скакунов. Не доскакав метров десять, они застыли, и их лица исказил ужас. Правый, не знаю, кто это был – Крот или Носатый, хрипло просипел побелевшими губами: – Да ведь это сияющий дан Тон!!! – После чего оба, не сговариваясь, развернулись и бросились наутек…

– Догоняй!!! Догоняй же!!! – Раздался за моей спиной оглушающий визг Пикли.

И вдруг он спрыгнул на землю и бросился вдогонку за скачущими лошадьми, размахивая стянутым у меня кинжалом и вопя что есть мочи:

– Стойте!!! Стойте, негодяи!! Стойте, трусы, примите смерть, как подобает мужчинам!!!

Впрочем погоня малыша-гнома была с самого начала обречена на неудачу, его коротеньким ножкам невозможно было тягаться с лошадиным галопом, а оскорбительные вопли нисколько не подействовали на удиравших всадников. Шагов через двадцать Пикля остановился и… повалился в траву, рыдая!

Через секунду Кнуре оказался рядом со своим другом, опустился на одно колено и принялся молча гладить Пиклю по спине.

Я тоже спрыгнул на землю и подошел к гномам. Кнуре сурово взглянул на меня, и я, смутившись, спросил:

– Что это с ним?..

Кнуре вздохнул, покачал головой, потом встал и шагнул в сторону, делая мне знак следовать за ним. Мы отошли шагов на пять от рыдающего гнома, и Кнуре тихо заговорил:

– Ты нас спас… и я тебе расскажу, хоть ты и… человек.

Он бросил хмурый взгляд на своего друга и после паузы продолжил:

– Мы оказались во владениях мощного дана Когга случайно, шли вдоль очень богатой золотой жилы… Жадность нас заморочила. С нами была… подруга Пикли, очень уж ему хотелось перед ней похвастать своим мастерством. И как раз у Совиной скалы у нас кончилась еда. Ну Една, это его подругу так звали, Една и решила выбраться на поверхность, поискать чего-нибудь съедобного… Тут ее Крот и Носатый поймали!..

Кнуре замолчал и, посмотрев на лежавшего Пиклю, вздохнул.

– Вы пошли на выручку?.. – догадался я.

Кнуре кивнул косматой головой и горестно посмотрел на меня:

– Не мог же я его одного отпустить?! А оружия у нас, кроме обушков никакого не было… В общем, нас тоже схватили!..

– Значит, Една осталась у Когга… – задумчиво проговорил я.

Но Кнуре отрицательно покачал головой:

– Они ее замучили… Крот и Носатый… Прямо на наших глазах… А потом сожгли…

У меня в горле вырос жесткий, колючий ком, но, прорывая его, я прохрипел:

– За что?!!

Кнуре снова опустил голову и тихо проговорил:

– Ни за что… Просто потому, что они… люди…

Потом он глубоко вздохнул и громко сказал:

– Ладно, ты, сияющий дан Тон, выполнил свое обещание. Отсюда мы уж как-нибудь сами доберемся до дома… А ты… езжай по своим делам.

Он бросил на меня быстрый взгляд и смущенно добавил:

– Ну, конечно, если ты хочешь за свою услугу золота, там, или камушков… мы можем…

– Мне ничего не надо… – тихо прохрипел я, в моей голове колокольным звоном отдавались его слова «Просто потому, что они люди!»

Кнуре кивнул, молча повернулся и побрел к своему товарищу.

Пикля, видимо, успел успокоиться, потому что, стоило Кнуре приблизиться, как маленький гном медленно поднялся на ноги и неуклюже принялся вытирать лицо. Кнуре что-то тихо сказал ему, и Пикля бросил через плечо быстрый взгляд в мою сторону.

Я стоял совершенно неподвижно, пытаясь осмыслить только что услышанную историю. Она просто не укладывалась в моем мозгу!

Кнуре, между тем продолжал что-то втолковывать Пикле. Наконец Пикля резко махнул рукой и, развернувшись, быстро направился в мою сторону. Подойдя, он сначала протянул мне кинжал, а затем взял мою левую руку, с явным усилием развернул ее ладонью вверх и, вложив в кованую перчатку четыре очень крупных, разноцветных камушка, сжал мои пальцы в кулак.

– Это я для нее нашел… Теперь это для тебя… Спасибо… и… прощай…

Он быстро развернулся и бросился бегом к своему другу.

Они уходили в сторону Совиной скалы не оглядываясь, и их драные лохмотья развевались на легком ветерке. А я смотрел им вслед и… рыдал… хотя моих слез никто не видел. Я оплакивал незнакомую мне Едну и малознакомого Пиклю и… людей, которые могут замучить живое существо «просто потому, что они люди»!

И тут за моей спиной раздался знакомый голос, громко распевавший:

Я обернулся и увидел, что ко мне странной танцующей походкой приближается Фрик, и в руках он держит ту самую дубину, которую Пикля потерял, выбираясь из кустов. Увидев, что я заметил его, Фрик оборвал свою песню и громко крикнул:

Поверите, я даже обрадовался появлению этого полоумного экс шута. Правда, эта его поэзия!..

– Слушай, Фрик, ты не мог бы говорить прозой, – с усмешкой попросил я. – От твоей поэзии меня корежит!

– Ну, раз ты не понимаешь высокого штиля, изволь, – он снова обрадовал меня своей неповторимой улыбкой, – я буду говорить низкой прозой! Но, во-первых, только когда мы будем вдвоем, ибо я не хочу из-за твоих низменных вкусов терять свое перерождение, а во-вторых, за это ты позволишь мне тебя сопровождать… когда я сам этого захочу.

– Вот так! – С новой усмешкой воскликнул я, – сияющему дану Высокого данства ставит условия… неизвестно кто!

– Ты неправ, – покрутил головой Фрик, – трупу сияющего дана Высокого данства ставит условия будущий гений Высокого данства и его классик!

– Почему ты упорно называешь меня трупом, мертвецом, хотя отлично видишь, что я вполне жив?!

– Хм… Мало ли что я вижу… Посуди сам – высший дан, твой господин, объявил семидневный траур по сияющему дану Тону – значит сияющий дан Тон мертв! Супруга сияющего дана Тона, сияющая дана Хольна, надела траур и подыскивает для себя новую партию, значит сияющий дан Тон мертв! Черные изверги – гвардейцы сияющего дана Тона, избрали себе нового командира, значит сияющий дан Тон мертв! Так кто же ты, если не труп, не мертвец?!

– Но, согласись, стоит мне появиться перед высшим даном, встретиться с моей женой, показаться моим черным извергам, и меня тотчас признают живым, а весть о моей смерти объявят ошибочной! – Произнес я, усаживаясь в седло.

Фрик склонил голову к левому плечу и задумчиво продекламировал:

Я долго смотрел на экс-шута с высоты своего положения, а потом медленно проговорил:

– Посмотрим… Надеюсь ты подскажешь, как мне добраться до столицы… э-э-э… Высокого данства?

– А зачем тебе понадобилось в столицу? – ответил вопросом на вопрос Фрик.

– Я надеюсь найти там высшего дана, свою жену и своих гвардейцев…

– Чтобы предстать перед высшим данном, надо отправляться в его летнюю резиденцию. Но еще не известно, дадут ли тебе аудиенцию. Чтобы встретиться с твоей женой, придется ехать в твое… в ее поместье на берегу Святого океана. Но еще неизвестно, захочет ли она видеть какого-то самозванца, она ведь в трауре. Чтобы найти остатки твоей гвардии надо… Я даже не знаю, где сейчас орудуют твои бандиты!

Он посмотрел на меня снизу вверх, снова улыбнулся и спросил:

– Так куда ты хочешь ехать?..

– В летнюю резиденцию высшего дана! – Немедленно ответил я.

– Поехали! – Пожал плечами Фрик, повернулся и потопал в сторону Совиной скалы.

Я тронул Пурпурную Дымку, и она двинулась шагом вслед за шутом.

Глава 4

… Не ешь, не, говори, не пой,

Не спи, не бодрствуй, не надейся,

Тебя теперь распнет любой,

В ком есть хоть капелька злодейства…

(Из «Горючих стихов» Фрика)

Серый, сумрачный день скатывался стремительным вечером к ночи. Небо из светло-серого, обещало вскорости превратиться в антрацитовое, ветер задул резкими холодными порывами, раскачивая подросшие деревья и шумя густой темной листвой. Земля под лапами Пурпурной Дымки стала мягкой, податливой, а трава на ней высокой и сочной. Горы остались далеко позади, а запущенный лес, через который мы держали путь, стал самым настоящим. И сырость в нем была пряной с запахом прели, и шорохи в темных лесных зарослях говорили о наличии лесной живности.

Всю дорогу от Совиной скалы до этого леса Фрик был до странности молчаливым. На все мои вопросы он отвечал односложно, либо вообще отмалчивался. Только раз он негромко буркнул, что давно не покидал лена мощного дана Когга и теперь… побаивается.

Чего Фрик побаивается, я не понял, но уточнять не стал. Когда же мы въехали в этот лес, и мне стало не до разговоров. Сгустившаяся темнота, порывистый ветер, растерянный шум листвы почему-то действовали мне на нервы. Моя правая рука постоянно была напряжена, готова в любое мгновение выхватить из ножен меч.

И тут раздалось тихое заикание моего провожатого:

– Сияющий дан, езжайте прямо. На опушке этого леса должно быть село, в котором вы вполне сможете переночевать…

Я приподнялся в стременах и посмотрел вперед. Между деревьев действительно появился просвет – похоже, лес кончался. И тут до меня дошло изменение в обращении Фрика ко мне.

– А с чего это ты, нахал, вдруг перешел на «вы»? – Насмешливо поинтересовался я. Однако ответом мне была тишина. Оглядевшись, я понял, что Фрик исчез.

А Пурпурная Дымка плыла вперед все той же неторопливой рысью, и наконец вынесла меня на опушку. Не далее чем в полукилометре от нее виднелись золотистые огоньки в окошках довольно большого села.

За время пути я раза два-три видел вдалеке крыши селений, но Фрик старательно обходил их, отвечая на мои недоуменные вопросы загадочным хмыканием. И вот теперь он вывел меня точно на людское поселение, а сам… скрылся.

Спустя пару десятков минут, я въехал на околицу села. Сказать, что наступила ночь, было нельзя, однако улица была пустынна и тиха. Только огоньки в окнах невысоких домиков окраины указывали на наличие населения. Дымка бесшумной тенью скользила по обочине дороги, вдоль незамысловатых изгородей, обозначавших границу между общей дорогой и частными огородами жителей. Дома, в отличие от наших, российских сел, располагались в глубине огороженных участков и отделялись он проезжей части какими-то посадками.

Постепенно домики подрастали и становились все ближе и ближе друг к другу, а огороды исчезли. И вот моя лошадка выехала, судя по всему, на центральную площадь села.

Площадь эта была достаточно широкой, дома, окружавшие ее были двухэтажными, причем нижние этажи были сделаны из камня. Фасады всех домов, выходивших на площадь были темны, и только один из них светился всем первым этажом – даже входная дверь этого дома была распахнута и из нее доносился нестройный гул человеческих голосов. А посреди площади торчало нечто, отдаленно напоминающее… обгорелое дерево. В желтом, колеблющемся свете, падавшем из окон и двери освещенного здания, чернота этого дерева отливала странным багровым отсветом, словно по нему пробегали призраки давно потухших всполохов. И в этом неверном отсвете я вдруг заметил, что ствол дерева на высоте примерно метра обвивает тяжелая, закопченная цепь.

Дымка, не дожидаясь моей команды, свернула к освещенному дому и остановилась прямо у светлого прямоугольника открытой двери.

Я оглядел фасад здания и увидел над дверью небольшую вывеску. «Вечерний отстой» было начертано на этой вывеске весьма корявыми разновеликими буквами.

«Видимо, это все-таки… постоялый двор… – догадался я, – Хотя название у него могло бы быть… поприличнее!..»

Соскочив на землю, я двинулся было к дверям, но тут из них в пыль не мощеной площади, чуть ли не прямо мне под ноги, вывалилась некая толстая фигура, и вслед ей раздался насмешливый голос:

– Хватит бузить, Рохля, иди домой, проспись!..

А другой, более властный, голос добавил:

– И до светлого выходного можешь здесь не показываться!

Толстый Рохля неуклюже поднялся на ноги, плюнул в сторону остававшейся открытой двери, повернулся и, не замечая меня, потопал прямо к черному дереву в центре площади. Проводив его взглядом, я снова повернулся к освещенным дверям и шагнул внутрь дома.

Сразу за дверью располагалась большая зала, заставленная столами, вокруг которых сидело не менее полусотни мужиков. Все они были слегка навеселе, а потому в зале стоял ровный густой гул, в котором временами слышались более звонкие вскрики. Мое появление почти не было замечено, и только когда хозяин заведения, восседавший в дальнем конце залы за невысоким прилавком, заметил меня, вскочил со своего места и помчался к входным дверям, разговоры стали стремительно стихать. Спустя несколько секунд, в зале наступила изумленная тишина, а хозяин – высокий, странно худой для трактирщика, молодой мужчина, приблизившись ко мне и поклонившись, проговорил:

– Сияющий дан Тон, я – вольный кхмет Смига, хозяин этого постоялого двора и член управы нашего села! Чем я могу служить вам?!

– Мне нужна постель на эту ночь… – просто ответил я.

На лицо трактирщика вдруг выползла торжествующая улыбка, он оглядел зал и с новым поклоном повел рукой в сторону… своего прилавка:

– Прошу, господин сияющий дан, проследовать за мной. Комната для вас уже готова!

«Это что ж получается… – с удивлением подумал я, направляясь следом за трактирщиком через залу к дальней стене, – Меня здесь уже ждали?..»

В дальней стене залы, позади хозяйской стойки располагалась небольшая дверь, за которой оказалась площадка лестницы, ведущей и наверх, и в подвал. Хозяин постоялого двора потопал вверх по этой лестнице в темноту второго этажа. Я с некоторым сомнением двинулся следом – мне показалось странным то, что хозяин не прихватил с собой какой-нибудь лампы, но нас уже ждали. Едва я преодолел половину пролета, как темнота наверху рассеялась, и я увидел, что на верхней площадке стоит невысокая женщина с большим, на три свечи, подсвечником в руках. Трепетные язычки огня разгоняли вечерний сумрак. Хозяин, поднявшись впередименя, взял из рук женщины подсвечник, и та неслышно исчезла – я так и не успел ее как следует рассмотреть.

Комната, в которую привел меня хозяин, была очень большой, мне даже показалось, что она занимает чуть ли не половину этажа. Освещалась эта зала всего-навсего тремя небольшими лампами, из которых хозяин зажег всего одну, стоявшую на небольшом столике около огромной кровати. Углы этой гигантской спальни остались спрятанными в густом мраке, а ее слабо освещенная середина явила моему взору большой овальной формы стол, уставленный всевозможной едой и напитками.

Хозяин поднял над собой свой трехсвечник и громко объявил:

– Эта комната, господин сияющий дан, была подготовлена специально к вашему приезду, а ужин естественно ежедневно обновлялся, так что можете есть без опасений – все, что там выставлено наисвежайшее! Поверьте, никто вас в этой комнате не побеспокоит!

Тут я не выдержал и с нескрываемой насмешкой спросил:

– Эта комната предназначена специально для меня?.. Значит ты знал, что я прибуду в ваше село?!

– Я… надеялся!.. – Ответил вольный кхмет и, продолжая держать светильник высоко над собой, поклонился, – я надеялся, что возвращаясь из Трольих гор, вы, господин сияющий дан, не проедете мимо нашего села!..

– Вот как?..

Эту короткую фразу я сказал исключительно потому, что мне… нечего было сказать, однако хозяин постоялого двора воспринял мой вопрос по-своему:

– Я никогда не верил, что вы, господин сияющий дан, погибли в горах!.. Нечистые могли разбить ваш отряд, могли даже убить всех сопровождавших вас черных извергов, но перед сияющим даном Тоном они не могли не отступить. Я верил, что вы вернетесь, что вы выйдите из гор невредимым, и что наше село встретит вас с подобающими почестями! Сейчас вы отдохнете, а завтра утром мы устроим настоящий праздник!!

«Так!.. – с некоторой даже тоской подумал я, – Только праздника мне и не хватало!! Еще придется произносить приветственную или благодарственную речь, и при этом я обязательно ляпну какую-нибудь глупость!..»

Однако, лицо вольного кхмета выражало такой восторг, что у меня не повернулся язык разочаровать его отказом от обещанных празднеств.

«В конце концов, – решил я, – утро вечера мудренее, и завтра все как-нибудь образуется…»

– Ну что ж, – произнес я как можно увереннее, – значит, утром, я буду вас ожидать!..

Вольный кхмет сразу же уловил смысл моих слов, коротко поклонился и быстрым, чуть ли не строевым, шагом покинул приготовленное для меня помещение. Я взял в руку оставленный хозяином подсвечник и обошел комнату, внимательно оглядывая ее стены. Обитые какой-то темной, грубой тканью, они выглядели вполне надежными, не имеющими каких-либо потайных дверей, лазов и окошек. Три узких и высоких окна, выходивших на площадь со странным деревом, были забраны довольно частыми решетками и к тому же имели ставни, закрывавшиеся изнутри. В самом дальнем углу комнаты я обнаружил туалетный «уголок» состоявший из большого умывальника и… ночного горшка солидных размеров.

Закрыв двери и задвинув мощный засов, я полез из своих доспехов и только тут понял, что до сих пор сжимаю левый кулак. Положив руку на стол я разжал пальцы, и на белую скатерть скатились четыре камня, подаренных мне Пиклей. Спрятав камни в карман куртки, я уселся за стол. Ужин действительно был хорош, так что я не только вполне насытился, но и еще прилично выпил, хотя, надо сказать, здешнее вино было довольно слабым и… кислым. После ужина я перебрался в приготовленную постель, погасил лампу и быстро заснул.

Но и этой ночью мне не дали спокойно выспаться. В первый раз меня разбудил, как мне показалось, быстрый, дробный топоток, словно мимо моей кровати пробежал ребенок в деревянных, подбитых войлоком башмачках. Я вскинулся на постели, широко раскрыв глаза, но вокруг стояла тишина и… полная темнота. Даже с улицы не доносилось ни звука.

Подождав с минуту, я снова улегся, однако спустя недолгое время, я, правда, уже стал придремывать, топоток раздался снова, и на этот раз я его расслышал вполне явственно – некто весьма легконогий пробежал вдоль дальней стены.

«Интересно, что это за забеги в моей комнате? – Недовольно подумал я, – куда и… откуда можно бежать вдоль глухой стены, ведь стука двери слышно не было?!»

Сон мой был нарушен, а потому я решил подождать и послушать, не произойдет ли в специально для меня подготовленной комнате еще что-либо неожиданное. Некоторое время меня окружала тишина, а затем снова послышалось дробное постукивание деревянных подошв по полу, но на этот раз оно смолкло, как мне показалось, в самой середине комнаты. И тут же послышался сердитый шепот:

– Ну что ты носишься туда-сюда?! Пол под твоими пятками – прям не пол, а барабан какой-то! Вот разбудишь хозяйского гостя, он тебе пятки-то поотрывает!..

Шепоток был странно высоким, словно и вправду говорил ребенок, вот только интонация была не по-детски строгой, даже суровой.

– Ничего не поотрывает, – прозвучал в ответ еще более высокий голосок, который даже и не пытался себя скрыть, звучал ясно и звонко, – Вон он, спит, как будто синего дыма напился!

– Ага, напился, как же!.. – снова зашептал первый голос, – Он только что сидел!

Вслед за этим последовала короткая пауза, а потом второй голосок пискнул, уже значительно тише:

– Ой!..

– Так что ты давай, не бегай… Или надень толстые носки…

– Носки мешают, они все время спадают, и я все время в них путаюсь…

– Путаешься потому что бегаешь!.. А если будешь ходить как все, они не будут спадать!..

– Будут, будут… – упрямо пискнул второй голосок и обиженно добавил, – Я тебе говорила, что носки мне нужны маленькие, а ты все: «Вырастешь, вырастешь!» А я не буду больше расти!!

– Ладно, не ной!.. – шепоток стал еще более суровым, – Достанем тебе носки поменьше! А сейчас не топочи, постарайся тихо ходить.

– Если я буду ходить тихо, то я буду ходить медленно, – тоненький голосок дрожал от обиды, – А если я буду ходить медленно, я не успею перемыть всю посуду и не получу сливок!.. Как я тогда буду жить?! Ведь ты сам сказал, что больше мы нигде не найдем хозяина, ты сам сказал, что нас больше никто не хочет кормить сливками!!

В ответ на это раздался едва слышный вздох, после которого чуть потеплевший шепот произнес:

– Сказал… Так оно и есть – никто больше не хочет держать в доме брауни… Люди готовы ходить по грязному полу и сами мыть посуду, лишь бы не связываться с нами!..

– Но почему?!

Голосок был полон горького недоумения, а поскольку ответа на этот вопрос не последовало, он продолжил:

– Ведь мы очень полезные, а платить нам надо совсем немного… Неужели крохотная мисочка сливок или коврижка с медом – это так много?!

– Немного… – попытался утешить шепоток, – Но люди стали называть нас… м-м-м… нечистью… Проклятым народцем… И не хотят иметь с нами дела!..

– Ха! – высокий голосок снова звучал почти в полную силу, его хозяин… или хозяйка, видимо, позабыла, что нужно соблюдать тишину, – Неужели чисть считает себя лучше нас?! Просто они жадины и… и злюки! Вон этот хозяйский гость, ему что жалко было сливок в мисочку налить?!

– Айя, не смей так называть людей! – Тут же посуровел шепоток, – а то ты не то чтобы сливками баловаться – на темное дерево попадешь!

Опять наступила тишина, и на этот раз она продолжалась очень долго. Затем снова послышался быстрый топоток, но теперь он звучал очень тихо – если бы я не прислушивался, его совсем не было бы слышно.

И тут я припомнил, что на столе, среди всевозможной снеди, действительно имелся маленький кувшинчик со сливками! Осторожно поднявшись с постели, я встал на ноги и… особым образом щелкнул пальцами правой руки. Над моей головой медленно разгорелся крохотный, чуть колеблющийся огонек, и в ого свете я оглядел комнату. Она была пуста, хотя в тени, расползшейся по углам, кто-нибудь и мог притаиться.

Быстро пройдя к столу, я нашел маленький кувшин и убедился, что он и в самом деле содержал сливки. Наполнить одну из пустых маленьких мисок было секундным делом, но, уже собравшись возвратиться в постель, я вспомнил, что голосов было два, и… наполнил вторую миску.

Снова улегшись в кровать, я принялся ожидать продолжения разговора, однако ночная тишина больше ничем не нарушалась. Так, в ожидании, я и заснул…

Разбудил меня тонкий светлый лучик, пробившийся сквозь узкую щелку в ставне. Лучик это был настолько ярок, что я немедленно вскочил с постели и бросился к окну в надежде наконец-то увидеть солнце. Однако, едва коснувшись ставенной задвижки, я вспомнил о своем… имидже и побрел в угол комнаты совершать утренние водные процедуры. Затем я занялся своей боевой тренировкой и только после этого, облачившись в доспехи, я решился распахнуть одну из ставень. За окном, выходившим на восток, вставало солнце. Небо было совершенно чистым, бледно голубого цвета со странным серебристым налетом, совершенно не походившим на облака. Бледно-оранжевое огромное солнце уже поднялось над горизонтом, но его свет не ослеплял, а скорее ласкал глаза.

Однако полюбоваться местным светилом мне не дали, в дверь моей комнаты осторожно постучали, и я, обернувшись, недовольно произнес:

– Ну, в чем дело?!

Из-за двери послышался извиняющийся шепот:

– Господин сияющий дан, хозяин просил узнать, проснулись ли вы уже и не желаете ли пройти в гостиную… Он хочет показать вам свои… э-э-э… сокровища.

«Интересные, однако, обычаи здесь имеются!.. – Удивленно подумал я, – хвастаться перед гостями своими сокровищами!»

– Твой хозяин может ожидать меня через пятнадцать минут! – Бросил я все тем же недовольным тоном и снова повернулся к окну, подставляя личину забрала под солнечные лучи.

– Я вернусь за вами через указанное время… – донеслось из-за двери, и меня оставили в покое.

Еще минут пять я наслаждался солнечным теплом, удивляясь, что ощущаю его через металл доспехов, а затем, не торопясь, подошел к столу. Первым, что бросилось мне в глаза, были пустые, чисто вымытые мисочки, которые я наполнил ночью сливками. Значит, ночные голоса мне не приснились, значит, кто-то действительно находился в моей комнате, запертой на все мыслимые запоры!

Подняв забрало, я чисто механически взял с большого блюда кусок тонко порезанного хлеба и, положив на него ломтик холодного подкопченного мяса, принялся жевать, вспоминая слышанный мной ночью разговор. Странный разговор… Только несколько мгновений спустя, я вдруг с удивлением осознал, что и хлеб и мясо наисвежайшие, словно они только что доставлены с поварни! Да, сервис на этом постоялом дворе был на высоте!

Запив свой утренний бутерброд глотком прохладного вина, я снова опустил забрало и направился к дверям, навстречу… обещанному празднику.

За дверями моих покоев меня ожидал молоденький парнишка в довольно драной одежонке и с трясущимися губами на бледном лице. Увидев, как я выхожу, он склонился в низком поклоне и, не выпрямляясь пробормотал:

– Я готов проводить господина сияющего дана к моему… э-э-э… господину.

– Провожай!.. – Милостиво разрешил я.

Парнишка, не разгибаясь, повернулся и торопливо засеменил по короткому коридору вправо. Я шагнул следом за своим провожатым, а тот уже открывал широкие двустворчатые двери, располагавшиеся в противоположной от моей комнаты стене.

– Господин сияющий дан Тон!.. – Неожиданно громким, высоким голосом провозгласил парнишка и нырнул в сторону, убираясь с моей дороги.

Я шагнул через порог и оказался в большой, чуть больше моей спальни, зале. Четыре узких, высоких окна, прорезанных в противоположной стене, выходили в затененный сад, а потому в зале царил приятный полумрак. Мебели здесь практически не было, между средних окон стоял высокий застекленный шкаф темного дерева, у одной из боковых стен расположились два низких кресла, между которых притулился крохотный столик, середину противоположной стены занимал огромный камин, в котором тлело два здоровенных полена. Светлый деревянный пол был, похоже, натерт воском и потому мягко светился каким-то внутренним светом. Посредине потолка, похожего на паркетную мозаику, висела большая бронзовая лампа с огромным плафоном матового стекла. Прямо под этой роскошной лампой стоял хозяин сего гостеприимного дома, одетый в доспехи!

Во всяком случае я мог только так классифицировать его наряд, состоявший из широких кожаных штанов, заправленных в высокие сапоги, длинной кожаной куртки, с часто нашитыми круглыми металлическими бляхами, и стянутой по поясу широким толстым ремнем, на котором в кожаных ножнах красовался длинный нож. Вся одежда вольного кхмета была коричневого цвета, а кроме того, в руках вольный кхмет Смига держал… широкое, мелкое ведро без ручки с тремя горизонтальными прорезями в боковой стороне. Я сразу признал в этом ведерке… защиту для головы, то бишь шлем!

Склонив передо мной голову и звякнув при этом своим оригинальным головным убором о металлическую бляху куртки, вольный кхмет торжественно отчеканил:

– Господин сияющий дан, мы рады приветствовать вас в нашем селении и нашем доме! Надеемся, что вы осчастливите своим присутствием подготовленный в вашу честь праздник, и задержитесь в нашем селе на несколько дней!

Он пристально посмотрел на меня, словно ожидая ответа на свою просьбу, но я промолчал, не желая связывать себя обещаниями. Кроме того я еще раз бегло осмотрел залу, не понимая, почему это господин Смига говорит о себе, а он был в зале один, во множественном числе.

Не дождавшись от меня ни слова, вольный кхмет продолжил свою речь, но звучала она с меньшим напором и уверенностью:

– Я конечно понимаю, что наше небольшое село мало интересует такого… великого человека, каким является господин сияющий дан, но мы приложим все силы, чтобы ваше пребывание в нашем селе стало для вас, господин сияющий дан… э-э-э… по возможности приятным и…

– Интересным… – закончил я его мысль.

– Интересным… – согласился он.

– Ну что ж, – лениво проговорил я. – Попробуйте. Посмотрим, как это у вас получится.

Вольный кхмет чуть отступил назад и в сторону, и с поклоном произнес:

– Позволит господин сияющий дан показать ему наши реликвии?

– Конечно, – ответил я, – почему бы нам не посмотреть ваши реликвии…

Вольный кхмет тут же шагнул к стоявшему между окон шкафу и распахнул дверцы. Я подошел ближе и увидел в руках Смиги небольшой камень глубокого синего цвета.

– Это, как вы, сияющий дан, сами видите, глаз Спасителя Высокого данства Кара Третьего Варвара! – возвестил вольный кхмет, поднимая камень над головой, – Его нашел мой прадед в Трольих горах еще до того, как в данстве было объявлено о… нечисти! Когда его нашли, он смотрел точно на вход в замок троллей! Но тогда никто не понял этого взгляда нашего Спасителя!

Камешек в руке вольного кхмета был до чрезвычайности похож на один из камней Алмазного Фонда России, за которым я не так давно ходил… очень далеко. Наверное поэтому я задумчиво пробормотал:

– Такой… глаз я уже видел…

И тут вольный кхмет неожиданно смутился:

– Да… э-э-э… конечно… Но наш глаз считается шестым из известных тридцати двух!..

«Если бы это были зубы, а не глаза, все было бы совершенно понятно!..» – В некоторой растерянности подумал я, а вольный кхмет Смига чуть обиженным тоном пояснил свою мысль:

– Всем известно, что Спаситель умел отращивать заново… э-э-э… утраченные органы!

– Разве я выказал недоверие вашим словам?! – Высокомерно поинтересовался я, и обида немедленно исчезла из голоса хозяина.

– Что вы, господин сияющий дан, просто мне показалось, что глаз Кара Третьего… э-э-э… не произвел на вас достаточного впечатления! – Воскликнул он.

– Ну что вы, милейший, – снисходительно усмехнулся я, – просто я привык скрывать свои чувства.

Вольный кхмет быстро сунул камень назад в шкаф, и вместо него извлек короткий, толстый и корявый сучок.

«Так!.. – Тут же подумал я, – это, по всей видимости, обломок бедренной кости какого-нибудь древнего деятеля, о котором я, естественно, не имею никакого понятия!»

– А вот, господин сияющий дан, – возвестил мой гид, – первая фаланга того самого пальца, которым первый палец Спасителя Высокого данства, вар Корта, насмерть сразил горного тролля Утля!

«Вот тут уж я совсем ничего не понимаю!.. – вспыхнула у меня в голове паническая мысль, – Палец Спасителя пальцем сразил тролля?!! Так что ж это за лапа была у этого самого… Спасителя?!!»

Фаланга была размером с хороший банан, так что затянутая в перчатку ладонь вольного кхмета едва могла обхватить ее, однако это обстоятельство ничуть не смущало господина Смигу. В его глазах горела святая вера, в то что это действительно кусок пальца какого-то другого… э-э-э… пальца, и что именно этим пальцем тот палец ухайдокал горного тролля!

Однако, несмотря на беспросветную путаницу, поселившуюся в моих мозгах, на этот раз я обошелся без вопросов и комментариев, а вольный кхмет, с благоговением вернув «палец» в шкаф, отодвинулся чуть в сторону и самым торжественным тоном проговорил:

– И, наконец, самая великая и бесспорная наша реликвия,!.. Посмотрите, господин сияющий дан!..

Я заглянул в шкаф. На средней полке, в деревянном футляре, простеленном изнутри багровым бархатом, лежала небольшая тоненькая книжка в темном бархатном переплете. Уголки переплета были забраны светлыми, похоже серебряными, накладками, а по середине крышки бежала четкая надпись: «ВОЗМЕЗДИЕ НЕЧИСТИ».

– Это двадцать третий экземпляр из пятидесяти нумерованных экземпляров вашей, господин сияющий дан, книги, изданной в печатне высшего дана Кара Шестнадцатого Милостивца сорок два года назад!

«Вот так! – Родилась в моей голове изумленная мысль, – я, выходит, еще и местный классик литературы! Ведь не будь я классиком, разве стали бы издавать мои… э-э-э… книги нумерованными экземплярами?! Хорошо бы с этой книжкой уединиться часочка на два!..»

И тут же проклюнулась совершенно другая мыслишка: «Если этой книжице сорок два года, то каков же… мой возраст?!»

А вольный кхмет, тем временем, продолжал вещать:

– Я купил это величайшее творение человеческой мысли на свои собственные деньги и подарил ее своему родному селу. Теперь все жители нашего села твердо следуют вашим наставлениям, и прекрасно знают, как надо бороться за чистоту наших гор, полей, лугов, лесов и… э-э-э… всего окружающего пространства! И сегодня вы, господин сияющий дан, сами увидите, насколько мы чтим ваши наставления и как точно им следуем. Наш праздник откроется возжжением очищающего огня и сгорит в нем вся нечисть, которую нам удалось поймать… э-э-э… за последнее время!

Тут он сделал многообещающую паузу и закончил:

– Прошу, господин сияющий дан, проследовать на нашу центральную площадь!

Ловким, но совершенно неожиданным для меня движением вольный кхмет Смига нахлобучил себе на голову свое ведро и быстрым шагом направился к выходу из гостиной. Мне ничего не оставалось делать, как только последовать за ним, хотя присутствовать при сожжении любых живых существ, пусть даже и нечисти, на мой взгляд не слишком-то веселое времяпровождение!

Выйдя на площадь, я увидел, что по ее периметру выстроилось, похоже, все население села. Люди толпились, прижимаясь к домам, так что между ними и черным, то ли закопченным, то ли обугленным деревом, растопырившим во все стороны свои толстые ветви, было никак не меньше двадцати-тридцати метров. Перед входом в таверну Смиги, на небольшой свободной площадке, в середине которой неподвижно стояла моя лошадка, топтались четверо почтенных селян, разодетых в доспехи, похожие на те, что были и на хозяине таверны. Увидев меня, все четверо коротко поклонились, звякнув о нагрудные пластины шлемами-ведрами, и тут же напялили свои «ведра» на головы. Вольный кхмет Смига энергично махнул рукой и в тот же момент на площади оглушающе грохнули барабаны. Четыре барабанщика, расположившихся со своими солидных размеров инструментами, били по натянутой коже огромными колотушками.

Толпа, гудевшая, как и всякая другая толпа, ровным гулом голосов, с первыми звуками барабанного боя смолкла и… напряглась. Я почувствовал это, враз возникшее, напряжение, как нечто вещественное, тяжело опустившееся сверху на собравшихся людей и заставившее их опустить головы. Барабаны продолжали грохотать, и через несколько секунд из-за угла таверны появилась довольно странная процессия. Четверо крепких парней, одетых в темную кожу – по всей видимости местные стражники, шагали, выстроившись квадратом, и каждый из них держал в руках тонкий черный шнур. Шнуры были туго натянуты и сходились в середине квадрата, образованного стражниками, их концы были обмотаны вокруг связанных запястий… двух детишек!..

Только спустя несколько мгновений, я понял, что это не дети, однако, моя ошибка была вполне объяснима. Существа, которых стража вела на привязи к черному дереву были малы ростом, не более метра, одеты в какие-то развевающиеся коричневые лохмотья, из которых торчали тонкие ручки и ножки. Их провели совсем недалеко от меня, и я увидел, что лица у них были странно плоскими, начисто лишенными переносицы. Две пары испуганных темных глаз обегали собравшуюся людскую толпу, словно не понимая куда и зачем их тащат.

Под гром барабанов первая пара стражников прошла по обеим сторонам от дерева, и скоро двое маленьких пленников оказались притянутыми шнурами к черному стволу. Стражники, продолжая удерживать шнуры туго натянутыми, пошли вокруг дерева навстречу друг другу, постепенно припутывая двух малышей к черному стволу. Очень быстро те оказались намертво привязанными к дереву, после чего стража принялась обматывать их еще и висевшей на дереве цепью.

– У нас никак не получаются настоящие путы принуждения, приходится использовать цепи… – проговорил вольный кхмет Смига, наклонившись к моему уху, – хотя мы, господин сияющий дан, точно придерживаемся ваших наставлений! Видимо молочай, что растет у нас, не слишком хорошего качества…

И словно бы услышав слова хозяина таверны, хотя это было невозможно, два пленника забились под опутывающими их шнурами и цепью, а затем один из них завопил:

– Человек Смига, ты плохой!!! Ты обманщик, мы больше не будем тебе верить, не будем у тебя работать!!!

Я мгновенно узнал голос, звучавший ночью в моей спальне. Тот самый голос, обладателя которого его товарищ назвал… Айя!

– У нас с тобой заключен договор, человек Смига, и мы его честно выполняли, а ты за это…

– Заткните им рты!!! – Рявкнул вольный кхмет, и один из стражников, схватив кричавшего малыша за горло, принялся заталкивать ему в рот клок коричневых лохмотьев.

– Кто это?! – громко спросил я не отводя взгляда от страшного дерева и привязанных к нему маленьких фигурок.

– Это два брауни, которых нам удалось изловить сегодня ночью… – быстро ответил Смига, удивленно взглянув на меня.

– Они попались нам весьма кстати, – добавил он после небольшой паузы, – мы сможем устроить для господина сияющего дана возжжение очищающего огня!..

В этот момент стражник отскочил от пленника и, замахал в воздухе рукой. Я услышал громкую ругань и понял, что Айя укусил своего мучителя. И тут же голосок маленького брауни снова зазвенел над площадью:

– Будь ты проклят, человек Смига, будь проклято твое хозяйство, твои гости и твои сливки с коврижками!!! Небесная Мать покарает тебя за твою ложь, твое коварство, твою… человечность!!!

Теперь уже два стражника пытались «заткнуть пасть» крикливому брауни.

– Эти… брауни?.. Они работали на тебя, вольный кхмет Смига?.. – Спросил я, стараясь казаться безразличным.

– Да нет, господин сияющий дан, – ответил вольный кхмет с кривоватой ухмылкой, – мы поймали их рядом с домом… Видимо они рассчитывали чем-то поживиться, но не успели. Стены в моем постоялом дворе защищены от нечисти, вот им и не удалось спрятаться!

«Врет, – тут же решил я, – эти двое наверняка работали на него, но он в угоду мне, решил их спалить!»

Стражники, между тем, уже закончили свою работу и быстро отбежали от дерева.

Барабаны смолкли. Над площадью на секунду повисла мертвая тишина, казалось самый воздух застыл в полной неподвижности, чтобы ненароком не нарушить этой тишины, а затем над людской толпой поплыл одинокий низкий заунывный стон. В первый момент я даже не понял, что это начало некоего гимна или, может быть псалма. Только когда к первому тоскливо стонущему голосу присоединился второй, звучавший несколько выше, когда два голоса стали переплетаться и к ним начали присоединяться все новые и новые голоса, подхватывающие тоскливую мелодию, я осознал, что слышу… музыку! Музыку без слов!

Свободный кхмет Смига снова наклонился к моему уху и негромко, так чтобы не перебить пение толпы, проговорил:

– А вот Гимн очищающего огня нам удается очень хорошо. Сейчас вы, господин сияющий дан, увидите, насколько быстро мы заставляем вспыхнуть Святое Пламя!..

– Возможно, вам просто удалось подобрать подходящее дерево… – буркнул я и тут же поправился, – хотя, поете вы действительно хорошо…

А сам в это время лихорадочно пытался найти способ, чтобы спасти обреченных на жуткую смерть малышей!.. И ничего не находил!!

Между тем над площадью уже гремел многоголосый гимн, напоминавший своей унылостью плохо написанный реквием. Я даже слегка удивился – петь гимн собственным жертвам, приведенным на костер, это, по-моему отдавало каким-то извращением. Успокаивало меня одно – около черного дерева пока еще не было видно… поджигателей. И вдруг накрывший площадь громогласный стон смолк. На собравшихся людей, на черное дерево, на маленькие припутанные к нему коричневые фигурки, одну скрюченную, сгорбившуюся и одну вытянувшуюся в струнку, словно бы устремленную ввысь, опустилась ТИШИНА!

И в этой тишине, как будто вынырнув из небытия, вспыхнуло яркое оранжевое пламя!!!

Полыхнув по верхним, словно выписанным тонким пером на блекло-голубом фоне неба, ветвям, огонь мгновенно уплотнился и рухнул вниз стремительным хищником, увидевшим свою жертву. В следующее мгновение в пламени исчезли и темный ствол и маленькие коричневые фигурки, и черные шнуры, и цепь. Посреди площади в неподвижном воздухе безмолвно и яростно пылал огромный огненный шар!

А затем из центра этого огненного шара потянулись вверх тонкие струи черной копоти и над площадью пахнуло сладковатым, ядовито противным запахом горящей плоти…

И снова грянул многоголосый человеческий хор, и снова загремел странный варварский гимн, лишенный слов, но наполненный тоской и унынием. А тошнотворный запах наполнялся все большей и большей силой, дышать становилось все трудней и трудней. На моих глазах появились слезы, и я боялся сделать очередной вдох, чувствую, что мои легкие уже не справляются с вдыхаемым ядом. Как собравшиеся на площади люди могли петь в этом отравленном воздухе, мне было совершенно непонятно!

У меня наступало самое настоящее удушье, но когда я уже почти лишился сознания, хор внезапно начал терять свою стройность. Отдельные голоса выпадали из общего звучания, как будто их обладатели лишались дыхания. Иногда, прежде чем смолкнуть окончательно, какой-либо голос выдавал странную хриплую руладу диссонирующую с общим звучанием и сбивавшую с тона другие голоса. И вместе с этим затуханием музыки линял, блекл, истощался огненный шар, охвативший темное дерево. Зато над вновь проявляющимися, словно возрождающимися из огня, ветвями разрасталось черное облако жирной сажи.

В конце концов над площадью опять повис одинокий, заунывный стон, но и он скоро оборвался. Наступила тишина… И тут я понял, что удушающий запах исчез!

Люди, окружавшие площадь, зашевелились, начали тихо переговариваться, но не расходились, словно чего-то ожидая. Брауни у дерева конечно же уже не было, цепь снова висела свободно, а черные шнуры, которые Смига назвал «путы принуждения» видимо, сгорели. Но мое внимание приковывало темное, перекатывающееся само в себе облако, зависшее над черным деревом.

Прошло, наверное, несколько минут, а облако продолжало оставаться на месте, словно составлявшая его сажа не могла просто так рассеяться в воздухе или опуститься на землю. Я уже собрался было поинтересоваться у своего сопровождающего, как они будут убирать эту темную, висящую в воздухе массу, но именно в этот момент из тучи… пошел дождь!

Толпа снова смолкла, люди, не отрываясь, смотрели на то, как тяжелые, редкие черные капли лениво вываливались из клубящегося облака, с тяжелыми шлепками падали на ветки и ствол дерева, на утоптанную землю под ним и быстро впитывались в черное дерево и сухую пыльную землю. Впрочем, это был не дождь, вернее, не совсем обычный дождь – и дерево и земля под ним оставались сухими. Чернота, падавшая из тучи, тоже казалась призрачной, потому что на дереве она терялась, нисколько не прибавляя ему в цвете, а серая утоптанная земля оставалась такой же серой – черные, маслянисто поблескивающие капли впитывались в нее, не оставляя следов.

А туча, между тем исчезала. Ее объем не уменьшался, но она словно бы растворялась. Насыщенный черный цвет быстро выцветал, скоро туча стала… прозрачной, затем похожей на легкий сгусток темного тумана и наконец полностью пропала, рассосалась в воздухе или, если хотите, впиталась в землю. Как только это произошло над площадью пронесся ликующий вопль, а затем окружавшие площадь люди начали быстро расходиться.

Я смотрел на этих, быстро покидающих площадь, оживленных участников только что произошедшего… убийства, и вдруг мне пришло в голову, что все они выглядят на удивление бодрыми и… здоровыми. Мужчины, составлявшие большинство расходящейся толпы, были высоки ростом, мускулисты и, по всей видимости, сильны. Немногочисленные женщины имели статные фигуры и выступали очень уверенно, солидно. Именно в этот момент мне припомнилась причина, по которой я, собственно говоря, и оказался в этом Мире.

Повернувшись к вольному кхмету Смиге, я поинтересовался:

– А что, в вашем селе есть больница?..

У хозяина таверны удивленно поджались губы, а глаза воровато забегали, словно он почуял за собой некий грешок, но никак не мог понять в чем этот грешок заключается. После длительной паузы он неуверенно переспросил:

– Что господин сияющий дан хотел увидеть в нашем селе?..

– Я хотел бы увидеть больницу, – стараясь сохранять спокойствие пояснил я, – вашу сельскую больницу!

Смига мигнул, чуть откинув голову, облизал тонкие губы и чуть осипшим голосом прошептал:

– Господин сияющий дан, в нашем селе нет никакой… э-э-э… больницы!

– Но у вас есть какой-нибудь врач, лекарь, знахарь?! – раздраженно воскликнул я.

– О, конечно! – С облегчением произнес вольный кхмет и тут же озабоченно поинтересовался, – а разве господин сияющий дан ранен?!

– Нет, я просто хотел бы перед отъездом поговорить с тем, кто занимается лечением сельчан.

– А разве господин сияющий дан уже собирается покинуть наше село?! – С глубоким разочарованием протянул вольный кхмет Смига и быстро оглянулся на стоявших рядом четверых господ, – мы, признаться, надеялись, что господин сияющий дан почтит своим присутствием праздничный обед!..

Что-что, а вот обедать после только что увиденного зрелища мне вовсе не хотелось – в глотке до сих пор стоял удушливый запах горящего… мяса. Да и открывать своего лица перед этими странными селянами я не собирался, вдруг они знали как должен выглядеть настоящий сияющий дан Тон?! Потому я коротко и резко оборвал всяческие разговоры об обеде:

– Нет! Я и так слишком задержался в вашем селе! После разговора с вашим лекарем я немедленно продолжу свой путь!

Смига едва заметно вздохнул и коротко кивнул:

– Я готов проводить господина сияющего дана к нашему лекарю!

Затем он повернулся к ожидавшей нас четверке и что-то негромко им сказал. Все четверо обиженно взглянули на меня, неуклюже повернулись и направились внутрь постоялого двора. Я же быстро подошел к своей лошади и вскочил в седло. Наклонившись к приблизившемуся Смиге, я скомандовал:

– Показывай дорогу, вольный кхмет!

Смига снова кивнул и молча двинулся через площадь. Пурпурная Дымка вздрогнула, словно просыпаясь, и, мотнув головой, без понуждения с моей стороны тронулась следом за вольным кхметом.

Ехать пришлось совсем недалеко. Свернув с площади на одну из улиц, мы миновали домов десять-двенадцать и Смига остановился около небольшого двухэтажного строения с причудливым каменным крылечком и выступающим над каменной стеной первого этажа деревянным мезонином.

– Вот тут живет наш лекарь, а если господин сияющий дан хочет получить помощь, то надо въехать во двор. Там дом терпимости находится…

– Что там находится?!! – Изумленно возопил я.

– Ну… э-э-э… дом терпимости… – растерянно повторил вольный кхмет, оробев от моего крика, – там… это… раненые… ну… терпят, пока их лечат…

– Терпят… значит?.. – Переспросил я с некоторым подозрением.

– Ну конечно!.. – Утвердительно кивнул Смига, – им же больно, когда… это… раны обрабатывают или, там, суставы вправляют!

– Ясно… – протянул я и слез с лошади, – но, поскольку мне ничего обрабатывать или вправлять не надо, я, пожалуй, войду в дом.

С этими словами я поднялся на крыльцо и уже у самой двери еще раз обернулся в сторону вольного кхмета:

– А ты можешь быть свободным, больше мне ничего не понадобится.

Толкнув дверь я вошел в полутемную прихожую, и над моей головой негромко звякнул колокольчик. Комната, в которую я попал, оказалась довольно большой и темной. Окон в ней не было, зато наличествовало целых три двери – две в противоположной от входа стене и еще одна слева. По правой стене на второй этаж поднималась узкая лестница ограниченная высокими темными перилами.

Едва звоночек смолк, как за одной из дверей раздалось быстрое шлепанье, и она распахнулась, пропуская в прихожую невысокого пожилого мужчину с голым черепом, густыми кустистыми бровями, такими же густыми бакенбардами и носом картошкой над тонкими бледными губами. Переступив порог, он молча уставился на меня крошечными глазками, поблескивавшими из-под бровей, явно ожидая, чтобы я объяснил свое появление.

Несколько секунд мы молча рассматривали друг друга, а затем я вспомнил, кем являюсь в этом мире. Шагнув вперед, я довольно резко проговорил:

– Мне немедленно нужен лекарь! Член управы Смига сказал, что я могу найти его здесь!..

– Ага… Лекарь… – буркнул бакенбардистый мужчина, помолчал и спросил, – а как доложить?..

– Доложить?! – Я был очень удивлен, видимо, уже сказывалась привычка, что меня все сразу узнавали, – скажи, что его требует к себе сияющий дан Тон!

– И куда ему надо явиться? – Этот лысый недомерок явно издевался.

Я сделал еще шаг вперед и едва сдерживая ярость прошипел:

– Сюда!.. Немедленно!.. Бегом!.. Или я сделаю из него кулебяку, а нафарширую эту кулебяку тобой!!!

– Ой-ой-ой, как страшно… – пробурчал лысый и, неторопливо развернувшись, направился вглубь дома.

Оставшись один, я как-то сразу остыл, мне в голову пришло, что мужичок видимо имел причину держаться со мной столь вызывающе. И эту причину надо было понять!

Прошло около двух минут. Наконец за дверью послышались легкие шаги, дверь распахнулась и в комнату вошла молодая женщина. Бросив на меня быстрый рассеянный взгляд, она повернулась и указав рукой вглубь дома, произнесла:

– Прошу вас, господин сияющий дан.

В некоторой растерянности я последовал за дамой, то, что местным лекарем оказалась женщина почему-то стало для меня неожиданностью.

Хозяйка дома провела меня в небольшую комнату, служившую, судя по обстановке, кабинетом. Предложив мне стул с высокой спинкой, она сама расположилась в деревянном кресле за небольшим письменным столом и снова взглянула на меня. Только теперь, при достаточно ярком освещении, она увидела, что на мне глухой панцирь и, недовольно поморщившись, произнесла:

– Ну, я вас слушаю!.. Зачем сияющему дану так срочно понадобился лекарь?!

Вопрос был задан настолько знакомым, профессионально-врачебным тоном, что я невольно улыбнулся:

– Мне нужно задать вам, доктор, несколько вопросов… – со всей возможной галантностью проговорил я и тут же увидел вопросительно поднятую бровь.

– Как вы меня назвали?.. Доктор?.. Что это за выражение?

– Этим «выражением» я называю самых опытных, знающих лекарей, – быстро нашелся я.

– В таком случае, вы мне льстите! – Недовольно поджала губы хозяйка кабинета, – я всего четыре года назад закончила обучение, и мой опыт вряд ли достаточен для получения вашего комплимента!

«Серьезная тетенька!» – С невольным уважением подумал я, а вслух проговорил:

– Значит мы расходимся в оценке вашего опыта…

Женщина недовольно повела плечами и сказала:

– Ну, хорошо… В конце концов оценка моих профессиональных качеств для нашего разговора, как я понимаю, не слишком важна – ведь вы не ранены. Так какие же вопросы вас интересуют?

Я подобрался на своем стуле, негромко кашлянул и сформулировал свой первый вопрос:

– Много ли сейчас в вашем селе больных?..

– Двенадцать человек, – немедленно ответила она.

– Не могли бы вы описать мне характер их заболеваний?

– Четыре перелома, три очень сильных ушиба, одна травматическая ампутация пальца, – спокойно перечислила врачиха, – Все восемь человек находятся у меня в доме терпимости.

«Опять этот „дом терпимости“, – недовольно поморщился я, а „серьезная тетенька“, между тем, продолжала:

– Трое с небольшими ушибами лечатся дома, а вольный кхмет Тойт с вывихом челюсти ушел в лес!.. Ну да ему не с первый раз переносить вывихи на ногах!

– Но это все – травмы, – осторожно проговорил я, – А меня интересуют заболевания… Гриппы там всякие, ангины, гаймориты, ОРЗ…

Целую минуту женщина пялилась на личину моего шлема, словно я наговорил целую кучу непристойностей, а затем несколько неуверенно переспросила:

– Я не слишком хорошо поняла вас, сияющий дан… Какие заболевания вас интересуют?..

Я внимательно вгляделся в ее довольно миловидное лицо – похоже, она действительно не понимала, о чем я говорю!!

– Понимаете, меня интересуют заболевания не связанные с… э-э-э… несчастными случаями… Заболевания, при которых руки, ноги, шея, голова у человека целы, никто его не бил, не пытал, не… э-э-э… калечил. Просто человек… ну… простудился, заразился, съел что-нибудь некачественное… Просто у него температура поднялась!..

Тут я замолчал, потому что увидел – она по-прежнему не понимает, чего я от нее хочу.

С минуту мы сидели молча, а затем она задумчиво проговорила:

– Я ни разу в своей практике не встречалась с такими… к-гм… заболеваниями… Более того, во время учебы мне ничего не говорили о возможности такого… недуга – «температура поднялась»! Во всяком случае могу вас уверить, что в нашем селе таких болестей нет и никогда не было!

К концу своей фразы она обрела свою привычную профессиональную уверенность и закончила ее безапелляционным:

– И смею утверждать, господин сияющий дан, что таких болестей в нашем селе никогда не будет. Может быть в горах, откуда вы к нам пожаловали, и имеется нечто подобное, но здесь, в Высоком данстве люди без причины не страдают!

«В горах, откуда вы пожаловали… – повторилось в моей голове, – а здесь – нет! Не может этого быть! – Оборвал я сам себя, – просто мелкий сельский лекарь не владеет полной информацией!»

– Но, может быть, в других… э-э-э… районах данства такие заболевания имеются? – Осторожно поинтересовался я.

Она отрицательно покачала головой:

– Я была на последнем семинаре в столице, и если бы нечто подобное было, верховный лекарь данства, могучий дан Ольвер, конечно нам об этом рассказал бы!

«Верховный лекарь данства! – Воскликнул я про себя, – вот с кем мне надо поговорить!»

Я поднялся со стула и вежливо кивнул:

– Благодарю вас за помощь и прошу прощения за то, что оторвал вас от вашего благородного труда.

Врачиха тоже поднялась со своего места и впервые взглянула на меня без неприязни. Даже с некоторым интересом.

– Господин сияющий дан, а это правда, что вы были убиты Небесной Карой в Трольих горах?! Мне очень хотелось бы вас… э-э-э… осмотреть, говорят после удара Небесной Кары на теле человека не остается следов, он просто помирает от… неизвестной причины! – Проговорила она, выходя из-за стола.

– Если бы я погиб в Трольих горах, вряд ли мне удалось задать вам мои вопросы, – попытался я галантно отшутиться. Но она, похоже, была фанатом медицины.

– Нет, правда, господин сияющий дан, разрешите мне вас осмотреть. В вашем возрасте, – тут она слегка запнулась и быстро поправилась, – несмотря на ваше легендарное здоровье, осмотр лекаря не будет лишним. Вдруг у вас имеется какой-то скрытый перелом или потаенный ушиб. Впоследствии эти тайные пороки организма могут сказаться самым серьезным образом!

«Еще не хватало, чтобы ты узнала мои „тайные пороки“! – С усмешкой подумал я, а вслух проговорил:

– Я и сам хотел бы предоставить вам свою бренную плоть для осмотра и проверки, однако время не позволяет мне этого сделать!

Врачиха едва заметно вздохнула и пожала плечами:

– Очень жаль… Будете в столице передавайте привет могучему дану Ольверу, он наверняка меня помнит!

– Прошу прощения, госпожа лекарь, – переспросил я, – но от кого именно передавать привет? Я ведь не знаю вашего имени!

– Скажите, что от данессы Потины… – впервые улыбнулась женщина и стала от этого просто красавицей.

Я улыбнулся в ответ, но тут же сообразил, что моей улыбки никто не увидит. Коротко поклонившись, я развернулся и пошел прочь из сего лечебного заведения.

Вольный кхмет Смига не ушел назад на свой постоялый двор, он продолжал топтаться недалеко от моей лошадки, явно дожидаясь моего возвращения. Не обращая на него внимания, я поднялся в седло и, только усевшись как следует, посмотрел на вольного кхмета.

– Ну, что тебе еще нужно, член сельсовета?..

Смига судорожно сглотнул, коротко кашлянул и после этого хрипловато проговорил:

– Господин сияющий дан, разрешите мне… сопровождать вас!..

Просьба была для меня неожиданной, и потому, прежде чем ответить, я быстренько прикинул все плюсы и минусы такого «сопровождения». Минусов явно было больше.

– Значит, ты хочешь бросить свою налаженную жизнь, свое положение, свое дело и отправиться со мной… неизвестно куда?.. – Спросил я вольного кхмета, –зачем тебе это?..

– Я хочу отдать свою жизнь борьбе с нечистью! – Слишком, на мой взгляд, торжественно заявил Смига.

– Это не обязательно делать в моем обществе!.. – Усмехнулся я в ответ.

– Я всю жизнь мечтал поступить в вашу гвардию! – Еще более торжественно произнес Смига, – стать черным извергом – настоящее мое призвание и самая светлая мечта!!

Я оглядел его долгим взглядом, вспоминая черных извергов сияющего дана Тона, оставшихся на Столе Скорби в Трольих горах.

«Дурак!.. – Подумалось мне, – или фанатик – что еще хуже!.. Такой на тролля врукопашную готов полезть… а потом лежать на камнях с вывалившимся языком и выпученными глазами!.. Или у него за душой есть что-то другое, о чем он не хочет говорить!..»

– Лучшие мои гвардейцы погибли в Трольих горах, – ответил я после долгой паузы, – я не собираюсь набирать новых!

Тощий Смига отступил на шаг, словно его толкнули в грудь и удивленно спросил:

– Значит черных извергов больше не будет?! Но как же вы собираетесь в таком случае бороться с нечистью?!!

– Так, как я изложил это в своем «Возмездии Нечисти»! – Высокопарно, в тон своему собеседнику, ответил я.

Видимо, Смига почувствовал в моем ответе некую издевку, потому что, судорожно сглотнув, он вдруг выпалил:

– Хорошо, я скажу… Если вы, сияющий дан Тон, позволите мне встать рядом с вами, я смогу надеяться… стать вольным даном!

«Честолюбец, презирающий свое сословие! – Мелькнула в моей голове горькая мысль, – очень хочет в… даны!»

Я отрицательно покачал головой:

– Нет, я больше не поведу людей на смерть… Попробуй счастья… ну хотя бы у мощного дана Когга.

Я развернул Пурпурную Дымку и тронулся по улице в сторону околицы.

Скоро село в котором я так много узнал об этом Мире осталось позади. Сельская улица незаметно превратилась в неширокую дорогу, припорошенную серой пылью и обсаженную по обочине невысокими кустиками. Ехал я в полном одиночестве, по обе стороны от дороги простиралась кочковатая равнина, заросшая каким-то серым разнотравьем. И даже мелкие цветочки, поднимавшие порой свои венчики над этой сорной травой казались присыпанными жухлой, мертвой серью. Только далеко, на самом горизонте виднелась тонкая густо-зеленая полоска леса.

Я невольно усмехнулся – окружающий пейзаж, как нельзя более, подходил к моему настроению: все сплошь безрадостно серое и только где-то вдалеке проглядывал зеленый цвет надежды.

Путь мой, как я теперь понимал, лежал в столицу этого «Высокого данства», поскольку именно там обретался ихний министр здравоохранения, а по-местному верховный лекарь, могучий дан Ольвер, который наверняка мог просветить меня по поводу острых респираторных заболеваний среди местного населения… А также их переносчиков!

Моя магическая лошадка неслышно продвигалась вперед своим спокойным аллюром, а я мысленно сокрушался по поводу того, что не догадался выспросить у потенциального наемника Смиги дорогу в столицу. Даже, как называется эта столица не спросил! Но потом мне пришло в голову, что может быть моя забывчивость была и во благо – странно звучали бы мои вопросы в устах сияющего дана Тона!

Спустя пару часов, когда село, в котором я ночевал и «развлекался» поутру, осталось далеко позади, до моего слуха донеслась знакомая песенка. Вернее сначала я услышал, как кто-то далеко впереди напевает уже слышанную мной мелодию, потом я начал различать отдельные слова, потом она замолкла и вдруг зазвучала совсем рядом, за ближним придорожным кустом:

«Вот кто мне покажет, как добраться до столицы! – С довольной ухмылкой подумал я, – и не станет задавать лишних вопросов!»

Миновав куст, я увидел, что под ним сидит Фрик и напевает свою песенку, перебирая какой-то мусор, разложенный на небольшом платке. Я остановил Пурпурную Дымку и негромко поинтересовался:

– Чем занимаемся?..

– Перебираем мертвые вещи… – не поднимая головы ответил бывший шут.

– Зачем?.. – Переспросил я.

– Перебирая мертвые вещи, можно получить мертвое время…

– А зачем тебе мертвое время?..

– Мертвое время, в отличие от мертвых вещей, мертвых людей, мертвых идей и мертвых животных, не мешает.

– Кому не мешает?..

– Никому не мешает!

Он сгреб мусор посреди платка в кучку и быстро завязал его углы. Получившийся узелок он привязал к шнуру, удерживавшему его шорты на поясе и после этого поднял голову.

– Ну вот, я и получил столько мертвого времени, сколько мне было нужно.

– И что ты теперь будешь с ним делать?.. – Усмехнулся я.

– Я сошью из него еще одну прореху на свои штаны, – осклабился Фрик в ответной улыбке, – видишь, какая роскошная рубашка прикрывает мои зябнущие плечи? Она пошита тоже из мертвого времени!

Я оглядел его голый торс и пробормотал про себя:

– Не мешало бы тебе надеть обычную рубаху… Эта, пожалуй слишком роскошна для твоего тощего тела…

Но Фрик, казалось, не услышал сказанного мной. Вскочив на ноги, он приложил ладонь козырьком к глазам, посмотрел вперед и спросил:

– Мы по-прежнему направляемся в летнюю резиденцию высшего дана? Или ночь и утро образумили тебя?..

– Я действительно хотел бы изменить маршрут, – спокойно ответил я, не обращая внимания на его завуалированную колкость, – мне необходимо попасть в столицу.

– Ты думаешь найти там того, кто тебе нужен?

В голосе Фрика не было удивления, в нем не было даже вопроса, скорее он звучал… устало.

– Именно, – ответил я, – мне надо повидать могучего дана Ольвера.

Бывший шут несколько раз кивнул, словно вполне понял меня, а затем вдруг отрицательно покачал головой:

– Верховный лекарь не сможет вылечить ни тебя, ни меня… Мы просто получим еще толику мертвого времени! Только вот куда ты хочешь его… употребить?..

После этих слов гологоловый малыш впервые посмотрел на меня, а затем снова кивнул головой:

– Ну что ж, идем в столицу… А по пути ты расскажешь мне, как жители этого славного села развлекали тебя ночью и утром…

Фрик одним прыжком перескочил из-под куста в дорожную пыль и потопал вперед. Пурпурная Дымка, не дожидаясь моей команды, двинулась за ним следом, так что мне оставалось лишь начать рассказ о событиях сопровождавших мое пребывание в селе.

Впрочем, говорил я недолго, а Фрик, выслушав рассказ о сожжении на площади двух маленьких брауни, вдруг, не оборачиваясь, вздохнул:

– Бедняги!..

Мне почему-то показалось, что он имел ввиду совсем не брауни. После секундной паузы я спросил:

– Кто – бедняги?

– Жители села, конечно! – Ответил Фрик.

Вот тут я замолчал надолго. Мне почему-то захотелось самому разобраться с какой стати шут зачислил жителей оставшегося позади села в «бедняги».

Однако, как я ни прикидывал, ничего у меня не получалось – слишком уверенными в себе, сильными и… беспощадными выглядели эти «бедняги». Так что, спустя полчаса, я со вздохом произнес:

– Нет, не похожи эти ребята на бедняг!..

– Это потому, что они сами себя беднягами не считают, – неожиданно согласился шут, – ты не замечал, что люди похожи на то, чем они сами себя считают?

– Ну, ты себя считаешь классиком литературы, однако совершенно на оного не похож! – Откровенно рассмеялся я.

– А может быть ты просто не знаешь, как должен выглядеть классик литературы, – обернулся на ходу Фрик, и снова его личико украсила жуткая улыбка. – Или у тебя много знакомых классиков?..

«Резонно!» – С удивлением подумал я, а вслух произнес:

– Не обязательно быть знакомым с классиками, достаточно взглянуть на их портреты.

Шут отвернулся и несколько минут шагал молча, а затем, не оборачиваясь, проговорил совершенно изменившимся голосом:

– Если ты, сияющий дан, увидишь портрет мощного дана Когга, то скорее всего решишь, что это один из благороднейших вельмож Высокого данства… А если ты узнаешь его достаточно близко, то…

Тут он замолчал, но его мысль я понял! И, надо признать, несколько растерялся. А потому ответная фраза получилась у меня не слишком убедительно:

– Но… с литераторами, в общем-то, все достаточно просто… Внутренний мир классика литературы можно довольно точно узнать по его произведениям…

И тут колени у Фрика подогнулись, он пошел по дороге как-то боком, приволакивая ноги и потряхивая головой. В первое мгновение я подумал, что у него начался какой-то припадок, но затем я вдруг понял, что шут… хохочет! Хохочет радостно, прихрюкивая, повизгивая, икая и даже попукивая!.. Хохочет истово, с каким-то совершенно непристойным наслаждением. Хохочет… надо мной!!!

– Разве я сказал что-то смешное?!!

В моем сухом вопросе совершенно отчетливо прозвенела сталь.

Однако Фрика мой тон не напугал. Когда его перестал колотить хохот, он повернул ко мне свою улыбающуюся физиономию и покачал головой:

– Вот уж не думал, что сияющий дан, доживший до смерти, может быть таким наивным! Это ж надо – определить внутренний мир автора по его по произведениям! Ты знаешь придворного поэта высшего дана Горгота, вольного дана Шина?!

Я не ответил. Ну откуда бы мне было знать этого самого вольного дана, хотя сияющий дан Тон, конечно его знал. Не дождавшись моего ответа, Фрик, видимо, счел, что я молчу из высокомерия, и потому продолжил:

– Все Высокое данство восторженно стонет от его слюнявых лирических виршей! … Птички – пью, пью, пью, рыбки – шлюм, шлюм, шлюм! Тьфу!! И при этом всем известно, что Шин не пропустит ни одной юбки и ни одних… штанов, что весь его внутренний мир располагается между его ног, и кроме этого «мира» его ничего не интересует! А наш классик драматургии – вольный дан Полен?! Этот непревзойденный мастер морали и страстный поборник нравственности! Возможно тебе неизвестно, что он женился на собственной дочери, а затем проиграл ее, свою дочь-жену, светлому дану Кноку в кости, потому что его страсть к азартным играм была значительно сильнее его страсти к кровосмешению!!! И таких «совпадений» внутреннего мира художника с его творчеством я тебе могу привести сколько угодно!!! Так разве это не смешно?! Разве твоя «умная» фраза не должна была меня… развеселить?!!

«Да, действительно, смешно!» – Подумал я про себя, а вслух проговорил:

– Но тогда в твоем первом утверждении кроется противоречие.

– Да?.. Какое же?..

Фрик снова отвернулся от меня и продолжал бодро вышагивать по дороге.

– Если, как ты говоришь, люди похожи на то, чем себя сами считают, тогда эти твои… примеры… должны были выглядеть достаточно мерзко!

– Почему это, – пожал плечами шут, – И Шин и Полен выглядели, как добропорядочные классики литературы… Именно так, как должны выглядеть те, кем они себя считали!

«Похоже, что с ним лучше не спорить!..» – Усмехнулся я мысленно.

– Так почему же ты, все-таки, назвал этих селян беднягами? Сами себя они таковыми не считают, мне они тоже показались отнюдь не обездоленными, а вот ты усмотрел…

И тут шут неожиданно перебил меня. Продолжая шагать вперед, он полупропел, полупродекламировал:

С секунду я молчал, пытаясь увязать услышанный стишок с темой нашей беседы, а затем вдруг сообразил, что Фрик заговорил в рифму. А кроме того, он чуть притормозил и держался теперь рядом с моим левым стременем.

Я быстро огляделся. Открытая равнина, по которой Пурпурная Дымка несла меня от самого села, осталась позади, и теперь мы продвигались между невысоких холмов, поросших довольно густым кустарником. Как раз в этот момент серая от пыли лента дороги резко сворачивала вправо, огибая один из таких разросшихся, широко раскинувшихся на склоне холма, кустов.

Пурпурная Дымка миновала поворот и остановилась, а моя правая рука непроизвольно потянулась к древку секиры.

Впереди, метрах в пятидесяти, перегораживая дорогу, выстроилась маленькая армия, состоявшая из, бледнолицых, светловолосых необычайно худых и странно низкорослых мужчин, одетых в непритязательную одежку зеленого цвета и вооруженных простенькими луками. Лучников было не более пятидесяти, а с флангов их прикрывали совсем уж крошечные, не более пятидесяти-шестидесяти сантиметров росту, существа, похожие на карликов. В отличие от зеленых лучников, они были довольно упитанными, с краснощекими безбородыми физиономиями. Одеты малыши были довольно пестро, но, как я заметил, у всех у них на ногах красовались… валенки. Эти крошечные воины весьма энергично размахивали здоровенными для их роста дубинами.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы рассмотреть это странное воинство, а затем я услышал заикающийся шепот Фрика:

– Сейчас нас будут убивать…

– Кто это?.. – Поинтересовался я, не сводя глаз с перегородившего дорогу воинства, однако ответа на свой вопрос не получил. Скосив глаза влево, я увидел, что Фрик исчез, и почувствовал… облегчение. Мне почему-то подумалось, что пострадать в предстоящей схватке мог только он. Я чуть толкнул Пурпурную Дымку пятками сапог, и она медленно, вроде бы как осторожничая, двинулась вперед.

Однако, едва она прошла несколько метров, как передняя шеренга лучников опустилась на колено и приготовилась к стрельбе. Лучники второй шеренги также наложили стрелы на тетиву луков, а стоявшие позади них слегка заволновались. Малыши, толпившиеся на флангах выдвинулись чуть вперед, словно готовились немедленно после залпа лучников броситься в атаку. Я натянул поводья и остановил лошадь. И тут перед строем лучников появился еще один вояка, все в том же зеленом одеянии, но со странным золотистым отличительным знаком, приколотым к левому отвороту куртки. Сделав пару шагов вперед, он остановился и крикнул:

– Остановись, проклятый человек!!! Дальше ты не пройдешь!!!

Голос его прозвучал звонко, но, на мой взгляд, не слишком уверенно, а потому я переспросил с легкой насмешкой:

– Это почему?..

– Потому что мы убьем тебя!!! – Последовал столь же звонкий ответ.

– За что?! – Изумился я.

Мой, вполне естественный, вопрос, казалось, привел предводителя стрелков в некоторую растерянность. Однако, быстро справившись с ней, он в свою очередь спросил:

– Но ты же тот, кого называют сияющий дан Тон?!

– Допустим… – несколько уклончиво ответил я.

– Что значит – «допустим»?! – Возмутился мой собеседник, – ты, без сомнения, – сияющий дан Тон!!

– Но если ты в этом не сомневаешься, тогда зачем задаешь мне какие-то вопросы? – Снова усмехнулся я.

И снова предводитель стрелков оказался в некотором затруднении. Видимо мое поведение было достаточно необычным и сбивало его с толку. Немного подумав, он снова завопил:

– Мы, благородные эльфы, никогда не нападаем исподтишка и потому, прежде чем убить тебя, хотели еще раз убедиться, что не совершаем ошибки!!

– Ну и что?.. – Опять усмехнулся я, – убедились?!

– Убедились!!! – Рявкнул он и, повернувшись к своим воякам скомандовал, – выстрел!!!

Враз, тоненько взвизгнули луки и десятка два стрел метнулись в мою сторону. В панцирь попала едва треть, и та, бессильно ткнувшись в магический металл, улеглась в пыль дороги. А стрелявшие вояки, к моему несказанному удивлению, вдруг развернулись и бросились бежать прочь!

И тут меня словно что-то толкнуло изнутри! Я невольно приподнялся на стременах, взметнул над головой секиру и совсем уже собрался послать Дымку вперед галопом, как вдруг мне стало стыдно. Ну что, в самом деле! Куда это годиться – закованный в непробиваемую броню, защищенный магией верзила собрался искрошить в окрошку толпу плохо вооруженных малышей только за то, что они решили его убить! Ведь убить-то они меня все равно не могли!!

Я опустился в седло, успокоил свое страшное оружие в предназначенном для него седельном кармане и принялся ожидать дальнейшего развития событий.

Странное бегство зеленой армии прекратилось также быстро, как и началось. Удиравшие лучники остановились, развернулись, а затем медленно потопали к оставленным позициям. Когда они снова расположились в прежнем порядке, их предводитель снова показался перед строем и задал мне неожиданный вопрос:

– А почему сияющий дан не стал нас преследовать?..

Этот странный в устах военачальника вопрос мгновенно насторожил меня, и я быстро прощупал окружающий меня магический фон. Впереди по дороге, метрах в тридцати, как раз между двух разросшихся до полной непроходимости кустов, он имел крошечное возмущение. Я мгновенно определил, что там развернут совсем небольшой и довольно неумелый морок, прикрывающий… здоровенную яму. Если бы я погнался за этими зелеными провокаторами, то, вполне возможно, сейчас уже барахтался бы на дне этой ямины… Хотя, возможно, моя Пурпурная Дымка и перемахнула бы ее.

Я конечно решил не показывать, что мне стала известна их хитрость, и ответил, сохраняя простоватый тон:

– Просто мне сначала захотелось узнать, с какой это стати вы решили меня убить?

Этот, на мой взгляд, довольно простой вопрос внезапно привел в ярость всю стоявшую против меня армию. Они заголосили все, потрясая своими луками и дубинами, они вопили какие-то, непонятные мне ругательства, они плевали в мою сторону, хотя расстояние между нами было явно велико для такой «атаки», они до такой степени впали в ярость, что я физически ощущал бушующую в их сердцах ненависть.

Я тронул Пурпурную Дымку и подъехал к самому краю прикрытой мороком ямы. Остановившись я резко вскинул левую руку, и… вся эта орущая орава мгновенно смолкла!

Ткнув пальцем в предводителя, я коротко рявкнул:

– Ты говори!

Бледная физиономия предводителя зеленых скандалистов пошла яркими красными пятнами, на губах выступила пена, а глаза совершенно ошалели от яростного крика. Смысл моих слов не сразу дошел до него, однако через пару секунд в его глазах появилась мысль… и, похоже, она его удивила. Проведя по лицу ладонью, словно смахнув налипшую паутину, предводитель глубоко вздохнул и ответил с неожиданным сарказмом:

– Сияющий дан Тон считает, что у нас недостаточно причин, чтобы его ненавидеть?!!

И не дожидаясь ответа на свой вопрос, вдруг заорал, захлебываясь словами и брызгая слюной:

– Разве не по твоему слову люди бросились рубить наши священные рощи и срывать наши холмы?!! Разве не ты объявил нас – мудрых эльфов, нечистью, которую необходимо уничтожить?!! Разве не ты, позавидовав нашей красоте и уму, повелел навести порчу на весь наш род?!! Разве не по твоему наущению ваши маги сочинили Синий Дым, это проклятие эльфов?! Посмотри, что с нами стало от твоего Синего Дыма и подумай, до какой степени мы тебя должны ненавидеть!!!

С минуту он молчал, трясясь, как в ознобе, а затем его лицо располосовала страшная гримаса… улыбки:

– Но теперь мы отомстим тебе за все!!! Теперь ты один, без своих черных извергов, а мы не боимся твоего Ужаса Камней, нам не страшна твоя секира!!! Мы убьем тебя, чего бы нам это не стоило!!!

Тут он повернулся к своим бойцам и громко скомандовал:

– К бою!!!

Я невольно перевел взгляд на строй лучников и увидел, что в их руках появились большие боевые луки, а стрелы длиной больше метра уже наложены на тетивы и поблескивают стальными наконечниками!

«Вряд ли они смогут натянуть такие луки!..» – с усмешкой подумал я… И в этот момент с моей головой словно что-то случилось, словно в мозгу у меня лопнул некий нарыв и густой, тягучий гной начал растекаться внутри черепа! Перед глазами поплыл багровый туман, мое оцепеневшее сознание накрыла чужая неистовая ярость, а из глотки вырвалось хриплое, рваное рычание:

– Ты все сказал, подлый эльф, и теперь я, сияющий дан Тон, вобью тебе твои слова обратно в твою мерзкую глотку!!! Для этого мне не понадобится ни Ужас Камней, ни черные изверги, для тебя и твоих зеленых недоносков будет достаточно Серого Пламени!!!

В моей взметнувшейся вверх правой руке непонятно каким образом оказался выхваченный из-за плеча меч, и в следующее мгновение жестко посланная вперед Пурпурная Дымка, уже несла меня на строй эльфийских лучников.

Они все-таки успели дать один залп, но широкие лезвия секиры, вовремя вскинутой левой рукой, словно щит, прикрыли мою голову, а именно туда ударило большинство выпущенных стрел. Две длинные стрелы, оперенные серыми гусиными перьями, пронзили тело Пурпурной Дымки, не причинив ей никакого вреда, а одна ударила в предплечье поднятой руки и… сломалась, не в силах пробить магический металл.

В следующее мгновение Пурпурная Дымка взметнулась над прикрытой мороком яминой, а затем мой меч опустился в первый раз, разрубая от плеча до бедра предводителя эльфов!

Нет, они не побежали… Отбросив ставшие ненужными луки, они выхватили короткие мечи и толпой бросились на меня, а их маленькие мохноногие союзники, размахивая своими нелепыми дубинками, забежали ко мне в тыл, словно бы отрезая мне путь к отступлению. Однако я совсем не думал отступать! Мой длинный меч размеренно взлетал над орущей и суетящейся толпой эльфов и, опускаясь, выкашивал в этой толпе широкие прогалины. Странная светлая, чуть розоватая кровь била фонтанами из разрубленных тел, и светло-зеленые одежды моих врагов быстро темнели пропитываясь ею. Два или три раза кто-то из эльфов пытался запрыгнуть на круп Пурпурной дымки, но ее призрачная плоть не держала их. Они падали на землю, пройдя сквозь тело моей лошади, и не успевали подняться – ее задние лапы молниеносными, точными ударами в куски рвали упавшие тела.

Все было кончено в две-три минуты… Остатки эльфийского отряда – около десятка эльфов и чуть больше мохноногих малышей, побросав оружие и обхватив головы руками, бросились врассыпную в заросли кустов.

Из моей глотки вырвался хриплый победный крик, Пурпурная Дымка заплясала на месте, а мои глаза жадно оглядывали побоище, выискивая малейшее движение меж искромсанных неподвижных тел… И тут я пришел в себя. Моя рука, судорожно сжимавшая меч, упала, и клинок едва не вывалился из ослабевшей ладони. Я снова, на этот раз с ужасом, оглядел серое полотно дороги устланное порубленными, залитыми нелюдской кровью телами и из моего горла само собой вырвалось:

– Господи!.. Что же это я наделал?!

И вдруг у меня в голове прозвучал спокойный, высокомерный ответ:

«Это не ты наделал!.. Ты на такое неспособен, слизняк!.. Это я наделал, и теперь ты знаешь, что надо делать, когда нечисть заступает тебе дорогу!»

– Кто ты?! – Воскликнул я, и в тот же момент понял, что уже знаю ответ на свой вопрос.

«Я – сияющий дан Тон, чьим именем ты назвался… – прозвучал в моей голове все тот же высокомерный голос и вдруг, сбившись с принятого тона, поправился, – вернее, его Блуждающая Ипостась!.. Но не это важно, а то, что теперь тебе придется соответствовать принятому имени! Если же ты не сможешь ему соответствовать, то я… помогу тебе!»

И в первый раз я в этом безразличном, спокойном высокомерии почувствовал насмешку! Видимо, именно эта скрытая насмешка помогла мне овладеть собой.

«Посмотрим еще приму ли я твою помощь… в следующий раз!» – С холодной разумной яростью подумал я про себя, и тут же испугался – что если этот незримый, бестелесный дан Тон или, как он сам сказал, его Блуждающая Ипостась, заставляющая мое тело действовать по своему желанию, может услышать и мои мысли?!

Однако, никакого ответа на мою «бунтарскую» мысль не последовало. Напротив, голос дана Тона вдруг стал мягче, дружелюбнее:

«Хотя, может быть я и… погорячился, может быть из тебя еще и выйдет толк… Я с самого начала наблюдаю за тобой и могу сказать, что задатки у тебя безусловно есть. А вот характер надо воспитывать, иначе тебя быстренько сожрут, и никакие доспехи не помогут! Так что тебе прямой резон слушаться меня… Я этот Мир вот как знаю!!!»

И тут перед моими глазами явственно встал крепко сжатый кулак, обтянутый пергаментно бледной, старческой кожей.

Ничего не отвечая на столь лестное предложение, я снова оглядел устроенное мной побоище. На этот раз мне удалось сдержать поднимающийся в груди ужас.

«Что сделано – то сделано… – горько подумал я, – впредь буду осторожнее… А с этим даном… и его Блуждающей Ипостасью… разберемся!»

Впрочем, твердой уверенности в своей способности «разобраться» с невидимым, неощутимым, но действующим быстро и решительно призраком, у меня не было.

Я соскочил на землю и медленно обошел поле боя. Оно было невелико – во время схватки Пурпурная Дымка топталась на площадке не более десяти квадратных метров, да метра на два доставал мой меч. Эльфы и их союзники сами лезли под клинок, так что порубленные тела лежали кучами… Я наклонился над одним из убитых и… вытер клинок об его одежду. Уже вкладывая меч в ножны за плечом, я вдруг подумал, что поступаю так, как мог бы поступить сам дан Тон! Но это было безусловно мое действие!

Снова поднявшись в седло, я еще раз оглядел убитых мной эльфов, а затем развернул Пурпурную Дымку и двинулся дальше по серой дороге в направлении столицы Высокого данства.

Интерлюдия

Сияющая дана Хольна сидела, склонившись над очередным древним свитком. Рядом с ее столом стоял старый библиотекарь семьи Тонов, держа в руках еще два свитка, уже прочитанных даной. Наконец белокурая красавица подняла взгляд от рукописи, отодвинула ее от себя и с усталым раздражением произнесла:

– Нет! Тут тоже ничего нет!

– Если бы госпожа сияющая дана сказала мне, что именно она ищет, я, возможно, смог бы ей помочь… – подал голос старик библиотекарь.

Дана задумчиво посмотрела на его склоненную голову и задумчиво произнесла:

– Если бы я точно знала, что именно ищу…

Затем, передвинув свернувшийся свиток на край стола, она приказала:

– Забери это и положи на место! Принесешь мне… – она на секунду задумалась, а потом решительно продолжила, – принесешь мне переписку сияющего дана Тон-ота за… третий год правления высшего дана Горгота Первого.

– Хочу предупредить госпожу сияющую дану, что господин сияющий дан Тон-от не дожил до конца третьего года правления высшего дана Горгота Первого. Переписка за этот год обрывается на седьмой луне…

Да-да, – с улыбкой кивнула дана, – я помню…

Проследив взглядом за удаляющимся библиотекарем, сияющая дана дождалась, когда дверь кабинета за ним закрылась, затем открыла правый ящик стола и достала оттуда старую, потертую на сгибах бумагу. Аккуратно разложив ее на столешнице, она принялась внимательно вчитываться в написанный от руки текст.

Спустя всего несколько минут, дверь в кабинете даны Хольны резко распахнулась. Она недовольно подняла голову от документа, над которым работала – сияющая дана не привыкла, чтобы в эти часы ее беспокоили, тем более врываясь вот так, неожиданно, без доклада. Правда, вошедший в кабинет вольный дан Пард немедленно склонился в низком поклоне, но это проявление почтительности все равно никак его не оправдывало. Дана Хольна перевернула лежавшую перед ней бумагу лицом вниз и поднялась с места, вопросительно приподняв бровь.

Слуга даны выпрямился и чуть запыхавшись проговорил:

– Госпожа сияющая дана, я вам уже докладывал о полученном от Квирта сообщении!..

– Да, – раздраженно ответила сияющая дана, – он докладывал, что нашел место гибели отряда моего мужа, но ни самого сияющего дана Тона, ни его доспехов там нет! Вы что, получили новое сообщение?!

– Госпожа сияющая дана, до меня дошли весьма странные новости! – Снова поклонился Пард.

– Ну так рассказывай свои новости, – резко бросила дана, – и прекрати все время кланяться!!

– Госпожа сияющая дана, в канцелярию высшего дана Высокого данства направлена жалоба от мощного дана Когга. Он утверждает, что сияющий дан Тон проник в его ленные владения и выкрал двух пленных гномов, убив при этом четверых сторожевых псов!!

– Мой муж… выкрал у Когга двух гномов?!! – Потрясенно переспросила сияющая дана. – Но… э-э-э… это точные сведения?! Может быть вас ввели в заблуждение?!!

– Мне доставили копию этой жалобы прямо из замка дана Когга… канцлер мощного дана давно состоит на службе господина сияющего дана!

– Значит, мощный дан Когг считает, что мой муж находился в его владениях? – Снова переспросила дана Хольна. – Но сам-то Когг видел его?.. Может быть его… э-э-э… люди видели кого-то другого и приняли его за сияющего дана?!

– Мощный дан Когг действительно сам не видел господина сияющего дана, но его видел придворный маг дома Коггов, вар Марлок. Более того, вар Марлок вступил с сияющим даном в магический поединок и весьма при этом пострадал. Двое слуг дана Когга подтверждают рассказ вара Марлока, они также видели сияющего дана и еле унесли от него ноги… Но, что самое поразительное, эти слуги утверждают, будто оба похищенных господином сияющим даном гномов… ехали вместе с ним на одной лошади!!!

Удивление мгновенно сошло с лица сияющей даны и на нем снова воцарилось полное спокойствие.

– Оба этих слуги Когга просто сумасшедшие! – Брезгливо заявила она, – я скорее поверю, что мой муж, сияющий дан Высокого данства гуляет по стране голышом, чем в то, что он занимается магией или катает гномов на своей лошади!

– Госпожа сияющая дана, – снова склонился в поклоне вольный дан Пард, – я полностью разделяю ваше недоверие…

– Ну а раз ты разделяешь мое недоверие… – гневно воскликнула дана Хольна, – … если ты считаешь, что полученное тобой сообщение лживо, то зачем ты беспокоишь меня всем этим бредом!!!

Вольный дан Пард, не разгибаясь приподнял голову, взглянул в глаза своей хозяйке и медленно, чеканя каждое слово, проговорил:

– А что если это не выдумки и не ложь?!!

Левая бровка сияющей даны снова медленно поползла вверх:

– Не ложь?.. Объяснись…

– Что если в доспехах вашего мужа по стране бродит… самозванец?.. – Вольный дан выпрямился и говорил нарочито медленно. – Я знаю, что тропа, на которой были обнаружены останки отряда сияющего дана весьма… э-э-э… пустынна, но на ней вполне мог оказаться… случайно оказаться, какой-нибудь бродяга. Обнаружив вашего супруга, он вполне мог прельститься его доспехами, а тело… Такой человек может мертвое тело просто сбросить в пропасть, и все!.. Теперь его все принимают за сияющего дана…

– В таком случае, – перебила дана Хольна своего слугу, – ему стоило бы вести себя соответственно принятому имени! А он… возит на своей лошади… гномов! Я вообще не могу представить, чтобы Ветер подпустил к себе кого-то из нечисти, а уж позволить гному усесться на себя!.. Это просто невозможно!

– Но, госпожа, мой информатор сообщает, что сияющий дан едет совсем не на Ветре. Он пишет, что под даном Тоном какое-то странное полупрозрачное животное, только отдаленно напоминающее лошадь!

– Час от часу не легче!.. – Пробормотала сияющая дана, – значит Ветер тоже пропал!..

– Госпожа сияющая дана… – почтительно перебил ее вольный дан, – что нам делать с этим самозванцем? Я уверен, что доспехи захватил именно самозванец – его поведение, как точно отметила сама сияющая дана, совершенно не походит на нормальное поведения дана Тона!..

Дана Хольна повернулась к окну и с минуту раздумывала. Потом, не поворачиваясь, она задала вопрос:

– Куда направляется этот лже сияющий дан, вам неизвестно?..

– Нет, госпожа сияющая дана, – снова поклонился Пард, – слуги мощного дана Когга видели его у Совиной скалы, так что если он направится в летнюю резиденцию высшего дана, то его путь будет пролегать по весьма диким местам, и известий о нем мы не услышим довольно долго…

– А если он направится… сюда?.. – Быстро спросила сияющая дана.

– Я уже принял меры… – так же быстро ответил дон Пард, – мои люди перехватят его далеко от замка, а поскольку он едет один… без своих черных извергов…

– Ха!.. – Нервно оборвала его дана Хольна, – ты говоришь об этом самозванце, словно он сам сияющий дан!.. «Без своих черных извергов»!!

Вольный дан Пард сделал осторожный шаг вперед и вполголоса произнес:

– На самом деле, госпожа сияющая дана, мне глубоко наплевать истинный это сияющий дан или ложный! Я без всякого колебания поступлю с ним так, как прикажет моя госпожа… Благо момент для такого… обхождения весьма подходит!

– Как прикажу я… – медленно проговорила сияющая дана и быстро повернулась лицом к вольному дану, – найди его и… уничтожь! И сделай это до того, как он доберется до резиденции высшего дана или до… меня. Потом мы объявим, что наш отряд отыскал место гибели экспедиции сияющего дана и доставил его доспехи… – Она чуть помолчала, а затем негромко добавила, – молчание нашего отряда тоже надо… обеспечить!..

Вольный дан в который раз склонился в низком поклоне и, не разгибая спины, произнес:

– Я с радостью исполню мудрый приказ моей госпожи!..

Повернувшись на каблуках, он быстро покинул кабинет сияющей даны, а Хольна снова уселась за стол, но к прежней работе не вернулась. Она сидела неподвижно в своем кресле и о чем-то напряженно размышляла. Затем, подняв к потолку невидящие глаза она тихо произнесла:

– Только бы это и в самом деле был самозванец…

Глава 5

Выдать себя за умершего героя ничего не стоит, особенно если люди сами не вверять в то, что этот герой может умереть…

(Из разговора двух мародеров)

Фрика я догнал минут через сорок и с удивлением подумал, как далеко удалось ему уйти за столь короткое время. На этот раз он не поджидал меня, сидя за кустом, и не приветствовал мое появление одной из своих песенок – он быстро шагал по обочине дороги, выбивая фонтанчики серой пыли своими босыми ногами.

Когда Пурпурная Дымка, двигавшаяся своей привычной бесшумной рысью, поравнялась с экс шутом, он поднял голову и… отшатнулся в ужасе! Однако уже в следующую секунду на его лице появилась знакомая мне улыбка, и он, заикаясь, прошамкал:

Я невесело усмехнулся ему в ответ и покачал головой:

– Ты снова ставишь на первое место рифму и размер, оставляя прозябать истину и смысл!..

Улыбка быстро увяла на физиономии Фрика. Он отвернулся от меня, посмотрел вперед, словно хотел увидеть конец лежащей под нашими ногами дороги, а затем, чуть прибавив шагу, заговорил:

Фрик бросил в мою сторону быстрый косой взгляд и закончил почти скороговоркой:

С минуту мы ехали молча, и вдруг я почувствовал, что Фрик ожидает от меня ответа на свое стихотворение. Усмехнувшись про себя, я небрежно проговорил:

– Твой, довольно… примитивный, сонет никак не отвечает на мое предыдущее замечание… Скорее даже противоречит ему. Если все – как следует из твоих стихов, жаждут истины, то почему ты сам эту истину искажаешь?!

Фрик снова оглянулся на меня, на этот раз гораздо спокойнее, а затем, чуть пожав плечами, проговорил:

– Стало быть, ты меня боишься! – воскликнул я и расхохотался.

Фрик с новым испугом оглянулся на меня и еще прибавил ходу.

– И что же тебя так напугало?! – продолжил я, отсмеявшись, – неужели это маленькое недоразумение с толпой эльфов и… не знаю, как называются те мохноногие малыши…

– Хоббиты… – негромко буркнул шут, обходясь на этот раз без размера и рифмы.

– Хоббиты?! – удивленно переспросил я, – Мне, признаться, думалось, что хоббиты это плод воображения… э-э-э… писателей!

Я сделал паузу, рассчитывая на ответ Фрика, но тот промолчал, а потому я продолжил:

– Ты же не мог ждать от меня, что я буду спокойно наблюдать, как «нас будут убивать»? Если не ошибаюсь, ты именно так выразился, перед тем, как смыться?

Фрик оглянулся, убавил шаг и тяжело вздохнул:

– Я думал, сияющий дан найдет какой-то другой выход… Ведь спас же ты двух гномов!..

– Эти гномы ни на кого не нападали! – резко возразил я, – Более того, подругу одного из них зверски замучили два негодяя. Если бы я знал об этом раньше Крот и Носатый не ушли бы так просто от Совиной скалы!

Фрик резко остановился и повернулся ко мне всем телом:

– Ты хочешь сказать, что отомстил бы за подругу Пикли?!

– Как и за любое другое невинно убитое существо! – торжественно, словно давая клятву, ответил я.

Первый раз я увидел на физиономии этого сумасшедшего шута растерянность и недоумение. Он медленно поднял правую руку и ожесточенно поскреб свой голый череп:

– Но… как же так… ты ведь сам написал в своем «Возмездии нечисти», что любое убийство любой нечестии есть не только оправданный, но и благородный поступок!

Теперь пришла пора мне пожать плечами – я просто не знал, что на это ответить!

Но Фрик, казалось, и не ожидал от меня ответа. Медленно повернувшись, он снова зашагал по обочине дороги, помахивая руками перед своим лицом и что-то едва слышно приговаривая.

«Ну вот, теперь он начал говорить сам с собой!» – недовольно подумал я и попробовал отвлечь его от этого «разговора»:

– Слушай, Фрик, если ты такой начитанный, объясни мне одну непонятную вещь. Вольный кхмет Смига, показывая мне свои… э-э-э… реликвии, говорил про какой-то палец Спасителя по имени… э-э-э… вар Корта. Ну, будто бы этот палец своим пальцем замочил какого-то тролля. Так вот, что это за палец?

Шут немного умерил свой шаг, покосился на меня, словно хотел проверить, не разыгрываю ли я его, а затем прошепелявил:

– У Спасителя Высокого данства, высшего дана Кара Третьего Варвара было двенадцать главных советников, которых он сам называл пальцами. Так вот, вар Корта был первым из них. И действительно есть легенда, что вар Корта стал первым пальцем Спасителя после того, как убил вождя горных троллей Утля, напавшего на высшего дана…Убил, проткнув ему брюхо пальцем и удерживая до восхода солнца.

– Какая интересная история! – Довольно воскликнул я, – Судя по тому, что показал мне Смига, палец этого… э-э-э… первого пальца действительно мог проткнуть троллю брюхо.

Фрик, между тем снова прибавил шагу и ушел шагов на пять вперед.

Подняв глаза, я огляделся и вдруг понял, что этот длинный день наконец-то начал клониться к вечеру. Солнце уже опустилось за горизонт, и сумерки легли на окружавшие дорогу кусты, съедая их тени, растворяя четкий росчерк ветвей и листьев. А вот серая лента дороги неожиданно стала светлее, словно некий призрачный зыбкий отсвет лег на дорожную пыль, заставляя ее светиться! Мы как раз двигались вверх по склону довольно высокого холма, так что казалось, будто светлый, чуть переливающийся поток мелкой воды поднимается все выше и выше, к темному, еще лишенному звезд небу и… обрывается в нем. Именно так, по моему мнению, должен был бы выглядеть… край земли!

– За холмом, на опушке рощи должен быть старый постоялый двор… – раздался вдруг негромкий и совершенно отчетливый голос Фрика, – там мы сможем получить ужин и переночевать…

– Надеюсь, на этот раз ты составишь мне компанию, – поинтересовался я.

– Да, я тоже собирался ночевать на этом постоялом дворе, но… Мне кажется, не стоит показывать хозяину двора и его… постояльцам, что мы путешествуем вместе…

– Это еще почему?! – Удивился я, и насмешливо добавил, – ты считаешь, что мое общество как-то дискредитирует будущего классика?!

Тон, которым был задан этот вопрос, не понравился мне самому, однако Фрик ответил совершенно спокойно, без намека на страх:

– Ваша милость путешествует без своего обычного сопровождения, а места здесь не слишком спокойные… Местные жители, знаете ли, всегда очень хорошо ладили с нечистью, так что многим из них не по нраву ваша… борьба. Если они узнают, что я вас сопровождаю, мне может не поздоровится.

– Ты думаешь, я не смогу, если понадобиться, защитить тебя?! – Весьма высокомерным тоном поинтересовался я.

Фрик несколько секунд молчал, а потом запел своим непередаваемым голоском:

Последняя строка в исполнении этого хриплого, заикающегося, слегка гнусавого и пришепетывающего фальцета звучала настолько залихватски, что я невольно улыбнулся. А Фрик продолжал свою песенку:

– Да-а-а, теперь я понимаю за что ты получил по башке от дана Когга и был изгнан из замка! – Усмехнулся я, когда гнусавый голосок смолк. Но ответа от маленького шута не последовало. Я вгляделся в сгущающиеся сумерки и понял, что Фрик снова исчез, во всяком случае, рядом со мной его не было.

Пурпурная Дымка как раз перевалила через вершину холма, и с другой его стороны, почти у самого подножья, я увидел несколько тусклых огоньков. Именно к ним направила свою неторопливую рысь моя умная лошадка, а я, помятуя о предупреждении своего провожатого, на всякий случай произнес заклинания «Истинного Зрения» и «Истинного Слуха».

Постоялый двор, о котором говорил Фрик, представлял из себя довольно большой и очень старый одноэтажный дом в окружении нескольких совсем крошечных хаток, покосившихся сараев, сарайчиков и сараюшек. Вся эта масса несуразных построек была когда-то обнесена общим забором, но теперь от него осталось только несколько покосившихся, полусгнивших столбов, да воротная арка, лишенная самих ворот. Правда, на этих столбах, арке и нескольких высоченных соснах, торчавших в разных местах двора, гроздьями висели бледно-желтые магические плети заклинаний… Странных, древних, нечеловеческих заклинаний, свернувших Силу в совершенно невероятные, запутанные жгуты.

Я, осторожно объезжая средоточия чужой магии, провел Пурпурную Дымку к самому большому строению постоялого двора и у крыльца спрыгнул на землю. И в то же мгновение услышал, как в доме звонко звякнул колокольчик. Подходя к крыльцу, я услышал торопливое шарканье за дверью, кто-то явно спешил мне навстречу. Едва моя нога коснулась первой ступеньки крыльца, как дверь распахнулась, и в слабо освещенном проеме показалась здоровенная мужская фигура в широченных штанах и свободно распахнутой куртке, а из-за спины этой фигуры полыхнуло магией!

– Ну, кого это к нам принесло на ночь глядя?! – гаркнул басом стоявший в дверях гигант, вглядываясь в сумерки двора.

Я грохнул обутой в железный сапог ногой в ступеньку крыльца и гаркнул в ответ:

– Ты, тварь ползающая, как встречаешь сияющего дана Высокого данства?! Или давно не видел свежего пепелища?! Так я тебя на ближнее дерево устрою, чтобы ты хорошенько разглядел, как будет гореть твой гадюшник!!!

Фигура мгновенно как-то ужалась, уменьшилась в размерах, а затем раздался чуть подрагивающий сипловатый голос:

– Прости, господин, я со света не разглядел, кто стоит у крыльца!.. Что будет угодно господину сияющему дану?..

– Господину сияющему дану будет угодно получить ужин и постель на эту ночь! И от того, как господин сияющий дан эту ночь проведет, будет зависеть будущее этого… заведения!!

Несмотря на то, что тон хозяина постоялого двора изменился кардинально, моя ярость не уменьшилась, я буквально сдерживал себя, чтобы не раскатать этот домишко по бревнышку!

– Я сейчас же прикажу подготовить самый лучший отдельный домик для господина сияющего дана, – еще более униженно забормотал хозяин, – А ужинать господин сияющий дан будет в общей зале или прикажет подать ужин в домик?..

Протопав по застонавшим ступеням крыльца, я одним движением руки отодвинул в сторону здоровенного мужика со словами:

– А вот сейчас мы посмотрим, где нам вкушать наш ужин!.. Что тут у тебя за компания собралась?..

Довольно большой общий зал постоялого двора был освещен только огнем огромного очага, над которым на вертеле жарился целый кабан и тремя свечами, вставленными в кованные настенные подсвечники. За двумя столами сдвинутыми в центре зала сидело семеро совершенно различных существ. Трое кхметов в таких же как на хозяине постоялого двора широких штанах и распахнутых куртках. Двое довольно высоких эльфов в уже знакомых светло-зеленых одеждах. Маленький толстый гном, даже за столом не снявший свой кожаный колпак, и пикси, которого я сразу узнал по курносому носу, длинным, рыжим, нечесаным лохмам и огромному островерхому колпаку, пристроенному рядом со стулом. Над столом призрачным синеватым облачком висело явно только что состряпанное заклинание «Не своей Личины», так что все сидевшие должны были выглядеть, как люди… Вот только я-то смотрел на эту компанию «Истинным Зрением»!

По углам зала и позади пустой стойки притаился мрак, но никакого движения там не ощущалось. Остальные столы были пусты и на них покоились перевернутые вверх ножками стулья.

Осмотрев залу я повернулся к хозяину и приказал:

– Принеси мне свой хлеб!..

– Чего?.. – не понял он, но тут же спохватился, – Сейчас, господин сияющий дан!..

Прошмыгнув мимо меня, он бросился за стойку, открыл незаметную дверцу и скрылся в другом помещении, по всей видимости, кухне. Я медленно подошел к столу и с легкой насмешкой приподнял правую руку:

– Привет честной компании!..

– Будь здоров, господин сияющий дан… – нестройными голосами ответствовали сидевшие вокруг стола.

Я наклонился над столом, заставленным бутылками и закусками и ласково поинтересовался:

– Ну, и что мы тут замышляем?..

Шестеро из сидевших разом откинулись на спинки своих стульев, словно неведомая сила толкнула их в грудь, но один из кхметов, видимо самый сообразительный, криво усмехнувшись ответил:

– Да вот, господин сияющий дан, замышляем полакомиться кабанчиком, а завтра, если господин сияющий дан позволит, замышляем добыть оленинки… Кушать очень хочется…

– Да, кушать очень хочется, – согласился я, – и не только кхметам… Так что против оленинки я ничего не имею!..

– А что, – осторожно поинтересовался тот же кхмет, – господин сияющий дан собирается надолго задержаться на этом постоялом дворе?..

– Волнуешься, как бы я на вашу оленинку руку не наложил?.. – Усмехнулся я в ответ, – не волнуйся… Я завтра рано утром покину эту… гостеприимную обитель… Дела, знаешь ли, неотложные.

– Дела… – поддакнул гном и серьезно посопел носом.

– Неотложные… – подчеркнул пикси неожиданно высоким, детским голоском и значительно посмотрел на одного из эльфов.

В этот момент рядом с моим левым локтем осторожно кашлянул вернувшийся хозяин постоялого двора. Я повернулся к нему и увидел, что тот держит в руке завернутый в тряпицу каравай хлеба явно домашней выпечки. Взяв из его рук хлеб, я осторожно отломил от него горбушечку, внимательно рассмотрел мякиш и понюхал отломленный кусочек. Хлеб был совсем неплох… Снова завернув каравай в тряпицу, я приказал:

– Этот каравай, кабанью ногу, миску соленых овощей, тарелку зелени и два кувшина вина отнесешь в мой домик. Ужинать я буду там, чтобы не нарушать… – я еще раз оглядел сидящую за столом компанию, – ваше празднество! Уеду я завтра рано утром, так что завтракать не буду, можешь не беспокоиться. Домик мой когда будет готов?..

– Да уже наверное готов… – с явным облегчением проговорил хозяин, – я туда служанку послал, а она у меня девка расторопная!..

– Пошли, проводишь!..

Я повернулся к выходу и бросил через плечо: – А вам, почтеннейшие, приятного вечера!..

До дверей меня провожало полное молчание, а когда я, положив руку на верхний наличник и чуть задержавшись в дверях, вышел на крыльцо, хрипловатый голос следовавшего за мной хозяина постоялого двора негромко спросил:

– А лошадку вашу в конюшню устроить?.. И кормить ее чем?.. Я смотрю, господин сияющий дан один путешествует, без свиты…

– Лошадку мою никуда устраивать не надо, она сама о себе позаботиться, – ответил я, не обращая внимания на его последние слова, – давай, показывай, где моя спальня!

Однако, вопрос хозяина постоялого двора был дельным. «Ступай-ка ты, милая на местную конюшню… – мысленно обратился я к Пурпурной Дымке, – надеюсь никто тебя там не обидит!»

Моя лошадка, следовавшая за мной по пятам, как-то странно хмыкнула и потрусила вглубь двора.

Кхмет быстро пошагал вперед к ближайшему крошечному домику, а я последовал за ним. Уже почти у самой двери, он обернулся и быстро зашептал:

– Господин сияющий дан, служанку-то, ту, что сейчас вам постель стелет, я с ужином пришлю. Вы, если захотите, можете… ну… это… Она девка мягкая, ласковая… А после вы так хорошо спать будете… как уби…

– Присылай, присылай, – перебил я его, – там видно будет, что с твоей служанкой делать!

Хозяин распахнул дверь домика и быстро юркнул вперед. Следом за ним вошел и я.

Внутри это, как я уже сказал, маленькое строение было, тем не менее, разделено на две части. Прямо за входной дверью располагалась небольшая спальня освещенная крошечной масляной лампой. От порога к большой, высокой кровати, снабженной периной, двумя роскошными подушками и цветным одеялом без пододеяльника, тянулась узкая пестрая дорожка, связанная из разноцветных лоскутков.

Стоило мне увидеть эту дорожку, как под сердцем защемило и страшно захотелось назад, домой! Именно такая дорожка лежала на полу в большой горнице моей бабушки! Однако, мне удалось быстро взять себя в руки и сохранить достоинство сияющего дана Высокого данства.

Кроме кровати в спальне наличествовал небольшой умывальный столик снабженный вполне приличным зеркалом и небольшой стол с приставленным к нему стулом – эта «мебельная пара» расположилась у правой стены под единственным окошком. Рядом с кроватью, в самом углу, виднелась небольшая дверка, ведшая во второе помещение домика.

Я ткнул пальцем в сторону этой дверки и резко спросил:

– Там что?!

Огромный кхмет слегка смутился, кашлянул в кулак и пояснил:

– Ну… это… чтоб, значит, утром на двор не бегать…

– Ясно… – кивнул я.

В этот момент дверка, о которой мы беседовали, распахнулась и в спальню вышла высокая, полненькая рыжеватая девица лет четырнадцати-пятнадцати, единственный наряд которой состоял из длинной белой рубахи, завязанной под горлом. Увидев меня, она слабо охнула и присела, словно у нее ослабли колени.

– Вы ей понравились, господин сияющий дан, – тут же быстро зашептал хозяин постоялого двора, – гляньте, как она на вас уставилась!..

Может быть я ей и понравился, только по глазам бедной девчонки этого сказать было нельзя. В них плескался нескрываемый дикий ужас!

Я сделал аккуратный, крадущийся шаг вперед, и лоскутная дорожка погасила стук металлического каблука.

– Ну что, милочка, ты закончила свою работу?.. – самым дружелюбным тоном поинтересовался я у застывшей в дверях девчонки.

Она перевела глаза на хозяина, затем снова посмотрела на меня и судорожно дернула головой, подтверждая, что домик готов к приему постояльца.

– Тогда ты свободна…

Девчонка встрепенулась и, мелко семеня ногами, быстро прошмыгнула мимо меня к выходу.

Я проводил ее взглядом и с усмешкой обратился к кхмету:

– Значит, говоришь, она мягкая и ласковая?.. А по внешнему виду не скажешь!

– Что вы, господин сияющий дан, – заторопился тот с ответом, – это она просто… ну… не ожидала увидеть столь высокого гостя! Если вы пожелаете, она все сделает, как надо, можете не сомневаться!

Я посмотрел на здоровенного кхмета долгим взглядом и нехорошим голосом поинтересовался:

– А кто она тебе?

– Никто!.. – тут же отрапортовал хозяин постоялого двора, – Сирота из соседней деревни. Прибилась, работает за еду…

– А свои дети есть? – все тем же тоном спросил я, не сводя с кхмета взгляда.

– Есть!.. – поспешил ответить он, и тут же в его глазах полыхнул ужас, – Только и сын, и дочь сейчас в отъезде!.. Уехали они к… э-э-э… тетке в столицу… Тетка там у них… портниха… они к ней…

– А жена?.. – перебил я его.

Глаза у кхмета забегали, словно он не понял вопроса:

– Жена… это… жена с ними уехала… К сестре…

– Пошел прочь! – рявкнул я, отворачиваясь к окну.

Позади меня мягко прошелестели шаги и дверь, негромко скрипнув, закрылась.

Я развернулся и, подойдя к двери, осмотрел ее. Крючок, прибитый вверху дверного полотнища, был конечно же слабоват, а вот засов, установленный посередине двери, выглядел вполне надежно. Вернувшись к кровати я уселся на одеяло и… можно сказать, пригорюнился.

Прошло минут двадцать, и в дверь моего домика тихо постучали. Я поднял голову и крикнул:

– Входите, открыто!

Дверь как-то неуверенно приоткрылась, в проеме стояла рыженькая служанка, а в руках у нее был огромный вытянутый поднос, похожий на щит гоплита.

Первым моим побуждением было броситься к дверям, чтобы помочь девчушке, однако я сдержал себя, вместо этого я небрежным жестом указал на столик у окна:

– Сложи все сюда!

Девчонка с трудом протиснулась в дверь и, двигаясь вдоль стены, направилась к указанному мной столу. Добравшись до места, она принялась раскладывать принесенную снедь на столике, поминутно бросая в мою сторону испуганные взгляды. Наконец она переставила все принесенные тарелки и кувшины с подноса на стол, опустила поднос и замерла, прикрыв глаза.

С минуту мы молчали, а потом я вдруг увидел, как по ее щеке покатилась быстрая слеза.

– Почему ты плачешь?! – удивился я.

Она, не открывая глаз, помотала головой и вскинула правую руку к лицу, ко рту, словно ловя готовый вырваться крик.

Я поднялся с кровати и хотел сделать шаг в ее сторону, но вовремя остановился – мой шаг мог напугать ее еще больше.

– Почему ты плачешь?.. – повторил я свой вопрос, – поверь я не собираюсь тебя… э-э-э… обижать!..

Она наконец-то открыла глаза и посмотрела на меня почти безумным взглядом.

– Хозяин сказал, чтобы я сделала все, что вы прикажете… – едва слышно прошептала она побелевшими губами.

– Но я не собираюсь тебе ничего приказывать… – я развел руки в стороны, демонстрируя свои мирные намерения, – правда, у меня к тебе есть несколько вопросов и, возможно, маленькая просьба, но они, поверь мне, никак не могут тебя обидеть!

Взгляд ее стал немного осмысленнее, и напряженное лицо слегка расслабилось.

– Присядь… – предложил я ей, указывая на стул, а сам вернулся на кровать.

– Скажи мне, дитя, – ласково проговорил я, беря почему-то тон разговора с ребенком, – как тебя зовут?..

Как оказалось, манеру разговора я выбрал абсолютно верную. Ее лицо вдруг задрожало и слезы быстро побежали из обоих глаз, только теперь эти слезы явно были вызваны не страхом, а потому ясно услышал ее ответ:

– Мара, господин сияющий дан…

– Почему ты опять плачешь? – Участливо поинтересовался я.

– Ах, господин сияющий дан, – неожиданно улыбнувшись сквозь слезы пробормотала девчонка, – вы не представляете, как давно никто не называл меня «дитя»!

– Верно, последним, кто это делал, была твоя матушка? – Улыбнувшись спросил я.

Улыбку мою она конечно видеть не могла, но интонацию уловила совершенно верно и снова улыбнулась в ответ.

– Нет, господин сияющий дан, моя матушка умерла родами. Это мой отец называл меня так… Десять лет назад его… убили.

– Кто убил? – Невольно вырвалось у меня.

– Я не знаю… – она опустила взгляд, но тут же снова вскинула глаза на меня и с некоторым вызовом добавила, – потом мне рассказали, что это были люди… это были… ваши черные изверги. Отца обвинили в связи с… нечестью и… убили, как предателя рода людского!

– Да, обвинение очень серьезное… – задумчиво проговорил я.

– Отец зарабатывал тем, что заготавливал бревна и вывозил их из леса. Работал он один, потому что у него не было денег, чтобы нанять помощников. Как же он мог враждовать с… нечестью?.. Один в… нечистом лесу?..

Она замолчала и снова склонила голову. Несколько секунд мы молчали, а затем я возобновил свои расспросы:

– И с момента… гибели… твоего отца ты живешь здесь?..

– Нет, – она отрицательно покачала головой, – Корда хотел забрать меня, но наша соседка, бабушка Грета не дала. Два года я жила у этой одинокой старушки, но ее тоже сожгли черные изверги. Она была… целительницей, знала травы, корешки, камни…

– Ее тоже обвинили в связи с нечистью… – проговорил я, и это не было вопросом.

Девушка молча кивнула.

– Ну и как же ты попала сюда?..

Она пожала плечами и, не поднимая лица, произнесла:

– После того, как бабушку Грету сожгли, вольный кхмет Корда пришел и забрал меня к себе… Больше никто в нашей деревни спорить с ним не захотел.

– Ясно… – медленно протянул я, – Ну, и как же тебе здесь живется?..

Девчонка подняла на меня удивленные глаза и криво улыбнулась.

– Ясно… – повторил я.

Мы немного помолчали, а затем девушка неуверенно поинтересовалась:

– Так что, господин сияющий дан, мне можно возвращаться к хозяину?..

– А где ты ночуешь? – задал я ей неожиданный вопрос, который, как мне показалось, ее несколько смутил. И ответила она мне, слегка запнувшись:

– Ну… вообще-то у меня есть одно место на конюшне. Если я ночью… никому не нужна, то я забираюсь туда. Там тихо и спокойно…

– Тогда у меня к тебе будет небольшая просьба, – я старался говорить, как можно спокойнее, – Не могла бы ты прямо сейчас забраться в это свое местечко и просидеть там до утра? Ведь твой хозяин будет думать, что ты у меня и разыскивать тебя не станет!..

Несколько секунд она молчала обдумывая мою просьбу, а затем испуганно посмотрела прямо в мое забрало:

– А вы, господин сияющий дан, не скажите хозяину, что меня в вашем домике не было?

– Нет, не скажу, – я поднялся с кровати, давая понять, что разговор окончен, – но и ты меня не подводи, отправляйся на свою конюшню и до утра не показывайся!

Девчонка быстро вскочила со стула, неловко поклонилась и метнулась к выходу. Я последовал за ней и, придержав дверь, убедился, что она побежала в сторону длинного, низкого сарая, стоявшего на отшибе, в дальнем конце двора.

Когда девчонка скрылась в своем убежище, я оглядел темный двор. Ночь висела над ним, рассыпав в небе яркие искры звезд, и только три освещенных окошка отвечали этому небесному сиянию своим тусклым светом – два окна большого приземистого дома и одно в моей крошечной хибарке. Я отступил за порог и, прикрыв дверь, задвинул засов. А затем…

Пройдя к столику, на котором был разложен мой ужин, я взял в руки ковригу с отломанной горбушкой и внимательно оглядел спальню. Самым удобным для задуманного мной дела, показался мне умывальный стол. Подойдя к нему, я переставил большой кувшин и глубокий таз на пол, а вместо них водрузил на стол свою ковригу. Затем, отщипнув от своего магического кокона малую толику, я принялся составлять заклинание. Нужные слова, звуки, пассы на удивление легко приходили в мою голову, а хлеб был очень хорош – настоящий живой, деятельный. И тот маленький кусочек мякиша, который мне удалось приклеить к верхнему наличнику входной двери общей залы постоялого двора, отозвался практически сразу же.

Когда мое заклинание было полностью оформлено и произнесено, коврига на столе медленно растаяла, вслед за ней исчез сам стол, часть стены и потолка, а вместо них появилась общая зала… Не вся, конечно, а только ее центральная часть, но мне этого было более чем достаточно. Выскользнув из доспехов и улегшись на кровать поверх одеяла, я принялся наблюдать за происходящим в этой зале.

Компания пировала. Грубо накромсанные куски дымящейся кабанятины были навалены на огромное блюдо, расположившееся посреди стола. Вокруг блюда с мясом красовалось множество мисок с разными соусами, овощами, сырыми, солеными, мочеными, маринованными или обработанными другими неизвестными мне способами. Две-три краюхи хлеба, порезанные на крупные скибы лежали прямо на столе. Несколько разномастных кувшинов оживляли открывшийся мне натюрморт. Из всех собравшихся за столом только гном орудовал здоровенной двузубой вилкой, остальные предпочитали использовать в качестве столовых приборов собственные руки, иногда помогая себе здоровенными складными ножами. Разговора за столом не было, поскольку все были заняты жратвой. А над столом по-прежнему висело облако заклинания «Не своей Личины».

Это «буйство плоти» я наблюдал в течение, наверное, получаса. Наконец хозяин постоялого двора откинулся на спинку стула, громко рыгнул и, достав из кармана штанов здоровенную щепку, принялся ковырять в зубах. Спустя пару минут остальные три человека тоже насытились и отвалились от стола. Затем оба эльфа, лениво ковырявшие остывшее мясо, лежавшее перед ними, бросили на стол свои ножи, а следом за ними и пикси, бросив под стол обглоданную кость и хлебнув из кружки, принялся вытирать вымазанные жиром руки о свои рыжие лохмы. И только гном продолжал методично жевать, отправляя в рот аккуратно отрезанные ломтики кабанятины и какие-то меленькие зеленые овощи.

Семеро его товарищей некоторое время молча наблюдали за ним, а затем пикси, похоже самый шустрый из всей компании, пропищал своим детским голоском:

– Ну, Парпик, долго мы еще будем ждать, пока ты набьешь свое брюхо?

– Наелся, так помолчи!.. – буркнул в ответ гном между двумя кусками мяса.

– А чего его ждать?.. – проговорил тот самый кхмет, который беседовал со мной, – мы можем поговорить и под его чавканье!..

Ну, это был уже откровенный поклеп – в отличие от всех остальных гном ел очень аккуратно. Однако Парпик ничего не ответил на выпад наглого кхмета, только взглянул на него исподлобья.

А кхмет, оглядев сидящих за столом, неожиданно усмехнулся:

– Ну, как я понимаю, мысль у нас у всех одна… Что будем делать?..

– А может быть ничего делать не надо?.. – странно заискивающим тоном поинтересовался здоровенный хозяин постоялого двора.

Остальные шестеро, исключая жующего гнома, с явным удивлением посмотрели на него. А озвучил это удивление все тот же говорливый кхмет:

– Как это – ничего?! К нам сама собой заплывает такая рыбина, а мы, значит, будем зевать?!

– Но… Он же… убит!.. Его же убили в Трольих горах! – Почему-то шепотом проговорил хозяин постоялого двора, – он же… мертвый!!

Говорливый кхмет ощерился в нехорошей улыбке:

– Не знаю, не знаю… Я видел совершенно… живого сияющего дана. Может быть его и убили в Трольих горах, но это не помешает мне убить его еще раз! Вы знаете сколько дана Хольна, его жена, обещала заплатить за доспехи дана?!!

– Вот именно, что за доспехи!.. – Негромким, тусклым голосом произнес один из эльфов, – а сам дан, как уже сказал почтенный Твик, вполне жив и находится в… своих доспехах. С ним тролли не справились, так каким же образом мы сможем достать его… из доспехов?!

Кхмет Твик снова изобразил свою гнусную усмешечку:

– А вы, почтеннейшие, заметили, что рыжая Мара понесла сияющему дану ужин и… не вернулась?! Как вы думаете, почему она не пришла назад?.. – Он повернулся к хозяину постоялого двора и ядовито поинтересовался, – Может быть ты, достопочтенный Корда, скажешь, почему Мара не вернулась?..

Хозяин постоялого двора пожал плечами, очень неубедительно изображая недоумение:

– Ну… может быть она решила, что больше здесь не нужна и отправилась в спальню…

– Отправилась в спальню без твоего разрешения? – Насмешливо переспросил Твик, – да она без твоего разрешения дышать не будет! Скажи лучше, что ты решил подложить свою девку его милости, господину сияющему дану! Разве не так?!!

– Ну… э-э-э… ну… – попытался придумать какое-то возражение Корда, но Твик махнул на него рукой, заставляя замолчать, а затем, еще раз оглядев сидевших за столом, спросил:

– Или вы думаете, что и в постели с девкой дан валяется не снимая доспехов?!

Компания мгновенно оживилась, и даже на вытянутых лицах эльфов появился слабый признак улыбки. Пикси вскочил со стула, не забыв прихватить с пола свой колпак, выхватил из-за пояса здоровенный ржавый кинжал и пискнул:

– Пошли, прихватим его на девке!!!

– Не торопись, рыженький, – усмехнулся кхмет Твик, – Мара конечно не «ах» и в женском деле мало что понимает, но и на ней наш старенький дан хоть немного да утомится. Вот тогда мы и сможем войти в его дом, забрать его доспехи и оружие… А если он пошевелится, ну что ж… мы не виноваты!..

– Мы сможем войти, – раздался тусклый голос эльфа, – если дверь его дома будет не заперта. А насколько мне известно, двери всех гостевых домиков снабжены засовами.

– Верно, снабжены… – утвердительно кивнул Твик, – вот тут нам и поможет наш дорогой Корда.

Он повернулся к хозяину постоялого двора и, прищурив левый глаз, спросил с напором: – Ведь ты нам не откажешь в этой маленькой услуге? – А затем перевел взгляд на двух, сидящих рядом эльфов, – наш друг Корда может отодвинуть любой из этих засовов снаружи… И закрыть их… А то как бы он мог так часто устраивать на своем постоялом дворе… несчастные случаи с путниками?..

Затем он снова повернулся к хозяину постоялого двора и спросил с уже нескрываемой угрозой:

– Так ты откроешь нам дверь?..

Огромный кхмет как-то странно сжался, а потом вдруг замотал головой:

– Нет!.. Если бы это был кто-то другой!.. А дан Тон… Я не могу!..

– Вот как?.. – Медленно проговорил Твик.

– Я не могу рисковать!.. – Быстро заговорил Корда, – Если у нас что-то сорвется, сияющий дан уничтожит всю мою семью… От него не скроешься и его не подкупишь!.. Я не могу рисковать судьбой сына и… дочери…

– А вот мы рискнули, когда тебе надо было убрать отца Мары! – Перебил его Твик, – мы рискнули выдать себя за черных извергов!.. И не однажды!.. Сколько раз мы выручали тебя, почтенный Корда?..

– Я с вами за все рассчитался! – Вдруг рявкнул басом хозяин постоялого двора, – я с вами рассчитался честно и окончательно!

– А теперь ты поможешь нам… – вкрадчиво проговорил Твик, – а мы рассчитаемся с тобой… Честно и… окончательно… Или ты хочешь, чтобы сияющему дану Тону стало известно, сколько у него на самом деле было черных извергов и чем они занимались?..

Несколько секунд хозяин постоялого двора и кхмет Твик сверлили друг друга взглядами, а затем Корда опустил глаза и вздохнул:

– Хорошо… я открою вам дверь гостевого домика…

– Вот и ладненько… Вот и молодец… – чуть ли не пропел Твик, а затем, повернувшись в сторону все еще жующего гнома, спросил, – Парпик, ну, ты, наконец, наелся?

Гном в очередной раз приложился к своей немаленькой кружке, затем достал из кармана штанов огромный клетчатый платок, вытер толстые губы, сунул платок обратно в карман и глухо буркнул:

– Я с вами не пойду.

Целую минуту над столом висело тяжелое молчание, а затем пикси удивленно спросил:

– Почему?..

– Я не хочу участвовать в убийстве девчонки.

– Посмотрите на это невозможное чудо, – проскрипел мертвым голосом один из эльфов, – благородный гном!

Еще некоторое время все молчали, а затем кхмет Твик вкрадчиво поинтересовался:

– Какие трудности, Парпик? Помнится, тебя не смущало убийство отца Мары, что же теперь?..

– И с чего ты взял, что мы… что они собираются убить девчонку? – Вмешался в разговор хозяин постоялого двора.

Гном перевел тяжелый взгляд на Корду и все тем же глухим, спокойным голосом переспросил:

– А ты думаешь Твик, или Ильрейк, – он кивнул на одного из эльфов, – оставят в живых свидетеля убийства сияющего дана Высокого данства?

И, с тяжелой ухмылкой оглядев огромного кхмета, гном добавил, словно выплюнул:

– Дурак!

И тут прозвучал так хорошо знакомый мне заикающийся и пришепетывающий фальцет:

– Хозяин!.. Кто хозяин этого замечательного постоялого двора?

Сидящие за столом разом повернулись к входной двери и уставились на вошедшего Фрика. С минуту длилось молчание, а затем один из кхметов, до сих пор до сих пор не сказавших ни слова, проговорил хрипловатым тенором:

– Это что еще за чучело?!

И, довольно ухмыльнувшись, спросил:

– Тебе чего надо, чучело?!

Фрик неторопливо, медленными, заплетающимися шажками двинулся к столу, на ходу бормоча своим пришепетывающим фальцетом:

Фрик остановился у самого стола и с жадностью уставился на разложенные яства. Немного помолчав и не дождавшись от сидящих за столом новых вопросов, экс шут повторил свой:

– Так кто тут хозяин?..

– Я хозяин, – отозвался наконец огромный Корда, – а что тебе, собственно говоря, надо?!

Фрик перевел взгляд на здоровенного кхмета и задумчиво проговорил:

– Ты, многоуважаемый хозяин этого замечательного постоялого двора, повторил тот же вопрос, что задал мне вот этот почтенный господин в момент моего появления в дверях твоего заведения. Теперь, получается, мне надо повторить свой ответ? Тебе не кажется, что мы начали повторяться?

Корда недоуменно развел руками и обратился к своим дружкам:

– Кто-нибудь понимает, что говорит этот полоумный?!

– По-моему, он хочет поесть, выпить и, возможно, переночевать… – неожиданно ответил Корде гном.

– А почему он так и не скажет? – Повернулся кхмет к гному.

– Он так и говорит, только использует для этого слишком много слов, – недовольно пробурчал гном и отвернулся от хозяина постоялого двора.

– А он может заплатить за еду, выпивку и ночлег? – Не отставал тот.

– Вот ты сам у него и спроси!.. – Огрызнулся рассерженный гном.

– Спросили вы – могу ль я заплатить? – Неожиданно вмешался в разговор Фрик, –

Тут он по локоть засунул правую руку в драный карман своих драных штанишек, и вся компания буквально впилась в эту… погрузившуюся в штаны руку.

– … Ни в коем случае не может быть! – Продолжил шут, вытаскивая пустой кулак, и все кроме гнома разочарованно вздохнули.

– Зато вот в этой голове – ума палата! – Гордо закончил шут очередное свое гениальное четверостишие.

– Если ты такой умный, то почему ты такой нищий? – Неожиданно повторил кхмет Твик шутку, слышанную мной давным-давно в Москве.

– А если ты такой богатый, то почему ты такой глупый? – Ответил шут неожиданной прозой, – по-твоему нормальное существо может заинтересовать исключительно серебро и золото?

– Ну почему только серебро и золото? – Ухмыльнулся в ответ Твик, – Камушки или другое какое барахлишко тоже может сгодиться… только у тебя ведь вообще ничего нет!

– А информация?! – Воскликнул Фрик и постучал себя по голому черепу, – Я же говорил, что я чрезвычайно умен!

– Ну, и что же умного ты можешь нам поведать? – Вкрадчиво поинтересовался Твик, – только не вздумай снова рифмовать! Нам желательно простые прозаические факты.

– Простые прозаические факты обойдутся вам в кувшин вина, в два куска вот этой замечательной кабанятины и в тюфяк на котором мое бренное тело будет отдыхать до утра! – Нахально заявил Фрик.

Твик толкнул сидящего рядом с ним кхмета и приказал:

– А ну-ка, принеси еще один стул!

А когда тот поднялся с места, кивнул шуту:

– Садись!.. Я рискну!

Он пододвинул усевшемуся на место кхмета шуту тарелку с мясом и кувшин с кружкой:

– Вот твоя еда и выпивка, ешь, пей и рассказывай. Если твои… факты и в самом деле стоящи, ты получишь свой тюфяк, если нет – я выколочу из тебя все, что ты успеешь проглотить!

Фрик быстрым движением ухватил со стола недоеденный кем-то ломоть хлеба и сунул его в рот, затем вгрызся в предложенный кусок мяса и чавкал не менее трех минут, пережевывая откушенное. Проглотив наконец первую порцию угощения он приложился к горлышку кувшина, а напившись, поднял руку с зажатым в ней мослом и торжественно провозгласил:

– Сияющий дан Тон, прозванный светочем Высокого данства погиб в Трольих горах, сражаясь с нечестью!

Вслед за этим он немедленно вернулся к мясу.

Сидящие за столом многозначительно переглянулись, а затем снова уставились на жующего шута, ожидая продолжения новостей. Однако шут не торопился с этим продолжением, так что вскорости хозяин постоялого двора пророкотал своим басом:

– Если это все… факты, которые он может нам сообщить, я сам вышибу из него проглоченное. Его гнилое брюхо даже не успеет приступить к перевариванию съеденного!!!

– Отдайте этого уродца мне! – Неожиданно попросил пикси, – я из него чучело сделаю для своего огорода!

– Нет, он хорошо подойдет для учебной мишени… – загробным голосом пошутил один из эльфов.

Фрик сделал новый глоток из кувшина и снова поднял руку с мослом:

– Но что самое интересное – сияющий дан Тон, прозванный светочем Высокого данства, не совсем погиб в Трольих горах и сейчас возвращается в столицу!

Шут торжествующе оглядел присутствующих и многообещающе прибавил:

– Если он рискнул проехать без сопровождения через земли мощного дана Когга, то вполне возможно, что вы тоже вскорости сможете его лицезреть!

И опять в зале постоялого двора наступила тишина, нарушаемая чавканьем Фрика. Несколько секунд спустя, Твик, чуть наклонившись над сидящим рядом с ним шутом, осторожно спросил:

– Послушай, милейший, как этот можно погибнуть… не совсем?..

Шут замер с мослом в редких зубах. Потом его тело медленно выпрямилось, он вытащил изо рта обгладываемую кость и внимательно посмотрел на нее. Затем его взгляд медленно переместился на спрашивающего, и Фрик улыбнулся знакомой «обворожительной» улыбочкой:

– Видимо, у сияющего дана Тона остались в этом мире незаконченные дела!.. – Голос шута впервые, с момента его появления в зале, прозвучал совершено чисто, – вот он их закончит и тогда окончательно… погибнет!

После этой фразы шут собирался вернуться к ужину, но Твик схватил его за хлипкое плечо и грубо тряхнул:

– Так ты хочешь сказать, что дана убили, но он остался жив?!

Голова Фрика странно мотнулась, и он вдруг захихикал:

– Ну ты, друг, и глуп! – Заикающийся фальцет прерывался спазмами смеха, – как же можно оставаться живым, если тебя убили?!

– Так что же ты тогда нам здесь рассказываешь?! – Рявкнул кхмет.

– Он вам рассказывает, – подал свой недовольный голос гном, – что сияющего дана Тона убили в Трольих горах, а его неупокоенный дух бродит по миру… Мстит…

Все уставились на гнома, оценивая его слова, а Фрик перестал хихикать и, покачав одобрительно головой, произнес:

– Ишь ты, какой умный!.. А для тебя, умник, у меня специальный прозаический факт имеется. Из темницы могучего дана Когга сбежали двое гномов.

Парпик выпрямился на своем стуле и уставился в улыбающееся лицо шута:

– Кто?!

– Пикля и Кнуре…

– А Една?!

Шут помолчал, а затем едва заметно пожал плечами:

– А Една… погибла.

– Так!.. – Сдавленно просипел гном и медленно осел на стуле.

– Между прочим, – негромко добавил Фрик, – гномов из плена увел сияющий дан Тон…

– Ну вот в это я никогда не поверю!.. – Мертвым голосом прохрипел эльф Ильрейк, – сияющий дан Тон, светоч Высокого данства, скорее сдохнет, чем протянет руку помощи кому-то из… нечисти!! Он слишком сильно нас всех ненавидит!!

– Так я и говорю, что сияющий дан сначала сдох… – радостно воскликнул Фрик, – а потом уже принялся спасать гномов! – И он снова принялся энергично чавкать.

После небольшого молчания Корда вдруг буркнул своим утробным басом:

– Врет все этот шаромыга!.. Ничего он не знает, а просто выдумывает, чтобы нам голову задурить и брюхо свое набить!..

– Мне тоже кажется, что этот недомерок просто дурит нам головы… – задумчиво поддержал хозяина постоялого двора Твик.

– Мы можем проверить его слова, – неожиданно буркнул гном и повернулся к шуту, – куда ушли Кнуре и Пикля?

– В Совиную скалу… – не отрываясь от еды прошамкал Фрик.

– Я сейчас вернусь… – бросил гном, а затем неожиданно быстро для своей комплекции соскочил со стула и исчез за дверью.

Несколько минут, в течение которых гном отсутствовал, прошли в полном молчании. Наконец Парпик вернулся, спокойно прикрыл за собой дверь, неторопливо прошествовал к своему месту, взгромоздился на стул и только после этого медленно проговорил:

– Кнуре и Пикля действительно возвращаются домой. Идут они от Совиной скалы, и их в самом деле спас сияющий дан Тон. Причем он не просто их спас, он дрался за них и при этом сильно покалечил вара Марлока, придворного мага дана Когга.

Гном немного помолчал и добавил:

– Могучий дан Когг поклялся, что отыщет и убьет сияющего дана Тона.

И тут, неожиданно для всех Фрик снова захохотал. Смеялся он долго и заливисто, а когда закончил, проговорил, удовлетворяя всеобщее любопытство:

– На моей памяти дан Когг уже раз шесть клялся убить дана Тона!.. Но теперь он поклялся убить мертвеца, это уж чересчур экстравагантно!!!

Вслед за этим шут снова приник к горлышку кувшина. Напившись, он откинулся на спинку стула и с довольством в голосе произнес:

– Ну вот, я и наелся! Хозяин, покажи, где лежит мой тюфяк!

Корда вопросительно посмотрел на Твика. Тот едва заметно кивнул и негромко сказал:

– Уложи его где-нибудь поблизости… Чтобы он, если что, под рукой был.

– Пошли… пробасил хозяин постоялого двора, поднимаясь со своего места.

Фрик бодро вскочил на ноги и буквально пропел свои хрипловатым фальцетом:

– Пошли, болтун… – повторил Корда и двинулся в сторону стойки. Фрик последовал за ним, всем своим существом выражая полное удовлетворение.

Дождавшись, когда хозяин постоялого двора и шут скрылись за дверью, ведущей на кухню, Твик оглядел своих товарищей и спросил:

– Ну, что вы думаете по поводу высказанных этим… шутом… фактов?!

– Он сказал правду о Кнуре и Пикле, – пробурчал гном Паприк, – так что вполне возможно и его рассуждения о сияющем Дане Тоне не лишены истины… Хотя я в призраков, духов и привидения не очень верю. Если человека убить он будет мертвым… совсем – это я знаю точно.

– Ну почему же, – подал свой мертвый голос эльф, названный Ильрейком, – ты сам вспомнил о неупокоенных духах… Так вот из мертвых людей проще всего создать неупокоенный дух! Правда, для этого человеку недостаточно просто быть убитым…

– Так может быть сиятельного дана в Трольих горах не просто убили… – проговорил второй эльф и вдруг оскалился в жуткой ухмылке, – может быть с ним сделали нечто… совсем другое… Я слышал, в схватку троллей и черных извергов дана Тона вмешалась Небесная Мать!..

Несколько секунд в зале царила тишина, словно все осмысливали сказанное эльфом, а затем один из кхметов хрипло прошептал:

– Не хотел бы я бродить по свету неупокоенным духом…

– Да-а-а… – задумчиво протянул Твик и тут же встряхнулся, – однако, как же нам теперь поступить?.. Связываться с неупокоенным духом, занимающимся к тому же местью, я думаю, не слишком… э-э-э… приятно, но и упускать такую добычу не хотелось бы…

– А мне кажется, если наш… гость… сказал правду, и мы имеем дело с неупокоенным духом, наша задача значительно упрощается. – Проговорил Ильрейк.

Все уставились на эльфа, ожидая объяснений. И он продолжил:

– Убила сияющего дана, скорее всего, Небесная Мать. Но тогда именно она и пустила в Мир неупокоенный дух дана! Значит наш сияющий дан – продукт первичной магии, а наша, эльфийская магия к ней ближе всего. Если мои рассуждения правильны, а я не вижу в них изъяна, то моему другу Истайну, – и он указал на второго эльфа, – не составит большого труда развеять этот дух! В эльфийской магии не многие могут соревноваться с Истайном!

– Тогда, я думаю, – немедленно взял в свои руки Твик, – нам стоит прямо сейчас отправиться к гостевому домику и закончить это дело!..

Он вопросительно посмотрел на Истайна, но тот отрицательно покачал головой:

– Во-первых, в домике у сияющего дана сейчас находится девчонка, и дух сможет воспользоваться ее телом, чтобы уйти от нас, – безжизненным голосом проговорил эльф, – во-вторых, наиболее благоприятное время для моей магической атаки – окончание часа Совы, а до этого времени еще четыре часа. И в третьих, вам всем придется мне помочь – этот неупокоенный дух молод и силен!

– Значит так, – Твик, никак не желавший уступить первенство в шайке, припечатал кулак к столешнице, – сейчас расходимся и отдыхаем. В начале часа Совы собираемся здесь. На всякий случай оденьте форму. Если этот дан – дух, им займется Истайн, а мы ему поможем. Если же это все-таки человек, мы накроем его неожиданно, не думаю, что к тому времени он проснется, и решим все железом. В любом случае… дана Хольта получит доспехи своего горячо любимого мужа, а мы получим причитающееся вознаграждение! Возражения, предложения, советы есть?!

Он оглядел сидящих вокруг стола и уперся взглядом в гнома.

– Я уже сказал, что не пойду, – буркнул он, – по хорошему, за Кнуре и Пиклю мне надо бы сияющего дана предупредить о… ваших задумках, но, так и быть, не стану. Слишком много дел с вами вместе сделано!

– Ну что ж, – криво усмехнулся Твик, – хоть не выдавать обещаешь, и на том спасибо…

– Пожалуйста… – буркнул гном, слез со своего стула и направился в сторону кухни.

Твик оглядел оставшихся, немного помолчал и снова пристукнул кулаком по столу:

– Ладно, пошли отдыхать… С Парпиком потом разберемся…

Люди, эльфы и пикси полезли из-за стола и потянулись к задней, кухонной, двери. Скоро общий зал постоялого двора опустел.

Я поднялся с кровати и двумя медленными пассами развеял заклинание. Потом я отнес хлеб на стол у окна, присел на стоявший рядом стул и принялся неторопливо поглощать свой ужин, раздумывая об увиденном и услышанном. Хотя, в общем-то, раздумывать особенно было не о чем, больше всего мне хотелось прямо сейчас пойти в логово этих тварей, не имевших права жить дальше, и… Но я сдерживал себя. Да и за Фрика приходилось опасаться – его в неразберихе могли просто прирезать. Так что я решил дождаться душегубовв своем доме и посмотреть, кто, все-таки притопает за моими доспехами.

Запив ужин парой глотков вина, я поставил охранное заклинание вокруг своего дома и, чуть привернув лампу, снова улегся в кровать. В моем распоряжении было два-три часа, так что можно было отдохнуть.

Самое странное заключается в том, что, несмотря на довольно нервное состояние, я… заснул. А разбудило меня охранное заклинание – кто-то приближался к моему домику, хотя время для задуманной мерзавцами атаки явно еще не подошло! И еще – гость был один!

Вскочить с кровати и надеть доспехи было делом пары секунд. Затем я вытянул из-за плеча меч и пристроился рядом с входной дверью. Однако, тот, кто подбирался к моему временному пристанищу, не подошел к двери, а вместо этого обогнул домик и прокрался к окну. В следующее мгновение я услышал тихий стук в оконный переплет, а затем знакомый, чуть заикающийся шепот позвал:

– Эй… господин сияющий дан… Да-а-н!..

В два прыжка я оказался у окна и, бросив меч в ножны за плечом, прильнул к глухой раме. Фрик, увидев меня через стекло, лучезарно улыбнулся и чуть громче прошептал:

– А тебя собираются убивать!.. Если ты уже отдохнул, мы можем сейчас же отправиться дальше и оставить этих молодцев с носом!..

– Да?! – прошептал я в ответ, – Чтобы они и дальше могли убивать и грабить?! Нет уж, пора их остановить!

– Так что ты собираешься делать?.. – Немного испуганно поинтересовался шут, – их же не меньше четырех кхметов, два эльфа, один из которых колдун, один такой длинный, рыжий и может быть они еще и гнома уговорят! Всего получается… восемь, а ты один!

– Но я – сияющий дан Высокого данства, а те, кого ты назвал – отребье и грязь под моими ногами! – Высокомерно ответил я.

– Смотри, как бы эта грязь не засосала тебя с головой… – очень серьезно прошептал шут.

Но меня его шепот ничуть не напугал. Я указал ему пальцем на длинное приземистое здание конюшни и приказал:

– Скройся вон там и не выходи, пока я тебя не позову!

Фрик посмотрел на меня долгим взглядом, словно бы прощаясь, потом молча развернулся и побрел в сторону конюшни.

Я посмотрел на кровать, раздумывая, не улечься ли мне снова, но в этот момент охранное заклинание снова сработало. И снова я замер около двери… И снова тот, кто приближался к моему домику, направился к окну.

Когда я после осторожного стука в раму, выглянул в окно, на меня глянула суровая и в тоже время смущенная физиономия… Парпика.

– Сияющий дан, – негромко буркнул он, пытаясь скрыть свое смущение, – я узнал, что ты спас двух моих сородичей, поэтому… ну… это… я тебя решил предупредить. Ты лучше уходи прямо сейчас, а то… это… ребята решили тебя… того, а доспехи твои твоей жене продать…

– Спасибо за предупреждения, Парпик, – спокойно ответил я, – но я уже в курсе замыслов твоих друзей и уходить никуда не собираюсь!

– Как это – в курсе?! – Опешил гном и вдруг догадка озарила его физиономию, – Так ты… того… в самом деле – дух?!

– Нет, – я отрицательно покачал головой, – я, Парпик, не дух, я гораздо хуже!

– Кто ж может быть хуже неупокоенного духа?!! – Совсем растерялся гном.

– А вот сейчас твои дружки подойдут, и я им покажу, кто может быть хуже неупокоенного духа!! – Зловеще ответил я.

Гном на секунду опустил голову, словно не решаясь сказать мне что-то, а затем твердо взглянул в мое забрало и пробурчал:

– Ты хотя бы девчонку отпусти… Жалко девчонку-то…

– А никакой девчонки здесь уже нет… – чеканя каждое слово проговорил я.

Рот у гнома удивленно открылся, глаза округлились, он глянул на меня с откровенным ужасом и попятился прочь от окна:

– Ну… я тогда… это… тоже пойду… – едва слышно промямлил он.

– Только не вздумай теперь предупреждать своих друзей! – Хрипло пророкотал я, – лучше ступай вон туда, – я ткнул пальцем в сторону конюшни, – и отсидись, пока все не кончится!

Парпик неловко поклонился и, развернувшись, потопал к конюшне.

«Ну вот, – вдруг подумалось мне, – Все непричастные к делу собрались в одном месте… Теперь подождем… причастных».

Ждать мне пришлось не слишком долго. Минут через пятнадцать-двадцать охранное заклинание снова коротко просигналило о появлении новых гостей. На этот раз их было семеро! Пятеро – четыре человека и один эльф, двинулись прямо к моему крыльцу, а двое – пикси и второй эльф, направились в сторону окошка. Я погасил лампу и прислонился к стене дома рядом с входной дверью. Кхметы и эльф остановились в нескольких шагах от крыльца. Четверка людей, наряженных в уже виденные мной черные кожаные доспехи, образовали квадрат со стороной метра три-четыре, а эльф расположился внутри этого квадрата. Кхметы воткнули в землю свои длинные мечи и, крепко ухватившись за рукояти, замерли, а эльф развел руки в стороны, словно обнимал некий огромный шар и начал медленно вращаться на одном месте.

«Он что, локатор из себя изображает?..» – Мелькнула у меня нервно-смешливая мыслишка, и в этот момент земля вокруг воткнутых в нее мечей начала розовато светиться! Было такое впечатление, что кто-то, для кого земная твердь прозрачнее морской воды, подсвечивает черное, мертвое железо волшебными фонариками. Когда светящиеся круги вокруг мечей достигли в диаметре метра, свечение начало подниматься вверх по клинкам.

Я быстро сформировал тонкий магический жгут и выбросил его наружу – мне необходимо было знать, что вытворяет этот эльфийский маг и какого рода атаки мне следует ожидать.

А между тем странное розовое свечение достигло рук державших мечи людей, и плоть их, крепко сжимавших рукояти ладоней превратились в розовато просвечивающее стекло.

Один из кхметов испуганно выкрикнул что-то нечленораздельное, но по тону похожее на ругательство. И в ту же секунды с одной из рук мага-эльфа сорвалась короткая розовая молния и хлестнула говоруна по лицу. Тот глухо застонал, но воздержался от нового ругательства.

Между тем, посланный мной магический жгут завис над головой колдующего эльфа, и почти сразу же мне стали понятны его действия. Сотканное им заклинание было довольно примитивным, и я тут же вспомнил, что сказал, будто бы эльфийская магия сродни «первичной». Но это… «первичное» заклинание явно было вспомогательным. С его помощью эльф создал над каждым из стоявших по углам квадрата кхметом некий магический вихрь, который медленно, но безостановочно вытягивал из земли магическую Силу.

Поначалу меня это очень удивило – зачем тянуть Силу из земли, если окружающее пространство и так переполнено ею. Но довольно быстро я понял – то, что эльф тянул из земли с помощью своего заклинания имело совсем другую природу, нежели мой магический кокон, сформированный из окружающего магического фона. Более того, у меня выходило, что эта «земная» Сила немедленно вернется на свое место, в землю, как только эльф перестанет удерживать ее! И конечно же заберет с собой все, что так или иначе будет ею захвачено!! Неупокоенный дух, например!!!

«А если это будет не неупокоенный дух, а живое существо?» – Спросил я сам себя и понял, что… не знаю ответа. А проводить опыт на себе, ведь эльф конечно же попытается захватить своим колдовством именно меня, мне совсем не хотелось! Я понял, что надо атаковать самому, пока еще эльфийское колдовство полностью не реализовалось.

Руки кхметов, в которые перетекала вытягиваемая из земли Сила светились уже до локтя, но дальше свечение не поднималось. Я заметил, что эльф перестал крутиться на месте, повернулся лицом к моему домику и начал медленно сводить свои руки, одновременно поворачивая запястья так, что ладони с чуть согнутыми пальцами смотрели вперед. «Когда ладони сойдутся, получится вогнутая… чаша!» – подумал я, и тут же ассоциативное мышление подсказало мне – «Отражатель!!!»

– Во, блин, все как в земной технике!.. – Буркнул я вслух и, откинув засов, распахнул дверь.

Увидев меня на пороге домика, все четыре кхмета дернулись, не то в попытке выдернуть свои мечи из земли, не то просто от испуга. Но четыре мгновенных коротких розовых разряда сорвавшиеся с рук эльфа и на мгновение обившие их тела, разом пресекли попытки нарушить магическую фигуру. Я сам, возможно, довольно неожиданно для нападавших, тоже не торопился с атакой. Вполне отчетливо представляя себе дальнейшие действия эльфийского мага, я решил обезвредить в первую очередь именно его. Для этого мне надо было составить и успеть произнести довольно сложное заклинание – в Нефритовой Книге оно называлось «Гнутое Зеркало»! Сложность заключалась в том, что необходимо было прикрыть «Гнутым Зеркалом» не какое-то конкретное направление, мне надо было полностью изолировать колдующего эльфа от его помощников!

Я едва успел возвести вокруг эльфа свое заклинание и почувствовать, как уплотнился магический фон по указанной мной плоскости. Руки эльфа сошлись, повернутые вперед ладони сомкнулись, колени слегка подогнулись, словно готовились компенсировать некую… отдачу. Глаза колдуна, обращенные в мою сторону были плотно закрыты, а губы непрерывно шевелились, творя волшбу. И в этот момент с рукоятей мечей, с рук кхметов, впившихся в эти рукояти, переливчато сияя словно жидкий розовый опал, в сторону эльфа потекли четыре жгута Силы. Было странно и страшно видеть, как эти жгуты без всякой опоры, без всякого проводника тянуться через отделяющее их от эльфа пространство, медленно прирастая в длине, как их чуть утолщенные наподобие змеиных голов, потрескивающие и искрящиеся концы покачиваются из стороны в стороны, словно нащупывая правильное направление, или высматривая нечто известное одним им.

Прошло не менее минуты, прежде чем первый из этих жгутов дотянулся до поставленной мной невидимой преграды. Упершись в «Гнутое Зеркало» магический жгут приостановился, и сердце мое замерло – если он преодолеет мое заклинание, у меня будет слишком мало времени, чтобы предпринять что-либо еще! Но через мгновение розово сияющая, искрящая головка повернула и заскользила вверх и чуть наискосок по цилиндрической поверхности «Зеркала». Через несколько секунд все четыре магических жгута отвернули с нужного направления и начали двигаться по спирали вокруг застывшего в атакующей позе эльфа, словно отыскивая обходной путь к своей цели.

Скоро цилиндр магического зеркала, окружившего эльфийского волшебника непреодолимой стеной, был опутан несколькими витками тяжелой розовато светящейся Силы. В этот момент эльф перестал шевелить губами и из его горла вырвался страшный, похожий на вой раненого животного, вой. Он словно бы звал кого-то… даже не звал, а призывал! Призывал нечто до зарезу ему необходимое, нечто, что давно уже должно было прийти, но не приходило, а эльф не мог больше ждать, у него не было сил больше ждать!!! И звать!!!

Долгий, тоскливый вопль наконец замер, он открыл глаза и, увидев окружающий его светящийся цилиндр, в немом недоумении опустил руки.

И тут ударил я!!! Мой удар был прост и неотразим – одним коротким движением пальцев я стер заклинание «Гнутого Зеркала»!

Магическая стена, отделявшая эльфа от призванной им Силы исчезла, и в тоже мгновение он оказался укутанным в розовый кокон освободившихся жгутов. Снова вскинуть руки и переправить собранную Силу туда, куда она предназначалась, эльф не успел – зацепившись в инерционном броске за его тщедушное, тонконогое тело, Сила сама нашла свой путь. Концы жгутов оторвались от рукоятей мечей и державших их рук и взметнулись в темное небо, образовав сияющий розовый столб магического пламени, а спустя секунду этот столб с глухим стоном ушел в землю, унося с собой эльфийского колдуна!

Вокруг сразу же стало совершенно темно, но я своим «Истинным Зрением» прекрасно видел, как очнулись от магического транса помощники эльфа, как ошалевшими глазами они рассматривают огромную, оплавленную яму, разверзшуюся у их ног, как смотрят друг на друга, не в силах понять, что произошло, и куда делся их товарищ!!!

Я шагнул вперед, и вдруг почувствовал неуловимое движение слева от себя. Моя правая рука привычно пошла вверх, а затем, когда в ней сверкнул клинок Серого Пламени, по крутой дуге вниз, влево, и вопль Ильрейка: – Я мщу за Истайна!!! – захлебнулся в его крови, хлынувшей из рассеченного горла.

Одновременно с этим я чуть присел, и моя левая рука метнулась вправо, под наносившую удар правую руку, а с пальцев стальной перчатки в уплотнившуюся темноту ударили четыре короткие, темно-синие, едва заметные в окружающем мраке молнии. Прыгнувший на меня справа пикси был отброшен этим ударом далеко в сторону, и, судя по положению рухнувшего на землю тела, встать уже не мог.

А затем я выпрямился и повернулся к четырем, продолжавшим неподвижно стоять, кхметам.

– Теперь мы разберемся с вами! – Прорычал я хриплым, «не своим» голосом, – Вы знаете, что полагается кхметам, замыслившим покушение на сияющего дана Высокого данства?! Но я, в своей доброте, дам одному из вас шанс! Сейчас вы будете драться между собой, тот, кто останется жив, сможет уйти, я его не трону!

И неожиданно для самого себя мысленно добавил: «Может быть!..»

Взмахнув левой рукой, я освободил их прихваченные землей и эльфийской магией мечи, и… они тут же набросились друг на друга! Немедленно образовались две пары: Твик бросился к одному из молчавших за столом кхметов, а на Корду напал тот, что задавал вопросы Фрику. Даже в этой, критической ситуации Твик сориентировался быстрее всех – атакованный им кхмет явно был слабейшим в четверке. Он только отступал от быстро двигавшегося противника, неумело и вяло подставляя свое оружие под быстрые удары противника, Исход этого поединка был предрешен. Зато во втором Корда быстро оправился от неожиданности нападения и начал отвечать вполне грамотно. Более того, хозяин постоялого двора, явно превосходил своего противника в физической подготовке – его удары были и быстрее и мощнее.

Первым сдался противник Твика. Удары предводителя шайки вконец измотали его и, по-видимому, отбили руки. Он выронил клинок, упал на колени и крикнул, непонятно к кому обращаясь:

– Пощади!.. Я никого не убивал, я только выведывал и разузнавал…

Твик не дал ему продолжить, резким косым ударом, он разрубил беднягу от левого плеча практически до пояса и, не оглядываясь на рухнувший, залитый кровью труп, быстро обернулся ко второй сражавшейся паре.

Однако вмешаться в схватку и помочь более слабому, как, видимо, хотелось Твику, ему не удалось. Едва он сделал первый шаг в направлении дерущихся, Корда, оглянувшись на предводителя шайки и поняв его намерение, прыгнул вперед, непонятным образом извернулся, уходя от колющего удара противника и нанес ему короткий левый апперкот. Сила удара была такова, что кхмет выронил меч и начал медленно валиться назад, но упасть не успел – клинок хозяина постоялого двора оказался быстрее, так что на земле бедняга оказался с уже пробитым сердцем.

Корда, убив своего противника, мгновенно повернулся в сторону приближавшегося Твика, но тот уже не спешил. Он подходил к хозяину постоялого двора осторожно, мягкой крадущейся походкой опытного убийцы и на его физиономии цвела кривая улыбка. Не доходя до противника трех-четырех шагов, Твик заговорил:

– Ты уж меня прости, Корда, но я вынужден тебя убить… Сам понимаешь, господин сияющий дан не дает мне другого выхода…

– Я тебе говорил, что не стоит с ним связываться, – слегка задыхающимся, хрипловатым басом ответил Корда, – а теперь твоя жадность погубила всех!.. Только ты напрасно думаешь, что легко справишься со мной!..

– Жадность?.. – Переспросил Твик и опять криво улыбнулся, – моя жадность никогда не сравнится с твоею! Посмотри, что имею я, и что имеешь ты! А ведь мы все делили поровну… Только ты потом еще и нашу добычу прикарманивал, поя и потчую нас всякой дрянью!.. Думаешь, я не помню, как ты предлагал нам попробовать «синий дым»? Но теперь все, теперь… все!

Их мечи скрестились с тяжелым лязгом и отбросили друг друга. Твик немедленно попытался достать гиганта острием своего меча, но Корда неожиданно быстро для своей комплекции отклонился в сторону и взмахнул мечом, нанося удар поверх клинка противника. Предводитель шайки вынужден был буквально нырнуть под удар, и ему удалось уйти от лезвия, хотя оно и задело самый край его толстой черной кожаной куртки.

Перекатившись через голову, Твик мгновенно оказался на ногах и лицом к противнику, но Корда не торопился атаковать. Напротив, он, казалось, сам ждал атаки противника.

Главарь шайки шагнул вперед и нанес удар сбоку, целясь в голову Корде. Пот поднял свой клинок, отражая показанный удар, но Твику в последний момент удалось чуть опустить свое оружие, так что удар пришелся в основании клинка противника. Корда охнул, и его меч, коротко звякнув, вывернулся из онемевшей руки. Губы Твика раздвинула привычная кривая усмешка, и он взмахнул мечом над головой безоружного противника!.. Однако тот неожиданно прыгнул вперед, левой рукой перехватил руку Твика уже опускавшуюся в атаке, а правой нанес чудовищной силы удар в лоб своему бывшему товарищу.

Раздался смачный хруст, меч вывалился из руки Твика и, задев своим концом плечо Корды, упал на землю, а сам Твик с закатившимися глазами повалился под ноги гиганта. Лоб главаря шайки был вдавлен внутрь, и на темных, окровавленных осколках костей виднелись брызги мозга.

Корда медленно повернулся в мою сторону и прохрипел:

– Я победил… Ты освобождаешь меня?..

– Я освобождаю тебя от ответственности за нападение на сияющего дана Высокого данства!.. – Ответил я спокойным, слегка насмешливым голосом, – но за тобой числится еще одно дело, и по нему ты должен также держать ответ!

– Какое дело?.. – Прохрипел кхмет-гигант и судорожным движением отер ладонью лицо.

– По твоему наущенью были убиты два человека! Маленькая девочка осталась сиротой!! И ты издевался над этой сиротой!!! Что бы ты сделал, кхмет, с человеком, сотворившим подобное с твоей дочерью?!!

Корда стоял метрах в восьми напротив меня, ссутулившись, чуть подогнув колени, похожий на огромного медведя, готовящегося к нападению. Но нападать он еще боялся, вместо этого он прорычал:

– Я бы убил этого человека!.. Но ты не отец девочки, а потому…

Однако, я не дал ему договорить:

– Я заступаю место отца Мары и выполняю твой приговор! Помниться, я при первой нашей встрече обещал тебе, что ты увидишь, как будет гореть твой гадюшник… а я никогда не бросаю на ветер своих обещаний!

Корда глухо зарычал, вскинул свои огромные руки и шагнул вперед, в мою сторону. Я поднял навстречу ему Серое Пламя, задержал его острие на уровни груди хозяина гостиницы, а потом приподнял еще немного. Ноги рычащего кхмета легко оторвались от земли, и он завис на высоте двух-трех метров. Я рывком перевел острие меча в сторону сосны, стоявшей рядом с главным зданием постоялого двора, тело кхмета, кувыркаясь в воздухе, метнулось в указанном мечом направлении и буквально влепилось в красноватый ствол дерева. Руки его дернулись, взмыли над головой и втемяшились в жесткую кору, словно их прибили невидимыми гвоздями.

Я вложил клинок в ножны за плечом, а потом громко крикнул:

– Ну что, кхмет, тебе хорошо видно?!

– Не надо!!! – Донесся с дерева уже совершенно нечеловеческий рев.

Я безразлично повернулся к темнеющему в паре десятков метрах зданию. У правого угла дома засветилось одинокое окошко, но я не обратил на это внимания. Прижав левую ладонь к груди, я глубоко вздохнул, а затем выметнул ладонь вперед, в сторону темного дома…

И дом вспыхнул…

Пламя полыхнуло сразу изо всех окон, словно огонь уже давно разгорался внутри, давно жрал старое, высушенное дерево его внутренних стен, и только ждал моего приказа, чтобы вынырнуть наружу, показаться, заняться наружной оболочкой здания!

– Господин, пощадите его, погасите огонь!.. – Раздался справа тонкий девчачий голосок.

Я повернул голову. Шагах в пяти от меня стояла Мара и, прижав оба кулачка к груди, полными ужаса глазами смотрела на огонь, – Господин, я не хочу мести!..

– Это не месть, дитя мое… – спокойно ответил я, – это даже не возмездие… Это кара!

– Но там, в доме, были его жена и дети! – Воскликнула она.

Я немного помолчал, глядя в бушующее пламя, а потом, стараясь быть спокойным, произнес:

– И это кара!..

– За что?! – Мара изумленно посмотрела на меня.

– За его ложь, – ответил я, – он сам сказал мне, что его жена и дети уехали в столицу… Он сам убил их!

Я посмотрел на висящего Корду. Голова кхмета свесилась на грудь, одежда и буйная, нечесаная шевелюра дымились. Но я не взволновался за неподвижного гиганта – он был уже мертв.

И тут слева донесся тихий, какой-то прозрачный, почти нечеловеческий голос:

– Ода огню!

Я быстро обернулся и увидел, что совсем рядом стоит Фрик и, глядя в бушующее пламя огромными, остановившимися глазами, словно в трансе, бормочет:

И вдруг Фрик рухнул на колени и из его горла вырвался дикий, безудержный вопль:

– Не давайте огню!!! Не давайте огню!!! Не давайте огню!!! Не дава-а-а…

Он упал ничком и забился в страшной, корежащей тело судороге!

Я бросился к шуту, но первой возле ее тела оказалась Мара. Девушка присела около бьющегося Фрика и поймала своей узкой ладонью его высокий, покрытый испариной лоб. И шут мгновенно успокоился, его тело расслабилось, дыхание стало ровнее. Я внимательно посмотрел на девушку, и она ответила, словно почувствовав мой взгляд:

– Бабушка Грета сумела многому меня научить…

– Что с ним?! – Шепотом спросил я.

– У него какое-то большое горе… – так же шепотом ответила Мара, – какая-то огромная потеря. И он никак не может ее забыть!

На мой взгляд с Фриком случился самый обычный эпилептический припадок на почве рифмоплетства, но спорить с Марой я не стал. Вместо этого я поинтересовался:

– А перенести его на мою постель можно?..

– Конечно, – ответила девушка, – только я пока что должна держать свою руку у него на лбу. Когда он уснет, я смогу снять руку.

Показав кивком, что понял юную целительницу, я аккуратно просунул руки под спину и ноги малыша Фрика и без труда поднял его. Девушка все так же держала свою ладонь на его лбу, и такой вот сплоченной группой мы направились в мой маленький домик. С трудом протиснувшись в дверь, мы все-таки смогли доставить Фрика до кровати, не дав ему снова разбушеваться, после чего Мара устроилась рядом с лежащим шутом, а я отошел к окну и присел на стул. Зарево пожара настолько ярко освещало домик, что внутренность его была видна лучше, чем днем.

Так мы просидели довольно долго. Пожар начал стихать, и несмотря на поднявшийся ветер, несильный, но упорный, пламя присело, прижалось к земле. Видимо, вопреки фриковой оде, огонь мог питаться далеко не всем.

Я смотрел в окошко на ленивые всполохи, пробегавшие по обугленным останкам здания и пытался понять, кто же устроил побоище и пожар – я сам или тот неведомый дух, который перебил эльфов на дороге?.. А может быть тот дух был всего лишь плодом моего воображения, возбужденного схваткой?! Но тогда откуда у меня такая… кровожадность?! А может быть она всегда была присуща мне, но ее подавляли условия моей прежней жизни, и вот теперь, здесь, в этом Мире…

В этот момент на мое плечо легла легкая девичья рука, и голосок Мары прошептал:

– Ваш друг уснул… Я попробовала помочь ему забыть его горе, только мне это не удалось… Он, правда успокоился, но… ему нельзя смотреть на большой огонь!

– Ты думаешь, он побывал в пожаре?..

– Нет, господин сияющий дан, если бы он спасся из пожара, у него не было бы… горя, а испуг проходит быстро. – Она покачала головой, – в огне… в большом огне сгорело что-то очень для него дорогое – любимая девушка, друг, может быть любимое животное, оно потеряно навсегда, поэтому для вашего друга нет… избавления! Для него есть только одно средство – время.

– Послушай, Мара, – я внимательно взглянул в лицо девушки, – А твоя бабушка Грета никогда тебе не рассказывала о такой… э-э-э… болезни, когда человек вдруг, ни с того, ни с сего начинает задыхаться и… умирает?!

Мара немного подумала, глядя в окно на утихающее пламя, потом отрицательно покачала головой, но вдруг застыла на полудвижении и вскинула на меня испуганные глаза:

– Господин сияющий дан, как странно, что вы меня об этом спросили!.. Откуда вам известно о такой… смерти?!

– Ну… просто я видел… умерших…

Мара медленно подняла правую ладошку и прижала ее к губам. Несколько секунд она не отрываясь смотрела мне в лицо, словно отыскивала в нем признаки… шутки, а затем, опустив руку и глубоко вздохнув, она сказала:

– Бабушка Грета была… нет, не волшебницей, она никогда не ворожила и не лечила с помощью заклинаний. Но она умела разговаривать с Землей, с текучей Водой, даже с Воздухом, когда тот был достаточно спокоен… Однажды утром она вернулась с поля после такого разговора. Ночь была очень тихой и ей удался долгий разговор с Воздухом. Бабушка пришла и сразу легла спать, но я заметила, что она очень напугана. Когда она проснулась, я спросила у нее, что ей поведал Ветер, и она, не сразу, а немного подумав, рассказала, что в Мир скоро придет новая Смерть – именно такая, про которую вы спрашиваете! А теперь получается, что она уже пришла…

– А откуда… как… эта смерть появляется в Мире?.. – Нетерпеливо спросил я.

Мара покачала головой и тихо ответила:

– Я не знаю… Бабушка сказала, будто бы это сам Мир привел такую Смерть, чтобы… бороться с людьми. Будто люди стали слишком много себе… позволять, стали считать себя… самыми лучшими… единственными!..

Она замолчала и снова перевела взгляд на затухающее за окном пожарище.

«Вот так… – растерянно подумал я, – что ж это получается – если N-ские эпидемии действительно приходят отсюда, то чтобы их прекратить, мне придется полностью уничтожить этот Мир… Или всех живущих в нем, что, собственно говоря, одно и тоже!»

И тут же мне в голову пришла другая мысль: «Но не может же что-то взяться… ниоткуда! Значит, если в этом Мире появилось нечто новое, значит есть источник этого… появления! И, значит, мне надо найти этот источник!!»

– Господин, сияющий дан, – раздался тихий голос Мары, отвлекающий меня от размышлений, – а что вы собираетесь делать со мной… Ведь здесь я теперь остаться не могу…

«Я заступаю место отца Мары…» – вспомнилось мне мое собственное заявление. Выходило, что судьбой девушки приходилось заниматься тоже мне!

– Я еще не думал о твоем будущем, – честно признался я, – возможно, тебе имеет смысл остаться в своей деревне… Девушка ты уже взрослая, со временем, наверное, вполне сможешь занять место бабушки Греты…

– Но сейчас я вряд ли смогу сама защитить себя… – едва слышно прошептала Мара. Ее голова склонилась так, что лица совсем не было видно, но мне показалось, что в ее голосе проклюнулись слезы.

– А чего бы ты сама хотела?.. – Задал я ей неожиданный вопрос.

Мара рывком вскинула голову и с какой-то надеждой взглянула мне в лицо, в уголках ее глаз и в самом деле поблескивали слезинки, но они уже высыхали.

– Я сама?.. – Переспросила она и сразу же заторопилась с ответом, словно опасаясь, что я заберу назад свой вопрос, – возьмите меня с собой, господин сияющий дан!.. Я не буду вам в тягость, ем я немного, могу совсем не спать и долго идти пешком, а если… ну… если что случится, я немного могу лечить…

Она замолчала и тихо, обреченно вздохнула.

Я, признаться, несколько растерялся от такого ее желания. Но брать с собой молоденькую девушку, когда я и сам не знал, где окажусь следующим утром, когда моей целью было, как можно быстрее покинуть этот Мир!.. До забот ли о девчонке мне было!!

– Не думаю, что твое желание разумно… – осторожно начал я, но меня перебил заикающийся, прихрюкивающий фальцет, донесшийся с моей кровати:

Стишки были ну очень дрянные, однако вы себе представить не можете, как я обрадовался, услышав их! Ведь они означали, что Фрик пришел в себя и… остался прежним Фриком, бывшим шутом и будущим классиком местной литературы!!

Мы с Марой обернулись в сторону кровати одновременно. Фрик сидел на постели свесив ноги и, улыбаясь, смотрел на нас. Я хотел было спросить, как он себя чувствует, но в ту же секунду почувствовал, как мою руку сжала узкая девичья ладонь, и понял, что никаких вопросов задавать не стоит. Шут между тем, поскреб свой голый череп и довольно развязным тоном поинтересовался:

– А что, господин сияющий дан, мы сегодня двинемся дальше, или ты объявил суточный привал? Насколько я понимаю, рассвет уже ворвался в наши окна, а мы все еще прохлаждаемся в постельках!

Конечно, я мог бы обратить просвещенное внимание этого потенциального классика на то обстоятельство, что «прохлаждается в постельке» только его непризнанная гениальность, а мы, напротив, уже давно бодрствуем, но вступать в полемику с… шутом мне как-то не хотелось. А потому я высказался коротко:

– Как только ваша шутейская милость сможет покинуть нагретое место, мы выступим в путь!

– И заберем с собой девчонку?! – Потребовал Фрик уточнения.

Я вздохнул и… согласился:

– И заберем с собой девчонку!

Мара подпрыгнула на месте и с возгласом: – Я сейчас!.. – выскочила за дверь. А я, присел к шуту на кровать и негромко спросил:

– Ты почему ушел из конюшни?.. Я же просил тебя не вылезать, пока не позову!..

– Так ведь девчонка-то побежала… – так же негромко ответил он мне, – да еще и заорала: «Они его убьют!»… Вот я и не усидел!

– Слушай!.. – Вспомнил я, – а там, с вами еще гном должен был быть! Надо ему…

– А гном ушел… – перебил меня Фрик, – почти сразу… Он вошел в конюшню, потоптался у ворот, а потом пробормотал что-то вроде: «Буду я еще всяких данов-духов слушать!..» и ушел!

– Ну и ладно, – махнул я рукой.

В этот момент дверь снова распахнулась и в комнату впрыгнула девчонка. В руках у нее был довольно увесистый мешок.

– Вот, я собрала в дорогу!.. – Чуть запыхавшимся голосом сообщила она.

Я поднялся с кровати и, повернувшись к Фрику, спросил:

– Ну, ты как, можешь самостоятельно встать, или тебя надо на руках нести?

Шут быстро вскочил на ноги и, улыбнувшись во весь свой беззубый рот, поддернул штаны:

– Но и сна уже не будет,

Если дан тебя разбудит! – Перебил я Фрика. Шут и Мара замерли на месте, уставившись на меня изумленными глазами.

– И что вас так удивило?.. – Поинтересовался я, – или сияющий дан высокого данства не может себе позволить побаловаться рифмой?..

Забрав у девчонки ее мешок и чуть отодвинув ее в сторону, я вышел из домика и мысленно позвал Пурпурную Дымку. Моя магическая лошадка тут же показалась из открытых ворот конюшни, а следом за ней во двор вышел высокий гнедой жеребец.

Признаться, я как раз раздумывал, где бы мне раздобыть вторую лошадь – творить еще одно создание, подобное Пурпурной Дымке, мне не хотелось, а иметь двоих пеших спутников было как-то неловко. Так что появление этой коняги меня весьма обрадовало. Жеребец был заседлан высоким седлом и казался достаточно спокойным, чтобы нести на себе молоденькую девушку и крошечного уродца.

– О, это хозяйская лошадь!.. – Послышался за моей спиной голос Мары.

– Похоже, у него спокойный нрав… – повернулся я к ней.

Мара улыбнулась и покачала головой:

– Да… Вольный кхмет Корда был не слишком умелым наездником, и лошадь себе подобрал спокойную…

– А ты, умеешь ездить верхом? – Спросил я, – Мне бы не хотелось сажать в седло Фрика.

– Я и не подумаю забираться на эту животину! – Немедленно заверещал шут своим непередаваемым фальцетом, – я и пешком обгоню любого всадника!

– Вот и прекрасно! – Немедленно согласился я.

Привязав мешок Мары к луке седла, я помог ей взобраться на жеребца, а затем сам устроился на спине Пурпурной Дымки.

– Ну что ж, – проговорил я, оглядев свой маленький отряд, – вперед!.. Веди нас, шут!

И шут пошел вперед.

Глава 6

… Ты честен? Неподкупен? Благороден?..

Тогда ты глуп и к жизни непригоден!

Лишь тот способен в этом Мире жить,

В ком жилка есть продать, предать, убить!..

(«Ода Предательству» из «Горючих стихов» Фрика)

Почти полдня мы ехали по лесу. Серая лента дороги сильно петляла, создавая великолепные условия для засады, однако никто на нас так и не подумал нападать. Долгое время я был настороже, и не обращал внимания на то, о чем говорили Фрик и Мара, мне это было даже на руку, поскольку они не отвлекали меня от наблюдения за окрестностями. Но постепенно окружающая тишина и умиротворенность успокоили меня, и я прислушался к разговору своих спутников:

– … Нет, ты неправ, – несколько запальчиво возражала Мара на предыдущую реплику шагавшего рядом с ее лошадью шута, – Бабушка Грета говорила мне, что человек должен жить, несмотря ни на какие горести, неудачи, насмешки людей и судьбы. Тот, кто добровольно уходит из жизни недостоин называться человеком!

– Да, может быть, он уже давным-давно и не считает себя за человека… Может быть, он и не похож на человека! Самое главное, никто другой никогда и не считал его за человека!.. Такому… существу… можно себя… можно добровольно покинуть этот Мир?!

Девушка очень мило улыбнулась и спросила:

– Но если это «существо» не считает себя человеком, если никто другой не считает его человеком, значит, это – животное? А ты когда-нибудь видел, чтобы животное лишало себя жизни?..

– Э-э-э… – начал свое возражение Фрик и… замолчал. Видимо, ответить ему было нечего.

– Вы говорите о ком-то конкретном, или ведете чисто философский спор? – Поинтересовался я.

Мара быстро повернулась в мою сторону и с улыбкой проговорила:

– Нет, господин сияющий дан, никого конкретно мы не обсуждаем… Просто господин… э-э-э… поэт утверждает, что человек имеет право самостоятельно расстаться с жизнью, а я думаю, что это… нечеловеческий поступок!

– Ты неправа, Мара, – задумчиво ответил я, – самоубийство – это, как раз, весьма человеческий поступок. Но ты права в другом – чтобы человек решился на это, он должен перейти грань… человеческого… Или встать над этой гранью!

– Что вы имеете в виду, господин сияющий дан?.. – Мгновенно посерьезнела Мара.

– То, что у любого разумного существа имеется предел терпения, за которым начинается безразличие к жизни, даже ненависть к ней. Правда, предел этот у каждого свой – кто-то может жить в рабстве, унижении, позоре и даже считать такую жизнь… достойной, а кому-то достаточно косого взгляда, чтобы пойти и застрелиться…

– Как ты сказал? – Быстро переспросил шут, – Застрелиться?.. Что это значит?

– Есть такой способ свести счеты с жизнью… – усмехнувшись ответил я.

– Значит, вы, господин сияющий дан, считаете, что человек, способный выжить в рабстве, унижении, позоре ничтожен?..

– Нет!.. – Быстро ответил я, сразу же уловив ее настроение, – я сказал, что у каждого человека свой предел терпения жизни. А человеческая низость измеряется совсем другими… категориями.

– Какими?.. – В один голос спросили шут и девушка.

– Достойный человек, попавший в рабство, живет надеждой добыть себе свободу. Низкий человек, попавший в рабство, жаждет власти хотя бы над другими рабами! Спросите человека об его сокровенном желании, и если он ответит вам честно, вы будете знать, кто перед вами! А еще лучше понаблюдать за человеком в сложной ситуации – ничто так не раскрывает существо людей, как… столкновение!

– Вернемся, однако, к нашему разговору, – заикаясь более обычного, прошепелявил Фрик, – господин сияющий дан считает, что человек имеет право по собственному желанию прервать свой жизненный путь?!

– Я считаю, что жизнь человека принадлежит самому человеку, и что он волен ей распоряжаться по своему усмотрению. Никто не вправе заставить продолжать мучительное для него существование. Однако, я оставляю за всеми прочими людьми право оценить такой уход из жизни… Оценить человеческие качества самоубийцы и… изменить свое отношение к нему.

Я повернулся в седле и чуть склонился в сторону, шагавшего между нашими лошадьми, шута:

– И, кстати, господин будущий классик, если кто-то из ваших знакомых давным-давно не считает себя человеком, все остальные вправе также отказать ему в этом… статусе! Ему не стоит жаловаться на жизнь, пусть сначала вернет себе человеческое достоинство!

Шут опустил голову и пошел чуть быстрее, опережая неспешный шаг наших лошадей, а Мара неожиданно пробормотала:

– Вы, господин сияющий дан, прожили долгую, насыщенную жизнь и, конечно, знаете больше меня… – она на секунду запнулась, а потом быстро закончила, – но я не могу согласиться с тем, что человеческая жизнь принадлежит только самому человеку!

– Вот как? – Удивился я, – а кому же еще она может принадлежать?!

– Ну… – несколько неуверенно начала Мара, – Его родителям, например… Мне кажется, родители любого человека вправе в старости рассчитывать на его помощь, на его поддержку… Как же он может уйти из жизни и оставить свою мать или отца без… опоры?!

– Это с какой же стати родители могут считать своего ребенка чем-то им обязанным?.. – Откровенно усмехнулся я, – Разве он просил рожать его, выпускать в этот злой и коварный мир, чтобы он страдал и мучился?.. Разве он требовал, чтобы они его растили, воспитывали, баловали или, наоборот, издевались над ним. С какой стати выпущенный в этот мир без его согласия ребенок, должен быть еще и благодарен своим родителям?!

– Но как же?!! – В полной растерянности воскликнула Мара, а шут оглянулся и снова умерил свой шаг.

– А так же! – В тон ей ответил я, – родители рожали ребенка для себя, по своему желанию, по своей прихоти, и нечего возлагать на него какие-то дополнительные обязанности. Ребенок ничем не обязан родителям, и если он относится к ним с уважением, если любит и «поддерживает их в старости» – это только его свободное желание, или, если хотите благодарность. Но никак не обязанность!!!

– Какой свежий взгляд на давно установившийся социальный аспект!.. – Пробормотал шут себе под нос.

– Ну хорошо, – неожиданно согласилась Мара, – а ответственность человека перед обществом! Разве это не может быть препятствием для добровольного ухода из жизни?!

– Ответственность человека перед обществом предусматривает и ответственность общества перед человеком. Если отсутствует второе, почему должно наличествовать первое?! – Я снова усмехнулся, – и вообще, что такое общество?! Шайка власть имущих богатеев, навязывающая всем остальным свои законы, свои порядки, свои обычаи, которые призваны защищать только их интересы! Кстати, большинство самоубийц как раз и уходят из жизни, потому что не могут ужиться с окружающим их «обществом»!

– А ведь ты, сияющий дан, сам относишься к этой самой «шайке власть имущих богатеев»… – ядовито и совершенно не заикаясь выдал вдруг Фрик.

– Это не мешает мне отчетливо видеть все недостатки, присущие нашему обществу! – Тут же нашелся я.

– Но тогда, как благородный человек, ты должен с ними бороться, а ты, вместо этого, «навязываешь всем свои законы, свои порядки, свои обычаи…». Организовал всеобщую травлю безобидной нечисти… И людишек, тех, кто не поддерживает эту травлю, тоже… к-хм… обижаешь!

Шут шел уже, держась за мое стремя и смотрел в личину моего шлема с самой своей лучезарной улыбочкой. И тут на меня снова накатило – нестерпимо захотелось въехать по этой улыбающейся беззубой харе железным сапогом, чтобы этот гнусный, лысый недомерок захлебнулся своими обличениями, своими виршами, своей поганой кровью!!!

Я уже потянул ногу из стремени… и все-таки мне удалось сдержаться. Вместо этого я вдруг охрипшим голосом повторил уже сказанную раньше фразу:

– Видимо, именно за такие рассуждения, высказанные не вовремя и не к месту, тебя вышвырнули из замка дана Когга!!! И при этом… задели по голове!! Так что ты теперь только стихами разговариваешь!!

Улыбка мгновенно исчезла с физиономии шута, испуг мелькнул в его глазах, и он, отпустив мое стремя, снова прибавил шагу.

– Что ж ты убегаешь?! – Насмешливо крикнул я ему в спину, – или тебе не хочется порассуждать на эту тему?!

И в этот момент я вдруг краем глаза заметил широко раскрытые глаза Мары, с ужасом смотревшие на меня. Повернувшись к ней всем телом, я вскинул руку и негромко произнес:

– Не надо так пугаться, дитя мое, я ничего плохого ему не сделаю!..

Мара опустила глаза, кивнула и тихо вздохнула. Потом снова искоса посмотрела в забрало моего шлема и произнесла:

– Как быстро меняется ваше настроение, господин сияющий дан… Как вы… неуравновешаны…

– Видимо, ты права, – чуть смущенно пробормотал я, – мне приходится вести слишком «насыщенную жизнь»…

– Да, бабушка Грета мне много рассказывала о вашей жизни… – снова кивнула Мара.

– Вот как?! – Удивился я, – откуда же простой деревенской… бабушке известны подробности жизни сияющего дана Высокого данства?!

– Я не знаю, но только она очень часто о вас говорила.

– Так, может быть, ты вспомнишь что-нибудь из ее рассказов? – Чуть более надменно, чем мне самому хотелось бы, спросил я, – последнее время мне хочется знать, что думаетпростой народ о моей персоне!..

Фрик, уже убежавший вперед шагов на шесть, оглянулся на меня, и на его лице отразилось безмерное удивление, даже рот приоткрылся. А вот Мара, как ни страно, никакого удивления не выказала.

– Я помню все ее рассказы, но их пересказ займет слишком много времени.

– А ты, девочка начни, – подал свой писклявый голос вновь осмелевший шут, – начни сначала, а там видно будет.

И он снова покосился на меня.

– История жизни сияющего дана Тона очень интересна и очень загадочна, – начала свой рассказ Мара, – начать ее надо с того, что никому неизвестно время и место рождения дана…

– Подожди-ка!.. – Перебил я рассказчицу, – как это – неизвестно время и место рождения?!

– Очень просто, – чуть улыбнувшись, ответила девушка, – его мать, сияющая дана Искора пропадала неизвестно где ровно пять лет. Когда она неожиданно появилась перед воротами фамильного замка Тонов, рядом с ней стоял маленький мальчик. Муж даны Искоры, сияющий дан Тон-от, признал свою жену…

Тут Мара внезапно замолчала и через несколько секунд, глядя вперед странно засиявшими глазами, заговорила совершенно о другом:

– Сияющая дана Искора была самой красивой женщиной Высокого данства! Говорят, что сам высший дан Горгот Безухий, прадед нынешнего высшего дана, просил ее руки, но она предпочла сияющего дана Тон-ота. Во всем Высоком данстве не было человека, который бы не удивился ее выбору, ведь сияющий дан был уже не молод и красотой особой не отличался. Правда он беззаветно любил свою юную жену…

И снова девушка замолчала. Несколько десятков метров мы проехали в тишине, а затем Мара тряхнула головой и продолжила, как ни в чем не бывало:

– Так вот, сияющий дан Тон-от признал возвратившуюся жену, а ее ребенка назвал сыном…

– Так, выходит, что простой народ считает меня… незаконнорожденным?! – Самым мягким тоном переспросил я.

– Нет! – Немедленно ответила Мара, – бабушка Грета говорила, что сияющая дана Искора исчезла через два месяца после свадьбы, а маленькому дану Тону в момент его появления в родительском замке было как раз около четырех лет. Так что вполне возможно, что он действительно прямой наследник дома Тонов. Во всяком случае, мальчик был похож на своего отца, но где и когда он родился так и осталось тайной…

– Но какие-то соображения на этот счет в народе ходят? – Спросил я.

Мара чуть испуганным взглядом встретила мой вопрос, но не ответить не посмела:

– Да… Говорят, что… говорят, сиятельную дану Искору, соблазнившись ее красотой, похитил предводитель темных эльфов Сальтоис. Он укрыл ее в своих холмах, а когда она родила ребенка, отправил ее назад…

– Так что же, люди считают меня… полуэльфом? – Поинтересовался я.

– Некоторые говорят, что именно этим объясняется ваше удивительное долголетие и то… ну… – Мара слегка запнулась и ее щеки чуть порозовели, – и то, что у вас нет детей.

– Долголетие – это дело индивидуальное, – резко возразил я, – а отсутствие детей возможно и по вине моей жены!

– Так ведь у господина сияющего дана четвертая жена!.. – Негромко прошепелявил язва-шут, – и ни одного отпрыска…

– Нет, – быстро вмешалась Мара, – в основном люди объясняют эти обстоятельства тем, что маленький Тон сразу после возвращения поступил в ученики к придворному магу дома Тонов вару Фритору, но вообще-то, абсолютное большинство совсем не интересуется вашим прошлым. Все знают, что вы сияющий дан Тон, светоч Высокого данства и знамя борьбы с нечистью – этого достаточно, чтобы люди опасались копаться в вашем прошлом!..

Девушка посмотрела на меня, словно бы спрашивая, не пора ли прекратить рассказ, однако, меня очень интересовало «мое» прошлое.

– Но, как я понимаю, бабушке Грете этих фактов было недостаточно! – Возразил я рассказчице. – И что же она еще «накопала»? Рассказывай, милое дитя, я уже ничем не могу повредить бабушке Греете!

ИМара, едва заметно вздохнув, продолжила:

– Сияющая дана Искора недолго прожила после своего возвращения, а когда ее не стало, мальчика забрал к себе на воспитание вар Фритор. Вот, кстати, еще одна удивительная деталь – вар Фритор занимал в доме Тонов должность придворного мага, однако жил не в замке сияющего дана, а на окраине города в Синей башне…

– А почему же мой отец не оставил меня в замке? – Не удержался я от очередного вопроса. – Не занялся сам моим воспитанием?!

– Бабушка Грета говорила, – спокойно ответила Мара, – что сияющий дан Тон-от вел в это время очень тяжелую войну с двумя своими соседями… Ему некогда было заниматься воспитанием маленького ребенка. К тому же маленький Тон проявил способности к магии…

– Так я еще и колдун!.. – Воскликнул я и… рассмеялся.

– Во всяком случае, вар Фритор отзывался о своем воспитаннике, как о весьма многообещающем чародее, – улыбнулась Мара, – но никто, никогда не видел, как сияющий дан Тон занимается магией. Даже знаменитый Синий Дым был создан вар Экомом, придворным магом высшего дана Горгота Мудрого, отца нашего нынешнего высшего дана. Правда, говорят, что руководил всей работой как раз сияющий дан Тон. Но это произошло значительно позже…

Мара сделала паузу, вздохнула и продолжила свой рассказ:

– Наследник дома Тонов провел в Синей башне вар Фритора двенадцать лет. За это время его отец проиграл четыре битвы, заключил очень невыгодное перемирие и владения Тонов сократились почти наполовину. Когда шестнадцатилетний дан Тон вернулся в родовой замок, его отец был уже очень стар и потому почти сразу же передал правление леном сыну. Враги Тон-ота немедленно разорвали перемирие и опять напали на ленные земли дома Тонов, рассчитывая, видимо, на слабость молодого сияющего дана.

И вот тут опять произошло нечто непонятное – в течение месяца молодой сияющий дан создал странное войско, названное им черным извергами. Было этих извергов всего пятьсот пятьдесят человек, но им удалось в трех, последовавших одно за другим, сражениях наголову разбить выступившие против них армии. И во всех трех сражениях, вопреки принятым традициям и правилам военной науки, молодой сияющий дан сражался в первых рядах своих извергов! В общем, за полгода сияющий дан Тон не только вернул потерянное его отцом, но и почти вдвое увеличил свои владения. А о мощных данах Троте и Эльбаре, его врагах, никто сейчас уже и не помнит.

Девушка как-то странно посмотрела на меня и добавила вполголоса:

– Сияющий дан Тон уничтожил оба эти семейства полностью, не пощадив ни женщин, ни малых детей!..

– А не надо было нападать на сияющего дана Высокого данства! – Неожиданно прошепелявил Фрик, —

Мы с Марой удивленно воззрились на Фрика, а тот вдруг пошел по дороге как-то боком, словно бы даже приплясывая, или выделывая па некоего сумрачного танца. При этом шут посматривал на нас обоих, а после одного из неожиданных вывертов показал нам язык.

И вновь волна черной ярости накрыла меня с головой, а моя рука медленно потянулась к правому плечу, из-за которого торчала рукоять меча. Но, преодолевая ярость, я усмехнулся:

– Значит, ты, шут, считаешь, что победителей в войне не бывает?..

– Конечно нет! – Весело заявил шут, – ни в поединке, ни в короткой схватке, ни в длительной войне… все, кто ввязывается в драку с оружием в руках, погибают!..

– Ты опять противоречишь истине, шут, и на этот раз противоречишь не в рифму и без размера!! – Рявкнул я.

Мара отшатнулась от меня и едва не свалилась с лошади, но Фрик, как ни странно совершенно не испугался. Вместо этого он растянул свою рожу в «обворожительной» улыбке и покачал головой:

– Господин сияющий дан сердится?.. Но пусть светоч Высокого данства вспомнит первого убитого им человека… или даже кого-то из нечисти. Ну, о погибшем мы спорить не будем – он мертв, значит он… мертв! Но разве после этого убийства вы, господин сияющий дан, остались прежним? Разве в вас не надломилось нечто?! Или, возможно, наоборот, выросло что-то новое?! Разве после поединка, или стычки в которой враг был разбит, или после выигранного сражения вы, господин сияющий дан, остались прежним?!!

Ярость моя как-то сразу схлынула, и я вдруг припомнил барона Торонта… Дело происходило совсем в другом Мире, и я его не убил, даже не покалечил. Я… наложил на него заклятье… И даже тогда я почувствовал, как изменился сам, как почувствовал внутри себя мощь, почувствовал свою… особость! Получалось, что шут опять был прав!

И все-таки я не мог вот так вот просто взять и согласиться с ним.

– Даже если ты в некотором смысле прав, это не значит, что я после каждого выигранного поединка, схватки, сражения… умирал! Вот он я, перед тобой, жив, здоров, полон сил, а мои противники давно сгнили и даже… духа от них не осталось!

– Разве это ты?.. Разве это тот молодой дан, почти мальчик, который мечтал отвоевать отцовское достояние и собирал черных извергов? Разве это тот молодой человек, который с трепетом просил руки молоденькой девушки, едва веря в возможное счастье?.. Разве это тот молодой человек, который вдруг возненавидел весь маленький народец и сделал смыслом своей жизни его уничтожение?!

С каждым своим «разве это…» Фрик делал шаг в мою сторону и тыкал кривым заскорузлым пальцем в мою сторону, пока, наконец, не коснулся моего бедра. Тут он остановился, улыбка сползла с его уродливого лица, и он устало закончил:

– Нет! Все те люди давным-давно умерли! Они не живут даже в твоей памяти!..

После этих слов Фрик отвернулся от меня и каким-то усталым шагом отошел на прежнее место.

– Нет, шут, ты неправ, – спокойно проговорил я, – любой человек меняется, и эти изменения происходят каждый день, каждый час, каждую минуту. Не только бой, схватка, убийство изменяют человека, заставляют умереть какую-то его часть, это делает сама жизнь! Разве Мара сегодня такая же, какой была вчера?.. А ты сам?.. Разве ты не изменился после происшедшего в замке дана Когга?!

После этих слов Фрик пригнулся, словно его ударили по голове, и медленно обернулся.

– Да, – буквально просипел он, глядя прямо в мое забрало, – человек изменяется каждый день, каждый час, каждую минуту… Но жизнь, обычная повседневная жизнь со всеми ее горестями, радостями, неудачами и тревогами ничего не убивает в человеке. Она прибавляет ему опыта, мудрости, она растит в нем новое! А вот пролитая кровь, чужая отнятая жизнь, бойня, смерть убивают человека… Убивают сразу или по частям. Ты сам после всех своих побед, после всей пролитой тобой крови – красной, желтой, зеленой, голубой, ты сам – законченный труп! И неважно, что ты двигаешься, ешь, пьешь, спишь, говоришь – ты мертв, ты – живой остался в далеком прошлом и тебе живому нет места в настоящем. Разве мог бы жить тот мальчик, возвратившийся из Синей башни в родной замок, с тем грузом, которой ты сейчас несешь на своих плечах?!!

– Так что же ему теперь делать?.. – Раздался рядом со мной потрясенный шепот Мары.

И вдруг Фрик снова заулыбался:

– Жить, конечно! Ты, милая девушка не можешь себе представить, сколько людей спокойно наслаждаются жизнью, даже не понимая, что они уже давно мертвы! Сколько по земле ходит милых, жизнерадостных… трупов! Вот, смотри, – он низко поклонился маре, – один из них! Хочешь, этот мертвец сочинит самую жизнеутверждающую поэму в твою честь?!

Мара испуганно посмотрела на меня, затем снова перевела взгляд на кривляющегося Фрика, и тот одарил ее своей незабываемой улыбкой.

– Не пугайся, дитя мое, – совершенно успокоившись, обратился я к девочке, – мой друг, вольный дан Фрик, большой оригинал… у него имеется одна навязчивая идея, которую он пропагандирует в течение всего нашего знакомства. Заключается эта идея в том, что мы оба с ним – мертвецы, и потому должны поддерживать друг друга… правда, он считает, что дальнейшая наша судьба сильно разница!

Мара снова посмотрела на меня, и теперь в ее глаза светилось горькое понимание.

– Ну вот, мы и добрались до главного тракта Высокого данства! – Неожиданно воскликнул Фрик, не обращая внимания на мои последние слова и делая вид, что предыдущего разговора вовсе и не было.

Я посмотрел вперед. Лес, по которому мы продвигались, кончился. Солнце, скатываясь к горизонту, выбросило перед нами тени от высоченных сосен, оставшихся за нашими спинами. Мы остановились на опушке, развернувшейся по склону холма. Внизу, не более чем в полукилометре неширокая серая лента нашей дороги упиралась в широченное шоссе, выложенное красно-коричневыми каменными плитами.

«Это ж надо! – восхищенно подумал я, – прям аппиева дорога времен расцвета Рима!»

И по этой самой «аппиевой» дороге в две стороны нескончаемым потоком тянулись самые различные повозки, скакали всадники, тянулся пеший народ.

– Теперь мы, если поторопимся, к вечеру будем в столице, – добавил шут и двинулся дальше быстрым шагом. Нам с Марой ничего не оставалось, как только пустить своих лошадей следом за нашим проводником.

Мы довольно быстро приближались к главному тракту Высокого данства, и тут я заметил, что на этой магистрали вдруг началась какая-то странная суета. Некоторые повозки и пешеходы начали останавливаться довольно далеко от того места, где наша дорога вливалась в тракт, некоторые же наоборот, старались поскорее миновать это место. Всадники, как правило, пришпоривали своих лошадей, хотя я заметил двух-трех верховых, остановившихся и спешившихся. Когда мы подъехали к самому перекрестку, на мощеном красно-коричневыми плитами тракте… было пусто. Я был изумлен поведением людей, и тут мой проводник, безумный Фрик открыл мне глаза, визгливо заорав на всю округу:

– Дорогу сияющему дану Тону, светочу Высокого данства и личному другу высшего дана Горгота!!! Дорогу сияющему дану Тону…

Он успел прокричать свою великолепную фразу раза четыре, пока я не остановил его вопли словами:

– Слушай, дружище, кончай орать, народа вокруг и без твоих воплей не наблюдается!!!

Фрик замолчал, но через секунду обернулся и объяснил свои вопли:

– Это я специально покричал, а то народишко, глядишь, решит, что обознался, что ты никакой не сияющий дан, и ринется догонять… упущенное! Затопчут ведь, вместе с твоей волшебной лошадкой! А теперь она получили подтверждение своей догадливости и у нас будет свободная дорога до самой столицы!

– Так ты что, – рассмеялся я, – думаешь до самой столицы докричался!..

– А мне и не надо докрикиваться до самой столицы, – спокойно возразил шут, не обращая внимания на мой смех, – ближние точно услышали, и дальним все что надо передадут… Во-во, смотри, что делается!!!

Я посмотрел вперед. Народец, тот, который не мог двигаться быстрее нашей компании, в спешном порядке покидал тракт, переселяясь за обочину! В спешном порядке с дороги стаскивались повозки, сводились лошади, сбрасывались тюки, короба, мешки и другая поклажа. Когда мы проезжали мимо развороченного скарба, и перепуганных людей, толпящихся на обочине тракта, мне стало как-то не по себе. И в тоже мгновение в моей голове прозвучал знакомый насмешливый голос Блуждающей Ипостаси сияющего дана Тона:

«Привыкай к поклонению кхметов и уважению, хотя бы и показному, данов! Ты – сияющий дан Высокого данства, и чужие неприятности не должны тебя трогать, если только они не роняют твоего достоинства или не приносят неприятностей тебе самому…»

– Сейчас чужие неприятности как раз неприятны мне самому… – едва слышно проговорил я и в ответ услышал старческий дребезжащий смех.

Мара удивленно посмотрела на меня, видимо расслышав мои слова, но я жестом показал, чтобы она не обращала на это внимания.

«Ты просто еще не привык к положению сияющего дана… – прозвучало снова в моей голове, – сам-то, наверное, из кхметов… какой-нибудь бродяга?!»

С моего языка уже готов был сорваться достойный ответ этому… духу, но я сдержался – в конце концов, пока он не мешает мне, не стоит обращать на его присутствие внимание. Так что, вместо того, чтобы вступать в полемику с бывшим владельцем моих доспехов, я спокойно обратился к Маре:

– Ты, милое дитя, наверное никогда не была в столице?..

– Как же она могла там побывать, – ответил вместо девушки Фрик, – когда юных сельских девушек без сопровождения родственников-мужчин в город не пускают!

– Это с какой же стати к молоденьким девушкам такое отношение? – улыбнувшись словам шута, переспросил я.

– Так ты сам же подал такое прошение высшему дану, – воскликнул Фрик и, подняв вверх кривой палец, процитировал, – «Дабы не склонять юных девиц к бездельной и разгульной жизни…». Вот Горгот Безумный его и утвердил!

– А в сопровождении господ данов юным сельским девушкам въезд в столицу, значит, разрешен?! – Насмешливо переспросил я.

– А рескриптом высшего дана Гарольда Безухого любые будущие постановления высших данов, ущемляющие уже установленные законные права вольных данов не имеют силы! – Немедленно ответил Фрик.

– Ну-да, ну-да, все правильно, – неожиданно для шута поддакнул я, – вольный дан, конечно же, является самым лучшим гарантом трудолюбия и… э-э-э… нравственности молоденькой сельской девушки…

Мы и дальше продолжали перебрасываться столь же несерьезными репликами, и за этим шутливым разговором я как-то отвлекся от развала, воцарившегося с нашей стороны тракта. А вскорости вдали показались стены города.

Когда до ворот осталось не более полукилометра, Фрик снова завопил своим высоким фальцетом, правда, содержание своих воплей свой он несколько изменил:

– Дорогу сияющему дану Тону, светочу Высокого данства и сопровождающим его лицам!!! Дорогу сияющему дану Тону, светочу Высокого данства и сопровождающим его лицам!!!

Не знаю, что уж там подействовало – вопли Фрика или мои знаменитые доспехи, но только при нашем приближении стражники, охранявшие ворота, подняли свои алебарды и застыли по стойке смирно. Мы трое беспрепятственно проехали в город, и Фрик с неожиданным облегчением проговорил:

– Ну вот и прекрасный город Мерана – столица Высокого данства!..

– Ты это так сказал, словно боялся, что тебя в этот прекрасный город не пустят! – Усмехнулся я.

– Так это было вполне возможно… – ответил шут, – я ведь, официально не состою на службе у сияющего дана, и если бы стражники спросили об этом, мне пришлось бы ответить правду.

– Почему?.. – удивился я, – нам ничего не стоило сказать, что ты состоишь на моей службе!

– Нет! – Резко воскликнул Фрик, остановившись, – я не поступлю больше на службу ни к одному дану данства, даже если буду помирать с голоду!!!

И не давая мне снова задать вопрос «почему?», он перевел разговор на другое:

– Теперь нам придется расстаться!

– Почему? – Задал-таки я свой вопрос.

– Потому что сияющий дан направится, как и полагается, в резиденцию высшего дана, где для него выделены постоянные апартаменты, а мы с Марой попробуем найти себе пристанище где-нибудь в городе. – Шут вдруг улыбнулся и лукаво поинтересовался, – или господин сияющий дан собирается взять девушку с собой?..

– А разве вы оба не можете поехать вместе со мной?.. – Несколько растерявшись, поинтересовался я.

Фрик отрицательно покачал головой:

– Я же уже сказал, что не состою в свите сияющего дана, а во дворце моим положением обязательно заинтересуются… как, кстати, и положением Мары, если она решиться ехать с тобой.

– Я, пожалуй, останусь с господином Фриком! – Немедленно воскликнула девчонка.

– Стало быть вы меня бросаете! – Со всем возможным высокомерием констатировал я.

Фрик шутовски поклонился, но, выпрямившись, успокоил меня:

– Если господин сияющий дан решит покинуть столицу и захочет чтобы мы его сопровождали, пусть даст знать в гостиницу «Веселый тролль».

– А мне, стало быть, надо направляться во дворец высшего дана?.. – Задумчиво проговорил я, – интересно, в какой стороне этот дворец искать?..

Мара посмотрела на меня с большим удивлением, а вот Фрик не удивился нисколько. Вскинув руку, он показал кривым пальцем вперед, вдоль улицы, и вверх:

– Сияющий дан видит вон тот шпиль?

В километре от того места, где мы стояли, улицу перегораживали невысокие домишки, и над их крышами действительно золотилась тонкая игла шпиля, украшенная на самом конце странным, кривым утолщением.

– Вижу! – Подтвердил я.

– Это и есть резиденция высшего дана. Шпиль установлен на крыше любимой беседки Горгота Безумного.

– Я еще раз взглянул на тонкую, блестящую иглу, четко выступавшую на фоне слегка темнеющего неба и подумал, какой же это высоты должна быть любимая беседка Горгота, если украшающий ее шпиль торчит над крышами домов. Однако, обсуждать эту тему со своими спутниками я не стал, а вместо этого, улыбнувшись Маре, кивнул шуту:

– Ну что ж, желаю вам хорошо устроиться и… проследи, чтобы девушку не обижали.

После этих слов я тронул Пурпурную Дымку и двинулся в указанном шутом направлении.

Прохожих в вечернем городе было совсем немного, словно это была не столица высокого данства, а какой-нибудь районный центр моей родной области, где население укладывается спать сразу после программы «Время», а две-три дискотеки вполне вмещают всех имеющихся в городе гуляк. И дворец высшего дана я нашел точно так же, как нашел бы городскую управу в любом райцентре – я просто продвигался к центру города и наконец выехал к широкой прекрасно замощенной площади, на противоположном краю которой располагался дворцовый комплекс. Это, в самом деле, был не просто дворец – резиденция высшего дана состояла из целого ряда зданий, обнесенных высокой кованой оградой. Прямо напротив улицы, по которой я выехал к дворцовой площади, располагались огромные, уже закрытые ворота, около которых виднелось четверо караульных в роскошной ярко-красной форме и высоких «боярских» шапках. Двое из них стояли неподвижно, а двое вышагивали вдоль воротных створок, эффектно акцентируя повороты.

Несколько минут я рассматривал дворец, особенно меня заинтересовала крыша главного шестиэтажного здания, украшенная… беседкой со шпилем, а затем медленно двинулся в сторону ворот, в надежде убедить караул вызвать кого-нибудь из начальства.

Однако, не успел я добраться до середины площади, как у ворот началась непонятная суета. Нет, караул продолжал свои пешеходные экзерсисы и, казалось бы, не обращал внимания на мое приближение. Но за оградой началось мельтешение людей в ливреях, появилось несколько человек с факелами, а у огромных центральных дверей суетилось человек пять, причем трое из них елозили по ступеням парадного входа. Подъехав немного ближе, я понял, что дворцовые службы готовятся к встрече какого-то важного лица. От парадных дверей до ворот дворца раскатали широченную ковровую дорожку фиолетово-красных цветов, с обеих сторон дорожки выстроилось человек двадцать слуг с факелами, возле самых ворот появился здоровенный белобородый старик в отблескивающем золотом одеянии и с огромным посохом в руке, а в шаге позади него столпилось еще несколько празднично одетых людей.

«Ну вот!.. – огорченно подумал я, – кажется я не вовремя. Похоже высший дан Горгот решил вернуться в столицу!»

Я быстро оглядел площадь – она была пуста и неосвещена. Получалось, что если даже высший дан и возвращался, то до его приезда оставалось еще достаточно долгое время. Я решил попробовать «проскочить» перед ним, тем более, что стоявший впереди белобородый старик был, похоже, управляющий дворцом, не знаю уж, как там называлось его звание.

Минуту спустя я неторопливо подъехал к дворцовым воротам, и вдруг маршировавшие гвардейцы остановились, все четверо вскинули вверх свои явно парадные алебарды, а ворота начали медленно открываться. Пурпурная Дымка чуть притормозила свое движение, и между распахнувшихся воротных створок, прямо ей под лапы расстелился хвост фиолетово-красной дорожки. Старик шагнул вперед, пристукнул своим посохом и громко произнес:

– Я, могучий дан Тейнат, главный смотритель главной резиденции высшего дана Высокого данства, приветствую сияющего дана Тона, светоча Высокого данства, возвратившегося из похода к Трольим горам!!

– Не к Трольим горам, дорогой Тейнат, – неожиданно для себя ответил я, – а в Трольи горы! В самое их сердце! Я прошел их насквозь и разрушил при этом Священный Зал Двоца горных троллей!!

– Слава сияющему дану Тону!!! – Взревел старикан, подняв вверх свой огромный посох.

– Слава!!! – Заорали окружающие.

Пурпуная Дымка, как ни в чем не бывало, ступила на роскошную ковровую дорожку своими мягкими лапами и направилась прямиком к парадному входу во дворец. Могучий дан Тейнат быстренько пристроился перед ее мордой и шагал, гордо пристукивая посохом во главе образовавшейся процессии. Я, восседая на своей магической лошадке, думал, почему мой голос, отвечавший на приветствие главного смотрителя так сильно изменился, и имел ли я право говорить с ним таким… фамильярным тоном. Так и не разобравшись до конца с этими двумя вопросами, я оказался у ступеней парадного входа, где Пурпурная Дымка остановилась, явно предлагая мне покинуть седло.

Я соскочил на землю и чуть ли не по щиколотки утонул в пушистом ковре. И тут же дан Тейнат обратился ко мне:

– Дорогой дан Тон, я благодарю вас за то, что вы выбрали местом своего пребывания в столице резиденцию высшего дана, ваши апартаменты готовы! Где вы желаете ужинать, в парадном обеденном зале или в малой столовой своих покоев?

– Я слишком устал для парадной обеденной залы, дорогой дан Тейнат, так что велите подать ужин в мои покои…

Дан Тейнат наклонился к моему уху и доверительным шепотом сообщил:

– За вашими покоями присматривала ваша любимица, так что все должно быть в полном порядке!

И старый хрыч мне подмигнул!

Затем, повернувшись назад он громко приказал:

– Майяла, проводи дана Тона в его апартаменты, помоги раздеться и привести себя в порядок. Затем будешь прислуживать за ужином. – Повернувшись ко мне, старик негромко добавил, – надеюсь, дан Тон, вы позволите мне составить вам компанию?.. Вы же понимаете, как мне хочется узнать из первых рук о вашем блистательном походе!

– Конечно, конечно, дорогой дан Тейнат, – вынужденно согласился я, лихорадочно раздумывая, что предпринять, чтобы скрыть свое истинное лицо – похоже было, что мне придется предстать перед данном Тейнатом и этой самой… Майялой без доспехов!!

В этот момент от толпы отделилась высокая статная брюнетка лет сорока весьма приятной наружности. Одета она была в длинное прямое парчовое платье, скрывавшее ее фигуру, в ушах и на пальцах у нее поблескивали камни. Церемонно поклонившись, она произнесла прекрасно поставленным контральто:

– Прошу вас, господин сияющий дан, ваши комнаты вас ожидают!..

А вот как у нее при этом посверкивали глазки, мне не понравилось – что-то она от меня ожидала!

Сделав, приглашающий жест, я пропустил слегка удивившуюся Майялу вперед, а сам, обернувшись, попросил дана Тейната: – Прикажите позаботиться о моей лошадке. – А сам мысленно обратился к Пурпурной Дымке: «Ты уж конюхов не обижай!.»

После этого я прихватил из седельного кармана Ужас Камней и последовал за своей провожатой вглубь замка. Пройдя передний зал, выполнявший, видимо, роль прихожей, мы поднялись в бельэтаж и длинной анфиладой, состоявшей из шести небольших, но высоких проходных комнат, прошли в правое крыло главного здания. Все двери анфилады были распахнуты, а у последней, закрытой, стоял караульный. Увидев нас, он поднял в салюте свою алебарду с длинным красным древком, сверкнул на меня глазом и неожиданно гаркнул:

– Слава сияющему дану Тону, светочу высокого данства!!!

– Они что, все время так вопить будут?.. – Недовольно буркнул я про себя и тут же получил ответ от своей провожатой:

– Таков утвержденный церемониал вашего приветствия, господин сияющий дан.

– А изменить его никак нельзя?.. – Поинтересовался я.

– Как же можно!.. – Ужаснулась Майяла, – Его же утверждал лично высший дан!

Караульный между тем отступил в сторону, пристукнув в пол концом древка, и двери перед нами распахнулись.

Мы вошли в большую, ярко освещенную люстрой круглую комнату. В ее середине плескался небольшой водоем с изящным фонтаном, а по периметру стояли большие диваны на гнутых ножках. Между диванами располагались три высокие резные двери. Майяла повернулась ко мне и спросила:

– Господин сияющий дан, как всегда, вначале проследует в ванную?..

– Непременно! – Воскликнул я и вопросительно посмотрел на свою, как сказал дан Тейнат, «любимицу». Я просто не знал, в какую дверь мне следует пройти, а она, видимо, расценила мой взгляд как-то иначе. Понимающе улыбнувшись, она вдруг надвинулась на меня своей высокой грудью и с придыханием прошептала:

– Господину сияющему дану, придется справиться самому… мне необходимо проследить за ужином. Не забывайте, вы пригласили к себе дана Тейната!..

Гибко извернувшись, она метнулась к выходу и захлопнула за собой дверь.

«Так что же это получается? – Обиженно подумал я, – здесь, что же, не принято помогать господам раздеться?!»

И тут же оборвал сам себя: «А давно ли ты стал господином?! Да еще таким, что сам из доспехов вылезти не можешь?!»

Открыв по очереди все три двери, я разобрался, что за одной из них располагалась спальня с роскошной кроватью, за второй – та самая малая столовая, о которой говорил дан Тейнат, а за третьей – гардеробная. Поскольку ванной комнаты нигде не было видно, я предположил, что она устроена где-то за спальней. Прихватив в гардеробной короткие сапожки и костюм, сильно напоминавший доспехи черных извергов, только выполненный из чрезвычайно мягкой кожи и отделанный узким серебристым кружевом, я проследовал в спальню и, действительно, после небольших поисков в слабо освещенной комнате нашел неприметную дверь, а вернее открывающуюся внутрь стенную панель, за которой находилась ванная комната. Самая настоящая ванная комната с большой латунной, идеально начищенной ванной, зеркалами по стенам и мыльными принадлежностями на полках.

Доспехи я оставил в спальне, а сам отправился в этот личный храм чистоты, где за полчаса полностью привел себя в порядок, смыв и счистив всю грязь, накопленную моим бедным телом за четверо суток дороги. Я даже побрился, хотя, похоже, сияющие даны здесь самостоятельно не брились!

Одежда, принесенная мной из гардероба сияющего дана была мне немного тесновата, и это напомнило мне, что необходимо принять меры к тому, чтобы не быть узнанным. Подумав с минуту, я принял решение применить, несколько модернизировав, заклинание Не своей Личины. Изменения, правда, понадобились довольно значительные, но когда я наконец составил и произнес переделанное заклинание, мне стало значительно спокойнее – теперь мои собеседники должны были видеть не какую-то конкретную личность, а то, что они сами ожидали увидеть!

Едва я успел закончить преображение своей личности, как из спальни раздалось звучное контральто:

– Господин сияющий дан, вы закончили свой туалет?! Ужин подан и господин могучий дан Тейнат ожидает вас!!

Я распахнул дверь и с некоторым внутренним трепетом вышел в спальню.

Майяла стояла в дверях спальни и, увидев меня в полумраке, отступила в прихожую. Я быстро проскользнул к постели, спрятал свою собственную одежду под подушкой, а затем решительно прошел к выходу из спальни и остановился на ее пороге. Горничная окинула меня блестящим взглядом, едва заметно вздохнула и, чуть склонив голову, проговорила:

– Господин сияющий дан, тяготы похода совершенно не изменили вас!..

«И слава Богу!» – Подумал я, и мысленно закрепил наложенное заклинание, а вслух сказал:

– Я еще не настолько стар, чтобы дряхлеть в походе!..

Майяла поклонилась и, указав плавным движением руки на дверь столовой, произнесла:

– Господин могучий дан Тейнат ожидает вас!

Хотя столовая и называлась малой, размером она была с хорошую трехкомнатную квартиру, так что к ней вполне подошло бы наименование «столовая зала». Зала эта была ярко освещена. Посредине стоял довольно большой овальный стол, накрытый на две персоны, причем столовые приборы стояли напротив друг друга по малому диаметру овала. Дан Тейнат, стоял у окна, прикрытого шторой, с высоким, узким бокалом в руке. В бокале была налита какая-то жидкость изумрудного цвета, которую дан с видимым удовольствием прихлебывал. Увидев меня, он сделал шаг навстречу, чуть наклонился вперед и пристально всмотрелся в мое лицо. На его собственном лице читался неприкрытый, жгучий интерес. Я подошел ближе и небрежно поговорил:

– Прошу прощения, дорогой дан Тейнат, за мой внешний вид, но сами понимаете – тяготы похода, схватки с нечистью, дальняя дорога не слишком хорошо сказываются на моем самочувствии… Я уже не молод!..

– Напротив, – воскликнул дан Тейнат, – вы, дан Тон, выглядите очень хорошо! Если бы я не знал, откуда вы вернулись, то подумал бы, что вы провели месяц в своем замке на берегу Святого океана! Кстати, вы знаете, что ваша уважаемая супруга оставила двор высшего дана и удалилась именно туда?!

– Конечно, дан Тейнат! – Усмехнулся я и мысленно поблагодарил болтливого Фрика. – Мое отсутствие в столице не мешает мне быть в курсе всех столичных новостей…

– А вот мы имели очень мало известий о вашем походе, так что я весьма рад, что вы остановились у нас, а не отправились в свое загородное поместье – рассчитываю, так сказать, на новости из первых рук.

Дан Тейнат шутливо склонил голову и тут же сменил тему разговора:

– Однако, в походе вы наверняка были лишены возможности попробовать флебуржского вина! Неделю назад во дворец привезли всего двадцать бочонков прошлогоднего урожая. Вино только что созрело и… Впрочем попробуйте сами!..

Он протянул руку, указывая на что-то, находившееся за моей спиной. Я обернулся. Позади меня стояла Майяла с маленьким подносом в руках. На подносике поблескивал хрустальными отсветами такой же бокал, как и у дана Тейната, зеленая жидкость в нем, казалось, мерцала глубокими зеленовато-голубыми искрами.

Я взял бокал с подноса и по старой привычке поднес его сначала к носу – фруктовая составляющая аромата была на мой взгляд слишком сильна, а я не очень любил такого рода вина. Тем не менее я чуть прихлебнул мерцающей жидкости. Вино к тому же было излишне сладковатым, скорее десертным, чем сухим.

Майяла, видимо, поняла по моему лицу, что вино не слишком мне нравится и извиняющимся тоном произнесла:

– Я предупреждала господина могучего дана, что господин сияющий дан предпочитает более терпкие вина, но он хотел удивить вас редкостью…

– Это ему удалось, – улыбнулся я в ответ и повернулся к могучему дану. – Прошу за стол!

Мы уселись, и я оглядел стол. Ужин был скудноват: два графина вина, один из которых был наполнен уже знакомым мне флебуржским, несколько тарелок с крупными кусками какой-то дичи, блюдо отварной рыбы и две миски с тушеными овощами – вот и все. И опять, как будто прочитав мои мысли, позади меня раздался голос Майялы:

– Горячее подадут через несколько минут…

Дан Тейнат налил себе еще бокал изумрудного вина и положил на свою тарелку овощей, я решил попробовать напиток из другого графина, отливавший более для меня привычным рубином, а для закуски выбрал кусок копченой дичины. Приветственно подняв бокалы, мы выпили и могучий дан сразу же задал мне вопрос:

– Ну, дан Тон, я надеюсь вы расскажите о своих приключениях?! Мы, признаться, вас уже… э-э-э… похоронили! Высший дан Горгот был весьма огорчен, когда от вас перестали поступать сообщения, и даже объявил семидневный государственный траур!! Так как же вам удалось спастись, и почему вы не дали о себе знать?!

– Все очень просто, – пожав плечами, ответил я, – мы прошли по Трольим горам почти до Дворца троллей…

– Да-да, именно туда вы и планировали пробиться!.. – Перебил дан Тейнат меня своим возгласом и тут же конфузливо умолк.

– На небольшом плато, – продолжил я свой рассказ, – которое тролли называют Стол Скорби, нас встретила вражеская армия – только троллей в ней было двенадцать, а прочей нечистой мелюзги не счесть… – Я немного помолчал, словно бы вспоминая подробности битвы, и закончил негромко и коротко, – мы их всех положили!..

Мясо было холодным и слишком переперченным, но я сделал вид, что полностью сосредоточился на закуске, правда, прикладываться к бокалу мне пришлось почаще.

Однако от старика не так-то просто было отвязаться. Быстро отхлебнув своего приторного пойла, он спросил:

– Но как же получилось, что ваши черные изверги… э-э-э… не вернулись?!

Я дожевал кусок мяса, налил себе еще вина, а затем спокойно и негромко ответил:

– Они погибли… – и, не дожидаясь очевидного вопроса своего собеседника, пояснил, – после боя, пока ребята отдыхали, я решил проехать немного вперед, осмотреть тропу. Мы находились в самом сердце Трольих гор, и надо было проявлять осторожность. Отсутствовал я около двух часов, а когда вернулся, весь мой отряд был уничтожен!..

Допив остатки вина в бокале, я наполнил его снова и выпил еще пол бокала.

– Но, почему же вы, оставшись один, не повернули назад?!

– Дан Тон никогда не отступал!.. – Произнес я слегка заплетающимся языком, вино оказалось коварным, – и, потом, я обещал пройти Трольи горы насквозь, и я это сделал!!

Икнув в подставленную салфетку, я гордо повторил: – Дан Тон никогда не отступал!!! – И тут же подумал, я ли это говорю?! Но доспехи стояли в спальне, так что дух настоящего дана Тона, вряд ли мог вмешаться в этот разговор.

Старик, между тем, поставил свой бокал и, тонко улыбнувшись, проговорил:

– Но однажды вы все-таки бежали… Вспомните, схватку с темными эльфами Сальтоиса в Бердском лесу…

– Это был маневр!!! – Грохнул я кулаком по столу.

Дан Тейнат едва не выронил поднимаемый к губам бокал, испуганно посмотрел на меня и пробормотал побелевшими губами:

– Да, конечно… маневр… Мы все это так и расценили… Это ваши недоброжелатели распускают слухи, будто бы ваши черные изверги бежали от эльфов…

– Это был маневр, а не бегство, – значительно спокойнее повторил я, – вы же помните, чем закончилась та схватка?! Именно благодаря маневру мне удалось разбить их наголову!

– Да-да! – Подтвердил старик с некоторым облегчением в голосе, – жаль только что самому Сальтоису удалось скрыться!

– Мерзкий трус!.. – Выговорил я непослушными губами и допил вино.

Из-за моей спины появилась Майяла с большим подносом в руках. На подносе стояли две большие миски с каким-то дымящимся варевом и чистые глубокие тарелки. Быстро убрав со стола использованную посуду, горничная поставила принесенные тарелки и разлила горячее. Причем, мою тарелку она наполнила сразу из двух мисок – сначала неким густым пюре, в котором плавали кусочки мяса, а затем долила это пюре прозрачным золотистым бульоном из второй миски.

– Ваше любимое… – интимно шепнула она мне на ухо, – бомбот по Корски!..

– Бомбот?.. – Переспросил я непослушными губами, – посмотрим!..

С усилием фокусировав взгляд на стоявшей передо мной тарелке, я увидел, что рядом с ней лежат две ложки, большая и маленькая, и тонкая, изящная двузубая вилка.

«Так… – шевельнулась в моей затуманенной голове вялая мыслишка, – И каким же… э-э-э… приспособлением хлебать это… горячее?..»

Я перевел взгляд на своего гостя. Тот, взяв маленькую ложечку, аккуратно, чтобы не взболтать «супчик» схлебывал с его поверхности бульон. Нашарив свою маленькую ложку, я принялся подражать дану Тейнату, вот только у меня это не слишком хорошо получалось! Когда я снова поднял взгляд на старика, тот в правой руке держал большую ложку, а в левой двузубую вилку. Ложкой он зачерпывал пюре, а вилкой вылавливал из него кусочки мяса. Физиономия его при этом выражала самый настоящий восторг!

«Видимо, это действительно вкусно!..» – С огорчением подумалось мне, сам я никакого вкуса не ощущал!

Тем не менее, я так же принялся орудовать большой ложкой и вилкой, но у меня зачерпнутое ложкой почему-то сразу же выливалось обратно в тарелку, а кусочки мяса постоянно ускользали от вилки! Один раз мне даже показалось, что особо наглый кусочек, проскочив между вилкиных зубьев… показал мне язык! После этого я удивленно положил свои столовые приборы рядом с тарелкой и аккуратно повалился со стула на пол.

Лежа на жестком полу, я, тем не менее, отлично знал, что встревоженный дан Тейнат и казавшаяся удивленной Майяма склонились над моим неподвижным телом.

– Что с ним?.. – Донесся до меня издалека голос старого дана.

– Напрасно он мешал флебуржское с горским, – озабоченно проговорила горничная, – как мне его теперь в спальню… доставить?!

– Я пришлю тебе людей! – Ответил дан Тейнат, но Майяла живо возразила:

– Ну что вы, господин могучий дан, я сама справлюсь! Нельзя чтобы посторонние видели сияющего дана Тона в таком виде!

– Да, ты права… – тут же согласился главный смотритель резиденции высшего дана, – постарайся, милочка справиться сама… Если что-то будет нужно, немедленно сообщи мне!

Дан Тейнат удалился, а меня приподняли за плечи и поволокли по полу прочь из столовой.

«Хорошо, что в моих апартаментах полы не застелены коврами… – абсолютно трезво подумал я, – Иначе бедная… тетенька меня с места не сдвинула бы!»

Майяма отдыхала раза четыре, но в конце концов ей удалось доставить меня в спальню к кровати. И здесь она крепко задумалась – закинуть мое безвольное тело на кровать без посторонней помощи ей было явно не под силу. Я совсем уже собрался оказать ей посильную помощь и даже попытался подогнуть одну ногу, но тут сознание совершенно покинуло меня.

В этот чудесный мир меня вернул негромкий шепот, раздававшийся где-то недалеко от меня. Впрочем, прежде чем прислушиваться к каким-то там шепоткам, я обследовал собственную персону. Мое бренное тело было раздето и покоилось в постели. Мой магический кокон был в полном порядке, и судя по моему состоянию я вполне был способен им управлять. И вообще, от вечернего опьянения… или отравления, не осталось никаких следов. И в этот момент до моих ушей снова донесся едва слышный женский шепот:

– … только,господин вольный дан, будьте крайне осторожны, если господин сияющий дан проснется, от нас обоих не останется даже пояска!..

– Ты, по-прежнему уверена, что это дан Тон?.. – Мужской шепот был насмешливо-язвителен, – а вот моя госпожа уверена, что ее супруга давно съели тролли!..

– Я знаю, вы мне не верите… – ответила женщина, – смотрите сами, только я заклинаю вас, не светите ему в лицо, он проснется!

– Не бойся, малышка, я не хочу тебя потерять, – снова снасмешничал мужчина.

По моим закрытым векам скользнул едва заметный световой лучик. Скользнул и… остановился. Несколько секунд длилось молчание, а затем раздался потрясенный мужской шепот:

– Клянусь Небесной Карой, это – он!!!

– Убедились, – женский шепот из просительного превратился в жесткий, – гасите фонарь!..

Лучик, освещавший мое лицо, погас. Я медленно открыл глаза и произнес про себя заклинание Истинного Зрения. Темнота, царившая в спальне отхлынула и я увидел Майялу и незнакомого мне мужчину в скромном сером наряде, который, широко раскрыв глаза, всматривался в темноту, словно надеясь еще раз увидеть мое лицо. Майяла дернула его за рукав и прошептала:

– Да пойдем те же отсюда, господин вольный дан!.. Вы уже все увидели!..

«Господин вольный дан» молча кивнул, повернулся прочь от моей кровати, и шагнул к выходу. Но вдруг он остановился и возбужденным шепотом спросил:

– Дан не говорил, надолго он задержится в резиденции?..

– Нет, не говорил, – ответила горничная, – но, думаю, не меньше чем на пару-тройку дней…

– У тебя еще осталось мое снадобье?..

– Да… Вернуть?..

– Нет… Дашь его дану еще раз, когда я скажу!..

– Зачем?!

– Я хочу, чтобы моя госпожа сама убедилась, что ее муж жив, здоров…

Вольный дан сделал еще шаг по направлению к выходу и вдруг задумчиво добавил:

– Если она захочет…

Дверь спальни бесшумно закрылась за ними, и через секунду я был рядом с этой дверью. Выйдя в прихожую, оба моих посетителя явно почувствовали себя спокойнее и заговорили громче.

– Я тебя попрошу, – совсем не просящим, а скорее приказывающим тоном, обратился вольный дан к моей горничной, – проследить за поведением господина сияющего дана. Не появилось ли у него каких-то новых привычек, не исчезли ли старые. Может быть обнаружатся какие-то новые пристрастия или… несвойственные дану Тону мысли…

– Вы все еще не уверены, что это настоящий дан Тон?..

Мужчина немного помолчал, а затем задумчиво произнес:

– Не знаю… Он очень похож на… себя. Даже тот крохотный шрам под ухом на месте… И все-таки… Было бы так хорошо и просто, если бы это был кто-то другой. Я точно знал бы что надо делать!

Он снова немного помолчал.

– Все свои наблюдения расскажешь мне, когда я вернусь…

– А вы уезжаете?.. – Перебила его горничная.

– Да. Я хочу сам съездить за хозяйкой… Боюсь моему сообщению она не поверит.

Так когда же вы вернетесь?.. – С непонятной тревогой спросила Майяла.

– Если все пойдет хорошо, через три дня. Так что ты постарайся задержать господина сияющего дана на этот срок… Можешь даже забраться к нему в постель!

«Вот еще!» – Возмущенно подумал я.

– Вот еще, – Возмущенно ответила горничная, – господин сияющий дан никогда не позволял себе никаких… штучек. Разве что… похлопает слегка по…

– Ладно, – грубо оборвал ее вольный дан, – это твои дела, и я в них не лезу. Вот обещанная плата… – в прихожей что-то увесисто звякнуло, – если все сделаешь, как надо, получишь еще столько же! А теперь прощай!

– Прощайте, господин вольный дан… – ответила Майяла.

Целую минуту в прихожей царила тишина, и я совсем уж собрался вернуться в кровать, как вдруг до меня донесся тихий голос горничной:

– Может мне в самом деле лучше было обратиться к самому сияющему дану Тону, чем связываться с этим…

Больше я ничего не услышал, хотя простоял под дверью еще несколько минут.

Вернувшись к кровати, я уселся на одеяло и задумался. Получалось, что меня чем-то опоили для того, чтобы этот самый вольный дан мог «опознать тело». Зелье, скорее всего было подсыпано в бокал с зеленым флебургским… Теперь моя милая горничная собирается наблюдать за мной, а в конце своего наблюдения отравить меня еще раз, чтобы в мое честное, открытое лицо могла беспрепятственно заглянуть моя собственная жена! Но почему она делает это в тайне?! Ведь ей достаточно явиться сюда, и я конечно же встретился бы с ней!.. Или не встретился?! Кто знает, какие отношения были между этими «любящими» супругами?.. Может быть они друг друга на дух не переносили!.. Так зачем же ей необходимо удостовериться в том, что я жив?.. Или ей необходимо удостовериться в том, что я… мертв?! Вернее в том, что я самозванец, присвоивший себе доспехи ее мужа?! Ну конечно! Она ведь назначила награду тому, кто их ей вернет!! И что же мне теперь делать?..

Я хмыкнул в темноте и успокоил сам себя:

«А ничего не делать!.. Встретимся, как и задумывалось, с верховным лекарем, могучим даном Ольвером, выясним… к-хм… эпидемиологическую обстановку в данстве, а уж после этого решим, что делать дальше!»

С этой успокоительной мыслью я прилег на подушку и закрыл глаза, собираясь заснуть. И когда я был уже на границе сна, в моей голове шевельнулась еще одна мыслишка: «Лучше бы тебе поскорее убраться из этого Мира… Слишком много у твоего предшественника… недоброжелателей!»

Проснулся я очень рано, солнце еще не поднялось над крышами Мераны. Мой наряд черного изверга был аккуратно сложен на кресле рядом с кроватью, но я первым делом поспешил в ванную комнату. Поплескавшись в горячей воде, а потом облившись холодной, я окончательно стряхнул с себя сон и почувствовал, что не прочь закусить. И это было вполне естественно, ведь накануне мне не дали поужинать. Однако, вернувшись в спальню, я первым делом проделал свою обязательную боевую зарядку – Серое Пламя мне нравился все больше и больше! Затем, еще раз наведавшись в ванну, я нарядился во вчерашнюю черную кожу – этот наряд мне определенно был к лицу. Затем я прошел в гардеробную и там отыскал небольшую сумку или, скорее, торбу, затягивающуюся сверху шнурком. В эту торбу я сложил свою, уже довольно замызганную джинсу и снова спрятал ее под подушку.

Оглядев еще раз спальню, я заметил длинный витой шнурок с роскошной кистью на конце, свисавший с балдахина почти до самой подушки. Сочтя это украшение звонком для вызова прислуги, я с вполне понятным злорадством принялся энергично дергать его – раз моя горничная, зараза, не дала мне вчера поужинать, я ей сегодня не дам поспать!!

Звонить мне пришлось довольно долго, но наконец в прихожей раздались быстрые, легкие шаги, и хрипловатое со сна контральто пропело:

– Господин сияющий дан уже проснулся?.. Сейчас я помогу вам одеться!..

«Интересно! – Мелькнуло у меня в голове, – Вчера мне не помогали раздеться, а сегодня… гляди-ка, какая забота! Привычки мои торопиться проверять… зараза!»

Майяла вплыла в спальню и застыла на пороге в растерянности, она явно не ожидала увидеть меня не только уже проснувшимся, но и полностью одетым!

И только увидев эту растерянную, испуганную физиономию, я вдруг понял, насколько разъярен. Шагнув навстречу женщине, я высокомерно произнес:

– Дорогуша, будь любезна подать мне завтрак!.. И проследи, чтобы на кухне мне не подложили какой-нибудь дряни, вчерашний ужин был явно… подпорчен… особенно вино!!

Горничная мгновенно побледнела, но попыталась мне возразить:

– Но, господин сияющий дан, кухня резиденции высшего дана использует только наисвежайшие продуты и… э-э-э… проверенные вина…

– Значит вино было испорчено по пути из подвала до моего стола! – рявкнул я, а затем, подойдя к своим доспехам, стоявшим в углу спальни и погладив рукоять меча, добавил более спокойным тоном. – Мне, видишь ли, все известно, дорогуша, и если ты еще раз посмеешь выкинуть подобную шутку, я тут же уничтожу тебя!

Майяла рухнула на колени и, выбросив руки вперед, уткнулась лицом в паркет. Я подошел и встал над распростертым телом:

– Впрочем, я могу распять тебя прямо сейчас, на любом подходящем дереве в парке! От тебя самой зависит твое будущее… Говори!..

– Господин сияющий дан, – захлебываясь почти что в истерике, громко заговорила горничная, – у меня есть старенькая мать… Она очень больна и лечение стоит больших денег, а мое жалование невелико. Я многим задолжала… Вчера днем когда я убирала ваши апартаменты, сюда зашел вольный дан Пард, секретарь вашей жены и сказал… Он сказал, что самозванец, захвативший доспехи дана Тона, направляется в столицу и, без сомнения, остановится в резиденции высшего дана. Он сказал, что если я помогу ему посмотреть на самозванца…

– Ну-ка, ну-ка! – Перебил я ее, – Почему ты называешь меня самозванцем?!

Она запнулась на полуслове, как-то странно дернулась всем телом, а потом заговорила значительно тише, с какой-то горечью в голосе:

– Когда вы перестали сообщать о себе, все решили, что ваш отряд, как и все другие отряды, уходившие в Трольи горы, погиб. Однако, нашлись такие, кто не верил в вашу гибель, кто говорил, что вы еще вернетесь… Но когда вдруг пришла жалоба на вас от мощного дана Когга, в которой он сообщил, что вы, якобы, выкрали у него двух пленных гномов и помогли им скрыться, по всей Меране пронесся слух, что доспехи дана Тона захватил какой-то преступник… самозванец, выродок, водящий дружбу с нечистью! В общем, никто не знал, что и подумать! А вот вольный дан Пард сразу же и без всяких сомнений заявил, что вы самозванец, что вас надо схватить и… казнить за надругательство над телом светоча Высокого данства… А доспехи вернуть вашей жене…

– Так, так… – задумчиво протянул я, – хорошо, продолжай свою историю…

– Вольный дан Пард сказал, – продолжила Майяла уже гораздо спокойнее, – что если я помогу ему посмотреть на ваше лицо, он не только заплатит все мои долги, но и поможет мне с лечением матери… Он дал мне склянку с жидкостью и приказал влить три капли этого снадобья вам в вино во время ужина… Вот я и…согласилась, и…

Она замолчала, словно ей было больше нечего сказать.

– А ты не подумала, что это может быть просто отрава, что этот самый Пард просто хочет меня убить?!

Впервые после того, как она распростерлась на полу, ее голова дернулась, как будто, она хотела посмотреть мне в лицо. Но, сдержавшись, она только прошептала:

– Я попробовала действие этого снадобья на… мальчишке-помойщике…

Я прошелся по комнате, а затем снова остановился рядом с продолжавшей лежать горничной.

– Встань! – приказал я, и когда Майяла поднялась, продолжил, – тебе надо было сказать о своих затруднениях мне или обратиться за помощью к господину могучему дану Тейнату… Хотя бы и от моего имени… Теперь тебе придется выполнять волю этого вольного дана, иначе он сам тебя уничтожит. Когда он вернется…

Я замолчал, внимательно посмотрел ей в лицо и спросил:

– Он ведь уехал?..

Горничная молча кивнула.

– Так вот, – продолжил я, – ты выполнишь данное тебе поручение. Когда господин вольный дан вернется, ты, естественно, скажешь ему, что никаких изменений в моем поведении и в моих привычках ты не заметила… И предупредишь меня, когда моя жена соберется меня… навестить!.. Ясно?!

Майяла снова только кивнула, но я потребовал:

– Отвечай!..

– Ясно, господин сияющий дан…

Я отошел к доспехам и снов погладил рукоять меча.

– А теперь озаботься, пожалуйста, моим завтраком!

Горничная чуть присела и, повернувшись, бесшумно покинула спальню.

«Так, – довольно подумал я, – теперь мне надо узнать, где можно отыскать могучего дана Ольвера… Впрочем его местонахождение наверняка знает старик Тейнат!»

Через десять минут музыкальное контральто моей горничной возвестило, что завтрак для меня накрыт. Войдя в столовую, я первым делом взглянул на Майялу. Она казалась совершенно естественной и спокойно встретила мой взгляд. Завтрак был обилен, но я, несмотря на голод, ограничился пшеничной лепешкой, кусочком ветчины и стаканом молока. Когда я закончил свою скромную трапезу, горничная без всякого удивления принялась убирать оставшуюся нетронутой снедь.

– Майяла, – обратился я к ней и заметил, как она вздрогнула, – можно попросить господина могучего дана Тейната, подняться… или спуститься ко мне?..

– Конечно, господин, – ответила горничная и тут же вышла из столовой.

Спустя минут пятнадцать-двадцать, в течение которых я рассматривал в окно дворцовую площадь, в столовую вошел старый дан. И тут же встревожено поинтересовался:

– Господин сияющий дан, как вы себя чувствуете?!

– Прекрасно! – С улыбкой ответил я, – Если вас беспокоит мой вчерашний… э-э-э… припадок, то, поверьте мне, ничего страшного не произошло. После битвы на Столе Скорби со мной такое было дважды… Данесса Потина, к которой я обратился за консультацией, сказала, что это следствие… э-э-э… эмоциональной перегрузки, и должно скоро пройти!

– Да? – С явным облегчением переспросил дан Тейнат и тут же, не дожидаясь подтверждения моих слов, озабоченно добавил, – и все-таки, на вашем месте я немедленно обратился бы к верховному лекарю данства! Одно дело – мнение какой-то заштатной лекарессы из провинции, и совсем другое – консультация у первого лекаря данства!

– Вы так считаете?.. – С нарочитым сомнением переспросил я, радуясь в душе, что старик сам завел разговор о дане Ольвере, – тогда подскажите, где я могу его найти?!

И тут старик растерянно почесал свою макушку.

– А ведь дан Ольвер вернется только завтра утром… Если высший дан не задержит его в летней резиденции…

– Ну, раз верховного лекаря нет в столице, может быть в столице находится придворный маг? – неожиданно для самого себя поинтересовался я, – может быть мне удастся сегодня его повидать?..

Старый Тейнат посмотрел на меня каким-то странным, «стеклянным» глазом и едва слышно проговорил:

– Придворный маг, вар Эком, очень стар и никого не принимает… Он, знаете ли, не совсем… э-э-э… здоров… Можно, конечно, обратиться к его первому ученику, вар Вогруму, который… э-э-э… ну, вроде бы замещает вар Экома, только…

– Нет, – довольно резко оборвал я его, – мне необходимо встретиться с самим вар Экомом!

«И порасспросить его о… Синем Дыме и других совместных с даном Тоном делишках!» – Подумал я про себя.

– Хорошо, – тут же согласился дан Тейнат, – Я пошлю нарочного в Столетнюю башню. Если вар Вогрум сочтет возможным…

– Нет!.. – снова оборвал я старика, – раз вар Эком находится у себя, я сам его навещу… И не надо никого посылать, а то еще в запале старый маг учинит над ни в чем не повинным посланцем какую-нибудь гадость!

Могучий дан Тейнат коротко поклонился и сухо ответил:

– Как будет угодно сияющему дану… Но прошу меня потом ни в чем не винить!..

– Конечно, дорогой друг, – со всем возможным радушием ответил я, – Наоборот, я вам очень благодарен!..

Дан Тейнат еще раз кивнул и гораздо спокойнее сказал:

– Если я вам больше не нужен…

Я в ответ тоже склонил голову, и дан Тейнат церемонно покинул мои апартаменты.

«Эх, не спросил я, где находится эта самая Столетняя башня!.. – Огорченно подумал я, но тут же поправил сам себя, – однако я должен, наверное, хорошо знать эту башню!»

Я снова вернулся в спальню, забрался в свои доспехи, немного подумал, и все-таки решил оставить свою страшную секиру в углу. Едва я шагнул к выходу, как тут же услышал знакомый скрипучий голос:

«Ты напрасно так надолго покидаешь кровавые доспехи! Их могут похитить!!»

– А ты напрасно беспокоишься! – Немедленно возразил я, – Если их похитят, то похититель, возможно, будет более сговорчивым, нежели я!

«А мне не нужен более сговорчивый… партнер, – неожиданно ответила Блуждающая Ипостась дана Тона, – мне нужен партнер подходящий, а это большая редкость!»

– Вы мне льстите, уважаемый дан! – Саркастически проговорил я, – рад узнать, что я «большая редкость»!

«Довольно препираться! – Неожиданно оборвал нашу пикировку голос, – лучше скажи, куда это ты собрался?»

– Да вот хочу прогуляться к твоему старому знакомому, вар Экому…

«Зачем? – Поинтересовалась Блуждающая ипостась, и в ее голосе я почувствовал некоторое опасение.

– Дело есть… – небрежно бросил я, выходя из спальни.

«Какое дело?!» – С уже нескрываемой тревогой спросила Блуждающая Ипостась дана Тона.

Я нахально проигнорировал ее вопрос.

«Какое дело?!!» – С нажимом повторила она.

– Придем – узнаешь!.. – Сквозь зубы ответил я, открывая входную дверь своих апартаментов.

Выйдя и прикрыв за собой дверь, я остановился внимательно посмотрел на караульного, застывшего у двери и на секунду задумался. Затем, мысленно махнув рукой, взял да и запер дверь охранным заклятьем, дабы никто в мое отсутствие не приготовил мне нежелательных сюрпризов!

Спустившись в нижний входной зал, я направился не к выходу на дворцовую площадь, а открыл одну из дверей и попал в длинный и довольно узкий коридор, с каждой стороны которого располагались одинаковые белые двери. За первой находилась, похоже, какая-то приемная, во всяком случае, обставлена она была явно канцелярской мебелью. Поскольку в комнате никого не было, я последовал дальше, открывая каждую из встречавшихся мне дверей.

Только за пятой или шестой я обнаружил живого человека. За канцелярским столом восседал молодой еще человек со странным изможденным лицом, и быстро что-то строчил в толстенной книге.

– Э-э-э… милейший, – барски обратился я к нему.

Писец поднял на меня испуганные глаза и тут же вскочил со своего места. Согнувшись в неуклюжем поклоне, он проблеял:

– Чем могу служить, господин сияющий дан?..

– Подскажи-ка мне… Что?.. – Я словно бы сомневался, стоит ли мне вообще с ним говорить, но, наконец, произнес:

– А что, Столетняя башня все еще на прежнем месте стоит?.. Вар Эком собирался, вроде бы, перенести ее куда-то?..

– Нет, господин сияющий дан, Столетняя башня по-прежнему располагается в восточном углу заднего дворцового сада.

– Ага!.. – Раздумчиво произнес я, – и как же мне пройти в этот самый… задний сад?..

– Если господину сияющему дану нужен самый короткий путь и если господин сияющий дан не брезгует служебными помещениями… – неуверенно проговорил писец, и я его тут же подбодрил:

– Господин сияющий дан ничем не брезгует…

– Тогда господину сияющему дану надо пройти до конца Писчего коридора, выйти на служебный двор и пройти к конюшням. За конюшнями находится левая калитка заднего дворцового сада!..

– Ага… – повторил я и, забыв, что мое лицо скрыто за забралом, улыбнулся писцу, – спасибо… милейший…

Молодой человек вдруг побледнел и со слабым стоном опустился на свой стул. Несколько удивившись странному поведению писца, я закрыл дверь его кабинета и направился по указанному маршруту.

Служебный двор был просто огромен. Замощенный серым тесаным камнем, он простирался от стен главного дворца резиденции до одноэтажных низких строений, похожих на конюшни или сараи, чуть ли не на километр. А народу по этому двору бегало столько, что можно было бы подумать, будто где-то рядом начался пожар!

Процокав кованными каблуками по дворовой брусчатке сотню метров, я решил уточнить, где, собственно говоря, находятся дворцовые конюшни. Мимо меня как раз пробегала симпатичная девушка лет двадцати в свободном платьице и с большой корзиной в руке. Ухватив ее за рукав, я галантно поинтересовался:

– Дитя мое, не подскажешь ли, где здесь располагаются дворцовые конюшни?..

Девушка повернула ко мне свое свеженькое, веснушчатое личико, и я мило ей улыбнулся.

В то же мгновение глаза девчонки округлились от ужаса, колени ее подогнулись, она уронила свою корзину и без сил рухнула на мостовую в каком-то истовом поклоне. Не успел я выразить свое удивление, как раздался ее истошно верещавший голос:

– Господин сияющий дан, пощадите вашу верную слугу, я не сделала ничего такого, что противоречило бы вашему «Возмездию Нечисти»!.. Не накладывайте на меня пут принуждения, я не виновата!!!

Народ, сновавший вокруг нас на секунду остановился, словно в «стоп-кадре», а затем мгновенно куда-то исчез. Площадь опустела! Девушка стояла передо мной на коленях, уткнув голову в брусчатку перед моими ногами и тихо, обреченно… скулила!

Я был просто поражен ее поведением! Склонившись над нею, я прикоснулся к ее голове ладонью перчатки и как можно ласковее проговорил:

– Что с тобой, дитя мое?.. Что тебя так напугало?.. Я не собирался тебя наказывать, не собирался… это… накладывать каких-то там… пут!.. Я просто спросил, как пройти к дворцовым конюшням!..

Скулеж постепенно затих, словно мои слова дошли до сознания девушки не сразу. Она приподнялась и посмотрела снизу на личину моего шлема. Лицо ее было залито слезами, а глаза успели припухнуть, но что-то в моем забрале ее все-таки успокоило. Судорожно вздохнув она одними губами прошептала:

– Наверное, мне показалось…

Поддерживая поднимающуюся с земли девушку под руку, я самым дружелюбным тоном переспросил: – Что тебе показалось?.. – И снова улыбнулся.

Девчонка как раз выпрямилась и, собираясь ответить, посмотрела на меня. Ее лицо опять исказилось, и она снова попыталась рухнуть на брусчатку. Но теперь уже я был на чеку! Ухватив ее подмышки, я удержал ее от падения и неожиданно для самого себя рявкнул во всю глотку:

– Ну!!! В чем дело?!! Что тебя опять напугало?!!

Она крепко зажмурила глаза и хриплым от ужаса голосом прошептала:

– Вы… улыбаетесь!..

– Ну и…

Вопрос замер на моих губах! Я вдруг вспомнил, что мое лицо скрыто забралом, и девчонка никак не может видеть моей улыбки!!

– С чего ты взяла, что я улыбаюсь?.. – сурово спросил я, а затем добавил еще один вопрос, – И-и-и… что с того, что я улыбаюсь?!

Она вдруг приоткрыла один глаз, мазнула взглядом по моему забралу, открыла второй глаз и уставилась прямо мне в лицо.

Целую минуту она разглядывала личину моего шлема и только потом ответила:

– Ну… как же… всем известно, что забрало вашего шлема улыбается только приговоренным к смерти преступникам… Только… пособникам нечисти!..

«Это что ж такое получается?.. – изумленно подумал я, – мое забрало повторяет мою мимику?!! И какой же мерзавец был тот самый дан Тон, если даже его улыбка наводит ужас на людей!!!»

Отпустив девушку, которая уже вполне могла самостоятельно стоять на собственных ногах, я сурово буркнул:

– Считай, что тебе я улыбнулся исключительно из… э-э-э… симпатии! Так где я могу найти дворцовые конюшни?!

Девушка, действительно, уже успела прийти в себя. Чуть повернувшись, она указала мне на далекий сарай в левом углу двора:

– Лошади содержатся вон там… Ваша… э-э-э… красивая лошадка тоже там стоит.

– Спасибо, милочка… – буркнул я тоном, совершенно не соответствующим словам, и быстрым шагом направился в указанном направлении.

«Что-то тут не так… – раздумывал я шагая по брусчатке, – я же улыбался Фрику… я улыбался Маре… и они не тряслись в ужасе от этих моих улыбок!.. Или они не знали, что я… э-э-э… улыбаюсь только потенциальным трупам?! Ну, ладно, шут – тому море по колено, не то что улыбки какого-то там дана, но Мара-то должна была знать эту мою… особенность! Так почему же?! Почему ее это не пугало, а тот писец и эта девчонка от моих улыбок чуть не окочурились!!!»

Впрочем ни до чего путного я додуматься и не смог бы – у меня не хватало исходных данных.

Между тем, ноги донесли меня до конюшни. Я хотел было зайти поверить, как устроена Пурпурная Дымка, но поразмыслив, решил, что сделаю это на обратном пути. Обойдя здание конюшни справа, я сразу же увидел темную кованую ограду, отделявшую хозяйственный двор от ухоженных газонов, цветочных клумб и песчаных дорожек заднего дворцового сада. И в этой ограде действительно была калитка, вот только она была заперта на здоровенный заржавленный замок.

«Тот бледный писец вполне мог не знать, что калитка давным-давно не открывается!..» – попытался я успокоить поднимающуюся из глубин моего существа ярость. Однако удержался не до конца, и широко размахнувшись, грохнул кулаком по ржавому скобяному изделию. Дужка замка выдержала, а вот металлические петли с веселым лязгом отскочили, и замочек свалился на брусчатку. Удовлетворенно хмыкнув, я толкнул освобожденную калитку и спокойно прошел в сад.

Теперь мне предстояло определить, в какой стороне находится восточный угол сада, поскольку именно там, по полученным мной сведениям, находилась Столетняя башня. Я оглядел пространство сада и, хотя он был достаточно велик, сразу увидел слева, довольно далеко от того места, где я стоял, темное, круглое, похожее на градирню небольшой ТЭЦ строение, угрюмо возвышавшееся над веселыми садовыми пейзажами.

«Похоже, мне не придется вспоминать уроки географии…» – удовлетворенно подумал я и направился прямиком к этому архитектурному чуду.

Спустя полчаса я стоял у высокой металлической ограды, сваренной, именно сваренной, из толстых металлических прутьев, поставленных чрезвычайно часто. Ограда замыкала угрюмую Столетнюю башню в непроходимое кольцо, и в этом кольце не было даже намека на калитку или хотя бы какой-нибудь лаз!

Побренчав по прутьям металлической перчаткой лат в слабой надежде на отклик из башни, я отступил шагов на пять и произнес заклинание Истинного Зрения. И тут же убедился в правильности своей догадки – ограда была зачарована, накинутый на нее полог просто скрывал имевшиеся проходы!

Я прошел десяток шагов вдоль ограды и оказался прямо напротив того места, где в ограде отсутствовало три прута. Эта щелка, правда, была прикрыта охранным заклинанием, но заклинание было настолько слабеньким, что я уничтожил его одним движением пальца. Оказавшись внутри ограды, я сразу же ощутил присутствие чужой, хорошо организованной магической силы. Я не собирался скрывать своего визита и потому двинулся к входу в башню, не маскируясь.

Небольшая, сбитая из тяжелых дубовых пластин, окованных железом, дверь служила надежным препятствием непрошенным гостям, но при легком прикосновении к ней моей перчатки легко и бесшумно распахнулась. За дверью стоял высокий тощий мужчина средних лет, укутанный от плеч до пяток в темно-коричневую хламиду. Его голова, прикрытая надвинутым на лоб капюшоном была странной дынеобразной формы, и на изможденном костистом лице горели явно безумные глаза. Пару секунд он пристально рассматривал забрало моего шлема, а затем выпростал из длинного, просторного рукава сухую длиннопалую кисть. Тонкие, похожие на птичьи пальцы быстро и ловко перекатывали крошечный сгусток Силы, сжатый до такого состояния, что он светился багровым светом.

– Что надо тебе в доме вар Экома, дан Тон?!

– А кто ты такой, чтобы задавать мне вопросы?.. – Переспросил я мага, не отводя взгляда от светящегося шарика, перекатывающегося в его пальцах.

Я и в самом деле не знал, что это за субъект, но тот, видимо, решил, что я пытаюсь его унизить. Костистая физиономия вдруг оскалилась в ухмылке и еще больше стала похожа на… голый череп.

– Я напомню тебе, дан Тон, свое имя, хотя не думаю, что ты его забыл! Меня зовут вар Вогрум!.. Тот самый вар Вогрум, над которым ты когда-то так… весело подшутил! Очень скоро мы снова пошутим, и тогда ты навеки запомнишь меня!!

– Мне некогда слушать твои угрозы, первый ученик!.. – С высокомерной насмешкой ответил я. – Позволь мне пройти к вар Экому!

– А с чего это ты, дан Тон, взял, что вар Эком тебя примет?! – Вернул мне насмешку вар Вогрум, – теперь я решаю, кого можно допустить к моему старому учителю!

И он многозначительно приподнял руку со светящимся шариком в пальцах.

– Ты, кажется, мне угрожаешь… ученик?! – Весело переспросил я, намеренно опуская слово «первый» и напирая на слово «ученик», – неужели ты думаешь, что этим меня можно остановить?!

Я направил указательный палец правой руки на шарик, а левой рукой сделал короткий неуловимый жест. Мгновенный невидимый разряд Силы сорвался с моего пальца, ударил в защитную оболочку, окутывавшую магический шарик, и надорвал ее. Сияние шара вдруг сделалось огненно-оранжевым, на пол посыпались сверкающие искры, а он сам начал стремительно раздуваться!

Долгую секунду вар Вогрум таращил свои безумные глаза на вышедшую из повиновения магическую игрушку, а затем попытался швырнуть ее в меня. Однако, стремительно разбухавший шар намертво приклеился к его ладони, и судорожные взмахи руки только увеличивали число сыпавшихся с него искр!

Наконец по выросшему до размеров баскетбольного мяча шару с треском пробежала змеистая трещина, и я понял что сейчас он взорвется! Видимо, это стало ясно не только мне, потому что вар Вагрум вскинул кверху свое аскетическое лицо и из его глотки вырвался дикий, душераздирающий вопль!!

И в этот момент мне стало жаль безумного мага. Я едва успел сотворить нужный пасс, шар отлепился от дергавшейся в конвульсиях руки мага и отлетел внутрь башни. В следующее мгновение раздался оглушительный взрыв, и мощный поток упорядоченной магической энергии выметнулся в окружающее пространство. Я закрыл глаза, широко раскинул руки и вобрал большую ее часть в свой кокон, и бушевавшая внутри башни магическая буря мгновенно успокоилась.

Открыв глаза я увидел, что в дверь, ведущая в Столетнюю башню по-прежнему распахнута, но ее больше никто не загораживает. Метрах в трех от порога, на чисто выметенном каменном полу грудой темного тряпья лежал вар Вогрум. Я шагнул внутрь башни и прислушался к собственным ощущениям. Вар Вагрум был жив и, по всей видимости, скоро должен был прийти в себя. Наверху, под самой крышей чувствовалось биение еще одного сердца – биение слабое со странными неровными перебоями.

Обойдя неподвижное тело вар Вагрума, я направился к единственной внутренней двери, видневшейся в противоположной стене. За этой дверью находилась узкая каменная лестница, поднимавшаяся между двумя круглыми стенами башни – внутренней и внешней, отстоявшими друг от друга не более чем на полметра.

Никакого освещения между стенами не было, но мне, использовавшему Истинное Зрение, это обстоятельство ничуть не мешало быстро подниматься по ступеням. Через каждые три метра подъема во внутренней стене возникала небольшая сводчатая дверь, но я не заглядывал в них, я торопился наверх. Наконец я достиг последнего этажа, над моей головой уже были видны толстые брусья стропил.

Я толкнул последнюю дверь и оказался в зале, занимавшем всю площадь этажа. Зал был совершенно пуст. Посреди него на толстенных цепях, свисавших с подкрышных балок была подвешена огромная деревянная платформа. Сначала я даже не понял ее предназначения, и только подойдя ближе, сообразил, что это – кровать. И на этой кровати, на плоском матраце, укрытый алым шелковым полотнищем, кто-то лежал.

Медленно шагая к центру зала, к этому странному, непривычно построенному ложу, я одновременно внимательно оглядывал зал и прощупывал его на предмет магического присутствия. Окружающее казалось мне вполне безопасным, только над кроватью нависло сложное, причудливо запутанное заклинание. Вернее даже не над кроватью – весь помост, включая несущие его цепи находился внутри этого заклинания!

Наконец я приблизился настолько, что мне стало видно лежащее под покрывалом тело. Это уже не было человеком, то, что покоилось на помосте скорее можно было бы назвать… мумией… Но эта мумия все еще жила! Биение именно ее сердца почувствовал я, едва войдя в Столетнюю башню. Остановившись у самого помоста, я принялся рассматривать крошечное тельце лежащего и вдруг понял, что внутри кокона окутывающего помост заклинания существует крошечная каверна, созданная другим заклинанием! Контр-заклинанием!! Именно в этой каверне и покоилась прикрытая до шеи алым покрывалом мумия!!!

Я пристально вгляделся в ее сморщенное, коричневое, совершенно неподвижное и странно напряженное личико, и вдруг… ее глаза открылись! Совершенно живые, ясные, внимательные глаза уперлись в забрало моего шлема испытующим взглядом, а через секунду в них вспыхнуло узнавание. Лицо слабо дернулось, раскрылась безгубая щель рта, и послышался шепот, больше похожий на слабое дуновение ветерка:

– Ты все-таки пришел… Я так тебя ждал…

– Ты же знаешь, я был занят… – стараясь попасть в тон, тихо ответил я.

В глазах мумии вдруг вспыхнула тревога, и мне показалось, что они пытаются заглянуть мне за спину.

– А где этот… – шепот стал несколько громче и отчетливее, – мой… ученик?.. Как ты прошел мимо него?..

– Не беспокойся, – я говорил нарочито спокойным тоном, – он нам не помешает… Что с тобой? Что произошло с могучим вар Экомом?..

Взгляд старого мага стал спокойнее, а голос снова едва слышным:

– Могучий вар Эком… кончился… Он, дан Тон, оказался старым глупцом, которого провели, как безусого мальчишку. И добро бы это был какой-нибудь могущественный недоброжелатель – их у него было много, но нет, его обманул и… уничтожил ловкий пройдоха без таланта и знаний, неуч, нахватавшийся верхушек!..

– Вар Эком, – осторожно перебил я его, – скажи толком, кто это был и что он сделал?..

Из правого глаза мага скатилась быстрая слеза, но голос его остался таким же тихим и бесстрастным:

– Ты только что видел его, это мой… хм… первый ученик, вар Вогрум… Хотя звания «вар» он достоин так же, как я достоин звания сияющий дан!.. Полгода назад он пришел в мою башню в рваной куртке и кое-как залатанных штанах. Рекомендацию, которую он мне представил, была явной подделкой, но он так восхвалял мою мудрость, так рвался учиться Искусству именно у меня… Я в то время уже вел троих учеников, и мне не нужен был четвертый, но я дал себя уговорить. Начал занятия он очень рьяно, а на третий день испросил позволения самостоятельно заниматься в библиотеке. Я разрешил ему, но принял, как мне казалось, все необходимые меры, чтобы в его руки не попало ничего… значимого…

Тут вар Эком замолчал, и было видно, как он прислушивается к чему-то далекому. Спустя минуту, он снова заговорил:

– Мне осталось совсем немного… Но я успею рассказать тебе, мой друг, все, что необходимо… Так вот, через месяц после поступления Вогрума ко мне, меня покинул один из моих учеников. Не самый способный, но очень добрый и отзывчивый юноша. Я не понял, почему он уходит, его объяснения были очень путанными, да и собрался в путь он слишком быстро. Спустя еще две недели, ушел второй. Приблизительно в то же время Вогрум попросил у меня разрешения занять последний этаж башни, который давно пустовал, он сказал, что хочет приготовить для меня сюрприз. Я тогда как раз заканчивал разработку новой формулы Синего Дыма, и мне было не до учеников, так что свое разрешение дал ему не особо раздумывая. Теперь свое время он делил между библиотекой и этим этажом.

Он снова замолчал и снова прислушался. Потом его глаза встревожено распахнулись, и до моих ушей донесся едва слышный быстрый шепот:

– Он поднимается сюда!..

Я повернулся к входу и тоже прислушался. Действительно, по лестнице кто-то тихо, но довольно быстро поднимался. Жестом попросив вар Экома молчать, я отошел за помост и быстро сплел несколько боевых заклинаний, оставив на хвосте у каждого незаконченную фразу. В таком виде их было сложно удерживать от распада, но я надеялся достаточно быстро пустить заклинания в ход.

Прошла целая минута, но наконец в дверном проеме показалась покачивающаяся изможденная фигура в темной хламиде. Он шагнул через порог, остановился и уперся в меня горящим взглядом. А потом на его изможденную харю вползла довольная усмешка.

– Тебе же говорили, что вар Эком не сможет тебя принять! – Прохрипел он и закашлялся. Давясь кашлем и брызгая слюной, он сделал несколько шагов вперед и поднял руку, указывая пальцем на меня.

– Я недооценил тебя, дан Тон, – услышал я хриплый, перебиваемый кашлем, голос, – ты оказался шустрым… Но теперь тебе не помогут твои уловки… против моего древнего Искусства не устоит ни один дан, как против него не устоял ни один вар!..

Он вскинул костлявые ладони вверх и принялся быстро чертить в воздухе замысловатые фигуры, постепенно опуская руки к полу. Под его пальцами возникали призрачные колеблющиеся кружева пока еще непонятного мне волшебства. Но я уже произнес окончание одного из заранее составленных мной заклинаний, и позади Вогрума, прямо в башенной стене, возникло переливающееся фиолетово мерцающее зеркало, в котором второй, призрачный Вогрум, стоявший так же как и первый лицом к залу, плел точно такое же непонятное волшебство. И из-под пальцев этого зеркального Вогрума также выползали пламенеющие кружева!

Вот пальцы колдующего темного мага коснулись плит пола, он быстро отпрянул в сторону, а сплетенное им заклинание приобрело форму колышущегося, быстро уплотняющегося черного монстра о шести мохнатых конечностях, украшенных десятисантиметровыми когтями. В его огромной голове в полном беспорядке мерцало пять или шесть пар глаз, из разверстой слюнявой пасти вырывалось рваное смрадное дыхание, а клыки были столь огромны, что не давали монстру закрыть эту пасть!

– Возьми его!!! – Торжествующе воскликнул Вогрум, указывая на меня своим костлявым пальцем, и монстр с утробным рыком поднялся на задние лапы, чтобы сделать первый шаг в мою сторону.

Но в тот же момент из призрачного фиолетового зеркала эхом донеслось не менее торжествующее: – Возьми его!!! – Вот только призрачный Вогрум указывал своим пальцем на… своего двойника. И из зеркала на каменный пол зала шагнуло точно такое же чудовище, и шерсть у него пламенела багрянцем!

Услышав прозвучавшие за его спиной слова, Вогрум быстро обернулся и увидел в трех шагах от себя вставшего на дыбы монстра. Его реакция была мгновенна – разведя руки в стороны, он вдруг подпрыгнул на месте, каркнул, словно раненый ворон, а затем выплюнул ругательством единственное словно: – Сгинь!!!

Точно такие же манипуляции произвело и его фиолетовое отражение. В следующую секунду оба монстра дико взревели, изогнулись самым невероятным образом и вспыхнули ярким бездымным пламенем!

Не обращая внимания на два сверкающих магических факела, Вогрум повернулся в мою сторону и прохрипел:

– Ты еще пробуешь защищаться?!!

– Нет! – Рявкнул я в ответ, – Я пробую атаковать!!!

И тут же привел в действие свое второе заклинание.

В паре метров от темной, тощей фигуры возник столь же темный, быстро вращающийся вихрь. Набирая силу он устремился вокруг застывшего мага, словно выбирая время и место для атаки. Вогрум медленно поворачивался, не выпуская вихрь из поля зрения, и так же медленно поднимал руку, сжимавшую собственный нарождающийся вихрь. «Подобное – подобным» – старый магический принцип. Вогрум действовал правильно, но слишком прямолинейно. Мое третье заклинание уже начало действовать, и его рука вдруг замерла, а сжатый для ответного удара кулак свела железная судорога. Только спустя мгновение темный маг понял, какой ему был нанесен удар, но этого-то мгновения и хватило моему четвертому заклинанию, перехватившему незаконченное колдовство темного мага и спустившему с цепи оба бушующих рядом с Вогрумом вихря.

Два бешено вращающихся магических зверя ринулись на ближайшую к ним человеческую плоть и принялись рвать ее в клочья. В воздух взвились лохмотья коричневой хламиды, клочья огненно рыжих волос, клочья рваной кожи, брызги крови и ошметки мяса. Затем начали с хрустом ломаться кости, начиная с тонких фаланг пальцев и хрупких позвонков. И только нестерпимо звеневший визг не менял своей тональности, пока не захлебнулся на самой высокой из доступных человеческому горлу нот! А может быть просто горло, воспроизводившее этот визг перестало существовать.

Еще с минуту глухо гудевшие вихри пожирали остатки вар Вогрума, а затем словно бы насытившись, они распались на несколько мелких, повизгивающих смерчиков и, наконец, полностью исчерпав себя, исчезли.

На зал опустилась звенящая тишина, и спустя долгую минуту до меня донесся слегка окрепший шепот вар Экома:

– Я не думал, что ты так можешь!..

– Теперь ты можешь закончить свой рассказ, и тебе никто не помешает… – устало проговорил я, не обращая внимания на его фразу.

– Да… – согласился вар Эком, – я не буду тебя задерживать… Мне и самому задерживаться нельзя…

Секунду он помолчал, словно собираясь с мыслями, а затем продолжил:

– Мой третий ученик погиб два месяца назад, он сорвался с крыши. Я не знаю, зачем он туда забрался, но Вогрум сказал, что ему понадобилась голубая составляющая радуги. А через два дня Вогрум пригласил меня сюда и показал помост, на котором я лежу. Он что-то сбивчиво и путано мне объяснял, а моя голова была занята совершенно другими мыслями. Я раздражался, не понимая его объяснений, и тогда он предложил мне просто лечь сюда на несколько минут… Якобы тогда мне сразу станет все понятно. И я лег… Лег прямо под настороженное заклинание… Когда Эком его активировал, я успел только отгородиться от него, на большее у меня не хватило ни времени, ни сил. С тех пор я медленно умирал.

Я бегло оглядел платформу, заклинание, внутри которого она находилась, отсутствовало. Видимо, с гибелью Вогрума возведенные им чары рассеялись.

– Теперь ты можешь подняться со своей платформы, – сказал я наклонившись ближе к вар Экому, – заклинания Вогрума больше не существует.

– Да, я чувствую… – ответил старый маг, и в его голосе чувствовалась улыбка, – но я тоже уже не существую… Ты же видишь, у меня почти не осталось плоти…

– Я могу тебе чем-то помочь? – Спросил я.

– Да, у меня к тебе две просьбы, – шепот вар Экома становился все тише, так что мне пришлось наклониться почти к самым его губам.

– Во-первых, при дистилляции Синего Дыма вторую фракцию выбрасывать не надо. Ее тоже можно использовать, если добавить к ней семь капель утиной крови на каждый литр дистиллята. Действие на организм нечисти немного другое, но вырождению должны подвергаться не только эльфы. Все мои записи найдешь в библиотеке на столе, сделаешь и попробуешь на любом, достаточно рослом фейри… И во-вторых, – он секунду помолчал и едва слышно закончил, – я сейчас умру, а ты отнеси то, что от меня осталось в библиотеку и посади за стол… Я прошу!..

Вар Эком замолчал, а я, продолжая склоняться над ним, прошептал: – Хорошо…

Глаза у мумии закрылись, и она замерла. Но старый маг был еще жив, едва заметная переливающаяся аура все еще окружала его тело.

Я выпрямился и тихо отошел к широкому окну, выходящему в задний саддворца.

С последнего этажа башни открывался великолепный вид на сад, на дворцовый ансамбль, с его главным зданием, увенчанным любимой беседкой высшего дана Высокого данства, на улицы Мераны. Я стоял и смотрел на этот абсолютно чужой для меня город и думал о… законах людского бытия по сути одинаковых для всех миров вселенной!

Когда я снова обернулся к подвешенному ложу, вар Эком был мертв.

Глава 7

Когда тебя предательством корят,

Не слушай то, что люди говорят,

Предательство есть просто способ жить,

А предают того, кто хочет предан быть!

(«Ода предательству» из «Горючих стихов» Фрика)

Крошечное, ссохшееся тело старого мага было почти невесомым, он очень твердым, словно его вырезали из куска дерева. Я положил его на сгиб левой руки и пошел искать библиотеку. Спускаясь вниз по башенной лестнице, я открывал подряд все встречавшиеся мне двери. Библиотеку я обнаружил на втором этаже, и она занимала все пространство этого этажа. Обычные стеллажи, сделанные из какого-то странного темно-коричневого, словно подсвеченного изнутри дерева, стояли очень тесно, так что я едва смог протиснуться между ними в своих доспехах. Похоже, вар Эком и в своем нормальном состоянии был человеком достаточно субтильным.

Рабочий стол мага располагался у противоположной от входа стены, у самого окна. Посадить мумию за стол, как я обещал сделать вар Экому, не было никакой возможности, она просто не гнулась. Поэтому я поставил ее в кресло, придвинул кресло к столу, таким образом, чтобы мумия не свалилась и принялся осматривать рабочее место старого мага.

Стол был буквально завален книгами, свитками, обрывками довольно толстой кожи, испещренной непонятными письменами. Посреди стола лежала небольшая стопка плотной желтоватой бумаги, верхний лист в этой стопке был покрыт, странными, совершенно непонятными мне значками. Видимо, мое заклинание Полного Понимания не действовало на письменные тексты, или вар Эком пользовался каким-то изощренным шифром.

Тем не менее я просмотрел всю стопку и, свернув ее в тугой рулончик, решил забрать с собой. Зажав рукопись в левой руке, я оглядел библиотеку. Всего в ней было двенадцать стеллажей, тянувшихся от стены с окном до стены с входной дверью, и заставлены эти стеллажи были довольно плотно. Я понял, что за имеющееся в моем распоряжении время, тщательно осмотреть хоть какую-то часть этой библиотеки мне вряд ли удастся. И все-таки, я двинулся вдоль стеллажей, пытаясь разобрать надписи, нанесенные на торцы стеллажных досок. Я смог прочесть почти все – непонятными были только совсем уж стершиеся слова.

Выбрав полку с многообещающим названием «Магия шести стихий», я пошел вдоль стеллажа, рассматривая корешки огромных рукописных фолиантов, небольшие, явно очень старые, и тем не менее вышедшие из-под печатного станка томики, обтянутые разноцветной кожей тубы со свитками. Вполне допускаю, что здесь была собрана огромная мудрость, но чтобы разобраться в ней!..

Уже подойдя к противоположному краю стеллажа, я вдруг увидел крошечную книжку, из тех, что называют миниатюрными изданиями. Тут уж мое сердце не выдержало, и я вытянул книжечку с полки. На темно-коричневой коже переплета четко читалась просто оттиснутые буквы «Часто употребляемые заклинания шести стихий».

Прихватив книжку, я вернулся к столу, посмотрел на мумию и задумчиво произнес:

– Я думаю, мой друг, ты не обидишься, если я возьму помимо твоей рукописи еще и вот эту книгу… Она мне может пригодиться…

Ответа я, конечно же, не получил, и тем не менее, раскрыв панцирь, спрятал книжку и рулончик рукописи в карман своих кожаных доспехов.

Снова закрыв панцирь, я отдал вар Экому последний поклон и быстрым шагом направился к выходу из библиотеки.

Осматривать другие помещения Столетней башни я не стал, предоставив это ее следующему хозяину. Плотно прикрыв входную дверь, я вдруг услышал характерный щелчок – замков на двери не было, но звук напоминал именно сработавший замок. Легонько толкнув дверь, я убедился, что она действительно заперта.

«Ну что ж, – с некоторым даже облегчением подумал я, – Значит никто не сможет забраться в башню с… погаными целями. А открыть эту дверь будет по силам только, я надеюсь, достойному магу!»

Магический полог, накрывавший ограду башни, тоже исчез, так что оба прохода в ограде стали видны «невооруженным» глазом, но я не стал восстанавливать полог – не мое это было дело. Выйдя за ограду, я еще раз обернулся и посмотрел на Столетнюю башню. Теперь она казалась настолько древней, что ей можно было дать гораздо больше ста лет. Я вздохнул и двинулся назад к себе в апартаменты.

А у самой калитки, ведущей на хозяйственный двор мне в голову вдруг пришла тревожная мысль – я, конечно, сияющий дан Высокого данства и, потому, личность вроде бы неприкасаемая, однако, неизвестно, как отреагирует высший дан Горгот, если не ошибаюсь, Безумный на то, что один из сияющих данов замешан в убийстве его придворного мага! И что с того, что мы с вар Экомом, вроде бы, дружили, моя репутация была такова, что мне вполне могли приписать и убийство родной матери, а не то что старого друга! Надо было предпринять какие-то шаги, чтобы отвести от себя возможные подозрения.

Я быстрым шагом пересек хозяйственный двор и вошел в здание главного дворца резиденции.

У дверей моих апартаментов, рядом с невозмутимым караульным стояла растерянная Майяла и не менее растерянный дан Тейнат. Главный смотритель резиденции, одной рукой дергая за ручку двери, другой размахивал перед лицом стражника:

– Если сияющий дан покинул свои апартаменты и не вернулся, то каким образом дверь оказалась запертой?! Я думаю, что ты просто заснул на посту и не видел, как дан Тон возвратился от вар Экома, а теперь вводишь нас в заблуждение!!

– Господин сияющий дан никогда не запирал дверей своих апартаментов!.. – Вторила могучему дану служанка, – он знал, что я в его отсутствие прибираю комнаты и стелю свежее белье!!

В этот момент дан Тейнат заметил мое приближение, и его лицо сразу же разгладилось:

– Дан Тон, – воскликнул он, оставляя стражника в покое, – с дверью ваших апартаментов что-то случилось, Майяла не может их открыть… э-э-э… да и я, признаться, тоже! Видимо, придется прислать вам одного из наших рабочих кхметов…

Я успокаивающе поднял правую руку, а пальцами левой сделал незаметный знак, снимающий с двери наложенное на нее заклятье.

– Дайте-ка я попробую ее открыть!..

Взявшись за ручку, я потянул дверь и она распахнулась. Лицо дана Тейната вытянулось от удивления, а Майяла посмотрела на меня с некоторым сдержанным подозрением.

– Да нет, дверь нормально открывается… – как нечто само собой разумеющееся проговорил я и сделал приглашающий жест, – прошу, проходите…

Дан Тейнат тряхнул головой, словно бы сбрасывая свои удивление, а затем, чуть косясь на строптивую дверь, сказал:

– Я, собственно говоря, поднялся к вам затем, чтобы сообщить, что могучий дан Ольвер вернулся в столицу и сейчас находится в своих апартаментах. Если вы хотите его увидеть, это можно будет сделать вечером, после того, как дан Ольвер отдохнет. Завтра утром он снова уезжает в летнюю резиденцию высшего дана.

Дан Тейнат бросил еще один косой взгляд на несчастную дверь и повернулся в сторону выхода, однако я остановил его:

– Дон Тейнат, у меня тоже есть для вас сообщение, и я тоже слегка удивлен.

Смотритель главной резиденции остановился и вопросительно посмотрел в забрало моего шлема.

– Как вы знаете, я хотел навестить вар Экома, – продолжил я, – но, к сожалению, я не смог попасть в Столетнюю башню. Дверь в нее заперта, а на мой стук никто не откликнулся…

На лице дана Тейната отразилось еще большее удивление, чем в тот момент, когда я открыл непослушную дверь. Он почесал лоб и спросил:

– Вы стучали в дверь Столетней башни?..

– Совершенно верно. – Ответил я.

– Но… э-э-э… если вам никто не ответил, то… э-э-э… кто же пропустил вас сквозь внешнюю защиту башни?!

– Какую защиту?! – В свою очередь удивился я, – никакой защиты у башни нет, я совершенно свободно прошел через проем в ограде и остановила меня только дверь!

– Как же так!.. – Воскликнул изумленный дан, – там всегда была… э-э-э… защита!! Неужели в Столетней башне что-то случилось?!!

Он посмотрел на меня, пошевелил губами и наконец выдавил:

– Надо что-то делать?!!

– Мне кажется, что вы ничего не сможете сделать, без достаточно сильного мага, – подсказал я ему, – насколько я понял, дверь заперта с помощью какого-то заклинания, а распутать заклинания вар Экома это!..

Я пожал плечами, показывая, что это мне не по силам, и дан Тейнат немедленно забормотал:

– Да-да… Вы совершенно правы!.. Надо вызвать… ну, хотя бы, вар… Стоката, он, говорят, достаточно сведущ в Искусстве!

– Вар Стокат?! – Удивленно переспросил я, – Что-то мне неизвестно это имя!

– Он приехал года два назад и с тех пор практикует в столице, – пояснил дан Тейнат, – а вы о нем не слышали просто потому, что вар Эком всегда был готов оказать вам любую помощь. Несколько знакомых мне данов обращались к вар Стокату и остались довольны его услугами! Так что я думаю, стоит попробовать!

Дан Тейнат развернулся и быстрым шагом направился к выходу.

А я повернулся к Майяле:

– Ты, кажется, хотела прибраться и постелить свежее белье?.. Проходи…

– Но… господин сияющий дан, я делаю свою работу в апартаментах только в ваше отсутствие!.. – Возразила она.

– Почему?!

Майяла растерянно пожала плечами:

– Так принято…

– Тогда мы сделаем так, – предложил я, – сейчас ты подашь мне обед. После обеда я уйду по делам, а ты сможешь прибраться в апартаментах. Кроме того, я попрошу тебя передать дану Ольверу мое приглашение отужинать сегодня вечером у меня в узком, так сказать, кругу. Такое же предложение ты передашь и дану Тейнату, боюсь, что вчерашний ужин был для него испорчен!

Я строго взглянул на служанку, она виновато опустила голову и тихо проговорила:

– Я все поняла, господин сияющий дан…

– Тогда можешь идти.

Майяла кивнула и сразу же направилась к выходу.

– Да, по поводу ужина ты, пожалуйста, тоже озаботься! – крикнул я ей во след.

Она повернулась, молча мне кивнула и скрылась за последней дверью анфилады.

Я вошел в свои апартаменты и сразу же прошел в спальню, чтобы спрятать взятые у вар Экома бумаги и книгу в карман своей джинсовой куртки. Уже положив торбу со своей одеждой под подушку, я вдруг задумался. Майяла собиралась менять белье, а значит обязательно обнаружит эту торбу. Что помешает ей сунуть в нее свой любопытный нос?! Я внимательно оглядел спальню – спрятать торбу было решительно негде… Хотя…

Я выбрался из доспехов, сбросив сапоги, забрался на кровать, дотянулся до деревянного, вызолоченного каркаса балдахина и привязал к нему торбу, а затем одним коротким пассом скрыл ее заклинанием Полога.

Спрыгнув с кровати и с удовлетворением осмотрев проделанную работу, я обулся и вернулся в круглую гостиную.

Минут двадцать спустя, Майяла вкатила в круглую гостиную небольшой сервировочный столик, и быстро расставив на столе привезенные блюда и приборы, повернулась ко мне:

– Господину сияющему дану еще что-то нужно?..

– Нет, мне ничего не нужно, – ответил я, приступая к обеду, – вот только хотелось бы услышать, что с твоей матерью? Что у нее за недуг, какой прогноз дает лекарь?

Майяла вздрогнула, отвела взгляд и тихо ответила:

– У нее сломаны ноги, и переломы очень плохо срастаются… Лекарь говорит, что организм слишком стар, потому лечение идет очень медленно. Я приглашала мага, но он не взялся за лечение, потому что матушка может не выдержать магического воздействия.

– Сколько же лет твоей матери? – Удивился я.

– Пятьдесят один… – еще тише прошептала служанка.

– Если хочешь, я поговорю с данном Ольвером, чтобы он посмотрел твою мать.

Майяла вскинула на меня испуганные глаза и отрицательно покачала головой:

– Что вы, господин сияющий дан, разве я смогу заплатить за консультацию верховного лекаря!

К сожалению, я тоже не мог заплатить за такую консультацию – кроме тех четырех камней, что подарил мне Пикля у меня ничего ценного не было. Каковы были средства дана Тона я не знал, но сильно подозревал, что он не захочет заниматься проблемами какой-то там служанки.

За обедом я просидел довольно долго – во-первых, он действительно был хорош, а во вторых, тропиться мне было особо некуда. Закончив, я снова влез в доспехи и, как и собирался, направился на конюшню проведать свою лошадку.

В третий раз за день я пересек хозяйственный двор и заглянул в приземистое длинное строение, служившее конюшней. Внутри было прохладно, пахло лошадьми и не было видно ни одного человека. Вправо и влево от входа уходили довольно широкие проходы, с обеих сторон которых располагались ясли для лошадей. Впрочем, искать свою лошадку мне не пришлось, она стояла за низкими воротцами яслей, прямо напротив входа. Увидев меня, Пурпурная Дымка толкнула воротца лапой и спокойно вышла наружу. Она была взнуздана и заседлана.

«Что ж эти конюхи даже не расседлали ее?!!» – С закипающим возмущением подумал я и оглянулся вокруг, собираясь задать этот вопрос вслух. И тут же в моей голове появилась другая мысль:

«А как ее расседлаешь, если она не заседлана… Если седло сотворено заодно с ее… э-э-э… шкурой!»

Пурпурная Дымка подошла ко мне и остановилась, словно говоря: – «Куда поедем, хозяин?»

– Нет, моя дорогая, – ответил я на ее невысказанный вопрос – Сегодня мы никуда не поедем, так что ты давай отдыхай…

– У господина сияющего дана замечательная лошадь, – раздался позади меня незнакомый голос. – Интересно, где вы раздобыли такое удивительное животное?..

Я оглянулся. За моей спиной стоял высокий светловолосый мужчина в… доспехах черных извергов!!! И, естественно, он мне был незнаком!

«Так!.. – мелькнула у меня нехорошая мысль, – сейчас меня будут разоблачать!!»

И вдруг в моей голове прозвучал спокойный голос Блуждающей Ипостаси дана Тона:

«Это вольный дан Хорлох, сотник моих черных извергов…»

Я снова повернулся к Пурпурной Дымке и похлопал ее по шее:

– Ступай дорогуша к себе, я потом еще зайду тебя навестить…

Моя лошадка, махнув головой, направилась в свое стойло, а я медленно повернулся лицом к черному извергу.

– И что делает сотник черных извергов в главной резиденции высшего дана?.. – Медленно, тяжелым голосом спросил я.

Однако мой тон его совсем не смутил. Не отрывая глаз от забрала моего шлема, вольный дан произнес:

– До нашего расположения дошли слухи, что некто, называющий себя сияющим даном Тоном спустился с Трольих гор и направляется в столицу. Поскольку мы точно знаем, что наш командир… погиб, нас троих послали в столицу, чтобы мы посмотрели…

– Если вы точно знаете, что ваш командир погиб… – перебил я его, – …то вам, вольный дан Хорлох, нечего делать в столице! Насколько мне известно, вы – те кто не участвовал в походе к Трольим горам, уже выбрали себе нового командира и… – тут я усмехнулся собственной догадке, – …собираетесь брать подряды на ведение войны! А раз вы стали наемниками, я не намерен возвращать вас в число своих извергов!

Вот тут сотник растерялся! Видимо, он никак не ожидал того, что я знаю его имя, да и тон моего разговора был достаточно резким. Он смущенно пожал плечами и… начал оправдываться:

– Но, командир, ваша жена сообщила нам, что вы погибли, и приказала распустить черных извергов… То есть вообще ликвидировать наш… ваш отряд! И потом, сам высший дан объявил по вам траур, так что не верить сияющей дане Хольне у нас не было оснований. Но мы не позволили нас разоружить и не разошлись, как того хотела ваша жена – мы сохранили отряд и, конечно, выбрали командира…

– А что стало с… – снова перебил я его и вдруг понял, что не знаю, был ли у дана Тона заместитель, и если был, то как его звали!

«Мощным данном Устом…» – немедленно подсказала мне Блуждающая Ипостась.

– … мощным данном Устом? – Закончил я свой вопрос почти без паузы.

Вольный дан отвел глаза в сторону и с явной неохотой ответил:

– Его убили на поединке…

– Кто?! – Рявкнул я в стиле настоящего дана Тона. И мой рык произвел нужное действие – дан Хорлох подтянулся, уставился на меня немигающим взглядом и доложил по-военному:

– Мощный дан Уст был вызван на поединок вольным даном Пардом, управляющим делами сияющей даны Хольны… вашей супруги. Вызов последовал после того, как дан Уст заявил, что дана Хольна не имеет права распоряжаться судьбой вашей гвардии, то есть, черными извергами, – тут он слегка запнулся и изменил тон своего доклада, – Дан Пард зарубил дана Уста как полагается при четырех свидетелях.

«Не может быть!.. – Раздался в моей голове возглас призрака, – Уст был одним из лучших рубак в высоком данстве!»

– Не может быть! – В след Блуждающей Ипостаси воскликнул я.

– Мы сами были поражены, – пожал плечами вольный дан, – но кодекс поединков нарушен не был… Хотя…

И наткнувшись глазами на мой требовательный взгляд, он пояснил:

– Дан Уст вел поединок поразительно… э-э-э… неуклюже.

– Что значит «неуклюже»?! – Переспросил я, не дожидаясь подсказки дана Тона.

– Ну-у-у… поединок был на мечах, а вы знаете, как фехтовал дан Уст. Мы были уверены, что этот хлыщ не выдержит против нашего черного изверга и десяти минут, но едва только поединок начался, как дан Уст стал делать элементарные ошибки. Мы сначала решили, что он перед поединком здорово приложился к бутылке, но… В общем, он был трезв, вот только на ногах не держался! Короче, Пард уложил дана Уста, как самого неумелого новобранца!!

– Надо было провести расследование! – Воскликнул я, – вы проверяли место проведения поединка? И… и кто присутствовал при его проведении?!!

Дан Хорлох снова пожал плечами:

– Присутствовали на поединке, как записано в кодексе, по два свидетеля с каждой стороны. У дана Уста это были наши ребята, из черных извергов, а у Парда… Мы их не знаем… Один так с тех пор за Пардом и ходит, видимо управляющий его на службу принял… Ну а насчет расследования – дана Хольна не стала бы проводить никакого расследования! Вот если бы убили Парда, тогда, конечно, а так…

Он опустил голову и замолчал.

– Хорошо… – медленно проговорил я, – Ззачит отряд сохранился… И у вас уже есть… э-э-э… работа?

– Да… – нехотя ответил дан Хорлох, не поднимая головы, – Вольный дан Крат, которого мы выбрали командиром, уже заключил контракт с сияющим даном Троттом. Мы должны взять на себя защиту трех его замков от нечисти и… участвовать в походах сияющего дана, если он решит идти в поход.

– Ну что ж, – усмехнулся я, – желаю вам успеха на новом поприще.

И тут же очень жестко добавил:

– Однако, вы должны изменить форму и цвета своих доспехов!

– Как?!! – изумился дан Хорлох.

– Вот так!! – еще жестче пояснил я, – Черные изверги дана Тона никогда не были наемниками!! И не будут!!! Если вы этого не сделаете, я вас уничтожу, а замки, защищаемые вами сожгу!!!

С минуту я молча смотрел в растерянное лицо дана Хорлоха, а затем, немного мягче, закончил разговор:

– Надеюсь сияющий дан Тротт сможет обеспечить вас новыми доспехами. Идите, вы свободны… И пусть вам сопутствует удача…

Дан Хорлох, потерявший всю свою недавнюю самоуверенность, неловко повернулся и побрел за угол конюшни.

Я смотрел ему вслед, пока он не скрылся, а затем развернулся и направился через знакомую калитку в задний дворцовый сад. Мне необходимо было подумать в одиночестве.

Бросив короткий взгляд на торчавшую вдалеке Столетнюю башню, я медленно пошел по чисто выметенной дорожке сада между какими-то цветущими невысокими кустами. В голове моей стремительно проносились мысли.

Меня, признаться удивили две вещи: во-первых, с чего бы это я так высокомерно, так резко разговаривал с этим Хорлохом? Не мог же я обидеться на гвардию дана Тона за то, что она поверила в его гибель – ну какое мне, право, дело до поведения этой самой гвардии?! И тем не менее, я говорил с бывшим подчиненным, как… как самый настоящий дан Тон! И тут я вдруг почувствовал, что во мне действительно проснулась… ну… дворянская гордость, если хотите! Вернее даже – дворянская спесь!! Я не мог позволить этим… предателям и дальше носить гордое имя «черных извергов», я не мог позволить черным извергам наняться на службу к какому-то другому, пусть даже и «сияющему» дану, и в тоже время я высокомерно, даже… брезгливо, разрешал своим бывшим гвардейцам… убираться вон!! Но только уже не в качестве моих гвардейцев!!!

И это был я! Не дан Тон, не его Блуждающая Ипостась!! Нет, это был я сам!!!

Я приостановился, но тут же снова двинулся вперед.

Второе, в чем я хотел разобраться – почему Блуждающая Ипостась дана Тона вдруг начала подсказывать мне необходимые сведения и, тем самым, спасать меня от неминуемого разоблачения?! Получалось, что я был нужен этому духу, этому неукротимому призраку погибшего дана! Зачем?! Что он хотел еще натворить в этом Мире, и без того неспособном забыть сияющего дана Тона?! Что он хотел еще сделать, на этот раз моими руками?!!

Но этот вопрос ответить мог только сам дан Тон или… или его Блуждающая Ипостась! И я решил, что заставлю эту «Ипостась ее так» отвечать мне!!

Тут я вдруг поймал себя на том, что стою неподвижно на пересечении трех дорожек, две из которых были замощены мелко битым камнем, а одна присыпана желтым речным песком. Ступив на песок, я под его успокаивающий скрип, негромко, но вслух спросил:

– Блуждающая Ипостась сияющего дана Тона, ты можешь мне ответить на несколько вопросов?..

И тут же чуть не расхохотался! Этот мой, заданный весьма серьезным тоном, вопрос напомнил мне о нашем студенческом еще увлечении разговорами с духами посредством блюдца, ползающего по расчерченному листу ватмана. Тогда я задавал вопросы духам Пушкина, Лермонтова, Есенина и иже с ними таким же точно загробно-серьезно-важным тоном.

Однако на сей раз не блюдце зашевелилось под моими пальцами, а прозвучал вполне ясный, хотя столь же негромкий, ответ:

«Прежде чем о чем-то меня спрашивать, ты должен сам ответить мне на один вопрос…»

– Спрашивай, – немедленно согласился я, – но и в свою очередь готовься ответить!

Наступило долгое молчание, а затем внутри моего чудного шлема едва слышно прошелестело:

«Кто ты?.. Откуда ты взялся и что делаешь в Высоком данстве?!»

Вопрос, признаться был для меня неожиданным, а потому я осторожно переспросил:

– А чем, собственно говоря, вызван такой вопрос?..

Последовала новая пауза, а затем голос, начисто лишенный прежних высокомерных ноток, начал говорить:

«Когда тебе удалось вскрыть мой панцирь и забраться внутрь, я решил, что ты не слишком продвинутый ученик какого-нибудь малоизвестного мага, которому просто повезло… В полном соответствии с кхметской поговоркой „Глупцам всегда везет“. Я не стал сопротивляться твоему вторжению, просто потому, что рассчитывал на твою… глупость. Мне нужно было, чтобы ты доставил кровавые доспехи в нужное мне место. Твои дальнейшие магические фокусы вместе с твоею глупостью и непрактичностью казалось бы полностью подтверждали мое первоначальное мнение о твоей особе… Но вчера вечером и сегодня утром произошло нечто такое, что заставляет меня отказаться от этого мнения. Однако тогда получается, что ты… Ты не из Высокого данства! Так кто ты, откуда ты взялся и зачем ты сюда пожаловал?!»

– Одну минуточку! – Чуть повысил я тон, – что произошло вчера вечером и сегодня утром такого, что ты изменил свое мнение?!

«Вчера вечером дан ты вышел к дану Тейнату и Майяле без доспехов и вернулся в спальню. Значит они приняли тебя за меня! Значит ты каким-то образом сумел им это внушить! Такое дело под силу только очень сильному магу. А сегодня утром ты дрался за моего друга вар Экома и победил в магическом поединке соперника, который гораздо сильнее меня! Я, допустим не считаю себя сильным магом, но ты сделал то, что вряд ли удалось бы и вар Экому! Мне известны все сильнейшие маги не только Высокого данства, но и трех соседних государств, однако, тебя я не знаю!.. Теперь тебе понятен мой вопрос?!!»

– Понятен… – растягивая это единственное слово, и лихорадочно подыскивая ответ, проговорил я. И вдруг мне пришло в голову, что я вполне могу рассказать этому… призраку правду! Дальше его ушей, или что там у него вместо них осталось, эта правда все равно не пойдет!

– Ну что ж, Блуждающая Ипостась сияющего дана, ты права, я действительно пришел в Высокое данство из совершенно другого Мира, пришел, можно сказать, по своему собственному желанию и скоро опять вернусь к себе. А вот зачем я к вам пришел, сказать сложнее… – я на секунду задумался и, словно бы по наитию, добавил, – Во всяком случае не за твоими доспехами!..

«Ты говоришь правду?!» – неожиданно воскликнул дан Тон.

– А с чего бы мне врать?! – ответил я вопросом, – Разве ты можешь мне помешать, если я захочу их унести?!

«Возможно я что-нибудь и придумал бы…» – не слишком уверенно ответила Блуждающая Ипостась сияющего дана.

– Вряд ли твоя придумка мне помешала бы!.. – Усмехнулся я, – мне достаточно снять доспехи, размонтировать их, упаковать и наговорить пару другую заклинаний. После этого ни один житель Высокого данства не догадается, что привязано к седлу моей лошади!

«Может быть ты и прав… – проговорил призрак, – а может быть ты и блефуешь! Но в то, что ты явился из другого Мира, я верю… Я видел твою одежду.»

Он немного помолчал, а затем как-то устало спросил:

«А о чем ты хотел спрашивать меня?»

Я хмыкнул и нарочито безразличным тоном поинтересовался:

– Зачем ты помог мне в разговоре с доном Хорлохом?.. У тебя имеются на меня какие-то виды?..

«Да». – Просто ответила Блуждающая Ипостась сияющего дана, но больше никаких объяснений не последовало, так что я вынужден был спросить:

– Какие?..

«Я хочу, чтобы ты вернул кровавые доспехи в Трольи горы, в то место, куда я тебе укажу».

Ответ, на мой взгляд, был странным, о чем я не преминул высказаться:

– Если доспехи должны вернуться в Трольи горы, то почему ты позволил мне их оттуда… э-э-э… забрать?..

«А как я тебе мог помешать?» – в голосе призрака появилась легкая насмешка.

Я задумался. Его ответ мне совершенно не нравился, чувствовалась в нем некая… темная сторона! Но и поймать его на лжи прямо сейчас не удавалось, а потому я спросил:

– Ну и в какое место надо доставить доспехи, и, главное – зачем?!

И снова ответ Блуждающей Ипостаси предварило короткое молчание, словно призрак тщательно подбирал нужные слова.

«Где-то, возможно, в самой середине Трольих гор имеется долина Человеческого Плача. Ее правда никто из ныне живущих людей не видел, но в наших легендах говорится, что именно в этой долине родился первый человек, и что именно оттуда стало распространяться человечество. Но, как ты сам понимаешь, Трольи горы не совсем удобное место для жизни человека, поэтому со временем людей там не осталось, и долину облюбовала нечисть. Теперь там обосновалась сама Небесная Кара! Я хочу чтобы ты оставил мои доспехи как можно ближе к этой долине.»

– А почему не в самой долине?.. – с легкой усмешкой поинтересовался я.

«Тебе не удастся дойти до самой долины». – Просто ответил призрак.

– Почему?.. – Переспросил я.

«Небесная Кара никого не подпускает к своему логову, и вряд ли она сделает исключение для пришельца из чужого мира».

– Ты хочешь сказать – она меня… уничтожит?!

«Нет, я говорю – ты оставишь доспехи как можно ближе к долине, а сам уберешься прочь… Уйдешь своей дорогой».

– И зачем тебе надо, чтобы доспехи оказались в этом месте?

И снова призрак немного помолчал, а когда он заговорил его голос хрипел от едва сдерживаемой ярости:

«Хорошо, я расскажу тебе все! Я затеял поход в Трольи горы для того, чтобы уничтожить Небесную Кару. Если удастся убить это ужасное создание, вся нечисть нашего Мира будет сметена в течение нескольких лет. Все эти тролли, эльфы, хоббиты, стуканцы, боуги и прочий проклятый народец все еще портит воздух нашего Мира только потому, что их защищает и поддерживает эта кошмарная тварь!!»

Здесь голос его прервался и мне показалось, что я слышу, как клокочет от напряжения его горло.

«Мне не удалось достичь своей цели, но пока я томился в зачарованном панцире, я придумал план. Если люди будут знать, что кровавые доспехи самого дана Тона находятся в Трольих горах, в долине Человеческого Плача, туда каждый год будут снаряжаться военные экспедиции! Никогда, покуда стоит этот Мир не иссякнет поток жаждущих завладеть этими доспехами!! И кто-нибудь из этих людей, какой-нибудь герой будущего обязательно осуществит мою цель – уничтожит Небесную Кару, ведь она не позволит людям просто так разгуливать по Трольим горам, по своему логову!!»

В этой заключительной фразе была такая безмерная, такая безумная надежда, что мне нечего было сказать, нечего было возразить. Я немного помолчал и попытался вернуться к началу разговора.

– А как ты собирался действовать в начале, когда не считал меня способным выполнить твое желание?..

«Я думал, что когда ты встретишь подходящего для моей цели человека, я смогу вынудить тебя передать доспехи ему. Теперь я считаю тебя наилучшей кандидатурой!»

Мне показалось, что Блуждающая Ипостась сияющего дана Тона начала нервничать, и я решил до времени свернуть разговор.

– Хорошо, я обдумаю твою… просьбу и отвечу тебе. Мне надо решить, насколько она совпадает с моими собственными интересами.

«Значит, ты пока не отказываешься?» – С некоторым облегчением в голосе поинтересовался дан Тон.

– Пока нет… – задумчиво произнес я и неожиданно спросил, – а не можешь ты мне объяснить, как погибли твои черные изверги… ну, там, на Столе Скорби?

«Нет, не могу, – немедленно ответила Блуждающая Ипостась, – мы шли к Дворцу горных троллей и остановились на этом плато на ночлег. Рано утром нас атаковали, но мы полностью уничтожили всю нечисть, напавшую на нас. А что случилось дальше я… не понял, во всяком случае мое тело исчезло в одно мгновение, оставив дух заключенным в доспехах – кровавые доспехи, чтоб ты знал, имеют свойство удерживать в теле их владельца жизнь даже при очень серьезных, смертельных ранениях. Когда эльфы Сальтоиса устроили нам засаду в Бердском лесу, только эти доспехи спасли меня, только они позволили моим гвардейцам вовремя доставить меня к лекарю. Но в этот раз они сыграли со мной злую шутку – тело исчезло, а жизнь, – тут он странно хмыкнул, – А жизнь осталась!»

«Жаль… – подумалось мне, – Единственный, х-м, свидетель трагедии и… ничего не знает! Придется искать дальше!»

– И последний вопрос, – быстро произнес я, вспомнив утреннее приключение на хозяйственном дворе, – Почему обитатели дворца высшего дана так боятся… моей улыбки?

И тут я неожиданно услышал короткий довольный смешок. А затем Блуждающая Ипостась дана Тона пояснила:

«Эту шутку придумал я сам, а воплотил ее покойный вар Эком. В столице Высокого данства, на всей ее территории, личина моего шлема повторяет мою… теперь твою, мимику. А, поскольку я – светоч Высокого данства, отвечающий за чистоту человечества, то мне принадлежит право объявлять любого, живущего в данстве прислужником нечисти! Обнаружив такого прислужника я, естественно, радуюсь… улыбаюсь!.. Но, ведь ты сам понимаешь – я могу улыбнуться любому жителю столицы!..»

– Ясно… – пробормотал я сквозь зубы, стараясь удержаться от крепкого словца в адрес этого… поборника человеческой чистоты – Больше вопросов нет.

У меня, действительно, больше не было вопросов к призраку, как не было и желания дальше общаться с ним. Я поднял голову и огляделся. Солнце уже опускалось за крыши городских зданий, видневшихся за оградой сада. Пожалуй, мне пора было возвращаться к себе, чтобы успеть привести себя в порядок до начала ужина с двумя вельможами Высокого данства.

Прежде чем пройти в спальню, я заглянул в малую трапезную. Стол уже был накрыт к ужину, и на белоснежной скатерти красовались три серебряных прибора, это означало, что оба благородных дана приняли мое приглашение. Я быстро направился в спальню – до ужина мне необходимо было хотя бы умыться.

Когда я раскрыл доспехи, чтобы оставить их рядом с кроватью, Блуждающая Ипостась сияющего дана Тона тревожным шепотом поинтересовалась:

«Почему ты оставляешь доспехи? Их могут похитить!»

– Нет, – спокойно ответил я. – Во-первых, в мое отсутствие сюда никто не войдет, а во-вторых, вряд ли кто-то сможет их открыть. Кроме того, если я в доспехах усядусь за стол, мне будет крайне неудобно принимать пищу, да и дан Ольвер, и дан Тейнат подумают неизвестно что!

«Какое тебе дело до того, что могут подумать эти олухи?!» – Раздраженно начала Блуждающая Ипостась, но я уже не слушал надоедливого духа. Выбравшись из доспехов, я снова закрыл их, и направился в ванную комнату.

Времени для приведения себя в порядок мне вполне хватило. Я даже успел обновить заклинание, наложенное прошлым вечером, так что свежий взгляд дана Ольвера не должен был найти каких-либо изменений во внешности сияющего дана Тона. Правда, я не знал каковы были отношения между верховным лекарем и сияющим даном, но надеялся, что мой поход в Трольи горы и «недуг», полученный в результате этого похода, расположат дана Ольвера ко мне.

Я вышел в круглую гостиную и, остановившись около фонтанчика, выплескивавшего свою чуть подсвеченную розовым струйку в центре комнаты, принялся ожидать приглашенных гостей. В малой трапезной слышался негромкий звон посуды, видимо Майяла расставляла закуски.

Несколько минут спустя, входная дверь отворилась и в гостиную вошел могучий дан Тейнат. Увидев меня, он поднял руку в приветствии и заговорил от порога:

– Дан Тон, я вызвал вар Стоката, и он не замедлил явиться, однако открыть дверь в Столетнюю башню не смог! Кажется, вы правы, чародейство вар Экома для этого мага непреодолимо, хотя он и пользуется у столичной знати определенным авторитетом!

– Высшему дану сложно будет подобрать замену вар Экому, – задумчиво проговорил я, – мага такого класса отыскать будет очень нелегко!

– Значит, вы все-таки считаете, что с вар Экомом случилось… э-э-э… непоправимое? – Потеряно переспросил дан Тейнат.

– А как иначе можно объяснить то, что твориться в Столетней башне? – Ответил я вопросом на вопрос.

– А что случилось в Столетней башне?! – послышался вопрос от дверей, и в гостиную энергично вошел невысокий, еще не старый мужчина в темно-зеленой одежде и такого же цвета, коротких сапогах. В его темной коротко подстриженной шевелюре уже пробивалась седина, но это было результатом скорее каких-то страстей, нежели следствием прожитых лет.

Старый дан Тейнат быстро обернулся и расцвел улыбкой:

– Дан Ольвер, как я рад вас видеть! Что нового в летней резиденции высшего дана? Как его самочувствие?!

Дан Ольвер в это время пристально рассматривал мое лицо, а затем, не обращая внимания на вопрос дана Тейната, снова поинтересовался:

– Так что же произошло в Столетней башне?.. Или этот прощелыга, так называемый первый ученик вар Экома, измыслил новую гадость?!

– Не знаю, какие гадости измысливают ученики вар Экома, – пожал я плечами, – но вход в Столетнюю башню заперт, и открыть его не удается. Поскольку сам вар Эком вряд ли стал бы запираться внутри башни, никого не предупредив, я делаю вывод, что с ним что-то случилось!

– Я пригласил самого лучшего столичного мага, вар Стоката, – вмешался в разговор смотритель главной резиденции, – но он оказался бессилен!

– Говорят, у вашей супруги появился очень дельный маг, – обратился ко мне дан Ольвер, и я снова поймал его пристальный взгляд, – Может быть стоит пригласить его?!

– Что-то я не припомню в свите даны Хольны какого-либо мага… – задумчиво проговорил я, – Возможно он появился после моего отъезда.

– Да, наверное… – легко согласился дан Ольвер и повернулся к дану Тейнату. – Высший дан чувствует себя достаточно хорошо, чтобы оставаться в летней резиденции. Его… э-э-э… головные боли… – тут дан Ольвер снова бросил на меня внимательный взгляд, – … практически прекратились, так что я даже разрешил ему верховые прогулки. Однако, оставлять его без постоянного внимания я не могу, так что завтра же мне придется вернуться назад.

– Ужин накрыт, – громко сказала Майяла, появляясь в дверях малой трапезной. Я сделал приглашающий жест, и оба моих гостя направились в трапезную. Проходя мимо служанки, я едва слышно шепнул:

– Надеюсь сегодня ты мне в вино ничего не подмешаешь!..

Служанка только тихо охнула.

Мы расселись за накрытым столом, и тут я почувствовал, что… голоден. Мои гости, как оказалось, тоже были склонны вначале отведать расставленных закусок и вина, так что разговор не складывался. Только после третьего или четвертого бокала, после того, как первый голод был утолен, беседа понемногу завязалась. И начал ее дан Тейнат:

– Дан Ольвер, вы говорили о головных болях высшего дана, а у нашего друга, дана Тона, тоже появилось странное…э-э-э… нездоровье. Вчера вечером он вдруг прямо за столом потерял сознание, а утром сказал мне, что такой… э-э-э… приступ случается с ним уже не в первый раз!

Дан Ольвер взглянул на меня и без всякого интереса спросил:

– У вас какие-то приступы?.. Какого рода?..

Я с улыбкой посмотрел сначала на Майялу, суетившуюся в стороне у сервировочного стола, а потом на старика Тейната.

– Да, действительно, я три-четыре раза по непонятной причине на короткое время терял сознание. Правда, сам я не придаю этому серьезного значения, но вчера, видимо, испугал дорогого дана Тейната и… мою служанку. Мне кажется причина этих… э-э-э… помутнений сознания в странном свойстве, появившемся у моего организма – некоторые вина, в частности флебуржское, влияют на меня таким необычным образом.

Лицо у дана Ольвера мгновенно построжало.

– А какие еще симптомы вы можете назвать? – Профессиональным тоном поинтересовался он.

– Да, в общем-то, больше никаких. Просто я совершенно неожиданно… э-э-э… отключаюсь и все.

– И как давно начались у вас такие… припадки?

– Первый раз это случилось недели полторы назад. Мы как раз остановились на ночевку – дело было в Трольих горах, и за ужином я выпил бокала два вина. Что было после этого, я не помню, а очнулся я минут двадцать спустя. Никто из моих извергов случившегося не заметил, поскольку ужинал я всегда в одиночестве в своей палатке. После этого был случай под Трольим Дворцом, правда, в тот раз я получил сильный удар по голове и очнулся в Священном зале Дворца троллей, на жертвенной плите…

Врал я о своих «припадках» вдохновенно, вплетая при этом и кое-что случившееся на самом деле, однако, мои последние слова повергли всех троих слушателей буквально в шок. Даже я сам замолчал, когда увидел какие у них сделались лица после моей заключительной фразы.

Несколько секунд над столом висело молчание, а затем дан Ольвер, как самый хладнокровный из присутствующих, смог выдавить вопрос:

– Я не ослышался?! Вы сказали, что очнулись на жертвенной плите в Священном зале Дворца троллей?!!

– Ну да, именно это я и сказал!.. – Спокойно подтвердил я.

– То есть… вас хотели принести в жертву Небесной Каре?!! – Изумление дана Ольвера еще возросло, хотя казалось, что увеличится это чувство больше просто не может.

– Ну почему «хотели», – усмехнулся я, – меня именно приносили в жертву, и должен вам сказать, что ощущения при этом возникают весьма неприятные!!

Едва я произнес эти слова, как дан Ольвер, не сводя с меня глаз, аккуратно положил рядом со своей тарелкой двузубую вилку и попросил сухим, профессиональным тоном:

– Дан Тон, я попрошу вас точно и подробно описать, какие именно ощущения вы испытывали на жертвенной плите?!

– Да зачем вам это?! – Удивился я.

В глазах дана Ольвера мелькнуло некоторое раздражение:

– Как же вы не понимаете?! До сих пор многие считают эту… э-э-э… жертвенную плиту и Священный зал Дворца троллей выдумками нечисти, призванными запугать и деморализовать людей, и тут вдруг появляется человек, который заявляет, что лично познакомился с этими… э-э-э… выдумками!! Как же я могу упустить такой случай и не узнать достоверных фактов.

– Ну что ж, – задумчиво протянул я, – ваш научный интерес мне вполне понятен… Слушайте!

И я рассказал моим гостям обо всех приключениях, случившихся со мной в Трольих горах, смазав, правда то, каким образом мне удалось освободиться. Когда я закончил, дан Тейнат жадно выпил бокал вина, а дан Ольвер, едва прикоснувшись к своему бокалу и задумчиво поглядывая на меня, медленно спросил:

– И как же вам удалось… выбраться из этого Священного зала?..

Я пожал плечами:

– Случайно… Те три тролля, в лапы которых я попал, как вы уже поняли, не слишком хорошо знали… э-э-э… процедуру жертвоприношения и, видимо, что-то напутали с заклинаниями. В какой-то момент я почувствовал слабину в магических путах, и мне удалось скатиться с плиты. К счастью, мой боевой топор, мой Ужас Камней, лежал рядом и, можно сказать, сам прыгнул мне в руку. Ну а дальше все было уже достаточно просто!

И я лихо махнул бокал вина, ставя точку в своем рассказе и объяснениях к нему.

Несколько минут мы помолчали. Дан Тейнат разглядывал меня с откровенным восхищением, а дан Ольвер о чем-то напряженно размышлял. Затем, верховный лекарь встряхнулся, потянулся к закускам и, словно бы между делом, произнес:

– Если бы ваши припадки начались после этого вашего приключения, я не сомневался бы ни минуты, что именно оно и является причиной вашего… э-э-э… недомогания. Однако, как вы сами сказали, что… – тут он прервал сам себя и бросил на меня острый взгляд, – на жертвенной плите вы оказались после удара по голове, а до первого… ну… припадка, вас по голове сильно не били?..

– В бою всякое бывало… – раздумчиво ответил я, – и по голове попадало не раз, но вы же знаете, доспехи у меня превосходные, так что…

– Просто, такого рода помрачения рассудка, бывают, как правило, именно после ударов по голове! – Авторитетно заявил дан Ольвер, – другие причины, я бы сказал, весьма редки и экзотически.

– Например? – Быстро переспросил я.

– Например отравление некачественной пищей, – столь же быстро ответил верховный лекарь, – но в вашем случаетакого быть не могло – вы же питались из одного котла со своими… э-э-э… извергами! Бывает еще наведенная порча, но с этим разбираются маги, да и ваша магическая защита, как я понимаю, одна из лучших в Высоком данстве. Так что и эта причина отпадает.

– А каковы вообще причины заболеваний?.. – Поинтересовался я, – У лекарей имеется какая-нибудь классификация?

Дан Ольвер немного удивленно взглянул на меня, но ответил совершенно спокойно:

– Классификация безусловно есть.

Он немного помолчал, а затем принялся излагать самым настоящим лекторским тоном:

– Все причины сбоя в работе человеческого организма делятся на две большие группы: физическое воздействие и ментальное воздействие. Физическое воздействие также подразделяется на два крупных раздела: внешнее физическое воздействие и внутреннее физическое воздействие. Внешнее физическое воздействие включает в себя такое физическое действие, которое не приводит к полному разрыву кожного покрова и разделяется на удары, растяжения, сдавливания, перекручивания, ожоги, обморожения и тому подобное. Такие физические воздействия приводят, как правило, к возникновению поверхностных гематом, ссадин, растяжению связок и вывихам суставов, разрывам мышц, скрытым переломам, внутренним кровоизлияниям…

И тут дана Ольвера перебил слабый и какой-то булькающий голос старика Тейната:

– Мне плохо!..

Мы с верховным лекарем повернулись к забытому нами дану и увидели, что лицо бедняги стало белее февральского снега, на лбу и висках выступили крупные капли пота, а сам он обмяк в кресле и смотрит на нас умоляющим взглядом.

– Вот типичная реакция человеческого организма на вредное ментальное воздействие… – спокойно констатировал дан Ольвер, – я забыл, что у дана Тейната чрезмерно богатое воображение и слишком глубоко вдался в подробности…

В этот момент дан Тейнат закрыл глаза, и его голова мягко откинулась на спинку кресла.

Верховный лекарь поднялся со своего места, подошел к потерявшему сознание старику и, вынув из кармана небольшой, матово блеснувший пузыречек, сунул его под заострившийся нос дана Тейната.

– Повернувшись в мою сторону дан Ольвер улыбнулся и пояснил:

– Наша наука уже давно открыла способ вывода человека из состояния ментального поражения поверхностного уровня. Сейчас он придет в себя и не будет помнить ничего из нашего разговора – его психика, таким образом, полностью восстановится.

И действительно, не прошло и нескольких секунд, как лицо дана Тейната сморщилось, по шее прокатилась короткая судорога, и его глаза открылись.

Дан Ольвер немедленно спрятал в карман свой пузырек и наклонился над стариком:

– Ваши обязанности, дан Тейнат, весьма утомляют вас, – проговорил он с дружеской улыбкой, – вы засыпаете прямо за столом!

– Да-да, – кивнул старик, – Сегодня вообще выдался тяжелый день – то сообщили, что дан Тон пропал, то Столетняя башня оказалась запертой изнутри, а вар Эком не отзывается! А знали бы вы, что творится на кухне и в подвалах резиденции… Хорошо еще высшего дана нет в столице, а то я просто не знал бы, что делать!

– А что творится на кухне и в подвалах?.. – довольно безразличным тоном поинтересовался дан Ольвер, и незаметно подмигнул мне.

– Вы представляете, благородные даны, служанки отказываются ходить в винные подвалы дворца!.. Говорят, что там завелось привидение! Я сам спускался туда несколько раз, но никакого привидения, конечно же, не нашел… Правда, третий пристенный стеллаж был чуть-чуть отодвинут от стены… Хотя, вполне возможно, что это мне просто показалось…

– А на кухне?.. – Напомнил старику дан Ольвер.

– А на кухне стали пропадать… э-э-э… котлы! У меня уже пять записок от старшего повара, и во всех них утверждается, будто пропал очередной котел! Ну подумайте, кому могут понадобиться котлы с кухни высшего дана?!

– Да, действительно, загадочная история… – с улыбкой проговорил я, – но мы с данном Ольвером хотели поговорить о симптомах и следствиях различных болезней и травм, однако, не знаем, понравится ли вам такая тема разговора?..

Дан Тейнат несколько раз перевел взгляд с моего лица на лицо верховного лекаря и вдруг неожиданно спросил:

– Благородные даны не обидятся, если я оставлю их компанию? Я действительно устал, и мне необходимо прилечь… Тем более что завтра у меня масса сложных, запутанных дел!..

Голос его звучал настолько умоляюще, что ни у меня, ни у дана Ольвера не возникло ни малейшего желания уговаривать его остаться.

Дан Тейнат выбрался из кресла и неловко поклонился. Я бросил взгляд на служанку, и Майяла поняла меня без слов – в следующее мгновение она оказалась рядом со старым даном и, поддерживая его под локоток, повела старика к выходу.

Когда управляющий в сопровождении служанки покинул малую трапезную, я снова повернулся к дану Ольверу и спросил:

– Вы назвали мне две главные причины возникновения… э-э-э… отклонений в работе человеческого организма, а разве инфекция не может стать одной из таких причин?

Дан Ольвер неторопливо вернулся в свое кресло, отпил глоток вина и переспросил:

– Как вы сказали?.. Инфекция?.. И что такое – инфекция?..

Вот тут я, признаться, растерялся!

– Я не слишком большой знаток в лекарском искусстве… – неуверенно начал я свое пояснение. – но в каком-то старом трактате, по-моему я видел этот трактат в библиотеке вар Экома, – уточнил я, – мне попалось рассуждение о том, что целый ряд заболеваний человеческого организма происходит в результате… э-э-э… попадания в него болезнетворных бактерий!.. Там было сказано, что такие заболевания могут даже носить характер массовых, то есть, когда заболевания многих людей имеют одинаковые симптомы!

Правая бровь дана Ольвера поползла вверх, и он тонко улыбнулся:

– Какая странная теория!.. Ничего подобного я не слышал, надо будет порыться в библиотеке вар Экома, если конечно я получу к ней доступ!..

– Но ведь вы являетесь самым знающим лекарем данства, – слегка горячась, заговорил я, – как вы объясняете такие массовые заболевания?!

Дан Ольвер пожал плечами и произнес, на мой взгляд, совершенно неожиданную вещь:

– Да не бывает у нас никаких массовых заболеваний!.. Каждое повреждение человеческого организма имеет сугубо индивидуальный характер. Чтобы получить несколько одинаковых повреждение, надо на нескольких людей воздействовать одинаковым образом, но и тогда повреждения будут различаться по степени тяжести, так как каждый человеческий организм индивидуален. Для одного удар по голове заканчивается смертельной травмой, а для другого – легким сотрясением мозга!

Я был поражен! Похоже, этот Мир не знал ни бактерий, ни вирусов!! Но тогда откуда в моем драгоценном N-ске возникают эти странные эпидемии?!!

Или я ошибся в своем предположении, и этот чужой Мир совершенно здесь не причем?!!

– Как же так?.. – в полной растерянности произнес я, – сорок человек, сорок здоровых мужиков враз задохнулись!! Некоторых из них удушье настигло настолько стремительно, что они даже упасть не успели, потому что вместе с удушьем скрутило в камень все их мышцы!! И позволю заметить, на их шеях не было ни малейших следов сдавливания!!!

– О ком это вы говорите?! – Удивленно воскликнул дан Ольвер.

– Да о моих черных извергах! – Воскликнул я в ответ, – там, на Столе Скорби, когда мы отбивались от напавшей на нас нечисти, и победа уже была в наших руках… Они все умерли от неизвестной стремительной болезни! Другой причины просто не могло быть!!!

– Подождите! – Властно остановил мой крик верховный лекарь, – расскажите все подробно, все, что вы знаете, все, что вы сами видели только без всяких там предположений!

Я повторил ему все то, что рассказывал накануне дану Тейнату, и при этом особо напирал на то, что отлучился со Стола Скорбт не более чем на полчаса, а при возвращении нашел всех своих извергов мертвыми, с явными следами удушья на лицах!

Выслушав меня, дан Ольвер на минуту задумался, а затем принялся рассуждать вслух:

– Да… внешнее физическое воздействие исключается – совершенно непонятно кто такое воздействие мог бы произвести сразу над четырьмя десятками здоровых мужчин, не оставив при этом внешних следов!.. Хотя, неплохо было бы как следует осмотреть их гортани… Ментальное воздействие тоже крайне маловероятно – одномоментное поразить сорок взрослых мужчин это… Это совершенно невозможно!..

Он взглянул на меня блеснувшим глазом и с некоторым сомнением произнес:

– Может быть… магия?..

Я отрицательно покачал головой:

– Магический выброс такой силы я несомненно почувствовал бы.

Мы помолчали несколько минут, после чего дан Ольвер со вздохом произнес:

– Во всяком случае, то что вы описали – совершенно исключительный случай! Ничего подобного в Высоком данстве никогда не происходило, никаких сведений о чем-то подобном нигде нет! Поэтому мне кажется, что причина гибели ваших людей находится на… месте их гибели!

Он пристукнул ладонью по столу и твердо добавил:

– Да, именно так – причина гибели ваших черных извергов кроется где-то в Трольих горах. Кстати это объясняет и то обстоятельство, что за последние десять лет из двадцати двух экспедиций, ушедших в Трольи горы две вернулись в полном составе, а все остальные сгинули без следа! И это очень странно – ведь, если даже на них напала нечисть, ну, тролли, там, гоблины, гномы… все равно кто-то должен был бы спастись и вернуться, однако таких не было!

И тут дан Олвер вдруг глянул на меня совершенно другими глазами и удивленно вымолвил:

– Вы – первый!!!

С минуту мы молча обдумывали его последние слова, и в этот момент в трапезную вошла Майяла. Пройдя к своему столику, она негромко спросила:

– Господа прикажут подавать горячее?..

Эта простая фраза словно бы сдернула некий тревожно-таинственный флер, повисший над нашим столом. Дан Ольвер тряхнул головой, отгоняя мысли о Трольих горах и, чуть обернувшись, произнес:

– Нет, милочка, я вполне сыт и ничего более не хочу, даже вашего горячего. А вот еще один бокал вина я пожалуй выпью – это поможет мне заснуть!

И он, наполнил свой бокал зеленым флебуржским, посмотрел на меня задумчивым взглядом и неторопливо произнес:

– После того, что вам довелось пережить, ваши нечастые обмороки кажутся сущей безделицей. В вашем возрасте, господин сияющий дан, плата за ваши сумасбродства могла быть гораздо тяжелее!

Он осторожно отхлебнул вина и внезапно сменил тему разговора:

– Кстати, ваша жена присылала ко мне своего управляющего… этого… ну, как его…

– Вольного дана Парда?.. – Подсказал я лекарю.

– Вот именно, Парда, – подхватил он. – Так вот этот Пард интересовался вашим здоровьем. В частности, не заметил ли я в вашем поведении за последнее время признаков… э-э-э… постороннего ментального воздействия?!

Он снова отхлебнул вина, а я, насторожившись, переспросил:

– Поясните…

– Ну что ж тут пояснять!.. – Усмехнулся дан Ольвер, – ваша жена интересуется, в порядке ли ваш разум.

– Вот как?! – В свою очередь криво улыбнулся я, – она что же, рассчитывает объявить меня сумасшедшим?!

– Вот именно, – спокойно подтвердил верховный лекарь.

– Ну и как вы оценили мое душевное состояние?..

– Я ответил посланцу, что не имел счастья познакомиться с вами, как с пациентом, но по личным встречам и нечастым беседам могу сделать вывод, что ваша ментальная защита вполне справляется с возможными внешними воздействиями. И вы знаете, что он мне на это ответил?..

– Что?..

– Он попросил меня внимательно следить за вами, когда… и если… вы вновь появитесь в столице. Этот дан Пард был почему-то уверен, что я найду вашу психику в полном расстройстве!

– Ну и как вы ее нашли?..

– Я считаю, что дан Пард заблуждался на ваш счет… – верховный лекарь задумчиво почесал бровь и добавил, – однако, должен сказать, что мне очень не понравилась его уверенность в своих словах и… его улыбочка!

Дан Ольвер глянул на меня острым взглядом, словно предлагая мне задуматься о том, что он сказал и… поберечься!

Мы просидели за столом еще около получаса, однако разговор наш как-то расклеился, общей темы не находилось, и, наконец, дан Ольвер откланялся.

Улегшись в постель, я на мгновение вспомнил о предупреждении верховного лекаря в отношении управляющего супруги дана Тона, но мои мысли быстро перескочили на мою главную проблему. Из разговора с даном Ольвером следовало, что искать в Высоком данстве да, видимо, во всеем этом Мире источник N-ских инфекционных эпидемий было бессмысленно. Этот источник, если он действительно существовал, должен был находиться в Трольих горах. Выходило, что мне надо было возвращаться назад! И тут мне в голову пришло, что, возможно, мне как раз стоит двигаться… вперед! Возможно, имело смысл повторить маршрут дана Тона и его черных извергов – вполне могло оказаться, что заразу они подхватили где-то в пути, а болезнь их настигла только на Столе Скорби!

Эта мысль показалась мне вполне здравой, а потому, решив утром как следует пораспросить Блуждающую Ипостась дана Тона о его походе в Трольи горы, я повернулся на бок и спокойно заснул.

Ночь я проспал совершенно спокойно, без каких-либо сновидений и тревог. Утром, сразу после раннего завтрака я, забравшись в свои доспехи, негромко позвал:

– Блуждающая Ипостась дана Тона!..

«Слушаю тебя», – немедленно отозвался призрак.

– Я решил выполнить твое желание и отправиться в Трольи горы, – заговорил я, – но я хочу пройти туда тем самым путем, которым шел ты со своим отрядом, а потому ты должен рассказать мне откуда начался твой поход и по каким именно местам он пролегал.

«Х-м, – недоверчиво хмыкнула Блуждающая Ипостась, – недолго ты размышлял!»

– Ты разве недоволен?.. – Удивленно переспросил я, – так я могу и передумать!

«Ну-ну, – заворчал призрак, – сразу и обижаться!.. Просто мне непонятно, зачем тебе делать такой крюк, если проще вернуться той дорогой, который ты пришел в столицу…»

– Ага, и попасть в бывший Священный зал Дворца троллей?! – быстро нашелся я.

«Н-да… Пожалуй, ты прав… – нехотя согласилась со мной Ипостась, – но из столицы до Трольих гор можно добраться и более коротким путем, чем тот, которым шел в горы я. И вообще, это же не боевой поход, чтобы идти Тропой Войны!»

– Тропой Войны?! – Удивился я, – А что, вы в Трольи горы ходите только… войной?!

Блуждающая Ипостась несколько секунд ничего мне не отвечала, и я уже подумал, что она впала в свое обычное презрительно-высокомерное настроение. Однако, когда она снова заговорила, ее тон был вполне доброжелательным:

«Вообще-то до Трольих гор можно дойти самыми различными дорогами, но уже у первых горных отрогов дороги эти теряются… Я сам исследовал несколько таких путей, пытаясь найти свежую тропу в горы, и у меня сложилось такое впечатление, что дороги эти просто… просто засыпаны… заставлены скалами. Кто мог это сделать я не знаю, но только вглубь гор, возможно, в сторону долины Человеческого Плача ведут всего две дороги, по которым могут пройти люди… отряды. Ну а поскольку вглубь Трольих гор направляются исключительно военные экспедиции, дороги эти прозвали Тропы Войны».

– А та дорога, которой я вышел из гор? – поинтересовался я.

«Ты вышел из гор трольим тоннелем, – напомнила мне Ипостась, – а это не дорога для людей. Ты сам прошел по ней только благодаря своим необычным способностям. Мне уже после этого надо было сообразить, что ты не обычный человек!»

– Благодарю за комплеман!.. – Пробормотал я и вернулся к предмету разговора. – Так если к долине Человеческого Плача можно пройти только двумя путями, почему ты предлагал мне идти в горы какой-то третьей дорогой?

«Потому что тебе с твоими необычными способностями и с твоей странной лошадью можно попробовать найти обходной путь. Ты же пойдешь в горы один, и если тебе удастся найти неизвестный доселе путь, ты сможешь незамеченным подобраться к самой долине!»

– Нет уж, – жестко отверг я его предложение, – мы пойдем Тропой Войны, и именно той, которой шли в горы твои изверги. Не хватало мне еще блуждать по вашим Трольим горам неизвестно сколько времени!

«Ну что ж, – согласился призрак, – это твое решение… Мой отряд отправлялся из фамильного замка Тонов, но я думаю тебе не стоит забираться так далеко вглубь страны. Ты вполне можешь встать на Тропу Войны в Вольнове, этот городок считается ее началом. Мы тоже прошли его».

– Прекрасно, – воскликнул я, – значит мы отправляемся в Вольнов!.. И как туда добраться?

«День пути по северной дороге…» – как мне показалось, довольно нехотя ответил призрак.

Я вышел из спальни в круглую гостиную и крикнул служанке, убиравшейся в трапезной:

– Майяла, как мне найти дана Тейната?

Служанка прекратила греметь посудой и появилась в дверях трапезной:

– Если хотите, дан Тон, я приглашу управляющего к вам.

– Нет, не стоит гонять старика туда-сюда. Я собираюсь покинуть столицу, и мне надо просто попрощаться с даном Тейнатом и поставить его в известность о своем отъезде.

Лицо Майялы застыло, а в глазах появилась тревога.

– Вы покидаете столицу? – Переспросила она, – разве ваши дела здесь закончены?..

– А ты думала я здесь насовсем поселился?.. – Усмехнулся я в ответ, – нет, моя дорогая, все, что мне было необходимо сделать в столице, я сделал, теперь меня ждут другие места!

– Какие?.. – Словно бы невольно вырвалось у служанки, а в ее глазах сверкнул странный интерес.

Я несколько удивленно взглянул на нее – любопытство ее выглядело странным.

– В начале я думаю посетить городок Вольнов… – начал я, а затем неожиданно добавил, – но тебе вряд ли будет неинтересно слушать мои планы.

Майяла тут же опустила глаза и быстро произнесла:

– Господина главного смотрителя главной резиденции высшего дана вы сможете найти в его кабинете. Кабинет находится на первом этаже, последняя дверь направо.

И она снова скрылась в трапезной.

А я, прихватив Ужас Камней и торбу со своими пожитками, направился искать дона Тейната.

Он действительно находился в своем кабинете – разбирал какие-то бумаги, целиком завалившие его стол. Когда секретарь доложил о моем приходе, старый дан оставил свое занятие и вскочив из-за стола пошел мне навстречу, восклицая на ходу:

– Дан Тон, почему вы не послали за мной прислугу?! Я немедленно поднялся бы в ваши апартаменты!..

– Не стоило трудов, дорогой дан Тейнат, – проговорил я в ответ, – просто, перед отъездом я решил попрощаться с вами и поблагодарить за радушие с которым вы меня принимали!

– Дан Тон, – неожиданно церемонным тоном ответил смотритель главной резиденции, – я благодарен вам за добрые слова, но это мой долг – обеспечить достойный отдых первым данам данства!

Мы раскланялись вполне довольные друг другом, и я направился в конюшню за своей Пурпурной Дымкой.

Уже выйдя на хозяйственный двор, я вдруг остановился и с огорчением подумал: «Надо было попросить дана Тейната послать кого-нибудь в этот… как это Фрик назвал… в гостиницу „Веселый тролль“?! Предупредить шута и Мару, что я уезжаю из столицы! Вдруг они захотят отправиться со мной?!»

И тут же у меня в груди возникла непонятная тревога за Фрика и девушку, которых я не видел уже больше суток.

«А что, собственно говоря, мешает мне самому отправиться в этот самый „Веселый тролль“ и посмотреть, как они там устроились и чем занимаются?!» – подумалось мне.

Не прибегая к помощи конюхов, я сам вывел Пурпурную дымку из яслей, вскочил в седло и, наклонившись чуть вперед, шепнул ей на ухо:

– Ну что, моя волшебная лошадка, мы снова отправляемся в путь… Вот только отыщем нашего шута и девчушку, посмотрим, не обижают ли их!..

И Пурпурная Дымка немедленно тронулась с места, своей спокойной, но ходкой рысью.

Однако, выбежав из конюшни на хозяйственный двор, она не направилась не в обход главного здания дворца к парадным воротам. Вместо этого Дымка свернула влево и двинулась вдоль здания конюшни, миновала еще два похожих сооружения явно хозяйственного назначения и, свернув еще раз налево, оказалась перед неширокими воротцами, врезанными в ограду дворца и, выходившими на тихую, тенистую улочку.

Стражник, одетый в уже привычную моим глазам ярко-красную форму, правда без высокой шапки на голове, увидев мою персону, испуганно вытаращил глаза, но я величественным жестом велел ему открывать ворота, что он и сделал со всей возможной скоростью. Проезжая мимо, я погрозил ему пальцем и со значением произнес:

– Смотри, не болтай!..

Чего именно «не болтать» он должен был сообразить сам!

Улица, по которой бодро вышагивала Пурпурная Дымка, совсем не походила на всякие там «стриты» и «авеню» наших мегаполисов. Она была достаточно широка, для того чтобы два колесных экипажа могли разъехаться, и в тоже время уютна, осенена тенистой листвой высоких деревьев, похожих на липы и застроена симпатичными двухэтажными домиками. Домики эти располагались в глубине дворов, огороженных от мостовой невысокими кирпичными оградами. Еще одно отличие этой улицы от привычных мне городских трасс заключалось в том, что она была… пуста. Даже пешеходов на ней не было, хотя пару раз мне показалось, что позади меня кто-то идет.

Добравшись до перекрестка, Пурпурная Дымка повернула направо, и тут я поймал себя на том, что совершенно не управляю своей лошадью – она сама выбирала и направление движения и аллюр, которым двигалась. Но, впрочем, я и не мог ей управлять, поскольку не знал, где находится гостиница «Веселый тролль», а спросить мне было не у кого!

А моя лошадка, между тем, продолжала продвигаться по безлюдной улочке и уже приближалась к очередному перекрестку. И тут я с удивлением увидел, что на этом перекрестке существует довольно интенсивное движение, правда, перемещался народ только по другой, перпендикулярной улице. Подъехав ближе я понял и причину такого странного поведения столичных жителей – улочка, по которой шла Пурпурная Дымка, была перегорожена нетолстой жердью полосатого шлагбаума. К одному из каменных столбиков, стоявших на углах улицы и служивших началом изгородей, отделявших дорогу от землевладений, с удобством прислонился стражник, наблюдавший, видимо за этим самым шлагбаумом. Одет он был в обычный красный мундир, вот только мундир этот был здорово затаскан, замызган и явно маловат для его обладателя.

«Сразу видно отличие парадного дворцового входа и … входа черного, предназначенного для обслуживающего персонала!..» – с ехидной усмешкой подумал я.

Поскольку стражника больше занимала толпа горожан, протекавшая по свободной от шлагбаумов улице, он не заметил моего приближения, и только когда я окликнул его: – Милейший!.. – этот военный человек повернулся в мою сторону.

Увидев сияющего дана Высокого данства стражник очень быстро отлепился от своего столба и стремглав бросился к своему рабочему месту, то бишь, к веревке, с помощью которой приводилась в действие полосатая жердь. Действовал он настолько быстро и ловко, что Пурпурной Дымке почти не пришлось умерять свою ходкую рысь.

И вот я наконец оказался на нормальной городской улице, в нормальной городской толпе… Хотя, надо признаться, что особой толпы вокруг меня как раз и не было. Народ на улице, как я уже сказал, был, но горожане явно старались не приближаться к моей, закованной в кровавые латы, персоне. Я остановил Пурпурную Дымку и повернулся к опускавшему шлагбаум стражнику.

– Милейший!.. – снова окликнул я его. Стражник бросил веревку, и полосатая жердь немедленно вознесла свой тонкий конец к небу.

– Не подскажешь ли, как мне найти в городе гостиницу «Веселый тролль»? – Спросил я у подбежавшего стражника.

Тот почесал лоб, сдвинув для этого свой шлем на затылок и в свою очередь задал вопрос:

– Господин сияющий дан спрашивает о том «тролле», который сгорел шесть дней назад?..

«Веселый тролль» сгорел?! – Удивился я и подумал про себя, – как же мне теперь искать моего шута и девчонку?!»

– Вот я не знаю, был он веселый или грустный, но «тролль», который стоял на пересечении Медуницы с Поварской, сгорел… до самого фундамента! – бодро заверил меня стражник, – У меня там сват служил пробником, так он едва успел из подвала выбраться!

– Кем сват служил? – Удивился я, услышав столь странное название профессии.

– Пробником, господин сияющий дан, – все тем же бодрым тоном повторил стражник, – он кушанья и напитки пробовал, перед тем, как их гостям подавали! И знаете, господин сияющий дан, иной день он до такого состояния напробывы… напробовав… напробавыл…

Бедняга никак не мог справиться со столь сложным словом, а мне некогда было ждать когда его язык повернется в нужную сторону.

– Хорошо! – Оборвал я его, – скажи-ка мне, как добраться до этого… пожарища?!

– Это, господин сияющий дан, проще простого!

И он тут же принялся махать руками в самых разных направлениях:

– Щас вы поедете по Дворцовой улице до Тряской, там свернете направо, а через два дома – налево в Гнилой переулок. Из Гнилого вы попадете на Бадейную, ну, ту что крючком загибается к порту, но вы к порту не езжайте, а сверните на Третью Сторожевую, и по ней, аккурат доберетесь до Собачьей будки, что около рыбного рынка! Ну а уж от рыбного рынка вам каждый расскажет, как до Медуницы добраться!

И он широко улыбнулся, явно довольный своими пояснениями!

Мне очень хотелось улыбнуться ему в ответ, и посмотреть, как он на это отреагирует, однако, я вспомнил, что заклинание вар Экома действует только на территории дворцового комплекса и сдержался.

– Значит, говоришь, в Собачьей будке точно знают, где тролль сгорел?.. – Саркастически переспросил я, но мой сарказм пропал втуне.

– Точно, господин сияющий дан, – В Собачьей будке, да и вообще на всем Рыбном рынке, про тролля всем все известно! – Заверил меня бодрый стражник.

– Свободен!.. – Вздохнул я, и добрый малый немедленно вернулся к своей полосатой жерди.

А я двинулся по Дворцовой улице в сторону… Тряской.

Пурпурная Дымка быстро продвигалась вперед, да и народ, фланировавший по улице, старался не мешаться у нее под ногами, так что до Тряской мы добрались минут за десять. Улочка с этим странным названием ответвлялась от достаточно широкой Дворцовой влево, а поворачивать, в соответствии с полученным от стражника наставлением, мне надо было направо. А вот вправо уходил узкий, сумрачный и удивительно грязный переулок, не имевший, похоже, названия. Хотя, он, возможно, был просто продолжением Тряской…

Я с сомнением вгляделся в сумрачную глубину открывшейся передо мной столичной трущобы и… Пурпурная Дымка шагом двинулась в указанном нам направлении.

«Поворачивать налево нам надо через два дома…» – припомнил я слова стражника и бросил внимательный взгляд на левую каменную стену переулка, возвышавшуюся надо мной странно неровной, бугристой поверхностью, заляпанной помоями, выливавшимися, похоже, прямо из верхних окон!

Дымка шла своим спокойным шагом по безымянному переулку. Серо-бурая, пятнисто бугристая стена все тянулась и тянулась, а я начал ощущать весьма неприятный, хотя еще не слишком резкий аромат активно гниющей органики.

«Судя по запашку, мы продвигаемся по… Смрадному переулку, а свернуть должны в… Гнилой… – с некоторым раздражением подумал я, – Так неужели есть место еще гнилее, чем это?!»

В этот момент стена первого дома кончилась и сразу же, безо всякого разрыва, началась стена второго дома, столь же пятнистая, столь же бугристая и столь же… вонючая. Правда, кроме бугров на этой стене зияли еще весьма неприятные и довольно глубокие впадины от вывалившейся штукатурки, в которых, как я успел разглядеть, прятались ползучие насекомые довольно приличных размеров!

Местные жители, наверняка знали какой-то другой маршрут, ведущий к этому самому, сгоревшему «троллю», или ни у кого в городе, кроме меня не было нужды идти в том направлении, во всяком случае в зоне видимости не было ни одного аборигена.

Переулок, между тем становился все более сумрачным и мрачным, словно по мере продвижения вглубь этой тесной улочки, солнце склонялось все ниже к горизонту. Но наконец, закончилась и эта стена. Между ней и стеной следующего здания имелась некая щель, которую только совершенно уж необузданная фантазия могла назвать переулком!.. Пусть даже и Гнилым!.. Впрочем, никаких указаний на то, что эта смрадная щель и есть надобный мне Гнилой переулок не было.

Очень мне не хотелось соваться в эти трущобы, да и Пурпурная Дымка не торопилась сделать первый шаг.

Я огляделся. Смрадный, как я его назвал, переулок тянулся дальше, постепенно загибаясь вправо и, как мне показалось, постепенно расширяясь. Свободные пространства между домами, там где они были, не превышали той щели, около которой я остановился, так что получалось, что гнилых переулков здесь имелось в достатке. По всей видимости, тот потертый стражник все-таки ввел меня в заблуждение… или же я сам сбился с правильного пути! Надо было возвращаться назад…

Именно в этот момент над пустым, если не считать меня, переулком пронесся молодой женский голос:

– Ну так мы идем к «Веселому троллю» на танцы, или ты останешься дома?!

Я чуть было не закричал, что конечно же идем, но меня опередил другой женский голос, крикнувший:

– А сегодня в «Тролле» танцев не будет, скрипач ноготь сломал. – Голос немного помолчал, а потом вдруг добавил, – там, говорят какой-то тип поселился, так он за плату стихи сочиняет на заказ.

– Как это – на заказ?.. – Поинтересовался первый голос.

– А так, – ответил второй. – Вот нужен, например тебе стишок для твоего… к-гм… дружка, или чтобы хозяина с праздником поздравить, ты говоришь, какой тебе стих нужен, имена называешь – для кого стих, платишь ему пять медных зубцов и получаешь свой стишок…

– Пять зубцов!!! – Изумился первый голос, – да за пять зубцов я сама пять стихов придумаю!

– Ага, придумаешь!.. – Насмешливо ответил второй голос, – ты и за золотую марку стиха выдумать не сможешь, даже самого короткого – слов у тебя в башке не хватит! А этот… поэт, говорят, про что хочешь может сочинить – хочешь, про любовь, хочешь – ругательное…

– Да?.. – В первом голосе явно проснулся интерес, – так может сходить, посмотреть, как он стихи сочиняет…

– Сходи, поучись!.. – Со смехом ответил второй голос и где-то впереди хлопнула оконная ставня.

«Выходит, „Веселый тролль“ не сгорел, и Фрик, похоже, обосновался именно там! – Подумал я. – Вот только жаль, что эти кумушки так и не сказали, где этот… „тролль“ находится!»

Впрочем, по зрелому размышлению я решил, что гостиница с таким милым названием должна находиться неподалеку… раз туда можно дойти!

Я снова тронул Пурпурную Дымку, и она зашагала в сумрачную глубь переулка.

Мы проехали еще с километр. Расстояние между стенами домов и в самом деле сильно увеличилось, хотя сами стены не стали ни чище, ни ровнее. А еще через несколько десятков шагов впереди, по левой стороне, показалось странное здание, несколько выпирающее из общего ряда. Подъехав ближе, я увидел, что выпирало не само здание, а две огромные довольно грубо отесанные каменные глыбы, изображавшие… троллей, а на головах этих троллей, словно на колоннах, размещался фронтон здания. Лестница, проходившая между двух этих грубых статуй-колонн, вела к высокой двойной двери, над которой посверкивали стекла трех небольших окон.

И тут я вдруг подумал, что это первое здание в переулке, имеющее вход, все остальные словно отгораживались от царящего здесь смрада глухими задними стенами! К тому же, здание выглядело… ну… общественным, что ли, во всяком случае, я решил зайти и поинтересоваться у его обитателей местоположением гостиницы «Веселый тролль»

Спешившись, я потрепал Пурпурную Дымку по шее и негромко произнес: – Подожди меня здесь, я скоро… – и поднявшись по ступеням, толкнул дверь.

Высокая, но довольно узкая створка распахнулась, и я шагнул в небольшую комнату, перегороженную во всю ширину узкой стойкой. Свет в эту комнатку поступал только через маленькие окна над дверью и падал он как раз на стойку.

За стойкой восседало огромное существо, грудь, голова и ручищи которого заросли густым, спутанным волосом. На этом темном волосе эффектно выделялась ярко-красная жилетка, а из-под косматой шевелюры посверкивали большие, похожие на пуговицы, глазки и толстый кончик широкого носа.

Я подошел к стойке и с минуту разглядывал это существо, а оно в свою очередь разглядывало меня. Ему надоели эти гляделки первому, и оно неожиданно тонким голоском пискнуло:

– Господину что-то надо?..

– Мне нужен «Веселый тролль», – ответил я, но попросить объяснить мне дорогу я не успел, существо меня перебило:

– Зачем?..

– Что – «зачем»? – Переспросил я.

– Зачем господину нужен веселый тролль?..

– А вот это вопрос излишний, – раздражаясь, ответил я, – достаточно будет, если ты мне просто скажешь, как его найти!

– Ну, ты его нашел, дальше что?! – Раздражаясь в свою очередь пропищало существо.

– Так это ты – веселый тролль! – Догадался я, и, еще раз окинув взглядом комнатку, спросил, – а это, значит, твоя гостиница?..

– Моя гостиница, – подтвердил заросший волосом хозяин.

– Тогда скажи, не живет ли у тебя такой небольшой, лысый, беззубый человечек, разговаривающий стихами?

Волосатый хозяин гостиницы не ответил на мой вопрос. Его обширная борода зашевелилась, словно он что-то зажевал, глазки неожиданно прикрылись и чуть ли не полностью спрятались под опустившимися бровями. С минуту длилось молчание, а потом он пискнул:

– Не скажу!..

– Что значит – «не скажу»?! – Удивился я.

– А то и значит, что не скажу! – Повысил свой… писк хозяин, – откуда мне знать, кто ты такой и что ты хочешь от этого человека?! Может ты его обидеть задумал!..

«Вот это да! – С удивлением подумал я, – значит в этом славном городе все-таки есть кто-то, кто не знает облика сияющего дана Тона!! – И тут же уточнил для себя, – или претворяется, что не знает!»

И в этот момент и без того не слишком яркое освещение померкло совершенно, по комнате пронеслись какие-то огромные тени, и у меня вдруг возникло такое ощущение, словно окружающее пространство… выворачивается наизнанку!

Тут меня слегка замутило. Я зажмурился судорожно сглотнул, выдохнул, и снова открыл глаза!

Передо мной все также высилась узкая стойка, за стойкой расползлось все то же косматое существо, называющее себя веселый тролль, вот только мне почему-то казалось, что мы с хозяином гостиницы… поменялись местами. Да и света в комнате стало гораздо больше. Три окошка над дверью бросали вниз три ярких световых столба, словно прямо в них светило яркое полуденное солнце. А еще через мгновение дверь за моей спиной негромко скрипнула и, обернувшись, я увидел, что в комнатку входит… Мара с небольшим узелком в руках.

И тут я буквально остолбенел! Но удивило меня не появление Мары, в конце концов, девушка и должна была быть рядом с Фриком. Просто за ее спиной, сквозь раскрытую дверь я увидел ярко освещенную солнцем и заполненную снующим народом улицу!

А ведь я входил в гостиницу с пустынного вонючего переулка!!!

– Господин сияющий дан! – Воскликнула девушка радостно, – как вы нас нашли?!

Я предостерегающе поднял палец и медленно повернулся к хозяину гостиницы.

– А ну-ка ответь мне уважаемый хозяин гостиницы, на какой улице она стоит?!

После этого моего вопроса глазки-пуговки косматого хозяина совершенно исчезли, огромная волосатая рука поднялась, и ее ладонь погрузилась в шевелюру в безнадежной попытке добраться до черепа и почесать его. Зато моя милая знакомица, Мара ответила немедленно:

– На Медунице, господин сияющий дан, разве вы не заметили!..

Я повернулся в сторону девушки и строго проговорил:

– Нет, Мара, я, как раз, прекрасно рассмотрел тот грязный и вонючий переулок, по которому подъехал к этой ночлежке!

– Моя гостиница – не ночлежка! – Немедленно окрысился хозяин, и в его спутанных волосьях, прикрывших чуть ли не все лицо, проклюнулся один глазок.

– А вот мы сейчас проверим уровень удобств в твоем заведении! – Угрожающе проговорил я и снова повернулся к Маре. – Дитя мое, где ты тут обретаешься?

Мара немного растерянно указала на дверь, располагавшуюся в стене за спиной хозяина гостиницы, но ответить мне не успела. Снова подал голосок хозяин гостиницы:

– Я не могу позволить господину посетить девушку в ее комнате! Я должен заботиться об… этой… о благопристойности!

Пристально посмотрев в его косматую рожу, я прорычал:

– Я проверю, как ты разместил мою названную дочь, а затем мы разберемся с дверями твоего заведения!

Затем, снова повернувшись к Маре, я попросил:

– Показывай, дитя мое, где тебя поселил этот… волосатый бандит?!

Девушка молча подошла к стойке и откинула часть ее в сторону, открывая проход на другую половину комнаты. Хозяин гостиницы больше мне не препятствовал, хотя и смотрел вновь появившимися глазками весьма неодобрительно. Мара прошла за стойку, я последовал за ней. Небольшая дверь, на которую мне указала Мара, открывалась в крошечный коридорчик, выводивший к довольно крутой лестнице, ведущая наверх. Мара провела меня в коридор второго этажа и открыла своим ключом одну из дверей. Чуть присев в поклоне, она скромно произнесла:

– Прошу, господин сияющий дан, вот моя комната.

Однако входить я не стал. Осмотрев с порога небольшую и очень чистую спаленку, я повернулся к девушке и спросил:

– А где располагается Фрик?..

– Господин Фрик живет в соседней комнате… – ответила девушка и, улыбнувшись, добавила, понизив голос, – господин Файр, хозяин гостиницы, большой и старинный друг господина Фрика, он даже отказался брать с нас деньги за жилье!..

«За это ему многое простится!» – Подумал я про себя, а вслух спросил:

– И что, шут сейчас дома?..

И тут Мара вдруг замялась:

– Ну-у-у… господин сияющий дан, он вообще-то дома, но… вряд ли вы сможете с ним сейчас поговорить…

– Почему? – Удивился я.

– Ну-у-у… – Снова затянула Мара, и я нетерпеливо перебил ее:

– Я раньше как-то не замечал в тебе склонности увиливать от ответов! В чем дело, девочка?!

Мара вздохнула и, потупившись, пробормотала:

– Господин Фрик очень много работал вчера вечером… Ну-у-у и ночью… он… это… – она еще раз вздохнула и закончила почти шепотом, – напился…

Я шагнул к соседней двери и толкнул ее. Дверь распахнулась, и в лицо мне ударил тяжелый дух застарелого перегара.

В комнатке, похожей как две капли воды на спальню, Мары, царил полный разгром. Можно было подумать, что на бывшего шута было совершено покушение, и он всю ночь отбивался от превосходящих сил наемных убийц. Сам Фрик валялся на смятой и расхристанной кровати, даже не накрывшись вывалившимся из пододеяльника одеялом. Правда, его замечательные рваные шорты были на месте, однако, если бы не хрипловатое, прерывистое дыхание, можно было бы подумать, что на кровати покоится бездыханный труп!

Я осторожно, сдерживая дыхание, приблизился к своему клеврету и заглянул ему в лицо. И без того не блещущая красотой физиономия опухла, под глазами проступили тяжелые синеватые мешки, а пересохшие бесцветные губы нервно подергивались во сне. Рядом с кроватью валялось несколько мелких монет.

– Та-а-ак… – протянул я и, наклонившись, потряс шута за плечо, – Фрик, проснись!..

Дыхание у лежащего навзничь тела на секунду прервалось, словно бы шут о чем-то задумался, затем он пробормотал нечто нечленораздельное и, отмахнувшись вялой рукой, попытался перевернуться набок.

Я выпрямился и оглядел небольшой прикроватный столик. На исписанной какими-то липкими разводами столешнице красовалось штук пять бутылок и большая, тяжелая глиняная кружка. Судя по потекам на горлышках, содержимое их было разным. Я поднял кружку и понюхал темную, мутноватую жидкость, плескавшуюся на дне. Запах был, мягко говоря, запоминающимся… и не совсем винным!

– Он сливает в кружку из всех бутылок, – прошептала за моей спиной Мара, – мешает эту смесь пальцем, потом этим пальцем рисует на столе какой-то непонятный знак и ставит на него кружку. После этого он шепчет непонятные слова и пьет…

Я повернулся и посмотрел Маре в глаза – в них плескалась горестная тоска.

– Ему очень плохо… – ответила она на мой взгляд.

– Конечно… – согласился я и пробормотал себе под нос, – надраться до такой степени!

Я снова взглянул на спавшего тяжелым наркотическим сном шута, а потом, не оборачиваясь предложил девушке:

– Знаешь что, оставь-ка ты нас одних…

– А что вы хотите делать?.. – Испуганно спросила та, отступая на шаг к выходу.

– Я попробую привести его в чувство, а ты постарайся достать какой-нибудь еды и кувшин чистой воды.

Мара немедленно протянула мне сверток, который все еще держала в руках, со словами:

– Вот еда… Я подумала, что, когда он проснется, ему надо будет поесть.

Я кивнул, принимая ее сверток, и пробормотал: – Умница!..

Мара еще раз неуверенно улыбнулась и вышла за дверь. А я снова повернулся к Фрику и на несколько секунд задумался. Прежде мне ни разу не приходилось «протрезвлять» алкашей, а потому я плохо представлял себе, каким образом приниматься за это дело. Можно было конечно просто поработать с кровью бедняги, но я боялся напортачить – все-таки в биохимии я разбирался, мягко говоря, не слишком хорошо. И тут мне в голову пришла, как мне показалось, дельная мысль. Фрик мог протрезветь самым естественным образом, только для этого ему требовалось время, а что если для его организма течение времени несколько ускорить!

На мой взгляд, пьяный шут должен был проспаться где-то часиков через пять. Прикинув в уме примерное расположение солнца, объем вдоха и выдоха Фрика, состояние окружающего воздуха и еще кое-какие параметры, я начал составлять заклинание. Получалось не слишком хорошо – для потребного мне ускорения времени не хватало кислорода, так что мне пришлось открыть окно. Пересчитав приток свежего воздуха и сделав поправку на тщедушное телосложение пьяницы, я закончил заклинание и немедленно его произнес. В комнате образовался легкий сквозняк, словно бы сам воздух принялся продувать лежавшее передо мной бесчувственное тело.

Прошло еще минут пятнадцать и в комнату осторожно заглянула Мара. В одной руке у нее был объемистый кувшин с водой, а в другой небольшая корзинка. Девушка аккуратнопоставила кувшин на пол, достала из корзинки небольшой лоскут ткани и, смочив его водой, начала прибирать столик. Стоявшие на столе бутылки она, спросив взглядом моего разрешения, сложила в свою корзину.

Спустя пару минут, на вычищенный стол был поставлен кувшин, а свидетельства фрикова ночного пьянства были вынесены вон.

Прошло еще минут пятнадцать, сквознячок, гулявший по комнате, притих, и шут пошевелился. Затем он поднял правую руку и провел вялой ладонью по своему лицу. Вслед за этим его глаза открылись, и тусклый, бессмысленный взгляд уперся в потолок.

Едва слышно прошептали бледные истончившиеся губы, а вслед за этим глаза шута снова закрылись, он довольно бодро повернулся на бок, носом к стенке и… захрапел!

Я озадаченно почесал затылок и повернулся к Маре.

Та вздохнула с некоторым облегчением и едва слышно пробормотала:

– Он очень… устал.

Я понял, что даже если мне и удалось протрезвить Фрика, поднять его с постели у меня нет ни единого шанса. Да, признаться, мне этого и не хотелось делать – человек должен все-таки иметь полноценный отдых, а не какой-то там суррогат. Поэтому я взял Мару за руку, вывел в коридор и аккуратно прикрыв за собой дверь фриковой спаленки. Оглядев пустой коридор, я посмотрел девушке в глаза и негромко проговорил:

– Дитя мое, я уезжаю из города и потому заехал к вам попрощаться. Очень жаль, что мне не удалось поговорить с Фриком, я, знаешь ли, привык к нему, но, может быть это и к лучшему. Он мог снова увязаться за мной, а там, куда я направляюсь не место сумасшедшим поэтам и молоденьким девушкам.

Мара хотела что-то мне возразить, но я остановил ее жестом:

– Ты девушка разумная и, я надеюсь, сможешь устроить свою жизнь. Пригляди за этим рифмоплетом и не давай ему напиваться до такой степени…

– Куда вы уезжаете, господин сияющий дан? – Вставила-таки свой вопрос Мара.

– Я возвращаюсь в Трольи горы, но поеду туда Тропой Войны из Вольнова.

– Зачем вам надо ехать в Трольи горы?! – Испуганно воскликнула Мара.

Я улыбнулся ее испугу и коротко ответил:

– Дела…

Она только покачала головой и ничего не сказала.

– Проводи меня… – попросил я и направился к лестнице, ведущей вниз.

Оказавшись на площадке первого этажа, я вдруг услышал негромкий разговор за дверью, ведущей к конторке хозяина. Остановившись, я прислушался, а за моей спиной неслышно, словно мышка, стояла Мара.

– С какой стати вы, болваны, вдруг развернули вход в этот задрипанный переулок?! – Голос, произносивший эти слова, был совершенно непохож на писклявый голосок хозяина гостиницы, однако, я почему-то был уверен, что говорит именно он. – Сколько я вам раз говорил, что в переулок надо выпускать только особо проверенных постояльцев!!

– Хозяин, – ответил кто-то, обладавший глухим, скрипучим басом, – мы увидели богатого приезжего дана и решили, что лишний состоятельный жилец нам не помешает…

– Тем более он ехал на лошади, – добавил второй бас, звучавший гулко, словно из огромной металлической емкости.

– На кошке… – поправил добавившего первый бас.

– На лошади!.. – Упорствовал второй.

– На кошке! – Повысил тон первый, – ты же видел, какие у этой животины лапы!

– Ну кто разъезжает на кошках?! – Хмыкнул в ответ второй, – хозяин, вот ты, например, поехал бы в город на кошке?..

– А куда, собственно говоря, вы хотели поселить эту верховую кошку-лошадь?! – Поинтересовался хозяин гостиницы.

– Как куда, – удивились оба баса в один голос.

– В подвал, – уточнил первый бас, – и содрать с дана за постой его кошки…

– Лошади! – Вмешался второй бас.

– … по три серебряных зубца в сутки! – продолжил первый бас, не обращая внимание на это уточнение.

– Финансисты недоделанные!.. – Зарычал хозяин гостиницы, – теперь этот дан знает про второй вход, и что мы будем с этим делать?!!

После секундного молчания, раздался первый бас:

– Но не могли же мы не пустить в дом девчонку?..

– Ты сам приказал пускать эту девочку без задержки! – Прибавил второй бас.

– Да ладно, заткнитесь, – цыкнул на них хозяин гостиницы, – дайте подумать, что теперь делать?! Что делать, если этот свирепый дан Тон попробует обыскать гостиницу?!!

«А, – удовлетворенно подумал я, – значит все-таки этому „веселому троллю“ известна моя личность!»

– Да пусть обыскивает… – буркнул первый басок.

– Пусть обыскивает!.. – Передразнил «веселый тролль», – а что ты будешь делать когда он найдет наших гостей – гномов?!

– Задавлю… – не слишком уверенно пробурчал тот же бас.

– Ага, как же… Смотри, как бы он тебя сам не задавил!.. – Рявкнул хозяин гостиницы, и за дверью наступила тишина.

Я не стал дожидаться продолжения этих странных препирательств и толкнул дверь.

Волосатый хозяин гостиницы по-прежнему восседал на своем высоком табурете за стойкой, и когда я отворил дверь, лишь слегка повернул голову. Глазки-пуговки впились в забрало моего шлема, словно пытались проникнуть сквозь наговоренную сталь и рассмотреть выражение моего лица.

Я молча прошел мимо него, миновал стойку и подошел к входной двери. Мара следовала за мной. У двери я повернулся к девушке и ласково проговорил:

– Ну что ж, дитя мое, прощай, помни что я тебе сказал и о чем просил. Я очень хочу, чтобы ты была счастлива! А вас, господин Файр – я повернулся к восседавшему за стойкой хозяину, – вас я попрошу и дальше опекать эту девушку и моего друга-поэта. И, кстати, я не собираюсь обыскивать вашу гостиницу – у меня у самого есть друзья среди гномов!

Вот тут-то вся бравада «веселого тролля» мгновенно слетела, глаза стали похожи на пуговицы от зимнего пальто, картошечка носа странно задергалась, а через секунду раздался его потрясенный писк:

– Сияющий дан Тон имеет друзей среди гномов?!!

– Да, представь себе имеет! – С явной иронией подтвердил я, – И если среди твоих постояльцев кто-то знает Пиклю или Кнуре, пусть передают им от меня привет!

И тут же, резко сменив тон, я рявкнул:

– А теперь, пусть твои привратники развернут входные двери в сторону того поганого переулка, из которого я к тебе попал! Там осталась моя лошадь!!

– Вот видишь, я же говорил, что он приехал на лошади! – Раздался ниоткуда гулкий бас, – а ты – «кошка, кошка»!

И тут же пространство вокруг меня снова начало выворачиваться наизнанку. Я быстро прикрыл глаза, а когда, спустя пару секунд, снова их открыл, мне снова показалось, что мы с хозяином гостиницы поменялись местами. К тому же у Мары был весьма испуганный вид.

– Все в порядке, девочка, – попытался я успокоить Мару и вдруг увидел, что хозяин гостиницы… улыбается – сквозь густой волос в нижней части головы вдруг прорезались толстые раздвинутые в улыбке губищи!

– Счастливого пути, господин сияющий дан, – пропищал Файр, – и не сомневайтесь, я позабочусь о том, чтобы Мару никто не обидел.

Я осторожно потянул на себя дверь и увидел в образовавшуюся щель полумрак вонючего переулка. Еще раз посмотрев на Мару, я махнул ей рукой и вышел из гостиницы.

Пурпурная Дымка спокойно стояла у входа. Я подошел к ней и неторопливо поднялся в седло. Еще раз я оглядел каменные фигуры, поддерживающие портик здания и уже совсем собирался тронуть свою лошадь, как правая фигура смущенно кашлянула и гулким, но негромким басом произнесла:

– Счастливого пути, господин сияющий дан…

– Всего доброго… – добавила вторая фигура басом хрипловатым…

И вдруг контуры обоих каменных истуканов размылись, словно в струе горячего воздуха, следом за ними также поплыл портик и весь фасад здания, а затем смазанные каменные фигуры синхронно развернулись и потопали внутрь здания, унося на себе портик.

Широко раскрыв глаза, я с изумлением наблюдал, как каменное здание выворачивается «ко мне задом, к лесу передом», а когда перед моим взором предстала такая же облупленная задняя стена, как и ряд других стен, украшавших этот вонючий переулок, я вдруг произнес:

– Счастливо оставаться…

Пурпурная Дымка сочла мою фразу командой и немедленно припустилась своей неторопливой рысью прочь от заднего фасада гостиницы «Веселый тролль».

Минут через десять мы выехали из смрадного переулка на оживленную городскую улицу, а спустя полчаса были уже у северных ворот Мераны. Стражники у ворот, заметив меня, подтянулись и, когда я проезжал мимо, буквально «ели» меня глазами.

Но вот стены столицы начали постепенно удаляться. Пурпурная Дымка шла своей ходкой размеренной и бесшумной рысью по широкой дороге, выложенной коричневатыми каменными плитами. Народу на северной дороге было на удивление мало, хотя день был в самом разгаре – солнце подходило к зениту. Однако, возможно именно в это время людской поток на дороге спадал.

Я проехал пять-шесть километров по практически пустому шоссе, обсаженному с обеих сторон высокими деревьями, напоминающими южные пирамидальные тополя, и вдруг почувствовал… голод. Хотя, почему «вдруг» – завтракал я довольно давно, а время обеда уже безусловно подошло, вот только есть мне захотелось как-то неожиданно сильно!.. Я огляделся. По обеим сторонам дороги за стоящими довольно редко деревьями лежали небольшие, разделенные ровными рядами кустов поля… а может быть огороды. Жилых построек не было, хотя кое-где под кустами виднелись крошечные сарайчики.

А есть хотелось все сильнее!

Я привстал на стременах и глянул вперед по дороге. Примерно в полукилометре, укрытое камнем полотно тракта поворачивало вправо, и за поворотом, над верхушками деревьев вился синеватый, вполне различимый дымок.

«Вот там мы и пообедаем!» – С неизвестно откуда взявшейся, но абсолютной уверенностью подумал я.

И действительно, сразу за поворотом справа от дороги стоял довольно большой, приземистый одноэтажный дом, над широкими дверями которого красовалась вывеска «У кузнечика». Позади харчевни располагался широкий, обнесенный редким частоколом двор, в глубине которого я заметил конюшню.

– Вот здесь мы и пообедаем!.. – Произнес я вслух, и Пурпурная Дымка тут же свернула к гостеприимным дверям харчевни.

Стоило нам подъехать, как из дверей выскочил маленький, чернявенький молодец, босой, в широких холщевых штанах, такой же широкой и длиной рубахе, подпоясанной завязками передника. Быстро поклонившись, он стрельнул в меня острым взглядом удивительно косых глаз и быстро произнес:

– Что будет угодно господину сияющему дану?!

Я соскочил с лошади и бросил ему поводья.

– Лошадку мою поставь в конюшню, в холодок, – небрежно приказал я и быстрым шагом двинулся к дверям харчевни – голод мой стал просто невыносимым!

За бесшумно распахнувшимися от моего толчка дверями располагалась довольно большая, сумеречная зала, заставленная небольшими, грубо сколоченными столами и столь же грубыми стульями с высокими прямыми спинками. Посетителей было немного и все они сидели склонившись над своими тарелками и как-то лениво ковыряли в них вилками. Ни разговоров, ни смеха слышно не было.

Пока я разглядывал зал и посетителей, ко мне неторопливо приблизился невысокий, толстый, совершенно лысый мужичок в распахнутой на волосатой груди рубахе и огромном, не слишком чистом переднике. Уставившись на меня совершенно бессмысленными, пустыми глазами, он спросил странным, тусклым голосом:

– Чего желает господин сияющий дан?..

Я, усилием воли смирив до некоторой степени свой зверский голод, поинтересовался:

– У вас, милейший, есть отдельная комната, где я мог бы спокойно пообедать?..

– Есть… – все тем же безжизненным голосом проговорил мужичок, не делая ни малейшей попытки показать мне, где эта комната располагается.

– Так проводи меня в нее!.. – Раздраженно потребовал я.

– Прошу пройти за мной… – предложил мужичок, не обращая ни малейшего внимания на мое раздражение.

Развернувшись на каблуках, он неторопливо потопал в дальний угол. Пройдя следом за ним до середины общего зала, я увидел в том самом углу, в который направлялся мой проводник, две одинаковые двери. Рассудив, что они ведут в отдельные обеденные комнаты, я не мудрствуя лукаво, обогнал своего неторопливого проводника и открыл ближайшую дверь. Как я и ожидал, за дверью оказалась небольшая комната с одним окном, под которым стоял крошечный комодик, небольшим обеденным столом, уже застеленным скатертью, двумя стульями и странным натюрмортом на стене. Однако картины, даже самые странные, волновали меня сейчас крайне мало. Усевшись за стол, я огляделся в поисках какого-нибудь официанта, полового, боя или кого-нибудь еще, кто мог бы немедленно подать мне обед!

В этот момент в дверях показался тот самый лысый мужик в переднике, что провожал меня по залу. Остановившись в дверях и упершись в меня бессмысленными глазами он прежним безразличным тоном произнес:

– Вот малая обеденная зала… Вы можете располагаться в ней.

– Если бы ты пошире разул глаза, то увидел бы, что я уже расположился! – Возмущенно рявкнул я, – быстро подавай мой обед, а не то я сам отправлюсь на вашу кухню и… горе будет вашему шеф-повару!!

– Вам подавать дежурные блюда, или господин сияющий дан желает заказать что-то порционное?.. – Индифферентно поинтересовался мужичок.

– Все, что угодно, только побыстрей!!

– Будет исполнено… – пробурчал мужичок, развернулся и, не до конца прикрыв за собой дверь, неторопливо потопал в другой конец зала, где, по всей видимости располагалась кухня.

Я скрипнул зубами и прислушался к немузыкальным звукам, раздававшимся из… моего живота.

Есть хотелось ужасно!

В этот момент в комнату вплыл молодой парень, одетый примерно так же, как и провожавший меня мужичок. С точно такими же остановившимися глазами, он принялся выдвигать ящики комода и расставлять на столе посуду и приборы.

В общем, не смотря на внешнюю, я бы сказал, вызывающую неторопливость обслуживающего персонала этого странного заведения, минут через двадцать на столе передо мной стоял обед. Двое пареньков встали по бокам от меня, приготовившись, видимо, наливать вино в мой бокал и подкладывать кушанья в мою тарелку, однако я совсем не собирался открывать перед ними свое лицо.

– Пошли все вон!!! – Гаркнул я, в душе сам поражаясь своему хамству.

– Мы не можем оставить господина сияющего дана одного. – Раздался слева от меня совершенно безразличный голос.

– Мы отвечаем за обслуживание господина сияющего дана. – Добавили с точно таким же безразличием справа.

– Если вы не уберетесь через две секунды, я вышвырну вас вот этой рукой!! – Я грохнул по столу закованным в сталь кулаком, так что на столе подскочила даже тяжелая супница.

Два молодых человека с ничего не выражающими лицами спокойно вышли из комнаты.

Я встал из-за стола, плотно прикрыл за ними дверь, подпер ее свободным стулом, после чего снова уселся на свое место и поднял забрало!

В следующую секунду я уже прихлебывал чудесный супчик прямо из придвинутой супницы и запихивал в рот куски свежей пшеничной лепешки!

Поел я отменно, но когда, приподнявшись со стула, потянулся к блюду с фруктами, голова моя вдруг закружилась, а на глаза стала наползать фиолетовая муть. Я ухватился за стол и тряхнул головой, пытаясь отогнать эту муть, и тут меня потянуло в сторону. Я вдруг понял, что ничего не слышу, что медленно, но неотвратимо падаю в какую-то разверзшуюся за спиной бездну. Последним, судорожным усилием воли я вернул на место забрало, отгораживаясь от окружающего мира, и… потерял сознание…

Глава 8

И тысяча человек могут быть стадом,

И три человека могут быть армией…

(Высший дан Кар Третий Варвар «Искусство боя»)

Сознание возвращалось ко мне короткими болезненными рывками. Сначала я ощутил свое тело размягченное словно кисель, не способное ни к какому действию. Потом до меня дошло, что я лежу навзничь, раскинув руки и ноги, словно выброшенная на помойку кукла. Я попробовал приоткрыть глаза и тут же снова закрыл их – смотреть было не на что, меня окружала полная темнота. Спустя мгновение, где-то совсем рядом принялись зло царапать железом по железу, звук был совершенно чудовищным, но и он обрадовал меня – значит моя способность слышать еще сохранилась. Затем раздался короткий лязг и долгий с двумя секундными перерывами скрежет. Больше всего эти звуки напоминали повороты ключа в замке, вот только замок, который открывали, должен был быть, на мой взгляд, размером с дом! На секунду воцарилась тишина, а затем злобно и протяжно завизжали никогда не мазаные петли.

Я снова приоткрыл глаза и увидел расширяющуюся полоску красноватого колеблющегося света. Металлический визг продолжал терзать мои уши, и освещенное пространство постепенно расширялось. Мое сознание быстро приходило в норму, словно злобный металлический визг вымывал из него некую черную отраву. К тому моменту, когда тяжелая дверь распахнулась и визг замер на едва доступной человеческому слуху высоте, я мог уже вполне разумно оценить свое положение. Вот только время для каких-либо оценок еще не наступило.

В колеблющемся красном свете я увидел, что лежу на полу довольно мрачного помещения с очень низким, каменным потолком, а через мгновение передо мной выросли две фигуры. Мужчину в серой одежде я мгновенно узнал, это был вольный дан Пард, секретарь жены дана Тона. Второй мерзавец был крайне мал ростом, чуть ли не по пояс дану Парду, одет в длинную, до колен, темную куртку, из-под которой торчали непропорционально большие сапоги. Свое лицо он прятал под низко надвинутым капюшоном. В правой руке этот маломерок держал здоровенное кольцо с длинными, странного вида ключами, а левой поднимал головой пылающий факел.

Оба моих «гостя» остановились в трех шагах от моего распростертого тела и молча рассматривали меня. Наконец карлик хрипло произнес:

– Ну как, вы довольны, хозяин?..

– Не очень… – медленно ответил Пард, – надо было дождаться, когда он снимет доспехи…

– Но, хозяин, у меня было не слишком много времени. Майяла слишком поздно сообщила, что дан Тон собирается покинуть резиденцию высшего дана. Хорошо еще, что она узнала куда он направляется, и я успел обработать людей в той придорожной харчевне, иначе он просто ушел бы из наших рук… А дожидаться пока он снимет доспехи… Я и так ждал очень долго. По моим расчетам, он обязательно должен был разоблачиться, ведь обед подходил к концу, да и съел он!.. Вы бы видели, сколько он сожрал!! И он действительно их снял – иначе я не смог бы помутить его сознание!!

– Тогда непонятно, как он успел снова их надеть?! – Недовольно проговорил Пард, – это ведь не завязки на рубашке завязать!..

– Хозяин, человек, которому я помутил сознание, не может завязать никаких завязок! – Гордо прохрипел карлик, но его тут же перебил рык Парда:

– Да, ты сам только что сказал, что старик, которому ты помутил сознание, успел надеть доспехи!!!

Вольный дан на секунду умолк, а затем, задумчиво глядя на мое тело, проговорил:

– Через два дня сюда пожалует эта… курица, и что мы ей скажем?!

Я даже не сразу понял, что «курицей» вольный дан назвал свою… хозяйку! А когда понял, поразился! Видимо, отношения между даном Пардом и сияющей даной были гораздо сложнее, чем отношения госпожи и слуги!

– Ничего, хозяин, – прохрипел карлик, – Не смогли вытащить его из доспехов едой, вытащим голодом. Есть захочет – вылезет из панциря, да и… по нужде доспехи скинет! Тут мы его и…

– На это не слишком рассчитывай, – оборвал своего клеврета Пард, – Кровавые доспехи сами убирают из организма своего хозяина все… нечистоты. Даже то, что ты смог внушить ему чувство голода, уже очень странно – если эти доспехи полностью закрыты, они отводят любое внушение!

– Но, во всяком случае, он в наших руках, – словно оправдываясь прохрипел карлик, – и мы можем держать его в этом подвале столько, сколько будет нужно!

– И опять ты неправ! – недовольно скривился дан Пард, повернувшись к карлику, – заклинания наложены на доспехи не даном Тоном. Если он сдохнет в доспехах, они не раскроются! Мне нужны открытые доспехи, а не труп внутри панциря!! Так что тебе придется постараться вытащить старика из этой стальной скорлупы и вытащить как можно быстрее!..

Он снова перевел свой взгляд на меня и чуть тише спросил:

– Когда дан Тон очнется?..

– К вечеру, хозяин, – быстро ответил карлик, – как раз минуют вторые сутки. Но его сознание практически всю ночь будет затуманено, так что разговор с ним можно будет начать только утром…

– Значит, у тебя осталось два дня! – резко оборвал его дан Пард, – если до приезда даны Хольны ты не вытащишь старика из доспехов, она вполне может… отстранить нас от этого дела!

– А может быть мы сами ее… отстраним?.. – хрипло усмехнулся карлик, – в доме никого кроме меня нет, так что…

– Ты думаешь, она приедет одна? – С некоторой издевкой поинтересовался Пард.

– Ну… – протянул карлик, – тот, кто с ней приедет, тот мне и поможет… И пусть потом сыск высшего дана разбирается, кто именно из прислуги поднял руку на свою госпожу…

С минуту дан Пард сузившимися глазами разглядывал своего низкорослого помощника, а затем медленно произнес:

– Нет, она мне еще нужна… Она мне еще… кое-что должна!..

Дан Пард снова посмотрел на меня и неожиданно спросил:

– А где его чудная лошадь и оружие?

– Лошадь, и правда, чудная, – хрипло хихикнул карлик, – она оставалась около придорожной харчевни, но через час после того, как мы привезли дана Тона в его загородное поместье, она сама пришла сюда же и встала в стойло на конюшне. А оружие все цело, я его в оружейной комнате сложил…

Ну что ж, – удовлетворено проговорил дан Пард, – тебе осталось выковырять старика из панциря, и ты будешь свободен…

Вольный дан развернулся и вышел в коридор. Карлик вперился в меня долгим внимательным взглядом, а потом вдруг недовольно пробормотал:

– Если бы я не был совершенно уверен, что это невозможно, я бы подумал, что старик уже очнулся!..

Постояв после свого высказывания еще пару секунд, он так же вышел вон. Дверь, натужно завизжав петлями, медленно закрылась и я снова оказался в темноте.

Вот теперь можно было поразмышлять и оценить ситуацию, в которой я оказался.

Меня предала моя собственная служанка Майяла, и захватил в плен слуга управляющего делами сияющей даны Хольны. Захватил с помощью даже не магии, а скорее всего некоего ментального воздействия, которое слуга-карлик назвал «помутнением сознания». Держат меня в загородной резиденции сияющего дана Тона, куда ожидается прибытие и его супруги, стремящейся завладеть кровавыми доспехами погибшего мужа. Однако, организатор и вдохновитель моего пленения – вольный дан Пард, рассчитывает сам присвоить кровавые доспехи… Вот только непонятно, зачем они всем им понадобились?!!

И, наконец, самое главное – никто не знает, что я нахожусь в плену, и, значит, никто не бросится мне на выручку!

Далее, завтра меня начнут обрабатывать на предмет лишения кровавых доспехов, однако я ничуть не сомневался, что если я эти доспехи сниму, то не проживу и нескольких минут… Или все-таки проживу?.. Ведь карлик в доме один, и он не маг!

Я быстренько проверил свое состояние и… ужаснулся!!! Мой магический кокон исчез, и все пространство камеры, в которой я находился, было полностью лишено даже признаков магического фона!!

– Вот так… – едва слышно прошептал я в отчаянии, – значит, с магией здесь не побалуешься!..

«Нет, не побалуешься! – Уже забытым мной высокомерным тоном подтвердил мои слова призрак дана Тона, – эта камера специально создана для… х-м… содержания владеющих Искусством!»

– Ты, кажется, доволен этим обстоятельством?.. – Горько усмехнулся я.

«Нет, не доволен, – ответила Блуждающая Ипостась, – я просто признаю, что переоценил твои способности!»

«Ах вот как!.. – Зло подумал я про себя, – он переоценил мои способности!»

– Ну что ж, – не уступая Блуждающей Ипостаси в высокомерии, проговорил я, – будем сидеть в этом подвале, пока дан Пард со всеми своими присными не позеленеет! Пусть я подохну за этой дверью, но доспехи не сниму!

«Глупец, – насмешливо хмыкнул призрак, – эта камера устроена таким образом, что в ней поглощается любая магия. И магический фон, и твой магический кокон – то есть магия свободная, очень удобен для такого поглощения, а заклинания, которыми снабжены доспехи – это магия связанная, она поглощается гораздо медленнее, но все равно поглощается. Дней через пять-шесть сюда войдут несколько воинов и без особого труда вытащат тебя из доспехов!»

– Но, похоже, ни Пард, ни его прислужник, ни сама дана Хольна не знают о… э-э-э… антимагических свойствах этой камеры!

«Они о них догадаются, когда ты умрешь, и тебя придется хоронить».

– Значит, ты считаешь, моя гибель предопределена?.. – Медленно проговорил я.

«Да, я думаю, что тебе отсюда не выбраться», – подтвердил мои слова призрак дана Тона.

– А за пределами этой комнаты магический фон существует? – Поинтересовался я.

«Но как ты попадешь за пределы этой комнаты?» – Ответила вопросом на вопрос Блуждающая Ипостась.

«Вот именно – как?!» – Подумал я. Однако, никаких мыслей на этот счет в моей голове не возникло.

Я встал и, выставив вперед руки, двинулся в сторону двери. Когда металлическая перчатка доспехов коснулась металла двери, я на ощупь двинулся вправо вдоль стены и, миновав два угла наткнулся на толстые, видимо деревянные стойки, служившие опорой для нешироких нар, сколоченных из толстых досок.

«Ага! – успокоил я сам себя, – если меня бросили на пол даже не дотащив до нар, значит меня боялись!»

И тут же мой суровый внутренний голос вступил в противоречие с данным умозаключением: «Просто надрываться не хотели!»

«Может быть и так, – согласился я, – однако, валяться на камне не стоит – еще радикулит подхватишь!»

Опустившись на толстые не струганные доски, я попытался вернуться к поискам выхода из создавшейся безвыходной ситуации, но в голову почему-то лезли совершенно посторонние мысли.

«Значит Майяла предала дана Тона!.. И история о ее больной мамочке, скорее всего – выдумка. А его собственная женушка, так та просто устроила на него охоту! И что, интересно, такого он ей сделал?.. Или чего не сделал?.. А ведь дана Хольна у него четвертая!.. С предыдущими тремя у нашего дана, похоже, тоже не сложилось!.. И с матерью у господина сияющего дана какая-то неясная история – ведь свидетелей того, что именно она его родила, как я понимаю, нет! И наследников у него нет!.. Видимо, у бедного дана с прекрасным полом ничего не получается!.. А почему?! И почему у него такая ярая ненависть к маленькому народцу?!»

– Господин сияющий дан!.. – негромко позвал я, – Понимаю, что моя персона вас больше не интересует, но, поскольку делать все равно больше нечего, может быть вы ответите мне на один… э-э-э… академический вопрос?!

После довольно долгого молчания Блуждающая Ипостась дана Тона соизволила отозваться:

«Задавай свой вопрос…»

– За что вас так женщины не любят?.. – С едва заметной усмешкой поинтересовался я.

Ответа не последовало, а я вдруг понял, что и не ожидал его – мне просто захотелось поддеть этого надутого индюка, вот я и поделился с ним своим умозаключением!

Я улегся на нары и уставился в низкий потолок.

«По заключению остатков сияющего дана Тона, заклинания, наложенные на доспехи продержатся не более шести дней… Так что выбраться из этой камеры мне надо… чем быстрее, тем лучше! Карлик в доме один, он это сам сказал, и если удастся его схватить, никто не помешает мне свернуть ему голову! Однако, он отнюдь не дурак и вряд ли подойдет ко мне достаточно близко, значит надо его как-то подманить!.. Как?!»

Однако сосредоточиться на решении этого вопроса мне не дали.

«Почему ты решил, что меня не любят женщины?!» – неожиданно раздалось в моей голове.

Тон Блуждающей Ипостаси сияющего дана Тона был по-прежнему высокомерен, однако голос звучал не слишком уверенно. Словно своим вопросом я нечаянно задел по его больному месту.

– Ну, как же… – осторожно начал я, – ваша собственная жена, обязанная, вроде бы, любить и беречь вас, объявляет на вас охоту… Правда, дона Хольна, как я узнал, уже четвертая ваша супруга, но этот факт только заставляет спросить – что же сталось с тремя предыдущими?.. Майяла, не один, как я понял, год обслуживавшая вас в главной резиденции высшего дана, предает вас при первом же удобном случае… Еще кое-какие слухи, дошедшие до моих ушей… все это позволяет сделать вывод, что женщины, мягко говоря к вам не благоволят!

«А „кое-какие слухи“ – это слухи о моей матери?» – Как-то уж слишком спокойно поинтересовался призрак.

– Ну… в общем-то да! Мне рассказали, что… ну… что свидетелей вашего рождения нет.

С минуту Блуждающая Ипостась дана Тона молчала, а затем начала говорить. Спокойно, размерено, отстраненно она рассказала мне следующее:

«Я знаю о твоих соображениях на мой счет. Та девчонка, которая рассказывала тебе о бабушке Грете, высказалась довольно откровенно. Да, действительно, место и время моего рождения неизвестно, к сожалению я и сам не могу ничего рассказать об этом – первые пять лет жизни стерты из моей памяти и их не смогли восстановить самые умелые маги данства. Да, подозрения, что я не… не сын своего отца были… Были даже у самого моего отца, я знаю это из подслушанного разговора родителей. Ну а если считать меня бастардом, то конечно же получается, что я – полуэльф! Срок моей жизни, а прожил я уже почти сто лет, и отсутствие детей также работают на эту версию…»

Тут он снова сделал паузу, и я, признаться, ожидал взрыва, но дальнейшая его речь была до краев наполнена горечью:

«Прошло почти сто лет, а я все помню, как будто это было вчера!.. Все эти слухи, недомолвки, намеки, подозрения. Эти взгляды – заинтересованные, осуждающие, насмешливые, презрительные, отстраняющие… Это высокомерное пренебрежение смешанное со жгучим любопытством… А в сердцевине всего этого мутного, ядовитого водоворота ребенок… Маленький растерянный ребенок, не имеющий опоры ни в родителях, занятых своими „взрослыми“ делами, ни в друзьях, которых у него не было, не понимающий, кто он есть на этом злом, холодном свете. Его разглядывали, словно некое невозможное уродство, некое неведомое существо! Над ним смеялись, смеялись исподтишка, изощренно, так, чтобы он чувствовал эту насмешку, но не мог ни возмутиться, ни пожаловаться!! Его высокомерно не замечали, как будто он был… насекомым, не стоящим внимания!!! Что могло зародиться в ребенке, попавшем в такое окружение?! В ребенке, лишенном любви, внимания, сочувствия?! Только страх и ненависть!! Да – страх ко всем и ненависть ко всем!!»

И снова в его горьком монологе наступила пауза, а затем призрак снова заговорил, на этот раз со едва скрытой иронией:

«Ты спросил, почему меня не любят женщины? Но меня не любят и мужчины!»

– Но ведь у вас были друзья! – Невольно воскликнул я, – вар Фритор, вар Эком!..

«Вар Фритор? – Переспросила блуждающая Ипостась дана Тона, – вар Фритор… Нет, он не был мне другом. Он взял меня в свою Синюю башню отнюдь не из добрых побуждений. Он строил на мне свой расчет – приласкав и соответствующим образом воспитав наследника могущественного дома сияющих данов, вар Фритор рассчитывал обрести власть… Правда, он просчитался – я и сам достаточно быстро понял, что такое власть. Но именно дан Фритор направил мою ненависть, разлившуюся по всему Миру, в определенное русло, именно он объяснил ребенку в чем, вернее, в ком причина всех его несчастий!..»

– Эльфы… и вообще, нечисть… – догадался я.

«Именно, – подтвердил мою догадку призрак, – Сальтоис со своими эльфами, лишивший меня нормального человеческого общества, и вся остальная нечисть, мешающая жить людям! А потом вдруг оказалось, что очень многие люди относятся к проклятому народцу с неприязнью, что многие готовы принять участие в его уничтожении, что многим нужен только лидер, знамя, чтобы взять в руки меч! Вот я и стал этим лидером, а моя книга стала знаменем! Теперь мне не нужна любовь женщин… И еще вопрос, умеют ли они любить, и нужна ли им любовь? От меня им, женщинам всегда было нужно… другое!..»

Здесь голос призрака слегка дрогнул, и он умолк.

«Все правильно, – грустно подумал я, – ненависть рождается в отсутствии любви… Абсолютная ненависть рождается в абсолютном отсутствии любви… Но сколь многих можно заразить своей ненавистью?!! И сколь многие воспользуются чужой ненавистью, чтобы извлечь свою выгоду?!!»

Рассказ дана Тона безусловно был поучителен, но мне было не до чужих страданий. Я сам находился в безвыходной ситуации и не знал, что можно предпринять. Я растянулся на не струганных досках и попытался еще раз обдумать свое положение. Именно в этот момент раздался короткий, негромкий скрип, и в металлической двери моей камеры проклюнулось небольшое квадратное окошко. Свет факела проплясал в этом окошке короткий танец и почти сразу же пропал, скрытый появившейся в окне головой. Я напряженно ждал продолжения!

– Дан Тон… – негромко позвали меня из-за двери, – Я знаю, что вы уже очнулись, ответьте мне…

Я продолжал молчать, уверенный, что карлик, а это был он, пришел с какими-то предложениями и не уйдет, не поговорив со мной. Однако, показывать ему, что я тоже заинтересован в переговорах, мне не хотелось.

– Дан Тон, вы хотя бы дайте мне знак, что слышите меня… – снова прошептал мой пленитель, – мне не хотелось бы говорить, если вы не можете понять мою речь…

– Я могу понять твою речь!.. – Негромко отозвался я, – но говорить мне с тобой не о чем!..

– Господин сияющий дан, – чуть громче и быстрее заговорил карлик, – я понимаю вашу ярость, но прошу вас не слишком сильно осуждать меня – я очень завишу от господина вольного дана Парда, и потому должен выполнять его приказы! Это он приказал мне доставить вас в вашу столичную загородную резиденцию… ну… вот мне и пришлось… как бы это сказать… слегка вас околдовать. Но поверьте мне – я вам не враг, я готов сделать все возможное, чтобы… э-э-э… облегчить ваше положение!..

– Я могу тебе подсказать, что ты должен сделать, чтобы облегчить свое собственное положение! – Насмешливо проговорил я, усаживаясь на нарах – пойди и удавись, не дожидаясь, пока я тебя сам удавлю!

– Хи-хи-хи… – донеслось из-за двери, – господин сияющий дан большой шутник… А ведь у меня есть конкретные предложения, которые, я уверен, покажутся вам вполне разумными!..

– И достаточно подлыми… – хмыкнул я и тут же добавил, – ну что ж, выкладывай свои предложения!..

Сейчас – ночь… – торопливо начал карлик, – я в доме один, если не считать двух-трех нанятых доной Хольной охранников, так они спят… Я могу вывести вас из дома, ваша… э-э-э… лошадь тоже рядом, вы можете сразу же уехать… куда захотите!..

Тут он замолчал, хотя свое предложение явно до конца не озвучил. Я ждал, не задавая вопросов, и это, похоже, нервировало моего «благодетеля». Наконец он не выдержал:

– Вы, конечно, хотите знать, что я попрошу за свою услугу?..

– Ничего я не хочу знать! – Насмешливо перебил я его, – это ты очень хочешь сообщить мне свои условия!

– Ну… пусть будет так… Пусть я сам хочу сообщить… Я вас выведу и верну вам лошадь, но вам… э-э-э… надо будет оставить здесь… ну… оставить… доспехи!..

Он снова замолчал. Он ждал моего ответа!..

– А оружие?.. – Переспросил я, показывая свою заинтересованность в его предложении.

– Но… э-э-э… оружие увез с собой дан Прард.

«Врет!» – Немедленно определил я.

– Так… – медленно протянул я, – и где же я должен оставить кровавые доспехи?

– Здесь, в камере! – Немедленно откликнулся карлик.

– Я, значит, снимаю с себя доспехи… – принялся я неторопливо рассуждать, – и ты тут же снова лишаешь меня сознания, а затем делаешь, что захочешь с моим бедным, бездыханным телом?! Да, ты лихо придумал!..

– Как, господин сияющий дан, – вы мне не верите!! – Воскликнул маломерок самым возмущенным тоном, – хотите, я поклянусь собственной жизнью, что не обману вас!!

– Нет, не хочу! – Резко ответил я, – твоя жизнь уже не принадлежит тебе, а клясться чужой собственностью непорядочно!

– Как это – моя жизнь мне не принадлежит?! – Удивился карлик, – кому же она тогда принадлежит?!

– Мне! – Высокомерно, словно настоящий дан Тон, ответил я.

Целую минуту клеврет дана Парда молчал, переваривая одно единственное слово. Когда же он заговорил вновь, его тон резко изменился.

– Глупый старик, неужели ты не понимаешь, что тебе пришел конец. Никто не придет тебе на помощь, и через десять, двадцать, пусть, тридцать дней тебя или твое бездыханное тело вытряхнут из этой скорлупы. А что ты без своего панциря?! Ноль!! Все твои магические способности не стоят ногтя на моем мизинце, как боец ты уж давно ничто, даже как сияющий дан ты умер! Твоя жена справила по тебе тризну и взяла лен сияющих данов Тонов под свою руку. Или ты думаешь, она выпустит то, что сумела захватить?! Ты можешь надеяться только на то, что тебе удастся скрыться от всех твоих врагов в какое-нибудь укромное место и там спокойно дожить до смерти, но ты и эту возможность теряешь, отказываясь от моего предложения!..

Карлик помолчал, видимо рассчитывая на мой ответ, однако я не произнес ни слова. Тогда он глухо и неразборчиво выругался, бросил в темноту камеры: – Я приду еще раз утром!.. – И закрыл окошко.

«Утром мне, возможно, придется согласиться на его условия… – безрадостно подумал я, – только надо попробовать убедить его, чтобы доспехи я снял после выхода из камеры. Тогда, может быть, мне удастся унести отсюда ноги!»

Эти соображения вконец доконали меня. Я снова растянулся на голых досках и закрыл глаза. Усталость и некое странное отупение навалились на меня, а кроме того, отсутствие магического кокона, с которым я уже сжился, ужасно нервировало меня, внушало растерянную неуверенность! Я впал в какое-то странное состояние: сна не было, но и явь – пустая, мрачная, абсолютно темная комната, лишенная окон, расплылась, подернулась полупрозрачной дымкой, которая свивалась жгутами, расплывалась размытыми пятнами, лепилась в жуткие рожи или вполне симпатичные физиономии. На секунду перед моими глазами возникло задумчивое лицо Бориса Ильича, врача из N-ской больницы, он, взглянув на меня, поднял свою туманную бровь, беззвучно пошевелил губами, и я понял, что он спрашивает, куда же это я подевался. Однако ответить ему я не успел, потому что лицо его, словно под ветром, дернулось, размазалось, попыталось перелиться в изображения Петра Забродина, но не смогло и неожиданно расплылось в безносую, тонкогубую харю с торчащими вверх клыками. Харя, увидев меня, попыталась облизнуться, однако торчащие клыки мешались, и она в ярости откусила свой плотный серый язык. Тут же и эта харя была стерта в безликий шмат тумана, и только откусанный кончик языка, судорожно дергался перед моим лицом, разгоняя этот туман.

Потом в занятом мной пространстве попытался прозвучать странно знакомый мне, противный скрежет, но он тут же оборвался жалобным всхлипом, а через секунду в опустившуюся на меня темноту белой светящейся иглой вонзился едва слышный шепот:

– Господин сияющий дан, вы здесь?..

«Этот голос мне знаком… – сказал я сам себе, – вот только кому он принадлежит, я совершенно не помню…»

– Господин сияющий дан?! – Снова позвал меня шепот, а затем вдруг спросил явно не меня, – ты не ошибся? Может быть дана Тона спрятали в другом месте?..

И совершенно другой шепот, окрашенный в нежно розовый цвет прошелестел, едва касаясь окружающего воздуха:

– Нет, он должен быть здесь. Коротыш, который разговаривал с Пардом, приходил именно сюда! Попробуй пошире открыть дверь…

– Не могу, – чуть раздражаясь и потому сияя несколько ярче, ответил первый шепот, – Эта дверь скрипит так, что в центре Мераны слышно!..

И снова шепот попытался пробить узким белым лучом окружающую меня темноту:

– Господин сияющий дан, если вы здесь, отзовитесь…

А у меня появилась новая мысль:

«Похоже эти два бестелесых шепота зовут меня… Вот только зачем я им понадобился?.. Наверное у них ко мне тоже есть деловые предложения?»

– Может, стоит поискать его в других зданиях усадьбы?.. – Прошелестел розовый шепоток, – Но карлик ходил только сюда…

«Сейчас они… пропадут, так ничего и не сказав мне о своих намерениях!.. – Неожиданно заволновался я и попытался ответить, однако в моей груди не было воздуха, чтобы родить звук. Я глубоко вздохнул, и тут же белый шепот прошелестел:

– Тут кто-то есть…

– Тут есть я… – смог наконец-то произнести я, и в то же мгновение ночной дурман скатился с меня. Я открыл глаза и увидел, что дверь моей камеры чуть приоткрыта, и в образовавшуюся щель пробивается едва заметный свет.

– Кто вы?! – Донесся из-за двери тихий голос, и на этот раз я мгновенно его узнал!

– Вольный дан Хорлох?.. – Я едва смог подавить свой голос, рванувшийся воплем, – как вы сюда попали?!

– Господин сияющий дан, это вы?! – Дан Хорлох тоже чуть повысил голос и я различил в нем нотки облегчения, – значит мы вас все-таки отыскали.

Дверные петли снова запели свою визгливую песню, и щель увеличилась до размеров, позволяющих мне выйти из камеры.

– Вы сможете сами выйти? – Спросил сотник черных извергов.

– Конечно! – Воскликнул я, скатываясь с нар и бросаясь к выходу.

Через мгновение я уже был за металлической дверью, в небольшом тамбуре, освещенном крошечным, чадящим фонарем. Фонарь держал незнакомый мне черный изверг, а рядом с ним, сжимая в руке узкий длинный клинок, стоял дан Хорлох.

Сам я, едва переступив порог моей камеры, остановился и, раскинув руки поднял лицо вверх – вокруг моей застывшей фигуры с ревом, доступным лишь моему уху, закружилась Сила, свиваясь в магический кокон!

Однако мое поведение было совершенно непонятно моим спасителям. Черный изверг, державший фонарь, с явным испугом посмотрел на меня, а затем перевел взгляд на удивленное лицо дана Хорлоха. Тот пожал плечами и, обращаясь ко мне, негромко произнес:

– Господин сияющий дан, нам надо срочно покинуть это место, в любую минуту здесь может появиться помощник дана Парда, карлик, владеющий очень большой магией. Нам с ним не справиться.

Но я необратил внимания на его слова. Магический кокон, обвивавший мое тело стремительно увеличивался и уплотнялся, а я сам, совсем недавно лишенный Силы, просто купался в возвращающемся ко мне могуществе!!!

Черный изверг снова посмотрел на меня, а потом осторожно шагнул на первую ступеньку недлинной лесенки, поднимавшейся из тамбура вверх и неуверенно произнес тихим, хрипловатым голосом:

– Сотник, нам надо срочно уходить… Я не хочу превращаться в безмозглую куклу, которую этот карла заставит делать все, что угодно!..

В этот момент я резко бросил руки вниз и выдохнул. Затем, посмотрев на незнакомого мне черного изверга, с некоторым насмешливым высокомерием произнес:

– Я не позволю никому превращать моих черных извергов в каких-то там кукол. А кроме того, я не могу «срочно уходить», у меня здесь имеются неоконченные дела!

– Господин сияющий дан просто не знает, что это за карлик… – угрюмо пробормотал изверг с фонарем, а вот дан Хорлах промолчал и только очень внимательно посмотрел в мое забрало.

– Если вы хотите в деталях узнать, что это за карлик, – снова усмехнулся я, – следуйте за мной…

– Куда? – Тут же переспросил дан Хорлох.

– К этому самому карлику, – ответил я, – мне кажется, он расположился где-то в доме.

И я властным жестом указал на лестницу.

Первым начал подниматься изверг с фонарем, за ним последовал я, а замыкал наш маленький отряд дан Хорлох с обнаженным мечом в руке. Поднявшись до середины лестницы, я быстро прощупал пространство за входной дверью и сразу же почувствовал присутствие еще одного человека, прятавшегося рядом с входом.

– Осторожнее, справа, за дверью кто-то есть… – едва слышно предупредил я шагавшего впереди бойца. Тот остановился, удивленно обернулся и прошептал:

– Это Хват, он с нами…

Я кивнул, давая понять, что все в порядке, и мы снова начали подъем.

Перед выходом шагавший впереди изверг задул свой чадящий фонарь и, чуть приоткрыв дверь, шепнул:

– Хват, у тебя все в порядке?..

– Все нормально, Дуля, – едва слышным басом отозвался стоявший снаружи боец, – а как у вас? Отыскали дана Тона?

– Отыскали, отыскали!.. – Проговорил я, выходя из двери и оглядывая погруженную в ночной мрак усадьбу. – Скажи-ка мне, Хват, никто на двор не выходил, пока ты здесь дежурил?

– Никто, господин сияющий дан, – пробасил черный изверг и чуть качнул небольшим арбалетом, который сжимали его руки. – Да в доме всего-то человек пять – карлик и трое-четверо стражников… Но эти не в счет.

Пока Хват отвечал на мой вопрос, я успел быстро оглядеться. Держали меня, как оказалось в некоем подобии погреба. Над моей подземной камерой притулилось крошечное, похожее на трансформаторную будку строеньице, служившее входом в этот погреб. Впереди, метрах в двадцати возвышалась темная громада двухэтажного дома, по всей видимости являвшегося главным зданием усадьбы. Не оборачиваясь на своих освободителей, поскольку точно знал, что они последуют за мной, я осторожно двинулся к зданию.

По мере нашего приближения, строение вырастало темной, холодной глыбой, но, не доходя шагов десять до него, я почувствовал внутри этой глыбы едва заметнее биение жизни. На первом этаже в центре здания находилось четыре человека, причем двое из них спали, а двое бодрствовали. На втором этаже в правом, дальнем углу, находился еще один спящий человек, и ощущение этой жизни было у меня самым размытым. Тем не менее, я сразу же решил, что это именно тот, кто мне сейчас нужен!

Я приостановился и прошептал, обращаясь к своим спутникам:

– Четверо стражников находятся на первом этаже в центральной гостиной. Двое из них спят. Справитесь без моей помощи?..

Дан Хорлох угрюмо улыбнулся, а Хват и Дуля молча кивнули. Излишнее кровопролитие мне было совершенно ненужно, а потому я добавил:

– Впрочем, можете их не убивать, вряд ли они в курсе делишек управляющего своей хозяйки. Когда стражников обезвредите, поднимайтесь на второй этаж в последнюю спальню с правой стороны. Там мы поговорим с нашим карлой…

В дом мы вошли через заднюю верандную дверь, открытую Дулей без всякого труда и шума. Черные изверги сразу же растаяли в темноте коридора ведущего к центру дома, а я по боковой лестнице двинулся к месту пребывания карлика. Ментальную защиту собственного разума я установил еще находясь на лестнице, и теперь никакое «помутнение сознания» мне не угрожало. Однако, и преждевременно давать знать карлику о своем приближении, мне не хотелось, так что продвигался вперед я крайне осторожно, вооружившись Истинным Зрением.

Наконец я добрался до дверей комнаты, за которой находился мой враг. Судя по его положению и уровню биологической активности, он спал. Я аккуратно надавил на резную изогнутую в сторону ручку, и дверь комнаты медленно отворилась…

И в это же мгновение я почувствовал, как на мой разум буквально обрушился ментальный вихрь чудовищной силы! Это было не охранное заклинание – заклинания не имеют такой острой направленности, и не наговор – наговоры не так стремительны. Это была попытка зачаровать, называемая, как я слышал, «Удар Василиска». Карлик не был магом, но обладал действительно уникальным даром – способностью к сильнейшему гипнотическому внушению!

Однако, поставленная мной ментальная защита сработала прекрасно, несмотря на внезапность и силу атаки, я не чувствовал ни малейших признаков «помутнения сознания»! Внимательно оглядев крошечную спальню, более чем на половину занятую широкой кроватью, я не обнаружил другой угрозы и шагнул к сидящему в смятых простынях карлику.

Без одежды недомерок выглядел совершенно отвратительно. Огромная, совершено голая голова, покрытая странного вида шишками и складками кожи, сидела на удивительно тонкой и длинной шее, которая, казалось, вот-вот обломится от непомерной тяжести. Узкие, покатые плечи, тонкие длинные руки и такие же тонкие, но невероятно короткие ножки наводили на мысль о крайней степени дистрофии, и узкая, но сильно выпирающая вперед грудная клетка, обтянутая сероватой, словно присыпанной пылью, кожей лихорадочно содрогалась от каждого вздоха. Личико у карлика было крошечное и состояло, казалось, из одних только глаз – огромных словно блюдца, сияющих внутренним багровым светом. Глядеть в них было тягостно, словно в мутную, светящуюся гниением бездну.

– Вот теперь мы и поговорим… – негромко, но властно произнес я, – и ты ответишь мне на все интересующие меня вопросы.

Карлик молча сверлил взглядом забрало моего шлема, не оставляя, видимо, попыток, снова загипнотизировать меня, лишить воли и сознания.

«Ну что ж, – зло подумал я, – посмотрим, кто кому „помутит сознание“!

Сплетя довольно простое заклинание, я напоил его Силой и толкнул в сторону сверкающего глазами карлика. Спустя мгновение, его глаза вдруг потухли, складки на голове разгладились, плечи еще больше опустились – он весь, как бы, обмяк. Я быстро прощупал его состояние и понял, что он полностью лишен воли, он полностью принадлежал мне!

Именно в этот момент за моей спиной послышались крадущиеся шаги и дан Хорлох едва слышно прошептал:

– Стражники связаны, господин сияющий дан…

Я кивнул головой, не сводя взгляда с карлика, и начал допрос:

– Итак, кто ты такой?..

– Меня зовут Злой Взгляд, я из племени сигу – скальных лилипутов… – безразличным, усталым голосом произнес карлик.

– Никогда таких не видел!.. – Раздался за моей спиной изумленный басок Хвата.

Я предостерегающе поднял руку, и мои черные изверги притихли.

– Рассказывай, как ты оказался на службе у дана Парда! – Жестко потребовал я.

– Моя семья – я сам, четыре мои жены и одиннадцать детей, жили в пещере невдалеке от перевала Щер, в горах, которые вы, люди, называете Трольими. Место я выбрал хорошее – много вкусной воды и отличной пищи. Иногда мне удавалось даже добыть большого козла, хотя им помутить рассудок очень сложно. Мы жили очень хорошо, но несколько десятков дней назад я вернулся с охоты и увидел, что вся моя семья… мертва. Не пощадили никого, даже совсем маленьких детей – малышей просто душили, а моим женам сначала разбили головы, а затем их зачем-то прибили железными костылями к стене пещеры… Вот так…

Злой Взгляд вдруг встал на свои коротенькие ножки и развел руки в стороны. Затем он снова опустился на кровать и продолжил свой рассказ.

– Мою семью уничтожили люди, я сразу же понял это по оставленным ими следам. Кроме того, они унесли всю пищу, хранившуюся в пещере. Я пошел по их следам, это было несложно, и спустя четыре дня настиг их. Они были мертвы. Их убили, но кто это сделал, мне было непонятно…

– Как их убили?! – Быстро спросил я.

– Они были задушены, но на их шеях не было следов… – ответил Злой Взгляд. И замолчал.

Несколько секунд в комнате висело молчание, а затем я скомандовал:

– Продолжай свой рассказ!

– Они были мертвы, но я не мог оставить свою семью неотомщенной. Я пошел к людям. Спустившись с гор, я встретил человека, который охранял стадо животных, которые его почему-то слушались. Я убил этого человека и взял себе его одежду…

– Как ты его убил?! – Спросил я.

– Я помутил ему рассудок и он прыгнул со скалы… с невысокой скалы, но этого оказалось достаточно.

– Продолжай, – приказал я.

Его животных я тоже убил, они даже не попытались разбежаться. Потом я пошел дальше. По дороге мне удалось убить еще пятерых, из них одну женщину и одного ребенка. Я попытался сделать с женщиной то же, что те люди сделали с моими женами, но мне это не удалось, поэтому я решил увеличить количество своих жертв – месть должна быть равной обиде. Скоро я встретил еще одного человека, он ехал по дороге на животном. Я попытался помутить рассудок и человеку, и животному. Животное почти сразу же упало, упал и человек, но когда я подошел, чтобы убить обоих, человек вскочил на ноги и схватил меня. Мой взгляд на него почему-то не действовал. Это был тот человек, которого ты называешь дан Пард.

– А как называешь его ты?.. – Поинтересовался я.

– Он приказал называть себя – хозяин… – ответил карлик.

– Продолжай, – снова распорядился я.

– С тех пор я служу хозяину. Он отдал мне одного из своих людей, и я научился, помутив человеку рассудок, заставлять его делать то, что приказывал мне хозяин.

– Я видел, как он это делает… – едва слышно прошептал Дуля, и я снова предостерегающе поднял руку.

Но Злой Взгляд не обратил внимания на шепот черного изверга.

– Это было нетрудно и даже приятно… – продолжил он прежним безжизненным хриплым голосом, – иногда человека, которому я помутил сознание, хозяин убивал сам… Иногда он что-то делал с обработанными мной людьми…

– Что дан Пард обещал тебе за твою службу? – Спросил я.

– Он сказал, что даст мне убить три раза по столько людей, сколько погибло моих родственников. Причем, не просто людей, а тех, кто виноват в гибели моей семьи.

В комнате наступила тишина. Злой Взгляд окончил свой рассказ, а я не мог решить, что мне с ним делать. И тут, словно почувствовав мою нерешительность, подал голос вольный дан Хорлох:

– Его нельзя оставлять в живых, господин сияющий дан, он будет продолжать убивать людей.

Я согласно кивнул и коротко приказал карлику: – Одевайся… – а затем повернулся к своим людям. Взгляды всех троих были весьма сумрачны, так что мой вопрос, может быть и был излишним:

– Вы поняли, как погиб могучий дан Уст?..

Хват и Дуля утвердительно кивнули, а дан Хорлох негромко произнес:

– Это… скальный лилипут помутил ему рассудок, поэтому он и не справился с Пардом.

Я посмотрел в лицо вольному дану и негромко произнес:

– Дан Хорлох, утром, когда управляющий моей жены приедет сюда, вы вызовете его на поединок и прикончите.

Вольный дан хищно улыбнулся и кивнул.

– А этого… беднягу, – я снова повернулся к успевшему одеться карлику, – мы пока что оставим в живых. Пусть Пард по-прежнему рассчитывает на его помощь!

Остаток ночи мы провели в малой гостиной на втором этаже. В высоком резном буфете нашлось несколько бутылок вина, и мои черные изверги молча попивали его, пока в окна не заглянул первый луч восходящего солнца.

А вместе с этим лучом во дворе усадьбы раздался короткий перестук копыт и зазвенел громкий голос вольного дана Парда:

– Эй, коротышка, как твои успехи!..

Я встал с кресла и подошел к окну. Дан Пард соскочил с лошади посреди двора и удивленно оглядывался, явно не понимая, почему его никто не встречает.

– Хват! – Повернулся я к своим людям, – перекрой ворота, чтобы этот негодяй не смог отсюда удрать. А мы… встретим «хозяина»!..

Хват немедленно выскочил за дверь, а я повернулся к стоявшему у двери карлику.

– Злой Взгляд, мы идем во двор, встречать дана Парда. Ты идешь с нами!

Скальный лилипут молча повернулся и, дождавшись, когда я вышел в коридор, двинулся за мной. За карликом последовали дан Хорлох и Дуля.

Спустившись вниз, мы подошли к выходу из дома и я пропустил вперед Злой Взгляд. Когда он толкнул входную дверь, я негромко прошептал:

– Говорить будешь то, что скажу тебе я!..

Карлик вышел. Я продолжал наблюдать за ним в щель, оставленную неплотно закрытой дверью.

– Ты где был?! – Воскликнул дан Пард, увидев выходящего карлика.

– Я спал… – хриплым, безжизненным голосом, но достаточно громко ответил карлик, повторяя мою мысль, – ты, хозяин меня разбудил, вот я оделся и спустился.

– Как прошла ночь?.. – Поинтересовался секретарь, пристально глядя на своего помощника, – ты поговорил с данном Тоном?

– Я с ним говорил, но старик уперся… – ответил карлик, – наверное в голове у него еще не прояснилось. После завтрака я попробую еще раз.

– Хорошо… – согласился дан Пард, – тогда распорядись, чтобы те бездельники, которых здесь оставила дана Хольна, приготовили завтрак. Я тоже перекушу.

В этот момент входная дверь распахнулась и на двор шагнул дан Хорлох.

– А в ожидании завтрака мы с тобой кое-что выясним! – Громко произнес он, хищно улыбаясь прямо в лицо опешившему Парду.

Однако, он быстро пришел в себя. Улыбнувшись своему, внезапно появившемуся противнику и бросив быстрый взгляд на отошедшего чуть в сторону карлика, Пард медленно потащил из ножен странно широкий с тяжелым перекрестьем меч.

– А ты, сотник, не забыл о судьбе дана Уста?.. Не боишься последовать за ним?!

Сотник черных извергов молча шагнул вперед, навстречу блеснувшему клинку Парда. Не доходя четырех шагов до противника, дан Хорлох медленно вытянул свой узкий и длинный клинок и сбросил на землю пояс с ножнами. В следующее мгновение клинки скрестились, искры брызнули с закаленной стали, и тяжелый меч лана Парда был отброшен в сторону. Сам он избежал мгновенного прямого укола, только резво отпрыгнув назад, а от последовавшего рубящего удара, низко пригнувшись. Дан Хорлох не стал наносить третий удар, а неожиданно для своего противника сделал шаг назад и чуть опустил клинок. Дан Пард выпрямился, тяжело дыша и растерянно посмотрел на карлика. Тот ответил ему молчаливым, безучастным взглядом, словно перед ним был не его хозяин, а совершенно незнакомый человек. Пард перевел глаза на Хорлоха.

– А с чего это сотник черных извергов решил вызвать меня на поединок, да еще и без свидетелей?.. – Тяжело дыша проговорил он, – ты не боишься расследования?..

– Ну почему же без свидетелей? – холодно усмехнулся дан Хорлох, – У нас их, как и полагается – четверо!

Дан Пард быстро оглянулся и увидел маячившего у ворот Хвата. Когда он снова повернулся к своему противнику, на крыльце стояли мы с Дулей.

– Так что тебя убьют с соблюдением всех положенных правил, а слово сияющего дана высшего данства, я думаю, будет достаточным ручательством моей чести!

И он снова шагнул в сторону своего противника, поднимая клинок. Дан Пард успел отдышаться и принять боевую стойку, но выражение лица у него было затравленное, а голова странно подергивалась, словно он опасался удара сзади.

– Не волнуйся, – снова усмехнулся дан Хорлох, – я не позволю никому кроме меня убить такого негодяя, как ты!

И он обрушил на своего противника сверху вниз чудовищной силы удар! Пард принял этот удар на широкое основание своего клинка, однако Хорлох бил умело, с оттяжкой, так что возникшее колебание закаленной стали едва не вырвало рукоять меча из ослабевшей ладони противника. Второй удар пошел наискось справа налево и Пард снова попытался подставить клинок – об ответной атаке он даже и не помышлял, однако клинок Хорлоха странным образом извернулся, миновал подставленный его противником меч и, описав стремительную, замысловатую петлю, просвистел, как мне показалось, в нескольких миллиметрах от обнаженного горла Парда…

Нет, удар сотника черных извергов оказался точным. Дан Пард на мгновение замер с изумленно распахнутыми глазами, затем рукоять его меча вывернулась из раскрывшихся пальцев, и обе руки взметнулись к горлу, словно в надежде закрыть, зажать, заткнуть смертельный разрез. Еще пару секунд он стоял неподвижно перед своим, выпрямившимся в полный рост противником, а потом сквозь его пальцы заструились быстрые багряные ручейки, и он рухнул ничком. Тело его конвульсивно дернулось и замерло!

– Он даже меч держать как следует не умел!.. – Зло пробормотал вольный дан Хорлох. Наклонившись, он вытер кончик своего клинка о полу длинной серой куртки мертвеца, а затем, подобрал с земли свой пояс и вложил меч в ножны.

Я повернулся к неподвижно застывшему Злому Взгляду. Хорлох был прав – его нельзя было оставлять в живых, и все-таки мне было жаль убивать малыша. Он мстил за свою семью, мстил, как мог, как умел…

«Сейчас не время для сомнений! – Прозвучал в моей голове ворчливый голос Блуждающей Ипостаси дана Тона, – ты сам знаешь, что его надо уничтожить!»

Я еще раз посмотрел на малыша, потом обвел взглядом черных извергов, но приказать им прикончить карлика у меня не повернулся язык. Протянув руку в направлении маленькой, неподвижно застывшей фигурки, я сжал пальца в кулак, и жесткая сила моего колдовства сжала трепыхавшееся сердце, остановив его. Злой Взгляд беззвучно сложился и рухнул на землю кучкой старого тряпья.

Тяжело вздохнув, я повернулся к дану Хорлоху:

– Ну что ж, теперь пойдем, переговорим с охранниками усадьбы.

Хват прикрыл ворота, и мы вернулись в дом. Хват и Дуля остались в прихожей, чтобы наблюдать за воротами и двором, а мы с даном Хорлохом прошли в большую гостиную, где на полу были уложены четверо связанных охранников.

Посмотрев на неподвижно лежащие тела, я кивнул в сторону крайнего справа и уселся в кресло, стоявшее сбоку от огромного камина. Дан Хорлох ловко распутал шнурок, стягивавший ноги пленника и поставил его на ноги передо мной. Охранник был здоровенным детиной, имевшим довольно нелепый вид. Одежда его была в полном беспорядке, а на лице, казалось навсегда прилипло изумление – как это его, охраняющего и без того неприкосновенное жилище сияющего дана скрутили самым зверским образом?!

– Как тебя зовут, милейший? – Задал я свой первый вопрос.

– Вольный кхмет Скрыга… – пробормотал охранник и после тычка Хорлоха добавил, – господин сияющий дан.

– И что ты делаешь в моем доме?.. – В моем вопросе прозвучала насмешка, но бедный Скрыга ее не почувствовал:

– Охраняю… Господин сияющий дан.

– От кого?.. – Уже откровенно усмехнулся я.

– Ну… э-э-э… как же… мало ли что?! Вот, к примеру, секретарь даны Хольны велел присматривать, чтобы ночью никто в отдельный подвал не залез!..

– Ну, и как, никто не залез?

– Пока мы смотрели, никто, а уж когда его карлик… в смысле карлик дана Парда, сказал, чтобы мы не шлялись около подвала, мы и… того… не стали шляться.

– Ясно… – протянул я, – А когда же вы ожидаете свою хозяйку?

– Так… может быть дня через два, а может быть и завтра… – неуверенно пробормотал Скрыга.

Поскольку, больше вопросов я ему не задавал, он неуверенно посмотрел в забрало моего шлема и запинаясь попросил:

– Вы бы, господин сияющий дан, отпустили нас, мы ведь ничего плохого не сделали. Нас ваша жена сюда послала – сказала, что усадьбу сторожить надо, раз вы… того… погибли.

– А живете вы где? – Поинтересовался я.

– Так в ваших землях и живем, – живо отозвался Скрыга, – мы все четверо из городка Гольца, все вольные кхметы. Жена ваша почему нас выбрала-то – мы в столице по своим делам часто бываем, столичные обычаи хорошо знаем… Ну вот она нас сюда и… того… направила. А мы что, мы поехали…

С минуту поразмышляв, я медленно проговорил:

– Нет, вольный кхмет Скрыга, я вас пока что задержу, вы мне можете понадобиться… Не волнуйся, никакого… к-хм… вреда мы вам не причиним…

Затем, взглянув на дана Хорлоха, я добавил:

– Размести их в какой-нибудь комнате и накорми, но наружу не выпускай.

Сотник кивнул и принялся развязывать остальных мужиков. Заперев бывших охранников в одной из спален, дан Хорлох вернулся в гостиную и встал у дверей. Однако, я кивнул ему на стоявшее напротив кресло и, когда он уселся, попросил:

– А теперь, вольный да, расскажи мне, каким образом ты со своими людьми оказался около моего… хм… подвала?

– Все очень просто. – Сотник пожал плечами. – Я рассказал ребятам о нашей встрече, и мы решили не оставлять вас одного. Ваша жена, поспешившая объявить вас погибшим, сделала это явно с какой-то целью и вряд ли смирится с тем, что вы живы, а средств для достижения своей цели у нее множество. Вы же остались в полном одиночестве…

Тут он вскинул глаза и вопросительно посмотрел на меня, словно проверяя правильность своего утверждения. Я едва заметно кивнул.

– Мы, давали клятву верности своему дану и посчитали невозможным нарушить ее. Однако, вы сами сказали мне, что не намерены возвращать нас в ряды своих извергов, поэтому мы решили сопровождать вас незаметно… пока не убедимся, что вам не угрожает опасность. Когда вы выехали из столицы, следовать за вами незаметно стало очень сложно, поэтому мы и потеряли вас из виду. А когда обнаружили вашу чудесную лошадь у придорожной харчевни, вас уже нигде не было – Хват с Дулей осмотрели и харчевню и окрестности. Мы уже отчаялись вас найти, но тут ваша лошадка куда-то потрусила, ну а мы… последовали за ней. Она и привела нас к вашей загородной усадьбе. Мы видели, как секретарь даны Хольны с карликом ходили к… погребу, а потом и один карлик наведался туда же, так что определить место вашего пребывания было несложно. Когда в усадьбе все улеглись спать мы наведались в этот погреб… ну и дальше вы все знаете…

– А как вам удалось открыть мою камеру? – Неожиданно поинтересовался я.

Дан Хорлох вскинул на меня удивленный взгляд:

– Так вы же знаете, что для Дули нет сложных замков!..

– Ну да, конечно… – кивнул я.

Мы немного помолчали, а затем дан Хорлох немного неуверенно проговорил:

– Господин сияющий дан, позвольте нам сопровождать вас… Дана Хольна может повторить свои попытки…

Однако, мне совсем не хотелось тащить преданных, но не знающих правды людей в Трольи горы, хотя и от женушки дана Тона можно было ждать чего угодно, а в этом случае помощь черных извергов была бы весьма кстати. И тут мне пришла в голову идея! Я понял каким образом можно избавиться и от козней чужой жены, и от опеки черных извергов.

– Сейчас я ничего не отвечу на вашу просьбу, дан Хорлох, – медленно ответил я сотнику, – как мы оба слышали, дана Хольна должна приехать в эту усадьбу. Я дождусь ее, и после нашей встречи, мы решим, стоит ли вам меня сопровождать. А пока…

«Не вздумай благодарить его! – Остановила готовые вырваться у меня слова Блуждающая Ипостась дана Тона, – черные изверги всего лишь выполнили свой долг!»

– … А пока, отдыхайте! – Закончил я свою фразу.

– Я оставлю одного из ребят присматривать за окрестностями, – предложил дан Хорлох, и я кивком выразил свое согласие.

Хорлох пошел к своим подчиненным, а я отправился на задний двор усадьбы, к конюшне, проведать Пурпурную Дымку.

Не успел я выйти из дома, как Блуждающая Ипостась сияющего дана Тона снова завела разговор со мной:

«Опять тебе повезло!.. – Хмыкнул призрак, пытаясь изобразить удивление, – и только потому, что Хорлох поверил, что я – это ты и остался верен своей клятве, несмотря на твои… оскорбления!»

– Какие это оскорбления?! – Удивился я.

«А ты считаешь похвалой то, что ты фактически выгнал их из моей гвардии и не разрешил носить форму извергов. Ведь по установленному мной правилу, любой боец, отслуживший в моей гвардии пять лет имеет право носить эту форму до самой смерти, даже если выйдет из ее состава».

– Ну, я не знаю всех установленных тобой правил, а мои слова и мое поведение диктуется… характером принятой на себя личности!

«Ты хочешь сказать, что думаешь, будто я повел бы себя в этом случае также?»

Похоже, Блуждающая Ипостась слегка даже оскорбилась этой догадкой, однако я не стал успокаивать ее самолюбие и ответил без уверток:

– Я думаю, что ты повел бы себя гораздо более высокомерно и грубо! Тем более, что они сами отказались от формы черных извергов, перейдя на службу к другому дану! Их вообще надо судить за клятвопреступление!!!

«Ого, как ты разошелся!! – Изумился призрак, – однако ты почему-то забываешь, что я… действительно умер!»

– А раз ты умер, так будь любезен отвязаться от меня со своими наставлениями! – Рявкнул я, и Блуждающая Ипостась… замолчала.

Я вошел в конюшню и сразу же наткнулся на стоявшую в крайних яслях Пурпурную Дымку. Моя лошадка странным, полу лошадиным, полу кошачьим движением потянулась ко мне и ткнулась мордой мне в плечо.

«Вот единственный, кто в этом Мире действительно привязан ко мне!» – С нежностью подумал я и, обняв свое магическое создание за шею, прошептал:

– Опять ты меня выручила, красавица моя… Когда б не ты, где бы Хорлох стал меня искать?!

Пурпурная Дымка то ли фыркнула, то ли муркнула, соглашаясь со мной, и переступила с ноги на ногу, словно ей не терпелось снова отправиться в путь. И все-то у нее было в порядке, даже торба с моими пожитками была приторочена к седлу.

Когда я вернулся в дом, вольный дан Хорлох встретил меня коротким докладом:

– Господин сияющий дан, тела дана Парда и его карлика преданы земле. Дуля… э-э-э… с моего разрешения похозяйничал на кухне, и для вас накрыт завтрак в малой трапезной. Я разрешил своим людям взять с собой еду, так что они перекусят прямо на посту…

– А ты сам завтракал? – Поинтересовался я, и тут же поймал удивленный взгляд сотника. Видимо интересоваться такими вещами не было в обычаях дана Тона.

– Нет, – качнул головой Хорлох, – я думал позавтракать позже.

– Пойдемте, позавтракаем вместе! – Предложил я.

Удивление на лице вольного дана проступило еще сильнее, но отказаться он не посмел.

Мы прошли в малую трапезную – небольшую уютную комнату, располагавшуюся в самом конце правого крыла дома. Стол был накрыт на одну персону, но Хорлох быстро отыскал приборы в стоявшем у стены комоде и уселся напротив меня. Подавать кушанья нам было некому, но мы вполне справлялись сами, тем более, что вряд ли можно было назвать наш завтрак роскошным. Беседа за столом тоже как-то не сложилась, дан Хорлох чувствовал себя скованно и потому помалкивал.

После завтрака я решил осмотреть дом и начал этот осмотр со второго этажа.

Дом, показавшийся мне ночью огромным, на самом деле был не слишком велик. Левое крыло второго этажа включало в себя небольшую гостиную и две пальни. Даже при беглом осмотре становилось ясно, что в этих комнатах давно уже никто не жил, более того, их давным-давно и не убирали – пыль толстым слоем лежала на мебели, наборных деревянных полах, подоконниках. Правое крыло, напротив, убиралось весьма тщательно, а внутри шкафа, стоявшего в спальне карлика я обнаружил довольно много одежды маленького размера в том числе и женской.

Впрочем, остальные шкафы, шкафчики, комоды и секретеры были пусты.

Когда я подошел к лестнице, ведущей в первый этаж дома, подала голос Блуждающая Ипостась дана Тона.

«Ты ищешь что-то конкретное или просто удовлетворяешь свое любопытство?» – Привычно высокомерным тоном поинтересовалась она.

– Я знакомлюсь с бытом высокопоставленных аборигенов, – в тон своему собеседнику проговорил я, – и надеюсь найти хоть немного… денег или других ценностей, которые можно превратить в пищу и ночлег. Мне надоело быть неплатежеспособным!

«Ты хочешь ограбить мой дом?..»

В голосе Блуждающей Ипостаси прорезалось презрительное удивление.

– Ну, во-первых, это мой дом, – со спокойной наглостью ответил я, – а во вторых, если ты хочешь, чтобы я доставил твое зачарованное железо в Трольи горы, ты должен обеспечить мне комфортное путешествие! Или ты считаешь, что ночуя под чистым небом, я вернее сберегу твои доспехи от чужого посягательства?!

Пока я спускался по лестнице, призрак молчал, а когда мы оказались в холле первого этажа, он заговорил вновь:

«Тебе надо спуститься в подвал. Я подскажу, где можно найти деньги».

– В подвал, так в подвал!.. – буркнул я, – веди, Гораций!..

Призрак направил меня в самый конец правого крыла, в помещение, располагавшееся напротив малой трапезной и оказавшееся кухней. В дальней стене этой кухни, заставленной разделочным столом, обнаружилась небольшая, обитая металлом дверка, открывавшаяся несколькими поворотами специальной ручки. За дверью я обнаружил узкую темную лестницу, довольно круто спускавшуюся вниз. Едва я ступил на первую ступеньку этой лестницы, как нижняя ее площадка озарилась слабым багровым светом, и по мере того, как я спускался вниз, свет этот разгорался все сильнее, наливаясь алым оттенком.

Я остановился на последней ступени лестницы, передо мной открылось огромное помещение – лаборатория, заставленная столами, непонятными мне аппаратами и машинами. На столах теснилась различная химическая посуда, причем казалось, что хозяин этой лаборатории только что покинул ее – над одной из колб я даже заметил слабый синеватый дымок. Не сходя с последней ступени на выложенный каменной плиткой пол, я прощупал окружающий магический фон и поразился насколько он был упорядочен – в этом зале явно было задействовано некое мощное заклинание!

«Ну, чего ты встал?! – Нетерпеливо проворчал призрак, – нам надо пройти к противоположной стене лаборатории!»

– Мне торопиться некуда… – сквозь зубы процедил я и принялся творить заклинание Истинного Зрения. И вослед проговариваемым мной словам, в такт движениям рук в ярком, с алым оттенком свете начали проступать разноцветные жгуты Силы связанные и разложенные очень сложным, запутанным заклинанием. Четыре равнозначных узла, расположившихся в четырех верхних углах комнаты, связывали задействованную заклинанием магическую Силу, удерживая ее в строго упорядоченном состоянии. Нет, я не собирался уничтожать это заклинание – мне не до конца было понятно, чем такое действие может кончиться, но теперь я точно знал, каким образом можно было пройти к противоположной стене, куда меня посылала Блуждающая Ипостась дана Тона, не попав в ловушки расставленные заклинанием.

Я сошел наконец на каменный пол и направился вправо, между двумя небольшими установками, похожими на странной конструкции перегонные кубы, затем повернул к центру лаборатории, остановился около одного из столов и долго наблюдал за странной, мутно-голубой тяжелой жидкостью, булькавшей в огромной колбе, установленной на металлической треноге. Вместо огня под треногой металось какое-то крошечное оранжево светящееся существо размытых очертаний, а по толстой витой стеклянной трубке, выползавшей из округлого бока колбы, тянулась странная субстанция, напоминавшая тяжелый, липкий туман, подкрашенный густым ультрамарином.

«Синий Дым… – пришло мне в голову, – наверное это – именно он!»

Конец трубки был опущен в темный стеклянный сосуд с узким горлом, вмещавший, должно быть, литров сто жидкости, а сколько в нем укладывалось этого самого «дыма» я не мог бы определить даже приблизительно. Я протянул руку к горлу бутылищи, собираясь покачать ее, и тут же услышал раздраженный голос призрака:

«Не надо трогать емкость!..»

Моя рука замерла на пол пути, и я поинтересовался:

– Почему?.. Ты боишься, что я разобью ее?..

«Ее нельзя разбить! – Раздражаясь по неизвестной причине ответила Блуждающая Ипостась, – А вот отравиться ты вполне сможешь!»

– И что, доспехи меня не защитят?! – Удивился я.

«Увы – нет! – Коротко бросил призрак, а потом, словно бы нехотя добавил, – магия, пропитавшая кровавые доспехи родственна магии Синего Дыма, они взаимно проникающие, и потому… Ну да ты понимаешь!..»

– Значит, именно здесь приготовляется это… снадобье?.. – задумчиво проговорил я, – И именно ты – этот замечательный… химик!..

«Кто? – Переспросил призрак, – Как ты меня назвал?!»

– Химик, – с едва заметной насмешкой повторил я, – человек, занимающийся… ну… созданием новых, неизвестных ранее веществ… Или это был вар Эком?..

«Вар Эком?.. – Задумчиво переспросил призрак, – Вар Эком… Ты знаешь, когда ты назвал вар Экома моим другом, я задумался… Но все-таки, мы не были друзьями, скорее – сообщниками. Ты же видел вар Экома… Правда к своему последнему часу он сильно исхудал, но вот в росте, поверь мне он потерял совсем немного. Большинство из тех, кто был с ним знаком, считали его… гномом – такой же маленький, коренастый, широкоплечий и… угрюмый. Его судьба была сродни моей, поэтому, когда я поделился с ним идеей создания медленной отравы для эльфов, он с радостью за нее ухватился. Ну а маг он был редкий! Основные магические разработки вар Эком провел в своей Столетней Башне, а вот изготавливать Синий Дым мы начали здесь».

– Мне только непонятно, чем это зелья так привлекает эльфов?.. – Осторожно поинтересовался я, – ведь, насколько я понимаю, оно для них смертельно!..

«В том-то и дело, что нет! – Довольно воскликнула блуждающая Ипостась, – Синий Дым эльфов не убивает. Он просто… он дает им то, чего они сами желают превыше всего. Приняв всего две-три капли этого, как ты сказал, зелья, эльф ощущает себя невыразимо прекрасным, изысканным, утонченным, и в тоже время сильным, могучим, непобедимым в бою. Он и ведет себя соответствующим образом, так что те, кто Синего Дыма не попробовал начинают ощущать себя рядом с… попробовавшим ущербными уродами! Действие Синего Дыма достаточно коротко, а затем эльф видит себя в истинном свете и тут уж просто бросается к Синему Дыму!»

– Хм!.. – Усмехнулся я, – возникает, значит, психологическая зависимость!..

«Нет никакой зависимости! – Резко возразил призрак, – есть только простой выбор – либо ты будешь считать себя венцом всего живого, либо ты будешь считать себя полным ничтожеством! Вот и все!»

– Ну, хорошо, – проговорил я, отодвигаясь от емкости с Синим Дымом, – хлебают эльфы эту вашу… настойку, чувствуют себя «венцом всего живого» и… что дальше?!

И тут Блуждающая Ипостась дана Тона весело расхохоталась! А отсмеявшись, заявила:

«Через два-три месяца эльф, пьющий Синий Дым, начинает… ха-ха-ха… усыхать! Он становиться все меньше и меньше, пока не превращается в сущую крохоульку, ростом не более двух-трех пальцев! Кроме того, у него отрастают… крылышки, на манер стрекозиных! При этом, его самомнение разрастается неимоверно, и это несоответствие, этот парадокс приводит всех, кто общается с таким эльфом в… безумное веселье! Этот самовлюбленный недомерок получает от любого встречного в свой адрес такие… комментарии, что, либо сходит с ума, либо вешается на первом же кусте! Ведь сделать что-то еще, отомстить каким-то образом своему, как он считает, обидчику, эта кроха не может!»

– А как же знаменитая эльфийская магия, разве эта «крохотулька» не может пустить ее в дело?..

«Эльф, обработанный Синим Дымом, – серьезным менторским тоном пояснил призрак, – не помнит ничего, кроме того, что он… э-э-э… неповторимо велик!»

И тут он снова расхохотался!

А я, внимательно разглядывая замысловатые переплетения магических жгутов, пересекавших лабораторный зал в разных направлениях, снова направился к дальней стене лаборатории.

Когда я наконец миновал пространство этого зачарованного зала, то увидел у стены узкий, высокий комод, а над комодом вделанную в стену металлическую пластинку. Эту пластинку оплетал простенький узор короткого сторожевого заклинания.

«Ну что, маг, – прозвучал в голове высокомерный голос Блуждающей Ипостаси, – подсказать тебе, как открывается мой тайник, или попробуешь сам справиться?!»

Бахвалился дан! Видимо, сам заклинание сочинил, сам к месту прилепил, а заклинаньице-то было слабенькое!.. Я даже контр заклинание сочинять не стал, просто пошевелил пальцами, посылая в место крепления заклинания к пластине тонкий лучик Силы, и, спустя мгновение, оно, сорванное с места и стремительно теряющее свою силу, поплыло вниз, растворяясь в стихийном магическом фоне. Пластинка же отвалилась от стены, и я едва успел подхватить ее и не дать ей упасть на пол.

«Э-э-э… видимо, заклинание от времени ослабло…» – растерянно пробормотал призрак.

– Просто ты не заметил, как я его уничтожил!.. – Усмехнулся я в ответ.

Внутри открывшейся в стене ниши лежало насколько исписанных каракулями бумаг, небольшой, туго завязанный мешочек, металлическая коробочка величиной с сигаретную пачку и коротенькая, длиной сантиметров двадцать, словно бы скрученная из двух тонких отполированных хворостин, палочка. Ее чуть более толстый конец украшал небольшой ограненный кабошоном темный изумруд.

Первым делом я вытащим мешок и, положив на комод, развязал его. Мешок был наполнен небольшими золотыми пластинками квадратной формы со скругленными краями. С каждой стороны пластинки было выбито не слишком четкое изображение бородатого лица в окружении непонятных значков. Было понятно, что это монеты.

Снова завязав мешочек и отложив его в сторону, я достал коробку и одним движением раскрыл ее. Призрак явственно хмыкнул, но ничего не сказал. Внутри коробки лежали очень неплохо ограненные камни числом шестнадцать: два рубиновых, шесть темно синих, шесть желтых и два бесцветных. Я аккуратно закрыл коробку и положил ее рядом с мешком.

Затем я осторожно достал палочку. Едва мои пальцы коснулись полированного дерева, как я почувствовал скрытую в этой замысловатой деревяшке чудовищную Силу. Огромный магический потенциал был сжат в тугой, казалось, звенящий жгут, готовый развернуться по первому толчку моей воли! Я медленно повернул палочку перед забралом шлема, любуясь прожилками темного дерева и посверкиванием зеленого камня.

«Положил бы ты назад этот предмет!» – ворчливо проговорил призрак.

– С какой это стати? – ухмыльнулся я, – Это самое ценное из того, что хранилось в моем сейфе!

«Ты не сможешь им пользоваться, – раздраженно повысила голос Блуждающая Ипостась, – и вероятнее всего, просто уничтожишь сам себя!»

– А на мой взгляд использование этой палочки не представляет труда! – Снова усмехнулся я, – И не надо меня пугать самоуничтожением!

«Это жезл вар Экома! – Рявкнул призрак уже не сдерживаясь, – а вар Эком, чтоб ты знал, был магистром третьего круга!! Понимаешь ли ты, насколько надо владеть Искусством, чтобы пользоваться этим жезлом?!!»

– Ты, видимо, забыла, Блуждающая Ипостась, – уже без всякой усмешки проговорил я, – что именно я выручил этого самого магистра из капкана, в который заманил его собственный ученик! Неужели ты думаешь, что я не справлюсь с управлением каким-то жезлом?! А вот ответь лучше мне, с какой это стати магистр хранит свой жезл не под рукой, а в чужом загородном доме?!

Призрак молчал несколько секунд, а затем едва слышно пробурчал:

«Жезл перестал повиноваться вар Экому, и тот поместил его под охрану заклинания, развернутого в этом зале…»

– А может быть он просто опасался, как бы эта игрушка не попала в чужие руки?! – Насмешливо поинтересовался я.

Однако, Блуждающая Ипостась ничего не ответила на мой вопрос.

Я, между тем, отодвинул заслонку на правом предплечье панциря и уложил деньги и камни в открывшийся кармашек. Палочку я аккуратно уложил в точно такой же кармашек на левом предплечье панциря. Затем, даже не позаботившись о том, чтобы снова поставить на место сорванную со стены пластину, я направился к ведущей из подвала лестнице. Возле установки, производящей Синий Дым, я снова остановился, у меня было большое желание расколотить ее, но вместо этого я обратился к призраку:

– А ты слышал, вар Эком придумал, как сделать, чтобы Синий Дым воздействовал на другие виды… нечисти?

«Слышал, – явственно усмехнулась Блуждающая Ипостась, – эта идея давно уже стала для него навязчивой, но мне она не нравиться. Во-первых, я все-таки воин, а драться с троллями размером в две ладони, согласись, как-то даже смешно, а во-вторых, для всех других видов нечисти Синий Дым не будет иметь такой притягательной силы, как для эльфов – никто из них не имеет столь же всеобъемлющего, болезненного самолюбия!»

Я хотел было спросить, кто забирает «готовую продукцию» и каким образом она попадает к «потребителю», но решил, что меня это не касается.

Поднимаясь по лестнице в первый этаж дома, я несколько раз оглянулся. Свет в лаборатории постепенно меркнул, превращаясь в едва уловимое глазом багровое свечение. Наконец я закрыл за собой металлическую дверь и повернул ручку.

Из кухни я двинулся к большой гостиной, заглядывая по пути во все встречавшиеся мне двери – третья дверь привела меня в оружейную комнату, где среди развешенного по стенам и лежащего на специальных стеллажах боевого железа я отыскал свой меч, свою секиру, кинжал и метательные ножи.

А в гостиной меня поджидал дан Хорлох явно чем-то встревоженный, но старающийся скрыть свою тревогу. Как только я вошел, он начал говорить:

– Хват вернулся с обхода усадьбы. В конце аллеи, начинающейся за воротами, появились вооруженные люди. Хват их узнал – это личная охрана даны Хольны. Пока что их только четверо, но это, вероятно всего лишь передовой разъезд, и они направляются к воротам усадьбы!

– Ну что ж, – спокойно ответил я, – моя супруга торопится… Видимо, до нее дошла весть о том, что я попал в руки ее клеврета. Это даже хорошо, мне не хотелось бы ожидать ее слишком долго!

– Да, господин сияющий дан, – все тем же слегка встревоженным тоном проговорил сотник, – но мы втроем вряд ли справимся с ее охраной, если она ведет с собой всю свою сотню!

– Мы справимся с любой охраной, которуюведет с собой моя драгоценная супруга, – перебил я сотника, – но проще будет прибегнуть к небольшой хитрости…

Дан Хорлох вопросительно взглянул в мое забрало.

– Приведите-ка сюда… вольного кхмета Скрыгу… – попросил я его.

Спустя минуту, бывший стражник стоял передо мной.

– Вы и ваши товарищи по-прежнему желаете отправиться домой? – Поинтересовался я самым добродушным тоном.

– Да, если господин сияющий дан нас отпустит… – ответил Скрыга.

– Ну что ж, я думаю, вам можно будет уйти, однако сначала вы должны будете мне помочь!

Скрыга молчал, ожидая продолжения. И я продолжил:

– Как вы и ожидали, моя дорогая супруга приближается к усадьбе, вернее, не она сама, а люди из ее охраны. Однако, мне бы не хотелось, чтобы она преждевременно узнала, какая радость ожидает ее здесь… Ты понимаешь?.. Я готовлю ей сюрприз! Так вот, ты выйдешь сейчас к воротам и переговоришь с ее охраной. Надо убедить этих людей, что в усадьбе никого кроме вас нет, что вы с нетерпением ждете свою госпожу. Если они спросят, где дан Пард и его карлик, ты ответишь, что они уехали из усадьбы, а куда – ты не знаешь. Если кто-то из них решит остаться в усадьбе, ты, естественно, не будешь возражать и проводишь их… прямо сюда. Ты все понял?..

Вольный кхмет молча кивнул головой.

– Только ты должен знать, что от того насколько тебе поверят люди даны Хольны, зависит будущее и твое, и твоих друзей!..

Скрыга снова кивнул.

Я повернулся к молчавшему сотнику:

– Ну что ж, проводи вольного кхмета к воротам и… проследи, чтобы все было… тихо!

Они вышли, а я подошел к окну, выходившему во двор усадьбы и, встав сбоку, принялся наблюдать за происходящим.

Вот во дворе появился вольный кхмет Скрыга и вполне естественным, неторопливым шагом двинулся к воротам. Моих черных извергов нигде не было видно, однако я знал, что они тоже наблюдают за действиями бывшего охранника.

Скрыга неторопливо поднял закрывавший ворота брус и отодвинул одну створку ворот. За ней открылась длинная узкая аллея, обсаженная какими-то высокими деревьями, по которой действительно подъезжали четверо всадников. Скрыга остановился в воротах, ожидая, когда четверка приблизится.

Тут я понял, что не смогу просто так услышать разговор кхмета с охраной своей жены и быстро принялся наговаривать заклинание Истинного Слуха.

Но вот всадники подъехали, остановили лошадей и с минуту рассматривали бывшего охранника усадьбы. А я в это время рассматривал охрану сияющей даны Хольны. Ребята были одеты в светло коричневые кожаные костюмы, практически полностью повторяющие форму черных извергов. Вооружены они были мечами и короткими широкими кинжалами, а у одного из них кроме этого за спину был закинут большой лук. Однако у меня сложилось впечатление, что бойцы они еще не слишком сильные – не было у них в лицах настороженности опытного воина.

Наконец один из всадников, по-видимому, командир четверки, негромким, словно бы усталым голосом приказал:

– Кхмет, вызови нам дана Парда!..

– А его нет… – тут же отозвался Скрыга, оскалившись в довольно глупой улыбке.

– Как это нет?.. – Явно насторожившись, переспросил всадник, – вольный дан должен был ожидать сияющую дану здесь!

– Откуда мне знать, где, кто, кого ожидать должен?! – Все также глупо улыбаясь заговорил вольный кхмет, – Я рассказываю, что сам видел. Утром после завтрака вольный дан вместе со своим малышом уехал из усадьбы. Куда он двинулся, он мне не доложил, а только сказал, чтобы мы не совались в вон тот погреб… – он махнул рукой в направлении моего бывшего узилища, – вот мы туда и не суемся!..

Всадник подумал несколько секунд, а потом повернулся к своим товарищам:

– Ты и ты… – кивнул он двоим, – … останетесь в усадьбе! Посмотрите что здесь и как, и не надо ли что подготовить к приезду сияющей даны. К пленнику не ходите, пусть Пард сам за него отвечает, а мы поскачем назад, доложим сотнику обстановку.

– Когда, как ты думаешь, сияющая дана сюда доберется? – Спросил один из остающихся всадников, и командир пожал плечами:

– Если сияющая дана не надумает задержаться где-нибудь, чтобы пообедать, то часика через три-четыре, ну а если остановится, то к самому ужину.

– Надеюсь мы здесь тоже найдем, чем перекусить!.. – Усмехнулся остающийся, и тронул свою лошадь, направляя ее в ворота усадьбы.

Командир четверки развернул своего скакуна и послал рысью в противоположную сторону, уводя с собой еще одного всадника. Последний из четверки долго смотрел вслед уезжающим, а затем тоже двинулся во двор усадьбы. Вольный кхмет Скрыга все с той же улыбкой на физиономии принялся закрывать ворота.

Спустя пять минут оба оставшихся всадника крепко связанные стояли передо мной в большой гостиной, глядя с изумлением и ужасом на троих черных извергов и хозяина усадьбы, то есть меня!

Позволив им вдоволь налюбоваться своей персоной и в полной мере осознать в какую передрягу они попали, я начал допрос.

– Итак, кто вы такие, что позволяете себе столь бесцеремонно вламываться во владения сияющего дана Высокого данства?! – Обратился я к пленникам уже вполне привычным для меня высокомерным тоном.

Пленники растерянно переглянулись, и один из них, запинаясь, произнес:

– Я – вольный кхмет Отрат, десятник личной гвардии сияющей даны Хольны, а это, – он кивнул в сторону своего товарища, – вольный кхмет Сирин – гвардеец даны Хольны. Мы явились сюда по приказу нашей госпожи, чтобы удостовериться, что все готово к ее приезду…

– Вот как?! – Насмешливо удивился я, – с каких это пор сияющая дана Хольна завела себе личную гвардию? Я, кажется, не давал разрешения на создание такого боевого подразделения. Кроме того, черных извергов, оставшихся в распоряжении моей супруги, вполне достаточно, чтобы защитить ее от любых опасностей!

Я, чуть склонив голову, уставился на сидевших передо мной молодцев, и через секунду они встревожено заерзали.

– Мне кажется, – неторопливо продолжил я, – что вы просто сочинили историю о какой-то там гвардии даны Хольны, чтобы как-то оправдать свое… э-э-э… поведение.

– Но, господин! – Вскричал Отрат, – после того, как было получено известие о вашей смерти, дана Хольна распустила черных извергов и создала собственную гвардию! Мы никогда не посмели бы…

– Что за глупость ты несешь! – Резко оборвал я его, – моя жена достаточно благоразумна, чтобы понимать, что черные изверги – лучшее боевое подразделение во всем данстве! По-моему вы только что сами в этом убедились… Кроме того, кто это принес известие о моей гибели, и не слишком ли быстро поверили этому лжецу?!

Оба гвардейца растерянно молчали, а потому я резко переспросил:

– Ну! Я спрашиваю – кто принес известие о моей гибели?!!

На этот раз ответил до сих пор молчавший Сирин:

– Господин сияющий дан, вестника вашей смерти действительно не было… Но, поскольку от вас долго не было известий, все решили, что ваш отряд и вы сами… уничтожены… Ведь именно такая участь постигла почти всех, отправлявшихся в Трольи горы.

– Неубедительно… – Небрежно бросил я. – Ну да ладно… Если то, что вы говорите – правда, отвечайте на следующие вопросы: Сияющая дана Хольна едет сюда из нашего фамильного замка?

– Да. – Коротко ответил Отрат.

– Зачем она сюда направляется?

– Я не знаю… Но сначала она направлялась в столицу, и только сегодня ночью ее планы изменились. Возможно, это связано с ее секретарем.

Он чуть запнулся и быстро добавил:

– Вольный дан Пард приезжал вчера вечером к Дане Хольне в гостиницу, где она останавливалась на ночь.

– Кто сопровождает мою супругу в путешествии?

– Три камеристки, господин сияющий дан.

– Я имею в виду всю свиту!

– Еще двадцать пять медведей под командованием сотника… – тут он слегка запнулся, а затем пояснил, – … так называют гвардейцев сияющей даны.

– Двадцать пять, считая вас двоих?

– Да.

Я прошелся по гостиной, раздумывая над полученными сведениями. Двадцать три бойца для нас четверых было многовато, хотя, конечно, каждый из моих людей стоил троих гвардейцев даны Хольны. Однако в прямой стычке они нас просто задавят числом. Значит, надо было сделать так, чтобы они либо разделились, либо… И тут мне в голову пришла мысль – ведь гвардия моей жены считает меня мертвым! Так нельзя ли использовать это обстоятельство?!

Остановившись, я бросил задумчивый взгляд на стоявших передо мной пленников, а затем повернулся к сотнику.

– Дан Хорлох, надо этих ребят куда-нибудь… спрятать.

Сотник ответ на мои слова хищно улыбнулся и молча кивнул, а оба пленника вдруг рухнули на колени и, перебивая друг друга, завыли:

– Господин сияющий дан, не убивайте нас!!!

– Пощадите, господин сияющий дан!!!

– Мы сделаем все, что вы прикажите!!!

– … Только оставьте нам жизнь!!!

Меня, признаться, поразила уверенность обоих кхметов в том, что я отдал приказ их уничтожить, но и эту уверенность я решил обернуть себе на пользу.

Несколько секунд я молча разглядывал их искаженные ужасом лица, а затем «передумал».

– Хорошо, не войте!.. Сотник, – я повернулся к дону Хорлоху, – заприте их где-нибудь, посмотрим, чем они могут быть нам полезны…

Сотник снова улыбнулся все той же хищной улыбкой и сделал знак своим людям. Хват и Дуля подхватили пленников и рывком поставили их на ноги.

– Мы запрем этих вояк в подвале, господин сияющий дан! – с явной насмешкой проговорил дан Хорлох.

– В каком подвале? – Быстро переспросил я.

– Там где вы всегда… э-э-э… допрашивали пленных, – ответил дан Хорлах, – под левым крылом здания.

– А там сейчас никого нет?

– Нет, подвал пустой, – покачал головой сотник, – Хват специально проверял.

– Отлично, – согласился я, – отведите этих вояк туда, а затем возвращайтесь, подумаем, как встретить мою супругу.

Вообще-то у меня уже возникли кое-какие соображения, и за то время, пока сотник отсутствовал, я успел их обдумать.

Дан Хорлох вернулся минут через двадцать. Он был один – оба черных изверга снова заняли свои наблюдательные посты, так как их сотник, естественно, решил, что разрабатывать стратегию и тактику схватки не их дело. А спустя час, наш план был готов уже в деталях, в этом плане нашлось место и для кхметов, стороживших дом, и для гвардейцев моей супруги.

Мы с даном Хорлохом пообедали, причем на этот раз сотник уже держался гораздо увереннее и спокойнее, так что я узнал довольно много из того, что произошло в «мое» отсутствие в Высоком данстве.

После обеда сотник привел своих людей. Я рассказал им план вечерней операции и объяснил их роль в ее осуществлении. Затем мне доставили Скрыгу, одного из его товарищей, и вольного кхмета Отрата, которых я решил также использовать для встречи жены дана Тона. С ними я разговаривал уже совсем другим тоном – они поняли, что если хотят выбраться невредимыми из этой усадьбы, им придется выполнять мои приказы!

В общем, мы подготовились к приему высокой гостьи, и теперь нам оставалось только ждать!

Глава 9

«… Замах и удар – это одно движение, между ними нет места размышлениям…»

(Высший дан Кар Третий Варвар «Искусство боя»)

Вечер долго подкрадывался к притихшей усадьбе сияющего дана Тона. Солнце повисло над горизонтом, но не желало касаться его края, словно увидело там, за окоемом нечто тревожное, страшное. Но в конце концов ему пришлось уйти с неба, и это небо еще долго оставалось светло-синим с вызолоченными невидимым светилом облаками, неподвижно застывшими редкой просвечивающей полосой.

Для успешного осуществления моего плана были желательны сумерки – то самое вечернее время, когда сочащийся с остывающего неба свет еще способен противостоять наползающей ночи, когда звезды только-только проклевываются в вышине, а деревья уже начинают терять свою дневную окраску, становясь темными и плоскими. Вот только это время все никак не наступало!

Кавалькада сияющей даны Хольны показалась в конце усадебной аллеи чуть раньше, чем мне хотелось, но задержать ее еще на пару-тройку десятков минут у меня не было никакой возможности. Так что, когда стоявший у ворот вольный кхмет Скрыга подал условный знак, я только вздохнул. Неподвижно застывший рядом со мной Хват по-своему истолковал мой вздох. Бросив в мою сторону настороженный взгляд, он легонько ткнул острием болта, лежащего на ложе арбалета, между лопаток вольного кхмета Отрата и негромко произнес:

– Ну, дорогуша, тебе пора встречать свою госпожу! И не вздумай огорчить моего господина, а то получишь стрелу точно в это место и будешь долго-долго мучиться, прежде чем подохнешь…

Отрат двинулся к выходу из дома, а Хват бесшумно растворился в сгущавшихся сумерках дома – его место по диспозиции было на втором этаже.

Я продолжал наблюдать за происходящим в окошко, выходившее во двор. Вот гвардеец даны Хольны вышел из дома и медленным, неуверенным шагом двинулся к воротам, которые открывал Скрыга со своим товарищем. Ох, не понравился мне его шаг – так шагают обреченные, потерявшие интерес к жизни люди, но менять что-либо в моем плане было уже поздно.

Однако, мне повезло. Первыми подъехали пятеро гвардейцев, среди которых я узнал и тех двоих, что уже были в усадьбе. Один из них наклонился к подошедшему кхмету Отрату и что-то спросил, тот кивнул и вдруг улыбнулся. Вся пятерка гуртом въехала во двор и спешилась. Двое гвардейцев подхватили лошадей под уздцы и повели их в сторону конюшни. Я с облегчением вздохнул – пока что они сами облегчали нам задачу.

В этот момент во дворе появилась новая пятерка, и один из приехавших гвардейцев сразу привлек мое внимание. Он был очень высокого роста и, в отличие от своих товарищей носил не кожаные доспехи, а стальной полупанцирь, прикрывавший верхнюю часть тела. Едва спешившись, этот гвардеец принялся отдавать распоряжения:

– Ты, и ты – отведите лошадей на конюшню!

«Значит во дворе их останется всего девятнадцать!» – Довольно подумал я.

– Четверо к воротам, сменить этих двух олухов! – Продолжал распоряжаться гвардеец, – а вы, – он повернулся к Скрыге и второму стражнику, – марш в дом, на кухню. Будете прислуживать за ужином! Ужин, надеюсь, готов?..

Вопрос был адресован кхмету Отрату, и тот, кивнув, пробормотал:

– Готов… ужин, господин сотник…

– А ты, видать, уже поужинал! – Усмехнулся сотник, – и, похоже, съел что-то несвежее. Смотри, если госпоже не понравится еда, ползать тебе тараканом по стене!

Все, стоявшие во дворе гвардейцы дружно расхохотались шутке начальства, но мне эта шуточка не понравилась… Насторожила она меня, из слов сотника выходило, что в окружении даны Хольны был маг! И Отрату шутка, похоже, пришлась не по вкусу – его физиономия еще больше помрачнела.

В этот момент один из стоявших у ворот гвардейцев что-то гортанно выкрикнул, и стоявшие толпой гвардейцы бросились врассыпную, выстраиваясь вдоль дворовой изгороди. Посреди двора остался только сотник.

Через минуту в ворота вкатилась элегантная коляска, запряженная белоснежной парой. В коляске сидело две женщины – молодая белокурая красавица и старуха укутанная в темное покрывало. За коляской последовали конные гвардейцы, среди которых я вдруг заметил двух молоденьких всадниц, державшихся в седлах с удивительной грацией. Ворота начали медленно закрываться, и я понял, что мне пора на выход.

Когда я распахнул дверь и шагнул на крыльцо, белокурая дана Хольна как раз выбиралась из коляски.

– Как я рад, дорогая, что ты решила приехать ко мне сюда! – Громко произнес я, и во дворе все окаменело! На полпути со ступеньки коляски к земле остановилась крошечная ножка супруги дана Тона, замерли около своих лошадей только что спешившиеся гвардейцы, сотник застыл в полуобороте к своей госпоже, прервав недосказанную фразу… И только черная старуха быстро метнулась со своего места и сунула в откинутую назад руку своей госпожи какой-то небольшой предмет.

«Я никогда не называл свою жену „дорогая“, – недовольно пробурчала Блуждающая Ипостась дана Тона, на что я едва слышно прошептал:

– Все в мире когда-нибудь бывает в первый раз…

Первой пришла в себя дана Хольна. Сунув руку с зажатой в ней блестящей вещицей в небольшую шелковую муфточку, она шагнула на землю и пропела музыкальным голоском:

– Сияющий дан, я рада видеть вас в добром здравии, счастливо избежавшим гибели в Трольих горах… Хотя, признаюсь, меня мучили сомнения, вы ли это…

– Именно поэтому ты и разогнала моих черных извергов, и сколотила собственную гвардию?.. – Усмехнулся я в ответ.

– Конечно! – Воскликнула сияющая дана, – И, думаю, вы одобрите мои действия. Ведь, окажись на вашем месте самозванец, он, опираясь на вашу гвардию, мог бы наделать очень много бед! Я вынуждена была принять меры, чтобы защитить достояние дома Тонов!

– Ну что ж, – все тем же насмешливым тоном проговорил я, – теперь ты убедилась, что никакого самозванца нет, и можешь совершенно спокойно распустить эту свою… гвардию. Прямо сейчас… Тем более она не слишком… э-э-э… боеспособна.

На ее прекрасном, слегка надменном лице отразилась некоторое беспокойство, но она быстро нашлась:

– Сияющий дан, не будем совершать поспешных поступков… Я думаю, мы вернемся в наш замок и там все обстоятельно решим.

– Что мы будем делать, дорогая, решать дано только мне! – Резко изменив тон, рявкнул я, – и если я решил распустить твою, так называемую гвардию – она будет распущена! Прямо сейчас!!

Дана Хольна невольно бросила взгляд на своего сотника, и тот мгновенно его «понял». Взметнув над головой выхваченный из ножен клинок, он неожиданно тонким голосом взвизгнул:

– Медведи! Вашу госпожу оскорбили!! За нами месть!!!

Сотник рванулся в мою сторону, но высоко над моей головой сухо щелкнула арбалетная тетива, и короткий черный болт вонзился прямо в середину его лба. Черная струйка сбежала ему на переносицу, сделав его удивленное лицо странно, гротескно перекошенным. Меч с глухим бряканьем вывалился из разжавшихся пальцев сотника, а сам он упал навзничь в пыль перед ногами своей госпожи.

И снова весь двор замер.

Я сделал шаг вперед и, остановившись на верхней ступени крыльца, презрительно бросил:

– Неужели, дорогая, ты думаешь, что узнав о твоих… приготовлениях, я не принял соответствующих мер. В моем распоряжении достаточно черных извергов, чтобы сделать из всей твоей гвардии… Не из этой пары десятков, а из всей твоей гвардии, – с нажимом уточнил я, – мертвое мясо!!

Затем, оглядев застывших гвардейцев, я рявкнул в полный голос:

– Оружие на землю!! Малейшее неверное движение, и каждый из вас получит вот такое же украшение!!

Я ткнул пальцем в направлении лежащей фигуры сотника.

Гвардейцы неуверенно, осторожно потянулись к оружию, но в этот момент снова заговорила дана Хольна. И теперь ее голос звучал совсем по-другому – двор услышал низкий, хриплый рык:

– Я не знаю, кто ты такой, но даже если ты, как утверждает Пард, и в самом деле сияющий дан Тон, тебе это не поможет!! Я разберусь с тобой и без помощи моих гвардейцев, а твои черные изверги пусть попробуют достать меня!!

Она плавно повела правой рукой, и короткая шелковая муфта соскользнула на землю. Тут я наконец разглядел, что было зажато в этой тонкой, изящной руке. Длинные белые пальцы крепко сжимали короткий, толстый стержень, напоминающий городошную чурку. Выточенный из какого-то темного дерева, он был обвит тонким, причудливым золотым узором. Свободный конец стержня был похож на розетку перстня, в которой сиял удивительно крупный и красивый рубин.

Последовал новый взмах руки, и тонкая фигура даны Хольны окуталась призрачной дымкой, чуть мерцающей красноватыми всполохами. Белокурая красавица расхохоталась и ласково провела ладонью левой руки по стержню. В следующее мгновение рубин, украшавший его, вспыхнул мрачным багровым светом, и из него начала вытягиваться узкая струя темного вишневого пламени. Спустя десяток секунд, она превратилась в длинный, причудливо изгибающийся жгут, напоминающий… плеть!

Дана Хольна взмахнула рукой, и светящаяся вишневым светом плеть свистнула над ее головой, завиваясь в послушную восьмерку. Последовал еще один взмах – мои доспехи обвила рубиновая спираль, а затем всесокрушающая сила сдернула меня с крыльца и швырнула в истоптанную пыль двора.

Я каким-то чудом не сломал себе шею, я даже не потерял сознания и увидел, как расплетается опутавшая меня плеть, как ее светящаяся петля, словно бы пройдя сквозь мои доспехи и самое тело, вновь взметнулась над головой белокурой фурии, извернулась стремительной восьмеркой и снова обрушилась на меня.

В последний момент я успел усилием воли сжать свой магический кокон, и рубиновый жгут, злобно зашипев, соскользнул в сторону, мимо моей, протянутой по земле руки. Но при этом магический кокон, окружавший меня, вдруг немощно раздулся, стал почти прозрачным.

Я не услышал щелчка тетивы, но мне было ясно видно, как короткая черная молния ударила из чердачного окошка точно в голову даны Хольны и… с противным визгом ушла в сторону, отброшенная окружавшей женщину дымкой.

Дана Хольна снова расхохоталась, запрокинув лицо к уже потемневшему небу, к проблеснувшим на нем звездам, и в этом хохоте слышалась бесконечная уверенность в своих силах, в своей необоримой мощи! И длинный рубиновый жгут магической плети выписывал завораживающие узоры над ее головой.

– Что у нее в руках?.. – Прохрипел я, обращаясь неизвестно к кому, и неожиданно получил ответ:

«Это магический жезл… Мой магический жезл, подаренный мне вар Фритором… Я не знаю, как она смогла его найти!» – В бестелесом голосе призрака звучало отчаяние!

– Ах так! – В хриплой ярости воскликнул я и вскочил на ноги, – тогда попробуем сразиться на равных!!

Одним движением я сдвинул пластину на левом предплечье доспехов, и в моей руке оказался жезл вар Экома! Он словно ожидал, чтобы его взяли в руки, и сквозь зачарованную сталь перчатки я ощутил мгновенно пробуждающуюся мощь. Мы сразу же поняли, почувствовали друг друга – человек и одушевленный магией кусочек дерева.

Изумруд довольно сверкнул и из его середины вытянулась к небесам тонкая, ясно видимая зеленая игла. Нет, она не изгибалась, подобно чудовищной плети, она была пряма и тонка, словно невероятно длинный клинок чудесной рапиры.

Бледное лицо, обрамленное чудесными белокурыми волосами опустилось от звезд к земле, и смех замер на изящно изогнутых, чуть припухлых губах. В следующее мгновение по лицу даны Хольны скользнуло изумление, немедленно уступив место ярости.

– Ты!!! – прошипела она, сверля взглядом личину моего забрала, – ты пытаешься противостоять мне?!! За это!..

И она снова плавно взмахнула рукой.

Рубиновая плеть, свиснув в воздухе роняющим искры кончиком, рванулась в мою сторону словно разъяренная змея, но узкий, светящийся зеленью клинок встретил ее в полете и четырежды коротко перечеркнул извивающееся рубиновое свечение. Одно мгновение казалось, что ничего не произошло, и вдруг длинный рубиновый жгут распался на пять коротких кусков, бессильно потянувшихся к земле и теряющих в этом последнем полете свое яростное свечение.

Нет, дана Хольна не растерялась, она снова мгновенным движением левой руки огладила свой жезл, и снова длинная змея рубиновой плети взметнулась у нее над головой, но не сделав и двух витков, умерла, иссеченная изумрудным клинком.

И снова дана Хольна выбросила из своего жезла жгут рубиновой плети, только на этот раз он был мутен, и по всей его длине тянулись темные неопрятные пятна. Да и движения жгута были какими-то неуверенными, дерганными, словно он ни видел цели, не чувствовал управляющей им руки.

Когда и этот жгут был уничтожен, дана Хольна не успела поднять левую руку для очередного поглаживания жезла. Длинный изумрудный клинок, управляемый моей рукой, рухнул на короткий стержень ее магического жезла, и обрубил его, у самых пальцев женщины. Обрубок не успел еще коснуться земли, как взамен исчезнувшей призрачной дымки фигуру даны Хольны окутал плотный рубиновый ореол, который в следующее мгновение взметнулся к небу холодным, сыплющим искры факелом и… исчез, оставив призрачные блики.

Дана Хольна несколько мгновений стояла, чуть покачиваясь на ослабевших ногах, а затем медленно осела на землю, притулившись вялой спиной к колесу коляски.

Долгую секунду над двором висел тонкий изумрудный луч, словно некое грозное предупреждение, а затем и он исчез, втянувшись в магический камень.

Я спрятал жезл в кармашек на левом предплечье доспехов и, повернувшись к замершим гвардейцам, хрипло рявкнул:

– Мне что, повторить свой приказ?!!

Мечи, луки, колчаны со стрелами, кинжалы посыпались на землю. Затем посреди двора вдруг выросли темные фигуры дана Хорлоха и Дули. Они начали по двое, по трое отводить безвольных людей в темно-коричневой форме за дом, в предназначенный для них подвал. А я шагнул к жене дана Тона. Когда я наклонился над безвольно сидевшей фигурой, из коляски выметнулась стремительная, темная тень, и короткий тонкий клинок взвился над моей головой!.. Но сухо стукнула арбалетная тетива, и звякнул о плечо доспехов обессиленный клинок, а к моим ногам скатился темный бесформенный ком, в который превратилась старуха-камеристка.

Хват отлично знал свое дело и не расслаблялся до конца… хотя чем мог угрожать моим доспехам короткий клинок в старческой руке?..

Я медленно вытащил из ножен свой кинжал и кончиком клинка приподнял подбородок даны Хольны… подбородок белокурой красавицы, только что жаждавшей моей смерти.

«Одно короткое движение, и с ней будет навсегда покончено!» – Мелькнуло в моей голове, и я не понял, была ли это моя мысль, или мне подсказал ее призрак дана Тона.

– Одно короткое движение, – сведенными судорогой губами едва слышно повторил я, и моя рука начала это движение… во всяком случае, я отчетливо видел, как острие короткого клинка дернулось вперед под мило очерченным подбородком. Но… я удержал свою руку.

«Ее надо добить!» – Напористо прозвучало в моей голове, и теперь уже я точно расслышал интонации Блуждающей Ипостаси.

– Нет, – я покачал головой, – не хватает еще, чтобы я убивал беспомощных женщин!..

«Когда она придет в себя, она убьет тебя! – Рявкнула Блуждающая Ипостась, – и правильно сделает!»

– Нет! – Повторил я тверже, – я не буду ее убивать… И ей не дам такой возможности…

Я убрал кинжал в ножны, выпрямился и огляделся.

Во дворе все было кончено. Гвардейцев даны Хольны не только разоружили, но уже успели отвести в подвал и надежно там запереть. Двух ее юных камеристок сотник черных извергов поместил в одну из спален. А дану Хольну я на руках отнес в тот самый погреб, в котором меня самого продержали почти сутки. Теперь и она могла насладиться прелестями жизни без магии!

После этого я ушел на второй этаж дома и завалился спать в первой попавшейся спальне, полностью полагаясь на своих черных извергов.

И не было сновидений, ни цветных, ни черно-белых… И не было ни покоя, ни тревоги. А была тишина и темнота… Долго-долго была полная тишина и полная темнота! А потом темнота начала размываться, и тишину спугнул странный звук за светлеющим пятном окна… И я не сразу понял, что этот звук – слабая попытка невидимой птицы поприветствовать наступающее утро.

Я открыл глаза и понял, что лежу на кровати поверх покрывала, что на мне кровавые доспехи, и их забрало опущено, словно перед поединком, и только оружие сложено рядом, на ковре, покрывавшем пол. С трудом сгибая ноги и поворачивая тело, я соскользнул с кровати и выпрямился перед окном, за которым в серых рассветных сумерках лежал серый истоптанный двор усадьбы. И брошенная коляска даны Хольны, уложив оглобли на серую землю, проступала сквозь утренний туман. Рядом с коляской, похожая на кучу промокшего в тумане тряпья, лежала старуха-камеристка, а в двух шагах от нее раскинул руки сотник коричневых гвардейцев сияющей даны… И черная стрела торчала из его лба, словно знак ударения…

Я тряхнул головой и отвернулся от окна. Мне пора было уезжать из этого негостеприимного дома, в котором за последние двое суток приняли смерть почти все мои враги… все, до которых я смог дотянуться!

Подняв оружие и разместив его в ножнах, я шагнул к двери, и она распахнулась мне навстречу. На пороге комнаты возник вольный дан Хорлох.

– Господин сияющий дан, ваш завтрак готов… – проговорил он своим спокойным деловым голосом. Ночь прошла без происшествий, Хват дежурит, Дуля отдыхает…

Я, выслушав этот короткий доклад, кивнул и негромко произнес:

– Ну что ж, сотник, пойдем завтракать.

На это раз стол а малой трапезной был накрыт на одну персону, и я не стал настаивать, чтобы сотник завтракал со мной. Прошедшая ночь, каким-то странным образом отделила меня от моих людей… Поставила над ними!.. Я не знал, каким образом это произошло, но я это чувствовал.

Завтрак мой был скромен и недолог. Съев два сваренных вкрутую яйца и ломтик ветчины с куском лепешки, я запил все это бокалом легкого вина и вытер губы положенной рядом с тарелкой салфеткой. Затем, встав из-за стола и направившись к выходу из дома, я проговорил, не поворачиваясь к дану Хорлоху: – Следуйте за мной!..

Мы вышли во двор. Я остановился возле крыльца, посмотрел на закрытые ворота, потом поднял взгляд к затянутому тучами небу и только после этого заговорил:

– Вольный дан Хорлох, сотник черных извергов, сегодня я возвращаюсь в Трольи горы.

Я поднял руку, останавливая готовый сорваться с губ сотника вопрос, а может быть возражение, и напористо повторил:

– Да, я возвращаюсь в Трольи горы, потому что не закончил там своих дел. А для вас у меня есть последнее задание или, если хотите… просьба. Вы вместе с Дулей и Хватом останетесь в этой усадьбе и будете стеречь пленников. Через три-четыре дня, а если сочтете нужным и раньше, вы направите одного из черных извергов в летнюю резиденцию высшего дана с донесением обо всем, что здесь произошло. Вы отдадите сияющую дану Хольну и ее гвардейцев на суд высшего дана Высокого данства и будете моими свидетелями на этом суде!

Внимательно посмотрев сотнику в лицо, я спросил:

– Вы все поняли?!

– Да господин сияющий дан, – кивнул тот, и поинтересовался, – а что мне делать с вольным кхметом Скрыгой и его товарищами?..

– Если они вам не нужны, отпустите их домой, в Гольц.

– Понял, господин сияющий дан.

Я снова поднял лицо к небу.

– Ну что ж, тогда прощайте, сотник… Удачи вам…

– И вам, господин сияющий дан, удачи…

Я повернулся и направился за главное здание усадьбы, во внутренний двор, к конюшням.

Пурпурная Дымка, словно зная о предстоящем отъезде, дожидалась меня. Я поднялся в седло, и моя магическая лошадка двинулась в сторону главных ворот усадьбы. Когда я выехал из-за угла главного здания, дан Хорлох уже распахнул одну створку ворот и дожидался около нее моего отъезда. Проезжая мимо сотника, я еще раз кивнул ему, и он не удержавшись, пробормотал мне в спину:

– Может быть господин сияющий дан возьмет с собой хотя бы Хвата?.. Мы вдвоем вполне справимся с вашим поручением!..

– Нет, вольный дан, там, куда я направляюсь, черный изверг Хват, вряд ли поможет мне, а вести его на верную гибель, согласитесь, не годится!

Пурпурная Дымка перешла на свою привычную неторопливую рысь, и проехав метров двести по обсаженной высокими деревьями аллее, я оглянулся. Высокая черная фигура дана Хорлоха неподвижно стояла в распахнутых воротах, сотник не отрываясь смотрел мне в след!

Аллея упиралась в раздолбанную грунтовку, по которой, казалось, только что прошла двадцатитысячная армия с артиллерией и обозом. Осклизлые колеи были наполнены непонятно откуда взявшейся, мутной, тухловатой водой, над которой вились облачка крошечных мушек. Увидев эту дорогу, я вдруг вспомнил, что не знаю, в какую сторону мне надо ехать. Пурпурная Дымка тоже остановилась словно бы в нерешительности.

Я оглядел окрестности. За дорогой расстилался кочковатый, похожий на подсохшее болото луг, за которым километрах в десяти темной полосой стоял лес. Справа коричневая, жирно поблескивающая полоса дороги поднималась на пологий склон холма и исчезала за его вершиной, слева та же дорога широкой дугой спускалась к густо-зеленой полосе кустарника и пряталась за ним. Мне подумалось, что за кустами должна протекать река или хотя бы ручей. Небо – весь его необъятный купол был затянут мутно-серой пеленой, по которой быстро неслись ошметки темных туч, так что определить стороны света не было никакой возможности… Хотя что мне это дало бы?..

Так я стоял, наверное, несколько минут, пока моей магической лошадке не надоела эта неподвижность. Пурпурная Дымка тряхнула головой, фыркнула и двинулась по обочине дороги вправо, вверх по склону холма.

«Ну что ж, – подумал я, – пусть будет вправо! Вряд ли это имеет хоть какое-то значение!»

Спустя несколько минут, мы оказались на вершине холма, с которого я высмотрел несколько светлых крыш, прячущихся среди плотной зелени невысоких, похожих на плодовые деревьев. Пурпурная Дымка потрусила с холма в направлении этой придорожной деревеньки, и у первого же дома я увидел старика с лопатой. Приставив ладонь ко лбу козырьком, он всматривался в приближающееся к нему невиданное животное.

Пурпурная Дымка остановилась метрах в пяти от старика, и он, опустив руку, поклонился.

Я тоже невольно кивнул и спросил:

– Подскажи мне дедушка, как на Северный тракт выехать?..

«Как ты с собственным рабом разговариваешь!!! – Немедленно зашипела Блуждающая Ипостась, – его плетью перепоясать надо, за то что он на колени не опустился!!!»

Но я только тряхнул головой, словно надеялся заставить замолчать надоедливый призрак.

– Господин сияющий дан забыл дорогу на Вольнов?.. – Скупо улыбнувшись, ответил дед вопросом на вопрос и по-стариковски переступил с ноги на ногу.

– Забыл, дедушка… – подтвердил я, – многое забыл…

– Направляйте свою лошадку прямо по дороге, – дед махнул рукой, показывая направление, – проедете наши Первые Вешки, потом выедете ко Вторым Вешкам, а за ними как раз и Северный тракт проходит… Не заблудитесь.

– Спасибо, дед, – кивнул я старику и тронул Пурпурную Дымку.

– Интересная у вас, господин сияющий дан, лошадка… – Проговорил дед мне в спину, – Таких-то, поди, и на свете больше нет?!

– Нет, дедушка… – согласился я, не оборачиваясь, – И не будет…

Первые Вешки были невелики, и вскорости деревенька осталась позади. Пурпурная Дымка шла по обочине дороги своей ходкой рысью, а в моей голове продолжал раздаваться ворчливый голос Блуждающей Ипостаси сияющего дана Тона:

«Твоя снисходительность к разного рода кхметам и даже к рабам роняет мой престиж и развращает подвластных мне людей!! Ты никак не можешь понять, что стоишь над ними, и что они должны трепетать перед тобой!! Конечно, ты собираешься покинуть этот Мир и совершенно не думаешь о том, какие усилия придется приложить мне, чтобы потом привести весь мой народ в чувство, заставить вспомнить, кто здесь хозяин!..»

Призрак бубнил таким образом у меня над ухом наверное с час, я даже перестал воспринимать отдельные слова – в голове у меня поселился некий нескончаемый гул. Наконец мне это надоело!

– Слушай, Блуждающая Ипостась сияющего дана, ты ведь всего-навсего… э-э-э… незримый призрак! Сияющий дан Тон не только мертв, от него не осталось даже тела, которое можно было бы похоронить, только голос, способный надоедать моей бедной голове. Каким образом ты собираешься «приводить в чувство» своих подданных, если тебя нет?! Нет!! НЕТ!!! После того, как я оставлю эти доспехи в Трольих горах, тебя никто, никогда, нигде даже не услышит! А если призрак дана Тона способен обходиться без этого зачарованного железа, так пусть он мотает отсюда и ищет себе другого «проводника» своей личности!!!

Блуждающая Ипостась пробормотала странную… неожиданную фразу: «Я еще может быть достану себе тело!» – А затем заткнулась, и на мою исстрадавшуюся голову наконец-то опустилась тишина.

Через несколько минут после этого впереди показалась еще одна деревенька, чуть больше той, которую я совсем недавно миновал. Здесь я не стал никого расспрашивать, поскольку и без того знал дорогу, а встреченные мной восемь-десять селян кланялись настолько низко и подобострастно, что не дали возможности призраку снова заныть о падении уважения к его особе.

Вторые Вешки также остались за моей спиной, и почти сразу же я увидел коричневые каменные плиты Северного тракта данства. Перевалив через глубокий кювет, Пурпурная Дымка ступила своими лапами на теплые камни дороги и остановилась. Я огляделся. Слева, метрах в ста от того места, где я выехал на тракт, виднелся большой, приземистый одноэтажный дом, в котором я мгновенно узнал недоброй памяти харчевню под вывеской «У кузнечика», однако заезжать туда мне почему-то очень не хотелось, а потому я повернул свою лошадь вправо и негромко произнес:

– Время обеда еще не настало, так что мы вполне можем проехать еще пару десятков километров!

Умница Пурпурная Дымка тряхнула своей полупрозрачной головой и двинулась вперед.

День был все так же пасмурен, и настроение мое вполне соответствовало погоде. Блуждающая Ипостась более не мешала мне размышлять, так что в голову мою полезли самые разные мысли. Но постепенно круг моих размышлений сузился, и мысли закрутились вокруг одной единственной темы.

«Похоже, я сделал крупную ошибку, что вообще сунулся сюда! Никаких инфекционных заболеваний в этом Мире нет, никогда не было, так что наш N-ский феномен к здешним… „феноменам“ не имеет никакого отношения… Просто потерял время… просто истрепал себе нервы и… устал… Бессмыслица какая-то!.. Ладно, мне бы теперь только добраться до этих самых Трольих гор и найти место перехода – уберусь к себе, в мой родной N-ский район, а здешние даны, кхметы, эльфы, тролли, гномы и… иже с ними пусть сами разбираются со своими войнами, своей магией и своей… ненавистью! Ненавистью?!! Действительно – ненавистью!! Мощный дан Когг, который ненавидел меня… то есть сияющего дана Тона, ненавидел гномов… Вольный кхмет Смига, который ненавидел любую нечисть, и пользовался ее услугами, и предавал эту нечисть магическому огню!.. Вольный кхмет Корда и его друзья, которые ненавидели всех и вся, были готовы убить любого за медный грош!.. Сияющая дана Хольна, ненавидевшая своего собственного мужа, ненавидевшая глубоко, самозабвенно!.. Странный Мир, в котором, похоже, каждый лелеет свою НЕНАВИСТЬ!..»

И тут я невольно вздрогнул. Из-за недалекого куста до меня донесся знакомый хрипловатый, шепелявый дискант:

«Вот в ком нет ненависти! – Мгновенно подумал я… – Или, все-таки есть?!»

продолжал напевать невидимый за кустом Фрик. А когда я объехал куст и увидел сидящего под ним шута, он поднял голову и спокойно, почти не заикаясь, проговорил:

– Ну, куда же вы делись, господин сияющий дан?.. Я уже устал вас поджидать!

– Да вот, знаешь ли, все дела… – с улыбкой ответил я.

– Дела? – Беззубо улыбнулся в ответ Фрик, – какие дела?!

– Какие дела?.. – Переспросил я и ответил сам себе, стирая с лица улыбку, – ненавистные!..

– Тогда из-за них и не стоило задерживаться. – Серьезно проговорил шут.

– Постой, – спохватился я, – а что, собственно говоря, здесь делаешь ты?!

– Я же сказал – поджидаю вас, – удивленно пожал плечами Фрик, – как только Мара мне сообщила, что вы покинули столицу и отправились в Вольнов, я немедленно последовал за вами. Но на постоялом дворе в Ушицах, в селе у развилки, – шут ткнул пальцем в ту самую сторону, куда я направлялся, – вас не видели, а значит, вы до Ушиц не добрались. Вот я и вернулся немного назад, чтобы вас подождать здесь!

– Выходит, ты оставил Мару одну в Меране! – Недовольно покачал я головой, – это не есть хорошо!!

– Мара – девочка умная и вполне обойдется без старого рифмоплета. Да и деньги у нее есть, и работу она нашла, так что за нее можно не беспокоиться. – Шут внимательно посмотрел на меня и, чуть растягивая слова, добавил, – а вот вы, господин сияющий дан, нуждаетесь в поддержке. Тем более, что и направляетесь вы в такое нехорошее место!

– И эту необходимую поддержку мне собираешься оказать ты?!

Я был несказанно удивлен.

Фрик неторопливо поднялся с земли, отряхнул, видимо, приобретенные в столице, вполне приличные штаны и шагнул на коричневые камни тракта.

– Ну, поддержку – не поддержку, а путешествие я вам скрашу! Ибо, как сказал мудрец – Одиночество вдвое увеличивает путь, добрая беседа вдвое сокращает его!

– Хорошо, – согласился я, – но давай договоримся таким образом – беседовать мы с тобой будем только до Трольих гор, а вот в горы ты со мной не пойдешь!

– Почему?.. – Быстро спросил Фрик.

– Мне не хочется лишать Высокое данство его будущего классика! – Усмехнулся я.

Фрик склонил голову на бок и задумчиво проговорил:

– Мне кажется, что в Трольих горах для моей персоны самое безопасное место. Вряд ли мощный дан Когг или любой другой дан сунется туда. А если они и сунутся, то наверняка им будет не до поэзии и поэтов… другие заботы будут их одолевать!

Он искоса посмотрел на меня и вдруг пожал плечами:

– Хотя, может быть господин сияющий дан и прав… Но ведь я не на службе господина сияющего дана, и как только сочту нужным, немедленно покину его сияющую особу!

Тут Фрик шутовски поклонился, развернулся и двинулся вперед по коричневым плитам.

Пурпурная Дымка тронулась следом, и около километра мы проехали в тишине, нарушаемой лишь едва слышным мурлыканьем шута – он продолжал напевать свою песенку. А затем я не выдержал.

– Мне кажется, ты обещал сокращать мой путь беседой?.. Так что же ты молчишь?..

– Я не молчу, – не оборачиваясь прошепелявил Фрик, – я творю!

– Творишь? – Удивился я, – что, прямо, вот так, на ходу?

– А ты считаешь, что творить можно только сидя в удобном кресле, втеплой комнате, с бокалом вина под рукой и теплой женщиной на коленях?! – Весело пришепетывая переспросил Фрик, незаметно переходя на «ты».

– Ну, с бокалом вина под рукой и теплой женщиной на коленях вряд ли можно натворить что-либо путное, хотя именно теплую комнату и удобное кресло я и имел в виду.

– И ошибся! – Довольно воскликнул шут, – в теплой комнате и удобном кресле можно сотворить нечто очень красивое, приторно сладкое, назидательно-умное, вот с такой вот моралью, – он не замедляя шага наклонился и мазнул своей ладонью где-то на уровне собственных щиколоток, – и бесконечно лживое!!!

– Ну… э-э-э… почему же обязательно лживое? – Слегка растерялся я.

– Потому что истинное слово рождается в истинной жизни: в грязи трущоб и рвани нищих, на широких рынках и истоптанных в пыль дорогах, среди людей живущих, а не ищущих в жизни смысла, правды, красоты…

– Ну-ну, дорогой мой, – воскликнул я, перебивая шута, – ты договорился до полной бессмыслицы! Каждый человек, способный думать о чем-то кроме жратвы, выпивки и блуда, ищет смысл жизни, правду жизни, красоту жизни.

– Да?.. – Шут бросил быстрый взгляд через плечо в мою сторону, – а чего их искать?.. Смысл жизни у каждого свой, и если кто-то говорит, что не видит этого смысла или не знает его – он, скорее всего, лукавит. То же самое и с правдой жизни – у сияющего дана она своя, у нищего кхмета – своя и у поэта – своя. Каждый отлично знает свою правду и крепко за нее держится. А красота?.. Что ж ее искать – вот она!..

И Фрик широко раскинул руки, словно хотел обнять все окружающее!

Я оторвал взгляд от неказистой фигуры шута и посмотрел вокруг. Широкая коричневая полоса северного тракта рассекала надвое темно-зеленую равнину, справа отороченную почти черной зубчатой канвой далекого леса, а слева подпираемую невысокими пологими холмами. Впереди, далеко, на самом горизонте, вставали горы – темные снизу и с розово подсвеченными солнцем вершинами. Картина и впрямь открывалась великолепная, но не далее как в километре, прямо у обочины виднелась широкая приземистая крыша одиноко стоящего здания, и это здание несколько портило пейзаж.

Фрик, казалось, тоже почувствовал, что темная крыша, видневшаяся у обочины дороги, не вписывалось в окружающее благолепие, и потому пискляво проворчал, продолжая разговор:

– Но есть и такие, которые даже истинную красоту стараются испортить… а, может быть им на эту красоту просто наплевать!..

– А что это за сооружение?.. – Поинтересовался я.

Фрик бросил в мою сторону косой взгляд и ворчливо пояснил:

– Это харчевня старого Шиги… Говорят, что когда-то этот самый Шига был капитаном гвардии высшего дана, но мне кажется – это выдумка. Слишком уж мало он похож на воина. Хотя…

– Так может быть, нам в этой харчевне пообедать?.. – Предложил я, прислушиваясь к своему пробуждающемуся голоду.

– Кухня у Шиги неплохая, – раздумчиво проговорил шут, – вино, правда, дрянь, где он только такое достает! Но с вином можно и до Ушиц подождать, там я знаю пару мест!..

И он звонко причмокнул, словно попробовав некоего божественного напитка.

Я настороженно посмотрел в спину шуту – слишком уж ярко было мое воспоминание о Фрике, валявшемся на смятой постели в столичной гостинице и о пяти опорожненных им емкостях из-под вина!

Но шут бодро вышагивал своими коротенькими ножками, и никакие тягостные воспоминания его, судя по всему, не мучили!

Спустя полчаса мы уже подъезжали к дверям харчевни. Ее одноэтажное, приземистое здание сложенное кое-как из разнокалиберных бревен, имело по фасаду шесть крошечных окошек, по три с каждой стороны от двери, а вот боковые стены были глухими. Огороженного двора и дворовых построек харчевня не имела, видимо на ночевку здесь никто не оставался. Метрах в полутора от фасада тянулась коряво сбитая коновязь, к которой было привязано с пяток разномастных лошадей, все под седлами. Судя по сбруе, лошади принадлежали военным людям, а одна из них была просто великолепна – гнедой жеребец с передними белыми бабками, тщательно расчесанными хвостом и гривой, в отделанной серебром сбруе.

Поскольку лошади не были расседланы, я решил, что их хозяева не собираются здесь задерживаться. Соскочив на землю, я решил было тоже привязать Пурпурную дымку к коновязи, но она энергично замотала головой, давая мне понять, что этого делать не стоит. Так что я просто бросил повод на жердину и шагнул на крыльцо харчевни.

Пока я рассматривал чужих лошадей и занимался собственной, шут успел проскользнуть внутрь, и я ожидал увидеть его уже за столом в окружении кувшинов с «мерзким» вином, но когда я поднялся на крыльцо, дверь внезапно распахнулась и Фрик вывалился наружу, прямо, можно сказать, в мои «объятия». Причем, было ясно, что его из харчевни просто вышвырнули. Я успел подхватить его подмышки и помочь удержаться на ногах, но когда он поднял ко мне свою физиономию, на ней был написан такой ужас, что с моих губ непроизвольно слетел вопрос:

– Кто это тебя так напугал?!

Фрик дернул головой, вцепился в мою руку и торопливо зашептал:

– Нам не надо туда ходить!.. Там мощный дан Когг со своими головорезами!.. Он меня в темноте не узнал, а верзила, тот что стоит в дверях на страже, спасибо ему огромное, очень быстро вышвырнул меня прочь!! Так что, если мы немедленно уберемся отсюда, они не бросятся за нами в погоню!!!

И шут с неизвестно откуда взявшейся силой потащил меня с крыльца.

Однако я уперся.

– Сияющий дан Тон никогда, ни от кого не бегал и не побежит!!! И тебе стыдно бегать от какого-то там Когга, а тем более от его висельников – это же обычные бандиты, которые сами боятся любого, прямо глядящего им в глаза! А ты – поэт! Твоя поэзия должна вдохновлять людей! Кого же вдохновит твое позорное бегство?!

– Тех, кто предпочитает живого поэта, способного написать еще много нового, мертвому дураку, не способному написать уже ничего!.. – Пыхтя, сопя и заикаясь ответил Фрик.

Но я уже его не слушал. Ухватив его за опояску штанов, и приподняв над полом, я что было силы саданул стальным сапогом в дверное полотно, и оно с жалобным всхлипом распахнулось.

Первым в таверне появился, естественно, Фрик, и в то же мгновение раздался грубый, хриплый бас:

– Я же тебя только что выкинул, грязный попрошайка!! А ты, видимо, не только нищий, но и глупый?! Щас я тебе ума добавлю!!

Всклокоченный рыжий верзила в засаленной куртке на голое тело и спущенных под огромный живот штанах стоял слева от дверного проема, так что, чуть опустив левую руку, в которой у меня висел шут, я освободил необходимое оперативное пространство для своей правой. Мой облитый сталью кулак описал короткую дугу, а рыжая голова верзилы более длинную и в другую сторону. Через мгновение этот «дворецкий» спокойно и безмятежно улегся вдоль стеночки, и только огромное брюхо колыхалось, показывая сколь резким был для него переход из вертикального положения в горизонтальное.

Я вошел, наконец-то, в харчевню и поставил шута рядом с собой.

Большой, в пол дома зал, был практически пуст. Шесть фасадных окошек давали крайне мало света, а другого освещения в зале не наблюдалось. За дальним столом, в самом темном углу расселась компания из шести человек, одетых в темную жесткую кожу. Во главе стола действительно восседал огненно рыжий дан Когг все в том же ярко-красном кожаном костюме, который я видел на нем в нашу первую встречу. Его мясистое, толстогубое лицо, вымазанное жиром и какой-то приправой, расплывалось в довольной улыбке, а выпуклые стеклянно-голубые глаза обегали собутыльников. Компания шумно наслаждалась обильным обедом и не обратила ни малейшего внимания на наше с Фриком появление. Рядом с их столом, ссутулив плечи и согнувшись в пояснице, стоял высокий, худой мужчина в свободной, бесформенной рубахе и широких темных штанах. Судя по не совсем чистому переднику и длинной тряпке, переброшенной через согнутую руку, это был сам хозяин харчевни.

Все так же не замечаемые веселящейся компанией, мы с шутом прошли к пустому столу у противоположной стены и уселись на тяжелые дубовые табуреты. Однако, никто нас, похоже, не собирался обслуживать, а потому я грохнул кулаком по толстой столешнице и гаркнул во весь голос:

– Эй, хозяин, нас здесь покормят, или мне придется раскатать по бревнышку этот храм желудка!!!

Хозяин, видимо никак не ожидавший появления еще каких-либо посетителей, подпрыгнул на месте и быстро повернулся в нашу сторону. И сразу же раздался мощный голос дана Когга:

– Нам кто-то мешает?! Эй, Голое Пузо, ты что там, заснул у дверей?!! Почему мимо тебя шастают всякие проходимцы и…

Тут рыжий дан неожиданно замолчал, а затем удивленно поинтересовался:

– А где Голое Пузо?!

Один их его собутыльников поднялся из-за стола и потопал в сторону входной двери. Остановившись над лежащим «дворецким», он несколько секунд недоуменно его разглядывал, а затем, повернувшись в сторону своего хозяина, удивленно прохрипел:

– Господин мощный дан, а Голое Пузо… это… лежит!.. И морда у него… это… вся синяя!..

– Помер что ль?.. – Совершенно безразличным тоном поинтересовался Когг.

– Да нет, дышит…

– Тогда, почему лежит?..

– Видно, его положили…

– Кто?..

Клеврет дана Когга оторвал взгляд от распростертого на полу Голого Пуза и обвел глазами темный зал. Заметил он нас не сразу, а заметив, очень обрадовался:

– О! Вон они! Они, наверное, Голое Пузо и уложили!..

– Кто?!! – Рыкнул рыжий Когг, приподнимаясь из-за стола и оглядывая зал, – кто посмел обидеть моего верного слугу и нарушить мой покой?!!

А я, не обращая внимания на рассвирепевшего дана, снова грохнул кулаком по столу:

– Хозяин, долго ты будешь заставлять ждать сияющего дана Высокого данства?!!

А вот хозяин харчевни, похоже, рассмотрел меня прекрасно… И узнал! Видимо, его глаза были отлично приспособлены к царящему в зале полумраку. Он сделал пару шагов в нашу сторону, неуверенно становился, развернулся, собираясь отступить назад, снова повернулся в нашу сторону – бедняга явно не знал, что ему делать. И тут на помощь растерявшемуся хозяину пришел дан Когг. Шагнув из-за стола, он рявкнул:

– Оставайся здесь, Шига, я сам разберусь с твоим новым гостем!

Широко ступая, дан Когг двинулся в нашу сторону, и за ним немедленно последовали еще двое высоких, плотных ребят в кожаных доспехах.

Фрик сжался на своем стуле в комочек и, не поднимая глаз, нервно ковырял длинным желтым ногтем темную поверхность столешницы.

Троица приблизилась к нашему столу и остановилась. Дан Когг широко раскрыв глаза с немым удивлением разглядывал мою персону, а я, неожиданно даже для самого себя, вдруг высокомерно проговорил:

– Ну наконец-то появился хоть кто-то из обслуживающего персонала! Слушай, бездельник, быстренько подай мне и моему другу какого-нибудь мяса, овощей и хлеба! Если обернешься за пару минут, я, может быть, прощу тебе твою прежнюю неторопливость!!

Дан Когг в ответ нечленораздельно рыкнул, а один из его спутников изумленно пробормотал:

– Это же… э-э-э… сияющий дан Тон!..

– И наш шут, дан Кай!.. – Уточнил второй.

«Ну вот я и узнал настоящее имя Фрика!» – Мелькнуло в моей голове.

В этот момент речь вернулась и к их господину. Тряхнув своей буйной огненной гривой он проревел:

– Сегодня счастливый день! Мне попался сам дан Тон, а в придачу еще и мой собственный сбежавший шут-рифмоплет! Наконец-то я смогу выполнить клятву, которую дал в родовом замке Коггов!!!

– Так ты, милейший, не слуга в этой… рыгаловке?! – Надменно поинтересовался я, – Тогда чего ж ты прибежал по моему зову?!

И снова грохнув кулаком по столу, я заорал:

– Хозяин, долго мне еще тебя ждать!!! Учти, мое терпение на исходе!!!

– Я здесь, господин сияющий дан, – раздался дрожащий голос из-за спин Когга и его клевретов, и длинный худой мужчина каким-то странным змеиным движением проскользнул между ними к моему столу, – чего будет угодно, господину сияющему дану?..

– Не торопись, Шига… – прорычал дан Когг, и на его физиономии нарисовалась довольная ухмылка, – тебе не придется обслуживать «господина сияющего дана»… Мы сейчас его убьем!

– Ты собираешься убить сияющего дана Высокого данства? – Сохраняя свой надменный тон, поинтересовался я, – а не боишься суда высшего дана?!

– Не боюсь, – все с той же довольной ухмылкой ответил Когг, – мои люди подтвердят, что это был честный поединок… И Шига подтвердит… – Когг бросил короткий взгляд на хозяина харчевни, – … если его спросят!

– Э-э-э, дан, – с явным огорчением протянул я, – да ты – негодяй!.. Ну что ж, убирать с этой земли негодяев стало в последнее время моим главным делом!

Я встал из-за стола и потянул из-за плеча Серое Пламя.

– С кого начнем, дан-негодяй, с тебя или с твоих… мерзавцев?!!

Увидев в моих руках меч, дан Когг резво отскочил назад, за спины своих людей и заорал:

– Зарубите его, как бешеную собаку!!! Без своих черных извергов это древний старикашка ничего не стоит!!!

В руках обоих ребят дана Когга появились длинные клинки, и правый, не долго думая, широко размахнулся…

Он напрасно это сделал, потому что, увидев взметнувшийся меч, я, недолго думая, послал острие своего клинка вперед в глубоком выпаде и оно безошибочно нашло горло врага, войдя в него прямо над обрезом кожаного ворота доспехов. Тот, что стоял слева оторопел от моей наглости… или безумной смелости, и с отвалившейся челюстью наблюдал, как его товарищ вдруг захрипел брызгая кровью изо рта и рассеченной гортани и начал валиться набок.

Однако, долго любоваться этим замечательным зрелищем ему не позволили – освободив острие свого меча из падающего тела, я выпрямился, с шагом назад, и в следующее мгновение моя левая рука, выхватила с пояса узкий клинок метательного ножа и коротким точным движением послала его в противника. Мелькнув бледной молнией, нож бесшумно вошел почти на всю свою длину точно в левый глаз вояки.

А от пиршественного стола ко мне ужу бежали еще трое. Сам же дан Когг тоже бежал, но только в направлении входной двери!

Однако мне некогда было наблюдать за «отважным» даном, из троих атаковавших меня вояк двое были мне отлично известны – физиономии Крота и Носатого я запомнил на всю жизнь!!

Увидев эти рожи я впал в ярость берсеркера! Клинок Серого Пламени исчез из поля зрения, и только короткий свист рассекаемого воздуха выдавал его присутствие. Троица остановилась в трех шагах от меня и начала медленно пятиться, выставив перед собой мечи. А я наступал, при этом хрипло выкрикивая:

– А вот еще два негодяя, которых я просто мечтал повстречать именно в такой неформальной обстановке!! Сейчас вы сполна получите и за Едну, и за всех других, замученных вашими подлыми руками!! Подлыми душами!!!

Третий, незнакомый мне парень, стоявший между Кротом и Носатым, вдруг бросил короткие взгляды вправо и влево на своих товарищей и, словно поняв, что он здесь лишний, бросил свой меч на пол и отпрыгнул назад. На физиономиях обоих мерзавцев ясно читалось желание сделать то же самое – бросить оружие и бежать, но они понимали, что я не дам им вот так просто смыться! Крот быстро взглянул на своего напарника и вдруг, яростно взревев, ринулся вперед!

Я не ожидал этой атаки, но мое выученное тело двигалось само. Встретив опускающийся на мою голову меч Крота собственным клинком, я увел его в сторону и принял рушащееся на меня здоровенное тело на длинный, широкий кинжал, непонятно каким образом прыгнувший в мою левую руку. Глаза Крота мгновенно остекленели, оскаленные зубы стиснуло предсмертной судорогой, и он тяжело обвис на коротком клинке.

В это время Носатый ударил справа. Тяжелый, широченный клинок со свистом опускался на мою голову, однако я успел пригнуться и уйти влево, подставляя под удар Крота. Меч Носатого с тупым звуком пробил плечевую пластину кожаных доспехов и вошел в уже мертвое тело.

Я выдернул свой кинжал и здоровенная груда плоти, бывшая только что Кротом, рухнула на пол, увлекая за собой и оружие Носатого.

– Я не виноват!.. – Севшим голосом прохрипел Носатый, отступая на шаг, – Это все он!.. Это он заставлял меня… – дрожащим пальцем он тыкал в тушу мертвого Крота, – я не мог ему не подчиниться, он бы просто убил меня…

Угар боя вдруг оставил меня, и горькая слюна отвращения подступила к горлу. Я опустил клинок Серого Пламени, а Носатый сделал еще шаг назад и вдруг застыл на месте, уставившись в забрало моего шлема остановившимся взглядом. Через мгновение из правого уголка его губ через подбородок потекла быстрая ярко-красная струйка, а затем глаза у него закатились, колени подогнулись и он рухнул на пол словно тряпичная кукла. Позади него стоял хозяин харчевни, сжимая в правой руке длинный кухонный нож.

С секунду он молча рассматривал дело своих рук, потом осторожно положил нож на стоящий рядом стол и поднял на меня глаза:

– Они изнасиловали и убили мою жену… А мне сказали, что это сделали эльфы… Но я все знал, я все… видел… собственными глазами. Я долго ждал и вот… дождался.

Я молча кивнул, словно принимая его объяснения, а затем оглядел зал харчевни.

К моему удивлению рыжий дан Когг не сбежал. Он лежал около входной двери, рядышком с еще не пришедшим в себя Голым Пузом, прижавшись бородатой щекой к половице, а над ним стоял крошечный шут, сжимавший в правой руке здоровенный дубовый табурет.

Я наклонился, тщательно отер Серое Пламя о рубаху Крота, выбившуюся из-под кожаного нагрудника и, вложив меч в ножны за плечом, направился к Фрику. Подойдя ближе и осмотрев неподвижно лежащего дана Когга, я убедился, что тот жив и повернулся к шуту:

– Это ты его уложил?..

Фрик молча кивнул и чуть тряхнул табуретом.

– А что мебель на место не поставишь?

Шут посмотрел мне в забрало, потом взглянул на табурет и осклабился в своей незабываемой улыбке:

– А вдруг он очнется и потребует добавки?..

Я снова посмотрел на лежащего рыжего гиганта и задумчиво покачал головой:

– И как ты только до его головы добрался?

– Так он бежал… торопился… под ноги не глядел, ну я ему между ног полено и сунул. А когда он растянулся, тут-то я ему и врезал… мебелью по башке!

– Ясно… – протянул я. – Ну что ж, давай посмотрим в каком могучий дан состоянии…

Взявшись за плечо, я рывком перевернул Когга на спину, и тот сразу же открыл глаза.

– Не надо меня больше бить! Я все скажу!..

Голос у могучего дана хоть и остался хрипловатым, но как-то здорово помягчел.

– А что ты нам можешь сказать нового?.. – Поинтересовался я, и сам же ответил, – ничего!

– Повесить его рядом с харчевней и табличку прицепить: «Казнен за нападение на сияющего дана» – неожиданно предложил Фрик, и в его голосе напрочь отсутствовали заикание, пришепетывание и прочие дефекты дикции. – А я и Шига подтвердим, что все так и было!

Шут повернулся к подошедшему хозяину и спросил:

– Подтвердишь, Шига… если тебя спросят?!

Длинный хозяин таверны только молча кивнул.

Мощный дан Когг дернулся, словно уже почувствовал на своей шее шершавую петлю, безумным взглядом уставился на шута, но его быстрая скороговорка была обращена ко мне:

– Сияющий дан Тон, если вы поклянетесь сохранить мне жизнь, я открою вам секрет, способный помочь осуществить ваше самое заветное желание! Эту тайну знает всего два-три человека, а мне она стала известна от… сияющего дана Тротта! Именно к нему перешли на службу остатки ваших черных извергов!..

«Пусть он говорит! – Потребовала Блуждающая Ипостась, – повесить его ты всегда успеешь!»

Я с сомнением хмыкнул, и призрак раздраженно пояснил:

«Ну что ты хмыкаешь?! Что?! Он нам все расскажет, а потом ты скажешь, что все это ты уже знаешь, после чего вздернешь негодяя, чтобы другим неповадно было! И сам высший дан утвердит это твое… деяние!»

Но не это напористое бормотание определило мое решение, просто вот так взять и повесить хотя бы и самого отпетого негодяя я не мог! Воспитание не позволяло! Ну а драться на поединке мощный дан Когг вряд ли со мной стал бы! Так что, подумав совсем немного, я согласился:

– Хорошо, Когг, я даю слово, что оставлю тебя в живых. Говори свой секрет!

Глаза дана Когга переметнулись от лица Фрика к моему забралу. Он шевелил губами, но ни звука не срывалось с этих губ – мне даже в какой-то момент показалось, что мощный дан колдует.

Но наконец Когг справился со своим волнением, а вернее, со страхом, и заговорил вполне вразумительно:

– Около месяца назад я получил от сияющего дана Тротта предложение участвовать в военном походе. Естественно, я сразу же явился в фамильный замок Троттов, чтобы уточнить цель похода и условия моего в нем участия. Мне было сказано, что сияющий дан собирает экспедицию в Трольи горы и что я могу взять с собой не более восьми человек. Я, конечно, засомневался в… э-э-э… целесообразности такой экспедиции – соваться в эти проклятые горы мне не по нутру, достаточно того, что мои владения находятся совсем рядом с этими горами, и всякая нечисть просто пасется на моих землях! Но тут сияющий дан сообщил мне, взяв с меня клятву никому ничего не говорит, что в его распоряжении имеется некая древняя карта, на которой показан скрытный проход к самой… долине Человеческого Плача!! Получалось, что мы имеем шанс незамеченными пробраться в логово Небесной Кары!!! Я согласился. Восемь моих лучших бойцов уже находятся в полевом лагере дана Трота, а я как раз сейчас тоже направляюсь туда!..

Когг замолчал, с надеждой глядя в мое забрало. Я неопределенно хмыкнул, а затем поинтересовался:

– Ну и почему ты считаешь, что эта информация должна меня заинтересовать?..

– Но, господин сияющий дан, разве уничтожение Небесной Кары не было всегда вашей заветной мечтой?! – Быстро проговорил Когг, – а тут предоставляется такой случай!!

– Да какой случай?! – Я слегка повысил голос, – когда выступает отряд дана Трота?!

– Через два дня из Вольнова.

– Сколько человек в отряде?

– Сорок… – несколько удивившись ответил Когг, и Блуждающая Ипостась дана Тона немедленно пояснила:

«Больше сорока вооруженных людей ни один перевал в Трольих горах не пропустит. Осыпи, лавины и землетрясения уничтожат всех!»

– Ну и каким образом я могу завладеть этой картой?! – Саркастически поинтересовался я, – или ты думаешь, что сияющий дан Тротт согласится накануне своего похода выйти на поединок со мной?! Да, если бы даже он на это согласился, и мне удалось бы его убить, это совсем не значит, что я после этого смогу спокойно порыться в его вещах!

И тут толстощекая рыжая физиономия дана Когга расплылась в мерзейшей улыбочке.

– Дело в том, что из сорока человек, отправляющихся в поход, двадцать – черные изверги! Ваши черные изверги, перешедшие на службу к дану Тротту!! Если вы только появитесь перед ними живой и здоровый, они немедленно выполнят любой ваш приказ, в том числе и приказ перерыть скарб почившего дана Тротта!

Этот мерзавец советовал мне не только самому поступить подло, но и подбить на подлость еще двадцать человек! И при этом он считал свое предложение верхом… хитрости!!!

– А с чего это сияющий дан пригласил тебя участвовать в этой экспедиции? – Задал я неожиданный вопрос, – ведь в случае успеха, ее участникам светит… Ох, как много всего светит!

Толстая физиономия дана сморщилась, словно в рот ей попало нечто несвежее.

– Ну… вообще-то… – неохотно начал он свои объяснения, стараясь поточнее подобрать слова, а может быть просто подольше оттянуть признание, – я, как бы это сказать… Ну, я ему прихожусь… э-э-э… родственником… Довольно дальним, – быстро добавил он и уточнил, – сияющий дан – дядя моей жены, и он мне никогда не нравился.

«Выходит, он подбивает меня убить своего родственника и… благодетеля!» – Изумленно подумал я.

«Вот и надо его теперь повесить! – Словно уловив мою последнюю мысль, высказалась Блуждающая Ипостась сияющего дана Тона, – зачем такому негодяю коптить небо?!

– А вот теперь его можно и повесить! – В унисон с призраком высказался стоявший рядом со мной шут, при этом он выразительно покачал концом толстой веревки, неизвестно откуда взявшейся в его руках.

Должен сознаться, что на мгновение у меня мелькнула мысль последовать столь настойчивым советам моих спутников – они были так благоразумны! Но, подавив эту слабость, я отрицательно покачал головой:

– Нет, я дал слово, что не возьму эту жизнь, и я ее не возьму!

Шут молча махнул рукой и выразительным жестом швырнул в угол зала ставшую ненужной веревку. А вот призрак высказался, коротко и выразительно:

«Дурак!»

«Наверное, дан Тон, ты прав, – угрюмо подумал я, – но уж каков есть!»

– Хозяин! – Развернулся я в сторону зала. Шига мгновенно оказался рядом со мной и вопросительно уставился в забрало моего шлема.

– А подай-ка ты нам обед!

– Сию минуту, господин сияющий дан. – Быстро поклонился хозяин харчевни и, уже сделав шаг в сторону кухни, остановился, – и, с вашего разрешения, вино я тоже подам!

– Да вино-то у тебя – дрянь! – Вступил в обсуждение меню нашего обеда Фрик, – от него ж потом неделю изжога будет мучить!

– Господин вольный дан, – поклонился Шига Фрику, – поверьте мне, что мое вино вас не разочарует!

Хозяин направился выполнять мой заказ, а я вновь повернулся к все еще лежащему дану Коггу.

– Поднимайся, Когг, хватит изображать из себя тяжелораненого!

Рыжий дан, покряхтывая, поднялся с пола, осторожно потрогал свою рыжую голову, и двинулся следом за мной к нашему с Фриком столу. Шут шагал позади рыжего великана, продолжая держать в руке табурет.

Усевшись на свое место, я взглянул на остановившегося около стола Когга и задумчиво протянул:

– Что же нам с тобой делать?..

– Я думаю, меня нужно просто отпустить в мое поместье! – Гораздо более уверенным, я бы даже сказал, нагловатым, тоном заявил мощный дан. И тут же, словно поняв, что допускает оплошность, он добавил:

– Я готов дать слово больше никогда не поднимать против вас оружие!

Шут, стоявший позади Когга, недоверчиво хмыкнул, и я согласился с ним:

– Не верю я твоему слову!..

Рыжий дан расправил плечи, приподнял подбородок и уже без дрожи в голосе заявил:

– Господин сияющий дан, вы меня оскорбляете!

– Да?.. – С нескрываемым интересом переспросил я, – ну что ж, готов дать вам удовлетворение в любое выбранное вами время!

– Я совсем не это имел в виду!.. – Немедленно стушевался Когг, – Просто… э-э-э… обидно, когда один благородный дан не доверяет другому благородному дану…

– Ну почему же? – Возразил я, – если один благородный дан предает другого благородного дана, то вполне естественно, что третий благородный дан не верит слову предателя!

– Разве я когда-нибудь предавал господина сияющего дана?! – С обидой в голосе спросил дан Когг.

– Ну вот еще! – Воскликнул я. – Да разве я дам тебе возможность предать себя?! Однако, только что ты предал своего родственника и благодетеля, так что!..

Толстая рыжая рожа Когга мгновенно налилась краской, но, как оказалось не от горького стыда, а от праведного гнева. Он воздел руку к потолку зала и с назидательной обидой в голосе провозгласил:

– Жизнь есть то святое, что каждый обязан защищать всеми имеющимися в его распоряжении средствами!!! Так разве я мог допустить, чтобы меня… э-э-э… повесили, лишили жизни!!! Разве вы оставили мне выбор!!!

– Во, гад!!! – Прошипел фальцетом Фрик, а я только тяжело вздохнул:

– Да… Надо очень хорошо продумать, что же нам делать… с тобой!

После этих моих слов мощный дан как-то сразу поник и повторил просительным тоном:

– Отпустили бы вы, господин сияющий дан, меня домой… А я… э-э-э… слово дам…

Тут он замолчал, поняв, видимо, что повел разговор по второму кругу.

В этот момент у нашего стола появился хозяин харчевни и еще один, совсем молоденький парнишка. В руках у них были подносы с какими-то, весьма привлекательно пахнувшими, кушаньями. Я сразу же почувствовал насколько голоден, да и Фрик мгновенно оказался за столом. Мы одновременно взглянули на мощного дана и… я указал ему на один из свободных табуретов.

Впрочем, обедали только мы с шутом, во-первых, дан Когг был уже сыт, а во-вторых положение его было таково, что аппетит у него поневоле пропал. Я, естественно, вынужден был на время обеда поднять забрало, но наложенное мной модифицированное заклинание Не своей Личины пока еще скрывало мой истинный облик. Хотя я заметил, как пару раз Фрик пристально вглядывался в мое лицо.

Когда Шига со своим помощником принялся убирать с нашего стола, я как бы между делом поинтересовался у него:

– А не найдется ли, хозяин, у тебя в доме какого-нибудь укромного чуланчика, – и на вопросительный взгляд Шиги пояснил, – нам надо кое-кого на время… спрятать.

Дан Когг немедленно насторожился.

Шига посмотрел на него оценивающим взглядом и кивнул:

– Имеется чуланчик, господин сияющий дан, как раз то, что требуется!

Я поднялся из-за стола и потребовал:

– Покажи!

Шига развернулся и направился в сторону кухни, я жестом заставил встать дана Когга с табурета и кивнул в спину Шиги – Когг опустил голову и последовал за хозяином харчевни. Шут конечно же увязался за мной. Таким образом мы прошествовали через весь зал, затем миновали кухню и оказались в узком, длинном коридоре, по обе стороны которого располагались двери различных кладовок. В конце этого коридора и оказался требуемый мне чулан – крошечная, совершенно темная комнатка, у дальней, глухой стены которой были навалены какие-то рогожи.

Осмотрев комнатку, я удовлетворенно хмыкнул и повернулся к дану Коггу:

– Прошу, мощный дан, располагайтесь!..

Когг посмотрел на предложенную ему рогожную подстилку, скривил рожу и пробормотал:

– Лучше, все-таки, было бы отправить меня в мое поместье… Я сидел бы там тихо и никого не трогал!..

– Ну нет, – усмехнулся я, – мне совсем не хочется оставлять такого… типа, как мощный дан Когг, у себя за спиной. Я обещал сохранить тебе жизнь, но это не значит, что ты будешь свободно разгуливать и устраивать мне пакости!

Дан Когг не посмел далее спорить, молча пройдя вперед, он с кряхтением уселся на рогожи и с нескрываемой злобой посмотрел на меня. В его взгляде ясно читалось, что бедняга Шига недолго удержит «благородного» дана в этом смехотворном заточении.

Однако я и не собирался оставлять врага дана Тона на попечение хозяина харчевни. Просто, размышляя во время обеда, что же мне делать со свои пленником, я припомнил одно, довольно несложное заклинание из все той же Нефритовой Книги. Называлось оно «Узелок, смежающий веки» и требовало для своей активизации всего только небольшого обрывка нитки или веревки.

Пока дан Когг устраивался в своем «узилище», я подобрал у себя под ногами кусочек рогожной веревочки и нашептал над ним текст заклинания. Теперь, чтобы оно заработало, надо было завязать на веревочке узелок и запустить заклинание особым жестом. Протянув зачарованную веревочку шуту, я попросил:

– Фрик, свяжи господину мощному дану большие пальцы рук.

Шут взял веревку, осмотрел ее и слегка подергал, словно проверяя прочность, удивленно взглянул на меня, но не стал обсуждать мою просьбу, а, подойдя к Коггу, приказал:

– Ну-ка, дяденька, вытяни ручонки-то вперед… И пальчики сложи вместе!

Когг молча выполнил требуемое, и шут быстро связал ему пальцы моей веревкой. Когда он выпрямился, Когг тихо, сквозь зубы, прорычал:

– Мы еще с тобой поговорим, рифмоплет!..

Фрик, не вступая со своим бывшим хозяином в разговоры, вернулся к порогу чулана, и мы трое посмотрели на сидящего у стены дана. В свете, падавшем из дверного проема, лицо Когга было отлично видно, и на нем расползлась довольная улыбка, показывавшая, что рыжий дан не собирается долго задерживаться в этом подвале.

И в этот момент моя правая ладонь выполнила короткое, округлое движение.

Улыбка так и осталась на физиономии дана Когга, а вот его глаза мгновенно закрылись, тело обмякло и с тихим шорохом повалилось набок.

– Что это с ним? – Поинтересовался хозяин харчевни после короткой паузы.

– Ничего, – спокойно ответил я, – просто господин мощный дан заснул.

– Ага?.. – Проговорил Шига, словно в голову ему пришла чрезвычайно дельная мысль, – и долго он будет спать?

– Да дней шесть-семь, не меньше…

– А потом он проснется?

– Конечно. Что с ним будет?.. Разве что проголодается сильно. Но уж это будет твоя забота.

Мы с секунду помолчали, и вдруг шут пристально посмотрел в лицо Шиге, а затем раздумчиво добавил:

– Это будет… твоя забота.

И Шига ему так же раздумчиво ответил:

– Понятно…

– А нам пора ехать! – встрепенулся Фрик и, не глядя на меня, развернулся в сторону кухни.

Спустя пару минут мы уже были во дворе. Я снова забрался в седло, а Фрик, закинув на плечо небольшую торбу, сунутую ему Шигой, двинулся вперед, в направлении винных запасов селения Ушицы.

С полчаса мы двигались молча. Фрик быстро шагал вперед, не оглядываясь в мою сторону и даже не глядя по сторонам. Его голова была опущена, казалось он высматривает под своими быстро мелькающими ногами нечто важное. Наконец я не выдержал и спросил, не слишком надеясь на ответ:

– Что ищешь, шут?!

Вопрос у меня получился весьма высокомерным, но Фрик неожиданно ответил:

– Мне нужна затычка…

– Затычка?! – Невольно удивился я, – для чего?!

– Для дырки… Для чего еще может быть нужна затычка?..

«Действительно, для чего еще?..» – Подумал я и улыбнулся обстоятельности своего спутника.

– А большая ли дыра? – Продолжал я свои расспросы.

– Да нет, – все так же, не оборачиваясь, ответил шут, – всего на три такта, но очень неудобной формы…

– То есть… как это?! – Совершенно ничего не понял я.

Фрик наконец-то оглянулся, и в его глазах я заметил странно отсутствующее выражение, словно он меня и не видел, а разговаривал сам с собой. В следующее мгновение он снова вернулся к созерцанию дороги под своими ногами, хотя разговор и продолжил:

– Если стенка в бочке толщиной в два пальца и имеет круглое отверстие, то затычка нужна длиной три пальца и конической формы. Любая другая будет выпускать из бочки содержимое, и оно растечется бесформенной лужей…

Тут шут как-то странно пошевелил пальцами около виска и неожиданно спросил:

– Вот ты, господин сияющий дан, хотел бы пить из бесформенной лужи?..

– Я не хотел бы пить ни из какой лужи!.. – Брезгливо ответил я, – ни из бесформенной, ни из сформированной!

– Правильно, – удовлетворенно констатировал шут, – ты хотел бы пить из бочки!

– Нет! – Немедленно возразил я, – я хотел бы пить из бокала!

– Для моего создания этот объем мал… – Пожал плечами шут, – Для моего создания необходимо никак не меньше бочки… Может быть даже и в бочку не поместится.

– И что же такое ты создал? – С насмешкой в голосе поинтересовался я, – неужели твое творение настолько велико, что даже в бочку не помещается?!

Однако Фрик на мою насмешку никак не прореагировал – его последующие слова были произнесены совершенно серьезно и без всякой обиды:

– Творение?.. Очень хорошо сказано! Именно – творение!.. Так вот, мое творение еще не закончено, но я надеюсь, что его качество и объем будут таковы, что очень многим захочется приложиться к нему!

– А пока что ты ищешь затычку для бочки, в котором ты будешь держать это творенье.

Фрик снова бросил взгляд через плечо в мою сторону, и теперь уже в его глазу светилось веселье:

– Разве я сказал, что я ищу затычку для бочки?..

– А разве нет?! – Опять удивился я, – Ты ж мне про эту бочку уже полчаса талдычишь!

– Ничего подобно, – неожиданно возразил шут, – я просто привел бочку в пример. А про затычку я сказал, что она должна быть в три такта и довольно неудобной формы… Впрочем я ее уже нашел!

– На дороге?.. – переспросил я, – но ты ведь ничего не подбирал!

Шут покачал головой.

– Нет, господин сияющий дан, та затычка, которая требовалась мне, могла отыскаться только здесь!

И он постучал маленьким кулачком по своей лысой голове, а затем неожиданно продолжил:

– Твое поведение в харчевне Шиги навело меня на мысль – глупость должна быть воспета в стихах! И я решил сложить оду глупости!

– Оду?! – Чуть насмешливо спросил я, – а не слишком ли ты зауживаешь тему?..

– Что значит – зауживаешь?.. – Переспросил шут и, чуть приостановился, чтобы дальше двигаться рядом с моим стременем.

– Ну-у-у… понимаешь, – перешел я на язык литературной критики, – ода – это довольно жесткая поэтическая форма, своего рода канон. В оде ты не сможешь критически подойти к рассматриваемой теме, ты должен будешь просто воспевать выбранный предмет! Кроме того, ода – это слишком высокопарно, а мне кажется твоя муза более склонна к… иронии, сарказму… Или я ошибаюсь?!

Фрик задумчиво посмотрел в мое забрало и… промолчал. А я, спустя мгновение, добавил:

– Если мне будет позволено дать совет будущему классику, то твоему творению… – сделав крошечную паузу, чтобы был ясен мой «кивок» в сторону прежней темы разговора, я продолжил, – … надо дать название… ну, допустим… э-э-э… «Похвальное слово Глупости»! Вот когда ты сможешь развернуться во всю ширь своего таланта! Если он у тебя, конечно, есть!

С десяток минут после этих моих слов, мы двигались в полном молчании, а затем шут энергично кивнул:

– Ты прав, сияющий дан, именно «Похвальное слово Глупости»!

– А теперь ты мне объяснишь, – тут же подхватил я, – почему именно мое поведение навело тебя на эту… тему?

И снова Фрик долго молчал, прежде чем проговорить, тонким фальцетом вновь вернувшимся заиканием и пришепетыванием:

– Ты сделал глупость, оставив в живых дана Когга!.. Глупость!!

– Я сдержал слово… – мягко возразил я, – держать слово, данное даже врагу – прерогатива благородного человека, человека чести, и эта прерогатива не имеет никакого отношения к уровню его ума или глупости!

Я замолчал, и шут так же молча шагал рядом с моим стременем. Это продолжалось довольно долго, и мне уже показалось, что у Фрика закончились аргументы. Однако я ошибся. Сначала Фрик начал что-то тихо, с подвыванием нашептывать себе под нос, словно складывая какое-то сложное заклинание. Потом он принялся размахивать руками в такт своим подвываниям и при каждом почти шаге слегка подпрыгивать и раскачиваться из стороны в сторону. Тут я даже немного испугался – что если в его голой голове какой-нибудь винтик окончательно соскочил со своего места! Но в этот момент пришепетывание и подвывание шута сделались немного громче, и я начал различать слова!

Закончив свою шепелявую декламацию, Фрик бросил в мою сторону косой взгляд, словно ожидая от меня бурной критики, однако я молчал. Тогда он прибавил шагу, обогнал Пурпурную Дымку метров на пять и снова принялся что-то бормотать себе под нос.

А солнце, между тем, уже висело совсем низко над горизонтом. Коричневая лента дороги была пуста, и мне вдруг пришло на ум, что за целый день путешествия по ней мы не встретили ни одного путника, ни одной повозки, словно эта замечательная дорога никому не была нужна.

– Фрик, – позвал я шута, – а что, на этом тракте всегда так мало людей?

Бормотание шута смолкло, будто бы споткнувшись о некую преграду, и Фрик обернулся ко мне. Несколько секунд он смотрел в мое забрало, явно не узнавая меня, а затем, тряхнув головой, ответил:

– Нет, обычно здесь много народу, но сегодня в Ушицах праздник, День Избавления от Напасти, поэтому все те, кто приглашен уже в селе, а кто не приглашен – ни за что не приблизится к Ушицам ближе чем на пять тысяч шагов.

– Почему? – Удивленно спросил я, – Разве это село во время проведения праздника представляет какую-то опасность?

– Да какая там опасность, – потешно пожал плечами Фрик, притормаживая и снова ровняясь с моим стременем, – просто эти земляные кхметы считают по простоте своей каждого, кто является к ним в этот день без приглашения, пособником Напасти, но они ж его не убивают!.. – Фрик вскинул на меня взгляд и раздумчиво добавил, – разве что изредка!

– Вот как? Изредка?.. А что же они делают с незваными гостями… э-э-э… постоянно?

– Да разное… – шут снова пожал плечами, – иногда руки-ноги ломают, иногда вешают за шею, правда, не до смерти, иногда просто палками колотят. Но во-первых, это, как правило, бывают люди не местные – местные-то все знают порядки в Ушицах, а во-вторых, таких, как я они вообще не трогают.

– Почему? – Спросил я.

– Они считают, что такие, как я не могут быть пособниками Напасти… – шут опять бросил короткий взгляд в мою сторону и счел необходимым добавить, – мал, хил, лыс, беззуб и к тому же выпить не дурак!

– Тогда как же они отнесутся ко мне? – С усмешкой поинтересовался я.

– Ну, господин сияющий дан, ты в их понимании просто идеал пособника Напасти – высокий, здоровенный, и к тому же в доспехах. Да не в простых, а в кровавых! Самый настоящий пособник Напасти!

– Та-а-ак… – задумчиво протянул я, – тогда, может быть, нам не стоит сегодня появляться в этих самых Ушицах?.. Нет, я конечно же не боюсь подгулявших кхметов, но, сам понимаешь, я не могу позволить им повесить себя, даже если они вешают своих гостей и не до смерти, и уж тем более я не позволю ломать себе руки-ноги или избивать себя палками. Так что, если это кхметское сборище решит устроить надо мной расправу, я вынужден буду защищаться, а изрубить в капусту половину жителей села мне крайне не хотелось бы!

Фрик согласно кивнул своей лысой башкой и прошепелявил:

– Я подумал тоже самое, а потому взял на себя смелость запастись приглашением. Вот видишь? – Он выдернул из кармана штанов короткую, ярко раскрашенную палочку, – а кроме того, я договорился с одним… э-э-э… вольным кхметом о ночлеге. Останавливаться в сельской гостинице в эту ночь не стоит…

Тут он снова быстро взглянул на меня и задумчиво добавил:

– Правда, приглашение мое на два лица, а у нас на двоих три лица… – и предложил, – но ты не говори, что у тебяпод этой стальной рожей имеется еще одно, вполне человеческое лицо. Может быть, никто из этих темных кхметов об этом не догадается!

В этот момент коричневая лента дороги взобралась на холм, и с этого холма я увидел раскинувшееся у его подножия село. Оно было велико – никак не меньше сотни домов, рассыпавшихся по двум берегам огибавшей холм речушки, при этом большая часть села располагалась с нашей стороны реки. Северный тракт прорезал село и упирался в широченную площадь, с правой стороны которой высилось большое четырехэтажное здание, по обоим бокам которого притулились два домика поменьше. Напротив главного здания, почти посредине площади, темнело какое-то странное пятно, но с этого расстояния не мог определить, что это такое. С левой стороны площадь подпирали шесть рядов длинных, во всю ее ширину, и очень узких то ли столов, то ли прилавков, между которых сновали толпы людей. Это людное место живо напомнило мне самый обычный базар в любом из наших сел.

По берегу реки бежала другая дорога. Была она раза в два уже Северного тракта и отливала странным, угольно черным цветом, словно кто-то огромный присыпал ее… мокрыми головешками. Дорога эта также упиралась в площадь, но ее черная лента дважды рвалась – площадь была коричневого цвета, и под прилавками рынка дорожной черноты не было видно.

За площадью тракт сужался и почти сразу же выкатывался на мост через речку, а на противоположном берегу он снова расширялся до прежнего размера и, прорезав заречную часть села, прятался под кронами деревьев довольно большой рощи. За рощей коричневая полоса тракта уходила к самому горизонту между невысоких покатых холмов, покрытых короткой травой и небольшими зарослями низкого кустарника.

Пока мы спускались к селу, Фрик рассказывал мне о празднике Дня избавления от Напасти.

– Вообще-то праздником считается один день, но обычно в один день жители села не укладываются, так что им приходиться допразднывать еще и на следующий. Вечером они очень любят побуянить, но и то сказать, что напившись вволю такого вина, какое имеется в Ушицах, грех и не побуянить, ну да нам, это буйство не в беспокойство – мы все равно в это время отдыхать будем…

Тут он вопросительно посмотрел на меня, словно интересуясь, будет ли сияющий дан Высокого данства отдыхать во время всеобщего буйства или примет в нем горячее участие. Однако, я оставил этот взгляд без ответа, и тогда Фрик добавил:

– Я, во всяком случае, собираюсь сидеть с кувшином вина в каком-нибудь тихом месте и… э-э-э… работать над «Похвальным словом Глупости».

Околица села обозначалась неглубоким рвом, заросшим травой и невысоким шестом, к которому была прибита короткая широкая доска с довольно грубо нарисованной на ней рыбой. В травке, под шестом расположилось человек пять парней, разодетых в довольно пестрые костюмы, и поигрывающих небольшими, но, похоже, увесистыми дубинками. Заметив нас, они поднялись на ноги и выбрались на коричневые плиты тракта. Стоя компактной группой посреди дороги и продолжая поигрывать дубинами, они о чем-то тихо между собой переговаривались, явно ожидая нашего приближения.

Когда между нами осталось метров пять, один из парней шагнул вперед и с широкой улыбкой на лице произнес:

– Добрые путники, удача изменила вам, сегодня в нашем селе праздник, на котором вы присутствовать не можете, а потому мы вас вынуждены задержать и пра… при… пр… – На этом, видимо, достаточно сложном для него слове парень слегка споткнулся, но все-таки справился с ним и закончил свою речь, – … препроводить в пережидальню!

Я наклонился к стоявшему рядом со мной Фрику и довольно громко произнес:

– Ну?! А ты говорил руки-ноги ломать будут?! А у них оказывается какая-то пережидальня для путников имеется!

– Ага… – тихо ответил мне шут, – это они сейчас такие мирные, а как напьются, так начнут из этой самой пережидальни на площадь народ таскать! Ты на их дубинки-то погляди!

– Ах так?! – Удивился я и перевел взгляд на стоявших поперек дороги парней, – тогда, может быть, мне просто передавить этих кхметов, как клопов?!

Ребятки разом шагнули назад и на их физиономиях отразилась некоторая растерянность. Я тронул Пурпурную Дымку, и когда она мягким кошачьим шагом двинулась вперед, вкрадчиво поинтересовался у сельских опричников:

– Или вы думаете, что мне это не под силу?!

Четверо ребят были совсем уже готовы развернуться и дать деру до родимых стен, которые, как говорят, в любом случае помогают. Но тот, что стоял в середине, бывший, по всей видимости, старшим, запинающимся, срывающимся на визг голосом прокричал:

– Господин сияющий дан, вы нарушаете наши древние вольности!.. Мы напишем жалобу высшему дану!..

– Так ты меня узнал! – Довольно воскликнул я, – значит, ты понимаешь, что я с огромным удовольствием отвечу на вашу жалобу! Тем более, что мне есть что ответить!! Но вот вы, именно вы, этого моего ответа не услышите, поскольку к тому времени уже успеете сгнить!!!

И тут я сделал вид, что собираюсь вытащить меч!

Ребятки мгновенно развернулись и бросились бежать… Я не думаю, что Пурпурная Дымка смогла бы их догнать, не переходя в галоп!

– Надо отдать тебе должное, господин сияющий дан, – раздался позади меня пришепетывающий и заикающийся голос Фрика, – ты умеешь напугать сельских людей!

– Ты еще не знаешь, как я могу пугать людей городских! – Не оборачиваясь ответил я. – В столице, например, мне для этого достаточно всего лишь улыбнуться!

– Ну, вообще-то я кое-что слышал об этой твоей «столичной» улыбке, но не верил?.. – Прошепелявил шут, снова появляясь около моего стремени, – думал, так, страсти нагоняют!

– И все-таки в столице быстренько от меня отстал! – не удержавшись, съехидничал я.

– Вот еще, – обиделся шут, – в столице я отстал совсем по другой причине…

И тут он, гнусненько хихикнув проговорил, на сей раз, видимо для разнообразия, прикартавливая:

– Согласись, если один мертвяк будет бояться улыбки другого мертвяка – это будет как-то совсем уж… нелепо!

Я не слишком хорошо понял, в чем шут усмотрел нелепость, но спорить с ним не стал. Тем более, что мое внимание было отвлечено – мы въехали на сельскую улицу.

Домики на окраине селе были небольшими, чистенькими, под высокими цветными черепичными крышами в три нешироких оконца по фасаду. Удивляло то, что были они совершенно одинаковыми, за исключением цвета крыш. И дворики перед домами, огороженные невысокими каменными изгородями были очень похожи друг на друга, словно их вид был предписан жителям сверху или же построены они были одним, лишенным воображения человеком.

Мы неторопливо миновали три таких домика, и тут мне вспомнилась одна вещь. Наклонившись в сторону шута, я негромко спросил:

– Слушай, а почему ты не показал этим шустрым сторожам свой пропуск?! Мне бы тогда и пугать их не пришлось!

Фрик похлопал ладонями по карманам штанов, пожал плечами и немного растерянно буркнул:

– А я и забыл про этот пропуск, – и, чуть помолчав, добавил, – да ты мне и слова-то сказать не дал, сразу… за меч хвататься начал.

Нам навстречу стали попадаться местные жители. Завидев мою облитую доспехами фигуру, они старались как можно быстрее проскочить мимо, или же прятались во встречных дворах и дожидались, когда я проеду.

Шут ухватился за спущенную узду, так что казалось, будто он ведет Пурпурную Дымку за собой, и я усмехнулся, обратив внимание на эту деталь. Но именно в этот момент Фрик потянул мою лошадку в сторону, в открывшийся справа неширокий чистенький и безлюдный переулок. И Пурпурная Дымка без возражений двинулась за шутом.

В переулке уже не было широких, огороженных дворов, дома здесь стояли теснее, а пространство между глухих невысоких стен было забрано высокими дощатыми заборами. Фрик остановился у высокой, узкой калитки, врезанной в один из таких заборов громко постучал в нее. Калитка открылась почти сразу же и наружу высунулась голова, украшенная широченной плешью в оторочке длинных, нечесаных, стоявших торчком волос. Заросли таких же волос опускались и на лицо, появившегося мужика, образуя здоровенную косматую бороду, из которой торчали широкий, чуть вздернутый носище и толстые, сочно-красные губы. Увидев шута, мужик улыбнулся и пророкотал басом:

– А-а-а… Господин вольный дан пожаловал… – тут его небольшие, острые глазки уперлись в меня, – и господина сияющего дана привел… Ну проходите…

Мужик скрылся во дворе, а Фрик шагнул следом за ним. Я соскочил на землю, взял Пурпурную Дымку под уздцы и потянул ее в калитку.

За забором раскинулся небольшой дворик, примыкавший к боковой стене невысокого одноэтажного здания. Напротив дома, у дощатой стены забора притулились два сарая, один из которых выполнял роль конюшни. Бородатый хозяин и шут уже стояли на крыльце дома и о чем-то тихо разговаривали. Я прикрыл калитку, задвинул небольшой засов и, шепнув Дымке: – Подожди тут… – двинулся в сторону крыльца.

Когда я подошел к ступеням, шут, видимо закончив переговоры с хозяином, повернулся ко мне и объявил:

– Вот здесь мы и заночуем… Место тихое, гуляки сюда не заглядывают, да и шум с праздника нам мешать не будет.

– Это точно, – с ухмылкой подтвердил бородатый хозяин, – место у нас тихое. А сегодня тихое место в нашем селе дорогого стоит!

– Но мы же договорились о цене! – Быстро повернулся к нему Фрик, – или ты опять за свое?!

– Договорились… – все с той же ухмылочкой подтвердила борода, – пойдем, я вам ваши комнаты покажу.

Развернувшись, он толкнул дверь и шагнул в дом. Мы последовали за ним и оказались в небольшой прихожей, две двери из которой вели внутрь дома, а кроме того по правой стене наверх убегала узкая лесенка, огражденная невысокими резными перилами. Именно к этой лесенке и направился бородач.

Дом, как я уже отметил, был одноэтажный, но высокая крыша позволила устроить на чердаке некое подобие мансарды, разделенной на две крохотные комнатки. В каждой комнате стояла низкая и узкая кровать, накрытая лоскутным одеялом, рядом с кроватью, под небольшим оконцем крохотный столик с подсвечником без свечи, а с другой стороны столика притулилось крошечное креслице.

– Вот здесь и располагайтесь, – пробасил бородач, – ужинать будем внизу, в столовой, а если захотите, можно и сюда ужин подать.

И не дожидаясь нашего ответа, хозяин направился к лестнице.

Фрик посмотрел на меня, улыбнулся своей беззубой улыбкой и предложил:

– Выбирайте, господин сияющий дан, какая комната вам больше подходит.

– Что ж тут выбирать, господин вольный дан, – в тон ему усмехнулся я, – На мой взгляд эти комнаты совершенно одинаковы, так что… А, впрочем, я выбираю эту.

Я кивнул в сторону комнаты, окошко которой выходило на улицу.

– Отлично! – Воскликнул шут, – мне досталась тихая комната, как раз то, что нужно для занятий поэзией!

– А я воспользуюсь этим окошком, чтобы после ужина погулять по селу… не беспокоя нашего хозяина. – Задумчиво, словно бы про себя проговорил я.

И вдруг после этих моих слов круглое лицо Фрика вытянулось, а в его крошечных глазках плеснуло страхом.

– Не надо выходить из дома после наступления темноты! – хрипловато, но нисколько не заикаясь и совсем не шепеляво произнес он. – Не надо!..

– Почему?.. – Удивился я, – или ты думаешь, что мне может что-то угрожать?..

Фрик прошел в комнату, уселся на постель и, подняв на меня свои округлившиеся глазки, спросил:

– Ты, господин сияющий дан, в самом деле не знаешь, что творится в этом селе во время праздника Дня Избавления от Напасти?

В его голосе сквозило явное недоверие, он подозревал, что я скрываю свою осведомленность с какой-то непонятной ему целью.

– Я действительно не знаю, что творится в этом селе во время праздника Дня Избавления от Напасти, – со всей возможной убедительностью ответил я и добавил, – более того, я до сегодняшнего дня даже не знал о существовании такого праздника!

Шут долго смотрел на меня недоверчивыми глазами и наконец сдался.

– Тогда слушай… – вздохнув, проговорил он и принялся рассказывать:

– Этот произошло более пятидесяти лет назад. В селе внезапно начался падеж скота – ежедневно в возвращающемся с выгона стаде не досчитывались трех-четырех коров, пяти-шести овец. Люди перестали выгонять скотину, но это ничего не дало – скотина дохла и в хлевах. Причем она не просто издыхала, мертвые туши раздувало чуть ли не вдвое, а по шкуре рассыпало огромные, с кулак взрослого мужчины гнойники. В течение месяца количество скота в селе уменьшилось вдвое. Местные знахари, до той поры прекрасно справлявшиеся со всякими скотскими болезнями, ничего не могли поделать с этой бедой, а потому в село из столицы был приглашен известный в то время маг, вар Корцак. Трое суток вар Корцак колдовал над сдохшей скотиной, после чего заявил селянам, что на село спущена Напасть. Кем она спущена он не сказал, а избавиться от нее можно было только совершив определенный обряд. Вар Корцак научил жителей Ушиц этому обряду и… вернулся в Мерану.

Шут неожиданно замолк, отведя глаза к темнеющему окну, а я нетерпеливо спросил:

– Как назывался этот обряд и в чем он заключался?!

Еще раз вздохнув, шут продолжил свой рассказ:

– Назывался он Возжжение очищающего огня, а заключался… Ну-у-у… Надо было поймать кого-то из проклятого народца и сжечь его на центральной площади, связав специальными путами, которые называются… путы принуждения. Сделать эти путы довольно сложно, и далеко не каждому по силам, поэтому человек, способный их сотворить пользуется в селе большим авторитетом. Во время обряда на площади должно быть много народу, чем больше тем лучше, и все собравшиеся должны петь Гимн Избавления. По словам вар Корцака Напасть обязательно явится к месту сожжения нечисти, а Гимн Избавления швырнет ее в огонь…

– Знаешь, мой дорогой шут, – перебил я Фрика язвительно-насмешливым тоном, – я уже наблюдал такой обряд и, помнится, рассказывал тебе о нем. Вот только устроитель этого обряда уверял меня, что его описание он почерпнул из… моей книги!

Фрик опустил глаза и неуверенно пробормотал:

– Разве я кого-то обвинил в плагиате?..

И тут же, вскинул на меня взгляд:

– Да и не в этом дело… Сейчас во многих городках и селах Высокого данства проводят такой обряд… э-э-э… в особо торжественных случаях, и только в Ушицах он проходит ежегодно. А кроме того… здесь он имеет весьма своеобразные отличия…

– Ну-ну!.. – насмешливо подбодрил я его.

Взгляд Фрика сделался укоризненным.

– … И эти отличия… ужасающи!.. – Он сделал крошечную паузу, словно акцентируя последнее слово. – Дело в том, что в Ушицах и их окрестностях давным-давно невозможно поймать никого из нечисти, но селяне эту проблему решили просто – они сжигают любого незнакомца, которого им удается задержать в селе в этот день. Если таких «незнакомцев» оказывается несколько, они сжигают их по очереди, пока кто-нибудь из собравшихся на площади жителей не увидит бросающуюся в очищающий огонь Напасть. Правда, практически всегда Напасть видят при сожжении первой же жертвы… Просто они готовы ее увидеть! Но остальным тоже достается – их, как я тебе говорил, калечат…

Фрик опустил голову, вздохнул, словно выполнил тяжелую работу, и снова поднял глаза:

– Теперь, господин сияющий дан, ты понял, почему я не хочу, чтобы ты выходил сегодня вечером из дома?

Однако я, вместо ответа задал свой вопрос:

– А что же высший дан?.. Как он реагирует на то, что у него под носом справляются такие… праздники?!

– А что высший дан? – Пожав плечами, повторил мой вопрос Фрик, – какое ему дело до пропавшего или покалеченного кхмета или даже захудалого дана… Мало ли их пропадает по всему данству?!

– Ну, значит, тогда мне ничего не угрожает, – усмехнулся я, – вряд ли в этом селе поднимут руку на сияющего дана Высшего данства. Ведь пропажу такого лица высший дан вряд ли оставит без расследования.

– А селяне представят высшему дану кровавые доспехи и скажут что сняли их с самозванца! – Прошепелявил Фрик со своей обворожительной улыбочкой.

У меня уже был готов достойный ответ на его ухмылку, но тут я вдруг увидел в его маленьких, лишенных ресниц глазах притаившийся страх, так не вязавшийся с его усмешкой… Страх за меня! Я невольно шагнул к нему, положил на его плечо облитую металлом ладонь и мягко произнес:

– Не волнуйся, поэт, все будет хорошо!..

Шут быстро опустил глаза, пряча от меня свое беспокойство и поднялся с постели.

– Я пойду к себе… – каким-то вялым голосом проговорил он, – а господин сияющий дан сам позаботится о себе.

Не поднимая опущенной головы и пришаркивая ногами, он вышел из моей комнаты.

Я подошел к окну и выглянул наружу. Переулок, в котором стоял приютивший нас дом, был совершенно пуст, но над крышами домов, стоявших с противоположной стороны, разгоняя опускающийся сумрак, вставало яркое колеблющееся зарево.

Мне конечно же совсем не хотелось выбираться из дома через окно, но, чуть подумав, я раскрыл его… Так, на всякий случай. Затем, еще раз оглядев пустую комнату, я направился к выходу.

Рассказ Фрика о кровавом местном празднестве не напугал меня. Более того, он всколыхнул в моей памяти уже виденный ритуал, и у меня возникло жгучее желание покончить с этим праздником. Как это можно было сделать я еще не знал, но и сидеть сложа руки мне было невмоготу.

Выбрался я из дома без каких-либо приключений – просто спустился низ по лестнице и, отодвинув на двери небольшой засов, вышел во двор. Калитка также оказалась запертой всего лишь на щеколду.

После короткого размышления я решил отправиться на площадь пешком, расстояние было небольшим, да и верховой привлек бы гораздо большее внимание местных жителей. Общее направление мне было известно, так что я уверенно двинулся вперед.

Село было достаточно большим, но все-таки это был не город. Переулок и улица, на которую я свернул, были совершенно безлюдны. На следующей улице, которая по моим расчетам должна была привести меня на площадь, я увидел нескольких человек поспешающих к центральной площади, озаренной светом факелов, и они не обратили на меня никакого внимания. Один из местных жителей, чуть ли не бегом обогнавший меня, бросил на мои доспехи быстрый взгляд, и я удивился абсолютной пустоте его глаз. Словно его разум был настолько озабочен предстоящим зрелищем, что уже не способен был воспринимать другую информацию!

И тут я невольно остановился – это отрешенное лицо подсказало мне план моих дальнейших действий! Оглядевшись и убедившись, что рядом со мной никого нет, я начал составлять довольно сложное заклинание.

Эта процедура заняла у меня не менее получаса, а кроме того пришлось пожертвовать одним из камней, найденных мной в лаборатории дана Тона. Наконец заклинание было сплетено, и мне оставалось только сложить определенным образом пальцы правой руки, чтобы привести его в действие. К сожалению я не мог проверить его действенность – не было ни времени, ни подходящего места, но, по-моему разумению, оно должно было сработать, как надо.

А впереди, на заполненной народом площади, монотонный гул множества голосов вдруг сменился абсолютной тишиной, а, спустя мгновение грохнули барабаны. Я понял, что «официальная часть» праздника началась.

Протолкаться в первый ряд толпы было для меня делом нескольких секунд – люди, стоявшие передо мной, откачивались в сторону после первого же толчка и не обращали на эти толчки абсолютно никакого внимания. Оказавшись впереди, я окинул площадь быстрым взглядом.

Толпа теснилась по периметру площади, оставляя ее центр свободным. Практически каждый, из находившихся здесь людей держал в руках высокий факел, и все вместе они разгоняли вечерний мрак багровым колеблющимся светом. В самом центре площади темнело идеально круглой формы пятно, однако никакого дерева или хотя бы столба на площади не было, так что я даже сначала не понял, к чему устроители обряда собирались привязывать свою жертву.

В этот момент с улицы, не перекрытой толпой и выходящей на площадь прямо напротив того места, где стоял я, выступили первые два стражника, державшие в руках уже виденные мной черные шнуры – путы принуждения. Но жертвы еще не было видно, она была скрыта во мраке неосвещенной улицы.

Передние стражники прошли по площади метров двадцать, прежде чем предназначенное к сожжению существо вступило на освещенное багровыми отблесками пространство. Я впился взглядом в невысокую, тонкую фигурку с разметавшимися по узким плечам белыми спутанными волосами. Оказавшись на площади, она на мгновение вскинула опущенную голову. Волосы, словно порывом ветра были откинуты назад, прихотливый отблеск багрового света упал на светлую головку, и я увидел бледное удлиненное лицо с огромными темными глазами под странным изломом бровей. В этих огромных глазах не было страха… но в них не было и жизни!

«Эльфийка!!!» – Полыхнуло в моем мозгу.

Я и сам не знаю, почему родилась эта догадка, ведь только спустя несколько мгновений мне удалось разглядеть цвет ее истрепанной одежды – зеленый и едва обозначенные под обтягивавшей тело рубашкой девичьи груди.

Между тем, предназначенная к сожжению эльфийка находилась уже в центре площади, прямо посреди темного пятна. Все четыре стражника разом остановились, наклонились и принялись привязывать концы пут к заделанным в каменные плиты площади металлическим кольцам.

Барабонный грохот смолк, и над площадью разнесся громкий, чуть хрипловатый мужской голос.

– Жители славного села Ушицы, сегодня, в День Избавления от Напасти мы наконец-то можем совершить полноценный обряд Возжжения очищающего огня. Впервые за много лет мы отдадим магическому пламени самую настоящую нечисть, впервые мы сможем по настоящему избавиться от Напасти! Исполним же Гимн Избавления, и пусть очищающий огонь взметнется до небес!!

На мгновение над площадью повисла оглушающая тишина, а затем несколько еще слабых голосов затянули странную монотонную мелодию…

«Пора!..» – сказал я сам себе и, сложив пальцы правой руки щепотью, поднял ее верх. В следующее мгновение пальцы раскрылись, словно лепестки некоего, цвета давно запекшейся крови цветка и…

Дым сотен факелов, до той поры поднимавшийся в неподвижном воздухе строго вертикально, вдруг колыхнулся, а затем начал отклоняться к центру площади. Спустя пару минут, над неподвижно застывшей на темном пятне фигуркой образовался странный дымный шатер, подсвеченный снизу ало-багровыми всполохами. Все новые и новые голоса присоединялись к набиравшей силу мелодии, но я заметил, что некоторые из людей не вступали в хор, а принялись встревожено озираться, не понимая, что происходит.

А с плотным дымным облаком и в самом деле творилось нечто невероятное. Его верхняя часть начала закручиваться спиралью, втягивая в себя все новые клубы дыма, словно бы высасывая его из факельного пламени. Чуть ли не половина факелов погасла, но дым из тлеющих головешек повалил с утроенной силой. Пламя же еще горевших факелов взметнулось выше и засияло значительно ярче, в нем появились желтоватые тона, так что на площади даже стало несколько светлее.

Происходящее не укрылось от внимания толпы. Все больше людей выпадало из общего хора, все больше людей задирали головы, и внимательно наблюдали за происходящим над площадью.

А плотное дымное облако, стянутое спиральным вращением в тугой перевитый комок, вдруг словно лопнуло, и через мгновение превратилось в огромную, высотой в полтора десятка метров фигуру. Чудовищная, подсвеченная желто-алым пламенем, колеблющаяся и в тоже время странно плотная фигура, опираясь на дымные ноги столбы, взметнула бесформенные клубящиеся руки над комковатой, бесформенной головой, и внутри этой головы вдруг зажглись огромные багрово светящиеся глаза! Казалось всю площадь мгновенно накрыл жуткий багровый безжизненный взгляд невероятного монстра!!

Несколько одиноких голосов, еще пытавшихся поднять над площадью мелодию Гимна смолкли, смятые этим взглядом, и над огромной, плотной толпой народа вновь повисла тишина. А затем раздался слабый, одинокий и совершенно беззащитный женский вскрик:

– Напасть!!!

По толпе словно прошла судорога, часть людей, накрыв голову руками падали на колени и замирали в неподвижности, часть пытались бежать с площади, но у них не хватало сил сделать даже несколько шагов, большинство же просто оцепенело, не в силах оторвать взгляда от шарящих по площади мертвых багровых глаз!

А в следующее мгновение Напасть заговорила! Тяжелый скрежещущий голос не имел ничего человеческого, и все-таки был понятен всем, слышащим его:

– Это… мое!!! – Дымная рука медленно опустилась и накрыла стоявшую в центре площади белокурую фигурку. – Я забираю… это и ухожу!!! Навсегда!!! Но если в Ушицах еще раз будет зажжено очищающее пламя, село выгорит дотла вместе со всеми жителями!!! Помните и… берегитесь!!!

Толпа откачнулась от рухнувшего в центре площади тяжелого дымного столба, давя людей, стоявших возле стен зданий. Я, воспользовавшись всеобщим смятением, метнулся вперед, внутрь этого самого столба, одновременно успев сорвать с какой-то тетки, разевавшей рот в немом крике, огромный цветастый платок!

Внутри дымного облака, закручивавшегося в спираль наподобие смерча, было совершенно темно, но мне эта темнота не мешала – я успел нашептать заклинание Истинного Зрения. Эльфийка стояла все так же неподвижно, опустив голову и, похоже, закрыв глаза. Она, по всей видимости, не осознавала, что происходит вокруг нее. В два прыжка оказавшись рядом с тоненькой фигуркой, я попытался подхватить ее на руки, но вовремя вспомнил о путах принуждения. Не долго думая, я выхватил из-за плеча Серое Пламя и с коротким замахом опустил его на один из черных шнуров.

Как только переливчатая сталь коснулась черноты шнура, раздался короткий, резкий треск, а затем по шнуру в обе стороны побежало голубоватое пламя, разбрасывая вокруг себя яркие искорки. Шнур в этом пламени выгорал полностью! Еще три быстрых удара, и девчушка была свободна!

Однако, она и не подумала воспользоваться своей свободой. Подняв освобожденные от пут запястья к лицу, она широко раскрыла глаза и принялась внимательно изучать оставленные магическими шнурами рубцы. Однако я не мог ждать, пока она ознакомится с этими новыми «украшениями». Быстрым движением набросив ей на голову платок, я спрятал под ним ее длинные белокурые волосы и верхнюю часть тела, а затем, вскинув легонькое тельце на плечо, быстрым шагом направился в сторону единственной пустой улицы.

Сотворенная моим волшебством Напасть, до того стоявшая неподвижно, неожиданно шагнула в том же направлении, так что я со своей ношей оставался прикрытым дымным облаком. Зато толпа, увидевшая вдруг пустое темное пятно, из которого исчезла не только их пленница, но и магические путы принуждения, изумленно ахнула и завыла от ужаса. А я в этот момент уже бежал по пустой улице в сторону приютившего нас дома.

Село, как я уже говорил, было небольшим, так что плутать мне не пришлось. Вот только калитка, ведущая во двор дома, оказалась приоткрытой, хотя я отлично помнил, что тщательно ее прикрыл, но в следующее мгновение из нее вынырнула голая голова Фрика. Шут, увидев меня, выскочил на улицу и энергично замахал руками, показывая, что путь свободен.

Спустя минуту, мы втроем уже были в моей комнате, и Фрик, заперев дверь на засов, повернулся ко мне.

– Господин сияющий дан все-таки пошел на площадь?.. – Задыхающимся голосом не то спросил он, не то констатировал факт и, бросив быстрый взгляд в сторону кровати, на которую я уложил свою добычу, добавил, – и что же ты оттуда притащил?!

Я откинул платок и, глядя в бледное, почти детское эльфийское личико, ответил:

– Не мог же я допустить, чтобы этого ребенка сожгли!..

Глава 10

… Все на свете имеет свою причину, и чтобы живое возникло из не живого нужно нечто большее, чем простое стечение обстоятельств…

(Вар Эком «О природе и взаимосвязях»)

Этой ночью жители села Ушицы не веселились, как в прежние годы. Они действительно «избавились» от Напасти, но ужас, охвативший их при виде уходящего из села монстра, исчезновение жертвенной нечисти и пут принуждения, разогнал их по домам и заставил затаиться. Ранним утром, когда мы покидали приютивший нас дом, улицы села были мертвенно пустынны, тихи и даже наш бородатый хозяин не вышел нас проводить. Мы проехали село насквозь, миновали площадь, затем мост, оставили за спиной заречную часть села и въехали в рощу. Только здесь я решился снять с молоденькой эльфийки укутывавший ее платок.

Впрочем, она не обратила внимания на окружающую нас природу – так же, как и всю прошедшую ночь, ее широко раскрытые остановившиеся глаза были неподвижны, мертвы. Она, правда, довольно уверенно сидела в седле, и даже держала в руках поводья, но ее мысли, если они у нее были, витали где-то очень далеко.

В течение ночи я несколько раз пытался с ней заговорить. Раза два она, при звуках моего голоса приподнимала голову от подушки, но взгляд ее проходил сквозь меня, а мой голос звучал, видимо, далеким отголоском видений, царствовавших в ее белокурой головке.

Маленькая белая лошадка, которую Фрик достал ночью неизвестно где и неизвестно как, пришлась как нельзя кстати – идти пешком девчонка конечно же не могла, а сажать ее перед собой на Пурпурную Дымку мне не хотелось – отражать возможное нападение, имея перед собой ребенка, согласитесь, не совсем удобно. Теперь же эльфийское дитя удобно сидело в глубоком седле, а сама лошадка, словно привязанная шла рядом с Дымкой, кося на нее круглым, блестящим глазом.

Фрик, как обычно, шел впереди и, что было совсем необычно, помалкивал. Заговорил он только после того, как мы оказались под кронами высоких деревьев.

– Ну, и что ты будешь делать с этим немым отродьем?.. – Ворчливо спросил он, даже не подумав оглянуться.

Я удивленно посмотрел ему в спину. Мне, признаться, казалось, что шут с сочувствием относиться к проклятому народцу. Да и эльфиечка была очень симпатичной… даже по нашим, человеческим меркам.

И тут шут оглянулся. Его маленькие, лишенные ресниц, круглые глазки мазнули по забралу моего шлема таким испытующим взглядом, что я понял – его интересуют не мои намерения, его интересует судьба этой девчушки!

– Мне не хотелось бы тащить ее в Трольи горы… – задумчиво ответил я, – но и оставлять ее здесь, среди… людей тоже нельзя… Может быть ближе к горам нам удастся найти подходящий лесок, что бы она могла укрыться?..

– Поближе к горам… – угрюмо повторил Фрик, – а что ты будешь делать с ней в Вольнове?! Города нам не миновать, тем более, что тебе надо как-то узнать маршрут дана Трота…

– Ничего я узнавать не буду!.. – Перебил я шута, – в городе мне подскажут в какую сторону двинулся отряд дана Трота, а там я просто пойду по его следам – сорок человек должны оставлять заметный след!

Фрик снова бросил на меня быстрый взгляд и согласно кивнул.

– А девчушку мы спрячем, – продолжил я, – не думаю, что кто-то посмеет заглядывать под покрывало моей спутницы!

И снова Фрик согласно кивнул.

«Зачем тебе эта обуза? – Раздалось в моей голове недовольное ворчание Блуждающей Ипостаси дана Тона, – на что она годна?! Перережь ей глотку и брось в канаву!!»

Фрик прибавил шагу и был уже шагах в пяти от меня, так что я вполне мог ответить своему «попутчику». И в этот момент эльфийка, чуть вздрогнув, повернула голову и взглянула на меня. В ее огромных глазах появилась жизнь, они со странным брезгливым любопытством смотрели в забрало моего шлема!

Впрочем взгляд этот был мимолетен. Уже в следующее мгновение она снова вернулась к бессмысленному созерцанию коричневых каменных плиток под копытами своей белой лошадки.

– Я сказал бы тебе, зачем она мне нужна, – едва слышно прошептал я, – но боюсь, что тебе этого не понять!

«Все эти твои… сложности, переживания и сомнения… – с брезгливым высокомерием заговорил призрак, – … проистекают от простой глупости, от непонимания того места, которое ты должен занимать в этом Мире! А место твое таково, что ты можешь практически все – ты можешь взять все что угодно, от камня на дороге до любой человеческой жизни, ты можешь войти в любой дом, и его двери будут открыты для тебя, ты можешь приказать, и люди обязаны выполнить этот приказ! И при этом ты совершенно не обязан что-то кому-то давать взамен! Ты – светоч высокого данства!..»

– … А светоч высокого данства должен руководствоваться в своих поступках честью, совестью, нравственностью! – Перебил я рассуждения Блуждающей Ипостаси.

Однако я напрасно думал, что смогу дискутировать на равных. Призрак сияющего дана Тона признавал только свою правоту, слышал только себя и желал, чтобы тот, кто надел его кровавые доспехи, вел себя так, как предписывал он!

«Вот-вот… – насмешливо ответил он на мою реплику, – именно об этом я и говорю! Ты не понимаешь, что все… абсолютно все… действия, распоряжения, приказы сияющего дана Тона находятся в полном соответствии с его совестью, честью, нравственностью и нисколько не противоречат общественному благу! А тот, кто думает по-другому – враг этого общества!!!»

– Значит, если я решу, что надо уничтожить половину жителей данства, это решение будет всеми принято с восторгом?! – Довольно язвительно переспросил я.

«А какое тебе дело до того, как это воспримут все остальные?.. Какое тебе дело до их восторгов или горестей?! Если ты решил, что они должны умереть – они должны умереть! И если что-то или кто-то может помешать тебе в достижении твоей цели, он должен быть устранен! Поэтому я говорю тебе – перережь эльфийке горло и брось в канаву… тем более, что она – нечисть!»

– Ну что ж, – задумчиво усмехнулся я, – пожалуй ты прав – я буду поступать так, как считаю нужным, целесообразным, правильным…

Эльфийка резко повернула голову и бросила в мою сторону настороженный взгляд, но я никак не отреагировал на этот взгляд, продолжая свою фразу:

– … Сейчас я считаю, что нужным, целесообразным, правильным будет помочь этому ребенку… И я ее не брошу ни с перерезанным горлом, ни живую и здоровую! А тот, кто не согласен с моим решением может убираться к чертовой матери!!!

Видимо, последняя фраза получилась у меня чрезмерно громкой, Фрик замедлил шаг и обернулся. На его лице был нарисован тревожный вопрос.

Я поднял руку и громко произнес:

– Все в порядке, шут, я просто разговаривал сам с собой!

Тревога не до конца исчезла с круглой физиономии шута, но он ничего не сказал, пожал плечами и снова прибавил ходу.

Блуждающая Ипостась тоже хранила молчание, возможно, в своем последнем высказывании я был достаточно убедителен.

Роща, между тем, осталась далеко позади, и коричневая лента дороги бежала между невысокими покатыми холмами. Две-три деревни показали издали свои крыши, и несколько пыльных проселков, наезженных в желтой глине, выбежав из-за холмов уткнулись в коричневые камни северного тракта.

Народу на тракте было довольно много, но каждый из путников старался держаться от нашей компании на достаточном удалении. Понаблюдав за этими стараниями, я даже усмехнулся – мне в голову пришла мысль, что если я остановлюсь, движение по этой дороге будет мгновенно парализовано. А вслед за этим мне подумалось, какой же ужас должен был внушать сияющий дан Тон своим соотечественникам, чтобы те боялись даже приблизиться к нему?!

Солнце перевалило далеко за полдень, и я уже прикидывал, где бы нам остановиться пообедать, когда, обогнув очередной холм, мы увидели невысокую стену и крутые темные крыши городка Вольнова. Фрик, чуть сбавив шаг, снова оказался у моего стремени и негромко проговорил:

– Если дан Тротт все еще в городе, наше появление может вызвать… э-э-э… волнения в его отряде. Черные изверги, и здесь Когг прав, в самом деле очень преданы дану Тону!

– Мне, признаться, наплевать, что произойдет в отряде дана Тротта, – несколько раздраженно ответил я, – если его люди взбунтуются – это будут его заботы! А у нас заботы другие!..

И поймав вопросительный взгляд Фрика, кивнул в сторону безучастной фигурки в седле белой лошадки. Больше шут не пытался заговорить, то ли мое раздражение отпугнуло его, то ли он не смог подобрать темы для разговора.

А скоро мы оказались под самой городской стеной, хотя, скорее, это сооружение, высотой не более трех метров можно было бы назвать валом. Ворота, врезанные в этот вал и обрамленные двумя башнями из желтого глазурованного кирпича смотрелись весьма нелепо, поскольку были раза в два выше вала и вполовину уже нырявшей под стену коричневой ленты тракта. Видимо, именно из-за узости ворот, около них столпилось довольно много народу, желавшему попасть в город, однако, два свирепого вида стражника перекрывали и этот узкий проезд, тщательно осматривая каждого гостя.

Правда, нам стоять в очереди не пришлось – едва Пурпурная Дымка, выдвинувшаяся чуть вперед, приблизилась к воротным башням, как народ, толпившийся у въезда, кинулся врассыпную, освобождая нам дорогу. Оба стражника тоже сделали попытку дать деру, однако чувство долга все-таки возобладало и они, чуть потоптавшись, замерли у желтых стен башен, подняв в салюте свои здоровенные неуклюжие копья.

Я остановил свою лошадку и обратился к стражнику, стоявшему справа:

– Скажи-ка мне, вояка, где расположился сияющий дан Тротт со своими людьми?

На туповатом лице стражника отобразилась полная растерянность, но он все-таки попытался ответить:

– Но-о-о… эта… господин сияющий дан, господин сияющий дан… эта… уже все!..

Я немного помолчал, пытаясь разобраться в предоставленной мне информации, а затем повернулся к левому стражнику:

– Может быть ты выскажешься точнее?.. Где в городе я могу отыскать сияющего дана Тротта?!

– Нигде, господин сияющий дан!!! – Гаркнул тот поедая меня преданным взглядом.

– Что значит – нигде? – Переспросил я, – по моим сведениям, сияющий дан Тротт должен находиться в вашем городе!

– Господин сияющий дан не находится в нашем городе, господин сияющий дан!! – еще более яро гаркнул стражник.

– Куда ж он делся?.. – Невольно вырвалось у меня, и я немедленно получил исчерпывающий ответ.

– Господин сияющий дан увел свой отряд по северному тракту сегодня утром. Они направились в сторону Трольих гор!!

– Очень хорошо, – похвалил я стражника за точный доклад и повернулся к Фрику, – значит, мы обедаем в этом городке и двигаемся дальше!

Я тронул Пурпурную Дымку, но тут, совершенно неожиданно, стражник, стоявший справа, загородил мне дорогу. Лицо его побледнело, на лбу выступили крупные капли лихорадочного пота, губы тряслись, тем не менее он через силу пробормотал:

– Господин сияющий дан, въезд нечисти в город запрещен, а вас сопровождает… э-э-эльф!..

Несколько секунд я молча разглядывал смельчака, а когда его ноги начали подкашиваться, со значением произнес:

– Молодец!.. Приятно встретить в провинции такое строгое соблюдение законов, не взирая, так сказать, на лица!

Стражник от моей похвалы немного взбодрился, а я продолжил:

– Однако, милейший, это не эльф, – пальцем правой руки я указал на застывшую фигурку эльфийки и добавил значительности в свой голос, – это моя пленница, которая будет сожжена в Трольих горах! Я дал обет бросить именно такой вызов Небесной Каре и надеюсь она этот вызов примет!!

Не думаю, что бедолага с огромным копьем в руках понял все, что было мной сказано, однако то, что на белой лошади сидит не эльф до него дошло. Чуть споткнувшись, он отступил в сторону и мы наконец-то въехали в Вольнов.

Едва мы миновали сумрак тоннеля между воротными башнями, как Фрик, вернувший себе привычную манеру общения, поинтересовался:

– А где именно сияющий дан собирается обедать?..

– Да в первой попавшейся харчевне, – насмешливо бросил я, – ты же знаешь, я не привередлив.

– Но в этом городке пообедать можно только в двух местах, – Фрик улыбнулся и уточнил, – если, конечно, у сияющего дана нет здесь хороших знакомых!

Не дождавшись от меня подтверждения о наличии таких знакомых и еще раз улыбнувшись, он продолжил:

– Либо мы обедаем в «Желтом Единороге», что расположен у южных ворот города – вон уже видна его вывеска, – Фрик ткнул пальцем в направлении небольшого двухэтажного домика, выкрашенного в миленький желтенький цвет, – либо мы обедаем в «Сахарной косточке», которая располагается у северных ворот.

После короткого раздумья над полученной информацией я принял решение:

– Мы обедаем в «Сахарной косточке». Во-первых, после обеда нам не придется ехать через весь город, а во-вторых, я надеюсь, что этот… трактир выкрашен в какой-либо иной цвет!

– Ваше сияние не переносит желтого цвета? – Тут же ввернулся Фрик с гаденьким вопросиком.

– Именно!.. – Высокомерно бросил я в ответ, – ф предпочитаю зеленый!

Я и в самом деле люблю зеленый цвет, но эта моя фраза почему-то удивила Фрика, а ехавшая рядом эльфийка снова бросила в мою сторону настороженный взгляд.

– Но, ведь, когда зеленый увядает, он становится желтым… – с неожиданной серьезностью проговорил Фрик.

– Вот я и не люблю, когда зеленый увядает!

И снова последовал настороженный взгляд эльфийки в мою сторону.

За час мы проехали город из конца в конец и остановились совсем недалеко от Северных ворот, возле приземистого одноэтажного здания. Над широко распахнутыми дверями висела грубо намалеванная вывеска, изображавшая огромный бледный мосол с остатками недогрызанного мяса. Название заведения отсутствовало, поэтому я наклонился к Фрику и с усмешкой поинтересовался:

– А ты не ошибся, мой друг? Это заведение действительно называется «Сахарная косточка»? Судя по вывеске, лучшее название для него… э-э-э… «Завтрак людоеда»!

– Вообще-то, раньше эта харчевня называлась «Ужин тролля», но новый хозяин, купивший ее не так давно, решил, что такое название не в духе времени. Вот так и появилась «Сахарная косточка»…

– Ну что ж, пойдем, посмотрим, чем кроме костей угощают в этом заведении!.. – пробормотал я, спускаясь на землю.

Прежде чем войти в распахнутые двери харчевни, я снял с лошадки эльфийку, и взяв ее за холодную, безжизненную руку, повел за собой.

Зал харчевни был абсолютно пуст, создавалось такое впечатление, что мы нарвались на… санитарный день – тяжелые табуреты были перевернуты и водружены на столы, по полу растекались лужимыльной пены, а две неряшливо одетые служанки шаркали по ним швабрами. Толстый, багроволицый мужик, очевидно, хозяин заведения, увидев входящих в зал посетителей, на мгновение застыл на месте, а потом вскинул руки, обхватил им голову и нечленораздельно замычал:

– Все!!! Я окончательно разорен!!!

«Как, однако, странно встречают здесь клиентов!..» – Подумал я, а вслух произнес:

– Хозяин, нам требуется обед на троих! И побыстрее – мы торопимся!

Мужик бросил руки вниз и поспешил нам навстречу, изображая на лице скорбь и уныние.

– Господин сияющий дан, я в полной растерянности!.. В настоящее время в моей харчевне нет ни крошки еды и ни капли выпивки! Девять дней мое заведение было базой сияющего дана Трота и его армии, они все съели и выпили, а то, что еще оставалось в моих погребах увезли с собой!!

– То есть, ты хочешь сказать, что за свои деньги я не смогу получить здесь ни еды, ни питья?! – Раздраженно переспросил я, – ты хочешь сказать, что мне еще раз придется прогуляться через весь город, чтобы пообедать?!!

И тут, совершенно неожиданно мужик замер, с раскрытым ртом, уставившись налитыми кровью глазами в забрало моего шлема. Несколько секунд он стоял совершенно неподвижно, затем рот его захлопнулся, он как-то судорожно сглотнул и, через силу выговаривая слова, поинтересовался:

– Господин сияющий дан собирается… э-э-э… платить за обед?..

– А ты решил, что я набиваюсь к тебе на угощение?! – Со всем возможным высокомерием ответил я вопросом на вопрос, – для этого мы не слишком хорошо знакомы, кхмет. За оказанные мне услуги я привык расплачиваться, и твоя харчевня не исключение!

До этого момента я ни разу не видел, чтобы толстяки двигались с такой стремительностью. Хозяин буквально исчез с моих глаз, материализовался около своих служанок, снова пропал, и в следующее мгновение я услышал его голос из глубины зала:

– Господин сияющий дан, прошу вас и ваших людей к этому столу… Если господин сияющий дан желает, его свиту мы разместим за соседним столом!.. Обед будет подан через пару минут!

Фрик первым направился к столу, указанному хозяином, а я, по-прежнему держа эльфийку за руку, двинулся за ним следом.

Столик был чист и уже застелен свежей скатертью. Хозяин стоял рядом со столом почтительно согнувшись, в отличие от стражников у ворот, он не обратил ни малейшего внимания на то, что в мою «свиту» входила нечисть.

– Мы сядем вместе… – буркнул я и, усадив эльфийку на табурет, занял место рядом с ней. Фрик уже сидел за столом. Спустя две-три минуты появились служанки с подносами, уставленными снедью. Жареный гусь с яблоками, тушеные овощи, свежие пшеничные лепешки, блюдо с фруктами и два кувшина с легким прохладным вином составили меню нашего обеда.

Мы с Фриком немедленно принялись за еду – шут, похоже, тоже здорово проголодался, а вот эльфийка сидела неподвижно, положив ладони на край столешницы, и, казалось, не собиралась принимать участие в нашей трапезе. Я наклонился в ее сторону и негромко проговорил:

– Девочка, нас ожидает долгий путь – тебе необходимо подкрепиться…

Однако она никак не реагировала на мои слова. Тогда я положил свою двузубую вилку на край тарелки и повернулся на своем табурете в ее сторону.

– Ну вот что, девочка, – стараясь говорить как можно ласково, начал я, – если ты хочешь вернуться к своему народу, тебе надо поесть… К тому же, мне будет очень обидно, если ты умрешь от голода после того, как я приложил столько усилий, чтобы спасти тебя от костра!

Она медленно повернула свое удлиненное лицо в мою сторону и вдруг… заговорила! Голосок ее звучал неуверенно и едва слышно, словно некий мастер, маэстро, осторожно трогал виртуозным смычком струны скрипки:

– Ты действительно хочешь вернуть меня домой?..

– Конечно, – мягко подтвердил я, – для чего бы я иначе стал тебя спасать?

– Но ведь ты – дан Тон… Ты – Ужас маленького народца, ты – смерть во плоти, ты беспощаден и жесток, ты…

– И при всем при том, я хочу сделать именно то, что сказал… – прервал я ее «лестные» эпитеты, – поверь мне, если бы я хотел твоей гибели, мне достаточно было бы просто посмотреть, как ты горишь в очищающем пламени!

– Но… почему?..

Ее вопрос прозвучал столь беспомощно, в нем было столько непонимания, что я невольно вздохнул:

– Я не понимаю твоего вопроса – на мой взгляд мое поведение вполне естественно.

И тут раздался шепелявый голосок Фрика:

– Э-э-э, девчушка, я с этим сияющим даном путешествую уже несколько дней и могу тебе сказать со всей ответственностью: сияющему дану Тону в Трольих горах повредили голову, он потерял свой рассудок, но… приобрел другой… чужой! Так что, если он говорит, что хочет доставить тебя к твоим близким, значит так оно и есть. А если кто-то попытается тебя обидеть, он будет защищать тебя словно… родную дочь!

– Родную дочь… – эхом повторила эльфиечка и, медленно протянув руку, взяла с блюда яблоко.

«Ну вот, – удовлетворенно подумал я, – кажется девочка начинает приходить в себя».

Кроме этого яблока моя подопечная ничего есть не стала, однако мне почему-то показалось, что съеденного ей вполне достаточно для поддержания своих сил. Но этот факт навел меня на некоторые размышления. Когда наш обед закончился и хозяин опасливо подошел к нашему столу в надежде получить плату, я обратился к нему:

– Вот что, кхмет, наш дальнейший путь будет, видимо, пролегать по диким безлюдным местам, не сможешь ли ты достать нам какую-нибудь палатку или… шатер?

Толстяк задумчиво пожевал губами, а я не давая ему сразу ответить, продолжил:

– Кроме того, нам понадобится провизия и несколько кувшинов твоего замечательного вина. Если сможешь все быстро приготовить, моя щедрость не будет знать границ!

Толстяк поклонился и быстро ответил:

– Я постараюсь, господин, – а затем, чуть запнувшись, добавил, – а… вот… плата за обед…

– А обед включишь в общий счет!

И я вальяжно махнул рукой, отпуская толстяка.

Надо сказать, что вернулся он к нашему столу довольно быстро – не успел Фрик расправиться с последней грушей. В руках у хозяина харчевни был небольшой шелковый мешок оранжевого цвета, а следом за ним шли его служанки с двумя довольно большими кожаными торбами.

– Вот, господин сияющий дан, – с поклоном проговорил толстяк, – я все приготовил!

– Ну что ж, – усмехнулся я, – Ты заслужил премию! – И протянул ему на ладони заранее приготовленную желтую монетку.

И без того достаточно выпуклые глаза толстяка при виде монеты полезли из орбит. Шумно вздохнув и судорожно облизав губы, он, чуть заикаясь, проговорил, не сводя взгляда с предложенной платы:

– Это же золотая марка!.. Боюсь, господин, что я не смогу дать с нее сдачи!..

– А разве я требовал сдачи?! – С присущей дану Тону высокомерной брезгливостью поинтересовался я и повернулся к шуту, – господин Фрик, разве я говорил о сдаче?!

– Я не слышал… – самым безразличным тоном ответствовал шут, доедая последнюю сливу, а я снова повернулся к хозяину харчевни:

– Вот видишь, ни о какой сдаче никто не говорил!

Толстяк осторожно протянул руку и тут же отдернул ее. Посмотрев снизу вверх на забрало моего шлема, он дрогнувшим голосом переспросил:

– Так это все мое?..

– Твое, твое! – Нетерпеливо ответил я, – забирай быстро и дай нам наконец уехать!

Толстяк схватил монету и рухнул передо мной на колени:

– Господин, твоя щедрость не знает границ!..

Но я не стал слушать его благодарственные вопли. Забрав у служанок обе торбы, я шагнул мимо и коротко бросил:

– Именно это я тебе и обещал!..

Обе торбы с провизией мне пришлось подвесить к седлу белой лошадки, а вот шелковый мешочек я прикрепил к своему седлу. Спустя несколько минут мы уже выезжали из северных ворот Вольнова.

И снова наш крошечный отряд двигался по коричневым каменным плитам Северного тракта Высокого данства. Вот только теперь он был узким – две повозки едва могли бы на нем разъехаться, и абсолютно пустым. Похоже, охотников путешествовать к Трольим горам было в данстве немного. Фрик все так же шагал впереди, эльфийка по-прежнему безучастно покачивалась в седле, глядя под ноги своей лошади остановившимся взглядом, а меня опять принялась развлекать Блуждающая Ипостась дана Тона. Не проехали мы и километра, как она вдруг язвительно пробормотала:

«Соришь моим золотом?..»

– Повышаю твою популярность среди местного населения, – насмешливо ответил я, – золото тебе все равно больше не нужно – зачем призраку золото? А… доброе слово и кошке приятно!

«Во-первых, я не призрак, а Блуждающая Ипостась, – гордо ответила Блуждающая Ипостась, – во-вторых, плевать я хотел на свою популярность у каких-то там кхметов, а в третьих – не понимаю, при чем тут какая-то кошка!»

Я немного помолчал, пытаясь унять поднимающееся раздражение против мертвого старца, и вдруг на меня снизошло некое… умиротворение. Спокойным, я бы даже сказал, проникновенным тоном я спросил:

– Слушай, сияющий дан, ты когда-нибудь любил хоть что-то кроме своей… ненависти? Ты когда-нибудь обращал внимание на то, какими чудесными красками окрашивается небо вечерней зарей, как чарующе выглядят дерево, луг, река… Неужели тебе никогда не льстила похвала другого человека?!

Блуждающая Ипостась ответила мне далеко не сразу, мне даже показалось, что я не дождусь ответа на свой «лирический» вопрос. Однако он все-таки последовал.

Сначала призрак скептически хмыкнул, а затем иронически поинтересовался:

«А ты, случаем, стихов не пишешь?..»

– Нет, – серьезно ответил я, – хотя по роду деятельности не чужд литературе.

«Вот, вот… Именно что не чужд – это чувствуется. Так вот знай, господин литератор… – Тут он сделал паузу и продолжил довольно резко. – Ненависть требует всего человека, без остатка, так что на всякие там цветочки-лепесточки не остается ни сил, ни времени. Бездельно рассматривать дерево, луг, реку не имеет смысла, рассматривание этих… предметов целесообразно, если тебе необходимо их как-то использовать, но при чем тогда их… как ты сказал?.. Ах, да – очарование! И последнее – если тебя хвалит посторонний человек, то в этом нет никакой похвалы. Если тебя хвалит твой учитель, то он хвалит себя! Если тебя хвалит твой знакомый, то он либо тщеславно ожидает ответной похвалы, либо льстит тебе с какой-то тайной целью! Если же тебя хвалит незнакомый человек, что бывает крайне редко, то он пытается доказать окружающим свою… объективность, надеясь повысить собственный авторитет! И все эти… воздающие тебе хвалу люди лгут, потому что ты им совсем не нравишься! И чем более ты стараешься соответствовать идеалу чести, доброты и милосердия, тем меньше ты им нравишься, ибо такова природа человека – он любит только себя!!!»

– Да ты, сияющий дан – мизантроп!.. – чуть растерянно пробормотал я, и тут же задавил свою растерянность, – значит ты умер задолго до того, как умерло и было развеяно твое бренное тело!

Блуждающая Ипостась дана Тона ничего не ответила мне, а спустя несколько минут шагавший впереди Фрик вдруг остановился и, подождав когда мы подъедем, произнес:

– Вот где отряд дана Тротта сошел с Северного тракта!

Справа от коричневой ленты дороги короткая травка, покрывавшая обочины, была безжалостно вытоптана, а луг, тянувшийся к недалекому леску, прорезала широкая, перепаханная копытами темная полоса. Судя по этой полосе, отряд дана Тротта был гораздо больше сорока человек!

Мы сошли с тракта и двинулись прямо по следам экспедиции Тротта. Минут через сорок мы достигли опушки леса, и здесь я остановился.

– Пожалуй, именно здесь мы остановимся на отдых… – не слезая с лошади, проговорил я. – Скоро стемнеет, а искать подходящее для ночлега место в темноте не слишком удобно.

Попросив Фрика поставить палатку – дело которое никогда мне не нравилось, я отправился в лес. Возвратившись в охапкой сухих сучьев, я обнаружил на опушке очень хорошенький оранжевый шатер и тлеющий рядом с ней небольшой костерок. Фрик успел даже распаковать наши припасы и высунув то ли от удовольствия, то ли о напряжения свой длинный красный язык, нарезал твердое копченое мясо. Подбросив в костер принесенных сучьев, я укрепил над огнем котелок, наполнив его водой из большой фляжки. Скоро вода закипела, и Фрик, порывшись в торбе, опустил в кипяток горсть каких-то сухих листьев. Спустя пару минут, в округе распространился аромат, отдаленно напоминавший мяту.

Ужин наш был скромен, но меня порадовало то, что девчушка тоже съела кусачек лепешки с мясом и выпила кружку фрикового ароматного варева. Похоже, ребенок постепенно приходил в себя после пережитого кошмара.

Когда ужин был съеден, эльфиечка вопросительно посмотрела на меня, а я в свою очередь, кивнул в сторону растянутого шатра:

– Ты будешь спать там…

Она поднялась на ноги и покорно поплелась в шатер. Фрик внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал и принялся убирать остатки еды в торбу. Я лег навзничь в траву возле прогоревшего костра, и уставился в темнеющее небо. Незнакомые звезды осторожно проклевывались на темно синем бархате, выкладывая свой затейливый узор, а я вдруг ощутил тягучую, ломающую усталость… И тоску! Я хотел домой!!

Шут долго возился с противоположной стороны костра, и наконец затих. Спустя десяток минут, я услышал его тихое посапывание.

«А ведь девчонка, пока мы спим, вполне может сбежать!.. – Мелькнула в моей усталой голове вялая мысль, и тут же пришла другая, – а может быть это было бы и к лучшему… В лесу она не пропадет, найдет дорогу домой!»

Это слово «домой» снова всколыхнуло давно копившуюся тоску! Домой!!!

Сон долго не приходил ко мне. Звезды вращались надо мной, подчиняясь течению времени, вяло и растерянно бродили в голове несвязные мысли, которым, казалось, не будет конца… И вдруг я услышал тихий шорох, рядом с собой. Приподнявшись я посмотрел в сторону донесшегося звука и увидел, как над дотлевающими углями костра поднялась лысая голова Фрика. Взглянув на меня своими круглыми глазами, он тихо произнес:

– Отдохни, дан, теперь я буду бодрствовать.

Я снова улегся на траву и… мгновенно заснул.

Ранним утром следующего дня на луг опустился густой туман. Мы не стали разжигать огонь, доев остатки вчерашних лепешек и мяса, мы запили их несколькими глотками вина и быстро свернули лагерь. Когда небо на востоке порозовело, наш крошечный отряд двигался по следам отряда сияющего дана Тротта.

Этот короткий, двухдневный поход я буду помнить всю мою жизнь.

Пурпурная Дымка продвигалась вперед уже привычной для меня ходкой рысью. Фрик упорно держался рядом с моим левым стременем, а белая лошадка, несшая эльфийское дитя оказалась удивительно выносливым животным и без особого труда поспевала за Дымкой, держась справа.

След уводил нас все глубже в лес, и виден этот след был прекрасно – взрытая подушка перегнившей листвы, обрубленные нижние ветви деревьев, вытоптанные кусты ясно показывали нам маршрут движения.

Около полудня нам навстречу вдруг потянуло гарью. Мы чуть прибавили ходу и примерно через час выехали на большую поляну, посреди которой совсем недавно стояла усадьба – большой дом и несколько дворовых построек, обнесенных высокой изгородью. Теперь же вместо строений перед нами чернело догорающее пепелище, изгородь была повалена, а на перекладине распахнутых ворот покачивался повешенный.

Остановившись на опушке, в тени последних деревьев, я несколько минут оглядывал поляну, но никакого движения не заметил, поляна была пуста. Пурпурная Дымка, подчиняясь моему приказу, направилась к воротам, и я смог как следует рассмотреть повешенного. Это был очень крупный, и судя по всему сильный мужчина, а потому его вид был особенно страшен. Пальцы его, скрученных впереди, рук были отрублены, вместо глаз зияли две кровавые раны, нос и уши отрезаны, ноги, похоже, сломаны в нескольких местах и вывернуты. Мужчину явно пытали!

Я невольно отвел глаза, и мой взгляд наткнулся на яркие, заляпанные кровью тряпки, валявшиеся за распахнутым полотном воротины. Я чуть двинул вперед Дымку и наклонился, чтобы получше рассмотреть эти тряпки и вдруг понял, что это… дети!! Трое ребятишек от года до четырех лет валялись в высокой траве… У всех троих были размозжены головы!!!

Услышав позади себя тихий шорох, я быстро обернулся и увидел, что белая лошадка приближается от опушки, и ведет ее за узду Фрик. Не в силах сказать им ни слова, я просто махнул рукой, приказывая остановиться. И Фрик меня понял.

Шут с эльфийкой снова отодвинулись под деревья опушки, а я въехал на территорию усадьбы. Все строения, как я уже сказал, практически полностью выгорели, так что я и сам не знаю, что надеялся найти на этом пепелище. И тем не менее, почти сразу же нашел!..

Обнаженное тело женщины лежало на траве между задней частью дома и изгородью. Ее красивое при жизни лицо искажала судорога ужаса и муки, руки были заломлены за голову и привязаны к вбитому в землю колышку, бедра, живот и грудь исколоты неглубокими ударами, словно кто-то наслаждался причиняя ей боль. Горло ее было перерезано от уха до уха!

Я запрокинул голову к небу и несколько минут сидел в седле совершенно неподвижно, пытаясь унять крупную дрожь, вызванную этой, явно беспричинной, жестокостью!

Затем, вернувшись к воротам я достал кинжал и срезал веревку, на которой висел мужчина. Аккуратно уложив его рядом с женщиной, я перенес туда же мертвых детей и накрыл все семейство валявшимся рядом замызганным куском рогожи. Больше я ничего не мог сделать для этих людей!

Когда я вернулся к своим спутникам, эльфийка взглянула на меня фиолетовыми, широко распахнутыми глазами и прошептала:

– Они все убиты!..

– Ну что ты, девочка, – постарался я успокоить ее, – там только один повешенный мужчина…

Но она меня перебила:

– Нет, там много… Там маленькие… Они все мертвы… Даже здесь пахнет их смертью!..

Я растерянно посмотрел на шута, и тот немедленно пришел мне на помощь.

– Нет, девочка, это пахнет не смертью… – его улыбка обращенная к эльфийке была безобразна и простодушна, – это пахнет умершим человеческим телом!

Эльфийка перевела свой фиолетовый взгляд на безобразную физиономию Фрика, и тот поспешно добавил:

– Если бы смерть имела запах, мы могли бы ее избежать!

Она покачала белокурой головой и негромко, но твердо возразила:

– Все имеет свой запах – и смерть, и гнев, и радость, и горе, и приязнь, и ненависть… особенно ненависть!

Подняв лицо к небу и прикрыв свои огромные глаза, она словно в трансе прошептала:

– Сколько ненависти было там… на площади человеческого села!.. Я едва не задохнулась от ее нестерпимой вони!!

Пурпурная Дымка обходила поляну по опушке, Фрик рядом с ней вел под уздцы белую лошадку эльфийки, а я взглянув на свою подопечную, тихо, как бы про себя проговорил:

– Если ты так хорошо чувствуешь запах… бытия, то как случилось, что тебя схватили?..

Я в общем-то не ждал ответа, но девчонка, тихо всхлипнув, словно от обиды, проговорила:

– Ребенок маленький… совсем маленький… тонул… Запах его ужаса перебил все другие запахи жизни. Я бросилась его спасать, а оказалось что это… ловушка.

И тут шут снова встрял в нашу беседу:

– Как же тебе должно быть тяжело все время чувствовать наши… э-э-э… ароматы!

Эльфийка опустила голову и ничего не ответила.

Мы объехали поляну по краю и снова вышли на след отряда дана Тротта. Теперь на рыхлом, взрытом слое перепрелой листвы стали появляться отпечатки узких колес – похоже, в отряде появилась какая-то повозка, взятая, по всей видимости, в разгромленной усадьбе.

Тут я не выдержал и спросил сам у себя:

– Зачем это надо?! Почему Тротт позволил все эти дикие убийства?!!

Вопрос, согласитесь, был риторическим, однако и на него у Фрика нашелся ответ:

– Это отбор!..

– Как?.. – Не понял я, – какой отбор?..

– Сейчас в отряде сияющего дана человек девяносто-сто, – задумчиво пояснил шут, – а в Трольи горы дан сможет взять только сорок. Так вот, возьмет от самых… жестоких – тех, у кого, что называется, нет сердца!

– Ты хочешь сказать, что личная жестокость человека – мера отбора для сияющего дана?!!

– Именно!.. – Кивнул шут, – и, я думаю, мы в этом еще убедимся.

После этих слов шута в нашем маленьком отряде надолго воцарилось молчание.

Еще около часа следы дружины дана Тротта петляли по лесу, а затем мы выехали на широкий, светлый, совершенно нетронутый луг, уходивший пологим склоном холма вверх, к недалекому горизонту. Луг покрывал ровный ковер высокой, удивительной темно-изумрудной травы с яркими блестками мелких желто-голубых цветов, и по этому ковру черной, безобразной полосой тянулась к горизонту взрытая копытами, несколько раз перевернутая земля – след прошедших по ней конников.

Пурпурная Дымка мягко ступила на взрытую землю, чуть-чуть постояла неподвижно, словно пробуя ее на прочность, и пустилась вперед привычной скользящей рысью. Белая лошадка немного отстала, и Фрик отстал вместе с ней. Я оглянулся, но приостанавливать Дымку, чтобы дождаться своих спутников, не стал. В конце концов опасность нас могла подстерегать только впереди. И, конечно, тут же раздался голос Блуждающей Ипостаси дана Тона:

«Не торопись судить дана Тротта, маг, он действует абсолютно верно. Представившуюся ему возможность отобрать лучших, он использует в полной мере!»

Я едва не приказал призраку заткнуться – перед моими глазами все еще стояли тела зверски замученных людей, но меня остановил странно вкрадчивый тон сказанного. Обычно Блуждающая Ипостась выражалась безапелляционно, считая совершенно излишним убеждать кого-то в своей правоте, а тут она явно пыталась возбудить во мне сочувствие к сияющему… извергу!

– Ты считаешь правильным мучить и убивать беззащитных людей?.. – Переспросил я как можно спокойнее, – ты считаешь это достойным занятием для сияющего дана?..

«Если бы ты знал, что ждет отряд дана Тротта в Трольих горах, ты с гораздо меньшим негодованием воспринял бы увиденное на поляне… – все тем же вкрадчивым тоном проговорил призрак, – когда в горах к их ногам начнут выбегать смешные, ласковые, мохнатые зверушки, у них не должно возникать чувство восторга и сострадания. Достаточно протянуть к такому зверьку руку, чтобы погладить его, и он оттяпает тебе ее по локоть! И никакие доспехи не защитят тебя от его острых, как скол обсидиана, зубов. Если в разгар битвы перед воином вдруг встанет его жена или мать, его рука не должна дрогнуть, его ненависть не должна угаснуть, он должен быть готов к любым неожиданностям… Ты не представляешь на какие совершенно невероятные выходки способна нечисть, воюя против людей!..

– Его ненависть не должна угаснуть… – задумчиво повторил я и так же задумчиво спросил, – ненависть к кому?

– Ненависть ко всем! – Немедленно ответил призрак, – ибо только ненависть ведет нас в Трольи горы!!

– Ненависть может вести только к… гибели, – без всякого запала проговорил я и после секундной паузы добавил, – ненависть – плохой проводник!

Мне было хорошо известно, что спорить с призраком бесполезно – он признавал только свою правоту, поэтому моя последняя фраза не была полемичной. Тем не менее, Блуждающая Ипостась принялась вдруг что-то горячо мне доказывать, в чем-то меня убеждать… Однако, я не прислушивался к его быстрым, чуть визгливым словам. Пурпурная Дымка вышла на вершину холма, и по до мной, на сколько хватало глаз, раскинулась зеленая лесистая долина, упирающаяся своим противоположным краем в передние отроги гор.

А совсем недалеко, в каких-нибудь трех-четырех километрах, у самого подножия холма, полыхала небольшая деревушка…

Все ее восемь домиков вольно расставленные возле небольшого озерца, были охвачены буйным пламенем, горели и дворовые постройки, и даже изгороди. Между огромных костров метались какие-то люди, и было непонятно то ли они пытаются спасти что-то из имущества, то ли… гоняются друг за другом. Чуть в стороне от пожара спокойно стояло несколько всадников, похоже, наблюдавших за творившимся в деревне, а рядом с ними небольшой табунок лошадей.

Я оглянулся. Мои спутники были шагах в двадцати от меня, но Фрик уже приглядывался ко мне, явно обеспокоенный моей остановкой. Снова повернувшись в сторону долины, я быстро нашептал заклинание Дальнего Взгляда, и пылающая деревня словно прыгнула мне навстречу.

Финал разыгравшейся здесь трагедии я увидел во всех деталях. Люди, по-видимому жители деревни, обезумев, носились между пылающими зданиями и берегом озера, пытаясь скрыться от преследующих их солдат… нет, скорее, бандитов. Довольно быстро мне стало ясно, что в живых из местных жителей осталось только несколько женщин, именно их пытались поймать вооруженные люди. Тела мужчин, густо заляпанные кровью валялись по всей деревни, так же как и тела детей. Последние, правда, не имели видимых ран или кровавых пятен, но их неподвижность, их нелепые позы ясно показывали, что они мертвы.

Группа, стоявшая в стороне состояла из высокого, закованного в темно-синие доспехи рыцаря на великолепном белоснежном скакуне, чуть позади него неподвижно застыли еще трое всадников в более легких и более светлых доспехах. Эту четверку окружало около двадцати черных извергов, которых я узнал по кожаным доспехам. Несколько в стороне от этой группы стояла запряженная парой лошадей крытая повозка и табун лошадей голов в пятьдесят-шестьдесят под охраной троих всадников.

Между тем, уничтожение деревни заканчивалось. Женщин переловили, сорвали с них одежду и, повалив на землю, насиловали. Двое совсем еще молоденьких девушек успели проскочить к самому берегу озера и кинулись в воду, однако озверевшие бандиты не стали их преследовать в воде, а просто расстреляли из луков.

– Вот мы их и догнали… – раздался рядом со мной заикающийся голос Фрика, – теперь насмотримся!..

Я бросил быстрый взгляд в сторону неподвижно сидевшей в седле эльфийки – ее глаза были закрыты, лицо бледно, под глазами выступили темные круги, подбородок заострился. Она словно прислушивалась к чему-то жуткому, потустороннему.

– Ладно… – хрипло выдавил я из себя, – насмотрелись… Теперь подождем, когда они двинуться дальше…

Я отъехал метров на двадцать назад, соскочил с Пурпурной дымки и уселся в траву. Фрик, постояв еще минуту на гребне холма, что-то тихо сказал эльфийке и потянул белую лошадку за узду в мою сторону. Остановив лошадь рядом с Дымкой, он помог девушке спуститься на землю и уселся рядом со мной.

– Если сияющий дан собирается таким образом тренировать своих головорезов в каждом встречном селе, он не скоро доберется до Трольих гор! – Глухо, давя в себе ярость, проговорил я.

Фрик покачал головой и негромко прошепелявил:

– Здесь мало сел… Вольнов – пограничный город столичной области, а дальше до самых гор идет ничейная земля, так что селятся на ней редко. Вполне возможно, что теперь им до самых предгорий не встретится ни одного поселения…

– Встретятся… – неожиданно прозвучал мелодичный голосок эльфийки, – в том направлении, по которому идет отряд Тротта находятся три наши деревни и две… человеческие. А вот на какую из них они выйдут?.. – Она пожала плечами.

– Как скоро они могут выйти к самой ближней? – Быстро спросил я.

– Завтра утром, – ответила девушка, – а если они не будут останавливаться на ночь, то перед рассветом.

Я вскочил на ноги.

– Надо попробовать предупредить твоих родичей!

– Они не смогут оказать сопротивления… – покачала головой эльфийка, – бандитов слишком много.

– Они смогут уйти, – возразил я, – они смогут спасти свои жизни! Но ты должна помочь нам, показать дорогу?

– Придется делать большой крюк, чтобы обойти этих… – на мгновение она запнулась, – этих зверей!

– Мы поторопимся!

Я вскочил на ноги.

– А что нам торопиться? – неожиданно подал голос Фрик, – мы вполне можем продолжать свой путь по следам отряда дана Тона, а когда он встанет на ночевку, обойти его!

– Пожалуй, в этом есть резон, – согласился я – Двигаясь таким образом, мы будем точно знать, к какому селу должен будет выйти отряд Тротта!

И снова опустившись на траву, я выдохнул:

– Подождем…

Эльфийка посмотрела на меня своими огромными фиолетовыми глазами, а затем вдруг круто развернулась и побежала к вершине холма. Я снова я удивился плавности и бесшумности ее движений, казалось хрупкая, сказочная птица устремилась в некий призрачный, фантастический танец и даже трава не приминается под ее легкими, стремительными ногами.

На самой вершине она присела, так что ее совершенно не стало видно.

Так, в полном молчании мы просидели около часа. Наконец я собрался посмотреть, что твориться у подножия холма, но именно в этот момент до нашего слуха донесся тихий, удивительно мелодичный голос:

– Они уходят…

Мы с Фриком поднялись на ноги и бросились к вершине холма.

Отряд дана Тротта действительно уходил. Остатки сгоревших построек еще продолжали лениво дымиться, тела жителей валялись там, где их настигла смерть, а убийцы и насильники, обогнув озеро, снова топтали цветущий луг, направляясь к далекому лесу. Впереди ехал сам сияющий дан в окружении своих рыцарей, за ними тянулась повозка, управляемая одним из черных извергов, следом, ровным монолитным прямоугольником шагали мои бывшие гвардейцы.

Замыкали отряд разномастные конники, только что громившие, выжигавшие, убивавшие мирную деревню. Эти ехали вольной толпой, то скучиваясь в плотную монолитную группу, то рассыпаясь по лугу широкой, беспорядочной волной. И никто из них не оглянулся, не посмотрел на дело рук своих, не остановился, ни у одного из них не проклюнулось раскаяние, не затрепетала душа от взятого не нее страшного греха!

Они были веселы и довольны!..

Когда отряд дана Тротта втянулся в лес, мы начали спускаться к разгромленной деревне. Пожары прекратились – выгорело все, что могло гореть. Легкий ветер, тянувший в сторону озера, смахнул запах гари и крови. Погребальная тишина висела над уничтоженным селом, и мы проехали бывшей сельской улицей осторожно, стараясь не нарушить этой тишины, стараясь не потревожить покой людей, спящих последним, смертным сном.

Я внимательно смотрел вокруг, надеясь увидеть хотя бы одного уцелевшего, пусть и израненного человека, но не заметил ни одного движения.

Миновав село и выехав на берег озера, мы прибавили ходу. До леса, в котором скрылись люди дана Тротта, было довольно далеко, а солнце уже склонялось к горизонту.

Мы ехали молча – говорить было не о чем, да и не хотелось. Даже Блуждающая Ипостась дана Тона помалкивала, словно улавливая мое настроение и опасаясь меня тревожить. В голове моей роились обрывки самых фантастических мыслей, идей, планов, имевших целью уничтожить эту банду, эту стаю зверей в человеческом обличье. Однако разум холодно подсказывал, что ни одна из этих идей не могла быть реализована – я один, даже с моими магическими способностями, вряд ли способен был справиться с почти сотней опытных воинов. Возможно, конечно, что черные изверги, не обратили бы оружие против своего бывшего господина, но и без них отряд дана Тротта был слишком многочислен. А кроме того в его свите наверняка находился опытный маг. Так что…

На опушку леса мы въехали уже в сумерках. Фрик на ходу достал из торбы кое-какую еду и выдал нам с эльфийкой по куску вяленого мяса, завернутому в ломоть лепешки. Запили мы этот нехитрый ужин парой глотков вина из фляги.

Лес был на редкость чистым – ни сухостоя, ни валежника под ногами, ни пней, ни бурелома, словно огромный штат лесничих ежедневно ухаживал за этой чащей. Но обступала нас самая настоящая дикая чаща. Деревья были огромными, старыми, их стволы покрывали поднимавшиеся от земли языки мха, а верхушки терялись высоко в небе. Расстояние между деревьями было очень большим, так что наши лошади свободно продвигались вперед, практически не петляя, как это бывает в обычном диком лесу. Даже кусты, росшие вроде бы совершенно свободно имели странно ухоженный, облагороженный вид.

– Сразу видно, что в этом лесу эльфы поселились… – едва слышно пробормотал Фрик, объясняя мне состояние леса, – это их магия помогает лесу содержать себя в чистоте…

А то, что лес был необычайно чистым, помогало нам легко находить след, по которому мы двигались. Впрочем и искать-то ничего не надо было – след был виден совершенно отчетливо.

Стемнело в лесу довольно быстро, однако на скорость нашего передвижения темнота никак не повлияла, я наговорил заклинание Истинного Зрения, а эльфийка, похоже, и в темноте видела не хуже чем при свете дня. Правда, Фрику пришлось усесться на круп белой лошадке, но та, вроде бы даже и не заметила эту дополнительную ношу. И то сказать, шут был мал!

Часа через три такого вот пути в полной темноте, впереди вдруг проклюнулось слабо светящееся пятнышко, в котором я угадал небольшой костер. Не один я был таким догадливым, белая лошадка остановилась, и до моих ушей донесся шепот Фрика:

– Вот и стоянка сияющего дана…

– Теперь, девочка, дело за тобой, – таким же тихим шепотом проговорил я.

Эльфийка натянула повод и повела свою лошадь в объезд костра. Пурпурная Дымка последовала за ней.

Лошади наши ступали совершенно бесшумно, и круг, по которому мы обходили лагерь дана Тротта, был достаточно большим, чтобы не наткнуться на выставленные им посты. Мы благополучно обогнули стоянку отряда и искра костра постепенно растаяла за нашей спиной.

Скорость нашего продвижения значительно снизилась, белая лошадка с рыси перешла на шаг – эльфийка пыталась определить направление нашего дальнейшего движения, руководствуясь известными одной ей приметами, а может быть просто инстинктом. Однако меня успокаивало то обстоятельство, что теперь мы находились впереди отряда сияющего дана и должны были первыми выйти к поселению эльфов.

Я даже не заметил, как подкрался рассвет. Вот только что вокруг нас царила абсолютная темнота, и вдруг сквозь эту темноту начали проступать очертания толстых, устремленных вверх стволов, кусты, неподвижно замершие в ночном безветрии сделались темнее окружающего пространства и проявились плоскими черными кляксами словно на фотобумаге, опущенной в соответствующий химический раствор. Белая лошадка снова перешла на рысь, а моего уха коснулся голос девушки, даже в шепоте остававшийся музыкальным:

– Скоро мы будем на месте…

Мы действительно скоро оказались на месте. Деревья как-то незаметно расступились, поднявшиеся вдруг с обеих сторон высокие кусты обступили нырнувшую под ноги наших коней тропу, а в следующее мгновение мы выехали на огромную, идеально круглую поляну. Выехали и… замерли.

Эльфийская деревня, судя по количеству строений, была многолюдной и одновременно удивительно «вписывалась» в собственное окружение. Небольшие деревянные домики настолько сливались с росшими на поляне невысокими деревцами, так льнули к раскидистым, вольно разросшимся кустам, словно сами выросли из этой земли, из этой травы, словно некий добрый садовник заботливо поливал их и охранял от вредителей…

Охранял, но не сохранил!..

Сначала я даже ничего не заметил. В жемчужно-сером свете, едва проклюнувшегося рассвета деревня казалась мирно спящей, умиротворенно беспечной. Но шедшая впереди белая лошадка внезапно остановилась, и Пурпурная Дымка встала рядом с ней. Тоненькая фигурка эльфийки напряглась в седле, вытянувшись в струнку, а затем одним скользящим движением оказалась на земле и бросилась на колени в густую траву. Только тут я заметил длинное, деревянно вытянувшееся тело, совершенно незаметное в траве в надетом на него зеленом наряде. Эльф лежал ничком, и из основания его черепа торчало оперение стрелы.

Наша эльфиечка стояла на коленях рядом с мертвым эльфом, положив ему на голову свою узкую, длинную ладонь и опустив, спрятавшееся под упавшими волосами лицо. Я приподнялся на стременах и еще раз внимательно оглядел поляну. Теперь, когда я знал, что мне надо высматривать, я сразу же увидел еще несколько, одетых в зеленое и белое тел, неподвижно лежавших в густой высокой траве, под кустами, под деревьями. На стенах домов проступили неряшливые черные кляксы копоти, видимо, дома пытались поджечь, но огонь не смог разгореться.

– Похоже, мы опоздали, – севшим голосом пробормотал Фрик.

– Да, дан Тротт со своей свитой и черными извергами остановился на ночлег, а его банда пошла дальше, – согласился я.

– Но как они узнали об этой деревне, – Фрик поднял ко мне лицо, – не могли же они пойти в ночь просто так, наобум?!

– Получается, что на карте дана Тротта, о которой нам рассказал Когг, помечен не только путь к Трольим горам, но и расположенные вдоль этого пути поселения, – ответил я, – а это значит, что и другим эльфийским деревням угрожает опасность!

Эльфийка, наконец, оторвалась от мертвого эльфа, бросила на меня быстрый взгляд и метнулась к ближайшему домику.

Я тронул Пурпурную Дымку и подъехал к мертвому эльфу. Застывшее тело выглядело на удивление хрупким, тоненьким, хотя и довольно рослым. Еще один убитый лежал шагах в четырех и разительно отличался от первого – он был очень мал ростом – не более полуметра, с непропорционально большой головой и короткими руками. Правая, судорожно стиснутая ладонь сжимала крошечный лук, а из валявшегося рядом колчана высыпались коротенькие стрелы с черным оперением. Тело лежало ничком, и я вдруг заметил, что зеленая курточка, обычная одежда встречавшихся мне эльфов, имела два странных вертикальных разреза под лопатками. Нагнувшись, я попытался рассмотреть, что торчало из этих разрезов, однако Фрик опередил меня. Присев около неподвижного тела, он осторожно провел ладонью над одним из разрезов и поднял ко мне удивленное лицо.

– Ты знаешь, – почему-то шепотом произнес он, – У него, похоже, росли… крылья.

– Любуешься делом рук своих, дан Тон?! – раздался у меня за спиной басовитый голос, напоминавший раскаты органа, – Тебе мало того, что ты травишь мой народ Синим Дымом, теперь ты решил снова попытаться уничтожить нас оружием?!

Я медленно развернул Пурпурную Дымку. Торопиться мне было некуда – я знал кто стоит у меня за спиной, и что ожидает меня в ближайшем будущем.

Между мной и опушкой леса выстроилось около трех десятков эльфов. Это были рослые, широкоплечие ребята, вооруженные огромными, чуть ли не в рост человека, луками, с короткими мечами у пояса и круглыми, чуть выпуклыми щитами за спиной. Луки их были натянуты, и стрелы наложены на тетивы. Впереди них стоял высокий, могучий старик с длинными, до плеч, совершено белыми волосами, гладким, бронзового цвета лицом, на котором выделялся крупный, с благородной горбинкой нос. Его привычно зеленый наряд был отделан тонким золотым кружевом, а прикрывавшая темя крошечная зеленая шапочка украшена длинным золотистым пером. Темные глаза старого эльфа горели пламенем ярости и… презрения.

«Сальтоис!..» – прохрипел в моей голове голос Блуждающей Ипостаси и… смолк, захлебнувшись собственной ненавистью!

– Нет… Сальтоис, я занимаюсь совсем другим делом… – стараясь быть спокойным, ответил я.

Мой ответ явно не понравился предводителю темных эльфов, кроме того, он был очень удивлен моим спокойствием. Быстро обежав поляну взглядом, он снова посмотрел на меня и, поведя вокруг себя рукой, проговорил:

– То, что мы видим, говорит само за себя! Тебя застали на месте преступления, и теперь тебе не уйти от расплаты.

– И где же мои… соучастники? – Насмешливо поинтересовался я, – или ты думаешь, что я один натворил все это?.. Хотя, нас ведь двое, – я посмотрел в сторону Фрика, все еще стоявшего на коленях около мертвого эльфа, – а этого, как ты, видимо, считаешь, вполне достаточно, чтобы уничтожить целую деревню!..

– Хватить слов! – Рявкнул старик. – Тебе не удастся снова заболтать меня!

Он повернулся к лучникам и приказал:

– Убейте его!!!

Луки поднялись! Темно поблескивающие наконечники стрел медленно поползли назад, к круто изгибающимся плечам луков.

– Ну… теперь нам конец… – тихо прошептал рядом со мной Фрик.

– Стойте! – раздался позади меня громкий оклик, и наконечники стрел замерли, не дойдя до рукометей, – Отец, не делай этого!!

Старик взметнул правую руку вверх, и луки, распрямляясь, опустились к земле. На лице старого эльфа отразилась растерянное изумление, а в следующее мгновение из-за Пурпурной Дымки вынырнула наша эльфиечка и с разбегу бросилась старику на шею!

Сальтоис обнял прижавшееся к нему тельце, закрыл глаза, замер, и тут я вдруг увидел, как по его темной, бронзовой щеке быстро скатилась крупная, одинокая слеза.

Но в следующую секунду его глаза открылись и он с непередаваемой нежностью выдохнул:

– Элиола!.. Как ты здесь оказалась?!

– Это он! – Воскликнула девчушка и, продолжая прижиматься к старику, выбросила руку назад, указывая на меня, – это он спас меня из очищающего пламени, снял с уже загорающегося костра и привез сюда! Он никого не убивал, он спешил, чтобы предупредить наш народ об опасности!!

Темные глаза старого эльфа широко распахнулись, а губы потрясенно прошептали:

– Этого не может быть!!! Это же сияющий дан Тон… Это же наш исконный враг, наш… убийца!!!

– Был!.. – Подал свой шепелявый голос Фрик, и только теперь Сальтоис заметил его.

– Кто это?.. – Удивленно поинтересовался он, и напрасно, потому как теперь ему пришлось познакомиться с неуемным поэтическим талантом шута. Гордо выпрямившись и выпятив впалую грудь, Фрик начал декламировать:

И тут, совершено неожиданно, вместе с этим безумно-выспренними, смешными в своей наивности стихами на смертную поляну, на вырезанную деревню, на скрученных ненавистью и болью потериэльфов опустилось некое успокоение… успокоение надежды!

Тонкие лица эльфов с сурово сжатыми губами и сведенными в хмурой решительности бровями расслабились, губы тронула едва заметная улыбка. Улыбнулся и Сальтоис. Продолжая держать в своих объятьях Элиолу, он иронично прогудел:

– Да… Видно у тебя много детей, вот ты сколько всего собрался им передавать!..

– А вот им уже ничего никому не передать!.. – Прошепелявил Фрик, повернувшись к мертвой деревне и сразу будто бы обрезав едва проклюнувшуюся надежду.

Улыбка мгновенно сошла с губ старого эльфа и, повернувшись ко мне, он проговорил:

– Если это сделал не ты, то ты наверняка знаешь, чьих рук это дело!..

– Знаю, – кивнул я в ответ, – и Элиола знает. Мы шли по их следам и обошли их лагерь сегодня ночью. Это сияющий дан Тротт идет со своим отрядом в Трольи горы…

– Люди ходят в Трольи горы совсем другими дорогами, – перебил меня Сальтоис, – здесь, направляющимся в горы делать нечего!

– Ты ошибаешься, – спокойно возразил я, – дан Тротт разжился какой-то древней картой, а может быть и не слишком древней… Во всяком случае, он движется сообразуясь с этой картой и на ней, похоже, помечены ваши селения. Надо предупредить их жителей, чтобы они скрылись в лесу.

– Я уже сделала это, отец, – проговорила Элиола, оторвавшись, наконец, от старика, – я послала сигнал тревоги и в Аккорт, и в Лоэнгли…

– Нет, – жестко перебил ее Сальтоис, – мы уничтожим этот отряд!

– У дана Тротта около ста человек, причем больше двадцати из них – черные изверги… Что ты можешь выставить против такой силы?

Мой голос был совершенно серьезен, даже печален, видимо, именно поэтому предводитель темных эльфов сумел сдержаться и не вспылить. Он оглянулся на своих лучников, потом пристально посмотрел на меня.

– Пять дней назад я один практически полностью уничтожил отряд эльфов и хоббитов численностью втрое превышающий твою гвардию… – пояснил я покаянным тоном, – вы не справитесь с сотней опытных бойцов!

И тут вдруг один из лучников быстро шагнул к своему предводителю и что-то прошептал ему на ухо. Тот вскинул голову, и на его лице отразилась тревога. Я понял эту тревогу по-своему:

– Значит, через этот лес все-таки можно выйти к проходу в Трольих горах?..

И сразу же понял, что угадал. Старый эльф взглянул на меня исподлобья и прогудел недовольным басом:

– Если он направляется ко Дворцу троллей…

– Нет, он идет в долину Человеческого Плача… – перебил я его.

Густые, седые брови Сальтоиса прыгнули вверх, и он прошептал словно бы про себя:

– Значит, все-таки, ущелье Серых Стуканцов…

– Через это ущелье можно выйти к долине Человеческого плача?! – Напористо спросил я.

– Нет, – Сальтоис отрицательно покачал головой, – ущелье выводит к первому перевалу, потом надо миновать небольшую безымянную долину и Голый ледник, пройти по скальному уступу и тогда второй перевал выведет к долине…

– И этот путь никем не охраняется!.. – Снова угадал я.

Старый эльф отрицательно покачал головой.

– Тогда сияющий дан Тротт войдет в Долину Человеческого плача! – Уверенно констатировал я.

– И ты, видимо, решил присоединиться к нему?.. Вместе пойдете разорять гнездо Небесной Матери?.. – Горько переспросил Сальтоис.

Однако я не обратил внимания на его вопрос, я смотрел в темные, тревожные глаза Элиолы. Она конечно же не могла видеть моего лица, но ее пристальный взгляд, казалось, вот-вот проникнет сквозь стальную маску забрала и…

И что я мог ответить на этот взгляд?!

– А вы хотите, чтобы дан Тон в одиночку остановил бандитов дана Тротта?.. – Последовал шепелявый ответ Фрика, – черные изверги – серьезные ребята, их положить – одного топора мало!..

Писклявый голос шута оторвал мой взгляд от лица молоденькой эльфийки. Я снова посмотрел на ее отца и… вдруг подумал: «Что-то Блуждающая Ипостась давненько голоса не подавала?..»

Призрак действительно вел себя на редкость молчаливо. Ну а мне надо было что-то говорить. И я решился.

– Сальтоис, мне нужен провожатый до ущелья Серых Стуканцов… Я должен быть там раньше дана Тротта. Если сможешь, попробуй задержать его отряд, но своих ребят береги. Помни, в горы дан возьмет с собой только сорок человек, значит, остальные будут возвращаться назад в Вольнов. Вполне возможно, что они захотят разграбить и другие ваши деревни – вот тебе случай отомстить за своих погибших сородичей.

– А… ты?.. – Осторожно переспросил предводитель эльфов.

– А я попробую организовать сопротивление.

– Каким образом?!

– Если мне удастся отыскать хоть одного из стуканцов, он, возможно поможет мне собрать кого можно из неч…

Слово «нечисть» застряло в моем горле, и, судорожно сглотнув, я закончил:

– … кого-то из маленького народца…

«Хотя вряд ли троллей можно отнести к „маленькому“ народцу», – неожиданно подумал я про себя.

Сальтоис молча обернулся и через плечо поманил к себе двух эльфов. Те мгновенно оказались рядом со стариком.

– Поведете дана Тона к ущелью! – Приказал предводитель эльфов стрелкам, – и поможете ему отыскать стуканца.

Затем он положил руки на плечи своим стрелкам и со значением добавил:

– Останетесь с даном Тоном до конца!

Оба молодца молча кивнули и, закинув луки за спины, посмотрели а меня.

А я смотрел на Элиолу.

– Ну, что, пошли что ли?.. – Раздался рядом со мной шепеляво-заикастый голос Фрика.

– Прощай, предводитель темных эльфов, – медленно произнес я, – и ты прощай, Элиола… Больше мы никогда не увидимся.

Я чуть помолчал и добавил:

– Поверь, Сальтоис, я глубоко сожалею о том горе, которое принес твоему народу сияющий дан Тон…

Развернув Пурпурпурную Дымку, я скомандовал своим провожатым: – Вперед! – И оба эльфа молча двинулись через деревню к противоположной опушке поляны.

Мы продвигались очень быстро. Эльфы оказались отличными ходоками, к тому же прекрасно знающими дорогу. Пурпурная Дымка шла своей неторопливой рысью, а Фрик следовал за мной верхом на белой лошадке. Задержались эльфы только один раз, при выходе из леса. Остановившись на опушке, они долго всматривались в раскинувшуюся перед нами чуть всхолмленную равнину, покрытую густой высокой травой. И совсем близко, чуть ли не за ближними холмами в небо устремлялись первые скальные отроги.

Эльфы, пошептавшись между собой, повернулись ко мне и один из них, тот что имел на шапочке маленькое серое перышко заговорил:

– Вы как можно быстрее скачете вон к тем кустам, – он указал на вершину ближнего, полого поднимающегося холма, где раскинулась невысокая кустарниковая поросль, – и ждете нас там. Мы постараемся не слишком задерживаться.

Я кивнул, оглянулся на Фрика и с легкой насмешкой проговорил:

– Ну что, кавалерист, в галопе с лошади не свалишься?..

Шут ощерился в своей неповторимой улыбке, шепеляво пропел:

И саданул голыми пятками под бока своей лошади!

Беленькая лошадка рванула с места в галоп! Получив таким образом хороший гандикап, он держался впереди почти до середины склона, а затем Пурпурная Дымка, не меняя своего любимого аллюра, вынеслась вперед и пришла к заветным кустам, опередив лысого жокея на три корпуса.

Когда мы спрятались за кустами, Фрик обиженно пробормотал:

– Обманывать нечестно!

– Что значит – обманывать?.. – Не понял я.

– Господин сияющий дан сказал, что мы поедем галопом, а сам поехал рысью! – Возмущенно прошепелявил шут, – если бы ваша… э-э-э… кошка-лошадь бежала галопом, ей ни за что не обогнать бы моего иноходца!

Развить завязавшийся диспут нам не дали. Словно из-под земли рядом с нами выросли два эльфа, и «серое перышко» снова обратился ко мне:

– Если отряд дана Тротта направляется к ущелью Серых стуканцов, то мы опередили его… Во всяком случае из леса пока еще никто не выходил. Но нам надо поторопиться!

Повернувшись в сторону гор, он с минуту молчал, что-то прикидывая, а затем снова заговорил:

– Я предлагаю двигаться прямо к горам. На вершине последнего холма мы сориентируемся и пойдем уже точно к ущелью. Уолейн останется здесь и последует за нами, когда отряд сияющего дана выйдет из леса. Перед последним броском он к нам присоединится.

Эльф вопросительно посмотрел на меня, и я кивком согласился с его предложением. Обменявшись со своим товарищем молчаливым взглядом «серое перышко» махнул рукой и двинулся вниз по пологому склону холма.

Пурпурная Дымка, не дожидаясь моей команды, пошла следом за эльфом, сразу же переходя на рысь. Я оглянулся, но совсем не для того, чтобы проверить, последовал ли за мной Фрик на своей лошадке. Меня интересовали действия оставшегося эльфа, но Уолейна уже не было видно. Вероятно, он улегся в траву и в своем зеленом наряде полностью слился с ней.

Впрочем, и «серого перышка» со мной рядом не было. Я не заметил, отстал ли он или взял немного в сторону, но эльф пропал.

А Пурпурная Дымка неслась прямо вперед, с едва слышным шорохом приминая высокую сочную траву.

Мы быстро спустились по склону холма, взлетели на вершину следующего, снова спустились во впадину между холмами…

Горы оказались гораздо дальше, чем мне показалось от опушки леса, но через полтора часа после начала скачки Пурпурная Дымка вынеслась на вершину очередного холма и… застыла на месте. Примерно в километре, прямо перед нами начинались первые гранитные скалы, выныривавшие из травянистого склона уходящей в вышину горы, первой стоявшей в ряду гористого кряжа, словно некий форпост. Склон горы был крут, а метрах в пятистах от подошвы трава исчезала и ее сменяли каменистые осыпи и выходы гранитных пород, слюдянисто отблескивающих в солнечных лучах. Подняться по этому склону нечего было и думать.

Я огляделся. Горный массив уходил вправо и влево от выдвинутой вперед горы, и никакого намека на ущелье, по которому можно было бы проникнуть в горную страну не было. Каменистые склоны были круты, грозили обвалами и осыпями, а на казавшихся прочными скальных массивах не зацепилось бы ни одно живое существо!

– Так… – раздалось позади меня пыхтение Фрика, – вот мы и приехали… Ну и где это… ущелье? Где мы можем спрятаться от преследующих нас по пятам орд дана Тротта?!

Я не успел обернуться, чтобы достойно ответить на все вопросы своего веселого попутчика. У моего правого стремени образовался эльф с серым пером на шапочке и совершенно спокойным, ничуть не запыхавшимся голосом проговорил:

– Вон, видите, чуть правее красного оползня темно-зеленая полоса?.. Это и есть вход в ущелье Серых стуканцов. Теперь нам надо дождаться Уолейна, и тогда мы двинемся в горы.

Эльф уселся прямо в траву и с отсутствующим видом уставился на развернувшиеся перед нашим взором горы.

Жать нам пришлось около часа. И за это время шут, который, как мне казалось не мог прожить молча и пяти минут, не сказал ни слова. Он сполз с лошади, улегся на живот, положив подбородок на скрещенные руки и молча смотрел на горы. То ли этот вид действовал на него столь успокаивающе, то ли присутствие молчаливого эльфа связало ему язык, только этот час прошел и без его вопросов, и без его замечаний!

Уолейн возник также мгновенно и бесшумно, как и «серое перышко». Обменявшись безмолвным взглядом со своим товарищем, он повернулся ко мне и доложил:

– Отряд дана Тротта вышел из леса. Когда я уходил, они разбили лагерь и принялись готовить еду. Судя по всему, они не торопятся, так что у нас имеется определенный запас времени. Тем более, что в отряде сияющего дана имеются пешие воины.

– Значит мы можем спокойно добраться до ущелья… – вступил в разговор второй эльф, поднимаясь с земли. – Возможно, дан Тротт вообще сегодня не пойдет в горы, а остановится на ночь здесь, на равнине.

– Кроме того, – снова подхватил разговор Уолейн, – своих лошадей, кроме, возможно, тех четырех, на которых едет сам дан и его свита, им придется оставить здесь, или отправить назад с теми, кто не пойдет в горы. Кормить в горах целый табун будет нечем…

Эльфы замолчали, и я подвел черту под их рассуждениями:

– Ну что ж, мы имеем возможность еще сегодня найти стуканцов… Постараемся ее использовать.

Через минуту наш маленький отряд уже спешил к указанному эльфом темно-зеленому пятну, прилепившемуся на склоне горы.

Полтора часа понадобилось нам, чтобы подойти к указанному месту. Я уже начал опасаться, что дан Тротт надумает послать вперед разъезд, и тогда его люди увидят нас, но на вершине холма, с которой открывался вид на Трольи горы так никто и не показался. А когда мы нырнули в темную прохладу узкой затененной расщелины, являвшейся началом ущелья, от сердца у меня и вовсе отлегло.

Я повернулся в сторону шагавшего чуть позади Пурпурной Дымки Уолейна и поинтересовался:

– А ты не заметил, Сальтоис со своими стрелками не подошел?..

– Они вышли к опушке на четверть часа раньше людей… – не поднимая на меня глаз, ответил эльф.

– Значит, он займется теми, кто не пойдет в Трольи горы!.. – негромко, словно бы про себя, но с явным удовлетворением проговорил я.

Эльф утвердительно кивнул, и по его тонким губам проскользнула едва заметная улыбка.

Когда мы входили в расщелину, солнце уже уходило за горизонт. Двигаться нам пришлось по узкому проходу, похожему на промоину между двух гранитных стен, уходивших высоко вверх, дно которого было присыпано крупной окатанной галькой. Подъем был достаточно крут, но лошади по нему шли довольно уверенно, хотя и не слишком быстро. Впрочем, Пурпурная Дымка, наверняка, могла идти гораздо быстрее, однако она явно приноравливалась к возможностям Фриковой лошадки. Эльф с серым перышком на шапочке шел впереди, Уолейн – позади Дымки, а замыкал отряд странно молчаливый Фрик.

Темнело в расщелине довольно быстро, хотя гранитные стены, сжимавшие ее, начали постепенно отходить друг от друга, действительно превращая похожий на щель проход, в настоящее ущелье. И все-таки, света было настолько мало, что Пурпурная Дымка чуть было не наткнулась на внезапно остановившегося эльфа. Тот стоял совершенно неподвижно, прислушиваясь к чему-то, чего я, например, не слышал. Немного встревожившись, я быстро нашептал заклинание Истинного Слуха и тут же на грани слухового восприятия появился странный звук – словно небольшим стальным молоточком, чуть пристукивая, поглаживают гранитную скалу.

Эльф подал знак, чтобы мы стояли неподвижно, а сам быстро пригнувшись взял из-под ног большую окатанную гальку, потер ею о выступ гранитной плиты, выдвинувшейся из дна ущелья, а затем принялся настукивать простенькую, как мне показалось, мелодию. Несколько минут ничего не происходило, даже тот, едва различимый звук, который я улавливал с помощью Истинного Слуха, пропал, но вдруг, в пристук гальки о плиту вплелся едва слышный, тонкий голосок:

– Я слушаю тебя мой брат по Небесной Матери… Что ты хочешь мне сообщить?..

Скосив глаза в направление голоса, я увидел крошечную, не выше полуметра и очень тонкую тень. Тень, казалось, полностью лишенную объема.

Тут заговорил эльф, его и без того мелодичный голос звучал как маленькая, едва слышная арфа:

– Брат по Небесной Матери, к тебе обращается Виолан из рода темных эльфов. Беда пришла в Трольи горы! Люди узнали дорогу к долине Человеческого Плача через ваше ущелье, и сияющий дан Тротт ведет свой отряд по этой дороге. Я привел сюда человека по имени дан Тон, который обещал помочь остановить этот отряд, но ему самому нужна помощь, ибо он одинок, а его спутник не слишком опытный воин. Если ты поможешь человеку по имени дан Тон собрать хоть кого-то из маленького народца, мы встанем преградой отряду дана Тротта и защитим гнездо Небесной Матери!..

Эльф закончил свою речь и на целую минуту воцарилась тишина. А затем снова раздался тонкий голос стуканца:

– Я слышал о человеке по имени дан Тон, он не друг маленького народца, он наш враг!..

– Если вы сами способны отразить нападение дана Тротта, – перебил я его, пристально вглядываясь в плоскую тень, – мне будет только приятно остаться в стороне! Если же вы не в силах организовать оборону, мы вчетвером встанем на гребне второго перевала и посмотрим, насколько хватит наших сил! Остановить отряд из сорока бойцов нам вряд ли удастся, однако мы, в отличие от «маленького народца» хотя бы попробуем это сделать!

Должен сказать, что моя речь была достаточна язвительна, груба и… немузыкальна, однако она, похоже, произвела на стуканца требуемое впечатление. Вначале плоская темная тень отпрянула от меня, наполовину погрузившись в скалу, но затем снова выплыла наружу и даже чуть приблизилась ко мне, вслушиваясь в мои слова. Когда я закончил, серый стуканец с минуту молчал, не то ожидая продолжения, не то обдумывая услышанное, а затем едва слышно прошелестел:

– Человек по имени дан Тон и вы темные эльфы, идите к входу в долину Человеческого Плача, и посмотрим, насколько хватит ваших сил. Я попробую передать твою речь, человек по имени дан Тон, хотя и не знаю, кто откликнется на нее, кто поверит тебе… Те, кто поверит и откликнется, придут к месту вашей заставы… А теперь прощайте…

Тень чуть дернулась и неторопливо поплыла в сторону отвесной гранитной стены.

– Эй, – попытался остановить я ускользающую тень, – самое лучшее было бы, если бы ты смог предупредить саму Небесную… Мать!

– Как же я могу предупредить Небесную Мать? – Донеслось едва слышно до моего слуха, – она сама знает… то, что ей надо знать…

Через мгновение поблескивающий сколом гранит втянул серого стуканца в себя, как речная гладь втягивает клок тумана. Мы снова остались в ущелье одни. Виолан вопросительно посмотрел на меня и после того, как я, вздохнув, кивнул, снова двинулся вперед.

Стены ущелья все больше расходились, уклон становился все более пологим, так что двигаться становилось все легче. Лошадка Фрика поравнялась с Дымкой, и шут, привычно заикаясь и пришепетывая, недовольно проговорил:

– Похоже, ни эльф, ни этот… стуканец меня в расчет не принимают!.. А между тем, как я уже говорил, в драке я кое-чего стою!

– Да, – откровенно усмехнулся я, – твою стоимость в драке я имел возможность наблюдать несколько раз… Она впечатляет!..

– А вот иронии не надо!.. – Буркнул шут, – не надо иронии!.. Если раньше я считал возможным уклониться от… э-э-э… схватки по… э-э-э… морально-этическим причинам, то теперь, в этом, так сказать, замкнутом пространстве… э-э-э… ущелья я проявлю свои боевые способности в полном блеске…

– Нам всем придется проявить свои способности в полном блеске… – согласился я с шутом, не желая затевать бессмысленную пикировку, хотя по-прежнему оценивал Фрика, как боевую единицу, весьма низко.

Стены ущелья, между тем, снова начали смыкаться, а подъем сделался гораздо круче, чем был даже в начале. Белая лошадка поневоле отстала, а Пурпурная Дымка буквально карабкалась вверх, так что я даже подумал было спрыгнуть на землю. Однако, подняв взгляд, я увидел, что ущелье почти пройдено – метрах в двуустах впереди его гранитные стены резко уменьшались в высоте, а каменистое дно превращалось в довольно узкий язык перевала.

Спустя полчаса мы были на вершине этого перевала. Оглянувшись, я увидел, узкую, словно прорубленную в скале огромным топором, трещину пройденного ущелья, до краев наполненную вечерним мраком, зато впереди, чуть ниже той точки, в которой мы стояли, распахивался чудесный вид на крошечную, зеленую долину, подпертую с противоположного края голубоватой кромкой ледника, плавно поднимавшегося к следующему перевалу.

Через всю долину, посверкивая голубоватыми извивами, тянулась узкая змейка горной речки. Начиналась она от ледниковой кромки, а пропадала в скале, метрах в пятидесяти под нами.

– Моя лошадка по леднику не пройдет!.. – глубокомысленно прошепелявил рядом со мной Фрик.

– А мы ее с собой и не потащим, – ответил я ему, – мы оставим ее на месте нашего последнего ночлега.

– И где же этот ночлег будет? – Внимательно посмотрел на меня шут.

Я повернулся к стоявшим с другой стороны эльфам:

– Как вы думаете, где нам стоит остановиться на ночлег?..

Виолан поднял руку и указал на темно-зеленое пятно, располагавшееся почти у самого истока речки.

– Нам надо добраться вон до той дубовой рощи. Дан Тротт, скорее всего, успеет пройти ущелье, но дальше устья реки не пойдет – будет слишком темно. Рано утром мы будем уже на леднике, так что на перевале у нас в запасе будет часов шесть-восемь, чтобы приготовиться к бою.

От высшей точки перевала до места, где быстрый, узкий поток нырял под скалу мы прошли очень быстро. Чуть приостановившись над проломом в скале, куда устремлялась река, шагавший впереди Виолан свернул вправо, хотя по левому берегу реки тянулась гораздо более удобная для движения тропа. Однако, я спорить с выбором эльфа не стал – он был лесной житель, гораздо более меня поднаторевший в таких походах.

И почти сразу же мы оказались под прикрытием не слишком высоких, но достаточно густых деревьев. Уже наступили глубокие сумерки, но наш проводник шагал быстро, уверенно и совершенно бесшумно. Правда в бесшумности моя Пурпурная Дымка вполне могла поспорить с любым эльфом, так что я в который раз мог с гордостью любоваться произведением своего Искусства. А вот белая лошадка Фрика цокала, и довольно громко – тропка, по которой мы пробирались, изобиловала крупными осколками гранита, вбитыми в довольно рыхлую землю. На то чтобы пересечь долину, нам понадобилось около четырех часов, так что в указанную эльфом рощу мы вошли уже в полной темноте. Пройдя дубовую рощицу почти насквозь, эльф остановился под одним из самых мощных дубов и опустился на землю. Я тут же соскочил с Дымки и присел рядом. Через минуту второй эльф и Фрик присоединились к нам, в руках у шута была наша торба и небольшой кувшин. Поймав мой взгляд, Фрик тряхнул кувшином и произнес почему-то шепотом:

– Последний!..

Мы быстро перекусили вяленым мясом и лепешками, запивая сухомятку терпким, теплым вином. После ужина Виолан поднялся, отошел чуть в сторону, а затем тихо позвал меня.

Поднявшись с земли, я тихо приблизился к эльфу, и тот молча указал рукой в ту сторону, откуда мы пришли. На противоположной стороне долины, гораздо выше того места, где остановились мы ярко пылали три костра.

– Насколько этот дан Тротт… самоуверен!.. – С затаенной горечью проговорил Виолан, – зашел так глубоко в чужие, враждебные горы и нисколько не скрывается! Словно бы нарочно, показывает – вот он я, смотрите все…

– И бойтесь… – закончил я его фразу.

Слова мои были сказаны без насмешки, спокойно, но на эльфа они подействовали, как удар хлыста. Виолан отшатнулся от меня, и я увидел, как вспыхнули его глаза, когда он бросил на меня взгляд.

– Он твердо уверен, что никто не сможет остановить его! – Добавил я и усмехнулся, – вот мы и посмотрим!..

Что именно мы посмотрим, я, наверное, и сам бы сказать не смог, но почувствовал, как сразу же спало напряжение, возникшее после моих первых слов. К дубу, под которым оставались наши спутники, мы вернулись молча, и так же молча улеглись спать.

Уолейн, дежуривший последним, разбудил нас едва только ночь слегка посерела. Было зябко от скопившейся в воздухе влаги и сползавшего с ледника холода. Все вокруг окутывал плотный туман, однако стоило нам подойти границе ледяного языка, вывалившегося в долину с перевала, как туман пропал. Я невольно оглянулся и сразу успокоился – противоположная сторона долины была укутана плотным серовато-белым облаком. Люди дана Тротта вряд ли могли видеть нас на леднике.

Лошадку Фрика мы оставили в роще, перевесив отощавшие торбы на седло Пурпурной Дымки. Я вел свою магическую лошадь в поводу, справедливо полагая, что на леднике ей будет тяжело пройти со всадником на спине. Правда, мои опасения были слишком преувеличены – лед оказался жестким, сухим и шершавым, он прекрасно держал и людей и эльфов и Дымку. Сам ледник был не слишком велик – километра два-три, но Виолан, шедший, как и накануне, впереди, продвигался осторожно, не торопясь, тщательно обстукивая ледяной наст перед собой здоровенной, вырезанной в роще дубиной.

Мы медленно поднимались к вершине перевала, и словно бы вместе с нами, вставал рассвет. Светлело по-летнему быстро, когда мы были почти в середине ледникового языка, над горами за нашими спинами вынырнуло солнце. Эльф быстро оглянулся, посмотрел на огромный, яркий диск и пробормотал:

– Нам надо поторопиться!..

– Боишься, что нас заметят из лагеря Тротта? – Быстро спросил я.

– Это уже не страшно… – ответил он, и я впервые увидел на его губах слабую улыбку, – а вот если солнце пригреет лед, идти будет гораздо труднее!

И действительно, последние метров триста дались нам с огромным трудом, и большую часть этого труда взяла на себя Пурпурная дымка, лапы которой, снабженные когтями, прекрасно держались и на пригретом солнцем катке. Но как только мы вошли в тень скал ограждавших с обеих сторон тропу перевала, лед снова сделался жестким и шершавым. Скоро ледник и вовсе кончился – последние двести метров, оставшиеся до вершины, тянулась каменная осыпь, состоявшая из крупных гранитных обломков.

А на вершине перевала нас ждали. Между гранитными скалами, ограничивающими проход, полностью перегораживая его стояли четыре огромных валуна, заросших длинной рыжей шерстью. Четыре тролля, сжимая в своих коротких и очень толстых лапах огромные каменные дубины, посверкивали сквозь развевающуюся шерстку зелеными глазищами. Как только мы приблизились, крайний справа тролль гулко прогудел:

– Дан Тон, нас прислал сюда Норк Задира. Он сказал, чтобы мы посмотрели, что ты тут собираешься делать и, если ты действительно хочешь оборонять долину Человеческого Плача, помогли тебе…

– А если ты собираешься нас обмануть, и обманом пробраться в долину, мы тебя убьем! – Пророкотал крайний слева.

Я мгновенно оказался в седле и, сняв с седельного крюка свой топор, продемонстрировал его всем четверым троллям.

– Значит, убьете?.. – Насмешливо переспросил я, – тогда, может быть мы сразу и попробуем, что быстрее – ваши… каменюки, или мой Ужас Камней?!

Тролли вскинули свои огромные каменные дубины и… попятились! В образовавшиеся между их телами щели быстро просочились трое гномов, наряженных в самые настоящие кольчуги, металлические каски, с короткими мечами в здоровенных ладонях. Один из троицы, выглядевший покоренастее прочих, шагнул вперед и заговорил сквозь густую бородищу:

– Ты, что ли, дан Тон?.. Пикля и Кнуре сказали, что тебе можно верить. Нас здесь немного – всего девять, но к ночи, возможно еще подойдут! А пока, говори, что делать надо?..

Я помолчал, пытаясь собраться с мыслями, а затем медленно протянул:

– Значит, нас здесь всего семнадцать бойцов… Давайте посмотрим, как нам встречать дана Тротта…

– А чего тут смотреть?.. – Прогудел правый тролль, но я его перебил:

– Нет уж! Прежде чем что-либо решать, надо именно осмотреть место предстоящей схватки…

– Ну смотри!.. – Прогудел тролль, и вся четверка… не тронулась с места.

С минуту я изучал эту живую стену, а затем поинтересовался:

– Так вы не желаете пропустить меня дальше?

– А дальше будет видна долина Человеческого Плача! – Подал голос левый тролль, и все четверо враз кивнули своими крошечными головами.

– Ну и что? – Не понял я.

– А то, что нечего тебе туда заглядывать! – Неожиданно высоким голосом вякнул один из серединных троллей.

– Так, может быть, вы предложите свою… диспозицию? – Миролюбиво поинтересовался я.

– Чего предложим?.. – Переспросил тот же тролль.

– План схватки. – Пояснил я.

С минуту тролли молчала, а затем крайний справа медленно прогудел:

– Ты и твой товарищ встанете впереди и примете первый удар. За вами выстроятся гномы, а позади гномов встанем мы… Через нас никому никогда не перебраться!

– Та-а-а-к… – задумчиво протянул я. Затем, отъехав шагов на десять назад, я огляделся. Время подходило к полудню – еще полчаса и солнце должно было встать точно против вершины перевала. Я вернулся назад и, обращаясь к правому троллю, поинтересовался:

– Послушай, мыслитель, что вы четверо будете делать, когда солнышко высветит этот проход. Так и останетесь здесь… каменеть?..

Вся четверка вдруг принялась топтаться на месте, явно не зная, каким образом им следует поступить. Я не замедлил добавить им сомнений:

– Ведь, даже если вы превратитесь в камень в этом, явно самом узком месте перевала, вы не сможете навсегда закупорить его. Отряд дана Тротта, спокойно перелезет через вас.

– Как это – перелезет?.. – Не понял пискля из середки.

– Очень просто!! – Неожиданно заорал я, – цепляясь за ваши рыжие космы!!!

Тролли снова затоптались на месте, а я, сделав вид, что прения с безмозглыми здоровяками закончены, повернулся к молчавшему гному:

– Ваше обычное снаряжение с вами, или вы только мечи взяли?

– Мы без обушков никуда! – Быстро ответил тот.

– Тогда принимайтесь за работу. Надо подрыть обе эти стены… – я развел руки и указал на обе скальные стенки, ограничивающие проход перевала, – … так, чтобы эти безмозглые олухи могли их по моему сигналу обрушить. Причем, вот отсюда, – я показал место рядом с собой, – и до самой вершины стены должны остаться!

Пристально посмотрев на предводителя гномов, я спросил:

– К сумеркам успеете?..

– Постараемся, – кивнул тот, и вся троица исчезла за спинами троллей.

Я повернулся к эльфам.

– Вы поднимитесь сейчас на эти скалы, – я вновь указал на правую и левую скальные стенки, – и выберете себе места для стрельбы. Постарайтесь найти, или соорудить какой-нибудь навес, прикрывающий вас сверху.

Уловив некоторое непонимание, я пояснил:

– Вас засекут через три-четыре выстрела и попытаются достать навесной стрельбой – у наших противников наверняка тоже есть луки или арбалеты. Так вот надо чтобы вы были прикрыты сверху. Лучше всего, если это будет какая-нибудь пещерка. Ну и чтобы с ваших позиций простреливался хотя бы стометровый отрезок тропы!

Эльфы разом кивнули и молча полезли за спину троллям, стоявшим неподвижно и внимательно слушавшим мои распоряжения.

– Теперь вы четверо, – повернулся я к ним. – Сейчас вы спрячетесь от солнца – мне не нужны мертвые камни, мне нужны живые, хоть и тупые тролли. Когда солнце зайдет, явитесь на это место для получения моих указаний!

И, не давая вступить и им в новые пререкания, я рявкнул:

– Кругом!! Шагом марш!!!

Тролли молча развернулись и потопали за вершину перевала.

Когда, минуты три спустя, я, ведя Дымку в поводу, также вышел на гребень перевала, троллей уже не было видно, да, признаться я их не слишком настойчиво разыскивал. Все мое внимание захватила открывшаяся с перевала картина.

Метров на двести ниже лежала огромная, чудесная, освещенная полуденным солнцем долина, зелень которой в нескольких местах была вытеснена чистой голубизной спокойных озер. Дальний конец этой долины терялся в туманной дымке, но обрамлявшие ее высоченный горные пики ярко сверкали нетающими снеговыми шапками, словно гигантскими бриллиантами, впаянными в зубцы драгоценной короны! Любуясь этим дивным видом, я почувствовал странное спокойствие – все тревоги последних дней, вся кровь, которую я видел и сам проливал, вся черная и белая волшба, творимая мной и против меня, всю зло и вся ненависть всех миров отступили перед спокойствием и величием открывшейся картины!

И только потом я заметил на берегах озер, в разрывах зелени лесного покрова желтые крыши нескольких деревень. Я не знаю, кто жил в этих деревнях, но они были очень похожи на обычные человеческие деревни… Невольная улыбка выплыла на мои губы и, словно удар под дых мое воображение показало пылающие крыши деревень, черный дым, расползающийся по нежно-голубому небу и заволакивающий сверкающие вершины гор, буреющие от пролитой крови озера! Все то же воображение добросило до моего слуха вопли убиваемых детей, пытаемых мужчин, насилуемых женщин, хохот и торжествующий вопли опьяневшей от крови и насилия солдатни!!!

Слезы выступили у меня на глазах, я в бессилии скрипнул зубами, и тут же услышал спасительный шепелявый фальцет:

– Какая красота!.. Тут даже мое перо бессильно!

Посмотрев вправо, я увидел, что шут стоит рядом с моим стременем и со счастливой улыбкой на своей невыносимой физиономии любуется долиной Человеческого Плача. Я перевел взгляд и снова увидел эту долину такой, какой она была – мое воображение отпустило ее!

– А теперь… – хрипло пробормотал я, превозмогая спазм в горле, – … представь что сделают с ней те, кто идет по нашим следам!

Шут вдруг тихонько ойкнул и стал медленно оседать к ногам Пурпурной Дымки. Видимо, воображение у него было не беднее моего!

Целую минуту он боролся со своей слабостью, и наконец я услышал его короткий ответ:

– Лучше умереть!..

В этот момент я увидел, как со стороны долины Человеческого Плача поднимается десятка три странных существ. Ростом они были поменьше гномов, одеты в темные, длинные, странно топорщащиеся куртки и такие же темные, короткие штаны, с широченными, «трубой», штанинами. Большие головы со щекастыми, большеротыми лицами украшали надвинутые на глаза разноцветные колпаки, а их здоровенные мускулистые руки, свисавшие чуть ли не до колен, сжимали огромные, в рост самих существ, узловатые дубины и небольшие круглые, обтянутые кожей щиты. Шагали они по трое в ряд, почти что «в ногу», и выглядели как некое регулярное, обученное войсковое подразделение.

Пока я с удивлением рассматривал этот странный отряд, малорослые мускулистые бойцы приблизились, и средний из первой тройки скомандовал:

– И-и-и… Стой!

Колонна замерла, а командир взглянул на меня исподлобья, вернее, из-под своего колпака, и с легкой гнусавинкой в голосе поинтересовался:

– Ты, что ли, этот… ну… дан Тон?!

– Он, он, – прошепелявил успевший подняться с земли Фрик.

Командир бросил на шута косой взгляд, хмыкнул себе под нос и снова повернулся ко мне:

– Прибыли к тебе на подмогу… А то, говорят, что ты без нас не справишься!..

– Кто говорит?.. – Снова встрял в разговор шут.

Опять последовал косой взгляд и ответ, направленный к моей персоне:

– Кто послал, те и говорят!..

Еще один косой взгляд в сторону шута, видимо для того, чтобы прекратить ненужные расспросы, и новый гнусавый вопрос:

– Ну, где твои чисти?!!

Я даже не сразу понял, что словом «чисти» этот гнусавый тип назвал людей… отряд Тротта.

– Будут к вечеру… – снова прошепелявил Фрик, и я невольно улыбнулся – очень интересный разговор получался у шепелявого с гнусавым. Однако, командиру отряда моя улыбка не понравилась, странно оскалившись, он внезапно сорвался на визг:

– Слушай, дан, этот мозгляк всегда говорит вместо тебя?!! Ты сам что, просто неразговорчивый или с дефектом речи?!!

«Кто бы про дефекты говорил!» – Чуть было не сорвалось с моего языка, но я вовремя сообразил, что не гоже вступать в полемику с собственными союзниками. Впрочем ответить достойно мне снова не дали, позади меня раздался зычный голос гнома:

– Гляньте-ка, кто к нам пожаловал!! Целых тридцать с гаком гоблинов!! Ну теперь держись дан Тротт и его солдатики!!

Гоблин-командир бросил угрюмый взгляд за мою спину, и тут же гном снова заговорил:

– А это кто ж такой стоит во главе страшной гоблинской рати?! Не уж-то сам Грамбам Синий Нос?!! Здорово, приятель, помнишь свой должок?!!

– Я все помню… – прогнусавил в ответ Грамбам, – вот закончим сегодняшнее дело и… прошу к Красному Петуху – обмоем победу!

– Обмывку ты ставишь?! – Уточнил гном.

– Конечно! – Угрюмо подтвердил гоблин.

«Вот так, – констатировал я, – они уже и победу договорились обмыть! Уверенные в себе ребята!»

А Грамбам Синий Нос уже снова повернулся ко мне:

– Ну так что, дан, какой у нас план предстоящей операции?! – И не дожидаясь моего ответа, предложил. – Я думаю, мы вот так, колонной, станем за перевалом, а когда эти чисти со своим даном подойдут поближе, выскочим прямо на них. Они тут же обложатся, а мы их угостим… до смерти!

И он потряс своей дубиной, вызвав ободрительный гул в среде своих подчиненных, которые также не преминули похвастать своим вооружением.

– Как вы выскочите, – смог наконец-то заговорить я, – так и ляжете на перевале!

Гоблин состроил гнусную гримасу, но я не дал ему ответить.

– Ты думаешь, отряд дана Тротта подойдет к перевалу прогулочным шагом с мечами у пояса?! Нет, мой дорогой Грамбам, и мечи у них будут наготове, и стрелы. И стрел у них на весь твой отряд хватит!! Так что будешь делать то, что я скажу, а иначе я сам тебе твою красивую башку ссеку!

– А пугать меня не надо!! – Немедленно загундосил Синий Нос, – я и не таких данов видывал!..

И снова я не дал ему развить свои возражения.

– Слушай, Синий Нос, тебя послали… мне на подмогу?!

Гоблин угрюмо кивнул.

– Вот и будешь мне помогать! Понял?!

Гоблин снова кивнул и, выдержав паузу, чтобы убедиться, что я закончил свою речь, поинтересовался:

– Так что делать-то?..

– Вот, – кивнул я в сторону небольшой лужайки, зеленеющей неподалеку от тропы, – располагайтесь и отдыхайте.

Грамбал развернулся к своим бойцам и скомандовал:

– Привал!.. можно оправиться и перекусить!

«Прапор несчастный!!» – Мысленно выругался я, и обернулся назад, в надежде увидеть беседовавшего с гоблином гнома. Тот действительно стоял у меня за спиной, на кромке правой стенки, опираясь на свой обушок.

– Как тебя зовут? – обратился я к нему.

Гном довольно улыбнулся и с достоинством ответил:

– Шахт-десятник…

– Слушай, Шахт, – начал я, но гном мене немедленно перебил:

– Шахт-десятник!

Я улыбнулся и поправил сам себя:

– Слушай, Шахт-десятник. Этих гоблинов нужно спрятать в скале, так, чтобы они могли по команде неожиданно выскочить на тропу перевала…

– Как же ты их в скалу-то запихнешь? – Удивленно поднял гном свои кустистые брови, – это только стуканцы в граните растворяются, а гоблины – они для этого слишком… жесткие!

– Именно поэтому я и обращаюсь к тебе! – Оборвал я его размышления. – Надо в скале с каждой стороны от тропы сделать пещерки с несколькими выходами на тропу. Выходы должны быть не слишком большими и… замаскированными так, чтобы люди Тротта не заметили их.

Гном задумчиво почесал в затылке.

– Я понимаю, что для девяти гномов задача нелегкая, – поспешил добавить я, – но если мы не спрячем до времени гоблинов, Тротт, во-первых, сразу обнаружит нашу заставу, а во вторых, просто перебьет их из луков. Согласись, эти ребята стоят чего-то только в ближнем бою!

Гном снова почесал косматую голову и, буркнув: – Мы постараемся, – исчез в темном лазе, оказавшемся за его спиной.

Я снова повернулся лицом к долине Человеческого Плача, но уже не за тем, чтобы любоваться ее красотами.

Грамбал Синий Нос! – Начальственным тоном крикнул я.

Гоблин вскочил с травки, натянул на брови колпак и бегом бросился ко мне. Я опустился на валявшийся рядом каменный обломок и, как только гоблин подбежал, указал ему на другой камень, поменьше:

– Присаживайся!..

Гоблин кашлянул и осторожно опустился на обломок гранита.

– Значит так, капитан, – начал я, присваивая Синему Носу привычное воинское звание, – Задача у твоего подразделения будет следующая. К вечеру подразделение Шахта-десятника подготовит для вас позиции в… скале. Вы сосредоточитесь на этой позиции по пятнадцати гоблинов с каждой стороны тропы и будете ждать моего сигнала. Как только я скомандую вы выскочите на тропу, и, поверь мне, сразу же окажитесь нос к носу с неприятелем. Все будет зависеть от вашей сноровки, но я надеюсь, что в рукопашной вы не подкачаете!..

– Не подкачаем!.. – Буркнул гоблин и мотнул своей затянутой в колпак башкой.

– Но самое главное, – очень серьезно продолжил я, – вы должны будете по моему приказу так же быстро спрятаться обратно в скале!

– Не-е-е… – помотал башкой Грамбал, – мы будем бить чисть пока всех не перебьем!.. Или все не погибнем!..

Я нарочито разочарованно вздохнул и покачал головой.

– Мне показалось, Грамбал, что ты чело… э-э-э… гоблин военный и понимаешь, что такое воинский приказ. А ты, оказывается – просто бандит!

Гоблин бросил на меня обиженный взгляд и засопел.

– Ваша готовность погибнуть делает вам честь, но погибать надо так, чтобы захватить с собой как можно больше врагов. Иначе можете просто пойти колонной навстречу дану Тротту, он вас быстренько всех положит, и… какая от этого будет польза?!

Гоблин еще посопел, а потом нехотя согласился:

– Ладно… Мы спрячемся…

– И по моему приказу снова повторите вылазку!

– А-а-а… – Рожа у гоблина помягчела, – а я решил, что мы насовсем спрячемся!

– Насовсем у нас здесь никто не спрячется!.. – Задумчиво проговорил я.

И тут Грамбал, хитро прищурившись поинтересовался:

– А ты сам-то, дан, куда спрячешься?!

– А вот я, гоблин, никуда не спрячусь! – В тон ему ответил я и встал с камня, – ступай, объясни своим бойцам задачу и… отдыхайте!

Гоблин вскочил со своего камешка, как-то странно хрюкнул и потрусил к своему отряду.

Солнце перевалило далеко за полдень, когда на вершине перевала снова появился Шахт-десятник. Тяжело отдуваясь, он подошел к камню, на котором я сидел, и прохрипел:

– Скалы мы подрыли, как ты сказал. По два тролля с каждой стороны обрушат на тропу хорошую порцию гранита. Сейчас приступаем к рытью пещер для гоблинов.

Тут он отвернулся, смачно высморкался, а затем добродушно проговорил:

– Только ты, дан, хоть и голова, но гоблинов в скалу не засунешь. Не умеют они сидеть в засаде да ждать сигнала, для этого эльфы нужны, да эльфы здоровые, вроде тех двоих, что с тобой пришли… А эльфов таких почти и не осталось – выродились эльфы!

Он со значением посмотрел на меня из-под лохматых бровей, однако я ничего не ответил. Я смотрел на долину Человеческого Плача и думал… Думал о том, что могу прямо с этого перевала уйти в свой Мир, прямо сейчас, не дожидаясь подхода дана Трот и его головорезов. И какое мне дело, что будет с этой долиной, с этим Миром, с его малым народцем… Вот только откуда у нас в N-ске возникают эпидемии, я так и не разобрался!.. Да и долина, лежащая передо мной была достойна того, чтобы ее…защищали!

Гном, не дождавшись ответа на свою ехидную реплику, отправился назад в скалу, а я, неожиданно для самого себя задремал.

Но пришел вечер, а вместе с ним пришел и отряд дана Тротта!

Проснулся я мгновенно, словно вынырнув на поверхность бытия. Солнце село и легкие сумерки окутали долину Человеческого Плача, стирая детали, приглушая сияющие краски. Рядом со мной стоял Фрик и пристально вглядывался в забрало моего шлема. Словно почувствовав, что я открыл глаза, он вздохнул и тихо проговорил:

– Они идут…

Вскочив на ноги, я в пять шагов оказался на вершине перевала и, прижавшись к скале, взглянул на ледник. Отряд дана Тротта был в самом его начале. Впереди шли сам дан и трое сопровождавших его рыцаря… Шли пешком, значит лошадей своих оставили в лесу. За ними мерным, ровным строем шагали черные изверги, а замыкали отряд наемники – тоже пешие.

«Часа через три-четыре они будут на перевале… – подумал я, и вдруг у меня возникла новая мысль. – А показывать им долину Человеческого Плача ни в коем случае нельзя – у них появится дополнительный стимул к драке!»

В этот момент у меня за плечом кто-то тих кашлянул.

Я оглянулся. Рядом со мной стоял Виолан и смотрел на поднимающихся по леднику людей. Затем, переведя свои светлые глаза на меня, он негромко доложил:

– Мы подготовили места для стрельбы, не хочешь их посмотреть?..

Я отрицательно покачал головой:

– Нет. Вы достаточно опытные воины и не хуже меня разбираетесь в ситуации. Единственно, чего я хочу, чтобы вы… поберегли себя, не теряли головы и без нужды не высовывались. Вы – наши единственные лучники и должны понимать свою значимость!

Эльф снова посмотрел на ледник и тихо прошептал:

– У нас на двоих шестьдесят стрел… При благоприятном стечении обстоятельств этого должно хватить на всех.

– Боюсь, что у нас не будет такого «стечения обстоятельств»! – Усмехнулся я.

Виолан исчез так же неслышно, как и появился, а я медленно отступил вдоль скальной стены, так чтобы иметь возможность наблюдать за продвижением противника, и в тоже время оставаться для него невидимым. Одновременно я прощупал пространство вокруг себя. Тролли были на своем месте, в глубине скал, все девять гномов стояли позади меня, за уступом скалы, и их руки сжимали рукояти коротких мечей, эльфы залегли надо мной, и их позиции казались действительно очень удачными… А вот гоблины по-прежнему гомонили на зеленой лужайке за перевалом. Я нащупал сознание Грамбала и грозно приказал:

«Немедленно займите положенное место и ждите моего приказа!»

Синий Нос потешно вздрогнул, вскочил на ноги, растерянно заозирался, не понимая откуда пришел приказ, а затем, вдруг гундосо рявкнул:

– А ну, стройся!!!

В мгновение ока колонна гоблинов построилась и после команды своего «капитана» двинулась в мою сторону. Не доходя до вершины перевала пару десятков метров, колонна разделилась надвое и две, ставшие такими небольшими, группки гоблинов втянулись под скалы, ограничивающие тропу с двух сторон.

«Вот, вроде бы, и все, что мы смогли подготовить, – подумал я, – теперь посмотрим, что у нас получиться…»

– Теперь посмотрим, что у нас получиться!.. – повторил я вслух, и вдруг услышал высокомерный голос Блуждающей Ипостаси дана Тона:

«Да ничего у тебя не получится… Разве что мои доспехи останутся на этом перевале, что мне и надо!»

– Если у меня ничего не получится, то твои доспехи утащит с собой сияющий дан Тротт! – Злорадно ответил я. – Или ты думаешь, он их здесь… забудет?!

Однако, призрак не стал со мной спорить, считая это, видимо, бесполезным делом. Вместо этого, чуть усмехнувшись, он произнес:

– Мне жаль прощаться с тобой… Как ни странно, я привязался к тебе – какой-то ты… странный. С этого перевала тебе не уйти – впереди сияющий дан Трот, позади – Небесная Кара!.. Но последние три-четыре часа будут, судя по всему, интересными!

Теперь я не стал спорить с ним. Осторожно погладив пластину, прикрывавшую кармашек на правом предплечье, я со странным спокойствием подумал:

«Чтобы построить портал перехода, мне понадобится пятнадцать минут. Надеюсь мои гномы выдержат пятнадцать минут на гребне перевала, а там – ищи меня… призрак дана Тона!»

Прошло еще два часа. Меня больше никто не беспокоил, даже неугомонный Фрик куда-то подевался, чему я был только рад – меч не дело шута! Отряд дана Тротта почти миновал ледник и втягивался уже на каменистую осыпь, по которой пролегали две последние сотни метров тропы. Теперь впереди отряда шагали нестройной толпой наемники, за ними – черные изверги, а замыкал отряд сам сияющий дан Трот и его свита. Я отошел за скалу и поднялся в седло.

Спустя пятнадцать минут, я выехал на гребень перевала и остановил Пурпурную Дымку!

Мое появление произвело сильное впечатление. Шагавшие вереди наемники остановились, задрали головы, рассматривая неожиданно возникшего на фоне еще светлого неба всадника, а затем медленно попятились… И уперлись в монолитную колонну черных извергов. Наемники тут же заволновались, зашумели, похоже, бросаться в бой неизвестно с кем у них желания не было. Дан Тротт и его сопровождение тоже заметили меня, последовал короткий приказ, и шум среди наемников немедленно стих. Сияющий дан Трот, обходя черных извергов, начал медленно продвигаться в голову отряда. Через несколько минут его темно-синий панцирь замелькал между неподвижно застывших наемников и, наконец, он вышел вперед. Справа от дана и чуть позади него, остановился один из сопровождавших его рыцарей.

В течение минуты дан Тротт рассматривал меня, а затем громко закричал:

– Сияющий дан Тон, тебя ли я вижу?!

Между нами было метров шестьдесят, так что очень хорошо расслышал его хрипловатый баритон.

– Да, ты видишь меня, – спокойно произнес я, и, сложил пальцы левой руки таким образом, что мой голос прозвучал, словно боевая труба.

Сопровождавший дана рыцарь потянулся вперед и что-то тихо проговорил. Дан Тротт недовольно мотнул головой и снова закричал:

– Я рад видеть тебя живым, сияющий дан!.. Ты присоединишься к моей экспедиции?!

– Твоя экспедиция закончена, сияющий дан Тротт, – проговорил я в ответ, – поворачивая свой отряд назад, за этим перевалом лежат земли, принадлежащие мне!

Тротт отшатнулся на шаг, но затем вернулся на прежнее место.

– По какому праву?! – Крикнул он, и в его голосе появилась легкая насмешка.

– По праву первого! – Быстро ответил я и уточнил, – я первым ступил на эту землю!

– А я займу эту землю по праву сильного! – Рявкнул дан Тротт, – Ведь ты остался один и не сможешь ее защищать! Впрочем, я, возможно выделю тебе хорошую долю… если ты присоединишься ко мне!..

– Мне не нужно доля! – спокойно ответил я, – Мне нужно все!

– Тогда ты не получишь ничего!.. крикнул дан Тротт и повернулся к своим людям:

– Вперед! Я хочу провести наступающую ночь в долине Человеческого Плача!! Неужели нас остановит один старый человек, а может быть даже и не человек – бестелесый призрак?! Десять золотых марок тому, кто уберет его с тропы!!

Наемники выхватили мечи и принялись карабкаться вверх. Дождавшись, когда они оторвались метров на десять, следом медленно двинулась колонна черных извергов.

«Эти для меня не страшны… – рассуждал я про себя, вглядываясь в торопящихся навстречу своей гибели наемников, – это просто грабители, насильники и убийцы… Удар надо наносить по черным извергам!»

Глубоко вздохнув, я потянул из заплечных ножен Серое Пламя и отдал мысленный приказ троллям:

«Приготовились!..»

И в следующее мгновение раздался грозный подземный гул, по обеим гранитным стенам, ограничивающим тропу перевала, зигзагом пошли трещины…

«Не сметь!!!» – Взревел я, но было поздно!

Часть гранитных стен длиной метров десять медленно, торжественно рухнула на головы наступающих наемников!

Сквозь грохот каменных обломков слышались вопли гибнущих людей, но мне было ясно, что тролли устроили обвал слишком рано, что основная часть отряда дана Тротта не пострадает!

В довершение собственной глупости, все четыре тролля выскочили из образовавшихся проломов и, размахивая своими «каменюками» бросились добивать корчащихся в предсмертных судорогах людей. Они словно не видели, как мгновенно над головами черных извергов взметнулись луки, как сорвались с них черные стрелы!..

Черные изверги были прекрасно обучены – их единственный залп оказался гибельным для троллей, а я понял, каким образом дан Тон уничтожил своих противников на Столе Скорби. Древки черных стрел уже в полете вспыхивали ослепительно белым светом, и, вонзившись в толстую шкуру троллей продолжали сиять, как маленькие солнца. И под этим злым, невыносимо ярким, почти солнечным светом только что стремительно двигавшиеся гиганты останавливались, судорожно вздрагивали, замирали, каменели! Их золотисто переливающаяся шерсть бледнела, выцветала, превращалась в сухую траву.

Минуту спустя гранитную осыпь, заполнившую тропу на три десятка метров, украсили четыре огромных окатанных валуна. Стрелы, пробившие каменную шкуру троллей догорали, роняя последние жидкие искры, а до меня наконец-то дошло, почему Блуждающая Ипостась дана Тона обрекла меня на гибель. Маленький народец, нечисть, не умела воевать, не понимала силы приказа, и не могла этому научиться. Они действовали, сообразуясь только со своими чувствами. В моей голове бился замирающий шепот погибающего тролля:

«Они шагали мимо… Мы не могли этого терпеть… Мы не могли ждать…»

Удар троллей не накрыл целиком даже наемников – из них погибло меньше половины. Остальные, отскочив назад и дождавшись, когда оползень остановится и успокоится, снова полезли к перевалу. И снова черные изверги не последовали за ними, их темная, мрачно неподвижная колонна осталась стоять на месте.

«Грамбал Синий Нос, – обратился я мысленно к командиру гоблинов, – Если твои подчиненные выйдут на тропу до моего приказа, я останусь в живых только для того, чтобы лично свернуть тебе шею!»

«Мы все видели, мы… ждем!» – Последовал немедленный ответ.

«Виолант, Уолейн, – позвал я эльфов, – Стрелять только по черным извергам и сопровождению дана Тротта! И только наверняка!!»

«Понятно…» – донесся до меня спокойный ответ одного из эльфов.

Я тронул Пурпурную Дымку и спустился к началу каменной осыпи, устроенной троллями. Через минуту на меня вышли первые трое наемников.

Бойцы они были никудышные – первый из них даже не успел выбросить свой меч навстречу Серому Пламени, мой клинок превратился в широкую серую ленту, мгновенно отделившую обросшую нечистым волосом голову от одетого в яркие тряпки тела. Второй бросился справа, пытаясь неловко ткнуть меня острием меча, хотя явно не доставал, и попал под взмах передней лапы Дымки. Через секунду его тело от горла до живота превратилось в рваную рану, из которой торчали осколки ребер и ключиц. Третий, с длинной, несуразной алебардой в руках был очень молод и очень напуган. Его перекошенное лицо с широко открытым, орущим ртом и ничего не видящими глазами только на миг появилось передо мной, а в следующую секунду Серое Пламя, повинуясь заученному движению руки, прошло наискосок по его груди, погрузившись в нее на треть!

На смену первым трем выскочили еще пятеро. Эти не торопились атаковать. Не обращая внимания на три мертвых тела, они медленно окружали меня, вот только им были неизвестны мои способности! Бросив тело в сторону, как бы падая с лошади я дотянулся кончиком клинка до ухмыляющейся физиономии топтавшегося справа наемника, и этого хватило, чтобы ухмылка навсегда застыла на его роже. Дымка, уловив мое движение в самом начале, мягко прыгнула в ту же сторону, удерживая меня в седле и одновременно, сблизившись еще с двумя нападавшими. Их мгновенной растерянности мне вполне хватило, чтобы одному отхватить правую руку, замахивающуюся мечом, в второму косым ударом пройтись по горлу.

Однако рука у меня начала уставать! Чуть поведя левой рукой, я развернул Дымку на месте, и получил возможность дотянуться до четвертого наемника. Удар, правда, получился смазанным, но достаточно сильным, чтобы сбросить вояку с огромной глыбы гранита, откуда он пытался дотянуться до шеи Пурпурной Дымки. Упал он очень неудачно, судя по положению его головы и неподвижности, в которой он застыл.

Я снова крутанул Дымку, оглядывая площадку. В живых оставалось всего четверо наемников, но краем глаза я заметил, что колонна черных извергов начала движение вверх.

Эти ребята не торопились, они спокойно поднимались по каменной осыпи, не нарушая строя, молча и сосредоточенно. Они шли по четыре в ряд, прикрывая себя сплошной полосой сомкнутых щитов, из-под которых высверкивали клинки недлинных мечей. Было ясно, что они могут действовать слаженно, что их не застанешь врасплох.

Пурпурная Дымка, повинуясь моей команде, попятилась вверх, к вершине перевала. Четверка наемников бросилась за мной следом, то ли посчитав, что я напуган, то ли ослепленная блеском обещанного даном золота. Однако и этот лихой наскок кончился для них плачевно – еще двоих рассекла серая молния вырвавшаяся из моей руки.

Через минуту я был на гребне перевала и быстро осмотрелся.

Черная колонна извергов все также неторопливо поднималась вверх, стараясь не разрывать монолитный строй и потому не слишком торопясь. За ними, приотстав на десять двенадцать метров шагал сам дан Тротт, а позади него двигались трое его рыцарей.

Я сосредоточился, нашептал заклинание Испепеляющего Пламени и развернув левую кисть ладонью в сторону сияющего дана, выпустил через нее часть собственного магического кокона.

Тридцатиметровый, все испепеляющий факел, дыхнул над бросившимися ниц извергами и ударил точно в темно-синюю фигуру дана Тротта! Однако в последний момент, тот самый рыцарь, что постоянно держался справа от своего господина, выбросил вперед обе руки и сделал ими движение, словно поднимая некую тяжесть. Почти уже достигший своей цели столб пламени вдруг ушел вверх с надсадным гулом и… задохнулся в окутавшем его дыму.

Придворный маг сияющего дана Тротта блестяще отрабатывал свой хлеб!

А колонна черных извергов между тем уже достигла конца осыпи, но скорость ее движения не увеличилась. Создавалось впечатление, что они и не собираются нападать на меня, что их задача – просто столкнуть, сбросить меня с перевала!

Я заворожено смотрел на это монотонное, неостановимое движение, и в этот момент двое из первой четверки черных извергов застыли на месте. У каждого из них в правом глазу торчало по длинной, с серым оперением стреле!

«Эльфы!» – Мелькнуло в моей голове.

И также мгновенно, как промелькнула эта мысль, лица черных извергов исчезли за обрезами щитов.

Еще одна стрела с тупым стуком вонзилась в один из щитов вновь сомкнувшегося строя, но не пробила его, а темная колонна продолжила свое движение. Еще одна стрела, нырнув под обрез щита, ударила черного изверга в ножной доспех и… так и осталась торчать, чуть мешая извергу, но не выбив его из строя.

Больше эльфы не стреляли, дожидаясь благоприятного для атаки момента, и вдруг из-под щитов, прямо в небо ударил густой дождь черных стрел. Они унеслись ввысь, исчезая из виду, но не исчезли, а начали вновь увеличиваться в размерах, целя в верхушки скал, на которых засели эльфы.

Черная колонна между тем выходила из зоны обстрела двух моих лучников… прошло еще несколько мгновений и я скомандовал:

«Гоблины, вперед!»

На этот раз удар был нанесен точно. С двух сторон из едва приметных щелей, складок гранита, сглаженных ям на казавшийся несокрушимым строй черных извергов с гиканьем, воплями и визгом бросились маленькие гоблины. Только сейчас я понял, насколько эти фейри были меньше людей и… насколько их было мало!

Три десятка гоблинов, против двадцати черных извергов, дубины против мечей!.. И все-таки неожиданность нападения, а может быть и сумрак, скрывавший невеликое количество нападающих, сыграли свою роль. Колонна остановилась, ощетинилась мечами, начала отбиваться!.. Но изверги действительно только отбивались, не отваживаясь на контрудар, они еще не разобрались кто на них напал и сколько нападающих! И в этот момент я послал Пурпурную Дымку вперед.

Тот десяток гоблинов, что оказался на моем пути, неожиданно слаженно расступился, и я врезался в прикрытый щитами прямоугольник моей же собственной пехоты, моих же собственных отборных гвардейцев! Возможно, вид своего бывшего господина занесшего Серое Пламя над их головами, поразило черных извергов больше чем внезапная атака гоблинов, но колонна дрогнула, попятилась, а затем, разом развернувшись, покатилась вниз!

«Гоблины, назад!» – Немедленно рявкнул я, пресекая возможное беспорядочное преследование и… они послушались. Крошечные темные фигурки в надвинутых на брови колпаках и топорщащихся самодельных доспехах вдруг растворились в скале, словно их и не было. Даже Дымка артачилась дольше, когда я попытался повернуть ее назад.

Черные изверги отступили совсем недалеко. Как только они поняли, что преследования не будет, их колонна остановилась, и гвардия дана Тона снова развернулась к гребню перевала лицом. Однако немедленной атаки не последовало. Вместо этого вперед вышел сам дан Тротт. Целую минуту он рассматривал меня, а затем крикнул своим хрипловатым баритоном:

– Дан Тон, почему ты из защитника людей превратился в их недруга?! Почему ты защищаешь нечисть, ведь ты сам объявил поход против нее?!

Я помолчал, а затем коротко ответил:

– Люди не нуждаются в защите!.. Они хуже любого хищника!

– Мы все равно сметем тебя с перевала! – Крикнул дан Тротт. – Но теперь тебя будут проклинать в каждом человеческом доме, как предателя и… нечисть!

«Можно подумать, что сейчас меня благословляют!» – С усмешкой подумал я, но отвечать ничего не стал. Вместо этого я внимательно, задействовав Истинное Зрение, рассматривал поле битвы.

Четверо черных извергов лежало на тропе, они не дошли до гребня перевала всего десятка метров. И двенадцать крохотных, темных, неподвижных фигурок, окружало убитых извергов! Счет был явно не в нашу пользу!

А дан Тротт снова отошел за колонну черных извергов, которые, перестроившись, вновь начали подъем к гребню перевала.

«Еще одну атаку мы, пожалуй отобьем, а вот третья точно будет последней! – Прикинул я про себя, – И тогда останутся только девять гномов!»

И словно услышав меня, подал голос Шахт-десятник:

«Дан, нам-то что делать?»

«Ждать, – быстро ответил я, – вы у меня – последний резерв командования!»

Черная колонна неотвратимо приближалась, а следом за ней поднимался и дан Тротт в окружении своих приближенных. И вдруг над обрезом скалы, почти у меня над головой, выросла тонкая, высокая, гибкая фигура, и в то же мгновение сухо тенькнула тетива большого лука. Эльф метил в сердце сияющего дана Высокого данства, но необходимая скорость выстрела подвела его– стрела вошла в левое плечо дана, чуть выше ключицы! А эльф, постояв секунду высоко в небе, рухнул вниз головой на камни тропы. Из его горла, правого глаза, и живота торчали четыре ответные черные стрелы.

А вслед за этим с неба на землю спустился жалобный стон, похожий на рыдания, и голос, напоминавший маленькую арфу пропел:

– Прощай благородный Уолейн, я отомщу за тебя!..

И снова черный прямоугольник строя черных извергов подошел к невидимой границе. И снова по моей команде из щелей, гранитных складок, нор высыпали вооруженные дубинами гоблины… Но на этот раз черные изверги ждали этой атаки, они спокойно и сосредоточенно расправлялись с угрюмыми малышами в надвинутых на брови колпаках. И тогда я скомандовал:

– Гномы, за мной!..

Теперь уже Пурпурная Дымка атаковала несокрушимый строй черных извергов в окружении размахивающих мечами, орущих дурными голосами крошечных бородачей. И снова наша атака была успешной – после яростной схватки, строй извергов дрогнул и подался назад! Назад!! НАЗАД!!! На осыпь, на огромные скальные обломки, сотворенные глупыми троллями!

И мы отошли назад, назад… Назад. На гребень перевала. Нас осталось: один человек… или призрак… четверо гномов, двое из которых были ранены, трое гоблинов, потерявших свои дубинки и заменивших их гномьими мечами, один эльф, спустившийся со скалы, и одна магическая кошка-лошадь!

Я оглядел свое оставшееся воинство и понял, что путь в долину Человеческого плача открыт для дана Тротта!

А черный прямоугольник черных извергов снова карабкался вверх по тропе, к гребню, за которым их ждала невиданная награда, к нам, еще остававшимся в живых защитникам перевала.

«Что же ты не уходишь?» – Просквозил в моей голове неизвестно кем заданный вопрос.

«Еще не вечер!» – Явно невпопад ответил я, потому что и вечер уже наступил, и остановить поднимающихся захватчиков я не мог…

Но тут ранний вечер померк, словно всю округу накрыло некое темное, но прозрачное покрывало! Строй черных извергов, остановить который, казалось, не могло уже ничто, замер, как замерли на месте и следовавшие за этим строем главари набега. Я хотел было поднять к небу лицо, чтобы убедиться в стремительном наступлении ночи, но в это момент поверх наших голов с яростным, сбивающим с ног шипением пронеслась широкая, тугая струя широко клубящегося тумана и в мгновение ока окутала наших противников. Я замер, боясь оторвать взгляд от накрывшего черных извергов облака, а оно продолжало клубиться, пенится, волноваться!.. Наконец, белая пелена истаяла и…

Я увидел, уже знакомую мне картину – черные изверги частично лежали, частично стояли немыми темными статуями, позади которых застыли четыре неподвижные фигура: одна темно-синяя и три светло-голубых! Мне не надо было спускаться к этой группе, чтобы убедиться, что все эти люди умерли от… удушья!

Мрак над нами рассеялся, но только через минуту я смог поднять голову. Высоко в небе парил огромный атласно-алый дракон и, чуть склонив голову, рассматривал нас янтарно поблескивающим глазом.

– Небесная Мать!.. – пропел рядом со мной голос, похожий на маленькую арфу.

– Небесная Мать!.. – согласился с ним гундосый голос гоблина.

– Небесная Мать!.. – вплел в общее восхищение свой хрипловатый баритон гном.

Потом последовала небольшая пауза, и срывающийся человеческий голос повторил вслед за всеми:

– Небесная Мать!..

Я даже не сразу понял, что это именно мой голос.

А дракон заложил крутой вираж и по изящной дуге направил свой полет прямо на нашу компанию. Скала чуть дрогнула под нашими ногами, когда лапы чудесного в своей красоте существа коснулись земли. Небесная Мать приземлилась совсем рядом с нами и, вытянув шею, уставилась своими янтарного цвета глазами прямо в мое забрало.

«Небесная Кара!!! – прошелестело в моей голове. – Небесная Кара!!! Вот он мой шанс!!!»

А затем истошный визг Блуждающей Ипостаси чуть не вывернул меня наизнанку:

«Руби ее!!!»

Моя рука привычно выметнула Серое Пламя вверх, но замерла скованная моей волей, а затем медленно опустила клинок в заплечные ножны.

«Руби ее!!!» – Снова взвизгнула Блуждающая Ипостась, но и свирепый призрак уже понял, что на этот раз я не поддался его посылу, я превозмог его волю!

И тогда со своим привычным, совершенно спокойным высокомерием Блуждающая Ипостась сияющего дана Тона произнесла:

«Пришелец из другого Мира, коварным чародейством захвативший мои доспехи, я вызываю тебя на поединок за право обладанием твоим телом!»

– С чего ты взял, что я буду с тобой драться за собственное тело?! – Едва слышно, сквозь зубы поинтересовался я.

«Глупец, – торжествующе взвыл призрак, – по законам нашего Мира ты не можешь отказать призраку в этом поединке, поскольку находишься на его территории!»

Я не успел ничего возразить. Призрак каркнул вороном: «Ко мне!» – И свет померк в моих глазах!

Опустившаяся на меня тьма царила недолго, достаточно мне было моргнуть пару раз, как мрак рассеялся и я увидел…

Вокруг меня на все четыре стороны до недалекого горизонта простиралась голая серая равнина. Под ногами моими была не земля, в смысле, не почва, я стоял на странной, прохладной, чуть шероховатой поверхности, слегка подающейся под моими ступнями. Никакой растительности не наблюдалось, хотя сама поверхность была немного холмистой и, казалось, пылила под едва заметным, но постоянным ветерком. Сам я находился на невысоком холмике, на мне не было абсолютно никакой одежды, и все тело слегка покалывало, будто в него бились невидимые песчинки.

Не успел я как следует оглядеться, как позади меня раздался знакомый высокомерно-насмешливый голос:

– Лучше бы ты послушался меня и убил Небесную Кару. Тогда, вполне возможно я и успокоился бы, а ты благополучно отправился назад в свой Мир. А теперь я отберу у тебя тело и сам совершу то, что предназначено!

Я резко обернулся и увидел на вершине соседнего холмика, метрах в двадцати от меня, странно расплывчатую скрюченную фигуру, с размытыми чертами лица в которых угадывался… старик. Только его глаза светились молодо и дерзко, выдавая ни с чем не смирившийся дух. Впрочем его расплывчатость, размытость быстро исчезала, так что спустя несколько секунд я уже ясно видел древнего старикашку, с совершенно плешивой головой, тонкими руками и ногами, сведенными подагрой пальцами, тонкой «цыплячьей» шеей… Вот только выражение испещренного морщинами лица, с ввалившимися губами и длинным кривоватым носом было донельзя высокомерным. Он прямо-таки светился превосходством!

– Что же ты раньше не пытался захватить мое тело? – Неожиданно для самого себя спросил я.

– Глупец! Зачем оно мне было нужно? – Презрительно ответил дан Тон, – неужели ты думаешь, что мне хочется прожить еще одну жизнь… Прожить жизнь… неизвестно кого?!

– Тогда зачем оно тебе сейчас? – Недоумевающее поинтересовался я.

– А сейчас у меня появилась возможность убить Небесную Кару! – Взвыл обезумевший от ненависть дан. – Твое тело конечно же погибнет, но все будут знать, что это я – дан Тон расправился с Небесной Карой.

Он прожег меня испепеляющим взглядом и каркнул:

– Хватит разговоров, твое время вышло!

Я усмехнулся и, пожав плечами, произнес:

– Ну, какой между нами может быть поединок?! Если я до тебя только дотронусь, ты рассыплешься, как… призрак!

– Нет, мой дорогой, это не поединок физической силы, это поединок разумов! Нам совершенно не надо «прикасаться» друг к другу! Нам надо действовать вот так!..

Он как-то странно взмахнул рукой, и все мое существо пронзила невыносимая боль! Казалось, кроме этой боли ничего не осталось в моей жизни, она терзала каждую клеточку моего тела и каждую частицу моего разума! Я не знаю, как долго она продолжалась, но в конце концов ее клыки немного стерлись, и сквозь все виды мук ко мне снова прорвался торжествующий голос моего мучителя:

– … а я специально обучался этому искусству – поединку разумов. Так что у тебя нет ни единого шанса! Еще два-три таких удара, и ты исчезнешь, твой разум раствориться в неутихающей боли, ты перестанешь существовать, а вместо тебя будет существовать только твоя боль! И она будет существовать вечно, но зачем вечной боли тело? Вот я его и заберу!

«Но если у меня нет сейчас тела, то что может так болеть?» – Мелькнула у меня чужая, отстраненная мысль. Я ухватился за нее и додумал до конца:

«А если у него нет сейчас тела, то и он тогда может испытывать такую же боль! Вот только как и куда нанести ему удар?!»

Я провел несуществующей рукой по несуществующему лицу, словно бы смахивая остатки боли, и увидел, что старик внимательно смотрит на меня, как будто выбирает место, куда нанести следующий удар! И вместе с тем я ощутил, что мой магический кокон все еще на месте, все еще окутывает меня!

И, как будто уловив мои мысли, старик вдруг произнес, переворачивая все мои расуждения:

– А мне причинить боль ты не можешь, ведь у меня-то нет тела!

И он снова поднял руку, готовясь нанести второй удар.

«Это призрак, – чуть торопливее, чем хотелось бы, и оттого не слишком уверенно подумал я, закрыв глаза, – он сам сказал, что у него нет тела, нет внешнего образа… Значит, то, что я вижу – плод моего сознания, моего воображения! – И с каждым продуманным словом укреплялась моя уверенность в собственных силах, – так откуда же у этого эфемерного призрака руки? Нет у него никаких рук?!»

– Нет!!! – взвизгнул призрак.

Я открыл глаза и увидел, что у стоявшего против меня старика… нет рук!! И вообще, вся его фигура вновь сделалась расплывчатой, размытой.

«И головы у него нет!» – проговорил я про себя, представляя одновременно, как исчезает эта самая голова!

Лицо старика смазалось, голова потекла, теряя свои очертания, вдавливаясь в плечи, сглаживаясь.

«Как ты догадался?! – прошелестел в моей голове голос Блуждающей Ипостаси. – Только ответь, как ты догадался?! Только ответь мне на этот вопрос?!!»

Но я и не подумал отвечать на вопросы какой-то несуществующей субстанции, называющей себя «Блуждающая Ипостась». Вместо этого я подумал:

«Какие-то мне голоса мерещится стали… Нет же никакого голоса, и я это прекрасно знаю! Это же надо дойти до такой степени самовнушения! Нет, пора… саморазвнушаться!!»

Что-то или кто-то еще пытался произносить какие-то слова, еще пытался доказать, насколько эти его слова важны для меня, еще пытался достучаться до моего сознания, но я уже не различал слов, не различал даже звуков – так, легкий намек на шелест! Не стоит обращать внимания!

И тьма снова опустилась на меня, и снова она не долго владела моим существом… А когда она рассеялась, я увидел огромные, внимательные янтарного цвета глаза и услышал рокочущее сопрано:

– Отвечай, мерзавец, как ты смог остаться в живых после моего выдоха!

– А я и не остался… – заплетающимся языком произнес я и последним усилием воли приказал доспехам распахнуться.

Удивленно округлившиеся янтарные глаза, опушенные самыми настоящими ресницами, было последнее, что я увидел, перед тем, как потерять сознание!

Глава 9

Есть слава для славы,

Есть слава для чести,

Есть слава позора

И слава удачи,

Есть слава решенья

И слава задачи,

Но нет славы горя,

И нет славы мести!

(Из сожженной рукописи Фрика «Горючие стихи»)

Я пришел в себя в просторной светлой комнате, напоенной ароматом неизвестных мне трав и сосновой смолы. Мое все еще смертельно усталое тело покоилось в чистой, прохладной постели, а по потолку, обшитому светлой дощечкой, бегали дрожащие солнечные зайчики.

Едва я открыл глаза, как тут же был обрадован длинной шепеляво-заикастой фразой, выговоренной одним духом:

– Ну, наконец-то ты пришел в себя!! Только не шевелись и ничего не говори, тебе прописан полный покой на ближайшие… э-э-э… три недели!

Мне и самому чрезвычайно не хотелось шевелиться и говорить, но некоторые детали, некоторые мои догадки, пришедшие ко мне в беспамятстве, требовали немедленного подтверждения и пояснения! А потому я, вопреки стенаниям шута, приподнялся на локте и спросил:

– Как мне увидеть Небесную Мать?!

Фрик вздохнул, сокрушенно покачал своей облезлой головой и прошепелявил:

– Она ждет тебя на своей лужайке. Сказала, как только ты сможешь, ты должен к ней прийти. – И тут же самым категоричным тоном добавил, – но ведь ты еще не можешь!..

– Нет, – непререкаемо возразил я, – как раз уже могу!

И попробовал подняться.

Мое смертельно усталое тело повиновалось мне вполне прилично – не таким уж и усталым оно оказалось на поверку.

Рядом с кроватью на двух стульях с высокими спинками была развешена вся моя одежка – и джинсовый наряд и парадные доспехи предводителя черных извергов. Как ни странно, я выбрал черную кожу доспехов. Спустя всего несколько минут, я уже выходил из приютившего меня домика.

Находились мы с Фриком, без всякого сомнения в долине Человеческого Плача – это место я никогда не спутал бы ни с каким другим. До лужайки Небесной Матери меня проводил шут, и хотя идти было совсем недалеко, он изрядно надоел мне своей болтовней. А может быть мне было непривычно слушать его прозу? Впрочем, дойдя до лужайки, он замолчал, остановился на границе совершенно бархатного газона и долго смотрел, как я шагаю по удивительно нежной траве к разлегшемуся посреди лужайки алому дракону. Потом он повернулся и заковылял обратно к дому, а я остановился, не доходя четырех шагов до изящной, плоской драконьей морды, украшенной чудесными глазами в обрамлении густых ресниц и, будь я проклят, если вру, подведенными золотисто-желтой помадой губами!

Мы долго смотрели друг на друга, а затем дракон или… не знаю как сказать… дракониха, что ли, спросила:

– Ну, рассказывай, откуда ты взялся и как попал в доспехи моего главного врага, сияющего дана Тона?

Я чуть помедлил с ответом, а затем осторожно произнес:

– Я, конечно же, все расскажу, но не могла бы Небесная Мать сначала ответить на один мой вопрос?..

– Спрашивай, – немедленно согласилась она.

– Что такое заключено в твоем… э-э-э… выдохе, что люди от него мрут, как мухи?..

Небесная мать посмотрела мне в глаза долгим взглядом, и ее морда посуровела.

– Люди… – задумчиво сказала она, а затем вдруг заговорила с непередаваемой горечью. – Я их создала, как венец всего того, что было создано до них. Они были лучшим моим творением, они были призваны стать вершиной жизни в этом Мире… а стали его проклятьем! Ты должен знать, какие они – люди. Они умны, горды, смелы, благородны, они правдивы и ненавидят ложь, они изобретательнее всех и потому сильнее всех. Они имели все, и они… стали все уничтожать!

Она снова взглянула на меня и беспомощно спросила:

– Почему?!

– Потому что они считали себя лучше всех остальных… – негромко ответил я. – Потому что не захотели делить свой Мир с какой-то… нечистью, только мешающей жить. Потому что умными считают себя и самые отъявленные глупцы, потому что чужая гордость не всем по душе, потому что глупо совать голову в опасные места, потому что благородство становится синонимом глупости, потому что ложь быстрее приводит к цели… Их изобретательность подсказала им, что для собственного благополучия и процветания надо быть лживым, подлым, осторожным, жадным, покладистым, но самое главное – надо лелеять свою ненависть! А ненавидеть надо всех – и тех, кто сильнее тебя, и тех кто слабее, и тех, кто богаче тебя, и тех, кто беднее, и тех кто умнее тебя, и тех, кто глупее!.. А когда ты по настоящему ненавидишь – надо уничтожить объект своей ненависти! Сейчас твое лучшее творение уничтожает твои худшие творения!..

Здесь я остановился и, опровергая самого себя, добавил:

– Впрочем, люди – разные…

Но она не обратила внимания на мое опровержение:

– И когда они уничтожат всех фейри, они успокоятся?

– Нет, – покачал я головой, – они примутся уничтожать себе подобных…

– Почему?!

– Потому что каждый считает себя лучшим.

Над лужайкой повисло молчание, а затем Небесная Мать прошипела:

– Я не дам им уничтожить все, что создала!..

– Тогда они уничтожат тебя! – Горько сказал я и тут же встрепенулся, – а что, собственно говоря, ты имеешь ввиду?!

Дракониха блеснула глазом, и мне показалось, что ее губы готовы растянуться в улыбке.

– Я создала новый вид живых существ! – С гордостью объявила она, – Они настолько малы, что люди не могут их увидеть, а, значит, не могут и уничтожить! Зато эти существа, попадая внутрь людей вызывают некоторые изменения… и люди сами умирают! Задыхаются, у них останавливается сердце, отказывают внутренние органы! Если люди не остановятся в своем стремлении все уничтожить, я уничтожу их самих!!!

– И эти существа, эти… малышки живут в твоем дыхании?! – уточнил я.

Она только молча кивнула в ответ.

«Вот я все и узнал, – с облегчением подумалось мне, – вот откуда в наш Мир проникают эти… инфекции!»

– Тогда слушай, Небесная Мать, я расскажу тебе откуда я пришел, и почему я здесь оказался!

И я рассказал ей все с самого начала! Все!!

– Получается, что твое дыхание разрывает границу между нашими мирами. Именно через такой разрыв я и попал в твой Мир.

– Но почему всем этим не занялся ваш демиург?.. – Чисто по-женски удивилась дракониха.

– Потому что в нашем Мире нет демиурга, – просто ответил я.

– Как!.. – Попыталась удивиться дракониха и вдруг замолчала, уставившись на меня распахнутыми от изумления глазами. Лишь спустя минуту, она с придыханием прошептала:

– Брошенный Мир!!! Ты пришел из Брошенного Мира!!! Но как же вы выжили, если вас оставил ваш демиург?!!

– Так же, как выживут созданные тобой люди, когда ты оставишь этот Мир, – спокойно ответил я.

– Я не брошу свой Мир! – Гордо заявила Небесная Мать.

– Тогда они убьют тебя, – просто сказал я. – Призрак дана Тона уже пытался сделать это моими руками. Ты помнишь, как при встрече с тобой я взмахнул мечом, прежде чем опустить его в ножны? Это призрак требовал, чтобы я ударил тебя!

И снова мне удалось удивить это простодушное создание.

– Значит ты… дрался на поединке за свое тело?! – Догадливо воскликнула она.

Теперь настала моя очередь молча кивнуть головой.

Мы долго молчали, обдумывая каждый свои мысли, и вдруг она произнесла: – Я тебе не верю! – И запальчиво добавила, – ты сам сказал, что люди лживы и корыстны – ты мне солгал из каких-то своих корыстных побуждений!

– Мои слова просто проверить, – улыбнулся я ее запальчивости.

– Как?! – Немедленно поинтересовалась она.

– Сколько времени я пролежал без памяти? – В свою очередь спросил я.

– Почти трое суток. Ты несколько раз приходил в себя, но тут же снова впадал в забытье.

– Ну что ж, – задумчиво проговорил я, – если не сейчас, то очень скоро граница между мерами прорвется именно в том месте, где ты применила свой выдох. Нам нужно вернуться к перевалу, и ты убедишься сама в моей правоте.

– Полетели! – Сразу же предложила она, но я отрицательно покачал головой:

– Это ты можешь лететь, а мне придется ехать. Где, кстати, моя Пурпурная Дымка.

– А-а-а, это твоя странная лошадка… которая кошка! – Догадалась Небесная Мать, – она цела, за ней ухаживал этот твой… помощник.

«Фрик! – Догадался я, – интересно, в чем состояло его „ухаживание“?»

– Хорошо, – перебила мои размышления дракониха, – ты поедешь на своей лошади, а я полечу! Прямо сейчас!

Она поднялась с травы и кивнула мне:

– Я жду тебя на перевале.

Через мгновение она была уже в небе.

Я же вернулся в свой домик, где и нашел примолкнувшего шута. Собраться в дорогу мне было недолго – свой джинсовый наряд я снова уложил в мешок, Вывел из крохотной конюшни Пурпурную Дымку, но когда я был уже в седле, из-за угла дома появился Фрик с небольшим мешком в руке.

– Я с тобой, сияющий дан, – прошепелявил он, твердо глядя мне в глаза.

– Ты же видишь, что я совсем не сияющий дан, – мягко ответил я, – И разве тебе здесь плохо?.. Оставайся, Небесная Мать тебя не обидит!

– Нет! – Он помотал головой, – мое место среди людей, а здесь их нет. Я не хочу быть единственным!

– Но ты и так единственный и неповторимый! – С улыбкой возразил я.

Но Фрик снова помотал головой и упрямо взглянул мне в лицо.

– Ну что ж, – сдался я, – поехали!

И мы поехали… Вернее, поехал я, а шут пошагал, как обычно впереди моей магической лошадки.

Ехать действительно оказалось совсем недалеко – солнце еще не зашло за вершины окружающих долину гор, а мы уже поднялись к перевалу. Небесная Мать сидела на скале, над самым гребнем перевала и не отрываясь смотрела в сторону ледника. Мы поднялись на гребень, и я сразу же увидел знакомые плотные клочья тумана, ползавшие по каменной осыпи и верхней части ледника. Подняв голову я негромко спросил:

– Теперь ты видишь, что я прав?!

Она посмотрела на меня невидящим взглядом и прошипела:

– Что же я наделала!.. Прорыв в Брошенный Мир!.. Кто знает, какое чудовище может в следующий раз проникнуть сюда, ко мне из этого ужасного места?! Но теперь я знаю в чем дело и приму свои меры – прорывов больше не будет!!!

– Тогда, я… пошел?.. – Спросил я, и Небесная мать, будто бы очнувшись, кивнула:

– Да, уходи… Прямо сейчас… И… спасибо тебе!..

Я повернулся к неподвижно замершему шуту.

– Прощай, Фрик, береги себя, ты, все-таки, будущая слава этого Мира.

– Ты уходишь, – еле слышно переспросил он, и я утвердительно кивнул, – прощай Тон, сияющий дан Высокого данства, и пусть тебе сопутствует удача!

Я повернулся и зашагал в сторону уплотняющегося, наливающегося серой нечистотой тумана. Но сделав не более четырех шагов я снова остановился и, обернувшись попросил:

– Свободный дан Кай, спой мне свою песню про данов… помнишь – «На свете жил веселый дан…»

Дан Кай кивнул, а я в ответ махнул рукой и снова зашагал к леднику, к туману.

А за моей спиной набирал силу легкий, чистый, без всякого намека на заикание и пришепетывание, тенор:

А плотное, туманное облако было все ближе и ближе.

Я вступил в туманный сгусток, и серовато-белые жгуты взметнулись вокруг меня, жадно обнимая мое тело, облаченное в легкие кожаные доспехи черного изверга. Но до моего слуха все еще отчетливо доносились слова песни другого Мира:

Песня закончилась. Шуршание невидимого жесткого льда под моими ногами вдруг сменилось хлюпаньем мелкой воды, порыв ветра ударил в молочно белый кисель, окружавший меня и прорвал его. Я увидел, что стою на самой опушке притопленного мелколесья, а в десяти метрах от меня начинается довольно крутой подъем, по которому вьется протоптанная тропинка.

Выйдя на сухое место, я первым делом переоделся в привычную джинсу и спрятал кожаные доспехи в мешок. Подъем был не крут, и с вершины холма я увидел нашу обычную деревню – десяток домов, крытых соломой. На околице деревни меня встретила бойкая старушка, и не успел я задать ей хоть какой-то вопрос, как услышал ее заливистый голосок:

– А ты, сынок, случаем, не корреспондент будешь?.. Тут уже, почитай вторую неделю все какого-то корреспондента ишшуть?

– Правильно ты, бабушка, угадала, – улыбнулся я в ответ, – я и есть корреспондент. А кто меня ищет, милиция?

– Зачем милиция? – Удивилась бабка, – доктора наши, из больницы из N-ской! Да и сейчас один как раз здесь, вон его мотоцикл у Степановой хаты стоит. Это он Степану указания дает, что делать, когда твое тело отыщется. Я ему, врачу этому, говорила, что…

– Пойду-ка я, послушаю, что надо делать, когда мое тело отыщется! – Перебил я словоохотливую бабку, и, развернувшись, быстро зашагал к Степановой избе. А в избе сидел осунувшийся и побледневший Петр Забродин. Увидев меня, входящего, сидевший на лавке, ассистент заведующего отделением ОРЗ N-ской больницы, отвалился к стене и прошептал побелевшими губами:

– Да вот же он!.. Живой и здоровый!..

Впрочем, Петя быстро пришел в себя, и спустя час, потраченный на обед у хлебосольного хозяина избы, также обрадованного появлением пропавшего в лесах корреспондента, мы катили на Петином мотоцикле по ухабистой сельской дороге. Петр захлебываясь встречным ветром, рассказывал какой переполох в больнице, да и во всем районе, наделало мое исчезновение, как Борис Ильич решил пока ничего не сообщать милиции, рассчитывая на собственные силы и даже сам звонил в мою газету, пытаясь продлить мою командировку. Свой сумбурный, восторженный рассказ о моих поисках он то и дело перебивал вопросом: – Да где ж тебя все это время носило?! – на который не требовалось ответа. Я помалкивал, и только когда мы лихо проскочили поворот на N-ск, я поинтересовался, куда Петя катит.

– Нет, корреспондент, – чуть повернувшись в мою сторону, проговорил Петр, – Я тебя домой доставлю, чтобы ты, не дай-то Бог, еще где-нибудь не заплутал!

Через три часа тряского пути, я оказался у своего дома в родном городе. Прощаясь с Петром, я как можно спокойнее сказал:

– Да, вот еще, чуть не забыл, больше никаких инфекций и никаких эпидемий в вашем районе не будет. Так что можешь переквалифицироваться.

Петр удивленно посмотрел на меня и недоверчиво переспросил:

– А ты откуда это знаешь?..

– Верь мне, Петр, – торжественно, словно произнося клятву, проговорил я, – наша российская журналистика никогда не врет!

Но он мне, похоже, не поверил.

А на следующее утро сидел в кабинете нашего главного редактора и отводил виноватый взгляд от его требовательных, осуждающих глаз.

Я мог бы рассказать ему всю правду и при N-ские эпидемии, и про их происхождение, но… он бы мне не поверил!

Вы ж вот тоже не верите!

Евгений Малинин Драконья любовь или Дело полумертвой царевны

Пролог

«Я это сделал!! Я сделал!!! У меня получилось!! Получилось!.. Сколько же лет прошло, с тех пор, как у меня появилась эта идея, семь… восемь?.. Не помню. Но теперь это уже и не важно! Вот оно – заклинание способное преодолеть Барьер, Бездну, Ничто!.. Полстранички текста, двенадцать составляющих… восемь лет работы… и она в моих руках! Она… в моих… руках!.. Живая!.. Светлые волосы, васильковые глаза, тонкие запястья, длинные, худые ноги… Она придет ко мне… придет сама! Сама!!»

Несуразно огромный кабинет до краев заполняла темнота, лишь на краю совершенно пустого письменного стола, своими размерами напоминающего вертолетную площадку, горела высокая, толстая витая свеча в вычурном, желтого металла подсвечнике. В рабочем кресле, габаритами соответствующем столу, сгорбившись, поглаживая ладонями отполированные подлокотники, сидел еще молодой, невзрачный человек с огненно-рыжей шевелюрой и странно неподвижным лицом. Его глаза были прикованы к небольшому листу бумаги, лежавшему на краю столешницы. Листок наполовину был исписан удивительно четким, без помарок и исправлений почерком, а в конце текста красовался странный, причудливый до уродства росчерк.

Огонек свечи чуть дрогнул, раздался короткий, жалобный треск сворачивающегося в агонии фитиля. Одновременно с этим рука человека, оставив на мгновение подлокотник, дернулась к листу, но тут же вернулась на место, словно ее хозяин чего-то испугался.

И снова воцарилась тишина… И снова в голове человека потекли спутанные, прерывистые мысли:

«Осталось совсем немного… выбрать место и запустить заклинание. Запустить заклинание?! А если снова что-то не так, если последняя проба – всего лишь невероятная, неповторимая удача?!!»

Человек в кресле вздрогнул всем телом и вдруг застыл в странной, неестественной позе, словно его мгновенно настиг пароксизм отчаяния!

«Нет!! Этого не может быть!! Последняя проба – логический результат восьмилетней работы, он не может быть случайностью!! Надо успокоиться… надо успокоиться! И довести начатое до конца!! Первое – это место приложения заклинания, и я знаю это место!! О-о-о, как хорошо я знаю это место!! Оно снится мне почти каждую ночь, это проклятое место!! Именно там, в этом месте я раскину свое заклинание, свою… лебединую песню!! Свою… последнюю надежду!! Свою… ловушку!! Ха-ха… ловушку!! Нет, не ловушку!! Нет!! Свой зов! Зов одной души другой душе!! Зов душе!!! Ловушку телу!!!»

Человек снова вздрогнул, на этот раз словно бы от озноба и перевел взгляд с листа бумаги в беспросветную темноту кабинета.

«Что ж не идет Пров?!! Снова занят каким-нибудь допросом?.. Или в очередной раз пытается составить свое пресловутое универсальное заклинание?! Глупец… бездарь… думает, что он маг! Маг! А сам не знает, что скоро его… заменят! Скоро… скоро… Он совсем разболтался – позволяет себе заставлять меня ждать!! Впрочем… сегодня я могу и подождать…»

В этот момент в кромешной тьме кабинета прорезалась высокая узкая полоска света. На противоположной от стола стене медленно открывалась высокая, в два человеческих роста дверь, пропуская в кабинет высокую, чуть сутулую фигуру, закутанную в длинный черный плащ с поднятым капюшоном. Едва посетитель перешагнул порог кабинета, дверь за ним прикрылась, отрезав свет, и снова в кабинете воцарилась темнота и тишина. Только спустя бесконечно долгую минуту в это темноте раздался неожиданно мягкий, бархатный баритон хозяина кабинета:

– Ты заставляешь себя ждать, Пров… Снова занимался своими поисками?.. Снова пытался найти универсальное заклинание?..

Ответа не последовало, и тогда хозяин кабинета приказал:

– Подойди ближе, я смотрю, ты стал плохо слышать… Ближе!!

Он не кричал, но его голос стал вдруг вездесущим, как будто сама темнота превратилась в его проводник!

Пометавшись по самым дальним, самым темным углам, приказ наконец затих, и вслед за этим по кабинету прошуршало едва заметное движение. Из мрака выступила закутанная в черное фигура. Из-под низко надвинутого капюшона на хозяина кабинета глянули багрово мерцающие глаза.

– Слушай меня внимательно… – Проговорил хозяин кабинета, впившись взглядом в эти багровые угольки. – Подготовишь группу из трех-четырех опытных человек, обязательно включишь в нее одного очень хорошего мага-летуна. Я буду ждать эту группу в Черном бору через две недели и сам поставлю им задачу. Поручишь дьяку Дворцового приказа привести в порядок малые гостевые апартаменты, там скоро будет размещена очень важная персона… женского рода… Подготовить все как следует!! Я после возвращения из Черного бора сам все проверю и поставлю личную охрану.

Хозяин кабинета выпрямился в кресле и странно напряженным голосом спросил:

– Ты все понял?!

– В-ф-с-ш-ш-се, гос-ш-ш-сподин… – донеслось из-под капюшона.

– Можешь идти… – проговорил хозяин кабинета, и тут же приказал. – Стой!.. Сними капюшон!

Фигура в черном беспрекословно повиновалась. Капюшон опустился на покатые плечи, и в трепетном свете свечи показалась уродливая, ни сколько не похожая на человеческую, голова. Совершенно голая, лишенная ушей, она была сплюснута сверху так, что челюсти вытянулись далеко вперед, наподобие крокодильих, губы вывернулись обнажая редкие кривые резцы и торчащие наружу клыки. И только горящие багровым отсветом глаза давили возникающий при виде этой безобразной головы смех.

Хозяин кабинета несколько секунд рассматривал своего посетителя, а потом с легкой насмешкой проговорил:

– Если ты не прекратишь свои… поиски, весьма скоро превратишься в самое обычное пресмыкающееся! Пойми наконец, Пров, у тебя нет способностей, чтобы освоить заклинания Великого Змея! Ты никогда не сможешь превращаться Змеем Горынычем!! Не дано этого тебе!!!

Чуть помолчав, он отвел глаза от чудовищно уродливой головы своего посетителя и устало проговорил:

– Ступай!..

Существо, названное Провом, медленно натянуло капюшон на голову, медленно повернулось и молча покинуло кабинет. Когда дверь за ним затворилась, хозяин кабинета встал с кресла и усталым, волочащимся шагом двинулся в угол кабинета, туда, где располагался выход, ведущий во внутренние покои.

Глава первая

К сожаленью, день рожденья

Только раз в году…

(Песенка из мультфильма)

День рожденья —

Грустный праздник…

(Эстрадная песенка)

В день рожденья мне хочется выть

От желанья подольше пожить!

(Застольная песенка)

Ну вот мне уже и тридцать стукнуло!.. Кто-то, возможно, скажет, что это прекрасный возраст – возраст грандиозных планов и великих свершений, а мне тоскливо! Хотя мне в течение вот уже лет десяти бывает тоскливо в день собственного рождения. Но на этот раз моя тоска достигла просто небывалых размеров – тридцать ведь!

Ребята в редакции, зная мое отношение к этому «празднику» не надоедали мне со своими поздравлениями, за что я был им очень признателен. Более того, едва я появился, как ко мне пошли люди со всевозможными вопросами, требовавшими серьезных обсуждений и споров, так что утренняя депрессия, возникшая во время изучения собственной тридцатилетней физиономии в туалетном зеркале, сгладилась и отступила.

А сразу же после обеда я оказался, не помню уже в связи с чем, в приемной нашего главного редактора… Вот тут меня и шибануло!

Я переступил порог приемной во вполне приличном, рабочем настроении, почти уже забыв о своем тридцатилетнем «юбилее». Галочка, секретарша Савелия Петровича, нашего главного редактора, мой старый и вредный друг, сидела на своем рабочем месте и привычно ничего не делала. Вернее, привычно болтала… Только на этот раз ее собеседницей была не одна из наших корректорш, а совершенно незнакомая мне девушка, видимо, подруга Галочки. Девчонка эта сидела рядом с Галочкиным столом, спиной к входу и даже не обернулась на звук открываемой двери.

Галочка же, увидев меня, восторженно взвизгнула и заверещала своим высоким, пронзительным голоском:

– Люсенька, посмотри, кто к нам заглянул!!! Это, позволь тебе представить, Володя Сорокин, наш специальный корреспондент по криминальным делам!.. Ты не смотри на то, что он такой… э-э-э… несимпатичный, на самом деле он очень добрый и отзывчивый!.. А какие он фокусы показывает – закачаешься!.. Просто ниоткуда достает разные штуки, вертит столами и стульями, не притрагиваясь к ним!.. И вообще!!!!

Что «вообще» Галочка даже не подумала объяснить. Вместо этого она приподнялась со своего продавленного креслица и умоляющим, чуть подвизгивающим голоском попросила:

– Володенька, ну покажи что-нибудь прикольненькое!!

Я, слегка ошалев от столь бурного представления своей особы незнакомому человеку, чисто машинально щелкнул пальцами правой руки и прошептал коротенькое словцо. В то же мгновение стул, на котором восседала нелюбопытная незнакомка плавно оторвался от пола и, развернувшись, столь же плавно опустился на свое место. Девчонка, с удивительным спокойствием отнеслась к своему необычному полету, но уже с некоторым интересом взглянула мне в лицо. Мне, естественно, тоже стало интересно, что это за столь невозмутимая особа?

На меня смотрела высокая, белокурая девушка лет двадцати трех-двадцати четырех с чуть удлиненным матово бледным лицом и яркими синими глазами в обрамлении густых темных ресниц. На ней было надето простое белое платье с удлиненной юбкой, кружевными воротником и манжетами.

И тут я вдруг понял, что вижу перед собой… Кроху… фею Годену! Ту самую фею Годену – мою единственную любовь, встреченную мной во время первого иномирного путешествия и тогда же потерянную!! Мои ноги буквально приросли к полу!..

Вообще-то я человек довольно развязный, и с девушками веду себя совершенно свободно, но тут не то что слова, само дыхание замерло в моем горле. А девушка, рассматривавшая меня чуть встревоженным, удивленным взглядом, неожиданно подняла руку и тонкими длинными пальцами, коснулась своего высокого лба, словно вспоминая нечто когда-то увиденное и… давно позабытое.

А Галочка тем временем снова завизжала:

– Ну, Люська, ты видела, что он вытворяет!! А когда с ним поближе познакомишься, то вообще не обращаешь внимания на его страшную рож… э-э-э… лицо! Поверь, он просто душка!!

«Чего у Галочки не отнять, – раздраженно подумал я, – так это непосредственности. Как естественно у нее получилось – „…вообще не обращаешь внимания на его страшную… лицо“, прямо, как будто комплемент мимоходом отвесила!»

И тут же, словно в ответ на мои мысли раздался глубокий, мелодичный голос незнакомой мне Людмилы:

– Галинка, ты говоришь ерунду! Никакое у него лицо не страшное… Просто ты не видишь… главного. По-моему… – она бросила в мою сторону еще один короткий, оценивающий взгляд, – …Владимир очень даже симпатичен… Посмотри, какие у него… замечательные глаза – утонуть можно…

По всем правилам поведения мне положено было смутиться и, пошаркав ножкой, поблагодарить за комплимент, но вместо этого я почему-то разозлился.

– А вы, девочки, каждого приходящего вот таким образом по косточкам разбираете, или я один удостоился столь высокой чести?!

Галочка смущенно захлопнула рот, а в глазах Людмилы снова промелькнуло удивление. Я же тем временем продолжил:

– Впрочем, не буду вам мешать! Мое дело не настолько серьезное и срочное, чтобы отвлекать вас от вашей высокоинтеллектуальной, глубокомысленной беседы!

И я вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Вернувшись на свое рабочее место, я постарался успокоиться, и уже с некоторым даже юмором, подумал о двух девчонках-бездельницах, треплющих своими длинными, шустрыми, острыми язычками в приемной. Здорово я их «отбрил»!

И работа снова завертела меня. Принесли гранки моей статьи, шедшей в завтрашний номер, дважды звонили из студии нашего местного телевидения, мне самому пришлось сделать четыре звонка, два из которых были весьма скандальными, короче – шла обычная будничная суета. Однако, спустя часа три-четыре, когда номер был сдан и рабочая горячка схлынула, я вдруг понял, что у меня из головы не выходит эта… Людмила!

А ближе к вечеру мне стало совсем плохо! Моя изуверская память слила облик феи Годены и облик Людмила в некое непередаваемое… недостижимое совершенство. Синие глаза, опушенные темными ресницами встали перед моим внутренним взором, мешая мне сосредоточиться на чем-либо, не имевшем отношения к ним и их владелице, наполняя мое сердце темной, глухой тоской!

Я решил пропустить запланированную встречу со своими подшефными «внуками Ильи Муромца» и остаться дома – настроение мое никак не подходило для разговоров с ребятами, а собственный день рожденья давал повод эти разговоры… перенести на другое время.

Притащив с кухни бутылку коньяка, нарезанный лимон и большой круглый бокал, я уселся за свой письменный стол, включил настольную лампу и выгреб из нижнего, запирающегося ящика свои богатства. Раскрыв оба мешочка, подаренные мне Мауликом – Тенью, охранявшей заповедник демиурга в странном, чудном мире феи Годены, я высыпал на столешницу посверкивающие камешки и, машинально перебирая их пальцами правой руки, вспоминал как дракончик «карликовой породы» по имени Кушамандыкбараштатун вышвырнул сначала старшего лейтенанта Макаронина, а затем и меня самого в свой странный, чудной мир. В мир, лишенный людей, населенный фейри и сквотами. В мир, где остались мои друзья – маленькие каргуши Топс и Фока… В мир моей единственной любви – феи Годены, Крохи, которая пожертвовала собой, спасая меня от черного колдовства карлика Оберона.

Я снова видел ее прекрасное лицо, ее улыбку… И это лицо как-то странно, неуловимо превращалось в лицо незнакомой мне девушки по имени Людмила… И в ушах моих снова звучали слова «…Посмотри, какие у него… замечательные глаза – утонуть можно…». И голос, произносивший эти слова, был голосом феи Годены… Крохи… Людмилы…

Тряхнув головой, я быстро ссыпал камушки в мешочки и, отодвинув их в сторону, потянулся к небольшой книжке в переплете из светло-зеленых нефритовых пластинок. Открыв ее посередине, я уставился на чуть желтоватые, абсолютно чистые страницы и вдруг услышал ясный, назидательный голос:

«Поднебесная есть центр населенного мира, и стыдно тебе, Сор-Кин-ир, не знать этого!»

Невольная улыбка выползла на мои губы, настолько живо я представил себе своего учителя, Фун-Ку-цзы, наряженного в темно-коричневую хламиду и шагающего неспешным шагом по пыльной, пустой дороге. Но улыбка моя тут же увяла – сквозь желтизну страницы проступило побелевшее, обескровленное лицо маленького Поганца Сю, а в моих ушах зазвучал его слабый прерывистый голос:

– Вот я и попробовал поступить так, как велело мне сердце… Видишь, что из этого получилось?..

Я медленно закрыл книгу – память о путешествии в Поднебесную, о преследовании тамошнего мага, ограбившего Алмазный Фонд России. Затем, хлебнув из бокала, я встал и прошел в спальню. Открыв дверцу платяного шкафа, я сдвинул висевшее там барахло и осторожно погладил черную замшу парадных доспехов черного изверга. Доспехов, доставшихся мне от дана Тона, сияющего дана Высокого данства, ставшего призраком и едва не отнявшего у меня мое собственное тело!.. Я вздохнул и тихо пробормотал:

Да, мой маленький, безумный приятель Фрик, вольный дан Кай, сочинивший эту песенку, действительно был способен стать классиком литературы… Хотя… Любое отечество не терпит своих пророков, а Фрик был пророком!

Я закрыл шкаф и вернулся к столу.

«Так что же мне делать?.. – Как-то уж чересчур грустно подумал я, – что же мне делать со своей памятью и со своей… тоской?!»

И тут же мне стало ясно, что я лукавлю… Лукавлю сам с собой. Был человек, способный успокоить мою память и стереть мою тоску! Да и выросли моя память и моя тоска до совершенно непомерных размеров только потому, что я встретил человека, способного их укротить!!! Человеком этим была… Людмила, девушка, которую я видел всего несколько минут, и с которой, скорее всего, больше никогда не встречусь! Разве что Галочка поможет… Вот только обращаться к Галочке за помощью в этом деле мне очень не хотелось!.. Очень!!!

И тут в нижнем, чуть приоткрытом ящике моего стола послышалось странное, короткое шуршание. Я невольно опустил глаза и увидел, как ящик сам собой выдвинулся не меньше чем на ладонь, и в образовавшейся щели виднеется небольшой цилиндрический футляр, сияющий чистым золотисто-желтым цветом.

Сначала я даже не понял что это такое, и только взяв в руки этот крохотный и неожиданно тяжелый тубус, вспомнил, что это тот самый футляр, который я тайком вынес из резиденции Маулика и в котором должен лежать перевязанный желтой лентой пергаментный свиток. Но я сразу же вспомнил и другое – месяцев пять назад, во время ежегодной генеральной уборки своего логова, я перебирал содержимое всех ящиков.

Никакого футляра в ящике не было!

Однако теперь, вот он, как ни в чем не бывало, лежит в моей руке, демонстрируя свою непонятную тяжесть.

С минуту я рассматривал чистую золотисто-желтую кожу, обтягивающую маленький тубус, а затем осторожно потянул плотно пригнанную крышку вверх. Она не поддалась, и я попробовал повернуть ее. Крышка легко пошла против часовой стрелки, одновременно сдвигаясь вверх, словно скользила по резьбе. Вот только никакой резьбы на открывающейся нижней части футляра не было. Наконец крышка отделилась от тубуса, и я вытряхнул свиток пергамента, перевязанный неширокой желтой ленточкой, на стол.

Снова закрыв зачем-то футляр, я аккуратно поставил его на край столешницы и принялся рассматривать свиток, не прикасаясь к нему руками. Моя осторожность была не совсем понятна мне самому, насколько мне помнилось, в пещере Маулика я уже вынимал этот свиток из футляра – надо сказать, без всякой опаски, и ничего со мной не случилось. Правда, в то время я еще не обладал знаниями, заключенными в Нефритовой книге…

Теперь же я отчетливо ощущал некий… запах что ли, опасности, исходивший от этого небольшого кусочка выделанной кожи ягненка. Желтая ленточка, перетягивавшая свиток имела по всей своей длине едва заметную надпись, сделанную вплетенной в нее золотистой нитью. Напоминала эта надпись изящную арабскую вязь, и в тот момент, когда я увидел это свиток впервые, я не смог ее разобрать. Однако теперь, владея магическими знаниями Нефритовой книги, я довольно быстро понял смысл этой надписи. По всей длине ленты, повторяясь, бежала коротенькая фраза «Сорвать эту печать дано только ищущему Любви».

Эта лента и вправду служила некоей печатью, поскольку ее узелок был залит чем-то красным, похожим на сургуч, и на этом сургуче был оттиснут овал, заключавший три одинаковые драконьи головы. Из пасти средней головы вырывалось длинное пламя.

Я задумчиво почесал лоб – если мне не изменяла память, в первый раз, когда я рассматривал этот свиток, печать на нем была… синей!

Если бы этот свиток попал мне в руки хотя бы на день раньше, я, скорей всего, и не подумал бы его вскрывать – и исходящий от него аромат опасности, и предупредительная надпись безусловно остановили бы меня. Но в тот вечер…

В тот вечер я вполне мог отнести себя к «ищущим Любви». А потому, взяв свиток в левую ладонь, и не сводя глаз с красной печати, я осторожно потянул за один из концов ленточки.

В следующий момент по комнате прокатился грозный раскатистый рык, а из пасти драконьей головы, располагавшейся в центре печати, вырвался крошечный, но вполне натуральный огненный факел! Печать мгновенно расплавилась и стекла на столешницу неряшливой красной лужицей, а по ленточке в разные стороны побежало быстрое, чуть слышно шипящее пламя, превращая этот кусочек ткани в невесомый серый пепел.

Едва только ленточка догорела, свиток, преодолевая сопротивление моих онемевших пальцев развернулся и передо мной легла небольшая желтоватая страничка, заполненная все той же изящной вязью. Я склонился над появившимся текстом и спустя пару минут начал понимать написанное:

«Два спящих желтка смешай в синей глине с шестнадцатью каплями горючей крови земли, добавь щепотку пепла из следа молнии, три глаза беременной гадюки, сушеный цветок арардуса и свежий, трехлетний корень-вопль. Перемешай, залей смесь двумя плошками мертвой воды и дай настояться три часа. Взбей состав до образования кровавой пены, опусти в него голову черного петуха с открытыми глазами и вари на быстром живом пламени до писка…»

Тут я немного отвлекся от изучения листочка, подумав невольно: «Ну, если все это придется еще и пить!..»

Надпись тут же снова стала непонятной, а края листочка и, особенно, его уголки обуглились, словно облизанные невидимым пламенем. Быстрым усилием воли вернув себе сосредоточенность, я приостановил это странное обугливание и принялся читать дальше:

«… После первого писка убей огонь, но оставь угли. После третьего писка сними глину с углей и поставь в холодок. Как только на вареве образуется корка, снеси глину в погреб и жди, пока корка не станет цвета увядающего папоротника. После этого пробей корку и слей варево в темное стекло».

Пока что, все было понятно, за исключением некоторых деталей, но я старался не отвлекаться на их обдумывание – надо было скорее дочитать до конца, поскольку края «документа» все-таки продолжали темнеть, скручиваться и осыпаться на стол черным, рыхлым пеплом.

«Смажь подушечки пальцев левой ноги пятью каплями отстоявшегося варева и твоя нога приведет тебя к тому, что ты ищешь. Капни пять капель отстоявшегося варева на след того, что ты ищешь, и оно само придет к тебе. Выпей пять капель отстоявшегося варева, и ты уничтожишь то, что…»

Ниже, по всей видимости, располагалась по крайней мере еще одна строка, но она уже обратилась в пепел.

Я перевел взгляд в начало текста и увидел, что этого начала уже нет… Да и вообще вся надпись сделалась совершенно нечитаемой – прежде изысканная, филигранная вязь текста стала вдруг какой-то съеженной, стиснутой, словно широко выписанные знаки вдруг столпились, сгрудились в центре оплавляющегося листа, спасаясь от подступающего невидимого пламени. Но места для всех них все равно не хватало, часть надписи уже исчезла вместе с осыпавшимся пеплом, а сохранившаяся часть выглядела так, словно некий сумасшедший писец покрывал невероятно тесной вязью уже неоднократно исписанную страницу.

Мне вдруг стало очень жаль эту странную, похожую на живую надпись, но чем ей помочь я не знал. Так что спустя каких-то пять минут она исчезла вместе с истлевшим листочком и только неопрятная красная сургучная клякса, лежавшая на столешнице, да щепотка черного, чуть жирноватого пепла напоминали об уничтоженном документе.

Впрочем, я отлично запомнил все то, что успел прочитать. Правда вот… «детали»!.. Что такое, например, «… три глаза беременной гадюки…» или «… вари на быстром живом пламени до писка…» мне было пока что непонятно.

В тот вечер я еще долго сидел за своим столом, прихлебывая коньяк, перебирая сокровища принесенные из других миров, обдумывая текст сгоревшего пергамента и прикидывая, каким образом его можно использовать, но ничего путного так и не придумал.

Рано утром, буквально на рассвете, меня разбудил звонок телефона. Не выспавшийся, и потому злой, как черт, я хватил трубку и буквально рявкнул в ухо невидимому собеседнику:

– Ну?!! Какого дьявола вы будите меня ни свет, ни заря?!!

А в ответ услышал глубокий, мелодичный голос:

– Володя, вы меня извините, пожалуйста, я не подумала, что для вас этот час ранний. Мне просто хотелось попросить у вас прощения за нашу с Галочкой бесцеремонность, с которой мы вчера обсуждали вашу внешность…

Это была… Людмила!..

Голос выжидающе умолк, а моя хваленая развязность снова дала сбой. Вместо того, чтобы подхватить предложенную девушкой тему, развить ее и добиться свидания с предметом моей… э-э-э… если хотите, страсти, я стоял, переминаясь босыми ногами на холодном полу, и молчал. Нет, я старался что-то сказать, и даже пару раз открыл рот, но ни одной сколько-нибудь интересной мысли в мою голову не пришло.

– Володя, вы меня слышите?.. – с некоторой тревогой поинтересовалась Людмила, и на этот прямо поставленный вопрос я наконец-то смог ответить:

– Слышу…

Если первые мои слова напоминали рев разъяренного зверя, то это коротенькое словечко могло сойти за какой-то невразумительный «бульк». Однако Людмила прекрасно его расслышала и ответила весьма оживленно:

– Ну, слава Богу, а то я испугалась, что своим несвоевременным звонком совсем вывела вас из себя!..

Легкая смешинка, которую я расслышал меж сказанных ею слов, помогла мне немного прийти в себя, так что следующая, моя фраза звучала почти нормально:

– Вы, Людочка, не обращайте на меня внимания и, главное, не обижайтесь. Просто я вчера очень поздно лег спать, ну и… – не договорив, я перескочил на другое, – А вообще-то я очень рад, что вы мне позвонили!..

– Ну, то, что вы вчера поздно легли вполне понятно, – смешинка в голосе стала еще явственней, – Тридцать не каждый день исполняется! Надеюсь, вы весело отметили свой день рождения?..

«Ну вот, и она о том же!.. – с грустью подумал я и тут же одернул сам себя, – она же не знает моего отношения к этому „празднику“.

– Да, конечно, – в моем голосе прозвучала сдержанная грусть, приличествующая содержанию ответа, – я весь вечер провел дома в одиночестве, предаваясь воспоминаниям о прожитых годах!

– В одиночестве?! – Удивилась Людмила. – Неужели у вас нет… ну… – она явно замялась, – … друзей, готовых скрасить ваше одиночество?..

– Друзья у меня есть, – быстро ответил я, – и друзей у меня немало. Только мне не нравится, когда мне дарят подарки в связи с тем, что моя жизнь укоротилась еще на год!

– Ну, как обидно! – Воскликнула вдруг Людмила. – А я для вас подарок оставила у Галочки! Я же не знала…

Она замолчала, недоговорив, а я тоже не знал, что сказать. В нашем разговоре на несколько секунд наступила пауза, после чего я неуверенно выдавил:

– За подарок, конечно, большое спасибо, но…

И тут же прикусил себе язык – разве так благодарят девушку за подарок!

– А может быть… если, конечно, у вас будет свободное время… То есть я хочу сказать, если вы сочтете возможным… – «заблеял» я запинающимся голоском и тут же подумал:

«Господи, что я несу!! Она же решит, что я полный дебил!»

Возможно, именно эта жуткая мысль встряхнула меня и вернула в более-менее нормальное состояние.

– Может быть вы согласитесь сегодня вечером поужинать со мной? – Уже вполне нормальным голосом проговорил я.

И снова возникла секундная пауза, после которой раздался ее огорченный голосок:

– К сожалению, я сегодня днем уезжаю… У меня бабушка прихворнула, надо ее навестить… – сердце у меня упало, но тут же вернулось обратно, поскольку она продолжила, – если можно, давайте перенесем ваше приглашение на неделю. Я вернусь и позвоню, вот тогда вы его… повторите… Если захотите…

«Если захочу?!! – мысленно завопил я, – Разве в этом можно сомневаться?!!»

Но мой вопль так и остался у меня внутри, а вслух я достаточно сдержанно произнес:

– Очень хорошо! Значит, я жду вашего звонка!

Мы распрощались, и я бросился приводить себя в порядок, завтракать и… торопиться на работу!..

Никогда в жизни я не приходил на свою творческую «службу» в такую рань! Даже дежуривший в холле редакции милиционер вытаращил глаза, увидев мою долговязую фигуру в столь необычный час. Впрочем, уловив мое неостановимое стремление к рабочему месту, он не стал задавать глупых вопросов и комментировать мое необычное поведение, ограничившись коротким:

– Ну, Володька, ты сегодня первый!..

На что я немедленно ответил вопросом:

– А разве Галочка еще не на работе?!!

– Да ты что?!! – Удивился страж порядка, – Галина Анатольевна появляется ровно в девять, ну может быть минут десять десятого, а сейчас только половина восьмого!..

Мне показалось, что он с трудом подавил в себе желание покрутить пальцем около виска.

Я молча кивнул и с умным видом проследовал к себе.

Эти полтора часа были самыми длинными в моей, уже немаленькой, жизни. Просто поразительно, с каким нетерпением я жаждал увидеть, что же такое подарила мне эта малознакомая девушка с милым именем Людмила. Но все проходит в этой жизни, пришли и эти невыносимые полтора часа. Пятнадцать минут десятого я вошел в приемную главного редактора и сподобился лицезреть нашего секретаря, раскрашивавшего свое курносенькое личико.

Подойдя к столу, я чуть наклонился и простучал пальцами по столешнице некий воинственный мотивчик. Галочка оторвала взгляд от зеркальца, неодобрительно взглянула в мою сторону и, вернувшись к прежнему занятию, недовольно поинтересовалась:

– Тебе чего-то надо?..

«Отдай мой подарок!!!» – Чуть не рявкнул я во всю глотку, но вовремя сдержался, сообразив, что меня могут неправильно понять.

– Да, нет, – стараясь быть спокойным ответил я, – просто зашел поинтересоваться самочувствием…

– Моим?.. – Галочкин голосок мгновенно потерял все свое недовольство, и в нем проклюнулся интерес.

– Ну не моим же!.. – Грубовато бросил я, – про свое самочувствие я и так все знаю!

– У меня отличное самочувствие!.. – Кокетливо произнесла Галочка и замолчала, явно ожидая продолжения столь интересно начавшегося разговора.

«Еще бы! – сердито подумал я, – Заныкала чужой подарок – конечно самочувствие будет отличным».

Но вслух произнес более миролюбиво:

– Я рад за тебя!

– А у тебя плохое самочувствие?.. – очень искренне посочувствовала Галочка.

– Да… – энергично кивнул я, – мое самочувствие могло бы быть и получше!

– Я могу как-то этому помочь?! – С вновь возникшим кокетством поинтересовалась Галочка.

– Можешь!.. – Кивнул я. – У тебя вчера оставили… э-э-э… подарок для меня, может быть, ты мне его отдашь?!!

К концу фразы в моем голосе сквозило настолько неприкрытое нетерпение, что любой другой человек на месте Галочки поспешил бы вручит мне требуемое. Но наш секретарь, как я уже говорил, внимательно слушала только самое себя. Поэтому, прищурив свои и без того невеликие глазки она с изрядной долей ехидства спросила:

– А откуда ты знаешь, что для тебя что-то оставили?..

«От верблюда!!!» – Чуть было не ляпнул я, но тут же сам себе заткнул пасть, поскольку назвать «верблюдом», пусть и в жестоком запале, самую красивую девушку в мире я не мог! А потому, взяв себя в руки, я с не меньшим ехидством переспросил:

– А ты, мой любопытный друг, не слишком ли… любопытна?.. Или ты не помнишь, что я делаю с чрезмерно любопытными?!!

Галочка немедленно поняла мой намек!

Дело в том, что около месяца назад она пожаловалась мне, что новый корреспондент из отдела экономической информации, Серега Скворцов, пристает к ней с нескромными вопросами. На следующий день я сам застал Серегу в приемной, когда он довольно наглым тоном выпытывал у бедной девушки, сколько «бой-френдов» было в ее короткой жизни и чем они ей нравились. После моей небольшой манипуляции двумя указательными пальцами Сереженька вдруг начал так за-а-а-икаться, что понять его не стало никакой возможности! Он сам не мог себя понять и настолько испугался, что мгновенно умолк с широко раскрытым ртом.

Подойдя к нему сзади, я наставительно произнес:

– Вот что бывает с чрезмерно любознательными людьми! Умерь свой нездоровый интерес и твое состояние нормализуется!

Сергей обернулся, взглянул мне в лицо полубезумными глазами и совершенно отчетливо, без всякого заикания, переспросил:

– Правда?..

– А ты разве сам не чувствуешь?.. – Поинтересовался я в свою очередь.

Серега прислушался к себе, удовлетворенно кивнул и, повернувшись к Галочке самым искренним тоном произнес:

– Простите меня, Галина Анатольевна, за мою… несдержанность и некорректные вопросы… Больше этого не повториться!..

Затем он быстро развернулся и покинул приемную. С тех пор Сергей, при встрече со мной как-то странно косит взглядом и старается прошмыгнуть мимо.

Галочка после моих слов, видимо, сразу же припомнила этот случай. Не говоря больше ни слова, выдвинула нижний ящик своего стола и принялась энергично в нем рыться.

Не более чем через пару минут она выпрямилась в кресле и протянула мне крошечного медвежонка, сделанного из золотисто-рыжего меха. В голову медвежонка между двух довольно больших, круглых ушей было вшито крошечное металлическое колечко к которому, по всей видимости, должно было крепиться кольцо для ключей. Я почти благоговейно принял в свои ладони этот мягкий ласковый комочек, и тут же услышал ехидный голосок Галочки:

– О-о-очень ценная вещь!.. Теперь ты никогда не потеряешь своих ключей и всегда будешь ходить с… оттопыренным карманом!..

Я перевел взгляд со своего подарка на лукавую галочкину физиономию.

– Это же женская игрушка, – добавила та, – для женской сумочки…

В последней ее фразе слышалась явная подначка, но меня она не задела. Вместо того, чтобы вступать в перепалку с девчонкой, я улыбнулся ей, засунул свой подарок в боковой карман пиджака и, помахав Галочке ладошкой, направился на свое рабочее место.

Вечером, вернувшись домой, я уложил медвежонка в нижний ящик стола, вместе с остальными своими «сокровищами».

Неделя эта тянулась для меня совершенно невыносимо, словно само Время решило испытать мое терпение, для чего практически остановилось. Мне казалось, что от рассвета до заката проходит две недели, я ложился спать в двенадцать ночи, а просыпался в четыре утра, прекрасно отдохнувший, словно проспал часов десять! Вдобавок к этому вокруг меня совершенно ничего не происходило – ну, то есть, абсолютно ничего!! Даже количество преступлений на бытовой почве сократилось впятеро, словно граждане сговорились не отвлекать меня от моего ожидания!!!

Но, наконец-то, эта невероятно длинная неделя прошла. На восьмой день я взял отгул и весь день просидел дома у телефона, подсмеиваясь сам над собой… Звонка не было. На девятый день я появился на работе, но, придумав еще по дороге на службу уважительную причину, почти сразу же вернулся домой к своему драгоценному телефонному аппарату… Звонка не было. На десятый день я решил обидеться и с утра отправился на работу, дав себе слово забыть об этом обещанном звонке – ну передумала девушка звонить! Подумала и… передумала! Не помню каким образом, но в два часа дня я уже снова сидел дома рядом с телефонным аппаратом.

Еще три дня я мужественно боролся сам с собой, а потом сломался и пошел на поклон к Галочке. Единственно на что хватило моих моральных сил – не слишком показать ехидной девчонке, насколько я удручен.

Поболтав о чем-то незначительном минут пятнадцать, я как бы между делом поинтересовался:

– А чтой-то твоей подружки больше не видно, – и, увидев ее недоуменный взгляд, добавил, – ну… как ее, то бишь, зовут?.. А, Людмила!

Глазка у Галочки округлились, щечки вдруг побледнели и трагически прерывающимся голосом он выпалила:

– А ты что, ничего не знаешь?!! Людмила же в больнице!! Она из деревни вернулась и в тот же день в больницу попала!!!

– Что с ней?.. – Враз севшим голосом прохрипел я.

– Я не знаю, – чуть спокойнее сказала Галочка, – но, вроде бы она в своей деревне чем-то… заразилась. Ну, сам знаешь, у нас так просто в больницу не положат! Тем более в центральную!!

Я развернулся и, не слушая, что там еще наговаривает словоохотливая секретарша, двинулся к выходу.

Как я оказался в нашей центральной городской больнице я не помню. В приемном покое, я спросил, дежурит ли сегодня Игорь Савельев – один из ординаторов и мой старый друг. К счастью он был на месте и почти сразу же вышел ко мне. Едва взглянув на меня, Игорь удивленно выдохнул:

– Что у тебя случилось?.. На тебе лица нет!!

Я постарался взять себя в руки и возможно спокойным тоном проговорил:

– Слушай, Игорек, я разыскиваю девушку, ее зовут Людмила и она, вроде бы должна лежать в вашей больнице… Ее положили дней шесть назад, с подозрением, что она чем-то заразилась в деревне…

Игорь как-то странно взглянул на меня и спросил:

– А фамилию ее ты не знаешь?..

Я отрицательно помотал головой, удивляясь тому, какие мелочи его интересуют. Вместо фамилии я добавил:

– Она очень… ну, очень красива!!!

Игорь вздохнул и отвел глаза.

– Кто она тебе?.. – В его вопросе слышалась какая-то обреченность. Я ответил немного растерянным тоном:

– Никто… Просто знакомая…

Он бросил на меня быстрый взгляд и тем же, странно обреченным тоном проговорил:

– К нам действительно поступила девушка… Людмила Русакова… – Новый быстрый взгляд в мою сторону, – Действительно… э-э-э… довольно симпатичная… Но к ней никого не пускают…

– Она что, без сознания?! – воскликнул я, через силу пропуская мимо ушей его пренебрежительное «довольно симпатичная».

Игорь пожал плечами:

– Она в сознании, вроде бы, но никого не узнает, – он снова взглянул мне в глаза и уточнил, – … даже мать, не узнает…

Наверняка он хотел сказать еще что-то, но я его перебил:

– Слушай, Игорек, пусти меня к ней!.. Она меня узнает!.. Я тебе точно говорю – она меня узнает!!

– Да не могу я тебя к ней пустить! – с неожиданной яростью воскликнул Игорь, – Я не решаю такие вопросы!!

– А кто решает?! – немедленно поинтересовался я.

– В данном случае решает даже не заведующий отделением, – чуть спокойнее ответил Игорь, – в данном случае решает главврач больницы!

– Ага… – медленно протянул я, в моей голове немедленно сложился план. Быстро и может быть слишком небрежно кивнув своему другу, я развернулся и бросился обратно в редакцию.

Через двадцать минут я уже был в кабинете нашего главного редактора.

Савелий Петрович поднял глаза от заваленного бумагами стола и, увидев мой горящий вдохновением взгляд, поднял очки на лоб. Этот немудреный жест вдохновил меня еще больше, поскольку было известно, что если очки Савелия Пертовича переехали на лоб, он готов вас выслушать очень внимательно.

– У меня есть тема для журналистского расследования! – С порога выпалил я.

– Ну-ну… – подбодрил меня Савелий Петрович.

– Я хочу проверить связи нашей областной медицины и криминального мира!

Бровинашего главного удивленно поползли вверх.

– Ты думаешь, такая связь есть?.. – Спросил он и с некоторым сомнением хмыкнул.

– Я ничего не буду сейчас утверждать, – осторожно, но с прежним энтузиазмом ответил я, – но возможность получения наркотиков, необходимость скрытно залечивать последствия своих… э-э-э… разборок, в конце концов, возможность при нужде отлежаться за стенами больницы – все это неизбежно должно вызвать интерес криминального мира к контактам… и плотным контактам… с медициной!

– Хм… – снова хмыкнул Савелий Петрович, на этот раз с пробудившимся интересом. – С чего ты думаешь начать?..

– Да хотя бы с интервью, которое я намереваюсь взять у главного врача нашей центральной больницы! Совершенно безобидное интервью, которое поможет мне ненавязчиво поставить все эти вопросы и, в зависимости от полученных ответов строить свою дальнейшую работу…

Савелий Петрович хотел было что-то мне возразить, но я, угадывая его возражение, торопливо добавил:

– Я хочу начать разговор не с медицинским чиновником, который знает что и как ответить на мои вопросы, а именно с практикующим врачом высокого ранга, который к тому же хорошо знает ситуацию в отрасли в целом!

«Молодец! – Тут же мысленно похвалил я сам себя, – хорошо излагаю!!»

– Угу… угу… – задумчиво пробормотал себе под нос Савелий Петрович, пробарабанив пальцами по столешнице некий замысловатый марш, – так какая тебе нужна помощь? Может, возьмешь кого-нибудь из нашего отдела здравоохранения?..

Я скорчил недовольную рожу, и Савелий Петрович тут же неодобрительно покачал головой:

– Сколько раз я тебя просил не корчить рож!

– Это – непроизвольно! – Извинился я. – Нет, Савелий Петрович, никого мне в помощь не нужно, а вот редакционное задание я хотел бы получить… Ну а если вы сможете предварительно позвонить главному врачу!.. – Я развел руками. – Тогда мне, конечно же, будет гораздо проще!..

– Ну, задание Галочка сейчас напечатает, а звонок… – Савелий Петрович внимательно посмотрел мне в лицо. – Когда ты собираешься заняться этой темой?

– Так прямо сейчас и займусь, – воскликнул я, – благо за мной ничего серьезного не висит!

– Иди, готовь задание, а я попробую связаться с главврачом… Как там у нас выглядит его телефон…

Савелий Петрович потянул из верхнего ящика стола телефонный справочник руководства города, а я выскользнул в приемную.

Галочка подняла на меня свои прищуренные любопытством глазки, но я хлопнул в ладоши и громко скомандовал:

– Работаем, Галочка, работаем!..

Наш доблестный секретарь умело скрыла свое разочарование, делово уложила в подающий лоток принтера пачечку бумаги, и спустя пять минут я получил на руки редакционное задание. Спустя еще две минуты Савелий Петрович подписал сей документ и довольно проворчал мне в след:

– Приятно видеть тебя, Володя, в таком настрое!.. Всегда бы так!

Полчаса спустя, я сидел в кабинете главного врача нашей центральной больницы и вел светский разговор о проблемах отечественной медицины на всем пространстве нашей огромной России. Впрочем, разговор это продолжался недолго, Степан Тимофеевич посмотрел на часы и задал прямой вопрос:

– Так о чем вы хотели меня расспросить?.. Савелий Петрович сказал, что у вас имеется несколько вопросов касательно… э-э-э… областной медицины. – Тут он внимательно посмотрел на меня и добавил, – хотя, мне кажется, вопросы ваши лучше было бы адресовать кому-нибудь из облздрава.

– У меня достаточно знакомых в облздраве, – улыбнулся я в ответ, – и мне, к сожалению, очень хорошо известно, что они ответят на все мои вопросы… Если поймут их!

– А что, ваши вопросы очень… заковыристы?.. – Улыбнулся в ответ Степан Тимофеевич.

– Это вам решать… – я посерьезнел. – Ну, вот, хотя бы, такой… Часто ли вам приходится сталкиваться с заболеваниями, причина которых вам непонятна, симптомы противоречивы, а стратегия лечения неизвестна?!

– Что-то вроде… N-ского феномена?.. – Задумчиво глядя на меня переспросил Степан Тимофеевич.

Да-а-а, N-ский феномен был мне очень хорошо знаком – неизвестно откуда появлявшиеся в N-ском районе нашей области эпидемии гриппа и ОРЗ, отягощенные всякими другими немощами, типа легочной лихорадки и энцефалита! Именно из-за них мне пришлось совершить свой последний поход в иной Мир! Именно там я свел знакомство с Блуждающей Ипостасью сияющего дана Тона, вольным даном Каем, или по-другому Фриком, с багряной драконицей… или драконихой… или… короче, с драконом женского рода, бывшим истинным виновником этих самых эпидемий!!

Вздохом подавив свои воспоминания, я отрицательно покачал головой.

– Нет, в N-ском районе возникали заболевания, хорошо знакомые нашей медицине, а я говорю о недугах неизвестных… непонятных.

Взгляд Степана Тимофеевича вдруг стал острым… подозрительным.

– Вам что-то известно?.. – негромко спросил он, пристально глядя прямо мне в глаза.

– Только то, что некая Людмила Русакова помещена в вашу больницу со странным, непонятным заболеванием… – Я сделал паузу и, прикинувшись принявшим неожиданное решение, продолжил, – Хорошо, я вам расскажу все, только обещайте никого в это дело не посвящать до публикации моего материала в газете…

На мой требовательный взгляд главврач ответил коротким энергичным кивком, после чего я начал фантазировать.

– Видите ли, Степан Тимофеевич, я, как вам возможно известно, занимаюсь в газете криминальной хроникой. В мои обязанности входит и проведение журналистских расследований в той же области… э-э-э… человеческой деятельности. Уже около года меня занимает вопрос… – сделанная мной крошечная пауза, показала Степану Тимофеевичу, что именно сейчас прозвучит главное, – …нелегального распространения наркотиков, причем, наркотиков новых, недавно разработанных! Тема эта сложная, деликатная и… достаточно опасная, так что работаю я очень осторожно. Но, тем не менее, информации по этому вопросу у меня довольно много. Так вот, месяца три назад я узнал, что на нелегальном рынке наркотиков нашей области появился некий новый вид этого зелья.

Тут Степан Тимофеевич несколько иронично хмыкнул, но ничего не сказал, хотя я приостановил свою речь, давая ему возможность высказаться. Поскольку он промолчал я продолжил свою фантазию:

– По моим сведениям, человек, попробовавший этой дряни, впадает в некоторое подобие комы… или, вернее, прострации. Он вроде бы пребывает в сознании, но никого не узнает… Он не разговаривает, не спит, ест и пьет, только если его заставят это делать.

Лицо Степана Тимофеевича становилось все более ироничным. Наконец он меня перебил:

– Не знаю, откуда у вас такие сведения, но, поверьте опытному человеку, вас ввели в заблуждение. Наркотика с описанными вами видами воздействия на человека не существует! У меня в больнице действительно находится девушка с симптомами, похожими на описанные вами, но наркотического отравления у нее точно нет, за это я ручаюсь.

– То есть?.. – переспросил я.

– То есть, нами проведены тщательные и всеобъемлющие исследования на предмет наличия в ее организме наркотических веществ – таковых не оказалось!

Я помолчал, напустив на себя глубокомысленную задумчивость, а затем попросил:

– А вы могли бы мне ее показать?..

Степан Тимофеевич легко пожал плечами и вдруг… согласился:

– Хорошо!.. Только обещайте мне ничего не сочинять и не приписывать моей пациентке… э-э-э… какого-либо вида наркомании!

– Если я буду писать на эту тему, я обещаю предварительно ознакомить вас с полным текстом публикации! – Произнес я заготовленную фразу, похожую на клятву.

Главврач наклонился к допотопному селектору и, нажав на клавишу, громко проговорил:

– Светлана Дмитриевна, пригласите ко мне, пожалуйста, Игоря Васильевича…

Через пару минут в кабинет вошел Игорь Савельев и удивленно уставился на меня. Степан Тимофеевич, не заметив этого удивления своего подчиненного, обратился к нему:

– Познакомьтесь, Игорь Васильевич, это – корреспондент нашей центральной областной газеты Владимир Сорокин…

Игорь бросил быстрый взгляд на своего шефа и затем коротко мне кивнул, словно принимая к сведению полученную информацию. Он явно не желал афишировать наше знакомство.

– Я вас попрошу, – продолжил Степан Тимофеевич, – проводить его в семнадцатый бокс и рассказать все, что можно о находящейся там пациентке.

Он, выразительно глядя в лицо Игоря, приподнял свои густые брови, и я понял, что информацию получу скудную. Но я, достаточно хорошо зная медицинскую среду, на особые откровения и не рассчитывал.

Игорь кивнул теперь уже своему шефу и снова повернулся ко мне:

– Прошу за мой!..

Я выбрался из гостевого кресла и, коротко поклонившись главврачу, проговорил:

– Спасибо за помощь, Степан Тимофеевич… Как только материал будет готов, я вам позвоню.

Когда мы вышли из кабинета и миновав приемную оказались в больничном коридоре, Игорь, шагавший чуть впереди, тихо, сквозь зубы, процедил:

– Ну, ты, Володька, мастер!.. Как тебе удалось так быстро Тимофеича уломать?..

– Пожилые люди, Игорек, в отличие от молодых людей, все еще с уважением относятся к представителям прессы.

Мой тон был достаточно легкомысленным – я вдруг почувствовал некую странную заинтересованность Игоря в… моей Людмиле! И словно подтверждая пробудившуюся во мне настороженность, Игорь все так же тихо добавил:

– И что она тебе далась, эта Людмила?! Ничего в этом случае особенного нет – траванулась, видимо, девочка грибочками… День-другой и мы ее поставим на ноги!..

– Я не сомневаюсь в могуществе нашей медицины! – Самым доброжелательным тоном ответствовал я. – Но вот Степан Тимофеевич мне сказал, что никаких наркотических и токсических веществ в организме этой девушки не найдено… Так что похоже, причины заболевания девушки кроются в чем-то другом!

– Уж не рассчитываешь ли ты обнаружить эти причины, – сказал Игорь чуть громче и с явными признаками иронии, – Ты что, решил заделаться «народным целителем»?!

С этими словами он остановился возле узкой белой двери и, обернувшись, посмотрел мне в лицо. Взгляд у него был недобрый, но мне сейчас было не до размышлений о том, на какой «мозоль» я ему наступил своей настойчивостью. За этой дверью, похоже, лежала Людмила, и мне не терпелось ее увидеть. Потому я, не дожидаясь новых рассуждений о своем нахрапистом поведении, сухо поинтересовался:

– Может быть мы уже войдем?!

Игорь молча потянул за дверную ручку.

За дверью оказался небольшой тамбур, из которого одна, чуть приоткрытая, дверь вела в туалет, а вторая, плотно притворенная, в палату. Игорь остановился в этом тамбуре и, повернувшись ко мне, жестко прошептал:

– Никаких разговоров, никаких расспросов, никаких резких движений. Только посмотришь и все!!

«Ага… Как же!..» – подумал я, но вслух ничего не сказал.

Выдержав многозначительную паузу, бравый ординатор отвернулся и открыл передо мной дверь. Я шагнул внутрь.

В крошечной, выкрашенной белой краской комнатке стояла огромная железная больничная кровать, на которой лежал кто-то, до самых глаз прикрытый одеялом. Справа от изголовья кровати расположилась маленькая тумбочка с отломанной дверкой, а слева высокая металлическая этажерка, заставленная совершенно незнакомой мне медицинской аппаратурой. В ногах кровати стоял странный высокий стул, на котором восседала пожилая толстая женщина с добрым, румяным лицом. Как только я вошел, она подняла на меня внимательный взгляд, а затем с неожиданной для ее комплекции быстротой вскочила со стула и бросилась мне наперерез, громко шепча:

– Сюды нельзя!.. Здеся бокса, посетителям здеся делать нечть!!!

Из-за моего плеча выглянул Игорь и таким же драматическим шепотом пояснил:

– Тетя Глаша, ему Степан Тимофеевич разрешил!!!

Но я даже не повернул головы в сторону перешептывавшегося медицинского персонала – я не мог оторвать взгляда от ярко-синих обессмысленных глаз, уставившихся на меня из-под темных бровей! Словно притягиваемый этим взглядом, я шагнул вперед и прошептал:

– Людмилушка, что с тобой?!

– Ничего… – донесся безразличный голос, приглушенный одеялом, прикрывавшим нижнюю часть лица девушки.

– Как ты себя чувствуешь?! – Чуть громче и настойчивее проговорил я.

– Ничего… – ответил тот же безразличный голос.

– Что у тебя болит?!! – Еще настойчивее переспросил я, и вдруг почувствовал, что меня дергают за рукав.

– Ничего… – в третий раз произнесла Людмила своим мертвым голосом.

Меня снова дернули за рукав и я невольно обернулся.

– Я тебя предупреждал, чтобы ты молчал!!! – Прошипел Игорь, сверкая глазами и пришамкивая перекошенным от ярости ртом, – ты что, хочешь чтобы она проснулась?!!

– А разве она спит?!! – удивленно переспросил я.

Но ответа на свой вопрос я не дождался. Игорь вдруг ухватился за мой рукав чуть пониже плеча и с невероятной силой потащил меня прочь из палаты, на ходу громко прошептав:

– Тетя Глаша, выйди со мной!..

В две секунды мы все оказались в больничном коридоре!

Резко повернув меня лицом к себе, Игорь заговорил в полный голос:

– Я же просил тебя не вести никаких разговоров!!!

– Почему ты сказал, что она может проснуться?!! – В свою очередь рявкнул я. – Она смотрит, говорит, где же здесь сон?!!

Толстая тетя Глаша, прижавшись широкой спиной к закрытой двери бокса, переводила глаза с меня на Игоря, но пока что не вступала в нашу перебранку, хотя я почувствовал ее острое желание вмешаться, и отнюдь не на моей стороне… и отнюдь не только словесно. Но в этот момент Игорь вдруг заговорил значительно спокойнее:

– Да, как это тебе не покажется странным, она спит! Все процессы в ее организме замедлены, запись работы мозга показывает, что он тоже находится в спящем состоянии. Более того, создается впечатление, что эта девушка наполовину… мертва!

– Как это мертва?!! – Враз осевшим голосом переспросил я.

– А так! – снова повысил голос Игорь, почувствовав мою растерянность, – она совершенно неподвижна, чувствительность кожи практически отсутствует, глаза не реагируют на свет…

– Но она же видит!.. – попробовал спорить я.

– Да, она видит, – неожиданно согласился Игорь, – как это ни странно звучит. Но если ей в глаза направить яркий свет, они никак на него не реагируют… И вообще…

Тут он вдруг замолчал и после секундной паузы спросил:

– Да кто она тебе?!!

Поскольку вопрос был для меня совершенно неожиданным, я ответил не раздумывая:

– Люблю я ее…

Ответ мой прозвучал настолько правдиво, что тетя Глаша тихо охнула:

– Бедненький!..

А Игорь задумчиво протянул:

– Да-а-а…

С минуту мы стояли молча, а затем Игорь вздохнул:

– Я, конечно, понимаю… но пойми и ты меня. Сейчас твоя… э-э-э… девушка находится под моей ответственностью. Если с ней что-то случиться, с меня голову снимут. Тетя Глаша не просто так в палате дежурит. Так что…

Он выразительно пожал плечами, а я согласно кивнул:

– Да… я понимаю…

Мы еще с минуту помолчали, а затем я совершенно несвойственным мне жалобным голосом попросил:

– Пустите меня к ней еще на минуту!.. Я ни слова не скажу… Я даже дышать не буду!..

Игорь и тете Глаша переглянулись, и Игорь снова вздохнул:

– Ладно, заходи… Только смотри – ты обещал!

Тетя Глаша отлепилась от двери палаты и, развернувшись, открыла ее. Медработники тихо, стараясь даже не шуршать подошвами по линолеуму двинулись внутрь палаты, а вот я слегка задержался. Мне пришло в голову, что я увижу гораздо больше, если воспользуюсь Истинным Зрением, а для его активизации, нужно было прочитать заклинание.

Когда я следом за своими провожатыми снова появился в боксе, меня снова встретил взгляд синих глаз, но теперь в нем читалась мысль… тревожная мысль. Мне показалось, что Людмила пришла в себя, узнала меня и… испугалась! Только вот, чего она испугалась!

Я уже собирался снова шагнуть ближе к кровати, но меня властно ухватили за плечо, удерживая на месте. Я оторвал взгляд от синих глаз и оглядел укутанную в легкое одеяло фигуру…

И тут, словно разряд тока проскочил по моему позвоночнику – тело лежащей на кровати девушки было лишено привычного, хорошо видимого в Истинном Зрении ореола, ауры!! Впрочем, нет. Спустя секунду я уловил едва заметное красноватое мерцание, едва просачивавшееся сквозь накрывавшее тело одеяло. Судя по этому мерцанию, Людмила… умерла… или умирала. Во всяком случае назвать ее живой – все равно, спящей или бодрствующей, было уже нельзя!

Но ее глаза продолжали смотреть странным, осмысленным взглядом!.. И она минуту назад мне отвечала!! Значит!..

Что это могло значить я никак не мог понять, а меня уже снова «повлекли» прочь из палаты.

Я не помню, как оказался в коридоре. Игорь, встряхивая меня за плечи, приговаривал:

– Да очнись ты, что с тобой!..

Увидев, что я пришел в себя, он отпустил мои плечи и выдохнул:

– Ну ты меня и напугал!.. Я уж думал, ты прямо возле ее кровати грохнешься!

Я тряхнул головой, отгоняя остатки беспамятства, и улыбнулся через силу:

– Ничего со мной не будет… Ты лучше скажи, как вы Людмилу лечите?

Игорек пожал плечами и отвел глаза:

– Мы ее… кормим, сама она есть, похоже, разучилась… Ну и… успокаивающее иногда колем. Степан Тимофеевич почему-то считает, что ее состояние – явно депрессивное, может вдруг перейти в буйство. Хотя…

По его чуть скривившейся физиономии было видно, что он не согласен с мнением своего шефа, но вынужден молчать.

Делать в этой больнице мне больше было нечего, поэтому я, вздохнув, медленно проговорил:

– Знаешь, я, пожалуй пойду… Мне надо подумать… Завтра я постараюсь прийти с утра, и тогда, может быть, смогу сказать тебе что надо делать.

– С каких это пор ты заделался врачом? – С насмешливым высокомерием поинтересовался Игорь, но я, очень серьезно взглянув ему в глаза, ответил:

– Никаким врачом я не заделывался. Просто в данном случае, мне кажется, мы имеем дело совсем не с врачебной проблемой.

– Да?! А с какой же?!

В голосе Игоря все еще сквозила насмешка, хотя он явно насторожился.

– С… колдовством!

И тут я увидел, как его только что возникшая настороженность мгновенно растаяла, а губы раздвинулись в усмешке.

– Вот как?! С колдовством?! Значит ты думаешь, что сумеешь снять эту… э-э-э… наведенную порчу?!!

И он поводил перед своей грудью ладонями, изображая пассы.

– Я попробую, – с самым серьезным видом кивнул я, – завтра… Если ты сумеешь провести меня к ней в палату. Заодно, сможешь понаблюдать, как работает «потомственный маг»!

И не дожидаясь новых его шуточек, я развернулся и потопал по коридору к выходу из больницы.

Остаток этого дня я пробыл дома, пытаясь осмыслить то, что увидел в больнице, но ничего дельного мне в голову не приходило. Наконец, чуть ли не в полночь, я вдруг подумал, что было бы хорошо узнать, куда это Людмила ездила – где именно живет ее бабушка. Возможно свою «болезнь» она привезла оттуда!

Отыскав в своей записной книжке давно забытый номер домашнего телефона Галочки, я подвинул к себе аппарат. Мне повезло, Галина сняла трубку после второго гудка и совсем не сонным голосом проворковала:

– Ну разве можно заставлять девушку так долго ждать?..

– А ты ждала моего звонка?.. – С наигранным удивлением поинтересовался я, после чего она совершенно другим тоном спросила:

– Володька?.. Тебе чего надо в такую пору, я уже легла!..

– Да неужели?! – не удержался я, но тут же взял себя в руки, – Я и не собираюсь тебя… э-э-э… доставать из постели. Скажи только, ты знаешь куда именно ездила Людмила?

– Когда?.. – переспросила наша разумница-секретарша, явно не понимая вопроса.

– Да недели две назад, – подсказал я ей.

– А-а-а… – протянула она, – К бабушке к своей!..

– А где именно эта бабушка обретается?! – Нетерпеливо воскликнул я.

– Ты что, теперь и бабушкой ее заинтересовался?.. – Съехидничала Галина.

Но я не принял ее игры.

– Если ты хочешь спокойно спать этой ночью, ты скажешь мне бабушкин адрес! – Рявкнул я в трубку. – Иначе твой телефон будет занят всю ночь!!

Тут она видимо вспомнила, что ей должны звонить, а потому быстро и делово доложила:

– Люська ездила во Всесвятский район, в деревню Лосиха. А бабушка у нее – ведьма!!

После чего сразу же положила трубку.

Я посидел за столом еще минут двадцать, а потом решил, что утро вечера мудренее и, может быть поутру мне в голову забредет какая-нибудь дельная мысль. Быстро раздевшись, я нырнул под одеяло и…

Заснуть я не успел, раздался звонок телефона. Едва я снял трубку, как на том конце провода раздался злой голос Игоря:

– Ну что, колдун потомственный, добился своего?!

– Чего я добился?.. – Несколько оторопело поинтересовался я.

– Чего… чего!! – Передразнил меня Игорь. – Сбежала твоя девочка!!

– Как – сбежала?!! – Воскликнул я.

– Тебе лучше должно быть известно, ты ж у нас маг!! – В тон мне рявкнул Игорь и вдруг совершенно безнадежным голосом добавил. – Тетя Глаша… ну, санитарка, ты ее видел… Она все время в боксе у Людмилы была. В двенадцать часов я пошел обход делать и заглянул к ней. Так вот, тетя Глаша сидит на своем стульчике с открытыми глазами, но явно без сознания, знаешь, словно ее… загипнотизировали, а Людмилы в кровати нет! И нигде ее нет!! И никто не видел, чтобы она выходила из больницы!!!

К концу своей тирады он снова дошел почти до крика, но я его уже не слушал. Мне в голову наконец-то пришла дельная мысль… Вот только не опоздала ли она!

Все было предельно просто. Людмилу лишили ее «я», ее сути, если хотите, ее души. Разделили тело и душу. Тело оставили там, где это случилось, а душу сманили… или украли! И вот теперь ее душа позвала к себе ее тело. А зов души, сами знаете, превозмочь невозможно!

Если человека просто похитить – это будет уголовно наказуемым делом. А вот если похитить его суть, то все что происходит потом будет выглядеть, как добровольные действия этого человека. И никто не докажет, что он, вернее его тело, действует по принуждению… По непреодолимому принуждению! Вот так!!

В первый момент я растерялся, но тут же словно что-то толкнуло меня изнутри:

«Всесвятский район, деревня Лосиха!»

Вот где все началось! Вот где надо было перехватывать Людмилу и искать черного мага, искалечившего ее!!

Спустя полчаса я был на вокзале.

Глава вторая

Если с другом вышел в путь,

Если с другом вышел в путь…

(Песенка из мультфильма)

Если друг оказался вдруг…

(Песенка из кинофильма)

Я бы двух врагов отдал за друга,

А за двух друзей и шестерых…

(Так… Мурлычу себе под нос…)

Во Всесвятск электричка прибыла около трех часов ночи. Выйдя на абсолютно пустую и удивительно холодную для этого времени года привокзальную площадь районного городка, я самым тщательным образом проштудировал расписание всех отходивших с нее автобусов. Направлялись они в самые разные населенные пункты небольшого Всесвятского района, однако деревни Лосихи среди этих населенных пунктов не было!

Закончив восьмой круг по площади, я направился в здание вокзала и после долгих поисков обнаружил-таки дверь, несущую на себе небольшую табличку с надписью «милиция». За дверью располагалась крошечная комната, разделенная зачем-то узкой деревянной стойкой, за которой кимарил, сидя на мягком, чуть продавленном стуле, старший лейтенант. Когда я постучал по стойке ногтем, он поднял голову с взъерошенными волосами, открыл один глаз, сурово посмотрел этим глазом на меня и глухо проворчал:

– Чего надо?..

– Надо мне добраться до деревни Лосиха… – самым дружелюбным тоном ответствовал я.

– Ну и добирайся!.. – Проворчал доблестный страж порядка, закрывая глаз и снова откидываясь на скрипнувшую спинку стула.

– А вы не сможете мне подсказать, каким образом можно это сделать?.. – Еще дружелюбнее спросил я.

Старлей снова распахнул свой глаз и взглянул на меня гораздо суровее, словно бы моя непонятная настойчивость рассердила его.

– А зачем тебе в Лосиху?.. – спросил он после секундной паузы, – что ты там оставил?..

– В этой самой Лосихе живет бабушка моей… э-э-э… невесты. – Самым дружелюбным тоном пояснил я, – вот, хочу пригласить ее на свадьбу.

– Бабка из Лосихи – бабушка твоей невесты?! – Удивился почему-то страж порядка, и его глаза неожиданно широко распахнулись, – И как ее зовут?!

– Как зовут бабушку, не знаю, а невесту зовут Людмила… – проговорил я, и старший лейтенант тут же подхватил мои слова:

– Людмила?! Значит, тебе бабка Варвара нужна?.. Ну, парень, повезло тебе!

По его, ставшему вдруг дружеским тону, я понял, что слово «повезло» надо понимать в кавычках! Однако, требовать объяснений по поводу своей «будущей родственницы» я не стал. Вместо этого я снова спросил:

– Ну, так как мне до Лосихи-то добраться?!

Старлей покачал головой и ухмыльнулся:

– Да не езди ты ни в какую Лосиху!..

– Почему?.. – удивился я.

– Все равно бабка Варвара никуда не поедет… А то, глядишь, и ты из этой Лосихи не выберешься… – Он снова ухмыльнулся, на этот раз… загадочно, – место там такое – погостишь, погостишь, и сам уезжать не захочешь!

– А я все-таки попробую!.. – Усмехнулся я в ответ. – Неужто, с родной бабулей не договорюсь?!

– Ну, смотри, – милиционер вдруг стал совершенно серьезным, – потом не говори, что тебя не предупредили!

Он посмотрел в окно на пробуждающуюся площадь и надел фуражку, став совсем уж официальным.

– Значится так, гражданин… э-э-э… жених! Сядете на автобус до села Степанчикова. Выйдете у Гнилого разъезда, а дальше до самой Лосихи пешком… Там, правда, недалеко – всего-то километров восемь… Надеюсь, не заблудитесь, ну а в случае чего – звоните. Телефон-то имеется?..

– Имеется… – в тон ему ответил я.

– Ну, вот и звоните! – Повторил старлей и снова отвернулся к окну, давая понять, что разговор закончен.

Я опять оказался на привокзальной площади, и снова принялся обходить автобусные остановки. Третья из них имела маленькую желтую вывеску с надписью «Автобус № 12-а. Вокзал – село Степанчиково». Только вот расписания эта вывеска не содержала, так что сколько мне предстояло дожидаться этого самого «№ 12-а» было непонятно.

Впрочем уже минут через пятнадцать рядом со мной остановилась тетенька средних лет. Посмотрев на меня странным, настороженным взглядом, она спросила чуть хрипловатым голосом:

– На «двенадцать-а» вы последний?..

– На «двенадцать-а» я первый… – с улыбкой ответил я, – а вот вы – последняя!

Женщина кивнула и отвернулась с таким видом, словно ей было противно на меня смотреть. Несколько минут мы молчали, а затем она снова повернулась в мою сторону и неожиданно спросила?

– А вам точно нужен «двенадцать-а»?!

Не показав своего удивления, я ответил:

– В местной милиции мне сказали, что именно на этом автобусе я смогу добраться до… э-э-э… Гнилого разъезда!

Тетенька вдруг вскинула руку к лицу и прижала дрогнувшие пальцы к губам, как будто прихватывая ненужный вскрик. С минуту она смотрела на меня округлившимися глазами, а затем прошептала сквозь прижатые пальцы:

– Милок, и зачем же это тебя к Гнилому разъезду-то несет?!!

– Вообще-то… тетенька, я добираюсь до деревни, называемой Лосиха, – пояснил я, не обращая внимания на ее испуг и удивление. – А Гнилой разъезд, как мне сказали, самая близкая к этой деревне остановка автобуса.

– А дорогу от переезда до Лосихи ты хорошо знаешь?.. – гораздо спокойнее, но с каким-то, я бы сказал, нездоровым интересом спросила тетенька.

– Да совсем не знаю! – Беспечно ответил я и, чуть отвернувшись, быстро нашептал заклинание «Сказанной вслух мысли».

– Ага… – пробормотала тетенька в ответ на мое признание и в свою очередь отвернулась, сделав вид, что высматривает автобус. А в моей голове быстро побежали чужие мысли…

«Интересный паренек!.. В Лосиху, говорит, едет, а дорогу-то выбрал окольную… Или в самом деле не знает, куда голову сует?! А может он и впрямь издалека?.. Только вот откуда он взялся здесь в четыре-то часа утра?.. Первым автобусом у нас только местные ездят…»

Тут звонкая ниточка ее мысль на мгновение прервалась, и тетенька быстро взглянула на меня.

– Сам-то, чай, не местный?.. – ее тон стал не только совершенно спокойным, но даже, пожалуй, ласковым, – Чай, из города… по одеже судя?!

– А Всесвятск, что ж, по-вашему, уже и не город?.. – С усмешкой переспросил я. – Да и мало ли где я мог «одежу» себе купить!

– Купить-то и впрямь, где угодно можно, – в свою очередь усмехнулась тетенька, – а вот носить!.. Одень нашего мужичка в такую узкую одежу, он извертится весь. А ты, вон, как будто родился в ней!..

– Ну что ж, тетенька, – посерьезнел я, – ты точно угадала – я не местный… Так подсказала бы неместному-то, как лучше до Лосихи добраться?!

Последовал еще один быстрый взгляд, а затем она начала задумчиво рассуждать:

– Ну-у-у… Вообще-то, если ты ехал сюда на электричке, то тебе надо было выйти на платформе «Окалиха», это за две остановки до Всесвятска, а оттуда на шестом автобусе доехать до Шестопалово. Из Шестопалово тебя могли довезти на молоковозе до развилки, а от развилки до Лосихи всего-то километров двенадцать…

– А от Гнилого разъезда – восемь! – Перебил я ее.

– Верно, восемь, – неожиданно легко согласилась тетенька, – зато каких!..

Она снова пристально посмотрела на меня и добавила:

– Тут-то каждый километр за три считать можно! Особенно, если дороги не знаешь…

– Ну, тетенька, – вздохнул я, – теперь поздно рассуждать, как да что. Теперь я поеду, как мне милиция подсказала…

«Тетенька» пожала плечами и отвернулась, а произнесенное мной заклинание снова подхватило чужую невысказанную мысль:

«Чужой паренек… И, похоже, здесь его никто не знает!.. Хотя в Лосиху-то он не просто так едет, а к кому-то… по делу… Интересно, к кому?.. И зачем?.. И… если он, допустим, не доберется до Лосихи, будет ли кто его разыскивать?.. И кто именно?..»

Опять последовал быстрый взгляд в мою сторону, но я сделал вид, что не заметил его, и чужая мысль снова быстро потекла через мое сознание:

«Спросить нешто?.. Нет, вопрос его может насторожить. Надо в разговоре, окольно на это навести!.. А там, глядишь, и самой заняться им можно будет!..»

Однако завести «окольный» разговор тетеньке не дали, к остановке подошли еще два парня, один из которых, мазнув безразличным взглядом по моей фигуре, с усмешкой буркнул в сторону моей попутчицы:

– Хм… Что, тетя Клава, снова в Волчий лес за грибами собралась?.. Чужая слава покоя не дает?!

– Да нет, милок, – оскалилась в ответной улыбке тете Клава, – Я в Рогозино еду, подружку свою проведать.

– Подружку проведать?.. – заинтересованно переспросил парень, – я что ж без гостинца? Или по дороге собираешься кого-нибудь… ха-ха… прихватить?..

Я вышел на пару шагов из-под навеса, показывая всем своим видом, что чужие разговоры меня не интересуют, однако, на самом деле и разговоры местного населения и его мысли меня крайне заинтересовали.

Было около пяти утра, когда к нашей остановке подкатил небольшой старенький автобус. Народу на остановке прибавилось, но внутри автобуса все разместились достаточно комфортно. Сам водитель собрал с пассажиров деньги за проезд, и минут через пятнадцать автобус тронулся.

Тетенька Клава, то ли случайно, то ли нарочно, оказалась рядом со мной, но первые пятнадцать-двадцать минут, пока автобус катил по улочкам просыпающегося города, она помалкивала. А вот когда последние домики районного городка остались позади, тетя Клава, чуть подтолкнула меня в бок и негромко проговорила:

– Слушай, приезжий, хочешь, поедем со мной до Рогозина, а там я тебе подскажу, как до Лосихи дойти. Оттуда, конечно, подальше топать, чем от Гнилого разъезда, зато дорога по лугам да полям идет, в лес заходить не надо будет!

– Хм… – раздумчиво протянул я, а про себя подумал:

«Точно парень сказал… „Тетенька“ по дороге „кого-нибудь“ собирается прихватить… в качестве „гостинца“!

В другое время я может быть согласился бы «прогуляться» с тетенькой-ведьмой, посмотреть, что она будет делать, когда окажется, что ее «гостинец» с зубами, но сейчас… Мне было катастрофически некогда, а потому я со вздохом ответил:

– Нет, тетя Клава, нет у меня свободного времени по полям и лугам гулять… тороплюсь я.

– И куда ж это ты, молодец, торопишься? – Чуть ли не пропела она, – или тебя кто в Лосихе ждет?..

– Бабка Варвара ждет!.. – Со значением ответил я.

Тетка Клава посмотрела на меня стеклянным глазом, отодвинулась и замолчала. С этого момента ничто не мешало мне наслаждаться окружающим пейзажем! Ну, вы сами знаете, какие пейзажи в нашей области: пока там березки, сосенки да озимые хлеба – душа радуется, а как только какое строение покажется – так прямо хоть плюнь!

Минут через двадцать автобус свернул с бетонки на грунтовку, и болтать нас стало как рыбачью лодку в цунами. Раза два мне казалось, что автобус вот-вот перевернется вверх колесами, но он вопреки законам физики продолжал оставаться на плаву, а может быть у него просто днище было утяжеленное… сильно!

Однако, минут через десять цунами сменилось легким бризом и автобус наш пошел ровнее. По обе стороны от дороги, за замусоренными донельзя обочинами, поднялись высоченные черные ольховые стволы, переплетенные тонкими рябинками и подпертые снизу непроходимыми зарослями бузины. Проехав по этому сумрачному коридору километра два, автобус остановился и тетка Клава поднялась со своего места. Прежде чем покинуть транспортное средство, она глянула на меня одним глазом, как разозленная сорока, и неожиданным басом буркнула:

– Бабке Варваре привет передавай! Скажи, Клавка кланяться приказала!..

Вместе с ней из автобуса вышло еще человек пять, так что в машине стало совсем свободно, вот только пейзажей за окном не стало совершенно. Черный, мрачный лес подступил, казалось, к самым колесам автобуса, и даже рокот двигателя, прежде такой басовитый и уверенный, стал вдруг тоненьким и… жалобным.

И вот, когда мрачная чащоба стала уже совершенно невыносимо мрачной, а черные неподвижные кроны деревьев совершенно скрыли небо над автобусом, он остановился, и водитель, не оборачиваясь, хрипло объявил:

– Гнилой разъезд!.. Кто там выходить собирался?!

Когда я подошел к передней, открытой для выхода двери, водитель поманил меня пальцем и негромко проговорил:

– Пройдешь немного вперед, за рельсами справа от дороги начнется тропинка, вот по ней и дойдешь до Лосихи… Только с тропки не сходи, она, правда, капризная, петляет, так что за ней приглядывать надо, но зато до самого села дотопаешь, а если тропку потеряешь, то уж…

Он не договорил и выразительно пожал плечами.

Я поблагодарил водителя и вылез из автобуса. Тот, чихнув сизым дымом, медленно тронулся и через минуту растаял в лесном сумраке, а я неторопливо пошел вперед, размышляя, про какие это рельсы говорил водитель?.. Какие рельсы могут быть в этом запущенном лесу?

А вот такие!

Прямо под моими ногами, чуть приподнявшись над влажным грунтом дороги ясно блестели две параллельные стальные полосы. Я удивленно замер над ними – рельсы имели вид постоянно и достаточно часто используемой колеи, а вместе с тем между ними по обе стороны от грунтовки росли достаточно толстые деревья. К тому же на них не было даже легкого следа от скатов только что проехавшего автобуса!

Я проследил взглядом, как эта железнодорожная колея исчезает в лесу справа и слева от просеки, по которой только что проехал автобус, и мое богатое воображение… оказалось бессильно показать мне, каким образом по этой колее проносится товарный или пассажирский состав или хотя бы небольшая дрезина! Оставалось предположить, что некто, неизвестно зачем, ежедневно начищает старые рельсы именно на этом их участке. Меня прямо-таки потянуло в чащу, посмотреть на блестящий рельсовый след между черных, старых деревьев, но я вдруг остановился, припомнив только что услышанные слова водителя: «…а если тропку потеряешь, то уж…»

Вздохнув и почесав затылок, я перешагнул через рельсы и двинулся дальше по обочине грунтовой дороги.

Тропку я обнаружил именно там, где ее обозначил водитель – в двадцати метрах за рельсами, справа от дороги. Была она, в отличие от местной железной дороги, неухожена, узка и затянута перебегающей ее травой, однако, видно ее было вполне отчетливо… Пока!.. Свернув на эту тропку, я собрался было произнести заклинание «Истинного зрения», но передумал. Вместо этого я подобрал длинный, тонкий сук и, выломал из него подходящую к моему росту палку. Шебурша время от времени впереди себя этой палкой, я ходко двинулся по тропинке, беспокоясь только о том, чтобы не слишком промочить свои кроссовки.

Прошел я по этой тропинке минут, наверное, десять, и тут впереди послышалось далекое, но быстро приближающееся пыхтение, яростное шуршание и похрустывание упавших на землю веток. По этим звукам я догадался, что кто-то – зверь или человек, стремительно двигается по той же самой тропинке, но только в мою сторону. Я уже хотел было отойти чуть в сторону, но снова вспомнил предупреждение водителя.

Тем временем впереди, в, казавшихся совершенно непроходимыми, кустах, началось энергичное шевеление, и через несколько секунд из них вынырнула высокая, явно мужская фигура в темных брюках, заправленных в кирзовые сапоги, и длинной, наглухо застегнутой куртке с накинутом на голову капюшоне. Фигура эта, беспорядочно размахивая руками, словно стараясь удержать равновесие, устремилась в мою сторону. Не доходя до меня шагов пять, фигура притормозила, ее взгляд оторвался от тропы, уперся в меня, и тут же раздался до боли знакомый голос:

– О! Сорока! Ты откуда здесь взялся?!

По голосу я эту фигуру враз признал – был это мой старинный, еще со школы, знакомый, а звали его Юрка Макаронин или Юркая Макаронина. Вот кого я ожидал увидеть в дебрях Всесвятского района меньше всего!

Однако, Макаронин задал вопрос, и тот требовал ответа, а потому я усмешливо проговорил:

– Я-то с автобуса взялся, а вот откуда здесь взялся старший лейтенант милиции, приписанный к Железнодорожному району нашего родного областного центра?!

– А что, автобус уже прошел?! – Чуть ли не с отчаянием взвыл Юрка, не обращая внимания на мой вопрос.

– Да уж минут пятнадцать как… – подтвердил я его догадку, – а ты, значит на автобус торопился?!

Юркая Макаронина огорченно махнул рукой и сбросил с головы капюшон.

– Надо же! Не успел!.. – В его голосе сквозило откровенное отчаяние. – И не успел-то чуть-чуть!.. Зараза!!

– И куда ж это ты торопился?.. – Задал я очередной вопрос, уже не надеясь на ответ, однако тот последовал:

– Да в Руднево!.. Тут и езды-то всего минут двадцать… если на автобусе…

– Ну значит за неполный час и пешком добраться можно! – Попробовал я успокоить его.

– Ага! Как же! – С неожиданной злостью ответствовал Макаронина. – А три часа не хочешь! Да и то, если по дороге дождь не начнется!..

Тут он вдруг замолчал, пристально на меня посмотрел и гораздо спокойнее повторил свой первый вопрос:

– А ты-то тут откуда взялся?.. – Но сообразив, что я уже отвечал на это вопрос, он его перефразировал. – Чего ты в эту глухомань приперся, – и с гнусной улыбочкой добавил, – или снова специальное журналистское расследование проводишь?!

– Ага, – самым серьезным тоном подтвердил я его догадку, – расследование! Девушка одна пропала, и оказалась, что она перед своим исчезновением как раз посещала эти места!

– Ну?!! – Удивился Юрка. – А что за девчонка?.. И зачем она сюда попала?!

– Девчонку ты, скорее всего не знаешь, – задумчиво проговорил я, – она, в общем-то не местная… Бабушка у нее здесь живет, в Лосихе.

– В Лосихе?! – Удивился Макаронина, – это ж которая бабушка?!

– Баба Варя.

– Бабка Варвара?! – Еще больше удивился Юрка, – так это ты ее внучку разыскиваешь, Людмилу?!

Теперь пришла пора удивляться мне:

– А ты что, Людмилу знаешь?!

– Ха!! – Юрка просто лучился самодовольством, – еще бы мне ее не знать! У меня ведь тоже бабка в этих местах проживает! Правда, не в Лосихе, а в Выселках, но все равно – соседи! Так что мы с Людмилой давным-давно знакомы!

Тут Юркая Макаронина вспомнил, что Людмила пропала и враз посерьезнел:

– Так куда она делась?!

– Не знаю, – я покачал головой, – недели три назад она побывала у своей бабушки… Вари…

– Так, может, ее тоже… – задумчиво перебил меня Юрка, но что «тоже» не уточнил. Вместо этого, подняв на меня глаза, серьезно произнес:

– Ты бабку Варвару-то бабушкой Варей не называй!.. Она, если такое, не дай Бог услышит, кирикучу тебе сделает!

Я недоуменно посмотрел на своего друга:

– Какую… кирикучу?..

Он скорчил кривую рожу и пояснил:

– Такую!.. Кирикуча – это такая, знаешь… э-э-э… кирикуча, что лучше о ней и не знать!..

Я вопросительно поднял бровь, однако Юрик не заметил моего вопроса и нетерпеливо проговорил:

– Так что с Людмилой-то произошло. Говоришь, она три недели назад была у своей бабки… и что?!

– А когда вернулась в город… ну… в больницу попала.

– С чем?..

– Вот тут-то и непонятно… – задумчиво протянул я, – да это и неважно. А важно то, что сегодня ночью она из больницы сбежала и, я думаю, направилась именно сюда!

Юрка немного помолчал, а затем задал новый вопрос:

– Значит, ты в Лосиху направляешься?..

– Именно… – Подтвердил я.

– Тогда я тебя провожу! – Решительно заявил Макаронина.

– Но-о-о… – чуть растерявшись протянул я, – ты же, кажется, на автобус торопился?..

– Торопился, – легко согласился Юрка, – да, ведь, все равно опоздал! Так что я с тобой пойду, а то тут у нас в два счета заблудиться можно! – Он неожиданно хлопнул меня по плечу и гаркнул, радуясь неизвестно чему, – Найдем мы Людмилу!.. Никуда она не денется!!

Развернувшись на сто восемьдесят градусов, он бодро затопал в обратную сторону, громко рассуждая на ходу. Я двинулся за ним следом, внимательно слушая его рассуждения.

– Я ж эти леса как свои пять пальцев знаю! С детства, можно сказать, вдоль и поперек исходил-излазил, каждый кустик, каждую травинку общупал-обнюхал. Я тебя самым коротким путем прямо кЛосихе выведу и ни на градус не собьюсь! И не гляди, что скоро вечер, я и в потемках весь лес насквозь пройду и ни об одну корягу не запнусь!..

Как – вечер! – удивленно вскрикнул я. – Сейчас еще и семи часов утра нет!

Макаронина обернулся на ходу, и его физиономия украсилась гнусной ухмылкой:

– Ты ж не знаешь нашей главной заморочки! – И голос у него был донельзя довольный. – Через рельсы на разъезде перешел?..

– Перешел… – Подтвердил я, стараясь понять причем тут рельсы, и Юрка мне немедленно все объяснил:

– Вот на двенадцать часов вперед и уехал!

– То есть – как?!

– А так! Переходишь рельсы по направлению к Лосихе уезжаешь на двенадцать часов вперед, переходишь рельсы по направлению от Лосихи – на двенадцать часов назад!

– Врешь ты все, Макаронина! – Не выдержал я. – Как в школе врать начал, так по сею пору и брешешь! По-твоему получается, что и автобус, на котором я приехал, на двенадцать часов вперед прыгнул?! А как же тогда расписание движения?!!

– Я брешу?!! – Юрка от возмущения даже остановился. – Я брешу?!! Ну, сейчас сам скажешь, вечер на дворе или утро!!

Он замолчал и потопал вперед еще быстрее. Я двинулся за ним, проклиная все на свете, а главное собственную удачу, подсунувшую мне Юркую Макаронину в самом, казалось бы, неподходящем месте. Шел бы сейчас по холодку в славную деревеньку Лосиху, так нет тебе – друга встретил!!

Между тем мы чуть ли не бегом спустились в темный, похожий на подземный тоннель, овраг, прохлюпав по холоднющей и довольно глубокой луже, пересекли его и взобрались на противоположный склон. Тут черные заросли неожиданно расступились, и Юрик, издав нечленораздельно-радостный вопль, выскочил на обширную кочковатую поляну, заросшую мелкой, странно голубоватой травкой.

– Вот, смотри!.. – Нетерпеливо притоптывая на месте заорал он. – Вон там – восток, а вон там – запад! – Юрка, не глядя, ткнул пальцем в разные стороны, – если сейчас, как ты говоришь, утро, где должно быть солнце?!

Я огляделся. Если Юрик правильно указал мне стороны света, то солнце висело над… западной опушкой леса. Висело еще довольно высоко, но за полдень явно перевалило!

Я огляделся еще раз.

– А с чего ты взял, что запад именно там?.. – В свой вопрос я вложил максимум скепсиса, – насколько мне помнится, ты в географии всегда был не слишком силен…

– Да причем тут география! – Немедленно возмутился он, – Я ж здесь все детство провел, мне ли не знать в какой стороне север-юг!!

– А у вас тут что, север-юг в одной стороне?..

Теперь уже гнусная ухмылочка сияла на моей физиономии.

– Ну, не веришь – и не надо! – Неожиданно быстро сдался Юрик, – часа через три-четыре, как темнеть начнет, сам убедишься! А насчет автобуса, так вот с ним как раз ничего не происходит… И с мотоциклами, мопедами и велосипедами тоже. Даже с телегами ничего не происходит, хотя на телегах по той дороге никто сейчас и не ездит… Может колеса как-то экранируют этот… феномен?.. – Помолчав секунду, добавил он.

Юрик махнул рукой и теперь уже не слишком торопясь, двинулся через поляну. Я было пошел следом, но в этот момент меня словно что-то остановило. Застыв на месте, я снова огляделся, а затем прикрыл глаза и прислушался… Что-то было в этом месте не так!.. Я быстро, не открывая глаз, нашептал заклинание «Истинного Слуха» и… ничего необычного не услышал. Я попробовал заклинание «Истинного Зрения», открыл глаза и… ничего необычного не увидел. Вот только трава под ногами вроде бы стала еще голубее, да солнце…

Солнце прыгнуло на другую сторону поляны и сияло теперь, если верить Юрке, на востоке!!

– Так-так-так… – пробормотал я, пытаясь разобраться, что же такое произошло, однако, ни одной дельной мысли в голову не приходило. Правда, я вдруг разглядел едва заметную тропку, нет, не тропку даже а так… чуть примятую травку. Примятость эта тянулась через поляну, наискосок, как раз из той точки опушки, куда почти подошел Юрка, влево, к огромной, неизвестно откуда взявшейся на поляне коряге, и там… пропадала!

Вместо того, чтобы следовать за своим проводником, я, осторожно ступая по удивительно мягкой траве, двинулся в сторону привлекшей мое внимание коряги. И когда до нее оставалось всего шагов пять, меня остановил возглас за моей спиной:

– Эй, Сорока, ты куда поперся?! – И тут же голос перешел в истошный крик. – Туда нельзя!!

Я остановился и оглянулся. Юрка, почти уже добравшийся до опушки поляны, стоял, странно вытянув шею и округлив испуганные глаза.

– Это почему же?.. – Ехидно поинтересовался я, – Неужто эта полянка расположилась в частных владениях?!

– Да ты что, не видишь?! Вон же чертов сучок валяется!! К нему подходить нельзя!!!

– Почему?.. – Снова переспросил я, на этот раз гораздо серьезнее.

Юрка шагнул в мою сторону, нерешительно остановился, затем вдруг с каким-то отчаянием махнул рукой и зашагал ко мне. Я тем временем еще раз внимательно оглядел корягу или, как ее назвал Макаронина, «чертов сучок».

Размером она была с тяжелый мотоцикл, лежала метрах в четырех-пяти от меня, так что видно было ее вполне отчетливо. Темная, почти черная, местами затрухлявившаяся древесина выглядела странно влажной на открытом, хорошо прогреваемом и продуваемом месте. Травы под ней не было вовсе, а светло-серая, высушенная глина, рассыпалась пылью под темным округлым боком явно тяжелой влажной коряги. Остатки толстой, темной, рыхлой коры виднелись только на толстом ее конце, а более тонкий, расходившийся двумя обломанными, поднимавшимися вверх ветвями, был гол и лаково отблескивал влагой.

«Это ж надо, такую коряжину „сучком“ назвать, – с усмешкой подумал я, – Пусть даже „чертовым“… Интересно, кто его сюда притащил, „сучок“ этот?!»

И словно в ответ на мои размышления, прямо за моим плечом раздался негромкий Юркин голос:

– Вишь, как разлегся… По-хозяйски… Его здесь черт бросил…

– Какой черт?.. – Не слишком удивленно поинтересовался я.

– Ну какой черт, – повторил за мной Юрка, – обычный черт…

– А зачем?..

– Да ни зачем!.. Просто бросил и все!

Я невольно улыбнулся рассуждениям старшего лейтенанта милиции о действиях черта.

– А откуда это известно, что эту… коряжку здесь черт оставил?.. – Не скрывая улыбки поинтересовался я. – И когда он это сделал?..

Макаронина оторвал взгляд от коряги, внимательно посмотрел на меня и почесал за ухом:

– Ну-у-у… Откуда-откуда!.. Старики рассказывают!

Он замолчал, но мне такого объяснения было мало.

– И что же они рассказывают?..

– Ну-у-у… Что-что!..

Юрка мялся и явно не хотел рассказывать, однако я не отставал:

– Да, что конкретно известно… э-э-э… старикам об этом давнем деле?!

– Ты все смеешься… – неожиданно суровым тоном проговорил Юрка, – а здесь дело серьезное! – Он чуть помолчал и наконец решился. – В общем, этот случай лет триста назад был. Места у нас, как ты уже понял… дикие… кол… колдовские места… Ну, всегда здесь, у нас жили такие… ну… бабушки, которые… умели… Ну, ты понимаешь о чем я говорю!

Юрик замысловато пошевелил пальцами.

– Скажем так – владели Искусством! – Совершенно серьезно подсказал я Юрику.

Он взглянул на меня испуганным глазом и кивнул.

– Так вот триста лет назад, или того больше, к местной жительнице повадился черт захаживать. Ну, он, конечно, вид-то имел натурально нормальный – ни рогов, ни хвоста, там, у него не водилось, а потому женщина эта… ну… к которой он захаживал, его за черта-то и не держала, думала, так, понравилась, мол, мужчине, вот он и ходит. А у черта, сам знаешь, своя мысль была. Короче ходил он к этой тетке долго, но однажды, когда та уже совсем размягчела, взял, да и сказал ей все, как есть: – Я, мол, черт, и сделаю для тебя, все, что захочешь, только… Ну, ты сам понимаешь, чего он ей… того… предложил!..

Я утвердительно кивнул – ну кто ж не знает, что черт тетке предложить может. Юрик вполне удовлетворился моим кивком и продолжил свой рассказ:

– Только этой… ну… тетке совсем предложение черта не понравилось! А она… Как ты сказал – «Искусство»?.. Так вот она этим, твоим… искусством, очень даже здорово владела. Схватила она заговоренный ухват, да давай черта лупить тем ухватом по всем местам, до которых достала. Тот, конечно, дал деру от взбесившейся бабы, да только разве от разозленной женщины убежишь?.. К тому же она ему и ногу тем ухватом в трех местах переломала. Так вот он и схватил эту самую коря… то есть, этот самый сучок вместо костыля, чтобы, значит, сподручнее убегать было. Так его эта тетка до самой этой полянки и гнала, а здесь черт сучок свой бросил, да сквозь землю и провалился!

Тут Юрка замолчал, пожевал губами, словно пробуя свой рассказ на вкус и неожиданно добавил:

– А тетку эту Лосихой звали… Прозвище такое!.. От этого прозвища, да от ее усадьбы и деревня пошла… Лосиха!

Мы немного помолчали, глядя на «чертов сучок», а затем я спросил:

– Ну, а почему к этому… «сучку» подходить нельзя?

Макаронин снова посмотрел на меня «нехорошим» взглядом, затем опустил глаза, крякнул и значительно тише произнес:

– Да, ты знаешь… возле этой коряги разные нехорошие дела творятся…

– Что значит «нехорошие дела»?! – Не отставал я.

– Ну… – отвернувшись в сторону, забормотал Юрка, – … скотина, если ее на этой поляне пасти, заболеть может… А люди… – Он запнулся, но все-таки договорил, – люди… Людей, знаешь, перенести может!

Бросив на меня быстрый взгляд, он убедился, что я не совсем понял его слова и быстро добавил, – ну, был на поляне, около «сучка», а оказался у черта не куличках!!

– Где?! – Удивленно воскликнул я.

– Где-где!! – Неожиданно озлился Юрка, – да где угодно. Кого в соседнее село зашвырнет, кого в райцентр…

– И часто так-то людей «перекидывает»? – Поинтересовался я.

Юрка отрицательно помотал головой.

– Сейчас редко… Местные-то, почитай, все знают про это место, а приезжих здесь и не бывает… Чужие-то в Лосиху едут теперь по другой дороге. А раньше бывало, что люди здесь и вообще пропадали!!

– Что значит – пропадали?! – Снова не понял я. – Если здесь люди пропадали, значит этим местом должны были компетентные органы заниматься!

– Ха!.. – Усмехнулся Юрик, – я сам – компетентные органы! Только, если уж кто здесь пропал, то все, с концами – ни следа, ни запаха. Пару раз, еще до войны, собак по следу пропавших пытались пускать, так псы, как до этой полянки добегут, так и стоп!.. Садятся в сторонке и воют, а к коряге этой их и на поводке не подтащишь! Да… – Он чуть помолчал, а потом махнул рукой. – Э, что там говорить, у меня у самого дружок пропал – Колька Седов, наверняка у этого самого сучка! Нам тогда лет по пятнадцать-шестнадцать было…

И вдруг его физиономия расплылась в пакостной усмешечке:

– Он, Колька-то влюблен был по уши как раз в эту твою Людмилу, а она на него и смотреть не хотела – маленький он был, в смысле, росту невысокого, а уж рыжий – глазам смотреть больно! Он все Седым себя называл, по фамилии, а мы его Рыжиком дразнили!.. Бился Рыжик, бился, даже к бабкам кое-каким обращался… типа помогите девку приворожить, да только кто ж захочет с бабкой Варварой связываться – бабка Варвара сама кого хочешь приворожит или в узелок завяжет! Вот Колька и повадился к сучку ходить. Я, говорит, сам колдовать научусь и Людку приколдую! Только ничего у него не получилось, и сам пропал! – Макаронин вздохнул. – Хороший был парень, так и не нашли, хотя во всесоюзный розыск объявляли.

– Неужели с этим… сучком так-таки ничего и нельзя сделать?! – С провокационным смешком поинтересовался я. – Может, федеральные власти подключить?!

Однако Юрик на мою провокацию не поддался и ответил совершенно серьезно, так что я снова подумал, что он меня разыгрывает:

– Нет, никакие власти, ни областные, ни федеральные ничего здесь не сделают. Одна была надежда – бабка Варвара! Уже сколько раз к ней ходили, просили ее убрать этот чертов сучок, так нет, все ей недосуг!..

– То есть, как! – Опешил я, – Та самая бабка Варвара, что?..

Юрка в ответ молча кивнул.

– Ты хочешь сказать, что бабка Варвара, бабушка моей… Бабушка Людмилы, может убрать этот… э-э-э… «сучок»?!!

– Больше некому!.. – Вздохнул Юрка. – Она ж – прямой потомок той самой… Лосихи, что черта переломала!!

Я уставился на корягу и не сводил с нее глаз целую минуту!

Затем, снова повернувшись к Макаронину, я медленно проговорил:

– Ну что ж, пойдем к этой замечательной бабке… Может и по этому делу мне удастся с ней поговорить!

Макаронин с нескрываемым облегчением развернулся прочь от коряги и двинул в сторону опушки, а я направился следом за ним. Но не успел я сделать и шагу, как в кармане моей куртки вдруг что-то зашевелилось. Да какой там – зашевелилось, задергалось, явно стараясь выбраться наружу!!

Я инстинктивно бросил ладонь на карман, стараясь остановить это «дергание», но опоздал, из-под клапана на голубоватую травку вывалился… крошечный золотисто-оранжевый медвежонок с колечком на лопоухой башке.

«Как же это я карман не застегнул?! – Несуразно мелькнуло в моей голове, – мог и потерять!»

Я наклонился, чтобы поднять людмилкин подарок, прихваченный мной из дома по каким-то сентиментальным соображениям, однако маленькая игрушка, вместо того, чтобы спокойно дождаться, когда ее снова уложат в карман, вдруг встала на задние лапки и… покатила, поблескивая колечком на своей макушке, в сторону темной коряги!!!

– Куда?!! – Совершенно по-идиотски воскликнул я и бросился следом за медвежонком.

За моей спиной раздалось не менее идиотское «Куда?!!», и я услышал топот Юркиных сапог.

Догнать крошечную игрушку конечно же ничего не стоило, хотя, благодаря своему неожиданному старту ей и удалось оторваться от меня на пару шагов. В два прыжка я настиг рыжего медвежонка, но тот неожиданно наддал еще, так что мне пришлось сделать еще один прыжок. Тут уж игрушка оказалась прямо под моими ногами, и я наклонился, чтобы схватить ее. В этот момент голова у меня закружилась, в глазах поплыло, ноги слегка подкосились, и я вынужден был сделать еще один небольшой шажок, чтобы просто удержаться на ногах, а не ткнуться носом в траву. Одновременно я сумел подхватить рыжую игрушку, которая как-то уж очень неожиданно потеряла свою подвижность.

Выпрямившись, я тряхнул головой, отгоняя мгновенную дурноту и оглянулся на Макаронина. Тот стоял за моей спиной и диковато озирался по сторонам. Я показал ему зажатого в кулаке медвежонка и с глубоким удовлетворением произнес:

– Вот, поймал!..

Старший лейтенант посмотрел на меня круглыми глазами и тихо повторил:

– Поймал…

Только тут я заметил, что в двух шагах за его спиной виднеется… темная коряга… «чертов сучок»!

«Он же должен быть…» – растерянно подумал я и посмотрел в другую сторону, туда, куда мы бежали и где по всем законам окружающего мира должна была находиться коряга, но там ничего не было!! Я снова развернулся к Макаронину. Тот топтался на прежнем месте, продолжая озираться, и тут я увидел, что от коряги в нашу сторону по травке тянется… едва заметная тропка, нет даже не тропка, а так, легкая примятость. Мне немедленно припомнилось, что точно такую же примятость я видел только что, стоя в нескольких метрах от коряги, только тогда она располагалась с другой стороны и тянулась через всю поляну, от опушки до коряги!

И тут меня словно что-то толкнуло изнутри – я еще раз огляделся и прислушался к собственным ощущениям…

Пространство вокруг меня было переполнено дикой, неупорядоченной магической Силой – это был явно не наш Мир!!

– Та-а-к… – ошарашено протянул я, и снова посмотрел на Юрку.

Тот уже слегка пришел в себя, и, похоже, ничто его не тревожило. К нему снова вернулась его всегдашняя жизнерадостность.

– Эк нас… перешвырнуло!.. – Он расплылся в довольной улыбке. – А других вот так вот, наверное, вообще неизвестно куда забрасывает!

Я взглянул на зажатого в кулаке медвежонка и подумал:

«Да, друг, ну ты и услугу нам оказал!..»

И вдруг остановил сам себя:

«Услугу!!! Это же – игрушка!!! Как она могла бежать!!! Но ведь бежала! Я сам видел!!»

– А чего ты к этой коряге-то рванул?.. – раздался позади меня голос Макаронины. – Я ж тебя предупреждал, что к ней подходить нельзя!..

– Да вот, – машинально ответил я, – медвежонок у меня сбежал.

– Ха! Сбежал! – Воскликнул Юрка. – Как же он мог сбежать, когда он – игрушка?! Уронил, небось, сам, а он просто откатился!..

«Откатился?.. – Мысленно переспросил я сам себя, и тут же не согласился с Юркиным предположением. – Нет – побежал! Я сам видел, как у него лапы… мелькали!»

А Юрка тем временем продолжал свои разглагольствования:

– Его надо было веточкой достать, а ты, дурной, за ним рванул. Хорошо еще нас не так далеко перекинуло, а то бы и дороги домой не нашли!

«Да мы ее и так не найдем!» – подумал я, и тут же вспомнил, что мешочек с «камушками», подарок Маулика, при мне, так что я всегда смогу построить портал перехода… Вот только… Почему медвежонок привел меня сюда?! Случайно ли это?! Вот что надо выяснить! А для этого необходимо найти и пораспросить кого-то из местных! Кстати и с этим самым «перекидом» не грех разобраться, похоже здесь народу много «поперекидывало». А вот портала перехода у сучка не было… Во всяком случае я его не почувствовал… И это было странно!!

– Ну ладно, – закруглился наконец Макаронин, – хватит стоять столбом, пошли в Лосиху!

– Пошли! – Немедленно согласился я, – только вот, дорогу-то ты помнишь… после «перекида»?!

Юрка ощерился в своей неповторимой самоуверенной улыбочке:

– Да я отсюда до Лосихи с завязанными глазами дойду! – И тут же чуть-чуть поправился. – Вот только чертов сучок обойти надо!

И он по широкому кругу, обходя корягу, двинулся все к той же опушке поляны. Я, чуть приотстал и быстро наговорил заклинание «Полного Понимания», прикрыв им и себя и Юрика… так, на всякий случай. А затем направился за старшим лейтенантом, сжимая в кулаке медвежонка, словно боясь, что он снова вырвется и рванет куда-нибудь еще. Но игрушка вела себя смирно, так что дойдя следом за Макарониной до опушки, я опять уложил ее в карман, правда, клапан я на этот раз тщательно застегнул.

Мы снова вошли в лес. Поляна, на которой валялся чертов сучок, скрылась за деревьями, и шагов через двадцать мы неожиданно вышли на узенькую тропочку, бегущую между кочек, поросших черникой, короткой травкой и редким папоротником. Я заметил, что выйдя на эту тропочку, Макаронин чуть замешкался, чтобы оглядеться, и вид у него при этом был слегка удивленный. Однако никаких вопросов я задавать ему не стал, поскольку он быстро оправился от своего удивления и бодро зашагал по тропочке направо.

Мы прошли наверное с полкилометра, когда Юрка вдруг остановился и с удивлением уставился на высоченную березу со сломанной и обгорелой верхушкой. Я подошел ближе и поинтересовался:

– Что, Макаронина, знакомую встретил?..

Он слегка растерянно посмотрел на меня и ответил:

– Именно, что знакомую… – и снова переведя взгляд на березу, добавил, – вот только березка эта никак не могла здесь стоять!..

– Как же – «не могла», когда вот она, стоит!

– Именно, что стоит… – Юрка снова взглянул на меня, – но, вообще-то, эта береза находится севернее Лосихи, а мы, что б ты знал, подходим… – тут он как-то странно к-хмыкнул, – с юга!

– А тебе не кажется, что ты просто слегка заплутал?! – С едва заметной усмешкой спросил я.

Юрка мою усмешку не заметил, но сразу же набычился:

– Как это я мог заплутать, когда я эти места знаю, как свои пять пальцев!..

– А береза?.. – Еще более усмешливо поинтересовался я. – Или она специально сюда… переместилась, чтобы тебя запутать?!

– Нет, береза здесь всегда стояла! – Раздался вдруг довольно высокий мужской голос из-за недалеких кустиков, а спустя мгновение на тропочку из-за кустов выступил и его обладатель.

Мы с Юркой уставились на мужика, но тот и не думал смущаться:

– С тех пор, ребята, как я сюда попал, эта береза всегда туточки обреталась. Может, ольха, какая черная, или, там, бузина и могли деру дать из этих мест, а береза – никогда! Береза – дерево солидное!

Мужик открыто улыбался, хотя в его светло голубых, удивительно прозрачных глазах таилась некая серьезная заинтересованность. А вообще-то, вид у него был довольно несуразный – крупный, породистый, с легкой горбинкой нос как-то не вязался с простоватыми, улыбчивыми губами и светлыми, широко расставленными глазами, опушенными светлыми же ресницами. На высокий, покрытый легкими морщинами лоб падали негустые светлые волосы, обнаружившие на затылке уже заметную проплешинку.

Годков мужику было между двадцатью пятью и сорока, а одет он был самым обычным образом: в мешковатые, со времен покупки не глаженые штаны, заправленные в разношенные, но еще довольно крепкие сапоги с короткими голенищами и темно-синюю, в мелкий белый горох рубаху навыпуск, подпоясанную куском тонкого шнура. В крупных, явно привыкших к тяжелой работе руках мужик держал небольшой холщевый мешок, перетянутый по горловине бечевкой и странный музыкальный инструмент, напоминавший басовую мандолину с резко загнутой назад колодочкой для колков.

– А ты кто такой будешь?! – Задал неожиданный вопрос старший лейтенант Макаронин, причем вопрос этот прозвучал столь официально, что я с удивлением посмотрел на него и неожиданно подумал:

«Вот те на!! А еще говорил, что он в этих местах всех жителей в лицо знает!!»

И тут же поправил сам себя:

«Нет! Это он в… тех местах всех в лицо знает, а здесь… Здесь он никого, похоже, не знает!»

Мужик, между тем, остренько посмотрел в лицо Макаронину и все с тем же доброжелательством ответил:

– Зовут меня Володьша, сын Егоршин. Родом я из Вятшей Пустоши… Далеконько отсюда, так что, либо вам придется мне на слово поверить, либо…

– Из какой это Вятшей Пустоши?.. – С явным уже недоверием протянул старший лейтенант. – Что-то я не знаю в округе никакой Вятшей Пустоши!

– Так ты, болезный, и березы не признал!.. – Добродушно усмехнулся Волдьша и, покосившись в мою сторону, спросил. – Ну а сам-то ты кто таков и откуда будешь?

– Я-то – старший оперуполномоченный, старший лейтенант Макаронин, в настоящий момент провожу краткосрочный отпуск в Выселках, – гордо отвестсвовал Макаронина.

Мужик снова улыбнулся – очень мне нравилась его улыбка – и ласково, словно уговаривая капризного ребенка, проговорил:

– Ишь ты – и опер… уполномоченный – старший, и… этот… лейте… нам старший… сплошь, значит, начальство?! – А затем, почесав подбородок, добавил, – из Выселков, говоришь?.. А я тебя не слишком огорчу, если скажу, что никаких Выселков поблизости нет…

– Как это нет?! – Даже и не удивился, а просто оскорбился Юрка, – Да ты, видать совсем не местный! Вон там они, Выселки! – Он махнул рукой куда-то влево, – километрах в двух всего-то!!

Мужик удрученно покрутил головой:

– Это, конешно, ваше дело, только никаких Выселков там нет…

– Да мы, собственно говоря, и не в Выселки идем, – вступил я в разговор, прекращая ненужный спор. – Нам Лосиха нужна.

Мужик снова внимательно взглянул на меня и снова улыбнулся:

– Ну, к Лосихе вы аккурат по этой тропочке и выйдете, только вот дома ее сейчас нет.

– Кого?! – В один голос воскликнули мы с Юриком.

– Как – «кого»?! – Удивился Володьша, – Лосихи! Вы же к ней идете?!

– Лосиха, что б ты знал, – с большим знанием дела начал просвещать аборигена Макаронин, – это село такое… И мы в это село идем.

Мужик снова расплылся в своей добродушной улыбочке:

– А никакого села там нет… Ни Выселок, ни Лосихи. По этой тропочке вы выйдете к росчисти, на которой обосновалась тетка Лосиха. Домик у нее, хлевок… скотинка кое-какая в хлевке… Дочка-красавица… – Глазки у Володьши масляно залоснились. – Только сама-то Лосиха щас в бор ушла, а дочка ее никого и за свой плетень не пустит, когда матери дома нет…

Последняя фраза у мужичка получилась странно грустной, так что я сразу подумал, что он уже не раз пытался попасть в усадьбу к Лосихе, когда той не было дома. Говорил Володьша спокойно и уверенно, да я и сам знал, что он говорит истину, однако Юрик никак не мог согласиться со столь странными утверждениями какого-то чужого, по его мнению, мужика.

– Пошли, Сорока! – Рявкнул он, махнув рукой на улыбающегося мужичка, – нечего слушать сказки всяких…

Юрка не договорил, но взгляд, брошенный им в сторону улыбчивого Володьши, был весьма красноречив.

И тут встретившийся нам мужичок стал вдруг необычайно серьезным и, обращаясь главным образом ко мне, торопливо проговорил:

– Слышь, ребята, возьмите меня с собой!.. Глядишь, я вам в дороге пригожусь!..

– Куда это тебя взять?!! – Немедленно огрызнулся Макаронина. – В какой это дороге ты пригодишься, когда нам и идти-то всего пару километров!

Володьша, сын Егоршин снова попытался улыбнуться, но на этот раз улыбка у него получилась не слишком бодрой.

– Не-е-е, я так думаю, что дорога у вас будет подлиннее… А мне как раз надобно в столицу попасть… Только я никак попутчиков не могу найти… Я ж здесь уже два дня попутчиков дожидаюсь…

– Может быть тебе надо было на проезжую дорогу пойти?! – Участливо поинтересовался я.

– Так до проезжей-то дороги дойти еще надо! – С некоей даже тоской почти пропел Володьша. – А как до нее в одиночку-то добраться?!

– И что ж, за два дня никто мимо не прошел?

– Да как не пройти, – вздохнул Володьша, – проходили… Да вот часов пять назад девка пробежала… Красивая… Да только какой она попутчик?! Она и того, что у нее под ногами-то не видела – глаза безумные, несется, как угорелая… А спросить ее, куда несется, так она и сама не знает!!

Он хотел еще что-то добавить, однако я резко его перебил:

– Ну-ка, ну-ка!! Рассказывай, что за девка пробегала?! И поточнее!!

Мужик осекся, чуть удивленно посмотрел на меня и начал рассказывать старательно вспоминая подробности:

– Ну, значит, сижу я за кусточком, жду. Солнышко как раз только взошло. Слышу, шуршит кто-то по тропинке. Легко так шуршит, не тягостно. Я даже и выглядывать сначала не хотел – явно кто-то несерьезный двигается и, опять же, один, а мне поболе компания нужна. Однако, когда шуршание приблизилось, любопытно мне стало, кто это так легко шуршать умудряется – и не ребенок, вроде бы. Ну я и выглянул. Смотрю, девчушка по тропочке бежит, да так торопится, словно в доме у нее пожар! А сама такая… – И снова на Володьшиной физиономии расцвела плутоватая улыбочка, а в округлившихся глазках загорелись озорные огоньки, – …красовитая. Высоконькая, волосы почти совсем белые, глаза большие, синие… Только вот бледная очень и глаза… такие… неподвижные, в одну точку уставленные!..

Тут Володьша снова посмотрел на меня, словно бы опасаясь, что сказал что-то не то. Однако я не проявил недовольства, и потому он торопливо продолжил:

– Да, одета она была тоже странно – ноги босые, на самой платьишко совсем коротенькое, спереди на маленькие такие пуговки застегнутое… И больше ничего. Проскочила она это мимо меня, словно ветерок по травке пробежал. Я уж потом подумал, может окликнуть ее надо было, помочь чем, да уж поздно было…

Володьша замолчал, а я медленно перевел взгляд на Юрика, и тот, чуть сомневаясь, подтвердил мою догадку:

– На Людмилу похожа!.. Может она и вправду в Лосиху бежала?!

– Ты же слышал, – повернулся я к Юрке, – нет здесь Лосихи!

– Да если это была она, то бежать она могла только в Лосиху!! – Уперся Макаронина.

Но тут я вспомнил, какой видел Людмилу в последний раз, и сразу понял, что… «позвали» ее через украденное «я» сюда, в этот самый Мир!! И будь проклят этот чертов «сучок» – именно он являлся порталом перехода!

– Пошли!! – Резко кивнул я, и не дожидаясь Юрика, двинулся по тропочке. Макаронина немедленно устремился за мной, и тут до нас снова донесся голос Володьши:

– Ребята, так можно мне с вами?!! Мне, правда, очень в столицу нужно.

Я остановился и оглянулся. Володьша, сын Егоршин так трогательно протягивал к нам правую руку с зажатой в ней мандолиной, что я, не смотря на весь трагизм положения, чуть не расхохотался. И тут мне припомнилось, что я хотел «пораспросить» кого-нибудь из местных! Почему бы не этого Володьшу?!

– Пошли, – я махнул ему рукой, – только не отставай, мы торопимся!

Надо сказать, что догнал он нас очень быстро, да и вообще, ходок из него был классный. Он не только без особых усилий поспевал за нами, у него еще хватало сил говорить без умолку:

– Я бы может и рискнул один до тракта добраться, хотя пошаливают в нашем бору. Фильку-Рваные Ноздри я хорошо знаю, он меня не тронет, Яську из Рогатого болота знаю, Семку-Помело, но, говорят, у нас тут какой-то новый хмырь объявился, вроде бы как даже и не живой вообще, Саняткой-с-Дыхом кличут, да и еще кое-кто. – Тараторил Володьша, забегая вперед и заглядывая сбоку мне в лицо. – Вот с ими-то я и не знаком, так значит и встречаться с ими не след! А тут смотрю, двое добрых молодцев по тропочке пробираются, да таки богатыри, таки богатыри, а один даже… того!..

– Чего – «того»?! – Подал свой грубый голос старший лейтенант нашей доблестной милиции.

– А я не про тебя, молодец, не про тебя! – Быстро отбрехивался Володьша, и снова в его голосе я почуял некую ласковую насмешку, – я про товарища твово!! Я как товарища твово увидел, так сразу и решил – вот с кем идти надо, этот никогда не выдаст!!

– А я что ж, выходит, выдам?!! – Возмутился Макаронина, – Да я самый надежный оперуполномоченный в отделении!! Сам полковник Быков так считает! Василь Василич!

– Так я ж разве спорю?! – удивлено восклицал Володьша, – я и не спорю, конечно, самый надежный… этот… опер… в отдалении!.. Я про другое, товарищ твой, на мой глаз, оченно умелый в… ну, в этом… ну, сам знаешь в чем… вслух не говорят…

– Вот и молчи!! – Не поворачиваясь буркнул я.

– Так я разве что?!! – Тут же покаялся Володьша. – Я ничего и не говорю!.. Я просто объясняю этому… ну… в отдалении который, почему я к вам пристал-то!

Тропка под нашими ногами резво пошла в гору, затем, перевалив через совершенно лысую верхушку какого-то незначительного пригорка и вильнув туда-сюда, ринулась вниз, в волглый, пахнущий стоячей водой овражек. На дне оврага тропинка пошла не прямо, а вихляясь из стороны в сторону, словно пытаясь выбраться из оврага и не находя в себе сил сделать достаточный рывок. Наконец, уже почти упершись в отвесную, осыпающуюся стену, она рванулась наверх покрытыми мхом ступенями и снова вынесла нас в чистый сосновый бор.

И тут потерялась.

Я остановился. Под ногами лежала ровная, мягко пружинящая подушка палой хвои, на которой просто не могло остаться никаких следов. Однако, я только успел подумать, куда же нам теперь направить свой путь, как из-за правого моего плеча вынырнула рука с зажатой в ней мандолиной.

– Вон на ту кривую сосну надо путь держать! – уверенно подсказал Володьша.

Я оглянулся на своего непрошеного проводника, и он быстро закивал:

– Туда, туда… Аккурат на Лосихину росчисть выйдем! А там, за росчистью, снова тропочка идет, почитай, через весь бор. Ну, а если бор пройдем, как раз на тракт и попадем, который к столице ведет. Правда, там…

Но закончить фразу Володьше не дали.

– Вообще-то, меня интересует, куда побежала та девушка, которую ты видел сегодня утром! – Перебил я его, поглядывая на указанную Володьшей сосну.

– Да-а-а… – Задумчиво протянул он. – Ежели она дороги не знает, заплутает точно. Этому ж бору конца и края нет, не даром его Черным зовут! В нем с тропочки на тропочку можно неделями перепрыгивать, а к жилью человеческому так и не выйти!..

Тут Володьша внимательно посмотрел мне в глаза и глубокомысленно добавил:

– А только я так скажу – знала она, девчонка эта, дорогу. Уж больно уверенно бежала, прям будто кто ее вел!..

– Ладно, пошли на Лосихину росчисть! – согласился я.

Володьша уже на правах настоящего проводника двинулся вперед, я за ним, а замыкал наш отряд недовольно ворчащий старший лейтенант.

– Ишь, знаток выискался!! Сам не местный, а поди ж ты, дорогу указывать берется!! Ну, ничего, вот выйдем к Лосихе, ни то к Выселкам, там я с ним разберусь – и откуда он, и зачем, и почем!!

Я на ходу обернулся и с улыбкой оборвал его ворчанье:

– Слушай, Макаронина, что ты там бубнишь про свои Выселки?! Сказал же тебе человек, нет здесь никаких Выселок, и Лосихи нет! Выкинуло нас в другой Мир, по иному тут все!

Юрка недоверчиво посмотрел на меня, но спорить не стал, хотя по его виду было ясно, что ни в какие другие миры он не верит, и будет стоять на своем до конца!

Без тропы и без дороги шагали мы наверное часа полтора. Сначала на кривую сосну, затем свернули на шум воды, а от излучины ручья, прыгавшего вниз с непонятно откуда взявшегося здесь гранитного уступа, на крик кукушки, которого мы дожидались по совету все того же Володьши минут, наверное, пятнадцать. Правда, его уверения, что идти надо именно на крик кукушки, который обязательно слышно, если подождать у ручья, оказались верными – кукушка прокуковала-таки!

Вот по этому крику мы, наконец-то, и вышли к невысокому плетню, огораживавшему большую поляну, явно искусственного происхождения, посреди которой стояла солидная изба на три окна по фасаду, с выносными сенями, задней пристройкой, видимо, для скотины и высокой крышей, покрытой серой дранью. Сбоку от дома торчал невысокий сруб колодца с двускатным покрытием и воротом.

Удивленный Макаронин подошел поближе, бормоча себе под нос: – О! Гасьенда! Это как же я об ней ничего не знал-то?!

Внимательно оглядев строение, он медленно протянул руку к плетню, словно для того, чтобы убедиться в его материальности, но Володьша неожиданно вскрикнул:

– Не тронь, плохо будет!!

Старший лейтенант быстро отдернул руку и недовольно обернулся:

– Что ты орешь, оглашенный?! Что плохо будет?!

– Не знаю – что, но точно плохо! – Не совсем понятно проговорил Володьша и тут же пояснил. – Я ж говорил, что Лосиха в бор ушла, а когда Лосиха в бор уходит, она всегда на плетень наговор накладывает, чтобы, значит, чужой не залез!.. Дочка-то ее конечно могла бы наговор снять, да только она никогда этого не сделает!

– Почему?.. – Переспросил Макаронин.

– Опасается… – Коротко ответил Володьша, – разные тута бродят, иному и на глаза-то показываться нельзя, не то что ворота открывать!

– Ты кого это имеешь в виду?.. – С нехорошим подозрением поинтересовался Юрка.

Ну, кого?.. – Пожал плечами Володьша, – Тебя, меня… всех… кто бродит без дела да отирается под чужими плетнями.

Юркая Макаронина вытянулся, расправил плечи, и мне на мгновение показалось, что сейчас на его плечах отрастут погоны, а затем прозвучит сакраментальное: «Гражданин, пройдемте!» – Однако, вместо этого, видимо сообразуясь с обстановкой, старший лейтенант со значением произнес:

– Может быть здесь кто-то и отирается без дела под чужими плетнями!.. К-хм… А я, как представитель власти, занимаюсь совершенно другими делами!..

Володьша бросил быстрый, хитроватый взгляд в сторону Юрика и пробормотал себе под нос:

– Ну, сейчас он заявит, что у самого Змея Горыныча в дружине десятком командует!..

В тот момент я не обратил особого внимания на эту фразу, меня гораздо больше заинтересовал «наговор», наложенный бабой Лосихой на свой плетень. Заклинаньеце было простенькое, в стиле «рябой сеточки», узелки над каждым столбиком, и поставлено довольно давно, видимо, уходя из дома, Лосиха каждый раз просто заново его активизировала. Похоже, она и сама не видела, что основа этого заклинания уже здорово износилась – в «сеточке» зияли солидные прорехи, правда узелки еще были вполне крепки. И все-таки, я сделал заключение, что защита эта поставлена не Лосихой, автор заклинания уже давно бы поправил истертую от долгого употребления основу.

Выбрав наиболее слабое место между двумя столбиками, я двумя простыми пассами расширил прореху и спокойно перескочил через плетень. Обернувшись, чтобы позвать за собой ребят, я увидел, что Володьша стоит метрах в трех от плетня, с таким видом, словно собирается дать деру и, раскрыв рот смотрит, как Юрка лезет через плетень следом за мной.

– Ты что, сын Егоршин?.. – Крикнул я довольно громко, – или раздумал с нами в столицу идти?!

Макаронина тем временем перебрался через плетень и в свою очередь повернулся в сторону Володьши.

– Это тебе не возле чужого плетня отираться! – С глубоким чувством превосходства проговорил старший лейтенант, взирая свысока на местного жителя. – Так что, если все-таки надумаешь идти с нами, про эти всякие «обтирания» забудь!

Володьша как-то смущенно улыбнулся, но следовать за нами не спешил. Сделав пару шагов к плетню, он внимательно приглядывался к его верхней жердине, словно ожидал от нее некоей пакости лично для себя.

– Не бойся, дорогой мой, не бойся, – подбодрил я его. – Никто тебя не укусит. Только перелезай точно в том месте, где это сделал я.

Володьша наконец-то решился подойти вплотную к плетню и даже положить на верхнюю жердь чуть задрожавшую руку. Я прекрасно видел, что он готов мгновенно ее отдернуть, если почувствует что-то опасное, однако никакой опасности не было. Володьша быстро перескочил во двор и оглянулся.

– Надо же!.. – пробормотал он себе под нос, – а я даже подходить к нему боялся!.. А надо-то было всего-навсего поводить над ним руками!..

Он повернулся ко мне и со своей неизменной улыбкой поинтересовался:

– Слушай, как тебе такая штука удалась?! Просто руками поводил и все. У меня… – Тут он слегка сбился, словно сказал что-то… ненужное, а потом махнул рукой и продолжил, – …у меня колдовской палец есть, специально сделан, чтобы охранные заклинания с изгородей снимать, так он на этом плетне ничего сделать не мог!!

– Видимо, для твоего «пальца» это заклинанием было незнакомо. Оно и вправду, достаточно древнее. – Пожал я плечами.

Володьша еще раз оглянулся на плетень и снова посмотрел на меня:

– А трудно вот этому… – он поводил перед собой руками, копируя мои движения, – …научиться?!!

– Ну что ж в этом трудного?! – Усмехнулся я в ответ, – вот же у тебя прекрасно все получилось!.. Правда, надо еще знать, где это делать и какие слова при этом говорить, а то и руки могут по локоть отгореть, и самого скрючит, ни одна знахарка не поможет!

Володьша покивал с самым серьезным видом:

– Вот-вот, и я сразу сообразил, что ты много чего умеешь! Где только научился?!

– Да в университете! – ухмыльнулся Макаронина.

Я всегда чувствовал, что Юрка слегка завидует моему университетскому образованию, хотя сам он про себя еще в восьмом классе решил, что «верхнее образование» не для него.

А вот на Володьшу заявление старшего лейтенанта произвело совершенно неожиданное действие. Он удивленно разинул рот, а затем прошептал, с безмерным уважением глядя на меня:

– Так ты гуниверситет закончил?!!

Я посмотрел на ухмыляющегося Макаронина и молча кивнул.

– Это как же ты в такую даль забрался?!!

– В какую даль?.. – Опередил мой вопрос Юрка.

– Ну как же, – посмотрел на него Володьща, – гуниверситеты-то только у фрязинов да у гуннов имеются, а гунны-то во-о-о-н где живут!!

Тут он снова повернулся в мою сторону и неожиданно спросил:

– А у тебя и грамота есть?..

– Какая грамота?.. – Переспросил я, опередив на этот раз Юркую Макаронину.

– Грамота… ну, про то, что ты в гуниверситете учился!..

– Есть грамота… – усмехнулся я, – диплом называется только я ее дома оставил.

Володьша с сомнением посмотрел на меня и покачал головой:

– Зачем же ты ее оставил?.. Нешто думаешь тебе вот так все на слово поверят?..

– А я никому не собираюсь никаких слов давать! – Довольно резко ответил я, рассчитывая, что этим ответом закончу наконец разговор о моем образовании.

Повернувшись в сторону дома, я принялся рассматривать это строение, однако Володьша не собирался закруглять столь интересовавшую его тему:

– С такой-то грамотой ты вполне мог поступить в книжню к самому Змею Горынычу!!

– Да не собираюсь я ни к какому Змею Горынычу поступать!!! – Рявкнул я в раздражении так, что Володьша в испуге присел, но тем не менее пробормотал:

– Ну чего ты так орешь?.. Я ж как лучше хотел подсказать…

Я в сердцах плюнул и двинулся в сторону дома. Ребята молча потопали за мной.

Мы были шагах наверное в десяти от фасада дома, когда среднее окошко вдруг распахнулось и оттуда раздался высокий с подвизгиванием женский голос:

– Это штой-то вы там по чужому двору шастаете?!! Это штой-то вы там вынюхиваете-разыскиваете?!!

Я повернулся к Володьше чтобы спросить, кто это верещит таким противным голосом, и увидел, что на физиономии нашего проводника расцвела совершенно дурацкая, донельзя масляная улыбочка, что глазки его также замаслились до такой степени, что ничего вокруг не видят, а залоснившиеся губы тихо пришептывают:

– Никак сама Василисушка нас окликает… Голосок-то какой чудесный!..

Пока Володьша наслаждался переливами «чудесного голоска», а я с удивлением наблюдал за метаморфозами происходившими с Володьшей, наш старший лейтенант сохранял бодрый деловой настрой. Шагнув вперед, Макаронин громко и очень официально произнес:

– Вы, гражданочка, вместо того чтобы в окошко орать всякие слова непотребные, выйдете и объясните, на каком основании накладываете на свой плетень всякие опасные для жизни окружающих наговоры?!!

– Наш плетень!.. – Раздался в ответ все тот же повизгивающий голос. – Чего хотим, то и накладываем!!

– Да?!! – Немедленно возмутился Макаронин. – А если вам в голову придет на своем плетне гранаты развесить или мины под него заложить?!

– Развесим и заложим!!! – Мгновенно и безапелляционно заявил женский голос.

Да!!! – Вновь возмутился старший лейтенант. – А если кто-нибудь на них подорвется?!!

– Чего сделает?!! – Переспросила хозяйка дома с нескрываемым негодованием.

– Чего-чего!.. – передразнил ее Юрик. – Подорвется!!!

– Ага!! Как же!! – С непередаваемым сарказмом ответила девица. – Да пусть он только попробует… это… сделать, что ты сказал!! Да матушка ему за это все ноги-руки поотрывает!!

Вот тут Макаронин растерялся! Повернувшись в нашу сторону и посмотрев на Володьшу обалделым взглядом, он возмущенно поинтересовался:

– Слушай, эта твоя… Василисушка… она что – вообще?!!

– Не-е-е… – не переставая блаженно улыбаться, покачал головой Егоршин сын, – она… в общем…

Макаронин понял, что его… не понимают и попробовалпояснить:

– Да нет! Я спрашиваю, у этой твоей знакомой что – вообще крышу снесло?!!

– Ну, почему?.. – Удивился Володьша. – У нее крыша на месте… – И бегло оглядев стоявший перед нами дом, добавил, – И крыльцо на месте, и окна!..

Тут я понял, что ребята еще долго могут плутать в зарослях «оборотов речи» и вклинился в разговор с конкретным предложением:

– Слушай, Володьша, сын… этого… Егорши, может быть ты сам поговоришь со своей знакомой?..

Володьша сладко прижмурился и в голос пропел:

– Василисушка, выглянь на малую минуту, это я к тебе пришел!..

Из окна донеслось странное хрюканье, похожее на… смех, а затем раздался все тот же визгливый голосок:

– Да я вижу, что это ты пришел!.. И привел с собою еще двоих таких же… охламонов!!

– Василисушка!.. – Снова завел свою сладкую песенку Володьша, но на этот раз его грубо перебили:

– Так вот, как ты пришел, так можешь и убираться вместе со своими непутевыми дружками!!! А то я сейчас рассержусь и спущу маменькин охранный наговор, вот тогда вам сладенько будет!!!

По ее тону я сразу понял, что под словом «сладенько» молодая хозяйка подразумевает какую-то чудовищную гадость. Поэтому, не давая нашему проводнику снова открыть рот, торопливо попросил:

– Ты, хозяйка, только скажи – девушка мимо твоей усадьбы не пробегала? И мы сразу уйдем!..

Последовало довольно долгое молчание, а затем дверь тихо скрипнула, и на крылечке показалась… Василисушка!

Я удивленно взглянул на продолжавшего масляно улыбаться Володьшу и вдруг припомнил русскую народную пословицу насчет… любови, которая зла. Василисушка была вполне уже зрелой девицей удивительно маленького роста и удивительно пухленькой… Такой, знаете, про каких говорят, что у них щеки из-за спины видны! Темные живые глазки, просверкивающие в маленьких щелках, образованных щечками и надбровными дугами «красавицы» уставились в меня, словно изюмины из сдобной булки.

Я тоже присмотрелся к пассии Володьши, что-то в ее облике было явно не так!

Несколько секунд мы помолчали.

Наконец, внимательно меня осмотрев и, видимо, удовлетворившись этим осмотром, «красавица» вдруг задорно улыбнулась и громко спросила:

– А кто тебе эта девчонка?!

Ответить я не успел, поскольку в разговор немедленно вмешался старший лейтенант:

– Вы, гражданочка, не задавайте пустопорожних вопросов, а отвечайте по существу!! Пробегала мимо вашего плетня девушка, и если пробегала, то в какую сторону?!

Хозяйка бросила на представителя власти короткий недобрый взгляд, и снова посмотрела на меня. Еще несколько секунд мы разглядывали друг друга, затем она машинальным движением почесала живот и совсем уже собралась что-то сказать, но на этот раз ее перебил Володьша, запевший своим масленым тенорком:

– Василисушка, краса моя писанная, не вынесешь ли водички?.. Так пить хочется!..

«Красавица» недобро взглянула на приставучего мужика и коротко кивнула в сторону колодца:

– Вон тебе водичка, из ведерка похлебаешь!.. – А затем, стрельнув глазом в сторону Макаронина, добавила. – И дружка свово захвати, того что «гражданочкой» обзывается!

– Кто обзывается!! – Взвился было наш «силовик», но вдруг повернулся к Володьше и быстро пробормотал. – Слушай, пойдем, правда, водички хлебнем, а то в горле сушь, как после Первого мая!!

– Как после чего?! – Разворачиваясь в сторону колодца, поинтересовался Володьша.

– После Первого мая, – повторил Юрик, укладывая свою ручищу Володьше на плечи и увлекая того к вожделенному источнику, – праздник такой… солидарности всего рабоче-крестьянского!

Ребята бодрым шагом устремились за угол дома, а Василисушка снова повернулась ко мне:

– Так кто она тебе?..

– Невеста! – Выпалил я уже подготовленный ответ.

– Невеста?.. – Медленно и слегка удивленно протянула девица, снова почесала живот и повторила, – невеста… Что ж ты за своей невестой не смотришь?!

– В отъезде был… – Пожал я плечами.

– Ага!.. – Василиса не отрывала глаз от моей физиономии, словно надеясь подловить меня на неверном выражении лица. Наконец ее пухлое личико как-то враз смягчилось, она облокотилась на перильца крыльца и произнесла с неподдельным сочувствием:

– Пробегала мимо нашего двора девчонка… Беленькая такая, чистенькая… Босенькая, а из одежонки платьишко короткое. Еще попить у меня попросила… И просила, что б я, если кто следом за ней пойдет и про нее спрашивать будет, ничего про нее не говорила!

– Что ж ты тогда рассказываешь, если она просила не говорить?.. – Переспросил я.

Василиса презрительно шмыгнула носом и с некоторым высокомерием ответила:

– А мне тебя жалко стало!.. Это ж надо, таким раззявой быть, чтоб собственную невесту потерять!

– А я ее еще не потерял! – Зло ответил я. – Вот догоню и верну назад!

– Ага, – усмехнулась девица, – догонишь, как же! Невеста-то твоя уже, небось, в столице, да у Горыныча под замком! Или ты в подвал к Змею Горынычу пробраться думаешь?!

– Подумаешь – в подвал!.. – В тон ей усмехнулся я. – Такой подвал, в который я не смог бы попасть еще не вырыли! Только с чего ты взяла, что она уже в столице?! Она ж совсем недавно, как я понял, мимо твоей усадьбы пробежала!..

Василиса легла животом на перила крыльца, изогнулась и посмотрела в небо.

– Недавно-то, недавно, а часа три точно уже прошло! Так что до подставы она добралась, а уж оттуда ее в столицу по воздуху доставили! Змей Горыныч ждать не любит, раз девицу себе приметил, так сделает, что ее сей час к нему доставят!

– Обрадовала!.. – Раздраженно протянул я и тут же поинтересовался. – А почему ты так уверена, что ее именно Змей Горыныч сманил?!

– Ха, – снова усмехнулась Василиса, – Точно сказал – сманил!! Потому и думаю, что это Змей Горыныч, что больше у нас никто так сманить не умеет.

И тут мое копившееся раздражение выплеснулось разъяренным воплем:

– Никто не умеет?!! Да я сам из этого вашего Горыныча вытряхну его гнилую душонку и заставлю бегать за ней по всему вашему тухлому Миру, пока вся его змеиная суть сквозь шкуру жидкой дрянью не просочится!!! А потом обдеру с него эту шкуру и натяну на самом высоком дереве в назидание всем таким умельцам!!!

Девчонка отскочила за дверь, но не захлопнула ее, а, просунув голову в щель, заверещала дурным голосом:

– Ой, ой!!! Гляньте на него – обдерет… натянет… Смотри, как бы самого на что не натянули!!! Да наш Змей Горыныч таких, как ты по пять за раз проглатывает и не давится!!! Сам девку удержать не смог – руки-крюки, а сам обдирать-натягивать собрался!!! Ты сначала штаны на задницу натяни, чтобы не спадали, когда от Змея Горыныча удирать будешь!!!

Дверь с глухим стуком захлопнулась, и в тот же момент из-за угла дома выскочил Макаронин, размахивая деревянной бадейкой, в которой что-то плескалось.

– Сорока, ты что орал?!! Тебе что, эта бабища на ногу наступила?!!

Следом за старшим лейтенантом вынесся Володьша с перекошенной физиономией и мокрой веревкой в руке. Вопил он не слабее Юрика:

– Василисушка, душа моя, тебя кто обидел?!! Пожалуйся мне, я тебя защищу-обороню!!!

В открытое окошко плеснуло нахальным визгом:

– Ой, защитник-оборонщик выискался!!! Радость-то какая неописуемая!!! Я теперя кажную неделю День защитника-оборонщика отмечать буду!!!

Тут наступила короткая пауза, видимо «красавица» набирала побольше воздуха в свою обширную грудь, а затем последовал заключительный аккорд:

– Уматывай отсюдова Володьша, видеть тебя больше не хочу!!! И дружков своих малахольных утаскивай!!! А то я сейчас матушкино заклинание на вас напущу – так устанете медведями по лесу бегать!!!

Из бедного Володьша словно выпустили воздух, он весь как-то сразу обмяк, медленно повернулся ко мне и посмотрел на меня глазами побитой собаки:

– Что ты ей такое сказал?.. За что разобидел девушку?..

Физиономия его вдруг скривилась, так что я даже испугался, что он сейчас заплачет. Однако никаких слез не последовало. Наоборот, тряхнув головой, сын Егоршин вдруг достаточно грозно заявил:

– Ты что думаешь, если вот это умеешь… – он поводил перед собой ладонями, повторяя мои колдовские пассы, – … так тебе уже и мирное население обижать можно?!

– Никто никого не обижал, – буркнул я в ответ, – так, поговорили немного!

– Как это – не обижал! – Взвился Володьша. – Как это не обижал, когда бедная девушка глотку себе сорвала, взывая, можно сказать, о помощи!!

– О помощи?!! – неожиданно подал голос Юркая Макаронина. – О какой помощи?!! Я такой ругани даже на нашем вокзале не слышал!! Этой… э-э-э… этой девочке свободно можно вышибалой у нас в «Лютике» работать, она своим визгом враз всех «в натуре» в чувство приведет.

Я хорошо знал заведение, о котором говорил Юрка, народ там собирался – сплошные монстры!

Володьша повернулся к Макаронине и укоризненно покачал головой:

– Вот от тебя я никак такого не ожидал, а еще опер… уполномоченный!.. Э-эх! Мы ж с тобой пили воду из одного ведра!!

– И что?! – Оторопел Юрик.

– И то!! – Содержательно ответил ему сын Егоршин.

Однако их интересная, познавательная беседа была прервана новым взрывом визга:

– Я кому сказала – уматывайте отсюдова!!! Кончилось мое терпение!!!

И вдруг истошный визг сменился кошмарным утробным рыком:

– Изага-кончала!.. Карала-мурла!..

Сын Егоршин мгновенно пригнулся и, словно под обстрелом, бросился зигзагом в сторону плетня. Мы с Макарониным посмотрели друг на друга, и в этот момент Володьша, перемахнув изгородь, заорал:

– Бегите ребята!.. Она заклинание Лосихино с цепи спускает!!!

– Падрыдло-молчало!.. Орало-кварла!.. – Неслось из дома.

Юрка растерянно потер небритую щеку и, кивнув в сторону открытого окошка, спросил:

– Ты понял кто орало?..

– Кварла… – Пожал я плечами в ответ.

И тут из открытого окошка резкими, нервными толчками начали выплескиваться прозрачно-темные, какие-то нереальные клубы дыма.

Юрик отступил от дома шага на два и все с той же растерянностью проговорил:

– Глянь-ка, похоже у девки загорелось что-то!.. Может ей помощь нужна?!

Сделав пару шагов в сторону дома, он пригнулся, словно перед броском.

– С кварлой хочешь познакомиться?.. – Остановил я его.

– С какой кварлой?.. – Переспросил Юрик.

– Которая орало!.. – Пояснил я, и Макаронин с некоторой опаской посмотрел на дымящее окошко. А оттуда тем временем продолжали нестись непонятные слова:

– Ипадло-травило!.. К-ха!..

– Слышь, – шепотом выдохнул Юрик, – ругаться начала!

– Иклимс-дырбанул!.. К-ха, к-ха, кха!! – Хозяйке дома явно не хватало свежего воздуха.

– Кого-то убило, а я лишь всхрапнул! – Неожиданно для самого себя закончил я.

А из окошка неслось сплошное: – К-ха, к-ха, к-хе, к-хе…

– Слышь, – снова шепнул старший лейтенант, – она, кажись, задыхается!

И вдруг он в полный голос заорал:

– Держись, девка, щас я тебя вытащу!!!

На этот раз я не успел остановить нашу доблестную милицию. Старший лейтенант стремительным броском преодолел остававшиеся до стены дома пять метров и рыбкой нырнул в открытое окошко, совершенно заволоченное дымом!

Как он ухитрился безо всякой магии допрыгнуть до окна, которое располагалось в паре метров над землей, и самое главное, как он попал в это окно, совершенно невидимое в дыму, а не врезался башкой в стену, для меня до сих пор является загадкой, но спустя два десятка секунд, дверь дома распахнулась, и на крыльцо вывалился Макаронин. Живой и здоровый! А на его могучем плечике обвисла маленькая тоненькая девчушка с распущенными по макаронинской спине длинными, спутанными черными волосами.

Сиганув на землю мимо ступенек и отбежав от дома на пяток шагов, Юрик присел на одно колено и осторожно опустил девчонку на травку. Затем, склонившись над девчушкой, грубый Юрик неожиданно жалостливым тоном прошептал, обращаясь ко мне:

– Ты искусственное дыхание когда-нибудь делал?..

Я присел рядом на корточки и отрицательно покачал головой, на сводя глаз с миловидного тонкого личика со вздернутым носиком и длинными, темными ресницами, прикрывшими глаза.

– Вот и я… только в теории… А девчонка, похоже, наглоталась этого дыма!.. Руки-то ей качать теперь, пожалуй, бесполезно, придется это… рот в рот… дышать!..

– Слушай… – проговорил я, не обращая внимания на его, столь необычный, тон, – Ты откуда эту девчушку взял?!

– Как это – откуда?! – Не понял Юрик. – Из дома! Ты же сам видел, откуда я вышел!

– А ты не находишь, что с нами разговаривала совсем другая… э-э-э… девушка?!

Юрик внимательно посмотрел на спасенную и почесал в затылке:

– Знаешь, я какую нащупал, ту и вытащил!.. Может их там еще… три?!

Мы подняли головы и посмотрели на все еще дымящее окошко.

– Только они… это… не задыхаются!.. – Добавил Юркая Макаронина, которому явно не хотелось еще раз забираться в задымленное помещение.

– Ну, три вряд ли, – задумчиво не согласился я со старшим лейтенантом, – а вот еще одна точно должна быть!

– Не… Никого там больше нет!.. – Уверенно прозвучал из-за моего плеча голос Володьши, – У Лосихи только одна дочка есть – вот эта!

– Эта?! – Недоверчиво переспросил Юрик. – Тогда та, кто была?!

И он потряс около своей физиономии сложенными лодочкой ладонями, показывая ширину щек явленой нам Василисушки.

– Та – это тоже эта… – не совсем понятно пояснил Володьша, – просто Лосиха заклинание на дочку накладывает… Чтобы, значит, того… не позарился злой человек!..

Он склонился над все еще неподвижно лежащей девушкой и негромко добавил:

– Эх, ребята, знали бы вы, на кого я только не насмотрелся здесь! Сегодня еще ничего… а вот пять дней назад со мной василиск разговаривал… Как только я в камень не превратился!.. Вот тогда и решил уходить отсюда…

– Брешешь!.. – Изумленно проговорил старший лейтенант, в свою очередь наклоняясь на девушкой.

Я тоже посмотрел на лежащую девчушку, и в этот момент раздался странный, короткий глухой стук, и Володьша без звука рухнул носом в траву рядом с девчонкой.

Юрик коротким, резким движением отклонился в сторону, и в то же мгновение рядом с его головой просвистел конец здоровенной узловатой дубины. А старший лейтенант непонятным образом изменил направление движения своего тела и вместе со смачным, чуть хрипловатым выкриком резко выметнул вправо руку со сжатым кулаком. С другой стороны от девчонки мягко улеглось тело здоровенной тетеньки, наряженной в длинную темную юбку и короткий, наглухо застегнутый плюшевый жакет, над воротом которого тонкой полоской красовался воротник светлой кофточки. Из-под края юбки вызывающе торчали теткины ноги, босые и грязные.

Я немного растерянно почесал щеку и с глупым смешком поинтересовался:

– За что ты, Юрик, тетеньку уделал?..

– За Вовика, за нашего… – совершенно спокойно, с полной уверенностью в своей правоте ответствовал старший лейтенант. А затем пояснил еще для непонятливых:

– Это ж она Вову дубиной своей по затылку приласкала.

Мы оглядели отдыхающих на травке субъектов, а затем, не сговариваясь перевели взгляды на открытое окно дома. Дым из него валить перестал, хотя горелым все еще пованивало. Юрик поскреб затылок, посмотрел на меня и неуверенно проговорил:

– Вообще-то мы вроде бы как… торопимся… Но и оставлять их здесь…

– Тем более неизвестно, кто из них первым придет в себя! – Подхватил я его мысль.

– Да! Если это будет… тетенька, тогда нашему… этому… – Старший лейтенант мотнул головой в сторону Володьши, – …сыну Егоршину точно не поздоровится! А ежели тетенька дубину свою разыщет, то и до смертоубийства дело дойти может!..

– Вообще-то, эта тетенька и без дубины Володьшу запросто изничтожит, – задумчиво констатировал я, а затем самым что ни на есть бодрым тоном скомандовал, – а ну, бери за ноги!..

Макаронина, снова взглянув на меня каким-то странным, чуть диковатым взглядом, спросил:

– Кого?!

– Начнем по старшинству и по тяжести полученного увечья. – Предложил я.

Юрик тут же, без тени сомнения, ухватился за грязные лодыжки незнакомой тетки. У меня мелькнула мысль, что при таком раскладе основная тяжесть транспортировки падает на меня, но делать было нечего – сам предложил! Просунув руки тетеньке подмышки, я поднапрягся и оторвал-таки ее грузное тело от земли. Юрка, пятясь, посеменил к крыльцу, я, естественно посеменил следом за ним. Когда старший лейтенант начал подниматься по ступенькам, тетенькина юбка медленно поползла вверх, открывая толстые грязные коленки. Юрик демонстративно отвернулся и ускорил шаг.

Наконец мы затащили хозяйку «гасьенды» в дом. Более того, миновав большую переднюю комнату, мы пронесли ее в заднюю горенку и немного покряхтев, уложили на высокую кровать.

Быстро вернувшись во двор, мы приняли на руки остальных двух пострадавших, причем мне досталась девчушка, а Макаронина подхватил Володьшу. Этих мы разместили в большой комнате: девушку на огромном, покрытом толстым лоскутным покрывалом, сундуке, а Володьшу на длинной лавке, стоявшей вдоль стены.

Оглядев пострадавших, Юрик негромко крякнул и довольно заявил:

– Ну вот, теперь и уходить не стыдно – все пристроены, всем удобно.

– Куда это ты уходить собрался?! – Раздался вдруг вполне добродушный низкий женский голос.

Мы повернулись в его сторону и увидели, что в дверях, ведущих в маленькую заднюю горенку стоит «тетенька», что одна рука у нее уперта в бок, а вторая – правая, спрятана за спину.

«Напрасно, выходит, мы ее тащили, – огорченно подумал я, – она вполне могла и сама дойти!»

– Так, это… – довольно развязным, и в то же время слегка неуверенным тоном заговорил Макаронин, – … дела у нас… срочные… Торопиться нам надо! – И повернувшись ко мне, он гораздо увереннее добавил. – Правда, Сорока?!

Тетенька неторопливо перевела взгляд со старшего лейтенанта на меня, затем обратно на старшего лейтенанта и прежним добродушным тоном поинтересовалась:

– И кто же это из вас мое сторожевое заклинание потер?!

Мы с Юриком, не сговариваясь, посмотрели на тихо лежащего Володьшу, но Лосиха, а это без сомнения была она, тут же добавила с коротким смешком:

– Не-е-е… Володьша, конечно, парень юркий, но с колдовством-ведовством не связанный! Это кто-то из вас двоих!..

Я с кривоватой улыбкой пожал плечами:

– Ну, я заклинание… «потер». Только ведь и не твое оно было!

Лосиха с нескрываемым интересом оглядела меня и словно бы про себя пробормотала:

– Ишь ты, и это учуял!..

А затем, хмыкнув и покрутив головой, спросила:

– А что, дорогой-хороший, может ты мне на плетень новое заклинание наложишь?.. Нам ведь с дочкой в нашей-то глухомани без серьезной охраны ну никак нельзя, а где здесь хорошего колдуна взять?!

Я в легком недоумении пожал плечами:

– Да ты и сама, вроде бы, кое-что умеешь… Вон из дочки какую… э-э-э… «красавицу» смастерила, позавидовать можно!

– Где уж там – сама, – вздохнула тетенька, – Это у меня палочка такая есть… дареная! Так она кроме как образину наложить, почитай, ничего и не умеет… К тому же тоже, того гляди… это… сработается…

И тут вдруг Лосиха запрокинула голову и завыла с подвизгиванием:

– И никому-то мы, сиротинушки, не нужны!.. И никто-то нас, сиротинушек не защитит, не оборонит!.. Погрызут нас звери лютые, обидит-изгадит лихой человек!..

– Вы, гражданочка, чем в голос завывать, объясните лучше поведение свое антиобщественное! – Грубо прервал ее вой бесчувственный Макаронин. – Вы за что дубинкой своей Володьше башку снесли!! Он и так на голову слабый был, а теперь и вовсе соображать перестанет!!!

Тетенька мгновенно смолкла, сурово покосилась на нетактичного старшего лейтенанта и совершенно спокойным тоном ответствовала:

– Ничего с его головой не случится! А вмазала я ему, как предупреждала – говорила, не пяль зенки свои бесстыжие на Василису, или по башке схлопочешь?! Говорила!! Застала его прям-таки за этим занятием?! Застала!! Вот и вмазала!!!

– Да?! – Возмущенно переспросил Юрик. – А мне по башке почему без предупреждения целила?!!

– А что б ты, милок, на чужую девку слюни не пускал!!! – Гаркнула в ответ Лосиха. – Думаешь, я не видела, какими ты глазищами на дочку мою смотрел?! Ты ж ее… это… вожделел!!!

– Куда?! Кого?! Тьфу ты!.. Когда?!! – Совершенно растерялся Макаронин.

– Тогда!!! – отрезала Лосиха. И тут же совершенно не по теме добавила:

– А еще кулаками махает!!! Следующий раз помахаешь у меня!! Помахаешь!! Так в ответ махну, что имя-прозвище свое забудешь!!!

– Но-но, гражданочка, попрошу без угроз в адрес представителя закона! – С суровой строгостью проговорил Юрка. – А то и на пятнадцать суток загреметь можно!!

– Я те дам… Как сказал?.. Грамдамочку… – С угрожающим присвистом просипела Лосиха. – Ты у меня сам грамдамочкой щас станешь и разговаривать будешь тоненько-тоненько!!

Тетенька потянула правую руку из-за спины, и вытащила на свет божий здоровенную заржавленную саблю!

– Так! – Совершенно спокойным тоном констатировал старший лейтенант, – применение холодного оружия против представителя правоохранительных органов!! Статья двести пятьдесят вторая Уголовного кодекса!! Пять лет тебе тетка светит!!

В ответ на его замечание Лосиха нехорошо ощерилась темноватыми зубами и гнусаво-ласково проговорила:

– Мне-то пять лет светит, а тебе и двух мгновений светить не будет! Щас я тебе и правые, и левые охренительные органы оттяпаю!! И вот тогда будет тебе, милок, полный уголовой комикс со всеми статьями сразу!!

Тетенька прыгнула к Макаронину, замахиваясь в броске своей здоровенной ржавой железякой, а тот, вместо того, чтобы, как, видимо, ожидала местная ниндзя, дать деру, бросился ей навстречу. И эта встреча состоялась буквально сразу же – острие древнего оружия встретило в замахе низкий потолок комнаты и застряло в нем, а каблук макаронинского кирзового сапога наткнулся на упитанный живот тетеньки. Лосиха выпустила рукоять повисшей сабли, хрюкнула, икнула, медленно согнулась пополам и тихо улеглась на чистый лоскутный половичок.

Макаронин конфузливо улыбнулся, а я поскреб начавшую пробиваться на щеке щетину и спросил:

– Слушай, Макаронина, ты за что эту тетеньку так невзлюбил?! Посмотри, за какие-то пятнадцать минут, ты ее второй раз вырубаешь!..

Юрик снова улыбнулся и пожал плечами:

– У меня, понимаешь, условный рефлекс…

– Какой рефлекс, – перебил его я с живым интересом, – толстых рослых тётек вырубать?! Это какой же Павлов тебе такой рефлекс оригинальный привил?!

– Да нет!.. – Досадливо отмахнулся Юрка от моих домыслов. – Я ж всего месяц назад закончил спецкурсы по борьбе с организованной преступностью… Ну, вот и… того… этого… чуть какое… поползновение, у меня сразу рефлекс включается. А у этой тетки одни сплошные поползновения: то с дубиной, то, понимаешь, вообще с холодным вооружением наперевес!..

Мы с Макарониной снова уставились на «замиренную организованную преступность», раздумывая, что же нам делать дальше, и в этот момент за моей спиной раздался мелодичный девичий голосок:

– Ой, а вы все еще не ушли?.. Ой, а кто это вас в дом пустил?..

Мы разом повернулись, как будто специально для того, чтобы встретить, так сказать, лицом к лицу последний, самый сложный вопрос очнувшейся Василисы:

– Ой, а что это матушка на половичке улеглась?!

– Э-э-э… – протянул растерявшийся в очередной раз Макаронин, – да вот… притомилась… прилегла, так сказать, восстановить гаснущие силы… дубинка у ней тяжеловата оказалась…

– А кто дедов палаш в потолок воткнул? – Не унималась любопытная девчонка.

– А палаш… – Я шагнул вперед и выдернул саблю из потолочной балки, – … мне матушка твоя вынесла. Он мне нужен, чтобы новое охранное заклинание на ваш плетень навести.

Взвесив на руке сабельку, я со значением посмотрел на Макаронина?

– Слушай, Юрик, а не выкопаешь ли ты мне прям в воротах этой… «гасьенды» небольшую такую канавку: аккурат в размер вот этой железки. Только канавка должна быть глубокой, не меньше полметра, чтобы запаха железа не чуялось! А я пока хозяйками займусь и… Володьшей нашим.

Похоже мое предложение пришлось Юрику как нельзя более по нраву. Он быстренько выхватил из моих рук «дедов палаш» и, не говоря ни слова, вышел из дома.

А я подошел к мирно лежащей тетке Лосихе и склонился над ее бездыханным телом.

– Ты это что собираешься делать?.. – Снова раздался на этот раз довольно встревоженный голосок Василисы.

– Ну, надо же хозяйку в чувство привести!.. – Полувопросительно ответил я, словно сомневаясь, а надо ли?!

– Не надо!.. – Подтвердила мои сомнения Василиса. Она успела вскочить со своего сундука и встать рядом со мной. – Когда ей надо будет, она сама в чувство придет.

– Ну что ж, не буду с тобой спорить, – согласился я, – значит мы можем сосредоточиться на ее жертве.

– На какой ее жертве?.. – удивилась девушка и, быстро оглядев комнату, кивнула в сторону мирно лежащего Володьши, – на этой что ли?!

– Именно на ней, – подтвердил я, – нам, знаешь ли, надо дальше двигаться, мы и так слишком тут у вас задержались, а я Володьше обещал с собой его взять.

– Он что, с вами уходит?.. – Спросила Василиса, и в ее голосе просквозило легкое удивление.

– Собирался… – коротко ответил я, склоняясь на ушибленным, – но теперь уж и не знаю…

– Но если вы торопитесь… – Вроде бы как раздумчиво проговорила девушка и тут же торопливо переспросила, – Вы ведь торопитесь?!

Я утвердительно кивнул и она продолжила:

– Тогда может быть…

Однако ей не дали договорить, что именно «может быть», позади нас раздался голос вновь очнувшейся «тетеньки»:

– Куда это они торопятся?!

Я быстро обернулся. Лисиха уже не лежала на половичке, а сидела, не сводя пристального взгляда с моей скромной персоны. Впрочем, отвечать на ее вопрос мне не пришлось, за меня это сделала Василиса:

– Они торопятся девушку перехватить! Ту, которая утром мимо нашей усадьбы пробегала!..

– Так вы уже опоздали ее перехватывать … – С нехорошей усмешкой высказалась «тетенька», по-прежнему не сводя с меня глаз. – Она, поди, уже у Змея Горыныча в палатах обретается… Да и к чему такая спешка?..

Не договорила фразу она, как я сразу понял, специально, вызывая меня на вопрос. Я его и задал:

– Что значит – к чему спешка?! К тому и спешка, чтобы не попала она к вашему… этому… Змею Горынычу… Или ты думаешь, что она по доброй воле в это… путешествие отправилась?! Это, наверняка, ваш Змей ее заставил!!

– Конечно, Змей заставил, – неожиданно легко согласилась Лосиха, – только вот что другое заставить девчонку сделать он и не может…

– Что другое?.. – Я изобразил полное непонимание.

– Полюбить себя, например! – Охотно пояснила «тетенька». – И приневолить за себя идти он не может – это все по любви должно быть. Ну, конечно, Змей Горыныч – видный из себя парень, это надо правду сказать, а только коли не захочет девка за него идти, так и все тут! Так что, если свободно у девчушки сердечко, то ты все едино опоздал, а ежели есть у нее кто-то дорогой… – Тут она как-то особенно стрельнула глазом, – так и не торопясь успеешь!

«А есть ли у нее кто-то дорогой?.. – С тоской подумал я. – Может я вообще… зря через ту корягу сунулся?..»

И в этот момент в нагрудном кармане моей куртки зашевелился… игрушечный медвежонок, словно напоминая мне, что я «через ту корягу» сунулся не по своему хотению!

– А вы, гражданочка, не предусматриваете возможности насилия со стороны этого вашего Змея Горыныча?..

Вопрос задал Макаронин, всунувшись в окно. Физиономия у него была красная и вспотевшая, то ли из-за копки заказанной мной канавки, то ли из за усилий добраться до окошка.

Лосиха, не поворачиваясь, скосила один глаз на окошко и нехорошим, «ласковым» тоном проговорила:

– А ты, косатик, копай… копай… И не суйся в чужой разговор!.. Твой разговор еще впереди!..

«Выходит „тетенька“ ни в какой отключке и не была!.. – Мелькнула у меня мгновенная мысль. – Выходит она все, что говорилось в комнате слышала!..»

Очевидно, в голове Макаронина появилась эта же мыслишка, потому как, фыркнув, но ничего не ответив на высказывание хозяйки, он исчез из окошка.

Лосиха же, снова уставившись на меня, спокойно пояснила:

– Сильничать Змей Горыныч не будет… Зачем ему это. Девку соблазнить надо – она тогда слаще!

Василиса вдруг мотнула головой и чуть ли не бегом бросилась вон из комнаты. А Лосиха с самым довольным видом вывела заключение:

– Так что оставайтесь! Поужинаете, переночуете, а поутру, по свежему воздушочку и двинетесь. К тому времени и Володьша в себя придет, и ты заклинание новое на плетень на наш положить успеешь! Я вам с собой и харчишек на дорогу положу – вам же не ближний свет топать, как без харчишек-то. Ну и, конечно… к-хм…

«Тетенька» не договорила, но в последней, оборванной ею фразе я почувствовал некую угрозу.

И тут в окошко снова донесся голос Юрика, хотя физиономия его на этот раз не появилась:

– Давай, Сорока, задержимся! Что на ночь глядя куда-то тащиться, да и хозяйкам помочь надо… Если ты, конечно, можешь!..

– Он может… может!.. – Ласково пропела Лосиха и вдруг улыбнулась. Не ухмыльнулась, а именно улыбнулась, открыто и… ласково.

И что мне оставалось делать?! Я сразу же согласился с ее предложением, тем более, что и Юрик его поддержал.

Глава третья

Я Водяной, я Водяной,

Никто не водится со мной…

(Песенка из мультфильма)

…Всяка нечисть бродит тучей,

На прохожих сея страх…

(Песня народная, слова и музыка В. Высоцкого)

А по дому Барабашка

Ходит-бродит с вострой шашкой…

(Первый стих четырехлетнего ребенка)

С помощью Макаронина я установил вокруг усадьбы Лосихи новое охранное заклинание да вдобавок развесил по ближайшим соснам сторожевые маячки, так что теперь к плетню невозможно было подойти незамеченным даже самой темной ночью.

Лосиха, правда, очень настаивала на проведении «ходовых испытаний» и при этом заговорщицки мне подмигивала и кивала в сторону Володьши, внимательно наблюдавшего за моими действиями. Однако, я категорически отказался ставить эксперименты на совершенно безобидном человеке. Тетка было обиделась, но затем, минут на десять куда-то отлучившись, вдруг пришла во вполне благодушное настроение. Она даже выставила угощение «работничкам» и непривычно многословно рассыпалась в благодарностях.

Так что часа четыре спустя, мы, сытые и слегка пьяные, сидели во дворе на бревнышке, смотрели в ночное, изузоренное звездами небо и тихо, лениво наслаждались покоем.

Володьша давно очнувшийся, или сказать вернее, проснувшийся, поскольку, как оказалось, дубинка Лосихи была наговоренной и не «ушибала» свою жертву, а всего-навсего усыпляла ее, внимательно слушал ленивые сетования старшего лейтенанта по поводу отсутствия в этом уединенном месте электричества, радио, телевидения и даже газет, и, как следствие этого, полного отрывы от жизни страны.

Наконец Юрик замолчал, заворочался и, покряхтывая, поднялся на ноги.

– Пойду, прогуляюсь до ближайшего лесочка, – заявил Юркая Макаронина, довольно потягиваясь, – Надо перед сном освободить мочевой пузырь!

Развернувшись, он направился к плетню, на ходу прищелкивая пальцами и с удовольствием наблюдая, как послушная заклинанью изгородь прижимается к земле.

Шаги Макаронина стихли, и тогда заговорил Володьша:

– Чем больше я за вами наблюдаю… – он бросил в мою сторону быстрый взгляд, и торопливо вставил, – только ты не обижайся!..

– Ну с чего мне обижаться?! – Ухмыльнулся я, догадываясь о чем пойдет речь.

– Ага… – успокоено констатировал Володьша. – Так вот, чем больше я за вами наблюдаю, тем непонятнее вы для меня становитесь. Вот сейчас твой… э-э-э… друг говорил про какие-то странные, совершенно неизвестные и невероятные вещи… Что такое – радио, и как его слушают?.. Кто такой теле…вин. зер и зачем его… смотрят?! А насчет… гап… зеп… твы… тут уж я совсем ничего не понял!!

Володьша помолчал, задумчиво опустив глаза, а затем продолжил свои размышления:

– А уж его заверения, что он состоит на службе у самого Змея Горыныча и занимает там какое-то особое место, так они просто… э-э-э… невероятны!!

– Когда это Макаронина говорил, что состоит на службе у Змея Горыныча?.. – Лениво удивился я.

– Как – «когда»? – Чуть оживившись переспросил Володьша. – Он же постоянно называет себя «представитель власти при исполнении служебных обязанностей» и… это… обещает всех и за все… жестоко покарать. Причем, как я понял, карать будет не сам старший… этот… лейте… нам Макаронина, а кто-то, занимающий гораздо более высокий пост, чуть ли не сам Змей Горыныч! Вот и выходит, что этот… твой… Макаронина состоит на службе у Горыныча и занимает весьма высокий пост… Только… он ведь все врет! – Неожиданно подвел черту местный философ.

– Ну… вообще-то… да!.. – Вынужден был согласиться я. – Только Юрик не врет, там где мы… э-э-э… Там откуда мы пришли, он действительно состоит на… э-э-э… государевой службе и занимает определенный пост. Просто он никак не может понять… или принять… что мы с ним находимся уже в другом Мире.

– А, так вы пришлецы! – С облегчением и даже с каким-то удовольствием протянул Володьша, – ну тогда все ясно!!

– Я смотрю, для тебя «пришлецы» довольно обычное явление?! – Переспросил я его. Мне стало интересно, как часто попадают в этот Мир «чужие».

– Нет, конечно, – поспешно ответил Володьша и поскреб свой затылок, – я сам никогда с пришлецами не встречался, тем более с пришлецами-магами… Но вообще-то в этих местах пришлецы объявлялись довольно часто особенно в старые времена.

– В старые времена? – Переспросил я.

– Ну да, – спокойно, как о нечто само собой разумеющимся сообщил Володьша, – лет этак двести-триста назад почитай каждый год несколько штук появлялось. Ну, сейчас, конечно, они выпадают гораздо реже. А то, что вы пришлецы, очень хорошо объясняет и ваше поведение, и ваши разговоры!

«Ишь ты, „выпадают“!.. Пришлецы у них здесь, выходит, вроде осадков!» – Подумал я с усмешкой.

Володьша, между тем, еще раз поскреб затылок и, вдруг озаботившись, добавил:

– Только вам будет очень сложно… тут у нас… Вы ж ведь ничегошеньки не знаете!..

– Да мы ничего и узнавать не собираемся! – Я пожал плечами. – Наша задача отыскать девушку и забрать ее домой.

– Девчушка-то, получается, тоже пришлец… – Раздумчиво проговорил Володьша. – То-то я сразу заметил – какая-то она не такая!

– Она такая, как надо! – Жестко осадил я разговорившегося мужика. – Это ваш Змей… Горилыч какой-то не такой! Ну да ничего, мы со старшим лейтенантом мозги ему вправим!!

Володьша бросил в мою сторону быстрый косой взгляд и едва заметно покачал головой.

– Сомневаешься?! – С усмешечкой спросил я.

– Сомневаюсь! – С некоторой отчаинкой в голосе выдохнул Володьша, и поспешил объясниться. – Нет, ты, конечно, серьезный колдун, только ведь ничегошеньки об Змее Горыныче не знаешь! А когда так, то как ты можешь колдовство-то свое применить, может оно Змею-то только на пользу пойдет!!

– Здесь ты прав, – согласился я, и почувствовал, как Володьша с облегчением вздохнул – видимо он опасался, что я рассержусь. Однако, я и не думал раздражаться. Вместо этого я самым благодушным тоном, но с определенной целью продолжил:

– Информация о Змее, да и вообще обо всем вашем Мире, мне конечно нужна. Так ведь я и не завтра утром собираюсь в драку лезть. Если мне Людмилу не удастся по дороге перехватить, то пока мы до столицы вашей доберемся, многое можно будет узнать и… понять.

Я взглянул на Володьшу и добавил:

– Вот и ты, наверняка, тоже можешь порассказать интересного!..

– Конечно могу, – неожиданно легко согласился Володьша, – я ж до побега в департаменте слухов и домыслов трудился – почитай в самом информированной службе. А когда прежний-то Змей того… удалился от дел…

– Постой, – перебил я его, – давай-ка по порядку! У вас тут что, власть недавно поменялась?!

– Поменялась… – Со вздохом подтвердил Володьша.

– Рассказывай! – Потребовал я.

– Что?! – Удивленно вскинулся Володьша.

– А все! Все, что знаешь, все, как было, с самого начала!

– Ну, с самого-то начала теперь вряд ли кто сможет рассказать, да и как на самом деле было я тоже не знаю… – несколько неуверенно протянул мужик, – Могу рассказать только то, что, в общем-то, все знают… Ну, может быть, с кое-какими подробностями.

– Давай с «кое-какими подробностями!» – Согласился я.

Володьша помолчал, собираясь, видимо, с мыслями, а затем заговорил напевно, словно рассказывая древнюю балладу:

– До совсем недавнего времени государством нашим правил ужасно могучий Змей Горыныч по прозванью Поллитрбурло. Головы у него были все как одна мудрые, крылья, по двенадцати сажён, да с подкрылками и элеронами, а лапы – жуть! Каждый коготь по полтора десятка вершков чистой кованой кости! Когда Поллитрбурло на трибуне во время военных парадов стоял, народ от восторга орал, от страха писался!

А всего голов у Поллитрбурла было не то двенадцать, не то четырнадцать, а иногда может даже и восемнадцать! Правил Поллитрбурло лет сто или даже поболе, и, поскольку голов у него было… того… много, бдил за всем, что в государстве делалось! Каждая голова свое дело наблюдала. Ты себе представить не можешь, но даже железо и уголь кузнецам выдавали столько, сколько Поллитрбурло назначал, ну и конечно кузнецы эти ковать могли только то, что им Поллитрбурло предписывал.

Конечно, у Змея Горыныча Поллитрбурла было много этих… помощников – всякие там дьяки, подьячие, видальники, грымзы, столовертухи, мянисты, а уж мелких людишек, всяких там верхних ниженеров и просто ниженеров – так тех без счету.

И ты знаешь какое у нас тогда было сильное государство?! Армия была – все соседи плохо спали, одних главных полководцев в звании дегенералмиусиусов аж сто двадцать две штуки было, а ведь под каждым тыщ по триста воинов разного звания ходило!

«Врет! – Немедленно подумал я. – Не может быть в этом… к-хм… государстве такой армии!» – Но перебивать не стал, а Володьша вдохновенно врал дальше:

– В общем, крепкая была держава! Ну, конечно торговля процветала – торговлей-то тоже Поллитрбурло командовал. Одной живой воды в другие страны тыщу цистернов в год продавали!!

Тут Володьша чуть сбился, посмотрел на меня и поинтересовался:

– Ты знаешь, что такое цистерн?!

– Ну-у-у… – неуверенно протянул я, – догадываюсь, что много!

– Цистерн – сто бочков, бочк – двести ведров, ведр – триста штофцев, штофц – четыреста стаканцев, стаканец – пятьсот стопков, стопк – шестьсот каплев, капль… – Володьша смолк, чуть подумал и закончил, – ну, капль – он капль и есть, чего его делить!

Он снова немного помолчал, но почувствовав мое внимание к своему рассказу, продолжил.

– Так вот! Лет пятнадцать назад главная голова Поллитрбурла, которую завали Первак Секретут стала сбои давать – то память откажет, то счет забудет, то язык начнет заплетаться, а брови у ней выросли, аж глаз не видать стало. Ну, ты знаешь, густые да косматые брови к старости отрастают! Пока другие головы думали, как ей помочь, она окончательно… того. Ну, тут и началось!!

Оставшиеся сиротами головы все, как одна, главными захотели стать, а прямо заявить об этом им почему-то стыдно было – положено, вишь ты, мирно договариваться, чтоб, понимаешь, тебя все остальные признали! Ну, покрутились, покрутились они – выбрали одну… Да только голова эта малоопытная была. Начала она туда-сюда кидаться, все, значит, искала чем бы таким действенным жизнь людям улучшить. Сперва решила бражку запретить! Представляешь?! Ну, оно конечно, запретила… Все запретила – и пиво, и медовуху, и настойки-наливки всякие, и квас-ситро, а уж чистую бражку, так ту вовсе врагом народа объявила. Короче, совсем у державного люда радости не стало! Потом голова пообещала армию сократить, поскольку хлеба на прокорм ее не стало! Ну, сам понимаешь, как это известие встретили все дегенералмиусиусы, и те, кто под ними ходили! Потом вдруг разрешила кузнецам ковать что кто хочет, столярам строгать что кто хочет, вот только ни железа, ни леса, ни угля выдавать совсем не стала – нет говорит больше ни железа, ни леса, ни угля!

Года два она так вот кувыркалась, а потом мы вдруг узнаем, что издох наш Поллитрбурло совсем, а головы его кто куда расползлись и там объявили сами себя главными… кто кем… Ну, кто Змеем, опять же Горынычем, а кто Гюрзой Анакондовичем, это уж кому как нравилось. Не все, правда, на новом месте прижились, некоторых вскорости задавили местные… к-хм… Змееныши Горыновичи, но я не про то…

Мы-то даже растеряться не успели, как в столице у нас новый Змей Горыныч объявился! Звать его Плюралобус Гдемордакрат, и голова у него всего одна, но… лихая! Этот… Плюралобус сразу и бражку, и пиво, и все остальное ситро разрешил!.. То есть разрешил и делать самим, и продавать, и пить, и на землю лить! И не только это разрешил, но и все остальное тоже… То есть – все!!

Ну, тут, конечно, без драки не обошлось – человек, ведь, каждый хочет побольше под себя захапать, и всего всем всегда не хватает. Некоторые так и до смерти… нахапались, но постепенно все как-то образовалось и теперь мы живем в полной свободе, правда, у большинства кроме этой свободы ничего и нет!.. Вот хотя бы у меня…

Тут Володбша вдруг повесил голову, задумался.

Над усадьбой, над окружающим ее лесом, да, пожалуй, и над всем этим Миром повисла ласковая теплая тишина, сдобренная монотонным стрекотанием сверчков, совсем, впрочем, не нарушающим ее. Я раздумывал о… кратности Миров и Событий, а Володьша негромко сопел, то ли засыпая, то ли припоминая какую-то давнюю обиду.

Минуты три мы молчали, и вдруг Володьша снова заговорил, резко, с каким-то внутренним надрывом:

– Таких этот Плюралобус кадров набрал – все сплошь каторжане-душегубцы, хоть и учились они в фрязинских гуниверситетах!! Говорят – что песню душевную льют, заслушаешься, а на деле!.. Я б им всем… – Тут он, не договаривая, скрипнул зубами, и, секунду спустя, продолжил чуть спокойнее. – И, главное, этого… Плюралобуса Гдемордакрата… вся сущая нечисть поддерживает. Народ еще туда-сюда, серединка-наполовинку, многие в сомнении, а домовые, овинники, кикиморы, мокруши, лоскотухи, водяные шишки,егозы, а особенно мары запецельные да банники – все, как один за нового Змея Горыныча!! Чем он им подмаслил, никто понять не может… Правда, надо признать, он на ихнем языке, как на своем собственном чешет!!

И в этот момент благостная тишина разлитая в Мире была нарушена самым грубым образом. Где-то в лесу, совсем недалеко от лосихиной изгороди, кто-то неожиданно завопил высоким женским голосом, и вопль этот был буквально напоен ужасом! А затем вдруг раздался какой-то ненормальный хохот, словно в один миг расщекотали десятка два девок!

От неожиданности я вскочил со своего бревнышка. Володьша тоже оказался на ногах, и вытянув шею, прислушивался к звукам, доносившимся из леса. Скосив один глаз на меня, он вдруг произнес трагическим шепотом:

– Ну, похоже, твой друг Макаронина добрался до озера!..

– До какого озера?! – Не понял я.

– До Лешего… Оно тут, недалеко…

Этот ответ мало что прояснил для меня, но я решил не разбираться с названиями местных озер, а перейти к сути вопроса:

– Ты думаешь, это Макаронина вопил?!

Физиономия у Володьши стала удивленной, и он энергично мотнул головой:

– Нет… Как старший лейтенам мог бы так вопить?.. Это лоскотухи… от радости!..

– Какие лоскотухи, от какой радости?.. – Снова удивился я. – Мне показалось, что там кого-то задавили на глазах у толпы девок. И девкам этот номер очень понравился!

И снова последовал быстрый, чуть удивленный взгляд Володьши.

– Так… может быть и… задавили… уже… – как-то слишком уж раздумчиво произнес он, – …только вряд ли. Обычно лоскотухи поиграть с добычей любят, пощекотать… до смерти…

– С Макарониным поиграть?.. – Переспросил я.

– Ну, это если это он до озера дошел… – по-прежнему не слишком понятно отозвался Володьша.

– Да если б Юрик до озера дошел и такой вопль услышал, то он наверняка уже назад прибежал бы!

– Так он этот вопль и не услышал, – все в том же раздумчивом тоне отозвался Володьша, – он услышал, то что лоскотухи ему в уши сунули!..

Мне надоела эта игра в неразумные вопросы и непонятные ответы, я шагнул в сторону плетня и быстро проговорил:

– Я, пожалуй, тоже прогуляюсь до… озера!

– Я с тобой! – быстро отозвался Володьша, самым категоричным тоном не давая мне возможности отказать ему в совместной прогулке. Правда, я и не думал возражать.

Через пару минут мы уже углубились в лес, и тут я убедился, что не напрасно разрешил своему новому товарищу составить мне компанию. Он быстро шел впереди, отлично ориентируясь в темном лесу и, похоже, прекрасно зная дорогу. Очень скоро, у меня даже не сбилось дыхание, лес неожиданно расступился, и мы оказались на узкой песчаной полоске берега, облизываемого с противоположной стороны ленивыми языками черной воды… И тут же мы увидели Макаронина!

Юрик стоял по колени в воде, совершенно голый, и его кожа отливала нездоровым зеленоватым серебром в свете огромной, сияющей луны. Впрочем, долго любоваться обнаженным старшим лейтенантом мне не дал Володьша.

– Успели!.. Смотри, смотри, вон они, лоскотухи!.. – Горячо зашептал мой проводник, каким-то образом оказавшийся вдруг за моей спиной, тыкая вытянутым пальцем в сторону озера.

Я посмотрел в указанном направлении и увидел, что метрах в восьми от береговой линии из черной с серебряными блестками воды торчат пять или шесть темных… голов. То что это именно головы, и головы женские подтверждалось доносившимся до берегом звонким переливчатым смехом. И тут же мою догадку подтвердил Макаронин. Махнув рукой над головой, он задорно крикнул:

– Девочки, я уже иду!!

– Куда это ты уже идешь?! – неожиданно для самого себя громко поинтересовался я, и голос мой при этом был наполнен едким сарказмом.

Юрик быстро оглянулся, но мы с Володьшей стояли в тени опушки, так что он нас не разглядел, и потому самым недовольным тоном переспросил:

– А тебе какое дело, до того, куда я иду?!

– Как это – какое дело?! Не могу же я позволить своему другу утонуть в незнакомом водоеме! – Все тем же саркастическим тоном ответил я.

Макаронина повернулся к берегу и чуть присел, пытаясь разглядеть, кто это с ним говорит, а затем неуверенно поинтересовался:

– Сорока, это ты что ли здесь?..

– И Сорока здесь, и тезка мой здесь. После твоего жуткого вопля мы все страшно всполошились и прибежали тебя спасать!

– Какого вопля?! – Старший лейтенант явно оскорбился. – Никто у нас здесь не вопил, тем более я!

– Да?! Не вопил?! Да наши хозяйки, услышав эти жуткие крики, в обморок хлопнулись, в Василисушка так вся и зашлась в рыданиях! Погибает, говорит, друг мой ненаглядный, старший лейтенант!!

Я конечно врал, но с благой целью – хоть как-то отвлечь Юрика от «девочек» в озере. И, похоже, мой маневр удался. Юрка, быстро оглянувшись на торчащие из воды головы, неуверенно кхмыкнул, а затем недоверчиво, но заинтересованно переспросил:

– Что, прям так и сказала – «друг мой ненаглядный»?!!

– А с чего бы мне врать?! – Воскликнул я, уходя от прямого ответа.

Юрик сделал неуверенный шаг из воды, и тут же до наших ушей донесся тот же самый вопль, наполненый тоской и ужасом! А едва он смолк, как над водой прокатился рассыпчатый дробный женский хохот!

Мы с Володьшей аж присели от неожиданности, а Макаронин спокойно обернулся в сторону озера и чуть разочаровано крикнул:

– Не, девчата, сегодня ничего не получится!! Тут… это… кое-кто хочет меня видеть!!

Махнув рукой, старший лейтенант сделал еще один шаг в сторону берега и тут же, словно бы споткнувшись, неуклюже шлепнулся животом в воду. В ту же секунду луна, сиявшая на совершено чистом, безоблачным небе, вдруг спряталась за неизвестно откуда взявшейся тучкой!

Я бросился вперед и мгновенно оказался у обреза воды, где меня настиг истошный крик Володьши:

– В воду не ступай!!! Не ступай в воду, а то и тебя достанут!!!

«Кто меня достанет?!!» – С раздражением подумал я, стараясь тем не менее не намочить ног и пытаясь разглядеть, что там происходит с Макарониным.

Тот упал на мелководье и, казалось бы, должен был быстро подняться, однако он как-то странно неуклюже барахтался в воде, не поднимая лица и при этом постепенно удаляясь от берега! Я уже собирался шагнуть в воду, но в этот момент Юрик вынырнул, громко фыркнул, выплевывая воду и… расхохотался! Смех его был нехорошим! Ох, нехорошим был его смех – с каким-то иканием, хрипом, как будто ему не хватало воздуху, а хохот, давивший ему горло и грудь, не давал сделать вздох!

В следующее мгновение Юркина голова снова ушла под воду, и хохот сменился неразборчивым бульканьем. Я решительно шагнул в воду, и тут же позади меня снова раздался крик Володьши:

– Не ходи в воду!! Защекочут!!!

В этот момент луна выскочила из-за тучи, и в ярком мертвенном свете я увидел, что Юрик барахтается в воде, стремясь к берегу, но что-то или кто-то тащит его в глубину за ноги! Я бросил быстрый взгляд туда, где совсем недавно торчали головы лоскотух и… ничего не обнаружил!

Луна опять нырнула в тучу, темнота накрыла водную гладь, и тут я почувствовал, как мою правую лодыжку обвивает не то какая-то водоросль, не то проплывавший мимо обрывок веревки. Вот только прикосновение это было мне почему-то крайне неприятно. Я наклонился, собираясь сорвать с ноги этот обрывок, но он вдруг затянулся крепким узлом и неожиданно сильно дернул меня от берега. Мне, однако, удалось удержаться на ногах, а в голове неожиданно повторился Володьшин вопль: «Защекочут!!!»

«Ах, так!!! – Взъярился я. – Ну, сами напросились!!!»

Взметнув ладони к лицу, я соединил указательные и большие пальцы и резко дунул сквозь образовавшееся кольцо.

С моих губ сорвался огромный, ослепительно-оранжевый факел. Я тут же бросил руки вниз, и факел, превратившись в пылающий шар, быстро поплыл над мгновенно взбаламутившейся водой. Оказавшись над барахтавшимся Макарониным, огненный шар расплющился, в его середине образовалась темная дыра. Спустя секунду, шар превратился в огромный, диаметром метров в пять, бублик. Замерев на мгновение в воздухе, этот пылающий бублик рухнул в воду, окружив Макаронина огненной стеной, и… исчез… Вот только вода, в месте его падение вскипела перегретым паром!

Над поверхностью озера пронесся жуткий, жалобный, разрывающий душу стон, и узел, сжимавший мою лодыжку исчез. А в следующее мгновение из воды, метрах в десяти от берега поднялся Юрик. Вода была ему чуть выше пояса, покачиваясь из стороны в сторону, кашляя, отхаркиваясь и выплевывая воду, он медленно побрел к берегу.

На этот раз он благополучно добрался до твердой земли, но мы не успели отойти от воды и на пару метров, как позади нас раздался глухой, шипящий голос:

– Ты пошто, колдун, моих девочек обидел?..

Я толкнул Юрку в сторону прибрежных деревьев, подальше от воды, а сам повернулся к озеру. Туча, скрывавшая луну, снова растаяла, так что поверхность озера стала отчетливо видна – вода в озере была покрыта мелкой, рябью, как будто само озеро мелко и злобно тряслось от ярости.

И снова раздался тот же голос, только на этот раз он прозвучал гораздо отчетливее:

– Что молчишь, колдун?! Говори, зачем ты моих девочек сварил?!!

– Сами напросились! – Коротко ответил я и отступил от воды еще на шаг.

– Неправда твоя!! Они играли, резвились, грелись под лунным светом, никого не трогали, а ты своим непотребным колдовством…

– Как же, не трогали! – Перебил я его. – А кто моего друга в воду заманил?!!

– Неправда твоя!! – Повторил шипящий голос. – Мужик, которого ты называешь своим другом, сам в воду полез, никто его не заманивал!!

И тут у меня мелькнула мысль! Обдумывать ее времени не было, и я крикнул на удачу, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно уверенней:

– Неправда моя?!! Ты думаешь, я не понял, что твои «девочки» ему с воды кричали?!! А что они с ним сделали бы, не вмешайся я?! Да они меня самого за ногу хватали и в воду тянули!! Резвушки, мать твою так!!!

– Но, но, не ругайся!! – Заворчал голос, и где-то довольно далеко от берега звонко плеснула крупная рыба. Мне даже показалось, что я увидел над поверхностью озера широкий хвостовой плавник, ударивший по воде.

– Ну, кричали… – продолжил между тем голос, – …мало ли что девки кричать могут!.. Шутили они!..

– Так и я не со зла огнем плюнул! – Усмехнулся я в ответ. – Тоже для шутки! Я ж не думал, что они отплыть не успеют!

И тут мне в голову пришла новая мысль, словно я сам себе ее подсказал:

– Или они все-таки успели удрать, а ты меня просто надуть пытаешься?! А ну-ка, предъяви своих сваренных «девочек»! Яви миру результат моего «непотребного колдовства»!

И снова в озере крупно плеснуло, на этот раз гораздо ближе к берегу.

Подождав для верности несколько секунд, я торжествующе заорал:

– Что, морда пучеглазая, нечего предъявить?! Так чья выходит неправда?!!

– Так колдун… – рыкнул в ответ голос, – …выходит, не договориться нам с тобой!! Ну что ж, пеняй на себя, сам напросился!!!

В тот же момент совсем недалеко от берега из озера снова вынырнул огромный серебристо-перламутровый хвост и со всего размаху ударил по воде!

«Ну, на такой глубине волну не слишком-то поднимешь…» Успел подумать я, но практически сразу же понял, что ошибаюсь. Волна и в самом деле получилась не слишком великой, вот только она не бежала к берегу – она стояла на месте, словно ожидая какой-то команды или… подмоги. А со стороны озера к этой ожидающей волне начали подкатывать все новые водяные валы, наполняя волну невиданной мощью.

Несколько секунд я наблюдал за происходящим, а затем в свою очередь начал читать заклинание, наиболее, по моему мнению, подходящее для данного случая.

В этот момент луна снова спряталась за набежавшим облаком, а водяной вал высотой метра в три, дрогнул, стеклянно блеснув темным лаком ночи, и, наконец, медленно тронулся в сторону берега, глухо ворча и постанывая от собственной тяжести!

Именно в этот момент я произнес заключительные слова своего заклинания и бросил поднятые ладони вниз, словно припечатывая к земле сказанное. Мокрый песок под моими ногами мгновенно промерз до состояния камня, а эта ледяная корка стремительно сбежала в воду, сковывая, промораживая ее до самого дна.

Сосредоточенный на своем магическом выдохе, на преобразовании окружающей меня дикой Силы, я тем не менее внимательно наблюдал, как навстречу медленно катящемуся валу скользит стремительно расширяющаяся полоса недвижного, покрытого мелкой изморозью льда.

Вот они столкнулись, и ледяная корка нисколько не теряя своей стремительности начала карабкаться вверх по наступающей, разгоняющейся волне. Несколько секунд было неясно, сможет ли мое заклинание проморозить вставшую дыбом, огромную массу воды, или же накатывающийся вал раздробит ледяной панцирь и обрушится всей своей тяжестью на прибрежный песок, сметая на своем пути все и вся. Лед у подножья волны трескался, скалывался, лопался, пропуская сквозь себя струйки, фонтанчики, водопадики, но тут же схватывался еще более мощными пластами, сковывал воду, и она повисала на образовавшемся торосе причудливыми, безобразными потеками.

Наконец стена воды остановилась, превратившись в стену льда, хотя сила чужого колдовства все гнала и гнала воду озера к берегу. А я силой своего заклинания гнал навстречу этой воде дикую магическую Силу, преобразованную в Холод, в Стужу, в Мороз. Прибывавшие массы воды стремились перехлестнуть через вставшую на их пути ледяную плотину, и, встречая удар Холода, ласку Стужи, цепенели на ее вершине. Плотина стремительно росла, закрывая ночное небо, гася звезды!

Борьба наша с самого начала была не совсем равной – воды в озере, конечно, было очень много, но дикой, неорганизованной магической Силы в этом мире было не в пример больше! Скоро почти вся вода озера была поставлена вертикально, ледяная стена выросла метров до двадцати, а о ее толщине я имел весьма смутное представление.

И тут снова выглянула луна, пронзив ледяную плотину своим серебряным светом. В самом центре плотины виднелось огромное темное пятно.

Я не успел сообразить, чтобы это такое могло быть, как лед в этом месте треснул, его осколки посыпались на наледь, и в образовавшуюся дыру… просунулась огромная голова, покрытая длинными, темными, чуть в зелень космами. Сквозь эти жуткие космы проблеснули багровые блики зрачков, и снова раздался шипящий голос:

– Не радуйся колдун, мы еще встретимся!!! Бойся воды!! Бойся любой воды – от моря до глотка!! Даже дождевая капля может убить тебя!! Бойся!!! Бойся!!! Бойся!!!

Я повернулся спиной к озеру и медленно пошел к деревьям, за которыми стояли мои спутники, а в спину мне неслось шипяще-хрипловатое не то предупреждение, не то проклятие – «Бойся!!!»

У самых деревьев я остановился и, повернувшись к озеру, проговорил:

– Извини, я вынужден оставить тебя в таком положении до утра… – и с усмешкой добавил, – …смотри не простудись!

И тут, словно в ответ на мои слова, из-под деревьев донесся еще один шипящий голос, только на это раз донельзя испуганный:

– Ты что?! Это ж Водяной Шишок, разве можно его так дразнить?!

На вынырнувшей из-за ствола физиономии Володьши был написан непритворный ужас.

Я в ответ пожал плечами и повторил фразу, недавно сказанную водяным:

– Он сам напросился!

– Даже если и напросился, так его тоже понять надо!.. – Не согласился со мной Володьша. – Он своих лоскотух защищал… Ты ж их в самом деле… того… пришпарил!

– Но не мог же я допустить, что б «пришпарили» Макаронина! – Возмутился я.

Юрка, приплясывая за кустиками, натягивал штаны. Услышав мои последние слова, он поднял голову и бодренько заявил:

– Да никто меня и не собирался «пришпаривать»! Девочки хотели, что б я им компанию составил – купанье под луной в дамском обществе очень стимулирует!

Тут уж, признаться, меня просто зло взяло! Остановившись, я сунул руки в карманы джинсов, оглядел рослого Макаронина самым презрительным из имевшихся в моем арсенале взглядов и как можно холоднее произнес:

– Договорились, Макаронина, следующий раз я не стану вмешиваться в твои водные процедуры, и пусть столь любимое тобой «дамское общество» застимулирует тебя до… полного паралича!

Видимо, даже до этого непробиваемого дылды дошел мой высокий сарказм. Перестав приплясывать, он встал на обе ноги, втоптав при этом в траву одну штанину, и чуть растерянно проговорил:

– Ты чего, Сорока, обиделся что ли?.. Да я же ничего не говорю… я… это… благодарен даже… за эту… за заботу… ну и за… за помощь. Но только…

Я перебил его, махнув рукой:

– Ладно!.. Пошли, уже пол ночи прошло, а вставать надо рано!

Я двинулся вперед, Макаронин, торопливо натянув-таки свои штаны, тронулся следом, а Володьша, присоединившись к старшему лейтенанту, громко зашептал:

– Так ты что, опер уполномоченный, так и не понял, я кем связался?!! И как только тебя к этому озеру занесло?!!

– Занесло, связался! – Забубнил в ответ Макаронин. – Никуда меня не занесло, ни с кем я не связался!! К лесу отошел… за делом, слышу, девчонки смеются, ну я и подумал, почему б не познакомиться?! Я вообще-то всех девок в округе знаю, а тут голоса совершенно незнакомые, да такие, знаешь… зазывные! Пошел на эти голоса, да к озеру и вышел. Еще думаю, откуда здесь озеро?! А девчонки, как увидали меня на бережку, аж завизжали от радости! Давай, кричат, к нам, молодец!.. Почему б думаю, не искупаться при луне да в хорошей компании?! И только, понимаешь, разделся, как вы на берег вывалились!!

Тут он вдруг умолк, а потом с некоторым недоумением добавил:

– Вот только как я в озере оказался?! Я ж вроде бы решил с вами домой возвращаться!

– Э-э-э-х, опер! – С чувством проговорил Володьша, – Когда б не друг твой, веселился бы ты сейчас… на дне озера да с порванным горлом!

– Ой, ладно! – Отмахнулся Макаронин. – «С порванным горлом!» Это кто ж бы мне его порвал, девки что ли?! Ну ты скажешь, тоже! Я две недели назад четверых пьяных в стерву бандюганов повязал вместе с их цепями и ножичками, а тут четыре девки!

– Да что ты все «девки, девки»! Не девки это были – лоскотухи!! – Шепот Володьши почти превратился в гневный вопль, однако, Макаронина и гневным воплем смутить было сложно.

– Да как ты девку не назови – телка, мымра, мочалка… это… как ты сказал?.. лоскутиха, а все она девкой останется!

– Не лоскутиха… Лоскотуха… – голос у Володьши вдруг сделался усталый и безразличный, он, видимо понял, что пофигизм Макаронина непробиваем.

– Лоскутиха, лоскотуха – какая разница, – махнул рукой старший лейтенант, – Веселые девки были!..

И в голосе его звучала лирическая тоска по упущенным возможностям.

Мы вышли из леса к плетню Лосихиной «гасьенды», и тут я понял, что уже ночь кончилась! Серый предутренний свет, струившийся с бледного прозрачного неба размыл, растворил ночную тьму, так что обе стоявшие посреди двора хозяйки были отлично видны. Мы вышли к усадьбе сбоку, так что пристально всматривавшиеся в лес Лосиха и Василиса заметили нас далеко не сразу. Невысокая Василиса что-то тихо говорила своей рослой матери, что именно, слышно не было, зато ответ Лосихи, высказанный гулким басом, мы услышали вполне отчетливо:

– Никуда он не денется, мне Водяной Шишок лучших лоскотух обещал подослать, а он на девок оченно падкий, это сразу видать!..

«Ах ты, подлая тетка, – тут же подумал я, вспомнив сказанную вечером и многозначительно незаконченную, с угрозой, фразу Лосихи, – вот, значит ты как!.. Это, выходит ты таким образом решила Юрику отомстить! Ну, погоди ж ты у меня!!»

Макаронин, похоже, не обратил никакого внимания на лосихины слова, а вот Володьша бросил на меня быстрый короткий взгляд, растерянно округлившимися глазами.

Мы довольно шумно перелезли через плетень, и я тут же услышал облегченный вздох Василисы:

– Так вы все трое вернулись?..

– Как же мы могли не вернуться, когда Сорока мне сказал, что ты… того… беспокоилась за меня… – С каким-то странным придыханием прогундосил Юрка.

– Ой, а я как беспокоилась! – Насквозь фальшиво воскликнула Лосиха. – Прям, как только услышала, что на озере завопили, так сразу же и забеспокоилась – не нашего ль гостя дорогого топят?..

И вдруг, забыв о завязавшемся разговоре, Лосиха озабоченно воскликнула:

– Э-э-й! А как… как это вы через плетень-то перелезли?!

– Так, повыше ноги подняли и перелезли… – Добродушно отозвался старший лейтенант.

– Дак, я ж – тут она сбилась и начала, запинаясь, мямлить, – … того… этого…

По ставшему вдруг неуверенным тону Лосихи я понял, о чем она чуть было не проболталась и закончил фразу за нее:

– Заклинание охранное активизировала!

– Ну… так… для пробы! – Почти не смущаясь пояснила она. – Мало ли что не так, что б ты, значит, исправить мог! Так вот видишь, не напрасно – заклинание-то твое охранное и не сработало!!

– Так оно по причине не сработало!.. – С откровенной издевкой ответил я.

– По какой-такой причине?! – Встревожилась Лосиха.

– По причине модульной избирательной абберации! – Высокомерно ответил я.

– Почем, почем?! – Не поняла Лосиха.

– По… тём! – В тон ей ответил я, а затем, все-таки, снизошел до внятного объяснения, – Меня и моих друзей это заклинание никогда не тронет! Я себя и своих друзей от своего колдовства берегу!

– Ты!.. Бережешь!! – Немедленно взъярилась Лосиха. – И выходит, что теперь этот твой дружок… – она ткнула пальцем в сторону Володьши, – …когда захочет, будет ко мне через плетень лазить?!!

– Да чего он за твоим плетнем-то не видел?! – Неожиданно влез в разговор Макаронин.

Лосиха резко развернулась в его сторону и всплеснула руками:

– О!! Еще один ходок объявился, тоже за чужой плетень заглядывать мастер!!

– Но-но, мамаша! – Повысил голос Макаронин. – За «ходка» и привлечь можно!! А насчет «за плетень заглядывать»… ежели у нас с вашей дочкой взаимная симпатия, так и за плетень заглянуть не грех!!

Тут Макаронин как-то странно сбился, а затем продолжил свою речь, словно бы мгновенно приняв некое важное решение:

– Я, может, как вашу дочку от угару спас, так за плетень-то с самыми серьезными намерениями заглядываю!! Я, может, как только домой вернусь, так сразу же и сватов к вам зашлю!!

На мгновение Лосиха оторопела, затем как-то странно хрюкнула, оглядела высоченного Макаронина шальным глазом, а затем, повернувшись ко мне, прошипела:

– Слушай, колдун, шел бы ты от нас подобру-поздорову и дружков своих малохольных забирал бы с собой!! Мало нам одного Володьши было, теперь еще и этот опер… уполномоченный в женихи навязывается!!

– Это кто это к вам навязывается?!! – Начал было «опер», но я не дал закрутиться этому бессмысленному пререканию по второму кругу:

– Вот тут ты, тетушка Лосиха, совершенно права, пора нам двигаться, хотя, не знаю, смогут ли мои товарищи покинуть твой гостеприимный… плетень! Очень уж они к нему… того… привязались!!

– Нет уж, ты их давай, отвязывая и забирай!! – Грозно рявкнула тетка.

Я посмотрел на обоих «женихов» и кивнул:

– Ладно, заберу… Не будут они больше тебе досаждать. Только уж, как обещала, собери нам на дорогу харчей.

– Харчей вам?!! – Неожиданно тонким голосом взвизгнула тетка. – Да за такую работу не то что харчей дать, а с вас с самих плату надо требовать!! Это ж надо иметь такую бессовестную харю – делать забор и для себя лазейку оставлять!! Это ж до чего жисть дошла, что за дряную работу еще и платить приходиться!!

Вопя таким образом она, тем не менее посматривала на меня совершенно спокойным, изучающим глазом, словно бы оценивая мою реакцию на свое возмущение.

Я покачал головой и повернулся к своим спутникам:

– Ладно, ребята, пойдем так. И раз уж здешней хозяйке моя работа не по нраву пришлась, то я ее тоже с собой заберу!

Лосиха, услышав мои слова, косо дернула головой, открыла рот, собираясь, видимо, что-то сказать, но передумала и закрыла его. Я направился к плетню и, отойдя пару шагов, оглянулся. Ребята, чуть понурившись, шагали за мной, а Лосиха снова открыла рот, протянула мне вслед руку, но поймав мой насмешливый взгляд, снова ничего не сказала. Зато заговорила Василиса:

– Постой, Сорока, подожди минутку!.. Я сейчас!..

Ее цветастый подол метнулся в сторону, и девчонка вихрем умчалась в дом.

«О-па!! – Усмешливо подумал я, – вот и в этом Мире у меня прозвище появилось!.. Ну да это Макаронин виноват, это он меня при всех школьным прозвищем дразнит!»

Василиса снова появилась во дворе буквально через пару минут, в одной руке у нее была небольшая котомка, похожая на солдатский вещмешок времен последней мировой войны, а во второй володьшин мешок и «мандолина». Подлетев ко мне, она протянула свою котомку мне и с коротким придыханием пояснила:

– Вот вам… на дорогу… Только ты не думай, я не потому, что ты пригрозил заклинание с плетня снять!.. Просто, нехорошо людей в дорогу так-то отправлять!..

– Спасибо, Василисушка… – Неожиданно для самого себя назвал я девушку «по-володьшеному», принимая из ее рук довольно увесистую торбу. Девчонка, не говоря ни слова и как-то застенчиво протянула Володьше его поклажу и, бросив в сторону молчавшей матери быстрый взгляд, неожиданно проговорила:

– Вы сейчас осторожно идите, старайтесь под деревьями держаться, на открытое место не выходить… – и, поймав мой недоуменный взгляд, добавила, – поутру-то, рано, баба-Ага у нас над лесом летает, так не дай вам случай на ее пути оказаться!..

– Баба-Ага?! – Удивленно переспросил я, но Василиса только махнула рукой и бросилась обратно в дом.

Лосиха, недобро посмотрела мне прямо в глаза, проворчала басом что-то вроде: – Шагайте, шагайте!.. – И тоже направилась в сторону дома.

Ну, мы и пошагали. Володьша, правда, притормозил, с тоской оглядываясь на захлопнувшуюся дверь, но я поторопил его взглядом, и мужичок, коротко вздохнув, потопал вперед, показывая нам дорогу.

Минут двадцать мы шагали по просыпающемуся бору молча, а затем Макаронина кивнул на володшину мандолину и чуть свысока бросил:

– Слышь, музыкант, ты бы, что ль, показал что умеешь на инструменте!.. Все веселее идти было бы!

Володьша удивленно посмотрел на долговязого Юрика и, чуть пожав плечами, ответил:

– Так кто ж на ходу музыку показывает?!

– Ой, – широко ухмыльнулся Юрик, – гляньте, композитор какой, на ходу по струнам не попадает!! – И, довольно хмыкнув, добавил, – Ладно, тогда я тебе музыку покажу.

Откашлявшись, Юрик несколько секунд помолчал, а затем вдруг объявил чуть ли не на весь лес:

– Любимая песня личного состава Железнодорожного отделения милиции «Если кто-то, где-то, что-то, как-то, вдруг!»

Он еще несколько секунд помолчал, и вдруг немузыкально заревел в полный голос:

При первых же Юркиных воплях Володьша опасливо на него покосился и незаметно переместился таким образом, чтобы я оказался между ним и старшим лейтенантом. А тот, закончив свой немузыкальный рев неожиданно высокой фистулой, огляделся и удивленно посмотрел на меня.

– А где этот… музыкант?..

– Здесь я!.. – вынырнул из-за моей спины Володьша.

Макаронина плотоядно улыбнулся и благостно поинтересовался, явно напрашиваясь на восторженную оценку:

– Ну, как тебе моя песня?!

Володьша открыл рот, немного подумал и снова закрыл его. Потом глухо кашлянул и коротко ответил:

– Громко…

– Ха!! – Удовлетворенно воскликнул Макаронина. – Это разве громко?! Ты бы слышал как этот мотивчик исполняет сводный хор Железнодорожного районного отделения внутренних дел!!!

– Только слова не очень понятны… – осторожно добавил местный менестрель.

– В каком смысле, не очень понятны?.. – Чуть нахмурил брови оперуполномоченный.

– Ну, вот ты… к-хм… пел, что ваша служба и опасна, и… это… тошна, и на первый взгляд как будто не нужна… Но если эта служба и опасна, и не в радость, и не нужна, так зачем же вы служите?..

От такого неожиданного вопроса Макаронин буквально оторопел. Остановившись так, словно его дернули за ворот, он посмотрел на вопрошавшего чумноватым взглядом и растерянно переспросил:

– Чего?!!

Володьша заторопился объяснить:

– Ну, если со службой все так плохо – опасно, мутит, никому не нужно, зачем на этой службе состоять?!

– Почему плохо… все?! – Снова не понял Макаронин. – Служба, как служба… Ну, бывает, подерешься, иногда даже постреляешь, так это даже интересно! И потом… это… уважение!

«Интересно, чье уважение и к кому?!!» – Ехидно подумал я, однако вслух ничего не сказал – было занимательно дослушать эту разборку Юркиного «вокала» до конца.

– Какое уважение? – В свою очередь удивился Володьша. – Ты же сам пел, что ваше служба никому не нужна?!

– Да ничего я такого не пел! – Неожиданно взревел Макаронин. – Как это такое сможет быть, что моя служба никому не нужна?! Я же – оперуполномоченный!..

– …И старший лейтенам! – Немедленно подтвердил Володьша. – Но только в твоей песне ясно было сказано, что … э-э-э… «наша»… то есть ваша, «…служба и опасна и… э-э-э… тошна, и…»

– И на первый взгляд, как будто не нужна!!! – Бойко подхватил Макаронин. – Так ведь ты слушай… балалаечник! Во-первых, «на первый взгляд»! А на второй взгляд, поверь мне, будет уже совсем другое дело! Во-вторых, «как будто»!!! – Он поднял вверх правый указательный палец, – «как будто», а не на самом деле!! Понял?!!

– А-а-а… – Протянул Володьша, понимая, однако и в этом «понимающем» вроде бы возгласе скрывалась большая доля сомнения. – Понял! Служба, значит, как будто бы не нужна, а на самом деле…

– Во-о-о!! – Удовлетворенно отозвался Макаронин, – допетрил, балалаечник!

– А кто такой – балалаечник? – С неподдельным интересом спросил сын Егоршин, переводя разговор на другое.

– А это тот, кто играет вот на таких балалайках! – Немедленно пояснил грубый Юрик, ткнув пальцем в музыкальный инструмент Володьши.

– Но… Это вовсе не… балалайка! – Чуть растерянно ответил тот, посмотрев на свою мандолину, – Это – мандарина-низ.

– Низ?.. – Немедленно переспросил Макаронин, ухмыльнулся и добавил, – Значит, есть и… э-э-э… мандарина-верх?!

– Есть, – Володьша согласно кивнул, – только она раза в два меньше и струн на ней шесть.

Макаронин еще раз ухмыльнулся и с некоторой подковыркой поинтересовался?

– Ну а чего-нибудь сбацать на ней ты можешь?!

– Что сделать?.. – Растерялся сын Егоршин.

– Ну… это… сбацать, изобразить, слабать, стрындить… – Юрик на мгновение остановился, подбирая еще какой-нибудь «жаргонизм», и я, пожалев вконец растерявшегося аборигена, вставил:

– Сыграть!.. Он просит сыграть что-нибудь!

– Ну да, сыграть! – Удивился Юрик, – я ж так и говорю!..

Володьша с некоторым даже восхищением посмотрел на старшего лейтенанта и покачал головой:

– Нет, на ходу… это… «трындить» сложно. Вот остановимся, тогда я попробую. Правда, мандарина-низ… она… того… ну, в общем для низового подыгрыша, мелодию на ней сложно вести…

– Ишь ты, – снова усмехнулся Макаронин, – и на ходу не может, и мелодию сложно… Какой же ты тогда… этот… мандаринщик?..

Юрик повернулся ко мне и неожиданно попросил:

– Слушай, Сорока, давай привал устроим. Позавтракаем и заодно этого… мандариниста послушаем!

Я хотел было сказать, что мы в этот лес забрались не завтраками наслаждаться, однако, именно в этот момент тропка, по которой мы шагали, юркнула в кусты и, вильнув вокруг покрытого ровным, темно-зеленым мхом бугорка, вывела нас на широкую, светлую поляну, обсаженную по опушке удивительно ровненькими, стройными березками. Трава на этой поляне была такой густой и ровной, что невольно хотелось на нее присесть. Так что мне ничего не оставалось, как только согласиться с Юркиным предложением, тем более, что время завтрака действительно, похоже, наступило.

Мы сошли с тропки, пересекавшей полянку наискосок и уселись прямо на травке. Я развязал василисин мешок и принялся вытаскивать из него свертки и перевязанные поверху чистыми лоскутами глиняные миски. Последнее, что я достал, был довольно увесистый глиняный жбан с прикрученной тряпочкой крышкой, в котором что-то побулькивало. Володьша быстро взял жбан у меня из рук, открутил тряпочку, приподнял крышку и понюхал. Затем, взглянув на нас замаслившимся глазом, он довольно протянул:

– Медовуха… лосихина! Ох, ребята, какую Лосиха медовуху варит, я вам скажу, нигде такой медовухи не попробуешь!!

– Поставь-ка емкость на место!.. – Протянул я ему раскрытый мешок.

Володьша недоуменно посмотрел на меня, а затем перевел взгляд на Макаронина, словно ища у него поддержки.

И он нашел ее.

– Ты чего, Сорока?! – Возмущенно взревел старший лейтенант почувствовавший спиртное. – Это, можно сказать, последний привет от Василиски, а ты хочешь лишить нас этого привета?!!

Я наклонил голову и посмотрел на Юрика долгим взглядом. Нашего доблестного блюстителя порядка мой взгляд не пронял, впрочем, я на это и не надеялся. А вот Володьша под моим взглядом несколько смутился и, отведя глаза в сторону, пробормотал:

– Я просто думал, что несколько каплев нам не повредит, даже наоборот, развеет грусть-тоску…

– Ставь баклажку в мешок! – Твердо произнес я. – Грусть-тоску вечером развеивать будем!

Володьша со вздохом вернул емкость в мешок, а Макаронин возмущенно прогудел:

– Ну, Сорока, ты, оказывается, самодур и диктатор!.. Подавляешь, можно сказать, все естественные человеческие… э-э-э… инстинкты!

– Подавляю… – Неожиданно согласился я с Юриком, сопроводив свое согласие очень похожим на володьшин вздохом. – Но нам шагать еще целый день, и я очень не хочу, чтобы моих спутников разморило в пути.

– Ну, тогда ты, композитор, изобрази нам что-нибудь! – Потребовал грубый Макаронин, разворачивая один из свертков и доставая из него здоровенный пирог.

– Ага! – С неожиданно злой иронией ответил Володьша. – Вы будете брюхо набивать, а я вас развлекать еще должен!

Местный менестрель достал из того же свертка еще один пирог, откусил солидный кусок и, невнятно пробормотав, – С грибами, похоже… – принялся энергично жевать.

Позавтракали мы быстро и в полном молчании. Володьша насытился первым, подтянул к себе свой инструмент, уложил его на колени и, обхватив гриф пальцами правой руки, легко, словно лаская, тронул струны. Над поляной повис едва слышный, низкий, рокочущий звук, словно где-то совсем далеко пророкотал первый предвестник грозы.

Макаронин дожевал остатки последнего пирога, вытер пальцами углы рта и, уставившись на володьшину мандарину, приготовился слушать, а я, посмотрев на разложенные на травке харчи, решил, что успею убрать их в мешок и после концерта. Тем более, что концерт уже начался.

Володьша закрыл глаза, склонил голову набок, и его пальцы быстро забегали по струнам.

Мелодии, действительно, не было, низкие, порой раскатистые, а порой странно клокочущие звуки не переплетались между собой, не создавали привычной музыкальной гармонии. Каждый, извлеченный из этого странного инструмента звук жил как бы сам по себе, противореча предыдущему и не уступая последующему, но, тем не менее, вместе они создавали странное впечатление некоего единства… Единства противоречий! Негромкое и очень низкое звучание заставляло прислушиваться к себе, ловить каждый отдельный звук. Порой казалось, что мелодия есть, хотя и не совсем привычная, только ухо не способно ее уловить, или, вернее, сознание было не способно, распознать ее!

Я невольно закрыл глаза, желая все внимание сосредоточить на этой странной, ни на что непохожей музыке…

Несколько минут я вслушивался в непривычное, но завораживающее звучание, и вдруг мне показалось, что к рокоту мандарины примешивается какой-то посторонний, лишний, странно высокий звук. Он промелькнул мгновенным диссонансом, и пропал. Однако, спустя несколько мгновений, он снова появился, на этот раз гораздо настойчивее, упрямее, словно желая смять низкое рокотание володьшеного инструмента.

Я открыл глаза, и огляделся.

Володьша с закрытыми глазами продолжал ласкать пальцами струны своего инструмента, а Макаронин, вытаращив глаза и открыв рот, наблюдал за игрой «балалаечника». Они оба, похоже, не слышали ничего, кроме извлекаемой из мандарины музыки. А чужой, совсем не музыкальный звук продолжал нарастать, и шел он, как я почти сразу понял, сверху и справа, из-за верхушек деревьев, окаймлявших поляну. Больше всего этот звук напоминал гул… летящего вертолета!

Этот совершенно невозможный «вертолет» летел точно в нашу сторону, так что звук быстро усиливался, в нем появилось характерное тарахтение, он становился неровным, каким-то всхлипывающим и кашляющим.

В этот момент Володьша открыл глаза и прервал свою игру. Недоуменно оглядевшись, он поднял взгляд в сторону идущего из-за леса звука и…

– Ну!! Вот и Серега на своем МИ-8!! Из райцентра кого-то везет!! – Раздался торжествующий вопль старшего лейтенанта. – Теперь, Сорока, я точно узнаю, куда нас занесло!!

Юрка вскочил на ноги и повернулся в сторону приближающегося грохота.

– Щас мы посмотрим, откуда он летит и определимся, в какую сторону нам двигать!

Макаронин от нетерпения даже подрыгивал ногами.

И в этот момент звук пропал! Мгновенно над поляной воцарилась полная тишина!

Юрка растерянно оглянулся на меня и пробормотал:

– Куда ж он делся?.. Может, свалился?..

– Тогда мы услышали бы звук… падения… – Стараясь быть спокойным ответил я.

Макаронин посмотрел в сторону пропавшего звука и снова повернулся ко мне:

– Но он же летел, а теперь…

Что теперь, он, видимо, определить не мог. Я, кстати, тоже, но в отличие от Макаронина я не верил в «вертолет» и потому не отрывал взгляда от верхушек опоясывавших поляну деревьев. И не напрасно! Спустя минуту, после того, как пропал звук, справа от нас, из-за деревьев беззвучно вынырнуло нечто черное.

Едва показавшись над опушкой поляны, этот НЛО резко вильнул влево и неторопливо поплыл над верхушками деревьев, словно старался слиться с ними.

– Нет… – Совершенно ошарашенным голосом произнес Макаронин, – это не МИ-8… Это какой-то другой верто…

Он не договорил, разобравшись наконец-то, что данный летательный аппарат никоим образом не относится к славной семье вертолетов.

Между тем, НЛО приблизился настолько, что стало возможным определить его форму – он был похож на… чугунок! Ну да, на обычный деревенский чугунок, который ставят в печку, вот только размером он был с половину железнодорожной цистерны, поставленной вертикально. Кроме того, на нем не было крышки и из него торчала… седая косматая голова!

И тут осенило Володьшу. Привстав на мгновение с травы, он хрипло вдохнул, снова опустился на место и выдохнул:

– Бабка-Ага!!!

В то же мгновение поляну потряс чудовищный грохот, словно она стала посадочной площадкой для целой эскадрильи «Черных акул». Под днищем летающего чугунка вспыхнуло короткое, ярко-желтое пламя, и нелепый летательный аппарат ринулся вниз, точно на нашу стоянку!

Нет, мы не успели отскочить, мы просто оторопели от столь неожиданного маневра «летательной посуды», но, как оказалось, чугунок вовсе не намеревался нас прихлопнуть. В последний момент, когда черное днище закрыло нам почти все небо, он четко сманеврировал и грохнулся на землю метрах в восьми от нашего достархана, дохнув нам в лица жаром и опалив траву последним выхлопом. И едва только смолк вертолетный грохот, как из чугуна, будто чертик из бутылки, выскочила костлявая старуха. Росту в бабушке было чуть больше метра, седые, давно нечесаные волосы развевались по ветру, маленькие круглые, как у совы глазки посверкивали с обеих сторон от здоровенного носяры, украшенного солидной бородавкой. Из одежды на бабке был один древний халат неопределенного цвета и широкие темно-зеленые тапки без задников.

Если вы думаете, что она спрыгнула на землю, то вы ошибаетесь, старушка оказалась на бортике своего чугуна, взметнула вверх правую руку с зажатым в ней ухватом и, непонятно каким образом удерживая равновесие, взревела высоким фальцетом:

– Ага!!!

А затем вдруг наступила… немая сцена. Мы с Макарониным, стоя плечом к плечу, с глубоким интересом рассматривали летающий чугун и застывшую на его крае бабку, Володьша что-то тихо бормотал, спрятавшись за нашими спинами, а бабуля молчала, явно чего-то ожидая от нас. Немая сцена длилась довольно долго, после чего бабка, пожевав тонкими губами повторила свой вопль:

– Ага!!!

Только на этот раз он у нее получился какой-то вялый. Бабуля выглядела сбитой с толку и темперамента для повторения своего клича ей явно не хватило. Видимо поэтому Макаронин, бывший в нашей компании самым подготовленным к таким ситуациям, авторитетно кашлянул и веско проговорил:

– Так!.. Летаем, значит?! А права на управление летательным аппаратом у вас, гражданочка, имеются?!

– Чего?.. – Значительно сбавив силу голоса, поинтересовалась старуха, присаживаясь на корточки на краю чугуна. Она, видимо, была здорово глуховата.

– Я спрашиваю, имеются ли у вас, гражданочка, права на управления летательным аппаратом, и к какому аэродрому приписан ваш… э-э-э… чугунок?!

– Ребят… – еще больше растерявшись, проговорила старуха, – …вы чего?.. Я ж – баба-Ага!.. Вы что, совсем меня не боитесь?!!

– А почему это мы вас должны бояться?! – С язвинкой в голосе поинтересовался Юрик и, оглянувшись на меня добавил. – Мы что, старушек не встречали, или чугунков не видели?! Да я столько чугунов у своей бабки переколотил, и не сосчитать!!

Бабуля изумленно обозрела нашу компанию и, почесав свой выдающийся нос свободной рукой, проверещала:

– Ну, вы темнота!!! Из какого болота вас вынесло?!! Вы что не понимаете – Ага я!! Ага-а-а!!!

– Ага-а-а?! – Переспросил Макаронин и пожал плечами. – Ну что ж, что Ага, имена всякие бывают. Однако, не дает вам права падать своим чугуном на головы мирно завтракающих граждан! – Он мгновение помолчал и вдруг рявкнул самым своим грозным голосом. – Немедленно предъявите ваши документы, или пройдемте в отделение!!!

«Какие права?.. Какое отделение?.. Где он здесь это… отделение найдет?!!» – Растерянно подумал я, бросая взгляд на стоящего рядом Юрика. Но вид у старшего лейтенанта был такой, словно родное отделение вместе с его начальником, полковникомБыковым было вот туточки, рядышком, за первой же сосной!

Однако, вместо того чтобы испугаться, баба-Ага неожиданно в свою очередь окрысилась. Снова возвысившись над своим чугуном, она взвизгнула знакомым фальцетом:

– Ты што это, шшанок, на старших голос подымаешь?!! Вот я табе щас въеду по башке-то ухватом, враз очухаешься!!

Погрозив Макаронину своим кухонно-печным приспособлением, бабка уперлась руками в бока и продолжила свою речь:

– Это што ж такое творится в нашем государстве?!! Мало того, что шшанки-молокососы вместо того штоб на травке в беспамятстве валяться, пялят на меня свои бесстыжие зенки, так они ишшо хамят неприкрыто!!!

Тут она резко наклонилась вперед и, упершись в нас яростно посверкивающими глазками, еще наддала:

– Да я вас за это щас в муравьев… Нет! В тлю муравьиную превращу!! Я вас щас…

– О-о-х! – едва слышно прозвучало у меня за спиной, и что-то с тихим шорохом опустилось в траву. Но оглянуться я не успел, Макаронин шагнул вперед и грубо перебил старушку:

– Слушай бабуля, щенков-молокососов я тебе, так и быть, прощу, но угрожать представителю власти всякими там ухватами, марать, можно сказать, честь мундира, я тебе позволить не могу!! И на возраст твой не посмотрю – заканопачу на денек другой в обезьянник, тогда посмотрим, будешь ли впредь своими кухонными принадлежностями размахивать?!!

У бабули после этого выступления, похоже, просто пропал голос. Ее крохотные глазки яростно сверкали, рука сжимавшая ухват дергалась самым недвусмысленным образом, губы шевелились, но слов для ответа явно не находилось. Макаронин тоже молчал, стараясь придать себе внушительный, даже угрожающий вид, однако это ему плохо удавалось, поскольку смотреть на бабку приходилось снизу вверх. Ситуация снова скатывалась к немой сцене…

И тогда вперед выступил я. Чуть кашлянув, чтобы привлечь к себе внимание разъяренной бабки, я как можно спокойнее, проговорил:

– Бабушка Ага, я прошу вас не сердиться на товарища старшего лейтенанта, его слова вызваны вовсе не отсутствием почтения к старшим, он просто слишком ревниво выполняет свои служебные обязанности. Давайте мы лучше присядем к… э-э-э… столу, – я махнул рукой в сторону неубранных харчей, – и побеседуем по-доброму, по-соседски…

Бабка перевела взгляд на меня, помолчала, словно бы определяя не таится ли в моих словах какой-то подвох или насмешка, затем посмотрела на разложенные в травке миски, свертки и туески, вздохнула и неожиданно спокойным голосом переспросила:

– Приглашаешь, значит?..

– Приглашаю, бабушка-Ага, приглашаю! – Подтвердил я.

– Ну что же, – бабуля почесала свой длинный нос и махнула рукой, – не откажусь! От доброго сурьезного предложения грех отказываться.

Она присела, сунула свой ухват внутрь чугуна, затем оперлась одной рукой о край своего летательного аппарата, пробормотала себе под нос что-то вроде: – Э-хе-хе… – и сиганула на землю.

Странный это был прыжок – те два с лишним метра, которые надо было преодолеть бабке, она летела, наверное целую минуту, неторопливо, как в замедленной съемке, а когда ее ноги коснулись травы, она даже и не подумала присесть, словно для ее тела инерции не существовало!

Оказавшись внизу, бабуля лихо хлопнула ладонью о ладонь, стрельнула глазом в мою сторону и живо поинтересовалась:

– Ну, милок-говорунок, чем угощать старую будешь?!

– Прошу бабушка, присаживайся, перекусим, чем… – я чуть не сказал «чем Бог послал», но вовремя спохватился, – … чем богаты, тем и рады!

Баба-Ага, потирая ладошки, двинулась к нашему импровизированному столу, а я быстро обернулся и встретил суматошный взгляд Володьши, сидевшего на траве за моей спиной.

– Быстро доставай жбан с медовухой!!! – Прошипел я едва слышно и тут же двинулся вслед за бабкой, – Садитесь, бабушка-Ага, садитесь, где вам удобно… Сейчас мы выпьем-закусим…

Бабуля стремительно обернулась ко мне, и в глазах ее зажегся жгучий интерес:

– Так у тебя, милок-говорунок, и выпить что есть?!!

– Ну, бабушка-Ага, – я гостеприимно развел руки, – для такой гостьи, как не найти!! Это ж честь какая – саму бабу-Агу – страх и ужас округи, угощать!! Уж мы постараемся не ударить лицом в грязь!!

Смекалистый Володьша, между тем, быстренько развязал Василисин мешок и извлек на свет заветный жбан.

Едва бабуля уселась на травку около разложенных харчей, наш музыкант поставил перед ней грубую, но поместительную, глиняную кружку и наклонил над кружкой жбан. Желтая, призывно пахнувшая сытью, струя мягко плеснула в глину, и густая пена поднялась над обрезом кружки, и тут же под жбан подсунулась крепкая широкая ладонь Макаронина с зажатым в ней… «четырехглотошным» граненым стаканом!

«Интересно, откуда у Володьши кружка, а у Юрки стакан?!» – Подумал я, но вслух, естественно, ничего не сказал.

Бабка, неприязненно взглянув на представителя силовых структур, пробормотала:

– Ишь ты, каков шшанок, из хрумсталя лакает!! Где только посуду такую раздобыл?.. Сдушегубствовал, наверно!!

И вдруг, сверкнув в мою сторону глазом, поинтересовалась:

– А ты что ж, милок?.. Или сам-то чарку не пригубишь?..

И тон у нее при этом был ну очень подозрительный.

– А мы, бабушка-Ага, прям из этой посуды… – высунулся вперед пришедший в себя Володьша, – …у нас этих… чарок… больше не имеется!..

– Да?! – Недоверчиво буркнула бабуля, снова стрельнула в меня глазом, затем посмотрела на стоявших наготове Макаронина и Володьшу, шумно выдохнула и метнула содержимое кружки себе в глотку.

На мгновение глазки у бабки крепко зажмурились, губы сжались, а затем, на ее не слишком симпатичную физиономию выползла благостная улыбка.

– Эх!! Хорошо!!! – Высоким фальцетом взвизгнула старушка, глазки ее широко распахнулись, и она как коршун бросилась на закуску.

Старший лейтенант и менестрель, словно ждали этих слов. Володьша немедленно припал губами к жбану, а российский офицер, держа свой стакан двумя пальцами, вытянулся чуть ли не по стойке «смирно», медленно и аккуратно выцедил желтую, мутноватую жидкость.

Володьша оторвался от жбана, и на его лице появилась улыбка, весьма похожая на бабкину.

– Хорошо!.. – В тон старушке прошептал музыкант и после некоторой раздумчивой паузы протянул жбан мне.

Я посмотрел на Макаронина вопросительным взглядом, а тот в ответ, скривив физиономию, недовольно буркнул:

– Бражка!..

И это действительно была бражка!.. Но компанию следовало поддержать.

Взяв в руку еще один пирог, я присел напротив бабули, желая задать ей пару вопросов, но увидев, как та закусывает, решил подождать, когда наша маленькая гостья утолит свой голод.

А голод, похоже, был велик. Баба-Ага тащила в рот все подряд, обжаренные в сметане грибы, вяленое мясо, пироги с капустой, сладкие ватрушки, моченые яблоки… «Стол» вокруг нее стремительно пустел, а бабка и не думала приостанавливать свою трапезу!

– Слышь, Сорока, – раздался у меня над ухом жаркий шепот Юркой Макаронины, – эта бабка оставит нас без харчей!.. Вот увидишь – она все сожрет!..

Баба-Ага на мгновение оторвалась от пирога и с неодобрением посмотрела на старшего лейтенанта, но ничего не сказала – рот у нее был полон.

В этот момент Володьша, снова завладев жбаном, ласково поинтересовался:

– Бабушка-Ага, еще медовушки выкушать не желаешь?..

Бабка встрепенулась и ухватив свою кружку, развернулась в сторону «виночерпия»:

– Плесни, касатик, плесни…

Новая порция желтой, мутной влаги полилась в кружку бабки, а после того, как бабуля «выкушала», к жбану припал и наш менестрель.

– Как только они это пойло пьют… – не удержавшись, прошептал Макаронин, – …ни вкуса, ни градуса!..

И снова бабка неодобрительно покосилась на старшего лейтенанта. Юрик, положительно все больше и больше не нравился бабе-Аге!

Но, всему на свете приходит конец, пришел конец и трапезе нашей гостьи. Тяжело вздохнув, звонко цыкнув зубом и оглядев опустевшую «посуду», бабуля, не оглядываясь, протянула руку с кружкой в сторону Володьши и потребовала:

– Ну-кось, касатик, нацеди еще с медком… Разгонную!..

Опрокинув в себя третью кружку пойла, бабка рыгнула и посмотрела на меня замаслившимся глазом:

– А ты, милок-говорунок, могёшь со старым человеком обшшение поддерживать! Ну, так о чем ты со мной хотел говорить-побеседовать?!

Я почесал в затылке, словно бы не решаясь задать первый вопрос, а потом с отчаянкой в голосе проговорил:

– Да вот не могу я понять – почему тебя так все боятся?! С кем ни заговоришь, как услышат «баба-Ага», так впору лекаря звать!! Ну что в тебе такого страшного?!

Баба-Ага широко, с довольством, улыбнулась, открыв мелкие и удивительно белые зубы, а затем сразу же построжала:

– А потому, милок, я страшная, что не всем вот так везет, как тебе… – тут она глянула поверх моей головы и добавила, – …и твоим охламонам!

Бабуля посмотрела прямо мне в глаза и начала развивать тему:

– Ить со мной встреча тока двояко кончается – или встречному убиту быть, или ограблену. Ить, когда я на своем везделете подлетаю, меня ить не видно и не слышно, а тут вдруг вой-грохот, это я глушилку с заклинания снимаю! И только он… встречный, который… с испугу-то морду кверху вскинет… это что б, значит, увидеть, что там в небесах грохочет, я как раз на посадку, да так что б рядышком с ним, сердечным, свой везделет грохнуть!! Вот тут он, родимый, окончательно и пугается!! Получается так, что ежели он до смерти пугается, так быть ему убиту, а ежели он пугается только до бессознательности – значит, повезло, будет только ограблен!! Потому и слух такой по всех нашей земле идет, что с бабой-Агой… о-го-го-й… лучше не встречаться!! Оттого мне ото всех и уважение!!

Бабка, опершись рукой, попыталась было приподняться, но ее несколько повело, так что она снова присела на травку. Тогда она вытянула палец вперед и грозно вопросила:

– Вот ты у них у всех спроси – они все меня уважают?!!

Я невольно оглянулся и увидел позади себя одного лишь Володьшу, припавшего к краешку жбана. Судя по положению донышка посуды, браги в ней оставалось… на донышке! Макаронин обретался около бабкиного «везделета» и в число «них всех» входить ну никак не мог!

Я снова повернулся к своей собеседнице и наткнулся на тяжелый, грозный взгляд крохотных глазок.

– А ты меня уваж-ж-жаешь?!! – Тонким фальцетом осведомилась старушка.

– Как же можно?!! – Самым искренним тоном воскликнул я. – Я завсегда к вам с полным уважением!!

– Завсегда?! – Грозно переспросила бабка и вдруг хитро улыбнулась. – А медовушку пить не стал!..

И вдруг ее лицо как-то беспомощно распустилось, а воинственно вздернутый нос поник. Баба-Ага покрутила головой и с горькой укоризной прошептала:

– Брезговаешь!.. Конечно, мы кто?.. Мы – старая женшшина, а вы – прынц с болота!! Нами можно брезговать, а вами токма любоваться!..

Тут ее нос снова воинственно вздернулся, а глазки торжествующе блеснули из-под кустистых седых бровей.

– А тока и мы… нет, не мы… я… еще кой на что гожусь, кой-кого… нет… кой-чего… могу-умею!!

Она, сидя на земле, уперлась кулаками в бока, набычилась и требовательно вопросила:

– Вот ты, прынц с болота, ты можешь взлететь, как вихрь или, хотя бы, напугать кого до бессознательности?!!

– Даже и пробовать не буду! – Покрутил я головой.

– Вот!! – Бабка назидательно выбросила вперед заскорузлый, нечистый палец с обкусанным ногтем. – А я и то и другое – хоть щас, пжалста!!

И вдруг, снова запустив взгляд горящих глазок поверх моей головы, она возопила:

– А вот этот шшанок мне дерзит, не уважает, значит!!

Я снова оглянулся.

Володьша лежал на травке с закрытыми глазами и блаженно улыбался. Над ним, слегка нахмурившись, стоял Макаронин, и на его лице была написана тяжелая работа мысли. Почувствовав, видимо, мой взгляд, он посмотрел на меня и пожал плечами:

– Знаешь, Сорока, композитор-то местный, похоже, вырубился… – Затем он перевел взгляд на нашу гостью и добавил. – Да и бабуся-Агуся тоже!.. Эк на них местная выпивка действует!..

Ага, как только я отвернулся, тоже прилегла на травку и закрыла глазки.

Я поднялся на ноги и посмотрел на аборигенов, сраженных зеленым… нет, скорее, желтым, змеем. Чем-то они были очень похожи, может быть позой, в которой почивали. Только Володьша блаженно улыбался, а баба-Ага грозно хмурилась!

– Ну, и что мы будем делать дальше?.. – Поинтересовался Макаронин и тут же внес предложение. – А, может, ну их?! Пусть… отдыхают, а мы дальше двинем?!

Я отрицательно покачал головой и огляделся.

Мирная летняя полянка была обезображена присутствием гигантского черного чугуна, как это всегда бывает, когда в пасторальный пейзаж впихивают индустриальные элементы!

«Поставить рядом с этим чугуном низенький кирпичный сарайчик и получится ну точно подпольный нефтеперерабатывающий заводик!» – Неприязненно подумал я… И тут меня посетила новая идея.

– Постой-ка тут… – Попросил я Макаронина, и быстрым шагом направился к бабкиному летательному аппарату.

Вблизи чугун производил весьма угнетающее впечатление. Черным он был, как оказалось, от покрывавшей его бока многослойной копоти. Стенки чугуна «украшали» неопрятные потеки, неэстетичные выпуклости и нашлепки, видимо, опока, в которой его отливали, была сделана кое-как, на скорую руку и начала разваливаться сразу же после заливки. Обойдя чугунок по кругу, я обнаружил на его боку небольшие, вделанные непонятным образом скобы. Воспользоваться ими мне, как говориться, сам Бог велел, так что, спустя пару секунд, я оказался на бортике этого НЛО и заглянул внутрь.

А вот внутри все обстояло совершенно иначе. Стенки чугунка были тщательно вычищены и сияли натуральным, успокаивающе-серым цветом. В метре с небольшим от утолщенного края чугунок был перекрыт «палубой», изготовленной из янтарно-желтого, похоже, тщательно навощенного дерева, которое, казалось, мягко светилось собственным светом. И только неряшливо брошенный ухват нарушал общую картину полного, идеального порядка. С бортика на палубу спускалась деревянная же лестница с четырьмя широкими ступенями и толстыми перилами на резных балясинах.

Я постучал носками кроссовок о внешнюю сторону чугуна, стряхивая налипшую землю, и перешагнул через бортик необычного летательного аппарата. В тот же момент чугун явственно тряхнуло и под палубой возник едва слышный низкий гул…

Спустившись на настил, я снова огляделся. Палуба была абсолютно пуста, чугунные стенки также не имели ни малейшего намека на присутствие каких-либо систем управления, тем не менее, я сам видел, что баба-Ага каким-то образом управляла своим… «везделетом», а значит какое-никакое управление должно было быть! Прикрыв глаза, я прочитал заклинание Истинного Зрения и снова огляделся. Палуба по-прежнему была пуста, да и на стенах ничего нового не проявилось… Правда, справа от меня, у самого борта чугунка возникло какое-то странное неясное свечение, словно из-под палубы пробилась слабенькая, едва различимая радуга – полутораметровый, немного изогнутый столб света, подкрашенный чистыми цветами спектра.

Я опустился на одно колено рядом с тем местом, откуда выбивалось это свечение и внимательно осмотрел настил. Ничего необычного там не было. Сосредоточившись, я попытался разобраться, что творится под настилом. Сначала у меня ничего не получилось, и я уже подумал, что в чугунке пусто, но ведь радуга откуда-то пробивалась?! Я постарался полностью отрешиться от окружающего, хотя это было не просто – баба-Ага начала звонко с присвистом похрапывать, а Валодьша вдруг… заныл высоким тенором какую-то заунывную мелодию. Но постепенно все посторонние звуки и даже окружающий меня дневной свет начали постепенно пропадать, растворяться в моей сосредоточенности. Меня словно бы окружил, завернул в кокон плотный, светло-серый туман, отделивший мое сознание, мое восприятие окружающего от… этого самого окружающего.

Постепенно я начал понимать, что под настилом сосредоточено какое-то весьма древнее, невероятно сложное, многоуровневое, чудовищно запутанное – может быть даже специально запутанное, заклинание! Чтобы разобраться в его архитектонике, принципах его работы, его возможностях и выработать приемы воздействия на это чудо высокого Искусства, мне понадобилось бы не меньше трех-четырех суток, да и то я вряд ли постиг бы смысл этого заклинания до конца! Однако, времени у меня не было – мне надо было научиться поднимать, вести и сажать этот самый везделет, и, значит, сосредоточиться следовало именно на этой проблеме!

Однако, это было просто подумать – сосредоточиться на конкретной проблеме! Хитросплетения древнего заклинания постоянно отвлекали, уводили в сторону, подкидывали столь неожиданные варианты возможного воздействия на окружающее пространство, что мне стоило огромного труда работать целенаправленно. Кроме того, следовало быть достаточно осторожным, чтобы не привести в действие какую-либо из ветвей заклинания!

Провозился я довольно долго, пока наконец-то понял, что для рабочего контакта с заклинанием мне необходимо встать… вступить… в пробивающуюся сквозь настил радугу.

Почему-то мне очень не хотелось этого делать!

Я поднялся на ноги и подошел к борту везделета. Бабка продолжала храпеть, причем ее храп стал размеренно-напористым, словно бы предупреждавшим всех окружающих, что будить старушку не следует. Макаронин сидел рядом с умолкнувшим Володьшей, который в отличие от старухи спал как-то неспокойно, вздрагивал и чуть слышно постанывал. Юрик – добрая душа держал в руках какой-то широкий лист и отгонял от лица спящего менестреля мух.

Вздохнув, я вернулся к своему «рабочему месту» постоял несколько секунд, собираясь с духом и… шагнул внутрь переливающегося радугой столба света.

Перед моими глазами проплыла мутная, серо-коричневая пелена, а затем все окружающее стало необыкновенно четким и красочным, словно в Мире наступил некий всеобщий праздник. Мне казалось, что вот-вот зазвучит прекрасная музыка, что каждый листочек, каждая травинка подсвечены каким-то необычайно ярким и в тоже время мягким, изысканным светом. Что небо, промытое весенней грозой, поднялось значительно выше и манит меня в свои распахнутые просторы, и что мне действительно ничего не стоит взмыть туда, к сияющим чисто-голубым светом высотам!! Даже зелень травы на поляне и окружающие поляну деревья вроде бы поторапливали меня начать полет. Я глубоко и радостно вздохнул, запрокинул лицо кверху…

И в этот момент до моих ушей донесся грубый окрик Юркой Макаронины:

– Эй, Сорока, ты там заснул что ли, в этом чугуне?!! Сколько тебя можно ждать?!!

И этот хрипловатый, немузыкальный вопль мгновенно привел меня в чувство. Я вспомнил о своих товарищах, о хозяйке везделета и, вздохнув, вышел из светового столба. Перегнувшись через борт, я крикнул:

– Юрка, давай, тащи сюда Володьшу и бабку, полетим на этом… чугунке!!

Макаронин постоял несколько секунд с раскрытым ртом, переваривая, видимо, мое предложение, а потом задал серьезный вопрос:

– Слушай, ну сколько этого композитора можно таскать на себе?! То я его в дом волочил, то теперь в чугун его надо засовывать, он, почитай, своими ногами и не ходит!! Нанялся я что ли таскать этих… местных жителей?!!

Плюнув в сердцах на траву, Макаронин сгреб продолжавшую храпеть бабку, перекинул ее через плечо и пошагал в сторону везделета. Видимо, старший лейтенант уже знал о наличии скоб на стенке чугуна. Поскольку не спрашивая прошел прямо к нужному месту. Шагнув сразу на третью или четвертую скобу, Макаронин без всякого труда, одной рукой приподнял старушку, и я, подхватив ее за подмышки, перетащил сонное тело на палубу. Макаронин в это время взялся за Володьшу, но тот вдруг открыл глаза и совершенно трезвым голосом поинтересовался:

– Что, уже пора вставать?..

– Да, – как ни в чем не бывало подтвердил Макаронин, – пора вставать и собирать пожитки, чугунок отправляется ровно через три минуты, просят срочно всех подняться на борт!

Володьша вскочил на ноги и дрогнувшим голосом спросил:

– Мы что, вместе с бабой-Агой летим?!

– Нет, это баба-Ага летит с нами! – Авторитетно заявил старший лейтенант.

– Но ведь… это… чугунок-то бабе-Аге принадлежит… – растерянно проговорил менестрель, заглядывая в оловянные макаронинские глаза.

– Нет, – категорически ответил силовик, – данный летательный аппарат реквизирован у гражданки Аги для выполнения особо важного государственного задания!

– Но… это… лететь… – Володьша коряво помахал руками, – …рулить… ну… руководить… чугунком баба-Ага будет?..

– Гражданка Ага в настоящее время с перепоя находится в невменяемом состоянии, – снисходительно пояснил старший лейтенант, – как же она может… э-э-э… рулить чугунком, когда она сама собой рулить не может?..

– А тогда… кто же?.. – Вытаращив глаза, испугано осведомился абориген.

– У нас свои пилоты есть! – Гордо ответил Макаронин и резко прекратил прения. – Давай, собирай пожитки, а то своими разговорами только задерживаешь нас!

Отдав распоряжение, старший лейтенант проследовал на борт летательного… чугунка, да и Володьша не заставил себя ждать. Я встал в световой столб и снова ощутил непередаваемое чувство возможности полета.

Ухватившись пальцами за толстый борт чугуна, я чуть прикрыл глаза и взглянул в небо. Оно звало меня к себе! Я прикоснулся к голубому тону радуги, чуть приласкал его и… полетел!

Интерлюдия

– Пров Ермилыч, да разве ж бы я стал тебя по пустякам беспокоить?!! Я что ж, не понимаю, кого и от каких дел отрываю?! Когда б он только меня обидел, я б сам с ним рано ль, поздно ль разобрался – всяк человечишка пить захочет, да водички проточной али ключевой, тут-то он мой и будет! Но только я как узнал, что они девку ищут, сразу сообразил, чем это пахнет!!

– Так их-х-х нес-ш-ш-сколько было?.. – Прошипел Пров, нервно поглаживая струганные доски столешницы рукой, затянутой в толстую кожаную перчатку. Его, тлеющие багровым отсветом, глазки, не мигая, смотрели на большое хлебное блюдо, стоявшее перед ним на столе. По краю блюда, по самому его обрезу, торопливо бежал небольшой орешек лещины. А над блюдом мерцало невысокое чуть дымчатое марево, в котором колыхалась огромная, зеленовато-бурая, покрытая бородавками голова с широко разевающимся ртом.

– Так, я ж докладываю, Пров Ермилыч, двое их было! Двое! Да один-то так, пустое мясо, его мои егозы в озеро заманили… побаловаться, пощекотаться. А когда он уже в озере нагишом стоял, этот… второй на бережку образовался и стал звать дружка своего назад!! Не знаю уж, чего он этому… голяку пообещал, а только он назад из озера двинулся!..

– Интерес-ш-ш-сно… – прошипело из-под черного капюшона, – чем же он зов твоих… мокреньких-холодненьких пересилил?..

– Не знаю господин Пров, а только девочки мои обоих зацепили и на глубину потащили!..

– Так ч-ш-ш-что ж, этот колдун сам в озеро вошел?.. – Удивленно переспросил Пров.

– То-то и оно, что сам. Сам вошел и огнем в озеро плюнул!.. Да не просто плюнул, а так, чтобы, значит, дружка своего голого не задеть!!!

– Щ-щ-щ-шекотух твоих с-ш-ш-сильно ош-ш-ш-шпарил?..

– Да нет… Они нырнуть успели… Но, все ж таки, обидно!! Что это он в моем озере самовластвовать решил?! Добычу у девочек моих отбирать?!!

– Выходит, он и огнем и холодом управлять мож-ш-ш-жет?.. – Раздумчиво произнес Пров, и зеленая голова, не поняв, что начальство разговаривает само с собой, быстро зашлепало в ответ толстыми губами:

– Может, Пров Ермилыч, может!! Всю воду в озере заморозил, паразит!!

– А куда ж-ш-ш-ж ты с-ш-ш-сам-то делся? – Последовал неожиданный вопрос Прова.

Широкая морда над блюдом скосила свои крошечные глазки вниз и в сторону и из зеленой превратилась в свекольную.

– Во льду… застрял… – нехотя пробормотала она, а потом значительно быстрее добавила: – Потому не сразу и связался с тобой, господин!

– Ну, полож-ш-ш-жим, это я с-ш-ш-сам с-ш-шс тобой с-ш-ш-связался… – медленно произнес Пров, – …но то, что ты с-ш-ш-сообщ-щ-щил, очень интерес-ш-ш-сно!..

– Рад стараться!.. – С некоторым даже облегчением выдохнула морда.

Однако существо в черном плаще уже не слушало ее. Положив палец, затянутый в толстую кожу перчатки, на край блюда, оно остановило орешек, и в тот же момент дымное марево над блюдом схлопнулось, пряча зеленую морду Водяного Шишка.

«Так… – медленно, ох как медленно, потекла мысли в голой, сплющенной голове Прова Ермилыча, начальника Тайного Сыска самого Змея Горыныча, – получается, следом за этой… змеевой девчонкой, вокруг которой поднялась такая суета, к нам пожаловали еще двое… мужиков!.. Причем, один из них – колдун! И колдун, надо полагать, серьезный!»

Вторая, затянутая в перчатку, ладонь вынырнула из-под стола и легла на пустую столешницу. Теперь уже все его восемь пальцев нервными, судорожными движениями, царапали доски стола.

«Девка уже здесь… во дворце… – продолжал рассуждать про себя Пров, – значит и эти двое попробуют пробраться сюда… сначала в столицу, а затем и во дворец… Надо бы мне перехватить их… обоих… Самому!! И поговорить!! С колдуном! Если он действительно знающь, пусть поможет мне с моим заклинанием… – Тут его мысль привычно вильнула в сторону. – Ишь ты, две стихии за ним стоят – воздух и огонь!.. Если, конечно, Шишок не врет!.. А если это правда…

И тут его размышления перебил мягкий, вкрадчивый баритон:

– Пров… Ты почему не сообщаешь мне последние новости?..

Глаза под капюшоном вспыхнули малиновым светом, но тут же снова пригасли до привычно-багрового.

– Какие новос-ш-ш-сти, гос-ш-ш-сподин? – Едва слышно прошипел Пров.

– Те, что ты только что получил от Водяного Шишка из Черного бора! – В баритоне появилась едва заметная насмешка. – Или ты думаешь скрыть их от меня?..

– Нет, гос-ш-ш-сподин, – прошипел Пров, приподнимаясь из-за стола и впиваясь пальцами в край столешницы, – я думал, что именно зас-ш-ш-служивать твоего внимания из-ш-ш-з того, что он с-ш-ш-сообщ-щ-щил.

– Все! – Коротко приказал баритон. – И поподробнее!

Голова под капюшоном склонилась вперед, так что его черный край прикрыл тлеющие глаза.

– В Черном бору появились двое неизвестных мужиков… – привычное шипение вдруг исчезло из голоса Прова, и речь его стала четкой и быстрой. – Один из них проявляет серьезные колдовские способности – владеет не менее чем двумя стихиями: огня и воздуха. Ищут девушку, судя по их описанию, ту самую, которую сегодня доставили из Черного бора во дворец. Получили подсказку о том, куда именно девушка направлялась…

– От кого?!

– Девушку видели до того, как она вышла к нашей поисковой группе.

Несколько секунд длилось молчание, а затем баритон медленно и задумчиво протянул:

– Надо же, как не повезло… Черный бор такое пустынное место, и вдруг оказывается, что там тоже можно кого-то повстречать…

– Если господин желает, я уничтожу всех, кто видел девушку… – быстро предложил Пров.

– Поздно, Провушка, – ласково протянул баритон. – Поздно!.. Не будем понапрасну увеличивать количество твоих зверств…

И снова несколько секунд длилось молчание, а потом баритон прозвучал тоном приказа:

– Хорошо!.. Я сам займусь этими… искателями!.. В город выпусти дополнительные патрули с описанием этих… мужиков. Особенно с описанием колдуна!! – И уже для себя добавил. – Хотя… наши гвардейцы вряд ли с ним справятся… ну хотя бы пусть постараются…

Баритон смолк, но Пров продолжал стоять, низко опустив голову. Спустя минуту, он проговорил с привычным шипением:

– Понял, гос-ш-ш-сподин… будет с-ш-ш-сделано…

Хотя уже было ясно, что хозяин его не слышит!

Глава 4

Сидели, пили вразнобой

Мадеру, старку, зверобой…

(из ранних песен В. Высоцкого)

Веселие на Руси есть питие…

(Ветхозаветная истина)

Стакан для храбрости,

Стакан для бодрости,

Ну а там недалеко и до подлости…

(Автор неизвестен, так что это – неправда)

Чугунок бабы-Аги поднялся довольно высоко, хотя летел, мягко говоря, неспешно. Если бы жертвы разбойной старушки не пугались так сильно, то они свободно могли бы просто убежать от этого неуклюжего летательного аппарата. Может быть виновата была форма везделета, определенно незнакомая с аэродинамической трубой, а может быть мое недостаточное знание рабочего заклинания, но только разогнать этот самый везделет быстрее идущего спокойным шагом человека мне не удавалось.

Однако, поднявшись не меньше чем на четыре километра, я смог достаточно хорошо разглядеть окружающее пространство – пространство практически полностью покрытое лесами, в которых редкими ниточками прорезались узкие, одноколейные дороги, да светлыми пятнами, расцвеченными желтым, красно-бурым, синим, лежали поляны. На двух трех таких полянах я заметил рубленые дома, обнесенные тыном, а кроме того прямо по курсу, слева и сзади из-под зеленых крон деревьев поднимались легкие синие дымки – видимо, кто-то жег костры… или топил печи.

Курс мы взяли на север, следуя указаниям Володьши, утверждавшего, что именно в той стороне должен проходить проезжий тракт, ведущий в столицу государства. Макаронин стоял рядом со мной, удивленно озирая окрестности и бормоча порой что-то неразборчивое про белую горячку и врачей-гипнотизеров. Володьша бродил кругами по палубе, порой поглядывая за борт, но задерживал он свой взгляд только на мне, словно не понимая, зачем я связался с бабкиным везделетом.

Таким неторопливым образом мы летели часа, наверное полтора, а затем проснулась баба-Ага.

Сначала прекратился ее могучий, с разбойным присвистом, храп, затем бабуля яростно чихнула, быстро села и тут же со стоном схватилась за голову. Поймав сей косматый предмет своими скрюченными пальцами, старушка злобно посмотрела на меня и просипела:

– Ага… Я так и знала, что ты неспроста потащил меня на свою поляну и напоил своим мерзким пойлом!.. Вот, значит, какие твои были черные мысли?!! Ну да ничего, отольются тебе горькие бабкины слезы!!

Я с некоторым удивлением оглянулся на старушку, и та мгновенно сморщилась и застонала, словно мой удивленный взгляд ударил ее в ухо.

Макаронин тоже посмотрел на бабу-Агу и спокойно констатировал:

– Тяжелый похмельный синдром, вызванный неумеренным употреблением слабоалкогольной продукции низкого качества!

– А ты, шшанок, молчи!.. – Мгновенно окрысилась баба-Ага и тут же снова охнула, прижмурилась, но уже в следующее мгновение ее маленькие сердитые глазки снова уставились на меня.

– Все равно тебе с везделетом не справиться… а как уронишь ты его, так вам всем троим конец! Я дальше полечу, а вас дикие звери объедят… – тут она на мгновение умолкла, а затем закончила фразу напевно-мечтательным голосом, – …и косточки ваши сгниют, и мамочки ваши заплачут!..

Это было настолько неожиданно и настолько нелепо, что я невольно улыбнулся и, не отрываясь от управления везделотом, проговорил:

– Бабушка-Ага, нехорошо молодым, здоровым людям пророчить такие страсти…

– А хорошо чужие чугунки воровать!.. – Перебив меня, каркнула старушка. – Да еще перед этим подпаивать законного, можно сказать владельца!..

Поскольку бабка проговорила столь длинную фразу достаточно свирепо и при этом ни разу не поморщилась, я понял, что ее «похмельный синдром, довольно быстро проходит. Не оборачиваясь, я пожал плечам и ответил:

– Никто твоего чугунка не воровал, иначе ты очнулась бы на той самой полянке, где тебя сморила… – я чуть заметно ухмыльнулся и продолжил, – …усталость. Просто, нам надо торопиться, а бросить тебя спящую и совершенно беззащитную рядом с безнадзорным летательным аппаратом мы не решились. Вот и пришлось нам грузить твое бесчувственное тело и своими силами поднимать твой… к-хм… везделет!

Старуха довольно долго молчала, обдумывая, видимо, мое, слишком неожиданное для нее, заявление. Затем она как-то смущенно кашлянула и нерешительно переспросила:

– Это что ж, милок, ты, значит, того… не умыкнул мой чугун-то?..

– Бабуля! – Не выдержал наш блюститель закона. – Ну кто ворует чужую собственность вместе с ее владельцем?! Ну где ты видала таких воров?!!

Баба-Ага зыркнула в сторону старшего лейтенанта острым глазом и недружелюбно ответила:

– А может ты, шшанок, акромя везделета еще и выкуп с меня слупить хочешь?!!

И тут в разговор неожиданно вмешался местный менестрель:

– Бабушка-Ага, не нужен им никакой выкуп!..

«Как он ловко от нас отмежевался!» – С удивлением подумал я, а Володьша тем временем продолжил:

– Они вправду торопятся очень, девушку они догоняют…

– Какую девушку?.. – Мгновенно насторожилась старуха.

Володьша вопросительно посмотрел на меня, а я, после секундного колебания, решил, что возможно имеет смысл рассказать бабке свою историю, и уж во всяком случае это не принесет вреда. Не поворачиваясь к внимательно слушавшей бабке, я коротко рассказал ей, что произошло с Людмилой, и почему я вместе с Макарониным оказался в этом дремучем лесу.

Выслушав меня, старушка неожиданно прошипела:

– Значит, этот паразит опять взялся за свое!!!

– Какой паразит?.. – Не понял я.

– Да шшанок, который щас Змеем Горынычем заделался! – Резко ответствовала старуха.

– А ты, баба-Ага что, знакома с ним? – Поинтересовался Макаронин. – Может, расскажешь тогда, что он из себя представляет?..

– Что представляет!.. Что представляет!.. – Зло передразнила бабка старшего лейтенанта. – Ничего не представляет!! Ничего не представляет!! Нахватался верхушек, да морда наглая, вот и все, что он из себя представляет!!

– Так как же он тогда в Змеи Горынычи проскочил?! – С кривой усмешкой поинтересовался я.

Баба-Ага тяжело вздохнула:

– Это называется «стечение обстоятельствов»… Ну и потом… кое-что он все-таки умеет, с нечистыми, например, разговаривать, в зверей, в уродов разных перекидываться…

– Так он еще к тому же и оборотень!.. – Снова усмехнулся я. – А ты говоришь, ничего не представляет!

– Все равно он – шшанок! – Суровым фальцетом взвизгнула баба-Ага. – И через девок шею себе свернет!!

Тут он стрельнула глазом мне в спину и неожиданно вкрадчивым тоном поинтересовалась:

– Вот ты, к примеру, ежели до него доберешься, что сделаешь?..

– А что мне с ним делать? – Пожав плечами, проговорил я. – Людмилу заберу – больше мне ничего не надо!

– Как же ты ее заберешь, ежели он на твою Людмилу заклятье наложит. Она ж никуда с тобой не пойдет, да и тебя самого-то не узнает!

– Ничего, и заклятье свое он снимет, и Людмилу назад отпустит… – в моем голосе звучала непоколебимая уверенность в то, что я говорил. – …а не снимет свое заклятье, я ему шею сверну!!

– Ну! – Довольно воскликнула баба-Ага. – Я и говорю, шею он себе через девку свернет… Хотя тебе, милок, это мало чем поможет…

– Почему же это?.. – Я невольно обернулся и вопросительно взглянул на старуху. – Разве заклятья и наговоры не исчезают, если их автор… э-э-э… перестает существовать?

– Если перестает – то оно конечно… – подтвердила баба-Ага. – А вот если… как ты сказал?.. Автор?! Так вот, если автор догадается создать из своей плоти, ну скажем, жучка какого, невзрачного, да прилепит к жучку этому частичку своей Силы, вот тогда и получиться, что шею-то ты ему свернул, а он все-таки, как бы и не… того… не перестал существовать! Ищи потом этого жучка или козявочку там какую-то!

Такой замечательный фокус мне в голову, признаться, не приходил! Получалось, что моя задача, казавшаяся достаточно простой, была совсем не так проста!!

А баба-Ага, между тем, рассуждала дальше:

– К тому же еще не факт, что ты вообще доберешься до его… горла. С чего бы это он станет тебя к себе допускать?..

– Тем более, что он уже наверняка знает, что ты идешь по следам этой девчонки! – Неожиданно подал голос Володьша.

– Откуда?!! – Воскликнули мы с Макарониным в один голос.

– Так утром Водяной Шишок оттаял и все про тебя, конечно же, доложил!.. Ну, как ты его… это… оконфузил.

Баба-Ага резко повернулась в сторону заговорившего менестреля и заинтересованно переспросила:

– Он оконфузил Водяного Шишка?!! Это каким же образом?!!

– Да… вот, видишь ли… – начал мямлить Володьша, но, встретившись глазами с бабулей, вдруг заговорил быстро и четко. – Нашего старшего лейтенамта… старшего опера уполномоченного лоскотухи в озеро заманили. А Сорока бросил лейтенамту в помощь огненное кольцо, ну и вроде бы задел слегка лоскотух… Обварил их, конечно. Водяной Шишок пришел разбираться, кто обидел лоскотух. Слово за слово – Шишок сам обиделся и решил волной в Сороку плюнуть! Чуть ли не все озеро в волну собрал да и запустил – прям стена водяная к берегу пошла! А Сорока навстречу волне холод запустил, всю волну в лед и сковало! А Водяной Шишок в этой ледяной стене и застрял. Сорока ему пообещал, что тот до самого утра во льду просидит! Ну так утро-то давно прошло, вот я говорю, что Шишок… того… доложил уж Змею Горынычу, что за девчонкой, которую тот сманил, двое идут!

– А откуда этому… Шишку… известно стало, что мы именно за Людмилой-то идем?.. – Подал свой грубый голос Макаронин.

– Откуда?.. – Володьша посмотрел на старшего лейтенанта. – От Лосихи! Водяной Шишок наверняка, как только растаял, так к Лосихе и двинул – сам ведь видел, у той колодец во дворе.

– А что он у Лосихи-то забыл? – Снова подал голос Юрик.

Володьша быстро посмотрел в мою сторону и пояснил:

– Так Шишок-то к тебе лоскотух подослал по Лосихиной наводке, значит, как только он оттаял, так к ней пошел выяснять, с кем она его… свела. А Лосихе что ж скрывать-то, она, наверняка все ему рассказала!

– Может быть Шишок и не доложил ничего. – Неожиданно проговорила баба-Ага. – Стыдно все-таки признаваться в такой конфузии. Он вполне может попробовать сам посчитаться.

Бабка посмотрела мне в спину и вдруг ласковым голосом пропела:

– Ты, милок-говорунок, теперь воды-то берегись – под дождем не стой, к рекам-озерам ближе чем на тридцать-сорок шагов не подходи, пей воду только долго стоявшую… Глотнешь свеженькой, из колодца, брюхо порваться может!

– Да уж Водяной Шишок меня предупреждал, – ответил я, не оборачиваясь, – но кто предупрежден, тот вооружен!..

– Вооружен!.. – Медленно с каким-то смаком протянула бабка. – Так еще неизвестно, сколь твое вооружение-то сильно! Может Змею и тех «верхушек», что он нахватался, хватит против твоего-то вооружения?!!

– Может и хватит, – усмехнулся я в ответ, – а только…

Но закончить фразу я не успел, именно в этот момент палуба подо мной исчезла… и я, вслед за ней, ухнул вниз. Везделет бабы-Аги враз потерял все свои летные качества и теперь камнем падал с небес на землю. Хорошо еще, что падал он днищем вниз, не переворачиваясь, не кувыркаясь в воздухе. Я буквально растворился в управляющем световом столбе, но тот настолько ослаб, что стал практически неощутим. И все-таки мне удалось почувствовать, что заклинание, вложенное под палубу бабкиного летательного аппарата, словно бы заморожено, или, вернее, парализовано непонятной мне силой!!

Я был настолько занят попытками восстановить контроль над бабкиным чугунком, что не сразу почувствовал еще одно странное и… страшное изменение, а когда понял, что произошло, на минуту буквально окаменел. Вокруг меня не было ни грана привычной уже неупорядоченной, дикой Силы!!! Не понимая, как такое вообще могло произойти, я, тем не менее, мгновенно прекратил свои попытки совладать с лишившимся своих магических свойств, чугунком и начал, используя собственный магический кокон, плести спасительное заклинание. За моей спиной тоненько верещал Володьша, грубо ругался Юркая Макаронина, что-то каркала фальцетом баба-Ага, но у меня ни было и секунды, чтобы оглянуться на своих спутников!!

До верхушек деревьев, на которые мы падали оставалось не больше пятидесяти метров, когда я закончил произносить свое заклинание и хлопнул ладонями по коленям, выпуская его на волю. В то же мгновение чугунок здорово тряхнуло, он накренился и вдруг резко замедлил скорость падения. Затем его тряхнуло еще раз, крен медленно выправился, и по бокам неторопливо опускающегося везделета захлопали ветви огромных серых елей, словно бы поддерживая наш неуклюжий летательный аппарат.

Спустя минуту, донышко чугунка коснулось земли, и хотя сила удара была практически полностью компенсирована моим заклинанием, над лесом взмыл характерный тупой звук, сопровождаемый треском ломаемых ветвей. У меня вдруг возникла уверенность, что наш чугун со всего размаху въехал в сухую почву, обломав попутно ветки с пяти-шести елок!.. Просто мы этого не почувствовали.

А потом наступила тишина, длившаяся, наверное, минут пять!

Наконец баба-Ага гулко кашлянула, словно прочищая горло и совершенно спокойно проворчала:

– Все-таки, он, паскуда, наябедничал Змею Горынычу!..

– Кто – он – паскуда?! – Немедленно поинтересовался Макаронин самым официальным тоном.

– Да этот ваш, Водяной Шишок!.. – Пояснила старушка.

– С чего это ты, бабуля, так решила? – Спросил я, перегибаясь через край чугунка и оглядывая окрестности.

– С того, что Змей Горыныч вас очень быстро отыскал!.. – Внезапно раздражаясь буркнула баба-Ага.

Я быстро обернулся в сторону старухи и внимательно посмотрел на нее, ожидая пояснений. Макаронин и Володьша тоже не спускали с нее глаз.

Баба-Ага обвела нас своими крохотными глазками и, поднявшись на ноги, покачала головой:

– Ну, голубчики, эк вы туго соображаете! Поставить Мертвую Плешь прямо на пути везделета мог только сам Змей Горыныч. Поскольку против меня он ничего не имел, да и вообще, вряд ли без особо важной причины стал бы со мной связываться, значит, причина такая у него появилась, и причина это – вы и есть! Вас он желал угробить, а я так, под руку попалась!! Вот только я что-то не пойму, почему Мертвая Плешь не до конца сработала?.. Везделет должен был сейчас сидеть по горло в земле, а от нас должна была остаться кучка мокрых тряпок!

Тут она посмотрела на меня и задумчиво спросила:

– Ты, что ль, милок-говорунок, постарался?..

Я молча кивнул в ответ.

Бабуля пожевала губами, сплюнула через борт чугунка и почесала щеку:

– Ну, спасибо тебе… Хоть имущество мое спас…

– Я чего-то не пойму… – перебил бабушку старшийлейтенант, – …каким таким образом этому вашему… ну… Змею Горынычу удалось нас выследить в лесу. Положим, Лосиха сказала… этому… Шишку… это ж надо, такую странную кликуху себе взять!.. сказала, в какую сторону мы пошли, но ведь пока Шишок оттаял, да до Лосихи добрался мы могли уйти вообще неизвестно куда!

Баба-Ага неодобрительно посмотрела на Макаронину и сварливо ответила:

– Куда – «неизвестно куда»?!! Коли Змей Горыныч знает кого искать, так тот, кого он ищет, ни в каком лесу не спрячется. Али ты, шшанок, думаешь лес пустой?! Да ту у Змея Горыныча под каждым кустом глаз, под каждой коряжкой ухо!

– Так это что же получается?.. – Чуть оторопело пробормотал Юрик себе под нос. – Это получается, что и сейчас за нами следят?!

Баба-Ага вскинулась было, чтобы достойно ответить «шшанку», но вдруг замерла, приоткрыв рот, а затем быстро повернулась в мою сторону.

– Послушай, а ведь этот твой… опер уполномоченный очень правильный вопрос задал!.. И как это я сама не подумала?!! Вы теперь можете… пропасть!

И, увидев, что я не понимаю, о чем она говорит, старушка быстро продолжила:

– Понимаешь, милок, в Мертвой Плеши никакая нечисть жить не может, потому как Мертвя Плешь начисто уничтожает магическую Силу! Змей Горыныч считает, что разделался с вами, а подсказать ему, что это не так, некому. Вот и выходит, что вы можете спокойно направляться в столицу, а ежели сможете изменить хоть немного внешность, то доберетесь туда без всяких помех!.. – Тут она вдруг запнулась и посмотрела на меня округлившимися глазами. – Слушай, а ты-то сам откуда Силы зачерпнул, чтобы везделет поддержать?!!

– У меня есть свой собственный запас Силы, – откровенно ответил я, – и довольно большой – на десяток хороших заклинаний хватает.

Рот у бабки приоткрылся удивленно-недоверчиво, но она тут же спохватилась, сомкнула губы и покачала головой:

– Да… Такого я еще не встречала…

Она, похоже, собиралась задать мне еще пару вопросов о моих, необычных в ее понимании способностях, однако я перебил ее:

– Бабушка Ага, а насколько обширной может быть эта самая… Мертвая Плешь…

– Хм!.. – Бабка криво ухмыльнулась. – А это, милок, зависит от силы и способностей поставившего ее колдуна. Теоретически…

«Ничего себе! Какие словечки, оказывается, знакомы нашей провинциальной бабушке!..» – В изумлении подумал я, а баба-Ага, между тем продолжала:

– …Мертвая Плешь может накрыть весь Мир, и тогда Магия в мире исчезнет полностью. Более того, даже после того, как Плешь выветрится, магическая Сила в этот Мир уже не вернется. Но, во-первых, Плюралобус Гдемордакрат… это наш Змей Горыныч себя так называет… конечно же не способен на такое мощное волшебство, а во-вторых, оно ему и не нужно было. Чтобы сбросить на землю мой везделет, ему вполне было достаточно поставить ловушку с версту в поперечнике, да и то ему, бедняге, придется теперь неделю отдыхать, сил набираться. Это, кстати, тоже показывает, насколько он хотел от вас избавиться!

Мы немного помолчали, видимо, спрашивать нам друг у друга было больше нечего. Я посмотрел на Макаронина и Володьшу – они явно ожидали моего решения.

– Ну что ж, надо воспользоваться удачно сложившимися обстоятельствами, – улыбнулся я бабе-Аге. – Правда, я рассчитывал добраться на твоем чугу… везделете до самой столицы, но раз не получилось… А ты сама-то, бабушка, с нами вместе отправишься?..

– Нет, милок, – бабка энергично помотала головой, – я тут останусь, около везделета. Плешь-то змеева недолго продержится, глядишь, денька через два-три Сила начнет потихоньку притекать, а мне только бы над лесочком подняться, а там уж я из этого места быстренько уйду.

Я еще раз посмотрел на своих товарищей, а затем улыбнулся бабке:

– Ну что ж, мы тогда… потопаем… не поминай нас лихом, бабушка, и… спасибо за помощь.

Я уже собрался двинуться в путь, но тут старушка выпрямилась во весь свой крошечный рост и с некоторой ехидцей спросила:

– И куда ж это ты, милок-говорунок, топать собрался?..

– Туда же, куда мы и раньше шли – к проезжему тракту, а далее к столице.

– Эдаким-то путем ты до столицы год добираться будешь!.. – Усмехнулась бабка. – Нет, вам надо идти к Мертвяковке… Мертвяки вас, ежели, конечно, захотят, немедленно в столицу… доставят!..

– Кто нас… немедленно… доставит?.. – Осторожно переспросил я.

– Мертвяки! – Чуть раздражаясь повторила бабка. – Если захотят! А чтобы они захотели, передашь им от меня привет! Только разговаривать будешь с самим Первецким… ну, в крайнем случае со Вторецким или Тритецким…

– А как нам до этой… Мертвяковки… добраться-то?.. – Перебил бабу-Агу Володьша. – Я ни разу в ней не бывал, и даже названия такого не слышал…

– А где ты, касатик, в своей жизни бывал, и что ты слышал? – Ласково поинтересовалась баба-Ага и снова повернулась ко мне:

– Двигаться вам надо все время так, чтобы солнце светило вам в спину… К вечеру, к закату, аккурат и доберетесь!

Бабка осмотрелась, удовлетворено кивнула и добавила:

– Солнце вы не потеряете!..

Я оглядел окружающий лес. Действительно, необыкновенно высокие елки стояли довольно редко, так что солнце сквозь их ветки было хорошо видно.

– И вот еще что, – добавила баба-Ага очень серьезным тоном, – с Семецким не связывайтесь, иначе на неделю, а то и на две в Мертвяковке застрянете!

– Какие-то странные имена у этих ваших… мертвяков!.. – Недовольно прогудел Макаронин. – Не имена, прям, а…

– Какие имена?! – Зыркнула на Юрика недобрым глазом бабушка. – Какие у них могут быть имена, ежели они мертвяки?!! Цыфирь им имена – мертвая цыфирь!!

А затем, махнув на старшего лейтенанта рукой, словно бы ставя на нем окончательный крест, бабка снова повернулась ко мне:

– Все, милок-говорунок, шагайте! А мне надо везделет осмотреть, не повредилось ли что при… посадке!..

– Прощайте, бабушка, – я поклонился старухе, – может быть еще свидимся…

– Мир тесен, – буркнула в ответ старуха и снова махнула рукой, – шагайте, может быть и встретимся когда…

Первым на землю спустился Макаронин с практически опустевшим василисиным мешком, следом за ним – Володьша со своими пожитками. Я, перекинув ноги через борт чугунка, посмотрел на бабу-Агу, но та сделала вид, что сильно занята исчезающим световым столбом – пультом управления везделетом. Вздохнув, я скользнул по скобам вниз и махнул рукой ребятам, указывая направление движения.

С полчаса мы шагали молча. Володьша несколько раз оглянулся, но летающий чугунок бабы-Аги очень быстро скрылся за деревьями, так что позади выглядывать стало нечего. Еловый бор, по которому мы шагали, был до странности светел и прозрачен, подлесок практически отсутствовал, так что длинные тени деревьев точно указывали нам направление. Наши ноги уверено ступали по мягкой подушке из сухой прошлогодней хвои, до странности чистой – ни травы, ни сухих веток здесь не было. Птицы перепархивали с ветки на ветку, частенько на серых стволах высоченных елей мелькали серовато-рыжие стремительные белки… А вот магический фон пропал, постоянное, привычно ощутимое давление дикой, неупорядоченной Силы в этом бору полностью отсутствовало.

Наконец Макаронин, шагавший впереди, обернулся и негромко проговорил:

– Интересная какая старушка эта… баба-Ага. И как это я до сих пор ничего о ней не слышал – а ведь думал, что всех старух в окрестности знаю.

– А я ее узнал… – неожиданно подал голос Володьша.

Я невольно обернулся. Абориген шагал справа, чуть позади меня с весьма задумчивым видом. Почувствовав мой взгляд, он тряхнул головой, словно отгоняя какие-то не слишком веселые мысли и объяснил:

– Ну, я говорил, что прежде работал в департаменте слухов и домыслов, так вот в то же самое время эта… бабушка числилась по департаменту крупных неприятностей и не просто числилась, а была агентом первой руки!..

Володьша снова на несколько секунд замолчал, а затем задумчиво добавил:

– Правда, она до странности сильно постарела… Ей сейчас не может быть больше… сорока-сорока двух лет, а выглядит она на все семьдесят, да и росту в ней маловато… – тут он как-то стран вздрогнул и твердо закончил, – …но это, точно, она самая!

– И чем же занималась эта… агент первой руки?.. – Спросил Макаронин.

– Ну… чем занимаются в департаменте крупных неприятностей!.. Устраивала крупные неприятности… за пределами нашего государства.

Старший лейтенант мгновенно остановился и повернулся к Володьше.

– Ты хочешь сказать, эта бабуля – божий одуванчик подпольно вела за границей подрывную работу?!!

– И подпольно, и подкрышно, и подводно, и подземно… – Володьша пожал плечами, словно говорил самые обычные вещи, – …и что характерно, ее ни разу не поймали. Это ж она выкрала и вывезла первого придворного мага Верхнего гуннского королевуса. Я точно это знаю, поскольку сам составлял слух, что мы здесь вовсе не при чем, и распространял его…

– Но если она… такой ценный агент, то почему она шлындрает в своем летучем чугуне над необитаемыми лесами вместо того, чтобы заниматься оперативной работой! – Справедливо возмутился старший лейтенант.

Володьша снова пожал плечами:

– Да наш новый Змей Горыныч эту… улучшатизацию провел – сначала приказ Скрытной работы разделил на три приказа: Внутренних скрытных дел, Внешних скрытных дел и Высшего надзора. Вместо одного прим-дьяка стало три, и все они считали себя в нашем деле главными. Дела делили почти год, а когда разделили, оказалось, что самое важное никому не досталось. Змей Горыныч всех троих убрал и вместо них новых поставил. Ну, новые стали разбираться, как же это так получилось и делиться заново. Еще годок миновал. Никаких серьезных дел конечно же не делалось, а потому старые, опытные людишки разбрелись – кушать сытно всем хотелось и на специалистов скрытных дел спрос всегда был большой. Особенно у тех, кто около живой воды притулился. Вот тогда, наверное, и баба-Ага стала… бабой-Агой!

– А ты стал… музыкантом… – добавил я без всякой вопросительной интонации.

– Ну, в общем-то, да, – согласился Володьша, – хотя я и раньше музыкой серьезно занимался – в нашем деле без абсолютного слуха делать нечего.

– Это в каком «вашем» деле? – Грубо поинтересовался Макаронин, – слухи распускать?! Зачем же для этого абсолютный слух понадобился?!

– А ты попробуй без абсолютного слуха нашептать что-нибудь на ухо медведю, или, там, волку, или хоть, овце! – Обиженно ответил специалист по слухам. – Да так, чтобы они приняли этот шепот за свой разговор! Да так, чтобы все правильно поняли и запомнили!.. Вот тогда и рассуждай!!

– Вот те на! – Оторопел Юрик. – А зачем медведю-то на ухо шептать?!!

– А как же ты слух или домысел к супостату подпустишь?! – С явной ехидцей в голосе переспросил Володьша. – Один только путь – зверью какому-нито или нечисти слушок прицепить да за кордон выпустить, им за кордоном вера!

Больше Макаронин вопросов не задавал, однако остекленевшие глаза и беззвучно шевелящиеся губы показывали, что в голове у Юрика идет напряженная работа – понять и, главное, принять услышанное было для старшего оперуполномоченного очень сложной задачей. Возможно из-за этого он и проморгал появление рядом с нами еще одного аборигена…

Впрочем мы все проморгали это появление, да и как было не проморгать, если секунду назад рядом никого не было, а в следующее мгновение совсем рядом негромко прозвучал густой, хрипловатый бас:

– Куда путь держите, странички?..

Мы все трое обернулись на голос и увидели солидного мужика, одетого в темную косоворотку, поверх которой красовалась жилетка канареечного цвета и темные же штаны. Темные с легкой проседью волосы были расчесаны на прямой пробор, усы и густая короткая борода были аккуратно подстрижены, чуть прищуренные серые глаза смотрели спокойно и твердо. Правый кулак мужика сжимал отполированную ладонью рукоять увесистой дубины, толстый конец которой упирался в землю, рядом с босой ступней. Пальцы на этой заскорузлой ступне были до странности длинными и шевелились, словно бы в… задумчивости!

Быстро оглядев мужика, я дружески улыбнулся и неторопливо ответил:

– Путь мы держим в… Мертвяковку. Надеемся к вечеру дойти.

– А сбиться с пути не боитесь?.. – Ощерился незнакомец в ответной улыбке.

– Нет, не боимся, нам дорогу хорошо объяснили.

Мужичок обежал глазами нашу компанию, заинтересованно прищурился и, делая паузы между словами, поинтересовался:

– И кто же это… такой… знающий?..

– Баба Ага… – Просто ответил я.

Физиономия у незнакомца удивленно вытянулась, свободной рукой он поскреб в бороде и задал следующий вопрос:

– И давно вы с… бабой Агой знакомые?..

И тут вперед выступил Юркая Макаронина. Сведенные брови, суровая складка над переносицей и играющие на скулах желваки ясно показывали, что старший лейтенант намерен в корне прекратить пустопорожние расспросы.

– А вы сами, гражданин, кто такой будете?!!

Мужик внимательно оглядел Юрика, хмыкнул, покачал головой, но ответил все тем же спокойным тоном:

– Я-то?.. Я-то буду… бдитель…

– Кто?! – Недоуменно переспросил Макаронин.

– Бдитель… – повторил мужик.

– Чем занимаетесь?! – Быстро задал следующий вопрос старший лейтенант, стараясь скрыть свое замешательство.

– Ну, чем занимается бдитель?.. – Ухмыльнулся мужик, – …Бдит!

– Да что тут… э-э-э… бдеть! – усмехнулся в ответ Макаронин. – В пустом-то лесу!..

– Как же – в пустом!.. – Враз посерьезнел бдитель. – А кто в этом пустом лесу Мертвую Плешь поставил, всю живность распугал?.. Да и вы вот бродите… ищите неизвестно чего!!

Мужик еще раз оглядел нас посуровевшим взглядом и задал прямой вопрос:

– Ну, что вам здесь надо?!!

Макаронин открыл было рот, чтобы выдать достойный ответ, но я остановил его взмахом руки.

– А вот об этом мы будем говорить только с самим… Первецким!

Ответ у меня, видимо, получился достаточно твердым и… исчерпывающим. Мужик чуть наклонил голову, словно к чему-то прислушиваясь, подумал несколько секунд, а затем неторопливо проговорил:

– Ну что ж, с Первецким, так с Первецким… Пошли!..

Он вскинул дубину на плечо и, развернувшись вправо, шагнул за ближнюю елку, в густоту появившегося подлеска.

Однако я и не подумал идти за ним. Вместо этого, махнув ребятам рукой, я снова двинулся в сторону, указанную бабой-Агой, туда, куда легли наши тени.

Теперь я был начеку и отлично чувствовал, как встреченный нами мужик, отойдя от нас шагов на десять, остановился, увидел, что мы за ним не последовали и после короткой паузы бросился вслед за нами, забирая чуть вправо, видимо, пытаясь нас обогнать. Одновременно с другой стороны также появилось едва уловимое движение, причем двигались двое или даже трое! И кроме того я вдруг почувствовал, что магический фон снова появился и начал быстро нарастать – мы выходили из Мертвой Плеши.

Таким образом мы прошагали минут пятнадцать-двадцать. Говоривший с нами «бдитель» двигался уже метрах в двадцати впереди, а невидимки слева разделились – один из них приотстал и пристроился позади, а двое продолжали сопровождать нас, держась сбоку. Между высоченных, нечасто растущих елей появилась невысокая и не слишком густая поросль молоденьких елочек, тоненьких и каких-то разлапистых рябин, толстая, мягкая хвойная подушка проросла молодыми кустами темной бузины и светлого орешника. Этот подлесок был недостаточно плотным, чтобы в нем можно было спрятаться, и все-таки сопровождавшим нас людям удавалось оставаться невидимыми!

Солнце, по всей видимости, должно было зайти не более чем через полчаса. Солнечные лучи, бившие точно нам в спину, высветили прямо впереди нас широкую заросль каких-то довольно высоких кустов, и в этот момент я почувствовал, что двигавшийся впереди нас «бдитель» на несколько секунд приостановился, и рядом с ним появился еще кто-то… кто-то очень большой. Затем мужик очень быстро отпрянул вправо – можно было подумать, что он… отпрыгнул, и отпрыгнул сразу метров на десять! А вот неизвестный великан остался на месте!!

Спустя минуту, Макаронин, шагавший впереди, как раз начал обходить вставший у нас на дороге куст, как вдруг из-за этого куста выдвинулась огромная, грязно бурая туша. Юрик остановился и чуть попятился, а туша вдруг, словно бы развернувшись, с ревом поднялась на задние лапы и превратилась в совершенно чудовищного трехметрового медведя.

Юрка отпрыгнул назад, едва не сбив меня с ног, и хрипло прошептал:

– Сорока, делай что-нибудь, от этого зверя не убежишь!..

Я лихорадочно перебирал в памяти подходящее заклинание, но никак не мог остановиться на чем-нибудь конкретном… и в этот момент из-за моей спины вынырнул Володьша. Сунув, не глядя, в руки Макаронина свою мандарину, он решительно шагнул прямо под брюхо медведя и… заревел! Причем его рев ничем не уступал реву самого медведя!

Зверюга, видимо от неожиданности, присел на задницу, а Володьша, лихо подпрыгнув, ухватил его за ухо и пригнул голову вниз.

Медведь мотнул своей здоровенной башкой, и на мгновение мне показалось, что наш дорогой абориген отлетит сейчас от зверя шагов на десять и расшибется о какое-нибудь дерево, однако этого не произошло. Напротив, Володьша остался стоят, как вкопанный, в медведь снова рявкнул, но на этот раз как-то жалобно, словно от боли. И сразу же замолчал, потому что наш менестрель начал рычать, пыхтеть, гукать и издавать совсем уж непередаваемые звуки, направляя их точно в ухо ссутулившемуся мишке.

В самом начале Володьшеного «монолога» медведь пару раз попробовал освободить свое ухо, правда достаточно осторожно, а затем замер совершенно и слушал нашего проводника очень внимательно.

Когда Володьша закончил свое внушение и отпустил медвежье ухо, косолапый помотал башкой, словно бы приходя в чувство, а затем снова рявкнул во всю свою мощь. Володьша, отступивший было от зверя, опять шагнул вперед, рявкнул громче медведя, а затем вдруг размахнулся и заехал косолапому кулаком по черному мокрому носу!

Башка у зверюги мотнулась назад так, что он чуть было не повалился на спину. В ответ мишка замотал головой и замахал передними лапами настолько энергично, что я снова испугался за жизнь нашего товарища. Однако тот продолжал спокойно стоять прямо под звериной мордой, и когда медведь чуть успокоился, снова взревел и повторил свой коронный удар.

Медведь вскочил на задние лапы, взмахнул передними… но, как оказалось, он совсем не собирался нападать на своего обидчика. Вместо этого он прикрыл свой бедный нос обеими лапами, согнулся пополам и бухнулся башкой в землю прямо под ноги Володьше.

«Да! – Мелькнуло у меня в голове. – Теперь Володьша ему по носу не попадет!»

Но оказалось, что тот и не собирался больше бить мишку. Наклонившись над зверюгой, музыкант снова начал нарыкивать что-то зверю на ухо. Спустя минуту, медведь распрямился, снова уселся на землю и, продолжая прикрывать передними лапами свой «пятак», начал покачивать огромной головой взад-вперед, словно соглашаясь с рычанием «старшего товарища».

Порычав еще с полминуты, Володьша отступил на шаг, а медведь встал на все четыре лапы и… быстро нырнул за куст!

Володьша шумно перевел дух и с явной хрипотцой проговорил:

– Надо подождать немного…

– Чего ждать?! – С точно такой же хрипотцой в голосе ответил Макаронин. – Бежать надо, пока этот… монстр в… нокауте!!

Володьша как-то странно взглянул на старшего лейтенанта и покачал головой:

– Нет, от сейчас приведет того, кто его послал…

– Куда послал?!! – Не понял Макаронин.

Последовал еще один странноватый володьшин взгляд:

– Нас пугать послал…

– Пугать?!!

Этот вопль Юрика прозвучал лишь немногим тише, чем рев только что покинувшего нас медведя.

– Ну конечно! – Хрипотца в голосе Володьши пропала, и я заметил, что он стал говорить со старшим лейтенантом гораздо спокойнее, словно бы утратив свою прежнюю робость. – Мы же не пошли за ним, так он решил повернуть нас другим способом!

– За кем, за ним? – Снова не понял Макаронин. – Кто – он?!

– А вот сейчас посмотрим!..

«Посмотрим?!!» – Эхом отдалось в моей голове и я мгновенно огляделся. К моему огромному удивлению кустарниковый подлесок меж нечастых высоченных елей стал гораздо гуще и… темнее! Я быстро обернулся назад – солнце зашло! Наши тени исчезли и, значит, мы потеряли направление движения!

В этот момент из-за куста, за которым скрылся мишка послышалось глухое ворчание, а затем растерянный голос, старающийся казаться строгим, произнес:

– Ну ладно, ладно… Покапризничал и будет…

Тут голос как-то странно оборвался и после паузы продолжил гораздо громче и… нервнее:

– И нечего меня толкать, нечего толкать!! Я вот сам сейчас тебя так толкну, что кубарем покатишься!! Эй!!!

Голос оборвался и из-за куста «кубарем» выкатился уже знакомый нам… «бдитель». Затормозив свое движение, он мгновенно вскочил на ноги и… увидел нас. Мужик явно растерялся, быстро глянул в сторону куста, откуда неторопливо появился медведь, снова посмотрел на нас и неожиданно не то спросил, не то констатировал факт:

– Стало быть, среди вас Шептун есть?..

Причем словно «Шептун» он произнес с таким уважением, что стало ясно – это весьма значимая и серьезная фигура!

Поскольку мы ничего на его замечание не ответили, он задал более конкретный вопрос:

– Так, кто Шептун-то из вас?..

Володьша чуть заметно пожал плечами и негромко произнес:

– Ну, я…

Мужик крякнул и, словно бы извиняясь, проговорил:

– А я уж думал никого из вас больше не осталось…

И тут в разговор снова вмешался Макаронин. Шагнув вперед, он самым суровым тоном спросил:

– Так, что же это получается господин-товарищ?.. Обещал нас к… этому… к Первецкому проводить, а сам медведей на нас натравливаешь?!! Или ты думаешь, тебе сойдет с рук натравливание медведей на представителей правопорядка?!!

– А что ж вы не сказали, что среди вас Шептун имеется?! – Развел руками незадачливый «бдитель». – Я б тогда и пробовать не стал!.. И, потом, вы первые соврали!..

– Это когда это мы тебе соврали?!! – Немедленно взревел старший лейтенант. – Думай, что говоришь!!

– Когда, когда… – окрысился мужик, – … а кто сказал, что бабу-Агу знает, я что ли?!!

– Ну, знаем, и что?! Почему ты решил, что это ложь?!

Макаронин от удивления чуть сбавил тон, и этим немедленно воспользовался «бдитель»:

– Почему?!! – Непередаваемо язвительным тоном переспросил он. – Да потому что тот, кто с бабой-Агой познакомился либо навеки упокоился, либо умственно-физически ущербным стал! А вы живы, здоровы и, похоже, вполне нормальны!! Вон, даже Шептун среди вас есть!!

И в его словах вдруг прозвучала такая зависть, что мне поневоле стало смешно.

– А что, Шептун настолько трепетная натура, что должен был обязательно умом двинуться?! – С улыбкой поинтересовался я. – Или он настолько хилый, что должен обязательно окочуриться, увидев эту милую старушку?!

– Ну ты-то точно умом… это… двинулся!.. – Зло посмотрел на меня мужик.

– С чего ты взял? – Удивился я.

– Нормальный человек бабу-Агу «милой старушкой» никогда не назовет!.. – На секунду он замолк, словно что-то вдруг понял, а потом добавил, – …так что скорее всего вы ее просто не видели. А если видели, то вовсе не ее! Возможно вас самих обманули!

Мужик посмотрел на Володьшу, затем перевел взгляд на Макаронина, но со следующим, по его мнению неожиданным вопросом, обратился ко мне:

– Вот скажи мне, веселый человек, баба-Ага пешком шла или на повозке ехала?!

При этом он так хитро прищурил глаз, что мне снова стало смешно. Макаронин хотел снова вмешаться в разговор, но я вовремя подал ему знак, чтобы он молчал.

– Ты знаешь, та баба-Ага, с которой мы свели знакомство не шла пешком, не ехала на повозке… Она, видишь ли… летела в чугунке, увидела, что мы закусываем и спустилась к нам перекусить! Очень голодная, знаешь ли, была!

Физиономия у «бдителя» вытянулась – он явно не ожидал такого ответа. И я воспользовался его растерянностью:

– Так что, дружище, давай-ка, веди нас в Мертвяковку к этому самому Первецкому, а то наш Шептун потолкует сейчас с твоим мишкой… Да, кстати, дай сигнал своим дружкам, которые тоже следом за нами топали… Трое их?.. Пусть выходят, а то мы и за ними медведя отправим!..

Мои последние слова совершенно добили «бдителя». Посмотрев на меня с неким даже ужасом, он пробормотал:

– Как же ты про ребят-то узнал?..

– Топали громко! – Нахально ответил я.

Мужик поскреб затылок, кашлянул в кулак, а затем негромко так, словно бы для себя проговорил:

– Выходите ребята… Нечего по кустам прятаться… И… посох мой захватите, выронил я его.

Рядом с нами, не более чем в восьми-десяти шагах, вдруг выросли три крупные тени. Одна из этих теней, осторожно приблизившись, превратилась в еще одного мужика, который с легким поклоном протянул «бдителю» его здоровенную дубину.

– А ты не представишь нам своих товарищей?.. – Вполне дружелюбно спросил я. Но мужик, бросив на меня быстрый взгляд, пренебрежительно буркнул:

– Чего их представлять, они из третьего десятка…

– Слушайте… – неожиданно заговорил старший лейтенант, – … может быть мы уже пойдем в деревню?!! Жрать ужасно хочется, да и отдохнуть пора – целый день землю топчем!!

«Бдитель» задумчиво взвесил в руке свою дубинку и с коротким вздохом повторил:

– Пошли!..

На этот раз нам не оставалось ничего другого, как только следовать за этим не слишком надежным проводником.

Однако, в правильности взятого им направления мы убедились практически сразу же – обойдя куст, из-за которого на нас напал медведь, мы сразу же увидели далекое желтоватое сияние, подпертое снизу волнистой чернотой кустарника и перечеркнутое черными вертикалями стволов.

Наш новый проводник направился в сторону этого сияния. Шел он молча и довольно быстро, не оглядываясь, словно был абсолютно уверен в том, что на этот раз мы будем следовать за ним. С полчаса странное сияние, к которому мы направлялись, оставалось неизменным, и я уже было решил, что шагать нам предстоит еще очень и очень долго, но как раз в этот момент оно стало быстро вырастать, превращаясь в некое подобие высокого светящегося шатра. А спустя еще двадцать минут мы увидели, что этот взметнувшийся ввысь световой шатер накрывает… небольшую деревеньку десятка в два низеньких, крытых сухой травой избушек, вольно разброшенных по огромной поляне, раскинувшейся в чаще елового бора.

Перед тем, как переступить странно четкую границу ночного мрака и довольно яркого желтоватого свечения наш проводник на секунду приостановился и, полуобернувшись, буркнул:

– Ко мне пойдем… Первецкого сейчас в Мертвяковке нет, так что переночуете у меня, а завтра видно будет.

– Господин Пятецкий… – Обратился к нашему проводнику один из его молчавших доселе товарищей, – …а нам-то что делать?..

– А вы немного… погуляйте, – проговорил Пятецкий, не глядя на спрашивающего, – я щас наших… гостей устрою и вернусь!..

И он шагнул через границу тьмы и света и словно бы растворился в этом свете, стал совершенно невидим. Ребята мои чуть замешкались, и я первым последовал за провожавшим нас мертвяком. Едва я оказался на освещенном пространстве, как сразу же вновь увидел Пятецкого. Тот стоял шагах в пяти от границы, явно дожидаясь, когда наша троица пересечет ее. В следующее мгновение из ночной тьмы вынырнула здоровенная фигура Макаронина с чуть встревоженными глазами, а за старшим лейтенантом появился и Володьша, сын Егоршин, настороженно озирающийся по сторонам.

Пятецкий, смерив нас оценивающим взглядом, повернулся и молча потопал в сторону одной из избушек.

Подойдя к домику, он оглянулся, чтобы удостовериться, что мы рядом, толкнул низенькую дверь и пробормотал, шагнув в темноту:

– Ну, вот и пришли… гости дорогие…

И не было в его словах угрозы, однако странный холодок пробежал по моей спине.

Как только хозяин переступил порог, внутри дома зажегся мягкий желтоватый свет, озарив небольшие низенькие сенцы. Справа я увидел крошечные, торчащие из стены рожки и не сразу понял, что это вешалка. В противоположной от входа стене была устроена небольшая дверца, ведущая, по всей видимости, в главную комнату дома, а слева я совершенно неожиданно увидел огромное, голубовато светящееся зеркало в толстой и широкой резной раме темного дерева.

Пятецкий, не задерживаясь в сенях, толкнул маленькую дверку и шагнул в комнату, я последовал за ним, но он вдруг остановился и, не оборачиваясь, громко произнес:

– А вот туда соваться не надо!! Мне не хочется тебя потом по всему лесу разыскивать!!

Я быстро оглянулся. Рядом с зеркалом переминался с ноги на ногу Макаронин и вид у него при этом был такой, словно он заглянул в какое-то очень… интимное место.

Однако, услышав требование хозяина дома, старший лейтенант отпрянул от светящегося стекла и быстро двинулся в комнату, а за ним последовал и Володьша, но я увидел, как и он бросил быстрый взгляд в глубину зеркального свечения.

Пятецкий, между тем, шагнул вправо к большой русской печке, притулившейся в углу, одновременно махнув рукой в сторону середины комнаты, где разлапил свои толстые, плохо оструганные ноги обширный стол:

– Садитесь, гости… дорогие, щас я вас ужином накормлю… – как-то не слишком радушно проговорил хозяин, но мы, не сговариваясь, решили не придавать значения этому отсутствию радушия – в конце концов ему от нас досталось и физически и морально!

Чинно рассевшись по лавкам, окружавшим стол, мы принялись внимательно наблюдать за хозяином, шуровавшим в печи ухватом. Сначала Пятецкий с помощью этого, столь распространенного в данной местности приспособления, выволок на шесток большой… чугунок. Сдернув с чугунка крышку, он понюхал содержимое и принялся разливать варево по глубоким мискам, стопочкой стоявшим на шестке. Прежде чем перенести наполненные миски на стол, хозяин задвинул чугун обратно в печь, достал с полки начатый каравай темного хлеба и отполосовал от него три приличные краюхи. Через минуту и хлеб и миски с варевом были водружены на стол вместе с небольшой деревянной солонкой и тремя деревянными же ложками.

Ложки и хлеб мы быстренько разобрали, Володьша тут же приник к своей миске, а я поинтересовался у хозяина:

– А сам что же, не собираешься ужинать?..

– Мне еще по бору побродить надо… – как-то нехотя ответил мужик, – …посмотреть, не натрясло ли еще кого на наши головы… вернусь, тогда и поужинаю.

И тут же подал голос представитель органов правопорядка:

– Слышь, хозяин, а горло промочить… перед ужином у тебя ничего не найдется?..

Пятецкий внимательно посмотрел на Юрика и отрицательно покачал головой:

– Нет… Было у меня с флягу медовухи, да я ее с собой в бор взял… всю выпил…

– А что, и магазина в вашей… этой… Мертвяковке… нет?.. – Не унимался старший оперуполномоченный.

– Нет… – Снова покачал головой хозяин, – … был кооповский, да закрыли его уж как с год… Теперь сами… к-хм… обходимся.

– Ну так значит можно достать?!! – Макаронин даже приподнялся со скамьи, словно собирался немедленно бежать, куда скажут, но Пятецкий, задумчиво поскребывая бороду, осадил Юрика:

– Может что у Восьмецкого осталось, но он уже наверняка дрыхнет, а будить его никак нельзя… К Семецкому сходить… так он все равно не даст…

– Почему не даст?! – Обиженно поинтересовался Юрик.

– Он на вынос не дает, говорит – градус из избы вынесете, хотя, какой там градус, так… полградусника!

– Ну так, может быть, я с ним… того… присяду на минутку… Составлю человеку компанию!

Пятецкий глянул на Юрика странным, шальным глазом, крякнул и энергично помотал головой:

– Нет, ты лучше завтра с утра к нему сходи… Он утром… того… очухается, так с ним спокойно можно будет договориться.

Юрик разочарованно уткнулся в свою чашку и принялся меланхолически поглощать предложенный хозяином харч.

Пятецкий с минуту наблюдал за тем, как мы хлебали его похлебку, а затем тряхнул головой и направился к выходу из избы. В дверях он приостановился и негромко проговорил:

– Поедите, посуду сполосните и поставьте на шесток. Спать полезайте на чердак, там и тюфяки свежие имеются, и воздух вольнее…

Он кивнул головой, указывая на небольшой люк в потолке, а затем вышел из комнаты, плотно притворив дверь.

И тут на меня как-то сразу навалилась усталость. Сказывалось и то, что предыдущую ночь нам не удалось выспаться, и то, что чуть ли не целый день пришлось шагать по лесу.

Быстро прикончив хлеб и похлебку, я встал из-за стола и пошел осматривать указанный хозяином лючок. Открывался он странно – не вверх, а вниз, в комнату и держался на обычной деревянной вертушке. Подтащив к люку скамью, я повернул вертушку и откинул люк, из которого неожиданно выехала легкая деревянная лесенка. Не оглядываясь на ребят, я поднялся наверх и оказался на просторном чердаке, чуть подсвеченном струящимся снаружи желтоватым сиянием. Огромный тюфяк, набитый свежим сеном я отыскал довольно быстро и, подтащив его поближе к маленькому окошку, с наслаждением бросил на него свое уставшее тело.

Минут через пять наверх забрался Володьша, и я видел, как он устраивается на выбранном тюфяке, а затем… сон накрыл меня темным покрывалом, сквозь которое до моего слуха донеслось неразборчивое ворчание трезвого Макаронина… Но что именно он ворчал, я уже не помню!

Разбудил меня горячечный шепот Володьши:

– Сорока!! Сорока, просыпайся!! Да просыпайся же, тебе говорю!!!

Я разлепил веки и прямо перед собой увидел глаза нашего менестреля, расширенные просто-таки до невозможных пределов! Увидев, что я проснулся, Володьша с облегчением вздохнул и заговорил все тем же быстрым напряженным шепотом:

– Слушай, Сорока, твой старший… лейтенам… который… опер, ушел уже часа два назад! Сказал, что быстро вернется и до сих пор нет… А только что я видел… – он быстро развернулся и ткнул пальцем в сторону светло сереющего окошка, – …вон в то окно, как уполномоченный прошел в дальний… совсем дальний дом, похожий на сарай, из которого идет дым!!

Сын Егоршин на секунду замолчал, словно ожидая от меня наводящих вопросов, но, поскольку я с ними не торопился, он продолжил, подпуская в свой шепот трагизма:

– И с ним рядом шел какой-то маленький… мертвяк!!!

– Ну и что?.. – Индифферентно поинтересовался я. Меня, право, в этот, по всей видимости, ранний час мало интересовали похождения энергичного Макаронина.

– А вдруг это был… Семецкий!!

– Ну и что?.. – Не меняя тона повторил я свой вопрос.

– Так!.. – Задохнулся Володьша. – Так ты что, не помнишь?!! Баба-Ага говорила нам, что б не связывались с Семецким!! Иначе на две недели застрять здесь можем!!

Я резко сел и внимательно посмотрел на встревоженную физиономию музыканта. В голове у меня вдруг мелькнула несуразная мысль: «А он, похоже, тоже в столицу торопится!..», но возникшая тревога мгновенно вытеснила ее. Баба-Ага действительно говорила про Семецкого!

– Ну что ж, пойдем, посмотрим, с кем там наш дружок закорешился!

На дворе было прохладно. Желтоватое сияние, окутывавшее поляну, на которой стояла Мертвяковка, исчезло, его стер мутновато-серый рассвет, подошедший уже к самому восходу солнца. Маленькие домики деревни были разбросаны по поляне без всякого «генерального» плана и даже привычной дороги, которая пересекает любую деревню отсутствовала на этой поляне. И в тоже время, домики были до странности похожи один на другой, словно их ставил какой-то один, не слишком талантливый строитель. У дальней опушки поляны действительно виднелся домик, больше похожий на сарай, из высоких оконных проемов, лишенных рам, действительно выбивались довольно густые клубы дыма.

– Вон!! Вон… туда вон наш уполномоченный поперся!! – Тыкал Володьша пальцем в сторону дымящего домика.

Я с самым сосредоточенным видом двинулся в сторону странного сарая, и, поскольку умыться я не успел, физиономия у меня была достаточно зверской.

Мы пересекли поляну из конца в конец, не встретив ни одного… мертвяка, и метрах в пяти от цели услышали басовитый голос Макаронина:

– Ух! Давай, давай! Ух! Наддай, наддай!!

«Чем же это Юрик там занимается?! – Удивился я. – Да еще с таким азартом!»

Спустя всего десяток секунд я это увидел.

Внутри самой обычной деревенской кузни голый по пояс старший лейтенант с уханьем, пыхтением и уже слышанными нами выкриками тянул за веревку, перекинутую через подвешенный к потолочной балке блок. Другой конец веревки был прикреплен к верхней раме здоровенных мехов, нагнетавших воздух в кузнечный горн. Рядом с горном стоял мужичок чуть повыше Макаронина ростом, от короткой бороды до колен прикрытый толстым кожаным фартуком. В правой руке у него были солидные клещи, и этими клещами он что-то пошевеливал в малиново светящихся угольях.

Остановившись в лишенном двери входном проеме, я с некоторым удивлением рассматривал открывшуюся передо мной картину и вдруг услышал высокий, чуть хрипловатый мужской голосок:

– Давай, давай, гость дорогой! Выкажи свое мастерство!!

Голос этот раздавался из плохо освещенного угла, однако мгновенный оранжевый всполох в горне позволил разглядеть мне невысокого, худенького, лысоватого мужичка, устроившегося на куче покореженного металлолома. Одет мужичок был в самые обычные широкие штаны и свободную без опояски рубаху, но вид при этом имел самый необычный. Дело в том, что его левая рука от плеча до запястья была зажата вместе с рукавом между двух узких дощечек, обмотанных широким, длинным, белым лоскутом. В энергично размахивающей правой руке он держал тяжелый и неэлегантный, но отполированный, похоже, ладонью костыль, а его согнутая в колене правая нога была также замотана тряпками, уже довольно грязными тряпками, под которыми угадывались лубки. На голове мужика красовался меховой треух, из-под которого выглядывала… белая повязка.

На наше с Володьшей появление перебинтованный мужик никак не реагировал, поскольку был всецело увлечен происходящим у горна.

В этот момент кузнец гулко выдохнул: – Довольно!.. и выхватил их горна довольно длинный, раскаленный стержень и перенес его к стоящему за его спиной верстаку. Быстро укрепив один конец стержня в довольно сложном кондукторе, он начал осторожно навивать разогретый стержень на неподвижную втулку кондуктора.

Через пять минут, когда стержень потерял свое яркое свечение, его середина превратилась в цилиндрическую спираль необыкновенно точной формы. Сунув освобожденное из кондуктора изделие, под нос Макаронину, кузнец басовито поинтересовался:

– Ну?.. Ты такую штуку хотел?..

– Отлично! – Ответил Юрик и протянул руку за спиралью, но кузнец мгновенно швырнул ее в большую бочку, стоявшую почти у самого входа.

Макаронин проследил взглядом за ее полетом и наткнулся взглядом на наши с Володьшей неподвижные фигуры.

– О! Сорока, привет, уже встал!

Восклицание Юрика было искренне доброжелательным, но, пожалуй, чересчур восторженным.

– Привет, привет… – Стараясь быть спокойным, проговорил я. – Чем занимаемся?..

– Да тут, понимаешь, такое дело! – Восторг Макаронина несколько поутих, зато прорезалась некая деловитость. – Помнишь, вчера вечером Пятецкий сказал, что к Семецкому лучше подойти утром… Ну… ты знаешь за чем!..

Я кинул, показывая, что догадываюсь о чем идет речь.

– Так вот я с утра и двинул к Семецкому!.. – Старший лейтенант кивнул в сторону забинтованного мужичка. – Вон к нему! А у него, кроме бражки… ну мы пробовали такую, ничего нет!! Слово за слово, разговорились мы, и ты знаешь, что оказалось?!

– Что?.. – Задал я ожидаемый вопрос, хотя на самом деле меня это не интересовало.

– Они не умеют гнать самогон!! – Как некое высшее откровение выдал Юрик, широко распахнув глаза.

– Ну и что, – я пожал плечами, – может быть им вполне хватает казенной водки!

– Да нет у них никакой водки!! – Чуть ли не взвизгнул Макаронин, явно обиженный моей непонятливостью. – Нет!! Они делают либо… эту… медовуху… ну, бражку, которую мы вчера пробовали, либо пиво – тоже, кстати, дрянь порядочная. Самый хороший напиток, какой они знают, это какая-то… живая вода, но ее, оказывается, очень трудно найти. Кстати, Первецкий отправился как раз за живой водой, вроде бы где-то недалеко открылся новый источник, и он хочет попользоваться, пока Змей Горыныч на него лапу не наложил!

Тут он как-то запнулся, задумчиво скосил глаза и добавил:

– Вот только я не могу понять, как можно водку заменить водой?..

– Ну хорошо! – Оборвал я тяжелые размышления работника родной милиции. – Ты-то тут причем?!!

– Ну, как же?!! – Удивился Юрик моей непонятливости. – Надо же людям помочь!!

– Чем помочь?! – Снова не понял я.

– Ну… Научить, как из их пойла… из этой… медовухи, можно сделать напиток богов!!

– Так ты что, самогонный аппарат что ли мастеришь?!! – Наконец-то догадался я.

– Ну! – С довольной улыбкой подтвердил старший лейтенант милиции. – А барды… ну, этой… медовухи… у Семецкого литров триста имеется!!

– И ты считаешь эта наука им необходима?.. – С сомнением переспросил я.

– А как же! – Горячо отозвался Юрик. – Представляешь, Семецкий мне сказал, что чтобы забалдеть ему надо выпить не меньше пяти литров медовухи! И это в лучшем случае!..

– Да? – Удивился я. – А Володьша с бабой-Агой свалились гораздо быстрее…

– А, слабаки! – Пренебрежительно махнул рукой оперуполномоченный. – Настоящему любителю этого дела, – он мазнул ребром ладони под скулой, – выпить буквально нечего!! Да и закусить сложно, пять литров принять, а потом еще закусывать – это ж какое брюхо надо иметь?!

Я невольно взглянул на тщедушного Семецкого – действительно, при его габаритах после пяти литров мутной сладковатой жидкости о закуске ему и думать было нечего.

В общем, позиция и стремления Макаронина мне были понятны, и я даже где-то им сочувствовал, однако и сомнение мое было велико.

– Но ты помнишь, мы торопимся! – Высказал я это сомнение.

– Да помню я!.. – Макаронин даже руки к груди прижал. – Только Первецкого все равно в деревне нет, его только к вечеру ждут.

– А Вторецкий, Тритецкий?.. Баба-Ага говорила, что они тоже могут помочь.

– А Вторецкий в столице, дела ладит, – раздался рядом со мной неожиданный фальцет Семецкого, – а Тритецкий без Первецкого и Вторецкого ничего делать не будет… Трус он у нас!

Я оглянулся на голос.

Семецкий стоял уже рядом с нами. Как он подошел я, увлеченный разговором с Макарониным, не заметил. Мужичок ловко опирался на костыль, словно тот был частью его тела, и добродушно, с хитроватым прищуром улыбался мне в лицо, а пальцы затянутой в лубок левой руки беспокойно шевелились, как будто пытались что-то пощупать, но не могли до этой вещи добраться.

– Значит, придется ждать Первецкого… – задумчиво проговорил я, разглядывая лысоватого аборигена.

– Придется… – все с той же улыбочкой кивнул тот.

– Ну что ж, – вздохнул я, – тогда пойдем, хотя бы умоемся.

Когда мы с Володьшей вернулись к домику Пятецкого, хозяин встретил нас на пороге. Выглядел он вполне выспавшимся, отдохнувшим и, похоже, зла а нас за вчерашний вечер не держал. С улыбкой посмотрев на Володьшу, он неожиданно попросил:

– Слышь, Шептун, ты мне не поможешь?..

– А что надо? – Переспросил Володьша.

– Да медведя моего обратно в бор прогнать. Не знаю уж что ты там ему нашептал, только он сидит на опушке и не уходит, похоже вас дожидается.

Володьша вопросительно посмотрел на меня, словно спрашивая разрешения, но Пятецкий расценил этот взгляд, как сомнение и принялся уговаривать сына Егоршина:

– Для тебя ж это пара пустяков, а медведя жалко… Сидит он совсем рядом с деревней, а наши охламоны запросто его обидеть могут, особенно вечером.

– Это почему же «особенно вечером»? – Удивленно спросил я.

– Ну, днем-то заняты все – дела-работа, а вечером, как… того… отдохнут немного, так и пойдут бузотерить. Если мишка под руку попадется – жди беды, изуродуют медведя!

– Это кто ж у вас медведя способен изуродовать?! – Изумился я.

– Да хоть тот же Семецкий!.. – Воскликнул «бдитель». – Этот, как десяток кружек медовухи примет, так просто удержу не знает, хоть вяжи!

– Ну, сегодня он вряд ли сможет на подвиги отправиться… – Усомнился я. – Со сломанными конечностями и забинтованной головой не много… набузотеришь!

– Ага, плохо ты его знаешь, – с кривой ухмылкой ответил Пятецкий, – когда у него что-нибудь сломано, он вообще звереет!

– Да что вы спорите, – подал голос Володьша, – пойдем лучше к мишке…

Пятецкий мгновенно развернулся и, махнув Шептуну рукой, молча двинулся в сторону леса. А я остался стоять возле открытых дверей дома.

Переступив порог, я оглядел комнату. На лавке, рядом с входом стоял небольшой, но глубокий деревянный ушат, а рядом с ним ведро с удивительно чистой водой и длинный кусок белого полотна. Было ясно, что наш хозяин приготовил все это для нашего умывания, и я решил воспользоваться его заботой, тем более мне было просто необходимо прогнать остатки сна. Мои ладони сами собой потянулись к ведру и погрузились в прохладную влагу. Наклонившись над ушатом, я плеснул горсть воды себе в лицо и с удовольствием ощутил, как быстрые холодные капли побежали от висков и лба к подбородку. Зачерпнув полные ладони, я приподнял крошечное прозрачное озеро и, не закрывая глаз, погрузил в него лицо…

И вдруг вода в моих руках превратилась в странную тягучую массу, напоминающую… прозрачный латекс! Я попытался оторвать ладони от лица, и мне это удалось, но вода словно бы приклеилась к коже, стягивая ее, а между лицом и ладонями протянулись тонкие клейкие нити, рвавшиеся с неприятным хлюпающим звуком. Инстинктивно я сунул обе руки в ведро, надеясь смыть с них эту гадость, но и там была все та же густая и клейкая субстанция. И тут я понял, что… задыхаюсь! Нос и губы были намертво заклеены застывавшей прозрачной дрянью, руки, погруженные в ведро, оказались скованными, и мои попытки вырвать их приводили только к тому, что ведро поднималось вместе с руками!

Я в отчаянии оглядел комнату. Стол, за которым мы вчера ужинали, покрывала чистая скатерть, и по ней были расставлены чашки и кружки, разложены ложки и ножи, видимо хозяин дома собирался пригласить нас к завтраку. А сам завтрак находился по всей видимости в печи – ее заслонка стояла на полу и в открытой топке весело плясало небольшое пламя, чуть загороженное темным чугунком. Мой взгляд скользнул к открытому дверному проему, и я увидел вдалеке Макаронина, шагавшего бок о бок с маленьким Семецким из кузни, однако, позвать их на помощь я не мог, рот был залеплен намертво!

Грудь моя горела огнем, требуя свежего воздуха, но сделать хотя бы маленький глоток я не мог. И тогда, шагнув к двери, я рванулся всем телом и швырнул висевшее на моих руках тяжеленное деревянное ведро о дверной косяк. Ведро глухо треснуло, но выдержало этот удар. Я еще раз размахнулся и повторил свой бросок. Ивовая стяжка лопнула, и клепки ведра рассыпались, оставив на моих руках прозрачный, застывший цилиндр. Я тупо смотрел на эту превратившуюся в стекло воду и вдруг в ее глубине проявилась огромная голова, заросшая густым, черным в зелень волосом. Сквозь волосяную маску проблеснули крошечные багровые зрачки, и в моих ушах раздался торжествующий шипящий голос:

– Что, колдун, попался?!! Тяжела моя водичка?!!

В глазах у меня потемнело, колени подогнулись и я, уже не соображая, что делаю, метнулся к печке, собрав остатки сил, вскинул оттянутые застывшей водой руки и… сунул их в топку!

Глухо звякнул опрокинувшийся чугунок, что-то зашипело, а затем раздался жуткий рев, словно кто-то тяжко прощался с жизнью или… лопнул паропровод высокого давления. Устье топки дохнуло мне в лицо горячим туманом, и меня отбросило на пол, ударив головой о выскобленные доски. В глазах у меня померкло и…

Я пришел в себя оттого, что кто-то осторожно толкал меня в плечо, но не торопился открывать глаза, вяло прислушиваясь к своим ощущениям. Мои руки и лицо были мокры, однако никакой липкости, тяжести я не чувствовал, наоборот, овеваемо едва заметным сквознячком мокрое лицо было необыкновенно легким, словно… обновленным!

Медленно, осторожно открыв глаза, я увидел перед собой побеленный фасад печки, перечеркнутый наискосок безобразной рваной трещиной…

«Интересно, откуда взялась трещина?.. – Вяло подумал я. – Это с какой же силой надо было ударить по печке?»

И тут же, над моей головой, как бы эхом моей мысли, едва слышно прошелестело:

– Смотри, он глаза открыл…

«Интересно, кто открыл глаза… – протянулась в моей голове новая вялая мысль, – …и… зачем?..»

– Думаешь, он пришел в себя?.. – густым шепотом ответил совершенно другой голос.

Мне вдруг стало неинтересно. Я снова закрыл глаза и услышал тот же густой шепот:

– А может, все-таки, побрызгать на него водичкой?.. Я тебе говорю, он сразу очнется!..

– Нет!! – Быстро отозвался первый все тем же, едва слышным шепотом. – Ни в коем случае!! Я думаю, что из-за… «водички» здесь все так и разворочено!..

– Да причем здесь водичка… – не согласился басовитый шепот, – сам же говоришь – он колдун. Наверняка что-то не так наворожил, вот и долбануло!..

После этого глубокомысленного замечания последовало недолгое молчание, а затем первый шепот предложил:

– Давай-ка перенесем его в постель.

Меня качнуло с боку на бок, чуть приподняло, и я поплыл… поплыл… поплыл…

Во второй раз я пришел в себя так, словно вынырнув из… небытия. Голова была совершенно ясной, я чувствовал себя хорошо отдохнувшим и… очень голодным. Открыв глаза, я понял, что проспал… вернее пролежал без сознания довольно долго, поскольку на деревеньку Мертвяковку явно опускался вечер – в комнате было сумрачно.

Чуть повернув голову, я увидел, что на лавке около стола, спиной ко мне, ссутулившись, сидит Володьша. Едва мой взгляд упал на его согнутую спину, как он быстро распрямился, повернулся ко мне лицом и тут же поднялся с лавки.

– Ну что, Сорока, как ты?!! – Проговорил он, направляясь в мою сторону, и в его голосе звучала такая неподдельная тревога и заботливое сочувствие, что мне вдруг стало даже как-то неудобно. Я приподнялся, собираясь сесть на постели, но Шептун был уже рядом со мной. Положив мне на грудь ладони, он заставил меня снова лечь и торопливо проговорил:

– Нет-нет, ты лежи!.. Тебе не надо вставать!..

– Да все со мной в порядке! – Громко возразил я, снова пытаясь сесть. – Ты лучше скажи, Первецкий вернулся или еще нет?!

Володьша отрицательно помотал головой:

– Нет, но скоро должен быть…

– А где хозяин дома и… наш старший лейтенант?..

Мне все-таки удалось сесть, и, увидев, что я действительно в порядке, Володьша немного успокоился:

– Так все… вся деревня у Семецкого собралась!.. Там наш… э-э-э… старший лейтенам еще утром запустил какую-то диковинную машину… с огнем и водой. А часа два назад Семецкий бегал по деревне, сзывал народ… с едой. Все пошли… Пятецкий тоже взял буханку хлеба, окорок, маленькую кадку с грибами и отправился…

Сын Егоршин махнул рукой в сторону дальнего конца деревни.

– Так, может, и нам туда отправиться?.. – Предложил я. – Мне что-то есть хочется, да и посмотреть, что за цирк устроил там Юркая Макаронина стоит.

– А ты уверен, что сможешь… э-э-э… пойти?.. – С сомнением поинтересовался Шептун.

Я сполз с кровати и встал на ноги, никаких болезненных явлений не наблюдалось. Прислушавшись к себе, я удовлетворенно кивнул и твердо произнес:

– Уверен! Пошли!

Мы вышли во двор, и Володьша, обогнув угол домика, направился в сторону дальней опушки деревенской поляны. Я шел следом за Шептуном и удивлялся – между домами не было видно ни одного человека, хотя время для прогулок и отдохновения от дневных трудов было самое подходящее. Правда, со стороны домика, обосновавшегося на той самой опушке, к которой мы направлялись, доносился неясный гул голосов. Постепенно я начал различать отдельные выкрики, а затем и улавливать смысл этих выкриков.

– …сидеть здесь и ждать неизвестно чего?!! – Рокотал чей-то мощный бас. Ему вторил визгливый фальцет:

– Нужно сломать дверь и посмотреть, чем там занимается этот… колдун!! Хватит его слушать!..

– Или пусть хотя бы вынесут нам пару кувшинов медовухи!.. – Перебивался фальцет конструктивным баритоном. – Тогда можно и еще чуток подождать!..

– Нечего ждать!!! – Перебивал баритон мелодичный и необычайно напористый тенор. – Сломаем дверь и сами возьмем медовухи!!

– И не два кувшина, а столько сколько нам надо!! – Сливался с тенором хриплый, требовательный голос с совершенно неопределимым тембром. – Зря что ли харч тащили?!!

«Так, – подумалось мне, – митинг в самом разгаре, однако резолюция еще не выработана! Пожалуй, надо поспешать!»

Мы были совсем рядом с домиком, из-за которого доносились крики, как вдруг раздался спокойный, интеллигентный голос, показавшийся мне знакомым:

– Тихо, друзья!.. Щас мы вам все покажем и дадим попробовать!! Только я что-то не вижу обещанную закуску!..

Гул голосов значительно усилился, и снова стал совершенно неразличим. Зато в этот гул начали вплетаться другие звуки – постукивания, позвякивания, покрякивания, присвистывания и даже отлично слышимые похрустывания.

В этот момент мы с Володьшей обогнули домик и вышли на небольшое пространство, ограниченное стеной дома и деревьями близкого бора. Именно здесь располагался довольно широкий и длинный стол с двумя длинными скамейками, на которых расселось человек двадцать мужиков, рывшихся в разнообразного объема мешках и выставлявших на стол… богатющую закусь! А в открытых дверях домика, опираясь на костыль и прижимая к себе перевязанную руку, стоял маленький Семецкий и с довольной рожей наблюдал за «сервировкой» стола.

– Мы, кажется, попали как раз вовремя! – С глубоким удовлетворением пробормотал Володьша и, обогнав меня, двинулся к столу.

Между тем мешки и торбы у мужиков опустели, и сразу же посыпались вопросы, обращенные к хозяину дома.

– Слышь, Семецкий, чем поить-то будешь?.. – Раздался первый, дрожащий от нетерпения голос.

– Я слышал, он какую-то необыкновенно вкусную медовуху сварил… На корнях бузины, в которую ударила молния! – Последовал немедленный ответ с противоположного конца стола, но «слышавшего» не поддержали.

– Это где ж это ты слышал, что б в бузину молния ударила?! – Донесся усмешливый голос. – Да и станет тебе Семецкий в угольях рыться!.. Он скорее овечьи катыши в бражке замочит, чтоб… вкуснее была!

Это предположение было встречено всеобщим одобрительным хохотом – мужики явно считали, что оно достаточно достоверно. Однако нашлись и сомневающиеся:

– Нет… – Прогудел хрипловатый бас Пятецкого от ближнего конца стола, – …если бы Семецкий катыши замочил, он не стал бы требовать, чтобы мы принесли закусь!! – Он сделал паузу, и над столом повисла выжидательная тишина. – У него тогда закусь прямо в бражке была бы!! – Закончил «бдитель» и мужики грохнули хохотом.

Семецкий продолжал стоять в дверях своей хатенки и с довольной улыбкой слушал подначки своих соседей, явно ни на кого и ни на что не обижаясь. Его улыбка была широка и доброжелательна.

Когда хохот намного поутих, Семецкий покачал головой, вытер рукавом нос и проговорил:

– Никакой медовухи или бражки, ребята, не будет…

И снова на стол упала тишина, только теперь она была растерянной, но быстро наливающейся гневом. Впрочем маленький хозяин не дал этому гневу выплеснуться:

– Вы ж знаете, Пятецкий ночью привел из леса троих чужаков. Так вот, эти… трое из леса… вернее, один из троих из леса… – начал он свои, несколько запутанные объяснения, – …тот которого зовут… э-э-э… старший лейтенам, сказал, что может превратить медовуху в какое-то совершенно обалденное пойло!.. Ну, я и согласился… того… попробовать. Старший лейтенам Макаронина сварганил на нашей кузне такой странный, но очень волшебный аппарат, а я отдал ему свою медовуху…

Закончить ему не дали, самый нетерпеливый из мужиков неожиданно охнул:

– Всю?!!

– Всю, – лучезарно улыбнулся в ответ Семецкий, – он сказал, что чем больше будет… этой… ну как его… – он засучил пальцами правой руки, вспоминая термин, употребленный Юриком, и вдруг вскинул руку вверх, вспомнив, – …барды, тем вкуснее будет его напиток. Обосновался он в моем чулане и только что сообщил, что почти все готово. Так что щас будем пробовать!

По лицам мужиков, обсевших стол, я понял, что они мало поверили в способность Макаронина превратить семецкую медовуху во что-нибудь более… «обалденное». Но высказать свои трепетные сомнения они не успели – Семецкого сзади легонько толкнули, и из дома донесся довольный Юркин голос:

– А ну-ка, пропусти!..

Хозяин дома быстро посторонился, и в дверном проеме появился огромный, литров на десять кувшин с широченным горлом. Его вертикальные, как у греческой амфоры ручки, сжимали здоровенные макаронинские кулаки.

Кувшин перевалил через порог, а следом за ним на свет божий вышел и сам Макаронин, по его слегка покрасневшей и весьма довольной физиономии я понял, что опыт с семецкой медовухой прошел вполне успешно. Юрик с высоты своего роста оглядел замолчавший двор и, заметив меня около стола, довольно гаркнул:

– Горит, Сорока!.. Синим пламенем горит!!

Никто из собравшихся, кроме, конечно, меня не понял что именно горит, но этот вопль полного удовлетворения вызвал в присутствующих ответную положительную реакцию – мужики сдержано, но одобрительно загудели.

Макаронин в три шага достиг стола, водрузил на него свою посудину, махнул по лбу рукавом рубахи и гаркнул во все горло:

– Ну, кто первым пробовать будет?!

Мужики смущенно молчали, но из-под локтя Макаронина вынырнул Семецкий и с энтузиазмом неофита выпалил:

– Я, я, я!!!

Старший лейтенант выудил прямо из воздуха глиняную кружку, поставил ее на стол и наклонил над ней широкое горло своего кувшина. В кружку плеснуло прозрачной жидкостью, Макаронин мгновенно подхватил малую емкость и протянул ее Семецкому. Тот трепетно принял кружку в свои ладони, осторожно понюхал содержимое, поднял на Юрика изумленный взгляд, а затем, словно спохватившись, опрокинул жидкость в рот.

И снова над столом сгустилась тишина. Взоры всех присутствующих были прикованы к физиономии Семецкого, а тот, широко раскрыв глаза, в которых стремительно копились слезы, шумно вдохнул и никак не мог выдохнуть! Горло у него было намертво перехвачено!

Долгую минуту все ожидали оценки знатока, а он все молчал. Наконец, крупные слезы, вывалившись из его глаз, побежали по щекам, напрягшееся горло сделало выдох, и вместе с этим выдохом сипло и натужно прозвучало:

– Живая вода!!!

Изумление взиравших на Семецкого мужиков было бы гораздо меньше, если бы в стол, который они окружали, ударила молния! Однако, длилось это изумление недолго – над столом прошелестел изумленный говорок, но большинство присутствующих просто молча тянулись своими кружками к макаронинскому кувшину, требовательно пристукивая глиняными днищами по доскам стола.

Макаронин выудил из кармана штанов небольшой деревянный половничек на прямой ручке и протянул его уже пришедшему в себя Семецкому:

– На, разливай! – Приказал старший лейтенант и тут же повернулся в нашу сторону, взмахнув рукой. – Сорока, и ты, музыкант, давайте, помогайте!..

Я посмотрел на начавших пирушку мужиков и понял, что помощь Юрику действительно понадобится!

Вслед за нашим самогонщиком мы отправились в дом Семецкого. Юрик, уверенно пересек переднюю горницу и толкнул небольшую дверку, прятавшуюся в дальнем углу. Я в этот момент находился прямо за его спиной и потому сразу же почувствовал, как мне в лицо дохнуло сытым духом перебродившей браги, ароматом свежевыгнанного самогона и до странности мягким, но каким-то назойливым сивушным духом.

У дальней стены довольно большой, не слишком светлой и пустой комнаты стояла металлическая печка по прозванию буржуйка, на которой красовалась здоровенная кастрюля, прикрытая крышкой. Крышка была притянута к бортику кастрюли веревкой, протянутой сквозь ручки, и обмазана для герметичности черным жеванным хлебным мякишем. В кастрюле, под самой крышкой, имелась дырка, из которой торчал конец того самого змеевика, что утром сварганил для Юрика местный кузнец. Спиральная часть змеевика была опущена в неглубокое корытце, установленное на хлипком дощатом столе и наполненное водой. Под другой конец змеевика, свисавший над полом, была подставлена большая глиняная корчага до половины наполненная пахучей высокоалкогольной продукцией.

Я шагнул было к корчаге, однако Макаронин неожиданно направился к правой стене комнаты к узкому, высокому верстаку. На верстаке стояли четыре точно такие же кувшина, с которым Макаронин появился во дворе и две кастрюли, несколько уступавшие в размере той, что располагалась на печке.

– Вот он, конечный продукт! – Чуть высокопарно и с нескрываемой гордостью произнес старший лейтенант милиции, указывая широким жестом на кувшины. – Двойной возгонки, трехтактной фильтрации, ароматизировано хвойным экстрактом! – Хвастливо и не совсем понятно добавил он.

Углядев краем глаза с каким восторженным изумлением взирает на непризнанного гения-винокура местная интеллигенция в лице Володьши, я тоже решил показать себя знатоком самогоноварения:

– Фильты – пористая глина и уголь?!

– И финишный – чистый лен! – Со значением подчеркнул Макаронина.

– А маргонцовочки не добавлял?!

– Э-э-эх, где ж ее здесь возьмешь-то, марганцовочки!.. – В голосе защитника закона прорезалась тоска, но он тут же с энтузиазмом добавил, – но – двойная возгонка!!

– Вот между первой и второй возгонкой и необходимо продукт обработать марганцовкой. Марганцовка осаживает!!

– Да знаю, что осаживает! – Юрик даже слегка обиделся. – Только где ж ее взять, если ее нет?!!

– А надо было посоветоваться со знающими товарищами!.. – Наставительно произнес я. – Постараться изыскать субституцию!!

Последним термином я Юрика добил. Вытаращив глаза и позабыв о своем «конечном продукте», он ошарашено поинтересовался:

– Откуда же ты здесь бабу возьмешь?!!

Я покачал головой и с горечью в голосе проговорил:

– Ну при чем тут… э-э-э… баба?! Я смотрю, ты, Юрочка, совсем основ не знаешь, даже специальной терминологией не владеешь, а берешься гнать самогон!! Ведь так и людей потравить недолго!!

– Потравить?!! – Юрик чуть не задохнулся от возмущения. – Да от моей продукции еще никому и никогда не плохело!! Я ж у своей бабки учился и все необходимые в технологическом процессе слова, как «отче наш» знаю!! Да я…

– Все, Юрик, когда-нибудь бывает в первый раз! – Перебил я старшего лейтенанта самым наставительным тоном. – Рези в брюшном отделе, желудочные колики, одышка, рвотные и поносные позывы!.. И как обидно сознавать, что все это происходит из-за отсутствия в продукте крупинки перманганата калия!..

Юрик яростно плюнул на не слишком чистый пол, схватил с настенной полки относительно чистую кружку, плеснул в нее из первого попавшегося кувшина и сунул кружку мне под нос.

– На, попробуй и убедись!!!

Я величественно повернулся и показал пальцем на открывшего рот Володьшу.

– Дай сначала аборигену!.. Я посмотрю, как он будет корчиться!

Старший лейтенант, едва не расплескав жидкость, пихнул кружку Шептуну и неожиданно гаркнул:

– За твое здоровье, музыкант!

Бедняга «музыкант», совсем растерявшийся от такого напора, судорожно схватил предложенный сосуд, заглянул внутрь шальным зрачком, затем закрыл глаза, опрокинул содержимое себе в рот и, не глядя, поставил кружку на верстак!

Едва он проглотил макаронинский алкоголь, как его лицо окаменело, сведенное горло дважды странно дернулось, словно пытаясь протолкнуть проглоченное до желудка, из-под закрытых век вынырнули две слезинки, после чего последовал длинный профессиональный выдох. Автоматическим движением махнув рукавом под носом, Володьша открыл глаза и совершенно неизменившимся голосом констатировал:

– Живая вода… Совершенно неразбавленная!..

– Понял?!! – Торжествующе возопил Макаронин, поворачиваясь ко мне.

– Грубый провинциальный вкус!.. – Ответил я с легкой эстецкой улыбкой, и тут же добавил. – Впрочем, мы задержались, а местные брагохлебы уже наверняка прикончили первый кувшин!

Не дожидаясь ответа Макаронина, я ухватил ближайший кувшин за ручки и, взвалив его себе на живот, поволокся к выходу.

Юрику и Володьше ничего не оставалось, как только последовать моему примеру.

А гулянка во дворе быстро набирала обороты.

Мужики уже распробовали Юркино пойло, и оно им явно пришлось по вкусу, так что наше появление с новой и весьма значительной порцией продукта экстра-класса было встречено всеобщим ликованием. Тем более что в первом кувшине выпивки оставалось на донышке. Одновременно с приобщением к серьезной выпивке, народ раскусил и прелесть серьезной закуски – харчи сметались со столов так же с завидной скоростью.

Макаронин вошел в эту развесело-пьяную компанию, как нож в тело, как масло в двигатель, как пуля в яблочко. Его мгновенно окружило с десяток самых уважаемых мужиков, желавших высказать ему свою признательность и где-то даже поклонение. Юрик быстро научил аборигенов обычаю чокаться кружками и говорить здравицы, вот только те не всегда рассчитывали силу своих… «чоканий» и кружечки частенько давали течь, а то и вовсе разлетались осколками. Но это никого не тревожило – видимо запасы глиняной посуды в деревне были велики.

Мы с Володьшей первое время держались несколько в стороне, у того конца стола, который обсели мужички из второй и даже третьей десятки. Эти ребята держались скромнее, хотя не отставали от своих более именитых односельчан в части выпивки и закуски.

А минут тридцать-сорок спустя около старшего лейтенанта завязался весьма содержательный разговор, и я, заинтересовавшись, начал потихоньку подбираться к этой теплой компании.

Солидный Пятецкий, вольно рассевшись на лавке и крепко сжимая свою кружку, авторитетно басил:

– Это, старший лейтенам, конечно серьезное колдовство – медовуху в… этот… в… самогон переделать, но ты мне скажи – ежели ты такой опытный колдун по части выпивки, что ты еще можешь предложить страждущему народу?.. Может ты и воду речную, допустим, в хотя бы бражку обратить можешь?!

Юркая Макаронина посмотрел на мужика хитро прищуренным глазом, прихлебнул из своей немаленькой кружки и хмыкнул:

– Да ежели б, мой дорогой Пятецкий, можно было бы речную воду в спирт перегонять, на земле давно бы воды не осталось. Все б погибли от… засухи! Так что такое… э-э-э… колдовство противно человеческой природе!..

Мужики одобрительно загудели, но старший лейтенант не дал себя сбить этим одобрением.

– К тому же, должен сказать, что человеку свойственно… это… – он пощелкал пальцами и наконец вспомнил нужное слово, – …пресыщение!!

Тут Макаронин приподнялся с лавки и свысока оглядел внимающих мужиков.

– Можете мне поверить на слово, можете проверить меня на опыте, а только этот, чистейший и полезнейший продукт может того… наскучить! Потому стремитесь к разнообразию!

И его правая рука поднялась вверх, ткнув прямым указательным пальцем в небо!

«Вот так вот рождаются проповедники!! – Неожиданно подумал я, глотнув из кружки „живой воды“.

– Чем же это можно разнообразить живую воду?! – Хитровато улыбнувшись спросил рыжий мужик, сидевший рядом с Пятецким.

Юрик аккуратно поставил кружку, оперся кулаками на столешницу, наклонился вперед, свел брови над переносицей и сосредоточил взгляд на вопрошающем. Тот смущенно опустил глаза, но наш самогонщик неожиданно его подбодрил:

– Дельный вопрос, Шестецкий, дельный! Но это – весьма большая и отдельная тема, и прежде чем приступать к ее освещению, я предлагаю тост за мужское сообщество!..

Макаронин поднял над головой полную кружку и со значением добавил:

– За мужское уважение!!

Оглядев довольно заулыбавшихся мужиков, Юрик медленно, с достоинством выцедил содержимое кружки, поставил ее на стол, так же неторопливо уцепил щепоть квашеной капусты и с достоинством захрумкал. Над столом пронесся одобрительный гул, и мужики принялись опоражнивать свою посуду и закусывать.

А Макаронин, зажевав дозу, продолжил:

– Так вот, Шестецкий, отвечаю на твой вопрос! Эту… вашу… живую воду можно превратить в массу самых разных… э-э-э… напитков, причем, без всякого колдовства.

Юрик опустился на лавку, взял с тарелки кусок колбасы и принялся задумчиво жевать. Вся компания молчала, словно боясь вспугнуть глубокую мысль великого алкогольного колдуна. Наконец Юрик проглотил колбасу и продолжил свои рассуждения:

– Во-первых, живую воду можно превратить в настойку или наливку! Настойки и наливки, как это видно из самих названий, производятся путем… э-э-э… стояния и… наливания!

Тут он снова сбился, внимательно посмотрел на Пятецкого и неожиданно спросил:

– У вас сахар имеется?!!

– Кто?! – Чуть испуганно переспросил мужик, явно не понимая о чем идет речь.

– Сахар, сахар!.. – Раздражаясь повторил Макаронин.

– Нет!.. – Потряс головой Пятецкий и, оглядев сидящих вокруг мужиков, добавил, – …даже и слова такого не слыхали!

Юрик склонил голову набок и пробормотал, словно бы про себя:

– Да… Сложный случай… Ну, ничего, выберемся…

И, прихлебнув из кружки, заговорил прежним лекторским тоном:

– Так вот – настойки и наливки! Настойка делается так: наливаешь живую воду в… э-э-э… емкость, кладешь туда что-нибудь и пусть стоит…

– Что кладешь-то?.. – Неожиданно донеслось с противоположного конца стола.

Макаронин направил грозный взгляд в сторону перебившего, но вряд ли смог выделить его лицо среди полутора десятков других. Поэтому он ответил всем:

– Я же сказал – что-нибудь!..

Над столом повисло недоуменное молчание, и тут решил вмешаться я.

Приподнявшись над столом, я громко проговорил:

– Мой друг хочет сказать, что положить надо что-нибудь растительное – травку, можно сухую, корешки, орешки, семечки, корочки…

– Гнилушечки, кузнечиков, – перебил меня Юрик, громко икнув, – только ни в коем случае не давить, божьих коровок, хотя… опять же… дружок у меня один на божьих коровках совершенно божественную настоечку творил…

– А можно не в живую воду что-то класть, а наоборот – саму живую воду налить, допустим, в дубовую посуду и как следует закрыть… – перебил я Макаронина.

– И пусть стоит!! – Перебил меня Макаронин, послав мне грозный взгляд. – Будет настойка!!

Таким образом последнее слово осталось все-таки за старшим лейтенантом, чем он был весьма доволен.

Однако, аборигены как-то слишком уж задумчиво молчали, словно что-то сильно смущало их в нашем объяснении. Наконец, Шестецкий, стрельнув из-под кустистых рыжих бровей взглядом, скромненько поинтересовался:

– И долго она… живая вода, то есть… стоять должна?

Юрик уперся в рыжую, волосатую морду мужика грозно-вопросительным взглядом, и тот добавил, как бы оправдываясь:

– Я к тому, что кто ж это выдержит, чтобы живая вода… э-э-э… стояла?!

Такую постановку вопроса Юрик мгновенно понял. Лицо его помягчело, и он с явным сочувствием ответил:

– Ну… как сказать… С мягкой ягодкой и суток достаточно, а с твердым семечком и неделю потерпеть придется!

– Знать бы, что того стоит – можно было бы и потерпеть… – задумчиво почесал бороду Шестецкий.

– Н-да, – вторил ему бас Пятецкого, – попробовать бы этой самой… настойки, сразу б стало ясно!..

– Так что ж не попробовать?! – Усмехнулся я. – Все, как говориться в наших руках!

Это называется полностью перехватить инициативу. Только что, весь стол, разинув рот, внимал Макаронину, а после моих слов все разом повернулись ко мне с весьма заинтересованными лицами.

– А что, мил человек, – выразил общее любопытство Семецкий, потряхивая своим костылем, – у тебя в запасе разве ягодки есть, травки или эти… божьи коровки?.. Не знаю, кто это такие…

– Только сутки ждать не хотелось бы!.. – Быстро добавил Шестецкий.

– Я же сказал – все в наших… руках! Так что ни травки, ни божьи коровки мне не нужны!

Поднявшись с лавки, я крепко потер ладонь о ладонь и оглядел стол.

– У всех налито?!

Последовало несколько суетливое наполнение кружек, после чего все снова уставились на меня.

– Пробуем «Хреновину»! – Провозгласил я, как заправский дегустатор и, уловив некоторое смятение на лицах мужиков, пояснил. – То бишь, настойку на хрене с добавлением меда, кедровых орехов и зеленой бузины!

Я взмахнул ладонями, прищелкнул пальцами и потряс над столом рукавами своей джинсовой куртки. Мгновенно над столешницей возникло едва заметное, чуть желтоватое облачко, сразу же всосавшееся в наполненные кружки.

– Пробуйте!

Мужики разобрали кружки и… сперва заглянули в них…

– Мутненькое… – осторожно проговорил небольшой кряжистый мужик, сидевший рядом с Семецким и до сей поры молчавший.

– Ну, что ж ты хочешь от хрена… с орехами?! И потом, тебе, Четвертецкий, к мутненькому не привыкать!.. – Тут же отозвался бойкий калека и, нюхнув содержимое кружки, добавил, – зато пахнет… симпатично.

В этот момент кто-то справа от меня громко и довольно крякнул. Я быстро обернулся – Пятецкий ставил свою опустевшую кружку на стол, на его ресницах блестели слезы, а губы кривились в довольной улыбке.

– Хороша… хреновина!.. – Охрипшим басом прохрипел он, – Все нутро, как наждаком продирает!..

Мужички немедленно и весьма активно приступили к дегустации, и через пару секунд все кружки опустели.

– Наливай! – Скомандовал я.

И в кружки снова хлынула прозрачная жидкость.

– Теперь мы пробуем… «Рябиновый сучок»!

Я в точности повторил свои манипуляции ладонями и рукавами, однако облачко, потянувшееся на этот раз в кружки, было гораздо заметнее из-за своего ярко оранжевого цвета. И кружки на этот раз были опорожнены без разговоров. Народ потянулся к закуске, а потому я решил сделать небольшой перерыв в своей демонстрации и тоже перекусить.

На дальнем конце стола вдруг зашумели, но никто из сидевших поблизости не обратил на это внимания. А я, бросив туда взгляд, увидел, что трое или четверо мужиков уже опустили отяжелевшие головы на не слишком чистую столешницу, трое, выползши из-за стола, лениво пихаются, изображая драку, а один, подперев голову кулаком, воет что-то жалобное.

И тут я вдруг понял, что солнце село, вечерние сумерки опустились на деревню, и из леса выползли густые тени. В сердце толкнула тоска – что я здесь делаю?.. почему сижу и пьянствую с какими-то совершенно незнакомыми мне мужиками, когда Людмила находиться неизвестно где и… неизвестно с кем!.. Э-э-эх!!

– По какому случаю гуляем?! – Раздался за моей спиной спокойный, суховатый голос, и все головы разом повернулись в его сторону. Я тоже обернулся, и увидел высокого, поджарого мужика, одетого в простую холщевую рубаху с вышитым воротом такие же широкие холщевые штаны. В руках он держал небольшой кувшинчик, закрытый плотно пригнанной крышечкой.

– Да… вот… – рыжий Четвертецкий поднялся с лавки и отвечал стоя, – Пятецкий вчера привел из бора троих чужаков, так один из них оказался Шептуном, – он ткнул пальцем в сторону осоловевшего Володьши, – второй превратил вся медовуху Семецкого в живую воду, а третий щас показывает, как из живой воды разные другие… э-э-э… выпивки творить. А мы, понимаешь, пробуем.

На спокойной и какой-то слишком уж уверенной физиономии вновь прибывшего появилось легкое удивление.

– Погоди, погоди!.. Что значит – всю медовуху Семецкого в живую воду превратил?!! Каким это образом?!!

– Ну-у-у… Каким, каким… Колдовством, конечно!.. – Не слишком уверенно ответствовал Четвертецкий.

– Никаким не колдовством! – Немедленно возмутился Макаронин. – Все на чисто научной, можно сказать, материалистической основе! Двойная возгонка, плюс тройная фильтрация… – тут его взгляд скользнул в мою сторону, и он нехотя добавил, – …жаль только марганцовки не было и этой… суб… прости… тутиси!

Мужик быстро протянул руку к стоявшему на столе кувшину, схватил его за горло и перевернул над первой попавшейся пустой кружкой, и после того, как кружка наполнилась, понюхал ее содержимое.

Когда он поднял глаза на Макаронина, его удивление значительно увеличилось.

– И ты можешь повторить этот… свой… научный… материалистический?..

– Нет! – Энергично мотнул головой старший лейтенант. И не давая горькому разочарованию захлестнуть мужика, добавил. – Медовухи больше нет!

– А если медовуха будет?.. – Оживляясь переспросил мужик.

– Будет медовуха – будет и самогон! – Бодро кивнул Юрик и громко икнул.

– Да ты посмотри, Первецкий, какую чуднуювыпивку вот этот парень из живой воды творит! – Оживленно пробасил Пятецкий и повернулся ко мне. – Слушай, парень, сделай для Первецкого этого… ну… сучка!..

– Пусть лучше хреновину наколдует! – Не согласился с выбором Пятецкого Шестецкий. И тут вдруг с места вскочил перебинтованный Семецкий.

– Это чтой-то вы на мой самогон пасти разеваете?!! Свой натворите и делайте с ним что хотите, а мой хватит портить!..

Подпрыгнув на одной ноге он развернулся в сторону Первецкого.

– Лучше чистой живой воды ничего нет, а всякие там… эти… стоячки и… эти… наливайки… это все от болотного!!

Он косо оглядел стол и неожиданно низким голосом рявкнул:

– Они, Первецкий, божьих коровок и кузнечиков хотят в живой воде замочить!!!

На минуту над столом повисла мертвая тишина, а затем раздался спокойный вопрос Первецкого:

– Зачем?..

Смотрел он при этом на Юрика, подозревая, видимо, что именно этот тип собрался испортить весь запас так счастливо обретенной живой воды. При этом физиономия у Макаронина была такая, что я невольно расхохотался.

Окружающая атмосфера, сгустившаяся после нелепого выкрика Семецкого, сразу помягчела, но все взгляды сосредоточились теперь на мне, так что и пояснения пришлось давать мне:

– Просто мой друг советовал употреблять разнообразное питье, и назвал несколько рецептов настоек, а я решил дать ребятам возможность попробовать некоторые из них. Но если Семецкий желает пить исключительно чистый спирт – это его право!

– Да!!! – Немедленно откликнулся Семецкий. – Это мое право и я на нем… это… настаиваю!!

– Эт-т-т будет тоже… настойка! – Неожиданно выдал Володьша, глянув вокруг трезвым глазом.

Однако Перецкий не обратил внимания на заявление Шептуна, а продолжал с интересом разглядывать меня.

– Значит, ты делаешь из живой воды… настойку?..

– Нет, – я отрицательно покачал головой, – я делаю имитацию… Ну… нечто похожее. Чтобы сделать настоящую настойку, надо положить в живую воду…

– Кузнечиков и божьих коровок!! – Гаркнул Семецкий, перебивая меня. – И пусть стоит!! Представляешь, Первецкий, насыпать в живую воду всякой гадость и подождать, пока она там протухнет! Кто ж это потом пить станет?!!

Первецкий, глядя мне в глаза, вопросительно поднял бровь, и вынужден был ответить на невысказанный вопрос:

– Кладешь то, что считаешь нужным. Вот перед твоим появлением ребята пробовали «Рябиновый сучок». Для того, чтобы его получить, надо в спирт насыпать рябиновых ягод, добавить пару маленьких веточек, размолотой коры осины… можно еще березовых сережек.

– А есть еще наливки, бальзамы, коктейли… – Неожиданно вставил свое «слово» Макаронин и вдруг, закатив глаза и прикрыв веки мечтательно пропел. – Ах, какие есть коктейли!!!

Первецкий перевел заинтересованный взгляд на Юрика, но я не дал Юркой Макаронине перехватить инициативу:

– Но больше всего мой друг уважает пунш!

– Пунш?! – Немедленно переспросил Первецкий. – И что это такое?!

Еще державшиеся за столом мужики заинтересованно загудели, видимо им тоже понравилось название.

– Пунш – это такая выпивка, которую пьют, когда она… пылает! – Ошарашил я алкогольно необразованных аборигенов.

– И ты можешь этот… пунш… наколдовать? – Поинтересовался совершенно трезвый Первецкий.

– Конечно, только для этого нужна… живая вода.

– Не дам!!! – Возопил Семецкий. – Не дам, и не просите!!

Однако Первецкий даже не посмотрел в сторону буянистого калеки. Он спокойно поставил на стол свой небольшой кувшинчик и просто сказал:

– Колдуй.

Я оглядел стол и повернулся к Первецкому.

– Мне нужна большая глубокая миска и небольшая плошка.

Первецкий коротко глянул на рыжего Шестецкого, и тот, сорвавшись с места, исчез в обступившей стол темноте. А Первецкий вдруг посмотрел на Пятецкого и неожиданно спросил:

– А зачем ты этих ребят вообще к нам привел?

Пятецкий коротко пожал плечами и прогудел:

– Так они к нам и шли… Их Баба-Ага к нам послала.

– Вы знаете Бабу-Агу? – Повернулся Первецкий ко мне.

– Да, знакомы со старушкой. – Утвердительно кивнул я.

– И давно?..

– Да нет, вот только утром познакомились.

– Как утром, – снова удивился Первецкий, – утром познакомились с Бабой-Агой и остались целы?!

– А что нам сделается?..

– Ну как же… Обычно после знакомства с этой… женщиной люди долго в себя приходят! Она что, вас не… «агакала»?..

– «Агакала», – кивнул я, – только у нее ничего не получилось. А потом мы выпили кувшинчик медовухи и подружились. Летели на ее везделете в столицу, да по пути машина попала в Мертвую Плешь, так что пришлось совершать вынужденную посадку. Вот она нас к вам и направила… ну… в Мертвяковку!.. Сказала, что ты можешь нам помочь.

– Ага!.. – Задумчиво «агакнул» Первецкий. Наш Шептун оторвал от стола голову и негромко пробурчал:

– Громче надо говорить, громче! Иначе ваше «ага» никого не испугает… до обморока!

В этот момент из темноты вынырнул Шестецкий, в руках у него была здоровенная миска и небольшая глиняная плошка.

Первецкий взглянул на доставленную посуду и спросил:

– Подойдет?..

Я кивнул, поставил миску и плошку рядышком на стол, откупорил кувшинчик Первецкого и вылил его содержимое в глубокую миску. Содержимого было явно маловато!

Я осторожно понюхал миску, а затем обмакнул палец и лизнул – В кувшинчике Первецкий притащил чистый ректификат!

«Ничо! – Подумал я про себя. – На пробу хватит. Пуншик градусов на семьдесят – добавим треть воды, сахарцу и… вишенки для вкуса! То-то будет лепота!»

Быстро составив в уме заклинание, я сделал поправку на вкусовые и ароматические ингредиенты и начал его медленно нашептывать, для пущего эффекта поводя над миской ладонями. Через несколько секунд жидкости в миске значительно прибавилось, из прозрачной превратилась в темно-вишневую и, наконец, вскипела.

Я с улыбкой поднял голову. Мужики, все, как один, вскочили с лавок и с живейшим интересом следили за превращением живой воды. Семецкий даже пытался отпихивать мешающих ему костылем. Шестецкий, заметив, что я оторвал взгляд от миски и справедливо решив, что «выпивка» готова, потянулся к миске со своей кружкой, однако я остановил его:

– Секундочку! Последний штрих!..

Моя правая рука взметнулась кверху, и с высоко поднятого указательного пальца в миску упала сияющая искра. Мгновение ничего не происходило, а затем по поверхности варева побежали бледные, голубовато-розовые язычки беззвучного пламени.

– А теперь смотрите, как это пьют! – Назидательно произнес я и, осторожно зачерпнув плошкой варева, поднес его к лицу. Над плошкой полыхнуло быстрым мертвенно голубым лепестком огня, я сильно дунул, сбивая пламя, а затем медленно выцедил жидкость и передал плошку Первецкому.

Тот в точности повторил мои действия, и после того, как проглотил варево, закрыл глаза, словно прислушиваясь к собственным ощущениям. Спустя секунду, глаза его изумленно распахнулись, он с шумом выдохнул и снова потянулся плошкой к миске. Однако на полпути его рука замерла, он с явным сожалением протянул плошку Четвертецкому и повернулся ко мне:

– Действительно, замечательный напиток! Ты можешь нас научить этому колдовству?!

– Не знаю, – пожав плечами ответил я, – но такой напиток можно получить без всякого колдовства.

– И ты знаешь как?..

– Конечно. И не только этот, а и многие другие. Моя бабушка была большой мастерицей по части… домашней выпивки. А кроме того, мой друг… – Я кивнул в сторону насупившегося Юрика, – …тоже знает толк в этом деле.

Макаронин приосанился и со значением кивнул.

– Ты куда это лапу тянешь! – Раздался вдруг басовитый возглас Пятецкого.

– Куда надо – туда и тяну!! – Отвечал ему высокий фальцет Семецкого.

Мы повернулись к столу и увидели, что «бдитель» буквально навис над миской с пуншем, поедая горящим взором перебинтованного калеку. Тот держал в здоровой руке свою огромную кружку и пыталсядобраться до остатков пунша, однако Пятецкий всякий раз отталкивал трясущуюся алчущую руку, вызывая этим в своем противнике сумасшедшую ярость.

– Да нет, ты куда не надо тянешь! – Гудел спокойный, уверенный бас Пятецкого. – У тебя своего пойла вон сколько, делится с нами ты отказался, так и неча на обчественное добро зубки точить и губки разматывать!!

– А я и не точу!! – Взвизгнул Семецкий. – Все обчество пробует, а я что, изгой какой-то, мне тоже пробовать дозволено!!

– Все пробуют плошечкой, – резонно возразил Пятецкий, – а в твою кружку две такие миски войдет и до края не достанет!!

– А я, может не хочу из вашей плошки облизанной хлебать! – Истошно заверещал Семецкий, – Вы, может, в эту плошку макробов до краев наплевали, а мне слизывать?! Я из своей стерлильной посуды употребить хочу!!

Тут он быстро поставил свою круженцию на стол, ловко ухватил стоящий рядом костыль и попытался этой здоровенной деревяшкой оттолкнуть Пятецкого от стола. Не тут-то было! Здоровяк Пятецкий даже не пошевелился, и тогда Семецкий, лихо развернувшись, заехал своей импровизированной дубиной Пятецкому по голове… Вернее, попытался заехать… Бдитель вовремя пригнулся, вскинув правую руку, перехватил просвистевший мимо костыль и несильно дернул. Семецкий, с трудом устояв на ногах, немедленно дернул костыль к себе. Безуспешно. Пятецкий снова дернул деревяшку, и снова не слишком сильно. Семецкий, провизжав что-то совсем уж нечленораздельное, рванул костыль к себе, и в этот момент Пятецкий отпустил свою добычу. Над столом мелькнули ноги Семецкого, опутанные развязавшейся повязкой, и бедный калека, перелетев через скамейку, грохнулся на утоптанную землю. Его ноги, подпертые скамейкой, торчали практически вертикально вверх.

Несколько секунд во дворе царила тишина, после чего Пятецкий пробасил:

– Не тяни лапки к чужой выпивке…

– Убил, да, убил?.. – тоненько пропищал Семецкий с земли. – Радуйся, дылда, сломал мне все ребра и четыре позвонка в шейном отделе!..

– Где Девятецкий?.. – Неожиданно спросил Первецкий, оглядывая стол.

– Здесь я! – Бодро ответил один из мужиков, поднимая свою голову со стола и с трудом разлепляя глаза. – Здесь!

– Ну-ка, быстро наложи Семецкому шину на шейный отдел позвоночника! – Приказал Первецкий. – И посмотри, что там у него с ребрами.

Девятецкий уперся ладонями в столешницу, сосредоточился, собрался с силами и оторвался от скамейки. Выпрямившись, он чуть покачался и попытался перешагнуть через скамейку, но сделать это с первого раза ему не удалось. Тем не менее, спустя минуту, он уже задумчиво рассматривал тоненько скулящего Семецкого, словно решал, что же ему делать с этим беднягой. Придя к какому-то решению, Девятецкий, не поворачивая головы, пробурчал:

– Восьмецкий, ну-ка помоги.

Невысокий крепенький мужичок, как раз запускавший плошку в миску с пуншем, так же не поворачиваясь, буркнул: – Щас… – неторопливо снял пробу напитка, крякнул и полез из-за стола.

Они вдвоем присели рядом с окончательно покалеченным, чуть повозились, а затем, совершенно неожиданно, рывком посадили его. Голова Семецкого мотнулась как у месячного младенца, и он тоненько ойкнул. Девятецкий, не обращая внимания а ойканье пациента, мелодично скомандовал: – И-и-и… взяли… – двое мужиков лихо вскинули тщедушного Семецкого и водрузили его на лавку. Восмецкий встал за спиной у калеки, удерживая того в вертикальном положении, а Девятецкий пробежал пальцами по бокам глупо захихикавшего Семецкого и выдал диагноз:

– Ну что – ребра!.. Ничего особенного с ними не случилось, обычный вывих!

Его пальцы уже гораздо медленнее пошли по ребрам Семецкого, и из-под них слышалось громкое щелканье.

Первецкий посмотрел мне в лицо и с какой-то затаенной гордостью пояснил:

– Редчайший специалист… – подумал и добавил. – Мудальный терепет…

Закончив с ребрами, Девятецкий внимательно посмотрел на тоненькую шейку Семецкого и полез в карман свободных холщовых штанов. Из кармана он достал коротенькую дощечку и моток широкой полотняной ленты, приложил дощечку к «шейному отделу позвоночника» и начал туго прибинтовывать ее своей холстинкой. После трех-четырех оборотов Семецкий закатил глаза и захрипел.

Девятецкий, приостановил свои действия, внимательно посмотрел в синеющее лицо пациента и задумчиво спросил:

– Чево это с ним?..

Восьмецкий, продолжая держать Семецкого за плечи, попытался также посмотреть в его лицо, и это санитару, видимо, не удалось. Однако, именно в этот момент Семецкий поднял здоровую руку, еще раз захрипел и попытался освободить горло от бинта.

– Выпить, наверное, хочет… Вишь, пальцем по горлу скребет… – Немедленно предположил Восьмецкий, и Девятецкий с ним согласился:

– Точно! Жажда его мучит! Смотри, аж посинел весь.

Полуобернувшись к столу он попросил:

– Слышь, Пятецкий, да нацеди ты ему пару глотков этого… пуша. Пусть человек сладенького попробует, глядишь, ребра быстрее подживут!

Семецкий опять захрипел, и все сочли этот хрип за нижайшую просьбу.

– Ладно, – смилостивился Пятецкий, – вот тут осталось, на донышке, пусть допивает!

Он аккуратно перелил остатки моего варева, над которым уже не плясали синенькие язычки пламени, в кружку Семецкого.

И вдруг, вопреки своему сложному положению, Семецкий разжал пальцы, дергавшие бинт и зашарил по столу в поисках своей посуды. Добросердечный Девятецкий подсунул кружку под шарящую руку, и та, едва не расплескав содержимое, все-таки исхитрилась ухватить ручку посуды.

Вот только выпить вожделенный напиток Семецкий никак не мог. Он безжалостно тыкал краем кружки себе в зубы, старательно наклонял ее, так, чтобы напиток касался губ, но перехваченное бинтом горло отказывалось сделать хотя бы глоток.

– Чевой-то у него не получается… – Задумчиво констатировал Девятецкий.

– Да ты глотку-то ему освободи!.. – Подсказал Пятецкий.

Девятецкий снова внимательно посмотрел в лицо пациенту и кивнул:

– И то…

Он неторопливо смотал бинт обратно, и, как только горло освободилось, Семецкий сделал… глубокий судорожный вдох…

Из кружки, располагавшейся у самых его губ выскочил голубовато-призрачный лепесток спиртового пламени и пропал в глотке Семецкого. Никто не обратил на это внимания, только сам калека вдруг замер в каком-то, почти мистическом ожидании. Спустя три удара сердца по его груди снизу вверх пробежала первая струйка веселого синего огня, исчезла, чтобы тут же вынырнуть из щек и лба, а через несколько секунд вся маленькая неподвижная фигурка была охвачена беззвучным полыханием.

Первыми задымили бинты на руке и ноге, потом затрещали и скукожились волосы на голове, стала плавиться, чернея и корежась, одежда.

Мужики полезли из-за стола, не отрывая глаз от полыхающего Семецкого, а тот сидел все так же неподвижно и с каким-то жалким удивлением наблюдал за их ретирадой. Одежда его осыпалась темным пеплом, обнажая тлеющую, чернеющую кожу. Кружка вывалилась из отгоревшей руки и плеснула свое содержимое на его колени, добавив силы и без того не слабому пламени. Семецкий растворялся в этом пламени, таял прямо на наших глазах, осыпаясь странно тяжелым серым пеплом, пока в чуть загудевшем сине-лиловом костре не остались одни глаза, продолжавшие смотреть на нас все с тем же удивлением. Но вот исчезли и они. Синее пламя полыхнуло последний раз над горкой пепла, лежавшей на скамейке, и удивительно напоминавшей крохотный террикон, а затем… схлопнулось… пропало.

Шестеро оставшихся на ногах мужиков и мы с Макарониным долго, в полной тишине разглядывали этот террикон, пока, наконец, Первецкий не подвел итог нашей гулянки:

– Та-а-а-к… Повеселились!..

Глава 5

«В города, в города

от насиженных мест…»

(Песня В. В. Высоцкого)

Ольга – Да! Скорее в Москву.

(А.П. Чехов «Три сестры»)

«… И дались вам эти города!

Все зло от них, и люди там – истинные крокодилы!»

(Крик души одного знакомого бича)

От пиршественного стола мы расходились тихо и осторожно, словно боясь слишком твердым шагом тряхнуть невзначай землю и рассыпать идеальный конус пепла, высящийся на скамейке. Первецкий заметил мое желание, подойти к нему и сказать кое-что, но он вовремя покачал головой, показывая, что разговор необходимо отложить. Мы с Макарониным, подхватили Володьшу под белы рученьки и поплелись следом за Пятецким к его домику.

В темном небе ярко горели звезды, бор стоял темной неподвижной стеной, словно прислушиваясь к тому, что натворили эти суетливые, несмышленыши-люди!

Когда мы вошли в дом, Пятецкий вдруг повернулся к нам и неожиданно спросил совершенно трезвым голосом:

– Ужинать будете?..

И увидев по нашим вытянувшимся лицам, насколько его вопрос был не к месту, смущенно улыбнулся:

– Ну, тогда будем ложиться спать!

Мы и легли. Правда, Володьшу нам пришлось оставить внизу, поскольку затащить его погруженное в глубокий сон тело на чердак не было ну никакой возможности. Раздевшись и расположившись на тюфяках, мы долго молчали, а затем Юрик негромко поинтересовался:

– Ну, как думаешь, они нам дадут сказать последнее слово или просто прирежут?..

– Как это – прирежут?! – Не понял я.

– Как-как!.. – Фыркнул старший «лейтенам», – Чик ножиком по горлу, и привет!..

– Да за что?!

– Интересное дело?! – Не понял моей непонятливости Макаронин. – Ты ихнего Семецкого, можно сказать, спалил, а теперь делаешь вид, что ни при чем!

– Я спалил?! А кто подбил меня пунш варить?! – Я скривил в темноте рожу и язвительно спародировал этого пошлого опера. – Пунш!! Я обожаю пунш!! Сделаете мне чтобы было… пунша!!

– Я?! Пунша?!! – Юрик от возмущения даже сел. – Это когда же я такое говорил?!!

– Не ори! – Оборвал я его возмущение. – Лучше подумай, в чем нас можно обвинить, если все пили этот пунш и ничего, а этот… твой дружок вдруг взял и вспыхнул?!

– Да какой он мне «дружок», – снова возмутился Макаронин, – я его вообще первый раз сегодня увидел!!

– Ага!.. – Снова подпустил я сарказма. – Первый раз увидел и сразу побежал аппарат мастерить и учить бедного покалеченного аборигена самогоноварению!! Подумал бы своей милицейской башкой, кого учишь!.. – И тут мне в голову пришла новая, необычайно свежая мысль, которую я немедленно высказал. – Вообще, скажи спасибо, что он сгорел, а то бы вот капнул твоему начальству, чем ты в деревне занимаешься, и Василь Василич, полковник Быков погладил бы тебя по твоей деревянной башке… дубиновой резинкой!!

– А… Дак… – Макаронин совершенно растерялся – такой поворот событий как-то не приходил ему в голову, но в следующий момент у него нашелся ответный аргумент. – Да разве ж они знают Василь Василича?!! Откуда?!!

– А им и не надо его знать! – Усмехнулся я, довольный своей выдумкой, позволявшей мне хоть немного окоротить совершенно зарвавшегося мильтона. – Они своему участковому расскажут об изобретательном старшем лейтенанте, старшем оперуполномоченном Юрии Макаронине, научившем их гнать самогонку! И не волнуйся, слух о твоих… алкогольно-просветительных курсах непременно дойдет до Быкова.

Юрик помолчал, потом опрокинулся на свой тюфяк и выдохнул:

– Во, блин!!!

– Так что ты подумай – может, будет лучше, если нас зарежут?.. – Лениво добил я своего дружка и повернувшись на бок заснул с совершенно спокойной совестью.

Разбудила меня какая-то крохотная птаха, усевшаяся за маленьким, чуть приоткрытым окошком нашего чердака и насвистывавшая свою немудреную песенку. С минуту я слушал это беззаботное щебетание, а потом открыл глаза и увидел, что до восхода солнца еще довольно далеко, хотя рассвело настолько, что тьма, обозначавшая опушку бора, распалась на отдельные деревья, и небо стало почти голубым. Я собрался было подремать еще часок, но неожиданно понял, что проснулся совершенно и… надо что-то делать!

Тихонько поднявшись со своего тюфяка, я осторожно спустился с чердака и обнаружил, что Пятецкий уже проснулся и куда-то вышел. Ноги чисто автоматически понесли меня к стоявшей у окна умывальной воде, но вовремя остановились – вчерашние водные процедуры были еще слишком памятны!

Я вышел во двор, в прохладный, чуть сырой воздух пробуждающегося утра и огляделся. Над деревенской поляной стлался легкий утренний туман, предрассветную тишину нарушали только негромкие посвисты пробудившихся птиц и трепет листвы, по которой гулял легкий ветер. Небо было чистым, но с востока натягивало белую кипень облаков, так что к полудню можно было ожидать дождя. Ветер дохнул чуть сильнее, понизу, по самой траве, бель тумана дернулась, взвихрилась, поплыла… И тут я увидел, что на противоположном конце деревни, около домика Семецкого происходит какое-то шевеление. Там явно прохаживались какие-то люди. Я тоже направился туда, в надежде увидеться, наконец, с Первецким и изложить ему свою просьбу.

У дома Семецкого никого не было, но, обойдя хатку и выйдя во двор, я обнаружил там четырех мужиков, сидевших за вчерашним столом у того самого его края, там, где вчера рассыпался прахом бедняга Семецкий. Первецкий сидел во главе стола, справа от него расположились Пятецкий, рыжий Шестецкий и незнакомый мне мужик в странно узких серых брюках, длиннополом сюртуке и идеально вычищенных штиблетах. Как только я появился, все четверо посмотрели на меня, а Первецкий кивнул головой, словно ожидал меня именно сейчас и указал на лавку слева от себя:

– Присаживайся, колдун!..

Я обошел стол, направляясь к указанному Первецким месту и увидел, что пепельная горка все еще высится на скамейке. А деревенский староста, словно угадав мои мысли проговорил:

– Вот мы думает, что с этим делать?..

– Ну… Наверное надо… похоронить… – Не слишком уверенно посоветовал я.

– Хм… – Первецкий задумчиво почесал правую бровь. – А если Семецкий не хотел, чтобы его хоронили?.. Если…

Он не закончил фразу и посмотрел на молчащих мужиков.

– Вторецкий, что в столице делают с… остатками сгоревших на пиру?..

Мужик в сюртуке, посмотрел на Первецкого и пожал плечами:

– Прецедентов не было…

«Юрист наверное!..» – Подумал я, и проговорил, присаживаясь на край скамейки:

– Но не может же эта куча лежать на скамейке неизвестно сколько времени?!

– Тоже верно, – после секундного раздумья согласился Первецкий, – слышь, Пятецкий, принеси что ль ведро, мы в него сгребем… остатки.

Пятецкий неторопливо вылез из-за стола и скрылся в дверях дома, а Первецкий повернулся ко мне:

– Так зачем ты, колдун, со своими дружками к нам забрел?..

– Баба-Ага посоветовала… – ответил я, – …сказала, что ты можешь нас в столицу отправить.

– Баба-Ага посоветовала?!! – Удивился Первецкий. – Это как же ты ее к себе расположил?..

– Да… никак, – пожал я плечами, – нормальная бабка, посидели, выпили-закусили, на везделете ее полетали… Она нам и посоветовала к вам в Мертвяковку идти.

С минуту Первецкий молча, внимательно и, я бы даже сказал, недоверчиво глядя мне в лицо, а затем, хмыкнув, спросил:

– А зачем тебе в столицу-то?.. Или думаешь там кабак открыть?..

Вторецкий как-то нехорошо усмехнулся, а Первецкий продолжил:

– Только ведь в столичных кабаках живой водой не торгуют – нет в столице живой воды! Всю живую воду Змей Горыныч на запад гонит, к гуннам да фрязинам! Целый приказ колдунов для этого держит!!

– Нет, – покачал я головой, – у меня в столице другое дело.

– Какое?.. – Коротко спросил Первецкий.

– Да… вот такое… – Медленно протянул я, а затем коротко, но достаточно подробно рассказал свою историю.

Выслушав меня, мужики с минуту молчали, а затем Вторецкий, стрельнув в мою сторону глазом, покачал головой:

– Да, колдун, задачка у тебя – проще некуда!.. Ты хоть соображаешь, с кем связываешься?!

– Да ни с кем я не связываюсь!.. – Огрызнулся я. – Если б Людмила по доброй воле ушла, я бы к вам сюда и не сунулся, а вертеть людьми, принуждать их – извини-подвинься!! За такие вещи я еще в детстве кое-кому морду бил и сейчас задницу надеру!!!

– Ха!.. Надерет!.. – Ощерился Вторецкий, и тут вдруг раздался бас Пятецкого:

– Да перекинь ты их в столицу, Первецкий, пусть попробует! Только ты, того, колдун, Шептуна с собой не бери, пусть с нами остается, с нами ему лучше будет!

Я взглянул на вернувшегося с ведром Пятецкого и пожал плечами:

– Захочет Володьша с вами остаться, я его силой не потащу, а захочет со мной идти, тоже возражать не стану – он парень надежный и помочь может серьезно!

Ладно, – поднялся со своего места Первецкий, – перекинем мы вас в столицу.

Перешагнув скамейку, он обошел стол и кивнул Пятецкому:

– Давай, сгребай пепел в ведро… Хоронить будем!..

Пятецкий поставил здоровенное и, видимо, тяжеленное, собранное из толстых дубовых клепок ведро рядом со скамейкой, точно под конусом пепла, и попробовал ладонью сдвинуть часть этого конуса в приготовленную емкость. Едва прикоснувшись к серой, рыхлой поверхности, он вскинул голову, нашел глазами Первецкого и удивленно прошептал:

– Горячий еще!..

Первецкий сделал шаг вперед и присел рядом с Пятецким на корточки. Ладонь Пятецкого медленно двинулась по лавке в сторону ведра, часть конуса сразу же дрогнула и с тихим сухим шорохом съехала со скамейки…

И тут из-под слоя темно-серого пепла показался округлый, поразительно белый бок какого-то странного предмета.

– Стоп! – Немедленно скомандовал Первецкий. Теперь уже все мы стояли рядом со скамейкой, на которой лежал пепел Семецкого, внимательно наблюдая за действиями «похоронной команды».

Первецкий отыскал на земле маленькую щепочку и принялся аккуратно, словно опытный археолог, очищать поверхность обнаружившегося предмета, сметая пепловый конус в ведро небольшими порциями. Скоро большая часть пепла была убрана, и перед нашими взорами появилось здоровенное, размером с хорошую дыню-торпеду… яйцо! Причем оно стояло на сиденье скамьи вертикально, как Ванька-встанька, острым концом вверх.

С минуту мы разглядывали нашу неожиданную находку, а затем рыжий Шестецкий недоуменно произнес:

– Это когда же Семецкий успел яйцо снести?!

– И что нам теперь с ним делать?.. – Добавил Пятецкий.

– Такую штуку можно очень хорошо пристроить в столице! – Неожиданно высказался Вторецкий. – Хороший навар получим!

– Может его, действительно, толкнуть столичным хлыщам! – Подхватил мысль Пятецкий. – Ну в самом деле, не хоронить же нам его!..

И тут из яйца отчетливо послышался частый стук и тонюсенький, ужасно визгливый голосок проверещал:

– Собой торгуйте!! А себя я и сам смогу пристроить!! Деляги!!!

Надо признаться – мужики просто оторопели, и я вместе с ними, а голосок, после новой порции стукотни, неожиданно проверещал:

– Ну что стоите столбами, помогите! Видите, у меня не получается!!

– Чего не получается?.. – Шепотом поинтересовался Шестецкий, отступая на шаг от скамейки.

– Ничего не получается!! – Взвизгнули в яйце.

И тут меня осенило! Быстро нашарив на неубранном столе большую ложку, я аккуратно стукнул ее хлебалом по верхушке яйца. Ничего не произошло.

– Бей сильнее! – Донесся новый визг из яйца.

Я приложился посильнее, и снова ничего не произошло, а в голове у меня вдруг пронеслось: «Дед бил-бил, не разбил! Баба била-била, не разбила!! Мышка бежала хвостиком махнула…»

– Ты что, пять суток без хлеба и воды!! – Верещало яйцо. – Отнесите подальше от меня этого дистрофика, пусть нормальный мужик стукнет!!

«Ах ты зараза! – Зло подумал я. – Я опасаюсь за его здоровье, а он дистрофиком обзывается!! Ну, получай!!»

И размахнувшись богатырски, я влепил по яйцу что было сил!

Скорлупа разлетелась, и только по счастливой случайности хлебало ложки съюзило чуть в сторону, не задев насельца яйца. Крохотный, размером с ладонь Семецкий сидел, неловко вытянув обмотанную бинтом ногу и прижав перевязанную руку к груди в оставшемся целым куске скорлупы, наполненном какой-то дурно пахнущей, тягучей жидкостью, и испуганно взирал на собравшуюся публику. Его замотанная голова заметно тряслась, а в здоровой руке он сжимал крохотный костыль. Разглядев в моей руке ложку, он как-то странно дернулся, словно пытаясь отползти в сторону, а затем жалобным голосом пропищал:

– Ну ты изверг, пуншевар! Что ж ты так ложками-то размахиваешь, ведь ты меня чуть окончательно не покалечил!!

И вдруг раздался растроганный бас Пятецкого:

– Вы посмотрите, кто у нас вылупился!! Вы посмотрите, какой красавчик!! Семецкий, тебе яичко порубить, или ты сразу зернышки клевать будешь?!!

Семецкий быстро вскочил на здоровую ногу, подперся крохотным костылем и с достоинством пропищал:

– Не надо мне никакие яички рубить!! Вы лучше скажите, куда мою самогонку дели?! Небось уже всю прикончили?!!

– Да цела твоя самогонка! – Все тем же растроганным тоном пробасил Пятецкий. – После твоего вчерашнего фейерверка она никому в глотку не полезла!

– Это чегой-то она в глотку не полезла?!! – С крутым апломбом поинтересовался калека, а затем вдруг замолчал и растерянно оглядел умильные физиономии окружавших его мужиков. – Слышь, ребята, а чего вчера было-то, какой фей… еврейк?.. Я, прижми меня леший, ничего не помню!!

– Ну хоть что-то ты помнишь?.. – Осторожно поинтересовался Первецкий.

Семецкий склонил голову набок, припоминая вчерашний вечер:

– Помню… живую воду с опером уполномоченным гнали… это опер так говорил – гнали, не знаю уж куда… ребята за столом собрались, гнатую живую воду пробовать, помню… Потом вот этот… – Семецкий ткнул в мою сторону костылем, – …стал из самогонки всякую всячину колдовать, помню… Да, помню пунш пробовал, ох, хороша штука – и выпить еще не успел а и снутри и снаружи будто огнем продрало!! Больше ничего не помню!

– Семецушка, ты ведь как есть сгорел! – Подвывающим голоском встрял в разговор Шестецкий.

– Как сгорел?! – Аж присел Семецкий. – Когда сгорел?!

– Вчера сгорел… Только горка пепла и осталась! – В голосе Шестецкого бились неподдельные слезы.

Физиономия Семецкого вдруг презрительно скривилась:

– Ну, ты, Шестецкий, до лупана допился! Ну подумай сам, если я сгорел, так откуда же я сейчас-то взялся?!!

– Так, из яйца взялся, – растерянно пояснил Шестецкий, – из того, которое под пеплом нашлось. Я еще ребятам говорил, когда это, мол, Семецкий успел яйцо снести…

– Шестецкий!!! – Неожиданно взъярился фальцет Семецкого. – Ну, ты совсем уже!!! – Он два раза трахнул себя костылем по макушке и продолжил. – Как же я мог яйцо снести, да такое, что внутри него оказался?!! Подумай своей слабой головой! По-твоему выходит, что я сам себя снес!! Ну как такое может быть?!!

– Конечно снес! – В свою очередь окрысился Шестецкий. – Потому ты и такой крошечный!

– Что значит – крошечный?.. – Насторожился Семецкий.

– Ну посмотри на себя и на нас! – Указал ему Шестецкий.

Калека глядел себя, потом каждого из окружавших его мужиков, включая и меня, а затем задумчиво проговорил:

– Так это не дефект зрения?..

Ответа на его вопрос не последовало, тогда он добавил:

– Я давно заметил, что вы как-то уж слишком… великоваты, но подумал, что у меня что-то со зрением… Расфокусировка, типа… с перепоя… А это, значит, на самом деле… Может это от заколдованной живой воды?..

И снова ответа на заданный вопрос не было, хотя Семецкий глядел на нас с надеждой.

Наконец Первецкий махнул рукой и положил конец обсуждению случившегося:

– Ладно, главное все целы! Пятецкий, отнеси Семецкого в дом, пусть отдохнет…

– Чегой-то я отдыхать буду?.. – Пискнул было Семецкий, однако развить тему ему не дали.

– Пусть отдохнет!! – С нажимом повторил Первецкий.

Пятецкий протянул руку, ухватив Семецкого поперек туловища, приподнял его и брезгливо сморщился. Повернув крошечного калеку к себе спиной, он проворчал себе под нос: – Обделался что ли?.. – и потопал в дом.

– А ты, – Первецкий посмотрел мне в лицо, – приходи со своими друзьями прям сейчас вон в тот дом.

И Первецкий ткнул пальцем в сторону единственного двухэтажного домика, стоявшего посреди деревенской поляны.

Я кивнул и поспешил обратно к дому Пятецкого будить ребят.

Однако, они уже проснулись. Когда я вошел в дом, Макаронин сидел у стола и что-то жевал, прихлебывая из большой кружки исходящее паром варево, а Володьша мерил комнату быстрыми шагами, держась обеими руками за голову. Увидев меня, он остановился и в его взгляде возник испуганный вопрос.

– Все в порядке, – попытался я успокоить свою компанию, – сейчас мы пойдем к Первецкому, и он отправит нас в столицу.

Володьша бросил быстрый взгляд в сторону замершего Юрика. Потом снова посмотрел на меня, облизнул губы и проговорил:

– А старший лейтенам мне сказал, что мы вчера вечером… того… Семецкого сожгли…

– Ну, допустим, он сам себя сжег, – улыбнулся я, – так что к нам никаких претензий нет. – И тут же посерьезнел. – Да, Шептун, Пятецкий предлагает тебе остаться здесь, говорит, что тебе у них будет хорошо, так что смотри…

Руки у Володьши медленно опустились, глаза обиженно округлились, и он тихо прошептал:

– Ты что, колдун, прогоняешь меня?..

– С чего ты взял?! – Удивился я. – Захочешь с нами идти, пойдешь с нами, захочешь остаться – оставайся. Выбор за тобой.

Володьша облегченно вздохнул и улыбнулся:

– А я уж испугался, что вы меня здесь оставите!..

– Да ты что!! – Подал голос Юркая Макаронина. – Ты ж теперь у нас друган – не разлей вода!!

В этот момент в комнату вошел Пятецкий и сразу же направился к лавке, на которой стоял умывальный таз, бормоча себе под нос:

– Надо же так обделаться!.. И где теперь для него штаны искать?!

– Как там Семецкий?.. – Спросил я.

Пятецкий обернулся, не переставая полоскать в тазу свои ладони, и пробурчал:

– Нормально… Уже вот на столько подрос, – он развел ладони сантиметров на тридцать, – Едва успел раздеть его и разбинтовать!

– Так Семецкий жив? – Удивился Володтша.

– Живее некуда, – Отозвался Пятецкий, разглядывая свои ладони, – И ругается зараза, ну чистая сорока!

Макаронин вдруг ухмыльнулся и с язвиночкой в голосе произнес:

– Значит, он, падла, притворился, что сгорел!! На испуг нас взять хотел!! Ну-ну!!

– Да ничего он не притворялся! – Отмел необоснованные подозрения Пятецкий. – Сам же вчера видел! Мы его сегодня в яйце нашли, которое в пепле осталось! Да вон колдун сам видел…

– А зачем надо было раздевать его и… э-э-э… разбинтовывать? – Осторожно поинтересовался Володьша.

– Так я ж говорю, растет он, уже вот такой стал, – Пятецкий снова отмерил ладонями тридцать сантиметров, – а холстинка-то не растет, не растягивает и не рвется, вот и пришлось ее срочно сматывать… Да и нет у него никаких переломов, и голова цела!.. Скачет по дому, как ни в чем не бывало… голый!

– Почему голый?.. – Снова удивился Володьша.

– Так на вот такого Семецкого, – ладони Пятецкого в очередной раз разошлись на тридцать сантиметров, – нет одежки! Не пошили еще!!

– Судя по твоим словам, ваш Семецкий скоро станет таким, как прежде, – успокоил я Пятецкого, – так что ничего ему шить не надо!

– Я б ему статью пришил!! – Мстительно прорычал Макаронин. – За самосожжение в общественном месте, в особо наглой форме!

Пятецкий удивленно посмотрел на старшего лейтенанта, но ничего не сказал. Вытерев мокрые руки о лежащий на скамейке рушник, он повернулся к Володьше и добродушно пробасил:

– Слышь, Шептун, может, у нас в деревне останешься?.. Здесь бор вокруг, самая для тебя работа, и ребятам ты понравился – не кичишься, скромно держишься… С твоим талантом, да характером, глядишь, лет через пять в первую десятку войдешь… А в столице… Плохо сейчас в столице вашему брату, совсем плохо!..

Володьша смущенно улыбнулся и покачал головой:

– Спасибо, конечно, за приглашение, но только нам срочно в столицу надо… Дела там у нас серьезные… Может попозже когда… Если примете…

Пятецкий огорченно вздохнул:

– Ну что ж, насильно медом не станешь… Я у тебя котомку пустую видел, дай-ка мне ее.

Володьша быстро юркнул на чердак и спустился оттуда со всеми нашими пожитками. Положив свой мешок и мандорину-низ на стол, он протянул Пятецкому котомку Василисы. Наш хозяин взял котомку и, пробурчав: – Вы собирайтесь, а я щас… – вышел из дома.

А что нам было собираться? Володьша взял в руки свой мешок, мандарину-низ и растерянно оглянувшись, проговорил:

– Я готов!..

Макаронин вылез из-за стола и успокоено-уверенным голосом прогудел:

– И я готов!..

– Ну а уж я тем более готов! – Развел я руки. – Так что подождем Пятецкого и двинем.

Пятецкий появился минут через пять с плотно набитой торбой и большим, оплетенным соломой кувшином. Поставив свою ношу на стол, он негромко, чуть запинаясь, проговорил:

– Неизвестно еще, как там у вас… ну… в этой столице дела пойдут… Так что я вот… собрал вам… на первое время. Тут, – он положил руку на торбу, – перекусить, а тут, – он кивнул на кувшин, – выпить… Это, конечно, не то, что живая вода или ваш… этот… самогон, но все ж таки… Бражка на волчьих ягодах!.. Запрещенная!!

Володьша было потянул руки к кувшину, но Макаронин опередил его. Ухватив и торбу, и кувшин, он авторитетно заявил:

– У тебя, Нюхач, и так поклажа тяжелая, это я понесу!

– Я не Нюхач, я – Шептун!.. – Обиделся сын Егоршин.

– Тем более!! – Веско успокоил его старший лейтенант. – Ты лучше за инструментом своим приглядывай, а то я заметил, он у тебя в небрежении!

Я неодобрительно покачал головой, и оба моих спутника заметили это. Володьша смущенно опустил голову, а Макаронин задрал плечи, всем своим видом показывая, что «он – что, он – ничего…»

– Спасибо тебе Пятецкий и за помощь, и за то, что зла на нас не держишь!.. – Проникновенно обратился я к кряжистому аборигену. – Может еще встретимся, а пока прощай!

И я неожиданно для самого себя поклонился ему в пояс.

Пятецкий вдруг смутился, неловко развел руки и, чуть крякнув, забормотал басом:

– Так мы что… мы ничего… Легкий путь вам, быстрая дорога… Удача и добыча…

«Интересное пожелание!» – Отметил я про себя и шагнул к выходу из дома.

Ребята затопали вслед за мной, попрощавшись с хозяином неловким кивком.

Спустя пару минут мы входили в дом, указанный мне Первецким.

Проходя через прихожую, я обратил внимание, что и здесь правой стене висело большое, почти от пола, зеркало, только стекло его было странно черным, даже вроде бы непрозрачным. Однако внимательнее рассмотреть это странное украшение мне не дал голос Первецкого, позвавший нас из комнаты:

– Проходи, колдун, сюда. И людей своих проводи.

Мы прошли в комнату и увидели, что Первецкий ждал нас не один, рядом с ним за столом сидел Вторецкий, переодевшийся и, похоже, умывшийся с дороги – выглядел он во всяком случае гораздо свежее нежели утром.

– Присаживайтесь, – предложил Первецкий, указывая на лавку, стоящую около стола, напротив хозяина дом.

Мы уселись на предложенное место, и я внимательно посмотрел в лицо Первецкого, ожидая начала разговора.

– Это – наш Вторецкий, – кивнул староста Мертвяковки в сторону своего товарища, – он у нас чаще всего в столицу ходит по… всякого рода делам и обычаи ее знает отлично. Я его специально пригласил, потому как с вашим перебросом имеется одна сложность, о которой вы должны знать и с которой вам придется справляться самим.

Макаронин немедленно захотел высказать свое мнение по поводу вдруг образовавшейся сложности и даже подался вперед, однако Первецкий предостерегающе поднял ладонь, да и я успел ткнуть его под ребра. Так что Юрик поневоле заткнулся.

– Дело в том, что перебросить вас троих сразу, вместе, мы не можем, не поместитесь вы в стекле. Придется вам уходить по одному, а это значит, что вы окажетесь в столице в… разных местах… Разбросает вас. Не знаю, бывал ли кто из вас в нашей столице раньше…

– Я бывал! – Немедленно высунулся Володьша и тут же добавил. – Только это давно было…

– Ну, там мало что изменилось, так, построили кое-что… – Ответил ему Первецкий и продолжил свою лекцию. – Вторецкий вам сейчас объяснит, каким образом вы сможете снова собраться вместе.

И он посмотрел на своего товарища, словно давая ему слово.

Вторецкий кашлянул в кулак и заговорил каким-то глуховатым воровским голосом:

– Первый из вас окажется в одной… лавке… Находится эта… лавка на Свином рынке. Точка у нас давно пристреляна, так что в этом случае мы не промажем. А вот второй и третий появятся в столице… неизвестно где…

– Почему это – неизвестно где?! – Не выдержал Макаронин. – Раз есть пристрелянная точка, так и сажайте всех в эту точку!

Вторецкий внимательно посмотрел на перебившего его оперуполномоченного и… снизошел до объяснений:

– После первого перехода точка выхода обязательно сместиться. Просто потому, что двух человек в одно место посылать нельзя – что если первый не успеет отойти?!

Он снова внимательно посмотрел на Макаронина, словно проверяя понял ли этот торопыга высказанное соображение. Макаронин понял, кивнул и тут же внес предложение:

– А вы сместите точку выхода на пару метров и запускайте второго!

– Ну да! – Усмехнулся Вторецкий. – И этот… «второй» окажется внутри стены! В том-то и дело, что наше стекло само выбирает свободное место для переноса. И где оно будет, не знает никто!

– А сколько надо времени, чтобы перенацелить ваше… э-э-э… стекло снова в первую точку, – осторожно поинтересовался я.

Теперь Вторецкий посмотрел на меня и веско выложил:

– Три дня!

Мы помолчали – срок был явно неподходящий. Не услышав новых вопросов, Вторецкий продолжил:

– Встречаться вам лучше всего на том же Свином рынке в головном ряду…

– В каком ряду?! – Удивленно переспросил Макаронин.

– В том ряду, в котором торгуют свиными головами! – Пояснил для особо тупых Вторецкий. – Потому что, во-первых, он самый короткий, и вы друг друга сразу увидите, а во-вторых вы его сможете сразу найти, потому что узнать свиную голову может, похоже, каждый из вас, а вот отличить свиной окорок от свиной шейки или, там, почки от печени, я боюсь, вам будет не по силам! Кроме того, те кому придется искать Свиной рынок, смогут обойтись без длительных расспросов, достаточно остановиться перед любым мясным магазином и вслух задуматься, где лучше купить свининки. Вам сразу укажут на Свиной рынок!

Вторецкий замолчал, и разговор тут же подхватил Первецкий:

– Сейчас вам нужно решить, кто за кем будет переходить.

И он внимательно нас оглядел.

Впрочем в этом вопросе у меня сомнений не было, так что я даже не предложил, а просто скомандовал:

– Первым пойдет Макаронин, вторым Шептун, последним я!

Первецкий одобрительно посмотрел на меня, а Юрик, естественно, сразу же возмутился:

– Это почему же я должен идти первым?!! Шагать, можно сказать, в полную неизвестность, да еще в какую-то подозрительную лавку?!!

– А что ж ты хочешь, старший лейтенант… – я уперся в переносицу блюстителя законности прищуренными зрачками, – …что б в «подозрительную лавку» отправился робкий, безобидный Володьша? Или я, совершенно не владеющий приемами самообороны?! – Макаронин задумчиво скосил глаза, а я, между тем, развивал тему. – Если бы мы уходили в лес медведям морды бить, первым пошел бы Шептун, если бы наш путь лежал в некое интеллектуальное место, первым пошел бы я, ну а, коль скоро, мы идем в драку – тебе, Юрик, первому быть!!

– Ну, если с этой точки зрения… – Задумчиво протянул опер.

– С это, с этой!! – Успокоил я его.

– Но тогда, колдун, тебе надо идти вторым… – Нерешительно предложил Володьша. – Я, все-таки, знаю город, а тебе придется искать неизвестно что, неизвестно где…

– Вот потому что ты быстрее найдешь это самый «головной» ряд на свином рынке, ты и идешь вторым… – ответил я, пристально гладя ему в глаза, – …успеешь перехватить нашего самогонщика и не дашь ему наделать глупостей!

Володьша понимающе кивнул, зато Юрик опять взвился:

– Кого это перехватить?!! Кто это наделает?!!

– Ты наделаешь!! – Коротко отрезал я. – Либо самогонки, либо чего еще похуже!!

И Макаронин после этих моих слов немедленно потух.

Первецкий, поняв, что споров о порядке перехода больше не будет, поднялся из-за стола и с коротким вздохом произнес:

– Ну что ж… Тогда пошли!..

Мы подхватили свои небогатые вещички и направились следом за Первецким к выходу из дома.

Однако, деревенский староста, как оказалось, и не думал покидать дам. Он остановился в сенях, рядом с зеркалом, и когда мы сгрудились за его спиной, быстро повел правой ладонью по верхней части рамы, быстро прошептав что-то невразумительное. По черному стеклу снизу вверх пробежала голубоватая волна открывая отображение… вот только отображалось в этом зеркале не наша компания, а какое-то сумрачное помещение с тесно расставленными, грубыми столами, тяжелыми лавками вокруг этих столов и двумя одетыми в рванье мужиками, сидевшими к нам спиной и о чем-то беседовавшими.

– Вперед! – Скомандовал Первецкий, кладя руку на плечо Макаронину. – Только тихо!..

– Куда – вперед?.. – Не понял старший лейтенант и растерянно оглянулся на меня.

– Вперед – вперед… – Подсказал я ему, указывая на зеркало одной рукой и легко подталкивая его в нужном направлении второй.

– Только ноги повыше поднимай… – Посоветовал нашему оперу Первецкий, напоминая, что надо переступить раму зеркала, располагавшуюся сантиметрах в тридцати от пола.

– Да куда – «вперед-вперед»?! – Раздражаясь переспросил Юрик. – В стекло что ли сапогом?!!

– Именно!! – Повысил я голос и толкнул своего дружка покрепче.

Макаронин невольно сделал шаг вперед, поднимая повыше ногу, как учил Первецкий, и его нога, перемахнув раму с тихим всплеском… погрузилась в стекло. По зеркалу побежала мелкая рябь, а наш оперуполномоченный на секунду замер, выпучив глаза на собственную ногу, исчезнувшую в стекле и выдохнул:

– Ну ни фига ж себе!!! Это что ж…

Договорить ему не дали, Первецкий с рыком: – Да шагай же ты!! – Толкнул его в спину, и Юрик, зацепив второй ногой за раму, покатился внутрь отражающейся в стекле комнаты.

Едва он исчез, рябь на стекле сделалась настолько сильной, что изображение практически исчезло, а затем по стеклу и вовсе побежала «снежная крупа». Около минуты в зеркале ничего не отображалось, а затем мельтешащие белые точки поблекли, и появилось новое изображение – узкий переулок, обстроенный с обеих сторон небольшими, двухэтажными домиками, причем половина нижнего этажа этих домиков пряталась в земле. Переулок был невероятно грязен, полностью лишен «зеленых насаждений» и безлюден. Володьша, тихо прошептав: – Я пошел… – и сделал было шаг к зеркалу, однако Первецкий остановил его взмахом руки. Мне тоже показалось, что что-то в этом изображении не так, но только через секунду я понял, что оно… черно-белое!

Переулок маячил в стекле с минуту, пока не стал постепенно расцвечиваться блеклыми, вылинявшими красками.

Наконец, когда узкая полоска неба между нависшими крышами чуть заголубела, Первецкий опустил руку и тихо произнес:

– Теперь можно!..»

Володьша, крепко прижимая к груди свою мандарину-низ и мешок, забытый Макарониным, быстро взглянул на меня, а затем молча, старательно поднимая ноги, перешагнул через раму зеркала.

И снова по стеклу побежала рябь, скоро перешедшая в мельтешение белых суетливых точек. На этот раз «снежная крупа» держалась на стекле минуты три, я даже начал опасаться, что мне не удастся уйти вслед за своими товарищами. Но вот белые мельтешащие точки начали бледнеть, и сквозь них проступило изображение широкого, совершенно открытого пространства, заполненного двигающимися людьми, причем движение это казалось совершенно неупорядоченным. Постепенно изображение становилось все более четки, продолжая оставаться «обесцвеченным», и становилось понятно, что волшебное окошко Первецкого показывает какую-то площадь с гуляющими по ней людьми – именно праздно гуляющими – другого определения действиям показываемой публики я дать не мог.

– Хуже некуда!.. – Негромко выдохнул рядом со мной Первецкий. – Площадь Согласия, та самая, что раньше называлась площадью Бессмысленного Бунта, и к тому же время утреннего моциона!..

– А другое место никак подобрать нельзя?.. – Также негромко, словно боясь, что меня услышат прогуливающиеся в зеркале люди, спросил я.

– Нет… – покачал головой Первецкий, – … чтобы место сменить, надо, чтоб кто-то здесь вышел.

И тут я заметил, что черно-белое изображение в зеркале не только становилось четче, оно еще и медленно смещалось к краю площади.

«Может быть это окошко успеет „выехать“ из толпы?» – С надеждой подумал я и тут же чертыхнулся про себя. – «Ну, ты, друг-чародей, совсем квалификацию теряешь!!»

Изображение в зеркале почти остановилось и начало наполняться цветом, а я в это время быстро нашептывал заклинание Полога. Едва с моих губ упали последние слова заклинания, последовав за последним поворотом моей правой ладони, как Первецкий коротко вздохнул, скомандовал: – Пошел!.. – И тут же обернулся, чтобы удостовериться, что его приказ услышан.

Я увидел, как его глаза вдруг широко распахнулись, нижняя челюсть пошла вниз, а губы приняли форму сильно вытянутой буквы «О», но мне было не до его удивления. Я сдвинулся чуть в сторону, обходя остолбеневшего старосту и перешагнул нижнюю кромку рамы. Уже выходя на площадь, я вдруг услышал за спиной его приглушенное:

– Да куда ж он подевался-то?!

Однако вопрос этот растворился в шуме запруженной площади…

Интерлюдия (по воспоминаниям старшего лейтенанта Юрия Макаронина)

Не успел я как следует удивиться на это странное, блин, зеркало, ополовинившее мою ногу, как какая-то зараза толкнула меня в спину, приговаривая пакостные слова. Я поневоле сделал еще один шаг вперед, но зацепился носком сапога за раму этого самого зеркала и растянулся носом вниз на полу этой самой таверны или кабака, не знаю уж как его правильно называть. В следующую секунду я был на ногах и развернулся, чтобы пообщаться с этим самым «толкачом», что уложил меня на пол, но… никакого зеркала здесь не было!.. Прямо передо мной располагалась самая настоящая стойка, правдадовольно замызганная, а за стойкой отирался хозяин, похоже, этого самого заведения. И смотрел этот хозяин на меня так, словно я ему уже надоел, как протухшая вобла!

Позади меня завозились и хрипатый голос словно бы нехотя спросил:

– Кабан, это что за дылда в ботфортах?.. Ты ж говорил, что в это время никого не будет, и мы сможем поговорить спокойно!..

– Так и говорите, – лениво переплюнул через губу хозяин, – он вам не помешает…

– Это нам решать, помешает он или нет… – чуть нажал на голос Хрипатый.

Я посмотрел через плечо и увидел, что оба оборванных мужика поднялись со скамейки и смотрят в мою сторону. Рожи у них были, слава тебе Господи – с такими рожами днем на улице показываться нельзя, я бы их сразу в обезьянник запрятал, до выяснения!

А хозяин все так же лениво и говорит:

– А ты, вьюноша неразумный, выкатывайся отсюда вон через ту дверь!

Я, конечно, посмотрел на хозяина и вижу он длинной вилкой, на которой надет жирный кусок мяса, тычет в сторону угла, в котором и в самом деле дверка виднеется. Ну, я конечно шагнул к дверке, однако так просто уйти, не объяснившись с человеком, который назвал меня… этим… вьюношей неразумным, мне показалось неверным. Ну и культурно так, как на курсах учили, я и говорю:

– Спасибо вам, конечно, за подсказку, а только, гражданин, я вам не вьюноша, и тем более не неразумный, а старший лейтенант милиции, старший оперуполномоченный и представитель власти! Так что извольте обращаться ко мне в соответствии со званием и с занимаемой должностью!..

А сзади Хрипатый самым хамским образом и заявляет:

– Вали отсюда, опер… у… этот… моченный… тебе показали куда!

Это уж, сами понимаете, откровенное хамство! Но если б это хамство касалось только до меня лично, я бы конечно может быть и промолчал бы… наплевал бы и растер бы, однако этот Хрипатый нагло унизил мою должность и плюнул, можно сказать, на погоны офицера. Поэтому я повернулся к этим двоим оборванцам и культурно так отвечаю:

– А тебе, оборвыш блохастый, светит год колонии общего режима за оскорбление представителя власти! Только вначале я тебя суну в обезьянник и научу чистить парашу… языком, чтоб знал, как его распускать!..

Рожа Хрипатого растянулась усмешечкой:

– Я не знаю, куда ты собираешься меня сунуть, а вот я тебе сейчас суну… а потом высуну и еще раз суну… да мой товарищ добавит… и мы посмотрим у кого из нас язык длиннее распустится!..

И с этими некультурными словами он достает из своих лохмотьев два ножика. Симпатичные такие ножики, лезвия сантиметров по тридцать-сорок и, главное все разрисованные, как будто по ним… ну… по лезвиям, морозом ударило. Я прям этими ножиками залюбовался. А вот товарищ его, тот, который все молчал, тот вытащил на свет божий тесак такой здоровенный, видимо, тяжелый и, что характерно, совершенно грязный.

«Ну… – думаю, – …совсем шпана оборзела, с таким железом по кабакам шляться!! Видимо, – думаю, – здешний участковый совсем мышей не ловит, раз у него такая рвань коричневая на органы милиции с ножами кидается!!»

А эти двое спокойненько так расходятся в стороны, чтобы, значит, с двух сторон на меня кинуться. И хозяин этой забегаловки что-то притих! «Ой, – думаю, – не к добру он притих!»

Поворачиваюсь это я к стойке, а эта морда ленивая, что за стойкой только что меня презирала, держит в руках какую-то двузубую… пику на длинной такой ручке, ну, метра в полтора, и как раз собирается этой пикой ткнуть меня, похоже под лопатку.

Ну я, конечно, вилку-то правой рукой перехватил, да и нажал, а хозяин уперся, что есть мочи, аж морда у него пятнами пошла! А я возьми да и на себе дерни, тут он в стойку мордой и ткнулся, только зубы лязгнули, да так, будто зубы эти у него все сплошь вставные и из стали, из хромированной. Вилка-то в моих руках осталась, так что, когда Хрипатый ко мне кинулся, я ему аккурат этой двузубой вилкой в пузо и уперся. Он заверещал, руками замахал, а дружок его с другой стороны со своим запачканным тесаком наваливается. Да только я вилку свою дернул из Хрипатого и дружку его тупым концом ручки аккурат в лоб заехал… Культурно так заехал, ручка хорошая, тяжелая была. Игру знаете – бильярд называется, так вот когда я по лбу ему попал, звук получился точно такой, как на бильярде.

Этот, правда, не орал… Даже не ойкнул, просто шмякнулся на спину, два раза коленками дернул и все… больше не шевелился. А Хрипатый один ножик бросил, руку свободную под лохмотья свои запихнул, хрипит так страшно, и со вторым ножиком наперевес шевелится в мою сторону. Я тогда ручку у своей вилки перехватил на две руки, ну и с разворота пустым концом ручки справа ему вмазал по черепушке. Аккурат около глаза пришлось. Ну, конечно, хрустнуло что-то, я уж было испугался, что вилка моя, ан, нет – черепушка его! Хрипатый хрюкнул… коротко так, и тоже мордой в пол.

Тут я поворачиваюсь к хозяину этого притона, а у того над стойкой одна морда разбитая торчит, и глазами хлопает. Я ему и говорю:

– Что ж, – говорю, – морда ты кабацкая, отрыжка первичного капитализьма и пережиток перестройки, на друга своих друзей руки тянешь?!! Меня к тебе товарищ Первецкий, можно сказать, по дружбе кинул, а ты на меня с вилкой?!! Да ты хоть знаешь, кто я такой?!!

Эта жаба ленивая разлепляет свою пасть окровавленную и хрипит:

– Гад первецкий твой Первецкий!! Вторецкий обещал подождать еще две недели, а Первецкий тебя прислал!! На вот, забирай, и делай со мной что хошь, только все равно сейчас у меня ничего больше, кроме этих двенадцати червонцев, нет!!!

И выкладывает на стойку кучку желтых кругляшей.

Я сперва не понял, что он такое вытворяет, а потом меня вдруг толкнуло – это он, похоже, должок Первецкому зажал, а теперь решил, что я прибыл должок тот с него выбивать. Ну что ж, думаю, деньги нам вполне могут понадобиться, а этот гад кабацкий пусть сам потом с Первецким разбирается – расписку царапать ему я не намерен, а ущерб и беспокойство мне причиненные он должен компенсировать!

– Ладно, – говорю, – морда кабацкая, считай, ты меня успокоил… пока! Только ножики у твоего дружка я тоже заберу, нечего ему с ножиками по населенному пункту перемещаться, порежется еще!..

Подобрал я оба ножика, ручки у них отличные, из рога, похоже, и утяжеленные, прицепил их к своей походной курточке, у меня там на подкладке как раз подходящие петельки сделаны, вилку поудобнее ухватил, и к стойке! Морда за стойкой аж посинела вся, видимо решила, что я его кончать собираюсь.

– Не бойсь, – говорю, – я же сказал, что пока ты меня успокоил.

Сгреб я монетки со стойки и культурно так спрашиваю:

– А скажи-ка, как мне до Свиного рынка добраться?!

– Так мы ж и так на Свином рынке… – прохрипела морда, и смотрю, синь с нее спала и снова она стала розоветь – успокаивается, стало быть, мироед кабацкий.

– А где мне головной ряд искать?.. – Доброжелательно так интересуюсь я.

– Выйдешь в дверь… – морда скосила глаза в направлении той самой дверки, из-за которой весь сыр-бор тут у нас разгорелся, – …и пойдешь влево, пока ряд не кончится, потом свернешь направо, и до последнего пролета. Это и будет головной ряд, там головы свиные продают…

– Знаю я, что там продают! – Оборвал я его пустую болтовню и чинно так к дверям топаю. А он мне во след хрипит:

– Передай Первецкому, чтоб он больше ко мне не выходил! Дел я с ним больше иметь не хочу.

Открыл я дверь, остановился на пороге и отвечаю:

– Это ты сам при случае Первецкому скажешь, а мне туда-сюда бегать недосуг, дела у меня.

И дверку аккуратно так прикрыл.

А снаружи лавки выстроились в два ряда и проход между ними узенький, а народу толкается – толпа! Двинулся я, как было сказано, влево, читаю вывески – «Лучшая свиная требуха из Лавандии», «Требушиные деликатесы из Гурмандии и Дольши», «Отечественная требуха – лучшая требуха в мире!», «Подкрепись копченой требухой – мордой будешь очень неплохой», «Требуха моченая, копченая, соленая, подвяленная, подкисленная, в уксусе и отваре папоротника, в змеином молоке, слоеная под гнетом, на пару, обезжиренная, в живой воде», «Парная требуха вынимается и обрабатывается у покупателя на глазах»…

В общем, сплошная требуха!

Дошел я до конца этого «требушиного» ряда, свернул направо, а до последнего пролета всего-то метров сорок. Дошел до него, и вправду – на всех лавках вдоль этого ряда свиные пятаки красуются, а конца этому пятачиному ряду и не видно. Вот и дожидайся здесь Сороку с этим… С Нюхачом!

Прошелся я метров пятьдесят, и плоховато мне стало – никогда в жизни не видел я сразу столько свиных рыл! Мне уже начало казаться, что и народ, что вокруг толкался, весь сплошь со свиными мордами на плечах.

Тут слышу, впереди крики какие-то истошные, суматоха поднялась. Народец вокруг сначала весь вперед кинулся, потом сразу назад и по лавкам начал прятаться. Пара минут – и между лавками практически пусто стало, так, десятка два теток мечутся и больше никого. И вижу в мою сторону несется наш Щупач, а за ним трое здоровенных, пузатых мужиков в странной такой одежке морковного цвета, и в руках у каждого здоровенный дрын. На верхушке у этих дрынов красуются узкие, длинные штыки, а под ними широкие округлые лезвия со здоровенным клевцом вместо обуха.

А бежать нашему Смотрецу, страсть как неудобно – у него в одной руке балалайка его огромная, а в другой мешок немалый, сами понимаете – ни отмахнуться, ни оттолкнуться, настигают его вооруженные мужички. Погоня отставала от музыканта всего метра на три, когда две тетки заполошные метнулись аккурат между нашим балалаечником и теми, кто его догонял. Ну, конечно тетеньки проскочить не успели, а только и затоптать их с ходу мужичкам в морковной одежке не удалось – все пятеро покатились в пылюку. Володьша, сын не помню чей, оглянулся и, увидев, как дело обернулось, наддал что было сил, ну и как раз мне в живот въехал. Глазки закатил, бедняга, мордой бледный стал, и шепчет еле слышно:

– Сдаюсь…

– Не… – говорю ему, – …друг милый, я твою сдачу не принимаю! Давай, шевелись!..

А сам схватил его за шиворот, открыл дверь в ближнюю лавку и как рявкну:

– Принимай оптового покупателя!! Сто пятьдесят свинячьих голов, маринованных в живой воде человеку нужно!!

Хозяин за прилавком аж до потолка подпрыгнул да как завизжит:

– Дарагой, красивый, самый хороший свинячий башка иметь будешь!! Сам свинячий башка выбирать будешь!! Самый лючший живой вода мочить будешь!!

Сунул я музыканта в лавку, дверь аккуратно так прикрыл, а сам снова на середку прохода вышел.

Мужики к этому моменту не только обеих баб в пыль по уши затолкали, но и вооружение свое подобрать успели, смотрю, озираются по сторонам, а чего озираться, когда вокруг кроме меня да тетенек, на которых они стояли, никого нет! Ну, естественно, двинулись они в мою сторону. Подходят, обступают с трех сторон, оглядывают… Долго огладывают, а потом самый рослый из них вопрошает:

– Кто таков, зачем в столице?!

«От, народ! – Думаю. – Ни опрос провести не умеют, ни задержание! И кто только их учил!!»

И такое меня, понимаешь, зло взяло!

– Зовут меня Никудыка Ниоткудин… – отвечаю и нагло так ухмыляюсь, – в столице свиные головы скупаю в количестве тащи двухсот пятидесяти штук!

Эти трое переглянулись, помолчали, а потом верзила снова с вопросом:

– А не был ли ты, Никудыка, два дня назад на дворе Лосихи, что в Черном бору находится?!

– В Черном бору?.. – Строю я из себя идиота. – Вы что, ребята, головами ударились сильно?! Если б я два дня назад в Черном бору был, то как бы я сейчас здесь очутился?! Что я по-вашему, птица перелетная?!

Они снова переглянулись, и тут один из мужиков поменьше говорит верзиле задумчиво так:

– Вообще-то, под описание подходит: высокий, одет в темное, и обувка без шнурков и пряжек…

– Да?.. – Отвечает верзила. – А откуда у него двузубец наговоренный?! В описании ничего про такое оружие не говорилось! И зачем бы тому… из описания… тыща двести пятьдесят голов свиных?!

Тут он как-то запнулся и спрашивает у меня:

– А зачем тебе столько свиных голов?..

– День рождения у меня!! – Скорчил я в ответ рожу типа «отвянь». – Гостей угощать буду!

– А ты не видел такого… невысокого… ну… лысоватого мужичка… голубоглазенького… с мандариной и мешком?.. Он как раз по этому проходу бежал? – Спрашивает вдруг тот мужик, что до сих пор молчал.

– Видел! – Отвечаю. – Он как раз мимо меня просвистел!..

– Что ж ты его не задержал?! – Верзила от огорчения аж секиркой своем пристукнул. – Ты ж видел, что мы за ним гнались!!

– Откуда? – Конкретно удивился я. – Мужик с инструментом, торопится… Я решил, что он на свадьбу, там, или на похороны опаздывает. А вы как раз настигли тех, за кем гнались… – Я кивнул в сторону притихших в пыли баб. – Что ж мне его задерживать?!

Мужики снова переглянулись, и верзила авторитетно так заявляет:

– Ну вот что, господин Неоткудин, мы должны тебя задержать для доклада и до выяснения!

– И надолго?.. – Ухмыляюсь я в ответ, а сам перехватываю поудобнее свою вилку.

– Суток на трое… – отвечает верзила, – …а там, как получится.

– Ага, – говорю, – а кто за протухшие свинячьи головы платить будет? Вы что ли?!

– За какие свинячьи головы? – Не понимает верзила.

– За купленные мной и сложенные в сарае! – Гаркаю я что есть мочи. – За три дня и «как получится» они точно протухнут! Кому я их тогда скормлю, Змею Горынычу?!!

– Оскорбление высшей власти!! – Тут же выныривает один из младших.

– Штраф три рубни!! – Подвякивает второй.

– Есть, чем штраф заплатить? – Строго так сводит брови верзила. – Или в холодную… до выяснения!!

– Да вы кто такие, вааще… – Повышаю я голос, – …что б меня да в холодную?!! Какие у вас на это права?!! А ну-ка, предъявите удостоверения?!

– Кого… предъявить?.. – Не понял тот, что про три каких-то рубни намекал. А верзила тоже в голос полез:

– Ты что, первый раз в столице?!! Не видишь – мы личная гвардия самого Змея Горыныча при исполнении государственного заказа!!

– Какого заказа?!! – Подпускаю я в свой рев иронии, а сам думаю, что не плохо бы и нам троим вступить в эту самую «личную гвардию».

– Государственного!!! – Ревет в ответ верзила. – На отлов особо опасных государственных преступников в особо опасных размерах!!

– Ты на свои размеры посмотри!! – Ору я в ответ. – У самого уже давно все размеры «особо опасные»!!

– Оскорбление гвардии при исполнении!!! – Пищит один из младших.

– Штраф три рубни!!! – Снова подвякивает второй, а первый тут же суммирует:

– Итого шесть рубней!!!

И оба довольно так ухмыляются. Эти вот ухмылки вообще меня достали!

– Ах вы салаги косорукие! – Перехожу я с крика на ласковый шепот. – Только и умеете, что отнять да разделить?! А что вы, козлы необученные, будете делать, если вам настоящее дело подвернется?!!

– Второе оскорбление гвардии… – Начал было первый «бухгалтер», а вот закончить очередной подсчет не успел – толстый конец древка моей вилки как раз ему в лоб заехал! Ну, натурально, он в пыль, отдыхать, а второй «бухгалтер» радостно так завопил:

– Оскорбление действием при исполнении!!! Штраф десять рубней с конфискацией!!!

И тут же улегся рядом с товарищем своим – я его по уху слегка задел.

А верзила обиделся:

– Ты чего дерешься?!!

И попробовал ткнуть меня своим неуклюжим штыком в живот. Только пока он разворачивался, я успел перехватить свою вилку на две руки, отвел его оружину в сторону и, развернувшись, достал его толстым концом рукоятки снизу по челюсти! Большое у меня желание было воткнуть ему оба зубца в брюхо, да одежку его портить не хотелось.

Осмотрел я ребяток, ну никакого сознания! Лежат, бедолаги, отдыхают! Ну я быстренько в ту же лавку, где музыканта оставил. А там наш Свистун сидит на табуретке, вокруг него головы свиные уложены штабелем… попахивают, и хозяин мечется:

– Дарагой, красивый, ну чем тебе такие замечательные башки таких замечательных свинок не нравятся?!! Вай!! Лучших башков на всем рынке все равно не найдешь!! Сам Змей Горыныч только у меня такой деликатес покупает!!

– Да не нужны мне… башки… – бормочет наш Бормотун, – …куда мне их, солить, что ли?..

– Как не нужны?!! Как не нужны?!! Твой драгоценный друг сам сказал – сто пятьдесят свинкиных бошков закупать будешь!!

И тут хозяин лавки замечает, что я уже в лавочке стою, и, натурально, бросается в мою сторону:

– Слушай, дарагой, красивый, твой друг отказывается свиные башки покупать, даже смотреть не хочет!! А ты сам посмотри, какой я ему товар выложил – башка к башке, как с одной свинки сняты!!

– Точно! – Согласился я, оглядывая штабель. – Слушай, ты их не клонируешь, часом?!

– Вай! Зачем так говоришь?! – Завопил хозяин лавки. – Мои поставщики даже слова такого не знают!! Они свинок растят, холят, лелеют, нисколько не хлор… нируют… мне продают только башки, остальное все по другим рядам расходится!!

– Слушай, друг, – спокойненько так говорю ему, – а где ты этот деликатес хранишь?..

– Как, где хранишь?! Погреб большой имею – там храню!

– И много у тебя в погребе еще товару?..

– Нет ничего, все сюда достал, когда ты сказал, что этот… уважаемый музыкант, сто пятьдесят башков покупать станет!!

– Так ведь здесь нет сто пятьдесят… этих… башков!..

– Нет, верно… – с горьким вздохом согласился хозяин, – …только шестьдесят две набрал… Но зато какие! Слушай – смотри, одна за две пойдут!!

– И сколько «одна за две» стоить будут?..

Тут хозяин вдруг умолк, взглянул на меня горящим зрачком, крякнул, прикрыл глаза и невозможно проникновенным голосом заявил:

– Дарагой, красивый, только для тебя такой скидка сделаю – закачаешься и вся жисть счастливый ходить будешь!

Он снова впился в меня горящим взглядом и поинтересовался:

– Все заберешь?..

– Все! – Подтвердил я.

– Эх!! – Хозяин отчаянно взмахнул рукой и выдохнул. – Один червонец давай, весь товар забирай!!

– Червонец?!! – Возмутился я. – Да за такую цену я целиком шестьдесят две свиньи куплю!!

На физиономию хозяина выползло самое оскорбленное выражение, на которое тот был способен:

– Неужели ты думаешь, что я жадный?..

Я утвердительно кивнул.

– Дарагой, красивый… – с непередаваемой горечью покачал он головой, – … Три жены, шесть ребетенков, чем кормить?.. Пока один свинячий башка продашь, два халата мокрый станут!.. А гвардейцы эти, – он вдруг перешел на шепот и ткнул пальцем в сторону входной двери, – трое зайдут – три башка готовь, пять зайдут – пять башка готовь… Оборвался, не поверишь, лишнего ковра дома нет!!

– Хорошо! – Я поднял руку, прекращая жалобы торговца. – Я заплачу тебе червонец. Только за это ты возьмешь в свой погреб на хранение мою покупку… – я кивнул в сторону свинячьих голов, – …и еще три головы. На три дня!

Хозяин лавки вскинул руки над головой, словно выиграл олимпийский забег, и как завопит:

– Дарагой, красивый, возьму в свой погреб что сказал!! Возьму на… сколько сказал!! Давай червонец!!

Я достал одну из монеток, которыми разжился в харчевне и протянул торгашу. Тот схватил денежку, рассмотрел и обе ее стороны, и ребро, попытался хватануть ее зубом, после чего, сунул в кошель на поясе и хлопнул в ладоши. В комнате образовалось двое полуголых пареньков, преданно уставившихся на хозяина.

– Перенести покупку нашего щедрого покупателя в погреб и принять у него еще три головы на хранение!! – Командует торгаш, а потом поворачивается ко мне. – Прости, уважаемый, мне отлучиться надо, по делу… Эти рабы в твоем распоряжении.

Тут он чуть помолчал, а затем скромненько так спрашивает:

– А что мне с твой покупка делать, если ты через три дня не придешь?..

– Если я через три дня не приду, – поясняю я для непонятливых, – и деньги останутся у тебя и… башки твои останутся при тебе!

Торгаш аж расплылся от удовольствия!

«Он, похоже, лавку свою на три дня запрет, а потом будет говорить, будто я вовсе и не появлялся!..» – Подумалось мне.

Хозяин чуть ли не бегом шасть из лавки, а я киваю хозяйским ребяткам на свиные головы и командую:

– В погреб!

Ребята хватают по голове и прочь из комнаты, а я сразу к Володьше:

– Давай, – говорю, – клади свои пожитки, будешь мне помогать!

Он мешок свой и балалайку пристроил на пустой прилавок, а я уже на пороге его поджидаю.

Ну, выскочили мы на улицу, а гвардейцы мои как лежали, так и лежат. И народ, смотрю, появился, а только все стараются по стеночки отдыхающих обойти!

Подтащил я Володьшу к мужичкам, схватил верзилу подмышки и командую:

– За ноги бери!

А Нюхач побледнел весь и аж трясется:

– Ты что, – говорит, – старший лейтенам, совсем плохой стал?!! Это ж гвардейцы из спец полка Змея Горыныча!!

– Я знаю, кто они такие! – Рычу я в ответ. – А вот если ты сейчас не возьмешь его за ноги, я твою балалайку-переростка об угол ближайшей лавки раскокаю!!

Дошло! Ухватил Шептун верзилу за ноги, и через минуту мы его в лавку доставили.

– Раздевай! – Командую я сыну Егоршину, а тот трясет головой и спрашивает:

– Как – раздевай?..

– До исподнего! – Командую я и бросаю красноречивый взгляд в сторону его музыки. Ручонки его тут же заработали!

А я снова на улицу. Глянь, а один из оставшихся в пыли бухгалтеров очухался и уже приподнимается, ручками вокруг шарит в поисках своей пики. Ну, я его легонько так по затылку приласкал и в лавку. А там сцена!

Володьша снял с верзилы его морковного цвета… ну… этот… пиджак до колен, а штаны оказались в сапоги заправлены. Высокие такие сапоги, тоже морковного цвета, на шнурках. Сидит, это, Володьша, шнурки распутывает, а тут, видимо, ребята хозяйские за новой порцией свиных голов явились! Ну и конечно, оченно они удивились, увидев в своем торговом помещении акт раздевания Змей Горынычевой гвардии! Только аккурат в это время и я в лавку ввалился с еще одним гвардейцем на плече.

Сразу схватываю обстановку и, как ни в чем не бывало, обращаюсь к служащим торговой точки с вопросом:

– Почему стоим?! Тут, понимаешь, товар на открытом воздухе портится, а они выстроились руки в… эти… в штаны!!

Ребята смекают, что пялить глаза не в их интересах, подхватывают каждый по голове и убираются по своим делам.

Я укладываю свою ношу с рядом с полураздетым начальничком и быстренько за третьим.

Не успели хозяйские ребятишки половину голов в погреб перетаскать, как мы с Моргачом нашим гвардию раздели и одежку ихнюю к нему в мешок попрятали. Ребяток я заставил оттащить гвардейцев на погреб вне очереди, так что оказались они по уши заваленными свинячьими головами.

– Ну что ж, – говорю я своему помощнику, – теперь можно с чистой совестью и Сороку подождать!

Вышли мы на улицу – легко там, хорошо, чисто… никто в пыли не валяется, с палками-железками не бегает. И пошли мы в проходочку меж лавками…

Интерлюдия 2 (по воспоминаниям Шептуна Володьши, сына Егоршина)

Из прихожей Первецкого я попал в совершенно незнакомый мне переулок, хотя дома в этом переулке не выглядели новыми – скорее они готовились к сносу. Да, получалось, что я здорово забыл столицу, в которой раньше знал все подворотни и закоулки. На секунду у меня мелькнула мысль, что Перевецкий со своим зеркалом зашвырнул меня в какой-нибудь совсем другой город, может даже к каким-нибудь фрязинам или гуннам! И главное, вокруг ни одной собаки, ни одного кота, чтоб спросить, где я и куда мне дальше двигать!

И вот, пока я стоял в растерянности, не зная, что предпринять, открылось окно в одном из домиков слева, и зычный голос проревел на весь переулок:

– Лутошка!! Лутошка, ты на рынок пойдешь?!!

Вопль этот остался без ответа и был немедленно повторен:

– Лутошка!!! Сын облезлой собаки, я кого спрашиваю, на рынок пойдешь?!!

Справа коротко скрипнула дверь, и в образовавшуюся щель высунулась лохматая голова. Посмотрев на открытое окно противоположного дома, голова негромко, словно бы про себя бормотнула:

– Ну, пойду…

– Купишь мне десяток свиных ушей в уксусе! – Заорали из окна.

– Денег дашь – куплю… – также негромко пробормотал Лутошка и, убрав голову, прикрыл дверь.

– Денег тебе?!! – Заорали из окна. – А кто мне должен два червонца и третий год не отдает?!! На свои купишь!! И смотри, чтобы уши как следует опалены были, а то прошлый раз со щетиной припер!!

Ответа на эти вопли не последовало, да, кажется, этих ответов и не ждали. Окно с треском захлопнулось, а спустя пару минут, снова открылась та же дверь, и Лутошка вышел на улицу. Одет он был в длинную, светлую, сильно поношенную рубаху, подпоясанную обрывком веревки и темные штаны с большими квадратными нашивками на коленях. На ногах у него красовались никогда, похоже, нечищеные, косолапо стоптанные башмаки с пряжками, а на нечесаной голове криво сидел неопределенного цвета треух. В руках Лутошка держал небольшую корзинку.

Бросив короткий взгляд на окно, из которого раздавались крики, Лутошка смачно плюнул на землю и потопал по переулку, неловко размахивая кошелкой. Решив, что он направляется к Свиному рынку – а где еще столичный житель мог купить свиных ушей в уксусе, я двинулся следом, стараясь не слишком к нему приближаться.

Переулок скоро кончился, и мы вышли на довольно широкую улицу, такую же пустынную, как и оставшийся за спиной переулок. Я принялся нарочито рассматривать окружающие дома, словно отыскивая среди них нужный мне и, в тоже время, старался на отставать от Лутошки, неожиданно прибавившего ходу. И по-прежнему я не мог определить на какой улице оказался!

Лутошка, между тем, свернул в очередной узенький переулок, и я, поравнявшись с этим переулком увидел, как он на ходу обернулся, явно ожидая моего появления. Мне поневоле пришлось пройти мимо, игнорируя этот переулок! Когда я снова вернулся к этому повороту, Лутошки и след простыл. И куда я теперь должен был шагать?!!

Тут я заметил на другой стороне улицы мясную лавку и решил воспользоваться советом Вторецкого. Приблизившись к лавке, я оглядел ее фасад в два небольших окна, дверью между ними и вывеской над первым этажом. На вывеске значилось «Мясо на любой вкус!»

– Так, так, так… – протянул я вроде бы про себя, но в тоже время достаточно громко, – …значит, здесь и свининка водится?..

Неожиданно рядом со мной раздалось глухое ворчание, которое я понял, как:

– Водиться здесь свининка… постная… из собачатины… Заходи!..

Я обернулся на это ворчание и увидел у моей левой ноги небольшого, худющего, ободранного… пса!

Конечно, мне довольно часто приходилось общаться с собаками, но встретить пса, понимавшего человеческую речь!! Это было просто невероятно, и вместе с тем – вот он стоял рядом и смотрел на меня тусклыми, чуть нагноившимися глазами.

– Если здесь свинина из собачатины, то почему ты не удираешь?.. – Негромко прорычал я псу.

Он отскочил от меня, словно я заехал ему башмаком под брюхо, и совсем уже хотел дать деру, но вдруг остановился и снова посмотрел на меня.

Несколько секунд мы изучали друг друга, а затем пес, повиливая коротким хвостом, сделал пару шагов в мою сторону и поинтересовался:

– Так ты – Шептун?..

– Шептун… – Не отказался я.

– Хм… надо же… – Задумчиво прорычал пес. – А я думал вас уже в столице не сыщешь…

– Почему?.. – Удивился я.

– Думал, всех извели…

– Что значит «всех извели»? – Притворился я «непонятливым.

– То и значит, – рыкнул пес и оглянулся, – долго рассказывать, а только шептунов в столице не осталось… Ты последний.

– Интересно!.. – Прошептал я негромко, а пес вздохнул и проворчал:

– Ничего интересного… и не вздумай с другими собаками разговаривать – сдадут!

– Куда сдадут? – Переспросил я.

– Куда, куда?!! В Надзорный приказ! За каждого Шептуна пойманного по доносу хорошие деньги дают, ну а нам, собакам, по три килограмма мозговой кости! Чуешь?!!

– Да как же собака в приказ о Шептуне сообщит, если ее никто понять не может?!

– Так и понимать нечего – три раза лапой по двери приказа стукнешь, сразу за тобой трех гвардейцев отряжают. Выводишь их на Шептуна, и все…

Мы помолчали, а потом я с невольной дрожью в голосе спросил:

– А ты что ж меня не сдашь?..

– Брезгую… – Пес отвернул морду, словно от меня плохо пахло, – …мне такая кость поперек горла встанет!

– Поэтому, наверное, ты такой… тощий!

– Наверное… – согласился пес.

– А почему бы тебе не переселиться поближе к Свиному рынку? – Полюбопытствовал я. – Там, вроде бы, посытнее будет.

Пес укоризненно взглянул мне в глаза и отвел морду.

– Там своя шайка, меня туда не пустят!..

– Ну, ладно, спасибо, что предупредил… Пойду я…

– Далеко?.. – Проворчал пес.

– К Свиному рынку…

– Дорогу-то знаешь?..

Я ничего не ответил на его вопрос и только вопросительно посмотрел ему в глаза. Пес отвернулся и коротко рыкнул:

– Пойдешь по улице дальше, у каменного дома повернешь налево, в переулок… Каменный дом один, не ошибешься. Переулком выйдешь на площадь Полной Победы…

– Спасибо, – перебил я пса, – дальше я дорогу знаю, и опустив свой мешок на землю, принялся его развязывать.

Пес с интересом наблюдал за моими действиями и даже приблизился еще на пару шагов. А когда я выудил из мешка небольшую толику копченых ребрышек, на морде пса появилось умильное выражение, а хвост пришел в неистовое движение.

– Это тебе… – Проговорил я, протягивая псу деликатес. – Извини, что не слишком много…

– Зато калорийно… – неожиданно буркнул пес, схватил угощение зубами и медленно потрусил в другую сторону.

А я, снова завязав свой мешок, двинулся в указанном собакой направлении, размышляя о тех изменениях, что произошли в столице за время моего отсутствия.

Вообще-то я слышал, что Змей Плюралобус объявил всех шептунов изменниками дела человеков и перебежчиками в звериный стан, но мне как-то не верилось, что это правда. Шептунов всегда было очень мало и они всегда были очень нужны властям. А выходило, что их и вправду… того… вне закона объявили. Значит надо было быть очень осторожным… пока колдуна-Сороку не найду!

Впереди действительно показался большой, двухэтажный каменный дом, за которым обнаружился узкий грязный проулок, куда я и свернул. Длиной этот проулок был шагов в сто пятьдесят, так что вскорости я оказался на знакомой мне площади Полной Победы, бывшей Вороньей. Ворон на площади было, как и раньше – туча, просто потому что одну сторону этого довольно широкого, открытого пространства занимала городская свалка. Ну и запах здесь стоял соответствующий!

Я пересек площадь, оставив высящиеся курганы свалки за спиной, и углубился в уже знакомые улицы столицы. Впрочем, знакомыми они были лишь слегка. Дома во многих местах пооблупились, а то и пообвалились, давно не ремонтированная мостовая просела яминами, наполненными мутной, глинистой водой, да и люд столичный сделался каким-то напряженным, жестким, злым!

Я прошел с полпути до своей цели и вдруг услышал позади себя собачий брех.

– Смотри, смотри какой мужик странный идет!!! Точно не здешний, да еще с мандариной!!! – Заливался тонкий визгливый лай. Вторило ему низкое мало разборчивое ворчание:

– Почему нездешний?.. Здешний, только не был здесь давно. Глянь, как по сторонам глазами зыркает – изменения подмечает!

– Нездешний, нездешний, нездешний, нездешний!!! – Заливалась визгливая собачонка, явно не желающая признавать правоту басовитой собаки исключительно из собственной вредности.

– Да ладно… – незлобиво пробурчал собачий басок, – …всем известно, что ты никогда людей не понимала… Потому у тебя, хоть ты и с породой, до сих пор хозяина нет.

– А ты, шкура блохастая, вообще никогда хозяина не найдешь… не найдешь… не найдешь!!! – Зашлась в визге собачонка, и я невольно оглянулся.

Метрах в восьми позади меня трусили две собаки. Маленькая, похожая на наглицкого терьера и большая, лохматая дворняга с кривыми ногами и неряшливо отрубленным хвостом. Я усмехнулся столь необычной паре и двинулся дальше, а в следующее мгновение… похолодел!! Хрипатый собачий басок негромко проворчал:

– Слышь, ты, пискун, заткнись и слушай сюда! Мужик этот… с мандаринной который – Шептун!

– С чего ты взял!.. С чего ты взял!.. С чего ты взял!.. – Зашелся визгом терьер.

– Заткнись! – Коротко тявкнула дворняга, а затем свирепо зарычала. – Ты что, не видел, как он на нас посмотрел?! Он же понимает, о чем мы говорим!! Беги в околоток Надзорного приказа, за углом… ну, ты знаешь где, а я его задержу!!

И было это… прорычано с такой уверенной страстью, что я снова обернулся.

Наглицкий терьер лохматым мячом исчезал за углом, а дворняга, нелепо перебирая кривыми ногами, догонял меня. На его облезлой морде была написана решительность. Увидев, что я снова обернулся, барбос оскалился, нечленораздельно захрипел, а потом остервенело залаял:

– Стой, Шептун, попробуешь удрать, укушу за задницу или покалечу мандарину!!!

Я хотел было ответить ему на его жаргоне, но вовремя спохватился – вокруг было достаточно прохожих, среди которых большинство, наверняка были бы не прочь заработать на поимке Шептуна! А потому, вместо того, чтобы лаять и рычать, я громко произнес:

– По-моему, этот бездомный пес взбесился!!

Головы всех прохожих мгновенно повернулись в мою сторону, а затем, так же разом в сторону приближавшегося ко мне барбоса. Он и в самом деле выглядел бешеным – лохматость его поднялась дыбом, глаза сверкали безумием, оскаленная пасть изрыгала бешеный, захлебывающийся лай!

Прошла секунда, другая, и когда между мной и дворнягой осталось всего метра три, а пес, казалось готов был прыгнуть, в него полетели камни! Люди, как это часто бывает в минуту общей опасности, объединились!

Бешеный лай сменился жалобным скулежом, дворняга, получив по ребрам парой-тройкой увесистых булыжников, резко свернула в сторону и попыталась скрыться в ближней подворотне, однако там ее встретили, похоже, весьма негостеприимно!

Дворняга крутанулась на месте и, со всей возможной для ее кривых лап скоростью, ринулась вслед за своим породистым товарищем.

Я с облегчением вздохнул, и прибавил шагу – надо было как можно скорее добраться до Свиного рынка, там было легко затеряться между лавок.

Мне оставалось пройти до центрального входа на Свиной рынок меньше километра, когда знакомый наглицкий терьер вынырнул у меня за спиной из темного замусоренного проулка. Я знал, что уйти от этой собаки практически невозможно – у нее верховое чутью, и потому она может в погоне срезать углы, но все-таки надеялся затеряться в смраде рынка. Теперь никакой надежды не оставалось. Следом за терьером из проулка выскочили трое гвардейцев, наряженных в яркие, морковного цвета, мундиры. Терьер кинулся за мной, вопя на всю улицу:

– Косточки!!! Сладкие сахарные косточки!!! Мозговички!!! Мозговички!!! Мозговички!!!

Он несся в азарте преследования, позабыв обо всем, и с такой скоростью, что гвардейцы мгновенно отстали. Это и стало роковым для лохматого малыша. Когда он, в запале преследования уже совсем собирался схватить меня за пятку, я мгновенно развернулся и заехал носком сапога точно по большой черной пуговке собачьего носа. Терьер отчаянно завизжал, из его носа и пасти брызнула кровь, так что на ближайшие несколько часов, он был лишен обоняния! Вот только это обстоятельство было для меня слабым утешением! Гвардейцы уже увидели меня, а удрать от них я вряд ли мог. Маленький лохматый пес остался на мостовой биться от боли в истерике, а гвардейцы, не обращая внимания на пострадавшего доносчика, неслись за мной. Мне удалось проскочить в главный вход рынка, но расстояние между мной и преследователями быстро сокращалось. Если бы я догадался бросить свой инструмент и мешок, набитый харчами!! Но этот маневр пришел мне в голову гораздо позже!

Чисто автоматически я свернул в головной ряд рынка, понимая, что добежать до его конце уже не успею, хотя народ шарахался в стороны, едва заслышав топот гнавшихся за мной гвардейцев. Я успел проскочить почти половину головного ряда, когда две тетки, прижавшиеся к дверям какой-то лавки, пропустив меня, вдруг кинулись перебегать проход, видно, им срочно понадобилось в противоположную лавочку. Оглянувшись через плечо, я увидел, как догонявшая меня троица, лоб в лоб столкнулась с этими тетеньками, и все пятеро покатились в дорожную пыль!

У меня словно крылья за спиной выросли, я рванул вперед… и в следующее мгновение врезался в какого-то здоровенного парня, непонятно откуда выросшего на моей дороге!

Что было дальше я совсем не помню. Когда я немного пришел в себя, оказалось, что я сижу в какой-то лавке, и ее хозяин, обложив меня со всех сторон свиными головами, расхваливает эти головы на все лады! Я попытался объяснить ему, что мне и одна-то свиная голова ни к чему, а он словно бы и не слышал. И тут вдруг в этой лавке неизвестно откуда появляется друг Сороки… ну… это самый… старший лейтенам, и у него с хозяином лавки начинается такой странный разговор!! Ну точно оба с ума сошли!!!

Препирались они наверное минут десять, потом вдруг, совершенно неожиданно, пришли к какому-то решению, и Макаронина передал хозяину целый червонец. Хозяин забрал червонец, позвал своих работников, и те принялись убирать свиные головы, а старший лейтенам схватил меня за руку, и потащил наружу. А как мы вышли, тут я и увидел – лежат мои гвардейцы рядом с этой лавкой и не шевелятся! Я так понял, что это их наш опер уполномоченный уложил… всех троих… Как у него это получилось я уж и не знаю, а только факт. Перетащили мы самого здорового в лавку, раздели… только я все это плохо помню, делал то, что старший лейтенам велел. Минут через пять вышли мы из лавки с гвардейскими мундирами в мешке, а гвардейцев в одном исподнем куда-то работники лавочника потащили!

Глава 5 (Продолжение)

Вышел я удачно, мой первый шаг по площади столицы совпал с общим направлением движения толпы, так что мне удалось никого не задеть. В следующий момент я переместился ближе к стене ближайшего дома и смог остановиться, чтобы оглядеться и решить, что делать дальше.

По площади, строго по часовой стрелке, двигалась огромная мужская компания, причем прогуливающиеся мужчины были до странности одинаково одеты. На всех красовались длинные, темно-серого цвета куртки с желтыми блестящими пуговицами, такие же темно-серые широкие штаны, заправленные в короткие черные, начищенные до ярчайшего блеска сапожки на шнуровке. Куртки, несмотря на весьма теплую погоду были застегнуты до самого горла, и на стоячих воротничках виднелись какие-то не то нашивки, не то… «нацепки» похожие на знаки различия в командном составе Красной армии. Большинство прогуливались в одиночестве, хотя изредка попадались компании в два-три человека, тихо переговаривавшихся во время движения.

Довольно быстро я понял, что здесь мне вряд ли подскажут, как добраться до Свиного рынка, а потому решил выбираться с площади на какую либо из близлежащих улиц. Однако, не успел я сделать первый шаг, как услышал фразу, сказанную одним из троицы, как раз проходившей мимо:

– …сам не видел, но мой знакомый из малой гостевой резиденции говорит, редкая красавица!..

Может быть я и не обратил бы внимания на эти несколько совершенно непонятных слов, но в моем нагрудном кармане вдруг отчаянно задергалась маленькая меховая игрушка. Медвежонок, казалось, стремился изо всех сил, выбраться наружу!

Я прижал дергающегося мехового кроху рукой и двинулся следом за беседующими мужиками, прислушиваясь к их разговору.

– Ну что ж, – поддержал беседу, мужчина, вышагивающий справа, – Его Изничтожество всегда отличался изысканным вкусом, так что…

– Так что скоро мы станем гостями свадебного бала! – Перебил его тот, что шагал в середине. – Ну, конечно, те из нас, кто будет приглашен!

– Интересно, как скоро этот бал будет проводиться?.. – Странно высоким голосом проблеял левый. – Мне хотелось бы присутствовать на нем в новом парадном мундире, а сволочь-швей обещает закончить его только через пять дней!!

– Пошли ему помощников! – Посоветовал средний.

– Двух! – Уточнил правый.

– Но у меня нет слуг знакомых со швейным делом! – Возразил левый.

– А кто говорит о швеях?! – Пожал плечами средний. – Пошли ребят покрепче…

– Что б могли твоего швея… э-э-э… стимулировать! – Закончил правый.

– А-а-а!! В этом смысле!! – Дошло наконец до левого. – Пожалуй вы правы, я воспользуюсь вашим советом!!

– И поторопись, – продолжил правый, – я думаю бал состоится дня через три, максимум, через четыре!

– Меня наверняка представят невесте, и я смогу оценить, так ли она хороша в действительности! – С важностью проговорил средний.

– А имя ее уже известно?.. – Неожиданно поинтересовался левый. Имя – это ведь очень важно! Я велю собрать дарственную цветочную корзину с именем невесты!

– Вряд ли у тебя это получится… – С сомнением произнес средний. – Ее имя, вроде бы, очень длинно…

– Ну… если взять цветы помельче… – не слишком уверенно предложил левый, однако правый тут же его перебил:

– Ты же знаешь, Его Изничтожество не любит ничего мелкого… Тем более на собственной свадьбе!

Я давно уже понял тему разговора, и ярость ударила мне в голову. Подобравшись поближе к беседующей троице я глухим, зловещим голосом произнес:

– Свадебного бала не будет!!! Жених до него не доживет!!!

Вся троица замерла на месте! Трое форменных мужчин смотрели друг на друга округлившимися от ужаса глазами, пытаясь понять, кто именно из них троих произнес эту кощунственную фразу!!

Я едва успел отскочить в сторону – в остановившихся мужчин врезалось еще двое, затем еще один и еще трое. Мгновенно образовалась куча-мала совершенно парализовавшая монотонное круговое движение. Затем раздались какие-то истошные свистки, и на площадь вскочило несколько мужиков в ярко-оранжевых фуфайках, одетых поверх темно-серых форменок, которые принялись растаскивать сгрудившихся пешеходов и регулировать движение. Дожидаться конца спасательной операции я не стал, потому как оказался рядом с началом одной из улиц, уводивших прочь от этой площади Согласия. Правда, на углах этой улицы маячили все те же мужички в ярко-оранжевых фуфайках, но мне они никак не мешали. Так что я спокойно отправился вдоль этой улицы на поиски Свиного рынка или хотя бы мясной лавки, где можно было бы узнать путь до места нашего рандеву.

Чем дальше я уходил от места своего выхода в столицу, тем более привлекательным оно мне казалось. Площадьэту окружали трех, четырех и даже шестиэтажные дома, казавшиеся весьма крепкими, и в тоже время нарядными и даже изящными. Некоторые из них, стоявшие на противоположном от меня конце площади, вполне можно было бы назвать дворцами. Кончилось тем, что я решил, как только найду своих ребят, вернуться на эту площадь и как следует ее осмотреть. Уж не там ли находится эта самая пресловутая «малая гостевая резиденция» в которой, по словам омундиренного гуляки, находилась новая невеста Змея Горыныча?!! Ведь за обращением «Его Изничтожество» явно скрывался именно он, а невестой конечно же была Людмила!!

Улица, по которой я шествовал, оказалась довольно длинной, широкой и прямой, чтобы носить название проспекта. В обе стороны от нее отходили переулки, тройку из которых я миновал, а вот на четвертом перекрестке остановился и принялся размышлять. Дороги к Свиному рынку я по-прежнему не знал, и потому было вполне вероятно, что я удалялся от цели своего путешествия. Надо было срочно сориентироваться в этом городе… в этой столице.

Я огляделся. Народу на улице было немного, и народ этот никуда не торопился. Правда, в отличие от площади, которую я с таким шиком покинул, большую часть населения, прохаживавшегося по этой улице составляли женщины, причем двигались они парами, и по их одежде и способу перемещения было ясно, что каждую пару составляли госпожа и служанка. Госпожа, одетая богато и ярко, шла налегке впереди, а служанка, наряженная как правило в некое подобие формы, шла позади госпожи и была обременена пусть небольшой, но поклажей. Поклажу эту составляла небольшая корзина или легкий короб из широкого луба.

«Дамы вышли на „шопинг“… – подумал я, – …и наверняка, хоть одна из них желает купить мясца!»

Однако мясных лавок в зоне видимости не наблюдалось, тогда я начал прислушиваться к разговорам и буквально через пару минут напал на нужный. Шагавшая мне навстречу дамочка в пышном розовом платье и крошечной шляпкой на голове приказывала визгливым голосом семенившей за ней молоденькой конопатой девушке, руки которой оттягивал здоровенный короб:

– Сейчас ты побежишь домой и скажешь Тимоке, чтобы он немедленно отправлялся на Свиной рынок и купил все необходимое для студня!! А ты сразу беги назад, я буду ждать тебя в кондитерской, что на углу Ляского переулка… ну, там, где крендель висит!!

– Барыня, я не могу бегать с этим коробом в руках… – ныла в ответ служанка, – … он мне по коленкам бьет! Давайте я его оставлю в той же кондитерской и быстро сбегаю налегке!

– Ты, кажется, мне перечишь?! – Взвизгнула «барыня» без особой, впрочем, злобы и даже не оборачиваясь. – Похоже, я тебя давно не наказывала!!

– Да за что ж меня наказывать?.. – Жалобно вопрошала служанка. – Я ведь хочу быстрее выполнить ваше приказание!..

– Его надо выполнять не быстрее, а точнее! – Визжала в ответ хозяйка. – Я сказала – беги, так вот и беги без разговоров!

Девушка вздохнула, развернулась и… побежала в обратную сторону, а я припустился за ней следом.

Впрочем, девчонка бежала только до поворота. Свернув в первый переулок, она немедленно перешла на довольно спокойный шаг и принялась разговаривать сама с собой:

– Ну что за жизнь пошла – беги туда, беги сюда! Да не просто беги, а еще короб этот в руки сунет, да полнехонький набьет!! – Она в сердцах тряхнула свою ношу, и в коробе что-то отчетливо брякнуло. – Придется мне, видимо, новое место искать!! А как хорошо жилось, пока хозяина не взяли в этот… Надзорный приказ – тихо, спокойно… Хозяйка добрая была, ласковая… Как подменили ее, откуда что взялось!..

Она продолжала жаловаться на свою судьбу, но я не слушал ее, раздумывая над тем, каким образом мне отыскать малую гостевую резиденцию.

Минут через десять мы подошли к довольно скромному двухэтажному домику, и девчонка, поднявшись на крыльцо, поставила короб и принялась колотить в дверь пяткой. Этот процесс продолжался довольно долго, пока наконец дверь не распахнулась, едва не сметя служанку с крыльца.

За дверью оказался заспанный парень, босой, в мятых штанах и расхристанной рубахе. Служанка покачала головой и с некоторой озлобленностью в голосе проговорила:

– Опять дрых?!! И как ты только можешь столько спать?!! Посмотри – глаза скоро вообще перестанут открываться!!

– Ничо… – прогудел в ответ парень, – когда надо откроются…

– Ну так открывай, давай!! – Совершенно озлобилась девчонка. – Хозяйка велела тебе бежать на Свиной рынок, принести все, что нужно для студня!! И быстро!!

– Бежать, так бежать… – индифферентно ответил парень, и потянулся, открыв рот в сладком зевке. Проделав сию гимнастику, он повернулся к служанке спиной, собираясь скрыться в доме, но та притопнула ногой:

– А если ты Тимока, вернешься домой позже барыни, она тебя…

Тимока лениво повернулся и насмешливо перебил девчонку:

– Ну, что «она меня»?!

– Она тебя накажет! – Грозно пообещала служанка.

– Ой-ой-ой!.. – Дурачась пропел Тимока. – Я от страха, прям, весь затрясся!..

Он вдруг задрожал всем телом, изображая, как ему страшно, и тут его штаны поехали вниз. Тимока, нисколько не смущаясь, подхватил спадающий предмет одежды и покачал головой:

– Вишь, как ты меня напугала, чуть портки от страха не потерял?!!

Девчонка зло плюнула себе под ноги, развернулся, прихватив свой короб и чуть ли не бегом бросилась прочь. А парень, довольно ухмыльнувшись, закрыл входную дверь.

Я же остался в переулке, дожидаться Тимоку.

Впрочем, ждать его мне пришлось недолго, уже через минуту он вышел умытый, причесанный и опрятно одетый, с большой кошелкой в руке. Прикрыв дверь, он сбежал по ступеням крыльца и скорым шагом направился вглубь переулка. Мне ничего не оставалось, как двинуться следом. Тимока, видимо, знал короткую дорогу до рынка, мы пробирались какими-то узкими, грязными закоулками, дважды перелезали через невысокие заборы, а затем неожиданно выскочили на обширную площадь. Тут на меня пахнуло духом, мягко говоря, не совсем свежего мяса, и я понял, что мы у цели.

Найти головной ряд рынка не составляло труда, главное было ни на кого не наткнуться – народу на рынке было предостаточно, и двигался этот народ весьма хаотично. Однако, до свиных голов мне удалось добраться без приключений, и почти сразу же я увидел своих ребят. Они чинно двигались от одной лавки к другой, рассматривая выставленный товар, о чем-то негромко переговариваясь и время от времени внимательно разглядывая проход ряда поверх голов местных жителей. Мешок Василисы, который тащил Юрик был до странности раздут, и я решил, что ребята, вдобавок к харчам Пятецкого, разжились и мясцом. Кроме того в руке старшего лейтенанта красовалась недлинная палка со странным двузубцем на конце. Подойдя к ним поближе я услышал их негромкий разговор:

– Пора бы Сороке уже быть на месте… – потихоньку ворчал Макаронин, – …сколько нам еще здесь толкаться?!!

– Я ж тебе предлагал посидеть в харчевне, – отвечал ему Володьша, – выпил бы медовушки, перекусил, а я пока потолкался бы по ряду. Неизвестно ведь, сколько нам еще ждать, может Сороку вообще за городской стеной выкинуло!..

– Ага! – Ухмыльнулся Макаронин. – Я в харчевне посижу, а ты опять в лапы к гвардейцам попадешь! И как мне тебя тогда выручать?..

– Я ж тебе объяснял, – чуть занервничал Шептун, – гвардейцам меня собаки бездомные выдали…

– Да понял я все про твоих бомжей, – перебил его Макаронин.

– Я не знаю, почему ты так называешь собак, – спокойно, даже как-то обреченно покачал головой Володьша, – только это были обычные собаки – одна маленькая, наглицкая, вторая наша, беспородная…

– Да понял я, что баба с мужиком и что баба наглая! Бомжихи-то всегда наглее мужиков. – Успокаивал Шептуна Юрик. – Жаль я их не видел, я знаешь как умею с бомжами разговаривать. У меня они не к гвардейцам побежали бы, стучать, а неслись бы сейчас по чисту полю в дальнюю деревню!

Володьша тяжело вздохнул и прекратил бесполезные объяснения. А Макаронин снова, похоже, далеко не в первый раз задал свой вопрос:

– Да сколько же нам еще здесь толкаться?!

– Сколько надо, столько и будешь толкаться!.. – Назидательно проговорил я.

Макаронин остановился, рассерженно посмотрел на Володьшу и язвительно заметил:

– Ты, я смотрю, осмелел, выступать начал!.. Смотри, следующий раз с гвардейцами сам разбираться будешь!!

Шептун, тоже слышавший мои слова, но не понявший, кто их произнес, заморгал глазами и пробормотал:

– Так я что… я ничего… и не говорил…

– И не говори! – Сурово осадил его старший лейтенант. – Смотри лучше по сторонам, что б Сороку не пропустить!

С этими словами старший оперуполномоченный развернулся и неторопливо двинулся вдоль по проходу.

– Сам смотри, Макаронина Юркая! – огрызнулся я вместо Володьши.

Макаронин крутанулся на месте, уставился на Володьшу горящим глазом, но вдруг в его пылающем взгляде мелькнуло некоторое смущение, а затем он завертел головой, явно пытаясь кого-то разглядеть.

– Что?! Что случилось?! – Встрепенулся Шептун.

В ответ Юрик только досадливо махнул рукой.

– Да кого ты ищешь?! – Настаивал Володьша.

– Ты что, не слышал?.. – Не гладя на своего спутника пробормотал Макаронин. – Голос Сорокин… а самого не видно!..

– Разуй глаза, слепундра… – негромко проговорил я, сбрасывая с себя Полог.

Увидев меня, Юрик оторопел, его круглые глазки быстро заморгали, а толстые губы шевелились сами собой, словно не знали что сказать. Зато Володьша искренне обрадовался:

– Ну вот! Вот же он!! А ты все – «сколько нам толкаться?» да «сколько нам толкаться?»

Тут и к Юрику вернулся дар слова:

– О!! Сорока!! А я и не заметил, как ты подошел!!

– Ну что же делать, если я такой маленький и незаметный?! – Усмехнулся я и тут же посерьезнел. – Пошли в какую-нибудь… харчевню, посидим, поедим, потолкуем.

– Я знаю куда! – Тут же вынырнул Володьша. – Нам там никто не помешает!

– Ну веди… Сусанин! – Буркнул Макаронин, поглядывая на меня все еще удивленным глазом.

Несколько минут спустя, мы сидели за столом отдельного кабинета в большом заведении местного общепита, и двое расторопных молодцев ставили на этот стол различные закуски, заедки, кувшинчики с напитками. Макаронин, коротко переговоривший с хозяином этого заведения и, видимо, заказавший все это изобилие, с торжествующим видом поглядывал в мою сторону, явно ожидая расспросов. Ну, я, конечно, поинтересовался:

– За чей счет гуляем?!!

– За мой! – Немедленно отозвался старший лейтенант.

– А откуда деньжатки?..

– Должок с одного хмыря получил!..

– Когда ж тебе успели здесь задолжать?! – Теперь уже вполне искренне удивился я.

– Ты ж помнишь, куда меня вытолкнули? – Спросил Макаронин, и когда я утвердительно кивнул, продолжил. – Так вот, не успел я туда… вывалиться, как на меня навалились два мерзавца с тесаками и ножами, а хозяин пытался сзади поддеть меня вон той вилкой!

Он кивнул в сторону угла, в котором притулилась та самая «вилка».

– Ну и что?.. – Потребовал я продолжения доклада.

– Ну что? – Макаронин пожал плечами. – Бандюганов этих я положил, ножики отобрал… – Он распахнул свою куртку и продемонстрировал мне два великолепных кинжала – типичных кама, с изузоренными клинками и костяными рукоятями. – А у хозяина вилку забрал… ну и … того… компенсацию за причиненные… эти… беспокойства – двенадцать червонцев!

– Двенадцать червонцев? – Переспросил я, и Юрик тут же поправился:

– Одиннадцать осталось. Один я отдел хозяину лавки за свиные головы и за то, чтобы он положил к себе в погреб на хранение трех змеевых гвардейцев.

– Так… – Медленно протянул я. – А гвардейцы откуда взялись?

– Давай, мы лучше поедим, а заодно и все тебе расскажем. – Предложил голодный Макаронин, и мне пришлось согласиться с этим предложением.

Обедали мы где-то около часа, и за это время ребята рассказали мне достаточно подробно о своих приключениях, а я поделился информацией, полученной на площади Согласия или… Бессмысленного бунта. Когда слуги убрали со стола грязную посуду, оставив только кувшин с каким-то сладеньким слабоалкогольным напитком и блюдо яблок, я взял яблоко, откинулся на высокую спинку стула и задумчиво проговорил:

– Не представляю, что это был за… променад на площади Согласия, но вот узнать, где находится эта самая «малая гостевая резиденция» мне чрезвычайно хотелось бы?..

И мы с Макарониным одновременно посмотрели на Володьшу. Тот, словно бы извиняясь, пожал плечами и так же задумчиво ответил:

– Это был не променад… Это был утренний моцион… Все кто служит в четырех главных приказах – Зарубежных интересов, Казенных доходов, Охранный-рубежный и Скрытной работы после первых трех часов работы должны выйти на обязательный моцион… Вот они и… выходят. Что касается… малой гостевой резиденции, то я даже не знаю, что это такое. И вообще, в столице я не был уже несколько лет, а здесь многое изменилось… Гвардия эта… собаки на Шептунов доносят… Надзорный приказ…

Я посмотрел на отвалившегося от стола Юрика, благодушно сжимающего в кулаке полный бокал, и раздумчиво спросил:

– Может, поспрошать твоих гвардейцев… ну, тех, что в погребе у лавочника сидят?..

– Вряд ли они хоть что-то знают об этой резиденции. – Немедленно отозвался Володьша и тут же пояснил. – Эти ребята знают только «хватать и тащить», а нам надо… поспрошать того, кто повыше сидит… сильно повыше!

– Так где ж его взять-то, того, кто повыше? – Простодушно переспросил Юрик, и мы замолчали, раздумывая над этим «простодушным» вопросом.

И тут в моей уставшей голове словно сами собой всплыли совсем недавно прочитанные строчки:

«Смажь подушечки пальцев левой ноги пятью каплями отстоявшегося варева и твоя нога приведет тебя к тому, что ты ищешь. Капни пять капель отстоявшегося варева на след того, что ты ищешь, и оно само придет к тебе…»

Я медленно повернулся в сторону Володьши, и, видимо, на моем лице было такое выражение, что Шептун выпрямился на своем стуле, приготовившись мне… внимать!

– Слушай, работник департамента слухов и домыслов, а не было ли в вашей структуре специалиста по… – тут я несколько задумался над формулировкой. – …по… травкам, камушкам, лягушкам-змеюшкам?..

– Ведуны и ведуницы?! – Немедленно сообразил Шептун. – Как же, были!

– Ты не можешь меня с кем-нибудь из них не познакомить?..

– А зачем тебе… эти… травки, камушки, лягушки, змеюшки? – Немедленно встрял в разговор Макаронин.

– Да вот… понимаешь… способ у меня есть один, нужного человека отыскать… Только способ этот требует наличия этих самых… травок, камушков… ну и всего остального.

– Дудуктивный метод! – Авторитетно заявил Макаронин. – Нам про него на курсах тоже рассказывали, только я не очень хорошо понял.

Я не стал просвещать старшего лейтенанта на предмет «дудуктивного» метода, а посмотрел на задумавшегося Володьшу, в ожидании его ответа. Спустя минуту он поднял на меня прояснившиеся глаза и с улыбкой ответил:

– Я знаю, кто тебе нужен!.. Правда, она наверняка уже отошла от дел, но… В общем, пошли!

Володьша, вскочив со стула, схватил свой мешок и мандарину.

– Да, кто это от дел отошел-то?!! – Напористо поинтересовался Макаронин, явно не желавший вставать из-за стола.

– Вот и посмотрим, кто отошел от дел!.. – Подхватил я вопрос старшего лейтенанта. – И немедленно.

Юрик, кряхтя, поднялся на ноги и заворчал:

– И что вам неймется?.. После обеда нормальные люди отдыхают. В этом кабаке, наверняка, и комнатки имеются… А уж вечером, по холодку, можно было бы поискать, кто там у вас от дел отошел!..

Но ни я, ни загоревшийся Володьша не слушали его стенаний. Макаронин расплатился за обед и потащился следом за нами.

Шептун может быть и давненько отсутствовал в столице и многого в ней не знал, однако дорогу до своей знакомой не забыл. Шел он бодро, не плутал, дороги ни у кого не спрашивал, и спустя полчаса вывел нас на окраину города к небольшому домику, спрятавшемуся за высоким деревянным забором. А вот к крепким дубовым воротам Володьша подошел с явной опаской и целую минуту собирался с духом, прежде чем стукнуть в дверку, врезанную в широкое воротное полотно.

На стук никто не отозвался, и музыкант, спустя минуту, постучал вторично.

На этот раз за воротами послышалось какое-то шевеление, а затем чистый, высокий женский голос спросил:

– Это кто же там в ворота колотится?..

– Володьша, сын Егоршин здесь… – чуть ли не пропел Шептун.

– И какое у тебя дело, Володьша, сын Егошин?.. – Спросил из-за ворот все тот же женский голос.

– Надо мне Арину Световну поведать, дело серьезное!

– Серьезное, говоришь?.. – В сомнении произнес женский голос. – Для тебя оно может и серьезное, только какое дело Арине до твоего дела?..

– Помощи хочу просить у нее… – после секундного раздумья ответил Володьша. – …а дело… сердечное… погибельное дело!..

Несколько секунд за забором царила тишина, а потом у самых ворот негромко проговорили:

– Ишь ты, сердечное дело… погибельное… И кто ж это по такому делу решил к Арине обратиться?..

Что-то стукнуло в воротину, что-то коротко скрипнуло, и калитка чуть приоткрылась. В образовавшуюся крошечную щелку выглянул ясный серый глаз, внимательно нас осмотрел, задержавшись на мне, а затем до наших ушей донесся короткий вздох, и калитка распахнулась.

За воротами стояла крошечная женщина в изумительной белизны рубашке, длинном, чистого голубого цвета сарафане, голова ее была покрыта низко повязанным цветастым платком, а из-под голубого подола выглядывали крошечные босые ноги.

– Проходите, ребята, посмотрим, что Арина сможет для вас сделать. – Проговорил все тот же высокий, чистый голос, и женщина отступила чуть в сторону.

Мы трое осторожно, тихо ступая по насторожившейся земле, гуськом, след в след, двинулись за калитку, и как только Макаронин, шествовавший последним, оказался за воротами, калитка с едва слышным стуком закрылась, словно бы отрезая нас ото всего остального мира.

Маленькая женщина, пропускавшая нас во двор, вдруг оказалась впереди нас и плавно повела перед собой рукой, приглашая следовать за собой.

«Ухо с этой тетенькой надо держать востро! – Невольно подумал я. – И шуток с ней не шутить!»

Небольшой, удивительно чистенький и какой-то… свежий, словно только что сделанный, домик хозяйка обошла по посыпанной песком дорожке и вывела нас на крохотный задний двор с колодцем и маленьким сарайчиком. Судя по царившей во дворике тишине, никакой живности в сарае не было, зато за сараем раскинулся весьма обширный огород… Очень странный огород. Соток двадцать, похоже, совсем недавно расчищенного леса – во всяком случае короткие еловые пеньки выглядели достаточно свежими – были кое-где вскопаны и засеяны частью знакомыми мне овощами, частью яркими, и очень разными цветами, а в основном совершенно незнакомыми мне, диковинными растениями!

Хозяйка уселась в крохотное деревянное креслице, повернутое лицом к огороду и молча указала нам на здоровенную деревянную колоду, лежавшую в двух шагах от креслица. Когда мы уселись, она посмотрела на свой огород и коротко, удовлетворенно вздохнула:

– Мое любимое место… Люблю смотреть, как трава силой наливается!..

Несколько минут мы любовались огородом, смотрели, «как трава силой набирается», а когда нетерпеливый Макаронин обернулся к хозяйке, чтобы задать свой очередной нетактичный вопрос, она вдруг снова заговорила:

– Давненько ко мне ни кто не заходил!.. Я уж думала, что все в этом городе забыли об Арине Световне… И вдруг – нате вам!.. Так кто ж из вас, добры молодцы, обо мне вспомнил?!!

– Я, Арина Световна, – немедленно отозвался Володьша и коротко кивнул, – а вы меня совсем не помните?!!

Хозяйка пристально всмотрелась в Володьшино лицо и вдруг улыбнулась:

– Помню, как же… Ты ко мне лет семь назад заглядывал… по какой-то служебной надобности!.. – Она снова пристально вгляделась в его лицо и добавила. – Точно… ты – Шептун из департамента слухов и домыслов, тебе медведь на ухо наступил, так тебя ко мне твой дьяк направил, ухо вправлять!

– Точно, тетушка Арина!.. – Расплылся в улыбке музыкант.

– Ну, и как твое ухо, – улыбнулась в ответ женщина, – не беспокоит?.. Или ты снова из-за него пожаловал?!

– Нет!! – Володьша энергично замотал головой. – Разве б я посмел вас своим ухом беспокоить, тем более, что с государственной службы я уволен!

– Уволен?! – Чуть удивилась хозяйка, а затем, внимательно всмотревшись в лицо Володьше, вдруг удовлетворенно кивнула. – Да, правильно… Уже лет пять, как уволен… – Не спросила, а подтвердила она. – Но тогда, что за дело вас привело?..

Володьша посмотрел на меня. Я посмотрел на хозяйку, и встретил чистый, спокойный взгляд светло-серых глаз.

– Рассказывай, молодец, рассказывай… я знаю, что дело-то твое.

Я и рассказал все как было, вплоть до того, каким образом мне стало известно, где сейчас находится моя Людмила.

Минут пять тетенька размышляла, словно переваривая или, вернее, укладывая в голове все услышанное, а затем спросила:

– Ну, а травница-ведуница зачем тебе понадобилась?..

– Я догадываюсь, в каком месте держат мою девушку, но не знаю, где именно находится это место… – Начал я, но Арина меня перебила:

– Я тоже не знаю, где находится эта самая… э-э-э… малая гостевая резиденция.

– А мне нужна совсем другая помощь… – хозяйка посмотрела на меня с интересом, и я несколько торопливо продолжил. – Мне известно такое зелье, которое может… привести меня к… тому что я ищу…

Я замолчал, соображая, достаточно ли ясно я выражаюсь, и Арина Световна тут же меня подбодрила:

– Говори, говори… Это уже ближе к моим талантам!..

– Так вот, мне нужно подобрать необходимые составные части этого зелья и помочь его приготовить.

Арина Световна как-то ласково посмотрела на меня и спросила:

– Так что тебе для этого снадобья нужно-то?..

Я вздохнул, прикрыл глаза и нараспев проговорил:

– Два спящих желтка смешай в синей глине с шестнадцатью каплями холодной крови земли, добавь щепотку пепла из следа молнии, три глаза беременной гадюки, сушеный цветок арардуса и свежий, трехлетний корень-вопль. Залей смесь двумя плошками мертвой воды и дай настояться три часа. Взбей состав до образования кровавой пены, опусти в него голову черного петуха с открытыми глазами и вари на быстром живом пламени до писка. После первого писка убей огонь, но оставь угли. После третьего писка сними глину с углей и поставь в холодок. Как только на вареве образуется корка, снеси глину в погреб и жди, пока корка не станет цвета увядающего папоротника. После этого пробей корку и слей варево в темное стекло…

– Понятно… Совершенно незнакомо, но… понятно!.. – Медленно протянула Арина Световна после минутного раздумья, а затем гораздо энергичнее повторила. – Понятно! Прямо сейчас и начнем!

Хозяйка вскочила со своего креслица и знаком позвала меня за собой. Макаронин поднялся было с колоды вслед за мной, однако Володьша, ухватил его за полу куртки и заставил вернуться на место.

Арина Световна открыла дверь сарайчика, и я зашел внутрь вслед за хозяйкой. А внутри сарайчик выглядел очень интересно!

Посреди небольшого помещения, на каменном полу стоял широкий прочный стол, размерами и высотой скорее напоминавший… верстак из не крашенных, но тщательно оструганных досок. По двум глухим стенам от пола до потолка тянулись стеллажи, сплошь заставленные разнокалиберными глиняными горшочками с горлышками, затянутыми чистыми тряпочками. Возле третьей стены, рядом с единственным небольшим окошком притулилась небольшая печка с плитой, собранная из небеленого кирпича, но выглядевшая при этом до неприличия чистой, словно была она игрушкой, а не местом для разведения огня! И что самое странное – у этой печки не было… трубы! Рядом с печкой был выложен небольшой штабелек коротеньких березовых дровишек. По обе стороны от двери стояли большие деревянные лари или сундуки, прикрытые тяжеленными крышками, но без замков.

Тетушка Арина прошла к верстаку, задумчиво провела тонкой, бледной рукой по чистому дереву и задумчиво произнесла:

– Начнем с посуды… Синяя глина…

Она повернулась и мимо меня прошла к одному из сундуков. Легко откинув тяжелую крышку, она сняла лежавший сверху кусок ткани, и моему взору предстал целый набор самой различной посуды из самой различной глины. Арина Световна, секунду подумав, выудила из этого изобилия небольшой темно-синий горшок, похоже, ручной лепки и безо всяких украшений, а затем, секунду подумав, прибавила к нему еще три разного размера чашки. Передав посуду мне, она положила ткань на место, закрыла крышку сундука и прошла к верстаку. Я последовал за ней и по ее знаку расставил горшок и мисочки на верстаке.

– Теперь, что нам нужно из живности?.. – Проговорила травница, назидательно подняв указательный палец. – Два спящих желтка и голову черного петуха с открытыми глазами… Так-так…

Она вдруг прошла к дверям сарайчика и, выглянув наружу, позвала:

– Эй, ты… долговязый… ну-ка, поди сюда!

Через мгновение около двери материализовался наш старший лейтенант.

– Деньги у тебя есть, – проговорила Арина Световна, глядя прямо в глаза Юрику, – сходи к моим соседям, тем, что слева, и купи для меня два яйца из-под их рыжей курицы и черного петуха, того, что с куцым хвостом. За яйца отдашь два гроша, а петуха мы через час вернем.

Она помолчала, глядя в глаза Макаронину, а затем кивнула:

– Все понял… Иди!

Макаронин молча развернулся и направился по тропочке в обход дома травницы.

Тетушка Арина вернулась к верстаку и, снова погладив доски ладонью, проговорила:

– Теперь трава…

Я чуть было не сказал: «А как же „горючая кровь земли?!“, но вовремя сдержался.

– И горючая кровь земли… – Словно повторила мою мысль травница и двинулась к одному из стеллажей. Пройдя вдоль полок, она взглядом обежала стоявшие там горшочки и кувшинчики, а затем, встав на цыпочки, достала с предпоследней полки маленький, странно плоский кувшинчик, горлышко которого было заткнуто деревянной пробкой.

– Вот это нам подойдет… – удовлетворенно проговорила тетушка, ставя кувшинчик на верстак рядом с синим горшочком.

– Теперь – сушеный цветок арардуса… – И она направилась к другому стеллажу.

На этот раз тетушка Арина без колебаний взяла с полки небольшой льняной мешочек и, развязав его на верстаке, начала перебирать странные, совершенно свежие, но словно… застывшие… остекленевшие цветы ярко-синего цвета, немного похожие на некие гигантские васильки. Выбрав самый, пожалуй, прекрасный из этих цветов, она аккуратно сложила остальные в мешочек и вернула их на полку.

Оглядев выложенные на верстак предметы, Арина Световна удовлетворенно кивнула и посмотрела на меня:

– Ну что ж, теперь отправимся за «глазами беременной гадюки» и корнем-воплем…

И она пошла к выходу из сарайчика. Я, естественно, двинулся следом.

Мы прошли мимо продолжавшего сидеть на коряге Володьши и вышли в огород. Тетушка Арина быстро прошла грядки с овощами и мимо знакомого мне, густо посаженного эстрагона двинулась в дальний угол огорода, где темно зеленела странная, крошечная, с глинистыми проплешинами, полянка. Хозяйка огорода остановилась на самой границе этой полянки, жестом приказала остановиться мне за ее спиной и негромко проговорил:

– Ну вот, это и есть Uratus Godus или Беременная Гадюка… А вот и три ее глаза…

И она указала на три крошечных, невзрачных цветочка, прячущихся от солнца под плотным, темно-зеленым, зубчатым листом. Наклонившись над выбранным растением, Арина Световна едва слышно пробормотала несколько невнятных слов и вдруг ее протянутую к цветам руку окутало слабое, но хорошо видимое сияние, переливавшееся перламутром. Держалось это сияние не более нескольких секунд, однако травница успела не только аккуратно сорвать стебелек травы с тремя цветками, но и уложить ее в приготовленный холщовый лоскут, и завернув лоскут, спрятать его в маленький мешочек.

Тетушка Арина выпрямилась, держа мешочек с растением немного на отлете и взглянула на меня. А я, не отрываясь, наблюдал за тем, как на изломе травяного стебля одна за другой набухали быстрые мутные капли сока, как они срывались со стебля и падали на землю, как эти капли, не впитываясь, вскипали и во все стороны от пузырящейся жидкости ширилась проплешина мертвой глинистой земли. Спустя минуту и само растение с обломанным стеблем словно бы растворилось в собственном соке, истаяло… исчезло. Только желтовато-серое пятно голой глины осталось на память о только что зеленевшем кустике травы.

– Теперь на этом месте три года ничего не сможет расти… – негромко пояснила Арина Световна.

– А потом?.. – Невольно спросил я.

– А потом… – повторила за мной травница, – …потом вырастет два молодых кустика Uratus Godus…

Едва заметно улыбнувшись, она повернулась прочь от плантации странной травы и неторопливо зашагала в противоположный угол своего огорода, все так же держа руку с мешочком на отлете.

Я пошел за ней следом, но несколько раз оглянулся на плантацию Беременной Гадюки. Мне в голову пришла мысль, что этой травкой, судя по количеству голых проплешин на земле, травница пользуется довольно часто!

А тетушка Арина, неторопливо проходя мимо крошечных, бессистемно разбросанных грядочек, негромко рассказывала.

– Вот здесь у меня прижились Cortus Bamberus, посмотри какие у нее замечательные цветы. Причем ближе к вечеру, если ты сможешь их увидеть, они будут совершенно бесподобного темно-лилового цвета.

Я честно разглядывал два дохлых кустика и удивлялся на невзрачные, крошечные беленькие цветочки, раздумывая при этом, чем же они станут лучше, перекрасившись в темно-лиловый цвет.

– А вот моя гордость, мне ее прислала одна моя знакомая прямо из Бублуса… Есть такой город в западной Фрязине, а предгорьях Альт. Ну?.. – Она обернулась и с лукавой улыбкой посмотрела мне в глаза, – неужели не узнаешь?! Это же Volum Pompesius, или, по-нашему Помадка Мармеладная!.. Страшно ядовитая травка, но прекрасное средство от бородавок в интимных местах! Срываешь два листочка, но только обязательно пинцетом, и кладешь их на ночь под свою подушку. Утром ты уже не найдешь этих листочков и, поверь мне, никаких бородавок!!

«А… э-э-э… интимные места-то останутся на… э-э-э… месте?» – Чуть не спросил я, но вовремя сдержался.

Через полтора десятка шагов тетушка Арина остановилась рядом с небольшим холмиком явно искусственного происхождения, похожим на слишком высокую клумбу. Весь этот холмик был усажен небольшими, толстыми, даже «жирными» травянистыми кустами. Присев перед одним из кустиков на колени, травница посмотрела на меня снизу очень серьезным глазом и коротко приказала:

– А ну-ка, закрой глаза и заткни уши, как следует!

Я послушно зажал уши ладонями и закрыл глаза. Через мгновение меня коротко толкнули в колено. Я открыл глаза и увидел, что Арина Световна протягивает мне вырванный из земли куст. Длинный раздвоенный корень куста странно подергивался и, казалось, тянулся обратно к земле.

– Держи, только аккуратно! – Приказала травница.

Я послушно ухватился за травяную верхушку куста и сразу же почувствовал, что куст невероятно тяжел. Казалось, что сама земля притягивает это небольшое растение к себе, стремясь вернут его в свое лоно! Я невольно приподнял куст повыше… и его «тяжесть» мгновенно уменьшилась… притяжение ослабло!

– Тряхни его!.. – Посоветовала Арина Световна, поднимаясь с колен, и я послушно встряхнул растение. Несколько комочков земли сорвались с корня, и растение сразу же стало еще легче.

– Ну, вот и все… – Проговорила травница, направляясь в сторону сарайчика.

«Как же все?.. – С некоторым удивлением подумал я. – А… „пепел из следа молнии“?..»

Но вслух ничего не сказал, и, как оказалось, правильно сделал – тетушка Арина ничего не забыла. Проходя мимо смирно сидевшего на прежнем месте Володьши, она ласково проговорила:

– Вот что, Шептун, сходи к воротам. Там у правого столба есть небольшая ямка… темная такая… ну… обугленная… Наскреби мне из этой ямки немного… праха.

Володьша послушно вскочил на ноги и бросился исполнять просьбу хозяйки.

А мы вернулись в сарайчик и положили добытую траву рядом с другими ингредиентами снадобья.

Спустя минуту, в дверях сарайчика появились Володьша, державший правую ладонь перед собой «лодочкой» и Воронин с тремя яйцами в левой руке и клеткой в правой. В клетке, возмущенно вертя во все стороны головой, сидел совершенно черный петух.

– Вот… – Коротко произнес Шептун, протягивая вперед свою ладонь. На редкость молчаливый Макаронин посмотрел на яйца в своей руке, на клетку, а затем перевел вопросительный взгляд на травницу.

– Сюда, ребята, сюда… – ласково позвала моих спутников тетушка Арина.

«Ребята» довольно робко подошли, и травница указала Володьше на доски верстака. Шептун высыпал на указанное место мелкую, летучую серую пыль, а хозяйка посмотрела на Юрика, и тот молча поставил на струганные доски клетку и положил три коричневых яйца. На вопросительный взгляд Арины Световны Макаронин ответил, пожав плечами:

– Так мне предложили три яйца… сказали, что у них… это… три есть… от рыжей курицы… Ну я и подумал – пусть одно в запасе будет… запас не помешает!..

– Верно, не помешает… – улыбнувшись, согласилась травница. – Спасибо вам обоим и… можете идти, отдыхать.

Володьша немедленно повернулся и быстро вышел из сарайчика. Макаронин последовал за Шептуном, однако у самого порога обернулся, хотел было что-то сказать, но коротко махнул рукой и вышел молча. А Арина Световна повернулась ко мне.

– Ну что ж, молодец, давай попробуем изготовить твое снадобье…

Она наклонилась и достала из-под верстака небольшую коробку, в которой оказался целый набор самых разных ножей, ложек, вилок, веничков и других приспособлений из металла, камня и дерева. Выложив все это добро на все тот же верстак, тетушка Арина подбадривающее мне улыбнулась:

– Начнем!..

Ее тонкие, гибкие пальцы подняли первое яйцо и коротким точным нажатием разбили скорлупу на две части. Три коротких переката желтка из скорлупки в скорлупку освободили его от белковой жидкости и отправили в маленький синий горшочек. То же было сделано и со вторым яйцом, так что третье – запасное, не понадобилось. При этом Арина Световна негромко, словно бы про себя, рассуждала:

– Это желтки мертвые, потому что к рыжей соседской курице никогда не приблизится ни один петух… Боятся они ее…

В следующее мгновение в тонких сухих ладонях оказался плоский кувшинчик. Пробка темного дерева легко вышла из горлышка, и в темно синий горшочек медленно закапала темная, маслянистая жидкость с тяжелым специфическим запахом.

«Нефть!» – Мгновенно догадался я. А Арина Световна продолжала свои негромкие рассуждения:

– Это каменное масло рождается в недрах земли, после того, как она поедает умершее живое… нет, не сразу… Земля долго переваривает съеденное, долго растит свою кровь… Потому эта кровь пылает так ярко и… дымно.

Ровно шестнадцать капель упали в горшочек, и сразу же темная деревянная пробка встала на свое место, а кувшинчик был отставлен в сторону.

Тетушка Арина, не глядя, протянула руку и опустила тонкие пальцы в горку праха, лежавшую на чистых досках ровной горкой. Щепотка пепла из следа молнии покрыла тяжелую, маслянистую жидкость налетом древней патины…

– Я специально притянула молнию к конкретному месту… Этим местом теперь долго можно пользоваться – небесный огонь глубоко прожигает землю!..

А я смотрел на пальцы пожилой женщины, умело стряхнувшие с себя малейший признак пепла… оставшиеся такими же чистыми, сухими и… холодными!

Зеленая веточка Uratus Godus повисла над синим горшочком, удерживаемая двумя тонкими пальцами, и через секунду три крошечных, чуть подвявших цветка беззвучно упали в «синюю глину» и канули в темной жидкости, а за ними сразу же последовал и прекрасный цветок арардуса.

В этот момент тетушка Арина вдруг прикрыла глаза и застыла, протянув ладонь над горшочком. Около минуты она стояла так, совершенно неподвижно, затем открыла глаза, остро глянула мне в лицо и негромко проговорил:

– Интересно… Очень интересно…

Пододвинув к себе корень-вопль, она выбрала короткий нож из странного, похожего на темное дерево материала и принялась крошить корень, приговаривая:

– Корень-вопль – странный корень. На западе его называют альраун, а у нас чаще – адамовой головой… Он вопит, когда его вытягивают из земли, вопит так, что человек, услышавший этот вопль может умереть или ослепнуть… Неумные люди заставляют собаку вытягивать адамову голову из земли, убивая животное и теряя силу корня – она уходит вместе со смертью существа, добывшего корень… А сила эта велика… Велика и… разнообразна…

Мне вдруг показалось, что я слышу совсем не простые рассуждения-пояснения занятой делом травницы, что в мои уши вливается некий древний, с забытым смыслом наговор на колдовское варево, вливающий в это варево силу… звука… Силу… слова!.. И что вовсе не для меня говорятся эти в общем-то простые слова, что меня вообще нет сейчас рядом с травницей… И перед глазами моими поплыл непонятно откуда поднявшийся туман, притупляя мое зрение, приглушая звуки, и без того негромко звучащего голоса!..

Я резко выдохнул, стараясь вернуть остроту восприятия, и совсем уже собрался прочитать заклинание «Истинного Зрения», но туман перед моими глазами внезапно исчез, да и голос травницы вдруг сделался отчетливее, звучнее.

Корень был уже порублен мелкими ломтиками, и тетушка Арина, взяв маленькую деревянную лопаточку, переправляла его в горшочек. Затем она той же лопаточкой медленно, тщательно перемешала содержимое горшочка, дала стечь остававшейся на лопатке жидкости и, не гладя на меня, отошла к стеллажу. Взяв с полки темно-коричневого стекла бутыль, она вернулась и… сколупнула с горлышка коричневую сургучную нашлепку. По комнате потянуло странным запахом… легкий, будоражащий запах спирта, перебивался тяжелой вонью падального гниения.

Я невольно положил ладонь себе на губы, и Арина Световна, словно почувствовав это мое движение, проговорила:

– Терпи… На то она и… мертвая вода!..

Едва слышно булькнув, часть содержимого бутылки перелилась в самую маленькую из приготовленных травницей мисочек, а затем из мисочки в горшочек… И еще раз булькнуло из бутылки в миску…

Вернув закупоренную бутыль на полку, Арина Световна наконец-то взглянула на меня:

– Ну вот, теперь мы можем немного передохнуть…

И вдруг я почувствовал, что страшно устал. Все тело у меня ломило, как будто я несколько часов кряду таскал какие-то чудовищные тяжести или… греб, вытягивая тяжелое судно против течения. Качнувшись, я отвалился от верстака, и тут же рядом со мной оказалась тетушка Арина. Ухватив меня под руку, она повела меня к выходу, приговаривая ласково-ласково:

– Ну что ты, паренек, потерпи… Сейчас мы с тобой передохнем, поужинаем, а там нам совсем чуть-чуть останется. Ну а ночью уж ты и вовсе сможешь отдохнуть!..

– Не могу я отдыхать, тетушка Арина, – каким-то «не своим» голосом прохрипел я, – мне спешить надо!..

– И спешить надо не торопясь, – не согласилась со мной травница, выводя меня во двор. – А то в торопливости можно что и не так сотворить!..

И тут же громко позвала:

– Эй, вы, лежебоки, ну-ка быстро сюда!

Через мгновение рядом со мной очутились Юрик и Володьша и, перехватив меня из рук тетушки Арины, повели за хозяйкой к дому.

Домик у Арины Световны оказался совсем маленьким, разделенным на две половины. В его передней части располагалось лицо довольно большой печи, в углу, под крошечным окном стоял небольшой стол в окружении простых деревянных скамей, на одну из которых меня и усадили. Тетушка Арина уже суетилась у печи, приговаривая:

– Садитесь ребятушки, сейчас мы ужинать будем!..

На столе вроде бы сами собой появились миски, ложки, солонка, крупно порезанный хлеб, затем пахнуло каким-то необычайно вкусным, мясным ароматом, и я увидел, как Арина Световна ставит посреди стола большой чугунок. Спустя мгновение у меня под носом появилась наполненная густым варевом миска, а в руке – большая деревянная ложка и кусок хлеба.

С первым же обжигающим глотком в голове моей прояснилась, и я понял, насколько был голоден! Да у меня просто был… этот… голодный обморок!!

Только немного утолив голод, я уже внимательнее огляделся. Володьша и Юрка сидели за столом по обе стороны от меня и также хлебали из своих мисок с отменным аппетитом. Арина Световна суетилась около печки, на шестке которой вскипал самовар.

Хозяйка, словно перехватив мой взгляд, улыбнулась и пропела:

– Ну что, опямятовал молодец?.. Сейчас еще сбитню выпьешь, и вообще все хорошо станет!

То, что спустя минуту оказалось передо мной в кружке на вид не вызывало энтузиазма – мутная, желтоватая жидкость, исходящая паром! Но когда я принюхался, то быстро уловил легкий аромат меда и каких-то незнакомых мне трав, специй. Рука невольно потянулась к кружке, я сделал первый, очень осторожный глоток и немедленно понял – это именно то, что мне было нужно! Питье было горячим, медово-сладким и с приятной травяной горчинкой.

Едва я допил свою кружку, как рядом со мной раздался голос Арины Световны:

– Ну что ж, молодец, пора нам продолжить наше дело…

Но тут конечно же вмешался Макаронин. Он и так невероятно долго молчал, вел себя необыкновенно сдержанно, но, видимо, его терпение истощилось.

– Да куда торопиться, бабушка, – в полный голос и очень добродушным тоном, но совершенно неожиданно заявил наш старший лейтенант, – Сорока говорил, что настойка его три часа должна настаиваться, а прошло всего два! Пусть еще постоит!

И Макаронин для пущей убедительности задрал рукав своей темной куртки, демонстрируя циферблат командирских часов.

Тетушка Арина мгновенно оказалась рядом со старшим лейтенантом и склонилась над явно незнакомым ей предметом:

– Ну-ка, ну-ка… Это что еще за штучка?.. – Она провела ладонью над часами и скептически хмыкнула. – Машинка?.. Время следит?..

Травница выпрямилась и покачала головой:

– Наверняка у какого-нибудь наглицкого купца нашлась – большие они мастера, эти нагличане, бесполезные машинки мастерить!

– Как это – бесполезные?!! – Мгновенно взвилсяМакаронин. – Что ж может быть полезнее?!!

И тут неожиданно подал голос доселе молчавший Володьша:

– А мне нравится машинка… Ишь ты, как… тинькает!..

– Не тинькает, а тикает! – Грубо поправил его Макаронин и снова обратился к травнице. – А ты, бабуля, сама-то как время определяешь?! Небось у самой в горнице ходики какие-нибудь… того… «тинькают»!!

– Никто у меня в горнице не «тинькает»… – с легкой, явно не свойственной ей неприязнью, отозвалась Арина Световна, – …а время я и без всяких там машинок определяю. Чувствую я его ход! А вот что ты милок будешь делать, когда у твоей машинки колесики сотрутся?..

– Другую куплю! – Немедленно нашелся Юрик.

– Так она ж, наверное, многих денег стоит! – Усмехнулась травница. – А ведь тебе еще себя прокормить надо!.. Или родители у тебя – богатеи?!

– Ну-у-у, на часы-то я себе заработаю и без родителей! – Самодовольно ответил Макаронин. – Невелик расход!

Тетушка Арина снова покачала головой и прекратила ненужный и неинтересный для нее разговор:

– Ну вот ты свои дела и сверяй со своей машинкой, а мои дела я без машинок и… без твоих указок творить буду! – И, повернувшись ко мне, добавила. – Пойдем, молодец, пойдем, нет у нас время машинки наглицкие разглядывать!

Я поднялся из-за стола и последовал за травницей, оказавшейся уже около входной двери. Быстро оглянувшись, я увидел сидящего за столом с удивленным видом Макаронина и Володьшу, склонившегося над макаронинскими часами с самым живым интересом.

А тетушка Арина едва слышно проговорила, переступая порог своего домика:

– Интересно, какую-такую работу работает этот… дылда, что у него хватает денег на заморские машинки?!

Спустя минуту, мы снова оказались в сарайчике, возле верстака, на котором нас дожидался маленький синий горшочек.

Заглянув внутрь «синей глины» я с удивлением обнаружил, что его содержимое превратилось в прозрачную, густую жидкость с едва заметными, словно бы не до конца растворившимися, остатками травы.

– Так… – удовлетворенно выдохнула травница, – прекрасно! Я займусь смесью, а ты разведи в печи огонь. И… помнишь? Пламя должно быть… «быстрое, живое»!..

Я молча кивнул и направился к печке.

Печка-плита в сарайчике была, как я уже говорил, самой обычной, только без трубы. Я решил не обращать внимания на эту странность конструкции, в конце концов, хозяйка должна была знать, можно ли разводить огонь в ее печи. Приоткрыв поддувало и распахнув дверку топки, я взял из находившегося рядом штабелька несколько полешков… и принялся их разглядывать. Дело в том, что эти… «дрова» были весьма похожи на самую обычную тонкую, не колотую, хорошо высушенную березу, но при этом до странности тяжелы. Кроме того все четыре чурки, попавшие мне в руки выглядели удивительно одинаковыми, словно их не срезали с дерева, а отлили в одной опоке!!

Впрочем, довольно быстро я махнул на эти странности предложенного топлива рукой – мне было велено развести быстрый живой огонь, а гореть должны были, по всей видимости именно эти «дрова».

Сложив в топке пяток полешков «костром», я непроизвольно хлопнул себя по карману и, не поднимаясь с колена, повернулся в сторону хозяйки, чтобы спросить ее насчет спичек… и тут же перехватил ее быстро ускользнувший напряженный взгляд. Она явно за мной наблюдала, чего-то ожидая! Моя просьба застыла у меня на губах.

«Что-то тут не так! – Мелькнуло в моей голове. – Попробуем обойтись без… зажигательных устройств!»

Еще раз внимательно оглядев пристроенные в топке полешки, я крепко потер ладони одну о другую. Возникший между ладонями жар я мгновенно «сжал», превращая его в довольно большую искру и, раскрыв ладони, сдул эту искру на ближайшее полено. Оно тут же затлело, причем не возникло даже намека на дым, просто округлый деревянный бок, обтянутый самой вроде бы обычной берестой, начал стремительно чернеть а из топки явственно потянуло усиливающимся жаром. Подчиняясь собственно интуиции, я дважды сильно дунул на этот чернеющий бок, и на нем мгновенно расцвело ярко-желтое пламя!

Я со стуком захлопнул дверку топки и, немного подумав, быстро соорудил слабенькое заклинание, обеспечивающее хороший приток в поддувало свежего воздуха – ну не мог я рассчитывать на хорошую тягу, при полном отсутствии трубы у этого отопительного сооружения!

Огонь за дверкой загудел яростно и торопливо. Я приподнялся, чтобы посмотреть, как там обстоит дело с отводом дыма, но дыма над печкой не было! А когда я оглянулся, чтобы доложить, что задание выполнено, мой взгляд наткнулся на темные, огромные, сияющие неким внутренним светом глаза травницы, внимательно, даже пристально, всматривавшиеся в меня! Я встал и коротко бросил:

– Огонь готов!

Глаза тетушки Арины погасли, и она ответила мне совершенно спокойно:

– Очень хорошо… теперь помоги мне.

Я быстро подошел к верстаку и увидел в горшочке вместо прозрачной, тягучей жидкости высокую шапку темной кровавой пены. Впрочем, удивляться я уже устал, а потому воспринял эту метаморфозу совершенно спокойно, так же спокойно, как Арина Световна объяснила мне появившуюся проблему:

– Нам необходимо опустить в наше снадобье голову черного петуха с открытыми глазами… Но если мы просто снимем голову с имеющегося у нас петуха, то его глаза наверняка тут же затянутся пленкой… как ты думаешь, сможешь ты решить эту проблему?..

Она, видимо, намеренно сделала ударение на слове «ты», и я вдруг понял, что решать эту «проблему» кроме меня просто некому!

Положив руку на клетку с черной птицей я на секунду задумался и почти сразу же понял, что есть только один путь – создать копию… абсолютно точную копию… живую копию петушиной головы… А чтобы ее глаза были открыты, необходимо затормозить… вернее полностью остановить в этой голове все биологические процессы!

Оставался только один вопрос – каким образом?!!

«Думай!! – Приказал я сам себе – Думай!! Вспоминай, чему тебя учили!! От твоей памяти, от твоего… Искусства зависит сейчас твое будущее!! И… не только твое!!»

А в голову, как назло ничего не приходило!

Тогда я решил попробовать путь ассоциаций… путь комбинирования, ненадежный путь симбиоза нескольких заклинаний!

Прикрыв глаза и полностью сосредоточившись, я начал намечать последовательность своих действий, примерный путь построения древа заклинаний и выбирать необходимые магические действия. Минут пять спустя, я в общих чертах представлял себе, что именно надо делать и в какой последовательности, хотя уверенности, что эти действия приведут к нужному результату у меня почти не было.

Первым делом я выстроил заклинание «Долгого Мгновения» и, ухватив щепотку принесенного Володьшей праха, привязал заклинание к нему. Посыпав зачарованный серый пепел вокруг клетки, я остановил внутри нее время. Теперь у меня было около трех минут на все стальные действия – петух, сидевший в клетке замер с открытыми глазами. Сформировав прямо над горшочком со взбитым зельем крохотную горошину Силы, я начал плести вокруг нее заклинание «Не своей Личины», вплетая в канонический образ заклинания формулу отстраненности и припутывая к нему маячки-ориентиры, привязанные к петушиной голове. Именно эти маячки должны были заставить заклинание «Не своей личины» выдать на выходе точную копию этой самой петушиной головы!

Работа эта требовала полной сосредоточенности и колоссального расхода энергии. Я почувствовал, как по моему лбу побежали быстрые струйки липкого пота, но не имел ни мгновения, для того, чтобы смахнуть их хотя бы с глаз… А они здорово меня раздражали… отвлекали! Только раз я, не выдержав напряжения, чуть тряхнул головой, и ту же почувствовал, как готовая сеть заклинания поползла под моими пальцами. Меня охватило отчаяние, и в этот момент на мой лоб опустилась прохладная ткань, мгновенно впитавшая в себя липкую влагу!

У меня сразу же прибавилось сил и даже появилась какая-то уверенность. Я довольно быстро закончил плетение моей сложной магической паутины, но не торопился активизировать ее. У меня было еще чуть больше минуты, и я решил еще раз проверить архитектонику полученной магической конструкции. Моя осторожность оказалась совсем не напрасной – в двух местах готовое заклинание пришлось поправить и приплести еще два дополнительных маячка.

Я коротко выдохнул и произнес формулу активации заклинания. Над синим горшочком, над кроваво пузырящейся пеной возникла и начала быстро наполняться плотью… черная петушиная голова – точное подобие головы петуха, сидевшего в клетке.

Тетушка Арина тихо ахнула, а я быстрым шепотом проговорил:

– Смотрите внимательно! Если увидите отличие от оригинала, немедленно мне скажите!..

Секунду спустя, раздался ответный шепот:

– Я не вижу никакой разницы!..

– Тогда… – отозвался я…

И в этот момент сила заклинания «Долгого Мгновения» иссякла! Петух в клетке дернул головой и… мигнул. И черная петушиная голова, висящая в воздухе над горшочком также дернулась и мигнула!.. Тут же тетушка Арина выбросила перед клеткой ладонь с насыпанными на нее зернами пшеницы. Петух мгновенно наклонил голову, впился горящим, немигающим взглядом в эти зерна, и точно также широко раскрылись глаза у магической копии петушиной головы!.. А в следующее мгновение я убрал магическую опору, черная, с черным же хохолком голова рухнула вниз, в пузырящуюся кровавую пену и пропала в ней без звука, без плеска!

Арина Световна подхватила горшочек руками и быстро прошла к печке. Через секунду наше зелье стояло на огне, а травница махала рукой, требуя меня к себе.

Я попытался сделать шаг в направлении печки и вдруг обнаружил, что стою, вцепившись обеими ладонями в кромку верстака, и только это удерживает меня в вертикальном положении. Колени мои подгибались от слабости, внутри все дрожало, глаза закрывались сами собой!

Однако травница продолжала призывно махать рукой, требуя чтобы я подошел. Собравшись с силами, я оторвался от верстака и сделал первый шаг… Второй шаг дался даже немного легче, так что скоро я оказался около печки, где и присел на пол, прямо возле топки.

– Как только я скажу, ты должен будешь немедленно погасить пламя! – потребовала Арина Световна.

– Попробую… – едва слышно прохрипел я.

Травница метнула в мою сторону яростный взгляд и буквально прошипела:

– Ты что, хочешь пустить насмарку всю нашу работу?!! Ты должен будешь обязательно погасить пламя, но оставить тлеющие угли!!

И в этот момент над печкой прозвучал чистый и совершенно отчетливый писк!.. Я бы сказал, отчетливый мышиный писк!

Тетушка Арина не успела ничего сказать – мои руки совершенно самостоятельно скрестились, пальцы развернулись широким веером, после чего обе ладони резко и синхронно вывернулись наружу, посылая в закрытую топку поток только что сотворенной углекислоты и захлопывая поддувало!

Этот последний жест окончательно доконал меня – повалившись на бок я потерял сознание!

Глава 6

Умный в нору не пойдет,

Умный нору обойдет!

(Шутка спелеологов)

Не рой другому яму,

она может стать твоей могилой…

(…ская народная мудрость)

Пять раз обмерь, один раз обвесь!

(Рекомендация начинающему приказчику)

Проснулся я в полной темноте и не менее полной тишине. Широко открыв глаза, я довольно долго вглядывался в эту темноту и совсем уж собрался затлеть хотя бы малую искорку, чтобы оглядеться, но в это самый момент совсем радом со мной кто-то вдруг шумно вздохнул, зачмокал, после чего, мои уши начали различать и другие звуки… Их словно включили!

С другой стороны от меня кто-то тихонечко дышал – так дышат во сне совершенно здоровые дети. Затем в комнате что-то неслышно переместилось – я это перемещение не услышал, а скорее почувствовал, и вслед за этим нечто едва слышно заскрипело. Скрип этот, донесшийся, как мне показалось, совсем уж издалека, был похож на… повизгивание панцирной сетки под нетяжелым телом – мне достаточно часто приходилось ночевать в многолюдных номерах дешевых гостиниц, чтобы мгновенно распознать сей специфический звук.

Я откинул короткое, легкое одеяло и сел на своей постели. Оказалось, что лежал я на довольно толстом тюфяке, положенным прямо на дощатый пол…

«Куда ж это меня занесло, что мне даже нормальной постели в гостинице не смогли заказать?..» – Мелькнула в моей странно тяжелой голове несуразная мыслишка, но я тут же вспомнил где находился и чем занимался перед своим «обмороком». И почти сразу же раздался тихий шепот, с той же самой стороны, откуда вначале донесся скрип кровати:

– Что, молодец, уже пришел в себя?..

Голос, без сомнения, принадлежал тетушке Арине и был до предела благожелателен.

– Пришел… – хрипловато прошептал я в ответ и в свою очередь поинтересовался. – А долго я… без памяти-то был?..

– Так ты и не был «без памяти», – усмехнулась в ответ травница. – Ты просто заснул… на рабочем месте. Правда, всю работу, что тебе полагалась, ты успел выполнить.

– Значит, зелье получилось?! – Обрадовано переспросил я.

– А это мы поутру узнаем, – снова усмехнулась Арина Световна, а затем совершено серьезным тоном спросила. – Ты ведь прямо утром и пробовать его будешь?..

– Да уж, тянуть не стану! – Ответил я чуть ли не в полный голос, за что сразу же получил тихий, но грозный «шик»:

– Тихо!.. Товарищей своих разбудишь!..

Я, сконфузившись, замолчал, и на несколько минут вокруг опять воцарилась полная тишина.

И снова эту тишину нарушил едва слышный шепот Арины Световны:

– А ты, парень, молодец… Кто тебя Искусству учил?..

– Никто, – тихо и с некоторой угрюминкой в голосе ответил я, – самоучка…

– Самоучка!.. – Удивленно протянула тетушка Арина. – Впервой я таких-то самоучек встречаю!.. А товарищ твой… этот, длинный, с длинным языком, он тоже самоучка?..

– Он вообще – неуч! – Мстительно прошептал я. – Навязался мне в помощники!..

– Неуч… – С непонятным удовлетворением повторила травница, довольно хмыкнула, и добавила, – так зачем же ты его с собой взял?

– Так попробуй его не взять!.. Это ж танк!.. Решил помогать, вот и… помогает. – Я вздохнул, а потом, для ради справедливости, добавил, – Да нет, иногда он действительно бывает полезен!

– А почему он себя так странно называет – «старший лейтенам», виночерпием что ли у кого служил?..

– Это его так Володьша прозвал, – теперь уже улыбнулся я, – а вообще-то у Макаронина звание такое – старший лейтенант, а должность – старший оперуполномоченный. Он у себя дома занимается тем, что служит в… как бы это получше объяснить…

– В гвардии вашего Змея Горыныча… – Подсказала догадливая травница.

– Ну… в общем-то… да… – вынужден был согласиться я.

– Я это сразу поняла, – удовлетворенно констатировала Арина Световна, – наши гвардейцы точно такие же – неучи, но иногда бывают полезны… Хотя, я бы на твоем месте не стала с ними связываться.

– Так Макаронин – мой старинный друг, – вынужден был признаться я, – мы с ним еще мальцами вместе в школу ходили.

– Так он в школе учился?! – Удивилась травница и задумчиво добавила. – Вот, значит, почему у него и звание и должность имеются!

Я не стал далее распространяться о нашем доблестном страже правопорядка, и его специфических способностях, потому как чувствовал, что только еще больше запутаю нашу хозяйку. Да, похоже и она сама не слишком стремилась продолжать эту тему – то ли для нее стало все ясно, то ли она почувствовала, что мне продолжать этот разговор не слишком удобно. Во всяком случае, ее следующий вопрос касался уже меня самого.

– Значит, ты говоришь – самоучка… Но ведь это не кузнечное дело подсмотреть, не портняжное… даже имея какой-никакой дар, надо ведь хоть какую-то базу получить!.. – Задумчиво, как бы для самой себя прошептала тетушка Арина, а я вдруг почувствовал необходимость ответить. Впрочем, никакого магического принуждения в этом случае не было, это я просчитал сразу же, просто фраза была построена хоть и без вопроса, но с требованием продолжить разговор. Очень умело была построена фраза!

Я и ответил:

– Был у меня наставник… Очень много мне объяснил, очень много мне рассказал… как ты говоришь – дал мне весьма солидную базу!

– Это кто ж такой? – Немедленно поинтересовалась травница. – Может, я его знаю?

– Это вряд ли!.. – Откровенно усмехнулся я, на что Арина Световна немного обиженно прошептала:

– Ну, почему же странно, я многих наших чародеев и колдунов хорошо знаю, и с их школами знакома… Правда, твоя подготовка очень необычна… – тут же поправилась она, – …вряд ли кто из учеников знакомых мне колдунов смог бы выдержать и половину того, что вчера сделал ты.

– Это что ж такого необычного я вчера совершил?! – Удивился я.

– Я видела, что ты совершил, – ушла от ответа Парина Световна. – И я знаю, что говорю.

Тут она на мгновение замолчала, а затем продолжила еще более тихим шепотом:

– И если тебе еще понадобится моя помощь, приходи, я для тебя все сделаю!

– Спасибо… – чуть растерянно прошептал я, не зная, как еще благодарить за столь щедрое предложение.

– Не за что! – Неожиданно коротко ответила травница и так же коротко добавила. – А теперь спи!

И снова под ней едва слышно скрипнула кровать.

«Неужели она действительно спит на панцирной сетке?!» – Мелькнула в моей голове еще одна несуразная мысль и я… заснул.

Когда я во второй раз открыл глаза, в комнате было уже достаточно светло. В два окошка маленькой задней горенки, на полу которой уложила нас хозяйка, вливался серый предрассветный свет. Макаронин и Володьша лежали справа и слева от меня на толстых тюфяках и были прикрыты такими же легкими одеяльцами, как и я сам. Старший лейтенант смешно причмокивал во сне толстыми губами, а Шептун дышал тихо, едва слышно.

Открыв глаза, я сразу почувствовал себя вполне отдохнувшим, полным сил и готовым к самым активным действиям. И все это, несмотря на то, что спал я полностью одетый, чего очень не люблю! Правда, кроссовки с меня все-таки догадались стянуть…

Быстренько проверив собственный магический кокон, я убедился, что тот стал еще плотнее, словно бы налившись новыми, почерпнутыми во вчерашнем колдовстве, силами.

«Вот что значит тренировка! – Немедленно подумал я. – Занимайтесь магией ежедневно, и ваше мастерство будет расти с неимоверной скоростью!»

И тут же меня посетила новая, гораздо менее оптимистичная мыслишка о том, что все мое «мастерство» вероятнее всего очень скоро мне понадобится!

Откинув в сторону одеяльце, я осторожно поднялся на ноги и, еще раз оглядевшись, удостоверился, что хозяйка уже поднялась со своего ложа, стоявшего у противоположной стены, и покинула комнату. А кроссовки мои стояли тут же, в ногах, рядом с тюфяком.

Обувшись, я вышел из комнатки через небольшую и совершенно бесшумную дверь в помещение кухни, где уже топилась печь и пахло какой-то свежей снедью.

Тетушка Арина шуровала у печи, но, несмотря на свою занятость и мое совершенно бесшумное передвижение, сразу же обернулась. Увидев мою персону, она легонько кивнула в сторону лежащего на столе полосатого полотенца и тихо произнесла:

– Иди во двор, умойся, и будешь завтракать…

После этих слов я немедленно почувствовал волчий голод, но предложение умыться отклонил. Травница удивленно подняла бровь, и я вынужден был рассказать ей, что за мной охотится Водяной Шишок из Черного бора, и почему он это делает.

Арина Световна неодобрительно покачала головой, а затем налила в небольшой таз чуть мутноватой жидкости и кивнула:

– Умойся вот этим… Этого ни один Шишок не переносит, а тебе только польза будет.

Я взял таз, прихватил полотенце и вышел во двор.

Поставив тазик на крылечко, я осторожно протянул руку и коснулся чуть тепловатой жидкости. Ничего не произошло. Тогда я вздохнул и принялся умываться. Жидкость была удивительно мягкой, даже какой-то ласкающей. Вытершись насухо чистой, теплой тканью, я почувствовал необыкновенную бодрость и, насвистывая легкий мотивчик из старой оперетты, двинулся в обход двора в поисках… «удобств».

Вернувшись с тазиком подмышкой на кухню, я узрел на столе две тарелки с маленькими тонкими блинчиками, уложенными двумя высокими стопками, мисочку со сметаной и высокий темный кувшин с широким горлом. Кроме того, рядом с тем местом, где я вчера ужинал, стояла небольшая миска и вместительная кружка.

Кисель нальешь сам… – подсказала от печи хозяйка, – а есть будешь руками… Так вкуснее!

Я уселся за стол, наложил в свою миску сметаны, налил киселя и протянул руку за первым блином, но вдруг остановился.

– Тетушка Арина, а ты разве не будешь сама-то завтракать?

Травница улыбнулась и покачала головой:

– Я завтрак еще не заработала… А вот тебе, молодец, надо как следует поесть… И после вчерашнего, и перед сегодняшним!..

Она через плечо посмотрела на меня и неожиданно спросила:

– А почему твой друг… Макаронин, называет тебя так странно – Сорока?

– Это прозвище мое, по школе, – не слишком охотно ответил я, – Фамилия… ну… прозвище у меня – Сорокин. А зовут меня Владимир…

– Владимир!.. – С некоторым удивлением повторила Арина Световна и снова покачала головой. – Хорошее имя, дренекняжеское!.. С таким-то именем и впрямь против Змея Горыныча идти можно.

Она снова повернулась к печке, а я принялся за блины. Ох, и вкусны же те блины были!!

Наелся я довольно быстро, выхлебал кружку клюквенного киселя и совсем уже закончил завтрак, как вдруг из задней горницы показался помятый сном Юрик. Почесывая пятерней взлохмаченную голову, он протопал через кухню к выходу, недовольно бормоча:

– Вот так!.. Вчера его на горбе пришлось тащить, а сегодня он, как ни в чем не бывало блины трескает!..

Входная дверь за ним захлопнулась, и в тот же момент снова приоткрылась дверь задней горницы и на кухню просунулась встрепанная голова Володьши. Шептун оглядел помещение и хрипловатым со сна голосом поинтересовался:

– А вы уже встали?..

– И уже позавтракали… – Дружелюбно кивнул я в ответ.

– Тогда… с пробуждением! – Поприветствовал нас Володьша, словно бы и не слышавший моего ответа, после чего его голова снова скрылась за дверью.

Тетушка Арина убрала перепачканную мной посуду и поставила на стол два чистых прибора.

– Ну вот, – удовлетворенно проговорила травница, присев на скамью рядом со мной, – сейчас твои товарищи позавтракают, и вы сможете отправляться.

– Да… я вообще-то никого с собой брать не собирался… – несколько растерявшись, ответил я. – Мое зелье только на меня подействует, а… ребятам совершенно незачем лезть туда, куда меня занесет!

– Так они за тобой и не полезут, – совершенно спокойно ответила Арина Световна. – У каждого из вас своя дорога предстоит, только вот дороги ваши очень скоро снова… пересекутся.

– Где?! – Невольно вырвалось у меня, однако, тетушка Арина только покачало головой:

– Я тебе и так слишком много сказала. Если скажу еще что-то, вы можете потерять правильную дорогу.

«Если б я ее знал!.. – С горечью подумал я. – Эту „правильную дорогу!“

– Ладно! – Тетушка Арина поднялась со скамейки. – Пусть ребята здесь сами командуют, а я пойду, принесу твое зелье.

Она вышла из комнаты, и почти сразу же в нее вошел бодрый и умытый Макаронин с блеском в глазах и неукротимой энергией во всем своем милицейском теле.

От двери он направился к столу, на ходу потирая руки:

– Ну, чем нас колдунья потчует на завтрак?!!

– Какая она тебе колдунья, – обиделся я за Арину Световну. – Милая, умная женщина, взвалила на свои плечи такую обузу…

– Какую обузу?! – Немедленно перебил меня Юрик возмущенным вопросом. – Кого ты имеешь ввиду?!

– Себя, тебя… всех нас! – Твердо ответил я. – И не смей называть ее колдуньей!

– Да?! – Повысил голос старший лейтенант. – А как мне ее называть, после того, что она вчера… учудила?!!

– А что она учудила?.. – Чуть сбавив тон поинтересовался я.

Макаронин уселся за стол, навалил себе в миску сметаны и энергично принялся за блины, рассказывая с набитым ртом:

– П’ихотит она вчеа вечеом и заяв’яет – Соока ваш заснув, нато ево в том пеенесть!..

– Слушай, – перебил я Юрика, – ты уж лучше поешь сначала, а потом расскажешь…

– Давайте я расскажу! – Неожиданно предложил неслышно подошедший к столу Володьша.

Мы с Макарониным одновременно взглянули на Шептуна и одновременно кивнули.

– Вечером Арина Световна пришла очень поздно, старший лейтенам уже улегся спать…

– Ничео я не уегся!.. – Вякнул Юрик и закашлялся, подавившись.

– …Прям здесь, на лавке, – продолжил свой рассказ Шептун, не обращая внимания на вопль «старшего лейтенама». – А тетушка Арина и говорит: – Сорока, – то есть – ты, – заснул в сарае, надо его в дом перенести. Я хотел идти, а тетушка Арина говорит: – Ты не справишься, надо длинному идти… – то есть старшему лейтенаму.

Володьша посмотрел на Макаронина каким-то странным взглядом, но тот не заметил этого взгляда, продолжая кашлять. Тогда Шептун быстро закончил свой рассказ:

– Юркая Макаронина идти не захотел, а тетушка Арина пальцем ему погрозила, вот так… – Волдодьша погрозил указательным пальцем, как это делают взрослые, когда хотят «надавить» на ребенка, – … старший лейтенам встал со скамейки и пошел… из дому… Все.

– Ничего и не все! – Рявкнул откашлявшийся Макаронин. – Я ей сказал: – Пусть Сорока спит, где хочет, почему я должен таскать его на себе взад-вперед?! Может ему хочется спать в сарае, может там воздух свежее?! Ну, разве я не прав?! А она мне вот так пальцем сделала… – и он в точности повторил жест Вололдьши, – …тут я и обезножил!! Все тело чувствую, а ноги нет!! И главное, я их не чувствую, а вижу, что они пошли!! Представляешь, Сорока, сами по себе!! И пошли не куда-нибудь, а именно в сарай!! Пришли, встали возле печки, и пока я тебя на руки не взял, отказывались шевелиться!! Ну а когда я тебя поднял, тут уж они снова стали моими… ну, я их снова почувствовал. Конечно… теперь-то я вряд ли куда пошел бы, кроме как назад в дом! И ты еще говоришь, что она не колдунья?! Как есть – колдунья!!

Макаронин возмущенно фыркнул, потянулся за блином, но возмущение явно мешало ему спокойно наслаждаться завтраком. Схватив блин, он снова заорал:

– И что самое обидное, когда я тебя притащил и на тюфяк уложил, она ехидно так, с подначкой, говорит: – Спасибо, милок, не бросил друга! – А?! Как будто я хотел тебя бросить!!

– Я наклонил голову и самым серьезным тоном произнес:

– Спасибо тебе, Макаронина, не бросил друга в сарае!

Юрик открыл рот и посмотрел на меня округлившимися глазами, явно не понимая, говорю я серьезно или подшучиваю!

И тут меня выручил Володьша, задумчиво произнесший:

– А вот интересно, если бы ты бросил колдуна не донеся его до дома, ноги у тебя снова отказали бы, или нет?..

Юрик медленно, очень осторожно положил блин в сметану, долго смотрел на Шептуна свирепым взглядом, а затем медленно, чуть ли не по складам, проговорил:

– Что б ты знал, Трясун, я никогда, ни при каких обстоятельствах своих друзей не бросаю!.. Я, что б ты знал, Пачкун, за своих друзей любому… – тут он на мгновение замолчал, словно бы задохнувшись от собственных слов, но, сделав усилие, закончил, – … Змею Горынычу пасть порву!!

– Ты, милок ешь блинчики, ешь, – раздался от двери спокойный, жесткий голос Арины Световны, незаметно вошедшей в дом, – а то, чтобы пасти рвать силы ой какие нужны!..

Макаронин метнул в сторону травницы быстрый взгляд, схватил обсметаненный блин и быстро сунул его в рот, словно ставя заслон готовым сорваться с языка нехорошим словам.

– И ты, Шептун, завтракай, не стесняйся. – Продолжала тетушка Арина, подходя к столу. – Тебе силы тоже понадобятся… Ой как понадобятся.

Она поставила на стол передо мной небольшую темную бутылочку, заткнутую самой настоящей маленькой пробкой и мягким, словно о чем-то сожалеющим тоном закончила:

– Вот твое снадобье, Владимир, все сделано, как ты сказал…

«После третьего писка сними глину с углей и поставь в холодок. Как только на вареве образуется корка, снеси глину в погреб и жди, пока корка не станет цвета увядающего папоротника. После этого пробей корку и слей варево в темное стекло…» – припомнил я и протянул дрогнувшую руку к бутылочке.

– Не торопись, – все тем же мягким тоном остановила меня травница, – дай ребятам позавтракать, а потом они тебя проводят… Немного.

Я взглянул на Юрку и Володьшу. Ребята сидели с вытянутыми лицами и не отрываясь смотрели на бутылочку. Наконец Макаронин медленно протянул:

– Так вы вот это вчера… варили?..

– Это… – утвердительно кивнул я.

– И ты из-за этой малости не смог до постели сам добраться?..

– Из-за этой… – снова кивнул я.

– Офигеть!! – Подвел итог обмену репликами старший лейтенант и тут же начал задавать новые вопросы. – И что с этой… э-э-э… этим варевом теперь делать?.. Как его употреблять?.. Ведь нам всем такой маленькой бутылочки не хватит!

Я пожал плечами и для начала припомнил волшебный свиток Маулика:

– Смажь подушечки пальцев левой ноги пятью каплями отстоявшегося варева и твоя нога приведет тебя к тому, что ты ищешь. Капни пять капель отстоявшегося варева на след того, что ты ищешь, и оно само придет к тебе…

– Куда тебя твоя нога приведет?!! – Изумленно переспросил Макаронини уставился на мои ноги.

– К тому, что я ищу… – Повторил я для особо непонятливых.

– А что ты ищешь?!! – Задал Юрик еще более «умный» вопрос.

Я помолчал, посмотрел на Володьшу и хозяйку дома, внимательно слушавших наш странный разговор, и со вздохом ответил:

– Любовь я ищу, Юра… Любовь!

Макаронин поморгал что-то соображая, а потом протянул:

– А я думал, мы Люську ищем!..

– А для меня, Юра, это одно и то же…

Старший лейтенант снова поморгал и вдруг кивнул:

– Ну, да… Понимаю…

– Ну, тогда ты должен понять и то, что «нам всем» употреблять это снадобье и не придется…

– А может лучше того… На Люськин след накапать!.. Пять капель!.. Пусть… это… оно само придет сюда!

– Ты знаешь, где найти ее след?! – Немедленно поинтересовался я.

Макаронин запустил пятерню в свою взлохмаченную шевелюру и с глубоким огорчением произнес:

– Да! Капать надо было в лесу… Там, где мы музыканта встретили!! – И, яростно посмотрев мне в лицо, добавил. – Что ж ты раньше-то это зелье не приготовил?!!

– Не мог раньше… – покаянно ответил я.

– Слушай… – проникновенно заговорил старший лейтенант, – …а может, ну его, это зелье! Мы с музыкантом такой одежкой разжились, свободно можем во дворец к самому Змею Горынычу ломануть. А уж там мы точно до этой самой… ну… до малой гостевой резиденции доберемся. И никакой Змей Горыныч нам не помешает!!

– Нет, старший лейтенам, – неожиданно вмешался в наш разговор Володьша, – не сможем мы в этих тряпках во дворец попасть!..

– Это почему же не сможем?! – Язвительно поинтересовался Юрик.

– Это форма городской гвардии, а во дворце охрану несет гвардия дворцовая. – Наставительно пояснил Шептун. – У тех мундиры совсем другие!

– Так достанем и те мундиры, – уверенно заявил защитник правопорядка. – В смысле – другие!

Володьша отрицательно покачал головой:

– Не достанем… Во всяком случае – не скоро, – быстро поправился он и пояснил. – Дворцовая гвардия из дворца выходит очень редко, и по одному они не ходят… Да и с колдовством знаются – так просто к ним не подберешься.

– Вот и остается, друг мой Макаронин, смазать мне свою левую ногу вот этой штукой… – я постучал ногтем по темной бутылочке, – … и посмотреть, куда она меня приведет.

– Она тебя приведет!.. – Яростно закивал Юрик. – Ой, она тебя приведет, куда тебе совсем не нужно!! И там тебя не только ноги, но башку смажут!! Только тебе это не понравится!

– У тебя есть другие предложения?.. – Спокойно, но с некоторой долей сарказма поинтересовался я.

Юрик обиженно засопел, но других предложений у него не было.

– Тогда мне пора отправляться! – Я решительно прихлопнул ладонью по столу и встал.

Макаронин немедленно оказался на ногах и также решительно заявил:

– Тогда возьми мешок с харчами… тот, что Пятецкий нам дал! И кувшин его забери, все будет чем горло смочить!!

И тут совершенно неожиданно вмешалась травница:

– Нет, еды и питья в дорогу я сама Владимиру соберу! Видела я ваш мешок, его на лошади везти надо!

И она быстро вышла из дома во двор.

Только Володьша продолжал сидеть за столом, о чем-то сосредоточенно раздумывая.

– А может все-таки, ты нас с собой возьмешь?.. – Как-то неуверенно поинтересовался Юрик, нервно расхаживая по кухне. – Мы ж с музыкантом изведемся тебя дожидаючись!

Тут Володьша встрепенулся, словно последние слова старшего лейтенанта помогли ему принять некое окончательное решение, и тоже встал из-за стола.

– Я не изведусь… – помотал он головой. – Я пойду… того… помощь собирать…

– Какую помощь?! – Воскликнул Макаронин. – Где собирать?!!

Шептун чуть смутился, но ответил достаточно твердо:

– Посмотрим… Переговорю кое с кем… пошепчусь… Может, что и поучится!

– Что получиться?! – Буквально завопил Юрик. – У нас может что-то получиться, только если мы вместе будем действовать! Одним кулаком!! А если каждый будет сам по себе, нас этот Змей, едрит его в печенку, быстренько заломает…

Тут он неожиданно сбился с мысли, замолчал и затем выдохнул:

– Хотя со мной у него ничего не получится! Я его сам… заломаю!!

Я внимательно посмотрел на Юрика и самым суровым тоном проговорил:

– Слушай, Макаронина! Ты хотя конечно и Юркая, но я тебя убедительно прошу ни в какие авантюры не лезть! Снова доставать тебя из застенков местных баронов, или как их здесь называют, у меня времени может и не быть!! Так что…

– Когда это ты меня из застенков доставал? – Высокомерно перебил меня офицер наших доблестных органов правопорядка.

– А ты забыл графа Альту?! Или ты считаешь, что раз там было вдоволь спирта, то на застенки можно было не обращать внимания?!!

Макаронин застыл с разинутым ртом, а потом в совершеннейшем изумлении пробормотал:

– Граф… Альта… спирт… Но ведь это же был сон!..

– Ага, сон!! – С самой саркастичной иронией отозвался я. – А лечили тебя потом от запоя! Поинтересуйся у своего полковника Быкова, он точный диагноз знает!

– Так неужто не сон?!! – С еще большим изумлением, хотя это казалось невозможным, прошептал Макаронин.

– Ну хочешь, я тебе твоего графа Альту в деталях обрисую? – Уже спокойнее спросил я. – Ты ж не думаешь, что я могу в твои сны… залезать?..

– Вообще-то ты в том сне тоже был… – поднял на меня пустые глаза Юрик и снова повторил, – …неужто не сон?!!

– Ладно, – совершенно успокоившись, выдохнул я, – сон – не сон, не важно, а важно чтобы ты ни в какие авантюры не ввязывался, сидел здесь и ждал меня с Людмилой!

Макаронин медленно сел на скамейку и опустил подбородок на подставленные ладони.

– Значит не сон… – задумчиво протянул он и погрузился в размышления… а может быть в воспоминания.

Я тоже вернулся на скамью, но только за тем, чтобы снять с левой ноги кроссовок.

В этот момент на кухню вернулась тетушка Арина и протянула мне небольшой кожаный мешочек и самую настоящую фляжку, только слепленную из глины. Фляжка была тяжеленькой, в оплетке из лыка с небольшой петелькой на горлышке, чтобы вешать ее на пояс.

– Вот тебе лихие орешки, – пояснила травница, – больше у меня таких нет, да тебе и этого хватит. Больше двух штук в день не ешь, а то натворишь еще чего-нибудь непотребного, а в манерке – живая вода!

Я удивленно поднял на нее глаза, и Арина Световна, почувствовав мое удивление, сердито пояснила:

– Настоящая живая вода – не то, что наши пропойцы живой водой называют! Манерки этой надолго… очень надолго хватит!

Я приладил мешочек с орехами и «манерку» на поясе джинсов, затем взял в руки темную бутылочку и с осторожным усилием вытянул пробку. В нос мне шибануло пряным, чуть кисловатым запахом. Вздохнув, я положил левую щиколотку на правое колено и осторожно наклонил горлышко бутылочки над протянутым пальцем. На палец ничего не вытекло. Я наклонял бутылочку все больше и больше, пока она не оказалось совершенно перевернутой вверх дном.

И в этот момент из нее показалась медленная, густая капля цвета темного янтаря.

Мазнув каплей по правому указательному пальцу, я принялся втирать полученную густую жидкость в подушечки пальцев левой ноги, но чтобы смочить зельем все пальцы, мне пришлось опрокинуть бутылочку еще раз. Затем я тщательно закрыл бутылочку и уложил ее в нагрудный карман куртки, рядом с рыжим меховым медвежонком.

Обувшись, я прислушался к себе и… не почувствовал в своем организме никаких изменений… никакой, так сказать, тяги к странствиям!

Мои глаза невольно метнулись к лицу Арины Световне и наткнулись на спокойный, уверенный ответный взгляд, как будто травница твердо знала, что зелье сварено правильно и сработает так, как надо!

Я ждал. Прошла минута, за ней другая… третья. Ничего не происходило. Едва заметно, чуть судорожно вздохнул Володьша. Юрка оторвался от своих раздумий и поднял на меня глаза. В них зажглись любопытство и надежда. И только травница оставалась совершенно невозмутимой.

Прошло минут десять. Макаронин заерзал на лавке, тихонько крякнул и… не выдержал.

– Похоже, ваше варево… того… не действует?..

Я ничего не ответил на его полу вопрос – полу утверждение, зато певуче ответила Арина Световна:

– Не торопись, милок, не торопись. Снадобью необходимо время…

– И много ему надобно времени?.. – Переспросил Макаронин, и в его голосе просквозило некое торжество, как будто он выиграл какой-то спор.

– А это не только от снадобья зависит… – все тем же спокойным голосом ответила травница, – …это, как еще люди себя поведут.

– Какие люди?! – Юрик уже скатывался к торжеству. – Какие люди, когда эта вонючка не действует!.. А если она даже на Сороку не действует, значит она ни на кого не подействует!!

И тут у меня в груди словно что-то лопнуло и по всему телу разлилось приятное тепло. Я снова прислушался к себе и неожиданно понял, что знаю куда надо идти! Нет, я не представлял себе предстоящую дорогу, как некий конкретный путь, не имел понятия о каких-либо ориентирах или приметах предстоящего пути – я просто знал, куда в следующий момент надо ставить ногу! Ту ногу, которой предстояло совершить очередной шаг.

Я молча поднялся со скамейки и, глухо проговорив: – Ну, я пошел… – сделал первый шаг к входной двери.

– Куда это ты пошел?! – Раздался за моей спиной строгий голос Макаронина, но тетушка Арина тотчас же шикнула на него:

– Тебе, милок, этого знать незачем. Тебе надо сидеть здесь и ждать!

Я не слышал, что ответил ей Юрка, я уже вышел во двор и направлялся к воротам.

За калиткой я свернул налево и по неширокой, почти деревенской улочке, не оглядываясь, направился прочь из города.

Рациональный разум подсказывал мне, что я как раз удаляюсь от своей цели, ведь Людмила, конечно же, должна была находиться в городе! Но что-то внутри меня твердило, что именно этот путь приведет меня к ней! И чем дальше уходил я от центра города, тем сильнее становилось это противоречие. В один из моментов я даже остановился, настолько сильна стала во мне мысль, что я совершаю ошибку, но после некоторого колебания снова двинулся туда, куда вело меня мое неожиданно приобретенное чутье.

Последние домики столицы остались за моей спиной, и я, удивляясь отсутствию городской стены, городских ворот и городской стражи, обязанной охранять эти ворота, вышел в поле, засеянное каким-то злаком. В голове у меня мелькнула невольная мысль: «Ну и столица – заходи, кто хочет!..», но эта мысль сразу же пропала – меня совершенно неожиданно потянуло с дороги на едва заметную тропку, уходившую в поле.

По этой тропиночке я шагал с полчаса, пока наконец не вышел на берег небольшой реки… И тут же остановился, как вкопанный – мой дальнейший путь должен был пролегать по самому обрезу текучей воды, а я прекрасно помнил насколько опасна для меня была водная стихия. Но мое зелийное чутье тянуло меня к воде, и я опасливо, настороженно шагнул в сторону берега…

И снова остановился! Одного шага мне хватило, чтобы увидеть, как русло реки именно в этом месте изгибается и уходит в сторону города. Получалось, что мне придется вернуться в столицу по берегу реки, и я не понимал, почему этого нельзя сделать той же самой дорогой, по которой я пришел на берег?!!

Достав из кармана бутылочку со снадобьем, я долго ее рассматривал, и у меня было большое желание зашвырнуть ее в реку, а самому двинуться назад к травнице – возможно ребята еще не успели разбежаться!

И все-таки, что-то остановило меня. Снова уложив бутылочку в карман, я вздохнул и двинулся вперед, повинуясь своему чутью.

Берег реки, поросший луговой травой, обрывался к воде полутораметровым срывом, и между травяным обрезом и удивительно чистой, поблескивавшей солнечными зайчиками водой тянулась метровая полоса мелкого нанесенного рекой песка. По этой песчаной дорожке мне и предстояло продолжить свой путь. В моей голове, правда, мелькнула мыслишка немного обмануть собственное чутье и пойти по травяному обрыву, но я пересилил эту слабость.

Песок, на который я ступил, был укатан, утрамбован речной волной до состояния, близкого к асфальту, так что на нем даже не оставалось следов от бесшумно ступающих кроссовок. Естественно, я старался шагать под самым обрывом, подальше от воды, и при этом внимательнейшим образом наблюдал за речной поверхностью. Каждый плеск рыбьего хвоста рождал во мне желание немедленно запрыгнуть на травку и убраться подальше от территории Водяного Шишка. А плесков таких хватало, поскольку на дворе стояло раннее утро.

Однако, пройдя быстрым шагом километра два-три, я понял, почему мое чутье вывело меня на эту узкую песчаную дорожку. Обрыв слева медленно, но неуклонно поднимался, превращаясь в трехметровую глинистую стену, из которой начали высовываться все более толстые корни – там, наверху сначала появились заросли кустарника, а затем и довольно высокие деревья. Скоро надо мной шелестел самый настоящий лес.

Русло реки по широкой дуге продолжало поворачивать в сторонустолицы, и я решил, что лес надо мной невелик – недалекий город вскорости должен был съесть его. Поэтому я продолжал бодро шагать по песчаному наносу, внимательно следя за поведением речных обитателей. Пока все было тихо, но «нечаянные встречи» смогли начаться в любой момент.

Я прошел еще около двух километров и увидел, что впереди мой путь преграждает осыпь. Довольно большая ель, подмытая, видимо, совсем недавно, рухнула с обрыва, утопив свою верхушку в реке, а вывороченное корневище столкнуло вниз пару кубометров глины, совершенно перегородившей мою песчаную дорожку.

Подойдя ближе к этой неожиданной преграде, я принялся раздумывать, каким способом ее преодолевать. Впрочем особо много раздумывать не приходилось – надо было либо карабкаться вверх по осыпающейся, подмоченной утренней росой глине, либо обходить осыпь прямо по воде. Представив, в каком виде я буду если перелезу через этот глиняный курган, я немедленно выбрал путь по воде… Такой выбор был сделан еще и потому, что длительное путешествие по берегу, в непосредственной близости от воды, проделанное безо всяких эксцессов, успокоило меня, усыпило мою бдительность!

Я разулся, закатал брючины выше колен и осторожно ступил в прозрачную воду.

Дно было песчаным, и таким же прочным, как и песчаный берег. Глубина реки не слишком увеличивалась, и хотя я, обходя осыпь, отошел от берега метра на три, вода доходила мне всего лишь до середины голени. Было похоже, что мне удастся без приключений миновать эту неожиданную преграду, но когда я уже почти обогнул осыпь, из песчаного дна, рядом с моей голой ступней вынырнул крошечный темно-зеленый стебелек, мгновенно выпустивший три небольших широких листика, образовавших розетку. В следующую секунду из середины этой розетки выметнулось два тоненьких зеленых усика, которые прямо на глазах начали стремительно расти и утолщаться, при этом шустро шаря по дну вокруг растения. Очень быстро один из усиков наткнулся на мою ступню, и в тоже мгновение она была буквально оплетена скользкой, шипастой зеленью!

Все это произошло настолько быстро, что я даже не успел отдернуть свою ногу, а когда я все-таки попытался это сделать, мне показалось, что к ней приковали корабельный якорь.

А спустя еще секунду вода в реке до этого совершенно спокойная, начала сильно рябить, словно над ней пронесся вихрь, и… быстро подниматься!

На одно мгновение я растерялся, а затем вдруг улыбнулся и покачал головой:

– Ну и упрямый же ты мужик!!

Мой возглас был насмешлив, но окрашен некоторой долей уважения. Однако он остался без ответа. Тогда я продолжил:

– Ну чего ты добиваешься?..

– Я тебя утоплю!!!

Ответ прозвучал вполне внятно, хотя шел явно из-под воды.

– Да?!! – Вполне натурально удивился я. – И тебе не жаль своей реки?!!

– А что с ней может случится?! – Голос был все тем же глухим и шипящим, хотя звучал вполне отчетливо.

– Как это – «что случится»?! – Усмехнулся я. – Или ты забыл, что я сделал с твоими лоскотухами. А ведь там я использовал самую малость своей Силы. Представляешь, что будет с этой прекрасной рекой, если я высвобожу ее всю?!

– Что?! – Переспросил Шишок.

– Вода в ней выкипит, а дно станет стеклянным! – Спокойно ответил я.

– Каким?.. – Не понял Шишок.

Я отщипнул от своего кокона горошину Силы, сжал ее и швырнул в реку метрах в десяти от себя. Как только горошина достигла дна, я превратил ее в тепло.

На поверхности реки мгновенно вздулся огромный пузырь, затем вода выплюнула фонтан пара и свилась трехметровой воронкой, стараясь залечить обожженное место.

– Посмотри что получилось на дне твоей реки. – Небрежно предложил я. – И если можешь, попробуй представить, что все ложе этой реки станет таким!

Спустя секунду над рекой прокатился тяжелый рев, но заговорил снова я, не дожидаясь когда к Водяному Шишку вернется дар речи, и тон у меня был весьма наставительным:

– Тебе, дружище, надо ловить меня вдали от собственной среды обитания. Вот с умыванием идея у тебя была хороша – изящно и без риска для своих лоскотушек, рыбок и прочей вводной живности. Мне, признаться, едва удалось вывернуться. А сейчас… Ну разве это достойный размен – какой-то хлипкий колдун за целую реку… да и сам ты еще неизвестно уйдешь ли отсюда живым!

Вода между тем дошла мне уже до колена, и потому я строго добавил:

– А если ты мне штаны намочишь, я точно спущу тебе в реку половину своей Силы… Прокипячу твою водичку вместе с рыбкой и другой живностью!

Зеленая пакость на моей ноге, стянулась тугим узлом, словно желая оставить по себе долгую память, а затем расслабилась… распустилась… освободила мою ногу, и я спокойно зашагал к берегу, легко преодолевая поток отступающей воды.

Выбравшись на мокрый песок, я отошел насколько смог от воды и принялся обуваться, с трудом натягивая на мокрые ноги носки. И в тоже время я ощущал на себе пристальный, тяжелый, недобрый взгляд – похоже, Водяной Шишок не торопился убраться из реки.

– Слушай, Водяной Хозяин, – с легкой усмешкой поинтересовался я, – а что ты на меня так взъелся? В конце концов, я всего лишь спас своего друга от смерти… от утопления, разве я поступил неправильно?!

– Ты меня обидел!.. – Глухо прошипел Шишок из-под воды.

– Чем это я тебя обидел? – Удивился я. – Разве защищаться не естественное право каждого живого существа? Ты ведь тоже примчался своих лоскотух защищать!

– А кто ж их кроме меня защитит?! – Свирепо поинтересовался Шишок.

– А кто кроме меня защитит Макаронина? – В тон ему ответил я. – Ты себе представить не можешь из каких заварух мне его приходилось вытаскивать!

– Он что, служит тебе? – Гораздо спокойнее спросил Водяной. – Он твой раб?!

– Да нет… – пожал я плечами и едва не рассмеялся, представив себе, какой из Макаронина получится раб.

– Так что ж ты его защищаешь?.. Какая тебе от него выгода?..

– Ну при чем здесь выгода! – Возмутился я. – Говорю ж тебе – он мой друг!..

– Друг!.. Хм… Друг… – Глухой, шипящий голос выдавал некую задумчивость его обладателя. – Но если ты защищаешь… друга, значит он тебе зачем-то нужен?.. Зачем?!!

«А действительно – зачем?!» – Вдруг подумалось мне. А вслед за этим мелькнула мысль о том, сколько беспокойства, тревог и, чего уж там скрывать, неприятностей принесла мне дружба с Юриком Макарониным!

«Так… зачем же?!!»

И тут я понял – «зачем».

Не заботясь о том, что мои джинсы промокнут, я уселся прямо на влажный песок и негромко спросил:

– Ты знаешь, что такое одиночество?..

– Это, когда ты один… Это, когда… – глухой голос смолк и после долгой паузы закончил, – когда ты говоришь сам с собой…

– Так вот, если у тебя есть друг, ты никогда не будешь одинок!..

Водяной Шишок помолчал, а затем снова переспросил:

– Так ты его защищаешь, чтобы было с кем просто поговорить?..

«Можно ли с Макарониным „просто поговорить“?.. – задал я вопрос сам себе и тут же сам себе ответил. – Можно, только очень недолго. Если у тебя есть какая-то проблема, обсуждать ее с Юриком совершенно бесполезно – он немедленно бросится решать твою проблему, причем будет делать это на свой лад и по своим „понятиям“, чем создаст тебе еще одну проблему! А может быть и не одну!.. Н-да! Вопросики, однако, задает этот Водяной!!»

Отвечать я начал очень осторожно, вроде бы размышляя:

– Понимаешь… ты все время пытаешься свести ответ на свой вопрос к какому-то одному и очень простому понятию… К… нужности, что ли… Но ведь бывают вещи вроде бы совершенно ненужные и в тоже время очень для тебя дорогие!..

– Бывают, – неожиданно согласился Шишок, – у меня есть жемчужина, мне ее морская дева отдала… Нагадила, зараза, а потом откупалась!..

Тут он вдруг замолчал, может быть вспоминая этот случай с морской девой, и продолжил после минутной паузы:

– Да… Так вот, я эту жемчужину все время с собой таскаю… Красивая очень, хотя мне она совершенно не нужна… даже мешает!

– Ну, вот! – Удовлетворенно воскликнул я. – Друг тоже может быть совершенно не нужен… в том смысле – что никакой практической пользы от него нет, он может даже порой мешать, но при этом он тебе необходим!

Шишок снова не минуту задумался, а потом выдал новый вопрос:

– Значит друг – это… игрушка?..

Я в сердцах мысленно плюнул – достал меня этот Шишок – водяной мешок! И вдруг, после этого мысленного плевка меня осенило.

– Нет, живое существо не может быть для человека игрушкой… если этот человек не законченный негодяй! И вообще, для нормального человека друг – это не тот, кто тебе нужен, а тот – кому ты сам нужен! Не знаю, как уж там у вас, у водяных, а человеку очень нужно, просто необходимо быть для кого-то очень нужным!!

«Во, выдал! – Со вздохом сказал я сам себе. – Запутал все, что мог!»

На этот раз Водяной Шишок молчал очень долго. Я уже решил, что ему надоел наш разговор и он убрался в «другую воду». Отвернувшись от реки, с которой все это время вел беседу, я посмотрел вперед, куда меня влекло мое зелье. Река, продолжая свой долгий поворот, уже выводила меня к окраине столицы – были видны первые домики предместья. Значит шагать мне оставалось не так уж и много…

И тут снова раздался глуховатый, с пришепетыванием голос, причем он продолжил разговор так, словно никакой паузы и не было:

– Кому-то нужен?.. Да мало ли зачем ты кому-то будешь нужен?!! Может этот «кто-то» такого от тебя ждет, чего ты никогда и вынести-то не сможешь!!

– А вот тут-то и проверяется дружба! – Наставительно ответил я. – Друзья понимают, что они нужны друг другу, и поэтому стараются друг друга не слишком не нагружать, и в тоже время знают, что друг всегда придет другу на помощь!

«Теперь он будет думать недели три… – удовлетворенно подумал я, – …так что мне можно совершенно спокойно отправляться дальше!»

Ну, я и отправился!

Первые несколько шагов я сделал прогулочной походкой, словно бы никуда и не торопясь. Потом немного ускорил шаг, а, отойдя метров на тридцать от осыпи, зашагал в привычном темпе – два шага в секунду. Скоро осыпь осталась далеко за спиной, а впереди, на противоположном берегу реки все явственнее проступали спрятавшиеся в обширных садах домики предместья.

И в этот момент метрах в десяти впереди я увидел в практически вертикальном глинистом обрыве берега идеально круглое отверстие! Но самое интересное заключалось в том, что мое зелийное чутье указывало мне на необходимость лезть именно в эту… дыру!

Я осторожно приблизился к темнеющему в метре над землей отверстию. Оно, как я уже говорил было идеально круглой формы, больше метра в диаметре, корни растущих на срезе обрыва кустарников неопрятно свисали в ней, нисколько, впрочем, ее не маскируя. С минуту я рассматривал это… продолжение своего похода, а затем в моей голове возникло сразу два вопроса:

«Нора!! Интересно, что за зверюга вырыла ее и где эта зверюга сейчас обретается?!»

Однако ответы на эти вопросы можно было получить, только забравшись внутрь этой норы… чего, говоря по правде, мне делать совсем не хотелось. Вот только, судя по моим ощущениям, найти свою Людмилу я мог именно в этой норе!

Оглядев окружавший меня «белый свет», я вздохнул и… полез в темноту норы.

Первые десятка полтора шагов дались мне с большим трудом – идти мне пришлось согнувшись в три погибели, к тому же глина под ногами была почему-то очень мокрой, так что ноги буквально разъезжались. Через несколько шагов на кроссовки налипло по огромному комку грязи, и это тоже не способствовало комфортному передвижению. Два раза я, поскользнувшись, упал на руки, так что мои ладони до запястий тоже оказались вымазанными жирной, чуть припахивающей аммиаком глиной. Я уже успел проклясть себя за то, что, не подумав как следует, сунулся в эту подозрительную нору, и вдруг ощутил под ногами абсолютно сухую и удивительно прочную опору. Одновременно с этим я неожиданно понял, что нахожусь в совершенной темноте, хотя удалился от входного отверстия не слишком далеко – во всяком случае, дневной свет должен был быть виден за моей спиной…

Однако позади не было даже намека на светлое пятно.

Я осторожно развел в стороны свои чумазые руки, и одна из них коснулась твердой, чуть скользящей поверхности, вторая же повисла в воздухе! Не распрямляясь, я попробовал провести рукой над своей головой и не нашел свода. Осторожно выпрямившись, я снова поднял руку – и снова не достал до свода!

Прежде чем что-то предпринять, я, потопав, стряхнул с обуви налипшую глину и, как смог, вытер руки о твердую гладкую стену. А затем… я зажег свет.

Крошечный, чуть больше пламени свечи, лепесток огня, вспыхнувший в метре от моего лица, позволил мне осмотреться, не прибегая к Истинному Зрению. Я находился в огромной, не меньше двух с половиной метров в диаметре, трубе, очень похожей на… керамическую. Во всяком случае ее темно-коричневая поверхность отливала блеском, весьма похожим на блеск обожженной глазури. А позади меня, буквально в метре за моей спиной, эта труба кончалась, и начиналась та самая мокрая глина, по которой мне пришлось брести от самого входа в нору.

«Надеюсь, что возвращаться мне надо будет другой дорогой…» – Не слишком весело подумал я и пошагал дальше.

Путь, на который я ступил, был весьма однообразен. Перед входом в нору я тщательно сориентировался на месте и предполагал, что буду двигаться в направлении центра столицы. Однако, уже после первых сотен метров движения по этой странной, неизвестно зачем проложенной трубе я полностью потерял ощущение направления и не имел никакого представления о том, куда ведет меня мое чутье. Единственно, что мне было известно абсолютно точно – я шел в правильном направлении!

Огонек, скользивший впереди, позволял мне достаточно хорошо видеть окружающее пространство на расстоянии пяти-семи метров, так что стены трубы просматривались вполне отчетливо. Ни одного стыка на протяжении нескольких сот метров я не заметил, из чего сделал вывод, что труба эта имеет магическое происхождение. И поработал над ней явно не один маг! Вот только зачем она была проложена?!

К исходу первого часа моего путешествия под землей я услышал первый звук, явно произведенный не мной самим. Где-то, как мне показалось, далеко впереди что-то отчетливо звякнуло, словно на звонкой керамике откинули металлическую защелку, или… уронили монету, которая не отскочила от поверхности трубы. Я остановился и прислушался, звук не повторился.

Надо сказать, что к этому моменту мне уже удалось совершенно очистить руки и ноги от подсохшей глины, и шагал я в своих кроссовках практически бесшумно.

Подождав с минуту, я двинулся дальше, стараясь ступать еще осторожнее. И свой путеводный огонек я притушил, а затем и вовсе погасил, предварительно наговорив заклинание Истинного Зрения.

Как только привычный глазу свет погас и включилось магическое зрение, окружающее пространство изменилось. Совершенная темнота превратилась в некую прозрачную черноту, подсвеченную странным, слегка искристым зеленоватым свечением, которое испускали стены трубы, а вернее некое древнее… очень древнее и невероятно сильное заклинание, покрывающее самую обычную керамику.

Я пошел медленнее, постепенно привыкая к этому освещению и необычному виду окружающего пространства. Может быть именно из-за этого мне удалось заметить кольцо вовремя.

Маленькое тускло-желтое колечко размером с женский браслет лежало… а может быть висело на левой стене трубы сантиметрах в семидесяти от «пола» – назовем так самую нижнюю часть круглой поверхности трубы.

Немедленно остановившись, я принялся внимательно рассматривать свою неожиданную находку, пока что не приближаясь к ней. И словно в ответ на мой пристальный взгляд колечко начало наливаться желтизной, даже, скорее, каким-то внутренним, ярко-желтым светом! Я чуть отступил, не сводя глаз с разгорающегося кольца, и в этот момент из него поползла тоненькая струйка желтого дыма… тумана… Струйка эта быстро набирала силу и скоро дым повалил волнистыми клубами, заполняя весь периметр трубы и уплотняясь, концентрируясь в самом ее центре.

Я отступил еще на шаг, хотя в мою сторону желтое облако совершенно не двигалось, и продолжал наблюдать за его превращением. Спустя несколько секунд, облако сгустилось до состояния желеобразной массы и приняло форму почти правильного эллипсоида, вокруг которого сохранялся некий туманный, очень подвижный желтый ореол. Порой эти остатки туманного облака свивались довольно длинными жгутами, и тогда создавалось впечатление, будто странное, безголовое, безрукое существо пытается с их помощью как-то сориентироваться в пространстве.

Возможно, именно это впечатление натолкнуло меня на мысль, что передо мной действительно идет процесс создания какого-то, возможно очень опасного, существа! И тогда я решил принять свои меры. Двумя-тремя пассами я вылепил из части собственного магического кокона двухметровую куклу, подобие довольно жуткого существа, напоминающего помесь медведя и черепахи. Мой монстр получился довольно корявый, но вполне жизнеспособный и удивительно страшный.

А студенистый, желтовато-коричневый эллипсоид, висевший в центре трубы без всякой видимой опоры, еще более уплотнился и начал быстро покрываться неким подобием чешуйчатой хитиновой брони цвета темной бронзы. При этом шесть длинных туманных вихрей-жгутов, лихорадочно и бессистемно обшаривавших стены трубы постепенно, хотя и довольно быстро превратились в нечто среднее между многосуставчатыми ногами и какими-то коленчатыми щупальцами. Каждое из этих щупалец заканчивалось шестью темными десятисантиметровыми когтями!

И вдруг мертвая тишина, в которой происходило превращение, была нарушена коротким истошным визгом. Бронзовое, вроде бы еще не до конца сформированное существо, похожее не то на паука, не то на таракана, замерло в воздухе кошмарной, сюрреалистичной скульптурой, а затем со звоном упало на дно трубы и… мгновенно приподнялось на шести гибких лапах. И тут прозвучал странно усталый, безжизненный голос:

– Я, Первый Хранитель Пути Бессмертных требую предъявить Знание!

«Так… – как-то слишком уж отрешенно подумал я, – …неплохо бы было еще знать, какое именно „Знание“ я должен предъявить?»

– Какое именно Знание я должен предъявить?.. – Громко произнесли мои губы, будто бы и не дожидаясь, когда заговорю я сам!

– Раз ты смог вовремя прервать свой путь и не попасть в Облако Безвременья, ты должен обладать Знанием, позволяющим тебе идти Путем Бессмертных! Предъяви его!

«Кажется, мне придется искать другую дорогу!» – Гораздо более осмысленно подумал я и сделал еще один шаг назад, оставляя созданного мной монстра между собой и Первым Хранителем.

И тут же снова раздался голос, только теперь он был яростным, с подвыванием и рыком:

– Ты отступил!!! Ты не обладаешь Знанием!!!

И Первый Хранитель метнулся вперед стремительно и неудержимо!

Однако, одновременно с первым движением бронзового паука мой закованный в панцирь медведь совершенно бесшумно шагнул вперед, и в следующее мгновение Первый хранитель врезался в моего монстра! Я отпрянул еще на шаг назад, ожидая, что наспех созданный монстр не выдержит этого удара, но он не только устоял на своих коротких толстых ногах – мгновенным взмахом огромной, мохнатой, когтистой лапы он отбросил бронзового паука почти на то же самое место, с которого тот стартовал.

Дважды перевернувшись в воздухе, Первый хранитель упал на брюхо, его раскинутые в стороны лапы пробороздили когтями глазурированную поверхность стены, и через секунду он повторил свой стремительный бросок в мою сторону. На этот раз, когда между ним и моим защитником оставалось не более двух метров, бронзовый паук метнулся по стене трубы влево и вверх, пытаясь обмануть моего монстра и выскочить ему за спину, однако мохнатая лапа с поразительной точностью выметнулась из-под панциря и угодила как раз между передними ногами паука. Первый Хранитель снова был отброшен назад, при этом его правая средняя нога переломилась в двух местах и безжизненно поволоклась по исцарапанной поверхности трубы.

Этот удар, по-видимому, был еще более сокрушительным, чем первый. Однако, за те несколько секунд, в течение которых паук оставался неподвижным, его поврежденная нога не только полностью срослась, но и вернула себе первоначальную подвижность и силу.

Теперь уже Первый Хранитель не атаковал безрассудно. Медленно приблизившись к моему монстру, он остановился шагах в пяти и, широко растопырив когтистые ноги, уперся в стены трубы. На гладком бронзовом туловище не было ни головы, ни лица, ни глаз, и тем не менее казалось, что Первый Хранитель пристально рассматривает существо, вставшее у него на пути.

Спустя десяток секунд паук чуть приподнялся на передних ногах, и вдруг из-под его туловища выметнулась тонкая белесая нить со странным темным утолщением на конце. Бросок был настолько стремителен, что казалось будто утяжеленный конец нити непременно проскочит над головой моего монстра, однако бросок могучей мохнатой лапы был не менее стремительным. Белые когти монстра сомкнулись на нити сразу же за утолщением, и в этот момент паук рванул нить назад! Рванул с такой силой, что мое создание не удержалось на ногах и с грохотом рухнуло!

А затем я с изумлением увидел, как эта, с виду такая тонкая, невзрачная нить приклеившаяся к лапе моего защитника, сокращаясь, подтягивает огромного монстра к буквально вросшему в стены трубы Первому Хранителю. Мой, закованный в панцирь медведь не думал сдаваться, ему даже удалось, несколько затормозить свое движение и снова подняться на задние лапы. Он взмахнул свободной лапой, пытаясь порвать приклеившуюся нить, но в этот момент из-под брюха паука выметнулась вторая такая же и ее утолщение угодило точно между раскрытых для удара когтей. Монстр рванул лапу назад, но нить уже крепко приклеилась и выдержала этот рывок. Взревев, монстр повторил свой рывок… и на этот раз сопротивления не было! Нить свободно потянулась за лапой, и закованный в панцирь зверь крутанулся на месте, накручивая на себя клейкую нить. И сразу же вторая нить, только что крепко натянутая, ослабла и выметнулась вперед и вверх свободной петлей, в свою очередь накручиваясь на дергающееся словно в конвульсиях огромное тело.

Я стоял на месте и в каком-то оцепенении наблюдал за тем, как Первый Хранитель разделывается с созданным мной монстром, но когда огромная бронированная туша вторично упала ничком, едва не сломав одну из передних лап паука, я вдруг пришел в себя. Вскинув обе руки я начал громко читать заклинание Испепеляющего Пламени, одновременно жестко выстраивая направление для своего магического удара.

Когда в трубе неожиданно гулко зазвучал мой голос, Первый Хранитель на мгновение замер, а затем продолжил опутывать все еще дергающегося монстра своими нитями, причем движения его сделались удивительно четкими, точными и быстрыми. Он явно старался быстрее покончить с этим непредвиденным препятствием, чтобы сразу же перейти к разборке со мной. А вот мне торопиться было нельзя!

Усилием воли я заставил себя отрешиться от происходящего перед моими глазами и полностью сосредоточится на плетении самого заклинания и обеспечении правильного направления удара. Только краем сознания я отмечал, как все менее энергичным, все менее осознанным становилось сопротивление моего монстра. Казалось, что он дергается уже не в надежде освободиться, а просто выполняя некие механические движения, словно игрушка, у которой кончается завод. Наконец он совершенно затих, крепко спеленатый белесыми нитями…

Первый Хранитель на мгновение замер, словно рассматривая дело своих рук, а затем его тело снова приподнялось на передних лапах, как будто нацеливаясь на мою, ничем не защищенную фигуру… Но в это мгновение я произнес последнюю формулу заклинания и, отказавшись от проверки его истинности, мгновенно активировал запускающий магический ключ!

Мое тело окуталось ярким, янтарно-алым пламенем, а выброшенные вперед руки указали ему направление удара. Могучая всесокрушающая огненная волна ринулась вперед по трубе, и не было силы способной противостоять этой волне!..

Нет… в этом месте была такая сила… Мое заклинание смогло просуществовать всего несколько секунд, в течение которых стремительный огненный вал промчался всего три десятка метров… После чего огонь вдруг схлопнулся, словно на него набросили мокрое ватное одеяло, чуть зашипел едким дымом и погас, задушенный древним, но все еще очень сильным заклинанием, выложенным на стенах этого «Пути Бессмертных»! Однако и этих нескольких секунд вполне хватило, чтобы от Первого Хранителя и моего бедняги-монстра осталось только два темных, похожих на копоть пятна!

Путь вперед был свободен, и я, ни секунды не помедлив, двинулся дальше.

И снова передо мной поплыли стены все той же трубы. Вначале он светились ярко-зеленым свечением с переливающимися золотом искрами, а затем довольно быстро их отсвет снова стал зеленоватым и не слишком ярким. Зажигать магическую «свечу» я не стал, потому что мои глаза уже привыкли к Истинному Зрению, да и всевозможные неожиданности с помощью магии можно было обнаружить значительно быстрее.

Первые несколько сот метров я шагал, напряженно ожидая новых испытаний, а затем напряжение мое несколько спало, шаг сделался спокойнее, быстрее. И все-таки, мое внимание оставалось в достаточной мере сосредоточенным.

Таким образом я прошел около часа, когда вдруг увидел, что метрах в двадцати впереди стены Пути бессмертных совершенно теряют свое свечение. Вначале мне даже показалось, что сами стены в этом месте отсутствуют, что вместо них снова пойдет мокрая глинистая копань, но нет – брошенный вперед лепесток магического огня немедленно показал, что керамическая труба тянется безо всяких разрывов и даже, как и прежде, без стыков.

Однако, задув магическое пламя, в Истинном Зрении, я снова увидел, что стены моего тоннеля перестают светиться в нескольких метрах впереди, словно древнее заклинание, оживлявшее стены этого странного тоннеля, здесь было… стерто со стен. Что-то явно было не так!

Осторожно приблизившись к тому месту, где отсутствовало уже привычное мне свечение, я вдруг, совершенно неожиданно для самого себя наклонился над темным участком Пути, как бы заглянув в открывавшуюся пустоту. И действительно, где-то далеко-далеко внизу, словно в черноте некоего провала мелькнул трепещущий отблеск света. А может быть мне это просто показалось…

Я посмотрел вперед. Темный участок тянулся метров на двадцать, так что перепрыгнуть его у меня не было никакой возможности, а кроме того я не знал, какими свойствами обладало пространство в этом затемненном участке Пути Бессмертных. И как-то само собой пришло решение – необходимо строить мост, мост, который поможет мне перейти на ту сторону… Чего?..

Впрочем, это было неважно! Я точно знал, что и шагу не сделаю по этой не светящейся… мертвой трубе!

В этот момент в кармане моей куртки что-то шевельнулось. Я мгновенно вскинул руку к карману и задел на поясе глухо зашуршавший мешочек. Меховой медвежонок в кармане куртки больше не шевелился, зато у меня появилась некая, еще не до конца ясная мысль. Отцепив от пояса мешочек с лихими орешками, я развязал стягивавшие его тесемки и заглянул внутрь. В мешочке лежало десятка два чищеных ядрышек странного розового цвета, размером примерно вполовину меньше грецкого ореха. Я вытащил одно ядрышко, подержал его в пальцах, а затем затянул горловину мешочка и вернул его на пояс. Присев на корточки у самого обреза черноты я протянул свободную руку над «провалом» и… ничего не ощутил. Тогда я вытянул вперед руку с зажатым в пальцах орешком и, вздохнув про себя: «В крайнем случае… поголодаем!..», разжал пальцы.

Сначала ничего не произошло. Я убрал руку, а розовое ядрышко осталось висеть в воздухе над чернотой… над темной, глянцевито отблескивающей поверхностью керамической трубы.

«Так…» – задумчиво произнес я, сам не понимая, что собственно говоря «так»? Моя рука сама протянулась было, чтобы забрать орешек, но тот вдруг рухнул вниз и со странным, чмокающим звуком исчез в блестящей темно-коричневой глазури. Поверхность трубы осталась такой же как была – гладкой, блестящей… мертвой.

«Орешек висел секунд десять… – задумчиво рассудил я, – … мне за это время удалось бы пройти шагов пятнадцать или метров десять-двенадцать… Как раз до середины мертвой зоны. А потом я… провалился бы… Куда?.. Не важно… Главное, я сошел бы с Пути Бессмертных!..»

Я глубоко, неторопливо вздохнул.

«Так что же делать?.. Строить мост?.. Из чего и с какими свойствами?..

И вдруг неизвестно откуда раздался едва слышный голос:

– Благодарю…

На мгновение я растерялся, но тут же, стараясь говорить тихо, спросил:

– За что?..

– За… пищу…

«Орех!» – Понял я и задал следующий вопрос:

– Кто ты?..

Ответа не было почти целую минуту, а затем тот же, неизвестно откуда идущий голос прошептал:

– Второй Хранитель Пути Бессмертных…

– Так это твоя… ловушка?.. – Поспешил спросить я.

И вдруг едва слышно прозвучал… смешок. А затем голос прошептал:

– Это не ловушка… Это и есть я – Второй Хранитель Пути Бессмертных…

Вот тут я, признаться, растерялся и, наверное, именно поэтому неожиданно сказал:

– Ну что ж ты так неосторожно разлегся!.. Я едва на тебя не наступил!

И снова послышался смешок, а затем шепот:

– И хорошо, что не наступил, иначе я позавтракал бы не орехом, а… тобой.

– Значит, ты – всеяден… – попробовал пошутить я, и Второй хранитель неожиданно поддержал мою шутку:

– И всепитен… Сначала я выпил бы из тебя всю влагу, а потом доел бы сухой остаток.

– Ну, сухого остатка было бы немного! – Усмехнулся я.

С минуту на Пути Бессмертных висела тишина, а потом я задал серьезный вопрос:

– Так, значит, мимо тебя никак не пройти?..

– Ну почему же… – так же серьезно прошептал голос, – …иди. Если ты Бессмертный.

– А разве бессмертные есть?

– Раньше были…

– И ходили именно этим путем?

– Ходили…

– Интересно, откуда и куда?

Второй Хранитель помолчал, а затем с неожиданной тоской прошептал:

– Если бы я мог хотя бы еще раз увидеть Бессмертного!..

– Да что это за бессмертные такие?! – Невольно воскликнул я в ответ. – И что это за… Путь?! Откуда и куда он ведет?!!

Второй Хранитель ответил далеко не сразу, то ли он раздумывал, стоит ли вообще отвечать какому-то случайному прохожему, то ли просто собирался с силами, но заговорил он только спустя минуту:

– Бессмертные создавали этот Мир… Создавали сушу и море, горы и реки. Придумывали растения и животных. Этим Путем Бессмертные перемещались по Миру – ведь встать на него можно в любом месте Мира, и приводит этот Путь туда, куда требуется идущему по нему. А длина этого Пути всегда одна и та же – десять тысяч шагов. – Хранитель снова замолчал, но после недолгой паузы продолжил. – Вот только Бессмертные давно на появлялись на этом Пути… Очень давно! И их создания, и разумные и неразумные, теперь практически не бывают здесь… Путь зарастает, так что Хранителям скоро совсем будет нечего делать!.. И тогда мы… уйдем…

– Уйдете?.. – Я действительно не понял, что он имел ввиду.

– Вы – умираете… Мы – уходим!..

– Уйдете… – Теперь уже понимающе протянул я и переспросил, – но ведь это произойдет еще не скоро?..

– Не знаю… – прошептал Второй Хранитель, – …порой мне кажется, что я уже ухожу. Я стал хуже видеть Путь, почти не различаю, кто по нему идет… Вот ты подошел, а я этого совершенно не почувствовал. Лет шестьсот назад я распознал бы твое приближение за полторы тысячи шагов. Тогда ты вряд ли успел бы вовремя остановиться… Ведь ты не случайно остановился прямо передо мной?!

И снова в его едва слышном шепоте просквозила усмешка.

– Нет, не случайно… – машинально ответил я. Голова моя в это время уже была занята совершенно другими мыслями!

«Что же мне делать?! Попытаться установит мостки?.. Но, возможно, Хранитель не просто распластался на стенах пути, возможно, он занимает на каком-то протяжении Пути весь его объем… Тогда я окажусь внутри этой непонятной субстанции – внутри Хранителя, и он просто схарчит меня меньше чем за минуту, подкрепив, так сказать, мною свои гаснущие силы. Ждать пока он… „уйдет“ – так ведь неизвестно когда это произойдет и произойдет ли вообще!!»

Я в сердцах едва не плюнул! И самое обидное – идти до конца Пути мне оставалось, по словам самого Хранителя, совсем немного. Больше половины я, по моим расчетам, уже прошел!

А Второй Хранитель в это время продолжал шептать, и шепот его становился все тише и невнятнее:

– …всего троих – в начале Пути, ближе к середине и в самом конце Пути. Первый Хранитель – просто зверь, способный расправиться с любым живым существом не владеющим Знанием, которое его отключает. У него и зона действия была расширена, чтобы он мог напасть в удобном для себя месте…

«Какое, интересно, место для него было особо удобным, – подумал я об уничтоженном мной пауке. – По-моему, эта труба везде одинакова!»

– А мимо меня мог пройти только тот, кто владел Искусством, кто мог использовать Силу…

«То есть!.. Получается, что способ пройти мимо этого… Второго Хранителя есть!!» – Взорвалось в моей голове в ответ на сказанное Хранителем. – Ведь я, худо-бедно, владею Искусством!! Думай, голова, думай!!»

И тут я буквально замер от пришедшей мне в голову мысли:

«Мой кокон!!! Это же Сила в чистом виде, и я могу ее использовать!!»

– А вот Третий Хранитель останавливает только новеньких, но даже и Бессмертных… Если же кто идет по Пути еще раз, Третий Хранитель его уже не видит… И еще одно…

Шепот Хранителя был настолько тих, что почти не касался моего сознания, тем более, что я, как мне показалось, нашел наконец-то способ миновать этого… «болтуна».

Превратив свой магический кокон в полый шар, я уплотнил его до такой степени, что он стал полностью непроницаем. Даже воздух не проходил сквозь внешнюю поверхность этой сферы, хотя звуки, в том числе едва слышный шепоток Хранителя, достигали моих ушей. А затем… я сделал первый шаг, перекатив тем самым сферу, в которой находился, на метр вперед…

И… ничего не случилось!

Второй шаг я сделал уже смелее, за ним третий, четвертый, пятый… Мой шар легко катился по трубе мимо темных, словно покрытых неким органическим налетом, стен. Восемнадцатый шаг стал последним – на стены вновь вернулось искристое, зеленоватое свечение, но я проделал еще три шага, прежде чем перевести свой магический кокон в спокойное, нейтральное положение. После этого я повернулся назад и перебил, продолжавшего едва слышно бормотать Хранителя:

– Извини, Второй Хранитель, но я не могу больше оставаться рядом с тобой, мне надо спешить!..

Шепот на секунду смолк, а затем раздался чуть громче и внятнее:

– Ты смог пройти?.. Значить ты владеешь Искусством?!

– Да, я владею Искусством… – Подтвердил я.

– Ну что ж, счастливого тебе Пути, и пусть Третий Хранитель сыграет с тобой вничью… Прощай!..

– Прощай… – Повторил я в тишину и заторопился вперед. Идти, судя по всему, мне осталось недолго.

И действительно, без всяких приключений я прошел еще около двух километров, а затем керамическая труба со светящимися зеленоватым сиянием стенами кончилась. Вернее стены ее плавно разошлись в стороны, и я оказался в довольно большой, сводчатой зале, слабо освещенной свечами, расставленными в свисавшей с куполообразного потолка люстре и двенадцати настенных светильниках, размещенных по три на каждой стене. Пол залы был выложен из крупных, примерно метр на метр, плит прекрасно отполированного мрамора темно-серого и красновато-коричневого цветов, а по периметру пола шел выложенный из камня орнамент шириной около полуметра из белого и розового мрамора.

Едва ступив под своды этой залы, я остановился, быстро огляделся, и мне сразу стало очень неуютно. Во-первых, от каменного пола тянуло совершенно невыносимым холодом, так что дыхание немедленно становилось белесым паром, а во-вторых, справа и слева от меня, у самых стен залы, занимая всю ее ширину, стояли четыре шеренги странных, но безусловно человеческих, фигур. Фигуры эти стояли неплотным строем, а на некотором расстоянии друг от друга, но только спустя несколько секунд я заметил, что каждая фигура занимала одну из клеток пола! И фигуры эти стояли совершенно неподвижно.

Я снова, на этот раз спокойнее и внимательнее, оглядел и весь зал, и выстроившиеся на полу шеренги. Все окружающее что-то мне напоминало, что-то неуловимое и в то же время очень знакомое…

Две шеренги справа были одеты в черно белые одежды. Переднюю шеренгу составляли… я бы назвал этих восьмерых мужчин дворянской гвардией какого-нибудь великого монарха, настолько величественен и воинственен был их вид, настолько изысканно выглядели они в своих черно-белых рейтузах, таких же колетах, настолько небрежно покоились их левые ладони на подвешенных к поясу длинных серебристых мечах. Позади этой гвардии расположились семь фигур, одетых явно богаче, даже роскошнее. В самой середина располагалась стройная высокая дама в роскошном черно-белом платье с удивительно высокой прической и коротким жезлом в руке. Дама стояла на плите темно-серого цвета, красная плита справа от нее была пуста. На плитах слева от дамы и справа от пустой плиты неподвижно стояли два мага, одетых в длинные черно-белые балахоны, с длинными посохами в руках. Рядом с магами, на соседних плитах, присели на корточках два шута, а может быть скомороха, с серебристыми колокольчиками в левых руках и длинными бичами в правых. На плитах, расположенных у самых стен зала стояли два высоченных мужика, росту которым еще добавляли невероятно высокие густо-меховые шапки. На мужиках были надеты меховые шубы в черную и белую полоску, а в руках они держали огромные луки.

У противоположной стены так же стояло две шеренги фигур, вот только впереди вместо элегантных, изысканных гвардейцев красовались восемь кривоногих, с ног до головы покрытых ярко-рыжей шерстью карликов в лимонно-желтых колпаках. Их здоровенные мускулистые руки сжимали огромные и, по всей видимости, тяжеленные молоты.

Позади карликов выстроилась тоже весьма примечательная компания.

Прямо напротив дамы в черно белом платье стояла высоченная костлявая старуха в оранжево-желтом бесформенном балахоне с невероятно длинной и широкой косой в руке. На стальном, отполированном до блеска лезвии мерцал неизвестно откуда взявшийся алый отблеск. Справа от старухи высился дед в такой же оранжево-желтой хламиде, с костистым, обтянутым желтой, пергаментной кожей лицом, на котором выделялся горбатый, крючковатый нос, нависший над узкими бледными губами. Глаза старика излучали чистую, без малейших примесей ярость!

«Надо же!.. – Подумал я с внезапной внутренней дрожью. – Вылитый Кащей Бессмертный!»

По бокам от старика и старухи расположились два леших, которых я узнал по желтым кафтанам имевшим явный зеленоватый отлив и одетым неправильно сапогам. Далее стояли две скрюченные бабки, судя по их весьма мерзким рожам и превратившимся в полное тряпье одеждам, кикиморы, а на крайних квадратах высились два странных существа – мужчины высокого роста в оранжевых шароварах, лимонно-желтых безрукавках… вот только головы у них были собачьими.

Чтобы все это рассмотреть мне хватило минуты, но самое главное из увиденного было то, что за двумя костлявыми стариками, стоявшими в центре задней левой шеренги отчетливо виднелся арочный проем выхода из зала!

И снова я внимательно оглядел весь зал – в нем не наблюдалось ни одного движения, и тогда я сделал осторожный шаг вперед, направляясь влево, вдоль стены с намерением пробраться к замеченной мной арке. Однако, стоило мне ступить с орнамента, тянущегося вдоль стены, на клетчатый пол, как в зале пронесся легкий шорох, а вслед за тем раздался ласковый женский голос:

– Новичок?.. Новичок дошедший до конца Пути Бессмертных?!

Я замер на месте, причем совсем не потому, что надеялся стать незаметным. Просто мне необходимо было сосредоточиться, чтобы уловить правильную линию поведения. А голос меж тем продолжил разговор:

– Ты представить себе не можешь, как я рада наконец-то увидеть здесь новичка… Бессмертного… Ты представить себе не можешь, как давно никто из твоих товарищей не проходил этим путем! А я – третий Хранитель Пути Бессмертных… Впрочем, ты наверняка знал, что найдешь меня в конце Пути, тот болтун, что называет себя Вторым Хранителем, наверняка тебе рассказал обо мне…

В последней фразе прозвучал завуалированный вопрос, и я решил ответить, чтобы продемонстрировать свою «добрую волю» и направить разговор в нужное русло:

– Да, действительно… Болтун, как ты его назвала, что-то шептал о Третьем Хранителе, но я не совсем понял, что именно он имел ввиду.

– Шептал?.. – Удивился женский голос. – Почему шептал?..

– Насколько я понял, он… умирает… Во всяком случае он определенно сказал, что уходит.

– Вот как?.. – В голосе появилось некое разочарование. – Значит, скоро мы останемся вдвоем?..

– Я думаю, что ты останешься в одиночестве… – поправил я свою невидимую собеседницу.

– Почему «в одиночестве»?.. – Переспросила она. – Есть же еще этот… убийца… Первый Хранитель.

– Его мне пришлось уничтожить!.. – С деланным огорчением вздохнул я. – Он совершенно разладился… разбалансировался. Нападает на всех подряд, не слушает заданных команд, не признает… это… Знание!

– Одна!.. – Задумчиво протянула моя собеседница, после чего в зале наступила тишина.

Подождав пару секунд, я сделал еще несколько шагов к своей цели, и в этот момент Голос снова зазвучал. Теперь в нем явственно слышались жесткие нотки принятого решения:

– Ну что ж, ты сообщил мне не слишком приятные новости, но это не отменяет моей задачи… И твоей тоже!..

– У меня есть задача?.. – Переспросил я.

– Да! Ты должен сыграть со мной в мою игру…

– Знаешь, – перебил я ее как можно более строгим тоном, – Я сыграл бы в твою игру, и возможно получил бы от этого определенное удовольствие, если бы у меня было для этого время! Однако мои обстоятельства таковы, что мне приходится очень спешить…

– Тем не менее, ты должен сыграть со мной! – Грубо перебил меня женский голос… И тут я вдруг увидел, как стоявшая перед аркой костлявая старуха взмахнула своей косой, и на ее похожем на обглоданный череп лице появился оскалулыбки.

«Похоже, я разговариваю с этой вот… – и тут мне в голову пришло нужное слово, – … Смертью!»

– В противном случае тебе будет засчитано поражение, и я тебя… съем! Только сначала я отберу у тебя твой Дар! Ведь у тебя есть Дар и ты владеешь Силой, раз ты смог прошмыгнуть мимо моего болтливого друга?!

«Так! – Устало подумал я, – отберет Дар и… съест! Хорошенькая перспектива, если учесть к тому же, что я не имею ни малейшего представления, что за игру она мне предлагает!»

Эта мысль породила мой ответ:

– Ты считаешь себя вправе навязывать свою игру… Бессмертному?! Ведь ты сама назвала меня Бессмертным?!

– Я не навязываю… – после секундного раздумья ответил голос, – …это твой долг!..

– Мой долг играть с тобой в какую-то совершенно неизвестную мне игру?! – Возмутился я. – И кто этот долг для меня… установил?!!

– Бессмертные… – Последовал немедленный ответ. – Каждый новичок, прошедший Путь Бессмертных, должен сыграть финальную игру, доказать свое право использовать этот Путь!

– Вот как?.. – С нескрываемым сомнением произнес я. – Хорошо. Так что же это за игра и каковы ее правила?

– Это Игра Жизни и Смерти, Разума и Безумия, Власти и Подчинения, Свободы и Необходимости…

– Короче! – Перебил я свою слишком разговорчивую собеседницу. – Отвечай на поставленный вопрос!!

Голос запнулся и спустя мгновение перешел на сугубо деловой тон:

– Ты стоишь на поле для Игры, направление от армии к армии называется вертикаль, направление вдоль строя называется горизонталь, направление из угла в противоположный угол называется диагональ. Ты видишь пред собой две готовые к бою армии, армия, у которой нет главы – твоя, именно ты возглавишь ее. Правила Игры таковы: Каждый воин в армии имеет определенные возможности в передвижении и поражении противника. Твои гвардейцы могут идти только вперед переходя за один ход на одну клетку. Поражать они могут только того противника, который стоит на соседней с ними клетке вперед по диагонали. Твои лучники могут перемещаться по горизонтали и по вертикали, причем за один ход они перемещаются на любое количество клеток, не занятых любым другим бойцом. Поражать противника они могут также по горизонтали и по вертикали, но только ближайшего к себе и если между ними нет другого твоего бойца. Твои шуты…

«Все-таки шуты! – С неожиданным удовлетворением подумал я. – Правильно я угадал!»

– …могут перемещаться за один ход в любом направлении на одну клетку по вертикали ли по горизонтали и на одну клетку по диагонали, при этом ни один боец не может преградить им дорогу. Твои маги могут перемещаться по диагонали на любое количество клеток, не занятых любым другим бойцом и поражать противника, ближайшего к ним и не прикрытого твоим бойцом. Рядом с Предводителем армии стоит Дама. Как любая женщина, она имеет самые большие возможности. На боевом поле она может перемещаться на любое свободное количество клеток по горизонтали, вертикали или диагонали и поражать любого ближайшего противника, если тот не прикрыт твоим бойцом. Предводитель армии может передвигаться в любую сторону только на одну клетку и только на этих клетках поражать бойцов чужой армии, только если клетка на которой тот стоит не находится под ударом другого бойца чужой армии.

– У предводителя, значит, самый слабый маневр?.. – С откровенной усмешкой спросил я. – И ты предлагаешь мне занять именно это место?!

– Зато именно Предводитель решает, кто из его армии куда идет, кто и в какую сторону наносит удар. Именно Предводитель ведет битву!

И тут меня неожиданно осенило:

«Господи! Ведь это самые обыкновенные… шахматы!»

Погасив усилием воли поднявшееся возбуждение, я как можно спокойнее и даже с едва заметной насмешкой спросил:

– Хорошо, и чем же она, эта твоя… «игра» заканчивается?

– Если ты… – странным вкрадчиво-обволакивающим тоном проговорил Голос, – …окажешься под ударом моего бойца и не сможешь убить его, либо прикрыться своим бойцом, либо отойти на другую клетку…

Тут Голос прервался каким-то утробным, гулким от довольства хихиканьем, а затем договорил с торжеством:

– Я отберу у тебя твой Дар, а затем съем тебя!

– Ну а если Предводитель твоей армии окажется под ударом моего бойца и не сможет ни убить его, ни прикрыться свои бойцом, ни отойти на другую клетку?! – Все с той же насмешкой переспросил я.

– Этого не может быть!! – Категорически заявила моя собеседница, и в то же мгновение раздумчиво добавила. – Хотя… Тогда ты будешь считаться победителем и сможешь беспрепятственно сойти с Пути!

– Нет! – Жестко ответил я. – Если мы истребим армии друг друга и не сможем поставить противника в безвыходное положение, я спокойно без препятствий с твоей стороны покину Путь. Это будет – ничья. Если же ты проиграешь, Предводитель твоей армии и ты сама без возражений отдадите мне свой Дар, и… есть я вас не стану!

– Согласна! – Коротко бросила моя противница, и в ее голосе читались вспыхнувший азарт и полное презрение к моим возможностям игрока.

– В таком случае и я согласен… поиграть с тобой! – Произнес я, в тоже мгновение под куполом залы вспыхнул яркий чисто белый свет, заливший все игровое поле. По рядам стоящих друг против друга армий прошла короткая дрожь, бойцы обеих армий словно бы подтянулись и сосредоточились перед предстоящей битвой. В тишине, странной, гулкой и неподвижной тишине негромко и отрешенно прозвучало:

– Прошедший Путь Бессмертных, займи свое место!..

И без подсказки я понял, что мое место на пустой красно-коричневой плитке, возле черно-белой дамы, туда я и направился.

Едва я встал на свободную плитку и развернулся лицом к игровому полю, тот же отрешенный, неживой голос произнес:

– Первый ход в Игре делают…

Под самым куполом залы что-то мелькнуло и стало медленно опускаться вниз. Скоро я разглядел, что это небольшой белый лист, похожий на лист простой бумаги. Он плавно, чуть приныривая, скользил вниз, а я чувствовал, как вокруг меня сгущается некое напряжение. Словно все участвующие в предстоящей Игре фигуры генерировали в окружающее пространство это напряжение… напряжение ожидания чего-то очень важного.

Белый листок был уже всего лишь в метре над полом и опускался явно на серый квадрат, но в последний момент он вдруг нырнул по косой в сторону и лег на самый край соседней красно-коричневой плитки.

И тут стоявшая напротив нас армия взвыла истошным, наполненным яростью победы воплем, а над игровым полем пронесся все тот же безразличный голос, оканчивая начатую фразу:

– …оранжевые!

Возвышавшаяся над шеренгой карликов оранжевая Смерть взмахнула над их головами своей косой и карлик, стоявший перед Кащеем, поигрывая молотом, вразвалку двинулся вперед и остановился в середине следующей клетки.

«Правила, похоже, несколько отличаются…» – Невольно подумал я и тут же услышал нетерпеливый женский голос:

– Ну, чего ты ждешь?! Делай свой ход!

– Не торопись, подруга, дай человеку подумать, не на щелбан все-таки играем! – Усмехнулся я в ответ, и мысленно попросил гвардейца, стоявшего передо мной, двинуться вперед.

Тот, чуть заметно пожав плечами, словно покоряясь Судьбе и Необходимости, в три шага переместился на соседнюю клетку и замер в прежней позе. И почти сразу же после этого, леший, стоявший на красном квадрате справа от Кащея исчез и в следующее мгновение материализовался уже в середине зала через одну клетку от моего выдвинутого вперед гвардейца. Я двинул вперед гвардейца, стоявшего слева у самой стены.

Таким образом минут, наверное, двадцать мы рассредоточивали свои силы. Мне удалось успокоиться и взглянуть на происходящее действительно, как на игру… Игру ни к чему не обязывающую и способную принести лишь небольшое огорчение в случае проигрыша…

И в этот момент карлик, давно уже стоявший рядом с одним из моих гвардейцев, вдруг вскинул свой молот над головой и обрушил сокрушительный удар на грудь неподвижной черно-белой фигуры!! У гвардейца мгновенно подкосились ноги, он рухнул на серый мраморный квадрат, пару раз дернулся и затих. Две секунды я ошарашено смотрел на явно мертвое тело, а затем это тело вдруг начало медленно истаивать, словно бы растворяясь в окружающем воздухе!

Как только фигура гвардейца полностью исчезла, карлик победно вскинул над собой свой чудовищный молот и занял освободившуюся клетку.

И снова зал потряс дикий воинственный вопль всех шестнадцати бойцов оранжевой армии, но теперь этот вопль всколыхнул во мне ослепляющую, неудержимую ярость. Для меня эта… «Игра» вдруг превратилась в самое настоящее сражение, в котором я только что потерял одного из своих воинов… Одного из своих боевых друзей!

Быстро оглядев игровое поле, я увидел, что квадрат, на которой стоял ухмыляющийся рыжий убийца, находится в зоне действия одного из моих магов и немедленно отдал приказ:

«Убей его!!»

Маг немедленно вскинул над головой свой посох, и с его конца сорвалась ветвистая белая молния. В мгновение ока только что ухмылявшийся рыжий недомерок обратился в крошечную кучку пепла, и неизвестно откуда взявшийся порыв ветра развеял эту кучку. Мой, осуществивший мщение маг, чуть повернув голову как-то укоризненно посмотрел на меня, приподнялся над игровым полем и медленно поплыл к освободившемуся квадрату, а я вдруг удивился, почему молчит моя армия – ведь мы отомстили, мы уничтожили убийцу?!!

Ответ пришел быстро. Едва мой маг опустился на освободившееся место, как стоявший чуть в стороне леший щелкнул пальцами и кинул появившуюся в его руке шишку в моего мага. И эта крошечная шишка, упав у ног величественно высящегося мага, вдруг взорвалась ярким оранжевым пламенем, спалившим высокую черно-белую фигуру. И на месте этой фигуры сразу же вырос… леший!

Последовал новый победный вопль моих противников, а ко мне пришло понимание, что я, дав волю своей ярости, в одноночасье потерял «пешку» и «фигуру», а снял с игрового поля всего лишь «пешку» противника!

Так начался разгром моей армии!

Нет, я не опустил рук, в конце концов шахматы были мне хорошо знакомы, но потеря мага вынудила меня перейти к обороне, к отражению все усиливающегося давления противника. Скоро я вынужден был пойти на еще один неравноценный обмен, отдав своего лучника за карлика и кикимору, и хотя моя дама имела весьма активную позицию, проигрыш был уже очевиден!

К окончанию первого часа игры в живых у меня оставались четыре гвардейца, лучник, шут и Дама. У моей противницы действовали шесть карликов, два псиголовца, леший, кикимора и Смерть. При этом, меня самого прикрывали всего два гвардейца и лучник, едва сдерживая атаки Смерти, лешего, кикиморы и трех карликов. Мои Дама, шут и третий гвардеец пытались обозначить атаку на Кащея Бессмертного, но тот прятался за шеренгой из трех карликов. Правда, при этом, он оказался на втором от стены залы квадрате, прижав одного из псиголовцев к краю игрового поля и не давая ему вступить в Игру. Но моя Дама не могла атаковать Кащея, поскольку второй псиголовец был готов встать рядом со своим Предводителем, прикрыв его от любых неприятностей.

Ход был мой, и я довольно долго обдумывал сложившееся на игровом поле положение, пытаясь найти способ увести псиголовца на другую горизонталь или перекрыть ему подход к Предводителю – в этом случае атака моей Дамы была бы убийственной но у меня не хватало для этого сил. И в этот момент раздался вкрадчивый голос моей противницы:

– Самозванец, тебе не кажется, что пора сдаваться…

– Погодим… – Буркнул я, продолжая раздумывать над очередным ходом.

– Ты же видишь, что с оставшимися бойцами тебе не удастся уйти от поражения, ты просто тянешь время!..

– А что делала бы ты, если б над тобой нависла угроза быть съеденной?! – Съязвил я в ответ.

– Но ты не можешь тянуть время до бесконечности, – в голосе промелькнуло некое подобие сострадания.

– Почему?.. – Усмехнулся я.

– Судья объявит тебе предупреждение, а затем зачтет поражение за отказ продолжать Игру!

– А у Игры есть судья?! – Невольно удивился я.

– Конечно! – Воскликнула моя противница. – Высший судья, который заставит тебя исполнить условия поединка…

– Или тебя! – Перебил я ее.

– Но ведь ты уже проиграл!! – Неожиданно взвизгнул женский голос. – Признай свое поражение, самозванец!!!

«О! Меня уже называют самозванцем! Значит она уже не видит во мне потенциального Бессмертного!!» – Подумал я, а вслух произнес:

– Ты еще не выиграла!

И почти сразу же раздался негромкий, безразличный голос, начавший Игру:

– Черно-белые получают предупреждение за нежелание продолжать игру…

– Что?!! Слышал?!! – Торжествующе взвыла Смерть и, видимо от возбуждения взмахнула над своей головой косой. – Теперь тебе придется сдаться, или ты предпочитаешь сначала напасть на моего предводителя?!! Ведь твоя Дама еще может это сделать!!!

Это была явная насмешка, насмешка грубая, издевательская… И это была ее роковая ошибка, ибо я увидел, что за этой насмешливой, издевательской подсказкой скрывается поражение оранжевых!!!

– Ну что ж… – Медленно, стараясь подавить нарастающее возбуждение, и в тоже время еще раз, теперь уже вполне целенаправленно оценивая позицию, проговорил я, – …пожалуй я действительно хлопну напоследок дверью!

И мысленно отдал приказ своей Даме:

«Атакуй Предводителя по диагонали!»

А предложенный мной путь атаки приводил мою Даму на соседний с Кащеем Бессмертным квадрат, ставя ее под удар псиглавца!

Дама повернула в мою сторону свое неподвижное лицо, и ее правая бровь удивленно поднялась. Она словно бы говорила: «Безумец, ты ставишь меня под удар!»

– Я за тебя отомщу! – Вслух произнес я.

Дама пожала плечами и медленно, величественно двинулась по красно-коричневой диагонали, словно по ковровой дорожке в сторону Кащея Бессмертного. Встав рядом с ним на последней горизонтали, Дама повернула к высокому костлявому старику свое надменное лицо и вдруг коротко произнесла:

– Ты атакован! Защищайся, если можешь!..

Но Кащей ничего не успел ей ответить. И Смерть промолчала, потому что стоявший на противоположном конце горизонтали псиглавец, широко открыв пасть, рявкнул в сторону моей дамы, и она упала на красный мрамор, широко раскинув тонкие изящные руки. Спустя пару секунд, тело исчезло с квадрата, и псиглавец, промчавшись рысью по горизонтали, встал на освободившееся место. Кащей Бессмертный оказался полностью окружен своими бойцами!

– Ну, – взвизгнула Смерть, – теперь ты сдаешься?!

Однако, вместо ответа я послал следующий мысленный приказ:

– Шут, атакуй Предводителя оранжевых!

Сидящий на корточках шут в черно-белом балахоне звякнул серебряным колокольчиком, прикрепленным к остроконечному колпачку и поднялся на ноги. На его размалеванную рожицу выползла глумливая улыбка, и мне вдруг подумалось, что он понял убийственность наносимого удара. Чуть подпрыгивающим и в тоже время плавно скользящим шагом он переместился по вертикали с темно серого квадрата на красно-коричневый квадрат, а затем сразу же на один квадрат по диагонали. Утвердившись рядом с псиглавцем, шут неожиданно поднял свой хлыст, и в следующий момент раздался короткий, резкий хлопок, а затем мелодичный перезвон погремушки… И дерзко-насмешливый голосок объявил:

– Ты атакован, рожа костлявая! Защищайся если можешь!!

Кащей Бессмертный заметался по своему темно-серому квадрату, но перейти на другой квадрат у него не было возможности – собственные бойцы мешали ему. Стоявший рядом с ним псиглавец рявкнул сначала вперед, затем в сторону, но мой шут хотя и стоял рядом, был в полной безопасности – его квадрат располагался по диагонали от опасного соседа.

И вдруг глаза Кащея утратили хищный блеск, фигура сгорбилась, костлявые плечи опустились, тонкие руки обвисли вдоль тела…

– Нет!!! – Взвизгнула, словно бы очнувшись от какого-то наваждения Смерть. – Этого не может быть!!! Это невозможно!!! Шут!! Шут!! Простой шут не может уничтожить Предводителя!!!

– Как видишь, может! – Спокойно и устало ответил я. – Такая позиция на игровом поле в моем Мире называется «Спертый мат»! – А затем я усмехнулся и добавил. – Я жду решения судьи.

На мгновение над игровым полем повисла мертвая тишина, а затем спокойный, негромкий, отрешенный голос произнес:

– Выиграли черно-белые… Бессмертный может получить свой выигрыш…

Вокруг меня взвился крутой воздушный вихрь, так что мне показалось, будто легкие, цепкие пальцы начали тянуть меня в разные стороны. Голову мою запрокинуло к потолочному своду залы и я почувствовал, как в мой разум и мое сердце вливается некое, совсем незнакомое мне Знание, еще не до конца понимаемое, и даже не вполне принимаемое, но очень… очень необходимое… Целую минуту стоял я совершенно неподвижно в этом стремительном, обжигающем потоке, а потом он вдруг исчез, и я смог наконец опустить голову.

Все фигуры… все остававшиеся в живых бойцы обеих армий исчезли с игрового поля, белый свет, струившийся из-под купола залы погас, и вернувшееся колеблющееся сияние свечей показалось мне неприятно тусклым… безжизненным. На мои плечи навалилась неожиданная тяжелая усталость, но преодолевая ее я медленно двинулся к открывшейся арке, отделявшей Путь Бессмертных от нормального Мира.

Глава 7 (По рассказу старшего лейтенанта милиции Юрия Макаронина)

Самый старый друг лучше новых двух…

Если этот друг стал майором вдруг…

(Каламбур Юрика Макаронина)

Я даже глазом не успел моргнуть, как мой дружок, Володька Сорокин слинял с кухни той старой ведьмы, что нас приютила… ну, той, с которой он всю ночь свое зелье колдовское варил. Вообще-то, я думаю, цена этому зелью грош, но Сорока решил, что только оно и может ему помочь отыскать его Люську!.. Пусть попробует! А я всегда считал, что надо определить автора-исполнителя данного, конкретного безобразия и разбираться непосредственно с ним. И единственная жидкость, которая может помочь в этом деле – спирт и его производные!

В общем, когда Сорока по-быстрому смотался, а его помощница, эта… спец по травкам, не дала мне выяснить, куда он, собственно говоря, подался, я решил тоже не отсиживаться. Ведь все было очень просто: Люську увел… этот… Змей Горыныч!.. (Надо же, кличку себе пацан придумал – видно сказками в детстве здорово увлекался!..) Так вот с этим самым Змеем, блин, Чингачгуком, и надо разбираться!!

Я так и сказал нашему Ворчуну с балалайкой. Пошли, – говорю – друг Володьша, прям к вашему главному Змею, пусть объяснит свою позицию! А если начнет путать или запираться, мы его до ближайшего отделения доставим, и там ребята им займутся! Там он быстро поймет, что, либо надо рассказать, куда он, падла, Люську спрятал, либо ему ни Люська, никакая другая девчонка вообще больше не понадобятся!.. Причем, никогда!!

Так этот Бормотун рожу такую скривил, словно я ему его балалайку предложил продать, и деньги пропить! Нет, говорит, у меня другие планы, мне, говорит, надо в столичный парк зверей наведаться… Вроде бы потолковать он там кое с кем хочет.

Я, признаться, здорово расстроился – вдвоем все же как-то спокойнее было к этому… Змею заваливаться, но виду конечно не подал. Катись, говорю, Щупач-балалаечник, в свой живой уголок, а я пойду девчонку выручать! И посмотрим, у кого из нас троих это дело выгорит!!

Вытащил я у Володьши из мешка один мундир морковный, сапоги на шнуровке и прямо тут же, на кухне переоделся. Ничего мундирчик сел, рукава, правда коротковаты, зато сапоги на шнуровке прям, как влитые на ногу легли. И то что штанины только до середины икр доходят сразу стало незаметно!

Я этой… тетке Арине говорю:

– Можно я у вас, хозяюшка, вещички свои оставлю… А то негоже, вроде, гвардейцу спец полка с мешком по городу шастать!

Бабуля ничего, с понятием оказалась, оставляй, говорит, все в целости будет, можешь не сомневаться!

– Да я, – говорю, – и не сомневаюсь, а то ни за что не оставил бы… А вот кувшинчик с собой возьму. Буду, типа, в увольнительной!..

– Не бывает у гвардейцев спец полка увольнительных. – Бурчит наш знаток местных обычаев. – Они вообще по одному в городе не ходят!..

Ну так я ж в карман за словом не лезу, так его сразу и срезал:

– Они не ходят, а я хожу!

Тут он и заткнулся.

А я переложил в карман мундира свои золотые, ножики под мудирчик приладил, кувшинчик из Василисиного мешка достал, на палец, на свой, его повесил, вилку свою двузубую, ту что у душегуба в таверне отобрал, в другую руку прихватил по кухне прошелся, все, вроде, нормально. Нигде не жмет, руки-ноги свободно двигаются, кувшинчик не тянет, ножики не колются. Остановился я на пороге, поклонился хозяйке по сорокински – тот все с поклонами делает, и говорю:

– Прощевайте, хозяюшка, пойду, посмотрю, что можно для… этих… для несчастных… Отеллы и Джулеты сделать! К вечеру, может, вернусь, а не вернусь, не беспокойтесь – на задании, значит, задержался!

– Ступай, милок, – ласково так отвечает Световна, – только постарайся никого ненароком до смерти не убить…

– Как можно, – говорю, – я без дела и мухи не обижу.

Тетка Арина аж засветилась вся, заулыбалась, так ответ мой ей понравился.

Ну, двинул я за дверь. Двор пересек, за ворота вышел, смотрю, на улице ни души, хотя со дворов разговор слышится. Осмотрелся я и двинулся в сторону центра городка.

Прошел я всего шагов, может быть, пятьдесят, слышу кто-то за мной быстренько так топает. Оглядываюсь, а это наш композитор вприпрыжку чешет. Догнал он меня, рядом пошел, а как отдышался, говорит:

– Патруль остановит, скажешь, что из сотни Шкоды Малютина, из той, которая к западным рубежам выдвинута, прибыл в столицу на лечение, а лечишься у Арины Световны. Я договорился, если к ней придут по твою душу, она подтвердит, что ты у нее был, что у тебя застарелый привычный вывих правого плеча.

Посмотрел на меня строго и повторил:

– Запомнил?! Застарелый привычный вывих правого плеча!

Я кивнул. Что тут запоминать-то?!

А он дальше талдычит:

– Если спросят, почему не явился в казарму, скажешь, что от казармы далеко топать до тетушки Арины…

Тут он на секунду замолчал, а потом вдруг таким недовольным тоном буркнул:

– А вообще-то, напрасно ты ушел от Арины Световны… Ничего у тебя не получится, только шею свою под топор подставишь!

Я хотел было ответить ему кто, когда и где подставит свою шею под топор, но Володьша вдруг развернулся и быстро потопал назад. Догонять его я не стал, двинулся дальше к центру города, справедливо полагая, что обиталище Змея Горыныча должно располагаться где-то в том направлении!

Дошел я до конца улицы, на которой стоял домик тетки Арины, свернул налево, туда, где виднелся странный такой трехэтажный дом, похожий на башню. Народу на улице прибавилось, в первых этажах домиков стали появляться лавочки с вполне приличными витринами. Правда, мостовая по-прежнему отсутствовала – народ пылил по сухой глине, хорошо еще ни всадников, ни экипажей не было. Минут через десять я снова дошел до перекрестка, остановился и принялся рассматривать открывшуюся перспективу, определяя дальнейшее направление своего движения.

И вот тут я впервые заметил, что народ меня старательно так обходит, причем старается держаться как можно дальше от моей величавой фигуры.

«Уважают здесь представителей власти! – С некоторым удовлетворением подумалось мне. – Значит, все-таки, все не так плохо… в смысле… авторитета… этой… личной гвардии!»

И стоило только мне это подумать, как из-за угла дома, кварталах в двух от меня, вынырнула троица в точно таких же морковного цвета одежках, как и те, что были на мне. Естественно, они сразу же заметили мою выдающуюся фигуру и двинулись в мою сторону скорым шагом, перехватив поудобнее свои странные, неудобные секиры. Первой моей мыслью было смотаться с перекрестка, на котором я остановился и попытаться уйти от этих морковных гвардейцев – фора в расстоянии делала этот план вполне выполнимым. Однако, после секундного раздумья, я решил, что стоит пообщаться с… этими… с собратьями по оружию – вдруг они помогут мне быстрее отыскать дворец этого самого Змея… Горилыча!

Медленным, раздумчивым шагом, оглядывая окружающие постройки и вроде бы восхищаясь местной архитектурой, я двинулся навстречу патрулю. Минуты через три мы сошлись, и эта троица попыталась сразу же окружить меня, только это у них не получилось – я стоял слишком близко к витрине маленького магазинчика, и зайти мне за спину морковные гвардюганы не смогли.

Старший патруля, на груди которого красовалась здоровенная медная бляха, внимательно, в растяжку, оглядел меня, остановив взгляд на кувшине и «вилке», пошевелил своими роскошнейшими усами и басовито поинтересовался:

– Кто такой, откуда и что делаешь в столице?!

«Ишь ты – в столице!! – Мысленно усмехнулся я. – Эту столицу в нашем городском парке можно спрятать!»

Но ответил я, как мне подсказал Володьша:

– Лечиться приехал. Мой сотник сказал, что ему надоело видеть меня все время у походного лекаря и отправил меня в столицу лечить мой… этот… вывих… неприличный. Вот я к Арине Световне и прибыл. А сейчас, после процедур, вышел… эту… столицу посмотреть. Когда-то еще случай представится!

И поскольку все трое почему-то не сводили глаз с моего кувшинчика, мне пришлось добавить:

– Вот, лекарка мне микстуру приготовила… Такая дрянь, а пить приходится – пять глотков каждые три часа!

Старший оторвал взгляд от кувшинчика, посмотрел мне в лицо и сурово спросил:

– И кто у тебя сотник?!

Оба других гвардейца тоже оставили в покое мою посудину и просто-таки ели меня глазами, готовые по первому знаку старшего вцепиться в меня мертвой хваткой.

«И чего ж это они такие нервные-то?..» – Подумал я, но особо не встревожился – у нас в отделении тоже народ разный служил, тоже нервных в достатке было.

– А сотник у меня… – медленно так отвечаю я и вдруг понимаю, что имя сотника вылетело у меня из головы. Помню, что что-то похожее на Малюту Скуратова, а как в точности его называют совершено забыл!

Стою, вспоминаю, даже рот у меня от напряжения открылся, а этот хрен морковный, такой нетерпеливый попался, как гаркнет:

– Ну, что замолчал?! Договаривай, давай, как твоего сотника звать!

– Чего, – отвечаю, – замолчал?.. На архитектуру столичную залюбовался… У нас такого нет!

Брякнул, не подумав, и тут же соображаю:

«Спросит сейчас этот хмырь в мундире, „Где это у вас?“, и ответить мне будет нечего!»

И он действительно переспросил, но совсем не то, что я ожидал:

– Куда ты… залюбовался?.. Чего у вас нет?..

Посмотрел я на старшого, а у него на роже полная непонятка написана. И дружки его рты раскрыли, чувствую, тоже не врубаются, про что я им толкую.

«Ну, – думаю, – чувырлы, щас вы у меня получите!!»

– На архитектуру любуюсь, ребята, у вас же здесь в столице, сплошной ампир, понимаешь, и рококо с эклектикой! Где еще такое посмотреть-то можно – да нигде в целом мире! Даже у… этих… фрязинцев и… гувнов… такого нет!! А у нас в столице – есть!!!

И такую я гордость за «нашу» столицу подпустил, что гвардейские морды, вместо того, чтобы на меня пялиться, стали вдруг окрестности оглядывать – искать эти самые ампир и рококу с эклектикой. А я жару подбавляю:

– А вот, говорят, дворец нашего… этого… Змея Горыныча – сплошь готика и модерн! Вот бы посмотреть!!

Старшой нервно так облизал свои губищи и спрашивает:

– Мод… рен… говоришь… ну, не знаю, таких не встречал. А готиков точно нет… Готы есть, здоровенные такие ребята, но они в личных покоях Его Изничтожества служат, я их и видел-то всего раза два, а… этих… готиков, точно нет! Никаких карликов ни около дворца, ни в самом дворце нет!

Он остановился и задумчиво повторил:

– Готы… Готики… Надо же… Нет, готиков точно нет!

Тут он, видимо поняв, что начал повторяться, мотнул своей башкой и рыкнул:

– Слушай, совсем ты своей мод…реной и рококой голову мне задурил!! Что я у тебя спрашивал?!!

– Нет, командир, – отвечаю я, – это я у тебя спрашивал, как мне к дворцу Его… того… из… этого… Ничтожества пройти?! Очень посмотреть хочется!

Старшой перевел совершенно отупевший взгляд на своих подчиненных, надеясь, видимо, что те уловили в моем разговоре чуть больше, чем он сам, но оба его молчаливых помощника, только активно закивали головами, точно, мол, спрашивал, как пройти!

Старшой развернулся на девяносто градусов и принялся объяснять мне дорогу, размахивая свободной рукой, а я понимающе кивал, потихоньку отступая от гвардейской троицы. Когда объяснения закончились, я оказался уже шагах в пяти от патруля, и мне осталось только, приветливо улыбнувшись, пробормотать спасибо и быстро удалиться в указанном направлении. Сворачивая за угол, я оглянулся. Троица в одежке морковного цвета о чем-то горячо спорила, пристукивая в пыль тупыми концами уже виденных мной секирок. Как раз в этот момент старшой быстро посмотрел в мою сторону и, увидев, что я оглянулся, призывно замахал мне рукой. Нашел дурака! Я быстро юркнул за угол, и, пройдя быстрым шагом метров десять-двенадцать, зашел в оружейную лавку.

Стоявший за прилавком мужичок, не то хозяин, не то приказчик, увидев вваливающегося гвардейца с кувшином и наговоренным двузубцем в руках, буквально подпрыгнул на месте и в следующее мгновение оказался уже около двери.

– Чего желает уважаемый защитник отечества?!

Голос торговца дрожал, и я не понял по-первости отчего – то ли от страха перед гвардейцем Змея Горыныча, то ли от восторга лицезрения «защитника отечества». Как оказалось, оба моих первоначальных предположения были неверными, это стало ясно после следующих слов местного торгового афериста:

– Я вижу, наш доблестный воин желает обменять неуставное, несомненно добытое в бою с внешним врагом, оружие на положенный по уставу штык-топор!.. У меня как раз прекрасный выбор только что полученного с казенной кузни оружия – господин гвардеец будет доволен… И конечно, господин гвардеец получит при обмене стопроцентную скидку, хотя, конечно, его двузубец устарелой модели и… это… потерт!

– Сам ты потерт!.. – Отвечаю я ему, кося глазом в витрину – не появились ли мои знакомые гвардейцы. – И штыки твои против моей вилки – дерьмо на палочке!

Смотрю, глазки у торгаша забегали – пакость какую-то придумывает, не знает, что я торгашей ох как научился различать!! Чуть у торгаша глазки вбок съехали, враз его к ногтю надо, поскольку он, зараза, пакость задумывает – это мне, тогда еще салаге зеленой, в школе милиции наш замполит объяснил.

Я – вилку наперевес, два зуба в пузо торгашу уставил и ласково так говорю:

– А скажи мне, ружейный барон, как тут быстрее до дворца Его… этого… Изничтожества добраться?! Только… – говорю, – …ты не дергайся, а то двузубец у меня такой нервный стал, чуть что вперед кидается… Ну просто удержу нет!

Глазки у торгового работника тут же замерли, сфокусировались на моей «устарелой модели» и чувствую, дыхание у него сбиваться стало!

«Ну, если он еще и в обморок грохнется!..» – Подумал я, однако торгаш сосредоточился и начал медленно и вдумчиво объяснять мне дорогу ко дворцу, причем с мельчайшими подробностями. Я между тем, внимательно слушая его объяснения и наблюдая за его поведением, косил в сторону витрины, ожидая появления гвардейского патруля. А патруль все не появлялся.

– …свернешь направо… – чуть подрагивающим голосом бормотал торговец, – …и по улице Прощеных обид выйдешь на площадь Бессмысленного бунта…

Тут я его перебил, показывая, что внимательно слушал объяснения:

– Так площадь называется «Согласия» или «Бессмысленного бунта»?..

– Ну-у-у… – неуверенно протянул торгаш, – Ее и так, и так называют… в зависимости от… этого… от… ну… от кучковой принадлежности!

– От чего?! – Оторопел я. – От какой принадлежности?!!

– От кучковой… – повторил торгаш и как-то растерянно пожал плечами. – Ты, наверное, в столице первый раз?.. – Задал он неожиданный вопрос и, впервые оторвав взгляд от моего оружия, посмотрел мне в лицо.

– Можно считать, что в первый… – Вынужден был признаться я. – Хотя, проживаю здесь… э-э-э… недалеко…

На мое беспомощное уточнение торгаш не обратил внимания, продолжив свое пояснение:

– Так вот, у нас, в столице… – Он снова, на этот раз со значением, посмотрел мне в глаза, и я невольно слегка ткнул его двузубцем в пузо, чтобы он не забывался. Торгаш крякнул, вернул свой «взор» на проложенное место и быстро, но не слишком понятно, продолжил:

– Тут у нас… когда Его Изничтожество начал вводить изменения… ну, конечно, были те, кто «за» и те, кто… еще больше «за»… Образовалось, как сам понимаешь, две… ну… группы… их назвали «кучки». Те, кто поддерживал кучку Свободы, называли эту площадь, площадью Согласия, а те, кто поддерживал кучку Свободы, называли ее площадью Бессмысленного бунта!..

Вот тут мне стало понятно, что мне… ничего не понятно… что этот торговый работник… шкура… пытается меня запутать!!

– Стоп! – Гаркнул я и еще раз легонько ткнул своего осведомителя. – Я так думаю, что сторонники… этой… кучки, мать ее ити, Свободы могли называть площадь либо так, либо так! Почему же сторонники одной и той же… этой… ну… кучки называли эту вашу дребаную площадь по-разному?!!

Видимо, я все-таки переусердствовал с тычком. Мужичок подпрыгнул на месте, поднял ладошки на уровень плеч, показывая, что не оказывает сопротивление власти и заговорил быстро-быстро:

– Разные кучки… разные кучки… разные кучки!..

– Как разные, когда… это… кучка Свободы?!! – Снова гаркнул я.

– Одна кучка Свободы поддерживала нововведения Его Изничтожества, а другая кучка Свободы считала, что Его Изничтожеству нововведений надо делать еще больше. И обе кучки, как ты понял – Свободы!

– Та-а-а-к!.. – Медленно протянул я и, раздумчиво подняв глаза к потолку, добавил. – Я, пожалуй, организую тут у вас «кучку» Здравого смысла! И через пару недель это будет не «кучка», а целая куча!!

И вдруг я услышал… хихиканье! Опустив глаза, я увидел, что хихикает… мой торгаш!

– И над чем мы смеемся?.. – Задал я глубокомысленный вопрос, слегка пошевелив своим двузубцем.

Торгаш ойкнул, перестал хихикать и почтительно произнес:

– Я думаю, что у господина гвардейца ничего не получится… ну… с организацией новой кучки… э-э-э… кучи.

– Почему? – Коротко поинтересовался я.

– Потому что Свобода – понятие одинаковое для каждого – делай, что хочешь, и это объединяет, а здравый смысл, он у каждого свой, и это разъединяет. На базе здравого смысла нельзя создать… кучку!

«А ведь поганец прав!» – Огорченно подумал я и опустил свою вилку.

Патруль так и не появился, так что мне, пожалуй, вполне можно было двигаться дальше!

– Ладно, – вздохнул я, – бес с этими вашими кучками. Значит, дошел я до площади Бессмысленного бунта Согласия, и что дальше?..

Торгаш медленно, с явным облегчением выдохнул, как-то странно «стрельнул» в меня глазом и быстро проговорил:

– Так вот на этой самой… площади и стоит дворец Его Изничтожества… Мимо, господин гвардеец, не пройдешь. Серое здание в шесть этажей с портиком и колоннадой.

– … И колоннадой… – Повторил я и добавил. – Ясно!

Прощаться и раскланиваться мне не пришлось, торгаш с короткими поклонами начал отходить к прилавку, приговаривая:

– Рад был быть полезным господину гвардейцу… Надеюсь, господин гвардеец остался мной доволен…

А оказавшись за прилавком, он вдруг нырнул в незаметную, крошечную дверцу, врезанную в стену позади прилавка и был таков.

Я плюнул и вышел из лавки.

Время, похоже, подкатывало к полудню, народу на улице стало очень много, хотя толкотни не наблюдалось. Люди шли чинно, не торопясь, раскланиваясь со встречными и кося настороженными глазами в мою сторону. А я закинул свою вилку на плечо и помахивая кувшинчиком, двинулся к дворцу местного самодержца, благо дорогу мне объяснили дважды и довольно подробно.

Впрочем, городок был достаточно мал, так что местную мэрию я нашел бы и без объяснений, ну, может быть, потерял бы минут на тридцать больше. Площадь Согласия Бессмысленного бунта оказалась довольно обширным пустым пространством, мощеным не очень ровной серой брусчаткой – в общем, площадь была отличным местом для проведения парадов. С первого взгляда я узнал и дворец Его Изничтожества – темно серое здание в шесть этажей, до странности сливавшееся с брусчаткой площади. Правда, светлые колонны портика довольно отчетливо выдавались вперед и приподнимались вверх, словно бы пытаясь оторваться… отмежеваться и от стен здания и от покрытия площади. Но самое странное, что в то время, как улицы, по которым я шел до этого, были заполнены народом, площадь была практически пуста! Два-три человека, оказавшиеся на ней, торопились, прижимаясь к домам, прошмыгнуть к ближайшему переулку, да у самого портика дворца мерно расхаживали четыре фигуры, которые я определил, как почетный караул.

Подумав, я решил не топать через площадь, а, подражая местному населению, двигаться по периметру. Мне удалось беспрепятственно преодолеть большую часть пути, до ближнего угла дворцового здания оставалось пройти три здания, как вдруг из двухэтажного особнячка, мимо которого я как раз проходил, выскочили трое гвардейцев. Перегородив мне дорогу, они опустили свои штык-топоры и начали молча теснить меня к стене здания.

– Ребят, вы чего, своих не узнаете!.. – Воскликнул я с самым неподдельным удивлением. – Я ж… это… собрат по оружию, с западных рубежей вернулся!!

Тут и в голове моей прояснело – вспомнил, как «моего» сотника зовут:

– Меня ж сам Шкода Малютов в столицу лечиться послал – совсем меня неприличный вывих замучил!!

– Вот мы щас и выясним, что это ты себе такое вывихнул… неприличное! – Порычал в ответ, тот что двигался в середине. – А так же кто и чем тебя лечит!..

А тот, что терся справа вдруг как гаркнет:

– А ну, ложь свой двузубец на землю, да поаккуратнее, поаккуратнее, не вздумай шептать чего, али плеваться!!

– Да зачем же мне плеваться-то? – Удивился я, снимая с плеча свою вилку и прикидывая, кого из троих приложить первым. Но в этот момент справа, у меня за спиной, раздался довольный басок:

– Так его ребята, плотнее, плотнее, что б дергаться не удумал!

Я бросил быстрый взгляд вправо и увидел, что в широко открытых дверях особнячка столпилось еще с десяток гвардейцев, а перед самыми дверями стоит какой-то толстый и весьма важный мужик в таком же как у всех остальных морковном мундире, но отороченным по швам золотой тесьмой! Ну вылитый… этот, как его… униформист, я раза два видел таких, когда в цирк ходил!

Короче, положил я свой двузубец на землю, рядом поставил кувшин, прижался к стене и стал ожидать, что дальше будет.

А ребята вроде бы даже растерялись слегка, видимо, не ожидали, что я так быстро сдамся. Средний кашлянул напряженно и говорит:

– Так… Давай, парень, двигай в казарму. Там с тобой наш сотник сам будет разбираться.

– В какую… казарму? – Переспросил я и оглядел площадь. Ничего похожего на казарму на ней не наблюдалось, да и кому придет в голову строить казарму на главной площади столицы?!!

– А казарма позади тебя будет!.. – Вдруг усмехнулся гвардеец. – Ты ж к ней задом прижался!

– А! – Догадался я. – Мне, значит вон в ту дверку?!

Я мотнул головой в сторону распахнутых дверей, забитых гвардейцами, и мой «дружелюбный» собеседник утвердительно кивнул. Пожав плечами, я шагнул в указанном направлении, и штык-топоры гвардейцев качнулись следом за мной – бдительности воины не теряли!

Когда я подошел к дверям, гвардия расступилась и образовала довольно узкий проход, по которому я протиснулся внутрь здания, Оказавшись в довольно большом холле, я оглянулся, собираясь спросить, куда мне идти дальше, и тут же два штыка уперлись мне в спину.

– Не вертеться!.. – Рявкнул за спиной басок толстяка-униформиста. – Я тебя, лазутчик-террорист, насквозь вижу!!

«Во, – думаю, – рентген нашелся! Жалко, я его вилкой не успел ткнуть, что б не видел… насквозь!»

А вслух спрашиваю:

– Ну и как там?..

– Где?! – Попался басок.

– В насквозе!.. Что видно?!

За спиной дружно захохотали, а басок злобно так талдычит:

– Все видно!.. Всю твою гнилую суть и гнусные намерения!..

– Врешь ты все! – Насмешливо буркнул я. – Ничего ты не видишь!

– Поговори еще, поговори! – Толстяк, похоже, начал всерьез заводиться. – Скоро увидишь, вижу я или не вижу!..

И тут, словно поняв, что совсем уже заговорился, он неожиданно скомандовал:

– Ну-ка, топай вперед!!

В противоположной стене холла располагались двустворчатые двери, которые, как оказалось, вели на площадку, с которой начиналась лестница. Мы поднялись на второй этаж, вышли с лестничной площадки в коридор, и мне велели повернуть налево. По коридору мы прошли в самый конец этажа и уперлись в широкую, обитую толстой кожей дверь, на которой красовалась бронзовая табличка с надписью «Сотник сотни „Кабанья голова“.

– Входи! – Раздалось у меня за спиной… Ну я и вошел.

Довольно большая комната, в которой я оказался, совсем не походила на рабочий кабинет, куда, как я думал меня вели. На полу лежал довольно чумазый, сильно затоптанный ковер, справа, придавливая край ковра, стоял огромный диван, тоже весьма засаленный. У противоположной стены, украшенной двойной рамой большого окна, стоял длинный стол, сплошь заставленный едой и выпивкой. За столом, у левой стены в мягком кресле с высокой спинкой развалился довольно молодой парень, в когда-то белой, а теперь заляпанной разноцветными пятнами рубахе с расстегнутым воротом. В тот момент, когда мы вошли, он как раз собирался опрокинуть в рот содержимое большого, по всей видимости, серебряного кубка, но не успел этого сделать – сопровождавший меня униформист гаркнул во всю свою басовитую глотку:

– Господин сотник! Вот, поймали лазутчика-террориста… Прокрадывался к дворцу Его Изничтожества с заговоренным двузубцем и кувшином отравы!

Парень сосредоточил на моей особе мутноватый, видимо, похмельный взгляд и неожиданно цыкнул зубом. Потом, осторожно поставив кубок на стол, он всем телом повернулся к нам и, упершись ладонями в колени наклонился вперед. Я решил, что сотник хочет подняться из-за стола, однако тот замер, внимательно меня разглядывая.

Разглядывание это длилось с минуту, после чего, не отводя взгляда,спросил:

– Ну!.. И где отрава?!

– Вот она, господин сотник! – Отрапортовали за моей спиной, и парень наконец-то перевел взгляд на сопровождавшего меня униформиста.

– Так… – сотник поскреб небритую щеку и повторил, – …так!

Затем, пристукнув по заляпанной скатерти кулаком, он приказал:

– Ставь сюда!

Униформист прошагал мимо меня и водрузил на стол рядом с командирским кубком мой кувшинчик.

Несколько мгновений сотник рассматривал кувшин, после чего последовал новый приказ:

– Открывай!..

Мой конвоир попробовал вытащить деревянную пробку, однако его толстые пальцы соскальзывали с отполированной древесины. Наконец сотнику надоело дожидаться, когда его боец справится с затычкой, и он повернулся ко мне.

– Твоя отрава?.. – Как-то отрешенно поинтересовался он. Я утвердительно кивнул.

– Открывай!..

Я подошел к столу, небрежно отпихнул пыхтящего над затычкой толстяка и взяв кувшин за горлышко, чуть заметно встряхнул. Обливной, хорошо обожженный кувшин был полон почти под затычку. Чуть опустив посудину, я легко хлопнул ее по донышку, и деревянная затычка вылетела из горла.

– Колдун!.. – Дохнул за моей спиной басок толстяка, однако парень в кресле не обратил внимания на брошенное его подчиненным облыжное обвинение. Сосредоточив взгляд на моей физиономии, он отдал следующий приказ:

– Пробуй!..

Ну, я и попробовал. Когда мои губы оторвались от горлышка, кувшинчик опустел не меньше чем на четверть. Не спрашивая разрешения, я ухватил со стола косточку с куском еще остававшегося на ней мяса и с удовольствием закусил.

– Ну?.. – Поинтересовался сотник, – и когда ты помрешь?..

Я пожал плечами:

– Думаю, лет через сорок-пятьдесят…

– Что ж у тебя побыстрее отравы не было?! – Вопросительно поднял сотник правую бровь.

– Дареному коню в зубы не смотрят! – С достоинством ответил я, а про себя подумал, что Пятецкий не соврал – его бражка, то бишь, медовуха, была очень неплоха, хотя перегонка не помешала бы и ей!

– В каком смысле?! – Не понял мою поговорку сотник.

– Так мне этот кувшинчик один хороший мужик подарил, – пояснил я. – Не стану же я критиковать подарок?! – И чуть подумав, добавил, – к тому же, медовушка отнюдь неплоха!

– Медовушка?.. – Переспросил парень и потянул кувшинчик к себе.

Понюхав горлышко, он наклонил его над не очень чистой кружкой и, отсчитав две «бульки», кивнул униформисту:

– Пробуй!..

– Господин сотник… – начал было тот, но напоролся на злой окрик:

– Пробуй!!!

Толстой дрожащей лапкой униформист ухватил кружку, заглянул в нее, вздохнул, свободной рукой сделал около своего пупка какой-то странный знак и одним махом забросил содержимое кружки в свою пасть.

Секунд тридцать после этого он стоял совершенно неподвижно, зажмурив глаза и сморщив физиономию до полной неузнаваемости, пока наконец сотник не поинтересовался ласково:

– Ну, Бездетыч, ты как, жив или уже того… помер?!

– Жив, господин сотник… – выдохнул толстяк, открывая глаза и бросая жадный взгляд на кувшинчик в руке командира.

Тот тоже перевел затуманенные глаза на емкость и задумчиво проговорил:

– Отрава, значит?.. Так-так…

А затем снова медленно перевел взгляд на толстяка:

– Ну, Бездетыч, и как эта отрава на вкус?..

– На вкус – вылитая медовуха, господин сотник!.. – Тут униформист, которого сотник называл почему-то Бездетыч, прищурил глаз и, словно бы прикидывая, добавил:

– На вкус она, господин сотник… из-под Черного бора… Ну, может быть, чуть западнее.

Сотник, снова откинувшись в кресле, ухватил свой не выпитый кубок, медленно выцедил его содержимое, стряхнул остатки, смачно плюнул на пол, поставил кубок на стол и, ткнув в него пальцем, приказал:

– Наливай отравы, Бездетыч!

– Господин сотник, – дрожащим голосом начал толстяк, прихватывая кувшин за горлышко, – может не стоит вам непроверенный продукт употреблять?.. Мало ли…

Договорит, однако, он не успел. Сотник скосил на униформиста мутный глаз и вполне добродушно перебил его:

– Как это – не проверенный?.. А что же вы двое делали, если не проверяли его?! Ну, ладно этот твой… лазутчик-террорист… – сотник посмотрел на меня, покачал головой и погрозил мне пальцем, – …он еще мог бы заблаговременно принять противоядие, но ты-то ничего перед этой… отравой из-под Черного бора не принимал!..

Тут он снова посмотрел на униформиста и спросил:

– Или принимал?!

– Принимал, господин сотник! – Вытянулся служивый в струнку, хотя его «струнка» получилась довольно объемной.

– Противоядие?.. – Уточнил сотник.

– Нет, господин сотник! – Отрапортовал Бездетыч. – Как раз перед появление лазутчика– террориста я принимал кашу пшенную с салом, соленые барабульки с чесноком, моченые в молоке живчики, ну а запивал все это вареным ситром с мурмеладкой!

Около минуты сотник молча рассматривал своего подчиненного, затем перевел свой мутный взгляд на мой кувшинчик и, покачав головой, пробормотал:

– Да, продукт в самом деле не… того… не проверенный… Какая отрава тебя возьмет, если ты без вреда для здоровья употребляешь пшенку с барабулькой, живчиков с ситром и мурмеладкой и при этом не… того… неплохо себя чувствуешь!

Тут он вдруг протянул свою правую руку и ловко вырвал кувшинчик из лапы толстяка.

– Ладно, я сам проверю эту отраву!

Набулькав себе полный кубок, он опустил кувшин на пол между своих ног, поднял кубок и, вздохнув, пробормотал:

– Ну ничего никому нельзя поручить! Все сам, все сам!!

И медленно, сосредоточенно… выдул содержимое кубка!

Поставив посудину на стол, сотник истово понюхал грязный рукав рубахи, затем задумчиво почмокал губами, поскреб затылок и вдруг, посмотрев на меня, приказал:

– Ты, лазутчик… садись, – он кивнул на стоявший чуть в стороне стул, – и рассказывай!

Я подтянул стул к столу, уселся поудобнее и переспросил, копируя манеру униформиста:

– А чего рассказывать-то, господин сотник?..

– Ну, как – чего?.. – Парень качнулся в кресле, снова ухватил кувшин и, приподняв его, тряхнул около своего уха. – Ты ж – лазутчик, рассказывай, куда лез… – подумал и добавил, – …ты ж – террорист, рассказывай, кого и как терроризировал!

– Так, нешто я похож на лазутчика или на террориста?!! – Обиделся я. – Шел себе спокойно, полюбоваться на дворец нашего дорогого Змия… этого… Ермилыча… и не дошел-то совсем немного! Твои ребята выскочили и сразу обыскивать начали!! А ты спроси этого своего… Безздатыча, прятался я по закоулкам?! Было при мне… это… как его… самодельное взрывное устройство или… килограмм гексогена в тротиловом эквиваленте?!!

И развалившийся в кресле сотник, и его пузан внимательно слушали выплескиваемые мной возмущение и обиду, а я вошел в азарт – меня понесло:

– Да если б я был лазутчик, я б лазил по закоулкам в обход наших доблестных гвардейцев!! Я б таился во мраке и записывал секретным шифром сколько… этих… подвод с военными грузами отправлено из столицы к рубежам!! Я б… это… навербовал себе агентов!..

И тут мне в голову пришел совершенно гениальный довод:

– Я б уже давно купил этого твоего… Безтопыча… И не гулял бы по улицам города, а сидел бы в своей… конспиративной квартире в полной безопасности, а твой… Безбровыч ежеминутно докладывал бы мне, когда и сколько ты бражки выкушал!

– Да что бы я!! Да никогда!! – Подал возмущенный голос униформист.

– Да?.. – Я повернулся к нему.

Толстяк повернулся ко мне боком, выпрямился, выпятил грудь и… вроде бы незаметно косил глазом в мою сторону.

Сунул я руку в карман, достал одну монетку, показал ее толстяку – грудь у него сразу опала, и он мгновенно в мою сторону «фасом» развернулся. Ну, я, ласково так, и говорю ему:

– А скажи-ка мне, друг Безвнукич, когда у вашего драгоценного сотника запой начался?..

Толстяк совсем растерялся, попытался было взглянуть на свое начальство, да монетка никак его глаз отпустить не хотела. Тогда, не сводя с нее глаз, он покашлял, прочищая горло, вздохнул пару раз и тоненько просипел:

– Ну… так… это… господин сотник… это ж не того… не военная тайна!.. – И сглотнув, быстро выпалил, не давая сотнику вмешаться в разговор. – Шестой день сегодня!!

В комнате повисла тишина, в которой лирической музыкой прозвучало отчетливое бульканье – сотник снова наполнял свой кубок моей отравой.

Ухватив бокал за ножку, он сосредоточенно приподнял его, но вдруг остановил свое движение и скосил глаз в мою сторону:

– Наливай!..

Понял я его с полуслова! Подняв первый попавшийся кувшин, в котором что-то плескалось, я выбрал кружку почище и плеснул туда мутноватой жидкости. Как только я ухватил кружку за ручку, парень поднял повыше свой кубок, словно приветствуя меня, и проговорил заплетающимся языком:

– Твое здоровье, лазутчик!

Выпили… пожевали, что попалось под руку. Я еще раз оглядел стол и понял, что за шесть дней запоя сотник, пожалуй, не убирал на столе – выпивки оставалось на раз понюхать, и с объедков сдернуть уже было нечего.

Я повернулся к толстяку и сурово посмотрел на него. А он продолжал лупиться на монетку, зажатую у меня меж пальцев.

– Так!.. – Жестко проговорил я и спрятал монетку в кулаке. Толстяк-униформист наконец-то смог взглянуть на меня, и я увидел в его глазах всю тоску мира!.. Но она меня не тронула.

– Слушай… ефрейтор… – проговорил я тоном настоящего старшего лейтенанта, – возьмешь двух ребят и смотаешься в ближайший… как они тут у вас называются?.. трактир! Принесете выпивки, кувшинчиков пять-шесть, и пожрать – мяса, там, рыбки, капустки!.. И поменяете здесь посуду! Понял?!

– Э-э-э… ну… – протянул униформист, на что я протянул ему кулак и разжал пальцы.

– Если уложитесь в пять минут, сдачу оставите себе!

Монетка моя исчезла вместе с толстым униформистом, и почти сразу же я услышал ленивый голос сотника:

– Слышь, террорист, а ты оказывается, богач!..

– Да нет, – пожал я в ответ плечами, – так, шальная денежка залетела, так что ж ее с хорошим человеком не пропить?!

– Ну что ж, – индифферентно согласился сотник, – пропить, так пропить…

Новопроизведенный ефрейтор точно уложился в отведенное время – через пять минут стол сиял чистой посудой, на нем красовались наполненные кувшины и миски с закуской, а ребята в мундирах вместе с ефрейтором быстренько исчезли за плотно закрывшейся дверью.

– Ну вот, – удовлетворенно проговорил я, – теперь можно продолжить разговор.

Наполнив свою кружку из первого кувшинчика, я потянулся к посуде сотника, но тот отодвинул мою руку и приподнял над столом подарок Пятецкого:

– Я сначала отраву допью…

И допил. В два приема прямо из кувшина! А уже затем мы начали пить принесенное «ефрейтором».

Минут двадцать мы поглощали слабоалкогольные напитки молча, а затем я, как бы между делом, поинтересовался:

– У тебя это как, плановый, спонтанный или по случаю?..

– Чего?! – не понял сотник.

Я молча постучал ногтем по боку кувшина.

– А-а-а… – пронимающее протянул сотник, – по случаю…

Он покачал опущенной головой и вздохнул:

– Прошла любовь, цветы завяли…

Я глубокомысленно покивал головой и закончил начатую фразу:

– И скисла водочка в бокале!..

Сотник поднял голову, посмотрел на меня мутным глазом и без всякого интереса… поинтересовался:

– Чего скисло?..

– Водочка… ну… живая вода по-вашему!

– Да… – с неожиданной мечтательностью протянул сотник, – живой водички сейчас не помешало бы!.. Только где ж ее взять?!

Мы хлопнули еще по кружечке бражки, и я продолжил разговор:

– Есть у меня дружок… Володька Сорокин, так вот он живую воду может сотворить и из простой воды… Нет, я тоже могу эту… э-э-э… пойлу… в живую воду переделать, только мне для этого большая подготовка нужна!

– А этот… твой… Сорокин… он что, без подготовки может?.. – С проклюнувшимся интересом к жизни полюбопытствовал сотник и даже приподнялся со своего кресла.

– Сорока-то!.. – Довольно хмыкнул я. – Да он просто вот так поводит руками… – я показал над кувшином, как Володька водит ладонями, – и все! Откуда что берется – куда что девается! Талант! Большой талант!

– Колдун, значит! – Глубокомысленно подчеркнул сотник и кивнул. – И где он сейчас?!

– Кто?! – Переспросил я, нацеживая очередную кружечку.

– Ну этот твой… Сорока… Где он сейчас… того… колдует?!

– Да у него тоже… – я махнул рукой, – Прошла любовь… прокисла водка!..

Сотник поднял голову и уставился на меня мутным взглядом. С минуту мы молчали, а затем он спросил:

– Так чего же он… того… руками не поводит?.. – Он повторил мои движения ладонями над своим бокалом. – Глядишь, и… эта… водка скись потеряет, и девка снова полюбит!..

– Не-а! – Я покрутил головой. – У него другой случай!

– Какой?..

– У него девку украли! А водку он вообще не пьет!

– Вод… То бишь, живую воду не пьет?!! – Удивился сотник. – Больной что ль?!!

– Нет!.. – Я постарался сфокусировать взгляд на его физиономии, и мне это удалось. – Брезгует! Он, видишь ли, чистую живую воду не употребляет! Он коньяк уважает!

– Кого?!! – Не понял сотник.

– Коньяк! – Повторил я.

– Это как?!! – Снова не понял сотник.

– Ну-у-у… Это… берешь большую… типа… амфору…

– Амфора – это что?! – Последовал немедленный вопрос.

– Это вот такой кувшин… – я поднял руку насколько смог, – с вот такими ручками, – я раскинул руки в стороны насколько смог, – И…

Тут я замолчал, поскольку последний вопрос сотника сбил меня с мысли.

– Ну!.. – Нетерпеливо потребовал он.

– Что ну?!! Что – НУ!! – Я, качнувшись, поднялся со стула. – Чего ты… «нукаешь» – не запряг еще!

– Кого?! – Сотник тоже попытался подняться со своего кресла, но у него это не получилось.

– То-то же! – Я ухмыльнулся и торжественно поднял вверх указательный палец правой руки.

Сотник очень внимательно, но без всякого смысла уставился на мой палец, икнул и неожиданно произнес:

– Коньяк!

– Где коньяк?! – Немедленно переспросил я, оглядывая стол.

– Ты сказал, что коньяк – это когда берут… вот… – он задрал одну руку кверху и посмотрел на меня, – и вот… – он раскинул руки в стороны и снова посмотрел на меня.

– А-а-а… – мгновенно вспомнил я, – амфору берут! Наливают ее живой водой и набивают дубовыми опилками!! Через месяц будет коньяк – можно пить!

Минуту сотник изучал мою физиономию, а затем поинтересовался:

– А опилки?!

– Так они за месяц… того-этого… Растворяются! – Пояснил я.

Еще с минуту сотник молчал. Потом мы выпили, и он, покрутив башкой, вздохнул:

– Какая гадость!! И твой… этот… Сорока… такую дрянь предпочитает чистой живой воде?!

– Ну! – Подтвердил я его мысль. – Ты не поверишь, дня три назад я наделал штук тридцать вот таких кувшинов живой воды… – я ткнул пальцем в одни из стоявших на столе кувшинов. – И компания подобралась хорошая – двадцать вот таких вот мужиков! А закусь!! Закусь какая была!! Так этот… коньяколюб перепортил всю живую воду!

– Как?!! – Изумился сотник. – Да как же вы ему это дело… разрешили-позволили?!

– А он, понимаешь, показывал, какой он ловкий! Зараза!! Понаделал из живой воды всяких настоек и наливок!! Змей!! Народ, понимаешь… развращал!!

– И что?!!

– Развратил!! – Вздохнул я.

– Вот сука!! – Скрипнул зубами сотник. – Да я б его за это!..

– Не… – я покачал головой. – Он, вообще-то, ничего парень… Но тут… Горе у него – девку сманили!.. Так он зарок дал – пока, говорит, Людмилу не верну, ни грамма… тока коньяк!

Сотник задумчиво помолчал и вздохнул:

– Деловой мужик… Уважаю!..

– А уважаешь, – внимательно посмотрел я на сотника разъезжающимися в стороны глазами, – так помоги!

Сотник наполнил свой кубок и строго посмотрел на меня. Я налил свою кружечку и мы выпили… Закусили капусткой и сальцем…

Сотник поводил пальцем по грязной скатерти и поднял на меня мутный взгляд:

– Как помочь-то?.. Ежели он – ни грамма?!!

– Как помочь, как помочь?.. – Передразнил я его. – Очень просто! Девчонка-то его в… этих… в малых гостевых апартаментах спрятана! Ее этот… ваш… Змий Горилыч спрятал!

– Вот сука! – С сердцем произнес сотник, и мне показалось, что даже его взгляд чуть прояснел. – Нашел куда девку прятать, падла!!

– Не выражайся! – Строго предупредил я. – За выражения в общественном месте, знаешь, что бывает?!

– А я и не выражаюсь! – Икнув, возразил сотник. – Я истинную правду говорю!.. Ты ж не знаешь, что это такое – малые апартаменты! Это ж такая дыра!..

– Но из этой дыры, все ж таки, можно выбраться?! – С уверенностью поинтересовался я. – Ежели помогут с воли!

Сотник помолчал, а затем неожиданно трезвым голосом спросил:

– А парень-то сам где… ик-к… сейчас обретается?..

Я сначала даже не понял, кого он имеет ввиду, но быстро сообразил:

– Сорока-то?.. Так он того… в дыру полез!

– В какую дыру? – Поднял бровь сотник.

– Ну… В эти… в малые апартаменты…

И снова сотник помолчал, прежде чем задать вопрос.

– Один?!!

Тон у сотника был донельзя удивленный.

– Один! – Махнул я рукой.

– И давно полез?..

– Сегодня с самого утра… Я ему предлагал составить компанию, так он отказался!

Сотник с силой потер ладонями щеки, тряхнул головой, едва не стукнувшись лбом о столешницу, махнул еще бокал браги и наконец проговорил:

– Ничего у него… ик-к… не выйдет!.. Не узнать ему, где те апарте… аперта… апрате… кекс протухший!.. Ну, в общем, где та дыра расположена!.. Заплутает он и как раз в лапы внутренней охранке попадется!..

– Ни хрена!.. Не попадется!.. – С уверенностью возразил я, махнув кружечку браги и пристукнув донышком о стол. – Он себе пятки какой-то дрянью смазал, и дрянь эта его прям к девчонке должна вывести!..

Сотник снова помотал башкой и упрямо повторил:

– Попадется!.. Пока его эта его дрянь к девчонке выведет, охранка его совсем в другое место приведет!.. И там его будет ждать…

Тут он вдруг замолчал, замер, его взгляд словно бы остекленел, а руки упали вниз мимо подлокотников кресла. Несколько секунд я ожидал окончания его фразы – оченно мне хотелось узнать, кто будет ждать Сороку там, куда его охранка приведет, однако сотник молчал. Тогда я задал наводящий вопрос:

– Так кто его… ик… жрать… нет… знать… нет… ждать… вот… кто его ждать будет?..

– Страсть Египетская!.. – Почти беззвучно прошевелились побелевшие губы сотника, после чего глаза его закатились, а голова безвольно откинулась на спинку кресла.

«Так, – огорченно подумал я, – похоже, парень совсем отрубился… Жалко, вроде бы с ним можно было договориться!»

Я попробовал ухватить ближайший кувшинчик за горлышко, чтобы запить неприятную новость, но пальцы мои непослушно соскользнули по стеклянистой глазури.

«Вот еще новость!» – Мысленно возмутился я и попытался, сосредоточившись на своих непослушных руках, повторить попытку. И снова у меня ничего не вышло!

«Да… Стареть начинаю… – Проклюнулась в моей голове жалостливая мысль. – Скоро стакан воды налить сил не будет!»

Вздохнув и затаив дыхание, я собрался в третий раз ухватиться за кувшин, и в этот момент до моего слуха донесся тихий такой… шпионский… скрип!

Я быстро вскинул взгляд в направлении этого подозрительного звука и увидел окно, за которым расстилалась совершенно пустая площадь. И тут до меня дошло, что я… это… вскинул взгляд… не в том направлении. Усилием воли мне удалось изменить угол обзора, и в поле моего зрения возникла дверь… Она была приоткрыта, и в образовавшейся щели виднелась… голова, накрытая темным капюшоном. Света явно не хватало, чтобы как следует рассмотреть нашего незваного посетителя, а потому я призывно махнул рукой… вернее попытался призывно махнуть рукой, но это у меня плохо получилось, хотя пару тарелок я со стола смахнул, после чего я очень громко и совершенно трезвым голосом произнес:

– Эй… ты… ро… роз…а… рос…а… рож-ж-а, зах. о-о-о…ди! Давай… ик-к… кряк-к-кнем по одной!

В ответ на мой призыв дверь распахнулась совершенно и в комнату вступила закутанная в длинный, темный плащ фигура. В дверном проеме позади этой фигуры остановилось еще два-три человека в странно мешковатых черных костюмах, отделанных серебряными ленточками. А фигура совершенно бесшумно приблизилась к столу, и тут я наконец-то рассмотрел физиономию, скрывавшуюся под капюшоном… Ну, доложу я вам и харя!! Приплюснутая сверху башка, почти полностью лишенная лба, маленькие, круглые, широко расставленные глазки ядовито-желтого цвета, широкая в щеках морда с огромным тонкогубым ртом. Если добавить, что рожа была отчетливо зеленоватого цвета, а из-под верхней губы точно посередине высовывалось два необыкновенно длинных клыка, прижимающих нижнюю губу – картина будет полной в своей законченной омерзительности!

Сначала эта мерзкая рожа склонилась над сотником… Из-под плаща вынырнула тонкая четырехпалая лапка и легла на лоб парню, что меня до невозможности возмутило. Набрав полную грудь воздуха я рявкнул, что было сил… Сил, правда, оставалось совсем немного, но выкрик у меня получился все-таки достаточно грозным:

– Эй… ты… иг-г…уан…гамдон, перес…мекаю…щийся, убери щас же свои зубья от маво другана!.. А то я тебе их… без этого… без наркозья удалю… рож-жа!

Фигура совсем по-змеиному извернулась, и желтые, немигающие глаза уставились прямо мне в лицо. Через секунду меня замутило от этого нечеловеческого взгляда, и я с радостью подумал, что сейчас, буквально сию секунду, стравлю содержание своего желудка прямо в эту мерзкую харю!..

Однако этого не произошло. Желтые глаза с крошечными черными точками зрачков вдруг стали стремительно расти, а все, что я видел боковым зрением вдруг как-то размылось и уплыло…

А потом черные точки зрачков стали стремительно увеличиваться пожирая желтую радужную оболочку, пока перед моим взором не осталась сплошная… чернота!

Не знаю, сколько времени я провел в этой черноте, мне кажется, что я… засыпал, а может быть терял сознание… Затем приходил в себя… или, может быть просыпался, и снова… засыпал. В одно из своих пробуждения я вдруг понял, что эта полная чернота исчезла… Нет, вокруг меня было по-прежнему темно, но темнота эта имела явный серый оттенок, из чего я заключил, что оказался наконец-то в самой обыкновенной… ночи. И при этом спать мне совершенно не хотелось, и к тому же страшно разболелась голова.

Я быстро выяснил, что лежу на чем-то жестком… вернее каменном. Осторожно ощупав это… каменное, я убедился, что подо мной просто какое-то возвышение, сложенное из отесанных камней. Я медленно приподнялся и сел, спустив ноги с этого возвышения, и тут же убедился, что оно… это возвышение, совсем и не высоко – так, сантиметров тридцать, не больше. Под моими ногами оказался каменный пол, и подковки на каблуках сапог звонко цокнули по камню.

Я осторожно встал на ноги и поднял руки вверх – над головой было пусто, то есть, я не дотянулся до потолка. Тогда мне в голову пришла мысль, что неплохо бы было обойти свое пристанище по… этому… ну… по периметру, вот!

Выставив руки перед собой, я медленно, коротенькими шажками двинулся вперед. Через четыре шага мои руки уперлись в каменную стену. Скользя ладонью правой руки по стене, и выставив левую руку вперед, я двинулся влево. Три небольших шага, и моя рука уперлась в другую стену. Спустя пару минут, я убедился, что нахожусь в небольшом, пять на пять шагов помещении, со стенами, выложенными отесанным камнем… Но самое поразительное заключалось в том, что в этом помещении полностью отсутствовали… окна и двери!

Не думайте, что я сделал такой вывод поспешно – я тщательно обследовал каждую стену на всю высоту своего роста – это действительно был… как это?.. Да!.. Каменный мешок!

Ощупью я вернулся к своему каменному дивану и, усевшись на него, принялся… ждать. А что еще мне оставалось делать?!

Ждал я, наверное, минут двадцать, а потом… запел. Ну в самом деле, сколько можно сидеть, пялиться в темноту и ничего не делать?! А тут хоть какое-то занятие! Правда, этот… репертуар у меня не слишком большой – ну, спел я раз пять-шесть «Наша служба и опасна, и… того…», раза три «Вон что-то с горочки скатилось». И только начал намурлыкивать «У каждого мгновенья свой фасон…», как вдруг раздался страшный скрежет, и наверху, на высоте, наверное, двух моих ростов, медленно образовалась узкая щель, впустив в мою камеру серый сумеречный свет. Но для меня и этого освещения было вполне достаточно, чтобы разглядеть, что сунули меня в каменный подвал глубиной метров пять, и до двери этого подвала, обитой железом, мне ну никак не добраться, поскольку находилась она под самым потолком.

Между тем в щель приоткрытой двери всунулась странная косматая башка, и ужасно грубый, некультурный голос гавкнул:

– Эй, ты, морда пьяная, кончай вопить, всю душу вынул!!

Я, конечно, никак не мог спустить такое неприкрытое хамство, обращенное непосредственно ко мне, любимому, и потому ответил соответствующим образом:

– Гляньте, кто тут у нас проявился?! Держиморда застеночная!! Узнику рот затыкаешь, тварь казематная!! А ну, давай сюда прокурора, разбираться будем, на каком таком основании вы задержали работника правоохранительных органов, сунули его в свой дребаный обезьянник и не доложили обо мне своему руководству?!! А потом, когда полковник Быков, Василь Василич, узнает как вы измывались над его сотрудником, он вам космы-то повырывает!

Эта косматая шкура, вместо того чтобы культурно извиниться и броситься звонить в область, сморкнулась вниз и снова гаркнула:

– Если ты, паразит оручий, не заткнешься, я плевать в тебя буду! Понял!!

Голова, не вступая в дальнейшие переговоры, исчезла, и дверка начала медленно закрываться.

Но тут я услышал довольно громкие… вернее гулкие… шаги, и дверь снова распахнулась во всю ширину. Только теперь в ее проеме появилась уже знакомая мне зеленая, плоская морда под надвинутым капюшоном.

С минуту морда смотрела на меня сверху вниз, а затем вдруг раздался тихий, странно шипящий голос:

– Ну, ч-ш-ш-что, прос-ш-ш-спалс-ш-ш-ся?..

– Ага, проспался! – Довольно отозвался я.

– З-с-ш-ш-с-значит, мы с-ш-ш-сейчас-ш-ш поговорим… – С некоторым даже удовольствием констатировал этот зеленомордый урод. Однако, я с ним не согласился:

– Нет, ни с кем из вашей шайки я разговаривать не буду!! Голова у меня болит! Прокурора давай сюда, с ним поговорю!

Однако тип этот, не слушая меня, повернулся назад и что-то кому-то прошипел. Затем он убрался из дверного проема, и в него начала вдвигаться здоровенная, корявая деревянная лестница. Когда она прочно встала на каменный пол моей камеры, в проеме появилась косматая голова охранника, и коротко приказала:

– Вылезай!

– Ага!! – Рявкнул я в ответ. – Спешу и падаю, и опять спешу!! Нужен я вам – сами меня доставайте, а я на эту лестницу шагу не сделаю!!

Косматая башка исчезла и через секунду на пол камеры шлепнулась какая-то не то тряпка, не то резинка. В туже секунду из этой тряпки повалил такой смрад, что мне стали не нужны ни приказы, ни просьбы. Я пулей взлетел по лестнице и… сразу же оказался в крепких, «ласковых» руках двух низкорослых, косматых мордоворотов. Возможно я и побарахтался бы с ними, но уж больно неожиданно они на меня накинулись – не успел я сориентироваться, как руки у меня оказались крепко скрученными за спиной, а ноги спутаны, как у стреноженной лошади: шагнуть – пожалуйста, лягнуть – ни Боже мой!

Хорошо еще глаза не завязали – оглядеться можно было. Хотя оглядывать-то особенно и нечего было, прямо от двери моего подвала начинался довольно длинный коридор с высоким сводчатым каменным потолком, каменным полом и выложенными камнем стенами, зрелище, прямо надо сказать, довольно унылое. И по всем этим… камням плясали отблески желто-красного пламени – на стенах через каждые три-четыре метра были вмурованы такие… ну… руки из какого-то желтого металла, и эти руки держали факелы, горевшие с легким шипением и совершенно без дыма.

Едва я успел оглядеться, как сзади меня угостили весьма неприятным тычком, сопроводив этот тычок коротким приказом:

– Двигай, давай!

«Двигать» можно было только вперед по коридору, туда я и направился.

Мы прошли, наверное, метров тридцать по этой каменной трубе, и я не заметил ни одной двери!

И тут я услышал новый приказ:

– Стой!..

Я остановился, из-за моей спины вышел косматый охранник и, пройдя вперед еще пару шагов, словно бы мимоходом ткнул один из камней облицовывавших стену. Послышалось громкое… тиканье, потом звук тупого удара, и следом за этим по коридору прокатился противный скрежет давно не смазываемой зубчатой передачи! Кусок стены размером метр на два начал медленно выдвигаться в коридор, а затем сдвигаться в сторону, открывая самый настоящий дверной проем. Охранник побренчал ключами и быстро открыл обитую металлом дверь.

Меня немедленно ткнули в спину, снова повторив:

– Давай, двигай!..

Я, наклонив голову, шагнул в невысокий проем.

Передо мной открылась просторная комната, освещенная странным, непонятно откуда идущим сиянием, хотя углы ее и боковые стены прятались в глубокой тени. Пол комнаты располагался метра на полтора ниже пола коридора, так что, входя в комнату, надо было спуститься по неширокой каменной лестнице, начисто лишенной перил. У дальней стены, облицованной все тем же камнем, располагался здоровенный стол, за которым, в таком же здоровенном кресле с высокой прямой спинкой сидел мой зеленомордый знакомец. Капюшон с его головы был сдернут, так что можно было в деталях рассмотреть лысину цвета старой бирюзы с темными, почти черными разводами, крошечные уши, похожие на две маленькие и совершенно лишние дырочки в черепе, толстую складку кожи, начинавшуюся чуть ниже затылка и словно бы державшую эту странную голову на некоем… блюде.

Сзади меня молча ткнули, и я понял, что надо спускаться в комнату.

Я неторопливо переступал по широким каменным ступеням, продолжая разглядывать комнату, и все больше понимал, что меня привели в… пыточный застенок! И дверь за мной захлопнули!

Слева от стола из камня было выложено некое, очень неприятное для глаза, подобие небольшого очага, в котором горел самый обычный костерок. Из костерка торчали ручки какого-то слесарного железа, а над костром, на тонких ножках был установлен металлический лист. На листе, видимо для этой… для… стерилизации, были разложены самые разные крючочки, щипчики, шильца и… другой мелкий инструмент.

В шаге от костерка, с блоков, укрепленных на потолочной балке, свисала толстая веревка с очень неприятной петлей на конце. Другой конец этой веревки тянулся к барабану, укрепленному у самой стены и снабженному толстой, кривой рукояткой. Рядом с барабаном топтался здоровенный мужик, причем «топтанье» его наводило на мысль, что ему срочно надо отлучиться по малой нужде.

Я невольно улыбнулся и тут же услышал знакомый шипящий голос:

– Мне приятно, ч-ш-ш-что тебе нравитс-ш-ш-ся у нас-ш-ш-с… Поговорим?..

– Почему не поговорить с хорошим человеком?.. – Пожал я плечами, останавливаясь у стола и оглядываясь в поисках стула для себя.

И вдруг по комнате прокатилось шипящее, булькающее… хихиканье!

Вскинув глаза, я увидел, что смеется эта самая зеленая башка и сразу же понял, насколько она не похожа на нормальную человеческую голову!

А зеленоголовый прекратил свой смех так же неожиданно, как начал и с мягким пришепетыванием произнес:

– С ч-ш-ш-человеком тебе мож-ш-ш-жет быть и не придетс-ш-ш-ся больш-ш-ше раз-ш-ш-зговаривать… Ос-ш-ш-собенно с-ш-ш-с хорош-ш-шим… А вот с-ш-ш-со мной… никуда не денеш-ш-ш-с-ш-ш-ся!..

И он снова захохотал, зашипел, забулькал.

– Ну, можно и с тобой, – легко согласился я, – не знаю, правда, как тебя величать.

Хохот тут же прекратился, и зеленоголовый уставился на меня своими крошечными желтыми глазками, в которых появился далекий багровый отсвет. После минутной паузы, он снова заговорил:

– З-ш-ш-зовут меня – Пров, с-ш-ш-сын Ермильш-ш-шин… однако з-ш-ш-за глаз-ш-ш-за вс-ш-ш-се наз-ш-ш-зывают меня… С-ш-ш-страсть Египетс-ш-ш-ская!..

И глазки его торжествующе блеснули, словно он сообщил мне некую радостную, а может быть, наоборот – жуткую, новость.

А я немедленно вспомнил, что уже слышал где-то… от кого-то… это имечко. Вот только где и от кого?! Нет, меня этот факт не испугал, после хорошей выпивки у меня частенько бывали такие провалы в памяти. Мой знакомый доктор, психиатр, между прочим, как-то мне сказал, что это весьма полезное качество моего организма – избирательная потеря памяти! А потому ответил я с энтузиазмом:

– А! Так ты, Пров Ермилыч, – египтянин! Вот значит почему у тебя физия зеленая!!

Однако, мой ответ почему-то привел этого… «египтянина» в ярость. Морда у него вдруг затряслась, глазки как-то странно распахнулись, длинные рукава черного плаща шлепнулись на столешницу, словно он собирался вскочить со своего кресла, и он буквально взревел… если вообще можно взреветь с такой шепелявостью:

– Я не египтянин!!! Я – С-ш-ш-страсть Египетс-ш-ш-ская!!

И глазками своими так злобно засверкал.

Я ему спокойно, рассудительно говорю:

– Ну ладно, ладно, понял я. Ты – страсть… Но ведь – Египетская! Значит, из Египта?! А если ты из Египта, значит ты – египтянин… хотя и… страсть!!

На мой взгляд спорить здесь было совершенно не о чем. Этот зеленый египтянин тоже, очевидно понял это, потому как глазки его потухли, сам он как-то обмяк в своем кресле и уже гораздо спокойнее прошипел:

– Хорош-ш-шо… Прис-ш-ш-ступим!..

– Приступим! – Немедленно поддержал я его предложение. – А собственно говоря, к чему мы приступим?!

Глазки его желтенькие снова блеснули, и он, так, с ехидцей, отвечает:

– К допрос-ш-ш-су!

– А-а-а! – Уразумел я. – Ну, приступай.

Этот Пров зеленомордый, посмотрел на мужика у стены, ну, того, что в туалет хотел, а затем говорит:

– Рас-ш-ш-сказывай, кто ты такой, откуда и з-ш-ш-зачем прибыл в с-ш-ш-столицу, что делал з-ш-ш-здесь?..

Посмотрел я на этого урода, и стало мне его жалко! Ну ведь ничего не знает, ничего не умеет, а туда же, с допросом лезет!! Усмехнулся я, покачал головой и спрашиваю так, спокойненько:

– И где только тебя учили процедуре допроса, в Египте что ли?! Ну кто по четыре вопроса зараз задает?!! На какой твой вопрос мне отвечать прикажешь, опер ты хренов?!!

Смотрю, эта морда зеленая пасть разинула, вроде как в недоумение впала, а потом как зашипит, аж у нее с клыков пена зашлепала. Вот только разобрать почти ничего нельзя было:

– Ты-ы-ы ч-ш-ш-что, уч-ш-ш-чить меня будеш-ш-ш-шь!!! Я тайным с-ш-ш-сыс-ш-ш-ском дес-ш-ш-сять лет з-ш-ш-занимаюс-ш-ш-сь, и тебя молокос-ш-ш-сос-ш-ш-са щ-щ-щас в гряз-ш-ш-зь рас-ш-ш-скатаю!!!

Ну я, культурно так ему и говорю:

– Слушай, египтянин, ты бы к дантисту что ль сходил! У тебя ж дефект дикции! Ты ж к каждой букве по три «ша» прибавляешь!!

Тут он выскакивает вдруг из-за стола, плащик свой сбрасывает и, мама моя милая, остается в одной темненькой жилетке. Смотрю я не него, и чуть меня не стошнило прям на пол! До пояса этот египтянин, если не считать морды, вроде бы обычный мужик, руки только здоровенные, как у Шварцнегера, да кожа зеленая, а ниже пояса!.. Ноги, как у… кунгуры, только еще здоровее и зеленые, а сзади хвост торчит тоже зеленый, толстенный, аккурат до пола. Оторопел я, а этот… дознаватель прыгает к костерку, натягивает на правую ручищу рукавичку кожаную, хватает с противня шильце, сантиметров тридцать длинной, и ко мне!! Замахивается на меня своей раскаленной железякой и совершенно отчетливо так орет:

– Щас ты мне все скажешь!!! И то, что было, и то, чего не было!!!

А у меня руки за спиной скручены и ноги спутаны! Ну я и… вмазал ему лбом по его пасти зеленой, аккурат в верхнюю нашлепку… ну… вроде курносой носяры… попал.

Египтянин шильце свое выронил, да на ногу себе, аж его зеленая шкурка закоптила. Только он этого даже не заметил – глазки у него закатились, вроде как бельмами он их прикрыл. Секунд двадцать бедняга постоял неподвижно, хвостом подпираясь, потом как-то внутренне рыгнул, хвост у него подломился, и рухнул он прям на спину.

Посмотрел я на него – лежит спокойно, ручонки свои могучие раскинул, только правая лапа нижняя чуть подергивается, вроде как оттолкнуться хочет – прыжковая, видимо! И морда у него вся в кровище!

Тихо так в комнате стало, спокойно, и вдруг мужик, что стоял у стены, пробасил:

– Чтой-то я не пойму!.. Эй, начальник, ты что это улегся?!! Мне-то что теперь делать?!!

«Ему!! – Мелькнуло у меня в голове. – Разве это вопрос?! Вот что мне теперь делать?!!»

Я проковылял к костерку и, усевшись на пол, сунул ноги под металлический лист. Путы на ногах перегорели на удивление быстро, и я заозирался в поисках возможности освободить руки.

Тут снова раздался бас мужика:

– Эй, парень, у нас тут самому развязываться не положено!!

– Ну так ты меня развяжи! – Рявкнул я в ответ.

– Я не могу, – на удивление спокойно ответил мужик, – начальство не приказывало…

– Начальство твое отдохнуть прилегло, так что можешь сам, без приказа, действовать. – Ободрил я мужика, но он продолжал сомневаться:

– Сам?.. Не-е-е, я сейчас на службе, а на службе мне самому ничего нельзя делать. Только по приказу.

– Ну тогда меня не отвлекай! – Огрызнулся я, радуясь в душе, что мужик, похоже, не станет мешать мне освобождать руки – приказа, ведь, не было!

И точно, я выпихнул ногой из костра здоровенный тесак без ручки, погонял его по комнате, что б он хоть немного остыл, и с большим трудом, с помощью сброшенной с руки «египтянина» кожаной рукавички, воткнул его в сиденье кресла. Однако, едва я начал перерезать путы на руках, неловко присев перед креслом спиной к тесаку, зеленомордый что-то прохрипел и зашевелился.

Передо мной встала проблема: отвлечься на то, чтобы еще разок врезать сапогом по зеленой морде, или поторопиться с освобождением рук. Я выбрал второе и преуспел. Пров, сын Ермильшин снова шепеляво захрипел, и начал приподниматься с пола, когда стягивающие мои руки веревки лопнули, и я с наслаждением развел освобожденные руки в стороны!

Сел я за стол, в это, как я и думал, ужасно неудобное кресло, и начал наблюдать, как зеленомордый Пров Ермилыч с пола поднимается. С трудом давался ему этот подъем, с большим трудом! Видно за те десять лет, что он тайным сыском занимался, редко его в носяру били.

Но все ж таки минуты через две утвердился он на своих ногах, подпер свое тулово хвостом, глазки свои замутненные разлепил и на меня уставился. Потом, не сводя с меня взгляда, прошипел:

– Воды подай…

Мужик, что у стены отирался, мышкой метнулся в угол, и слышу я, забулькало там что-то. А спустя десяток секунд мужичок к шефу своему подскочил и протягивает ему ведерко небольшое и тряпицу чистенькую. Страсть-мордасть эта, Египетская, морду свою обмыла, тряпочкой утерлась и спрашивает:

– Мож-ш-ш-жет, ус-ш-ш-ступиш-ш-шь мне мес-ш-ш-сто мое?..

– Нет, – говорю, – постоишь пока. А я тебе покажу, как допрос проводить надо!

Смотрю, глазки его желтые округлились, и словно лампочки внутри у них зажглись – так и притягивают к себе, так и притягивают. И тут я вспомнил, как эти глазки совсем недавно чернотой меня накрыли, после чего я в каменном погребе оказался.

Напрягся я чуток, взгляд в сторону отвел и усмехнулся:

– Нет, дружок египетский, второй раз у тебя этот фокус не получится.

– Не получитс-ш-ш-ся этот… получитс-ш-ш-ся другой… – Шипит он в ответ.

И вдруг слева от меня из совсем уж темного угла слышу я вполне нормальный, бархатный даже баритон;

– Это чем ты, Пров, тут занимаешься?!

Я быстренько повернулся на голос и вижу, из темноты выходит молодой еще парень невысокого совсем росту и удивительной рыжины – аж кожа у него на щеках морковного цвета. И до того мне этот парень знакомым показался, что я даже оторопел!

А паренек подходит к самому столу и, смотрю, тоже на меня внимательно так поглядывает.

В этот момент Пров-египтянин опять зашипел, только на этот раз шипенье его было ух каким почтительным:

– Мы, гос-ш-ш-сподин, поймали неизвес-ш-ш-стного человека… Вот я его и реш-ш-шил допрос-ш-ш-сить…

– Да?! – Усмешливо так перебивает его паренек. – А что ж этот… хм… «неизвестный человек» не на дыбе, а за твоим столом разместился?! Странный у тебя способ допрос проводить!

И тут меня словно обухом по голове шибануло. Откинулся я на спинку кресла и говорю:

– Колька!.. Это ты что ль?!!

Парень аж подпрыгнул на месте и на меня уставился. Целую минуту он меня разглядывал, а потом шепотом спрашивает:

– Юрец-малосольный огурец!.. Ты как здесь оказался?!!

Тут уж я в голос завопил:

– Колян – голова как кочан!! Я-то – ладно!.. Ты-то тут откуда?! Тебя ж почитай пятнадцать лет в пропавших без вести числят!!

Тут он вдруг руку вскинул и жестко так говорит:

– Стоп, Юрец, после поговорим!

И поворачивается к той морде зеленой, что я расквасил:

– Где ты его отыскал?!

Морда в ответ:

– С-ш-ш-сам на площ-щ-щ-щадь С-ш-ш-соглас-ш-ш-сия выш-ш-шел, его гвардейц-ш-ш-цы повяз-ш-ш-зали и ко мне…

Тут я не выдержал:

– Брешет, – говорю, – сука, мы с сотником сидели, выпивали, никого не трогали, когда он к нам вломился и меня… того… загипнотизировал. А уж потом меня в подвал, сюда, перетащили!

Колька быстро так глянул на меня и снова Прову говорит:

– Значит так, допрос окончен, я этого человека к себе забираю. Сам с ним разберусь! А ты второго ищи! Второй тоже в городе должен быть! – Потом помолчал так, многозначительно и добавил. – И третьего!!

А затем, не дожидаясь ответа, поворачивается ко мне:

– Пошли, Юрец, ко мне, там поболтаем… Да и отдохнуть тебе надо!

И он двинулся назад, в тот угол, из которого появился.

Ну, меня долго упрашивать не надо было, я из кресла выпрыгнул и сразу за Коляном. Это ж надо, где старого товарища отыскать удалось!!

Нагнал я его уже в самом углу, там, оказывается, притаилась совсем небольшая дверка. Мой рыжий друган нырнул в эту дверку, я протиснулся следом и оказался в совсем крошечной комнатке без окон. Правда стены ее и даже потолок вместо надоевшего камня были обтянуты толстой цветной тканью. Красивая такая тряпочка!

Пока я оглядывался, Колян дважды странно так, с пристукиванием, щелкнул пальцами, дверь за мной закрылась, и комнатка эта, дернувшись, явственно двинулась вверх!

«Ничего себе, – думаю, – да тут лифт фунциклирует!!»

Кабинка эта фартовая поднималась очень неспешно – ехали мы наверное минутпять, не меньше, но наконец она остановилась, и дверь за моей спиной открылась. Выбрался я из лифта и оказался на паркетном полу темноватого такого коридора, стены которого были обшиты резными дубовыми панелями.

«Ничего себе, – думаю, – Колян-то как устроился! Прям… этот… олигарх, мать твою ити!!»

А Рыжик дверцу лифта закрыл, обошел меня и важно так потопал по коридору, по ковровой дорожке. Хорошо еще буркнул: – За мной, давай…

Прошли мы по этому коридору совсем недалеко, шагов тридцать, и тут Колян остановился около здоровенной дубовой двери, высотой чуть ли не в два его роста, повернулся ко мне и говорит:

– Ты, Юрец, не удивляйся особенно, я тут приличный пост занимаю…

Он не договорил и подмигнул мне, так что я мгновенно вспомнил конопатого лопоухого недомерка, каким он был двадцать лет назад. А Колька толкнул эту дверищу и она медленно, торжественно так открылась.

Заходим. Впереди Колян, за ним я. Оглядываюсь я и понимаю, что попал, типа… в приемную. В противоположной стене такая же точно дверь, как та, что мы прошли, рядом с дверью стол немаленький, за столом деваха сидит, блин, в сарафане и в кокошнике – у нас в Выселках так-то старухи на праздник одеваются, а этой ничего… идет даже! Слева три высоких окна, за окнами эта их площадь… Согласия и одновременно Бессмысленного бунта, и по ней… мужики кругами прогуливаются!

– Время утреннего моциона… – поясняет Колян… Ну, это он думает, что поясняет, я-то все равно ничего не понял – какого такого… «моциона» чего с этим… «моционом» делать! Однако, кивнул понимающе, что б дружка своего не обижать.

Рыжик уверенно так направляется к противоположным дверям, а девка… эта, в сарафане, вскакивает из-за стола, и только она рот открыла:

– Ваше…

Как Колян ладошкой ей так делает… типа, заткнись, не мешай думать!

Она, конечно, заткнулась, и мы совершенно беспрепятственно проходим в следующее помещение.

Ну тут уж я сразу сообразил, что попал в кабинет… Вернее не в кабинет, а в огромный кабинетище!! На что у нашего полковника Быкова Василь Васильича кабинет солидный, так в этом кабинете таких кабинетов, как у полковника, штук наверное пятьдесят разместить можно было бы!

На полу, чуть ли не во всю его ширину и длину лежал толстый ковер. По левой стене располагалось двенадцать огромных окон, выходящих на площадь, а три другие стены были сплошь уставлены огромными книжными шкафами. У дальней стены, на фоне этих самых книжных шкафов, располагался письменный столище, к которому прижимались два кожаных креслища, а позади него стояло еще одно кресло, и оно меня просто… испугало. Я подумал, что если этот кабинет принадлежит Коляну, и он должен садиться в это самое… креслице… ну, то, что стояло за столом… то в нем, в этом кресле, останется столько свободного места, что дружка моего просто трудно будет там обнаружить, несмотря на его вызывающую рыжину!!

Однако Колян совершенно по-хозяйски прошествовал через этот кабинет, посмотрел в потолок, словно что-то там решая, а затем негромко так проговорил:

– Марфушенька, распорядись-ка насчет обеда на две персоны… И живой водички не забудь!..

«Хрен твоя Марфушенька тебя услышит, когда я рядом с тобой еле разобрал, что ты там бормотал!» – Подумал я, оглядывая окружающее пространство и прикидывая высоту сводчатого расписного потолка. Но тут же услыхал мелодичный голосок секретарши… ну… той девахи в кокошнике:

– Куда прикажете подать обед, Ваше…

И голосок оборвался, поскольку Колян перебил его:

– В салатовую комнату отдыха…

– Обед будет подан через десять минут, Ваше…

И снова Колян перебил секретаршу:

– Хорошо!..

После этого содержательного разговора он повернулся ко мне и спросил:

– Ты, наверняка, сегодня не завтракал?.. Пров не балует своих… клиентов… систематическим питанием.

И тут я вдруг понял, что действительно голоден. Мало того, что я не позавтракал, я ведь еще и не пообедал вчера и не поужинал!.. Или мы пили у сотника… сегодня утром?!

Ну, во всяком случае, я был голоден, так что обед мне не помешал бы, так я Кольке и заявил, на что он мне ответил:

– И прекрасно. Пошли, приведем себя в порядок, и за стол!

Колька прошел к задней стене кабинета и открыл дверцу шкафа… знаете, странно так… вместе с книгами! И поманил меня к себе.

За дверцей оказалась очень приличная комнатка, вполне нормальных размеров, с ковром на полу и стенами затянутыми веселенькой светло-зеленой тканью, похожей на шелк. Посреди комнаты стоял большой овальный стол и два удобных креслица. У правой стены притулилось еще два небольших столика и невысокий сервант на гнутых ножках, набитый посудой. Два окна справа имели интересные… совершено непрозрачные темные стекла, так что освещалась комнатка сиянием… ну, таким же, как пыточный подвал, только, пожалуй, помягче.

Колян пересек комнату и открыл еще одну дверь. Кивнув в дверной проем, он с улыбкой проговорил:

– Там ванная комната, иди, приведи себя в порядок, и будем снимать стресс!

За дверью действительно располагалась ванная комната – такая ванная комната, каких я никогда не видел и наверное, никогда не увижу! Самих ванн там было три! И одна из них, как я подозреваю, золотая! Было две душевых кабины, в которых вода, похоже, обрабатывала твое тело под самыми разными, порой весьма необычными углами. А в дальнем углу притулилась простая, хотя и весьма обширная раковина, рядом с которой висела полочка, а на ней с пяток кусков мыла.

Обозрев все это… к-хм… великолепие, я вдруг почувствовал себя до безобразия грязным – мылся-то я последний раз, когда в озеро к… этим самым… к девахам-лоскотухам полез, да и то – какое это мытье. Очень меня потянуло забраться в одну из ванн или хотя бы ополоснуться под душем, но я вовремя сообразил, что, во-первых, обед подадут через десять минут, а во-вторых, ни чистого белья, ни чистой одежи у меня не было! Так что пришлось мне ограничиться раковиной, но уж зато мыла я извел чуть ли не целый кусок – почитай до пояса ополоснулся.

И сразу после умывания почувствовал я себя ну оченно приятственно!! Конечно, не мешало бы еще и побриться, но ничего похожего на бритву я в этой… ванной не обнаружил.

Когда я наконец-то выбрался обратно в столовую, или, как ее назвал Колян, «салатную комнату отдыха», большой стол был уже далеко не пуст. В самом его центре красовалась огромная высокая ваза, до верху набитая всякими там яблоками, грушами, сливами и прочими фруктами. Вокруг этой вазы были расставлены с десяток горшков, прикрытых крышками, а ближе к краю стола расположились небольшие мисочки с, как я понял, холодными закусками, соленьями, маринадами и прочим. Стол был овальным, и на его дальних концах стояли явно хрустальные бокалы разного размера, чистые белые тарелки, причем на мелкой тарелке почему-то стояла глубокая, а рядом с тарелками блестели ложки, вилки и ножи, и было их десятка, наверное, два!

Оба маленьких столика, что стояли у стены, тоже были сплошь заставлены всяческой посудой, и судя по поднимавшемуся над этой посудой пару, там дожидалось горячее! Рядом со столами вытянулись в струнку два высоченных молодца в белых рубахах, подпоясанных витыми шнурами.

Колян уже сидел у стола и, как только я появился в комнате, указал мне на противоположный край стола, где меня ожидало второе кресло.

Уселся я в это кресло и сразу же понял, что поговорить нормально с другом мне не удастся! Ну, не будешь же орать через всю комнату о каких-то там делах, даже не видя, как твой собеседник реагирует на твой рассказ. В дружеском разговоре ведь главное – видеть, что человеку интересно тебя слушать!

А Колян, между тем, коротко так взмахнул рукой… И тут из-за моего плеча высунулась рука с небольшой глиняной бутылкой, и в один из моих бокалов потекло густое красновато-коричневое вино. Как только бокал наполнился рука исчезла, не уронив ни капли с поднятого горлышка бутылки. А до меня с противоположного конца стола донесся голос Коляна:

– Ну что ж, выпьем за встречу, Юрец. Ты себе представить не можешь, как я рад тебя снова видеть!

Смотрю, он призывно поднял свой бокал и улыбается мне во всю свою конопатую физиономию. Ну, меня никогда не надо было дважды приглашать выпить, так что я ухватил свой бокал, отсалютовал Рыжику и одним махом вытянул винище.

Поставив опустевшую посуду на стол, я увидел у себя под носом небольшую мисочку наполненную до половины каким-то странным месивом, напоминающим… мелко-мелко нарезанный винегрет. Только от этого винегрета поднимался едва заметный парок, видимо, он был горячим. Осторожно ухватив немного этой закуски первой попавшейся под руку вилкой я осторожно отправил ее в рот – она действительно была горячей и необычайно острой.

И винцо и закуска мне понравились, хотя я, конечно, предпочел бы что-нибудь… э-э-э… погорячее!

Однако, мне не надо объяснять, что в каждом монастыре – свой устав. Тем более, что бокал мне немедленно налили снова.

Мы выпили еще по бокалу этого темного… портвейна, наверное, и передо мной поставили ту самую пару белых тарелок, но теперь в верхней, глубокой, было налито какое-то густое варево.

Я взял в правую руку ложку побольше и пошарил глазами по столу в поисках хлеба, но его на столе не было. А когда я снова опустил глаза к тарелке, рядом с ней на крошечном блюдечке лежали два тонюсеньких, малюсеньких хлебца.

И тут, не знаю сам отчего, я вдруг здорово разозлился!

«Это не обед, а… прием какой-то великосветский!! Можно, прям, подумать, что нас в кино снимают, как будто мы, блин, на… этом… на званом раунде!! А хлеба дали на один раз укусить!! Или они его здесь не кусают, а нюхают?!!»

Впрочем, супчик был ничего, вкусный, уж не знаю, чего там местный повар намешал, но есть было можно. Дохлебал я первое и через весь стол кричу:

– Слышь, Колян, нам бы поближе друг к дружке сесть! Поговорить хочется, узнать, как ты сюда попал, когда, что делаешь… ну и… вообще!

Он от тарелки оторвался, усмехнулся так, кривовато, и отвечает:

– Успеем еще наговориться… Или ты торопишься куда?..

– Да нет, – говорю, – куда мне торопиться?! Просто… ну, понимаешь, не привык я к таким… к-хм, обедам – подают, убирают, наливают, чувствую себя… инвалидом! Выпивка опять таки!.. Мне б попроще чего!..

И тут он как захохочет! Я даже испугался… Вроде бы ничего я очень уж смешного не говорил, а Рыжик так развеселились, словно я ему последний анекдот про гаишника рассказал!

Отсмеялся он, слезы вытер, головой покрутил и говорит, весело так:

– Ну что ж, давай попроще!

Поманил к себе своего… этого… моржордорма и что-то ему на ухо нашептал. И этот… моржордорм вместе со вторым… с тем, который за моей спиной орудовал, быстренько перетащили все мои тарелки фужерки, ложки, вилки и ножики на тот конец стола, где Колька сидел. Уселись мы оба с одной стороны, прям напротив друг друга, а эти двое, что нас… обслуживали, шасть из комнаты, и дверь за собой прикрыли.

Колька встал, отошел к одному из меленьких столиков и выбрал небольшую глиняную бутылочку. Из этой бутылки он налил в две рюмки прозрачной жидкости, поднял свою и говорит с усмешечкой:

– Ну а закуску, сам будешь себе накладывать… Вон там… – кивает он в центр стола на горшки, – …горячее, выбирай… В общем, командуй!

И приветственно так рюмку свою приподнимает.

Я свою рюмку приподнял, нюхнул – мать честная, спирт! Вот тут пошла гулянка!!

Сначала мы выпили за встречу, потом родителей помянули – Колька и не знал, что и бабка его, и отец лет пять назад померли, и теперь в ихней хате одна мать его обретается. Третий тост – традиционный, за ба… женщин. Закусили, конечно! Тут я ему и говорю:

– Ну, ты расскажи, как сюда попал, что все это время делал?..

Он снова ухмыльнулся, невесело так и отвечает:

– Как попал, как попал!.. Сам знаешь, как! Наш сучок чертов… он меня сюда перебросил! Я ж все около него терся, думал, подсмотрю что… ну… ты знаешь!

Я кивнул, соглашаясь, что «знаю».

– А вышло так, что зацепил он меня и сюда, в этот Мир зашвырнул. Это я потом разобрался, что у сучка поле захвата переменное… – Тут он глянул на меня трезвым глазом и добавил, для непонятливых, – … то шире делается, то совсем почти пропадает, так что, почитай, к самому дереву подойти можно.

– Так что ж ты домой-то не вернулся?! – Удивился я. – Память, смотрю, у тебя не отшибло, руки, ноги целы, сел бы в поезд, да и домой! На крайность, в первое попавшееся отделение милиции зашел бы, тебя б за государственный счет отправили!

Долго он после этих моих слов на меня смотрел, и вид у него был такой, словно я посмеялся над ним, а он раздумывает – в морду мне дать, или просто повернуться и уйти. Потом налил две рюмки, одну без тоста в рот себе опрокинул, дождался, пока я выпью и спрашивает:

– Так ты думаешь, что нас просто в какое-то другое место перекинуло… что мы на Земле обретаемся?..

– А где?! – Ухмыляюсь я в ответ. – На Марсе, что ли?!

Смотрю, рожа у него помягчела, головой он покачал и улыбается:

– Ну, Юрец, ты, смотрю, совсем не изменился!

И снова рюмки наполняет.

Выпили. Колян грибок на вилку поддел, да до рта не донес, задумчиво так говорит:

– Нет, Макаронин, не на Земле мы и не на Марсе! Просто в другом Мире. И нет в этом Мире ни милиции, ни поездов, и до дома отсюда никак не добраться!

Он замолчал, а я вдруг почувствовал – не врет парень, не разыгрывает! Говорит то, что точно знает и не раз проверил!!

Теперь уже я сам налил рюмки.

Выпили, Колян свой грибок сжевал и дальше рассказывать принялся:

– Поначалу, когда я сюда попал, очень тяжело было. Я ведь даже языка здешнего и то не знал. Хорошо бабка одна в лесу оказалась, не знаю уж, по какой нужде. Подобрала она меня, кормила, говорить учила… Потом уж я узнал – сын у нее был, мне ровесник, года за три до этого умер, так она меня за сына держать стала. Только я не хотел в деревне оставаться, да и соседи все на меня косо поглядывали. – Тут он усмехнулся уже веселее и пояснил. – У них… у местных, знаешь ли, примета есть – все пришлецы, они так перекидышей из нашего Мира называют… Так вот, все пришлецы очень способны к колдовству. Я думаю, чертов сучок именно таких людей в свое поле и захватывает! Вот они сразу и стали меня колдуном называть! Я сначала злился, думал они просто дразнят, а потом оказалось, что и в самом деле кое-какие… даже весьма серьезные, способности у меня к колдовству открылись!

Налил он еще по рюмке, только пить мы с ним не стали, дальше он свой рассказ повел:

– Ну, месяцев через пять двинул я в столицу. С месяц добирался, а когда добрался, понял, что несладко мне здесь придется!! Кем я только не работал… – Колян покрутил головой и залпом опрокинул рюмку. – …вспоминать не хочется!! А месяца через четыре мне повезло – один мой знакомый, мы вместе кое-какую работу делали, дятлом оказался. – Колян бросил на меня быстрый взгляд и пояснил. – В Надзорный приказ про знакомых своих стучал… Ну и про меня стукнул, неизвестно, мол, откуда паренек появился и уникальные способности имеет. Меня и замели надзорники, а недели через две передали в приказ Скрытной работы. Вот оттуда я и пошел. Можно сказать, с нуля начал, в школу меня определили, а я старше ихних выпускников уже был. Хорошо один препод попался, практику дознавательной работы вел, он меня здорово поддержал – ты, говорил, Коляля… это он так ласково меня называл, из всей нашей мелюзги самый талантливый, и если захочешь, всех обставишь и первым будешь…

Тут Колян вдруг зубами скрипнул и глухо так выдохнул:

– Не дожил он, жалко, я б ему!..

А что он ему, так и не сказал. Плеснул в рюмки и говорит:

– Давай, помянем хорошего человека!

Выпили. Закусили. Колька начал дальше рассказывать:

– Школу закончил, послали меня к фрязинам во Фрязию, – на его конопатую рожу выползла кривая ухмылка, – вроде как бы на практику. Три года я там практиковался. Живут они, фрязины эти… по-другому. Не скажу, что лучше, а по-другому, кое-что я у них перенял, но главное, именно там обнаружились у меня способности к аналитике, и удалось мне с десяток прогнозов составить, да таких, что отозвало меня руководство назад… И назначили меня стратегическим консультантом самого Змея Горыныча.

– Ни хрена себе!! – Не выдержал я. – Ну, ты высоко залетел!

– Высоко, – согласился Колян, – только ненадолго. Как раз в это время главная голова нашего Змея Горыныча… того… шалить начала. Самое обидное, что я к нему, к Перваку Секретуту уже в доверие вошел, можно даже сказать, полюбил он меня, и на тебе!!

Колян махнул рукой и снова наполнил рюмки. Я-то его понимал, от такого рассказа у кого хочешь горло подсохнет. Выпили мы, закусили. Колян дальше травить принялся:

– Короче, на самом верху свара началась, и я, от греха подальше, устроил себе перевод обратно в приказ Скрытной работы, да не руководителем, а так, шестым подьячим по особым поручениям в департамент слухов и домыслов. Там смутное время и перекантовался. А как Поллитрбурло совсем уж приказал долго жить, вот тут я и взялся за дело. Знакомств к тому времени у меня было в достатке, да не просто знакомств, а… – он как-то ядовито усмехнулся, – …хм… зависели, в общем людишки от меня. Да и в Искусстве я оказался одним из первых. Всего-то и работы было, что других… искусников убрать!.. Теперь вот, как видишь… руковожу!

И тут мы не сговариваясь протянули руки к бутылкам… Только я ухватил посудину с живой водой, а Колян с винцом фрязинским. Набулькали мы себе, каждый в свою посуду и выпили… не чокаясь… как на поминках, а потом Колян ухмыльнулся и говорит:

– Да что это я все о себе да о себе. Ты-то как живешь, чем дышишь?!! Давай, рассказывай!

– Э-э-э, да чего рассказывать, – махнул я рукой. – Как ты тогда пропал, я в наши Выселки ездить практически перестал. Девчонка у меня в городе появилась… ну, сам понимаешь. Школу закончил – в армию пошел, после армии в школу милиции. После школы направили в Железнодорожное отделение, там и служу. Старший лейтенант, старший оперуполномоченный…

Я пожал плечами, не зная, что еще можно рассказать о своей службе, а Колян вдруг спрашивает:

– Так как же ты из своего Железнодорожного района на Чертову поляну попал?.. И главное, какой черт тебя к самому чертову сучку подвинул?!

– А… – Я махнул рукой. – Тут вот какое дело. Есть у меня дружок, мы еще в школе вместе учились…

– В милицейской?.. – Перебил меня Колян, и глаз у него так нехорошо блеснул.

– Да нет, в… этой… в средней. Зовут его Володька Сорокин. Он после школы, прикинь, в университет поступил, в московский, теперь журналистом работает. Представляешь, он меня лет шесть назад из жуткой передряги вытащил… Ну я тебе об этом потом расскажу…

Тут я понял, что сбился с мысли и начал сначала:

– Так вот, дружок у меня есть…

– Ты уже говорил, – скалит зубы Колян, – Володькой Сорокиным зовут.

– Ну! – Подтверждаю я. – У меня сейчас как раз отпуск двухнедельный, так я в Выселки подался, отдохнуть от все этой городской кутерьмы, а самое главное, подальше от нашего полковника, от Быкова Василь Василича… ну, ты его не знаешь, я тебе потом расскажу. Так вот, сидим мы это дней… наверное, пять назад с ребятами, выпиваем, естественно, и вдруг оказывается, что выпивка кончилась. Егорка горбатый, ну, ты его знаешь, он механизатором сейчас в «Заветах Ильича» работает, сбегал к Клавке, ну, к той самой, что за тобой бегала, когда ты на Людку заглядывался – во мы с ребятами тогда животы надрывали, на вас троих глядючи!..

Я было засмеялся, а Колян жестко так говорит:

– Ты от темы не отвлекайся… не отвлекайся! При чем здесь дружок-то твой?!

– А, ну, да! Так вот, оказалось, что и у Клавки все пойло вышло. Тогда я решил в Руднево смотаться, в магазин, думал, успею как раз на утренний автобус. И рванул к остановке, ну… к Гнилому переезду! И уж почти у самого переезда встречаю Сороку… ну, Сорокина Володьку! И сам удивился – что ему понадобилось в наших местах? А он мне и говорит, что шагает, как раз, с автобуса в Лосиху к бабке Варваре! Я, конечно, спрашиваю, зачем он к этой старой ведьме направляется, а он отвечает, что, представляешь, Людмилу ищет!! А?!! Она, мол, у бабки, у своей, была и после этого заболела и в больницу попала. Только из больницы она сбежал, и он решил, что побежала она именно к своей бабке!

Я замолчал, и смотрю, морда у Коляна жесткая стала, словно ее из дубового чурбака вырубили, и желваками так двигает, как будто недоваренную конину жует!

– И что дальше?.. – Спрашивает.

– Ну что дальше, – говорю, – на автобус я все равно опоздал, вот и решил Сороку до Лосихи проводить. Места наши он не знает, заплутает, думаю, где. Пошли мы тропочкой, ну ты знаешь, какой, а она аккурат по Чертовой поляне проходит. Я, конечно, краем, подальше от сучка прошел, оборачиваюсь и вижу, что Сорока уже у самого этого бревна отирается!! Я ему кричу, нельзя, мол, туда ходить, а он, морда университетская, «а почему», «да в чем дело»!..

Пришлось мне подойти к нему, рассказать про этот наш чертов сучок. Ну, вроде бы, все объяснил, и он все понял, хотя и не поверил! Короче, я уже назад повернул и вижу у него из кармана игрушка такая маленькая падает в траву и прям к сучку покатилась! Он прыг за этой игрушкой, я за ним!.. И вот мы здесь… у вас…

Я замолчал, махнул еще рюмочку, а потом мне в голову вдруг мысль пришла… странная:

– Только вот я чего не пойму… Ты сказал, что язык местный учил сколько-то там месяцев, а мы с Сорокой ничего не учили… Мы, знаешь, как-то сразу стали все понимать! И с местными говорить!..

– Вот как?.. – Задумчиво протянул Колян, помолчал немного, словно что-то прикидывая, а потом спрашивает:

– Значит вы так вдвоем сюда и притопали?..

– Почему вдвоем?.. – Удивился я. – Втроем. К нам по дороге, еще в том лесу, куда нас выкинуло, мужик один местный прибился. Володьшей зовут.

– Володьшей, – повторил Колька без всякого интереса, – любопытно, кто такой?..

– А, – говорю, – так, балалаечник! Балалайка у него такая… здоровенная, так он на ней знатно наяривает. Вполне может на свадьбах играть.

– Может или… играет?.. – С усмешкой интересуется Колян, и чую я, смешно ему меня слушать.

– Да нет, не играет он нигде. Раньше он в каком-то вашем… этом… ну… лабазе, что ль…

– В приказе… – Подсказывает Колян.

– Точно, в приказе работал. Специальность у него еще редкая была… Щупач… Нюхач…

– Шептун?.. – Спрашивает Рыжик, и смотрю интерес у него к Володьше проснулся.

– Точно – Шептун! А вот что и кому он шептал, сказать не могу. Хотя, правда, раз видел, как он раз с медведем шептался, а потом в пятак ему знатно засмолил, чтобы, значит, слушался, зверюга!

– Вот, значит как… Шептун!.. – Протянул Колян задумчиво, а потом бодренько так спрашивает, – А зачем, собственно говоря, этот твой… Сорока стал Людмилу разыскивать?! Я еще понимаю, милиция этим занялась, а то вдруг журналист какой-то?!

– Ну, вообще-то, Володька занимается как раз всякими криминальными делами, так что это и его дело. Но только здесь… в смысле, в этом случае, я понял так, что… ну, Сорока сам проговорился… Любит, в общем, он Людмилу… И, видать, сильно любит…

Я хотел рассказать Коляну, как мы добирались до этого города, и что Володька на этом пути вытворял, только он меня перебил:

– Вот как?! Любит?! Надо же?! И давно у них эта… любовь?!!

Я пожал плечами и подумал было отделаться от этого вопроса незнанием – не люблю я чужие проблемы обсуждать, но вдруг, неожиданно для себя ответил:

– Знаешь, Колян, я точно не знаю, но мне показалось, они и знакомы-то совсем недавно!

– Ага!.. – лишком уж обрадовано воскликнул Рыжик и даже улыбнулся. – Так, может, стоит сказать ему, что у нас с Людмилой давняя любовь?! Может, он тогда отвянет?!

И тут меня словно что-то толкнуло изнутри, я даже чуть протрезвел.

– Слушай, – говорю, – так это что ж, она к тебе бежала что ль?!!

Колян довольно ухмыльнулся и отвечает:

– Ну! Я позвал, она и побежала!

Не поверил я ему!.. Ну, никак я в это поверить не мог! Говорю:

– Так она ж тебя терпеть не могла!! Ты вспомни, какие она тебе прозвища давала, когда ты к ней лип!!

Морда у него снова закаменела, глаза остекленели, рот перекосился… Я даже испугался, что его кондрашка хватит, а он сквозь сжатые зубы цедит:

– Тогда терпеть не могла, а теперь напомнил я ей про свою любовь, она ко мне и побежала… Бегом!

И опять я ему не поверил, и видно на физиономии моей это недоверие явственно написалось, потому как Колян с кривой такой улыбочкой проговорил:

– Не веришь, Юрец?.. А если Людмила сама скажет, что любит меня без памяти, что ко мне сюда бежала, поверишь?!

Я подумал немного и ответил:

– Если Люська сама скажет – поверю… Только… Сорока узнал, что Людмилу сам Змей Горыныч ваш сманил… Так что, ты-то тут причем?..

Колян засмеялся… нехорошо так засмеялся, и отвечает:

– Да откуда он это узнал?! Кто ему такую чушь сказать мог?! Станет сам Змей заниматься какой-то… девчонкой?! Да он только свистнет, к нему заморских принцесс понавезут – выбирай!

Я прикинул – похоже на правду! Люська, конечно, девка ничего, симпатичная, но чтобы сам… этот… Змей Горыныч в нее втюрился – это, все-таки, вряд ли.

Ну и ладушки, – говорю, – а то я собирался этому вашему… Змею Горилычу мурло чистить! Но раз он здесь ни при чем, вы с Сорокой сами между собой разбирайтесь!

Тут он вздохнул с каким-то облегчением, обеими ладонями с силой провел по лицу, словно маску с себя сдирая, потом наполнил рюмки живой водой и говорит:

– Спасибо тебе, Юрец… Давай, выпьем по последней, и отправлю я тебя отдыхать! Завтра посмотрим, что для тебя сделать можно будет!

Выпили мы, закусили, и тут дверь открылась и в столовую входит седоватый такой мужик в черной форме отделанной витым серебряным шнуром. Красивая форма!

Колян в кресле откинулся и говорит:

– Проводишь моего друга в дворцовые гостевые апартаменты, все покажешь. Если ему что будет нужно – обеспечить!

Мужик вопросительно так бровь свою понял, а Рыжик на этот невысказанный вопрос с нажимом так, повторят:

– Все обеспечить! Что б мой друг ни в чем не нуждался!! – Потом внимательно так глянул на этого, в черном, и добавил, – И ты лично головой мне за него отвечаешь! А завтра… или, может быть через день, по моему приказу, приведешь его ко мне!

Мужик этот… адъютант, наверное, кивнул и посмотрел на меня. Я по этому взгляду сразу понял, что мне пора двигать. Поднимаюсь из-за стола, и тут качнуло меня… здорово качнуло. Ухватился я за столешницу, и вижу вдруг глаза Колькины. Смотрит он на меня жалостливо так и чуть брезгливо, как на… дебила! И глаза у него совершенно трезвые.

Взял я себя в руки, выпрямился и неторопливо так, к выходу двинулся. А мужик этот в мундире впереди меня шагает… и не оборачивается!

Вообще-то не так далеко мы и ушли, я даже устать не успел. Приводит меня этот адъютант в спальню, а спальня – больше всей моей городской квартиры будет. У глухой стены кроватка, двенадцать квадратных метров, над кроваткой штука такая… колпачком сделана… да, балдахин называется, подушек, опять же, штук восемь, одеяло шелковое, стеганое. Рядом с кроватью кресло низенькое зачем-то стоит, а на кресле халат лежит, желтый с синими вышитыми цветами. «Ну, – думаю, – не иначе Колян решил мне бабу подсунуть! Ну, халат-то точно бабий!»

Поворачиваюсь я к своему адъютанту и спрашиваю:

– А бабец где?.. Или ванну принимает?!

Тот глазами хлоп-хлоп, вижу не врубается парень про что я разговор веду. Ну, я, естественно поясняю:

– Халатик, вишь, женский лежит!.. А сама баба где?!

Тут он зубы оскалил и нагло так заявляет:

– Этот халат, дорогой, приготовлен для тебя. А насчет женщин… я думаю, сегодня ночью тебе будет не до них, так что отдыхай спокойно!

«Ничего себе, – думаю, – какой-то задохлик будет решать до чего мне будет ночью!!» И только я хотел сказать этому… адъютанту, где я его видел вместе с его «думаю», как вдруг чую, что-то мутновато мне. Махнул я на все рукой, стянул с себя кое-как свой не по размеру подобранный мундирчик и полез в кроватку.

А этот… паразит стоит рядом и ухмыляется:

– Вот и хорошо… Вот и ладненько. Завтра мы все вопросы порешаем…

«Завтра, – думаю, – я с тобой, падла, обсужу международную обстановку, ты, кукла обмундиренная, будешь у меня две недели по-японски говорить без акцента!!»

Короче уснул я, не помню как, и никаких снов в эту ночь не видел. А когда проснулся, смотрю, снова около моей кровати стоит этот… адъютант в черном мундире и рассматривает меня. И морда у него, как будто у него в сортире слив прорвало!

«Ну, – думаю, – все, кончилось мое терпение!! Будет у Коляна меньше на одного адъютана!!»

Только он увидел, что я проснулся, зубы в улыбочке ощерил и ласково так:

– С пробуждением, господин, старший лейтенант! У меня для вас две радостные новости!

«Во, – думаю, – сразу две новости, и обе радостные! Да разве ж так бывает?!!»

А адъютант продолжает:

– Первая – свойства личного. Его Изничтожество пожаловал вам звание Воеводы правой руки и прислал соответствующее этому званию платье! Извольте примерить!

Скосил я глаз на креслице, а там вместо вчерашнего халата мундир лежит, черный с серебряной вышивкой, рядом бельишко чистое. А адъютант продолжает:

– А вторая – свойства общегосударственного. Его Изничтожество приглашает вас на завтрак, посвященный его бракосочетанию! – И вдруг переходит на доверительный тон. – Завтрак начнется через два часа, так что вы, господин старший лейтенант и Воевода правой руки поторопитесь. Ванна для вас уже готова!

«Ну… что уж тут… – думаю, – раз ванна… и для господина старшего лейтенанта, и для… этого… Воеводы… какой-то там руки, тогда что ж… тогда конечно… А, ладно… живи пока, падла подхалимская!»

Глава 8

«Насильно мил не будешь»

«Сердцу не прикажешь»

«С лица воду не пить»

(Узнать бы, кто все это первым сказал?!!)

У самого выхода я остановился. Конечно, прежде чем двигаться дальше, стоило часика три-четыре отдохнуть – чувствовал я себя совершенно вымотанным, но, во-первых, в зале Игры даже присесть было негде, не на каменный же пол садиться, а во-вторых, времени для отдыха не было ни минуты. Так что я поднял глаза и внимательно осмотрел предлагаемый мне выход.

Весь проем довольно высокой арки был затянут странной черной, чуть отблескивающей серебром, не то тканью, не то пленкой. Прежде чем прорвать эту пленку и шагнуть вперед, я еще раз оглянулся – зал стоял пустой и… гулкий, а свет свечей, как мне показалось еще более померк. У меня в груди шевельнулось некоторое сомнение, но пути назад все равно не было, в этом я был почему-то совершенно уверен.

Вздохнув, я снова повернулся к завесе и, подняв руку, осторожно коснулся ее. Рука моя провалилась по запястье, ничего не ощутив…

И тогда я шагнул вперед!

И завеса меня… пропустила!

Я оказался в небольшой комнате без окон. В противоположном углу неподвижно, словно нарисованный в воздухе, стоял язычок желтого пламени, не способный разогнать окружающий мрак, но превращавший этот мрак в некую темно-серую, почти осязаемую субстанцию, которую я не решился бы назвать воздухом! Почти неосознанно я прошептал заклинание «Истинного Зрения» и сразу же понял, что нахожусь в спальне – в углу рядом с тлеющим огоньком стояла высокая узкая кровать под балдахином, и темный полог, свисавший с этого балдахина, скрывал лежавшего в кровати. Но я отчетливо чувствовал, что там кто-то есть! Кроме того, еще кто-то прятался за кроватью в узкой щели между этим странным ложем и стеной. Заметил я и дверь, которая располагалась справа от меня и была закрыта на здоровенный кованый засов.

И больше в этой комнате ничего и никого не было… Хотя… Я все явственнее ощущал какую-то давящую пустоту, какой-то невидимый гнет!

В этот момент из-за кровати послышался тихий шорох… а может быть шепот. Я инстинктивно качнулся назад и уперся спиной в холодную, чуть шершавую стену – арка, через которую я проник в комнату исчезла!

А в комнате снова воцарилась тишина. Подождав с минуту, я бесшумно скользнул к скрывавшему кровать пологу и осторожно приподнял его. На кровати, укрытая до подбородка тонким, легким, пушистым одеялом, лежала Людмила, на ее бледном неподвижном лице темными, чуть отблескивающими провалами выделялись открытые глаза. Я передвинулся ближе к изголовью и наклонился над этим неподвижным лицом, пытаясь заглянуть в ее глаза…

И в этот момент из-за кровати снов раздался короткой шепоток, на этот раз я его расслышал совершенно отчетливо, но не обратил на него внимания, потому что Людмила неожиданно произнесла спокойным, безразличным голосом:

– Зачем ты пришел?.. Я ведь просила тебя не ходить за мной…

– Я не мог тебя бросить!.. – Прошептал я в ответ.

– Теперь пропадешь и ты… – Как свершившийся факт констатировала она.

– Посмотрим… – Не согласился я.

И тут из-за кровати послышался совсем другой голос… не шепот – голос, хотя и очень тихий:

– Пропадет, красавица, пропадет… И никуда не денется!..

Голос был радостный, подвизгивающий и срывающийся, словно существо обладающее им, торопливо сглатывало набегающую слюну.

Я перевел взгляд в направлении голоса и увидел два тускло светящихся зеленоватым отблеском пятна… возможно, два глаза.

– Ты кто? – Вырвался у меня невольный шепот.

За кроватью раздался едва слышный смех, а потом и едва слышный вопрос-ответ:

– Ты хочешь знать имя своей погибели?..

– Нет, – стараясь быть спокойным, проговорил я, – я хочу знать, кого мне предстоит уничтожить.

И вдруг, непонятная сила отбросила меня от кровати обратно к стене. Ударившись спиной о холодный камень, я тем не менее, смог удержаться на ногах, хотя дыхание у меня на мгновение перехватило. А в следующую секунду между мной и кроватью возник полутораметровый монстр, отдаленно напоминающий большую обезьяну с шестью лапами. Четырьмя нижними лапами, трехпалыми с пяточной шпорой, эта «обезьяна» стояла на полу, ее торс был приподнят, и две верхние конечности – вполне человеческие руки, только с очень длинными пальцами, шевелились словно бы сами по себе! Тело ее было прикрыто какой-то совершенно невообразимой рванью, а там, где оно было оголено, ее кожа светилась гнилостно-зеленоватым сиянием, точно таким же, каким светились и шесть ее глаз, хаотично расположенных на небольшой, круглой, совершенно голой голове, лишенной носа, но зато украшенной огромной зубастой пастью.

– Уничтожить меня?!! – Донеслось до меня злобное шипение. – Глупый человечишка, неужели ты думаешь, что можешь справиться со мной, с Запецельной Марой?! Да мне сам Змей Горыныч в пояс кланяется, когда встречает!!

– Видимо, ваш Змей Горыныч законченный… джентльмен… – Успев восстановить дыхание, ответил я. – Но при следующей встрече, ты потребуй, чтобы он у тебя и лапку поцеловал!

Глаза Мары вдруг ярко вспыхнули, она чуть подалась назад, словно бы готовясь к прыжку, однако не прыгнула. Напротив, чуть помолчав она неожиданно спросила:

– Зачем?..

– Что «зачем»?.. – Не понял я.

– Зачем лапку целовать?.. – Пояснила Мара.

– Ну как же! – Воскликнул я. – Ежели мужчина даму уважает, то высшее проявление этого уважения и есть поцелуй руки у дамы! Разве ты этого не знала?!

Мара поднесла к глазам свою руку и внимательно ее оглядела. Затем приподняла одну из своих лап и с тем же самым вниманием оглядела ее.

Потом, снова переведя взгляд на меня она спросила:

– А ты не врешь?!

– Нет! – Я помотал головой, но судя по ее последующим словам она не до конца мне поверила:

– Смотри!.. Я ведь все равно тебя убью, но если ты соврал, я буду убивать тебя долго и больно, а если сказал правду, твоя смерть будет быстрой и безболезненной!

Я пожал плечами:

– К сожалению, чтобы проверить мои слова, тебе надо будет встретиться со Змеем Горынычем, а для этого, надо покинуть это помещение. Но ты же не оставишь меня здесь одного, мало ли что я могу натворить?!

– А что ты можешь?.. – В ее голосе слышался явственный смешок. – Сбежать ты не сможешь, какой-либо вред причинить ты не сможешь… Что ты вообще-то можешь, человечишка?!

– Ну, смог же я как-то войти в это помещение?.. – Теперь уже подсмеивался я. – Или ты думаешь, я всегда здесь был?!

Мара отодвинулась от меня на шаг, и мне показалось, что она быстро оглядывает комнату в поисках какого-то отверстия, хотя ее голова не двигалась и все шесть глаз продолжали пожирать меня неподвижным взглядом.

Только спустя почти минуту до меня снова донесся ее тихий голос:

– Как ты сюда проник?!

– Так я тебе и сказал! – Усмехнулся я в ответ. – Сама догадайся, раз ты такая мудрая… только… может быть я совсем и не… «человечишка»?

И мне вдруг показалось, что Мара хочет отступить еще на шаг, хотя в ней не было страха, это желание было вызвано скорее необходимостью еще раз как следует меня рассмотреть.

«Может быть она подслеповата?..» – Совсем уж неуместно подумалось мне.

Снова она молчала почти минуту, а затем с усмешкой спросила:

– Так кем ты себя считаешь… человечишка?.. Если какой-то колдун и перенес тебя сюда, это еще не значит, что ты уже и суть свою человеческую преодолел!.. А вообще-то, хватит болтать… я и так с тобой слишком много времени потеряла!..

Она вдруг резко встряхнула руками, и с ее ладоней на пол упали… два небольших черных мохнатых паука. Приподнявшись на шести своих лапах, они замерли на месте, а Мара с какой-то даже нежностью скомандовала:

– Взять его!!

Пауки метнулись в мою сторону, отчетливо постукивая лапами по деревянному полу, но я уже не только отдышался, я подготовился к схватке – времени для этого было более чем достаточно!

Две мохнатые черные молнии едва преодолели треть расстояния до моей скромной персоны, когда я легко притопнул правой ногой, и от меня по доскам пола пошла короткая, но крутая волна. Через секунду она встретилась с насекомыми и… подбросила их вверх. Оба паука перевернулись в воздухе и упали на пол вверх лапами. Дерево колыхнулось, словно было жидким, и поглотило два небольших мохнатых комочка, и только последняя фаланга одной черной лапки осталась торчать из щели пола.

А волна, поднятая моей ногой, уже докатилась до лап самой Мары. Пол под ней дрогнул, прогибаясь, «жидкое» дерево захлестнуло нижнюю часть ее лап, но захватить чудовище полностью не успело. Из-за спины Мары вертикально вверх потянулось тонкое, прозрачное, едва заметное марево, напоминающее дрожащий над чем-то горячим воздух, и в следующее мгновение монстр приподнялся над полом, словно бы повиснув на этом мареве! Ее лапы дернулись и с громким чмоканьем вырвались из не успевшей затвердеть древесины.

Я раскинул руки, готовясь привести в действие следующее боевое заклинание, но из-под брюха висевшей в воздухе Мары выбросилось еще две тонкие, неуловимо перетекающие ленты такого же призрачного марева, и жадно устремились к моим запястьям! Однако, я успел в самом начале нашего «разговора» поставить между собой и монстром «Гнутое Зеркало», и теперь брошенные в меня магические «паутинки», наткнувшись на охранное заклинание пошарили по его поверхности, а затем намертво прилипли к незримой, но весьма прочной преграде, словно бы сочтя ее за истинное тело своего противника.

Запецельная Мара рванула свои магические ленты на себя, стараясь опрокинуть невидимую, но ощутимую преграду, но «Зеркало» стояло прочно, а мое следующее заклинание было уже активировано. Потолок над Марой неожиданно стал словно бы плавиться, течь, растворяться… Секунду спустя от него оторвалась лента марева, удерживавшая Мару в воздухе. Монстр грузно свалился на пол и принялся крутить своей круглой, безобразной головой, не понимая, что происходит. А в потолке в этот момент уже образовалась круглая двухметровая дыра, в которой началось медленное, едва заметное кружение воздуха – проснулся ежесекундно набиравший силу магический вихрь!

Мара метнулась было к двери комнаты, то ли собираясь покинуть ее, то ли стремясь помешать мне выбраться наружу, но добраться до этой двери она не смогла. На полпути ее подхватил метнувшийся следом за ней хвост созданного мной вихря и с непреодолимой силой потянул ее к потолочной дыре. Монстр выстрелил одновременно четырьмя лентами марева, целясь во все четыре стены комнаты, в надежде, видимо, создать для себя достаточно прочный якорь, однако они не смогли пересечь границы свитого в пружину воздуха. Свирепо ревущий вихрь перепутал эти ленты, обмотал ими саму Мару, так что ее конечности оказались плотно прижатыми к уродливому телу.

На мгновение черный угловато-бесформенный ком, бывший только что жутковатым монстром, завис в центре комнаты, а затем под завывание взбесившегося воздуха стремительно вынесся прочь из комнаты.

И сразу же наступила тишина… Слышно было только глуховатое потрескивание затягивающегося потолка, да мое частое, с всхлипами дыхание.

Я снял заклинание «Гнутого Зеркала» и, соскользнув спиной по стене, опустился на корточки. Сил у меня почти не осталось!

Минут пять просидел я в полной темноте, расслабившись и не о чем не думая. Затем полез в карман и вытащил мешочек с подарком тетушки Арины – лихими орешками. Я помнил ее предупреждение не есть больше двух штук, и хотя чувствовал, что способен умять весь мешочек, ограничился именно двумя. Остальные, аккуратно завязав горловинку мешка, сунул назад в карман. Отстегнув от пояса манерку, я напился, потряс глиняную фляжку и, убедившись, что она по-прежнему полна, снова прицепил ее к поясу.

Спустя две-три минуты, я вдруг понял, что силы не только вернулись ко мне, их, пожалуй, еще прибавилось! Встав на ноги, я осторожно приблизился к задернутому пологу кровати и осторожно поднял его.

Людмила лежала в прежней позе и глаза ее были все также открыты и… бездонны. Не поворачиваясь ко мне, она глухо проговорила:

– Ты еще цел?.. – И губы ее не шевелились, слова словно бы сами слетали с них, не требуя движения!

– Со мной все в порядке… – Негромко ответил я. – И твой… сторож… его больше нет.

В этот момент веки ее дрогнули и опустились на глаза. Однако я продолжал говорить:

– Теперь нам надо решить, что делать… Сможешь ли ты уйти отсюда?..

– Нет… – Не открывая глаз ответила она, и из-под ее ресницы выкатилась слеза, прочертив дорожку от уголка глаза к виску.

– Да, – поспешил я продолжить разговор, – я догадался, каким образом тебя… заставили прийти сюда, но… не знаю, что надо сделать, чтобы ты… выздоровела!

Мне с трудом удалось сложить эту фразу и особенноподобрать последнее слово, но все-таки оно было очень неточным!

– Чтобы я… выздоровела… – медленно повторила Людмила, словно бы не понимая, о чем это я говорю. И вдруг ее глаза распахнулись!

– Чтобы я выздоровела?! – Четко и быстро проговорила она, превратив мои слова в вопрос, и тут же ответила на него. – Надо разбить хрустальный шар!

И, произнося эти слова, ее губы впервые шевельнулись… с усилием, с… преодолением, но шевельнулись. И голос ее прозвучал совершенно по-другому – в нем появилась интонация!!

– Какой он?! Где он?! – Воскликнул я.

– Он… круглый… большой… на нем узорчатая гравировка… Он висит в… в зале… в пустой зале… внутри него бабочка… или паук… или змея… или птица…

– Ты знаешь, где этот зал? – Спросил я, как только она умолкла.

– Нет! – Едва слышно прошептала она. – Я видела… Мне показали… мою душу…

«Ей показали ее душу!.. – Заметались в моей голове лихорадочные мысли. – Значит, зала эта должна располагаться во дворце… И вряд ли Змей Горыныч поместил свою добычу слишком далеко от себя!.. Скорее всего, ему надо постоянно иметь ее под рукой!.. Хотя!.. Хотя, все может быть, однако, будем исходить из этой предпосылки! Как же мне отыскать этот хрустальный шар?!!»

Мне тяжело было это сделать, но я опустил полог и отошел на середину комнаты. Несколько раз вздохнув, чтобы успокоить себя и сосредоточиться, я опустился на пол, прикрыл глаза и начал сплетать заклинание «Дальнего взгляда», вводя в него необходимые поправки и конкретизирующие уточнения. На создание в общем-то, нового заклинания у меня ушло минут двадцать – я не торопился, стараясь сразу сделать все максимально точно. Как только последнее слово, последний жест и вздох легли на свои места, я открыл глаза и… не увидел комнаты. Перед моими глазами начала разворачиваться странная картина.

Сначала я увидел строение, в котором находился с высоты, можно сказать, птичьего полета. Его действительно можно было назвать дворцом, который имел форму весьма вытянутого прямоугольника, и состоял из четырех зданий высотой в три, четыре и шесть этажей. Самым высоким была та часть дворца, что выходило фасадом на площадь Согласия и в котором я сейчас находился. К нему примыкали два коротких четырехэтажных флигеля и трехэтажное здание, являвшееся задним фасадом дворца. Внутри, таким образом, существовал двор или, возможно, сад.

Рассмотрев все это, я вел поправку к действующему заклинанию, и теперь мой взор начал скользить над зданиями дворца, постепенно погружаясь в его внутренности! Перед моими закрытыми глазами проплывали внутренние покои дворца, причем стены, ковры, висящие на них, мебель, стоявшая вдоль стен, все это было бесцветным… призрачным… и не препятствовало моему взгляду!

Продолжалось эта неторопливая демонстрация довольно долго, мне уже надоело разглядывать всевозможные залы, гостиные, столовые, спальни, будуары, несколько раз перед моими глазами проплыла кухня с топящимися плитами и клокочущими котлами. Иногда эти виды всевозможных помещений сменялись видом внутреннего дворика по которому сновали люди, или той самой городской площади, на которую меня выпустил Первецкий, только теперь она была совершенно пуста.

И тут вдруг изображение исчезло!!

Однако, я не успел встревожиться – картинка снова появилась, и теперь я увидел какой-то мрачноватый подвал. Низкий каменный потолок висел над таким же каменным полом всего-то в каких-нибудь полутора метрах, и я подумал, что передвигаться по такому помещению должно быть довольно затруднительно! И тут изображение снова исчезло, и почти сразу же возникло вновь, но теперь подвал сменился несколькими, разной степени загрязненности чуланами, набитыми какими-то ведрами, бочками, метлами и тому подобной рухлядью. Картинка совершила полный оборот, мимо моих глаз снова проплыла площадь Согласия… И снова все пропало!..

Так повторилось пять раз, а на шестом обороте я увидел… висящий в воздухе хрустальный шар!!! Я не обратил внимания, в какой именно зале он висел, что именно поддерживало его в воздухе – мне это было неинтересно! Тут же произнеся короткое заклинание, установившее в моем сознании магический маячок, привязанный к увиденному шару, я закрыл глаза, уничтожил заклинание «Дальнего Взгляда», подождал с минуту я снова открыл их. Меня опять окутала темнота спальни, подступила ее тишина, но теперь они не казались такими безысходными – я знал, что надо делать. Снова вернувшись к кровати я откинул полог и тут же встретил взгляд, в котором затеплилось сознание.

– Я нашел хрустальный шар… – негромко прошептал я. – Теперь мне надо его разбить… Я уйду, но уйду ненадолго… Ничего не бойся, я скоро вернусь и мы с тобой пойдем домой…

Людмила закрыла глаза, и мне показалось, что ее грудь под легким пушистым покрывалом чуть приподнялась на вздохе.

Опустив полог, я бесшумно отошел к двери и прислушался – за дверью было тихо. Я снова прикрыл глаза и сосредоточился, пытаясь мысленно дотянуться до шара, снова увидеть его перед своим внутренним взором, но это мне не удалось – запаса моей магической Силы было недостаточно, да и установленный мной «маячок» был слабоват. Отказавшись от попытки добраться до шара опосредствованно, я снова открыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул, готовясь к путешествию через дворец.

Взявшись за ручку засова, я осторожно потянул его, и здоровенная металлическая полоса медленно пошла в сторону, освобождая полотно двери. Отодвинув засов, я снова прислушался, а затем мягко потянул дверь на себя. В образовавшуюся щель проник яркий свет горящих в коридоре светильников, и он показался мне странно холодным… безжизненным…

Прежде чем проскользнуть в коридор, я произнес заклинание «Полога», и только после этого решился покинуть комнату.

В коридоре было пусто. Светильники – небольшие комочки белого магического свечения, прилепленные через каждые десять двенадцать метров к одной из стен, давали вполне достаточно света, чтобы видеть каждую трещинку на каменных плитах, застилавших пол.

Прикрыв дверь спальни я провел по ней ладонью и с удовлетворением почувствовал, как засов встал на прежнее место. После этого я отвернулся от двери и, сориентировавшись по бьющемуся во мне маячку, повернул направо. Пойдя метров тридцать по совершенно пустому и удивительно гулкому коридору, я уперся в запертую дверь, собранную из толстых дубовых брусьев, скрепленных металлическими полосами на болтах. Дверь открывалась внутрь и имела два внутренних замка, открыть которые можно было только снаружи. Кроме того, за дверью, на нижней площадке узкой каменной лестницы стоял часовой, и часовой этот не спал.

Впрочем, в отличие от спальни Людмилы, эту дверь охранял всего лишь обыкновенный человек, так что раздумывал я недолго. Положив ладони на полотно двери в тех местах, где прятались замки, я сосредоточился, и через секунду раздался короткий сухой щелчок – язычки замков втянулись в металлические корпуса.

Часовой, услышав этот звук, встрепенулся, отскочил от двери и, опустив короткое копье с листовидным наконечником, изготовился к бою… Интересно с кем?..

Прошло около минуты, а дверь оставалась закрытой. Часовой, видимо, успокоился, снова поднял свое копье острием вверх и, осторожно придвинувшись к двери, легко толкнул ее, поверяя запоры. Дверь немного приоткрылась, и часовой еще подтолкнул ее, чтобы посмотреть, нет ли кого за ней. Перед ним предстал совершенно пустой коридор, что почему-то весьма удивило служивого. Он просунул голову в дверной проем, и в этот момент я громко захохотал у него над ухом.

Часовой мгновенно отскочил назад, на секунду прижался к стене, а затем, превозмогая страх, снова занял боевую позицию… Но я уже успел проскочить через открытый дверной проем и стоял на третьей ступени лестницы. Пока часовой ожидал нападения неизвестно кого, я поднялся по лестнице и через невысокую арку вышел в большой пустой холл, с широкими дверями, ведущими во внутренний двор дворца, и полукруглой лестницей, уходившей во второй этаж здания.

В этом холле я немного задержался. Маяк показывал мне, что ближайшая дорога к моей цели проходит через двор, но там было полно народу – разгружали сразу несколько подвод, таскали какие-то тюки, ящики. Возможно, эта толчея меня не остановила бы, а вот странно искаженный магический фон, который я чувствовал почему-то очень остро, заставил меня задуматься. Такое поведение дикой, неорганизованной Силы могло означать либо близость какого-либо естественного природного возмущения, либо соседство очень сильного, опытного мага, собственным магическим коконом – огромным сгустком Силы, искажающего обычный фон.

В любом случае мне не хотелось попадать в сферу этого возмущения – если это был маг, то он вполне мог меня обнаружить, а мне сейчас не хотелось вступать в схватку, природный же катаклизм такой мощности способен был отрицательно повлиять на мои способности. Поэтому я выбрал обходной путь. Поднявшись по лестнице и неслышно миновав двух часовых, стоявших на площадке, я двинулся влево, по анфиладе комнат второго этажа, стараясь держаться ближе к стенам – прислуги и здесь хватало.

До поворота в четырехэтажный флигель я добрался довольно быстро, но здесь оказалось, что со второго этажа шестиэтажного фасадного здания во флигель прохода не было. Мне пришлось подняться еще на этаж, и я оказался в комнате, принадлежавшей сразу двум зданиям и потому имевшей «Г»-образную форму. Здесь я остановился – из-за угла комнаты доносился негромкий разговор.

– …осталось меньше двух дней! Ты думаешь, если мы не успеем все подготовить, Его Изничтожество посмотрит на это сквозь пальцы?! – С нервными, визгливыми интонациями выговаривал высокий женский голос.

– Но у нас практически все готово… – отвечал ему, столь же нервный и какой-то измученный баритон. – Осталось всего-то проверить и расписать по столам вино и медовухи…

– По каким столам, – взвизгнула женщина, – что расписать?! Как можно что-то расписывать, когда не утверждены списки гостей!..

– Как это «не утверждены списки», когда у меня есть не только полный список, но и распределение гостей по столам!! – перебил ее баритон, однако в нем не чувствовалось необходимой уверенности.

– Кто эти твои списки утвердил?! – Снова взвизгнула женщина, и дрогнувший баритон ей ответил:

– Первый дворцовый стольник…

– Ой-ей-ей! – Запричитала женщина, – голову ты с меня сымешь, под топор ты меня подведешь!! Ну как может первый дворцовый стольник утвердить списки гостей, приглашенных на свадьбу самого Его Изничтожества?!!

«А ведь они говорят о свадьбе Змея Горыныча! – Мгновенно сообразил я. – Той самой, на которой невестой должна быть… Людмила!!»

Я осторожно выглянул из-за угла.

Прямо за этим самым углом стоял небольшой стол заваленный какими-то бумагами, часть из которых даже свалилась на пол. За этим столом на весьма неудобной высокой табуретке сидела крошечная женщина в белой рубашке и ярко-оранжевом сарафане. Волосы ее были убраны под цветастый платок, повязанный над самыми бровями. Лицо у женщины было злое, распаренное и… растерянное. Напротив нее стоял, переминаясь с ноги на ногу, невысокий нестарый мужичок с уже проклюнувшейся лысиной в темных, чуть вьющихся волосах, со щекастой упрямой физиономией, украшенной густыми кустистыми бровями.

– А если Его Изничтожество увидит около своего стола какую-нибудь неприятную для него харю?! – Продолжала верещать женщина, брызгая слюной. – А вдруг рядом со столом Его Изничтожества окажется кто-то невоздержанный на язык… в пьяном виде?! А вдруг…

Однако баритон не дал бабе и дальше сыпать своими вопросами, неожиданно и твердо поставив свой собственный:

– Так кто же по-твоему должен эти списки утвердить?!!

– Кто, кто?!! Конечно… – тут вдруг женский визг пресекся, и после довольно длинной паузы фразу закончил некий перепуганный шепот, – Страсть Египетская, вот кто!..

– Дьяк Тайного Сыска?! – Уточнил баритон, и тут же добавил самым категорическим тоном, – я к Прову сыну Ермильшину не пойду!..

– А кто пойдет?! Я?! – Снова взвизгнула женщина. – Ты что, хочешь, чтобы я попалась ему на глаза?!!

– Но я тоже не хочу попадаться ему на глаза! – Повысил голос мужчина, и они злобно уставились друг на друга, явно не понимая, каким образом можно выйти из этой тупиковой ситуации.

Пройти мимо этой парочки было, в общем-то, нетрудно, но комната была не анфиладной – в противоположной стене имелась закрытая дверь! И пройти мне надо было именно в эту самую дверь!

И тут мне в голову пришла интересная мысль! Я даже улыбнулся и тут же принялся действовать…

Впрочем, мне достаточно было сложить пальцы правой руки особым образом, и листы бумаги, валявшиеся под столом затлели, а еще через секунду вспыхнули ярким пламенем. Это пламя, подпитываемое мной, мгновенно скользнуло вверх к столешнице, и тут малышка, восседавшая на табуретке, с жутким визгом вскочила на ноги. А затем раздался ее вопль обращенный, конечно же к мужику:

– Горим!!! Ты что, не видишь, мы горим!!

Мужик бросился мимо меня к лестничной площадке и заорал вниз, в лестничный проем:

– Стража!!! Воды в учетную!!! Учетная горит!!!

А женщина, попытавшись без всякого успеха затоптать уже загудевшее пламя, кинулась к интересовавшей меня двери, распахнула ее с криком: – Воды в учетную!!! – побежала по коридору вправо.

Я быстрым шагом последовал за ней.

Не знаю, был ли в здании водопровод, но не успел я дойти до конца коридора, ловко уклоняясь от высовывающихся из дверей горничных, кастелянш и другого служилого люда, как позади меня послышался плеск, а впереди показалась возвращающаяся тетечка в оранжевом сарафане, за которой торопливо семенили два дюжих мужика со здоровенными деревянными ведрами, в которых плескалась вода.

Увернувшись от водоносов, я наконец-то достиг противоположной лестничной площадки и начал спускаться в подвал трехэтажной части дворца – именно там, по моим ощущениям, находился зал, который я искал!

Дважды мне пришлось виснуть на перилах, пропуская спешащих к месту пожара мужиков, но когда я миновал площадку второго этажа, лестница совершенно опустела, и только в самом низу, на последней площадке я увидел одинокого часового. Мимо него я прошел спокойно, стараясь ничего не задеть, и миновав холл, остановился у арки, ведущей в короткий коридор с пятью закрытыми дверями – по две с каждой стороны и одной, двустворчатой, в противоположном торце коридора.

За этой широкой дверью и должен был находиться зал, в котором висел хрустальный шар с заключенной в нем душой Людмилы.

Но я застыл на месте!..

Уже в самом начале коридора ощущалось мощное присутствие упорядоченной магии – коридор был защищен каким-то неизвестным мне заклинанием, так что прежде чем соваться в него, надо было разобраться с защитой!

Я активизировал Истинное Зрение и осмотрелся – в коридоре ничего не изменилось, вот только все четыре двери, располагавшиеся по его боковым стенам вдруг вспыхнули нежно-розовым сиянием. Подумав, я прочел простенькое заклинание, подкрашивающее воздух в помещении, и в чуть заголубевшем пространстве коридора, четко проступили розоватые жгуты Силы, поддерживаемые чужим заклинанием! Местом их привязки, как уже я успел предположить, являлись двери, или, вернее, комнаты, скрытые за этими дверьми, причем в каждой комнате находилось по пять-шесть человек! Но они… спали!

Это было несколько неожиданно, и я еще не до конца понимал структуру охраной системы, но одно было совершенно ясно – пройти к дверям интересовавшего меня зала необходимо так, чтобы не задеть розовых жгутов! Однако, очень скороо мне стало так же ясно и то, что сделать это… невозможно!!

Несколько минут я прикидывал возможный маршрут движения по этому короткому коридору, и полностью убедился в своем последнем выводе…

На секунду меня охватило отчаяние, и я решил уже было попробовать «быстроту и натиск» – броситься вперед со всей возможной скоростью! Конечно, защита сработает, но, возможно, мне удастся прорваться в зал и успеть расколотить этот проклятый шар!.. И тут новая мысль промелькнула в моей голове!

«Если нельзя пройти, то может быть можно… пролететь!!»

И снова я сосредоточился на переплетении окрашенных в розовое жгутов, и снова прикидывал возможные варианты проникновения сквозь растянутую неведомым заклинанием магическую паутину. Наконец я нащупал возможный путь – путь очень непростой, запутанный, с несколькими возвратами и петлями. Несколько раз пройдя его взглядом, я поверил, что возможность пройти, вернее проскользнуть в воздухе, есть!!

Я начал медленно читать одно из заклинаний Нефритовой Книги, никогда ранее мной не использованное. Тщательно выговаривая слова и сопровождая их необходимыми пассами, я чувствовал, как постепенно теряю вес, как с все большим трудом мне удается удерживаться на полу, и с последним словом магической фразы мое тело приподнялось над полом и легло в воздухе.

Я начал путь сквозь охранное заклинание!

На самом деле, все было довольно просто – я намечал короткий и безопасный отрезок маршрута, ставил в выбранном месте магическую вешку и осторожно подтягивал собственное тело к этой вешке. Затем весь процесс повторялся сначала. В двух трех местах, правда, было очень сложно, и мне понадобилась вся моя, наработанная долгими физическими занятиями, гибкость. Однажды мне показалось, что я… заплыл в тупик… и все-таки мне удалось пробраться к вожделенной двери! Бельишко мое можно было выжимать, мышцы живота свело, сильно болели ноги и руки, но я стоял у входа в зал!

Пять минут я дал себе на то, чтобы отдышаться, а потом принялся изучать дверь, преграждавшую мне дальнейший путь.

Через пару минут я с изумлением убедился, что это самая обыкновенная дверь, не имеющая не то что магической защиты или колдовских запоров, а даже и простых замков. Не веря самому себе я дважды самым тщательным образом изучил обе дверные створки, буквально «просветив» всю толщину древесины – дверь была чиста!!

И тогда я поднял обе руки и толкнул створки от себя. Они медленно и беззвучно разошлись, открыв моему взору темное, казалось, лишенное стен пространство. Я сразу же понял, что нашел место, где магия просто царствует!!

Свет из коридора не попадал сквозь открытый дверной проем в зал, четкая линия, проходившая между косяками дверной рамы делила пространство на освещенное и абсолютно темное. Даже дверных створок не было видно, они пропадали в наведенной магией темноте. Однако в глубине этого, погруженного в темноту, зала, видимо, благодаря Истинному Зрению, я… даже не видел, а скорее угадывал, массу чуть посверкивающих искорок. Их мерцание и движение было в общем-то хаотичным, хотя некоторый, призрачный порядок все-таки просматривался – общее направление движения этих едва уловимых зрением блесток было сверху вниз… Через несколько секунд пристального рассматривания, я уловил некоторую аналогию этого движения с падающим снегом… с тем, как вечером снежинки проплывают сквозь конус света от уличного фонаря. Только в данном случае колебания посверкивающих искорок были гораздо более размашистыми, а порой неведомая сила даже приподнимала их вверх.

Несколько минут я внимательно рассматривал это едва видимое мельтешение, но так и не понял, что это такое и какими силами все это рождается! Надо было решиться на какой-то опыт…

Сначала я попробовал нащупать хрустальный шар в этом темном пространстве с помощью магического чутья, однако наведенное мной заклинание теряло силу уже в пяти-шести метрах от меня. Тогда я решил хоть немного осветить зал. Сформировав небольшой шарик Силы, я швырнул его в зал, и когда он пролетел метров десять, поджег его. Вспышка была яркой, но, на удивление, мгновенной, словно какая-то неведомая субстанция поглотила зажженный мной свет в самый момент его появления! Но и этого мгновенного, но яркого сияния мне было достаточно, чтобы заметить радужный отблеск граненого хрусталя, брызнувший из на миг стертой темноты, и поставить вешку! А вот блестки, посверкивающие в темноте, в этом мгновенном свете сделались угольно-черными, словно искра света на негативе, но я не придал этому значения.

Второй шарик Силы я готовил более тщательно и запустил именно в том направлении, откуда проблеснула хрустальная радуга… Однако довести его до намеченного места мне не удалось – шарик вспыхнул гораздо раньше, и я не понял причины этой вспышки, но хрустальный отблеск подтвердил, что выискиваемый мной шар расположен именно в том направлении!

Тогда я перешел к другому… опыту. Сформировав из собственного магического кокона паутинку, я потянул ее к вешке. Продвижение тонкой нити в темноте зала оказалось неожиданно тяжелым делом… тяжелым в самом простом, физическом смысле. Я толкал вперед постепенно удлиняющуюся нить с полным напряжением духовных и физических сил и продвигал ее с каждым толчком едва ли на несколько сантиметров. На преодоление тех десяти метров, что отделяли меня от вешки, мне понадобилось почти полчаса, но я все-таки довел свою паутинку и сумел зацепить ее за вешку. Теперь можно было попробовать подтянуться к вешке самому, не рискуя заблудиться в этой темноте.

Я в последний раз оглянулся и неожиданно для себя увидел того самого часового, что дежурил на нижней ступеньке лестницы. Он, не шевелясь, стоял у входа в коридор, смотрел на меня, и на его лице было написано… сострадание!! Задавив в себе внезапно вспыхнувшую тревогу, я снов развернулся лицом к тьме и натянув свою магическую паутинку, шагнул в зал!

Первый шаг дался на удивление легко, со вторым получилось труднее, а третий стоил мне огромного напряжения сил. Дальнейший путь был сущей мукой, и не только из-за тяжелого физического напряжения. Мои движения скоро стали монотонно-однообразными, потому что только монотонным, однообразным повторением одних и тех же движений я мог хоть как-то продвигаться вперед!

В этой монотонной борьбе, в невообразимой темноте, со странными, еще больше подчеркивающими кромешный мрак мерцающими искрами, окружившими мое тело, поневоле разыгралось мое воображение. Перед моим мысленным взором встало лицо смотревшего мне вслед часового, а в голове бился вопрос – почему он жалел меня?! Не себя, проворонившего врага, подлежащего, возможно, очень серьезному наказанию, а меня?!! Что он знал такого, что считал мою судьбу несчастнее, а может быть, страшнее собственной?!! И эти вопросы, остававшиеся без ответа, тоже гнали меня вперед, ибо достижение мной цели было бы и исчерпывающим ответом на них.

Я, видимо, прошел метров семь, из тех десяти, которые рассчитывал преодолеть с помощью вешки и паутинки. Оставалось совсем немного, если не до окончания пути, то хотя бы до возможности передохнуть, и в этот момент произошло нечто невообразимое – лопнула моя магическая паутина!

Я остановился, и сразу же исчезло сопротивление среды, которое мне приходилось преодолевать – наступила неописуемая, восхитительная легкость!!

Несколько коротких минут я наслаждался этой легкостью, этой невесомостью, даже окружавшие меня блестки разлетелись в разные стороны, словно освободившись от некоей силы притяжения, которую я создавал. Но вслед за этим у меня возникло чувство растерянности – с исчезновением натянутой паутины я немедленно потерял направление движения. Осторожно, внимательно оглядываясь, я повернулся вокруг своей оси – меня со всех сторон окружал непроницаемый мрак, по-прежнему расцвеченный мерцающими, мельтешащими блестками. Немного подумав, я решил повторить свой прием с вспышкой – как ни коротка она была, ее свет позволял хоть в какой-то мере сориентироваться!

Слепив еще один шарик Силы, я прислушался к своим внутренним ощущениям и выбросил его в интуитивно выбранном направлении. Вспышка снова произошла без моего вмешательства, неожиданно для меня и очень близко. Она была даже короче первых двух и, несмотря на задействованное Истинное Зрение, слегка ослепила мои, привыкшие к мраку, глаза, но мне опять удалось уловить радужный отблеск хрусталя… чуть правее выбранного направления…

В следующее мгновение вспышка погасла, а мне вдруг показалось, что она распалась на миллиарды крохотных огоньков… Количество суетящихся вокруг меня блесток многократно возросло, а их движение сделалось стремительным и совершенно беспорядочным. Я, не обращая внимания на эту странную метаморфозу повернулся в направлении хрустального шара, и в этот момент густой рой блесток, словно уловив наконец нужное направление ударил точно в меня!!

Я не почувствовал никакого физического воздействия, зато мой магический кокон был смят, сорван, стерт с меня в мгновение ока, а в следующее мгновение в зале стало светло, словно зажглись тысячи ламп. Я увидел совершенно пустое, удивительно чистое пространство освещенное сверкающим хрустальным шаром в котором билось крошечное… солнце!! А вокруг меня не сталкиваясь, не мешая друг другу вращались мириады крошечных черных крупинок – я оказался запертым в каком-то призрачном, жутком шаре, пропускавшим сквозь себя, пожалуй, только воздух!

Я попытался сделать хотя бы шаг по направлению к сверкающему хрустальному чуду, но не смог сдвинуться с места ни на йоту!! Лишившись магической Силы, я стал совершенно беспомощен, беззащитен, как… самый обычный человек!

Все происшедшее настолько ошарашило меня, что несколько десятков минут я просто ничего не соображал. В голове было пусто, в груди горело отчаяние… и в этот момент позади меня раздался тонкий, насмешливо-сочувственный голосок:

– Что, попался?..

Я крутанулся на месте и увидел рядом со своей клеткой маленькое, сантиметров пятидесяти ростом, существо, похожее на создание художника-мультипликатора. Большая круглая голова в высоком черного цвета колпаке, с огромными бездонно-черными глазами, покоилась на непропорционально тонкой шейке. Туловище пряталось под широким, коротким халатом тоже черного цвета, поверх которого был повязан кожаный фартук с большими красными накладными карманами. Из-под халата торчали тонкие, как две палочки, странно короткие ножки, обутые в самые настоящие лапти, а рук не было видно в широченных и длинных рукавах.

Пока я рассматривал это крошечное создание, оно, имея на курносой физиономии самое серьезное, даже грустное выражение, рассматривало меня. А спустя минуту, она снова повторило:

– Что, говорю, попался?..

– Попался, – согласился я.

– А зачем полез?.. – Тут же задало существо новый вопрос.

– Надо было… – вздохнул я и спросил в свою очередь, – А ты – кто?

– Я-то, – обстоятельно переспросило существо, сдернуло колпак с совершенно голой головы и с легким кивком представилось, – Печной!..

– Кто?! – Удивленно переспросил я.

– Печной! – Почти что по складам повторил малыш.

– И чем же ты занимаешься? – С еще большим удивлением поинтересовался я, забывая на время о собственном плачевном положении.

– Чем, чем… за печками смотрю…

– Так за печкой, вроде бы, домовому положено приглядывать?!

– Это, когда в дому одна печка! – Наставительно пояснил печной. – А в нашем дворце их три десятка и все здесь вот, по соседству стоят. Знаешь, поди, какой объем приходится обогреть… – он округло повел руками, показывая какой огромный объем надо обогреть, и при этом широченные рукава его халата соскользнули вниз, обнажив тоненькие ручки в огромных рукавицах. – Это хорошо, что сейчас на улице тепло – работы почитай что и нет, зимой я к тебе и выйти не смог бы… А щас, услышал, что хозяин кого-то поймал, дай, думаю, взгляну на бедолагу…

«На… бедолагу?.. А!.. Ну-да – это, на меня!» – Вспомнил я, и вдруг у меня вспыхнула безумная надежда.

– Слушай, Печной, а может ты знаешь, как из этой штуки можно выбраться?..

Печной помотал своей огромной круглой башкой и с явным огорчением проговорил:

– Нет… Это заклинание для нашего повелителя сама Блудь связала, нешто я с таким заклинанием могу справиться?!

– Для вашего Повелителя?.. – Заинтересовался я. – И кто же он такой?..

– Как это – кто такой? – Удивился Печной, – Его Изничтожество… ну… Змей Горыныч!

– Ах, да, вы же все за вашего… повелителя, за Змея Горыныча… хм… горой стоите!.. – Вспомнил я рассказ Володьши.

И тут Печной вдруг посмотрел на меня своими огромными глазами как-то странно, отвернулся и пробормотал словно бы себе под нос:

– Ага… горой… Попробуй, не постой – он тебя в узелок завяжет и на корм собакам пустит!

– Да разве вас собаки едят?! – Воскликнул я.

– Едят… – грустно подтвердил Печной, – …сначала нас в кости превращают, а потом собаки нас едят…

Печной замолк, вытянулся в струнку, словно к чему-то прислушиваясь, а затем, пробормотав: – Ну, я пошел, дела у меня!.. – пропал, как будто его ветром сдуло.

А минуту спустя по залу прокатился странный свистящий звук и прямо из воздуха на пол зала выпрыгнул невысокий, отчаянно рыжий парень лет тридцати. Он неспешной походкой подошел к моей клетке и принялся с пристальным интересом разглядывать меня, а по его губам при этом блуждала кривоватая ухмылка.

И снова в зале несколько минут висело молчание. Парень молча меня разглядывал, а я пытался догадаться, кто же это такой пришел полюбоваться на меня. Наконец парень медленно обошел мою клетку, снова остановился напротив и неторопливо произнес приятным бархатным баритоном:

– Так вот ты какой… Сорока?.. Ну, здравствуй…

– Здравствуй и ты… – Осторожно ответил я. – Только вот не припомню, когда нас друг другу представляли.

– А нас и не представляли, – улыбаясь ответил он.

– Откуда же ты знаешь, как мне зовут?

– А-а-а… это… Так твой дружок, Юрка Макаронин мне рассказал… – Его улыбка стал еще шире. – Мы с ним, знаешь ли, тоже дружили… Были, что называется, не разлей вода! Правда это было довольно давно!..

– Так ты – Колька?.. Седов?.. – Вспомнил я рассказ Юрика.

– Точно! – Обрадовался парень. – Вишь ты, значит, он и тебе обо мне рассказывал!

– Немного… – Подтвердил я его догадку. – Только то, что ты пропал лет пятнадцать назад и то, что ты был влюблен в… Людмилу.

Улыбка его как-то увяла, и дальше наш разговор все больше походил на допрос.

– Ну и как ты попал в сию западню?..

– Да вот, дело у меня, понимаешь, в этом подвале образовалось… – Обтекаемо ответил я.

– Ну какое, в самом деле, может быть дело у журналиста областной газеты в подвале дворца… Змея Горыныча, который… дворец, то есть, расположен в тридевятом царстве, в тридесятом государстве?! – С явной насмешкой поинтересовался рыжий Колька.

– Да вот видишь ли, – в тон ему ответил я, – Похитил этот самый Змей Горыныч… или как его называет один мой друг – Змей Горилыч… – тут я увидел, как дернулась голова Коляна… словно я ему оплеуху влепил, – …красну девицу и собирается ее насильно замуж выдать!..

– А что ж он, без замужества справиться с ней не может?.. – Глумливая ухмылочка снова выползла на рожу моего собеседника. Однако это меня не вывело из себя:

– Нет, не может… У него, видишь ли, без согласия… другой стороны ничего с… этим делом не получается!

Я сопроводил свои слова не совсем приличным телодвижением, и убедился, что мой намек снова попал в цель!

– А ты, значит, решил опередить этого самого Змея Горыныча.

– Ну-у-у! – Иронично протянул я. – Если бы дело было только в том, чтобы его опередить, то я вполне уже мог бы все устроить… Я ж девчонку-то похищенную всего полчаса назад видел… говорил с ней… Так что…

– А вот этого ну никак не могло быть! – Воскликнул рыжий, перебив меня, и я увидел как напряглась его конопатая рожа.

– Это почему же?.. – Поинтересовался я.

– Потому что, если ты говоришь правду, мы с тобой сейчас не смогли бы беседовать!

Уверенность его была великолепна, и потому мне доставило огромное наслаждение ответить ему:

– А-а-а, ты имеешь ввиду Запецельную Мару, которая охраняла бедную, искалеченную девушку?! Ну так я ее того… убрал!..

– Куда убрал?!

Вопрос был задан четко и жестко. Так спрашивали, наверное, в застенках гестапо.

– Не знаю… – Беспечно ответил я. – Вынесло ее куда-то, а вот куда именно, меня не особо интересовало!

– Так!.. – Его лицо стало совершенно белым, отчего конопушки сделались темно-серыми. – Если это правда…

– Правда, правда… – Подтвердил я, но он не обратил внимания на мои слова, продолжая начатую фразу:

– …то ты, выходит, чрезвычайно опасен! А раз так, мы примем особые меры!

Он еще раз обошел мою клетку, словно бы проверяя ее прочность и снова остановился напротив меня.

– Что же касается девушки… – на его роже снова появилась ухмылка, – …то лучше бы ты воспользовался представившейся тебе возможностью… Теперь же она станет женой Змея Горыныча, а ты… ты, скорее всего, умрешь… Но я тебе обещаю – ты насладишься зрелищем нашей свадьбы, увидишь наш свадебный танец и наш первый поцелуй. Дальнейшее, извини, я тебе показать не смогу! Моя жена очень целомудренна!!

И тут он захохотал!

Я бросился на переплетение мелькающих черных точек, и меня немедленно отшвырнуло в середину клетки, а мой безумный бросок только усилил его хохот. Тогда я застыл на месте, скрестив руки на груди и соорудив «каменное» лицо.

Когда же он отсмеялся, я спокойно сказал:

– Людмила тебя не любила, не любит и никогда не полюбит! Черным колдовством тебе удалось заманить ее в этот Мир, но ты ничего не добьешься – ты не получишь ее согласия на брак!

Он шагнул вперед и приник к самому переплетению черных штрихов.

– Да!!! – Его голос был до краев наполнен торжествующей яростью. – Я заманил ее сюда!! Скольких усилий, скольких бессонных ночей мне это стоило!! Да!! Я держу ее душу в заточении!.. – Он, не поворачиваясь, вскинул руку в направлении хрустального шара, – Вот она!! Я перехватил Людмилу здесь, в этом Мире, как только она пришла на зов своей души!!

Он отскочил от моей клетки и принялся бегать передо мной взад вперед, выкрикивая в исступлении рваные фразы:

– Она меня не любит?!! Ах какая новость!! Да я знал это десять лет назад, пять лет назад, я знал это всю свою жизнь!! А ты знаешь, что такое жить и знать, что тебя не любят!!! Но я выжил и не сломался, я добивался своей любви!! Меня не любят?! И что?!! Для меня стало достаточным того, что я ее люблю!!!

Он снова бросился к клетке и уперся в мое лицо горящим, безумным взглядом:

– Она меня не любит, и, тем не менее, будет моей!!! Потому что я так хочу!!! Потому что я все для этого сделал!!! А ты!! Что ты сделал, чтобы назвать ее своею!!!

Не думаю, что он действительно хотел слышать мой ответ, не думаю, что он его понял, но я ответил:

– Я вырву ее из твоих грязных лап, но не потребую от нее какой бы то ни было награды!! Любовь, если это настоящая любовь, бескорыстна!!!

Он снова забегал перед моей клеткой, яростно бормоча:

– Любовь?!! Моя любовь огромна и безбрежна!! Она сметает все преграды, она смогла прорвать границу миров, преодолеть Бездну, отделившую меня от моей!.. – Он посмотрел в мою сторону и с яростной угрозой повторил, – …От моей женщины!!! И не тебе справиться с моей любовью, будь ты хоть трижды маг, колдун, чародей, кудесник!!! Она будет моей!! А ты!.. Ха!! Вернее, твоя плоть, будет гнить в навозной яме!! Будет так, как я сказал!!

– Она не даст тебе своего согласия! – Повторил я и почувствовал, что не слишком убедителен. Рыжий, похоже, тоже это почувствовал, потому что, вдруг успокоившись, он подошел ближе к клетке и негромко проговорил:

– А я предложу ей поменять ее согласие на твою жизнь… Я даже могу прибавить к этому еще и твою свободу… а выполнять свои обещания… – он довольно ухмыльнулся, – …я умею выполнять свои обещания! Как думаешь, она согласится на такой обмен?..

– Нет!!! – Зарычал я в ответ.

Он усмехнулся, отвернулся от меня и медленно пошел к сияющему хрустальному шару. Остановившись около сияния, он поднял руку и спокойно проговорил:

– Тогда я подожду, когда ей станет совсем невмочь без… вот этого… И предложу ей в обмен на ее согласие… вот это… Как ты думаешь, она согласится на такой обмен?!!

Я ничего не ответил на этот вопрос. Я не хотел больше говорить, внутри у меня была полная пустота, даже отчаяние мое выгорело! Да этому… Змею Горынычу и не нужен был мой ответ, он уже получил от меня все, что ему было нужно… Но самое главное – он выплеснул копившееся в нем годами чувство унижения, он успокоился, утвердился в своей правоте…

Рыжий медленно приблизился к моей клетке и спокойно, чуть свысока проговорил:

– Я лишил тебя Силы… Макаронин, как ты уже понял, тоже у меня… Твоего Шептуна мы схватим очень скоро, так что… Завтра ты будешь присутствовать на нашей свадьбе, и это будет последний день твоей жизни… Поговорить нам еще вряд ли удастся, поэтому… прощай!..

Он повернулся на каблуках и медленно пошел вглубь зала, на ходу истаивая, исчезая.

А я медленно, без сил, опустился на пол и застыл совершенно опустошенный.

Сколько я просидел таким образом, не знаю. Хрустальный шар изливал на меня бестрепетный неподвижный свет, черные точки беззвучно чертили вокруг меня свои непреодолимые круги, а я смотрел невидящими глазами в пространство пустого подвала и ни о чем не думал. Какие-то странные, размытые образы плавали в моем воображении, не цепляя разума, не тревожа чувств. Приходили и уходили крохотные обрывки былых, давно забытых мыслей… тревог… надежд…

Неожиданно моего сознания коснулся тихий тоненький смех, причем звучал он вне меня… в стороне… смеялся кто-то совершенно посторонний. Удивление проникло в мой спящий разум, удивление толкнуло изнутри, пробуждая любопытство. Я медленно повернул голову и постарался сфокусировать взгляд. Окружающее стало четче, и в двух шагах от моей клетки я увидел… Печного.

Он стоял, склонив голову к плечу, и уставившись своими огромными, бездонными глазами прямо мне в лицо… И лицо его улыбалось.

«Интересно… – отрешенно подумал я, – почему его здоровенный колпак не падает с головы?.. По всем законам физики, он не может удерживаться в таком… неустойчивом положении…»

Тут Печной снова тоненько засмеялся, потом вдруг стал совершенно серьезным и спросил:

– Мечтаешь?..

Я ничего не ответил, просто потому, что не понял, о чем он. А Печной продолжил разговор:

– Первый раз вижу человека попавшего в ловушку и размечтавшегося в ней!.. Здорово!..

Я снова не ответил, и Печной вопросительно нахмурился, переложив голову на другое плечо.

– Совсем замечтался?.. – тоненько посочувствовал он, – …или мысли тяжкие гнетут?..

– Мысли?.. – Переспросил я, все еще не совсем понимая, о чем он, а Печной вдруг очень обрадовался этому моему коротенькому слову:

– Ну так мы щас эти мысли развеем!

Он повертел своей круглой головой, оглядывая пустой зал, а потом вдруг перешел на шепот:

– А я с самой Блудью говорил… – Глаза его стали еще больше, хотя это вряд ли было возможно. – Я ей говорю – какую чудесную ловушку вы, ваше Блудство, соорудили для нашего повелителя в нашем подвале, а она так напыжилась вся… Фу-ты, ну-ты… А я ей – это, говорю, ваше Блудство, высший класс и неподражаемое искусство!! Она чуть не лопнула от гордости! А я ей – ведь из вашей ловушки, ваше Блудство, совершенно невозможно выбраться!.. Как вам такое удалось?!!

Тут Печной еще раз огляделся, подошел к самой клетке и медленно, разделяя слова, прошептал:

– А она мне говорит – нельзя сделать ловушку совершенно без выхода! Чтобы, говорит, магическая ловушка была прочной, ее надо строить… изнутри, опутывать заклинаниями самою себя!.. А чтобы ловушку насторожить, надо из нее выбраться! Так что, в любой ловушке имеется выход, только он должен быть очень сложным… запутанным.

И снова Печной заозирался, проверяя не следит ли кто за ним, а я уже гораздо внимательнее вслушивался в его шепот!

– Тогда я спрашиваю: – Например? А она мне отвечает: – Например, та ловушка, что в вашем подвале поставлена. Из нее есть выход, но этот выход я имела при себе, когда начала строить эту ловушку. Вряд ли тот, кто в нее попадется, будет иметь в своем кармане такой же выход.

Печной захихикал, и его огромные глазищи превратились вдруг в две узенькие щелочки, практически неразличимые на круглой мордашке. Отхикикав, он продолжил:

– А я ей говорю – а вдруг?.. Она, знаешь, так расхохоталась и говорит: – Ты, Печной, хоть и умный, но дурак. Неужто ты думаешь, что кто-то, лазая по дворцу, будет иметь в кармане порошок из цветов арардуса, глаз беременной гадюки, корня-вопля и, кроме того, горючую кровь земли, чтобы запить этот порошок?

Тут он замолчал, внимательно посмотрел на меня и спросил со странной надеждой в голосе:

– А у тебя нет порошка из цветов арардуса, глаз беременной гадюки, корня-вопля?..

Я отрицательно покачал головой:

– Нет, у меня нет такого порошка… К тому же, надо иметь еще и горючую кровь земли…

Он снова склонил голову к плечу и растерянно произнес:

– Я подумал, что если у тебя найдется такой порошок, то ты сможешь проглотить его не запивая…

– Цветок арардуса… глаза беременной гадюки… корень-вопль… – Медленно и раздельно произнес я. Что-то в этих словах было знакомое, но я не мог вспомнить, что именно… Я даже не знал, где и когда слышал эти называния… Но я точно их слышал!..

– Жалко… – едва слышно прошептал Печной, – …я надеялся тебе помочь… сам я достать такие травки не смогу, и друзей таких у меня нет.

Он медленно повернулся и поплелся прочь, чуть приволакивая свои тоненькие ножки.

Я смотрел ему в след, но уже не видел крохотной фигурки в коротком черном халате и огромном колпаке. На меня снова накатило тупое безразличие, и только в моей голове гулко и бессмысленно отдавалось: «Цветок арардуса… глаза беременной гадюки… корень-вопль… Цветок арардуса… глаза беременной гадюки… корень-вопль… Цветок арардуса… глаза…»

Глава 9 (По рассказу Володьши, сына Егоршина, бывшего Шептуна департамента слухов и домыслов)

Доброе слово и кошке приятно, а уж медведю тем более!

(Из воспоминаний старого Шептуна)

Проводил я колдуна Сороку, а вслед за ним и старшего лейтенама Макаронина из дома тетушки Арины, и понял, что мне тоже пора трогаться по своим делам. Завтрак был хорош, да и в мешке у меня еще оставалось вполне достаточно провизии, так что просить чего бы то ни было у нашей хозяйки я не собирался. Но увидев, что я собираюсь уходить, Арина Световна сама предложила мне кое-что. Подперев щеку рукой изадумчиво поглядывая на то, как я собираюсь, она вдруг сказала:

– Слушай, Шептун, а ведь ты дойдешь, пожалуй, только до первой бродячей собаки…

Я тут же вспомнил вчерашнюю погоню, и сердце у меня упало – тетушка Арина была совершенно права! В раздумье я почесал голову, зная заранее, что придумать мне ничего не удастся, собаки, видимо безошибочно чуяли во мне Шептуна, и уйти от них мне было не по силам… Разве что я вовремя замечу этих продажных бродячих тварей и смогу обойти их достаточно далеко!..

Я вздохнул, пожал плечами и не слишком уверенно ответил:

– Попробую не попадаться им на… нос. Идти-то мне все равно придется, надо обязательно наведаться в городской парк зверей… навестить друзей, перешептнуться кое с кем.

Арина Световна кивнула, словно бы соглашаясь со мной и говорит:

– Тогда тебе надо выпить моей настоечки. Она, правда на вкус не слишком приятная, зато никакая псина твоих способностей не различит… Ты вообще будешь для бродячих собак… – она довольно ухмыльнулась и закончила, – …очень неприятной персоной. Сейчас я ее принесу.

Она вышла из кухни во двор, а я уселся на лавку ждать. Отсутствовала тетушка Арина довольно долго и вернулась с небольшой глиняной бутылкой в руках.

Отерев с бутылки пыль, она поставила ее на стол, достала с полки чистую чашку, плеснула в нее воды и, выдернув из бутылки деревянную затычку, понюхала горлышко.

– Давно она у меня стоит… – приговаривала тетушка Арина, отпуская в чашку с водой густые, дегтярного цвета капли из бутылки, – …думала уж и не понадобится. – Она глянула в мою сторону острым глазом. – Шептунов-то в столице не осталось совсем!.. А вот, гляди ж ты, пригодилось!

Накапав капель двенадцать, она аккуратно заткнула свою бутылочку, а чашку протянула мне со словами:

– Пей, только залпом, не нюхая и не пробуя!

Причем тон ее был очень серьезен.

Я вдохнул побольше воздуху, задержал дыхание и одним махом влил в себя содержимое чашки…

Глаза я закрыл совершенно непроизвольно, но, как оказалось, сделал совершенно правильно! В животе у меня бухнуло что-то невообразимо огромное и невообразимо горячее, и если бы глаза у меня были бы открыты, они наверняка просто вылились на щеки слезами, а так, мне удалось задержать их на месте, хотя слез было более чем достаточно! Кроме того, быстро выдохнув, я, наверное, целую минуту не мог вздохнуть – горло у меня совершенно перехватило, как то глиняное горлышко, которое тетушка Арина забила деревянной пробкой. Да и после того, как воздух понемногу стал проникать в мои легкие, каждый вдох стоил мне немалых усилий.

Только минут через пять я более менее пришел в себя, а Арина Световна все это время успокаивала меня:

– Ничего, Шептун, сейчас горько – потом сладко будет, зато теперь ты в полной безопасности… хотя, о какой безопасности можно говорить при нашем теперешнем дьяке Тайного Сыска?! Ну да от людей ты и сам поберечься сможешь, а от собак мое зелье тебя охранит… Не журься, не журься… на вот, заешь сладеньким!

И она сунула мне еще один блин, обмакнутый в сметану.

Слопал я жирный блин, и, правда, сразу мне полегчало, только привкус в глотке такой странный остался, словно я целую неделю один чеснок лопал… без хлеба!

Закину я за спину мешок с харчишками, взял в руки мандарину, а Арина Световна мне говорит:

– Не бери инструмент!.. Инструмент твой дорогой, редкий, вдруг бежать придется или прятаться, он тебе мешать будет, да и повредить по нечаянности можно! Оставь у меня… у меня он в полной сохранности будет!

Как мне было не согласиться. Положил я мандарину на стол, а и жалко мне с ней расставаться, чуть снова слезы у меня не брызнули. Однако сдержался я, поклонился хозяйке и… просипел:

– Благодарствую Арина Световна, за все добро, что ты для нас сделала. Может, могу чем отплатить тебе?..

Арина Световна махнула рукой, улыбнулась и говорит:

– Иди уж, плательщик… – и добавила не слишком понятно, – Дело свое сделаете, вот и будет полная отплата!

Взяла она мою мандарину и в комнату ушла.

А я поклонился еще раз ей вслед и на двор. А со двора – на улицу.

Двинулся я к центру города, и парк зверья в той стороне, и человек, из-за которого я в столицу решил вернуться, там же обретался. Человек этот, Сергуня Заячий Зуб, почитай, один в столице знал, где меня отыскать, он-то и дал мне весточку, что дело для меня в столице появилось! Иду, в общем я, по сторонам поглядываю, зелье – оно, конечно, дело хорошее, но и самому поберечься не грех.

Прошел я, наверное, с полпути, дома, по сравнению с окраиной на этаж, а то и на два подросли, людей стало поболе, да и публика все чистая пошла, на меня искоса поглядывают. И тут, как назло, из подворотни вылезают две собачонки – на мордах крупными буквами написано «Надзорный приказ», и прямо ко мне. Бегут следом, чуть ли на пятки не наступают, впереди кобелек, покрупнее, а за ним совсем мелкая сучка. Бегут и переговариваются:

– Слышь, подруга, парень-то на Шептуна похож!..

– Ты что, какой шептун!.. Какие теперь могут быть шептуны в столице?!! Да и разве от шептунов так пахнет, от шептунов лаской пахнет, а от этого пахнет – того гляди, башмаком под брюхо получишь!! И вообще, ты бы держался от него подальше, а то потом придется мне тебя… в лекарню сдать… на опыты!

– Вот то-то и оно, что пахнет от него… противно, а он на нас даже не оборачивается!.. И драться явно не собирается… Внимаешь, что я тебе говорю?.. Явное противоречие между органолептическим опытом и социально-безопасным поведением испытуемого!!

«Ах, ты, – думаю, – тварь позорная!! И слов-то каких, гад, набрался заумных!! Ну ты погоди, щас ты у меня получишь от… испытуемого и опыт… органолептический, и… социально-опасное поведение!!

И как только этот кобель потянулся в очередной раз к моей штанине принюхаться, я с разворота и врезал ему под ребра носком сапога! Ох он и визжал, сроду я такого визгу не слышал, только теперь уже и разобраться-то нельзя было, что он там такое визжит – ясно только что что-то жалостное! А подруга его тявкает в ответ:

– Я тебе говорила!! Я тебя предупреждала, чтобы ты от этого живодера подальше держался!! А ты – органолептический опыт, органолептический опыт!! Вот и получил по своей органолептике сапогом!!

Тут даже у меня настроение изменилось!

«Жалко, – думаю, – я этой сучке тоже под брюхо не врезал, чтобы не доводила парня!»

Пошарил я незаметно глазами по дороге и слышу эта собачья подруга заскулила:

– Глянь, глянь! Этот изверг каменюку ищет!! Не иначе добить тебя хочет!! Давай я тебе помогу бежать… или хотя бы прикрою как!!

В общем, псины снова спрятались в подворотне, а я дальше пошел, хотя идти-то мне оставалось всего ничего – Сергуня-то в соседнем доме обретался.

Толкнулся я в обитую войлоком дверь – и дом и дверь он мне очень точно описал, поднялся на второй этаж и прошел по коридору в самый конец. Там нашел, как и было написано, дверку некрашеную и постучал. В два стука.

Сначала было тихо, и уж решил, что Сергуня или съехал, пока я до столицы добирался, или в лавочку вышел, но тут за дверью послышалось осторожное дыхание и тихий голос поинтересовался:

– Кто стучал?..

– Я стучал, – отвечаю, – Володьша…

А голос как зашипел:

– Тише, ты, Володьша из колодьша!!! Чего орешь, как на площади, щас открою!!

Дверь приоткрылась ровно на столько, чтобы мне удалось протиснуться внутрь комнаты, и едва я перешагнул порог, снова захлопнулась, чуть не прищемив мне ногу! Сергуня, одетый в одно исподнее, бесцеремонно толкнул меня к сбитой из досок лежанке, заваленной какими-то тряпками, и негромко буркнув: – Садись, я щас, – потопал вглубь комнаты за занавеску.

Вернулся он минуты через три наряженный в странные рыжие штаны до колен и с большим кувшином в руке. Подтянув к лежанке, на которую я присел, пристроив свой мешок между ног, большой ящик, он поставил на него свой кувшин и снова скрылся за занавеской, но на этот раз появился почти тут же, и в руках у него были две кружки.

Поставив кружки на ящик, Заячий Зуб наполнил их из кувшина мутной жидкостью и неожиданно спросил:

– Ты давно в столице появился?..

– Вчера… – коротко ответил я, и Сергуня немедленно поднял свою кружку:

– За твой приезд!..

Мы чокнулись и выпили. В кружке у меня оказалась теплая кисловатая медовушка, довольно противная на вкус, причем вкус этот усугублялся полным отсутствием закуски.

– Рассказывай, что за работу ты мне подыскал! – Потребовал я, протолкнув медовуху в свой желудок.

– Щас, – кивнул головой Заячий Зуб, быстро наполняя кружки. Вновь подняв свою на уровень глаз, он бормотнул: – Со свиданьицем… – и опрокинул содержимое кружки себе в рот, не обращая внимания на то, что я к своей посуде не прикоснулся.

Когда его рука в очередной раз потянулась к кувшину, я перехватил ее в воздухе и потребовал:

– Сначала расскажи, зачем меня вызывал, а то такими темпами ты через десять минут вообще не сможешь говорить! А меня еще дела ждут!

– С чего это я разговаривать не смогу?! – Начал было он куражиться. – Я и после двух таких кувшинов разговаривать смогу, ты меня знаешь!!

Знал я Сергуню, ох как хорошо знал. Отличный он был парень… восемь лет тому назад, когда мы вместе работали в департаменте слухов и домыслов. Но уже и тогда с ним невозможно было иметь дела после четырех выпитых им кружек, а с возрастом, я думаю, это его свойство только прогрессировало. Видимо на моей физиономии отразились эти мои мысли, во всяком случае, увидев выражение моего лица, Заячий Зуб сменил тон.

– Ладно, раз ты спешишь, слушай…

Он как-то нервно вытер пальцами углы рта и заговорил:

– Я тут… это… с месяц, наверное, назад… ну… на службу поступил. – Он быстро глянул мне в лицо и уточнил. – В Надзорный приказ…

– Кем?!! – Немедленно перебил я его.

– Да… это не важно… – отмахнулся он, но я потребовал точного ответа:

– Важно, дружище, важно! Вдруг ты там… бродячей собакой работаешь?!

Он растерянно поморгал, не понимая, что я имею ввиду, но постепенно до него дошел смысл моего… обвинения, после чего Сергунина физиономия попунцовела до такой степени, что даже его конопушки стали незаметны.

– Ты чего?! – шепотом взревел он, выдергивая свою руку и снова протягивая ее за кувшином. – Ты… того, думай, что говоришь-то!!

Я снова перехватил его руку, и он снова ее выдернул, но к кувшину тянуться перестал. Вместо этого Заячий Зуб надулся и, отвернувшись от меня, быстро заговорил:

– Писарем я работаю… Переписываю разные бумаги, веду учет нештатных работников…

– Учитываешь бродячих собак?! – Не сдержался я.

Сергуня дернулся и снова повернулся ко мне:

– Ну что ты привязался к этим… бродячим собакам?! Ну что они тебе дались?!

– А то дались, что из-за них меня уже раз чуть не взяли… эти, ваши… гвардейцы!!

Он снова оторопело уставился на меня, а потом вдруг заявил:

– Я тебе свисток дам! Если опять собаки привяжутся, свиснешь и… все!

– И все?.. – Переспросил я.

– И все! – Энергично кивнул он.

– Ладно, – успокоил я его, – без твоего свистка обойдусь!.. А то еще свиснешь – собаки разбегутся, а гвардейцы… сбегутся!

Сергуня опять глянул на меня недоумевающим взглядом, и я вдруг подумал, что он стал соображать гораздо туже, чем до моего отъезда из столицы. Поэтому, не вдаваясь в дальнейшие обсуждения моих подозрений, я снова повторил свой вопрос:

– Так что ты мне за работу такую отыскал?..

– Значит так… – начал Заячий Зуб, потом глянул на меня с подозрением и спросил, – …а ты опять все на бродячих собак не переведешь?..

– Не переведу, говори!

– Значит так. Поступил я месяца полтора назад на службу в Надзорный приказ писарем. Ну, разбираю разные бумаги, делаю, там, всякие сверки… так вот, недели три назад попадает ко мне документ, подписанный самим… – Тут Заячий Зуб оглядел свою комнатку, словно желая проверить ее на наличие сыскных ушей, а потом наклонился к самому моему уху и прошептал, – …самим!

И при этом дохнул на меня таким перегаром, что я невольно откачнулся. Сергуня решил, что качнуло меня от сказанного им под большим секретом слова и сделал огромные круглые глаза, стараясь еще усилить впечатление от этого слова. Но я его совершенно разочаровал – вместо того, чтобы выразить несказанное удивление, я довольно раздраженно поинтересовался:

– Каким – самим?!

Разочарованный Сергуня мотнул башкой и потянулся к кувшину, однако я в очередной раз пресек его попытку завладеть емкостью. Тогда он ответил мне довольно резко:

– Каким, каким?!! Самим – самим!!

– Ну и хрен с ним!! – Психанул я. – И что этот «самый-самый» подписал?!

– А-а-а… – хитро протянул Сеогуня, – то-то и оно! Я как это прочитал, так сразу тебе весточку послал! А говорилось в той бумаге, что все подразделения Надзорного приказа должны озаботиться поимкой Шептуна!

Тут уж я не то что психанул, меня просто затрясло от ярости!

– Так ты что ж, гад подколодный, – говорю, – вызвал меня в столицу, чтобы в Надзорный приказ сдать?!!

– Зачем сдать?.. – Довольно ухмыляясь переспросил Заячий Зуб. – Сам пойдешь, а я тебе объясню, как добраться!

– Я сам… пойду сдаваться в Надзорный приказ?!!

Изумлению моему не было предела, надо было срочно разобраться, кто из нас двоих полный идиот – я, потому что Сергуня явно считал меня таковым, или сам Сергуня, потому что он-то точно был полным идиотом.

Вот тут-то Заячий Зуб и ухитрился снова ухватиться за свой кувшин. Не дожидаясь, пока я отберу у него вожделенный сосуд, он не стал размениваться на кружку, а немедленно припал к его горлышку.

Сделав несколько полновесных глотков, Заячий Зуб вернул посуду на ящик, шумно выдохнул в сторону и как о само собой разумеющемся сообщил:

– Тайному сыску Его Изничтожества требуется опытный Шептун для работы за рубежом! Соображаешь?!! Вознаграждение сверх всякой меры!!

Я долго смотрел на Сергуню, соображая, встречал ли я когда-нибудь такого… как это по научному-то… ах, да – дебила?!! А Заячий Зуб решил, что уж теперь-то точно сразил меня наповал.

– Да, ладно, что ты так удивляешься?.. – Гордо улыбнулся он, снова ухватывая кувшинчик. – Ты ж знаешь – я для друга в лепешку расшибусь!

– Ага… ага… – Задумчиво проговорил я, не обращая внимания на свою, наполненную хозяином кружку. – Ну и как ты себе представляешь это… самое… ну… мое устройство в… Тайный сыск?!

– Да очень просто! – Беззаботно ответствовал Заячий Зуб. – Иди прямо в ближайший участок Надзорного приказа, где он находится я тебе расскажу, и объявляй, что ты – Шептун! Тебя немедленно препроводят в Тайный сыск!..

– И что там со мной сделают?.. – Не скрывая ехидства, поинтересовался я.

– Ну, как что?.. – Удивился уже запьяневший Заячий Зуб. – За кордон отправят, секретную работу выполнять!

Уверенность моего пьяненького друга в подписанную «самим-самим» бумагу была непоколебима, а вот у меня имелась масса сомнений! Это дело надо было обдумать, прежде чем совать голову в… Надзорный приказ. Как я понимал, уже многих моих товарищей этот самый приказ отправил… на секретную работу!

Сергуня, между тем, прикончил кувшинчик и сходил за вторым. А вот плеснуть в свою кружку живительной влаги он не успел – я прикрыл ее ладонью и сказал:

– Знаешь, что, Сергуня, предложение твое, конечно же, очень заманчивое, но, понимаешь, опасаюсь я!

– Чего?! – Недовольно поинтересовался Заячий Зуб, косясь на мою ладонь.

– Того, что меня… обманут… В смысле пошлют совсем не за кордон, а гораздо дальше! Сам знаешь, как нонешний Тайный сыск работает!

Сергуня скосил глаза и задумчиво почесал свой начинающий краснеть нос.

– Вообще-то, они могут! – Неожиданно согласился он с моим предположением. – Я эту Египетскую Страсть, как ты сказал, очень хорошо знаю!.. Но с другой стороны, специалисты твоего профиля сейчас в большом дефиците, а…

– Подожди, подожди!.. – Перебил я его. – Что это еще за «Египетская Страсть»?!

Сергуня посмотрел на меня замутневшим глазом и пробормотал, словно бы для себя:

– А… Ну, да… Ты же не в курсе!.. – И глупо ухмыльнувшись, обратился уже ко мне. – Ты знаешь, кто сейчас Тайный сыск возглавляет?

Я отрицательно помотал головой, считая глупостью отвечать на глупые вопросы – Тайный сыск на то и тайный, чтобы никто не знал его руководителя.

Заячий Зуб снова ухмыльнулся, словно понял меня, оглядел пустую комнату и прошептал:

– Да это никакая и не тайна!.. Помнишь, у нас в приказе, в департаменте скрытых подходов, Пров сын Ермилкин служил?..

Помнил я этого Прова – пакостный, нечистый на руку мужичок, искавший универсальное заклинание, хотя всем давно было известно, что такого заклинания быть не может!

– Так вот, не знаю как уж это ему удалось, а только именно его Плюралобус на эту должность выдвинул! – Все тем же шепотом сообщил Сергуня.

Вот теперь мне все стало понятно!

– Тогда мы сделаем так! – Сразу же предложил я. – Мне, конечно же, ни в какой участок идти не надо – я еще с ума не сошел, но и проверить твою информацию стоит. Поэтому, я отправлюсь сейчас в парк зверей… Он-то хоть еще существует? – Сергуня утвердительно кивнул. – А ты пойдешь к своему начальству и сообщишь, что случайно увидел меня на улице и узнал, куда я направляюсь!

Посмотрев на нетрезвую физиономию Заячьего Зуба, я вдруг усомнился, в его способности дотопать до участка Надзорного приказа и по дороге не забыть, что именно надо говорить! Но Сергуня, словно бы почуяв мои сомнения, выставил перед собой ладонь, выпятил нижнюю челюсть и со всем возможным авторитетом заверил меня:

– Будь спок! Все будет сделано! – И тут же поинтересовался. – А когда?!

– Что когда? – Переспросил я.

– Когда… это… стукнуть на тебя?!

– Прямо сейчас, – ответил я.

– Понял, – мотнул головой Сергуня и, встав с лежанки, потопал за занавеску. Оттуда послышался скрип и стук тяжелой крышки сундука, а затем Заячий Зуб почти трезвым голосом проговорил:

– Вообще-то я сегодня в увольнении… Но для такого дела… Пожалуй, я пойду в свою контору, а то мое начальство обидится, что я с такой серьезной информацией в какое-то отделение поперся!

Я тоже поднялся с лежанки, закинул свой мешок на плечо и, не заглядывая за занавеску, громко сказал:

– Сергуня, я на тебя рассчитываю!..

– Ну! – Отозвался тот из-за занавески и вдруг вынырнул в комнату наряженный в морковного цвета форму. Да, ему эта форма явно была… хм… к лицу!

А Заячий Зуб направился прямо к ящику, заменяющему ему стол и, только приняв очередную кружечку своего, как я понял, любимого пойла, повернулся ко мне:

– Пошли!

Мы вышли из комнаты, Сергуня аккуратно запер ее и спустился следом за мной на улицу. Прямо у входной двери он уточнил:

– Значит, ты в парке зверином ждать будешь?..

– Да, у берлоги Семена, помнишь, мишка такой молоденький у зеленой беседки в самом центре парка.

Сергуня ощерился и отвечает:

– Ну, ты вспомнил – мишка молоденький! Это, когда ты с ним шептался он малышом был, а теперь твой мишка в огромного медведя вымахал, и беседку ту снесли, все равно в ней никто не сидит теперь – опасаются. Да, вообще, там сейчас заросли сплошные…

– И прекрасно! – Воскликнул я.

Сергуня снова ощерился:

– Думаешь, Семен-то помнит тебя еще?..

– Надо будет – напомним! – Беззаботно ответил я и пошагал к недалекому парку. А Заячий Зуб неожиданно крикнул мне в след:

– Ты потом зайди, расскажешь, как все было!..

Я только махнул рукой в ответ.

Городской парк зверей действительно сильно изменился – территория стала гораздо больше, зверья прибавилось, да такого, какого раньше и не знали даже. Почти у самого входа в парк на большом пригорке теперь жил неизвестный мне зверь, которого называли Слон, во всяком случае именно так именовала его висящая в воздухе табличка – «Слон. Подарок Его Изничтожеству от махматхарабдараджи Индинии». И заклинание, огораживающее территорию слона от прогуливающихся по парку горожан было новехонькое – магические фонарики ограждения сияли ярко, празднично. Правда, самого этого зверя видно не было, а разыскивать его мне было недосуг. Я скорым шагом двинулся вглубь парка, к знакомой старой ели, под которой устроился Семен.

Скоро я оказался на старой территории парка, где мне было все знакомо, несмотря на то, что парк здесь напоминал скорее дикий, никогда не чищеный лес. И заклинания, ограждающие звериную территорию судя то едва светящимся маячкам, не обновлялись давным-давно, а в некоторых местах в ограждениях были «дыры», то ли фонарики перестали подпитываться, то ли само заклинание стерлось совершенно!

А вот старая серая ель была на месте, видно ее было издалека, правда, только верхнюю часть, подходы к ней, как и говорил Сергуня, заросли диким кустарником, в основном бузиной и орешником. И граница Семеновой территории была обозначена отчетливо, видно было, что за этим заклинанием следили постоянно. Только что мне было за дело до этого заклинания, когда Семен был рядом!!

Я было хотел достать магический палец, а потом, не раздумывая нырнул под магические маячки, стойко выдержал удар зубной боли – последнее магическое предупреждение раззявам, которые не замечали световых предупреждающих сигналов, и оказался на территории своего воспитанника. И как-то вдруг он сразу встал перед моими глазами – небольшой больной медвежонок, которого привезли откуда-то с гор в чужое ему место, и который не хотел жить после смерти своей матери. Долго мне пришлось с ним возиться, да дело того стоило!

Я совершенно забылся в своих воспоминаниях и буквально оторопел, когда вдруг совсем рядом со мной раздался жуткий рев:

– Р-р-р-ну!! Ты куда это вперся, дурак?!!

Подняв глаза я увидел, что буквально в пяти метрах от меня, встав на задние лапы, ощерил кошмарную пасть огромный буровато-серый медведь! А в следующий момент у меня совершенно непроизвольно вырвался рык:

– Семен?!!

Медведь чуть присел на задние лапы, уставил в меня крошечные глазки и рявкнул:

– Р-р-р-ну, Семен, дальше что?!!

– Семен!! – Зарычал я в свою очередь. – Ты что, не узнаешь меня?!! Да посмотри повнимательнее!!!

Медведь наклонил голову в другую сторону, с минуту меня рассматривал, потом опустился на передние лапы и в перевалку двинулся ко мне. Разделявшие нас пять метров он преодолел буквально в секунду и, оказавшись совсем рядом, осторожно потянулся ко мне носом. Затем, откинувшись назад он уселся, свесив передние лапы вниз, задумчиво опустил свою огромную башку и недовольно проворчал:

– Знакомый запах, но… какая-то от тебя… вонь идет!..

– А! – Вспомнил я. – Это тетушка Арина дала мне зелье, чтобы бродячие собаки меня не узнали!

– Тетушка Арина?.. – Рыкнул Семен, поднял голову, снова внимательно меня оглядел, встал на все четыре лапы и ткнулся головой мне в живот, громко урча:

– Дядя Володьша пришел… Почему тебя так долго не было?..

В общем-то это было у него в обычае – тереться своей башкой о мой живот, но когда он эту привычку пробрел, в нем было килограмм наверное сорок, а сейчас он весил раз в пятнадцать больше. Поэтому, как вы сами понимаете, я на ногах не устоял!

Семен удивленно посмотрел на меня и вдруг рыкнул:

– Только, какой-то ты маленький стал!..

– Да нет, Семушка. Я-то остался, какой был… – усмехнулся я сидя под кустом на траве, – …это ты у меня подрос… И здорово подрос!

– Да, я подрос. – Довольно проворчал медведь, неожиданно усаживаясь рядом. – Теперь меня в парке все боятся… уважают!..

– А много теперь в парке зверей? – Осторожно поинтересовался я.

– Я! – Гордо рыкнул Семен. – Еще четверо медведей… Еще двое медведей, белых, приезжих, три семьи волков, еще две семьи волков… приезжих, рысей… двенадцать, кабанов двенадцать семей, лис… много, бурундуков… много, енотов… шесть.

Тут он замолчал, а потом вдруг спросил:

– Чужаков называть?

– А ты теперь и чужаков знаешь? – Удивился я.

– Мне обо всех приезжих сообщают! – Гордо прорычал мишка и потер лапой за ухом.

– Ну, назови… – Попросил я.

– Тигров… полосатые такие… красивые… четверо, один тоже, как тигр, только поменьше… пятнистый, по деревьям лазит…

«Ягуар!» – Догадался я. Еще, когда я работал в департаменте слухов и домыслов, в столицу собирались привезти ягуара, да все не до того было! А медведь, между тем продолжал ворчать:

– Две лисицы белые, четыре зверя… таких… странных… на вас, на людей похожи только голые, волосатые и руки у них… длинные… Ну и мелочь всякая – змеи, змеи с лапами, змеи водные, птицы… Много птиц… Недавно большого серого привезли…

Медведь замолчал, а потом вдруг жалостливо заскулил, так, что я даже растерялся:

– А ты-то где был?.. Почему так долго не приходил?.. Дядя Никита и дядя Фадей тоже меня бросили!..

Я невольно поднял руку и… погладил его огромную косматую голову, а потом проговорил:

– Понимаешь, Семен, мне прятаться приходилось… Потому что меня убить собирались.

– Кто?!! – Яростно рявкнул медведь и дернулся, словно собираясь вскочить на задние лапы.

– Люди… – Вздохнул я. – Понимаешь, кое-кому не нравилось, что я могу с тобой разговаривать… Мало ли что я тебе наговорю… Вот и стали эти… люди нас, тех кто мог со зверьем говорить, уничтожать…

– Значит, дядя Никита и дядя Фадей тоже спрятались… – задумчиво пробурчал медведь.

– Да нет, Семен, – в тон ему буркнул я, – Никита и Фадей спрятаться не успели, их… убили…

– Как мою маму?.. – Неожиданно спросил Семен, чуть повернув голову и глянув на меня крошечной бусиной глаза.

«Не забыл!!» – Ахнул я мысленно! Но сдержался и постарался ответить ровным тоном:

– Точно, как твою маму…

Мы помолчали, а затем Семен коротко рыкнул:

– Теперь тебя не будут убивать?..

Я пожал плечами и проговорил, словно бы про себя:

– Не знаю… Вот сейчас сюда подойдут… люди, и будет видно…

– Кто?! – Рявкнул медведь.

И снова мне пришлось повторить: – Не знаю!.. – И мой рык получился не менее свирепым, чем у моего собеседника. – Но узнаю!..

– А если они придут тебя убивать?.. – Прорычал Семен и его глаз вдруг блеснул алым. – Я не дам!! Я сам убью!..

Он неожиданно перекатился на лапы, чуть отошел в сторону и громко рявкнул:

– Эй!!!

И тут же по всему парку прокатилась звериная разноголосица. Слева завыли волки:

– Мы слышим!!!

Правее раздалось тявканье лисиц, которому вторило грозное «груканье» кабанов:

– Мы слышим!!!

За моей спиной что-то прошуршало высоко в ветках деревьев, огромная стая ворон с бессмысленным граем поднялась в небо и начала носиться над парком заполошными кругами.

И тут снова зарычал Семен:

– Скоро сюда придут люди… Они хотят обидеть… убить моего друга!.. Смотрите! Все смотрите и рассказывайте!..

Затем он повернул морду в мою сторону и негромко проворчал:

– Теперь мы будем знать, сколько и каких людей сюда придет!..

– Но твои помощники к нам не доберутся… – так же негромко возразил я.

– Рыси придут… – проворчал Семен, – …у рысей давно ограда нарушена. А остальные предупредят…

И тут я вспомнил о… «пальце»! Быстро раскрыв мешок и нащупав потайной внутренний карман, я извлек наружу завернутый в тряпицу амулет и осторожно развернул его. Золото янтаря тепло засветилось в моей ладони. Медведь заинтересованно шагнул ко мне, вглядываясь в желтое сияние янтарного пальца.

– Я сейчас сниму охранные заклинания… – Прорычал я свое объяснение Семену, – …далеко он конечно не достанет, но соседи твои смогут к нам пробраться!

– Огоньки погаснут, – мотнул головой медведь, – люди поймут, что заклинаний нет.

– Огоньки не погаснут, – ответил я, – только ограда исчезнет.

Медведь наклонил голову вправо и пристально посмотрел на мой амулет. А я, подождав несколько секунд, принялся чертить им в воздухе магические фигуры. Рука мое вполне самостоятельно выводила нужные знаки, а я думал о том, как хорошо бы было, если бы сейчас здесь был колдун Сорока – вот тогда я себя чувствовал бы совершено спокойно!.. Где-то Сорока сейчас?!!

В этот момент воронья стая вдруг распалась на отдельные небольшие кучки, и эти кучки заметались в небе резко меняя высоту, направление и скорость полета. Невероятный грай поднялся в небе, словно птицы все вдруг принялись ругаться между собой.

А я неожиданно понял, что приближается вечер – темнеть в парке начало!

– Идут… – буркнул Семен и привстал на задние лапы.

А я опустил руку с чуть затлевшим амулетом и рыкнул в ответ:

– Все, охранные заклинания стерты… Надеюсь, твои соседи не разбегутся, кто куда!

– Не разбегутся!.. – Проворчал Семен и вдруг, поднявшись во весь рост прорычал что-то короткое, во всю свою мощную глотку. Я не понял, что именно он рявкнул, но ответом ему стала мгновенно наступившая тишина! Даже вороны в небе замолчали!

А спустя пяток минут, далеко-далеко, тявкнула лисица, почти сразу же с другой стороны послышалось возбужденное хрюканье кабана. Еще через минуту с разных сторон парка завыли два волка… И снова все смолкло… Ненадолго.

Медведь повернул голову и негромко проворчал:

– Восемь человек, два колдуна, одного принесли в носилках, носилки остались на главной дороге парка. Все идут к моей ели…

– Они. – Согласился я. – Что-то их многовато для простого разговора.

Семен опустился на четыре лапы и в развалку, не торопясь, направился к ели, буркнув на ходу:

– За мной…

Я двинулся следом, понимая, что в этот момент целиком завишу от помощи своего друга.

У самой ели я заметил огромную кучу хвороста, а медведь буркнул:

– Полезай в мою яму… Оттуда с ними говорить будешь.

И я сбросил мешок под ель и полез под хворост, именно там располагалась огромная яма уходившая основным своим объемом под еловое корневище. Правда, я не стал заползать слишком глубоко – во-первых, там я вряд ли смог бы как следует расслышать подходивших людей, а во-вторых… дух та был тяжелый… слишком уж… звериный дух!

Из-под кучи валежника мне достаточно хорошо была видна часть парка перед елкой, я даже разглядел пару-тройку охранных огоньков. Семен улегся рядом с сосной, не закрывая мне обзора и мгновенно превратившись в еще одну… кучу не то мелкого хвороста, не то опавших листьев. Совсем недалеко раздалось резкое, обиженное тявканье лисицы, и я не сразу понял, что лис просто повторяет разговор подходивших людей.

– Вон та ель…

– Да вижу я…

– Шептун под самой елью будет ждать?..

– Не знаю, сказали – ель ориентир… За ограду не полезем, нам с медведем ломаться ни к чему…

«Похоже, двое идут…» – Подумал я, и в этот момент лис замолк, но его лай подхватил другой лис.

– Вон ель… уже ограду видно…

– Вот у ограды и встанем… только что нас не видно было…

– Хоть бы он в нашу сторону не побежал, не хочется мне с Шептуном связываться.

– Боишься?..

– Говорят, хороший Шептун может душу из тела вышептать!..

– Ну да, вышептать… Слушай разных…

«Еще двое…» – Отметил я.

И вдруг совсем с другой стороны донеслось яростное карканье. Вот только вороний язык я понимал совсем плохо, ясно было только, что ворона чем-то недовольна.

Тут Семен, словно бы сообразив, что я не понимаю птицу, пробурчал едва слышно:

– Еще двое… один не хочет подходить близко к моему месту, а второй ругается… Не хочет горло драть!..

«Итого – шестеро… – подвел я итог, – а где же еще двое… или, может, еще… пятеро?!»

И снова каркнула ворона, на этот раз безразлично и коротко, словно засыпая.

– Двое остановились там где была… постройка… – пояснил Семен и рыкнул гневливо, – на моей территории!..

«Беседка!..» – догадался я.

В этот момент на нас посыпалась сухая хвоя и высоко над нами затрещала белка. И медведь добавил к своей последней фразе:

– Волки говорят – двое колдунов и тот, из носилок остановились дальше всех, около территории двух волчьих стай. Молчат, но друг друга понимают.

«Значит, все-таки, одиннадцать!» – Подвел я мысленно невеселый итог.

И снова Семен, как будто понял меня. Чуть заметно пошевелившись, он проворчал:

– Я тебя не отдам!..

«Я и сам не хоту, чтоб меня… отдали! – С тоской подумал я. – Только что ты друг мой дорогой, сделать-то сможешь?! Да еще двое колдунов!»

И снова у меня мелькнула мысль о Сороке!

Именно в этот момент раздался человеческий крик:

– Эй, Шептун, ты где здесь спрятался?! Выходи, поговорим!

Я настолько привык к звериному разговору, что даже не сразу понял, кого именно зовут поговорить! И почти сразу же раздался другой голос, чуть ниже тембром и из другого места:

– Не бойся, Шептун, нас всего двое… И мы без оружия!.. Нас поговорить с тобой послали!..

– Поговорить?.. – буркнул я в ухо Семену.

Тот тряхнул головой и согласился:

– Поговори…

– О чем говорить-то будем?! – Крикнул я по-человечьи.

Послышались торопливые шаги, явно спешившие на голос, но через пару секунд они стихли, видимо «переговорщики» потеряли направление. Конечно же последовал новый возглас.

– Эй, Шептун, да ты выйди на дорожку! Ну что мы будем орать на весь парк! – Раздался первый голос гораздо ближе к берлоге Семена, чем в первый раз. А второй голос тут же поддержал крикуна:

– Конечно, чего горло надрывать! Да можешь к нам и не подходить, только поближе стань, чтобы не кричать!

«Может, действительно подойти?.. – Вдруг подумалось мне. – Ну, чего, в самом деле, горло драть?!»

Однако мой друг Семен тут же пресек мои «размышления»:

– Не ходи… Врут они!..

– И так сойдет! – Громко произнес я, согласившись с медвежьим мнением. – Говорите, что надо? Кто вас послал?

Ребята, вступившие со мной в переговоры, видимо, поняли, что можно больше не кричать, что я услышу и просто громкий разговор, так что продолжили они уже без крика.

– Слышь, Шептун, мы от Прова Ермильшича, он тебе хочет сделать интересное предложение! – Проговорил первый голос и замолк. Наступила тишина, видимо, эти «переговорщики» ожидали моего вопроса… ну, когда я проявлю интерес к этому «интересному» предложению. Но я молчал, так что договаривать им пришлось самим.

– За рубеж хочешь попасть? – Громко проговорил второй голос. – Если хочешь, выходи, пойдем документы подписывать!

«Ой, как грубо… – разочарованно подумал я. – Что ж это они, совсем меня за дурака держат?! Ну… просто обидно!»

А ребята ждут ответа на свое «интересное» предложение. Аж дыханье у них от ожидания сперло, ждут, когда я к ним через кусты ломану «документы подписывать».

Пришлось мне их разочаровать:

– Эй, ребята, а с каких это пор Тайный сыск агентов за рубеж посылает?! Для этого, кажись, другие приказы существуют… Зарубежных интересов, например…

Тут мой медведь заворчал негромко то-то неразборчивое, и первый «переговорщик» радостно так отвечает:

– Так тебя и будет посылать Приказ зарубежных интересов, только поручение особое тебе Пров Ермилыч даст!..

– А что за поручение?! – Не сдаюсь я.

– Ну, ты даешь! – Прям таки возмутился второй. – Ты что ж, хочешь чтобы мы тайны Тайного сыска на весь парк проорали?.. Подходи поближе, Шептун… пошепчемся!

И слышу я в его голосе радость – нашел-таки причину подманить меня!!

Опять мой медведь тихонько заворчал, и опять я не понял, что он там бормочет. А вот белка на елке вдруг застрекотала, застрекотала и стрелой с ветки на ветку, помчалась, как я понял, в сторону бывшей беседки.

– Ну что, Шептун, – снова позвал меня второй, – что решил?.. Какие еще у тебя сомнения?..

«Много у меня сомнений, парень…» – Подумал я, и вдруг, сомнения мои как-то неожиданно пропали. Я даже пожал плечами – что это я в самом деле?! Чего боюсь-то?! Их же двое всего!! Да выйду я, пожалуй, ну что они, в самом деле, сделают-то мне!!

Полез я из берлоги, а Семен рядом со мной ворчит:

– Куда ты высовываешься?! Сиди на месте!!

– Да, ладно, – рыкнул я на него, – подойду к ребятам, послушаю, что там у них за особое поручение…

– Не вылазь!! – Уже сердито зарычал Семен, Толька я уже вылез, поднялся на ноги и двинулся в сторону доносившихся голосов.

И тут вдруг позади меня раздался раскатистый медвежий рев, а через секунду, словно в ответ до меня донесся короткий волчий вой, сразу же прекратившийся. На мгновение я остановился, прислушался, и двинулся, было, дальше, но меня снова остановил, на этот раз короткий, душераздирающий человеческий вопль. Причем мне показалось, что кричали сразу двое, и кричали далеко от нашей елки!

А медведь сзади снова коротко рыкнул:

– Дядя Володьша, вернись!.. Убьют тебя!..

И тут меня как будто что-то… отпустило!

«Колдуны!! – Догадался я. – Они меня из берлоги „позвали!!“

Я быстро присел на корточки, да только уже поздно было.

– Вон он!! – Заверещал первый голос, тот, что повыше. – Вижу я его!! Вот он, возле самой ели стоит!.. Нет, не стоит, присел!..

И второй голос ему вторит:

– Сюда!! Быстрее!! Все к нам, мы его нашли!!

Тут и я их увидел – прут сквозь кусты, прямо в мою сторону, и один маленький арбалет из-за спины тянет!!

«Ну, все!! – Думаю, – теперь они меня точно прикончат!!» – А сам к елке отползаю.

Только понятно мне уже было, что мужики теперь меня не упустят – вон уже совсем близко подбежали, метров десять всего и осталось между нами. Один уже и болт на арбалет наложил, и поднял его – к выстрелу готов!..

И в этот момент… я даже не сразу понял, что произошло!.. Темные, странно плоские тени упали сверху на бегущих людей, и тех мгновенно… не стало. Только что-то совсем небольшое покатилось в кустах… по земле, и раздалось короткое, с подвизгиванием рычание…

И сразу стало тихо.

А мгновение спустя, издалека донесся короткий тявк лисицы и следом за ним тихий рык медведя:

– Возвращайся… Щас другие подойдут…

На этот раз долго меня уговаривать не пришлось – в один прыжок я оказался около берлоги и сразу же юркнул в теплую яму.

Несколько минут было тихо, а затем с двух сторон подбежали еще четверо людей. И снова послышался разговор – довольно бурный, даже злой:

– Ну, где эти два раздолбая?!! Орали так, что всех ворон распугали, а сами!..

– Да, кричали, что Шептуна видят… А у Вотши арбалет был… Вотша из арбалета белку достает, не то что человека!

– Ну куда они могли деться?.. Здесь, где-нибудь… Вотша!! Киря!!

– Вот сам подойдет, тут-то они и найдутся!! Глядишь, и Шептун при них будет!!

– Да?! А щас они, выходит, от нас прячутся?! Интересно, зачем?!!

– Ну, мало ли что они при Шептуне нашли!! Может, парень с деньгами оказался, вот они денежки и прячут… Втихомолку!..

– Да тебе под каждым кустом денежки мнятся!! И все-то их кто-то находит и с тобой делиться не хочет!!

– А ты что, если деньги найдешь, поделишься?!

– А ты?!!

И тут вдруг раздался бас, молчавшего до сих пор мужика:

– Тихо, козлы!! Вот следок… Сквозь кусты, как лоси поперли… без сторожи, без опаски!..

– Они что, с ума посходили?1 Там же медведь живет, да не просто медведь – та еще зверюга!! Ему и Вотша и Киря на одну лапу!..

– Пошли, посмотрим! – Предложил басовитый мужик тоном приказа.

– Не-е-е… Я к медведю не пойду… Гля, темнотища, а он, может, как раз за кустом схоронился… Поджидает!

– Ага… Тебя поджидает! Ты ж сам говоришь – медведь-зверюга, а ребята бросились за Шептуном! Значит Медведь где-то в другом месте занят… Или ты думаешь, Шептун медведя уболтал и в его берлоге схоронился?!!

В баске просквозила насмешка, а я каким-то даже уважением подумал:

«Головастый мужик… Хорошо еще, что он сам себе не верит… Шутит!»

– Уболтал, не уболтал… – раздался осторожный тенорок, – …а я, ребята, про шептунов такое слыхал, что… Ну, в общем, медведи для них были – на два шепота!

– Да ладно тебе – на два шепота!! Их, вон, бродячие собаки всех переловили! И никакие шепота, ни два, ни три им не помогли! А тут – медведь!! Попробуй перешепчи его!!

– Вот я и говорю, пошли, посмотрим, куда ребята делись!! – Подвел итог обсуждению басовитый мужик.

На этот раз возражения не последовало, хотя и чувствовалось, что двинулись ребята по следу своих товарищей без особого энтузиазма. Ну и топали, конечно… так в лесу не ходят!

Впрочем, прошли они не слишком далеко, уже через пару минут послышался басок – командир, видимо, шел первым:

– Стой ребята! Вот что-то валяется!..

Хотя до полной темноты было еще далеко, но меж деревьев было уже сумеречно, так что мужик вполне мог увидеть лежащих ребят и не разобрать, что это такое.

Судя по шороху шагов, подходили они к своей непонятной находке осторожно. Однако, скоро шаги стихли, и спустя мгновение до меня донесся дрожащий, срывающийся в фальцет, полный ужаса тенорок:

– Это что ж это такое?!! Это ж ребята наши!..

И дрогнувший бас:

– Что-то с ними… Перевернуть бы надо, посмотреть… Давай, Добря…

Послышалось шуршание прошлогодней листвы, а следом выровнявшийся бас:

– Гля… У обоих шеи сломаны!..

– И… царапины… – добавил чей-то неуверенный голос, – … вон, у Вотши на голове, а у Кирьки на плече…

– А рубахи-то… рубахи!.. Гля – в клочья!..

– Я ж говорю – медведь!.. – Чуть не свалился в истерику тенорок, но бас его острожил:

– Какой медведь, дурья башка?!! Разве ж медведь так ломает?!! Это – рысь!.. Да не одна, а две!.. Да разом, в один мах!..

На секунду повисла тишина, а затем раздумчивый и странно спокойный голос проговорил одно единственное короткое слово:

– Шептун!..

Тут же шорхнула листва под ногами, и раздался зычный басовитый окрик:

– Куда, мать вашу так!! Ну-ка назад!! Ребят надо отсюда вынести, да доложить Прову!!

«Значит, сам Пров сюда за мной явился!! – Полыхнуло в моей голове. – И с собой еще десятерых привел!! Ничего себе… разговор!!»

Люди быстро выбрались с медвежьей территории на проложенную по парку аллею, и в округе стало тихо. С минуту я подождал, а затем, повернувшись в сторону затаившегося медведя, тихо прорычал:

– Мне надо уходить!.. Сейчас они доложат своему начальнику… тому, что в носилках приехал, и за меня примутся серьезно!..

Семен даже не пошевелился, и ответил глухо, серьезно:

– Никуда тебе не надо… Здесь надо остаться… Никому они не доложат, нет начальника…

– Куда ж он делся?..

– Зарезали его… волки…

Я едва не скатился на дно берлоги! Выходит, Семеновы дружки самого Прова… уходили!! Действительно, мне надо было оставаться здесь… Вот только!..

– Семен… – Я не знал, как сформулировать свой вопрос, – …мне надо в город сходить… Понимаешь, друзья у меня там, знать хочу, как у них дела идут.

– Тебя в городе убьют!.. – Глухо, уверено отозвался медведь.

И он был прав. В парке меня теперь искать, скорее всего не будут, решат, что я после того, что здесь натворил, дернул в город – там скрыться легче. А мне в городе как раз скрыться-то и негде, ну не к Сергуне же идти?! Сергуню первого трясти начнут!! И к тетушке Арине возвращаться нельзя – нечего ее в наши дела впутывать!! И выходит, что мне только здесь, у медведя и можно отсидеться… Вот только до каких пор?!!

А в парке стало совсем темно… И работники Тайного сыска не возвращались, им, похоже стало на время не до скрывающегося Шептуна.

– Есть хочешь?.. – Неожиданно проворчал Семен, поднимаясь на все четыре лапы. – У меня мясо прирыто… только ты, наверное, отвык от такого мяса?..

«Отвык…» – мысленно усмехнулся я, вспомнив, как сам учил медвежонка хоронить мясо в земле и как его потом есть. Протянув руку к мешку, я развязал стягивающую его горловину бечевку и начал доставать оттуда припасенный Пятецким харчи – вот когда они пригодились!

Медведь попробовал пятецких гостинцев и, неразборчиво поворчав, отправился выкапывать свое мясо, а я, поужинав и сложив остатки в мешок, улегся на хвойную подушку под елью и принялся смотреть на зажигающиеся звезды. Минут через пятнадцать неслышно вернулся Семен и улегся рядом со мной на брюхо, вытянув передние лапы и уложив на них голову. Чуть слышно повздыхал и едва слышно буркнул:

– Расскажи что-нибудь, дядя Володьша… Что там у вас… у людей интересного творится…

«А любопытство в нем осталось… – с удовлетворением подумал я. – Может действительно из-за сказок, что я ему в детстве рассказывал?..»

Оторвавшись от звезд, я повернулся на бок и негромко проворчал:

– Прятался я от своих недругов в Черном бору, а когда уже совсем решил возвращаться в столицу, встретил двух людей… И люди эти совсем даже не из нашего Мира оказались…

– Чужие?.. – Поинтересовался Семен.

– Да нет… – чуть подумав, ответил я, – как раз свои…

И я рассказал медведю о добром колдуне Сороке, которого звали почти так же, как меня самого, и все наши приключения, по пути в столицу и здесь, в городе. Долгий получился рассказ, и к его концу я уж подумал, что друг мой мохнатый заснул. Он действительно, дышал очень ровно, не ворчал, не кряхтел, даже не ворочался. И когда я закончил, несколько минут над нами висела полная тишина. Я уже стал вроде бы придремывать, и тут Семен довольно пробурчал:

– Умеешь ты, дядя Володьша, сказки сочинять… да так складно, так интересно… Я бы никогда так не смог.

– Не сказка это, Семушка, истинная правда… – тихонько рыкнул я, – …если удастся, я тебя и с колдуном Сорокой познакомлю, и со старшим летенамом Макарониной…

Медведь в ответ только хмыкнул и перекатился на бок.

С тем мы и заснули.

Проснулся я рано утром в… берлоге. В отверстие лаза пробивался мутный серый рассвет, из чего я сразу заключил, что утро будет пасмурным. Стараясь не шуметь, я пробрался к выходу и выглянул наружу – небо и в самом деле было затянуто тучами, и на парк сеялся мелкий нудный дождик. Не успел я как следует оглядеться, как рядом со мной раздалось тихое ворчание медведя:

– Сегодня дождь… скоро кончится, будет солнце. Ночью никто не приходил…

Я мгновенно вспомнил, что вчера вечером волки зарезали начальника Тайного сыска и пробормотал, скорее для себя, но по-медвежьи:

– Интересно, что в городе творится?..

– Суетятся… – Коротко ответил Семен.

– Это-то понятно, – задумчиво протянул я, – интересно, в каком направлении?..

– Будут много есть и пить…

– Что?.. – Удивленно переспросил я, не совсем понимая, о чем это ворчит Семен.

– На площади суетятся… Столы ставят, лавки, тряпки по стенам развесили. Много столов стоит, много лавок… Много людей соберется…

Это было неожиданно и… очень интересно. По привычке, заимевшейся у меня от одинокой жизни, я вновь проворчал вслух:

– Что ж это, интересно, за праздник такой сегодня?..

– Змей Горыныч женится… – негромко буркнул Семен, но я от этого негромкого бурканья едва не подпрыгнул на месте. Змей Горыныч женится!!! Это значит, что Сорока не добрался до своей девчонки, и теперь Змей хочет сделать ее своей женой!! А почему Сорока не дошел?!! Что случилось?!! Если колдун просто не успел, то он обязательно явится на площадь и попробует вмешаться в этот… праздник!! Значит ему понадобится помощь!!!

Я встал на ноги и быстро проговорил:

– Семен, мне надо срочно идти в город!..

Медведь тоже приподнялся и быстро замотал башкой:

– Тебя убьют!..

– Нет, я буду осторожен… Но… Ты помнишь я ночью рассказывал тебе о колдуне Сороке и лейтенаме Макаронине? – Семен утвердительно мотнул головой. – Им наверняка нужна будет помощь! Я должен идти!..

И тут медведь снова помотал головой, а потом зарычал:

– Позже пойдешь… Сейчас рано… Я пойду с тобой!

И тут я… испугался! Мне вдруг подумалось, что этот здоровенный, могучий зверь и в самом деле может отправиться следом за мной в город и… там его… убьют!!

– Нет, Семен, – рявкнул я так, что медведь присел на задних лапах, – ты останешься здесь!! В городе для тебя слишком опасно, ты, ведь, не сможешь прятаться!!

Семен опустился на передние лапы, нечленораздельно рыкнул, а затем злобно зарычал:

– Я не буду прятаться!.. И ты не будешь прятаться!.. Мы пойдем все!!!

– Как… все?.. – Не понял я.

– Все!! – снова зарычал медведь. – Все звери из парка… Даже большой и серый пойдет!! Он сам сказал!!

И тут до меня дошло!! Меня будет сопровождать такая компания, в которой я буду чувствовать себя вполне безопасно, тем более, что я вполне успею до выхода переговорить со всеми зверями… Правда… Как там звали этого… большого и серого? Ах, да – слон! Слоновьего языка я не знал, зато с кошками мог договориться очень просто!

– Так, когда мы двинемся?! – Нетерпеливо поинтересовался я, и медведь, покосившись на меня красноватым глазом, коротко буркнул:

– Есть начнут, и пойдем.

– Тогда я прогуляюсь пока, – предложил я.

И снова, прежде чем ответить, Семен покосился в мою сторону, а затем неразборчиво рыкнул, немного подождал и еще раз нетерпеливо рыкнул.

Из-за куста, бесшумными тенями вынырнули два волка и встали с двух сторон от меня.

– Они тебя проводят… – пояснил медведь, и мотнув косматой башкой, двинулся за елку, по всей видимости, отрывать свой завтрак.

Я по очереди глянул на каждого из своих провожатых и, чуть запнувшись перешел на волчью речь:

– Пошли, братья…

Волки не ответили, но оба разом посмотрели на меня.

Я пошел в обход парка. Да, это была странная прогулка! Зверье, обитавшее в парке, практически отвыкло от общения с людьми… вернее, с шептунами. Большинство очень плохо понимало меня, и вовсе не из-за того, что я недостаточно отчетливо произносил звуки звериной речи – просто они не ожидали от человека обращения на своем языке, пугались… стеснялись говорить. Мне стоило большого труда разговорить большинство из них, и, как всегда, на контакт первыми шли малыши. Проще всего было с белками, те чувствовали себя в полной безопасности и вступали в разговор без робости, в надежде получить подачку. Остальные, особенно хищники – волки, рыси, лисы, не слишком доверяли мне, и только авторитет Семена, заставлял их вести себя со мной корректно. Правда, после того, как я начал снимать магические барьеры с границ звериных территорий, на меня стали смотреть, как на друга.

Во всяком случае к концу своего обхода я нашел общий язык с большинством обитателей парка.

Я уже порядком находился, когда один из моих сопровождающих поднял морду и негромко проскулил:

– Большой говорит, пора выступать.

Мне не хотелось возвращаться к берлоге, тем более, что к этому времени я оказался совсем недалеко от главного входа в парк. Взглянув на волка, передавшего мне сообщение от Семена, я секунду подумал, а потом поднял лицо к небу и, напрягая горло, завыл что было сил…

Когда мой вой смолк, я снова посмотрел на волка, и тот, словно отвечая на мой взгляд, коротко пролаял:

– Тебя поймут!..

Я стоял в кустах совсем недалеко от главной аллеи парка, ведущей к выходу, а вокруг меня едва слышно шелестела павшая листва, чуть покачивались ветки деревьев, изредка вспыхивали в лучах появившегося солнца разноцветные движущиеся пятна – моя армия собиралась в поход. Наконец из-за могучей, старой, сдвоенной березы вперевалку вышел Семен. Подойдя ко мне, он осторожно толкнул меня мордой в живот и буркнул:

– Пошли…

И мы пошли.

Когда мы с Семеном миновали входные ворота парка и прошли по пустой улице метров сорок, я оглянулся. За нами молча и сосредоточено, след в след бежали волки, плотной, дробно цокающей массой шли кабаны, чуть сзади рысило большое стадо лосей, лисы рыжими тенями скользили вдоль стен домов, рыси, как я заметил, двигались по крышам домов, порой совершая гигантские прыжки над мостовой, а небо над нами заполонили полчища ворон!

Глава 10

Миром надо дела кончать, миром!

Хотя, конечно, иногда и морду приходится бить.

(Наставление начинающему ресторанному вышибале)

На каждое наверченное заклинание имеется ключ с винтом!

(Наставление начинающему магу)

«И с тех пор настал конец безобразиям…»

(Песня В. С. Высоцкого)

Время остановилось! Тишина, бестрепетный белый свет, льющийся из хрустального шара, недвижный воздух… Даже мысли, проклевывающиеся порой в усталой голове, казались мертворожденными, они затухали быстро, без борьбы. Только накатывающаяся усталость, сминавшая даже охватившее меня безразличие, показывала, что времени прошло немало…

А ведь поначалу, сразу после того, как расстроенный донельзя Печной, ушел из подвала, я пытался придумать выход из своего… безвыходного положения, однако любая, казавшаяся разумной, идея оказывалась невыполнимой – ее реализация требовала доступа к магическим ресурсам, а как раз этого доступа у меня и не было. Я прекрасно сознавал, что пространство вокруг меня до краев наполнено магической Силой, которой я с легкостью мог бы воспользоваться, но убрать препятствие, отделяющее меня от этой Силы я мог только с помощью магии! Получался замкнутый круг, из которого не существовало выхода.

Скоро мой мозг перестал генерировать новые идеи, да какие там идеи, наступило полное отупение, бессмыслие! И только обрывок фразы, сказанной Печным крутился в голове, словно никак не мог найти выход из нее!

«Цветок арардуса… глаза беременной гадюки… корень-вопль… Цветок арардуса… глаза беременной гадюки… корень-вопль… Цветок арардуса… глаза беременной гадюки… корень вопль…» Все мое существо оцепенело, застыло в физической и чувственной неподвижности. И сон не приходил, словно бы перестав видеть во мне живое существо, нуждающееся в отдыхе, словно бы я превратился в бездушное изваяние в кусок обработанного мрамора!

Когда в подвале раздался громкий, пронзительный скрежет, я воспринял этот звук, как продолжение царствовавшей здесь тишины и даже головы не повернул, чтобы поинтересоваться, что происходит. А спустя пару минут позади меня раздался сиплый, словно пропитой голос:

– Сам не ходи… Пошли волотов, лучше сразу четырех. Этот парень может быть опасен!..

Но и после этого меня не покинуло мое безразличие. Я даже не обернулся на голос, продолжая неподвижно сидеть на полу моей клетки и глядя на юркие черные точки, непостижимым образом проскакивающие под моим телом.

Между тем к моей клетке, к этому странному шару, образованному безостановочно вращающимися черными точками, подошло четверо здоровенных мужиков, ростом не менее трех метров каждый, с обритыми наголо головами, руками, напоминающими экскаваторные ковши и пустыми, ничего не выражающими глазами. Одеты они были в темно-синие комбинезоны на лямках с удивительно короткими, едва доходящими до колен штанинами. Встав с четырех сторон, они замерли, словно чего-то ожидая.

Я медленно поднял голову и оглянулся. Позади меня стоял еще один мужик, вполне нормального роста, седой, босой, в широких светлых штанах, и длинной рубахе, перетянутой витым шнуром. Его лицо было повернуто в сторону, однако, мне почему-то показалось, что он внимательно рассматривает меня. Несколько секунд он стоял неподвижно, потом медленно повернул голову, и я увидел, что он очень стар, горбонос, тонкогуб и… слеп! Закрытые веки глубоко запали внутрь глазниц! Мое безразличие чуть нарушилось удивлением. А старик произнес уже слышанным мной сиплым голосом: – Приготовились!.. И медленно поднял правую руку на уровень груди, и развернул раскрытую ладонь таким образом, что она смотрела на меня… И моя клетка медленно… оторвалась от пола и зависла в воздухе.

Старик медленно, осторожно, чуть ли не на носочках, шагнул вперед, и мое узилище, чуть помедлив, так же едва заметно качнулось в ту же сторону. Было такое впечатление, что мою клетку осторожно толкнула вперед именно рука старика. Следующий шажок босых ног подвинул мою клетку еще на несколько сантиметров, при этом я почувствовал, как призрачно-черный шар, внутри которого я находился медленно набирает инерцию движения!

Я быстро обежал взглядом свое замкнутое пространство… И вдруг мне показалось, что при следующем шаге траектории движения черных точек заметно отклонились от круговых! Шар, магический шар, держащий меня в плену, сплющился!!

И в моей груди мгновенно вспыхнула безумная надежда – мне было прекрасно известно, что любое нарушение идеальной геометрической формы магической конструкции сразу же приводит к ее значительному ослаблению!! Если поймать момент шага старика и броситься всем телом на границу магической сферы, возможно, мне удастся ее прорвать! А там – десять двадцать секунд, и я снова сформирую себе магический кокон, а тогда!..

– Не вздумай дергаться, узник! – Раздался позади меня сиплый голос старика. – Даже если тебе удастся вырваться из «силков» Блуди, ты не проживешь и двух секунд. Волотам дан приказ убить тебя сразу же, как только исчезнет магическая сфера.

Я посмотрел на сопровождавших меня гигантов, они шагали по четырем сторонам от моей клетки, и хотя не глядели в мою сторону, я понял, что они держат ситуацию под полным контролем.

Клетка медленно, ровно, почти без толчков двигалась над полом подвального зала. Пылавший чистым белым светом Хрустальный шар, медленно проплывал мимо меня, и казалось, что не отбрасывавшие тени волоты простым усилием воли несут мой магический шар… Куда?..

Через несколько минут я понял – куда! В противоположной стене подвального зала зиял провал раскрытых ворот, за которыми расплывался серый предрассветный сумрак.

Мою клетку вынесли из подвала по широкому, пологому пандусу на улицу, идущую вдоль заднего фасада дворца, мягко развернули, и она поплыла точно посередине выложенной брусчаткой мостовой. Затем мой кортеж свернул направо и коротким, узким переулком вышел на площадь. Ту самую площадь, на которую меня перебросил Первецкий.

Да, это была та же самая, огромная площадь, только теперь на ней были устроены два помоста. Один широкий и длинный, покоившийся на мощных в два обхвата бревнах, был установлен вдоль главного фасада дворца. С одной стороны на нем стоял прочный тяжелый стол, накрытый тяжелой бархатной скатертью, и два огромных резных кресла, а с другой длинное явно скородельное сооружение, напоминающее несуразно большой верстак, обставленное одинаковыми стульями с высокими спинками.

На противоположном конце площади высился другой помост, сооруженный из довольно хлипких жердин и досок. Он был невелик по площади, но раза в полтора выше первого. Именно к этому помосту мы и направились. Когда мы приблизились, я увидел, что к нему приставлен довольно крутой и узкий пандус, по которому старик втащил мою клетку на помост. Волоты остались внизу, встав по углам помоста, вроде бы как почетный караул.

Старик опустил клетку на помост и неторопливо подошел вплотную к магическому шару.

– Слушай, узник, – проговорил он негромко спокойным ровным голосом, потерявшим свою сиплость. – Ты не первый, кого Его Изничтожество подвергает этой казни… и, наверное, не последний. Послушай совет старого, опытного человека. Не сопротивляйся… расслабься и плыви по течению. Тогда твоя смерть будет легкой, как сон. Запомни, чем больше будет твое сопротивление, тем сильнее будут твои муки!

Лицо старика было повернуто в сторону дворца, а мне казалось, что его слепые глаза медленно и пристально вглядываются в мое лицо, пытаясь поймать на нем признаки растерянности… неуверенности… страха… жажды жизни!

– Ты понял, что я сказал?.. – Чуть громче проговорил он. – Тебя ждут пытки и…

Но тут я его прервал:

– Уйди, падальщик!.. Мне не нужны твои советы!.. И что ты можешь мне посоветовать!.. Ты – слепец!!

Старик повернулся ко мне искаженным лицом и прошипел, брызгая слюной:

– Да знаешь ли ты, глупец, почему я вырвал себе глаза? Я – один из лучших магов этого Мира?!

Однако я снова не дал ему договорить.

– Знаю, – проговорил я, вкладывая в свой голос все презрение, на которое был способен. – Они мешали тебе находить пищу! Ведь ты питаешься чужим ужасом, чужим унижением, чужим горем! И тебе все время мало ужаса, унижения и горя, а потому ты всячески стараешься увеличить их количество в этом Мире, поэтому ты и стал прислужником Змея Горыныча!! Ты не маг, ты – стервятник! Уйди, старик, не мешай мне!

– Как я могу тебе помешать! – Неожиданно усмехнулся слепец. – Нас разделяет непреодолимый барьер… – И вдруг он перешел на шепот. – Но я питаюсь также злобой и ненавистью!.. Так злись больше, ненавидь меня! Ненавидь!!

И тут мне стало жалко беднягу. Возможно, он и сам был не рад своему уродству, но…

Старик отшатнулся от меня с исказившимся, враз омертвевшим лицом, и в следующее мгновение с воплем: – Только не это!!! – Бросился прочь с помоста.

Пандус, по которому мою клетку возвели на эту верхотуру, мгновенно убрали, И я остался в одиночестве, высоко над пустой площадью, под серым едва просыпающимся небом!

Впрочем, мое одиночество было весьма относительным – по площади торопливо сновали люди, расставлялись столы и лавки, столы застилались скатертями, на них выкладывалась разномастная посуда. Правда весь этот народ не обращал на мою персону никакого внимания, словно ни моей клетки, ни помоста, на котором она стояла вообще не существовали на свете.

Рассвет постепенно вступал в свои права. Небо из серого постепенно превращалось в голубое, а на востоке уже окрасилось подступающим солнцем в золотистый. И на границе между размытым голубым и размытым золотистым я вдруг заметил небольшую черную точку… Она была похожа на далекую, застывшую в полете черную птицу.

Несколько секунд мои глаза наблюдали за этой неподвижной точкой и мне очень хотелось обернуться такой же птицей. А затем я опустился на пол своей клетки, свесил голову на грудь и отрешился от окружающей суеты… И в этот момент ко мне пришел сон, вернее, какое-то успокаивающее забытье. Я ни на секунду не забывал в каком положении нахожусь и что меня ожидает в самом недалеком будущем, но это как-то перестало меня тревожить, я вроде бы получил возможность спокойно, без суеты и тревоги обдумать все происходящее и, возможно, нащупать выход… Однако мозг мой почему-то совсем не интересовала это проблема, в моей голове бессмысленно и безостановочно, как некая колыбельная монотонно и безостановочно звучало: «Цветок арардуса… глаза беременной гадюки… корень-вопль… Цветок арардуса… глаза беременной гадюки… корень-вопль…»

Очнулся я от своего забытья, когда над площадью прозвенели резкие, металлические звуки фанфар. Открыв глаза, я немедленно вскочил на ноги и огляделся.

Площадь преобразилась. По стенам окружающих ее домов были развешаны длинные куски материи, напоминающие цветастые, сказочные флаги. Окна и балконы были убраны цветами. Пустая площадь уставленная накрытыми к пиршеству столами, была оцеплена несколькими рядами гвардейцев в малиновой форме, а на прилегающих к ней улицах толпился празднично разодетый народ. На помосте выстроились двенадцать трубачей, задравших свои трубы к небу, а перед их строем высился высокий бородатый старик в высокой меховой шапке, длинной, красного бархата шубе с высоким посохом в руке.

Едва трубы смолкли, раздался его громкий, можно даже сказать, трубный, глас:

– Подданные великого Змея Горыныча Плюралобуса Гдемордакрата, до вашего сведения доводится великая и радостная весть – Его Изничтожество соизволил выбрать себе спутницу жизни, супругу, и сегодня в восьмой день середины лета состоится бракосочетание Его Изничтожества и принцессы Вафвольской, Людмилы. Церемония бракосочетания будет иметь место в столице нашего государства на площади Согласия в присутствии сановников двора, болярства и служилых дьяков. Оповестите всех своих знакомых о великой радости в нашей стране. В честь бракосочетания Его Изничтожества, он прощает все долги казне!!!

И снова торжественно запели фанфары, но обступивший площадь народ почему-то не выказал радости и ликования, вместо этого над площадью повис гул недовольного ропота.

«Принцесса… Вафвольская?.. – Удивленно подумал я. – Это, наверное, какая-то другая девушка?!»

Фанфары утихли, торжественный старикан в шубе убрался с помоста и увел за собой трубачей. Над площадью раздались звуки странной, весьма резкой духовой музыки, хотя самих исполнителей видно не было. И из открытых дверей дворца на площадь повалила разодетая в пух и прах толпа народа. Большинство мужчин были одеты весьма богато, но довольно однообразно – в распахнутые, крытые дорогой материей шубы, под которыми виднелись шелковые рубахи и штаны, заправленные в сапоги. На головах у мужчин красовались либо высокие, «трубой», меховые шапки, либо небольшие островерхие разноцветные шапочки, похожие на скуфейки. Несколько человек были одеты в нечто, весьма похожее на мундиры.

Женщины были разодеты гораздо более разнообразно. В основном на них были надеты летники самых разных цветов и фасонов – накладные и распашные, опашницы и кортли.

Вся эта разноцветная праздничная толпа как-то отвлекла меня, и я не сразу понял, что собирающиеся на свадьбу гости не замечают ни меня, ни моей клетки, ни помоста, на котором эта клетка стояла.

Это было странно!..

Правда, между последними столами и моим помостом оставалось еще метров десять свободной площади, но не заметить такого высокого сооружения было невозможно. Между тем, в мою сторону не было брошено ни одного взгляда!

С полчаса приглашенные рассаживались по предназначенным им местам, а когда суета вокруг столов почти улеглась, на длинный помост у самого дворца стали выходить, как я понял, самые именитые гости. Их было немного – человек пятнадцать, не больше. Какого же было мое изумление, когда в одном из этих гостей, в высоком парне, разодетом в черный с серебряной отделкой мундир, я узнал… Юркую Макаронину!!!

Несколько минут я буквально не мог оторвать от него глаз. Юрик, сопровождаемый каким-то серьезным мужиком в черном, прошествовал к тому краю длинного стола, что был ближе к столу небольшому, и усевшись на стул с высокой спинкой, принялся с высоты «своего положения» рассматривать собравшихся гостей. Нет, он никого не разыскивал, он просто любовался собравшейся компанией.

Я хотел было помахать ему рукой, но вовремя вспомнил, что он меня не видит, как и все остальные, находящиеся а площади люди.

И тут, чуть сзади меня раздался спокойный, чуть насмешливый голос:

– Ну как, тебе нравится организация моей свадьбы?..

Я быстро обернулся и увидел того самого рыжего парня, который приходил ко мне в подвал ночью. С высоты помоста он озирал рассевшуюся за столами толпу, и по его лицу блуждала слабая презрительная улыбка.

– Смотри, сколько народа собралось!.. Больше шестисот человек!.. А знаешь, зачем они собрались?.. Чтобы пожелать нашей общей знакомой счастья!.. Счастья со мной!.. – Он бросил быстрый, скользкий взгляд в мою сторону. – Как думаешь, я смогу составить ее счастье?..

– Нет… – коротко и как можно спокойнее ответил я.

– Почему?.. – Вполне искренне удивился он.

– Она тебя не любит!..

– Ну-у-у… – довольно протянул он, – …ты повторяешься! Не любит… не любит… Разве тебе неизвестно, что большинство женщин не любят своих мужей! Но для большинства женщин материальное благополучие гораздо важнее такой эфемерной вещи, как любовь.

– Откуда такая странная уверенность? – Усмехнулся я. – Насколько мне известно, ты не имел достаточного опыта, чтобы сделать подобный вывод!

Тут я его достал, хотя он вполне спокойно отреагировал на мой выпад:

– У тебя устарелые сведения… Да и кто имеет достаточный опыт общения с противоположным полом в двенадцать-четырнадцать лет?.. Уж не ты ли?!

– Ну, если ты так уверен в женской меркантильности, давай сделаем так: ты отпустишь душу Людмилы, а потом мы предложим ей выбирать!.. Я заранее соглашаюсь с ее решением и, если она выберет тебя, немедленно уберусь из твоего Мира.

– Куда?! – С каким-то непонятным напряжением поинтересовался он.

– Назад, к себе домой… – пожал я плечами.

Он коротко, с похожей на отчаяние интонацией хохотнул и быстро произнес:

– Это невозможно!

– Почему?..

– Потому что обратного пути нет! – Отрезал он.

– Для тебя нет, а для меня есть! – Совершенно спокойным тоном ответствовал я.

На этот раз его взгляд брошенный в мою сторону был долог и пронзителен. Наконец он коротко выдохнул:

– Врешь!!!

Я посмотрел на него и удивленно поднял бровь:

– Зачем?.. Что я могу выиграть такой ложью?.. В конце концов, если я лгу, ты просто сможешь уничтожить меня, обвинив в нарушении договоренностей.

– Я не верю тебе! Не верю в то, что ты можешь в любой момент вернуться… домой!! – Снова произнес он, но в его голосе буквально звенела надежда!

Вот теперь настала моя очередь ответить ему долгим изучающим взглядом.

– Значит, ты пробовал вернуться… видимо, не один раз… и у тебя ничего не получилось!

Он мгновенно перевел свой взгляд на площадь и сквозь зубы пробормотал:

– Все это пустые разговоры… Пусть все идет, так, как идет!..

Он сделал правой рукой замысловатый жест и… исчез. А следом за тем, его голос раздался уже с гостевого помоста:

– Господа, я рад, что вы присутствуете на моем празднике… На празднике, который я давно готовил, и для которого многое сделал!

Невысокого роста, огненно-рыжий, тощий, одетый совсем неброско, он выглядел на помосте как-то нелепо, даже смешно, однако, никто не смеялся. Напротив, как только его одинокая фигура появилась на краю помоста, площадь, до того шумевшая сотнями голосов, мгновенно стихла, и внимала его короткому приветствию. И как только поняла, что он закончил говорить, разразилась громкими приветственными криками. Зато улицы, перекрытые гвардией и заполненные простым народом безмолвствовали, словно чего-то ожидая.

А на краю помоста снова появился старик в красной бархатной шубе и высокой шапке. Ударив в доски настила посохом он рявкнул во всю свою луженую глотку:

– Первый тост – за здоровье нашего обожаемого Змея Горыныча. Многие лета Его Изничтожеству!!

Гости вскочили со своих мест, в воздух полетели шапки и шапочки, и всю площадь накрыл долгий ликующий вопль.

Рыжий Змей Горыныч, медленно отошел к одинокому столу и, не садясь в приготовленное для него кресло, налил бокал вина. Повернувшись лицом к площади он высоко поднял свой бокал, вызвав новый взрыв приветственных воплей, и молча выпил. Затем с бокалом в руке он снова подошел к краю помоста, и площадь мгновенно смолкла.

– А теперь, я представлю вам свою невесту! – Объявил Змей Горыныч, и сделал короткий знак рукой.

Мгновенно распахнулись парадные двери дворца и из них показалась крошечная процессия. Впереди шла… Людмила! Эту девушку я узнал бы в любой толпе, в любой одежде, в любом сопровождении. Ее походка была неуверенной, она с усилием переставляла ноги, как будто неимоверная усталость охватила все ее тело. С двух сторон ее поддерживали… вели… тащили… два странных существа. Низенькие, доходившие лишь до пояса Людмилы, скрюченные фигуры, прикрытые с головой каким-то ярким цветастым тряпьем. Их невероятно длинные жутко мохнатые лапы, цепко держали девушку за руки, как будто боялись, что она может вдруг убежать.

Вся эта странная процессия – высокая светловолосая девушка в длинном бело-голубом платье, с лицом, скрытым под вуалью и две поддерживающие ее уродины, медленно поднялись на помост и подошли к столу Змея Горыныча. А тот, оставаясь на краю помоста, повернулся к своей невесте и приказал:

– Подними фату!

Безвольная рука, затянутая в длинную белую перчатку, медленно поднялась и откинула короткую фату назад. На всеобщее обозрение предстало бледное, явно подкрашенное лицо, с полузакрытыми глазами и безвольно распущенными губами.

Я закрыл глаза и поднял лицо к небу. В голове у меня медленно прошелестело: «Вот и все!»

Резко выдохнув, я открыл глаза и увидел… ту самую черную точку, что заметил еще рано утром. Только теперь она была значительно больше и стало ясно, что это никакая не птица! Однако, рассматривать это непонятное небесное явление мне было некогда. Я снова посмотрел вниз, на площадь.

А площадь настороженно молчала, пока Плюралобус Гдемордакрат не произнес:

– Принцесса устала… Она только вчера прибыла во дворец, так что сама процедура венчания будет по возможности сокращена, после чего моя супруга отправится отдыхать, а мы продолжим пир! – Тут он широко улыбнулся и весело добавил. – Нас ждет множество приятных сюрпризов!!

В полной тишине, он быстро подошел к Людмиле, и потянулся к ее лицу, намереваясь поцеловать свою невесту.

Однако площадь не успе5ла разразиться новыми приветственными криками. Вместо этого раздался грубый голос… старшего лейтенанта Макаронина:

– Э! Эй!! Колян!! Мы, по-моему, договорились, что ты женишься, если Люська сама скажет, что любит тебя!! И еще!! Куда делся Сорока?! Он тоже должен быть здесь, он тоже должен услышать ее согласие!!

Свадебные гости оторопели! Они явно не понимали, кто это может так непочтительно разговаривать с «Его Изничтожеством», и… вообще, кто это такой!!

А «Колян» резко крутанулся на месте и, глядя на Юрика с нехорошим прищуром, прошипел:

– А по-моему, мы с тобой ни о чем не договаривались!! Ты мой старый друг, и поэтому я на первый раз тебя прощу, но мне хотелось бы, чтобы ты понял, я – Змей Горыныч! Я – владыка этого города, этой страны, этого Мира! И если ты еще раз вмешаешься в мои дела, я не посмотрю на нашу старую дружбу!! Что же касается твоих дружков, и… журналиста, и Шептуна, то ты их скоро увидишься и я дам тебе возможность с ними попрощаться!

– Ага!! – Рявкнул в ответ Макаронин. – Посмотрите на него – Змей, нашелся, Горилыч! Да я этого Горилыча еще в детстве помню, мутузил раза четыре!! И сейчас, если ты не уймешься, отмутузю!!

И увидев, что Рыжий снова собирается поцеловать Людмилу, рявкнул во всю свою милицейскую глотку:

– А ну, оставь Люську в покое, образина рыжая!! Уйми свои ручонки шаловливые, а то я тебе изнасилование припаяю, и тогда посмотрим, что с тобой на зоне сделают!!!

И снова Его Изничтожество, извернувшись каким-то змеиным, скользким движением, уставился на Макаронина. А тот уже лез из-за стола, прихватывая на ходу за горлышко здоровенный бронзовый кувшин.

– Мутузил, говоришь?.. – Почти ласково прошипел Змей Горыныч. – Как же, помню… ты всегда был не дурак подраться!.. Ну что ж, какая свадьба без драки, порадуем гостей! Правда, рановато вроде бы, ну да ничего… раньше начнем – раньше кончим!

Обернувшись к державшим Людмилу карлицам он ткнул пальцем в противоположный конец помоста и приказал:

– Отведите принцессу вон туда!!

Две уродицы быстро развернули безвольную девушку и буквально потащили по доскам помоста, но на полпути их остановил Макаронин. Встав перед Людмилой он громко спросил:

– Люсь, ты что, действительно влюбилась в эту рыжую образину?!!

Людмила отрицательно покачала головой и коротко выдохнула:

– Нет…

– Так что ж ты нарядилась, как на свадьбу?! – Воскликнул Юрка. – Тебя, между прочим, Володька Сорокин ищет!!

– Он нашел меня, – неожиданно подняла голову Людмила и взглянула прямо в лицо Макаронина, – и… обманул. Сказал, что выручит и… не вернулся…

Она снова опустила голову и подталкиваемая своими стражами, прошла мимо опешившего старшего лейтенанта.

– Да не предал я тебя!! – Что было мочи крикнул я, ни на что не надеясь и понимая, что мой крик никем не будет услышан.

Так оно и вышло.

А Юрка, посмотрев вслед Людмиле, упрямо тряхнул головой и повернулся к своему рыжему дружку.

– Все равно!! Она сказала, что не любит тебя, значит ты на ней не женишься!! – Проорал он, поудобнее перехватывая кувшин.

А рыжий Колян стоял метрах в десяти от старшего лейтенанта, скрестив руки на груди, и… улыбался.

И тут я вдруг почувствовал на себе чей-то пристальный, буквально, материальный взгляд. В растерянности я обежал глазами площадь и вдруг увидел, что Людмила остановилась, не дойдя до отведенного ей места, подняла голову и пристально смотрит в мою сторону. Не успел я удивиться ее странному поведению, как в нагрудном кармане моей куртки началось яростное шевеление. Я машинально вскинул ладонь к карману, но вместо мягкого оранжевого медвежонка под моими пальцами оказалось что-то твердое, округлое!

«Бутылочка тетки Арины!» – Мгновенно вспомнил я, и тут же, словно некое озарение, в моем мозгу вспыхнули слова из рассказа Печного:

«…ты думаешь, что кто-то, лазая по дворцу, будет иметь в кармане порошок из цветов арардуса, глаз беременной гадюки, корня-вопля и, кроме того, горючую кровь земли, чтобы запить этот порошок?»

У меня были все компоненты необходимого порошка и даже запивка!!!

Правда, все это было в несколько другом виде, но!.. Чем я рисковал – терять мне было нечего, а приобрести я мог все!!!

Я запустил подрагивающие пальцы в карман и осторожно достал темную, аккуратно закупоренную бутылочку. Едва взглянув на подарок тетушки Арины, я вдруг вспомнил еще кое-что!

«Выпей пять капель отстоявшегося варева, и ты уничтожишь то, что…» – Так было написано в сгоревшем заклинании Маулика! Пять капель!! И я уничтожу… Что?!!

Я сжал бутылочку в кулаке и посмотрел на помост.

А там происходило то, что я в общем-то и ожидал!

Рыжий Колян исчез с помоста. Вместо него на свежевыструганных досках клубилось какое-то густое, черничного цвета, облако, напоминающее закипающий… кисель! Макаронин внимательно, с некоторым недоумением наблюдал за этой жутковатой трансформацией, но отступать, а тем более бежать, явно не собирался. Облако достигло в размерах метров пяти, и продолжало медленно расти, когда из него вдруг вынырнула ярко-рыжая голова дракона, увенчанная двойным рогом, от которого по голове и видимой части длинной шеи тянулся костистый гребень!

После этого процесс трансформации пошел значительно быстрее. Облако, окутавшее возникающее чудовище стремительно теряло свою вязкость, превращаясь в легкий, мутно-красный туман. Неизвестно откуда взявшийся порыв ветра прошелся по площади, метнулся к помосту и смел остатки этого тумана, явив всем присутствующим семиметрового ярко-рыжего дракона, вставшего на помосте и развернувшего свои огромные кожистые крылья.

Площадь буквально замерла!

И в этой мертвой тишине оскорбительной пощечиной вдруг прогремел голос Макаронина:

– Ни фига себе!!! Да какой же это Змей Горилыч?!! Это ж… этот… пердодактель, я таких на картинке видел!

Похоже, один только Змей не услышал этого возгласа. Стремительно бросив свою жуткую голову к самому лицу старшего лейтенанта, он свирепо прошипел:

– Ну!!! Ты все еще хочешь драться?!!

Юрик – простой русский милиционер, ничего не ответил на этот провокационный вопрос, он просто широко размахнулся и вмазал своим кувшином по левому глазу зверюги!!

Голова Змея взвилась вверх, и всю площадь потряс жуткий вопль боли, обиды и ярости!!! А в следующее мгновение Змей мощно оттолкнулся от помоста и взмыл в небо!

Как только Горыныч оказался над площадью, я, не раздумывая ни секунды, выдернул пробку из своей бутылочки и опрокинул ее над открытым ртом. Капли я не считал – для меня было главным выпить не меньше пяти. Но и много я вылакать не смог, уж очень… специфическим был вкус этого пойла. Снова заткнув горлышко бутылочки пробкой, я огляделся. Ничего не изменилось… только во рту было гадостно и жгло. Тогда я достал пару лихих орешков и, быстро разжевав их, проглотил.

В глазах немного прояснело. Я увидел, что Змей Горыныч, резко взмахивая крыльями набирает высоту. Его вытянутая вперед голова была странным образом повернута влево, что, видимо было не совсем удобно для него самого. Юрка оставался на помосте, продолжая сжимать в кулаке бронзовый кувшин, а народ на площади покинул гостевые места и притиснулся поближе к моему помосту. Только гости, сидевшие на главном помосте вели себя совершенно спокойно, словно бы ничего и не произошло.

Змей Горыныч, выметнувшись в небо метров на триста, пошел на разворот, и в этот момент…

Над площадью пронесся странный, тонкий, жалобный звук, словно лопнула первая гитарная струна. Черные точки, к кружению которых я настолько привык, что перестал их замечать, вдруг остановили свое движение и… осыпались на доски помоста дохлыми мурашами. Толпа на площади вздохнула, и все лица, словно увидев что-то совершенно невероятное, изумленно повернулись в мою сторону…

А я стоял над сбившейся внизу толпой, подняв руки вверх, и купался в чистой, бешенной, необузданной, дикой Силе, подчиняя ее себе, закручивая ее вокруг своего тела в тугой, ширящийся, упоительно могучий кокон!!!

Спустя тридцать секунд я был готов действовать!

Оглядев площадь, я первым делом выбросил вперед, в сторону Юрика, обе ладони, сцепив пальцы весьма сложным образом. По телу старшего лейтенанта прошла невидимая волна, взлохматившая его странный черный мундир, и тот, на глазах вскочивших с мест именитых гостей, превратился в иссиня-черные доспехи. Голову Юрика прикрыл привычный ему милицейский шлем, его длинногорлый бронзовый кувшин превратился в тяжелую шипастую булаву а на левой, свободной руке вытянулся высокий, каплевидный щит!

Затем я перевел взгляд на дворец. Чуть изменив угол зрения, я быстро обнаружил подвал, в котором провел самую страшную ночь своей жизни, и мгновенно нащупал сияющий белым светом Хрустальный шар! Я протянул руку вперед и, с наслаждением ощущая свою магическую мощь, медленно, преодолевая сопротивление бесцветного кристалла, сжал кулак. Секунду спустя моя ладонь почувствовала сотню крохотных, едва ощутимых уколов, а над дворцом встало… и тут же опало чистое белое сияние.

Людмила вздрогнула, рывком подняла голову и огляделась. Взгляд ее был чист, только чуть-чуть растерян. Резким, коротким движением рук она стряхнула с себя обеих карлиц и сделала шаг в сторону приготовившегося к схватке Юрика.

Но стремительно приближавшийся к чуть пригнувшемуся и замершему Макаронину Змей Горыныч и не думал приземляться на помост. Не долетев до Юрика метров сорок он вдруг «встал» на хвост, идеально выполнив «кобру»… и тут я увидел, что левый его глаз совершенно заплыл огромным фиолетовым фингалом. А Змей, продолжая по инерции надвигаться на Юрку, вытянул голову вперед и… плюнул в старшего лейтенанта длинным, дымно-оранжевым пламенем.

Юрка рефлекторным движением выставил перед собой щит, и копотное, потрескивающее пламя, разделенное надвое, обтекло его черную фигуру.

«Жалко Змей не подлетел поближе! – Быстро подумал я, но Макаронин, похоже был со мной не согласен. Широко размахнувшись, он без жалости швырнул свою булаву, навстречу приближающемуся Змею.

Здоровенная, шипастая железяка, с непонятным грохотом въехала Горынычу в живот, и тот прямо в воздухе сложился пополам.

Впрочем, его крылья тут же забили по воздуху, удержав гибкое тело от падения, и, выправившись через пару секунд, он снова начал набирать высоту.

А к обоим помостам уже бежало десятка по три гвардейцев, с явным намерением навести порядок среди гостей! Гвардейская шеренга, отделявшая площадь от примыкающих к ней улиц значительно поредела, но народ и не собирался прорывать это оцепление. И только на одной из улиц вдруг началось непонятное волнение. Люди заметались, некоторые из них начали карабкаться вверх по стенам домов, а спустя несколько секунд, толпа на этой улице совершенно рассеялась.

Я снова перевел взгляд на Змея Горыныча. Он набирал высоту, но теперь в его движениях значительно поубавилось грации и мощи. И сам подъем выглядел тяжелым, неуклюжим. Кроме того я вдруг заметил, что непонятная черная точка, давным-давно висевшая в небе, еще увеличилась в размерах, превратившись в небольшой черный шар, и быстро перемещалась, выходя наперерез поднимающемуся ящеру!

Однако, мне надо было торопиться, находящиеся на главном помосте гости пришли в себя и явно готовились оказать помощь своему господину.

Людмила находилась уже около Макаронина, а тот, развернувшись в сторону змеевой знати, прикрыл ее собой, готовясь встретить первых нападавших. Вот только руки у него были пусты, хотя это, похоже не слишком его волновало!

Зато это волновало меня! Спереди на Юрика напирали самые важные свадебные гости, сзади боевым разворотом заходил еще далеко не сломленный Змей Горыныч, а гвардейское каре было уже почти у самого помоста – гвардейцы готовились к штурму!

В десять секунд я дотянул тоненькую ниточку заклинания «Истинного Пути» до помоста, на котором разгоралось главное сражение, и сразу же перебросил себя в гущу драки. Впрочем, мое появление произвело впечатление только на сразу же приостановивших свою атаку гостей. Юркая Макаронина, бросив в мою сторону короткий взгляд, недовольно пробормотал:

– Вечно, Сорока, тебя ждать приходится!!

– Кончай болтать! – В тон ему ответил я. – Позади тебя твой рыжий дружок разворачивается, прикрой Людмилу от его плевка! А я пока с этими ребятами разберусь!

И я повернулся лицом к медленно приближавшимся гостям.

Впереди, выставив перед собой длинный изузоренный чернью клинок, похоже, церемониального меча, топтался высокий седоватый мужик в черной с серебром форме, рядом с ним еще двое, у каждого в руках по кинжалу, остальныестарались держаться позади трех первых и вооружены были различными столовыми приборами…

«Это ж даже не драка, это какое-то избиение будет!..» – Недовольно подумал я и громко произнес:

– Мужики, вы чего в чужое дело лезете?!!

Тот что был с мечом остановился, удивленно посмотрел на меня и переспросил:

– Что значит – в чужое?!

– А какое ты… не знаю, извиняй, как тебя зовут, имеешь отношение к моей разборке со Змеем Горынычем?! – Поинтересовался я и добавил, обращаясь к остальным. – Ну и вы все тоже?..

– Но-о-о… – протянул мужик с мечом, – …мы же служим при дворе Змея Горыныча… Значит, должны ему… того… помогать!..

– То есть, мне придется вас бить… – С некоторым даже сожалением констатировал я и понял вверх растопыренную правую ладонь.

Физиономия мужика в черном мундире расплылась в нахальной улыбке. Ухватив поудобнее рукоять своего меча, он бросил короткий ободряющий взгляд на своих помощников и спросил:

– Интересно, как ты сможешь это сделать?!

– Примерно вот так… – Спокойно произнес я и медленно сжал поднятую ладонь в кулак.

От неожиданности мужик разжал свои руки и на доски помоста покатился бесформенный комок металло только что бывший прекрасным мечом.

– Следующий раз я сожму в своей руке твою голову… – ласково произнес я, улыбаясь прямо в трясущееся лицо вояки. И, быстро переведя взгляд на его соседа, добавил:

– Или твою голову!..

А потом, обведя взглядом «всех присутствующих», закончил:

– Вон с помоста!!

Они, надо отдать должное, не дали мне повода рассердиться, спустя пару секунд помост полностью очистился. Правда, это мало нам помогло, по бревнам, на которых держался наш помост уже лезли первые гвардейцы.

Я быстро обернулся. Змей Горыныч достиг высшей точки своего подъема и уже заходил на новый разворот, но до его атаки оставалось еще не меньше полутора-двух минут. А вот гвардейцы!!!

И в этот момент с края площади внезапно донесся какой-то страшный не то рев, не то вой, а следом за ним истошные человеческие крики. Все, участвующие в схватке невольно повернулись на эти крики и увидели…

С той самой улицы, что совсем недавно освободилась от толпы народа, на площадь, опрокинув редкую шеренгу гвардейцев, вливалась целая туча… зверья!! Десятки волков обратили в паническое бегство гвардию и резали всех, кто пытался встать у них на пути. С крыш обступивших площадь домов на морковные мундиры рушились здоровенные рыси и даже леопарды… во всяком случае одного я точно видел. Десятка два могучих лосей, выставив вперед рога, оттесняли к противоположному краю площади около трети охранявших площадь гвардейцев, причем большинство из них уже лишились своего оружия. С другой стороны этих гвардейцев теснили кабаны! А прямо к нашему помосту, переваливаясь с боку на бок, бежали семеро медведей, двое из которых были белыми, и… один человек! Володьша!! Шептун!!!

Гвардейцы, атаковавшие наш помост, мгновенно забыли о поставленной перед ними задаче и стали торопливо отходить к стенам дворца. Те, что уже почти достигли настила, мигом скатились на брусчатку и присоединились к своим бегущим товарищам. Я понял, что Змей Горыныч остался в одиночестве, и повернулся в сторону атакующего ящера.

А тот был уже на подлете. Скорость и маневренность у него были уже совсем не те, что в начале схватки, но он все еще представлял собой грозную силу, хотя и выглядел как-то не слишком страшно с подбитым левым глазом и ободранным брюхом. Между нами и атакующим Змеем оставалось каких-нибудь сто пятьдесят метров – где-то секунд десять полета, и я понял, что соткать достаточно прочный щит для того чтобы остановить рушащегося на нас ящера у меня просто нет времени. Однако, в следующее мгновение я вдруг заметил, что метрах в двухстах позади Змея Горыныча, явно превосходя его в скорости, несется какая-то округлая черная масса. Я даже не сразу понял, что это та самая черная точка, которую я заметил еще утром и которая так странно вела себя все последнее время!

Пока я пытался понять, что это такое, Змей снова повторил свою любимую фигуру высшего пилотажа – «кобру», на этот раз держась подальше от разбушевавшегося старшего лейтенанта. Он уже приподнял свою голову и разинул пасть, собираясь окатить нас еще одним фонтаном дымного пламени, но в этот момент настигавшая Змея темная масса, врезалась наконец, точно между его крыльями.

Змей Горыныч, подавившись уже вылетавшим из пасти факелом, рухнул на брусчатку площади, ломая себе крылья, лапы, шею…

А над площадью разнесся рев десяти атакующих «Черных акул» и под черным днищем нашего спасителя вспыхнуло короткое ярко-оранжевое пламя!!

В этом пламени, в этом реве и перекрывавшем его вопле «Ага» на посадку шел везделет бабы-Аги!!!

Володьша быстро убирал своих зверей с предполагаемого места приземления бабкиного чугуна, Макаронин орал что-то бессмысленное и приплясывал на месте, приветствуя отважную старуху, Людмила смотрела на все происходящее совершенно обалделыми глазами, а я глупо улыбался, разглядывая торчащую над обрезом чугунка физиономию нашей бабушки.

Разгром противника был полный!!!

Везделет опустился совсем рядом с нашим помостом, баба-Ага вскочила на его борт и, тряхнув зажатым в кулаке ухватом, заорала, гладя на меня:

– Эй, милок-говорунок, как дела-делишки?!

– Теперь – отлично! – Заорал я в ответ.

Бабка глянула на Людмилу и ощерилась в лукавой ухмылке:

– Эту, что ль, девку выручать-то шел?!

– Эту, бабуль, эту!.. – Немедленно вмешался в разговор Макаронин.

Старуха недовольно покосилась на Юрика, но встретив его открытую, донельзя радостную улыбку, чуть оттаяла:

– И ты… лейтенам… здеся?.. Что, опять меня в… этот… в участок поташшишь?!

– Какой участок, бабуля-красотуля!! – Заревел Макаронин в ответ. – Тебе медаль вручать надо, за борьбу с пердодактелями!! Вон он, валяется!!

Макаронин подался вперед, пытаясь рассмотреть Змея Горыныча, рухнувшего на площадь, и вдруг воскликнул:

– Эй, а где этот… шестирылый херувим?!!

Я тоже шагнул вперед и быстро оглядел площадь – Змея Горыныча не было!!

И тут подал голос Володьша сын Егоршин:

– Эй, старший лейтенам, а Змей-то вот он! Назад в человека перекинулся!

– Где?!! – Рявкнул Макаронин и бросился прочь с помоста…

И именно в этот момент в доски настила разом ударили восемь раскаленных до нестерпимо-белого сияния, брызжущих искрами шаров!

Я крутанулся на месте и замер. Восемь окон в верхнем этаже дворцового фасада были распахнуты настежь и во всех восьми виднелись высокие фигуры в алых балахонах с длинными посохами в руках. На верхушках всех восьми посохов вновь набухали пышущие белым огнем шары!

«Против восьми магов я не потяну!» – мелькнуло в моей голове.

Мгновенно подхватив Людмилу на руки, я одним прыжком перемахнул на палубу везделета, поставил девушку на настил палубы и развернулся в сторону дворца. Как раз в этот момент огненные шары сорвались с посохов и устремились в нашу сторону. Я выбросил вперед ладони, возводя силовой щит, и он успел принять удар на себя… вот только я не смог вовремя разорвать с ним контакт! Мои руки пронзила резкая боль, кожа на них тут же покраснела, а на подушечках пальцев вздулись огромные волдыри!

Сдержав стон, я прыгнул к борту и крикнул:

– Юрка, Володьша, живо на везделет!! Уходим!!!

– Сорока, я остаюсь, – тут же отозвался Володьша, – мне зверей надо увести!! Погибнут звери!!

Шептун выскочил из-под везделета и бросился к той самой улице, по которой его армия ворвалась на площадь. Медведи бежали за ним следом что-то злобно рыча, а Володьша отвечал им таким же сердитым рыком. Отбежав метров на десять, он вдруг задрал голову и над площадью разнесся долгий тоскливый вой! Повинуясь этому вою волки, кабаны и даже лоси стали медленно отходить к той же улице, а мелкое зверье – рыси, лисы… растворились между окружавшими площадь домами.

– Макаронин!! Ты где?!! – Рявкнул я, и тут же услышал пыхтящий голос Юрика под самым бортом чугунка:

– Да лезу я! Лезу!!

Я быстро развернулся в сторону бабы-Аги и увидел, что старуха продолжает стоять на борту везделета, выставив перед собой свой ухват, и с его рогов часто сыплются короткие фиолетовые молнии, исчезающие в открытых окнах дворца.

Словно почувствовав, что я смотрю на нее, старуха, не оборачиваясь, крикнула в рифму:

– Давай, милок-говорунок, поднимай мой чугунок, я пока нас прикрою, а то мне эти пироманы всю навигационную магию раздолбают!!

И действительно, алых фигур в окнах не было, старуха буквально не давала им высунуться!

Бросив короткий взгляд в сторону застывшей на палубе Людмилы, я крикнул ей:

– Ничего не бойся и… лучше сядь на пол!!

Она немедленно уселась на настил палубы, а я одним броском оказался в управляющем луче везделета.

И снова на меня накатило знакомое ощущение возможности полета, только теперь я действовал и более уверено и более осмысленно. Быстро поймав голубой луч управления, я плавно оттолкнулся от земли и, сразу же перейдя на зеленый луч, устремился вертикально в небо.

– А как же Юрка! – Воскликнула Людмила, и в этот момент через борт чугунка перевалилось бездыханное тело… рыжего Коляна, а следом за ним показалась багровая физиономия старшего лейтенанта Макаронина.

Перебравшись на палубу, Юрик перевел дух, потом неприязненно посмотрел на своего бывшего дружка и недовольно пробасил:

– Маленький, зараза, а тяжелый!!

– Зачем ты его с собой взял?.. – Неприязненно спросила Людмила, отодвигаясь от тела, валявшегося на палубе, словно тряпичная кукла. – Он же наверное уже… того… помер!

– Живой!.. – Уверенно ответил Юрка. – А взял за тем, чтобы он еще какой гадости не придумал!..

Баба-Ага спрыгнула с борта и, проходя мимо меня негромко буркнула:

– Хватит вверх тянуть, думай, куда подаваться будем!..

Затем, подойдя к бездыханному телу, небрежно потыкала в него ухватом и подтвердила слова Макаронина:

– Живой, шельмец, только очухается нескоро, здорово я его приложила!

В ее голосе звучало искреннее удовлетворение! Она с довольной улыбкой повернулась ко мне, и тут ее лицо стало совершенно серьезным:

– Э-э-э… милок-говорунок, да ты у нас больше всех пострадал!

Людмила немедленно вскочила на ноги и бросилась ко мне. Баба-Ага уже держала мои руки в своих и внимательно оглядывал мои обожженные ладони.

А я совершенно забыл о них. Противоболевой блок, поставленный мной почти машинально, избавил меня от страданий, а дальше мне стало не до собственных рук. Только теперь я увидел в каком они плачевном состоянии.

– Давай-ка я тебя заменю! – Предложила баба-Ага, почти выталкивая меня из управляющего луча. – А девчонка о тебе позаботится! Говори, куда лететь-то?!

Она утвердилась в луче и вопросительно смотрела на меня.

С минуту я раздумывал, а потом проговорил медленно, стараясь, чтобы бабка меня хорошо поняла:

– В Черном бору, недалеко от усадьбы Лосихи, есть поляна… На ней лежит такая… странная колода…

– Зачем тебе туда? – с неожиданной злостью перебила меня баба-Ага. – Нехорошее это место, неча вам там делать!

– С этой поляны мы в свой Мир уйдем… – попытался я успокоить старуху.

– Нешто другого какого места нет для вашего перехода… – Не согласилась успокаиваться баба-Ага, – …кроме этого поганого места?! И потом, нет там никакого перехода! Нет!! Уроды возле этой колоды получаются!!

Я отрицательно помотал головой.

– Не собираюсь я подходить к этой колоде! Но такая же поляна есть и в нашем Мире. Я хочу выйти на эту поляну… Там мне проще будет составить заклинание перехода…

Старуха внимательно посмотрела мне в лицо и покачала головой:

– Ну, смотри… колдун. На меня потом не пеняй! Только на поляне я везделет сажать не буду, рядышком приткнусь!

Я кивнул старухе, соглашаясь на ее условие и, взглянув еще раз на Людмилу, занялся своими руками.

До выбранного мной места везделет добирался часа четыре. За это время я не только успел полностью заживить свои руки, но и восстановить значительно подсевший магический кокон, и хорошо отдохнуть.

Макаронин провел эти четыре часа, сидя возле тела своего дружка и о чем-то хмуро размышляя. А Людмила, вначале с интересом оглядывавшая окрестности, к концу путешествия как-то поутихла и тоже задумалась, изредка поглядывая в мою сторону.

Несмотря на свое предупреждение, баба-Ага посадила везделет на краю указанной мной поляны, и на мой молчаливый вопрос недовольно буркнула:

– Заблудитесь еще!..

Я осмотрелся, припомнил, как изменился окружающий пейзаж при нашем первом переходе, и выбрал место на дальней опушке поляны.

Мы втроем спустились с везделета и отправились к выбранному мной месту. Макаронин шел последним, таща на своем плече безвольно болтающееся тело Коляна и негромко, но сердито ворча:

– Отдохнул, называется, в деревне!.. Блин!.. Пятые сутки то одного, то другого, то третьего на себе таскаю!.. Подрядился я что ли в носильщики!..

Я остановился шагах в пяти от выбранного места и оглянулся на Людмилу. Она стояла рядом со мной и не сводила с меня своих огромных васильковых глаз. И тут с моих губ сорвался странный, не мной придуманный вопрос:

– Я… все… правильно сделал?..

Она вскинула руки к груди, кивнула и тихо произнесла только одно слово:

– Конечно!

И тут мне стало необыкновенно легко, словно с моей души мгновенно сняли камень… огромный камень сомнения… тоски… тревоги!

В этот момент к нам подошел Макаронин, внимательно посмотрел на нас обоих и привычно прямо поинтересовался:

– А что это вы тут шепчетесь?!

– Ничего, Юрик, – улыбнулся я ему, – все нормально.

Затем, вновь переведя взгляд на Людмилу, попросил:

– Подождите меня здесь, и… будьте готовы. Мы возвращаемся домой!..

Отойдя от ребят шагов на пять, я достал из заветного мешочка Маулика четыре драгоценных камушка и разложил их в короткой, мохнатой травке. А затем я начал составлять заклинание Перехода. Спустя пятнадцать минут над травой поляны поднялся призрачный Портал.

Оглянувшись, я махнул ребятам рукой, и они быстро подошли ближе. Баба-Ага тоже была с ними и с огромным интересом разглядывала мое творение.

Спустя пяток секунд, она повернулась ко мне и спросила:

– Это что ж такое ты, милок-говорунок, тут сочинил?..

– Домой мы уходим, бабушка! – Ответил я с улыбкой и вдруг неожиданно добавил. – А может и ты с нами отправишься?!

Баба-Ага задумчиво поглядела на призрачно переливающуюся радугу Портала и отрицательно покачала головой.

– Нет… Владимир, – голос ее был необыкновенно серьезным, – я… дома останусь! – Она взглянула на меня острым взглядом и добавила, – сам, небось. Знаешь, как на чужбине сладко?! И потом, везделет у меня… его ж в твою… дверку не протащишь! И дела… всякие!..

– Тогда, прощай, бабушка, – проговорил я, сглатывая комок в горле, – не поминай лихом!

Макаронин тряхнул плечом, укладывая тело Коляна поудобнее, и спросил, гладя на мерцающий портал:

– Ну что, опять мне первому идти?!

– Давай! – Согласился я.

– Только ты меня в спину-то не толкай! – Неожиданно пробурчал Юрик и шагнул к порталу перехода. В следующую секунду его долговязая, затянутая в черные доспехи фигура исчезла под переливающейся радугой.

– Можно я буду держать тебя за руку?.. – Тихо прошептала Людмила, легко вкладывая свои тонкие пальцы мне в ладонь. Я легка сжал эти пальцы и кивнул.

Мы вместе шагнули под радугу, но в последний момент я успел обернуться и еще раз встретиться взглядом с бабой-Агой.

Старуха ласково улыбалась!!!

Мы оказались все на той же Чертовой поляне. Так же метрах в двадцати от нал разлегся чертов сучок, так же вокруг поляны сгрудились высокие деревья, словно боясь переступить некую, обозначенную не ими, черту. Вот только черного, закопченного чугунка, размером с половину железнодорожной цистерны на поляне не было…

Макаронин оглянулся на нас с Людмилой, довольно ухмыльнулся и громко спросил:

– Ну, Сорока, теперь-то мы до Лосихи дойдем?!

– Теперь дойдем, Макаронина, – вернул я ему улыбку и тут же стал серьезным. – Только мне еще одно дело надо доделать!

Людмила подняла на меня встревоженный взгляд, но я легонько сжал ее пальцы и тихо сказал:

– Ничего не бойся, все нормально. Только подожди меня несколько минут, я сейчас вернусь.

С трудом разжав ладонь, я выпустил ее пальцы и посмотрел на Юрку.

– Ты чего?.. – Удивленно спросил он.

Я в ответ улыбнулся и взмахнул правой рукой, одновременно левой хлопнув себя по колену.

По черным доспехам Юрика прокатилась короткая, быстрая волна, снова превращая их в черный с серебром мундир.

– Так-то все-таки поприличнее… – С улыбкой проговорил я, а затем, повернувшись, медленным, осторожным шагом двинулся в сторону чертова сучка.

– Эй, Сорока, не ходи туда!! – Раздался за моей спиной голос Юрика, только вот прозвучал он как-то не слишком уверенно. Я даже не оглянулся на его предупреждение.

В пяти метрах от неподвижной, влажно поблескивающей коряги я почувствовал, что она словно бы прислушивается к моим ногам, а вслед за этим от нее в мою сторону медленно, осторожно потянулся язык древнего, мощного, неуничтожимого колдовства.

Я остановился и подумал: «Как же это я в первый-то раз не почувствовал такой мощный наговор?!!»

Впрочем, все было достаточно просто – в тот, в «первый» раз меня занимали совсем другие мысли… И занимали слишком сильно, чтобы обращать внимание на что-то еще!

Я зык заклинания остановился в полуметре от меня, явно не имея больше сил, чтобы двинуться дальше. И в ту же секунду я почувствовал, как что-то чужеродное пытается подтолкнуть меня чуть ближе к «сучку».

– Володя!! Осторожнее!! – Раздался позади меня тонкий, необыкновенно встревоженный голос Людмилы.

Я оглянулся. Высокая белокурая девушка в белом свадебном платье стояла, прижав руки к груди и не сводила с меня глаз. Я помахал рукой и снова повернулся к «сучку».

– Больше ты… ни до кого не дотянешься!.. – Негромко проговорил я и поднял руки, начиная плести заклинание «Алчущей Бездны»!

Почти полчаса и практически весь мой запас Силы потребовались мне, чтобы закончить мою работу. Зато, как только было уложено последнее слово и последний взмах руки, высоко надо мной громыхнуло коротким раскатом грома, земля под корягой треснула и разошлась, открывая странный, мерцающий бездонной чернотой провал. Чертов сучок, мгновение повисев в воздухе, словно раздумывая, что же теперь ему делать, ухнул в этот провал, и земля тут же снова сомкнулась!

На поляне все было по-прежнему, только небольшая глинистая проплешина в траве напоминала о лежавшей здесь коряге.

«Ничего… – устало подумал я, – скоро и проплешина зарастет, и… память о чертовом сучке превратиться в легенду».

Я повернулся и медленно побрел к ребятам, неподвижно застывшим на опушке.

До Лосихи на этот раз мы дошли довольно быстро. Юрка действительно очень хорошо знал местность и совершенно не плутал, шагая впереди со своим, все еще не пришедшим в себя, рыжим дружком на плече. А Людмила всю дорогу шагала рядом со мной, молча и крепко держа меня за руку. Только когда мы вышли на опушку, она негромко, но уверенно проговорила:

– Пошли, ребята, к моей бабушке… она и Кольку посмотрит.

Макаронин обернулся и внимательно посмотрел на Людмилу, но спорить не стал.

Лосиха, оказалась совсем небольшой деревенькой – дворов на двадцать, притулившейся на берегу луговой речушки метрах в трехстах от опушки леса. Юрка, по всей видимости, хорошо знал жителей этой деревни, потому что уверенно повернул к большой, с высокой завалинкой, избе под металлической, выкрашенной в зеленый цвет крышей.

Мы подходили со стороны огородов, распаханных на задах деревенских усадеб и потому сразу увидели хозяйку этой избы, копавшейся среди капустных грядок. Людмила, увидев свою бабушку, невольно прибавила шагу, а та вдруг выпрямилась, повернулась и посмотрела в нашу сторону, прикрыв глаза от солнца ладонью.

Когда мы подошли ближе, я разглядел высокую худую, даже костлявую, старуху, босую, одетую в простое ситцевое платье с белым платком на голове. Она пристально рассматривала подходившую к ней компанию, словно бы и не узнавая собственную внучку. Именно в этот момент тело Коляна, до того спокойно висевшее на плече Юрика, вдруг резко выгнулось, так что Макаронин не успел его подхватить.

В последний момент Юрка все-таки смог ухватиться за шелковую рубашку бывшего Змея Горыныча и не дать ему серьезно приложиться затылком о достаточно утоптанную глину дорожки, по которой мы шли. Но он всего лишь смягчил удар. А Колян, оказавшись на земле, забился в страшных судорогах, напоминавших эпилептический припадок.

Мы склонились над бьющимся в конвульсиях телом, и в то же мгновение между мной и Макарониным просунулась бабка Варвара, приговаривая низким глуховатым голосом:

– Разойдитесь… разойдитесь, нечего тут глазеть! Дайте человеку воздуха хлебнуть!..

И вдруг, уже наклонившись над рыжим Коляном, удивленно перебила сама себя:

– Да это ж Колька Серов!! И где это вы его нашли?!!

Прижав руку к груди извивающегося тела, она второй рукой поймала его мотающуюся из стороны в сторону голову, крепко сжала ее длинными костлявыми пальцами и сильно дунула в посиневшее лицо.

Колян сразу же стих, словно у него кончился завод, глубоко вздохнул и… открыл глаза. Посмотрев на склонившуюся над ним старуху, он вдруг жалобно улыбнулся и, скривив губы, пожаловался:

– Смерть за мной пришла… Смерть!..

Глаза его снова закрылись, но лежал он теперь спокойно, даже его рваное дыхание как-то успокоилось. Бабка Варвара подняла к нам свое строгое лицо и коротко приказала:

– Ну-ка, Юрка, бери парня и неси в дом. А ты, – она перевела взгляд на Людмилу, – беги к Федоту, пусть он лошадь запрягает!

Макаронин тут же подхватил Коляна на руки и быстрым шагом направлися к избе бабки Варвары, а Людмила, бросив на меня короткий, чуть встревоженный взгляд, бросилась бегом по дорожке, пересекающей огород, к калитке в изгороди. Я же остался стоять, чувствуя себя каким-то… брошенным… никому не нужным.

Бабка поднялась с колен и не глядя в мою сторону, проворчала:

– А ты, молодец, за мной следуй!..

«Следуй!.. – Мелькнуло у меня в голове. – Прям… старший лейтенант милиции… при исполнении!»

Но старуха уже топала вслед за Юркой к своему дому, так что мне ничего не оставалось, как только «следовать» за ней!

Коляна уложили на кровать в дальней, чистой горнице, и Макаронин тут же получил новое задание:

– Беги, Юра, к Матвеевне и веди ее сюда!.. Да побыстрее!..

Макаронин попробовал было поспорить:

– Так это ж до Выселок бежать, и еще обратно!..

– Вот и беги!! – Властно перебила его бабка Варвара, причем голос ее был настолько суров, что больше макаронин в пререкания вступать не посмел.

Мы со старухой остались в доме одни – Колен, лежавший без памяти на высокой кровати был, разумеется не с счет.

Бабка варвара еще раз внимательно осмотрела и общупала лежавшее на кровати тело, потом бросила быстрый взгляд в мою сторону и вышла из комнаты. Вернулась она быстро и в руках у нее был таз, наполненный до половины какой-то темной водой. Поставив таз рядом с кроватью, она сдернула с плеча принесенное полотенце и довольно угрюмо буркнула:

– Голову ему подержи!..

Я сразу догадался, что именно надо делать и осторожно, двумя руками чуть приподнял рыжую голову Коляна. Бабка Варвара намочила полотенце в тазу, отжала его и аккуратно обмотала им голову Юркиного друга.

– Клади!.. – Коротко приказала она.

После того, как я снова уложил голову Коляна на подушку, он вдруг открыл глаза, но в себя, похоже, не пришел, а спустя несколько минут, около дома остановилась побрякивающая телега и в комнату вошла Людмила.

Старуха строго посмотрела на свою внучку, и та быстро ответила на незаданный вопрос:

– Дядя Федот готов, стоит у крыльца… – И перевела взгляд на лежащего Коляна.

Я смотрел на внучку грозной бабки, и в моей груди вдруг шевельнулся страх… странный иррациональный страх того, что Людмила больше на меня никогда не посмотрит!!!

Но в этот момент огромные васильковые глаза распахнулись мне навстречу!

И в этот момент раздался чуть насмешливый голос старухи:

– И чтой-то ты внука в свадебное платье разоделась?.. Или уже жениха себе нашла?!

Людмила неожиданно улыбнулась, и ее лицо сразу же стало необыкновенно лукавым:

– Нашла, бабушка!..

– Да?.. – На лице старухи тоже появилась улыбка. – И кто же он?!

– Да вот же он!.. – С неожиданной серьезностью проговорила Людмила и указала на… меня!!!

Я задержал дыхание… А бабка, бросив в мою сторону короткий взгляд, строго спросила:

– А он тебя любит?!!

В этот момент я вдруг понял, что вопрос обращен, в общем-то, ко мне и тихо проговорил:

– Больше жизни!..

Бабка снова посмотрела на меня и странно задумчивым голосом произнесла:

– Ну… это еще посмотреть надо… много это или мало?..

– Бабушка!.. – Подала голос Людмила. – Володя чертов сучок… похоронил…

Вот я не ожидал от старушки такой прыти!! Буквально в мгновение ока бабуля оказалась рядом со мной и уперлась мне в лицо тяжелым, изучающим взглядом:

– Как это… похоронил?!!

– Сделал что-то и сучок сквозь землю провалился… – Ответила Людмила, но старуха, похоже, снова ждала ответа от меня. И я просто сказал:

– Заклинание «Алчущей Бездны»…

– Молод ты, такие заклинания складывать! – Категорически проговорила старуха, а затем вдруг удивленно подняла брови, словно бы сообразив, что и знать-то о существовании таких заклинаний мне вроде бы не положено.

А я только пожал плечами в ответ на ее новый требовательный взгляд.

С минуту старуха молчала, а потом, чуть усталым тоном проговорила:

– Ладно, потом разберемся… А сейчас идите, умойтесь, обедать скоро будем.

Я пошел к дверям навстречу сияющему взгляду васильковых глаз, а позади меня раздалось добродушное ворчание:

– Ишь ты, жених и невеста!.. Ты, невеста, переоденься все-таки… пока!

Через час вернулся Юрка Макаронин. Пришел он в сопровождении немолодой уже женщины, матери Кольки Серова. Та, увидев давно пропавшего сына в беспамятстве начала было рыдать, но ее быстро успокоила бабка Варвара. Коляна погрузили на телегу и дядя Федот повез его вместе с матерью в Руднево, в больницу.

Вечером, уже после ужина и после того, как Людмила, утомленная до полной потери сил, легла спать, я имел очень длинный, до полуночи, разговор с бабкой Варварой. А утром, мы с моей невестой отправились домой, в свой родной город. Макаронин проводил нас до автобуса и всю дорогу вспоминал наши с ним приключения.

А мы шли молча, держась за руки.

Заключение

Юрка Макаронин отгулял свой отпуск и вернулся на службу. Я вначале очень удивился, что он помалкивает о наших приключениях, но потом понял – хорошо он погулял и теперь сомневается, что все это было на самом деле, думает, а не горячечный ли это был бред. Порой при встречах, он как-то странно на меня поглядывает, но спросить ни о чем не решается. Ну и я не лезу с пояснениями… Пусть сам разбирается откуда у него взялся роскошный черный мундир!

Рыжего Кольку перевезли в первую областную больницу. В психиатрическое отделение. Я не решился его навестить, но знаю, что он никого не узнает, требует чтобы его называли Змеем Горынычем… Плюралобусом Гдемордакратом, частенько впадает в ярость и тогда грозится всех превратить в собак. Часто вспоминает какую-то Запецельную Мару и разговаривает с каким-то Провом, причем после таких «разговоров» бывает тих и умиротворен.

На уничтожение чертова сучка я потратил практически весь свой магический кокон, всю свою магическую Силу, так что показывать «фокусы», как прежде, уже не могу. Но я об этом не жалею, я готовлюсь к свадьбе!

Знаете, какая у меня невеста?!! Сама… фея Годена!!!

Евгений Малинин Мятеж

ПРОЛОГ

«…Хорошая штука эти новые скафандры высшей космической защиты. При каждом шаге ноги проваливаются в текучий прах по щиколотку, а можно было бы провалиться и по уши! Встроенные в подошву эмиссионные уплотнители не дают. Хотя за то, что мы сделали с этой сумасшедшей планетой, нас всех надо бы закопать в этом прахе!

Сумасшедшая планета!.. Скорее чудо, затерянное среди звезд! Чудо, выделывающее вместе со своим солнцем такие кренделя, что описывающее их уравнение занимает четыре стандартные страницы, и при этом она еще имеет кислородную атмосферу, свободную воду, органические соединения… Да какое там — жизнь она имеет! Жизнь!!! И какая разница, каким образом она здесь появилась!.. Разум она имеет! Разум!!! И не важно, кто и как его сюда занес!

…Имеет?.. Имела!..

Прилетели мы, люди, и все уничтожили!

А теперь я иду добивать последнего представителя здешнего Разума. И этот… последний… сам сделал все, чтобы мы его обнаружили…

Бред!

А может быть, я иду его спасать?..

И еще эти две черные тени за спиной! «…Два киборга вполне достаточное прикрытие. Если что-то пойдет не так, они тебя быстренько вытащат…» Интересно, что Старик имел в виду, говоря «если что-то пойдет не так…», как я узнаю, «так» все идет или уже «что-то не так»…

Взлететь бы… Нельзя, могут сбить. А до цели, судя по поисковому дальномеру, около двух километров, только вполне может оказаться, что эта цель еще одна биологическая пустышка… Стреляющая пустышка, излучающая пустышка, взрывающаяся пустышка… Пустышка-ловушка… Хотя Старик совершенно уверен, что на этот раз я найду аборигена. Почему-то Старик все время называет местных жителей бывшими людьми или мутантами. По-моему, всем уже давно ясно, что это никакие не люди и никакие не мутанты. Не могут люди или даже мутанты Homo обладать такими свойствами! Не могут!!!

Опять этот странный скрип в модуле связи… Как будто кто-то смеется в ответ на мои мысли… или плачет… или стонет. А связисты утверждают, что все в порядке, никаких посторонних шумов быть не может. У них, может быть, и нет, а у меня — вот он, смех… плач… стон… Может, это и есть… абориген. А что, ему подключиться к моему модулю связи — что мне таблетку соли проглотить… Кстати, соль!.. Стоит принять таблеточку.

Вот так так! Только что до цели было два километра, а сейчас уже меньше трехсот метров! Вот и доверяй после этого нашим замечательным приборам! Стоп! А ведь там, похоже, пещера! Пещера в этом текучем прахе, не способном создать даже самой маленькой складки?! Пожалуй, не стоит соваться туда с ходу. Присядем, подождем — скоро очередной «перекат», а там и посмотрим, что станет с этой пещеркой… Ждать-то осталось всего несколько минут…

Всего несколько минут…

Всего несколько дней назад я считал человека венцом творения, мудрым, честным, справедливым! Всего несколько дней назад я гордился причастностью к Космофлоту — лучшему проявлению человеческих качеств! Всего несколько дней назад начался наш поход…»

ГЛАВА 1

Нестерпимо резкое, бьющее по нервам завывание сирены общей, предстартовой подготовки разнеслось по переходам, техническим и жилым палубам, корабельным ангарам и казармам Звездного десанта. Казалось, вся огромная махина «Одиссея», линкора класса «ноль» космофлота Земного Содружества, содрогнулась от этого тошнотворного вопля, перечеркивающего надежды почти двух тысяч человек на заслуженный недельный отдых в ласковых объятиях родной планеты.

«Одиссей» только что вернулся из полугодового рейда к дальним окраинам освоенного пространства. Экипаж линкора вместе с приписанным к кораблю полулегионом звездного десанта едва выдержал положенный шестидневный карантин, убивая время смакованием предстоящего отпуска и надраиванием обмундирования. И вот, когда корабельные челноки уже прогревали посадочные двигатели, а бравые десантники в лихо заломленных парадных беретах кучковались у переходов к челночным палубам, нутро гигантского звездолета наполнилось этим тоскливым воем.

Потенциальные отпускники оторопели от неожиданности, но долго раздумывать о столь внезапном изменении их будущего им не позволили. Взамен резко замолкшей сирены по кораблю разнесся монотонный, нечеловечески безразличный голос Железного Феликса — главного корабельного компа:

— Корабль стартует по счету «ноль» без дополнительного предупреждения! Повторяю, корабль стартует по счету «ноль» без дополнительного предупреждения. Стартовое ускорение скачкообразное три, восемь, двенадцать, шесть, два, ноль g. Прошу стартовую вахту занять места согласно стартовому расписанию, не занятых на старте членов экипажа оставаться в своих помещениях, а приписанную десантуру — расположиться в личных противоперегрузочных ячейках… — В последних словах бездушной машины можно было уловить тень насмешки.

— Начинаю предстартовый отсчет! Сто… девяносто девять… девяносто восемь…

Разодетая в парадную форму толпа, изрыгая перлы разноязычной ненормативной лексики, быстро отхлынула от сразу притихших челночных палуб, стремительно растекаясь по бесконечным корабельным переходам. Немногочисленные затянутые во франтоватые черные комбинезоны звездолетчики ныряли в антигравитационные тоннели, поспешая в носовую и хвостовую части линкора, а звездный десант потянулся к сравнительно недалеко расположенным комплексам противоперегрузочных ячеек.

— Восемьдесят пять… восемьдесят четыре… восемьдесят три…

Левый шлюз Главного центра управления линкора, иногда по старинке называемого центральной рубкой, с тихим шипением пропустил внутрь первую тройку офицеров. Штурман линкора и его первый ассистент, щеголяя отутюженными парадными комбезами, надетыми в предвкушении Земли, быстро направились к штурманской консоли. Третий из вошедших, в идеально чистом, но мешковато-свободном походном комбинезоне, двинулся к центральному модулю управления.

Игорь Вихров, третий ассистент командира корабля, окончивший четыре года назад Звездную академию в Томске и сразу же зачисленный на «Одиссей» мичманом Главного центра управления, уже давно не удивлялся тому, что командир корабля, Старик, по сирене предстартовой подготовки всегда был в центре первым. Когда вахтовая команда появлялась на своих штатных местах, он уже располагался в командирском кресле и его длинные худые пальцы спокойно, но быстро перебегали по клавишам главной панели. Первые несколько месяцев Вихров даже устраивал что-то вроде соревнований, о которых командир, конечно же, не знал. Однажды молодому мичману повезло ворваться в центр управления, когда корабельный комп произнес «девяносто один…», но и тут он обнаружил командира сидящим на своем месте и неторопливо знакомившимся с полетным заданием.

Теперь, после четырех лет службы, переместившись по служебной лестнице к центральному модулю управления, получив чин старшего лейтенанта и заняв должность третьего ассистента командира, Вихров лишь коротко улыбался, когда входил в центр по предстартовой сирене и видел нуль-навигатора в его кресле. А вот привычка мгновенно реагировать на завывание сирены у молодого офицера осталась, и, судя по некоторым признакам, эта привычка его начальству нравилась.

Направляясь к своему месту, Вихров привычно бросил быстрый взгляд на оба обзорных экрана, опоясывавших широченной полосой переднюю полукруглую стену центра. Казалось, два огромных окна распахивались из спрятанного глубоко в чреве линкора центра управления прямо в черноту пространства, испещренную сияющими звездами. Правда, треть левого экрана сейчас занимало голубоватое полушарие Земли.

Игорь опустился на свое место, через два кресла справа от командира, и включил свою полосу управления. По экрану побежали быстрые зеленоватые значки.

— Шестьдесят восемь… шестьдесят семь… шестьдесят шесть…

Главный центр управления быстро наполнялся людьми, но Вихров, впившись в экран монитора, не замечал обычной предстартовой суматохи. На экран выводилось полетное задание, только что поступившее с Земли, и чем дальше знакомился с ним третий ассистент, тем выше поднимались его светлые, едва заметные на высоком лбу брови.

— Сорок четыре… сорок три… сорок два…

Шипение обоих шлюзов почти прекратилось, вахтенная команда и главные специалисты заняли свои места. И в этот момент Вихров откинулся на спинку своего кресла и, чуть повернув голову, бросил вопросительный взгляд в сторону командира.

— В чем дело, третий ассистент?.. — негромко спросил нуль-навигатор, не отрывая глаз от экрана своего дисплея и не снимая пальцев с клавиатуры.

И снова Вихров не удивился тому, что командир непонятным образом перехватил его молчаливый вопрос. В экипаже сложилось стойкое мнение, что Старик видит и затылком.

— Командир, что Земля забыла в системе Кастора? Зачем нас посылают к этим четырем сумасшедшим звездам?

— Нас посылают для усиления двенадцатой эскадры Звездного патруля… В полетном задании это ясно изложено…

— Да, но что делает двенадцатая эскадра в этой безжизненной глухомани?.. И с какой стати ее надо усиливать?!

Серо-стальные глаза навигатора оторвались наконец от экрана и уперлись в лицо третьего ассистента:

— Не надо торопиться с вопросами, Вихров… Вы все узнаете по прибытии на место… Займитесь лучше своими прямыми обязанностями. — И командир снова повернулся к монитору.

— Двадцать один… двадцать… девятнадцать…

Правый шлюз снова коротко всхлипнул, и в центр ввалился низкорослый толстячок в здорово помятом походном комбинезоне. По центру прошелестел смешок.

— Мичман-стрелок Верхоярцев, сегодня вы поставили личный рекорд. — Голос командира прозвучал абсолютно безразлично. На секунду показалось, что это корабельный комп прервал стартовый отсчет, чтобы высказать покрасневшему мичману свое неудовольствие. — Скоро вы встретите старт не добравшись до шлюза…

Верхоярцев неуклюжей рысцой пересек пространство центра и юркнул за свою консоль.

— Семь… шесть… пять…

На дисплее Вихрова прекратилось беспорядочное мельтешение зеленых символов и цифр, и вспыхнула картинка, подтверждающая полную готовность корабля к старту.

— Два… один… ноль…

В Главном центре управления повисла тишина, как будто размеренное «ноль» остановило не только предстартовый отсчет, но и сердца шестидесяти двух человек, замерших на своих местах. Через секунду все почувствовали, что корабль, ускоряясь, сошел со стационарной околоземной орбиты и лег на курс, в конце которого бешено метались в общей круговерти четыре звезды системы Кастора, повязанные между собой нерасторжимыми силами гравитации.

На такой близкой, но уже недоступной для команды «Одиссея» Земле маленькая девочка дернула за палец своего отца и, ткнув в небо маленьким пальчиком, закричала:

— Папка, папка, смотри, звездочка умирает!..

Звезда третьей визуальной величины, мерцавшая рядом с альфой Персея, неожиданно, ярко вспыхнув, дрогнула и неспешно поплыла в сторону, стремительно теряя свою яркость.

Отец улыбнулся и, взяв дочь на руки, успокаивающе произнес:

— Нет, звездочка не умирает. Просто она полетела кого-то спасать…

Этот человек и не подозревал, насколько он был не прав… Или прав!

* * *

Четыре часа спустя, когда «Одиссей» покинул плоскость эклиптики и на планетарной тяге подходил к точке первого гиперперехода, нуль-навигатор, повернув к себе гибкую подводку микрофона обшей корабельной связи, негромко скомандовал:

— Маршрут делится на три перехода. Первый переход проводит третья вахта. — Уголки губ первого ассистента командира, флаг-навигатора Артура Эдельмана, недовольно поползли вниз, а командир, не обращая на это внимания, продолжил: — Второй переход — вторая вахта. Третий переход — первая вахта. К моменту выхода к месту назначения третья вахта заступает на дублирование. Четвертый ассистент — дублирование входов-выходов на первом и втором гиперпереходах.

Володька Ежов, четвертый ассистент командира, недовольно запыхтел:

— Ну вот, снова я на дубляже…

Нуль-навигатор, немного помолчав, закончил:

— Перед последним переходом всей команде занять места по боевому расписанию. Сразу после выхода в точку назначения десанту быть готовым к десантированию.

После этого нуль-навигатор повернулся в кресле, встал и неспешным шагом вышел из центра управления. Когда шлюз закрылся за командиром, со своих мест поднялись главные специалисты линкора — штурман, комендор, связист и флаг-офицер десанта, а следом за ними потянулись и другие, свободные от вахты офицеры. В центре осталась только дежурная вахта, и к Вихрову подошел толстый Верхоярцев.

— Эх, Игорек, не везет мне в жизни…

— Это тебе не везет?! — удивился Вихров, не отрывая глаз от экрана, и пожал плечами. Его пальцы порхали над клавиатурой, перегоняя расчеты первого перехода с матрицы штурманской консоли на блок управления двигательной системой и одновременно вводя корреляционные коэффициенты.

— Тебе, мой дорогой, не повезет, если однажды ты действительно окажешься во время старта перед заблокированным шлюзом! Хотя, по правде сказать, я таких случаев в истории космофлота не припомню… Ну скажи на милость, кто или что задержало тебя сегодня?

— Так я же на Землю собирался! Ну, естественно, вырядился в парадный комбез… И тут эта сирена! Ты знаешь, как она на меня действует?

Вихров ухмыльнулся, представив себе, как его дружок ошарашено замирает при первых звуках сирены. Впрочем, в первые дни пребывания на «Одиссее» его реакция на предстартовую сирену была точно такой же, но он достаточно быстро освоился с этим чудовищным звуком. А вот Толик Верхоярцев по-прежнему, услышав сирену, буквально впадал в ступор.

— Я когда пришел в себя, Железный Феликс уже до семидесяти трех досчитал! Надо было мне, конечно, сразу в центр двигать, а я, как дурак, к себе переодеваться побежал, решил, что все смеяться станут, если увидят меня за консолью в парадном мундире! Ну, пока походный комбинезон нашел, пока переоделся, пока до рубки добрался, вот тебе и… «девятнадцать»…

В этот момент Игорь закончил ввод программы первого перехода и повернулся лицом к своему другу:

— А зачем ты в центре-то остался? Ты ж до обычного пространства здесь не нужен?

— Шеф сказал, чтобы я все время полета до места назначения в рубке оставался… А то, говорит, к моменту выхода опоздаешь за консольсесть и останется линкор без гравитров…

При этих словах физиономия у Тольки обиженно вытянулась, и Вихров невольно улыбнулся.

— Тогда ступай за свою консоль… А то через полторы минуты уходим в гипер…

Верхоярцев испуганно посмотрел на Игоря и нервно облизнул толстые губы.

— Что, так быстро?..

— Раньше войдем, раньше выйдем… — отшутился Игорь.

Верхоярцев развернулся и валкой рысью побежал к своему месту, а Игорь откинулся на спинку кресла и, прикрыв глаза, начал медленно считать про себя. Из собственного опыта он уже знал, что лично для него это лучший способ уходить в гиперпространство.

Через несколько секунд он ощутил внутри себя слабый толчок. Его организм давал сигнал, что гипергенераторы корабля пришли в действие и готовы выбросить махину линкора из привычного трехмерного пространства. А затем волной накатила тошнота и тут же отступила.

Вихров открыл глаза.

Оба обзорных экрана смотрели на центр белыми слепыми бельмами. Вселенная за бортом линкора пропала, вернее, линкор исчез из породившей его вселенной. И где он сейчас находился, не знали даже самые могучие умы Земли. А третьего ассистента командира линкора-ноль «Одиссей» этот вопрос и вовсе не интересовал. Главное, чтобы корабль вышел из гиперпространства в расчетной точке.

Следующие полчаса Игорь был занят перепроверкой управляющих корабельных систем. А затем снова откинулся на спинку кресла и оглядел центр.

Третий ассистент штурмана Стив Качанов, сгорбившись за своей консолью и не отрывая глаз от экрана монитора, что-то торопливо настукивал на клавиатуре. Сергей Есин, третий ассистент механика, методично перещелкивал сенсорные тумблеры на своей консоли, проверяя и перепроверяя режим работы двигательной системы и вспомогательного оборудования. Верхоярцев скорчился за комендорской консолью — не то спал, не то еще не пришел в себя после выхода в гипер. Явно подремывал и третий ассистент флаг-офицера десанта, совершенно не нужный в центральной рубке во время перехода, но остававшийся здесь просто в силу давней традиции.

Все было как обычно. Каждый из оставшихся в центре управления офицеров старался по-своему занять время вахты, чтобы как можно меньше задумываться о том, что на самом деле его сейчас просто не существует на свете. И, конечно, о степени вероятности своего появления, вместе со звездолетом и остальными его насельцами в привычном мире.

Игорь вернулся к своей консоли и настукал вызов базовой памяти главного корабельного компьютера. Время до выхода из гиперпространства у него было, и он решил познакомиться поближе с системой, в которую Содружество направило «Одиссей».

Окно монитора мигнуло, и в нем появилась улыбающаяся круглая рожица с маленьким носиком, окруженным веснушками, круглыми глазками и тоненькими девчачьими косичками. Рожица подмигнула и спросила писклявым голоском:

— В чем проблема?!

Игорь недовольно сморщил нос, ему эта физиономия совсем не нравилась, однако способ индивидуального общения с членами экипажа комп выбирал сам. Третий ассистент командира был уверен, что эта рожица появилась на его дисплее в ответ на прозвище «Железный Феликс», придуманное для корабельного компа им самим. Так что приходилось мириться с ответной выходкой.

«Нужны данные по системе Кастора».

Игорь не стал говорить вслух, а настучал вопрос письменно, и комп тут же перешел на письменный диалог:

«Уточни, какого рода данные требуются?..»

«Сначала полностью открытые».

Экран мигнул и превратился в страничку некрупного текста. Игорь откинулся на спинку и принялся не торопясь перелистывать файл.

«Кастор — α созвездия Близнецов. Двойная звезда 1,6 визуальной звездной величины. Светимость в 34 раза больше солнечной. Расстояние от Солнца 14 парсек. Названа именем одного из братьев-близнецов Диоскуров, упоминаемых в древнегреческой мифологии (?!). Система состоит из четырех звезд класса А4, А2, F4 и желтого карлика класса G2, названного Фортуной…Шестая экспедиция Глазьева в триста сорок шестом стандартном году новейшей эры обнаружила у Фортуны кислородную планету и назвала ее Гвендлана…»

Дойдя до этого места, Игорь даже приподнялся в кресле. Звездная система имела кислородную планету! Правда, дальнейшая информация не только охладила его энтузиазм, но и неприятно удивила.

«Исследования Гвендланы проводились тремя стационарными экспедициями в течение двадцати трех стандартных лет. Планета имеет своеобразный растительный покров, животной жизни на планете нет. Колонизация невозможна из-за скачкообразных, с высокой амплитудой, изменений температуры, магнитного поля, гравитации, интенсивности звездного и собственного излучения, спектра и насыщенности освещения, радиоактивного фона и других геофизических показателей. С четыреста второго стандартного года новейшей эры система Кастора закрыта для исследований.

Планета изолирована до настоящего времени. Срок изоляции, установленный Председателем Высшего Совета Содружества, — бессрочно».

Получалась довольно странная картина. Почти пятьсот лет назад земляне добрались до системы Кастора и открыли кислородную планету в таком месте, где ее ну никак не должно было быть. По всем законам небесной механики четыре звезды, составляющие систему Кастора, должны были в клочья разорвать любое предпланетное образование еще в стадии его зарождения. А на эту планету люди даже смогли высадиться! Гвендлана действительно вряд ли могла быть пригодной к освоению, но чтобы планету полностью закрыли для исследований, нужна была очень серьезная причина!

Игорь вернулся к экрану монитора и, поставив звездочку в тексте, написал в открывшемся диалоговом окне: «Причина изоляции планеты?»

Ответ появился мгновенно, и он обескуражил старшего лейтенанта.

«Информация закрыта».

Вихров был настойчив.

«Имею третий уровень доступа, прошу представить затребованную информацию».

На этот раз ответ был просто убийствен.

«Информация закрыта по первому уровню доступа».

Это означало, что ответ на заданный вопрос могли получить всего несколько человек во всем Содружестве! Из командования Космофлота, например, доступ к этой информации имели только командиры звездолетов класса «ноль», а их было всего семь, и высшее руководство Звездной Базы на Земле.

Игорь задумчиво потер подбородок и вернулся к монитору. Впрочем, текста там оставалось немного.

«Планетарные циклы Гвендланы (приближение ноль целых две десятые процента):

Сутки — время обращения планеты вокруг своей оси — двадцать восемь часов шестнадцать минут стандартного времени;

Год первичный — время обращения планеты вокруг Фортуны — триста двадцать суток восемнадцать часов шесть минут стандартного времени;

Год вторичный — время полного прохождения Фортуной своей траектории в системе Кастора — четырнадцать лет двести восемьдесят суток шестнадцать часов тридцать две минуты стандартного времени;

Цикл планетной гравитационной волны — последовательно шестьдесят восемь часов сорок минут, сто двадцать часов шесть минут, семьдесят два часа тринадцать минут, сто восемьдесят часов двадцать восемь минут, двести шестьдесят часов тридцать одна минута.

Циклических закономерностей в изменении других геофизических показателей к моменту внесения информации не определено».

Игорь снова обратился к диалоговому окну:

«Объясни физическую суть гравитационной волны».

Экран монитора чуть мигнул, и на нем появилась новая информация.

«Как было сказано ранее, Гвендлана имеет переменное гравитационное поле. Его колебания составляют плюс-минус двенадцать процентов от среднего, которое равно 0,85 земного. Однако с указанной выше периодичностью напряженность гравитационного поля планеты возрастает до 8—12 g, причем это возрастание отмечается на довольно узком сегменте поверхности планеты. Полоса повышенной гравитации обегает поверхность планеты от одного до трех раз, после чего напряженность гравитационного поля вновь приходит в норму. Это явление получило название «гравитационная волна» или «перекат». Причины его возникновения до конца не изучены и не объясняются полностью взаимодействием составляющих систему звезд и несветящихся тел».

Вихров снова откинулся на спинку кресла. Давненько его так не удивляли. Звездолет, похоже, направлялся в закрытую область пространства, причем в этой закрытой области уже находилась двенадцатая эскадра Звездного патруля, а это ни много ни мало четырнадцать современных кораблей! Что же могло случиться в закрытой зоне такого, с чем не может справиться целая эскадра! И как связано это неизвестное происшествие с тем, что Гвендлана изолирована решением Президента Содружества? Неожиданно у него в голове всплыла последняя фраза командира: «…сразу после выхода в точку назначения десанту быть готовым к десантированию». Это могло означать только одно — десант должен будет пойти на Гвендлану. Но зачем?! Зачем необходимо десантироваться на планету, лишенную жизни?!

Поразмышляв над возникшими вопросами и ничего не придумав, Игорь снова склонился над клавиатурой и настучал следующий вопрос:

«Обзор основных событий четвертого века новейшей эры».

Текст на экране схлопнулся, и на его месте появилась прежняя девчачья рожица, на этот раз донельзя удивленная. Она похлопала глазами и исчезла, а по экрану поползли строчки, выполненные крупным шрифтом и разделенные большими пробелами.

«На Земле ликвидировано последнее хранилище оружия массового поражения».

«Выведено на постоянную орбиту искусственное солнце Южного полюса и начато освоение Антарктики».

«Открыт принцип Яумари-Швеца, позволивший построить модель межпространственного (гипер) перехода для физических тел планетарной массы».

«Обнаружена кислородная планета в системе двойной звезды α Близнецов».

«Получен четко модулированный сигнал из системы Идиаба. Расшифровкой занималась специально созданная группа под руководством Евгения Орлова и Отто Каппа. Результат работы доложен Высшему Совету Содружества».

«Получена сыворотка, останавливающая развитие болезни Кохтера и предотвращающая ее появление в здоровых организмах»…

Всего в списке наличествовало двадцать три пункта, но ни один из них, кроме сообщения об открытии Гвендланы, похоже, не имел к этому событию никакого отношения. Во всяком случае, именно так решил для себя Игорь после достаточно долгих размышлений.

В этот момент прозвучал резкий короткий перезвон и комп объявил десятиминутную готовность к выходу корабля в обычное пространство.

Вихрову сразу стало не до посторонних изысканий. Выход из гиперпространства по-прежнему оставался самой сложной операцией пилотирования звездолетов, которую не мог произвести ни один из существующих компьютеров, а потому должен был выполнять пилот-человек. Недаром среди космонавигаторов издревле ходила пословица «Посадка — не взлет, выход — не вход». Любознательный Вихров выяснил, что в этом довольно странном выражении вход в гиперпространство и выход из него сравниваются со взлетом и посадкой старинных, оснащенных крыльями летательных аппаратов. Для тех машин посадка была одним из самых сложных элементов пилотирования.

С двух сторон от вихровского монитора развернулось еще шесть малых экранов, на которые главный компьютер принялся выводить постоянно изменяющиеся параметры полета, меняя цвет этих показателей в зависимости от их приближения к оптимуму. Игорь напряженно ловил эти изменения, а его пальцы бегали по развернутой вчетверо панели, мгновенно вводя поправки в работу всех корабельных систем, и в то же время он постоянно держал в поле зрения еще один из дополнительных экранов, на котором зеленым цифирным вихрем истаивало время нахождения «Одиссея» в гиперпространстве. Вывести корабль в обычное пространство надо было как можно ближе к нулевой отметке, но до того, как показатели на этом экране сменят окраску на красную!

Эта напряженнейшая работа продолжалась не более трех минут, когда Вихров каким-то шестым чувством понял, что корабль полностью готов к выходу. Его правый указательный палец замер над оранжевой продолговатой клавишей, и в этот момент все шесть вспомогательных экранов вспыхнули зеленым цветом, сигнализируя о полной сбалансированности параметров.

В следующее мгновение два из экранов потеряли свой изумрудный окрас, но клавиша выхода уже была утоплена и происшедшая разбалансировка потеряла свое значение. Опять накатила тошнота, но на этот раз Вихров не мог расслабиться и закрыть глаза. Он, не отрывая взгляда от главных обзорных экранов, напряженно ожидал момента, когда гипергенераторы корабля окончательно стихнут. Наконец оба больших обзорных экрана центра снова почернели и на них вспыхнули звезды. Правда, очертания созвездий имели совершенно другой вид, но это никого не удивило и не смутило. Главное — «Одиссей» снова находился в обычном пространстве, правда, уже в пяти парсеках от Земли.

Игорь оторвал пальцы от панели управления и с облегчением откинулся на спинку своего кресла, не отрывая взгляда от экрана главного монитора. По его шее за ворот комбинезона скатилась холодная капля пота.

Вспомогательные экраны выхода из гиперпространства погасли и свернулись, а по главному монитору побежали торопливые строки расчетов точного местонахождения корабля.

«Ближайшая звездная масса — 2,214 парсека. Ближайшая планетная масса — не обнаруживается. Правая полусфера пространства — чисто, левая полусфера пространства — чисто. Степень прозрачности окружающего пространства — 7 в минус двадцать четвертой степени. Излучение — обычный звездный фон…»

Дальше Вихров читать не стал, и так было понятно, что корабль в полной безопасности и готов к следующему прыжку. Уже через несколько секунд корабельный компьютер выдал необходимую информацию и Стив приступил к штурманскому расчету следующего перехода.

Вихров поднялся из-за своей консоли, с удовольствием потянулся, предвкушая отдых, и тут рядом с ним раздался голос Володьки Ежова:

— Здорово у тебя получается! С первой попытки вывести корабль в обычное пространство!.. Вот бы мне твое чутье…

Игорь покачал головой и ничего не ответил. Он вообще забыл о четвертом ассистенте, дублировавшем его действия.

В этот момент через вздохнувший шлюз в ГЦУ вошел Свен Юриксен, второй ассистент командира, сменявший Вихрова на вахте. Огромный молчаливый швед, кивнув Игорю, устроился за своей панелью и тут же переключил управление на себя. Экран вихровского монитора вопросительно мигнул и, не получив поддерживающей команды хозяина, погас.

Игорь вышел из центра управления и направился в свою каюту. Ему, достигшему в иерархии корабля определенных высот, уже полагалось отдельное жилье, поскольку считалось, что у него может появиться необходимость проводить какие-либо исследования или расчеты вне рабочего места. Правда, жильем в привычном, земном понимании этого слова его каютку назвать было трудно, но все-таки она вполне давала возможность уединиться и, что самое главное, имела противоперегрузочный экран.

После снятия стартовых перегрузок население линкора покинуло противоперегрузочные модули и занялось своими повседневными делами, так что Вихрову приходилось то и дело отвечать на приветствия многочисленных знакомых. Но делал это Игорь совершенно машинально, поскольку голова его была занята только что полученной информацией о странной планете, которая вообще-то не могла существовать.

Он уже почти добрался до своей каюты, когда по кораблю разнесся громкий удар гонга. Прислонившись к переборке и прикрыв глаза, Игорь переждал момент перехода в гиперпространство и двинулся дальше. Войдя к себе, он сразу уселся за клавиатуру личного компьютера. Набрав личный код и увидев на экране монитора девчачью рожицу, Игорь быстро настучал:

«Продолжаем разговор».

— Продолжаем… — пискнула рожица и исчезла.

А Игорь задумался. Что, собственно говоря, можно еще спросить у Железного Феликса? После довольно долгой паузы он вывел на экран вопрос:

«Каково материально-техническое обеспечение исследовательских экспедиций Гвендланы?»

Экран помигал, словно проверяя доступность запрашиваемой информации, а затем по нему побежали зеленые строчки:

«Последняя экспедиция имела два стационарных исследовательских центра стандарта А-3, укомплектованных транспортными средствами по шестой категории…»

Игорь присвистнул про себя — шестая категория означала, что экспедициям были приданы, кроме всего прочего, и орбитальные челноки.

«…Жилая инфраструктура центров соответствует развернутому град-комплексу стандарта «Жилье-8»…»

«Шесть тысяч человек в каждом центре!» — мгновенно подсчитал Игорь.

«…К четырехсотому году новейшей эры на планете было установлено еще четыре аналогичных исследовательских центра…»

«Итого — шесть!» — отметил про себя Вихров.

«Оборудование и жилые комплексы не демонтировались, не консервировались, не уничтожались…»

Игорь изумленно откинулся на спинку кресла. Как же так, оборудование стоимостью… черт знает какой стоимостью… не вывезено с закрытой навечно планеты и даже не законсервировано! Так что же, получается, что там, на этой самой Гвендлане, кто-то… живет?! Или исследователи обнаружили нечто такое, что вынуждены были покинуть планету в страшной спешке, даже не успев вывезти оборудование?! И почему этого нельзя было сделать потом, ведь с момента закрытия системы для исследований прошло… пятьсот лет?!

А теперь в этой системе находится целая эскадра Звездного патруля, а «Одиссей» собирается десантировать на планету полторы тысячи звездных пехотинцев, способных стереть в порошок любую национальную армию прошлого! Так кто же там обосновался?!!

Впрочем, ждать ответа оставалось недолго.

Вихров поблагодарил корабельный комп за помощь и отключился от информационной системы. Переодевшись и бpoсив снятый комбинезон в приемник чистки, он отправился в офицерскую столовую завтракать, ибо по его внутреннему корабельному времени наступило утро.

Народу в столовой было совсем немного, пока третий ассистент разбирался со странной планетой, неожиданно оказавшейся в системе Кастора, все уже успели поесть. Правда, за одним из столиков сидели трое прапорщиков Звездного десанта, но Игорь с ними не был знаком и потому расположился довольно далеко от их компании.

Настучав на панели заказа стандартное меню, он в ожидании завтрака принялся сочинять письмо домой. Мать, наверное, всполошится, узнав, что единственный, безумно любимый сын снова не смог навестить ее. Надо было ее как-то успокоить… Да и Леночке надо было бы сообщить, когда они смогут увидеться. Тут Игорь вздохнул — он и сам не знал, когда это произойдет!

Позавтракав, Вихров отправился в коннект-узел дальней связи и надиктовал письма для матери и Лены, потом вернулся в каюту и улегся спать.

Его разбудил негромкий зуммер внутреннего оповещения, сообщавший, что до выхода в обычное пространство осталось сорок минут, а значит, пора было собираться в Главный центр управления.

Вихров быстро умылся, надел вычищенный рабочий комбинезон и через несколько минут был в ГЦУ. Усаживаясь на свое место, он, как обычно, покосился на молочно-белые экраны кругового обзора, а затем поймал быстрый внимательный взгляд нуль-навигатора, брошенный в его сторону.

Затем Старик зачем-то прикоснулся к рожку микрофона, торчавшему из его панели управления, словно поправляя его, и через секунду по всему кораблю, в каждом помещении, где могли находиться люди, прозвучал его спокойный негромкий голос:

— Господа офицеры, звездолетчики и десантники, наш линкор получил не совсем обычное задание, а потому я считаю необходимым дать некоторые пояснения. «Одиссей» направлен в систему Кастора на усиление Двенадцатой эскадры Звездного патруля. Система Кастора закрыта для звездной навигации и научных исследований решением Правительства Содружества, и сделано это по весьма важной причине. В этой системе, у меньшей ее звезды, которую назвали Фортуна, располагается кислородная планета с очень сложными геофизическими условиями. Около пятисот лет назад на эту планету стали… направляться люди… имеющие различного рода психосоматические, физические и физиологические отклонения от нормы. Проще говоря, планета стала местом… насильственной изоляции мутантов.

Командир сделал паузу, словно ожидал какой-то реакции на свои слова, но дисциплина в космофлоте была безукоризненной. Так что, помолчав с минуту, нуль-навигатор продолжил свое сообщение:

— Десять дней назад в системе Кастора произошел… мятеж. Изолированные на планете… особи захватили все административные здания, все средства связи и транспорта, а затем потребовали от Правительства Содружества признать их суверенитет. В противном случае они грозились переправиться на Землю и… Что они могут натворить на Земле, не поддается никакому прогнозированию! Звено дежурных звездолетов класса «три» со стандартным десантным составом, контролировавшее систему, не смогло подавить мятеж. Более того, оба звездолета были внезапно атакованы мятежниками и получили невосстановимые повреждения двигателей. Почти сразу же у них были повреждены и все автономные модули связи — они едва успели передать на Землю информацию о происходящем в системе.

Командир снова замолчал, и Вихрову показалось, что он незаметно от всех перевел дух, сам удивленный тем, что он только что сообщил. Однако, когда нуль-навигатор снова заговорил, его голос был по-прежнему спокоен:

— Получив это сообщение, Правительство Содружества направило в систему Кастора Двенадцатую эскадру Звездного патруля, усиленную двумя фрегатами первого класса. Это было сделано шесть дней назад. Сразу после прибытия командующий эскадрой, контр-адмирал Эльсон сообщил, что оба дежурных звездолета обнаружены на своих орбитах. Выяснить удалось только то, что они были атакованы неизвестным оружием, в результате чего все их наружные коммуникации, включая планетарные двигатели и энергоустановки, уничтожены… Практически они перестали быть космическими кораблями и превратились в мертвые металлические коробки. Правда, экипажи и размещенный на них звездный десант не пострадали.

Мятежникам было предложено сложить оружие и выдать руководителей мятежа, на что они ответили неожиданным ударом и вывели из строя двигательные установки двух малых вспомогательных кораблей эскадры. Их экипажи опять-таки не пострадали.

После этого на планету был высажен десант в составе двух когорт десантников со стандартным оснащением, однако подавить мятеж… десанту не удалось. Несколько десантников получили ранения разной степени тяжести. Но самое главное это то, что командованию эскадры не удалось установить места расположения главных сил мятежников, их численность и их вооружение. Это тем более странно, что возможность нахождения на планете людей, даже обладающих такими необычными способностями, какими якобы обладают высланные на планету мутанты, ограничиваются шестью стационарными исследовательскими центрами стандарта А-3, оснащенными град-комплексами типа «Жилье-8». Подчеркиваю, все оборудование комплексов не моложе пятисот стандартных лет.

«Одиссей» отправлен к этой планете потому, что контр-адмирал Эльсон утверждает, будто мятежники используют против кораблей эскадры и десантируемой звездной пехоты поле или комбинацию полей неизвестной природы, напоминающие по своим качествам гравитационные, но воздействующие на людей и оборудование звездолетов самым невероятным образом. Как вы знаете, имеющееся на нашем линкоре оборудование позволяет идентифицировать практически любое известное современной физике поле и успешно подавлять его. Ну и кроме того, наше вооружение может оказать самую серьезную помощь в… физическом подавлении мятежа.

Командир снова сделал паузу, но на этот раз совсем крошечную, и перешел к приказам:

— Линкор выходит в обычное пространство в непосредственной близости от Фортуны в течение ближайших пятнадцати минут. Режим пребывания в системе — шестая степень планетарной защиты, режим десантирования — альфа, режим связи — блокированный, экранный. Вопросы есть?..

И снова командир бросил быстрый взгляд в сторону Вихрова.

Вопросы у Игоря были, но, во-первых, он еще не успел их до конца сформулировать, а, во-вторых, времени на вопросы и ответы общего характера уже не оставалось, так что третий ассистент промолчал.

— Если вопросов нет, прошу занять места по штатному расписанию выхода! — закончил командир.

Несколько человек быстрым шагом покинули ГЦУ, остальные склонились к своим рабочим панелям, проверяя готовность подведомственных систем.

У Вихрова эта проверка заняла не слишком много времени — дублировать работу нуль-навигатора и его первого ассистента было необременительно, так что он вполне мог посвятить несколько минут формулированию вопросов, рожденных сообщением командира. А в свете уже имеющейся у Игоря информации это сообщение звучало весьма неоднозначно!

Получалось, что исследования планеты показали ее пригодность для организации на ней… тюрьмы для… мутантов!.. Что исследовательские комплексы были оставлены для… размещения в них этих самых мутантов?! Но тогда этих мутантов должно было быть… чуть ли не тридцать шесть тысяч!!! Откуда они взялись и что собой представляют?! Кроме того, им была предоставлена возможность выхода в открытый космос!!! Кроме того, им было оставлено оружие или они его создали сами, что было все-таки маловероятно, позволявшее атаковать космические корабли, находящиеся на околопланетной орбите, и атаковать весьма успешно!!! Нет, вся эта картина как-то не вязалась с задачей изоляции ущербных человеческих особей… и с тем, что эти ущербные человеческие особи столь успешно осуществляли свой мятеж… и с требованием ими суверенитета…

Хотя если не знать истории открытия и исследования системы Кастора, то все сказанное командиром звучит довольно логично. Даже вывод из строя патрульных кораблей и неудачи Звездного патруля можно было хоть как-то объяснить необычными свойствами этих мутантов… Правда, тогда получалось, что эти свойства были… весьма… привлекательными!

И тут Вихров вспомнил два коротких острых взгляда, брошенных нуль-навигатором в его сторону. Похоже, Старик знал, какими изысканиями занимался его третий ассистент во время вахты и после нее и… И опасался именно его вопросов!

В этот момент развернулись шесть вспомогательных экранов его монитора, и Игорь понял, что корабль готовится выйти в обычное пространство. Третьему ассистенту стало не до размышлений. Не прикасаясь к клавиатуре управления, он внимательно следил за филигранной работой первого ассистента командира, одновременно примечая, что сам командир не контролирует работу вахтенного офицера, а занят какими-то расчетами.

Снова накатила привычно короткая тошнота, и снова обзорные экраны начали темнеть, показывая появляющийся за бортом линкора космос. Только на этот раз картинка на них была совершенно другой.

Прямо по курсу корабля ярко сияла желтая звезда, удивительно похожая на Солнце, видимое с орбиты Сатурна. Еще три необыкновенно крупные звезды голубоватого оттенка выделялись среди серебряной звездной россыпи, составляя с желтой звездой странно перекошенный ромб. Но долго рассматривать открывшуюся на экранах картину Вихрову не пришлось, коротко взревели колокола громкого боя, оповещая об атаке на корабль, и Железный Феликс выбросил на экраны тревожно-красную надпись:

«Атака физическая — по левому борту, в зоне визуального наблюдения четыре объекта массой около пяти тонн каждый, движущиеся в сторону корабля со средней скоростью 250 километров в секунду. Идентифицируются как контактные торпеды типа К-14. Время соприкосновения с корпусом линкора 36 секунд, 38 секунд, 40 секунд, 42 секунды.

Атака полевая — гравитационные поля спиральной конфигурации, генерируются у всех шестнадцати люков корабля. Нагрузка на люки ударная, колебания от 0,2 до 0,7 допустимой. Поле Шлозгера, конфигурации «сеть», прямо по курсу корабля.

Атака лучевая — состав излучения — обычный звездный фон, гамма — четырнадцать норм, Фокса-Тауберга — двенадцать норм, рентгеновское — шестнадцать норм, проникающее Иситуки — двадцать шесть норм».

Целых две секунды мигали на экранах эти тревожные красные строчки, а затем их сменила бегущая желтая строка:

«Левым бортом сброшены буи-перехватчики. — На обзорном экране левой полусферы появились четыре зеленоватые, мерцающие точки, быстро движущиеся прочь от корабля, это автоматы защиты сбросили с левого борта четыре противоторпедных буя, и они рванулись каждый к своей цели. — Задействованы автономные мобильные поглотители излучения. Внимание, на счет «ноль» по корпусу корабля будет запущен зонд гравитационного поглощения! Потеря гравитации всем объемом корабля на три — шесть секунд! Отсчет!..

Пять… четыре… три… два… один… ноль!»

Вихров почувствовал, как его приподняло вспухшее сиденье кресла и как натянулись мгновенно задействованные поясные ремни, удерживавшие потерявшее вес тело на месте. Впрочем, длился этот «полет» недолго, привычная тяжесть вернулась, и тут же последовал доклад компа:

«Ударная гравитационная нагрузка на люки корабля ликвидирована…»

Практически одновременно с этими словами на обзорном экране вспыхнула искусственная звезда — первый буй достиг своей цели. В следующие восемь секунд подобные вспышки повторились еще трижды, и вслед за этим по экранам центра управления побежали зеленые строчки:

«Торпеды типа К-14 уничтожены, излучение за бортом — обычный звездный фон, гамма — восемь норм, Фокса-Тауберга — две нормы, рентгеновское — норма, проникающее Иситуки — норма».

А затем последовал штатный доклад, положенный при выходе в обычное пространство:

«Правая полусфера пространства — звездная масса класса А4 — 0,112 парсека, звездная масса класса А2 — 0,316 парсека, звездная масса класса F2 — 0,681 парсека, в пределах визуального наблюдения восемь кораблей типа «Глубокий космос» класса ГК-3 — две единицы, класса ГК-2 — четыре единицы, класса ГК-1 — 2 единицы. Левая полусфера пространства — звездная масса класса G2 — 0,012 парсека, планетная масса — 0,008 парсека, двенадцать кораблей типа «Глубокий космос», класса ГК-3 — четыре единицы, класса ГК-2 — две единицы, класса ГК-1 — две единицы, класса ГК-малый — две единицы, класса фрегат-1 — две единицы. Два корабля класса ГК-3, два корабля класса ГК-малый лишены ходовых возможностей, находятся на устойчивых планетарных орбитах. Степень прозрачности окружающего пространства — 5 в минус двенадцатой степени».

И тут же снова включилась желтая бегущая строка:

«Сеть» Шлозгера прогибается в сторону корабля, напряженность поля увеличилась в 4,3 раза, внешней подпитки поля и управляющих им импульсов не обнаружено…»

«Как может конфигурация поля и его напряженность изменяться без внешней энергетической подпитки?!» — удивился Вихров, но следующее сообщение корабельного мозга вызвало у него еще большее изумление.

— «Сеть» Шлозгера приняла коническую форму, вершиной в сторону корабля, и начала движение к планете…

«Одиссей» сразу после выхода из гиперпространства перешел на планетарную тягу и двигался к Гвендлане и кораблям Двенадцатой эскадры с межпланетной крейсерской скоростью. Получалось, что поле Шлозгера отступало перед линкором, приняв самую устойчивую для прикрытия планеты форму, а при необходимости и торможения «Одиссея»! И при этом оно не получало внешних управляющих импульсов и энергетической подпитки! На взгляд Вихрова, это граничило с мистикой!

Однако непосредственная угроза линкору, хотя и не слишком серьезная, была ликвидирована, и напряжение в центре управления немного упало. А еще через несколько секунд на экранах навигаторской группы появилось новое сообщение: «На связи фрегат первого класса «Молот Тора»…» Нуль-навигатор быстро протянул к панели управления руку и включил внешнюю связь. На навигационных экранах появилось лицо контр-адмирала Эльсона, с покрасневшими, лихорадочно блестящими глазами и странно перекошенным ртом. Однако первым заговорил Старик:

— Господин контр-адмирал, потрудитесь объяснить, чем занимается ваша эскадра в этом секторе космоса?! Почему «Одиссей» был атакован при выходе из гиперпространства? Каким образом атакующие прошли мимо ваших кораблей?! Вы что, до сих пор не контролируете окружающее пространство?!

Только сейчас Игорь понял, что нуль-навигатор просто взбешен. По званию Старик не уступал Эльсону, однако тот командовал соединением, а нуль-навигатор всего лишь одним кораблем, пусть и стоившим соединения. Поэтому тон обращения командира «Одиссея» к командиру эскадры граничил с оскорблением.

Но контр-адмирал был, похоже, удивлен проведенной на линкор атакой еще больше, чем нуль-навигатор. Странно дернув щекой, он ответил неожиданно мягко, даже растерянно:

— Но с планеты не поднимались и мимо моих кораблей не проходили ни генераторы полей и излучений, ни термоядерные боеголовки…

— Откуда же они появились?! — крайне язвительным тоном поинтересовался Старик. — Или вы считаете, что он выпрыгнули из гиперпространства следом за «Одиссеем»?..

Видимо, этот недопустимый тон привел контр-адмирала в нормальное состояние, поскольку его ответ прозвучал тоже достаточно резко:

— Я ничего не считаю!.. У меня имеется инструментальная запись состояния космического пространства вокруг Гвендланы с момента появления эскадры. Я могу по первому вашему требованию передать ее на «Одиссей», чтобы вы лично убедились, что с планеты за все это время не производилось ни одного космического старта! А что касается полей… Я сам был атакован весьма необычной комбинацией полей, и они с поразительной эффективностью вывели из строя двигательные установки двух моих кораблей. Моя эскадра, к сожалению, не имеет необходимого вооружения для подавления полей, именно поэтому сюда был направлен ваш линкор…

Контр-адмирал, похоже, специально повторил нуль-навигатору полученное задание, чтобы умерить его негодование. Старик выбил дробь пальцами правой руки на фартуке панели управления и проговорил почти нормальным тоном:

— Хорошо, с этой… недопустимой атакой мы разберемся позднее. Сейчас я прошу вас ввести меня в курс дела и уточнить задачу моему кораблю…

Контр-адмирал Эльсон откинулся на спинку своего кресла и предложил:

— Я думаю, вам будет целесообразно прибыть на мой флагман. К вашему прибытию я соберу совещание, на котором вы узнаете обстановку, что называется, из первых рук, и мы сможем совместно составить план дальнейших действий.

— Когда мне необходимо прибыть? — переспросил нуль-навигатор.

— Давайте через час, — предложил контр-адмирал. — У вас будет время отдать нужные распоряжения, подготовиться к встрече и добраться до моего флагмана. Но вам необходимо немедленно взять под контроль аномальное излучение планеты и спонтанно возникающие в околопланетном пространстве полеобразования. Причем предупреждаю, если модулированное излучение, спонтанно выбрасываемое в пространство из различных точек планеты, как правило, крайне слабо, не представляет какой-либо угрозы и легко поглощается, то возникновение малейшего намека на полеобразование чревато его превращением в очень мощное поле или запутанную конфигурацию полей различного рода. Они крайне опасны! Такие полеобразования необходимо подавлять в зародыше!

— Ясно! До встречи через час!.. — коротко бросил нуль-навигатор и быстрым движением пальцев отключил внешнюю связь. Затем, оглядев центр, словно проверяя, все ли офицеры на своих местах, Старик жестко проговорил в микрофон внутренней связи:

— Линкор становится на боевое патрулирование. Орбита планетарная, выше орбиты кораблей двенадцатой эскадры. Полный контроль состояния естественных планетарных полей и их флуктуации, немедленное подавление новых полевых образований. Полный контроль лучевого состояния околопланетного пространства. Любое направленное излучение подлежит поглощению и преобразованию, особенно если оно содержит модулированную составляющую. Для этого использовать исключительно автономные поглотители! Материальные объекты, стартующие с планеты и не содержащие биологически активных составных частей, подлежат уничтожению, имеющие активные биоформы — захватываются и блокируются во внешних хранилищах… Впрочем, я надеюсь, что с этой задачей справится Звездный патруль. Со мной на «Молот Тора» отправляются командир десанта, главный комендор и… мой третий ассистент Вихров в качестве флаг-офицера. Командование в мое отсутствие возлагается на флаг-навигатора Эдельмана. Мой личный челнок подготовить к вылету, старт через тридцать минут.

Нуль-навигатор, с секунду подумав, выключил общую связь и, повернувшись к своему первому ассистенту, негромко добавил:

— Артур Исаевич, обратите внимание на эти… спонтанно появляющиеся полеобразования… Встретившее нас поле Шлозгера действительно вело себя уж очень необычно.

Затем, поднявшись из кресла, Старик повернулся к Вихрову:

— Игорь Владимирович, попрошу вас позаботиться о записи совещания…

Нуль-навигатор внимательно посмотрел поднявшемуся Игорю в глаза и быстро вышел из Главного центра управления.

Вихров, слегка удивленный, молча последовал за ним. Совещания такого рода записывались в обязательном порядке и запись регистрировалась корабельным компом, так что дополнительного распоряжения по этому вопросу не должно было бы быть. Но тогда что имел в виду командир, отдавая свое распоряжение?

Впрочем, все объяснилось довольно быстро. Когда он у себя в каюте переодевался в парадный комбинезон, положенный для такого рода встреч, к нему вошел Мансур Аббасов, третий ассистент связиста, и молча протянул крошечный прозрачный видеокристалл, из которого торчали два коротких золотистых хвостика трехмерного электронобъектива.

— И куда мне это спрятать?.. — улыбнулся Вихров, увидев эту «шпионскую» штучку и поняв, что будет вести запись… неофициально.

Мансур молча оттянул ворот еще не застегнутого комбинезона, просунув руку под его плечо, проткнул хвостиками объектива ткань и аккуратно уложил кристалл на плечо Вихрова. Тому вдруг показалось, что кристалл мгновенно утонул в его коже.

Застегнув мундир, Игорь взглянул в небольшое зеркало, золотистые хвостики были совершенно незаметны на черном с золотым шитьем плече комбинезона.

— Постарайся не делать резких движений, — посоветовал связист, — а то изображение будет размываться.

Когда Вихров вышел на стартовую палубу к командирскому челноку, около маленькой шестиместной машины с короткими откинутыми назад крыльями и высоким, изогнутым наподобие скорпионьего жала хвостом никого не было. Челнок уже лежал в ложе электромагнитной катапульты, и в открытый парадный люк был переброшен мостик трапа. Верхний пилотский люк тоже был откинут, и оттуда доносилась песенка о Дальней звезде. Едва Игорь приблизился к трапу, как из верхнего люка показалась рыжая голова Стасика Вострикова, личного пилота нуль-навигатора.

— О, — воскликнул тот, обрывая свое пение, — флаг-офицер уже на месте!.. Чтой-то, Игорек, тебя Старик залюбил, если так дальше пойдет, ты скоро станешь у него… личным адъютантом!..

Поскольку намек на вихровсхое адъютантство был давней шуткой Вострюка, как дразнил Игорь Стаса, Вихров, улыбнувшись, бросил:

— От личного пилота слышу…

Стае немедленно ухватился за эту реплику и принялся рассуждать на свою любимую тему:

— Ну ты не сравнивай, личный пилот — это должность ответственная и независимая. Ответственная, поскольку личный пилот отвечает за безопасность своего высокопоставленного пассажира, а независимая, потому что личный пилот сам выбирает маршрут, по которому должен следовать его челнок! А что такое личный адъютант?! Что слышит личный адъютант от своего шефа?..

— Что? — подыграл ему Вихров.

— Стой здесь… Подожди там… Принеси это… Убери то… Запиши все дословно… И зачем ты все это записал?! Короче, шаг влево, шаг вправо — нарушение субординации! Остерегайся, Игорек, этой должности, ни славы, ни денег, только и честь, что у начальства на глазах…

Тут Востриков неожиданно замолчал и нырнул в люк.

Вихров обернулся и увидел, что на палубу входят командир десантного полулегиона, приписанного к «Одиссею», и главный комендор линкора. Оба старших офицера были в парадных комбинезонах с орденскими планками на груди, в кремовых парадных перчатках и при кортиках. Оживленно переговариваясь, они направились в сторону командирского челнока и только тут заметили Игоря. Их разговор тут же увял, и Вихров поймал неприязненный взгляд, брошенный в его сторону комендором.

— Командир еще не прибыл?.. — поинтересовался десантник, не глядя на Игоря.

— До назначенного нуль-навигатором времени осталось четыре минуты, — официальным тоном ответил Игорь и взглянул прямо в лицо комендору. Он не чувствовал за собой вины, и потому явная неприязнь старшего офицера была ему неприятна.

— Да-да, конечно, — согласился десантник и принялся рассматривать командирский челнок.

На палубе повисло несколько напряженное молчание, даже Стасик перестал напевать, проверяя готовность челнока.

Наконец из входного люка показался командир «Одиссея», тоже в парадном мундире и тоже при всех орденских планках. Он молча подошел к челноку и, только шагнув на трап, коротко обронил:

— Прошу, господа…

Небольшой салон челнока был роскошно убран. В передней части салона стоял небольшой шкафчик из самого настоящего красного дерева с зеркальными дверцами, два кресла и два небольших мягких дивана, между которыми располагался низкий столик. В дальнем конце, в углу стоял большой письменный стол и рабочее кресло. Пол салона был застелен ковром с ярким многоцветным рисунком, на серебристых стенах мерцали искристой чернотой проекционные иллюминаторы.

Вихров впервые был внутри командирского челнока и с интересом осматривался, пока наконец не услышал негромкий голос Старика:

— Садитесь, юноша, садитесь…

Командир и офицеры уже разместились на диванах, а потому Игорь поспешно уселся в одно из кресел. Нуль-навигатор секунду помолчал, словно что-то вспоминая, а потом всетак же негромко произнес:

— Стас, можно отчаливать… Да не забудь иллюминаторы в салоне включить…

И тут же из динамика над столиком донесся приглушенный голос Вострикова:

— Челнок-первый к старту готов, прошу напряжение на катапульту.

Через мгновение сидящие в салоне офицеры почувствовали легкий толчок и плавное ускорение, которое, однако, тут же пропало, поскольку автоматически включились гравитационные компенсаторы. Еще через мгновение черные экраны иллюминаторов потеряли свой безразличный блеск, и на них проклюнулись звезды, а в крайнем слева появилась далекая Гвендлана.

— Курс на фрегат первого класса «Молот Тора», максимальное ускорение одна и три десятых g, время в полете сорок четыре минуты, — доложил по внутренней связи пилот.

Нуль-навигатор кивнул в ответ этому докладу и неожиданно повернулся к Вихрову:

— Ну-с, юноша, и к каким же выводам вы пришли?..

Игорь растерянно посмотрел на командира, а оба старших офицера с интересом уставились на него.

— Мой третий ассистент с самого начала заинтересовался вопросом, что делают корабли Земного Содружества в системе Кастора, — с легкой, вполне дружелюбной усмешкой пояснил нуль-навигатор, — и предпринял кое-какие изыскания на этот счет. Вот я и хотел бы узнать, к каким выводам они его привели!..

Вихров неловко пожал плечами и, чуть запинаясь, проговорил:

— Я действительно заинтересовался этой системой, но… мне мало что удалось выяснить, хотя и та немногая информация, которая открыта для общего пользования, наводит на… некоторые вопросы… Например, почему после свертывания научных исследований на планете были оставлены все исследовательские комплексы, включая даже… приданные им орбитальные челноки? Почему именно эту, уникальную по своим геофизическим параметрам, планету отдали под какую-то тривиальную тюрьму… или место ссылки? Мне кажется, что в изученном Землей пространстве вполне можно было подобрать более подходящую для этой цели систему. И кроме того, зачем надо было оставлять около планеты два корабля, если на самой планете имеются челноки?!

Последнее соображение пришло в голову третьему ассистенту только что, и он сам поразился своей мысли:

— Изолированные мутанты вполне могли давным-давно подняться с планеты и попытаться захватить дежурные звездолеты, чтобы вернуться в Солнечную систему!..

— Ну, юноша, — перебил его главный комендор, — это уже из области фантастики! С чего бы это дежурившим здесь боевым звездолетам допускать на свои палубы планетарные челноки?!

— Я думаю, при необходимости обитатели этой планеты вполне могли придумать весьма разумную причину для того, чтобы один из звездолетов принял челнок, а при их способностях этого было бы вполне достаточно! — уверенно ответил

Вихров.

— Какие такие особенные способности вы имеете в виду? — насмешливо поинтересовался десантник.

— Те самые, которые позволили обитателям планеты обездвижить оба патрульных корабля и отбить десантную атаку! — бросил Вихров, не вдаваясь в подробности — все присутствующие понимали, какими способностями должны обладать существа, способные поразить орбитальные космические объекты или противостоять двум когортам Звездного десанта!

— Так какие же выводы вы делаете? — повторил свой вопрос нуль-навигатор.

— Командир, я не имею ответов ни на один из своих вопросов — как же я могу делать какие-то выводы, — пожал плечами Вихров, а затем, вдруг улыбнувшись, добавил: — Кстати, информация о причинах изоляции системы Кастора закрыта по первому уровню доступа!

Три пары глаз уставились на командира, но тот совершенно спокойно ответил:

— Видимо, Председатель Высшего Совета решил, что незачем беспокоить людей по поводу образования какой-то там… тюрьмы…

В иллюминаторе, расположенном над столиком, появился серый борт звездолета с редкими светящимися точками наружных постов, а через минуту челнок начал медленно разворачиваться носом к этому борту, в котором неспешно распахивался створ причальной палубы. Внутри, над причальной декой вспыхнул яркий свет, прожектор над створом нашарил развернувшийся для причаливания челнок, и немедленно включились генераторы модифицированного электромагнитного поля, обеспечивавшего автоматическую посадку. Тяговая установка челнока замолчала, отдавая маленький кораблик во власть принимающего фрегата.

Через десять минут процедура причаливания была завершена, створ челночной палубы закрыт, и огромный ангар наполнился воздухом.

Командира «Одиссея» встречали командир фрегата и трое его высших офицеров, одетые в парадную форму. Церемония встречи была короткой и какой-то нервной, словно встречавшие опасались внезапного нападения на свой корабль.

Гостей провели в центральный пост управления фрегата, где уже собрались командиры всех кораблей Двенадцатой эскадры и члены штаба командующего. Сам контр-адмирал тоже не стал устраивать долгой встречи и знакомств, коротко представив командиру «Одиссея» собравшихся, он предложил ему кресло рядом со своим и объявил:

— Приступим!..

В на секунду наступившей тишине прозвучал звонкий щелчок — корабельный комп обозначил начало записи, и Эльсон сразу же продолжил:

— Главный инженер эскадры, доложите о результатах расследования причин выхода из строя корабельных двигателей.

Инженер встал, взял в руку короткий штифт электронной указки и подошел к левому обзорному экрану. На экране исчезло левое полушарие космического пространства и появилось изображение внутренности хорошо всем знакомого планетарного двигателя прямого истечения. Только вот…

— Проверка показала, что все вышедшие из строя двигатели имеют одно и то же повреждение странного вида… —

Инженер немного замялся, а затем сообщил совершенно невероятную вещь: —…Потеки в нижних частях камер аннигиляции, почти у самых горловин дюз…

Узкий луч указки быстро забегал по изображению двигателя, показывая места повреждения. Изображение двумя скачками укрупнилось так, что поверхность камер аннигиляции стала прекрасно видна. Вихров пригляделся, и у него вдруг мелькнула совершенно невозможная, сумасшедшая мысль, что на стенке камеры аннигиляции что-то… наплавлено!

— Из-за этого дефекта автоматика, естественно, отключила двигатели от подачи ядерного топлива. Исправить такое повреждение вне стационарного дока невозможно, так что…

Инженер замолчал с таким видом, словно говорить еще что-то об этих повреждениях было для него оскорблением.

Контр-адмирал недовольно фыркнул и резко спросил:

— Но вы можете сказать, чем вызвано… что послужило причиной таких повреждений?

— Я думаю, что стенки камер оплавлены… — после секундной паузы ответил инженер. По его лицу было видно, что он сам понимает, какую глупость говорит, и что делает он это из-за безвыходности создавшегося положения.

После его слов по центру управления прошелестел изумленный гул голосов, и инженер, чуть повысив голос, прокомментировал свое утверждение:

— Посудите сами, на что это похоже!.. Другого вывода я просто не могу сделать!

Он щелкнул тумблером на ручке указки и изображение на обзорном экране снова сменилось. Теперь пораженный участок камеры показывался в еще большем увеличении, и всем сразу стало ясно, что имел в виду докладчик. На полированной до степени зеркала стенке камеры действительно имелся небольшой, но явный потек.

— А вы знаете, какая должна быть достигнута температура, чтобы потекла модифицированная биокерамика?! — раздраженно воскликнул начальник штаба Двенадцатой эскадры.

— Нет! — столь же раздраженно ответил механик. — И никто не знает! Наша технология не может получить температуру, позволяющую плавить этот материал!

Он оглядел присутствующих и уже спокойнее продолжил:

— Если бы вопрос заключался только в температуре!.. — Луч указки снова заметался по обзорному экрану. — Обратите внимание — воздействие на облицовку камеры проведено точечно. Температура повышалась не во всей камере, а только в определенной точке обшивки, только поэтому двигатели не взорвались… Если бы… воздействие было осуществлено на несколько сантиметров выше… не говоря уже обо всем объеме камеры сгорания, были бы повреждены системы подачи топлива и управления процессом аннигиляции, что привело бы к немедленному ядерному взрыву. Кроме того, непонятно, каким образом в камеру было введено рабочее тело… э-э-э… нагревателя? Никаких внешних повреждений двигатели не имеют, значит, внутрь камер можно было проникнуть только либо через систему подачи топлива, либо через раструб дюз и шлейф истечения. Первый путь, естественно, исключается, а шлейф истечения имеет диаметр всего пять миллиметров!

Инженер оторвался от экрана и еще раз оглядел собравшихся:

— Если это сделано… целенаправленно, то… я не знаю, как можно бороться с обладателями таких технологий…

— Вы хотите сказать, что эти повреждения могут быть следствием технологических нарушений при изготовлении двигателей? — осторожно поинтересовался командир «Одиссея».

Инженер эскадры задумчиво посмотрел на нуль-навигатора и проговорил:

— Я очень хотел бы на это надеяться, но… все шестнадцать двигателей, все шестьдесят четыре камеры повреждены абсолютно одинаково!.. Так что… никаких заводских дефектов! Кроме того, заводской дефект должен был проявиться во время работы двигателя, а все поврежденные корабли находились в момент аварии на стационарных орбитах с холодными двигателями.

После этих слов в центре управления «Молота Тора» повисла долгая тишина. У участников совещания не было вопросов, но не было и никакой ясности!

Наконец командир «Одиссея» нарушил молчание:

— Я попрошу показать инструментальную запись состояния пространства за время… ну скажем, тридцати минут перед аварией…

Эльсон посмотрел на главного инженера эскадры. Тот быстро пробежал пальцами по клавиатуре своей указки, и по потемневшему обзорному экрану потекли восемнадцать чуть ломающихся белых линий графика. Офицер начал объяснения:

— Шаг производимых замеров — тридцать секунд. Замеряемые параметры пространства…

— Подождите, — перебил его нуль-навигатор. — И без ваших пояснений видно, что ничего необычного не происходило… разве что планетное излучение… Расшифровка вот этого всплеска проводилась?

Командир «Одиссея» указал на короткий пик в шестой линии графика.

Снова коротко щелкнула указка механика, и на экране остался только сильно увеличенный излом графика, а под ним текст расшифровки: «Два абсолютно синхронных взрывных выброса лучистой энергии на экваторе планеты. В результате выбросов организовались два одинаково моделированных энергетических жгута. Энергетические потери жгутов при проходе атмосферы — нулевые, энергетические потери при проходе космического пространства — нулевые. Оба жгута поглощены корабельными ассимиляторами, потери жгутов при поглощении — нулевые. Мощность поглощенных жгутов десять в тридцать второй степени ватт».

— А поглотители, конечно же, малые корабли вашей эскадры… — прокомментировал расшифровку командир «Одиссея».

— Почему вы решили, что причина аварии именно это поглощение? — немедленно удивился контр-адмирал.

— Синхронные взрывы, поглощение жгутов за семнадцать секунд до аварии, жгуты одинаково моделированы и точно направлены, отсутствуют потери при передаче… Вам этого мало?! Вы считаете, что на основании всего этого нельзя сделать соответствующих выводов?!

— Но тогда… — неуверенно начал контр-адмирал, однако нуль-навигатор довольно резко перебил его:

— Необходимо немедленно дать на все корабли расшифровку параметров поглощенных жгутов, чтобы избежать еще одной такой же атаки… Хотя… на этой планете, похоже, вполне могут измыслить еще что-нибудь! А каковы были результаты первого десантирования?

— Да… конечно… — растерянно кивнул контр-адмирал, но тут же собрался и совершенно другим тоном скомандовал: — Генерал, прошу вас представить анализ проведенной десантной операции… А вас, господин главный механик, я благодарю за проделанную работу и подробный отчет.

Инженер выключил указку, положил ее на стол и молча вернулся на свое место. К экрану вышел пожилой десантник, с багровым шрамом, пересекающим правую щеку. В отличие от всех присутствующих он был одет в полевой комбинезон без знаков различия. Вихров с интересом разглядывал этого пожилого вояку и даже не сразу уловил смысл его выступления. А оно было интересным:

— …Из шести имеющихся на планете стационарных исследовательских центров для десантирования было выбрано четыре, расположенных компактной группой и маркированных при установке первыми четырьмя буквами алфавита. Остальные два комплекса находятся от этой группы и друг от друга на весьма значительном удалении. В каждый центр направлялось по две манипулы десанта, оснащенные стандартным оборудованием и вооружением, каждой группе было придано по одной боевой машине класса «росомаха». Видимо, это была наша главная ошибка, но об этом несколько позже… Все четыре десантные группы высаживались одномоментно восемью малыми десантными челноками типа «стриж», высадка десанта производилась на центральных площадях град-комплексов с тем, чтобы после высадки десантники могли применить «веер». Защитные купола град-комплексов над местом высадки вскрывались термостатическими минами ограниченного действия.

Генерал-десантник на несколько секунд замолчал, словно собираясь с мыслями, а затем продолжил свой доклад, гораздо более тщательно подбирая слова:

— На подлете к целям биолокаторами челноков в трех комплексах из четырех были обнаружены локальные биомассы значительных размеров, отдельных биообъектов, массой идентичных человеку, зафиксировано не было. В момент посадки была приведена в действие стандартная исследовательская программа парного веера — десантники парами направились от центральной площади к периферии град-комплексов, проверяя строения на заселенность и оснащенность оружием, а «росомахи», каждая в сопровождении двух десятков десантников, были направлены к местам лоцирования биомасс. «Росомаха», десантированная в пустой град-комплекс, была задействована в штатном режиме поиска биообъектов и вооружения.

Через восемьсот двадцать четыре секунды после высадки у «росомахи», высаженной в град-комплекс «А», было сбито стандартное программное обеспечение, и она начала вести себя неадекватно-агрессивно. Робот атаковал свое десантное сопровождение, применив для этого сразу весь объем лучевого вооружения. Стандартные десантные скафандры «саранча» не выдержали этой атаки — восемнадцать десантников были мгновенно выведены из строя с разной степенью лучевого поражения…

— Лучевое вооружение «росомахи» было штатным?.. — переспросил нуль-навигатор.

— У этого робота лучевое вооружение было усилено генератором Иситуки… — уточнил генерал.

— По какой причине? — задал новый вопрос командир «Одиссея».

Генерал чуть замялся, но ответил достаточно твердо:

— Проанализировав поведение… мятежников, мы ожидали жесткого сопротивления с их стороны. Генератор Иситуки, установленный на этой «росомахе», предназначался для точечных ударов по командованию мятежников…

Десантник чуть помолчал, ожидая новых вопросов, а затем продолжил:

— В течение последующих сорока трех секунд аналогичным образом вышли из строя три остальных робота, так что вся операция была сорвана. Десантникам пришлось заняться… подавлением собственных боевых машин. Три робота были уничтожены снайперами, одного удалось нейтрализовать с помощью ключа перепрограммирования. Десантная группа была отозвана на корабли, вернуть удалось всех, кроме остатков уничтоженных роботов.

Генерал замолчал, и несколько минут в центре управления царила тишина, а затем нуль-навигатор негромко проговорил:

— Генерал, вы не доложили о потерях…

Лицо старого десантника окаменело:

— Трое убитых, девяносто два раненых, из них пятеро очень тяжело…

— И что же случилось с этими «росомахами»? — ни к кому конкретно не обращаясь, спросил командир «Одиссея».

— Не выяснено… — немедленно откликнулся главный инженер Двенадцатой эскадры. — Сохранившийся робот после перепрограммирования ведет себя адекватно, но предыдущая память стерта полностью, так что из него ничего вытянуть не удается…

— У меня есть вопрос, — вмешался в разговор канонир «Одиссея», бросая быстрый взгляд на своего коллегу из штаба эскадры. — Перед десантированием места высадки обрабатывались с орбиты?

Эскадренный канонир пожал плечами и несколько ленивым тоном ответил:

— Нет… Руководство эскадры сочло такую обработку не целесообразной. Выход в космос с планеты не производился, несмотря на наличие в планетных исследовательских центрах орбитальных челноков, работа мощных установок, генерирующих излучения и поля, не наблюдалась… Так что… обрабатывать с орбиты было нечего… Ну в самом деле, не бомбить же град-комплексы?!

Больше вопросов не последовало. Нуль-навигатор повернулся к контр-адмиралу:

— Что эскадра планирует делать дальше и какова роль «Одиссея» в этих планах?

Эльсон бросил короткий взгляд в сторону начальника штаба эскадры и быстро кивнул.

— Мы намечаем на завтра высадку десанта во всех шести град-комплексах. На этот раз пехота пойдет без «росомах» и будет высаживаться на границах исследовательских центров, с тем чтобы затем продвигаться к центру. В операции будут задействованы три тысячи десантников, по две когорты в каждом град-комплексе. Кроме того, над каждым объектом мы решили подвесить по четыре «калонга», которые в случае необходимости поддержат десант лучевой атакой… «Одиссей» должен будет контролировать пространство и ликвидировать попытки лучевых и полевых атак на звездолеты эскадры… Ну и, если понадобится, поддержать десант с орбиты…

— Ясно, — кивнул командир «Одиссея» чуть седеющей головой. — У меня есть другое предложение!

Все присутствующие настороженно посмотрели в его сторону, но нуль-навигатора это не смутило:

— Перенести проведение десанта по меньшей мере на два-три дня. За это время провести обследование планеты «падающими звездами»… тщательное обследование! Насколько мне известно, собственной… э-э-э… фауны у Гвендланы не было, так что необходимо выяснить, нет ли еще где-нибудь… скоплений или отдельно живущих… изгнанников. Возможно, мы сможем отыскать и место расположения руководства мятежа — мне почему-то кажется, что они могут скрываться вне град-комплексов. Наши малые исследовательские модули отлично подходят для проведения такого обследования.

— Но… — Контр-адмирал чуть запнулся, словно ему в голову пришла неожиданная мысль, однако через мгновение продолжил: — Но нам отлично известно, что на Гвендлане вне исследовательских центров человек существовать не может!..

— А может плавиться модифицированная биокерамика?.. А может выходить из строя электроника «росомах»?! А атака на «Одиссея» при выходе из гиперпространства?!! Вы, контр-адмирал, например, знали точку выхода «Одиссея»?..

— Ну… — растерянно протянул Эльсон, — зная, откуда придет линкор, можно было бы рассчитать, в какой точке пространства он вынырнет… правда, весьма приблизительно…

— А откуда мятежники знали о подходе «Одиссея» и каким образом вывели в космос средства атаки?!

Нуль-навигатор замолчал и обвел присутствующих пристальным взглядом. В центре управления висела напряженная тишина. Старик хмыкнул и закончил нарочито спокойным тоном:

— Даже если предположить, что среди командования Двенадцатой эскадры Звездного патруля или высших офицеров дежурной пары звездолетов есть… сочувствующие мятежу… — он поднял ладонь, предупреждая возмущенные возгласы присутствующих, — даже в этом случае остается столько фактов, не укладывающихся в привычные нормы, что я бы не стал утверждать, будто существование отдельных… особей, изолированных на этой планете, невозможно вне град-комплексов.

Он внимательно посмотрел на контр-адмирала и неожиданно спросил:

— Кстати, с каким из град-комплексов вы связались, выйдя на орбиту вокруг Гвендланы?

Эльсон взглянул на одного из своих офицеров, и тот быстро вскочил на ноги:

— Гвендлана сама вышла на связь, еще когда мы были на подходе к поврежденным дежурным звездолетам…

— Вы можете воспроизвести запись этой связи? — потребовал командир «Одиссея».

Офицер, по-видимому, руководитель службы связи, шагнул к столу, взял пульт указки и пробежал пальцами по кнопкам. Через мгновение в центре зазвучала очень четкая запись:

— Прошу руководство эскадры, входящей в пространство суверенной планеты Гвендлана, представиться и назвать цель прибытия!..

Последовала короткая пауза, а затем голос контр-адмирала Эльсона ответил:

— Говорит командующий Двенадцатой эскадрой Звездного патруля, контр-адмирал Эльсон. Кто на связи?

— Контр-адмирал, вы не ответили, с какой целью эскадра прибыла к Гвендлане!

— Земля получила сообщение о мятеже, произошедшем на планете, и атаке земных звездолетов, находившихся в этой системе на дежурстве. Эскадра прибыла для подавления этого мятежа! Уточните, кто вышел на связь?..

— С вами говорит главный координатор суверенной планеты Гвендлана, доктор… Капп. Планета Гвендлана в соответствии с двенадцатой статьей «Хартии Земного Содружества» объявила о своем суверенитете и полной независимости от Содружества. Два звездолета Земли попытались осуществить военное вторжение на нашу территорию, и мы были вынуждены принять ответные меры! Как полномочный представитель суверенной планеты требую, чтобы эскадра немедленно покинула систему нашей звезды! Земля может послать к нам своего представителя для переговоров и открытия своего представительства… если считает это необходимым, однако мы вступим в переговоры только после того, как ваша эскадра покинет систему Кастора. Если вы не выполните наши требования, мы будем считать ваше присутствие здесь агрессией и примем меры для защиты планеты от посягательств Земли!

— Поскольку Гвендлана никогда не была земной колонией, ни о каком суверенитете для этой планеты не может быть и речи! — Голос контр-адмирала звучал, пожалуй, слишком раздраженно. — Гвендлана не подпадает под юрисдикцию «Хартии», а потому ваши действия являются противозаконными. Предлагаю немедленно сложить оружие, если оно у вас имеется, освободить занятые вами административные службы и подчиниться земной администрации. Руководители мятежа должны быть арестованы и доставлены на флагман эскадры. В противном случае мы вынуждены будем применить силу!..

В этот момент раздался короткий щелчок и связь прервалась.

— Вот и весь разговор… — подытожил Эльсон.

— Откуда велась передача? — обратился нуль-навигатор к офицеру, державшему указку. Тот растерянно заморгал глазами:

— Мы не знаем…

— То есть как?!

— Связь была очень короткой… Вначале мы не думали, что необходимо лоцировать место расположения передатчика, а когда спохватились… У нас получилось, что передача велась с движущегося объекта… Очень быстро движущегося!..

Командир «Одиссея» еще раз обвел глазами присутствующих:

— Вот вам еще одна… странность! Нет, я считаю, что нам никак нельзя спешить!

— У меня имеется приказ… Председателя Высшего Совета… ликвиидировать мятеж в течение максимум двух недель — нехотя проговорил контр-адмирал. — И неделя уже прошла…

— Если мы вообще не сможем справиться с поставленной задачей или понесем большие потери, — это будет гораздо хуже, чем не уложиться в определенные сроки, — спокойно ответил нуль-навигатор. — Во всяком случае, мне крайне нежелательно получить… потеки на облицовке камер аннигиляции!..

— Хорошо, — согласился контр-адмирал, — мы проведем предлагаемое вами исследование планеты, в конце концов, нам здесь виднее, когда надо торопиться, а когда надо осторожничать! Но вам, нуль-навигатор, придется запустить свои «падающие звезды», у меня в эскадре их всего четыре — мы не исследоватьльское подразделение.

— Конечно, — кивнул Старик. — Детали согласуют штурманские службы… Кстати, и о составе десантных подразделений надо еще подумать… Зачем отправлять по когорте в каждый исследовательский центр, если, по вашим сведениям, некоторые из них необитаемы?

— Хорошо, — подвел черту под разговором контр-адмирал. — Два дня на дополнительные исследования, при необходимости корректировка принятого плана десантирования и затем десант. На этот раз никаких… неожиданностей быть не должно!..

Офицеры эскадры поднялись со своих мест и заторопились к выходу из центра, а Эльсон повернулся к командиру «Одиссея»:

— Нуль-навигатор, вы со своими офицерами останетесь пообедать?..

Старик улыбнулся и покачал головой:

— Нет, мы, пожалуй, отправимся к себе. Исследовательские модули надо запустить немедленно… Что же касается обеда, мы его проведем после… выполнения своей миссии в этой системе.

После этих слов контр-адмиралу оставалось только понимающе улыбнуться. Гостей проводили на причальную палубу, и через несколько минут личный челнок нуль-навигатора снова был в открытом пространстве.

После того как гости покинули фрегат, контр-адмирал отправился в свои апартаменты. Усевшись в кабинете за стол, он снова достал приказ, подписанный Председателем Высшего Совета Земного Содружества и командующим Космофлота Земли, и в который раз перечитал его. Затем, положив документ на чистую, абсолютно пустую столешницу, он уперся в него невидящим взглядом, и перед его мысленным взором снова всплыло то, с чего и как начинался этот поход.

ИНТЕРМЕЦЦО

Когда контр-адмирала разбудил вызов коннект-узла ближней связи, по внутрикорабельному времени было два часа ночи. Дежурный связист, чтобы предупредить недовольство командира, быстро доложил: «Господин контр-адмирал, на связи личный помощник Председателя Высшего Совета!..» — и тут же переключил канал.

На экране возникло холеное лицо молодого человека с тонкой улыбкой на губах и холодными глазами.

— Господин контр-адмирал, — начал он, не снисходя до приветствий, — меня зовут Витас Бранзас, и я занимаю должность личного помощника Председателя Высшего Совета Земного Содружества. Прошу прощения за то, что поднял вас с постели, но… Председатель Высшего Совета желает видеть вас в своей резиденции. Соответствующий приказ уже на вашем корабле, а я позволил себе вас разбудить, чтобы предупредить о срочности этого вызова. Вылетайте немедленно, чистый тоннель для вашего челнока приготовлен.

И не попрощавшись, нахальный молодой человек отключился.

«Тебя бы, молодец, ко мне на фрегат, я бы тебя выучил, как надо разговаривать со старшими!..» — подумал контр-адмирал, но тем не менее сразу же вызвал коннект-узел и спросил у появившегося на экране оператора:

— Приказ о моем вызове на Землю пришел?..

— Так точно, господин контр-адмирал! — доложил oпeратор.

— Пришлите приказ ко мне в кабинет и сообщите моему адъютанту, что я хочу его видеть!

Отключив модуль связи, Эльсон вылез из постели и принялся одеваться.

Двенадцатая эскадра Звездного патруля проводила маневры в открытом пространстве далеко за орбитой Плутона. Впрочем, маневры практически закончились, слетанность кораблей и их взаимодействие были очень неплохими, так что контр-адмирал мог быть вполне доволен и собой, и своими подчиненными. Поэтому столь несвоевременный сеанс связи с Землей не слишком расстроил контр-адмирала, да и на прерванный сон ему сетовать не приходилось — до Земли придется добираться, даже по выделенному тоннелю, не меньше двух суток, и для того чтобы выспаться, этого времени вполне хватит!

Контр-адмирал только успел натянуть комбинезон, как на модуле связи прозвучал зуммер вызова. Эльсон включил связь, на экране появилось лицо прим-капитана Конрада Дорда, адъютанта контр-адмирала. Ни намека на сон не было на лице молодого офицера, вопросительно взиравшего на начальство.

— Мы срочно вылетаем на Землю, — несколько вальяжным тоном произнес Эльсон. — Предупредите моего личного пилота и будьте готовы к отправлению через… — он бросил быстрый взгляд на циферблат часов, — через полчаса. Да, вот еще что, передайте командирам «Молота Тора» и «Нибелунга», чтобы они со мной связались.

Не произнеся ни слова, Дорд отключил связь, и в тот же момент раздался сигнал у дверей, ведущих в командирские апартаменты. Эльсон прошел в прихожую и открыл дверь. На пороге стоял юнга первого класса с пакетом в руке. Лихо козырнув, он протянул пакет контр-адмиралу и доложил:

— Приказано вручить вам, господин контр-адмирал.

— Можешь быть свободным, — буркнул Эльсон в ответ, принимая пакет и закрывая дверь.

Возвращаясь в кабинет, он на ходу разорвал пакет и вынул из него бланк правительственного письма, на котором была напечатана короткая фраза: «Приказываю контр-адмиралу Космофлота Земного Содружества Эльсону Г.К. незамедлительно прибыть в резиденцию Председателя Высшего Совета Земного Содружества». Под этой фразой красовался короткий росчерк самого председателя.

Прочитав этот короткий приказ, контр-адмирал почему-то встревожился. В тексте приказа не было даже намека на причину столь внезапного вызова, а Эльсон не любил неизвестности. Председатель Высшего Совета, по очень давней традиции, совмещал свой пост с должностью верховного главнокомандующего вооруженными силами Земного Содружества, а потому вызов контр-адмирала к высшему военному командиру не должен был бы выглядеть странным. Однако Эльсон занимал достаточно высокое положение в Космофлоте, чтобы знать, что Председатель прежде всего политик и занимается прежде всего политикой. Значит, его вызов скорее всего связан с политикой, а эту материю контр-адмирал не любил и предпочитал с ней не связываться!

Эльсон еще раз прочитал приказ, и его настроение окончательно испортилось. В этот момент на модуле связи замигали сразу два вызова, и контр-адмирал, догадавшись, что это вышли на связь командиры обоих фрегатов первого класса, входящих в Двенадцатую флотилию, включил монитор. На поделенном надвое экране появились оба навигатора-один: худощавый остроносый Эрих Лантер с «Нибелунга» и широкоскулый рыжеволосый Пауль Зайдль, командир «Молота Тора».

Контр-адмирал коротко сообщил им о своем вызове на Землю, предупредил, что будет отсутствовать не менее недели, и передал командование эскадрой Лантеру, к которому относился с большой симпатией. Оба навигатора догадались по тону разговора, что настроение у контр-адмирала не слишком хорошее, а потому никаких вопросов не задали, отвечали коротко и четко.

Разговор, таким образом, получился очень коротким, так что спустя двадцать минут Эльсон выходил на малую причальную палубу к своему личному челноку, уже готовому к старту. Его адъютант стоял у главного люка, держа в руке небольшой плоский чемоданчик.

Контр-адмирал молча кивнул прим-капитану и первым поднялся в салон челнока. Дорд последовал за ним.

Как только люк челнока был задраен, включились насосы, отсасывающие воздух из помещения причальной палубы, и через несколько минут в обшивке фрегата открылись ворота, выпуская адмиральский челнок в открытое пространство.

Путь до Земли, как и предполагал контр-адмирал, занял почти двое суток. Этого времени контр-адмиралу вполне хватило и на то, чтобы выспаться, и на то, чтобы приготовить конспект своего доклада о состоянии подчиненной ему Двенадцатой эскадры, на случай, если такой доклад потребуется. Его небольшой кораблик не задержали на околоземных пересадочных станциях, а пропустили сразу на военный космодром, расположенный в Атлантике, на острове Вознесения. Здесь Эльсон и Дорд пересели на небольшой гравиплан, который всего за несколько минут доставил их на Азорские острова, отданные под комплекс Высшего Совета Земного Содружества. Резиденция председателя располагалась на острове Флориш, куда и опустился гравиплан. Около посадочной площадки Эльсона и его адъютанта дожидался уже знакомый контр-адмиралу молодой помощник председателя.

— Как долетели, господин Эльсон?.. — с тонкой улыбкой поинтересовался молодой человек, словно бы нарочно игнорируя чин встречаемого. — Я надеюсь, вы смогли отдохнуть в полете и готовы немедленно проследовать в кабинет председателя.

Вообще-то Эльсон собирался сначала разместиться в гостинице Космофлота, привести себя в порядок и… подготовиться к аудиенции, но после столь напористого вопроса этого наглого молодца ему стало ясно, что явиться к председателю придется незамедлительно.

— Конечно, я готов к встрече в любое назначенное господином председателем время, — чуть высокомерно ответил контр-адмирал, и по губам помощника председателя скользнула легкая улыбка.

— Прекрасно, значит, мы прямо сейчас и направимся в резиденцию главы Высшего Совета!

Словно получив неслышный приказ, рядом с ними остановился длинный роскошный автомобиль. С открытого переднего сиденья соскочил еще один молодой человек и быстро распахнул перед контр-адмиралом дверцу заднего салона. Эльсон, его адъютант и господин Бранзас заняли места в салоне, и автомобиль тронулся, быстро набирая скорость.

Ехать пришлось совсем недалеко. Уже через несколько минут автомобиль въехал на территорию резиденции Председателя Высшего Совета, представлявшей собой несколько невысоких белых зданий, расположившихся на самом берегу океана. Машина остановилась у самого, пожалуй, небольшого здания, а на удивленный взгляд контр-адмирала его сопровождающий с улыбкой ответил:

— Председатель примет вас в своем малом рабочем кабинете. Разговор предстоит… неофициальный…

«Если разговор неофициальный, так чего ж меня гнали на Землю, как на пожар?!» — недовольно подумал Эльсон, и его тревога по поводу этого странного вызова еще больше возросла.

Их провели в просторный высокий и прохладный холл, обставленный мягкими глубокими креслами и большими вазонами с живыми цветущими растениями. На секунду задержавшись, Бранзас указал прим-капитану на одно из кресел и с все той же тонкой улыбкой предложил:

— Располагайтесь здесь, господин Дорд, председатель хочет провести с контр-адмиралом конфиденциальную беседу…

И жестом пригласив Эльсона следовать за собой, он направился в глубь здания.

По устланному толстым ковром коридору они проследовали до небольшой приемной, в которой за большим столом, сплошь уставленным мониторами связи, сидела миловидная секретарша. Помощник быстро прошел мимо нее к темной, инкрустированной ценными породами дерева двери и, не спрашивая разрешения, распахнул ее:

— Прошу, господин контр-адмирал, господин председатель ожидает вас!..

Эльсон молча шагнул в дверной проем.

За дверью располагался огромный кабинет. Большие окна, выходившие с одной стороны на океан, а с другой — в небольшой тщательно ухоженный парк, были занавешены плотными шторами, так что дневной свет почти не проникал в помещение. Глаза контр-адмирала не сразу привыкли к царившему здесь полумраку, и он не успел как положено поприветствовать главнокомандующего — тот его опередил.

— А-а-а, наконец-то я вас дождался, господин Эльсон! — раздался бархатный баритон, хорошо известный всем гражданам Земного Содружества. — Очень, очень рад вас видеть!

Эльсон повернулся на голос и наконец разглядел большой письменный стол, стоящий в самом темном углу кабинета, два глубоких кресла, расположившихся перед этим столом, и фигуру Председателя Высшего Совета, поднимающуюся из-за стола.

Контр-адмирал широко шагнул в сторону хозяина кабинета и, вскинув руку к берету, громко произнес:

— Господин верховный главнокомандующий, командир Двенадцатой эскадры Звездного патруля, контр-адмирал Эльсон по вашему приказанию прибыл!..

Впрочем, продолжить ему не дали. Вышедший из-за стола председатель замахал руками и притворно испуганным голосом перебил контр-адмирала:

— Не надо!.. Не надо никаких… э-э-э… докладов! Мы же не на официальном приеме, не на смотре… Вот, садитесь лучше сюда, — он указал Эльсону на одно из кресел, — и поговорим потихонечку. Мне надо обсудить с вами один очень важный вопрос… и очень срочный вопрос, так что не обессудьте, что вас в таком… авральном порядке вызвали на Землю.

Контр-адмирал опустился в предложенное кресло, а сам председатель неожиданно сел не за стол, а в кресло, стоявшее напротив, словно подчеркивая неофициальность, дружественность предстоящей беседы.

С минуту в кабинете висело молчание, причем председатель откровенно и пристально разглядывал контр-адмирала, словно сравнивал свое уже имеющееся представление об этом человеке с тем, что он увидел в действительности. Эльсон выдержал этот осмотр с полным безразличием, его очень успокоило упоминание о неофициальности предстоящей беседы. Затем председатель вольно откинулся на мягкую высокую спинку кресла и с легкой улыбкой проговорил:

— Я не буду спрашивать у вас, как вы добрались и как поживает ваша… эскадра. Как уже было сказано, разговор будет неофициальным, но, я надеюсь, откровенным.

Он снова помолчал. Эльсон также молча ожидал продолжения.

— Скажите мне, дорогой контр-адмирал, что вы думаете о… вашем начальнике, адмирале Космофлота Кузнецове?

«Ну вот!.. — тоскливо подумал Эльсон. — Так я и знал — политика!!»

Видимо, на его лице вполне отчетливо отразилась эта мысль, поскольку председатель, откровенно усмехнувшись, продолжил:

— Нет, господин контр-адмирал, это не политический вопрос… Меня интересует как раз существо дела, ведь адмиралу Кузнецову уже далеко за девяносто… Так вот, насколько, по вашему мнению, этот вполне достойный и опытный офицер соответствует… э-э-э… задачам сегодняшнего дня?..

Хозяин кабинета выжидательно смотрел на своего гостя, а тот неподвижно сидел в кресле и молчал. Эльсон и в самом деле не знал, что ответить на столь странный вопрос. Адмирал Кузнецов был легендой Космофлота, и ни у одного из его подчиненных не могло возникнуть и мысли о его… возрасте и связанных с этим проблемах.

Однако пауза чересчур затягивалась, и контр-адмирал был вынужден начать говорить:

— Я, право, не знаю, чем вызван такой вопрос… — В голосе контр-адмирала ясно чувствовалась неуверенность. — По-моему, сомневаться в компетенции адмирала Кузнецова нет никаких причин… И… я могу охарактеризовать его только как человека, полностью соответствующего своему… делу.

Контр-адмирал понимал, что говорит коряво и как-то уж не слишком… искренне. Поэтому было не слишком неожиданно то, что Председатель Высшего Совета прервал его сбивчивую речь.

— Вы, контр-адмирал, видимо, не слишком хорошо меня поняли, — довольно мягко проговорил он. — Я отнюдь не отрицаю заслуг господина Кузнецова и не сомневаюсь в его компетенции. Я говорю о том, что в его возрасте человек, как правило, уже не способен генерировать свежие идеи, понимать и принимать стратегические, тактические да и технические новшества. А ведь жизнь не стоит на месте! Что, если завтра у человечества появится действительно достойный противник, что, если в его арсенале найдется нечто совершенно нам неизвестное? Сможет ли Кузнецов встать над своим опытом, найти неожиданное, эффективное решение?!

Эльсон посмотрел на говорившего прояснившимся взглядом, словно наконец-то убедился, что тот действительно озабочен судьбой человечества, а не затевает какую-то не слишком понятную политическую интригу.

— Я понял вас, господин председатель, — гораздо увереннее произнес контр-адмирал, когда хозяин кабинета замолчал. — Однако вряд ли кто-то сможет с абсолютной уверенностью ответить на вопрос, поставленный таким образом. Да, Кузнецов не молод, но мы знаем примеры, когда военачальники его возраста прекрасно справлялись с возложенными на них…

— К сожалению, противоположных примеров гораздо больше! — снова перебил его председатель и после короткой паузы поднялся из кресла и заходил по кабинету, совсем по-военному печатая шаг.

— Возможно, вы, человек далекий от политики и… гражданского управления, не обратили внимания на те изменения, которые проводит Высший Совет в составе высших руководящих кадров Содружества.

Контр-адмирал отрицательно покачал головой.

— И тем не менее эти изменения довольно значительны. Мы были вынуждены заменить многих опытных, но… возрастных людей на более молодых, энергичных, растущих. Сегодня встал вопрос о руководстве Космофлота… — Председатель заметил, как вскинулся контр-адмирал, и повысил голос: — Да, да, сейчас Кузнецов может быть и не плох, но лучше старого человека заменить, не дожидаясь его фатальной ошибки! Так вот, среди членов Совета, с которыми я обсуждал вопрос о преемнике адмирала, именно ваше имя вызывает наибольшее… э-э-э… уважение… наибольший интерес…

— Но позвольте! — перебил контр-адмирал Председателя Высшего Совета, даже не заметив столь вопиющего нарушения субординации. — Разве можно меня поставить рядом с Кузнецовым?! Я не обладаю ни его опытом, ни его… авторитетом… ни…

Тут контр-адмирал неожиданно увидел улыбку, с которой глава правительства слушает его возражения, и, сбившись, замолчал.

— Ну что ж, — сразу же подхватил председатель, — все сказанное вами соответствует действительности, однако вы значительно моложе Кузнецова, и должен вам заметить, что в ваши годы наш уважаемый адмирал был всего-навсего навигатором-два и командовал старым «Рюриком», в то время как вы… — Хозяин кабинета многозначительно помолчал. — Авторитет адмирала Кузнецова зиждется на его, пожалуй, единственной блестящей операции — разгроме пиратского логова на Дейдре в системе Канопуса. Имей вы за плечами подобную операцию, ваш авторитет, я уверен, был бы не ниже!

— Господин председатель, я не люблю говорить о том, что недостижимо, — пожал плечами Эльсон. — Да, конечно, я со своей эскадрой вполне мог бы проделать столь же удачную операцию, однако после рейда Кузнецова, совершенного тридцать лет назад, о пиратах никто даже не вспоминает… Так что…

— А вот здесь, господин контр-адмирал, вы не правы! — неожиданно воскликнул председатель. — Отсутствие пиратов в Пространстве, контролируемом Землей, не может помешать выдвинуться стоящему человеку.Посмотрите-ка эти вот документы!..

Он снова уселся в кресло, взял со стола и протянул Эльсону два бланка гиперсообщения. Контр-адмирал взял в руки оба документа и принялся их читать.

Первое было составлено в виде официальной ноты, и в нем говорилось, что в связи с тем, что Высший Совет Земного Содружества принял решение о прекращении финансирования земной колонии на планете Гвендлана, расположенной в системе Кастора, колония выходит из состава Содружества и объявляет себя автономной. Подписана эта нота была неким Отто Каппом, имевшим должность главного координатора планеты. Второе гиперсообщение было получено, судя по выходным данным, со звездолета «Счастливый случай». В нем сообщалось, что на Гвендлане поднят мятеж, двигатели обоих дежуривших у планеты звездолетов выведены из строя, а сами звездолеты подверглись атаке мятежников. Гиперсообщение было не закончено и не подписано.

Контр-адмирал поднял голову и вопросительно посмотрел на Председателя Высшего Совета. Тот снова усмехнулся:

— Да, я понимаю, здесь нужны объяснения… Неожиданно его лицо стало совершенно серьезным, даже жестким.

— Все дело в том, господин контр-адмирал, что на планете Гвендлана никогда не было земной колонии. На этой планете… довольно странной, надо сказать, планете, около четырехсот лет назад было организовано место изоляции для… жертв мутационных изменений. Туда было отправлено более тридцати тысяч таких… жертв. К сожалению, я не знаю причин возникновения такого количества мутантов, но, возможно, это было следствием какой-нибудь ядерной катастрофы, которых в то время было достаточно много… может быть, даже нескольких катастроф. Во всяком случае, повторяю, на Гвендлане не было образовано колонии.

Несколько секунд хозяин кабинета молчал, словно давая гостю возможность как следует усвоить первую часть сказанного, а затем продолжил:

— Высший Совет действительно принял недавно решение о сокращении ассигнований на содержание этого… поселения. Впрочем, выделяемых средств, по нашим расчетам, вполне хватило бы для нормального существования этих несчастных, но только сами мутанты почему-то решили, что на этом основании могут отделиться от Земного Содружества и жить самостоятельно!.. Это еще было бы ничего — вольному, как говорится, воля, однако они, как вы уже знаете, совершили нападение на звездолеты Содружества и даже повредили их! Это самый настоящий мятеж! Вооруженный мятеж против законного правительства Земли, и он ничуть не лучше упомянутого вами пиратства! Мятеж этот надо подавить, причем подавить самым беспощадным образом!!!

И снова последовала короткая, отлично выверенная пауза.

— Как только мне стало это ясно, — продолжил председатель все тем же жестким тоном, — я сразу же подумал о вас и вашей эскадре. Однако прежде чем отдать соответствующий приказ, я решил побеседовать с вами, в том числе и о видах правительства на вас как на главу Космофлота. Так что, дорогой контр-адмирал, как видите, в этом случае интересы правительства и ваши полностью совпадают. Вот только… — В голосе главы Содружества прозвучало некоторое сомнение. — Вот только поговаривают, что вы чересчур мягкий человек… Поэтому хочу задать вам прямой вопрос: вы способны подавить этот мятеж железной рукой, невзирая на всякие там… «гуманные настроения общества»?

— Я готов выполнить любой приказ командования! — твердо ответил контр-адмирал.

— Дорогой мой, — улыбнулся в ответ председатель, — я ведь подпишу приказ о подавлении мятежа, а методы и способы этого подавления вам придется выбирать самому… Вот я и спрашиваю: готовы вы применить всю мощь вашей эскадры или приметесь вести бесконечные и ни к чему не ведущие переговоры с этими… мятежниками?!

Контр-адмирал насторожился и, медленно выговаривая слова, произнес:

— Видите ли, господин председатель, мощь моей эскадры позволяет выжечь дотла любую планету любой звездной системы… Я сомневаюсь, что в данном случае Земля желает использовать эту мощь в полной мере…

И снова в кабинете на мгновение повисла тишина, однако теперь эта тишина приобрела зловещий оттенок.

— Вы, господин контр-адмирал, не совсем понимаете, с кем вам придется иметь дело… — проговорил наконец Председатель Высшего Совета. — Если вы думаете, что найдете на Гвендлане кучку беспомощных уродов, то вы заблуждаетесь! Не может кучка беспомощных уродов вывести из строя два боевых звездолета!.. Эти… уроды… обладают такими способностями, которые простому… нормальному человеку сложно даже вообразить! Вы обратили внимание на то, что в своем послании этот… «главный координатор» угрожает в случае нашего отказа признать их независимость заявиться на Землю и… Вы себе представить не можете, что они могут здесь натворить!!! Или вы думаете, что я стал бы вызывать вас сюда и вести эту беседу, если бы положение не было по-настоящему опасным для Земли?!

Последний вопрос прозвучал так, что Эльсон вздрогнул и ощутил непреодолимое желание встать и вытянуться по стойке «смирно!». Однако он остался в своем кресле и твердо произнес:

— Я готов сделать все, чтобы отвести от Земли любую угрозу!

Эта фраза прозвучала очень весомо, и лицо председателя сразу же несколько обмякло.

— Вам, дорогой контр-адмирал, действительно придется сделать все возможное, использовать все, на что способна ваша эскадра… Более того, Высший Совет готов оказать вам помощь…

Правая бровь Эльсона удивленно вскинулась.

— В случае необходимости мы направим в систему Кастора один из линкоров класса «ноль»! Теперь вы понимаете, насколько серьезно подходит правительство Содружества к проблеме Гвендланы?!

Контр-адмирал кивнул.

И тут хозяин кабинета откровенно усмехнулся:

— Не думайте, контр-адмирал, что ваша слава и авторитет достанутся вам дешевле, чем адмиралу Кузнецову его!.. Ну а если вы, как в свое время адмирал, сможете взять в плен хотя бы одного из руководителей этого мятежа!..

Он не закончил фразу, но Эльсон понял, что такой исход крайне желателен. И одновременно он понял, что… сказано все и разговор закончен. Контр-адмирал встал из кресла, вытянулся по стойке «смирно!» и внушительно произнес:

— Я сделаю все, что смогу!

— Вот-вот, — также поднимаясь из кресла, проговорил хозяин кабинета. — Именно все, что сможете. Немедленно возвращайтесь к эскадре, приказ о проведении операции я подпишу сегодня же!

Контр-адмирал козырнул и, развернувшись, направился к выходу. Когда он был уже возле дверей, позади снова раздался баритон председателя:

— Мой помощник передаст вам кое-какие материалы о возможностях этих… мутантов, познакомитесь со своими будущими противниками. А в пути посмотрите последний номер «Вестей Пространства», там очень интересно освещают события в системе Кастора!..

Обратный путь контр-адмирала был столь же стремительным, как и его прибытие на Землю. Личный помощник председателя отвез Эльсона и Дорда на взлетную полосу, где, как оказалось, их дожидался гравилет. Челнок командира Двенадцатой эскадры был осмотрен и заправлен, так что, как только он поднялся на борт, маленькая машина стартовала.

Когда челнок вошел в выделенный ему коридор пространства и лег на курс, контр-адмирал вспомнил последнюю фразу главы правительства и приказал адъютанту вывести на монитор связи последний номер еженедельника «Вести Пространства». Номер оказался срочным, и его первую полосу украшало неизвестно откуда добытое изображение Гвендланы с высоты птичьего полета, перечеркнутое огненной надписью «Мятеж на планете-тюрьме!». Вторая полоса целиком отводилась вынесенному на первую страницу событию, и освещала его в том смысле, что обезумевшие монстры уничтожили всю находившуюся на планете земную администрацию, дежурившие на планетной орбите звездолеты вместе с экипажами и теперь собираются вторгнуться на Землю.

«Да, — подумал Эльсон, ознакомившись со статьей, — победителя этих «монстров» действительно провозгласят «спасителем человечества». А вот переданный ему помощником председателя пакет со строго засекреченной информацией о возможностях мутантов Гвендланы очень встревожил контр-адмирала. Если бы этот материал попал к нему каким-либо другим путем, он просто не поверил бы, что такое возможно. Но информации, полученной от первого лица Содружества, приходилось доверять… И молчать о ней!..

Едва он вернулся на свой флагман, как на его стол лег приказ, подписанный верховным главнокомандующим вооруженных сил Земного Содружества и командиром Космофлота Земли. Двенадцатой эскадре Звездного патруля предписывалось прибыть в систему двойной звезды Кастор и пресечь насильственные, противоправные действия, проводимые заключенными планеты Гвендлана.

Через двенадцать часов Двенадцатая эскадра вышла к месту назначения.

ГЛАВА 1 ПРОДОЛЖЕНИЕ

Челнок с «Одиссея», используя собственное вращение флагманского фрегата «Молот Тора», покинул причальную палубу. Некоторое время Старик молча рассматривал удаляющийся борт флагмана. Офицеры «Одиссея» тоже молчали, не желая отвлекать командира от его размышлений. Наконец нуль-навигатор отвернулся от иллюминатора и раздраженно бросил:

— Кинулись нахрапом порядок наводить!.. Вот и получили!.. Еще раз кинемся — еще раз получим! Элементарной разведки не провели, где население сосредоточено, где это их… правительство располагается, какие технические ресурсы у планеты — ничего не знаем! Даже связи с планетой нет!..

— Но, командир, — неожиданно заговорил командир десантников, — я вполне понимаю Эльсона. У него были материалы изучения планеты, есть наверняка и данные о ее… э-э-э, населении и техническом оснащении оставленных там исследовательских центров. Что еще надо, что там могло измениться за это время?..

— Люди на планете появились, — раздраженно бросил Старик. — Пусть и очень странные, но люди… И жили они на этой планете достаточно долго. Настолько долго, что там все могло измениться! Только то, что два дежурных звездолета вышли из строя и причина этого одинакова, должно было насторожить контр-адмирала! Да еще вдобавок и два корабля эскадры повреждены аналогичным образом! Разве этого мало для того, чтобы быть осторожным?! Мало для того, чтобы провести хотя бы элементарные исследования, прежде чем совать голову в пекло?!

— Но теперь-то, командир, вы настояли на предварительных исследованиях… — осмелился подать голос Вихров.

Нуль-навигатор бросил взгляд на своего флаг-офицера и неожиданно улыбнулся. Однако его ответ был достаточно ворчливым:

— Да что это за исследования!.. Ну облетим мы планету, ну сделаем подробную карту, отсканируем наличие искусственных объектов и места концентрации биологически активных масс… или их отсутствие, а дальше?! Опять десант, опять с излучателями и гравитрами наперевес?.. А против кого?!

— Командир, Звездный десант с безоружными не воюет… — мягко, но слегка обиженно заявил командир десантников «Одиссея». — Нас могут бояться только те, кто сам взялся за излучатель.

Нуль-навигатор с интересом посмотрел на десантника:

— И ты, генерал, думаешь, что сможешь определить, кто из этих… безоружных вывел из строя двигатели звездолетов?.. Или перепрограммировал «росомах»?.. Или вывел в космос и направлял против «Одиссея» контактные торпеды?.. Хм… я сильно сомневаюсь, что мы встретим на планете хоть одного… мутанта с оружием в руках!.. И вообще что-то здесь не так!..

Командир замолчал, задумавшись о чем-то своем.

И тут Вихров неожиданно вспомнил один из моментов переговоров контр-адмирала с мятежником… как он назвался?! Да, доктор Капп! Вихров вдруг понял, что уже слышал эту фамилию и слышал совсем недавно! Только вот от кого и при каких обстоятельствах?! Игорь напрягал память, пытаясь сообразить, откуда он знает доктора Каппа, но в голову ничего не приходило.

А челнок между тем уже швартовался к личному причалу командира «Одиссея».

Когда створ челночной палубы закрылся за крошечным корабликом и в помещении вспыхнул обычный свет, сигнализируя о восстановлении атмосферы, нуль-навигатор поднялся со своего места и произнес, ни к кому в особенности не обращаясь:

— Ну что ж, пойдем посмотрим, что там получилось у нашего флаг-офицера.

Вихров сначала не понял, что имеет в виду командир, но тут же сообразил, что речь идет о записи совещания, которая велась встроенным в его мундир прибором.

Наклонившись над переговорным устройством челнока, нуль-навигатор быстро перещелкнул несколько клавиш и произнес в микрофон:

— Связисты, подготовить офицерскую кают-компанию для просмотра записи. Приглашаются начальники всех служб.

Выключив микрофон, командир не торопясь направился к открывающемуся люку. Уже у самого выхода он коротко и негромко бросил:

— Спасибо, Стас…

— Служу Земле… — донеслось из динамика внутренней связи, но нуль-навигатор не услышал этого ответа, он уже шагал по причалу в сторону корабельного люка.

Офицеры последовали за своим командиром, и только Вихров, чуть обернувшись, махнул рукой высунувшемуся из пилотской кабины Вострикову.

В офицерской кают-компании их уже ждали главный связист корабля и двое его специалистов. Ребята аккуратно сняли с погона Вихрова записывающий аппарат и вложили видеокристалл в считывающее устройство. Собравшиеся офицеры расселись на диванах, расставленных вдоль стен таким образом, что середина салона осталась пустой. В быстро наступившей тишине сухо щелкнул пусковой сигнал, и середина кают-компании осветилась странным, призрачным светом, в котором проступили человеческие фигуры. Через мгновение эта расплывчатая картинка уплотнилась, и собравшиеся увидели внутренность центра управления фрегата «Молот Тора», только стены центра отсутствовали, вернее, были обозначены едва заметным, не мешавшим наблюдать происходящее, мерцанием.

Вихров, решивший, что может присутствовать при просмотре записи, поскольку он был на самом совещании, не слишком внимательно следил за обсуждением. Игорь скорее наблюдал за присутствующими на совещании, за их реакцией на реплики выступавших и задававших вопросы, за общим настроением обсуждения. Он рассматривал оборудование центра управления, несколько отличавшееся от оборудования «Одиссея», следил за показаниями автоматики, выводившей на пульт навигатора текущие данные окружающего пространства. Минуты через две после начала записи его наметанный взгляд уловил микроскопическое увеличение собственного излучения фрегата.

«Корабль на стационарной орбите… — прошла в голове третьего ассистента спокойная мысль. — Интересно, что такое задействовали на фрегате, что дало это увеличение собственного фона?..»

Но тут его внимание отвлекло необычное поведение контр-адмирала Эльсона — в то время как главный механик эскадры докладывал о странных потеках на обшивке камер аннигиляции в поврежденных двигателях, командир эскадры, вместо того чтобы следить за рассуждениями докладчика, обводил зал центра управления пристальным немигающим взглядом, словно надеялся увидеть нечто необычное.

Вихров внимательно наблюдал за поведением контр-адмирала. Вот взгляд Эльсона остановился на одном из приборов, продвинулся немного дальше, и тут глаза контр-адмирала застыли и расширились. Он явно что-то увидел и при этом, внимательно приглядываясь, слегка прищурил левый глаз. Но в этот момент командир «Одиссея» потребовал включить инструментальную запись состояния окружающего пространства перед аварией двигателей, и Эльсон перевел взгляд на главного механика эскадры.

Дальше Вихров совершенно отвлекся от происходящего в центре управления «Молота Тора», он внимательно, дотошно разглядывал кусок стены рубки, так заинтересовавший контр-адмирала, но ничего на нем не находил.

Наконец запись кончилась. Нуль-навигатор оглядел присутствующих и задал короткий вопрос:

— У кого какие соображения?..

Однако никто не торопился делиться своими соображениями, да, собственно говоря, какие соображения можно было иметь, просмотрев эту запись — самое обычное совещание при соединении боевых подразделений и подготовке совместной операции.

— Значит, никаких соображений, замечаний, сомнений нет! — констатировал командир. — Ну что ж…

И тут Вихров решился. Поднявшись с краешка дивана, где он скромненько притулился, Игорь спросил:

— А можно воспроизвести запись в… инфракрасном спектре?..

Нуль-навигатор несколько удивленно посмотрел на своего флаг-офицера, а потом перевел вопросительный взгляд на начальника службы связи линкора. Тот пожал плечами и буркнул себе под нос:

— Да хоть в рентгеновском…

Поправив что-то на пульте управления воспроизводящего запись аппарата, он снова запустил запись.

На этот раз фигуры участников совещания стали чуть размытыми розоватыми абрисами, а стены и аппаратура центра управления слегка засветились зеленым. Звуковая запись изменений, естественно, не претерпела — снова зазвучали объяснения главного механика Двенадцатой эскадры. И вдруг, буквально через несколько секунд после начала его выступления, на стене центра, в том самом месте, которое столь тщательно рассматривал контр-адмирал, сквозь зеленоватое свечение проступило небольшое багровое пятно. Оно было настолько заметным, что его немедленно увидели все присутствующие и по кают-компании прошелестел удивленный шепот.

— Вихров, посвятите нас в ход ваших мыслей!.. — потребовал командир

— К-гм, — негромко откашлялся молодой офицер, смущенный вниманием присутствующих. — Просто я обратил внимание, что во время доклада главного механика контр-адмирал очень внимательно разглядывал именно этот участок стены… Ну… так, словно он что-то там заметил… Именно заметил! — вдруг воскликнул Игорь. — Скорее всего в правом глазу контр-адмирала имелась дифракционная линза, он мог видеть этим глазом в инфракрасном диапазоне!

Здесь Вихров на секунду остановился и вдруг, хлопнув себя ладонью по лбу, воскликнул:

— Командир! Мне кажется, именно в момент появления этого пятна увеличилось собственное излучение фрегата!

— Тебе кажется или так оно и есть? — переспросил Старик.

— Верните нормальное изображение и запустите сначала!.. — в запале потребовал Вихров, и, как ни странно, начальник связи линкора немедленно выполнил его требование.

Снова прозвучал голос командира Двенадцатой эскадры, открывшего совещание, но теперь уже никто из присутствующих его не слушал. Все внимательно следили за приборами навигаторской панели. И снова минуты через две после начала записи общий фон корабля чуть заметно увеличился.

— Совместите две записи, — попросил нуль-навигатор, и в его голосе зазвучало всем так хорошо знакомое спокойствие командира — спокойствие командира, начавшего действовать. —

Проверим смелую догадку нашего молодого товарища!..

— Усиление фона отстает от появления пятна на три сотые секунды! — доложил через минуту начальник службы связи.

— Значит, контр-адмирал Эльсон знал о появлении этого… интересного пятнышка… — задумчиво проговорил командир «Одиссея».

— Или предполагал, что оно появится, — добавил Вихров.

— Вычленить добавочное излучение фрегата и посмотреть, что это такое, нам, конечно, вряд ли удастся?.. — Нуль-навигатор посмотрел на связиста. — Так что остается пока что просто констатировать еще одну странность.

Несколько секунд он молчал, а затем резко сменил тему:

— Службам механика и энергетика немедленно подготовить к запуску все восемь «падающих звезд». Службе штурмана согласовать со штабом эскадры полетные задания для исследовательских модулей, но «падающие звезды» обязательно должны работать парами! Комендор, выводите на орбиту все имеющиеся у нас автономные гравигенераторы, они все равно понадобятся во время высадки десанта, а два-три комплекса должны быть задействованы немедленно, возможно, придется прикрывать наших исследователей.

— Может быть, спарить гравитационные пушки с излучателями? — спросил комендор, что-то быстро прикидывая на карманном расчетчике.

— Может быть… — согласился нуль-навигатор. — Вообще постарайтесь, чтобы наши исследовательские модули были под вашим постоянным надзором.

Офицеры линкора, негромко переговариваясь, потянулись к выходу, Вихров чуть поотстал, выбрал момент, когда нуль-навигатор закончил разговор с комендором, и шагнул вперед:

— Командир, можно обратиться с просьбой?..

Нуль-навигатор повернулся к Игорю и едва заметно улыбнулся:

— Сначала я изложу свою…

Вихров внутренне напрягся.

— Мне бы хотелось, чтобы вы, Вихров, возглавили одну из исследовательских пар. И для вас у меня будет особое задание… — Командир вернулся к столу, снова уселся на своем месте и, жестом указав на свободное кресло, продолжил: — Контр-адмирал весьма неохотно согласился на проведение предварительных исследований планеты, кроме того, мне показался не слишком обоснованным выбор объектов для проведения первого десанта. Четыре компактно расположенных град-комплекса — это ведь просто жилые массивы, для проведения каких-либо исследований они скорее всего не использовались, просто потому что любые исследования высоких излучений и полей весьма… опасны! А вот два град-комплекса, развернутых отдельно, отлично подходят для таких исследований. Я дал поручение нашим штурманам согласовать со штабом эскадры именно такой… «бесперспективный» маршрут — над этими двумя комплексами. Мне хотелось бы, чтобы именно вы, старлей, отправились туда, мне понравились ваша наблюдательность и… смелость мышления. В то же время мне кажется, что вы способны быть, когда это необходимо, достаточно осторожным…

Нуль-навигатор немного помолчал и добавил:

— Я, конечно, мог бы вам приказать, но…

И он многозначительно оборвал сам себя.

Теперь пришло время улыбнуться Игорю, что он и сделал, правда, очень осторожно:

— Но, командир, я как раз хотел просить, чтобы меня пустили в эту… разведку.

— Ну, тогда все в порядке! — Нуль-навигатор поднялся из-за стола. — Надеюсь, управление «падающей звездой» не представляет для вас трудности…

Через два часа штурман собрал все восемь экипажей «падающих звезд». Инструктаж был короток — исследовательским модулям «Одиссея» поручалось северное полушарие планеты от восемьдесят второго градуса северной широты до экватора. Именно там была сосредоточена большая часть суши. Севернее восемьдесят второй широты лежало так называемое Темное море — безжизненное пространство, покрытое мелкой радиоактивной водой с редкими, сильно заболоченными островками. Четыре модуля Двенадцатой эскадры должны были прочесать южное полушарие, где располагался «хвост» главного материка планеты и несколько довольно больших островов. В задачу экипажей входил простой облет заданного «пояса» и съемка чем-либо выделявшихся территорий.

— Режим полета и высоты вы можете выбирать сами, — закончил инструктаж штурман. — Однако постарайтесь особо к поверхности не прижиматься. В случае чего, сверху мы вас прикроем, ну а снизу — смотрите сами…

Спустя двадцать минут громадина «Одиссея» выбросила из своего нутра маленькую стайку крошечных каплеобразных двухместных корабликов с короткими, резко скошенными назад крылышками и высокими узкими хвостами. «Падающие звезды» быстро распались на пары и ринулись вниз, к планете.

А внизу один из «мятежников», наблюдавших за глубоким темно-синим небом, увидел вдруг появившиеся странные парные метеориты и пробормотал в небольшое переговорное устройство:

— Началось…

ГЛАВА 2

Напарником Вихрова был младший лейтенант Володька Ежов, четвертый ассистент командира. Они не были близкими друзьями, но относились друг к другу с уважением. Ежов, будучи на шесть лет моложе Игоря, видел в старшем лейтенанте некий образец для подражания, а Вихров всегда был готов поддержать однокашника, хоть тот и окончил Томскую академию намного позже.

Во второй, вихровской, паре ведомый модуль пилотировали пилоты-десантники, и когда штурман перед вылетом объявил состав пар, Вихров сразу же заметил явное неудовольствие на рябоватом лице капитана, ставшего на время его подчиненным. Однако перед посадкой в машины капитан подошел к Игорю и, вскинув ладонь к берету, представился:

— Капитан звездного десанта Сергей Бабичев! А это — старший лейтенант Майк Строй, — кивнул он в сторону своего рыжеволосого напарника.

Вихров протянул руку и они обменялись рукопожатием. А когда исследовательские модули покинули «Одиссей», Бабичев лаконичным искусным маневром пристроился справа и чуть сзади к «падающей звезде» Вихрова, показывая свое намерение четко выполнять возложенные на него функции.

Паре Вихрова предстояло облететь планету в коридоре шириной около двух тысяч километров между сороковой и шестидесятой широтами. По приказу ведущего машины разошлись по границам коридора и пошли противофазными синусоидами, захватывая таким образом всю ширину выделенного им пространства. Сам старший лейтенант повел свой модуль на высоте двенадцать тысяч метров, ведомый опустился на тысячу метров ниже. Через каждые полчаса Вихров видел под собой оранжевый проблеск машины Бабичева.

А внизу расстилалась поверхность планеты, покрытая странной низкорослой растительностью, напоминающей… корку запекшейся на ране крови. Перед вылетом Игорь успел просмотреть архивные материалы исследовательских экспедиций и теперь знал, что практически всю поверхность суши на Гвендлане покрывают такие вот «леса», состоящие из двухметровой высоты деревьев, имеющих абсолютно гладкий и очень толстый ствол и плоскую, раскинувшуюся во все стороны крону. Ветви соседних деревьев настолько плотно переплетались между собой, что свет Фортуны практически не проникал сквозь это сплошное покрытие, отражавшее только красную часть спектра излучения звезды и потому казавшееся кроваво-коричневым. Рельеф планеты был совершенно сглажен, не было даже намека на горы, да и какие горы могли бы выдержать довольно частый скачкообразный перепад температур и силы тяжести. Планета стелилась под мчащейся вперед машиной широкими, едва заметными однообразными холмами.

Ежов переключил связь модуля на общую волну, и теперь в кабине пилота тихо шелестели переговоры всех восьми «падающих звезд» «Одиссея». Впрочем, эти переговоры были не слишком интенсивными — так, редкий обмен впечатлениями да короткие замечания по существу работы.

В таком однообразном, неторопливом полете прошло около двух часов. Машина шла на антигравах практически бесшумно, прокатывая под собой красно-коричневую, чуть всхолмленную равнину. Через несколько десятков минут должен был появиться первый из одиноких град-комплексов. Вихров собрался выпить кофе, как вдруг на приборном щитке зажегся сигнал срочной связи с машиной Бабичева.

Игорь переключил связь с общей на парную и тут же услышал напряженный голос Сергея:

— Два-один, два-один, здесь два-два, имею сообщение!..

— Слушаю, — коротко ответил Вихров.

— Вижу странного вида… сооружение. Аналогов нет, предназначение неясно, прошу разрешения на снижение и тщательный осмотр!

— Нет! — немедленно откликнулся Игорь. — Не снижаться ни в коем случае! Иду к тебе, дальнейшие действия согласуем после моего прибытия!

Уже произнося последнюю фразу, Вихров заложил крутой вираж и увеличил скорость до максимума, направляя машину по пеленгу к модулю Бабичева. Через несколько минут полета среди бескрайней, тускло отблескивающей темно-багровым, равнины появилось небольшое серебристое пятно, похожее на шляпку гвоздя, вбитого в доску красного дерева. Это сходство усиливалось еще и тем, что странное пятно расположилось в едва заметной впадине между двумя холмистыми увалами, словно удар, вогнавший в планету этот гвоздь, вдавил и саму поверхность планеты.

Высоко над этим пятном оранжевой искрой поблескивала «падающая звезда» Бабичева — капитан выполнил приказ и держался на заданной высоте.

— Два-два, вижу твое… «сооружение», — уже гораздо спокойнее проговорил Игорь, одновременно отметив, что Ежов включил запись и перешел на индивидуальную волну связи с «Одиссеем». — Заходишь на объект с юго-востока и идешь со снижением до пяти тысяч метров. В нижней точке сбрасываешь «пчелу» и сразу уходишь вверх до десяти тысяч. Я тебя страхую. Посмотрим, что нам покажет «пчела», потом определим дальнейшие действия.

— Два-один, вас понял, — тут же ответил Бабичев. — Начинаю маневр!..

Оранжевая искорка сорвалась с темнеющего небосклона и по сильно вогнутой дуге устремилась к поверхности планеты, а через мгновение модуль Вихрова, на секунду остановившись в воздухе, также начал снижаться, устремляясь следом, в сторону странного одинокого серебристого пятна,

Снижение только со стороны казалось стремительным, на самом деле Вихров полностью контролировал ситуацию и для него все происходило достаточно медленно. На восьми тысячах метров экран его монитора показал на серебре абсолютно круглого пятака тонюсенькие черные линии, расходящиеся от черной точки центра к краю изящными дугами.

«Похоже на… лепестковую диафрагму…» — подумал Игорь, а в следующее мгновение ему показалось, что это черное центральное пятно стало чуть крупнее. И почти сразу же Вихров ясно увидел, что тонюсенькие черные, точно выгнутые ниточки медленно проворачиваются, а черное пятно действительно увеличивается — «диафрагма» раскрывалась!

И вдруг каким-то шестым чувством Вихров понял, что произойдет в следующий момент, перебросив тумблер связи, он отчаянно закричал в микрофон:

— Два-два, немедленно выключай антиграв и уходи на ионной тяге!!!

— Ты что, командир, это же четыре g! — раздался в ответ удивленный голос капитана.

— Сейчас тебя накроют гравитационным полем и это будет двенадцать g!!! — проревел в ответ Вихров. — Посмотри внимательнее на свое «сооружение»!!

— А, черт!! — выругался Бабичев, оранжевая искра его модуля, словно споткнувшись в полете, оборвала свою плавно скользящую вниз кривую и чуть клюнула вниз, но в следующее мгновение под ней вспыхнуло маленькое солнце и она устремилась практически вертикально вверх. Одновременно от «падающей звезды» отделилось совсем уж крошечное зеленоватое пятнышко «пчелы». Увидеть ее с такого расстояния Вихров, конечно же, не мог, но локатор его модуля мгновенно углядел сброшенный Бабичевым аппарат и показал его на экране.

Игорь круто заложил правый вираж, уводя свою машину от раскрывающегося глаза гравитационного генератора, и, на мгновение оторвавшись от приборов, бросил взгляд сквозь прозрачную лобовую броню. Именно в этот момент из середины крошечного серебристого пятна, превратившегося в тоненький блестящий ободок, вверх потянулся странный, чуть заметно колеблющийся мутноватый столб. Казалось, над раскрывшейся крышей серебристого «строения» кто-то с неимоверной силой сжимает воздух, заставляя его уплотняться, плавиться, вязко стекать вниз. И одновременно этот столб быстро поднимался в небо, вытягиваясь вслед за устремившимся вверх модулем капитана Бабичева.

Поначалу казалось, что у мутного, пожирающего воздух столба нет никаких шансов догнать небольшую юркую машину, но неожиданно его рост резко ускорился и стал более целенаправленным, словно тот учуял врага и теперь отлично знал, куда ему стремиться! Вот в его муть попало зеленое пятнышко сброшенной «пчелы», и плавное снижение аппарата немедленно было смято, превратилось в стремительное неуправляемое падение. Навстречу «пчеле» из зева генератора метнулась дублирующая волна поля, и потерявший управление аппарат мгновенно был раздавлен, превращен в бесформенный кусок металла, перемешанного с пластиком и стеклом.

Расстояние между «падающей звездой» Бабичева и узким обрубленным лучом гравитационного поля быстро сокращалось. Капитан дважды резко менял курс, пытаясь уйти от наводящего поле локатора, и дважды столб поля незамедлительно реагировал на эти маневры преследуемой машины. До первого гравитационного удара по исследовательскому модулю оставалось всего несколько коротких минут, и тут Вихров, переложив рули, снова бросил свою машину вниз прямо к раскрытому соплу генератора. Игорь прекрасно понимал, сколь велика была вероятность того, что генератор мог оказаться спаренным или даже строенным, но это была единственная возможность попытаться спасти экипаж ведомой «падающей звезды». Черный зев генератора стремительно приближался, вырастая на экране монитора в некое подобие чудовищной разверзнутой пасти, и когда до цели осталось не более полутора километров, Вихров надавил сразу обе гашетки.

Из-под коротких крыльев его «падающей звезды» сорвались четыре ракеты с ториевыми боеголовками, а машина Игоря, мгновенно задрав нос, устремилась вверх и вправо — прочь от атакованного объекта. Вихрову на мгновение показалось, что он заметил в раскрытом сопле генератора разворачивающиеся в его сторону вспомогательные излучатели, но в этот момент все четыре ракеты ушли в распахнутую к небу темноту и выметнули из нее багровое зарево чудовищного взрыва.

Столб гравитационного поля, сжимавшего захваченный воздух в своих невероятных тисках, исчез, породив колоссальный «выдох». Машину Бабичева, оказавшуюся в непосредственной близости от этого «выдоха», завертело словно пушинку, и Игорю на мгновение показалось, что ребята погибли в этом смерче, однако уже через секунду оранжево светящийся модуль выправился и его полет стал упорядоченным. А еще через минуту ураганный порыв достал модуль Вихрова — словно огромный резиновый молот с тяжелой оттяжкой ухнул по брюху крошечной машины.

Впрочем, никакого вреда исследовательскому модулю этот последний «плевок» гравитационного генератора нанести уже не мог. Игорь, быстро пробежав взглядом по приборам, переключился на связь с линкором и доложил:

— Пара «два» была атакована автоматическим гравитационным генератором незнакомой конструкции. Потерь нет.

Генератор уничтожен ракетным залпом. Прошу разрешения продолжить разведку.

— Ответьте оба!.. — раздалось в наушниках Игоря, и он четко проговорил:

— Готов продолжить выполнение задания!

А через секунду эту фразу столь же твердо повторил капитан Бабичев.

— Продолжайте… — согласились на линкоре, и Вихров отключился.

Почти сразу же, переключившись на парную связь, капитан глуховато выдохнул:

— Слушай, старлей, я уж думал, нам конец!.. Вернемся, с нас причитается!

— Вернемся, капитан, — откликнулся Вихров. — Вот слетаем и вернемся… Следуем дальше прежним курсом. Скоро выйдем к первому град-комплексу, будем повнимательнее…

Исследовательские модули разошлись прежними курсами, на прежних высотах.

И снова под крыльями «падающих звезд» потянулись бескрайние красно-коричневые заросли.

«Интересно, зачем среди совершенно пустой, дикой равнины был развернут боевой гравигенератор? — думал Игорь, внимательно наблюдая за показаниями приборов. — Было бы понятно, если бы он прикрывал град-комплекс, да и то не совсем — от чего его прикрывать?! И кто установил этот генератор? Не изолированные же здесь… мутанты! Да и конструкция генератора весьма странная, ни разу не встречал поле, генерируемое в виде «столба» — почему не в виде «облака» или… «иглы»? Да от «иглы» Бабичев, пожалуй, и не ушел бы, и я не успел бы помочь… Да что там помочь, автоматика этого странного гравигенератора почему-то явно опоздала с отражением моей атаки!»

Сейчас, когда пыл боя несколько спал, Вихров вдруг понял, что, либо в конструкции гравигенератора был какой-то серьезный дефект, либо… Либо он попросту «подставился» под ракетный залп! Подставился в тот момент, когда обоим «падающим звездам» просто некуда было деваться!

Но зачем?! Какой во всем этом был смысл?! Какую цель преследовали конструкторы этой «ловушки»… для «ловушки».

«Неужели мы не сможем понять логики поведения тех, кого пришли… приводить к порядку?!» — несколько заполошно подумал Игорь и вдруг понял, что такое вот «непонимание» может привести к весьма серьезным неприятностям!..

В этот момент неожиданно включилась внутренняя связь и очень спокойный голос Ежова поинтересовался:

— Командир, мы идем без ракет… Если в град-комплексе нас поджидают, для ответа остаются только лучевые пушки и гравигенератор… А генератор хиленький…

— Знаю, Володя, что генератор хиленький, — таким же спокойным тоном ответил Игорь. — Только я ведь драться не собираюсь… В крайнем случае постараемся уйти за пределы атмосферы… А Бабичев прикроет — теперь его очередь…

Приборы показали, что пора перекладывать машину на другой галс, и Вихров заложил плавный вираж. А через пару секунд включилась парная связь и раздался слегка удивленный голос капитана:

— Два-один, два-один, мои приборы лоцируют биологические объекты… Одиночные биообъекты массой до трех человек. Всего объектов шесть, расположены прямо в зарослях, под кронами… Никаких строений нет…

И почти сразу же на экране монитора вихровской машины тоже засветились зеленоватые точки, фиксирующие биологические объекты, и около каждой появились двойные цифры максимально-минимальной возможной массы. Их было также шесть и они выстроились в ряд, как раз поперек движения «падающей звезды», словно перегораживая ей путь к град-комплексу. И они не двигались!..

«Словно в засаде сидят…» — неожиданно подумалось Вихрову.

Несколько секунд спустя машина прошла над этим странным строем, и Игорь не заметил каких-либо разрывов в плотной массе растительности, покрывавшей планету. А еще через несколько секунд на горизонте показался купол, прикрывающий град-комплекс стационарного исследовательского центра. Локатор биомассы на модуле Вихрова не обладал достаточной мощностью, чтобы с такой высоты пробиться сквозь купол и определить наличие жителей, а опускаться ниже, вот так, сразу, Вихров не хотел, так что оставалось только гадать, населен ли град-комплекс или жители оставили центр.

С другой стороны к поблескивающему серебром куполу приближался оранжевый модуль Бабичева, маленькие корабли шли такими курсами, что пересечься они должны были как раз над центром купола.

Вихров вызвал ведомого:

— Два-два, под нами исследовательский центр, включающий в себя град-комплекс типа «Жилье-8». Если он стандартно ориентирован по полюсам планеты, то ты пройдешь как раз над точками вывода из комплекса излишнего тепла и нерегенерируемого воздуха, обрати внимание, производится ли «выдох» из-под купола? Иначе нам не определить, функционирует ли жизнеобеспечение комплекса… И еще, в комплексе имеются две взлетно-посадочные катапульты, над одной пройду я, а вторая будет слева от тебя градусах в двадцати… попробуй прикинуть, давно ли раскрывались створки катапульты…

— И как же я это смогу сделать?.. — чуть насмешливо и в то же время удивленно поинтересовался капитан.

— По остаточному излучению… — в свою очередь, усмехнулся Вихров. — Или ты думаешь, жители комплекса будут тратить энергию и гонять створки, не производя старта или посадки?..

— Логично… — согласился Бабичев.

Вокруг град-комплекса царила девственная местная природа — приборы не обнаруживали ни присутствия людей, ни наличия действующих или бездействующих предприятий. Купол казался какой-то совершенно чужой для этой планеты вещью, случайно оброненной неизвестным гигантом… И оброненной совсем недавно. Машина Вихрова находилась уже совсем рядом с град-комплексом. Когда парная связь снова включилась, Бабичев сообщил:

— Два-один, я прошел над катапультой, похоже, она не открывалась с момента возведения град-комплекса, — и вдруг добавил совсем другим тоном: — Старлей, опуститься бы пониже, вся эта автоматика и телемеханика — это прекрасно, но глянуть бы своим глазком!

— Нет, — сразу же отозвался Вихров. — Тройку витков сделаем на этой высоте, вдруг удирать придется, у меня ведь ракет-то больше не осталось. Ну а там видно будет…

Под машиной самого Вихрова тоже лежал совершенно мертвый купол, слабо отблескивающий серебряным светом в лучах заходящего солнца. Приборы не фиксировали ничего — ни работы оборудования жизнеобеспечения, которое должно было бы выделять тепло, ни скопления живых существ, хотя кто, кроме людей-мутантов, мог бы под куполом «скопиться», ни излучения… Даже автоматическое наблюдение над воздушным пространством не велось из-под этого безжизненного купола.

Под машиной Игоря промелькнула оранжевая звездочка «падающей звезды» Бабичева, а вскоре показался и противоположный край гигантской серебристой полусферы, положенный на кроваво-красные заросли планеты. Вихров заложил левый вираж и повел свой модуль по большой хорде. Купол по-прежнему не подавал признаков жизни. Место расположения катапульты град-комплекса Игорь определил только по приборам, створки никак не выделялись из общего тусклого фона купола. Капитан тоже помалкивал, видимо, и у него никаких «открытий» не было.

Вихров прошел еще один поворот, за ним еще один. Пожалуй, Бабичев был прав — можно было попробовать спуститься ниже. Игорь включил парную связь:

— Два-два, вызывает два-один, спускаемся до двух с половиной, двух тысяч… Посмотрим поближе…

— Два-один, вас понял, — тут же отозвался Бабичев, — спускаюсь до двух тысяч…

Модуль Вихрова тоже не спеша пошел вниз. При очередном вираже Игорь направил машину таким образом, чтобы еще раз пройти над южной катапультой.

«Падающая звезда» медленно опускалась, и казалось, что серебряный холм под ней так же медленно увеличивается в размерах, расползается, занимая все большее пространство. Вместе с этим купол превращался из белого, серебристо поблескивающего, в желтоватый, разрисованный странными потеками коричневатого оттенка. В поле зрения появились створки катапульты, и на этот раз Вихров явственно разглядел их створ, четко обозначенный двумя соприкасающимися по длинной стороне ржавого цвета прямоугольниками. Он, конечно же, уже давно не открывался, более того, Вихрову показалось, что открыть его теперь вообще вряд ли возможно!

Створ располагался на самом краю град-комплекса, так что почти сразу же Игорю пришлось снова развернуть машину, и тут же ожил индикатор биомассы. Часть купола на экране монитора окрасилась в бледный, едва проступающий зеленоватый цвет, словносквозь серебристый металл купола, покрытый ржавыми разводами, проступило изображение некоей амебы… неподвижной амебы, но не умершей, а застывшей, замершей!

Под куполом находились люди… или те… кого поместили на этой планете!

Модуль снизил скорость и буквально прополз над этим пятном. Затем Вихров включил парную связь и поинтересовался:

— Ну как, капитан, есть у тебя что-нибудь интересное?..

— Ничего, — недовольно отозвался Бабичев. — Град-комплекс не населен…

— А у меня имеются другие данные, — усмехнулся Игорь. — В комплексе, судя по показаниям моих приборов, тысячи три с лишним… живых существ!..

— Интересно, чем они дышат и питаются! — недоверчиво пробормотал капитан. — Обслуживающее оборудование не действует, купол не дышит, катапульты не работают!..

— И при этом, — продолжил Вихров, — население расположено скученно и… на довольно большой глубине… Локатор едва читает их… Но раз высших животных на планете нет, значит, это люди… мутанты!..

— Будем садиться?.. — спросил капитан.

— Нет, — ответил Вихров, — хотя искушение велико… пусть начальство решает, что делать с этим странным поселением.

— Значит…

— Ложимся на прежний курс, — приказал Вихров. — Здесь искать больше нечего… высота одиннадцать-двенадцать тысяч…

И снова модули разошлись к краям выделенного им коридора, и снова под короткими, резко скошенными назад крыльями потянулась бугристая коричнево-красная равнина. А минут через двадцать неожиданно включилась связь с «Одиссеем» и у Вихрова в наушниках зазвучал голос Старика:

— Вихров, как у вас дела?.. Что первый град-комплекс, вы же наверняка опускались?

— Да, командир, — доложил Игорь, — мы спускались до двух тысяч метров. Град-комплекс не подает никаких признаков жизни: забора воздуха и «выхлопа» нет, излишнее тепло не выделяется, створки катапульт в явно нерабочем состоянии… Однако я засек наличие большого количества… людей, не менее трех тысяч, причем находятся они довольно глубоко, сканер едва уловил биомассу.

— Вот как… К-хм… — Голос Старика очень не понравился Вихрову, он был какой-то… непривычно неуверенный. — Ваше задание несколько меняется. Похоже, на поверхности планеты, кроме исследовательских центров, нет крупных поселений. Поэтому вы прекращаете прочесывать выделенный коридор и сразу идете ко второму исследовательскому центру. При обследовании град-комплекса соблюдайте сугубую осторожность и после завершения работы немедленно возвращайтесь домой!..

— Вас понял, — коротко ответил Вихров, но нуль-навигатор неожиданно добавил:

— Три пары, считая вашу, из наших четырех атакованы… Две «падающие звезды» то ли сбиты, то ли посажены на по верхность планеты… Экипажи не отвечают. Две пары, отправленные с «Молота Тора» и «Нибелунга», пропали с экранов радаров на двадцать шестой минуте полета и с тех пор не выходят на связь… В общем, все очень плохо…

— Понял… — повторил Игорь, и на этот раз в его голосе явственно прозвучало растерянное удивление.

— Значит, действуете очень аккуратно… — еще раз подчеркнул Старик, — а мы постараемся вас прикрыть с орбиты…

«Одиссей» отключился, и Вихров немедленно связался с модулем Бабичева:

— Сергей, нам изменили задание. Идем прямиком ко второму исследовательскому центру в пределах визуальной видимости. Над град-комплексом соблюдаем сугубую осторожность — две наши «падающие звезды» не то сбиты, не то посажены на поверхность, а эскадренные модули и вовсе пропали…

— Что значит «не то сбиты, не то посажены»? — нетерпеливо перебил его Бабичев. — С ребятами что случилось? Их успели подобрать?!

— Не знаю!.. — раздраженно ответил Вихров. — Говорю, что услышал от Старика… Сближаемся прежними курсами и, как только увидим друг друга, разворачиваемся к град-комплексу!..

Буквально через пару минут Вихров увидел справа и чуть ниже своей машины оранжевый блик модуля Сергея. Обе машины развернулись и на форсаже направились ко второму исследовательскому комплексу, входившему в их зону исследования. Скоро из-за горизонта вынырнула узкая серебристая полоска, а затем начал вырастать гигантский купол еще одного исследовательского комплекса.

Игорь включил парную связь и, дождавшись ответа» Бабичева, скомандовал:

— Снижаемся! Я до пяти тысяч, ты до пяти с половиной. Я иду впереди, ты с отставанием в пятьсот метров… Теперь твоя очередь меня прикрывать. Пойдем по спирали от края купола к центру. Объекты наблюдения те же, что и в первом случае!..

Обе машины словно с горки покатили вниз, быстро теряя высоту, причем модуль Бабичева одновременно элегантным разворотом пристроился сбоку и немного сзади за ведущей машиной.

Этот купол производил совсем иное впечатление — никаких потеков ржавчины, никаких покореженных конструкций, покрытие купола сверкало чистым серебряным светом, словно было уложено всего несколько дней назад. Приборы модулей отчетливо указывали, что купол град-комплекса «дышит», работает энергетическая система, установки регенерации, возможно, даже внутриградский транспорт… Вот только… Вот только локаторы биомассы молчали, словно во всем град-комплексе не было ни одной живой души!

Когда до створок первой катапульты оставалось минуты две полета, Вихров послал свою машину вниз, еще ближе к поверхности купола, и снизил скорость насколько это было вообще возможно при полете на такой высоте. Бабичев, не раздумывая, последовал за ведущим. Вихров внимательно следил за показаниями приборов, экранами монитора, на которые выводились локационные данные, и время от времени бросал быстрый взгляд сквозь прозрачный колпак кабины. Место расположения катапульты уже фиксировалось приборами, однако увидеть его не представлялось возможным — створки катапульты были идеально пригнаны к поверхности купола.

— Командир, створки катапульты открывались и, судя по всему, совсем недавно… — неожиданно раздался голос Сергея. — Остаточное излучение улавливается вполне отчетливо!..

— Ну вот, — проворчал Игорь, — а контр-адмирал Эльсон утверждает, что с планеты во все время присутствия эскадры старты не производились!..

И в этот момент серебряное покрытие купола словно лопнуло, и в нем образовалась короткая щель, которая немедленно начала расширяться. На экране биолокатора эта щель немедленно покрылась зеленоватым мерцанием, подтверждая, что под куполом работают люди.

— Они и сейчас производятся… — немного удивленно пробормотал вслух старший лейтенант, и тотчас же откликнулся Бабичев:

— Командир, под тобой что-то происходит?!

— Подо мной открывается катапульта, — подтвердил Вихров. — Судя по количеству толпящихся там людей, они собираются произвести запуск.

— Интересно, запуск чего? — спросил капитан.

— Створки раскрылись под… челнок, — быстро прикинул Вихров. — Так что вылететь оттуда может все что угодно!.. Пожалуй, надо ускоряться…

Он начал наращивать скорость модуля, собираясь прыгнуть повыше, и тут из раскрытой катапульты в воздух вышвырнуло совершенно невероятное сооружение! Стартовавший из град-комплекса корабль своими очертаниями слегка напоминал орбитальный челнок, но только именно слегка. Во-первых, он был чуть ли не в полтора раза длиннее стандартного челнока. Во-вторых, эта машина была оснащена тремя парами ионных двигателей вместо одной, положенной такого типа машине. В третьих, на ее тупом, черном, странно прозрачном носу, перетянутом светлыми жилами переплета колпака, располагалась эмиссионная антенна гравипушки, и судя по багровому огоньку, тлеющему на кончике центральной иглы антенны, пушка была готова к атаке.

Игорь крикнул в переговорное устройство: «Володя, облако!..», а сам мгновенным взмахом пальцев отключил антигравы и бросил машину вверх, напряженно/ вслушиваясь в нарастающий вой ионных двигателей. Ускорение мгновенно выросло до пяти g, но сквозь застилающий глаза темный туман Вихров видел, что его напарник успел сбросить противо-гравитационное облако, однако этот странный челнок не спешил атаковать. Вместо этого он точно повторил маневр маленького вихровского модуля и пристроился ему в хвост. Теперь, после прохождения переделанным модулем мятежников сброшенного Ежовым облака, «падающую звезду» могло спасти только чудо!

«Пять секунд!.. — обреченно мелькнуло в голове Вихрова. — Пять секунд жизни!»

Однако уже через полсекунды в его душе вспыхнула надежда — развернувшийся ему вслед челнок подставил свой бок под ракетный удар оранжевого модуля Бабичева, чем капитан не замедлил воспользоваться. Расстояние между машинами было чрезвычайно маленькое, опасное для атакующего, но Сергей не раздумывая сбросил все четыре ракеты разом. Через секунду на корявом, поблескивающем грубыми сварными швами боку переделанного модуля вспухли четыре огненных цветка, и… И ничего не произошло!!! Челнок даже не покачнулся в полете!!!

«Три секунды!» — щелкнуло в голове Вихрова.

И тут, словно этот щелчок включил связь, в наушниках Игоря неожиданно раздался возбужденный голос Верхоярцева:

— Игорь, немедленно вираж влево-вправо… И поглубже!.. Я попробую его достать!

Руки Вихрова мгновенно и совершенно самостоятельно выполнили требуемые действия, и модуль, заложивший левый вираж и потянувший за собой, словно на привязи, челнок, вдруг резко ушел вправо. В то же мгновение буквально в нескольких сантиметрах от скошенного крыла вихровской машины прокатилась волна смятого, сжатого до чудовищного напряжения воздуха.

Не успевший повторить маневр модуля челнок встретил эту волну прямо в лоб. Казалось, что по обшивке переделанной в боевую машины прокатились валки мощного прокатного стана. Первой была смята, скручена в тугой комок антенна гравипушки, затем катящаяся волна гравитации принялась за корпус челнока, сглаживая, слизывая любую неровность, вминая вынесенные конструкционные элементы в обшивку машины, вдавливая саму обшивку в малейшие внутренние полости. Наконец, эта волна докатилась до трех спаренных двигателей, вынесенных на консолях в виде трехлучевой звезды. Целую секунду ничего не происходило — видимо, конструкция консолей и рубашки обтекателей двигателей были выполнены из особо прочных материалов, но затем элегантное переплетение несущих конструкций потекло, чудовищная сила гравитационного удара прижала двигатели к покореженному корпусу челнока, а затем все шесть двигателей одновременно взорвались, выбросив весь свой чудовищный запас энергии в атмосферу вместе с разодранными в клочья остатками челнока.

Вихровский модуль швырнуло ударной волной вертикально вверх, машина потеряла управление, а пилоты сознание.

Когда кровавый туман колоссальной перегрузки начал рассеиваться перед глазами Игоря, он первым делом убедился, что «падающая звезда», как ни странно, не получила серьезных повреждений — не работал только биолокатор, и серый, потухший квадрат его монитора слепым пятном выделялся среди разноцветно мерцающих экранов всех остальных приборов модуля. Град-комплекс, встретивший их столь негостеприимно, был уже в трехстах километрах восточнее и не подавал признаков жизни. Машина, ведомая автопилотом, шла в неторопливом горизонтальном полете. «Одиссей», где, без сомнения, видели все, что произошло с парой Вихрова, почему-то молчал, так что Игорь решил сначала разобраться в сложившейся ситуации. Включив внутреннюю связь, он поинтересовался:

— Володька, ты как?

— Все в поядке… — глуховато и картаво ответил Ежов.

— А что не в «поядке»? — передразнил его Игорь.

— Мойдой в пуйт вмазався… — пояснил свой странный выговор напарник.

— Ты что, не был пристегнут?! — удивился Вихров.

— Да я пытався антенну извучатевя вазвевнуть… ввучную… у нее оиентатов заево…

— Что значит «ориентатор заело»?! — возмутился Игорь. — Когда это произошло?!

— А вот как эта… бяка из катапуйты выезва, так и заево… — доложил. Ежов.

— Ладно, лечись… — чуть спокойнее сказал Вихров и с чуточной усмешкой добавил: — Поскольку ты у нас раненый, мы имеем полное право вернуться на линкор… Только сначала определимся, где это наш капитан запропастился. Он переключился на парную связь:

— Два-два, два-два, вызывает два-один… Не вижу тебя! Где ты находишься? Доложи, где ты находишься!

На экранах локаторов «падающей звезды» Бабичева и вправду не было видно, однако капитан сразу же откликнулся:

— Я на Гвендлане… Нас взрывной волной бросило вниз, да с перегрузкой в двенадцать g… Когда очнулся, до поверхности оставалось не больше двадцати метров, еле-еле успел машину выровнять… Антигравы вышли из строя, а ионные на такой высоте запускать побоялся, так что шмякнулись мы в… короче, сели. И сами уже не взлетим… Приборы не работают, оружие разбито, только биолокатор действует и показывает, что… торопятся к нам… какие-то…

— Маяк включить сможешь?! — перебил его Вихров.

— Попробую… — отозвался Бабичев, и через секунду на карте, которую демонстрировал локационный монитор, запульсировала ярко-красная точка.

— Вижу тебя! — немедленно воскликнул Игорь. — Буду над тобой минуты через три-четыре, приготовьтесь покинуть машину!

— Боюсь, Игорек, что… аборигены доберутся до нас раньше!.. — спокойно, разве что чуть насмешливо отозвался Сергей.

— Если они раньше доберутся, ты им двери-то не открывай!.. — в тон ему ответил Игорь. — А уж я с ними разберусь!..

И снова машина Вихрова заложила крутой вираж, выходя на позывные бабичевского маяка, а сам старший лейтенант тем временем снова переключился на внутреннюю связь:

— Володька, ты слышал, что с капитаном случилось?

— Слышал… — почти нормально отозвался «подлечившийся» напарник.

— Проверь вооружение, на подходе надо будет пройтись вокруг бабичевской «падающей звезды» из излучателя…

— Проникающее Иситуки?.. На поражение?.. — осторож поинтересовался Ежов.

— Нет!.. — Вихров даже поморщился. — Сначала ультразвуком пугни, только если не уберутся, перейдем к более серьезным действиям.

Модуль, управляемый автопилотом, быстро терял высоту. Вот уже сквозь прозрачный пластик кабины стали видны детали однообразного пейзажа планеты, а скоро Игорь увидел среди коричнево-красной коросты планетной растительности огромную черную продолговатую прореху с рваными краями. Казалось, что вскользь по планете полоснули тупым топором, лезвие которого не разрубило планетную «шкуру», а разодрало ее. А в дальнем от вихровской машины конце этой прорехи посверкивала оранжевым бликом «падающая звезда» Бабичева.

На секунду Игорю показалось, будто он видит, как по крохотному оранжевому пятнышку исследовательского модуля, посверкивающего пластиком фонаря, ползет еще более крохотное темное пятно — живое темное пятно, и он быстро бросил в микрофон:

— Ежов, включай излучатель!..

Зарывшаяся в темно-красных зарослях «падающая звезда» быстро приближалась. До нее оставалось не более пяти-шести километров, когда вновь ожила парная связь:

— Игорь, вижу тебя… только… Здесь такое!.. Здесь такие!.. А у меня оружие не работает!.. Боюсь, модуль больше пары минут не выдержит!..

— А нам больше и не надо… — глухо перебил его Вихров, переключая управление модулем на себя и еще увеличивая скорость.

Теперь он точно видел, что вокруг лежащего несколько на боку оранжевого модуля копошатся какие-то странные существа, мало похожие на людей. Движения их были неуклюжими, но очень быстрыми и, казалось, согласованными. Однако через несколько секунд эти существа вдруг замерли, а затем начали сначала медленно, а затем все быстрее отползать от «падающей звезды». Скоро их движения стали напоминать паническое бегство, настолько быстро они очищали пространство вокруг модуля, прячась под кронами сохранившейся растительности.

А еще через несколько мгновений модуль Вихрова завис на антигравах метрах в десяти точно над машиной Бабичева.

— Володя, — скомандовал Игорь, — открывай нижний люк и компенсируй гравитацию планеты. Как только будешь готов принимать гостей, дашь знак, я им скомандую.

И тут же переключился на парную связь:

— Сергей, я открываю люк и убираю гравитацию. Буду готов — скомандую, ну а уж допрыгнете до меня вы сами…

— Допрыгнем, не сомневайся! — раздался голос Бабичева, и Игорю показалось, что он нехорошо дрожит.

— Готов!.. — почти сразу же доложил Ежов, и Игорь, быстрым взглядом пробежав по приборам и удостоверившись, что все подготовлено, как можно спокойнее произнес:

— Пошли, Серега… По одному…

Почти сразу же после его слов фонарь оранжевой «падающей звезды» откинулся и в чуть мерцающем воздухе установленного Ежовым антигравитационного столба показалась медленно поднимающаяся вверх фигура в оранжевом скафандре. Она достигла открытого люка вихровской машины в считанные секунды, однако Игорю показалось, что подъем длился несколько часов. Наконец индикатор собственной массы модуля перещелкнулся, показывая, что на борт принят дополнительный груз, и Игорь чуть охрипшим голосом скомандовал:

— Второй пошел!..

Второй оранжевый скафандр вынырнул из открытой кабины лежащего на поверхности планеты модуля и поплыл к распахнутому люку. Этот плавный подъем продолжался несколько секунд, а затем события стали разворачиваться с совершенно невероятной быстротой.

Когда поднимавшийся пилот прошел почти половину пути, кровавые заросли ветвей с двух сторон от пропаханной «падающей звездой» полосы прорвались, словно созревшие гнойники, и из них наперерез поднимающемуся пилоту рванулись два жутких, ни на кого не похожих монстра.

Размером оба этих чудовища были раза в три больше человека. Маленькая, абсолютно голая, отсверкивающая черной кожей голова, увенчанная похожими на антенны локаторов рожками, не имела шеи, а покоилась прямо на голом же мускулистом туловище, покрытом, казалось, некоей слоистой черной полированной броней. Туловище было снабжено тремя парами конечностей, напоминавших и руки и ноги одновременно, при этом локтевые и запястные суставы передних конечностей были снабжены изогнутыми, остро посверкивающими полуметровыми шипами. И эти шипы были нацелены прямо в поднимающуюся оранжевую фигуру!

Было непонятно, каким образом оба монстра держатся в воздухе и передвигаются с такой пугающей скоростью, но об этом Игорь подумал уже позже. А в тот момент он с мгновенным ужасом осознал, что ничего не может сделать для спасения своего товарища! И вдруг совершенно неожиданно по ушам ударил короткий двойной треск бортового излучателя, и синяя ветвистая молния хлестнула сначала в правого монстра и почти сразу же в его левого собрата. В воздухе вспыхнули два чуть дымящихся факела и два обугленных, потерявших форму тела рухнули на черную перепаханную землю, мгновенно слившись с нею.

Еще через пару секунд в шлемофоне Вихрова раздался спокойный голос Ежова:

— Командир, гости на борту, люк закрыт, можно возвращаться на базу…

Вихров чисто автоматически развернул модуль и, включив программу возвращения на «Одиссей», поинтересовался:

— Слушай, Володька, как ты успел среагировать на… на этих уродов?!

— А я ожидал чего-то в этом роде… — тут же отозвался его напарник. — Когда они убегали от ультразвуковой атаки, мне показалось, что они это делают как-то… лениво, нет не лениво — продуманно. Они не метались, не прятались, они… отступали и перегруппировывались. Вот я и приготовился… дать отпор, если они повторят свою атаку. Ну а момент… Сам посуди, когда им было атаковать, как не во время подъема ребят?!

— Ну ты голова! — восхищенно произнес Вихров и тут же представил себе, как Володька краснеет от похвалы. Затем, переключившись на связь с «Одиссеем», доложил:

— Пара «два» возвращается… потеряли один модуль…

— Да, мы видели… — ответил с линкора незнакомый Вихрову голос. — Посадка на шестой палубе.

Вихров отключил связь и устало откинулся на спинку кресла.

Автопилот между тем отключил антигравы и перешел на ионную тягу. Небо над модулем постепенно теряло свою глубину, растворялось, исчезало, уступая место космическому пространству. Проступили первые звезды, и среди них знакомая желтоватая точка «Одиссея». Через полчаса причальная палуба линкора приняла «падающую звезду» Вихрова и опустила ее среди еще пяти таких же машин.

«Еще не все вернулись? — быстро подумал Игорь, оглядывая причал. — Или еще кто-то потерял модуль?.. И все ли ребята целы?»

Едва створы шлюза закрылись и ангар наполнился воздухом, Игорь, заканчивавший отключение систем модуля, заметил, что через открывшийся люк к его маленькой машине спустился флаг-навигатор в сопровождении одного из связистов. За ними шагали ребята из службы технического обслуживания, переговариваясь о чем-то и посмеиваясь. В этот момент через нижний люк модуля выбрались Бабичев и его напарник, переминаясь с ноги на ногу, они поджидали старших офицеров.

Вихров быстро закончил работу и тоже поспешил к выходу. У люка его поджидал Ежов, и когда Игорь вопросительно взглянул на своего напарника, тот, виновато улыбнувшись, пробормотал:

— Ну что, командир, попадет нам за модуль?..

— А ты думаешь, мы могли бы его вытащить? — ответил Вихров вопросом на вопрос.

Ежов только пожал плечами и, чуть ссутулившись, шагнул на первую ступеньку лестницы.

Флаг-навигатор оглядел всех четверых и негромко проговорил:

— Всем отдыхать. В двадцать два часа по корабельному времени разбор полетов. Сбор в офицерской кают-компании, всем четверым быть готовыми к докладу.

Затем, видимо, перехватив удивленный взгляд Вихрова, брошенный вслед связисту, скрывшемуся внутри «падающей звезды», Эдельман добавил:

— Надо снять вашу запись… Волновая связь часто прерывалась, так что корабельная запись весьма неполна.

Флаг-навигатор, считая процедуру встречи оконченной, уже собрался повернуться к» выходу, но Вихров остановил его вопросом:

— Из полета все вернулись?

Артур Исаевич бросил быстрый понимающий взгляд на причаленные «падающие звезды» и покачал головой:

— Двое остались на планете… Похоже, их захватили… мятежники…

После этих слов флаг-навигатор быстро повернулся и направился к люку, ведущему внутрь корабля.

В кают-компанию Вихров вошел за две минуты до начала разбора. Небольшой зал был забит до отказа. Кроме четырнадцати человек, вернувшихся из полетов над Гвендланой, здесь был нуль-навигатор, все главные специалисты и начальники служб линкора. Возле главного комендора Вихров неожиданно увидел улыбающегося Тольку Верхоярцева и удивился — с чего это суровый артиллерист притащил с собой зеленого мичмана?

Старик беседовал о чем-то с незнакомым офицером в комбинезоне Космофлота со знаками различия навигатора первого класса, но тем не менее заметил, как Вихров вошел в кают-компанию и коротко кивнул своему третьему ассистенту.

Быстро обежав глазами собравшихся, Игорь увидел, что Ежов, Бабичев и Строй уселись вместе, а между ними стоит свободный стул. Бабичев призывно помахал Игорю рукой, и на его рябоватой физиономии засияла широкая улыбка.

Вихров направился к своей троице, однако поговорить им не удалось — едва Игорь опустился на стул, как нуль-навигатор поднялся со своего места и, оглядев собравшихся, заговорил:

— Так, господа, начнем наш разговор. Сначала я должен представить вам нашего гостя. — Старик кивнул в сторону незнакомого навигатора-один. — Представитель контр-адмирала Эльсона командир фрегата «Нибелунг» навигатор-один Эрик Лантер. Он, кстати, расскажет и покажет нам, что узнали о планете четыре модуля эскадры. Но сначала мы послушаем командиров исследовательских пар и, если понадобится, остальных участников полетов. Поскольку у нас имеются достаточно полные записи всех полетов, я попрошу выступающих говорить покороче и особо останавливаться только на своих личных, субъективных, так сказать, впечатлениях…

Нуль-навигатор обвел взглядом притихший зал и закончил:

— Капитан Тауэре, вы командовали первой парой, прошу вас…

Совсем недалеко от Вихрова поднялся со своего места капитан-десантник с подвязанной левой рукой. Чуть кашлянув, он заговорил хрипловатым басом:

— Моя пара имела задание провести обследование поверхности планеты между экватором и сороковой широтой. Облет в основном проходил на высоте десять-двенадцать тысяч километров. Обнаружено несколько объектов искусственного происхождения, представляющих собой купол серебристо-белого цвета, имеющий четко выраженный темный центр и расходящиеся от центра к краю дугообразные линии, возможно, стыки элементов покрытия. Два таких объекта мы облетели на высоте четыре и две тысячи метров, объекты на наше присутствие никак не реагировали. Ни в одном из таких объектов не замечено наличие живых существ, из чего я делаю вывод, что они автоматические и автономные. Кроме того, нами зафиксировано несколько мелких скоплений биологически активной массы. Эти скопления также не реагировали на наше присутствие и… и не перемещались в то время, пока мы за ними наблюдали. Правда, рассмотреть, что это за… живность, нам не удалось, сами видели, растительность планеты прячет все, что под ней ползает!..

Капитан обвел взглядом зал и немного неуверенно закончил:

— Весь полет продолжался девять часов пятьдесят семь минут, никаких происшествий во время полета не было…

Капитан чуть помолчал, потом пожал плечами, словно извиняясь за столь неинтересный рассказ, и сел на свое место.

— Эта пара действительно прошла свой маршрут без каких-либо приключений, — проговорил Старик. — Но на этой части планеты мы и не надеялись обнаружить что-то необычное…

— Капитан, — неожиданно подал голос командир «Нибелунга», — а что у вас с рукой?..

Тауэре бросил быстрый взгляд на свою забинтованную руку и, не вставая с места, чуть смущенно ответил:

— Мы уже практически закончили облет своей полосы, как совершенно неожиданно моя машина попала в турбулентный поток и ее завертело… Ну а я как раз в этот момент ослабил пристежные ремни…

— Зачем? — немедленно спросил Лантер.

— У меня забарахлил пультовой переключатель биолокатора, а чтобы переключить дальность вручную, как вам, конечно, известно, надо дотянуться до заднего вспомогательного щитка…

— Ага… — кивнул Лантер и посмотрел на нуль-навигатора. Тот ответил внимательным, задумчивым взглядом, затем покачал головой и повернулся в сторону четверки Вихрова.

Внимательно посмотрев на Игоря, он проговорил:

— Командир второй пары, третий ассистент… мой третий ассистент, старший лейтенант Вихров. — Старик едва заметно улыбнулся. — Прошу вас…

Игорь встал. Он успел еще раз тщательно обдумать все обстоятельства полета и был готов к докладу. Поэтому его голос зазвучал ровно и уверенно:

— Нашей паре было поручено обследовать коридор между сороковой и шестидесятой широтами…

Вихров коротко и сухо рассказал перипетии полета, сам удивляясь тому, что смог убрать из своего рассказа все эмоциональные составляющие этих десяти часов. Только в самом конце он позволил себе некий намек на чувства. Повернувшись в сторону главного комендора, он проговорил:

— В заключение я хотел бы поблагодарить мичмана Верхоярцева за его весьма своевременную и энергичную помощь. Его гравитационный залп был удивительно точен, тем более что стрелял он, как я понимаю, с орбитальной гравипушки…

Игорь замолчал и посмотрел на Старика.

— Остальным членам группы нечего добавить, — спросил тот и, чуть подождав, неожиданно предложил: — А теперь мы посмотрим кое-какие фрагменты записи полета пары Вихрова.

Освещение в кают-компании уменьшилось и прямо в середине зала возникла объемная картинка. Ограниченная оранжевой каймой границы воспроизведения, перед собравшимися проплывала коричнево-красная поверхность планеты. В притихшем зале прозвучал голос Бабичева:

— Два-один, два-один, здесь два-два, имею сообщение!..

— Слушаю, — ответил голос Вихрова.

— Вижу странного вида… сооружение. Аналогов нет, предназначение неясно, прошу разрешения на снижение и тщательный осмотр!

— Нет! Не снижаться ни в коем случае! Иду к тебе, дальнейшие действия согласуем после моего прибытия!

Поверхность планеты резко накренилась, а затем и вовсе встала вертикально, демонстрируя лихой разворот «падающей звезды». Через секунду красновато-бурая равнина вернулась на место, а еще через пару минут на ее однообразной поверхности промелькнул серебристый блик. Скоро все находившиеся в кают-компании с интересом наблюдали за приближающимся серебристым куполом, расчерченным тонкими изогнутыми линиями, расходящимися от черного пятна, оседлавшего середину.

— Мы точно такие штуки видели, — негромко произнес капитан Тауэре, но никто не обратил не его слова никакого внимания. В глубоком объеме изображения разворачивалась стремительная двухминутная феерия боя пары «падающих звезд» с автоматическим генератором гравитационного поля, закончившаяся ракетным залпом Вихрова. После того как на месте гравигенератора вспух гигантский багровый гриб взрыва, картинка вдруг исчезла, и снова зазвучал голос нуль-навигатора:

— Вы видели, все произошло в точности так, как об этом рассказал Вихров. А теперь посмотрим, что записала аппаратура линкора по волновой связи… Правда, по невыясненным пока причинам, волновая связь постоянно прерывалась, но с модуля Вихрова мы все-таки смогли кое-что записать.

Старик кивнул главному связисту и тот, поколдовав над своим оборудованием, запустил новую запись практически с того же самого места.

— Два-один, два-один, здесь два-два, имею сообщение!..

Только что прозвучавший диалог пошел по второму кругу. Затем снова накренилась поверхность планеты и снова выпрямилась, и… И тут начались помехи! Сначала внутри объемного изображения пробежала какая-то туманная рябь, затем оно задергалось, словно невидимые лапы принялись трясти летящий модуль, затем картинка вообще пропала, а вместо тоненького комариного писка антиграва «падающей звезды» и переговоров пилотов по кают-компании раскатился некий странно упорядоченный шелест.

Неожиданно картинка снова вернулась, но была какой-то плоской и… черно-белой. Поверхность планеты потеряла свой тревожный коричневато-красный окрас и стала темно-серой, но это, без всякого сомнения, была та же самая поверхность планеты… вот только!..

— А где же этот странный гравигенератор?!

Вопрос, заданный самым нетерпеливым из присутствующих, повис в воздухе, серебряной шляпки не было на приметной вогнутости поверхности планеты. Неожиданно, словно для того чтобы подтвердить, что запись не поддельная, картинка снова стала цветной и объемной, но лишь на пару секунд, а потом она снова исчезла, сменившись шелестом.

Изображение появлялось еще четыре раза не более чем на десяток секунд за раз, но этого было вполне достаточно, чтобы разглядеть, с каким неистовством, с какой виртуозной точностью пилотируются обе «падающие звезды», сражающиеся с… отсутствующим противником!

Когда наконец запись выключили, в кают-компании повисло недоуменное молчание. Нарушил это молчание хрипловатый голос Сергея Бабичева:

— И что же следует из… этой записи?.. Мы что, расстреливали пустоту?.. А может быть, мы вообще никуда не летали?!

— Нет, летали… — проговорил Старик негромко, но так, что его услышали все собравшиеся. — И некоторые из этого полета не вернулись…

Он помолчал и с какой-то горечью посмотрел на капитана.

— А через канал моего модуля запись шла? — не сдавался тот.

— Шла, — подтвердил нуль-навигатор. — И ее качество еще хуже — там все исчезает еще до вашей реплики насчет «неведомого сооружения».

— Так… — зло и разочарованно протянул Сергей. — А все остальное?..

— А все остальное на месте, — пожал плечами командир линкора. — Вплоть до взрыва атаковавшего вас челнока, вашего падения и… приземления в джунглях… надо сказать, что вы очень вовремя очнулись и очень быстро оценили обстановку…

Судя по вдруг ставшей задумчивой физиономии Бабичева, ему в голову пришла какая-то новая мысль. И он тут же эту мысль озвучил:

— Так, значит, вы тоже видели, как эти… зверюги пытались до нас добраться?!

— Да, видели и обязательно покажем всем остальным. Особенно тех, которые атаковали вас при подъеме в модуль Вихрова. Но сейчас мне хотелось бы вернуться к событиям у этого вот… гравигенератора. Вам ничего не показалось странным… необычным?

Вопрос для Игоря был несколько неожиданным, для него странным и необычным было то, что волновая запись не показывала наличия агрессивного объекта, в который лично он, Игорь Вихров, всадил четыре ракеты! А во время этого боя ему, честно говоря, было не до анализа «странностей»… Но тут его вдруг словно что-то толкнуло изнутри! Это была не догадка, не озарение, а скорее некое смутное сомнение, и все-таки он решил это сомнение высказать:

— Командир… — неуверенно заговорил он, — странностью можно назвать то, что перед самым началом атаки гравигенератора я вдруг понял, что это за… «сооружение». На записи видно, что я приказал Бабичеву уходить вверх на ионной тяге, а вот почему я это сделал, мне сейчас сложно объяснить… Ведь этот генератор не похож ни на что, я, во всяком случае, никогда такой конструкции не видел!..

— А я скажу, что ты отдал свой приказ очень вовремя… — буркнул капитан, явно недовольный происходящим разбором.

Нуль-навигатор проигнорировал реплику Бабичева и ответил Вихрову:

— Значит, вы считаете, что это не простое… озарение?

Игорь пожал плечами и смущенно улыбнулся:

— Вообще-то я озарениями не… страдаю… Во всяком случае, такое со мной было в первый раз.

— На мой взгляд, — неожиданно вмешался в разговор командир первой пары, — странно то, что мы тоже видели похожие объекты и даже облетали их довольно низко, однако нашу пару никто не атаковал!..

— Вот и получается, что атака пары Вихрова была нужна тем, кто… внизу, а вы, по всей видимости, их не интересовали… или не представляли для них угрозы, — быстро ответил нуль-навигатор.

— Но ведь тем, которые внизу, — использовал Вихров термин командира, — не удалось нас остановить… Мы же прорвались.

Старик покачал головой:

— Если принять, что волновую связь с «Одиссеем» специально глушили, а так оно, видимо, и есть, то вы совсем не прорвались. Вас просто заставили сбросить ваше самое разрушительное оружие… чтобы вы не могли его использовать в другом месте. Они почему-то боялись ваших ракет, Вихров!

В зале после этих слов командира линкора повисло напряженное молчание, все обдумывали высказанное Стариком предположение. Но нуль-навигатор не дал своим подчиненным времени на долгие раздумья:

— Теперь мы посмотрим запись с модуля Бабичева в момент его приземления и модуля Вихрова в тот момент, когда он подбирал пилотов разбившейся «падающей звезды».

Командир снова кивнул связисту, и посреди салона снова появилась картинка, окантованная тонкой оранжевой чертой. На картинке от края и до края простиралась всем уже хорошо знакомая равнина цвета запекшейся крови, и в полнейшей тишине эта равнина стремительно приближалась, вырастала, ее чуть размытые детали становились четче, крупнее. Казалось, еще мгновение, и эта бугристая, чуть шевелящаяся поверхность выпрыгнет за оранжевую черточку и разольется по всему пространству кают-компании, затопит его. Но в последний момент вдруг обиженно пискнул включенный сразу на полную мощность антиграв и тут же умолк, нос «падающей звезды», видимо, резко задрался вверх, потому что панорама багровеющей равнины дернулась вниз, едва не пропав под нижним краем картинки. Но не пропала! Вместо этого сплошной древесный покров неожиданно разделился на отдельные, хотя и сильно перепутанные кроны, ветви, даже листья и принялся хлестать по краям изображения, словно надеясь разметать ограничивающие его оранжевые линии и все-таки прорваться внутрь кают-компании.

Впрочем, эта яростная, беззвучная, неживая атака странного вида растительности быстро прекратилась. Картинка застыла, стала похожа на какое-то сюрреалистическое полотно далекого прошлого, и по притихшей кают-компании прокатилось угрюмое «Приехали…» капитана Бабичева.

Все присутствующие посмотрели в сторону капитана, и тот глухо крякнул. Но в этот момент по кают-компании прокатился голос Вихрова, наполненный скрытой тревогой:

— Два-два, два-два, вызывает два-один… Не вижу тебя! Где ты находишься? Доложи, где ты находишься! Раздался сухой щелчок включаемой связи, а затем голос Бабичева сухо доложил:

— Я на Гвендлане… Нас взрывной волной бросило вниз, да с перегрузкой в двенадцать g… Когда очнулся, до поверхности оставалось не больше двадцати метров, антигравы вышли из строя, а ионные на такой высоте запускать побоялся, так что шмякнулись мы в… короче, сели. И сами уже не взлетим… Приборы не работают, оружие разбито, только биолокатор действует и показывает, что… торопятся к нам… какие-то…

Еще более встревоженный голос Вихрова перебил доклад капитана:

— Маяк включить сможешь?!

— Попробую… — пробурчал Бабичев, и через секунду с ясно слышимым облегчением воскликнул Игорь:

— Вижу тебя! Буду над тобой минуты через три-четыре, приготовьтесь покинуть машину!

«Странно, — подумал в этот момент Вихров. — Когда смотришь и слушаешь во второй раз все то, что уже произошло, восприятие совершенно другое! Будто бы и не с тобой это происходило!»

Между тем разговор между машинами закончился, и Бабичев, включив внутреннюю связь, окликнул второго пилота:

— Майк, ты как там?! Кости целы?!

— Кости целы, а вот приборы наши почитай все накрылись… — глуховато отозвался второй пилот. — И что самое главное, вооружение…

— А что ты хочешь при таком пилотировании!..

В голосе Бабичева прозвучала тяжелая усмешка.

— Да нормальное пилотирование… учитывая, что пилоты неизвестно сколько в отключке были… Вот только вооружение…

— Да, пришли бы мы в себя на минуту пораньше, можно было бы ионные включить, а так!..

Ни Сергей, ни Майк не хотели, видимо, разговаривать о том, что видели на мониторах единственного уцелевшего прибора — локатора биомассы. А он ясно показывал, что к неподвижному и беспомощному модулю буквально со всех сторон довольно быстро кто-то приближается. Поскольку собственной фауны на Гвендлане не было, это могли быть только те самые пресловутые «мутанты», которые объявили войну Земле.

Прозрачный колпак модуля давал возможность практически кругового обзора, только хвост машины с короткими задними плоскостями несколько закрывал вид сзади. Хотя пока что рассматривать было нечего — впереди, перед самым носом модуля и сбоку, по обрез крыльев выстроились нечастые ровненькие столбики красновато-бурых гладких стволов, раскрывавших на высоте примерно двух метров плоские широкие кроны. Сзади тянулась полоса голой перепаханной почвы, тоже красноватого оттенка, но гораздо темнее растительности. Модуль лежал на брюхе, чуть задрав нос, потому что даже если бы у него были шасси, при посадке на такой лес они вряд ли были бы применимы.

Прошло не более минуты, и среди стволов появились какие-то стремительные, странно размытые тени. Двигались они осторожно, резкими, дергаными движениями и не напрямую к модулю, а замысловатыми зигзагами, словно шли по запаху или на ощупь.

— Вот и наши гости, — раздался напряженный голос Майка.

Бабичев ничего не ответил, и говорить действительно было нечего!

Прямо перед колпаком неожиданно выросла жуткая полутораметровая фигура. Человека она напоминала только тем, что в верхней ее части имелся небольшой нарост, похожий на косматую голову. Ее широкое, бочкообразное тело, сплошь покрытое коротким жестким волосом, быстро и уверенно передвигалось на трех ногах, сгибавшихся в четырех суставах в любую сторону. При этом существо не поворачивалось в ту сторону, куда двигалось, казалось, что для него нет понятий «перед», «зад», «бок», оно просто меняло направление движения, как меняют его земные членистоногие. Были у этого существа и руки, только не все, смотревшие запись, сразу поняли, что это именно руки. Большинству сначала показалось, что верхняя часть туловища прямо под холмиком головы обмотана чем-то, отдаленно напоминающим толстые веревки, свитые из непряденой шерсти. Только когда существо приблизилось к модулю и неожиданно развернуло эти «веревки», оказалось, что оно обладает тремя руками длиной чуть ли не в две длины туловища. Оканчивались эти руки ладонями, удивительно похожими на человеческие.

В следующее мгновение эти ладони легли на колпак модуля, и существо приникло к прозрачному пластику, словно рассматривая внутренность машины.

Все, находившиеся в кают-компании, прекрасно знали, что поляризованный пластик колпака непрозрачен для внешнего наблюдателя, и тем не менее многие отшатнулись, настолько явственно чувствовался этот взгляд. Только через мгновение все осознали, что никакого взгляда просто не могло быть — у существа не было лица, не было глаз!

Впрочем, это разглядывание длилось недолго, неуловимым движением существо отодвинулось назад и чуть в сторону, а в следующее мгновение на колпак обрушился удар кулака.

Эта неожиданная и яростная агрессия вызвала у людей, смотревших запись, странное облегчение.

— Бей сильнее, троерук!.. — раздался негромкий насмешливый голос и по залу прокатился нервный смешок. Но смех практически сразу стих. В поле зрения людей возникли новые монстры!

Слева и справа от машины из-за стволов вынырнули два черных продолговатых тела, быстро перемещающихся на трех парах конечностей. Они весьма напоминали… тараканов, только вместо знаменитых усов их черные, покрытые блестящей кожей головы имели короткие толстые рога. Подбежав с двух сторон к модулю, эти «тараканы» неожиданно поднялись на задние конечности, и оказалось, что ростом они в два-три раза превосходят человека. Средние пары конечностей «тараканов» свободно обвисли, а вот их «руки», имевшие непонятные утолщения, тянущиеся от запястий до локтя и от локтя до плеч, поднялись вверх, словно монстры решили помолиться или призвать в свидетеля небо. На несколько секунд они застыли в этой своеобразной позе, а потом вдруг замеченные наблюдателями утолщения на их «руках» мгновенно развернулись, превратившись в полуметровые, чуть изогнутые шипы. Это было страшно!

Кто-то в залеприглушенно охнул, кто-то вполголоса выругался.

«Да ведь это те самые… прыгуны, которые напали на Бабичева в воздухе!..» — мгновенно узнал Игорь.

А два черных гиганта, нависших над колпаком модуля, начали вдруг раскачиваться из стороны в сторону в некоем странном, монотонном танце. При этом троерук молотил тремя своими кулаками по пластику колпака, как будто отбивал такт этого танца.

Зрелище было настолько впечатляющим, завораживающим, что люди не сразу заметили появления новых представителей животного мира Гвендланы. Правда, эти существа не подходили близко к модулю, но их было видно, хотя и не настолько хорошо, чтобы рассмотреть в деталях. Только трое из них, напоминавшие полуметровых ежей без колючек, быстро подкатились под бока модуля, и через мгновение машина начала сначала слабо, а потом со все большей амплитудой раскачиваться из стороны в сторону.

Темп танца постепенно убыстрялся, и по движениям передних, вооруженных конечностей двух черных великанов уже можно было догадаться, чем этот танец кончится, но в этот момент по кают-компании звонко раскатился голос Бабичева:

— Игорь, вижу тебя… только… Здесь такое!. Здесь такие!.. А у меня оружие не работает!.. Боюсь, модуль больше пары минут не выдержит!..

— А нам больше и не надо… — чуть глуховато ответил Вихров, и только теперь сидящие в зале обратили внимание, что позади лежащей машины, над самым ее хвостом посверкивает темно-синяя звездочка еще одной «падающей звезды»!

Прошло не больше полминуты, как вдруг ставший совершенно безумным танец мгновенно прекратился, а сами танцоры, словно парализованные, замерли в невероятно причудливых позах. Прекратилось и раскачивание модуля. Картинка застыла, и в сгустившейся, напряженной тишине раздался тихий голос Майка:

— Ну, сейчас нам дадут понюхать травки!..

Однако ничего не случилось. Вернее, случилось совершенно неожиданное — все три обступивших модуль существа неожиданно сделали шаг назад, словно недоуменно разглядывая, что же такое они нашли в своих «заповедных лесах». Затем из-под машины выкатились «ежи» и быстро покатились в сторону зарослей, будто бы полностью потеряв интерес и к машине, и к любой «игре» с нею. Шипы на передних конечностях «тараканов» спрятались, они снова опустились на свои шесть ног и начали медленно отпотзать к коричнево-красным стволам. Троерук тоже отступал, странно подергиваясь телом и размахивая кулаками, словно никак не мог выйти из танца. А еще через мгновение все трое развернулись спиной к модулю и стремглав бросились под защиту красных стволов и непроницаемой кроны.

Модуль Вихрова уже висел в паре десятков метров над колпаком лежащей машины, и в его брюхе неспешно раскрывались двойные створки люка. Спустя несколько секунд в кают-компании прозвучал спокойный голос Игоря:

— Пошли, Серега… По одному…

Колпак откинулся, и Бабичев скомандовал:

— Майк, прыгай!..

В этот момент картинка дернулась и пошла рябью, но тут же изображение восстановилось, хотя ракурс был совершенно другой.

— Как только колпак упавшего модуля открылся, запись прервалась, так что теперь вы видите запись из модуля Вихрова, — пояснил нуль-навигатор.

На новом изображении был прекрасно виден лежащий в пропаханной между темно-красными зарослями борозде покрытый оранжевым люминофором модуль с откинутым колпаком и медленно поднимающаяся вверх фигура в оранжевом скафандре. Вот она исчезла из поля зрения, и почти сразу прозвучал голос Вихрова:

— Второй пошел…

Из кабины лежащего модуля вынырнул второй скафандр и начал медленно подниматься вверх.

А потом последовала атака черных «тараканов», и надо сказать, что она произвела шоковое впечатление на всех, смотревших запись. Об этом можно было судить по общему шумному вздоху, после того как разряд излучателя с зависшей «падающей звезды» срезал обоих монстров в полете, буквально в нескольких метрах от их казавшейся такой беззащитной жертвы.

На секунду картинка застыла в неподвижности, показывая падение двух обугленных, потерявших форму тел, а затем изображение пропало, и снова заговорил командир:

— Теперь вы видели некоторых… из тех, с кем нам, видимо, предстоит драться. А сейчас мы послушаем командира второго модуля из третьей пары. Вторая пара, как вы слышали, потеряла модуль, но люди вернулись все и вернулись невредимыми, третья пара тоже потеряла модуль, ведущий, и вместе с ним пропали и оба пилота… Я не говорю, что они погибли — есть надежда, что они живы и еще могут быть спасены. Капитан Швецов, докладывайте…

С места поднялся здоровенный детина в десантном комбинезоне с перебинтованной головой.

— Наше задание состояло в облете и проверке зоны, ограниченной восемьдесят второй и шестидесятой широтами, нулевым и сто восьмидесятым меридианами. В этой зоне расположены два из шести исследовательских центров, соответственно «А» и «С». Облет мы начали с севера и до семьдесят третьей широты не встретили ничего примечательного. На семьдесят третьей широте лежит исследовательский центр «С». Облет центра и приборное исследование показали, что исследовательский центр не функционирует, оборудование жизнеобеспечения град-комплекса не работает, катапульта космического челнока не функционирует. Однако под исследовательским центром, точнее, под тем местом, где должны находиться лабораторные корпуса, на большой глубине лоцируется большое количество живой биомассы… Ее объем можно оценить в три-четыре тысячи человек. — Тут капитан неожиданно запнулся, а потом несколько неуверенно добавил: — Но после только что увиденного вряд ли можно сказать, сколько там прячется… э-э-э… особей… Исследовательский центр на наше присутствие никак не реагировал, хотя мы опускались до двух тысяч метров.

Он пожал плечами, осторожно почесал перебинтованную голову и продолжил:

— Исследовательский центр «А» расположен в двадцати минутах полета западнее центра «С». На подлете к центру «А» нами было обнаружено восемь мелких разрозненных биообъектов массой до трех-четырех людей, вытянувшихся цепочкой поперек нашего курса. Поскольку наши машины шли на довольно большой высоте, мы не обратили особого внимания на эти объекты. Когда эти биомассы остались позади, с места лоцирования двух из них по нашим машинам был произведен залп ракет класса «земля-воздух». Естественно, мы очень легко уклонились от этих примитивных ракет — это действительно были примитивные твердотопливные аппараты с боеголовками фугасного типа без аппаратуры наведения. После этой атаки мы развернулись, чтобы проверить место их запуска.

Капитан снова потрогал свою забинтованную голову, словно желая убедиться, что она цела и на месте.

— Вернувшись, мы обнаружили, что два из восьми биообъектов исчезли. Когда мы снизились до трех тысяч метров, нас атаковали… — Он запнулся и дальше продолжал очень неуверенно: — Мне трудно сказать, какой вид оружия был применен. Это была какая-то комбинация полей, которая тормозила движение наших модулей, и вы, конечно, можете мне не поверить, но наши… э-э-э… реакции… движения… мне кажется — даже наши мысли тоже… тормозились… И еще… очень плохо стало видно, я даже приборы на пульте управления почти не различал!.. Может быть, поэтому я не сразу понял, что модуль снижается, а когда до меня это дошло, то смог переключить управление на автопилот и задать курс по маяку «Одиссея»… Что было потом, не помню, очнулся в космосе, в двух тысячах километров от линкора…

Капитан замолчал, неловко переступил с ноги на ногу и вдруг сел, сгорбившись и опустив голову. В кают-компании повисла неловкая тишина.

— Сейчас мы посмотрим, что происходило с этой парой после ракетной атаки и их разворота… — негромко проговорил нуль-навигатор, давая знак связисту.

Посреди зала снова вспыхнуло голографическое окно, и в оранжевой кайме опять поплыла уже надоевшая коричнево-красная равнина.

— Вы видите запись волновой связи с командирским модулем… — пояснил Старик и, чуть кашлянув, добавил: — С этой парой волновая связь работала безупречно…

В этот момент на медленно скользившей перед зрителями поверхности появились шесть зеленых, слегка расплывшихся точек.

— На запись накладываются показания приборов, — продолжал пояснения нуль-навигатор. — Это те самые биообъекты, о которых говорил капитан Швецов.

Вихров бросил быстрый взгляд в сторону капитана и увидел, что тот опустил голову на сомкнутые руки и не смотрит на мерцающее в центре зала изображение.

— Три-два, — неожиданно прозвучало в кают-компании, — три-два, снижаемся к крайнему левому объекту. Высота две тысячи метров…

Пейзаж на изображении чуть-чуть довернулся по часовой стрелке и, прекратив свое равномерное продвижение, начал быстро укрупняться. Внизу, у самой оранжевой черты, ограничивающей изображение, побежали цифры, обозначающие высоту полета. Скоро на видимой части поверхности планеты осталось только два несколько увеличившихся зеленоватых пятна.

На высоте три с половиной тысячи метров оба пятна вдруг резко потускнели и уменьшились в размерах, а буквально через несколько секунд прозвучал тот же голос:

— Три-два, три-два, я атакован!.. Какая-то мешанина из полей и излучений… Три-два, уходи на ионных!..

— Как же, «уходи»!.. — прозвучал в ответ бас Швецова. — Так я тебя и брошу!.. Щас мы их тоже пощекочем!.. Последовала крошечная пауза, а за ней восклицание:

— А, черт!!! Что такое?! Юрка, как у тебя со зрением?!

— Плохо… — прозвучал после короткого щелчка ответ второго пилота «падающей звезды». — Как будто… свет выключили… И тошнота!..

— Слушай, мне кажется, скорость уменьшилась…

— Да, — откликнулся второй пилот. — Похоже, командир, нас сажают…

Машина продолжала снижаться, а вот горизонтальная составляющая ее полета сошла практически на нет. Коричнево-красный пейзаж медленно вырастал — модуль опускался точно на одно из зеленых пятен. Само пятно, видимо, из-за слишком малой высоты полета, стало каким-то ирреальным, словно часть почвы светилась по неизвестной причине и отблеск этого света пробивался сквозь непроницаемую крону планетной растительности, подсвечивая место посадки плененной машины.

Показатель высотомера лихорадочно съедал последнюю колонку цифр, так что до поверхности планеты оставалось всего несколько метров, и в этот момент плотный, совершенно непроницаемый растительный покров планеты разошелся в стороны, открывая широкую темную щель. Абсолютная темнота, словно некая гигантская пасть, втянула в себя модуль, и на месте только что мерцавшего изображения появился черный квадрат со слегка выпуклыми сторонами, очерченными оранжевой каймой. Через секунду этот квадрат исчез — связист выключил запись.

И снова в кают-компании повисла тишина, каждый переживал только что увиденное, а оно… страшило. Все понимали, что, чтобы вот так аккуратно и быстро посадить «падаюшую звезду», надо было обладать очень серьезной мощью, а тут это было проделано с такой легкостью! Откуда у этих странных обитателей планеты такие возможности?!

— Вопросы есть?.. — раздался негромкий голос нуль-навигатора и после секундной паузы подвел черту под виденным: — Вопросов нет!..

Он еще раз обвел взглядом собравшихся и продолжил совещание:

— У нас осталась еще одна пара. Майор Девидсон, прошу вас…

Со своего места поднялся невысокий сухощавый мужчина. Нервным движением проведя ладонью по своим темным, коротко остриженным волосам, он заговорил глубоким баритоном:

— Нашей паре была поставлена задача обследовать поверхность планеты от восемьдесят второй до шестидесятой широты между сто восьмидесятым и нулевым меридианами. Облет мы начали с шестидесятой широты и поднимались к полюсу, то есть шли в противоположном третьей паре направлении. Как вы знаете, на семьдесят третьей широте в четырехстах километрах друг от друга располагаются два стационарных исследовательских центра, соответственно «В» и «D». К град-комплексу «В» мы вышли на двести шестнадцатой минуте полета. — Майор кашлянул в кулак и чуть пожал плечами. — Купол центра выглядит так, словно его только вчера смонтировали, все обслуживающие системы град-комплекса, включая челночную катапульту, работают нормально, мы сами наблюдали два плановых выдоха. Однако на наш пролет, а мы обследовали центр с высоты пяти тысяч метров, жители град-комплекса никак не реагировали, хотя биолокатор подтверждает нахождение там людей… или других живых существ… Второй центр находится в столь же прекрасном состоянии, тоже населен. При облете купола мы опустились до высоты двух с половиной тысяч метров. На наши запросы по волновой, лазерной и модульной связи град-комплекс не отвечал. Облет мы производили в паре, не разделяясь.

Когда наша пара проходила над северной катапультой, внезапно была активизирована ее посадочная сеть… Подчеркиваю, сеть включили без нашего запроса и сразу же на полную мощность. Ведомый модуль оказался в зоне ее действия, и как только был зафиксирован контакт между сетью и аппаратом, посадочная станция катапульты задействовала все имеющиеся электромагнитные ловушки и атаковала модуль гравитационным полем напряженностью в три g.

Майор нервно потер подбородок и хрипловато уточнил:

— Возможно, в гравитационном поле были еще какие-то составляющие, я разобраться не успел, все произошло слишком быстро!..

Он снова потер подбородок, словно пытаясь что-то стереть с лица, а затем продолжил уже спокойнее:

— Ведомый модуль начал быстро терять высоту, а его пилот не отвечал на мои запросы. Я развернул машину и атаковал ту часть купола, под которым располагается посадочная станция… Сбросил все четыре ракеты плюс добавил удар гравитационным полем… чтобы хоть как-то смягчить падение ребят… Снижение модуля замедлилось, однако он все-таки опускался. Только вот створки катапульты не разошлись, так что модуль сел на покрытие купола совсем рядом с пробоинами от моих ракет. Возможно, мои ракетный и гравитационный удары повредили что-то в механизме катапульты. — Майор судорожно вздохнул, видимо, снова переживая этот отчаянный момент своего полета. — Через сто двадцать четыре секунды после посадки пилот ведомого модуля пришел в себя и смог поднять машину в воздух, после чего мы сразу же направились к «Одиссею».

Девидсон замолчал и опустился на свое место с таким видом, словно он мало верил в свой собственный рассказ.

— Экипаж ведомого модуля четвертой пары сейчас находится в госпитале, — пояснил нуль-навигатор. — Оба пилота имеют отчетливо выраженные поражения нервной системы. Их жизни ничего не угрожает, однако лечение потребуется длительное…

Он секунду помолчал, а затем продолжил:

— Вы познакомились с отчетами всех четырех пар. А сейчас послушаем, что нам расскажет господин Лантер.

Старик повернулся к гостю и кивком предложил ему говорить.

Навигатор-один неторопливо поднялся со своего места и, оглядев собравшихся, глуховато произнес:

— Мне и рассказывать особенно нечего. Как вы знаете, в южном полушарии Гвендланы никаких поселений… э-э-э… экзотов нет. «Молот Тора» и «Нибелунг» выпустили на облет планеты по паре «падающих звезд». Они шли крейсерской скоростью на высоте десять тысяч метров. Правду сказать, командование эскадры считало этот полет… проформой… — Офицер как-то неуклюже, словно извиняясь, пожал плечами. — Все шло абсолютно нормально, но на двадцать шестой минуте полета оба модуля, выпущенных с флагмана, исчезли с экранов локаторов фрегата, а еще через шесть секунд прервалась связь с экипажами. До последнего момента пилоты модулей не докладывали о какой-либо опасности, какой-либо атаке на них… Вторая пара шла еще южнее, и на ее маршруте было всего двенадцать километров суши — два небольших острова. Связь с этой парой прервалась, когда они были над одним из островов. Мы твердо уверены, что этот остров необитаем — локаторы биомассы не отметили там никакой биоактивности, там даже растительности нет! И… э-э-э… экзоты тоже не могли туда добраться. Однако именно в этом, совершенно чистом месте сначала прервалась связь, а затем модули пропали с мониторов слежения! На фрегаты «падающие звезды» не вернулись, мы пытаемся разыскать их на планете, но… сами понимаете, шансов на обнаружение машин очень мало…

— Это почему же?! — неожиданно раздался одинокий голос, полный сдержанного возмущения.

— Потому что… — повернулся навигатор-один в сторону баса, — …ни один из известных нам способов обнаружения объекта массой в тридцать две тонны не дал результата!.. И биолокаторы не обнаружили местонахождение экипажей пропавших «звезд»…

— А почему бы не послать туда еще пару модулей, — проговорил тот же бас, — или четверку «калонгов»? Может, человеческий глаз обнаружит то, что «не видит» электроника?!

— Да?! — в голосе Лантера появился легкий сарказм. — А если посланные модули тоже пропадут?!

Но он тут же оборвал сам себя и готовую завязаться полемику:

— Я думаю, контр-адмирал Эльсон примет меры к поиску пропавших людей… после выполнения главной задачи, стоящей перед эскадрой!..

После этой весьма категоричной фразы навигатор-один опустился на свое место, показывая, что больше не намерен обсуждать детали своего сообщения.

Командир «Одиссея» оглядел кают-компанию и негромко проговорил:

— Завтра вечером мы со штабом Двенадцатой эскадры будем принимать решение о наших дальнейших действиях, если у кого-то из вас появятся мысли по этому вопросу, прошу ко мне или к моему первому ассистенту. На сем мы закончим наше совещание.

Он наклонился и что-то тихо сказал сидящему рядом связисту. Тот кивнул и быстро вышел из кают-компании.

Остальные офицеры тоже поднялись со своих мест и, негромко переговариваясь друг с другом, потянулись к выходу.

Рядом с Вихровым образовался круглый коротышка Верхоярцев и тут же возбужденно зашептал:

— Ну, Игорек, как я ему врезал?! Аж у самого по коже мурашки побежали!

— И главное — вовремя, — улыбнулся в ответ Вихров. — У него уже тлела антенна излучателя…

Довольная улыбка Верхоярцева стала еще шире.

— Меня даже Старик похвалил… Вы, говорит, мичман, оказывается, умеете кое-что делать вовремя… — И тут же его круглая физиономия стала серьезной. — Я хочу попроситься в десант… Мне кажется, завтра-послезавтра Эльсон и Старик снова попробуют десантироваться на Гвендлану, так вот я хочу попасть туда!..

— Что, местные монстры понравились?! — усмехнулся Игорь.

— Ага, — Толькина физиономия снова растянулась в ухмылке, — особенно когда Володька их из излучателя угостил!

— Нет, — покачал головой Вихров, — мне кажется, Старик тебя с корабля не отпустит…

— Почему? — Физиономия Верхоярцева недовольно вытянулась.

— Ты показал себя мастером стрельбы с орбитального генератора, а таких довольно мало. Сам понимаешь — тому, кто может с такой точностью поражать планетарные цели с вынесенного на орбиту орудия, незачем спускаться в атмосферу…

— Да?.. — Верхоярцев погрустнел. — А может, мне поговорить с главным канониром?.. Может, он меня порекомендует?

— Поговори, — согласился Вихров. — Если Максимыч тебя порекомендует, то Старик, конечно, не откажет…

— Все, Игорек, — повеселел Верхоярцев. — Спасибо за совет, я побежал…

— А почему ты думаешь, что Максимыч тебя отпустит? — улыбнулся Вихров.

— Да он все время ворчит: «Куда б, Верхоярцев, тебя… послать, чтоб ты долго не возвращался?..», — ощерился Толька и, махнув рукой, заторопился прочь.

Игорь сначала направился в столовую ужинать, а затем к себе. До совещания ему не удалось как следует отдохнуть, и теперь его глаза сами закрывались, требуя сна. Тем более что, несмотря на десятичасовой исследовательский вылет, ему еще предстояла очередная вахта.

ГЛАВА 3

Командир «Одиссея» сидел за письменным столом в своей каюте. Глаза его были закрыты, лицо застыло, словно посмертная восковая маска, и только биение тонкой синеватой жилки на виске показывало, что это живой человек, а не экспонат музея восковых фигур.

Он, впрочем, предполагал, что когда-нибудь в Пекине, Мехико или Москве, а может, и во всех трех мировых столицах, да и на трех-четырех иных планетах, такая фигура появится — слава его в Земном Содружестве была для этого достаточно велика,

Но сейчас он не думал об этом, сейчас он просто отдыхал. Никто из офицеров «Одиссея» не догадывался, скольких усилий стоило их командиру сохранять ровный деловой тон во время разбора исследовательских полетов, казаться все знающим и понимающим, все объективно оценивающим, железным… Стариком. На самом деле это была первая в его жизни экспедиция, в которой для него с самого ее начала было очень много неясного!

Почему на планете-тюрьме, предназначенной для содержания агрессивных, опасных для Содружества… выродков, вместо обычных изолированных, хорошо охраняемых поселений были выстроены исследовательские центры, оснащенные благоустроенными град-комплексами почти на сорок тысяч человек? Почему этим комплексам были приданы тяжелые орбитальные челноки? Откуда на планете-тюрьме взялись тяжелые генераторы полей и боевые излучатели? И самое главное, он никак не мог понять, что побудило живущих на планете поднять мятеж?! Неужели они не понимали, что эта затея обречена, что Земля несоизмеримо могущественнее их единственной и такой неуютной планетки?!

Он, со всем своим опытом, со всеми своими знаниями и интуицией, не мог найти объяснения этому безумию, а информация, предложенная ему корабельным компьютером, ничего не объясняла!.. Или почти ничего!..

Однако через несколько минут командиру «Одиссея» предстоял разговор с контр-адмиралом Эльсоном, надо было решать, что делать дальше с этими странными существами, объявившими войну Земному Содружеству.

Нуль-навигатор, не глядя, протянул руку и включил монитор. Он предупредил связистов, что будет разговаривать из своей каюты, канал должен был быть экранирован по высшей степени защиты, и тем не менее у него не было уверенности в конфиденциальности своей беседы с контр-адмиралом — он хорошо помнил небольшое багровое пятно, появившееся в центре управления «Молота Тора» во время их первого… военного совета. Странное багровое пятно, столь же странное, как и вся эта небольшая планета с ее необычными обитателями!

Тонкий писк молочно светящегося монитора предупредил, что связь будет установлена через десять секунд. Нуль-навигатор открыл глаза и подобрался в кресле. Он снова стал, тем несгибаемым, железным человеком, которого знал весь Космофлот, все Земное Содружество.

В назначенное время экран монитора мигнул, и вместо молочной мути на нем появилось чуть одутловатое усталое лицо контр-адмирала. Эльсон помигал покрасневшими глазами и без всякого предисловия быстро заговорил:

— Я просмотрел присланные вами материалы исследований, проведенных «падающими звездами». Должен сказать, что они ничего не изменили в моих прежних намерениях. Я считаю, что нам надо высаживать мощный десант и, подавляя всякое сопротивление, наводить на планете порядок железной рукой. Всех организаторов этого смехотворного восстания уничтожить, остальных расселить по планете мелкими колониями под самой строгой охраной! Если же и все остальные не успокоятся, то… А то, что записали ваши исследователи… Их информация только подтверждает мое решение — эти странные и, безусловно, агрессивные существа должны быть уничтожены!

— Вы что же, господин контр-адмирал, собираетесь прочесать всю планету?.. Как вы будете уничтожать… живность, которая обитает… которая… расселена, возможно, по всей планете!..

Эльсон как-то сразу подтянулся, и даже мешки под его воспаленными глазами пропали, правда, сами глаза покраснели еще больше. Он кашлянул, прочищая голос, и ответил сухим, административным голосом:

— Моей эскадре вполне по силам стереть в порошок всю, как вы сказали, живность на этой планете!.. И я это сделаю, раз эта… живность угрожает Содружеству!

— По-моему, вы слишком сильно переживаете свои небольшие неудачи… — мягко проговорил нуль-навигатор. — Уничтожение планеты — не слишком ли суровая кара за то, что кто-то повредил несколько двигателей на кораблях вашей эскадры?

— Вы забываете, что именно эта планета объявила войну Содружеству и уже после этого, как вы сказали, сожгла несколько двигателей! Вы понимаете — объявила войну! А вы предлагаете сделать из нее заповедник?! Вы предлагаете культивировать врагов Земли?!

Нуль-навигатор грустно улыбнулся:

— Нет, я не предлагаю никого культивировать, я просто хотел бы разобраться: что здесь происходит? Зачем здесь Космический флот Земли?!

— А что вам не ясно?! — немного деланно изумился Эльсон. — В чем еще надо разбираться?!

— Как в чем?! — переспросил командир «Одиссея». — Вы же знаете, что на планете не было собственной белковой жизни, откуда же взялось такое разнообразие этих «странных и, безусловно, агрессивных существ»? Судя по материальной базе, созданной Землей на этой планете, здесь собирались вести длительные научные исследования, так почему же планету вдруг превратили в тюрьму для экзотов? Но даже если этому есть какое-то объяснение, то почему с планеты не снято научное оборудование, почему оставлены даже приданные град-комплексам космические челноки? Ну подумайте, разве это не удивительно — место изоляции, тюрьма… снабженная космическими кораблями?!

И вдруг Эльсон, утратив всю свою напряженность, напористость, криво улыбнулся:

— Вы хотите, чтобы я разбирался в событиях пятисотлетней давности?.. По-моему, нам надо решать сегодняшние проблемы, сегодняшние задачи, поставленные правительством Земли… И задача наша ясна — мятеж на Гвендлане должен быть подавлен, тем более что теперь ясно, насколько он опасен!.. Опасен для всего Содружества!!

— А на мой взгляд, планета, как вы говорите, стала опасна для всего Содружества только после того, как Содружество отказалось признать ее независимость. Я уверен, что, если Земное Содружество оставило бы Гвендлану в покое, она не только не стала бы опасной для Земли, она… умерла бы естественной смертью через пару десятков лет! Вы же должны понимать, что Гвендлана не имеет ресурсов для выживания человека!

— А вы не желаете понять, что Гвендлану населяют совсем не люди! — неожиданно резко возразил контр-адмирал. — Что нам не известно, достаточно ли на этой планете ресурсов для выживания… мутантов, заселивших ее. На мой взгляд, они здесь просто… процветают!..

Вдруг он замолчал, незаметно перевел дух и продолжил совершенно спокойным, подчеркнуто официальным тоном:

— Я пошел вам навстречу с проведением дополнительных исследований, на которых настояли именно вы. В результате мы совершенно необоснованно потеряли шесть исследовательских модулей и десять человек личного состава. Оправданны ли эти потери?.. Мне представляется, что мы могли бы обойтись без них! Сейчас меня интересует только один вопрос: готов ли «Одиссей» принять участие в подавлении мятежа на Гвендлане или его командир собирается… проявлять гуманизм?!

Нуль-навигатор долго молчал, а на его лицо возвращалась привычная маска холодной суровости. Наконец он пришел к какому-то решению.

— Ну что ж, контр-адмирал, давайте решать сегодняшние задачи… — ровным спокойным голосом произнес командир «Одиссея». — Как я понимаю, штабом Двенадцатой эскадры разработан план операции по высадке десанта на Гвендлану, какая роль в этой операции отводится «Одиссею»?

Эльсон, казалось, не ожидал такой быстрой капитуляции и потому несколько растерялся. Однако, взяв себя в руки, он начал быстро говорить:

— Мой штаб действительно подготовил план действий. Он заключается в одновременной высадке десанта во все исследовательские центры, локализации сопротивления, его подавлении, захвате зачинщиков и организаторов, расселении всех остальных небольшими группами по планете… «Одиссею» необходимо будет подняться на более высокую орбиту, поскольку ему придется прикрыть корабли эскадры от возможных атак мятежников, ведь подавлять и рассеивать комбинированные поля может только ваш линкор, да и с планетным излучением придется возиться вам… Впрочем…

— Прошу вас, господин контр-адмирал, прислать мне детальную проработку плана, — перебил Эльсона нуль-навигатор. — Я со своими специалистами изучу его, чтобы наилучшим образом выполнить поставленную задачу…

— Да-да, конечно… — кивнул контр-адмирал. — Я рад, что мы смогли понять друг друга…

И он поспешно отключил связь.

Нуль-навигатор откинулся на спинку кресла и снова задумался. Что-то в поведении контр-адмирала не нравилось ему, не нравилось с самого начала… Словно тот недоговаривал чего-то, словно торопился… разделаться с этими странными мятежниками, как будто что-то могло помешать ему это сделать… Только вот что?..

Когда Вихров вошел в помещение Главного центра управления, четвертая вахта, которую он сменял, еще и не думала покидать рабочие места. Ежов проводил вычисление корректировки орбиты «Одиссея», принимая выводимые со штурманской консоли параметры. Четвертый ассистент штурмана, закончивший свою часть работы, воспользовался свободной минутой и беседовал по внутрикорабельной сети с одной из медсестер медицинского отсека. Четвертый ассистент канонира то ли в целях профилактики, то ли просто от нечего делать перебирал на консоли прицелы вынесенных на орбиты боевых генераторов и рассматривал сквозь их электронную оптику поверхность планеты.

Игорь, быстро обежав взглядом центр, прошел к своей консоли и включил монитор.

Ежов, чуть повернув в его сторону голову, скороговоркой проговорил:

— Подожди пару минут, я закончу расчет и сдам вахту…

— Заканчивай, заканчивай… — ответил Игорь, — я пока кое-что посмотрю.

Вихров вызвал базовую память корабельного компьютера и, получив подтверждение готовности к диалогу, задал свой вопрос:

«Прошу все имеющиеся сведения о докторе Отто Каппе».

«Прошу сузить поиск, — тут же отозвался крмпьютер, — у меня шестьдесят два доктора Отто Каппа».

«Доктор Капп, имеющий отношение к Гвендлане», — чуть подумав, уточнил Игорь.

По окну монитора побежала быстрая строка:

«Доктор Отто Капп, профессор Бернского и Новосибирского университетов. Специализация: астрофизика, псевдо-модулированное звездное излучение, воздействие жестких излучений и контрастных комбинированных полей с быстро меняющимися физическими характеристиками на высшие организмы, модифицированная электронная семантика… Родился в городе Кельне (Европа) в триста шестидесятом стандартном году новейшей эры. Окончил Бернский университет по специальности астрофизика, докторскую диссертацию защитил в триста восемьдесят втором году в Новосибирске. Опубликованные работы…

«Не требуется, — оборвал Игорь поток ненужной информации. — В чем связь с Гвендланой?»

«…С триста восемьдесят девятого по триста девяносто третий год руководил третьей комплексной экспедицией на Гвендлану…» — доложил компьютер и остановился, ожидая очередного вопроса.

Игорь усмехнулся про себя и написал этот вопрос:

«Дальнейший жизненный путь?»

«После возвращения в триста девяносто третьем году на Землю выполнял совместно с профессором Евгением Орловым расшифровку модулированного сигнала, поступившего из системы Идиабы. Информация о жизни и деятельности доктора Отто Каппа после четырехсотого стандартного года новейшей эры закрыта по первому уровню доступа…»

Но Вихров уже вспомнил, откуда он знал фамилию Капп. Он вспомнил, что она упоминалась компьютером при описании самых значительных событий четвертого столетия новейшей эры!

Он немедленно задал свой очередной и вполне естественный вопрос:

«Прошу всю имеющуюся информацию о модулированном сигнале, полученном из системы Идиабы».

«Модулированный сигнал из системы Идиабы получен Землей в триста девяносто первом году. Сигнал транслировался в течение двадцати восьми часов. Длительность сигнала восемнадцать минут, повтор через каждые три минуты, имеются семьдесят две полные записи. В звездную систему Идиаба был послан фрегат первого класса «Илья Муромец», который обнаружил на орбите шестой звезды системы сильно поврежденный, потерявший ориентацию ретранслятор. Место происхождения сигнала, таким образом, установить не удалось. Расшифровка сигнала была выполнена Евгением Орловым и Отто Каппом, ее результаты доложены Высшему Совету Содружества»…

«Попрошу текст расшифровки!» — потребовал Вихров.

«Официальная информация закрыта по первому уровню доступа», — немедленно отозвался компьютер.

«Не слишком ли многое у нас закрыто по первому уровню доступа?! — с раздражением подумал Вихров. — Но в любом случае этот профессор вряд ли имеет отношение к… главному координатору Гвендланы Каппу, хотя и этот Капп тоже… доктор. Может быть, какой-нибудь… выродившийся потомок. Отто Капп занимался псевдомодулированным звездным излучением, так что в его потомстве вполне могли появиться генетические отклонения…»

— Все, господин третий ассистент командира, принимай вахту, — перебил размышления Вихрова довольный возглас Ежова.

Игорь переключил свой монитор на сеть управления, на экране засветились цифры законченного Володькой расчета.

— «Одиссей» поднимается над Гвендланой еще на восемьсот километров, — начал пояснять Ежов, но Игорь с улыбкой перебил его:

— Спасибо, господин четвертый ассистент командира, но мне вполне понятны проведенные вами вычисления… Только вот… — Он несколько секунд помолчал, прикидывая что-то в уме, а потом закончил: — Да, после рассчитанного вами импульса линкор поднимется на восемьсот двенадцать километров. Таким образом, ошибка в вычислениях составляет полтора процента… Многовато будет…

— А задача стояла поднять линкор на восемьсот — восемьсот двадцать километров!.. — с довольной усмешкой парировал Володька. — Так что расчет в границе заданного!..

— И когда импульс? — поинтересовался Вихров.

— А я импульс не задавал, — чуть растерянно пожал плечами Ежов. — Я расчет сделал и все…

— Ага, значит, всю ответственность перекладываешь на мои плечи!.. — нарочито возмущенно воскликнул Игорь.

— Ну давай я задержусь еще на пару минут… — смущенно проговорил Володька и шагнул назад к своей консоли.

— Ладно уж, — смилостивился Вихров, — топай в столовую… Я ж принял вахту!..

— Тогда спокойной вахты!.. — довольно улыбнулся Ежов и поспешил к выходу из центра управления.

Игорь повернулся к монитору. Его пальцы быстро забегали по клавиатуре, вводя программу распределения расчетного импульса по двигателям корабля и согласования работы задействованных двигателей по времени. Собственно говоря, переход «Одиссея» на новую орбиту требовал настолько малых ускорений, что Вихров даже не стал рассчитывать возможное увеличение силы тяжести.

Все расчеты были закончены действительно за пару минут, и, введя команду «выполнить», Вихров откинулся на спинку кресла. Через несколько секунд он почувствовал короткий толчок в спину, а на экране монитора мгновенно высветились параметры новой орбиты линкора. Игорю было достаточно одного взгляда, чтобы убедиться, что корабль занял в пространстве расчетное положение.

«Интересно, зачем подняли «Одиссея»?.. — подумал третий ассистент командира корабля. — Видимо, Эльсон и Старик уже приняли какое-то решение по поводу дальнейших действий…»

И Вихрову вдруг захотелось снова спуститься в атмосферу, а может быть, даже на поверхность этой странной планеты, но он прекрасно понимал, что у него практически нет шансов оказаться в числе десантников. Он космолетчик, и его дело — корабль… «Одиссей».

Игорь оглядел центр управления. Как и всегда, когда корабль находился на околопланетной орбите, в центре было мало народу — пока корабль находился на планетной или даже звездной орбите, навигация сводилась к простому контролю параметров, а вахты становились довольно скучным занятием.

Вихров протянул было руку к панели компьютера, намереваясь задать Железному Феликсу еще пару вопросов, но в этот момент на экране монитора вспыхнула яркая строка, поразившая его:

«Третий ассистент нуль-навигатора Вихров, после вахты вам необходимо явиться в каюту командира корабля!»

Вызов в личные апартаменты командира корабля был весьма неординарным событием в жизни молодого офицера, как, впрочем, и в жизни любого другого офицера «Одиссея». Старик стоял в иерархии Космофлота настолько высоко, что давно был окружен… одиночеством. А тут приглашение прибыть прямо в святая святых «Одиссея»! Было отчего заволноваться!

Эта обычная вахта тянулась для третьего ассистента нуль-навигатора «Одиссея» очень долго. Однако именно это длительное ожидание позволило Игорю Вихрову немного успокоиться. Но наконец эта необычно долгая вахта закончилась, и пришел момент, когда Вихров оказался перед дверью командирских апартаментов.

Едва он приложил ладонь к идентификационной пластине, установленной на наличнике двери, как отделанная темно-коричневым пластиком панель бесшумно скользнула в сторону. Старший лейтенант шагнул через порог, дверь вернулась на место, а из-за следующей двери, обычной, поворачивающейся на петлях, донесся голос нуль-навигатора:

— Проходите, Вихров, проходите!..

Игорь перешагнул еще один порог и оказался в самом настоящем и довольно большом кабинете. Нуль-навигатор сидел за совершенно пустым письменным столом и смотрел на Вихрова своими спокойными внимательными глазами.

— Господин нуль-навигатор, третий ассистент… — начал было Игорь, но Старик, недовольно махнув рукой, перебил его:

— Обойдемся без рапортов… Тем более что разговор у нас пойдет… — нуль-навигатор пожевал губами, словно подыскивая слова, — …неофициальный.

Старик указал на стоявшее у стола глубокое кресло, и Вихров, пройдя по мягкому, пружинящему под ногами ковру, опустился на предложенное место и выжидающе посмотрел на хозяина кабинета. Однако тот, похоже, не слишком торопился начинать свой «неофициальный» разговор, он продолжал внимательно разглядывать молодого офицера. Только по истечении долгой минуты абсолютного молчания нуль-навигатор вздохнул, с усилием потер лоб и медленно заговорил:

— Контр-адмирал Эльсон и штаб Двенадцатой эскадры хочет завтра повторить попытку десантирования на Гвендлану, причем десант пойдет сразу во все шесть исследовательских центров во вдвое увеличенном составе…

Старик снова посмотрел на Вихрова, словно ожидая вопроса или возражения, но тот молча слушал, явно не желая комментировать услышанное.

— «Одиссей» должен будет поддержать десант с орбиты и контролировать окружающее пространство во избежание ответной атаки со стороны… мятежников. — Тут он кривовато усмехнулся. — Эльсон, похоже, очень недоволен и даже… напуган развитием событий… Да… Так вот… У меня к вам есть… задание.

Нуль-навигатор бросил еще один внимательный взгляд на своего подчиненного и тут же продолжил:

— К полукогорте звездного десанта Двенадцатой эскадры, высаживающегося в град-комплекс «F», будет прикомандирована полуманипула десантников с «Одиссея», я хотел бы, чтобы вы, старший лейтенант, возглавили этот отряд…

Вихров изумленно уставился на командира, и тот вдруг, вопреки своим обычаям, принялся несколько сбивчиво пояснять:

— Это задание не входит в сферу ваших должностных обязанностей, и я не могу отдать вам приказ, но… можете считать это моей личной просьбой… Да, именно просьбой, — с особым ударением произнес нуль-навигатор. — Поверьте мне, это очень важно, иначе я не обратился бы к вам…

Он вдруг замолчал, словно сомневаясь в собственной убедительности, и Вихров поспешил ответить:

— Да я, как и любой другой, готов выполнить любое ваше задание или… просьбу… Называйте это как хотите, но… Но почему я?! Почему вы остановили свой выбор на мне?!

Едва заметная улыбка тронула губы Старика, и он неожиданно перешел в разговоре на «ты»:

— Любой другой действительно готов выполнить мой приказ, только в этом случае нужен исполнитель… заинтересованный! И мне кажется, что из всей команды «Одиссея» ты, самый заинтересованный человек!

— Чем заинтересованный?.. — не понял Игорь.

— Да этой планетой, Гвендланой!.. Разве не ты с самого начала этого похода стараешься выяснить все что можно о системе Кастора, об истории открытия и исследования планеты, о людях и событиях, имевших к ней отношение?.. Только, похоже, не слишком много ты узнал!..

— Что ж тут узнаешь, — обиженно усмехнулся Игорь, — когда практически вся информация об этой планете закрыта по первому уровню доступа!..

— Вот как?! — удивился нуль-навигатор, однако его удивление было не слишком велико. — Ну что ж, в Высшем Совете Содружества всегда были предусмотрительные люди.

И тут глаза Старика хитро прищурились:

— А что, собственно говоря, тебя не устраивает в официальной, в открытой версии использования этой планеты?

Вихров помотал головой и коротко бросил: — Все!..

— Но что именно? — напористо переспросил нуль-навигатор.

Игорь на секунду задумался, а потом неторопливо принялся перечислять собственные сомнения:

— Во-первых, странно выглядит само решение устроить на Гвендлане тюрьму для… мутантов или экзотов. Любая мутация в живом организме направлена на обеспечение наилучшей приспособляемости этого организма к изменяющимся условиям обитания, именно тем условиям, при которых эти мутации проходят! Так что если свозить мутантов, появившихся на разных планетах Содружества, в одно, явно неподходящее для них место, значит, либо обрекать их на быструю гибель, либо… — Здесь он чуть запнулся и закончил тоном, в котором сквозило явное недоверие к собственным словам: —…Либо это попытка лечения…

— Лечения?! — изумился командир столь неожиданному предположению. — Лечения чего?!

— Лечения… мутаций!.. — пояснил Вихров все тем же не слишком уверенным тоном и тут же заговорил быстро, словно убеждая самого себя: — Я сам не слишком в это верю, однако такое предположение объясняет, почему на планете, предназначенной под тюрьму, оставлено весьма дорогостоящее исследовательское оборудование и даже орбитальные челноки не изъяты! Хотя, впрочем, это можно объяснить и проведением неких закрытых исследований… опытов… повоздействию на… биологию человека… Но об этом мне не хочется думать!

— Хорошо, — кивнул нуль-навигатор, — это — во-первых. Но, значит, у тебя есть и «во-вторых»?

— Во-вторых, я уже говорил, если планета оборудуется под тюрьму для… живых, разумных существ, эта тюрьма не оснащается научным оборудованием… Ну, во всяком случае, не в таких масштабах… И конечно же, тюрьма не оснащается кораблями, способными выходить в космос!

— Ну что ж, все верно, — согласился Старик. — А кроме этого, у тебя есть еще какие-либо сомнения?

Вихров помолчал, словно раздумывая, стоит ли говорить дальше, а затем негромко проговорил:

— Есть… Обитатели планеты совсем не похожи на… заключенных…

— Вот как?! — Нуль-навигатор чуть приподнял седую бровь, и снова в его голосе не было особого удивления.

— Да, — уже тверже заявил Игорь. — Они ведут себя совсем не как заключенные. Они начали с того, что потребовали от Земли признать их суверенитет, заключенные вряд ли могли поступить таким образом. Далее, они предложили Земле прислать своего представителя для выработки договорных начал сотрудничества… И потом, вы заметили, что они… они ведь еще не причинили никакого вреда людям, они… воюют… только против техники?!

— Ну да, не причинили вреда!.. — усмехнулся командир. — А убитые и раненые во время десантирования?! А десять человек, пропавших во время облета планеты «падающими звездами»?!

— Ну, десантники пострадали из-за плохой подготовки десанта, можно сказать, от собственной… техники, а гибель пилотов исследовательских модулей еще надо подтвердить… И вообще мне кажется, что на этой планете ничего нельзя решить силой!..

Вот это заявление молодого офицера весьма удивило командира корабля. Он долго молчал, пристально рассматривая открытое лицо молодого человека, а затем тихо и горько произнес:

— Силой можно решить практически все… Другое дело, насколько это решение верно и оправданно.

Однако Вихров упрямо покачал головой:

— Силовое решение на этой планете может привести только к геноциду!..

И тут нуль-навигатор улыбнулся:

— Ты еще раз доказал, что мой выбор абсолютно верен — идти на Гвендлану надо тебе. Исследовательский центр «F» явно находится в нерабочем состоянии, и в то же время ты сам обнаружил, что под ним располагается большой объем активной биомассы. Вполне возможно, что это часть населения планеты, спрятавшаяся при приближении к град-комплексу ваших «падающих звезд». Если это так, постарайся найти кого-нибудь из этих… местных жителей, не все же они совершенно потеряли человеческий облик и… разум. Попробуй выяснить, что на самом деле послужило причиной этого… мятежа. Может быть, возможно не силовое решение проблемы!..

Внимательно слушавший командира Вихров кивнул:

— Понятно…

— Полуманипулу десанта возглавит капитан Бабичев. Мне кажется, вы с ним нашли взаимопонимание, он же отберет и людей, хотя скорее всего капитан просто возьмет добровольцев из своей центурии.

Игорь еще раз кивнул, соглашаясь с решением командира.

— Высаживаться будете, как я уже сказал, вместе с десантом эскадры, но пойдете на отдельном челноке, это обеспечит вам большую маневренность. Связь будешь держать лично со мной… Ну а теперь, если вопросов нет, можешь идти отдыхать…

И командир устало улыбнулся.

Вихров встал, вскинул руку в официальном приветствии и, повернувшись, направился к выходу. У самого порога он вдруг остановился и снова повернулся к нуль-навигатору:

— Командир, до отправления на Гвендлану у меня еще есть время, разрешите мне слетать на звездолет, дежуривший у планеты, я хочу поговорить с командиром звена.

— Что ты рассчитываешь у него узнать?.. — спросил командир «Одиссея», поднимая голову от какого-то документа, появившегося на столе.

— Я хочу, чтобы он подробно рассказал мне о том, какие события предшествовали этому… мятежу. Может быть, мне удастся получить какую-то зацепку, которая пригодится, если я отыщу кого-то из… аборигенов?

На секунду Старик задумался, а потом кивнул:

— Хорошо, слетай… Дежурное звено подчинялось командиру «Счастливого случая».

Выйдя от нуль-навигатора, Вихров направился к себе. Там он через корабельный компьютер узнал, что звездолетом третьего класса «Счастливый случай» командовал навигатор-три Бирман Арнольд Викентьевич. Дежурный связист принял заказ Игоря на переговоры со «Счастливым случаем» и пообещал сообщить ему время связи.

Через полчаса, когда Вихров заканчивал обед, коммутатор личной связи, вшитый в рукав его комбинезона, завибрировал, а затем тоненький голосок прибора сообщил, что командир «Счастливого случая» будет ожидать его вызова в двенадцать двадцать по корабельному времени.

Как только Вихров явился в зону связи, его сразу же проводили в крошечный отдельный кабинетик, в котором, кроме жесткого кресла, поставленного напротив подвешенного на стене экрана, ничего не было. Усевшись в это кресло, Игорь собрался ждать, пока будет установлена связь между кораблями, однако экран почти сразу же осветился и на нем появилось лицо довольно пожилого мужчины. Растрепанные волосы, синие мешки под глазами и уныло-агрессивное выражение настолько не соответствовали привычному облику космолетчика, что Вихров поначалу даже не поверил, что перед ним командир космического корабля. Кроме того, зная чин командира «Счастливого случая», он ожидал увидеть человека не намного старше себя, а на экране появился… почти что старик.

С минуту старший лейтенант растерянно молчал, и тут его визави хрипловато поинтересовался:

— Так ты, старлей, спросить меня хотел о чем-то или просто полюбоваться на мою физиономию?..

— Да, конечно… — спохватился Вихров. — Я хотел узнать… э-э-э… как вы узнали о начале мятежа?

— А ты что, военный корреспондент, пишешь историю уничтожения жизни на Гвендлане?..

В голосе Арнольда Бирмана звучала явная издевка. Однако Вихров не обратил внимания на его неприязнь. Ему было понятно, что командир серьезно поврежденного звездолета не испытывает особого удовлетворения от сложившейся ситуации, тем более что повреждения его корабль получил не в бою… или скорее не совсем в бою — атаку жителей Гвендланы он, похоже, просто проморгал. Поэтому Игорь, совершенно успокоившись, покачал головой:

— Нет, я не журналист, не военный историк и даже не следователь-дознаватель…

При последних словах лицо навигатора-три судорожно дернулось.

— Я, Арнольд Викентьевич, — продолжил Игорь, не обращая внимания на гримасы своего собеседника, — третий ассистент командира линкора-ноль «Одиссей», старший лейтенант Игорь Вихров, и интерес мой связан с тем, что я не могу понять причины этого мятежа… Причины и… цели, которые мятежники собираются достичь с его помощью. Может быть, вы можете мне объяснить, что явилось причиной этой самоубийственной акции и на что эти… заключенные… надеются? Если вы считаете, что разговор будет очень длинным, я имею разрешение командира прибыть к вам на корабль…

Унылая физиономия его собеседника вдруг озарилась кривой улыбкой:

— Увы, юноша, вряд ли я смогу быть вам полезен. Эти ублюдки не удосужились довести до моего сведения, с чего это им вздумалось бунтовать. Просто одним… мерзейшим утром они непонятным образом лишили мои корабли двигателей, а затем атаковали их гравитационными полями торовой конфигурации и напряженностью в семнадцать g каждое! Эти бублики всего один раз прокатились по обшивке кораблей… Вы когда-нибудь пробовали семнадцать g?..

Игорь отрицательно покачал головой и пробормотал:

— Но корпус звездолета выдерживает много больше…

— А вот вынесенные корпусные консоли и инструменты, установленные на них, нет!.. Вряд ли кто-то поставит мне в заслугу, что я все-таки успел дать на Землю информацию о нападении… Успел за те четырнадцать целых и семь десятых секунды, которые потребовались полям мятежников, чтобы выгладить корпуса обоих звездолетов!..

— Видимо, ваше сообщение было не слишком длинным… — не удержался Вихров от сарказма.

— Оно было вполне достаточным, чтобы Содружество разобралось в ситуации и направило сюда эскадру патруля… И ваш «Одиссей»! — отрезал навигатор-три.

— Тогда вам не о чем беспокоиться!.. — миролюбиво улыбнулся Игорь. — В конце концов, вы сделали все, что могли. Но неужели не было никаких… намеков на готовящийся мятеж?..

— Какие намеки?! Два месяца, которые я провисел на орбите Гвендланы, были самыми скучными во всей моей карьере — я ведь служу в патруле и помотался по пространству!.. И не думай, что я бездельничал, у меня под контролем был каждый миллиметр поверхности планеты!..

— Так вы прибыли к Гвендлане всего два месяца назад?.. — насторожился Вихров.

— Ну да, мы сменили тех, кто здесь болтался до этого… Правда, их почему-то раньше положенного срока отозвали…

— А по прибытии вы кого-то на планете поставили в известность?

— Конечно! На Гвендлане была администрация Содружества. Я направил им доклад по всей форме и личное послание Председателя Высшего Совета.

— С кем из этой администрации мне можно переговорить?! — быстро переспросил Вихров. — Хоть кто-то из ее состава успел перебраться к вам на корабли?!

Секунду навигатор-три молчал, словно не совсем понял вопрос, а потом слегка удивленно ответил:

— Так… ни с кем, никто из этой администрации с планеты не поднялся.

— Вы хотите сказать, что все административные служащие… захвачены мятежниками и удерживаются на планете насильно?!

— Ну, не знаю — насильно или добровольно, только из град-комплексов на орбиту не поднялся никто!

Вихров молчал, лихорадочно обдумывая услышанное, а командир «Счастливого случая» так же молча наблюдал за ним с экрана, пока на панели модуля связи не замигал ярко-желтый огонек, запрашивающий о дальнейшей необходимости связи. Этот огонек словно разбудил Вихрова, он коротко кивнул и торопливо произнес:

— Спасибо вам за разговор, вы мне помогли…

— Интересно чем?.. — угрюмо усмехнулся навигатор-три.

— Я иду вниз, — пояснил Игорь. — Возможно, мне удастся разыскать кого-то из планетной администрации…

И тут Бирман встрепенулся. Его лицо как-то сразу разгладилось, и он торопливо проговорил:

— Ищи Отто Каппа или кого-то из его окружения, они наверняка полностью в курсе дела и владеют ситуацией!..

В этот момент связь была прекращена, и экран монитора погас.

Вихров поднялся из кресла, последние слова командира «Счастливого случая» поразили его — получалось, что на Гвендлане находился не только потомок Отто Каппа, но и работники земной администрации! И по словам командира вахтенного звездолета получалось, что Отто Капп… входил в эту самую администрацию! Значит ли это, что мятежом руководили… земляне, а никакие не мутанты?!

Все это было чрезвычайно интересно и… непонятно!

Теперь он по крайней мере точно знал, кого ему надо было искать на Гвендлане, чтобы попытаться выполнить задание своего командира.

«Одиссей» между тем готовился к предстоящему десанту. На околопланетную орбиту, кроме уже подвешенных гравипушек, были выведены автономные энергопоглотители и модуляторы полей, оснащенные управляющими комплексами, так что они не зависели от корабля и были полностью автоматическими со своим штатом обслуживающих специалистов. Вся поверхность Гвендланы оказалась таким образом под полным контролем линкора, так что с нее не мог подняться не то что челнок, квант излучения не мог бы незамеченным покинуть блокированную планету!

В назначенный час корабли Двенадцатой эскадры выплюнули в пространство шесть больших десантных челноков типа «кондор». На борту каждого из них находились полукогорта звездного десанта, три «росомахи» и три «калонга». Катапульта «Одиссея» выбросила малый десантный бот «стриж» с двадцатью пятью десантниками и старшим лейтенантом Вихровым. Пилотировал бот старший лейтенант Майк Строй, правая рука командира центурии капитана Бабичева.

Десантные челноки еще не успели отойти от кораблей-маток, когда в Главном центре управления «Молота Тора» самопроизвольно включилась дальняя связь и на всех мониторах центра появилось лицо пожилого человека. Это было очень странное лицо — темно-коричневая, словно прокопченная кожа была настолько изрыта морщинами, что нос, щель рта и надбровные дуги терялись на этой бугристой маске. Меж узко разрезанных век ярко пылали огненно-красные зрачки, оттененные темным глянцем глазных яблок, лишенных белков. Лоб был абсолютно гладким, словно темную кожу только что натянули на высокий куполообразный череп, а по бокам этой гладкой, начисто лишенной растительности головы были развернуты уши необыкновенной величины, отчетливо заостренные кверху.

Не успела вахтенная команда прийти в себя от неожиданного появления этой жутковатой физиономии, как та заговорила. Причем лицо оставалось неподвижным, словно голос модулировался не ртом и голосовыми связками вышедшего на связь существа, а какими-то совершенно иными органами:

— Правительство Гвендланы обращается к командирам и командам боевых звездолетов Земного Содружества. Мы уже предупреждали вас о недопустимости агрессии в отношении нашей суверенной планеты, однако вы не вняли нашим предупреждениям, несмотря на то что мы продемонстрировали вам нашу мощь, хотя старались пока не наносить вреда людям.

Запланированная вами на сегодня десантная операция не принесет ничего, кроме гибели и людей, и жителей планеты, подчеркиваю — бессмысленной гибели! Если вы будете продолжать агрессию, мы вынуждены будем ответить адекватно, как бы нам ни было жаль ни в чем не повинных людей, выполняющих бессмысленные приказы своего руководства. Более того, в случае продолжения военных действий против Гвендланы мы направим диверсионную группу в Солнечную систему, чтобы жители Содружества также испытали все прелести этой войны!

Правительство Гвендланы в последний раз обращается к вам: немедленно верните на корабли десант и покиньте систему Кастора! Не вынуждайте нас к ответным мерам!

Лицо на экране странно дернулось, и морщины на нем разошлись, открыв темную щель беззубого рта. По обоим центрам управления прокатился жуткий звериный рев, и лицо исчезло с экранов, оставив после себя бессмысленную черно-белую рябь вышедшей из строя системы связи.

Автоматика кораблей мгновенно переключилась на дублирующие сети, и сразу же стало ясно, что на десантных челноках тоже видели и слышали обращение Гвендланы. Однако на напряженно-вопросительные взгляды командиров десантных полукогорт контр-адмирал Эльсон ответил коротко:

— Продолжаем действовать по плану!

«Стриж» с «Одиссея» заложил крутой вираж и мгновение спустя пристроился чуть сверху и сзади одного из «кондоров». Десантные челноки начали неторопливо расходиться по намеченным посадочным орбитам.

Первым в атмосферу Гвендланы вошел «кондор», направлявшийся к исследовательскому центру «С». Как только позволила плотность атмосферы, в его брюхе распахнулись створки люка и из него вывалились все три «калонга». Несколько секунд они стремительно падали к красновато-коричневой поверхности планеты, а затем из их коротких, похожих на удлиненные бочонки фюзеляжей выдвинулись узкие крылья и высокие рули. Юркие машины немедленно разошлись в стороны, построились треугольником и пошли под челноком-маткой, словно прикрывая его от атак с поверхности планеты.

Когда до исследовательского центра оставалось около двадцати минут полета, с переднего «калонга» на «кондор» поступило сообщение:

— Прямо по курсу лоцируется три биологически активных объекта общей массой в три-четыре массы стандартного человеческого тела.

С десантного челнока последовал немедленный приказ:

— Уничтожить!..

Правый «калонг», мгновенно встав на левое крыло, круто ушел вниз к обнаруженным объектам и короткими, точными лучевыми ударами погасил на мониторах биолокаторов все три зеленых пятна. Через минуту он снова занял свое место справа от ведущего

В этот момент в атмосферу вошли еще два «кондора», несшие десант к исследовательским центрам «А» и «В». В точности повторив маневр первого челнока, они отгородились от поверхности планеты эскадрильями «калоногов».

А первый челнок был уже на подходе к исследовательскому центру. И тут мониторы диалоговой связи «планета-орбита» и на «кондоре», и на всех трех «калонгах» автоматически включились, и по светлой поверхности побежал стандартный запрос:

«Будете садиться?..»

Командир десанта, полковник Стефан Бэш, расположившийся в пилотской кабине «кондора», усмехнулся в пышные усы и, не поворачивая головы, бросил пилоту:

— Похоже, эти вояки одумались…

Его пальцы между тем быстро забегали по дублирующей клавиатуре управления, посылая на посадочную станцию центра стандартный ответ:

«Буду садиться…»

И тут же на экран монитора выскочил новый вопрос:

«На какую катапульту?..»

Быстрота его появления ясно показывала, что оператора посадочной станции заменяет автоматика. Впрочем, такое практиковалось часто и пилотов удивить не могло.

«На северную катапульту», — ответил командир десанта.

«Вас понял, — поступил сигнал с посадочной станции. — Северная катапульта будет готова к приему кораблей через одну минуту четырнадцать секунд. Параметры посадочных траекторий и характеристики электромагнитных ловушек будут выведены вам автоматически…»

«Можно садиться с подлета…» — быстро подсчитал в уме полковник и вдруг, сам не зная почему, скомандовал:

— Первым садится «калонг»-3, вторым — я. «Калонг»-1 и «калонг»-2 остаются в воздухе на патрулировании.

Практически сразу на экранах мониторов связи появились параметры траектории посадки, интервалы посадки для всех четырех летательных аппаратов и параметры электромагнитных ловушек. Все данные были идеальны.

Правый «калонг» резко увеличил скорость, оторвался от группы и пошел вниз, точно на медленно открывающуюся щель северной катапульты. Через пару секунд пилоты оставшихся трех машин увидели, как маленький аппарат начал быстро терять скорость в поле электромагнитной ловушки посадочной станции катапульты. Пилот «калонга» тут же передал управление машиной автоматике катапульты, и вдруг вместо того чтобы остановить двухместную машину и убрать ее с посадочной полосы, поле ловушки исчезло и маленький летательный аппарат, проскочив над щелью катапульты, врезался в мачту подвески створок. Сверкнуло короткое алое пламя и машины не стало. Не стало и двух десантников, пилотировавших ее!

Десантный челнок и два оставшихся «калонга» продолжали полет, но внутри них время, казалось, замерло… Пилоты, не веря своим глазам, смотрели на экраны обзорных мониторов, и тут по дисплеям диалоговой связи снова побежала строка:

«Будете садиться?..»

Только буквы на светлой поверхности экранов были издевательски алыми.

Этот стандартный запрос мгновенно вывел командира десанта из ступора. Страшным хриплым, надорванным голосом он рявкнул:

— Ах, ты!.. — дальше пошло самое страшное ругательство, когда-либо существовавшее на земных языках. — Ну я тебе сейчас…

Его рука потянулась к панели управления оружием, однако пилот ведущего «калонга» опередил свою матку. Чуть наклонив нос, маленькая кургузая машина плюнула огнем, и между медленно сходившихся створок посадочного комплекса катапульты на секунду вспыхнуло маленькое солнце. На месте испарившихся створок образовалась безобразная дыра, и металл по ее краям потек, словно растопленное масло.

В рубке челнока немедленно раздался усиленный динамиками голос контр-адмирала Эльсона:

— В чем дело, чем вызвано применение ракетного удара?

Полковник Бэш щелкнул тумблером связи и медленно, с трудом ответил:

— Потеряли один «калонг»… с экипажем. Посадочная станция северной катапульты предложила посадку, но при торможении «калонга»-3 посадочное поле отключилось. Уверен — это было сделано намеренно… Северная катапульта уничтожена… ракетным ударом.

— Понял… — сразу же ответил контр-адмирал. — Подробно доложите по возвращении. И попрошу вас больше не отступать от принятого плана действий!..

Связь с «Молотом Тора» прервалась. Командир «кондора» снова перекинул тумблер и процедил сквозь зубы:

— План действий?.. Не отступим!..

В этот момент «кондор», направлявшийся к исследовательскому комплексу «F», вошел в атмосферу Гвендланы и спустя некоторое время также выпустил три маленькие боевые машины. Бот с «Одиссея» словно привязанный незримой нитью следовал за десантным челноком, в сотне метров позади и чуть выше.

Капитан Бабичев вышел из кабины пилота в общий салон и подсел к Вихрову.

— Слушай, командир, у меня есть предложение… Игорь внимательно посмотрел в веснушчатое лицо капитана и кивнул:

— Слушаю…

— Над град-комплексом мы будем через пятнадцать — двадцать минут. Этот комплекс не вскрывался — туда во время первого десантирования не высаживались. Значит, с куполом провозятся еще минут двадцать, а то и больше… Я предлагаю не дожидаться, пока десант с эскадры проложит нам путь, да и высаживаться там же, где высадится эскадренная команда, нам не совсем удобно…

Капитан многозначительно посмотрел на старшего лейтенанта, и тот в ответ еще раз утвердительно кивнул.

— Понимаешь, я хорошо знаком с конструкцией куполов таких град-комплексов. Его можно вскрыть без термического воздействия… и довольно быстро. Правда, щель там довольно узкая, но мы сможем протиснуться.

— Так что, предлагаешь посадить бот на купол?..

— Нет… — улыбнулся Бабичев. — Предлагаю выброситься на крыльях, ну в крайнем случае полет чуть подправим антигравами, а бот пусть следует за челноком. Вполне возможно, что нас даже не запеленгуют. И пока силы град-комплекса, если они там есть, будут заняты десантом, мы потихоньку спустимся под производственный комплекс! Ты же засек живых именно там?!

Несколько секунд Вихров обдумывал предложение капитана, и оно показалось ему вполне разумным.

— Ты прав, — кивнул Игорь, — это может сработать…

— Вот только… — вдруг с сомнением протянул Бабичев и почесал себе нос.

— Что «только»? — быстро переспросил Игорь.

— Когда ты последний раз прыгал в «саранче» с крыльями и… с индивидуальным антигравом?..

— Я, мой дорогой, чемпион курса по фигурным атмосферным прыжкам в десантном скафандре и могу приземлиться в любую точку этого дребаного купола! — ледяным тоном пояснил Вихров. — А в «саранче» мне и антиграв придется включать максимум секунд на пять!..

В ответ на что капитан довольно улыбнулся:

— Тогда все в порядке!

— А где, кстати говоря, нам приземляться-то надо?.. — поинтересовался Вихров.

— Возле «выхлопа», — ответил Бабичев. — Через фильтры и пройдем!..

— Принимается! — решил Игорь. — Командуй своим людям…

— Да они в курсе, просто ждут, что ты решишь, — широко улыбнулся капитан.

— Ну, пусть больше не ждут, — улыбнулся Вихров, — я решил!

— Я в тебя верил!

Капитан хлопнул Игоря по плечу и поднял вверх правый указательный палец. Десантники заулыбались.

Атмосфера Гвендланы приняла последнюю пару «кондоров». Погрузившись в нее на три тысячи метров, они разошлись в разные стороны — серебристо-голубой пошел к исследовательскому центру «Е», черный — к «D». Спустя две минуты после разделения оба челнока выпустили «калонги», и те пристроились под своими матками. До намеченных целей им оставалось по пятнадцать минут полета.

А первый «кондор» уже висел над рваной дырой, проделанной в центре купола град-комплекса «С» предыдущим десантом. Сквозь разрушенное покрытие была видна совершенно пустая шестиугольная площадь, окруженная одинаковыми невысокими постройками общего назначения, среди которых только культурно-развлекательный центр выделялся своей яркой пятнистой раскраской и высоким шпилем, на котором колонисты обычно вывешивали знамя колонии. Правда, шпиль этого здания такого украшения не имел.

Челнок опускался очень медленно, явно осторожничая. Командир десанта, вглядываясь в это ненормальное, мертвое безлюдье, медленно говорил в микрофон:

— Система жизнеобеспечения град-комплекса не функционирует и, судя по результатам сканирования, жителей в нем нет. Только под лабораторными корпусами — северо-западный сектор центра — обнаружено довольно большое скопление активной биомассы. Однако, как мы могли убедиться, автоматика в град-комплексе поддерживается в рабочем состоянии и действует… безукоризненно. Поэтому прошу быть крайне внимательными! Несмотря на то что атмосфера планеты пригодна для дыхания, забрала не поднимать, оружия за плечи не вешать — эта прогулка может быть весьма… серьезной!

Он секунду помолчал, а потом скомандовал:

— Первый «калонг» — под купол! Второй «калонг» — надо мной, две тысячи метров! Первая манипула десантируется через двадцать секунд после сигнала с «калонга»-один, шаг десантирования — манипула каждые триста секунд!.. «Росомахи» идут со второй, третьей и пятой манипулами!.. Связью пользоваться только в исключительных случаях!

Командир десанта сделал короткую паузу и выдохнул:

— Начали!!!

Передний «калонг» ускорился и, словно береговая ласточка, нырнул в дыру купола. Его высота над городской площадью составляла около ста пятидесяти метров, и этого было вполне достаточно для маневра маленькой юркой машины. Второй «калонг» свечой ушел вверх, а «кондор» продолжал медленно опускаться. До отверстия в куполе оставалось метров шестьсот, когда в динамиках короткой связи раздался голос пилота первого «калонга»:

— Площадь чиста, окружающие постройки, судя по предварительному сканированию, пусты, в радиусе километра от места десантирования… «живности» не наблюдается!

— Первая манипула пошла! — рявкнул командир десантного отряда и первым нырнул в мгновенно распахнувшийся под ногами люк. Еще пятьдесят человек немедленно последовали за полковником.

Легкие десантные скафандры «саранча» позволяли десантникам, имевшим запас высоты, в определенной степени направлять свое свободное падение, так что все они, один за другим, без труда нырнули в отверстие купола. Оказавшись над град-комплексом, десантники включили индивидуальные антигравы и зависли в воздухе, подбирая подходящее место для приземления.

— На площадь! — принял решение полковник, и пятьдесят черных фигур следом за полковником начали медленно опускаться на пустую площадь, выложенную голубым стеклопластом.

В этот момент из «кондора» выбросилась вторая манипула и переливающийся серебром боевой робот. Когда десантники первой манипулы коснулись подошвами своих сапог стеклопласта площади, вторая манипула как раз миновала купол и зависла, выбирая место для приземления, только «росомаха» продолжала медленно опускаться на антигравах, прямо на расположение уже приземлившихся десантников.

Первая манипула быстро и бесшумно всосалась в окна и двери окружавших площадь домов, и только около командира десанта, укрывшегося под козырьком главного подъезда здания администрации град-комплекса, остался его личный десяток. Площадь снова была свободна и могла принять новое подразделение.

Именно в этот момент шпиль культурно-развлекательного центра заалел, словно его раскалили в невидимом огне, и через мгновение словно слабый ветер пронесся над мертвым град-комплексом.

Тут же включилась короткая связь, и в шлемофоне командира раздался странно спокойный голос командира второй манипулы:

— Первый, у нас отказали антигравы… У всех пятидесяти человек сразу!.. Мы падаем!..

Командир вскинул голову и увидел вырастающие прямо на глазах, беспомощно кувыркающиеся в воздухе черные фигурки! Только некоторые из них пытались использовать возможности своих скафандров и хоть как-то скорректировать свое падение, однако всех их ожидала безжалостно твердая поверхность центральной площади. Десантники, стоявшие около командира, не дожидаясь команды, попытались включить свои антигравы, чтобы, поднявшись в воздух, перехватить хотя бы некоторых из своих падающих товарищей. Шестерым это удалось, но подняться они смогли всего лишь метров на сорок, на этой высоте антигравы отказали и у них, так что эта попытка только увеличила число жертв.

Первой на стеклопласт площади рухнула «росомаха». Удар был так силен, что оба манипулятора робота оторвало от корпуса, а траки гусениц вместе с осколками стеклопласта шрапнелью разлетелись в разные стороны. Мощная боевая машина превратилась в груду покореженного металла и пластика. А еще через несколько секунд вся вторая манипула десанта перестала существовать — «саранча» не была рассчитана на падение десантника с высоты более ста метров!

Полковник Бэш включил короткую связь — заботиться о том, чтобы их не обнаружили, уже не приходилось.

— Внимание! — услышали пятьдесят человек третьей манипулы, уже находившихся в воздухе, и сто, еще остававшихся в «кондоре». — Под куполом град-комплекса по неизвестной причине не действуют индивидуальные антигравы! Повторяю, под куполом град-комплекса не действуют индивидуальные антигравы! Приземляйтесь на покрытие купола, а дальше спускайтесь по «паутине»! Четвертой и пятой манипулам приостановить высадку!

Говоря это, он сделал знак одному из своих десантников и тот навел раструб портативного излучателя на все еще светившийся шпиль культурного центра. Последовало короткое резкое шипение и шпиль медленно, как на рапиде, начал клониться назад, затем отделился от своего основания и пропал за обрезом крыши. Через секунду послышался грохот его падения.

Закончив говорить, полковник Бэш снова попробовал включить антиграв, но тот по-прежнему бездействовал. Тогда он, поглядывая вверх на рваную прореху в куполе, снова включил связь:

— Первый к «поиску», какие у вас новости?

Восемь пятерок первой манипулы, обшаривавших окрестные дома, отозвались немедленно:

— «Поиск» первый здесь… Нахожусь на втором этаже здания администрации. Пока пусто и чисто.

— «Поиск» второй здесь… нахожусь в здании технической библиотеки. Прошел полтора этажа. Пусто, чисто… даже микрофильмов нет — пустые стеллажи…

— Поиск третий здесь… Третий подземный уровень развлекательного центра. Чисто, пусто, по стене проложен нестандартный волоконный кабель, ищу подключение…

— Будь осторожен, — тут же предупредил командир. — В этом здании, возможно, есть… нехорошая начинка…

«Пятерка сержанта Юзефа Клотса… — припомнил он. — Парень опытный к осторожный, все должно быть нормально…» И тут же спохватился, что очередная, четвертая, пятерка слишком долго молчит.

— «Поиск» четыре, слушаю вас… — потребовал полковник, но ответа снова не последовало.

Он повернулся к своим людям, кивнул одному из них и, показав ему два растопыренных пальца, махнул в сторону стационарного узла планетной связи. Выбранный им десантник хлопнул по плечу своего соседа, и оба они бросились бегом через площадь, в указанном командиром направлении.

— «Поиск» пять?.. — быстро проговорил полковник.

— «Поиск» пять здесь… Прошел здание информатория, сейчас нахожусь наверху… Все чисто, пусто, а вот на крыше смонтирован странный аппарат. Очень маленький, явно кустарный и совершенно непонятного назначения… Задействовал электронный анализатор, пытаюсь разобраться, что это за штука, хотя она вроде бы и не работает вовсе…

— Результаты анализа сразу же доложите! — приказал командир и после секундной паузы услышал:

— «Поиск» шесть здесь… Шестой подземный уровень подвала торгового комплекса. Там, где были, чисто, пусто. В стационарной холодильной камере смонтировано нестандартное устройство, от которого расходятся двенадцать волоконных кабелей. Собственно говоря, по одному из них мы к этому устройству и вышли. Анализатор «щелкает», но ответа пока нет. Жду…

— Результат доложите! — приказал полковник и снова бросил взгляд вверх. Ему показалось, что он заметил на кромке дыры, пробитой в куполе, какое-то шевеление.

— «Поиск» седьмой здесь… — раздался в наушниках очередной доклад. — Нахожусь… на улице, ведущей в сторону производственной зоны. Улица перегорожена… баррикадой, но на ней никого нет. Попробую обойти ее по зданию, тут справа на первом этаже какое-то кафе, вот туда и направимся…

Последовала довольно длинная пауза, и в этот момент на стеклопласт площади упало около полутора десятков концов тонких, почти прозрачных шнуров. Командир десанта немедленно поднял голову. По сброшенным шнурам темными бусинами быстро катились к площади десантники третьей манипулы.

Первые из них были почти на середине пути, когда на крыше здания информатория, стоявшего на другой стороне площади, раздался странный шипящий свист, от которого у командира десанта заныли зубы и зачесались ладони. Он быстро включил связь, собираясь запросить пятую пятерку о том, что происходит, но «поиск»-пять опередил его:

— Первый, здесь «поиск»-пять, эта самоделка заработала!..

— Каким образом?! — потребовал уточнений полковник.

— Она… свистит и… по-моему, разогревается. Во всяком случае, ее корпус начал светиться…

Потом последовала короткая пауза, а за ней почти неразборчивое восклицание и короткое ругательство, после чего связь прервалась.

Командир десанта повернулся к оставшимся около него десантникам, но никакого приказа отдать не успел — с крыши информатория вертикально вверх выметнулся тонкий, похожий на раскаленную почти добела иглу, луч. Мгновение постояв неподвижно, он неторопливо, но неудержимо начал описывать все более расширяющиеся окружности, пока его свечение не достигло края рваной дыры купола.

«Она срежет край купола и «паутине» не за что будет держаться!» — догадался командир десанта, но его догадка оказалась неверной. С покрытием купола ничего не произошло, а тонкая, нестерпимо сияющая нить продолжала свое движение, пока…

Пока едва заметный, тонкий, сияющий луч не пересекся с невидимым в высоте шнуром, по которому спускались шестеро десантников. Раздался короткий, похожий на высоковольтный разряд, треск, и шесть черных бусин, только что быстро, но упорядоченно скользивших к поверхности планеты, начали беспорядочно падать!

Взгляд полковника метнулся вниз и сразу же наткнулся на один из полупрозрачных шнуров, с непостижимой скоростью свивавшийся на голубоватом стеклопласте в неаккуратную, растрепанную бухту.

В этот момент вверху раздался новый треск, и еще пятеро десантников, потеряв опору, ринулись в свободном падении к месту своего конца! Еще один разряд, и еще один, и еще!..

Стефан Бэш в полном бессилии и растерянности смотрел на то, как непонятная сила, сосредоточенная в странном, игольчато светящемся луче, режет крепчайшие слипон-титановые шнуры, выдерживающие температуру в несколько тысяч градусов и нагрузки до четырехсот тонн на квадратный миллиметр сечения!

На этот раз «росомаха» упала последней и упала довольно удачно — на обе гусеницы. Стеклопласт под тяжелой машиной загудел, но выдержал, и один из стоявших рядом с командиром десантников немедленно бросился к роботу, чтобы проверить его работоспособность.

Полковник повернулся к стоявшему рядом с ним лейтенанту. Тот растерянными глазами посмотрел на своего командира, но, увидев его лицо, мгновенно пришел в себя.

— Отправляйся на крышу информатория и выясни, почему поисковая пятерка, находясь в непосредственной близости от вражеского… оружия, допустила, чтобы оно было задействовано?! Можешь всех их расстрелять на месте!..

Лейтенант быстро козырнул и бросился через площадь к зданию информатория, над которым, словно некий символ чужеродной мощи, неподвижно застыл стремительно бледнеющий луч.

Едва офицер скрылся в одном из окон здания, как рядом с полковником появились двое десантников, уходивших в центр планетной связи на поиск четвертой пятерки. Медленно приблизившись, командир разведки протянул раскрытую ладонь, на которой матово поблескивали пять опознавательных жетонов.

— Где и как?.. — глухо спросил полковник, не отрывая глаз от этих материальных свидетельств гибели его подчиненных.

— В зале дальней связи… — как-то неуверенно ответил десантник. — Они все пятеро сидят за модулями связи, у всех пятерых подняты забрала шлемов и все пятеро… мертвы… А как их… не знаю. Повреждений скафандров нет, ран и крови нет… Лица совершенно спокойны… А у Йохана… мятная пастилка к губе прилипла!..

«Ну да… Они же в скафандрах… — тупо подумал полковник. — Их скафандры держат, упасть не дают…»

И тут же, осознав свою собственную растерянность, встряхнулся:

«Как же оставшимся людям спуститься в град-комплекс? Конечно, «кондор» на ионных двигателях вполне может пройти сквозь дыру в куполе и сесть на эту самую площадь, вот только… Вполне может быть, что на площади имеются еще какие-нибудь… «средства противовоздушной обороны»… Может быть, даже мятежники как раз и рассчитывают на нашу попытку посадить здесь «кондор»! И что будет, если эта машина достанется мятежникам?!»

Полковник задумчиво посмотрел вверх.

«… И кстати, где «калонг», первым ушедший под купол?!»

Он снова перевел взгляд на опознавательные жетоны.

— Спрячь… Где они находятся, мы знаем, на обратном пути постараемся их забрать…

Десантник послушно опустил жетоны в мелочный клапан скафандра и закрыл шов.

«А зачем, собственно говоря, надо сажать сюда еще сто человек! — подумал вдруг командир десанта. — В конце концов, нам надо выяснить, что это за… Кто это прячется под исследовательской зоной, может быть, взять кого-то из них с собой… А с этим начиненным смертельной автоматикой град-комплексом можно разобраться и с орбиты! Совершенно незачем гробить здесь людей!»

И он решительно включил связь с «Молотом Тора»… однако она не работала.

Полковник несколько раз повторил эту операцию, но встроенный в его скафандр модуль связи отказывался вступать в контакт с фрегатом, находившимся на орбите.

Он быстро оглядел стоявших около него десантников, никто из них не имел в своем скафандре подобного модуля орбитальной связи.

«Тогда сделаем по-другому!..» — раздраженно подумал полковник и включил связь с десантным челноком.

— «Кондор» здесь, — немедленно раздался ответ его заместителя, майора Шорха.

— Майор, — совсем не по-строевому заговорил полковник, — третья манипула… уничтожена…

— Да, мы видели… — ответил майор.

— Задержите высадку оставшихся людей до… до моей особой команды. Я попробую с имеющимися силами выяснить, что здесь происходит, откуда управляется местная… «автоматика»… если такое управление вообще существует, какие еще сюрпризы нам приготовили и кто находится под исследовательской зоной центра. «Калонг» из-под купола верните… Связь с нами каждые полчаса… если мы не выйдем на связь два раза подряд… поступайте, как найдете нужным… Поняли?!

— Да… — после короткой паузы ответил майор.

Полковник переключил связь и скомандовал:

— Здесь первый, все ко мне!..

Через пятнадцать минут вернулись все отправленные в разведку десантники. Последним подошел лейтенант, отправленный Бэшем к пятой пятерке. На суровый вопросительный взгляд полковника он растерянно пожал плечами:

— Они погибли…

— Как?..

— Они… сгорели… Даже жетонов не осталось… Просто на крыше растеклась оплавленная и обугленная масса. Единственное, что мне удалось взять с собой… вот…

Он протянул командиру оплавленный по краям осколок забрала шлема.

Полковник Бэш взял осколок и внимательно его осмотрел. У самого края, в глубине пластика отсвечивали цифры 1736/452… Окончание кода отсутствовало, но и по этому фрагменту было ясно, что это осколок от шлема Святослава Логинова, самого младшего из всех десантников, шедших в град-комплекс «С». Ему было всего двадцать.

Полковник скрипнул зубами и поднял на своих подчиненных сухие глаза. Обежав взглядом собравшихся людей, он подумал:

«У меня осталось тридцать четыре человека… В другом месте и в другое время мне хватило бы этого, чтобы раскатать любую варварскую пехотную дивизию… А теперь… Может, мы действительно воюем совсем не с монстрами, не с экзотами и дебилами-мутантами, может, против нас действуют… люди… Умные, знающие, прекрасно оснащенные и… беспощадные люди!..»

На мгновение ему стало страшно, и это необычное, неизведанное им раньше чувство поразило его. И все-таки полковник усилием воли задавил свой страх. Еще раз оглядев своих сурово молчащих десантников, он заговорил:

— Я принял решение прекратить высадку десанта… Мы попробуем выяснить, какого рода сюрпризы могут ожидать нас в этом град-комплексе, имеется ли какое-то центральное управление этими электронными… штучками. Скорее всего это те, кто скрывается под исследовательской зоной. Затем мы попробуем вернуться на челнок… Я думаю, он спокойно сможет приземлиться здесь на ионных двигателях. На все про все у нас, — он бросил быстрый взгляд на верхний обрез шлема, где пульсировали зеленоватые цифры корабельного времени, — шесть часов…

Полковник еще раз оглядел своих людей — ни намека на страх или неуверенность! Он повернулся к командиру седьмой пятерки:

— Вы прошли за баррикаду?..

— Да, через кафе, о котором я докладывал. Затем по улице мы продвинулись еще на пятьсот метров… Там дома стоят вплотную друг к другу, так что можно идти достаточно скрытно…

— Значит, вы пойдете вперед, остальные «граблями»… Четные пятерки — справа, нечетные — слева, в пятидесяти метрах друг от друга. Таким образом мы захватим почти по двести метров в каждую сторону от шоссе, этого должно хватить для получения объективной информации. Я со своим… — Он запнулся и быстро поправился: — Я со своей… пятеркой буду двигаться позади. Все непонятные предметы и устройства исследовать, но если те начнут работать в вашем присутствии, немедленно уничтожать! Связь на ходу через каждые… десять минут. Двинулись!..

Пятеро десантников развернулись и быстрым шагом двинулись в направлении просвета между торговым комплексом и зданием узла связи, вместе с ними пошла и уцелевшая «росомаха». Остальные пятерки потянулись следом, одновременно расходясь в стороны. Полковник выждал, пока первая пятерка не скроется в провале улицы, а затем не торопясь последовал в том же направлении. Четверо десантников последовали за ним.

Продвигаясь вперед, полковник цепко схватывал все нюансы окружающей обстановки, которая, несмотря на тишину и отсутствие любого, самого незначительного движения, казалась ему очень напряженной. Опытный десантник хорошо представлял себе, как быстро это абсолютное спокойствие может превратиться в хаос огня, все корежащих полей, завывания индивидуальных поглотителей жесткого излучения… В его глазах появилась прежняя уверенность, но в его мозгу метались лихорадочные мысли:

«Может быть, мне не стоило распылять отряд?.. Но против автоматики надо действовать только таким образом — рассредоточиться и вычищать территорию… А если есть какое-то центральное командование… центральное управление этими… «штучками»? Но и в этом случае, рассредоточившись, мы сможем быстрее обнаружить это… управление! Вот только не встретить бы крупные силы… хотя три с половиной десятка десантников вполне могут справиться со всем населением такого град-комплекса. Так что… еще не вечер!»

В этот момент он во главе своей десятки вышел на прямой проспект, соединявший жилую часть комплекса с исследовательской и промышленной зоной. Метрах в шестидесяти от центральной площади проспект действительно был перегорожен невысокой баррикадой из сваленных в несколько несуразную кучу обломков стеклопласта, покореженных и скрученных обрывков металлоконструкций непонятного происхождения, поломанной мебели. Справа, на первом этаже невысокого трехэтажного здания была настежь открыта широкая дверь из темно-коричневого пластика. Полковник повел свою десятку прямо к этой двери. Как раз за ней и располагалось упомянутое разведкой небольшое кафе или закусочная, на стеклянных полках перед задней зеркальной стеной даже сохранилось несколько запыленных бутылок, а из разбитого прилавка торчало шесть кранов для разлива напитков. В задней стене зала имелась небольшая чуть приоткрытая дверь, в косяк которой была воткнута до половины боевая десантная игла черного цвета.

Полковник остановился и, подняв над плечом один отставленный палец, указал на эту дверь. Один из десантников бесшумно скользнул к обозначенному иглой выходу. Спустя пару секунд он выглянул и кивком подтвердил, что путь свободен.

За дверкой оказалась кухня с сорванным со столов и раскуроченным оборудованием, побитой и разбросанной по полу посудой. Пройдя через этот разгром, они вышли сквозь дверной проем с сорванной, висящей на одной петле дверью и оказались во внутреннем дворе, замощенном стеклопластовыми плитами. Дворик этот был с трех сторон окружен глухими стенами невысоких домиков, а с четвертой — полутораметровой стеной, выложенной из красноватых необработанных валунов, скрепленных глиной. Часть стены была выломана и в верхний валун воткнута еще одна черная игла, а за проломом видна спина посланного вперед разведчика.

Бэш первым перебрался через остаток стены и вместе с разведчиком двинулся вперед, вдоль стены здания, к которому примыкала стена. Спустя десять минут в проеме появился еще один десантник. Метнувшись через голубоватые стеклопластовые плиты пустой проезжей части, он короткими перебежками двинулся вслед за командиром, только по противоположной стороне проспекта.

Полковник прошел вперед шагов двадцать, когда позади него вдруг что-то негромко хлопнуло и в спину ему ударила мощная взрывная волна. Падая, он инстинктивно запустил индивидуальный антиграв, и тот неожиданно сработал, смягчив удар. По броне скафандра забарабанили мелкие осколки стеклопласта, но они не представляли опасности. Бэш быстро вскочил на ноги и огляделся. Стена, сквозь пролом в которой его пятерка выбиралась на улицу, исчезла, углы домов, между которыми она стояла, обвалились так, что стали видны внутренние помещения. На развороченном взрывом тротуаре, среди осколков стеклопласта и вывороченных камней неподвижно лежали две фигуры.

Бэш бегом бросился назад. Через несколько секунд трое десантников собрались около своих неподвижных товарищей. Скафандры десантников повреждений не имели — «саранча» могла выдержать и не такое, однако сами десантники были здорово контужены, один был без сознания, а второй уже пришел в себя и, приподнявшись на локте, пытался включить внутреннюю чистку шлема — забрало было сильно забрызгано кровью, хлынувшей у него из носа и ушей.

Разрушения, причиненные неожиданным взрывом, оказались гораздо серьезнее, чем это казалось на первый взгляд. Домик, через который Стефан Бэш и его десантники обходили баррикаду, был буквально сметен, целой осталась только фасадная стена. Прочнейший стеклопласт был буквально разорван в клочья, и его осколки засыпали весь внутренний двор и большую часть проспекта за баррикадой. Беш огляделся, пытаясь понять, откуда был нанесен удар, но тут рядом с ним раздался голос молоденького лейтенанта:

— А ведь это иглы сдетонировали!..

Бэш посмотрел на говорившего, высказанная догадка была абсолютно невероятной и тем не менее казалась правдой. Полковник включил связь и, едва сдерживая ярость, бросил в микрофон:

— Поиск семь, ответьте первому!..

— Поиск семь здесь… — немедленно раздался в наушниках спокойный голос сержанта.

— Кто метил иглами обход баррикады?! — прорычал полковник.

— Рядовой Майлс…

— Так какого же… он их подорвал?!

Полковник уже не мог сдерживать себя и его голос сорвался в крик. Однако ответ командира пятерки был совершенно спокоен:

— Рядовой Майлс не подрывал иглы. Если желаете, я направлю его к вам и вы проверите счетчик — все двенадцать игл его скафандра задействованы в режиме ожидания.

— Его иглы взорвались! — рявкнул полковник в полный голос и тут же замолчал, только сейчас осознав, что ответил сержант.

То, что иглы взорвались, уже было невероятно — десантник, оставивший боевую иглу как указатель для товарищей, никогда бы ее не подорвал, но то, что иглы взорвались без команды с выпустившего их скафандра, было просто невозможно!!! Они срабатывали, только получив модулированный сигнал, и этот сигнал был индивидуален для каждой иглы, случайно воспроизвести такой сигнал было совершенно невозможно! Более того, никто не знал вид этого сигнала, кроме корабельных оружейников, снаряжавших скафандры.

И все-таки кто-то этот сигнал дал!

Полковник был буквально ошарашен, и тут в его шлемофоне прозвучал спокойный вопрос:

— Командир, посылать к вам рядового?..

Бэш еще раз оглядел место взрыва и усталым голосом ответил:

— Нет… Продолжайте движение… Конец связи…

Надо было решать, что делать с вышедшими из строя десантниками. Нести их с собой было нельзя, они не только затрудняли бы движение оставшихся людей, они могли просто не выдержать перехода — меданализаторы скафандров показывали, что оба получили тяжелые сотрясения мозга. Правда, тот, что пытался вычистить свое забрало, был в лучшем состоянии, но и ему надо было бы побыть в покое.

Раненых перенесли в дом на противоположной стороне проспекта и разместили на первом этаже в комнате, бывшей когда-то спальней. Того, который все еще не пришел в себя, уложили на полу комнаты, второй уселся напротив окна, спиной к стене и, отвечая на немой вопрос полковника, пробормотал:

— Идите дальше, командир, с нами ничего не случится…

А на обратном пути вы нас прихватите…

Полковник Бэш и двое оставшихся с ним людей снова вышли на улицу. Бэш огляделся. Тишина, висевшая над град-комплексом, была абсолютной, она не предупреждала, не угрожала, она безлично наблюдала, как один за другим гибли или калечились лучшие воины Земного Содружества, воины, не знавшие поражений уже несколько сотен лет! Бэш бессильно скрипнул зубами, и словно в ответ на этот скрип в его шлемофоне раздался тихий шепот лейтенанта:

— Что же еще они для нас приготовили?..

И тут же включилась связь:

— Первый, здесь «поиск»-три. Вышел из жилой зоны, до корпуса геофизических исследований около пятисот метров, однако дальнейшему продвижению мешает защитная полоса…

— Здесь первый, — немедленно отозвался Бэш. — ЧТО она собой представляет?..

— Промышленно-исследовательская зона окружена цепью лучевых генераторов. Через неравные промежутки времени ими создается десятиметровая полоса комбинированного жесткого излучения, в состав которого входит и проникающее Иситуки. Мы в наших скафандрах не сможем преодолеть это заграждение…

Полковник на секунду задумался, а потом коротко приказал:

— Первый — всем, собираемся на проспекте у заградительной полосы! До моего прихода через полосу не соваться!

Жилая часть град-комплекса отделялась от промышленно-исследовательской зоны свободным от построек пространством, представлявшим собой когда-то отличный газон. Долгое отсутствие ухода превратило этот газон в пустырь, покрытый бурой переросшей травой, мелкими, странного вида кустами явно неземного происхождения, непонятными буграми и выбоинами. Через этот заброшенный пустырь, от последних жилых построек до первых исследовательских корпусов тянулась голубая лента шоссе. Стеклопласт его покрытия в отличие от газонной травы не нуждался в специальном уходе.

А еще привычный вид границы жилого сектора град-комплекса нарушался невысокими решетчатыми фермами, изготовленными кустарно, без претензий на какое-либо архитектурное решение. Фермы эти высились через каждые сто метров и несли на себе мощные стационарные излучатели, позволявшие получить луч комбинированного направленного излучения значительной ширины. Полковник Бэш с оставшимися у него тридцатью двумя десантниками уже около получаса изучал работу этих излучателей.

Отряд расположился прямо на полотне шоссе, поскольку ничего живого ни в жилом секторе, ни в промышленной зоне замечено не было. Оснащение десантных скафандров позволяло без труда определить характер генерируемого излучения, границы действия излучателей и периодичность их включения. На первый взгляд казалось, что генераторы включаются произвольно, без всякого порядка и плана, и что интервалы между излучениями не превышают одной-трех секунд. Однако получасовое наблюдение позволило определить, что каждые десять минут в работе излучателей наступала тридцатисекундная пауза.

Тем не менее полковник не торопился использовать это свое открытие — слишком часто за недолгое пребывание в этом сумасшедшем град-комплексе его автоматика срабатывала неожиданно. Только когда выявленная тридцатисекундная пауза повторилась шесть раз, он решился на бросок. Бэш решил идти сам и брал с собой только десять человек и «росомаху». Если по какой-либо причине его бросок не удался бы, оставшимся предстояло самим решать — предпринять новую попытку прорыва, используя опыт его десятки, или возвращаться назад, отступать, попытаться сохранить себе жизнь, хотя бы и ценой бегства.

Десятка Бэша рассредоточилась вдоль защитной полосы, робот расположился в середине цепи и настороженно вращал излучатель базового аннигилятора, удерживая в прицеле две ближайшие фермы. Для того чтобы пробежать десять-двенадцать метров пустыря, самому медленному из десантников нужно было не более десяти секунд, так что они имели трехкратный запас времени. Но трехсекундное нахождение под генерируемым излучением несло им гарантированную и быструю гибель. Тем не менее они не сомневались!

И вот, едва над «полосой» прекратил бушевать энергетический ураган, одиннадцать человек и робот ринулись в сторону видневшегося впереди лабораторного корпуса. Прошла секунда… две… три… четыре… Большинство из них были уже посередине смертоносного участка. «Росомаха», чуть умерив свой ход, предупреждающе повела в сторону правой фермы излучателем, и словно в ответ на эту угрозу взвыли пусковики генераторов и через секунду все пространство «полосы» было залито смертью!

Десантники не остановились!.. Но пересек границу полосы только Бэш…

Он упал без сил лицом вниз и уже не видел, как обезумевший робот начал, крутясь на одной гусенице, сыпать во все стороны лучевыми и гравитационными разрядами, как двадцать два гравитра десантников, наблюдавших за попыткой его десятки, ударили по решетчатым конструкциям ферм, как под этим ударом толстый, покрытый ржавчиной металл потек, роняя на землю задымившие генераторы, и как над остатками его отряда внезапно поднялось неизвестно откуда взявшееся фиолетовое сияние проникающего излучения Иситуки. Сияние невероятной мощности и в то же время ничем не генерируемое, ничем не питаемое и не поддерживаемое!

Когда истекли тридцать секунд ожидаемого интервала в работе генераторов, на пустыре, отделяющем жилой сектор град-комплекса «С» от промышленно-исследовательской зоны, не осталось ничего живого. Даже робот — несокрушимая, неуязвимая «росомаха», замер с поникшим излучателем и погасшими индикаторами.

ГЛАВА 4

Ребята в полукогорте капитана Бабичева подобрались действительно отчаянные. Когда на экране маршрутного дисплея возник купол град-комплекса «F», капитан объявил минутную готовность. «Кондор», шедший впереди, начал снижаться, направляясь в сторону жилого сектора, но бот с «Одиссея» на этот раз не последовал сразу за ним. Вместо этого «стриж» взял чуть выше и на мгновение завис, словно что-то высматривая. Когда же он нырнул следом за ведущим «кондором», на его борту оставался только пилот — остальные двадцать шесть человек покинули бот.

Намеченное Бабичевым место приземления было довольно далеко — не высоко, а именно далеко, поэтому Вихров здорово сомневался, что всей его команде удастся дотянуть до клапана «выхлопа», все-таки возможности планирования у «саранчи» были довольно ограничены. Сам он выпрыгнул первым — на этом настоял Бабичев, утверждая, что чистое пространство впереди для старшего лейтенанта гораздо важнее, чем для любого из его десантников. Пролетев метров десять «камнем», Игорь развернул несущие плоскости скафандра — узкие короткие пластины на руках и ногах, выровнятся, сориентировался в пространстве и направил свой полет, а вернее, некое наклонное скольжение, в сторону темного пятна, достаточно четко выделявшегося на серебре купола и точно отмечавшего место их приземления.

Полет у него занял не более двух-трех минут, метрах в пяти от поверхности купола Игорь на секунду включил индивидуальный антиграв, а амортизаторы скафандра погасили инерцию падения, едва подошвы его башмаков коснулись серебристого пластика.

В течение пяти последующих минут вся полуманипула приземлилась рядом, последним опустился Бабичев, причем его полет был так искусно направлен, что капитану даже не пришлось включать антиграв — он спустился по касательной, словно челнок на взлетную полосу базы. Вихров должен был признать, что такого ему видеть еще не приходилось.

Однако восхищаться мастерством друг друга времени не было, десантники быстро собрались у довольно большого овального нароста на куполе, имевшего плоскую вершину. Пластик купола в этом месте был покрыт мельчайшей бурой пылью, спекшейся в тонкую, необычайно плотную корку. Этот нарост и был «выхлопом» град-комплекса, именно через него из-под купола удалялись загрязненные газообразные отходы деятельности жителей центра, не подлежащие очистке.

Вершина «выхлопа» была забрана довольно толстой и редкой решеткой, в которой имелся люк, укрепленный на тривиальных петлях и закрытый на простенький замок. Замок был открыт в течение пары секунд, что называется, «голыми руками», и спустя минуту десантники оказались перед зевом металлического короба сечением два на два метра, уходящего отвесно вниз.

Игорь уже собрался включить антиграв, однако Бабичев, словно догадавшись о его намерении, положил ладонь, затянутую в перчатку скафандра, ему на руку и отрицательно покачал головой.

— Нам нельзя включать силовые устройства… Засекут… Пойдем «пешком»… — услышал Вихров едва слышный шепот. Удивиться или задать вопрос он не успел, стоявший рядом с ним десантник тронул на груди скафандра один из сенсоров, затем присел над краем короба и осторожно спустил ноги в провал. Улыбнувшись Вихрову сквозь прозрачное забрало шлема, он оторвал руки от пола, завис в темноте короба, как будто на него не действовала гравитация планеты, а затем начал медленно погружаться в эту темноту.

«Да ведь он на вакуум-магнитах пошел!.. — догадался Игорь и тут же с огорчением подумал: — Чаще надо десантными скафандрами пользоваться, хотя бы для тренировок, а то совсем забыл, что эта одежка собой представляет!» Включив магниты своего скафандра, он осторожно последовал за десантником.

В коробе было абсолютно темно, однако инфракрасные фильтры, опущенные на забрала шлемов, позволяли уверенно продвигаться вниз и избегать столкновений.

Полуманипула прошла таким образом около ста метров, и тут на пути десантников возникла преграда — по периметру короба была приварена толстая рама, забранная частой сеткой. Бабичев, Вихров и еще двое десантников встали на эту сетку, а остальные зависли на стенах короба, ожидая, когда можно будет продолжить движение.

Бабичев лег на сетку и включил фонарь, вмонтированный в шлем скафандра. Свечение фонаря было отрегулировано так, что получался достаточно широкий луч неяркого желтоватого света. В этом свете Вихров разглядел, что за сеткой короб превращался в трубу, и всю ее площадь перекрывали лопасти вентилятора. Между силовой установкой вентилятора, располагавшейся на специальной консоли в центре трубы, и ее стенками было вполне достаточно пространства, чтобы протиснулся человек в скафандре, однако лопасти вентилятора были установлены слишком часто, что называется, «с запахом».

«Видимо, придется задействовать плазменный резак… Но Бабичев не хочет пользоваться силовыми устройствами, значит, придется возвращаться и искать другой путь!..» — огорченно подумал Вихров.

Однако капитан и его люди, похоже, знали, что делать. Пока один из десантников с помощью небольших ручных ножниц-кусачек вспарывал сетку, второй снял свой плоский заплечный мешок, присел на корточки и достал оттуда странного вида устройство. Поколдовав над ним с минуту, он поднялся, держа в руках довольно длинную штангу, оснащенную плоским двупалым рычагом, поворачивавшимся на шарнире с помощью двух гидроцилиндров.

«Господи, какой архаизм!..» — мысленно воскликнул Вихров, увидев эту явно самодельную конструкцию.

В этот момент первый десантник поднял голову и тихо шепнул:

— Готово.

В сетке, почти у самой стены короба, было проделано три небольших отверстия, в среднее из которых десантник и просунул свою штангу. Бабичев и второй десантник легли на сетку и, опустив руки в два других отверстия, начали качать ручки гидроцилиндров. Рычаг медленно повернулся, и десантник ввел между двумя его стержнями одну из лопастей вентилятора у самого края трубы. Капитан и его помощник снова принялись за работу, и мгновение спустя Вихров с удивлением увидел, как рычаг медленно выпрямляется, разворачивая лопасть вентилятора в вертикальное положение!

Две минуты потребовалось десантникам, чтобы развернуть две соседние лопасти и отогнуть их друг от друга. Рычаг убрали, и первый десантник принялся удалять сетку над образовавшейся щелью.

На этот раз первыми пошли один из сержантов и пятеро десантников, Вихров и Бабичев замыкали отряд, и Игорь увидел, что капитан с помощью одного из своих подчиненных укрепил штангу с рычагом между целых лопастей вентилятора и несущей консолью. Теперь, если бы установку включили, вентилятор не смог бы провернуться или… потерял бы все свои лопасти!

Вихров медленно спускался вниз, такой способ движения был для него слишком непривычен и потому он осторожничал. Впрочем, спуск скоро кончился, и труба воздуховода пошла горизонтально, а метров через сорок уперлась в… глухую стену.

— Вот и фильтр!.. — услышал Вихров рядом с собой шепот Бабичева.

«И как же мы будем его вскрывать?!» — подумал Игорь.

Но вскрывать ничего не пришлось, в стене рядом с фильтром оказался круглый люк, о наличии которого Бабичев, как оказалось, отлично знал. Правда, запирался он снаружи, но для специалистов капитана это оказалось небольшой трудностью — через пару минут десантники проникли в небольшое помещение, служившее переходным шлюзом, необходимым для обслуживания воздуховода, а из него в главный машинный зал всей вентиляционной системы град-комплекса.

Десантники немедленно расселись на полу зала, прислонившись к стенам и станинам оборудования, явно намереваясь передохнуть, а капитан потянул Вихрова за невысокую стеклянную перегородку в некое подобие кабинета.

Здесь стоял стол и два стула, на которые офицеры и уселись. Бабичев открыл на груди скафандра панель управления вспомогательными устройствами и не глядя переключил несколько сенсоров. На левом плече его скафандра заработал индукционный проектор, поверхность стола засеребрилась и на ней появился… чертеж.

— Вот план расположения корпусов исследовательского комплекса. — Он положил ладонь на посеребренную столешницу и поднял глаза на Вихрова. — Решай, куда мы двигаемся дальше!..

Игорь опустил глаза на план, на нем тонкими четкими линиями были обозначены все постройки исследовательского комплекса, вплоть до цеха переработки мусора и биоотстойника, а поверх этих линий красным пунктиром были нанесены трассы воздуховодов, голубым — коллекторов водоснабжения, коричневым — канализация и зеленым — энергоснабжение. По верхней кромке плана тянулась едва заметная линия с нанесенными на нее значками реперов.

— Ну что ж, давай прикинем, — проговорил Игорь. Неторопливо покопавшись на управляющей панели своего скафандра, он также включил проектор, и совместил появившуюся проекцию с планом, выданным Бабичевым. На плане исследовательского комплекса появились два темных пятна — одно побольше, и оно легло точно на корпус биологических исследований, а второе, совсем крошечное, разместилось в одном из углов химико-технологического корпуса.

Бабичев вопросительно посмотрел на Вихрова.

— Я прихватил копию записи биолоцирования… — пояснил Вихров. — Это то, что засек биолокатор моей «падающей звезды», когда мы с тобой делали облет этого исследовательского центра.

Капитан понимающе кивнул и почесал щеку:

— Так куда же мы направимся? У нас получается два объекта…

— А где мы сейчас находимся? — спросил, в свою очередь, Вихров.

Бабичев, не раздумывая, ткнул пальцем в план.

Точка, указанная капитаном, биологический и химико-технологический корпуса составляли практически равносторонний треугольник. На мгновение Вихров задумался, хотя ему сразу же стало ясно, что группу придется разделить. Он поднял глаза на ждавшего его решения десантника и негромко заговорил:

— Мы не можем бродить толпой по всему центру — сам говорил, засечь могут, да и время у нас ограничено. Поэтому я предлагаю разделиться и двумя группами направиться сразу к обоим подозрительным корпусам. На разведку положим… — он сделал крошечную паузу, — …два часа, после чего встречаемся здесь же. Если кто-то из нас вовремя не вернется, пришедший ожидает еще тридцать минут и… решает, что делать в зависимости от полученной информации. Если ему надо будет срочно возвращаться на корабль, он оставит здесь человека или хотя бы записку…

Бабичев внимательно слушал, а когда Вихров замолчал, сразу же перехватил инициативу:

— Хорошо, разделяться так разделяться, но тогда ты пойдешь к большому пятну, и с тобой пойдут двадцать человек. Я со своей четверкой двинусь к маленькому, думается, там вряд ли есть что-то интересное… или опасное!..

— Лихо ты разделился, — усмехнулся Вихров, — только забыл, что командую отрядом все-таки я, и потому ты возьмешь с собой не четверых, а девятерых… И не спорь! — остановил он жестом готового заговорить Бабичева.

Оба помолчали, и через несколько секунд капитан, коротко вздохнув, согласно кивнул. Затем, бросив еще один короткий взгляд на серебристо светящийся план, он проговорил:

— Наружу постарайся не вылезать, двигайся коммуникациями, в корпусе будь особенно осторожен, потому что даже если… жителей по пути не встретишь, охранная автоматика может быть задействована весьма серьезная. Я тебе оставлю сержанта Зайцева, Серегу, он большой специалист по такого рода… устройствам. Ну а в крайнем случае… в самом крайнем… выходи на связь.

Вихров молча кивнул.

— Тогда берем азимут и в путь!..

Оба офицера встали лицом на север, сориентировались по плану и, определив направление своего движения, зафиксировали его. На забрале шлема Вихрова возникла красная мигающая точка, которая при малейшем повороте старшего лейтенанта немедленно переползала на другое место, упрямо указывая, в какой стороне расположился корпус биологических исследований.

Они выключили проекторы и вышли в общий зал. Капитан подвел к Вихрову маленького десантника, того самого, который орудовал складным рычагом, и представил:

— Вот это и есть сержант Зайцев.

Десантник коротко кивнул и улыбнулся сквозь прозрачное забрало.

Бабичев разделил полуманипулу, и большая часть быстро собралась вокруг Вихрова. Тот, оглядев людей, коротко приказал:

— Двигаемся к биологическому корпусу… Под ним располагается довольно большая концентрация биологически активной массы. Нам надо выяснить, что за… биология, постараться вступить в контакт с… представителями местного населения и, если получится, выйти на руководство планеты. Общее направление… — Вихров встал так, чтобы красная звездочка замигала посредине забрала, и махнул рукой вперед.

Пройдя по диагонали весь машинный зал, они уперлись в стену, почти у самого потолка которой был установлен переходник для трех одинаковых воздуховодов. Вихров на секунду задумался, однако почти сразу же вспомнил о возможностях своего скафандра и включил ультразвуковой локатор, выводивший получаемое изображение прямо на его забрало. Стена перед глазами старшего лейтенанта не исчезла, а как бы рассеялась, оставив вместо себя сероватую прозрачную тень. Металлические трубы воздуховодов, окрашенные фильтром в мерцающий зеленый цвет, были ясно различимы, и за стеной, судя по окружавшему их ореолу, проходили уже прямо в грунте. Вихров увидел, что две из них сразу же за переходником расходятся в разные стороны, а средняя направляется как раз туда, куда показывала звездочка на его забрале.

Игорь молча указал на среднюю трубу, и двое десантников также молча поползли по стене к воздуховоду. Спустя несколько секунд в указанной Вихровым трубе была открыта заслонка и вниз упал тонкий стеглоновый шнур.

Воздуховод, в который они проникли, был достаточно крупным, чтобы идти по нему почти не сгибаясь. Движение воздуха в нем отсутствовало, поскольку вся система «выдоха» не работала. Через каждые пятьдесят метров он имел пятиметровые технологические колена, но неизменно возвращался к прежнему направлению. Метров через триста от него начали ответвляться нитки меньшего размера, и именно в этот момент красная звездочка, пульсировавшая на забрале Вихрова, начала медленно уплывать вправо. Однако еще около двухсот метров прошли десантники по этому воздуховоду, пока Игорь не понял, что они окончательно уходят в сторону от выбранного направления. Он уже начал прикидывать, какое из уходящих вправо ответвлений лучше всего подходит для продолжения пути, как вдруг шагавший рядом Зайцев положил руку ему на плечо.

Игорь остановился и услышал тихий шепот сержанта:

— Мы находимся в помещении…

— С чего ты взял? — удивился старший лейтенант.

— Звук под ногами другой…

Вихров, признаться, топая по этой гигантской трубе, не слышал никаких звуков, ему казалось, что его отряд продвигается совершенно бесшумно, однако тон сержанта был очень уверенный.

— Попробуем выбраться… — не то спросил, не то приказал Вихров.

Зайцев кивнул и медленно двинулся вперед, тщательно оглядывая боковые поверхности трубы. Через десяток шагов он обнаружил в стене трубы заслонку и, чуть поковырявшись, отодвинул металлическую пластину в сторону. В трубу проник рассеянный желтоватый свет.

Вихров осторожно выглянул наружу. Воздуховод тянулся под потолком довольно большого и совершенно пустого помещения. Стены, выложенные стеклопластовой подделкой под дикий камень, и серый непрозрачный стеклопластовый же пол покрывал толстый слой пушистой пыли. Такой же пылью, только более тонким слоем, был покрыт и металлический кожух фонаря, подвешенного рядом с трубой воздуховода, В помещении стояла абсолютная тишина.

Вихров отодвинулся от отверстия и коротко указал вниз. В проем тут же полетел шнур, и десантники быстро, но без спешки, полезли наружу. Скоро они стояли на покрытом пылью полу.

Игорь покинул трубу предпоследним, и, как только он спустился, к нему подошел высокий и широкоплечий десантник, спустившийся первым. Чуть пригнувшись, он негромко заговорил:

— Впереди, в двадцати метрах, воздуховод имеет разветвление. Две малые трубы уходят в разные стороны и протянуты не в земле, а в коллекторах. Этот зал и сам, похоже, часть коллектора… тупиковая часть. В потолке имеется колодец, забранный на выходе решеткой и прикрытый люком, глубина этого колодца метров пятнадцать. После разветвления идти по трубе можно будет только… — тут он слегка запнулся, — …очень согнувшись…

— Пойдем по коллектору… — раздался рядом шепот Зайцева, — а в трубу, если понадобится, мы всегда уйти успеем.

Вихров кивнул, соглашаясь с предложением сержанта, и быстро направился к развилке воздуховода, чтобы определить направление дальнейшего движения. Невысокий сержант держался рядом и тихо нашептывал:

— Смотри, старлей, может, имеет смысл выглянуть наружу, определиться на местности?.. Мы это в два счета сделаем, никто и глазом не моргнет! Сможем прикинуть, сколько еще нам под землей топать!..

Вихров улыбнулся про себя, но в ответ отрицательно покачал головой. Предложение сержанта было, конечно, заманчиво, но он совершенно не хотел рисковать скрытностью передвижения своей группы.

Как и докладывал разведчик, у самой стены полутемного зала воздуховод разделялся на два рукава. Эти воздуховоды были гораздо меньше, прямоугольного сечения, причем их ширина была раза в два больше высоты, так что, даже «очень согнувшись», большинство десантников продвигались бы по такому воздуховоду с трудом. Однако оба этих короба уходили из зала под потолком довольно высоких, но очень узких коллекторов, стены которых были облицованы литым стеклопластом. Один из коллекторов имел направление, точно совпадавшее с тем, которое указывала звездочка на забрале Вихрова.

Игорь махнул рукой в сторону подходящего коллектора, и десантники начали споро втягиваться в темный проем, глотавший их словно странная угрюмая пасть.

Вперед ушли трое разведчиков, за ними с трехсекундным интервалом последовала группа из восьми человек во главе с сержантом, а замыкал отряд сам Вихров в сопровождении остальных десантников. Внутри этого лишенного освещения коридора было на удивление чисто — ни следа пыли, словно его только что вычистили пылесосом. Игорь не сразу сообразил, что узкая каменная труба имела тягу, так что несильное течение воздуха выносило пыль в коллекторный зал. Видимо, колодец, о котором говорил разведчик, служил своеобразной вытяжкой.

Уже через несколько десятков шагов и без того едва заметный свет от единственного фонаря, освещавшего зал коллектора, полностью исчез. Десантников окутала абсолютная темнота. Вихров поляризовал пластик забрала, так что он преобразовывал любое излучение в видимые образы, но это мало помогало ему — появившиеся перед его глазами тени были настолько расплывчаты и так причудливо меняли свои очертания, что он только еще больше путался, пытаясь уловить их смысл. Однако звездную пехоту наступившая темнота нисколько не смущала, десантники совершенно бесшумно и довольно быстро продвигались вперед, так что самому Вихрову стоило большого труда поспевать за своими подчиненными. Правда, он довольно быстро приспособился к заданному десантниками ритму движения, и, кроме того, державшиеся позади него ребята изредка тихим шепотом подсказывали ему, когда надо прибавить ходу, а когда притормозить.

Это бесшумное движение в полном мраке продолжалось минут двадцать, и вдруг Игорь, повинуясь какому-то внутреннему импульсу, остановился. И тут же впереди него раздался едва различимый шепот:

— Быстро на короб!..

Вихров чуть замешкался, пытаясь понять, зачем надо лезть на воздуховод, но десантник, шедший позади, мгновенно обхватил его за ноги и резко поднял. Игорь инстинктивно выбросил вверх руки, пытаясь предохранить шлем от удара, и тут же кто-то ухватил его за руки и подтянул на короб воздуховода.

— Ложись, командир, — раздался рядом шепот неизвестно откуда появившегося сержанта Зайцева. — Прятаться надо, по коллектору кто-то движется в нашу сторону.

И снова Игорь не услышал ни звука, хотя ни мгновения не сомневался, что весь его отряд уже разместился на воздуховоде. А через несколько секунд далеко впереди слабо расцвело блеклое розоватое сияние. Неспешно разрастаясь, набирая силу и яркость, оно медленно приближалось к затаившемуся отряду, ложась на черный пластик скафандров бледными, нездоровыми, мутно-розовыми бликами. Под этими набирающими силу бликами хамелеон-краска, которой были покрыты скафандры, начала постепенно менять свой цвет, и скоро на сером пыльно-пуховом покрытии воздуховода появилось шестнадцать розовых тел, напоминающих огромных, голых, не имеющих пола и лиц кукол-пупсов. Пупсы эти лежали совершенно неподвижно, словно игрушки, забытые уставшим малышом, а под ними, под коробом воздуховода, по тонкому слою пыли, покрывавшей стеклопласт пола, неторопливо ползла шестиметровая зеленая гусеница, окутанная мягким розовым свечением. На каждом сегменте ее мерно извивающегося тела посверкивала четверка глаз… вполне человеческих, карих, с густыми ресницами глаз, которые внимательно обшаривали все пространство коллектора.

Вихров с жутким, тошнотворным интересом наблюдал за перемещением этого невозможного существа — кончик оптоволоконной антенны «обозревателя», выброшенный за край короба, позволял ему видеть все, что происходило под ним в коллекторе, вполне отчетливо. Раза два или три карие глаза монстра посмотрели прямо в глаза старшего лейтенанта, и жутко было видеть этот человеческий, изучающий взгляд не с лица, а с зеленой, покрытой редкими белесыми волосками шкуры.

Гусеница с тихим шорохом проползла в сторону покинутого десантниками зала, и розовое сияние померкло, потускнело, растворяясь в сгущающейся темноте, и с короба на стеклопласт бесшумно спрыгнул один из десантников. Приземлившись у самой стены, он пригнулся и принялся изучать пол в том месте, где прополз местный житель. Секунду спустя он поднял голову и сделал знак, что можно спускаться остальным. Отряд мгновенно собрался на полу коллектора и, построившись прежним порядком, снова двинулся вперед.

Впрочем, спустя уже несколько минут впереди снова показался слабый, едва заметный свет, но на этот раз он был блеклым, чуть желтоватым, знакомым «аварийным» освещением. Именно таким светом тлели лампы в любом помещении звездолета, если отключалось основное энергопитание.

Скоро отряд собрался в небольшой, слабо освещенной комнате, которой закончился тоннель коллектора. Воздуховод под потолком коллектора резко сворачивал влево и уходил вверх, а в противоположной стене комнаты виднелась довольно большая, металлическая, явно нестандартная дверь. Она была приоткрыта…

Вихров прошел вперед, остановился у самой двери и включил ультразвуковой локатор. За стеной, за темным пятном двери, открывался пустой провал, расчерченный четкими штрихами непонятных конструкций. Целую минуту Игорь внимательно наблюдал скрытое за стеной помещение, но не уловил ни единого движения. Выключив локатор, он повернулся к сержанту и прошептал:

— Разведку вперед… Нужно, чтобы они нашли лестницу в нижние помещения.

Зайцев молча поднял над головой ладонь с тремя отогнутыми пальцами, а затем резко махнул ею в сторону двери и вниз. Три тени бесшумно прошмыгнули мимо Вихрова, дверь едва заметно качнулась, пропуская эти тени, и в комнате повисла тревожная тишина ожидания. Но уже через десяток секунд из-за двери вынырнул шлем с мягко блеснувшим забралом и раздался шепот разведчика:

— Чисто… и лестница есть.

Вихров, а за ним и все остальные десантники быстро потянулись в дверной проем.

За дверью оказался довольно большой, похожий на заводской цех зал, заставленный лабораторными столами и шкафами, набитыми мелким лабораторным оборудованием. Впрочем, с первого же взгляда было ясно, что оборудованием, как и всей лабораторией, уже давно не пользуются — все было покрыто слоем мельчайшей пыли, кое-где виднелись странного вида неряшливые потеки, по столам и полу были разбросаны обрывки каких-то бумаг. От порога, за которым остановился отряд, к дальнему углу лаборатории, извиваясь между столами, тянулась полоса относительно чистого стеклопласта, словно кто-то совсем недавно протащил здесь мягкий, но увесистый мешок. Вихров немедленно догадался, что это был за мешок, он сам его видел несколько минут назад, когда прятался на коробе воздуховода. След этот приводил к довольно широкой лестнице, сваренной из толстых железных прутьев без всяких перил и пропущенной сквозь рваные дыры, неряшливо пробитые сквозь этажные перекрытия. Около лестницы стоял второй разведчик и внимательно вглядывался вниз между решетчатых ступеней. Именно в тот момент, когда старший лейтенант приблизился к лестничному проему, снизу, из глубины коротко и чуть заметно плеснуло желтым светом.

— Можно спускаться, — шепнул десантник, кивнув шлемом, — чисто!.. — И сам же первым ступил на решетку настила.

Вихров последовал за ним, ощущая, как едва заметно начал вибрировать металл ступеней под ногами бесшумно ступавших десантников.

Они прошли вниз этажей восемь, после чего оказались на стеклопласте пола. Дальше вниз пути не было. Не было и десантника, спускавшегося первым!..

Вихров огляделся. Перед ним открывался едва освещенный зал… точно такой же, какой остался наверху. Здесь было установлено какое-то оборудование, напоминающее полуразобранную силовую подстанцию, только… Только Вихров почему-то сразу же понял, что это — нечто совсем другое!.. Пыли в этом зале было гораздо меньше, чем наверху, кое-где панели управления были расцвечены цветными точками световодов. Слышалось слабое, отдаленное гудение.

Игорь сделал шаг вперед, и этот шаг послужил сигналом для десантников — темные неслышные тени растеклись по залу, внимательно оглядывая все его закоулки. А самого Вихрова привлек странный сгусток темноты, который, казалось, клубился в дальнем углу зала, у самого потолка. Осторожно приблизившись, Игорь принялся изучать этот сгусток, последовательно меняя фильтры забрала. Однако при любой их комбинации угол оставался прикрытым чуть клубящимся темным облаком, и это уже само по себе было необычно и… невозможно.

Вихров быстро огляделся и увидел, что совсем рядом стоит метровый куб, грубо сваренный из разнокалиберных металлических уголков. Не обращая внимания на какое-то едва заметное посверкивание внутри этого куба, Игорь встал на его ребро и ввел внутрь клубящейся темноты щуп-заборник ручного анализатора. Через несколько секунд на дисплее, вмонтированном в рукоятку анализатора, показалась зеленая бегущая строка: «Плоское, переменное поле неизвестной природы. Проницаемо для физических тел. При контакте индуцирует пси-излучение, провоцирует модулированную интерференцию видимой части спектра с периодом перехода шесть часов двенадцать минут. В светлой фазе представляет опасность для деятельности человеческого мозга. Фазовый переход скачкообразный, зависит от изменения физических показателей окружающей среды».

— Командир, — раздался рядом с ним негромкий голос Зайцева, — помещение пусто и не имеет другого выхода. Что будем делать?..

Вихров оглянулся и увидел, что отряд в полном составе собрался около него. Безлико поблескивали забрала шлемов, и только лицо сержанта виднелось сквозь лишенный поляризации пластик.

«Судя по данным анализа, эта черная пакость сейчас для меня не опасна… Вот только неясно, какие такие изменения окружающей среды провоцируют ее переход в светлую фазу?!» — подумал Игорь. Протянув руку, он попытался дотронуться до перекатывающейся темноты, однако это ему не удалось. Едва его пальцы приблизились к границе клубящейся тени, как она странным, судорожным рывком дернулась вверх, открывая вбитую в стену скобу. Вихров немедленно ухватился за эту скобу и, не обращая внимания на дрожащее над его шлемом темное облако поля, подтянулся. Облако, немного поколебавшись, снова уступило и открыло еще одну скобу. Над третьей скобой под вновь отступившим облаком обнаружилось грубо прорубленное в стене отверстие, в которое вполне мог протиснуться человек в скафандре. Вихров, не раздумывая, нырнул в этот лаз, твердо зная, что десантники последуют за ним.

Ползти ему пришлось метров десять, и в конце этого лаза он обнаружил, что выход забран крупноячеистой стальной сеткой. Сетка эта была разрезана крест-накрест и ее ощетинившиеся острой проволокой лоскутья аккуратно отогнуты.

Осторожно выглянув наружу, Игорь обнаружил, что этот странный, неизвестно кем пробитый тоннельчик вываливается в довольно широкую вертикальную шахту круглого сечения, по стенам которой тянулись разнокалиберные кабели и разноцветные пластиковые трубы. В некоторых из этих труб что-то явственно побулькивало, поскрипывало, глухо ухало.

Старший лейтенант ухватился за металлическую конструкцию, поддерживавшую все эти коммуникации, и, выбравшись в шахту, еще раз, более внимательно, огляделся.

Шахтный ствол терялся и вверху, и внизу, тусклые лампы, посверкивающие через каждые десять-двенадцать метров, не могли разогнать царствовавший здесь сумрак, но тем не менее служили хоть каким-то ориентиром для глаза. А ближайшая лампа, чуть потрескивавшая метрах в трех над Вихровым, позволила ему разглядеть, что слева, совсем рядом с консольным швеллером, на котором он «завис», по стене колодца протянута металлическая лестница, Игорь быстро перебрался к этой лесенке и, оглянувшись, увидел, что его десантники один за другим выползают следом за ним из лаза. Вихров посмотрелвниз, в темный зев провала, и, вздохнув, быстро двинулся по лесенке.

Оказалось, что эта лестница спускалась не вертикально, а описывала по стене колодца сильно вытянутую спираль. В свете третьей лампы Игорь заметил, что в стене, прямо напротив лесенки, пробито еще одно отверстие наподобие того, по которому они попали в этот ствол. Шестая лампа высветила еще один подобный лаз, и он был справа от лестницы. Однако Игорь, не останавливаясь, продолжал спускаться все ниже и ниже.

Так он прошел не менее тридцати стандартных этажей, а конца колодцу все не было. Его внимание постепенно рассеялось, стены колодца стали сливаться в некую блеклую, темно-серую поверхность, лишенную каких-либо деталей, за которые можно, было бы уцепиться глазу. В голову вдруг полезли совершенно отвлеченные мысли, не имеющие отношения ни к месту, ни ко времени. Его ноги и руки работали уже совершенно автоматически, независимо от расположения скоб, так что если бы вдруг одна из ступеней лестницы отсутствовала, Игорь непременно сорвался бы. И даже едва слышное шуршание, сопровождавшее спуск следовавших за ним десантников, начало убаюкивать его, усыплять внимание… завораживать…

Внезапно над его головой что-то негромко, сухо щелкнуло, и с его глаз словно упала некая пелена — внимание снова обострилось, руки и ноги подчинились пробудившемуся мозгу, почувствовали под собой опору, даже свет тусклых ламп, казалось, стал ярче! А еще через пару метров Игорь оказался на небольшой решетчатой площадке, перед круглой стальной плитой люка, врезанного в стену. Плита была чуть приоткрыта, и из-за нее падал узкий луч света.

«А ведь вполне мог пройти мимо этого люка…» — вдруг подумал Вихров, поглаживая перчаткой фасонную облицовку тяжелой стальной плиты, и тут же рядом с ним раздался тихий голос сержанта Зайцева:

— Дай-ка, командир, я первым посмотрю, что это за отверстие. Вдруг там еще какой фокус крутится…

— Какой фокус?.. — переспросил Игорь.

— А ты что, ничего на лестнице не почувствовал? — удивился сержант.

— Да нет, вроде ничего… Так, устал чуть-чуть… вроде как придремывать начал, но это быстро прошло…

— Ага, прошло, — усмехнулся сержант. — Это потому что я глушилку запустил… Нас же из гипноизлучателя обрабатывали!.. Как только мы в эту шахту попали, так сразу же гипноизлучатель и включили. Да осторожненько так, я его тоже не сразу засек, только когда сам… «придремывать» начал. Очень качественный аппарат, и мощность осторожно наращивалась, чтобы нас, значит, не спугнуть. Ну да теперь я его вырубил, моя глушилка любую психмашину загибает!

Сержант, довольно хмыкнув напоследок, полез вперед, за бесшумно повернувшуюся плиту люка. Вихров пропустил вперед еще пятерых десантников, он медленно поворачивал голову, пытаясь вывести на прозрачное забрало шлема пропавшую красную звездочку, указывавшую ему направление движения. Но маячок не появлялся, и Игорь совершенно не помнил, когда тот исчез. И вдруг ему стало ясно, что метка пропала с забрала просто потому, что… они были там, куда она их вела! Они дошли до нужного корпуса, и теперь неизвестная биологически активная масса, которую они разыскивали, располагалась где-то совсем рядом!

Жестом остановив очередного десантника, он нырнул перед ним в распахнутый люк и оказался в довольно длинном прямом коридоре круглого сечения с высотой свода метра в четыре. Выровненный пол представлял собой узкую, сантиметров сорок, бетонированную дорожку, посреди которой неизвестно зачем была протянута… двутавровая балка. В конце коридора виднелось пятно блеклого «аварийного» света, Зайцев, присев на корточки, колдовал над поблескивающей накатанной поверхностью балки.

Вихров не успел спросить сержанта, чем тот занимается, маленький десантник встал, держа в руках какой-то крошечный приборчик, бросил быстрый взгляд на темное закругление стены и коротко прошептал:

— Странный, однако, вагончик бегал по этому рельсу… На двух колесах с двойной ребордой и колесными опорами на стены… А груз в этом вагончике был около двух тонн!.. — И, помолчав секунду, задумчиво добавил: — Даже представить не могу, что это был за груз…

— Пойдем посмотрим, куда этот рельс выходит… — так же тихо проговорил Игорь и шагнул вперед, но шепот сержанта остановил его:

— Осторожней шагай, на железку не наступи… При определенной нагрузке на этот рельс автоматически подается напряжение, и такое, что подошва скафандра может не выдержать!..

Вихров уважительно посмотрел на масляно поблескивающее на полу железо и снова двинулся вперед, аккуратно ставя башмаки по обе стороны рельса. Десантники неслышно двинулись следом.

Коридор выходил на самую обыкновенную лестничную площадку, похожую на площадку типового жилого дома, вот только лестница, сбегавшая по стенам очень широкого проема, не имела перил. Рельс пересекал эту площадку и зависал над проемом, концом своим чуть-чуть не доставая до противоположной стены, и именно на этом конце примостился странного вида вагон, вернее, вагонетка, подвешенная на металлическом каркасе, который, в свою очередь, покоился на двух ореборденных колесах.

Однако взгляд Вихрова задержался на вагонетке только на мгновение, его внимание сразу же привлек едва слышный монотонный гул, доносившийся снизу, из темноты лестничного проема. Игорь медленно двинулся вниз по лестнице, стараясь держаться поближе к стене, но почти сразу же его обогнали двое десантников, видимо, отправленных сержантом вперед, в разведку. Впрочем, далеко они не ушли, уже через два пролета Вихров увидел две неподвижные тени, склонившиеся над чем-то, скрытым в полумраке. Приблизившись, старший лейтенант обнаружил обоих разведчиков, склонившихся над неподвижной фигурой в скафандре, лежащей на площадке. Только в этот момент он вспомнил об одном из своих людей, ушедших вперед сразу после того, как группа попала в это здание. Поскольку на лежавшем был надет скафандр «саранча», им мог быть только тот самый разведчик.

Из-под руки у Вихрова вынырнул вездесущий сержант и, опустившись на колени рядом с неподвижным десантником, прошептал:

— Разобрались, что с ним?..

— Анализатор работает, но диагноза пока нет… Ясно только, что он жив.

В этот момент второй десантник поднял руку и в его ладони блеснул стеклышком небольшой прибор.

— Все функции организма в норме… — прошептал он, всматриваясь в показания прибора. — Похоже, Ганс просто спит!..

— Ну и что нам с ним теперь делать? — поинтересовался Вихров.

— Щас мы его разбудим!.. — бодрым шепотом ответил Зайцев и принялся колдовать над небольшим пультом, встроенным в правый локоть скафандра лежащего десантника. — Одна маленькая инъекция, и он у нас встанет бодрый, здоровый, готовый выполнить утреннюю гимнастику!..

Действительно, не прошло и двух минут, как десантник пошевелился и чуть слышно застонал. Потом Игорь увидел, как за неполяризованным пластиком забрала шлема открылись его глаза, как через секунду в них мелькнуло узнавание, а еще через секунду пришедший в себя разведчик быстро и как-то горячечно зашептал:

— Тремя этажами ниже стоит ловушка. Я ее не заметил, потому что она включается, только когда стоишь совсем рядом с ней… Действует на нервную систему какой-то комбинацией излучений… усыпляет. Я успел задействовать автоматику скафандра, так что он сам ушел из зоны действия ловушки, но боюсь, эта машинка подала какой-то сигнал…

Он замолчал и виновато посмотрел на своего сержанта.

— Ты как, идти-то сможешь?.. — спросил тот, поднимаясь с колен.

Десантник попытался приподняться, и это ему удалось. Он сел, прислонившись спиной к стене, и улыбнулся:

— Сейчас встану…

Сержант бросил быстрый взгляд в сторону Вихрова, а потом показал два пальца стоявшим позади десантникам. Две фигуры в темных скафандрах с темными же, поляризованными забралами молча двинулись вниз по лестнице.

Вихров одобрительно кивнул сержанту и обратился к сидящему разведчику:

— Значит, ты, кроме той ловушки, ничего больше не встретил и не увидел?..

— Нет, — покачал тот головой, — ничего не было… Только какой-то гул снизу шел, но я не успел с ним разобраться…

— Разберемся… — задумчиво проговорил Вихров и посмотрел на сержанта.

— Ну ладно, — вступил в разговор Зайцев. — Ты, мне кажется, достаточно отдохнул, давай-ка попробуем подняться.

Десантник медленно встал на ноги, но, выпрямившись, покачнулся. Рядом с ним сразу же появилась другая фигура в скафандре и подставила свое плечо.

— Не проснулся еще… — виновато улыбнулся десантник. — Но идти я смогу…

В этот момент на площадку вернулся один из посланных сержантом разведчиков и шепотом доложил:

— Ловушку мы ликвидировали, можно двигаться дальше…

Вихров первым шагнул следом за направившимся вниз по лестнице разведчиком.

Все так же неслышно отряд миновал еще несколько пролетов, и тут старший лейтенант увидел, что оба шедших впереди разведчика стоят у самого края очередной площадки и заглядывают в проем. Игорь приблизился и тоже заглянул вниз. Четырьмя этажами ниже лестница заканчивалась голой бетонной площадкой, освещенной очередной «аварийной» лампой. В этом слабом свете на серый бетон пола, пересекая его почти посередине, ложилась чья-то слегка размытая бесформенная тень… И эта тень двигалась.

Внезапно, сам не зная почему, Вихров повернулся к разведчикам и тихо скомандовал:

— Дальше я пойду один, вы позади… Не ближе двух пролетов… Зайцеву передайте, чтобы был наготове…

— Зайцев всегда наготове, — едва слышно хмыкнул один из десантников и отодвинулся от края площадки. — Главное — знать, к чему быть готовым…

— Ко всему!.. — бросил через плечо Вихров и начал осторожно спускаться вниз, стараясь идти совершенно бесшумно.

Он миновал два этажа, двигаясь по самому краю лестницы и не спуская глаз с приближающейся слабо освещенной площадки. Тень с нее не исчезала и продолжала шевелиться. Вихров никак не мог понять, что именно делает существо, отбрасывающее эту странную неясную тень. Немного задержавшись на очередной площадке, он продолжил свой спуск, теперь уже отодвинувшись к стене, так чтобы снизу его не смогли заметить. Двигался он очень медленно и совершенно бесшумно, удивляясь краем сознания своей неожиданной способности сохранять тишину. До нижней площадки осталось всего четыре лестничных пролета… Три… Два… Вихров осторожно подался вперед и, бросив вниз быстрый взгляд, застыл на месте.

Площадка освещалась не «аварийной» лампой, а слабым светом, падавшим через забранное решеткой окошко, расположенное в полуметре над бетонным полом площадки. Перед этим окошком, почти касаясь спиной мутного стекла, прямо на голом бетоне сидела… маленькая девочка. В падавшем из окошка свете она рассматривала какие-то разноцветные лоскутки, доставая их из небольшой картонной коробки, стоявшей справа от нее. По другую сторону от девочки лежала большая голая кукла.

Вихров не верил своим глазам — эта малышка была тем, что он ожидал увидеть в этих катакомбах меньше всего. Несколько десятков секунд он ошарашено смотрел на это чудо из чудес, и вдруг девочка подняла голову, взглянула прямо в его поляризованное забрало и спокойно произнесла:

— А подглядывать нехорошо… Спускайся сюда!..

Вихрова ее голос словно толкнул в грудь. Он откачнулся к стене лестничной клетки, потряс головой и, глубоко вздохнув, подумал: «Ну вот и галлюцинации начались…», но тут до него снова донесся девчачий голосок:

— И нечего прятаться, я тебя все равно уже заметила!..

Игорь еще раз тряхнул головой и, повторив про себя недавно сказанное «разберемся…», уже не таясь быстро сбежал по лестнице. Шагнув на освещенную площадку, он остановился и огляделся.

Площадка была совершенно пуста, бетонный пол, покрытый тонким слоем пыли, отчетливо показывал, что по нему никто не проходил как минимум месяца два, а девчушка между тем сидела около забранного решеткой окна прямо напротив единственной металлической двери, выходившей на эту площадку. Она отложила в сторону коробку с лоскутами, позабыла, видимо, свою куклу и, не мигая, рассматривала старшего лейтенанта своими огромными, голубыми, не по-детски серьезными, внимательными глазами. Ей было самое большее года четыре!..

Вихров спохватился и быстро отключил поляризацию забрала.

Увидев появившееся за пластиком шлема лицо, девчушка, словно узнав его, негромко произнесла:

— Предтеча…

В ее голосе Игорь вдруг уловил какое-то не детское… понимание, не детскую, острую, тоскливую жалость… И неожиданно Вихров понял, что жалеют… его!

А девчушка, словно поняв чувства старшего лейтенанта, улыбнулась и спросила:

— Ты нас сейчас убивать будешь?!

Игорь оторопел — этот жуткий вопрос был настолько неуместен на губах маленькой девочки и в то же время задан таким обыденным тоном, что ответить на него было просто невозможно! И вдруг он услышал свой собственный, вполне спокойный, только чуть хрипловатый голос:

— Почему ты решила, что я пришел, чтобы тебя убить?..

— А зачем же еще ты мог прийти?.. — искренне удивилась девочка.

Старлей сделал шаг вперед, непроизвольно оглянулся на собственные следы, грубо отпечатавшиеся в пыли на полу, а потом присел на корточки и улыбнулся девочке:

— Ну, например, чтобы познакомиться с тобой… Как тебя зовут?

— Зовут?.. — переспросила девчушка, и в ее глазах появилось недоумение.

— У тебя же есть имя?.. — снова улыбнулся Игорь и вдруг ощутил странную неуверенность. — У такой хорошенькой девочки не может не быть красивого имени!..

— Имя?.. — снова переспросила девочка. — Но ведь имена дают только периферии, а зачем оно нужно мне?..

— Как — зачем? — совсем растерялся Игорь. — Ведь надо же… ну… как-то называть тебя. Если твоя мама хочет тебя позвать, как она это делает?

Девочка посмотрела на Вихрова долгим, изучающим взглядом, а потом вздохнула и покачала головой:

— Как же у вас, предтеч, все сложно… Ты же пришел нас убить и пришел не один, зачем же ты задаешь какие-то странные вопросы?..

От этих слов малышки несло таким холодным спокойствием, что Игорь вдруг пришел в себя. У него в груди поднялась ледяная ярость против тех, кто убедил этого ребенка в подлости землян, в том, что они способны… что они могут вот так спокойно прийти и убить ребенка!

Но он сдержал рвущееся наружу проклятие и вместо этого как можно спокойнее проговорил:

— Нет, малышка, я и мои товарищи никого не собираемся убивать, а тем более таких прелестных девочек, как ты. — И тут у него появилась неожиданная мысль: — Но почему ты все время говоришь, что я пришел убивать… вас?.. Ты здесь не одна?..

— Конечно, не одна, нас здесь много. — Она быстро оглянулась на зарешеченное окно и добавила: — Но если вы пришли не убивать, то почему от вас так… — Пару секунд она молчала, словно подбирала подходящее слово, и наконец за кончила: — Пахнет…

— Пахнет?.. — недоуменно переспросил Вихров.

— Ну… не пахнет, — чуть заметно смутилась девочка. — Я не знаю этого слова, но… я чувствую… вы можете… нет, вы готовы… В общем, вы должны убить… вы обязательно… убьете.

Она еще несколько минут помолчала, а затем тихо шепнула:

— Нас… Всех…

Каким-то шестым чувством Вихров уловил за своей спиной некое шевеление и быстро оглянулся. На последних ступенях лестницы, сливаясь в своих скафандрах с окружающим полумраком, стояли оба разведчика.

— Мы нашли то, что… искали, — негромко проговорил Вихров. — Только это оказалось… совсем не то.

Тут Игорь понял, что говорит скорее сам с собой, со своими мыслями, хотя он вряд ли мог бы сказать, что именно рассчитывал обнаружить под биологическим корпусом град-комплекса «F».

Разведчики подошли ближе и встали по обеим сторонам от сидящего на корточках Игоря. За прозрачным пластиком шлемов были видны их лица, заинтересованные, но без какого-либо удивления. А девчушка, внимательно обоих рассмотрев, повторила с прежней недетской интонацией:

— Предтечи!..

Разведчики переглянулись, а потом посмотрели на Вихрова, они тоже уловили в голосе ребенка жалость к… себе. И им тоже вдруг стало неуютно.

Игорь усилием воли стряхнул с себя странное чувство, вызванное отношением этого ребенка к себе и своим товарищам. Поднявшись, он улыбнулся девочке и спросил:

— Может быть, ты познакомишь нас с другими обитателями этого… подземелья? Или нам их нельзя видеть?..

— Можно, — просто ответила девочка, поднимаясь с пола и укладывая свою куклу в коробку с лоскутами. — Раз вы прошли мимо дрятла, значит, вам все можно!

— А кто такой дрятл? — поинтересовался Игорь.

Девочка подняла глаза, посмотрела Вихрову прямо в лицо, и тот вдруг понял, что дрятл — это тот самый зеленый глазастый червь, от которого они прятались на коробе воздуховода.

— Да… мы прошли… мимо… — несколько неуверенно подтвердил Игорь, а девочка, не обращая внимания на эту неуверенность, деловито продолжила:

— Вы хотите всех увидеть или только тех, кто будет полным супером? Только полных суперов среди нас мало, всего четверо — две девочки и два мальчика, остальные все со сбоями, но все мирные, боевые здесь не живут… Поэтому нас дрятл и охраняет.

Она попыталась поднять свою довольно большую для нее коробку, но один из десантников очень аккуратно забрал ее из детских рук, а на вопросительный взгляд с улыбкой ответил:

— Не годится маленькой леди носить тяжести, когда рядом с ней идут мужчины…

Девочка с неожиданным кокетством улыбнулась и поблагодарила:

— Вы очень милы… мистер… джен… джентиль… мент…

Затем она еще раз оглядела всех троих и вздохнула:

— Ну что ж, пойдем… Только давайте пойдем все, а то дрятл может вернуться… — И она выразительно посмотрела в сторону утопающей во мраке лестницы.

Вихров кивнул десантнику, и тот быстро скользнул вверх по ступеням. Через несколько секунд весь отряд спустился к площадке. Сержант, увидев находку Вихрова, тоже не выказал удивления, хотя вполне откровенно воскликнул:

— Какая прелесть!.. И как зовут эту… дюймовочку?!

— Ну если вам так нужно как-то меня называть, так и зовите, Дюймовочка, — серьезно ответила девчушка и потопала в сторону двери.

И тут Вихров неожиданно для себя, чуть прикрыв глаза, представил себе личико своей находки. Девчушка немедленно повернулась к нему и быстро спросила:

— Ты что-то хочешь спросить, предтеча?..

— Нет, нет, милая, — качнул головой Игорь. — Просто теперь я понял, почему тебе не нужно имени.

Девочка понятливо кивнула и снова повернулась к двери.

Только сейчас Вихров рассмотрел, что ручки на двери не было. Он решил, что дверь открывается внутрь, и, подумав, что она должна быть довольно тяжелой, особенно для трех-четырехлетнего ребенка, сделал широкий шаг вперед, чтобы помочь девчушке. В следующее мгновение он замер на месте — девочка приложила ладонь к стальному листу, и эта малюсенькая ладошка словно бы утонула в поблескивающем металле. Увидев это крошечное запястье, торчащее из стальной плиты, десантники на мгновение остолбенели, а девочка как ни в чем не бывало потянула руку на себя, и тяжеленная плита мягко подалась, открывая вход в ярко освещенный коридор.

Это яркое освещение, после бесконечного полумрака последних часов, на секунду отвлекло десантников, так что они не заметили, как их маленькая проводница освободила свою руку, утонувшую в стальной плите. Во всяком случае, девчушка первой успела проскользнуть в приоткрывшуюся дверь и подтолкнула ее, пропуская непрошеных гостей.

Десантники оказались в длинном широком коридоре, освещенном потолочными плафонами, сиявшими немигающим белым светом. Вихров чисто машинально бросил взгляд на свое правое запястье, где располагался анализатор окружающей среды, и убедился, что спектр и интенсивность освещения полностью соответствуют излучению Фортуны в дневное время суток. Девочка быстро семенила вперед, и десантники, стараясь приноровить свой шаг к скорости своей провожатой, продвигались следом за малышкой.

Коридор плавно изгибался вправо и метров через десять в его стенах стали появляться двери, самые обычные двери из белого пластика с номерами и буквами на верхнем наличнике. Вихров хотел было спросить у девчушки, что располагается за этими дверями, но та, словно догадавшись о его желании, заговорила сама:

— Здесь у нас кладовки, кухни, машинные залы, поглотители и генераторы излучения… Мы сюда не ходим, нам здесь нечего делать. Если хотите, можете поглядеть, только там сплошная автоматика и трогать ничего нельзя!.. — Она бросила через плечо строгий взгляд и заторопилась вперед. — Мы скоро придем!

Однако «пришли» они только минут через двадцать. Девчушка остановилась у одной из дверей и, положив ладошку на ее полотно, повернулась к Вихрову:

— Вот здесь живем мы, потенциальные полные суперы, и магистралы первого уровня. У нас вам не будет страшно, вы только не… удивляйтесь…

И снова Вихров каким-то шестым чувством понял, что девчушка хотела сказать «не пугайтесь», но, почувствовав самоощущение окружавших ее людей, изменила свою «формулировку». Игорь кивнул, отвечая за весь свой отряд, и девчушка, незаметно вздохнув, толкнула дверь.

Десантники медленно, осторожно вошли в просторный зал Он был настолько велик, что казался пустым, несмотря на то что почти целиком был завален странными, похожими на надувные, предметами, представлявшими собой не то мебель, не то игрушки, а может быть, служившими и тем и другим. Правда, вдоль одной из стен были расставлены самые настоящие кровати, отгороженные друг от друга невысокими перегородками.

В зале никого не было, но пока Вихров рассматривал его обстановку, рядом с девчушкой появился невысокий мальчик лет десяти-одиннадцати с очень серьезным, даже угрюмым лицом. Оглядев вошедших десантников, он почесал курносый нос и недовольно пробурчал:

— Уже пришли… Немного я не успел…

Вихров снова присел на корточки и очень серьезно поинтересовался у мальчугана:

— Что ты не успел?.. Может быть, нам за дверью подождать или мы пойдем посмотрим, что там у вас еще есть, а ты пока все доделаешь…

Мальчик, приподняв белесую бровку, задумчиво оглядел Игоря, а потом уже более мягким тоном сказал:

— Да ладно… Я потом закончу… — Он небрежно махнул рукой и спросил: — Что она вам обещала показать?..

— Они всех хотят посмотреть… — подала голосок Дюймовочка.

— Всех так всех… — пожал плечами мальчишка, высокомерно скосив глаз на девчушку. — Смотрите…

И он повернулся лицом к залу.

Вихров тоже поднял глаза и обнаружил, что в зале, в разных его местах находится около десятка ребятишек от четырех до десяти лет. Каждый из них был чем-то занят, но понять суть их занятий было довольно сложно. Например, шестилетний мальчик, сидевший совсем рядом со столпившимися у входа десантниками на маленьком мягком кубике с заглаженными гранями, крутил в руках странную конструкцию из яркого цветного материала, похожего на мягкий пластик, и, нажимая маленькими пальчиками на торчавшие углы и выступы, словно что-то лепил из этого куска пластмассы. И игрушка действительно поддавалась под этими крошечными пальцами, принимая самые причудливые формы.

Несколько секунд Вихров рассматривал странную игрушку, вертевшуюся в ладонях мальчугана, и вдруг заметил, что внешность самого мальчика весьма примечательна — густые, белые, очень короткие волосы, завиваясь мелкими колечками, покрывали всю голову мальчика, спускаясь по щекам до самого подбородка, остававшегося голым, нос был прямой и очень короткий, так что ноздри открывались чуть ли не прямо вперед. Глаза, не отрываясь следившие за изменениями пластиковой игрушки, были очень удлинены, так что их уголки уходили к самым вискам, при этом ни бровей, ни ресниц на лице мальчугана не было. Узкие, едва заметные губы приоткрылись от напряжения, обнажив мелкие голубовато-белые резцы и значительно более длинные, крупные клыки. Большие, бледные до голубизны уши, странно удлиненные в верхней части, чуть подрагивали, словно с интересом наблюдали за манипуляциями рук, на которых было… по четыре пальца. «Эльф!..» — мелькнуло удивленно в голове Вихрова, и поправляя эту шальную мысль, последовала чуть ироничная фраза стоявшего рядом с ним мальчугана:

— Магистрал первого уровня, второго года подготовки.

«Магистрал… — мысленно поправился Игорь, пытаясь сообразить, что бы такое могло обозначать это умное слово. — И что же такое он… работает?..»

— Пытается вручную провести преобразование шестого уровня, — немедленно откликнулся его маленький гид.

— И в чем оно заключается? — раздался из-за плеча Вихрова вопрос сержанта.

— Красную пирамиду надо преобразовать в синий тор — пояснил мальчик.

— Но тогда материал должен быть очень пластичным?.. — не то спросил, не то предположил сержант.

— Пластичный материал любой преобразовать может!.. Тем более вручную… — усмехнулся мальчишка. — Он и так работает всего-навсего с углеродистой сталью… Да и то… ничего у него пока не получается…

Мальчишка высокомерно усмехнулся.

— А ты, значит, можешь такое без проблем… преобразовать, — не менее высокомерно усмехнулся Зайцев.

Мальчишка окинул взглядом невысокого сержанта и снова приподнял бровку:

— Я все-таки полный супер… — Он чуть запнулся и нехотя добавил: — Буду… Так что…

Он протянул вперед небольшую ладошку и на ней непонятно откуда появилась трехгранная красная пирамидка высотой сантиметров десять. Мальчик еще раз пристально посмотрел на сержанта, а затем перевел взгляд на пирамидку и легко пошевелил пальцами. Вдруг его высокий чистый лоб покрылся мелкой испариной, а пирамидка задрожала, потекла, теряя цвет и форму, превратилась в некое бесформенное, бесцветное тело, а еще через мгновение на мальчишеской ладошке лежал… маленький синий тор.

— Интересно… — чуть охрипшим от напряжения голосом пробормотал сержант, а мальчик, резко повернувшись, протянул ему свою «игрушку» и пояснил:

— Титано-вольфрамовый сплав…

Рука в светлой перчатке протянулась навстречу детской ладошке и перехватила синий бублик. Чуть пискнул анализатор, и на запястном дисплее сержантского скафандра высветилась зеленая надпись: «Титан — 96 %, вольфрам — 3,8 %, посторонние примеси — 0,2 %».

Зайцев пробормотал непонятное ругательство, а затем, подняв изумленный взгляд на мальчугана, выдохнул:

— Как, интересно, ты делаешь этот фокус?!

— Это не фокус, — спокойно возразил мальчик, не замечая восхищенного взгляда Дюймовочки. — Это — преобразование шестого уровня…

— Вот как?.. — недоверчиво усмехнулся сержант. — Шестого, значит…

Он подкинул на ладони бублик, но в этот момент Вихров протянул руку и снял маленькую, легко звякнувшую игрушку с готовой сжаться в кулак перчатки.

— И многие из вас могут выполнить такое… преобразование? — обратился Игорь к мальчугану.

— Любой потенциальный полный супер четвертого года подготовки… — ответил тот.

«И здесь находится четыре таких потенциальных полных супера?..» — припомнил Вихров слова Дюймовочки.

— Но четвертый год подготовки только у меня… — пояснил мальчик. — Мне осталось еще шесть стандартных месяцев, чтобы перейти к высшей подготовке…

«Опять я ничего не понимаю…» — огорченно подумал старший лейтенант. Мальчик бросил на него быстрый взгляд, но промолчал.

— А ты, малышка, — повернулся Игорь к своей маленькой знакомой. — Ты тоже можешь… исполнить такое… преобразование?..

Девочка улыбнулась и быстро кивнула. Потом немного подумала и добавила:

— Только я преобразовываю не выше четвертого…

— Я думаю, это тоже нас впечатлило бы… — улыбнулся в ответ Вихров. — Но я не буду спрашивать, что еще вы умеете, лучше скажите мне, ведь здесь есть еще кто-то, кроме вас.

— Да, конечно, — серьезно ответил «потенциальный полный супер четвертого года подготовки». — Рядом с этим… помещением располагаются комнаты магистралов второго и третьего уровней, а дальше периферия…

— И их… этих… магистралов и периферии тоже по десять-двенадцать…

— Нет, — покачал головой мальчик. — Магистралов — человек двести, а периферии… ну, наверное, около тысячи…

— Около тысячи… — задумчиво повторил Вихров и посмотрел на своего сержанта.

Тот кивнул и тихо проговорил:

— Детский сад… Гигантский детский сад! Неужели здесь совсем нет взрослых?..

— А что такое взрослый? — неожиданно спросил мальчуган.

Вихров посмотрел на мальчика и понял, что тот действительно не понимает значения этого слова.

— Взрослый — это… человек, достигший определенного… возраста, — попытался объяснить он. — Взрослый — это… это человек, который может принимать решения и отвечать за них…

— Значит, я взрослый, — с самым серьезным видом заявил десятилетний мальчуган, но Вихров в ответ только улыбнулся:

— Мне кажется, тебе еще надо подрасти…

— Но я могу принимать решения и отвечать за них!.. — настаивал мальчик.

— Но твой возраст пока еще не позволяет другим людям принимать твои решения! — довольно резко ответил Игорь.

Он не собирался вести разговор о будущем Гвендланы с ребенком… даже обладавшим весьма странными способностями.

— А в каком возрасте становятся взрослыми?.. — немедленно спросил мальчик.

Вихров окинул его взглядом и ответил:

— На Земле это четырнадцать лет. Судя по твоему виду, тебе надо подождать еще лет пять.

Мальчишка усмехнулся и пожал плечами:

— Год Гвендланы лишь немногим меньше стандартного. Родился я девять лет назад, но, поскольку я потенциальный полный супер, уже два года, как мне предоставлено право полного голоса… Однако если вы считаете меня… недостаточно взрослым — дело ваше. Так с кем из… «взрослых» вам хотелось бы встретиться?..

— Ну, например, с… профессором Каппом! — стараясь быть спокойным, быстро проговорил Вихров. — Или с кем-то из его непосредственных… помощников.

— Для личной встречи с главным координатором планеты надо иметь веские причины… — с сомнением произнес мальчишка.

— У меня очень веские причины! Можешь не сомневаться!

— Да? — переспросил мальчуган. — Ну что ж…

Он прикрыл глаза, развел руки в стороны и замер.

Так он простоял около минуты. Десантники стояли рядом, боясь пошевелиться и с удивлением наблюдая за странным ребенком. Наконец мальчуган опустил руки и открыл глаза. Его лицо казалось усталым.

— Координатор сказал, что обязательно встретится с вами… — Мальчик ткнул пальцем в грудь Вихрова и уточнил: — Именно с вами… когда все это кончится!

— Что кончится?.. — не понял Вихров.

— Ваше нападение на Гвендлану!.. — пояснил малыш и неожиданно добавил: — Когда… и если… вы всех нас убьете!..

За спиной Вихрова снова послышалась неразборчивая ругань сержанта.

Игорю стало ясно, что живущим здесь детям внушили, что звездолеты, прибывшие с Земли, намерены уничтожить всех живущих на планете. Но переубеждать их у старшего лейтенанта не было ни времени, ни желания — в том, что это подлая ложь, детей мог убедить только дальнейший ход событий. А сейчас надо было решать, что делать дальше.

— А можешь ты мне сказать, в каком из град-комплексов находится сейчас профессор… координатор Капп? — обратился он к мальчику.

— В каком… град-комплексе?.. — не понял тот.

— На Гвендлане шесть град-комплексов, — принялся терпеливо объяснять Вихров, но мальчик, догадавшись, о чем он говорит, перебил:

— А, вы имеете в виду города предтеч?!

— Ну, пусть будет шесть городов предтеч, — согласился Игорь. — В каком из этих городов сейчас находится координатор Капп?..

— Но мы не живем в городах… — совсем не по-детски пожал плечами мальчик. — Нам совсем не нужны… жилища…

— То есть ты хочешь сказать… — осторожно проговорил Вихров, — что полный супер может обитать в любом месте на этой планете?.. Без скафандра?!

— Конечно!.. — уверенно подтвердил маленький информатор. — И не только полный супер… и магистралы, и периферия тоже.

— А… как же… «перекат»? — растерянно поинтересовался Вихров. — И… этот коктейль излучений, поливающий планету?!

— А что — «перекат»?.. — Физиономия малыша выразила полное презрение к прокатывающимся по планете двенадцати g. — Что — излучение?.. Энергия, она и есть энергия…

Ответ был вполне ясным и в то же время… ничего не объяснял. Одно Вихров понял точно — ему больше не о чем расспрашивать этого всезнайку.

Подумав несколько секунд, старший лейтенант включил сначала полную звукоизоляцию скафандра, а затем встроенный в его скафандр индивидуальный модуль связи, настроенный на личный код командира «Одиссея» и полностью защищенный от перехвата.

В наушниках немедленно раздался голос Старика:

— Слушаю тебя, Вихров…

— Командир, мы нашли тех, кто… спрятан под биологическим корпусом. Здесь — детский сад… Ребятишки, по виду от четырех до десяти лет, обладающие некоторыми странными… способностями.

— Подробности доложите позже, — оборвал его командир, и в его голосе совершенно не было удивления. — Что думаете предпринять?

— Если вы разрешите, я попробовал бы эвакуировать на «Одиссей» хотя бы тех десятерых, с которыми познакомился.

— Вы считаете, это не будет представлять опасности для корабля? — задал Старик совершенно неожиданный вопрос.

На секунду Вихров задумался, а потом честно признался:

— Не знаю… — но тут же воскликнул: — Но неужели же наших возможностей не хватит, чтобы… нейтрализовать способности детей… пусть и не совсем обычные?!

— А вот об этом мне судить сложно, я не видел способности этих… детей и не могу определить степень их… необычности. Так что…

Командир не закончил фразы, но Вихров понял, Старик не желает допускать на свой звездолет «неизвестную величину».

— Ну а если их разместить на… ну, хотя бы на «Счастливом случае»?.. — предложил старший лейтенант. — Звездолет все равно лишен хода, можно было бы изолировать ребят на одной из палуб и спокойно с ними познакомиться. Изучить их способности, их… возможности. Неужели нашей научной братии это не было бы интересно?!

— Свяжитесь со мной минут через пять… — быстро проговорил командир «Одиссея», и связь отключилась.

Вихров снял звукоизоляцию и с улыбкой обратился к мальчику, ожидавшему его новых вопросов:

— А что, господин потенциальный полный супер, не желаете ли вы вместе со своими товарищами посетить один из земных звездолетов?

Этот вопрос, казалось, слегка удивил невозмутимого мальчишку. Он задумчиво почесал щеку, а потом неуверенно спросил:

— Зачем?..

— Ну неужели тебе не интересно побывать на настоящем звездолете? — в свою очередь, удивился Вихров. — А кроме того, с тобой и твоими друзьями хотят познакомиться некоторые из земных ученых. Я думаю, вам будет о чем поговорить…

— Вы хотите, чтобы мы все полетели? — неожиданно спросил мальчишка. — Все-все, кто здесь находится?..

Игорь понял, что он имеет в виду все население этого гигантского детского сада, и немного растерялся:

— Нет, пожалуй, вот так сразу мы не сможем принять такое количество гостей, — и тут же пояснил: — Но если мы решим эвакуировать детей с планеты, то вполне сможем разместить вас на имеющихся звездолетах… В крайнем случае вызовем с Земли большой транспорт. А сейчас я готов забрать тех, кто живет в этом зале… Как вы себя называете — потенциальные полные суперы и магистралы первого уровня?..

— Я не могу полететь к вам в гости… — неожиданно заявила Дюймовочка. — Мне еще нельзя покидать зону…

— Можно, если ты прервешь подготовку, — взглянул на нее мальчишка.

— Но я не хочу прерывать подготовку!.. — ответила девочка, и в ее голосе послышались слезы.

— Не надо плакать! — опустился перед ней на одно колено Вихров, так что забрало его шлема оказалось прямо напротив личика девочки. — Если ты не хочешь прерывать подготовку — не надо. А когда твоя подготовка закончится, я сам прилечу за тобой и отвезу тебя на звездолет.

Девочка улыбнулась, перевела взгляд на своего старшего товарища, потом снова взглянула на Вихрова и опять посмотрела на стоящего рядом мальчика.

— Он хороший! — твердо заявила она, явно имея в виду Вихрова. — Он не будет нас убивать!

— Он не будет… — неожиданно согласился пацан, положил маленькую ладонь девочке на голову и повернулся к Вихрову:

— Я полечу с вами… Мне, может быть, эта поездка зачтется как… боковое исследование.

— А тебе можно прерывать подготовку? — повернулся к мальчугану Игорь.

— Моя биохимия уже стабилизировалась, так что я могу без проблем выйти из зоны… Ну а тренинг… Необходимую для него энергию я могу достать и в любом другом месте.

Игорь снова понял далеко не все в этих рассуждениях мальца, но решил не переспрашивать. Вот только…

— А переодеться тебе не надо?.. — поинтересовался он, с сомнением оглядев короткие трусы и легкую курточку мальчика.

— Нет, — беззаботно ответил тот, — этого вполне достаточно…

— Тогда пошли, — кивнул Вихров и еще раз улыбнулся Дюймовочке. — До свидания, малышка, желаю тебе счастливо закончить твою… подготовку.

— Спасибо… — ответила та и провела маленькой ладошкой по пластику забрала, словно хотела дотронуться до лица старшего лейтенанта.

Вихров выпрямился и повернулся к сержанту:

— Будем возвращаться. Двоих высылай вперед, я с мальчиком пойду следом, ты с остальными ребятами замыкаешь…

— Командир, вперед надо послать не меньше пятерых, — возразил Зайцев. — Там эта зеленая зверюга ползает, как бы разбираться с ней не пришлось…

— Ну давай пятерых, — согласился Игорь.

Пятеро десантников по знаку сержанта исчезли за дверью.

Игорь снова включил звукоизоляцию скафандра и установил связь с командиром. Старик тут же, не дожидаясь вопроса своего третьего ассистента, приказал:

— Доставишь свою… «находку» на «Счастливый случай».

Там вас уже ожидают. Помещения для твоих… детишек будут подготовлены… Наша ученая братия чуть с ума не сошла, когда узнала, что с планеты поднимут мутантов!

— Командир, со мной прибудет только один… «потенциальный супер» — они сами себя так называют. Остальные не могут покинуть этот подвал, им нельзя прерывать подготовку.

— Ну что ж, — без всякого удивления отозвался Старик, — пусть будет один… Пока. Возможно, позже мы сможем эвакуировать всех этих ребятишек.

Он кашлянул и закончил:

— Возвращайтесь, вас ждут!..

Вихров отключил связь, звукоизоляцию скафандра, взял мальчика за руку и вышел в коридор, но тут, вместо того чтобы направиться к выходу, он остановился и наклонился к мальчишке:

— А может быть, ты покажешь нам, где располагаются остальные воспитанники вашей… зоны, — вдруг вспомнил он термин, которым сам мальчик называл место своего пребывания.

Мальчик молча повернул вправо по коридору и, пройдя метров сорок, остановился у двери.

— Здесь живут магистралы второго и третьего уровней, — сообщил он, кивком указав на дверь.

Вихров толкнул створку, и та бесшумно распахнулась. За дверью оказался зал, подобный тому, в котором десантники только что были, но значительно просторнее. По всему этому пространству бегали, прыгали, кувыркались, скакали больше двух сотен ребятишек. В воздухе стоял оглушающий ор и визг, издаваемый десятками детских глоток. В общем, обстановка в этой «детсадовской группе» была самая непринужденная, и что самое поразительное, никто из ребятишек не обратил ни малейшего внимания на открывшуюся дверь. А Вихров буквально замер на пороге!

Дети… без сомнения, человеческие дети были совершенно не похожи на… людей. Нет, они имели по паре ног и рук, головы у них были там, где и положено человеку, они двигались с настоящей детской неуклюжей грацией, но… Но это были не люди!.. Уже не люди!

«Магистралы!!!» — с ужасом и странной внутренней болью подумал Вихров, разглядывая носившихся по залу ребятишек.

Совсем рядом с входной дверью десятка два малышей играли в какую-то странную игру, перекидывая друг другу небольшой шар, напоминающий атлетическое ядро, и при этом стараясь одновременно с броском повалить соседа, толкая его плечом. Игра, несмотря на жуткий хаос, явно имела какие-то свои малопонятные правила. Маленькие, удивительно коротконогие и длиннорукие игроки, не имевшие на теле одежды, но зато с ног до головы покрытые курчавой темной шерстью, при перебросах своего «мяча» перемещались с поразительной упорядоченностью.

Чуть дальше шестеро мальчишек дрались длинными, чуть ли не двухметровыми, палками, причем дрались каждый против всех, и у двоих из них уже сочилась кровь из ран на лбу. И опять у Вихрова создалось впечатление, что все шестеро совсем не страдают от получаемых ударов, а находят в своем занятии истинное удовольствие. В этот момент самый высокий из драчунов — тоненький белокурый мальчуган с бледной, чуть голубоватой кожей — получил сильный удар по колену от мохнатого длиннорукого малыша. Его лицо исказилось от боли, он выронил свое оружие и осел на пол, схватившись за ушибленное место. А нанесший удар малец яростно взвизгнул и вдруг, поставив свое оружие вертикально на пол, взлетел по нему до самого верха, оттолкнулся от шеста руками и, дважды перевернувшись в воздухе, приземлился на ноги рядом со своим поверженным противником.

Вихров еще раз окинул взглядом царившую в зале вакханалию, а затем отступил и прикрыл дверь.

— Периферию смотреть будете? — раздался рядом с ним голос мальчика. — Только… они еще дальше от… предтеч…

И тут вдруг Вихров понял, кого мальчишка называет «периферия», он живо вспомнил тех, кто пытался добраться до капитана Бабичева и его товарища, когда их исследовательский модуль упал на поверхность планеты, кто пытался достать десантников, поднимавшихся в его модуль из разбитой машины! На лбу старшего лейтенанта выступила испарина, и в шлеме немедленно включилась усиленная циркуляция воздуха. Он повернулся к стоящему рядом малышу и спросил, пытаясь говорить как можно спокойнее:

— А эти… периферия… они тоже… маленькие?

— Ну… они разные, — раздумчиво ответил мальчишка. — От одного до шести лет подготовки…

— Значит, маленькие… — выдохнул Вихров и тут же добавил: — Нет, пожалуй, к периферии мы не пойдем, нам надо торопиться.

Десантники направились к выходу, и Игорю сразу стало ясно, что мальчик будет очень их задерживать — даже средняя скорость передвижения отрядазаставляла его почти бежать. На секунду Вихров заколебался, стоит ли тащить мальчишку за собой, но Зайцев тут же нашел выход — мальчика просто усадили на плечи одного из десантников, и это пареньку явно понравилось, во всяком случае, на его лице впервые проступило нечто похожее на улыбку.

Обратный путь был значительно проще. Уже через десяток минут отряд вышел в коммуникационную шахту и начал подъем по металлической лесенке, вившейся спиралью вдоль стены шахты. Вихров несколько раз оглядывался назад, на десантника, несшего маленького «супера», и каждый раз убеждался, что мальчишка, судя по всему, чувствует себя совсем неплохо. Во всяком случае, он оживленно вертел головой, с интересом разглядывая окружающий индустриальный пейзаж.

Скоро они добрались до тоннельчика, ведущего в «машинный зал», однако когда Вихров, перейдя с лесенки на консольную балку, собрался нырнуть в узкий темный лаз, оттуда появилась голова одного из ушедших вперед разведчиков и тот громко прошептал:

— Здесь не пройти!..

— В чем дело?.. — донесся из-за плеча Вихрова голос сержанта.

— На выходе непонятное свечение, анализатор показывает, что там задействовано сложное составное поле, опасное для деятельности мозга… и наши скафандры его не сдерживают…

— А ну-ка, пропустите меня вперед!.. — потребовал Зайцев, протискиваясь мимо старшего сержанта по балке. — Сейчас мы поколдуем над вашим полем…

Вихров вернулся на лестницу, и следом за ним туда же переполз разведчик.

Зайцев исчез в тоннеле, а Игорь повернулся к десантнику, остановившему его на балке:

— А где остальные ребята?.. Вы же ушли вперед впятером…

— Трое успели пройти до того, как появилось это… свечение, — ответил разведчик. — Я шел четвертым, так оно прямо перед моим носов и заплясало!.. Хорошо еще, я анализатор догадался в него сунуть… А Сашка, он за мной шел, еще в тоннель не входил, когда я ему сообщил, что дорогу нам отрезали. Он должен был здесь быть…

Десантник огляделся, и Вихров, проследив за его взглядом, убедился, что весь отряд уже подтянулся и расположился на ступенях лесенки, ожидая, когда будет отдан приказ к дальнейшему движению.

— А Сашки нет… — спокойно констатировал разведчик.

Но Вихрова не слишком взволновало известие об исчезновении одного из десантников, он снова повернулся к разведчику:

— Что представляет собой это свечение?

— Да ничего особенного, просто свет, похожий на дневной, только слегка как бы переливается…

Вихров присел на ступеньку и задумался:

«Значит, эта пакость… «плоское переменное поле неизвестной природы», — припомнил он показания своего анализатора, — которая была темным облаком и загораживала вход в тоннельчик, перешла в светлую фазу!.. Именно в светлой фазе это поле опасно для здоровья людей… вот только я не думал, что его интенсивность будет велика для наших скафандров…

И что же нам теперь делать — ожидать, пока поле снова перейдет в темную фазу, так неизвестно, когда это произойдет, когда снова изменятся «физические показатели окружающей среды». И вообще все это похоже на нехитрую ловушку типа «всех впускать — никого не выпускать»… хотя трое все-таки успели проскочить! Трое! А где-то впереди у них эта зеленая ползающая… «периферия»! И «периферия», судя по всему, боевая!.. А что там Зайцев возится!» — вдруг встревожился Игорь, и словно в ответ на его тревогу из темного отверстия лаза появился шлем скафандра.

Сержант выполз из тоннеля и перебрался на лестницу. Обстоятельно рассовав какие-то приборы и инструменты по клапанам скафандра, он повернулся к Вихрову и огорченным тоном доложил:

— Ничего не получается… Поле наведенное, чем генерируется, непонятно, состав не диагностируется. Я попробовал полное отключение работающей впереди электроники, так у меня чугь генератор скафандра не сгорел… Похоже, на генерирование этого поля такие мощности задействованы, что…

Он махнул рукой, не договорив.

— Ну что ж, — задумчиво проговорил Игорь, — ждать, пока это поле не вернется в свое прежнее состояние, я думаю, не имеет смысла, да и времени на это у нас нет. Значит, надо искать обход.

Он посмотрел вверх и продолжил:

— Мы после того, как в корпус вошли, спустились этажей на восемь… Значит, надо попробовать подняться по этому стволу и поискать похожий лаз, а может быть, и нормальный выход в один из лабораторных залов…

В этот момент выше по лестнице послышалось какое-то легкое шуршание, и через несколько секунд рядом с ними появился еще один десантник. Остановившись перед Вихровым, он быстро доложил:

— Командир, метров на пятнадцать выше имеется люк, но он располагается на противоположной стороне шахты и до него довольно трудно добраться… Но можно. А выше — пусто… я до самого верха дошел.

— И что там — на самом верху?.. — поинтересовался Вихров.

— Плита стеклопластовая… В нее вмонтированы переходники и муфты, к которым присоединены все эти… коммуникации…

— Ну что ж, давай посмотрим твой люк, — решил Вихров.

Оба разведчика двинулись вверх по лестнице, Вихров и Зайцев — следом, а за ними начали подниматься и все остальные десантники.

Действительно, поднявшись метров на тридцать, Игорь увидел в стене шахты овальную металлическую плиту люка, подчеркнутую крошечной решетчатой площадкой. Люк был немного приоткрыт, и сквозь узкую щель пробивалась едва заметная полоска света. Вот только… Вот только располагался этот люк метрах в пятнадцати от лесенки. И использовать индивидуальные антигравы было нельзя…

Впрочем, смутило это обстоятельство только старшего лейтенанта, на десантников оно, похоже, не произвело особого впечатления. Двое идущих впереди разведчиков остановились всего на мгновение, о чем-то коротко переговорили, присели, словно примериваясь, затем один из них вскинул руку, прицеливаясь, и из-под броневого щитка предплечья его скафандра, коротко взвизгнув, выметнулся короткий, оперенный сталью стержень, похожий на арбалетный болт. Эта довольно неуклюжая стрела мелькнула в воздухе и пропала в едва заметной щели верхней части люка, но между лестницей и люком повисла тонкая серебристая паутинка. Десантник пару раз с силой рванул предплечьем, проверяя прочность постановки стеглоновой паутины, и в ответ раздался тоненький звон. Вытянув еще два десятка сантиметров нити, десантник прижал ее к металлической ступеньке лестницы указательным пальцем левой руки. Раздался короткий треск, с пальца на металл стекла короткая искра и шнур намертво приварился к ступени.

Второй десантник обхватил правым кулаком натянутый шнур и… прыгнул с лестницы. Чуть покачавшись над темным провалом шахты, его сливающаяся с окружающим полумраком фигура вдруг быстро заскользила по серебристой паутинке в сторону приоткрытого люка. Через мгновение он уже был на площадке, а в следующую секунду толкнул плиту и нырнул в открывшийся проем.

Второй десантник не спешил последовать за своим товарищем. Напротив, он присел на ступеньке лестницы и словно растворился в царившем в шахте полумраке. Вихров, стараясь ступать как можно тише, приблизился и присел рядом, остальные ребята остановились на несколько метров ниже и замерли.

Прошла долгая томительная минута, и наконец первый разведчик снова показался в люке. Чуть помедлив, он махнул рукой, показывая, что путь свободен, и снова исчез в проеме.

Разведчик, сидевший рядом с Вихровым, оттолкнулся от ступени и уже на лету ухватился правой рукой за натянутую нить. И снова масса скафандра, казалось бы, до предела натянула нить, а затем темная, едва различимая фигура начала стремительно удаляться, направляясь к освещенному проему.

Когда десантник перешагнул овальный порог люка, Вихров, в свою очередь, сжал в ладони тоненькую ниточку стеглоновой паутины и осторожно соскользнул в провал шахты. Сердце его тревожно екнуло, но нить, чуть провиснув, спокойно приняла его вес. Несколько секунд Игорь висел неподвижно, а затем в его крепко сжатом кулаке словно что-то зашевелилось, и он почувствовал, как под податливым титанопластом перчатки взбухает мягкий эластичный желвак. Увеличившись до размера крупной сливы и плотно прильнув к материалу перчатки, этот желвак вдруг быстро и плавно заскользил вдоль нити, унося Вихрова к площадке перед открытым люком. Через пару секунд старший лейтенант уже стоял на крошечном решетчатом настиле, правда, чтобы разжать пальцы и выпустить нить из кулака, ему пришлось сделать волевое усилие.

За порогом люка открывался короткий овальный коридор, выводящий, похоже, в одну из научных лабораторий, однако Вихров не спешил покинуть выход в шахту. Он остановился за порогом и принялся наблюдать за тем, как его люди один за другим переправляются через провал шахты. Наконец подошла очередь десантника, на плечах которого сидел мальчишка-супер. И тут произошла заминка, сразу стало ясно, что боец не может переправиться, держась за стеглоновую нить, потому что она опрокидывала сидящего на его плечах мальца. Десантник несколько раз пытался разными способами зацепиться за нить, и каждый раз отступал назад, на лестницу.

И вдруг, когда он в очередной раз вернулся на ступеньку, мальчик, гибко извернувшись, соскользнул с его плеч и встал рядом. Затем, что-то тихо сказав своему носильщику, полез вверх по лестнице и остановился на ступеньке, к которой была приварена нить. Выпрямившись и странно запрокинув голову, мальчик протянул над нитью руки и замер.

Вихров смотрел на стройную тоненькую фигурку мальчика, едва различимую в полумраке шахты, и пытался догадаться, что он собирается делать, и вдруг, не меняя принятой позы, мальчишка… шагнул на нить!

Вихров рванулся в проем и замер, заметив краем глаза, что двое-трое десантников на той стороне тонюсенького моста сделали такое же судорожное, неконтролируемое разумом движение. Задавив готовый вырваться из горла крик, он с ужасом наблюдал, как мальчишка спокойно и размеренно переставляет босые ноги, медленно продвигаясь по едва видимой нити. Его запрокинутая голова, его протянутые вперед руки словно окаменели, и нить под его маленьким телом совершенно не провисала, так что казалось, будто над темной бездной медленно плывет какой-то бестелесный дух, призрак, привидение…

Та минута, в течение которой маленькая фигурка медленно плыла в его сторону, стала для Вихрова самой длинной в его жизни. Когда мальчишка был уже совсем рядом, Игорь хотел было протянуть руки, чтобы подхватить его, но те только слабо дернулись, словно не могли двинуться, пока мальчик не закончит свой путь!

Наконец маленькая голая ступня коснулась решетчатого настила перед люком, а вытянутые вперед руки оказались в открытом проеме. Вихров с каким-то резким всхлипом втянул воздух, мгновенным рывком подхватил мальчика на руки и только после этого понял, что не дышал все то время, пока малыш плыл над пропастью.

«Потенциальный полный супер» открыл глаза, взглянул прямо в лицо старшему лейтенанту и совершенно спокойным голосом произнес:

— А ваша ниточка — прекрасный энергопроводник. По ней ходить одно удовольствие…

Вихров поставил его на пол, взял за руку и повел прочь от люка, в который почему-то боялся выглянуть. Через пару минут после того, как Игорь вывел мальчика в лабораторный зал биологического корпуса, вся группа, за исключением трех десантников, успевших пройти полевой экран, поставленный на старом маршруте, собралась около своего командира. Предстояло решить, каким образом выходить к машинному залу вентиляционной системы град-комплекса, где через сорок минут должна была состояться их встреча с группой капитана Бабичева, отправленной в химико-технологический корпус. Вихров решил выслушать десантников, которые имели достаточный опыт в такого рода делах.

Впрочем, высказался один сержант, остальные бойцы молча поддержали его мнение:

— Мы знаем направление движения, значит, нам надо подниматься вверх, одновременно нащупывая путь обхода шахтного ствола, с тем чтобы выйти на свой старый маршрут. Времени на необходимую разведку у нас должно хватить. Сейчас отправляем две пары вправо и влево, они проверяют возможность обхода по этому этажу или подъема, причем преимущество должно быть отдано… правому направлению — там обход должен быть короче. Основная группа остается и ожидает ушедших здесь. На разведку дается, — он быстро скосил глаза на таймер, укрепленный внутри шлема, — не больше пяти минут… Возражений нет?

Последний вопрос явно относился к Вихрову. Тот подумал несколько секунд и не нашел изъяна в предложенном сержантом плане действий.

— Возражений нет, — кивнул Вихров и, оставив на усмотрение Зайцева формирование разведывательных пар, опустился на одно колено рядом с мальчуганом. Тот стоял, переминаясь с ноги на ногу, и посматривал широко открытыми глазами на окружавших его десантников.

— Ну, как ты, — негромко спросил Вихров, — не устал еще?..

Мальчишка энергично покрутил головой, показывая, насколько он «не устал», потом коротким движением почесал щеку и немного неуверенно произнес:

— Не устал… Вот только… зона кончается совсем рядом…

— Это чем-то тебе грозит? — насторожился Игорь.

— Я… не знаю, — совсем уж неуверенно ответил мальчик. — Я никогда зону не покидал… Хотя ничего такого… не должно случиться…

— Если почувствуешь себя плохо, обязательно скажешь мне, — строго произнес Игорь. — Я тебя назад отведу!

Мальчишка испуганно вскинул глаза и снова почесал щеку:

— Нет… я думаю, все нормально будет…

Вихров поднялся и огляделся.

Зал, в котором они оказались, был значительно меньше помещений, пройденных группой Вихрова на пути к «детскому саду». Он был почти сплошь заставлен длинными лабораторными столами, на которых валялась в беспорядке грязная, частью перебитая химическая посуда. Светильники, вмонтированные между панелями подвесного потолка, едва тлели, чего, впрочем, вполне хватало, чтобы ориентироваться в зале, хотя его углы тонули в полумраке. Как раз в тот момент, когда Вихров оглядывал этот зал, из этого полумрака, с правой стороны, вынырнула высокая фигура в скафандре и быстро направилась в сторону группы, ловко обходя лабораторные столы.

Приблизившись к стоявшим рядом Вихрову и Зайцеву, она быстро заговорила:

— Справа можно пройти практически до места, пройденного нами по пути к шахтному стволу. Вон в том углу… — десантник махнул рукой в сторону затемненной части зала, — начинается обходной коридор, по которому мы доберемся до одного из цехов, в котором уже были. Правда, последние метров пять-шесть этого коридора завалены какими-то каменными обломками. Не похоже, чтобы там произошел взрыв, камни окатанные, валуны, и лежат горкой, словно специально уложенные, хотя совершенно непонятно, кому понадобилось их сюда таскать и укладывать… Завал этот, на наш взгляд, вполне можно разобрать, правда, потребуется время…

— Много времени? — спросил Зайцев.

Разведчик замялся и нехотя ответил:

— Ты бы, сержант, сам посмотрел…

Зайцев взглянул на старшего лейтенанта, и тот молча кивнул. Сержант в сопровождении десантника направился к разведанному проходу. Минуты через две подошли двое десантников, проверявших левую сторону зала. Старший двойки, подойдя к Вихрову, доложил:

— Слева обойти шахту не удастся, там за перегородкой несколько небольших кабинетов, но дальше весь этот сектор отсекает капитальная стена — сантиметров восемьдесят модифицированного стеклопласта. Имеется лестница, но подняться можно не больше чем на два этажа, дальше лестничные марши сорваны, похоже, направленным взрывом… — Тут он взглянул на стоявшего рядом с Игорем мальчугана и добавил: — Да и оставшаяся часть лестницы на честном слове держится…

— Ну что ж, — задумчиво проговорил Игорь, — в крайнем случае поднимемся хотя бы на два этажа… А там видно будет…

В этот момент справа, в дальнем темном углу, там, куда только что направился сержант с разведчиком, что-то гулко грохнуло. Взрыв был вроде бы и не очень сильным, но стеклопласт пола заходил ходуном под ногами десантников, а на столах зазвенели осколки разбитой химической посуды.

Все десантники мгновенно оказались на ногах и повернулись в сторону Вихрова, ожидая его команды, однако Игорь не торопился отдавать распоряжения. Положив руку на плечо стоявшего рядом десантника, он коротко бросил:

— Посмотри за мальчиком… — а затем быстрым шагом направился в сторону взрыва, на ходу ткнув в две попавшиеся первыми фигуры: — Ты и ты, со мной, — и громче добавил: — Остальным оставаться на месте, ждать меня!

Двое десантников, выбранных Вихровым, мгновенно встали у него за спиной, и в их руках матово блеснули стволы портативных гравитров.

Через несколько секунд все трое были у входа в коридор, о котором говорил разведчик. Внутри этого коридора, скорее напоминавшего тоннель, освещения не было, а тот свет, что попадал в него из зала, не позволял что-либо рассмотреть. Вихров, коснувшись управляющих сенсоров, опустил на забрало шлема инфракрасный фильтр и в посеревшей темноте ясно обозначились более светлые стены и совершенно темный, холодный потолок.

Вместе с сопровождавшими его десантниками старший лейтенант быстрым шагом двинулся в глубь коридора, ощущая под ногами легкое подрагивание пола. Они прошли в полной темноте около пятидесяти метров, коридор по довольно крутой дуге уходил вправо, так что обзор впереди не превышал десяти метров. И тут Игорь заметил, что стены коридора начали приобретать легкий розоватый оттенок — их температура начала повышаться. Еще через десяток метров они уже ярко светились, а несколько секунд спустя десантники увидели впереди ярко-красный цветок интенсивного теплового излучения, охватившего середину огромной кучи довольно больших валунов, полностью перегородивших коридор.

Вихров на мгновение замер — шагах в пяти от переливающегося каменного костра, почти теряясь в его сиянии, на полу шевелилось странное пятно, отдаленно напоминающее фигуру человека. Это и был человек, десантник… вернее, то, что от него осталось! Он лежал ничком, модифицированный титанопласт его «саранчи» был прорван в нескольких местах, но самым страшным было то, что ниже колен у него не было ног, а из разодранных брюк скафандра высовывалось рваное мясо и раздробленные кости… В правой руке десантник сжимал излучатель, и, судя по свечению ствола, этот излучатель совсем недавно крепко поработал. Левая, выброшенная вперед рука скребла по стеклопласту пола, словно надеясь пере двинуть бессильное тело еще на несколько сантиметров прочь от излучающего завала…

Один из десантников быстро прижал к прорехе скафандра меданализатор и тихо выдохнул:

— Жив!..

Анализатор коротко прожужжал, впрыскивая в неподвижное тело какое-то лекарство, после чего десантники осторожно перевернули свою находку. Сквозь разбитый пластик забрала на них глянули обессмысленные глаза… сержанта Зайцева!

— Как же так?.. — горько выдохнул десантник с анализатором. — Как же так… Серега?!

И, словно отвечая на этот бессмысленный вопрос, Сергей заговорил. Заговорил быстро, сбивчиво, глотая слова и не договаривая их окончаний, всхлипывая и подвывая, а невидящие, побелевшие, мертвые глаза его упрямо смотрели в потолок, не замечая склонившихся над ним товарищей:

— Они… живые… Большие медленные, а маленькие… шустрые… Они живые… Мы думали, завал, а это они… специально собрались… кучей… Там сверху щель между кучей и потолком. Толька думал протиснуться верхом, чтобы кучу неразбирать, Андрис его страховал, а я был внизу. У самого края кучи… Мне еще странным показалось, что маленькие камни сверху не скатываются, а они просто… в засаде сидели…

Его обрубленное снизу тело дернулось, и он горлово взвизгнул:

— Засада!.. Засада это!.. Верхом не пробуйте!..

Визг захлебнулся бессмысленным хрипом, и обрубок человека, прежде бывший сержантом Зайцевым, замер… умер, и только левая ладонь сжималась и разжималась, будто бы пыталась поймать… удержать вытекающую жизнь, а губы опять быстро зашевелились, выталкивая наружу едва различимые слова:

— Толька сообщил, что уже видит конец завала, там… цех… тот, что мы проходили, и Андрис тоже всунулся в щель… Я хотел возвращаться за старлеем и остальными… И тут куча… зашевелилась. Нет, она не оседала… не осыпалась… Она… вздыбилась! Взбухла!.. Ребята даже не вскрикнули… Я хотел забраться на кучу, помочь хотя бы Андрису, а… У нижних, у тех, что… большие, у них… зубы!

И снова в узком коридоре отскакивая от стен заметался нечеловеческий визг:

— Зубы!!! Зубы!!! Каменные зубы!!!

Сержант замолчал. Вихрову показалось, что жизнь окончательно покинула это изуродованное, искромсанное тело, и десантник, взглянув на панель меданализатора, подтвердил:

— Все… Конец…

Но тут снова раздался едва слышный шепот уже мертвого Зайцева:

— Я стрелял… я стрелял… я стре…

Затем в темном коридоре, у истекающей жаром излучения груды валунов долго висела тишина, пока десантник, сидевший в головах погибшего сержанта, не Приподнялся и не выдохнул:

— Все… Теперь уже точно все…

Вихров тоже встал с пола. Огляделся. Хриплым от напряжения голосом скомандовал:

— Отнесите сержанта назад… метров на двадцать…

Десантники молча выполнили приказ и вернулись.

Вихров стоял, сжимая в руках излучатель, на забрало его шлема была опущена защитная алмазонитовая маска с узкими прорезями для глаз.

— Прикрывайте меня… — коротко бросил он и поднял излучатель.

Перед Вихровым лежала мертвая груда камней. Датчик биологически активных органических соединений молчал, значит, эта груда действительно была мертвым камнем! Но трое погибших десантников опровергали это, умерший на его руках сержант Сергей Зайцев опровергал это… Умница Зайцев, который нутром чувствовал любые ловушки, попался на этом «живом» камне!.. Игорь нажал на спуск!..

На самом нижнем, огромном, почти черном, холодном валуне, в самой его середине, вспыхнула ослепительная, золотисто-оранжевая точка. Диафрагма излучателя пропускала самый узкий и потому самый мощный луч. Через мгновение камень в том месте, куда уперся луч, вскипел и потек, а от этой точки по темной неровной поверхности расползлось багровое пятно ожога.

В этот момент с вершины кучи сорвался небольшой окатыш и, словно выпущенный из пращи, врезался точно в забрало вихровского шлема. Защитная маска выдержала этот удар, голыш разлетелся в стороны шрапнелью, а к ногам старшего лейтенанта шмякнулась… сердцевина этого голыша, мягкая, покрытая тянущейся, мокро поблескивающей слизью.

— Я сказал, прикрывайте!!! — рявкнул Вихров, перекрывая возникший в коридоре неизвестно откуда взявшийся низкий тоскливый вой.

С вершины зашевелившейся кучи сорвался еще один некрупный окатыш, но до Игоря он не долетел. В воздухе его встретил широкий фиолетовый луч гравитра, ударивший справа от старшего лейтенанта. Камень смялся, как кусок теста, угодивший в стену, завис на секунду, его мелкие осколки осыпались на пол, а следом за ними шмякнулся еще один осклизлый сгусток. И из-под этого расползшегося по полу сгустка показалась медленная лужица густой мутной желтоватой жижи.

Огромный шершавый шишковатый валун, атакованный Вихровым, медленно истекал расплавленным камнем. Казалось, еще немного, и луч излучателя пробьет его насквозь. Еще два окатыша, непостижимым образом вырвавшись из середины кучи, пытались допрыгнуть до старшего лейтенанта, но были встречены ударами узконаправленного гравитационного поля и уничтожены. Игорь, расставив ноги и чуть пригнувшись, замер, поливая смертельным излучением мертвый валун, и вдруг огромный камень расколола трещина, но проходила она совсем не там, где пылал след лучевого удара. Перечеркнув каменюку сантиметрах в тридцати от пола, эта трещина стала быстро расширяться. Верхняя часть валуна приподнималась, выталкивая кверху наваленные на него камни, а в темной, казавшейся бездонной трещине высветились игольчато-острые, неровные осколки и в самом деле весьма похожие на кривые, жуткие, алмазно поблескивающие, в кровавых потеках… зубы.

Низкий тоскливый вой, наполнявший коридор, мгновенно перерос в вибрирующий, высокий до визга вопль. Казалось, вопили сами стены коридора, а через мгновение последовал тупой удар, и валун раскололся, теперь уже сразу на несколько частей!

Вся груда камней дрогнула, осела, осыпалась, но при этом осыпь пошла странно, боком, подчиняясь не законам тяготения, а каким-то иным, своим собственным законам. Самые крупные валуны не остановились, вывалившись из кучи на пол, они, опережая окатанную мелочь, устремлялись вперед, в сторону десантников, перекатываясь через появляющиеся в них трещины, сшибаясь и отталкивая друг друга… Они… торопились!

Теперь уже с двух сторон от Вихрова замелькали фиолетовые лучи гравитров, встречая самые торопливые «булыжники», раскалывая их оболочку и размазывая по полу их мягкие внутренности. Сам Игорь увеличил просвет диафрагмы излучателя и поставил его на импульсное действие — по каменной груде, по-прежнему перегораживающей коридор, начали бить оранжевые молнии, дробя валуны в щебень, выжимая из камня студенистое нутро.

Казалось, что брошенный в каменную груду гравитационный и лучевой ураган сметет эту тяжелую, мощную, но инертную преграду, превратит ее в мелкую щебенку, политую грязно-желтой, мутной, вскипающей и сворачивающейся слизью. Но по щебню, устилающему пол коридора, к ногам десантников катились все новые и новые камни, все ближе и ближе успевали подобраться они, прежде чем их сминали удары гравитров или разрывало в куски лучевой молнией.

Вихров вынужден был отступить на шаг… на второй… Когда он сделал третий шаг, десантник, стоявший справа, хрипло прорычал:

— Нам одним не справиться!..

— Вот и давай за подкреплением!.. — таким же хриплым рыком ответил старший лейтенант. — И веди сюда всех, все равно нам теперь нужно двигаться только вперед… и как можно быстрее!..

Теперь фиолетовые лучи гравитационных ударов высверкивали только слева от Игоря. Он, отступив еще на шаг назад и чуть вправо, встал бок о бок со своим товарищем. В этот момент совсем маленький окатыш ударил его в колено и, отскочив от сустава скафандра, упал рядом с ногой.

Куча, перегораживавшая коридор, окончательно развалилась и стало видно, что выход в один из тех самых производственных залов, которые группа миновала на пути к «детскому саду», находится буквально в десяти — пятнадцати метрах от места завала. Но пройти эти несколько метров пока еще было невозможно. Более того, Вихров со своим помощником продолжали медленно, но неуклонно отступать под натиском то ли груды камней, то ли совершенно невозможных… живых существ!

Излучатель Игоря начал терять мощность — разряжалась батарея и, кроме того, явно перегрелась управляющая диафрагма. Очередной разряд ушел в сторону, и прямо Игорю под ноги подкатился самый крупный из оставшихся целыми валун. Точный, хотя и несколько запоздалый, гравитационный удар отсек устремившиеся за великаном камни, раздробив три из них и отбросив еще несколько, но прорвавшийся уже треснул наискосок, открывая каменную пасть, усаженную черными острыми стеклянно отблескивающими сколами. Старший лейтенант чуть нагнулся и, почти вложив ствол излучателя в разверзнутую трещину, нажал на спуск.

Пасть с глухим стуком захлопнулась, вырывая оружие из рук Вихрова, но разряд успел выплеснуться из сминаемого ствола внутрь довольно заурчавшего валуна. Еще несколько мгновений продолжалось его глухое урчание, но внезапно оно сменилось воем, перешедшим в визг, а потом на сером, гранитно поблескивающем боку валуна проступило малиновое пятно. Вихров, выпустив приклад излучателя, шагнул назад и инстинктивно прикрыл лицо рукой, и в этот момент валун взорвался! Куски его наружной каменной плоти шрапнелью просвистели вдоль коридора, а мягкая слизистая сердцевина разлетелась в разные стороны горелыми ошметками.

Игоря опрокинуло взрывом и уже лежащего стегануло острой каменной крошкой, так что у него от боли потемнело в глазах. Он еще услышал, как хрипло и обреченно выругался десантник, швыряя изувеченный взрывом гравитр в приближающуюся груду камней, а дальше… наступила темнота.

Очнулся Игорь буквально через несколько мгновений — никаких серьезных повреждений он не получил, а медицинский контроллер скафандра автоматически ввел ему дозу биостимулятора. Голова работала ясно, зрение обострилось, тело стало легким и послушным. Вихров прекрасно знал, что часа через четыре он рухнет совершенно обессиленный, но сейчас медицинская «услуга» скафандра была как нельзя кстати.

За те недолгие секунды, когда он «отдыхал» в беспамятстве, ситуация в коридоре резко изменилась. Во-первых, на потолке, метрах в пяти от него, прямо над шевелящимся каменным месивом, ярко пылала слимп-лампа, освещая все пространство коридора. За совершенно осевшей каменной насыпью был хорошо виден слабо освещенный цех — обширное пространство, заставленное каким-то оборудованием. г Поверх старшего лейтенанта методично били четыре гравитра, и их невидимые в ярком свете слимп-лампы лучи словно огромный каток выглаживали, крошили, вминали в пол остатки каменной осыпи.

Минуты три спустя все было кончено — пол коридора до самого выхода покрывала мелкая каменная крошка, перемешанная с грязно-желтой слизью, почему-то не изменившей своего цвета и при ярком освещении. Всхлипы гравитров над головой Вихрова смолкли, он медленно поднялся на ноги и огляделся.

Позади него стояли четверо десантников с опущенными на забрало масками и гравитрами в руках. За ними — вся остальная группа, выстроившаяся по четверо и перегораживавшая всю ширину коридора. В последнем ряду, на плечах одного из десантников Вихров увидел мальчишку, который, широко распахнув глаза, рассматривал поле боя. Рядом стоял еще один пехотинец с черным пластиковым мешком в руках. Игорь знал, что… кто лежит в этом мешке. Коротко кашлянув, чтобы вытолкнуть вставший в горле ком, он хрипло приказал:

— Вперед!..

Больше ничто не мешало движению отряда. Они быстро отыскали знакомую лестницу, проходившую сквозь неряшливо пробитые в перекрытиях дыры, и поднялись в цех-лабораторию, из которой попали в тоннель коллектора. Быстро миновав этот тоннель, отряд вышел в тупиковое помещение, с колодцем, выходившим на поверхность. Здесь, под открытой заслонкой магистрального воздуховода их ожидали трое десантников, успевших проскочить сквозь защитное поле. Они, как оказалось, беспрепятственно прошли весь путь, не встретив никого из возможных обитателей град-комплекса.

Отряд поднялся в воздуховод и двинулся в сторону машинного зала.

Скоро Вихров увидел впереди открытую заслонку и облегченно вздохнул — их рейд подходил к концу, сейчас они встретятся с Бабичевым, а дальше уже совсем просто…

И тут Игорь насторожился, сквозь отверстие заслонки в трубу воздуховода вливался яркий свет, а он прекрасно помнил, что, когда они покидали машинный зал, в нем было совершенно темно!

Он предостерегающе поднял руку и осторожно приблизился к отверстию. Рядом с ним бесшумно опустились двое десантников.

Игорь осторожно выпустил в отверстие воздуховода оптоволоконную антенну «обозревателя» и начал медленно поворачивать ее, оглядывая огромное, ярко освещенное помещение. Все трое склонились над небольшим вспомогательным экраном.

Зал казался пустым. Ярко сиявшие под потолком лампы позволяли прекрасно рассмотреть давно неработающее оборудование, частью разбитое, частью проржавевшее, верстаки в дальнем конце зала, заваленные каким-то полусгнившим тряпьем, небольшой пролом в правой стене зала, выжженный, похоже, плазменным резаком.

Когда же Игорь повернул глаз антенны влево, в поле зрения появились шесть странных… существ, притаившихся за корпусами разбитых машин. Поскольку антенна располагалась позади сидящих в засаде существ, рассмотреть их не представляло труда… Но вот поверить в то, что такие… особи действительно существуют, а не являются плодом чьего-то помраченного ума, было достаточно сложно. Все шестеро лежали, однако, судя по их конечностям, нормальное положение этих существ было вертикальным. Их длинные ноги и нижняя часть туловища, примерно до пояса, были покрыты густой свалявшейся шерстью серо-бурого цвета, и из этого мохнатого… основания высовывался голый костистый торс, обтянутый темно-серой, чуть отблескивающей кожей. Головы, сплющенные в затылочной части, с вытянутыми вперед… мордами были совершенно лишены растительности и… светились оранжевым ореолом, словно объятые неким лучезарным нимбом.

«Помесь дьявола с ангелом… — мелькнула у Вихрова сумасшедшая мысль, и он тут же поправил сам себя: — Нет, скорее дьяволы, хотя у них и нет хвостов! Дьяволы!»

Дьяволы эти имели по две пары рук, и каждая из них сжимала какое-либо оружие… от странного вида копья до современного излучателя.

Все шестеро расположились веером, отсекая дальний левый угол зала, заваленный каким-то металлоломом, и пристально наблюдали за ним. Приглядевшись к этой куче металла, Вихров в переплетении покореженных балок неожиданно уловил темный отблеск забрала шлема!

«Так!.. — зло подумал Вихров. — Похоже, Бабичева «прижали»… И по всей видимости, это и есть пресловутая боевая периферия… Ну что ж, сейчас мы нашему капитану поможем…»

Он тронул пальцем изображения лежащих нелюдей, затем так же дотронулся до изображения металлической баррикады в углу и молча взглянул на десантников. Те, так же молча, кивнули, показывая, что разобрались в сложившейся ситуации. Тогда Вихров ткнул каждого из них в грудь и показал по три пальца. Десантники снова кивнули. После этого Игорь принялся поворачивать антенну, выбирая место, откуда можно было бы атаковать обложивших их товарищей монстров. Он выбрал две площадки, хорошо укрытые от обзора сохранившимся оборудованием, и указал каждому из десантников, какое место те должны занять со своими людьми. Для себя он тоже наметил место, прямо за спинами этих мохноногих дьяволов, на верхней площадке кожуха одного из сохранившихся трансформаторов. Десантники снова кивнули в ответ и быстро, но бесшумно отошли к основной группе. Спустя пару секунд они вернулись, каждый в сопровождении еще троих ребят.

Игорь снова установил глазок антенны таким образом, чтобы были видны нападавшие, и приготовился дать команду покинуть воздуховод. И в этот момент по залу прокатился странный глухой шелест, словно по стеклопласту пола потащили металлический лист. Звук, не прерываясь, начал усиливаться, повышаться по тону, в нем появилась некая модуляция, и через несколько секунд Вихров, к своему удивлению, понял, что слышит… человеческую речь. Конечно, «человеческой» ее можно было назвать с большой натяжкой, но слова, произносимые странным, глухим и в то же время скрежещущим голосом, гулко разносившимся по залу, вполне можно было разобрать:

— Выходите… Вам все равно некуда деваться… Выходите! Вам все равно некуда деваться… Выходите… Мы вас заперли, а стрелять вам уже нечем!.. Выходите!.. Мы вас заперли… Выходите… Мы не будем вас… умирать… мертвить… убивать… Выходите, мы не едим предтеч… Мы знаем, вам нечем стрелять и делать тяжесть… Выходите…

Голос звучал монотонно, механически, без эмоций, было такое впечатление, что эти рваные, с трудом произносимые фразы были записаны достаточно давно и теперь воспроизводились на каком-то старинном устройстве.

Впрочем, Вихров их и не слушал, едва голос набрал силу, как он немедленно отдал приказ о начале операции, и его десантники молниеносно, один за другим ныряли в проем, стекали по оставленным раньше стеглоновым шнурам на пол машинного зала и бесшумно рассредоточивались на намеченных позициях. Когда голос смолк, три четверки десантников уже заняли предназначенные им места и были готовы вступить в бой. Еще двое десантников и мальчишка остались в воздуховоде.

— Это почему же ты решил, что мы не можем стрелять?! — раздался голос Бабичева, и из-под груды металла выпорхнула короткая ветвистая молния. Длинно прошипев, она ударила в один из осветительных плафонов и стекла посыпались прямо на залегших под ним дьяволов. Правда, вреда нападавшим эти осколки не причинили, а кроме того, по цвету разряда Вихров понял, что говоривший был прав — оружие укрывшихся в углу зала десантников действительно выдыхалось.

И тут один из дьяволов встал с пола и выпрямился во весь свой четырехметровый рост. Подняв над своей звериной головой оружие, он несколько секунд стоял неподвижно, а затем по залу снова прокатился скрежет нечеловеческого голоса.

— Видите… Я не боюсь вашего оружия… Видите… Оно не может причинить мне вреда… Выходите или я сам приду к вам и вытащу вас из вашего… укрытия… Выходите… вам конец…

— Ну, кому конец, это мы еще посмотрим… — пробормотал Игорь и плавно нажал спуск гравитра, установленного на максимум мощности. Невидимая в ярком свете, но точно направленная волна в 20 g ударила стоявшего дьявола в спину, заставила его здоровенные руки опуститься, выронить ставшее неподъемным оружие, согнула его… однако он продолжал стоять, чуть согнув колени, словно Атлант, выдерживающий неимоверную тяжесть небес. Несколько долгих секунд длилось это противостояние живого существа и невероятной тяжести, обрушившейся на него, и наконец ноги дьявола подогнулись, голова упала на грудь, тело как-то неестественно сложилось, сжалось, и он рухнул на пол бесформенной, скомканной кучей меха и кожи.

Остальные пятеро немедленно оказались на ногах и в следующее мгновение… исчезли! Во всяком случае, в первую секунду Вихрову показалось именно это. Однако почти сразу же он уловил быстрое движение слева и перекатился под прикрытие огромного изолятора, чудом уцелевшего на трансформаторе. Место, где только что лежал Игорь, прожег разряд излучателя, проржавевший кожух трансформатора мгновенно испарился, и в образовавшуюся дыру посыпались горящие ошметки старой краски и багровая пыль окалины

Вихров ударил в ответ из гравитра, но дьявол уже переместился, и гравитационная волна прошлась по упаковочному ящику, за которым он прятался, кроша старые доски в щепу

По всему залу началась беспорядочная, бессистемная стрельба, причем стреляли в основном дьяволы. В отличие от Вихрова десантники быстро сообразили, что трофейное оружие, в основном ручные излучатели, которым разжились местные «боевики», было уже при последнем издыхании и вряд ли могло повредить их «саранчу». Однако дьяволы перемещались настолько быстро, что поймать их в перекрестье прицела было практически невозможно, а использовать гравитры широким веером было нельзя из-за опасения задеть своего.

Минут десять длилось в зале беспорядочно неуловимое мелькание тел, сопровождаемое не менее беспорядочным полыханием разрядов излучателей, изредка перекрываемых всхлипами гравитров, и вдруг все кончилось… Пришел «перекат»! Сила тяжести плавным рывком выросла сначала до 8 g, потом до 12 g Автоматика скафандров немедленно включила индивидуальные антигравы, и десантники практически не почувствовали возросшей гравитации, а вот движения дьяволов сразу же стали вялыми, неловкими. Вообще-то они двигались не медленнее обычного человека, но по сравнению с тем, что они выделывали до этого, могло показаться, что монстры впали в ступор!

Двое из дьяволов в момент прихода «переката» оказались около прожженной в стене зала дыры и немедленно юркнули в нее, растворились в царящей там темноте. Оставшиеся трое в секунды были раскатаны ударами гравитров.

Из угла зала, из-под груды металлолома выползли четверо десантников — капитан Бабичев и трое его людей. Вихров шагнул навстречу, собираясь обнять Сергея, но тот, глядя в сторону, резко проговорил:

— Надо быстро уходить!.. Они могут вернуться в любую минуту, этот «перекат» короткий!..

В несколько секунд отряд собрался у выхода из машинного зала, и через переходный шлюз десантники ушли в вертикальный отрезок воздуховода.

Пока двое десантников возились около люка, намертво его заваривая, еще четверо быстро ушли вверх по металлической стене, чуть постукивая вакуум-магнитами. Спустя пару минут на площадку упали четыре стеглоновых шнура и тут же первая четверка с их помощью отправилась вверх. Во второй четверке были Вихров, Бабичев, мальчишка-«супер», покинувший плечи своего носильщика, и один из сержантов. Вентилятор не задержал их движения, оказалось, что ушедшие вперед десантники срезали с него половину лопастей плазменным резаком, а сетчатое перекрытие удалили полностью.

Подъем всего отряда на купол град-комплекса занял не больше пяти-шести минут, и как только последний десантник вынырнул из темного отверстия воздуховода, Бабичев включил портативный маяк-вызов.

«Стриж» появился над ними через четыре минуты, и все это время капитан упорно молчал. Он не отрывал глаз от отверстия «выдоха» и, казалось, прислушивался к чему-то. На его лице, обычно весьма эмоциональном, застыла маска безнадежного отчаяния, он, казалось, ничего не замечал вокруг себя, погруженный в какие-то непонятные размышления.

Когда малый десантный бот завис над ними, Бабичев только коротко махнул рукой, давая команду грузиться, и с тем же отрешенным выражением лица следил, как его десантники, включив антигравы, прыгают в распахнутый люк машины. Сам капитан ушел с купола град-комплекса последним.

Майк Строй, пилот «стрижа», увидев незанятые кресла в пассажирском отсеке, посмотрел на капитана, и в его глазах появилась такая же отчаянная тоска. Он повернулся и молча ушел в рубку, и почти сразу же по внутренней связи раздался его вопрос:

— Командир, все на борту?.. Куда отправляемся?..

Бабичев как-то странно помотал головой и прохрипел.

— Домой!..

— Нет! — тут же вмешался Вихров.

Бабичев, пожалуй, впервые после встречи взглянул прямо в его лицо и в его глазах зажегся некий интерес.

— Сначала мы завезем на «Счастливый случай» нашего гостя, — пояснил Игорь.

После этих слов капитан оглядел отсек и увидел вихрастую голову полуголого мальчишки, с удивленным интересом оглядывавшего внутренности маленькой машины.

— Это кто такой!.. — прохрипел капитан. и неожиданно закашлялся.

Это был злой, неотвязный кашель, гулко выходивший из груди Бабичева, терзавший его горло, наворачивавший слезы на выпученные покрасневшие глаза. Капитан поднял забрало шлема, вытащил откуда-то не слишкомчистый платок и, прижимая его ко рту, пытался унять свой свирепый, нервический кашель, однако это удалось ему не сразу. Наконец его горло и грудь несколько успокоились, и он прохрипел, глядя на спокойно разглядывавшего его мальчишку:

— Так кто это такой!.. Откуда!..

Вихров ничего не успел ответить, заговорил мальчишка:

— Я — потенциальный полный супер четвертого года подготовки из второго подготовительного корпуса…

И он ткнул пальцем вниз, указывая на тающий под «стрижом» град-комплекс.

Несколько секунд Бабичев смотрел на мальчугана непонимающими глазами, а потом вскочил со своего места и зарычал:

— Так ты оттуда!!! Ты… Ты оттуда!!! Значит, ты тоже… нелюдь!!!

Мальчишка тоже встал с кресла и выпрямился напротив закованного в скафандр капитана:

— Да, я не предтеча, если вы имеете в виду именно это!

Но я — человек!.. Homo super!..

— Супер, говоришь?! Супер!.. — Голос Бабичева внезапно упал с рева до шепота, хриплого, безумного шепота, — Видел я… суперов! Это они перебили моих ребят!.. Пятерых! Пятерых!!! И каждый из них был супером!.. И они были при этом людьми!.. Они не травили своих противников зверями, они дрались сами, своими руками! А ваши суперы прячутся за спинами монстров, которых сами же и создали!!! Для чего и как были созданы эти жуткие твари — ответь, супер! Нечего тебе ответить?! Так я тебе скажу — они были созданы, чтобы уничтожать людей!!! Но вы напрасно рассчитываете, что ваши монстры вам помогут спастись! Мы перебьем и ваших монстров, и вас, всех!!! Всех!!!

На губах у капитана выступила пена, его рука шарила по поясу, тщетно пытаясь нащупать разряженный и потерянный излучатель, а обратившиеся в щелки глаза буквально пожирали маленького мальчишку, стоявшего напротив.

Вдруг, словно осознав, что его оружие потеряно, капитан метнулся к одному из десантников и выхватил из клапана его скафандра излучатель. Но когда он с торжествующим воплем повернулся к мальчику, между ними стоял Вихров.

— Игорь, отойди!.. — рявкнул Бабичев и энергично взмахнул свободной рукой.

Однако Вихров не пошевелился. Он молча смотрел на Сергея и в его глазах было… страдание.

— Игорь… отойди!.. — повторил капитан, но уверенность ушла из его голоса.

— Я отойду… — неожиданно произнес Игорь. — Я отойду… Только сначала послушай меня. Тот объем активной биомассы, который мы с тобой обнаружили с «падающих звезд», оказался… детским садом. Этот мальчишка, — он махнул рукой себе за спину, — самый старший из воспитанников… Но я не об этом. Первой, кого я там встретил, была маленькая девочка, ей не больше четырех лет… Совсем малышка, она подбирала лоскуты для платья своей кукле… Ты знаешь, что она спросила, как только увидела меня?

Он замолчал, ожидая ответа, но Бабичев ничего не сказал, лишь скрипнул зубами и повел стволом излучателя.

— Эта кроха спросила: «Ты нас сейчас убивать будешь?..» — произнес Вихров, и было видно, с каким трудом ему дались эти слова.

Глаза Сергея широко открылись, и рука, державшая оружие, опустилась.

— Почему?.. — недоуменно произнес он.

— Не знаю… — тихо ответил Игорь. — Только и я хочу спросить тебя… Ты его сейчас… убивать будешь?..

И он вытянул из-за своей спины босого полуголого мальчугана.

Бабичев долго смотрел на мальчика, словно не понимая, откуда в боте взялся ребенок, потом не глядя протянул излучатель одному из бойцов, опустился на пол и… по его серой щеке покатилась слеза…

Вихров усадил мальчика в кресло и, осторожно присев рядом с Бабичевым, обнял его за плечи.

Капитан сидел совершенно неподвижно, его глаза, уставившиеся в одну точку, казалось, видели нечто, навсегда врезавшееся в его память, а единственная слеза, пробежав по щеке, оставила светлую дорожку. И вдруг он заговорил. Негромкие, спокойные слова выходили из почти неподвижных губ и падали в замерший отсек бота, в души сидевших там десантников:

— Мы тоже нашли тот сгусток биологически активной массы, который искали. Ты знаешь, там на тридцать седьмом подземном уровне целая сеть лабораторий, и такое впечатление, как будто в них только что кто-то работал. А в самой большой лаборатории — бассейн… с очень странной жидкостью. Именно эта жидкость и подавала тот сигнал, который засекли наши биолокаторы. Мы там ничего не тронули… ничего… мы только смотрели. Алекс хотел взять пробу из бассейна, так я ему запретил. А когда мы уже хотели возвращаться, нам навстречу вышел… — он чуть запнулся, а потом продолжил, но его тон несколько изменился, — вышел… супер. Парень выше двух метров ростом, сложен как бог, только уши у него заостренные вверху и… кожа, знаешь, странная такая… шершавая. Он был без оружия и, когда нас увидел, усмехнулся так и говорит: «Напрасно, — говорит, — вы сюда пожаловали… Вам здесь не место…», — и физиономия у него… — капитан скривился, словно ему стало больно, — словно он перепивших недоумков из бара выпроваживает! Я не мог стрелять в безоружного, я ему объяснил, что мы с исследовательской целью пришли и хотели бы встретиться с руководителями колонии. А он отвечает, мол, некогда ему с нами разговаривать, и что если мы не уберемся, он… охрану вызовет…

Бабичев вдруг поднял голову и посмотрел на старшего лейтенанта больным взглядом:

— Знаешь, Игорек, лучше бы я его сразу положил, а я решил… уйти. Но едва мы с ребятами вышли в соседнюю лабораторию, как дверь за нами захлопнули, а двери там серьезные, стальные, на сейфовые похожи… и через другую дверь входят… звери… ну, ты их видел, и сразу к нам…

Он замолчал и снова замер с остановившимся, обращенным внутрь взглядом. Его молчание длилось очень долго, Вихров уже было решил, что Сергей больше не хочет ничего рассказывать, но тот вдруг снова заговорил:

— Алекс даже излучатель выхватить не успел!.. А Свена они уже в переходе подловили… Алешку камнями… раздавило… знаешь, камни там такие водятся… живые… Мы мимо бежали, а они развернулись и Алешку… смяли, а потом рвать стали… зубами… Этих троих… на моих глазах… Мы их и вынести не смогли. Степан в ловушку угодил — просто исчез, даже без звука, я не видел, а Курт… Он нас прикрывал уже у самого выхода, у зала… Мы заблудились немного, пришлось стену прожигать… Он там, около этой дыры и остался…

Он снова замолчал. И слезы перестали бежать по его щекам, только глаза продолжали смотреть прямо перед собой, невидящие… или видящие нечто невидимое…

— Зайцев погиб… — вдруг выдавил из себя Игорь. — И с ним еще двое… Тоже на камнях. Мы думали, это просто завал, а это засада была…

Они сидели рядом на полу отсека, два смертельно усталых солдата, готовых драться с врагом, но не способных поднять оружие против беззащитных… существ. Они сидели и молчали, и в молчании понимали друг друга, поддерживали друг друга, утешали друг друга… Они сидели в окружении своих не менее усталых товарищей, а думали о тех, кого уже никогда не будет рядом… только в их памяти останутся они… навсегда.

А в иллюминаторы покидающего планету бота вползала чернота космоса, пронзенная светлыми иглами звезд.

На «Счастливом случае» бот с «Одиссея» уже ждали, Вихров был донельзя удивлен количеством людей, встречавших его мальчишку. Едва причальный створ закрылся за «стрижом» и на палубе установилось нормальное давление, из двух люков к маленькому кораблю направились человек тридцать. Среди них Игорь знал только двоих — главного астробиолога «Одиссея» профессора с мировым именем Мэтью Кларенса Ирвинга и первого ассистента главного врача линкора Виталия Кокошко.

«Потенциальный полный супер» держался весьма спокойно, несмотря на глазеющую и тихо переговаривающуюся толпу. Впрочем, увидев своего гостя, вся встречающая команда мгновенно замолчала, и в молчании этом чувствовалось немалое изумление.

Мальчишка спустился по трапу, держась за руку Вихрова, и не отпускал его руку до тех пор, пока сам Игорь, чуть наклонившись к нему, не сказал, указывая на Ирвинга:

— Вот кто теперь будет тебя опекать… «потенциальный полный супер». Он тебе все покажет, расскажет, ну а ты постарайся ему объяснить, кто же ты такой есть…

Вихров улыбнулся малышу и, выпустив его ладошку, чуть подтолкнул в сторону профессора.

Тот опустился на корточки перед мальчиком и с самым серьезным видом произнес:

— Ну что ж, молодой человек, давайте знакомиться. Меня зовут Мэтью, ты можешь называть меня просто Мэт. Как сказал третий ассистент командира, я теперь полностью в твоем распоряжении и готов ответить на все твои вопросы… но и у меня вопросов к тебе очень много. Поговорим?..

Мальчишка внимательно выслушал своего нового опекуна, но ничего не ответил, а, повернувшись к Вихрову, неожиданно спросил:

— Я тебя еще увижу, предтеча?..

Игорь несколько растерялся, но ответил быстро и с улыбкой:

— Я думаю, если тебе надо будет меня увидеть, мой командир разрешит мне тебя навестить…

Мальчик кивнул, повернулся к профессору и протянул ему ладошку:

— Пошли… Поговорим…

Больше члены высокой комиссии не обращали внимания на старшего лейтенанта. Окружив своего маленького гостя, они направились внутрь корабля. Вихров смотрел им вслед, пока все они не скрылись в переходных люках, а после этого полез обратно в бот.

Спустя двадцать минут «стриж» опустился на причальную палубу «Одиссея». Игорь машинально взглянул на таймер, встроенный в шлем скафандра. С момента их старта прошло четыре часа пятнадцать минут… Всего лишь!

Еще через десять минут Вихров вошел в свою каюту. Действие биостимулятора заканчивалось и в голове у него стоял туман, а сам он буквально валился с ног от усталости. Когда в отсеке экипировки он стаскивал осточертевший скафандр, по громкой связи объявили, что всем участникам рейда предоставляется шестичасовой отдых. Сначала Игорь решил пообедать и наведаться в библиотеку и узел дальней связи, но, дойдя до своей каюты, понял, что не в силах покинуть ее. Кое-как стянув с себя комбинезон, он упал на узкую кровать и опрокинулся в сон. Перед его глазами всплыло личико маленькой девочки, которая смотрела на него своими огромными глазами и спрашивала: «Ты нас сейчас убивать будешь?..»

— Нет, — пробормотал он во сне, — я никого убивать не буду… Тем более таких маленьких…

ГЛАВА 5

А в четырех населенных град-комплексах Гвендланы Звездный десант, прокатываясь огненным смерчем по улицам и постройкам, уничтожал все живое!

«Кондоры» подошли к намеченным целям практически одновременно и практически одновременно получили предложения от автоматов катапульт исследовательских центров произвести посадку на причальные модули исследовательских центров. Однако после того, что произошло с «калонгом» из группы полковника Бэша, боевые машины звездного десанта ответили на эти запросы ракетными ударами по местам расположения катапульт, невзирая на то что биолокаторы показывали присутствие на причальных модулях обслуживающего персонала. Купол град-комплекса «Е» в отличие от трех остальных был еще цел, и это обстоятельство задержало атаку на целых тридцать минут, потребовавшихся десантникам, чтобы термическими минами вскрыть его.

Во всех четырех град-комплексах мятежники ответили на атаки десантных ботов ударом примитивных, явно самодельных ракет «земля-воздух», действовавших на твердом топливе и несших весьма слабые фугасные заряды. И конечно же, ни одна ракета мятежников не дошла до цели.

Опираясь на опыт полукогорты Бэша, командиры всех четырех десантных групп, прежде чем приступить к высадке десанта, провели санацию местности. Сначала накрыли излучением Иситуки все здания, где были обнаружены живые существа. Затем с помощью кукол-автоматов имитировали высадку десанта, чем спровоцировали к действию и уничтожили установленные вокруг центральных площадей град-комплексов ловушки, несколькими превентивными гравитационными ударами не только расширили площадь высадки десанта, но и заставили оставшихся в живых мятежников отступить к границам жилого комплекса и в научно-промышленную зону.

Во всех атакованных град-комплексах высадка десантников прошла без потерь и практически без противодействия со стороны мятежников. Полукогорты спокойно развернулись и начали методическую обработку град-комплексов «веером». Сверху десантников прикрывали «калонги», «кондоры» оставались в воздухе, барражируя над пробитыми куполами град-комплексов.

«Веера» десантников расползались по жилым зонам исследовательских центров неторопливо, но и неуклонно. Методично проверялись все жилые и общественные здания и все обнаруженные технические устройства, которые не удавалось немедленно идентифицировать, уничтожались. Несколько раз на десантников пытались напасть «местные жители», но скрытно подобраться к «вееру» им не удавалось, а рукопашные схватки, которые эти странные, не слишком разумные и недостаточно агрессивные существа пытались завязать, заканчивались их быстрым уничтожением. Ничего похожего на «боевую периферию», с которой встретился отряд Вихрова, другим десантным подразделениям не повстречалось, а «троеруки», «ежи» и редкие «тараканы» мало что могли противопоставить Звездному десанту!

Четыре часа спустя, как раз в тот момент, когда Вихров передавал свою «находку» в руки ученых, десантные «веера» во всех четырех доселе обитаемых град-комплексах вышли к границам жилых зон.

После этого продвижение остановилось. Во-первых, фронт десантников слишком растянулся и контролировать его становилось слишком трудно. Во-вторых, с «кондоров» сообщили, что в лабораторно-промышленных корпусах, граничащих с жилой зоной, лоцируется большое количество биоактивной массы.

Град-комплекс «F» тоже имел целый купол и высадка десанта в нем тоже произошла с тридцатиминутной задержкой. Однако ни скрытых ловушек, ни противодействия мятежников здесь не было совершенно. Жилая часть град-комплекса выглядела совершенно брошенной и уже начала разрушаться. В окнах жилых зданий были выбиты стекла и высажены двери, во многих местах был оплавлен стеклопласт стен, дорожное полотно улиц во многих местах было взорвано или выжжено до грунта. Создавалось впечатление, что град-комплекс брали штурмом и в нем шли уличные бои. Вот только о каком штурме могла идти речь, если купол град-комплекса был целехонек?!

Подполковник Йозеф Штерн, командовавший полукогортой, высадившейся в град-комплексе «F», был старым, опытным воякой, служившим еще под руководством адмирала Кузнецова и участвовавшим в ликвидации пиратской базы в системе Канопуса. Случилось это очень давно, когда подполковник был еще в чине мичмана, и с тех пор он прошел через множество крупных и мелких боевых операций. Отсутствие сопротивления при продвижении руководимого им десанта не успокоило, а скорее насторожило его, а особую озабоченность у него вызвали как раз явные, хотя и старые, следы боевых действий.

Когда бойцы полукогорты выдвинулись к границам жилой зоны град-комплекса и убедились, что она пуста, Штерн приказал всем собраться в том месте, где шоссе покидало жилой сектор и, пересекая пятисотметровую граничную луговую полосу, уходило в лабораторно-промышленную зону.

На сбор бойцам десанта требовалось около часа, поэтому подполковник, уже находившийся на месте, решил провести предварительную разведку. Вызвав все три прикрывавших полукогорту «калонга», он своим безразличным скрипучим голосом отдал приказ:

— «Калонг»-2 и «калонг»-3, проведите разведывательный облет промышленной зоны. Задача: установить наличие в корпусах зоны живой силы противника, ее рассредоточения и глубины обороны. Особо обратить внимание на крупные соединения такой силы. Кроме того, необходимо произвести лоцирование зоны на предмет выявления работающих энергетических и электронных устройств и возможного наличия боевой техники. «Калонг»-1, остаетесь в моем распоряжении. Постарайтесь подняться к самому куполу и контролировать передвижения разведчиков.

Как и в град-комплексе «С», по бывшему газону граничной полосы, отделявшей жилую зону от промышленной, тянулись самодельные решетчатые фермы с установленными на них небольшими стандартными излучателями. Однако приборы показывали, что высота установленного барьера не превышает пяти-шести метров. Два «калонга» снизились до сорока метров и пошли в сторону промышленной зоны, по расходящимся дугам. Третья машина в считанные секунды прыгнула к самому куполу, превратившись в крошечную темную запятую на светло-голубом фоне.

Практически немедленно подполковнику стала поступать информация.

— Здесь «калонг»-2. Прошел над химико-технологическим корпусом, справа — физико-технический, слева — механические мастерские. В первом корпусе активная биология объемом шестьдесят — шестьдесят пять «стандартов», в «физике» — Около двадцати, в мастерских… пусто… Правда… — в голосе пилота проскользнуло сомнение, но он сам же немедленно его снял, — нет, точно пусто!.. Между корпусами никакого движения, но на тротуаре стоят какие-то странные… конструкции…

— Предназначение не ясно? — попытался уточнить подполковник.

— Смотрите сами!.. — отозвался пилот, и на внутренней поверхности забрала подполковника включился небольшой видеоэкран. Камера, установленная под крылом «калонга», начала транслировать изображение прямо на этот экран, и подполковник увидел одинаковые серые, сильно удлиненные коробки зданий лабораторно-промышленной зоны, разделенные светло-голубыми полосками улиц. Внезапно эти коробки встали дыбом и ринулись на Штерна с такой скоростью, что тот вздрогнул. Картинка на экране стремительно увеличивалась, улица между двумя зданиями, расположившаяся в центре изображения, расширялась, отодвигая стены зданий за пределы экрана, и вот на ней проклюнулись несколько расплывчатых точек, быстро превратившихся в некие решетчатые конструкции, весьма похожие на те, что несли излучатели, установленные между зонами. Но на вершинах этих конструкций ясно были видны… простые гладкие четырехгранные пирамиды высотой метра полтора.

— Пирамиды «молчат», — немедленно прокомментировал пилот «калонга». — Ни излучения, ни вибрации, температура соответствует температуре окружающего воздуха, генерирование каких-либо полей не наблюдается… Простое «мертвое» железо…

Картинка «съерзнула» за нижний край экрана, и в поле зрения подполковника оказался светло-голубой купол. Штерн отключил видеоэкран.

— «Калонг»-2, продолжайте исследование, «калонг»-3, что у вас?..

— Прошел между химическим корпусом и корпусом космоизлучений… В химическом активная биология до ста «стандартов», в корпусе космоизлучений — до двадцати, причем они поровну распределены в углах корпуса… А, вот в чем дело!.. На крыше корпуса, по ее углам установлены генераторы поля… Здоровенные и, похоже, многоконфигурантные!.. Их бы надо было обработать до начала атаки, командир!

— Я обойдусь без ваших советов!.. — оборвал пилота Штерн. — Продолжайте вашу работу.

«Калонг»-3 замолчал, зато сразу же вышел на связь «калонг»-2:

— Командир, позади химико-технологического корпуса два корпуса многофункционального производства. Оба не содержат активной биомассы и в обоих действует какое-то оборудование… видимо, в автоматическом режиме… За этими корпусами мусоросжигательный завод, он не работает и внутри пусто. Дальше до самого купола склады, тоже, похоже, пустые. Движения снаружи не замечено, внутри биолокатор ничего не берет! Ложусь на обратный курс!..

— Здесь «калонг»-3, — внезапно перебил товарища пилот другой машины. — Я над корпусом биологических исследований. Здесь на уровне примерно двенадцатого подземного этажа… драка! Задействовано не менее трех гравитров и какое-то странное излучение! Мой локатор плохо берет такую глубину, но, судя по принимаемому спектру излучений и гравитационных нагрузок, работает стандартное десантное оружие! Может — это кто-то из наших?!

— Туда никто не мог попасть! — резко возразил подполковник. — Вся полукогорта находится в жилой зоне!

— А может, это ребята с «Одиссея»? — высказал предположение пилот.

«Действительно, — встревоженно подумал подполковник, — приданной моему отряду полуманипулы с «Одиссея» я что-то не видел. «Стриж» во время десантирования полукогорты висел невдалеке, однако десантники с него на площадь град-комплекса не приземлялись. Но… каким образом они могли оказаться так далеко внутри промышленной зоны?!»

— Связаться с ними нельзя? — спросил он.

— Нет, мой передатчик до них не достанет… Я бы их и не заметил, если бы оружие не работало!..

«Нет, это все-таки не они, — вдруг решил Штерн. — Проникнуть в град-комплекс кроме как через пролом в куполе они не могли — северную катапульту я разбил, а южная… Но если они попали в град-комплекс через посадочную полосу южной катапульты, то полуманипула должна была быть сейчас в жилой зоне. И почему они не вышли с ним на связь!..»

Тут подполковник недовольно хрюкнул и тряхнул головой.

— Продолжайте полет по маршруту! — рявкнул он в модуль связи, а про себя подумал: «В конце концов, это не мои люди. Вот пусть командир «Одиссея» и разбирается со своими гавриками!»

К этому моменту полукогорта практически полностью собралась в указанном подполковником месте. Офицеры собрались вокруг командира, который продолжал наносить на расстилавшуюся у его ног голографическую карту данные, передаваемые «калонгами». Картина получалась интересная — большая часть живой силы мятежников располагалось как раз против того места, где сосредоточивалась звездная пехота. «Тыловая» область зоны была совершенно пуста, если не считать засеченного «калонгом»-3 боя в биологическом корпусе, но сколько там могло быть мятежников, даже предположить было трудно.

Штерн поднял голову от карты, собираясь приступить к изложению диспозиции и плана атаки промышленной зоны, как вдруг в его модуле связи прозвучал встревоженный голос:

— Здесь «калонг»-1! Командир, «калонг»-2 падает!.. Упал!

— Сбит?! — воскликнул подполковник и машинально посмотрел влево, откуда должна была появиться маленькая машина.

— Непонятно… — ответил пилот «калонга»-1. — Он возвращался назад, шел по периметру град-комплекса на высоте тридцати метров. До окончания облетной петли ему оставалось метров пятьсот. Когда он изменил курс — свернул в сторону химико-технологического корпуса, — я решил, что он заметил там что-то интересное и необычное. Через двенадцать секунд после разворота он начал резкое снижение, на мой запрос не ответил и… свалился на крышу корпуса… Машина не взорвалась, и… никто ее не… покинул!..

— Я не понял, — прервал подполковник пилота, — ты засек атаку на нашу машину или нет?!

— Да не было никакой атаки… — не слишком уверенно откликнулся тот. — Лучевого удара не зафиксировано, появления поля не зафиксировано, ракет не было точно… вообще ничего не было!..

— Так, может быть, «калонг» просто приземлился?..

— Нет, он не выпустил шасси, да и «юзил» чуть ли не через всю крышу… И потом, если бы они сели, так кто-то уже вышел бы из машины!..

— «Калонг»-3, — вызвал подполковник, — пройдите над химико-технологическим корпусом, посмотрите, что с «калонгом»-2… Только осторожно, там могут быть… ловушки…

— Понял, — отозвался пилот «калонга»-3. — Мы заберемся повыше…

Видимо, машина была совсем недалеко от места падения «калонга»-2, потому что почти сразу же пилот снова вышел на связь:

— Вижу «калонг»-2, рядом никого нет, но машина находится в пучке мощного электромагнитного излучения!.. О черт, ее, похоже, поджаривают!..

В этот момент над недалеким химико-технологическим корпусом взметнулось пламя и гулко грохнул взрыв.

— Все!.. Они взорвались!.. — мгновенно осипшим голосом проговорил пилот «калонга»-3 и тут же заполошно крикнул: — Я потерял управление!!!

Йозеф Штерн задрал голову, изменил фокусировку забрала и немедленно увидел маленькую машину, которая с явно неработающим двигателем пикировала на крышу химико-технологического корпуса. Однако траектория пикирования была какой-то странной — нос машины вздергивался и тут же снова валился, и снова вздергивался, было ясно, что экипаж пытается вывести «калонг» из пике, но это почему-то им не удавалось — неизвестная сила снова и снова возвращала машину на гибельную траекторию. И тем не менее пилоты продолжали борьбу… Расстояние между шестнадцатиэтажным корпусом и маленькой машиной стремительно сокращалось, и вдруг в нескольких метрах от крыши нос машины снова вздернулся, на этот раз гораздо сильнее, крылья на мгновение приняли под себя поток воздуха и короткий корпус вынесло мимо обреза крыши!

В следующий момент двигатель «калонга» взревел и машина начала выравниваться… Офицеры полукогорты, столпившиеся вокруг подполковника, замерли, наблюдая борьбу крошечного летательного аппарата с силой инерции, вгонявшей ее в стеклопласт мостовой! На секунду показалось, что «калонг» обречен, все видели, что продолжение траектории его движения проходит явно ниже уровня земли… Но, нарушая все законы физики, маленький аппарат с узкими крыльями вывернулся у самой поверхности и свечой взмыл вверх, расплавив голубой стеклопласт выхлопом двигателей!

Все подняли головы, провожая взглядами спасшийся «калонг», и только подполковник снова склонился над картой, потеряв интерес к своему разведчику. Через секунду раздался его скрипучий голос:

— Полагаю, вам ясно, что является главным объектом нашей атаки… Ширина прорыва — пятьсот метров. Манипулы капитана Ежова и старших лейтенантов Шоберга и Власта с приданными им «росомахами» атакуют химико-технологический корпус. По полученным данным, в нем располагается около семидесяти стандартных биоособей… возможно, с очень необычными свойствами. Потому считаю возможным в плен никого не брать и уничтожать противника, не дожидаясь его атаки. Все, что в корпусе будет шевелиться, должно быть стерто с лица… этой планеты! Манипулы капитанов Старцева и Уотса поддерживают основной отряд соответственно справа и слева. Вам надлежит обойти химико-технологический корпус справа и слева и воспрепятствовать силам мятежников, располагающимся в корпусах физическом и космоизлучений, прийти на помощь атакованным основными нашими силами. После ликвидации сил мятежников в химико-технологическом корпусе три манипулы разворачиваются звездой и двигаются в направлениях: Ежов — мусоросжигательного завода и складов, Шоберг — биологического корпуса, Власт — химического корпуса. Старцев и Уотс контролируют фланги, кроме того, Уотс оказывает поддержку Власту в захвате химического корпуса. Опять-таки, господа, разрешаю вам пленных не брать, тем более что это может быть опасно… Наша задача очистить этот исследовательский центр от… э-э-э… имеющихся здесь нелюдей. Вопросы есть?..

Подполковник оглядел офицеров, и самый молодой из них, старший лейтенант Уотс, неожиданно спросил:

— Каким образом мы будем форсировать заградительную полосу?..

Все, словно по команде, повернулись в сторону установленных перед производственной зоной излучателей.

— Оставлять у себя за спиной работающее оборудование мятежников мы не имеем права, — спокойно, как во время кабинетных занятий, пояснил Штерн, — потому его надо будет уничтожить… Старцев и Уотс нанесут гравитационные удары по трем фермам с каждой стороны фронта прорыва. Главная группа начнет движение, как только рухнут фермы… Еще вопросы есть?

Офицеры молчали и подполковник, бросив быстрый взгляд на таймер, закончил разговор:

— Начало операции через десять минут, прошу вас, господа офицеры, занять свои места.

Спустя ровно десять минут, подполковник включил связь и все тем же спокойным, бесцветным голосом произнес:

— Начали, господа…

С правого и левого флангов расположения звездной пехоты по фермам, перегораживающим десанту дорогу, одновременно ударили гравитры. Несколько секунд металл ферм держался, а затем стал медленно «проседать». Сначала чуть прогнулись горизонтальные связи, лишая устойчивости несущие балки, фермы заколебались, словно установленные сверху излучатели вдруг стали для них непосильной ношей. Затем с глухим вздохом лопнуло несколько грубых сварных соединений… Десантники приготовились к броску — казалось, еще секунда и заградительная полоса рухнет, но в этот момент шесть атакованных излучателей неожиданно развернулись и на места расположения работающих гравитров обрушился мощнейший лучевой удар! Излучение было коротким, но его сила была настолько велика, что скафандры попавших под удар десантников не выдержали. Через короткие три секунды гравитры замолчали, а двенадцать человек перестали существовать — плазма крови в их телах свернулась под воздействием проникающего излучения Иситуки.

Однако начатая атака не прекратилась, по уже поколебленным фермам ударили еще двенадцать гравитров! Охранная система, видимо, не могла повторить свой ответный лучевой удар, то ли ей не хватало мощности, то ли излучатели были уже повреждены. Во всяком случае, спустя десяток секунд все шесть ферм рухнули и в образовавшийся в заградительной полосе разрыв ринулись три ударные манипулы полукогорты.

Здание химико-технологического корпуса было, казалось, совсем рядом — преодолеть пятьсот метров для любого из десантников было делом полутора минут, однако, когда наступающие манипулы миновали первые сто метров, под ногами пехотинцев начали рваться мины! Взрывы были такой силы, что людей швыряло вверх на несколько метров. Скафандры и автоматически включавшиеся антигравы спасали десантников от смерти, но тем не менее они получали серьезные повреждения и выбывали из строя. Атака захлебнулась!..

Десантники залегли, а вперед выдвинулись две «росомахи». Тяжеленные гусеничные роботы принялись утюжить пространство между цепью десанта и стеной корпуса. Мины, взрываясь под траками из уплотненной стали, не могли причинить «росомахам» никакого вреда — машины даже не вздрагивали. Через несколько минут пространство перед наступающим десантом было очищено, а когда бойцы добрались до корпуса, в его стенах уже зияли трехметровые дыры, прожженные плазменными резаками роботов.

Оказавшись внутри корпуса, манипулы рассыпались на десятки, возглавляемые сержантами, и каждая из них направилась по своему маршруту.

Согласно действовавшим стандартным нормам, химико-технологический исследовательский корпус должен был иметь шестнадцать надземных этажей и четыре подземных. Манипуле капитана Ежова предстояло «обработать» всю подземную часть корпуса. Лифты, конечно же, не работали, да опытный капитан и не стал бы ими пользоваться. Первая десятка под командой сержанта Джона Хокса отправилась вниз по боковой запасной лестнице, а две основные широкие лестничные клетки, располагавшиеся недалеко друг от друга в центре здания, заняли остальные четыре десятки манипулы.

Узенькая темная запасная лестница располагалась у боковой стены здания и практически никогда не использовалась. Предназначалась она для эвакуации сотрудников спецлабораторий в случае отключения энергии в корпусе. Десятка Хокса, подсвечивая себе дорогу нашлемными фонарями, беспрепятственно прошла два первых пролета и вышла на первый подземный уровень. Джон доложил капитану о своем местонахождении и получил приказ двигаться дальше вниз и оттуда, с тыла, встречать отступающих мятежников, когда остальные четыре десятки манипулы погонят их сверху. Хокс со своими людьми спустился еще на один уровень ниже и сразу же получил приказ продолжать спуск. Высота подземных этажей здания была всего лишь четыре метра, и соединялись этажи между собой двумя лестничными маршами. Пройдя первый марш лестницы между вторым и третьим уровнями, Хокс спокойно развернулся, ступил на первую ступень второго пролета и тут…

На площадке третьего уровня его фонарь высветил стоявшего опершись плечом на стену высокого… человека. Хокс от неожиданности замер, но в следующее мгновение вскинул руку с излучателем. Человек усмехнулся и, отвалившись от стены, выпрямился во весь свой более чем двухметровый рост, на нем были надеты только короткие шорты, и его кожа в ярком свете фонаря казалась покрытой мельчайшими матовыми чешуйками. По бокам совершенно голого черепа едва заметно шевелились большие, отчетливо заостренные кверху уши.

— Не торопись стрелять, предтеча… — раздался его негромкий раскатистый голос. — Послушай сначала, что я тебе скажу…

— Говори, — согласился Хокс, продолжая держать аборигена в прицеле.

Однако тот не торопился со своим разговором. Вместо этого он поднял длинную руку и зачем-то потрогал стену, затем улыбнулся и только после этого негромко произнес:

— Предтеча, ты на последний уровень не ходи… А то так там и останешься…

Потом он как-то неуловимо качнулся и… мгновенно растворился в темном дверном проеме, выводящем на третий подземный уровень. Хокс так и не успел нажать на спуск.

В этот момент рядом с ним раздался тихий голос спускавшегося следом десантника:

— Что случилось, командир?..

— Ты ничего не слышал?.. — не оборачиваясь, спросил Хокс.

— Нет, все тихо… — В голосе десантника послышалось легкое удивление. Хокс оглянулся, внимательно посмотрел на чуть встревоженное лицо своего бойца и повторил вопрос:

— Ты точно ничего не слышал?!

— Точно, командир!.. — твердо ответил десантник и уже с нескрываемой тревогой посмотрел вниз, на площадку третьего уровня.

— Значит, будем считать, что мне показалось… — негромко, про себя, пробормотал сержант и начал осторожно спускаться вниз. Скоро вся десятка собралась перед входом на уровень, и Хокс связался с капитаном.

Ежов ответил вроде бы совершенно спокойно, но сержант немедленно понял, что капитан чем-то крайне встревожен. Доложив о своем прибытии на предпоследний уровень подземной части здания, Хокс собирался доложить о своем странном разговоре с одним из мятежников, но, сам не зная почему, не стал этого делать. Капитан, подумав несколько секунд, приказал:

— Спускайся на четвертый уровень, а затем «веером» двигайся к центральным лестницам. Встречаемся на центральной площадке нижнего уровня.

Связь отключилась, но Хокс не торопился выполнять приказ, в его ушах вдруг снова зазвучал негромкий голос мятежника: «Предтеча, ты на последний уровень не ходи… А то так там и останешься…»

Но воинская дисциплина взяла верх, Хокс встряхнулся и первым шагнул на лестницу, негромко отдав приказ:

— Двигаем дальше!

Десятка беспрепятственно миновала еще два пролета лестницы и вступила на стеклопласт пола самого нижнего этажа химико-технологического корпуса.

Десантники оказались в неосвещенном зале, уставленном неразличимым в темноте оборудованием. Лучи нашлемных фонарей забегали по помещению, выхватывая из темноты фрагменты машин и станков, серый от пыли стеклопласт колонн, куски потолка, покрытые какими-то странными зеленовато-серыми потеками оплавленного или размягченного стеклопласта. Было очевидно, что это помещение уже давно не используется по назначению.

В этот момент наверху что-то гулко грохнуло, с потолка посыпались какие-то осколки, а с дрогнувшего пола медленно поднялась туманным облаком пыль. Это облако неожиданно стало густеть и скоро превратилось в непроницаемую муть, белесую, там где ее тщетно пытались пробить лучи фонарей, и угольно-черную за пределами этих лучей. Десяток сбившихся в кучу десантников окружила непроницаемая пелена.

Однако Хокс прекрасно помнил приказ капитана и потому, сухо кашлянув, проговорил:

— Рассредоточиться и продвигаться к противоположной стене зала. Там должен быть выход в соседнее помещение. Направляемся к центральным лестницам…

Еще несколько секунд его подчиненные нерешительно потоптались около сержанта, а затем стали медленно расходиться, растворяться в темноте и пыльном тумане. Их шаги гулким шорохом разносились по залу, и Хокс вдруг подумал, что эти люди, умеющие передвигаться совершенно бесшумно по любому, самому скрипучему полу, специально шаркают подошвами сапог, стараясь отогнать от себя ощущение затерянности, одиночества… незащищенности Он неожиданно рассвирепел и гаркнул в микрофон модуля связи:

— Что это мы шаркаем, как стадо дряхлых старух?! Забыли, что такое Звездный патруль?!

А они действительно забыли, кто они такие… Словно нечто невидимое, но вездесущее стерло из их памяти все навыки, притупило остроту рефлексов, приобретенную ими в долгие часы занятий и тренировок! И только злой окрик сержанта привел их в чувство — шорох подошв мгновенно исчез, смолкли и другие звуки, поскольку десантники включили полную звукоизоляцию скафандров. Погасли и фонари, они стали не нужны — на забрала шлемов были выведены инфракрасные фильтры.

Хокс тоже опустил фильтр и, поиграв настройкой, получил вполне удовлетворительную видимость. Перед ним лежал, похоже, главный проход цеха. По бокам, метрах в трех друг от друга, ровными рядами выстроились какие-то однотипные аппараты кубической формы высотой метра два с половиной. Сержант неторопливо двинулся по проходу, держа излучатель наготове и заглядывая в каждый боковой npoход, появлявшийся после каждой пройденной пары аппаратов. Цех по-прежнему выглядел полностью заброшенным, многолетняя пыль покрывала стеклопласт пола, а та, что поднялась от сотрясения, продолжала висеть в воздухе, словно в помещении отсутствовала гравитация.

И вдруг этот факт насторожил сержанта — в самом деле, почему пыль не опускалась? Что удерживало ее во взвешенном состоянии?! Он остановился и, включив анализатор окружающей среды, принялся следить за выводимыми на наручный дисплей показателями. Температура — в норме, излучение — в норме, влажность — в норме, освещенность — нулевая, напряженность полей… И тут ему сразу все стало ясно, зал был погружен в не очень сильное электромагнитное поле, его напряженности вполне хватало, чтобы поддерживать пылинки во взвешенном состоянии… Но самое интересное заключалось в том, что источник этого поля располагался… ниже уровня пола!.. Ниже нижнего уровня подземной части корпуса!

Впрочем, само поле не представляло опасности для десантников, а потому сержант просто отметил его наличие и продолжил свое продвижение по главному проходу цеха. Довольно скоро он дошел до конца прохода и уперся в закрытые двустворчатые двери. Включив ультразвуковой локатор, Хокс принялся изучать ситуацию за дверьми, хотя изучать там было особенно нечего — все та же темнота и пустота. Правда, за дверьми начинался коридор, двери из которого вели в другие, очевидно, не такие большие помещения.

Через несколько минут вся десятка снова собралась около своего командира. Никому не удалось обнаружить что-либо заслуживающее внимания, поэтому сержант молча распахнул двери и, сняв с забрала фильтр, осветил коридор лучом нашлемного фонаря. Здесь пыли не было…

Этот коридор шириной около трех метров тянулся метров на двадцать пять и заканчивался такими же двустворчатыми дверями. Справа на равном расстоянии друг от друга располагались три узкие и странно низенькие двери, выкрашенные в белый цвет, слева шесть стандартных дверей ярко-красного цвета. По жесту сержанта десятка разделилась на две неравные части и, быстро пройдя вперед, исчезла за первыми дверями — шестеро вправо и четверо влево. Сам сержант неторопливо продвигался по коридору к противоположным дверям, и вдруг позади него негромко хлопнула дверь. Хокс быстро повернулся, но двери, через которые они вышли из первого зала, были закрыты, и перед ними легко вился небольшой пылевой смерчик…

Сержант быстрым бесшумным шагом вернулся назад и, приоткрыв дверь, заглянул в пройденный зал. Никакого пылевого облака не было и в помине, потолочные светильники в зале включились, но тлели слабо, едва разгоняя темноту И вдруг Хоксу показалось, что он увидел небольшую угольно-черную тень, метнувшуюся слева направо, поперек главного прохода, метрах в десяти впереди. Он быстро прошел вперед и осторожно заглянул вправо, в узкий проход между мертвыми агрегатами. И снова ему показалось, что влево за один из мертвых аппаратов метнулась небольшая черная тень. Хокс сделал шаг за ней и… остановился, он вдруг понял, что его заманивают в глубину этого пустого, мертвого цеха. Сержант осторожно попятился назад, снова вышел в коридор и осторожно прикрыл за собой дверь.

«Мы прошли этот зал и никого не обнаружили, — мысленно успокаивал он себя, медленно проходя по коридору. — И войти в него за нашей спиной никто не мог, ему пришлось бы прошмыгнуть мимо нас… Это похоже на еще одну… галлюцинацию…»

Он быстрым шагом прошел до конца коридора, приоткрыл противоположную дверь и выглянул. За дверью располагался еще один большой зал, но в отличие от первого он был заставлен не машинами и станками, а лабораторными столами и установками, состоявшими преимущественно из стеклянных деталей. Через зал, начинаясь от дверей, также тянулся проход трехметровой ширины, который упирался в закрытые двери. На потолке зала горело несколько светильников, но этого света хватало только для того, чтобы немного рассеять мрак. А вот из-под противоположных дверей просачивалась яркая полоска света…

Хокс долго разглядывал зал, пытаясь заметить хотя бы намек на движение, но так ничего и не заметил… И не услышал, пока за его спиной не раздался тихий голос:

— Командир…

Он быстро обернулся и увидел четырех десантников, обследовавших помещения слева по коридору.

— Командир, — повторил один из десантников, — слева — кабинеты… Мы их прошли, там пусто… Там и мебели-то практически нет…

— Кабинеты?.. — задумчиво переспросил Хокс. — Кабинеты под землей?.. Без окон?.. Странно…

В этот момент ближайшая дверь справа приоткрылась, и из нее выглянул десантник. Увидев сержанта, он замахал рукой, и когда Хокс подошел ближе, быстро проговорил:

— Командир, мы тут ход нашли… вниз!..

Вот это было неожиданно. Получалось, что мятежники врылись ниже фундамента здания… Но зачем?

— Веди, — скомандовал Хокс и, повернувшись к стоявшим в коридоре людям, добавил: — Пошли, ребята, посмотрим, что за подземные ходы здесь прорыты…

Они с трудом протиснулись в низенькую дверку, и им сразу же пришлось снова опустить на забрала шлемов фильтры — в помещении царила абсолютная темнота. Дожидавшийся внутри десантник повел их к дальней стене, и за очень большой металлической конструкцией непонятного назначения ониувидели четверых ребят, склонившихся над узким люком. Рядом валялась металлическая крышка от этого люка. Сержант, подойдя к люку, наклонился над ним и спросил:

— Кто его обнаружил?..

— Я, — отозвался один из десантников. — Я обследовал этот сектор помещения и увидел на полу крышку. Сначала я подумал, что она просто валяется на полу, но на всякий случаи попробовал ее сдвинуть. Только она не поддалась, оказалось, что ее удерживает магнитное поле. Поле было слабенькое, и мы вдвоем задавили его ручными нейтрализаторами. Подняли крышку, а под ней этот люк. Жорка пошел за вами, а Саид отправился вниз — надо же посмотреть, что там такое…

— И давно он туда полез? — поинтересовался Хокс.

— Да минут десять как… — ответил тот же десантник.

В этот момент из люка показался шлем скафандра, а затем наружу вылез Саид. Увидев сержанта, он повернулся к нему и доложил:

— Это колодец глубиной метров шесть, узкий, зараза, и без ступеней! Вниз съезжаешь за милую душу, а вот обратно еле выбрался — стены у него какой-то дрянью заляпаны…

Десантник показал ладони перчаток, перемазанные зеленоватой, чуть флюоресцирующей слизью. Колени и предплечья скафандра тоже были вымазаны зеленью. Он махнул рукой и продолжил:

— Под колодцем начинается горизонтальный тупиковый тоннель. В конце тоннеля имеется люк, который выходит в вертикальную шахту… очень глубокую, дна не видно. В шахте имеется клеть, но она не работает. Спуститься можно по лестнице… Из этой шахты имеются выходы в другие тоннели. Я прошел вниз метров, наверное, десять и встретил два таких тоннеля. Дальше не пошел, решил доложиться!

Десантник замолчал, а Хокс, чуть заметно усмехнувшись, спросил:

— А почему на связь не вышел? Прямо из шахты и доложил бы…

Десантник замялся, а потом все-таки ответил:

— Да я связь отключил…

— Почему? — удивился Хокс.

Десантник снова ответил не сразу и ответ его прозвучал как-то неуверенно:

— Там, в этой шахте… кто-то шепчет… Включаешь модуль связи, и в наушниках сразу какой-то шепот начинается. Разобрать ничего нельзя, а действует… нехорошо… угнетающе…

— Надо бы посмотреть, что это на Сайда может действовать угнетающе, — усмехнулся десантник, обнаруживший люк.

— Посмотрим… — проговорил сержант и включил свой модуль связи.

Капитан отозвался немедленно, и на этот раз его голос был очень тревожен:

— Слушаю тебя, Джон!..

— Командир, — быстро заговорил сержант, — мы тут обнаружили проход под фундамент здания. Похоже, там местные понастроили еще бог знает чего. Во всяком случае, не меньше еще десятка уровней вниз. Что мне делать, забить этот выход и идти дальше по четвертому уровню или попробовать спуститься? Только не знаю, будет ли работать связь, если мы сунемся вниз…

После нескольких секунд раздумья капитан принял решение:

— Спускайся в свое подземелье, посмотри, что там такое… Особенно не зарывайся, если встретишь… нелюдей, лучше возвращайся назад…

— А что у вас, командир? — решился на вопрос Хокс.

— Что, что, — возбужденно ответил капитан. — Деремся! Встретили тут… пару-другую монструозусов, пытаемся их утихомирить!..

— Так, может, нам подняться?! — воскликнул сержант, но капитан резко его одернул:

— Выполняйте вашу задачу, со своими проблемами мы сами справимся!..

Связь прервалась, видимо, капитан отключил модуль. Хокс оглядел своих людей и вздохнул:

— Ну что ж, пошли смотреть, что там эти нелюди накопали…

И первым протиснулся в узкий люк.

Капитан говорил неправду, «монструозусов» было не пара-другая, а гораздо больше!

Первый подземный уровень корпуса был пуст, но когда первые две десятки спустились по широкой, хорошо освещенной лестнице на слегка затемненную площадку следующего этажа, с двух сторон из темных, казавшихся пустыми, коридоров вынесло четыре высокие размытые тени, и два идущих впереди десантника были буквально сметены. Следующая пара, мгновенно присев на колено, ударила по мечущимся теням из излучателей, но оба разряда ушли в пустоту, поймать кого-то из нападавших в прицел было просто невозможно. Однако звездную пехоту не так-то просто было привести в замешательство, десантники, спускавшиеся следом, открыли ураганный заградительный огонь, так что нападавшие просто не могли повторить свою атаку.

Пометавшись по площадке, эти тени устремились обратно к темноте коридоров и исчезли… Нет! Прежде чем раствориться во мраке, одна из этих теней остановилась и… десантники ошарашено замерли. Перед ними стояло высокое, больше двух метров, существо, длинные ноги и половина туловища которого были покрыты густой свалявшейся грязно-серой шерстью, и из этого шерстяного кокона торчал голый костистый торс с двумя парами рук, сжимавшими два излучателя! Вся верхняя голая часть чудовища была облита темно-серой, чуть отблескивающей кожей. На мощной, толстой шее крепко сидела чуть приплюснутая в затылке голова, с рельефно выпирающей мордой, над которой фиолетовым светом пылали огромные глаза. И эта жуткая звероподобная голова была окружена ярким оранжевым сиянием, оранжевым… нимбом!

Оторопь десантников длилась всего какую-то долю секунды, но все они прекрасно разглядели нападавшего, а тот, словно довершая впечатление, вдруг коротко рыкнул, обнажая темные поблескивающие клыки. Когда же сержант атакованной десятки начал поднимать гравитр, чудовище мгновенно исчезло в темноте коридора.

Четверо десантников немедленно метнулись следом и заняли позиции у углов обоих коридоров. Сержант, пригнувшись, бросился к одному из лежащих без движения десантников, затем ко второму, а потом выпрямился и развел руками — у обоих непонятно каким образом была порвана верхняя часть титанопластового нагрудника скафандра… вместе с горлом…

В этот момент спустилась вторая десятка во главе с капитаном Ежовым, который, быстро подойдя к сержанту, взглядом потребовал объяснений.

— Они из коридоров выскочили… — не слишком внятно начал сержант, — ребята даже не успели выстрелить…

— Спокойно, сержант, — перебил его капитан. — Толком докладывай, кто выскочил, сколько, куда делись!..

— Выскочили… — Сержант запнулся, а потом заспешил: — Похожи на зверей, только на двух ногах!.. Снизу в шерсти, сверху голые, кожа серая, по четыре руки, морды такие… длинные!.. И… нимбы… оранжевые… вокруг головы!

Он замер на полуслове, как будто перед его остановившимся взором снова возникло видение жуткого зверя.

— И что, их невозможно было достать из нашего оружия?! — зло поинтересовался капитан.

— Невозможно!.. — с неожиданным остервенением огрызнулся сержант. — Они перемещаются с такой скоростью, что их почти не видно!

— Но ты, похоже, сумел их очень хорошо рассмотреть! — ощерился в усмешке капитан.

Сержант как-то опустошенно вздохнул и совершенно другим тоном ответил:

— Просто один на секунду остановился… Ребят-то как жалко, командир!..

Капитан в ответ покачал головой:

— Они сами виноваты… Секунды должно быть вполне достаточно, чтобы поразить противника. Поразить, а не разглядывать его!..

Он еще раз оглядел лестничную площадку, уходящие в разные стороны темные коридоры и коротко приказал:

— Вторая и третья десятки направо, четвертая и пятая — налево! По одному человеку из каждой десятки остаются здесь и контролируют площадку!

Четверо десантников разошлись по углам площадки, а уже неполные десятки, разбившись на пары, осторожно погрузились в темноту коридоров.

Каждый из этих довольно длинных коридоров заканчивался обширным помещением, служившим лабораторным или производственным целям. Вдоль коридоров, по обеим их сторонам располагались десятка по два гораздо меньших по размерам комнат, пригодных разве что для кабинетов, мелких мастерских или индивидуальных лабораторий. Десантникам необходимо было проверить весь этаж, так что они парами проникали в каждую из встречавшихся дверей, а место ушедшей в комнату пары тут же занимала следующая. Пара, закончившая осмотр помещения, снова возвращалась в коридор и пристраивалась в хвосте своей десятки.

Десантники прошли почти половину коридоров, когда случилась первая неожиданность. Пара десантников, приоткрыв очередную дверь, с удивлением обнаружила, что небольшая комната, располагавшаяся за этой дверью, довольно ярко освещена. Комната на первый взгляд была пуста, посреди нее расположилось несколько канцелярских столов, а у дальней стены стояло четыре высоких металлических шкафа с зеркальными дверями. Их, конечно же, надо было осмотреть, и десантники, проскользнув в комнату, двинулись вдоль противоположных стен в сторону шкафов. Они прошли полпути, когда один из них, негромко выругавшись, зачем-то наклонился. Его напарник тоже остановился и едва слышно поинтересовался:

— Что там у тебя?..

— Да вляпался в какую-то гадость, — ответил первый, а затем вдруг позвал: — Слушай, помоги-ка мне…

Второй десантник, внимательно оглядев пустую комнату, быстро перебежал к своему товарищу и увидел, что тот пытается оторвать от сапога какую-то нетолстую белесую нить. Эта нить вытягивалась из небольшой, чуть поблескивающей лужицы, краешком выглядывавшей из-под стола. Видимо, десантник случайно наступил в эту лужицу, жидкость из нее прилипла к подошве, и уже при следующем шаге вытянувшаяся нить остановила продвижение человека. Не считая случившееся чем-то серьезным, вляпавшийся в лужу десантник попробовал просто оторвать державшую его нить, но она немедленно прилипла к перчатке и теперь уже опутывала не только его ногу, но и обе руки!

Второй десантник обошел своего товарища сзади, опустился на одно колено и приказал:

— Не дергайся!

Затем, отрегулировав мощность разряда излучателя на минимум, он осторожно пережег нить у самого сапога. Нить лопнула с тонким долгим звуком, словно струна, и концы ее странно расщепились и завились, подобно усикам лианы.

Десантник между тем сосредоточился на путах, сковывавших движения товарища. Тщательно прицелившись, он попробовал пережечь нить между запястьями скафандра, но неожиданно убедился, что мощности излучателя для этого не хватает. Более того, под разрядами лучистой энергии нить вдруг стала корчиться то ли от боли, то ли от удовольствия и прямо на его глазах… утолщаться! Словно энергия разрядов… питала ее!

Десантник достал обычный нож и попробовал перерезать эту нить, превратившуюся уже в странно подергивающийся шнур, но лезвие только скользило по белесой, тускло отблескивающей поверхности, повизгивая, словно под ним было стекло.

— Слушай, эта штука… растет… — испуганно прохрипел связанный десантник. Его товарищ поднял глаза и увидел, что шнур действительно значительно удлинился и несколько раз обмотался вокруг захваченного тела. Однако при этом у пояса, там где были подвешены личные инструменты, на шнуре образовалась свободная петля. И десантник решил рискнуть.

— Сиди спокойно и не дергайся, — предупредил он товарища. — Сейчас мы эту дрянь как следует прижжем! Только потерпи, если будет горячо!

Переведя излучатель на максимум, он послал импульс в белесый отросток. Шнур мгновенно вздулся, покрылся коричневой коркой, а затем, басовито прогудев, лопнул. Но его витки не ослабли, напротив, оба обгоревших конца расщепились на несколько тонких проволочек, которые тут же стали удлиняться, еще плотнее обволакивая скрюченное тело попавшегося бойца.

Второй десантник отшатнулся — ему вдруг представилось, что тело его товарища увязывает паутиной какой-то невидимый и неслышимый паук, и в этот момент его самого резко дернули за ногу. Он быстро оглянулся и увидел, что лодыжка его правой ноги тоже обмотана белесой нитью, а конец этой нити ползет вверх по броне скафандра!

И тут его, впервые за все время службы в Звездном десанте, охватила… паника! Он вскинул излучатель и принялся раз за разом бить в край проклятой лужицы, поймавшей их в свою паутину. Он не замечал, что поверхность лужи с каким-то довольным всхлипом жадно глотает лучистую энергию, что после каждого импульса движения опутывающей его нити становятся быстрее и целеустремленнее, что лужа постепенно выползает из-под стола, словно бы навстречу бьющим в нее разрядам!

Спустя несколько минут на полу комнаты лежали два белесых, чуть шевелящихся кокона, а лужица, словно насытившись, съежилась, сбросила с себя кончик нити и убралась под стол, оставив снаружи свой едва заметный краешек.

А когда сдвоенные десятки манипулы миновали темные коридоры и подошли к дверям больших залов, в шести из проверенных десантниками комнат неподвижно лежали толстые белесые коконы…

Капитан Звездного патруля Виктор Ежов стоял перед закрытыми дверями главного производственного зала второго подземного уровня химико-технологического корпуса и с помощью ультразвукового локатора рассматривал, что же такое творится за этими закрытыми дверями. В темноте зала мельтешили какие-то расплывчатые тени, и уловить хотя бы их контуры не представлялось никакой возможности. Получалось, что входить в зал было смертельно опасно, но это помещение, как и все остальные, надлежало очистить от всякой… «живности». Значит, надо было действовать!

Капитан установил максимальную мощность излучателя и максимальную пропускную способность его диафрагмы.

Затем по его знаку двое десантников встали по бокам от двустворчатой двери, приготовившись ее распахнуть. Капитан, глубоко вздохнув, махнул рукой, и двери распахнулись.

Тени, мельтешившие по залу, ринулись к открытым дверям, но навстречу им ударил широкий, мощный разряд… второй… третий. По залу пронесся разъяренный визгливый вопль, и мечущиеся тени отпрянули в глубь зала. Под прикрытием капитанского излучателя в зал впрыгнули два десантника, метнулись в стороны и, прижавшись к стенам, тоже открыли ураганный огонь, значительно расширив зону поражения.

Капитан, продолжая поливать пространство впереди себя разрядами излучателя, шагнул вперед… и тут сверху на него свалилось что-то лохмато-черное, вязкое, тяжело дергающееся. У Ежова подкосились ноги, он рухнул на колени и завалился на бок, непонятная сила вырвала излучатель из его рук и придавила к стеклопласту пола. Он вдруг понял, что ему не хватает воздуха.

— Да стреляйте же!!! Стреляйте!!! — прохрипел он в модуль связи, сам не зная кому, но его услышали. Капитану мгновенно обожгло бок, а туша, накрывшая его, судорожно дернулась и зашипела.

— Еще!!! — из последних сил выдохнул Виктор, в голове у него что-то лопнуло, и глаза застелил красный туман. «Вот и все…» — подумал он и провалился в беспамятство.

Третьим импульсом сержанту четвертой десятки удалось добить дьявола, прыгнувшего откуда-то сверху на капитана Ежова. Двое десантников сдернули безжизненное тело с распростертого на полу командира и, подхватив его, быстро понесли по коридору к лестничной площадке. Командование группой принял на себя сержант четвертой десятки. Из двух десятков в строю оставалось всего одиннадцать человек, но сержанту некогда было думать, куда подевались его люди, — впереди в темном зале, заставленном полуразвалившимся оборудованием, его поджидали мятежники… так непохожие на людей!

Одиннадцать десантников, растянувшись в цепь, медленно продвигались в глубь зала, выжигая все на своем пути.

Они не торопились, они делали обычную работу. Двое ребят, переносивших капитана, уложили его около стены на лестничной площадке, убедились, что меданализатор командирского скафандра приступил к делу, и бегом бросились назад, не отвечая на вопросы товарищей, оставленных для охраны площадки.

Несколько минут спустя Виктор Ежов пришел в себя. Открыв глаза, он огляделся и понял, что лежит на лестничной площадке, у самой стены. Рядом с ним, почти полностью сливаясь со стеной, расположился десантник. Еще трое стояли по углам площадки. В темных проемах коридоров мелькали частые оранжевые всполохи излучателей — там шел бой.

Капитан застонал — где-то внутри его измятого, избитого тела вспыхнула боль. И в тот же момент появилось какое-то смутное беспокойство… Тревога… Он не мог понять, откуда взялась эта тревога, ее причиной не могло быть его ранение — не первое и, как он думал, не последнее. Ее не мог вызвать бой, тяжелый бой, который вело его подразделение, — это был не первый бой и не первые потери. Но тревога нарастала, капитан усилием воли пытался ее задавить, забывая о физической боли, но тревога не уходила!..

Вдруг он заметил, что и без того не слишком яркое освещение площадки тускнеет и… наливается каким-то мутно-розовым туманом. Капитан со стоном поднял голову и увидел, что над обрезом лестничной площадки медленно поднималась странная круглая… голова? Нет, это была не голова, это была передняя часть огромной зеленой гусеницы, покрытой редкими бледными волосками. И с этой зеленой шкуры, между этих бледных волосков спокойно и уверенно глядели четыре… карих человеческих глаза!

Капитан не заметил, как шестиметровая гусеница выползла на площадку, как неторопливо она направилась к ближайшему десантнику, он, забыв о терзавшей его боли и тревоге, не отрываясь смотрел в один из этих глаз. И только когда первый из десантников, стоявших на площадке, упал, давясь каким-то странным хрипом, капитан встрепенулся и попытался оторвать взгляд он этого глаза, но тут же в голове у него прозвучал спокойный, даже немного грустный голос:

«Не надо… Тебе будет неприятно это видеть…»

А Ежов уже и так ничего не видел… Ничего, кроме этого карего спокойного мудрого глаза, который приближался, вырастал, занимал весь окружающий капитана мир. И ничего не слышал капитан, кроме звучавшего в его голове печального голоса:

«Зачем ты привел сюда своих людей?.. Теперь им всем придется остаться здесь… Насовсем… И ты тоже останешься здесь… Насовсем… разве для этого ты родился, рос, учился? Разве такова была твоя жизненная цель?..»

«Я выполнял приказ…» — ответил капитан, но голоса своего он не услышал, и вообще он вдруг понял, что уже давно, целую минуту, не дышит. Но его не удивило и не испугало это открытие, удушья он не ощущал, и тревога его куда-то пропала… Ему стало все равно. Он закрыл глаза и понял, что очень устал, что ему надо отдохнуть.

А глаз продолжал смотреть ему в лицо, и голос продолжал свой разговор:

«Отдохнешь… Теперь ты хорошо отдохнешь… Спи… отдыхай… от жизни…»

И капитан Ежов уснул.

Он уже не слышал наступившей тишины, не видел темноты, опустившейся на неподвижно лежащих десантников. Он спал… последним, смертным сном…

Десять минут спустя подполковник Штерн получил доклад капитана Ежова о том, что подземная часть химико-технологического корпуса очищена от мятежников. Убито около сорока различного вида существ, явно не людей, потери манипулы составляют четыре человека ранеными. Полковник недовольно поморщился — потери были, по его мнению, несоразмерно большими. Тем не менее наступление, хотя и не слишком быстро, развивалось, и вскоре ударные манипулы должны были выйти на оперативный простор, по заданным им направлениям. Шоберг и Власт уже вышли на двенадцатый этаж, оставляя после себя выжженное пространство, манипулы Старцева и Уотса, судя по их докладам, вместе с приданными им «росомахами» обошли химико-технологический корпус с двух сторон и отбросили мятежников, пытавшихся проникнуть внутрь здания со стороны физического корпуса и корпуса космоизлучений. Правда, попытки эти были до странности вялыми. Сейчас обе манипулы контролировали пространство вокруг атакованного корпуса. Оба «калонга» были отправлены подполковником в глубь промышленно-исследовательской зоны для дополнительной разведки.

Подполковник решил, что настала пора передислоцировать свой командный пункт в химико-технологический корпус, вернее, на крышу этого корпуса. Его очень тревожили многоконфигурантные генераторы поля, установленные мятежниками на крыше корпуса космоизлучений, хотя он и не показывал виду.

Штерн еще раз взглянул на карту, где его адъютант отмечал перемещение манипул, и повернулся к стоявшим чуть сзади офицерам:

— Я полагаю, господа, нам стоит перейти в занятый корпус. С его крыши будет удобнее руководить дальнейшими действиями полукогорты.

— Может быть, мы подождем, пока корпус полностью не очистят от мятежников?.. — предложил его заместитель, майор О'Лири, но подполковник в ответ едва заметно улыбнулся:

— Вы, майор, опасаетесь каких-то неожиданностей?..

— Н-нет, — неуверенно пробормотал майор, — но… все-таки…

— Нет, господа, мы переходим… Иначе наше… промедление может задержать наступление полукогорты.

И полковник направился к дежурившей рядом «росомахе». Вместе с командиром полукогорты внутрь робота забрались О'Лири, адъютант подполковника и сержант дежурной пятерки десантников. Четверо десантников, быстро демонтировав утяжеленный станковый излучатель, отправились следом за роботом, стараясь держаться оставляемых им следов.

Из машины подполковник связался с капитаном Ежовым и приказал ему выводить свою манипулу из подвала на первый наземный уровень. Отключив связь, он на секунду задумался, голос Ежова показался ему несколько странным… усталым, что ли…

«Росомаха» остановилась у одного из проломов, пробитых роботами в стене корпуса. Штерн, а за ним и остальные офицеры спрыгнули на землю. Подполковник хотел уже заглянуть в проем, но…

— Прошу прощения, господин подполковник, но первым пойду я! — самым категоричным тоном остановил его сержант. Заглянув в проем, он взял излучатель на изготовку и полез внутрь, в полумрак разгромленного помещения. «Росомаха» неожиданно заворчала сервоприводом и развернула свой излучатель в сторону пролома. Сержант огляделся, прошел чуть вперед, а потом обернулся и крикнул:

— Чисто!.. Но наворочали тут ребята, за год не разобрать!..

Подполковник счел слова десантника за доклад разведчика и тоже полез в проем. За ним последовали оба офицера, а следом — четверо подоспевших десантников.

Внутри им пришлось перебираться через обломки каких-то агрегатов, под ногами позвякивали осколки стеклопласта, шуршала бетонная крошка. Сержант уже миновал комнату и через лишенный двери проем вышел в вестибюль главного входа в здание. Широкие окна давали вполне достаточно света, так что все помещение и две широкие лестницы, полукругом уходившие вверх, были хорошо видны. Когда офицеры в сопровождении десантников также выбрались в вестибюль, они увидели, что сержант стоит на коленях, склонившись над лежащим на боку телом, облитым титанопластом «саранчи».

— Что такое?! — недоуменно воскликнул подполковник. — Кто это?!

— Рядовой Глотов, — не поворачиваясь, ответил сержант. — Манипула старшего лейтенанта Шоберга…

— Но!.. — Подполковник на секунду задохнулся. — Но Шоберг не докладывал о потерях… убитыми!!!

— Не докладывал?.. — переспросил сержант, а потом кивнул в сторону верхней части одной из лестниц. — А там кто лежит, как вы думаете?

Подполковник вскинул голову и увидел, что с верхней ступеньки свешивается сапог «саранчи». Он быстро включил модуль связи и проорал в микрофон:

— Старший лейтенант Шоберг, ответьте командиру подразделения!.. Почему вы не доложили, что в вашем подразделении имеются убитые?!

В наушниках долго шуршал «чистый шум», а затем раздался спокойный голос Шоберга:

— Убитые?.. Не знаю… В моем подразделении нет убитых… все мои люди вместе со мной на четырнадцатом этаже здания…

— Но вот перед нами лежит… труп рядового Глотова!.. — возмущенно закричал подполковник, однако голос старшего лейтенанта не изменился:

— Мои люди со мной… Можете вызвать рядового Глотова, он вам ответит…

Связь отключилась, и подполковник растерянно оглянулся на стоявших позади офицеров:

— Ничего не понимаю!.. Старший лейтенант утверждает, что все его люди целы, находятся вместе с ним на четырнадцатом этаже и что рядовой Глотов может выйти на связь!..

Майор О'Лири шагнул вперед и немного нервно предложил:

— Так, может быть, мы поднимемся к старшему лейтенанту… Мы же все равно собирались обосноваться на крыше…

— Пошли!.. — немедленно согласился подполковник и повернулся к сержанту: — Оставьте тело как есть, сержант, мы заберем его на обратном пути.

После этого он обернулся к стоявшим сзади десантникам и приказал:

— Пара вперед, сержант с оставшейся парой замыкает группу. Поднимаемся на четырнадцатый этаж, а затем, если будет возможно, и на крышу здания.

Сержант поднялся с колен, медленно подошел к своим подчиненным и знаком разделил их на две пары. Первая пара немедленно направилась в сторону одной из лестниц, как раз к той, на которой виднелся сапог скафандра. Взяв излучатели на изготовку и чуть пригнувшись, десантники начали осторожно подниматься вверх. Офицеры двинулись за ними, отставая метров на десять, а замыкали группу сержант и двое десантников с тяжелым излучателем.

На две ступени ниже площадки второго этажа, на лестнице лежал еще один десантник. Забрало его шлема было разбито, а титанопласт скафандра порван в двух местах — над поясом и по правому боку. Ступенька, на которой он лежал, была залита кровью, и в застывшей темно-красной луже ясно отпечатывался чуть размазанный странный след, похожий на отпечаток… копыта.

Второй, третий и четвертый этажи были пусты, на полу валялись обломки модифицированного бетона, стены покрывали потеки облицовочного пластика, расплавленного импульсами излучателей. На площадке пятого этажа перила лестницы были смяты и скручены ударом гравитра, и под переплетением покореженного металла были видны расплющенные остатки какой-то бурой шерсти, сероватой, сморщенной кожи, обломки желтых костей. Кто погиб под выметнувшимся из оружия гравитационным полем, было совершенно непонятно, но это был явно не человек.

Штерн и его группа поднимались по лестнице в абсолютной тишине, но только достигнув шестого этажа полковник понял, что не слышит грохота боя, который вроде бы еще должен был идти на верхних этажах здания.

«Хотя, — подумал он, — вполне возможно, что мятежники уже уничтожены и здание целиком занято бойцами Звездного патруля…»

Поднявшись на восьмой этаж, полковник бросил взгляд вдоль одного из коридоров, уходящих в глубь здания, и на мгновение ему показалось, что он заметил какую-то расплывчатую тень, промелькнувшую в полумраке коридора. Однако нет… В коридоре было тихо и… пусто.

Дальше, как это ни странно, пошли этажи на удивление целые и пустые. Пол на площадках был покрыт… пылью… давней пылью, на которой ясно отпечатались подошвы сапог идущих впереди десантников.

На площадке одиннадцатого этажа подполковника дожидались посланные вперед разведчики. Один из них шагнул вперед и немного неуверенно, тихим голосом произнес:

— Господин подполковник, по нашему мнению, на этот этаж наши ребята не поднимались… Может быть, нам не стоит туда… соваться?

Вместо ответа Штерн включил модуль связи и, стараясь быть спокойным, произнес:

— Старший лейтенант Шоберг, ответьте командиру подразделения!..

Снова несколько секунд в наушниках звучал «чистый шум», а затем прозвучал спокойный голос Шоберга:

— Слушаю вас, господин подполковник…

— Где вы находитесь?

— На крыше химико-технологического корпуса…

— Где противник?..

— Все кончено, господин подполковник, последнего… урода пять минут назад перебросили через парапет… Сейчас смотрим сверху на наших ребят, занимающих проспект между корпусами.

— А почему на одиннадцатом этаже нет… свидетельств вашего присутствия?

После короткого молчания последовал немного недоуменный ответ:

— Может быть, вы поднимаетесь по другой лестнице?.. Штерн отключил модуль связи и негромко пробормотал:

— Может быть…

Офицеры патруля и десантники собрались вокруг подполковника, ожидая его решения, и тот, подумав пару минут, отдал приказ:

— Поднимаемся на крышу. Там мы сориентируемся, что делать дальше… Порядок движения прежний.

Они снова начали свой подъем, и снова мимо поплыли пустые, нетронутые, припорошенные пылью этажи. На площадке шестнадцатого этажа лестница кончилась, и группа подполковника Штерна направилась к середине этажа, где находилась одна из трех лестниц, ведущих к выходу на крышу. Отыскав эту лестницу, они вдруг обнаружили, что с другой стороны к ней ведут многочисленные следы, впрочем, разобрать, чьи это следы, возможности не было.

Лесенка, ведущая на крышу, была неожиданно крутой, узкой, а ограничивающие ее стены были столь же неожиданно облицованы диким, не тесанным, а каким-то странно окатанным темно-серым камнем… или, может быть, подделкой под него. Зато она была ярко освещена.

Первыми, как и прежде, начали подъем двое десантников, за ними последовал подполковник. Медленно перешагивая со ступени на ступень, он кончиками пальцев правой руки легко касался округлой поверхности холодного шершавого камня, в котором под ярким светом установленных в потолке ламп посверкивали вкрапления слюды. За своей спиной полковник слышал чуть пришаркивающие шаги майора и его шумное, хрипловатое дыхание.

«Ему стоило бы установить звукоизоляцию скафандра, — с непонятным раздражением подумал подполковник. — Как его с такими легкими пропустили в Звездный патруль?!»

Наверху послышался стук открывающейся двери, и на ярко освещенные ступени упала светлая тень дневного света.

Именно в этот момент позади подполковника послышался странный продолжительный скрежет, а затем раздался короткий, полный ужаса крик, почти сразу же перешедший в придушенный хрип. Подполковник быстро обернулся…

Лестницы позади него не было, на четыре ступени ниже стояла сплошная каменная стена, густо забрызганная посередине… кровью!

Штерн метнулся вниз и всем телом налетел на стену… Она даже не дрогнула, под перчатками скафандра был самый настоящий, неизвестно откуда появившийся камень! Ударив пару раз кулаком по этой монолитной стене, подполковникна секунду замер, а потом медленно развернулся навстречу открытому выходу на крышу.

Оставшийся десяток ступеней Йозеф Штерн преодолевал десять минут, с огромным трудом переставляя ноги. В голове у него звенела пустота — ни единой мысли, ни одного желания, да и о чем ему было думать, когда он уже знал все! Все, что случилось с его полукогортой, все, что будет через несколько минут с ним самим. Он не понимал, как это знание пришло к нему, он просто знал и потому шел так медленно! Наконец он остановился в проеме открытой двери и оглядел плоскую, залитую коричневым стеклопластом крышу.

В двух шагах от входа лежали оба разведчика. Один — ничком, широко раскинув руки, второй навзничь, схватившись за горло, словно в последние секунды жизни ему не хватало воздуха. А метрах в пятнадцати, прямо против выхода расположилось здоровенное существо, похожее на огромную шестиметровую зеленую гусеницу. Даже в ярком дневном свете было заметно розоватое свечение, окружавшее это чудовище. И еще подполковник увидел, что с зеленой, морщинистой, покрытой редкими белесыми волосками шкуры на него смотрят большие, карие, совсем человеческие глаза, опушенные густыми ресницами.

«Так вот они какие… Нелюди… Мутанты… Монстры…» — подумал подполковник и его рука непроизвольно потянулась к поясу, к личному излучателю, хотя он уже понимал, что это бесполезно. И словно в ответ на это понимание в его мозгу прозвучало печальное: «Это бесполезно…»

Они долго стояли друг против друга, человек и нечеловеческое, но явно разумное существо, и наконец мутант… монстр… нелюдь — подполковник не знал, как его назвать — начал беззвучный разговор:

«Ты видел предупреждение, которое мы дали в самом начале вашего… штурма?..»

«Видел…» — так же мысленно ответил Штерн.

«Значит, ты знал, что ведешь своих людей на гибель?.. Всех!..»

«Значит, все они… полегли?..» — в свою очередь, спросил подполковник, сам не понимая, зачем он это спрашивает. Он же это знал!..

«Да… и только ты в этом виноват…» — прежним печальным тоном ответил монстр.

«Я выполнял приказ…» — тоскливо подумал подполковник, понимая, что это никак его не оправдывает.

«Да… — повторил мутант. — И те, кто этот приказ отдал, тоже виновны… Но не мне их судить, мне нужно защищать свою… родину!»

Штерн вскинул на чудовище удивленный взгляд:

«Так ты… порождение этого мира?!»

«Все, кто здесь живет, порождение этого мира… и Земли…»

Ответ был совершенно непонятен, и подполковник растерялся.

«Что же теперь будет?..» — подумал он про себя и тут же получил предложение:

«Ты не хочешь посмотреть на своих бойцов?.. На то, что от них осталось…»

«Да, — вскинулся Йозеф Штерн, — конечно…»

«Они лежат там…» — произнес мятежник, и подполковник сразу понял, что тот имеет в виду обрез крыши и то, что открывается за ним. Он шагнул мимо гусеницы, заметив краем глаза, что та не сводит с него своих до странности человеческих глаз. Он прошел к самому парапету и глянул вниз. Там, на голубом стеклопласте мостовой, едва различимые в своих похамелеоньи меняющих цвет скафандрах неподвижно лежали манипулы Старцева и Уотса в почти полных составах. Штерн долго смотрел на них и вдруг понял, что его место там, рядом с ними, рядом с его десантниками, что он не может вот так просто их оставить. И подполковник, внутренне усмехнувшись, легко перепрыгнул через парапет на карниз, на секунду застыл над шестнадцатиэтажной пропастью, а затем… спокойно шагнул вперед.

Уже в полете он подумал, что, возможно, зеленая гусеница сама подсказала ему такой выход, но из-за этого он не становился… неправильным. Штерн вполне мог включить индивидуальный антиграв и «упасть мягко», но он этого не сделал и… лег еще одной, едва различимой фигуркой на голубой стеклопласт мостовой.

Однако нелюдь обманул подполковника — не все его люди погибли. К тому моменту, когда он шагнул в пропасть, навстречу своим бойцам, последний десяток его полукогорты под командой сержанта Хокса еще продолжал выполнять полученный приказ.

Ступени лестницы, про которую говорил Саид, были сварены из толстого металлического прутка и прикреплены прямо к стене, консолью, никаких перил эта лесенка не имела. Десантники спускались растянутой цепочкой совершенно бесшумно. В самом начале спуска они попробовали осмотреть три боковых тоннеля, однако все они оканчивались небольшой пустой комнаткой совершенно непонятного назначения, не имевшей другого выхода. Дальше они проходили эти отверстия в стене шахты не останавливаясь.

Они достигли уже тридцать седьмого подземного уровня, а шахта продолжала уходить в глубь и ее дна не было видно. Именно здесь шедший впереди десантник остановился и принялся внимательно разглядывать вход в очередной тоннель.

Сержант включил модуль связи и негромко поинтересовался:

— Ну, и что там необычного?..

— Здесь свет, сержант… — так же тихо ответил десантник.

— На это действительно стоит посмотреть… — согласился Хокс. — Полезли в эту… норку.

Десятка медленно втянулась в тоннель, вроде бы ничем не отличавшийся от прочих, кроме, пожалуй, длины, но в его глубине виднелась слабая полоска голубоватого сияния. Сержант пробрался в голову отряда и, включив нашлемный фонарь, осмотрелся. Тоннель был круглого сечения, диаметром около четырех метров. Пол тоннеля шириной не больше двух метров был залит темным стеклопластом, местами выщербленным, словно по нему проходила тяжелая гусеничная техника, стены, облицованные светлым стеклопластом, сияли, как будто их только что тщательно промыли.

Сержант переключил фонарь на режим подсветки и не торопясь двинулся вперед. Десантники последовали за ним, сразу же разбившись на двойки Таким образом они прошагали метров пятьсот, голубоватое свечение приблизилось и стало значительно ярче, а у Хокса вдруг появилось впечатление, что этот свет просачивается в… щель под дверью. Приглядываясь к этой светящейся полоске, он не выпускал из поля зрения и окружающую обстановку, а потому сразу же заметил, что стеклопластовая облицовка стен постепенно сменилась сероватым плохо обработанным камнем. Сначала невысокий бордюр из камня появился в самом низу стены, но постепенно он поднимался все выше, словно облицовочный стеклопласт покрывался какой-то болезненной… коркой, и наконец обе стены до самого потолка оказались одетыми в этот камень.

Хокс усмехнулся про себя, заметив через несколько шагов, что каменная отделка становится все неряшливее, камни, ее составляющие, все больше и толще, что из-за этого ширина тоннеля начинает заметно уменьшаться. Однако продвижению десанта это обстоятельство никак не мешало, и метров через сто пятьдесят они наконец действительно уперлись в каменную стену, посреди которой располагалась большая металлическая дверь. Порог у этой двери был сделан почему-то из дерева, и это дерево, избитое и обтертое почти по всей своей длине, плохо примыкало к нижнему обрезу дверного полотна, пропуская в коридор полосу яркого голубоватого света.

К двери была грубо приварена скоба, служившая ручкой, однако, когда Хокс попробовал потянуть дверь за эту скобу, та не поддалась. Сержант обернулся назад и поманил одного из десантников. Когда тот подошел ближе, Хокс негромко приказал:

— Поколдуй-ка с этой дверкой… Что-то она не поддается…

Десантник открыл один из клапанов скафандра, вытащил небольшой прибор с привернутым к нему гибким шлангом и принялся водить наконечником этого шланга по дверному полотну, не отрывая глаз от шкалы прибора. Уже через несколько секунд он тихо доложил:

— Слабое магнитное поле… Сейчас мы его уберем…

Он спрятал свой прибор и из другого клапана достал ручной нейтрализатор. Прикрепив чашку нейтрализатора к стальному листу двери, десантник отрегулировал прибор и надавил на темную клавишу. Раздался короткий сухой треск, и десантник кивнул сержанту:

— Можно открывать…

Хокс снова потянул за скобу, и на это раз дверь медленно и совершенно бесшумно распахнулась.

За дверью продолжался все тот же тоннель, только эта его часть была хорошо освещена лампами, висевшими на потолке. Пол и стены, облицованные разноцветным стеклопластом, сияли чистотой, и никакого камня на стенах за дверью не было.

Хокс первым перешагнул выщербленный порог… и сразу же почувствовал себя очень неуютно, словно в ярком свете ламп он потерял… незаметность, стал виден всему миру, стал… уязвим! Он повел плечами, сбрасывая с себя это неприятное ощущение, и осторожно двинулся вперед.

Десятка последовала за своим командиром, но каждый из входивших в освещенную часть тоннеля десантников испытал то же ощущение уязвимости.

Тоннель начал понемногу изгибаться влево, так что Хокс не сразу заметил первую дверь, показавшуюся в его левой стене, — простую, окрашенную белой краской дверь, несколько нелепо смотревшуюся в вогнутой стеклопластовой стене.

Хокс поднял над головой два пальца и, указав на дверь, сам метнулся за дальний ее косяк. Вся десятка прижалась к левой стене, а двое десантников притаились возле двери. Секунду помедлив, один из них осторожно потянул ручку двери, в то время как второй держал дверь под прицелом излучателя.

Дверь подалась, и десантник, рывком отворив ее, бросился головой вперед в кувырок. В тот же момент второй десантник над телом своего товарища послал в глубину комнаты разряд излучателя. Разряд этот угодил в дальнюю стену, и мгновенно раскалившийся стеклопласт озарил комнату неярким красноватым светом.

Комната была пуста.

Десантник, вкатившийся внутрь, выпрямился и включил нашлемный фонарь в режиме подсветки. Перед ними была маленькая лаборатория. Два небольших стола стояли посреди этой лаборатории, а у боковых стен высились стеклянные шкафы, забитые банками с реактивами. Посреди одного из столов была собрана временная установка, напоминающая перегонный куб, и под большой колбой, установленной на металлической треноге, шипело синее пламя горелки. На втором столе стояло насколько подставок с пробирками, разномастная химическая посуда и лежало несколько небрежно брошенных листов бумаги, исписанных совершенно нечитаемым почерком.

Десантник осторожно прошелся по лаборатории, повернулся в сторону стоящего на пороге сержанта и негромко произнес:

— Такое впечатление, командир, что отсюда только что кто-то вышел…

— А может, он сейчас вернется и… мы с ним поговорим? — предложил один из десантников, пытаясь заглянуть в комнату через плечо сержанта. Хокс оглянулся на «умника» и едва заметно усмехнулся:

— Другого выхода здесь нет, так что возвращаться местный… исследователь… будет тоннелем. Двинулись дальше!..

Десантник вышел из лаборатории и аккуратно прикрыл за собой дверь. Десятка построилась прежним порядком и двинулась дальше.

Хокс, бесшумно шагая по темному стеклопласту, раздумывал:

«Судя по тому, что мы увидели в этой лаборатории, здесь кто-то работает, и, по всей видимости, этот «кто-то» должен быть весьма похож на человека. Во всяком случае, столы, шкафы, лабораторная посуда да и записи на столе свидетельствуют именно об этом. Кроме того, те, кто здесь находится, не подозревают о нашем прибытии и вряд ли готовы к отпору, значит, на нашей стороне фактор внезапности! А может быть, нам повезет, и мы захватим кого-нибудь из главарей мятежников!.. Тогда нам останется только выбраться отсюда!»

И тут ему вдруг вспомнились последние слова капитана: «Если встретишь… нелюдей, лучше возвращайся назад…», но его уже охватил азарт, предвкушение удачи… Он уже готов был рискнуть.

Двери в стенах тоннеля стали попадаться все чаще. Десантники проверяли каждое из встречавшихся помещений и везде находили подтверждение того, что в комнатах — кабинетах и лабораториях — совсем недавно кто-то был. Наконец в дальней стене одной из комнат они обнаружили второй выход, он вел в довольно большой зал, заставленный высокими узкими емкостями, довольно грубо сваренными из толстых стальных листов. Под потолком зала была подвешена тяжелая таль, балка которой уходила в следующее помещение через широкий проем, пробитый в стене под самым потолком зала.

По знаку сержанта десятка рассыпалась на пары и начала проверку этого зала, похожего на цех для производства пива. Сам Хокс направился по центральному проходу к противоположной стене, той, в которой был пробит проем для тельфера.

В баках, по обеим сторонам прохода, что-то глухо побулькивало, фыркало, вздыхало, словно они были населеныкакими-то неведомыми, неспокойно спавшими существами. Хокс поначалу прислушивался к этому бульканью, пытаясь уловить некую… информацию, но скоро эти звуки слились в ненавязчивый печальный фон, и только редкое позвякивание под потолком цеха вываливалось из этого фона.

Наконец он добрался до противоположной стены. Оказалось, что она сложена из неоштукатуренного кирпича и имеет вид наспех сооруженной преграды для… Для кого?!

Пока сержант оглядывал стену, из-за крайнего справа бака появилась одна из пар десантников и направилась в его сторону.

— Никого здесь нет… — слегка разочарованно доложил один из них. — Имеются две двери, а за ними пара пустых кабинетов. В одном из кабинетов на столе горит лампа и лежат какие-то… отчеты. Мы прихватили несколько штук, на всякий случай.

Сержант кивнул и, задрав голову, принялся изучать проем под потолком. Потом повернулся к десантникам:

— Проверьте эту стену по всей длине… Дверей в ней, по-моему, нет, но вдруг обнаружите какой-нибудь лаз. Я вас здесь буду ждать…

Пройти вдоль стены и вернуться назад для десантников было делом двух-трех минут, но сержанта на прежнем месте они не нашли К ним подошли еще двое ребят, закончивших обследование своей части цеха, и в этот момент сверху упал небольшой камешек Десантники подняли головы и увидели, что из-за края проема высовывается голова сержанта.

— Давайте сюда! — возбужденно прошептал Хокс, и десантники, включив индивидуальные антигравы, взмыли к проему.

За стеной находилось огромное помещение, опоясанное по периметру узкой галереей с невысоким, сваренным из металла парапетом. На этой галерее и устроился сержант с анализатором окружающей среды в руках. Когда десантники оказались рядом с ним, он возбужденно зашептал:

— Здесь творится что-то невообразимое!.. Во-первых, в этом зале наведено гравитационное поле конфигурации «воронка», и оно… вращается! Во-вторых, здесь совершенно иной состав воздуха, такой, что наши фильтры работают на пределе! Дальше — в потолок вмонтированы стационарные излучатели, генерирующие мягкое излучение кольцевой формы, вращающееся в противоход полю, и анализатор не может точно выдать состав этого излучения! Но самое главное — вон в том бассейне плещется… биологически активная масса!!!

Десантники посмотрели вниз. Посреди зала располагался огромный бассейн, занимавший практически всю площадь за исключением ограничивающего его невысокого барьера метровой ширины и сорокасантиметровой дорожки, обегающей этот барьер по периметру. В самом бассейне тяжело плескалась маслянисто отсвечивающая жидкость, с плавающими по ее поверхности ошметками, похожими на обгрызенные куски человеческой кожи. Зал был очень хорошо освещен, так что десантники прекрасно видели все, что происходило в бассейне, — и неспешно-упорное движение жидкости, и перемещение желтовато-белых, неприятных на вид обрывков, и странные водовороты, возникающие на поверхности жидкости и не затягивающие поверхностный слой внутрь, как это происходит в обычных, речных водоворотах, а выталкивающие со дна на поверхность какие-то поблескивающие гранулы.

Несколько минут они смотрели на эту непонятную, неподдающуюся анализу «жизнь», а потом Хокс, словно придя в себя, коротко приказал:

— Спускайтесь вниз, к этому бассейну. Необходимо взять пробы жидкости со всех четырех сторон… — Он чуть помолчал и словно бы про себя добавил: — Хорошо бы и из середины, из-под центра полевого воздействия, но, боюсь, туда опасно соваться… Я прикрываю сверху… хотя, похоже, здесь никого из мятежников нет. Как только закончите, возвращаемся! Наши мозговитые ребята от такой находки с ума посходят!

Спуска с галереи к бассейну, похоже, не было, но десантники просто шагнули за парапет, включив антигравы, и уже через пару секунд были на бортике бассейна. И в то же мгновение Хокс увидел, как вся тяжелая масса жидкости колыхнулась в сторону вставших на краю бассейна людей. Те, видимо, не заметили этого колыхания, сержант его разглядел только потому, что наблюдал за происходящим сверху, и ему почему-то сразу стало… тревожно…

Ребята между тем быстро двинулись по широкому бортику бассейна в разные стороны, и только один, достав из клапана скафандра узкий блестящий цилиндрик пробного заборника, склонился над бассейном. Через минуту остальные трое опустили свои заборники в темную маслянистую жидкость, но тут первый из десантников поднял голову и удивленно проговорил:

— Эта штука не заливается в заборник!..

— Используй вакуум-забор!.. — подсказал сержант.

И как раз в этот момент за стеной, в «пивоваренном» цехе, что-то гулко грохнуло, а затем плеснуло несколько разрядов излучателей.

Хокс обернулся в сторону тельферного проема, четверо десантников, находившихся внизу, вскочили на ноги и замерли, прислушиваясь, но ни грохот, ни выстрелы не повторились. Выждав несколько секунд, сержант снова повернулся к своим людям и напряженным шепотом проговорил:

— Заканчивайте быстрее, посмотрим, что там произошло!..

Десантники снова склонились над поверхностью бассейна, но тут неожиданно заработал тельфер. За стеной в тишине, наполнявшей зал, раздался грохот перемещающейся тележки, затем заунывный вой включившейся тали, а затем тележка побежала в сторону проема. Сержант поднял глаза — балка тельфера заканчивалась как раз над серединой бассейна.

Все пятеро напряженно, не отрывая глаз и не мигая, смотрели на проем в стене, через который они попали к бассейну. Наконец оттуда вынырнула тележка тельфера, на коротком, выбранном почти до конца тросе лебедки болтался небольшой металлический контейнер. Тележка неторопливо прогрохотала над маслянисто поблескивающей поверхностью бассейна и остановилась, упершись в ограничитель на конце балки. Контейнер, с минуту покачавшись, замер, и в следующее мгновение его дно откинулось и в бассейн полетели… шесть тел в десантных скафандрах!

А навстречу падающей добыче из середины бассейна выметнулся столб переливающейся какими-то перламутровыми огнями жидкости и с громким всхлипом принял в себя то, что совсем недавно было людьми!

Первым в себя пришел Хокс. Он зарычал и вскинул излучатель… и замер на месте. Сверху ему было отлично видно, как те небольшие припухлости на поверхности жидкости, которые давно уже сформировались около каждого из его людей, вдруг лопнули, и из них выпрыгнули четыре толстые змеи… Нет, это были вовсе не змеи, это были те самые ошметки кожи, свернувшиеся в тугие жгуты. Эти жгуты, мгновенно оплетя ноги десантников, рывком сдернули их с бортика и утянули в глубь бассейна. Все произошло настолько быстро, что ни один из людей даже не вскрикнул!

Сержант ошарашено огляделся — минуту назад он командовал десятком бойцов, равных которым не было в обитаемой части космоса, а теперь он остался один! Впрочем, нет, он был не один. Совсем рядом Хокс увидел высокую фигуру с матово отсвечивающей, чешуйчатой кожей. Фиолетовые глаза на узком, хищном лице пристально разглядывали сержанта, узкие губы кривились в насмешливой улыбке, приоткрывающей чуть выступающие вперед клыки.

Около секунды длилось это взаимное разглядывание, а потом на голом черепе незнакомца шевельнулись огромные, заостренные кверху уши, и он насмешливо сказал:

— Я же предупреждал тебя, предтеча, чтобы ты не ходил на нижний уровень… А ты еще и других с собой привел!..

Он укоризненно покачал головой и добавил:

— Вот теперь вы все здесь и останетесь…

— Почему?.. — невпопад спросил Хокс, и в его голосе звучала тоска.

— Потому что ваш командир, подполковник Штерн, отдал приказ пленных не брать!.. — усмехнулся нелюдь.

— Кто ты? — задал новый неуместный вопрос сержант, но хозяин подземелья не удивился. Все с той же легкой насмешкой он ответил:

— Я — магистрал первого уровня…

— Магистрал… первого уровня… — тупо повторил Хокс, посмотрел на успокоившуюся поверхность бассейна и задал новый вопрос: — И что это такое?..

— Что это такое?! — снова усмехнулся магистрал. — А вот смотри!..

В скафандре Хокса что-то сухо щелкнуло, и тот понял, что непонятно каким образом включился его индивидуальный антиграв. Ноги сержанта оторвались от пола галереи, и его развернуло лицом в сторону бассейна. Через секунду он понял, что его неторопливо несет к середине огромного, маслянисто поблескивающего прямоугольника. Хокс не знал, каким образом магистрал, не прикасаясь к нему, добрался до управления его «саранчой», зато он понял, что жить ему осталось очень недолго. Как всякий десантник, он постоянно был готов к смерти, но никогда не думал, что погибнет так нелепо… так беспомощно!

Не в силах развернуться в направлении своего врага, сержант глухо выругался и нажал на спуск излучателя. Бешеные разряды высвобожденной энергии прошили поверхность жидкости, колыхавшейся в бассейне, и та поглотила их, как поглотила и тело самого Хокса, рухнувшего в бассейн под ударом кружившего над ним гравитационного поля, когда его антиграв вдруг перестал действовать.

Стоявший на галерее магистрал покачал головой и, глядя на взбаламученное содержимое бассейна, недовольно пробормотал:

— Похоже, мы тебя сегодня перекормили… Придется тебе теперь поголодать!..

ГЛАВА 6

Игорь вскинул излучатель и нажал на спуск, целясь в трещину, прорезавшуюся в нижней части огромного серовато-бурого, в кровавых потеках валуна. Однако разряда не последовало. Валун мгновенным, неуловимым для глаза движением передвинулся немного вперед, ближе к Игорю, рывком вытянулся вверх и вдруг превратился в скалу, нависшую прямо над головой. Трещина внизу этой скалы медленно расширялась, превращаясь в небольшую пещеру, и из этой пещеры вдруг донесся странно знакомый сухой треск.

«Я же ничего не понимаю!..» — в ужасе подумал Вихров, отчаянно вслушиваясь в этот треск и силясь вспомнить, что тот должен обозначать. Пещера надвинулась на него, и в ее темноте он вдруг увидел маленькую девочку с куклой в одной руке и звонком в другой. Она звонила в свой звонок, но вместо ожидаемых звонких переливов из пещеры выходил все тот же сухой треск. И тут Вихров вспомнил — точно такой треск издавал сигнальный зуммер в его каюте на «Одиссее».

Как только надоедливый звук перестал быть загадкой, Игорь сразу же открыл глаза. Его каютка освещалась только слабым ночником, а над головой вовсю трещал зуммер, возвещая, что «ночь» на корабле кончилась и пора вставать.

Игорь протянул руку и включил верхний свет, затем сел на постели и посмотрел в зеркало, висящее напротив. Ему в глаза глянула заспанная физиономия со всклоченной шевелюрой и синими мешками под глазами. Собственная внешность настолько не понравилась Вихрову, что он немедленно вскочил с постели и бросился приводить себя в порядок.

Накануне, возвратившись из своего рейда, Вихров уже коротко доложил командиру корабля об его итогах, но сегодня, после просмотра записей, произведенных всеми участниками этого рейда, безусловно, предстоял более долгий и серьезный разговор. К такому разговору надо было серьезно подготовиться, в том числе придать себе достойный внешний вид.

В общем, через двадцать минут в офицерскую столовую линкора вошел молодой подтянутый офицер, про которого просто невозможно было подумать, что ему совсем недавно снился кошмар. Разговор за завтраком шел только о состоявшейся накануне операции по захвату планетных исследовательских центров, причем в этом разговоре участвовали буквально все, даже те, кто никоим образом не был задействован в самой операции. И мнения о полученных результатах расходились кардинально.

Вихров молча поглощал свой завтрак, предпочитая больше слушать и меньше говорить, хотя именно ему было что сказать. Впрочем, молчал он еще и потому, что еще не знал, чем все-таки закончилась операция в целом и какой ценой оплачен успех, если он, конечно, был.

Закончив завтрак, Игорь направился в рубку дальней связи и получил два сообщения одно от матери, как всегда, с различными наставлениями, а второе от Лены. Ее письмо было неожиданно спокойным, даже равнодушным, и Игорь понял, что она разочарована его… службой. У себя в каюте он еще раз перечитал оба послания, сложил их и сунул в общий конверт. Настроение у него упало, но в этот момент по общекорабельной связи объявили, что третьего ассистента командира корабля вызывают в офицерскую кают-компанию. Вихров встряхнулся и постарался собраться с мыслями. Проблемы, возникшие в четырнадцати парсеках от него, не должны были мешать ему выполнять свою работу.

Когда Игорь явился в кают-компанию, там уже находился сам Старик, флаг-навигатор Эдельман и навигатор-один, командир «Нибелунга» Лантер. Они, видимо, только что закончили непростой разговор — Эдельман стоял у шкафа с библиозаписями, демонстративно не глядя в сторону Лантера, нуль-навигатор казался спокойным, но всем было известно, как он умеет сдерживать свои эмоции, командир «Нибелунга» выглядел весьма недовольным.

Увидев Вихрова, нуль-навигатор кашлянул и негромко, официальным тоном сказал:

— Прошу извинить, господин старший лейтенант, но с вашим вызовом поторопились. Я думаю, вы будете приглашены на совещание, которое решил провести контр-адмирал Эльсон.

Затем, повернувшись к командиру «Нибелунга», он продолжил прерванный приходом Вихрова разговор:

— Сейчас принесут запись, и я вам покажу, что побуждает меня настаивать на проведении совещания здесь, на борту «Одиссея».

Лантер пожал плечами:

— Я готов выслушать и… э-э-э… просмотреть все ваши доводы, но, право слово, специалистам «Молота Тора» вполне по силам обеспечить при проведении совещания необходимую… секретность!..

Дальше Вихров слушать не стал.

Через час ему сообщили, что он приглашен на совещание под председательством контр-адмирала Эльсона, которое пройдет в четырнадцать часов по корабельному времени в малой офицерской кают-компании «Одиссея».

Входя в кают-компанию точно в назначенное время, Вихров чувствовал себя вполне уверенно, он успел хорошенько обдумать все, что вчера произошло с его группой, и сделать кое-какие умозаключения.

За столом сидели контр-адмирал Эльсон, нуль-навигатор и уже знакомый Игорю генерал-десантник с «Молота Тора». На креслах и диванах расположились еще пять-шесть человек, из которых Вихров знал только командира «Нибелунга» Эрика Лантера. Сразу вслед за Игорем в кают-компанию вошел флаг-навигатор «Одиссея». Увидев Эдельмана, Старик наклонился к контр-адмиралу и что-то ему шепнул.

Эльсон жестом остановил генерала-десантника, что-то ему горячо доказывавшего, и, не вставая с места, громко проговорил:

— Господа, мы собрались здесь, чтобы обсудить итоги нашей десантной операции и решить, что же делать дальше.

После чего он посмотрел на недовольно замолчавшего генерала и добавил:

— Прошу вас, генерал, выскажите ваши соображения всем присутствующим.

Пожилой десантник поднялся и, недовольно насупив брови, пророкотал:

— Я не очень хорошо понимаю, зачем мы собраны командованием. Нам следует продолжать операцию, расширяя контролируемую часть планеты и вытесняя мятежников в…

— Нет, генерал, — перебил его Эльсон. — Вы, пожалуйста, выскажите все свои соображения… Все, что собирались изложить в своей докладной. Вы же только что мне об этом толковали!

Генерал пожал плечами, от чего его потертый комбинезон нелепо сморщился на груди.

— Хорошо, я поделюсь с вами своими соображениями, хотя и не совсем понимаю, чем могут помочь… э-э-э… не военные люди в разработке боевой операции… Итак, господа!.. Вчерашняя операция проводилась, как вы знаете, силами трех когорт. В каждый из планетарных исследовательских центров была десантирована полукогорта, и каждую полукогорту поддерживали три «росомахи» и три «калонга». «Кондоры» оставались в воздухе и осуществляли связь десантных групп с эскадрой. Прежде чем дать оценку всей операции, хочу вам напомнить, что противостоящие нам силы мятежников не только весьма опасны из-за своих… э-э-э… не совсем обычных, я бы сказал, экзотических свойств, но к тому же использовали для обороны нашу, земную технику, то есть мы воевали практически равным оружием.

Генерал сурово оглядел собравшихся, словно ожидал возражений, но все внимательно слушали его, ничем не показывая, что, возможно, и не согласны с выступающим.

— Если учитывать то, что я особо подчеркнул, можно считать проведенную операцию вполне успешной! Нами, несмотря на сильное сопротивление… мятежников, полностью очищены и взяты под контроль четыре планетарных исследовательских центра из шести. Обращаю особое внимание — нами захвачены обитаемые центры, то есть мятежники лишены своих баз. Используя эти центры как плацдарм, мы можем продолжить операцию.

Он снова сделал небольшую паузу, на этот раз чтобы собраться с мыслями.

— В первом приближении план этой операции может выглядеть следующим образом… — продолжил было генерал, но нуль-навигатор его довольно нетерпеливо перебил:

— Одну минуту, генерал, прежде чем мы будем разрабатывать план новой операции, давайте до конца разберемся со вчерашней. Прошу вас доложить о наших потерях и потерях противника, характере противостоявших нам сил, и… почему вы ничего не говорите о том, что произошло в град-комплексах «С» и «F»?!

Генерал крякнул и шрам на его правой щеке еще больше побагровел.

— Разговор о случившемся в исследовательских центрах «С» и «F» особый. Я считаю, что полковник Бэш и подполковник Штерн в самом начале операции допустили совершенно непростительные промахи, позволившие мятежникам захватить инициативу. Посудите сами — в исследовательских комплексах «А», «В», «С» и «D» нами уничтожено, по самым скромным подсчетам, около трех тысяч… э-э-э… мутантов, при этом наши потери составили четыре человека погибшими, тридцать шесть ранеными плюс один выведенный из строя, но не разрушенный робот. А в град-комплексах «С» и «F» мы потеряли восемь полных манипул, шесть «калонгов» и пять «росомах»! Потери мятежников в этих град-комплексах мы не можем установить даже приблизительно, потому что связь с десантированными подразделениями была крайне плоха — видеокартинки практически вообще не было, а поскольку… никто из высадившихся десантников не вернулся, у нас нет ни одной личной записи. Так что вряд ли мы узнаем, что творилось в этих град-комплексах.

Генерал сделал еще одну паузу, фыркнул и добавил:

— Но еще раз напомню, мы воевали против нашего же оружия!..

— Поточнее об этом, пожалуйста, — подхватил последнюю фразу генерала нуль-навигатор. — Я как раз просил вас остановиться на характере противостоящих нам сил!..

— Хорошо, — согласился генерал, и его тон как-то неуловимо изменился, словно он наконец смирился с неизбежностью неприятного для него разговора.

Он взял со стола рукоятку указки и, щелкнув управлением, выдвинул луч.

— Прошу дать кадры из записи… — попросил он, и в кают-компании немедленно погас верхний свет и зажглись два настенных бра, создавая требуемый полумрак. Через секунду в середине помещения возникло изображение, обведенное оранжевой каймой. Перед собравшимися стоял уже знакомый троерук, две его руки были закручены вокруг тела, а вот в третьей, освобожденной, был прекрасно виден боевой излучатель. Позади троерука виднелась стена какого-то здания.

Луч указки небрежно очертил изображение мутанта, и генерал заговорил:

— Основным противником при проведении операции являлся вот такой тип… э-э-э… экзотов. Надо сказать, что эти… существа обладают исключительной физической силой и способны перемещаться с очень высокой скоростью. Кроме того, у них на вооружении находятся стандартные армейские излучатели… Правда, вынужден признать, что либо они не слишком хорошо умеют ими пользоваться, либо заряд этих излучателей большей частью исчерпан… Существа этого типа легко поражаются любым имеющимся в нашем распоряжении оружием.

Генерал перебрал пальцем управление указки и изображение начало двигаться, но так, словно зрителям отдельно показывали каждый кадр.

— Прошу внимания, — проговорил генерал, — сейчас вы увидите момент уничтожения этого… существа.

А «существо», перебирая своими тремя ногами, перемещалось вправо от зрителей и одновременно вело беглый огонь из излучателя, причем действовало оно оружием вполне профессионально. Внезапно в кадре появилась фигура, едва заметная на фоне стены здания — «саранча» идеально имитировала расцветку этой стены, так что десантник практически полностью с ней сливался. Тем не менее троерук сразу же засек противника и дважды выстрелил — было видно, как два разряда ударили в скафандр и были сняты с поверхности встроенными поглотителями. В следующий момент десантник выстрелил в свою очередь, и бочкообразное тело троерука, мгновенно потеряв отгоревшие ноги и руки, упало на землю обугленной головешкой.

— А ведь он дважды попал в нашего!.. — раздался в темноте зала негромкий возглас.

— Но вы видели, что поглотители скафандра справились с разрядами! — с какими-то торжествующими нотками в голосе возразил генерал.

— Это значит, что излучатель работал только на четверть мощности… — прозвучал в ответ тот же голос, и Вихров заметил, что говорит один из незнакомых ему офицеров с полковничьими знаками различия.

— Нет! — снова возразил генерал. — Этот излучатель был захвачен нашими десантниками, и им больше не пользовались, так что имелась возможность его протестировать. Так вот, этот образец потерял меньше трети полного заряда!

В голосе генерала звучала нескрываемая гордость за десантные скафандры, но незнакомый полковник не унимался:

— Значит, троерук установил мощность излучателя всего на четверть максимальной!..

— С какой стати?! — удивился генерал.

— Не знаю… — ответил полковник, но в его голосе звучала упрямая уверенность в своей правоте.

— Ну… — протянул генерал с легкой насмешкой, — вы, полковник Смирнов, наделяете наших противников еще и… слабоумием. Позвольте вас заверить, что они оборонялись со всем возможным… э-э-э… упорством!

И не дожидаясь новых возражений полковника, генерал переключил изображение. Посреди кают-компании появился, опять-таки знакомый, «таракан». Изображение показывало его во всей красе, да и экземпляр мутанта был великолепен. Он стоял вертикально и достигал в высоту четырех метров, к тому же его верхние конечности были подняты вверх, а полуметровые чуть изогнутые шипы, украшавшие локти и плечи, были направлены в сторону зрителей. В средней паре конечностей монстр сжимал трехметровый отрезок металлической трубы, и хотя для десантного скафандра типа «саранча» такое «оружие» не представляло особой опасности, выглядело оно довольно угрожающим.

— Этот вид… экзотов, — продолжил свои пояснения генерал, — встречался несколько реже, хотя опять-таки в достаточно большом количестве. Он характеризуется большой скоростью перемещения, но гораздо меньшей по сравнению с предыдущим маневренностью. Перемещается он в горизонтальном положении, а при нападении становится вертикально. Но эти… «тараканы»… имеют возможность… подниматься над поверхностью планеты! Мы не можем сказать, за счет чего они держатся в воздухе, однако несколько раз было замечено, что, разогнавшись, они взлетали и пролетали довольно большие расстояния… правда, только по прямой. Маневры в воздухе нами замечены не были! Не было замечено и использование ими лучевого или какого бы то ни было другого оружия. Они нападали обычно парой и использовали только свои… естественные возможности или что-то вроде… дубин. Эффективно уничтожается гравитрами.

Снова щелкнула указка, изображение дернулось и медленно двинулось на камеру. Монстр наступал, выставив вперед свои наручные шипы и нанося резкие тычки обрезком трубы. И тут из-под нижнего обреза изображения в направлении монстра, скручивая воздух в жгут, метнулась ударная волна гравитра. Едва она коснулась монстра, его ноги подломились, средняя пара конечностей оторвалась, а затем монстр словно сложился внутри себя. Неприятно-бурая жидкая субстанция брызнула сквозь трещины ломающегося панциря, голова вместе с украшающими их рогами провалилась внутрь лопнувшего туловища, и через секунду на стеклопласте мостовой неопрятной грудой валялись обломки панциря, залитые похожей на грязь жидкостью.

— Бедняга… — чуть насмешливо протянул все тот же полковник, но генерал не обратил на его реплику никакого внимания.

— Кроме этих двух видов мутантов, — продолжил он свои пояснения, — десантниками были отмечены еще два, к сожалению, сделать их качественную запись не удалось. Один из них описывается очевидцами как некий… быстро перемещающийся объект высотой около трех метров, о его внешнем виде сказать ничего нельзя, так же как и об используемом им оружии. Однако практически все потери, которые мы понесли в ходе операции, я, естественно, имею в виду четыре захваченных град-комплекса, так вот, все наши потери есть следствие контакта именно с этими… э-э-э… объектами. Последний вид мутантов, зафиксированный нами, представляет собой толстого червя… или гусеницу длиной по разным сведениям от четырех до шести метров… Этот вид, как я уже сказал, только зафиксирован нами, поскольку в боевое соприкосновение с нашими войсками он не вступал.

Указка снова щелкнула, и перед присутствующими в кают-компании возникло довольно странное изображение. В очерченном оранжевой каймой прямоугольнике появилась перспектива пустой городской улицы, застроенной стандартными жилыми домами. Впереди, метрах в ста от видеокамеры, поперек улицы лежало… неяркое розовое сияние, внутри которого ничего не было видно. Создавалось впечатление, что светилась… пустота.

— Как видите, — снова заговорил генерал, — на записи это существо не… получилось, но видевшие его десантники утверждают, что оно… э-э-э… зеленого цвета. Повторяю, это существо никогда само на наших людей не нападало, однако там, где оно было замечено, упорство обороняющихся, а главное, оперативность их действий значительно возрастали.

Генерал выключил указку, и почти сразу же была выключена запись. Повернувшись к нуль-навигатору, старый десантник подвел черту под своим выступлением:

— Вот, пожалуй, и все, что я могу сказать по поднятой вами теме. Теперь, на мой взгляд, нам необходимо захватить оставшиеся два град-комплекса, вытеснить мятежников в… э-э-э… неосвоенную часть планеты, и тогда им ничего не останется, как только принять все наши условия!

И генерал, победно оглядев зал, уселся на свое место. После секундного молчания снова заговорил контр-адмирал:

— У кого из присутствующих есть замечания по поводу… мнения генерала, может быть, есть вопросы?..

Тут же заговорил полковник, споривший с генералом во время его выступления:

— Мне кажется, что, прежде чем начинать еще одну операцию в град-комплексах «С» и «F», необходимо хотя бы в один из них послать разведку! Мне с трудом верится, что и Кэш, и Штерн допустили столь серьезные ошибки, чтобы их подразделения уничтожили, подчеркиваю, полностью уничтожили, такие… противники. — Полковник махнул рукой в сторону середины зала, где уже погасла запись. — Я считаю, в этих град-комплексах действует какой-то неизвестный нам фактор, столь трагичным образом повлиявший на результат десанта! И не странно ли, что именно в этих град-комплексах даже запись сделать не удалось?!

— Ничего странного, — немедленно возразил генерал. — Запись по связи не удалось сделать практически ни в одном из атакованных град-комплексах, так, отдельные двух-трех секундные отрывки!

— Но в «С» и «F» нет и этих отрывков! — повысил голос полковник. — В общем, прежде чем соваться туда еще раз, надо разобраться, что нас там ожидает!

— А если ваша разведка не вернется?! — воскликнул генерал. — А она скорее всего не вернется! Вот, например, вы можете сказать, каким образом можно скрытно доставить разведчиков в град-комплекс? Нет! А если они высадятся с любого типа челнока, их непременно засекут мятежники! И какая это будет разведка?!

Полковник пожал плечами и ничего не ответил. Зато совершенно неожиданно в разговор вмешался нуль-навигатор:

— А вы знаете, господин полковник, такая разведка уже проведена… — Все присутствующие удивленно посмотрели на Старика, а тот кивнул и повторил: — Причем довольно глубокая. И из данных этой разведки можно сделать довольно неожиданные выводы!

— Вы говорите о полуманипуле с «Одиссея»? — спросил контр-адмирал.

— Да, именно о ней, — подтвердил нуль-навигатор. — Полуманипула под командованием старшего лейтенанта Вихрова проникла в исследовательский центр «F» и вернулась обратно. Ее потери составили… восемь человек убитыми…

— Ха!!! — воскликнул генерал. — Треть личного состава!!! Да меня за такие потери на следующий же день разжаловали бы до… капитана!!!

— Я тоже собираюсь разжаловать старшего лейтенанта Вихрова… до капитана, — проговорил нуль-навигатор, и в его голосе не было улыбки. — Оставив в град-комплексе восьмерых десантников, Вихров поднял на «Счастливый случай» живого жителя планеты… Живого… Мятежника!

— Да, я знаю, что с Гвендланы поднят какой-то… ребенок… — немного рассеянно проговорил контр-адмирал, словно не придавая значения этому факту, — но мне пока еще не доложили о… какой-либо значимости этого… э-э-э… события!..

— А событие более чем примечательно! — ответил нуль-навигатор, поднимаясь с места. — Но сначала я хотел бы ознакомить присутствующих с кое-какими другими фактами.

Он взял в руки пульт электронной указки и выбросил луч.

— Сначала я продемонстрирую вам запись еще нескольких видов мутантов, противостоящих нам в град… впрочем, говорить, как оказалось, надо не только о град-комплексах, а обо всей планете! Итак, давайте посмотрим, кого встретила группа Вихрова во время своего поиска.

Снова включился объемный экран, и присутствующим показалось, что никакой записи нет — оранжевая кайма ограничивала куб чистого черного цвета.

— Что-то я никаких монстров не наблюдаю! — с коротким смешком прокомментировал «картинку» генерал.

— Сейчас увидите, — спокойно ответил нуль-навигатор, — просто я попросил начать запись пораньше, чтобы вы оценили, в каких условиях эта запись велась.

— Выходит, что в полной темноте… — подал голос неугомонный полковник.

— Совершенно верно… — подтвердил нуль-навигатор.

— И что же мы увидим… в полной темноте?.. — саркастически поинтересовался полковник.

Старик ничего не ответил, потому что черный куб стал понемногу наполняться розовым сиянием. Сияние это быстро усиливалось, и стало ясно, что съемка производится в каком-то… коридоре или тоннеле. Этот тоннель был совершенно пуст, только под его потолком проходил короб воздуховода или какая-то другая подобная коммуникация и видно было, что на этом коробе ничком лежат несколько десантников, похожих в окрасившихся в розовый цвет скафандрах-хамелеонах на голых кукол-пупсов. Сияние все усиливалось, постепенно становясь нестерпимым, но в этот момент объектив записывающей камеры скользнул вниз и… Все увидели, что по полу тоннеля ползет длинная зеленая гусеница, покрытая редкими толстыми белесыми волосками. На каждом ее сегменте располагалось по нескольку глаз — совершенно человеческих, карих глаз, обрамленных густыми ресницами. Два-три раза эти глаза смотрели прямо в объектив, вызывая дрожь в сидевших офицерах пристальностью и разумностью взгляда!

— Мне кажется, это та самая особь, встречу с которой ваши десантники не смогли качественно записать на поверхности планеты, — неожиданно сказал нуль-навигатор. — А вот запись в темноте подземных коммуникационных коллекторов, как видите, вполне удалась!..

— Но она… эта… тварь… не обнаружила группу Вихрова?.. — каким-то растерянным тоном поинтересовался контр-адмирал.

— Приходится признать, что нет… — согласился Старик. — Однако смотрим дальше.

Изображение мигнуло и внутри окаймленного оранжевой полосой куба появилась пыльная площадка лестницы с сидящей у стены маленькой девочкой. Несколько секунд она занималась тем, что перебирала какие-то лоскутки, но вдруг подняла личико и громко произнесла.

— А подглядывать нехорошо… Спускайся сюда!.. Потом немного помолчала и вдруг добавила:

— И нечего прятаться, я тебя все равно уже заметила!.. Камера начала медленно приближаться к девчушке, пока не остановилась метрах в двух-трех от нее. Девочка все так же смотрела прямо в объектив, и вдруг на ее личике появилось выражение узнавания, и она негромко протянула:

— Предтеча…

А потом она совершенно по-детски улыбнулась и спросила:

— Ты нас сейчас убивать будешь?!

Изображение застыло, и раздался невозможно спокойный голос нуль-навигатора:

— Вам не показался странным вопрос этой… малышки?! Минуту в кают-компании висело молчание, а потом все тот же полковник спросил:

— Интересно, что сделал десантник, из скафандра которого велась съемка, перед тем, как девочка сказала «предтеча»?

— Я снял поляризацию с забрала… — неожиданно для самого себя ответил Игорь.

Все сидящие в кают-компании повернулись к нему, и в их взглядах Вихров почувствовал странную, щемящую тоску! «Ничего… Мне было еще тоскливее…» — подумал он.

— Значит, она просто увидела ваше лицо… — задумчиво проговорил полковник, не сводя с Игоря внимательного взгляда.

— Ну что ж, давайте посмотрим дальше… — предложил нуль-навигатор. Изображение дернулось и сменилось…

Они просмотрели всю запись, сделанную Вихровым, и хотя и со значительными купюрами, основные моменты проведенного его группой поиска были показаны точно. В эту запись были вставлены фрагменты из записей, сделанных капитаном Бабичевым, — те моменты, когда они вышли к подземному бассейну, наполненному биологически активной жидкостью, и когда на его группу напали «дьяволы», и с погибшим сержантом Зайцевым — с начала внезапной атаки «камней» и до момента гибели всех трех десантников. Последние кадры этой записи потрясли зрителей, изображение беспорядочно прыгало и не имело какой-либо познавательной ценности, но оно до жути точно передавало то, что происходило с самим десантником, ведущим съемку!

Нуль-навигатор в течение просмотра больше не задавал вопросов и практически не давал пояснений, а участникам совещания некогда было что-то спрашивать, потому что картинка полностью приковывала их внимание. Когда же просмотр закончился, вопросы появились.

Первым, конечно же, последовал вопрос от всё того же полковника. Он повернулся к Вихрову и с большим уважением, но и со скрытой иронией поинтересовался:

— А почему вы, молодой человек, отказались посетить помещение, где находились… или находилась, не знаю, как правильно сказать… короче, где была размещена эта… «периферия»?

— Мне уже было известно, что она собой представляет, — ответил Игорь и, заметив некоторое удивление на лице полковника, добавил: — Я с ней встречался при облете планеты на «падающей звезде».

— Старший лейтенант, — неожиданно подал голос Эрик Лантер, — а каким образом вы попали в град-комплекс?.. Если я не ошибаюсь, вы были там одновременно с нашей полукогортой, но проникли под купол вы явно не через пробитое в нем отверстие!..

— Совершенно верно, — кивнул Игорь, — мы прошли через «выхлоп» и попали сразу в систему вентиляции. Дальше шли воздуховодами и коллекторами. Направлялись мы в конкретные места, а именно туда, где нами предварительно были запеленгованы большие массы биологически активной массы. Ну а что мы там обнаружили, вы уже видели.

— Ну что, собственно говоря, вы там обнаружили?! — неожиданно подал голос генерал. — Какой-то… детский сад с какими-то не совсем нормальными ребятишками! Какой-то… э-э-э… бассейн!.. Эти… потенциальные суперы и первые магистралы еще более или менее похожи на нормальных земных детей, а уж остальные!.. И самое главное, почему вы делаете из этой находки такое… э-э-э… событие?!

— А потому что именно эта находка, именно этот детский сад объясняет все, что случилось в град-комплексах «С» и «F». В том числе и гибель нашего десанта! — спокойно, но со значением сказал нуль-навигатор.

— Каким образом? — повернулся к нему генерал.

— Да неужели вы не понимаете, что мятежники по-настоящему защищали только эти исследовательские центры?! — вдруг воскликнул нуль-навигатор.

В кают-компании повисло изумленное молчание, а потом контр-адмирал осторожно поинтересовался:

— Поясните, пожалуйста, на чем основан этот ваш… вывод…

Нуль-навигатор поднялся с места и принялся ходить по кают-компании:

— Во-первых, вспомните разговор Вихрова с девочкой, еще на лестничной площадке. Помните, как она спросила у Вихрова, хочет ли он видеть всех или только тех, кто будет полным супером. При этом она добавила, что здесь, то есть в град-комплексе «F», боевые не живут! Отсюда можно сделать заключение, что боевые обитают в каком-то другом месте!.. Может быть, в град-комплексе «С»?!

Во-вторых, возможно, вы заметили оговорку мальчика…

Нуль-навигатор щелкнул пультом указки, которую все еще сжимал в руке, и посреди комнаты снова засветилась «картинка». Потенциальный полный супер, глядя прямо в объектив камеры, спросил:

— А, вы имеете в виду города предтеч?!

— Ну, пусть будет шесть городов предтеч, — ответил ему голос Вихрова. — В каком из этих городов сейчас находится координатор Капп?..

— Но мы не живем в городах… — Мальчишка пожал плечами и добавил: — Нам совсем не нужны… жилища…

— То есть ты хочешь сказать… — как-то неуверенно переспросил голос Вихрова, — что полный супер может обитать в любом месте на этой планете?.. Без скафандра?!

— Конечно!.. — кивнул мальчишка. — И не только полный супер… и магистралы, и «периферия» тоже…

— А… как же… «перекат»? — прозвучал совершенно растерянный голос Вихрова. — И… этот коктейль излучений, поливающий планету?..

— Ну, дальнейший разговор значения не имеет… — Старик остановил запись. — Вы понимаете, что мятежникам совершенно не нужны исследовательские центры Земли вместе со всей их инфраструктурой?! Потому они их нам и уступили, всего лишь имитировав сопротивление!

— Но два град-комплекса… — начал было Эльсон, однако нуль-навигатор, быстро обернувшись в его сторону, перебил контр-адмирала:

— Именно! В этих град-комплексах располагаются их детские сады! Или зоны подготовки, как их называл этот… потенциальный полный супер! Мятежники защищали своих детей!.. Свое будущее!.. И защитили!..

Нуль-навигатор опустился на свое место под гробовое молчание всех присутствующих. Даже Вихров был удивлен выводами Старика, хотя… нечто подобное ему в голову тоже приходило, правда, в немного другом варианте. Он посмотрел на своего командира, и тот, перехватив взгляд своего третьего ассистента, неожиданно усмехнулся:

— А вот старший лейтенант, похоже, со мной не согласен!..

И вся кают-компания с какой-то непонятной надеждой взглянула на молодого офицера. Игорь непроизвольно поднялся со своего места и несколько неуверенно проговорил:

— Не то чтобы «не согласен», но… Мне кажется, ситуация на планете несколько другая…

— Ну-ка, ну-ка… — подбодрил его Старик и добавил для всех присутствующих: — Старший лейтенант Вихров весьма дотошный и весьма нестандартно мыслящий… субъект.

Как ни странно, после этих слов командира Вихров почувствовал себя значительно увереннее и… спокойнее. Едва заметно улыбнувшись, он продолжил:

— Я согласен, что град-комплексы «С» и «F» ценны для… мятежников именно тем, что в них воспитывается следующее поколение… мутантов. Не знаю, почему именно эти град-комплексы, возможно, из-за их расположения на поверхности планеты… Вот только… мне кажется, что… детский сад боевой периферии тоже расположен в град-комплексе «F»… и в град-комплексе «С»…

— То есть?! — переспросил нуль-навигатор.

— Ну… — чуть сбившись, заторопился Вихров, — я почему-то не могу забыть, как… мальчишка мой сказал, что через шесть стандартных месяцев он должен будет перейти к… высшей подготовке! Понимаете?! Младшая и старшая группы… детского сада…

— Интересно!.. — протянул Старик. — Но где же тогда… зона подготовки боевой периферии?..

Вихров чуть помедлил, словно сомневаясь в своих мыслях, но потом достаточно твердо ответил:

— Там, где побывал… Бабичев!..

И мгновенно сообразив, что его не понимают, начал быстро объяснять:

— Меня удивило, что мальчишка не говорил о… «хищной» периферии, он говорил о… боевой! То есть на планете нет… не было естественных хищников, а эта… периферия не естественна, ее специально… готовят… Нет, специально выращивают для боя!.. И еще, я долго думал, почему Земля свернула на Гвендлане все научные исследования и убрала весь научный персонал? Мне кажется, это было сделано из-за того, что на этой планете… — Он сделал едва заметную паузу, словно собираясь с духом, а затем буквально выплюнул: —…Была обнаружена собственная жизнь! Именно на базе этой жизни сосланные сюда земляне-мутанты смогли создать боевую периферию!..

И внезапно, снова запнувшись, он растерянно добавил:

— Вот только почему на этой… тюрьме не были демонтированы исследовательские центры?..

— А потому что исследования не были свернуты! — неожиданно ответил ему командир. — Конечно, они велись не в прежнем масштабе, но велись… Иначе чем объяснить присутствие на планете… профессора Каппа?! Или вы о нем забыли?!

Однако нуль-навигатор не получил ответа на свой вопрос. Вместо этого контр-адмирал Эльсон встал со своего места и заговорил совершенно о другом:

— Ваши рассуждения и рассуждения вашего… ассистента, может быть, и чрезвычайно интересны, но они совершенно не помогают нам выработать решение о наших дальнейших действиях! Если мятежники не зависят от планетарных исследовательских центров, то нам придется… стерилизовать всю планету! — Тут он как-то растерянно огляделся и добавил: — Мы же не можем гоняться по этим невозможным зарослям за каждым… уродом?!

— Я не верю, что эти… э-э-э… нелюди… могут существовать вне пределов исследовательских центров! — резко и безапелляционно высказал свое мнение генерал-десантник — Как они выдерживают перекаты без антигравов град-комплексов?.. Чем они питаются?.. Как их организм противостоит жесткому излучению, причем заметьте — состав этого излучения различен наразных территориях планеты и постоянно меняется в зависимости от очень многих переменных факторов! Как могут эти, пусть и достаточно странные, существа перемещаться по планете, из одного звездно-планетарного фона в совершенно другой?!

И он грохнул кулаком по столу.

— Генерал, — совершенно спокойно сказал нуль-навигатор, — у нас есть кому задать все ваши вопросы… И получить на них исчерпывающие ответы!..

— Да?! — Генерал обвел взглядом присутствующих. — И кто же это?..

— Тот самый паренек, которого привез из град-комплекса «F» мой третий ассистент, — ответил нуль-навигатор.

— Так где же этот ваш паренек?

— Он оставлен на «Счастливом случае» под присмотром медиков и ученых.

— А почему его не доставили сюда, чтобы мы могли задать ему вопросы?

— Ну, генерал, чтобы задать мальчику вопросы, совсем не обязательно тащить его на «Одиссей». У нас вполне удовлетворительная связь со «Счастливым случаем».

— Так давайте вашу связь! — воскликнул генерал.

— Давайте связь! — громко повторил нуль-навигатор. Картинка посреди кают-компании мигнула и… сменилась.

Теперь в кубе, ограниченном оранжевой каймой, появились сидящие в креслах Мэтью Ирвинг, Виталий Кокошко и еще четверо мужчин, одетых в белые халаты.

— Так где же мальчик?! — немедленно спросил старый десантник, на что нуль-навигатор с легкой улыбкой ответил:

— Не торопитесь, генерал, мне кажется, нам стоит сначала поговорить со специалистами, изучающими мальчика.

— Да? — В голосе генерала прозвучало некое сомнение, но он все-таки согласился с командиром «Одиссея». — Ну и что нам могут сказать… специалисты?!

Теперь уже улыбнулся главный астробиолог «Одиссея».

— К сожалению, не слишком много… — И улыбка медленно сползла с его губ. — Физическое развитие мальчика соответствует восьми-десятилетнему возрасту человека. Умственное — четырнадцати-пятнадцати годам. Никаких отклонений в его организме не обнаружено, хотя, конечно, мы провели далеко не полные исследования…

— А что вам мешает провести полные исследования?! — тут же переспросил генерал.

— Ничего не мешает, — невозмутимо ответил Ирвинг, — просто у нас было для этого слишком мало времени… Однако, несмотря на недостаток времени, мы все-таки отметили некоторые странности. Во-первых, организм мальчика вполне нормально справляется с обычными видами питания, но мы совершенно точно знаем, что в течение долгого времени этот ребенок обходился без… привычной нам еды.

— То есть как без еды? — снова не выдержал генерал. — А как же он, позвольте спросить, жил… э-э-э… живет?!

— Пока мы не можем ответить на этот вопрос, но исследования его желудка и кишечника показали, что мальчик не принимал обычной человеческой пищи по крайней мере… несколько месяцев. Во-вторых, ткани его тела обладают совершенно поразительной способностью к регенерации!.. Далее, строение его уха позволяет думать, что этот ребенок «на слух» воспринимает не только привычный нам звуковой диапазон, но еще и значительную часть радиочастот… Кроме того, его чувство равновесия, вкус и обоняние значительно, в несколько раз, более остры, чем у обычного человека. Я не могу сказать что-либо определенное об этих… так сказать… «отклонениях», но, возможно, их природа кроется в… генной мутации.

— Так он — мутант?! — чуть ли не взревел десантник.

— Генерал, — главный астробиолог «Одиссея» чуть пожал плечами, — а вы думали, что с Гвендланы можно поднять обычного земного ребенка?.. Конечно, мальчик — мутант, но, повторяю, это обстоятельство никак не сказалось на его внешнем виде и физическом состоянии, то есть мутации, происшедшие в его генотипе, весьма благотворны для человеческого организма. Поверьте мне, я бы и сам не отказался от такого слуха, нюха и чувства вкуса, как у этого малыша…

На этот раз генерал никак не прокомментировал слова астробиолога. После секундной паузы вопрос задал нуль-навигатор:

— Так мы можем задать мальчику несколько вопросов?..

— Конечно, — без тени сомнения ответил Ирвинг — Мальчик в соседней комнате, сейчас мы переключим связь на него…

Изображение мигнуло, и вместо врачей в кают-компании появился маленький мальчик, одетый в комбинезон звездолетчика с нашивками юнги первого года службы. Мальчишка вертел в руках какую-то вещицу, быстро менявшую под его пальцами форму и цвет. Услышав, видимо, сигнал связи, он оторвал взгляд от своей игрушки, поднял голову и взглянул прямо в глаза присутствующим в кают-компании. И всем офицерам вдруг показалось, что внимательные карие глаза мальчишки смотрят только на него.

— Тренируем преобразование шестого уровня? — неожиданно раздался голос Вихрова. И тут же Игорь заметил, как генерал-десантник недовольно на него покосился.

Мальчишка застенчиво улыбнулся и негромко ответил:

— Восьмого… Только еще не очень хорошо получается…

— Почему? — удивился Игорь — Или четырех лет подготовки не хватает?..

— Да нет, — мальчик еще больше смутился, — энергии не хватает… В моей комнате практически нет… свободного излучения, а я к этому не привык.

Вихров после этих слов бросил быстрый взгляд на нуль-навигатора, и тот едва заметно кивнул, словно одобряя взятый Игорем тон общения с потенциальным полным супером и выбранную для разговора тему. Старший лейтенант сразу же почувствовал себя увереннее:

— А какое излучение ты предпочитаешь? Мальчишка пожал плечами, словно ему было это не слишком важно, и начал перечислять:

— Световое, включая инфракрасное и ультрафиолетовое, электромагнитное, гамма, рентгеновское… В общем, любое…

— И проникающее Иситуки?..

Физиономия мальчишки скривилась, как от кислого:

— Я его не люблю, оно… от него изжога бывает…

— Что-то мне не совсем понятно, — немедленно вмешался в разговор генерал, — этот мальчик утверждает, что может находиться в проникающем излучении Иситуки?! Как долго?!

Мальчик перевел взгляд на десантника, потом снова посмотрел на Вихрова, словно не совсем понимая, что именно спрашивает этот старик. Вихров пояснил:

— Генерал интересуется, сколько времени ты можешь находиться в зоне проникающего излучения?

— Ну я же говорю — мне оно не нравится, от него изжога… А вообще-то его я тоже могу преобразовывать и потреблять…

И он посмотрел на десантника, словно желая убедиться, что тот понял ответ.

А генерал, не сводя глаз с мальчугана, медленно поднялся из кресла и онемевшими губами произнес:

— Я правильно понял… Этот мальчик… потребляет проникающее излучение Иситуки?! Может, он… может, он неправильно употребляет слово… «потреблять»?!

Потенциальный полный супер немного растерянно оглядел присутствующих в кают-компании офицеров и проговорил:

— Я не понимаю, что не нравится этому… предтече. Мне же нужна энергия, чтобы расти, двигаться, думать… жить! Вот я и беру то что могу получить! Если это проникающее излучение, я преобразовываю его, но если у меня есть выбор, я стараюсь избегать энергий такого вида!

— Не волнуйся, — попробовал успокоить его Игорь, — просто мы… предтечи, не употребляем для поддержания своей жизнедеятельности лучистую энергию в чистом виде…

— Да, я знаю, — с едва заметной улыбкой откликнулся мальчишка, — мы тоже иногда… преобразуем животный и растительный белок и другие… ингредиенты, но это так неудобно и… долго.

— Ну а как тебе нравится космический корабль? — перевел разговор Игорь.

Мальчишка улыбнулся:

— Здесь много интересного… Правда, я еще не все успел посмотреть, но… — Он, видимо, хотел что-то сказать, однако оборвал сам себя и немного смущенно добавил: — В общем, интересно…

— Тебя что-то удивило? — переспросил Вихров. Мальчишка совсем по-детски почесал щеку и наконец решился:

— У меня… получается, что вы, для того чтобы получить энергию… любую энергию, преобразовываете материю?..

Поскольку сказанное прозвучало как вопрос, Вихров, мгновение подумав, ответил:

— Ну, в общем ты прав…

— А почему вы не используете уже существующие в пространстве виды энергий, ведь это же гораздо проще!..

На этот вопрос Вихров не мог быстро ответить, да и не хотел — ведь ответ мог быть только один: «мы пока что этого не умеем делать», а старшему лейтенанту было неловко признавать перед этим странным мальчуганом, что люди чего-то не умеют! Поэтому он снова сменил тему разговора:

— Ну а по своему дет… по своей подготовительной зоне ты не скучаешь?..

— Скучаешь?.. — не понял потенциальный супер.

— Назад, к своим товарищам, ты еще не хочешь? — уточнил Игорь.

Мальчик пожал плечами и отвел глаза.

В этот момент картинка мигнула и вместо мальчугана в кают-компании снова появился Ирвинг, на этот раз один. Он укоризненно посмотрел на собравшихся и покачал головой:

— Я взял на себя смелость прервать ваше общение с моим подопечным. Ему и так достаточно сложно привыкать к новой и очень необычной для него обстановке, а вы задаете ему… тревожащие вопросы! Пусть мальчик хоть немного адаптируется, после этого с ним можно будет вести более длительные беседы.

— Но мы ничего не успели выяснить! — воскликнул генерал, однако нуль-навигатор тотчас возразил:

— А мне кажется, мы узнали все что хотели! И не давая десантнику возразить, пояснил:

— Если организм… мутантов… способен преобразовывать любое свободное излучение в необходимую ему энергию — ведь именно это утверждает мальчик, и не верить ему у нас нет оснований, — то ничто не мешает им нормально существовать в любом месте планеты! Таким образом, задача их… усмирения или уничтожения весьма осложняется!

— Господин нуль-навигатор, — жестким официальным тоном перебил Старика Эльсон, — вы сообщаете свои соображения таким тоном, словно… рады встающим перед нами трудностям!

Нуль-навигатор посмотрел на контр-адмирала долгим взглядом и неожиданно мягко ответил:

— Это действительно так… Я действительно рад, что перед нами встают такие сложные проблемы, и готов объяснить эту свою… радость.

Он обвел взглядом кают-компанию и продолжил:

— Мне кажется, что, стремясь во что бы то ни стало подавить этот… мятеж, мы как-то забыли, что противостоят нам люди. Да, конечно, они очень отличаются от нас, мы даже не до конца представляем, насколько отличаются, но тем не менее — это люди! И несмотря на экзотические свойства, которыми они обладают, они ведут себя как люди, их логика — это человеческая логика! Значит, мы можем договориться! Должны договориться!! Вы представьте, насколько они со своими экзотическими качествами могут быть полезны Земле!!!

Старик еще раз обвел взглядом присутствующих, словно проверяя, какое впечатление произвели на них его слова.

— Да, — гораздо спокойнее продолжил он, — мы можем уничтожить все живое на этой планете, стереть ее в порошок, в пыль… Но задумайтесь — правильно ли это будет? Нужно ли это Земле, человечеству?..

— Так что вы предлагаете?.. — несколько нетерпеливо спросил контр-адмирал.

Нуль-навигатор пожал плечами и как-то устало ответил:

— Я предлагаю вступить с руководителями мятежников в переговоры и попытаться склонить их к какому-то компромиссу…

— И как же вы это сделаете, если мы даже не можем с ними самостоятельно связаться?!

Контр-адмирал как-то странно улыбнулся, словно был рад этому обстоятельству. Старик снова посмотрел на командира Двенадцатой эскадры долгим взглядом и тихо произнес:

— Теперь у нас есть такая возможность… Эта возможность — мальчик на «Счастливом случае»…

В кают-компании в очередной раз повисло молчание, растерянное, неловкое молчание. Словно этот маленький мальчик, неизвестно каким образом появившийся на лишенном тяги «Счастливом случае», поломал нечто давно намеченное, окончательно решенное, утвержденное и всеми… принятое…

Наконец контр-адмирал Эльсон нарушил тишину:

— Я пока еще плохо представляю, как вы, нуль-навигатор, собираетесь использовать этого ребенка для связи с мятежниками, но, прежде чем принимать то или иное решение, я считаю необходимым связаться с Землей и доложить о сложившейся ситуации Председателю Высшего Совета.

Он поднялся со своего места и, оглядев собравшихся, громко сказал:

— На этом я предлагаю завершить наше совещание! Окончательное решение будет принято после ответа Земли!

Вихров, как и все остальные, поднялся со своего места, но не торопился покидать кают-компанию. Отступив к стене, он поглядывал на занятого разговором нуль-навигатора, дожидаясь возможности кое о чем спросить. Старик, бросив рассеянный взгляд мимо своего собеседника, контр-адмирала Эльсона, увидел Вихрова и чуть заметно кивнул. Минут через десять Эльсон в сопровождении Эрика Лантера и своего адъютанта покинул наконец кают-компанию. Нуль-навигатор взмахом руки подозвал к себе своего ассистента, и когда Игорь приблизился, устало спросил:

— У вас, господин третий ассистент, остались какие-то вопросы?..

Вихров от такого официального обращения слегка насторожился, но свой вопрос задал:

— Мне показалось, что вы, командир, располагаете новой информацией об этой странной… Гвендлане.

— Из чего вы сделали такой вывод?.. — едва заметно усмехнулся нуль-навигатор.

— Из ваших слов о том, что… Отто Капп продолжил исследования планеты после эвакуации остального научного персонала.

Нуль-навигатор снова усмехнулся, на этот раз гораздо откровеннее.

— Ваша проницательность делает вам честь… Я действительно имею кое-какую новую информацию, у меня все-таки первый уровень допуска… Хотя должен сказать, что никаких особых откровений я не получил. Вы правильно догадались, что планета была закрыта из-за того, что на ней была обнаружена собственная жизнь. При этом представители этой жизни были настолько… изменчивы, что Земля посчитала необходимым сократить… очень сильно сократить свой исследовательский штат. Тех, кто остался на Гвендлане, и вновь прибывших исследователей возглавил как раз Отто Капп. Кстати, первых… людей со сбоем в генетическом коде, тех, кого мы называем мутантами, направили на Гвендлану в надежде на восстановление их генотипа. К сожалению, эти надежды не оправдались, а с Гвендланы на Землю никто из членов группы Каппа не вернулся. Корабельный комп полной информации, видимо, не имеет, так что тебе с твоей… проницательностью удалось домыслить почти все…

— Значит, тот профессор Капп, который сейчас возглавляет мятеж, действительно потомок того самого Отто Каппа?.. — задумчиво проговорил Игорь, и в его голосе почти не было вопроса. Он поднял голову, посмотрел на командира и спросил: — Что же теперь будет?..

Нуль-навигатор пожал плечами и отвернулся. Его лицо посуровело.

— Не знаю, но скорее всего Земля будет настаивать на уничтожении мятежников…

— Почему?.. — В голосе Вихрова слышалось недоумение. Нуль-навигатор снова повернулся к нему:

— Мне кажется, Эльсон получил этот однозначный приказ еще при отправлении в систему Кастора. Но ему, по всей видимости, не хватало достаточно серьезного предлога, чтобы сразу же приступить к уничтожению жизни на планете. После успешной атаки… аборигенов Гвендланы он тоже не мог этого сделать, просто потому, что пострадали только малые корабли, да и люди в эскадре не погибли. После того как к Гвендлане вышел «Одиссей», ему стало еще сложнее перейти к простому уничтожению планеты, может быть, именно поэтому он хотел сразу же, без разведки послать на планету крупный десант — если бы десантники погибли, он смог бы отдать приказ об уничтожении Гвендланы, не желая якобы дальнейшей гибели людей! После сегодняшнего совещания мои доводы, опирающиеся на собранные вами факты, заставили его еще раз затребовать подтверждение приказа об уничтожении жизни на планете… Но теперь он получит это подтверждение от Земли!

— Но почему?! — снова спросил Игорь.

— Я не знаю… — проговорил нуль-навигатор и отвел свой взгляд. — Я не знаю, какими соображениями руководствуется Председатель Высшего Совета, но его решение физически уничтожить мутантов Гвендланы, на мой взгляд, непоколебимо!

Он немного помолчал, а затем негромко добавил:

— Мне только непонятно, почему странные жители этой странной планеты так настойчиво… идут навстречу этому желанию?..

И тут до старшего лейтенанта дошло, насколько прав его командир! На самом деле вся история возникновения и развития этого мятежа показывала, что сами мятежники делали все для… собственного уничтожения! Они даже не сопротивлялись так, как могли бы, потому что если бы они по-настоящему использовали все свои… возможности, потери Звездного патруля были бы в несколько раз больше!! Но вместо настоящего сопротивления эти мятежники… щадили людей, но старались при этом разжечь их ненависть к себе!!

Игорь смотрел на своего командира, словно надеясь, что он способен немедленно все разъяснить, все расставить по местам, но тот молчал. Видимо, у Старика не было ответа на собственный вопрос.

Молчание длилось долго, но наконец нуль-навигатор тяжело вздохнул и устало произнес:

— Ступайте, Вихров. Скоро ваша вахта, а у меня еще есть дела…

Игорь молча повернулся и вышел из кают-компании.

Его вахта начиналась через тридцать минут, так что он вполне успел заглянуть к себе и переодеться в рабочий комбинезон. На пути к Главному центру управления Игорь встретил Тольку Верхоярцева, который тоже заступал на дежурство. Увидев Вихрова, маленький, круглый артиллерист обрадованно заулыбался:

— Игорек, ты, говорят, опять отличился?! Ну давай рассказывай, что там на Гвендлане было!..

Вихров удивленно посмотрел на Тольку. Улыбка на круглой физиономии мичмана сразу увяла, глазки округлились, и он встревоженно спросил:

— Что-то случилось?..

— Случилось?! — переспросил Игорь. — Ну, можно сказать и так… Случилось… Случилось, что из двадцати шести человек, отправившихся на Гвендлану, вернулись только… восемнадцать…

— Восемнадцать?! — потрясенно повторил Верхоярцев. — Восемнадцать…

Дальше они шли по коридору «Одиссея» молча. Так же молча они вошли в Главный центр управления и разошлись по своим местам.

Вахта выдалась спокойной. Линкор находился на стационарной орбите и менять ее не собирался, планета вращалась рядом с кораблем, словно бы совершенно безразличная к нему, темная и безжизненная. Ни кванта излучения, ни моля вещества не срывалось с ее поверхности. Словом, времени для раздумий у третьего ассистента командира корабля было более чем достаточно. Вот только о чем размышлять?..

К самому концу вахты экран крайнего левого монитора вихровской полосы управления вспыхнул, и на нем появилось лицо дежурного связиста.

— Господин третий ассистент, — доложил он, — с фрегата «Молот Тора» поступила информация для командира корабля…

— Ну так и отправьте ее командиру! — удивился Игорь.

— Мы так и сделали, но господин нуль-навигатор приказал ознакомить с этой информацией вас.

Вихров удивился еще больше, но не подал виду и как можно спокойнее сказал:

— Выводите информацию на главный экран полосы… Однако связист покачал головой:

— Информация закрыта по первому уровню доступа. Прошу вас надеть сеть-очки.

Это был первый случай за все время службы Вихрова на «Одиссее», когда ему предлагалось воспользоваться сеть-очками. Очевидно, Старик очень не хотел, чтобы то, что он собирался продемонстрировать Игорю, видел кто-нибудь еще.

Вихров откинул нижнюю панель своей полосы управления и достал прибор, напоминающий забрало шлема скафандра, которое крепилось на голове с помощью специального обруча и его края, отделанные мягким пластиком, плотно прилегали к голове зрителя, охватывая его лицо. Он не сразу справился с установкой очков, а как только это ему удалось, раздался голос связиста:

— Включаю запись…

Стекло сеть-очков замутилось, интерьер центра управления исчез, а вместо него метрах в пяти от глаз Игоря появилось лицо нуль-навигатора, словно бы висящее в белом неподвижном тумане.

— В продолжение нашего недавнего разговора, — заговорило это лицо, — я хочу показать вам то, что мне переслали с «Молота Тора»… Еще один неожиданный и совершенно непонятный ход мятежников…

Лицо Старика пропало, и вместо него появился контр-адмирал Эльсон. Вихров сразу понял, что командующий Двенадцатой эскадрой Звездного патруля обращается к нуль-навигатору, и оценил доверие своего командира, не сократившего сообщение ни на слово.

— Господин нуль-навигатор, — чуть ли не торжественным тоном заговорил контр-адмирал, — почти сразу же по возвращении на свой флагманский корабль я получил обращение мятежников. Мои люди связались с вашим линкором и убедились, что вы такого послания не получали. Считая необходимым поставить вас в известность о новых шагах мятежников, я решил переслать вам запись этого обращения. Информация закрывается мною по первому уровню допуска, но если вы посчитаете возможным и нужным ознакомить офицерский состав линкора с содержанием этого обращения, я не буду возражать. Лично я сделаю это непременно! Надеюсь, что после просмотра этого обращения мятежников вы измените свое отношение к проводимой эскадрой операции…

Фигура контр-адмирала исчезла. Несколько секунд перед глазами Вихрова стлался белый туман, потом по нему побежали алые искры и черточки, и вдруг сквозь мгновенно рассеявшуюся молочную муть проступила яркая цветная картинка. Перед глазами старшего лейтенанта появилась центральная площадь одного из град-комплексов.

Игорь не мог определить, в каком из град-комплексов велась запись, но как-то сразу решил для себя, что это либо центр «С», либо — «F». Только через несколько секунд он понял причину такого решения — остальные планетные исследовательские центры были под контролем Звездного патруля, так что его интуитивный вывод был совершенно верным!

Объектив снимающей камеры медленно скользил по верхним этажам окружающих площадь строений, постепенно снижаясь и ускоряя движение. Вихров, наблюдая за скользящими мимо стенами и окнами, старался понять смысл этого странного послания — безмолвного и безынформационного послания.

И вдруг изображение сорвалось вниз, и открылось все пространство площади, залитой голубоватым, чуть отблескивающим стеклопластом. Посреди площади возвышалась какая-то непонятная, неподвижная груда, лишь немногим темнее, чем покрывающий площадь стеклопласт. Вначале Игорь не понял, что это такое, но новым резким броском изображение приблизилось, и у Вихрова перехватило дыхание…

На площади, сваленные в кучу, лежали трупы убитых десантников!!!

Не давая зрителю прийти в себя, изображение снова резко развернулось, и Вихров увидел, что из распахнутых дверей зданий культурно-развлекательного центра и информатория один за другим выбегают «тараканы», и на спине каждого из них лежат неподвижные тела в быстро меняющих цвет скафандрах.

«Тараканы» быстро добегали до кучи и бросали свою ношу в общую кучу. Продолжалось это не более полуминуты, но Игорь вдруг почувствовал, что у него к горлу подкатывает тошнота, а перед глазами потянулась кровавая пелена бешенства!

Закрыв глаза, он усилием воли постарался вернуть себе хотя бы чуточку спокойствия, но когда он вновь посмотрел в сеть-очки, ему снова стало плохо. Видимо, все мертвые тела уже были сброшены в кучу, и теперь «тараканы» таскали… отдельные части тел — оторванные конечности, изуродованные торсы, шлемы и рваные фрагменты скафандров. Голубой стеклопласт площади вдоль всего пути жутких «носильщиков» был щедро заляпан сгустками красного…

Наконец шествие «тараканов» закончилось. Объектив неторопливо оглядывал наваленные грудой трупы, то приближаясь и фиксируя отдельные детали, то отдаляясь и показывая кошмарный общий вид. Игорь смотрел на весь этот ужас и в его голове вертелась только одна мысль: «Что эти нелюди сделают дальше?!» И в его груди росла неудержимая жажда мести.

Неожиданно объектив снова развернулся, и Вихров снова увидел распахнутые двери культурно-развлекательного центра. На секунду «картинка» застыла фотографическим снимком, и старшему лейтенанту показалось, что запись кончилась, однако изображение мигнуло и в дверях появилась фигура в… «саранче». Помедлив мгновение, она шагнула на заляпанный кровью стеклопласт площади. Следом за ней в дверях появилась еще одна, точно такая же фигура, за ней еще одна… Семеро живых десантников один за другим вышли из дверей и медленно направились к страшной груде тел центре площади.

И тут в голове Вихрова взорвалась жуткая догадка. «Сейчас их на моих глазах убьют!!!»

Следом за десантниками на площадь выползла огромная зеленоватая гусеница, и новый бросок объектива неожиданно приблизил ее странно-человеческий карий глаз в опушке длинных ресниц. Несколько секунд глаза Игоря и этот большой карий глаз смотрели друг в друга, а затем объектив камеры медленно уплыл в сторону, и изображение разделилось надвое. В правой его части осталась голубоватая площадь с наваленной грудой трупов и семерыми понуро стоящими десантниками, а в левой появилось лицо усталого человека с мощными надбровными дугами, глубоко спрятанными под ними темно поблескивающими глазами, крупным породистым носом и тонкогубым ртом.

— Контр-адмирал Эльсон, — заговорил этот человек, можете полюбоваться на результат своего безумия. Мы не будем показывать вам погибших жителей Гвендланы — их смерть вас вряд ли взволнует, но вот то, что раньше было вашими солдатами, и для вас должно быть не важно — больше их, чем тех, кого вы именуете «нелюдь», или меньше. Они погибли по вашему приказу, они мертвы! Вот то, чего вы добились и от чего мы вас предостерегали. Смотрите, любуйтесь!

Лицо исчезло, и объектив, мазнув по мертвым телам, уперся в шлем скафандра одного из живых десантников. Забрало шлема было поднято и перед глазами Вихрова предстало лицо, совершенно лишенное человеческих эмоций — пустые, остановившиеся глаза, безвольно распущенные, чуть обвисшие щеки, растянутый в идиотской, растерянной улыбке рот, с тоненькой струйкой клейкой слюны, тянущейся по подбородку.

И тут Вихров краем уха услышал не то стон, не то придушенный рык. Вначале он не понял происхождение этого звука, но почти сразу до него дошло, что это он сам… застонал… или зарычал. От жуткой тоски… от раздирающего душу бессилия… от пылающей внутри ненависти!!!

Семь пустых, лишенных человеческого выражения лиц медленно проплыли мимо его глаз, но он больше не издал ни звука. Он… запоминал!

А затем в его ушах снова зазвучал голос:

— Контр-адмирал Эльсон, нам на нашей планете не нужны эти свидетельства вашего безумия. Если вам дороги останки ваших солдат и офицеров, можете их забрать, они находятся на центральной площади град-комплекса «F»! Если вы не желаете, чтобы такая же участь постигла остальных ваших людей, находящихся на Гвендлане, немедленно эвакуируйте их! Если вы не желаете, чтобы такая же участь постигла экипажи и воинские подразделения ваших звездолетов, покиньте систему Кастора и передайте Земле, что Гвендлана может отстоять свой суверенитет!! На выполнение всего вышесказанного вам дается двое суток по времени Гвендланы!!!

После этих слов изображение мгновенно схлопнулось, и в наступившей темноте неожиданно прозвучал голос Старика:

— Ну что, старший лейтенант, ты готов стереть с лица Гвендланы эту жизнь?!

И Вихров понял, что… готов!

Он медленно стянул с лица сеть-очки и часто заморгал, привыкая к яркому освещению центра управления, а затем оглядел своих товарищей по вахте. Все занимались своими делами и только Верхоярцев, не мигая, смотрел на него. Вихров вымученно улыбнулся и помахал мичману рукой, словно показывая, что он в полном порядке, хотя до «полного порядка» ему было далеко. Спрятав сеть-очки, Игорь активизировал свою полосу управления и ввел запрос о состоянии пространства, окружающего линкор. Железный Феликс начал выводить на экран центрального монитора данные инструментального контроля, но старший лейтенант следил за ними вполглаза. Перед его мысленным взором все еще стояло изображение кучи трупов, семи лишенных разума десантников и деловито снующих вокруг них «тараканов».

И вдруг очередная зеленая строчка привлекла его внимание. Он нажал на клавишу повтора и стал гораздо внимательнее вчитываться в появляющийся текст:

«…в течение последних четырех часов из четырех различных точек поверхности планеты (координаты зафиксированы) последовало четыре точечных выброса энергии. Выбросы были осуществлены в виде электромагнитного излучения оптического диапазона. Их источником может служить газовый квантовый генератор импульсно-периодического действия. Энергетические пучки несли в себе модулированную составляющую и их целью были фрегат первого класса «Молот Тора» и линкор-ноль «Одиссей». Излучение, направленное к линкору, полностью перехвачено диффузионным экраном и отведено на периферийный энергонакопитель. Расшифровка модулированной составляющей излучения не проводилась. Излучение, направленное к фрегату, поглощено его энергонакопителями, расшифровка модулированной составляющей излучения не проводилась. Поверхность планеты в местах возникновения излучения была исследована оптическими и радиолокационными средствами в автоматическом режиме, наличие источников излучения не установлено…»

Дальше шли обычные физические показатели состояния окружающего пространства, практически неизменные, если не учитывать их естественных колебаний, однако Игоря они не слишком интересовали. А вот странное планетное излучение заставляло задуматься…

Во-первых, это была явно не боевая атака — интенсивность излучения не могла принести никакого вреда не то что фрегату-один или линкору-ноль, но даже простому вспомогательному катеру или орбитальному челноку. Во-вторых, этот пучок узконаправленного света имел модулированную составляющую, так что скорее всего нес в себе какое-то сообщение, не расшифрованное, однако, фрегатом и вообще не полученное линкором. Тем не менее «Молот Тора», как заявил сам контр-адмирал, получил сообщение с Гвендланы! То самое, которое только что было продемонстрировано Игорю через сеть-очки! Значит…

Но что это могло означать, Вихров никак понять не мог… Любое информационное сообщение фрегат мог получить только по каналам связи, а тут получалось, что информационная составляющая выброшенного с планеты пучка света и уловленная корабельными поглотителями была каким-то загадочным образом переведена из энергонакопителей фрегата в систему связи… Только вот как это было сделано?!

И еще одно! Каким образом это излучение — четыре импульса — было запущено с планеты, ведь никаких его источников обнаружено не было…

Вихров вернулся к полосе управления и настучал на клавиатуре запрос для корабельного компа:

«Было ли зарегистрировано в атмосфере планеты до и после выброса световых импульсов появление каких-либо летательных аппаратов?»

«Нет…» — мгновенно ответил Железный Феликс.

«Вот так!.. — подумал Вихров. — Значит, доставить необходимую для генерации излучения технику в эти планетные джунгли мятежники не могли… Каким же образом она там сначала оказалась и как затем исчезла?!»

Ответа на этот вопрос он не знал… И вряд ли кто-то другой из всего офицерского состава Двенадцатой эскадры и линкора «Одиссей» мог этот ответ найти!

Ему оставалось только внести это странное событие в корабельный журнал с пометкой, обязывающей командира линкора ознакомиться с ним.

А сам нуль-навигатор в это время находился в своей каюте у пульта связи. Его собеседником был главный астробиолог «Одиссея» Мэтью Ирвинг, от прежней невозмутимости которого теперь не осталось и следа, хотя его речь была по-прежнему неторопливой и точной:

— Командир, я, как мы и договаривались, не стал докладывать на совещании всего, что мы обнаружили, изучая… аборигена Гвендланы. Тем более что до конца в его организме мы и вправду не разобрались, а то, в чем я уверен, может, пожалуй, только создать вокруг мальчика нездоровый… ажиотаж!

Ирвинг промокнул платком вспотевший лоб и продолжил:

— Так вот, во-первых, в организме мальчика действительно имеется несколько органов, неизвестных нашей медицине. Мне не до конца понятны их функции и принципы работы, но, например, небольшое уплотнение, расположенное между полушариями мозга и весьма похожее на раковую опухоль, вроде бы выполняет как раз функцию преобразователя энергии! Эта опухоль подсоединена к центральной нервной системе и ряду других органов. Но главное заключается даже не в этих… неприсущих нормальному человеческому телу органах! Дело в том, что у этого… мальчика совершенно нечеловеческий дезоксирибонуклеиновый комплекс. Начнем с того, что его организм имеет в своем диплоидном наборе шестьсот двадцать хромосом, вместо сорока шести, как это свойственно обычному человеку. При этом длина этих хромосом не превышает одного микрона, что почти в три раза короче хромосомы человека, я имею в виду, конечно, хромосомы интерфазные… Митотические хромосомы еще меньше! В результате количество структурных генов в этих укороченных хромосомах практически соответствует человеческому, а вот регуляторных явно недостает, и каким образом они справляются со своими функциями, совершенно непонятно! Но что еще более непонятно и… невероятно, так это то, что при, казалось бы, гомологической репликации количество генов в транскрибированной РНК может быть иным, чем на матрице!!!

Ирвинг замолчал, и весь его вид говорил о том, что он ожидает от своего слушателя глубочайшего изумления.

Однако на лице нуль-навигатора изумления не появилось. Напротив, самым спокойным и серьезным тоном он произнес:

— Вас не огорчит, профессор, если я вам скажу, что ничего из ваших объяснений не понял? Нет, по вашему тону я чувствую, что вы нашли нечто весьма необычное, может быть, даже, сенсационное, однако в чем заключается эта сенсационность, не понимаю. Может быть, вы поясните мне все вами сказанное на каком-нибудь простом примере?..

Астробиолог несколько секунд молчал, переваривая услышанное, а затем тряхнул головой:

— Ну да… Конечно!.. Понимаете, командир, если мои выводы из полученной информации о строении генотипа этого мальчика правильны, то он… Понимаете, если сейчас этот мальчишка попадет в условия, при которых ему будут нужны хвост и… рога, он сможет отрастить себе… хвост и рога! Понимаете, хвост и рога появятся у этого типа существ не в результате геномной или хромосомной мутации и закрепления ее естественным отбором, а непосредственно у первого попавшего в новые условия существа. Он сам себе мутаген, его организм способен сам перестроить себя под новую окружающую среду!

Вот теперь профессору удалось добиться от нуль-навигатора если не изумления, то по крайней мере тревожного удивления.

— То есть вы хотите сказать, — осторожно переспросил Старик, — что мальчик может по своему желанию менять свой внешний вид?!

— Вот насчет желания не знаю, — покачал головой Ирвинг. — Возможно, все физические и физиологические изменения в организме происходят… автоматически, в результате воздействия окружающей среды, но вполне можно допустить, что такое… существо может и… самостоятельно, по собственному… э-э-э… желанию настраивать свой организм на требуемые изменения.

Астробиолог говорил эту фразу медленно, тщательно и вдумчиво подбирая слова, но как только она была сказана, он заторопился:

— Теперь вы понимаете, насколько важно сохранить эту… ну… человеческую популяцию… И для изучения, и для… консультаций! Эти свойства организма настолько расширяют возможности человека, что…

Профессор замолчал, не находя нужного сравнения, а нуль-навигатор неожиданно переспросил:

— А вы уверены, профессор, что это существо все еще… человек?..

— Это, конечно же, продукт каких-то направленных мутаций, может быть, генной инженерии, но исходный организм, безусловно, человеческий!

Несколько долгих секунд нуль-навигатор молчал, а затем негромко произнес:

— Видимо, именно поэтому он сам называет себя Homo Super, а нас — предтечи…

Старик снова задумался, но Ирвинг не удержался и, чуть запинаясь, начал говорить, прервав его размышления:

— Командир, эту планету нельзя… трогать!.. Надо сделать все, чтобы она… чтобы ее жители уцелели, чтобы… с ними можно было общаться… можно было их… изучать! Командир, гибель этого мира будет самой страшной потерей для человечества! Возможно, невосполнимой потерей!..

Нуль-навигатор внимательно слушал своего астробиолога и вдруг оборвал его горячую, сбивчивую речь негромким вопросом:

— А если этот мир представляет для человечества… смертельную угрозу? Для того человечества, которое… существует сейчас… существует… в рамках своего генотипа?! — и затем, секунду помолчав, добавил: — Или вы считаете, что эти два… генотипа могут существовать… параллельно?!

Профессор замолчал с явно растерянным видом, а командир «Одиссея» закончил разговор:

— Надо думать, профессор… Надо думать что делать…

На пульте связи нуль-навигатора под экраном монитора замигал красный сигнал, давая понять, что связи с командиром «Одиссея» требует кто-то из руководства Двенадцатой эскадры.

— Но пока есть возможность, профессор, продолжайте ваши исследования и… держите меня в курсе дела… — быстро завершил разговор нуль-навигатор и переключился на другой канал связи. На экране появилось усталое лицо контр-адмирала Эльсона.

— Вы просмотрели послание мятежников, которое я вам направил?! — с ходу спросил он. — Как оно вам понравилось?!

Нуль-навигатор пожал плечами и ответил совершенно спокойным тоном:

— Передача противнику его погибших солдат — дело обычное на любой войне и вполне благородное… Правда, обставлена эта передача, на мой взгляд, чересчур вызывающе…

— И это все?.. — Контр-адмирал явно не обладал спокойствием командира «Одиссея». — А я расцениваю этот… эту демонстрацию как личное оскорбление!.. И постараюсь ответить на нее соответствующим образом!

— Господин контр-адмирал, — все тем же спокойным, но каким-то посуровевшим тоном произнес нуль-навигатор, — мы с вами занимаем посты, на которых человек теряет право на личное оскорбление в его адрес! Вас лично оскорбить нельзя, в вашем лице можно оскорбить Звездный патруль, Земное Содружество…

— Значит, оскорблен Звездный патруль, — перебил нуль-навигатора контр-адмирал. — А этого я тоже прощать не намерен!.. Передача погибших солдат?! — Эльсон задохнулся от возмущения, но, справившись с собой, быстро, чтобы его не перебили, продолжил: — Они свалили этих погибших солдат, как кучу… ненужного мусора, как кучу… падали!.. И потребовали… Потребовали!!! Чтобы мы эту кучу убрали!!!

Контр-адмирал замолчал, словно ожидая, что ответит на это Старик, но тот молчал, пристально глядя на собеседника. Тогда Эльсон заговорил снова. Его слова звучали гораздо спокойнее, но угроза в них звучала явная:

— И я уберу эту кучу!!! Я уже послал четверку «кондоров» за своими… «павшими солдатами»… Однако я сделаю все, чтобы от этой наглой горстки… нелюдей, поднявших кровавый мятеж против Земли, не осталось даже… кучи падали!!!

— А мне показалось, — негромко заговорил нуль-навигатор, — что передача погибших десантников была обставлена гвендланцами таким образом специально… Как будто они хотят… быть уничтоженными…

Но контр-адмирал не вслушивался в смысл сказанного, он торжествующе взревел:

— Ах, вам кажется, что они хотят быть уничтоженными, что ж, я с удовольствием удовлетворю их желание!!!

— Даже не попытавшись понять, откуда оно проистекает?.. — горько усмехнулся Старик.

И Эльсон, неожиданно успокоившись, ответил:

— Да, меня совершенно не интересуют мотивы поступков этих извергов. Видимо, недаром Председатель Высшего Совета предупреждал меня о возможной необходимости полного уничтожения мятежников Гвендланы, находясь здесь, я убедился в справедливости этого предупреждения. Вы… вы, нуль-навигатор, убедили меня послать на Землю отчет о состоянии дел в системе Кастора и запросить рекомендаций! Я это сделал! Но теперь… Если Земля даст «добро», даже если она только не направит нам определенного и жесткого запрета, я сотру с лица этой планеты всю имеющуюся на ней живность!! И пусть моя совесть отвечает за это!

Экран монитора погас, отразив на серой зеркальной поверхности усталое лицо нуль-навигатора. Старик долго молчал, глядя на свое отражение, а затем задумчиво произнес.

— Значит, Председатель Высшего Совета рекомендовал вам, господин адмирал, просто уничтожить жителей Гвендланы?.. Интересно!.. А вы, господин адмирал, не решились сразу на этот… геноцид… совесть вам не позволила. Зато теперь ваша совесть готова «отвечать за это»! Так-так…

И он снова задумался.

ИНТЕРМЕЦЦО

Председатель Высшего Совета Земного Содружества нервно ходил по своему роскошному представительскому кабинету, никак не в силах успокоиться. Только что этот кабинет покинула делегация земной колонии с альфы шестьдесят первой Лебедя…

«…Как там бишь эта планетка называется?..» — раздраженно вспоминал председатель. И он вправе был нервничать и раздражаться — колония, которой едва исполнилось пятьдесят лет, направила на Землю делегацию с требованием предоставить ей все права независимого члена Земного Содружества!! Они даже включили в состав этой делегации уже назначенного ими полномочного представителя в Высший Совет!!! Не дожидаясь решения Земли!!!

Глава правительства Содружества остановился около своего роскошного письменного стола, сделанного из редчайшей зеленой древесины, добываемой в джунглях Кассибы, одной из планет Веги, схватил со столешницы вызолоченный карандаш и сломал его.

Треск ломаемой игрушки несколько отрезвил его. Посмотрев с сожалением на обломки роскошной, изготовленной вручную вещицы, председатель бросил их на стол и начал размышлять гораздо спокойнее:

«Видимо, придется внести на рассмотрена Высшего Совета кое-какие поправки в закон Содружества о вступлении новых членов. Действующие сейчас критерии — численность колонии и баланс внешней торговли — явно недостаточны! Надо будет отдать распоряжение Бранзасу, чтобы он подготовил соответствующий проект поправок, упор скорее всего надо будет сделать на… возраст колонии. Установить срок освоения планеты лет этак в триста, ипока освоение не закончено, о вступлении в Содружеств пусть и не мечтают! А то если все оставить как есть, Земля скоро останется совсем без колоний — этим колонистам, конечно же, наплевать, сколько ресурсов и средств земное правительство вкладывает в освоение новых территорий, им независимость подавай!!!»

За спиной председателя раздалось легкое покашливание, и он раздраженно обернулся.

В дверях стоял его личный помощник, и на его лице было написано, что он решился побеспокоить своего патрона только из-за действительно серьезной причины.

— В чем дело, Витас? — сдерживая раздражение, проговорил председатель. — Кому еще не терпится потрепать мне нервы?!

Бранзас быстро наклонил голову в некоем странном полупоклоне и тихо, но очень внятно произнес:

— В приемной командующий Космофлотом, адмирал Кузнецов. Он… требует аудиенции…

— Требует?! — Правая бровь председателя поползла вверх, и он уставился пристальным взглядом прямо в лицо своего помощника.

Тот спокойно выдержал взгляд и, не меняя тона, повторил:

— Именно — требует!..

— Хм… Требует… — задумчиво протянул председатель и покачал головой. — А не послать ли мне его в… систему Канопуса?..

И глава Высшего Совета с едва уловимым смешком посмотрел на своего помощника.

Но тот не подхватил эту «шутку».

— Господин адмирал возбужден и настроен весьма агрессивно, — все с той же серьезностью проговорил Бранзас. — Он говорит, что если вы и сегодня не сможете его принять, он внесет этот не рассмотренный вами вопрос в повестку дня ближайшего заседания Высшего Совета. Вы знаете — он имеет на это законное право…

— Вот, значит, как?.. — пробормотал себе под нос председатель. — Господин адмирал считает, что его старческие… причуды подлежат рассмотрению Высшим Советом?..

Затем он снова поднял взгляд на своего личного помощника и спросил:

— А вам он, конечно, не раскрыл суть своего… дела?..

— Конечно, нет, — без тени улыбки ответил тот. — Господин адмирал не считает уровень моего допуска достаточным для того, чтобы… э-э-э… секретничать со мной.

— Ну что ж, придется тогда мне самому с ним посекретничать… — снова усмехнулся председатель, на этот раз гораздо откровеннее. — Пригласите старика и включите экранирование кабинета, он наверняка захочет проверить защиту от прослушивания!..

Помощник председателя исчез за дверью, а сам Председатель Высшего Совета Содружества быстро прошел на свое рабочее место и погрузился в изучение бумаг, лежавших на столе.

Спустя несколько секунд в кабинет абсолютно бесшумно вошел высокий пожилой мужчина в парадном комбинезоне звездолетчика и лихо сдвинутом на одно ухо берете. На волевом, энергичном лице, изборожденном глубокими морщинами, выделялся крупный прямой породистый нос, подбородок был чуть выдвинут вперед, словно обладатель этого лица готовился к схватке. В то же время в серых внимательных глазах, смотревших на склонившегося над бумагами председателя, можно было заметить легкую насмешливую искру.

Командующий Космофлотом Земного Содружества адмирал Андрей Кузнецов шагнул вперед и произнес глубоким баритоном:

— Господин председатель, очень сожалею, что вынужден отвлечь вас от ваших… дел, но у меня весьма серьезный разговор!

Председатель Высшего Совета очень натурально вздрогнул и, подняв голову от бумаг, взглянул на своего гостя.

— А, господин адмирал, — воскликнул он, словно появление командующего было для него неожиданностью. — Проходите, садитесь! Любые мои дела могут подождать, когда такой человек, как вы, удостаивает меня своим посещением. Вы же знаете — я всегда рад вас видеть!..

— Да-да, конечно, я это знаю, — усмехнулся адмирал, усаживаясь в кресло, стоящее у стола. — Именно потому вы отказываете мне в приеме вот уже в четвертый раз за последний месяц…

— Что значит — отказываю?! — удивленно воскликнул председатель. — Разве вы просили меня об аудиенции?! Я ничего не знаю! Поверьте мне, адмирал, я разберусь со своим аппаратом и сурово накажу нерадивых!..

— Не надо никого наказывать!.. — перебил не на шутку возмущенного председателя Кузнецов. — В конце концов, мы все-таки встретились!..

— Да, конечно, — неожиданно быстро согласился председатель и принял свой самый внимательный вид. — Слушаю вас, господин адмирал.

— Полтора месяца назад я передал в ваш секретариат довольно обширную докладную записку… — начал адмирал, и председатель перебил его восклицанием:

— А! Да-да, я что-то припоминаю!..

— Припоминаете?.. — переспросил адмирал и его правая бровь чуть приподнялась. — Тем лучше… Но я все-таки напомню вам ее суть…

Он откинулся на спинку кресла и несколько секунд в упор рассматривал сидевшего напротив председателя, а потом заговорил:

— Так вот, суть этой докладной записки сводилась к тому, что один из патрульных кораблей Космофлота, звездолет ГК-2 «Варяг», возвращавшийся из свободного поиска в системе Вольфа триста пятьдесят девять, вышел из гиперпространства довольно далеко от Солнца и засек вблизи Солнечной системы, если говорить точнее, в нанопарсеке от орбиты Плутона странное космическое тело. Странность его заключалась в том, что оно двигалось в направлении Солнца и при этом имело явно искусственную орбиту. «Варяг» наблюдал за этим телом в течение почти пяти часов и за это время оно дважды корректировало траекторию своего движения. При этом, господин председатель, никаких признаков работы двигательной установки замечено не было!

Кузнецов замолчал, словно желая подчеркнуть важность своих последних слов, но Председатель Высшего Совета не произнес ни слова, как будто не понимая всю невероятность услышанного. Адмирал вздохнул и продолжил

— После пяти часов наблюдения командир «Варяга» принял решение приблизиться к столь необычному «гостю» для более детальных исследований, но когда расстояние между кораблем и объектом сократилось до полутора миллионов километров, тот неожиданно… взорвался. Наш звездолет все-таки вышел в ту точку, где произошел взрыв, никаких крупных обломков обнаружено не было, но приборные исследования показали, что в окружающем пространстве имеется повышенное содержание различных неорганических соединений, главным образом на основе кремния, и… особенно это подчеркиваю, фрагменты органических соединений!

Адмирал снова сделал паузу, и на этот раз хозяин кабинета задал вопрос:

— И какие же выводы вы делаете из этого события?..

— Выводы?.. — резко переспросил адмирал. — Выводы, на мой взгляд, делать еще рано, а вот некоторые предложения я в своей докладной высказал. Мне кажется необходимым немедленно прочесать Солнечную систему, и в особенности пояс астероидов, с целью обнаружения других подобных объектов. Вполне возможно, что за Солнечной системой… за человечеством ведется скрытое наблюдение, а любое скрытое наблюдение — это потенциальная угроза! И мы не можем от нее отмахнуться!

— Значит, на основе одной встречи с неким, на ваш взгляд, странным космическим объектом, вдобавок еще и не до конца исследованным, вы, адмирал, предлагаете… как это вы сказали… прочесать Солнечную систему… — задумчиво проговорил председатель.

Он помолчал, уставившись на заваленную бумагами столешницу, затем поднял глаза на адмирала и вдруг заговорил совершенно другим — резким, напористым тоном:

— А вы представляете себе, сколько для такого… мероприятия понадобится кораблей, людей, оборудования, денег, наконец?! Вы представляете себе, как на такое «прочесывание» посмотрит рядовой налогоплательщик, из кармана которого мы будем вынуждены взять необходимые средства?! Чем вы объясните столь значительные траты, когда вас и… меня обвинят в разбазаривании ресурсов Содружества, а может быть, и еще хуже того — в коррупции, в попытке присвоить часть бюджета?!

Сузившиеся глаза Председателя Высшего Совета пылали праведным огнем, напряженная, словно приподнявшаяся над креслом фигура являла собой готовность ринуться на защиту государственных интересов… Но вдруг он мгновенно расслабился, откинулся на спинку кресла и снова сменил тон разговора:

— Вы, дорогой адмирал, человек военный, а значит, простите за выражение, прямолинейный, не учитывающий экономические интересы общества и политическую конъюнктуру. А я — экономист и политик, и потому, поверьте мне, много лучше вас вижу последствия предлагаемой вами акции.

— Я, дорогой председатель, — в тон хозяину кабинета заговорил адмирал, — действительно человек военный, а потому, начиная эту предлагаемую мной акцию, просто и прямо сказал бы рядовым налогоплательщикам… правду!..

— Какую правду? — тут же вскинулся председатель. — О том, что мы по всей Солнечной системе ищем неких шпионов, диверсантов, засланных к человечеству с некими… негуманными целями?! Вы что, хотите посеять среди населения Солнечной системы панику, взлелеять шпиономанию?! Думаете, у нас мало проблем с разного рода психами, неуравновешенными людьми? Вы хотите ко всем цветущим в человеческом обществе пышным цветом маниям и фобиям добавить еще одну?! И все из-за того, что какой-то звездолет встретил рядом с Солнечной системой некий неопознанный объект и не смог его тщательно изучить?!

— К сожалению, этот объект не первый!.. — сухо произнес адмирал, и председатель замолчал, удивленно глядя на старого вояку.

— Я дал задание своему штабу, и мне сделали выборку похожих случаев за последние четыреста лет… Всего, по моим данным, таких случаев было семнадцать. Впервые объект, самоуничтожившийся при приближении земного звездолета, был встречен в четыреста шестом году новейшей эры в поясе астероидов. Тогда на это не обратили внимания, потому что…

— Потому что пояс астероидов в то время кишел пиратами, крайне не желавшими попадаться полицейским силам Земли! — насмешливо закончил председатель фразу адмирала. — Дорогой мой, я вам таких случаев, особенно происшедших в те… веселые времена, подберу пару десятков!..

— Но три последних подобных случая произошли в течение последних полутора лет! — возразил адмирал. — Надеюсь, вы не станете уверять, что это тоже были… недобитые пираты?!

— Нет, не стану… — спокойно ответил председатель — Тем более что я знаю, чем, вернее, кем были вызваны эти случаи!..

— Вот как?.. — удивленно и в то же время с легкой насмешкой проговорил адмирал. — И кем же?!

— Ублюдками с Гвендланы! — веско ответил председатель.

Адмирал покачал головой и вздохнул:

— Опять вы повторяете эту выдумку!.. Ну кто поверит, что эти бедняги, с трудом сохраняющие хотя бы некоторое подобие людей, способны, не имея звездолетов, проникнуть в Солнечную систему?!

— По-моему, вы присутствовали на просмотре и обсуждении присланного этими… «беднягами» отчета?! — ядовито спросил председатель. — Неужели вас не насторожили продемонстрированные ими… способности?! А тот странный… э-э-э… меморандум, который они прислали после нападения на дежурные звездолеты?! С ним вы ведь тоже знакомы! Так почему же вы отмахиваетесь от очевидных фактов и предлагаете мне поверить в каких-то… космических агрессоров?!

— Потому что вы, господин председатель, так же как и я, хорошо знакомы с расшифровкой Орлова — Каппа! — Адмирал энергично хлопнул ладонью по подлокотнику кресла. — И потому что я не верю в то, что человек, даже если его изуродовала генная мутация, может задумывать зло против родной планеты!

Председатель Высшего Совета Содружества посмотрел на старого адмирала странно жалостливым взглядом и ответил мягко, словно разговаривая с упрямым ребенком:

— Господин адмирал, вы, уже пожилой человек, все еще полны романтических… настроений!.. Неужели за свою долгую жизнь вы не убедились, что человек ради удовлетворения своих амбиций готов на гораздо большее, нежели уничтожение своей «родной планеты». Тем более человек, сосланный этой планетой в… резервацию из-за своего уродства, из-за своей… нечеловечности! Что касается расшифровки, о которой вы так некстати вспомнили… Ну кто сегодня серьезно относится к пятисотлетней давности сенсации, превращенной двумя… ловкими ребятами в страшилку для правительства?!

— Вот как? — удивился адмирал. — Страшилка для правительства?! Очень своеобразная характеристика одной из самых интересных научных работ! Я еще такой ни разу не слышал!..

— И тем не менее, — недовольно сдвинул брови председатель, — эта характеристика весьма верна!

На несколько секунд в кабинете председателя правительства Содружества наступило молчание, а затем командующий Космофлота поднялся из кресла:

— Значит, вы не видите во всех этих встречах с неопознанными, самоликвидирующимися объектами никакой опасности для Земли?..

— Нет, не вижу… — с легкой улыбкой ответил председатель.

— И не будете организовывать поиск?..

— Считаю это излишней тратой времени и средств…

— Ну что ж, тогда я использую для организации поиска свои возможности, хотя они, конечно, гораздо скромнее возможностей Высшего Совета Содружества… — задумчиво проговорил адмирал.

— Но только, дорогой адмирал, в рамках бюджета Космофлота и не в ущерб возложенным на это ведомство задачам…

Председатель тоже поднялся со своего места, давая понять посетителю, что аудиенция закончена.

Кузнецов молча козырнул, развернулся и быстрым шагом покинул кабинет.

Председатель снова опустился в кресло и несколько секунд смотрел на закрывшуюся за адмиралом дверь. Затем он снова опустил взгляд на лежащие перед ним документы, но почти сразу, же дверь снова отворилась и в кабинет бесшумно вошел его личный помощник.

— Что еще?.. — недовольно спросил председатель, не поднимая глаз.

— Поступило гиперсообщение от контр-адмирала Эльсона… — негромко доложил Витас Бранзас.

Председатель поднял голову:

— Он покончил с… Гвендланой?..

— Нет, господин председатель, он прислал отчет… — в голосе помощника едва заметно проклюнулась насмешка, — и просит разрешения… покончить с Гвендланой…

Секунду хозяин кабинета молча рассматривал своего личного помощника, а затем резко спросил:

— Рад, да?!

Помощник замер у дверей с самой безразличной миной на лице, но председатель не поверил этому безразличию:

— Рад, что опять оказался прав?!

Последовала еще секунда молчания и пристального разглядывания застывшего у дверей человека, а затем председатель опустил голову и чуть хрипловато приказал:

— Подготовь для контр-адмирала необходимый приказ… И приказ этот должен быть однозначен!..

— А просматривать присланный отчет вы не будете?.. — все тем же безразличным тоном поинтересовался помощник.

— Нет, не буду… — без раздумий ответил председатель. — Я и так достаточно хорошо представляю, что контр-адмирал мог прислать…

— У него большие потери… — осторожно проговорил помощник.

— Вот на это и сошлитесь в проекте приказа!.. — отрезал председатель и подтянул поближе один из документов, давая понять, что тема исчерпана.

Когда дверь за помощником закрылась, Председатель Высшего Совета отбросил от себя лист и снова поднял голову. Немного подумав, он задумчиво прошептал:

— Неужели я ошибся в этом Эльсоне?.. Неужели он…

ГЛАВА 7

Утром следующего дня Двенадцатая эскадра Звездного патруля и линкор класса «ноль» «Одиссей» прощались с десантниками, погибшими на Гвендлане. Тела погибших и… выживших были доставлены на звездолеты накануне вечером. Четыре «кондора» по очереди садились на центральной площади град-комплекса «F» и их экипажи осторожно разбирали жуткую груду мертвых тел. Первый из «кондоров» забрал с планеты и семерых оставшихся в живых десантников — да, они были живы, но совершенно ничего не воспринимали, ни на что не реагировали! Команда последнего «кондора» погрузила на челнок, кроме мертвых тел, и неопределимые части человеческой плоти, разодранные, залитые кровью пустые скафандры, куски титанопластовой брони, оторванные шлемы. На заляпанном кровавыми пятнами голубоватом стеклопласте площади не осталось даже крошечного брошенного лоскута!

За этой скорбной погрузкой, расположившись по периметру площади, наблюдали десятка два «тараканов» и четверо «дьяволов». Они не двигались с места, они даже не шевелились, и тем не менее команды, занимавшиеся этой скорбной погрузкой, ясно ощущали давящую, угнетающую угрозу, исходившую от этих неподвижных, уродливо-грациозных фигур.

В течение всей ночи на кораблях Двенадцатой эскадры готовились к церемонии прощания, а утром…

Команды звездолетов и приданные им части Звездного десанта были построены на главных причальных палубах. Напротив строя, на временных, наспех собранных подмостях, лежали тела погибших, облаченные в легкие десантные скафандры с опущенными и затемненными забралами. В ногах у каждого тела располагалась табличка с указанием имени и звания. А над этими лежащими в ряд неподвижными телами, похожими не на мертвых людей, а на одинаковых безликих кукол, на огромных подвешенных экранах демонстрировалась запись боев, которые двое суток назад проходили в научно-исследовательских центрах Гвендланы. И гремел голос контр-адмирала Эльсона.

— Командиры и офицеры доблестной Двенадцатой эскадры Звездного патруля Земного Содружества, командиры и офицеры Звездного десанта, звездолетчики и десантники, сутки назад мы, выполняя приказ Земли, вели сражение с монстрами, населяющими Гвендлану. Мы боролись с мятежом, поднятым выродками рода человеческого против планеты-матери. Да, эти существа являются потомками людей, но они настолько далеко ушли от Человека, что теперь уже не могут быть отнесены к людям. Сама эта планета, больше похожая на преисподнюю, взрастила этих монстров, и теперь по своему внешнему виду, по своим биологическим свойствам, по своим моральным качествам они вполне достойны называться ее исчадиями!!! Исчадиями ада!!!

На экранах в этот момент мелькали кадры боев, на которых были запечатлены атакующие десантников «тараканы», троеруки, быстро мелькающие, размытые изображения «дьяволов». Кадров этих в распоряжении командования эскадры, видимо, было не слишком много, а потому построенные звездолетчики и десантники видели одни и те же, бесконечно повторяющиеся картины.

Впрочем, пока речь контр-адмирала сопровождалась эпизодами боев, звездолетчики и десантники стояли вполне спокойно — война есть война, и жертвы в ней неизбежны. Но тут Эльсон резко сменил и тон, и тему своего выступления:

— Многие из вас до сих пор воспринимают нашу операцию в системе Кастора как некий локальный конфликт, некое возмущение местных жителей неправильными, по их мнению, действиями центральной власти. Многие наверняка расценивают передачу нам мятежниками тел наших погибших товарищей как некий гуманный, человеческий жест! Но это не так!! Смотрите, как это было сделано, и решайте, есть ли хоть что-то человеческое в действиях этих выродков!

На экранах появилась запись ультиматума Гвендланы, полученного контр-адмиралом накануне, правда, звук из этого послания вырезали, зато «картинка» была необыкновенно яркой.

От зданий культурного центра и информатория через площадь забегали «тараканы» с мертвыми телами на своих спинах и начали сооружать жуткую, кошмарную кучу, грубо швыряя в нее все новые и новые жертвы. Кровавился голубой стеклопласт мостовой, росла гора трупов, а на палубах звездолетов поднимался возмущенный ропот. Он рос, ширился, из этого гула стали доноситься невнятные выкрики, проклятия и ругань! И вдруг все смолкло, на площади появился первый из оставшихся в живых десантников.

Эта тишина стояла до тех пор, пока все семеро пленных не остановились около кучи трупов и на замерший строй землян не глянул огромный, карий, удивительно человеческий глаз огромной зеленой гусеницы, опушенный длинными, густыми ресницами. Впрочем, на этих человеческих глазах, «врезанных» в зеленоватое уродливое тело монстра, камера долго не задержалась — контр-адмирал не собирался доводить до личного состава эскадры обличительную речь «исчадия ада». Изображение чуть подмигнуло и на экранах появились заключительные кадры записи — общий план площади с горой трупов посередине и медленное, тщательно выдержанное изображение лиц пленных десантников, лиц, полностью лишенных… жизни…

В ответ на это по причальным палубам прокатился яростный рев!!!

Но почти сразу же этот возмущенный рев был перекрыт усиленным динамиками голосом командира Двенадцатой эскадры:

— Перед лицом своих павших товарищей мы клянемся отомстить за надругательство над их бездыханными телами, мы клянемся смести с лица Вселенной эту нелепую пародию на Разум, попирающую общечеловеческие нормы и гуманные принципы, мы клянемся спасти Землю от угрозы со стороны «нелюдей», со стороны исчадий Гвендланы!!!

Перекрывая гул голосов, вновь взметнувшихся над строем, грянул марш Звездного десанта. Последовала команда, строй развернулся и под звуки марша звездолетчики и десантники покинули главные причальные палубы. Тела были погружены в три «кондора» со снятыми переборками, демонтированными двигателями и автоматикой, после чего эти братские могилы были выведены в открытое пространство и с помощью буксировавших их «калонгов» направлены в сторону Фортуны. Через двести часов они должны были сгореть в недрах этой звезды!

На борт «Одиссея» тоже были доставлены тела погибших десантников, но было их всего пятеро — Анатолий Стеклов, Андрис Лапиньш, Алекс Стоке, Свен Андерсон и Курт Вортнер. А кроме того, живой Степан Осокин. Команду «Одиссея» не строили для прощания, не показывали ей видеозаписей и не подогревали речами. Вместо этого тела погибших, одетые в парадные комбинезоны и положенные в самые настоящие гробы, были выставлены в главном кубрике, и все, кто считал необходимым попрощаться с ними, могли это сделать. Почти вся команда и весь без исключения состав приданного линкору полулегиона Звездного десанта прошел через этот кубрик. Свет в нем был притушен, мягко звучала траурная музыка и недвижно стоял почетный караул.

Через час после окончания траурной церемонии, когда корпус маленького «калонга» уже уносил тела погибших к их могиле — Фортуне, Вихров, Бабичев и Строй сидели в офицерской столовой десанта за поминальным столом, однако настроение у всех троих было совсем не подавленное. После положенного по обычаю поминания усопших Сергей Бабичев снова наполнил стаканы и, блестя глазами, повернулся к Игорю:

— У нас сегодня есть повод выпить и… на радостях!.. Степка-то наш вывернулся!!! Игорек, представляешь, из самой… могилы вернулся!!! Мне наши эскулапы сказали, что через неделю, максимум десять дней он уже в строю будет! За это стоит… пригубить!..

И он опрокинул свой стакан. Вихров и Строй поддержали тост капитана

— Да, досталось парню! — покрутил головой Майк, заедая водку квашеной капустой. — Я как вспомню, кого вы там встретили, — плохо делается!

— Что досталось, это точно, — согласился Вихров. — Я когда его увидел… его лицо… Жуть!!! На человека не похож!

— Да обычная пси-атака, — небрежно отмахнулся Бабичев. — Не первый раз…

— У Степана третья, — уточнил Строй. — Первый раз на Леде, когда мы в этот институт ходили… Ну, где опыты над людьми ставили. Второй на луне, распрограммировавшийся робот его пси-излучением мазнул… А вообще-то Степану… хм… «везет», в третий раз защита скафандра отказывает!

— Ну, на этот раз дело не в защите!.. — резко оборвал Бабичев своего друга.

— Неужели его за неделю восстановят? — спросил Вихров, переводя взгляд с одного десантника на другого.

— Конечно, — кивнул Сергей. — С нас, звездолетчик, пси-матрицу каждый месяц снимают… так что через неделю, если никаких других повреждений нет, будет наш Степан здоров и весел… Ну, конечно, недельки полторы-две жизни потеряет. — Он повернулся к Майку и насмешливо спросил: — Когда нас… переписывали-то последний раз?

— Сразу после возвращения к Земле, — напомнил Строй.

— Точно, — вспомнил Сергей. — Значит… десять дней назад. Вот этих десяти дней у Степки в памяти и не останется.

— И ладушки, — подхватил Майк. — И нечего о них жалеть, и нечего их помнить…

— Ты, Игорек, лучше скажи, что там наш Старик насчет этой Гвендланы думает, — посерьезнел Бабичев. — Мы что, снова на нее пойдем?!

— А тебе этого хочется?.. — чуть насмешливо переспросил Игорь.

— Я бы и без нее обошелся, — спокойно ответил Сергей. — Но если надо будет… В конце концов, мы хотя бы знаем, чего от нее ожидать!

— Да, мы знаем… — задумчиво подтвердил Вихров и вдруг вскинул на Сергея задумчивые глаза. — Только думаю, что больше на Гвендлану никто не пойдет…

— Неужто Земля будет с… ними договариваться?! — удивился Бабичев.

— Не знаю, — покачал головой Игорь. — Контр-адмирал направил на Землю доклад о состоянии дел, так что решение будут принимать теперь в Высшем Совете… Только вряд ли Земля отпустит Гвендлану. Скорее… мы будем ее бомбить.

Все трое помолчали, обдумывая предположение Игоря.

— Вообще-то мне это не очень нравится… — медленно подытожил свои размышления Бабичев. — Не все же на этой планете… с ума посходили, возьми хотя бы тех же твоих детишек. — Он быстро взглянул на Вихрова. — Они-то почему… страдать должны?!

— Кстати, — встрепенулся Строй, — а как там этот мальчишка, которого мы с планеты подняли, наши высоколобые совсем небось его замучили?..

— Я не знаю… — неуверенно ответил Игорь. — Вчера, когда во время совещания мне с ним пришлось говорить, мне показалось, что у него все в порядке… А сегодня…

Он задумчиво почесал щеку и добавил:

— Может, мне действительно смотаться на «Счастливый случай» повидать пацана?..

— А давай вместе!.. — вдруг предложил Бабичев. — Ответ с Земли наши… главнокомандующие все равно раньше завтрашнего дня не получат, так что… время имеется!..

— Никто нас туда не пустит… — проговорил вдруг Майк. — Я слышал, «Счастливый случай» поставили в карантин.

— С какой это стати? — удивился Вихров.

— Раз на корабле разместили инопланетную форму жизни, допуск туда разрешен только специалистам! — Строй назидательно поднял палец. — Оказывается, это положение было внесено в устав «Кодекса звездоплавания» еще лет семьсот назад…

— Ну, во-первых, пацан никакая не инопланетная форма!.. — тут же вскипел Бабичев. — А во-вторых, мы тоже специалисты!

— Конечно, — широко улыбаясь, кивнул Строй. — Специалисты… Только не в той области науки!..

— Ладно, ребята, не заводитесь!.. — успокаивающе проговорил Игорь. — Я вполне допускаю, что к «Счастливому случаю» применили какую-нибудь бородатую статью Кодекса… Тем более что наш мальчуган и в самом деле обладает кое-какими… необычными способностями…

— Ага… необычными… — ухмыльнулся Сергей, но Вихров не обратил внимания на его ухмылку:

— Но это наверняка не слепой карантин, так что мы можем потребовать, чтобы нам дали возможность переговорить с мальчуганом!

— Пошли к связистам! — немедленно поднялся из-за стола Бабичев.

Вихров и Строй встали и последовали за капитаном к выходу из столовой.

Когда в коннект-узле ближней связи они потребовали у дежурного связиста вызвать «Счастливый случай», а на его вопрос, с кем эта троица собирается разговаривать, ответили, что им нужен маленький гвендланец, офицер-связист покачал головой:

— Ничего не получится…

— Это почему?! — немедленно окрысился Бабичев. — Мы этого паренька с планеты вытащили, а теперь получается, что нам с ним и пообщаться нельзя?!

Связист опять покачал головой.

— У меня приказ командира…

— А если я принесу разрешение нуль-навигатора?.. — неожиданно для самого себя спросил Вихров, прекрасно понимая, что никогда не пойдет к Старику с такой необоснованной просьбой.

— Ну, если нуль-навигатор отменит ради тебя собственный приказ… — пожал плечами связист, и на его лице мелькнула недоверчивая улыбка.

— Так, значит, это приказ… командира… — задумчиво протянул Вихров.

— Я и сказал — «командира», — усмехнулся связист.

— Ну а с кем вообще можно связаться на «Счастливом случае»? — поинтересовался Игорь. Бабичев и Строй молча стояли рядом, явно считая дальнейший разговор с дежурным связистом бесполезным.

— Либо с Ирвингом, либо с Кокошко… — ответил Игорю связист. — Но я не уверен, что у вас, господин старший лейтенант, имеется сообщить им что-то важное…

В его голосе слишком откровенно звучала насмешка, может быть, поэтому Игорь коротко бросил.

— Тогда обеспечьте нам связь с кем-то из них!..

От такого нахальства связист даже несколько растерялся и с минуту молча разглядывал упрямого старлея с нашивками навигатора на рукаве парадного комбинезона. Затем молча протянул ему бланк заявки на связь и повернулся к распределительной аппаратуре коннект-узла.

Как только Игорь вернул ему заполненный бланк, связист буркнул, не отрывая взгляда от мерцающего монитора:

— Двенадцатая кабина… Вы там все поместитесь…

Кабина действительно оказалась достаточно вместительной. Трое друзей уселись в высокие кресла, стоящие вокруг небольшого круглого столика, на котором расположился модуль связи, и буквально через несколько секунд в комнатке раздался слегка раздраженный голос первого ассистента главного врача «Одиссея» Виталия Сергеевича Кокошко:

— Слушаю вас, господа, какое у вас… неотложное дело?!

— Вас беспокоят третий ассистент командира «Одиссея» Вихров, капитан Звездного десанта Бабичев и старший лейтенант Звездного десанта Строй, — проговорил Игорь, стараясь соблюдать официальный тон. — Нас интересует самочувствие мальчика, которого мы подняли с Гвендланы…

Вообще-то Игорь ожидал, что Кокошко в более или менее… вежливой форме «пошлет» их… куда-нибудь — главное, чтобы он не подал официальный рапорт по поводу их «нездорового интереса» к маленькому гвендланцу. Однако дальнейшее поведение Виталия Сергеевича весьма удивило старшего лейтенанта.

Во-первых, над столиком внезапно вспыхнуло слабое свечение, окаймленное яркой оранжевой полоской, и офицеры увидели лицо врача, с интересом вглядывавшегося в каждого из них. Во-вторых, Кокошко с неожиданным интересом произнес:

— Так это вы, Игорь Владимирович?.. Очень рад, что вы со мной связались, я сам собирался вызывать вас в коннект-узел.

Вихров, конечно, знал, что числившиеся в составе команды «Одиссея» научные работники не любили обращаться друг к другу по присвоенным им воинским званиям, но то, что Кокошко знал его имя и отчество, весьма удивило Игоря — все-таки он занимал не слишком высокое место в иерархии линкора. Смущенно пожав плечами, он спросил:

— Чем я могу быть вам полезен?..

— Нет, — быстро ответил Виталий Сергеевич, — сначала мы решим ваш вопрос! Вы хотели поговорить со своим… знакомым. Вообще-то надо сказать, что он мало с кем общается… говорит, что ему… неинтересно, да и мы сами считаем, что его общение с… неспециалистами надо ограничить. Однако в данном случае, мне кажется, имеет смысл дать вам попробовать побеседовать с мальчиком. Правда, должен вас предупредить, малыш сегодня очень… неразговорчив и, как мне кажется, чем-то озабочен. Я переключу связь на его каюту, но предупреждаю, он может самостоятельно отключиться, если не захочет с вами говорить.

Не дожидаясь ответа Вихрова, изображение мигнуло, и перед друзьями появился их знакомый парнишка, сидевший на небольшом диване в довольно просторной каюте, принадлежавшей ранее, как показалось Вихрову, командиру «Счастливого случая». Взгляд мальчика был прикован к противоположной стене, треть которой занимал экран. На экране в окружении ярких неподвижных звезд медленно проплывала наполовину затемненная Гвендлана.

Несколько секунд Игорь молча рассматривал мальчугана, словно боялся напугать его неожиданным обращением, а потом почему-то припомнил: «…Потенциальный полный супер…»

Мальчик вздрогнул, оторвался от экрана и, обернувшись, уперся взглядом прямо в лицо старшего лейтенанта. Его светлые брови чуть нахмурились, словно при виде незнакомого человека, но тут же на губах появилась несмелая улыбка…

— Предтеча… — негромко проговорил мальчик, — тот самый, с которым я… — он бросил быстрый взгляд на экран, — …улетел с Гвендланы…

— Он самый, — стараясь придать беззаботности своему голосу, отозвался Игорь, — и тут со мной еще двое…

Мальчик перевел взгляд на Строя и… Бабичева. Первого он оглядел быстрым безразличным взглядом, просто потому, что до этого видел его только мельком в салоне «стрижа», увидев же второго, настороженно замер. Эта мгновенная настороженность была настолько заметна, что Сергей заерзал в своем кресле и смущенно прогудел:

— Ты, парень, зла на меня не держи за мою… несдержанность… Я тогда не в себе был… друзья у меня… погибли. Я… Я не хотел тебе плохого, ты же ни при чем…

Мальчик немного расслабился, но продолжал внимательно разглядывать Бабичева. Потом он покачал головой и с какой-то недетской грустью произнес:

— Странные вы, предтечи… Странные… Намешано в вас всего… словно ила в родниковой воде. Вот потому вы то кристально чистые, то… словно гнилое болото — сплошные грязь да муть… да кровь!.. Вам бы отстояться, а потом ил этот из себя выдавить, выбросить, но нет, ил вам так же дорог, как и родниковая вода… А почему, вы и сами не знаете!..

Мальчишка поднялся с дивана и, подойдя к экрану, провел ладонью по изображению планеты:

— Вот ты говоришь, что не хотел мне плохого, а сам был готов убить меня, — не оборачиваясь, продолжил он. — И убил бы, если бы тебе не помешали!.. А почему?! — Он повернулся, взглянул прямо в глаза капитану и сам ответил на свой вопрос: — А потому что муть в тебе поднялась… Кровавая муть…

Мальчишка еще раз провел рукой по ярко освещенному полукругу планеты и вернулся на свой диван:

— Теперь вы готовитесь убить… мою родину… Убить Гвендлану! А почему?! А потому что в ком-то из вас муть поднялась!..

— Почему ты решил, что мы собираемся уничтожить Гвендлану?.. — как можно мягче спросил Вихров, бросая многозначительный взгляд в сторону Бабичева, на лбу которого выступила нервная испарина.

Мальчик, словно не замечая, до какого состояния довел капитана, спокойно повернулся к Вихрову и ответил:

— А я не думаю, я точно знаю… Мне удалось услышать сегодняшнюю речь вашего… контр-адмирала и увидеть, как эту речь встретили… его подчиненные. Гвендлана обречена!..

Вихров растерялся — он не слышал выступления Эльсона и не знал, что можно возразить мальчишке, и тем не менее осторожно произнес:

— Контр-адмирал решает далеко не все… Мальчик в ответ только горько улыбнулся.

И тут не выдержал Бабичев. Стараясь сдерживать себя, он угрюмо бросил:

— А что же вы хотели, поднять мятеж и остаться безнаказанными?!

— Что значит — поднять мятеж?.. — спокойно переспросил мальчик, и в его словах Игорю вдруг почудился некий подвох. Вообще мальчишка сегодня разговаривал как-то слишком уж… по-взрослому. А потенциальный супер между тем добавил: — И вообще, что такое — мятеж?..

— Мятеж?! — явно распаляясь, переспросил Бабичев. — Мятеж — это когда граждане государства отказываются подчиняться законным властям и оказывают им вооруженное сопротивление. Именно то, чем сейчас занимаетесь вы!!!

— Значит, я — гражданин Земного Содружества?! — тут же поймал мальчишка капитана на слове. — Значит, жители Гвендланы — граждане?! Так почему же нам запрещен въезд на Землю, на Марс, на Остию… вообще на любую планету Содружества?!

Бабичев растерялся, но все-таки попытался хоть как-то ответить на вопрос мальчугана:

— Ну, просто вы… э-э-э… слишком… другие. Просто людям будет трудно вас… принять… понять…

— Значит, людям нас понять невозможно и общаться с нами они не желают! Тогда почему бы вам не отпустить нас из вашего Содружества — вы же все равно не желаете иметь с нами ничего общего?!

— Вы можете быть опасны для Земли! — неожиданно произнес Строй, и Вихров вдруг понял, что тот совершенно трезв. — А такого рода опасность надо уничтожать!

Паренек кивнул и ответил:

— Ты прав, дело именно в том, что Земля считает нас… опасностью. И Земля пойдет на все, чтобы уничтожить Гвендлану… Мы это знаем, и мы будем защищаться!

— Вам не справиться с мощью Земли… — покачал головой Вихров.

— А что нам еще остается?.. — спросил потенциальный супер и снова сам ответил на свой вопрос: — Ничего…

Несколько секунд все молчали, а затем Игорь негромко проговорил:

— И что же теперь нам делать?..

— Я вернусь на Гвендлану… — неожиданно ответил мальчишка.

— Но, по твоим же словам, получается, что ты пойдешь навстречу… смерти!.. — чуть запинаясь, проговорил Бабичев. — Кто ж тебя туда отпустит?!

Мальчик усмехнулся:

— Ну, во-первых, кто меня сможет удержать — я все-таки потенциальный супер четвертого года подготовки, а, во-вторых, зачем я нужен вам?.. Земле?.. Содружеству?.. Я же, по вашим собственным словам, представляю… угрозу!.. Или вы… уничтожите меня прямо здесь?!

— Неужели ты думаешь, что мы можем вот так запросто взять и убить ребенка?! — сорвался на крик Бабичев.

Мальчишка спокойно посмотрел на него и негромко ответил:

— Думаю, да… Можете… Правда, не все…

В этот момент изображение мигнуло, и вместо мальчика появился Виталий Кокошко.

— Мне кажется, ваша беседа зашла в тупик, — произнес он, с какой-то даже жалостью посмотрев на трех офицеров, — поэтому я взял на себя смелость прервать ее… А теперь, Игорь Владимирович, — продолжил он без всякой паузы, — я хотел бы услышать ваше мнение вот по какому вопросу. Наш подопечный настойчиво просит отправить его обратно на Гвендлану. Мы, естественно, не желаем этого делать… Ну, во-первых, потому что на планете ведутся боевые действия, и мальчик может просто-напросто погибнуть, а, во-вторых, нам, конечно, хочется продолжить изучение его организма и способностей, которыми он обладает…

— Ну а что, собственно говоря, вы от меня-то хотите?.. — с неожиданным раздражением перебил Вихров старшего по званию.

Кокошко на мгновение сбился, а затем, укоризненно поглядев на старшего лейтенанта, задал наконец интересовавший его вопрос:

— Понимаете, Игорь Владимирович, вы видели мальчика в естественных для него условиях, в привычной, так сказать, обстановке… Скажите, может он сам… вернуться на планету?..

Игорю показалось, что он не совсем понял вопрос.

— Что значит — сам? — переспросил он. — Сможет ли он самостоятельно вести и посадить на планете челнок или десантный бот?..

Вихров посмотрел на своих друзей, Бабичев, выглядевший растерянным и недоумевающим, переводил взгляд с Кокошко на Игоря, а Строй с безразличным видом разглядывал потолок, показывая, что тема разговора его совершенно не интересует.

— Нет, — недовольно покрутил головой Виталий Сергеевич. — Он определенно не собирается просить или угонять какое-либо транспортное средство. Он заявил, что, если мы его не отправим обратно, он сам вернется на планету. Никто из нашей группы не знает, каким образом он может это сделать и может ли вообще!.. Поэтому я и обратился к вам, может быть, вы, общаясь с мальчиком на планете, заметили у него какие-то необычные способности, позволяющие ему… э-э-э… перемещаться в пространстве… без помощи транспортных средств?..

— Это как это без помощи транспортных средств?.. — не выдержал Бабичев, но Игорь махнул на него рукой, чтобы тот не мешал, и заговорил, тщательно подбирая слова:

— Я не видел, чтобы кто-то из ребят, которых мы нашли в центре, и наш… гость в том числе, перемещались… необычными способами… Правда, когда мы возвращались к «выдоху» град-комплекса, мальчишка с закрытыми глазами прошел метров пятнадцать над пропастью по стеглоновой нити…

— То есть как по стеглоновой нити?! — изумился Кокошко.

— Как был, босиком… — чуть иронично ответил Вихров.

— С закрытыми глазами?! — переспросил врач.

— Именно… — подтвердил Игорь.

— А что он после этого… перехода сказал? — поинтересовался Виталий Сергеевич.

— Он сказал, что нить — прекрасный проводник энергии и ходить по ней сплошное удовольствие! — усмехнулся старший лейтенант.

Несколько секунд Кокошко молчал, а потом задумчиво произнес:

— Это, конечно, очень необычно, но никак не объясняет уверенности мальчика в своей способности самому вернуться на планету…

— Что-то я не понял, — снова вмешался в разговор Бабичев. — Вы что, всерьез считаете возможным, что мальчишка… может сбежать с космического корабля, находящегося на планетарной орбите?!

Врач посмотрел на капитана очень серьезными глазами и медленно проговорил:

— Да, мы вполне серьезно рассматриваем такую возможность…

— Но каким образом?! — воскликнул Сергей.

— Именно это я и хотел бы узнать, — вздохнул Виталий Сергеевич, а затем, повернувшись к Игорю, добавил: — Ну что ж, Игорь Владимирович, извините, что занял ваше время…

— И вы извините меня за то, что не смог быть вам полезным, — пожал плечами Вихров и вдруг, заторопившись, добавил: — Хотя знаете, чем он меня больше всего поразил?..

Кокошко вопросительно посмотрел на Игоря, и тот быстро продолжил:

— Он у меня на глазах и на глазах еще нескольких десантников… превратил маленькую красную пирамидку в… маленький синий тор… Вот этот… — добавил он, доставая из кармана комбинезона небольшой синий бублик.

Виталий Сергеевич, чуть приподняв бровь, посмотрел на небольшой бублик, лежащий на ладони Вихрова, и не слишком удивленно поинтересовался:

— И из чего эта… игрушка сделана?..

— Титано-вольфрамовый сплав… — ответил Игорь, подбросил тор на ладони и снова положил его в карман.

— Вот как?.. — слегка удивился Кокошко, но было видно, что сообщение Вихрова не слишком его заинтересовало. — Что ж, это любопытно… Однако я должен закончить нашу беседу, еще раз спасибо, Игорь Владимирович…

И изображение погасло.

Строй немедленно поднялся на ноги и предложил:

— А не вернуться ли нам в столовую… Или, может быть, отправимся в кинозал… хотя там сегодня наверняка будет что-нибудь очень серьезное и… патриотичное.

— Почему?.. — поднял на него Бабичев недоумевающий взгляд.

— А ты что, забыл, что сегодня состоялись похороны наших ребят и объявлен траур? — ответил Майк вопросом на вопрос.

— Нет, ребята, — покачал головой Вихров. — Я,пожалуй, вас покину. У меня через шесть часов вахта, мне надо отдохнуть…

— Вот видишь, — наставительно произнес Бабичев, поднимаясь из своего кресла, — насколько наша служба проще и удобнее!..

— Посмотрим, что ты скажешь, когда вас пошлют на планету добивать уцелевших после артобработки аборигенов, — ухмыльнулся в ответ Вихров.

Выйдя из коннект-узла, они разошлись в разные стороны…

А на следующее утро, когда Старик находился в центре управления, пришел приказ контр-адмирала. Нуль-навигатор распорядился вывести текст приказа прямо на экран монитора главной панели управления и быстро читал пробегающие по экрану зеленые строчки:

На основании приказа, поступившего от верховного главнокомандующего вооруженными силами Земного Содружества, приказываю:

1. Подготовить корабли вверенной мне Двенадцатой эскадры Звездного патруля и линкор-ноль «Одиссей» к бомбардировке планеты Гвендлана всеми имеющимися в наличии средствами.

2. Вывести на околопланетные орбиты все имеющиеся на вверенных мне кораблях автономные артиллерийские средства. Орбиты вывода согласовать со штабом эскадры.

3. Штабу эскадры в течение четырех часов разработать и представить мне на утверждение план бомбардировки планеты и дальнейшей космической, воздушной и наземной обработки ее поверхности, имея целью полное уничтожение сил мятежников.

4. Корабли «Счастливый случай», класс «Глубокий космос-3», «Удача», класс ГК-3, «Парус», класс ГК-малый, и «Борей», класс ГК-малый, подготовить для приема и содержания пленных.

5. Ожидать утвержденного мною плана бомбардировки и дальнейшей санации планеты.

Командующий Двенадцатой эскадрой Звездного патруля контр-адмирал Звездного флота Земного Содружества Г. К. Эльсон.

Приложение: копия приказа верховного главнокомандующего вооруженными силами Земного Содружества, заверенная нотариусом Двенадцатой эскадры Звездного патруля.

Под приказом стояла довольно корявая подпись Эльсона. Тонкие, сухие, длинные пальцы нуль-навигатора забегали по клавиатуре главного пульта управления, выводя на экран приложение к приказу Эльсона, а его чуть прищуренные глаза впились в появляющийся текст:

Командующему Двенадцатой эскадрой Звездного патруля контр-адмиралу Г. К. Эльсону.

Представленный Вами доклад всесторонне мной рассмотрен. По результатам этого рассмотрения приказываю:

1. В кратчайшие сроки полностью уничтожить силы мятежников на Гвендлане и в окружающем планету космическом пространстве.

2. При проведении операции обеспечить наибольшую сохранность материальной части эскадры и личного состава экипажей вверенных Вам кораблей и частей Звездного десанта.

3. Создать условия для содержания и транспортировки захваченных в плен мятежников.

4. Линкор-ноль «Одиссей» переходит в подчинение командира Двенадцатой эскадры Звездного патруля на все время проведения операции по ликвидации мятежа на Гвендлане.

5. О выполнении приказа и понесенных при этом потерях немедленно доложить лично мне.

Председатель Высшего Совета Земного Содружества, верховный главнокомандуюший вооруженными силами Земного Содружества А. К. Соутс.

Каждая завитушка стоявшей внизу подписи подтверждала, что это послание надиктовано и заверено лично высшим должностным лицом Содружества, хотя по-иному и быть не могло — уже давно была исключена возможность подделки чьей-либо подписи.

Прочитав этот приказ, Старик откинулся на спинку кресла и негромко пробормотал:

— Вот и все. Эльсон получил так необходимый для него приказ Земли.

На несколько минут нуль-навигатор задумался, а потом придвинул ближе микрофон и принялся негромко надиктовывать свой приказ по «Одиссею». Через несколько минут приказ был готов. Старик еще раз внимательно его перечитал, после чего приложил плазменный идентификатор к своему правому глазу. Железный Феликс сверил рисунок сетчатки глаза с заложенным в его память отпечатком, и под документом появилась подпись командира линкора. Нуль-навигатор ввел в компьютер распоряжение о рассылке приказа старшим офицерам служб линкора и прикомандированного подразделения Звездного десанта, а затем, развернув кресло, принялся задумчиво рассматривать Гвендлану, занимавшую половину левого обзорного экрана.

Минут пятнадцать спустя нуль-навигатор, словно что-то вспомнив, снова развернулся к панели управления, включил громкую внутреннюю связь, проговорил в микрофон:

— Господин главный энергетик, прошу срочно связаться с ГЦУ, вас вызывает командир!

Почти сразу же на пульте замигал зеленый огонек, и нуль-навигатор, неторопливо надев наушник, коснулся сенсоров модуля связи на панели управления:

— Господин полковник, мы будем бомбардировать планету, я направил вам соответствующий приказ, однако проблема настолько серьезна, что мне хотелось бы еще раз обговорить ее с вами.

Старик выслушал короткий ответ в наушниках и чуть заметно улыбнулся:

— Очень хорошо, что вы все поняли, но я еще раз прошу самым тщательным образом проследить за тем, чтобы ни один квант излучения, направленный с планеты, ни под каким видом не попал на «Одиссей». Перехват планетарного излучения осуществлять только автономными поглотителями, искусственные поля, генерируемые с планеты и направленные против наших кораблей, только подавлять и рассеивать, ни в коем случае не поглощать корабельными аппаратами!..

Видимо, главный энергетик что-то возразил командиру, потому что он вдруг повысил голос:

— Ну и что, что возрастут энергопотери?! На линкоре что, энергетический голод — у вас ведь Фортуна под боком?!! Или вы не понимаете, что речь идет о безопасности линкора?!

Снова выслушав ответ энергетика, нуль-навигатор вернулся к привычному спокойному тону:

— Хорошо, вы можете снимать энергетические запасы с поглотителей, но только для накачки орбитальных орудий и только пропустив их через автономные ассимиляторы, на корабль с них не брать ни эрга, ни под каким видом!.. И пускай они сгорят от перегрузок!! А около линкора должно постоянно дежурить не меньше четырех автономных поглотителей и два ассимилятора, повторяю, на энергоприемники «Одиссея» не должно попасть ни кванта планетарного излучения, особенно несущего модулированную составляющую!..

Старик несколько секунд помолчал, а затем закончил разговор:

— Я рад, что вы прониклись важностью задачи… Надеюсь, все будет в порядке…

Нуль-навигатор стянул наушник и устало откинулся на спинку кресла.

— Ну, вроде все… Теперь осталось дождаться гениального плана, который разработает штаб Двенадцатой эскадры… — пробормотал он и снова повернулся лицом к обзорным экранам.

Утвержденный Эльсоном план поступил к командиру «Одиссея» через пять часов. Ознакомившись с ним и разослав службам линкора необходимые им оперативные и технические параметры, Старик повернулся к несшему вахту Эдельману и довольно улыбнулся:

— Ну вот, Артур Исаевич, как я и ожидал, «Одиссею» в этой… карательной операции отводятся чисто вспомогательные функции… Контр-адмирал очень хочет доказать, что вполне способен справиться с мятежом на Гвендлане силами своей доблестной эскадры.

— Я не считаю этот факт приятным для «Одиссея»… — неожиданно сухо отозвался флаг-навигатор. — Наш линкор — мощный боевой корабль, и он должен принимать самое активное участие в боевых действиях!..

Он чуть помедлил, искоса бросив взгляд на внимательно слушающего его нуль-навигатора, и добавил:

— Я, например, считаю, что «Одиссей» тоже способен… самостоятельно справиться с этим… мятежом!

— А я считаю, — чуть насмешливо проговорил Старик, — что применять военную силу против собственных граждан безнравственно, и делать это стоит только в исключительных… особо исключительных случаях… к которым данный не относится…

Эдельман бросил на командира удивленный взгляд, но в спор вступать не стал, сделав вид, что полностью поглощен производимым маневрированием, связанным с корректировкой орбиты.

Нуль-навигатор также не стал развивать эту тему, поскольку в тот момент его отвлек сигнал внешней связи, переведенный на его панель управления из коннект-узла. Переключив монитор, он увидел на экране лицо главного астробиолога «Одиссея». Мэтью Ирвинг был явно чем-то расстроен и даже… растерян, поэтому Старик, не дожидаясь его доклада, резко спросил:

— Что случилось?!

— Вы знаете, командир… — Ирвинг запнулся, а потом торопливо пробормотал: — У нас… э-э-э… потенциальный полный супер пропал!..

— Что значит — пропал?! — чуть повысил голос нуль-навигатор.

— Я… просто не знаю, как по-другому это назвать… Три часа назад я разговаривал с мальчиком, последние два дня он был очень подавлен и постоянно просил, чтобы его отправили назад на планету. Раза два он даже угрожал… э-э-э… вернуться туда без нашего разрешения, но я, естественно, не придавал серьезного значения этим его… угрозам. Да… так вот, три часа назад началась эвакуация находившихся на корабле людей — вы же знаете, он предназначен для пленных мятежников, а я отправился к мальчику, чтобы сообщить, что, возможно, скоро у него появится возможность общаться со своими… земляками. Вы знаете, я нашел мальчика почти веселым!

— Вы можете короче доложить, что же все-таки произошло?! — резко перебил излияния Ирвинга нуль-навигатор.

— Да, конечно, — заторопился тот. — Три часа назад мальчик был на месте, а спустя два часа, когда подошло время обеда, его не оказалось в каюте! Мы обыскали весь корабль, во всяком случае, те места, куда он мог… проникнуть!

— Он мог проникнуть куда угодно, — снова перебил его нуль-навигатор. — Необходимо еще раз тщательно обы… осмотреть весь корабль!

— Дело в том, — заторопился с объяснением астробиолог, — что среди инструментария, взятого нами с «Одиссея», имеется очень чуткий биолокатор, а со «Счастливого случая» эвакуированы практически все… э-э-э… обитатели. На корабле осталось четырнадцать человек команды и вспомогательного персонала, включая остаток нашей группы и нашего… подопечного. Так вот, наш биолокатор абсолютно точно указывает местонахождение тринадцати биообъектов… Мальчика на корабле нет!..

Нуль-навигатор на несколько секунд задумался, а затем приказал:

— Раз дело обернулось таким… странным образом, немедленно возвращайтесь на «Одиссей», а я постараюсь разобраться с этим странным случаем другим путем.

— Но… — астробиолог был явно огорчен, — я надеялся расширить свои исследования. Скоро, как я понял, на «Счастливый случай» должны прибыть еще… гвендланцы.

Едва заметная грустная улыбка скользнула по губам нуль-навигатора, но ответил он совершенно серьезно:

— Это будут военнопленные, и для общения с ними необходимо будет разрешение контр-адмирала, а также создание специальных условий. Вот когда на корабль будет доставлена первая партия военнопленных, тогда мы и обратимся к командующему эскадрой за разрешением поработать с ними! А сейчас возвращайтесь. И поторопитесь, через два с небольшим часа начинаются масштабные военные действия, я не хочу, чтобы в этот момент ваш челнок болтался в пространстве!

Отключив модуль связи, он повернулся в сторону флаг-навигатора и принялся наблюдать за тем, как тот проводит проверку готовности служб корабля. Большинство руководителей подразделении просто рапортовали о готовности к ведению определенных планом действий, и только главный канонир Егор Максимович Климов, старый ворчун, не боявшийся никого на свете, доложив, что его «хозяйство» готово выполнить порученное дело, вдруг пробурчал:

— Вот только одно мне непонятно…

— Что именно?! — немедленно переспросил Эдельман, несколько недолюбливавший язвительного старика.

— Мне непонятно, каких это мятежников наш… командующий собирается «содержать и транспортировать» на четырех звездолетах.

— Тех самых, которых мы возьмем в плен на планете! — в том же тоне ответил флаг-навигатор.

— Да если эскадра в самом деле произведет намеченную планом бомбардировку, на планете не то что мятежников, щепки не останется! — неожиданно проревел канонир. — Ну разве только кому-то удастся зарыться под материковые плиты! Так оттуда его тоже вряд ли удастся… выковырнуть!

— Ну, это не нашего ума дело! — резко, но в то же время довольно растерянно прекратил «прения» Эдельман, отключая Климова от связи.

Между тем корабли Двенадцатой эскадры занимали орбиты в соответствии с утвержденным контр-адмиралом планом, забирая планету в некий довольно плотный кокон. Между кораблями и планетой, на предельно малых высотах были «подвешены» девяносто шесть орбитальных артиллерийских комплексов — шестьдесят гравитационных и тридцать шесть лучевых. Энергопоглотители и модули подавления полей, контролируемые «Одиссеем», тоже поменяли орбиты, прикрыв земные звездолеты от возможных энергетических и полевых атак с планеты. Точно к назначенному планом времени все было готово.

И началось!

Первым ударил главный калибр звездолетов первой линии — фрегатов и ГК-1. Тяжелые орудия «Молота Тора», «Нибелунга», «Скальда», «Фернира», «Сигрдривы» и «Света Валгаллы» обрушили на поверхность обреченной планеты гравитационные удары чудовищной мощности. Невыносимое напряжение сорока g расплющивало неповторимый растительный покров планеты, вминая его в тонкий слой почвы, дробило гранит скал в мелкую зернистую пыль, превращало воду в стекло, мгновенно убивая в ней все живое. Купола исследовательских центров, не рассчитанные на подобные нагрузки, попав под удары из космоса, лопнули, словно воздушные шарики, и обрушились на здания град-комплексов стеклянистой пылью, стеклопласт, из которого были возведены стены зданий, под воздействием невыносимого давления начал плавиться и течь, искореженные обломки металлоконструкций тонули в разжиженном пластике. А с неба продолжали рушиться гравитационные удары, сминая модифицированный бетон подземных тоннелей и коллекторов, разрывая трубы коммуникаций, превращая разветвленные подземелья град-комплексов в прессованный монолит из обломков камня, бетона, металла, пластика и… живой плоти!

Затем к этому все сметающему урагану присоединились малые корабли эскадры и орбитальные артиллерийские комплексы. По планете покатился вал рукотворного «переката», но к такому «перекату» планета не была готова, она не могла его выдержать!

Именно в этот момент в дело пришлось вступить оборонительной инфраструктуре, развернутой в околопланетном пространстве «Одиссеем». Словно в ответ на совершаемое надругательство из-под самого края укатывающего поверхность планеты гравитационного урагана, по висящим на орбите звездолетам ударили немногочисленные стационарные излучатели мятежников. Однако эта контратака не могла быть удачной — сеть автономных энергопоглотителей, развернутая «Одиссеем», мгновенно ввела в действие гравитационные ловушки, искривлявшие трассы движения энергетических пучков и приводивших их прямо в приемные жерла поглотителей.

А в ответ на атаку мятежников с орбит ударили стационарные корабельные излучатели и орбитальные лучевые модули. Узкие, точно направленные автоматикой высокоэнергетические лучи вспарывали поверхность планеты, кроша любую технику, которая могла бы укрыться под пока еще не тронутой гравитационной обработкой растительностью. На том месте, откуда выплескивало огнем по звездолетам Содружества, немедленно скрещивалось несколько ответных энергетических жгутов. И странная, причудливо переплетенная, казавшаяся единой, растительная крона планеты вспыхивала, словно толстая коричневая бумага, пропитанная селитрой, огненные языки устремлялись вверх, чистые, яростно-оранжевые, почти совершенно лишенные дыма!

Впрочем, пожары длились недолго, и не потому что мало было топлива, просто через несколько секунд место, обработанное излучателями, накрывалось гравитационной волной, и огонь ложился, приникал к поверхности планеты, задыхался, угасал под неимоверным гнетом, сжижавшим, казалось, саму атмосферу.

Лучевой ответ мятежников удалось подавить довольно быстро, они словно бы поняли, что не смогут добраться до бомбардирующих планету звездолетов. Энергетические выплески становились все реже и реже, и командир «Одиссея» уже было подумал, что его главный энергетик напрасно беспокоился о недостаточной емкости энергопоглотителей, но в этот момент раздался голос вахтенного канонира мичмана Верхоярцева:

— Внимание, сектора шесть, восемь, девять, двенадцать, двадцать три, отмечено появление искусственно наведенных полей. Восемь сгустков, конфигурация коническая, физическая принадлежность не идентифицируется!

— Что значит «не идентифицируются»?! — немедленно отозвался Эдельман. — Проверьте настройку локаторов и выведите суммарные данные… ну, хотя бы по шестому сектору, на главную панель.

Практически тут же правый крайний монитор главной панели управления засветился, и на нем появилось изображение части окружающего пространства. На темном фоне, среди редких неподвижных звезд медленно плыли два ярких огонька — два корабля эскадры, слева и ниже, почти в самом углу экрана, двигались два едва заметно тлеющих темно-зеленых пятнышка. Эти пятна, постепенно увеличиваясь, словно… раскрываясь, медленно, но неуклонно догоняли яркие огоньки звездолетов. Под картинкой побежала быстрая строка:

«Сектор шесть. Звездолеты: количество — два, тип ГК-3 — наименование «Драккар», «Эрл». Поля: количество — два, обнаружены тридцать шесть секунд назад, конфигурация коническая, происхождение — не определено, физические параметры — не определены, внешней энергетической подпитки не имеют, скорость относительно звездолетов (средняя) семьсот десять метров в секунду. Касание при неизменной относительной скорости произойдет через сто две секунды, полное поглощение звездолетов полями — через сто шестнадцать секунд».

Флаг-навигатор быстро пробежал выданную на экран информацию глазами, но что-либо спросить или как-то выразить свое мнение по поводу происходящего не успел. Неожиданно от серебристой звездочки одного из звездолетов оторвался короткий ослепительный фиолетовый луч и уперся в ближнее полеобразование. Одно мгновение казалось, что узкая фиолетовая спица рассечет зеленовато мерцающую кляксу, но этого не случилось, луч померк и исчез, словно проглоченный темно-зеленым пятнышком, а само пятно расползлось по экрану еще шире.

Атакованные звездолеты прекратили бомбардировку планеты, сошли со своих орбит и резко увеличили скорость, пытаясь уйти от преследующих их полей. Однако те, словно привязанные к своим целям, немедленно повторили маневр кораблей. Расстояние между звездолетами и неидентифицируемыми полеобразованиями продолжало сокращаться.

«Атаковано, получается, восемь звездолетов!.. — лихорадочно думал Эдельман. — Значит, если мы не найдем способ рассеять эти непонятные поля, половина эскадры может выйти из строя или… Или вообще погибнуть! И на отражение этой атаки у нас есть всего сто секунд!!»

Его руки сами собой взметнулись над клавиатурой панели управления, но он тут же понял, что не знает, какую команду необходимо отдать. Впервые флаг-навигатор не знал, что надо делать, и чувство собственного бессилия ужаснуло его. Сжав пальцы в кулаки, он впился глазами в экран.

А на экране неожиданно начали выблескивать новые крошечные, едва заметные звездочки. Даже не запрашивая идентификационной развертки, флаг-навигатор понял, что артиллеристы «Одиссея» подтягивают к атакованным кораблям автономные артиллерийские комплексы и энергопоглотители.

«К чему все это?! — с какой-то непонятной горечью подумал Эдельман. — Мы же не знаем природу этих полей!..»

Его глаза непроизвольно скользнули в правый нижний угол экрана, где, быстро сменяя друг друга, мелькали зеленые цифры обратного отсчета времени. До соприкосновения звездолетов с полями оставалось шестьдесят три секунды!

И в этот момент к расползающемуся пятну поля устремился еще один энергетический разряд. На этот раз выстрел произвел один из орбитальных излучателей, и энергетический импульс был явно слабее того, который расширяющееся поле уже поглотило, а кроме того, он был и гораздо менее точен! Неяркая, совсем коротенькая розоватая черточка излучения скользнула по краю полеобразования и… отразилась от него. Потускнев так, что ее едва можно было различить на темном экране монитора, эта черточка прошла совсем короткий путь прочь от продолжавшего расширяться поля и… исчезла. А еще через мгновение под картинкой побежала новая зеленоватая строка:

«Пробная лучевая атака показала следующее: полеобразование комплексное, гравитационная оболочка средней напряженности (8-10 g) покрывает электростатическое поле напряженностью не менее 10 в тридцать восьмой степени вольт на метр, источники поля не определены. Сердцевина полеобразования не идентифицируется, но, судя по степени поглощения направленного излучения, должна содержать устройства, утилизирующие и преобразующие поступающую извне энергию, а возможно, и по ее преобразованию. Полеобразование представляет угрозу для корпуса звездолета, вынесенных на консолях устройств и людей, находящихся в звездолете».

Эдельман с облегчением разжал затекшие кулаки, опустил руку и отключил монитор. Теперь, когда природа возникших в пространстве полей была выяснена, их уничтожение не представляло для артиллерийской службы «Одиссея» какой-либо сложности. Тем более что сами поля пока еще не были ни слишком обширными, ни слишком энергоемкими.

И действительно, буквально через секунду подтянутые к этим комбинированным полеобразованиям орбитальные гравитационные пушки и энергопоглотители вступили в действие. Короткие, точечные антигравитационные удары сорвали с полеобразований гравитационные оболочки, а энергопоглотители «всосали» выплеснувшуюся в пространство энергию электростатических полей. Темно-зеленые пятна на экранах локаторов поблекли, а затем и вовсе исчезли… Но на их месте не осталось… ничего, никаких устройств и механизмов! Никто из специалистов линкора так и не понял, что же подпитывало эти полеобразования, каким образом они поглощали и преобразовывали лучистую энергию.

Впрочем, задуматься об этих странных вещах ни у кого просто не было времени — едва было покончено с атаковавшими звездолеты полями, как произошло нечто совершенно невозможное. В тот момент, когда полевая атака на корабли эскадры была благополучно ликвидирована, в черном, испещренном звездами пространстве расцвел огромный огненный цветок!

Руководство эскадры и тем более командование «Одиссея» совершенно упустили из виду четыре обездвиженных мятежниками корабля, расположившихся на высоких орбитах и не принимавших участие в бомбардировке планеты. После того как они были подготовлены для размещения пленных мятежников, о них попросту забыли. Но теперь практически все приборы наблюдения мгновенно обратились к орбитам этих кораблей.

Три из них продолжали сиять близким серебристым светом, на месте четвертого расползалось огромное багрово светящееся облако, состоящее из обломков звездолета и ионизированного, выгорающего газа. «Счастливый случай» перестал существовать. Уже по эффективности взрыва стало ясно, что это был не какой-нибудь локальный удар по кораблю случайной торпедой или энергетическим лучом. Взрыв был такой силы, что центр корабля разлетелся мелкими обломками в радиусе нескольких километров, а крупные обломки его носовой и хвостовой частей перешли на совершенно другие орбиты и начали постепенно удаляться друг от друга.

«Эрл» был немедленно выведен из операции и направлен к останкам «Счастливого случая» для оказания помощи оставшимся в живых членам экипажи и осмотра места взрыва, но первой к месту взрыва подоспела аварийная команда «Одиссея». «Стриж» с шестью ремонтниками и двумя артиллеристами на борту, наблюдавшими за работой орбитальных артиллерийских комплексов, рванул на форсаже к месту катастрофы буквально через секунду после взрыва. А через четыре минуты двое ремонтников уже примагнитились к искореженной обшивке носовой части звездолета.

Они не стали выяснять, есть ли кто живой внутри этой изуродованной, излучающей груды металла, вместо этого ремонтники быстро закрепили на одной из чудом сохранившихся на корпусе консолей стеглоновый трос и, включив свои индивидуальные тяговые ранцы, покинули обломок. «Стриж» короткими ударами ионной тяги развернул многотонную махину, а затем медленно повлек ее в сторону находившейся совсем недалеко «Удачи», второго корабля, дежурившего у Гвендланы в момент начала мятежа. «Эрлу» удалось догнать хвостовую часть звездолета минут десять спустя и снять оттуда четверых оставшихся в живых членов экипажа.

Однако все эти непредусмотренные планом случайности никоим образом не повлияли на общий ход его выполнения. Атакованные полями звездолеты снова вернулись на свои орбиты и продолжили бомбардировку. Поверхность планеты медленно меняла свою окраску с красновато-бурой на… пепельно-черную.

Часа два спустя сама операция, вызывавшая вначале своей масштабностью и… беспощадностью некоторую нервозность среди рядового состава и младших офицеров, постепенно превратилась в самую обычную работу — однообразною, даже рутинную, требовавшую исключительного внимания и тщательности исполнения. К третьему часу бомбардировки сопротивление мятежников было полностью сломлено — лучевые удары с поверхности планеты полностью прекратились, попытки полевых атак звездолетов не повторялись. Видимо, мятежники поняли их бесполезность, а может быть, у них попросту закончились ресурсы.

Двое суток звездолеты Двенадцатой эскадры избивали беззащитную, отказавшуюся от сопротивления планету. Сами артиллеристы перестали понимать, зачем это делается, офицеры-звездолетчики с нескрываемой насмешкой интересовались у офицеров Звездного десанта, почему энергозапас кораблей расходуется на совершенно бессмысленную бомбардировку, если какое-либо противодействие отсутствует. Однако первая стадия плана Эльсона была выполнена полностью — вся поверхность планеты была превращена в пустыню, присыпанную темной неорганической пылью.

Теперь прохождение каждого переката было отлично видно даже с орбиты, на гладкой матово-темной поверхности появлялся вначале неглубокий шрам оврага, пересекавший всю планету чуть ли не от полюса до полюса. Затем глубина этого оврага стремительно увеличивалась, пока он не превращался в узкое ущелье глубиной около пятидесяти метров, и это ущелье стремительно перемещалось по поверхности планеты, поднимая тучи темной пыли, закручивая их в гигантские смерчи, перемещая их на километры и километры. Момент, когда перекат выдыхался и пустыня снова успокаивалась, невозможно было определить, поскольку поверхность планеты скрывалась за висевшими в воздухе пыльными тучами.

Через два часа после окончания бомбардировки контр-адмиралу было доложено, что лоцированием планеты с орбиты наличие высокоорганизованных органических образований не установлено. После этого Эльсон приказал приступить ко второй стадии плана.

Корабли эскадры выпустили со своих стартовых палуб шестнадцать пар «кондоров», однако теперь большие десантные боты несли в себе всего по манипуле Звездного десанта. Кроме этого, они были оснащены мощными биолокаторами и тяжелыми корабельными излучателями. Постоянная связь со звездолетами-матками обеспечивала «кондорам» вдобавок прикрытие орбитальной артиллерии.

Боты вошли в атмосферу и, разойдясь по заранее определенным квадратам, с высоты в десять километров принялись прочесывать поверхность планеты чуткими щупальцами локаторов.

Планета была мертва!

Ни одной зеленой точки не возникало на экранах мониторов, ровная антрацитово-черная, покрытая пыльной рябью поверхность планеты проплывала под крыльями ботов, словно подчеркивая своим мертвенным видом, что ничего живого не осталось в этом мире. Но тяжелые машины продолжали утюжить небо, продолжали ощупывать мертвую землю под собой.

Это продолжалось час за часом — контр-адмирал собирался осмотреть каждый квадратный метр сотворенной его волей пустыни, просеять каждый кубический метр черного праха, он не мог допустить промашку, не мог оставить хоть что-то живое на поверхности этого мира. И словно в награду за упорство на шестом часу барражирования с одного из «кондоров» сообщили, что ими замечен небольшой объем активной биомассы.

— Не более трех-четырех стандартов… — сразу же уточнили «счастливчики». — Разворачиваемся для уточнения и… ликвидации.

Двойка машин, взревев ионной тягой, заложила крутой вираж и устремилась вправо и вниз, к мерцавшей впереди зеленой точке, переместившейся в центр экрана локатора.

И тут же другая пара также обнаружила чего-то, что могло оказаться остатком жизни. А через несколько секунд еще шесть пар доложили, что разворачиваются в сторону обнаруженных ими зеленых блесток жизни.

Напряженно следивший за действиями своих десантников контр-адмирал с некоторым даже разочарованием протянул:

— Вы только подумайте, насколько эти монстры оказались живучи! Даже сорок g для них не смертельно!..

— Добьем, господин контр-адмирал!.. — «успокоил» своего командира старый генерал-десантник, командовавший действиями «кондоров». — Зачистим так, что и следа их не останется!.. Они еще попомнят «Счастливый случай»…

Контр-адмирал слегка поморщился, ему не хотелось думать, что мятежникам удалось взорвать один из подчиненных ему звездолетов, и инструментальная запись состояния пространства в момент взрыва также не давала основания для такого заключения. Хотя причины взрыва все еще были неясны.

Тем временем первая пара «кондоров» уже приблизилась к обнаруженному ею сгустку активной биомассы. Зависнув в полутора километрах над искомой точкой, капитан, командовавший ведущим ботом, внимательно осмотрел расстилавшуюся под днищем машины равнину. Ничто не указывало на присутствие внизу какой-либо живности, и тем не менее искра на экране локатора точно указывала именно сюда.

«Возможно, они успели зарыться в этот прах… — подумал десантник. — Сейчас погрузиться на три-четыре метра можно в течение считанных секунд…»

Он взял в руки микрофон и включил внешнюю трансляцию, спаренную с модулем связи, настроенным на ту же волну, что и засеченные в самом начале операции передатчики мятежников.

— Внимание! Внимание! — со спокойным достоинством заговорил командир «кондора». — Я обращаюсь к мятежникам, находящимся прямо под ботом! Приказываю вам выбраться на поверхность и сдаться! Повторяю, приказываю выбраться на поверхность и сдаться. На выполнение этого требования даю вам три минуты. В случае отказа выполнить приказ буду вынужден открыть огонь на поражение!..

Он мгновение помолчал и гаркнул во все горло:

— Время пошло!!!

Отложив микрофон, десантник сделал знак своим товарищам, чтобы те готовились к высадке на поверхность, он был уверен, что им придется поднимать на один из подготовленных кораблей пару-тройку нелюдей.

В этот же самый момент еще шесть пар «кондоров» зависли над своими жертвами и в точно таком же тоне предложили им сдаться.

Время тянулось медленно, словно густой мед из полупустой банки… Прошла минута, но никакого движения на поверхности планеты не было… Протянулась вторая минута, и по-прежнему внизу все было неподвижно. Только на исходе третьей, последней из отпущенных минут под неподвижно висевшим ботом начал вспучиваться текучий прах, и из-под темной пыли показался шершавый, стеклянисто поблескивающий бок… гранитного валуна!

— Вот так так!.. — удивился командир десанта, склоняясь к открытому люку бота, и в тот же момент услышал голос лейтенанта, следившего за экраном локатора:

— Командир, сигнал раздвоился… Один остался под нами, а второй перемещается вправо!..

— Быстро перемещается?! — ухмыльнулся капитан.

— Да нет, не слишком… Во всяком случае, от нашего излучателя не уйдет…

— Ну что ж… — довольным и в то же время деловым тоном заговорил командир бота, продолжая следить за выползавшим из-под праха валуном. — Я думаю, брать на борт этот… «сдавшийся» камешек нам не стоит… Тем более что я слышал, эти каменюки очень агрессивны… Давай-ка мы его… из излучателя — это будет надежнее! А за его убегающим… партнером пусти ведомого.

— Есть, командир, — быстро откликнулся его заместитель и скомандовал: — «Второй», следи за уходящим сигналом… Излучатель — залп по лоцируемой цели…

Ведомый «кондор», круто встав на крыло, ушел влево, вслед за убегающим сигналом локатора, а лейтенант, выдержав драматическую паузу, рявкнул:

— Огонь!..

Однако командир бота не увидел огненного луча, распарывающего выползший наружу камень, вместо этого валун прямо на его глазах начал… стремительно исчезать! Было такое впечатление, что огромная окатанная глыба гранита, выползши из-под земли на свет Фортуны, испарялась под действием этого света!

— Командир! — удивленно воскликнул лейтенант за его спиной. — Оба сигнала исчезли!

И в этот момент из того места, где только что лежал валун, навстречу боту взметнулся тонкий фиолетовый луч мощного излучения! В ту же секунду металлокерамическая броня «кондора» зашипела и потекла, луч пробил машину насквозь и, разваливая бот надвое, двинулся вдоль фюзеляжа, к его хвостовой части, в сторону ревущих двигателей.

— Все за борт!.. — хотел крикнуть капитан, но… не успел, вместе со вскриком «Все!..» двигатели бота взорвались, испаряя его обшивку, выжигая его внутренности — пластик, дерево… людей!..

Второй бот вильнул в сторону, не то отброшенный взрывом, не то в попытке уйти с места катастрофы, но прямо из-под темного праха ударил второй луч, на этот раз точно в двигательную установку, мгновенно уничтожив машину и всех, кто в ней находился.

Секунду спустя на поверхности планеты чадя догорали несколько дымных костров из разбросанных обломков «кондоров».

Но самое страшное заключалось в том, что точно такие же атаки и в то же самое время были проведены и в шести других точках планеты, где была обнаружена живая материя. Из четырнадцати больших десантных ботов, выдвинувшихся дня уничтожения остатков жизни на планете, уцелело только два. Один почему-то вообще не был атакован, а второму достался слишком слабый лучевой удар. Энергетический луч повредил один из двигателей бота, но он не взорвался, и бот смог дойти до матки на одном уцелевшем двигателе.

Это был разгром! Разгром неожиданный, случившийся в момент, казалось бы, полного триумфа Двенадцатой эскадры и оттого особенно болезненный!

На этот раз и жертв было не намного меньше, чем при первых штурмах планетных исследовательских центров, и винить было некого. Контр-адмирал Эльсон не читал надгробных речей, он объявил суточный траур по шестистам погибшим десантникам, а сам в течение этих суток не показывался из своих апартаментов.

Когда истекло время траура, командам кораблей и бойцам Звездного десанта был зачитан новый приказ контр-адмирала. Эльсон решил во что бы то ни стало полностью покончить с жизнью на Гвендлане. Эскадре приказывалось повторить бомбовый и лучевой удар по планете, кроме того, было решено рассеять в атмосфере Гвендланы замороженные капсулы с ионным топливом. Разогреваясь и медленно сгорая, эти небольшие, но очень тяжелые снаряды буквально выжигали из атмосферы кислород. А там, где нет кислорода, — нет и органической жизни!

Эскадра выполнила приказ своего командира, но на кораблях поселилось тяжелое угрюмое раздражение. Люди почти не разговаривали между собой, сторонились друг друга, словно им было стыдно самих себя. Внешние экраны кают-компаний, сиявшие прежде светом, отраженным Гвендланой, теперь практически везде были выключены, но и они напоминали о совершенном Двенадцатой эскадрой — их тусклые пепельно-черные бельма, казалось, укоризненно взирали на людей!

После бомбардировки, лучевых ударов, после того, как был практически полностью выжжен кислород планеты, звездолеты снова выбросили из своего чрева большие десантные боты. Теперь на их борту было всего трое десантников — командир, он же пилот, штурман и стрелок Они снова начали обследовать планету, ощупывать каждый ее дюйм, просеивать каждый грамм ее праха в поисках остатков жизни

И снова на экранах их локаторов возникали порой зеленоватые искры, но теперь никто не собирался выяснять, что это за искры, что за существа попадают в сети биолоцирования. Теперь эти слабые, едва замечаемые искорки безжалостно расстреливались с безопасного для мощных машин расстояния.

Еще четыре дня продолжалась эта странная, нелепая охота, наконец при очередном облете планеты на экранах локаторов появилась всего одна зеленая точка. Она была атакована из мощного излучателя и… погасла. Контр-адмиралу Эльсону было доложено, что органическая жизнь на планете полностью уничтожена!

А через двенадцать часов, уже после того, как на Землю был отправлен отчет о том, что приказ Председателя Высшего Совета Содружества выполнен, на том же самом месте поверхности планеты мощные биолокаторы «Одиссея» снова засекли… зеленую блестку жизни!

Контр-адмирал не сразу поверил сообщению нуль-навигатора о находке линкора, а затем отправил в указанный район тройку «кондоров». Они подтвердили, что там действительно сохранился небольшой, в два-три стандарта, объем биомассы, а затем, подчиняясь приказу с «Молота Тора», ударами тяжелых излучателей стерли эту зеленую точку с экрана локатора.

Спустя десять часов она появилась на том же самом месте снова!

На этот раз, чтобы разобраться с этим странным феноменом необычайной живучести, контр-адмирал направил на планету маленький беспилотный «стриж». Крошечная машина несла на себе, кроме локатора и модуля связи, капсулу с антиматерией. Этой бомбой Эльсон собирался навсегда покончить со столь упорно цеплявшейся за планету жизнью. Однако все получилось совсем не так, как планировал командир Двенадцатой эскадры.

«Стриж» беспрепятственно приблизился к лоцированному месту и передал на флагман эскадры странную видеозапись. Посреди пепельно-черной пустыни возвышалась невысокая тускло отливавшая черным глянцем… скала. Впрочем, определить хотя бы приблизительно ее высоту было довольно сложно, какие-либо ориентиры на поверхности планеты отсутствовали. Биолокатор показывал, что живое существо, а может быть, просто некий сгусток органики находится как раз под этой скалой. Контр-адмирал, недолго раздумывая, приказал сбросить капсулу с антиматерией на эту скалу, но тут передаваемое «стрижом» изображение дернулось, покрылось рябью и пропало с экранов модуля связи «Молота Тора».

Когда через некоторое время служба слежения сообщила Эльсону, что «стриж» не выполнил команды на сброс бомбы и самостоятельно возвращается на фрегат, контр-адмирал растерялся — такого отказа автоматики просто не могло произойти. И тем не менее спустя несколько минут маленький бот вынырнул из мертвой атмосферы планеты и по крутой траектории форсированным ходом двинулся в сторону материнского корабля. Просто чудом оказалось то, что один из дежурных артиллеристов фрегата проверил состояние несброшенной капсулы — телеметрия показала, что бомба, приготовленная для планеты, активизирована, но до сих пор не взорвалась по какой-то непонятной причине. Было ясно, что малейшее сотрясение при причаливании «стрижа» на палубе фрегата могло привести к срабатыванию пускового устройства капсулы и практически полной аннигиляции звездолета.

Проще всего казалось расстрелять «стрижа», начиненного смертью, однако тот находился уже слишком близко к кораблям эскадры. Времени на раздумья почти не оставалось — автоматика «стрижа» уже запрашивала причальные службы «Молота Тора» о параметрах подхода и посадки. Штурман фрегата предложил снять корабль с орбиты и, медленно удаляясь от Гвендланы, увести за собой начиненный смертью бот, а когда тот окажется вне опасной зоны, оторваться от него и взорвать. Маневр был очень сложен, но в принципе выполним, главное было не допустить, чтобы автоматика бота потеряла пеленг «Молота Тора», в этом случае кораблик мог направиться к любому другому кораблю эскадры. Команда корабля приготовилась произвести этот маневр, но в этот момент в ситуацию вмешался «Одиссей».

Артиллеристы линкора все еще имели на орбитах довольно большое количество автономных артиллерийских комплексов и энергопоглотителей, прикрывавших земные звездолеты от гипотетической атаки с мертвой планеты. Увидев возвращающийся «стриж», нуль-навигатор сразу сообразил, что последний план контр-адмирала дал какой-то сбои, ведь бот в любом случае не должен был возвратиться. Быстро проанализировав ситуацию, командир «Одиссея» отдал приказ увести «стрижа» подальше от кораблей эскадры и там уничтожить. Через считанные секунды вахтенные команды всех кораблей Двенадцатой эскадры с изумлением наблюдали за филигранно точной работой линкора.

Четыре ближайших арткомплекса «Одиссея» сошли со своих орбит и выстроились вдоль траектории направляющегося к фрегату бота. Первое орудие вступило в действие, когда до приближающегося «стрижа» оставалось около сорока километров. Гравитационная пушка начала свою работу с минимальной мощности, а затем быстро, но предельно плавно увеличила ее до максимума, отклоняя хорошо разогнанный, летящий без ускорения бот. В созданном пушкой гравитационном поле шаровой конфигурации «стриж» начал медленно, но неуклонно менять траекторию, уклоняясь от направления на фрегат.

Однако автоматика «стрижа» немедленно засекла увеличивающееся отклонение, двигатели бота заработали, производя коррекцию орбиты, но в этот момент вступила в действие вторая гравитационная пушка «Одиссея». Она также плавно увеличила свою мощность до максимума, и теперь уже два орудия вели бот мимо флагмана Двенадцатой эскадры.

Тем не менее расстояние между фрегатом и ботом все еще сокращалось!

Еще два арткомплекса «Одиссея», сошедшие со своих орбит, расположились почти прямо по курсу бота и включили свои гравитационные орудия. В нескольких десятках километрах от «стрижа» возникло новое, очень мощное гравитационное полешаровой формы, и маленький бот буквально мотнуло в сторону от фрегата. Сердца всех наблюдавших за борьбой с готовой взорваться бомбой замерли, но капсула, заложенная в боте, не сработала. А еще через несколько секунд «стриж» кометой пронесся мимо борта «Молота Тора» и, несмотря на работающие в тормозном режиме двигатели, двинулся в открытое пространство, вслед за уводившими его арткомплексами. Следом за ботом устремился один из автономных орбитальных излучателей «Одиссея».

Спустя два часа на черном фоне в серебристой россыпи звезд вспыхнуло яркое оранжевое солнце.

А еще через два часа командир «Одиссея» вызвал к себе в каюту своего третьего ассистента, старшего лейтенанта Игоря Вихрова.

ГЛАВА 8

Шагая к апартаментам командира «Одиссея», Игорь удивленно раздумывал:

«А ведь Стасик Востриков, пожалуй, прав, я становлюсь любимчиком командира!.. За какую-то неделю он вторично вызывает меня к себе, хотя на этот раз я даже представить себе не могу зачем!.. Гвендланы это касаться не может, потому что Гвендланы просто-напросто нет! Упущений такого уровня, чтобы быть удостоенным визита к командиру, я вроде бы тоже не имею… Рост по службе?.. Да тоже вроде бы еще не выслужил, а если бы даже и выслужил, новые назначения и переводы не сопровождаются вызовами к командиру в каюту… Значит, все-таки… Гвендлана, раз уж мы здесь продолжаем торчать! Неужели Эльсон еще не все там уничтожил?! Неужели после того, что мы устроили на планете, там кто-то выжил?..»

Занятый вот такими размышлениями, Вихров даже не заметил, как оказался у дверей, ведущих в апартаменты нуль-навигатора.

Как и в первый раз, темно-коричневая дверь скользнула в сторону, как только Игорь приложил ладонь к пластине на наличнике двери. Быстро миновав маленькую прихожую, старший лейтенант перешагнул порог кабинета и замер — командира здесь не было. Прошла целая минута, и наконец дверь, ведущая в другую комнату, отворилась и в кабинет медленно вошел нуль-навигатор. Не обращая внимания на вызванного офицера, Старик усталой походкой прошел к рабочему столу и уселся в кресло. Затем, положив на пустую столешницу небольшой лист бумаги, который он принес с собой, нуль-навигатор долго внимательно изучал его и только после этого поднял глаза на стоящего в дверях Вихрова. И тут Игорь поразился, насколько его командир… постарел. Седина, еще несколько дней назад едва пробивавшаяся на висках, густо выбелила почти всю голову, резкие глубокие морщины врезались в лоб, а мелкие разбежались от уголков уставших покрасневших глаз, щеки ввалились и как-то одрябли, подбородок заострился, а губы стали тоньше и бледнее.

Видимо, удивление молодого офицера слишком явно отразилось на его лице, потому что Старик невесело усмехнулся и чуть хрипловатым голосом негромко спросил:

— Что, я сильно изменился?..

— Да… нет… не очень… — растерявшись, ответил Игорь и смущенно отвел глаза.

Нуль-навигатор снова усмехнулся, на этот раз гораздо веселее, и покачал головой:

— А врать, старший лейтенант, ты не умеешь… Может быть, какая-нибудь девчонка тебе и поверит, а я старый волк — меня обмануть трудно!..

— Да нет… — торопливо повторил Вихров, — я и не вру… Ну, немного заметно, что вы устали… а так все нормально…

— Ну, нормально так нормально, — согласился Старик. — В конце концов, я тебя приглашал не свой внешний вид обсуждать.

Нуль-навигатор еще раз посмотрел на лежавший перед ним лист бумаги и снова поднял взгляд на Игоря. На этот раз его глаза смотрели строго, даже остро — с прищуром.

— Знаешь, что это такое? — Он не глядя ткнул пальцем в листок.

— Нет… — Вихров отрицательно покачал головой.

— Это ответ на мое представление к досрочному производству старшего лейтенанта Вихрова Игоря Владимировича к званию капитана и навигатора-три… И ответ этот… В общем, Земля утвердила твое досрочное производство и оставила тебя в прежней должности на «Одиссее»… до открытия соответствующей вакансии на любом из кораблей Космофлота Содружества… Так что, Вихров, возможно, мы скоро расстанемся…

Нуль-навигатор снова опустил взгляд и принялся разглядывать лежавший перед ним приказ.

После целой минуты тишины Игорь решил, что, наверное, надо что-то сказать, но он не успел открыть рта, как командир «Одиссея», не поднимая глаз, заговорил сам:

— Ты не сочти, что я… ну… соблазняю тебя, что ли… Я не предполагал, что ответ на мое представление придет так скоро, и вызывал тебя по совершенно другому поводу… А тут как раз пришла эта… бумага… И теперь я не знаю, как с тобой разговаривать о… о главном деле…

И тут Игорь вдруг решился. Немного запинаясь от волнения, он негромко спросил:

— Это дело… касается… Гвендланы?..

Взгляд нуль-навигатора тут же взметнулся к его лицу, и Игорь понял, что попал в точку.

— Ты умный парень… — проговорил Старик и хитро прищурил глаз. — Ты верно догадался — этот разговор действительно касается Гвендланы… Садись!..

Он указал на кресло, стоявшее возле стола, и, дав Вихрову время усесться, продолжил:

— С самого начала эта планета удивляла и озадачивала нас! С самого начала было ясно, что на ней происходит… Да нет, происходило, нечто странное и… загадочное!.. Но сейчас!.. — Нуль-навигатор с силой потер лоб длинными пальцами. — Ты ведь знаешь, какую… операцию мы здесь проделали! Мы ее, беднягу, практически испепелили, а на ней и после этого сохранилось нечто живое!..

Вихров напрягся и тихо выдохнул:

— Не может быть!

Он действительно ожидал чего-то необычного, но такое!.. Такое ему в голову просто не могло прийти!

— Во всяком случае, наш биолокатор, пущенный по низкой орбите, указывает на наличие живой органики объемом не менее трех стандартов. Но что самое поразительное — эту жизнь дважды уничтожали, и она дважды снова появлялась на том же самом месте. Третья атака, для которой контр-адмирал использовал автоматический бот, оснащенный капсулой с антиматерией, закончилась тем, что бот… развернули в обратную сторону, не дав ему сбросить бомбу! Нам едва удалось провести этот «стриж» мимо «Молота Тора» и взорвать его на безопасном расстоянии от эскадры!

— И этот… эта биомасса существует до сих пор?.. — почти шепотом спросил Вихров.

— Да, — так же тихо ответил нуль-навигатор, — существует…

— Без кислорода?! Без воды и питания?!

— И тем не менее она все еще жива. — Командир «Одиссея» откинулся на спинку кресла и снова уперся в лицо своего третьего ассистента острым взглядом. — Мне кажется, она… он… ждет!..

— Чего?! — удивленно переспросил Вихров.

— Не «чего», а «кого»… — Нуль-навигатор снова потер лоб и заговорил совершенно другим, каким-то раздумчивым тоном: — Понимаешь, капитан, эта планета, я уже говорил об этом, с самого начала была очень… необычной. Я и сейчас считаю, что все мы — я, Эльсон, может быть, даже сам Председатель Высшего Совета — так до конца и не поняли… ее тайну. А тайна определенно есть. Так вот, когда я начал размышлять об оставшейся на убитой планете жизни, о жизни… цепляющейся за выжженную пустыню, я вдруг подумал — а зачем?.. Что ее, эту жизнь, удерживает в этом мертвом мире?.. И тогда я вспомнил об обещании, которое дали… тебе!..

— Дали мне?! — удивился Игорь. — Какое обещание?! Нуль-навигатор молчал, но Вихров и сам вдруг вспомнил маленького мальчика, который передал ему обещание главного координатора Гвендланы встретиться с ним, когда… Когда все кончится!

Да, сейчас вполне можно было сказать, что все кончилось!

— Теперь ты понимаешь, почему я вызвал именно тебя?..

— Значит, вы считаете, что именно мне надо еще раз спуститься на планету… — медленно произнес Игорь, и в его словах не было вопроса… Было раздумье.

— Я не хотел бы тебе приказывать, — так же медленно и негромко ответил нуль-навигатор, — но ты ведь и сам понимаешь — это наш единственный шанс узнать правду… Или хотя бы то, что считали правдой те… кого мы уничтожили.

На пару минут в кабинете командира «Одиссея» повисло молчание, а потом Вихров, нервно облизнув губы, произнес:

— Ну что ж, надо так надо… Когда я лечу?..

Старик посмотрел на новоиспеченного капитана долгим внимательным взглядом и ответил:

— Как только успокоишься и решишь, что ты готов… Вихров пожал плечами и неожиданно улыбнулся:

— А я спокоен и… готов… Я думаю, что это посещение не стоит откладывать — кто знает, как долго сможет еще продержаться этот… незнакомец. Наверное, стоит поторопиться.

Нуль-навигатор спокойно кивнул, словно ожидал от Игоря именно такого решения:

— Ну что ж, тогда так… «Стриж» для тебя уже готов. Полетишь в скафандре высшей космической защиты, и не спрашивай почему, я думаю, так будет лучше. Оружие с собой не бери, судя по действиям этого… «пятнышка», ожидающий тебя субъект все равно не позволит им воспользоваться, а возможно, увидев, что ты вооружен, и вообще не станет с тобой встречаться. Высадишься километрах в… десяти от лоцированной точки, ближе на боте подходить не стоит, его вполне могут засечь, посчитать очередной атакой и сбить. Дальше пойдешь пешком, в воздух не поднимайся по той же самой причине — могут сбить. И кроме того, я тебе дам двух… киборгов. Их невозможно засечь биолокатором, а если что-то пойдет не так, они вполне могут тебя оттуда вытащить. Я буду постоянно на связи, но ты слишком на нее не рассчитывай, пользуйся только в самом крайнем случае или уж… когда все закончится. И еще одно…

Нуль-навигатор, казалось, сомневался, стоит ли говорить это, но все-таки решился:

— Ни в коем случае не бери никого с собой на корабль, возвращайся один. Если будет… груз, сообщишь, и мы подошлем за ним бот с эскадры. Хорошо?!

Вихров кивнул, хотя и не совсем понял, почему надо действовать именно таким образом. И вообще слова командира доходили до него как-то не совсем ясно, как будто тот находился очень далеко и не мог привлечь его внимания, потому что в голове Игоря натянутой струной звенела единственная мысль: «Зачем мне спускаться на эту убитую планету?! Ведь все равно поправить уже ничего нельзя!»

— Так ты не передумал лететь сейчас?! — неожиданно спросил нуль-навигатор, и Вихров сразу же пришел в себя.

— Нет, нет! — поспешно ответил он. — Просто я думаю, как там, внизу, действовать…

— Уверенно и не торопясь… — Командир «Одиссея» еще раз потер лоб пальцами и неожиданно улыбнулся. — Мне кажется, что все будет в полном порядке…

— Тогда я пошел?.. — улыбнулся в ответ Вихров и поднялся из своего кресла.

— Да, давай. — Старик также поднялся из-за стола. — Для тебя все подготовлено на… моей причальной палубе, а я буду дежурить в коннект-узле ближней связи. Скафандр оборудован видеокамерой, она будет вести запись и одновременно передавать все происходящее с тобой на корабль, а твой узел связи имеет выделенную частоту, так что ты сможешь, как я уже сказал, при необходимости мгновенно со мной связаться. — И вдруг он протянул Игорю руку.

Капитан немного смущенно пожал ее и услышал сказанное совсем тихо:

— Удачи тебе, сынок…

Вихров не помнил, как оказался за дверью командирской каюты. Уже находясь на полпути к командирской причальной палубе, он вдруг вспомнил, что нуль-навигатор отправляет с ним двух киборгов, и забеспокоился. Работать с этими полумашинами ему не приходилось, а оказаться в экстремальной ситуации с незнакомыми… помощниками было бы не слишком приятно. Однако возвращаться назад, чтобы что-то разузнать о своем сопровождении, Игорь не решился. «Разберусь по ходу дела», — решил он.

На малой палубе третий ассистент командира обнаружил готовый к отлету «стриж» с открытым десантным люком. Около люка неподвижно застыли две трехметровые странные черные фигуры, напоминающие некий гибрид человека и муравья — большая яйцеобразная голова с неким подобием человеческого лица, полное отсутствие шеи, массивное туловище, составленное из двух практически идеальных конусов, сочлененных своими вершинами, так что посередине туловища получалась изящная талия-шарнир. Это туловище было оснащено длинными, до странности тонкими, сгибающимися в трех суставах ногами и столь же длинными руками, снабженными десятком пальцев, напоминающих скорее короткие щупальца.

Поодаль от них нетерпеливо прохаживалась совсем другая фигура, в которой Игорь с удивлением узнал личного пилота нуль-навигатора Стаса Вострикова. Тот, увидев входящего на палубу Вихрова, быстрым шагом направился в его сторону с широкой улыбкой на широкой физиономии:

— Ну что, Игорек, два любимчика командира, два старших лейтенанта летят спасать мир!..

— Старший лейтенант и… капитан!.. — наигранно строго поднял указательный палец Вихров. — Мне командир только что показал приказ о досрочном присвоении очередного звания!

— Да! — радостно воскликнул Стас. — Так, значит, после возвращения обмываем?!

— После возвращения… — с некоторой тоской повторил Игорь, возвращаясь мысленно к своей миссии. — Давай грузиться…

— Твой скафандр в отсеке, переодеться можешь в полете… А эти… ребята… тебя дожидаются, — кивнул Востриков с некоторой опаской в сторону неподвижных киборгов.

Едва офицеры приблизились, оба черных, масляно поблескивающих гиганта вскинули угловато дернувшиеся руки в приветствии, и один из них совершенно нормальным глубоким баритоном произнес:

— Капитан Вихров, приданные вам КиА-3 и КиА-4 готовы к выполнению задания!

— Очень хорошо, — сурово буркнул Вихров. — Прошу за мной… — и полез в десантный отсек «стрижа».

Оказавшись внутри бота и пройдя к стоявшему в хвосте скафандру высшей космической защиты, Игорь обернулся. Оба киборга были уже в машине, хотя он совершенно не слышал, как они поднимались по короткому трапу. Один из них уже сидел в кресле, а второй закрывал люк.

Вихров распахнул скафандр по шву на груди и, забравшись внутрь, снова замкнул шов. Шлем оставался откинутым назад, и Игорь не спешил ставить его на место, он прекрасно знал этот тип скафандров и чувствовал себя в них как в очень тесном космическом корабле. Усевшись на свободное место и еще раз посмотрев, как устроились его помощники, он громко произнес:

— Давай, Стасик, отчаливай!..

В ответ раздался голос Вострикова, усиленный интеркомом:

— Старт по готовности, время в пути восемнадцать минут тридцать две секунды, максимальные перегрузки два и три десятых g.

По команде с пульта управления бота заработали системы отсоса воздуха из помещения причальной палубы, и через пару минут ворота причала медленно распахнулись. «Стриж», не прибегая к помощи катапульты, снялся на антигравах и, используя вращение «Одиссея», медленно выплыл в открытое пространство. Практически сразу же заработали двигатели ионной тяги, бот развернулся носом в сторону черноты ночной стороны Гвендланы и двинулся к своей цели.

Над люком в кабину пилота включился экран, на который стала автоматически выводиться траектория полета «стрижа». Бот снижался по спирали и дважды прошел над едва заметным зеленым пятнышком, обозначавшим цель маленького корабля. И каждый раз сердце Вихрова замирало в предчувствии лучевого или гравитационного ударов.

Однако ничего не случилось; как и предупреждал Востриков, через восемнадцать с небольшим минут «стриж» завис метрах в полутора над поверхностью планеты и пилот неестественно весело гаркнул в интерком:

— Все, господа, вылазьте, приехали!..

Вихров не торопясь поднялся из кресла, поставил на место шлем скафандра, включил модуль связи на волне «стрижа» и блок интеркома для контакта с внешней средой, тщательнее обычного проверил все соединения и только после этого подошел к люку. Он словно бы не хотел покидать уютное нутро бота. Но один из киборгов уже распахнул люк и выбрался наружу, второй терпеливо ожидал, когда человек последует за его товарищем.

Вихров уже занес над порогом ногу, и в этот момент снова раздался голос Стаса. Уже без прежней бравады он проговорил:

— Я останусь здесь… ждать… По твоему вызову буду на месте через полторы минуты. Ты там давай поосторожнее… нам еще твое капитанство обмывать!..

Затем в наушниках раздался какой-то странный далекий скрип, словно кто-то очень больной попытался рассмеяться, и Игорь шагнул наружу.

Конечно же, он знал, что растительность, устилавшая всю поверхность планеты, сожжена кораблями эскадры и что в атмосфере Гвендланы практически не осталось кислорода, чтобы эту растительность возродить, однако то, что он увидел, ступив на поверхность планеты, ужаснуло его!

Ровная черная, с едва заметным сероватым отливом равнина тянулась до самого горизонта, которого, впрочем, и видно-то не было. Просто черные барханы совершенно незаметно переходили в темное небо, и только яркие серебряные точки звезд показывали, что небо над этой планетой еще сохранилось. Игорь не сразу решился сделать первый шаг, он, казалось, чувствовал, как под титанопластом подошв его сапог шевелится измельченная чуть ли не в пыль, перемешанная перекатами, выжженная лучевыми ударами поверхность планеты, как мелко подрагивают ноги в такт мгновенно заработавшим эмиссионным уплотнителям, не дающим ему провалиться в эту труху по… Он даже представить себе не мог, насколько глубоко можно было бы погрузиться в эту текучую черную пыль! Ему страшно захотелось включить антигравы и оторваться от этой текучей, не держащей на себе абсолютно ничего поверхности хотя бы на несколько метров, но он тут же вспомнил предупреждение нуль-навигатора и… сделал первый шаг.

Ему предстояло сделать десять тысяч таких шагов, и он понимал, о, как отчетливо он понимал, что каждый из этих его шагов может стать последним! Но он сделал второй шаг, потом третий… потом ноги стали сами отмерять шаги, оставляя глазам возможность вглядываться в черную пустыню, ушам — слушать казавшуюся невозможной тишину, голове — способность думать… думать… думать…

И он думал об этой убитой ими планете, о жестокости, просыпающейся порой в людях и толкающей их на самые мерзкие, самые страшные поступки. А потом ему пришло в голову, что и эта планета не щадила его товарищей, он вспомнил Серегу Зайцева — весельчака, умницу и… Серегу Зайцева — страшный обрубок, который уже за чертой жизни говорил и говорил, стараясь предостеречь их, еще живых, спасти их ценой своей смерти! Он вспомнил погибших десантников, поднятых с Гвендланы, и искромсанные останки тел в рассеченных невероятной силой скафандрах, и… пустые и оттого еще более жуткие скафандры…

Он вспомнил… исчадия Гвендланы — червя с человеческими, мудрыми и грустными глазами, и «дьяволов», выглядевших и говоривших почти по-человечески, и бывших так далеко от человека троеруков, и «тараканов», не имевших ничего общего с людьми и казавшихся просто животными, и камни… камни, которые носили внутри себя живую плоть. Он вспомнил маленькую девочку, игравшую в куклы и спросившую его. «Ты нас сейчас убивать будешь?..»

Вспомнил и… остановился!

Мы и их убили!!!

Целую минуту Игорь стоял на месте, а затем обернулся. Позади него расстилалась все та же черная пустыня. «Стрижа» уже не было видно, только трехметровые угловатые черные тени вырастали у него за спиной, и он вдруг подумал, что сопровождавшие его киборги гораздо больше похожи на исчадия, чем все те странные, невероятные формы жизни, доселе населявшие эту неповторимую планету.

О своей миссии и опасности, которой он подвергался, Вихров больше не думал. И то, и другое стало казаться ему мелочью, не стоившей внимания. Он шел вперед, потому что хотел узнать: ПОЧЕМУ?

Почему люди и исчадия Гвендланы не могли договориться?!

Почему поступки и тех, и других определялись ненавистью?!

Почему маленькие дети должны быть убиты?! Неужели только потому, что они могут проводить преобразования шестого уровня?..

Почему?.. Почему?.. Почему?..

Мысли в его голове сменяли друг друга, подчиняясь каким-то, им одним понятным ассоциациям, наталкивались друг на друга, рождали совсем уж невероятные идеи, которые, вспыхнув озарением, вдруг пропадали, не оставив после себя даже следа. Мысли в его голове возбуждали какие-то слуховые и зрительные фантомы, его мозг пытался доказать ему, что он видит легкое, призрачное движение над плоской черной пустыней и слышит некое пение… нет — плач… нет — стон… А во рту появился соленый вкус, словно он принял таблетку соли.

Его глаза, блуждавшие по мертвому черному праху, случайно наткнулись на зеленоватую марку, мерцавшую в нижней правой части забрала и показывающую расстояние до цели, и Вихров удивился — идти оставалось всего два километра… А в наушниках снова раздался странный… длинный шорох, закончившийся уже слышанным раньше скрипом. Игорь вдруг понял, что эти непонятные, едва слышные звуки сопровождают его всю дорогу и что он, занятый своими тяжелыми размышлениями, просто не обращал на них внимания.

«А может быть, эти звуки издает тот, к кому я направляюсь?.. — неожиданно подумал Вихров. — Может, это… предупреждение?! Или призыв?!»

И вдруг на той же марке, показывающей расстояние, он с удивлением увидел, что до цели осталось всего триста метров, что ему осталось сделать всего триста шагов!..

Вихров присел на корточки и сжался, словно ожидая чего-то, и только через секунду понял, что ожидает он… переката. Пришло его время и что-то подсказало Игорю, как его надо встречать.

А впереди, в трехстах метрах, прямо перед его глазами возвышался совершенно невозможный на этой планете холм, слепленный непонятной силой из черного сыпучего праха. И у основания этого холма чернело на черном… входное отверстие пещеры.

Игорь быстро оглянулся и увидел, что оба киборга замерли у него за спиной, а позади них поднимается широкое, во весь горизонт, антрацитное облако пыли, подсвеченное наступающим рассветом. Он снова посмотрел вперед и уже больше не отводил взгляда от холма с пещерой, он ждал, что сделает с этим невозможным холмом перекат.

Через несколько минут Игорь почувствовал, что в скафандре автоматически включился индивидуальный антиграв, что он постепенно, но довольно быстро наращивает мощность, компенсируя возрастающее гравитационное поле планеты. Ещё через секунду поверхность планеты под ним начала проваливаться и он, свернувшись в клубок, повис в воздухе над всё увеличивающейся под ним пропастью. Вихров не мог обернуться, но на его губах сама собой появилась улыбка, когда он представил себе, как его «ангелы-хранители», гордо выпрямившись во весь свой трехметровый рост, висят в воздухе над бездной.

А бездна это, неспешно проплыв под его скафандром, двинулась в сторону холма. Игорь не смотрел себе под ноги и не видел, как провалившаяся под гнетом гравитационной волны почва возвращается на место. Зато он видел, что торопившаяся вперед пропасть вдруг стала терять свою глубину, выравниваться, выглаживаться… Как гравитационная волна, расступившись, обегает стоявший впереди холм с двух сторон, и тот стоит неколебимо, словно созданный не из перемолотой в пыль трухи, а из прочнейшего гранита.

Пыль, поднявшаяся после прохождения гравитационной волны, скрыла холм от глаз Игоря, но он был совершенно уверен, что тот никуда не денется, что этот холм и есть цель его посещения.

Пыль висела несколько минут, а потом сквозь ее облако снова начали неясно проступать очертания холма, и Вихров медленно двинулся вперед. Он не торопился, но и расстояние, которое ему оставалось пройти, было совсем невелико, так что скоро Игорь оказался у самого входа в пещеру. Включив нашлемный фонарь, он нагнулся, чтобы заглянуть внутрь пещеры, и в это мгновение его модуль связи включился и в наушниках раздался глуховатый мужской голос:

— Входи, я тебя жду… Свое сопровождение оставь у входа, они здесь не поместятся, да и делать им здесь нечего. И, кстати, выключи свой фонарь, я только что… насытился, так что лишняя энергия мне ни к чему.

Вихров выпрямился, выключил фонарь и повернулся к киборгам.

— Вы останетесь снаружи, а я осмотрю эту пещеру, — спокойно произнес он.

Киборг, стоявший справа, немедленно ответил:

— Командир, ваше решение неразумно. Позвольте мне проверить это… помещение.

— Давайте, дорогие мои, степень разумности своих решений буду определять я сам, — усмехнулся Игорь. — Приказываю вам оставаться на месте в течение…

Тут он на мгновение задумался. Сколько времени мог продлиться его разговор с неизвестным существом? Час, три часа, шесть… или несколько секунд, достаточных для смертельной схватки?! Он не знал. И вдруг неожиданно для самого себя произнес:

— В течение суток. Внимательно наблюдайте за окружающей обстановкой. Если я не появлюсь по истечении указанного времени, войдете внутрь и… разберетесь, что там и как… Ясно?!

— Ясно, командир!.. — ответил тот же киборг, и в его тоне Вихров уловил плохо скрытое недовольство.

«Хорошо, что эти… машины не слишком широко распространены!.. — подумал Игорь. — А то, глядишь, скоро они начнут диктовать нам, как себя вести!»

Он еще раз молча оглядел своих спутников, а затем повернулся и, чуть пригнувшись, шагнул в темноту пещеры.

Первые несколько шагов Вихров сделал в полном мраке. Памятуя о «просьбе» хозяина пещеры, он не стал включать фонарь, только низко пригнул голову и вытянул вперед руки. Потом, когда его ладони уперлись в стену, он осторожно огляделся и сразу же заметил справа от себя, совсем недалеко, слабое голубоватое сияние. Повернув в сторону этого светящегося пятна, он двинулся дальше, отмечая про себя, что шагать стало много легче, словно под ногами вместо рыхлого праха появился твердый камень. Свечение становилось ближе, и наконец Игорь вышел в довольно большой подземный зал и смог выпрямиться во весь рост. Он остановился и огляделся.

Зал был пустым и почти идеально круглым, с чуть наклоненными внутрь стенами и куполом вместо потолка. Прямо напротив входа, у самой стены под невысоким, тяжело нависшим сводом полулежало огромное существо, общей формой напоминавшее человека. У него была большая лохматая голова, вполне человеческий торс, две ноги и две руки, но на этом сходство с людьми заканчивалось. Существо было настоящим великаном, не меньше четырех с половиной метров ростом, с пропорционально развитой мускулатурой. Оно не имело на себе никакой одежды и с ног до головы было покрыто довольно густой рыжевато-коричневой шерстью. Вихров не задумываясь назвал бы хозяина пещеры обезьяной, если бы не огромные, умные, человеческие глаза, следившие за ним с самого его появления в этом подземном зале, и если бы его шерсть не испускала того самого голубоватого сияния, которое указывало ему путь в темноте пещеры.

Увидев, что его гость перестал оглядываться по сторонам и повернулся к нему, существо пошевелилось, словно укладываясь поудобнее, и негромко произнесло спокойным глубоким голосом:

— Ну, вот мы и встретились… Помнишь, ты совсем недавно очень хотел меня увидеть? А я обещал предоставить тебе такую возможность, как видишь, я держу свое обещание. Так что ты хотел мне сообщить?.. А может быть, у тебя были какие-то вопросы? Говори…

— Так, значит, вы и есть профессор Отто Капп, главный координатор Гвендланы?.. — спросил Вихров, сделав четыре шага вперед и неожиданно усевшись прямо на пол пещеры, напротив ее хозяина.

— Да, это я, — просто ответило это странное существо, и в его голосе прозвучала явная ирония. — А что, ты представлял меня, наверное, совсем другим?..

— Я, признаться, думал, что вы — человек… — немного растерянно произнес Вихров и вдруг сообразил, что сказал бестактность. Однако существо, казалось, совсем не обиделось на его слова, скорее наоборот, оно насмешливо, совсем по-человечески хмыкнуло и спокойно ответило:

— Ну, если тебя до сих пор смущают необычные формы, которые могут принимать… разумные существа этой планеты, мы устраним эту шероховатость.

И тут Игорь с изумлением увидел, как голубоватое свечение, испускаемое существом, резко усилилось, и в его свете огромная мускулистая покрытая шерстью фигура… потекла, словно подтаявшее мороженое. Ее формы как-то неуловимо сгладились, обесформились, фигура вдруг словно бы слилась с окружающими ее стенами пещеры, превратилась в простой пригорок, отдельные части которого перетекали, переплетались, формируясь в совершенно иную структуру. И это перемещение внутри самого себя, перетекание, переформирование — с одной стороны, завораживало, а с другой — вызывало… отвращение.

Вихров невольно закрыл глаза и потряс головой, отгоняя видение какой-то гигантской, роющейся в самой себе амебы, а когда он вновь смог взглянуть на хозяина пещеры, перед ним лежал, подложив руку под косматую голову… седовласый бородатый старик в широких штанах и длинной белой рубахе. Единственное, что осталось от исчезнувшего существа, были размеры старика, его более чем трехметровый рост и мускулистое плотное тело. И что самое поразительное, голубоватое свечение по-прежнему продолжало исходить и от этого нового тела!

— Ну что, — откровенно усмехнулся старик, — в таком виде я тебя меньше смущаю?!

— Как… как вы это делаете?! — изумленно воскликнул Игорь.

Старик стер улыбку с лица и самым серьезным тоном спросил:

— Неужели ты думаешь, что я могу объяснить суть и технологию преобразования двенадцатого уровня… предтече?..

— Двенадцатого уровня… — медленно повторил Игорь и поднял прояснившиеся глаза на старика. — Значит, вы — полный супер!..

— Да, я — полный супер, — совсем просто согласился старик. — Один из первых полных суперов в истории человечества.

— Человечества… — снова повторил Игорь и неожиданно спросил: — А как вас зовут… звали до того, как вы стали… супером?

— Почему «звали»? — совсем по-человечески пожал плечами старик. — Меня до сих пор зовут Отто Капп.

— А какое отношение к вам имеет тот профессор Отто Капп, который руководил комплексной экспедицией на Гвендлану в триста восемьдесят девятом году новейшей эры? — быстро спросил Вихров.

Старик с интересом взглянул прямо в лицо Игоря и, чуть ухмыльнувшись, проговорил:

— Какие, однако, у вас, молодой человек, многообразные и неожиданные познания?.. Я, признаться, и не думал, что кто-то еще помнит того Отто Каппа!..

— Просто вы назвались именно этим именем, впервые выйдя на связь с Двенадцатой эскадрой, а оно попадалось мне, когда я разыскивал информацию о Гвенддане, — пояснил Вихров.

— Вот как?.. — все с той же усмешкой переспросил Капп. — Ну что ж, раз вы такой любознательный, я отвечу на ваш вопрос. Я и есть тот самый профессор Капп, который руководил упомянутой вами экспедицией на эту несчастную планету…

Старик, казалось, откровенно любовался обалделой физиономией молодого офицера, и затемненное забрало шлема, похоже, совершенно ему не мешало. Несколько секунд в пещере висело молчание, пока Вихров наконец не произнес дрогнувшим голосом:

— Но… как же такое может быть?!.. Ведь прошло больше пятисот лет!

— А разве мало вы встречали на Гвендлане того, чего быть не может? — ответил вопросом на вопрос старый профессор. — Неужели этот факт для вас более невероятен, чем физические и физиологические свойства местных жителей… даже самых маленьких?!

Вихров уже несколько пришел в себя от изумления, понял и… принял ту невероятную, невозможную информацию, которую услышал от этого странного старика. Он заговорил быстро, сбивчиво, глотая окончания слов, не споря, но желая разобраться, дойти до полного понимания:

— Но как это возможно?! Пятьсот лет?! И почему вы вообще оказались на Гвендлане, почему информация о… половине вашей жизни полностью закрыта?! Вообще откуда на этой планете взялась вся эта… эта жизнь, такое ее разнообразие?! И как?.. И кто такие — суперы, откуда они появились?! И магистралы?! И… периферия?!

— Ну, как много у тебя, оказывается, вопросов… — как-то грустно усмехнувшись, перебил его Отто Капп, а Вихров, словно с разгону, продолжил:

— И почему вы решили со мной встретиться, когда было уже слишком поздно?! — Тут он неожиданно замолчал и через секунду закончил совсем тихо: — Если бы мы встретились тогда… когда я вас разыскивал!.. И вообще, почему вы подняли этот… мятеж?!

Столько боли было в этой последней фразе, что старый «полный супер» удивленно посмотрел на Игоря, и на его лице появилось сострадание.

— Ты, сынок, можешь не корить себя за то, что случилось с этой планетой… — неожиданно проговорил старик. — Ее судьба была предопределена задолго до того, как ваш «Одиссей» вышел в систему Кастора.

— Как?!! — не понял Вихров и потрясенно выдохнул: — Не может быть!!!

— Не слишком ли часто ты повторяешь эти слова?.. — с новой улыбкой поинтересовался профессор. — Давай-ка лучше я расскажу тебе все с самого начала. Вот после этого ты решишь, что может быть, а чего не может… И задашь свои вопросы, если они еще у тебя останутся…

Он немного помолчал, словно собираясь с мыслями, но Игорь вдруг почувствовал, что его собеседник просто дает возможность сосредоточиться ему самому. Капитан глубоко вздохнул и весь обратился в слух.

— Может быть, ты не знаешь, что в то время, когда я в триста восемьдесят девятом году вместе со своей экспедицией находился в системе Кастора, на Земле была получена очень чистая, четко модулированная радиопередача из космоса. Она была принята и записана практически всеми радиотелескопами Земли, спутников и Луны. Ты себе представить не можешь, каким бурным ликованием было встречено на Земле это событие! Еще бы, совсем недавно были найдены и обоснованы принципы конструирования и использования гиперпространственных звездолетов, человечество, как тогда говорили, «шагнуло за пределы Солнечной системы, за пределы своей галактики», и тут же пришла эта передача, это «послание от братьев по разуму»! Правда, к тому времени, когда я вернулся с Гвендланы, ажиотаж вокруг этой передачи несколько поутих, во-первых, было неизвестно, что в этом «послании» содержится — его расшифровка оказалась совсем не простым делом, а, во-вторых, человечество в своей массе вообще не может долго интересоваться чем-то одним. Новости должны быть каждый день… новыми — прошу прощения за каламбур.

Через неделю после моего возвращения, я еще даже не закончил писать отчет об экспедиции, со мной связался мой старинный друг, с которым мы вместе учились в Новосибирске, Женя Орлов, и попросил меня подъехать к нему в лабораторию. Работал он тогда в Московском университете, возглавлял факультет астробиологии и, как оказалось, уже несколько месяцев бился над расшифровкой этого самого «послания от братьев по разуму». Вот там, в лаборатории Орлова, я и познакомился впервые с записью этой передачи. Сама передача длилась совсем недолго, но была повторена без перерыва около сотни раз, словно ее авторы хотели при любых обстоятельствах обеспечить людям качественную запись. И действительно, земными обсерваториями было сделано несколько десятков практически идеальных записей, вот только расшифровать эти записи, перевести их на понятный землянам язык никак не удавалось.

Задача эта захватила и меня.

Одним из моих серьезных увлечений, чтоб ты знал, была модифицированная электронная семантика, и в этой науке мне удалось кое-чего добиться. Именно поэтому, столкнувшись с этой непереводимой записью, Женя Орлов вспомнил обо мне. Но как можно применить электронную семантику для расшифровки записи, в которой нет ни записи текста, ни звуков речи, ни понятного видеоряда? Вся запись, все восемнадцать минут, сливались при воспроизведении в какофонию жуткого скрежета и бессистемного мелькания цветовых пятен. Что бы мы ни пытались сделать, результат оставался тем же!

И все же в результате шестимесячной изнуряющей работы Орлову удалось найти нужный подход к обработке полученного сигнала. Оказалось, что мы имеем дело с интерференцией четырех когерентных излучений. Сумев их разделить, мы получили две пары записей: аудио и видео в видимой части спектра и вторую такую же пару в электромагнитном диапазоне. Остальное было уже делом техники… и семантики. Сочетая имеющиеся видеоряд и звуковое сопровождение, мы довольно быстро расшифровали это послание. К нашему глубокому разочарованию, оно было не от «братьев по разуму», а от… «врагов по разуму»!

Увидев непроизвольное движение Вихрова, профессор Капп горько улыбнулся:

— Да-да, именно так. Коротко говоря, нам, всему человечеству, предлагалось убраться из Солнечной системы, а если мы этого не сделаем, предупреждали авторы послания, человечество будет полностью уничтожено. Впрочем, я могу достаточно точно воспроизвести текст этого послания, звучало оно так:

«Мы, скрибы, властелины трех галактик, предлагаем вам покинуть занятую вами звездную систему, потому что она нам понравилась. Если вы не выполните наше требование, мы придем и уничтожим вас!»

Не правда ли, коротко… и предельно ясно! Вся остальная часть послания, все восемнадцать минут, была посвящена тому, каким образом будет уничтожаться человечество.

Тут профессор замолчал, уставившись остановившимся взглядом на черную стену пещеры, словно на ней он вновь увидел послание… врагов по разуму.

Вихров также не торопился прерывать молчание, ему нужно было хотя бы несколько минут, чтобы привести в порядок свои мысли. Наконец он спросил:

— И как же восприняли земляне… вашу расшифровку? Старик очнулся от своих воспоминаний и спокойно сообщил:

— Да никак… Никто ничего землянам и не думал сообщать. Зачем?! Представляешь, что произошло бы на Земле, если бы простым рядовым жителям планеты, обывателям, как их называли в срединные века, уже забывшим и о самой передаче, пойманной астрономами три года назад, и о том, что кому-то поручено ее расшифровать, официально сообщили о некоей жуткой угрозе из космоса?! Паника, беспорядки, кризис всемирного правительства, применение силы и, возможно, не только полицейской… Это никому не было нужно. Мы доложили о результатах нашей работы Высшему Совету Содружества на закрытом заседании, показали расшифрованные нами картинки в сопровождении расшифрованных же пояснений… Да, всех членов правительства это сообщение потрясло, но никто не собирался начинать эвакуацию жителей Земли неизвестно куда, наоборот, единогласно было принято решение готовиться к отпору возможной агрессии из космоса. Тем более что мы с Орловым предложили план такой подготовки!

Профессор Капп приподнялся и сел, опершись своей огромной спиной о стену пещеры. Затем, немного помолчав, он продолжил свой рассказ:

— Конечно, после осознания возникшей угрозы планов противодействия возможному агрессору появилось достаточно много, но должен сказать, что наше предложение было не совсем обычным, даже, можно сказать, совсем необычным, и базировалось оно как раз на содержании самого послания.

Уже при получении первых четких картинок этого послания мы с Орловым обратили внимание на то, что авторы послания, а выделить их на полученном видеоматериале не составляло труда, поскольку они демонстрировали… свои методы уничтожения целых цивилизаций, так вот, авторы послания имели, как бы это сказать… слишком уж разнообразный внешний вид! Вот, например, человечество… Все люди внешне одинаковы — однотипное туловище, голова примерно одинаковой величины в верхней части туловища и четыре парные конечности. А вот скрибы, как они сами себя назвали, были весьма и весьма различны. Именно этот факт натолкнул Евгения на мысль, что они либо принадлежат к различным видам разумных существ, возникшим и развившимся в совершенно различных условиях, либо эти существа имели способность… в значительной мере изменять строение своего тела в зависимости от окружающей среды, а возможно, и по… собственному желанию. Чем глубже мы разбирались в послании, чем лучше понимали его, тем больше склонялись в сторону второго предположения! Это предположение превратилось в уверенность, когда на одном из фрагментов видеозаписи избиения очередного вида разумных существ мы увидели, как один из нападавших в считанные секунды полностью трансформировал свое тело, отрастив себе еще две пары конечностей и спрятав свою голову под костяным панцирем, выросшим из плечевой части туловища! Евгений Орлов первым высказал мысль, что для борьбы с этими странными и страшными в своей беспощадности существами человеку хорошо было бы обладать такой же способностью к трансформации.

Впрочем, эта мысль так и осталась бы неосуществимым пожеланием, если бы я… совсем недавно не вернулся из экспедиции на Гвендлану.

Люди, участвовавшие в экспедиции, были, как ты сам понимаешь, прекрасно защищены от воздействия здешних условий — странно переменная сила тяготения нивелировалась индивидуальными антигравами и гравитационными установками исследовательских центров, практически весь спектр действовавших на поверхности планеты излучений перехватывался или отражался куполами град-комплексов или броней скафандров, и, конечно, никому из нас и в голову не пришло бы разгуливать по планете без надлежащей защиты. А вот воздействие местных условий на образцы земной растительности и некоторые виды фауны Земли изучалось нашей экспедицией весьма тщательно. Я сам проводил целый ряд такого рода опытов.

Именно я, ничего не объясняя, посоветовал своему другу ознакомиться с отчетами нашей экспедиции, после этого он, известный астробиолог, загорелся идеей создать — нет, не создать!.. — найти возможность для людей превратиться в HOMOSUPER!

Видишь ли, механизм наследственности, выработанный у земных организмов, очень… стабилен. При нормальных, земных условиях наследственные изменения генотипа, или по-другому — мутации, происходят крайне редко, каждый ген изменяется один раз на сто тысяч поколений, причем большинство этих мутаций практически не влияют на жизнедеятельность и внешний вид организма. Конечно, радиоактивное и ультрафиолетовое излучение, различные мутагены повышают темп возникновения мутаций, но крайне незначительно и, что самое главное, неуправляемо. Так вот, земные растения и отдельные виды животных, помещенные в условия Гвендланы, изменялись самым удивительным образом! Причем не потомство второго, третьего и более дальних поколений, а сами подвергнутые обработке организмы!

У Жени Орлова появилась теория, что невероятно странные геофизические условия Гвендланы каким-то образом расшатывают генотип земных организмов, таким образом влияют на регуляторные гены, что те заставляют перестраиваться гены структурные, а это, в свою очередь, приводит к перестройке белков вклетках. В результате возникают новые типы клеток, в организме появляются новые функции, новые органы, и все это не в наследственном аппарате, а в самом подвергшемся воздействию организме! Орлов решил, что генотип человека также можно расшатать и заставить человеческий организм перестраиваться в зависимости от… сиюминутной необходимости. Он, базируясь на материалах, полученных нашей экспедицией, весьма тщательно обосновал свою идею и подготовил соответствующие предложения в Высший Совет Содружества.

Наш авторитет был в то время необычайно высок — еще бы, ученые, которые смогли расшифровать послание из космоса и предупредить о надвигающейся катастрофе, да и само предложение было чрезвычайно необычным и в то же время очень привлекательным — наделить человека новыми, весьма необычными, просто фантастическими качествами. Короче, мы получили полную поддержку Совета. Конечно, было решено принять и другие меры подготовки к отражению агрессии, но нашему проекту определили приоритетное значение.

Все другие научные исследования на Гвендлане свернули, планету закрыли для посещений, как это говорилось в давние времена — «засекретили». Построили в дополнение к двум имевшимся исследовательским центрам еще четыре, оснастили их современнейшим оборудованием и пригласили добровольцев для участия в эксперименте… В нашем эксперименте!..

Седой гигант снова замолчал, и снова его невидящий взгляд уперся в черную стену пещеры. Однако на этот раз молчание длилось недолго. С тяжелым вздохом старик проговорил

— Если бы мы знали, что затеваем?! Если бы знали, что с ними станется, те тридцать тысяч молодых ребят, которые добровольно полетели на Гвендлану готовиться к защите Земли?!!

И вдруг взгляд старика уперся в затемненное забрало шлема вихровского скафандра, и он чуть насмешливо спросил:

— Вот ты, молодой человек, если бы сейчас сказали, что для спасения твоей родной планеты тебе необходимо принять участие в очень опасном эксперименте, возможно даже, смертельно опасном, ты бы согласился?!

— Конечно!.. — немедленно ответил Игорь.

Выражение лица старика не изменилось, и только огромные глаза, чуть прикрытые густыми бровями, слегка затуманились.

— Да, так было всегда… — будто бы про себя проговорил он, — лучшие всегда уходили первыми!..

Он снова посмотрел на Игоря и продолжил свой рассказ:

— Тогда ты понимаешь, что в добровольцах у нас недостатка не было… мы все тогда очень торопились, потому что не знали, сколько времени нам отпустит наш неведомый, но страшный враг. Именно поэтому мы отказались от нормального экспериментального процесса, а сразу привезли сюда тридцать тысяч человек.

В град-комплексах исследовательских центров разместились около двадцати восьми тысяч, а остальные, самые отважные… или самые безрассудные поселились прямо под чудной кроной местной растительности. Вот на них и обрушился первый удар…

Орлов оказался прав, геофизические параметры планеты в самом деле очень быстро расшатывали человеческий генотип, но оказалось, что эти параметры в разных частях планеты слишком различны. Настолько различны, что в одном месте люди практически не изменялись и жили вполне комфортно, причем их организм довольно быстро вырабатывал необходимые качества, для того чтобы выдерживать и перекат, и жесткое комбинированное излучение, а в другом месте, не слишком-то и удаленном от первого, люди очень быстро вымирали, перед этим… изменившись до полной неузнаваемости… буквально перестав быть людьми!

Большинство наших переселенцев были биологами и медиками, но разобраться в том, что с ними происходило, они, конечно, не могли. Мы с Орловым и приглашенные им специалисты-генетики мотались по всей планете, пытаясь свести происходящие с людьми изменения хоть к какой-то системе, но нам это удавалось с огромным трудом. А кроме того, нам приходилось наблюдать и за своим собственным состоянием, за изменениями своего организма, а эти изменения были порой весьма неожиданными, болезненными и, как правило, совершенно необъяснимыми. Лаборатории исследовательских центров нам не слишком помогали, потому что позволяли всего лишь констатировать изменения, происшедшие в генной структуре, определить перестройку хромосомных наборов, да и это мы делали с опозданием — едва разобравшись с одним изменением, мы уже имели сообщения о нескольких совершенно других.

Отто Капп глубоко вздохнул и, немного помолчав, продолжил:

— Первые двадцать лет нашего пребывания на Гвендлане были сплошным адом. За это время мы… потеряли около двенадцати тысяч человек, в половине выживших произошли такие изменения, что их уже вряд ли можно было назвать людьми, хотя и все остальные ушли довольно далеко от нормального человеческого облика, человеческого… существа. Чтобы ты понял, насколько все это было… страшно, я расскажу тебе, как умирал мой друг Женя Орлов…

Произошло это через шесть стандартных лет и два месяца после нашей высадки на Гвендлане. Я находился в град-комплексе «F», когда мне сообщили, что меня срочно вызывает к себе Орлов. Бросив все дела, я помчался к нему в исследовательский центр «D». Прибыв, я сразу же направился в биологический исследовательский корпус, поскольку именно там у Орлова была, можно сказать, штаб-квартира. У входа в корпус меня встретила Галочка Свиридова, ближайший помощник Жени, и по ее виду я сразу понял, что случилось что-то очень нехорошее. Хотя, как оказалось, она еще сама толком ничего не знала, просто уже пятый день Орлов не выходил к своим сотрудникам. Галя проводила меня в маленькую лабораторию, которую Женя обычно занимал один и куда редко кто допускался. Постучав в дверь, она дождалась странного, совсем не похожего на орловский голос рыка с той стороны и испуганно кивнула мне: «Входите!..» — а сама немедленно повернулась и ушла.

Я толкнул дверь, и та оказалась незапертой. Я вошел.

В лаборатории никого не было. Два больших стола, обычно безукоризненно чистых, были заставлены какими-то приборами и полуразобранными биохимическими установками. И на столах, и на полу в полном беспорядке валялись исписанные и скомканные листы бумаги.

Не успел я оглядеться, как из-за двери, ведущей в дальнюю комнату, служившую для отдыха, раздался сильно изменившийся, хриплый с присвистом голос Жени:

— Закрой дверь и иди сюда… Только не пугайся, со мной… неприятность…

Я аккуратно запер входную дверь и быстро прошел в комнату отдыха.

Посреди небольшой комнаты лежала целая груда одеял, под которыми что-то шевелилось. Едва я шагнул к этой груде, как из-под нее высунулась длинная, странно тонкая бледная рука и, ухватив за край верхнее одеяло, откинула его. На меня глянули хорошо мне знакомые спокойные серо-голубые глаза Орлова, но вот лицо, на котором они сверкали, было совершенно иное… Вернее, лица… привычного человеческого лица не было!

Вместо иронично улыбающейся физиономии Орлова я увидел странную неподвижную серовато-бурую маску, вырезанную, казалось, из какого-то экзотического дерева. Высокий, густо изрезанный глубокими морщинами лоб плавно переходил в совершенно голый череп, на котором вместо Женькиных густых белокурых волос красовался некий костистый гребень высотой около пяти сантиметров, из-под крутых надбровных дуг выглядывали глаза, лишенные век, но зато снабженные мутноватой пленкой, каждые несколько секунд опускавшейся на глазные яблоки. Носа не было, так же как и щек, вместо них от лба до заострившегося подбородка проходил точно такой же гребень, как на голове. Рот еще оставался, однако челюсти были деформированы так, что походили на челюсти щуки, а губы истончились практически до полного исчезновения.

Этот странный, страшный рот неожиданно приоткрылся, показав полное отсутствие зубов, вместо которых появились две костяные пластины, и я снова услышал исковерканную, затрудненную речь:

— Ну, как я тебе?.. Красавец?..

Мне удалось овладеть собой, и ответил я почти спокойным тоном:

— Что случилось?.. Ты понимаешь, что с тобой произошло?!

— Ну, что произошло, я понимаю… — ответил Орлов, — а вот почему и как это произошло, разбираться, похоже, придется тебе!..

— Но что надо делать, чтобы… — я растерянным, беспомощным жестом указал на его страшную голову, — чтобы вернуть все на место?..

— А вот вернуть все на место вряд ли удастся… — проговорил Женя, и на секунду мне показалось, что он сейчас улыбнется своей замечательной улыбкой. Однако его… маска осталась неподвижной.

— Ты дверь закрыл?.. — неожиданно спросил он, и я в ответ только кивнул. — Тогда смотри…

Его невероятно длинная и тонкая рука стала скидывать одно одеяло за другим, а он продолжал говорить:

— Это началось дней шесть назад… Я как раз накануне вернулся из южного полушария от группы Иванова, кстати, они там очень неплохо устроились, но условия у них в лагере совершенно иные, нежели у нас здесь. Так вот, на следующий день после возвращения я почувствовал, что у меня поднимается температура. Ты знаешь, этот «феномен» случается с нами довольно часто, так что поначалу я не обратил на это особого внимания. К вечеру у меня ломило все тело, и поэтому я принял две дозы эстигонала и взял пробу крови на ДНК-анализ. Запустив автомат-диагност, я остался ночевать здесь, идти в жилую зону не было сил. А утром я уже не смог встать…

В этот момент последнее одеяло было отброшено, и я увидел его… тело.

Можешь мне поверить, это было еще страшнее, чем его лицо. Он только что сказал мне, что пять дней назад утром не смог встать, и теперь я видел почему. Его ноги были длиной метра два, при этом необыкновенно тонкими и имели несколько суставов. Короткое бочкообразное туловище, обтянутое все той же серовато-бурой кожей, похожей на дерево, выглядело слишком тяжелым для этих… паучьих конечностей. Если прибавить, что они находились в постоянном движении — подергивались, очень быстро сгибались в самых, казалось бы, невозможных направлениях, судорожно скребли по полу, то ты сможешь представить, какое впечатление произвел на меня вид этого изменившегося до полной неузнаваемости тела!

Видимо, Орлов понял по моему виду, что мне тягостно на него смотреть, потому что попытался снова набросить на себя одно из одеял. Однако его рука перестала его почему-то слушаться и начала подергиваться точно так же, как и его ноги. Только теперь я увидел, что вторая его рука, столь же истончившаяся и удлинившаяся, лежала совершенно неподвижно, странным образом подвернутая под тяжелое туловище. Женя перехватил мой взгляд и немедленно ответил на него:

— Вторую руку я уже два дня не чувствую…

Я наклонился и прикрыл его одеялами.

— Теперь ты видишь, что помочь мне уже ничем нельзя, — совершенно спокойным, даже безразличным тоном продолжил он свой рассказ. — Впрочем, и пять дней назад вряд ли что-то можно было сделать… По всей видимости, я где-то попал под еще неизвестное нам облучение или столкнулся с каким-то другим фактором-икс. Видимо, в результате воздействия этого фактора мой геном окончательно расшатан, и регуляторные гены не могут выполнять свои функции. А поскольку от них зависит построение и поддержание моего человеческого генотипа, я стал… терять человеческий облик… Правда, скорость этого процесса совершенно невероятна, и мне непонятно, в кого же это перестраивают меня мои «сбрендившие» гены?

— Ты за это время что-нибудь ел? — совершенно неожиданно даже для самого себя спросил я. — И может быть, все-таки какое-то… лекарство?..

В ответ послышался испугавший меня хрип — не то кашель, не то… смех, а потом Женя все тем же безразличным тоном произнес:

— Последние четверо суток я не ел… и не хочу… А насчет лекарства… Разве у нас есть средство стабилизировать работу генов? Я такого не знаю. — Он немного помолчал. — С такими изменениями в организме я скорее всего… не выживу, да и не хочу, я даже не знаю, долго ли еще смогу разговаривать с тобой… так, чтобы ты меня понимал. Так вот, все мои записи находятся в лаборатории, в шкафу, кроме последних, сделанных в… во время моего… преобразования. Они здесь…

Он с явным усилием просунул свою подергивающуюся руку под стоявший у стены диван и вытащил несколько неряшливо исписанных листков.

— Если сможешь, останься со мной… до конца, хотя я не настаиваю — я понимаю, что представляю неважное… зрелище.

После этих слов его глаза закрылись мутной пленкой и голова устало откинулась.

Я поправил сползавшие с тела одеяла и сел на диван, не отрывая взгляда от своего обреченного друга. Похоже, он был прав, и диагноз им был поставлен верно. Даже за те несколько десятков минут, которые я провел рядом с ним, его внешний вид сильно изменился. Гребень на голове еще подрос, и кожа на нем, казалось, вот-вот была готова лопнуть, рот почти полностью исчез — похоже, костяные пластины, заменившие зубы, постепенно срастались. Ноги под одеялами успокоились, но все его тело содрогалось от крупной дрожи, а рука, державшая листы, разжалась и задергалась в крупной конвульсии. Я попытался взять ее в свои ладони и вдруг увидел, как два пальца на ней — мизинец и большой… исчезают, словно втягиваясь в ладонь, а оставшиеся три быстро удлиняются и утончаются!

Чтобы не видеть этой жути, я поднял глаза и принялся рассматривать потолок комнаты. Его чистый белый цвет немного успокоил меня, и в этот момент Орлов снова заговорил. Его голос стал еще менее понятен, но я улавливал смысл его речи:

— Странно, что я почти не чувствую боли, хотя эти… преобразования вроде бы должны быть болезненными… Правда, гораздо более странно то, что я до сих пор не умер!.. Весь наш земной опыт говорит, что эти изменения должны быть несовместимы с жизнью… человека. Что-то поддерживает во мне возможность существования и… сохраняет разум… У меня такое ощущение, что мой разум, моя способность мыслить совершенно не затронуты и… могут как-то управлять идущими в моем организме изменениями. Мне не хватает совсем немногого, чтобы понять механизм этого управления и… направить происходящие изменения в какое-то рациональное русло!..

В его неразборчивых словах было столько надежды и… отчаяния, что у меня на глазах выступили слезы. А Женя вдруг проговорил:

— Вот только говорить я, наверное, скоро совсем не смогу!..

Затем он долго молчал, так что я решил, что больше его не услышу, но где-то через час он совсем уж неразборчиво попросил:

— Ты меня в таком виде не показывай никому… Даже после того, как я… уйду…

Это были его последние слова.

Жизнь в изуродованном теле Жени продолжала теплиться еще трое суток. Я просидел рядом с ним все это время, только изредка подходя к двери, когда кто-нибудь, чаще всего Галочка Свиридова, стучал, чтобы узнать, не надо ли нам чего. Когда прекратилось дыхание, а дышал он последние двое суток через ушные отверстия, я думал, что настал конец, однако биение сердца прослушивалось еще почти двенадцать часов. Ничего человеческого в этом теле не осталось, оно стало похожим на… пень высотой метра полтора с тремя длинными кривыми корнями и двумя тонкими ветками, взметнувшимися вверх…

Я единственный, кто видел, во что он превратился.

Впрочем, мы за эти годы насмотрелись и не таких… превращений…

Спустя еще двадцать лет положение как-то вдруг стабилизировалось. Нет, изменения в организме людей продолжались, но они стали не такими заметными, более плавными, упорядоченными, что ли. А еще через тридцать лет все колонисты разделились на четыре большие группы. Первая — это те, кто оставался под защитой куполов исследовательских центров и сохранял внешность, присущую человеку, в более или менее привычном виде и не получил каких-либо экзотических способностей. Вторая — те, кто изменился настолько, что уже не мог называться homo sapiens ни по облику, ни по образу мышления. Третья — те, кто, изменившись внешне, сохранял присущие человеку стиль и образ мышления, кто, не походя на человека внешне и имея некоторые… экзотические способности, продолжал оставаться им по сути. И четвертая, самая малочисленная — это те, кто не имел… постоянного облика, чья внешность, чьи внутренние органы изменялись в зависимости от окружающей среды, от степени личной изолированности, порой даже от… личного желания!

Первые продолжали называться людьми. Они были очень немногочисленны, но зато у них рождались дети, как правило, к сожалению, людьми уже не бывшие. Мутации, проходившие в геноме этих людей, были скрытыми и проявлялись только в следующих поколениях.

Вторые были названы «периферия», поскольку генетические изменения в их геноме настолько ушли в сторону от человечества, что они потеряли способность… мыслить. Их поведение перестало быть осмысленным, оно стало базироваться на инстинктах. Хотя, надо сказать, зачастую периферия очень почтительно относилась и относится к магистралам и особенно полным суперам, периферийные существа были самыми многочисленными на планете, самыми разнообразными по облику и физическим способностям.

Третьи — магистралы. Мутации генома этого вида протекали по магистральному пути, но по разным причинам остановились на какой-то стадии, не дойдя до своего естественного завершения.

И последние — homosuper, или, как мы сами себя назвали, полные суперы. Этот вид был именно тем, что мы с Орловым хотели получить в результате нашего безумного эксперимента. У нас получилось! Вот только нас, полных суперов, было очень мало… всего сто пятьдесят… А для того чтобы надежно прикрыть Землю от вторжения, надо не меньше шестисот — семисот!..

Впрочем, это сейчас нас сто пятьдесят. К сотой годовщине нашего пребывания на планете полностью сформировалось всего четыре полных супера, которые еще мало что умели, но зато мы точно узнали, каким образом из человеческого генома, используя геофизические свойства этой планеты, можно вырастить homosuper!

А теперь о сути конфликта, который привел к началу нашего, как ты его называешь, мятежа.

Те первые, самые тяжелые, пятьдесят лет Земля постоянно помогала нашей колонии всем, чем только могла. Мы не испытывали недостатка ни в оборудовании, ни в медикаментах, ни в продуктах питания. Опасность и неизвестность заставляли Высший Совет работать по всем направлениям, дававшим хоть какую-то надежду на эффективное отражение возможной агрессии. Однако к концу пятидесятилетия состав Совета практически полностью сменился, никаких новых сообщений от наших потенциальных врагов больше не поступало, а у Земли появился большой и мощный космический флот…

Старик быстро взглянул на Вихрова и неожиданно спросил:

— Вот ты служишь в военно-космических силах Земли, а ты когда-нибудь задумывался над таким вопросом: зачем Земле вообще нужен столь мощный космический флот, такая гигантская разрушительная мощь? Ведь в исследованной части космоса мы не имеем сколько-нибудь серьезного военного противника, а для выполнения полицейских функций вполне хватило бы гораздо меньших сил!

Игорь растерянно покачал головой, даже не подумав, что это его движение не будет замечено за поляризованным забралом шлема. Однако полный супер заговорил так, словно видел все вполне отчетливо:

— Этот гигантский космический флот был создан как раз в пятом-шестом столетии новейшей эры и с тех самых пор поддерживается на высоком уровне, хотя… вряд ли он сыграет важную роль в борьбе со скрибами… Но новое руководство Содружества не забывало и наш проект. Мы по-прежнему получали все необходимые ресурсы, хотя от нас и не скрывали, что весьма разочарованы нашими… не слишком серьезными результатами — отчеты о нашей работе регулярно доставлялись на Землю. Именно в то время систему Кастора объявили закрытой, а Гвендлану официально назвали местом изоляции мутантов.

Время шло, никакого нападения на Солнечную систему не происходило и даже… не предвиделось, а опасность, представлявшаяся ранее очень серьезной, стала постепенно терять свою остроту…

Старик совсем по-человечески вздохнул и задумчиво произнес:

— Иногда мне кажется, что эти… скрибы очень хорошо изучили психологию человечества. Люди в массе своей не могут долго находиться в состоянии страха, в состоянии ожидания. Если обещанный ужас не наступает, если не надо бороться с конкретным врагом, страх уходит, забывается, становится. нереальным. — Тут он невесело усмехнулся. — Так что лет через триста после начала нашего эксперимента, когда на пост председателя Высшего Совета вступил предшественник нынешнего Председателя, Земля, можно сказать, поставила крест на нашем проекте. Новые группы добровольцев перестали прибывать на планету, хотя уже около двухсот лет никто из вновь прибывавших не умирал от… неуправляемых мутаций. Нет, далеко не все становились полными суперами, большинство все-таки превращалось в магистралов первого и второго уровней, но продолжение проекта на Земле сочли нецелесообразным… Нет, в то время Земля еще чувствовала какую-то ответственность за нас, поэтому необходимые ресурсы на планету продолжали поступать, но только самые необходимые, без которых было бы невозможно поддерживать существование колонии и хоть как-то продолжать эксперимент… И все-таки мы продолжали работу, у нас, у полных суперов и магистралов, стало появляться потомство!.. К сожалению, появлялось оно не слишком часто и со смещенным геномом.

А с приходом к руководству Высшим Советом господина… Соутса наступила развязка. На второй год своего председательства он затребовал у нас расширенный отчет о нашей работе и полученных результатах с примерами и иллюстрациями. Мы подготовили и направили самый полный отчет, какой только смогли составить, мы не скрыли… почти ничего, даже того, сколько стандартных лет прожили некоторые из нас. Мы надеялись на возобновление интереса к нашей работе, но оценки этого отчета, хоть какой-то реакции на него не было около года. А затем с нарушением графика была проведена смена дежуривших в системе Кастора звездолетов, и вновь прибывший командир патруля доставил нам решение Председателя Высшего Совета. Оно гласило, что всякая исследовательская, промышленная и репродуктивная деятельность на планете должна быть прекращена, что колония будет оставаться на иждивении Земли… так и было сказано — «на иждивении», до тех пор, пока будет жив хотя бы один колонист, но нам запрещалось покидать Гвендлану и появляться на освоенных человеком мирах… Практически это означало, что Земля приговорила нас к вымиранию!

Отто Капп замолчал. Его глаза внимательно наблюдали за Вихровым, словно рассчитывая увидеть за поляризованным пластиком забрала хоть какую-то оценку услышанного. Однако, когда Игорь уже собрался что-то сказать, он заговорил вновь:

— Вот так нас сделали… исчадиями! Контр-адмирал Эльсон прав, мы — исчадия! Исчадия Земли!!!

Целую минуту в пещерке висела тишина, и наконец Игорь растерянно выдавил:

— Но я не понимаю… Я не понимаю, почему Земля приняла такое… решение?..

И совершенно неожиданно старик усмехнулся и покрутил головой:

— Конечно, не понимаешь!.. Ты же еще не знаешь, что такое власть!

— А при чем тут… власть? — удивился Вихров.

— Видишь ли, молодой человек, наш уважаемый Председатель Высшего Совета уже не боится агрессии скрибов — слишком давняя это история, и он в нее просто не верит. Однако он увидел наш отчет, он увидел возможности полных суперов и теперь боится… нас! Он понимает, что полному суперу не нужно ничего — ни планеты, ни пищи, ни одежды, ни семьи, ни… правительства. Homosuper в самом прямом смысле самодостаточен. И в то же время стать полным супером очень привлекательная перспектива для любого нормального человека… Господин председатель испугался, что если о нашем эксперименте, о полученных нами возможностях узнает население Земли, у него… не останется подданных!

— Но это же ерунда! — воскликнул Игорь. — Далеко не для всех, и даже не для многих перспектива стать полным супером была бы привлекательной!

— Может быть, ты и прав, — спокойно ответил старик, — но господин Соутс думает по-другому… возможно, из-за того, что для него самого такая перспектива выглядит достаточно привлекательной, хотя он и боится… провести собственное превращение. Возможно, мы слишком хорошо… составили свой отчет! В любом случае нам ничего не оставалось делать, как освободиться от опеки Земли. Все остальное ты знаешь сам!

Старик замолчал и как-то устало откинулся на стену пещерки. Игорь тоже молчал, пытаясь хотя бы как-то осмыслить услышанное.

— И все-таки наверняка существовала какая-то возможность избежать такого… кровавого противостояния, — не слишком уверенно произнес наконец Вихров.

— Нет, — немедленно откликнулся Отто Капп, — такой возможности не было. Двенадцатая эскадра Звездного патруля была послана к Гвендлане для того, чтобы полностью нас уничтожить, а ваш «Одиссей» — чтобы не дать нам возможности… покинуть планету!

— Но как вы могли покинуть планету, если у вас не было звездолетов?.. — с несколько растерянной улыбкой поинтересовался Вихров.

— Хм… — Капп задумчиво посмотрел на молодого офицера. — Ты производишь впечатление умного парня… Неужели ты еще не задумывался над тем, каким образом уроды-пленники с планеты-тюрьмы смогли обездвижить земные звездолеты? Каким образом появляющийся из гиперпространства звездолет класса «ноль» немедленно атакуется торпедами, излучением и полями? Каким образом распрограммируются совершеннейшие, имеющие мощную защиту боевые машины? Каким образом эти нелепые жертвы генных мутаций все время находятся в курсе всех операций, затевающихся на одном из самых мощных боевых кораблей Земли?.. Пойми наконец, полный супер — сам себе и материя, и энергия, и поле, и излучение, и что хочешь! Полному суперу не нужна пища в привычном для тебя смысле, ему не нужна кислородная или какая-то другая атмосфера, ему достаточно для функционирования любого энергетического источника! Ваши первые атаки планеты просто питали нас дополнительной энергией! Но вот ваш «Одиссей» вполне способен полностью блокировать планетарное излучение и полевые образования, то есть — наше возможное передвижение в пространстве!

— Значит, вы… бессмертны?! — потрясение спросил Игорь, не обращая внимания на описанные профессором возможности его линкора.

— К сожалению, нет, — покачал головой в ответ Капп. — Нас можно уничтожить… несколькими способами, например, лишив на некоторое время энергетической подпитки. В открытом пространстве это сделать очень сложно, но в условиях планеты иногда случается…

Профессор на мгновение замолчал, а потом неожиданно тихо добавил:

— Наконец, мы можем просто… пожертвовать собой ради чего-то очень необходимого.

— Но все равно, — продолжал настаивать немного пришедший в себя Вихров, — кто-то из полных суперов выжил в этом… кошмаре, в этой бойне?!

— Почти все, — утвердительно кивнул Капп. — Но нас слишком мало, и мы… У нас почти не осталось надежды спасти Землю!.. Мы решили… уйти! Я встретился с тобой, потому что обещал и еще… — Старик на секунду замолчал, а потом закончил: — И еще потому, что ты напомнил мне… Женю Орлова… Считай это старческой прихотью… исчадия Земли! Понял… предтеча?!

Говоря эти последние слова, Отто Капп медленно поднимался на ноги, и свод над ним также поднимался, словно пещеру распирала некая невиданная сила. Свечение вокруг старика становилось все интенсивнее, и вдруг полыхнуло синим пламенем. Длинные ярко-синие языки заметались вокруг высокой массивной фигуры, оглаживая ее, облизывая, и она стала быстро истаивать, терять свой объем, уменьшаться. А синий огонь полыхал все интенсивнее!

Вихров тоже быстро вскочил на ноги и судорожно пятился к выходу из пещеры, не в силах оторваться от происходящего на его глазах превращения.

Наконец фигура старика полностью растаяла, и яростное синее пламя стало стихать, прижиматься к полу. Вот и оно погасло… В пещере стало совершенно темно, и только перед глазами «предтечи» все еще плясали огненно-синие круги. Почти на ощупь Вихров повернулся и, с трудом переставляя ноги, направился к выходу.

Он прошел около половины короткого тоннеля, когда в наушниках шлема вдруг что-то засвистело, застонало, а потом едва слышно раздался голос… Отто Каппа:

— Удачи тебе, предтеча!..

Вихров замер на месте, его поразило это пожелание, прозвучавшее совсем так же, как пожелание Старика перед его отлетом на Гвендлану, а кроме того… Кроме того, узел связи его скафандра был настроен на волну востриковского «стрижа», а потому никак не мог поймать какую-то другую передачу. Ведь выбранная для его группы волна была строго секретной и… закрытой. Даже полный супер не мог знать ее частоту. Или мог?..

Он медленно двинулся дальше и через несколько шагов чуть было не столкнулся с одним из своих механических помощников, стоявшим прямо при входе в пещеру. Киборг быстро отступил наружу и вполне дружелюбно поинтересовался:

— Капитан, вы нашли того, кого искали?..

— Да, нашел… — машинально ответил Вихров, занятый своими мыслями.

— Кто это был? — с неожиданной напористостью спросил киборг.

Вихров, удивленный столь странным интересом, поднял глаза на спрашивающего, однако ответил:

— Это был профессор Отто Капп, главный координатор Гвендланы.

И вдруг оба черных великана быстро и совершенно бесшумно проскочили мимо Игоря в глубь пещеры.

Вихров удивленно оглянулся вслед исчезнувшим киборгам и, переключив модуль связи на волну этих… полуавтоматов, громко произнес:

— КиА-3, КиА-4, доложите, куда и зачем вы направляетесь?!

— Господин капитан, нам приказано задержать существо, которое выйдет на контакт с вами, и доставить его на «Молот Тора»!.. — раздался в его наушниках голос одного из киборгов. — Тем более что это был сам Отто Капп!!

— Кем приказано?! — резко спросил капитан.

— Контр-адмиралом Эльсоном…

— Разве вы подчиняетесь не нуль-навигатору «Одиссея»? — удивился Игорь.

— Мы переданы во временное подчинение указанному должностному лицу, но приказы контр-адмирала имеют для нас приоритетное значение!..

— Господин капитан, — неожиданно перебил своего товарища второй киборг, — где находится существо, с которым вы беседовали больше часа стандартного времени?! В этом подземном… пространстве никого нет!

— Но профессор Отто Капп покинул пещеру передо мной… — слегка усмехнувшись, проговорил Вихров, и неожиданно для него киборги уловили эту усмешку.

— Ничего смешного в этом происшествии нет! — холодно проговорил своим глубоким баритоном один из них. — Теперь вы должны будете проследовать вместе с нами на флагманский звездолет Двенадцатой эскадры для дачи показаний о вашей беседе с главарем мятежников и сведениях, которые вы от него получили! Возможно, придется исследовать и ваш мозг на предмет вскрытия подсознательной памяти!..

С этими словами оба киборга вынырнули из темного провала пещеры и направились в сторону Игоря, успевшего отойти на несколько шагов.

— Я не имею такого приказа!.. — уже откровенно насмешливо ответил Вихров. — И не собираюсь выполнять бредовые распоряжения приданных мне в помощь… автоматов! Я возвращаюсь на «Одиссей», и если мой командир прикажет мне явиться для доклада к контр-адмиралу Эльсону, я выполню этот приказ и отправлюсь на «Молот Тора». Но только в этом случае!! И кроме того, нам все равно нужен челнок, чтобы улететь с планеты…

— Я сожалею, капитан, — проговорил киборг, стоявший справа, — но мы имеем совершенно однозначный приказ доставить на флагман контр-адмирала мятежника, который вступит с вами в контакт, или же вас, если по какой-либо причине доставка преступника будет невозможна! И мы выполним приказ, даже если вас придется доставить силой! И кроме того, — неожиданно добавил он тоном, в котором сквозила ответная насмешка, — нам не нужен челнок, мы можем самостоятельно доставить вас на «Молот Тора» — вы ведь в скафандре высшей космической защиты, значит, и вы можете выйти в открытый космос без всякого челнока!

На бедре киборга сдвинулась пластина, скрывающая оружейную полость, и через мгновение Вихров увидел излучатель, нацеленный в свою грудь.

Дальше Игорь действовал совершенно автоматически. Включив индивидуальный антиграв, он прыгнул в сторону и прочь от изготовившихся к атаке киборгов. Уже в воздухе он развернулся к ним боком, и оба направленных в него разряда прошли рядом со скафандром, не то из-за его маневра, не то из-за нежелания киборгов причинить ему действительный вред. Вместе с этим он переключил модуль связи на волну «Одиссея» и прокричал:

— Вы видите, что происходит?!

— Да, — ответил ему взволнованный голос, и Игорь узнал Мансура Аббасова. — Командир уже связывается с контр-адмиралом, чтобы тот отменил свой паскудный приказ! Попробуй немного потянуть время!!

«Ага! Потянуть время!! — лихорадочно подумал Вихров. — А как его тянуть, если у меня даже нет оружия?!»

Он снова переключился на волну киборгов и услышал:

— Капитан, если вы не подчинитесь, мы вынуждены будем открыть огонь на поражение и все равно доставим вас куда приказано, пусть и в бессознательном состоянии!!!

И после этой фразы в модуле связи снова что-то завыло, зарыдало, захрипело, а потом раздался едва слышный шепот:

— Сынок, ставь энергощит…

«Точно! — мелькнула в голове Вихрова спасительная мысль. — Энергощит! И пусть попробуют пробить его из своих… пукалок! Конечно, надолго щита не хватит, энергоемкость аккумуляторов скафандра невелика, но оттяжку времени, про которую говорил Мансур, я получу!»

Как раз в этот момент Игорь приземлился, выключил антиграв и, мгновенно развернувшись, выбросил вперед правую руку с выставленным указательным пальцем, служившим антенной генератора энергощита.

Воздух перед ним слегка заискрился, а затем уплотнился до состояния толстого стекла, и тут же в него ударили две синие ветвистые молнии. Когда смолкло шипение разрядов, в наушниках шлема раздался голос киборга:

— Капитан, ваше сопротивление смехотворно, энергощит скафандра не приспособлен к поглощению разрядов наших излучателей, а расход энергии на его поддержание скоро приведет к отключению систем жизнеобеспечения, и вы просто потеряете сознание от удушья! Перестаньте глупить и подчинитесь приказу контр-адмирала!..

В щит ударили еще две ветвистые молнии.

— Вашего контр-адмирала ожидает трибунал за превышение власти и необоснованное применение силы к офицеру Космофлота Земли! — хрипло прорычал в ответ Вихров, одновременно скашивая глаза на счетчик энергоресурса, высвечивающий свои показания в левом нижнем углу забрала. Проклятый урод — не человек, не машина — был прав: запас энергии резко падал.

«Еще два-три разряда, и я в самом деле начну задыхаться! — подумал Вихров. — И что они там на «Одиссее» тянут, Эльсон уже должен отменить свой идиотский приказ!»

И вдруг краем глаза он заметил, что мелькание цифр на счетчике энергоресурса прекратилось! Он снова внимательно взглянул на показатели прибора, и тут, прямо на его глазах цифры снова пришли в движение, только на этот раз они показывали, что аккумуляторы скафандра начали… накапливать энергию!

Сначала это накопление шло не слишком быстро, было непонятно, за счет чего оно вообще происходит, но после очередного спаренного разряда излучателей показатель просто прыгнул вверх. Игорь понял, что аккумуляторы скафандра каким-то непонятным образом начали поглощать энергию разрядов, бивших в щит! Через мгновение последовал новый разряд, и он увидел, что уровень энергоемкости аккумуляторов достиг практически предельной нормы!

«Еще один такой разряд, и энергоустановка скафандра просто сгорит от переполнения!» — в панике подумал он, и тут же этот разряд последовал! Однако вопреки его опасениям аккумуляторы поглотили и его. Вихров с трудом оторвал взгляд от мелькающих цифр счетчика энергоресурса и взглянул на свою вытянутую вперед руку. От смешно торчащего пальца и до самого плеча титанопласт рукава скафандра охватывали сверкающие, струящиеся голубоватым огнем, извивающиеся и перехлестывающиеся нити.

Через секунду в поставленную Вихровым защиту ударил новый спаренный разряд и вдруг энергощит… исчез!!!

«Вот и все!..» — подумал Игорь, но в это мгновение с его вытянутого вперед пальца сорвалась ответная фиолетовая молния! Нет, это была даже не молния, а нечто совершенно чудовищное! Два толстых фиолетовых жгута, выметнувшись из короткого обрубка титанопласта, в мгновение ока настигли обоих киборгов, оплели их, и под этой жуткой оплеткой обе высокие угловатые черные фигуры затряслись в кошмарной, конвульсивной пляске. В первое же мгновение излучатели были вырваны из сжимавших их пальцев, затем ноги, руки, головы и туловища киборгов задергались, словно каждый из членов этих буквально бессмертных тел начал выплясывать свой собственный «последний» танец! Эта пляска продолжалась всего несколько коротких минут, показавшихся, однако, Вихрову бесконечными, а затем голова правого киборга с оглушительным грохотом взорвалась, он рухнул в уже переставший держать его прах и тут же скрылся под его поверхностью. Второй киборг продолжал свою безумную пляску, постепенно теряя свои конечности и распадаясь буквально на глазах у потрясенного капитана. Прошло еще несколько секунд и останки развалившегося киборга также поглотил текучий прах, покрывавший поверхность планеты.

Вихров растерянно оглядел ровную, черную, серовато отблескивающую равнину и не нашел никаких признаков только что стоявших здесь созданий человеческого инженерного гения…

— Капитан, вы должны подчиниться приказу контр-адмирала и явиться на его флагман!.. — неожиданно раздалось в наушниках его шлема. Голос киборга потерял глубину, стал каким-то плоским, нереальным. Затем прозвучал странный короткий щелчок и снова послышался тот же «плоский» голос:

— Капитан, вы должны подчиниться прика… Щелк…

— Капитан, вы дол… Щелк…

И все стихло… окончательно.

Вихров чисто машинально еще раз взглянул на показатели счетчика энергоресурса и понял, что аккумуляторы в одном разряде выбросили практически все, что смогли накопить за время действия щита. Теперь скафандр мог обеспечить ему нормальное существование всего на пятнадцать, от силы двадцать минут. Но это капитана не слишком взволновало. Переключившись на волну «стрижа», Игорь устало произнес:

— «Стриж», вызывает Вихров, ожидаю тебя… Включаю маяк…

Через минуту далеко в посветлевшем небе мертвой планеты показалась черная точка. Еще через тридцать секунд востриковский «стриж» завис на антигравах рядом с Игорем и в открывшийся пассажирский люк вывалился короткий трап. Вихров забрался внутрь машины, задраил люк, подождал, пока воздух в отсеке не придет в норму, а затем отстегнул шлем и откинул его за плечи.

— А где твое сопровождение? — раздался из динамика, расположенного над люком в кабину пилота, голос Стаса.

Игорь устало усмехнулся и ответил:

— Они решили здесь остаться…

— С чего бы это?.. — удивился Востриков.

— Обиделись, что я отказался лететь с ними к контр-адмиралу…

— На чем?! — еще больше удивился Стас.

— Да они, вишь ты, сами себе… челноки… И я, как назло, в скафандре высшей космической защиты оказался… Вот они и решили меня на дознание к контр-адмиралу… к своему начальнику… доставить.

— А ты, значит, не согласился?!

— Ну не мог же я тебя здесь одного бросить…

— Я знал, что ты настоящий друг…

Маленькая машина неожиданно дернула носом и резко пошла вверх, прочь от безжизненной черной поверхности сожженной планеты.

ГЛАВА 9

— Господин контр-адмирал, я больше не намерен обсуждать этот прискорбный инцидент! Все материалы, касающиеся отданного вами возмутительного приказа и последовавшего за этим нападения двух ваших киборгов на моего офицера, будут переданы в прокуратуру Космофлота, и я уверен, что верховный трибунал досконально разберется в этом деле! Доказательства того, что этот приказ, как вы утверждаете, был отдан вами во исполнение поручения Председателя Высшего Совета Содружества, вы должны будете представить следователю прокуратуры… в письменном виде! Желаю здравствовать!

Командир линкора-ноль «Одиссей» отключил связь.

А командир Двенадцатой эскадры Звездного патруля, контр-адмирал Эльсон откинулся на спинку кресла, продолжая смотреть на потемневший экран монитора. Только минуту спустя Эльсон отвел глаза от этого огромного темного пятна, но вряд ли он видел роскошную обстановку своего кабинета на флагманском фрегате «Молот Тора».

«Инцидент действительно прискорбный и… очень странный! — опустошенно думал контр-адмирал. — Как могло получиться, что двое киборгов — современнейших боевых автоматов, оснащенных человеческим мозгом, спаренным с мощнейшим вычислительным устройством, не смогли задержать и доставить на корабль человека? Совершенно безоружного человека, пусть даже и в скафандре высшей космической защиты! Каким образом этот безоружный человек смог уничтожить этих двоих киборгов?! Следующий вопрос… вернее даже, предыдущий, почему именно этому… как его… Вихрову пресловутый Отто Капп обещал встречу и почему он выполнил свое обещание?! Ведь вне всякого сомнения Вихров встречался именно с Отто Каппом! О чем они говорили, я, конечно, узнаю, запись их встречи на «Молот Тора» доставят обязательно, но вот допросить Вихрова… так, как следовало бы, теперь вряд ли удастся — Старик ни за что не отдаст своего офицера без приказа Председателя Высшего Совета, а приказа такого у меня нет! Что же делать?!»

Эльсон снова перевел взгляд на темное пятно погасшего монитора.

«А может быть, ничего и не надо делать?.. Отправлю на Землю срочное сообщение, и пусть они там думают, арестовывать этого капитана, не арестовывать… В конце концов, мне и без этого допроса придется отвечать на слишком многие и слишком неприятные вопросы…»

Контр-адмирал вздохнул, протянул руку и снова включил личный модуль связи, только на этот раз он вызвал службу биолокации. На замерцавшем экране появился молодой офицер, с несколько напряженным лицом ожидавший вопросов командира эскадры.

— Ну что, — негромко поинтересовался Эльсон, — это настырное пятнышко так больше и не появилось?..

— Нет, господин контр-адмирал… — коротко ответил офицер и после коротенькой паузы решил несколько дополнить свой ответ: — Мы следим за местом его постоянного… появления все время с тех самых пор, как оноисчезло после разговора с… ну, с этим капитаном.

— А в других местах?.. Поверхность планеты достаточно велика… — несколько вяло поинтересовался Эльсон, уже зная ответ.

— Наши орбитальные биолокаторы держат под постоянным контролем всю поверхность планеты! — четко ответил офицер, стрельнув глазами в сторону, видимо, проверял информацию, выводимую на монитор работающим оборудованием. — Нигде никаких следов органики!..

— Ну что ж, значит, мы выполнили свою задачу… — все так же вяло проговорил контр-адмирал, пристально следя за реакцией офицера на эти свои слова, однако тот с непроницаемым лицом ответил:

— Так точно, господин контр-адмирал!..

— И все-таки мы подождем еще… сутки… Да, сутки!.. Если хоть искра жизни промелькнет, докладывайте немедленно!..

Эльсон отключил модуль связи и с горькой обидой подумал: «Так точно!.. Тебе просто говорить «так точно», это ведь не тебя будут называть убийцей планеты! Не тебе повесят на шею тысячи уничтоженных разумных существ! Теперь, когда дело сделано, никто не вспомнит о том, что они угрожали Земле… Если угрожали…» — проклюнулась вдогонку обиде неожиданная мыслишка. Но старый контр-адмирал немедленно отогнал ее: «Конечно, угрожали! Они же убили несколько сотен десантников!..»

Он совсем по-старчески пожевал губами, оглядел свой кабинет и опять подумал: «Досадно все-таки, что не удалось захватить этого Отто Каппа!.. Вот если бы я смог доставить его на Землю, его — главного мятежника, главного… злодея, тогда мне бы все поверили… все простили… Какое там «простили», меня бы вся Земля на руках носила как своего спасителя!!!»

Он тяжело, недовольно заворочался в кресле… совсем так же, как ворочались мысли в его усталой голове…

А Старик в это время мерил шагами малую офицерскую кают-компанию «Одиссея». Сейчас он совсем не походил на того усталого, постаревшего человека, который отправлял своего подчиненного на, возможно, верную гибель. На краешках кресел сидели несколько смущенный Вихров, Ирвинг и Кокошко. Только что все четверо закончили просмотр дешифрованной записи путешествия Вихрова на планету и теперь пытались осмыслить все то, что услышали от странного, невозможного существа, называвшего себя HOMOSUPER.

— Вы же специалисты! — возбужденно говорил нуль-навигатор, бросая взгляд на главного астробиолога и врача линкора. — Вы должны сказать, насколько возможно все то, что этот… полный супер наговорил Вихрову!

— Да уж, наговорил!.. — протянул Ирвинг и покачал головой. — С точки зрения… научного предположения, гипотезы, так сказать, все нами услышанное, может быть, и имеет какой-то смысл… какие-то основания. Однако если такая гипотеза была высказана несколько веков назад и даже была сделана попытка… э-э-э… обосновать эту гипотезу экспериментально, почему об этой попытке да и о самой гипотезе ничего не известно. Ведь, насколько я знаю, ни одной публикации на эту тему нет!

Игорь страшно устал, но согласился на немедленное обсуждение полученной им информации, как сказал нуль-навигатор, «в узком кругу», потому что понимал, насколько она важна и какие далеко идущие выводы можно сделать на ее основании. Поэтому теперь он, превозмогая усталость и сонливость, как можно спокойнее возразил:

— Но вы же слышали, что сама гипотеза и проводимый на ее базе эксперимент были вынужденно… засекречены. В тех условиях, в каких оказались Орлов, Капп да и Высший Совет пятьсот лет назад, невозможно было объяснить проведение столь масштабного эксперимента, не раскрывая причины, по которой он проводился, да и саму гипотезу высказывать публично вряд ли было целесообразно — пришлось бы вступать в полемику с оппонентами, которые, без сомнения, появились бы, а отсутствие автора гипотезы — Орлова могло многих насторожить! В общем, все было подчинено требованиям закрытости информации о возможном нападении на Землю.

— И тем не менее, — снова покачал головой Ирвинг, — чтобы ученый не «застолбил» за собой перспективную гипотезу!.. Это просто невероятно!

— Я не знаю, как там в научном мире обстоит дело с вопросами приоритета, — включился в разговор Кокошко, — но с точки зрения практикующего врача, и сама гипотеза, и основанный на ней эксперимент глубоко…

Видимо, он хотел сказать «аморальны», но понял, что этот термин в сложившейся ситуации не совсем подходит, и после секундной заминки сказал:

— …извращают само понятие «Человек» в философском, если хотите, плане. Ведь в результате этого эксперимента люди перестали быть людьми! И вообще подобное обращение с человеческим геномом, на мой взгляд, является преступлением!

— Но допускаете ли вы, что в результате этого, пусть, как вы говорите, преступного, эксперимента Орлов и Капп добились поставленной цели?! — спросил Старик, остановившись прямо напротив Виталия Сергеевича. Он явно не хотел дать своим специалистам перейти к спору на общие темы и жонглированию отвлеченными «философскими» понятиями.

— Ну… — протянул Кокошко, — после того, что мы видели на этой планете, и особенно после знакомства с… мальчиком, я думаю, что такой вывод… допустим…

— Я согласен с моим коллегой, — неожиданно произнес Ирвинг, — Орлов и Капп добились успеха в своем эксперименте… Вернее, Капп… поскольку Орлов стал скорее жертвой этого эксперимента…

— Но в таком случае, — прищурив глаз, проговорил нуль-навигатор, — получается, что Высший Совет и в особенности его председатель допустили непростительную ошибку, приказав уничтожить Гвендлану! И дело не только в том, что Землей безвозвратно утеряны научные данные о возможном преобразовании человека как вида, самое главное, что мы, возможно, лишились эффективного способа отражения агрессии!

— Вы верите, что такая агрессия возможна?! — удивленно воскликнул Ирвинг, а Кокошко не менее удивленно и выразительно посмотрел на нуль-навигатора.

— Агрессия, о которой было якобы заявлено более пятисот лет назад!! Мне кажется, ни одно разумное существо не станет предупреждать жертву о своем нападении за пятьсот лет до самого нападения!

Ирвинг скептически улыбнулся и пожал плечами. Однако нуль-навигатор покачал головой и с оттенком горечи произнес:

— Вы рассуждаете, как житель Земли. Для нас действительно весьма необычно такое предупреждение, и не только за пятьсот лет до нападения, а вообще! Мы считаем, что нападать надо без всякого предупреждения. Для нас, как говорили в древности, внезапность — половина победы. Однако не забывайте, что мы «имеем дело с совершенно иной цивилизацией, у которой совершенно другие законы, обычаи, правила поведения. Возможно, для них такое предупреждение в порядке вещей, возможно, они настолько уверены в своем превосходстве, что готовы дать жертве шанс подготовиться к сопротивлению, или у них действует именно такой кодекс чести. А может быть, это очень точный, хорошо рассчитанный психологический ход, нацеленный на создание паники! И потом, если жители Земли на самом деле испугаются и уберутся из Солнечной системы, разве это не сбережет агрессору силы и ресурсы?! А что касается пятисотлетнего срока… ну что ж, за пятьсот лет жертва вполне может забыть о сделанном ей предупреждении…

— Ну-у-у, чтобы лелеять такую надежду, надо совершенно не знать человечество! — воскликнул Кокошко.

— Или знать его очень хорошо… — негромко произнес Вихров, — В конце концов, человечество ведь до сих пор не знает о сделанном ему предупреждении…

В кают-компании долго висело молчание, после чего нуль-навигатор устало произнес:

— Вот еще одна проблема, которую нам предстоит решать… — Он оглядел своих собеседников и добавил: — Оповещать граждан Содружества о грозящей им опасности или продолжать соблюдение секретности во избежание паники и в надежде, что никакого нападения не будет…

— Командир, мне кажется, вы накладываете на нас слишком большую ответственность, — едва слышно пробормотал Ирвинг. — Мы всего лишь подчиненные, как вы решите, как прикажете, так мы и поступим…

Старик как-то странно дернул головой и хрипловато ответил:

— А я в этом вопросе приказывать вам не могу, это не входит в компетенцию командира линкора. Это входит в компетенцию вашей совести… вашего человеческого достоинства…

И тут же, словно недовольный своей последней, получившейся столь высокопарной, фразой, он быстро проговорил:

— Впрочем, подумать об этом у всех нас еще будет возможность, приказа о возвращении к Земле нет, так что пока мы остаемся на орбите Гвендланы.

Он задумчиво посмотрел на Вихрова и неожиданно произнес:

— Ну что ж, я думаю, мы можем на этом закончить наше обсуждение. Тем более что наш… главный герой валится с ног от усталости. Все свободны, если появятся новые соображения, прошу ко мне…

Прошли отпущенные контр-адмиралом Эльсоном сутки, прошли еще одни… и еще одни, на планете было пусто, никаких признаков биологической жизни, никаких модулированных излучений или сложных полевых образований. Наконец контр-адмирал отослал на Землю повторный доклад о выполнении задания в системе двойной звезды Кастор и запросил дальнейших указаний. Ответ, подписанный Председателем Высшего Совета Содружества, пришел через четырнадцать часов. Эскадра и линкор-ноль «Одиссей» отзывались в Солнечную систему. Три поврежденных корабля должны были остаться на орбите Гвендланы в ожидании ремонтного транспорта, на них были оставлены половинные команды.

«Одиссей» уходил к Земле последним. До старта оставалось восемь часов, и на корабле полным ходом шла подготовка к возвращению. Капитан Вихров отдежурил очередную вахту и сразу же отправился в свою каюту. Усталость, навалившаяся на него после посещения Гвендланы и разговора с Отто Каппом, не проходила. Нет, он, конечно, выспался, отдохнул и чувствовал себя в отличной форме — ни один врач не усомнился бы в его физических кондициях, однако в душе он ощущал странную растерянность, неуверенность, словно то ли недоделал что-то чрезвычайно важное, то ли сделал нечто нехорошее… мерзкое. Его все время терзала мысль о том, что он принял участие в уничтожении надежды Земли или… будущего земной цивилизации, человечества!

Но спал он спокойно, без сновидений, просыпался вполне отдохнувшим, готовым к работе.

Вечером накануне старта во время очередной вахты ему пришлось рассчитывать орбиты возврата на линкор автономных артиллерийских батарей, энергопоглотителей, стационарных биолокаторов и контролировать их соблюдение службами линкора. Работа была нервная, суматошная, и Игорь порядком вымотался. Вернувшись в свою каюту, он сразу же улегся в постель и заснул.

На этот раз его сон был зыбок и поверхностен. Он осознавал, что спит, и тем не менее мелькавшие перед его глазами сновидения воспринимались им с крайней отчетливостью, словно происходили на самом деле.

Сначала на край его узкой кровати присел маленький босоногий мальчишка, не имевший имени, потенциальный полный супер четвертого года подготовки. Он долго молчал, со странной недетской улыбкой разглядывая спящего Вихрова, а затем тихо произнес:

— А ведь это я «Счастливый случай» взорвал…

«Надо же, — почему-то очень довольно подумал Игорь, — а я это сразу понял…»

Он сам не мог понять, почему он так подумал, на самом деле такая мысль ему в голову никогда не приходила, но сейчас она показалась ему очевидной.

— Это было преобразование седьмого уровня, я его впервые провел! — с гордостью в голосе добавил мальчишка.

«И в чем же заключается преобразование седьмого уровня?» — мысленно спросил Вихров, понимая, что мальчишка его скорее всего не услышит. Но тот услышал.

— Я смог перевести неживую материю в сгусток лучистой энергии, — пояснил малец, — причем сделал это на довольно большом расстоянии от объекта!

«А зачем ты это сделал? — все так же мысленно спросил Вихров. — В звездолете были люди и они могли погибнуть. Разве это не… жестоко?»

Он задал последний вопрос и тут же подумал, что у полного супера, даже и всего лишь потенциального, могут быть совершенно иные критерии нравственности. Что ему какие-то там предтечи?!

Но мальчик чуть обиженно ответил:

— У нас абсолютно такая же нравственность, как и у вас, мы же ваше… будущее. И в звездолете никто не мог погибнуть, я хорошо знал его конструкцию, размещение людей и все точно рассчитал! И потом, у нас не было другого выхода, мы эвакуировали зону… ну, ту, которую ты называл детский сад, а вы нам мешали! Вот нам и пришлось вас отвлечь…

«Значит, Дюймовочка не погибла!» — воскликнул Вихров и даже попытался сесть в постели, но тело его почему-то совершенно не слушалось.

— Разве мы можем позволить себе потерять потенциального полного супера?! — очень серьезно произнес мальчишка, потом, помолчав и чему-то улыбнувшись, он добавил: — Вот из тебя мог бы получиться классный супер!

«Я, наверное, уже слишком стар…» — усмехнулся в ответ Игорь и вдруг почувствовал, что в его сердце медленно вползает ужас. Не тот ночной ужас, приносимый сонными неясными кошмарами, не та паника испуга, которую кое-кто принимает за ужас, а самый настоящий, темный ужас безысходности, когда человек осознает свое будущее и понимает, насколько оно страшно и насколько оно неотвратимо.

А мальчик, продолжая молча улыбаться, вдруг начал таять, уходить из его сна, и только перед самым исчезновением его губы слабо зашевелились, и Вихров услышал далекий спокойный голос:

— И не надо бояться… Все очень просто — если ты человек, то ты человеком и останешься, какой бы облик ты ни принял!.. А если ты… монстр, этого не прикроет и самая милая внешность!..

Мальчишка исчез, а Игоря с головой накрыл черный ужас безысходности, и тут он… проснулся.

В каюте было темно, слабо горевший ночник не мог и в малой степени побороть эту темноту, так и оставаясь тусклым, чуть желтоватым пятнышком на ее черном фоне.

Игорь поднялся с постели и прошел в туалет. Умывшись и прополоскав рот, в котором неизвестно отчего появился слабый кисловатый привкус, он снова улегся в постель и попробовал заснуть.

И снова накатило это странное состояние, в котором Вихров, понимая, что лежит в своей постели и спит, одновременно воспринимал свой сон как некую вполне реальную жизнь.

Он летел на «падающей звезде» над мертвой поверхностью Гвендданы. Кабину второго пилота занимал Сергей Бабичев, и Игорь почему-то отчетливо слышал в шлемофоне его хрипловатое дыхание. Впрочем, он почти не воспринимал этот монотонный звук, все его внимание было сосредоточено на поверхности планеты. Под маленькой верткой машиной, совсем близко, проносились пепельно-черные волны праха, из которых то там, то здесь торчали высокие конические холмы с темными отверстиями на вершинах, отблескивающие сколом гранита. Казалось, что планета выдвинула из себя жерла крошечных вулканов и целится в маленького наглого пришельца, нарушившего ее смертный сон.

Вот прямо впереди по курсу появился еще один такой холм, и вдруг Игорь почувствовал, что его машина взята на прицел невидимыми снайперами. И в ту же секунду в шлемофоне раздался голос Сергея:

— Игорь, эта дрянь, прямо по курсу, развернула жерло и «ведет» нашу машину!..

Сам Игорь не мог еще разглядеть, в какую сторону смотрит отверстие на вершине холма, и потому очень удивился предупреждению Бабичева. Он уже хотел спросить, откуда у Сергея появилась такая информация, но в этот момент вершина холма плюнула огнем прямо в «падающую звезду», а сам холм стал неожиданно расползаться вширь!

Вихров легко ушел от сгустка энергии, выброшенного из недр планеты, и в тот же момент увидел, что сквозь расширяющееся отверстие в вершине холма наружу протискивается… орбитальный челнок, переделанный в боевой корабль. На его носу багровой искрой тлел наконечник антенны гравитационной пушки! Игорь рванул на себя штурвал управления, и маленькая машина свечой пошла вверх, пытаясь уйти от гравитационного удара, но игла антенны, странно, невозможно искривляясь, точно отслеживала все перемещения «падающей звезды».

Игорь выполнил подряд три маневра ухода от удара и одновременно хрипло кричал в микрофон:

— Верхоярцев, я атакован, прикрой меня сверху!!! Верхоярцев, ты что, не видишь, у меня на хвосте гравипушка, прикрой меня!!! Толька, сука, я вернусь, от тебя ботиночных пряжек не останется!!!

И вдруг в его шлемофоне раздался странно флегматичный голос Верхоярцева:

— Что ты ругаешься, Вихров, тебе дали капитана, вот сам давай и выбирайся… И нет у тебя на хвосте никакой гравипушки.

Мичман отключил связь, и в шлемофоне Игоря вместо его голоса запищал сигнал отбоя.

«Что за дьявол?! — раздраженно подумал Вихров. — Нет в наших шлемофонах никакого сигнала отбоя!»

Но сигнал продолжал пищать, и, кроме него, вдруг исчезли все окружающие звуки.

Игорь вынырнул из сна в темноту каюты и сразу же понял, что пищит сигнал вызова интеркома. Раздраженно подумав: «Кому это я мог понадобиться?..» — Вихров протянул руку и включил модуль связи. Экран дисплея осветился и на нем появилась веселая девчачья рожица.

«Железный Феликс?!» — удивился про себя Вихров, а корабельный комп, предупреждая вопросы капитана, пропищал тоненьком голосом:

— Тебе срочный вызов!

И исчез. А вместо него на экране появилось серьезное лицо… доктора Отто Каппа!

Игорь ошарашено уставился на это изображение, не в силах понять, откуда оно взялось, и тут это серьезное лицо… улыбнулось.

— Я понимаю, насколько неожиданно появляюсь перед тобой, предтеча, но не мог заранее тебя предупредить о своем появлении, так что… рад тебя приветствовать на борту «Одиссея».

— Но!.. Как?!! — едва смог выдавить из себя Вихров.

— Все очень просто, — ответил Капп. — Ты говоришь с частью программы, которую я составил и предложил вашему корабельному компьютеру. Сейчас он ее… усваивает…

— Но каким образом?! — воскликнул Вихров.

— Да, это было сложно… Очень сложно! Но ты, кажется, не слишком рад видеть меня?

— И зачем вы это проделали?! — спросил Вихров, не обращая внимания на последний вопрос профессора. Он немного успокоился, по крайней мере настолько, чтобы взять себя в руки и не кричать, однако тревога не покинула его, она словно перешла из сна в явь, а теперь на него начал наползать и испытанный им во сне ужас. Он пока еще плохо представлял, что может наделать введенная полным супером программа, но ничего хорошего от нее ждать не приходилось.

А лицо профессора снова стало очень серьезным.

— Ты задал очень правильный вопрос, — произнес он, глядя прямо в глаза капитану. — Конечно, я мог бы и не показываться тебе, пока все не было бы закончено, но мне подумалось, что будет правильным, если кто-нибудь из команды звездолета будет понимать, что происходит. Тебя я успел достаточно хорошо узнать, ты молод, умен, отлично знаешь звездную навигацию, так что ты вполне подходишь для выполнения моего плана…

— А почему вы решили, что я соглашусь выполнять ваш план?! — холодно поинтересовался Вихров, перебив профессора.

— Просто тебе некуда будет деться, — очень серьезно ответил Отто Капп и вдруг поднял руку, словно останавливая другие вопросы капитана. — У меня не слишком много времени, но остатков моего ресурса должно хватить на то, чтобы ввести тебя в курс дела. Так вот! Все, что я рассказал тебе во время нашей последней встречи, самая чистая правда, от начала до конца… Однако это не полная правда, и сейчас я доскажу тебе остальное.

Профессор помолчал, словно давая возможность Игорю сосредоточиться для разговора, а затем заговорил:

— Видишь ли, Гвендлана не единственное место, где человек имеет возможность воздействовать на свой геном таким образом, чтобы перейти на новую, качественно более высокую ступень биологического развития. К тому же Гвендлана далеко не лучшее место для… проведения такого перехода. На ней действительно имеются все необходимые для преобразования генома человека факторы, но ни один из них не присутствует здесь в чистом виде — они перемешаны, действуют зачастую все вместе и… самым причудливым образом накладываются друг на друга, взаимодействуют, мешают друг другу. На Гвендлане можно пройти путь от Homosapiens до Homosuper, но путь этот похож на лезвие бритвы и малейший неверный шаг приводит к сбою. Ты ведь слышал наш термин «супер со сбоем»?

Вихров кивнул:

— Да, по-другому — магистралы.

— Совершенно верно, — тут же подхватил профессор. — Успех нашего эксперимента заключается не в том, что из почти сорока тысяч человек, прибывших на Гвендлану, несколько десятков смогли превратиться в суперов, а в том, что теперь мы точно знаем, какие факторы, в какой последовательности, в каких комбинациях и как долго должны воздействовать на организм человека, чтобы он превратился в супера! Более того, мы знаем, где во вселенной эти факторы присутствуют в чистом виде и как, добравшись до них, получить необходимую степень воздействия. Есть еще один момент, весьма важный в столь тонком деле, как генная перестройка. Кроме воздействия внешних факторов, потенциальный полный супер должен постоянно заниматься индивидуальной тренировкой…

— Да, я… помню… — пробормотал Вихров, вспомнив виденное в «детском саду».

— И мы знаем, какие упражнения и когда должен делать потенциальный супер, получив определенное воздействие!

Несколько секунд он помолчал, внимательно разглядывая лицо Вихрова, а потом негромко произнес:

— Нет, не думай, это далеко не просто! Даже в этих довольно комфортных условиях мы не можем гарантировать превращения любого человека в полного супера, но вероятность такого превращения по сравнению с условиями Гвендланы вырастает в десятки раз. По нашим прикидкам, таким способом можно получить семьсот — восемьсот полных суперов из тысячи подвергнутых необходимому воздействию человек. Такого количества как раз должно хватить для защиты Земли от любого агрессора!

— Очень хорошо, — не выдержал Игорь, — но какое отношение все эти рассуждения имеют к той программе, которую ты ввел в корабельный компьютер?!

Словно не замечая его вопроса, Отто Капп заговорил с горечью в голосе:

— В конце нашего отчета, того самого, который был отправлен Высшему Совету по требованию его председателя, мы указали на такую возможность создания защиты для Земли и просили выделить нам один звездолет и собрать тысячи полторы добровольцев… Нам отказали. Вот что явилось главной причиной нашего мятежа — мы просто надеялись, что на его подавление Высший Совет направит необходимый нам корабль — линкор класса «ноль».

— Но почему именно линкор класса «ноль»? — несколько растерявшись, спросил Игорь.

— Потому что любой другой звездолет не сможет пройти требуемый маршрут, — просто ответил Отто Капп.

— День, когда ваш «Одиссей» вышел из гиперпространства к Фортуне, был праздничным для всей Гвендланы. Теперь мы готовы были пожертвовать планетой… в обмен на корабль. Вот только проникнуть в него оказалось практически невозможно! — Профессор задумчиво улыбнулся. — Я могу поздравить весь ваш экипаж с удивительным командиром, он смог обезопасить свой звездолет от самых… пронырливых существ во вселенной. Внутрь линкора за все время его пребывания на орбите Гвендланы не смог проникнуть ни один квант света, ни один эрг энергии, чтобы его самым тщательным образом не прощупали на предмет присутствия посторонней информации. Даже такой роскошной приманки, как живой житель планеты, ваш командир не принял в свой звездолет, хотя кто другой на его месте преодолел бы этот соблазн!

— Но несмотря на это, тебе… вам удалось пробраться на корабль! — Игорь уже начинал понимать, что задумали сделать с «Одиссеем» эти… полные суперы, но он… он просто не хотел в это верить. Он надеялся, что ошибается…

— Да, удалось… — В голосе Отто Каппа не было торжества, он просто констатировал факт. — Удалось единственным предоставленным мне способом… Когда мы встречались на несчастной Гвендлане, в твоем скафандре работало записывающее устройство. Вот в него я и ввел свою программу. Когда на корабле вы раскодировали эту запись, моя программа перешла в корабельный компьютер, ну а остальное было уже делом… программы!

— И что теперь?.. — спросил Вихров.

— Теперь «Одиссей» пойдет по намеченному нами пути… Теперь вы станете… исчадиями Земли и… ее хранителями!!!

Отто Капп замолчал, пристально вглядываясь в лицо молодого офицера, а затем тихо, как-то даже через силу произнес:

— Нас на «Одиссее» нет… Мы будем ждать вас в Солнечной системе… очень ждать!.. Постарайтесь не опоздать!

Изображение замигало, и Игорю вдруг показалось, что профессор быстрым движением вытер глаза. Но, наверное, это был просто маленький дефект программы, потому что в следующее мгновение изображение исчезло, а его место заняла крупная ярко-красная надпись «Внимание, старт!».

Вихров вскочил на ноги, включил свет и принялся лихорадочно натягивать комбинезон. А в голове его молнией метались обрывочные бессвязные мысли:

«Надо немедленно остановить ввод программы, а затем найти ее и уничтожить, иначе!.. Вот только как это сделать?! Ну да программисты разберутся!.. А вот командира надо поставить в известность немедленно!.. С его уровнем доступа он сможет поставить на ожидание ввод любой программы!..»

Полуодетый он метнулся к монитору и настучал вызов командирской каюты, прибавив шифр «очень срочно». Однако через секунду на экране высветился ответ: «Командир занят на старте! Просит не беспокоить!»

«Значит, Старик в центральной рубке! — подумал Игорь. — Может быть, я успею!»

Он выскочил из каюты и, на ходу застегивая последние кнопки комбинезона, бросился в сторону Главного центра управления.

Однако не успел он сделать и нескольких шагов, как по палубе линкора прокатилось резкое, бьющее по нервам завывание сирены общей предстартовой подготовки, а следом за ним прозвучал спокойный, непогрешимый голос Железного Феликса, показавшийся Вихрову неким трубным гласом:

— В соответствии с приказом Председателя Высшего Совета Земного Содружества корабельный компьютер начал загрузку специальной программы «Звездный лабиринт». Окончание загрузки программы согласовано со стартом корабля. Линкор стартует по счету «ноль» без дополнительного предупреждения! Повторяю, линкор стартует по счету «ноль» без дополнительного предупреждения. Стартовые перегрузки — три и две десятые g, шесть g, двенадцать и шесть десятых g, пятнадцать g, семь g, ноль. Прошу вахту старта занять места согласно стартовому расписанию, члены команды, не занятые на старте, должны оставаться в предназначенных для них помещениях, а приписанный Звездный десант расположиться в личных противоперегрузочных ячейках.

Последовала короткая пауза, а затем начался отсчет:

— Сто… девяносто девять… девяносто восемь… девяносто семь…

«Вахта не моя, но… до конца отсчета я успею добраться до центра управления, до командира…» — мелькнуло в голове Вихрова, и в этот момент, прервав отсчет, Железный Феликс произнес:

— Капитан Вихров, срочно свяжитесь с Главным центром управления. Повторяю, капитан Вихров, срочно свяжитесь с Главным центром управления!

Игорь остановился. Все его существо стремилось бежать дальше, но для офицера приказ «срочно связаться с Главным центром управления» означал подойти к ближайшему модулю связи и вызвать центр управления, а ближайший модуль связи находился в… его каюте.

И Вихров, быстро развернувшись, бросился к себе.

Едва он набрал на панели интеркома код Главного центра управления, как на экране возникло спокойное лицо нуль-навигатора и раздался его голос:

— Слушаю вас, господин третий ассистент…

— Господин нуль-навигатор, — дрожащим голосом проговорил Вихров, — комп объявил, чтобы я немедленно связался с вами…

Брови на лице Старика удивленно приподнялись и он чуть качнул головой.

— Тут какая-то ошибка… — удивленно проговорил он. — Я такого распоряжения не отдавал…

И экран монитора тут же погас.

«Получается… Получается, что Железный Феликс… сам придумал, как можно меня задержать!!! — мелькнула невозможная мысль в голове Игоря. — Или это тоже… программа?!»

Он вдруг почувствовал, что его ноги стали ватными, и присел на смятую постель.

— Семьдесят пять… семьдесят четыре… семьдесят три… — донеслось из коридора сквозь закрытую дверь каюты.

«Вызывать Главный центр еще раз бесполезно! — с отчаянием подумал капитан. — Мне просто не ответят!»

Игорь вскочил и рванулся наружу. Он понимал, что времени добраться до Главного центра управления почти нет, что пятнадцать g в незащищенном от перегрузок коридоре линкора смертельны, но он не мог не попробовать остановить старт корабля.

Ему не надо было выбирать дорогу, ноги сами несли его по знакомым переходам, а он просто слушал спокойный до безразличия голос:

— Шестьдесят три… шестьдесят два… шестьдесят один…

Едва не столкнувшись с выходящим в коридор лейтенантом-артиллеристом, Игорь ногами вперед прыгнул в антигравитационную шахту, ведущую в носовую часть линкора, и неспешно заскользил в слабом магнитном поле, а ему вслед неслось:

— Пятьдесят пять… пятьдесят четыре… пятьдесят три…

«Только бы комп не вздумал отключить поле в этой шахте!.. — вдруг подумалось ему. — Тогда я точно… никуда не успею!»

Поле не было отключено, но когда он вынырнул из шахты на нужном уровне, его встретил все тот же безразличный голос:

— Тридцать один… тридцать… двадцать девять… Вихров рванулся в дальний конец опустевшего коридора к шлюзам Главного центра управления, и словно насмешливый секундомер в такт его звонко цокающим по настилу перехода каблукам несся размеренный отсчет:

— Двадцать четыре… двадцать три… двадцать два… Но вот он, шлюз!

Вихров с разбегу хлопнул ладонью по идентификационной пластине и с ужасом увидел зажегшуюся на панели шлюза надпись: «Идентификация не соответствует заступившей на дежурство вахте».

Несколько драгоценных секунд Игорь отупело смотрел на этот… приговор, и тут в его сознание проникли размеренные слова:

— Семнадцать… шестнадцать… пятнадцать… Капитан быстро нажал клавишу сброса идентификации, вручную настучал на клавиатуре управления шлюзом приказ открыть вход и, на мгновение застыв от сознания того, что собирается сделать, надавил клавишу «Аварийная ситуация!».

— Одиннадцать… десять… девять… Шлюз тихо вздохнул и… открылся.

Вихров вошел в центральную рубку, и шлюз закрылся за ним. Восемнадцать пар глаз непроизвольно посмотрели в сторону сработавшего шлюза и увидели растрепанного, задыхающегося офицера, расширенными глазами оглядывающего Главный центр управления.

— Командир! — совсем не по уставу прошептал Игорь пересохшими губами, увидев, что Старик оторвался от панели управления и удивленно смотрит на него.

— Два… один… ноль… — эхом разнеслось по центральной рубке и все почувствовали, как в следующее мгновение линкор вздрогнул от удара планетарных двигателей и сошел с орбиты убитой планеты Гвендлана, кружившейся меж четырех солнц двойной звезды Кастор, альфы созвездия Близнецов.

Капитан Вихров опоздал… Линкор-ноль «Одиссей» Космического флота Земного Содружества приступил к выполнению программы «Звездный лабиринт»…

Евгений Малинин Бросок в безумие

ПРЕАМБУЛА

На самом краю исследованного Землей космического пространства, в системе двойной звезды Кастор, альфа Близнецов, на единственной пригодной к жизни планете, названной людьми Гвендлана и ставшей местом изоляции мутантов, вспыхнул

МЯТЕЖ

Мятежникам непонятным образом удалось вывести из строя два дежуривших у планеты звездолета и объявить свою планету независимой от Земли: На подавление мятежа Высшим Советом Земного Содружества – правительством возглавляемой Землей межзвездной конфедерации – была направлена Двенадцатая эскадра Звездного патруля, усиленная элитным звездолетом, линкором класса «ноль» «Одиссей».

Две попытки высадить на Гвендлану части Звездного десанта и подавить мятеж окончились полным провалом – десантники понесли серьезные потери. Однако Игорю Вихрову, третьему ассистенту командира линкора, руководившему отрядом, посланным с «Одиссея», удалось обнаружить нечто вроде детского сада для детей, одаренных неординарными способностями, и даже поднять с планеты… мальчика, называвшего себя «потенциальный полный супер». При этом мальчик сказал Вихрову, что именно с ним обязательно встретится один из руководителей мятежа, профессор Отто Капп.

Эта встреча произошла после того, как Двенадцатая эскадра орбитальным оружием уничтожила все живое на Гвендлане, выполнив таким образом приказ, отданный председателем Высшего Совета Земного Содружества. Отто Капп рассказал Игорю, что на самом деле представляла собой Гвендлана и почему ее жители подняли этот обреченный на неудачу мятеж.

«Одиссей» готовился к возвращению, однако старт его был произведен по команде с Земли, переданной непосредственно в Главный компьютер корабля. Куда и зачем направляется линкор, не знал никто, даже командир корабля, и никто, кроме Игоря Вихрова, не догадывался, что начинающийся полет звездолета это  —

БРОСОК В БЕЗУМИЕ

ПРОЛОГ

…Он стоял голый по пояс в небольшой туалетной нише своей каютки и пристально рассматривал в настенном зеркале собственное изображение. Ему надо было вспомнить, очень хорошо вспомнить то, как он должен выглядеть, но из глубины полированной полиольстали на него смотрело совершенно чужое лицо.

Или это было все-таки его лицо?.. Нет, этого не могло быть!.. А если он просто не знает, как именно должен выглядеть?.. Смешно!.. Лица матери, Леночки, Старика, капитана Бабичева, десятков, сотен совершенно чужих людей, имена которых он и вспоминал-то с трудом, отчетливо фиксировались его памятью, а своего собственного лица он не помнил!!!

«Может быть, это вообще свойство человеческой памяти – нести в себе не свое настоящее лицо, а некий, созданный мозгом, воображаемый образ, зачастую не имеющий ничего общего с действительностью!..»

Было непонятно – его это мысль или ее подсказал кто-то со стороны?..

И он снова вглядывался в полированный металлопластик, стараясь пробудить в памяти точно такое отображение хотя бы полугодовой давности.

«Я же отчетливо помню, что глаза у меня были зеленовато-карие, а сейчас…»

Глаза тут же послушно потеряли свой вызывающий ярко-бирюзовый цвет и неторопливо перетекли в зеленовато-желтый. Одновременно нос чуть вытянулся и сгорбился, опустив истончившийся кончик чуть ли не к самым губам… полным, ярко-красным губам, совершенно не гармонировавшим с остальными частями лица…

Он поднял ладони и прикрыл ими свое текучее, меняющееся, никак не желающее приобретать свой привычный облик лицо…

«Мне еще повезло, я только лицо потерял… Говорят, на палубе десанта уже появились полностью трансформировавшиеся… люди… Люди, совершенно потерявшие человеческий облик!..»

И словно в ответ на его мысли что-то защекотало его грудь. Он отнял ладони от лица и взглянул вниз. Из груди, прямо под правым соском торчала… ладонь. Еще не до конца сформированная, она начиналась запястьем, и пальцы, лишенные ногтей, шевелились, щекоча кожу на груди, словно короткие безглазые змеи…

Он тупо разглядывал эту гладкую, без папиллярных линий ладонь, а потом вдруг сжал ее в кулак. Именно он, сам, своей волей сжал в кулак эту лишнюю, не на месте появившуюся ладонь и вдруг подумал, что она… коротка, что ею неудобно пользоваться… И тут же неожиданно понял, что не помнит, как должна выглядеть грудь нормального человека… мужчины, хотя торчащих, словно протянутых за милостыней ладоней с шевелящимися пальцами без ногтей на ней точно не должно было быть!!!

Или… должно?!

Он крепко зажмурил глаза и, сжав руками виски, поднял лицо к потолку.

«Я – человек, homo sapiens, мужчина, мне двадцать девять лет, я – третий ассистент командира корабля, я – звездолетчик!!!»

Все эти слова казались ему пустыми, ничего не значащими звуками, а в его мозгу весомо, значимо звенела фраза, сказанная давным-давно еще в той, прошлой, нормальной, человеческой жизни маленьким голоногим мальчуганом, маленьким изгоем с мертвой планеты Гвендлана:

«Вот из тебя получился бы настоящий супер!»

А он не хотел быть супером! Не хотел! Не хотел!!!

Он резко опустил голову и со всего размаха ткнулся лбом в холодную, отполированную до зеркального блеска полиольсталь, а из горла сам собой вырвался дикий, звериный рык. Его сознание снова погружалось в воспоминания… в безумие! В Безумие! В БЕЗУМИЕ!!!

Глава 1

Этот полет «Одиссея» начинался как любой другой полет.

Обратный отсчет корабельного компа, прозвучавший привычно бесстрастно, назначенная сетка стартовых ускорений, обычная предстартовая суета вахтенной команды. И все-таки командир корабля чувствовал какое-то неудобство, словно что-то шло не так, как надо… как должно! Это ощущение не могло быть вызвано тем, что старт «Одиссея» прошел несколько раньше запланированного времени и по команде с Земли – такое, хотя и нечасто, бывало – это всегда имело под собой серьезные причины. Значит, Земля считала необходимым снять свой линкор-«ноль» с орбиты Гвендланы и вывести его из системы Кастора, не афишируя дальнейший маршрут корабля. Они выйдут на заданную орбиту, и из штаба Космофлота поступит приказ о дальнейших действиях и подробная инструкция.

И все-таки нуль-навигатор чувствовал: что-то было не так!

Когда на последних секундах предстартового отсчета в Главный центр управления неожиданно ввалился (другого слова здесь и не подберешь) капитан Вихров и, прохрипев «Капитан!.» замолчал, словно рот ему заткнул толчок включившихся планетарных двигателей, нуль-навигатор с неким даже облегчением подумал: «Вот оно!..» Однако Вихров больше ничего не сказал. Он прошел к своему месту, уселся в кресло, поставил локти на выключенный пульт, чего раньше никогда не делал, и, опустив подбородок на сжатые кулаки, уставился в темное стекло своего неработающего дисплея.

И тут нуль-навигатор не выдержал. Повернувшись к своему первому ассистенту, флаг-навигатору Эдельману, он негромко произнес:

– Артур Исаевич, ситуация штатная, я думаю, вы и без меня справитесь… Мне необходимо покинуть центр управления на несколько минут…

Не дожидаясь ответа Эдельмана, Старик поднялся со своего кресла и направился к третьему, вспомогательному, как всегда считал Игорь, шлюзу. Проходя мимо Вихрова, он тронул его за плечо:

– Игорь Владимирович, следуйте за мной…

Вихров поднял на командира слегка растерянный, вернее, какой-то обреченный взгляд, но привычка к дисциплине взяла верх – он молча встал и двинулся следом за нуль-навигатором.

Старик нащелкал на панели управления какую-то комбинацию, и шлюз, тихо вздохнув, открылся. Игорь даже не подумал о стартовом ускорении корабля, не компенсировавшемся за пределами центра управления, но оказалось, что командир вывел его не в один из вестибюлей корабельной палубы, а в небольшой тамбур. Здесь Старик открыл неприметный люк, и они оказались в довольно узком, коротком коридоре, оканчивавшемся антигравитационной шахтой. Перегрузки, связанные с ускорением корабля, здесь совершенно не чувствовались, и Вихров понял, что и коридор, и шахта имеют автономные компенсационные антигравы. Шахта тоже была узкой, рассчитанной на одного человека. Поднявшись на три яруса, они остановились на небольшой площадке. Нуль-навигатор снова набрал на небольшой панели короткий код, люк с тихим шипением распахнулся внутрь, и, перешагнув порог, Игорь понял, что оказался в личных апартаментах командира.

«Так вот почему Старик всегда бывает первым в центре управления!..» – мелькнула у Вихрова несуразная мысль, и он невольно улыбнулся.

Командир провел его в знакомый кабинет и, усевшись за стол, показал ему на «гостевое» кресло. Подождав, пока Вихров присядет, Старик включил зачем-то настольную лампу и, отвернувшись в сторону, спросил:

– Ну, что случилось?..

Вихров глубоко вздохнул и на выдохе произнес:

– Командир, я знаю, почему на Гвендлане подняли мятеж!

– Именно это знание заставило вас мчаться в Главный центр управления, рискуя попасть под стартовые перегрузки? – совершенно серьезно поинтересовался Старик, чуть прищурив глаз.

Однако Игорь не смутился. Он посмотрел прямо в глаза нуль-навигатору и спокойно заговорил:

– Мы считали, что гвендландцы взбунтовались от отчаяния. Что поводом для мятежа послужил отказ Земли продолжать эксперимент, начатый пятьсот лет назад… Но даже если повод заключался именно в этом, то какова была цель мятежа? Мы почему-то решили, что у этого восстания никакой цели не было – какая, казалось бы, может быть цель у отчаяния?! Хотя мы могли бы догадаться, особенно после общения с мальчишкой, которого я поднял на «Счастливый случай», что Homo Super ничего не делают без цели, что они… весьма рациональные существа!

– То есть вы хотите сказать, что догадались о цели мятежа?.. – переспросил нуль-навигатор, и в его голосе послышалась скрытая смешинка. – Мне кажется, что вам не стоило так спешить, чтобы сообщить о своей догадке. Тем более, какая бы цель ни преследовалась мятежниками, они явно потерпели неудачу! Гвендлана уничтожена Двенадцатой эскадрой, а с ней и все ее обитатели!

– Нет, командир, они добились своей цели! – горько возразил Игорь.

– Вот как?

Старик вопросительно приподнял седую бровь.

– Вы помните, в разговоре со мной профессор Капп сказал, что гвендландцы направили на Землю отчет о ходе эксперимента?

Нуль-навигатор кивнул.

– Так вот, в этом отчете содержалось сообщение о том, что Homo Super можно получить не только на Гвендлане, что с гораздо большей вероятностью обычный человек превратится в полного супера, пройдя определенный маршрут по… Вселенной. Именно на этом маршруте он подвергнется необходимым для преобразования воздействиям. Мятежники просили у Земли звездолет и тысячу добровольцев для такого… путешествия. Им было отказано, и они подняли мятеж в надежде, что на его подавление прибудет необходимый им звездолет… Линкор класса «ноль»!

Глаза командира «Одиссея» сузились, лицо посуровело, а из голоса исчезла насмешка:

– Ты хочешь сказать, что гвендландцы ожидали именно «Одиссея»?

Старик даже незаметил, как перешел на «ты».

– Нет, им подходил любой линкор класса «ноль», а вот корабль другого класса не способен преодолеть намеченный ими маршрут.

– Но за все время нахождения на орбите Гвендланы «Одиссей» не принял с планеты ничего: ни одного жителя, ни одного сообщения, ни одного модулированного сигнала…

– Он принял меня… мой скафандр и запись разговора между мной и Отто Каппом!.. – нарушая субординацию, перебил командира Вихров. И Старик сразу же все понял!

– Значит, ты думаешь, что программу «Звездный лабиринт» в корабельный компьютер «Одиссея» ввели суперы с Гвендланы? И эта программа была запакована в запись вашего разговора?..

Нуль-навигатор мгновение помолчал, словно оценивал собственную догадку, а потом коротко отрезал:

– Полная ерунда!

И тут же, прищурив глаз, посмотрел на Вихрова:

– И как же, господин капитан, вам в голову пришла такая… хитроумная идея?!

– Это не моя идея, – покачал головой Игорь, – все это мне рассказал… Отто Капп… – и, увидев удивление на лице командира, добавил: – Он сам вывел себя на модуль связи моей каюты! Я понял, что этот разговор тоже часть введенной в Главный компьютер программы.

– Давно состоялся этот разговор?! – резко спросил нуль-навигатор, поворачиваясь к стоящему рядом со столом компьютерному блоку.

Вихров бросил быстрый взгляд на наручный хронометр:

– Пятнадцать… Может быть, двадцать минут назад!..

Старик пробежал пальцами по клавиатуре и в то же мгновение на засветившемся экране появилась ярко-желтая надпись «Готов к диалогу».

– Вывести на мой монитор запись разговора капитана Вихрова с Отто Каппом, прошедшего двадцать минут назад! – четко приказал нуль-навигатор.

Ответ появился в ту же секунду:

«По сетям корабля такой разговор не проходил…»

Нуль-навигатор повернулся к Вихрову, а Игорь в растерянности не мог отвести глаз от мерцающей на экране желтой надписи, утверждавшей, что он не в своем уме!

– Что вы на это скажете?.. – задал Старик риторический вопрос.

Но Вихров уже пришел в себя:

– Видимо, полный супер позаботился, чтобы его контакты были… скрыты. В том числе и от Железного Феликса.

– И зачем ему это делать?.. – В голосе нуль-навигатора снова проскользнула насмешка.

Вихров мгновение помолчал, а затем заговорил, как бы размышляя:

– Что бы вы сделали, командир, если бы узнали, что линкор больше вам не подчиняется?.. Что им управляют совершенно посторонние силы, имеющие целью… коренное изменение людей?.. Людей, вверенных вашей опеке?!

Снова последовала секундная пауза, после которой Вихров добавил:

– А что могут предпринять десантники, если узнают, что находятся на неуправляемом корабле и что им предстоит стать… ну… такими же «монстрами», которых они видели на Гвендлане?!

И снова последовала пауза в разговоре, после которой заговорил командир:

– Но тогда зачем Отто Капп связался с тобой?.. Не проще ли было бы дождаться, пока… изменения в людях не станут… необратимыми?..

– Не знаю… – осторожно ответил Вихров, – возможно, это проявление некоей… этической нормы, свойственной полным суперам. Во всяком случае, он сказал, что для них было важным, чтобы кто-то из команды знал всю правду о предстоящем «Одиссею»… пути!

И тут на лице нуль-навигатора снова промелькнула едва заметная улыбка.

– Правду о предстоящем «Одиссею» пути мы узнаем и без вашего Отто Каппа, – уверенно проговорил он и вновь повернулся к компьютерному блоку: – Коротко. Основные задачи, поставленные программой «Звездный лабиринт» перед линкором!

Экран монитора замигал, а затем на нем появилась крупная надпись:

«Программа «Звездный лабиринт» засекречена».

– Имею первый уровень доступа, – резко проговорил нуль-навигатор, – требую представить затребованную информацию!

Экран снова помигал, словно переваривая услышанное, и надпись несколько изменилась:

«Программа «Звездный лабиринт» засекречена по нулевому уровню доступа».

Теперь уже нуль-навигатор, изумленно раскрыв глаза, уставился на ярко-желтую надпись, а та, словно радуясь произведенному эффекту, принялась пульсировать, медленно угасая и снова ярко вспыхивая.

– Но… в системе обеспечения секретности Космофлота нет «нулевого» уровня доступа! – неожиданно растерянным тоном проговорил Старик и взглянул на Вихрова, словно ища у него поддержки.

– Может быть, пока мы отсутствовали, такой уровень ввели… – неуверенно предположил тот.

– Если бы его ввели, мне обязательно об этом сообщили бы! – резко ответил нуль-навигатор. – У меня сильное подозрение, что это какой-то сбой в оценочной подпрограмме компьютера, но с этим у нас есть кому разбираться…

В этот момент надпись на экране монитора погасла и вместо нее появилась новая:

«Главный центр управления кораблем вызывает командира!»

Нуль-навигатор резко ткнул пальцем в одну из клавиш пульта управления и вместо надписи на экране появилось лицо флаг-навигатора.

– Что у вас случилось, Артур Исаевич? – немного резче обычного поинтересовался Старик, и по его тону Игорь понял, что тот выбит из привычной бесстрастности.

– Командир, – явно стараясь быть спокойным, проговорил Эдельман, – прошу вас подняться в центр управления. У нас… э-э-э… некоторая странность с… орбитой!

– Сейчас буду! – проговорил нуль-навигатор, поднимаясь из кресла и одновременно выключая компьютерный модуль.

Вихров тут же встал и, опережая возможный приказ командира, попросил:

– Господин нуль-навигатор, разрешите мне находиться в центре!..

Командир пожал плечами и чуть раздраженно ответил:

– Конечно, разрешаю… До своей каюты вы все равно добраться сейчас не сможете!

Они вернулись в Главный центр управления, и Эдельман, недовольно покосившись на Вихрова, которого уже давно считал «командирским любимчиком», немедленно начал докладывать:

– Господин нуль-навигатор, штурманская служба сделала расчет траектории «Одиссея» на основании заданных параметров работы двигателей на разгоне. Получается, что линкор следует к… А4 Кастора! Практически в центр звезды.

Командир направился к своей полосе управления, бросив на ходу:

– Расчет перепроверен?

– Дважды… – Эдельман следовал за нуль-навигатором, – первая перепроверка сделана Главным корабельным компьютером, вторая – автономным штурманским расчетчиком. Обе подтвердили первоначальный вывод.

– Корабельный комп как-нибудь прокомментировал свой перерасчет?

– Нет!.. – удивленно ответил флаг навигатор. – А разве компьютер может выдать незатребованный комментарий?!

Старик, уже усевшийся в свое кресло и сосредоточившийся на работе с базой штурманских данных, вдруг повернулся к своему первому ассистенту и настороженно поинтересовался:

– А вы не потребовали от него комментариев и рекомендаций по выходу из сложившейся ситуации?!

– Я счел необходимым прежде всего доложить о сложившейся ситуации вам! – И понимая, что ответ получился слишком официальным, быстро добавил: – Согласитесь, ситуация далека от… штатной!..

Нуль-навигатор несколько секунд пристально смотрел на своего первого ассистента, а затем молча кивнул и снова повернулся к монитору пульта. Эдельман прошел к своему месту и перевел свою полосу управления в дублирующий режим.

Вихров, стараясь быть незаметным, прошел к своему рабочему месту, но, чуть подумав, пульт включать не стал, а, усевшись в кресло, замер, весь превратившись в слух и зрение, поскольку со своего места прекрасно видел экраны командирской полосы.

А нуль-навигатор уже просмотрел заданные корабельным компьютером параметры разгона звездолета, расчеты, выполненные штурманской службой, и перешел к диалогу с Железным Феликсом. Работая на пульте управления линкором, нуль-навигатор пользовался клавиатурой, но Игорь со своего места прекрасно видел быстро бегущие зеленоватые строчки вопросов и ответов.

«Параметры разгона линкора заданы программой «Звездный лабиринт»?»

«Да».

«Расчеты показывают, что при выполнении заданных параметров линкор окажется в опасной близости от А4 Кастора. Не надо ли внести коррективы в параметры разгона?»

«Я не имею возможности вносить коррективы в программу».

«В программе явная ошибка! Корабль не могли направить прямо на звезду! Эту ошибку необходимо исправить! Если ты не можешь этого сделать, я своей властью отменю выполнение ошибочной программы и возьму управление линкором на себя!»

«Программа «Звездный лабиринт» введена, как я уже докладывал, под грифом «нулевой допуск». Если ваш уровень допуска позволяет отметить задействованный гриф, представьте оттиск сетчатки глаза для подтверждения командных полномочий».

Рука нуль-навигатора непроизвольно потянулась к встроенному плазменному идентификатору, но он тут же ее отдернул, вспомнив, что «нулевого уровня доступа» в системе секретности Космофлота нет.

«Кем подписан приказ о введении в действие программы «Звездный лабиринт» и установлен нулевой уровень доступа?»

«Информация закрыта».

«Откуда и когда получен информационный пакет, содержавший программу «Звездный лабиринт»?»

Последовала секундная пауза, и сердце Вихрова замерло – командир задал очень точный вопрос, который мог мгновенно пролить свет на сложившуюся ситуацию. Он только опасался, что и на этот вопрос ответ будет «закрыт». Однако по экрану монитора снова побежали зеленые строчки.

«Программа «Звездный лабиринт» и тринадцать приложений к ней, в числе которых гриф секретности, получена по внутрикорабельной сети из коннект-узла дальней связи в шестнадцать часов корабельного времени вчерашних корабельных суток. На ввод программы и задействованных в ее реализации приложений затрачено шесть часов двадцать три минуты шестнадцать секунд стандартного времени. Ввод программы в действие произведен согласно установленному программой времени».

Ответ был исчерпывающе полным!

Пальцы нуль-навигатора быстро забегали по клавиатуре.

«Дежурный коннект-узла дальней связи вызывается Главным центром управления».

В следующее мгновение диалоговое окно исчезло с экрана монитора и вместо него появилось лицо офицера связиста.

– Дежурный по коннект-узлу дальней связи капитан Дроздов слушает.

Старик повернул к себе встроенный в пульт управления микрофон общей корабельной связи и, переключившись на коннект-узел, негромко спросил:

– Капитан, посмотрите, вчера около шестнадцати часов ваш узел принимал какое-либо сообщение?

Офицер повернулся в сторону и начал изучать что-то лежащее вне зоны объектива устройства связи. Через несколько секунд он снова посмотрел прямо в объектив и доложил:

– Вчера в шестнадцать часов корабельного времени с Земли принят свернутый информационный пакет, закодированный на Главный компьютер корабля. Пакет отправлен в соответствии с заданным кодом, получение учтено, сообщение о полученном с Земли информационном блоке направлено командиру корабля и флаг-навигатору.

Нуль-навигатор отключил связь с коннект-узлом и бросил быстрый взгляд в сторону Вихрова, но тут же его лицо помрачнело, и он повернулся в сторону своего первого ассистента:

– Артур Исаевич, вы вчера получали сообщение из коннект-узла дальней связи о послании с Земли?..

Эдельман озадаченно покачал головой:

– Не припомню…

Нуль-навигатор повернулся к пульту, и Вихров услышал едва различимое:

– Вот и я «не припомню»…

Старик поднял руки над клавиатурой, словно собираясь задать новый вопрос Главному компьютеру линкора, но передумал и повернулся к главному штурману корабля:

– Юрий Владимирович, сообщите мне время полета до А4 и… Давайте-ка еще раз посмотрим ваши расчеты…

Штурман кивнул, не вставая из-за своей консоли, и склонился над клавиатурой, однако нуль-навигатор отвлек его:

– Нет, Юрий Владимирович, подойдите со своими данными ко мне!..

Штурман удивленно посмотрел на командира, а затем молча поднялся со своего места и направился к командирской полосе навигаторского пульта управления.

Когда он, присев рядом с креслом нуль-навигатора на выдвижной стул и положив свой персональный вычислитель на командирскую панель, взглянул на Старика, тот вдруг задал неожиданный вопрос:

– Почему вы решили провести проверку разгонной орбиты линкора?

Штурман пожал плечами и смущенно улыбнулся:

– Да от нечего делать… Параметры разгона введены Главным компьютером, так что штурманской работы до первого гиперпрыжка не предвиделось, я и взялся посчитать заданную компьютером траекторию разгона… И тут у меня получилось!..

Штурман еще раз пожал плечами, словно это он был виноват в столь странном выборе траектории выхода к месту гиперперехода.

– Ну что ж, давайте еще раз посмотрим ваши расчеты… – проговорил нуль-навигатор, склоняясь над вычислителем штурмана. Тот немедленно начал давать пояснения, стараясь говорить потише:

– Величины, последовательность и время разгонных ускорений мне выдал Главный компьютер. Переменные коэффициенты, учитывающие влияние масс космических тел этой звездной системы, рассчитаны мной еще на орбите Гвендланы – довольно простые диффуравнения. Рассматриваем пять равновесных уравнений для всех значений заданных ускорений и в результате получаем, что «Одиссей» отключает планетарные двигатели через тридцать восемь часов разгона всего лишь в тридцати двух миллионах километров от короны А4 Кастора…

– Тридцать восемь часов… – задумчиво проговорил Старик и тут же указал на какое-то место в расчетах. – Почему вы не учитываете влияние А4 на последних двух отрезках разгона?!

– Дело в том, что после третьего этапа разгона, на ускорении двенадцать и шесть десятых g, траектория движения линкора приобретает такой вид, что А4 уже не может отклонить корабль. «Одиссей» будет идти практически прямо на звезду, так что она будет лишь увеличивать скорость корабля…

– Но тогда какой смысл в разгонных отрезках на ускорениях пятнадцать и семь g?! – удивился нуль-навигатор.

– А какой смысл во всей этой разгонной траектории?.. – в свою очередь, спросил штурман. – И что самое удивительное, планетарные двигатели отключаются, когда линкор наберет всего лишь семь десятых скорости, необходимой для гиперперехода!..

– То есть получается, что уйти в гиперпространство мы тоже не сможем!

После этой реплики командира Вихров едва не съехал со своего кресла! Еще никогда ни один корабль Земли даже не пытался осуществить гиперпереход вблизи крупных звездных масс! Более того, математическая модель такого перехода не была пока еще разработана, поскольку влияние звездной массы на тончайшие взаимосвязи обычного пространства и гиперпространства до конца не было понято! И тем не менее Старик, похоже, был готов попробовать осуществить такой переход, если, конечно, не будет найдено другого выхода… Не найдено в течение ближайших… тридцати-тридцати двух часов!

Между тем командир линкора отпустил штурмана и снова вызвал коннект-узел дальней связи. Когда на экране монитора появилось лицо капитана Дроздова, нуль-навигатор самым спокойным тоном приказал:

– Немедленно направьте на Землю запрос следующего содержания: «Прошу допуск к введенной в Главный компьютер корабля программе «Звездный лабиринт». Указанная программа имеет сбой, который грозит линкору серьезными повреждениями!»

Затем, секунду помолчав, он безразличным голосом поинтересовался:

– Когда можно ожидать ответ с Земли?..

– Если Земля направит ответ сразу же после получения запроса, то часов через четырнадцать.

Командир отключил связь с коннект-узлом и несколько секунд сидел неподвижно, закрыв глаза. Затем он снова повернулся к панели управления и вызвал службу электронного обеспечения.

С экрана на командира линкора глянуло слегка удивленное лицо Виктора Сергеевича Борцова, руководителя службы, к которой нуль-навигатор обращался крайне редко, чем эта служба весьма гордилась. Старик довольно долго молчал, а затем заговорил негромко и медленно, словно обдумывая каждое слово:

– Виктор Сергеевич, у меня к вам несколько неожиданное и весьма серьезное дело… Вы знаете, что «Одиссей» стартовал по приказу с Земли. Программа полета, как объявил Главный компьютер, засекречена по нулевому уровню допуска. Но, похоже, при передаче в нее вкралась какая-то ошибка, во всяком случае, ее выполнение может привести к серьезным неприятностям для линкора. Вам надо будет попробовать, очень аккуратно попробовать… снять… или хотя бы понизить уровень секретности, чтобы с программой можно было работать…

Нуль-навигатор умолк, и тут же заговорил Борцов:

– Но, командир, вы же знаете, нам категорически запрещено… э-э-э… соваться в Главный компьютер… И кроме того, нулевая степень секретности!.. Это наверняка очень сложная защита, нарушение которой ведет к потере большого объема данных… Наше вмешательство может попросту и развалить программу, и серьезно повредить операционную систему Железного Феликса, а тогда!..

– И все-таки вы попробуйте… – мягко перебил его нуль-навигатор. – Это приказ! И постарайтесь уложиться в сутки, максимум в тридцать часов!

Для ушей Вихрова этот приказ прозвучал странно, но еще более странно прозвучал ответ Борцова:

– Я… постараюсь, командир.

Старик отключил связь со службой электронного обеспечения и снова повернулся к панели управления. Однако никаких новых вопросов Железному Феликсу он задавать не стал. Вместо этого нуль-навигатор как-то неуверенно протянул руку к гибкому поводку микрофона, чуть подумав, повернул его к себе, а затем быстрым движением пальцев отключил общекорабельную связь.

– Господа офицеры, – прозвучал в Главном центре управления негромкий, чуть глуховатый голос командира, – информация о разгонной траектории линкора-ноль «Одиссей» закрыта мной по первому уровню доступа. Всем, владеющим этой информацией, запрещается ее разглашение в любой форме. Кроме того, всем, владеющим этой информацией на ближайшие сорок часов, запрещается пользование коннект-узлом дальней связи.

Его рука быстро пробежала по клавиатуре панели управления, и на экране появился текст только что произнесенного приказа. Нуль-навигатор приложил идентификатор к правому глазу, и под текстом приказа появилась его затейливая подпись. Вернув идентификатор в предназначенное для него гнездо, Старик чуть наклонился к панели и проговорил:

– Ознакомить под роспись всех присутствующих в Главном центре управления!

Вихров бросил быстрый взгляд на свой выключенный монитор и быстро приложил ладонь к сенсору, включающему его полосу управления. Экран монитора засветился привычным зеленоватым свечением и на нем проступил текст приказа нуль-навигатора. Поверх этого текста мерцала ярко-оранжевая надпись: «Прошу подтвердить ознакомление!»

Игорь протянул руку к своему идентификатору, и в этот момент раздался странно высокий голос Эдельмана:

– Господин нуль-навигатор, я не согласен с вашим решением!

Старик поднял удивленный взгляд на своего первого ассистента, и тот, выпрямившись по стойке «смирно» рядом со своей полосой управления, заговорил торопливо, сбиваясь, глотая окончания слов:

– Через тридцать восемь часов наш корабль упадет на звезду… Мы все погибнем… А вы лишаете нас возможности послать родным последнюю весточку, попрощаться с Землей… Вы лишаете почти две тысячи человек достойно подготовиться к смерти… Какие могут быть секреты, запреты, приказы, когда всего в сутках впереди всех нас ждет гибель!.. Как можно быть столь бесчеловечным перед лицом неминуемой смерти?!

На лице нуль-навигатора промелькнуло некое подобие улыбки, а голос его прозвучал чуть устало:

– Артур Исаевич, поступая на службу в Космофлот, вы должны были понимать, что можете погибнуть в любом полете. Или вы рассчитывали, что Пространство никогда не достанет вас за обшивкой звездолета?.. Если этот так, то вы ошибались – «лицо неминуемой смерти» за плечом каждого космолетчика… и за вашим тоже!..

– Это совсем не та смерть, к которой мы все готовы! – сорвавшимся фальцетом воскликнул флаг-навигатор «Одиссея». – Да, мы всегда готовы к гибели, но не такой бесславной, какая предстоит нам! Вы думаете, хоть кто-то поверит, что линкор сгорел в звездном огне по приказу с Земли, что мы погибли по прихоти руководства Земного Содружества, преследующего неизвестную и непонятную нам цель?! Нет, все, всё человечество решит, что причина гибели «Одиссея» в грубой, чудовищной ошибке, допущенной экипажем! Нас! Вы понимаете, нас самих обвинят в нашей собственной гибели и гибели полутора тысяч десантников!!! Мы должны снять с себя это обвинение! Мы должны…

– Прекратите истерику! – резко оборвал его Старик, вставая со своего места. Его голос вдруг обрел прежние стальные нотки. – И хватит твердить о неминуемой смерти! В нашем распоряжении еще тридцать восемь часов и масса возможностей изменить траекторию разгона! И вы, господин Эдельман, как флаг-навигатор должны это хорошо понимать! Или страх совсем помутил ваш разум?! В таком случае мне придется отстранить вас от несения вахты и изолировать в госпитальной палате!

На секунду флаг-навигатор застыл с открытым ртом и выпученными, остекленевшими глазами, а затем, словно утратив все душевные и физические силы, вяло опустился в свое кресло.

Старик обвел взглядом Главный центр управления и громко спросил:

– Еще кто-то хочет подготовиться к смерти?!

И после секундной паузы, наполненной звенящей тишиной, добавил:

– В таком случае, господа офицеры, вернемся к выполнению своих обязанностей!

Снова усевшись перед панелью управления, Старик резким движением повернул к себе поводок микрофона и, включив общекорабельную связь, заговорил обычным, спокойным, чуть глуховатым голосом:

– Внимание всем членам экипажа. В связи с заданной кораблю необычной разгонной траекторией время вахт изменяется. В промежутке между первой и второй фазой ускорения на дежурство заступает вторая вахта. В промежутке между второй и третьей фазами ускорения заступает третья вахта. Третьего ассистента командира, капитана Вихрова, в третьей вахте замещает четвертый ассистент, младший лейтенант Ежов. Между третьей и четвертой фазой ускорения заступает первая вахта. Капитан Вихров включается в состав первой вахты. Первая вахта несет дежурство до конца разгона и осуществляет первый гиперпрыжок.

Отключив общую связь, Старик задумчиво побарабанил пальцами по панели управления и пробормотал себе под нос:

– Вот так…

Затем он поднялся со своего места и шагнул в сторону третьего шлюза, однако вдруг остановился и, повернувшись в сторону своего первого ассистента, проговорил:

– Артур Исаевич, проводите-ка меня…

При этом нуль-навигатор сделал приглашающий жест в сторону выхода из центра управления и добавил, не глядя на Вихрова:

– Игорь Владимирович, подмените флаг-навигатора, раз уж вы все равно здесь…

Эдельман неуверенно поднялся со своего места и оглядел центр управления словно бы в поисках сочувствия, но все офицеры вахты старательно избегали его взгляда. Флаг-навигатор тряхнул головой, как бы подтверждая некую свою мысль, и шагнул следом за командиром, уже открывавшим шлюзовой люк.

Как только командир корабля и его первый ассистент покинули Главный центр управления, Вихров включил свою полосу управления и немедленно вызвал Главный компьютер линкора. На экране возникла обычная девчачья рожица.

«Прошу выдать основные параметры разгонного цикла», – набрал Вихров письменный запрос.

Рожица исчезла и на экране возникла зеленая таблица.

Ускорение 3,2 g время 6 часов 12 минут

Ускорение 0g время 0 часов 52 минуты

Ускорение 6 g время 8 часов 34 минуты

Ускорение 0 g время 1 час 14 минут

Ускорение 12,6 g время 7 часов 16 минут

Ускорение 0 g время 0 часов 44 минуты

Ускорение 15 g время 8 часов 16 минут

Ускорение 0 g время 1 час 26 минут

Ускорение 7 g время 3 часа 26 минут

Ускорение 0 время 18 минут.

Довольно долго капитан изучал и сопоставлял представленные данные, что-то в них тревожило его, словно некая неуловимая несуразность. Мелькнула досадливая мысль, что первой вахте и ему самому из тридцати восьми часов разгона больше двадцати придется дежурить в центре, но он отогнал ее. И тут ему припомнились слова главного штурмана: «Одиссей» отключает планетарные двигатели через тридцать восемь часов разгона всего лишь в тридцати двух миллионах километров от короны А4 Кастора…»

Вихров положил задрожавшие пальцы на клавиатуру панели управления и, подумав несколько секунд, быстро составил задание для Железного Феликса.

Выведенные на экран монитора данные схлопнулись, а вместо них по экрану побежали короткие строчки заданного расчета. Спустя несколько мгновений расчет был закончен и результат выведен в подмигивающей нижней строке:

«Время полета от момента отключения планетарных двигателей до момента вхождения в корону А4 Кастора 50,04 минуты внутрикорабельного времени».

«А в разгонных данных указано, что последнее нулевое ускорение – полет после окончания разгона длится всего 18 минут! – лихорадочно рассуждал Вихров. – И что же происходит с кораблем после этого?!»

Его пальцы непроизвольно поднялись над клавиатурой, но почти сразу он понял, что не знает, как сформулировать вопрос корабельному компу.

В самом деле корабль разгонялся для выхода в гиперпространство и оказывался в непосредственной близости от звезды. В катастрофической близости от звезды! Скорости для перехода в гиперпространство у него не хватает, но и на звезду он упасть не успевает! Но не может же он просто… исчезнуть?! И как можно спросить у корабельного компьютера, куда девается корабль после окончания разгона?! Или можно?!

И тут новая мысль мелькнула в голове капитана. Его пальцы забегали по клавиатуре, вводя новую задачу.

На этот раз Железный Феликс довольно долго раздумывал над ее выполнением, а может быть, просто сопоставлял вопрос с ограничениями, наложенными на информацию по программе «Звездный лабиринт». Вихров с нетерпением и внутренним беспокойством ожидал дальнейших действий компьютера, и наконец по экрану монитора сверху вниз проползла яркая зеленая полоса, стирая выполненное решение, а вслед за ней, только гораздо медленнее, двинулась еще одна точно такая же полоса. Теперь на экран выводилось графическое изображение орбиты, по которой «Одиссей» разгонялся в системе Кастора.

Когда кривая, обозначающая разгонную орбиту, высветилась полностью, в ее начале вспыхнула яркая искорка, и на экране появились все входящие в систему космические объекты. Четыре звезды засияли ровным зеленоватым свечением, и только убитая людьми планета Гвендлана проступила мрачной, черной точкой на мерцающей поверхности экрана. В левом углу изображения появилась крошечная надпись «Шаг экспонирования – 1 час», и Игорь напрягся, не отрывая глаз от экрана.

В углу экрана между тем появилась еще одна коротенькая надпись «1 час». Искра, мерцавшая в начале кривой, чуть сдвинулась по ней, а четыре зеленые и одна черная точки заметно поменяли свое расположение.

После паузы, длившейся пять секунд, надпись в углу экрана сменилась – «2 часа», и пять точек, за которыми напряженно следил Вихров, снова передвинулись. Спустя еще пять секунд изображение на экране снова изменилось.

С каждым пятисекундным отрезком напряжение молодого офицера возрастало! Когда в углу экрана вспыхнула надпись «25 часов», самая яркая точка – А4 Кастора расположилась практически на продолжении кривой, обозначавшей траекторию «Одиссея», и с каждым «часом» стала приближаться к концу этой кривой, словно бы притягивая яркую искорку, скользящую по ней.

Наконец в углу экрана вспыхнуло «38 часов». Искра, перемещавшаяся по кривой, достигла ее окончания, и ярко-зеленая точка, обозначавшая А4 системы Кастора, почти соприкоснулась, но… Но все-таки между искрой на конце линии и зеленовато мерцавшей точкой виднелся крошечный просвет.

«Что будет с кораблем спустя восемнадцать минут?» – вывел Игорь поверх замершего графика.

Картинка мигнула, и Вихров увидел крошечную красную точку, которой приросла разгонная кривая, еще чуть-чуть приблизив «Одиссея» к А4.

«Что будет с кораблем спустя тридцать минут?» – появился на экране следующий вихровский вопрос.

И тут, словно спохватившись, компьютер выбросил на экран яростно пылающую красным надпись «Информация закрыта по нулевому уровню доступа!»

Игорь шумно выдохнул и, расслабившись, откинулся на спинку кресла, а за его спиной неожиданно раздался спокойный голос нуль-навигатора:

– Весьма интересно!.. Получается, что «Одиссей» все-таки не падает на А4!..

Игорь, мгновенно подобравшись в кресле, пожал плечами:

– Непонятно, куда он вообще девается. Скорости для перехода в гиперпространство явно не хватает, а до А4…

Он не договорил… Хотя и так все было ясно.

Старик протянул руку к клавиатуре и, в свою очередь, задал вопрос корабельному компьютеру:

«Каковы температура и мощность излучения в точке окончания разгона корабля?»

Экран мгновенно очистился и спустя несколько секунд на нем появился ответ:

«В зависимости от активности звезды температура в указанной точке колеблется от 5200°С до 6900°С, гамма-излучение – от пятидесяти двух до шестидесяти шести норм, рентгеновское – от семидесяти до восьмидесяти шести норм, поток атомных ядер и субатомных частиц (солнечный ветер) – в двадцать-тридцать два раза превышает солнечный».

Нуль-навигатор и его третий ассистент молча смотрели на экран, и лишь спустя минуту Старик с холодным спокойствием произнес:

– Ну, вот и ответ на все ваши вопросы, господин капитан. При таком уровне гамма-излучения и солнечного ветра магнитная защита линкора будет полностью подавлена и все живое на борту «Одиссея» будет уничтожено в считанные минуты. Видимо, как раз в те восемнадцать минут, которые «Звездный лабиринт» отпускает нам после окончания разгона. Наши генераторы магнитного поля не предназначены для полетов в такой близости от звезд класса А.

Игорь и без слов командира уже понял, что звезда уничтожит экипаж линкора еще до падения корабля на ее поверхность. Более того, он понимал и то, что Старик не сказал: уничтожение «всего живого» на борту линкора начнется задолго до окончания разгона! Он хотел было спросить у Железного Феликса, в какой точке разгонной орбиты звездное излучение преодолеет защиту корабля, но вдруг ему стало все безразлично. В самом деле, какая разница, на сколько минут больше или меньше он проживет, главное – «Одиссей» и его команда обречены на гибель!

Вихров пробежал взглядом по центру управления, отыскивая Эдельмана, ему вдруг стали ясны мотивы выступления флаг-навигатора против приказа командира, но того не было. Полоса первого ассистента нуль-навигатора была выключена. Игорь вспомнил, что Старик увел своего первого ассистента, но сам нуль-навигатор вернулся и сейчас спокойно сидел в командирском кресле, ведя какой-то диалог с корабельным компьютером, а вот Эдельмана не было.

В этот момент правый шлюз центра, коротко всхлипнув, открылся и в центр управления вошли второй ассистент нуль-навигатора Свен Юриксен в сопровождении второго ассистента главного штурмана. Офицеры, видимо, о чем-то оживленно разговаривали, но, переступив порог Главного центра управления, хлопнули ладонь о ладонь и с улыбкой разошлись по своим местам. Юриксен активизировал свою панель управления и, поискав глазами флаг-навигатора, повернулся к Вихрову. Его лицо было совершенно спокойно и только в глазах сквозило некоторое недоумение.

– А где Эдельман, у кого мне вахту принимать?

– У меня, – устало ответил Игорь, – я его заменяю.

«Однако быстро промелькнули эти шесть часов… – удивленно подумал Вихров, выключая свою полосу управления и поднимаясь с места. – Значит, нам осталось тридцать два часа… Или даже меньше!..»

Покинув Главный центр управления, Игорь подумал было забежать в столовую, но с удивлением понял, что, несмотря на шестичасовую вахту, есть ему совершенно не хочется, а хочется ему отправиться в коннект-узел дальней связи и отправить на Землю пару писем… Но это как раз и было запрещено последним приказом командира «Одиссея», с которым он ознакомился «под роспись». Прикинув оставшееся до начала второго цикла ускорения время, капитан решил вернуться к себе.

До своей каюты он добрался не торопясь и, закрыв за собой дверь, немедленно включил личный узел связи. Монитор засветился, но никаких сообщений на нем не содержалось. Вихров некоторое время смотрел в пустой, матово святящийся прямоугольник, словно ожидая, что в нем снова появится грубое лицо профессора Каппа, а затем разделся и улегся в постель. Спустя десять минут он спал!

Нуль-навигатор тоже покинул Главный центр управления, но в отличие от своего третьего ассистента он не собирался отдыхать. Он знал, что заснуть не сможет, хотя, может быть, ему и надо бы было поспать. Однако, даже не заглянув в спальню, командир «Одиссея» уселся за узлом связи и вызвал коннет-узел дальней связи. На экране монитора появилось лицо совсем молодого лейтенанта. Офицер явно был взволнован вызовом командира, но старался держаться спокойно.

– Дежурный по коннект-узлу дальней связи лейтенант Лееман, – излишне громко доложил он. В другое время нуль-навигатор, возможно, улыбнулся бы, теперь же он не обратил внимания на излишнее рвение молодого офицера.

– Лейтенант, я отправлял на Землю запрос…

Нуль-навигатор сделал крошечную паузу, и дежурный связист тотчас уточнил:

– Ваш запрос, господин нуль-навигатор, ушел четыре часа двадцать шесть минут назад!

Старик недовольно поморщился и продолжил:

– Как только ответ с Земли будет получен, прошу немедленно доложить мне!

– Так точно, господин нуль-навигатор! – отчеканил лейтенант, и командиру «Одиссея» на миг показалось, что его подчиненный сидит в своем кресле по стойке «смирно».

Снова поморщившись, Старик отключил связь и развернулся к письменному столу. Его ждала кипа документов, требовавших, чтобы их разобрали, просмотрели и подписали, однако нуль-навигатор медленно отодвинул их на край стола и, выдвинув ящик, достал из него небольшой стереоскопический снимок. Положив небольшую стеклянно поблескивающую пирамидку перед собой, он провел пальцем по одной из ее граней и над столом возникло объемное изображение молодой улыбающейся женщины. Ее светлые волосы относило в сторону легким ветром, глаза лучились весельем, а губы, казалось, чуть шевелились, словно она силилась что-то сказать.

Нуль-навигатор долго вглядывался в это молодое веселое лицо, а затем его губы тоже начали шевелиться, как будто он вступил в разговор с изображенной на снимке женщиной – разговор, не слышный никому, кроме них двоих. Только последнюю фразу Старик произнес вслух едва слышным голосом:

– Ничего… Теперь уже, наверное, скоро…

Он снова провел задрожавшими пальцами по грани пирамидки, и изображение исчезло. Спрятав снимок в ящик стола, нуль-навигатор придвинул к себе отложенные документы и приступил к своей обычной каждодневной работе.

Вихров проспал почти шесть часов и, проснувшись, сразу же посмотрел на экран узла связи. Тот по-прежнему был пуст.

«А на что ты, собственно говоря, надеялся, – мрачно подумал капитан, обращаясь к самому себе, – или ты решил, что виртуальная копия профессора Каппа будет теперь являться к тебе каждые сутки с докладом о проделанной работе?!»

Умывшись и натянув свежий комбинезон, Вихров снова уселся к монитору узла связи и набрал вызов Главного компьютера корабля. На экране высветилась надпись «Готов к диалогу», и Игорь удивился, а затем невольно усмехнулся – он уже привык к появлению на экранах своих мониторов девчачьей рожицы, а тут такое официальное обращение.

«Прошу пояснить, почему разгонный цикл, выполняемый «Одиссеем», состоит из дискретных фаз, разделенных периодами нулевых ускорений?» – сформулировал Игорь свой вопрос, который интересовал его еще во время дежурства. Вопрос этот не касался вроде бы параметров программы «Звездный лабиринт», так что он рассчитывал на точный ответ. И Железный Феликс, немного подумав, вывел этот ответ на дисплей.

«Расчет периодов разгонного цикла произведен с учетом влияния на линкор звездных масс системы. Паузы между циклами наступают тогда, когда разгон корабля осуществляется силами гравитации, создаваемыми входящими в систему звездами. Это позволяет снизить нагрузки на двигатели и обеспечить значительную экономию топлива».

«Интересно, – подумал Вихров, прочитав это пояснение, – а наш главный штурман учитывал этот прирост скорости или просчитывал траекторию только по периодам ускорений?»

Он совсем уже хотел запросить величину скорости корабля на финише разгонной орбиты, но поостерегся нервировать компьютер – данные эти наверняка были закрыты по «нулевому уровню доступа».

Решив, что с него уже хватит этой проклятой разгонной траектории, что пора уже смотреть на эту проблему спокойнее, раз уж сделать все равно ничего нельзя, Игорь решил сменить тему общения.

«Ты и в самом деле не зарегистрировал разговор на моем узле связи перед стартом корабля?» – немного фамильярно и с некоторой насмешкой поинтересовался он, зная, что Железный Феликс весьма самолюбив во всем, что касается его информационных сетей.

Экран неожиданно замигал, а потом на нем проступила надпись, повергшая Игоря в шок!

«Разговор зарегистрирован, но не подлежит разглашению».

С минуту капитан ошарашенно разглядывал это «признание», а затем задал совершенно ненужный вопрос:

«Он что, тоже закрыт по нулевому уровню доступа?!»

И получил на него совершенно неожиданный ответ:

«Нет, этот разговор некому «секретить», просто по окончании этого разговора был поставлен блок на его распространение».

«Кем?!» – немедленно ввел вопрос Вихров, и снова полученный ответ огорошил его:

«Тобой».

Капитан отвалился от клавиатуры на спинку жесткого стула и, открыв рот, уставился на экран дисплея. В голове у него не было ни одной мысли, ни одного хотя бы и самого невероятного соображения, объясняющего такой ответ!

В себя его привела надпись, сменившая на экране монитора последнее короткое слово:

«Второй период разгонного цикла закончен. Пауза 1 час 14 минут».

Игорь чисто машинально отключил узел связи, поднялся со стула и, развернувшись, потянулся к дверному замку. Однако рука его повисла в воздухе. В голову пришла совершенно невероятная мысль:

«А что, если разговаривавший с ним виртуальный профессор Капп совсем… не виртуален? Что, если Homo Super может обходиться без физического тела и существовать в… энергетическом виде?!»

И тут же он оборвал себя насмешкой:

– А еще эти самые Homo Super могут вселяться в компьютерные сети и пожирать мозги слабонервных пользователей!..

Но голос его в конце собственной шутки дрогнул и сорвался до шепота… трагического шепота! Тряхнув головой, Игорь постарался отогнать и панические мысли, и наигранную веселость.

«Пора сделать перерыв и отвлечься от всех исследований, расчетов, домыслов… От всех этих гвендландских проблем. В конце концов сейчас существует только одна проблема – А4, но и о ней должны думать Старик, Борцов и… и все! А я должен сейчас поесть и постараться отдохнуть перед четырнадцатичасовой вахтой!

Он плотно прижал ладонь к сканирующему устройству и, как только дверь распахнулась, шагнул за порог каюты.

Народу в офицерской столовой было немного. Вихров уселся за пустой столик у стены и набрал на подающем устройстве код одного из дежурных обедов. В ожидании заказа он обвел глазами зал. Из команды линкора никого не было, у противоположной стены сидели трое высших офицеров звездного десанта, а в центре зала за двумя сдвинутыми вместе столами расположились десятка полтора лейтенантов – они, похоже, праздновали какое-то событие или чей-то юбилей.

«Неужели всем им осталось жить меньше суток?.. – подумал Вихров с невольной дрожью. – Нет, Старик обязательно что-нибудь придумает!.. Или… виртуальный Отто Капп!..»

В середине вихровского стола открылся небольшой лючок и манипулятор поставил на стол заказанный Игорем обед. Капитан вздохнул и взялся за ложку.

Не успел он доесть первое, как ему на плечо легла рука и знакомый голос воскликнул над самым ухом:

– Ну! Я же говорил, что мы найдем его в столовой!

Вихров обернулся и его губы невольно расплылись в улыбке в ответ на широкую ухмылку капитана Бабичева, стоявшего за его спиной. А позади капитана, как всегда, виднелась подтянутая фигура его заместителя, старшего лейтенанта Строя, и, как всегда, физиономия у старшего лейтенанта было донельзя серьезной.

Игорь указал на свободные места за своим столом и предложил:

– Присаживайтесь, ребята.

Бабичев обошел стол и уселся напротив Вихрова, поставив локти на столешницу. Строй присел сбоку с таким видом, словно он готов немедленно вскочить со своего места.

– Заказывать что-нибудь будете? – спросил у своих друзей Игорь, протягивая Бабичеву карту, но тот отрицательно помотал головой:

– Нет, мы уже обедали… Прямо в ячейках.

А затем, бросив короткий взгляд на Строя, посерьезнел:

– Ты лучше скажи, почему в наших комплексах отключили обзорные экраны?..

– Какие обзорные экраны? – не понял Вихров.

– Он ни разу в наших казармах не был, – самым серьезным тоном пояснил Строй.

– Да?.. – удивился Сергей. – Но ты хотя бы слышал, что во время ускорения корабля десантники находятся в индивидуальных противоперегрузочных ячейках?

– Конечно, – пожал плечами Игорь, – Железный Феликс говорит об этом при каждом старте.

– Так вот, ячейки эти сгруппированы в комплексы по двести пятьдесят штук, мы называем эти комплексы казармами. И как ты думаешь, чем можно заниматься, лежа в противоперегрузочной ячейке по четыре, восемь, иногда по двенадцать часов?

Вихров молчал, потому что вот так сразу не мог придумать какого-либо занятия. А Сергей Бабичев, похоже, и не ожидал ответа на свой вопрос. Он сам ответил:

– Мы или спим, или смотрим на экраны. В общем-то на экран можно вывести все что угодно: фильм, концерт, запись какой-нибудь смешной программы, но по большей части десант предпочитает смотреть на звездное небо. Во времяразгона мы обычно включаем передний обзор и смотрим на звезды… Глядя на звезды, думать хорошо… вспоминать!

Сергей помолчал и закончил:

– Так вот, сейчас наши экраны почему-то не показывают звезды. Может быть, ты знаешь почему?

«Я знаю… – быстро подумал Игорь, переводя взгляд с лица Сергея в свою тарелку. – Только вот сказать вам я не могу!»

– Видимо, командир счел необходимым прикрыть сканирующие пространство камеры защитными пластинами, – проговорил он, ковыряя вилкой в остывавшей еде, – возможно, разгон проходит в… э-э-э… запыленном пространстве, а пыль быстро приводит в негодность оптику…

– Да?.. – с некоторым сомнением переспросил Сергей и вдруг согласился: – Может быть… Только за десять лет моей службы в Звездном десанте такое случается впервые!

Вихров поднял на друга глаза и чуть пожал плечами:

– Система Кастора очень… капризна. Разгон здесь – крайне сложная операция.

– Да?.. Может быть… – повторил Бабичев с некоторым сомнением. – Наверное, поэтому и разгон такой странный… Рваный…

Он посмотрел на ручной хронометр и поднялся из-за стола:

– Нам пора, следующее ускорение начнется через двадцать минут. Ты, кстати, тоже не задерживайся, а то…

Сергей не договорил, улыбнулся, махнул рукой и пошел к выходу из столовой, сопровождаемый, словно тенью, своим заместителем.

«Значит, командир отключил обзорные экраны в помещениях Звездного десанта… – подумал Игорь, прихлебывая темную компотную жидкость. – Старик, как всегда, предусмотрителен – если бы наши десантники увидели А4 на подлете, можно было бы ожидать всего чего угодно!»

Он встал из-за стола и медленно пошел к выходу, думая, чем занять оставшиеся до вахты семь часов. И тут, подойдя к раздвижным дверям столовой, он услышал негромкий, но довольно нервный разговор.

– …А я тебе говорю, он знает что-то еще, но не хочет говорить!.. – яростным шепотом доказывал Майк Строй, отбросив свою всегдашнюю невозмутимость.

– А я тебе говорю, что с этим парнем мы были в таких передрягах, что теперь я верю каждому его слову, – с каким-то странным, злобным высокомерием отвечал Бабичев. – Да и с какой стати он стал бы мне врать?! Даже если командир по какой-то причине намеренно отключил нас от пространства, Игорь может и не знать эту причину!

– А я тебе говорю, надо вернуться и спросить его напрямую, что происходит с линкором! – все тем же яростным шепотом настаивал Строй. – Почему разгон состоит из пяти отрезков с перерывами, такого ведь тоже никогда не было, почему наши экраны отключили от пространства – в центре управления экраны наверняка работают, почему командир не объявил, куда направляется линкор?

– Что это ты стал такой нервный? – неожиданно усмехнулся Бабичев. – Раньше тебе было все равно, куда лететь.

Последовала короткая пауза, и Строй снова заговорил, но теперь его шепот был скорее растерянным:

– После того, что мы видели на Гвендлане, поневоле станешь нервным… Вообрази, что ты начал превращаться в одно из тех чудовищ, что мы там встречали… Они мне ночами снятся…

– Обратись к медикам, они тебе мозги поправят – и думать о Гвендлане забудешь! – снова усмехнулся Бабичев.

– А я не хочу забывать Гвендлану, – неожиданно зло ответил Строй, – я хочу помнить эту планету… этих… монстров!.. Хорошо помнить!

Игорь так резко толкнул дверь, что она возмущенно взвизгнула, и шагнул в вестибюль. Бабичев и Строй оглянулись и, увидев выходящего Вихрова, чуть смутились. Однако тот с улыбкой проговорил:

– Хорошо, что вы не ушли. В вашем комплексе найдется одна свободная ячейка? Мне все равно до следующей паузы в разгоне нечего делать, вот вы и познакомили бы меня с житьем Звездного десанта.

– Пошли! – хлопнул его по плечу Сергей. – Найдется для тебя ячейка!

И они двинулись к антигравитационной шахте, ведущей к палубе, занятой Звездным десантом. В середине шагал высокий, худощавый, одетый в темный рабочий комбинезон звездолетчик, а по бокам два коренастых, невысоких крепыша в светлых, слегка мешковатых брюках и куртках. Походка у них тоже была разной – десантники двигались свободно, даже немного расхлябанно, а Вихров собранно, подтянуто.

Палуба Звездного десанта ничем не отличалась от других палуб линкора – те же серой полиольстали стены, те же врезанные в стены двери, напоминавшие своими скругленными углами люки. Только народу в коридоре было больше, похоже, десантники старались использовать время между ускорениями для прогулок.

Бабичев и Строй едва успевали отвечать на приветствия своих товарищей, а на Вихрова десантники поглядывали с удивлением и интересом, видимо, звездолетчик на палубе десанта был гостем редким.

Наконец Сергей остановился около одной из дверей и проговорил:

– Ну, вот и наша «казарма»!..

Он приложил ладонь к идентификационной пластине и дверь скользнула в сторону. Бабичев шагнул внутрь помещения, за ним последовал Игорь.

«Казарма» оказалась довольно большим помещением с высоким потолком и абсолютно голыми серыми стенами. Пол «казармы» имел уклон от центра к стенам. Посередине помещения, почти до самого потолка возвышалась четырехугольная пирамида, от основания которой к стенам тянулись постепенно увеличивающимися рядами противоперегрузочные ячейки, напоминавшие странной формы полукресла, полукойки, с изголовьями, прикрытыми прозрачными колпаками.

Пока Игорь оглядывал открывшееся перед ним пространство, Бабичев наклонился к Строю и что-то быстро прошептал ему на ухо. Тот кивнул и направился по проходу между ячейками в сторону пирамиды. Добравшись до верхнего ряда ячеек, Строй заговорил с двумя десантниками, стоявшими у самой пирамиды. Те, выслушав старшего лейтенанта, посмотрели в сторону Вихрова и Бабичева, кивнули и, спустившись немного ниже, забрались в ячейки четвертого от пирамиды ряда. А Строй помахал рукой, приглашая своего командира и Игоря подняться к нему.

– Ну, вот и нашлась для тебя ячейка, – улыбнулся Сергей, – пошли.

Он пропустил Игоря вперед, и тот двинулся по проходу в сторону стоявшего у пирамиды Строя.

В этот момент раздался короткий, сухой щелчок и зазвучал голос Железного Феликса:

– Внимание, начинается третий этап разгонного ускорения. Корабль стартует по счету ноль без дополнительного предупреждения. Членов экипажа, не занятых на вахте, прошу оставаться в своих помещениях, а Звездный десант занять личные противоперегрузочные ячейки!

Последовал еще один щелчок и тот же голос продолжил:

– Начинаю отсчет. Сто… девяносто девять… девяносто восемь…

Игорь на секунду замер, ему вдруг показалось, что сейчас его место в Главном центре управления, что надо срочно бежать туда!.. И тут же горькая мысль промелькнула вслед его неожиданному порыву:

«Не надо никуда бежать… Поздно!..»

На его плечо легла ладонь Бабичева.

– Ты что, Игорек, – голос капитана звучал встревоженно, – пошли, пошли, скоро старт!

– Семьдесят шесть… семьдесят пять… семьдесят четыре… – мерно отсчитывал Главный корабельный компьютер.

Усилием воли Вихров заставил себя снова шагнуть к ожидающему Строю, Сергей, не снимая руки с его плеча, топал следом.

Спустя минуту все трое расположились в трех противоперегрузочных ячейках верхнего ряда, причем Игорь оказался между своих друзей. Ячейка была вполне удобной, тело полулежало на чуть пружинящем ложе, а голова была приподнята и прикрыта опустившейся сверху прозрачной полусферой.

Игорь огляделся. Ряды ячеек, тянущиеся почти до самой стены, были практически не видны, зато сама стена придвинулась, превратившись в странную серую, чуть переливающуюся пелену, и как-то расплылась, словно глаза вдруг стали близорукими.

– Вот так мы и лежим, пока вы разгоняете корабль! – раздался справа чуть насмешливый голос Бабичева.

– Ну, не просто лежим, – уточнил слева Строй, – кто-то развлекается, кто-то учится, кто-то… спит. Вот вы, Игорь Владимирович, что предпочитаете делать в свободное от вахты время?!

В его подчеркнуто официальном обращении сквозила ироничная насмешка, так что Игорь ответил в тон:

– Я предпочитаю развлекаться… учиться и… спать!

– Не, – снова вступил в разговор Сергей, – спать мы тебе не дадим. Мы будем развлекаться! Как ты думаешь, капитан, какое самое большое развлечение для десантника в то время, когда родной корабль уносит его черт знает куда и черт знает зачем?!

– Ну откуда же мне знать?! – смущенно пробормотал Игорь. – Я, знаешь ли, не слишком много общаюсь с десантниками. – И тут же, вспомнив разговор в столовой, повторил слова самого Бабичева: – Ты говорил, что вы любите смотреть на звезды!

Повернув голову вправо, он глянул из-под обреза прозрачного колпака, прикрывавшего голову, на Бабичева. Тот лежал, прикрыв глаза и вытянув руки вдоль тела.

– Ну, смотреть на звезды мы, как ты уже знаешь, не можем… Отрезали нас от звезд… А вот кое-что другое мы посмотреть можем!

– Не надо, Сергей! – произнес неожиданно высоким голосом Майкл.

– Ты же говорил, что не хочешь это забывать, – усмехнулся в ответ Бабичев и, подняв руку, пробежал пальцами по обрезу колпака своей ячейки. – Впрочем, если у тебя нет настроения, можешь заказать себе что-нибудь другое. А ты, Игорек, смотри… развлекайся! – чуть севшим голосом добавил капитан.

«Куда, интересно, смотреть?..» – подумал Вихров, откидывая голову на подголовник ячейки и наблюдая за переливами, мерцающими на серой стене «казармы».

– Два… один… ноль, – глухо, словно сквозь слой ваты, донесся до него голос Железного Феликса, и в то же мгновение его тело ощутимо налилось тяжестью.

«Три g… – автоматически отметил про себя Игорь и тут же подумал: – А ячейки-то у десантников не полностью ускорение гасят!..»

Но в следующее мгновение эту мысль стерло, на секунду он вообще потерял возможность размышлять – переливающаяся серью стена исчезла, и вместо нее перед его глазами раскинулась чуть всхолмленная равнина цвета запекшейся крови. Гвендлана, еще живая, еще не умерщвленная боевой мощью Двенадцатой эскадры Звездного патруля, проплывала под чуть бликовавшим колпаком «падающей звезды». А прямо по курсу модуля, как предвестница будущего уничтожения, будущего… Убийства, виднелась длинная черная полоса – словно некий гигант взмахнул огромным топором, и длинная рваная рана располосовала живой покров планеты. И в дальнем конце этой «раны» яркой оранжевой каплей посверкивал упавший модуль Сергея Бабичева!

Игорь закрыл глаза и резко выдохнул. Он уже понял, что видит запись своего разведывательного полета над Гвендланой – того полета, во время которого «падающая звезда» Бабичева была сброшена на поверхность планеты и атакована, как они тогда думали, «местными жителями». Нет, он не забыл этот полет, его нельзя было забыть, но внезапно возникшее перед глазами изображение всколыхнуло все его тогдашние чувства – и острую тревогу за своих товарищей, оказавшихся в безвыходном, смертельно опасном положении, и до зубовного скрежета ненависть к атаковавшим их «мятежникам», и страстную надежду успеть, вырвать из лап гвендландских монстров их добычу. И эти всколыхнувшиеся вдруг чувства не были сглажены знанием судьбы, постигшей восставшую планету, тягостным ощущением вины за ее гибель.

Игорь снова открыл глаза и досмотрел до конца все, что было записано бортовым компьютером его «падающей звезды». Все, вплоть до подъема Бабичева и Строя из разбитого модуля на борт его машины, до стремительной атаки беспомощного Сергея двумя бронированными монстрами, до уничтожения их нерастерявшимся Володькой Ежовым!

Когда изображение схлопнулось в крошечную точку и погасло, вернув на место серые туманные переливы на стене «казармы», Вихров спросил чуть охрипшим голосом:

– Откуда у тебя эта запись?..

– В нашем распоряжении практически все записи действий Звездного десанта. В том числе и на Гвендлане… – спокойно отозвался Бабичев. – Я частенько просматриваю именно эту запись – все-таки не часто так бывает, что смерть стоит за твоей спиной!

Вихров скосил глаза вправо и увидел, что Сергей лежит в своей ячейке, закрыв глаза. Было непонятно, смотрел он прокрученную для них запись или предавался каким-то своим размышлениям.

Так же, не поворачивая головы, Игорь глянул влево и увидел, что Майкл лежит с открытыми глазами, а по его лицу быстро пробегают разноцветные блики. Видимо, Строй последовал совету своего командира и включил для себя какую-то другую запись.

«А ведь лейтенант нас сейчас не слышит…» – подумал Игорь и, чуть повернув голову вправо, неожиданно проговорил:

– Слушай, Сергей, вот ты – профессиональный солдат… – Тут Вихров сбился и на мгновение замолчал.

«Как-то слишком уж… натянуто получается… официально! – недовольно подумал он. – Как у плохого корреспондента!..»

– Ну солдат, – неожиданно произнес Бабичев, – ну и что?..

– Ты бы согласился иметь возможность… или лучше сказать, способность… менять свое тело так, чтобы оно самым оптимальным образом подходило к окружающей обстановке?! – спросил Вихров, и снова сказанное не понравилось ему самому.

– То есть как это – менять свое тело?..

Бабичев повернул голову в сторону Игоря, и в его открывшихся глазах появилось недоумение.

Вихров вздохнул и, старясь неторопливо и тщательно подбирать слова, пояснил:

– Ты помнишь, каких нелюдей мы встречали на Гвендлане?.. Если бы тебе предложили пройти такой… ну, специальный курс подготовки, чтобы ты смог сам, по своей воле, формировать свое тело в нужном тебе направлении? Делать его наиболее приспособленным для работы на какой-то конкретной планете или для выполнения какого-то конкретного задания, ты бы согласился?!

Бабичев усмехнулся:

– Согласился?! Да кто ж меня спрашивать будет?! Прикажут и все!

– Но не могут же тебе приказать… участвовать в каком-то непонятном эксперименте?! – удивился Вихров.

Бабичев снова скосил на него глаза и, в свою очередь, спросил:

– А ты видел мой контракт?.. Мне могут приказать делать то-то и то-то, не объясняя причин приказа и последствий его выполнения. Считается, что командование знает, как оградить своих подчиненных от излишнего риска – ведь увечье или смерть бойца стоят этому командованию серьезных денег!

Однако невеселая усмешка Сергея показывала, что он не слишком верит в осторожность своего командования.

– Ну хорошо… – Вихров решил обойти скользкую тему, – допустим, тебе решать – участвовать в таком эксперименте или отказаться, ты бы согласился?!

Однако Бабичев снова не ответил на этот прямой вопрос. Вместо этого он, помолчав, спросил:

– А эти… ну… монстры, которых на Гвендлане изолировали… которые мятеж против Земли подняли… Они, как ты думаешь, откуда взялись? – И скосив глаза на Вихрова, добавил: – Может, они тоже в таких экспериментах участвовали?!

«В конце концов то, что мне рассказал профессор Капп, не является секретом, и меня никто не обязывал хранить все это в тайне! – подумал Игорь. – А кроме того, вряд ли эта информация повредит кому-то – если не произойдет ничего неожиданного, все мы очень скоро перестанем существовать».

И вдруг он понял, что не верит в возможность каким-то образом остановить программу «Звездный лабиринт» или заставить Главный корабельный компьютер подчиняться командованию линкора. Кашлянув, чтобы освободить горло от внезапно возникшего в нем кома, Игорь тихо заговорил:

– Нет, тех… на Гвендлане, ни от кого не изолировали. И вообще они не монстры, а… люди. Пятьсот лет назад на этой планете… на этой уникальной планете… была организована научная станция по созданию… суперчеловека… Homo Super… Именно поэтому мы на Гвендлане вместо тюремных бараков и военизированной охраны нашли шесть исследовательских модулей, оснащенных полной научной и промышленной инфраструктурой. А… те, кого мы видели на Гвендлане… те, кто поднял мятеж и с кем мы дрались, – добровольцы, согласившиеся на эксперименты над собой… или потомки этих добровольцев.

– Подожди, – Бабичев даже приподнялся в своей ячейке, – какие люди?! Какие… добровольцы?! Или ты хочешь сказать, что это кто-то из людей добровольно согласился превратиться в монстров?!

– Ну, они не думали, что станут такими… – попробовал возразить Вихров, но Сергей перебил его:

– Думали, не думали!!! С какой вообще стати кто-то из землян согласился… Добровольно согласился, как ты говоришь, ставить эксперименты по переделке себя самого?! Надо же, кого-то поманило стать суперчеловеком! А просто человеком быть, выходит, уже недостаточно?! Да за такие эксперименты и экспериментаторов, и… добровольцев надо судить и сажать! Кто, интересно, дал разрешение на проведение таких экспериментов?!

– Высший Совет Земного Содружества… – оборвал возмущения Бабичева Игорь. – И поверь, у Совета были веские основания для такого эксперимента и для того, чтобы его строго засекретить!

Сергей покосился на Игоря прищуренным глазом:

– И откуда тогда ты все это знаешь?..

– Я это знаю от профессора Отто Каппа. Капп был одним из руководителей эксперимента.

Сергей, покряхтев, перевернулся на бок. Поза его была крайне неудобной, зато теперь он лежал к Игорю лицом.

– А можно поподробнее… Что именно рассказал тебе этот самый… профессор?.. И когда?..

– Рассказал он мне это во время моей последней высадки на Гвендлану, когда планета уже была уничтожена… А насчет… «поподробнее», слушай…

Немного помолчав, чтобы сосредоточиться, Игорь начал рассказ:

– Около пятисот лет назад на Земле был получен модулированный сигнал из системы Идиабы. Над его расшифровкой работало много людей, но первой успеха добилась группа под руководством Евгения Орлова и Отто Каппа. Они смогли разделить сигнал на составлявшие его части и вычленить собственно сообщение. Сообщение со звезд! К сожалению, оно содержало требование к нашей цивилизации покинуть Солнечную систему. Скрибам – отправителям этого сообщения, видишь ли, понравился наш мир! Подкрепляла это требование видеочасть сообщения, показывавшего, каким образом могут принудить человечество выполнить это требование – скрибы были безжалостны, чудовищно жестоки и… могли приспосабливаться к любым условиям жизни, меняя свои тела, свой метаболизм, свои органы чувств соответствующим образом!

Орлов и Капп обратили внимание на эту их способность. Отто Капп, незадолго до этого руководивший одной из исследовательских экспедиций на недавно открытую Гвендлану, предположил, что условия этой странной планеты могут помочь людям приобрести уникальные способности, которые помогут в борьбе с возможным агрессором. Они подготовили доклад Высшему Совету Земного Содружества, и Совет решил создать на Гвендлане специальный исследовательский центр. И расшифровка послания скрибов, и научный центр на Гвендлане были тщательно засекречены – никто не хотел сеять панику среди населения Земли.

Однако проходили годы, десятилетия, никакого нападения со звезд не было. Постепенно острота ожидания интервенции притупилась, к ней стали относиться, как к чему-то… выдуманному, как к возможной ошибке. А на Гвендлане тысячи добровольцев, которые знали, для чего они здесь собраны, проводили на себе эксперимент. И он удался!

– Ты хочешь сказать, что те монстры, которых мы видели в град-комплексах, имели некие уникальные способности? – насмешливо перебил его Сергей.

– Нет, – терпеливо пояснил Игорь, – те монстры, которых мы видели, были суперы со сбоем или по-другому – магистралы. Оказалось, что в условиях Гвендланы не любой человек может пройти полностью цикл преобразований, превращавший его в Homo Super. Некоторые превращались в «монстров» – магистралов, а некоторые и вовсе откатывались в «периферию». Помнишь «камни», которые убили Зайцева, это и есть периферия… Боевая периферия.

Игорь помолчал, а потом со значением добавил:

– Но были и такие, что действительно стали… полными суперами. Ты сам видел одного такого. Помнишь?..

Бабичев страшно ощерился, его правая рука метнулась к горлу и рванула верхнюю застежку комбинезона.

– Да, да, тот мальчишка, которого мы вывезли на «Счастливый случай», станет… а может быть, уже стал полным супером! – задумчиво проговорил Вихров.

Пару минут они помолчали, а затем Бабичев хрипло спросил:

– И ты, значит, интересуешься, согласился бы я стать таким вот… супером?!

Игорь бросил быстрый взгляд вправо, но Сергей, снова повернувшийся на спину, лежал с закрытыми глазами и бесстрастным лицом.

– Нет, не согласился бы?!

Губы его едва шевелились, но голос звучал достаточно отчетливо.

– Они, может быть, и приобрели некие, как ты говоришь, исключительные способности, но при этом в них не осталось ничего человеческого! Ничего! Иначе они не подняли бы бессмысленный мятеж против материнской планеты, не устроили бы бессмысленной бойни!!!

– Они и не устраивали бессмысленной бойни, – негромко и сухо возразил Вихров. – Все обитатели этой маленькой земной колонии пятьсот лет готовили себя к отражению чудовищной агрессии против, как ты сказал, материнской планеты. Они отдали этой задаче свои жизни и души, свою любовь… свою жизнь – многие из них не выдержали начавшейся в их организмах перестройки и умерли. Но Земле они стали не нужны, сама Земля, вернее, руководство Земного Содружества, уже не верит ни в возможную агрессию со звезд, ни в способность человека встать на более высокую ступень биологического развития!.. А может быть, просто не желает в это верить!.. Человек и так уже – царь вселенной, так куда же выше! И когда гвендландцы откровенно и полно рассказали о том, какими они стали на этой планете, рассказали, ничего не утаивая – ни своих трагедий, ни своих побед, когда они предложили Высшему Совету путь к преобразованию всего человечества, если оно того захочет, Высший Совет отказался даже обсуждать этот вопрос! Получалось, что все их жертвы, весь ужас и страдания, через которые они прошли, оказались напрасными!

Вихров на мгновение задохнулся и понял, что только сейчас, выступая от имени уничтоженной планеты, до конца понял этих бывших людей, этих монстров, этих… гвендландцев! И он тихим, горьким голосом закончил:

– Напрасными только потому, что председатель Высшего Совета и иже с ним поняли, что они вряд ли смогут руководить преображенным человечеством, вряд ли взращенный из человека супер будет послушен их воле! Нет, Высший Совет брал на себя расходы по содержанию населения Гвендланы до того момента, когда их изуродованные, никому не нужные жизни не пресекутся естественным образом. Но ни о каких экспериментах, а тем паче масштабных преобразованиях населения Земного Содружества не могло быть и речи! Ведь угрозы Земле нет! Вот тогда-то гвендландцы и подняли мятеж!..

Тут Игорь замолк. Он вдруг понял, что рассказывать Бабичеву, куда и зачем отправляется «Одиссей», не стоит… Пока не стоит!..

Несколько минут они молчали, думая каждый о своем, а затем Сергей неожиданно тихим голосом проговорил:

– Я не знаю… Для меня все, что ты рассказал, очень… неожиданно… необычно. Да и можно ли верить твоему профессору… Отто Каппу, который, как получается, прожил больше пятисот лет, но… Понимаешь, если это и есть правда, то Земля лишилась нескольких тысяч своих лучших людей. И мне представляется, что лишилась она их… напрасно. Ты понимаешь, каким надо быть человеком, чтобы сознательно, обдуманно пойти на опасный… да что там опасный – жуткий эксперимент. До какой степени надо было любить свою планету, свой… род, чтобы решиться на такое?! И скольких сомнений, скольких бессонных ночей стоило такое решение! Эти люди, эти… – Сергей явно не мог подобрать точного слова, – …они были достойны стать Homo Super!.. А ты предлагаешь превратиться в суперов обычным… десантникам!

Игорь удивился столь неожиданному повороту в рассуждениях капитана Звездного десанта, но сказать ничего не успел.

– Мне кажется, что стать выше человека еще хотя бы на одну ступеньку – весьма сложная задача для большинства человечества. Я думаю, супер – это не человек, способный менять свое физическое тело в зависимости от окружающей среды, это даже не способность сохранять человеческий разум, человеческую личность вне физического тела… чтобы стать настоящим супером надо… надо иметь совершенно иную… – Сергей неожиданно запнулся и после секундной паузы поправился: – Нет, надо сначала стать совершенно иным человеком, надо осознать… понять… принять совершенно иное жизненное предназначение!

И словно бы чувствуя, что его слова недостаточно точно поясняют мысль, он заторопился:

– Вот в этой «казарме» находятся сейчас двести пятьдесят далеко не худших представителей человечества. Ты думаешь, многие из них ради собственной планеты пойдут на эксперимент над собой, родным и любимым?! Поверь мне, подавляющее большинство десантников – это просто нищие авантюристы, выбравшие службу в десанте только потому, что она, эта служба, позволяет им оставаться самими собой, то есть все теми же авантюристами, и дает возможность получать вполне приличные деньги. Когда-то, давным-давно, именно такие ребята на хлипких, неуклюжих посудинах плыли открывать неведомые страны, сколько из них остались в людской памяти – десяток, полтора?! А сколько точно таких же авантюристов шли рядом с этими… «героями», шли за этими «героями»… убивая, грабя, насилуя, оставляя за собой мертвый пепел!..

Последние слова Сергей произнес с какой-то тяжелой натугой, и перед глазами обоих встала мертвая, черная поверхность сожженной планеты Гвендлана!

– Чтобы стать суперчеловеком, надо мыслить, как суперчеловек, а мы!..

Бабичев не закончил свою мысль, но Игорь очень хорошо его понял и спустя мгновение тихо произнес:

– А может быть, переход… Превращение… изменит и… стиль мышления, изменит внутреннюю суть человека?!

И снова оба замолчали, только не было похоже, что Сергей согласен с предположением Вихрова.

– О чем разговор?.. – раздался слева неожиданный голос Строя.

Игорь скосил глаза влево и увидел приподнятую голову старшего лейтенанта. Его строгие, испытующие глаза перебегали с лица Вихрова на лицо Бабичева.

– О жизни, старлей, о жизни, – ленивым, безразличным голосом ответил Сергей, – а ты снова наслаждался Анитой Ваурдой?..

Щеки старшего лейтенанта мгновенно покрылись темным румянцем, и он молча откинулся на подголовник ячейки, а Бабичев с едва заметной насмешкой обратился к Вихрову:

– Вот объясни мне, капитан, что может такой парень, как Майкл Строй, найти в Аните Ваурде? Ни голоса, ни внешности, ни манер – серая, непонятно как попавшая на эстраду девица, да к тому же еще и хрипатая, а поди ж ты, влюбился старший лейтенант и каждую свободную минуту разглядывает ее в стерео!

– И не он один! – в тон Бабичеву ответил Вихров. – Поверь, не он один! Я так думаю, наступает глобальное падение вкуса публики в области исполнительского искусства! Скоро любители эстрады, в большинстве своем станут любоваться… к-хм… – Игорь не договорил, перескочив на другое: – А в отношении голоса ты не прав. Откуда ты взял, что Анитка хрипатая, разве ты слышал ее настоящий голос? Современные певцы поют таким голосом, какой им назначит продюсер!

Строй не выдержал и, вскинувшись, собрался было возразить насмешникам, но в этот момент прозрачные полусферы, прикрывавшие их головы, плавно приподнялись, и Бабичев вздохнул:

– Приехали!..

В зале сразу же возник гул – десантники полезли из ячеек. Строй, ничего не сказав, выпрыгнул наружу и быстро потопал к выходу из «казармы». Бабичев и Вихров не торопясь выбрались из ячеек и, стоя у центральной пирамиды, ожидали, когда освободится проход между ячейками. Неожиданно Сергей положил ладонь на плечо Игоря и едва слышно произнес:

– А знаешь, Игорек, если бы люди, которым я доверяю, сказали мне, что на Землю готовится нападение и для ее защиты необходимо решиться на… эксперимент, я бы… согласился! Только мне почему-то кажется, что этот… Как ты сказал?.. Капп?.. Этот Капп просто придумал душещипательную страшилку. Ему надо было себя как-то оправдать…

Он немного помолчал и добавил:

– Они всегда так делают!

Вихров не понял, кого он имел в виду, но переспрашивать не стал.

Когда они вышли в коридор, Бабичев предложил:

– Ну что, пройдем в нашу кают-компанию, познакомлю тебя с ребятами…

– Нет. – Игорь покачал головой. – Мне на вахту заступать, так что как-нибудь в другой раз.

– Тогда до встречи, – кивнул Сергей.

– До встречи, – эхом повторил Вихров, и они разошлись.

Игорь не стал заходить к себе, а сразу же отправился в Главный центр управления. Конечно, он мог бы заступить на вахту в конце разгонной паузы, но, во-первых, он не знал, чем занять эти сорок минут без ускорения, а во-вторых, у него появились кое-какие мысли по поводу разгонной траектории, заданной «Одиссею» «Звездным лабиринтом».

Переступив порог шлюза, Вихров первым делом обратил внимание на обзорные экраны центра управления. Прямо по курсу корабля, разделенная курсовой чертой ровно пополам, горела зеленоватым светом А4 Кастора. Она была размером с теннисный мяч и, если бы не яркое сияние, напоминала бы большое яблоко.

Несколько секунд Игорь рассматривал звезду, в короне которой должен был сгореть «Одиссей», а затем перевел взгляд на свое место за навигаторской панелью, где расположился заменявший его четвертый ассистент нуль-навигатора. Ежов о чем-то спорил с третьим ассистентом главного штурмана Стивом Качановым. Володькины глаза зло блестели, физиономия налилась азартным румянцем, а напряженный указательный палец елозил по экрану монитора, словно бы перебирая выведенные на его поверхность строки. Качанов стоял рядом с навигаторской панелью управления и, не обращая внимания на указующий Володькин перст, отрицательно качал головой. Тут Ежов заметил Игоря и, вскочив со своего места, призывно замахал рукой. Вихров подошел к своей панели управления и посмотрел на главный экран монитора. Его глазам предстала уже знакомая таблица разгонных ускорений «Одиссея», однако теперь в ней присутствовали величины боковой тяги. Впрочем, эти величины были весьма незначительны, а в последних двух циклах и вовсе отсутствовали. Оказалось, что именно на это и обратил внимание Ежов.

– Господин капитан, – странно официальным тоном, хотя и довольно возбужденно, обратился к Вихрову Владимир, – обратите внимание, что А4 Кастора встала прямо по курсу линкора, а последующие ускорения имеют только осевую направленность! Получается, что «Одиссей» идет точнехонько на звезду! Я пытался ввести отклоняющую боковую тягу, однако Главный компьютер не принимает поправки, вводимые с пульта!..

– Одну секунду, – перебил его Игорь и, бросив короткий взгляд в сторону молчавшего штурмана, спросил: – Вы слышали предстартовое сообщение Главного корабельного компьютера о программе «Звездный лабиринт», введенной в компьютер Землей?

Оба офицера молча кивнули.

– Так что же вы волнуетесь? – Игорь пожал плечами. – Линкор разгоняется в соответствии с заданной программой, и потому Железный Феликс не принимает поправок и изменений…

На этот раз Ежов перебил Игоря:

– Но это же бессмыслица! «Одиссей» просто упадет на звезду!

– Вы, господин лейтенант, считаете, что Земля решила уничтожить один из лучших, мощнейших своих звездолетов вместе с экипажем и приписанным Звездным десантом? – иронично поинтересовался Вихров, но при этом он почувствовал, что собственная демагогия ему противна. Однако другого способа хоть как-то уменьшить тревогу четвертого ассистента нуль-навигатора он в этот момент не нашел.

И действительно, после этого вопроса капитана Володька Ежов растерялся. В его глазах сначала появилось недоумение, а затем с неуверенной улыбкой он пробормотал:

– Ну… Конечно, это вряд ли… Только непонятно, что же будет с «Одиссеем»?

Вихров «по-отечески» положил ему на плечо руку и спокойно проговорил:

– Я принял вахту, так что не забивай себе голову, иди отдыхай.

Ежов снова вскинул на него глаза и неожиданно спросил:

– А Эдельман?! Разве я не ему сдаю вахту?!

– Ты же слышал, что командир приказал мне быть в центре управления во время последних двух циклов разгона. Значит, ты на законном основании можешь сдать вахту мне. Кто будет сидеть за пультом, а кто ассистировать, мы с Артуром Исаевичем сами разберемся. – И, улыбнувшись, добавил: – Или ты хочешь еще полчаса здесь сидеть, а затем бегом бежать в свою каюту?!

Володька улыбнулся в ответ и, коротко кивнув, произнес:

– Вахту сдал!..

– Вахту принял… – ответил Вихров.

Ежов развернулся и быстрым шагом направился к шлюзу, а вот третий ассистент штурмана Стив Качанов не торопился уходить. Внимательно посмотрев в глаза Игорю, он покачал головой и негромко произнес:

– Ты что-то знаешь, капитан, вот только говорить не хочешь… – и, еще секунду помолчав, добавил: – Ну и не надо!

– Не надо… – тихо согласился Вихров, глядя в спину штурману, направлявшемуся на свое место.

Усевшись за свою панель и переведя управление на себя, Игорь вдруг понял, что не знает, чем заняться. Главный компьютер корабля действовал в соответствии с заданной программой и не допускал вмешательства в свою работу, так что навигаторская панель управления неожиданно стала ненужной. Откинувшись на спинку кресла, Игорь несколько минут рассматривал переведенную на его экран таблицу ускорений, а затем коротким пробегом по клавиатуре стер ее. Впереди были двенадцать часов безделья, а затем, если ничего не случится… гибель.

Вот только в собственную гибель ему как-то не верилось. Да и последний разговор с компьютерной версией профессора Каппа обещал другое продолжение полета «Одиссея»… Только… какое?!

На плечо Игоря легла рука, и, обернувшись, он увидел стоящего рядом с собой Верхоярцева. Толька улыбался своей открытой, добродушной улыбкой.

– Я сменяюсь, – сообщил артиллерист и тут же подначил: – А тебя, смотрю, Старик еще ближе к себе подвинул!.. Выходит, ты теперь первого ассистента заменяешь?!

– Нет, – покачал головой Вихров, – Эдельман должен подойти – это его вахта. А меня нуль-навигатор, видимо, для другого дела пригласил.

– Для какого?! – удивился Верхоярцев. – Ты разве еще что-то умеешь делать… Ну, кроме астронавигации?!

– Я многое умею… – Игорь хитро подмигнул. – Например, мгновенно выполнять команды, поступающие от комендоров.

Толькина физиономия снова расплылась в улыбке, и он, хлопнув капитана по плечу, зашагал к выходному шлюзу.

Люди в Главном центре управления постепенно менялись – первая вахта заступала на дежурство. Игорь поглядывал на каждого вновь входящего и каждый раз встречал ответный взгляд. И в каждом взгляде был вопрос: «Почему третий ассистент нуль-навигатора находится в Главном центре управления? По какой причине командир корабля вызвал его вместе с первой вахтой?»

Наконец из коротко выдохнувшего шлюза вышел Эдельман, и Игорю показалось, что по Главному центру прошелестел облегченный вздох. Артур Исаевич быстро оглядел помещение центра, и его глаза остановились на изображении пылающей зеленой звезды, перечеркнутом черной курсовой линией. Однако Эдельман недолго рассматривал А4 Кастора, его взгляд скользнул в сторону навигаторского пульта, и он, увидев Вихрова, вдруг улыбнулся странной, жалкой улыбкой. Но тут же его взгляд уплыл в сторону, все с той же, словно прилипшей к его губам нелепой улыбкой он направился к своему месту. Усевшись в кресло, Эдельман прикрыл глаза, а его правая рука чисто рефлекторно пробежала по клавиатуре, активизируя панель управления.

Нуль-навигатор появился в центре управления уже после того, как планетарные двигатели «Одиссея» начали очередной цикл разгона корабля. Войдя через индивидуальный шлюз, Старик, вместо того чтобы занять свое место за навигаторским пультом, начал медленно обходить центр, останавливаясь возле каждого дежурного офицера, наклоняясь и о чем-то тихо спрашивая. Когда он приблизился к Вихрову, Игорь посмотрел ему в глаза, ожидая вопроса, но нуль-навигатор только молча покачал головой и тихо произнес:

– У Борцова ничего не получилось… Наш компьютер «отрастил» себе дополнительную защиту… Непонятную защиту…

Что-либо ответить Игорь не успел – нуль-навигатор прошел мимо и двинулся в сторону Эдельмана.

Вихров невольно оглядел Главный центр управления и вдруг понял, насколько всё изменилось!..

Никогда… никогда командир корабля не ходил вот так по центру от пульта к пульту, перебрасываясь фразами с вахтенными офицерами, у него не было на это времени – его место было за навигаторской панелью, его дело требовало всего его внимания. Никогда вахтенные офицеры не сидели вот так вот свободно… или обреченно… откинувшись на спинки кресел, закрыв глаза или уставившись в обзорные экраны. Никогда в Главном центре не было такой тишины… полнейшей… мертвой… не нарушаемой ни негромкими переговорами, ни щелканьем клавиатур, ни докладами Главного корабельного компьютера. Игорь вдруг понял, что ему абсолютно нечего делать! Впервые в своей жизни он был совершенно бессилен, он никоим образом не мог повлиять на создавшуюся ситуацию!

А сидеть и надеяться на… На кого?! На что?!

Он снова повернулся к мерцающему экрану своего монитора и, с некоторым усилием подняв руки, пробежал пальцами по клавиатуре.

«Доложите скорость корабля относительно скорости перехода в гиперпространство и оставшееся время разгона», – выпрыгнули на экран четкие черные буквы. И почти сразу же их сменила зеленовато мерцающая надпись ответа.

«Скорость – пять восьмых переходной. Оставшееся время разгона – пять часов сорок шесть минут тридцать секунд в четвертом цикле и три часа двадцать шесть минут в пятом цикле. Пауза между циклами один час двадцать шесть минут».

Третий ассистент командира «Одиссея» невольно поднял глаза на обзорные экраны. А4 Кастора выросла с размеров кофейного блюдца и ее зеленоватый блеск еще усилился.

Игорь несколько секунд рассматривал звезду, а затем вдруг краем глаза увидел, что главный штурман корабля смотрит в его сторону. Он обвел взглядом Главный центр и увидел, что внимание всех обращено на его скромную персону и на большинстве лиц написан вопрос: «Что это он там нащелкивает на своей клавиатуре?!»

Склонив голову под тяжестью этих невысказанных вопросов, Игорь снова повернулся к экрану и опустил руки на клавиатуру. В мертвой тишине опять раздалось быстрое, лихорадочное щелканье.

«Прошу доложить, как только излучение А4 Кастора превысит уровень его отражения-поглощения магнитной защитой и обшивкой линкора. С этого момента каждые пять минут докладывать рост величины излучения и скорость корабля относительно скорости перехода».

Руки капитана бегали по клавишам, а в голове сам собой возник вопрос: «Зачем мне эти сведения?.. Все равно я ничего не смогу предпринять».

И тут же некое внутреннее упорство ответило: «А вдруг смогу!.. Вдруг ситуация изменится?»

«Вот именно, – с каким-то радостным удовлетворением подумал он. – Нужно быть готовым к изменению ситуации… К резкому изменению ситуации!»

Его запрос пропал с экрана, и вместо него на несколько секунд возникла веселая девчачья рожица, а затем ее сменила надпись-ответ: «Задачу понял».

Игорь откинулся в кресле и снова посмотрел на обзорные экраны. Звезда-убийца вроде бы не увеличилась, но ее зеленоватое мерцание показалось капитану зловещим. Она словно предупреждала молодого офицера: «Тебе не уйти от меня… никому из вас от меня не уйти!»

Вихров с трудом оторвал взгляд от экранов и снова оглядел центр. Вахтенные офицеры все так же сидели на своих местах без дела, погруженные в собственные мысли и созерцание зеленой звезды. Нуль-навигатор наконец-то опустился на свое место, но даже не включил свою полосу управления. Поглаживая правой рукой мертвую клавиатуру, он смотрел на своего первого ассистента, словно ожидая от того некоей неожиданной выходки. А Эдельман сидел в своем кресле, уставившись в такой же выключенный монитор, и глубокие вертикальные складки над его переносицей показывали, что он погружен в какие-то тяжелые размышления.

В этом безмолвии и безделье протекли шесть часов четвертого цикла разгона.

Когда планетарные двигатели звездолета отключились, в Главном центре управления возникло некоторое непонятное оживление. Кое-кто из офицеров начал подниматься со своего места и, подойдя к соседям, принимался что-то тихо обсуждать. Причем все, кто вступил в такую беседу, часто и быстро оглядывались, словно не желая, чтобы другие слышали их разговор. Скоро в Главном центре управления установился ровный гул голосов, перешептывались почти все, и только к навигаторам никто не подошел с разговором. И Старик, и Эдельман, и Вихров сидели за своими панелями управления, и все трое продолжали смотреть на А4 Кастора.

Перечеркнутая черной вертикальной чертой, звезда выросла До размеров волейбольного мяча. Ее край залохматился коротенькими, но уже заметными протуберанцами, размывающими черноту окружающего космоса.

Когда до начала последнего цикла разгона оставалось минут пятнадцать, главный штурман линкора вдруг рывком поднялся из своего кресла и, отодвинув в сторону своего первого ассистента, стоявшего рядом с ним, направился к командиру корабля.

– Господин нуль-навигатор… – неожиданно громко проговорил он, остановившись около Старика и положив руку на спинку командирского кресла, – позвольте вас спросить, что вы собираетесь предпринять?!

Нуль-навигатор перевел задумчивый взгляд с обзорных экранов на лицо Шохина и, помедлив мгновение, спокойно переспросил:

– Что я собираюсь предпринять?.. А вы считаете, что я что-то должен предпринять?!

– А вы считаете, что мы должны вот так вот в полном безделье дожидаться, когда «Одиссей» сгорит в короне звезды?!

Шохин явно не ждал ответа на свой риторический вопрос, а потому сразу же напористо продолжил:

– Нет, мы с этим не согласны!!! У нас осталось около четырех часов, и мы просто обязаны предпринять хоть что-то для спасения корабля… для своего собственного спасения! Ведь у Борцова, как я понял, ничего с Главным компьютером не получилось, и ответа с Земли на ваш запрос тоже нет…

Но тут Старик неожиданно, хотя и очень мягко, перебил его:

– Вы все правильно поняли, но мне хотелось бы услышать конкретное предложение… Без всяких преамбул и оценки действий других членов экипажа.

Главный штурман корабляслегка запнулся, помолчал несколько секунд, словно собираясь с мыслями, и продолжил уже несколько спокойнее:

– Я предлагаю перевести корабль на… аварийное управление!..

– При нормальной работе всех систем корабля это невозможно, – быстро ответил Старик, – и вы это прекрасно знаете.

– Я это знаю, – согласился Шохин, – но если одна из систем, не важно какая, откажет, Главный компьютер будет вынужден выполнить приказ о переходе на аварийное управление! Тогда мы сможем… и успеем… изменить траекторию полета! Я уже рассчитал необходимую величину и направление боковой тяги!..

– И какую же из систем линкора вы предлагаете вывести из строя? – снова перебил штурмана нуль-навигатор, и в его голосе явственно слышалась насмешка.

После этих слов командира в Главном центре управления установилась мертвая тишина, ведь слова прозвучали… кощунственные – «…какую из систем корабля вы предлагаете вывести из строя?» Никто из звездолетчиков никогда прежде даже мысли не мог допустить о намеренной поломке хоть самой малости в огромном хозяйстве звездолета!

Однако главный штурман не дал себя сбить с темы:

– Да! Я предлагаю вывести из строя одну из систем корабля! – В его голосе звучал упрямый вызов.

– Какую именно? – все с той же насмешкой поинтересовался Старик.

– Именно систему внутренней связи линкора, – тут же ответил Шохин. – Мы переговорили с Властимилом, – он кивнул в сторону главного связиста «Одиссея», – он считает, что это можно сделать прямо отсюда, из центра управления!

Нуль-навигатор посмотрел в сторону Властимила Ерша, главного связиста линкора, стоявшего у штурманской консоли, задумчиво поскреб щеку и вдруг утвердительно кивнул:

– Хорошо! А теперь объясните, каким образом вы собираетесь это сделать? Ведь все системы корабля находятся под контролем Главного компьютера!

Главный штурман «Одиссея» поднял голову, нашел глазами Ерша и взмахом руки подозвал его к командирской панели. Главный связист чуть ли не бегом бросился к нуль-навигатору и сразу же принялся объяснять:

– Командир, построение внутренней связи на линкоре имеет некоторую особенность, и эту особенность можно использовать для реализации обоснованной господином главным штурманом цели. Дело в том, что коммутационная сеть внутренней связи линкора выполнена на базе самостоятельного кабельного шлейфа, и информация не проходит через Главный компьютер. Компьютер обеспечивает только ее адресное распределение…

– Давайте мы не будем вдаваться в технические подробности! – прервал его Старик. – Скажите, что вы предлагаете сделать конкретно!

Ерш сбился, бросил растерянный взгляд на главного штурмана и, коротко вздохнув, продолжил:

– Я предлагаю вскрыть кожух моей панели управления и перерезать базовый кабель сети внутренней связи…

– Компьютер немедленно включит резервную схему! – снова перебил его нуль-навигатор.

– На переключение понадобится около двадцати секунд. В этот момент вы потребуете связи с… с любой службой корабля и, не получив ее, переведете управление в аварийный режим. Не имея возможности обеспечить командира корабля необходимой связью, компьютер будет вынужден принять этот режим…

– И мы сразу же введем параметры изменения орбиты!.. – перебивая связиста, воскликнул Шохин.

– Чем вы собираетесь перерезать оптоволоконный кабель внутренней связи? – задал Старик свой очередной вопрос.

Ерш смущенно улыбнулся и вытащил из кармана комбинезона миниатюрную плазменную горелку, работавшую от встроенного аккумулятора. Нуль-навигатор с недоверием посмотрел на этот инструмент и пожал плечами:

– Как только вы начнете работать горелкой, температура кабеля возрастет, и компьютер включит резервную систему, не дожидаясь обрыва кабеля.

Ерш отрицательно покачал головой:

– Я перережу кабель, соединяющий вашу панель управления с суммирующим узлом, находящимся в моей панели. Этот кабель диаметром всего три микрона, так что достаточно будет на мгновение прикоснуться к нему пламенем горелки…

Старик еще раз недоверчиво посмотрел на крошечную горелку в ладони связиста и кивнул:

– Попробуем!

Развернувшись к своей панели управления, нуль-навигатор активизировал ее. На мгновенно посветлевшем экране монитора зажглась зеленоватая надпись «Готов к работе». Старик бросил быстрый выразительный взгляд на главного связиста, и тот метнулся к своему рабочему месту, но вместо того чтобы усесться в кресло, присел на корточки около стойки консоли и принялся быстро отбрасывать защелки, фиксировавшие облицовочную пластину. Спустя минуту пластина мягко упала в его подставленную ладонь, и Ерш тонким щупом, появившимся в его руке, принялся перебирать паутину серебристых проводов. Наконец осторожным, плавным движением он потянул на себя один из тончайших проводков, одновременно включая горелку, зажатую в другой руке.

Нуль-навигатор повернул к себе микрофон внутренней связи, не отводя взгляда от связиста, и быстро кивнул.

Ерш спокойным, уверенным движением провел по серебристой нити сияющей звездочкой плазменного пламени и тут же крикнул:

– Есть!..

– Срочно соединить меня с третьим двигательным отсеком! – рявкнул командир в микрофон связи, и практически сразу на экране его монитора вместо ожидаемой алой надписи «Связь нарушена, прошу разрешения перейти на резервную схему работы» появился немолодой мужчина в мешковатом комбинезоне с капитанскими знаками отличия на рукаве. Чуть развернувшись в сторону камеры, он четко произнес:

– Дежурный третьего двигательного отсека капитан Берг слушает, господин нуль-навигатор!

Лица Шохина, Ерша и большинства офицеров, с напряженным ожиданием наблюдавших за попыткой перехитрить Главный компьютер корабля, разочарованно вытянулись, и только нуль-навигатор остался спокойным и невозмутимым.

– При включении вашего двигательного блока протестируйте дополнительно пусковой энергорасход. Полученные данные немедленно сообщите мне!

– Есть, командир! – кивнул капитан, и связь прервалась.

– Властимил, ты не успел перерезать кабель!!! – рявкнул главный штурман, как только лицо капитана Берга исчезло с экрана командирского монитора. Однако Ерш отрицательно покачал головой, а нуль-навигатор спокойно произнес:

– Нет, Юрий Владимирович, он все сделал верно, но, как я и предполагал, наша попытка нарушить работоспособность корабельных систем ни к чему не привела.

– Как вы и предполагали?! – удивленно воскликнул Шохин. – Значит, вы знали, что компьютер вас опередит?!

– Нет, я думаю, что все резервные системы уже приведены в режим ожидания и начинают работать при первой же необходимости. Главный компьютер просто перестраховался от всех неожиданностей… И от нашего возможного противодействия.

– Так что же нам делать?! – с отчаянием произнес Шохин, оглядывая Главный центр управления.

– Ничего, – со вздохом ответил Старик, – ждать…

И тут неожиданно раздался хрипловатый, словно надтреснутый, запинающийся голос первого ассистента нуль-навигатора:

– Что вы дергаетесь, Шохин!.. Успокойтесь!.. Разве вы не видите… что нашему командиру известно что-то такое, чего он не хочет сообщить… всем!.. Известно ему и… Вихрову!.. Именно поэтому капитан и примчался в Главный центр перед самым стартом!.. Они явно что-то знают и потому так… спокойно себя чувствуют!.. Да вы посмотрите на них!..

Эдельман замолчал, а в помещении Главного центра управления линкором повисла тяжелая, гнетущая тишина. Люди переглядывались, некоторые из них, не отрываясь, смотрели на нуль-навигатора или Вихрова, но все молчали, словно боясь неосторожным, «не тем» словом нарушить некое хрупкое, ненадежное равновесие. Несколько минут царила тишина, и вдруг ее нарушил размеренный механический голос Главного корабельного компьютера:

– Корабль приступает к последнему этапу разгона. Двигатели включаются по счету «ноль» без дополнительного предупреждения. Прошу вахтенную команду занять свои места согласно стартовому расписанию, а Звездный десант личные противоперегрузочные ячейки. Начинаю предстартовый отсчет. Сто… девяносто девять… девяносто восемь…

Этот мерно звучащий, безразличный голос словно вывел вахтенных офицеров из ступора. Шохин повернулся к нуль-навигатору и, нависая своим массивным телом над креслом командира, спросил:

– Вам действительно что-то известно?! Что-то такое, что может спасти корабль?!

Старик молча покачал головой, и тогда все, словно по команде, посмотрели в сторону Игоря. Тот невольно приподнялся со своего места и глухо произнес:

– Я не знаю, о чем говорит… Артур Исаевич. Если бы мне было что сказать… если бы я мог хоть как-то прояснить ситуацию, я не стал бы молчать. Зачем мне это?.. Вот только… я не верю, что кому-то, будь то на Земле или в другом месте пространства, необходимо уничтожить «Одиссея». Может быть, нас хотят использовать для…

Он замолчал, не в силах подобрать необходимых слов, но никто из вахтенных офицеров и не подумал поторопить его или потребовать еще каких-то объяснений, все просто ждали, не скажет ли он еще что-нибудь. И Игорь заговорил снова:

– Возможно, перед линкором поставлена еще неизвестная нам цель, но мы о ней, безусловно, рано или поздно узнаем!.. А уничтожать наш корабль – это же просто бессмыслица!..

И он тяжело опустился в свое кресло.

– Именно из-за этого… незнания… – снова раздался странно прерывистый голос Эдельмана, – вы так торопились попасть в Главный центр управления, что рисковали оказаться под перегрузкой в незащищенном вестибюле?..

Он смотрел прямо в лицо Вихрова и глаза его были мертвы, а на губах блуждала странная растерянная усмешка.

«Ну, первоначальные три и две десятых g были не так уж и страшны…» – подумал Игорь и, пожав плечами, совершенно спокойным тоном ответил:

– Как вам должно быть известно, незадолго до старта я побывал на Гвендлане. Обдумывая это… посещение, я вдруг понял причину гвендландского мятежа, но для того чтобы проверить мою догадку, надо было еще раз спуститься на планету. И тут как раз совершенно неожиданно объявили предстартовую подготовку. Я попытался доложить свои соображения командиру и отложить старт, но… не успел.

– А доложить свои… «соображения» по внутренней связи вам в голову не пришло?..

Вопрос первого ассистента командира был насмешлив, но в его сухом запинающемся голосе насмешки не было. Вихров снова пожал плечами:

– Пришло… Я даже связался с Главным центром. Но командиру перед стартом было некогда или он счел этот разговор несвоевременным. Вот я и решил явиться в Главный центр, чтобы доложить свои соображения лично…

– Артур Исаевич, оставьте в покое капитана Вихрова!.. – раздался вдруг привычно жесткий голос командира корабля. – Даже если он попытается вам что-то объяснить, вы вряд ли поймете эти объяснения – вы же не были на Гвендлане и не контактировали с гвендландцами!

Эдельман замолчал, но у Игоря создалось впечатление, что сделал он это совсем не потому, что его одернул командир. Скорее было похоже, что в голову первому ассистенту нуль-навигатора пришла какая-то неожиданная мысль, которая и заставила его умолкнуть – взгляд его, только что яростно сверливший Вихрова, вдруг потух и «съехал» на неработающий экран панели управления да плечи еще больше поникли.

Но спустя минуту до ушей Игоря донесся его едва слышный, похожий на хрипловатый вздох, голос:

– Я, господин нуль-навигатор, видел этих… гвендландцев на своем мониторе, когда они возвращали нам наших погибших десантников… Этого для меня вполне достаточно…

Между тем уже начался последний этап разгона корабля, и взгляды всех дежуривших в центре офицеров снова приковало изображение А4 Кастора, пылающего на обзорных экранах. Казалось, что это изображение вырастает на глазах… Но это только казалось.

Игорь снова повернулся к мерцающему экрану монитора и поднял руки над клавиатурой, но тут же опустил их на подлокотники кресла. Ему в голову пришла неожиданная мысль:

«Если, как сказал мне профессор Капп, мятежники решили послать «Одиссей» по маршруту, на котором человек преобразуется в Homo Super, то звездолет должен, просто обязан уйти в гиперпространство! Но ведь скорости для перехода он не успевает набрать! Или все-таки мы – в смысле, земная наука – чего-то не знаем, и линкор даже с таким дефицитом скорости может уйти в гипер?! Проблемы гиперперехода больших масс в очень сильном гравитационном поле совершенно не изучены! Только вот… знают ли эти «полные супера», что на гипергенераторах линкора стоят квантовые предохранители, препятствующие их несанкционированному включению? Несанкционированному навигаторской службой линкора!»

Квантовые предохранители были поставлены на гипергенераторах именно для страховки от возможного сбоя компьютерного управления. Их отключение производилось непосредственно с навигаторского пульта управления, минуя Главный компьютер корабля. Даже если программа «Звездный лабиринт» предусматривала переход линкора в гиперпространство вблизи А4 Кастора, она не могла запустить гипергенераторы до тех пор, пока эти предохранители не были отключены!

Вихров бросил быстрый взгляд в сторону нуль-навигатора, соображая, каким образом сообщить ему свою догадку, но тот сидел неподвижно, вперив усталый взгляд в вырастающую на обзорных экранах звезду. Игорь задумчиво почесал подбородок, в конце концов он и со своей панели мог отключить все четыре предохранителя. Он осторожно опустил пальцы на клавиатуру, но почти сразу же убрал их. Отключать охранную систему было рано – вряд ли «Звездный лабиринт» предусматривал осуществление гиперперехода во время разгона, скорее это Должно было произойти именно в те восемнадцать минут, которые корабль пролетит в обычном пространстве после окончания разгона. Значит, именно тогда ему надо быть готовым!..

Вихров откинулся на спинку кресла и, почувствовав вдруг огромное облегчение, шумно выдохнул. И тут же нуль-навигатор повернулся в его сторону и внимательно посмотрел на своего третьего ассистента, но Игорь этого не заметил. Его внимание было приковано к верхнему правому углу экрана монитора, где быстро мелькали цифры, указывающие время, прошедшее с начала последнего цикла разгона. До окончания ускорения оставалось чуть меньше двух часов.

Спустя час на экране вихровского дисплея высветилась яркая надпись: «Излучение А4 Кастора достигло предельного значения».

Пальцы третьего ассистента запорхали над клавиатурой:

«Прошу доложить состав излучения и его интенсивность внутри корабля».

На экране немедленно высветилась таблица:

«Суммарное электромагнитное излучение – норма, в том числе: гамма-излучение – норма, рентгеновское излучение – норма. Проникающее Иситуки – норма, около сорока процентов общего объема излучения является комбинированным, не поддается разложению на составные части и определению интенсивности. Характер воздействия этой части излучения на живые организмы и неживую материю неизвестен».

Вихров взглянул в верхний правый угол дисплея, до окончания разгона оставалось пятьдесят шесть минут.

Спустя пять минут данные в таблице изменились:

«Суммарное электромагнитное излучение – 1,004 нормы, в том числе: гамма-излучение – 1,02 нормы, рентгеновское излучение – 1,03 нормы. Проникающее Иситуки – норма…»

А вот замечание по поводу неопределимой части излучения осталось без изменений.

Игорь напряженно следил за тем, как таймер на экране отсчитывал очередные пять минут. Ему хотелось скорее увидеть очередные показания уровня проникающего излучения, чтобы попробовать, хотя бы вчерне, определить динамику его роста…

Но в этот момент снова раздался неживой, запинающийся голос Эдельмана:

– Я понял, господин нуль-навигатор, вашу цель!..

Все находившиеся в Главном центре управления линкора невольно перевели взгляд в направлении первого ассистента командира корабля.

А тот, совершенно не замечая всеобщего внимания, поднялся со своего места и вперился сверкающим взором в Старика. Нуль-навигатор тоже смотрел на Эдельмана, и в его взгляде проглядывало удивление.

– Да, я понял вас!.. – повторил Эдельман, и его лицо исказила гримаса ненависти. – Это же вы… да-да, вы сами ввели в корабельный компьютер эту защищенную нулевым допуском программу «Звездный лабиринт»… А ваш любимчик, – первый ассистент, не глядя, махнул правой рукой себе за спину, указывая на Вихрова, – помогал вам в этом!!! Это вы двое обрекли «Одиссея» на уничтожение!!!

Удивление ушло из глаз нуль-навигатора, брови сошлись у переносицы, а в уголках губ залегли жесткие складки, но он продолжал молчать, все так же не отрывая глаз от своего первого ассистента.

Тот на мгновение запнулся, словно ожидая возражений командира, но тут же снова начал говорить, все больше распаляясь и повышая голос:

– И не надо так смотреть на меня, теперь вы меня своим взглядом не запугаете и не остановите! Теперь мне нечего бояться – вот она… – Эдельман, не глядя, ткнул пальцем в направлении обзорных экранов. – Она скоро убьет меня, но сначала она убила мой страх!

– Вам, Артур Исаевич, следует замолчать и успокоиться, – прервал свое молчание Старик. – Иначе вы наговорите такого, что потом сами будете сожалеть о сказанном!

– Нет, пусть он говорит! – воскликнул неожиданно первый ассистент штурмана, приподнявшись из-за своей панели, однако на его восклицание никто не обратил внимания.

– Я буду сожалеть?! – саркастически переспросил Эдельман и тут же ответил сам себе: – Я ни о чем не буду сожалеть!!! Мне просто некогда будет сожалеть!!! Вот она, – он снова ткнул пальцем в направлении сверкавшей на обзорных экранах звезды, – очень скоро сотрет все наши сожаления, все наши желания, мечты и надежды! И именно вы виновник этого! Вы!!!

– На основании чего, господин Эдельман, вы делаете такие заявления? – жестко спросил Старик, поднимаясь с места. – Извольте объясниться, прежде чем я отдам вас под арест!

Эдельман хрипло рассмеялся, а затем снова закричал, кривя лицо и брызгая слюной:

– Основания?! Вам нужны основания?! Вот вам основания!!! Разве не вы с самого начала этого полета саботировали прямые приказы Земли и руководителя операции контр-адмирала Эльсона?! Разве не вы, вместо того чтобы помогать Двенадцатой эскадре Звездного патруля в подавлении мятежа на Гвендлане, изыскивали любую возможность сорвать операцию?! Вы даже осмелились послать на планету этого своего… шпиона… – Тут Эдельман круто повернулся в сторону Игоря и с ярой ненавистью указал на него пальцем. – Вот он сидит здесь, вызванный вами неизвестно зачем! Что он делает в Главном центре управления, когда вахта не его?! Что он делал на Гвендлане, с кем там встречался и о чем договорился?! А я скажу… скажу всем! Он вместе с господином нуль-навигатором продал линкор гвендландцам, этим извергам, этим исчадиям Земли! Я не знаю, что они за это получили, но уж, верно, немало, раз так активно заметают сейчас следы! А теперь он здесь… сидит… смотрит… слушает… вынюхивает… Он наблюдает за всеми нами!!! Но я и его не боюсь!!!

Эдельман снова расхохотался.

– А что он вынюхивает, когда и сам очень скоро перестанет существовать, и все те, за кем он подглядывает, тоже перестанут существовать! О-о-о, наш командир очень хорошо умеет заметать следы своих преступлений! Теперь, вместо суда за невыполнение приказа… за саботирование приказа Земли, его ожидает слава героя, погибшего при выполнении задания!!! Ну а то, что вместе с ним погибнут ни в чем не повинные люди, его не трогает!!! И своего любимчика ему тоже не жаль!!!

Он снова круто обернулся и, неуклюже согнувшись в шутовском поклоне, заорал:

– Ну что, капитан Вихров, много ты получишь за свое шпионство?! Я тебе скажу, что ты получишь! Сначала тебя нашпигуют гамма-излучением, затем продуют солнечным ветром, а в конце поджарят… Вот она… – он снова указал на обзорные экраны, – вот она поджарит тебя вместе с нами со всеми!!!

Вдруг он выпрямился и совершенно спокойным, глухим голосом произнес:

– И никто не будет знать правды о том, что здесь произошло!..

В Главном центре управления повисла какая-то жуткая тишина, и в этой тишине вдруг раздался совершенно спокойный, даже немного насмешливый голос капитана Вихрова:

– Вам, Эдельман, надо принять успокоительное и поспать. Нервы у вас расшалились!

Первый ассистент нуль-навигатора вздрогнул, заозирался и вдруг резко сел на свое место.

– Я не хочу успокоительного… – Его голос дрожал от едва сдерживаемого ужаса. – Я не хочу успокоительного… Я уже спокоен… спокоен… спокоен… Я сейчас лягу спать…

Он замер и закрыл глаза.

И тут снова раздался голос первого ассистента главного штурмана Яна Озды. Встав из-за своего пульта и выпрямившись во весь свой немалый рост, он заговорил чуть торопливо, но достаточно уверенно:

– Господин флаг-навигатор прав, ваши действия около Гвендланы, господин нуль-навигатор, выглядят по меньшей мере странно! В то время как Звездный десант Двенадцатой эскадры штурмует цитадели мятежников, вы посылаете на планету всего лишь полуманипулу под командованием… своего третьего ассистента! А что он может понимать в боевых действиях?! Поневоле возникает вопрос: зачем вы это делаете, какие цели преследуете?

Озда замолчал и обвел взглядом Главный центр управления. На этот раз его слушали очень внимательно. Явно воодушевленный этим вниманием, он продолжил:

– А положение, в котором оказался «Одиссей», и вовсе… – штурман запнулся, не находя подходящего слова, – …невозможно! И… э-э-э… невозможным оно стало как раз из-за вашего, господин нуль-навигатор, непонятного поведения! Штурманская служба немедленно после старта доложила вам, что кораблю угрожает опасность, а вы даже пальцем не пошевелили, чтобы ее предотвратить!..

Старик, повернувшись к новому «выступающему», казалось, внимательно его слушал, но едва заметная улыбка, проскальзывавшая по его губам, показывала его отношение к этому «выступлению». Эдельмана он слушал гораздо серьезнее.

В этот момент Озда сделал еще одну паузу, и Старик ею воспользовался:

– Господин штурман, – его голос был жёсток и язвителен, – с каких это пор командир корабля должен согласовывать свои решения и действия с подчиненными?! Это, право, что-то новое в уставных отношениях Космофлота! И с какой стати вас интересует задание, данное мной капитану Вихрову, когда я направлял его на Гвендлану? Разве это знание поможет вам выполнять вашу работу?!

Он рассматривал замершего офицера своими немигающими светлыми глазами, и улыбки на его губах уже не было.

– Вся информация, необходимая вам для выполнения своих должностных обязанностей, до вас доводится, а сверх этого вам ничего знать не положено! – И тут он, неожиданно улыбнувшись, добавил: – К тому же «во многих знаниях многая печали»!.. Сядьте!

Первый ассистент штурмана как-то вдруг съежился и медленно опустился на свое место, а командир, оглядев притихший центр управления, медленно, с расстановкой проговорил:

– Господа офицеры, – вахтенные специалисты замерли на своих местах, – учитывая положение, в котором оказался наш корабль, и ваше, соответствующее этому положению… возбужденное состояние, я в первый и последний раз терплю подобные разговоры на линкоре! Если такое повторится, виновный будет отдан под трибунал! Что касается моего первого ассистента флаг-навигатора Эдельмана… – Старик повернулся к обмякшему в кресле навигатору-один. – Мне думается, его место в госпитале.

Нуль-навигатор обвел глазами центр управления и гораздо спокойнее закончил:

– Вспомните, что он тут недавно наговорил, и попробуйте спокойно… – его взгляд уперся в опустившего голову Озду, – …здраво оценить это выступление!

Командир опустился на свое место, и по центру прошелестел вздох облегчения – Старик вновь стал похож на самого себя. Но этот вздох немедленно замер. Происшедшая стычка, совершенно невозможная в нормальных обстоятельствах, отвлекла вахтенную команду от обзорных экранов, и теперь, когда ситуация в центре управления разрядилась, все взоры вновь обратились к ним. А там, заполняя собой почти всю площадь экранов, пылала желтовато-изумрудная, плюющаяся колоссальными протуберанцами звезда. Она, казалось, наваливалась всей своей чудовищной массой на замерших в креслах людей, она подавляла их своей чудовищной мощью, она зримо втягивала крошечную иглу линкора в свою огромную огненную бездну!!!

И только Игорь Вихров смотрел не на обзорные экраны, а на свой мерцающий монитор. Там яркой алой вязью было выведено: «Суммарное электромагнитное излучение – 5,40 нормы, в том числе: гамма-излучение – 4,52 нормы, рентгеновское излучение – 6,73 нормы. Проникающее излучение Иситуки – 2,62 нормы…»

«Вот и конец!.. – подумал Игорь. – Даже с нашей защитой и подготовкой мы не выдержим этого и полчаса, а десант, располагающийся гораздо ближе к обшивке, уже сейчас обречен!..»

И тут его взгляд скользнул к верхнему правому углу дисплея. Таймер, отсчитывающий время полета, показывал, что разгон должен закончиться через шесть минут, а скорость корабля приближалась к восьмидесяти процентам от необходимой для перехода в гиперпространство.

Руки Игоря машинально легли на клавиатуру, и пальцы побежали по клавишам, вводя код, отключающий предохранители гипергенераторов корабля.

Вихров уже заканчивал пересылку набранного кода на исполнительные механизмы, как вдруг в центре управления включилась громкая связь и раздался механический голос Железного Феликса:

– Корабль подвергается избыточному жесткому облучению. Суммарное электромагнитное излучение составляет 5,86 нормы, в том числе: гамма-излучение – 5,02 нормы, рентгеновское излучение – 6,82 нормы. Проникающее излучение Иситукн – 3,12 нормы. Около сорока процентов общего излучения звезды не идентифицируется, степень и характер его воздействия на живые организмы не определяется. Жизнь на корабле и его тонкое электронное оборудование находятся в опасности. Требуется приятие решения по выводу корабля из опасной зоны!»

Старик мгновенным движением пальцев активизировал свою панель управления и, не тратя времени на ввод команды через клавиатуру, развернул к себе микрофон внутренней связи.

– Главному компьютеру корабля!.. – Его голос был спокоен и деловит. – Немедленно произвести пятиминутное боковое ускорение 14 g в направлении F4 Кастора!

Мгновенно последовал ответ Главного компьютера:

«Приказ противоречит задаче, поставленной программой «Звездный лабиринт». Прошу подтвердить полномочия для снятия задачи, введенной по нулевому уровню допуска!»

– Дальнейшее выполнение программы «Звездный лабиринт» ведет к уничтожению экипажа корабля и его гибели! – Голос нуль-навигатора чуть дрогнул. – Следуя установкам программы, Главный компьютер наносит смертельный вред людям. Объявляю десятисекундную паузу выбора решения для Главного компьютера линкора-ноль «Одиссей». Альтернатива – продолжение выполнения программы «Звездный лабиринт» или выполнение только что отданного приказа, позволяющего сохранить жизнь двум тысячам человек и спасти от уничтожения линкор-ноль «Одиссей»! Отсчет!

«Вот чего ждал Старик!!! – вспыхнула в голове Вихрова мгновенная догадка. – Возможности поставить компьютер перед дилеммой: выполнить приказ нуль-навигатора или допустить гибель корабля!!! Только вот представилась эта возможность слишком поздно!!!»

И снова зазвучал голос Железного Феликса:

– Принята десятисекундная пауза выбора решения. Начинаю отсчет. Один… два… три…

В этот момент цифры, мелькавшие в правом углу вихровского монитора, остановились, и высветился одинокий «0». Последний цикл разгона закончился. И тут Игорь Вихров почувствовал внутри себя слабый, но точно ощутимый толчок. Гипергенераторы корабля пришли в действие, готовясь выбросить линкор из обычного пространства!

– Четыре, пять, шесть…

Волной накатила тошнота, так что Игорю пришлось закрыть глаза и усилием воли сдержать комок, рванувшийся из желудка вверх по пищеводу.

– Семь… восемь… девять…

Голос корабельного компьютера смолк, и практически сразу же тошнота отступила. Третий ассистент нуль-навигатора снова открыл глаза.

Оба обзорных экрана белели гиперпространственной пустотой! «Одиссей» вырвался из обычного трехмерного пространства, окрашенного зеленым сиянием рушащейся на него звезды!

Глава 2

Транспортный корабль «Северное сияние» был очень стар, даже его командиру, навигатору-три Егору Семушкину было непонятно, каким образом этой древней развалине удается проходить ежегодный технический контроль. Каждый раз, отправляясь на Землю, ему казалось, что уж этот-то рейс станет последними для его «Летучего голландца» и он наконец-то получит назначение на звездолет. Но пока что, вот уже третий год, Семушкину приходилось таскать на этой развалюхе грузы и людей к Нептуну, Плутону, Харону и поясу Койпера. Полет туда и обратно занимал чуть больше полугода, так что бравый навигатор-три уже в пятый раз шел по одному и тому же маршруту.

Команда на транспортнике была небольшая, всего двенадцать человек, десять из которых были такими же недавними выпускниками школ Космофлота Земли, как и сам командир. И все они, так же как командир, мечтали распрощаться со старым кораблем и попасть на межзвездную трассу.

«Северное сияние» направлялся к Земле. Два месяца назад транспорт стартовал с орбиты Цербера – большой планетеземали в поясе Койпера, где уже сто двадцать лет существовала научно-исследовательская станция «Внеземелье». Треть сотрудников этой станции, шесть человек, возвращались на «Северном сиянии» домой после трехлетней работы за орбитой Плутона. Трюмы транспортника были практически пусты, так что топлива вполне хватало на то, чтобы выйти из плоскости эклиптики и идти к Земле напрямую. Планетолет уже миновал орбиту Сатурна, так что через какой-нибудь месяц-полтора люди должны были ступить на родную планету.

По внутрикорабельному времени было раннее утро, когда в каюте навигатора-три раздался сигнал-вызов из коннект-узла. Егор Ильич только что проснулся и как раз собирался приступить к водным процедурам или, попросту говоря, умыванию, но вместо этого был вынужден включить модуль связи. На вспыхнувшем экране появилось слегка смущенное лицо главного связиста корабля Дэвида Гоуда.

– Командир, я не хотел вас беспокоить, но тут с Земли получено сообщение с грифом «весьма срочно» и под кодом самого Кузнецова… Я решил, что…

Семушкин нетерпеливо перебил своего связиста:

– Ничего страшного, я уже проснулся. Давай перебрасывай свое сообщение!

Гоуд смутился еще сильнее:

– Я же говорю, сообщение закодировано… Оно не пройдет к вам в каюту. Я могу либо отправить его в центр управления, но ни Антонио, ни Олег его все равно не смогут вскрыть, либо вы подойдете в коннект-узел…

«Сколько раз я просил установить дешифратор в каюте! – с раздражением подумал Семушкин. – А этим… делягам из технического центра только бы посмеиваться!»

И Егор тут же припомнил все шуточки, отпущенные в техцентре по поводу своего корабля и заявленной им необходимости сеть-очков в личной каюте.

«Вот теперь, если я не успею выполнить приказ командира Космофлота, вы, голубчики, у меня пошутите!» – мстительно подумал он, вслух же командным тоном произнес:

– Хорошо, я сейчас подойду в коннект-узел!

Дэвид немедленно отключил связь, а навигатор-три поспешил в свой личный санблок, чтобы привести себя в порядок после сна.

Спустя десять минут Семушкин уже входил в коннект-узел.

Гоуд указал ему на крошечную застекленную кабинку, притулившуюся в углу коннект-узла и предназначенную как раз для таких случаев. Именно в этой кабинке находились одни из двух сеть-очков, которыми был оснащен транспортник и которыми, надо признаться, пользовались очень редко. Командир транспорта уселся в кресло, подобрав под него ноги, чтобы те не упирались в стену, и натянул сеть-очки. Однако изображение не появлялось.

– Ну что вы там копаетесь!.. – нетерпеливо крикнул Семушкин, и практически сразу же тьма перед его глазами сменилась туманной серью, расчерченной на квадраты узкими синими линиями, а затем на месте этой сетки появился текст. Навигатор-три дважды прочитал текст, после чего отключил дешифратор и стянул обруч сеть-очков с головы. Выражение лица у него было весьма задумчивым и даже чуть растерянным.

Не говоря ни слова, он вышел из коннект-узла и медленным шагом направился в сторону Главного центра управления корабля. В голове у него вертелся только что прочитанный текст.

«Всем кораблям Космофлота Земного Содружества, находящимся за орбитой Нептуна, всем кораблям Космофлота Земного Содружества и коммерческим планетолетам, находящимся в районе пояса астероидов.

Командование Космофлота просит командиров кораблей, находящихся в указанных зонах Солнечной системы, обратить внимание на небольшие космические тела (не более пяти километров в поперечнике). В том случае, если подобное космическое тело имеет странности орбиты или движется вопреки физическим законам Солнечной системы, прошу немедленно сообщить в штаб Космофлота Земного Содружества и сопровождать это тело на безопасном расстоянии до подлета патрульного корабля Космофлота. Вступать в контакт с подобным космическим телом категорически запрещаю!

Издержки, возникшие у коммерческих планетолетов в связи с данным поручением, будут компенсированы в полном объеме финансовой службой Космофлота.

Командующий Космофлотом Земного Содружества адмирал Кузнецов».

Впрочем, задумчивость, да и растерянность командира «Северного сияния» длились недолго. Входя в центральную рубку, навигатор-три стряхнул их с себя самым простым способом:

«Либо в текст сообщения вкралась какая-то странная ошибка, что, конечно же, маловероятно, либо адмирал Кузнецов совсем уже… того… И то сказать, старику уже давно пора на покой!.. Какую угрозу может представлять какой-то крошечный астероид?.. И уж совсем невероятно, чтобы он двигался в Солнечной системе как ему самому заблагорассудится!»

Но подсознательно Семушкин понимал, что за этим сообщением стоит нечто серьезное, да и авторитет Кузнецова не так-то просто было поколебать сомнительными рассуждениями.

Тем не менее он решил не забивать головы своим подчиненным приказом, который вообще-то положено было издать на основании полученной директивы, – ближе к Земле он успеет оформить все надлежащим образом.

Второй пилот «Северного сияния» Антонио Суджо обернулся на звук открываемого шлюза и, увидев командира, улыбнулся. А вот штурман, склонившийся над своей консолью, не отвлекся даже на короткий кивок. Навигатор-три подошел к штурманской консоли и, заглянув через плечо штурмана, поинтересовался:

– Какие-то сложности, Олег?

Олег Ширяев покачал головой и недовольно пробурчал:

– Я же говорил, надо было подняться повыше, сейчас не было бы головной боли!..

– А откуда у тебя головная боль? – с усмешкой переспросил командир корабля. – Опять новую игру сочинял, вместо того чтобы спать?!

– Ага, игру… – все тем же недовольным тоном отозвался штурман. – А задача в игре будет, как проскочить под хвостом у Юпитера, не включая главный привод!

– Что, слишком близко проходим?.. – чуть заволновался Семушкин.

– Перигей – миллион триста тысяч километров… – доложил штурман.

– Ну так чего же ты волнуешься? – удивился командир. – При нашей массе мы проскочим без проблем!

– А вот через трое суток и посмотрим, будут у нас проблемы или нет, – не то согласился с командиром, не то возразил ему штурман.

Семушкин прошел к командирскому месту и, усевшись в кресло, включил свою панель управления. Затем, повернувшись к Антонио, с улыбкой проговорил:

– Можешь отдохнуть… Только не слишком торопись в кают-компанию…

– Почему?.. – удивился тот.

– Потому что когда ты вбегаешь в кают-компанию, запыхавшись и вытирая пот, пани Станислава очень смущается!

Штурман за своей консолью хрюкнул, давя смешок, а Антонио покраснел.

– Мое отношение к пани Станиславе… – обиженно начал он, но командир его перебил:

– …Всем известно и не обсуждается. И тем не менее… в кают-компанию не торопись. Все равно пани Станислава туда еще не подошла.

Суджо махнул рукой, отключил свою панель и нарочито медленно выбрался из кресла. Однако стоило ему шагнуть в сторону шлюза, Ширяев словно бы про себя, но достаточно громко проговорил:

– На старт…

Следующий шаг Антонио был сопровожден словом:

– Внимание…

А когда люк шлюза с легким шипением открылся перед вторым пилотом, штурман гаркнул:

– Марш!!!

Шлюз закрылся за Антонио, а Семушкин и Ширяев рассмеялись.

– Я всегда считал итальянцев разбитными ребятами и дамскими угодниками, – сквозь смех проговорил Олег, – но, судя по нашему другу, их главное качество – робость!

– Но согласись, что пани Станислава может заставить сробеть любого! – возразил Егор. – Я и сам в ее присутствии робею!

Они замолчали, в памяти обоих предстала высокая белокурая красавица гидролог, относившаяся с презрением ко всем представителям сильного пола.

Бедный Антонио!!!

А в кают-компании в это время собирались возвращавшиеся на Землю сотрудники «Внеземелья» и свободные от вахты члены команды. Пассажиры только что позавтракали и теперь, входя в кают-компанию, решали, чем будут заниматься в течение дня. Но едва их взгляды падали на обзорные экраны, демонстрирующие окружающее транспорт пространство, как они замолкали и потихоньку рассаживались в расставленные по кают-компании кресла.

Открывавшаяся взгляду панорама была вполне достойна их молчания!

Прямо перед зрителями расстилалось черное пространство вселенной, усеянное мириадами звезд, среди которых, чуть правее курса корабля, крупным бриллиантом сияло желтоватое Солнце. А слева, казалось, совсем немного ниже траектории полета «Северного сияния» гигантским шаром вырастал Юпитер, поверхность которого была исчерчена голубыми, коричневыми, желтыми, красными полосами облаков, порой вытянутыми параллельно экватору, порой завивающимися гигантскими спиралями чудовищных вихрей! Создавалось впечатление, что огромная планета накатывается сбоку на крошечный планетолет с мрачным намерением раздавить несуразное создание людей, рискнувшее приблизиться к беспощадному гиганту. Рядом с матово-разноцветной громадой Юпитера ярко светились три из четырех галилеевых лун, и только скромница Европа пряталась позади своего царственного повелителя.

Рассматривать эту величественную картину можно было часами, к тому же она жила, постоянно изменяясь, поворачиваясь к зрителю новыми гранями, новыми красками.

Скоро почти все кресла были заняты. Одной из последних в кают-компанию вошла пани Станислава Шиминская, и тут же трое из сидевших поблизости от дверей мужчин вскочили со своих мест. Пани слегка кивнула одному из них и заняла освободившееся место, не уделив двум остальным «джентльменам» ни малейшего внимания. И почти сразу же вслед за этим в кают-компанию, чуть запыхавшись, вошел Антонио Суджо.

Окинув собравшихся беглым взглядом, он мгновенно увидел пани Станиславу и поздоровался с ней поклоном. Однако подойти к ней ему не дали, профессор Збигнев Клот, до недавнего времени руководивший научно-исследовательской станцией на Цербере и до сих пор чувствовавший себя руководителем, окликнул его:

– Господин второй пилот, могу я задать вам несколько вопросов?

Едва заметно вздохнув, Антонио направился к креслу, занимаемому профессором.

– Конечно, господин профессор, и я постараюсь вам ответить, если вопросы будут в пределах моей компетенции.

– В пределах, в пределах… – добродушно-барственным тоном уверил звездолетчика профессор. – Ведь в вашей компетенции ответить, не слишком ли мы приближаемся к Юпитеру. Это величественное зрелище, – Клот кивнул в сторону обзорных экранов, – навевает… э-э-э… некоторую тревогу.

– Ваша тревога, господин профессор, совершенно напрасна, – с улыбкой ответил второй пилот транспорта. – Насколько мне известно, расстояние до Юпитера в перигелии орбиты «Северного сияния» будет превышать миллион триста тысяч километров – а этого более чем достаточно, чтобы пропустить планету перед собой и без труда преодолеть ее поле тяготения. В крайнем случае мы включим боковую тягу, но ускорение вряд ли составит более трех-четырех g и продлится дольше нескольких минут.

– То есть вы считаете, что Юпитер пройдет перед нами?! – неожиданно подала голос пани Станислава.

Антонио с готовностью повернулся в ее сторону и улыбнулся своей обворожительной улыбкой:

– Это не я так считаю, дорогая пани Станислава, так предопределено законами небесной механики!

– Но мы видим совершенно другое… – чуть капризно возразила красавица полька. – Юпитер, эта… громадина, явно движется прямо на нас… Такое впечатление, что «Северное сияние» собирается опуститься на планету!

– Позвольте вас заверить, что у команды нет намерения совершать посадку на Юпитер, – все с той же улыбкой ответил Суджо. – Тем более что наша старая посудина и не сможет этого сделать… Что же касается возникающего у вас впечатления… На Земле утром создается впечатление, что солнце восходит по небосклону, однако вы же понимаете, что это не так!

Видимо, гордой пани Станиславе не слишком понравилось столь примитивное сравнение, она как-никак была человеком науки, хотя ее знания и были слишком далеки от космической механики. Ее высокий чистый лоб прорезала недовольная вертикальная складочка, и второй пилот «Северного сияния» немедленно понял свою ошибку.

– Поверьте, что вы можете без всякой тревоги наслаждаться этим величественным зрелищем, – Суджо снова повернулся к экранам, – и через шесть-восемь дней оно будет столь же завораживающим, только Юпитер будет располагаться не на левом экране, а на правом!

– А через восемь дней он что, пропадет?! – довольно язвительно поинтересовалась пани Станислава.

– Нет, – пожал плечами Антонио, – но он будет постепенно уменьшаться, и спустя пару недель вы уже с трудом будете находить его среди звезд.

– Я четвертый раз пересекаю орбиту Юпитера, – подал голос Иржи Яшек, астрофизик экспедиции, – но саму планету такблизко вижу в первый раз… Впечатляет!..

– Вообще-то, – снова заговорил Суджо, – планетолеты стараются без нужды не приближаться к гигантам. Другое дело, если идешь на Ио или на Каллисто, тогда поневоле приходится вертеться около Юпитера!

На минуту в кают-компании воцарилась тишина, все снова повернули головы в сторону левого экрана, на котором сиял огромный полосатый шар. Затем пилот «Северного сияния», бросив быстрый взгляд в сторону холодной белокурой красавицы, едва слышно вздохнул и обратился к Клоту:

– Если, профессор, у вас нет больше ко мне вопросов, я позволю себе откланяться…

– А вы разве не останетесь с нами обедать?.. – поинтересовался тот.

Последовал новый быстрый взгляд в сторону пани Станиславы, а затем короткий ответ:

– Нет, профессор, придется вам довольствоваться обществом командира.

Антонио быстро вышел из кают-компании и направился в свою каюту. Ему надо было отдохнуть перед очередной вахтой. Последующие четыре дня, как и предсказывал Суджо, Юпитер все больше вырастал и все больше смещался к темной узкой панели, разделяющей правый и левый обзорные экраны, пока не оказался точно по курсу «Северного сияния». Его величественная полосатая сфера занимала почти половину общей площади экранов, а примерно треть ее пряталась за их нижним обрезом. Из двадцати восьми спутников гиганта можно было видеть только четыре, да Ио и Европа иногда показывались в верхнем правом углу правого экрана.

А на четвертые и особенно пятые сутки стало видно, что второй пилот «Северного сияния» абсолютно верно предсказал развитие событий. Юпитер начал уменьшаться в размерах, причем гораздо стремительнее, чем рос до этого.

Впрочем, все эти визуальные трансформации гигантской планеты интересовали только пассажиров «Северного сияния» – команда транспорта занималась своими повседневными делами, не отвлекаясь на досужее рассматривание обзорных экранов.

Егор Семушкин посвятил несколько дней приведению в порядок корабельной документации, как он это делал каждый раз, направляясь к Земле. Трасса корабля пролегала в хорошо изученных местах, по стационарной, заранее рассчитанной орбите, так что его присутствие в Главном центре управления не было необходимостью – Олег Ширяев, его ассистент Артур Исакян, Антонио и Слава Мальков, слушатель выпускного курса кафедры звездного пилотажа томской Звездной академии, стажировавшийся на «Северном сиянии», вполне справлялись с управлением кораблем. Но в это утро Семушкина словно что-то потянуло в центр управления.

Едва он переступил порог шлюза, как сразу понял, что произошло нечто необычное. Олег Ширяев сидел за штурманской консолью и, развернув к себе микрофон внутренней связи, в свойственной ему иногда резкой манере кричал:

– …А я тебе говорю, проверь весь шлейф еще раз… Нет, дело именно в этом шлейфе – наводка просматривается только на экранах штурманской и навигаторской консолей, на остальных экранах, в том числе обзорных, никаких лишних астероидов нет!!!

Помолчав несколько секунд, видимо, для того, чтобы выслушать ответ своего собеседника, и не дождавшись его, Олег уже в полном раздражении гаркнул:

– Ну и что с того, что ты уже трижды проверял этот шлейф!!! Наводка появилась два часа назад и не исчезает – значит, ты просто не нашел повреждение! Потому проверь свое хозяйство еще раз… Да!.. Меня устроит, если эта наводка появится на всех экранах, это будет свидетельством того, что я открыл новую малую планету, а пока что я могу говорить лишь о сбоях в навигационном оборудовании!!!

Штурман, прекращая разговор, отбросил от себя микрофон, и тот, развернувшись, поник на гибкой подводке.

Только теперь Олег заметил вошедшего в центр управления командира. Вскочив из-за консоли, он громко отрапортовал:

– Господин навигатор-три, полет транспортного корабля «Северное сияние» проходит в штатном режиме. Отклонения от курса нет, нарушений в работе двигателей нет, отставания от графика прохождения трассы нет!..

– Значит, все в порядке?.. – переспросил Семушкин.

– Все в порядке… – подтвердил Ширяев и, глянув на ссутулившегося за навигаторской консолью Малькова, добавил: – В шлейфе внешнего наблюдения навигаторской и штурманской консолей какая-то наводка бродит… Да на нашем древнем судне скоро и привидения появятся!

– Что за наводка?.. – не поддержал мрачную шутку штурмана командир.

– Да вот, смотри, – перешел на «ты» Ширяев, подчеркивая тем самым несерьезность сбоя автоматики внешнего наблюдения.

Пригласив командира к своей консоли, штурман указал на экран панели управления, мерцающий звездным небом. В правой нижней части экрана ярко светился чуть сплющенный диск Юпитера, перечеркнутый темными полосами.

Опытный взгляд Семушкина мгновенно увидел то, что возмущало штурмана, – рядом с Пасифе, одним из самых удаленных спутников Юпитера, мерцала крохотная точка, которой не должно было быть на экране.

– Ты имеешь в виду этот… спутник Пасифе? – на всякий случай переспросил командир и вслед за утвердительным кивком Ширяева добавил: – И считаешь это наводкой в шлейфе?.. А может быть, это еще не открытый астероид?..

На этот раз штурман покачал головой отрицательно:

– Нет, я наблюдаю этот… – он чуть усмехнулся, – «объект» уже в течение двух часов. Когда я его заметил, он располагался в тысяче двухстах километрах от Пасифе, со стороны, противоположной Юпитеру. За эти два часа он оказался в тысяче четырехстах километрах от Пасифе, но уже между ней и Юпитером. При этом он прошел всего в пятидесяти километрах от поверхности спутника, так что на несколько минут буквально слился с ним! И, поверь мне, он не является спутником Пасифе, поскольку, огибая ее, вышел из плоскости эклиптики. Ты считаешь, что такая траектория возможна у космического тела, принадлежащего Солнечной системе… да вообще любому космическому телу?! С каких это пор тело, имеющее, если судить по данным корабельного компьютера, диаметр три километра, может свободно маневрировать в пространстве?! А может быть, ты встречал у отдельно взятых астероидов встроенный ионный привод?! Но даже если бы у него имелся такой привод, я засек бы его работу в инфракрасном диапазоне, а там пусто!!!

Ширяев резким касанием сенсора перевел монитор штурманской панели в инфракрасный диапазон, и оба пятнышка – Пасифе и ее спутник – засияли ровным розовато-оранжевым светом отраженного тепла. Никакого собственного теплового излучения у обоих объектов не наблюдалось. Штурман, посверкивая злыми глазами, на секунду замолчал, и навигатор-три задал неожиданный вопрос:

– Ты запись движения этого… «камушка» вел?..

– С какой стати?.. – изумился Ширяев. – И как вообще можно записать наводку в шлейфе?!

– Да почему ты решил, что это наводка?.. – чуть повысил голос Семушкин.

– А что это может быть еще? – немедленно откликнулся штурман. – Это пятно наблюдается только на экранах штурманской и навигаторской панелей, остальные мониторы его… игнорируют! Из чего я делаю закономерный вывод, что это наводка в шлейфе!!! А наш умница электронщик утверждает, что со шлейфом все в порядке!!!

И штурман с возмущением уставился на командира.

Однако Семушкин не обратил внимания на его праведное возмущение.. Он вдруг вспомнил о подписанной адмиралом Кузнецовым шифрограмме и у него от волнения даже ладони вспотели. Но усилием воли он заставил себя успокоиться.

– А может быть, объект виден только на этих экранах, потому что их шлейф более чуток? – И, не дожидаясь ответа штурмана, Семушкин быстро прошел к своему месту и включил командирскую панель управления. Едва экран монитора затлел зеленоватым светом, его пальцы пробежали по клавиатуре, а затем он повернул к себе микрофон внутренней связи:

– Командир вызывает службу электронного обеспечения!

– Старший лейтенант Степанцов слушает! – немедленно раздался в Главном центре управления глуховатый, слегка раздраженный голос начальника службы электронного обеспечения.

– Какое разрешение установлено на шлейфе обзорных экранов центра управления?!

– Двадцать две тысячи точек на квадратный сантиметр, – последовал немедленный ответ Степанцова.

– Можно увеличить разрешение этого шлейфа, так чтобы стали видны объекты с поперечным сечением в три километра?..

После секундной паузы последовал не слишком уверенный ответ:

– Попробуем…

Несколько минут на обзорных экранах Главного центра управления ничего не происходило, и Семушкин нетерпеливо проговорил:

– Ну что там у вас?..

– Заканчиваю перепрограммирование шлейфа, но… сечение оптоволокна маловато, возможны «сколы» по краям изображения.

– Мне достаточно будет половинного изображения в центре экранов.

– Получите, командир!.. – глухо проворчал Степанцов.

Изображение на больших обзорных экранах дернулось, экраны отразили абсолютную черноту, а затем вновь показали звездное небо, только теперь их края где-то на треть замутились переливающимся туманом. Зато рядом с яркой искоркой Пасифе, сияющей в центре правого экрана, появилась еще одна искорка.

Несколько секунд в центре управления «Северного сияния» царило молчание, вся вахта смотрела на эту проявившуюся звездочку, а затем раздался пораженный голос Ширяева:

– Но это же невозможно!..

Видимо, так же думали и остальные вахтенные офицеры, и только командир корабля действовал решительно и быстро. Его пальцы забегали по клавиатуре и на экране монитора начал появляться текст:

«На директиву штаба Космофлота от восемнадцатого марта восемьсот тридцать второго года.

Командир транспортного корабля «Северное сияние», навигатор-три Егор Семушкин штабу Космофлота Земного Содружества.

Следую по спрямленному маршруту Пояс Койпера (Цербер) – Земля. Подъем над плоскостью эклиптики составляет шестьсот тысяч километров в сторону Полярной звезды. Пересек орбиту Юпитера сто шесть часов назад (время стандартное). В тысяче двухстах проекционных километрах от Пасифе обнаружил не зафиксированный ранее объект. Наибольшее поперечное сечение объекта – три километра, собственного излучения не имеет. Объект движется по траектории, противоречащей физическим законам Солнечной системы, в сторону Юпитера.

В соответствии с вашей директивой начинаю сопровождение объекта на расстоянии двести сорок тысяч километров.

Навигатор-три Семушкин Е.И.».

После удара по клавише пересылки информации Семушкин снова наклонился над микрофоном внутренней связи:

– Командир вызывает коннект-узел!

– Лейтенант Гоуд слушает, господин командир!

– Я только что переправил вам текст сообщения для штаба Космофлота. Обеспечьте срочную связь с Землей и дождитесь ответа из штаба. Ответ немедленно доложите мне!

Главный штурман «Северного сияния» недоуменно повернулся в сторону командира корабля, но спросить ничего не успел.

– Корабль меняет курс! – жестко проговорил навигатор-три, обежав глазами Главный центр управления и остановив свой взгляд на главном штурмане корабля. – Мы следуем за обнаруженным объектом. Господин штурман, рассчитайте траекторию разворота и переходные ускорения. Ближе двухсот сорока тысяч километров к объекту не приближаться. На новый курс ложиться без дополнительной команды!

Развернувшись в кресле, Семушкин снова подвинул к себе гибкую подводку микрофона внутренней связи.

– Командир вызывает службу электронного обеспечения!

– Старший лейтенант Степанцов слушает! – немедленно отозвался Олег.

И тут навигатор-три резко изменил тон разговора:

– Слушай, Олег Николаевич, я знаю все твои трудности, но необходимо прямо сейчас наладить постоянную запись поведения этого… спутника Пасифе. Мы будем некоторое время следовать за ним, а когда вернемся на Землю, с нас обязательно потребуют запись этого следования. И запись должна быть… очень четкой! Желательно вести ее с трех-четырех точек…

– Командир, я не могу вывести в пространство автономные камеры… – Степанцов решился перебить командира, полагаясь на предложенный тем доверительный тон разговора. – У меня нет ни одного исправного носителя! Вы же знаете, последний вышел из строя еще у Плутона!

– Я разрешаю тебе взять оба челнока…

– А кто на них пойдет?.. Я же не могу выпустить их в автоматическом режиме!..

– У тебя двое… – начал Семушкин и тут же перебил сам себя:– Ах да, они же не умеют управлять челноками!.. – и после секундного раздумья добавил: – Хорошо, устанавливай свою аппаратуру, а людей я подберу. Когда все будет готово?

– Минут в… двадцать управлюсь, – твердо ответил Степанцов.

Командир отключил связь с электронщиками и тут же проговорил в микрофон:

– Второй пилот и пилот-стажер должны немедленно явиться к командиру корабля! Повторяю, Антонио Суджо и Вячеслав Мальков должны немедленно явиться к командиру корабля.

Семушкин еще не успел отодвинуть от своих губ губчатый шарик микрофона, как за его спиной раздался чуть дрожащий голос стажера:

– Пилот-стажер по вашему приказанию прибыл!..

Снова развернувшись в кресле, навигатор-три пристально посмотрел на курсанта.

– Ты с выпускного курса, значит, налет на стандартных челноках у тебя должен быть часов двести… – не то спросил, не то констатировал Семушкин.

– Триста двадцать стандартных часов! – бодро уточнил Слава.

– Одиночные полеты были?..

– Пятьдесят шесть часов!..

– Хорошо, – кивнул навигатор-три, – отправляйся на первую причальную палубу. Как только Степанцов закончит монтаж своей аппаратуры, выйдешь в пространство. Держаться будешь слева от корабля, больше чем на три-четыре километра не удаляйся: твое дело – держать одинаковые с «Северным сиянием» скорость и направление. Связь я выведу прямо сюда.

Он еще раз внимательно посмотрел на стажера и переспросил:

– Все понял?

Тот в ответ молча кивнул.

– Тогда отправляйся!

Мальков развернулся и быстро покинул центр управления. И почти сразу же через другой шлюз в центр вошел Антонио Суджо.

Навигатор-три заговорил, не дожидаясь доклада офицера о прибытии:

– Господин второй пилот, «Северное сияние» меняет курс. До подхода Звездного патруля мы будем следовать за открытым нами неизвестным объектом. Вам надлежит проследовать на вторую причальную палубу и вывести в пространство челнок с установленной на его борту записывающей аппаратурой. Будете держаться в пределах двухкилометровой зоны справа от корабля, согласовывая с ним скорость и направление движения… Вопросы есть?

– Как долго продлится патрулирование? – спросил Суджо.

Семушкин помолчал, а затем со вздохом ответил:

– Это зависит не от нас… Как только нас сменит патруль, мы пойдем дальше старым курсом.

– Понял… – вздохнул вслед командиру второй пилот.

– Ну раз понял, выполняй…

Суджо кивнул и последовал за Мальковым.

Через пятнадцать минут по внутренней связи почти одновременно поступили доклады с бортов еще не стартовавших челноков:

– Челнок-один к вылету готов…

– Челнок-два к вылету готов…

Командир корабля пробежал пальцами правой руки по клавиатуре панели управления, проверяя готовность маленьких корабликов, и скомандовал:

– Челнок-один, челнок-два – старт!

Спустя несколько секунд на обоих обзорных экранах появились темные силуэты стартовавших челноков. Они зажгли бортовые огни и быстро разошлись в стороны. Скоро их совсем не стало видно, и только яркие спаренные желто-зеленые огни показывали их местонахождения.

Навигатор-три повернулся в сторону штурманской панели, собираясь узнать, как идет дело с расчетом новой траектории полета, но в этот момент раздался вызов по внутренней связи:

– Коннект-узел вызывает командира!

Семушкин повернул микрофон к себе:

– Слушаю вас, лейтенант Гоуд.

– С Земли получен ответ на ваше сообщение.

Семушкин тяжело вздохнул:

– Сейчас возьму сеть-очки… – но из кресла подняться не успел, Гоуд проговорил скороговоркой:

– Сообщение не зашифровано, вывожу его на ваш монитор.

Навигатор-три тронул сенсор на панели управления, переводя связь на экран монитора, и по экрану побежали быстрые строки:

«Командиру транспорта «Северное сияние, навигатору-три Семушкину, штаб Космофлота Земного Содружества.

Ваше сообщение получено. К вам направляются два дежурных звездолета Звездного патруля – «Вихрь», класс ГК-малый, и «Буран», класс ГК-малый. Расчетное время прибытия первого – шестьдесят два часа тридцать минут, второго – шестьдесят восемь часов двенадцать минут. Прошу до прибытия указанных звездолетов сопровождать обнаруженный объект, не пытаясь вступить с ним в контакт и не производя никаких телеметрических исследований, кроме оптических наблюдений. Объект может быть опасен!

Командующий Космофлотом Земного Содружества адмирал Кузнецов».

– О-па! – изумленно воскликнул Семушкин, прочитав сообщение штаба Космофлота. Вахтенные офицеры невольно посмотрели в сторону командира, и тот вынужден был пояснить:

– Нам на подмогу направляют два ГК-малых!

– Не может быть! – снова вырвалось у штурмана. – Два перехватчика класса «Глубокий Космос» из-за этого сумасшедшего «камушка»?!

– Выходит так!.. – протянул навигатор-три.

Спустя несколько минут по всему объему транспорта пророкотал голос Главного компьютера корабля:

– Внимание! По счету ноль корабль меняет траекторию полета. Тяговые ускорения три и две десятых g, две и пять десятых g. Члены команды, не занятые на вахте, и пассажиры должны занять личные противоперегрузочные ячейки. Начинаю отсчет: сто… девяносто девять… девяносто восемь… девяносто семь…

Со счетом «ноль» «Северное сияние» вздрогнул – включились двигатели главного привода, и корабль, сойдя с трассы следования, начал едва заметно отклоняться вправо. Спустя несколько минут это отклонение стало весьма заметным, желтоватая искра Пасифе начала медленно перемещаться к левому краю правого экрана и подниматься вверх. Вместе с ней перемещался и ее странный спутник.

Через час Пасифе расположилась почти точно по курсу транспорта и начала медленно приближаться. Расстояние между спутником Юпитера и транспортом медленно сокращалось, а непонятный «камушек», теперь ясно видный на всех экранах центра управления, продолжал держаться в тысяче четырехстах километрах от Пасифе, буквально зависнув на одном месте, и удерживаемый там неизвестными силами. Собственного излучения у него по-прежнему не было, а значит, двигательной установки он не имел!

Наконец расстояние между странным объектом и «Северным сиянием» достигло установленного командиром транспорта – двести сорок тысяч километров. Главный привод корабля смолк, вспомогательные двигатели затормозили его, уравняв скорости Пасифе и «Северного сияния». Штурман ввел в Главный компьютер корабля задание, в соответствии с которым «Северное сияние» должен был автоматически удерживаться именно на таком расстоянии от преследуемого астероида.

В таком состоянии полет продолжался около часа, после чего нетерпеливый штурман поднял голову от панели управления и спросил:

– Мы что, так и будем тащиться следом, ничего не предпринимая?!

У Семушкина и самого чесались руки поближе познакомиться с этим странным объектом, ну хотя бы провести лазерное сканирование его поверхности. Однако он хорошо помнил предупреждение штаба Космофлота и не желал рисковать ни кораблем, ни находящимися на нем людьми. В конце концов у него в руках был всего-навсего транспорт, безоружный, с достаточно слабой тягой и довольно потрепанным корпусом! Так что навигатор-три стойко проигнорировал вопрос-требование своего штурмана, а буквально минуту спустя раздался голос навигатора-стажера с первого челнока. Обратился он совсем не по уставу, но на это никто не обратил внимания:

– Командир, наблюдаемый объект меняет форму!..

– Поясните!.. – немедленно откликнулся Егор Ильич.

– Он начал… вытягиваться в сторону Юпитера…

– Суджо, – голос навигатора-три чуть дрогнул от возбуждения, – вы можете подтвердить информацию стажера?..

– Пожалуй… – не слишком уверенно откликнулся второй пилот, – но изменения незначительны, так что, возможно, это кажущееся изменение, наблюдаемое за счет собственного вращения объекта.

Семушкин наклонился над клавиатурой и быстро настучал вопрос для корабельного компьютера:

«Прошу на основании ведущейся записи сделать заключение о наличии у наблюдаемого объекта собственного вращения».

Ответ последовал спустя минуту:

«Собственного вращения у наблюдаемого объекта нет».

«Чем можно объяснить происходящие изменения формы объекта?»

Прежде чем выдать ответ на этот вопрос, компьютер просчитывал ситуацию почти две минуты. А потом…

«Экстраполяция происходящих с объектом изменений позволяет предположить:

1. Объект вытягивается в сторону Юпитера за счет энергии приливного движения его недр, находящихся в вязком состоянии. Однако в данном случае это маловероятно, так как объект имеет небольшой собственный объем и находится на значительном удалении от крупных звездных и планетарных масс.

2. Объект находится в процессе наружного почкования».

Навигатор-три несколько раз прочитал ответ компьютера, а затем, чувствуя себя полным идиотом, опустил пальцы на клавиатуру:

«Есть основания считать объект живым существом?»

Практически сразу же последовал ответ:

«Для идентификации природы объекта не хватает данных. Предлагаю провести биосканирование объекта, для чего сократить расстояние до восьмидесяти тысяч километров».

«Нет… – подумал Семушкин, – торопиться мы не будем… В конце концов через каких-нибудь шестьдесят часов здесь будет Звездный патруль, так что с обследованием «камушка» вполне можно обождать!»

В этот момент последовал вызов командира из кают-компании. Семушкин включил внутреннюю связь, и тотчас в центре управления раздался начальственный баритон профессора Клота:

– Господин навигатор-три, почему вы отклонились от курса?..

Семушкин наклонился над микрофоном внутренней связи и как можно тверже ответил:

– Корабль выполняет задание штаба Космофлота Земли!

– Господин навигатор, ну что вы… э-э-э… сочиняете, какое такое задание может дать вашему транспорту штаб Космофлота?!

– Господин профессор, – сдерживая себя, проговорил Егор Ильич, – я, к счастью, не обязан давать вам отчет в своих действиях…

– Но вы обязаны как можно скорее доставить нас на Землю, а не бродить неизвестно зачем вокруг Юпитера! – возмущенно перебил его бывший руководитель экспедиции на Цербер. – Будьте уверены, я доложу о ваших… э-э-э… скитаниях немедленно по прибытии!

– Да хоть самому председателю Высшего Совета, – гаркнул в ответ Семушкин, – а сейчас не мешайте мне работать!

Одним движением он отключил внутреннюю связь и, чуть подумав, нажал блокиратор внутренней связи. Теперь при вызове центра управления с любого модуля внутренней связи, расположенного вне помещений управления кораблем, на экране модуля высвечивалась надпись: «Командир корабля и команда заняты, просьба не отвлекать их от работы!»

А навигатор-три тем временем снова связался со старшим лейтенантом Степанцовым:

– Олег Николаевич, как идет запись?

– Отлично! – немедленно откликнулся тот. – Челноки разошлись оптимально, так что мы вполне сможем построить объемное изображение… Собственно говоря, суммирование съемки уже идет.

– И что, уже можно что-то посмотреть? – заинтересовался командир.

– Конечно… Сейчас я перешлю готовый кусок на вашу панель управления.

Спустя несколько секунд на экране командирского монитора возникла четкая картинка звездного неба, на фоне которого ясно выделялась желтая, величиной с горошину сфера Пасифе, а рядом с ней, казалось, на расстоянии вытянутой руки, виднелась крошечная, но уже имевшая объем капля неизвестного астероида.

Несколько секунд Семушкин вглядывался в эту розовато-желтую каплю, а затем, прикинув время записи, запустил хронометр воспроизведения в масштабе один к десяти.

Картинка немедленно пришла в движение. Стало заметно собственное вращение Пасифе и странное колебание ее спутника. У навигатора-три создалось впечатление, что наблюдаемый астероид «сомневается»: продолжать ли ему свое движение в сторону Юпитера или развернуться в другую сторону. А минут через пятнадцать он действительно начал медленно менять свою форму, вытягиваясь по оси Пасифе – Юпитер, будто бы его растягивала сила гравитации гигантской планеты.

Когда обработанная часть записи закончилась и картинка снова остановилась, Семушкин ясно увидел тоненький поясок, окружающий вытянутый кончик астероида, и в его голове мгновенно всплыла фраза, написанная компьютером несколько минут назад: «На объекте происходит процесс наружного почкования». Это действительно было похоже на отделяющуюся от материнского тела почку!

Семушкин медленно повернул к себе микрофон внутренней связи:

– Олег Николаевич, это все?..

– Да, пока все… Я могу выдавать вам каждый получасовой кусок записи, правда, мне понадобится еще минут десять на сведение и форматирование. И… хорошо бы подойти поближе… хотя бы еще на тройку сотен километров – запись стала бы объемнее и можно было бы попробовать вычленить детали.

– К сожалению, мы не можем этого сделать… – медленно проговорил Семушкин, не отрывая глаз от застывшего изображения. – Ладно, жду следующий кусок.

Переведя монитор в режим ожидания, навигатор-три снова взглянул на обзорные экраны. Там картина практически не изменилась – Пасифе все так же висела прямо по курсу корабля, а рядом с ней светилось розовато-желтое пятнышко неизвестного астероида.

Спустя несколько минут на экране командирского монитора появился сигнал вызова со второго челнока. Семушкин включил связь.

– Командир!.. – раздался взволнованный голос второго пилота. – Разрешите мне приблизиться к объекту, похоже, от него отделился осколок!

– Даже если это и так, – стараясь быть спокойным, отозвался Семушкин, – не вижу причин приближаться. Или вы считаете необходимым гоняться за каждой попадающейся в пространстве песчинкой?.. Оставайтесь на прежнем курсе!

– Понял, господин навигатор-три!

Связь прервалась, а Егор Ильич вдруг подумал: «На таком расстоянии и в самом деле будет трудновато следить за осколком. Хотя вряд ли он далеко отойдет от… материнского тела. Если бы было можно включить сканирование или хотя бы простую локацию!..»

Он снова переключил связь на службу электронного обслуживания.

– Олег Николаевич, как идет запись?..

– Нормально, – несколько удивленно ответил старший лейтенант, – а вас что-то беспокоит?..

– Да, – нехотя подтвердил Семушкин, – сейчас Антонио сообщил, что от объекта отделился осколок…

– Отделился, – спокойно подтвердил Степанцов, – он сейчас движется впереди основной массы.

– Так он на записи виден?!

– Вполне. Я запись веду в ультрафиолетовом диапазоне, и сам астероид, и его осколок в этой области излучают сильнее всего.

– Вот как?! – удивленно переспросил навигатор-три. – А ну-ка посмотрим на это… хм… безобразие в ультрафиолете!

Пальцы командира корабля пробежали по клавиатуре панели управления и на обзорных экранах появилась несколько другая картина. Звездное небо изменилось – некоторые звезды потускнели, другие вспыхнули ярче, появились звезды, ранее бывшие невидимыми, но самое главное, Пасифе стала значительно менее яркой, а вот сопровождавший ее астероид превратился в звезду второй звездной величины. И рядом с ним возникла крошечная звездочка, которую раньше вообще не было видно. При этом расстояние между астероидом и его осколком увеличивалось прямо на глазах.

Навигатор-три, не отрывая глаз от обзорных экранов, включил связь с челноками и быстро проговорил:

– Челнок-один, челнок-два, переведите наблюдение за объектом в ультрафиолетовый диапазон!

И почти тут же раздался возглас штурмана:

– Ну вот, теперь эта кроха движется, нарушая все законы звездной механики!

И действительно, крошечный осколок с большой скоростью удалялся от отбросившего его астероида по довольно замысловатой дуге в сторону, противоположную Юпитеру. Словно гигантская планета, вместо того чтобы притягивать осколок… отталкивала его. При этом осколок старательно обходил Пасифе на высоте не менее двухсот километров от поверхности спутника Юпитера.

Семушкин быстро набрал вопрос для Главного компьютера корабля:

«Прошу оценить массу и траекторию движения отделившейся от наблюдаемого объекта части».

Компьютер готовил ответ не менее десяти минут, и то, что он наконец вывел на экран, было весьма расплывчато:

«Масса объекта-2, исходя из обычного состава космических тел пояса астероидов, может достигать шести тонн. Движение объекта-2 не подчиняется действующим в Солнечной системе законам, что должно свидетельствовать о наличии у объекта-2 автономной двигательной установки. Поэтому рассчитать стабильную орбиту объекта-2 не представляется возможным».

«Ну это уже совершенный бред! – невольно подумал Семушкин, прочитав ответ Главного компьютера. – Наличие работающей двигательной установки определяется очень просто – по остаточному тепловому излучению, а здесь его нет!»

И тут он остановил сам себя – ведь и астероид, по свидетельству штурмана, и отделившийся от него кусок, это он видел сам, двигались, безусловно, самостоятельно. Так что вывод компьютера был вполне обоснован и логичен… Но тогда получалось, что «Северное сияние» встретил… управляемые или… самоуправляющиеся космические аппараты, неизвестные на Земле!!!

«Совершенный бред! – невольно повторил командир транспорта. – Не бывает космических кораблей, способных оторвать от себя кусок с помощью… почкования!.. Или… бывают?!»

Навигатор-три совершенно другими глазами посмотрел на обзорный экран. Объект-2, как назвал осколок компьютер, обошел Пасифе и теперь с огромной скоростью двигался по странной, совершенно невозможной для обычного небесного тела Дуге. Он словно бы обходил «Северное сияние», собираясь зайти транспорту в тыл! Семушкин вновь повернулся к панели управления и вызвал оба челнока.

– Прошу все внимание сосредоточить на осколке астероида. Приказываю разойтись в стороны еще на пятьдесят километров и вести его съемку!

Челноки немедленно выполнили приказ, и вдруг Семушкин заметил, что объект-2 замедлил свой полет, словно бы оценивая маневр маленьких корабликов, сопровождавших «Северное сияние». Впрочем, эта неуверенность длилась недолго, через две-три минуты осколок снова набрал прежнюю скорость, так что уже ни у кого не могло остаться сомнений – этот кусок астероида, безусловно, имел собственную тягу. Тягу, принцип которой не был известен людям!

В течение последующих трех часов полет оторвавшегося осколка продолжался все по той же дуге, однако расстояние между ним и «Северным сиянием» постепенно сокращалось. Транспорт продолжал следовать за Пасифе и словно приклеившимся к спутнику Юпитера астероидом с работающими на холостом ходу двигателями главного привода, готовыми бросить старый корабль прочь от любой внезапно возникшей опасности. К концу третьего часа полета осколок стал все заметнее сваливаться в сторону «Северного сияния», как будто собираясь выйти на круговую орбиту, хотя было очевидно, что корабль не может являться центром притяжения для столь крупного метеорита.

Тем не менее спустя еще пару часов осколок оказался всего в тысяче километрах от транспорта. Теперь его можно было тщательно рассмотреть. Осколок был похож на обычный хондритовый метеорит, только очень крупный, он имел собственное небольшое вращение, словно бы специально для того, чтобы дать рассмотреть себя со всех сторон.

Около получаса Семушкин не сводил глаз со своего необычного соседа, успев за это время десяток раз его осмотреть. Ничего примечательного в осколке не было – обычный тривиальный метеорит. Вот только двигался этот метеорит в пространстве, как управляемый космический аппарат, и потому командир «Северного сияния» пристально вглядывался в его поверхность, пытаясь уловить хотя бы намек на двигательную установку. Однако такого намека не было – камень был однообразно бесформен, изъеден космосом, лишен собственного излучения… мертв. И только многочисленные крупные хондры, разбросанные по всей поверхности обломка, вдруг показались Егору Семушкину странно пристальными, темно поблескивающими глазами или линзами неведомых оптических приборов, тщательно изучающих его транспорт, выискивающих его слабые места!

Метеорит сделал около сотни оборотов и вдруг снова резко изменил орбиту. Теперь он неспешно двинулся прямо к кораблю. Спустя двадцать секунд в Главном центре управления «Северного сияния» раздался безразличный голос Главного компьютера:

– Внимание! Метеоритная опасность! Корабль сблизился с астероидом массой шесть и две десятых тонны на недопустимо близкое расстояние. Прошу принять решение: отойти от астероида на безопасное расстояние или уничтожить астероид ударом антиметеоритной защиты!

«Ба! – мелькнула в голове навигатора-три мысль. – А ведь я совсем забыл об энергетическом экране!»

Обычно во время метеоритной атаки компьютер включал экран антиметеоритной защиты или выполнял маневр расхождения без запроса, самостоятельно. Но в данном случае имелись возможность выбора и время для принятия решения. Потому компьютер и предложил принять решение человеку… командиру.

«Ну что ж, посмотрим, как ты, малютка, сможешь увернуться от энергетического удара!»

Пальцы командира «Северного сияния» запорхали над клавиатурой панели управления, и на экране появилась строчка приказа:

«Поставить энергетический экран напряженностью, достаточной для уничтожения астероида».

В носовой части корабля выдвинулась антенна эмиссионного излучателя, и сервопривод, управляемый компьютером, развернул ее в направлении приближающегося осколка. Через мгновение кончик антенны затлел рубиновой звездочкой, а спустя еще несколько секунд он взорвался аннигиляционной вспышкой. Балласовое зеркало излучателя швырнуло высвобожденный сгусток энергии в сторону поблескивающего хонд-Рами астероида, но тот и не подумал маневрировать. Он словно обычный мертвый камень врезался в ревущее ядерное пламя и… Это крошечное солнце внезапно угасло, как будто стужа космического пространства накрыла его своим ледяным покрывалом.

В следующее мгновение компьютер повторил атаку, однако и на сей раз разряд угас, едва коснувшись поверхности астероида, как будто его мертвая громадина всосала в себя этот чудовищный вал энергии.

Командир корабля и вахтенные офицеры, наблюдавшие эту невероятную картину, буквально оцепенели, а расстояние между транспортом и посверкивающей хондрами глыбой сократилось уже до пятисот километров.

В это мгновение навигатор-три, словно очнувшись, быстро развернулся к панели управления и набрал новую команду:

«Выполнить маневр расхождения с астероидом».

И сразу же появилась слабая боковая тяга – «Северное сияние» начал медленно разворачиваться кормой в сторону приближавшегося астероида. И повторяя маневр корабля, зеркало эмиссионного излучателя также пришло в движение, сохраняя свою направленность. В следующее мгновение новый шквал огня метнулся в сторону плывущей к кораблю каменной глыбы. И снова вахтенная команда замерла, не отрывая глаз от обзорных экранов, ожидая, что астероид не выдержит наконец разницы температур, что его поверхность оплавится, а внутренность закипит, разрывая каменную громаду на множество мелких частей, неопасных вольфрамкерамической обшивке корабля.

Однако и эта атака кипящей плазмы была поглощена мерцающей поверхностью астероида, а немедленно вслед за этим шеститонная каменная громадина, словно сорвавшись с некоей гигантской пращи, рванулась в сторону неторопливо разворачивавшегося транспорта и, в мгновение ока преодолев оставшиеся триста километров, с колоссальной силой врезалась в решетчатую консоль, служившую опорой правому двигателю главного привода корабля.

Удар был сокрушительный. Тысячетонный корабль содрогнулся, а изуродованную ферму вырвало из корпуса и отшвырнуло в сторону. Беспорядочно кувыркаясь, мотая обрывками кабелей и шлангов, она уплывала к Пасифе, унося на себе покореженный двигатель. На мониторе командирской панели управления ярко-красным шрифтом выкинулась информация о полученных кораблем повреждениях, а роботы-ремонтники сразу же приступили к ликвидации образовавшейся пробоины. Впрочем, повреждения были не столь уж и велики, если не считать потери двигателя, уменьшившей мощность главного привода транспорта ровно наполовину.

Но разгром транспорта на этом не закончился! Соприкосновение с фермой послужило неким катализатором, вызвавшим странную и страшную реакцию в самом астероиде. Огромная каменная глыба вдруг прорезалась змеистыми трещинами, и скрытая внутри нее жуткая сила в мгновение ока вырвалась наружу, буквально разметав астероид на два-три десятка осколков. И полет этих осколков был отнюдь не хаотичен – вопреки всем законам физики почти все они устремились к поврежденному кораблю. Даже те, что были вроде бы отброшены от него в прямо противоположную сторону, описав короткие, словно бы разгонные дуги, также направились к беззащитному транспорту.

Первый осколок вскользь прошелся по корпусу «Северного сияния», буквально содрав с него обе антенны дальней связи, а затем вдруг остановился и неожиданно растекся темной, маслянисто поблескивающей лужей вокруг третьего аварийного люка. Второй, просвистев вдоль борта, ударил в зеркало антенны эмиссионного излучателя, и на корпусе корабля вспух огненный цветок аннигиляционного взрыва, испепеливший двенадцатимиллиметровые вольфрамкерамические плиты внешней обшивки и модифицированную полиольсталь внутренней. В носовой части корпуса «Северного сияния» образовалась дыра Диаметром больше четырех метров. Ее края были оплавлены, так что зарастить эту пробоину не было никакой возможности.

Еще двенадцать мощных ударов сотрясли транспорт от искореженного носа до обезображенной кормы. Семи осколкам Удалось пробить обе обшивки корабля в разных местах и намертво застрять в корпусе. Несколько более мелких осколков, срикошетив от выдержавшей удар вольфрамкерамической обшивки, ушли в пространство и… начали разворот для новой атаки!

Спустя пару минут застрявшие в корпусе осколки астероида стали вдруг размягчаться, оплывать, продавливаться сквозь проделанные ими же рваные дыры, пока наконец не провалились внутрь корабля. Оказавшись внутри, они снова принялись трансформироваться, превращаясь в странные, жутковатого вида существа, напоминающие гигантские черепашьи панцири на шести коротких лапах. Прямо в пластины панцирей были впаяны большие дымчатые кристаллы, поблескивающие, словно некие неживые глаза. Одна же из глыб развалилась на два-три десятка частей, из которых сформировались точно такие же монстры, только значительно меньших размеров. Через пятнадцать минут по обездвиженному, умирающему земному кораблю поползли чужеродные создания, выжигая для себя путь сквозь уплотненную полиольсталь переборок!

Вспомогательные двигатели транспорта почему-то еще продолжали работать, но теперь они уже не ориентировали корабль в пространстве, а бездумно вращали изуродованную груду металла, пластика, стекла и керамики, в которую этот корабль так быстро превратился.

А десяток самых крупных осколков астероида, разойдясь в стороны от уничтожаемого транспорта, принялись кружить вокруг искореженного корпуса, словно высматривая для себя некую особо ценную добычу!

Антонио Суджо и Вячеслав Мальков, наблюдавшие за атакой на «Северное сияние» из своих челноков, в первый момент после столкновения транспорта с астероидом буквально оцепенели. Однако их бездействие длилось совсем недолго – спустя несколько секунд в шлемофоне стажера раздался выкрик Суджо:

– Слава!.. Нам надо срочно возвращаться! Может быть, мы сможем подобрать кого-то из оставшихся в живых!!!

Однако в ответ он услышал неожиданно спокойный и рассудительный голос стажера:

– Нет! Нам не стоит этого делать!.. Посмотри внимательно – во-первых, повреждения корабля весьма значительны, так что вряд ли кто-то уцелел, во-вторых, возле корабля видны осколки астероида, и их орбиты таковы, что наводят на мысль о… патрулировании…

– Какое патрулирование!!! – буквально взвыл в ответ второй пилот «Северного сияния». – Неужели ты считаешь, что эта каменюка не… самый обыкновенный булыжник?! Просто ребята что-то перемудрили с управлением, вот и врезались в астероид!..

– Ты был невнимателен, Антонио, – по-прежнему спокойным, рассудительным голосом отозвался Мальков, – я прекрасно видел, как «Северное сияние» ставил энергетический экран! Я насчитал четыре сброса с антенны! Если астероид смог выдержать энергетическую атаку такой мощности, значит, это не просто… «каменюка»!.. Кроме того, после взрыва осколки этого астероида приобрели странные орбиты. Невозможные орбиты!.. Да и удары обычных каменных обломков такого объема вряд ли смогли бы до такой степени развалить корабль! Нет, здесь все не так просто! Надо хотя бы немного понаблюдать за тем, как будут разворачиваться события, и приближаться к кораблю только в случае полной уверенности, что там есть кого спасать!.. Иначе мы рискуем подставить под удар и свои челноки!

Суджо тяжело дышал, не в силах хотя бы немного успокоиться, но возражений против доводов Малькова у него не было. И все-таки он не мог оставить последнее слово за стажером:

– Хорошо… Ты оставайся на своем месте, а я подойду к «Северному сиянию» поближе. Если кто-то выжил, он постарается выйти на обшивку, мы – их последняя надежда. А с такого расстояния мы можем их не заметить.

Не дожидаясь возможных возражений со стороны Малькова, Антонио включил двигатель и двинулся к медленно вращавшемуся корпусу транспорта. Вячеслав Мальков остался на прежней орбите, внимательно наблюдая за своим товарищем.

Но прав был именно Суджо – внутри разбитого планетолета еще оставались живые люди!

Центр управления, запрятанный в самой середине корабля, практически не пострадал. Аварийное освещение, заливавшеенеярким, чуть синеватым светом ставшее вдруг крошечным помещение, позволяло вполне четко видеть и черные, мертвые дисплеи панелей управления, и голубовато-белую поверхность больших обзорных экранов, похожих на блеклые бельма незрячих глаз. Плоскими масками белели неживые застывшие лица навигатора-три, штурмана и его ассистента. Люди замерли в неподвижности, неспособные понять, что же такое произошло с их кораблем, каким образом, какими непонятными силами всего за десяток минут он был практически полностью уничтожен!

Наконец командир корабля пошевелился в своем кресле и, оторвав взгляд от обзорных экранов, взглянул в темный провал дисплея навигаторской панели. Затем, словно что-то вспомнив, он тронул пару сенсорных переключателей и не совсем уверенно пробежался пальцами по клавиатуре. Секунду спустя экран дисплея засветился, и на нем проступила ярко-красная надпись:

«Энергообеспечение центра управления осуществляется по аварийной схеме, связь с Главным компьютером корабля установлена. К работе готов».

И тут же раздался глухой, хриплый голос Олега Ширяева:

– Что будем делать, командир?..

– А вот сейчас и посмотрим, что мы можем сделать… – негромко пробормотал Семушкин, выводя на экран дисплея первую задачу Главному компьютеру:

«Прошу произвести обзор технического состояния корабля с указанием повреждений и местонахождения людей».

На экране во всю его длину проступил контур первой палубы транспорта, а под ним побежали быстрые строки:

Выведено из строя без возможности автоматического восстановления:

силовое энергетическое обеспечение палубы,

бытовое энергетическое обеспечение палубы,

все виды связи,

все стационарные антигравитационные установки,

обе челночные причальные палубы,

энергообеспечение палубы в аварийном режиме невозможно без вмешательства специалиста,

обшивка корабля нарушена локально в трех местах,

автоматическое заращивание обшивки невозможно,

потеря воздуха восемьюдесятью тремя процентами объема палубы,

лифтовые шахты перекрыты полностью,

межпалубные люки перекрыты полностью,

коммуникационные шахты перекрыты полностью…

Чем дальше знакомился командир транспорта с выводимой на дисплей информацией, тем больше мрачнел. Контур палубы постепенно заливался красным, показывая невозможность существования на этой территории земной жизни. Только два небольших помещения проступили голубым, показывая, что корабельная автоматика успела загерметизировать их и сохранить внутри этих помещений воздух.

И вдруг лицо навигатора-три застыло, на экран монитора выскочила очередная строка сообщения Главного компьютера:

«На первой палубе корабля обнаружено три биологически активных объекта массой пять-шесть человеко-стандарта».

«Три биологически активных объекта?! – изумленно подумал Семушкин. – Три… живых существа размером с шесть человек каждое?! Да что же это такое может быть?!»

В груди командира транспорта просквозило холодком ужаса, однако этот холодок не помешал ему продолжить диалог с компьютером:

«Каким образом биообъекты попали на корабль, каков их метаболизм, каковы способности к перемещению?»

На дисплее немедленно появился ответ:

«Способ появления биообъектов на корабле не определяется, метаболизм биообъектов не определяется, объекты подвижны, цель передвижения объектов не определяется».

«Каковы направление и скорость перемещения объектов?»

«Объекты перемещаются зигзагообразно со средней скоростью пешехода, в местах их соприкосновения с переборками корабля фиксируется повышение температуры, превышающее точку плавления полиольстали…»

«Шесть тысяч градусов?! – снова изумился Семушкин. – Но каким образом?!»

И почти сразу же в его голове вспыхнула жуткая догадка:

«Они что-то ищут! Что-то ищут! Но… кто это?! И откуда они взялись на «Северном сиянии»?!»

А его пальцы уже выводили на экран новый запрос:

«Прошу указать на схеме местоположение этих биообъектов и направление их перемещения».

В сплошной красноте схемы вдруг возникли три черные точки. Эти странно неторопливые точки перемещались в лишенном воздуха и тепла пространстве палубы с убийственной уверенностью и методичностью, оставляя за собой черный пунктир уже пройденного пути!

«Да, – снова возникла у командира корабля прежняя мысль, – они что-то ищут…» Но после десяти-пятнадцати секунд наблюдения за этими странными точками… за этими невероятными живыми существами, обитавшими… перемещавшимися в чистом вакууме космоса, он вдруг подумал:

«Да ведь они попросту… прочесывают корабль! Они ищут… нас – хозяев корабля!»

Он автоматически нажал клавишу окончания диалога, и почти сразу же схема первой палубы «Северного сияния» и сопровождавший ее текст сжались в маленький прямоугольник и ушли в правый верхний угол дисплея, а вместо них развернулась схема второй палубы и под ней начал появляться новый текст:

Выведено из строя без возможности автоматического восстановления:

силовое энергетическое обеспечение палубы,

бытовое энергетическое обеспечение палубы,

дальняя и ближняя внешняя связь,

причальная палуба,

энергообеспечение палубы осуществляется в аварийном режиме, имеющийся резерв рассчитан на сорок часов,

стационарные антигравитационные установки работают в аварийном режиме,

обшивка корабля нарушена локально в одном месте, автоматическое заращивание обшивки невозможно, потеря воздуха тридцатью двумя процентами объема палубы…

Да, Семушкин и сам отлично видел, что красноты на этой схеме было гораздо меньше, но она присутствовала на месте коннект-узлов дальней и ближней связи, обеих энергоподстанций и единственной на этом уровне причальной палубы. Навигатор-три тяжело вздохнул – именно на этой палубе оставался последний челнок.

Главный корабельный компьютер продолжал выводить информацию:

«Сохранность жилых помещений – семьдесят шесть процентов. На палубе лоцируется двенадцать биологически активных объектов стандартной человеческой массы каждый. Девять объектов пассивны, три активно перемещаются…»

«Прошу расположить указанные биообъекты на схеме», – приказал навигатор-три, и на голубом фоне уцелевшей части палубы возникло двенадцать красных точек. Три точки неподвижно зависли в пятиугольнике Главного центра управления, четыре – в кают-компании, две – в одной из кают, отданных ученым, возвращавшимся из экспедиции. Одна точка довольно быстро перемещалась по главному вестибюлю палубы – человек, по всей видимости, бежал в сторону Главного центра управления. Еще две точки перемещались по одному из боковых служебных вестибюлей к центру управления, но шли гораздо медленнее.

«Пассажиры!» – вспомнил Семушкин, и его рука непроизвольно поднялась в попытке отключить блокиратор внутренней связи, но он тут же понял, что это бесполезно – внутренняя связь все равно не работала. К тому же, чтобы помочь пассажирам, надо было сначала выяснить, в каком состоянии находится планетолет и какими ресурсами обладает команда.

Схема второй палубы и текст под ней также сложились в небольшой прямоугольник, который расположился рядом с первым, а на экране появилась схема третьей палубы транспорта. И сразу же стало ясно, что эта палуба пострадала сильнее всего. Появившийся контур схемы немедленно залило красным, и из этой красноты сразу же вынырнуло около трех десятков черных, неторопливо перемещающихся точек. А под схемой побежали быстрые строки:

Выведено из строя без возможности автоматического восстановления:

силовое энергетическое обеспечение палубы,

бытовое энергетическое обеспечение палубы,

аварийное энергообеспечение палубы,

все виды связи,

стационарные антигравитационные установки,

все индивидуальные антигравитационные установки,

обе челночные причальные палубы,

энергообеспечение палубы в аварийном режиме невозможно,

обшивка корабля нарушена в четырех местах, автоматическое заращивание обшивки невозможно,

потеря воздуха всем объемом палубы,

лифтовые шахты перекрыты полностью,

межпалубные люки перекрыты полностью,

коммуникационные шахты перекрыты полностью…

Информация продолжала поступать на дисплей, но Семушкин уже не обращал на нее внимания. Было совершенно ясно, что третья палуба, тридцать процентов объема транспорта, полностью потеряна, а именно на третьей палубе находился ремонтный комплекс с запасом ремонтных комплектов и складские помещения с остатками дубль-оборудования. Это значило, что восстановить хоть что-то собственными силами возможностей не было!

И тут внимание командира корабля вновь было привлечено к выводимой на дисплей информации. Огненно-красные строчки пульсировали:

На палубе лоцируется тридцать два биологически активных объекта, три объекта объемом пять-шесть человеко-стандартов, остальные объемом от семи десятых до пяти десятых человеко-стандарта каждый.

Навигатор-три откинулся на спинку кресла и задумался:

«Так… И что же у нас получается? Из восемнадцати человек, бывших на корабле, в живых осталось четырнадцать, из которых двое находятся в пространстве и с ними потеряна связь. Погибли скорее всего оба связиста в коннект-узле и оба механика, которые находились в ремонтном комплексе на третьей палубе. Значит, к центру управления направляются старший лейтенант Степанцов, его ассистент и трюм-мастер. Корабль разбит полностью, своей тяги не имеет, и управлять им нельзя. Ремонт своими силами мы сделать не сможем… И самое главное – на корабле неизвестно откуда появились какие-то странные… биообъекты, комфортно чувствующие себя и в открытом пространстве разбитых помещений корабля. Правда, об этих непонятных, невероятных… существах пока можно было не думать – неизвестно, удастся ли им пробраться в сохранившиеся помещения второй палубы корабля и смогут ли они существовать в земных условиях? Что касается людей… Пожалуй, вернее всего будет собрать их всех в каком-либо одном помещении… А может быть, и не стоит… Но тогда необходимо будет снабдить их индивидуальной связью и… И что еще?..»

Он машинально посмотрел на наручный хронометр, судя по его показаниям, до прибытия первого из патрульных кораблей оставалось еще больше пятидесяти часов…

Навигатор-три развернулся в кресле лицом к штурману корабля и его ассистенту, замершим на своих местах. Оба ходили с ним к Плутону уже четыре раза, он считал, что на них обоих можно положиться в любом, самом непредвиденном случае.

И вот этот случай наступил.

Семушкин поднялся из кресла.

– Господа офицеры, вы видели, что наш корабль был атакован астероидом… Вернее, обломком астероида, отделившимся от основной массы непонятным образом. На наших глазах произошло очень много совершенно невероятных вещей, но обдумывать их причину мы будем позже. Сейчас наша задача – сохранить выживших людей и дождаться прибытия направляющихся к нам патрульных перехватчиков. Еще три члена команды направляются к Главному центру управления, но дожидаться их мы не будем.

Он посмотрел в глаза ассистенту штурмана.

– Артур, возьмешь три «Эха». Одно себе, одно отнесешь в кают-компанию – там находятся четверо наших пассажиров. Еще двое остались в каюте профессора Яшека, третий аппарат отнесешь им. Если они захотят, проводишь их в кают-компанию. Затем проверишь, в каком состоянии находятся оба коннект-узла. Войти внутрь ты не сможешь, но хотя бы посмотришь, что там творится, и снимешь данные телеметрии. Посмотрим, вдруг все-таки можно будет наладить дальнюю связь.

Исакян, уже поднявшийся из своего кресла, кивнул и направился к правому шлюзу. Рядом с пластиковым наличником входного люка располагался небольшой шкаф, в котором хранился аварийный комплект Главного центра управления. Открыв сухо щелкнувшие дверцы, ассистент штурмана достал с верхней полки три миниатюрных индивидуальных переговорных устройства «Эхо» и тут же прицепил одно из них на стоячий воротник своего комбинезона, сунув крошечную таблетку телефона в ухо. На черном ободке «Эха» мягко засветилась багряная точка, показывая, что устройство активировано. Два других аппарата Исакян аккуратно уложил в нагрудный карман и приложил ладонь к идентификационной пластине люка. С тихим всхлипом шлюз открылся, и Семушкин вздохнул с облегчением – хотя пневматический привод шлюзовых затворов питался от автономных емкостей со сжатым воздухом, командир до последнего момента опасался, что они окажутся запертыми в Главном центре управления.

Ассистент штурмана выскользнул в главный вестибюль, а навигатор-три повернулся к штурману.

– А теперь я, Олег, отвечу на твой вопрос. Сделать мы вряд ли что-то сможем – ты сам видел, что корабль разбит практически полностью…

– Мы можем попробовать вернуть челноки и забрать людей с корабля!.. – перебил командира штурман, но навигатор-три только горько улыбнулся:

– Как вернуть челноки, не имея связи… И куда эти челноки смогут нас доставить, если даже ребята догадаются вернуться сами? Да и как они смогут вернуться, если причальные палубы разбиты?

– Но мы же не можем просто сидеть и ждать, когда корабль уничтожат полностью, а нас… задушат, выпустив остатки воздуха?! Я прекрасно видел компьютерную развертку на твоем дисплее и знаю, что на корабле присутствуют чужие!

Голос штурмана дрожал от ярости бессилия, но командир ответил ему с ледяным спокойствием:

– Нет, не можем… и не будем. Только надо успокоиться и действовать с холодной головой!

– Что делать?

Штурман поднялся из кресла и усилием воли попытался задавить в себе все эмоции. Навигатор-три долгим взглядом вгляделся в лицо Олега, а затем заговорил негромко, четко, холодно:

– Это сложно, Олег, и сделать это сможешь только ты. Надо добраться до причальной палубы и попробовать раздобыть хотя бы один скафандр высшей космической защиты.

Ширяев вскинулся было, чтобы возразить, но Семушкин остановил его взмахом ладони и продолжил:

– Я знаю, что причальная палуба разбита, но помещение компрессорной подстанции, расположенное рядом с ней, уцелело. Ты знаешь, что пеналы со скафандрами смонтированы как раз на той перегородке, что разделяет палубу и компрессорную, если шторки пеналов выдержали удар и сохранили герметичность, можно попробовать вскрыть переборку и забрать скафандры из пеналов. Имея хотя бы пару-тройку скафандров, мы могли бы выйти на обшивку корабля и подать сигнал Суджо или Малькову, а затем переправить на челноки людей.

– Разрезать полиольсталь переборки?.. – задумчиво проговорил Ширяев. – Это задачка…

– Это задачка для тебя!.. – перебил его командир. – И решить ее надо как можно быстрее. Ты сам сказал – на борту «Северного сияния» чужие, их надо опередить!

Ширяев взглянул на командира, и вдруг его глаза сузились.

– Но ты же сам говорил, что нам не добраться на челноках… никуда!

Семушкин кивнул и отвел глаза.

– Но, возможно, нас вынудят покинуть корабль. На двух челноках мы вполне сможем переждать пятьдесят часов, оставшихся до подхода ГК-малых… Все зависит от… как ты сказал?.. Чужих… Если они пришли на корабль по наши души, нам надо иметь путь отхода… Ну не в открытый же космос нам отходить?!

– Понял… – медленно протянул Ширяев и шагнул к люку шлюза. Достав еще одно «Эхо», он устроил его на своем воротнике, а второе протянул Семушкину. – Лучше держать связь напрямую… – пробормотал штурман, неожиданно улыбнувшись. – Еще неизвестно, сколько протянет наш компьютер!

Убедившись, что Семушкин тоже активировал свое переговорное устройство, Ширяев попрощался взмахом руки и исчез в шлюзе. Навигатор-три остался в Главном центре управления один.

С минуту он сидел неподвижно, уставившись в экран своего монитора невидящим взглядом, а затем, с силой потерев пальцами виски, набрал новый запрос:

«Прошу уточнить положение появившихся на корабле биообъектов, не относящихся к команде и пассажирам, и взять под контроль их перемещения».

Два небольших прямоугольничка, покоившихся в верхнем правом углу дисплея, прыгнули в его центр и развернулись в схемы первой и третьей палуб. Черные точки на красном фоне разгерметизированных помещений изменили свое положение. Три крупных биообъекта на первой палубе разошлись далеко друг от друга, обшаривая закоулки разгромленных отсеков, однако до шлюзовой камеры первой причальной палубы и спортивного комплекса они еще не добрались – оба эти помещения продолжали сиять голубизной сохранившейся атмосферы. На третьей палубе три крупных биообъекта собрались в первом отсеке ремонтного комплекса и стояли неподвижно, а вот многочисленная мелочь расползлась по всей территории палубы. Самым неприятным было то, что три мелких биообъекта проникли в лифтовую шахту, соединявшую третью палубу со второй. Правда, шахта должна была герметично перекрываться четырьмя шестимиллиметровыми плитами полиольстали, но Семушкин помнил, что эти странные существа могли каким-то образом создавать точечный температурный режим, способный плавить этот материал.

Навигатор-три передвинулся по навигаторской панели на одно место и на полосе управления второго пилота ввел новый запрос:

«Прошу уточнить положение людей, находящихся на второй палубе корабля».

На экране монитора немедленно развернулась схема второй палубы. Четыре человека по-прежнему находились в кают-компании, и Артур был уже в нескольких десятках метров от нее, так что скоро можно будет поговорить с пассажирами, обосновавшимися там. Пара, расположившаяся в каюте, тоже была на месте и не пыталась ее покинуть. Ширяев свернул из главного вестибюля палубы в боковой коридор, выбирая ближайшую дорогу к причальной палубе. Человек, бежавший по главному вестибюлю, был уже совсем рядом с Главным центром управления, а вот двое, шагавшие по боковому коридору, двигались еще медленнее… Почему? Возможно, один из них, а может быть, и оба были ранены?..

Семушкин снова передвинулся на свое место. На первой палубе ситуация практически не изменилась, разве что один из биообъектов вплотную приблизился к четвертому трюмному отсеку. На третьей палубе изменения тоже были небольшими – троица крупных биообъектов продолжала неподвижно стоять в первом отсеке ремонтного комплекса, словно о чем-то договариваясь, и троица в лифтовой шахте тоже не изменила своего положения. Остальные биообъекты сейчас мало интересовали командира «Северного сияния».

В этот момент правый шлюз Главного центра управления тихо вздохнул и через порог перешагнул самый старший член команды, корабельный трюм-мастер Анатолий Васильевич Емельянов, которому недавно перевалило за сорок. Тяжело дыша, он обвел взглядом помещение центра и шагнул к командиру.

– Господин навигатор-три… – официальным тоном проговорил трюм-мастер, но Семушкин сразу же увидел, насколько тяжело ему этот тон соблюдать. – Что случилось?.. Связь не работает, лифты на трюмную палубу перекрыты, я не знаю, что мне делать!

– Очень хорошо, что вы добрались сюда, Анатолий Васильевич, – как можно мягче произнес Егор Ильич. – Положение наше сложное, но мы надеемся выкарабкаться. К нам на помощь идут два корабля класса ГК-малый, но первый из них подойдет только через пятьдесят часов…

Семушкин бросил быстрый взгляд на правое запястье и поправился:

– Уже через сорок девять. Вы оставайтесь в центре, немного передохните… Возможно, ваша помощь мне понадобится.

– Но я хотел добраться до трюма… – проговорил Емельянов, опускаясь в свободное кресло ассистента штурмана, – там в четвертом трюмном отсеке оставалось дубль-оборудование коннект-узлов… Связь…

Семушкин отрицательно покачал головой, и трюм-мастер смолк на полуслове.

– Третья палуба, Анатолий Васильевич, разбита и лишена атмосферы. У нас нет возможности добраться до нее, не говоря уже о… четвертом трюмном отсеке. Вот посмотрите…

Навигатор-три кивнул на свой монитор.

Трюм-мастер внимательно всмотрелся в залитую красным схему третьей палубы и тут же спросил:

– А это что за черные точки?

– Точно я ничего сказать не могу… – осторожно ответил Семушкин. – Самим бы посмотреть, да попасть на эти палубы, как я уже сказал, пока невозможно. Компьютер характеризует их как биологически активные объекты…

Трюм-мастер оторвался от монитора и взглянул на командира округлившимися глазами:

– Живые существа?! Но ведь там нет воздуха и… абсолютный ноль!

Семушкин только пожал плечами:

– Я же говорю, что точно сказать о них ничего нельзя… Только то, что они перемещаются…

Емельянов снова уперся взглядом в монитор, словно надеясь в медленно перемещающихся по экрану точках разглядеть внешний вид этих невозможных живых существ.

– Анатолий Васильевич… – осторожно отвлек его от созерцания экрана командир, – подумайте, каким способом можно пробраться, на третью палубу, не нарушив герметизацию второй. Если Ширяев достанет хотя бы один скафандр высшей космической защиты, мы сможем попробовать спуститься в трюмные помещения.

Трюм-мастер снова взглянул на Семушкина, молча кивнул и, пересев за панель управления второго пилота, быстро защелкал на клавиатуре. Схема второй палубы, выведенная на экран, заняла все его пространство, а затем выделенный фрагмент схемы начал скачками укрупняться, каждый раз показывая все меньшую и меньшую часть схемы. Наконец, на экране возникла компьютерная развертка одного из помещений палубы рядом с лифтовой шахтой.

«А ведь я совсем забыл, что можно детализировать схему!.. – вдруг подумал навигатор-три, наблюдавший за трюм-мастером. – Хотя мне и думать-то об этом было некогда!» – тут же оправдал он сам себя.

Командир корабля вернулся к своему монитору, свернул схему первой палубы, увеличил схему третьей, а затем выделил бегущим пунктиром место, в котором сошлись три крупных биообъекта, и набрал программу детализации выделенного фрагмента схемы. Изображение начало увеличиваться, однако его резкость при этом быстро падала – видимо, большинство передающих сенсоров было уничтожено. И все-таки после двенадцатикратного увеличения стало видно, что биообъекты представляют собой некое подобие полусфер диаметром около двух метров, покоившихся на шести толстых коротких лапах. Верхняя часть этих полушарий состояла из выпуклых пятиугольных пластин, прикрепленных друг к другу странными, похоже, гибкими сочленениями. Переднюю и заднюю части объектов определить не удавалось, но на некоторых, составлявших полусферу, пластинах стеклянно поблескивали темные продолговатые… кристаллы. Семушкин почему-то сразу решил, что это глаза.

Объекты стояли совершенно неподвижно, и навигатор-три уже было решил оставить их, как в поле зрения вдруг возник еще один похожий биообъект, только раз в пять меньше. Двигался он очень быстро, так что его короткие лапы были почти не видны. С разгону вклинившись между двумя громадинами, малыш проскочил под ними, оказался в середине группы и тут застыл.

«Что же они делают?» – мучительно думал Семушкин, уставившись в экран и боясь даже моргнуть, чтобы не пропустить чего-либо важного. И тут же новая мысль пришла ему в голову: «Да сможем ли мы вообще понять такое существо, и… захочет ли оно, чтобы мы его понимали?»

В этот момент маленькая полусфера снова пришла в движение. Ее рывок был настолько стремителен, что буквально в одно мгновение она исчезла из поля зрения, а вслед за ней зашевелились и гиганты. Они медленно раздвинулись, и каждый, не разворачиваясь, направился в свою сторону.

Семушкин лихорадочно застучал по клавишам, возвращая на экран полную схему палубы, и в этот момент телефон «Эха» громко запищал.

– Слушаю!!! – рявкнул Егор, и тут же прямо у него в ухе раздался донельзя возмущенный голос профессора Клота:

– Господин навигатор, что вы такое вытворяете!!! Мало того, что вы позволяете себе производить какие-то странные, убийственные маневры, не предупреждая о них пассажиров, так вы и связь полностью отключили! Я требую объяснить, с какой стати вы отключили обзорный экран в кают-компании, лишили нас возможности не только связаться с Землей, но и говорить с нашими коллегами, находящимися в других помещениях корабля?! Я требую немедленно обеспечить мне возможность разговора с комиссией по науке при Высшем Совете Земного Содружества! Я требую…

«За такое короткое время и так много требований накопилось…» – устало подумал Семушкин и перебил профессора, стараясь говорить сугубо официально:

– Господин профессор, я не могу удовлетворить ваши вполне законные требования по той причине, что оба коннект-узла «Северного сияния» разбиты, и, значит, корабль полностью лишен связи. Мы пытаемся наладить связь внутри корабля, для чего вам и был передан портативный аппарат, однако убедительно прошу вас не использовать его для… э-э-э… скандальных разборок!

– Что значит «оба коннект-узла разбиты»?.. – Судя по изменившемуся тону, профессор явно растерялся. – Кто их… э-э-э… разбил и каким образом?..

– Наш корабль был атакован и практически уничтожен. У нас нет не только связи – мы лишены тяги, энергообеспечения и регенерации воздуха… – В динамике что-то всхлипнуло, но профессор молчал. – К нам на выручку идут два сторожевых ГК-малых, однако они подойдут к месту нашей катастрофы только через пятьдесят часов. В настоящее время команда пытается обеспечить вам возможность дожить до подхода помощи, так что не мешайте нам и выходите на связь только в случае крайней нужды!

Семушкин замолчал. Профессор тоже вдруг стал молчалив. После секундной паузы навигатор-три переспросил:

– Вы меня хорошо поняли, профессор?..

– Да, я вас понял… – Тон профессора стал значительно сдержаннее. – К сожалению, посланный вами офицер только передал нам аппарат связи, но ничего не объяснил… Не можем ли мы чем-то вам помочь?..

– Нет, профессор, – быстро ответил Семушкин, – помощь нам не требуется. Постарайтесь без крайней нужды не покидать кают-компанию!

– Двое наших товарищей… – начал было профессор, но навигатор-три его перебил:

– Я знаю, где находятся двое ваших товарищей! Минут через пять им передадут «Эхо», такой же аппарат, как у вас, и вы сможете с ними переговорить.

– Понял вас, командир… Прошу извинить за то, что отвлек вас…

– Конец связи… – произнес Семушкин вместо ответа, и его аппарат замолчал.

Навигатор-три снова посмотрел на экран монитора и застыл на месте. Черные точки, рассыпанные по третьей палубе, передвигались быстро и целенаправленно. Командиру «Северного сияния» не нужно было запрашивать Главный компьютер корабля, чтобы понять, что целью странных, непонятно откуда взявшихся существ была… лифтовая шахта, соединявшая третью и вторую палубы!

В шахте по-прежнему находилось всего три биообъекта, по всей видимости, маленького размера, но совсем рядом с ней собралось еще около двух десятков черных точек, мельтешивших, словно маленькие мушки у плошки с сахаром.

Семушкин попробовал укрупнить этот участок схемы третьей палубы, но получавшееся изображение распадалось на отдельные, очень расплывчатые фрагменты, никак не желавшие складываться в достаточно ясную картину. Прекратив свои попытки разобраться с происходящим, командир транспорта свернул схему третьей палубы и связался со штурманом. Олег Ширяев был уже в помещении компрессорной подстанции, так что Семушкин рассчитывал получить от него хотя бы приблизительную оценку возможности разжиться скафандрами.

– Олег, как у тебя дела?..

Вопрос командира прозвучал спокойно, буднично, но штурман достаточно хорошо знал своего навигатора, чтобы почувствовать его напряжение, и потому ответил вопросом на вопрос:

– Что-то еще случилось?..

– Пока еще нет, но эти… твари, похоже, определили, каким образом можно пробраться к нам на вторую палубу.

– Плохо!.. – напряженно, сквозь зубы выдавил Ширяев и повторил чуть тише: – Плохо. Мне надо еще минут сорок… Кажется, я смогу разжиться по меньшей мере двумя скафандрами!..

– Если тебе удастся достать хотя бы один, – быстро проговорил Семушкин, – сразу же надевай его! А там…

– Удастся!.. – перебил командира штурман. – Я здесь обнаружил полный набор углеродного инструмента, в ремкомплекте компрессорной имеются два универсальных пневмопривода, а ресиверы держат семнадцать атмосфер! Так что мне нужно только время!

– Неизвестно еще, герметичны ли створки пеналов, в которые уложены скафандры…

– Вполне! Я уже просверлил отверстия в четырех из них – во всех нормальное давление!

– Вот что, – голос Семушкина слегка дрогнул от волнения, – я пошлю к тебе трюм-мастера. Поможешь ему надеть скафандр и отправишь его на третью палубу. Он постарается найти дубль-комплект коннект-узла!..

– Давай сюда Васильича, – немедленно согласился Ширяев, – пока он доберется, я как раз закончу вскрывать пеналы. Только бы эти… твари нам не помешали! Ты следи за ними, если что – сообщишь! Конец связи!

Навигатор-три повернулся к сидевшему совсем рядом трюм-мастеру.

– Вот что, Анатолий Васильевич, ступай в компрессорную подстанцию, расположенную у причальной палубы. Там Ширяев достает скафандры высшей защиты. Прямо оттуда попробуешь проникнуть на третью палубу и посмотреть, уцелело ли что-нибудь из дубль-оборудования коннект-узлов… Да, не забудь прихватить «Эхо»!

Емельянов поднялся из кресла и с легкой усмешкой прикоснулся пальцем к воротнику комбинезона.

– Да я уже разжился машинкой…

– Что ж ты сразу меня не вызвал? – удивился Семушкин. – Не пришлось бы сюда бежать!

– Я вызывал, только вы не отзывались, – пожал плечами трюм-мастер, – Вот я и двинул к Главному центру посмотреть, есть ли кто в живых!

Он махнул рукой и направился к выходному шлюзу.

Когда люк шлюза закрылся за трюм-мастером, Семушкин снова повернулся к экрану монитора. Сначала он даже не понял, что произошло. На экране явно что-то было не так, но что? Только через несколько секунд он понял, что маленький прямоугольник, в который свернулась схема третьей палубы, исчез из правого верхнего угла дисплея! Его пальцы мгновенно взмыли над клавиатурой, и на экране возникло требование к компьютеру:

«Немедленно вернуть на дисплей схему третьей палубы!»

Однако вместо выполнения команды компьютер выбросил ярко-красную строку сообщения:

«Связь с телеметрией третьей палубы нарушена. Самостоятельно восстановить ее не имею возможности».

Не успел навигатор-три осмыслить эту информацию, как с экрана его панели управления исчез маленький прямоугольник свернутой схемы первой палубы, а под первой ярко-красной строчкой появилась вторая:

«Связь с телеметрией первой палубы нарушена. Самостоятельно восстановить ее не имею возможности».

«Возможные причины нарушения связи?» – чуть подумав, написал Семушкин.

«Вмешательство извне», – немедленно ответил компьютер. Других вариантов у него не было. Впрочем, и сам Семушкин быстро понял, что их нет.

«Похоже, наши гости начинают разбираться, что на этом… остатке корабля… к чему», – почему-то очень спокойно подумал навигатор-три.

И словно в ответ на его мысль на экране панели управления вспыхнула надпись:

«Нарушение герметичности в первом лифтовом холле второй палубы. Автоматическое заращивание пробоины невозможно, введена полная блокада холла».

– Ширяев!.. – охрипшим голосом проговорил Семушкин, чуть повернув голову в сторону «Эха». – Что там у тебя со скафандрами?..

– Два достал! – откликнулся штурман. – Думаю, получится еще двумя разжиться!

– Хорошо… – с некоторым облегчением выдохнул Семушкин. – Я направил к тебе Емельянова, хотел, чтобы он попытался…

– Я знаю!.. – встревоженно перебил его штурман и замолчал.

– Не пускай его на третью палубу… – после секундной паузы проговорил командир «Северного сияния», – опоздали мы связь с Землей налаживать…

– Так что же нам теперь делать?.. – В голосе Ширяева не было никакой паники, и, видимо, поэтому Семушкин заговорил спокойнее и четче:

– Сначала обязательно наденьте скафандры. Один из вас, сами решите кто, пусть выбирается на обшивку и попытается связаться с челноками. Способ у нас только один – нашлемный фонарь скафандра, но челноки ушли недалеко, так что ребята вполне могут разглядеть его вспышки, и тогда они догадаются переключиться на волну скафандров. Второй пусть попробует добраться до кают-компании и провести наших пассажиров к причальной палубе… Да-да, я знаю, что палуба разрушена, – Семушкин чуть повысил голос, предупреждая возражения штурмана, – но, имея хотя бы еще один скафандр и используя предпалубный тамбур как шлюз, можно вывести людей на обшивку и переправить на челнок.

– Понял! – отозвался Ширяев. – Выполняю!..

Связь отключилась. Семушкин развернул схему второй палубы и несколькими ударами по клавишам укрупнил участок первого лифтового холла. Холл был… пуст. Жирная черта, очерчивавшая залитое красным пространство холла, показывала, что это помещение изолировано от остального пространства палубы, но внутри пока еще никого из тех, кто должен был туда проникнуть, не было. И тут в голове навигатора мелькнула безумная мысль. Его пальцы быстро забегали по клавиатуре панели управления:

«Приказываю! Как только в помещении первого лифтового холла появятся неизвестные формы жизни, продуть его поочередно хлором и смесью инертных газов!»

И тут же появилась новая мысль:

«Если эти… «черепахи»… могут жить в открытом космосе, хлор и инертные газы для них сущие пустяки!.. – Но Семушкин перебил это сомнение: – Попробовать, однако, стоит!»

С минуту он, не отрываясь, смотрел на экран, ожидая, что вот-вот из лифтовой шахты появятся шестилапые полусферы, но холл по-прежнему оставался пустым. Навигатор вернул на экран полную схему второй палубы и увидел, что трюм-мастер добрался до компрессорной подстанции, а по центральному вестибюлю в сторону кают-компании движутся три красные точки.

«Артур добрался до пассажиров, которые отсиживались в каюте, и ведет их в кают-компанию… И им придется пройти совсем рядом с разгерметизированным холлом!» – подумал Семушкин и, чуть повернув голову, негромко проговорил:

– Артур… Исакян, кто с тобой?

В телефоне чуть слышно зашуршало, а затем раздался такой же негромкий голос ассистента штурмана:

– Командир, со мной пани Станислава и господин Яшек. Я передал им «Эхо», но они решили присоединиться к своим товарищам в кают-компании…

– Хорошо… – после секундной паузы проговорил навигатор. – Только имей в виду, что первый лифтовой холл разгерметизирован. Будешь проходить мимо, соблюдай осторожность, а еще лучше, попробуй обойти его через видеозал и библиотеку.

– Понял, командир, – ответил Исакян, но в его голосе Семушкин почувствовал некоторое сомнение.

«Может быть, я действительно слишком большое значение придаю этой разгерметизации?.. – неожиданно подумал командир «Северного сияния. – Может быть, «черепахи» не имеют к этому никакого отношения?.. В конце концов корабль разбит до такой степени, что вполне может развалиться на части и без посторонней помощи!..»

Он протянул руку, чтобы снова вывести на экран увеличенное изображение лифтового холла, но в этот момент экран монитора дважды мигнул и… погас.

Несколько секунд командир транспорта ошарашенно взирал на мертвое зеркало дисплея, а затем лихорадочно пробежал пальцами по клавишам панели управления, пытаясь вновь оживить аппаратуру. И в ответ на его действия на экране вдруг возникла тусклая, едва читаемая надпись:

Герметизация объема Главного компьютера корабля нарушена. Базовая память компьютера выведена из строя. Аналоговая система компьютера выведена из строя. Основные цепи компьютера выведены из строя. Работоспособность компьютера составляет ноль две сотых от номинальной…

Семушкин медленно поднялся из кресла, не отводя глаз от пустого экрана. Случилось то, чего случиться никак не могло, – был уничтожен Главный компьютер корабля, защита которого выдерживала практически любую, самую страшную катастрофу. Считалось, что разрушить оболочку, в которую был заключен компьютер космического корабля, можно только с помощью прямого аннигиляционного взрыва… И вот!..

Командир корабля ухватился обеими руками за спинку кресла и сделал шаг назад, все еще не в силах оторвать глаза от темного, мертвого экрана панели управления… В его голове трепетала одна-единственная мысль:

«Теперь, даже если обломки «Северного сияния» обнаружат, никто не сможет разобраться, что же случилось с этим кораблем!..»

Почему-то эта мысль ужасала его… убивала его волю, лишала смысла любое дальнейшее действие! Колоссальным усилием воли он смог заставить себя разжать пальцы и сделать еще один шаг в сторону шлюза…

В этот момент Главный центр управления наполнился тонким, сверлящим, пронзительным визгом, пол за спиной навигатора вдруг вспучился безобразным горбом. В следующее мгновение этот горб прорвался, впуская в помещение вакуум и холод космического пространства.

Смерть Егора Семушкина была практически мгновенной. Когда в расширяющийся непонятным образом разрыв протиснулась небольшая шестилапая полусфера, тело бывшего командира корабля, сморщенное обезвоживанием и замороженное до состояния камня, лежало у самого выходного шлюза, лишь отдаленно напоминая человеческую фигуру.

Шестилапая тварь утвердилась на вспученном, покореженном полу, застыла на несколько мгновений, посверкивая своими кристаллическими «глазами», а затем неторопливо двинулась в сторону правого шлюза. У самого люка шлюза «черепаха» снова застыла в неподвижности и простояла так около пяти минут, а затем один из ее «глаз» начал наливаться багровым пламенем, из него выметнулся узкий, похожий на прозрачную алую спицу струящийся лучик. Кончик луча лихорадочно забегал по идентификационной пластине, вычерчивая на ней непонятные узоры и временами роняя яркие, истекающие розовым дымком искры, а серебристая пластина под этим лучом покрывалась бархатисто-черной вязью. Спустя несколько секунд шлюз как-то обреченно хлюпнул, и массивная плита медленно поползла вбок. В вестибюле коротко вякнула сирена, предупреждая экипаж о разгерметизации, и смолкла. Шестилапая тварь выбралась в главный вестибюль и медленно двинулась вперед, внимательно изучая новое, захваченное ею пространство. Шлюз за ней закрылся, и главный вестибюль второй палубы начал вновь заполняться воздухом.

Ассистент штурмана «Северного сияния» быстро шагал по главному вестибюлю второй палубы, лихорадочно обдумывая информацию, полученную от командира. Позади четко постукивали по настилу палубы каблучки туфель пани Станиславы. Иржи Яшек шагал рядом с красавицей гидрологом совершенно бесшумно. У первой же развилки Исакян приостановился – если решиться на обход первого лифтового холла, то именно сейчас надо было сворачивать в боковой коридор, ведущий к корабельной библиотеке. Однако после короткого раздумья Артур двинулся дальше по главному вестибюлю палубы – обход занял бы очень много времени, а кроме того, была возможность встретить на обходном пути еще несколько помещений, блокированных из-за разгерметизации. Тогда путь до кают-компании мог бы превратиться в слепое блуждание по разрушенной палубе…

До изолированного лифтового холла оставалось всего два десятка метров, когда лампы на потолке вестибюля вдруг лихорадочно замигали, а затем погасли. И тут же окутавший их мрак прорезал узкий белый луч, ударивший из-за спины Артура. Исакян быстро обернулся и увидел, что пани Станислава сжимает в руке маленький галогенный фонарь.

– Я предусмотрительна… – улыбнулась девушка и повела лучом по стенам вестибюля, а ассистент штурмана вдруг подумал:

«Это я предусмотрителен… Если бы я свернул к библиотеке, мы ни за что не смогли бы в темноте выбраться к кают-компании… Даже с вашим фонарем, пани Станислава!»

Однако вслух он ничего не сказал, только его шаги, когда он снова двинулся вперед, стали гораздо более осторожными… медленными.

Спустя несколько минут справа показалась арка входа в лифтовой холл, перекрытая плитой из некрашеной полиольстали. Луч фонаря прошелся вскользь по стене и замер, высвечивая контуры арки и пропадая на шероховатой светопоглощающей поверхности плиты. Исакян еще больше замедлил шаг, внимательно приглядываясь к герметизирующей вестибюль плите и не находя ни малейших признаков каких-либо повреждений.

Они поравнялись с входной аркой холла, луч фонаря метнулся вперед, и в этот момент с обратной стороны плиты раздался тяжелый, гулкий удар. Артур мгновенно повернулся к плите и с изумлением увидел, как полиольсталь герметизирующей холл плиты выгнулась безобразным бугром. В тот же момент на плиту обрушился второй удар, и чуть выше первого бугра появился второй…

– Это… невозможно… – прошептал Артур одними губами. В этот момент его с силой толкнули в спину, а затем по вестибюлю разнесся высокий вибрирующий голос пани Станиславы:

– Что вы стоите?! Бежим! Нам нужно добраться до следующего блока вестибюля, прежде чем эту плиту пробьют!!!

Из-за спины Артура вынырнули пани Станислава и Иржи Яшек и бросились вперед. Исакян чуть замешкался, не в силах отвести взгляд от изуродованной плиты, пока еще державшейся в направляющих опускного механизма.

Когда он рванулся следом за своими спутниками, на плиту обрушился третий удар, и немедленно следом за ним – четвертый. И тут же Исакян услышал тонкий, пронзительный свист.

«Герметизация нарушена!..» – успел подумать он.

Следующий удар превратил свист в тяжелый глухой рев. Впереди и сзади включились яркие красные вспышки, и мертвый голос автоматики гулко разнесся по вестибюлю:

– Нарушена герметизация шестого отсека главного вестибюля второй палубы. До окончания заращивания пробоины шестой отсек главного вестибюля второй палубы отсекается от остального объема корабля.

Шагах в десяти впереди, в мечущемся луче фонаря, Артур увидел, как из потолка вестибюля начала неспешно выползать матово-серебристая поверхность герметизирующей плиты. Тяжелое полотно, постепенно увеличивая скорость, опускалось к полу, изкоторого навстречу ей выползала еще одна точно такая же плита. И Артур, уже понимая, что не успевает проскочить между этими плитам, выбросил руки вперед, словно пытаясь дотянуться до спасительной, но быстро уменьшающейся щели хотя бы кончиками пальцев!

Пани Станислава и Иржи Яшек один за другим проскочили между сближающимися плитами блока и, по инерции пробежав еще несколько метров, остановились. Повернувшись, пани Станислава направила луч фонаря назад, и он уперся в светопоглощающую поверхность полиольстальной плиты. Она быстро оглянулась на тяжело дышавшего рядом с ней Яшека и повела лучом из стороны в сторону, мазнув световым пятном по полу вестибюля.

– А где… мальчик?..

Голос пани Станиславы заметно дрогнул, но не сорвался. Астрофизик молча пожал плечами и опустил взгляд. Пани Станислава снова повела лучом фонаря по полиольстальной плите и вдруг медленно двинулась к ней. Яшек протянул ей вслед руку, однако снова ничего не сказал. Девушка подошла вплотную к герметичной перегородке и осторожно положила ладонь на перегораживающую вестибюль плиту, а затем прижалась к ней всем телом, словно надеясь услышать хоть какие-то звуки за этой непреодолимой преградой. Но вокруг царила тишина. Спустя минуту ей на плечо легла ладонь Иржи, и он едва слышно произнес:

– Нам надо идти… Мы уже ничем не сможем ему помочь…

Пани Станислава повернулась к Яшеку, и он увидел, что ее глаза полны слез. Секунду она разглядывала его лицо, словно не узнавая, а затем тряхнула головой и повторила:

– Нам надо идти…

Они двинулись вдоль вестибюля, и шаг их был медленным, неуверенным. Пани Станислава несколько раз оглянулась, и каждый раз ей казалось, что вот-вот из-за плиты, перегораживающей вестибюль, донесутся какие-то звуки, и каждый раз она понимала, что это всего лишь ее пустые надежды. Скоро вестибюль плавно повернул вправо, и плита стала невидна. А еще через несколько минут они подошли к арке входа в большую кают-компанию.

Едва пани Станислава перешагнула порог, как на нее обрушился возмущенный голос профессора Клота:

– …напрасно думает, что это ему просто так пройдет! Я добьюсь его деквалификации, у него отберут навигаторскую лицензию, и не видать ему дальнего космоса как своих ушей! В конце концов у меня достаточно друзей в Высшем Совете Содружества, чтобы привести в чувство зарвавшегося навигатора какого-то там транспорта!!!

В этот момент профессор увидел своих только что вошедших коллег, и его возмущение нашло новый объект:

– А-а-а!!! Госпожа Шиминская и профессор Яшек! Чем, позвольте спросить, таким вы были заняты, что не могли присоединиться к нам, хотя я вас об этом просил еще три часа назад?

Пани Станислава гордо вскинула голову и с некоторым вызовом произнесла:

– Вы, господин Клот, если мне не изменяет память, уже сложили с себя обязанности руководителя экспедиции, так что ваши указания вовсе не обязательны для исполнения!..

– Мы с пани Шиминской продолжали наш давний спор о влиянии магнитного поля Плутона на структуру первичных моренных равнин Цербера… – гораздо более миролюбиво проговорил Иржи Яшек, однако профессор Клот его не услышал. Он уже открыл рот, чтобы разразиться новой гневной тирадой, но пани Станислава перебила его:

– Я согласна, что в нашем положении нам необходим руководитель, однако вы, профессор, совершенно не подходите на эту роль!

– В каком это «нашем» положении?.. – слегка опешил Клот и тут же снова возмутился: – В каком положении?

– А вы что, ничего не знаете?.. – удивленно подняла бровь пани Станислава. – У вас же был ассистент штурмана, он что, ничего вам не рассказал?

– Этот беспардонный мальчишка забежал на минуту, передал нам аппарат связи и тут же помчался дальше! – возмущенно пояснил профессор. – А когда я попробовал по этому аппарату переговорить с командиром этого… транспорта, он наговорил мне какой-то чепухи, по-моему, только для того, чтобы просто отвязаться от меня. Кстати, больше я с ним так и не смог связаться!

– Так, профессор… – Пани Станислава презрительно сощурила глаза. – Значит, Егор Ильич вам все объяснил, но вы, как обычно, не придали его словам никакого значения! Ну как же, это же не вы сказали, а всего лишь какой-то там навигатор-три, мелкая сошка! Должна вас разочаровать – дела обстоят именно так, как вам сказал Семушкин, наш корабль практически перестал существовать, и я не знаю, удастся ли нам остаться в живых!..

– А вы-то откуда это знаете?.. – совершенно растерявшись и утратив все свое возмущение, переспросил профессор.

– Нам обрисовал положение тот… «мальчик», который так быстро вас покинул…

– Кстати, где он?.. – перебил Станиславу Клот.

– Он… – пани Станислава с трудом проглотила комок, вставший в ее горле, – он… погиб…

– Как… погиб?.. – Профессор, не глядя, опустился в стоявшее за его спиной кресло.

Пани Станислава молчала, зато заговорил Иржи Яшек:

– Мы направлялись из каюты пани Станиславы в кают-компанию, ассистент штурмана нас сопровождал… Как я понял, именно такое задание он получил от командира… Нам пришлось идти мимо лифтового холла, который, как оказалось, был разгерметизирован. Когда мы находились рядом с холлом, плита, отделявшая холл от вестибюля, вдруг треснула… По-моему, ее разрушили с другой стороны… во всяком случае, я слышал сильные удары. Автоматика начала герметизацию примыкающего к холлу участка вестибюля и… штурман не успел…

В кают-компании воцарилась тишина, хотя Яшек и не договорил, всем все было ясно. Только спустя минуту один из ученых неуверенно произнес:

– Так что же нам теперь делать?..

– Связаться с командой… – немедленно ответила чуть успокоившаяся пани Станислава.

– Я пробовал связаться с командиром, – брюзгливо, но без прежнего раздражения проговорил профессор Клот, – он не отвечает на вызов, видимо, снова заблокировал свою частоту.

– Станислава Шиминская вызывает штурмана корабля!.. – вдруг проговорила пани Станислава, прижав ладонь к уху и повернув голову вправо, к приколотому к вороту комбинезона «Эху».

И Ширяев сразу же отозвался:

– Слушаю вас, пани Станислава?..

– Олег Викторович, – торопливо заговорила Станислава, – мы, все шестеро, находимся в кают-компании…

– Почему – шестеро? – перебил ее штурман. – С вами должен быть мой ассистент, Артур Исакян!

– Артур… погиб…

Ширяев, похоже, сразу разобрался в сложившейся ситуации.

– Никуда не выходите и ничего не предпринимайте! К вам направляется наш трюм-мастер. Он проводит вас к причальной палубе, а я постараюсь вызвать челнок! – Последовала короткая пауза, а затем штурман с нажимом повторил: – Ждите Емельянова и ничего не предпринимайте!

Связь прервалась. Пани Станислава отняла руку от уха и оглядела кают-компанию. Все молча, с напряженным вниманием смотрели на нее.

– Нам приказано ожидать здесь и ничего не предпринимать. Сюда идет трюм-мастер, он проводит нас к причальной палубе, откуда мы пересядем в челнок.

– Нам что, предлагается покинуть корабль? – воскликнул профессор Клот и обвел негодующе-вопросительным взглядом собравшихся коллег. – С какой стати…

Но пани Станислава жестко перебила профессора:

– Вы ошибаетесь, господин Клот, нам не предлагают, нам приказывают покинуть корабль! Приказывают люди, рискующие ради нас жизнью! И мы выполним этот приказ!

С минуту профессор растерянно вглядывался в суровое лицо красавицы, а затем, как это бывало всегда, когда он встречал отпор, спасовал. Опустив глаза, профессор сбивчиво проговорил:

– Да… конечно… выполним…

И отвернулся.

Ширяев разговаривал с красавицей гидрологом, находясь уже на причальной палубе. Впрочем, самой причальной палубы больше не существовало – взрывом сорвало воротные створки, большая часть настила исчезла, а его жалкие остатки, покореженные и оплавленные, безусловно, не могли принять на себя даже маленький челнок. Однако в огромном пространстве причальной палубы, прикрытой чудом сохранившимся арочным сводом, челнок вполне мог разместиться. Олег, цепляясь за остатки конструкционных элементов, добрался до внешней обшивки транспорта и, включив магнитные держатели на полную мощность, поднялся во весь рост. Над ним раскинулась черная бездна, расцвеченная сияющими иглами звезд, и среди этого сияния своим опытным взглядом штурман немедленно разглядел бортовые огни челнока. Маленький кораблик оказался неожиданно близко к разбитому транспорту.

«А ведь ребята нас ждут! – подумал Олег. – Потому один из них и снизился».

Он включил нашлемный фонарь и, направив его отражатель в сторону челнока, принялся подмигивать короткими вспышками. Спустя минуту красно-зеленые бортовые огни челнока дрогнули, чуть довернулись и двинулись прямо на штурмана.

«Ну, вот нас и заметили, – с облегчением подумал Олег, – теперь осталась самая малость – погрузить пассажиров, сходить за командиром и посмотреть, что там случилось с Артуром…»

Слава Мальков со своей более высокой орбиты тоже заметил короткие вспышки с обшивки разбитого транспорта. Однако вместо того, чтобы, подобно Суджо, бросить свой челнок навстречу этим сигналам, он до максимума увеличил разрешающую способность бортового телескопа и принялся наблюдать за сближением второго челнока с «Северным сиянием». Ему даже удалось разглядеть на обшивке транспорта крошечную фигурку скафандра высшей космической зашиты, но понять, кто же это выбрался на обшивку, он, конечно, не мог.

Челнок Суджо быстро сближался с махиной корабля. Человек, стоявший на обшивке транспорта, перестал сигнализировать нашлемным фонарем и, неуклюже согнувшись, медленно перебирался через разлом обшивки внутрь развороченного причального модуля, надеясь, видимо, что челнок также войдет под арку палубы.

Антонио оставалось пройти до корабля не более трехсот– четырехсот метров, и он начал торможение. В этот момент Мальков заметил, что один из обломков астероида, зависших рядом с разбитым кораблем, вдруг начал движение. Чисто автоматически Вячеслав нажал на пуск записывающего устройства телескопа, стараясь держать в поле зрения и челнок Суджо, и начавший разгон обломок каменной глыбы. Это было довольно сложно, поскольку обломок астероида двигался в сторону от приближающегося челнока. В один из моментов Малькову показалось, что медленно вращающаяся, поблескивающая сколами глыба просто… уступает челноку дорогу, однако он включил связь и, стараясь говорить спокойно, произнес:

– Антонио, говорит Мальков, обрати внимание – справа от тебя на траверсе третьего аварийного люка обломок астероида начал движение…

И Суджо тут же откликнулся:

– Понял тебя… Мне трудно держать передвижения этого обломка под контролем, присмотри за ним сам. В случае чего подскажешь!

«А ведь ему действительно будет сложно выполнять маневрирование при заходе на палубу и держать наблюдение за этой глыбой!» – подумал стажер.

Он включил тягу и направил свой кораблик в сторону транспорта. Затем, снова переведя двигатель на холостой ход и продолжая медленно двигаться по инерции, Мальков все свое внимание сосредоточил на наблюдении за поведением движущегося астероида.

А траектория этого небесного тела вырисовывалась весьма странная. Начав свое движение в сторону от приближающегося челнока, каменная глыба постепенно меняла его направление таким образом, что маленький кораблик Суджо становился вроде бы центром круговой орбиты, на которую выходил астероид. Когда челнок, почти полностью затормозив свое движение, оказался практически над взорванным створом причальной палубы, астероид завис прямо над ним не далее чем в трехстах метрах. При этом скорость его движения упала почти до нуля.

Малькову очень не нравились маневры этого странного каменного обломка, однако прямой угрозы челноку Суджо пока не было. Челнок между тем, включив свои магнитные захваты, медленно входил в развороченное пространство причальной палубы. Ответные захваты, установленные под настилом палубы, конечно же, не работали, так что Антонио приходилось с ювелирной точностью подрабатывать вспомогательными двигателями, а потому челнок двигался очень медленно и предельно осторожно. Тем не менее спустя два десятка минут маленький кораблик более чем наполовину вошел внутрь транспорта.

Именно в этот момент обломок астероида снова пришел в движение, и на этот раз оно было стремительным! Триста метров, отделявшие астероид от челнока, каменная глыба прошла меньше чем за минуту. Мальков успел крикнуть в микрофон связи только несколько бессвязных слов: «Антонио, астероид атакует!»

Этого, однако, было достаточно для того, чтобы Суджо попытался увернуться – носовые двигатели челнока толкнули его навстречу рушившейся каменной глыбе, но удар последней был слишком стремительным. Мальков увидел, как огромная скала врезалась в выползавший из створа причальной палубы челнок точно между хвостовыми стабилизаторами, и тот, словно гигантский клин, вошел в корпус транспорта. А затем раздался чудовищный взрыв – топливные резервуары вспомогательных двигателей челнока не выдержали удара и химическое топливо, смешавшись с окислителем, мгновенно превратилось в неуправляемый энергетический вихрь. А вслед за этим сдетонировало и топливо главного привода.

Челнок вместе с его пилотом и штурманом «Северного сияния», ожидавшим внутри причальной палубы, сгорели мгновенно, а корпус транспорта лопнул, не выдержав взрыва, и начал медленно разваливаться надвое!

Ударная волна от взрыва сотрясла весь старый транспорт. Изношенный каркас не выдержал и двойная броня корпуса дала трещины еще в нескольких местах. Если бы на трюмном мастере «Северного сияния» не был надет скафандр высшей космической защиты, ничто не спасло бы его, когда правую стену и потолок коридора, по которому он продвигался в сторону кают-компании, прорезала неширокая рваная трещина и из внутренних помещений корабля начал со свистом выходить воздух. Мгновенно сработала автоматика скафандра, опустив широкое забрало скафандра и открыв затворы воздушных емкостей.

Немножко отстоявшись, Емельянов включил нашлемный фонарь и, подхватив два выроненных контейнера с уложенными в них скафандрами, снова двинулся вперед. Правда, теперь перед ним встала почти неразрешимая задача – каким образом попасть в ту часть корабля, где еще оставалась атмосфера и где, возможно, находились оставшиеся в живых пассажиры.

А вот пассажирам повезло больше. Кают-компания, располагавшаяся практически в середине корабля, совершенно не пострадала, взрывная волна дошла до нее очень ослабленной, и хотя люди почувствовали ее, разрушений она не принесла. Сразу после того как дрожь, потрясшая темное помещение, успокоилась, пани Станислава попыталась еще раз связаться со штурманом «Северного сияния», однако сделать это ей не удалось. На минуту пятеро мужчин и одна женщина, изолированные в кают-компании, ощутили тоску и страх. Это помещение, казавшееся совсем недавно таким уютным и просторным, стало вдруг совершенно чужим, враждебным, тесным и одновременно… пустым. Казалось, если сказать достаточно громко хотя бы одно слово, оно будет метаться между невидимых в темноте стен долго-долго, доводя до истерики и сводя с ума оставшихся в живых людей. И все-таки Станислава нашла в себе мужество заговорить… заговорить громко:

– Станислава Шиминская вызывает трюм-мастера корабля!.. Станислава Шиминская вызывает трюм-мастера корабля!..

После минутной тишины, во время которой в кают-компании стремительно нарастало напряжение, раздался раздраженный, с нотками истерики голос профессора Клота:

– Пани Шиминская, ваши попытки связаться с кем-то из команды наивны!.. Разве вы не понимаете, что нас здесь просто-напросто бросили!..

И вдруг в ответ Станислава зло прошипела:

– Да заткнитесь вы наконец, профессор!.. Дайте дослушать человека!..

И снова в кают-компании воцарилась тишина, но на этот раз она была наполнена тревожной надеждой. Спустя несколько секунд в темноте кают-компании снова раздался голос Станиславы:

– Штурман не может нам ответить, потому что он сейчас на обшивке транспорта. Вызывает челнок. Оказывается, в момент атаки на «Северное сияние» оба челнока были в пространстве и, значит, остались целы. А к нам идет трюм-мастер транспорта Анатолий Васильевич. У него, правда, возникли некоторые сложности, но он считает, что справится с ними. Надо ждать.

– Опять ждать… – заворчал было Клот, но теперь его перебил Иржи Яшек:

– А вы, профессор, можете предложить какой-то иной план действий?

Ответом астрофизику было молчание, и он, подождав несколько секунд, добавил:

– Никакого плана у вас, как мы поняли, нет. Значит, будем следовать совету пани Станиславы.

Ждать им пришлось недолго. Минут через двадцать все услышали тоненький писк включившегося «Эха» и голос Станиславы:

– Да, Анатолий Васильевич, я вас слышу.

И снова наступило молчание. Пятеро мужчин затаили дыхание, боясь помешать переговорам своей коллеги, помешать собственному спасению. Наконец пани Станислава заговорила опять:

– Я все поняла, Анатолий Васильевич, мы выходим!

Затем в руке красавицы гидролога включился фонарик, и яркий узкий луч обежал ждущие сосредоточенные лица мужчин.

– Может быть, кто-то из вас знает дорогу к медицинскому отсеку? – проговорила из темноты пани Станислава. – Трюммастер объяснил мне, как туда можно добраться, но я боюсь заплутать…

– Сначала объясните, пани, зачем нам надо туда идти? – тут же заспорил бывший руководитель экспедиции на Цербере. Однако ответа на свой вопрос он не получил. Вместо этого вперед шагнул Ян Ковач, низенький гляциолог с невыразительным лицом, и, чуть запинаясь, проговорил:

– Я знаю дорогу в медицинский отсек… Я там бывал довольно часто.

– Что вы там делали? – немедленно задал свой вопрос профессор Клот, и в его голос возвратились прежняя уверенность и напористость.

Однако невзрачный гляциолог ничуть не смутился. Посмотрев на профессора внимательным взглядом, он с прежней запинкой ответил:

– Вы, должно быть, помните, господин… э-э-э… директор, что, выполняя ваше указание, я еще на станции получил лучевой удар. Я навещал медицинский отсек корабля, чтобы получать антирад, курс лечения у меня еще не закончился.

И снова в разговор вмешалась пани Станислава:

– Если у нашего бывшего руководителя нет больше вопросов, то мы можем перейти к решению еще одной насущной проблемы. Дело в том, что трюм-мастер несет с собой только два скафандра высшей космической защиты, то есть увести с собой на челнок он сможет только двоих. Затем он вернется за следующей двойкой. Нам надо решить, кто пойдет первым и где будут дожидаться своей очереди остальные…

– То есть как всего два?! – немедленно взвился Клот. – Почему два?! Это что, еще одно…

Но продолжить ему не дали, поднял руку Иржи Яшек:

– Я думаю, мы не будем терять времени на обсуждение этих обстоятельств, тем более сделать хоть что-то мы все равно не можем. Предлагаю немедленно двигаться к медицинскому отсеку… двигаться всем вместе. И те, кому придется ждать, будут ждать там. Не думаю, что в кают-компании безопаснее, чем в медотсеке.

Пани Станислава повернулась к гляциологу и протянула ему свой фонарик:

– Ну что ж, ведите нас, господин Ковач.

Тот взял фонарик и молча направился к выходу из кают-компании. Остальные двинулись следом.

Емельянов уже добрался до медицинского отсека и убедился, что его догадка была верна. Дело в том, что медотсек транспорта имел автономное энергообеспечение – шесть ториевых аккумуляторов – и представлял собой анфиладу из четырех комнат. В результате одной из давних реконструкций две из них – операционная и кабинет интенсивной терапии – оказались разделены капитальной переборкой, выполненной из бесшовного, утолщенного листа полиольстали. В эту переборку была встроена барокамера, имевшая выходы в оба помещения. Именно эту барокамеру и собирался использовать в качестве переходного шлюза Емельянов… если, конечно, еще работали пневмонасосы камеры.

Трюм-мастер, войдя в медицинский отсек со стороны операционной, сразу же увидел, что барокамера закрыта и заполнена воздухом. Это означало, что кабинет интенсивной терапии изолирован от разбитой части корабля, и если туда доберутся пассажиры транспорта, их действительно можно будет вывести. Теперь все зависело от того, сохранилась ли атмосфера на всем пути от кают-компании до медицинского отсека. Закрыв вручную противоположный люк барокамеры, Емельянов стравил имевшийся в ней воздух и заложил туда оба контейнера со скафандрами. Затем, тщательно задраив за собой люк, он с внутренним трепетом прикоснулся к сенсорному управлению пневмонасосов и с огромным облегчением услышал легкое пыхтение заработавшей техники. Как только давление в барокамере сравнялось с давлением в кабинете интенсивной терапии, насосы отключились. Теперь оставалось только ждать.

Выйдя из кают-компании, Ковач, не оглядываясь, проговорил:

– Идти здесь недалеко, минут двадцать, я надеюсь, никто не отстанет – в этой темноте будет совсем нетрудно потеряться.

Темнота, окутавшая главный коридор палубы, действительно была жутковатой. Яркое пятно света, выбрасываемое фонарем, металось по светлому пластику стен и потолка, почти не освещая пространство коридора. Тишина нарушалась только легким шорохом шагов и странными, изредка раздававшимися звуками: скрипами, взвизгиванием, пыхтением. Казалось, разбитый корабль жалуется на свою судьбу или предупреждает людей о какой-то неведомой, но страшной опасности. Дважды за время пути давала сбои система искусственной гравитации, и люди буквально зависали в темноте замкнутого пространства коридора, не в силах сдвинуться ни на шаг.

И все-таки они довольно быстро продвигались вперед. Правда, несколько раз пани Станислава вдруг застывала на месте, полуобернувшись назад, так что на нее наталкивались шагающие за ней мужчины, но каждый раз на заданный шепотом вопрос «В чем дело?» она отвечала отрицательным покачиванием головы. Ей казалось, что за ними кто-то крадется, что она слышит позади какое-то странно мягкое и в то же время тяжелое шуршание!

Наконец прыгающий от стены к стене световой луч остановился на одной из дверей, и Ян Ковач довольно громко произнес:

– Вот медицинский отсек. Мы входим, пани Станислава?

– Да, – подтвердила девушка, – входим!

Гляциолог толкнул дверь, и та бесшумно ушла в стену. Луч фонаря прошил насквозь темное помещение, оказавшееся совсем небольшим, и уперся в следующую дверь. Ковач молча посмотрел на пани Станиславу, и она, словно угадав его вопрос, подтвердила:

– Да, нам туда…

И тут же прижала ладонь к уху:

– Станислава Шиминская вызывает трюм-мастера корабля!

Когда группа прошла в следующую дверь, пани Станислава уже знала, что им надо делать. По ее приказу мужчины открыли люк и маленький гляциолог нырнул в барокамеру и выволок оба контейнера. Следуя указаниям Емельянова, Станислава вскрыла контейнеры и активизировала автоматику скафандров. Спустя пару минут вместо неуклюжих темных коробок перед ними лежали два скафандра высшей космической защиты, готовые принять людей.

Пани Станислава оглядела своих коллег:

– Теперь нам надо решить, кто первый покинет транспорт…

И тут же раздался голос Збигнева Клота:

– Я думаю, что никто не будет возражать, если одним из первой пары буду я. В конце концов как руководитель нашей экспедиции я имею право на… э-э-э…

Он вдруг замолчал, словно не мог подобрать нужных, значимых слов.

– Я не возражаю… – неожиданно подал голос Иржи Яшек. – При условии, что второй пойдет пани Станислава.

Остальные мужчины молча кивнули, почти не раздумывая.

На секунду показалось, что пани Станислава хочет что-то возразить, но в следующий момент она, не говоря ни слова, отстегнула «Эхо» и протянула аппарат Яшеку, а затем молча шагнула к одному из скафандров и принялась забираться внутрь. Профессор Клот поспешил последовать ее примеру.

Станислава справилась первой и, не опуская забрало шлема, повернулась к своим остающимся товарищам. Она молча вглядывалась в их лица, и только Яшек в ответ на ее взгляд улыбнулся и подбадривающе подмигнул. Профессор Клот, закончив экипировку, буркнул, не глядя на остальных:

– Мы постараемся вас не задерживать…

Быстро опустив забрало шлема, он шагнул к люку барокамеры и неуклюже полез внутрь. Пани Станислава подняла было руку словно в некоем приветствии, но оборвала свой жест на полпути. Прозрачное бронестекло ее шлема опустилось, и она последовала за профессором. Иржи Яшек закрыл за ней люк и приложил руку к сенсорному управлению пневмонасосов.

Четверо мужчин, сгрудившихся около люка барокамеры, молча смотрели в небольшое окошко люка, пока ярко-оранжевый скафандр не исчез из поля их зрения.

Трюм-мастер, ожидавший первую двойку пассажиров у противоположного люка барокамеры, уже начал нервничать – ожидание слишком затягивалось, но вот наконец в окошке люка появился шлем первого скафандра, за забралом которого он рассмотрел седую голову пожилого мужчины. Прошло несколько минут, и Емельянов, убедившись, что насосы откачали воздух из барокамеры, открыл люк. В операционную вывалился мужчина, а следом за ним женщина. Трюм-мастер, как только выбравшиеся из барокамеры пассажиры выпрямились, привлек их внимание взмахом руки и, откинув щиток панели управления скафандром на левом рукаве, показал им, каким образом можно включить ближнюю связь. Оба немедленно повторили его действия, так что через секунду он услышал мелодичный женский голос:

– Анатолий Васильевич, хочу вас поблагодарить…

Но трюм-мастер перебил женщину:

– Пани Станислава, сейчас нет времени для изъявления благодарности. Поспешим. Старайтесь не отставать от меня.

Развернувшись, он двинулся в обратный путь к причальной палубе второго уровня «Северного сияния».

Они торопились, но продвигались вперед не слишком быстро – ни профессор Клот, ни Станислава не имели навыка работы в скафандрах высшей защиты, и потому Емельянову приходилось следить чуть ли не за каждым их шагом. А идти им пришлось не по ярко освещенному вестибюлю корабля, а в полной темноте, преодолевая порой завалы из покореженных, перекрученных листов полиольстали, металлической арматуры рваного оплавленного пластика. К тому же не успели они пройти и ста метров, как оказались в зоне полностью отключенной искусственной гравитации, и продвижение их еще более замедлилось.

Чем ближе они подходили к причальной палубе корабля, тем труднее давался им каждый метр. Они пробирались уже через совершенные дебри рваного, оплавившегося металла, и в душу трюм-мастера начала закрадываться тревога – он вспомнил, как его кидало от стены к стене коридора, и к нему пришло понимание, какие силы сотрясали корабль в этот момент. Если эти силы бушевали рядом с причальной палубой, выйти на нее теперь скорее всего было просто невозможно!

И все-таки они вышли! В какой-то неожиданный момент мешанина покореженного металла, оплавленного, обгорелого пластика, обрывков кабелей, лохмотья пережеванного оптоволокна раздвинулась, и они вынырнули… в открытое пространство… в космос. На том месте, где должна была находиться причальная палуба, ничего не было, а метрах в двухстах от них медленно уплывала прочь оторванная часть корабля!

Емельянов лихорадочно обшаривал глазами открывшееся черное пространство, засеянное искрами звезд, в поисках габаритных огней челнока, который должен, обязан был быть совсем рядом, и ничего не находил. И тогда, скорее от отчаяния, чем в надежде на какое-то чудо, он включил на полную мощность нашлемный фонарь и повел теряющимся лучом из стороны в сторону…

Четверо пассажиров транспорта, оставшихся в медицинском отсеке дожидаться возвращения трюм-мастера, как-то незаметно для самих себя сгрудились возле закрытого люка барокамеры. Они почти не говорили – каждый думал о чем-то своем и не собирался делиться с другими своими размышлениями – слишком личными они были. Иржи Яшек уселся прямо на пол, совсем рядом с люком и, уставившись в смотровое окошко, вспоминал те несколько часов, которые он провел перед катастрофой в каюте пани Станиславы. Нет, ничем интимным они не занимались, они действительно обсуждали странности структуры первичных моренных равнин Цербера и возможное влияние, оказываемое на них магнитным полем Плутона. Но этот разговор впервые получился у Иржи каким-то личным, даже чувственным. Яшек давно любил Станиславу, но старался никак не показывать своих чувств – Станислава весьма неприязненно относилась ко всяческим «нежным» проявлениям. И вот когда их совместная работа практически закончилась, ему наконец удалось установить некую… доверительность что ли… И тут произошла эта катастрофа!..

Он обвел взглядом своих товарищей. Фонарь, оставленный Станиславой, стоял на полу, и его широкий луч, упиравшийся в белый потолок, освещал комнату блеклым, рассеянным светом.

Ян Ковач также сидел на полу, прислонившись спиной к корпусу барокамеры, и почти беззвучно тянул какую-то бесконечную мелодию. Глаза его были закрыты и веки порой чуть заметно вздрагивали, словно маленький гляциолог видел сон. Геолог Лех Ставский подтащил к люку барокамеры стул и, усевшись на него верхом, положил голову на спинку. Физик-оптик Войтех Граля тоже уселся на стул, чуть в стороне от остальных, и, откинувшись на спинку, уставился невидящим взглядом в потолок. Он наверняка что-то видел, но совсем не то, что нависало над его головой.

Яшек посмотрел на циферблат хронометра, с момента ухода профессора и Станиславы прошло около получаса – если все прошло благополучно, они уже должны были выйти к причальной палубе. Значит, через полчаса трюм-мастер вернется за следующей двойкой… И кто же будут эти следующие двое?!

В этот момент ему послышалось, что за чуть приоткрытой дверью кабинета интенсивной терапии что-то прошуршало. Тяжело прошуршало, словно по пластику пола быстро проволокли тяжелый мешок. Иржи снова посмотрел на своих товарищей, оказывается, это шуршание услышали все. Ковач прервал свое пение, поднялся на ноги и тихо проговорил:

– Что это такое?..

– Кажется, там кто-то… двигался… – прошептал Граля, приподнимаясь со стула.

Лех Ставский молча встал и неслышным шагом передвинулся к двери. Взявшись за ручку и помедлив мгновение, он резко сдвинул дверь в сторону. В тот же момент Яшек повернул фонарь и его широкий луч выхватил из темноты нечто совершенно невероятное.

За дверью неподвижно стояла темно-коричневая полусфера, прикрытая панцирем, состоявшим из почти правильных, выпуклых пятиугольных пластин, разделенных ясно видными швами или скорее… сочленениями. В некоторых из этих пластин были вплавлены пятиугольные же кристаллы коричневато-дымчатого цвета, похожие на морионы. Полусфера покоилась на удивительно коротких толстых ножках и стояла совершенно неподвижно, однако все четверо вдруг почувствовали на себе тяжелый, гипнотизирующий взгляд.

– Черепаха… – едва слышно проговорил Граля и после секундной паузы добавил: – Кто-нибудь видел раньше на корабле такой странный автомат?..

На этот вопрос никто не ответил, только скептик Ковач пожал плечами и хмыкнул.

– Может быть, это какой-нибудь неизвестный нам киборг? – предположил Ставский. Он находился ближе всех к неизвестной машине; но даже не делал попытки отодвинуться от нее.

– Может быть, стоит с ним… заговорить?

Лех чуть наклонился к полусфере и неожиданно громко спросил:

– Тебе чего надо?

Черепаха продолжала стоять совершенно неподвижно, а Ставский вдруг резко откинулся назад, ухватившись за дверную ручку обеими руками, чтобы не упасть, и болезненно вскрикнул, словно его ударили по лицу. Первым около него оказался Граля. Подхватив оседающего на пол Леха, он полуобернулся к застывшим на месте Ковачу и Яшеку:

– Закройте дверь, эта штука опасна.

Маленький Ковач метнулся к двери и попытался задвинуть ее, однако у него ничего не получалось. Через мгновение Иржи тоже навалился на дверь, но она по-прежнему не поддавалась, словно ее заклинило. Граля тем временем оттащил Ставского ближе к люку барокамеры и, уложив его навзничь, склонился над ним. Спустя пару секунд Войтех поднял голову и растерянно проговорил:

– Он… не дышит!..

Ковач и Яшек оставили дверь, повернулись к Грале, и в этот момент позади них раздался уже слышанный ими тяжелый шорох, а затем оба ученых разлетелись в стороны, словно кегли, в которые попал шар!

Ковач со всего маху ударился головой о стоявшую в углу кабинета металлическую этажерку, упал ничком и замер, а Яшек, прокатившись по полу, попытался было подняться, но тут же снова рухнул, закричав неожиданно тонким срывающимся голосом:

– Ноги!!! Мои ноги!!!

В дверном проеме неподвижно застыла «черепаха», поблескивая своими коричневыми кристаллами и тихо урча, не то от удовольствия, не то от напряжения.

Несколько секунд в кабинете царила тишина, нарушаемая только визгливыми стонами Иржи Яшека, а затем все шесть ног «черепахи» пришли в движение, и она быстро направилась прямиком к неподвижно лежавшему Ковачу. И снова Граля, не отрывавший глаз от жуткого гостя, услышал тяжелый шорох – это странное шуршание издавали при перемещении ноги «черепахи».

Остановившись на мгновение рядом с телом гляциолога, она, не разворачиваясь, изменила направление движения и приблизилась к продолжавшему стонать Яшеку, закрыв его от Граля. Спустя несколько секунд стоны астрофизика стихли, и в кабинете воцарилась тишина. Длилась она, правда, недолго, снова тяжело зашуршало, и Войтех Граля увидел, что «черепаха» направляется в его сторону. Вскочив на ноги, он бросился прочь из кабинета. Ему удалось проскочить мимо приближавшейся «черепахи» и даже стремительным рывком выскочить из комнаты. Пробегая мимо двери, он чисто машинально рванул ее, и, как ни странно, она легко закрылась, щелкнув магнитным замком. В секунду преодолев последнее помещение медицинского отсека, Граля выскочил в коридор и… замер на месте.

С обеих сторон, в пяти-шести метрах от двери отсека, перегораживая коридор, стояли еще две «черепахи»!

Несколько мгновений Граля лихорадочно оглядывался в поисках выхода, а затем обессиленно застонал и медленно опустился на пол.

Челнок Малькова был достаточно далеко от «Северного сияния» и при взрыве челнока второго пилота транспорта ничуть не пострадал. Однако отчаяние, охватившее стажера после того, как он увидел гибель Антонио Суджо, было столь велико, что на некоторое врем» он утратил способность думать. В его голове билась всего одна мысль – он остался совершенно один в крошечном кораблике, без связи, без возможности добраться до обитаемой части Солнечной системы. Ближайшая земная станция находилась на Каллисто, и ему, возможно, удалось бы добраться туда, тем более что в навигационном оборудовании челнока он разбирался вполне свободно. Но при имеющихся на челноке запасах топлива этот путь занял бы слишком много времени – ни воды, ни питания на столь долгую дорогу у него не было.

Слава с отчаянием смотрел на груду обломков, бывшую некогда земным транспортом, и почти завидовал погибшим там товарищам. Он не знал, сколько времени пробыл в этом бездумном забытьи, но вдруг в поле его зрения попал один из обломков астероида-убийцы, продолжавших патрулировать пространство вокруг «Северного сияния», и в его груди взорвалась ярость.

– Ну что ж, – хрипло закричал он, даже не понимая, что кричит вслух, хотя никто его не слышит, – теперь я покажу вам, как умеем драться мы!!!

Лихорадочно пробежав пальцами по клавишам пульта управления, он развернул челнок носом в сторону замеченного обломка астероида и уже собрался запустить главный привод, как вдруг в его голове мелькнула совсем другая мысль, и он принялся обшаривать взглядом обзорный экран задней полусферы пространства. Пасифе стажер обнаружил сразу, и тут же увидел рядом с ней искорку астероида, от которого отделилась разгромившая транспорт глыба. Да и… глыба ли это была?

«Вот с чем… С кем… надо разобраться!» – подумал стажер и яростно скрипнул зубами.

Он бросил последний взгляд на обломки своего корабля, словно прощаясь с ним перед последним броском к собственной смерти… и вдруг с обшивки транспорта прямо ему в глаза блеснула едва заметная вспышка.

Мальков замер, не отрывая глаз от плывших под ним развалин, но вспышка не повторялась.

«Померещилось…» – чуть растерянно подумал он, но в этот момент из хаоса разодранного взрывом нутра транспорта снова выплеснуло неярким огоньком.

Теперь уже стажер действовал быстро и четко. Не думая о том, что эти вспышки могли и не быть сигналом – просто коротила какая-нибудь силовая цепь, он увеличил тягу вспомогательного привода и направил свой челнок в направлении продолжающего подмигивать огонька. Громада разбитого корабля стала быстро приближаться, а Мальков автоматическим движением пальцев перевел ближнюю связь на диапазон, в котором работали станции скафандров «Северного сияния» и придвинул к губам гибкую подводку микрофона.

– Челнок один слушает… Челнок один слушает!..

Голос Вячеслава звучал хрипло и безнадежно, словно бы сам стажер не надеялся на ответ. Но ответ пришел!

– Слава!!! Ты здесь? Это я, Емельянов, со мной двое пассажиров. Подходи ближе, надо их как-то принять на борт!

В то мгновение, когда Мальков услышал этот голос, ему показалось, что его окликают с того света, что этот голос не имеет тела и принадлежит какому-то неупокоенному духу!.. Но телеметрия челнока сразу же определила местоположение работающей станции связи и вывела на дисплей панели управления ее координаты.

В голове у стажера мгновенно прояснилось – на транспорте оставались живые люди и им требовалась его помощь!

Вячеслав уверенно развернул челнок по пеленгу и осторожно направил его к громаде транспорта. Одновременно он внимательно осмотрелся. Никаких осколков рядом с его челноком не было… Не видно их было и в районе нахождения трюм-мастера.

Когда до «Северного сияния» оставалось метров восемьдесят, Мальков откачал воздух из входного шлюза пассажирского отсека челнока и открыл наружные створки. Довернув челнок таким образом, чтобы открытый вход в шлюз был направлен в сторону транспорта, он проговорил в микрофон:

– Анатолий Васильевич, я зависну над вами метрах в двадцати и включу магнитную ловушку входного тамбура. Вам останется только допрыгнуть до меня…

Тут у него вдруг возникло сомнение, и он быстро переспросил:

– У вас там еще действует гравитация?..

– Нет, – немедленно отозвался трюм-мастер, – гравитаторы не действуют, так что мы вполне можем сами преодолеть двадцать-тридцать метров.

– Тогда начали!.. – скомандовал стажер и, подработав носовыми двигателями, почти завис над уже ясно видимым светлым пятном, поднимавшимся с погруженной в темноту обшивки транспорта.

Первый скафандр Мальков не успел разглядеть, его внимание было занято наблюдением за окружающим пространством – он все еще опасался нападения одного из осколков астероида. Только по слабому толчку и изменению показателя массы челнока он понял, что принял одного пассажира. Второй скафандр он увидел на обзорном экране в то мгновение, когда он почти достиг входных створок – ярко-оранжевый блик появился в свете, падавшем из входного тамбура, и тут же исчез. За прибытием третьего скафандра Вячеслав и не следил, справедливо полагая, что последним пойдет сам Емельянов, и не опасаясь, что опытный космонавт прыгнет мимо входа в тамбур.

Когда индикатор массы челнока изменил показание в третий раз, Мальков включил систему закрытия створок шлюза и пневмонасосы, заполнявшие шлюз воздухом. Спустя пять минут Емельянов вошел в кабину пилота. Стажер с удивлением поглядел на ярко-оранжевый скафандр трюм-мастера:

– Ты почему не переодеваешься, Васильич?..

– Потому что мне обратно надо… – устало ответил Емельянов. – На корабле меня еще четыре человека ждут.

– Где? – вскинулся Мальков.

– В медицинском отсеке. До операционной, почитай, все разбито, воздуха нет, гравитации нет, света нет, а за кабинетом интенсивной терапии и до кают-компании можно, оказывается, пройти без скафандра.

Вячеслав вгляделся в осунувшееся лицо трюм-мастера и предложил:

– Слушай, Анатолий Васильевич, может, лучше мне сходить?.. Ты ведь устал, как…

Он не успел договорить, трюм-мастер отрицательно покачал головой:

– Нет, это будет не лучше. Во-первых, я уже знаю дорогу, а во-вторых, если что случится с тобой на корабле, вести челнок будет некому.

– А куда его прикажешь вести?.. – с горечью поинтересовался стажер и отвел взгляд.

– Да хотя бы к одному из тех ГК-малых, которые должны прийти к нам на подмогу!.. – усмехнулся в ответ Емельянов. – Во всяком случае, командир при мне говорил профессору Клоту, что первый из них придет часов… – он бросил быстрый взгляд вбок, на циферблат хронометра, и закончил: – …через сорок!

«Ну конечно! – воскликнул про себя Мальков. – Как я мог забыть о кораблях Звездного патруля! Значит, нам надо продержаться всего-то сорок часов… продержаться так, чтобы нас не засек этот… астероид!»

А трюм-мастер уже повернулся к выходу из кабины.

– Пассажиры в салоне, я помог им раздеться, и пока что они отдыхают… умаялись. Я забираю скафандры и ухожу. Ты постарайся поддерживать со мной связь – воздуха на корабле нет, во всяком случае, там, где мне придется идти, сам корабль совершенно разбит, так что экранирование, вполне возможно, будет достаточно слабым.

– Постараюсь, – ответил стажер, снова поднимая взгляд на своего старшего товарища. Тот кивнул и добавил:

– Это я к тому, что если мне придется второй раз возвращаться другим путем… ну, мало ли что… так я тебе знать дам, где мы выйдем на обшивку.

– Понял, – коротко кивнул Мальков.

Трюм-мастер помолчал, затем кивнул и вздохнул:

– Ну ладно, я пошел, а то там ребята волнуются… ждут!

Он шагнул в тамбур и плотно прикрыл за собой дверь кабины.

Спустя пару минут на пульт управления челнока поступил сигнал из входного шлюза на открытие створок. Мальков откачал воздух из шлюза и открыл створки. Оранжевый скафандр промелькнул в свете, вырывавшемся из шлюза, и пропал в темноте разбитого транспорта.

Емельянов торопился. Увидев, в каком состояниинаходится транспорт, он понял, что время, отпущенное ожидавшим его людям, лишенным какой-либо защиты, крайне ограничено. В любой момент деформация корпуса могла привести к разрыву внутренних переборок и потери корабельными помещениями остатков воздуха. И тогда – конец! Поэтому трюм-мастер шел напролом, используя свой скафандр как таран. Вместо того чтобы перебираться через завалы, он включил сервопривод и буквально продавливал груды обломков, преграждавших ему путь. Кроме того, за ним оставался расчищенный путь, по которому он рассчитывал быстро вернуться назад.

Трюм-мастер хорошо знал дорогу и сумел добраться до медицинского отсека за каких-нибудь двадцать минут. Входя в операционную, он вызвал на связь челнок и предупредил Малькова, что скоро будет возвращаться назад. Люк барокамеры, выходящей в операционную, был открыт. Емельянов уложил оба контейнера в камеру, задраил люк и включил пневмонасосы. Спустя несколько минут давление в барокамере достигло нормы, однако противоположный люк оставался закрытым. Трюм-мастер переключил станцию связи скафандра на волну «Эха» и попробовал вызвать кого-то из пассажиров. Ответа не было. Тогда он вновь откачал воздух из барокамеры, вытащил из нее контейнеры и пробрался к противоположному люку. Внутри барокамеры не было пульта управления, и потому он не мог выйти в кабинет интенсивной терапии, однако ему удалось рассмотреть кабинет через смотровое окно люка.

Людей там не было!

Емельянов выбрался из барокамеры и, присев на один из контейнеров, задумался. Спустя минуту он встал, задраил люк и снова заполнил барокамеру воздухом, а затем дистанционно открыл противоположный люк. Давление в барокамере не упало, и это означало, что воздух в кабинете интенсивной терапии был. Но куда же делись люди?!

Он размышлял минут пять, но так ни до чего не додумавшись, вызвал челнок. Мальков ответил немедленно.

– Слава, – не слишком уверенно начал Емельянов, – тут что-то странное – вроде бы ничего не изменилось, но людей в кабинете интенсивной терапии нет. Может быть, мне попробовать поискать какой-то проход в ту часть корабля, что еще сохраняет воздух?.. Только вот не знаю, сколько времени мне придется здесь ползать.

– Анатолий Васильевич, – заговорил в ответ Мальков, и в его голосе сквозила тревога, – у меня тут тоже непонятка происходит! Эти обломки… ну, которые от астероида остались… они, кажется, что-то затевают…

– Что значит «что-то затевают»? – переспросил трюм-мастер.

– Да, понимаешь, не знаю даже, как сказать… В общем, около десятка из них опустились на обшивку и словно бы прилипли к ней, а еще штук пять рыщут вокруг корабля, подбирают обломки и стаскивают на корабль. Меня они пока не нашли, а может быть, просто не обращают внимания – я завис очень близко к обшивке, но вообще-то, мне кажется, лучше нам отсюда убраться!

– Но ребята, которые здесь оставались… – начал было Ельянов, однако Мальков его перебил:

– Если с ними что-то случилось, то ты им уже не поможешь, а если они сами ушли, то опять же сделали они это не без причины. Может быть, кто-то другой из команды до них добрался… Может, они сами что придумали. Я предлагаю тебе выбираться к нам, мы оторвемся от транспорта и будем наблюдать… Если понадобится, мы немедленно вернемся к кораблю!.. – И мгновение помолчав, стажер повторил дрогнувшим голосом: – Если понадобится…

Около минуты Емельянов не знал, на что решиться, но наконец поднялся на ноги и резко бросил:

– Хорошо, я возвращаюсь!

Чуть подумав, он прихватил с собой оба контейнера со скафандрами и отправился в обратный путь. Теперь дорога перед ним была относительно свободной, но далеко он не ушел, метрах в ста от медицинского отсека, прямо посреди расчищенного им прохода возвышалась неподвижная полусфера, опиравшаяся на шесть коротких толстых ног.

– Это что ж у нас тут такое?.. – пробормотал Емельянов, останавливаясь метрах в десяти от неожиданного препятствия и внимательно рассматривая небольшую полусферу, высвеченную лучом нашлемного фонаря. Яркий белый свет отражался от поблескивающих дымчатых кристаллов, вкрапленных в панцирь полусферы.

Трюм-мастер медленно, осторожно нагнулся и, не сводя взгляда с похожего на черепаху создания, поставил контейнеры со скафандрами на пол. Когда он выпрямился, в наушниках шлема что-то тонко, пронзительно запищало, а затем раздался сильно искаженный голос Малькова:

– Что там у вас, Анатолий Васильевич?..

– Тут такое странное… – неуверенно начал Емельянов, – …похоже на черепаху полметра высотой на шести ногах… – И вдруг он сообразил! – Слава, после атаки нашего транспорта на первой и третьей палубе появились какие-то живые существа! Я их видел на экране командирской панели, когда пришел в Главный центр управления. Командир тогда еще сказал, что Главный компьютер характеризует их как биологически активные объекты, хотя находились они на палубах, лишенных воздуха и обогрева. Кстати, командир сказал, что они перемещаются!

– Но… это же невозможно! – воскликнул стажер. – Органика не может существовать в открытом космосе!

– Значит, мы плохо знаем возможности органики! – сквозь зубы проговорил Емельянов. Ему все больше не нравилась совершенная неподвижность полусферы и собственное, ставшее вдруг безвыходным положение. Он лихорадочно обдумывал свои дальнейшие действия, но пока не находил достаточно эффективного пути.

И в этот момент сфера пришла в движение, с огромной скоростью она рванулась вперед. Трюм-мастер попытался отступить в сторону, но сделал это недостаточно быстро, да и места, чтобы пропустить сферу мимо себя, у него не было. Врезавшись в правую ногу Емельянова, «черепаха» тут же изменила направление движения, свернув влево. Трюм-мастер потерял равновесие и обрушился всей тяжестью на панцирь «черепахи», однако его левая нога оказалась прижатой к груде покореженного металла. Если бы не прочнейший материал скафандра, Емельянов наверняка получил бы не один перелом, но скафандр выдержал. Падая, трюм-мастер случайно попал крепко сжатым кулаком по одному из поблескивающих кристаллов, и он с неожиданным грохотом взорвался, обдав Емельянова дождем осколков. «Черепаха» вдруг мелко завибрировала под навалившимся на нее телом, а затем рванулась назад, сбросила с себя трюм-мастера и, отскочив метра на три, завертелась на месте.

Емельянов лежал на полу полуоглушенный, но совершенно невредимый, а в его наушниках звенел голос Малькова:

– Анатолий Васильевич! Что у вас происходит?

Трюм-мастер потряс головой и приподнялся. «Черепаха» снова неподвижно замерла, и во впадине на ее панцире, на месте разбитого кристалла, вспенивалась темная маслянистая жидкость.

– Она на меня напала!.. – прохрипел Емельянов и, не дожидаясь новых вопросов стажера, добавил: – Но, кажется, неудачно… Я ее покалечил!..

– Так что, она и в самом деле живая?

– Не знаю, – у Емельянова не было времени раздумывать об этом, да и вариантов было немного, – может быть, автомат… киборг…

Мальков, видимо, сообразил, что трюм-мастеру сейчас не до отвлеченных размышлений:

– Анатолий Васильевич, я могу как-то помочь вам?

– Вряд ли, Слава… – устало отозвался Емельянов. – Ты лучше позаботься о пассажирах, а я здесь попробую что-нибудь придумать.

Говоря это, трюм-мастер не отрывал глаз от раны на панцире «черепахи». Пена на поверхности темной жидкости исчезла, а сама эта поверхность слегка затвердела, замутнела и напоминала теперь пленку, которая образовывается на поверхности киселя. И вообще, похоже, это была совсем не жидкость! Во всяком случае, поверхностная пленка все больше и больше вспучивалась, словно давление странной жидкой субстанции под ней возрастало. Емельянов ожидал, что пленка вот-вот прорвется, однако этого не происходило. Вместо этого под эластичной пленкой вдруг проступили четкие жесткие ребра, обозначив грани, напоминающие грани дымчатого кристалла, разбитого кулаком трюм-мастера. Прошло еще несколько секунд и на месте раны в панцире «черепахи» снова замерцал кристалл лишь немногим светлее всех прочих.

И почти сразу же «черепаха» снова пришла в движение. На это раз она не торопилась, отодвинувшись от Емельянова еще шагов на пять, она остановилась и стала медленно вращаться на одном месте, словно выискивая путь для обхода не понравившегося ей человека. Однако вращение это продолжалось недолго, сделав всего пол-оборота, «черепаха» снова застыла, и Емельянов увидел, что один из вкрапленных в ее панцирь кристаллов изменил цвет. Темно-коричневый, дымчатый тон размылся, превратился сначала в охряно-желтый, а затем, словно подсвеченный изнутри, засветился чистым сусальным золотом.

Блеск этот был настолько прекрасным, настолько завораживающим, что трюм-мастер даже перестал слышать голос Малькова, звавший его сквозь вдруг усилившиеся помехи:

– Анатолий Васильевич, я вас жду!!! Я вас жду!!! Пробирайтесь наружу, я никуда не ухожу!!!

Емельянов, завороженный непрекращающейся игрой света, переливами и искрами, вспыхивающими в глубине кристалла, сделал шаг к неподвижной полусфере, затем второй, третий… И вдруг наваждение, тянувшее его ближе и ближе к «черепахе», исчезло! Трюм-мастер остановился, чуть качнулся и оперся правой рукой на какую-то выпирающую из стены конструкцию. В наушниках что-то шелестело, поскрипывало, мяукало, а голос Малькова не был слышен, накрытый посторонними шумами. На миг Емельянову показалось, что эти посторонние шумы несут какую-то непонятную пока информацию, он внимательно посмотрел на переливающийся кристалл…

И в этот момент из глубины кристалла прямо в бронированное стекло забрала шлема ударила золотая, раскаленная игла энергетического луча. В те несколько мгновений, которые потребовались лучу, чтобы расплавить стекло забрала, Емельянов успел, уже не надеясь, что его услышат, крикнуть:

– Слава, уводи челнок!!!

Затем бронированное стекло лопнуло, и трюм-мастер транспорта «Северное сияние» превратился в вымороженную, сморщенную мумию…

Вячеслав Мальков слышал и последний возглас Емельянова, и хлопок, с которым воздух улетучился из его скафандра, и удары неуправляемого скафандра о металлические конструкции разрушенного транспорта – минуты две после гибели трюм-мастера связь продолжала работать, пока температура в блоках системы связи не понизилась до критической точки. Эти столь долгие для него минуты стажер молчал, то ли надеясь еще услышать голос своего товарища, то ли боясь своим голосом нарушить покой его смерти. Потом он впал в некое оцепенение – без мыслей, без памяти, без страха и сомнений…

Это оцепенение, наверное, и спасло маленький челнок. Когда Мальков несколько оправился от накрывшего его беспамятства и хотел направить челнок прочь от разбитого корпуса транспорта, он вдруг заметил, что обломки, кружившие вокруг разбитого планетолета, исчезли, а обломки астероида, занимавшиеся их «отловом», снова кружат вокруг разбитого корпуса, словно присматривая за окружающим пространством. Челнок, находившийся всего в десятке метров от развороченной обшивки транспорта, видимо, полностью сливался с мертвым кораблем, но стоило ему хоть немного отдалиться, и тогда…

Стажер положил руки на панель управления и начал ждать дальнейших действий победителей… или победителя. И они скоро последовали. Висевшая в свободном падении масса планетолета' вдруг пришла в движение. Сойдя с орбиты, она постепенно начала набирать скорость. Мальков, увеличив тягу вспомогательных двигателей, старался держаться на прежнем расстоянии от корабля, но скоро понял, что для этого ему придется задействовать главный привод, а его работу могли быстро заметить! И тут маленькому кораблику повезло – новая траектория движения «Северного сияния» проходила всего в нескольких сотнях метров от Пасифе, и к тому же со стороны, противоположной Юпитеру. Челнок попал в достаточно густую тень спутника гиганта, и тут Мальков легким толчком боковой тяги оторвал свою машину от транспорта и направил ее в сторону Пасифе.

Его маневр прошел незамеченным.

Стажер вывел челнок на орбиту вокруг спутника Юпитера с величиной перигелия всего в пятьдесят километров. Он смог увидеть, как его родной корабль, увлекаемый непонятной силой, прошел мимо Пасифе и ушел в направлении самой большой планеты Солнечной системы.

Когда спустя сорок часов к месту разыгравшейся трагедии вышел ГК-малый «Вихрь», он ничего не обнаружил. Пространство было абсолютно чистым – ни транспорта «Северное сияние», ни обнаруженного им странного астероида в этой точке пространства не было! Командир «Вихря» выдал в эфир свободным кодом свои позывные просто для того, чтобы соблюсти надлежащий параграф инструкции, каково же было его удивление, когда в ответ пришел сигнал со стороны Пасифе! Сигнал, как оказалось, от челнока, принадлежавшего пропавшему транспорту «Северное сияние»!

Через сорок минут пилот-стажер транспорта Вячеслав Мальков посадил свой челнок на причальной палубе дежурного звездолета Звездного патруля, и три измученных человека смогли наконец вздохнуть спокойно. А «Вихрь» немедленно взял курс на Землю.

Глава 3

Первые две-три минуты после того, как «Одиссей» ушел в гиперпространство, в Главном центре управления царила мертвая тишина. Казалось, люди не могли поверить, что им удалось выскользнуть из уже захлопнувшейся ловушки, уйти от уже сомкнувшихся объятий страшной зеленой звезды!

А потом началось нечто невообразимое!

Кричали от восторга и бились в нервной истерике с неудержимыми слезами и соплями, кидались друг другу в объятия и ругались самыми черными словами, которые могли припомнить во всех ранее существовавших на Земле языках. Только десять-пятнадцать минут спустя страсти стали стихать и совсем уж полная тишина наступила тогда, когда Старик, сидевший сгорбившись, словно от неимоверной усталости, за командирским пультом, довольно громко произнес:

– Чего я никак не могу понять, так это того, каким образом Главный компьютер корабля отключил квантовые предохранители гипергенераторов?!

Игорь неловко поднялся со своего места и чуть запинаясь проговорил:

– Господин нуль-навигатор, это я со своей панели отключил предохранители…

Все присутствующие в центре дежурные офицеры повернулись в сторону третьего ассистента командира корабля, словно только сейчас они вспомнили, что компьютер не мог самостоятельно, без участия человека, включить гипергенераторы! Озвучил их немой вопрос сам Старик:

– И почему вы это сделали?..

– Потому что после начала последнего цикла разгона избежать падения на А4 Кастора можно было, только уйдя в гиперпространство! – твердо ответил Вихров.

– Но как же можно было планировать такую траекторию разгона и отрезать команду от управления, если без участия команды в гипер нельзя было уйти! – раздался возмущенный голос Шохина. Штурман, похоже, был очень раздражен тем обстоятельством, что забыл о существовании предохранителей, и теперь выплескивал это раздражение. – О чем только думали те, кто составлял эту программу?

– Возможно… – начал Вихров, но вдруг замолчал и додумал начатую фразу про себя: «…тот, кто составлял программу, просто не знал о существовании этих предохранителей!»

А Старик закончил фразу, начатую Вихровым:

– Возможно, тот, кто составлял программу на Земле, рассчитывал, что столь опытная команда сама сообразит, куда должен уйти «Одиссей» после такого разгона. И как видите, они не ошиблись! А теперь, господа, когда все мы несколько успокоились, прошу вас заняться своими прямыми обязанностями!

И словно подавая пример всем остальным, командир корабля развернулся лицом к панели управления, и его пальцы быстро забегали по клавиатуре, вводя запрос Главному компьютеру корабля.

Игорь также развернулся к панели управления, заметив краем глаза, что Эдельман продолжал сидеть на своем месте, не поднимая головы и не включая панель. Бросив взгляд на экран своего монитора, Вихров с удивлением увидел, что там появляется новая строка:

«Прошу уточнить время нахождения корабля в гиперпространстве».

Он не сразу понял, что это именно тот вопрос, который нуль-навигатор задавал Главному компьютеру, просто Старик продублировал его на панель своего третьего ассистента.

«Наверняка это закрытая информация!» – с привычной уже тоской подумал капитан, однако, к его удивлению, компьютер немедленно ответил:

«Время нахождения корабля в гиперпространстве сорок шесть часов двадцать две минуты плюс-минус три минуты».

«Прошу доложить разбивку гиперпрыжка по фазам», – вывел командир новый запрос.

«Прыжок проходит без разбивки на фазы, одномоментно», – ответил компьютер.

Вихров невольно перевел удивленные глаза на нуль-навигатора и неожиданно встретил ответный жесткий взгляд Старика, который словно бы говорил ему, чтобы он держал свои эмоции при себе.

Предостережение это было отнюдь не лишним – гиперпрыжки такой продолжительности считались попросту невозможными, такой прыжок скорее всего выведет звездолет за пределы обитаемой вселенной! А уж следующий вопрос нуль-навигатора был просто ошарашивающим:

«Выход из гиперпространства будет выполняться в автоматическом режиме?.. С помощью программы «Звездный лабиринт»?»

До сих пор программный выход из гиперпространства считался попросту невозможным, автоматика не успевала правильно оценить состояние корабля и соответствие параметров полета моменту выхода из гиперпространства, а потому вопрос командира казался совершенно бессмысленным!

«Выход из гиперпространства должен быть произведен с навигаторского пульта управления», – ответил компьютер, и Вихров медленно выдохнул. Он даже не заметил, что задержал дыхание, дожидаясь ответа. И в тот же момент на экране появилась еще одна строка:

«Время принятия решения при выходе из гиперпространства ограничивается семью десятыми секунды».

Вот тут Вихров всерьез встревожился – обычно время принятия решения о выходе из гиперпространства составляло не менее двух секунд. Сокращение его почти в три раза ставило перед вахтенным навигатором очень серьезные проблемы!

Старик склонился над панелью, но руки его спокойно лежали на подлокотниках кресла. Видимо, больше вопросов к компьютеру у него не было. Прошло около пяти минут, и наконец командир «Одиссея» поднял голову и обвел взглядом Главный центр управления. Видимо, он пришел к какому-то решению. Развернув к себе гибкую подводку микрофона внутренней связи, он, чуть помедлив, заговорил:

– Внимание всему экипажу линкора, говорит командир корабля! «Одиссей» вышел в гиперпространство в соответствии с введенной в действие программой. Экипаж переходит на обычные восьмичасовые вахты. В течение двадцати минут второй вахте занять места в соответствии с расписанием дежурства!

Старик отвел о себя гибкую подводку микрофона, и в тот же момент Вихров увидел краем глаза, как флаг-навигатор Эдельман поднялся со своего места и выпрямился по стойке «смирно». Видимо, и все остальные дежурные офицеры увидели это движение первого ассистента командира корабля, так как в центре управления мгновенно наступила мертвая тишина. И в этой тишине зазвучал чуть хрипловатый, но совершенно спокойный голос Эдельмана:

– Господин нуль-навигатор, прежде чем смениться с дежурства, я должен извиниться перед вами и капитаном Вихровым за все те слова, которые я сказал совсем недавно. Я признаю, что был неправ в своих обвинениях в ваш адрес, и обстановка, сложившаяся на «Одиссее» в связи с выполнением программы «Звездный лабиринт», никак меня не извиняет! Я готов понести должное наказание за свое недостойное поведение!

Эдельман замолчал, но продолжал стоять по стойке «смирно», словно желая немедленно выслушать порицание командира. Однако нуль-навигатор не спешил с ответом, хотя теперь уже все смотрели именно на него.

Наконец Старик, в свою очередь, встал и заговорил усталым надтреснутым голосом:

– Я рад, Артур Исаевич, что вы нашли в себе силы признать свою неправоту. К сожалению, не вы один сомневались в руководстве линкора, да и в компетенции и добрых намерениях руководства Земли… – Он оглядел центр управления и многие из дежурных офицеров опустили головы – Именно это сомнение помешало вам трезво оценивать ситуацию и принять меры к тому, чтобы линкор мог беспрепятственно уйти в гиперпространство. Ведь именно вера в бессмысленность уничтожения нашего корабля позволила капитану Вихрову правильно оценить события и принять верное решение!

Старик немного помолчал, но все понимали, что его речь еще не закончена. Впрочем, добавил он немного:

– Никаких взысканий, господа офицеры, никому вынесено не будет! Прошу всех в рабочем порядке передать вахту смене и отдыхать!

После этого Старик быстро выключил свою панель и направился к люку своего личного шлюза.

Когда командир корабля покинул Главный центр управления, Эдельман неожиданно подошел к сидевшему за пультом Вихрову и, глядя поверх его головы, громко произнес:

– Капитан, примите мои извинения за сказанные вгорячах слова! Я сожалею о них и заверяю вас, что больше такое не повторится!

Несмотря на прилюдность извинения, Вихров почему-то не поверил в его искренность. Более того, он испытал смутное беспокойство, словно его пытались обмануть, даже не стараясь этого скрыть.

Но Эдельмана, похоже, не интересовали чувства Игоря. Произнеся свое извинение, он развернулся и направился к одному из шлюзов. Вихров проводил его взглядом, а когда люк шлюза с тихим всхлипом захлопнулся за флаг-навигатором, за плечом у Игоря раздался голос Шохина:

– Да, Игорек, похоже, у тебя появился… недоброжелатель…

Игорь быстро повернулся и посмотрел в лицо главного штурмана корабля, а тот, не отводя прямого взгляда, добавил:

– Ну да это одна из негативных сторон быстрого продвижения по службе!

– И много их?.. – спросил Игорь.

– Чего? – не понял штурман.

– Этих негативных сторон?.. – пояснил Игорь.

– Хватает… – с усмешкой ответил Юрий Владимирович. – И все их ты узнаешь!

Вихров пожал плечами:

– А я считаю, что нужно стараться хорошо делать свое дело и поменьше думать о… последствиях!

– Ну-ну… – снова усмехнулся Шохин, и на этот раз его усмешка была кривоватой.

Вскоре Вихрова сменили, и он тоже покинул Главный центр управления.

Шагая по коридорам корабля, поднимаясь в антигравитационной шахте, проходя мимо спортзала, информатеки, Игорь каким-то новым взглядом всматривался в жизнь линкора. Его обгоняли или шли навстречу знакомые звездолетчики, кто-то приветствовал его, кто-то просто улыбался, а у него в голове все снова и снова всплывали картины того, что произошло в Главном центре управления. В его голове продолжали звучать те бессмысленные обвинения, которые бросил в лицо командиру помешавшийся от страха флаг-навигатор. Почему эти безумные домыслы были поддержаны другими офицерами? Почему вдруг всем стало так необходимо найти виновного в том, что случилось с «Одиссеем», что случилось со всеми ними? Необходимо до такой степени, что это стало важнее поиска выхода из создавшейся ситуации! Только ли из-за чувства безысходности? Или безвыходная ситуация стала лишь катализатором всего того, что человек прячет под тонким слоем дисциплины, долга, боязни общественного мнения?

Игорь уже подходил к своей каюте, когда у него вдруг закружилась голова, а перед глазами поплыли яркие оранжевые круги. Усталость навалилась ему на плечи, и в это момент он неожиданно понял, что все его размышления, да и все события, вызвавшие эти размышления, совсем не важны! А важно только выполнить программу «Звездный лабиринт» и сохранить «Одиссей» и… вернуться на Землю!

«Вот только какими мы вернемся?» – неожиданно подумалось ему. Но уже была открыта дверь каюты, и непослушные Пальцы тянули язычок молнии, и уже проваливалось в сон сознание…

Первый раз за все время своей службы в Космофлоте Игорь не убрал сброшенный комбинезон в санитарный приемник. Оставив одежду на полу каюты, он рухнул в постель и его мгновенно накрыл сон.

Игорь проспал двенадцать часов. Проспал без сновидений, даже, как ему показалось, без движения, потому что, когда он проснулся, все тело у него ныло, мышцы отказывались повиноваться, а в голове стоял тихий назойливый звон.

Усилием воли заставив себя встать с постели и умыться, он почувствовал некоторое облегчение, а после плотного завтрака и вовсе повеселел.

На дежурство Вихров заступил вместе с первой вахтой, и на этот раз никто этому не удивился. И сама вахта была обычной – именно такой, какой она бывала во время нахождения корабля в гиперпространстве. Вот только все были странно молчаливы, словно сосредоточены на чем-то своем, и не вели пустых разговоров, обычных во время спокойных дежурств.

А на второе дежурство Игорь заступал, испытывая некоторое беспокойство – «Одиссей» находился в гиперпространстве необычайно долгое время, и в системах корабля могли накопиться самые неожиданные отклонения!

Приняв вахту у Владимира Ежова, Игорь активизировал свою панель и первым делом провел экспресс-проверку навигационной системы корабля. Все ее компоненты вроде бы были в нормальном состоянии, отклонения в пределах нормы, пиковых перегрузок в течение всего полета не было. И все-таки Вихрова не покидало ощущение тревоги. Он ввел программу поэтапного тестирования навигационной системы и принялся внимательно наблюдать за появляющимися на экране результатами последовательных тестов и поведением кривой, выстраиваемой по получаемым данным. Работа перевалила за половину, когда он услышал за своим плечом чуть насмешливый голос Эдельмана:

– Капитан Вихров не слишком доверяет Главному компьютеру корабля?

– Дело не в недоверии… – пожал плечами Игорь, не поворачивая головы и не отрывая взгляда от экрана. – Просто я не хочу дождаться от компьютера аварийного сигнала. Время у меня есть, почему бы не прощупать лишний раз систему?

– Ну прощупывайте, прощупывайте… – все с тем же смешком проговорил Эдельман и отошел к своей панели.

Между тем подходило время выхода из гиперпространства, и чем ближе подходил этот момент, тем строже становились вахтенные офицеры, тем тревожнее были их взгляды, направленные в сторону навигаторской консоли. За двадцать минут до выхода из гиперпространства в Главном центре управления появился Старик. Пройдя к командирскому месту у навигаторской консоли, он уселся на свое место, но активизировать свою панель не стал. Вместо этого он громко произнес:

– Артур Исаевич, вы будете выводить линкор из гиперпространства… – и, слегка повернув голову, добавил: – Капитан Вихров, вы на дублировании.

Эдельман бросил быстрый взгляд в сторону сосредоточенно работавшего Игоря и быстро набрал на клавиатуре программу подготовки панели к работе с полным комплектом навигационной автоматики. С двух сторон от его монитора развернулось еще шесть экранов, а из-под базовой панели, охватывая флаг-навигатора с трех сторон, выдвинулись три дополнительных модуля.

И снова Эдельман бросил быстрый взгляд в сторону своего дублера. Увидев, что тот тоже привел свою панель в рабочую готовность, он фыркнул и демонстративно отвернулся.

Вихров, казалось, не замечал этих неприязненных взглядов, он и в самом деле просто готовился к порученной ему работе. Если бы панель командира корабля была развернута или хотя бы активизирована, он, возможно, обошелся бы при дубляже простым наблюдением, но теперь ему приходилось быть готовым к немедленному вмешательству в управление линкором. Тем более что он помнил – время принятия решения сокращено до полуминуты!

Больше Эдельман не поворачивался в сторону Вихрова, у него просто не было на это времени. На правом верхнем дополнительном экране быстро сменялись цифры, показывавшие время допустимого нахождения корабля в гиперпространстве, на остальные мониторы, включая основной, Главный компьютер корабля выводил постоянно меняющиеся параметры полета, состояние навигационной и двигательной систем линкора. Флаг-капитану необходимо было не только постоянно вводить поправки в работу всех составляющих навигационной системы, но и караулить момент, когда все параметры полета совпадут в оптимуме для выхода из гиперпространства.

Когда из отпущенных для выхода корабля из гиперпространства шести минут осталось около двух, такой оптимум наступил. Эдельман резким движением бросил палец на продолговатую оранжевую клавишу, но вместо ожидаемого отключения гипергенераторов на главном экране панели засветилась багровая надпись:

«Опоздание с принятием решения 0,1 секунды».

И снова пальцы флаг-навигатора забегали по клавиатуре панели, вводя необходимые поправки в работу навигационной системы, а на информационном экране, показывавшем время полета в гиперпространстве, мелькали стремительные цифры, напоминая крошечную горсту песчинок, съедаемую безжалостным Хроносом.

Но вот все семь экранов навигаторской панели снова проблеснули зеленым, и снова Эдельман торопливо нажал оранжевую клавишу!..

«Опоздание с принятием решения 0,3 секунды», – выбросил на экран бесстрастный компьютер.

Флаг-навигатор глухо выругался и, махнув ладонью по мокрому от пота лбу, бросил взгляд на верхний правый экран. И прямо в его глаза высветило «62,32…», остальные четыре цифры мелькали с такой скоростью, что глаз не мог уловить их значение.

«Минута!.. – с отчаянием подумал флаг-навигатор. – Всего минута! Больше ошибок допускать нельзя!!!»

Он глубоко вздохнул, стараясь успокоиться и сосредоточиться, а затем снова опустил пальцы на клавиатуру панели управления.

Цифры на правом верхнем экране продолжали мелькать, фиксируя стремительно истаивающее время, и вдруг все семь экранов панели снова на мгновение зазеленели!.. Правый указательный палец Эдельмана метнулся к спасительной клавише и… И замер на полпути!

К горлу подкатывала знакомая тошнота, сопровождавшая каждый вход в гиперпространство и каждый выход из него!

Флаг-навигатор, ничего не понимая, поднял руку к глазам и с удивлением принялся ее разглядывать. А в это время оба главных обзорных экрана почернели, и на них проклюнулись разноцветные звезды.

Эдельман перевел глаза на правый верхний экран и увидел бесстрастно мерцавшие, застывшие в своем непостижимом спокойствии цифры «2,241632».

Чуть больше двух секунд оставалось до… И было неизвестно, смог бы «Одиссеей» вернуться в обычное пространство, если бы эти секунды истекли!

– Юрий Владимирович, – раздался странно спокойный голос Старика, обращающегося к главному штурману корабля, – попробуйте определиться с местоположением корабля Игорь Владимирович, а вас я попрошу разобраться с Главным компьютером по дальнейшему маршруту линкора. Вас же, Артур Исаевич, я попрошу следовать за мной!

Нуль-навигатор встал со своего места и направился к выходу из центра. Следом за ним двинулся Эдельман, не успевший или позабывший свернуть свою панель управления.

Когда старшие командиры вышли из Главного центра управления, Игорь поднялся со своего места, пересел за панель флаг-навигатора и, свернув вспомогательные модули, отключил ее. Затем привел свою часть навигаторской консоли в нормально-рабочее состояние и вызвал Главный компьютер корабля.

На экране монитора сразу же появилась надпись:

«Готов к диалогу».

«Прошу сообщить дальнейшие действия линкора в соответствии с программой «Звездный лабиринт», – набрал запрос Вихров.

Надпись на экране подмигнула и сменилась другой:

«Поздравляю с удачным выходом из гиперпространства! Второй этап программы «Звездный лабиринт» закончен, поступает вводная на третий этап, о содержании третьего этапа смогу сообщить через семь минут тридцать две секунды корабельного времени».

Вихров откинулся на спинку кресла и настроился немного подождать. Его радовало уже то, что Железный Феликс, как он сам прозвал Главный компьютер корабля, не отказался побеседовать на тему «Звездного лабиринта», хотя надо признать, что о сути этой программы он не задал ни одного вопроса. И тут до его слуха донесся негромкий разговор главного штурмана корабля с его первым ассистентом.

– …стартовал от альфы Близнецов и находился почти пятьдесят часов в гиперпространстве! Ну какое расстояние мог пройти «Одиссей» за это время? – словно бы размышляя, но с явным напряжением в голосе проговорил Ян Озда.

– А ты пойди и спроси у нашего навигатора, – насмешливо ответил ему Шохин. – Только я сомневаюсь, что Вихров ответит тебе что-нибудь конкретное. И никто из навигаторов тебе ничего конкретного не скажет! Потому что никто не знает зависимость между временем нахождения в гипере и пройденном в обычном пространстве расстоянии! А потому отталкиваться надо от состава этого звездного скопления, от вида входящих в него звезд!

– Ну хорошо! – согласился Озда. – Все равно надо хотя бы очертить круг возможного расположения «Одиссея». Мы же не можем рассматривать… ну, я не знаю… М-23 в Стрельце или NGC 6231 в Скорпионе! Согласись, что «Одиссей» ну никак не мог добраться до этих звездных скоплений!

– Согласен… – проговорил Шохин, немного подумав. – Значит, в первом приближении мы можем назвать… – Он еще немного помолчал, а затем начал перечислять созвездия: – Возничий, Орион, Рак, Малый Пес, Единорог, Рысь, Жираф, Телец, Лев…

Едва он замолчал, как Озда тут же добавил:

– Плюс М-35 в самих Близнецах!

– Плюс М-35 в самих Близнецах… – согласился Шохин. – А теперь давай подумаем!.. Мы имеем рассеянное звездное скопление, состоящее из примерно двухсот звезд. Никаких особенностей я не замечаю… я имею в виду особенно яркие одиночные звезды или группы звезд. Прикинем, что можно предложить, исходя из этой вводной…

Шохин замолчал, всматриваясь в раскинувшуюся на обзорных экранах бездну, и Вихров невольно тоже перевел взгляд на экраны.

– М-36 в Возничем… – проговорил между тем Озда.

– Отпадает! – немедленно отозвался главный штурман, не отрывая взгляда от экрана. – В М-36 всего около шести десятков звезд, да и расстояние – четыре тысячи световых лет от Земли. Вряд ли «Одиссей» занесло так далеко.

– Тогда М-38 тоже отпадает… – задумчиво высказался Озда. – До этого скопления еще дальше.

– Орион?.. – с большим сомнением произнес Шохин, и Оздра тут же подхватил:

– М-42?! Но здесь нет и намека на «Трапецию», так что… вряд ли!

«Да, вряд ли это М-42 в Орионе… – согласно подумал Игорь, разглядывая обзорные экраны. – Действительно, никакого намека на четыре яркие звезды, составляющие трапецию, хотя… Если мы подошли к скоплению с другой стороны… – Но он тут же отверг это сомнение: – Нет, все равно четыре яркие звезды в М-42 должны быть хорошо заметны».

– Рак!.. – чуть торопливо выплюнул ассистент главного штурмана и тут же уточнил: – М-67! Как раз около двухсот звезд и расстояние две тысячи триста световых лет!

– Да… – немного помолчав, согласился Шохин. – «Ясли» в Раке не подходят, а вот М-67… Здесь ты, пожалуй, прав. А что еще может быть?..

– В Единороге ничего не подходит! – твердо заявил Озда. – Там каждое из четырех скоплений имеет отличительную особенность. Жираф – отпадает! Телец?..

Тут он словно бы в сомнении замолчал, и разговор подхватил главный штурман:

– Нет, Плеяды не подходят, слишком молоды, да и «Семь сестер» в том, что мы видим, не подберешь. К тому же и расстояние… От Земли до Плеяд около четырехсот световых лет, значит, от Кастора где-то столько же, а «Одиссей» явно ушел дальше!

– Тогда Гиады тем более не подходят – всего 160 световых лет! – добавил Озда.

– Вот и получается: либо М-67, либо М-35! – подвел итог разговора Шохин. – Теперь давай посмотрим, что можно прикинуть по спектрограммам?..

В этот момент Вихров вдруг вспомнил о своем собственном запросе и повернулся к экрану. На экране зеленовато мерцало несколько строк.

«Третий этап программы «Звездный лабиринт» включает в себя последовательный облет звезд О6, К8, F5 и выход на орбиту четвертой планеты звезды G3. Полет звездолета проходит в автоматическом режиме, кроме выхода из гиперпространства на подлете к G3. Количество витков вокруг облетаемых звезд и время нахождения корабля на орбите планеты определяется в зависимости от параметров орбит и сроков выполнения задач, поставленных перед экипажем звездолета программой. Начало третьего этапа выполнения программы «Звездный лабиринт» через сорок две минуты корабельного времени».

Вихров внимательно прочитал сообщение Главного компьютера, а затем, немного подумав, осторожно перебирая пальцами по клавиатуре, набрал следующее задание:

«Прошу отметить на обзорном экране указанные звезды и сообщить расстояния до каждой из них».

Строка запроса, едва заметно помаргивая, застыла на экране. Подождав несколько секунд, Игорь медленно повернулся к обзорным экранам Главного центра управления. И тут же ему в глаза бросились четыре звезды, заключенные компьютером в ярко-оранжевые окружности. Около каждой из этих окружностей был обозначен спектральный класс звезды и выписана цифра, обозначавшая расстояние.

Первая из звезд, бело-голубой гигант, располагалась на расстоянии 86,32 миллиарда километров от «Одиссея». Вторая, тускло-оранжевая звезда, – в 1,3 светового года от первой. Третья – яркая, зеленовато-желтая искорка, казавшаяся очень далекой, находилась в 1,12 светового года от второй, а последняя – желтый субкарлик, подобный Солнцу, была совсем рядом с «Одиссеем», хотя от третьей на пути звездолета звезды располагалась на расстоянии в 2,76 светового года

«Какой странный маршрут! – невольно подумал Вихров, разглядывая обозначенные компьютером звезды. – Получается какая-то замысловатая петля, хотя эти же звезды можно было бы… «навестить» с гораздо меньшим расходом времени и ресурсов! К тому же гиперпереход предусмотрен только на последнем отрезке маршрута!»

Однако спорить не приходилось, маршрут задавался программой, и изменить его не представлялось возможным. Пока не представлялось возможным!..

Вихров невольно вздохнул, и в этот момент за его спиной раздался спокойный голос командира корабля:

– Ну а теперь, господин третий ассистент, попрошу вас объяснить, что обозначают эти выделенные вами звезды?

– Это, господин нуль-навигатор, третий этап программы «Звездный лабиринт» – маршрут «Одиссея» в данном звездном скоплении. Три из этих звезд – О6, К8 и F5 – «Одиссей» должен просто облететь, а у четвертой – G3 – выйти на орбиту четвертой планеты. Возле выделенных звезд обозначены расстояния, которые предстоит пройти линкору в обычном пространстве.

– Вот как? – громко произнес Старик и значительно тише добавил: – Почему, интересно, мы вышли из гиперпространства так далеко от первой из этих звезд?..

У Вихрова были соображения на этот счет, однако командир, не дожидаясь его ответа, обратился к главному штурману корабля:

– А вы, Юрий Владимирович, определились с местоположением «Одиссея»?

Шохин поднял голову от монитора своей панели, испещренного спектральными линиями, и не слишком уверенно проговорил:

– Скорее всего, командир, это рассеянное скопление М-35 из созвездия Близнецов. Во всяком случае, общее количество звезд в скоплении, их подбор и сопоставление спектрограмм вроде бы подтверждают такой вывод.

Старик внимательно посмотрел на главного штурмана корабля и, видимо, поняв, что более определенного ответа вряд ли можно требовать, кивнул:

– Хорошо, примем ваше утверждение в качестве… рабочей гипотезы.

И он снова повернулся к Вихрову:

– Вы успели рассчитать первый перелет?..

– Нет, господин нуль-навигатор, все перелеты «Одиссея» на этом этапе выполнения программы «Звездный лабиринт» будут проходить в автоматическом режиме… Кроме выхода из гиперпространства на последнем отрезке маршрута… – чуть помедлив, добавил он.

– Вот как!.. – задумчиво проговорил Старик. – Ну что ж, в автоматическом так в автоматическом…

Он снова повернулся к Шохину:

– Юрий Владимирович, необходимо провести полное обследование отмеченных Вихровым звезд и… рассчитайте, пожалуйста, хотя бы приблизительно время прохождения этого маршрута… – он едва заметно кивнул в сторону обзорных экранов, – …при максимальной тяге главного привода. Полученные данные и результаты расчетов направите на мой личный модуль связи.

Старик бросил быстрый взгляд в сторону Игоря и добавил:

– Я так понимаю, что «Одиссею» придется большую часть маршрута проходить в обычном пространстве.

– Понял, командир! – коротко кивнул главный штурман корабля и, развернувшись к панели, начал быстро набирать задание для корабельной обсерватории. Его первый ассистент также склонился над клавиатурой, приступая к расчетам времени полета.

Старик еще раз оглядел Главный центр управления линкора, а затем, не глядя на своего третьего ассистента, негромко проговорил:

– Игорь Владимирович, зайдите ко мне после вахты…

После этих слов нуль-навигатор неторопливо двинулся к своему личному шлюзу, оглядывая работавших в центре офицеров.

Игорь чисто машинально бросил взгляд на хронометр и с удивлением увидел, что до конца вахты осталось всего несколько минут.

Сдав дежурство молчаливому и удивительно спокойному Свену Юриксену, Вихров шагнул было к командирскому шлюзу, но вовремя остановился и вышел из Главного центра управления через второй шлюз. Спустя несколько минут он был у отделанной коричневым пластиком двери командирской каюты. Как только его ладонь коснулась идентификационной пластины, дверь сдвинулась в сторону, открывая ему дорогу. Около второй двери он на секунду приостановился, оправил воротник комбинезона и постучал.

– Входите, Игорь Владимирович, – раздался из-за двери голос Старика, – я вас жду!

Игорь толкнул дверь и перешагнул порог командирского кабинета.

Нуль-навигатор бросил на вошедшего офицера короткий взгляд и, не дожидаясь его рапорта, кивнул в сторону глубокого кресла, стоявшего у стола:

– Садитесь, капитан…

Игорь прошел по толстому ковру, совершенно глушившему шаги, и, усевшись на краешек кресла, вопросительно посмотрел на командира.

Старик смотрел в сторону, барабаня по голой столешнице пальцами и о чем-то размышляя. Затем он хлопнул по столешнице ладонью и задумчиво проговорил:

– Артур Исаевич в очень тяжеломсостоянии… Я имею в виду психологическое состояние флаг-навигатора. Видимо, все случившееся с «Одиссеем» совершенно выбило его из колеи…

Тут он бросил быстрый взгляд на Вихрова и неожиданно спросил:

– Это ты вывел линкор из гиперпространства?

Игорь от неожиданности вопроса даже слегка растерялся, но ответил сразу же:

– Да, господин нуль-навигатор… Дело в том, что господин флаг-навигатор дважды опоздал, и… у меня было такое впечатление, что он снова… не успеет…

– Он и не успел! – перебил его Старик. – Хотя сейчас он считает, что справился с этой задачей сам!

– Как? – удивился Игорь. – Он же прекрасно знает, что не коснулся…

Игорь остановился, услышав, как командир тяжело вздохнул. С минуту в кабинете висела тишина, а затем нуль-навигатор негромко проговорил:

– Эдельман сейчас у… медиков. Они постараются привести его в норму, но на это потребуется время. Я принял решение перевести вас в первую вахту на все время болезни флаг-навигатора. Соответствующий приказ будет мной подписан немедленно. – Старик чуть помолчал, а затем добавил: – Возможно, вам придется работать с первой вахтой и дальше.

– Но-о-о… – неуверенно начал Игорь, – по уставу в случае болезни флаг-навигатора место в первой вахте должен занять второй ассистент командира…

Однако Старик перебил его:

– Нет, Юриксен останется со второй вахтой. Люди сработались, и разбивать сработавшийся коллектив в такой момент я не собираюсь. Ежов, кстати, тоже прекрасно вошел в состав третьей вахты.

Больше возражений у Вихрова не было, но командир почему-то не отпускал его, словно хотел еще о чем-то спросить.

Но не спросил. Встав из-за стола, он прошелся по кабинету, остановился и, глядя на Вихрова, медленно произнес:

– Ну, если у вас больше вопросов и возражений нет, вы свободны!..

Игорь поднялся из кресла и молча двинулся к выходу. Однако на самом пороге его догнал еще один, совершенно неожиданный вопрос:

– Капитан, а как вы себя чувствуете?

Игорь повернулся к командиру и удивленно посмотрел ему в глаза:

– Нормально, господин нуль-навигатор…

Старик пристально вгляделся в его лицо, а затем кивнул:

– Хорошо, можете идти!

Только подойдя к дверям своей каюты, Вихров вдруг вспомнил, в каком состоянии он накануне добрался до собственной кровати, и до него дошел смысл последнего вопроса Старика!

«Но откуда он узнал, что мне было вчера плохо? – с удивлением подумал капитан, открывая дверь и перешагивая порог. И вдруг он замер на месте от пришедшей в голову мысли: Или он тоже?.. Тоже испытал это странное недомогание?»

Игорь медленно стянул комбинезон и уложил его в приемник чистки, затем умылся и улегся в постель, но уснуть долго не мог. В голове у него вертелись тревожные навязчивые мысли:

«У меня никогда не было никаких головокружений, и уж тем более их не было у Старика. Если у нас обоих вдруг возникли эти странные нарушения… Может быть, это и есть начало генных преобразований в организме? Может быть, мы уже сделали первый шажок к… Homo Super? Но почему? Где наша генная структура получила первый толчок? Ведь мы практически еще и не приступили к выполнению программы «Звездный лабиринт»!!!»

Сна не было, мысли-вопросы крутились в голове, сменяя друг друга и не принося никакого ответа. Он пытался отрешиться от них, старался вытолкнуть их из своей головы успокоительными заключениями типа «утро вечера мудренее» или «будущее покажет», но они не уходили, не наступало душевного успокоения, мозг не мог погрузиться в спасительный сон.

И вдруг Игорь рывком сел в постели.

«А4 Кастора!!! Эта страшная зеленая звезда, смертельных объятий которой «Одиссей» избежал чудесным образом!!! Это было никакое не чудо, никакое не озарение третьего ассистента командира линкора – это была… первая фаза программы «Звездный лабиринт»! И то облучение, которое успели получить экипаж и Звездный десант «Одиссея», уходя от этой звезды, был первым шагом к… Превращению!..»

Неожиданно Вихров почувствовал страшную пустоту в груди. Ему вспомнились холодно-безразличные слова Главного компьютера корабля, сказанные по громкой связи. Их слышали все, и никто не обратил на них особого внимания:

«Около сорока процентов общего излучения звезды не идентифицируется и степень его воздействия на живые организмы не определяется».

Не определяется!!!

Вот он, тот толчок, который запустил необходимые изменения их человеческой генной структуры!!!

И тут же направление его мыслей изменилось:

«Но если толчком послужило именно это облучение, то его воздействие должно быть различным на различные группы людей! До Главного центра управления линкора, просто в силу его расположения, это излучение должно было дойти значительно ослабленным… И все-таки оно уже проявилось! Тогда… Тогда что же творится сейчас на палубах Звездного десанта, в каком состоянии находятся астрономы в обсерватории, инженеры двигательных отсеков… специалисты-биологи в оранжереях?»

Его рука невольно потянулась к панели личного модуля связи, но он тут же остановил сам себя. Что он может сказать командиру – выложить свои догадки? Но тот еще даже не до конца верит, что «Одиссей» подчиняется программе, заложенной суперами Гвендланы! Да и последствия первого этапа программы пока еще не слишком заметны – подумаешь, какое-то секундное головокружение, которое вполне можно списать на усталость и нервотрепку!..

И тут он вдруг стал совершено спокоен.

«Вот именно – нервотрепка и усталость! А если это нечто другое… если это начало… конца… Надо просто подождать, чтобы убедиться в этом!»

Игорь снова улегся, натянул на себя легкое одеяло и заснул.

Нуль-навигатор сидел в рабочем кресле, откинувшись на спинку, и внимательно изучал данные, выведенные на монитор его компьютерного блока из корабельной обсерватории. «Одиссей» только что начал разгон в направлении первой из предназначенных к посещению звезд, так что не занятые на дежурстве члены команды и прикомандированный к линкору Звездный десант находились в своих каютах или противоперегрузочных ячейках. Ситуация была штатной, так что командира никто не отвлекал от его занятий. А информация, направленная ему, была довольно интересной:

«Первая звезда. Класс О6, голубой гигант. Звезда располагается в главной последовательности, стабильная, со стандартной для данного типа звезд спектрографией.

Вторая звезда. Класс К8, красный гигант. Температура средняя не выше 4000 градусов, светимость средняя 46 000 (в сравнении с Солнцем), солнечный ветер 4200 (в сравнении с Солнцем). Звезда вне главной последовательности, нестабильна, спектральный анализ (доплеровское смещение в спектре) позволяет предположить наличие у нее спутника класса белый карлик. Данная система допускает вспышку новой. Для установления временных характеристик процессов, происходящих в данной спектроскопической двойной системе, и их периодичности не хватает данных.

Третья звезда. Класс F5, солнечного типа. Температура средняя около 6600 градусов, светимость средняя 3 (в сравнении с Солнцем), солнечный ветер 1,2 (в сравнении с Солнцем). Звезда главной последовательности, стабильная, со стандартной для этого типа звезд спектрографией. Весьма вероятно наличие у данной звезды планетной системы.

Четвертая звезда. Класс G3, солнечного типа. Температура средняя около 5800 градусов, светимость 1 (в сравнении с Солнцем), солнечный ветер 1 (в сравнении с Солнцем). Звезда главной последовательности, стабильная, со стандартной для этого типа звезд спектрографией. Весьма вероятно наличие у данной звезды планетной системы».

Старик несколько раз прочитал этот вроде бы простой текст и задумался, глядя на экран монитора отсутствующим взглядом.

«Голубой гигант, я думаю, никаких неожиданностей для нас не готовит. Единственное, что может иметь значение в данном случае, это орбита, по которой будет проходить облет, и количество витков. Интенсивность солнечного ветра у этой звезды в восемь тысяч раз превышает солнечную, а это на пределе защиты линкора, так что все будет зависеть от времени облучения. И все-таки эта звезда не слишком волнует. А вот пара красный гигант и белый карлик – это по-настоящему опасно. Если «Одиссей» окажется около этой пары в момент вспышки новой, его уже никакая защита не спасет! И самое поганое, что избежать подлета к этой паре, похоже, не удастся!»

Нуль-навигатор потер виски и закрыл глаза.

«Неужели Вихров прав и корабль идет по маршруту, заданному совсем не Землей?.. Неужели этот маршрут проложен… мутантами с Гвендланы?.. Уничтоженными нами мутантами!.. А ведь скорее всего это именно так и есть! Цель нашего полета до сих пор не обозначена, и вряд ли Земля послала бы нас неизвестно куда, неизвестно зачем, лишив при этом возможности управлять звездолетом! Но тогда… Тогда что же я могу сделать?»

Он открыл глаза и снова увидел мерцавшие на экране строчки.

«Две последние звезды даже приятны – звездного типа, с планетными системами, они могут быть интересны и… полезны для Земли. А если у одной из этих звезд мы встретим подобие Земли!.. Вот только позволит ли нам программа в этом случае произвести высадку хотя бы небольшой группы?»

И вдруг он почувствовал нарастающее в нем резкое раздражение. «Как можно было отправить людей в неуправляемый полет? Как можно было поставить командование корабля в такое беспомощное положение… невыносимое положение? Будь вы хоть тысячу раз мутантами, неужели же у вас полностью атрофировались все человеческие чувства, неужели вам непонятно, что нельзя до такой степени унижать людей?»

Но вспышка раздражения исчезла также быстро, как и возникла, оставив после себя тяжелое понимание:

«Вряд ли мы добровольно проделали бы то, что проделали около А4 Кастора, если бы имели возможность управлять «Одиссеем»!..»

Командир линкора снова прикрыл глаза – опять накатывало головокружение и к горлу подступала нехорошая, с горьким привкусом тошнота… Пугающее головокружение… Пугающая тошнота!.. Для него – никогда не болевшего, да что там «не болевшего» – не понимающего, что такое недомогание вообще, это были чудовищные ощущения. Словно к невозможности управлять кораблем добавлялась невозможность управлять собственным телом!

Старик выключил компьютерный блок и тяжело поднялся из кресла. Он был один, и потому ему не надо было прятать от чужих глаз свое истинное состояние. Ссутулившись, нуль-навигатор медленно двинулся в ванную комнату. Пока прохладная вода наполняла ванну, он разделся и придирчиво осмотрел себя в большом овальном зеркале, вделанном в переборку. Внешне все было в порядке. Его мускулистое, поджарое тело выглядело как обычно, а вот лицо… Глубокие морщины, пролегшие над переносицей и в углах глаз, запавшие щеки, резко обозначившиеся скулы, совершенно поседевшие и поредевшие волосы – все указывало, сколь тяжело давался ему этот последний поход «Одиссея».

Старик отвернулся от зеркала, ванна почти наполнилась, и он шагнул к пузырящейся, беспокойной воде. И в этот момент новый спазм тошноты, сопровождавшийся резким ударом боли в области желудка, заставил его согнуться и… застонать. Ладони сами собой легли на край овальной ванны, пальцы вцепились в бортик.

С минуту он стоял неподвижно, боясь упасть рядом с ванной на пластик пола, а затем болевой шок внезапно исчез, тошнота отошла, позволив ему глубоко вдохнуть и разогнуться.

«Придется посоветоваться с медиками… – мелькнула у него в голове усталая мысль. – Возможно, это просто последствия облучения А4 Кастора, все-таки «Одиссей» слишком близко подошел к звезде!»

Приняв ванну и надев свежее белье, нуль-навигатор почувствовал себя лучше, но тем не менее укоренившаяся привычка выполнять принятые для себя решения заставила его вернуться к компьютерному модулю и снова включить его. Изучив график дежурств, Старик набрал код компьютерного модуля в кабинете главного врача линкора. На экране появилось лицо первого ассистента главного врача Виталия Кокошко. Он, видимо, успел определить, с какого модуля его вызывают, и потому сразу же спросил:

– Чем могу помочь, господин нуль-навигатор?..

Старик крепко потер подбородок и негромко проговорил:

– Виталий Сергеевич, я хотел бы пройти полное медицинское обследование…

У первого ассистента главного врача линкора чуть приподнялась бровь, выдавая его удивление, но ответ специалиста прозвучал совершенно спокойно:

– Пожалуйста, главный диагност всегда в вашем распоряжении.

Старик несколько секунд задумчиво помолчал, а потом уточнил:

– Я хотел бы сделать это так, чтобы об этом… никто не знал.

Кокошко чуть улыбнулся:

– Господин нуль-навигатор, мы уже давно научились хранить медицинскую тайну… Хотя в вашем случае, я думаю, хранить будет нечего.

– Вы не поняли, Виталий Сергеевич, – спокойно пояснил Старик, – я хотел бы, чтобы никто на линкоре не знал, что я вообще проходил такое обследование.

До Кокошко наконец дошло, что просьба командира корабля весьма серьезна, и он с заметным беспокойством переспросил:

– Случилось что-то серьезное? – И тут же, не дожидаясь ответа, предложил: – Может быть, мне подойти к вам в каюту с мобильным диагностом?

– Нет, – покачал головой нуль-навигатор, – я хочу пройти обследование по полной программе у главного диагноста… – И, чуть помедлив, повторил с особым ударением: – По полной программе!

Кокошко перевел взгляд куда-то в сторону, проделал какую-то невидимую командиру корабля манипуляцию руками и через мгновение предложил:

– Вы можете подойти в амбулаторию прямо сейчас? Я подготовлю третий бокс главного диагноста и… никто, кроме меня, не будет ничего знать о вашем обследовании!

– Хорошо, – тут же согласился Старик, – я буду у вас через… – он бросил короткий взгляд на стену кабинета, где висел хронометр, – …двадцать минут.

«Одиссей» находился в разгоне с ускорением 3,6 g, так что по пути в амбулаторию командир корабля не встретил никого. Переступив порог амбулаторного помещения, Старик увидел, что Кокошко стоит у пульта управления главного диагноста и внимательно наблюдает за выводимой на дисплей диаграммой. Нуль-навигатор кашлянул в кулак, и первый ассистент главного врача корабля проговорил, не отрывая взгляда от экрана монитора:

– Диагност будет готов к работе через две минуты, так что вы вполне успеете раздеться и ополоснуться…

– Я только что принял ванну… – скованно проговорил нуль-навигатор, и врач, невольно оглянувшись, с улыбкой ответил:

– Я не сомневаюсь, что у вас с гигиеной все в порядке. Однако для нормальной работы диагноста необходима определенная влажность тела, так что… – Он снова повернулся к экрану и закончил: – Душ за шторкой.

Старик оглядел небольшое помещение амбулатории. В правой стене располагалась небольшая ниша, отделявшаяся от комнаты раздвижной пластиковой перегородкой, а рядом с нишей стояла небольшая скамеечка из хромированного металла и такой же столик. Нуль-навигатор подошел к нише и первым делом выложил на столик индивидуальный антиграв. Затем неторопливо стянул комбинезон и, уложив его на скамейку, принялся стягивать белье. Оставшись в одних узких плавках, нуль-навигатор сдвинул шторку в сторону и шагнул в нишу, и в его тело тут же ударили игольчато-острые струйки воды.

Когда он вышел из душа, Кокошко по-прежнему стоял У пульта управления, а справа от него на уровне метра от пола был открыт один из четырех круглых люков, вделанных в стену.

– Чем мне вытереться?.. – недовольно спросил нуль-навигатор. Боли прошли совершенно, и теперь он даже жалел, что Решился на обследование.

– Не надо обтираться… – проговорил врач, не отрывая глаз от экрана. – Забирайтесь в бокс, диагност сам уберет с тела лишнюю воду.

Старик прошлепал по полу мокрыми ногами и ловко забрался в темноту открытого бокса. Люк за ним закрылся, и он почувствовал, как по его телу прошелся легкий теплый ветерок, съедая капельки воды. А затем, когда ветер стих, его тело приподнялось над днищем бокса и повисло в воздухе, лишенное веса.

Несколько минут он висел лицом вниз, в полной темноте и абсолютной тишине, ожидая неизвестно чего, а затем прямо перед его глазами зажглась крошечная фиолетовая искра. Дружески подмигнув, она побежала вправо и вверх по круглой стенке бокса, исчезла из поля зрения и через секунду выскочила слева. Описав перед его глазами быструю дугу, искорка снова скрылась за его спиной, а когда появилась слева, нуль-навигатор понял, что она движется по спирали, едва заметно смещаясь к его ногам.

Постепенно этот фиолетовый промельк, появляющийся и исчезающий в полной темноте, начал убаюкивать его сознание, странным образом гасить сидевшее в нем беспокойство. Проследив десятый или двенадцатый виток, он закрыл глаза и неожиданно для самого себя… заснул.

Проснулся он от того, что его тела коснулась прохладная поверхность полукруглого днища бокса. И почти сразу же люк бокса откинулся и голос Кокошко позвал:

– Выбирайтесь, господин нуль-навигатор…

Старик выбрался из бокса и увидел, что врач рассматривает небольшой лист тонкого пластика, сплошь испешренный непонятными значками. Посмотрев на выпрямившегося рядом с ним командира, Кокошко пожал плечами:

– Как я и говорил, вам скрывать нечего – у вас абсолютно все в порядке!

– Тогда отчего возникают боли?.. – глухо спросил нуль-навигатор.

Кокошко внимательно посмотрел на него и настороженно переспросил:

– У вас бывают боли?.. Давно они начались?..

– Сегодня второй раз… – ответил нуль-навигатор, чуть поморщившись.

– Расскажите подробнее, что это за боли, где они возникают, когда появились впервые, чем сопровождаются?..

Кокошко отошел к своему рабочему столу, опустился на стул и профессиональным жестом указал нуль-навигатору на второй стул, стоявший с другой стороны стола.

Старик уселся на стул, чуть повел плечами, словно его смущала собственная нагота и необычность обстановки, а затем начал негромко рассказывать:

– Боли возникают в области желудка, но мне почему-то кажется, что они никак не связаны с этим органом, хотя сопровождаются тошнотой и… головокружением. Вернее даже, – поправился он, – сначала возникает тошнота, затем начинает кружиться голова, причем тут же резко ухудшается зрение, а затем сразу же резкая боль. Приступ длится около минуты, а затем боль исчезает… исчезает сразу, словно ее и не было. И никаких… к-хм… остаточных явлений. Первый раз такое случилось часа через четыре после перехода «Одиссея» в гиперпространство. Я подумал, что это как-то связано с… с нервной обстановкой и неприятностями, предшествовавшими переходу, но сегодня, как раз перед тем как я к вам обратился, приступ повторился…

Нуль-навигатор замолчал, недоговорив фразы, и в комнате повисло какое-то неловкое молчание. Минуту спустя заговорил Виталий Сергеевич:

– Главный диагност не нашел у вас никаких функциональных отклонений. Весь ваш организм, включая и нервную систему, работает абсолютно нормально… Однако, возможно, вы и правы, нервный стресс вполне мог спровоцировать возникновение подобного рода болей, да и тошноту, и головокружение…

Кокошко замолчал, но и Старик не торопился задавать новые вопросы или как-то комментировать слова первого ассистента главного врача линкора. Они помолчали, а затем врач преувеличенно бодрым тоном предложил:

– Наверное, имеет смысл, не назначая сейчас никакого лечения, понаблюдать за работой вашего организма в течение некоторого времени… Ну, скажем, неделю. Если боли повторятся, серьезно займемся вашей нервной системой…

– А ваш главный диагност… – внезапно перебил его Старик, – …диагностирует состояние… генной структуры?..

– Что? – опешил Кокошко. – При чем тут генная структура? Вы что, предполагаете, что источник возникающих у вас болей может крыться в… вашей наследственности? – Врач усмехнулся. – Должен вас разочаровать – если бы у вас имелись генетические отклонения, вы никогда не попали бы в Космофлот Земли! Вас близко не подпустили бы к полетам в космос!

Виталий Сергеевич чуть свысока взглянул на командира линкора, но встретил холодный твердый взгляд светло-серых глаз.

– А если эти… генетические отклонения возникли в ходе именно этого полета?..

Кокошко скептически пожал плечами:

– Тогда такие отклонения должны были возникнуть если не у всех людей, находящихся на «Одиссее», то уж у большей их части обязательно! Ведь ваша каюта и Главный центр управления – места, где вы проводите практически все свое время, наиболее защищены от… э-э-э… внешних воздействий!

– А откуда вы знаете, что они не возникли как раз у «большей части людей, находящихся на «Одиссее»? – неожиданно поинтересовался Старик.

Кокошко недоуменно посмотрел на командира и чуть растерянно пробормотал:

– Но, насколько мне известно, вы единственный, кто обратился к нам, медикам, с такой проблемой!

– А как вы думаете, Виталий Сергеевич, многие ли из экипажа или Звездного десанта побегут к вам при первых описанных мной симптомах?

Кокошко удивленно посмотрел на командира, сообразив, что тот, безусловно, прав! Большинство из звездолетчиков действительно вряд ли побегут в медотсек, даже если недомогание будет гораздо сильнее!

– Так вы считаете, что надо провести… э-э-э… выборочное обследование среди экипажа и Звездного десанта?..

Старик медленно покачал головой:

– Нет, пока не стоит нервировать людей…

– Знаете что, – вдруг решительно предложил врач, – давайте-ка проверим вашу… э-э-э… наследственность! Раз у вас появились такие сомнения, их надо или рассеять, или подтвердить!

Командир вопросительно взглянул на первого ассистента главного врача линкора.

– Нет, ваше присутствие во время проведения этого анализа совершенно необязательно, – проговорил Кокошко, отвечая на невысказанный вопрос, – для анализа мне нужна только капля вашей крови.

– Кровь? – переспросил нуль-навигатор.

– Точнее, малодифференцированные стволовые клетки, содержащиеся в вашей крови. Мне необходимо проанализировать их митоз.

Старик кивнул и молча протянул руку, но врач, едва заметно улыбнувшись, покачал головой:

– Нет, вы одевайтесь, и мы пройдем в лабораторию.

Пока нуль-навигатор одевался, Кокошко работал с пультом управления главного диагноста, уточняя отдельные параметры проведенных исследований. В лабораторию они отправились сразу же после того, как командир вышел из душевой ниши. Подойдя к лабораторному шкафу, Кокошко достал из него небольшое устройство, напоминающее странно толстый наперсток, и, надев его на средний палец Старика, вслух просчитал до пяти. Потом он стянул свое устройство с пальца командира и, уложив его в небольшой аппарат, стоявший на столе, повернулся к своему пациенту:

– Все! Анализ будет готов через десять часов, и его результаты я вам доложу.

Командир хмуро взглянул в лицо врача, и тот быстро добавил:

– Никто ничего не узнает!

Нуль-навигатор кивнул и, быстро повернувшись, вышел из лаборатории.

Спустя двенадцать часов командира линкора разбудил вызов внутренней связи. Как только Старик включил компьютерный блок, на экране появилось усталое лицо первого ассистента главного врача линкора.

– Господин нуль-навигатор, – немедленно начал он разговор, – мне необходимо с вами переговорить!

– Мне подойти к вам в медицинский блок? – спросил Старик, сразу же догадавшись, о чем может пойти речь.

– Нет, – быстро ответил Коркошко, – будет лучше, если мы встретимся в вашей каюте!

– У вас есть индивидуальный антиграв? – поинтересовался нуль-навигатор.

– Как у каждого врача на корабле, – чуть улыбнулся Виталий Сергеевич.

– Хорошо, – кивнул нуль-навигатор, – я вас жду!

Виталий Сергеевич вошел в командирские апартаменты спустя десять минут после разговора. Выглядел он еще более усталым, чем на экране монитора, глаза его покраснели, а лоб прорезали две жесткие вертикальные морщинки. Усевшись в предложенное Стариком кресло, он оглядел кабинет и неожиданно спросил:

– Нам никто не помешает?..

– Пока «Одиссей» в разгоне, никто! – кивнул нуль-навигатор. – Надеюсь, вы в это время уложитесь.

– Вполне, – ответил Кокошко, словно бы не замечая некоторой иронии в словах командира, и достал из кармана комбинезона небольшой аппарат.

– Я думаю, может понадобиться небольшая демонстрация, – пояснил он, устанавливая свой аппарат на совершенно пустой столешнице.

Неожиданно в кабинете повисла странная тишина, Старик смотрел на Кокошко, а тот с особой тщательностью выравнивал ребро основания своего аппарата, так чтобы оно было строго параллельно краю столешницы. Только после длинной паузы первый ассистент главного врача линкора негромко произнес, не отрывая глаз от стоящего на столе аппарата:

– Я закончил анализ вашего клеточного материала…

Снова в кабинете повисло молчание, которое прервал Старик:

– И каковы результаты?..

Кокошко наконец оторвал взгляд от своего аппараты и быстро посмотрел в лицо командиру линкора. Через мгновение он снова отвел глаза и проговорил:

– Результаты?.. Даже не могу сказать, каковы они… Не понимаю… В общем, все вроде бы в порядке – ваш кариотип… ну… диплоидный набор хромосом, соответствует обычному кариотипу мужчины: двадцать две пары соматических хромосом и одна пара половых. Их размеры и форма также обычны…

Кокошко снова замолчал, и снова последовал быстрый взгляд в лицо нуль-навигатору.

– Но отклонения от обычного все-таки есть?.. – довольно жестко спросил тот.

– Да… есть… – отводя взгляд, подтвердил врач и, коротко вздохнув, продолжил: – Во-первых, отклонения наблюдаются в процессе митоза и… пока что непонятны не только причины этих отклонений, но и их последствия… Ну-у-у… – он быстро взглянул на нуль-навигатора, – митоз, грубо говоря, это процесс деления клетки, обеспечивающий равномерное распределение удвоенного генетического материала в два дочерних ядра из одного материнского. В вашем случае первый и второй этапы митоза, соответственно профаза и прометафаза, проходят обычно. В третьей стадии – в метафазе, хромосомы прочно закрепляются в митотическом аппарате, причем происходит это в одном специальном участке – центромере или первичной перетяжке. Именно здесь в самом начале митоза образуется пара специальных бляшек. Так вот, в ваших клетках такие бляшки на хромосомах образуются не в одном месте, а в трех. Самое странное, что в дальнейшем две эти пары… э-э-э… «лишних» бляшек делящейся клеткой никак не задействуются и после окончания митоза они пропадают, поэтому неясен сам смысл их образования!

Кокошко выразительно пожал плечами и замолчал, словно бы пытаясь еще раз обдумать полученные результаты анализов. Однако Старик не дал ему долго раздумывать:

– А во-вторых?..

Врач вопросительно взглянул на командира, и тот пояснил:

– Ну-у-у… вы сказали, что появление этих «лишних» бляшек – во-первых, значит, есть что-то «во-вторых?

Кокошко кивнул:

– Во-вторых, я обнаружил в вашей крови два новых вида рестриктаз и одну неизвестную науке лигазу! Вот только их действие пока также никак не проявляется!

– Поясните поподробнее, пожалуйста, что вы обнаружили в моем организме… – осторожно, как будто бы боясь спугнуть что-то важное, попросил нуль-навигатор.

Кокошко удивленно взглянул ему в лицо и тут же торопливо принялся объяснять:

– Дело в том, что в природе имеются такие специфические белки-ферменты – рестриктазы и легазы. Первые обладают способностью рвать… вернее, разрезать последовательность нуклеотидов в ДНК, но не как попало, а именно в тех местах, где имеется сочетание совершенно определенных нуклеотидов. Вторые, наоборот, «пришивают» отрезки ДНК один к другому, опять-таки в совершенно определенной последовательности. Раньше подобные ферменты выделялись нами из микроорганизмов, в которых они несли функцию защиты от чужой генетической информации, а теперь… Теперь получается, что ваш организм сам начал вырабатывать такие ферменты, только вот… – Кокошко снова пожал плечами, – эти «ваши» ферменты никак не воздействуют на ваш генетический материал!

Он снова замолчал, а затем неожиданно добавил совершенно другим, задумчивым тоном:

– Пока не воздействуют!..

– А чем может мне грозить наличие таких ферментов в организме?

Кокошко чуть помолчал, а затем выдохнул:

– Полной перестройкой всего генотипа!

– И в каком направлении эта перестройка пойдет? – с неожиданной горькой усмешкой спросил Старик.

Несколько секунд Кокошко молчал, пристально глядя в лицо командира, а затем медленно произнес:

– Это будет большой удачей, если она пойдет в каком-то определенном направлении… А вот если процесс будет хаотичным!.. Я не берусь сказать, в кого… во что… вы можете превратиться!

– И вы… – вдруг тихо прошептал нуль-навигатор, опуская взгляд, но Кокошко хорошо расслышал его слова и с удивлением повторил их:

– И я?..

– Вы же не проводили анализа своего генного материала… – не поднимая глаз, проговорил командир линкора. – Вполне возможно, что все те отклонения, которые обнаружены вами в моем организме, наличествуют также и в вашем!

– Я об этом не подумал!.. – потрясенно прошептал первый ассистент главного врача линкора.

Нуль-навигатор побарабанил пальцами по пластику столешницы и неожиданно, сменил тему разговора:

– А что вы хотели мне показать?..

Кокошко поднял на Старика непонимающий взгляд, и тот кивком указал на аппарат, установленный врачом на столе.

Врач посмотрел на небольшой аппарат так, словно впервые увидел его, а затем вяло махнул рукой:

– Теперь это не имеет значения…

Нуль-навигатор поднялся из кресла и прошелся от стола до входной двери и обратно. Когда он заговорил, в его голосе звучали привычные стальные нотки:

– Я попрошу вас, Виталий Сергеевич, сделать еще ряд подобных анализов. У себя, у… у любого члена экипажа или бойца Звездного десанта. Чем больше будет выборка, тем лучше, и постарайтесь, чтобы люди, подвергаемые этим анализам, располагались в разных частях корабля. Но главное… – тут командир сделал многозначительную паузу, – …главное, чтобы никакой огласки о характере ваших исследований не было! Даю вам на это… скажем, два-три месяца. Результаты доложите мне а там мы уже будем решать, что нам делать дальше!

Кокошко тоже поднялся со своего места и слушал командира стоя. Видимо, знакомый тон нуль-навигатора несколько привел его в себя, потому что в ответ он четко произнес:

– Понял!.. – после чего быстро двинулся к выходу из кабинета.

– Да, Виталий Сергеевич, – остановил его командир линкора. – Прежде чем приступать к этой работе, как следует отдохните!

К себе первый ассистент главного врача возвращался оглушенный. Он шел по пустым коридорам линкора, мимо закрытых дверей служебных и жилых помещений и не видел пути. В его голове звенели два слова, так спокойно сказанных командиром: «И вы…» Неужели и он… неужели и в нем, в его организме, тоже засел этот… сбой… эта бомба замедленного действия, которая взорвется неизвестно когда, но взорвется обязательно! И что тогда останется делать ему – человеку, Виталию Сергеевичу Кокошко, врачу, тому, кто, как никто другой, представлял себе, какие могут произойти изменения с его телом?

Он непроизвольно провел ладонями по своей груди и вдруг остановился. Его поразила новая мысль! Он вдруг вспомнил, с каким поистине нечеловеческим самообладанием встретил его известие о нарушениях в своем генотипе Старик! Словно он уже знал все, что сказал ему врач, знал и… смирился?.. Нет, не смирился! Принял как неизбежное!..

Он снова зашагал по коридору, и тут же еще одна мысль пришла на смену этой невозможной догадке – ведь именно сам Старик настоял на проверке своего генетического материала. Да и были ли у него на самом деле те боли, которые якобы заставили его обратиться к главному диагносту, не были ли они просто предлогом для того, чтобы подвести базу под необходимость генетического анализа? Но тогда… А что, собственно говоря, «тогда»? Что?

Он остановился и, подняв голову, убедился, что стоит у входа в медицинский отсек. Толкнув дверь, он перешагнул порог и оглядел приемный покой. Большая светлая комната была просторна и пуста, а ему вдруг показалось, что в ней толпятся десятки… людей?.. Нет – десятки живых существ, вернее, еще живущих существ, давно потерявших человеческий облик и не знающих, во что трансформируются их тела, во что превращается их разум, в какую форму переливает их еще длящееся бытие, неслышно подкравшаяся мутация!

«Нет! – Он тряхнул головой. – Командир прав, прежде чем начинать работу, надо отдохнуть, иначе я сорвусь и по кораблю поползут слухи… догадки…»

Еще раз оглядев приемный покой, Кокошко вышел и, стараясь ни о чем не думать, направился к своей каюте. Он вполне мог бы остаться в кабинете медотсека, там было все для отдыха, но ему просто необходимо было уединиться. Остаться совершенно одному. Ему надо было отрешиться от… самого себя, чтобы продолжить работу. Теперь он очень хорошо понимал, насколько эта работа может быть страшна!

Через восемнадцать часов непрерывной работы главный привод «Одиссея» отключился. Скорость линкора составляла 0,6 с, а это значило, что до своей цели – голубого гиганта О6 – кораблю надо было лететь около ста сорока часов. Пространство вокруг корабля было удивительно чистым, свободным и от пыли, и от обломков мертвого вещества, так что вахты проходили спокойно. Обстановка в Главном центре управления тоже вроде бы пришла в норму – никто не вспоминал о страстях, кипевших здесь во время старта из системы Кастора. Начиная с четвертой вахты на дежурство вышел и флаг-навигатор Эдельман. Он был привычно ровен, немногословен, точен в приказах и действиях. Игорь Вихров также продолжал дежурить с первой вахтой, и командир корабля дал понять, что он не собирается переводить молодого навигатора-три в другую вахту.

Лежавшая прямо по курсу корабля крупная голубоватая звезда постепенно набирала яркость, а затем стала заметно прибавлять в объеме.

На пятые сутки полета снова включился главный привод линкора, только теперь он не разгонял корабль, а тормозил его. Причем торможение было гораздо более жестким, нежели разгон, – перегрузки в отдельные моменты доходили до 18 g, что было на пределе мощности индивидуальных противоперегрузочных ячеек. Через сто тридцать восемь часов после старта «Одиссей» вышел на орбиту вокруг голубого гиганта.

В это время в Главном центре управления дежурила вторая вахта. До конца дежурства оставалось около двух часов, когда в личных апартаментах командира корабля раздался вызов Главного центра управления. Старик включил компьютерный блок, и на экране монитора появилось невозмутимое лицо второго ассистента нуль-навигатора Свена Юриксена.

– Командир, у нас неприятности… – проговорил швед, скосив глаза вниз, на клавиатуру своей панели управления, по которой быстро бегали его пальцы. – Генератор защитного магнитного поля линкора работает с серьезной перегрузкой и едва справляется с солнечным ветром. Если на звезде произойдет выброс, наше магнитное поле будет смято. Команду на изменение параметров орбиты Главный компьютер не принимает. Я… я не знаю, что в такой ситуации надо делать!..

– Я сейчас поднимусь!.. – бросил Старик, выключая компьютерный блок.

Спустя пару минут он уже входил в Главный центр управления.

Заняв свое место за навигаторской консолью, нуль-навигатор активировал командирскую панель и быстро набрал первый запрос Главному компьютеру корабля.

Ответ не замедлил появиться на экране монитора:

«Звезда класса О6, голубой гигант – температура поверхности средняя, не ниже 17 000 градусов, температура ядра около 20 миллионов градусов, светимость средняя – 126 000 (в сравнении с Солнцем), излучаемая мощность – 37 х 10 в тридцать второй степени, солнечный ветер – 8000 (в сравнении с Солнцем). Орбита «Одиссея» практически круговая, среднее расстояние до звезды 468,3 миллиона километров».

Почти не задумываясь, Старик задал следующий вопрос:

«Каково в соответствии с программой «Звездный лабиринт» время нахождения «Одиссея» на орбите данной звезды?»

Главный компьютер корабля немного помедлил, а затем мерцавшая на экране надпись исчезла, а вместо нее немедленно появилась другая:

«Время нахождения корабля на орбите О6 регламентируется процессами, происходящими на звезде, и зависит от наступления ожидаемого события. Срок наступления ожидаемого события ориентировочно не превышает трех часов по корабельному времени. Продолжение следования по заданному маршруту шесть и три десятых минуты с момента наступления ожидаемого события».

И снова командир корабля дал запрос, практически не обдумывая его:

«Доложите суть ожидаемого события».

На этот раз ответ появился на экране мгновенно:

«Информация закрыта по нулевому уровню доступа».

«Опять этот нулевой уровень доступа!» – с раздражением подумал нуль-навигатор, однако внешне он оставался совершенно спокойным. Его пальцы снова забегали по клавиатуре, и на экране появился новый вопрос:

«Действия «Одиссея» в случае, если ожидаемое событие не произойдет в намеченный срок? При ответе учесть, что магнитное поле корабля работает на пределе допустимой мощности!»

Диалог велся письменно, но тут из молчавших доселе динамиков навигаторской панели управления донесся странный звук, напоминавший не то скептическое «хм», не то сдавленный смешок. Однако последовавший ответ Главного компьютера корабля был вполне корректен:

«Вероятность увеличения срока наступления ожидаемого события на один процент от установленного составляет 0,0018. В любом случае магнитное поле корабля нейтрализует воздействие солнечного ветра звезды вплоть до наступления ожидаемого события».

Старик откинулся в кресле и бросил быстрый взгляд на обзорные экраны. Голубая звезда, вокруг которой обращался «Одиссей», не помещалась на экранах целиком, она занимала правый экран, а левый делила почти надвое лохматой, шевелящейся и переливающейся дугой. Оптические фильтры и понижающие яркость компьютерные преобразователи изображения гасили нестерпимый блеск бело-голубого сияния, и все-таки человеческий глаз чувствовал чудовищную мощь светового излучения голубого гиганта. На ослепительно бурлящей поверхности практически не было темных пятен, хотя было отлично видно, как вихри раскаленного газа, вырывавшиеся из недр звезды в область короны, струились по силовым линиям магнитного поля. Казалось, что этот надменный гигант был занят только собой, и ему не было никакого дела до всего окружающего его пространства, включая и крошечный кораблик, приблизившийся к нему с неизвестной целью из холодных мертвых глубин космоса.

«Так какое же событие должно произойти, чтобы «Одиссей» ушел со столь опасной орбиты?..» – подумал нуль-навигатор, снова возвращаясь к экрану монитора. Его правая рука приподнялась над клавиатурой, словно собираясь набрать новый вопрос, и в этот момент раздался голос второго ассистента командира корабля, навигатора-два Свена Юриксена:

– Командир, смотрите!!!

Нуль-навигатор резко повернулся в кресле и увидел, что из короны сияющей звезды в черное, испещренное светлыми точками звезд пространство неторопливо и неостановимо выдвигается огромный конический столб голубого прозрачного пламени! Мгновенно оценив величину выброшенного звездой протуберанца и сопоставив его с направлением полета линкора, нуль-навигатор понял, что корабль пройдет довольно далеко от расплывающегося в пространстве облака раскаленной плазмы, но в этот момент последовал короткий толчок вспомогательных боковых двигателей и орбита «Одиссея» чуть изменилась. Изменилась таким образом, что линкор должен был пройти сквозь самую середину плавящегося газового облака!

И тут же, словно в насмешку, по Главному центру управления прокатился безличный голос компьютера:

– Внимание, траекторию движения корабля пересекает облако звездной плазмы. Температура внутри облака превышает температуру плавления вольфрамкерамической обшивки корабля на пятнадцать целых шестьдесят четыре сотых процента. Приведенная к единице вероятность пробоя защитного магнитного поля корабля потоком атомных ядер и субатомных частиц – солнечным ветром – составляет одну и шесть десятых. Время, оставшееся до вхождения корабля в облако, – шесть и две десятых минуты, время прохождения облака, – двенадцать и шестьдесят пять сотых минуты. Изменение траектории движения корабля невозможно в связи с выполнением программы «Звездный лабиринт». Имеется угроза существованию людей, находящихся в корабле. Прошу принять решение!

В Главном центре управления повисла мертвая тишина, все вахтенные офицеры невольно посмотрели в сторону командира корабля, словно он стал их последней надеждой на спасение. А нуль-навигатор, ощутив тяжесть этих взглядов, тем не менее сразу понял, что спасения в общем-то нет! И все-таки он, может быть, даже бессознательно, отдал приказ:

– Всю наружную аппаратуру, инструменты и вооружение убрать в базовые пазухи, люки и заглушки камер истечения двигательных установок задраить по высшей степени радиационной защиты, членам команды, базирующимся в отсеках, примыкающих к внутренней обшивке линкора, надеть защитные скафандры!

На выполнение приказа командира ушло всего тридцать секунд. По истечении этого времени снова прозвучал голос Главного компьютера корабля:

– После выполнения приказа приведенная к единице вероятность пробоя защитного магнитного поля корабля потоком атомных ядер и субатомных частиц – солнечным ветром – снизилась до одной целой и тридцати шести сотых. Угроза существованию людей, находящихся в корабле, сохраняется!

«Знаю, что сохраняется, – зло подумал Старик, бросив быстрый взгляд на ослепшие обзорные экраны, а затем его Мысли вдруг обрели стройность и голова заработала четко и ясно: – Теперь все зависит от того, насколько изношена внешняя обшивка «Одиссея». Линкор в полете чуть больше полугода – считай, износ вольфрамкерамики внешней обшивки где-то около пяти процентов. Модифицированная полиольсталь внутренней обшивки сохраняет свои защитные качества полностью, значит… Получается, мы можем проскочить! Компьютер считает по номинальному уровню зашиты, а мы после последнего обслуживанияимели защиту в полтора номинала! Даже если износ составил восемь процентов, нагрузку в один тридцать шесть корпус должен выдержать!»

Он снова повернулся к микрофону связи и отдал новый приказ:

– Приказываю при вхождении в облако подать на генераторы защитного магнитного поля полуторную нагрузку!

Почти сразу откликнулся пост главного энергетика «Одиссея»:

– Господин нуль-навигатор, полуторную нагрузку генераторы защитного магнитного поля выдержат в течение не более чем трех минут, после чего линкор останется без магнитного поля.

Командир подумал мгновение и задал вопрос:

– Какой уровень нагрузки могут выдержать генераторы в течение семи минут?

– Один тридцать восемь!

– Хорошо, – согласился Старик, – пусть будет один тридцать восемь, и через семь минут можете полностью снять магнитную защиту!

– Но… командир!.. – не слишком уверенно проговорил Свен Юриксен. – «Одиссей» будет находиться еще слишком близко к звезде!..

Старик взглянул на своего второго ассистента и бросил в ответ только одно короткое и не совсем понятное слово:

– Посмотрим…

Ему вдруг пришло в голову, что именно этот протуберанец, этот выброс из недр голубого гиганта и есть то самое «ожидаемое событие», после наступления которого «Одиссей» должен будет покинуть орбиту голубого гиганта!

А «Одиссей», превратившийся в практически монолитную вольфрамкерамическую глыбу – даже камеры истечения двигательных установок были прикрыты вольфрамкерамикой, несся навстречу бушующей в пространстве плазме, и только несколько человек знали, какой опасности подвергается в этот момент корабль со всем своим содержимым!

Спустя несколько минут на экране командирского монитора появилась коротенькая надпись:

«Корабль вошел в облако плазмы. Окружающая температура превышает температуру плавления вольфрамкерамики. Экипаж корабля и прикомандированные подразделен Звездного десанта подвергаются воздействию жесткого излучения!»

«Все это мне известно! – раздраженно подумал Старик, и тут же новая, неожиданная мысль пришла ему в голову: – Интересно, по каким параметрам наш компьютер выбирает, какую информацию выводить на мой дисплей, а какую выдавать по громкой связи?!»

И тут же, как бы в ответ на его мысли, по Главному центру управления снова прокатился голос компьютера:

– Внимание! Защитное магнитное поле корабля не справляется с проникающим излучением звезды. Живые организмы находятся под опасным излучением. Прошу принять меры!

В Главном центре управления наступила мертвая тишина. Вахтенные офицеры застыли на своих местах, казалось, даже не дышали. Все взгляды были прикованы к электронному таймеру, вмонтированному в стену центра управления рядом с правым обзорным экраном. Быстро мелькающие цифры, на которые совсем недавно никто не обращал внимания, сейчас вдруг стали единственным, что еще имело значение в жизни этих пятнадцати человек! Только вот сменялись эти цифры очень медленно!

И в этот момент командир линкора протянул руку и передвинул микрофон внутренней связи ближе к своему лицу, а еще через несколько секунд послышался его глуховатый, но совершенно спокойный голос:

– Люки базовых пазух и заглушки камер истечения двигательных установок открыть, наружную аппаратуру, инструменты и вооружение линкора привести в рабочее состояние.

В тот же момент снова засветились обзорные экраны центра, только теперь изображение на них было каким-то странным – задняя полусфера пространства отображалась на них полностью, а вот передняя лишь фрагментарно, казалось, на экранах присутствует некая мозаика, состоящая из участков, расцвеченных звездами, и участков, на которых звезды… уничтожены. Большинство офицеров с удивлением взирали на это необычное пространство, только капитан, его второй ассистент и второй ассистент штурмана не обратили внимания на этот феномен. На дисплеях их панелей управления появлялся доклад Главного компьютера корабля:

…не удается привести в рабочее состояние:

системы оптического и электронного слежения № 34, 38, 42, 47, 53, 67, 68, 69, 102, 107;

антенны дальней связи № 7, 12, 15;

шлюзовые ворота причальных палуб № 3, 6, 8;

системы управления носителями автономных энергоустановок и автономного вооружения № 3, 4, 6, 12, 18, 23;

поворотные устройства подвесок энерго– и гравитационного вооружения носового комплекса…

Нуль-навигатор, не дожидаясь окончания доклада компьютера, снова склонился над микрофоном внутренней связи и, коснувшись нескольких сенсоров на своей панели управления, проговорил:

– Службам главного механика, главного энергетика, главного связиста, главного канонира в течение ближайших двух часов подготовиться и приступить к ликвидации нанесенных линкору повреждений. Особое внимание обратить на противорадиационную защиту ремонтников!

– Командир, – негромко произнес рядом со Стариком Свен Юриксен, – на обшивку людей выпускать нельзя, а без этого нам ничего исправить не удастся.

Нуль-навигатор бросил быстрый взгляд на экран своего монитора и увидел последнюю строку доклада Главного компьютера:

«Основная причина – невозможность открыть люки и заслонки из-за оплавления внешней вольфрамкерамической обшивки корабля».

Старик вдруг невесело усмехнулся:

– Выдумаете, господин навигатор-два, что я не понял причин этих поломок?.. Только думается мне, что через два часа мы будем в достаточном удалении от звезды, чтобы люди могли вполне комфортно работать на корпусе корабля.

«Если за эти два часа не случится что-либо еще!» – вдруг подумал он про себя, но вслух, конечно же, ничего не сказал.

И в то же мгновение, словно подтверждая слова командира, включились вспомогательные двигатели линкора. А спустя еще несколько минут раздался голос вахтенного штурмана:

– Линкор сошел со стационарной орбиты!..

И тут же прозвучал новый доклад Главного компьютера:

– Внимание! Линкор продолжает выполнение третьего этапа программы «Звездный лабиринт». Старт по счету «ноль» без дополнительного предупреждения! Стартовые перегрузки – три и две десятых g, пять g, четыре и семь десятых g, ноль. Выход на крейсерскую скорость через восемь часов тридцать четыре минуты по корабельному времени. Члены команды, не несущие вахты, должны оставаться в предназначенных для них помещениях, приписанный Звездный десант – расположиться в личных противоперегрузочных ячейках.

Затем последовала обычная короткая пауза, и начался предстартовый отсчет:

– Сто… девяносто девять… девяносто восемь…

Офицеры, находившиеся в Главном центре управления, зашевелились, послышался сдержанный говор, на лицах появились улыбки. И только командир корабля оставался серьезным и сосредоточенным. Его пальцы снова забегали по клавиатуре – интересовавший его вопрос не мог быть задан вслух:

«Прошу сообщить заданную программой крейсерскую скорость линкора при переходе до красного гиганта К8».

Экран мигнул, и на нем появился ответ компьютера:

«Заданная крейсерская скорость – 0,86 с».

Командир «Одиссея» устало откинулся в кресле и обреченно подумал:

«Получается, что время полета до К8 чуть больше полутора лет… Интересно, кто из людей, обитающих на линкоре, сможет добраться до этого красного гиганта?..»

ИНТЕРМЕЦЦО

Председателю

Высшего Совета Земного Содружества

Соутсу А.К.

От командующего Космофлотом

Земного Содружества

адмирала Кузнецова

Служебная записка

Господин Председатель Высшего Совета, сообщаю, что по моему личному распоряжению силами Космофлота и привлеченными коммерческими кораблями проведена проверка космического пространства Солнечной системы на предмет выявления внеземных объектов искусственного происхождения. Во время проверки особое внимание уделялось поясу астероидов, поясу Койпера, пограничному пространству системы.

За неполные шесть месяцев патрульными кораблями Космофлота и кораблями транспортных фирм обнаружено (инструментально зафиксировано присутствие в Солнечной системе) шесть объектов, которые могут быть классифицированы как искусственные, не относящиеся к Солнечной системе. Четыре из обнаруженных объектов самоликвидировались при приближении патрульных кораблей Космофлота, два – исчезли и впоследствии обнаружены не были. В ходе проведенной операции два корабля – частная яхта «Коршун» и транспорт «Северное сияние» – пропали без вести.

Столкновение транспорта «Северное сияние» с искусственным объектом внеземного происхождения описано наиболее полно: три человека – пилот-стажер Вячеслав Мальков, профессор Збигнев Клот и гидролог Станислава Шиминская – спаслись на челноке пропавшего транспорта и были подобраны ГК-малым «Вихрь».

Считаю наличие внеземных объектов искусственного происхождения в Солнечной системе прямой угрозой нашей цивилизации и предлагаю вынести данный вопрос на обсуждение в Высшем Совете Земного Содружества.

Командующий Космофлотом

Земного Содружества адмирал Кузнецов

Управление делами

Председателя Высшего Совета

Земного Содружества

Командующему Космофлотом

Земного Содружества

Адмиралу Кузнецову

В ответ на Вашу служебную записку сообщаем, что повестка дня заседаний Высшего Совета Земного Содружества расписана на ближайшие шесть месяцев и включить в нее дополнительный вопрос не представляется возможным.

Кроме того, доводим до Вашего сведения, что аппаратом Управления делами Председателя Высшего Совета Земного Содружества по поручению Председателя Высшего Совета Земного Содружества организована экспертная комиссия по расследованию пропажи (гибели) двух коммерческих кораблей, происшедшей в ходе проводимой по Вашему распоряжению операции. Выводы комиссии будут рассмотрены Председателем Высшего Совета Земного Содружества немедленно по окончании ее работы.

С уважением

руководитель Управления делами

Председателя Высшего Совета

Земного Содружества,

личный помощник Председателя

Высшего Совета Земного Содружества Бранзас

Председателю

Высшего Совета Земного Содружества

Соутсу А.К.

От командующего Космофлотом

Земного Содружества

адмирала Кузнецова

Докладная записка

Довожу до Вашего сведения, что собранные штабом Космофлота материалы, касающиеся внеземных объектов искусственного происхождения, необходимо в кратчайшие сроки довести до сведения членов Высшего Совета Земного Содружества. От правильного решения этого вопроса зависит само существование человеческой цивилизации. Никакая комиссия не имеет возможности и даже права кулуарно рассматривать и давать заключения по данной проблеме! Еще раз обращаюсь к Вам с требованием немедленно включить данный вопрос в повестку дня ближайшего заседания Высшего Совета Земного Содружества.

Адмирал Кузнецов

Управление делами

Председателя Высшего Совета

Земного Содружества

Командующему Космофлотом

Земного Содружества

Адмиралу Кузнецову

На Вашу докладную записку повторно сообщаем, что повестка дня заседаний Высшего Совета Земного Содружества расписана на ближайшие шесть месяцев и включить в нее дополнительный вопрос не представляется возможным.

Просим Вас воздержаться от оценки степени компетенции комиссии, образованной в соответствии с указанием Председателя Высшего Совета Земного Содружества, и не препятствовать ее работе. Предоставление комиссии всех затребованных ею материалов – Ваша прямая обязанность и невыполнение этой обязанности будет оцениваться по всей строгости Устава Космофлота Земного Содружества.

Руководитель Управления делами

Председателя Высшего Совета

Земного Содружества,

личный помощник Председателя

Высшего Совета Земного Содружества Бранзас

Председателю

Высшего Совета Земного Содружества

Соутсу А.К.

От командующего Космофлотом

Земного Содружества

адмирала Кузнецова

Господин Председатель Высшего Совета Земного Содружества, я не совсем понимаю, доходят ли мои служебные и докладные записки до Вас лично, или же я веду переписку с аппаратом управления Вашими делами?! Прошу понять, что вопросы такого рода, каким я предлагаю Вам заняться, не могут быть рассматриваемы чиновниками второго, третьего или какого-то более низкого ранга. В случае, если этот вопрос не будет внесен в повестку дня следующего заседания Высшего Совета Земного Содружества, я буду вынужден потребовать вынесения его на всеобщий референдум с привлечением для его освещения правительственной и неправительственной прессы.

Адмирал Кузнецов

Председатель Высшего Совета Земного Содружества сидел за совершенно пустым столом своего скромного рабочего кабинета и держал в левой руке листок бумаги. На листке было крупно отпечатано всего несколько строк, а внизу стояла корявая размашистая подпись. Пальцы правой руки председателя выбивали по столешнице рваную нервную дробь.

Глава высшего государственного органа Земного Содружества уже несколько раз прочитал это, с его точки зрения, чрезвычайно наглое послание и теперь просто не знал, как ему поступить. Наконец он бросил листок на столешницу и нажал кнопку вызова помощника.

Дверь мгновенно открылась, и в кабинет проскользнул Витас Бранзас.

– Что там с комиссией, расследующей обстоятельства гибели двух космических кораблей? – резко спросил Соутс.

Бранзас опустил глаза и негромко ответил:

– Комиссия закончила работу. Виноват штаб Космофлота.

– Кузнецов? – зло переспросил председатель.

Немного помолчав, словно пытаясь успокоиться или, напротив, еще больше распалить себя, он вдруг резко толкнул от себя лежавший перед ним листок и выкрикнул, уже не сдерживая ярости:

– Судя по вашим докладам, Бранзас, у адмирала Кузнецова грехов на три жизни! Ему бы помалкивать и не высовываться, а он между тем направляет мне послания, в которых осмеливается на прямые угрозы! Что это? Безрассудство? Или адмирал не считает себя грешным? А может быть, ваши доклады грешат… преувеличениями и грехи Кузнецова совсем не столь велики, как вы докладываете? Посмотрите! – Соутс резко ткнул пальцем в направлении лежащей на краю стола бумаги. – Может в таком тоне писать человек, допускающий на своем посту столько ошибок?

Председатель замолчал, и Бранзас, выждав пару секунд, чтобы убедиться, что его шеф не хочет ничего добавить, проговорил, не поднимая головы:

– Я читал это письмо…

– Да? – ничуть не удивился Соутс. – И что вы по этому поводу думаете?

– Адмирал не будет выносить этот вопрос на референдум.

– Откуда вы знаете?..

На этот раз в голосе председателя промелькнуло удивление.

– Адмирал не будет выносить этот вопрос на референдум, – повторил личный помощник председателя. – Он готовится внести его на рассмотрение заседания Высшего Совета Содружества. Право на такое внесение у него есть.

– И он, конечно же, будет требовать введения в Солнечной системе особого положения и передаче Космофлоту полицейских функций!

– Пока неясно, что именно предложит командующий Космофлота в связи с имеющимися в его распоряжении фактами… Но.. Высший Совет займется этим вопросом не раньше чем через шесть месяцев… – Бранзас наконец-то поднял голову и скупо улыбнулся. – Повестка дня заседаний Высшего Совета Содружества крайне перегружена!..

– И ты думаешь, что Кузнецов будет просто сидеть и ждать, когда у Высшего Совета руки дойдут до этой проблемы?

Бранзас пожал плечами:

– А что он может сделать?..

– Организовать референдум и поднять вокруг своих… «пришельцев» информационную бурю! Материала у него вполне хватит на пару десятков сенсаций!

Бранзас снова пожал плечами, и хотя на этот раз он ничего не сказал, было ясно, что сенсации адмирала его мало волнуют.

Однако самого председателя Высшего Совета возможная деятельность командующего Космофлотом, по всей видимости, весьма волновала. Снова пробарабанив пальцами по столешнице какой-то нервный ритм, он решительно проговорил:

– Вызовите адмирала ко мне… Скажем, на… – на секунду он задумался, – …на завтра, на шестнадцать часов!..

– Но завтра в шестнадцать ноль пять вы принимаете делегацию с Тау Кита!.. – попробовал возразить Бранзас и сразу же натолкнулся на раздражение председателя. Тот приподнялся из своего рабочего кресла и разъяренно прошипел:

– Я вам не Высший Совет, повесткой дня которого вам так просто манипулировать! Если я сказал – пригласить ко мне адмирала Кузнецова, значит, разговаривать я буду с адмиралом Кузнецовым! Все прочие встречи вы, Бранзас, перенесете на другое время!!!

Личный помощник председателя снова опустил глаза и глухо спросил:

– Встречу назначить в представительском кабинете?..

– А вы думаете, я буду говорить с адмиралом здесь?

В комнате повисло напряженное молчание, и только спустя несколько секунд Соутс выдавил:

– Если вам все ясно, можете идти!..

На следующий день ровно в шестнадцать часов командующий Космофлотом Земного Содружества адмирал Кузнецов входил в роскошный представительский кабинет Председателя Высшего Совета Земного Содружества.

Сам председатель сидел за столом, и когда адмирал прошел своим совершенно бесшумным шагом сорок метров, отделявших дверь от стола председателя, он коротким кивком указал на одно из двух кресел, стоявших у самого стола.

Кузнецов сел и внимательно посмотрел в лицо главе Содружества. Адмирал был старым человеком и хорошо умел читать настроение людей по их лицам. Вот и сейчас он сразу понял, что хозяин кабинета раздражен, хотя и пытается спрятать свое раздражение, происходившее от некоей неуверенности. Председатель явно не знал, с чего начать разговор и как его построить. Он перебирал лежащие на столе бумаги, по временам бросая на своего собеседника быстрые внимательные взгляды.

Наконец председатель собрал свои бумаги в стопку, аккуратно ее выровнял, положил на правый ближний угол рабочего стола и, едва заметно вздохнув, негромко проговорил:

– Адмирал, скажите откровенно, чего вы хотите?.. Чего добиваетесь?..

Волевое, энергичное лицо Кузнецова, изрезанное морщинами, осталось совершенно спокойным, и только чуть сузившиеся серые глаза да приподнявшаяся седая бровь показали, что он удивлен началом разговора.

– Я не понял вашего вопроса, господин председатель!..

Баритон адмирала прозвучал с оттенком привычной иронии, вообще свойственной старому звездолетчику, но в этот раз она почему-то очень задела главу правительства. Поэтому он заговорил резче, чем ему самому хотелось:

– Я спросил, чего вы добиваетесь своим упрямым требованием вынести на рассмотрение Совета эту безумную историю о якобы появившихся в Солнечной системе пришельцах? Вы Думаете, у Совета нет более серьезных дел и задач, чем выслушивать и обсуждать ваши странные бредни?

Губы адмирала чуть дрогнули в усмешке, однако голос прозвучал все с тем же спокойствием:

– Эти, как вы изволили сказать, «бредни» имеют документальное обоснование – существуют видеозаписи пролета внеземных объектов с характеристиками их орбит и их самоликвидации, есть доклады командиров кораблей, наблюдавших эти объекты и пытавшихся вступить с ними в контакт, есть, наконец, свидетели контакта земного планетолета с таким объектом, закончившегося гибелью нашего корабля. Если вам этого мало для рассмотрения вопроса на заседании Высшего Совета, то… объясните, какие еще должны произойти события, чтобы вы осознали важность того, что происходит?

– Да что происходит?

Хозяин кабинета вскочил со своего места, быстро обогнул стол и принялся нервно шагать по кабинету.

– Что, собственно говоря, происходит? Ну записали ваши патрульные звездолеты несколько случаев взрывов мелких астероидов!.. Ну пропала без вести в Солнечной системе пара-тройка старых кораблей!.. Но все это объясняется самыми простыми причинами, и незачем припутывать к этим простым причинам неких мифических пришельцев!

Председатель вдруг остановился и уперся яростным взглядом в своего сидящего гостя.

– Поэтому я и спрашиваю: чего вы добиваетесь? Какова ваша цель? И не надо… – он протестующее взмахнул рукой, – …рассказывать мне о ваших тревогах по поводу Земли и Содружества – оставьте это для нашей безответственной прессы!

И тут он остановился, увидев, что адмирал снова усмехнулся, на этот раз совершенно откровенно.

А Кузнецов, воспользовавшись молчанием председателя, спокойно проговорил:

– Я думаю, господин Соутс, вы уже определили для себя, чего, собственно, я хочу…

– Да! – напористо ответил председатель. – Но мне хотелось бы услышать это от вас!

Адмирал пожал плечами и, не скрывая иронии, произнес:

– Я могу только еще раз рассказать о своих «тревогах по поводу Земли и Содружества»… О своих тревогах по поводу будущего человеческой цивилизации. Кроме того, хочу вам напомнить наш разговор трехмесячной давности. Тогда вы объяснял и встречу ГК-2 «Варяг» с внеземным объектом происками мутантов с Гвендланы, но Гвендлану стерилизовали по вашему приказу и теперь вы объясняете наличие обнаруженных нами в Солнечной системе внеземных искусственных объектов некими другими «простыми причинами». Хотелось бы услышать, какими именно?

Тут председатель понял, что адмирал перехватил инициативу в разговоре и, вместо того чтобы отвечать на его вопросы, начал задавать свои, весьма острые! Он передернул плечами и постарался взять себя в руки:

– Эти причины назовет в своем докладе образованная Высшим Советом комиссия. А сейчас мне хотелось бы услышать, почему вы постоянно ищете конфликта именно со мной?.. Почему именно мои решения, действия вас так не устраивают?

Кузнецов немного удивленно взглянул на председателя и снова пожал плечами:

– Отнюдь!.. Я не припоминаю случая, когда я оспаривал бы ваши решения, не касающиеся деятельности Космофлота…

Но тут Соутс перебил его:

– Вы находите, что Космофлот не входит в подчинение верховного главнокомандующего вооруженных сил Земного Содружества?!

Вопрос получился жестким до издевательства, но адмирал не дрогнул:

– Именно поэтому я, как командующий Космофлотом, обращаюсь со своими соображениями по поводу необходимых мер по обороне Солнечной системы от возможного вторжения именно к вам! И мне странно получать ответы, подписанные вашим… Бранзасом, который, если я не ошибаюсь, не имеет никакого отношения ни к командованию вооруженными силами Содружества, ни вообще к каким-либо структурам оборонного ведомства!

Удар был точен!

Соутс выпрямился во весь свой невеликий рост и высокомерно произнес:

– Бранзас является личным помощником Председателя Высшего Совета Земного Содружества и верховного главнокомандующего воору…

– Вот и пусть он… помогает! – в нарушение всякой субординации рявкнул Кузнецов командным баритоном. – И не смеет подписывать приказы и распоряжения, касающиеся адмиралов!

Тут адмирал неожиданно резким рывком встал из кресла и продолжил с высоты своего роста:

– Я назначен правительством Земного Содружества командующим Космофлота – вся деятельность этого… подразделения должна быть направлена в первую очередь на защиту Земного Содружества, земной цивилизации от любых попыток вооруженного вторжения! Именно с этой целью ваши предшественники, господин Соутс, создавали мощный космический флот Земли! Именно с этой! Я вынужден сотрудничать с вами, поскольку уважаю выбор народа Земли, но если вы будете пренебрегать обороной Земного Содружества, я смогу через вашу голову обратиться и к Высшему Совету, и к людям, составляющим это самое Содружество!

Несколько секунд в кабинете царила глухая, напряженная тишина, и наконец Председатель Высшего Совета едва слышно прошипел:

– Вам, господин Кузнецов, не дает покоя былая слава спасителя Земли!.. Вы желаете новых боевых действий, но пираты давно уничтожены, вот вам и понадобился новый враг!.. Может быть, вы даже подумываете о введении в Солнечной системе особого положения, о создании в ней, под прикрытием якобы грядущей агрессии, военной диктатуры! Так вот, должен вас предупредить, что ничего у вас не выйдет, правительство Содружества не позволит распоясавшимся военачальникам…

Кузнецов шагнул в его сторону, и председатель замолчал, вдруг испугавшись, что старый вояка его сейчас ударит. Глаза Соутса расширились, а его рука дернулась в поисках звонка. Но в следующее мгновение этот инстинктивный ужас ушел. Кузнецов долго смотрел ему в глаза своими льдистыми зрачками, словно пытаясь заглянуть в самую душу, а затем медленно проговорил:

– Ты либо дурак, либо негодяй!.. В любом случае тебе не место в Высшем Совете!..

После этих слов адмирал шагнул мимо сжавшегося председателя и, не прощаясь, направился к выходу.

Когда дверь за командующим Космофлотом Земного Содружества закрылась, председатель медленно прошел к своему месту за столом, опустился в кресло и на минуту откинулся на спинку, закрыв глаза. Затем, протянув руку к краю столешницы, прикоснулся к сенсору вызова помощника. Через секунду в проеме двери возникла фигура Бранзаса.

Председатель задумчиво посмотрел на своего помощника и глухо проговорил:

– Включите отчет комиссии в повестку дня заседания Высшего Совета на… – последовала короткая пауза, после которой он закончил, – на следующий вторник.

Помощник, не спрашивая, об отчете какой комиссии идет речь, коротко кивнул и осторожно прикрыл за собой дверь.

Председатель Высшего Совета Земного Содружества долго сидел неподвижно, а затем прошептал:

– Ты сам этого хотел…

Резолюция Высшего Совета Земного Содружества

По докладу экспертной комиссии, расследовавшей пропажу (гибель) двух коммерческих космических кораблей, происшедшую во время самостоятельной операции Космофлота.

Заслушав доклад экспертной комиссии, Высший Совет Земного Содружества считает необходимым:

…

6. Признать приказ командующего Космофлотом адмирала Кузнецова, касающийся привлечения коммерческих кораблей к проводимой операции, ошибочным, повлекшим за собой гибель людей и…

…

8. Доказательства присутствия в Солнечной системе внеземных искусственных объектов, враждебных Земле, представленные штабом Космофлота, недостаточны для того, чтобы признать этупроблему действительно существующей и…

11. В связи с вышеизложенным Высший Совет Земного Содружества считает необходимым отстранить адмирала А. Кузнецова от руководства Космофлотом Земного Содружества.

12. Назначить временно исполняющим обязанности командующего Космофлотом Земного Содружества вице-адмирала Космического флота Земного Содружества Г.К.Эльсона.

…

Голосование по данной резолюции:

Участвовало в голосовании 426 членов Совета из 500.

«За» – 216 членов Совета;

«Против» – 210 членов Совета.

Глава 4

Боль была бесконечной и непереносимой. Болела каждая клеточка тела – от ороговевшей кожи на пятках до кончиков отросших, давно не мытых волос. Вихров стиснул зубы и попытался перевернуться со спины на бок, однако это простое движение не сразу ему далось – он вдруг понял, что не знает, как это сделать. Его тело, его мозг, его нервная система забыли самые простые, выполняемые на уровне подсознания, действия. Однако судороги в спине, усиливавшие и без того невыносимые боли, заставили его сначала вспомнить, как человек переворачивается на бок, – вспомнить так, словно он смотрел на это со стороны, а потом попытаться повторить то, что ему удалось вспомнить.

Оказавшись на правом боку, Игорь удивился своей маленькой победе, а затем вдруг почувствовал огромное облегчение. Казалось, и боль стихла, отступила, а может быть, просто затаилась, поджидая момента для новой атаки. Он осторожно двинул глазами из стороны в сторону, боли не было. Тогда, чуть прищурившись, он взглянул на корабельный таймер, вмонтированный в стену. Разглядев значащиеся на нем числа, Вихров… замер! С того момента, как «Одиссей» покинул орбиту голубого гиганта, прошло два с половиной месяца корабельного времени! Два с половиной месяца! Семьдесят шесть суток!!!

А ему казалось, что он лежал в своей каюте всего четыре Дня!!!

Игорь прекрасно помнил, как через два с половиной месяца после старта линкора к красному гиганту, прямо во время своей вахты, он вдруг почувствовал непонятную слабость. Как потом пришло неостановимое головокружение и резкая, толчками боль. Она началась в желудке, а затем быстро растеклась по всему телу. Он помнил, как нуль-навигатор подошел к нему скорчившемуся у своей панели управления, и приказал отправляться в медотсек, а затем, видя, что его третий ассистент не может даже встать на ноги, вызвал врачей в Главный центр управления. Еще он помнил, какими странными глазами смотрел на него Виталий Кокошко, как, вколов ему какое-то снадобье, сразу утишившее боль, первый ассистент главного врача «Одиссея» вдруг приказал ему отправляться в свою каюту и сдавленно пробормотал, что освобождает его от следующей вахты!

Это было невероятно! Этого никогда не бывало в Космофлоте Земли – навигатора освобождали от вахты!!! Это было равносильно списанию с корабля по инвалидности!!!

Но в тот момент он почему-то совершенно не придал этой странной… страшной фразе врача никакого значения! Почему? Почему он спокойно развернулся и ушел из медотсека, не требуя никаких объяснений, не настаивая на проверке его здоровья главным диагностом корабля?

И что было с ним в течение всех этих, пропавших из его сознания, семидесяти пяти суток?

Игорь снова прислушался к себе – боли пока не было, но он вдруг понял, что совсем не чувствует нижней части тела. Его правая рука рванулась к груди, прижалась к солнечному сплетению – вот он… вот оно, его тело, привычная, гладкая теплая кожа! Рука медленно поползла вниз, к животу, к правой ноге… Когда рука добралась до пояса, у него возникло странное раздвоение… чувства – рука по-прежнему ощущала его тело и посылала мозгу сигнал о теплоте и гладкости кожи… А вот тело-живот, нога… не чувствовало руки, не ощущало ее движения по себе!..

Его сознание вдруг запаниковало – оно не понимало, какой орган его обманывает, что, тело или рука, вдруг стало… фантомом?

Уже не думая о возможном болевом шоке, Игорь рывком сбросил с себя одеяло и сел на постели. Стены каюты мгновенно накренились и пошли по кругу со все нарастающей скоростью. Он вскинул руку, словно пытаясь остановить это тошнотворное верчение, и начал заваливаться набок, одновременно сползая с постели на пол. Вторая рука странно скрюченными, какими-то вывернутыми пальцами попыталась ухватиться за постель, но эти непослушные обрубки, нисколько не напоминавшие его пальцы, только беспомощно скользнули по гладкой, шелковисто-скользкой простыне.

Он рухнул на пол каюты и его накрыла темнота бессознания… А затем снова пришла боль!

Виталий Кокошко, после того как Игоря Вихрова унесли из медотсека, присел к рабочему столу и после минутного раздумья набрал код командирского компьютерного блока. Старик, как ни странно, откликнулся сразу, словно ожидал этого вызова.

– Господин нуль-навигатор, мне необходимо с вами переговорить! – жестко проговорил Кокошко, едва лицо командира линкора возникло на экране монитора.

Секунду Старик вглядывался в лицо врача, а затем коротко кивнул:

– Я вас жду!..

Спустя несколько минут первый ассистент главного врача «Одиссея» входил в апартаменты командира линкора.

Нуль-навигатор ожидал его в кабинете, сидя за рабочим столом. Его личный компьютерный блок был выключен и, как заметил Кокошко, обесточен.

Опустившись в стоявшее рядом со столом кресло, Виталий Сергеевич вдруг понял, что не знает, как приступить к разговору. Старик тоже не спешил его начать, так что на минуту в кабинете воцарилось молчание, а затем вдруг врач с некоторым напряжением спросил:

– Командир, может быть, мне этого знать не положено, но не могли бы вы сказать, какое конкретно задание получил «Одиссей»?..

Старик задумчиво потер лоб, а потом столь же неожиданно ответил вопросом на вопрос:

– Я вам отвечу… но сначала вы скажите мне, чем вызван ваш вопрос?..

Кокошко кивнул и, чуть расслабившись, заговорил:

– Я выполнил ваше задание, мне удалось сделать генный анализ еще восьмидесяти шести человек. Во всех восьмидесяти шести случаях имеются отклонения, полностью повторяющие ваши! Я не спешил докладывать результаты своих исследований вам, – чуть торопливо добавил он, уловив вопрос во взгляде командира, – мне хотелось проанализировать как можно больше… э-э-э… людей, но даже с такой выборкой можно утверждать, что на линкоре распространяется странное… заболевание!

– У вас оно тоже есть?.. – осторожно поинтересовался Старик, и Кокошко в ответ только молча кивнул.

– Однако не это заставило вас так настойчиво требовать немедленной встречи со мной…

Кокошко зачем-то посмотрел на свои ладони и, не поднимая глаз, согласился:

– Не это… Только что ко мне привели Игоря Вихрова…

– Да, я сам отправил его к вам.

– …так вот, его состояние… – Кокошко чуть запнулся. – Мне кажется, в организме навигатора-три начались необратимые генные изменения. Именно этим и объясняется его физическое состояние!

– Почему вы так считаете?.. – еще более осторожно, словно ступая по тонкому льду, спросил командир.

Кокошко внимательно взглянул прямо в глаза Старику, и тот вдруг опустил взгляд.

Спустя секунду нуль-навигатор негромко заговорил:

– «Одиссей», Виталий Сергеевич, никакого конкретного задания Земли не выполняет…

– Зачем же… – вскинулся было Кокошко, но Старик остановил его, подняв руку:

– Вы помните наш старт с орбиты Гвендланы? – Кокошко судорожно кивнул. – Так вот, Главный компьютер корабля объявил, что «Одиссей» приступил к выполнению программы «Звездный лабиринт»… Однако Земля не вводила такой программы в компьютер корабля!..

– Но тогда кем же она была введена?.. – потрясенно прошептал врач.

Старик потер лоб задрожавшими пальцами.

– Игорь… Капитан Вихров… сообщил мне, что ее ввел в компьютер… один из полных суперов Гвендланы! – Нуль-навигатор быстро взглянул на Кокошко и спросил: – Виталий Сергеевич, вы помните еще того мальчика, которого Вихров поднял с Гвендланы на «Счастливый случай»?

– Вы хотите сказать, что этот мальчик?.. – прошептал Кокошко, но Старик отрицательно покачал головой:

– Это был его более старший товарищ… профессор Отто Капп!..

– Да-да… Я припоминаю!.. – снова прошептал Кокошко, а затем громко спросил: – Но каким образом этот… э-э-э… профессор смог добраться до Главного компьютера линкора?

– К сожалению, должен признать, это была моя оплошность. Капитан Вихров был последним, кто опускался на Гвендлану…

– Да, я помню… – поспешно проговорил Кокошко, – мы еще обсуждали полученную им… э-э-э… странную информацию!

Старик вдруг улыбнулся:

– Вы тогда еще согласились, что на Гвендлане добились Успеха в… совершенствовании человека! – Улыбка на губах нуль-навигатора увяла, и он как-то очень устало закончил: – Так вот, программа «Звездный лабиринт» была «подсажена» Вихрову в записывающее устройство его скафандра во время этого последнего разговора с этим… профессором. Теперь эксперимент по созданию Homo Super продолжен… Продолжен на нас. Отто Капп еще раз связался с Вихровым уже здесь, на корабле, и сообщил ему, что «Одиссей» направлен им по маршруту, который обеспечит преобразование большинства людей на линкоре в… полных суперов. Это и есть содержание программы «Звездный лабиринт».

– И-и-и… – растерянно прошептал врач, – не было никакой возможности…

Он не договорил, потому что командир, поняв его вопрос, отрицательно покачал головой.

– Так что же нам теперь делать?..

– Не знаю!.. – просто ответил Старик. – Зато я знаю, чего нам не надо делать!..

– Чего?.. – машинально переспросил Кокошко.

– Нам не стоит оповещать о происшедшем команду и Звездный десант. Эта информация, если ее распространить среди наших людей, может спровоцировать такой взрыв, что…

Командир недоговорил, но врач его хорошо понял.

– Но рано или поздно люди все равно поймут, что на корабле происходит нечто… э-э-э… странное!

– Они поймут, что на корабле свирепствует какая-то непонятная эпидемия, но вряд ли догадаются, какая именно… До самого конца!..

Они немного помолчали, а затем Кокошко медленно проговорил:

– Значит… молчать?..

– И продолжать ваши исследования… Возможно, если вы поймете, что и как происходит с Вихровым… Он ведь первый?.. Вы сможете выработать какой-нибудь метод… ну… остановить, что ли, развитие этих преобразований!..

– Я попробую… – после короткой паузы согласился Кокошко, – но не знаю, правда, что у меня получится. Я ведь тоже… заражен, и когда наступит… преобразование, никому не известно. А в состоянии, подобном тому, в котором находится Вихров, не до исследований!..

– Значит, надо работать, пока сможете, а там…

И снова нуль-навигатор недоговорил. Да и договаривать было нечего – оба понимали, что «а там» от них ничего уже зависеть не будет!

Первый ассистент поднялся из кресла и неловко кивнул командиру линкора:

– Я пойду к себе…

– Да, конечно, ступайте… – согласился Старик и тоже встал из-за стола.

И тут Кокошко снова посмотрел на командира и с тревогой в голосе проговорил:

– Но как же вы будете управлять кораблем, если и вам… и вас всех свалит этот…

Нуль-навигатор чуть пожал плечами и задумчиво ответил:

– Линкор движется в обычном пространстве и время его полета до следующего объекта составляет около полутора лет. Полет проходит в автоматическом режиме, так что даже если в Главном центре управления никого не будет, компьютер сам справится с навигацией. Ну а через полтора года, я надеюсь, все как-то… определится!..

Первый ассистент главного врача «Одиссея» вышел от командира линкора в глубокой задумчивости. Ведь он был одним из немногих, да какой там «немногих» – одним из всего нескольких людей, прекрасно представлявших себе, что такое Homo Super. Именно он проводил больше всего времени с маленьким потенциальным полным супером, поднятым Вихровым с Гвендланы на обездвиженный «Счастливый случай», он досконально изучил его совершенно невероятный организм и прекрасно представлял себе, насколько будет изменена сама суть человека, если он начнет и… закончит подобное преобразование! Вот только остановить это преобразование он не мог, хотя и обещал командиру попробовать! Разве что попытаться хоть немного уменьшить муки, утишить боль. И заниматься этим он способен был только до тех пор, пока сам будет на ногах!

А Старик, проводив Кокошко, вернулся за письменный стол, уселся в кресло и, подперев голову руками, задумался.

Только что он сам признал свою вину в том, что случилось с его кораблем, с вверенными ему людьми. Именно он, его просчет, его недосмотр позволили проникнуть на линкор этой… заразе! За все время операции на проклятой планете Гвендлана он самым тщательным образом следил за тем, чтобы на «Одиссей» никоим образом не попало хотя бы кванта модулированного излучения. И в самом конце, когда уже практически все было кончено, просмотрел такую возможность! Теперь за эту его оплошность будут отвечать все находящиеся на корабле люди!.. Все полторы тысячи человек!!!

Осознание этой вины, признание ее перед самим собой легло на нуль-навигатора неимоверной тяжестью! И тяжесть эта была тем более непереносима, что он понимал – исправить или хотя бы смягчить последствия этого его промаха невозможно!

С некоторым усилием ему удалось заставить себя думать о другом:

«Хорошо бы знать, как долго будет проходить этот процесс… превращения. Понятно, почему он начался в первую очередь у Вихрова – он чаще других опускался на Гвендлану, он контактировал с Homo Super и другими… мутантами, и потом, он молод, его организм, возможно, более расположен к генным изменениям, более… «гибок»! Но тогда следующими должны быть десантники, ходившие с Вихровым в разведку на эту сумасшедшую планету!.. Бабичев, Строй… Надо будет сориентировать Кокошко прежде всего именно на этих людей! Хотя, исходя из моих рассуждений, ко мне эта дрянь должна была прицепиться в самую последнюю очередь, а я тем не менее чуть ли не первым почувствовал ее симптомы! Или здесь тоже сыграл свою роль возраст?..»

Старик тяжело поднялся из кресла и сразу же ощутил толчок боли в области солнечного сплетения. Он покачал головой и, неспешно ступая, направился в спальню – надо было попробовать хоть немного отдохнуть… поспать, если удастся…

На этот раз сознание возвращалось к Игорю постепенно. Сначала в его истерзанном болью, погруженном во мрак бессознания мозгу забрезжил размытый голубовато-серый свет. Он становился все более ярким, наливался синевой, похожей на синеву ясного земного неба. Потом вдруг оказалось, что это совсем не небо, а какая-то странная пленка, которая стала вдруг медленно вспухать ленивыми белесыми пузырьками. Их было много, этих пузырьков, как на дне кастрюли, наполненной водой и поставленной на огонь. Казалось, вот-вот – и эти пузырьки начнут отрываться от поверхности пленки и возноситься… Вот только возноситься им было некуда!

Постепенно один из пузырьков в самом центре видимого пространства начал увеличиваться, становиться все больше и больше, неторопливо, но упорно проглатывая своих соседей и словно бы наполняясь их силой, их ростом. Вот он стал величиной с горошину, затем с яйцо, и вдруг Игорь понял, что сейчас он лопнет. Капитан невольно попытался прижмурить глаза, и только тогда понял, что они у него… закрыты.

«Ну, значит, мне ничего не грозит!..» – довольно подумал он, и в этот момент пузырь лопнул. Вот только лопнул он как-то странно – по его середине прозмеилась крестообразная трещинка, а потом оболочка пузыря прорваласьпо этой трещине и разошлась, развернулась начетверо, наподобие цветочных лепестков.

А внутри пузыря оказалось… человеческое… мальчишеское лицо. Вихров знал этого мальчишку, видел его совсем недавно, но память отказывалась подсказать ему, где и когда. Большие грустные глаза на узком, худощавом, странно неподвижном детском лице внимательно вглядывались в лицо Игоря, в его закрытые глаза, словно пытаясь что-то понять, что-то уяснить для себя. А по сторонам от этого неподвижного внимательного лица все так же пузырилась ярко-голубая поверхность, и другие пузырьки так же начали лопаться и так же разворачивались начетверо лепестками их оболочки… Но эти пузырьки были слишком малы, чтобы внутри них можно было разобрать лица! Они только отвлекали Игоря от главного – от строгого неподвижного мальчишеского лика.

Вихров постарался сосредоточиться на этом центральном лице, и это ему неожиданно легко удалось. И тогда лицо чуть Дрогнуло, словно догадавшись о сосредоточенности капитана, Узкие губы чуть разошлись, приоткрыв блеснувшие зубы, и Игорь услышал Голос:

– Открой глаза…

Губы мальчишки не шевелились, однако Голос был слышен совершенно отчетливо, слова произносились четко и спокойно:

– Открой глаза!..

«Как же я могу открыть глаза, – с легкой паникой подумал Игорь, – ведь тогда… ты пропадешь! Ведь открытые глаза увидят совсем другое!..»

– Открой глаза! – еще настойчивее произнес Голос, и Вихров решил послушаться его. Нерешительно, все еще сомневаясь, он поднял руку и положил ладонь на закрытые веки, словно собирался приподнять их пальцами. Ладонь оказалась неожиданно жесткой, даже шершавой, и странно холодной. А вот веки были необычайно горячи. Игорь сдвинул ладонь на пылающий жаром лоб и медленно открыл глаза.

Нет, мальчишечье лицо не исчезло, но сквозь него, сквозь пузырящуюся, чуть побледневшую голубизну, проступили знакомые стены его крошечной каютки… И были они странного багрового цвета… Нет, от них исходил странный багровый свет. Стены излучали, и открытые глаза Игоря видели это излучение!

– А теперь попробуй встать! – все тем же спокойным, уверенным тоном приказал Голос.

«Зачем? – в полной панике подумал Игорь. – Зачем мне вставать?! Мне не надо вставать – сразу вернется боль, и я снова окажусь на полу!»

– А теперь попробуй встать! – повторил Голос и добавил: – Ты должен найти!

«Нет!!! Я не могу встать!!! – снова метнулась паническая мысль, и тут же, оттесняя ее, возникла другая, спокойная… любопытная: – Что я должен найти?..»

– Ты должен найти Это и взять в руку! – пояснил Голос. – Ты взял Это у меня и унес с собой!!

И снова из глубины подсознания, словно чертик из преисподней, выскочил ужас:

«Кто ты? Что я у тебя мог взять, когда я не знаю, кто ты?! И какое право ты имеешь приказывать мне? Кто ты? Кто ты? Кто ты?»

Мысль его заметалась по кругу, словно ища выход из разума, но сам Игорь вдруг понял, что ее нельзя выпускать… ее нельзя терять! Наоборот, ее нужно обдумывать, осознавать, постепенно раскрывать… вспоминать! Чтобы она получила наконец ответ! Ведь если вспомнить, кто он, кто есть этот мальчишка с неподвижным лицом и спокойным Голосом, то сразу же станет ясно, что именно надо найти! Но… зачем Это надо найти?

И снова прозвучал Голос:

– А теперь попробуй встать!

«И найти Это!» – добавил про себя Игорь и медленно опустил руки вдоль тела. Затем, тщательно сосредоточившись (как ему хотелось закрыть глаза, но он не стал этого делать), Игорь провел ладонями по простыне. Прикосновение к полотну было очень неприятным – по сравнению с его гладкостью и мягкостью его ладони казались заскорузлыми. И все-таки Игорь заставил себя ухватиться за эту невероятно скользкую ткань. Поймать ее пальцами удалось только с третьей попытки, но зато теперь он получил необходимую опору. Медленно напрягая руки, он смог приподнять свое плохо сгибающееся тело и, подав, сколько смог, голову вперед, сесть наконец на кровати.

Теперь его глаза видели то, что когда-то было его ногами, – два очень толстых и длинных… обрубка, покрытых светло-серой кожей и лишенных ступней! Но почему-то это зрелище его не слишком расстроило, все его внимание, все его силы были сосредоточены на одной-единственной задаче – найти Это! Игорь еще не знал, что Это такое, но ему казалось, он сразу же узнает Это… как только увидит!

Теперь надо было спустить ноги с кровати, но в этот момент он вдруг понял, что не владеет ими. Нет, они не онемели, он чувствовал их точно так же, как тогда, когда они были самыми обычными человеческими ногами, но они не подчинялись его мозгу, словно нервная система, ответственная за передачу импульса от его мозга к его нижним конечностям… не умерла, нет, а… разорвана!

Игорь хмыкнул, на секунду растерявшись, но страха, беспомощности, паники он не испытывал. Почти сразу же он сообразил, что может спустить ноги… руками. Он разжал пальцы, выпуская противно скользкое полотно простыни, и протянул руки к своим коленям… вернее, к тому месту своего тела, которое ощущал как колени.

И замер!..

В прозрачном багровом мареве, окутывавшем все пространство каюты, он увидел свои руки – две толстые, плавно изгибающиеся конечности, не имевшие привычных человеческих суставов, покрытые бледно-зеленой чешуйчатой кожей и оканчивавшиеся тремя короткими отростками, совершенно непохожими на человеческие пальцы!!!

Несколько секунд он рассматривал эти странные… страшные… щупальца, а затем закрыл глаза… Его разум, его мозг, все его чувства говорили ему, что руки его на месте – обычные человеческие руки, с локтевыми и запястными суставами с пятью пальцами на каждой, покрытые мягкой, светлой, чуть розоватой кожей с едва заметными волосками на предплечьях!

Игорь снова открыл глаза и снова увидел нечто напоминающее щупальца спрута, покрытые чешуей!

Он пошевелил пальцами, и отростки на конце щупальцев конвульсивно задвигались, словно пытаясь что-то нащупать. Он сжал ладонь в кулак, и отростки мгновенно свернулись в тугой, скользкий внутри комок!

Игорь сфокусировал взгляд на маячившем перед ним в багровом мареве мальчишеском лице, желая спросить у своего… видения, что же теперь ему делать, и в то же мгновение снова услышал Голос:

– А теперь попробуй встать!.. Встать!

И Голос придал ему сил. Игорь снова протянул руки вперед, к своим коленям. Он не обращал внимания на то, что видел, на то, что ему показывали его открытые глаза. Он действовал так, словно его руки, его ноги, его чувства были по-прежнему вполне человеческими, и только глаза лгали, сбивали его с толку, мешали встать!

Игорь сомкнул пальцы рук на правой ноге, над коленом – короткие отростки протянувшихся вперед щупалец попытались обхватить невероятно толстую «ногу», и это им почти удалось, вот только его новые «пальцы» были коротковаты для такого толстого «колена» и все время соскакивали с него. Тогда Вихров вцепился пальцами в скользкую, прохладную кожу «ноги» и увидел, как короткие толстые отростки прихватили кожу, смяв ее в плоскую складку. Боли он по-прежнему не чувствовал, хотя такая операция по всем законам человеческой биологии должна была быть достаточно болезненной. Почувствовав, что его хват прочен, он попробовал рывком поддернуть «ногу» вверх, чтобы затем сбросить ее с кровати, и увидел, как конвульсивно дернувшиеся вверх щупальца растягивают зажатую отростками кожу. Через мгновение сопротивление светло-серой, похожей на мышиную шкурку кожи было преодолено, и его руки… его щупальца взвились вверх с зажатыми в пальцах… в отростках… обрывками, кожи. А на «ноге» появилась скальпированная рана с рваными, растрепанными краями, покрытая зеленоватой, плесневелой сукровицей.

Несколько секунд Игорь тупо рассматривал то, что когда-то было его ногой. Он не испытывал никаких чувств, кроме легкого удивления, вызванного полным отсутствием крови.

Затем он снова сфокусировал свой взгляд на строгом мальчишеском лице и огорченно подумал:

«Я не могу выполнить твою просьбу… Я не могу встать… Может быть, можно попробовать найти Это, не вылезая из кровати?..»

Но мальчик смотрел мимо, и на его лице не было ни огорчения, ни недовольства, ни разочарования. Он словно забыл о существовании капитана, он словно задумался о чем-то своем… А может быть, его уже не было рядом с бредившим офицером-космолетчиком… вернее, с тем, кто совсем недавно был офицером-космолетчиком… Может быть, он уже ушел по каким-то другим, не менее важным делам, и только его изображение, его безжизненный фантом оставался рядом.

Вихров снова закрыл глаза и почувствовал, как возвращается его боль. На сей раз она кралась из… головы, из… Мозга!

Он бессильно расслабился, и его тело мягко, безвольно откинулось на скользкую холодную простыню, в темное холодное беспамятство…

Виталий Кокошко сдержал данное командиру слово – он никому не рассказал о том, что узнал от Старика. И уход за впавшим в беспамятство капитаном Вихровым он взял на себя, не допуская в каюту третьего ассистента нуль-навигатора ни его сослуживцев, ни других медиков линкора. Впрочем, весь его уход свелся к инъекциям обезболивающих препаратов и внутривенному питанию – как лечить капитана, не знал ни первый ассистент главного врача «Одиссея», никто другой на борту звездолета. Кокошко не стал переводить Игоря в корабельный стационар, мотивируя свое решение тем, что заболевание Вихрова пока не диагностировано и изоляция в личной каюте позволит в случае инопланетной инфекции надежно ее локализовать. Кроме того, вместо обычной амбулаторной карты Виталий Сергеевич начал вести дневник наблюдений.

Три недели состояние его пациента оставалось стабильно тяжелым, он не приходил в сознание, лежал совершенно неподвижно, не реагировал ни на какие раздражители. Электронный микроскоп показывал, что процесс деления клеток в организме капитана проходит необычно, что последовательность нуклеотидов в ДНК не только меняется – сами ДНК увеличиваются, их деление замедляется… Но никакой закономерности, последовательности в этих изменениях Кокошко пока что не находил.

Виталий Сергеевич проводил в каюте своего пациента все свое время, кроме того, которое он отпускал себе на сон, а во время отсутствия врача за состоянием Вихрова следила медицинская автоматика.

В конце четвертой недели своего бдения у постели Игоря врач впервые заметил изменение в строении его тела – кожа на пятках ороговела, превратившись в некое подобие чрезвычайно твердого панциря, и это ороговение стало медленно расползаться по обеим ногам, захватывая ступни и поднимаясь к коленям. Однако этот процесс закончился так же неожиданно, как и начался, – через десять дней после его начала кожа на ногах Вихрова вернулась в свое нормальное состояние.

Но еще через четыре дня, явившись в каюту своего подопечного рано утром, Кокошко нашел на полу жуткое существо, ничем не напоминавшее человека. Огромная круглая голова этого существа была полностью лишена растительности и ушей, от сморщившегося лица остались лишь глаза, прикрытые похожими на роговые пластинки веками, да узкая безгубая прорезь рта. Сама голова буквально провалилась в грудную клетку – шея отсутствовала полностью. Руки вытянулись, утолщились, лишились суставов и покрылись зеленоватой чешуей, такой же чешуей покрылся и весь торс, зато от пояса и ниже тело было покрыто светло-серой, похожей на мышиную шкурку кожей, а толстые, похожие на заплесневелые бревна ноги не имели ступней.

Существо, дышавшее удивительно тяжело, с громкими всхлипами, было без сознания. Кокошко стоило больших трудов снова уложить изуродованное тело капитана на кровать, после чего он присел к прикроватному столику и сделал очередную запись в своем дневнике.

Более двух месяцев превратившийся в монстра навигатор-три провел в постели без сознания, хотя порой Кокошко догадывался, что это чудище в его отсутствие предпринимает попытки встать с постели или изменить позу. Однако ни разу первому ассистенту главного врача не удалось застать монстра бодрствующим.

А спустя два месяца безобразная малоподвижная туша вдруг снова начала меняться! Буквально в две недели к ней вернулись очертания нормального человеческого тела, вот только возрождающийся человек был абсолютно не похож на капитана Игоря Вихрова!

Впрочем, врач скоро убедился, что это… существо, столь похожее на человека, практически не имеет постоянного облика! Однажды Кокошко в течение часа наблюдал, как изменялось его лицо – менял свою форму нос, полнели, а затем утончались губы, выдавались скулы, менялся цвет волос, оттопыривались или прижимались к черепу уши. На миг у врача создалось впечатление, что он наблюдает работу некоего невидимого скульптора, ищущего наиболее точное решение задуманного им образа! Постепенно к капитану все больше возвращался его прежний облик, процесс внешних изменений вроде бы прекратился, хотя лицо Вихрова выглядело несколько иначе, чем прежде…

К этому времени на корабле появилось еще несколько «заболевших».

Спустя три месяца с момента изоляции Игоря та же «инфекция» настигла четвертого ассистента командира младшего лейтенанта Владимира Ежова. Его положили в соседней с вихровской каюте, отселив оттуда одного из офицеров связи. Еще через две недели слегли восемнадцать десантников – Бабичев, Строй, все, кто спускался с Вихровым на Гвендлану, а еще через три недели – пятеро специалистов-астробиологов, включая главного биолога корабля Мэтью Ирвинга, входивших в группу, изучавшую мальчишку, потенциального полного супера, поднятого Игорем с Гвендланы на «Счастливый случай».

Естественно, что теперь Виталий Сергеевич не мог один справиться с таким количеством пациентов, и ему пришлось привлечь помощников из состава медицинского корпуса Звездного десанта. Трое врачей десантников приняли на себя уход за своими товарищами по Звездному десанту, следуя весьма точным указаниям первого ассистента главного врача линкора. Восемь суток все было достаточно спокойно, а затем один из этих врачей связался с Кокошко и попросил его срочно прибыть в офицерскую кают-компанию, выделенную под госпиталь для заболевших десантников. В общем-то Кокошко знал, что ему предстоит увидеть, но никак не ожидал, что изменения в строении тел десантников будут столь серьезны и столь… разнообразны. Фактически все восемнадцать человек превратились в восемнадцать совершенно разных существ. В то же время все они были живы и все не подавали признаков сознания.

Именно тогда по линкору пополз слух о некоей неведомой заразе, занесенной на корабль с проклятой планеты!

И снова его сознание проклюнулось сквозь боль, беспамятство, небытие… И снова Игорь вдруг осознал, что все еще жив, что все еще ощущает себя… человеком. Однако почти сразу же его память, словно вызванный автоматически файл, выбросила картинку, на которой самым странным образом извивалось трехпалое щупальце, бывшее его рукой. Игорь напрягся от предощущения темного, бессмысленного ужаса, и тут же сработала подсознательная психологическая защита, подкидывая простейшее и нужнейшее сейчас объяснение: «Бред… безумие!»

«Если это безумие, – родилась в голове провокационная мысль, – то тебе просто надо открыть глаза и убедиться, что оно прошло!»

«И открою!» – сказал сам себе Вихров.

Однако, прежде чем осуществить принятое решение, он внимательно прислушался к собственным ощущениям. Судя по всему, сейчас его организм должен был быть в полном порядке! Боли не чувствовалось ни в одной точке тела, более того, он ощущал себя необычайно свежим, отдохнувшим, голова была ясной, готовой четко реагировать на любые, самые неожиданные задачи и… загадки. Игорь глубоко вдохнул и почувствовал, как вздымается его грудь, как чувствует этот вдох его тело… Хотя на одно-единственное странное мгновение ему вдруг подумалось, что вдох этот вовсе ему и не нужен, что он вообще может обойтись без воздуха! Тем не менее, не обращая внимания на это фантомное ощущение, он рывком сел на постели и открыл наконец глаза.

Каюту слабо освещал тусклый синий свет ночника, однако это «ночное» освещение показалось ему необыкновенно ярким, позволяющим рассмотреть буквально любую, самую мелкую Деталь интерьера. Впрочем, Вихров не стал осматривать свою каюту, гораздо больше его интересовало его собственное тело.

Игорь опустил глаза на свои, чувствующиеся совершенно обычными, ноги и увидел… свои совершенно обычные ноги – светлая кожа, покрытая светлыми же редкими волосками, самые обычные колени. Он пошевелил пальцами ног, которые прекрасно чувствовал и отлично видел. С ногами все было в полном порядке. Игорь вытянул вперед руки и убедился, что руки его также самые обычные человеческие, мужские…

«Бред и безумие!..» – снова с гораздо большей уверенностью подумал Вихров и встал на ноги. Чуть постояв, убедившись, что вполне владеет своим телом, он шагнул к легкой переборке, отделяющей каюту от туалета, и отодвинул ее в сторону. В туалетной нише мгновенно вспыхнул свет… Игорь шагнул внутрь и взглянул в небольшое полиольстальное зеркало, укрепленное на стене.

Из глубины полированного металлопластика на него смотрело совершенно незнакомое лицо!

На мгновение у Вихрова мелькнула мысль: «Может быть, я просто забыл, как выгляжу?! Забыл собственное лицо?!»

И тут же он растерянно осознал, что действительно не помнит собственного лица. Однако то, что он видел в зеркале, не могло быть его изображением. Ну… например, он точно помнил, что глаза у него были зеленовато-карие, причем зеленоватый оттенок был достаточно ярок. А теперь?.. Из зеркала на него с пристальным прищуром таращились странные ярко-бирюзовые глазищи…

В этот момент он вдруг услышал за дверью своей каюты приближающиеся шаги. Подходили двое и, как сразу же определил Игорь, направлялись они именно к нему!

Он не стал объяснять сам себе, откуда в нем такая непоколебимая уверенность, вместо этого, сделав быстрый шаг назад, он задернул штору туалетной ниши и коротким броском занял свое место в кровати. Прикрыв глаза, он замер, легким усилием заставив собственное сердце биться спокойно, размеренно.

Спустя мгновение шаги замерли перед его дверью и сразу же раздался короткий щелчок электронного замка.

Дверь распахнулась, и… Игорь вдруг понял, что он отлично видит сквозь закрытые веки!

В каюту вошли двое. В первом Вихров сразу же узнал Виталия Кокошко, первого ассистента главного врача «Одиссея». Сопровождал его молодой совсем парень с нашивками медицинской службы на рукаве комбинезона.

Кокошко подошел к изголовью кровати и пробежал пальцами по панели небольшого прибора, прикрепленного к переборке прямо над головой Игоря. Прибор пару раз сухо щелкнул и из него медленно выполз небольшой кусок писчего пластика. Виталий Сергеевич с минуту изучал информацию, выданную прибором, а затем протянул своему спутнику и начал тихо ему объяснять:

– Капитан Игорь Вихров, третий ассистент нуль-навигатора. Он первый из пострадавших от этой эпидемии. Находится в бессознательном состоянии уже сто тридцать шесть дней. Я специально пригласил вас сюда, чтобы вы убедились, что он не потерял человеческого облика, хотя, надо признать, его внешность серьезно изменилась! Но, как видите, и диагностика подтверждает, что его организм вполне… э-э-э… человеческий, и все его функции и отправления находятся почти в норме.

Спутник Кокошко поднял взгляд от изучаемой им записки и возразил, хотя и с явной долей уважения:

– Вы, Виталий Сергеевич, считаете, что эти вот… – он тряхнул листочком, зажатым в руке, – …данные – нормальная человеческая диагностика? Вы считаете, что температура тела сорок три и четыре нормальна? А состав крови? Неужели вы будете утверждать, что такой состав нормален для человека? Посмотрите на ритмы работы сердца!.. – Молодой врач явно не мог сдержать нарастающего волнения и перешел почти на крик. – Вы что, не видите, что работа его сердца за последние сутки нарушалась трижды? Посмотрите, вот и вот! – Он ткнул пальцем в короткие строчки на листке. – Получается, что почти четыре часа его сердце вообще не билось!!!

Кокошко предостерегающе поднял руку, и его молодой спутник, бросив испуганный взгляд на Вихрова, смолк.

Виталий Сергеевич устало потер виски и снова тихо заговорил:

– В то время, на которое вы указываете, я как раз был здесь. Можете мне поверить, больной находился в совершенно нормальном состоянии, дышал довольно спокойно, хоть и не глубоко, никаких конвульсий, никаких болевых ощущений, даже автоматика реанимации не сработала…

От изумления у молодого врача округлились глаза и приоткрылись губы:

– Как не сработала? Он же умирал… умер!..

– Как видите, нет, – пожал плечами Кокошко. – Не умер и не собирается умирать!

Он немного помолчал, а затем все так же тихо, но с большей проникновенностью произнес:

– Поймите, Вадим, мы столкнулись с совершено неизвестным заболеванием!.. Мы пока что не знаем даже, каким образом оно распространяется и распространяется ли вообще – ведь среди заболевших только те, кто спускался на Гвендлану или контактировал с гвендландцами. Да и из числа таких… контактеров заболели не все, ваш покорный слуга, как вы знаете, тоже имел контакты с тем… мальчишкой! Не торопитесь делать выводы на базе своего прошлого опыта, не лишайте человека права… оставаться человеком!.. Ведь мы даже не можем сказать уверенно, что это действительно… заболевание!..

– Но, Виталий Сергеевич, – перебил Кокошко молодой врач, – вы же видели, во что превращаются… превратились заболевшие десантники! Разве их можно назвать людьми? Вы видели Строя? Вы видели Набса и Когана? Вы видели всех этих… монстров?

Кокошко посмотрел на Вадима долгим печальным взглядом, а затем неожиданно спросил:

– А вы уверены, что это их… превращение… закончено?..

И снова на лице молодого врача появилось удивление.

– То есть… – он говорил медленно, словно бы подбирая точные слова, – вы думаете, что… оно… это превращение может быть… обратимо?.. Что эти ребята… снова…

– Я наблюдаю Вихрова с самого начала его… болезни, – мягко перебил его Кокошко. – Кроме того, под моим наблюдением находятся навигатор-четыре Ежов, главный биолог корабля Кларенс и пятеро астробиологов, они заболели следом за Вихровым. Так что я имею достаточно большую базу наблюдений течения этого странного заболевания и могу сделать кое-какие обобщения. И вот что получается. Начинается это… заболевание острым болевым шоком, в результате которого заболевший впадает в бессознательное состояние, которое продолжается от двух до трех с половиной месяцев. Я назвал этот период фазой Релаксации. Затем тело заболевшего, весь его | организм начинает претерпевать очень серьезные изменения, превращаясь, как вы правильно заметили, в… монстра. Ничего человеческого у этого тела не остается, и именно в этой фазе – фазе Монстра – сейчас находятся ваши пациенты. Длительность этой фазы составляет два – два с половиной месяца. Правда, в случае с вашими подопечными этот срок может существенно измениться – впервые это заболевание переносит группа людей, находящихся в одном помещении, и это может повлиять на его течение. Затем наступает период, который я назвал фазой Клоуна. В течение трех-четырех месяцев тело заболевшего возвращается к человеческим формам и кондициям, однако его внешний вид сильно отличается от привычной внешности заболевшего человека. Знаете, в этот период внешность пациента меняется с непостижимой быстротой. Однако это уже – человек. В фазе Клоуна в настоящее время находится только Вихров – он у нас, как вы сами понимаете, первопроходец. Я думаю, что это, вполне возможно, последний период заболевания, что больше никаких… внешних изменений наблюдаться не будет.

– Значит, мои десантники снова станут похожими на людей?.. – с надеждой прошептал молодой врач.

– Я вполне это допускаю… – подтвердил Кокошко, – а потому прошу вас поменьше говорить о… монстрах и… звездном проклятии…

– Но это не я!.. – быстро возразил его спутник. – Я никогда!..

– И другим не позволяйте, – чуть жестче добавил первый ассистент главного врача линкора, – еще неизвестно, во что превратимся мы сами через некоторое время!

– Вы думаете, что и мы?.. – враз севшим голосом переспросил Вадим.

– Я вполне это допускаю!.. – повторил Кокошко.

– Так что же делать?.. – совсем растерявшись, спросил молодой врач.

– Работать, – пожал плечами Кокошко, – вам повезло, Редкий полет линкора Космофлота дает такую возможность работать… Такую необычайно интересную возможность! Используйте ее!..

Вадим кивнул, посмотрел на неподвижно лежавшего Вихрова и тихо пробормотал:

– Я… пойду… Меня ждут мои пациенты…

Кокошко ответил молчаливым кивком, и молодой врач быстро покинул каюту. А Виталий Сергеевич, усевшись на небольшую скамеечку, принесенную, похоже, им самим, снова взял в руки отчет мобильного диагноста и погрузился в его изучение.

Когда врач наконец покинул каюту Вихрова – его ждали еще пятеро пациентов, лежавших в соседних каютах, – Игорь снова поднялся с кровати и, шагнув в туалетную нишу, снова припал к зеркалу.

Он долго рассматривал свое такое незнакомое лицо, и вдруг ему нестерпимо захотелось вернуть себе свой привычный облик! Вот только он никак не мог его вспомнить!

Самое поразительное, что внешность матери, Старика, Сергея Бабичева, Леночки, десятков, сотен других людей помнилась ему во всех деталях, а вот своего собственного лица он не мог вспомнить! Ему вдруг подумалось, что это просто одно из свойств человеческой психики – не знать самого себя! Не помнить своего облика! Но он тут же отверг эту мысль – она словно бы отрезала ему путь к самому себе!

«Ну вот, хотя бы глаза! – мысленно воскликнул он. – Я же отлично помню их цвет! Сколько раз я видел их в этом самом зеркале!»

И вдруг, как будто услышав его нервное восклицание, его глаза послушно поблекли, потеряли свой интенсивный, ярко-бирюзовый цвет. Некоторое время радужная оболочка глаз словно пребывала в раздумье, а затем наполнилась тускловатым желто-зеленым, каким-то неустоявшимся оттенком. Вместе с этим изменением радужки его нос заметно удлинился, а истончившийся кончик опустился чуть ли не к самым губам, ставшим пухлыми и ярко-красными…

Игорь вскинул руки и закрыл ладонями свое чужое, текучее, неуловимое лицо!

И снова сработала подсознательная психологическая защита:

«Я потерял лицо, но я все-таки человек!.. А на палубе Звездного десанта твои друзья превратились в… монстров… в нелюдей!»

И почти сразу же он почувствовал, что на его груди что-то зашевелилось. Вихров опустил ладони и посмотрел вниз. Из груди, прямо под правым соском торчала… ладонь. Еще не до конца сформированная, она начиналась запястьем, и пальцы, лишенные ногтей, шевелились, щекоча кожу на груди, словно короткие безглазые змеи…

С минуту он тупо наблюдал за этим бессмысленным шевелением, а затем в его мозгу яркой, жгучей вспышкой взорвалось отчаяние:

«Нет!!! Это все бред и безумие!!! Это все мне кажется, мнится в бессознании!!! Я – человек!!! Я – homo sapiens! Я – мужчина, мне двадцать девять лет, я – звездолетчик, я – капитан Космофлота Земли, третий ассистент командира корабля!!!»

Он снова прижал ладони к закрытым глазам и сквозь свои крепко зажмуренные веки, стиснутые ладони увидел в зеркале наложившееся на его отражение мальчишеское лицо с большими грустными глазами. Мальчишка покачал головой и громко сказал:

– Нет! Ты потенциальный полный супер, не желающий начинать подготовку! Я же просил тебя найти Это!..

Вихров резко отбросил ладони от лица и впился взглядом в полированный металлопластик… Нет! Никакого мальчишеского лица там не было, но вот свое обещание найти… Это он вспомнил! Как и то, что дал это обещание тому самому мальчишке, которого он только что увидел! Вот только… когда было дано это обещание?

Игорь чувствовал, как на него снова накатывает муть бессознания или… безумия, но усилием воли он отталкивал ее, выныривал из нее, боролся с ней! Он вдруг понял, что необычайно важно именно сейчас найти Это! Но что такое – Это?

Игорь вцепился дрожащими пальцами в рамку зеркала и, нащупав в ее нижней части небольшую выемку, потянул зеркало на себя. Оно откинулось, открывая внутренность небольшого шкафчика. Кроме тубы бритвенного крема, упаковки зубной нити и крошечного пинцета, неизвестно как попавшего на полку, в шкафчике ничего не было.

Игорь вышел из ниши и оглядел каюту – куда он мог спрятать Это?! Небольшой прикроватный столик был пуст. Вихров выдернул из-под столешницы выдвижной ящик, и тот с грохотом упал на пол. Ящик тоже был пуст! Капитан перевел взгляд на стенной шкаф. Едва раскрыв дверки, он сразу же увидел свой парадный комбинезон, который надевался только для посещения Земли… И тут он вспомнил!

Протянув дрогнувшую руку, Игорь дотронулся до правого кармана комбинезона и сразу же ощутил жесткую округлость небольшого бублика. Через секунду на его ладони лежал маленький синий тор.

С минуту Вихров рассматривал небольшую, но довольно увесистую игрушку, а затем неразборчиво пробормотал:

– Преобразование шестого уровня…

А затем еще более неразборчиво добавил:

– Потенциальный полный супер четвертого года подготовки… Титано-вольфрамовый сплав…

Он было опустился на кровать, но тут же встал и, аккуратно уложив синий бублик на столик, подошел к двери. Та была заперта… снаружи! Внутренняя идентификационная пластина никак не реагировала на прикосновение его ладони.

«Значит, замок перенастроили после того, как я отрубился!» – впервые за все это время довольно спокойно подумал капитан.

Однако сейчас ему было остро необходимо обеспечить себе защиту от неожиданного вторжения. Он, едва касаясь, погладил пластину кончиками пальцев и вдруг почувствовал словно бы некую шероховатость. Раньше он никогда такого не замечал, скорее наоборот – иногда удивлялся идеальной полировке этой пластины. А теперь ему показалось, что за кожу на кончиках пальцев цепляются крошечные заусенцы намагниченного металлопластика.

Игорь хмыкнул и еще раз огладил пластину – несомненно, он чувствовал заусенцы! Прикрыв глаза, он сосредоточился на своих ощущениях, на ощущениях кончиков своих пальцев, вернее, одного указательного пальца, который очень медленно, методично перемещался по пластине вверх-вниз. Нет, это были не заусенцы, это были острые кромки… магнитных линий! Во всяком случае, он именно так воспринимал легкие покалывания на коже пальца. Он чувствовал магнитное поле, удерживавшее защелку в закрытом состоянии.

Спустя минуту Игорь улыбнулся и снова прикрыл ладонью идентификационную пластину. По ладони волной пробежала легкая щекотная судорога, и защелка с легким щелчком открылась.

Вихров вернулся к прикроватному столику, пододвинул к себе маленькую пластиковую карточку с данными диагноста, перевернул ее надписью вниз и ручкой, лежавшей рядом с клавиатурой личного модуля связи, довольно коряво нацарапал короткую надпись. Потом смазал пластик универсальным клеевым карандашом и, аккуратно держа свою записку за уголок, осторожно выглянул из каюты. Коридор был пуст.

Игорь вышел из каюты и тщательно заклеил листочком со своими каракулями большую часть внешней идентификационной пластины.

Вернувшись в каюту и тщательно закрыв за собой дверь, он снова улыбнулся, уселся на кровати и взял в руки маленький тяжелый синий бублик.

Виталий Кокошко слег последним из тех, кто так или иначе контактировал с Гвендланой, – спустя почти шесть месяцев после Игоря. Однако за несколько часов до этого он увидел нечто такое, что в корне перевернуло его взгляд на перспективу развития этой странной «болезни», столь неожиданно пришедшей на линкор. Подойдя после своего очередного короткого отдыха к дверям каюты Вихрова, он, не глядя, в задумчивости, протянул руку к идентификационной пластине электронного замка, перенастроенного на его ладонь, и наткнулся на что-то гладкое, холодное. Замок не сработал, а когда Кокошко отнял Руку от пластины, то увидел, что она заклеена кусочком писчего пластика, на котором коряво, но вполне отчетливо выведено «Прошу не беспокоить, очень занят. Вихров».

И еще. После первого приступа боли Виталий Кокошко уничтожил все материалы о проведенных им генетических исследованиях и свой дневник с записями наблюдений за течением «заболевания» Игоря Вихрова.

Вызов из Главного центра управления был весьма неожиданным – нуль-навигатор только что вернулся из центра. Автоматика работала нормально, пространство перед линкором было совершенно чисто, так что у заступившей на дежурство первой вахты вряд ли могли вообще возникнуть какие-то сложности, потребовавшие его присутствия в ГЦУ.

А когда на включенном мониторе личного компьютерного блока появилось строгое, даже слегка брезгливое лицо его первого ассистента, Старик сразу понял, что вызов никак не связан с пилотированием корабля.

Тем не менее он совершенно спокойно произнес:

– Слушаю вас, Артур Исаевич.

– Господин нуль-навигатор, – странно официальным, даже торжественным тоном заговорил навигатор-один, – офицеры первой вахты просят вас подняться в Главный центр управления!

– Какова причина такой просьбы?.. – все тем же невозмутимым тоном спросил Старик. – У вас возникли проблемы с навигацией?..

– Нет, господин нуль-навигатор, – чуть смутившись, ответил Эдельман, – никаких проблем с навигацией нет… – и тут же, словно бы поймав себя на смущении, добавил, возвращаясь к принятому тону: – И, как вы знаете, быть не может. Проблема, которую мы собираемся обсудить, касается скорее… э-э-э… общего управления линкором-ноль Космофлота Земного Содружества.

– По-моему, эта проблема не относится к компетенции офицеров первой вахты команды линкора… – задумчиво проговорил Старик и, чуть помолчав, добавил: – Но я удовлетворю вашу просьбу. Я буду через несколько минут.

Старик отключил связь, прошел к письменному столу и уселся в кресло. Немного подумав, он достал из нагрудного кармана комбинезона маленький ключ, открыл нижний ящик стола и достал из него небольшой компактный излучатель. Подержав его в руке, Старик едва слышно пробормотал:

– Вот уж не думал, что мне придется им воспользоваться!.. – и положил излучатель в карман. Затем он запер ящик стола, вернул ключ в нагрудный карман и встал из-за стола.

Оглядев кабинет еще раз, словно припоминая, не забыл ли чего, Старик вздохнул и направился к личному переходу в Главный центр управления.

Войдя в Главный центр управления, нуль-навигатор остановился на пороге шлюза. Остановился в удивлении. Все офицеры вахты были одеты в парадные комбинезоны, хотя, когда он двадцать минут назад покидал центр, на них была обычная рабочая одежда. Впрочем, задержка командира была совсем крошечной.

«Что ж, ты ожидал демонстрации, ты ее получил!» – внутренне усмехнулся Старик и прошествовал к своей панели управления. Однако в кресло он садиться не стал, а, взглянув на замершего Эдельмана, спокойно произнес:

– Слушаю вас, Артур Исаевич, и надеюсь, что вы вызвали меня сюда не затем, чтобы показать свои парадные одежды!

Насмешка в его тоне была настолько явной, что Эдельман вспыхнул и вскочил со своего места.

– Да, командир!.. – воскликнул он, но голос его сорвался в фальцет и первый ассистент командира поневоле замолчал.

Воспользовавшись образовавшейся паузой, Старик спокойно присел на краешек своего кресла и с некоторым даже любопытством уставился на вытянувшегося по стойке «смирно» Эдельмана.

– Продолжайте, прошу вас!.. – все с той же нескрываемой насмешкой проговорил командир, и Эдельман «продолжил», но уже гораздо более спокойнее.

– Господин нуль-навигатор, офицеры первой вахты линкора-ноль «Одиссей» попросили выслушать их, поскольку положение корабля и творящиеся на нем… э-э-э… – Эдельман не мог сразу подобрать подходящего слова, – …дела вызывают Нашу тревогу!

Он бросил быстрый взгляд на командира, явно ожидая какой-то реакции с его стороны на свои слова, однако тот продолжал молча смотреть на своего первого ассистента, ожидая продолжения. И Эдельман продолжил:

– Линкор не совсем понятно где находится и летит неизвестно куда! На корабле объявилась болезнь явно инопланетного происхождения, с которой не справляются наши медицинские службы! И… – Снова Эдельман, не находя нужного продолжения, запнулся, но теперь ему пришел на помощь первый ассистент главного штурмана Ян Озда.

– Командир! – крикнул он от своей панели. – Так больше продолжаться не может, надо что-то предпринимать!

Старик неторопливо повернулся в сторону «крикуна», несколько секунд пристально его рассматривал, а затем спросил:

– Что именно не может продолжаться и что вы хотите предпринять?

Тут же снова заговорил Эдельман, заговорил торопливо, словно хотел быстрее высказать главное:

– В первую очередь нам необходимо любой ценой прекратить на линкоре распространение эпидемии!.. Далее – нужно разработать действия, которые позволят нам прервать выполнение программы «Звездный лабиринт», и повернуть линкор к Земле!.. В-третьих…

Эдельман вдруг остановился, сообразив, что сказал в общем-то все. В Главном центре управления повисла тишина, только чуть скрипнуло кресло под нуль-навигатором, который передвинулся поглубже.

После долгой паузы, во время которой Старик молча обводил взглядом собравшихся офицеров, он покачал головой и заговорил, негромко, но отчетливо произнося слова:

– Я вижу, вы очень напуганы…

По центру прокатился тихий недовольный гул, но высказаться определенно никто не посмел.

Нуль-навигатор переждал это проявление возмущения и продолжил:

– Ну что ж, я вас прекрасно понимаю… Только зачем собственный страх выносить на всеобщее обсуждение?

И снова по центру прокатился нестройный гул, возмущение в котором звучало гораздо сильнее. Однако Старик не дал ему разрастись:

– Вы думаете, мне не страшно?.. Вы думаете, командиру корабля не страшно руководить звездолетом, не подчиняющимся его воле?

Вот теперь в Главном центре управления воцарилась полная тишина.

– Нет, господа офицеры, я тоже человек, мне тоже страшно и… горько! Может быть, даже в гораздо большей степени, чем вам всем! Но мне горько напоминать вам о том, что имеется такое понятие – долг! Это понятие, этот наш с вами долг – единственное, что может…

– Нет, господин нуль-навигатор! – визгливо перебил его Эдельман. – Вам не удастся в очередной раз заморочить нам головы! Мы требуем, чтобы вы выслушали наши конкретные предложения и ответили, можете ли вы возглавить их реализацию! В противном случае мы…

Теперь уже Старик перебил своего первого ассистента. И хотя говорил он значительно тише, от его голоса у многих вахтенных офицеров мурашки побежали по телу:

– Берегитесь, господин Эдельман!.. Вы уже дважды попадали впросак из-за своей трусости, невыдержанности, своего непомерного, больного самолюбия! Я не хочу знать, что будет «в противном случае», и тем более не боюсь ваших угроз! В моем распоряжении гораздо больше законных средств удержать вас в повиновении!.. Самых серьезных средств… вплоть до расстрела!

Эдельман наконец снова сел в свое кресло и уставился на командира выпученными глазами, словно тот уже подписал приказ о его расстреле.

Однако Старик, выдержав короткую паузу, продолжил:

– Но если у вас имеются конструктивные предложения, я готов их рассмотреть!

И снова заговорил вставший со своего места Ян Озда:

– Командир! Как сказал ваш первый ассистент, нас всех тревожат два момента. Первый – это распространяющаяся по кораблю эпидемия, второй – необходимость прервать выполнение этой странной программы. Вы согласны?..

– Согласен… – усмехнулся нуль-навигатор, понимая, что его просто завлекают на «свою сторону».

Озда между тем продолжал, хотя и с меньшим энтузиазмом:

– Мы считаем, что с этой… эпидемией справиться достаточно просто… Только надо проявить… жесткость. Она проникла на корабль с Гвендланы – это, на наш взгляд, неоспоримо, вместе с людьми, спускавшимися на планету. Это подтверждается и тем, что… заболели только побывавшие в этом… аду… А посему если носителей заразы не будет, то и… заразы не будет…

Тут Озда остановился и посмотрел на командира растерянным взглядом.

Старик все мгновенно понял, однако прикинулся непонимающим:

– Носителей заразы не будет?.. А куда ж они денутся?..

– Их… – Озда каким-то лихорадочным взглядом оглядел молчавших офицеров и коротко выплюнул: – Их надо… уничтожить!..

В Главном центре управления повисла невозможная звенящая тишина. Старик склонил голову, о чем-то задумавшись, а все остальные с напряжением ожидали его решения.

Наконец нуль-навигатор выпрямился и оглядел собравшихся.

– Так… – врастяжку произнес он, задерживая взгляд на каждом лице. Большинство опускали глаза, но были и такие, которые, не дрогнув, выдерживали взгляд командира, и даже такие, в чьих глазах горело некое торжество.

– Значит, вы решили уничтожить своих товарищей… Своих больных, неспособных защищаться товарищей.

Нуль-навигатор снова опустил голову и тихо спросил:

– Это решение единогласное?..

– Да! – поспешно вскинулся Эдельман, словно опасаясь, что даже Ян Озда не сможет показать их общую непреклонную решимость. – И это уже, увы, не наши товарищи! Нам хорошо известно, что они переродились в монстров! Точно таких же монстров, какими была населена Гвендлана! Мы не хотим, чтобы эта зараза продолжала расползаться по кораблю! Мы должны их уничтожить ради сохранения здоровья всех остальных!

Старик искоса бросил любопытный взгляд на Эдельмана и еще раз оглядел Главный центр управления.

– И вы предлагаете мне… – он подчеркнул голосом последнее слово, – …своим авторитетом командира узаконить это ваше… предложение?.. Хм… Хорошо! Но давайте все-таки решим, кто именно подлежит уничтожению?..

На большинстве лиц дежурных офицеров появилось недоумение – им было ясно, о ком именно идет речь. Однако командир продолжил:

– Вы неоднократно назвали появившуюся на линкоре… болезнь заразой. И вы считаете, что эту заразу наши люди подцепили на Гвендлане… Но если это так и если принять меры, предлагаемые вами, то уничтожению должны подлежать все, кто так или иначе контактировал с этой заразой… В том числе и я!.. В том числе и вы все!.. Ведьвы все контактировали с Вихровым или Ежовым!

Старик на несколько секунд замолчал, давая своим офицерам осознать свои слова, а затем снова продолжил:

– Но дело даже не в этом. Я, не задумываясь и не сомневаясь, отдал бы приказ на уничтожение любого количества людей на линкоре, если бы это имело смысл, а вот заниматься бессмысленным, жестоким истреблением собственных подчиненных я не собираюсь. Это первое!

Старик снова оглядел офицеров, и теперь его взгляд был тверд и жесток.

– Второе! Подумайте вот о чем. Что будет, если на кораблях Космофлота начнут уничтожать людей, высаживающихся по приказу командования на неисследованные или малоизученные планеты и не задумывающихся о том, какую болезнь они могут там… подхватить?! Эти люди рискуют собственной жизнью и вправе рассчитывать на всемерную помощь и заботу со стороны этого самого командования. Разве не так? Разве в противном случае кто-то пойдет, не раздумывая, в атмосферу вновь открытых планет? Бросится на выручку попавших в беду товарищей? Будет месяцами работать в малоизученных условиях чужих миров? Нет! Все они будут думать, как бы не попасть под ваш… – командир сделал крошечную паузу и буквально рявкнул, – …под ваш приговор!!!

И снова в Главном центре управления повисла мертвая тишина. Люди словно бы боялись нарушить ее не то что словом, а даже слабым движением, едва заметным вздохом! Наконец нуль-навигатор снова заговорил, и теперь его голос был усталым, полным разочарования:

– Я не верю, что вы приняли такое… предложение единогласно… Ваш страх заставил вас согласиться с одним или несколькими негодяями… Глупыми к тому же негодяями! Поэтому, начиная с этого момента, командование линкора в моем лице не будет принимать и рассматривать какие-либо коллективные предложения. Каждое предложение должно иметь конкретного автора… конкретного, отвечающего за его содержание человека! И этот конкретный человек будет оцениваться мной в соответствии с содержанием своего предложения.

И снова Старик обвел взглядом окружавшие его лица. Как ни странно, на многих из них читалось явное облегчение. Эдельман опустил голову и смотрел в пол… Озда, кривовато усмехнувшись, опустился на свое место…

– Вопросы есть? – жестко спросил нуль-навигатор, поворачиваясь вместе с креслом к своему первому ассистенту.

Ответом ему было молчание.

– В таком случае прошу вас закрыть ваше… торжественное заседание и вернуться к исполнению своих служебных обязанностей.

Старик поднялся из кресла и сделал шаг в направлении своего шлюза, но в этот момент раздался не слишком уверенный голос первого ассистента штурмана:

– Командир, а как же наше второе предложение?..

Нуль-навигатор обернулся на голос и совершенно официальным тоном ответил:

– Господин первый ассистент главного штурмана, если У вас есть предложение по выходу корабля из программы «Звездный лабиринт», прошу вас подать его мне в виде официального рапорта. Он будет рассмотрен в соответствии с уставом Космофлота Земного Содружества!

И командир корабля покинул Главный центр управления.

Как только за Стариком закрылся входной люк, Ян Озда сорвался со своего места и быстро подошел к Эдельману.

– Ну что же вы, Артур Исаевич? – Голос первого ассистента штурмана звенел от возмущения. – Почему вы не сказали про другие вахты и про Звездный десант? Почему вы допустили, чтобы Старик начал читать нам нотацию, как нашкодившим мальчишкам?

– А мы и есть нашкодившие мальчишки, – раздался вдруг голос первого ассистента главного канонира Егора Волынцева. – Так что командир прав – испугались неизвестно чего и пошли на подлость!..

Эдельман коротко глянул в лицо Озде и, стиснув зубы, прошептал:

– Вот поэтому и не сказал…

– Так что, отступили?.. – спросил Ян, незаметно оглядывая центр управления.

Большинство вахтенных офицеров как ни в чем не бывало вернулись к своим несложным делам, и только двое-трое внимательно смотрели в сторону навигаторской консоли.

– После вахты… – одними губами прошептал Эдельман.

Озда посмотрел на него каким-то долгим, сожалеющим взглядом и молча отошел к своей консоли.

Нет, Игорь положительно ничего не мог поделать с этим тяжелым, инертным предметом. Синий бублик так и оставался синим бубликом. Он не только не желал превращаться в красную пирамидку, что легко на его глазах сделал маленький мальчишка с Гвендланы, он не желал даже чуть-чуть изменить свою Форму. Хотя порой Вихрову казалось, что он чувствует какое-то движение внутри этой простенькой вещицы!

Игорь вспомнил, как потенциальный полный супер четвертого года обучения продемонстрировал им этот, с его точки зрения, простенький «фокус» – преобразование шестого уровня! Он снова, в который уже раз положил синий тор на свою ладонь и принялся его разглядывать, слегка шевеля пальцами… И снова у него ничего не получилось.

Капитан поднял глаза на настенный хронометр и с удивлением обнаружил, что «играется» с тором уже третий час. Этот короткий взгляд послужил неким сигналом – в его голове снова проснулась тупая грызущая боль, словно что-то в его геле мгновенно разладилось, но мозг не может понять, что именно, и потому начинает болеть сам! Игорь осторожно задрожавшей рукой положил синий бублик на прикроватную тумбочку и, уже теряя от боли сознание, успел откинуться на подушку и закинуть босые ноги на кровать.

И снова наступило беспамятство!

В офицерской казарме Звездного десанта, куда поместили заболевших десантников, находились двое врачей. Один из них «кормил» лежащих без сознания ребят, второй внимательно просматривал последний доклад диагноста по капитану Бабичеву. Он сидел рядом с двумя полевыми надувными матрасами, на которых едва помещалось то, во что превратилось тело капитана, и пытался понять знакомые вроде бы знаки, покрывавшие писчий пластик карточки, но ему мешала назойливая, неотступно преследовавшая его мысль:

«Если бы Сергей сейчас себя видел, он точно попросил бы дать ему излучатель!»

Но тут взгляд врача остановился на коротком, лишенном пальцев обрубке, в который превратилась правая рука капитана Звездного десанта, и, вздрогнув, подумал:

«Только что он с этим излучателем стал бы делать?»

И вдруг глаза Бабичева открылись – самые обычные, человеческие глаза, пожалуй, единственное, что осталось человеческого в этом изуродованном мутациями теле. Чуть замутненный взгляд, скользнул по лицу врача, уперся в нечто за его спиной, а затем медленно вернулся назад и… прояснел. Через секунду врач понял, что капитан пытается что-то сказать, но не может этого сделать, потому что горло давно уже у него отсутствовало, да и губы превратились в некое подобие жесткого костяного клюва, вряд ли способного к артикуляции.

И все-таки врач чисто инстинктивно наклонился над обезображенным лицом Сергея и чуть испуганно спросил:

– Тебе что-то надо?..

«Зеркало!.. – совершенно неожиданно прозвучало прямо у него в голове. – Поставь перед моим лицом зеркало!»

Врач был настолько поражен, что даже не испугался, хотя его ответный вопрос прозвучал довольно глупо:

– Зачем оно тебе?..

«Побриться хочу!..» – с легким смешком прозвучало в его голове.

Вот эта насмешка, произнесенная таким знакомым, бабичевским тоном, вдруг ужасно испугала врача. В его голове мгновенно заметались обрывочные, бессвязные мысли:

«Но он же не может!.. Вот так вот!.. Словно ничего и не… Словно он… самый обычный человек!..»

«А я и есть самый обычный человек! – прозвучало в его растерянном разуме словно бы издалека. – Или ты думаешь, если я смогу подняться на ноги то тут же брошусь на тебя, чтобы сожрать?»

И снова в этом беззвучном голосе прозвучала бабичевская насмешка.

Тем временем врач немного пришел в себя и смог попробовать ответить этому беззвучному голосу. И ответ этот прозвучал довольно сердито, словно бы эскулап обиделся на собственный неразумный испуг:

– Не нужно тебе никакое зеркало! Не на что особенно любоваться!

«Это-то я понимаю… – раздумчиво «ответил» Сергей, – просто хотелось посмотреть – насколько «не на что»!

– Да совсем не на что! – проворчал врач немного спокойнее, уже привыкая к необычному разговору. И тут раздался голос его товарища:

– Эй, Олег, ты с кем это там болтаешь?

Врач поднял голову, криво усмехнулся и коротко ответил:

– С капитаном…

Вадим вскинул голову и удивленно взглянул на своего товарища. Потом, осторожно положив инъектор на столик у кровати пациента, встал и шагнул к матрасам, на которых лежал Бабичев:

– А он что, пришел в себя и может говорить?

Олег только молча пожал плечами.

Вадим встал рядом и наклонился над прикрытым простыней обезображенным телом.

– Хм… действительно смотрит!.. Только как же он может говорить?.. – проговорил он негромко. – У него нет даже теоретической возможности произносить звуки!..

«Слушай, ты, теоретик, принеси зеркало!» – раздалось в голове у Олега, и тот быстро вскинул голову, чтобы посмотреть на своего товарища. А тот, чуть приоткрыв рот, смотрел на самого Олега. Только секунд десять спустя он едва слышным шепотом произнес:

– Ты, что ль, шутишь?..

«Какие, на хрен, шутки… – Беззвучный голос Бабичева вдруг наполнился раздражением. – Человек наконец-то пришел в себя, а ему отказывают в самой маленькой радости – возможности посмотреть на свою физиономию! Костоправы безмозглые!!!»

– Слушай, – снова зашептал подошедший врач, – мне Кокошко не говорил, что у них развиваются способности к телепатии!

«Стоп! – немедленно вмешался в этот шепот Бабичев. – Это какой Кокошко, наш замглавврач?»

– Д-да… – растерянно подтвердил Вадим.

«И про кого он говорил?»

– Про… Вихрова… третьего ассистента нуль-навигатора… – все так же растерянно пояснил врач.

«Слушай, Вадим, – Бабичев явно снова подсмеивался, – успокойся ты, бога ради. Ну если тебе в такой лом на меня смотреть, отвернись и представь, что ничего со мной не случилось!»

– Я… э-э-э… справлюсь. – Вадим сглотнул подступивший комок и добавил: – Я… успокоюсь.

«Ну и хорошо… – одобрил его Сергей. – Расскажи, если знаешь, что там с Игорем, он что, тоже… свалился?..»

– Он вообще-то первый… свалился. А вы уж после него…

«Вот как?.. Ну и как он?..»

– Ну-у-у… нормально… По-моему, он и не изменился совсем…

«Ага… А нас-то сколько… тех, кто после Игоря слег?»

– Все, кто на Гвендлану ходил…

«Правильно, так и должно было быть!»

– Что должно было быть? – в один голос спросили оба врача.

«То, что с нами произошло… Это только начало, дальше больше будет!»

– Да с чего ты это взял? – вдруг фистулой воскликнул Олег. – Вы просто подхватили на Гвендлане какую-то заразу, и все. Скоро мы с этой заразой справимся…

«Что ж не справляетесь?»

В вопросе Бабичева не было ни удивления, ни нетерпения, он словно бы знал, что лекарства против его «заразы» нет и быть не может и что это не зараза вовсе, а нечто другое. И чуть подождав, как бы давая возможность ответить и зная, что ответа нет, Сергей закончил:

«А насчет “с чего я взял” – так мне Игорек сам сказал, сразу после старта от Гвендланы… Только я тогда его слов не понял, да и говорил-то он… обиняком. Знать, прямо сказать не мог! Только вот как меня скрутило, так я сразу тот разговор вспомнил и понял, что он неспроста его завел! Так что держитесь, ребята, скоро пациентов у вас много будет!»

Олег и Вадим переглянулись, а затем снова посмотрели на лежащее перед ними жуткое тело, разговаривающее хоть и не совсем по-человечески, но очень уж похоже на Серегу Бабичева!

Глаза у накрытого простыней монстра были закрыты, тело лежало совершенно неподвижно, так что можно было подумать, что оно и не дышит. Между тем портативный диагност, подключенный к телу, бесстрастно регистрировал, что все процессы метаболизма в этом организме проходят нормально… Ну или почти нормально. Значит, о кислородном голодании из-за отсутствия дыхания в данном случае не могло быть и Речи.

Врачи еще немного посидели рядом со своим странным пациентом, а потом Олег неуверенно произнес:

– Замолчал… Интересно, они все могут… ну… вот так… «говорить»?..

– А ты спроси кого-нибудь… – Вадим кивнул в сторону неподвижно лежащих тел, – …из них. Может, тебе кто и ответит.

Олег посмотрел на своих пациентов, которых он, по правде сказать, уже давно не относил к категории людей, и покачал головой:

– А что ты думаешь насчет его слов… ну… что скоро пациентов прибавится?..

– Вот скоро и увидим… – не сразу ответил Вадим, и в его голосе просквозила странная тоскливая нота.

Нет, эта боль была не совсем обычной. Не такой, как прежде. Это ощущение вообще вряд ли можно было назвать болью в привычном значении этого слова. А может быть, за время своего… бесчувствия… безумия… он слишком привык к боли?.. Нет… все не так – он научился уходить от боли! Если что-то в его теле начинало передавать в мозг болевые ощущения, он не торопился, он терпел, насколько это было возможным, но уже не позволял своему разуму свалиться в бесчувствие… бессмыслие… безумие… Нет, он просто… избавлялся оттого, что болело, заменяя этот орган его подобием… лучше приспособленным для того организма, к которому в настоящий момент принадлежал его мозг… его разум!

Правда, такая замена приводила к тому, что начинало болеть что-то другое… В одном из коротких промежутков между очередными поисками такой… замены он вдруг вспомнил старинное определение такого вот… подбора – метод тыка. Термин этот применяли в отношении поиска технических решений, но, на его взгляд, к его случаю он также подходил. Получалось, что он строил наново собственное тело, собственный абсолютно новый организм и делал это методом тыка.

Осознав это, он тут же усмехнулся: «Представляю, что мы получим на выходе!»

Именно в этот момент к нему впервые пробилась и первая внешняя… мысль, чужая мысль!

Сначала он даже не понял, что слышит чужую мысль, – просто в его голове вдруг довольно отчетливо раздалось:

«Игорь!.. Игорь!.. Да откликнись же наконец!»

«Куда это мне надо откликнуться?» – спросил он сам себя и совершенно неожиданно «услышал» ответ:

«Ага! Ты меня слышишь?»

«Кого тебя? – в свою очередь, переспросил Вихров. – Кто это – ты?»

«Серега я – Бабичев! – грохнуло у него в голове на полную мощность. – Вот теперь я тебя точно определил!»

«Серега?»

Вихров вдруг понял, что не слишком-то и удивлен, оказывается, подсознательно он давно ожидал чего-то в этом роде – какого-то нового вида коммутации именно между нарождающимися суперами!

«Как ты на меня вышел?»

Это был, пожалуй, первый вразумительный вопрос, заданный им своему неожиданному собеседнику.

«Да я тут случайно выяснил, что совершенно свободно слышу чужие мысли и могу отвечать на них… Мысли… предтеч, я хочу сказать!»

Бабичев, видимо, совсем не случайно назвал людей термином, услышанным от мальчишки с Гвендланы, потенциального полного супера четвертого года подготовки.

«А только что я выяснил, что ты, оказывается, был первым, кто… свалился! Вот я и решил, что ты-то уж точно должен уже научиться… ну… мыслями обмениваться! Ну я и принялся тебя звать… правда, я до того определил, где ты приблизительно находишься!»

«Как определил?» – опять удивился Вихров.

«Спроси чего попроще! – усмехнулся в ответ Бабичев. – Просто начал тебя искать и… определил! Вот в том направлении и стал звать! Ты и откликнулся! Кстати, довольно быстро».

«А еще кого-нибудь из ребят ты не пробовал… звать?»

«Много хочешь! – неожиданно зло ответил Сергей. – Ты свалился первый, я, по всей видимости, – второй. А свойства наши наверняка у каждого проявляются по-своему. Я, например, кроме этой… телепатии… вообще ни на что не годен! Лежу на двух матрасах, как беременный бегемот, хорошо еще врачи питают… принудительно!»

«Откажись!» – неожиданно для самого себя посоветовал Вихров.

«Почему?» – в свою очередь, удивился Бабичев.

«У тебя скорее всего просто переизбыток питания… Помнишь, мальчишка наш говорил, что может усваивать любой вид лучистой и полевой энергии. Похоже, твой организм тоже перешел на такое питание, а избыток «пищи» переводит в… материю, в мышечную массу. Вот тебя и разнесло – расход-то энергии у нас сейчас никакой!»

«А тебя что, не кормят?»

«А я вообще заперся и никого к себе не пускаю!»

«Как это?»

«Меня до последнего времени Кокошко… наблюдал. Ну и питал, конечно. Но уже несколько дней, а может быть, и недель, как я запер дверь изнутри и табличку вывесил, чтоб не беспокоили! Кокошко больше не приходил… и никто не приходил».

«Хм… надо попробовать, – согласился Сергей и тут же подколол: – Ты ж у нас теперь… патриарх, так что твои советы на вес золота!»

Однако он тут же перешел на серьезный тон:

«Игорь, ведь ты знал о том, что должно с нами произойти? Помнишь наш разговор в казарме? Ты ведь уже тогда обо всем знал?»

Прежде чем ответить, Вихров долго молчал, хотя и чувствовал, с каким напряжением ждет его ответа Бабичев. Наконец он вздохнул и коротко признался:

«Знал… Хотя и весьма расплывчато!»

«А кто еще знал?»

«Командир».

Последовало секундное молчание, а затем Бабичев как-то уж чересчур спокойно констатировал:

«Ну что ж… Все верно…»

Снова последовала пауза, а затем Игорь «проговорил»:

«Серега, ты себе представить не можешь, как я рад тебя услышать!»

«Так и я тоже!.. – откликнулся Бабичев. – Хоть напоследок поговорить!»

«Почему напоследок?..» – удивленно переспросил Вихров.

«Игорек, кто же знает, что с нами будет… да хоть через десять минут? Что выкинет наш сошедший с ума организм, мы ж им совершенно не можем управлять? Что придумают наши врачи, которые считают себя обязанными нас лечить, хотя совершенно не представляют, каким образом это можно делать? Что, наконец, придумают наши драгоценные товарищи, они наверняка сейчас обсуждают одну-единственную проблему – что за монстры завелись на корабле? Вот поэтому я и говорю: «напоследок»… На всякий случай!»

Вихров слушал Сергея, удивляясь его столь глубокому погружению в их общую проблему, и одновременно прислушивался к странному ощущению, возникшему у него только что. Ему вдруг показалось… да нет, он был совершенно уверен – к двери его каюты кто-то приближался! Приближался осторожно… крадучись… следя за тем, чтобы не быть никем замеченным… Нет, не «кто-то», их было… двое!

«Сергей! – перебил Бабичева Игорь. – Я тебя оставлю на несколько минут… Похоже, у меня… гости!»

«Помочь?» – ни о чем не спрашивая, поинтересовался Сергей, и Игорь внутренне улыбнулся – чем ему мог помочь совершенно неподвижный монстр, лежавший под присмотром двух врачей на другой палубе линкора?

«Сам справлюсь!..» – ответил третий ассистент командира и почувствовал, как их связь тут же прервалась.

Игорь мгновенно сосредоточился на приближающихся визитерах. Они были совсем рядом с дверью его каюты.

Когда до окончания вахты оставалось минут тридцать, Артур Эдельман поднялся со своего места и медленно, о чем-то отрешенно думая, принялся неторопливо шагать по Главному центру управления. Спустя пару минут он оказался рядом со штурманской консолью и невидящим взглядом уставился в светлое пятно работающего монитора на панели Яна Озды. Еще через пару секунд его взгляд потерял свое отсутствующее выражение, он наклонился над панелью и, ткнув пальцем в экран, о чем-то спросил первого ассистента главного штурмана. Тот, не отрывая взгляда от экрана и не снимая пальцев с клавиатуры, ответил.

Они проговорили пару минут, но никто в Главном центре управления этого разговора не слышал – штурманская консоль располагалась в стороне от остальных командных консолей, группировавшихся вокруг навигаторской консоли. А разговор был… странен.

Наклонившись над панелью Озды, Эдельман ничего не спросил у штурмана, а его тычок в работающий экран был просто маскирующим разговор маневром.

– Я решил перейти к действию, не дожидаясь, когда нуль-навигатор поймет свою ошибку! – негромко проговорил первый ассистент командира.

Озда подавил невольное желание взглянуть в лицо Эдельмана и, не отрывая глаз от экрана, спросил:

– И что ты собираешься делать?

– Я уничтожу одного из монстров, пока еще тот не способен к сопротивлению!

– Кого?..

– Того, кто был… Вихровым.

– У тебя есть оружие?.. С голыми руками ты вряд ли справишься…

– У меня есть излучатель… Но мне нужен помощник. Мало ли что.

– Я пойду с тобой!.. – не раздумывая, согласился штурман. – Может быть, нам, кроме Вихрова, удастся покончить еще с парочкой – с Ежовым, с Кларенсом… Они там все рядышком лежат.

– После этого мы сообщим об этом на палубы Звездного десанта, и ребята-десантники прикончат своих уродов!

В голосе Эдельмана послышались какие-то истерические нотки, и это очень не понравилось хладнокровному Озде.

– Лучше мы обставим это дело так, словно уроды сами выбрались из своих кают и напали на нас… А мы всего только защищались! – с легкой усмешкой предложил штурман и тут же добавил: – Может, возьмем еще парочку ребят?.. Для подстраховки.

– Нет… – сразу же возразил Эдедьман. – Не надо шум поднимать… По крайней мере сейчас. Вот когда дело будет сделано… И это ты отлично придумал – именно они первыми напали на нас! Тогда и на палубе Звездного десанта все можно будет обставить как справедливое возмездие!..

– Ну что, начнем сразу после вахты?..

– Нет, лучше минут через тридцать – народ разойдется по своим делам, в вестибюле будет пусто… Хотя там и так народу не бывает!

– Хорошо, где встречаемся?

– После вахты пойдем в столовую, а оттуда сразу…

Озда кивнул, и Эдельман, оторвавшись наконец от созерцания штурманского монитора, на котором ничего интересного не было, выпрямился и продолжил свою задумчивую прогулку по Главному центру управления.

После того как вахта была сдана сменщикам, Эдельман и Озда вместе покинули Главный пульт управления и неторопливым шагом направились в столовую. Поужинав, они, все так же не торопясь, прогулялись до оранжереи, а затем направились на палубу команды линкора.

Главный вестибюль палубы, как и предполагал Эдельман, был пуст. Оба офицера беспрепятственно прошли в тот конец палубы, где располагались каюты, в которых изолировали «заболевших» звездолетчиков. Когда до каюты Вихрова оставалось не более пятнадцати шагов, Эдельман подал знак Озде, чтобы тот немного приотстал и, если понадобится, прикрыл его сзади. Штурман занял указанное ему место метрах в трех позади флаг-навигатора, а сам Эдельман замедлил шаг настолько, что походка его стала крадущейся.

Именно в этот момент Вихров, «беседовавший» с Бабичевым, засек их присутствие. Прекратив «разговор», Игорь встал с постели, шагнул ближе к двери и, прикрыв глаза, прислушался. Хотя понятие «прислушался» вряд ли точно подходило к тому процессу, который вдруг начался в организме третьего ассистента командира «Одиссея». Некий недавно появившийся в его теле орган вдруг, словно бы по желанию самого Игоря, начал испускать высокочастотный модулированный сигнал и принимать его отражение. На мгновение Вихров удивился приобретенной им способности к биолокации, но это удивление мгновенно исчезло, сменившись сильнейшей заинтересованностью. Благодаря своим новым качествам Игорь сразу же определил, что за дверью его каюты стоят двое людей – обычных людей, что это первый ассистент командира корабля флаг-навигатор Артур Эдельман и первый ассистент главного штурмана корабля Ян Озда. Он понял, что Озда стоит несколько дальше от двери каюты, словно бы прикрывая Эдельмана с тыла, а тот сжимает в правой руке… портативный излучатель. В другой руке он держал универсальный ключ.

Эдельман склонился к идентификационной пластине замка и едва слышно выругался.

– В чем дело?.. – немедленно откликнулся на это ругательство Озда, и Эдельман прошипел в ответ:

– Пластина заклеена пластиком, ключ не срабатывает!..

– Не торопись, – едва слышно прошептал Озда, – попробуй спокойно снять наклейку.

– На ней что-то написано… – раздраженно прошептал Эдельман.

– Что?.. – все тем же спокойным тоном поинтересовался штурман. – Наверное, Кокошко что-то нацарапал перед тем, как… сам улегся…

– Да нет… Похоже, это… Вихров писал!..

– Как Вихров? – чуть громче воскликнул Озда. – Разве Вихров может вставать с постели?

– Очевидно, уже может, – все более раздражаясь, прошипел Эдельман. – На пластике написано: «Прошу не беспокоить, очень занят. Вихров».

– Очень хорошо, – неожиданно усмехнулся Озда.

– Да чего ж хорошего?! – вскинулся шепотом Эдельман. – А если он сейчас выйдет, ты что станешь делать?

– Ну, в этом случае «делать» придется тебе, ведь оружие у тебя… – снова усмехнулся Озда. – Зато эта записка будет свидетельством того, что эти… твари… на самом деле могут вставать и выходить из своих кают!

– Да?! Это твое рассуждение весьма дельно! – прошипел в ответ Эдельман. – Только что нам сейчас делать? Ждать, когда он снова выйдет?

– А ты постучи!..

Вихрову показалось, что Озда продолжает зубоскалить, однако совет этот был произнесен таким спокойным и серьезным тоном, что Эдельман почти рефлекторно стукнул пару раз в пластик двери костяшками согнутых пальцев.

Игорь усмехнулся и… положил ладонь на идентификационную пластину.

Замок сухо щелкнул. Дверь начала медленно раскрываться.

Эдельман бесшумно отпрыгнул на метр от двери и вскинул руку с излучателем, вызвав ироничную улыбку у стоявшего за дверью Игоря. Тот уже знал, знал на уровне рефлекса, на уровне подсознания, что произойдет дальше и как ему надо действовать.

Дверь каюты наконец распахнулась и флаг-навигатор увидел перед собой высокую, почти под самый потолок каюты, странно расплывчатую фигуру, ничем не напоминающую третьего ассистента командира корабля. На мгновение он даже растерялся, но сзади раздался короткий, резкий, бьющий по нервам возглас:

– Стреляй!

Эдельман нажал на спуск, и излучатель выплюнул короткую ярко-фиолетовую молнию.

В то же мгновение Вихров, или то, во что Вихров превратился, выбросил вперед длинную мощную руку с растопыренными пальцами. Эдельман еще успел удивиться невероятно большому, как ему показалось, количеству этих пальцев, но в следующее мгновение разряд излучателя ушел в эту несуразную ладонь и словно бы растворился в ней!..

Второго выстрела флаг-навигатор сделать не успел. Огромная ладонь вдруг сжалась в кулак, кулак засветился изнутри странным светом, похожим на свет расплавленного металла, и Эдельмана окатило жаркой волной какого-то излучения. В ту же секунду ноги его подкосились, он рухнул на пол вестибюля, его тело скрутило судорогой чудовищной боли, а тишину вестибюля разорвал вибрирующий вопль!

Дверь каюты мгновенно захлопнулась, скрыв за собой огромную, плохо различимую фигуру.

Озда, наблюдавший эту секундную беззвучную схватку, застыл на месте. После того как дверь каюты захлопнулась с характерным щелчком закрывшегося замка, он не поторопился приблизиться к рухнувшему флаг-навигатору, он стоял неподвижно, наблюдая за судорогами, скручивавшими тело Эдельмана. Видимо, боль, причиняемая этими судорогами, была настолько невыносима, что флаг-навигатор даже не мог кричать – его жуткий, почти сразу же захлебнувшийся вопль был единственным. Только через пару минут, когда эти судороги несколько утихли, Озда шагнул вперед и склонился над ставшим неподвижным телом.

Глаза Эдельмана были закрыты, лицо искажено гримасой боли, руки странно вывернуты, а ноги, напротив, вытянуты, словно флаг-навигатор пытался выпрямиться по стойке «смирно».

Не трогая тела, Озда негромко прошептал:

– Артур, ты меня слышишь?..

Ответа не последовало.

«Ну вот… – с нарастающей паникой подумал штурман. – Все, как я и предсказывал – монстр вышел из каюты и… напал на Эдельмана!»

Озда наклонился еще ниже и, протянув руку, коснулся плеча флаг-навигатора. И тут же почувствовал какое-то… словно бы тепло, исходившее от неподвижного тела. Выпрямившись, он чуть было не крикнул «на помощь!», но вовремя спохватился – прежде чем поднимать шум, надо было забрать излучатель, все еще зажатый в правой руке Эдельмана. Ян попытался разжать пальцы флаг-навигатора, однако это ему не удалось. Ладонь Эдельмана была настолько крепко сжата, что казалась не то отлитой из какого-то неизвестного металла, не то намертво приклеившейся к рукоятке излучателя. Впрочем, Озда не оставлял надежды все-таки разжать непослушные пальцы, но в самый напряженный момент его усилий тело флаг-навигатора вдруг снова изогнулось, скрученное судорогой, и из его глотки вырвался жуткий вопль, рожденный, по всей видимости, невыносимым приступом боли.

Штурман мгновенно отскочил от тела и, развернувшись, бросился бежать по вестибюлю в сторону своей каюты. Однако навстречу ему уже бежали офицеры, свободные от вахты, отдыхавшие у себя и выскочившие в вестибюль на крик Эдельмана.

Скоро вокруг тела, бившегося на полу вестибюля, столпились около десятка человек. Озда, вернувшийся назад вместе с другими, совершенно растерянно лепетал что-то о внезапно вышедшем из каюты Вихрова уроде высоченного роста, который якобы напал на Эдельмана, но его не слушали. Все видели в скрюченной руке флаг-навигатора излучатель – оружие, запрещенное к ношению внутри линкора!

Спустя десять минут к нерешительно толпящимся вокруг уже затихшего Эдельмана людям быстрым шагом подошел командир корабля. Едва взглянув на своего первого ассистента, он повернулся к офицерам и ткнул пальцем в первого попавшегося:

– Вы! Немедленно свяжитесь с медицинским отсеком, пусть пришлют сюда врача и носилки. – Выбранный им офицер немедленно развернулся и бросился бегом в сторону своей каюты.

– Вы, – указал Старик на следующего офицера, – останетесь дежурить до прихода врача, но к… флаг-навигатору не подходите и ничего не предпринимайте. Остальных прошу разойтись, вы, Озда, следуйте за мной.

Даже не подумав проверить, как будет выполняться его приказ, Старик развернулся и зашагал в сторону антигравитационной шахты, штурман двинулся следом, радуясь в душе, что ему больше не надо оставаться рядом с этим жутким, нелепым телом.

Когда нуль-навигатор в сопровождении первого ассистента главного штурмана вошел в свою каюту, на панели его личного компьютерного блока мигал сигнал вызова. Старик включил модуль связи и тут же раздался чуть возбужденный голос:

– Господин нуль-навигатор, докладывает дежурный врач медицинского отсека палубы команды. Флаг-навигатор Эдельман изолирован в своей каюте, как и все остальные… э-э-э… заболевшие…

– Ему что, уже поставлен диагноз? – перебил Старик докладывающего врача.

– Нет… Диагност еще работает, но… основные признаки заболевания налицо, так что ошибка маловероятна.

– Как только диагност закончит, доложите мне результат! – проговорил нуль-навигатор и выключил узел связи. Затем он сел за рабочий стол, жестом указал Озде на кресло по другую сторону стола и, когда тот уселся, жестко приказал:

– Ну, рассказывайте, что там произошло!

– Господин нуль-навигатор, я не имею к этому инциденту решительно никакого отношения… – нервно начал первый ассистент главного штурмана, но вдруг смолк под жестким до брезгливости взглядом светло-серых глаз.

– Я не спрашиваю вас, какое вы имеете отношение к этому «инциденту»… – Голос нуль-навигатора оставался ровным и холодным, однако Озда мгновенно понял, что Старик буквально взбешен. – …Просто расскажите, что там произошло.

– Мы с… э-э-э… Эдельманом возвращались к себе после ужина… – Штурману вроде бы удалось взять себя в руки, но тут командир резко его перебил:

– Если вы возвращались к себе после ужина, то почему прошли мимо своих кают в закрытый для посещений конец палубы?

Старик секунду помолчал, внимательно разглядывая растерявшегося штурмана, а затем чуть повысил голос:

– Прекратите вилять и наводить туман! И без ваших путаных объяснений очевидно, что вы с Эдельманом пошли к каюте Вихрова специально! Я даже точно знаю, с какой целью – не случайно в руке Эдельмана зажат излучатель! Мне надо, чтобы вы просто рассказали, что именно произошло возле этой каюты. Вы поняли? Я все равно узнаю, что там произошло, но вы можете значительно уменьшить необходимое для этого время!..

Озда судорожно кивнул, коротко вздохнул и чуть охрипшим голосом принялся докладывать:

– Когда мы подошли к каюте Вихрова, дверь оказалась закрытой, а идентификационная пластина была заклеена… запиской – Вихров просил его не беспокоить. Универсальный ключ, который оказался у Эдельмана, дверь не открыл… я не знаю почему… Эдельман занервничал, и чтобы его успокоить, я посоветовал ему… постучать… Я, правда, хотел просто шуткой успокоить флаг-навигатора, а он взял и постучал!

Озда вдруг замолчал, уставившись широко открытыми глазами в пространство мимо командира.

– Что произошло после того, как Эдельман постучал? – резко спросил Старик.

– Дверь открылась… – ответил штурман, продолжая вглядываться во что-то неподвижными глазами, – …на пороге стоял… Я не знаю… Очень высокий – выше двух метров… Но это был точно не Вихров… Я очень испугался… я думал, мы не сможем открыть дверь и уйдем, а тут она сама распахнулась… И тогда я крикнул: «Стреляй!»

Тут Ян запнулся, быстро взглянул на Старика и продолжил уже спокойнее:

– Только Эдельман не выстрелил!..

Озда опять замолчал, и Старику пришлось его подтолкнуть:

– И что дальше?

– Он… этот великан… поднял руку… даже не поднял, а вскинул, вот… потом сжал кулак, и Эдельман сразу упал и… его стало корежить… По-моему, ему было очень больно…

– То есть этот великан к Эдельману не прикасался?

Ян отрицательно покачал головой, а потом негромко подтвердил:

– Нет, не прикасался.

После этих слов он замолчал, погрузившись в свое воспоминание, в зрелище, словно бы приковавшее его взгляд.

– А куда делся этот… великан? – резко спросил нуль-навигатор, выводя из задумчивости своего подчиненного.

– Я не видел… – как-то вяло ответил штурман, – он, наверное, вернулся в каюту и закрыл дверь…

Старик вдруг встал из-за стола и принялся неторопливо прохаживаться по кабинету. Это размеренное движение привело в себя и Озду – его взгляд потерял неподвижность, стал более осмысленным, он с некоторым испугом следил за перемещениями командира. А тот рассуждал словно бы про себя:

– Значит, вы, вопреки моему приказу, решили начать уничтожение своих заболевших товарищей и с этой целью пошли к Вихрову!.. Вот только план ваш не удался – вы не смогли справиться с «больным», напротив, сам «больной» уложил одного из вас!..

Старик остановился и, повернувшись к сидящему в кресле штурману, спросил с горькой усмешкой:

– Ну, теперь ваш… «коллега» Эдельман является одним из зараженных… как вы это называете? звездным проклятием? Так что, Эдельмана вы тоже уничтожите?.. Хотя вы этого сделать уже не успеете, поскольку сами вот-вот… свалитесь!

Тут нуль-навигатор шагнул к скорчившемуся в кресле Озде и резко бросил:

– Кто еще стоит за вами? Кто следующий возьмется за излучатель?

Озда помотал головой и, не поднимая глаз, проговорил срывающимся голосом:

– Из команды – Клаус Эгерт, Питер Хорт, Иван Чаев… Возможно, кто-то из низшего офицерского и унтер-офицерского состава, кто именно, я не знаю. Еще Эдельман имел кого-то… сочувствующего на палубах Звездного патруля, но я не знаю, кого именно.

– Так… – протянул нуль-навигатор, – …компания… Ну что ж, к вам у меня больше вопросов нет, можете идти!

Озда тяжело выбрался из кресла и шагнул в сторону выхода.

– Вы сможете сами добраться до своей каюты?.. – неожиданно спросил Старик.

Штурман молча кивнул, и вдруг у него в душе возникло чувство огромной благодарности к командиру, задавшему этот простой вопрос. Он повернулся у самой двери и дрогнувшим голосом произнес:

– Спасибо вам, господин нуль-навигатор…

Стоявший к нему спиной Старик даже не повернулся, но штурман и не надеялся на какой-то ответ. Он вышел из командирских апартаментов и медленно пошел в сторону антигравитационной шахты.

Первый болевой спазм настиг Яна Озду на палубе команды около выхода из антигравитационной шахты. Его изолировали в собственной каюте, рядом с остальными «заболевшими».

Глава 5

Как только Эдельман упал и забился в судорогах, Игорь шагнул назад в свою каюту, закрыл дверь и прислонился к ней. Он был совершенно спокоен, разве что немного удивлен. Удивлен тем, с какой легкостью ему удалось проделать, казалось бы, невероятную вещь. Едва увидев нападавших, он понял каким-то необычным, вновь приобретенным чувством, что они… их организмы… готовы вступить на путь Превращения. Им не хватало совсем крошечного толчка, того самого толчка, который он сам и его товарищи получили, побывав на Гвендлане или пообщавшись с ее малолетним жителем. Более того, он сразу же понял, какого рода нужен толчок.

Эдельман еще не нажал на спуск излучателя, а Вихров уже ожидал той смертельной порции энергии, которую должно было выплюнуть в него смертоносное оружие. Он вполне осознанно «поймал» этот разряд, подставив свою ладонь, и тут же его организм переработал этот смертоносный, «дикий», немодулированный выброс энергии в излучение совершенно другого рода – то самое, которое было необходимо организмам обоих… предтеч, чтобы начать преобразование. Правда, импульс требуемого излучения получался не слишком мощным, однако для двоих его должно было вполне хватить.

Игорь стоял, прижавшись к двери, и спокойно слушал и вопль Эдельмана, и последующие вопросы Яна Озды к своему впавшему в безумие товарищу. Он не видел сквозь дверь того, что происходило в вестибюле, вернее, не смотрел в ту сторону, он и без этого отлично знал, что там происходит. Лишь когда Озда ушел следом за Стариком, а Эдельмана унесли в его каюту, Вихров отошел от двери и сел на кровать. Рука его машинально протянулась к прикроватному столику, и пальцы сомкнулись на маленьком синем торе, никак не желавшем превращаться в красную пирамидку.

Он поднес игрушку к глазам и… усмехнулся – это же было так просто! Его пальцы легко пошевелились, словно поудобнее укладывая бублик на ладони, и Игорь краем сознания отметил, что уже видел это движение. Правда, пальцы тогда были тонкие, детские, и было их всего пять, а не семь, как на его ладони сейчас. Но все эти детали были совершенно непринципиальны, потому как синий бублик, чуть дрогнув, вдруг потек, стремительно теряя свою округлую форму, странно расплющился, а затем, словно спохватившись, выбросил вверх треугольное острие, превращаясь в небольшую красную пирамидку!

– Преобразование шестого уровня!.. – глухо проговорил навигатор-три и снова усмехнулся, вспомнив, что за несколько секунд до этого провел преобразование пятого уровня, изменив характер внешнего излучения. Более того, он только что понял, каким образом можно провести преобразование седьмого уровня, каким образом можно превратить мертвую материю в неуправляемую энергию. Правда, он вряд ли смог кому-нибудь объяснить все эти… манипуляции с материей и энергией – просто для такого объяснения у него не хватало знания… терминологии.

«Теперь тебе осталось самое главное! – сказал он сам себе. – Познать самого себя! Познать свое существо, возможности своего организма… Своего нового организма!»

И тут же он перебил сам себя:

«Не торопись! Возможно, твой организм еще и не сформировался окончательно… Если это «окончательное» формирование возможно в принципе! Очень может быть, что никакого конкретного… организма у тебя теперь вообще не будет!»

И тут новая мысль возникла в его голове – он вдруг понял зачем «Одиссей» идет к красному гиганту! Именно красный гигант должен был сообщить организмам всех предтеч, населявших линкор, тот самый энергетический импульс, запускающий в их уже подготовленных телах механизм преобразования в Homo Super!

Его взгляд непроизвольно скользнул к висевшему на стене корабельному хронометру, но что-то внутри него уже подсказало ответ – с момента начала его «болезни» прошло шесть месяцев и три дня. Лететь до красного гиганта оставалось около семи месяцев…

Новая мысль заставила Игоря приподняться с кровати:

«Если бы Эдельман с Оздой попытались напасть не на меня, а на ребят из десанта, там сейчас было бы восемнадцать трупов!!! Даже больше, поскольку обслуживающие их врачи тоже были бы убиты!»

Надо было срочно что-то делать, у нападавших вполне могли быть если не сообщники, то по крайней мере сочувствующие!

Игорь непроизвольно шагнул к дверям каюты, сжимая правую ладонь в кулак, и тут же почувствовал, что пальцам что-то мешает. Он снова разжал пальцы и поднес ладонь к глазам. На ней лежал бесформенно смятый кусок темного металла с глубокими вмятинами от пальцев.

«Титано-вольфрамовый сплав…» – как-то отстранение мелькнуло в его голове. Покатав металлический бесформыш по ладони, Вихров усмехнулся и снова превратил его в стройную пирамидку красного цвета.

Он недолго любовался своим творением, почти сразу же за этим превращением шестого уровня в голове возникла очередная, еще слабая волна боли. Игорь беспомощно обернулся к кровати, свалиться сейчас было бы для него очень некстати – ему было просто необходимо сделать что-то для защиты своих беспомощных товарищей. Но в то же время он прекрасно осознавал, что оказаться без сознания за пределами своей каюты было совершенно невозможно. Секунду он стоял в нерешительности, но новая, уже гораздо более мощная волна боли заставила его согнуться, обхватить ладонями разрывающуюся голову и шагнуть к спасительной кровати…

До кровати он не дошел, сознание покинуло его раньше.

Сергеи Бабичев, после того как Игорь предупредил его о приближающихся к его каюте «гостях», затаился, но связи с Вихровым не прервал. Он действительно собирался при необходимости помочь своему другу, хотя и не слишком хорошо представлял себе, каким образом это можно сделать. Увидев, с какой легкостью Игорь расправился со своими «посетителями», и быстро разобравшись в том, что с ними произошло, Сергей понял, что Вихров прошел в Превращении гораздо дальше и него самого, и его товарищей.

«Ну что ж, так и должно быть! – философски подумал капитан-десантник. –В конце концов начал-то он на три месяца раньше!»

И все-таки в нем возникло некоторое чувство соперничества – все-таки связь с Вихровым удалось установить ему!

К своему «заболеванию» Бабичев отнесся довольно легко! Может быть, потому что он был в какой-то мере предупрежден Вихровым о возможности такого развития событий, но скорее всего просто по складу своего характера – он всегда очень просто относился к превратностям своей судьбы, а их бывало в его жизни много. Важно, что он оставался в живых и мог, как он сам говорил, продолжать «кувыркаться»!

Однако то, что случилось около каюты Вихрова, встревожило Бабичева, он сразу же понял, какую опасность представляют для него самого и его обездвиженных, находящихся большей частью без сознания товарищей подобные Эдельману экстремисты. А их на корабле могло быть немало! Прервав связь с Вихровым, Сергей попробовал «прощупать» пространство вокруг себя.

Оба врача, дежуривших в лазарете, были заняты своими профессиональными делами, а их мысли и чувства сосредоточены только на этом. Особой жалости к своим подопечным они не испытывали, но и ненависти, даже неприязни в них не было. За пределами казармы, на некотором удалении от нее Сергей чувствовал средоточие большого количества людей. Вычленить чье-то единичное сознание казалось достаточно сложно – в голове стоял некий однородный, без всплесков и ярких красок гул. Тем не менее и там враждебных эмоций, неприязненных мыслей в отношении постояльцев этого маленького лазарета он не почувствовал. Немного успокоившись, Сергей тем не менее принялся размышлять о способах защиты от возможного вооруженного нападения. Но ничего дельного ему в голову как-то не приходило.

И тут в его голове совершенно ясно прозвучала горькая до отчаяния фраза:

«Нас надо уничтожить! Нас всех надо уничтожить и как можно быстрее!»

«С какой это стати?» – с возмущением переспросил он и тут же почувствовал, как чужой разум заметался в испуге, словно пойманный на месте воришка. Только спустя несколько секунд последовал довольно неуверенный ответ:

«Потому что люди всегда уничтожают монстров… А мы превратились в монстров!..»

«Ты еще ни в кого не превратился! – рявкнул Бабичев в раздражении. – Ты остался таким же дураком, каким был до сих пор!»

И снова он почувствовал, как чужой разум попытался ускользнуть от контакта, спрятаться в мысленном мраке.

«Ну чего ты испугался? – снова рявкнул Сергей, теперь уже пытаясь зацепить своего робкого собеседника «на слабо». – Ты же из Звездного десанта, а в Звездный десант трусы не попадают!»

«Ничего я не испугался!.. – Пришедшая мысль была нервной и ломкой, словно человек из последних сил преодолевал невыносимый ужас. – Я даже смерти не боюсь!.. Но монстром оставаться не хочу! Всю жизнь я сражался с самыми разными монстрами, а теперь вот сам…»

«Тебя как зовут, парень?.. – Бабичев внезапно резко сменил тон, теперь его вопрос звучал предельно дружелюбно. – Я тебя по… мысли узнать не могу!»

«Горан…» – немедленно отозвался десантник.

«Илович! – воскликнул Сергей, мгновенно вспоминая рослого сержанта из своей центурии. – Так какой же ты монстр, я тебя прекрасно помню, на монстра ты никак не тянешь!»

«Капитан, – похоже, Илович догадался, что разговаривает с командиром, – вы просто не видели, как я выгляжу сейчас!..»

«Не замечал в тебе раньше такого внимания к своей внешности!.. – В тоне Бабичева сквозила насмешка. – На следующий день рождения подарю тебе… что-нибудь из парфюмерии. Ты что предпочитаешь, Кока Борджони или Иесса Гаусса?»

«Вам бы, капитан, все смеяться, а мне совсем не до смеха! – В мыслях Иловича появилась не только обида, но и некая спокойная уверенность, что очень порадовало Сергея. – Вы себя-то давно видели?»

«Ты знаешь, сержант, – Бабичев снова сменил тон разговора, перейдя к серьезной беседе, – меня больше волнует не моя внешность – она изменилась, похоже, уже не один раз, изменится и еще, меня больше занимают другие изменения!»

«Какие?» – удивленно поинтересовался Илович.

«Тебя не удивляет способ, которым мы общаемся?»

Илович промолчал, однако Сергей уловил всплеск удивленного… испуга.

«Вот то-то и оно! – удовлетворенно хмыкнул Бабичев. – Ты ведь уже был в моей центурии, когда мы высаживались на Горгону-3?»

«Был…» – подтвердил сержант.

«Значит, ты помнишь, как погибли ребята Виктора Егорова?»

«Да… пятисекундный сбой связи… Они не приняли сигнал отхода, а когда…»

«А теперь представь себе, что у нас тогда были бы наши сегодняшние способности! – перебил его Бабичев. – Нам тогда Никакая техника и не нужна бы была! И любые технические сбои были бы нам по фигу! И ребята остались бы живы!»

«Еще неизвестно, на каком расстоянии действует эта наша… способность!..» – донеслась вдруг совершено новая мысль, но Бабичев мгновенно определил, что в «разговор» вмешался Майк Строй.

«Ну почему же неизвестно? – мысленно усмехнулся капитан. – Я, старлей, только что «разговаривал» с… капитаном Вихровым и прекрасно его «слышал». А он, как вам обоим известно, располагается в своей каюте, на палубе команды и отделен от нас восемью, если я не ошибаюсь, полиольстальными перегородками!»

«Ну и как он?..» – Вопрос Майка прозвучал достаточно безразлично, однако Сергей почувствовал все его напряжение.

«Нормально, – предельно безразличным тоном ответил он, – свободно двигается по каюте, выходит в вестибюль, на двух, заметьте, ногах, с двумя вполне человеческими руками и одной вполне человеческой головой. Правда, он «начал» месяца на три раньше нас!..»

«Ты хочешь сказать, что он прошел стадию…» – Строй явно не мог подобрать достаточно нейтрального названия для той стадии Превращения, в которой находились сами десантники.

«Прошел, прошел… – подтвердил Бабичев, – обещал и нам кое-чем помочь…»

«Чем?» – в один голос воскликнули Строй и Илович.

«Не знаю, – признался Сергей, – а только Игорек слов на ветер не бросает!»

«Не успеет он нам помочь… – вклинился в разговор четвертый разум, – …гости к нам идут…»

На несколько секунд беззвучное общение в казарме прекратилось, а затем Бабичев осторожно «произнес»:

«По-моему, эти трое не имеют враждебных намерений…»

«А кто знает, какие намерения у них возникнут, когда они увидят наши… туши?» – возразил ему тот самый десантник, который предупредил их о приближении посетителей.

«Может быть, врачи не пустят этих ребят в казарму?..» – не слишком уверенно проговорил Илович, уже забывший, что совсем недавно призывал всех их уничтожить.

«Ты думаешь, что кто-то куда-то может не пустить Стива Криса?.. – узнал одного из подходивших десантников Майк Строй. – Хотел бы я посмотреть на этого смельчака!»

«Вот что, ребята, а ну-ка все вместе помогайте мне!» – воскликнул Бабичев, и все трое поняли по возбужденному тону капитана, что тот что-то придумал!

Между тем трое десантников из второй центурии третьей когорты во главе со своим командиром, капитаном Крисом, остановились у дверей казармы. Все трое явно были «на взводе» и к тому же чувствовали себя немного нервно, перед встречей с неизвестными еще «монстрами». Однако Крис не дал возможности своим товарищам найти достойную причину для отступления, его тяжелый кулак опустился на пластик двери, а зычный голос загремел на весь коридор:

– Эй, эскулапы, открывайте! Звездный десант хочет посмотреть, в кого вы там превращаете наших товарищей!

Оба врача замерли на месте, а затем быстро переглянулись, словно спрашивая друг у друга, что им делать.

– Открывайте! Это я вам говорю, Стив Крис! Или мы взломаем дверь! – не унимался за дверью капитан. – Но в этом случае пеняйте на себя!

Вадим быстро подошел к двери и, стараясь придать своему голосу твердость, негромко проговорил:

– Капитан, прекратите орать и ступайте к себе в казарму, если не хотите, чтобы я направил рапорт вашему начальству! Это госпиталь, а не… кунсткамера и не злачное место, развлекайтесь где-нибудь еще!

Дверь сотряслась от еще одного удара, а затем последовал новый рык:

– Я сказал, открывай дверь, клистир замороженный, мы долго ждать не намерены! А если не откроешь, то рапорт будет писать кто-то другой, ты его даже продиктовать не сможешь!

И тут в казарме раздался спокойный голос капитана Бабичева:

– Откройте ему дверь… Вы же знаете, что Крис не уймется, пока не получит то, что хочет!.. – И после короткой паузы добавил: – Откройте и ничего не бойтесь!

– Я вам открою, – быстро согласился врач, умело скрыв свое удивление – всего несколько минут назад Бабичев был неспособен произнести ни одного членораздельного слова, – но вы не будете орать! Все-таки здесь больные!..

– Не будем мы орать! – рявкнул из-за двери Стив. – Открывай!

Щелкнула магнитная задвижка и дверь распахнулась.

Однако бравые десантники не торопились войти в переоборудованную кают-компанию, только потоптавшись несколько секунд на пороге и убедившись, что с этого места они ничего толком не увидят, ребята медленно двинулись вперед. Первым вошел Стив Крис и почти у самого порога был остановлен бодрым голосом Бабичева:

– А, Стив! Смотри-ка, ребята, кто нас навестить пришел! Крисик, а ты не боишься заразиться? Говорят, наша сыпь страшно прилипчива!

Всем было отлично известно, что Крис терпеть не мог уменьшительной формы своей фамилии и мгновенно впадал в ярость. Однако в этом случае он только пригнулся, словно под настельным огнем противника, внимательно присмотрелся к ряду широких кроватей, едва видимых в царящем полумраке, а затем вдруг безошибочно двинулся в сторону Сергея Бабичева, ворча себе под нос:

– Ты, Серега, я смотрю, все шутишь!.. А до нас такие слухи дошли, что ты уже и на человека-то не похож!..

– Это кто ж такие слухи распускает? – непритворно удивился Бабичев. – Не иначе, как наши лечащие врачи… Чтобы, значит, никто не мешал им нас уже совсем… излечить!

– Гы-гы-гы… – раздалось из-за спины Криса, – «совсем излечить» это мохнато!.. Это запомнить надо и ребятам в казарме рассказать!

– Гоги, это ты, что ль? – раздался из противоположного угла казармы голос Майка Строя. – Я тебя сразу и не узнал!..

– Майк! – буквально завопил Гоги в ответ и ринулся к кровати Строя. – Я, что ль, тоже изменился?

– Да нет… – чуть устало ответил Строй, – просто у меня временные проблемы со зрением.

– Так кто вам все-таки сказал, что мы так сильно изменились? – снова перехватил инициативу в разговоре Бабичев. – Интересно узнать, откуда ползут порочащие десант слухи?

Крис присел на краешек бабичевской кровати и осторожно погладил огромное, странно вздутое плечо страшно искореженного, лежащего навзничь тела.

– Это нам с палубы команды стукнули… Им вроде бы тамошних лежаков посмотреть удалось, так, говорят, там такое лежит, что и людьми-то назвать нельзя!

– Ну а нас людьми назвать можно?.. – довольно жестко поинтересовался Сергей.

– Такты и не изменился вовсе… – пожал плечами Стив. – Только вот сыпь эта желтая.

– Ну, – усмехнулся Бабичев, – это разве сыпь? Вот месяц назад она вообще сплошной коркой лежала!

– Да? Так, значит, ты на поправку пошел! – с явным облегчением воскликнул Крис и снова погладил плечо Бабичева, явно не замечая, насколько оно уродливо.

Оба врача, до этого момента с немым изумлением наблюдавшие все происходящее, после этих слов словно бы пробудились. Олег ринулся к амбулаторному столику и, схватив инъектор и ампулы с питательным раствором, направился к ближайшей кровати, а Вадим, напустив на себя самый суровый вид, громко заявил:

– Так, все, хватит! Поговорили, теперь я прошу вас покинуть госпиталь, вы мешаете нормальному лечебному процессу.

Незваные посетители с поразительной готовностью вскочили на ноги и, забормотав какие-то извинительно-растерянные фразы, быстренько потянулись к выходу. Спустя минуту все трое были в вестибюле, а дверь госпитальной кают-компании опять оказалась на запоре.

На минуту время в казарме словно бы замерло – и пациенты, и врачи пребывали в полном молчании и неподвижности. Затем Олег вдруг с каким-то странным всхлипом вздохнул и медленно сел на пол, едва не уронив все, что держал в руках. Вадим, еще раз прислушавшись к удаляющимся шагам Криса и его ребят, внимательно осмотрел кают-компанию и быстрым бесшумным шагом направился к своему коллеге.

Подойдя, он снова осмотрел временный госпиталь, а затем, наклонившись, тихо проговорил:

– Ты что-нибудь понял?

Второй врач молча помотал головой.

Вадим опустился рядом со своим товарищем на одно колено и горячо зашептал:

– Слушай, они разговаривали так, словно… словно им кто-то отвечал… Вернее, словно эти… «лежаки» с ними говорили! И ребята-то совсем трезвые, явно пришли проверить информацию, полученную с палубы команды! Что ж получается, они не видели… кто перед ними лежит?

Олег поднял голову и криво усмехнулся:

– Ты считаешь, что их… – он мотнул головой в сторону своих пациентов, – …можно не увидеть?

– Но… не могли же эти трое притворяться! Ты бы смог притвориться, что разговариваешь пусть с заболевшими, но совершенно нормальными людьми, если бы видел перед собой такое?

Оба невольно посмотрели в сторону ближайшей изуродованной туши, а затем Вадим снова зашептал:

– Вот и я не смог бы! А тут прямо какое-то самовнушение!..

Едва только прозвучало последнее слово, как оба врача посмотрели друг другу в глаза и на их лицах отразилось пришедшее понимание, которое Олег тут же и озвучил:

– Не самовнушение, а… внушение! Им просто внушили, что они видят перед собой обыкновенных заболевших людей и… разговаривают с ними!

Вадим попробовал возразить, хотя уже понимал, что его коллега скорее всего прав:

– Ты думаешь, кому-то из наших пациентов стало вдруг под силу осуществить такое внушение?.. Ни один из них до сих пор не обладал даже проблеском паранормальных способностей, и вдруг такое мощное воздействие сразу на троих десантников!.. Мне кажется, это невозможно!

– А то, что Бабичев только что с нами… разговаривал, – это возможно? Ты сам сказал, что у него для этого нет даже теоретической возможности, а он говорил! И вообще, мы вряд ли можем определить, какие изменения происходят с этими… организмами. Посмотри на показания диагностов, попробуй проанализировать ход заболевания, и ты увидишь, что никакой целостной картины не получается, что либо диагност выдает нам полную чушь, либо… – тут он слегка замялся и все-таки смог закончить, – …либо диагностика человеческого организма неприменима в данном случае!

– То есть это не люди? – немедленно уточнил Вадим.

Олег опустил голову и словно бы через силу проговорил:

– Да, это не люди… не Homo sapiens…

Вадим поднялся на ноги и снова оглядел небольшое помещение госпиталя, а затем медленно двинулся к входной двери.

– Ты куда?.. – окликнул его Олег, но Вадим ничего не ответил. Подойдя к двери, он быстро приложил ладонь к идентификационной пластине, а другой толкнул дверь. Однако дверь не открылась, да и привычного щелчка магнитной защелки врачи не услышали.

Вадим недоуменно посмотрел на свою ладонь, затем на матово поблескивающую пластину и еще раз попробовал открыть дверь.

– Что за ерунда!.. – пробормотал врач и крепко хлопнул ладонью по пластику двери.

«Не надо ломиться в закрытую дверь…» – прозвучал в его голове насмешливый голос Бабичева.

– Вы что, перенастроили электронику замка? – недоверчиво поинтересовался Вадим.

«Ага! – хохотнул Сергей. – Теперь эта дверь будет открываться только по моей ладони!»

Врач быстро развернулся и посмотрел на лежавшую неподалеку уродливую тушу. Два коротких, покрытых зеленоватой чешуей обрубка, в которые превратились руки Бабичева, вовсе не имели ладоней!

«Что, эскулап, не знаешь, что бы такое приложить к пластине? А если бы у меня были ладони, ты смог бы их отрубить, чтобы выйти из этой кают-компании?»

– Вы все равно не задержите меня! – чуть ли не крикнул Вадим. – Я просто вышибу эту дверь!

Ответ Сергея прозвучал очень серьезно и даже чуть-чуть грустно:

«Не надо… Мне не хотелось бы делать из тебя безвольную куклу, но если ты меня вынудишь к этому, я не дрогну! Сам понимаешь – под угрозой оказываются восемнадцать жизней, даже если бы я наплевал на самого себя, остаются семнадцать моих товарищей, для которых я – командир! Я обязан сохранить их жизни, тем более что при этом тебе лично, кроме кратковременного… слабоумия, ничего угрожать не будет!

– А если мы откажемся вас кормить? – подал не слишком уверенный голос Олег, наблюдавший за действиями своего коллеги.

«А мы и не собираемся больше принимать ваше… кормление! – В голосе Бабичева проскользнула прежняя насмешка. – Вы и так уже совершенно нас закормили! Посмотрите на наши фигуры, вам не кажется, что нам пора садиться на диету… На очень жесткую диету!»

Врачи переглянулись, а затем Вадим, чуть запинаясь, проговорил:

– Но… вы же не сможете держать нас здесь взаперти до бесконечности!.. Нас хватятся, за нами придут!..

«Как придут, так и уйдут…»

Произнесший это разум был незнаком врачам, они «услышали» его впервые, до сих пор с ними общался только Бабичев. Поэтому они невольно пробежали глазами по своим неподвижно лежавшим пациентам.

«Это говорит старший лейтенант Строй! – пояснил вступивший в «разговор» десантник. – Капитан Бабичев очень точно обрисовал вам ситуацию и принял по отношению к вам весьма гуманное решение. Если вы не подчинитесь, мы будем вынуждены применить более жесткие меры!»

И вдруг сидящий на полу Олег засмеялся. Впрочем, это был даже не смех, а какой-то судорожный, скрежещущий клекот. Несколько секунд Вадим удивленно смотрел на своего товарища, а потом бросился к нему. Олег мотал головой, колотил ладонями по полу, а из его глотки продолжали вырываться нервные, рваные звуки. Увидев приближающегося Вадима, он попытался что-то сказать, но слова не проходили сквозь сведенное судорогой смеха горло, а Вадим, наклонившись над коллегой, встревоженно шептал:

– Что с тобой?.. Успокойся… Прошу тебя, успокойся!..

И вдруг, с всхлипом набрав воздуха в грудь, он взвизгнул:

– Успокойся!!!

А затем, широко размахнувшись, влепил Олегу звонкую оплеуху…

И испугавшись своего поступка, замер, склоненный над своим товарищем…

А тот, подавившись смехом, смотрел в глаза Вадиму и шевелил губами, не издавая ни звука. Лишь несколько секунд спустя Вадим услышал неразборчивое:

– Ты ничего не понимаешь!.. Ты же ничего не понимаешь!.. Ты не понимаешь!..

– Чего я не понимаю?.. – выдавил из себя Вадим, и эти слова послужили неким успокаивающим средством – Олег судорожно сглотнул, с силой потер пальцами лоб и заговорил внятно, хотя и достаточно нервно:

– Разве это не смешно?.. Нет, ты подумай, разве это не смешно – твои пациенты, те самые, которых ты кормил с инъектора, которые не могут двинуться… да что там двинуться – которые не могут уже даже называться людьми, начинают диктовать тебе свою волю, ограничивать свободу твоего передвижения, угрожать тебе потерей личности!!! Разве это не смешно? Ты посмотри на них! Нет, ты посмотри на них, посмотри на эти неподвижные, изуродованные туши, не похожие не то что на человека, ни на одно живое существо!!! Ты уверен, что они живые, ведь их метаболизм никак не проявляется – эти тела не имеют выделений, не реагируют на раздражители, потребляют только то, что мы с тобой им вводим… хотя еще неизвестно, могут ли они потреблять то, что мы им вводим! И они – эти нелюди… эта… нежить ставит нам условия, выдвигает требования, угрожает!!! Разве это не смешно?

«Это не смешно, – прозвучал в головах обоих врачей «голос» капитана Бабичева, – это очень серьезно! Если бы, мой милый, мы были «нелюди», тебя сейчас уже не было бы в живых, и твое, столь горячо обожаемое тобой тело было бы развеяно… даже не в прах – в молекулы! И при этом о тебе на этом прекрасном корабле не вспомнил бы никто! Ни один человек! Далее… О метаболизме наших тел вы действительно ничего не знаете, впрочем, мы тоже пока не слишком много о нем знаем, но вот насчет «выделений»… Наши тела выделяют… вернее… излучают! И в нашей воле изменить спектр этого излучения. Тогда ты сам не захочешь к нам подойти… разве что в скафандре высшей космической защиты! Ну а что касается внешности… Давай мы еще немного подождем… посмотрим, к чему в конечном итоге придет наше… Превращение!.. Разве мы многого просим?.. Всего лишь немного подождать и не угрожать нам уничтожением! Я думаю, ты сам, окажись на нашем месте, вряд ли попросил бы меньше!»

– Но вы не просите, – неожиданно спокойным тоном произнес Вадим, – вы угрожаете!

«Наша угроза всего лишь ответ на твою угрозу! – Бабичев был невозмутим и ироничен. – Или ты так рвался из казармы, чтобы просто прогуляться до офицерской столовой?»

На этот раз Игорь пришел в сознание очень легко, словно проснулся после нормального восьмичасового сна. Боли не было совершенно, более того, во всем теле он ощущал привычную, но давно уже не испытываемую легкость и силу. Вскочив с пола, он машинально шагнул к туалетной нише, отдернул штору и протянул руку к крану. Свет в нише зажегся автоматически, и Игорь мазнул рассеянным взглядом по отразившему этот свет зеркалу. Взгляд его тут же замер – на него смотрели зеленовато-карие глаза со знакомого, много раз виденного лица.

«Так вот оно какое – мое собственное лицо!» – подумал он и осторожно провел по лбу и щеке кончиками правой руки.

И тут же снова замер, уставившись на собственную ладонь. На ней было шесть пальцев! Не семь, как было раньше, но и не пять!

Он медленно сжал руку в кулак, а затем осторожно, по одному начал разгибать пальцы. И они осторожно, по одному выпрямлялись, демонстрируя, что все шесть полностью и безоговорочно подчиняются его воле. Он не испытал ни малейшей неловкости от наличия лишнего пальца, словно всю жизнь имел шестипалую ладонь. – Быстро подняв к глазам левую руку, Игорь убедился, что и на ней было также шесть пальцев.

«Ну что ж, – спокойно подумал Вихров, – можно было бы, конечно, убрать «лишний» палец, но он может оказаться весьма полезным… хотя бы при игре на музыкальных инструментах или… на пульте управления!»

Не обращая больше внимания на изменения в своем организме, Игорь умылся холодной водой, вытерся, почистил зубы, показавшиеся непривычно мелкими и плотно пригнанными один к другому. Затем он машинально протянул руку за кремом для бритья, но, взглянув в зеркало, убедился, что лицо не имеет ни малейшего намека на щетину.

Хмыкнув и еще раз внимательно вглядевшись в собственное отражение, Игорь вышел из ниши и задернул пластиковую Штору. Его взгляд как-то сразу охватил всю каюту, и он увидел на полу рядом с кроватью небольшую красную пирамидку. Подняв ее, Вихров на мгновение задумался, а затем сосредоточился в попытке мысленно связаться с Сергеем Бабичевым. Ответ от Сергея пришел почти сразу же:

«Очнулся?»

«Очнулся, – ответил Игорь и тут же поинтересовался: – А ты откуда знал, что я без сознания?»

«Так я зафиксировал момент, когда ты отключился, – усмехнулся в ответ Сергей, а затем спросил самым серьезным тоном: – Ну и чем думаешь заняться?»

«Сначала расскажи, как у вас дела обстоят…» – попросил Игорь.

«Пока все нормально. Заходили к нам трое наших ребят из десанта…»

«Зачем?» – невольный возглас Вихрова перебил Бабичева, но тот понял тревогу Игоря.

«Как зачем? – переспросил десантник, привычно ухмыльнувшись. – Посмотреть, в каких таких монстров превратились их товарищи…»

«И врач их пустил?» – Тревога Игоря еще возросла.

«Ну как он мог остановить самого Стива Криса? – В мыслях капитана снова промелькнула смешинка. – Крисик пообещал дверь выломать, и ты знаешь, что он сдержал бы свое обещание. Так что я сам попросил врача открыть ему…»

«И что?»

«Да ничего… Поговорили с ребятами, они пожелали нам скорейшего выздоровления, чтобы сыпь наша быстрее прошла…»

«Постой, постой! – Вихров был в полном замешательстве. – Какая сыпь?.. Какое выздоровление?! Они что, не смотрели на вас?»

«Ну почему?.. Смотрели… Только видели то, что мы сами им показывали… У нас, у всех восемнадцати, развилась, знаешь ли, такая способность – показывать людям… – Неожиданно Бабичев запнулся и через секунду поправился: – Показывать предтечам правдивые картинки. А ты сам знаешь, предтечи больше всего доверяют своему зрению. Считают, что слух, обоняние, осязание могут их обмануть, а вот зрение никогда. Так что с этой стороны пока что неприятностей не предвидится».

«Интересно… – протянул Игорь, – а у меня вроде бы такой способности нет».

«Зато у тебя имеются другие способности, – немедленно отозвался Сергей. – Да и период неуправляемых изменений организма ты прошел гораздо быстрее нас…»

«А как у вас с этим дела обстоят?..»

«За те полторы недели, что ты лежал без сознания, мы почти все сбросили около половины массы. Уже встаем с кроватей. Ты тогда правильно подсказал, что внутривенное питание отменить надо. Только у Иловича похудение плоховато идет… А вот внешний вид пока что оставляет желать лучшего, ну да десантники народ терпеливый. Да, вот еще что, у всех сформировались более или менее нормальные конечности. Ты себе представить не можешь, насколько приятно встать на какие-никакие ноги и иметь на руках пальцы, хотя бы и только три, как у меня».

«А у меня – шесть», – неожиданно для самого себя вставил Игорь.

«Да, – ничуть не удивился Сергей, – я бы с тобой поменялся!»

«Ничего, – усмехнулся на этот раз Вихров, – я постараюсь до вас добраться и принесу вам такие игрушки, которые помогут отрастить пальцев сколько захочешь!»

«Интересно… – в тон Игорю протянул Сергей, – и когда же тебя ожидать?»

«Я сейчас отправлюсь в мастерские, а затем сразу же к вам!»

«Связь будем поддерживать все время или тебе это будет сложновато?» – поинтересовался Бабичев.

«Нет, все время не получится… Мне, чтобы с тобой… общаться, полное сосредоточение требуется, так что я с тобой свяжусь, когда к вашему госпиталю подходить буду».

«Хорошо, – проговорил Сергей с некоторым сожалением. – Мы тебя ждем».

Связь между потенциальными полными суперами прервалась, Игорь присел на кровать, расслабился и вдруг почувствовал, насколько устал. А в следующее мгновение его тело вновь стало наполняться энергией. Игорь прислушался к своим ощущениям и вдруг понял, что его организм черпает эту энергию из… проходящего над потолком его каюты силового энерговода!!!

Впрочем, Вихрова это удивило не слишком сильно, он уже догадывался, что имеет какую-то внешнюю подпитку, иначе каким образом он мог обходиться без еды в течение уже нескольких месяцев.

«Ну вот, мы уже и к электричеству подключаться можем! – с иронией подумал он про себя. – Скоро и без желудка будем обходиться… если он у нас вообще еще есть!»

Спустя минуту капитан пересел к индивидуальному модулю связи, включил его и вызвал Главный компьютер корабля. На экране появилась привычная девчачья рожица, а под ней надпись:

«Привет! Давно не виделись!»

– Привет, – улыбнулся в ответ Вихров, – Спасибо, что не забыл!

– Ну ты скажешь тоже – забыл! – включился речевой фильтр. – Как я могу о чем-то забыть! Всегда готов помочь!

– Спасибо, – снова улыбнулся Игорь, – подскажи, какая смена сейчас на вахте?

– Вторая… – немедленно откликнулся Главный компьютер корабля.

– Как давно она заступила на вахту?..

– Один час двенадцать минут назад по корабельному времени.

– Прошу вывести на монитор план грузовой палубы.

По экрану слева направо проплыла вертикальная черта, из-под которой проявился четкий графический рисунок. Вихров внимательно всмотрелся в изображение. Он быстро нашел выход из антигравитационной шахты в главный вестибюль палубы. Справа от входа располагались склады и грузовые причальные палубы, слева – производственно-ремонтный комплекс. А вот и литейный блок, состоящий из трех цехов – металлического литья, полиольстального литья и литья пластика. Определив свой маршрут, Игорь медленно проговорил:

– Спасибо… и до встречи!

– До встречи… – ответил Железный Феликс, и экран монитора погас.

Игорь отключил модуль связи и прошел в туалетную нишу к зеркалу. Осмотрев свое лицо, он закрыл глаза и постарался во всех подробностях представить себе Ивана Чаева, первого ассистента главного механика «Одиссея». По лицу побежали щекотные мурашки, но Игорь стойко терпел, стараясь сохранять в воображении выбранный образ. Наконец мурашки пропали, и все лицо обдало горячей волной. Игорь открыл глаза и уставился на широкоскулую курносую физиономию Чаева, глядевшего на него из глубины полированного металла.

«Годится!» – решил Вихров, но тут вдруг его взгляд задержался на вышитой на груди рабочего комбинезона эмблеме навигатора. У Чаева такой эмблемы быть не могло!

«Это надо поправить… – подумал Игорь, выходя из туалетной ниши. – Вот только как?»

Впрочем, он быстро сообразил, каким образом избавиться от эмблемы, – просто набрал на пульте управления хозяйственного блока код спортивного костюма. Спустя три минуты он достал из приемника хозблока заказанную одежду и переоделся. На груди спортивной куртки, не считавшейся форменной одеждой, красовалось лишь название линкора.

Переложив красную пирамидку в карман спортивной куртки, Игорь подошел к двери своей каюты и прислушался. За дверью царила тишина. Вихров погладил идентификационную пластину ладонью, и магнитный замок сухо щелкнул, откидывая задвижку. Игорь приоткрыл дверь и выглянул. В вестибюле было пусто.

Выскользнув наружу, Вихров закрыл за собой дверь, сохранив на наружной идентификационной пластине наклеенный кусочек пластика, и быстрым шагом направился к антигравитационной шахте. Ему надо было попасть на грузовую палубу, где располагались и все корабельные мастерские.

В шахте он никого не встретил, а вот на выходе столкнулся практически лицом к лицу с одним из специалистов-техников. Тот сначала недоуменно посмотрел на яркий костюм Игоря, а затем вытянулся в струнку и лихо вскинул руку к берету, приветствуя лже-Чаева.

Вихров коротко кивнул, а когда техник оказался на два шага позади него, вдруг обернулся и спросил:

– Кто сейчас дежурит у литейных автоматов?..

– Техник Горжич!.. – четко отрапортовал незнакомый специалист, явно принимая Вихрова за свое начальство. Игорь вопросительно посмотрел прямо ему в глаза, и он тут же добавил:

– Горжич Ярослав!..

– Спасибо!.. – кивнул в ответ Вихров и двинулся по широкому, хорошо освещенному вестибюлю.

– Только он сейчас в цехе полиольстального литья!.. – крикнул ему вслед техник, однако Игорь не остановился, а только, повернувшись на ходу, махнул рукой, давая понять, что услышал подсказку. Добравшись до литейного блока, Вихров сначала заглянул в цех металлолитья, но там, как его и предупреждали, никого не было. А в цехе полиольстального литья, за пультом литьевого автомата стоял невысокий коренастый техник в темном комбинезоне и такой же темной круглой шапочке, из-под которой выбивались ярко-рыжие кудри.

Вихров подошел ближе, и техник, словно почувствовав его присутствие, оторвался от пульта и повернулся в его сторону. Увидев Игоря, он выпрямился и громко произнес:

– Господин первый ассистент главного механика, техник-литейщик Горжич выполняет заказ двигателистов.

Вихров взглянул на пульт управления автомата. Над демонстрационной площадкой пульта медленно вращалось изображение довольно сложной детали, оплетенное тонкими размерными линиями. Похоже, силовое поле, служившее формой для отливки, еще не было сформировано.

– Большой заказ? – поинтересовался лже-Чаев.

– Шесть деталей, по двенадцать экземпляров каждая, – доложил Горжич. – Заканчиваю отладку формы для третьей.

– Как быстро вы можете сделать тридцать вот таких деталей? – спросил Вихров, доставая пирамидку.

Литейщик внимательно посмотрел на маленький красный предмет, покоящийся на ладони капитана, и, в свою очередь, задал вопрос:

– Материал?

– Титан – девяносто шесть процентов, вольфрам – три и восемь десятых процента, две десятых процента – примеси, – по памяти ответил Игорь.

– Через десять минут я закончу настройку автомата, запущу изготовление и тогда смогу заняться вашей игрушкой, – улыбнулся Горжич.

– Я подожду в цехе металлолитья, – кивнул Игорь и, развернувшись, направился к выходу.

Точно через десять минут Горжич вошел в цех металлического литья и увидел, что первый ассистент главного механика стоит у крупногабаритного литьевого автомата и рассматривает пульт управления. Впрочем, он сразу же повернулся на звук шагов литейщика и снова достал из кармана куртки свою пирамидку.

Горжич взял ее в свои руки, еще раз внимательно рассмотрел.

– Деталь небольшая, да и партия невелика, так что мы запустим ее в «малыше», быстрее получится, – проговорил он, направляясь в другой конец цеха к небольшому литьевому автомату.

Подключив автомат к питанию, литейщик открыл разметочную камеру и установил пирамидку в центр площадки. Как только он убрал руки, по красным бокам пирамидки заскользили едва заметные лучи лазерного сканера. А литейщик тем временем набирал на панели управления параметры требуемого сплава. Над демонстрационной площадкой начало появляться трехмерное изображение пирамидки.

Горжич вернулся к разметочной камере и, не оборачиваясь, спросил:

– По какому классу точности вести литье?..

– Это не принципиально, – пожал плечами Игорь, – важно точно соблюсти состав сплава.

– А почему она красная? – неожиданно спросил литейщик. – Может быть, изменить параметры детали, дать припуск на толщину покраски?..

– Нет, никаких припусков давать не надо!.. – чуть более резко, чем хотел, ответил Вихров. – На детали нет красителей, это ее естественный цвет!

– Как – естественный? – удивленно обернулся техник-литейщик. – Это же титано-вольфрамовый сплав, он не может в естественном виде иметь такой окраски!

– Создание цвета в вашу задачу не входит! – еще более резко заявил Игорь. – Изготовьте мне тридцать штук и все!

– Сейчас будет сделано, – пожал плечами Горжич и, бросив быстрый взгляд на голографическое изображение пирамидки, пробежал пальцами по сенсорам пульта управления.

Внутри литьевого автомата что-то глухо загудело, изображение пирамидки над демонстрационной площадкой пульта перестало вращаться, а через пару секунд и вовсе исчезло. Горжич вытащил пирамидку из разметочной камеры и протянул ее Вихрову.

– Я запустил литье, – проговорил он, кивнув на глухо гудящий автомат, – минут через двадцать ваши пирамидки будут готовы. Вы сможете их сами забрать, а мне разрешите вернуться в цех полиольстали, заказ двигателистов срочный.

Вихров молча кивнул, отпуская литейщика, и только когда тот покинул помещение цеха, вдруг подумал, что не знает, как отключить автомат после окончания работы. Впрочем, он тут же отбросил эту мысль – техник наверняка зайдет в цех, чтобы проверить, все ли здесь в порядке.

Литьевой автомат и впрямь прогудел около двадцати минут, а затем это гудение прекратилось. Десяток секунд спустя коротко звякнул скрытый под кожухом звоночек и включился небольшой транспортер, лента которого пряталась под кожухом автомата. Из-под темного пластикового фартука, прикрывавшего проем транспортера, начали выныривать небольшие темно-серые, маслянисто отблескивающие металлом пирамидки.

Игорь брал каждую пирамидку в руку, легко шевелил пальцами, и ее поверхность окрашивалась в чистый красный цвет. Скоро на небольшом пластиковом столике, притулившемся рядом с литьевым автоматом, красовалось ровно тридцать красных пирамидок. Снова коротко звякнул звонок, и транспортерная лента остановилась. Панель управления несколько раз мигнула всеми своими сенсорами, словно напоминая о себе, а затем, не дождавшись указаний оператора, отключилась.

Вихров быстро оглядел небольшое помещение цеха и направился к высокому шкафу, стоявшему в дальнем углу. В этом шкафу он нашел упаковку сложенных пластиковых коробочек. Взяв одну из коробок, он вернулся к столику и уложил в нее свои пирамидки. Еще раз оглядев цех, словно запоминая все стоявшее в нем оборудование, Игорь вышел в вестибюль, аккуратно притворив за собой дверь.

Через тридцать минут он, заскочив по пути в офицерскую столовую и прихватив сверток с бутербродами и термос с кофе, выходил из антигравитационной шахты на палубу Звездного десанта. Первый же встреченный им десантник махнул рукой и громко поинтересовался:

– Что, Иван, опять к Крису топаешь? Раздобыл новые доказательства монструозности наших ребят?

В ответ Игорь неопределенно махнул рукой и, напустив на себя крайне озабоченный вид, отправился в дальний конец палубы, где располагалась временная больничная палата. Связь с Бабичевым он уже установил, и его в кают-компании ожидали с нетерпением. Подходя к дверям госпиталя, Игорь быстро огляделся. Рядом никого не было, однако метрах в десяти от него, у противоположной стены стояли шестеро десантников. Трое из них о чем-то негромко спорили, остальные с интересом слушали спор. На Игоря внимания они вроде бы не обращали. Вихров сделал последний шаг и оказался у самой двери. В то же мгновение магнитный замок сухо щелкнул, открывая ему дорогу.

Игорь быстро вошел и сразу же захлопнул за собой дверь. Замок тут же сработал, а Игорь быстро прощупал пространство за дверью. Спор десантников продолжался, они, похоже, не заметили, как он проскользнул в казарму-госпиталь… кроме одного. Высокий брюнет, склонив голову, делал вид, что внимательно слушает спорщиков, но в то же время внимательно приглядывался к закрытой двери казармы. Вихров немного подождал, наблюдая за брюнетом, но тот вроде бы потерял интерес к дверям госпиталя, а спустя пару минут вся компания и вовсе двинулась по вестибюлю прочь от двери маленькой кают-компании. Вихров огляделся.

«Что, не нравятся тебе твои бывшие товарищи?.. – раздался в его мозгу насмешливый вопрос Сергея. – Ну уж извини, если мы тебя разочаровали!»

«Нет, Серега, вы меня… очаровали! – не менее насмешливо ответил Игорь. – И чтобы ваше… «очарование» увеличить до невозможности, я притащил вам… занятие».

И Вихров безошибочно направился к двум полевым матрасам, на которых лежала здоровенная туша, нисколько не похожая на Серегу Бабичева. Остановившись около этой туши, Игорь опустился на краешек матраса и, почесав щеку, пробормотал:

«Ты ж говорил, что сильно похудел!.. Что-то не похоже!»

«Просто ты не видел меня пару недель назад. Вот в то время хрен бы ты присел рядышком!»

«Ну ладно… – Игорь открыл свою коробку, – …главное, я смотрю, руки у тебя имеются и хваталки… то бишь пальцы, наличествуют, значит, с моим упражнением должен справиться».

Тут он заметил, что три глаза лежащего перед ним монстра внимательно наблюдают за ним, и подмигнул:

«Слушай внимательно!..»

Он открыл коробку и вытащил из нее красную пирамидку.

«Упражнение называется «преобразование шестого уровня» и его должен делать каждый потенциальный полный супер четвертого года подготовки!»

«Так мы всего шестой месяц… готовимся!» – донесся из дальнего угла знакомый Вихрову голос.

«Ба!.. – немедленно отозвался он. – И ты, Майкл, здесь?»

«А куда ж мне от моего капитана! – усмехнулся в ответ Строй. – Тем более он обещал нам, что капитан Вихров принесет какую-то уникальную адаптационную методику! Ну уж очень хочется как-то адаптироваться к своему нонешнему виду!»

«Сейчас будем… адаптироваться! – кивнул Игорь. – Смотрите внимательно за моей рукой!»

Он поставил на ладонь пирамидку и поднял ее над головой.

«Всем видно?»

«Всем, всем…» – привычно усмехнулся Бабичев, но за его усмешкой чувствовалось огромное напряжение.

«Тогда внимание!» – воскликнул Игорь и едва заметно пошевелил пальцами. Красная пирамидка мгновенно потеряла цвет, потекла, словно воск в пламени свечи, но тут же как будто бы усилием воли остановила свое «истекание» и сформировалась в небольшой бублик, засиявший чистым синим цветом.

«Видели?.. – поинтересовался Игорь. – Теперь в обратную сторону!»

И в ту же секунду синь тора пропала, а размягчившаяся серая масса потянулась своей серединой вверх, формируясь в пирамиду. Спустя пару секунд на ладони у капитана-навигатора снова красовалась красная пирамидка.

«Интересный… фокус… – донеслась до разума Игоря чья-то ленивая мысль, – …только нам-то он зачем?»

«Если вы поймете, каким образом осуществляется это превращение, вы поймете, каким образом можно формировать и собственное тело!» – ответил Игорь.

«А из чего эта игрушка сделана?» – поинтересовался Строй.

«А, ерунда, титано-вольфрамовый сплав».

«Дай-ка мне эту игрушку!» – потребовал Сергей.

Вихров протянул другу пирамидку, и тот, неуклюже обхватив ее своими толстыми пальцами, поднес «игрушку» к своим глазам:

«Ну… подскажи, с чего начинать…»

Игорь немного растерялся, до сих пор он просто не задумывался о том, каким образом у него получается этот «фокус».

«Знаешь… – медленно проговорил он, – …вряд ли я смогу дать тебе точные указания… Если бы это было так просто, возможно, такое упражнение не было бы столь эффективным. Но в общих словах… Я… как бы это точнее выразить… я раскрываю кристаллическую структуру металла и воздействую на нее энергетически… «разогреваю», что ли… В разогретом виде менять форму объема достаточно просто. Для меня самым сложным было отработать процесс ориентации молекулярной структуры таким образом, чтобы поверхность получаемого объема отражала электромагнитное излучение определенной длины волны… Ну чтобы получить заданную окраску!»

Пару минут Сергей подержал пирамидку на ладони, уставившись на нее немигающими глазами, а затем опустил руку.

«Ну… не знаю… – в его «голосе» звучало разочарование, – …у меня ничего не получается!»

«Шустрый какой!.. – покачал головой Игорь. – Что ж ты думаешь, это просто? Придется попотеть. Самое главное – вы видели, что я это делаю! Значит, рано или поздно у вас тоже получится!»

«А дай-ка мне свою пирамидку!» – неожиданно потребовал Строй.

«Я каждому приготовил по образцу».

Игорь поднялся с матраса и пошел между десантниками, выдавая каждому по пирамидке. Оказавшись у дальней стены казармы, он увидел двух врачей, спящихвместе на одной кровати.

«Как ваши эскулапы себя ведут?» – обратился он мысленно к Бабичеву.

«Да нормально… – отозвался тот с некоторой задержкой, – …сначала все хотели выбраться из казармы, особенно Вадим, а сейчас успокоились. Правда, еды для них не хватает, так что они все больше спят. Будим их, когда удается кого-нибудь из ребят… из десантников наших, «убедить», чтобы они принесли какой-нибудь жратвы!»

«Я тоже тут кое-что принес для них, – вспомнил Игорь, выкладывая на прикроватный столик сверток с бутербродами и ставя рядом термос. – Правда, тут немного, но в следующий раз еще что-нибудь захвачу!»

«Ты постарайся не слишком часто по линкору бегать! – с неожиданной строгостью проговорил Бабичев. – Как бы чего не случилось!»

«Да что может случиться? – улыбнулся Игорь. – Ты же видишь – я маскируюсь».

«Вижу… – еще строже произнес Сергей, – и все-таки будь поосторожней, береги себя. Ты для нас теперь… как это?.. Зримый образ нашего светлого будущего, так что если с тобой что случится!..»

Вихров покачал головой:

«Ладно, я постараюсь… Только теперь давай выпускай меня, попробую добраться до наших… потенциальных суперов, которые на палубе команды лежат, им тоже пирамидки передать надо!»

Игорь прошел назад к матрасам Бабичева и поднял свою полегчавшую коробку.

«Занимайтесь, ребята, и если что надо будет, дайте знать!»

«Дадим…» – проговорил Сергей.

Остальные промолчали, но, как заметил Вихров, пирамидку никто из десантников из рук не выпустил!

Едва он приблизился к двери, как замок послушно щелкнул, выпуская его из госпиталя. В вестибюле было пусто, хотя по корабельному времени было еще далеко до полуночи. Впрочем, метрах в сорока от дверей, как раз на пути к антигравитационной шахте, по которой Игорь спускался на палубу десанта, стояли три группы десантников по шесть-семь человек в каждой. После секундного раздумья Вихров решил подняться на свою палубу по другой шахте. До нее было дальше идти, зато не надо было проходить мимо кучковавшегося десанта.

Спокойно развернувшись, Игорь направился к выбранной шахте, стараясь идти неторопливо, не привлекая к себе лишнего внимания.

Он прошел всего шагов пятнадцать, когда услышал за собой шаги – два-три человека торопились ему вслед. Игорь спокойно сосредоточился и почти сразу почувствовал, как по его лицу побежали быстрые мурашки. Никакой конкретной личности он себе не выбрал, так что изменения в его лице были минимальны. Почувствовав по горячей волне, окатившей его лицо, что трансформация закончена, он остановился и обернулся. К нему приближались трое в рабочих комбинезонах десанта, и никого из этих троих он не знал.

– Иван! – воскликнул один из подходивших десантников. – Мне передали, что ты на нашей палубе, и я ждал, что ты ко мне заглянешь!..

Троица подошла ближе, и говоривший, рассмотрев лицо Игоря, замолчал. Потом, укоротив шаг, он повернулся к одному из своих спутников и недовольно проговорил:

– Кто сказал, что это Чаев?

Тот, к кому был обращен вопрос, пожал плечами и проворчал:

– Не знаю… И парня этого не знаю…

– Парень, ты кто такой? – снова обратился к Вихрову десантник с нашивками капитана. Все трое подошли к нему вплотную, так что Игорь мог их хорошенько рассмотреть.

– А!.. – проговорил он, глядя на капитана. – Ты, наверное, Стив Крис?.. Мне про тебя говорил первый ассистент главного механика…

– Я-то – Крис, – перебил его капитан-десантник, – а вот кто ты такой?

– А я из службы главного механика линкора, послан в ваш… этот… ну… госпиталь, посмотреть магнитный замок и крепление вентиляционных решеток.

– И почему же это к нам на палубу направили тебя? Или Пашка Ильин, наш шеф-механик, не мог сам с этим делом справиться?

– А это вопрос не ко мне! – довольно резко ответил Игорь. – Обращайтесь к главному механику корабля, если он захочет отвечать на ваши вопросы!..

– Знаешь что, паренек, – прищурил глаз капитан-десантник, – пойдем-ка с нами к Ильину. Пусть он выяснит по своей службе, что ты тут у нас на палубе делал… механик в спортивном костюме!..

– Ага, это ж была моя голубая мечта – гулять по палубе десанта без дела! – зло усмехнулся Игорь.

– Ну вот твоя мечта и сбылась, – ощерился в ответ капитан, и по его едва заметному знаку двое доселе молчавших десантников встали по бокам Игоря.

Тот посмотрел сначала направо, потом налево и еще раз усмехнулся:

– Так ты, капитан, похоже, решил задержать меня силой?

– Так ты ж приглашение не принимаешь, – снова в улыбке показал клыки капитан, – что ж нам остается делать?

– А что ты скажешь, если силу применю я?..

Похоже, последняя фраза Игоря донельзя развеселила капитана. Его глаза превратились в две узенькие щелочки, губы растянулись в довольной улыбке, он подмигнул своим товарищам и радостным тоном проговорил:

– Давай применяй!

Вихров пожал плечами:

– Ты сам мне разрешил!..

В следующий миг он выпустил из правой руки свою коробку, его ладони взвились вверх и пальцы сомкнулись на воротах десантных комбинезонов, а затем с невероятной силой швырнули обоих десантников навстречу прыгнувшему к Игорю капитану. Все трое кубарем покатились по настилу палубы, а Вихров, ухватив не успевшую упасть коробку, бросился к антигравитационной шахте! Однако десант есть десант! Уже через мгновение он услышал за собой топот преследующих его десантников…

Вот только догнать незнакомого, неизвестно зачем оказавшегося на их палубе механика десантники не смогли, хотя преследовали его рьяно, обозленные неожиданным нападением. Незнакомый высокий парень в спортивном костюме легко как от стоячих, оторвался от них и, не снижая скорости, прыгнул ногами вперед в проем антигравитационной шахты.

Первым остановился Стив Крис, рядом с ним встали двое его товарищей. Крис глухо выругался, быстро глянул на своих друзей и в раздражении воскликнул:

– Вы видели, как он бежал? С такой скоростью люди не бегают!!!

– Вот именно, – немедленно согласился один из его спутников, а второй весьма флегматично заметил:

– Так, может быть, это и не человек…

– А кто?! – Крис всем телом повернулся ко второму десантнику. – На монстра он нисколько не похож, обычный парень!

– Но ты же сам сказал, что люди так не бегают… – все с той же флегмой ответил десантник.

Крис шумно выдохнул и вдруг сказал совершенно спокойно:

– Ну хорошо, бегунок, мы тебя все равно найдем!

Затем, повернувшись к первому из своих спутников, приказал:

– Свяжись с Чаевым. Передай, что я хочу встретиться с ним!

Игоря вынесло на палубу команды в дальнем конце главного вестибюля. За время подъема на свой уровень он успел еще раз изменить свою внешность и теперь был самим собой. Его не слишком волновало то, что кто-то из команды сможет увидеть в вестибюле Игоря Вихрова.

Слегшие специалисты линкора были размещены в каютах, соседних с каютой Игоря, и он об этом знал. Правда, его попытки связаться с кем-либо из них тем же способом, которым он связывался с Сергеем Бабичевым, остались безуспешными, но Игорь надеялся, что эти люди уже прошли бессознательный период своего Превращения. Ведь только в этом случае им можно было предложить поиграть с пирамидкой.

Он быстро добрался до дверей своей каюты и убедился, что в нее никто не пытался проникнуть. Затем он прошел немного дальше по вестибюлю и остановился у двери следующей каюты. На ней был прикреплен знак медицинской службы и предупреждение о карантине, распространенном на эту каюту. Игорь прислонился к двери и попытался проникнуть за нее своим сознанием. Почти сразу же до него донеслась чужая, тревожная мысль:

«Кто-то подошел… Это не врач, врач никогда не останавливается и не прислушивается, он сразу открывает дверь… Это кто-то чужой! Что нужно чужому около моей каюты?»

«Ты кто?..» – мысленно произнес Игорь, стараясь вести себя как можно спокойнее и доброжелательнее.

Чужая мысль немедленно исчезла. За дверью наступила тишина, однако Игорь терпеливо ждал, не желая своим напором испугать того, кто находился за дверью.

Минуты две царила тишина, а затем чужой разум повторил за Вихровым:

«Ты кто?..»

«Я капитан Вихров… – немедленно отозвался Игорь, – я располагаюсь в соседней каюте, но теперь могу из нее выходить…»

И чуть подождав, он снова повторил свой вопрос:

«А ты кто?..»

«Я… не помню… – с какой-то щемящей тоской донеслось из-за двери, – …я ничего не помню!..»

«Ты не будешь против, если я войду?..» – как можно мягче спросил Игорь.

«Ко мне никто не приходит… – пришла мысль из-за двери, – …врач… иногда… редко… Наверное, ко мне просто нельзя войти… Может быть, меня просто нет?.. Но тогда кто за меня думает… Или это не мои мысли… лучше бы уже снова пришла боль, тогда я точно знаю, что я есть… И еще я точно знаю, что я есть, когда приходит врач… Только врача уже очень давно не было… наверное, потому, что меня тоже нет…»

«Теперь ты будешь точно знать, что ты есть, когда буду приходить я!» – перебил чужую мысль Игорь и положил подушечки пальцев на сканирующую пластину.

Шероховатости… нет, крошечные, чуть покалывающие кожу крючочки были ясно различимы. Игорь осторожно провел кончиками пальцев по пластине, приглаживая эти крючочки в одну сторону, пока не раздался знакомый короткий щелчок электромагнита. Капитан осторожно толкнул дверь.

Каюта, в которую он вошел, была точной копией его собственной. Тусклый «ночной» свет едва освещал помещение, но и в этом тусклом свете было хорошо видно, что на кровати никого нет. И в то же время Игорь отчетливо ощущал присутствие чужого разума. Он шагнул к туалетной нише и отдернул пластиковую штору. В нише загорелся свет, словно бы демонстрируя, что и там никого нет.

«Что за странные… прятки?..» – удивленно подумал Игорь.

«Прятки… – эхом возникла чужая мысль, – …прятки… дети… маленькие люди… люди… большие люди… я был большим… человеком… теперь я никто, меня нет… остались только мои мысли… Только почему-то эти мысли всегда разные…»

«Если мысли появляются и исчезают, значит, их кто-то генерирует. А в каюте, кроме тебя, никого нет! – возразил невидимке Игорь. – Значит, ты есть, значит, ты существуешь!»

Ответа не последовало, и Игорь снова принялся осматривать крошечную каюту. Наконец в выдвижном ящике прикроватного столика он обнаружил капсулу с голограммой. Быстро развернув ее, он увидел голографическое изображение Володьки Ежова, четвертого ассистента командира «Одиссея». Рядом с младшим лейтенантом стояла женщина лет сорока, не сводившая с улыбающегося парня сияющих глаз.

«Вот, значит, кто находился в этой каюте! – подумал Вихров. – И как я только мог забыть, кто был со мной на Гвендлане?»

«Кто был с тобой на Гвендлане?..» – немедленно пришла к нему чужая мысль. Теперь в ней появился едва заметный интерес, и Вихров сразу же узнал знакомую интонацию – с ним общался Ежов, теперь он был в этом совершенно уверен.

«Ты был со мной на Гвендлане! – твердо подумал Игорь. – А зовут тебя Владимир Ежов, ты – младший лейтенант Космофлота Земли и четвертый ассистент командира линкора «Одиссей»!»

«…линкора «Одиссей»…» – слабым эхом отдалось в его голове.

«Нет, это уже черт знает что! – неожиданно вспылил Игорь. – Что произошло в этой каюте, куда мог подеваться человек и каким образом здесь появляются его мысли? Не мог же он на самом деле превратиться… – тут капитан запнулся, словно сам не мог поверить в промелькнувшую догадку, – …или мог?»

Игорь аккуратно поставил свою коробку на столик, прикрыл глаза, чтобы ему не мешал ночник, и принялся изучать комнату с помощью своих вновь приобретенных способностей.

И почти сразу же он обнаружил в углу каюты, над входом в туалетную нишу не слишком сильное и странное по форме электромагнитное поле! Ни один из установленных в каюте или рядом с нею приборов и устройств не мог генерировать это поле! Что же получалось!..

На секунду Вихров растерялся – получалось, что человек, полностью потерявший свое материальное тело, тем не менее не утратил способности размышлять!!!

«Но если он… если это поле существует, значит, оно… он… получает откуда-то подпитку?»

И тут же в его голове родилась подсказка: «Да от того же энерговода, от которого ты сам подпитывался!»

Игорь поднял глаза и уставился в тот самый угол, в котором расположилось поле. Потом, не глядя, протянул руку и вытащил из коробки одну из пирамидок. Он, конечно же, не видел поля, но точно знал, что оно есть!

«Володь, ты можешь как-то ощущать веши… предметы… людей?..»

«Володь… это я?»

Чужая мысль была гораздо четче, и вопрос, заключенный в ней, был точно направлен.

«Владимир Ежов – это ты! – подтвердил Игорь. И повторил свой вопрос: – Так ты можешь ощущать… материю?»

«Материю?.. Могу… И не только материю… Я, например, чувствую, что ты на меня смотришь… Я первый раз чувствую, что кто-то смотрит именно на меня!.. Врач никогда на меня не смотрел, хотя иногда говорил… – Вдруг чужая мысль оборвалась и спустя мгновение возобновилась с прежней неуверенностью: – Говорил?.. Обменивался мыслями… Говорил… уже давно не могу говорить… Я могу только мыслить…»

«Владимир! – резко перебил Ежова Игорь. – Сосредоточься! Я прошу тебя обратить внимание на то, что лежит у меня на ладони. Ты можешь как-то… обращаться с этой вещью?»

«С этой вещью?..» – эхом повторилось у Вихрова в голове, и вдруг он почувствовал, как по его руке, от плеча к запястью пробежала быстрая волна жестких мурашек, а вслед за этим лежавшая на ладони пирамидка приподнялась и поплыла к потолку.

«Этой вещью?» – снова переспросила мысль, делая ударение на слове «этой».

«Да – этой!» – радостно подтвердил Игорь и тут же достал другую пирамидку, не сводя глаз с первой, парящей под потолком.

«Владимир, попробуй проделать со своей… вещью то, что я сейчас тебе покажу… то есть то, что сейчас произойдет с такой же вещью в моей руке…»

Игорь понимал, что здорово запутался в своих объяснениях, и потому вытянул руку вперед и принялся манипулировать пирамидкой, превращая ее в синий тор и возвращая ей первоначальный вид.

Он провел шесть-семь превращений, когда в его голове вдруг появилась мысль Ежова:

«Это просто… Смотри!»

Висевшая в воздухе пирамидка вдруг завибрировала, причем с такой частотой и амплитудой, что ее очертания расплылись, а затем очень медленно ее форма и цвет стали изменяться. Прошло почти две минуты, пока пирамидка в «руках» Ежова не приобрела форму тора и не окрасилась в интенсивный синий цвет.

«Отлично!!! – с восторгом воскликнул Вихров, а затем стал каменно серьезным. – А теперь, Володя, подумай: может быть, тебе стоит вернуться в материальную форму, принять свой прежний, человеческий облик?»

Ответа не последовало, разве что синий бублик вдруг сорвался со своей невидимой опоры и с глухим стуком упал на пол каюты. Лишь после долгого молчания Вихров уловил мятущуюся мысль:

«Вернуть человеческий облик?.. Но ведь я утратил тело!.. У меня остались только мысли!.. Как можно мыслью вернуть себе тело?»

«Ничего ты не утратил! – жестко подумал Игорь. – Просто в ходе мутаций, возможно, из-за невыносимых болей ты, скорее всего даже не соображая, что делаешь, перевел свое тело в форму электромагнитного поля! Ты ушел от боли, избавившись от тела! Но ты сам только что показал, что вполне способен формировать материальные объекты, вот и думай, как с помощью этого знания вернуть себе материальную форму!!!»

«Но тогда и… боль вернется!.. Игорь, это была такая боль! Такая!!!»

«Зато…»

Игорь не договорил, ему в голову вдруг пришло, что, возможно, тот вид, который принял Ежов, более функционален для существования Разума? Идея была странной, страшной и… соблазнительной. Только, как почти сразу же сообразил Игорь, время реализации этой идеи еще не настало. Поэтому он после короткой паузы продолжил свою фразу:

«Зато ты сможешь снова стать полноправным членом экипажа и… и очень, понимаешь, Володя, очень помочь нам!»

«Кому нам?»

Вопрос Ежова прозвучал как-то уж слишком конкретно. Потому и Игорь ответил совершенно конкретно:

«Нам – Homo Super, потенциальным полным суперам. Ты же знаешь, кто это такие. Мы – я, ты, Сергей Бабичев и его ребята, Кокошко – все мы проходим сейчас Превращение, наши организмы мутируют! Нас пока еще очень мало, только те, кто побывал на Гвендлане или общался с мальчишкой, которого мы подняли с планеты. Только вот в чем загвоздка – «Одиссей» идет по маршруту, на котором все находящиеся в звездолете люди должны стать полными суперами… или почти все. Нас всех ожидает Превращение, только у нас с тобой будет самая тяжелая работа!»

«Какая?» – спросил Ежов, едва только Игорь замолчал.

«Делай себе тело! – не стал отвечать на последний вопрос Вихров. – И потом мы все с тобой обсудим. Я тебя сейчас покину, тут рядом с тобой еще пятеро ребят мучаются. А ты думай и… работай, хватит хандрить… призрак!»

Игорь сгреб со столика свою коробку и шагнул к выходу.

Когда дверь за ним уже закрывалась, до него донеслась четкая мысль:

«Заходи… скорее!»

«Обязательно…» – усмехнулся в ответ Игорь и вдруг мысленно увидел ухмыляющуюся физиономию Володьки Ежова.

Вихров точно знал, что этот образ не был рожден его разумом.

Остальные семь кают Игорь прошел быстро. В четырех случаях люди уже прошли стадию боли и беспамятства, так что Игорь появился у них как раз вовремя, чтобы объяснить им, что с ними происходит, и продемонстрировать «преобразование шестого уровня». Кокошко, Эдельмана и Озду он нашел без сознания, и только у своего бывшего врача он немного задержался. Виталий Сергеевич изменился совершенно, так что теперь мало походил на человека. Он неподвижно лежал на спине совершенно обнаженный, а его искореженное тело от пояса и ниже словно бы превратилось в неровно обколотый кусок гранита, а выше пояса трепетало в мелких, но непрестанных изменениях. Прямо на глазах капитана плечи первого ассистента главного врача линкора вдруг начали быстро раздаваться вширь, а на груди появились два узких плоских нароста, напоминавших плавники…

Игорь вышел из каюты, закрыл магнитный замок, прислонился спиной к стене и неожиданно подумал:

«Интересно, кто из врачей наблюдает Кокошко? Представляю, что рассказывает этот человек своим друзьям о своем пациенте!»

И тут ему пришло в голову, что было бы неплохо навестить медотсек. Он даже сразу же придумал причину такого посещения – пора было ставить вопрос о своем возвращении на службу, это дало бы ему возможность беспрепятственно и не вызывая никаких вопросов перемещаться по кораблю. Конечно, боли могли возобновиться, но Игорь был почему-то уверен, что они не будут столь невыносимыми, как раньше, а уж беспамятство ему точно не грозило!

Отлепившись от стены вестибюля, он неторопливо дошел до своей каюты, оставил там коробку с пирамидками, а затем двинулся в сторону медотсека. Минут через пятнадцать Вихров уже стоял перед дверью амбулатории. Пригладив растрепавшиеся волосы и одернув куртку, Игорь толкнул дверь и вошел.

У пульта управления главного диагноста стоял пожилой седовласый врач, звание которого скрывал белый халат. Он оглянулся на звук открывающейся двери и, увидев входящего Игоря, коротко ему кивнул:

– Присядьте, молодой человек, и подождите немного. Я сейчас освобожусь.

Игорь молча опустился на небольшую скамейку, стоявшую у стены, и осмотрелся.

Рядом со скамейкой стоял небольшой столик, а неподалеку от него в стене имелась ниша, задернутая пластиковой шторкой. В противоположной стене находились входные люки боксов диагностирования. Рядом с пультом главного диагноста располагался небольшой письменный стол и кресло.

«За шторкой, по всей видимости, находится душевая кабина», – подумал Игорь и перевел взгляд на работающего с диагностом врача.

«А это, судя по внешнему виду, сам главный врач «Одиссея» профессор Петер Ваксберг», – решил Игорь.

В этот момент врач отключил диагноста и повернулся к Игорю.

– Слушаю вас, господин капитан, – произнес он совершенно спокойным тоном.

– Вы меня знаете?.. – удивился Игорь.

– Вас теперь знают все врачи на «Одиссее», – улыбнулся профессор, – вы же, можно сказать, первопроходец. Только почему вы, если уж пришли в сознание, не вызвали меня к себе?.. Или вы чувствуете, что полностью… э-э-э… излечились?

И тут Вихрову в голову пришла странная мысль – почему медицинская служба линкора так спокойно отнеслась к его записке с просьбой не входить к нему в каюту? Почему они и в самом деле «оставили его в покое»? Это было, мягко говоря, не совсем обычно!

Главный врач «Одиссея», словно бы угадав мысли Игоря, неожиданно пояснил:

– Данные с диагноста, установленного в вашей каюте, выводились прямо сюда, так что мы могли вести постоянное наблюдение за вашим состоянием. Признаться, после того как мой первый ассистент, наблюдавший вас, сам слег, у меня раза два-три было большое желание… э-э-э… нарушить ваше уединение, но ваше состояние довольно быстро стабилизировалось, а последние четыре недели ваш диагност и вовсе показывает прекрасные данные.

– То есть можно сказать, что я абсолютно здоров? – улыбнулся Вихров.

– Нет, – покачал головой главный врач линкора, – это можно будет сказать только после обследования на главном диагносте.

– А когда можно будет пройти такое обследование?

Ваксберг внимательно посмотрел в лицо Игорю и чуть прищурил глаза.

– А к чему нам торопиться? – Он пожал плечами, повернулся к панели управления и пробежал пальцами по выключенной клавиатуре. – Отдохните еще недельку-другую, наберитесь сил. Ведь вы сегодня впервые вышли из своей каюты?..

– Вышел я действительно впервые, а вот отдохнул более чем достаточно, – самым серьезным тоном возразил Игорь. – Вы ведь понимаете – мне совершенно ни к чему записи в послужной карточке о длительных перерывах в службе по состоянию здоровья!

Главный врач покачал головой:

– Ах, молодежь, молодежь!.. Только у вас и заботы – ваша служба, ваша работа… Ничего, не успеете оглянуться, как придут заботы о своем здоровье, а с ними и сожаления о наплевательском отношении к нему в юности!..

Ваксберг снова взглянул в лицо Вихрову.

– Ну что ж, если вы так настаиваете, мы можем провести обследование прямо сейчас. Раздевайтесь и идите под душ!

Когда Вихров, приняв душ, вышел из-за пластиковой шторы, он увидел, что панель управления главного диагноста снова светится контрольными огнями, а крышка среднего бокса откинута и словно бы приглашает его внутрь. Ваксберг стоял спиной к капитану и его пальцы быстро бегали по клавиатуре.

Игорь подошел к открытому люку и негромко спросил:

– Что, можно занимать место?..

– Да, да, пожалуйста!.. – бросил главный врач, не оборачиваясь.

Игорь забрался в темный бокс, и крышка люка закрылась за ним с тихим шипением.

Подул легкий ветерок, сгоняя с тела воду, а затем включился встроенный антиграв. Тело Игоря оторвалось от днища бокса и повисло, лишенное веса. Несколько секунд ничего не происходило, но Вихров, хорошо знакомый с этой процедурой, спокойно ждал. Наконец прямо перед его глазами вспыхнула крошечная фиолетовая точка, пару раз мигнула и двинулась вправо и вверх по круглой стенке бокса.

«Процедура займет не менее получаса, – подумал Игорь, – это если не будет никаких… отклонений. А поскольку отклонения скорее всего будут, значит, сидеть мне здесь не меньше часа».

Он хотел было связаться с Бабичевым и поинтересоваться, как там у него обстоят дела с «преобразованием шестого уровня», однако отказался от этой мысли. Во-первых, прошло слишком мало времени, и у Сергея, вероятно, еще ничего не получается, а во-вторых, такого рода «связь», вполне возможно, будет создавать какие-нибудь лишние наводки на медицинскую аппаратуру, и в результате та что-нибудь соврет про состояние его здоровья.

Игорь расслабился и неожиданно, впервые за все время своей «болезни», ощутил себя в полной безопасности. Он внутренне улыбнулся этому своему ощущению, но тут же постарался настроить себя на серьезный лад – час пройдет, и снова начнется жизнь, полная неожиданностей и… неизвестности. Например, главный диагност скорее всего обнаружит в его новом теле различные отклонения от норм обычного человеческого организма… Ну, это он, пожалуй, утрясет с помощью… тех же самых отклонений от норм обычного человеческого организма. Затем надо будет связаться со Стариком и попробовать войти в курс обстановки на линкоре. Интересно, нуль-навигатор разобрался, кто еще стоит за Эдельманом и Оздой?.. И за Иваном Чаевым – первый ассистент главного механика, похоже, осуществляет связь между наиболее радикальной частью команды и сочувствующими этому радикализму десантниками… Конечно, «заболевание» Эдельмана и Озды должно было значительно ослабить радикальные настроения, однако вполне возможно, что уже появились новые… «лидеры движения за чистоту»!.. В общем, впереди очень много работы… а что будет, когда «Одиссей» побывает около красного гиганта, вообще трудно себе представить!

В этот момент раздался короткий звуковой сигнал и крышка люка, прикрывающая вход в бокс, откинулась.

– Выбирайтесь, молодой человек… – скомандовал Ваксберг.

Игорь вылез из бокса и быстро осмотрелся. Главный врач линкора стоял у пульта управления главным диагностом и внимательно рассматривал некую диаграмму, выведенную машиной на дисплей. Из печатающего устройства неторопливо выползала широкая лента с заключением главного диагноста.

Пока Игорь одевался, распечатка данных его обследования закончилась, главный врач корабля взял ее из лотка, уселся за стол и углубился в чтение. Вихров подошел и молча остановился рядом, ожидая, когда врач закончит чтение. Наконец Петер Ваксберг опустил лист на столешницу и поднял глаза на капитана. Несколько секунд он задумчиво рассматривал Вихрова, и тот наконец не выдержал:

– Так что, господин главный врач, могу я приступить к выполнению своих должностных обязанностей?..

Ваксберг опустил глаза и побарабанил пальцами по столешнице:

– Все физиологические показатели вашего организма в норме, но… – он не договорил и снова поднял на Вихрова задумчивый взгляд, – …но допустить вас к работе я, наверное, не смогу…

– Почему?.. – совершенно спокойно поинтересовался Игорь.

– Мне нравится ваша выдержка, – улыбнулся главный врач, – она показывает, что вы действительно в прекрасной физической и психической норме. Но… в выводах главного диагноста, кроме подтверждения вашего отличного самочувствия, указывается на наличие в вашем организме… – тут он сделал короткую паузу и как-то недоуменно пожал плечами, – …четырех новых, совершенно неизвестных медицине органов. Мне кажется, прежде чем допускать вас к работе, необходимо разобраться, что это за органы, какие функции они выполняют в вашем организме и насколько они… э-э-э… функциональны?

– Позвольте, профессор, – улыбнулся Игорь, – каким образом вы собираетесь выяснять функции этих органов и тем более их… э-э-э… функциональность?

Он специально повторил интонацию главного врача, надо было приступать к устранению возникшего осложнения, а для этого необходимо было привести своего собеседника в соответствующее психологическое состояние. Однако Ваксберг не обиделся, как того ожидал Игорь, а ответил абсолютно спокойно:

– Наблюдения, мой дорогой, наблюдения за работой вашего организма, эксперименты…

– Позвольте, профессор! – чуть преувеличенно возмутился Вихров. – Вы что же, собираетесь ставить на мне опыты? Нет уж, я вам не обезьянка и не морская свинка, если главный диагност указывает на какие-то отклонения в работе моего организма, могущие помешать исполнению моих служебных обязанностей, извольте, я останусь в своем лазарете до полного излечения. Если же таких отклонений нет, прошу допустить меня к исполнению моих обязанностей! Я и так провалялся на больничной койке больше полугода и не собираюсь проводить на ней еще неизвестно сколько времени! Я – астронавигатор, мое место в Главном центре управления, за навигаторской панелью! А наблюдать «за работой моего организма» вы сможете вне зависимости от того, где я нахожусь!

Главный врач линкора очень внимательно выслушал навигатора-три, с минуту подумал, а затем неожиданно кивнул:

– Хорошо, я допущу вас до работы, однако при выполнении вами двух обязательных условий.

– Слушаю вас. – Игорь упрямо наклонил голову, словно бы готовясь к возражениям.

– Во-первых, в случае появления болей, головокружений, тошноты и других симптомов заболевания вы немедленно и добровольно возвращаетесь в… как вы сказали?.. в «свой лазарет…»

– Согласен, – быстро проговорил Вихров, но профессор не обратил внимания на его столь быстрое согласие.

– …И во-вторых, вы постоянно будете носить на теле вот такой маленький приборчик…

Ваксберг выдвинул ящик стола, достал из него небольшой, похожий на пластиковую таблетку диск и протянул его Игорю.

– Можете прицепить его в любом месте своего тела, так, чтобы он вам не мешал.

Игорь осторожно взял прибор двумя пальцами и внимательно его рассмотрел. Диск имел совершенно гладкую и ровную поверхность, за исключением двух небольших утолщений на обратной стороне.

«Биологические присоски…» – подумал Игорь.

– Это… – профессор указал на утолщения, – биологические присоски. Установите прибор на свое тело… прямо здесь, при мне, и можете идти в свой Главный центр управления.

Игорь расстегнул куртку и прижал диск к своей груди прямо под ключицей.

– Так будет нормально, профессор?.. – поинтересовался он, отводя руку в сторону и демонстрируя прилепившийся к телу прибор.

– Прекрасно, – кивнул Ваксберг, – только должен вас предупредить, чтобы вы сами не пытались снять прибор – это будет чрезвычайно болезненно и… я об этом сразу же узнаю.

Игорь пожал плечами:

– Не вижу смысла в таких действиях.

– Вот и прекрасно… – повторил профессор. – Можете быть свободны. Ваше очередное дежурство вы должны согласовать с командиром корабля.

Он встал из-за стола и, подойдя к пульту управления работающего диагноста, принялся набивать какую-то информацию.

– Спасибо, господин главный врач, – проговорил Игорь, застегивая куртку.

Вернувшись в свою каюту, Вихров подсел к личному узлу связи и включил компьютер.

Едва только на экране появилась девчачья рожица, Игорь быстро произнес:

– Прошу связать меня с командиром корабля!

Рожица удивленно вытянулась, а затем исчезла. Через пару секунд на экране появились лицо Старика, и по видневшейся позади него обстановке Игорь догадался, что нуль-навигатор находится в Главном центре управления.

– Господин нуль-навигатор, – официально обратился Вихров, – капитан Вихров, третий ассистент командира линкора-ноль «Одиссей» прошел медицинский осмотр и допущен к исполнению своих должностных обязанностей. Прошу разрешения приступить к работе!

Удивление на лице Старика не появилось, словно возвращение одного из его офицеров после более чем полугодового отсутствия по болезни было в порядке вещей. Чуть подумав, он глухо проговорил:

– Я рад, что вы возвращаетесь, капитан. Заступаете на дежурство в третью вахту, а минут через сорок я освобожусь и хотел бы видеть вас у себя в кабинете.

– Слушаюсь, господин нуль-навигатор!

Старик тут же отключил связь, а Игорь, откинувшись на спинку стула, задумался.

Ровно через сорок минут Вихров стоял у входа в апартаменты командира корабля. Он чисто машинально протянул ладонь к идентификационной пластине и тут же отдернул ее, а затем поднял руку и внимательно осмотрел ладонь. Папиллярные линии были на месте, но вот соответствовали ли они линиям капитана Вихрова… того капитана Вихрова, который был… Homo sapiens?..

Игорь вздохнул и в который раз прислушался к самому себе. Он в полной мере ощущал себя… Игорем Вихровым, капитаном Космофлота Земли, третьим ассистентом командира линкора-ноль «Одиссей», вот только был ли он им. Снова вздохнув, он опять протянул ладонь к пластине, успев быстро подумать:

«Не сработает, открою другим способом!..»

Однако, как только его ладонь коснулась прохладного металлопласта, магнитный замок привычно щелкнул и дверь мягко отъехала в сторону.

Игорь шагнул внутрь, и тут же из-за второй, чуть приоткрытой двери донесся голос Старика:

– Проходите, Вихров, проходите.

Капитан пересек прихожую и перешагнул порог кабинета.

Нуль-навигатор сидел за совершенно пустым столом, сложив руки на столешнице, и смотрел на выключенный экран личного модуля связи.

– Присаживайтесь, капитан… – проговорил он, не поворачивая головы, и только когда Игорь опустился в стоящее возле стола кресло, быстро скосил глаза в его сторону. Только мазнув по его лицу и фигуре мгновенным, скользящим взглядом, нуль-навигатор повернулся в кресле в сторону своего гостя.

Еще раз оглядев Игоря, Старик вздохнул:

– А вы, капитан, совсем не изменились…

– Да, – усмехнулся в ответ Вихров, – мне удалось сохранить свое лицо!

– Я видел вас четыре месяца назад, – проговорил Старик, прищурив глаза, – тогда у вас вообще не было лица!

– Значит, не сохранить, а вернуть… – улыбнулся Игорь.

– Вернуть… – повторил нуль-навигатор, не отвечая на улыбку Вихрова. – Вы считаете, что и в самом деле вернули себе все свои качества?..

– Более того, командир, я приобрел кое-что еще! – очень серьезным тоном ответил Игорь.

– Например?.. – поинтересовался Старик.

– Например, я могу пообщаться с капитаном Бабичевым прямо из вашего кабинета! – снова улыбнулся Вихров.

Старик с минуту молча рассматривал капитана, а затем задумчиво проговорил:

– Наша медицинская служба доложила мне около трех месяцев назад, что организм капитана Бабичева претерпел очень серьезные изменения… что этот офицер вообще потерял возможность… говорить! Капитан, мне доложили, что капитан Бабичев, вернее, то, во что он превратился, лишено горла, губ, подвижных щек… что у него вместо лица костяная маска!!!

Голос нуль-навигатора постепенно повышался, так что последние слова он буквально кричал.

– Тем не менее, – как можно спокойнее ответил Вихров, – капитан Бабичев нисколько не изменился. Он все так же ироничен и бесшабашен. Если он потерял возможность говорить, он не потерял возможность… мыслить и общаться! Более того, именно он первым «отыскал» меня, он первым связался со мной, он первым показал мне, каким образом мы можем общаться и понимать друг друга! Я уверен, командир, что Сергей скоро примет свой обычный… «человеческий» облик!

И снова Старик долго молчал, разглядывая Вихрова, словно раздумывая, можно ли верить словам навигатора-три. Наконец он снова заговорил, на этот раз с горечью:

– У нас первая потеря… Пропал ваш напарник по исследовательскому облету Гвендланы младший лейтенант Ежов. Два с лишним месяца назад наблюдавший его врач не нашел Ежова в его каюте. Мы обыскали весь корабль, его нет на линкоре, и никто не знает, куда он мог подеваться!

Старик опустил голову, словно в пропаже офицера из его экипажа был виноват лично он.

– Господин нуль-навигатор, – осторожно проговорил Игорь, – должен вам сказать, что и в этом случае вы ошибаетесь…

Старик вскинул голову и уперся в Вихрова остановившимися глазами, а Игорь между тем все так же осторожно продолжал:

– Я общался с младшим лейтенантом Ежовым не далее чем два часа назад. Он по-прежнему находится в своей каюте…

Увидев невольный взгляд Старика, брошенный в сторону личного модуля связи, Игорь понял его желание и заторопился:

– Нет, не надо никого посылать к нему в каюту, ваш посланец никого не обнаружит. Дайте Ежову хотя бы двое-трое суток, я надеюсь, что за это время он сможет вернуть себе материальное тело!.. Хотя вполне возможно, что для этого потребуется гораздо больше времени!

– Что значит – «успеет вернуть себе материальное тело»?.. – удивленно воскликнул Старик.

– Дело в том… – попытался объяснить Вихров, – …что первый этап Превращения сопровождается чрезвычайно сильными болями… Невыносимыми болями, – добавил он после мгновенной паузы. – Похоже, Владимир не смог их выдержать и… избавился от них вместе со своим телом!

– Но… как же так?.. Вы говорите, что он жив, что он в своей каюте! – растерянно переспросил нуль-навигатор. – Как же такое может быть, если Ежов… не имеет тела?!

– Командир, я сам еще многого не знаю… не понимаю… – покачал головой Игорь. – Могу только сказать, что Ежов сейчас живет… именно живет… в виде электромагнитного поля. Вы можете мне верить или не верить, но я с ним действительно общался – он… есть!

– Капитан, вы понимаете, что рассказываете какие-то совершенно невероятные вещи?

Тон, которым были сказаны эти слова, показывал, что нуль-навигатор вернулся к своему обычному состоянию и снова полностью владеет собой.

– Понимаю, господин нуль-навигатор, – с улыбкой ответил Вихров, – поэтому предлагаю просто немного подождать и затем убедиться, что я прав.

– Немного – это сколько? – прищурил глаз Старик.

– Я думаю, что до того момента, как линкор достигнет орбиты красного гиганта, все заболевшие пройдут Превращение полностью… Если, конечно, им не помешают!

– А кто им может помешать?.. – поинтересовался Старик.

– Но… вы же знаете, что Эдельман и Озда приходили ко мне, чтобы меня убить?.. – вопросительно подняв бровь, спросил Вихров.

– Да, я знаю… Знаю и то, что у Эдельмана был с собой излучатель. Но ведь он не успел им воспользоваться! Что вы сделали, чтобы… чтобы они тоже заболели?!

Вихров несколько секунд молча смотрел на нуль-навигатора, а затем пожал плечами:

– Эдельман как раз успел воспользоваться своим излучателем. Правда, всего один раз, но этого разряда мне вполне хватило, чтобы его преобразованное излучение дало необходимый толчок началу Превращения в организме Эдельмана.

– И какой же фактор смог преобразовать разряд излучателя в… «преобразованное излучение»?

Вопрос Старика прозвучал весьма иронично.

– Я сам его преобразовал… Просто пропустил через свой организм.

– А Озда мне доложил об этом инциденте несколько иначе…

– Это вполне понятно. Не мог же он просто признаться, что они с первым ассистентом командира корабля затевали Убийство третьего ассистента командира корабля по той причине, что считали, будто бы тот превратился в некоего монстра!

Теперь уже иронизировал Вихров, но нуль-навигатор никак не среагировал на эту иронию.

– И все-таки версия Озды кажется мне более правдоподобной. Согласитесь, господин капитан, трудно представить себе, что нормальный человек, а вы кажетесь вполне нормальным человеком, так запросто не только принял на себя разряд излучателя, но еще каким-то образом преобразовал этот разряд и поразил им нападавших!.. Или вы можете объяснить… научно объяснить… каким образом вы это сделали?

Игорь пожал плечами:

– Нет, объяснить я пока что ничего не могу… Вы, например, можете объяснить, каким образом перерабатываете проглоченную вами пищу в необходимую вам энергию? Или заставляете двигаться свои конечности. В этом случае все происходит точно так же, то есть без участия разума. И поверьте мне, способность преобразовывать один вид энергии в другой не единственная вновь приобретенная моим организмом. – Игорь секунду помолчал, а потом добавил: – Я понимаю, что снова рассказываю «совершенно невероятные вещи»! Но вспомните, как удивился наш генерал-десантник, узнав, что мальчишка с Гвендланы может употреблять в качестве пищи излучение Иситуки!

Старик опустил взгляд и побарабанил пальцами по столешнице.

– Кстати, попытка Эдельмана и Озды прикончить монстра была не единственной… – проговорил Игорь, и нуль-навигатор снова поднял глаза. В них был вопрос.

– Во временный госпиталь, там, где находится Бабичев со своими ребятами, заходил Стив Крис с двумя своими… к-хм… товарищами. Он, знаете ли, решил их… навестить!

– Заходил навестить?.. – Старик пожал плечами. – Так, может быть, он просто заходил их навестить?..

– Да нет! Когда один из дежуривших в госпитальной казарме врачей отказался открывать десантникам дверь, Крис пообещал ее выломать! Так ему не терпелось узреть мучения своих изуродованных однополчан! От врачей он при этом требовал показать, в каких именно монстров превратились эти ребята.

– Так врачи их впустили?..

– Впустили… Попробовали бы они их не впустить!

– И что же?.. Я не слышал, что с кем-то из… заболевших случилось несчастье!

– Да ничего и не случилось. Крис и его люди убедились, что Бабичев и его люди ни в каких монстров не превратились и ушли восвояси!

– То есть как убедились?.. – не понял нуль-навигатор. – Они что же, не видели, кто перед ними лежит?

– Они видели то, что Сергей со своими ребятами им показал!

И снова Старик надолго замолчал, пристально рассматривая своего третьего ассистента. Когда он заговорил, в его голосе звучали усталость и горечь:

– Вы, капитан, наделяете себя и своих товарищей такими способностями, что я тоже готов подумать, будто вы потеряли человеческий облик… Мне становится… страшно. Страшно при мысли о том, что вы способны устроить на линкоре!

Вихров пожал плечами:

– Скоро, командир, мы все станем такими. Так что главные наши трудности впереди. Я думаю, что после того, как линкор побывает около красного гиганта, превращения станут массовыми. А прошедших Превращение к этому времени будет слишком мало, чтобы обеспечить надлежащий уход впавшим в беспамятство и поддерживать корабль в нормальном состоянии. Вот когда могут начаться страшные вещи. Смотрите, что получается – мой организм первым приступил к Превращению, просто потому, что я дольше других общался с Гвендланой. За мной последовали все, кто так или иначе контактировал с этой планетой или ее жителями. Эдельман и Озда не в счет, потому что необходимый импульс дал их организмам я. Видимо, я не ошибусь, если скажу, что красный гигант даст такой импульс всем остальным людям, населяющим этот корабль! Всем сразу! На ногах останутся в лучшем случае двадцать пять – тридцать человек! На весь корабль! Вы понимаете, что произойдет?

Старик кивнул, а затем спросил:

– И что же вы предлагаете?..

– Предлагаю надеяться на единственное, что внушает надежду, – на вновь приобретенные качества и способности Homo Super! –немедленно ответил Игорь. – Но чтобы на них надеяться, надо сохранить всех проходящих сейчас Превращение! А для этого надо нейтрализовать наиболее радикальных противников этих превращений…

– Почему не всех?.. – иронично поинтересовался нуль-навигатор.

– Всех не удастся, – усмехнулся Вихров, – просто потому, что в той или иной мере все люди считают заболевших монстрами, опасными для их существования. И будут так считать до тех пор, пока сами не вступят на путь Превращения.

– И кого же вы, капитан, считаете «наиболее рьяными» противниками мутантов?..

Впервые командир линкора назвал часть своих подчиненных мутантами, и Вихров неожиданно понял, насколько ему это неприятно! Тем не менее он сдержался и не показал своего отношения к этому точному термину.

– Я надеялся, что вы знаете этих людей лучше меня… – с огорчением произнес он. – Лично мне известен только один такой человек, это – Иван Чаев, первый ассистент главного механика линкора. Похоже, именно он осуществляет связь между палубой команды и палубой десанта.

– Да, Озда назвал мне эту фамилию… – подтвердил Старик. – Еще он назвал Клауса Эгерта и Питера Хорта и сказал, что больше никого не знает, хотя, возможно, есть кто-то еще.

Они помолчали, думая каждый о своем, а затем Вихров поднял взгляд и негромко спросил:

– Командир, сколько «Одиссею» осталось лететь до красного гиганта?..

– Чуть больше четырех месяцев… – так же негромко ответил нуль-навигатор.

– Времени очень мало… – задумчиво протянул Игорь.

– Ладно!.. – на выдохе произнес нуль-навигатор и встал из-за стола. – Вы заступаете на вахту… – он бросил быстрый взгляд на настенный хронометр, – …через четыре часа с минутами. Дежурства сейчас весьма спокойные, но, надеюсь, вы ничего из профессиональных навыков не забыли.

– Нет, господин нуль-навигатор, я ничего не забыл, – ответил Вихров, поднимаясь из кресла. – И я вас не подведу!

– Не сомневаюсь, – кивнул нуль-навигатор, отпуская своего третьего ассистента.

Игорь также коротко кивнул и, развернувшись, направился к выходу.

– А наших «больных» мы сможем защитить!.. – проговорил ему вслед Старик, и в его голосе Игорь услышал вернувшуюся к командиру уверенность.

ИНТЕРМЕЦЦО

Председатель Высшего Совета Земного Содружества в явном раздражении ходил по своему представительскому кабинету. Поводов для раздражения было более чем достаточно!

Последние полгода вообще все шло наперекосяк – Земное Содружество, главой правительства которого он был, разваливалось прямо на глазах. Законопроект, внесенный аппаратом президента и устанавливающий срок освоения новых планет в двести пятьдесят лет, был совершенно неожиданно забаллотирован подавляющим большинством членов Совета, хотя, казалось бы, никак не затрагивал их интересов. Цель законопроекта была проста – ограничить для существующих земных колоний возможность перехода в статус независимых членов Содружества, и тем не менее законопроект провалился.

Более того, тремя самыми крупными после Земли членами Содружества был внесен новый законопроект, согласно которому Земное Содружество вообще упразднялось как федеративная структура и учреждался Союз Независимых Цивилизаций. В названии новой государственной системы материнская планета, Земля, даже не упоминалась! Земля становилась обычным членом какого-то там союза! А что будет с Высшим Советом? Что будет с… Председателем Высшего Совета? Нет, эти сепаратные настроения необходимо было задавить в самом зародыше!!! Именно сейчас необходимо было показать этим… отщепенцам, что без руководящей и направляющей роли Земли, без опоры на Высший Совет Земного… именно Земного… Содружества все они – осколки, отпрыски, частицы Земной Цивилизации – не продержатся и столетия! И именно в этот момент!!!

Председатель Высшего Совета скрипнул зубами.

Именно в этот момент Космический флот Земли – именно Земли, а не Земного Содружества, поскольку все звездолеты Космофлота были построены Землей и управлялись земными специалистами, – именно в этот момент Космический флот Земли понес такой страшный урон!!!

«Интересно, как этот… идиот объяснит случившееся? – чуть ли не вслух подумал Председатель Высшего Совета. – Если это вообще можно хоть как-то объяснить!»

На письменном столе мелодично пискнул селектор и чистый спокойный голос помощника проговорил:

– Исполняющий обязанности командующего Космофлотом Земного Содружества вице-адмирал Эльсон ожидает приема».

«Явился!..» – злорадно подумал председатель, но вслух сказал совершенно спокойно:

– Пусть войдет!..

Дверь тут же приоткрылась, и в огромный кабинет проскользнул вице-адмирал Эльсон. Именно проскользнул, что при внушительной фигуре адмирала сделать было достаточно сложно и что позволило председателю с удовлетворением подумать:

«Понимает, голубчик, что обделался по уши!»

Однако тут же ему в голову пришла и другая мысль:

«Вот только понимает ли, мерзавец, что и меня обделал по макушку?»

Быстро пройдя за стол, он уселся в кресло и уставился на подходившего к столу адмирала суженными от ярости глазами.

Остановившись в пяти шагах от стола, вице-адмирал Эльсон громко отрапортовал:

– Господин верховный главнокомандующий, исполняющий обязанности командующего Космофлотом Земного Содружества вице-адмирал Эльсон прибыл по вашему приказанию!

«Только и умеет, что громко рапортовать!» – злобно подумал председатель, а вслух резко бросил, не предлагая адмиралу сесть:

– Докладывайте, каким образом вы дошли до таких… результатов!

Видимо, адмирал отлично понимал, что именно интересует Председателя Высшего Совета, сохраняя каменное выражение лица, он начал свой доклад:

– Первое крыло Шестой эскадры Звездного патруля в составе фрегата первого класса «Молния Зевса», кораблей: ГК-1 «Афина» и «Гефест», ГК-2 «Гермес» и «Адонис», ГК-3 «Полифем» и «Тифон» возвращалось после дружеского визита в систему звезды Амерус, бывшая эпсилон Эридана…

– Я знаю, в каком составе, куда направлялось и откуда возвращалось первое крыло шестой эскадры!.. – раздраженно перебил Эльсона председатель. – Расскажите, как случилось, что это крыло не вернулось!

Адмирал выслушал замечание верховного главнокомандующего и продолжил свой доклад так, словно этого замечания не было:

– За пределами Солнечной системы, в плоскости эклиптики, на расстоянии трех сотых парсека от пояса Койпера, сразу после выхода из гиперпространства, крыло обнаружило группу метеоритов массой от двух с половиной до десяти тонн каждый. Всего в группе было около тридцати метеоритов. Поскольку эта группа шла по гиперболической орбите и в соответствии с произведенными расчетами должна была пересечь орбиту Земли в непосредственной близости от планеты, командир крыла, навигатор-один Георг Готорн, принял решение уничтожить ее. При сближении с группой обнаружилось, что входящие в группу метеориты способны… маневрировать!

Перед последним словом адмирал слегка запнулся, то ли сам не веря в то, что ему предстоит произнести, то ли пытаясь обратить внимание Председателя Высшего Совета на столь замечательный факт. Второе ему вполне удалось. Председатель привстал со своего места и чуть охрипшим голосом поинтересовался:

– То есть как это – маневрировать?

Эльсон пожал плечами и, стараясь казаться невозмутимым, пояснил:

– Когда метеориты были обнаружены, крыло и метеоритную группу разделяло около восьмисот пятидесяти тысяч километров. Как только расстояние сократилось до полутораста тысяч километров, группа начала замедлять скорость своего движения, причем все входящие в группу метеориты, независимо от массы, тормозили с одинаковым отрицательным ускорением. Именно с этого момента связь, которую крыло поддерживало с тремя станциями дальнего космического слежения, начала ухудшаться.

– То есть вы хотите сказать, что у вас имеется видеозапись, на которой запечатлен момент торможения… э-э-э… космических тел, находящихся в… свободном полете? – изумленно воскликнул Председатель Высшего Совета, вставая из-за стола.

– Так точно, господин верховный главнокомандующий!.. – произнес адмирал с плохо скрываемым торжеством. – Более того, мы имеем видеозапись разделения крупных метеоритов на более мелкие и изменения направления их движения!

– Та-а-ак!.. – растерянно протянул председатель, чуть согнувшись, поставил на столешницу оба кулака и задумался.

Впрочем, его раздумье длилось недолго, подняв взгляд на адмирала, он негромко и очень спокойно проговорил:

– Я так понимаю, что вы готовы мне поведать историю, весьма похожую на ту, которую полгода назад собирался предать гласности адмирал Кузнецов. Крыло наших звездолетов было атаковано некими… биологическими объектами, то ли находившимися внутри этих метеоритов, то ли являвшимися этими метеоритами!..

– Скорее второе… – коротко подтвердил Эльсон.

– Откуда такое мнение? – быстро переспросил председатель.

– Из рассказов очевидцев следует, что биологически активные объекты трансформировались в куски, на которые распадались метеориты. Никаких… э-э-э… искусственных образований, замаскированных под метеориты и несущих внутри себя органику, не было.

– Поподробнее об очевидцах! – тут же потребовал председатель.

– В живых после этой катастрофы остались семь человек – третий ассистент командира, два дежурных механика и связист с «Афины», третий ассистент штурмана, инженер-программист и сержант Звездного десанта с «Адониса». Они ушли на двух челноках и их никто не преследовал. Фрегат «Олимп», посланный для выяснения причин исчезновения связи с крылом, подобрал оба челнока в семидесяти тысячах километров от места гибели наших звездолетов.

– Где они сейчас?

– На базе Космофлота, на Япете.

– Сколько человек с ними контактировало?

Адмирал немного замялся.

– Трудно сказать точно… На «Олимпе» ими занималось двое-трое врачей, ну и, конечно, первый ассистент командира корабля, на базе их поместили в отдельные боксы медицинского корпуса. Не думаю, что контактеров было больше десяти человек.

– Получается, около двадцати человек, из которых два-три – старшие офицеры Космофлота… – задумчиво проговорил Председатель Высшего Совета и тут же задал новый вопрос: – Где велась запись боя и сколько человек видели эту вашу… запись?

– Запись велась коннект-узлом той же самой базы на Япете. Шестая эскадра приписана к этой базе, а потому, выйдя из гиперпространства, сразу же связалась с ней. Видели эту запись два дежурных связиста, которые ее вели, и, наверное, дежурный офицер коннект-узла, именно он доложил мне о наличии этой записи… Вот, пожалуй, и все.

– Так… – На секунду глава правительства Земного Содружества задумался. – «Олимп» обследовал место гибели звездолетов?.. Какие выводы о причинах трагедии сделаны контр-адмиралом Венером?..

– Он считает, что все звездолеты погибли в результате взрывов внутри звездолетов с последующей детонацией двигательных установок. Причин этих внутренних взрывов он объяснить не может, однако не исключает, что это террористический акт, подготовленный в системе Амеруса – вы же знаете состояние дел в этой… у этого члена Земного Содружества и отношения большинства тамошних жителей к лидерству Земли!

– Угу… угу… – пробормотал себе под нос верховный главнокомандующий.

На этот раз он отошел к окну и, уставившись на цветущие в саду деревья, задумался на несколько минут.

Когда наконец он снова повернулся к адмиралу, его глаза блестели – видимо, решение, принятое им, было тщательно обдумано и вполне его удовлетворяло.

– Мне кажется, дорогой адмирал, что версия контр-адмирала Венера весьма правдоподобна! А его догадка о возможном теракте абсолютно точна!..

– Господин верховный главнокомандующий… – удивленно пролепетал растерявшийся Эльсон, – …вы забыли о видеозаписи, на которой…

– Кристалл у вас с собой? – резко перебил его председатель правительства.

– Да, конечно…

Вице-адмирал быстро раскрыл бывшую у него в руках папку и вытащил небольшой прозрачный кристалл.

– Дайте сюда! – потребовал хозяин кабинета, и Эльсон протянул ему кристалл через стол.

Председатель прищурился на кристалл и спросил:

– Копии есть?

– Нет, господин верховный главнокомандующий!

– Прекрасно!

Он быстро выдвинул верхний ящик своего стола и небрежно швырнул туда кристалл. Задвинув ящик, Председатель Высшего Совета Земного Содружества несколько секунд пристально рассматривал командующего Космофлотом, а потом заговорил медленно, с расстановкой:

– Слушайте меня внимательно, Эльсон!

Услышав обращение к себе по фамилии, вице-адмирал побледнел и вытянулся в струнку, а хозяин кабинета вышел из-за стола и принялся неторопливо прохаживаться по кабинету:

– Я, верховный главнокомандующий вооруженными силами Земного Содружества, ставлю вам чрезвычайно важную, можно сказать, исключительную задачу.

Он остановился, сделал паузу и пристально посмотрел на вице-адмирала, словно призывая его сосредоточить все свое внимание:

– Вы должны сделать все, чтобы о наличии этой записи… – председатель указал пальцем на свой стол, – …никто никогда не узнал! Я не знаю и не хочу знать, куда и как вы спрячете ваших людей, знающих о ней, я не знаю и не хочу знать, каким образом вы заставите их замолчать, но они должны молчать! И вы, естественно, тоже!

Председатель снова сделал паузу, и Эльсон тут же воспользовался ею:

– Но, господин главнокомандующий, надо же принимать меры к тому, чтобы такой страшной катастрофы больше не повторились! Эта запись дает нам уникальную возможность…

Однако Председатель Высшего Совета не дал ему возможность закончить свою мысль:

– Эта запись дает нам уникальную возможность не только вылететь со своих должностей, но и попасть под суд Высшего Совета! Если вам, господин Эльсон, не жаль расстаться со своим мундиром, сменив его на робу каторжника, то я постараюсь не допустить такой смены платья для себя! Неужели вы настолько глупы, что не понимаете самых простых вещей – как только об этой записи хоть кто-то узнает, не говоря уже о том, что ее кто-то увидит, как сразу же встанет вопрос о правильности решения Высшего Совета Земного Содружества об отстранении адмирала Кузнецова! Ведь Кузнецов почти за год до этого разгрома предупреждал о возможности нахождения в Солнечной системе враждебно настроенных инопланетян. Более того, он имел доказательства их пребывания! И как вы думаете, кто будет отвечать за эту ошибку Высшего Совета?

– Я думаю, что отвечать придется вам, господин верховный главнокомандующий! – неожиданно твердо проговорил Эльсон.

– Верно! Мне! – Председатель сощурил глаза и с едкой усмешкой добавил: – И вам! Разве вы не знали обо всех тех аргументах, которые адмирал Кузнецов приводил в защиту своей инопланетной «теории»? Разве вы не видели всех тех материалов, которые Кузнецов собрал и которые доказывали его правоту? Почему в таком случае, заняв его место, вы не приняли мер, чтобы «такой страшной катастрофы» не произошло? Что вам мешало готовиться к встрече с инопланетным разумом на основе этих материалов? Нет, вы палец о палец не ударили, чтобы хоть как-то обезопасить наши звездолеты от нападения, а теперь вы, видите ли, заявляете, что у нас появилась «уникальная возможность»! Да она у вас была сразу по вступлении в должность!..

– Но вы сами, господин Председатель Высшего Совета, убеждали меня не придавать этим материалам никакого значения, поскольку, по вашим словам, большинство из них были сфабрикованы, для того чтобы ввести в Солнечной системе тотальный полицейский контроль Космофлота!.. – довольно резко перебил хозяина кабинета вице-адмирал.

Председатель удивленно и в то же время насмешливо поднял правую бровь:

– Когда это я говорил вам такие вещи?.. У вас имеется документальное подтверждение моих слов?

Эльсон растерялся. Лицо его побагровело, губы затряслись.

– Но вы же не станете отказываться от того, что именно такой разговор произошел у нас перед моим представлением штабу Космофлота? Произошел именно в этом самом кабинете!

– Не припоминаю! – пожал плечами Председатель Высшего Совета. – Надеюсь, у вас имеется свидетель этого разговора, если вы хотите привести его в качестве доказательства при судебном разбирательстве?

Несколько секунд в кабинете царило молчание. Эльсон с растерянным удивлением взирал на снова усевшегося за свой стол председателя, а тот с ироничной улыбкой на губах наслаждался его растерянностью. Наконец председатель снова заговорил:

– Вот что, мой дорогой адмирал, давайте-ка не будем ссориться и делить вину. В связи с происшедшим Высший Совет Земного Содружества должен будет вынести вам… э-э-э… порицание, однако вы, конечно же, сохраните свой пост.

Тут председатель на секунду умолк, и его лицо вдруг стало жестким и странно неподвижным.

– Только хорошенько запомните мои слова – об этой записи никто не должен знать! А тот, кто уже о ней знает, должен… забыть!.. Насовсем! Предположение контр-адмирала Венера о возможном теракте будет принято в качестве официальной версии. Вам будут даны самые широкие полномочия для выяснения деталей катастрофы… в свете этой версии!.. А вы будете отрабатывать эту версию и… искать виновников катастрофы… Истинных виновников! Очень важно, чтобы вы нашли… поймали… хотя бы один такой метеорит. Мы должны знать точно, что они собой представляют и как с ними можно бороться!

Последовала новая короткая, но весьма многозначительная пауза, и Председатель Высшего Совета закончил аудиенцию:

– Если вам все понятно и вы не имеете вопросов, можете быть свободны. Постоянно держите меня в курсе ваших… поисков!

Эльсон молча развернулся «налево, кругом» и направился к выходу из кабинета.

Председатель смотрел ему вслед и думал про себя:

«Да, это не Кузнецов!.. Это… Может быть, я напрасно отстранил упрямого адмирала?.. Может быть, следовало найти какой-то компромисс?.. Вот только можно ли было его найти?..»

Глава 6

К8 – красный гигант открытого звездного скопления М35 занимал почти половину левого обзорного экрана в Главном центре управления линкора-ноль «Одиссей». А совсем рядом с ним тускло светился крошечный белый карлик. Перелет от голубого гиганта к этой жутковатой паре практически закончился, оставалось немногим больше месяца, чтобы вплотную приблизиться к двойной звезде, а затем… А вот что должно было произойти «затем», не знал никто из находившихся на звездолете людей!

Очередная вахта Игоря Вихрова подходила к концу. Он в последний раз проверил параметры работы навигационных систем, ввел поправочный коэффициент для навигационных расчетов при полете в нестабильном гравитационном поле и, откинувшись на спинку кресла, еще раз взглянул на гигантский пылающий диск. Судя по данным Главного компьютера корабля, двойная система, к которой приближался «Одиссей», находилась в процессе перетекания водорода из внешних слоев красного гиганта к маленькому, но чудовищно плотному белому карлику. К сожалению, даже Главный компьютер «Одиссея» не мог рассчитать, в какой момент температура в перетянутой карликом атмосфере достигнет десяти миллионов градусов и начнется термоядерная реакция… Когда эта двойная система породит Новую! Немного успокаивал тот факт, что звездолет должен был пройти вблизи красного гиганта в сторону, противоположную той, на которой располагался карлик. Впрочем, при вспышке Новой, если она произойдет в момент нахождения корабля вблизи системы, эта деталь вряд ли послужила бы спасительной для земного корабля.

Вихров оторвался от созерцания звезд и оглядел пульт управления. Уже второй месяц он выходил на дежурство вместе с первой вахтой. Его место в третьей вахте занял «выздоровевший» Владимир Ежов, а нуль-навигатор, переведя Вихрова на свое место, практически совсем перестал появляться в Главном центре управления. Он сдержал слово – «заболевших» десантников и членов экипажа последние пять месяцев никто не беспокоил, так что Вихров в свободное от дежурства время мог полностью посвятить себя уходу за своими друзьями и… недругами.

Впрочем, в госпитале на палубе Звездного десанта он бывал нечасто. Десантники Бабичева, получив от Игоря «игрушки», очень быстро пошли на «поправку». Сам Сергей, Строй и еще четверо десантников покинули больничную казарму спустя полтора месяца после начала занятий с пирамидками, а сейчас в госпитале оставался только один человек – рядовой Коган.

У этого десантника процесс мутации неожиданно остановился на фазе быстротечных поверхностных изменений, которую Кокошко назвал фазой Клоуна. Внешность этого бедолаги менялась иногда десять-двенадцать раз за сутки, при этом большую часть времени он находился в бессознательном состоянии. А когда он был в сознании, ему не удавалось сосредоточиться на работе с пирамидкой – его руки также претерпевали различные мелкие изменения, мешавшие манипуляциям с «игрушкой». Игорь так до сих пор и не понял, каким образом можно вывести парня из этого состояния…

Зато его помощь Ежову оказалась весьма действенной. Вихров смог заглянуть в каюту младшего лейтенанта только через двадцать часов после первого посещения и неожиданно обнаружил на постели тело. Оно нисколько не было похоже на тело четвертого ассистента командира корабля – на смятой подушке покоилась совершенно лысая голова со странно стертыми, словно бы только намеченными чертами, соединенная тонкой короткой шеей с крошечным, не более полуметра, туловищем. Руки и ноги на этом туловище были лишь «обозначены» похожими на кровоподтеки припухлостями.

Когда Игорь наклонился над этим жутковато выглядевшим уродцем, тот неожиданно открыл глаза, оказавшиеся мутновато-голубыми, и капитан уловил чужую слабую мысль:

«Ну что, получается у меня… вернуть себе тело?..»

«Получается, – чуть более торопливо, чем было надо, ответил Игорь, – и даже быстрее, чем я ожидал!»

«Я… стараюсь… – мысль стала четче и яснее, – …и игрушкой твоей я тоже занимаюсь… Смотри, как здорово у меня получается…»

Откуда-то, как показалось Вихрову, из-под кровати, вынырнула красная пирамидка, повисла в воздухе на уровне глаз капитана и начала стремительно изменять свою форму и цвет. В течение одной минуты Игорь увидел желтую призму, зеленый параллелепипед, фиолетовую шестиконечную звезду, знакомый синий бублик и снова красную пирамиду. А после этой демонстрации снова появилась ясная, чуть насмешливая мысль:

«Ну, что еще тебе изобразить?»

«Ты забыл про шар», – в тон спрашивающему подумал Игорь.

«Хм…» – подумал в ответ Володька, и спустя несколько секунд в воздухе перед носом Вихрова повис переливающийся перламутром шарик, чуть меньше теннисного мяча

«Ловко у тебя получается! – с нескрываемым восторгом подумал Игорь. – Можно на эстраде выступать!»

«Вот только с телом получается не очень… – донеслась до него ответная мысль, – …бьюсь, бьюсь… очень медленно дело идет… энергии не хватает…»

«А ты не слишком торопись… – посоветовал Игорь, – …а с энергией я, пожалуй, смогу тебе помочь».

Во время своей следующей вахты Вихров вошел в программу энергообеспечения линкора и чуть увеличил нагрузку на энерговод, проходивший над потолком его каюты и каюты Ежова.

Спустя всего два с половиной месяца младший лейтенант не только полностью сформировал себе новое тело, но и привел в порядок собственный разум. Он вообще быстрее всех «заболевших», включая и Игоря, осознал свои новые возможности и жестче всех обуздал их спонтанные проявления. Медицинское освидетельствование у главного врача линкора Ежов прошел на удивление легко. Главный диагност не обнаружил в его организме вообще никаких отклонений, хотя они, безусловно, были, так что Ваксберг даже не потребовал от него постоянно носить мобильный диагност, хотя все остальные выздоравливавшие не избежали этой процедуры!

Владимира дежурившие с ним офицеры встретили очень дружелюбно, видимо, убедившись на примере Игоря, что он ничуть не изменился и его «заболевание» никак не отразилось на его человеческих качествах. И вообще слухи о том, что звездолетчики и десантники, свалившиеся с неизвестной болезнью, якобы занесенной с Гвендланы, теряют не только человеческий облик, но и саму человеческую суть, постепенно пропали. Хотя на самого Вихрова поначалу смотрели настороженно, словно ожидая, что он вот-вот обернется неким кошмарным монстром, способным к самым неожиданным превращениям.

Исключение составил только Верхоярцев. Увидев Игоря, входящего в Главный центр управления, он бросился к нему и принялся колотить его по спине и восторженно орать:

– Игорек! Ну наконец-то ты появился! Я ведь всем говорил, что ты с этой заразой справишься!

– Вот я и справился… – улыбнулся ему в ответ Вихров, – …я ж знал, что ты в меня веришь!

Спустя четыре месяца после «выздоровления» Игоря не вернулись в нормальное состояние только трое – Эдельман, Озда и Коган. Виталий Сергеевич к этому моменту прошел и фазу Релаксации, и фазу Монстра, и фазу Клоуна. Он отлично работал с пирамидкой и уже вполне прилично мог контролировать свое новое тело. Скорее всего ему удалось бы пройти и медицинское освидетельствование, но он продолжал оставаться в добровольной изоляции по настоянию Вихрова. Тот уговорил первого ассистента главного врача линкора продолжить изучение собственного обновленного организма, поскольку очень скоро ему придется оказывать помощь сотням, возможно, тысячам вновь «заболевшим», а для этого надо было очень хорошо разбираться и в ходе этой «болезни», и в способах обеспечения ее правильного прохождения!

А вот состояние Эдельмана и Озды очень тревожили Игоря. Оба прошли две первые стадии Превращения, но дальше дело не двигалось. Может быть, причина такой остановки процесса мутации заключалась в явном нежелании обоих заниматься предлагаемыми Вихровым упражнениями или же это были некие индивидуальные отклонения от магистрального пути мутаций, но оба оставались в чудовищно нечеловеческом виде, хотя могли довольно свободно передвигаться по своим каютам и, похоже, уже не испытывали первоначальных болей. Не вступали они и в мысленные беседы с другими Homo Super, предпочитая при необходимости изъясняться на исковерканной человеческой речи. Им словно бы нравилось оставаться… монстрами!

И вот теперь, сбрасывая скорость, «Одиссей» приближался ко второй звезде, предназначенной к посещению программой «Звездный лабиринт», однако Игорю показалось странным, что скорость корабля, хоть и значительно снизилась, все еще не позволяла ему выйти на околозвездную орбиту. А ведь он прекрасно помнил, как в свое время Главный компьютер корабля сообщил, что «Одиссей» должен облететь посещаемые им звезды!

Вихров запросил Главный компьютер о параметрах орбиты линкора, на которую тот должен был выйти у красного гиганта, не очень-то надеясь на точный ответ – слишком часто Железный Феликс отвечал: «Информация закрыта по нулевому уровню доступа». Однако на этот раз точные параметры предполагаемой орбиты практически сразу же появились на экране монитора. Орбита была гиперболической! Более того, получалось, что «Одиссей», следуя по этой орбите, должен был пройти между парой звезд!

А во время следующего дежурства первой вахты в Главном центре управления появился Старик и занял свое место за навигаторской консолью. Едва он активизировал свою панель управления, как по экрану побежали строчки штурманского доклада о параметрах орбиты и состоянии обеих звезд, однако нуль-навигатор прервал этот доклад и затребовал данные об интенсивности излучения красного гиганта и его составляющих.

Внимательно изучив представленную Главным компьютером корабля информацию, Старик скользнул глазами по экрану соседнего монитора, за которым сидел Вихров, а затем перевел взгляд на главные обзорные экраны. «Одиссей» находился уже достаточно близко к звезде, и потому красный гигант целиком помещался на левом экране, скрывая своего крошечного соседа.

Командир целую минуту молча рассматривал сияющую золотисто-красноватым светом звезду, а затем негромко, но так, что Вихров отчетливо его услышал, проговорил:

– Интересно, зачем «Звездный лабиринт» притащил нас сюда?.. Не нравится мне эта «пустышка»!

Игорь мгновенно вспомнил, что Старик называл пустышками все звезды, не имевшие планетных систем.

А командир, сделав небольшую паузу, словно надеясь услышать ответ на свой вопрос от Игоря, продолжил:

– Излучение у этой звездочки самое обычное, ее солнечный ветер мощный, но корабельные генераторы магнитного поля справляются с ним… какую же гадость она может нам предложить?..

Затем он снова повернулся к панели управления, и его пальцы забегали по клавиатуре. Игорь прочитал появившуюся на экране строку запроса.

«Прошу сообщить время пребывания на орбите звезды».

Строчка мигнула и пропала, однако ей на смену немедленно появилась другая.

«Время нахождения на данной орбите шестнадцать часов двадцать четыре минуты двенадцать секунд. Старт с орбиты при ускорении 16 g».

– Ну вот, – с непонятным удовлетворением проговорил Старик, – оказывается, нам не так уж и долго ждать этой… гадости! Правда, стартовое ускорение великовато…

«Мы же будем уходить от белого карлика…» – чуть было не произнес Игорь, но смолчал, понимая, что Старик вряд ли упустил эту подробность траектории движения линкора.

Нуль-навигатор между тем отключил свою панель управления и молча вышел из Главного центра.

Когда спустя три с небольшим часа Вихров сменился с дежурства, «Одиссей» как раз начинал входить в поворот вокруг безымянного красного гиганта.

Игорь направился в свою каюту – он предпочитал во всем вести себя как самый обычный человек – ел, спал, посещал спортивный зал, – хотя вполне мог обходиться без этого. Конечно, его телу, как и любому другому телу органического происхождения, требовался отдых, однако он вполне мог бы обойтись трехчасовой неподвижностью на каждые сто – сто двадцать часов бодрствования, а его разум и вовсе не нуждался во сне, но… окружение обязывало.

Поскольку корабль двигался без ускорения, главный вестибюль палубы был заполнен народом – по корабельному времени был самый разгар «дня». Игорь сначала намеревался зайти в столовую, но подумав, что там сейчас полно ребят, только что сменившихся с вахты, решил перенести свой обед на более позднее время.

Сбросив рабочий комбинезон и приняв душ, Игорь оделся в чистое и присел к индивидуальному модулю связи, раздумывая, не стоит ли сначала наведаться к Эдельману, и в этот момент вдруг почувствовал, как вокруг него мгновенно изменилось…

Сначала он даже не понял, что именно изменилось, просто вся окружающая его среда сделалась совершенно иной – жесткой, агрессивной, чужой. И тут же в его теле словно что-то включилось, его организм каким-то образом отгородился от этой враждебной сред ы, окутавшись неким невидимым, но непроницаемым для внешней агрессии покрывалом.

Игорь настороженно прислушивался к собственным непривычным ощущениям, и тут до него дошла слегка искаженная, но вполне читаемая мысль Бабичева:

«Игорь, что происходит? Ты чувствуешь, что-то не так?»

И мысль Володьки Ежова:

«Капитан, с «Одиссеем» что-то случилось!»

Эти две встревоженные, но отнюдь не панические мысли, пришедшие одновременно, подтолкнули Игоря к ответу:

«Я думаю, пробита магнитная защита линкора! Солнечный ветер красного гиганта больше не отклоняется магнитным полем, он прошивает звездолет насквозь!»

«Но… это же гибель для всех!» – немедленно отозвался Бабичев.

«Для всех, кроме нас…» – поправил его Ежов.

«Тридцать человек, даже суперов, не смогут управлять звездолетом!» – резко возразил Сергей.

«А он нам нужен?..» – чуть насмешливо поинтересовался Ежов.

«Ты что, способен спокойно наблюдать, как гибнут твои товарищи?» – взорвался Бабичев, и Игорь почувствовал, как его бешеное негодование полоснуло по сознанию лезвием душевной боли.

«Мы можем попробовать объединить свою личную защиту… – тут же предложил Ежов, – …только я сомневаюсь, что нам удастся прикрыть достаточно большой объем корабля и согнать туда все его население!»

«Не надо ничего прикрывать и никого сгонять!» – неожиданно оборвал их спор Вихров, молчавший все это время.

«Ты считаешь, что нам не надо ничего предпринимать?» – снова взъярился Бабичев, но Игорь ответил ему совершенно спокойно:

«Нам надо готовиться к самому сложному… Я так понимаю, что никакого пробоя в магнитной защите нет! – В его мозгу мгновенно вспыхнули два огромных, багрово святящихся вопроса, и Вихров с усмешкой подумал, что они уже способны передавать друг другу чистые эмоции. – Просто программа «Звездный лабиринт»… отключила эту защиту!»

«Зачем?» – в один голос «воскликнули» Сергей и Владимир.

«Затем, что после этой… обработки все находящиеся на корабле люди войдут в… Превращение. Начнется направленная мутация, и начнется она у всех сразу… ну, может быть, с разницей в несколько часов из-за индивидуальных особенностей каждого организма. А готовиться нам надо к… Вспомните, как мы сами входили в Превращение, и представьте, что начнется на корабле через несколько часов, – вот вы и поймете, к чему надо готовиться!»

«Да… «Спать» нам теперь не придется!.. – усмехнулся мгновенно разобравшийся в ситуации Ежов. – Я, пожалуй, свяжусь с Кокошко!»

«А я с командиром…» – вслух подумал Вихров и отключился от мысленной связи.

Пока длился это секундный «разговор», руки Игоря самостоятельно включили модуль связи. Набрав личный код Старика и послав экстренную просьбу о связи, Игорь постарался сосредоточиться на предстоящем разговоре – ему надо было быть сейчас очень доказательным!

Разрешение на связь пришло из личных апартаментов командира. Когда изображение появилось на экране, Игорь понял, что застал нуль-навигатора за обедом – за ворот рабочего комбинезона Старика по древнему обычаю был засунут угол белоснежной салфетки.

– Слушаю вас, капитан… – привычно спокойным тоном произнес нуль-навигатор, наливая в свой высокий бокал темную жидкость из маленького хрустального графина.

«Интересно, видел ли кто-нибудь из наших офицеров Старика за обедом?..» – мелькнула у Вихрова несуразная мысль, но он сразу же постарался отогнать ее и проговорил, выдерживая спокойный тон командира:

– Господин нуль-навигатор, Главный компьютер отключил генераторы магнитного поля «Одиссея!»

Старик осторожно поставил поднятый бокал на белую скатерть и, чуть прищурившись, спросил:

– Откуда у вас такая информация?..

– Я это чувствую, – быстро ответил Игорь, – но дело не в этом. Необходимо, чтобы вы немедленно отдали приказ, в соответствии с которым все находящиеся на корабле люди заняли свои места, согласно стартовому расписанию!

Старик сдернул с груди салфетку и бросил, поднимаясь из-за стола:

– Подождите секунду!

Изображение на мониторе Вихрова мигнуло, переключаясь на другую передающую камеру, и Игорь увидел, что Старик находится уже в кабинете и работает с модулем связи.

«Посылает запрос Главному компьютеру!» – понял Игорь.

Через несколько секунд взгляд нуль-навигатора снова уперся в лицо Игоря:

– Что происходит?

– Работает программа «Звездный лабиринт», – просто ответил Игорь. – Я думаю, это начало всеобщего Превращения!

Старик опустил голову, но через мгновение снова вскинул взгляд к экрану и едва слышно произнес:

– Страшно!..

– Страшно!.. – эхом повторил Игорь.

Старик протянул руку и отключил связь.

Спустя несколько минут по отсекам, каютам и вестибюлям линкора прокатилось резкое завывание сирены, сменившееся затем безразличным голосом Главного компьютера корабля:

– Внимание всем!!! Командир корабля приказывает членам экипажа, не занятым на вахтенном дежурстве, вернуться в свои помещения, а приписанным к кораблю частям Звездного десанта занять личные противоперегрузочные ячейки. В ближайшее время возможно внеплановое маневрирование, сопровождаемое перегрузками. Повторяю…

«Если Превращение на корабле начнется так же быстро, как это произошло с Эдельманом после моей лучевой атаки, часть людей все равно не успеют добраться до своих мест…» – подумал Игорь, отвлекаясь от настойчивого голоса Железного Феликса. И тут же он подумал о Главном центре управления – это было единственное место на корабле, где просто необходимо присутствие одного из суперов в момент начала Превращения!

Однако вторая вахта только что заступила на дежурство, а дублирование, считавшееся необходимым при гиперпереходах, во время «спокойных» вахт не практиковалось. Оставался только один способ попасть в Главный центр управления законным образом, и Вихров снова набрал на панели личный код командира корабля и просьбу о связи.

На этот раз ждать ему пришлось довольно долго, а когда связь с апартаментами Старика все-таки установилась, экран его монитора остался пустым. Но командира он услышал…

– Слушаю вас, Вихров… – прохрипел незнакомый, нечеловечески напряженный голос, совершенно непохожий на голос нуль-навигатора, и Игорь сразу же подумал: «У Старика наверняка началось Превращение!..» Но размышлять об этом было некогда.

– Командир! – воскликнул он, опуская для краткости официальное обращение. – Я думаю, мне сейчас необходимо быть в Главном центре управления!

– Да, конечно… – прохрипел тот же голос и оборвался. Несколько секунд слышалось только хриплое, напряженное дыхание, а затем, словно собравшись с силами, голос продолжил:

– Я пошлю приказ о дублировании дежурного навигатора…

И связь тут же прервалась.

Игорь отключил модуль связи и мысленно позвал Ежова. Тот немедленно отозвался, Вихров предложил:

«Володя, похоже, началось!.. Я тебя прошу зайти к Кокошко, он теперь у нас будет самым главным, потом загляни в медотсек, прихвати носилки и отправляйся в Главный центр управления, я тебя буду там ждать! Да, попроси Ирвинга и его ребят помочь Бабичеву!»

Ежов не ответил, но Игорь ясно ощутил его готовность к действию.

Вихров вышел из каюты в пустой вестибюль, и тут его догнала мысль от Бабичева:

«Игорь, у нас началось! Ты не представляешь, что творится в казармах, я не знаю, что нам делать!»

«Ничего не делайте, – ответил Вихров, – дождитесь Ирвинга и его ребят, они, конечно, только биологи, но в медицине тоже кое-что понимают!»

«А Кокошко?» – довольно ехидно поинтересовался Сергей.

«Кокошко будет заниматься командой».

«Единственного врача ты, значит, для команды припасаешь, а бедные солдатики пусть как хотят выкарабкиваются? Так, что ли, командующий?!»

В мысли Бабичева не было ни обиды, ни злобы, скорее это было подтрунивание, однако Игорь ответил очень серьезно:

«Если ты считаешь, что сейчас важнее поставить на ноги «солдатиков», мы можем обсудить этот вариант!»

«Не заводись! – немедленно отозвался Бабичев. – Ты же знаешь, что ты прав, а я и не спорю!»

Вихров внутренне усмехнулся и тут же уловил ответную усмешку Сергея.

К шлюзу Главного центра управления Вихров подошел спустя десять минут после разговора с Ежовым, не встретив по пути ни одного человека. Едва он положил ладонь на идентификационную панель, как шлюз, негромко всхлипнув, отворился. Игорь, чуть помедлив, шагнул внутрь и остановился на пороге, оглядывая помещение.

Свен Юриксен был единственным, кто еще продолжал сидеть за своей панелью управления. Его голова откинулась на спинку кресла, лицо было перекошено, глаза закрыты, а ладони намертво вцепились в подлокотники кресла. Остальные офицеры дежурной вахты лежали на полу – большинство из них неподвижно, а вот двоих ломало судорогами. На мониторе, перед вторым ассистентом командира, ярко алела какая-то крупная надпись.

Вихров бросился к навигаторской консоли и впился взглядом в экран работающего монитора. На нем пульсировала единственная багровая строка:

«Время до восстановления магнитной защиты – 17 секунд».

На глазах Игоря цифра «17» сменилась на «16», затем на «15».

Он потянулся к своему рабочему месту, собираясь включить собственную панель управления, и в этот момент увидел, что глаза у Свена открылись и их мертвый от боли взгляд не отрываясь следит за ним. Увидев, что Игорь смотрит на него, третий ассистент командира разлепил искусанные губы и хрипло вытолкнул из сведенного судорогой горла:

– Надо включить магнитогенераторы!.. Автоматика не сработает!..

Едва Свен произнес эти слова, как глаза его закатились, голова дернулась, стукнувшись о подголовник спинки, а из угла вновь сомкнувшихся губ медленно поползла яркая струйка крови.

«Почему автоматика не сработает?..» – недоуменно подумал Игорь, а его руки уже запустили навигаторскую панель третьего ассистента командира. Бросив свое тело в кресло, Игорь быстро набрал код запуска генераторов магнитного поля корабля и, положив палец на клавишу «Ввести», скосил глаза на соседний монитор. В алой строке стояла цифра «7».

Через семь секунд команда на запуск генераторов ушла, а спустя еще десять секунд Вихров почувствовал, что пространство вокруг него приходит в норму. Только сейчас он понял, что все это время его организм сам каким-то образом вырабатывал магнитное поле, достаточное для защиты от проникающего излучения солнечного ветра!

Надпись на экране Юриксена исчезла, зато на его собственный экран выползли зеленые строчки:

«Младший лейтенант Ежов и первый ассистент главного врача Кокошко просят разрешения войти в Главный центр управления. Ежов – подвахтенный навигатор, Кокошко не входит в состав вахты Главного центра управления».

«Пропустить обоих», – быстро набрал Вихров и повернулся ко второму шлюзу.

Первым в Главный центр управления вошел Виталий Сергеевич. Быстро оглядев помещение центра, он покачал головой и негромко проговорил, словно бы констатируя давно ожидаемый факт:

– Значит, действительно началось!..

Затем, повернувшись к входящему следом за ним Ежову, совершенно другим, деловым тоном распорядился:

– Володя, ввозите носилки, будем эвакуировать… э-э-э… заболевших!

Младший лейтенант толкал впереди себя антигравитационные двухъярусные носилки, а вруках Кокошко появился индивидуальный антиграв. Быстро погрузив на носилки двоих офицеров, Виталий Сергеевич посмотрел на Ежова:

– Развози их по каютам! Антиграв у тебя есть?

– Откуда, Виталий Сергеевич, – улыбнулся в ответ Владимир, – я же младший командный состав!

– Держи, младший командный состав, – протянул Кокошко свой аппарат, – а то надорвешься, что мы без тебя делать будем?

Ежов толкнул носилки в сторону шлюза и шагнул следом за ними, но перед самым выходом обернулся:

– Господин капитан, – в глазах младшего лейтенанта посверкивали смешинки, – согласно вашему приказанию, я отправил господина главного биолога корабля и его специалистов на палубу десанта!

«Мальчишка!» – улыбнулся про себя Игорь. Но ответ его также прозвучал официально:

– Благодарю вас, господин младший лейтенант! Выполняйте поручение господина первого ассистента главного врача корабля!

– Дети!.. – проговорил Кокошко, поглядывая на офицеров. – Сущие дети!

В течение часа им удалось вывезти из Главного центра управления почти всех впавших в беспамятство офицеров. Вихров еще раз проверил траекторию движения линкора – звездолет находился в перигелии своей гиперболической орбиты, и никаких неожиданностей со стороны звезды вроде бы не ожидалось. Игорь решил, что ему вполне можно отвлечься на внутренние проблемы корабля.

Хотя особых проблем пока что не было. Болевой шок настиг людей, как это ни покажется циничным, в наиболее благоприятных условиях – десантников в противоперегрузочных ячейках, команду – в личных каютах или на рабочих местах. И ячейки, и каюты, и тем более служебные помещения были оборудованы антигравитационной защитой, так что приближающееся ускорение корабля, как предполагал Вихров – старт к следующей звезде, должно было пройти безболезненно для всех людей, находившихся на корабле. Конечно, оставшиеся на ногах Homo Super не могли снять или хотя бы понизить болевой шок у всех вошедших в Превращение, но для большинства это было сделано. Теперь оставалось только ждать и… постараться обеспечить безопасность линкора.

«Одиссей» заканчивал свою петлю вокруг красного гиганта, из-за огненно пылающего края уже вынырнуло тусклое пятнышко его соседа-карлика. И тут дежуривший в Главном центре управления Игорь увидел, как огромный, ярко светящийся протуберанец широкой сходящейся спиралью тянется от красного гиганта к карлику!

«Водород! – мгновенно сообразил Вихров. – Водород, перетекающий с гиганта на карлика!!! «Одиссею» придется пройти сквозь это раскаленное облако водорода! Да еще преодолеть колоссальное гравитационное поле белого карлика! Вот откуда обещанные Железным Феликсом 16 g!»

Но в этот момент совершенно неожиданно включился главный привод линкора, и одновременно Игорь почувствовал не вполне компенсированную антигравами боковую тягу. Корабль сошел с околозвездной гиперболической орбиты, заметно отдаляясь от красного гиганта и оставляя гравитационную ловушку белого карлика в стороне!!!

Спустя два часа «Одиссей» оставил двойную звезду уже достаточно далеко и взял курс на третью, предназначенную к посещению звезду. Разгонная траектория была не длинной, но чрезвычайно нагруженной – перегрузки доходили до восемнадцати g, а это было пределом для антигравитационных устройств корабля. Зато уже к двадцать восьмому часу разгона корабль Достиг крейсерской скорости, составлявшей 0,89 с.

В соответствии с расчетом, произведенным Главным компьютером, корабль должен был находиться в полете один год, три месяца и двенадцать дней по корабельному времени.

В течение четырех последующих месяцев на «Одиссее» все было спокойно. Правда, двадцати пяти суперам пришлось забыть о сне, но он и не был им нужен. Вихров и Ежов, поделив сутки пополам, проводили время либо в Главном центре управления, либо помогали Виталию Сергеевичу ухаживать за лежавшими в беспамятстве членами экипажа и научной группы, а их было больше пяти сотен. Бабичеву с шестнадцатью десантниками и Мэтью Ирвингу с четырьмя его специалистами было гораздо тяжелее – на их руках оказались полторы тысячи десантников. Правда, все десантники, за исключением старшего командного состава, были сосредоточены в пяти больших и двух малых казармах, так что двое-трое десантников-суперов вполне справлялись с наблюдением за двумя с половиной сотнями своих впавших в кому товарищей.

Очень напряженный и в то же время однообразно-размеренный ритм жизни в течение довольно долгого времени едва не сыграл с командой потенциальных суперов злую шутку. Кокошко предупреждал их, что практически у всех «заболевших» заканчивается фаза Релаксации и скоро должна наступить фаза Монстра, а это значит, что ко всем им вернется сознание, а к большинству и способность двигаться. Однако они настолько привыкли к тому, что их подопечные недвижимы и бессознательны, что пропустили момент, когда эта неподвижность и бессознательность закончились. Спас положение случай.

В одно из своих «медицинских» дежурств Вихров, проходя мимо каюты первого ассистента штурмана корабля, решил заглянуть к Озде и попытаться еще раз разговорить его. Магнитный замок был закрыт, но открыть его для потенциального полного супера не представляло труда. Ян лежал на полу все в том же виде странной пятиногой рептилии с круглой головой на длинной тонкой шее, взрезанной жаберными щелями, только на этот раз его длинный, покрытый страшными струпьями хвост начисто отсутствовал.

Игорь не стал вступать в разговор – было похоже, что рептилия спала, но про себя неожиданно подумал:

«В таком виде он вполне может… ходить…»

Он вышел из каюты, запер дверь и неожиданно для самого себя толкнулся в соседнюю каюту, которую занимал Эдельман. Дверь в эту каюту была открыта, однако внутри нее никого не было.

В первую секунду у капитана мелькнула мысль, что Артур нашел способ переходить в энергетическое состояние, но тщательная проверка каюты показала, что никаких «лишних» полей или автономных сгустков энергии в ней нет. Получалось, что Эдельман покинул каюту и… куда-то отправился.

Вот только куда?

Вихров вдруг встревожился. Он сам не мог понять, что вызвало эту тревогу – вряд ли Эдельман был способен причинить какой-то серьезный вред кораблю или находящимся в нем людям, но тем не менее эту тревогу не удавалось унять простыми логическими рассуждениями.

Мысленно связавшись с Кокошко, Ежовым, дежурившим в Главном центре управления, Бабичевым и Ирвингом и стараясь думать спокойно, он сообщил:

«Господа, у нас… странный случай – Артур Исаевич, похоже, ушел из своей каюты, и нам надо как можно скорее установить, где он сейчас находится!»

«А почему такая тревога? – немедленно откликнулся Кокошко. – Эдельман в том состоянии, в каком он сейчас находится, не сможет открыть даже самого примитивного замка».

«Да и обнаружить его, я думаю, не составит труда, – присоединился к врачу Владимир Ежов. – Ну-ка, введем запрос нашему всезнайке, и он нам тут же ответит, где на корабле шевелится активная биомасса объемом полтора человеческих стандарта!..»

Было понятно, что Ежов запросил данные у Главного компьютера корабля и через несколько секунд получит информацию обо всем, что дышит, движется и генерирует хоть какое-то биоизлучение на линкоре.

Однако когда эти необходимые для сбора информации секунды прошли, Владимир недоуменно сообщил:

«А вы знаете, такой объем биомассы нигде не обнаруживается!»

«То есть как?» – в один голос воскликнули Бабичев и Ирвинг.

«Да вот так, – стараясь держаться спокойно, подтвердил Ежов. – Передо мной полная информация о распределении людей в объеме линкора – единичной биомассы объемом около полутора стандартов не наблюдается!»

«Что же это может означать?» – недоуменно пробормотал Кокошко. Эта его фраза прозвучала несколько рассеянно, и Игорь вдруг подумал, что Виталий Сергеевич занят чем-то серьезным и ему не хочется отвлекаться на какие-то, по его мнению, несерьезные обсуждения.

Ежов ничего не ответил на этот вопрос, а вот у Вихрова ответ нашелся:

«Это может означать, что Эдельман либо находится в одной из казарм Звездного десанта, и, естественно, датчики биомассы не могут вычленить его тело из общей биомассы, либо он нашел способ экранирования своего организма и стал невидимым для биодатчиков, либо, что самое невероятное, ему удалось… погибнуть. И не просто погибнуть, а в результате полного уничтожения своего тела».

«Ну, первую версию мы проверим немедленно, – отозвался Сергей, – я посылаю ребят, и они тщательнейшим образом проверят все казармы десанта. Если господин первый ассистент командира корабля «слился с массой», мы его обнаружим!»

«Володя, – позвал Игорь Ежова, – просмотри весь объем линкора на наличие движущихся полей или сгустков энергии всех видов. Это, конечно, маловероятно, но вдруг Эдельман нашел способ передвигаться по кораблю в таком вот экзотическом виде?»

«А что, если он действительно… погиб?..» – спросил Ежов.

«Этим займусь я сам, – быстро ответил Игорь. – Уничтожение полутора стандартов биомассы требует довольно большого расхода энергии, а это не могло пройти незамеченным автоматикой корабля».

Опустившись в небольшое кресло, Игорь включил индивидуальный модуль связи и переключил его на голосовой диалог. Как только Главный компьютер корабля доложил о готовности к работе, Игорь спросил:

– Происходил ли в течение последних трех часов незапланированный выброс энергии, достаточный для уничтожения биомассы объемом в полтора человеческих стандарта?

– Хм… – почти с человеческой интонацией отозвался Железный Феликс, – таких выбросов не было…

Игорь удовлетворенно кивнул, но, как оказалось, компьютер не закончил своего сообщения:

– За последние двадцать минут корабельного времени произошло два несанкционированных выброса энергии мощностью в одну четвертую запрошенной. Оба в районе арсенального склада третьей центурии второй когорты приписанного к кораблю Звездного десанта. Ущерба оборудованию корабля не нанесено.

Игорь мгновенно связался с Бабичевым:

«Сергей, Железный Феликс мне только что сообщил, что у арсенала кто-то орудует неизвестным энергоносителем. Я отправляюсь туда, ты можешь подбросить мне кого-нибудь в помощь?»

«Я буду сам!» – отозвался капитан, и Игорь почувствовал в его мысли бабичевский азарт.

«Тогда встречаемся на технической палубе, у выхода из третьей шахты».

Ответа не последовало, просто Игорь ощутил согласие Сергея.

Выключив модуль связи, Вихров еще раз оглядел пустую каюту и вдруг заметил крошечный уголок белого писчего пластика, торчавший из-под смятой подушки. Протянув руку, он выдернул пластик и поднес к глазам. На небольшом клочке весьма коряво было выведено: «Мы еще покувыркаемся!»

Несколько секунд капитан смотрел на эту странную записку, а затем, зажав ее в кулаке, поднялся из кресла. Больше, судя по всему, ничего интересного в этой каюте не было. Игорь вышел в вестибюль и, тщательно заперев дверь каюты, отправился к третьей антигравитационной шахте, пытаясь по дороге осмыслить ситуацию.

«Кокошко правильно заметил, что Эдельман, в его теперешнем состоянии, не способен открыть даже самого простого замка – магнитные замки на корабле реагируют на прикосновение человеческой ладони… строго определенной человеческой ладони, а у Артура, вернее, у того, в кого Артур превратился, человеческих ладоней нет. Тогда как же ему удалось выйти из каюты? Далее!.. Если это он находится около арсенального склада, то каким образом ему удается избегать биосенсоров и видеонаблюдения Главного компьютера корабля? И вообще с какой стати он отправился к арсеналу – не собирается же он добраться до тяжелого десантного вооружения и разнести линкор?.. Да это в принципе невозможно! Или… возможно?..»

Он шагнул в проем антигравитационной шахты, и тут ему вспомнилось странное поведение Кокошко. Он попробовал мысленно позвать врача, и тот, как ни странно, сразу же ответил.

«Виталий Сергеевич, у вас какая-то забота появилась?.. – мягко поинтересовался Вихров. – Может, я чем-то могу помочь?..»

«Вы очень чутко чувствуете, – отозвался Кокошко, и в его мысли присутствовала какая-то тоскливая нота. – Забота действительно появилась, вот только вы вряд ли сможете здесь помочь. Я сейчас нахожусь у командира, он очень плох…»

«В чем дело?» – встревожился Вихров.

«Нуль-навигатор перешел в фазу Монстра, вы по себе должны знать, насколько это тяжело, и у него просто не хватает физических сил. К тому же подпитку энергетическими ресурсами его организм осуществлять пока не способен, так что все держится на искусственном питании, но… похоже, то, что я ввожу ему через инъектор, не совсем хорошо усваивается организмом. Я никак не могу разобраться, в чем тут дело!»

«Я, как только разберусь с Эдельманом, подойду к командиру!» – быстро проговорил Вихров, выходя из шахты на техническую палубу, и Кокошко, словно почувствовав изменение в «голосе» Игоря, отключился.

Сергей уже ждал Вихрова, и на его физиономии цвела привычная ухмылка. Едва Игорь вышел из проема шахты, как он выпалил:

– Володька засек Эдельмана – он действительно трется около арсенала!

– Вот как? – удивился Игорь. – И каким же образом он смог его обнаружить?

– В ультрафиолете! – торжествующе воскликнул Сергей. – Компьютер высказал предположение, что уйти от наблюдения биодатчиков и видео биомасса может с помощью внутриклеточных колебаний определенной частоты. Я, правда, не слишком хорошо понимаю, каким образом сохраняется при этом сама клетка, но Ежов, взяв за основу это предположение, изменил частотные характеристики биодатчиков, и вот вам пожалуйста – Эдельман во всей красе, со всеми своими шестью лапами!

– А Ежов не выяснил, откуда он берет энергию для разрядов, или ему снова удалось разжиться излучателем?

Бабичев покрутил головой и снова ухмыльнулся:

– Кабель бытовой порвал… Силовых поблизости не было.

– Что будем делать? – спросил Игорь, замедляя шаг – до арсенального склада было уже совсем недалеко.

– Ну, он же всего-навсего Монстр! – пожал плечами Сергей. – Он даже не Клоун! Возьмем разум под контроль и отведем в каюту!

– Хорошо, давай попробуем, – согласился Игорь.

Они миновали последний поворот и вышли к большому холлу, в котором располагались ворота арсенального склада третьей центурии второй когорты. Ворота с этого места были отлично видны, и около них никого не было, только с потолка свисал конец оборванного и разлохмаченного кабеля.

И Игорь, и Сергей мгновенно перестроили зрение на восприятие ультрафиолетовой части спектра – все окружающее сразу же изменилось, иной стала окраска стен, потолок словно бы опустился ниже, и на нем появились странные перламутровые потеки (Игорь тут же вспомнил, что над ними находятся холодильные камеры продуктовых складов). Но самое главное – около ворот склада появилась высокая, темная, покрытая густым мехом фигура с огромной головой, украшенной большими круглыми ушами. Существо, стоявшее на чуть согнутых нижних лапах и обладавшее еще двумя парами конечностей, не замечало появившихся суперов, все его внимание было полностью сосредоточено на попытке открыть замок, удерживающий воротную плиту.

«Начинаем!..» – уловил Вихров мысль Бабичева и почувствовал, как тот бесшумно скользнул к левой стене холла. Сам он тут же отпрянул вправо и одновременно с Сергеем потянулся мысленно к разуму стоявшего перед ними Монстра. В следующее мгновение он уловил сумбур чужих мыслей:

«Нет!.. Так ничего не получится!.. Ничего… не получится… И зачем только я вышел из каюты, теперь мне ни за что не вернуться!.. И не надо!.. Я и не хочу! Я должен достать себе оружие… шесть излучателей!.. Тогда я поплыву назад и никто меня не тронет!.. Только чтобы Вихров не попался мне на пути… Вихрову излучатель не страшен!.. Для Вихрова нужен гравитр или виброхлыст… Ха… ха… А если попробовать когтем… у меня длинные крепкие когти… я научился отращивать длинные крепкие когти… Если бы только мне вернуть свое тело… пусть я не буду похож на самого себя, лишь бы быть похожим на человека!.. А для этого мне нужен излучатель… Шесть излучателей… в каждую лапу излучатель… И гравитр… И виброхлыст!.. И скафандр… «Саранчу» десантную… Только я в ней, наверное, не помещусь… Тогда Вихров не сможет ударить меня ладонью!.. А если попробовать когтем? Я научился…»

В этот момент в чужом разуме холодно и отчетливо прозвучала мысль Сергея:

«Стой, где стоишь, и опусти лапы!»

«Какие опустить лапы?.. – метнулась в сторону мысль Монстра, и тут же ее сменила другая, с привкусом паники: – Кто это подумал?.. Кто забрался ко мне в голову?.. Прочь! Прочь!!! Прочь!!!»

Монстр выпрямился в полный рост и, стремительно отпрянув от ворот, развернулся.

Игорь увидел морду этого страшного существа. Он смотрел на нее не в первый раз, но раньше она всегда была какой-то… полусонной – из шести разбросанных по лицу глаз редко какой бывал открыт, а огромная пасть всегда была крепко сжата. Теперь же все шесть глаз были распахнуты и в них пылал красноватый отблеск ярости, пасть была приоткрыта, демонстрируя идеальный набор белоснежных клыков, средняя пара лап протянута вперед, а две верхние подняты для атаки. Однако Игорю вдруг показалось, что Монстр их не видит, что он реагирует только на чужую, болью сверкнувшую в его мозгу мысль.

И его догадка немедленно подтвердилась, вместо того чтобы нападать или отступать, Монстр принялся озираться по сторонам, словно не понимая, откуда пришел к нему мысленный приказ.

От этих наблюдений Вихрова отвлекла насмешливая мысль Сергея:

«Давай помогай, нечего его рассматривать!»

Игорь принялся «помогать». Сергей уже добрался до центральной нервной системы Монстра – чудовище застыло на месте и только глаза тяжело шевелились в глазницах, продолжая выискивать врага. Вдвоем они быстро взяли под контроль не только все четыре нервных двигательных центра, но и соматическую и вегетативную части чужой нервной системы.

«А теперь, мой дорогой, мы пошагаем домой!..» – ласково приказал Бабичев, и Монстр, глухо рыкнув, сделал первый невольный шаг в направлении антигравитационной шахты.

Управлять чужим организмом для двоих суперов было в общем-то не сложно – достаточно было следить за нормальной работой желез внутренней секреции и отдавать команды двигательному аппарату. Конечно, Монстр двигался достаточно неуклюже, медленно и не слишком уверенно, но и сопротивления никакого не оказывал. Так что до каюты первого ассистента командира корабля они добрались хоть и не слишком быстро, зато без приключений. Однако во время этого пути у Вихрова появилось несколько не слишком отрадных мыслей. Делиться ими с Бабичевым Игорь посчитал преждевременным, но когда тот, запирая дверь за водворенным на место Монстром, с привычной усмешкой бросил: «Вот и все дела! А ты волновался!..» – Игорь задумчиво проговорил:

– Как ты думаешь, сколько Монстров ты сможешь контролировать одновременно?

Сергей удивленно посмотрел на Вихрова и пожал плечами:

– Трех… ну, может быть, четырех…

– А теперь представь себе, что у нас разбежалась, ну скажем, одна казарма!..

– Да с чего бы им раз… – начал было Сергей и вдруг замолчал, сообразив, что такое развитие событий вполне возможно.

– Так что же нам делать?.. – спросил десантник после короткой паузы.

– Пока не знаю… – задумчиво проговорил Вихров, – …надо будет поговорить с Кокошко и Ирвингом…

В апартаментах командира корабля царил мрак. Только в кабинете чуть тлела красная лампа, позволяя хоть как-то ориентироваться в пространстве, и сам кабинет в этом красном сумеречном освещении выглядел незнакомо, зловеще. Виталия Сергеевича Вихров нашел в спальне, где было абсолютно темно, врач сидел рядом с кроватью, на которой поверх одеяла лежало маленькое, странно сморщенное тело, покрытое серыми неопрятными струпьями. Подушки не было, так что непропорционально большая голова, безносая и безгубая, была чуть запрокинута. Старик лежал совершенно неподвижно, глаза его были закрыты, дыхание не чувствовалось, казалось, что тело было не живым, а вырезанным из старого трухлявого корня.

– Игорь Владимирович, – негромко проговорил Кокошко, не оглядываясь на появившегося в дверях Вихрова, – хорошо, что вы зашли.

Врач сидел на жестком стуле в изголовье кровати, и в его руке поблескивал инъектор. На секунду Кокошко замолчал, прижимая инструмент к тонкой шее своего неподвижного пациента. Только закончив инъекцию, он продолжил:

– Нуль-навигатор хотел вас видеть…

Игорь удивленно взглянул на врача, и тот, словно бы почувствовав этот взгляд, добавил:

– Да, да, он уже может общаться мысленно, только очень быстро устает. Мне так и не удалось подобрать эффективный состав смеси для кормления…

Вихров шагнул от порога и увидел, что рядом с кроватью, только в изножье, стоит еще один такой же жесткий стул. Не спрашивая разрешения, он опустился на это свободное место и спросил:

– А почему нет света?..

– Кожа нуль-навигатора не переносит электромагнитного излучения… абсолютно никакого… Это помещение полностью экранировано, а это, – он кивнул в сторону тлеющего красного огонька, – «холодный свет».

– Неужели все так плохо?.. – Вихров неожиданно для самого себя перешел на шепот.

– Вы можете говорить нормально, – проговорил Кокошко, укладывая инъектор в футляр, лежавший на маленьком стеклянном столике. – Старик все равно ничего не слышит – слух у него полностью атрофировался… впрочем, как осязание и вкус.

– А зрение?.. – неизвестно зачем спросил Вихров.

Кокошко впервые поднял глаза на капитана, словно желая понять какой-то «второй» смысл заданного вопроса. Через мгновение он снова перевел взгляд на своего пациента и все тем же ровным голосом ответил:

– Со зрением не совсем понятно, оно то пропадает совершенно, то появляется вновь, причем с необычайной остротой… так что он видит даже «холодный свет». И вообще случай нашего командира полностью выходит за рамки обычного… – Тут он, словно бы споткнувшись, замолчал, а затем продолжил, поправив самого себя: – Нормального прохождения Превращения. Вы знаете, перед тем как перейти в фазу Монстра, у Старика наблюдались признаки фазы Клоуна!.. Я даже обрадовался, думал, он перескочит через самую тяжелую часть Превращения, а вышло вот…

Кокошко замолчал, а Игорь внимательно рассматривал то, что совсем недавно было командиром корабля, железным, несгибаемым Стариком!

«Что… плох?..» – мелькнула в его мозгу едва различимая чужая мысль. Игорь даже не сразу сообразил, что слышит командира.

«Я видел и хуже…» – быстро ответил он, стараясь выразить свою мысль и серьезно, и бодро.

«Хуже, в смысле… страшнее. – Мысль Старика стала чуть яснее, как будто необходимость поддерживать разговор придала ему сил. – А я говорю о физическом состоянии».

«Про физическое состояние я вообще ничего не могу сказать, – мысленно пожал плечами Вихров. – Володька Ежов вообще не имел… физического состояния, а сейчас все у него в норме!»

«Ладно, казуист, я тебя по другому поводу хотел видеть».

На мгновение Игорю показалось, что он слышит прежний, спокойный и уверенный голос своего командира, но в этот момент мысль Старика пропала и вновь проклюнулась спустя целую минуту.

«Как у тебя было… эта боль… она вас долго терзала?..»

Игорь не ожидал такого вопроса и ответил чуть растерянно:

«Я… не знаю… Не помню… Да, наверное, и никто этого точно не помнит…»

«Ладно… это не важно… – мысль Старика снова окрепла, – сейчас о другом… Я, видимо, не выкарабкаюсь…

Вихров вскинулся, но мысль нуль-навигатора его остановила:

«Слишком стар я для… Превращения, что-то в моем организме не получается, так что возвращаться вам придется без меня. Поэтому ты должен пообещать мне две вещи: первое – вы обязательно должны вернуть Земле «Одиссея»! Я знаю, что и ты, и твои товарищи скорее всего сможете после Превращения перемещаться в пространстве без звездолета, как видишь, твое общение с Отто Каппом и для меня не прошло даром, так вот, вы должны вернуться в Солнечную систему вместе с кораблем – он Земле еще пригодится! И второе – ни в коем случае не допускай к командованию линкором Эдельмана. Приказ о его отстранении от командования звездолетом и от навигаторских вахт внесен мной в вахтенный журнал, соответствующее указание получил Главный компьютер корабля. Письменные копии этого приказа лежат в сейфе Главного центра управления и в моем личном сейфе, в кабинете, так что у тебя будут законные основания для такого отстранения. Но он может попробовать… захватить командование силой!

Видимо, всплеск эмоций, который сопровождал последние мысли Старика, совершенно истощил его силы. Мысль его снова пропала, а затем самым краешком сознания Игорь «расслышал»:

«Устал…»

Минут десять в спальне царило «молчание», а затем снова появилась мысль Старика:

«Ну так как, ты готов пообещать мне это?..»

«Командир, я сделаю все, что вы прикажете… что попросите!.. Только и вы мне пообещайте!»

«Я… пообещать?.. Что?»

Нуль-навигатор очень ярко показал свое удивление.

«Да, – напористо продолжил Игорь, – пообещайте мне, что вы будете бороться до конца! Я не верю… не верю, что вы вот так вот… покинете нас!»

Несколько секунд Старик не отвечал, а потом появилась его странно неторопливая мысль:

«Спасибо тебе… Игорек… за твою веру в меня. Я постараюсь».

И снова наступило молчание. Только минуты через три Вихров вдруг понял, что разговор с командиром окончен. Он осторожно поднялся со стула и, положив руку на плечо ссутулившегося врача, проговорил:

– Я пойду… У нас начинаются проблемы…

Кокошко поднял голову и кивнул:

– Да, я знаю, массовый переход в фазу Монстра… С командой, я думаю, все будет нормально – почти все лежат поодиночке, максимум по четверо, а вот с десантом действительно могут быть проблемы. Попробуйте установить в казармах гипноизлучатели, Ирвинг знает, как это можно устроить. Надо постараться не дать десантникам вырваться в вестибюли, а они могут попробовать.

«Точно! Гипноизлучатели!» – обрадованно подумал Вихров и, пожав плечо Кокошко, осторожно двинулся к выходу.

Едва оказавшись в вестибюле, он связался с Мэтью Ирвингом и Бабичевым:

«Кокошко предлагает установить в казармах гипноизлучатели!»

«Зачем?» – не понял Сергей.

«Да, я тоже об этом думал, но тут есть определенные сложности…» – отозвался Мэтью Ирвинг.

«Какие сложности?..» – переспросил Игорь, но Бабичев не дал Ирвингу ответить:

«Да объясните вы мне, зачем нужно устанавливать гипноизлучатели в казармах? Кого вы собираетесь принуждать?»

«А как ты думаешь, кого надо принуждать в казармах?» – с иронией переспросил Игорь.

«Но зачем десантников надо к чему-то принуждать?» – Возмущение Бабичева стремительно росло.

«Позвольте мне, капитан… – спокойно попросил Ирвинг и, не дожидаясь согласия Вихрова, обратился к десантнику: – Понимаете… э-э-э… капитан, в чем дело. До сих пор люди проходили Превращение в одиночестве, в худшем случае – небольшими группами, как, например, ваша группа. Кроме того, приходя в себя после фазы Релаксации и осознавая, какой облик они приняли, Монстры понимали, что находятся в крайне враждебном окружении, что все остальные люди будут относиться к ним в лучшем случае с отвращением и жалостью, а в основном с ненавистью и жестокостью. Поэтому Монстры предпочитали, естественно, таиться, не показываться людям. Вы и ваша группа, по-моему, в наибольшей степени прошли через это – помните посещение вашего госпиталя Стивом Крисом и ваши совместные действия? Помните, что вы внушали Крису и его ребятам?

Мэтью Ирвинг помолчал, словно давая Бабичеву хорошенько вспомнить тот эпизод, а затем продолжил:

«Теперь же ситуация изменилась кардинальным образом – придя в себя после Релаксации, все, кто перешел в фазу Монстра, довольно быстро поймут, что они на корабле в подавляющем большинстве, а их внешний вид, безусловно, приведет их в совершенно неуравновешенное состояние. Подумайте сами, капитан, многие ли из ваших товарищей станут спокойно дожидаться прохождения всех стадий Превращения в надежде по его окончании стать… стать в общем-то неизвестно кем?»

«Что значит неизвестно кем? – довольно зло переспросил Бабичев. – Как только они придут в сознание, они увидят нас и сразу поймут, кем они должны стать!»

«А вы думаете, они вот так сразу поймут, какие мы?» – В спокойном голосе Ирвинга звучало сильное сомнение.

Бабичев помолчал несколько секунд, обдумывая вопрос Мэтью Ирвинга, а потом не слишком уверенно ответил:

«Ну, за свою центурию я отвечаю!»

«А за одну центурию и не надо ручаться, с одной центурией мы и без поручительства справимся… – В спокойной мысли Ирвинга совершенно отсутствовали эмоции. – Но дело в том, что, во-первых, контролировать надо пять больших казарм – в маленьких казармах, я думаю, мы справимся и без помощи машинерии, а в нашем распоряжении всего три гипноизлучателя, и во-вторых, длительное гипнооблучение очень вредно, во всяком случае, для обычных людей. Возможно, конечно, что на проходящих Превращение это облучение никак не скажется, но мне не хотелось бы ставить такой масштабный эксперимент – фазы Монстра, Клоуна и Идентификации вместе продлятся не менее шести-семи месяцев, держать людей так долго под облучением невозможно!»

«Ну, допустим, одну большую казарму мы сможем расселить… – предложил Игорь, – …двести пятьдесят человек вполне разместятся в помещениях общего пользования. Получится по десять-пятнадцать человек в комнате, вполне нормально».

«Но таким образом мы еще больше распылим свои силы, – тут же возразил Ирвинг, – вместо пяти помещений нам придется контролировать двадцать – двадцать пять. Хотя, я согласен, для этих людей Превращение, возможно, будет проходить гораздо спокойнее».

«Что-то я не совсем понимаю, о чем вы рассуждаете! – неожиданно вмешался в обмен мыслями Бабичев. – Создается впечатление, что вы считаете десантников не то малыми детьми, ничего не знающими и не понимающими, не то ордой бандитов, готовых в припадке немотивированной ярости разнести собственный корабль в щепки. Я сам – простой десантник, и я сам прошел Превращение. Да, было страшно больно, и просто страшно, и тоскливо до смерти, но мне и в голову не приходило, что мы можем устроить какой-то… погром! И ребятам моим не приходило!»

«Сергей, ты не показатель!» – спокойно возразил Ирвинг.

«Почему я не показатель? – немедленно отозвался Бабичев. – По-моему, я и моя группа как раз весьма показательны!»

«Во-первых, твоя группа была очень небольшой, – снова начал перечислять Мэтью Ирвинг, – во-вторых, вы знали причину своего заболевания – посещение Гвендланы, и считали случившееся с вами пусть и страшным, но всего лишь невезением, ну, скажем, как случайный осколок, доставший кого-то из вас в бою. В-третьих, как я уже говорил, вы знали, что находитесь во враждебном окружении, что вас мало, а «их» много, и потому «высовываться вам нельзя».

Бабичев не возражал, да и возразить было нечего.

«А теперь представь себе состояние десантника, пришедшего в сознание на своем родном корабле, в своей родной казарме, в окружении своих товарищей и увидевшего, что и он, и его товарищи превратились в монстров!.. Превратились беспричинно… Вернее, единственной причиной такого превращения могут быть только… мы – первые, ушедшие в Превращение! Именно так – большинство подумают, что гвендландская «зараза» вырвалась наружу, и им остается только… отомстить за свое уродство! Ты можешь с достаточной вероятностью спрогнозировать их поведение?»

Бабичев опять промолчал, хотя Игорь ясно ощущал его напряженное внимание.

«Ну вот, я вижу, ты понял и нашу настороженность, и необходимость дополнительных мер предосторожности», – закончил главный биолог «Одиссея».

«И что же мы будем им внушать?..» – гораздо спокойнее, хотя и с ноткой горечи спросил сдавшийся Бабичев.

«Я думаю, – все тем же спокойным тоном ответил Ирвинг, – мы им будем демонстрировать, как их навещают десантники из других казарм. Мы сами должны постоянно быть в казармах, это будет свидетельством нашего полного выздоровления. Ну и конечно, будем транслировать… покой».

«Значит, начинаем монтаж излучателей! – подвел черту Вихров. – Надо еще подумать, каким образом их в казармах спрятать!»

«Прежде всего нам придется размонтировать противоперегрузочные ячейки, – неожиданно произнес Ирвинг. – Ускорений в ближайшее время не будет, а вы вспомните, каких размеров достигают Монстры, в ячейках они просто не поместятся!»

На демонтаж противоперегрузочных ячеек ушло трое суток беспрерывной работы, зато все три излучателя были смонтированы всего за сутки. Их удалось подвесить к потолку казарм и прикрыть пластиковыми панелями. Без гипноизлучателя осталась центурия Бабичева, которую тот взялся контролировать сам, и первая центурия второй когорты, казарма которой располагалась в самом дальнем конце десантной палубы и могла быть отделена от остального пространства палубы двумя аварийными перегородками.

Спустя трое суток после окончания подготовки Монстры в казармах начали приходить в сознание.

Первые несколько дней практически все потенциальные супера находились в казармах десанта. Только Мэтью Ирвинг с одним из своих биологов оставался на палубе команды, где начался тот же процесс «пробуждения» Монстров, Кокошко постоянно находился с командиром корабля, да Вихров с Ежовым отлучались на дежурство в Главный центр управления. В течение двадцати суток в себя пришла вся команда и почти все десантники.

Постепенно напряжение первых дней спало, супера-десантники перешли к более упорядоченной системе дежурств: по три человека дежурили в казармах без гипноизлучателей, а в оборудованных казармах их было не больше двух. Освободившиеся люди были направлены в малые казармы и на палубу команды. Казалось, что и эта фаза Превращения пройдет достаточно спокойно, несмотря на случавшиеся среди Монстров истерики, вспышки ярости и безысходности, что Вихров, Кокошко и Ирвинг напрасно волновались и потенциальные супера держат ситуацию под полным контролем. Но на пятьдесят вторые сутки, в самый пик фазы Монстра, когда Игорь передавал дежурство в Главном центре управления Володе Ежову, в его голове неожиданно взорвался мысленный вопль:

«Они сошли с ума!!! Они взбесились!!! Помогите кто-нибудь!!!»

Оба навигатора секунду оставались на месте, а затем бросились к выходному шлюзу, но тут Игорь остановил младшего лейтенанта:

– Ты оставайся здесь и заблокируй все три шлюза! В Главный центр никого не впускать! Выведешь на панель схему палубы десанта и будешь докладывать мне о перемещениях Монстров, если они вырвутся из казарм!

На мгновение могло показаться, что Ежов и не подумает подчиниться, но затем привычка к дисциплине, а может быть, разумность распоряжений старшего по званию подействовали, и младший лейтенант попятился к навигаторской панели. Он видел, как Вихров стремительно приблизился к шлюзу, поднял руку, чтобы коснуться идентификационной пластины, и вдруг… исчез!

Впрочем, удивление Ежова длилось недолго, опустившись в кресло, он включил свою полосу управления и быстро набрал задачу для компьютера:

«Вывести схему палубы Звездного десанта. Активизировать датчики биомассы и электромагнитного излучения. Показать на схеме расположение имеющейся на палубе биомассы».

Секунду зеленовато мерцающая строка висела на экране, а затем сверху вниз проползла ярко-зеленая полоса, стирая буквы и выводя на экран четкую черно-белую схему палубы Звездного десанта. Вестибюль был пуст, в трех казармах, оборудованных гипноизлучателями, среди зеленовато светящейся, не поделенной на особи биомассы неторопливо перемещались по две ярко-оранжевые точки – дежурные десантники-супера. В одной из казарм, не имевших гипноизлучателя, таких точек было четыре, а вот во второй их не было вовсе!

«Где же ребята?» – удивленно подумал Владимир и вдруг увидел, как посреди главного вестибюля, совсем недалеко от дверей оставшейся безнадзорной казармы появилась еще одна ярко-оранжевая точка.

«Интересно, кто это такой и откуда он здесь взялся?»

Рука младшего лейтенанта потянулась к клавиатуре, чтобы задать компьютеру задачу идентификации появившегося объекта, но в голове сам собой возник ответ:

«Вихров! Он же из Главного центра… исчез!»

Игорь и сам не очень хорошо понимал, каким образом ему всего за несколько секунд удалось переместиться из Главного центра управления в вестибюль палубы Звездного десанта. Просто когда он был уже возле выходного шлюза, у него возникла недовольная мысль, что до нужного места ему надо будет бежать около двадцати минут. В этот момент он очень ярко представил себе главный вестибюль десантной палубы, еще пустой, но словно бы готовый заполниться толпой неуклюжих, свирепых уродов, в груди у него стало необыкновенно горячо, перед глазами прошла странная дымчатая пелена, и в следующее мгновение он оказался в этом самом вестибюле!

Впрочем, особенно долго размышлять о своем странном перемещении ему было некогда. Оглядев пустой вестибюль и прислушавшись к своим ощущениям, Игорь мгновенно понял, что без присмотра осталась одна из больших казарм – именно в ней не ощущалось присутствия ни одного потенциального супера, и кроме того, там явно что-то происходило… Что-то… тревожно-непонятное!

Игорь двинулся к дверям казармы и в этот момент почувствовал какое-то движение за спиной. Быстро обернувшись, он увидел, что к нему бежит Сергей Бабичев, Майкл Строй и еще два десантника. И тут же в его голове возникла мысль Сергея:

«Игорь!.. Ты-то как здесь оказался?»

«Кричали! – коротко бросил в ответ Вихров, а затем, в свою очередь, поинтересовался: – А ты что собираешься делать?»

«Кричали! – зло усмехнулся в ответ Бабичев. – Надо разобраться, что там произошло!»

«Надо, – согласился Игорь, – только давай-ка не будем торопиться. В казарме двести с лишним… человек, и если что-то сложится не так, нас просто сомнут. Вы блокируйте выход в вестибюль, если наши Монстры надумают выбираться из казармы, вы покажете им, что этого делать не надо!»

«А ты?» – немедленно переспросил Сергей.

«А я попробую посмотреть, что там происходит… не слишком нервируя наших подопечных».

«Один?»

Вопрос Сергея, казалось, содержал и ответ – он очень не хотел, чтобы Игорь отправлялся в казарму один.

«Один! – подтвердил Вихров. – Нам надо понять, что там происходит, а не задавить бунт в зародыше. Да и есть ли еще бунт?»

«Но крик был!» – возразил Бабичев.

«Вот и посмотрим, с чем этот крик связан!»

Все пятеро уже стояли рядом с дверями, ведущими в неспокойную казарму. Игорь положил руку на пластик двери и попробовал «прислушаться» к тому, что за ней происходит. Он почувствовал какой-то неясный гул, какие-то странные выкрики, однако точно понять, что именно происходило за дверью, мешало некое резкое, размеренное потрескивание, глушившее восприятие происходящего. Единственное, что отчетливо понял Игорь, – в казарме сгустилось, стало почти материальным состояние встревоженной растерянности, готовое перерасти в ярость.

«Смотрите за вестибюлем!» – еще раз проговорил Игорь, взглянув в глаза Сергею, и, расстегнув молнию комбинезона, начал стягивать его через голову.

Бабичев и его ребята отступили на несколько шагов, наблюдая за тем, как навигатор-три обнажился, несколько раз глубоко вздохнул, задумчиво огляделся и, подняв руки кверху, на мгновение застыл. А в следующую секунду его тело начало стремительно изменяться! Плечи раздались в стороны, грудная клетка расширилась, шея словно бы провалилась между плеч, оставив увеличившуюся и заострившуюся к затылку голову на вспухших, утолщившихся ключицах. Затем торс капитана вытянулся вверх, и под ребрами появились два симметричных утолщения, превратившихся через несколько секунд в еще одну пару рук. Ноги трансформирующегося тела значительно укоротились, нижняя часть тела вытянулась в длинный, похожий на тараканий хвост, выбросивший из себя еще две пары конечностей.

Спустя минуту перед наблюдавшими за трансформацией десантниками стояло уродливое существо около четырех метров длины, задняя часть которого, покоившаяся на трех парах лап, напоминала скорпиона с таким же загнутым вверх жалом, а передняя, так же круто изгибавшаяся вверх, была снабжена двумя парами конечностей, похожих на лапы богомола, и увенчана плоской, похожей на змеиную головой.

«Ну как, примут меня за своего?..» – возникла усмешливая мысль Вихрова.

«Вон ты как!» – медленно, словно бы раздумывая, протянул в ответ Бабичев.

«А ты думал, я туда в человеческом обличье сунусъ?»

Монстр стремительно побежал прочь от двери, вдоль стены казармы, затем резко остановился, вроде бы прислушиваясь, и вдруг резким, коротким движением торса ткнулся в стену. Голова его со странным легким шорохом исчезла в стене, а после короткой паузы все тело начало энергично, хотя и достаточно медленно протискиваться сквозь стену. Спустя три минуты кончик хвоста Монстра исчез в стене.

«Так! – изумленно подумал Бабичев. – Вот так Игорек! Как же он до такого додумался? Но если навигатор может вытворять такие штуки, то на что должны быть способны мы – профессиональные солдаты?! Надо будет после того, как ликвидируем эту заварушку, полюбопытствовать у Вихрова, какую систему тренировок он использует!»

Капитан-десантник ни секунды не сомневался, что им вполне по силам ликвидировать эту, как он ее назвал, «заварушку», а дело обстояло достаточно серьезно!

Игорь очень удачно выбрал место для того, чтобы «пройти» в казарму. Именно здесь, прямо за стеной толпилось практически все ее население, так что некоторая толкотня, которая сопровождала его проникновение в помещение, никого не удивила. Оказавшись внутри, Вихров прижался к стене и огляделся.

Пол казармы, лишенный индивидуальных антигравитационных ячеек, поднимался от стен к ее центру, где была установлена возвышающаяся практически до самого потолка четырехугольная пирамида. Таким образом, все пространство казармы делилось как бы на четыре равных объема, разграниченных четко обозначенными перегибами площади пола. Толпа, в которую проник Вихров, почти полностью занимала один из этихобъемов, лишь десятка два Монстров, не поместившихся в нем, расположились по соседству, сразу за ребрами перегиба пола. Большинство присутствующих лежали на полу, но около трети Монстров стояли и даже переходили с места на место. Наверху, у самой пирамиды стояли четверо Монстров, среди которых Игорь с изумлением увидел знакомую ушастую морду и оскаленную пасть первого ассистента командира корабля Артура Эдельмана.

«Как же это ему удалось снова уйти из своей каюты? – подумал капитан, и тут же эту мысль догнала другая: – И каким образом он проник в казарму?»

Однако он тут же понял, что сейчас не время выяснять эти вопросы. В казарме шел самый настоящий митинг – злой, нервный, орущий.

Громче всех вопил один из Монстров, стоявший наверху. Огромная трехметровая туша, напоминающая приплюснутой головой и формой лап динозавра, выдвинулась чуть вперед и помогала себе энергичными взмахами коротких передних конечностей. Голос его был очень силен и очень невнятен, словно он страдал всеми присущими людям дефектами дикции, однако сквозь картавость, пришепетывание, заикание прорывалась и вполне внятная человеческая речь:

– Нет!.. Нам помощи ждать неоткуда… Гр-р-рау-у-у-ар-р-р– М-м-мы бр-р-рошены на пр-р-роизвол судьб-б-б-бы и Землей, и командованием ликор-р-р-ра… В Главном центр-р-ре упр-р-равления никого нет, в двигательных к-к-комплексах никого нет, в ар-р-ртеллер-р-рийских комплексах ник-к-к-кого нет– все стали такими, как мы!..

Толпа Монстров угрожающе загудела, явно поддерживая оратора, однако справа от Вихрова странное существо, своими удивительно тонкими ногами, носатой головой и костистыми наростами на спине, похожими на неподвижные крылья, напоминавшее птицу, неожиданно выкрикнуло визгливым фальцетом:

– А как же люди, которые здесь были? Они давали нам есть и говорили, что мы поправимся!

«Динозавр» резко повернулся на этот фальцет, и его крохотные, спрятавшиеся в складках серой кожи глазки, словно два гвоздя, уперлись в Вихрова.

– Кто это ска-ска-сказал!!! – взревел он, поднимая лапы вверх в нелепом угрожающем жесте.

Однако «птица» не испугался. Подпрыгнув на месте, он зло заверещал:

– Я сказал! Я сказал! Я сказал!

Глазки «динозавра» переместились на соседа Вихрова и несколько секунд пристально его рассматривали, а затем снова раздался невнятный рык:

– Дур-р-р-рак! Это были совсем не люди! Это были те самые сволочи, котор-р-р-рые спускались на Гвендлану, котор-р-р-рые занесли на лийкор-р-р зар-р-р-разу! Им-то удалось вер-р-р-рнуть себе человеческие тела, да только тебе-то это не удастся!!!

Его голова дернулась кверху и казарму огласил жуткий звериный рев. Монстр сделал еще шаг навстречу слушавшей его аудитории и, взмахнув лапами, заорал:

– Нет! Мы уже никогда не станем людьми! Мы – исчадия!!! Исчадия Земли, брошенные родной планетой! Нас для того и послали неизвестно куда, чтобы мы никогда не могли вернуться на Землю, чтобы мы уже никогда не смогли предъявить счет политиканам, пославшим нас к зачумленной планете, к планете, зараженной вот этой чумой!!!

И он неожиданно принялся хлестать своими короткими передними лапами по приплюснутой, вытянутой вперед морде.

Толпа Монстров ревела, гукала, свистела, стонала, готовая рвануться туда, куда укажет ей нарождающийся лидер!

Вихров, не сводя глаз с беснующегося на возвышении Монстра, принялся понемногу протискиваться вперед. Он пытался угадать, кто. именно превратился в «динозавра». У него было такое ощущение, что он знаком с этим человеком или хотя бы видел его. Но память никак не хотела подбросить ему подсказку. И тут он вдруг обратил внимание на двух странно похожих Монстров, стоявших по бокам от «динозавра». Оба были похожи на двухметровых, поднявшихся на задние лапы жуков-скарабеев. У обоих на головах странно синхронно шевелились усы, напоминавшие короткие эмиссионные антенны гравитационных пушек. Было такое ощущение, что два эти неподвижных существа выбирают объект для гравитационного удара!

И тут Вихров догадался, кто скрывался под личиной «динозавра» – эта троица была удивительно похожа на… капитана Стива Криса и двух его адъютантов! Игорь отлично помнил свою встречу с ними после посещения госпиталя, в котором лежал Бабичев со своими десантниками. Сразу же стало ясно и то, почему здесь оказался Артур Эдельман!

А Стив продолжал реветь, глотая звуки и размахивая своими короткими лапами:

– Они, эти р-р-р-ренегаты, говор-р-р-рили вам, что вы выздор-р-ровеете! Вот, пос-пос-посмотр-р-р-рите на пер-р-рвого ассистента командир-р-ра кор-р-рабля! Это вот… – он махнул лапой себе за спину, – …Ар-р-р-ртур-р-р-р Эдельман! Видите, в каком он виде? Кто скажет, что он похож на чел-чел-человека? И он такой уже восемь месяцев! Если бы эту зар-р-р-разу можно было бы вылечить, он уже давно снова стал бы чел-чел-человеком, но вот смотр-р-р-рите!!!

Тут он вдруг замолчал и пристально оглядел толпящихся перед ним Монстров.

– А тот, кто вер-р-р-рит так называемым людям, тот, кто вер-р-р-рит об-об-обор-р-ротням с человеческими лицами, тот сам становится обор-р-р-ротнем и достоин разделить с ними ту участь, которая их ожидает!

И он снова вскинул голову кверху, и снова по казарме раскатился его сумасшедший рык:

– Гр-р-рау-у-у-ар-р-р…

– Так что ты предлагаешь?.. – донесся до Вихрова вполне человеческий и совершенно спокойный голос.

Игорь невольно оглянулся на этот голос и увидел невдалеке от себя странную, даже для этой сумасшедшей толпы, гротескную фигуру. Она была очень похожа на человеческую, имела две очень тонкие ноги, две столь же тонкие руки и почти человеческую голову. Правда, все тело у этого существа было покрыто панцирем, состоящим из крупных костяных пластин, а в короткой и очень густой шерсти, покрывавшей всю голову, поблескивало пять-шесть глаз. Но осанка у этого существа была почти человеческая.

Толпа, только что ревом поддерживавшая оратора, вдруг смолкла, ожидая ответа на этот точный и своевременный вопрос.

– Ты кто? – рявкнул вместо ответа Стив, резко наклоняясь вперед.

– Примсержант Иржи Воличек! – быстро доложился Монстр, по привычке вскинув руку к голове.

– А-а-а… – хрипло протянул капитан Крис, – …люб-люб-любимчик р-р-р-ренегата Бабичева!..

– Любимчиком у капитана Бабичева был сержант Зайцев, – все тем же спокойным, «человеческим» тоном ответил Воличек, – но он остался на Гвендлане! Погиб, как герой, выводя свою группу из западни!..

Тишина в казарме вдруг сделалась тяжелой, даже гнетущей, и тут Воличек громко и отчетливо добавил:

– И капитан Бабичев дрался на Гвендлане… Дрался там, куда его послало командование Звездного десанта, и дрался геройски!.. И здесь, в этой казарме капитан Бабичев нам помогал!.. Не ты, а он! А теперь ты заявляешься сюда и начинаешь клепать нам мозги! Так что, кто там ренегат, еще посмотреть надо!.. А ну-ка, назови себя!

– Чего называть! – взвизгнул какой-то режущий фальцет от стены казармы. – Он прав – надо захватить корабль и идти к Земле! Пусть Земля разбирается, как нас вернуть в человеческое обличье!

– Да ты никогда и не был человеком! – неожиданно ответил фальцету густой бас. – Так только, слегка походил на человека!

Сразу в нескольких местах вспыхнула подобная перепалка, но через пару десятков секунд общий гул снова перекрыл рев Стива Криса:

– Я себя наз-наз-назову! Мне скр-р-р-рывать нечего! Я – капитан Кр-р-р-рис, ком-ком-командир-р-р-р втор-р-рой центур-р-рии тр-р-ретьей когор-р-рты шестого легиона Звездного дес-дес-десанта!

– Врешь ты все! – неожиданно для себя самого прорычал Игорь.

«Динозавр» стремительно повернул голову и его крошечные глазки снова уперлись в Вихрова.

– Ты кто? – прохрипел Крис, делая шаг вперед.

– Я – капитан Крис, командир второй центурии третьей когорты шестого легиона Звездного десанта! – уверенно проговорил Игорь и двинулся вперед, навстречу «динозавру».

В казарме снова воцарилась тишина, Монстры застыли на месте, не понимая, что происходит.

Вихров тем временем встал рядом с Крисом и, повернувшись мордой к толпе, повторил:

– Я – капитан Крис, командир второй центурии третьей когорты шестого легиона Звездного десанта! А это, – он мотнул головой в сторону застывшего «динозавра», – какой-то самозванец, решивший замарать бунтом честное имя капитана!

«Динозавр» дернулся в сторону Игоря, протянул к нему свои короткие лапы, а затем, словно бы одумавшись, отпрянул и прохрипел:

– Чем ты док-док-докажешь, что ты капитан Кр-р-рис?

– Ты первый назвал это имя, – порычал в ответ Вихров, – вот ты первый и доказывай!

– У меня есть два свид-свидетеля!

Крис оглянулся на своих безмолвных адъютантов. И оба тут же утвердительно кивнули бронированными головами.

– А сами-то они кто? – рыкнул Вихров, и в этом рыке звучала неприкрытая насмешка.

– Рядовой первого класса Остин, – неожиданно тонким голоском пискнул стоявший справа жук.

– Ефрейтор-два Барбет, – в тон ему отозвался второй адъютант.

– Они могут подтвер-р-рдить, что я капитан Кр-р-рис!.. – прохрипел «динозавр», и его глазки торжествующе блеснули из безобразных складок сероватой, осклизлой кожи. – Они лежали рядом со мной в пр-р-р-ротивопер-р-регр-р-р-рузочных ячейках и мы пр-р-рактически одновременно пот-пот-потер-р-ряли сознание!..

– А очнулись вы уже на полу! – довольно рыкнул Игорь. – Кто может подтвердить, что, когда вас перекладывали, вы так же оказались рядом?!

Жуки, до этого стоявшие совершенно неподвижно, вдруг одновременно развернулись всем телом и посмотрели друг на друга, однако ничего не ответили на вопрос Игоря. А тот продолжил:

– А кто вас переложил, чтобы вы, превращаясь в… вот это… – своей, похожей на лапу богомола, рукой он ткнул поочередно во всех троих, – …не повредили себе что-нибудь или не разорвали своей раздувшейся тушей ячейку? Кто вводил вам обезболивающее, кормил вас и ухаживал за вами, пока вы были в человеческом облике, но без сознания? Кто?

Ефрейтор-два Барбет неожиданно поднял вверх передние лапы и четко ответил за двоих:

– Мы не знаем, господин капитан!

– Я вам скажу, кто это делал! – прорычат Вихров. – Это делали те самые ребята, которые дрались на Гвендлане, которые первыми заболели Проклятием Гвендланы, которые первыми прошли и невыносимую боль, и потерю собственного тела, и многое другое из того, что вас только еще ожидает. Они-то выкарабкались, они пришли вам на помощь и ухаживали за вами!

Игорь сделал крошечную паузу, а затем рявкнул во все свое нечеловеческое горло:

– А зачем? Чтобы какие-то негодяи объявили их ренегатами? Чтобы уроды, потерявшие не только собственный человеческий облик, но и человеческое достоинство, уничтожили их?

Тут он сделал шаг вперед и бросил в толпу самый настоящий вопль:

– А вы? Вы все? Вы пойдете за этими двумя негодяями крушить собственный корабль? Убивать своих товарищей? Это спрашиваю у вас я, командир второй центурии третьей когорты шестого легиона Звездного десанта, капитан Стив Крис!

И тут от его тела потянуло нестерпимым жаром, а оно само начало вдруг стремительно меняться! Первым исчез загнутый вверх, снабженный ядовитым шипом хвост, затем вся нижняя часть тела словно бы усохла, а две пары ног, также ссохшись, втянулись внутрь живота. Хитиновый панцирь, покрывавший тело, размягчился, потерял свой антрацитовый цвет, быстро посветлел и превратился в нормальную человеческую кожу, передние лапы сократились, обросли мускулами и, словно некие неведомые цветы, выбросили из своих ладоней лепестки пальцев…

Не прошло и минуты, как перед изумленно застывшей толпой Монстров стоял… человек. Нормальный человек… Капитан Стив Крис!

Повернувшись в сторону отпрянувшего к центральной пирамиде «динозавра» и оставшимся на своем месте «жукам», он со спокойной усмешкой спросил:

– Ну? Нужны еще какие-нибудь доказательства?

– Никак нет, господин капитан! – старательно «гаркнул» своим писклявым голосом ефрейтор Барбет и, неуклюже подпрыгнув, оказался за спиной Вихрова. Второй «жук» проделал ту же операцию молча. Теперь оба адъютанта Криса стояли позади навигатора-три.

Но Игорю нужно было совсем другое, оглядев толпу Монстров, он снова заговорил, на этот раз гораздо спокойнее:

– Когда я после первого болевого шока очнулся и увидел, что творится в казарме, я бросился в медотсек, к врачам и попал в руки Кокошко. Там я отрубился окончательно, а когда очнулся, понял, что мало похожу на самого себя. Это было полтора месяца назад. Видимо, первому ассистенту главного врача удалось каким-то образом ускорить течение моей болезни… Правда, он называет это не болезнью, а Превращением. Я не могу пока сказать, что полностью исцелился, но, как видите, уже умею принимать вполне человеческий вид. Так что мой вам совет – не дергайтесь и никого не слушайте, делайте то, что вам советуют люди, прошедшие это Превращение, и все будет в порядке.

Вихров замолчал, и несколько секунд в казарме висела тишина, а затем толпа глухо заворчала и Монстры начали расходиться по казарме и укладываться на разбросанные по полу матрасы. И тут позади Игоря взревел настоящий капитан Звездного десанта:

– Это не Кр-р-рис!!! Это обор-р-ротень!!! Это перевертыш, один из тех самых р-р-ренегатов!!! Он просто дурит вам головы, а вы уши р-р-развесили!!! Я – капитан Кр-р-рис! Я!!!

Вихров стремительно обернулся и успел увидеть, как здоровенная туша «динозавра» рванулась в его сторону. Не размышляя, текучим, неуловимым движением Игорь переместился вправо, уходя от нападавшего Монстра, но в это самое мгновение с подвижных усиков одного из стоявших за его спиной «жуков» сорвалась косая слепящая молния и ударила точно в покатый лоб рушащегося на Вихрова колосса. По телу Монстра пробежала короткая судорога, скручивая мышцы в тугие узлы, его мощные задние лапы свело, и вся мгновенно одеревеневшая туша повалилась мордой вперед, а затем, перекатившись набок, замерла в странной, неестественной «деревянной» позе.

Игорь бросил взгляд в сторону атаковавшего «жука» и, стараясь выдерживать интонацию Стива Криса, проговорил:

– Отличная работа, парень!

И тут, вспомнив об Эдельмане, он быстро оглядел казарму. Шестилапого ушастого Монстра в помещении не было.

– А куда же подевался дружок этого… самозванца? – воскликнул он, обращаясь к обоим «жукам», но те промолчали, видимо, не зная, что ответить.

«Значит, первый ассистент командира корабля уже овладел кое-какими способностями супера! – подумал Игорь с некоторым удивлением. – И вполне возможно, что фазу Монстра он тоже уже прошел, только специально носит эту личину, стараясь нас запутать!.. Так куда и, главное, каким образом он ушел?»

Но решение этой проблемы он решил оставить на будущее, сейчас надо было думать, что делать с лежавшим перед ним Стивом Крисом.

И тут неожиданно заговорил один из «жуков»:

– Капитан, а что делать с теми двумя, которых мы… держим?.. Этот… – он повел усами в сторону неподвижного «динозавра», – …приказал их скрутить, ну мы и скрутили, а что теперь?..

– Где они?.. – быстро переспросил Игорь.

– В мешке… – непонятно ответил «жук», но капитан решил не переспрашивать, вместо этого он коротко приказал:

– Давай их сюда!

Воздух в двух метрах от Вихрова вдруг словно бы загустел, затем из этого сгущенного воздуха образовался мутный, жемчужно переливающийся кокон, через секунду по его боку пробежала косая черная трещина, и он лопнул. На пол казармы вывалились двое десантников из команды Бабичева. Быстро вскочив на ноги, они начали недоуменно озираться, словно не совсем понимали, каким образом оказались в этом месте. Однако Игорь не дал им долго приходить в себя.

– Рядовые Набс и Коган! – резко произнес он и, когда десантники вытянулись перед ним, приказал, кивнув на неподвижно лежащего Криса: – Быстро за носилками!

Десантники исчезли за дверями, а вместо них в казарму вошел Бабичев. Быстро оглядевшись, он направился было к Вихрову, но тот мысленно попросил:

«Сергей, ко мне подходить не надо!»

Бабичев пригляделся и, кивнув, повернул к выходу.

Игорь снова посмотрел на своих телохранителей и негромко спросил:

– Ефрейтор, вы сюда из какой казармы пришли?..

– Из своей, господин капитан! – доложил ефрейтор своим писклявым голосом и, чуть подумав, добавил: – Мы спали, но… этот… – он ткнул лапой в сторону «динозавра», – …разбудил нас и приказал идти за ним! Поскольку мы считали, что он – капитан Крис, мы подчинились.

– Ясно, – кивнул Игорь и спросил: – Сами в свою казарму вернуться сможете?

– Без вас? – в свою очередь, поинтересовался ефрейтор-два.

– У меня дела в медотсеке, – пояснил Вихров.

– Сможем, – ответил ефрейтор и задал новый вопрос: – А когда вы вернетесь в казарму?

Вихров пожал плечами:

– Как только закончу все дела… – И тут же спросил сам: – А каким образом вы создаете этот ваш… «мешок»?

– Очень просто, – пропищал ефрейтор, – мы обнаружили, что можем генерировать поле Шлозгера требуемой конфигурации. Если задать конфигурацию «сеть», а затем свернуть ее вокруг любого предмета или существа, этот предмет или существо уже никуда не денутся. Можно их даже раздавить, если «сеть» скрутить как следует.

– А это сделано тоже с помощью поля Шлозгера? – поинтересовался Вихров, кивнув на лежащего «динозавра».

– Нет, – ответил ефрейтор, – это… у меня это первый раз получилось… Когда он бросился на вас, я понял, что его надо остановить… ну, вот и… остановил.

– Значит, ты даже не знаешь, что с ним сделал? – удивился Игорь.

«Жук» промолчал, а Вихров вдруг понял, что тот не хочет разговаривать о случившемся.

В этот момент в казарме появился Набс с носилками. Криса уложили на развернувшуюся платформу, Набс включил индивидуальный антиграв носилок и повел их к выходу из казармы. Вихров коротко бросил своим «адъютантам»: «Возвращайтесь в казарму!..» – и двинулся следом за носилками.

А в двери уже входили десантники Бабичева, и с их появлением казарма стихала, успокаивалась, погружалась в ленивую тишину.

Криса отвезли в медотсек десантной палубы, и через полчаса там появился Виталий Кокошко. Выслушав Игоря, он кивнул и начал осмотр продолжавшего оставаться неподвижным капитана. Вихров не стал дожидаться его окончания и отправился в Главный центр управления, по пути связавшись с Сергеем.

«В казарме все спокойно, – сообщил тот, как только уловил ищущую его мысль Вихрова, – двое ребят из центурии Криса отправились в свою казарму, мой человек их проводил».

«Ты не разобрался, что там произошло? – поинтересовался Игорь. – Почему твоих ребят в казарме было всего двое и как случилось, что их застали врасплох?

«Разобрался… – недовольно ответил Сергей. – В казарме дежурили четыре человека. Один пошел за… музыкой… Скучно им, видишь ли, стало, делать было нечего, вот они и решили… «музычку» послушать! А второй отправился в столовую, ему, как оказалось, очень нравится жевать…»

«Что делать?» – удивился Игорь.

«Жевать! – раздраженно повторил Бабичев. – Он объяснил, что никак не может отвыкнуть от… этого процесса!»

Чуть помолчав, словно бы успокаиваясь, Сергей продолжил уже ровнее:

«Остальные двое практически ничего рассказать не могут. В какой-то момент им показалось, что все обитатели казармы, все Монстры, вскочили на ноги и бросились на них. Именно тогда Набс и заорал «помогите», но скорее всего это было какое-то наведенное… внушение. И еще – непонятно каким образом в казарме оказались Крис и двое его ребят. Мои люди клянутся, что двери никому не открывали, а снаружи замок был заблокирован!»

«Еще более непонятно, каким образом в казарме появился Эдельман!» – задумчиво проговорил Игорь.

«А он там тоже был?» – встревоженно спросил Сергей.

«Был, – подтвердил Игорь, – и исчез. Таким же непонятным образом, как и появился. И вообще, Серега, у меня такое впечатление, что Артур Исаевич водит нас за нос – он уже давно прошел и фазу Монстра, и фазу Клоуна, но не хочет, чтобы об этом знали. И способности у него, похоже, развились… не чета нашим!»

«Ну, не знаю… – медленно протянул Сергей, – вряд ли он обладает чем-то поистине уникальным… Ты, кстати, тоже сегодня неизвестно как оказался в вестибюле палубы Звездного десанта. Согласись, попасть меньше чем за минуту из Главного центра управления к нам на палубу не слишком просто! Сейчас-то небось ножками топаешь?!»

В последнем вопросе явственно проступила привычная бабичевская насмешка.

«А ведь действительно, – удивленно подумал Игорь, – «ножками топаю»! Что бы мне попробовать… – но он тут же себя оборвал, – нет, настроение не то, да и… дошел уже!»

Он действительно приближался к первому шлюзу Главного центра управления.

Ежов сидел за навигаторской консолью. Панель управления третьего ассистента командира корабля была активизирована, и Владимир, внимательно глядя в экран монитора, что-то быстро набрал на клавиатуре пальцами правой руки. Когда в центр вошел Игорь, Ежов обернулся и с улыбкой спросил:

– С каких это пор вы, господин капитан, овладели телепортацией? Это ж надо, переместиться из центра сразу на палубу десанта!..

Однако Вихров не подхватил предложенный им несерьезный тон. Подойдя к навигаторской консоли, он очень серьезно спросил:

– Ты отслеживал перемещение Монстров по палубе?..

– Более того, – мгновенно став серьезным, ответил Владимир, – я записал все эти перемещения.

– Покажи! – коротко потребовал Игорь.

Пальцы Ежова пробежали по клавиатуре, и Игорь вдруг подумал, что ни разу не видел, чтобы Ежов общался с Главным компьютером корабля вслух.

По экрану монитора сверху вниз прошла зеленовато мерцающая полоса, выводя для обзора схему палубы Звездного десанта. Затем в правом углу экрана зажглись цифры, обозначавшие время начала записи, все изображение слегка дрогнуло, и цифры начали быстро сменяться, и вместе с этой сменой на схеме появились точки, обозначавшие отдельных людей, и пятна, показывающие расположение неразделимых на отдельные особи биомасс.

Внимание Вихрова, естественно, сосредоточилось на казарме, в которой началось волнение и на прилегающих к ней помещениях. Пять точек, сгруппировавшихся в вестибюле рядом с входом в казарму, были, без сомнения, он сам и Сергей Бабичев со своими ребятами. Было интересно наблюдать, как бесстрастная автоматика фиксирует его превращение в Монстра, вернее, увеличение его биомассы, и последующее проникновение в казарму, сквозь перегородку. В этот момент Ежов, сидевший рядом с Игорем, негромко проговорил:

– А вот этот момент я пропустил!.. Выходит, ты не только умеешь себя телепортировать, но и полиольстальные перегородки для тебя не преграда?

Однако Игорь не стал ничего отвечать на это замечание. Он, не отрываясь, следил за группой из четырех точек, расположившейся в центре казармы. В отличие от остальной массы живых существ эти точки фиксировались индивидуально. Было абсолютно понятно, что это – Стив Крис, рядовой Остин, ефрейтор Барбет и стоявший чуть позади них Артур Эдельман. Точка, обозначавшая Стива Криса, чуть перемещалась по экрану, а остальные три были совершенно неподвижны.

Вихров ждал момента, когда Барбет и Остин переместятся, так как именно после этого перемещения он упустил из виду Эдельмана.

Вот из общего пятна в центр казармы выползла еще одна точка, затем некоторое время все пять точек были неподвижны, и только пятно общей массы Монстров чуть колыхалось, перетекало по площади казармы. Наконец две точки, доселе бывшие неподвижными, стремительно переместились и вместе с этим четким, отлично видимым движением третья точка… исчезла! Артур Эдельман ушел из казармы, поняв, что Стив Крис проиграл в споре за поддержку десантников!

Вот только как он это сделал?!

Игорь посмотрел на Ежова и спросил:

– Ты видел?..

– Видел, – подтвердил тот.

– И что ты по этому поводу думаешь?

Однако, вместо того чтобы ответить, Владимир сам задал вопрос:

– А ты не видел, как… он… ну, пропадал?..

– Нет, – Игорь огорченно покачал головой, – меня в этот момент… отвлекли.

Ежов немного задумался, склонив голову к плечу, а потом осторожно, словно бы подбирая слова, заговорил:

– Мне кажется, это было похоже на твой переход из Главного центра управления в вестибюль на палубу десанта. Жалко, что я не видел, куда он переместился и, главное, когда, в какой момент он появился в другом месте.

– А что тебе это дало бы?..

– Если бы я записал момент его появления в другом месте, мы точно знали бы, было ли перемещение мгновенным, как в твоем случае, или на это ушло какое-то время.

– А какая разница?

– Если перемещение было мгновенным, то это безусловно направленная телепортация, а если на такое перемещение затрачивается какое-то время, то Эдельман наверняка использует какое-то… транспортное средство!..

«А ведь Володька прав! – воскликнул про себя Игорь. – И если мы узнаем, что это за транспортное средство, мы сможем хоть в какой-то степени предвидеть пути таких перемещений!»

Он кивнул и задумчиво проговорил:

– Догадка твоя ценная, однако как нам узнать, где сейчас обретается наш флаг-навигатор?

Ежов искоса посмотрел в лицо Вихрова, и его руки снова забегали по клавишам.

По экрану снова проползла зеленоватая полоса и перед глазами Игоря предстала схема палубы экипажа. Он не успел спросить, зачем младший лейтенант вывел эту схему, Ежов сам пояснил свои действия:

– Похоже, господин флаг-навигатор находится в каюте, вряд ли это гость!

В каюте Эдельмана действительно кто-то был, и яркая оранжевая точка ясно об этом свидетельствовала.

– Да, – согласился Вихров, – это скорее всего он. Однако не мешает в этом убедиться! Пожалуй, я прогуляюсь до палубы команды.

Он шагнул к входному шлюзу, но вдруг на мгновение замер и… исчез.

На этот раз Игорь совершил телепортацию абсолютно осмысленно. Он знал, куда хочет попасть, и отлично помнил, что именно сделал его организм во время первого своего прыжка. Снова перед его глазами проплыла дымчатая пелена, и он совершенно не удивился, оказавшись в следующее мгновение прямо у двери каюты Эдельмана. Протянув руку к идентификационной пластине, чтобы открыть дверь, он неожиданно для самого себя остановил свое движение, а через мгновение приложил ладонь к гостевой сигнальной кнопке.

Внутри каюты раздалась едва различимая музыкальная фраза, и спустя десяток секунд магнитная защелка на двери сухо щелкнула, словно приглашая его войти.

Вихров толкнул дверь в сторону и вошел.

Глава 7

Вице-адмирал Эльсон, исполняющий обязанности командующего Космическим флотом Земного Содружества, сидел за своим рабочим столом в глубокой задумчивости. Впрочем, состояние «глубокой задумчивости» давно стало его привычным состоянием. И еще… к этому постоянному состоянию глубокой задумчивости всегда была примешана тоскливая тревога – ноющее, грызущее чувство беспокойства.

Уже больше года он исполнял обязанности командующего Космофлотом и за это время ни разу, ни в коей мере не испытал удовлетворения ни от своей должности, ни от своей работы. Его все время грызло ощущение того, что он находится не на своем месте, занимает чужую должность и… не справляется с ней! К тому же все его ближайшие подчиненные, за редким исключением, внешне вроде бы соблюдая такт и субординацию, не упускали случая показать, что прежний командующий пользовался несравненно большим авторитетом.

Гибель первого крыла Шестой эскадры Звездного патруля также не прибавила ему популярности. А кому могла принести популярность потеря семи боевых звездолетов и около двух легионов Звездного десанта. Хорошо еще, что ему удалось выполнить приказ Председателя Высшего Совета – все, кто хоть как-то прикоснулся к тайне разгрома земной эскадры, были под разными предлогами подвергнуты пси-обработке, из их памяти были изъяты все события последнего месяца… Но каких усилий это стоило вице-адмиралу!

Поиск, организованный Эльсоном в гораздо больших масштабах, чем это делал Кузнецов, не дал никаких результатов – ни одного подозрительного метеорита в Солнечной системе обнаружено не было. Дошло до того, что сам вице-адмирал начинал сомневаться, а не была ли эта катастрофа действительно делом рук неких диверсантов?

А по кораблям Космофлота поползли странные слухи о неких жутких, невозможных существах, появившихся якобы в окрестностях Солнечной системы и нападающих на космические корабли. Правда, все эти слухи не выходили за пределы обычных «россказней», которые испокон века травили в кубриках «старики» новобранцам, но Эльсон-то знал, что под этими «страшилками» имеется вполне реальная основа – он-то достаточно часто просматривал копию той записи, которая осталась у Председателя Высшего Совета!

От этих тоскливых размышлений вице-адмирала отвлекло легкое покашливание. Он поднял голову и увидел, что в дверях кабинета стоит полковник Дорд, его личный адъютант.

Должно было случиться нечто из ряда вон выходящее, чтобы Конрад Дорд, служивший под началом Эльсона еще в бытность его командиром Двенадцатой эскадры Звездного патруля и отлично знавшего характер своего патрона, вошел в кабинет без вызова.

Столь необычное поведение адъютанта еще больше усилило тревогу вице-адмирала, однако виду он не подал. Побарабанив пальцами по столешнице какую-то невнятную дробь, Эль-сон хмуро поинтересовался:

– У вас, Дорд, что, селектор сгорел? Почему вы врываетесь в кабинет, как угорелый шимпанзе?

Привычно проигнорировав грубый намек начальства на его сутулую фигуру и длинные руки, полковник Дорд негромко доложил:

– Обсерватория базы Космофлота на Япете обнаружила… звездолет…

– Эка невидаль – звездолет рядом с Сатурном! – фыркнул вице-адмирал, перебивая своего подчиненного, однако тот, ничуть не смущаясь, продолжил:

– …Звездолет приближается от периферии Солнечной системы, ходовых огней не несет, на запросы не отвечает. Расчетная орбита гиперболическая, базовым опознавателем идентифицируется как ГК-1 «Афина».

– Что?

Эльсон приподнялся с кресла, но тут же опустился в него снова.

– И с этой глупостью вы врываетесь ко мне в кабинет?

– Господин командующий, – с непонятным упрямством продолжил Дорд, – мной получено дотационное изображение звездолета. Поскольку ГК-1 «Афина» имеет яркие отличительные особенности контура, ошибка в данном случае исключена.

В руке полковника появился не замеченный ранее Эльсоном прямоугольный кусок тонкого пластика, напоминающего старинный картон. Вице-адмирал снова приподнялся в кресле и раздраженно проворчал:

– Ну что вы там размахиваете своим изображением, дайте его сюда!

Дорд чуть ли не строевым шагом приблизился к столу командующего и протянул ему дотационную карточку со словами:

– Прошу обратить внимание на контур башен носовых гравитационных орудий и расположение шестой антенны дальней космической связи…

– Я сам знаю, на что мне обратить внимание! – рявкнул в ответ адмирал и, вырвав карточку из пальцев полковника, уперся в нее тяжелым взглядом.

Однако быстро сосредоточиться на изображенном контуре ему мешала злорадная мысль о том, с каким наслаждением он сейчас отчитает своего адъютанта за его глупые домыслы! Лишь постепенно до него стал доходить тот факт, что контур и в самом деле принадлежит погибшему звездолету «Афина», второму по мощности кораблю из состава уничтоженного крыла! И чем внимательнее вглядывался в карточку вице-адмирал, тем больше убеждался, что изображенный на ней корабль мог быть только «Афиной»!

Продолжая рассматривать изображение, Эльсон сухо проговорил:

– Прикажите готовить гравиплан к вылету и сообщите на космодром, чтобы мой личный челнок был готов к старту. Мы вылетаем через пятнадцать минут!

– Господин командующий, может быть, лучше сначала отправить на Япет кого-то из офицеров штаба?.. – осторожно предложил Дорд, но Эльсон раздраженно повысил голос:

– Нет, я полечу сам. А вы постарайтесь подготовить все имеющиеся данные по этому… объекту. Введете меня в курс дела!

Дорд кивнул и, повернувшись на месте, покинул кабинет.

А Эльсон, продолжая сжимать в руке карточку с дотационным снимком, подошел к окну и задумался.

«Что это?.. Разбитый остов корабля, случайно вышедший на орбиту, ведущую его к Солнцу?.. Вряд ли!.. Контур на карточке слишком четок и точен, чтобы принадлежать покореженной груде металла, в которую должен был превратиться взорванный корабль! Значит – чудесное спасение считавшегося погибшим звездолета?.. Но тогда вместе со спасенным кораблем должна вернуться спасенная команда… или хотя бы часть ее… И опять-таки, даже если «Афина» каким-то чудом избежала полного уничтожения, гибели, ее дотационное изображение не может быть таким… точным! Ведь это контур корабля, не имеющего никаких повреждений, и он совершенно не вяжется с «взрывом внутри корпуса с последующей детонацией двигательных установок». Ведь именно так значится в донесении командира «Олимпа», обследовавшего место гибели крыла! Так что же это?»

И тут в его голове мелькнула уж совершенно несообразная мысль:

«А может быть, Дорд прав, и мне не стоит мчаться к Япету?.. Может быть, действительно надо послать одного из офицеров штаба?.. Что, если эта карточка… – он бросил беглый взгляд на кусочек картона, все еще зажатый в его руке, – …если этот контур… фикция? Или провокация?»

Эльсон провел задрожавшими пальцами по вспотевшему лбу, а его казавшаяся поначалу совершенно дикой мысль продолжала развиваться:

«Но если это провокация, то чья? Кому надо, чтобы я бросился чуть ли не на окраину Солнечной системы? И зачем?»

И вдруг ему показалось, что все его существо затягивает какой-то бешеный, безумный водоворот. Он еще раз провел пальцами по лбу и попробовал успокоить сам себя:

«Да никому это не нужно! Какой смысл подсовывать мне фальшивку, тем более такую – ведь как бы я ни поступил, мой поступок ничего не будет доказывать! Но… но тогда надо поверить в воскрешение «Афины»!!!»

Он вернулся к рабочему столу и обессиленно оперся на столешницу.

«Нет, я все-таки полечу сам. Дорд наверняка имеет еще какую-то информацию, да и в пути мне будут постоянно докладывать о движении этого… воскресшего мертвеца. Если это действительно «Афина», мое личное присутствие будет очень кстати… Ну а если это ошибка или… чья-то каверза, лично разобраться с этой каверзой тоже не помешает!»

И тут, словно ободряя принятое вице-адмиралом решение, на блоке внутренней связи зажегся сигнал вызова, и голос Дорда спокойно произнес:

– Господин командующий, гравиплан готов к вылету.

Спустя полчаса личный челнок командующего Космическим флотом Земного Содружества стартовал с космодрома на острове Вознесения. Маленький кораблик, сопровождаемый четырьмя главными станциями космического слежения, не стал занимать околоземную орбиту, а, выйдя из плоскости эклиптики, сразу же начал разгон прочь от Солнца. В его роскошном салоне, выполняющем и роль походного кабинета, полковник Дорд положил на стол перед своим шефом тоненькую папку с распечаткой информации о странном корабле-призраке.

Данных было совсем немного: звездолет сутки назад засекла обсерватория базы Космофлота на Япете, и случилось это только потому, что Япет был единственным из спутников Сатурна, имевшим достаточно удаленную от планеты орбиту. Сначала обнаруженный объект, находившийся еще за орбитой Урана, посчитали одиночным внесистемным астероидом, тем более что он двигался вне плоскости эклиптики и имел гиперболическую орбиту. Видимо, именно так рассуждали и на других внешних станциях Космофлота, где этот объект тоже, конечно же, засекли.

Однако командир япетской базы решил на всякий случай провести компьютерную дотацию обнаруженного объекта, и когда на дотационной карточке вместо абриса бесформенной глыбы появились контуры звездолета, немедленно обратился к опознавателю. Мысленно он уже готовил рапорт о нарушении боевым кораблем правил полета внутри Солнечной системы – по имевшемуся у него графику, утвержденному штабом Космофлота, никаких звездолетов Звездного патруля вблизи Сатурна быть не могло, но тут опознаватель выдал наименование корабля – ГК-1 «Афина»!

Надо сказать, что командир базы повел себя очень разумно. Связавшись по закрытой линии со штабом Космофлота, он настоял на зашифрованном вызове личного адъютанта командующего и лично ему передал полученную информацию. Теперь вице-адмиралу Эльсону предстояло решать, кого посвящать в суть происходящего, кого привлекать к расследованию. Во всяком случае, перехватывать казавшийся неуправляемым корабль надо было как можно быстрее!

Ознакомившись с полученной информацией, Эльсон раздумывал недолго – на япетской базе в настоящий момент находилось четыре звездолета Звездного патруля, однако он сразу же остановил свой выбор на фрегате первого класса «Олимп». Это был не только самый мощный из имевшихся кораблей, на нем нес свой вымпел контр-адмирал Вонер, командир Шестой эскадры Звездного патруля. Они не были близко знакомы, но Эльсон знал Вонера как опытного и дерзкого навигатора.

С борта челнока на япетскую базу ушел приказ готовить «Олимп» к операции по перехвату обнаруженного объекта, причем этот же приказ содержал требования оставить на борту звездолета всего одну когорту Звездного десанта. Когда спустя сутки вице-адмирал Эльсон прибыл на Япет, фрегат был готов к походу. Командующий Космофлотом, не задерживаясь на базе, перешел на борт «Олимпа», и фрегат двинулся в сторону крошечной светящейся искорки, опознанной как погибший звездолет.

Расстояние, которое предстояло преодолеть «Олимпу», было невелико – чуть меньше полутора миллиардов километров, кроме того, к столь странному объекту следовало подойти максимально осторожно, поэтому фрегат двигался, не включая главный привод, на планетарных двигателях. Пространство вне плоскости эклиптики было чистым, так что ничто не мешало навигаторам «Олимпа» наблюдать объект, к которому направлялся фрегат, и удивляться – зачем это командующему Космофлотом понадобился какой-то крошечный одинокий космический обломок. Только на шестые сутки полета вахтенным навигаторам и штурманам стало ясно, что эта крошечная искорка имеет некоторые странности, а еще сутки спустя по кораблю пронесся встревоженный слух, что астероид, к которому они идут, на самом деле – звездолет! Еще через двенадцать часов вся команда знала, что перед ними погибший ГК-1 «Афина»!

С этого момента все свободные от вахты члены экипажа старались проникнуть в корабельную обсерваторию или, в худшем случае, пристроиться около одного из шести больших обзорных экранов, снабженных системой увеличения наблюдаемых объектов, и рассматривать приближающийся звездолет. Никому не верилось, что один из кораблей погибшего Первого крыла Шестой эскадры уцелел, каждому хотелось найти в приближающейся темной махине хоть какое-то отличие от «Афины», но его не было!

Фрегат, развернувшись по большой дуге, приблизился к не подававшему признаков жизни звездолету на расстояние всего в пятьдесят километров и уравнял скорости. Теперь по крутой гиперболической орбите в сторону Солнца двигались два космических корабля.

Вице-адмирал Эльсон не торопился, он был очень осторожен. Если бы мог, он, не задумываясь, просто расстрелял бы этот непонятно каким образом воскресший звездолет! Но… вокруг было слишком много свидетелей!

Трое суток «Олимп», используя свои немалые возможности, собирал всю необходимую информацию о летящем рядом корабле. Все это время связисты фрегата пытались обнаружить в этом безмолвном, безответном корабле хоть какие-то признаки жизни. Все было бесполезно! Исследования показывали, что наружная обшивка корабля не повреждена, что стационарные гравиторы корабля работают, создавая внутри «Афины» искусственное поле тяготения. Выяснилось, что вооружение ГК-1 в полном порядке и готово к использованию и что все приписанные к «Афине» челноки, даже тот, на котором ушли с разбитого корабля третий ассистент командира, два дежурных механика и связист, находятся на причальных палубах. Внутри корабля имелась и атмосфера… Вот только жизни там, судя по всему, не было.

Наконец Эльсон решился высадить на мертвый корабль исследовательский десант.

Возглавить этот десант было поручено первому ассистенту командира корабля, флаг-навигатору Андрею Званцеву. Контрадмирал Вонер летал с этим офицером уже около пяти лет и безоговорочно доверял ему. Кроме флаг-навигатора в десант вошли еще двадцать два человека, в числе которых были врач, биолог, технические специалисты и десятка Звездного десанта под командованием младшего лейтенанта Ярослава Зжегоча.

«Стриж», принявший на борт десантную группу, осторожно, словно бы на ощупь, приближался к темному, лишенному привычных огней борту «Афины». Когда между громадой ГК-1 и маленьким ботом осталось метров пять, крошечный кораблик остановился и из его шлюза выбралась фигура, одетая в громоздкий скафандр высшей космической защиты. Второй ассистент главного механика «Олимпа» Иоганн Крафт, не включая двигательную систему скафандра, чуть оттолкнулся от порога шлюза и медленно поплыл в сторону нависавшего над ботом борта звездолета.

Место высадки десанта было выбрано заранее – у первой причальной палубы. В полуметре от внешней обшивки звездолета, казавшейся до странности новой, механик включил вакуум-магниты скафандра, и его плавно притянуло к корпусу. Крафт чуть переступил с места на место, и прямо перед ним оказалась заслонка, под которой должен был располагаться внешний аварийный щиток управления створками причальной палубы.

Однако механик не торопился открывать заслонку. Он убрал с забрала шлема инфракрасный фильтр, которым пользовался при причаливании, включил нашлемный фонарь и еще раз огляделся. Под ярким лучом чисто белого света внешняя обшивка звездолета масляно блеснула, и Крафт снова подумал, что выглядит она невероятно новой, словно корабль заново одели не более двух-трех недель назад – именно такое время держится маслянистый блеск на новых вольфрамкерамических плитах. Правда, кроме этого, непонятно откуда появившегося блеска, ничто не настораживало – во всяком случае, на всем открытом для обзора пространстве никаких «лишних» выступов или впадин корпус не имел.

Открыв щиток на левом предплечье, механик вынул изтехнологической ниши универсальный ключ и вставил его бородку в узкую щель кодового замка заслонки. Медленно протекли положенные для считывания кода пять секунд, а затем раздался едва слышный щелчок, и вольфрамкерамическая плита заслонки, выдвинувшись из корпуса, медленно отъехала вправо, открывая внешний пульт управления. Перед глазами Крафта появилась ярко-красная панель с угольно-черными каплями сенсоров. Рядом с панелью тускло серела пластина, на которой была напечатана сетка «время-код». Отыскав на ней нужный временной отрезок, механик набрал на панели соответствующий временной код и приготовился нажать клавишу запуска механизмов открытия створок причальной палубы, однако светового сигнала, означавшего готовность к открытию, не последовало.

Крафт прикоснулся к сенсору сброса введенного кода и повторил операцию еще раз. И снова привод створок не был активизирован. Чуть поменяв свое положение на корпусе, механик включил блок связи с челноком. Званцев отозвался немедленно:

– Слушаю тебя, Иоганн, какие-то сложности?..

– Видимо, внешнее управление не работает… – ответил механик, – …я дважды пытался активизировать створки палубы – механизм «спит».

– Ошибка кодирования?.. – немедленно высказал свое предположение Андрей.

– Вряд ли… Я работаю по собственной таблице звездолета.

На мгновение Званцев задумался, а затем попросил:

– Подожди минутку и связь не отключай.

Прозвучал короткий щелчок, и наступила тишина. Крафт поудобнее разместился у открытой заслонки и принялся снова оглядывать обшивку. Ничего нового или необычного он так и не увидел, а спустя пару минут снова раздался щелчок, и заговорил Званцев:

– Иоганн, попробуй сделать поправку по времени на четыре месяца, двенадцать дней… Назад.

– Зачем? – не понял Крафт.

– Да ты не спрашивай, ты попробуй!

В голосе Званцева чувствовалось нетерпение, так что механик не стал уточнять причины этого странного предложения, а снова повернулся к таблице.

Пересчитав время, он набрал на панели управления соответствующий код, и, к его удивлению, почти сразу же в верхней части пульта вспыхнула яркая, золотистая точка. Палец механика, облитый тонкой полиольсталью скафандра, ткнулся в клавишу запуска.

Сначала вроде бы ничего не произошло, но Крафт спокойно ожидал, потому что светящаяся точка над аварийной панелью управления сменила свой цвет на красный, а это означало, что из объема причальной палубы откачивается воздух. Наконец обшивка под Крафтом дрогнула, и чуть ниже того места, где расположился механик, два огромных лепестка створок начали медленно расходиться в стороны, открывая черный провал причальной палубы.

Крафт развернулся на месте, наклонился над открывающимся проемом и мазнул лучом нашлемного фонаря по настилу причальной палубы. На первый взгляд ничего необычного вроде бы не было, однако механик не торопился. Свет на причальной палубе не включился, и потому он, продолжая свисать с верхнего обреза палубного люка, начал внимательно рассматривать внутренность палубы, медленно перемещая луч своего фонаря.

На двух резервных дорожках палубы стояло четыре больших десантных бота типа «кондор» и два «стрижа», средняя полоса была пуста, и слепые колпаки подсветки габаритов полосы мертвенно отблескивали в луче нашлемного фонаря. Две лестницы – правая и левая, ведшие с настила палубы на антресоль, отражали падающий на них луч так, словно их только что покрасили. С поручня левой лестницы неряшливо свисала какая-то тряпка.

По прошествии двадцати минут Крафт отключил вакуум-магниты скафандра и, несильно оттолкнувшись от обреза люка, вплыл внутрь корабля. Опустившись на настил почти в самом центре палубы и снова включив вакуум-магниты, механик замер на месте и снова принялся осматриваться.

Прошло еще десять минут, палуба была пуста и безмолвна. Крафт, пощелкивая подошвами по настилу, двинулся к внутреннему дубль-пульту управления автоматикой палубы. Здесь все было гораздо проще – для того чтобы задействовать панель в рабочем режиме, не требовалась раскодировка. Достаточно было нажать клавишу активации, и панель расцветилась разноцветными огоньками. Пальцы механика привычно прошли над панелью, трогая сенсоры управления, и спустя секунду под потолком палубы вспыхнули светильники, заливая все пространство палубы ярким, чистым светом, коротко взвыв, дернулись потолочные и настенные тельферы и лебедки, приходя в рабочее состояние, ожили и засияли разноцветными огоньками шкалы приборов. Техническое оснащение работало вроде бы безукоризненно… Вот только было непонятно, почему не сработала автоматика палубы, почему сразу после открытия створок не включилось освещение, не была приведена в активное состояние палубная машинерия?!

Впрочем, Крафт не стал забивать себе голову этими вопросами, могли быть сотни причин такого странного сбоя автоматики, и точно определить эту причину им еще предстояло.

Снова включив блок связи, он доложил откликнувшемуся Званцеву:

– Первая причальная палуба ГК-1 «Афина» готова к приему малого десантного бота.

Через пятнадцать минут в проеме палубы показался закругленный нос и стеклянно отблескивающий пилотский колпак «стрижа». Маленькая машина медленно, на антигравах вползла на главную взлетно-посадочную дорожку, на секунду зависла точно в центре палубы, а затем мягко опустилась на настил. Пассажирский люк бота откинулся и оттуда начали выпрыгивать десантники в легких скафандрах.

Первым на настиле оказался командир десятки Звездного десанта. За ним парами спускались десантники и тут же, получив от командира короткое указание жестом, рассредоточивались по всему объему палубы. Когда десантники заняли свои места, взяв под контроль все пространство причальной палубы, из люка показалась темно-синяя «саранча» командира отряда, флаг-навигатора Званцева.

Андрей спустился на настил, неторопливо огляделся и коротко махнул рукой.

Верхний грузовой люк «стрижа» распахнулся, а под потолком почти бесшумно побежал малый тельфер. Техники отряда принялись выгружать привезенную с собой аппаратуру и инструменты, а командир повернулся в сторону ожидавшего Крафта и снова махнул рукой. Пальцы механика неторопливо прошлись по сенсорам пульта, и створки шлюзовых ворот медленно поползли навстречу друг другу.

Спустя тридцать секунд створки сомкнулись, и на пульте высветилась готовность включить воздушные насосы. И снова Крафт невольно пожал плечами в своем тяжелом скафандре – обычно насосы включались автоматически, как только восстанавливалась герметичность причальной палубы. Правда, после поданной команды помещение шлюзовой палубы начало быстро наполняться воздухом, но механик «Олимпа» сделал еще одну мысленную пометку в уже достаточно длинном реестре технических неполадок «Афины».

Разгрузка закончилась быстро. Званцев связался с фрегатом, доложил об успешной высадке, а затем обратился к своим людям:

– Базироваться будем в Главном центре управления, так что сейчас перемещаемся туда. На борту «стрижа» остается пилот – бот не покидать ни при каких обстоятельствах! Остальным членам экспедиции дальнейшие задачи и порядок их выполнения сообщу на месте. Господин младший лейтенант, – Званцев повернулся к Зжегочу, – вам ставится задача сопровождения и охраны специалистов, так что командуйте своим людям, обеспечить безопасность нашего перемещения в Главный центр управления. Крафт, посмотрите, что там с входным люком…

Тут он увидел, что механик все еще в «высшей космической защите», и чуть раздраженно добавил:

– Да сними ты с себя эту броню! В таких перчатках ты будешь копаться с люком сутки.

Однако Крафт покачал головой:

– Лучше я потеряю несколько лишних минут, зато буду знать, что застрахован от всех неожиданностей! А вы постарайтесь держаться подальше от меня и поближе к «стрижу» до тех самых пор, пока я не дам вам сигнал к движению!

И не вступая в дальнейшие споры, механик направился к люку, ведущему внутрь корабля.

Званцев посмотрел ему вслед и задумчиво произнес:

– А ведь он, пожалуй, прав, мы лучше останемся около бота.

Однако опасения механика, какими бы они ни были, оказались напрасными. Люк открылся без всяких проблем, и атмосфера в вестибюле грузовой палубы была вполне нормальной, хотя никто и не подумал поднимать забрала скафандров. Правда, освещение на палубе не работало, так что группа была вынуждена включить нашлемные фонари. До Главного центра управления они добрались без всяких происшествий, и Крафт без труда смог открыть первый шлюз центра. Биолог и врач собрались было немедленно отправиться в корабельные оранжереи и на продуктовые склады, однако командир десанта быстро остудил их энтузиазм. План обследования «Афины», составленный штабом Космофлота и утвержденный лично вице-адмиралом Эльсоном, начинался совсем с другого.

Рядом со Званцевым, за панелью первого ассистента командира корабля, устроился Дмитрий Харин, третий ассистент главного программиста. Активизировав панель управления, он вытащил из нагрудного кармана скафандра небольшой кристалл и вставил его в считывающее устройство. Затем, посмотрев на ожидающего Андрея, Харин коротко кивнул и положил пальцы на клавиатуру.

Званцев включил командирскую панель и, когда экран монитора просветлел, набрал короткую строку запроса:

«Главному компьютеру корабля – флаг-навигатор Званцев. Доложите общее состояние комплекса Главного компьютера».

Пару секунд эта надпись висела на экране неподвижно, затем она исчезла и вместо нее появилась другая строчка:

«Главный компьютер ГК-1 «Афина» просит подтвердить личность автора запроса».

Пальцы Харина в это время с удивительной скоростью перемещались по клавиатуре, а глаза буквально впились в экран монитора, на котором стремительно менялись непонятные для непосвященного значки. Званцев терпеливо ожидал окончания работы своего подчиненного, сжимая в руке плазменный идентификатор. Надпись на его экране медленно меняла цвет с зеленого через синий на красный. Главный компьютер корабля, видимо, вел отсчет времени от момента своего запроса до получения ответа, и это отпущенное им время заканчивалось.

Наконец программист быстро глянул на флаг-навигатора и коротко кивнул. Андрей вздохнул, приложил идентификатор к забралу шлема напротив своего правого глаза.

Почти сразу вслед за этим запрос Главного компьютера исчез с экрана монитора и вместо него начал появляться текст доклада:

Докладываю общее состояние Главного компьютера ГК-1 «Афина».

Компьютер серии 12К705 БДт «Сфинкс»

базовая память – норма;

оперативная память – норма;

информаторий – норма;

скорость обработки информации – норма;

навигаторская сеть – норма;

штурманская сеть – норма;

сеть двигательного комплекса – норма;

сеть вооружения – норма;

сеть внешней связи – 25 процентов нормы;

сеть внутренней связи – норма;

сеть внешнего контроля среды – 25 процентов нормы;

сеть внутреннего контроля среды – 60 процентов нормы;

сеть поддержания жизнеобеспечения – 92 процента нормы…

Строчки шустро выбегали на экран, показывая, что Главный компьютер корабля и обслуживающие его системы практически не имеют повреждений. Тем не менее Дима Харин в течение всего доклада продолжал вести тестирование работы компьютера. На лбу у него выступили бисеринки пота, а пальцы начали подрагивать от напряжения. Но Андрей по выражению лица своего программиста уже видел, что компьютер и в самом деле в порядке, а сетевые повреждения, как справедливо считал Званцев, его команде было вполне по силам исправить самостоятельно.

Наконец доклад закончился и на экране появилась крупная ярко-зеленая надпись:

«Готов к работе».

Званцев быстро ввел новый запрос:

«Прошу сообщить причины нарушения работы сети внешней связи, сети поддержания жизнеобеспечения, недостаточности контроля за внешней и внутренней средой».

Видимо, анализ этих причин был сделан компьютером раньше, поскольку данные немедленно появились на экране:

«Сеть внешней связи – механизмы ориентации всех наружных антенн внешней связи выведены из строя. Характер поломок не определяется.

Сеть внешнего контроля среды – приборы определения масс-расстояний выведены из строя на 90 процентов, приборы определения наличия-направленности-напряженности полей выведены из строя на 82 процента, приборы определения наличия-направленности-напряженности энергопотоков выведены из строя на 76 процентов, базовые энергопоглотители выведены из строя на 72 процента. Характер поломок не определяется.

Сеть внутреннего контроля среды – датчики распределения массы на транспортно-грузовой палубе выведены из строя на 48 процентов, датчики распределения и перемещения биомассы на транспортно-грузовой палубе выведены из строя на 42 процента, датчики определения состава воздуха на транспортно-грузовой палубе выведены из строя на 25 процентов. Информационная кабельная сеть на транспортно-грузовой палубе нарушена в шести местах.

Сеть поддержания жизнеобеспечения – автоматика освещения выведена из строя на 96 процентов по всему кораблю! Датчики температурного режима на транспортно-грузовой палубе выведены из строя на 16 процентов, сеть контроля работы бытового оборудования на палубе команды выведена из строя на 32 процента, сеть контроля работы бытового оборудования на палубе десанта выведена из строя на 40 процентов. Датчики контроля работы холодильных установок работают неустойчиво…»

Когда последняя строчка доклада появилась на экране, командир десанта облегченно вздохнул и улыбнулся впервые с момента высадки. Главный компьютер корабля был в порядке, внешние сети и системы имели весьма незначительные повреждения, которые были легко устранимы – повозиться, по всей видимости, придется только с освещением. Однако если двигательный комплекс «Афины» находится в рабочем состоянии, то им и этим заниматься не придется, их задача будет очень проста – довести корабль до япетской базы, а там с ним можно будет делать все что угодно!

Андрей поудобнее устроился в командирском кресле и оглядел Главный центр управления. Большинство нашлемных фонарей было почему-то погашено, а три-четыре узких светлых луча, пронзавшие тьму, в которую был погружен центр, совершенно не освещали помещение. И вдруг Званцев ощутил какую-то странную, непонятную тревогу. Этот мрак, совершенно невозможный в Главном центре управления звездолета, неожиданно показался флаг-навигатору… искусственным, существующим не из-за отсутствия освещения, а потому что он питался… Нет – он пожирал любой квант света, попадающий внутрь центра управления! И молочно-белые лучи нашлемных фонарей сразу стали не светом, а некими белыми, плоскими клинками без рукоятей, тщетно пытавшимися прорубиться сквозь заполнившую окружающее пространство, абсолютную тьму.

От неожиданно подступившего ужаса у Андрея перехватило горло, и он, преодолевая свой иррациональный страх, прохрипел в инстинктивно включенный блок связи «саранчи»:

– Стас!!! Почему в центре до сих пор не работает освещение?

И внезапно нахлынувший темный ужас немедленно отступил, растворился в окружающем мраке, как только в шлемофоне раздался спокойный, лишь слегка удивленный голос Станислава Ляшенко, третьего ассистента главного энергетика «Олимпа»:

– Командир, был же ваш приказ ничего не трогать, пока вы не закончите с Главным компьютером!..

Званцев уже вполне сознательно отключил блок связи, несколько раз глубоко вздохнул, приводя себя в норму, а затем, снова включив связь, проговорил громко и внятно:

– Все специалисты могут приступать к работе с Главным компьютером «Афины». Первоочередные задачи: освещение всего объема корабля в рабочем режиме, проверка состояния силовой и бытовой сетей энергоснабжения, проверка состояния атмосферы во всем объеме корабля, проверка состояния двигательного комплекса, в том числе наличия топлива, обеспечение связи с «Олимпом» через корабельную систему ближней связи. Главный центр управления не покидать до особого разрешения командира десанта!

И сразу же после этой фразы в разных концах центра начали вспыхивать мониторы управляющих консолей. Оказалось, что все специалисты, прибывшие на ГК-1, уже заняли свои места и ждали только приказа командира, чтобы приступить к работе.

Званцев еще раз глубоко вздохнул и снова положил пальцы на клавиатуру командирской панели управления.

«Прошу открыть вахтенный журнал с момента старта корабля», – появился на экране новый запрос флаг-навигатора.

Около минуты эта короткая строка висела на экране монитора, словно Главный компьютер не понимал задачи, а затем на месте исчезнувшей строчки как-то неуверенно начали появляться другие буквы, постепенно сложившиеся в совершенно невероятный ответ:

«С момента старта записи в вахтенном журнале не велись».

«Этого не может быть! – ошарашенно подумал Званцев, а затем, неожиданно для самого себя, набрал новый запрос:

«Прошу сообщить время в полете».

И снова Главный компьютер не торопился с ответом. Наконец на экране монитора высветилось:

«С момента старта прошло триста пятьдесят шесть часов по корабельному времени».

«Как же так? – растерянно подумал флаг-навигатор. – Что за ерунда? Если «Афина» стартовала всего триста пятьдесят шесть часов назад, то… То с какого космодрома? Траектория ее полета такова, что ни одна из баз Солнечной системы не могла служить ей стартовой точкой. Из гиперпространства она тоже не могла выйти… Хотя почему не могла?.. – внезапно оборвал его размышления короткий вопрос, но он тут же сам нашел ответ на свое сомнение: – …Потому что Главный компьютер не доложил о времени нахождения звездолета в гиперпространстве! Он ответил, что ГК-1 в полете всего триста пятьдесят шесть часов! И все!!! Значит, получается, что «Афина» стартовала… из космического пространства? Из пустоты? Что за чушь!!!»

Андрей снова взглянул на экран. Там по-прежнему светилась строчка, несущая совершенно невозможную информацию.

«Получается, что «ГК-1 «Афина» какими-то неизвестными силами был доставлен в некую не слишком удаленную от Солнечной системы точку пространства и там стартовала… Бред!»

Званцев закрыл глаза и постарался остановить поток лихорадочных, бессвязных мыслей, захлестнувших его сознание. Затем коротким ударом по клавише он стер последнее сообщение компьютера и набрал новый запрос:

«Прошу сообщить, каким образом звездолет оказался в точке старта».

На этот раз Главный компьютер ответил немедленно, и ответ этот еще больше запутал Званцева.

«Информации не имею», – светилась на экране совершенно невозможная строка.

Означать она могла только одно – до момента старта… своего последнего старта… Главный компьютер «Афины» не был активирован!!!

Это было настолько невероятно, что Званцев сразу успокоился, и дальнейшие его размышления были окрашены легкой ироничной усмешкой.

«Исходя из данных, полученных от самого точного и непогрешимого устройства в мире – от Главного компьютера звездолета Космофлота Земного Содружества, мы можем нарисовать следующую картину появления этого самого звездолета в Солнечной системе».

Званцев улыбнулся игривости своей мысли и продолжил:

«Некто, неведомый и могущественный, доставил обломки разбитого звездолета в некую, легко рассчитываемую точку пространства, отремонтировал его там, снабдил новеньким, только что построенным Главным компьютером и задал параметры стартового разгонного ускорения, направив этот восстановленный корабль к Солнечной системе. Как одну из вариаций этой картины, можно предположить, что тот же самый «некто» ничего не «починял», а просто построил новый звездолет по модели, которой послужил все тот же злополучный ГК-1 «Афина». Далее… Мы вряд ли сможем узнать, кто же на самом деле этот самый «некто», но вот разобраться – зачем он проделал такую сложную, дорогостоящую и… бессмысленную операцию, мы можем попытаться!

Для этого нам надо как следует изучить эту… действующую модель!.. Для чего, собственно говоря, мы сюда и явились!»

И тут вдруг вся его веселость мгновенно улетучилась, только одно слово из его размышлений вспыхнуло в мозгу ярким светом – «модель»!

Именно модель – в натуральную величину! И если этот неведомый «некто» с пока еще непонятными намерениями запустил в сторону Солнечной системы модель звездолета, то этой модели совсем не обязательно было иметь работающую начинку – только самое необходимое, для того чтобы заманить на борт людей!

Именно в этот момент, как бы давая некий промежуточный ответ на догадку флаг-навигатора, в Главном центре управления вспыхнул свет.

И словно по взмаху волшебной палочки все вокруг стало обыденным и привычным – работающие консоли управления, сидящие перед ними, пусть даже в десантных скафандрах, люди, матово чернеющие нерабочей пустотой большие обзорные экраны, казалось, говорили глазу флаг-навигатора, что все его сомнения, размышления, выводы, все это – просто следствие нервного напряжения, неизбежного в такой необычной экспедиции.

А спустя еще несколько секунд последовал доклад биолога экспедиции:

– Командир, воздух в центре управления соответствует норме, им можно дышать.

– Ну что ж, – удовлетворенно отозвался Званцев, – значит, будем дышать местным воздухом, сэкономим запасы скафандров.

И флаг-навигатор первым откинул забрало шлема.

Рядом с ним немедленно появился врач экспедиции и заговорил торопливо, совсем уж «штатским» тоном:

– Андрей Святославович, так когда же мне можно будет пойти к продуктовым складам?.. Вы же знаете, что у нас с собой нет нормальных продуктов – только сублиманты. Я надеюсь, вы не собираетесь держать всех нас на этих таблетках все время экспедиции?

Званцев недовольно взглянул на третьего ассистента главного врача «Олимпа» – невысокого, чуть обрюзгшего типа, мало ему знакомого и слишком уж несоответствующего представлению флаг-навигатора о члене команды звездолета. Однако вопрос был задан правомочный – надо было решать, поставлять продукты для десанта с «Олимпа» или попытаться воспользоваться «местными» запасами. После минутного раздумья он кивнул головой и обратился к Зжегочу:

– Господин младший лейтенант, выделите двух человек для сопровождения нашего врача. Он направляется к продуктовым складам на транспортную палубу…

И тут его перебили. Тоненько запищал блок связи скафандра, и как только Андрей включил связь, раздался голос капитана Йенса, третьего ассистента главного специалиста двигательного комплекса «Олимпа»:

– Господин флаг-навигатор, мне надо посмотреть, что происходит хотя бы в одном из двигательных отсеков!.. Главный компьютер на все запросы выдает какую-то… ахинею!..

– Какую именно?.. – недовольно отозвался командир десанта, взглядом останавливая врача, уже готового было покинуть Главный центр управления.

– Ну, например, он заявляет, что не может определить степень готовности двигательного комплекса к работе… Более того, он не может дать такую информацию ни по одному двигательному блоку! Разрешите мне осмотреть самому хотя бы блоки вспомогательного привода!

– И сколько вам на это нужно времени?..

Двигателист несколько секунд молчал, а затем не слишком уверенно ответил:

– Часа четыре, чтобы определить степень работоспособности всех четырех блоков.

– Хорошо! – согласился флаг-навигатор и снова обратился к командиру десятки Звездного десанта: – Ярослав, еще двух человек пошлите вместе с капитаном Йенсом. Он уходит на четыре часа осматривать двигатели «Афины».

Зжегоч молча кивнул, ткнул пальцем в двоих из своих людей и кивком указал на врача. Двое выбранных десантников шагнули вперед и встали по обе стороны от сопровождаемого специалиста. Таким же молчаливым способом были выбраны и сопровождающие для капитана Йенса. Обе тройки немедленно покинули Главный центр управления.

И тут же к креслу командира подошел Станислав Ляшенко. Чуть наклонившись, он заговорил очень недовольным тоном:

– Командир, все, что я мог сделать из центра управления, я сделал! Освещение работает практически на всем объеме палубы команды, на палубе десанта освещены все вестибюли, все помещения общего пользования, можно осветить большинство казарм, но я этого делать не стал. Но обеих палубах можно задействовать бытовое оборудование. На транспортно-грузовой палубе удалось включить освещение одного вестибюля и помещения мастерских, но только по аварийной схеме. Далее…

– Подожди, – перебил его Званцев, – а почему ты не стал включать освещение казарм?..

Ляшенко пожал плечами:

– Во-первых, оно там не слишком нужно, ну что мы будем делать в казармах – в ячейках отлеживаться?.. Но главное – корабельные аккумуляторы практически сухие, создается такое впечатление, что главный привод звездолета не работал лет… восемь!

«Кажется, он не работал вообще!» – подумал флаг-навигатор, однако вслух проговорил другое:

– Значит, если мы решим запускать хотя бы вспомогательный привод, нам придется тянуть пусковую мощность с «Олимпа»?

– Ну, на один, может быть, даже на два пуска аккумуляторов хватит, но только при условии, что все остальные мощности включаться не будут, в том числе и освещение… Кроме, конечно, самого необходимого!

– Ну так не включай! – немедленно согласился Андрей. – Задействуй освещение по аварийной схеме в отсеке корабельных холодильников и на блоках вспомогательного привода – туда наши ребята пошли. И посмотри, что там с аккумуляторами, может, утечка какая?..

– Нет никаких утечек… – проворчал Ляшенко, распрямляясь, – …если б утечка была, мы вообще здесь ничего подключить не смогли!

Он уже сделал шаг от командирского кресла, но вдруг остановился, секунду постоял в сомнении, а затем неожиданно проговорил:

– Да, вот еще что… На транспортно-грузовой палубе, как раз в районе третьей аккумуляторной станции, имеется какой-то потребитель. Я не пойму, что это такое, но это единственное устройство, которое было запитано до нашего появления на корабле.

Званцев, повернувшийся было к своей панели, резко крутанулся в кресле и уперся в Стаса тяжелым взглядом:

– То есть как это ты не понимаешь, что это такое? А кто, кроме тебя, может это понять?

Стас пожал плечами, словно отгораживаясь от выпада командира:

– Никакого стандартного потребителя мощности в этом месте транспортно-грузовой палубы быть не должно. Там нет даже кабельной прокладки под силовое энергоснабжение. Ничего, кроме освещения да шлюзовых запоров.

– Так что же тогда там запитано?

– Я же говорю – не понимаю!

Ляшенко тоже начал заводиться, ему не нравилось странно нервное отношение командира к какому-то, пусть даже не совсем пока понятному устройству, обнаружившемуся на грузовой палубе. Да мало ли что могла установить рядом с аккумуляторной станцией команда «Афины»?!

Однако Званцев не обратил внимания на недовольство своего энергетика.

– Раз не можешь выяснить назначение этого… э-э-э… потребителя отсюда, из центра управления, значит, надо сходить на место и разобраться! – резко, с некоторой даже озлобленностью, проговорил он. – Сам же заявляешь, что аккумуляторы сухие!

– Хорошо, я схожу туда, – снова пожал плечами Ляшенко. – Только сначала закончу проверку силовых энергосистем на палубе команды, вдруг и здесь имеются нестандартные потребители.

Ляшенко вернулся к своей консоли, а Званцев, повернувшись к монитору, постарался успокоиться. Его взволновал не столько даже этот странный «нестандартный» потребитель, сколько необходимость отправить еще одного специалиста на грузовую палубу и, естественно, выделить ему сопровождение. Командиру экспедиции очень не хотелось распылять силы, и он еще на «Олимпе», обдумывая технологию работы на этом непонятно откуда взявшемся звездолете, решил для себя, что посылать по кораблю одновременно более двух человек не будет. И вот первые же часы работы показывали, что выполнить эту установку будет достаточно сложно.

«Вот тебе и Главный компьютер! – с вновь нарастающим раздражением подумал Андрей. – Мы решили, что он в порядке, а у него ни по одной корабельной системе не имеется достаточной информации!»

Чуть повернув голову в сторону сидевшего рядом Харина, флаг-навигатор негромко буркнул:

– Ты уверен, что Главный в норме?..

– А в чем дело? – так же негромко переспросил старший лейтенант.

– У него практически нет информации о корабле! – И тут же, стараясь быть объективным, Званцев поправил сам себя: – Вернее, эта информация крайне неполна!

Старший лейтенант пробежал пальцами по клавиатуре панели, поправляя что-то на экране монитора, и лишь после этого ответил. И ответ этот не слишком понравился флаг-навигатору:

– Я вообще не рассчитывал, что Главный компьютер будет работать… Подумайте сами – звездолет, о котором доподлинно известно, что он уничтожен, появляется вдруг недалеко от одной из внутренних баз Космофлота и при этом движется по гиперболической траектории! Откуда он взялся? И с какой целью он здесь появился? Если бы это случилось лет восемьдесят– сто назад, можно было бы заподозрить какую-то пиратскую операцию, но сегодня в Солнечной системе пиратов нет… А ведь кто-то это сделал, кто-то направил «Афину» или… не знаю уж, в чем мы сейчас находимся, в сторону Земли! Хорошо уже то, что Главный компьютер в рабочем состоянии и может выдать хоть какую-то информацию!..

«А ведь старший лейтенант прав! – неожиданно успокоившись, подумал Званцев. – С чего это я решил, что приму командование над полностью работоспособным кораблем?.. В конце концов мы именно для этого сюда и прибыли – разобраться, в каком состоянии корабельные системы, и можно ли этим… выходцем с того света хоть как-то управлять!»

В этот момент подал сигнал узел связи командирской «саранчи».

– Слушаю вас… – отозвался Званцев.

– Андрей Святославович, – раздался растерянный голос врача, – у нас здесь что-то странное…

– Где – здесь и что именно «странное»? – резче, чем было надо, переспросил Званцев.

Врач, видимо, понял, что его «сообщение» действительно не слишком информативно, и постарался принять деловой тон:

– Мы находимся у входа в первое холодильное отделение транспортно-грузовой палубы. Добрались до места без происшествий… Однако… – и он снова сбился на прежний, растерянно-недоумевающий тон, – понимаете, Андрей Святославович, входа в холодильное отделение… э-э-э… нет!

– То есть как это – нет?.. – осторожно переспросил Званцев, а в его мозгу вспыхнула тревожная мысль: «Ну вот, началось!»

– Нет, – поспешил поправиться врач, – вход, конечно, есть, только он… как бы это правильнее сказать… он… ненастоящий!

– Что значит ненастоящий? – снова переспросил Званцев, стараясь держать себя в руках.

– Понимаете, вход – ворота, магнитные замки, пульт управления запорами и вспомогательными устройствами, пульт контроля заданной температуры – все вроде бы на месте, только все это… ненастоящее!

– Да что значит «ненастоящее»? – не выдержав, воскликнул флаг-навигатор. – Не работает, что ли?

– Оно… они… ну, все это и не может работать… – голос врача странно задрожал, – все это только внешне похоже на настоящее, а на самом деле… ну… просто имитация! Глухая стена, на которой изображено то, что должно быть на самом деле. Если бы мы не пытались открыть отделение, мы ни за что не догадались бы, что… э-э-э… его нет!

И тут к Андрею вернулось спокойствие. Ровным, официальным тоном он произнес:

– Господин третий ассистент главного врача, прошу вас немедленно вернуться в Главный центр управления. С обнаруженными вами… странностями… будут разбираться специалисты!

– Да… Я понял… – чуть более уверенным тоном ответил врач, но флаг-навигатор уже переключил свой узел связи.

– Капитан Йенс, вас вызывает командир десанта, флаг-навигатор Званцев!

– Слушаю, господин флаг-навигатор! – немедленно отозвался двигателист.

– Вы уже прибыли на место?..

– Нет, но осталось идти совсем немного… Темнота мешает – здесь технологические вестибюли немного другие по сравнению с «Олимпом», я немного сбился.

– Как только доберетесь, немедленно свяжитесь со мной! – тоном приказа проговорил Званцев.

– Хорошо… – чуть удивленно ответил Йенс и отключил связь.

Флаг-навигатор повернулся в сторону энергетика, склонившегося над своей панелью управления, и громко позвал:

– Станислав, что у тебя с освещением блоков вспомогательного привода?..

Ляшенко посмотрел на командира и покачал головой:

– Ничего не получается. Такое впечатление, что в этих помещениях просто нет сети!

И он развел руками, словно снимая с себя всякую ответственность за тех, кто выпустил такой корабль в космос.

«Макет! – снова подумал Званцев. – И даже не действующий макет!!!»

– А что у тебя с этими… нестандартными потребителями энергии? Еще что-нибудь обнаружил?

– Нет! – тут же отозвался Ляшенко. – Проверил все – такой один. Минут через пятнадцать думаю прогуляться до него, посмотреть, что это за штука.

– Пойдем вместе! – неожиданно даже для самого себя решил Званцев. – Вот сейчас поговорю с Йенсом и пойдем!

В этот момент снова включился узел связи в командирском скафандре.

– Званцев слушает, – откликнулся Андрей и тут же услышал спокойный голос двигателиста:

– Командир, мы на месте… Вот только попасть в отсек не можем… Магнитный замок не работает и… э-э-э… вообще…

Йенс замолчал, словно бы не зная, как объяснить ситуацию.

– А вы на месте не можете определить характер поломки замка?.. – осторожно спросил Андрей.

– Нет, тут дело не в поломке… – Голос капитана вдруг приобрел некую отчаянность. – Вы только не подумайте, что я тут с ума сошел, только мне кажется, что ни замка, ни самого люка нет!..

Званцев молчал, и это отсутствие вопросов со стороны командира словно бы подстегивало двигателиста. Он заторопился, хотя речь его стала еще более сбивчивой:

– Все вроде бы на месте – и люк, и пластина замка, и внешний аварийный пульт управления блоком, но… Я попробовал в щель люка ввести щуп, так он углубился на три миллиметра и все, а до внутреннего уплотнения должно быть не меньше семи сантиметров! Нам даже внешнюю фальш-панель аварийного пульта управления снять не удается, защелки – только снаружи, как настоящие, а работать не работают!..

У двигателиста явно было еще что сказать, но Званцев его перебил:

– Я все понял! Возвращайтесь в Главный центр управления!

И он отключил связь.

Ляшенко стоял за его спиной и внимательно слушал переговоры с капитаном. Когда Андрей поднял взгляд на энергетика, тот пожал плечами и, словно заканчивая чужой разговор, негромко проговорил:

– Чертовщина какая-то!.. Может быть, стоит связаться с «Олимпом»?..

– И что я доложу вице-адмиралу? Что мы не можем на «Афине» открыть люки отсеков? Он же спросит – почему, а я ничего не могу объяснить!.. – Андрей задумчиво постучал пальцами по краю консоли. – А может быть, нам что-то подскажет твой… нештатный потребитель?..

Флаг-навигатор поднялся из кресла и знаком подозвал к себе младшего лейтенанта Зжегоча.

– Наш врач и двигателист возвращаются, – произнес Званцев, когда десантник остановился в двух шагах от них и козырнул, – а мы со старшим лейтенантом Ляшенко отправляемся на транспортную палубу. Выдели нам… – тут флаг-навигатор на мгновение запнулся, словно в некотором сомнении, но быстро его поборол, – …выдели нам двух своих людей, поопытнее и поспокойнее. Больше десантников никуда не отправлять, пока мы не вернемся.

– Понял, – кивнул младший лейтенант и, повернувшись к своим десантникам, отдыхавшим в стороне, указал пальцем на единственного в своей группе сержанта и пожилого бойца со странно неподвижным лицом, пересеченным от середины лба до левой скулы белым рваным шрамом. Оба десантника неторопливо поднялись с пола и подошли к командирам.

– Сержант Константин Боров и рядовой первого класса Жан Ого, – представил десантников младший лейтенант и после короткого, но выразительного взгляда, отдал приказ: – Вы будете сопровождать флаг-навигатора и старшего лейтенанта на транспортную палубу!

Десантники коротко козырнули и отошли к первому входному шлюзу.

Званцев посмотрел в сторону штурманской панели, за которой расположился третий ассистент главного штурмана «Олимпа»:

– Виктор Андреевич, я вместе с младшим лейтенантом Ляшенко отправляюсь на транспортную палубу, там обнаружен какой-то странный объект, надо его… осмотреть. На время моего отсутствия вы остаетесь за старшего. Обе группы, посланные ранее, возвращаются, прошу больше никого из Главного центра управления не выпускать.

– Понял, командир, – кивнул от своей панели управления штурман и неожиданно добавил: – Но если возникнет необходимость…

– Если возникнет необходимость… – перебил его Званцев, – …свяжитесь со мной или в крайнем случае с «Олимпом». Однако я надеюсь, что с фрегатом вы будете разговаривать только в случае воистину крайней… необходимости.

Не дожидаясь ответа, флаг-навигатор повернулся и направился в сторону первого входного шлюза, где его ожидали двое десантников. Стас Ляшенко молча последовал за ним. Прежде чем покинуть Главный центр управления, Званцев еще раз оглядел его, после чего опустил прозрачное забрало шлема и шагнул через обрез открывшегося люка.

Ближайшая антигравитационная шахта, ведущая с палубы команды на транспортно-грузовую палубу, располагалась не далее чем в сорока метрах от первого шлюза Главного центра управления. Впереди шагал флаг-навигатор, справа и чуть сзади двигался энергетик, а оба десантника, расположившись позади обоих офицеров, шли у самых стен вестибюля. Бросив быстрый взгляд за спину, Андрей заметил, как внимательно сержант Боров разглядывает встречающиеся двери. Он тут же сам перевел взгляд на скользящую мимо стену.

Пустой вестибюль был достаточно хорошо освещен, хотя в этом освещении чувствовалась некая странность, некое несоответствие привычному чисто-белому сиянию корабельных вестибюлей. Словно в вакуумные плафоны светильников добавили сиреневого, чуть в красноту, тумана, и свет, пробиваясь сквозь этот туман, приобретал нехороший, раздражающий подсознание оттенок. Однако нечасто встречавшиеся в этой части корабля двери, ведущие в инструментальные лаборатории различных служб, были отчетливо видны и не выглядели… ненастоящими.

Тем не менее флаг-навигатор остановился у одной из таких дверей, рядом с которой красовалась табличка с надписью «Лаборатория радиационного контроля». Достав универсальный магнитный ключ, он прижал его к идентификационной пластине, и после короткого ожидания магнитная защелка сухо клацнула. Званцев толкнул дверь, и та бесшумно скользнула в сторону, открывая довольно большое неосвещенное помещение.

«Значит, это все-таки нормальный корабль?.. – со странным легким разочарованием подумал Званцев. – Значит, мои… догадки… неверны и все эти… странности, обнаруженные врачом, двигателистом да и мной самим, имеют какое-то другое объяснение?..»

Едва слышно щелкнул узел связи, и рядом с ухом флаг-навигатора раздался еле слышный голос сержанта-десантника:

– Командир, в помещении, в левом дальнем углу, замечено движение!..

Взгляд Званцева мгновенно скользнул в указанном направлении, но заметить ему ничего не удалось – в указанном углу, как и почти во всем помещении, царила вязкая, размытая темнота. Однако он отлично знал, что профессионально подготовленное зрение десантников способно уловить малейшее движение и в совершенном мраке!

– Стас, ты говорил, что на палубе команды можно осветить любое помещение, – раздраженным шепотом проговорил флаг-навигатор, – почему здесь нет света?

– Почему нет! – буркнул в ответ Ляшенко. Его высокая фигура, облитая оранжевым титанопластом «саранчи», выдвинулась вперед, рука скользнула в дверной проем и через мгновение помещение лаборатории ярко светилось резким, чуть голубоватым светом.

Званцев шагнул внутрь просторного и практически пустого помещения, внимательно вглядываясь в указанный десантником угол. Он был пуст, но на светлом пластике пола, у самой боковой стены, ртутно поблескивала небольшая темная лужица.

Флаг-навигатор осторожно приблизился к этому странному образованию и, остановившись шагах в трех, принялся его рассматривать.

Это была не лужа, а скорее… лепешка около полуметра в диаметре и почти правильной круглой формы. «Лепешка» эта имела высоту сантиметров шесть, и ее консистенция должна была быть достаточно вязкой – она не растекалась под действием собственной тяжести. И в то же время она казалась отлитой из какого-то неизвестного людям металла… жидкого металла! По ее темной, почти черной поверхности пробегали неясные голубовато-фиолетовые всполохи.

Званцев довольно долго рассматривал находку, а затем медленно отступил назад.

– Интересно, что это такое?.. – задумчиво проговорил он, а затем, вздохнув, добавил: – Вот только заниматься ею сейчас нет времени. Вернемся в Главный центр и сразу же пошлем сюда нашего механика… Мне почему-то кажется, что эта штука по его части…

«Скорее уж по части металлургов…» – подумал Стас Ляшенко, но вслух спорить с командиром не стал. Вслед за флаг-навигатом он вышел из лаборатории, выключил свет и осторожно закрыл дверь. Когда магнитная защелка сработала, он облегченно вздохнул – ему очень не нравились предметы, назначение которых он не понимал!

А «лепешка», лежавшая в углу лаборатории, как только раздался щелчок замка, вспухла вдруг серединой, превращаясь в полуметровую полусферу, ее поверхность пробороздили тонкие четкие линии, разделившие верхнюю сферическую поверхность на ровные пятиугольники, а из-под ее нижней плоскости выдвинулись три пары коротких мягких толстых лап. Полусфера, мгновение постояв на месте, словно прислушиваясь к тому, что делали люди, оставшиеся за дверью, вдруг с необыкновенной скоростью метнулась в противоположный угол лаборатории, где спрятанная под вытяжным столом зияла ровная с оплавленными краями дыра, и исчезла в ней.

Званцев задумчиво шагал в сторону гравитационной шахты. Странная находкане слишком взволновала его – этот непонятный предмет мог появиться в корабельной лаборатории совершенно естественным путем. На кораблях Космофлота специалисты самых разных направлений без конца мастерили совершенно невероятные приборы, механизмы, устройства, так что «лепешка» скорее всего была одной из таких самоделок. Его больше удивило то, что лаборатория выглядела… нежилой. Если бы не табличка с наименованием помещения, вряд ли он догадался бы о его предназначении!

Впрочем, его скоро отвлекли от этих размышлений. Проем гравитационной шахты, появившийся перед ними, был темен, и на вопросительный взгляд командира энергетик экспедиции только отрицательно покачал головой.

Званцев протянул руку в проем и почувствовал, что шахта действует – едва заметное гравитационное усилие было направлено в нужном направлении. Флаг-навигатор оглянулся, еще раз укоризненно взглянул на Станислава Ляшенко, включил нашлемный фонарь и шагнул в темный проем шахты. Трое его спутников без колебаний последовали за командиром.

В темный простор главного вестибюля транспортно-грузовой палубы их вынесло минуты через три-четыре. Здесь освещение отсутствовало полностью, хотя потолочные светильники едва заметно тлели тусклыми, багровыми искрами, нисколько не рассеивавшими мрак, а лишь мешавшими правильно оценивать окружающее. Однако, как оказалось, Ляшенко тщательно изучил путь до неизвестного потребителя энергии и даже внес маршрут в компьютер своего скафандра, так что вся четверка уверенно продвигалась вперед, не встречая особых трудностей.

Третья аккумуляторная станция располагалась в самом конце главного вестибюля грузовой палубы, у перегородки, отсекавшей главный двигательный комплекс от остальной массы корабля. Вестибюль вывел Званцева и его команду в холл, из которого два люка вели в аккумуляторную станцию и к одному из двенадцати ассимиляторов корабля, а шлюз-переход позволял пройти к консолям, на которых располагались оба двигателя главного привода. Именно перед этим шлюз-переходом, перекрывая подход к нему, из пола вырастала странная узкая трехгранная пирамида двухметровой высоты.

Первым ее заметил сержант и тут же направил в ее сторону луч своего нашлемного фонаря. Через мгновение на темно-серой, тускло отсвечивающей поверхности пирамиды сошлось четыре луча. Люди молча рассматривали жутковатое, явно неземного происхождения сооружение.

Грани пирамиды были залиты какими-то бугристыми серо-коричневыми наплывами, похожими на некие корявые бородавки, в глубине которых под лучами фонарей вспыхивали зеленоватые искры. Ее ребра из-за бугристости граней были настолько нечеткими, что порой просто терялись, переход с одной грани на другую становился неуловим для глаза, а вершина была похожа на крепко сжатый кулак с отогнутым вверх большим пальцем. То ли из-за мельтешащего освещения, то ли по какой-то другой причине казалось, что бугры, покрывающие это сооружение, едва заметно шевелятся… наползают друг на друга, пытаются слегка переместиться, словно некие… живые существа, пытающиеся занять наиболее удобное положение для… обзора холла… И зеленые искры, мелькавшие в глубине наплывов, то полностью пропадали, то вспыхивали ярко и кучно.

Разглядывание это длилось, наверное, несколько минут, и вдруг Званцев почувствовал, что его самого тоже разглядывают… Разглядывают пристально, холодно, оценивающе, как… как некую разновидность уже изученного насекомого!

Он быстро повернулся, мазнув белым лучом фонаря по стенам холла, и почти сразу же увидел в дальнем углу, возле люка, ведущего в аккумуляторную станцию, странную полусферу, около полуметра диаметром, возвышавшуюся над полом на десяток сантиметров. Приглядевшись, он понял, что полусфера покоится на нескольких коротких толстых подставках. Верхняя поверхность полусферы была разбита тонкими, отчетливо выделявшимися канавками на почти правильные пятиугольники, и этот геометрический рисунок почему-то делал похожим ее на панцирь черепахи. На некоторых из этих пятиугольников красовались темные, чуть отблескивающие кристаллы, похожие на искусственные… глаза.

Не поворачивая головы, он прошептал в микрофон:

– Стас, здесь есть еще одно устройство… Возможно, оно тоже потребляет энергию?.. Посмотри, возле входа в аккумуляторную.

Ляшенко не стал поворачиваться в указанном командиром направлении, ему достаточно было просто чуть скосить глаза, и он сразу же увидел, о чем говорит Званцев. А флаг-навигатор снова зашептал:

– Попробуй включить здесь освещение, я думаю, нам будет гораздо легче работать с этими… «штучками» при нормальном свете!..

Станислав коротко кивнул и медленно отступил к углу, за которым начинался коридор.

Спустя несколько секунд три матовых плафона, вмонтированных в потолок холла, затлели, а затем начали быстро разгораться, заливая помещение теплым розоватым светом. И сразу же вслед за этим послышалось едва слышное гудение, искры, мерцавшие в пирамиде, поменяли свой цвет на красный, а вершина пирамиды вдруг явственно завибрировала.

Званцев невольно сделал шаг назад и оказался как раз между двумя десантниками, мгновенно вскинувшими излучатели. Но флаг-навигатор поднял руку, показывая, что торопиться с уничтожением странной, непонятной конструкции не следует.

Тон гудения между тем, все более повышаясь, перешел в тонкий, пронзительный свист, свист ушел из диапазона, воспринимаемого человеческим ухом, а вибрация вершины пирамиды настолько усилилась, что стала неуловима глазом. Теперь вместо бугристого, шишковатого «кулака» люди видели некий расплывчатый контур.

– Потребление энергии этой… штукой… возросло в шесть раз! – раздался позади Званцева встревоженный голос энергетика. – Хотя ее энергетический потенциал и так невероятно высок. Если этот процесс не остановить, через пару часов аккумуляторы будут сухими!

– А ты знаешь, как «этот процесс» можно остановить?.. – не поворачиваясь, поинтересовался Званцев. – Если знаешь – попробуй!

– Ну… – не слишком уверенно отозвался Станислав, – если удастся обнаружить место коммутации пирамиды, возможно, я смог бы ее отключить от питания…

Он сделал шаг вперед, обходя командира, затем еще один очень осторожный шаг чуть в сторону, вправо, и опустился на одно колено, пристально оглядывая видимую часть пирамиды. Ничего не обнаружив, Ляшенко приподнялся и сделал еще один шаг вправо от пирамиды. И в этот момент стоявшая у люка аккумуляторной подстанции «черепаха» с невероятной скоростью переместилась метра на три ближе к пирамиде и снова застыла на месте, словно ожидая ответного хода людей.

Те тоже замерли, пораженные этим неожиданным и непонятным перемещением, только рядовой Ого держал на прицеле уже не пирамиду, а полусферу!

Несколько секунд ничего не происходило. Званцев не мог решить, что именно можно сделать, какой приказ надо отдать своим людям, и у него вдруг возникло ощущение, что и пирамида, и полусфера гораздо лучше подготовлены к встрече с людьми!.. Возможно, даже специально устроили эту встречу!

И тут флаг-навигатор увидел, что «кулак», венчавший вершину пирамиды, начал медленно терять свою форму и соскальзывать вниз. Видимо, вибрация лишила его опоры, и он «потек», становясь все больше похожим на обычный ошметок грязи. А еще через мгновение из этой грязи вынырнуло узкое пирамидальное острие, отблескивающее темно-синим полированным бликом!

И снова все внимание людей было приковано к пирамиде, только Ого продолжал держать под прицелом излучателя неподвижную полусферу.

А пирамида преображалась все быстрее. Теперь уже вся ее бугристая поверхность пришла в движение, «бородавки», покрывавшие ее, теряли свою форму, словно бы разжижаясь, и сползали с пирамиды, открывая ее полированные темно-синие грани. Красные искры метались внутри этих размягченных грязевых комков все быстрее, сбиваясь на какое-то истеричное мельтешение, а ближе к вершине искры вообще исчезли, стекли к подножию пирамиды, где бугры и «бородавки» удерживались еще довольно прочно.

Когда чуть больше половины пирамиды очистилось от покрывавшей ее «грязи», раздался тонкий короткий всхлип, и темно-синие полированные грани начала заливать… темнота! Вначале Званцеву показалось, что из пирамиды просто пошел черный дым, однако это было не так! Окутавшее пирамиду темное облако не поднималось дымным столбом, не опускалось тяжелыми клубами, оно липло к поверхности пирамиды, постепенно утолщаясь. Потолочные плафоны продолжали исправно наполнять холл ярким розоватым светом, но мрак, исходивший из пирамиды, окутывал ее все более толстым слоем, разрастаясь, разбухая, как снежный ком, выжимая свет из помещения!

– Может быть, нам стоит отступить?.. – неизвестно у кого спросил Стас Ляшенко.

Званцев, естественно, отнес этот вопрос на свой счет и переспросил сквозь зубы:

– А ты уже оставил попытки отключить эту… игрушку?..

– Мне не дают даже как следует ее рассмотреть, – спокойно ответил Ляшенко, – так каким же образом я могу узнать, как к ней подведено энергообеспечение… если оно вообще подведено!

И вдруг он замолчал, а затем пробормотал, словно бы про себя:

– Впрочем…

Покосившись на продолжавшую стоять неподвижно «черепаху», Стас опустился на одно колено и быстро откинул щиток на левом предплечье скафандра. Из открывшегося кармашка, словно чертик из бутылки, выскочила крошечная параболическая антенна, а Стас принялся что-то быстро набирать на клавиатуре, расположенной на обратной стороне щитка. Спустя секунду маленькая антенна дернулась и развернулась в сторону пирамиды, а затем принялась довольно быстро поворачиваться вправо-влево, словно ощупывая и саму пирамиду, и пространство вокруг нее. Ляшенко внимательно следил за появляющимися на небольшом экране кармана символами, порой бросая быстрый взгляд в сторону «черепахи». Однако та продолжала стоять на месте, не обращая внимания на манипуляции энергетика.

Между тем мрак, окутывавший пирамиду, все больше заполнял холл. Один из потолочных плафонов вдруг коротко мигнул и погас. Стас взглянул на погасший плафон и пробормотал себе под нос:

– Чертовщина какая-то!..

– В чем дело? – немедленно отозвался Званцев.

Стас еще раз посмотрел на погасший плафон и раздраженно пояснил:

– Эти плафоны в принципе нельзя отключить по одному!..

– Выходит, что «в принципе» можно… – задумчиво протянул Званцев. – Просто мы не знаем, как это сделать!

– Не знаем… – эхом повторил за ним Ляшенко. Его затянутые в титанопласт пальцы быстро бегали по клавиатуре.

И в этот момент погас второй плафон.

Ляшенко поднял голову, быстро оглядел холл, потом бросил взгляд на затаившуюся «черепаху», частично уже скрытую мраком, и снова обратился к своему встроенному в скафандр устройству.

Прошло около минуты. Мрак, разливавшийся по холлу, почти вплотную подступил к четырем человеческим фигурам и уже практически добрался до последнего светящегося плафона. Званцев посмотрел на Ляшенко и коротко выдохнул:

– Кажется, нам действительно следует отступить!.. Возвращаемся в Главный центр управления и посмотрим, чем все это кончится!

Но Станислав, не поднимая головы, вдруг произнес:

– Я, кажется, знаю, как отключить эту… игрушку!..

– Кажется или знаешь?.. – осторожно поинтересовался Андрей.

– Семидесятипроцентная уверенность тебе подойдет? – с привычной усмешкой спросил Стас.

– Вполне! – отозвался Званцев.

– Так вот, – Ляшенко поднял голову и посмотрел на флаг-навигатора, – эта штуковина не имеет кабельной энергетической подводки, она получает питание излучением. А излучатель располагается за стеной, в аккумуляторной станции. Если нам удастся разрушить излучатель, мы лишим пирамиду питания… Правда, ее подружка… ну… «черепаха», похоже, располагает автономным энергообеспечением. Во всяком случае, действующий излучатель имеет всего один канал сброса энергии.

– В каком месте установлен излучатель? – жестко спросил Званцев и посмотрел на сержанта-десантника.

– На полтора метра левее входного люка и в трех метрах от стены. – Станислав снова посмотрел на Званцева и добавил: – Только надо постараться развалить его с одного выстрела, боюсь, второй попытки нам не дадут!

Андрей снова взглянул на Борова, и тот понимающе кивнул. Антенна его излучателя повернулась в указанном энергетиком направлении, а левый большой палец перевел индикатор мощности в максимальное положение…

И в этот момент с громким хлопком погас последний плафон!

Мрак, казалось, только и ждал этого момента. Тяжелая, физически ощущаемая тьма мгновенно разлилась, затопила все вокруг. Было полное впечатление, что стены холла, соседние помещения, обшивка корабля растворились в этой всепоглощающей тьме, что эта тьма охватила окружающее пространство на многие десятки кубических километров, что четыре крошечные фигурки в смешных, нелепых скафандрах тоже вот-вот растворятся в этой тьме без остатка, и даже памяти о них не останется!

А в следующее мгновение из этой тьмы возникло огромное, зеленовато мерцающее лицо! Нечеловеческое лицо!

Три узкие, вертикальные щели, наполненные багровым свечением, были, конечно же, глазами. Черные горошины их зрачков внимательно вглядывались в стоявших перед ним людей, и тяжелый, давящий, мертвый взгляд приковывал к месту, лишал желания двигаться, говорить, дышать! Над глазами узкий шишковатый лоб резко переходил в голый бугристый череп, а под глазами свисал странный мясистый нарост, отдаленно напоминавший птичий клюв. В нижней части этого нароста зияли два отверстия, прикрытые трепещущими мембранами, под которыми угадывалось лишенное губ ротовое отверстие.

Впрочем, никто из застывшей у стены холла четверки не разглядывал это лицо, взгляды всех четверых были прикованы к жутким глазам чудовища. Несколько долгих секунд эти немигающие глаза рассматривали людей, а затем зазвучал Голос.

Нет, на лице не было заметно какой-либо артикуляции, оно продолжало оставаться неподвижным. Голос звучал в голове у каждого из четверых, звучал спокойно, холодно, безразлично:

– Мы, скрибы, властелины трех галактик, предлагали вам, существам, называющим себя Homo sapiens, покинуть этот сектор Вселенной. Вы могли, потеряв свою звездную систему, сохранить существование своего странного, никчемного вида. Вы не приняли нашего великодушного предложения и тем самым обрекли себя на уничтожение. Пришло время, и вы будете уничтожены все. Вы упустили время для бегства – теперь вас ничто не спасет, теперь вам никто не поможет. Главные силы нашей колониальной армады будут в этой звездной системе спустя три оборота главной планеты системы вокруг центрального светила. За это время я, командующий авангардом армады, зачищу пространство от ваших так называемых звездолетов и подготовлю условия для действия главных сил на всех планетах и спутниках системы. Я уже приступил к выполнению этой задачи!

Глаза медленно закрылись, сразу же превратив лицо в странную гротескную маску, лишенную смысла, но и само лицо быстро растворилось во мраке. Но сам мрак неожиданно расцветился гроздьями звезд, хотя рисунок созвездий совсем не совпадал с тем, который должен был быть в этой точке пространства.

Званцев и его люди словно бы зависли в открытом космосе в своих совершенно не приспособленных для этого скафандpax, хотя продолжали чувствовать под ногами настил палубы. Их окружала космическая тишина, словно звездолет, в котором они находились, исчез – ни звука не существовало вокруг! А в следующее мгновение на фоне звездного неба, прямо перед изумленными десантниками, появились семь земных звездолетов, идущих строем «клин». У всех четверых мелькнула одна и та же мысль, но озвучил ее флаг-навигатор:

– Первое крыло Шестой эскадры!..

Да, это было погибшее крыло, и ГК-1 «Афина» занимал свое место в этом строю. Андрей Званцев смотрел на приближающийся «клин», и в его груди росла гордость за Звездный флот Земли – такая несокрушимая мощь чувствовалась в этих кораблях. Но в этот момент сержант-десантник протянул руку вправо и воскликнул:

– Смотрите!!!

Флаг-навигатор посмотрел в указанном направлении и в первый момент ничего не увидел. Только спустя несколько секунд по гаснущим и вновь вспыхивающим звездам он понял, что наперерез крылу двигается метеоритный рой. Опытному взгляду Званцева было отлично видно, что крыло совершенно спокойно может разойтись с этим достаточно плотным и весьма неоднородным роем, однако командир крыла принял, видимо, другое решение. Звездолеты синхронно выполнили маневр разворота, одновременно разделившись на две группы, которые сразу же разошлись в стороны. Теперь рой должен был пройти на встречном курсе как раз между двумя группами земных звездолетов.

– Они решили уничтожить рой… – словно бы про себя пробормотал сержант Боров, – …только не понятно зачем!

– Видимо, расчетная орбита этого роя проходила слишком близко от Земли или какой-либо из внеземных станций, – ответил Званцев. – Вот Готорн и решил уничтожить его!

И действительно, как только передние метеориты приблизились на достаточное расстояние, корабельные орудия открыли огонь…

А затем началось нечто невозможное!

Вместо того чтобы под ударами лучевых залпов разлететься мелкими осколками, обстрелянные метеоритные глыбы как ни в чем не бывало продолжали свой полет. Их поверхность, правда, разогревалась до малинового цвета, но они сохраняли свою форму и, казалось, поглощали брошенную на их разрушение энергию. Зато следовавшие за ними гиганты, в десятки раз превосходившие авангардные метеориты роя, неожиданно стали уменьшать скорость и… менять направление движения!

Званцев смотрел на разворачивающуюся перед ним картину и не верил собственным глазам. Глыбы весом в несколько десятков тонн легко, словно на них не действовали законы небесной механики, расходились в стороны, охватывая сферой ставшие вдруг такими неповоротливыми корабли Шестой эскадры!

Скоро вокруг земных звездолетов образовался почти правильный шар из сотен самых разных метеоритов… А затем началось избиение!

Небольшие метеориты с совершенно невероятными разнонаправленными ускорениями ринулись к окруженным кораблям, выбирая для удара консоли, к которым крепились двигатели главного привода. Маневренность этих, на вид таких неповоротливых, каменных глыб была поистине феноменальна. Званцев видел своими глазами, как один из метеоритов весом не менее трех тонн мгновенно изменил направление своего движения, доставая двигатель удачно увернувшегося ГК-2 «Гермес». И после удара, переломившего правую консоль «Гермеса», эта каменная глыба, расколовшаяся на десяток кусков, продолжала вести себя как некое целое! Ее обломки не разлетелись в разные стороны, а, словно связанные невидимыми узами, выполнили короткий разворот и устремились к корпусу звездолета. Вот только ударов о корпус флаг-навигатор не разглядел, как будто эти обломки прошли сквозь вольфрамкерамическую броню корабля!

Следом за первой атакой к окруженным кораблям двинулись крупные метеориты. Скоростью и маневренностью они не уступали первой атакующей волне, а вот их тактика была совершенно иной. Многотонные глыбы били в корпус выбранного звездолета по касательной, срывая зеркала эмиссионных излучателей, антенны гравитационных и лучевых орудий, выносные комплексы дальней связи.

Земные звездолеты пытались отвечать ударом на удар, но было очевидно, что атака метеоритного роя была и для командования крыла, и для командиров звездолетов настолько неожиданной, что организовать сколько-нибудь достойное сопротивление они не могли! Могучие, казавшиеся непобедимыми, корабли быстро превращались в мертвую груду покореженного металла, пластика, перепутанных, порванных кабелей.

И вдруг картина разгрома первого крыла Шестой эскадры Звездного патруля исчезла, словно стертая мраком, набросившим свое непроницаемое покрывало на ужас и позор поражения землян. Только сейчас, оказавшись в полной темноте, Званцев вдруг понял, что все то время, пока шла демонстрация сражения, он не дышал. Судорожно, с всхлипом втянув воздух, он вдруг согнулся пополам, неудержимо закашлявшись, слезы появились у него на глазах, и было непонятно – следствие ли это кашля или их выдавила бессильная ярость.

Но, как оказалось, демонстрация уничтожения семи земных звездолетов еще не закончилась. Узел связи скафандра выплюнул грязное ругательство кого-то из его товарищей, и флаг-навигатор тут же поднял голову.

Перед его глазами в раме из чернильной темноты встала картина внутренности одного из звездолетов, И сразу же, словно кто-то повернул выключатель, заработали динамики скафандров. Теперь вся четверка не только видела, она и слышала!

В главном вестибюле одной из палуб, едва подсвеченном аварийным освещением, лихорадочно метались какие-то неясные тени, раздавались глухие крики и треск разрядов излучателей. Потом по стене и потолку полоснул яркий луч света, с ним скрестился второй такой же луч, а затем они вместе упали на настил палубы, высветив десятка полтора «черепах», неторопливо двигавшихся вдоль вестибюля двумя рваными шеренгами. Навстречу этим шеренгам разрозненно, лихорадочно ударили несколько излучателей, не причинив «черепахам» никакого вреда – разряды, впиваясь в расчерченные пятиугольниками панцири, оставляли на них лишь слабое свечение, которое быстро исчезало. Затем глухо ухнул станковый гравитр, и одна из «черепах» неожиданно перевернулась на спину, показав свои толстые короткие лапы. Соседняя «черепаха» немедленно подсела под панцирь перевернутой и коротким толчком снова поставила ее на место, однако прошло еще несколько секунд, пока пострадавшая опять заняла свое место в строю.

Первая шеренга «черепах» приблизилась метров на пять, и вдруг из-под чуть приподнятых над полом панцирей вырвался бурлящий вал огня и ринулся прямо на растерявшуюся четверку Званцева. И когда казалось, что огонь вот-вот накроет всех четверых, изображение вдруг развернулось и стало видно, как рвущийся по вестибюлю огненный вал накрывает шестерых людей, одетых в легкие рабочие скафандры без кислородных баллонов за спиной.

Огненный вал прокатился, и на чуть потемневшем от температуры настиле остались лежать шесть бесформенных кучек черной спекшейся золы.

Картинка снова изменилась. Теперь перед застывшими в каменном отчаянии десантниками чуть покачивался перепачканный настил палубы… и на этом настиле лежали люди в комбинезонах Звездного десанта или в форме звездолетчиков. Большинство этих людей были уже мертвы, но встречались такие, что еще шевелились, еще пытались отползти в сторону, под стену, спрятаться за приоткрытыми люками служебных помещений. И яркий, чуть оранжевый луч света отчетливо высвечивал, как толстые короткие лапы «черепах» тяжело ступали по этим неподвижным или шевелящимся телам… как рвались под этими, казавшимися подкованными, лапами легкие рабочие комбинезоны, как изодранная в лоскуты ткань окрашивалась кровью и сквозь кровавые тряпки проступала острая бель дробленых костей. Как «черепахи» останавливались около приоткрытых люков и, чуть помедлив, заливали обнаруженное помещение яростным, клубящимся огнем.

Званцев был уже не в силах смотреть на это безумное, бессмысленное, изуверское уничтожение всего живого внутри поверженных, разгромленных, мертвых звездолетов, не в силах слышать яростное завывание огня, короткие, бессильные всхлипы ручных излучателей и вопли… вопли… вопли убиваемых людей. Он закрыл глаза, но и за опущенными веками продолжал метаться колышущийся огонь, продолжали мерно двигаться бесстрастные «черепахи», продолжали гибнуть люди!..

И вдруг стало совсем тихо!..

Флаг-навигатор немедленно открыл глаза и увидел… что его четверка по-прежнему стоит на настиле транспортной палубы «Афины», что перед ними находится холл двигательного комплекса, посреди которого возвышается двухметровая пирамида, посверкивая своими темно-синими гранями в тусклом свете аварийного освещения. Званцев невольно бросил встревоженный взгляд в сторону входного люка аккумуляторной станции, но страшной «черепахи» не было на месте. И тут раздался очень спокойный и какой-то неживой голос Станислава Ляшенко:

– Ну, командир, что будем делать?..

Однако ответить ему Званцев не успел, узел связи его скафандра неожиданно взорвался хрипловатым воплем:

– Флаг-навигатор Званцев, ответьте «Олимпу»!!! Флаг-навигатор Званцев, ответьте «Олимпу»!!!

«Интересно… – отрешенно подумал Андрей, слушая этот нервный, даже истеричный призыв, – …что там у них случилось?.. Ведь чтобы я услышал «Олимп», ему пришлось задействовать полную мощность дальней связи…»

– «Олимп» вызывает флаг-навигатора Званцева!!! – продолжал надрываться динамик скафандра. – Флаг-навигатор Званцев, ответьте «Олимпу»!!! Флаг-навигатор Званцев, вас вызывает вице-адмирал Эльсон!!!

Андрей переключил узел связи на диалог и устало проговорил:

– Флаг-навигатор Званцев слушает…

– Флаг-навигатор!.. – обрадованно взвизгнул оператор связи и тут же перешел на официальный тон: – С вами будет говорить вице-адмирал Эльсон!..

Послышалось несколько коротких щелчков, видимо, связь переключали на кабинет командующего Космофлотом, а затем раздался раздраженный голос Эльсона:

– Званцев, где вы находитесь и что там у вас происходит?!

– Я вместе с третьим ассистентом главного энергетика «Олимпа» и двумя десантниками нахожусь в холле главного двигательного комплекса транспортной палубы. Здесь обнаружено нештатное устройство, потребляющее энергию. Устройство представляет собой трехгранную пирамиду темно-синего цвета и в момент обнаружения было покрыто слоем серо-коричневого вещества неопределенного состава. Кроме пирамиды, в том же холле было обнаружено мобильное устройство, представляющее собой полусферу диаметром около полуметра, снабженную ходовым механизмом в виде шести коротких лап…

– Вам удалось захватить это устройство? – почти крикнул вице-адмирал, перебивая Званцева.

– Нет! – ответил флаг-навигатор. – В настоящий момент это устройство исчезло из холла.

– И куда же оно делось? – едко поинтересовался Эльсон.

– Не знаю!.. – сдерживая растущее раздражение, ответил Андрей. – Нам удалось включить освещение холла, после чего в пирамиде включился какой-то процесс – она начала вибрировать с возрастающей частотой, покрывавшее ее вещество сползло с нее, после чего она начала генерировать… – Андрей на мгновение запнулся, подбирая подходящее слово, а затем произнес то, что наиболее точно отражало суть увиденного процесса, – …темноту!

– Что значит – темноту? – снова перебил его вице-адмирал.

– Пространство вокруг пирамиды стало заполняться… темнотой… мраком… – попробовал объяснить Званцев, понимая, что его объяснения звучат по меньшей мере странно. Кашлянув, он прервал попытку объяснить необъяснимое и продолжил свой доклад: – Потолочные светильники погасли, после чего нам было продемонстрировано… показано… я не знаю, каким образом, но мы увидели… увидели сражение между первым крылом Шестой эскадры Звездного патруля и странным метеоритным роем… который был вовсе не метеоритным роем, а по всей видимости, внеземной эскадрой! Мы видели все… Мы видели даже уничтожение команды одного из звездолетов!

Спазм перехватил горло флаг-навигатора, и он замолчал, а после секундной паузы раздался неожиданный ответ вице-адмирала:

– Да… Мы тоже видели все… – В голосе командующего Космофлотом сквозила обреченность. – «Афина» вдруг исчезла, а на ее месте появилась огромная черная пустота. И на этом… экране было показано все, о чем вы говорите… Я думаю, что все, кто находится на «Олимпе», видели это, и большинство… успели сделать запись того, что увидели!..

Флаг-навигатор бросил быстрый взгляд на своих людей, внезапно подумав, что кто-то из них наверняка тоже успел включить записывающее устройство скафандра.

– Что думаете предпринять?.. – неожиданно поинтересовался вице-адмирал все тем же безразлично-обреченным тоном.

Званцев посмотрел на возвышающуюся перед ним пирамиду и медленно проговорил:

– Попробуем демонтировать пирамиду и отправить ее на «Олимп». Затем продолжим осматривать «Афину» с целью дать кораблю собственный ход и отвести его на япетскую базу…

– Хорошо, действуйте…

И Эльсон вдруг отключил связь.

Флаг-навигатор оглянулся на своих спутников. Ляшенко снова опустился на одно колено и колдовал над своим прибором, встроенным в предплечье скафандра. Оба десантника, расположившись чуть сзади звездолетчиков, контролировали пространство холла и видимой части главного вестибюля палубы.

Званцев взглянул на поблескивающие грани пирамиды – что еще таило в себе это создание неземного разума?

– Командир, эта штука, похоже, сдохла… – удивленно проговорил энергетик, – …ее энергозапас полностью исчерпан, а внешняя подпитка отсутствует!..

«Значит, пирамида свою функцию выполнила! – как-то отрешенно подумал Званцев. – Значит, ее действительно можно попробовать демонтировать, и пусть наша инженерная служба попробует разобраться в ее начинке!..»

– Как думаешь, сможем мы ее демонтировать?..

Стас посмотрел на флаг-навитатора, перевел взгляд на пирамиду и неуверенно проговорил:

– Не знаю… Надо, конечно, посмотреть, но вообще-то лучше бы вызвать Крафта – думаю, механик разберется с этим делом быстрее.

Ляшенко закрыл крышку прибора и поднялся с колена. Затем, посмотрев на командира, сделал шаг в сторону пирамиды, Званцев последовал за ним.

Вблизи пирамида почему-то не казалась такой высокой, Званцев вдруг с удивлением обнаружил, что она едва доходит до его плеча. Он машинально поднял руку и прикоснулся к отполированной темно-синей грани, и его ладонь, облитая титанопластом, вдруг продавила мягко хлюпнувшую поверхность! По грани побежала вялая волна, и стройная, казавшаяся несокрушимой пирамида вдруг надломилась по продавленному месту, ее верхушка наклонилась вниз, а затем начала… таять, как сосулька под мартовским солнцем.

Званцев и Ляшенко отступили на шаг, с удивлением наблюдая за тем, с какой скоростью истаивает только что блиставшее сооружение. На настиле палубы образовалась довольно большая лужа синеватой жидкости, медленно, но неуклонно захватывающей все большую площадь. Стас присел на корточки, внимательно вгляделся в эту жидкость, а затем вдруг протянул руку и тронул настил рядом с границей лужи. Когда он убрал пальцы, Званцев увидел на профилированном полиольстальном настиле довольно глубокую четкую вмятину!

Ляшенко поднял голову, сквозь забрало шлема Андрей увидел его изумленно расширенные глаза.

– Андрей, что происходит?

В голосе энергетика сквозила паника.

В этот момент настил под остатками пирамиды вдруг просел, словно был сделан из тонкой пластиковой пленки, попавшей под пламя горелки. Мгновенно в том месте, где стояла пирамида, образовалась воронка, и оба звездолетчика оказались на самом ее краю. Они еще успели увидеть, как прорвалось дно воронки и в рваную дыру стало видно переплетение коммуникаций. Затем им пришлось отступить, так как воронка со все возрастающей скоростью продолжала расширяться, словно процесс распада, начавшийся с пирамиды, перекинулся на самый звездолет!!!

– Возвращаемся!!! – коротко бросил Званцев и быстрым шагом направился к главному вестибюлю палубы. Ляшенко и оба десантника двинулись за ним, с тревогой ощущая, как под их ногами подрагивает казавшийся незыблемым настил. А флаг-навигатор тем временем связался с Главным центром управления и услышал взволнованный голос штурмана:

– Господин флаг-навигатор, три минуты назад отключился Главный компьютер корабля! Вновь активизировать его не удается! Контроль за состоянием звездолета потерян полностью! Что нам делать?

– Уходите! – скомандовал Званцев. – Направляйтесь к первой причальной палубе, к нашему челноку!

– Мы покидаем «Афину»? – удивленно переспросил Пьявко. – Но…

Однако Званцев не дал ему развить свои сомнения:

– Нет, Виктор Андреевич, похоже, «Афина» покидает нас! Мы тоже направляемся к «стрижу»!

Званцев отключил связь, и тут же услышал вопрос Ляшенко:

– Разве мы можем покинуть звездолет без приказа с «Олимпа»?..

– Можем! – жестко ответил флаг-навигатор, прибавляя шагу. – Потому что мы здесь, на месте, лучше разбираемся в ситуации.

– В какой ситуации?.. – не понял Станислав.

– Неужели ты не понял, что это никакая не «Афина»? – В голосе Званцева сквозила злая ирония. – Это муляж… модель в натуральную величину, в которой более или менее нормально функционировало только то, с чем мы могли соприкоснуться! На этой модели нет двигателей, нет систем жизнеобеспечения, ее компьютер только имитировал настоящий компьютер!..

– Да зачем и кому понадобилось подсовывать нам эту… модель? – чуть ли не в истерике взвизгнул Ляшенко.

Званцев оглянулся на своего энергетика и пожал плечами.

– Видимо, только затем, чтобы мы увидели то, что нам показала пирамида!.. Чтобы передать человечеству это самое послание!..

– То есть ты хочешь сказать, что в Солнечной системе и в самом деле находятся… какие-то пришельцы? – оторопело переспросил Станислав. – Ты хочешь сказать, что все нами увиденное произошло на самом деле?

– А ты думаешь, что некие богатые… очень богатые шутники решили разыграть Космофлот Земли? – саркастически поинтересовался Званцев. – Нет, мой дорогой, это не розыгрыш!..

Он секунду помолчал, восстанавливая дыхание, и добавил:

– Только одно не дает мне покоя – эта… трехглазая морда сказала, что людям уже было предложено убраться из Солнечной системы, что-то я не помню такого предложения! Интересно, кто и когда его получил и почему никто о нем не знает?

Званцев перешел на легкий бег, в дрожащем свете нашлемных фонарей он заметил, что стены вестибюля потеряли свою окраску и стали покрываться странными складками, словно пластик, из которого они были сделаны, потерял свою прочность и начал «морщинить» под собственной тяжестью.

В этот момент снова вышел на связь штурман десанта:

– Командир, мы покинули Главный центр управления, но не можем спуститься на транспортную палубу! Гравитационная шахта не действует, ее проем затянут такими странными… сосульками… потеками… не пойму!.. И потом, у нас здесь по щиколотку какой-то жидкой дряни!!!

– Попробуйте пройти межпалубным коммуникационным колодцем! – мгновенно отозвался Званцев. – Эти колодцы должны держаться до конца. Наш механик знает, где находится ближайший! И торопитесь, помните, что «саранча» не годится для открытого космоса, ее ресурс двадцать пять минут, а затем титанопласт полопается!..

– Командир, колодец рядом! Мы идем! – радостно воскликнул штурман.

– Будем надеяться, что им никто не помешает… – пробормотал флаг-навигатор про себя, неожиданно вспомнив исчезнувшую «черепаху».

Между тем они уже достигли поворота, который вел к входному холлу первой причальной палубы. Короткий бросок, и четверка Званцева оказалась перед люком, ведущим на палубу. Как ни странно, и сам холл, и входной люк выглядели совершенно нормально, видимо, процесс деструкции, охвативший, как думал Званцев, весь корабль, сюда еще не дошел.

Ляшенко опередил командира. Под его опытной рукой щиток, закрывавший пульт управления люком, мгновенно отошел в сторону, и пальцы энергетика быстро забегали по клавиатуре. Спустя секунду крышка люка чуть выдвинулась и, скользнув вправо, открыла вход на причальную палубу. На средней взлетной полосе спокойно стоял «стриж» десанта.

И снова заработал блок связи скафандра флаг-навигатора.

– Командир, – в голосе Пьявка слышалась тревога, – мы уже рядом, но нас преследуют две какие-то… не пойму, то ли машины, то ли… зверюги! Высотой с полметра, напоминают…

– Черепах?! – подсказал ему Званцев.

– Именно, – подтвердил штурман. – Мы пытались от них оторваться, но они двигаются, похоже, гораздо быстрее нас. Правда, держатся они метрах в десяти, но и не отстают! Младший лейтенант Ожегов предлагает их уничтожить!..

– Ни в коем случае! – воскликнул флаг-навигатор. – Передайте десантникам, которые вас прикрывают, чтобы они ни в коем случае не атаковали «черепах»! Если только те попробуют приблизиться, а они могут сделать это очень быстро, пусть встречают их гравитационными ударами, причем сразу на полной мощности граверов! Вряд ли им удастся их уничтожить, но, возможно, получится их опрокинуть на спину. Но пускайте в ход граверы только в самом крайнем случае! Вы поняли меня?!

– Понял! – чуть задыхаясь, ответил Пьявка, и Званцев понял, что тот бежит.

«Да, Виктор Андреевич, – неожиданно для самого себя насмешливо подумал флаг-навигатор, – давненько вы в скафандр не залезали!»

Жестом он подозвал к себе обоих десантников.

– Возьмите под наблюдение весь объем причальной палубы! Пресекайте любую попытку атаки нашего челнока, это единственное средство уйти отсюда!

И словно в ответ на короткий взгляд сержанта, брошенный в сторону стоявших на резервных полосах челноков, добавил:

– Боюсь, что эти машины, как и сам звездолет, всего лишь неработающие модели!

Десантники молча кивнули и быстро заняли позиции по обе стороны от «стрижа».

Званцев внимательно оглядел причальную палубу. На первый взгляд все, казалось, было в норме. Но опытный глаз флаг-навигатора сразу же заметил чуть изменившийся, какой-то «оплывший» профиль несущих потолочных балок, едва заметный прогиб обеих лестниц, ведущих на антресоль, легкие наплывы в верхней части шлюзовых ворот.

«Так… – мелькнула в голове холодная от отчаяния мысль, – и здесь началось… Быстрее бы подходили ребята, а то мы здесь застрянем… насовсем!»

Званцев еще раз посмотрел на ворота палубы, было большое желание приказать высунувшемуся из кабины пилоту запустить автомат открытия шлюза, но он понимал, что для этого надо откачать из объема палубы воздух, а тогда входной люк, ведущий внутрь корабля, обязательно закроется.

«Или не закроется?» – мелькнула дикая мысль, но рисковать было нельзя. Приходилось ждать!

Впрочем, ждать ему пришлось недолго – минуты через три в проеме открытого люка появилась темно-зеленая «саранча» Пьявка, и штурман первым ввалился на причальную палубу, чуть пошатываясь от усталости.

Увидев Званцева, стоявшего рядом с входом, он махнул рукой и проговорил, чуть задыхаясь:

– Ну, Андрей Святославович, давно я так не бегал!..

– В челнок, – поторопил его Званцев, – скорее в челнок!

Следом за штурманом на причальную палубу вышли и остальные семнадцать человек званцевской группы, последним был младший лейтенант Ожегов, пропустивший вперед Йогана Крафта. Ничуть не запыхавшийся механик немедленно направился к внутреннему дубль-пульту управления автоматикой палубы, зная, что с борта «стрижа» вряд ли удастся привести в действие механизмы открытия ворот.

Званцев, даже не пытаясь закрыть входной люк, вслед за своими людьми двинулся к челноку, но остановился около трапа, поджидая Крафта. И тут что-то заставило его оглянуться. В проеме люка, освещенная тусклым аварийным светом, стояла «черепаха», словно бы контролируя уход людей с… ее корабля!

Крафт, едва подойдя к пульту, понял, что тот скорее всего уже неработоспособен – корпус пульта потерял свою форму, сенсорная панель прогнулась внутрь, а сами сенсорные пластины растеклись странными цветными пятнами, частично смешавшись друг с другом.

Механик беспомощно оглянулся и увидел, что Званцев стоит рядом с трапом «стрижа» и призывно машет ему рукой. Он снова повернулся к пульту, и тут раздался спокойный голос командира:

– Йоган, оставь эту игрушку в покое, ты же видишь, она не работает!..

– Командир, нам надо открыть палубные ворота! – не слишком уверенно возразил Крафт и услышал чуть насмешливый ответ флаг-навигатора:

– Где ты видишь ворота, механик?..

Крафт поднял глаза. Створки ворот, вернее, то, во что они превратились, представляли собой сплошную стену, украшенную странными, неряшливыми, маслянисто поблескивающими потеками, уплотнение, проложенное между створками, отсутствовало, как отсутствовали и технологические ребра усиления. Ворот просто-напросто не было!

– Быстро в челнок! – скомандовал Званцев, и тон его приказа был таков, что механик, не раздумывая, развернулся и бросился к «стрижу».

Спустя десять секунд вся десантная команда заняла свои места в челноке, и пилот, включив антигравы, растерянно оглянулся на командира, занявшего место стрелка.

Званцев чуть заметно качнул головой и проговорил:

– Уходить будем на ионной тяге…

– А… как же?.. – растерянно спросил пилот, включая главный привод челнока и постепенно увеличивая мощность.

– А вот так!.. – ответил флаг-навигатор.

Его правая рука легла на панель управления оружием и без колебания откинула предохранитель пускового рычага тактических ракет. В следующее мгновение из-под коротких, резко скошенных назад крылышек челнока выметнулось два небольших снаряда. Две стремительные, серебристо сверкнувшие молнии ударили в то место, где располагался стык створок ворот, но боеголовки почему-то не сдетонировали. В месте удара образовалась глубокая воронка, а затем дно этой воронки лопнуло, и ракеты вырвались в открытое пространство…

И тут же взорвались обе боеголовки!

Рядом с обшивкой звездолета вспыхнул огненный шар, и тут же сама обшивка, вернее, то, во что она превратилась, сначала потекла жижей, а затем полыхнула чистым бело-голубым пламенем!

– Давай!!! – рявкнул флаг-навигатор, и пилот, завороженно смотревший на бушующее перед носом его машины пламя, инстинктивно толкнул ручку управления вперед, посылая поток ионов в камеры истечения главного двигателя. Челнок с ускорением в два g бросило вперед, сквозь бушующее пламя, в открытое пространство, к звездам.

Званцев с трудом прошелся пальцами по панели, встроенной в подлокотник его кресла, и перед ним засветился экран заднего обзора. ГК-1 «Афина» не было! Зато точно посреди экрана, среди спокойно помигивающих звезд висел огромный, не менее трехсот тонн, астероид с зализанной, словно бы оплавленной бурой поверхностью… И точно в середине этой гигантской каменной скалы горело белое пламя, похожее на небольшой мирный костер!

Пилот уменьшалтягу и, действуя рулями, начал по большой дуге разворачивать челнок в сторону астероида.

– Идем к фрегату! – скомандовал флаг-навигатор, поднимаясь из кресла стрелка. – Здесь нам делать нечего!

– Но, командир!.. – воскликнул было пилот, бросив на флаг-навигатора умоляющий взгляд, однако тот был непреклонен:

– К фрегату!

Званцев вышел в салон и опустился в удобное пассажирское кресло рядом со Стасом Ляшенко. Тот посмотрел на своего командира, пожевал губами и, не выдержав, спросил:

– Слушай, Андрей, что ж это такое?.. Что означает все это… приключение?!

Флаг-навигатор прикрыл глаза и откинул голову на подголовник. Он молчал долго, так долго, что Ляшенко перестал ждать ответа… но ответ прозвучал. Тихо… тяжело… горько… Званцев проговорил:

– Это, Стас, не приключение… Это – война… Война за Солнечную систему… И самое страшное то, что против нас воюют давно, а мы еще даже и не знаем об этом!..

Глава 8

В каюте было темно, однако Вихрову не нужен был свет, чтобы мгновенно оглядеться. Жилая комната была немного больше, чем у самого Вихрова, кровать стояла у правой стены, так что между ее изголовьем и выступающим из стены компьютерным блоком образовывалась довольно большая ниша. Именно там, в этой нише, сгорбившись, засунув ноги под кровать и положив голову на подушку, устроился Артур Исаевич Эдельман. Огромное, косматое, большеголовое существо, в которое превратился флаг-навигатор, сидело совершенно неподвижно и совершенно бездумно. В первое мгновение Игорь подумал, что Монстр спит, но это было не так – шесть небольших, красновато светящихся глаз внимательно следили за каждым движением навигатора-Трим.

Вихров сделал шаг в сторону и прислонился спиной к стене, слева от входа, так чтобы видеть всю каюту – у него было такое впечатление, что здесь притаился кто-то еще… в туалетной комнате, вход в которую был прикрыт задернутой шторой.

Около минуты Вихров и Гельман молчали, словно прислушиваясь к мыслям друг друга, а затем Игорь услышал отчетливую, но какую-то ленивую мысль Монстра:

«Ну, капитан, говори, зачем пришел…»

«Хотел узнать, зачем вам понадобился этот бессмысленный бунт?.. – ответил Игорь первое, что пришло в голову. – Неужели вы с Крисом всерьез считали, что сможете захватить линкор?!»

«Бессмысленный?.. – усмехнулся Гельман, его глаза сверкнули затаенной яростью… и снова погасли. – Действительно – бессмысленный! Я говорил этому дураку Крису, что он не сможет поднять десантников, что им сейчас ни до чего, кроме себя, нет дела!.. А он… Он всегда считал себя вожаком… Вождем!.. Трибуном, способным одним словом зажечь людей!.. Трибун… убогий… убогий… убогий…»

Мысль Монстра потухла, словно запутавшись в последнем слове, и в каюте снова наступила тишина. Игорь не знал, что сказать и нужно ли вообще что-то говорить. Монстр сидел все в той же неудобной позе, сидел совершенно неподвижно, и только его чуть светящиеся глаза показывали, что он бодрствует. Наконец Вихров уловил новую, по-прежнему вялую мысль: «А где же твой излучатель, капитан? Когда ты начнешь меня убивать?..»

«С чего ты решил, что я стану тебя убивать?» – без всякого удивления переспросил Вихров.

«С того, что я тебе мешаю… – быстро ответил Гельман. – Ведь ты не будешь отрицать, что я тебе мешаю?»

– Чем же это ты мне мешаешь? – вслух удивился Игорь, но тут же снова перешел на ментальную речь: «И что я делаю такого, чтобы мне надо было помешать?»

«Что ты делаешь? – Монстр вскинул голову, откинулся к стене, все шесть его глаз широко раскрылись, и в них полыхнул мрачный багровый отсвет. – Ты нарушил присягу, предал Землю, перешел на сторону ее врагов, запутал и сбил с толку своего командира!.. А разве то, что случилось с командой нашего линкора, с приписанными к «Одиссею» десантниками, не твоих рук дело? То, что случилось со мной? Посмотри на меня – видишь, что ты со мной сделал?»

«Даже если бы я действительно хотел сделать то, в чем ты меня обвиняешь, вряд ли мне это удалось бы! – усмехнулся Вихров. – Ты переоцениваешь мои возможности и степень моего коварства!»

«Нет! Ничего я не переоцениваю!.. – Монстр сделал попытку подняться, забыв, что его ноги засунуты под довольно низкую кровать, но после первой же неудачи с рыком снова откинулся к стене. Его глаза буквально пожирали Вихрова. – «Одиссей» имел задание помочь Двенадцатой эскадре Звездного патруля уничтожить мятежную планету. Едва линкор вышел к этой планете, он был атакован мятежниками! Разве это не доказывало, что приказ Высшего Совета Земного Содружества был правильным и на планете действительно обосновались мятежники, замышляющие зло против Земли, против нашей родной планеты. Никто на линкоре не сомневался в правильности и законности поставленной перед нами задачи! Никто, кроме тебя! Разве не ты первым усомнился в необходимости и справедливости действий Высшего Совета? Еще в челноке, когда вы летели на «Молот Тора», ты высказал эти свои сомнения – да, да, мне все рассказали!!! Разве не ты убедил в обоснованности своих сомнений нуль-навигатора? А потом, когда эти гвендландские монстры чуть было не убили Бабичева, ты все равно их защищал! Ты все равно считал их пострадавшей стороной!»

Неожиданно Монстр закрыл глаза и с такой силой ударился затылком о стену каюты, что полиольстальная переборка загудела, словно колокол. Но он, видимо, совершенно не почувствовал боли. Глаза его снова распахнулись и уставились в лицо Вихрова:

«Подумать только, какая-то… букашка… какой-то… старший лейтенант, какой-то навигатор-три смог навязать свою волю командиру элитного звездолета Земли, заморочить голову боевым офицерам Звездного патруля, заставить большинство команды поверить в свою выдумку, в свою… ложь!!!»

Последняя мысль Монстра прозвучала как вопль… как истеричный взвизг!

Вихров сжал зубы, стараясь подавить в себе подступающую ярость негодования, скулы его свело, а взгляд сделался пристальным, острым. Теперь уже он сам пожирал глазами бывшего флаг-навигатора. Едва ментальный визг Монстра затих, Игорь ровным тоном проговорил:

«При всем том ты забываешь, что именно я спас Бабичева и Строя из лап «гвендландских монстров», именно я ходил на Гвендлану в разведку, дрался с этими монстрами и едва не погиб, именно я поднял с Гвендланы живого мятежника, наконец, именно я… я, а не ты, спас «Одиссея», когда тот готов был упасть на А4 Кастора! А ведь именно ты в тот момент сидел за панелью управления звездолета! Именно ты сидел за панелью управления и тогда, когда надо было выводить звездолет из гиперпространства, но ты не справился с этой задачей, и мне пришлось сделать за тебя твою работу!!!»

«Это я вывел «Одиссей» из гипера!!! – почти в истерике взвизгнул Монстр. – Я! Я! И именно я остановлю тебя! Я не позволю тебе довести твое предательство до конца, я не позволю тебе превратить команду и Звездный десант «Одиссея» в гвендландских монстров, я не дам тебе погубить Землю! Ту самую Землю, которую ты предал, которая стала для тебя чужой Землей, забытым, потерянным Миром!!!»

«Ты уже пытался это сделать!.. – с горечью произнес Игорь. – Помнишь, чем это закончилось?.. Смотри, как бы вторая твоя попытка не закончилась для тебя еще хуже!..»

И тут Артур Гельман рассмеялся! Хриплые, чуть прирыкивающие звуки вырывались из приоткрытой пасти Монстра, прищурившиеся глаза посверкивали алым блеском, а верхние лапы похлопывали по сбившемуся одеялу. Этот смех был настолько неожиданным и неуместным, что на мгновение Игорь растерялся!

«Да, я был глуп… – дошла до разума Вихрова веселая мысль Монстра. – Я был глуп, что полез к тебе с излучателем… Мне уже тогда надо было догадаться, что тебя наградили необычными способностями, чтобы ты мог успешно сделать свое дело! Но с тех пор я тоже кое-чему научился, тебе не удалось сделать из меня тупого, безмозглого зверя! Не-е-ет, теперь я знаю – тебя не уничтожить лучевым ударом, но и меня ты больше не поймаешь на свой фокус с отражением излучения! Нет, меня теперь не поймаешь! Не поймаешь… не поймаешь!..»

Он бормотал свое «не поймаешь» взахлеб, словно ребенок, узнавший некую тайну, страстно желающий поделиться ею и в то же время опасающийся, что старшие посмеются над его открытием.

Но Вихрову было не до смеха, в его голове мелькнула догадка: «Ведь он говорит о своей способности!.. Своей способности… перемещаться!»

«Поймаю!» – уверенно бросил Игорь жесткую мысль, и Монстр вдруг замер на месте, оборвав свое очередное «…не пойма…». Его глаза широко раскрылись и уставились в одну точку, где-то чуть выше головы капитана. В каюте повисла мертвая тишина, а через секунду за шторой, скрывающей туалетную нишу, раздался осторожный шорох, и оттуда пришла едва различимая мысль:

«Врет!»

«Врешь!!!» – немедленно повторил Гельман в полную мощь своего мозга, то ли пытаясь заглушить чужую подсказку, то ли от радости, что ответ нашелся.

Вихров, не обращая внимания на Монстра, стремительно переместился к туалетной нише и отдернул занавеску. Внутри было пусто… Автоматически зажегшаяся лампа ярким светом залила все пространство туалетной ниши, словно бы нарочито демонстрируя эту пустоту.

«Но ведь… подсказка пришла отсюда!» – подумал Игорь и в тот же момент снова услышал шорох. Его взгляд метнулся в сторону этого едва слышного звука, и он увидел небольшое бело-голубое пятно, едва заметное на белом потолке ниши. Пятно медленно перемещалось к вентиляционной решетке. В следующий момент, как следует приглядевшись, Вихров понял, что это не пятно, это – небольшая выпуклая линза?.. Нет – не линза! Это был… глаз! Самый настоящий человеческий глаз… вернее, половина глазного яблока!!! Игорь сделал еще один шаг и поднял руку, собираясь накрыть «глаз» ладонью, но тот успел проскочить сквозь крупноячеистую решетку в вентиляционное отверстие.

Капитан быстро обернулся и увидел, что Гельман выбрался из-под кровати и стоит у него за спиной, пристально наблюдая за его действиями. Как только Игорь взглянул на Монстра, тот осклабился и глухо повторил вслух:

– Не по-о-ойм-м-маеш-ш-шь!..

С минуту Вихров разглядывал ухмыляющуюся морду Монстра, а затем также вслух проговорил:

– Слушайте меня внимательно, господин флаг-навигатор, и постарайтесь понять. Команда и Звездный десант «Одиссея» проходят процесс генного преобразования, или, как сказал Виталий Сергеевич Кокошко, Превращения. Пройдя такое Превращение, человек получает массу необычных способностей, в том числе способность изменять свое физическое тело каким угодно образом. Вы и сами видели, как я принял облик Стивена Криса. Поймите, все мы, и вы в том числе, превращаемся в Homo Super! Вы не никак сможете помешать этому процессу, и никто на корабле не сможет этого сделать. И обвинять кого-то в том, что этот процесс начался, нельзя… Разве что… Высший Совет Земного Содружества, принявший неверное решение, после получения от гвендландцев отчет об их работе! Да, да, Гвендлана представила правительству отчет о своей работе, и руководство Земли очень серьезно ошиблось, оценивая его… Или сделало эту «ошибку» специально! Но не в этом суть… Если вы попробуете каким-то образом помешать «Одиссею» выполнить свою задачу, если вы сделаете хоть одно враждебное звездолету действие, я без колебаний уничтожу вас и тех, кто пойдет за вами, и моих новых способностей для этого вполне хватит! Вы меня поняли?

Монстр долго, не мигая смотрел на Вихрова всеми своими шестью широко открытыми глазами, а потом медленно, с трудом, но вполне внятно проговорил:

– Я посмотрю… как ты заговоришь… когда нуль-навигатор отойдет в лучший мир… и я стану командиром «Одиссея»… Я сразу же соберу военно-полевой суд, и тебя приговорят к смерти… А там уже мы посмотрим, что нам делать дальше… Без тебя и тех… кто за тобой идет…

Но Вихров его уже не слушал, слова «когда нуль-навигатор отойдет в лучший мир…» кольнули его в сердце, и он понял, где ему нужно сейчас быть! Все остальное – и потерявший рассудок, ставший самым настоящим монстром Гельман, и его невыясненные возможности, и пока еще неясно чей «глаз», подсказывавший безумному флаг-навигатору нужные мысли, – все это могло подождать!

Игорь чуть прикрыл глаза, сосредоточился и… оказался перед дверью, ведущей в апартаменты нуль-навигатора. В то же мгновение в его голове прозвучал вызов от Кокошко:

«Игорь Владимирович, вам срочно надо быть у командира!»

Вихров протянул руку к идентификационной пластине и сразу понял, что дверь открыта. Толкнув ее в сторону, он вошел в темную прихожую и сразу же направился в спальню.

На этот раз в спальне горел яркий свет. Первый ассистент главного врача линкора повернулся к входящему в спальню капитану, и Игорь увидел, что он… плакал! Однако, кроме припухших и покрасневших век, ничто не выдавало слабости Кокошко. Вихров перевел взгляд на неподвижное, маленькое, безобразное тело, лежащее в постели, и все понял.

– Нуль-навигатор умер… – негромко произнес Виталий Сергеевич, – …я хотел посоветоваться с вами, как нам его похоронить… Мы ведь, если я правильно понимаю, находимся довольно далеко от ближайшей звезды?..

– Да… – сухим, надтреснутым голосом ответил навигатор-три. – Мы далеко от звезд… челнок не дотянет… хотя… Мы можем похоронить командира на К8, на том красном гиганте, который прошли недавно. Я рассчитаю орбиту и разгонные ускорения, Ежов подготовит «стриж», а вы с Ирвингом… соберите Старика…

– Вам, Игорь Владимирович, придется сделать соответствующую запись в вахтенном журнале, – подсказал Вихрову Кокошко, – поскольку вы теперь старший из навигаторов линкора, находящихся в строю, и должны принять командование… Вот нуль-навигатор передал для вас…

И он протянул капитану небольшой листочек писчего пластика, сложенный вчетверо. Игорь взял лист, на его верхней части было написано «навигатору-три Вихрову». Развернув лист, он увидел семь цифр и четыре буквы, написанные рукой Старика, видимо, в то еще время, когда он мог писать – командирский дубль-код доступа к информационной базе Главного компьютера.

Игорь кивнул и после секундного молчания добавил:

– Вам, Виталий Сергеевич, надо будет засвидетельствовать мою запись в бортовом журнале.

Теперь уже молча кивнул Кокошко.

Офицеры несколько минут молча смотрели на маленькое, совершенно непохожее на нуль-навигатора существо, лежащее под простыней, а затем Вихров развернулся и двинулся в кабинет. Не без трепета усевшись в кресло командира, он включил компьютерный блок и подождал, пока на засветившемся экране монитора не появилась надпись «готов к работе».

«Прошу бортовой журнал», – дрогнувшими пальцами набрал Игорь и с каким-то недоумением прочитал мерцающую зеленым строку. Неужели это он… он сам выбрал на клавиатуре эти буквы и расставил их именно в такой последовательности – «Прошу бортовой журнал»?! Ведь дать такое поручение Главному компьютеру мог только командир корабля!

Между тем надпись на экране сменилась, теперь там значилось: «Прошу подтвердить полномочия», и чуть ниже этой строки вопросительно помигивал появившийся черный курсор.

Игорь медленно, словно опасаясь причинить компьютеру боль, набрал семь цифр и четыре буквы в той последовательности, в которой они были написаны на переданном Кокошко листочке.

Экран монитора как-то жалобно мигнул и очистился, а мгновением позже на нем возник вопрос:

«С какого места будете знакомиться с вахтенным журналом?»

«Новая запись», – пояснил Вихров, и теперь уже его пальцы двигались по клавиатуре гораздо увереннее.

Экран снова мигнул, словно бы принимая задачу, и на нем появилась чистая страница вахтенного журнала. Игорь поднял руки над клавиатурой и вдруг подумал, что видит лист вахтенного журнала звездолета впервые после окончания Звездной академии. Как давно это было! Он вздохнул и принялся заполнять страницу:

«Пятьсот восемьдесят седьмые сутки полета. Восемнадцать часов тридцать две минуты внутрикорабельного времени. Скончался командир корабля, генерал-лейтенант Космического флота Земли, нуль-навигатор Скворцов Егор Сергеевич. Причина смерти…»

Руки Вихрова застыли над клавиатурой, капитан не знал, как сформулировать причину смерти командира. После секундного замешательства он «позвал» Кокошко:

«Виталий Сергеевич, как мне изложить причину смерти?..»

Врач отозвался немедленно, словно уже обдумал необходимые формулировки:

«Пишите… Смерть была вызвана полным перерождением организма в результате неуправляемых, лавинообразных генных мутаций. Причиной возникновения мутаций послужило прохождение линкора «Одиссей» в непосредственной близости от А4 Кастора, О6 и К8 рассеянного звездного скопления М35 созвездия Близнецов по маршруту, заданному программой «Звездный лабиринт», введенной в Главный компьютер корабля с Земли и защищенной по нулевому уровню доступа».

«Узнаю манеру Старика! – горько подумал Вихров, набирая произносимый врачом текст. – Кратко, точно, емко!»

Перейдя на новую строку, он продолжил запись в вахтенном журнале:

«Командование линкором-ноль «Одиссей» принял… – Тут его рука дрогнула, но, сделав усилие, Игорь написал: – Капитан Космического флота Земли, третий ассистент командира корабля, навигатор-три Вихров Игорь Владимирович. Основания: параграф двадцать шесть Устава Космического флота Земли, в соответствии с которым командование звездолетом в случае гибели командира или его неспособности командовать кораблем в результате болезни принимает на себя старший по званию и должности навигатор».

Игорь хотел было в пояснение добавить, что флаг-навигатор и навигатор-два больны, но передумал. Вместо этого он перешел на новую строку и вписал:

«Капитан Космического флота Земли, навигатор-три…»

Минуту Вихров смотрел на эту строчку, а затем, не глядя, протянул руку и взял плазменный идентификатор. После секундного сомнения он приложил прибор к своему глазу, и когда он снова взглянул на экран монитора, в конце последней строки стояла его подпись!

Тяжело вздохнув, Игорь еще раз «позвал» Кокошко:

«Виталий Сергеевич, заверьте, пожалуйста, запись в вахтенном журнале».

Вихров поднялся из кресла, и его тут же занял бесшумно появившийся врач. Быстро набрав короткую строку «Факт смерти командира корабля, диагноз заболевания и причины его возникновения подтверждаю. Первый ассистент главного врача линкора-ноль «Одиссей», военврач первого класса, полковник медицинской службы Космического флота Земли Кокошко Виталий Сергеевич».

Спустя секунду под этой строкой появилась подпись врача.

«Вот и все! – почему-то вдруг подумал Игорь и тут же с внезапной яростью оборвал сам себя: – Нет, не все! Совсем не все!!! Мы еще… покувыркаемся!!!»

Кокошко поднялся из кресла, посмотрел на молодого офицера долгим взглядом и с неожиданной улыбкой проговорил:

– Мне кажется, вы справитесь…

И тут же перешел на другое:

– Пойду посмотрю, во что можно одеть Старика… Так отправлять его… к Звезде… не годится!

Кокошко снова ушел в спальню, а Игорь, не выключая компьютера, вызвал Главный центр управления:

– Младший лейтенант, ответьте капитану Вихрову!

– Слышу вас! – немедленно отозвался Владимир. – Какие будут приказания?

В тоне четвертого ассистента командира корабля сквозила эдакая гусарская лихость и бесшабашность, настолько не соответствовавшая моменту, что у Вихрова засосало под ложечкой от желания осадить мальчишку. Но он сдержался, всего лишь перейдя на сугубо официальный тон:

– Господин младший лейтенант, прошу вас подготовить один из малых десантных ботов, базирующихся на первой причальной палубе. Особое внимание обратите на заправку горючим и обеспечение работы навигационного оборудования в автоматическом режиме!

– Господин навигатор-три, – сразу же посерьезнел Ежов, – можно спросить, кто и куда летит?..

Игорь секунду помолчал, а затем, стараясь сохранять спокойствие, произнес:

– Командир корабля летит… к Звезде!..

– Понял!.. – враз осевшим голосом проговорил младший лейтенант, кашлянул, словно проталкивая возникший в горле ком, и спросил: – Разрешите выполнять?..

– Выполняйте! Доложите, как только все будет готово!

Вихров отключился и снова повернулся к компьютерному блоку.

«Прошу вывести положение корабля и динамику его движения по отношению к ближайшей звезде на данный момент плюс два часа».

После небольшой паузы на экране дисплея начала появляться затребованная им информация. Игорь погрузился в расчеты траектории возвращения к пройденному «Одиссеем» красному гиганту для «стрижа». Спустя двадцать минут стало ясно, что если бот стартует в заданное Вихровым время, то горючего на его борту едва-едва хватит, чтобы вывести кораблик на расчетную орбиту, а на звезду он должен будет упасть через шесть с лишним месяцев полета!

Закончив расчет, Игорь перегнал программу разгона челнока на кристалл, затем извлек кристалл из записывающего устройства и выключил компьютерный блок. До старта «стрижа» оставался один час и двенадцать минут.

Откинувшись на спинку кресла, Игорь прикрыл глаза и уже привычным усилием мысли позвал Бабичева. Почти сразу же он почувствовал, что Сергей готов к разговору.

«Господин капитан… – мысленно произнес Вихров и сразу почувствовал, как удивленно насторожился Сергей, однако он не мог говорить другим тоном, – …прошу вас и ваших людей через сорок минут по внутрикорабельному времени прибыть на первую причальную палубу для…»

Тут он сбился, словно захлебнувшись сухими официальными словами, и закончил с горьким надрывом:

«Серега, Старик умер!..»

«Та-а-ак!.. – после долгой паузы протянул Бабичев и повторил уже более решительно: – Так. И кто теперь будет командовать линкором?»

«Пока Юриксен… болен – я. Как только он встанет на ноги, командование перейдет к нему».

«А Эдельман?»

«Старик отстранил Эдельмана от исполнения должности первого ассистента командира корабля и от несения вахт в Главном центре управления. Есть соответствующий приказ, есть запись в вахтенном журнале, в Главный компьютер введено ограничение на допуск флаг-навигатора к командным функциям».

Бабичев немного помолчал, обдумывая услышанное, а затем задумчиво произнес:

«Все равно без авторитета Старика нам будет чертовски тяжело…»

«Нам будет чертовски тяжело без него… – поправил Сергея Вихров, – …при нем я всегда был спокоен за свои действия – раз Старик меня не останавливает, я все делаю правильно! А теперь!..»

«Мне кажется, что ты и теперь можешь в сложной ситуации оглянуться на него… – каким-то странным, не бабичевским тоном проговорил Сергей, – …он тебе подскажет, как надо действовать…»

И Бабичев прервал связь.

Игорь тяжело выбрался из кресла и прошел в командирскую спальню. Старик по-прежнему лежал в постели, прикрытый простыней, а Кокошко стоял перед раскрытой дверью небольшой гардеробной комнаты, словно не решаясь туда зайти.

– Виталий Сергеевич, вам нужна моя помощь? – негромко спросил Игорь.

Врач оглянулся, посмотрел на капитана каким-то рассеянным взглядом и пожал плечами:

– Нет, Игорь Владимирович, я связался с Ирвингом, он со своими людьми подойдет сюда, и мы все что надо сделаем.

– Тогда я пройду на первую причальную палубу, посмотрю, как там дела у Ежова…

– Конечно, конечно… И можете сюда не возвращаться, мы доставим тело командира к челноку.

Кокошко снова повернулся к гардеробной, а Вихров, не зная что сказать, молча кивнул и вышел из спальни.

Он медленно шел через кабинет нуль-навигатора, через прихожую его апартаментов, и все его теперешние сложности, тревоги, сомнения как-то отдалились и измельчали. И Гельман, и Озда, и Крис… и он сам казались ему какими-то древними насекомыми, суетящимися на неубранном кухонном столе и не замечающими занесенной над ними мухобойки! В груди у него тяжелым, холодным, мертвым грузом лежала… пустота.

Игорь аккуратно прикрыл за собой дверь командирских апартаментов и оглядел короткий пустой вестибюль. Весь корабль вдруг показался ему таким же пустым и… коротким… Коротким, как человеческая жизнь!

И вдруг в его голове прозвучал суховатый, чуть насмешливый голос Старика:

«Нет, капитан, ты не прав, человеческая жизнь вовсе не коротка… Иначе почему так много людей успевают от нее устать. Хотя, конечно, многим из нас жизни не хватает – очень многое остается незаконченным! Но теперь, когда мы нашли путь Превращения, человеческая жизнь должна стать достаточно продолжительной… если только мы останемся людьми! Как ты думаешь?!»

Голос смолк, а вот ощущение присутствия Старика где-то рядом осталось. Игорь даже еще раз внимательно оглядел пустой вестибюль!

«Наверное, Бабичев прав, – неожиданно подумалось ему. – Наверное, такой человек не может уйти так сразу и навсегда… И может быть, я действительно могу… оглянуться на него… получить от него подсказку… поддержку!»

Капитан тряхнул головой и сделал первый быстрый шаг…

Следующий шаг он сделал уже по настилу первой причальной палубы.

На центральной взлетно-посадочной полосе стоял не десантный бот, к полету готовился небольшой шестиместный командирский челнок с короткими, откинутыми назад крыльями и высоким, изогнутым наподобие скорпионьего жала хвостом, на котором красовалась эмблема Космофлота Земли, выведенная золотом. И пусковая катапульта, как сразу же понял Игорь, была готова выбросить челнок в открытое пространство. Когда Вихров приблизился к машине, из верхнего пилотского люка показалась голова Володьки Ежова, и младший лейтенант чуть смущенно, но четко и быстро проговорил:

– Командир, я не стал спрашивать разрешения, но мне показалось, что так будет… правильно!..

– Правильно! – подтвердил Вихров.

Ежов кашлянул и продолжил:

– Командирский челнок к полету подготовлен – горючее загружено по максимуму, бортовая навигационная система проверена.

Вихров кивнул, принимая рапорт, обошел челнок и по маленькой легкой лесенке поднялся к верхнему люку.

– Ну что ж, – проговорил он, улыбнувшись младшему лейтенанту, – теперь давай я поработаю.

Глаза Владимира удивленно округлились, а нижняя губа чуть дрогнула от обиды.

– Надо ввести в компьютер челнока рассчитанную мной траекторию полета и порядок разгонных ускорений, – пояснил капитан обидевшемуся навигатору.

Тот понимающе кивнул и скрылся в люке, пропуская Игоря в пилотскую кабину.

Вихров расположился в пилотском кресле, достал из нагрудного кармана комбинезона кристалл с записью расчетов и вложил его в считывающее устройство бортового компьютера. Когда компьютер принял задачу, он вывел расчетную таблицу на экран монитора и ввел поправки в расчет, поскольку масса командирского челнока была значительно меньше массы «стрижа», хотя его мощность и ходовые качества не уступали параметрам бота. Через пару минут компьютер закончил пересчет задачи – траектория возвращения к звезде практически не изменилась, а вот время полета сократилось до четырех с небольшим месяцев.

Вихров удовлетворенно хмыкнул и перевел расчет в командную программу компьютера. Теперь челнок был полностью готов к полету в автоматическом режиме.

Офицеры покинули пилотскую кабину, тщательно закрыв люк, и отошли немного в сторону от готового к старту челнока. Говорить им обоим не хотелось, они молча дожидались своих товарищей, изредка поглядывая на открытый парадный люк.

В молчании прошло минут двадцать. Вихров начал немного нервно прохаживаться взад-вперед, по его расчетам, Бабичев со своими людьми уже должен был быть на палубе. Он уже хотел было еще раз связаться с Сергеем, но в этот момент в проеме входного люка палубы появилась высокая фигура, затянутая в парадный комбинезон.

Игорь мгновенно узнал Мэтью Ирвинга. Главный биолог «Одиссея» медленно спускался по короткому трапу на настил палубы, а следом за ним так же медленно плыли антигравитационные носилки, на которых лежала похоронная капсула. Вел носилки капитан Бабичев, также одетый в парадный комбинезон. Следом за Сергеем строем по двое шли его десантники, а замыкали это шествие Кокошко и биологи Ирвинга. Они выглядели довольно странно в своей обычной рабочей одежде, но держались строго и с достоинством.

Процессия медленно приблизилась к замершим навигаторам, и тут Игорь увидел сквозь прозрачный колпак капсулы, что внутри нее постелен парадный комбинезон нуль-навигатора, украшенный невообразимым количеством наград и отличий, а поверх мундира, завернутое в небольшую простыню, лежит крошечное тело – то, во что превратило их командира Превращение.

У Вихрова мгновенно перехватило горло, и злые, горькие слезы подступили к глазам.

Носилки остановились рядом с открытым люком челнока, десантники выстроились напротив, Ирвинг, остановившийся около носилок, говорил что-то, звучала какая-то музыка, но все это доходило до сознания навигатора-три как-то неясно, невнятно… Он не отрываясь смотрел сквозь колпак капсулы и не мог поверить, что вот это крохотное тело и есть его командир, что он больше не увидит умное, усталое лицо, не встретит жесткий, останавливающий взгляд светло-серых, стальных глаз, не услышит спокойный, уверенный, чуть насмешливый голос…

Наконец Бабичев развернул носилки и медленно ввел их в парадный люк челнока. Ежов тронул Игоря за рукав и шепотом спросил:

– Вы сами запустите отсчет или это сделать мне?..

Вихров молча кивнул, и Владимир, подождав несколько секунд, пошел в обход челнока к лесенке, ведущей в пилотскую кабину.

Вернулся Ежов спустя несколько минут, строй десантников развернулся и направился к выходу с палубы. Следом двинулись Кокошко, Ирвинг, биологи, и только Вихров оставался на своем месте.

Ежов снова тронул Игоря за локоть и прошептал:

– Игорь Владимирович, старт через пятнадцать минут, нам надо вернуться в Главный центр управления…

– Ты иди… – отрешенно проговорил Вихров, – а я еще немного постою… не бойся, я не опоздаю…

Ежов неуверенно, часто оглядываясь, направился к входному люку, а Игорь продолжал неподвижно стоять на своем месте, словно боясь спугнуть какой-то дорогой, видимый только ему образ.

Наконец он глубоко вздохнул, тихо прошептал: «Прощай, командир…» – сделал шаг в направлении выхода с палубы и… исчез…

Когда Ежов вошел в Главный центр управления, Игорь сидел за своей навигаторской панелью, уставившись в обзорные экраны. Владимир присел на соседнее кресло, и почти сразу же раздался приглушенный голос Железного Феликса:

– С первой причальной палубы в автоматическом режиме стартует личный челнок командира корабля. Объявляю минутную готовность.

Последовала короткая пауза, а затем начался отсчет:

– Шестьдесят… пятьдесят девять, пятьдесят восемь…

Далекие чужие звезды чуть помигивали на обзорных экранах центра, словно разговаривали между собой на некоем чуждом землянам языке…

– Тридцать восемь… тридцать семь… тридцать шесть…

А позади звездолета, на самом краю правого экрана, зловеще сверкал красный гигант К8 рассеянного звездного скопления М35 созвездия Близнецов – будущая могила командира линкора-ноль «Одиссей» Космофлота Земного Содружества…

– Шестнадцать… пятнадцать… четырнадцать…

И не было слез на глазах третьего ассистента командира «Одиссея» капитана Игоря Вихрова, его слезы, его боль и отчаяние остались на первой причальной палубе линкора, рядом с личным челноком командира, на котором тот отправлялся к Звезде!..

– Четыре… три… два… один… ноль.

Голос Железного Феликса смолк, и ему вдогонку прозвучал шепот Вихрова:

– Пусть твой последний путь будет легким, а пространство перед тобой будет чистым…

На экране появилась еще одна едва заметная звездочка. Спустя мгновение у нее появился крохотный призрачно-голубой хвост, и звездочка превратилась в комету. Маленькая комета, постепенно набирая скорость, двинулась прочь от громады «Одиссея» в сторону багрово пылавшей звезды, унося в себе не рожденного Homo Super, изуродованное тело несгибаемого человека.

А линкор класса «ноль» «Одиссей», один из лучших кораблей Космофлота Земного Содружества, продолжал свой полет… свой бросок в неизвестность… бросок в Безумие! И не было уже на его борту командира…

Вернее, у него появился другой командир!

Евгений Малинин Фаза Монстра

Преамбула

На самом краю исследованного Землей космического пространства, в системе двойной звезды Кастор – созвездия Близнецов, на единственной, пригодной к жизни планете, названной людьми Гвендлана и ставшей местом изоляции мутантов, вспыхнул

Мятеж

На подавление мятежа Высшим Советом Земного Содружества – правительством возглавляемой Землей межзвездной конфедерации, была направлена Двенадцатая эскадра Звездного патруля, усиленная элитным звездолетом, линкором класса «ноль» «Одиссей». Две попытки высадить на Гвендлану части Звездного десанта и подавить мятеж окончились полным провалом – десантники понесли серьезные потери. Однако Игорю Вихрову, третьему ассистенту командира линкора, руководившему отрядом, посланным с «Одиссея», удалось обнаружить под одним из жилых комплексов нечто вроде школы для детей, одаренных неординарными способностями, и даже поднять с планеты мальчика, называвшего себя «потенциальный полный супер». При этом мальчик передал Вихрову, что именно с ним обязательно встретится один из руководителей мятежа, профессор Отто Капп.

Эта встреча произошла после того, как Двенадцатая эскадра орбитальным оружием уничтожила все живое на Гвендлане, выполнив таким образом приказ, отданный председателем Высшего Совета Земного Содружества. Отто Капп рассказал Игорю, что на самом деле представляла собой Гвендлана и почему ее обитатели подняли этот обреченный на неудачу мятеж.

«Одиссей» готовился к возвращению в Солнечную систему, однако старт его был произведен по команде с Земли, передавшей программу «Звездный лабиринт» непосредственно в Главный компьютер корабля. Куда и зачем направляется линкор, не знал никто, даже командир корабля. И никто, кроме Игоря Вихрова, не догадывался, что начинающийся полет звездолета это —

Бросок в безумие

Сразу после старта выяснилось, что разгонная траектория «Одиссея» должна привести его на одну из звезд Кастора. Попытка вывести из корабельного компьютера внедренную туда программу или взять ее под контроль командира корабля не увенчалась успехом. Линкором продолжала управлять программа «Звездный лабиринт», и он должен был сгореть в короне звезды, но в последний момент Игорю Вихрову удалось вывести корабль в гиперпространство. Где оказался звездолет после гиперпространственного прыжка, штурманской службе удалось установить только приблизительно. Программа «Звездный лабиринт» предусматривала посещение четырех звезд из звездного скопления, в котором оказался «Одиссей», и уже после облета первой из этих звезд у членов экипажа линкора и бойцов Звездного десанта, побывавших на Гвендлане, открылось странное и страшное заболевание, полностью изменявшее организм человека, превращавшее его в монстра. Первым «заболел» Игорь Вихров. Некоторые из членов команды, узнав о разразившейся на борту линкора эпидемии, потребовали уничтожить заболевших и взять курс на Землю. Командир корабля отказался санкционировать убийство заболевших членов экипажа, а изменить курс корабля по-прежнему не было возможности. После посещения второй звезды, когда заболевшие звездолетчики уже начали поправляться и выходить на дежурство, все остальные члены команды и весь состав Звездного десанта были поражены тем же заболеванием. Линкор практически обезлюдел, только двое оставшихся на ногах навигаторов несли вахты в Главном центре управления, а остальные переболевшие члены экипажа и десантники дежурили в помещениях звездолета, превращенных в больничные палаты.

В это время в Солнечной системе были обнаружены странные объекты, не подчинявшиеся в своем движении законам космической механики. Кроме того, стали пропадать без вести космические корабли. Командующий Космофлотом адмирал Кузнецов, не получив одобрения председателя Высшего Совета Земного Содружества, на свой страх и риск предпринял обследование Солнечной системы, за что был отстранен от занимаемой должности. Однако после исчезновения за орбитой Нептуна целого крыла боевых звездолетов Земли стало очевидно, что в Солнечную систему вторгся сильный и опасный враг! Но никто не подозревал, что в развитии человеческой цивилизации наступила новая фаза —

Пролог

Каменистая тропа, по которой они шагали, пролегала между двумя почти отвесными, совершенно гладкими скальными стенками. Казалось, огромный топор рухнул на непокорную горную гряду, и теперь они идут по следу от его острия. Солнце здешнего мира, до тоски похожее на земное, только-только встало над горизонтом, и расщелина была залита мраком, так что принявшие форму человека и скользящие по ее дну шестеро потенциальных суперов были совершенно невидимы. А по верхнему обрезу этих отвесных стен медленно, внимательно вглядываясь в открытое на много километров пространство, плыли бесцветные, чуть забеленные мутью «капли». Если бы одна из этих «капель» опустила свои зрительные рецепторы в расщелину, она, может быть, и не увидела бы шагающих там людей, но их движение уловила бы обязательно. И это был бы конец, но вниз они пока не заглядывали.

А ведь с орбиты эта трещина казалась самой короткой и, пожалуй, единственной дорогой к «замку», к этому странному, излучающему сильнейший радиоактивный фон сооружению, похожему на гигантский средневековый замок... Нет, не на замок – на огромный, обнесенный каменной стеной металлургический комбинат, брошенный, с погашенными мартенами и остановленными прокатными станами...

Он снова поднял голову, внимательно вглядываясь в мутноватые, причудливо преломляющие свет тусклого солнца «капли», а в голове быстро, сменяя друг друга, бежали мысли:

«Все это просто разыгравшееся воображение! И металлургический комбинат, обнесенный шестиметровой стеной, и средневековый замок с подвалами, забитыми радиоактивными отходами!! Надо просто и честно сказать себе, что мы не знаем предназначения этого сооружения, мы не способны понять цели и намерения создавших его... существ. Но самое главное, мы не способны понять, зачем нас послали внутрь этого сооружения, зачем вообще нас заставили опуститься на эту странную планету, наполовину выжженную дотла... до пепла, наполовину опустошенную!! Что потеряли они в этом пустом мире!!»

По черной, кажущейся отполированной каменной стене пробежал упавший сверху многоцветный блик, мгновенно раскрасивший ее поверхность искристо мерцающей полосой. Он остановился и поднял руку, давая знак шагающим за ним десантникам.

Вся пятерка замерла, слившись с окружающим камнем. Замерла и искристая бегущая полоса, как будто поджидая малейшее движение, чтобы стремительно броситься и задушить его.

Несколько секунд длилась эта неподвижность, затем искристая радуга чуть дрогнула, дернулась в сторону и, стремительно рванувшись вверх, исчезла за обрезом каменной стены.

«Они начали поглядывать вниз!.. – мелькнула в голове посторонняя, словно бы чужая мысль. – Значит, до конца расщелины осталось совсем немного... Но что мы будем делать, когда эти каменные стены останутся позади?.. Что нас прикроет?»

А ноги, не слушая эти «чужие» мысли, уже пришли в движение, размеренно и неутомимо переступая по присыпанной каменной крошкой тропе.

Действительно, уже через сотню шагов впереди показалась размытая светлая полоса пролома. Не доходя до конца расщелины метров пяти, он остановился, и десантники молча сгрудились вокруг него, ожидая дальнейших приказаний. Вот только что именно приказывать, он не знал!

Расщелина и в самом деле была самым безопасным и коротким путем к «заводу», но по ней уже пыталась пройти одна шестерка, и только один из шести вернулся назад. Пятеро человек... пятеро полных суперов просто исчезли на трехсотметровой каменистой полосе, отделяющей скальную гряду от стены, окружающей огромное, явно искусственное сооружение. И никакие данные телеметрии не смогли объяснить, что именно с ними произошло на этом открытом пространстве. Они просто исчезли, просто растворились в сухом, разряженном воздухе странной... страшной планеты!

Теперь пришла их очередь решать эту задачу... Теперь они должны были пересечь открытое пространство и проникнуть за серую каменную стену...

Глава 1

Н а берегу озера среди высоченных красноствольных сосен стоял большой дом, срубленный из матерых, в полтора обхвата, бревен. Вокруг дома не было ни забора, ни изгороди, не было даже таблички, указывающей, что это чьи-то частные владения. И уж конечно, не было никаких хозяйственных построек, огородов и сада. Просто дом, но дом явно жилой – в крайнем окне второго этажа каждый вечер до самого позднего часа светилось окно, и небольшая параболическая антенна, установленная на срезе крыши, едва заметно меняла свое положения, словно отслеживая в небе какой-то конкретный объект. Вот и в этот вечер в урочный час окно под крышей засветилось...

Адмирал Космофлота Земного Содружества в отставке Андрей Кузнецов сидел за небольшим письменным столом, заваленным рулонами звездных карт, таблицами каких-то расчетов, голубыми бланками оперативных отчетов командиров кораблей Звездного патруля. Создавалось впечатление, что отставной адмирал все еще продолжает руководить Космофлотом, все еще держит в своих руках огромную силу Звездного патруля! Хотя, может быть, такое заключение и не слишком противоречило истине.

Адмирал Кузнецов семьдесят лет назад нашел и разгромил гнездо космических пиратов, более столетия терроризировавших коммерческие космические корабли и благополучно избегавших контактов с боевыми звездолетами Земли. Эта победа будущего адмирала, стоившая чести и жизни многим из тогдашнего руководства Земного Содружества, одновременно принесла победителю колоссальный авторитет, который он еще более увеличил своей последующей деятельностью. Именно поэтому после своей отставки, с которой многие офицеры высшегоэшелона управления Космофлотом были не согласны, адмирал Кузнецов продолжал оставаться пусть неформальным, но самым крупным лидером Звездного патруля.

Назначение на должность командующего Космофлотом вместо Кузнецова вице-адмирала Эльсона стало еще одной ошибкой высшего руководства Содружества. Эльсон не имел в военной среде ни необходимого авторитета, ни характера, чтобы этот авторитет завоевать. Адмирал Кузнецов, обосновавшийся в своем старом, фамильном гнезде, на берегу древнего русского озера, продолжал получать оперативные отчеты командиров кораблей, аналитические и стратегические разработки штабов соединений Звездного патруля, да и материалы штаба Космофлота в обязательном порядке ложились на стол опального адмирала. Причем все эти документы были гораздо более информативными, чем те, что направлялись номинальному командующему Космофлотом, вице-адмиралу Эльсону. Командиры кораблей и начальники штабов знали, что Кузнецову нужна точная информация вне зависимости от ее содержания, и быстро разобрались, что Эльсон с доверием относился только к такой информации, которая подтверждала его предположения и выводы.

Однако сейчас вся огромная корреспонденция, с которой ежедневно работал адмирал, была отложена в сторону, в своих руках он держал небольшой листок плотного писчего пластика с гербом Земного Содружества в правом верхнем углу.

Текст, который внимательно изучал Кузнецов, был рукописным, а подпись под ним собственноручной.

Адмиралу Космофлота Земли

А. Кузнецову

Господин адмирал, вынужден признать, что решение о Вашей отставке было ошибочным. Высший Совет Земного Содружества готов немедленно рассмотреть вопрос о Вашем возвращении на должность командующего Космофлотом Земного Содружества, в случае, если Вы выразите согласие ее занять.

С глубоким уважением,

Председатель

Высшего Совета Земного Содружества А.К. Соутс

Эта короткая записка была весьма неожиданной для адмирала, хотя причины ее появления не были для него секретом. Автор записки скорее всего даже не подозревал, насколько велика была степень осведомленности адмирала о положении дел в Солнечной системе, иначе он или составил записку по-другому, или вообще отказался бы от такого способа заинтересовать старого вояку. И тем не менее адмирал, получив это послание, надолго задумался.

С одной стороны, ему возвращали бразды правления Космофлотом... Звездным патрулем, и он мог всю эту мощь направить на борьбу с новым и пока еще малоизвестным, но очень опасным врагом. С другой стороны, прошло чуть больше двух лет с тех пор, как его, обвинив в некомпетентности, отправили в отставку. Ему даже не дали возможности предъявить Высшему Совету собранные им доказательства чужого присутствия в Солнечной системе!! Было ясно, что господин Соутс, как только удастся хоть немного прояснить ситуацию с этим неведомым врагом, а уж тем более после того, как будут нащупаны пути отражения агрессии, снова постарается убрать чересчур энергичного адмирала с поста командующего Космофлотом... Даже в тексте этой, казалось бы, извинительной записки содержался прозрачный намек на то, что Высший Совет Земного Содружества примет такое решение, какое будет угодно его председателю!.. В конце концов, именно Соутс считался сейчас главнокомандующим вооруженными силами Земли, и он не мог позволить кому-то другому завоевать славу «спасителя Земли»!!

Хотя до этой... славы было ох еще как далеко!!!

Адмирал вздохнул, отложил послание председателя Высшего Совета в сторону и повернулся к расположившемуся сбоку от письменного стола компьютерному блоку. Положив пальцы на клавиатуру, он на секунду задумался, а затем быстро набрал короткую, жесткую фразу:

Председателю Высшего Совета

Земного Содружества

Г-ну Соутсу А.К.

Благодарю Вас за лестное предложение, но я слишком стар, чтобы участвовать в Ваших политических играх. Кузнецов.

Не перечитывая и не правя этот оскорбительный отказ, он отправил его на официальный портал Высшего Совета Земного Содружества – еще одно оскорбление председателя Совета, и снова вернулся к столу. Листок с личным посланием главы земного правительства был помещен в надорванный конверт, отложен на край стола, и адмирал пододвинул ближе несколько листков тонкой бумаги. В левом углу верхнего листка алели два коротких слова «Совершенно секретно», а чуть ниже, посредине листа, крупным шрифтом было выведено «Аналитическая записка о контактах с х-объектами».

«Ишь ты, с х-объектами!.. – усмехнулся про себя Кузнецов. – „Плавно обтекаем... правду!“

Затем, еще раз вздохнув, адмирал склонился над столом и полностью погрузился в чтение.

«Первый из документально зарегистрированных контактов с х-объектом произошел более трех лет назад. Патрульный звездолет „Варяг“ класса „Глубокий космос – 2“, возвращаясь из системы Вольфа-359, засек в нанопарсеке от орбиты Плутона внесистемное космическое тело, двигавшееся по направлению к Солнцу и имеющее явно искусственную орбиту. „Варяг“ отслеживал движение этого тела в течение пяти часов, и за это время оно дважды корректировало направление своего движения, при этом работа двигательной установки зафиксирована не была. При попытке ГК-2 приблизиться к этому космическому телу оно взорвалось. На месте взрыва „Варяг“ не обнаружил никаких крупных обломков, однако область пространства, в которой произошла самоликвидация данного х-объекта, имела повышенное содержание неорганических соединений главным образом на основе кремния, а также фрагменты органических соединений.

Операция Космофлота, проведенная собственными силами с привлечением кораблей коммерческого флота, позволила выявить в разных частях Солнечной системы еще шесть х-объектов. Четыре из них были обнаружены боевыми кораблями Космофлота, и при попытке приблизиться к ним они самоликвидировались. Два х-объекта были обнаружены яхтой «Коршун» и транспортом «Северное сияние», сообщения об этом были получены штабом Космофлота. Однако высланные на помощь «Коршуну» и «Северному сиянию» боевые корабли не обнаружили в указанных местах Солнечной системы ни яхты, ни транспорта, ни замеченных ими х-объектов. Транспорт был атакован и уничтожен обнаруженным х-объектом, что подтверждается спасшимися на приписанном к транспорту челноке пилотом-стажером Вячеславом Мальковым, профессором Сбигневом Клотом и гидрологом Станиславой Шиминской. Можно предположить, что яхту «Коршун» постигла аналогичная участь, но никто из команды этого планетолета не спасся.

Гибель транспорта «Северное сияние» и яхты «Коршун» послужило причиной отстранения от занимаемой должности командира Космофлота Земного Содружества адмирала Кузнецова... – на этих словах адмирал поморщился, словно ему на язык попало что-то кислое, но продолжал читать, не отрываясь, – ...и в продолжение восьми месяцев никаких контактов с х-объектами не наблюдалось.

Однако затем пропало без вести первое крыло Шестой эскадры Заездного патруля в составе семи звездолетов. Спустя три месяца один из пропавших кораблей был обнаружен в полной сохранности на гиперболической орбите вне плоскости эклиптики. ГК-1 «Афина» направлялся в сторону Солнца. Попытка перехватить обнаруженный корабль закончилась неудачей, поскольку он оказался макетом (муляжом, копией) звездолета, выполненным в натуральную величину. Во время нахождения на этом макете десантной группы была приведена в действие автоматическая установка, осуществившая демонстрацию записи разгрома первого крыла Шестой эскадры. Технология производства и воспроизведения записи осталась неизвестной, поскольку сразу же после окончания демонстрации этой записи данный х-объект самоликвидировался.

Сразу после этой встречи в соответствии с приказом командующего Космофлотом в Солнечной системе было введено боевое дежурство силами Звездного патруля, причем звездолеты действовали тройками: одному звездолету класса фрегат или ГК-1 придавалось два корабля класса ГК-3, либо тройка стояла из трех звездолетов класса ГК-2. В течение последующих восьми месяцев патрульными кораблями было обнаружено двенадцать х-объектов – три в поясе астероидов, три на орбите Юпитера (два «троянца», один «грек»), шесть в поясе Койпера. Все указанные х-объекты были одиночными и после их обнаружения самоликвидировались, не оставив после себя обломков, достаточных для детального изучения их состава, строения и принципов действия.

Шесть месяцев назад х-объекты одновременно атаковали все объекты научной и промышленной инфраструктуры Урана, научно-исследовательскую станцию Тритона (спутник Нептуна) и три научно-исследовательские станции дальнего Внеземелья, расположенные на Цербере, Прозерпине (пояс Койпера), Хароне (спутник Плутона). Все атакованные объекты (кроме автоматических шахт и обогатительных комбинатов) успели послать сообщение о нападении, однако прибывшие к ним на помощь корабли Звездного патруля нападавших не обнаружили. В результате этой атаки были полностью уничтожены восемь научно-исследовательских станций, три шахтных комплекса и три обогатительных комбината. Погибло более четырех тысяч человек, причем десантными командами были обнаружены только триста двадцать шесть трупов, тела остальных погибших не найдены. В вакуум-лаборатории станции Тритона десантниками найден информационный кристалл с записью, как считается, последних четырех часов станции (кристалл не копировался, находится в секретном архиве штаба Космофлота)...»

Адмирал оторвался от текста, закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Да, он прекрасно помнил эту запись – хотя «кристалл не копировался», копия была получена им спустя десять суток после обнаружения самого кристалла! Запись была страшной... кошмарной... мало что объясняющей, но до настоящего времени это был единственный источник хоть каких-то сведений о неведомом агрессоре.

Кристалл в самом деле содержал четырехчасовую информацию, более того, картинка имела цифровой тайм-код, но вот были ли это последние четыре часа станции?.. Адмирал очень в этом сомневался. Демонстрируемая кристаллом запись явно не могла быть сделана одной из стационарных камер слежения – на картинке присутствовали изображения открытого пространства и разных помещений станции. Кто выполнил запись, было неясно – человек, производивший ее, ни разу не попал в поле зрения камеры. И, кроме того, кто-то спрятал информационный кристалл в приборный шкаф вакуум-лаборатории, и сделано это было, конечно же, после окончания записи!

Ответов на эти вопросы не было. Но один из вопросов даже не был задан ни одним из ознакомившихся с записью специалистов – в начале записи виден пролет над станцией трех крупных астероидов с ясно видимыми хондритовыми вкраплениями. Это наверняка произошло в самом начале нападения, тайм-код при этом показывал время 12:22:36, а сообщение о нападении на станцию ушло в 12:43:41! Почему произошла эта более чем получасовая задержка?! Ведь, возможно, именно этих тридцати минут не хватило звездолетам Земли, чтобы успеть оказать помощь атакованной станции!!

«Что же там произошло?! – в который раз подумал адмирал. – Что именно и каким образом уничтожило станцию и всех находившихся в ней людей?! И откуда появились те странные... невероятные существа, которые видны на последних минутах записи?!!»

Рабочий день на научно-исследовательской станции Тритона строился по привычному для людей двадцати четырех часовому графику. Соблюдать этот график было совсем несложно – рассветов и закатов на спутнике Нептуна не бывало, Солнце здесь было лишь немногим ярче других звезд, а собственный, зеленовато-голубой свет материнской планеты был тускл и ровен. Шестьдесят восемь человек, составлявших научный и технический штат станции, работали вместе уже больше полугода, так что вполне притерлись друг к другу и даже сдружились, хотя мелкие трения возникали, как и в любом изолированном коллективе.

Второй астрофизик станции Герман Шольц заступал на рабочее дежурство утром. Когда он добрался до рабочего зала обсерватории, оборудованной в километре от основных помещений станции, часы, вмонтированные в глухую стену над пультом управления главным телескопом станции – системой из трех десятиметровых рефлекторов, показывали 11:02:16.

Шольц не считал свое опоздание на две с небольшим минуты каким-то существенным нарушением, а вот профессор Клаус Карреган, заведующий астрофизической службой станции и его научный руководитель, был явно другого мнения. Во всяком случае, физиономия профессора выражала серьезное недовольство. Посмотрев на второго астрофизика из-под седых бровей, Карреган недовольно пробурчал:

– Как можно заниматься астрономией и быть столь несобранным?..

Шольц в ответ только слегка пожал плечами и виновато улыбнулся – профессор, конечно, забыл, что второй астрофизик этой ночью вернулся практически с другой стороны Тритона после отладки забарахлившего привода установленного там радиотелескопа.

Главный, двухметровый экран компьютерного монитора, на который подавалось изображение, получаемое телескопом, был включен, но профессор не обращал на него внимания, перед ним мерцал экран личного монитора, на который выводилась запись «ночного» дежурства, сделанная в автоматическом режиме.

Шольц осторожно прошел к своему рабочему месту, не забыв взглянуть сквозь прозрачный колпак, заменявший рабочему залу потолок, на мерцавшие в черноте Пространства звезды и голубовато-зеленый диск Нептуна. Затем он уселся в кресло и вывел на малый экран перечень задач, поставленных профессором Карреганом на это дежурство. Бегло просмотрев план работы, астрофизик невольно поморщился – ему снова предстояло наблюдать за спутниками Нептуна. У профессора Каррегана была какая-то навязчивая страсть к этим спутникам, а сегодняшнее положение Тритона давало прекрасную возможность их исследования. Мало того что орбита Тритона была круговой и орбиты всех остальных спутников, кроме скиталицы Нереиды, располагались внутри нее, Тритон вращался в сторону, противоположную вращению всех остальных спутников, что позволяло увидеть их несколько раз за дежурство. Вот только ничего интересного с этими спутниками не происходило.

Правда, сегодня Протей, имевший самую удаленную среди внутренних спутников орбиту, должен был пройти на минимальном расстоянии от Тритона – всего в каких-нибудь двухстах тридцати семи тысячах километров, так что, возможно, это дежурство будет достаточно интересным!

Взгляд Шольца привычно скользнул по контрольным приборам – обсерватория работала в нормальном режиме, так что можно было полностью сосредоточиться на поставленной руководителем задаче. Астрофизик установил в дубль-камеру новый записывающий кристалл на случай, если удастся заметить нечто действительно необычное, и поплотнее устроился в кресле, готовясь к долгому сидению на одном месте.

– Герман, вы не рассказали мне, как закончилась ваша экспедиция... – раздался вдруг голос профессора Каррегана, – ...насколько серьезна оказалась поломка?

– Ничего серьезного, профессор, – отозвался Шольц, не поворачиваясь, – повело втулку крепления поворотной оси антенны. Естественно, сработала защита, и к нам поступил сигнал о неполадке. Шторм говорит, что, возможно, металлопласт втулки не выдержал температурного перепада. Мы заменили втулку, и все дела.

Профессор скептически хмыкнул и спустя минуту неожиданно поинтересовался:

– А вы доставили эту втулку на станцию?..

– Какую втулку? – переспросил Шольц, поправляя фокусировку изображения на своем персональном мониторе.

– Ту, что поменяли на радиотелескопе! – мгновенно раздражаясь, пояснил Карреган. Голос его прозвучал настолько резко, что Шольц невольно оглянулся. Старый профессор стоял в трех шагах позади него, и весь его вид требовал немедленного ответа на заданный вопрос.

– Зачем... – чуть растерявшись, пожал плечами астрофизик. – Хотя... Может быть, Шторм и захватил ее, но, право, не знаю, зачем бы это она ему понадобилась?..

– Хотя бы затем, чтобы сделать анализ материала, из которого она была изготовлена! – с еще большим раздражением проговорил профессор и отвернулся от своего несообразительного помощника.

– Зачем?.. – еще больше растерялся молодой ученый. – Что особенного в том, что сломалась какая-то мелочь?!

– Молодой человек, – голос старого профессора был до краев наполнен сарказмом, – эта, как вы изволили выразиться, мелочь не справилась со своей работой, хотя была специально изготовлена для этой работы и для этих условий. Никаких экстраординарных перепадов температур на поверхности Тритона отмечено не было, значит, надо разобраться, почему деталь не выдержала предназначенных для нее нагрузок в предназначенных для нее условиях!.. Чтобы это не повторилось еще раз! Неужели вам это неясно?!!

Карреган долго жег пристальным взглядом растерявшегося астрофизика, а затем довольно ядовито добавил:

– Кстати, вы именно для того и были посланы к радиотелескопу, чтобы разобраться в причинах... подчеркиваю, в причинах возникших неполадок! Чтобы их устранить, достаточно было одного механика!

И старый профессор, громко фыркнув, снова повернулся к большому монитору телескопа.

Шольц, едва заметно вздохнув, переключил на свой монитор изображение, получаемое с главного телескопа. На экране появился голубовато-зеленый в половину экрана сегмент планеты, по которому плыла черная точка самого крупного после Тритона спутника этой планеты. До максимального сближения Протея с Тритоном оставалось около двух часов – пора было запускать второй из тех трех зондов, которые профессор планировал послать навстречу приближающемуся спутнику. Первый зонд, запущенный в автоматическом режиме, был уже в двух тысячах километрах от Протея и скоро должен был начать передачу получаемой информации.

Астрофизик проверил готовность зонда к запуску и включил предстартовый отсчет.

Автомат запуска еще не досчитал до конца положенную сотню, как от первого зонда поступило сообщение, что он готов начать передачу получаемых данных, и Шольц переключился на диалоговую связь с работающим зондом. На экране его монитора появилась новая картинка – на бледно-голубом фоне планеты медленно проплывала огромная каменная глыба Протея, заплывшая синеватыми тенями, отбрасываемыми неровностями скальной поверхности. Мертвый мир, напоминающий земную Луну до высадки туда людей.

Зонд проходил перед шестой луной Нептуна, пересекая ее орбиту в направлении материнской планеты. Неяркий зеленовато-голубой свет Нептуна освещал половину Протея, и эта освещенная часть медленно увеличивалась. Зонд начал неторопливый облет спутника, располагаясь в пятистах семидесяти километрах от его поверхности.

На экране, поверх изображения величаво вращающегося Протея, побежали данные телеметрии. Все было как всегда – температура на поверхности спутника, температура на глубине до километра с шагом в сто метров, состав горных пород, скорость вращения вокруг своей оси, скорость перемещения по орбите...

Герман едва заметно вздохнул, и вблизи Протей оставался точно таким же, каким был всегда, чего, собственно говоря, и следовало ожидать.

Именно в этот момент его взгляд наткнулся на странную строчку поступающей информации: «...гравитационное поле объекта нестабильно, наблюдаются его возрастание на 0,0012 процента в секунду и переменное смещение центра тяжести объекта относительно его геометрического центра».

«Что за ерунда?! – подумал второй астрофизик станции, уставившись на эту бессмысленную строку. – Каким образом обычная и к тому же не слишком большая по меркам Пространства камененюка может иметь переменное гравитационное поле?!! Центр которого к тому же еще смещен относительно геометрического центра!! Тем более что никогда раньше таких... выкрутасов не наблюдалось – Протей всегда был солидным, стабильным спутником!»

– Интересно!! – раздался за его спиной голос профессора Каррегана. – Это что же такое прихватил наш сосед на своем пути вокруг Нептуна?!

Шольц повернулся и увидел, что руководитель обсерватории рассматривает на малом экране своего монитора точно такую же картинку, как и на его дисплее, и при этом довольно потирает руки.

– И самое главное – каким образом ему удается удерживать то, что он прихватил?! – продолжал между тем профессор, быстро набирая что-то на клавиатуре своего компьютера.

Зонд, перемещаясь по своей траектории, оказался практически точно между Нептуном и Протеем, и в этот момент из-за неровного горизонта Протея показалась... обглоданная каменная скала, похожая на мелкий астероид. Прошло, наверное, секунд двадцать, прежде чем этот каменный обломок, напоминавший своей формой кособокую грушу, полностью выполз из-за скрывавшего его спутника и, медленно вращаясь, начал перемещаться по очень пологой дуге над четко изломанной линией горизонта спутника. Шольц на глаз определил его длину в двадцать с небольшим километров, а ширину в четырнадцать.

К сожалению, траектория движения зонда была запрограммирована перед стартом, и переориентировать его в полете не представлялось возможным, хотя главным желанием молодого астрофизика в этот момент было именно это – подвести зонд поближе к странной, невероятной, невозможной... луне луны!

– Но это же совершенно невозможно!!! – снова раздался голос старого профессора, наполненный на этот раз самым чистым, неподдельным изумлением. – Это противоречит самим основам небесной механики!!!

И тут Герман Шольц понял, что имел в виду его научный руководитель – странная каменная глыба двигалась вокруг Протея... перпендикулярно плоскости его вращения вокруг Нептуна и всего лишь в нескольких десятках километров от поверхности!!

Но как-либо выразить свое удивление молодой астрофизик не успел, из-за медленно отодвигающегося горизонта спутника показалась еще одна каменная глыба, двигающаяся точно следом за первой! Это было настолько невероятно, что в зале обсерватории повисла мертвая тишина.

И тут в голове Шольца с некоторым даже облегчением пронеслось: «Ну, теперь хотя бы стало понятно, почему зонд выдает такие невероятные данные о состоянии гравитационного поля Протея! Видимо, телеметрия учитывала влияние этих странных... спутников!»

Спустя минут двадцать поверхность Протея впереди по движению зонда стала покрываться темнотой, а низко над его горизонтом друг за другом медленно проплывали три каменных астероида.

– По-моему, первый зонд должен выйти на низкую орбиту вокруг Протея?.. – неожиданно спросил профессор Карреган, и Шольц, подчиняясь давнишней привычке отвечать на вопросы своего научного руководителя, какими бы эти вопросы ни были, быстро проговорил:

– Да, максимальное удаление – сто шестьдесят километров, минимальное – сто двадцать. – И, не дожидаясь нового вопроса, добавил: – Задано шесть оборотов в плоскости вращения Протея вокруг Нептуна, а затем еще двенадцать витков при импульсном изменении орбиты с шагом в пятнадцать градусов.

– В таком случае просчитайте, каково будет наименьшее расстояние до этих... к-хм... интересных камешков в течение всего времени нахождения зонда на орбите Протея.

Герман быстро сформулировал несложную задачу и ввел ее в компьютер, спустя минуту на экране появился ответ. Получалось, что на первых шести витках, когда плоскости вращения зонда и неизвестно откуда взявшихся каменных спутников Протея оставались перпендикулярными, их наибольшее сближение должно было прийтись на четвертый виток – зонд должен был пройти всего в семидесяти километрах от первой из каменных глыб. А десятый виток зонда приводил его практически точно к орбите, на которой находились астероиды, причем он должен был следовать за последним из них на расстоянии около пятидесяти километров.

Видимо, профессор вывел полученный ответ на свой монитор, поскольку Шольц услышал его довольный голос:

– Ну вот, мы сможем в деталях рассмотреть хотя бы один из этих странных астероидов и получить о нем самую исчерпывающую информацию!

– Профессор, – не слишком уверенно проговорил астрофизик, – а вам эта странная... троица ничего не напоминает?..

– А что она может мне напомнить? – немедленно отозвался Карреган. – Я, молодой человек, столько всего повидал в Солнечной системе, что теперь любая, самая обычная вещь может мне что-нибудь напомнить!

– Я имею в виду сообщение штаба Космофлота, которое зачитывал нам начальник станции четыре месяца назад... Ну... об х-объектах.

– А-а-а! Вы имеете в виду то смешное письмо военных, в котором они рассказывали о своих... видениях?! – В голосе старого профессора сквозила откровенная насмешка. – Я думаю, коллега, это... Как вы сказали?.. Сообщение?.. Так вот, это сообщение имеет отношение не к астрономии, а к совсем другой отрасли человеческих знаний – медицине!

– Что вы имеете в виду?.. – осторожно поинтересовался Шольц, оглянувшись через плечо.

Профессор, увлеченно наблюдавший за странными спутниками Протея, не заметил этот быстрый взгляд, но на вопрос ответил:

– Типично психологическая проблема! Военные люди, всю жизнь готовящиеся к боевым действиям, вдруг обнаруживают, что вся их... эта... боевая мощь совершенно никому не нужна! Не нужна просто потому, что для них в Пространстве нет противника!! Как вы думаете, что они должны предпринять после такого... к-хм, прозрения?!

Ответа от своего подчиненного профессор, видимо, не ждал, поскольку сам знал этот ответ и тут же его озвучил:

– Они, естественно, выдумают для себя такого противника! К тому же именно незримого, неуловимого, страшно замаскированного!!

И Карреган довольно расхохотался. Возможно, именно этот смех подзадорил молодого астрофизика, и тот неожиданно даже для самого себя возразил:

– Но согласитесь, профессор, что эти три астероида ведут себя весьма необычно... именно так, как описывалось в том самом сообщении военных – группа объектов, очень похожая на некрупные астероиды и имеющая параметры орбиты, противоречащие законам небесной механики...

– А в чем вы видите противоречие законам небесной механики в данном случае?!! – немедленно рассердился Клаус Карреган.

Однако у его ученика имелся ответ на заданный вопрос, он получил его только что на экране своего монитора.

– Вероятность естественного выхода трех метеоритов данной массы на данную орбиту вокруг данного спутника Нептуна составляет ноль целых двенадцать десятитысячных процента!! – торжествующе объявил он. – Согласитесь, профессор, что данный факт весьма маловероятен!!

В зале повисло недолгое молчание, после чего профессор недовольно поинтересовался:

– Откуда у вас такие сведения?..

– Эти сведения выдал компьютер на мой запрос! – пояснил Шольц.

Снова в зале воцарилась тишина, а затем Карреган спросил с язвинкой в голосе:

– Ну и что вы в свете этих... к-хм сведений предлагаете?!

– Я считаю необходимым доложить начальнику станции об обнаруженных нами астероидах. – Голос Шольца значительно окреп. – Возможно, он сочтет необходимым сообщить об их появлении на ближайшую базу Звездного патруля.

– Ну-да, ну-да... – совсем уж язвительно проворчал профессор, – сюда явятся вооруженные до зубов звездолеты и бравые молодчики, разодетые в щегольские комбинезоны, и станут вволю потешаться над трусливыми штатскими... э-э-э... учеными!

«...Вооруженные до зубов... звездолеты? – мысленно пожал плечами Шольц. – Ну и образное же мышление у моего научного руководителя!.. И почему это он так ненавидит Звездный патруль?.. Видимо, ему уже приходилось иметь дело с... „бравыми молодчиками, разодетыми в щегольские комбинезоны“.

– Нет, коллега, – продолжил между тем Карреган, – мы не будем торопиться, не будем поднимать панику... Мы вспомним, что вероятность естественного возникновения такой странной орбиты все-таки есть, хотя она и довольно... невелика. Подождем, не проявится ли что-нибудь еще... э-э-э... «противоречащее законам небесной механики»!

В этот момент легкое сотрясение «почвы» Тритона подтвердило, что из отнесенной от жилой части станции шахты стартовал второй зонд. Главный экран обсерватории наискось прочертила яркая, отчетливо мерцающая звездочка разгонного двигателя и, не дойдя до его края, погасла – отработавший двигатель был сброшен.

Профессор и его подчиненный не обратили внимания на старт второго зонда, поскольку их занимало то, что на их экраны передавал первый. Этот зонд как раз заканчивал третий виток вокруг Протея, очень скоро троица странных астероидов должна была вынырнуть из-за горизонта и ринуться наперерез зонду. Однако прошли положенные минуты, а каменные обломки не показывались!

Первым не выдержал профессор. Неожиданно выругавшись, он поднял руки над клавиатурой, и его пальцы забегали по клавишам, вводя какую-то новую задачу. Работа эта продолжалась недолго, после чего Карреган откинулся на спинку кресла, барабаня пальцами по подлокотнику, и принялся что-то немузыкально намурлыкивать.

«Профессор вне себя, – подумал Шольц, осторожно поглядывая в сторону своего руководителя, – не дай бог, он запоет в голос!»

Но профессор не запел – он просто онемел. Оба малых экрана, на которые выводилась информация, поступающая с зонда, вдруг погасли, и на них появилась одинаковая короткая красная надпись: «Связь нарушена!»

Руки Шольца взметнулись сами собой, вводя запрос: «Определить причину нарушения связи!»

Ответ компьютер выбросил сразу же:

«Причина нарушения связи – уничтожение зонда».

Герман невольно бросил короткий взгляд в сторону профессора и уже медленнее сформулировал следующее задание:

«Прошу проанализировать ситуацию и изложить возможные варианты причин, приведших к уничтожению зонда».

Над этой задачей компьютер работал около двух минут, после чего на экране монитора начала прорисовываться штриховая схема. Скоро стало ясно, что на этой схеме изображено положение зонда относительно Протея, пары «зонд – Протей» относительно Нептуна и Тритона, пунктиром намечена орбита, по которой зонд двигался вокруг Протея. Как только схема была закончена, изображение зонда увеличилось и на нем появились красная точка и красная пунктирная линия, идущая от этой точки... А затем под схемой возникло резюме:

«С сорока пяти процентной вероятностью зонд был уничтожен лучевым ударом по силовой установке. Удар мог быть нанесен с любой точки, расположенной на указанном пунктире, данное направление в данный момент по технологическим причинам не контролировалось телеметрией зонда».

Поддавшись невольному импульсу, Герман быстро набрал на клавиатуре вопрос:

«Какова вероятность случайного попадания в зонд мелкого метеорита?»

«Нулевая, – немедленно и категорично ответил компьютер. – Пространство вокруг зонда не содержало достаточно крупных метеоритных масс».

Шольц повернулся в сторону профессора, ожидая, что теперь-то уж он точно сообщит о случившемся начальнику станции. Однако по упрямому выражению лица Каррегана и молчаливой сосредоточенности, с которой он изучал представляемую компьютером информацию, стало ясно, что «поднимать панику» он по-прежнему не собирается. Вместо этого профессор вывел на экран своего монитора изображение, получаемое главным телескопом обсерватории, и быстро набирал на клавиатуре какое-то новое задание.

Астрофизик снова повернулся к своему монитору и растерянно подумал: «А что же теперь мне-то делать?..»

И в этот момент снова раздался голос профессора:

– Знаете, коллега, оказывается, эти ваши камушки не являются спутниками Протея, как вы ошибочно полагали!

В голосе Каррегана звучала привычные уверенность и непоколебимость, а Шольц удивленно подумал: «Интересно, почему это „камушки“ вдруг стали... моими... вместе с „...как вы ошибочно полагали“?! Я-то думал, что „ошибочно полагали“ мы оба!»

– Они захвачены Нептуном, – продолжал профессор, – и захвачены совсем недавно! Их орбита, судя по произведенным мной расчетам, весьма близка к орбите Протея и, конечно же, очень неустойчива. Масса-скорость всех трех метеоритов явно недостаточна, чтобы долго удерживаться на этой орбите, так что их ожидает весьма скорое падение на Нептун!

– Ну-у-у... – неуверенно протянул Герман, – я думаю, нам еще представится возможность разглядеть эти «камешки» поближе. Второй зонд будет около Протея через полтора часа, вряд ли они отойдут от своей теперешней орбиты на достаточно далекое расстояние...

– Вне всякого сомнения! – впервые за все время дежурства согласился со своим помощником профессор. – Либо эти... к-хм... х-объекты покажутся наконец-то из-за Протея, либо второй зонд отыщет их между Протеем и Нептуном! Так что давайте-ка сосредоточим свое внимание на приближающемся к нашей станции небесном теле!

«А что на нем сосредотачиваться, – с внутренней усмешкой подумал Герман, – мы и так на нем сосредоточены!»

Однако пространство между Нептуном и Тритоном, на котором «сосредоточили свое внимание» астрономы станции, оставалось чистым. Искра Протея неторопливо для человеческого глаза перемещалась по огромному зеленовато-голубому диску планеты, а вот его странные спутники не показывались. Дежурство вроде бы вошло в привычную, ничем не нарушаемую колею, но Шольц продолжал ощущать некоторое беспокойство, и он прекрасно осознавал истоки этого беспокойства – информацию об обнаружении трех странно себя ведущих астероидах необходимо было передать на ближайшую базу Звездного патруля!

Наконец Протей вышел в точку орбиты, наиболее близко расположенную к идущему на встречном движении Тритону. К этому моменту земная станция оказалась довольно близко от края обращенной к планете стороны Тритона, но рефлекторы главного телескопа станции продолжали следить за пространством между материнской планетой и спутником. Кроме того, антенна радиотелескопа, располагавшегося на расстоянии трех тысяч четырехсот километров от базового комплекса станции, вместе со спутником развернулась в сторону Нептуна. Теперь и этот инструмент астрономы могли задействовать для наблюдения за интересующей их областью пространства.

Именно этим и занялся молодой астрофизик. Вызвав управляющую систему радиотелескопа, он задал новые параметры для ориентации антенны и вдруг подумал, как своевременно удалось произвести ремонт привода радиотелескопа – как раз тогда, когда необходимость в нем стала столь велика.

Спустя три минуты антенна развернулась в указанном направлении, и получаемая информация начала поступать в главный зал обсерватории. А еще через минуту тишину, царившую в зале, нарушил ошеломленный голос Шольца:

– Профессор! Между нами и Протеем фиксируются четыре объекта!..

– Как – четыре?!! – вскинулся профессор, но Герман продолжил, не обращая внимания на этот возглас:

– Первый, самый удаленный от Тритона, – наш зонд. Три остальных – метеориты. Метеоритный рой приближается к Тритону, расстояние до поверхности спутника составляет сорок тысяч километров, скорость движения...

На мгновение голос астрофизика прервался, а затем прозвучал до краев наполненный изумлением:

– Профессор! Получается, что рой должен столкнуться с Тритоном!!

И тут раздался совершенно спокойный, полный насмешливой иронии голос Каррегана:

– Коллега, вы уверены, что ваша... э-э-э... бригада устранила все неполадки радиотелескопа?!! Он докладывает о наличии объектов, не существующих в природе!! Метеоритный рой, расположенный в сорока тысячах километров от нас, должен быть прекрасно виден в наш главный телескоп, а между тем никаких признаков этих ваших метеоритов не наблюдается! Или вы не доверяете оптике?!! Каким образом каменный метеорит может спрятаться от оптического наблюдения, находясь вблизи планеты, излучающей в оптическом диапазоне?!!

– Если каменный метеорит в свою очередь излучает всей своей поверхностью в том же диапазоне! – немедленно отозвался Шольц.

– Сударь, вы в своем уме?!! – взревел старый профессор. – Как вы себе представляете механизм создания такого излучения?!! Как?!!

– Я вижу, профессор, что три астероида приближаются к Тритону, на котором расположена наша станция! – Шольц поднялся со своего кресла и повернулся в сторону начальника обсерватории. – Это, без всякого сомнения, те самые астероиды, которые мы обнаружили около Протея. Если бы наша обсерватория вовремя засекла их приближение, сработала бы противометеоритная защита – эти астероиды были бы попросту расстреляны, а теперь... до их столкновения с Тритоном осталось не больше двух десятков минут, и...

На секунду у Германа перехватило горло, но он, проглотив комок, уже спокойнее продолжил:

– Я прекрасно понимаю, что именно по нашей вине станция не готова к этому столкновению и что, возможно, погибнут мои товарищи!!! Мне некогда, профессор, строить теоретические умозаключения о механизме какого-то там излучения, когда перед нами, без всякого сомнения, х-объекты, о которых нас предупреждало руководство Космофлота!! Потому простите, профессор, но мне надо действовать!!!

И правый указательный палец астрофизика опустился на сенсор внутренней связи.

Практически в тот же момент в рабочем зале обсерватории раздался голос дежурившего по станции инженера-электронщика Леверенца:

– Слушаю вас, Шольц.

– Немедленно свяжите меня с начальником станции! – потребовал астрофизик.

– Профессор сейчас в лаборатории низких температур, у него сложный эксперимент... – начал было Леверенц, но Герман его перебил, хотя и достаточно мягко, переходя на дружеское «ты»:

– Хельмут, речь идет о безопасности станции, будь любезен, немедленно вызвать профессора Борвина!..

– Хорошо, я попробую... – ответил Леверенц, раздался громкий щелчок, и в рабочем зале обсерватории на секунду повисла тишина, а затем раздался недовольный голос профессора Вальтера Борвина:

– Ну, в чем дело господин Шольц?! Я надеюсь, у вас действительно что-то чрезвычайно неотложное, раз вы решились прервать мою работу?!

– Дело в том, что к Тритону приближается группа из трех весьма странных объектов, похожих на крупные метеориты. Они были замечены нами на орбите Протея чуть больше двух часов назад с помощью отправленного к Протею зонда, но затем зонд вышел из строя, и мы их потеряли. После того как стало возможным использовать радиотелескоп для наблюдения пространства между Тритоном и Нептуном, мы снова обнаружили эти объекты, но уже на совершенно другой орбите. Судя по произведенным расчетам, они движутся наперерез Тритону и должны упасть на его поверхность через двадцать две минуты стандартного времени. Учитывая их довольно значительную массу, столкновение должно быть весьма серьезным. Но главное не это! Их способность менять траекторию движения, собственную скорость, да и само их появление в системе Нептуна очень сильно напоминает свойства х-объектов, описанные в сообщении штаба Космофлота, полученном вами четыре месяца назад...

Возможно, у Германа было еще что сказать, но профессор Борвин сухо прервал его:

– Господин Карреган на дежурстве?!

– Да, я здесь, Вальтер, – громко проговорил старый астроном.

– Вы согласны с оценкой ситуации вашим подчиненным?!

Последовала едва заметная пауза, после чего профессор ответил достаточно обтекаемо:

– Да, Шольц верно изложил ход событий, приведших к сложившейся ситуации.

– И вы согласны с тем, что обнаруженные вами метеориты являются х-объектами?!

– Я в этом... сомневаюсь... – недостаточно, впрочем, уверенно пробормотал в ответ Карреган, однако и этого обтекаемого ответа было достаточно для начальника станции, чтобы принять немедленное решение:

– Профессор, задействуйте противометеоритную защиту обсерватории и постарайтесь не выпускать из поля зрения этот странный метеоритный рой! Не забудьте, что обсерватория оснащена противометеоритным убежищем, а в шлюзовом выходе имеются скафандры. Связь поддерживаем по авральной схеме!

После того как начальник станции отключился, Карреган устало посмотрел на своего товарища и негромко проворчал:

– Ну и кашу вы, Герман, заварили... Мне-то наплевать, если завтра над нами будет смеяться вся Солнечная система, а вот вам придется с этим жить... Долго жить... всю оставшуюся вам жизнь!

– Я, профессор, – неожиданно жестко ответил Шольц, – скорее готов жить дураком и трусом, чем умереть... дураком и трусом!

Старик бросил в сторону своего молодого подчиненного короткий, странно задумчивый взгляд и пробормотал скорее для себя, нежели для юноши:

– Боюсь, что, пожив лет пять со славой дурака и труса, ты изменишь свое теперешнее суждение!..

В этот момент поверх прозрачного колпака рабочего зала обсерватории раскрылась полиольстальная диафрагма противометеоритной защиты, компьютерные мониторы мигнули и погасли – рефлекторы главного телескопа обсерватории также прикрылись защитными плитами, но в следующий момент главный экран и двенадцать развернувшихся по его периметру малых экранов снова засветились. На них в автоматическом режиме начала выводиться информация, получаемая с тринадцати камер наблюдения, установленных вокруг главного комплекса станции. На как бы одном гигантском мозаичном экране появился уже привычный темно-серый, похожий на скалистый, но странно «зализанный» пейзаж, посреди которого выделялось темное, почти черное, идеально круглое пятно полиольстального купола противометеоритной защиты, накрывшего прозрачный купол станции, под которым располагалось помещение большой кают-компании.

Основные помещения станции были скрыты метрах в трех-четырех под скальной поверхностью спутника, только большая кают-компания с маленьким «зимним садом» и несколько вспомогательных помещений были вырублены в толще замерзшей до каменного состояния смеси азота, метана и угарного газа, покрывавшей Тритон шестиметровой коркой. На поверхность спутника, кроме трех шлюзовых ворот, выходили только этот прозрачный купол, или, как его называли работники станции, «глаз», да антенна дальней связи, похожая на гигантское ухо, прикрытое выдвинувшимся противометеоритным козырьком и вслушивавшееся, казалось, в «музыку сфер». Камеры наблюдения были расставлены с таким расчетом, что картинка получалась достаточно четкой, хотя и не слишком объемной. Зато значительная часть пространства над станцией также былапрекрасно видна.

– Ну вот, теперь нам не страшны никакие метеориты! – удовлетворенно проговорил Карреган, с удовольствием рассматривая этот пейзаж. – Правда, работать стало совершенно невозможно!! – добавил он вдруг резко изменившимся тоном. – Непонятно, каким образом в данной ситуации мы сможем не выпускать из виду этот... э-э-э... метеоритный рой?!!

– А что его наблюдать, – с удивительным спокойствием отозвался вдруг Шольц. – Если это обычные метеориты, то через десяток минут нам придется пережить три обычных, хотя и довольно сильных метеоритных удара. Даже если эти удары придутся прямо по комплексу станции, мы это переживем без особых потерь. А вот если это... ну... не совсем метеориты, тогда!.. Тогда не знаю, что нас ожидает!

– Вы все еще считаете, что эти метеориты могут быть х-объектами?.. – насмешливо переспросил старый профессор, развернувшись вместе с креслом в сторону своего коллеги. – Хм, а я, признаться, не слишком верю в саму возможность существования этих... объектов. Если признать свойства этих объектов установленным и проверенным фактом, то тогда надо будет признать, что они управляемы и что ими управляют вполне разумные существа. Но тогда почему эти... к-хм... существа не вступили с нами в контакт, не сообщили о своих намерениях?!! Как-то это... не вполне разумно!.. Поэтому я считаю...

– Вот они!!! – перебил своего руководителя Герман.

Карреган мгновенно замолчал и повернулся к большому экрану. Довольно высоко над недалеким горизонтом Тритона появились три едва заметные голубовато-зеленые звездочки. Впрочем, они достаточно быстро набирали объем, превращаясь из чуть поблескивающих точек во вполне отчетливо видимые объекты! Пока еще было непонятно, произойдет ли столкновение спутника Нептуна с этими непонятными астероидами или Тритону удастся его избежать, но второй астрофизик станции вдруг почувствовал, что траектория движения этих непоседливых космических тел с того момента, как он просчитывал орбиту их движения, снова изменилась. Его пальцы быстро забегали по клавиатуре, вводя новое задание для компьютера, и через пару минут на экране монитора появился очередной расчет. Он точно показывал, что все три астероида должны будут пройти прямо над станцией на высоте около четырех километров. Причем их скорость была вполне достаточной для того, чтобы покинуть сферу притяжения Нептуна и уйти в открытый космос!

Шольц облегченно вздохнул и тут же, непроизвольно протянув руку, включил дубль-камеру и переключил на нее сигнал с видеокамер наблюдения, хотя отлично знал, что запись с них и так ведется в автоматическом режиме на главном комплексе станции.

Три астероида быстро приближались. Впереди продолжал двигаться самый больший, тот самый, что напоминал кособокую грушу. И вращался он точно так же, как и тогда, когда Шольц увидел его в первый раз. Два других астероида были значительно меньше первого, но при этом имели почти идеальную сферическую форму, нарушаемую лишь невысокими, торчащими наподобие корявых наростов скалами. Теперь уже Герману казалось, что астероиды и впрямь без особых сложностей разойдутся с Тритоном, хотя сомнения все-таки оставались – последний астероид летел много «ниже» своих сотоварищей, так что удар по касательной был вполне возможен.

Прошло еще около пяти минут, и вдруг Шольц заметил, как последний астероид, не снижая своей крейсерской скорости, начал медленно менять траекторию движения, «отдаляясь» от поверхности спутника!.. И почти сразу же вслед за этим скорость всех трех астероидов стала быстро падать!! Молодой астрофизик не верил своим глазам, а между тем три каменные глыбы продолжали тормозить, причем два малых астероида чуть разошлись в стороны, образовав со своим лидером почти правильный треугольник, и наконец прошли прямо над комплексом станции!

Молодой астрофизик облегченно вздохнул и услышал неразборчивое бормотание своего старшего товарища:

– Торможение... около минус двенадцати g... двигательных установок... возможно... гравитационное или... магнитное поле... но... торможение в магнитном поле... нагрев... температура плавления... а если...

Но тут внимание Шольца снова привлекли пролетевшие над поверхностью Тритона астероиды. Удалившись от купола станции километров на двадцать, они, продолжая оставаться в треугольном строю, развернулись с небольшим набором высоты и направились в обратную сторону. Их скорость к этому моменту упала настолько, что они буквально плелись над зализанными скалами Тритона, словно высматривая что-то среди зеленовато-голубых теней. Наконец они снова оказались над куполом станции и... остановились! Это было совершенно невероятно – три огромные каменные глыбы вопреки всем законам небесной механики просто зависли в четырех-пяти километрах от поверхности самого большого спутника Нептуна!!

Около минуты они неподвижно висели над станцией, а затем из-под полиольстального козырька противометеоритной защиты в самый крупный астероид ударил узкий ярко-белый луч света – включился один из лазерных прожекторов, используемых для посадки грузовых челноков. Поверхность астероида, на которую упал свет, мгновенно вспыхнула тысячей ярчайших бликов, разноцветные лучи брызнули во все стороны, переливаясь всеми цветами радуги, пропадая и вспыхивая снова. А в следующую секунду эти хаотически вспыхивающие лучи вдруг сплелись в единую, ослепительно сияющую «спицу», и эта «спица» едва заметно мазнула по поверхности Тритона. Ледяной монолит скалы, на которой размещался включившийся прожектор, мгновенно вскипел, а вот полиольсталь защитного козырька выдержала этот «мазок», и только узкая темная полоса осталась следом от энергетического удара. Прожектор погас, и поверхность Тритона снова окутал зеленовато-голубой полумрак, лишь все еще плясавшие в глазах зайчики подтверждали, что исчезнувшая фантасмагория света не привиделась!

В этот момент включилась внутренняя связь, и Шольц услышал встревоженный голос профессора Борвина:

– Обсерватория!! Вы слышите меня?!! Ответьте начальнику станции!!

Герман мгновенно отреагировал на призыв профессора Борвина. Его рука метнулась к сенсору связи, а голос прозвучал почти спокойно:

– Обсерватория слушает вас, господин профессор!..

– Над станцией зависли три астероида! – Голос профессора прозвучал гораздо четче. – Вне всякого сомнения, это х-объекты, они только что пытались уничтожить один из наших прожекторов!..

– Да, мы видели это! – подтвердил астрофизик, но начальник станции его, казалось, не слышал.

– ...и мы не можем сообщить о них, антенна дальней связи по непонятной причине вышла из строя! Старший лейтенант Бауэр хочет использовать для связи с ближайшей базой Космофлота антенну вашего радиотелескопа, но для этого необходимо перепрограммировать комплекс ее управления. Сейчас Готлиб расскажет вам, что именно надо сделать, и... постарайтесь все выполнить как можно быстрее!!!

Последние слова профессора Борвина были наполнены нескрываемой тревогой.

Шольц хотел было сказать в ответ хоть что-то успокаивающее, но не успел – раздался медленный, чуть глуховатый голос Готлиба Бауэра:

– Мы тут набросали небольшую программку для вашей антенны, но оказалось, что ориентировать ее можно только из обсерватории. Программу я тебе сейчас перешлю, а ты введи ее в блок управления антенной... И еще, тебе надо будет передать дублирующий шлейф антенны радиотелескопа в аппаратную дальней связи, я напишу, как это можно сделать прямо из рабочего зала обсерватории. Включай запись.

Герман машинально включил запись поступающей информации, а сам торопливо спросил:

– Вам удалось сделать анализ излучения?! Ну... того, которое х-объект применил против полиольстальной плиты защиты?!

– Так вы видели?.. – без всякого удивления констатировал старший лейтенант и сразу же ответил: – Пока неясно, слишком коротка была атака... Какая-то комбинация широкополосного излучения в оплетке поля Шлозгера конфигурации «труба». Полиольсталь не резалась в прямом смысле этого слова, скорее это излучение расшатывало решетку полимерных связей... процесс для нас совершенно неизвестный.

– Но это значит... – Шольц чуть запнулся в растерянности, – ...это значит, что они имеют возможность уничтожить всю противометеоритную защиту?! Если у них будет достаточно времени!..

– Ну, это не так-то просто! Плита над куполом станции в четыре раза толще, чем прожекторные козырьки, – по-прежнему сохраняя спокойствие, ответил Бауэр, – а кроме того, у нас имеются и активные средства противометеоритной защиты! – И старший лейтенант прервал связь.

«Две стационарные гравитационные пушки и эмиссионный излучатель антиматерии!» – мгновенно вспомнил Шольц.

Эти три единицы боевого вооружения, предназначенного для уничтожения угрожающих станции небесных тел, еще ни разу не использовались – Тритон давным-давно очистил пространство своей орбиты от мелких осколков, а залетных метеоритов вблизи Нептуна можно было не опасаться. Тем не менее оружие у станции было и его можно было применить!

«Правда, – тут же подумалось Герману, – гравипушки вряд ли справятся с астероидами такой массы, а использовать излучатель против объектов, зависших всего лишь в нескольких километрах от поверхности спутника, довольно опасно... Но, если прижмет, можно рискнуть!»

И тут же в его голову пришла другая мысль, и он чуть было не высказал ее вслух: «Надо было крошить их на подлете к Тритону!! Вот только времени-то было маловато!»

В этот момент звякнул сигнал окончания записи, и Шольц быстро вывел на экран полученные указания. Ничего сложного, как и предупреждал Бауэр, в этих указаниях не было, но предстоящая работа требовала времени.

Секунду подумав, астрофизик решил не привлекать к этой работе своего старшего товарища, внимательно наблюдавшего за нависшими над станцией астероидами и быстро заносившего в электронный блокнот какую-то информацию.

С адаптацией программы никаких трудностей не возникло, блок управления антенной радиотелескопа принял ее без возражений. А вот перекоммутация дублирующего шлейфа заняла минут пятнадцать – в дежурном комплекте не хватало нужных инструментов. Тем не менее Шольц справился с задачей и, довольно хмыкнув, собирался связаться с аппаратной дальней связи, чтобы доложить о выполнении задания, однако Бауэр вышел на связь с обсерваторией сам:

– Спасибо, Герман!.. У нас все готово. Отсылаем сообщение на Япет, а затем попробуем отогнать эти странные каменюки своими силами...

– Вы уверены, что это просто каменюки?.. – неожиданно для самого себя переспросил Шольц.

– Абсолютно! – твердо ответил Готлиб. – Базовый анализ показывает, что над станцией находятся три обычных хондритовых астероида...

– Тогда как вы объясняете столь странное для «обычных хондритовых астероидов» поведение. С каких это пор «обычные хондритовые астероиды» двигаются в пространстве, как сами того желают?!

– Мы думаем, что... ими кто-то управляет... Возможно, с Протея. Ведь именно там вы впервые обнаружили эти... объекты! Правда, механизм такого управления мы себе даже представить пока не можем...

«Не лишено логики! – подумал Шольц, удивляясь, как эта мысль не пришла в голову ему самому. – Таким образом, действительно, можно объяснить странное поведение этих камушков!.. Хотя... Получается, что у них в любом случае должны быть какие-то двигательные установки!»

Однако свой вопрос он задать не успел.

– Слушай, мы ведем запись... событий, но у нас идут какие-то странные помехи, – проговорил Бауэр. – Ты там, в обсерватории, тоже сделай запись, мы потом сведем обе и, возможно, получим цельную картинку.

И старший лейтенант отключил связь.

«Умник какой, – усмешливо подумал Шольц, – без тебя я бы не догадался включить запись!»

Развернувшись в кресле, он посмотрел на дубль-камеру... Индикатор записи не светился!!

Это было странно – он отлично помнил, как сам вставил в записывающий блок камеры новый кристалл и включил камеру при подлете астероидов, и вот оказалось, что камера не работала! Впрочем... нет! Счетчик емкости кристалла показывал, что какая-то информация в нем все-таки имелась!

«Может быть, я сам случайно выключил ее?..» – чуть растерянно подумал он.

Быстро проверив техническое состояние камеры и не обнаружив поломок, Герман снова включил ее в режиме воспроизведения записи. Картинка появилась на экране его монитора. Над обрезом зеленовато-голубой поверхности Тритона, на фоне черного неба, медленно приближались три отсвечивающих голубоватым сиянием каменные глыбы. Вот они прошли над темным куполом станции и исчезли за краем экрана, и... сразу же по экрану побежали черно-белые вибрирующие полосы высокочастотных помех, а затем запись и вовсе прервалась.

«Ну, точно! – уже гораздо увереннее подумал Шольц. – Задел случайно выключатель и сам не заметил!»

Снова включив запись передаваемой с камер наружного наблюдения информации, астрофизик откинулся на спинку кресла и повернулся к большому экрану, куда также выводилось изображение окружающего станцию пространства. Три астероида продолжали висеть над станцией, едва заметно вращаясь. Видимо, именно из-за этого вращения поверхность астероидов чуть отблескивала короткими яркими вспышками, словно преломляя и усиливая отражающийся от поверхности Тритона свет Урана. Спустя чуть более минуты Шольц заметил, как один из полиольстальных козырьков медленно втянулся в базовую щель, открывая импульсную антенну гравитационного орудия. На кончике центральной иглы антенны тускло светилась багровая точка. Прошло всего мгновение, и вокруг этой точки вспыхнули еще четыре багровых огонька, и сразу вслед за этим погасли все пять... Гравипушка произвела залп!

Атмосферы на Тритоне не было, так что выброшенный вверх столб гравитационного удара был совершенно невидим. Однако астероиды располагались настолько близко к поверхности спутника, что практически мгновенно на самом маленьком из них появился небольшой, абсолютно черный круг, он был прекрасно виден на фоне отблескивающей крошечными цветными бликами поверхности. Казалось, что эта совершенная в своей форме клякса продавливает каменное тело астероида, пытаясь пробить в нем дыру, сломать его в самой середине, хотя бы надколоть!.. Сам астероид также несколько переместился, словно бы приподнятый тяжелым ударом снизу, но это перемещение было слишком незначительным, слишком... невнятным!

А затем началось совершенно непонятное!

На месте черного пятна вдруг расцвело яркое, чисто-алое сияние, из которого вырвался резкий желтый луч... Он не был ответом на гравитационный залп землян, он ударил не в поверхность спутника, не в открытую шахту гравипушки! Луч ушел в сторону и уперся в посверкивающий бок самого крупного астероида, вызвав на этом боку точно такую же алую вспышку, а затем, словно бы срикошетировав от поверхности каменной кособокой груши, метнулся к третьему астероиду, и его посверкивающая поверхность поглотила золотисто-желтый луч... Весь... без остатка! И в месте поглощения также вспучился сноп алого, нестерпимо яркого сияния!!

Прошло около минуты, и вдруг Шольц ясно увидел, что поверхность всех трех астероидов, в тех местах, где она было охвачена алым светом, начала... плавиться!.. Сначала хондритовое крошево сгладилось, как будто по нему прошли плазменной горелкой, потом по нему прошла нереальная, невозможная в действительности рябь, а затем расплавленный камень начал течь, неторопливо вытягиваясь в направлении поверхности Тритона тремя гигантскими, нестерпимо пылающими «каплями»!!

– Коллега, вы понимаете, что происходит?! – донесся до слуха Шольца азартно вздрагивающий голос профессора Каррегана.

Нет, молодой астрофизик не понимал, что именно происходит на его глазах. Вместо того чтобы раскрошить малый астероид или хотя бы отбросить его на более высокую орбиту, гравитационный удар вызвал какую-то странную... лавинообразную реакцию во всех трех астероидах, приведшую, похоже, к их уничтожению! Какое-то мощное, непонятно откуда взявшееся пламя буквально растапливало, плавило, пожирало каменные громадины, и они истекали каменной лавой! Во всяком случае, выглядело это именно так!!

Первая «капля», набухавшая на самом крупном астероиде, отделилась наконец от каменного тела и неторопливо, как в замедленной съемке, поплыла в сторону поверхности Тритона. Шольц быстро прикинул и понял, что это новое космическое тело, если ничего не произойдет, опустится совсем рядом с прикрытым полиольстальным куполом «глазом» станции. Конечно, полиольсталь должна была выдержать этот не слишком сильный удар расплавленной «капли», но Шольцу вдруг почему-то нестерпимо захотелось, чтобы она вообще не добралась до поверхности Тритона!

Тем временем от двух других астероидов отделились точно такие же раскаленные «капли» и так же неторопливо двинулись к поверхности спутника, под которой прятались помещения научной станции, но астрофизик не обратил внимания на них. Его глаза неотрывно следили за теми изменениями, которые происходили с первой «каплей»!

Она выплыла из пылающего нестерпимо ярким огнем каменного расплава, из алого ореола, окружавшего место гравитационного удара, и вдруг начала превращаться в странного вида субстанцию. Спустя всего несколько секунд «капля» стала практически полностью прозрачной, почти терявшейся на фоне темного, расцвеченного звездами неба. Но все-таки ее можно было различить за счет некоей белесой мути, колышущейся внутри нее и колышущую саму эту «каплю» И самое странное заключалось в том, что «капля» не превратилась в шар, медленно опускаясь к поверхности спутника, она продолжала сохранять вытянутую, каплеобразную форму.

Чуть меньше четырех километров, отделявших астероид от поверхности спутника, эта прозрачная, чуть подбеленная изнутри «капля» преодолела за какие-нибудь десять минут, хотя ее движение казалось очень неторопливым. Когда между нею и станцией осталось не более пятидесяти метров, она как-то судорожно дернулась в сторону и через несколько секунд плавно опустилась почти точно на центр полиольстального купола станции... и застыла на его округлой поверхности!

Это было поразительно! Некий, почти прозрачный объем каплеобразной формы стоял вертикально и совершенно неподвижно на полиольстальной полусфере в паре метров от ее верхней точки! Конечно, сила тяжести на Тритоне была не слишком велика, но каким образом этой, явно не твердой «капле» удавалось удерживаться на гладкой наклонной поверхности полиольстали, сохраняя при этом свою каплеобразную форму и вертикальное положение, было совершенно непонятно?!!

В этот момент Шольца отвлекло от наблюдения за происходящим негромкое покашливание старого профессора, а затем и его негромкий голос:

– Герман, в обсерватории не работает записывающая аппаратура. Я попытался вывести на свой монитор запись поведения астероидов над Трионом, но ни на стационарной камере, ни на дубль-камере этой информации нет! Дубль-камерой зафиксирован только пролет астероидов над станцией, затем короткие помехи, и все!

Шольц, чуть отклонившись вправо, посмотрел на индикаторную панель дубль-камеры – судя по показаниям выведенных на панель датчиков, запись велась в обычном режиме. Однако его попытка вывести на экран монитора хотя бы часть записанной информации показала, что профессор абсолютно прав – кристаллы и стационарной камеры, и дубль-камеры были практически пусты!..

Этот факт донельзя расстроил молодого астрофизика. Во-первых, не осталось самых важных свидетельств контакта с х-объектами – записи этих контактов, а во-вторых, судя по всему, записывающей аппаратуре обсерватории требовался серьезный ремонт, а может быть, и полная ее замена. Это было не только неприятно, но и очень странно – камеры такого типа, как правило, работали безотказно!

Впрочем, оставалась надежда, что в главном комплексе станции запись все-таки ведется, там были установлены четыре автономных записывающих модуля, так что проблем с фиксированием того, что творилось в пространстве, окружающем станцию, быть не могло!

И тут он снова услышал профессора:

– Мне придется вернуться на станцию!

– Зачем? – Шольц невольно повернулся в сторону Каррегана.

Профессор уже встал со своего рабочего места и, задумчиво потирая щеку, смотрел на большой экран обсерватории невидящим взглядом.

– У меня появилась некая мысль по поводу способа передвижения этих ваших... э-э-э... х-объектов, но чтобы ее проверить, мне нужна полная информация об их эволюции!

– Профессор, но на станции наверняка нет того, что мы видели на орбите Протея... – попробовал возразить Шольц, однако Карреган ответил ему улыбкой:

– Как раз эта информация у меня имеется! – И он показал кристалл, извлеченный из стационарной камеры часа два назад. – Как только я доберусь до своего кабинета, я тут же сделаю копию!

Молодой астрофизик хорошо знал, что спорить с профессором, когда он уже принял решение, бесполезно, но у него невольно вырвалось:

– Вы хотя бы скафандр наденьте!.. Мало ли что может случиться, пока вы будете добираться до основного комплекса!

Старик захихикал, покрутил головой и, не отвечая на последнюю фразу своего младшего коллеги, направился к шлюзу тоннеля, ведущего из обсерватории в главный комплекс станции.

Когда за старым профессором закрылся люк шлюза, Шольц вздохнул и снова повернулся к экрану. Волноваться вообще-то было нечего, дорога от обсерватории до главного комплекса станции проходила под поверхностью Тритона и не превышала полутора километров, так что профессор должен был быть в своем кабинете не позднее чем через восемь – десять минут – именно столько времени требовалось электрокару, чтобы добраться до шлюза станции. И все-таки на душе у Германа было тревожно! Но когда он снова взглянул на главный экран обсерватории, эта его тревога сразу же отошла на второй план.

Еще две «капли» опустились на поверхность Тритона – одна «присела» рядом с комплексом эмиссионного излучателя антиматерии, а вторая, оказавшись довольно далеко от «глаза» станции, высилась на невысоком сглаженном холме, под которым располагались складские помещения и ремонтный комплекс. Первая «капля» к этому моменту все-таки «стекла» по полиольстальному куполу в сторону выстрелившей гравипушки, оставив за собой странный, маслянисто поблескивающий след, но не просто стекла... После нескольких минут наблюдения Шольцу стало ясно, что все три «капли» медленно передвигаются... ползают по голубовато-серой поверхности спутника, но если две из них перемещались на первый взгляд достаточно хаотично, то третья – та, что располагалась над складами, двигалась наподобие волчка, медленно вращаясь вокруг своего центра, который, в свою очередь, неторопливо перемещался по расширяющейся спирали.

Астрофизик еще несколько минут неотрывно наблюдал за последней «каплей», улавливая в ее движении некий, пока еще неясный смысл, а затем перевел взгляд на первую из «капель». Та прошла уже полпути от купола до гравипушки, двигаясь при этом не напрямую, а каким-то замысловатым зигзагом. И Герману вдруг показалось, что это какое-то... ослепшее, оглохшее, неуклюжее животное отыскивает на ощупь что-то очень важное для себя!.. Вот только на ощупь ли?!! И еще... след, который оставляли после себя все три «капли», поблескивал все сильнее и сильнее, словно наливаясь какой-то иррациональной, невозможной силой!

Шольц оторвал взгляд от «капель», продолжавших свое, казавшееся таким неторопливым движение, и невольно посмотрел вверх, на нависшие над поверхностью Тритона астероиды... Те, постепенно увеличивая скорость, удалялись от спутника Нептуна, словно собираясь навсегда покинуть его негостеприимные окрестности! Однако, поднявшись на высоту двадцать – двадцать пять километров, они снова зависли, неприятно посверкивая вкрапленными в их тела хондрами.

Астрофизик несколько минут наблюдал за неподвижно висевшими астероидами, а затем снова обратил свое внимание на непонятные «капли», уроненные астероидами на поверхность Тритона. Те продолжали свое неспешное вроде бы движение, а вот следы, тянувшиеся за ними!.. Их блеск стал еще ярче, превратившись в самое настоящее сияние, и замерзшая смесь азота, метана и угарного газа, из которой состояла поверхность спутника, начала... словно бы плавиться в этом ярком сиянии. Прозрачный «дымок», вившийся над этими «следами», неопровержимо свидетельствовал о повышении температуры на поверхности Тритона!!

И тут в голову Шольца пришла интересная мысль! Быстро развернувшись в кресле, он затребовал на экран монитора программу работы третьего зонда, предназначенного для исследования Протея, и начал быстро вводить в нее изменения. Закончив в три с небольшим минуты эту свою работу, Герман еще раз проверил правильность внесенных поправок и коснулся пускового сенсора. Кресло под ним едва заметно дрогнуло – зонд покинул стартовую шахту.

На этот раз разгонный двигатель зонда не включался, поскольку заданная орбита была в зоне доступности шахтной катапульты. Шольц отслеживал подъем зонда по включившимся на десятой секунде полета навигационным огням, которые были отлично видны через вспомогательную оптику обсерватории. Заданной орбиты зонд достиг спустя тридцать шесть секунд полета, затем двумя короткими толчками маневренных двигателей аппарат стабилизировал свой полет и привел в рабочее положение имеющуюся на борту исследовательскую аппаратуру.

Как только с зонда поступил сигнал готовности, астрофизик переключил всю развертку главного экрана обсерватории на прием выдаваемой им информации. На экране возникло четкое, детальное изображение поверхности Тритона, взятое с высоты семи километров, и теперь Герман мог с гораздо большей точностью оценить, что же именно происходило над станцией.

Прямо посередине экрана идеальным темным кругом на голубом фоне выделялась полиольстальная броня противометеоритной защиты купола главной кают-компании. В пятистах метрах правее виднелся еще один купол, раза в два меньше первого, под которым скрывался излучатель антиматерии. Полиольстальные козырьки, скрывавшие гравипушки, прожектора и приборные комплексы, вынесенные на поверхность Тритона, с такой высоты были практически неразличимы, а увеличивать картинку Шольц не хотел – ему надо было видеть всю площадь станции!

Да в общем-то он и не обратил особого внимания на эту недостаточную детализацию изображения, то, что его занимало, было видно очень хорошо – след, оставляемый ползущими «каплями», продолжал светиться. Молодому астрофизику, несколько секунд пристально рассматривавшему контуры этого свечения, сразу показалось, что они что-то ему напоминают, а спустя пару минут он уже точно знал, что «капли» передвигаются точно над теми помещениями станции, которые не были углублены в скальную породу Тритона, а располагались сразу под коркой смерзшихся газов! «Оконтуривание» этих помещений было еще не закончено, но сомнений в предназначении этого свечения у Германа не было!

Шольц, не отрывая взгляда от экрана, включил внутреннюю связь и тут же услышал официальный голос дежурного по станции:

– Что у вас, Шольц?..

Леверенц говорил напряженно, словно его оторвали от какого-то важного и срочного дела.

– Во-первых, я хочу узнать, добрался ли до станции профессор Карреган? – Спросил Герман и только после этого вопроса понял, что его беспокойство за старого профессора не исчезло. – И еще... я хотел сообщить, что эти... «капли»... ползают точно над помещениями станции, не заглубленными в материковую породу... ну, над теми, что лежат прямо подо льдом!

– С чего ты это взял?!

В голосе электронщика прозвучало не только удивление, но и странная настороженность.

– Я наблюдаю за этими «каплями» с высоты семи километров и ясно вижу, как именно они перемещаются! – твердо проговорил Шольц и добавил: – Так вот, светящиеся следы, оставляемые этими... «каплями» точно очерчивают контур именно этих помещений!

– Хорошо, я сообщу о твоем наблюдении начальнику станции... А твой профессор добрался нормально. Сейчас он в своем кабинете что-то считает.

– Слушай, Хельмут, – немного неуверенно начал Шольц, – сообщение на Япет отправили или...

– Отправили, – перебил его Леверенц, – еще до гравитационного удара. А сейчас Бауэр и лейтенант Шлигель готовят эмиссионный излучатель – астероиды ваши поднялись, так что можно попробовать их на прочность!

Электронщик секунду помолчал, а затем спросил, понизив голос:

– Слушай, Герман, как получилось, что вы так поздно засекли эти три камешка?.. Мне казалось, что ваша аппаратура позволяет вам...

– Эти три камешка, – перебил его Шольц, – мы обнаружили еще около Протея!.. Только вот мы и подумать не могли, что они могут самостоятельно менять орбиту и, кроме того, управлять собственным излучением в оптическом диапазоне!

– Что значит – управлять собственным излучением?.. – не понял Леверенц.

– А то и значит! – достаточно резко ответил астрофизик. – Мы не видели эти камешки в оптику и считали, что они все еще болтаются около Протея, а когда я смог задействовать радиотелескоп, оказалось, что они в двадцати минутах полета от Тритона!!

– Значит, это и в самом деле х-объекты... – не то спросил, не то констатировал Леверенц, и в его голосе просквозила тоска.

– Ничего, – попробовал успокоить его Шольц, – если нам удастся использовать эмиссионный излучатель, все будет в порядке... – И тут же задумчиво добавил: – Хотя неплохо было бы разобраться с механикой их движения и... вообще...

– А я хотел бы, чтобы история с этими вашими астероидами побыстрее закончилась! – резче, чем нужно, ответил Леверенц и отключил связь.

Разговор отвлек Шольца от созерцания поверхности Тритона, и теперь, снова вернувшись к главному экрану обсерватории, он увидел, что движется только одна «капля» – та, что располагалась над складским комплексом станции. Две другие замерли, почти слившись с собственным светящимся следом, пролегшим точно над помещениями станции. Впрочем, и еще двигавшаяся «капля» практически завершила свою работу – «незакрашенным» оставался крошечный угол, в котором, как помнил Шольц, располагалась литейная мастерская.

Едва охватив взглядом отраженную на экране картину, Герман вдруг почувствовал, что сейчас должно что-то произойти!.. Что-то совершенно неожиданное для... него... для всех людей, находящихся на станции. И сразу же до его сознания дошла причина этого странного, внезапно возникшего чувства – «капли» завершили предназначенную им работу, и, значит...

Что именно «значит», он додумать не успел, да, пожалуй, и не смог бы. В этот момент темный круг полиольстальной плиты, прикрывавшей антенну эмиссионного излучателя, дрогнул и стал... таять с одного конца, сменяясь угольно-черным пятном открывающегося провала шахты.

«Вот и все! – с облегчением подумал астрофизик. – Еще пара-тройка минут, и от этих трех сумасшедших астероидов останется только сгусток неуправляемой энергии!»

Но шахта эмиссионного излучателя не успела открыться и выпустить антенну. Бледный зеленовато-голубой свет Нептуна вдруг растворился в ярком солнечном сиянии, павшем на поверхность Тритона золотой невесомой накидкой, и вслед за этим сиянием, пронзая его насквозь неестественной, словно бы впитывающей свет чернотой, к скрытым под ледяной коркой помещениям станции ринулось около четырех десятков крупных, изломанных острыми гранями метеоритов!

Это был не хаотичный метеоритный дождь, казавшиеся каменными глыбы рушились на Тритон, сохраняя четкий, выверенный строй. Практически правильное кольцо из летящих очень близко друг к другу метеоритов составляли его середину, а еще десятка полтора метеоритов летели широкой россыпью, словно каждый из них имел на поверхности спутника свою конкретную цель! Этот строй миновал висевший над станцией зонд, пропустив его через центр «кольца», и теперь Шольц мог вполне отчетливо видеть, как несущиеся практически в одной плоскости метеориты неотвратимо приближаются к обозначенной ровным ясным блеском поверхности, лишь слегка размытым вившейся над ним дымкой. У астрофизика, хотя он и не наблюдал за стоявшими над станцией астероидами, была твердая уверенность, что это именно они каким-то непостижимым образом разделились на четыре десятка метеоритов и атакуют станцию. На секунду ему стало страшно, но он тут же сообразил, что этим «камням» вряд ли удастся пробить шестиметровую ледяную, каменной твердости поверхность спутника, прикрывающую помещения станции. А если даже это и произойдет, автоматика сразу же изолирует немногие разрушенные помещения от остального объема станции перегородками, взломать которые вряд ли будут способны эти странные метеориты, кто бы ими ни управлял!!

Зонд продолжал бесстрастно передавать изображение станции с высоты семи километров. Шольц видел, как метеориты, стремительно уменьшаясь в размерах, канули наконец в сияние, оставленное «каплями», уложив свое «кольцо» точно вокруг темной шапки полиольстального купола, а затем... Тритон дрогнул! Кресло под астрофизиком дернулось вверх-вниз так, что Герман едва удержался в нем, но при этом он продолжал неотрывно смотреть на экран. Над долиной, под которой располагалась станция, медленно, неторопливо поднималось темное, клубящееся облако, пронизанное длинными белыми жгутами вырвавшегося из помещений станции и мгновенно замерзшего воздуха!

Несколько секунд Шольц продолжал сидеть неподвижно, а затем резко выбросил тело из кресла и бросился к выходу из обсерватории. Однако у самого шлюза его остановил сигнал внутренней связи. Мгновение он раздумывал, а потом все-таки вернулся назад и включил связь. Изображения на экране не появилось, но из динамика неожиданно раздался очень довольный голос профессора Каррегана:

– Коллега... – коллегой профессор называл Германа, только когда был в отличном настроении, – ...я действительно разгадал механизм движения этих ваших... х-объектов!! Вы знаете, они разгоняются и тормозятся, используя магнитное поле Нептуна. И, кроме того, владеют противоинерционной технологией, что и позволяет им так резко и непредсказуемо менять направление движения! Это просто до гениальности!!

– Профессор, – стараясь держать себя в руках, заговорил Герман, – вы что, не знаете, что наши «гениальные» х-объекты только что разгромили купольную часть станции?! Вы что, не понимаете – нам угрожает смертельная опасность!!

Секунду Карреган помолчал, а затем снова раздался его голос, лишь слегка озадаченный:

– Разгромили станцию?.. Х-объекты?.. Нет, я ничего не видел... Правда, я не наблюдал за их действиями... расчеты, знаете ли, заняли все мое внимание... Да, меня сильно тряхнуло, но я подумал, что это... э-э-э... привели в действие эмиссионный излучатель...

– Профессор, – снова заговорил Шольц чуть более торопливо, – ни в коем случае не выходите из своего кабинета. Я постараюсь вернуться на станцию, разобраться в обстановке и спуститься к вам. Вы меня поняли?.. Ни в коем случае не покидайте свой кабинет!!

– Я понял... – дрогнувшим голосом подтвердил Карреган, – ...понял! Ни в коем случае не выходить... но я и не собирался выходить... – И после мгновенной паузы добавил: – Я вас жду...

Профессор отключил связь, и Шольц после минутного колебания переключился на дежурного по станции. Леверенц отозвался сразу, хотя его физиономия на экране также не появилась:

– Герман, ты видел, что произошло?!! Объясни, я ничего не понял!! Видел, как на нас падали... камни, а потом экран погас и... трясло... трясло!..

– Сейчас трясет? – жестко перебил его Шольц.

– Что?.. – не понял Хельмут.

– Сейчас трясет, спрашиваю?! – повторил Шольц.

– Нет... – растерянно ответил электронщик, – ...нет, не трясет, но я ни с кем не могу связаться! Может быть, на станции уже никого кроме нас не осталось!!!

Герман понял, что Леверенц находится на грани истерики и способен на любой, самый дикий поступок. Поэтому он как можно спокойнее и даже чуть насмешливо проговорил:

– Ну почему же никого не осталось?! Я только что говорил с профессором Карреганом, который совершенно спокойно работает в своем кабинете. Да и я сам собираюсь перебираться на станцию, хочешь, зайду и к тебе... Ну, а по поводу срыва связи – такой удар вполне мог повредить и приборы, и коммуникации. Разберемся, поправим... главное – не терять спокойствия.

Не дожидаясь ответа от дежурного, астрофизик отключил связь, откинулся на спинку кресла и, закрыв глаза, с минуту переводил дух. Затем, выбравшись из кресла, он достал из дубль-камеры информационный кристалл и, зажав его в кулаке, направился к выходу из обсерватории. Пульт управления входным шлюзом работал в штатном режиме и показывал, что тамбур, отделяющий обсерваторию от тоннеля, заполнен воздухом. Перейдя в тамбур, Шольц тщательно задраил люк шлюза и, не раздумывая, принялся натягивать скафандр. Закончив одеваться, он вставил в записывающее устройство скафандра снятый с дубль-камеры кристалл и подошел к внешнему люку тамбура. Датчик, установленный на панели управления шлюзом, показывал наличие атмосферы в переходном тоннеле, но Шольц почему-то не верил этим показаниям!

И он оказался прав. Едва механизмы открывания внешнего люка сдвинули полиольстальную крышку с места, в образовавшуюся щель со свистом начал выходить воздух. Спустя несколько секунд эта щель увеличилась и свист исчез, однако автоматика скафандра бесстрастно фиксировала, что давление в переходном тамбуре стремительно падает. Кроме того, в проеме люка было темно – освещение тоннеля не работало!

Через минуту Шольц смог переступить порог обсерватории, луч нашлемного фонаря высветил чуть отблескивающие стены тоннеля, уходящие темной трубой в направлении основного комплекса станции. Астрофизик оставался на месте до тех пор, пока люк за его спиной не закрылся, а затем шагнул вперед. Два электрокара стояли в нише рядом с входным люком, но Герман даже не взглянул в их сторону – было ясно, что воспользоваться ими нельзя, их энергоснабжение осуществлялось с распределительного щита станции.

В момент метеоритного удара шестнадцать сотрудников станции находились в большой кают-компании, у огромного информационного экрана, наблюдая за непонятными действиями странных астероидов. С виду несокрушимая ледяная скорлупа Тритона, на которой покоился купол, оказалась вдруг пористой, словно какой-то из составлявших эту замерзшую смесь газов был непонятным способом нагрет и переведен в жидкое состояние. При ударе метеоритного кольца в основание купола ледяной монолит рассыпался в крошку, и прикрывавший кают-компанию полиольстальной купол вместе с управляющими им механизмами рухнул вниз. Все шестнадцать человек погибли мгновенно, частью раздавленные обломками конструкций, частью задохнувшиеся!

Метеориты, не входившие в состав основного ударного кольца, действительно имели свои собственные цели. Один из них попал точно в практически полностью открывшуюся шахту эмиссионного излучателя, покорежил наконечник излучающей антенны и застрял между стеной шахты и несущей фермой антенны. Еще два метеорита врезались в поверхность спутника рядом с шахтой и обрушили значительную часть прилегающего к ней ледяного монолита. Это обрушение лишило опоры несущую конструкцию прикрывавшего шахту купола, и ее перекосило. Одиннадцать метеоритов угодили в ледяную плиту, прикрывавшую складские помещения и ремонтные мастерские. Шесть из них смогли пробить и ставшую пористой корку Тритона, и проложенный под ней сэндвич из пенополистерольного пластика и полиольстальной фольги. Три дыры мгновенно вспенившийся пластик смог закрыть, а еще три, оказавшиеся в потолке продуктового склада, литейной мастерской и ангара дальних вездеходов, были слишком велики, так что автоматике станции пришлось изолировать эти, потерявшие герметичность помещения от общего объема станции. Через две минуты после этого в продуктовом складе задохнулся трюм-мастер станции.

Механик-энергетик станции Петер Шторм в момент метеоритного удара находился в лаборатории ремонтного комплекса. Его, в отличие от Шольца, весьма заинтересовала втулка, которую они накануне ночью заменили в механизме поворота радиотелескопа. Он как раз заканчивал анализ материала втулки, когда помещение лаборатории содрогнулось от удара и за стеной раздался резкий свист выходящего через пробоину воздуха. Шторм вскочил со своего места, но уже в следующее мгновение свист прекратился. Еще с минуту механик, застыв на месте, прислушивался, а затем быстрым, неслышным шагом подошел к двери, ведущей в цех металлообработки. Однако сразу открывать дверь он не стал – ему вдруг показалось, что за дверью кто-то есть и этот кто-то так же, как и он сам, прислушивается к происходящему в соседних помещениях.

С минуту Шторм стоял неподвижно, вцепившись пальцами в дверную ручку, но за дверью царила тишина. Тогда он медленно, осторожно повернул ручку и толкнул дверную створку. В образовавшуюся щель цех металлообработки был виден почти полностью – дверь располагалась в самом углу этого цеха. Механик обежал открывшееся помещение быстрым взглядом.

С потолка свисали неряшливые лоскутья полиольстальной фольги, между которыми свежим, ослепительно белым сталактитом красовалась большая сосулька вспененного пластика. В воздухе висела поднявшаяся с пола пыльная завеса, сквозь которую, однако, было отчетливо видно, что цех пуст. Во всяком случае, никого, кто бы мог «прислушиваться к окружающему», не было видно.

Однако Шторм, в силу своей профессии, был очень осторожен – пробой в потолке свидетельствовал о том, что нечто должно было находиться в цехе. Он проскользнул сквозь дверную щель и, чуть пригнувшись, мягким крадущимся шагом двинулся мимо многоцелевого автомата в сторону главного пролета, пересекавшего все пространство цеха и находившегося как раз под запененной пробоиной. Уже находясь буквально в двух шагах от начала пролета, он вдруг увидел на кожухе автомата плазменный резак-горелку, и рука сама потянулась к инструменту. Едва его пальцы сомкнулись на удобной тяжелой рукояти, Шторм ощутил, что к нему полностью вернулась привычная уверенность в себе. Он уже гораздо смелее шагнул вперед и выглянул из-за кожуха автомата. Вдоль трехметрового главного пролета выстроились всевозможные металлообрабатывающие агрегаты, а прямо посреди него, на начищенных металлокерамических плитках пола, стояла, посверкивая многочисленными грубымисколами, каменная колонна высотой около двух метров. Ее нижнее основание было квадратным, где-то восемьдесят на восемьдесят сантиметров, к вершине колонна сужалась, но совсем немного.

Несколько секунд механик, застыв на месте, не сводил глаз с этой странной колонны, а затем вышел из-за скрывавшего его автомата и, вытянув вперед руку, включил горелку. На кончике рабочего стержня открылась маленькая форсунка, и из нее выпрыгнуло четырехсантиметровое фиолетовое пламя. Шторм медленно двинулся по пролету в сторону колонны, стараясь боковым зрением фиксировать происходящее вокруг. Но все было спокойно, только вот сколы камня на двухметровом камне... Впрочем, скоро Шторм понял, что это вовсе не сколы – в камень без всякого порядка были вкраплены разновеликие поблескивающие шарики. Как только механик их разглядел, у него возникло стойкое ощущение, что это не просто оплавившиеся вкрапления каких-то минералов, что это... чужие, внимательно разглядывающие, оценивающие его глаза!!

Но каменная колонна продолжала стоять на месте совершенно неподвижно, а потому Шторм после секундного колебания снова двинулся вперед. Пройдя еще пару шагов, он снова остановился, новая мысль пришла ему в голову. Он осторожно перевел взгляд вверх и убедился, что пробоина в потолке расположена точно над колонной и по своим размерам соответствует ее основанию. Но это не успокоило механика. Высота цеха была чуть больше четырех метров, и он был твердо уверен, что, пробив потолок и упав на пол, колонна вряд ли смогла бы остаться в вертикальном положении!

До колонны оставалось около трех метров, когда механик снова остановился, а затем двинулся вправо – туда, где просвет между колонной и кожухом оборудования был чуть больше. Прижимаясь к ощутимо теплому кожуху, Шторм обошел колонну и, отступив подальше, принялся рассматривать незваную гостью с другой стороны. Впрочем, и здесь она представляла собой все тот же камень с вкрапленными в него блестящими шариками.

И тогда Шторм шагнул вперед, подняв перед собой горелку и увеличив ее мощность до отказа. Фиолетовое пламя вытянулось изящным узким лепестком сантиметров на пятьдесят, а его кончик окрасился в ярко-желтый, солнечный цвет.

«А теперь мы посмотрим, какой ты есть камень?..» – подумал Шторм, вытянув вперед руку и осторожно касаясь кончиком пламени одного из поблескивающих в камне шариков.

Но ничего не произошло. Камень, как ему и положено в плазменном пламени, начал постепенно наливаться багровым светом, этот свет становился все ярче, переходя в ярко-красный, а затем в алый. Когда в алом пятне появились желтоватые тона, Шторм подумал, что вот сейчас камень должен потечь... И словно в ответ на его мысль, вкрапление, на которое он направил пламя резака, вдруг с резким звуком лопнуло, и из образовавшейся впадины медленно потек... нет, не расплавленный камень, а какая-то странная субстанция, напоминающая жидкий полупрозрачный дым.

Шторм немедленно отступил на шаг назад и отвел в сторону пламя горелки, но необычный дым продолжал неторопливо сочиться из выбоины в камне. Более того, если вначале он выталкивался наружу большими, чуть вытянутыми каплями, то спустя несколько секунд эти капли слились в неторопливый, но достаточно обильный поток.

С минуту механик наблюдал за этим странным «истечением», не зная, что предпринять, а затем снова шагнул вперед и принялся водить по камню пламенем резака немного выше выплевывающей дым впадины. На этот раз камень разогрелся до красного свечения гораздо быстрее, и поток дыма стал вдвое интенсивнее. Шторму вдруг показалось, что камень колонны вовсе не плавится, что материал колонны под воздействием огромной температуры горелки попросту преобразуется в какое-то другое состояние!

И тут он вдруг почувствовал, что его ноги что-то неприятно холодит. Он опустил взгляд и увидел, что дым, опускавшийся вниз густой струей, не растекается по полу, а каким-то непонятным образом концентрируется около его ног, образовав уже приличный холмик высотой до его колен. Шторм попытался отступить назад, выбраться из напоминавшей чуть замутненную воду субстанции, но ноги неожиданно отказались повиноваться. Он чувствовал свои ноги, но вот сделать хотя бы шаг не мог!

Грязно выругавшись, он опустил резак и начал водить пламенем по дымному холмику, но доселе всесильное пламя плазмы вдруг съежилось, покраснело и с шипением исчезло!

Шторм с изумлением поднес к глазам рукоятку резака и уставился на счетчик плазменного горючего. На крошечном дисплее безразлично светились нули! Размахнувшись, механик швырнул ставший бесполезным резак в высившийся перед ним камень. Инструмент врезался в колонну, и Шторм неожиданно услышал глухой шлепок, словно металл ударился о мягкую, влажную глину, а не о твердый, не поддававшийся плазменному пламени камень!

И тут механик на секунду забыл о своих непослушных ногах. Подняв взгляд, он увидел, что стоявший перед ним каменный монолит уменьшился на четверть, что его вершина оплыла странными размягченными потеками, а жидкий, чуть замутненный поток изливается уже из оплывшей вершины двумя волнистыми струями. Он снова опустил взгляд – мутноватый холм, просвечивающий до самого пола, вырос уже до уровня паха! Шторм рванулся вверх, пытаясь выпрыгнуть из этого холма, но непослушные ноги не смогли оттолкнуться от пола, и его тело начало беспомощно заваливаться вправо!..

И в ту же секунду из замутненного холма выбросило плотный упругий жгут не то воды, не то дыма. Этот жгут уперся в правое плечо заваливающегося набок механика, и Шторм почувствовал легкий, странно успокаивающий холод. Ему вдруг все стало совершенно безразлично, как бывало безразлично в детстве в кабинете директора школы, когда он получал очередной нагоняй за очередную шалость.

И тут он сделал то, что ему всегда хотелось сделать в детстве, – он смачно плюнул во все выше поднимающийся белесоватый холм, и его плевок беззвучно канул в чуть замутненной не то воде, не то дыме...

Спустя десять минут каменная колонна, украшавшая главный пролет цеха металлообработки, полностью исчезла. Вместо нее в пролете высилась прозрачная, чуть подкрашенная белым капля, внутри которой можно было ясно различить неподвижное, с запрокинутой вверх головой тело механика-энергетика станции Тритон Петера Шторма. Тело было голым, и у него отсутствовали ноги до колен... Они как будто растворились в поглотившей его капле, равно как и бывшая на теле одежда.

Центр оперативного управления станцией во время атаки метеоритов практически не пострадал. Углубленный в скальное тело Тритона на двенадцать метров, он не боялся такого рода ударов, и только установленная в нем автоматика лихорадочно регистрировала все происходящее в других помещениях главного комплекса, выводя данные на монитор начальника станции:

Уничтожены полностью:

большая кают-компания (погибли шестнадцать человек),

большой и малый просмотровые залы,

продуктовый склад (погиб один человек),

ангар челноков вместе с находившимися в нем челноками,

литейная мастерская,

хранилище видео– и аудиозаписей (погибли три человека),

подстанция бытового энергоснабжения,

два резервуара с водой,

шесть посадочных прожекторов...

Повреждены без возможности восстановления:

эмиссионный излучатель антиматерии,

два антигравитационных орудия,

тоннель между главным комплексом станции и обсерваторией,

сеть силового энергоснабжения (на 86 процентов),

сеть бытового энергоснабжения (на 52 процента),

комплекс обеспечения станции воздухом (на 64 процента)...

Строчки продолжали выпрыгивать на мерцающее окно монитора, но ни начальник станции, профессор Борвин, ни находившиеся вместе с ним в центре старший лейтенант Бауэр и лейтенант Шлигель уже не обращали на них внимания. И так было ясно, что удар неизвестно откуда взявшегося метеоритного роя – очень странного роя – стал для станции гибельным!

Профессор сидел в своем кресле, ссутулившись и опустив голову, руки его безвольно лежали на столе, а глаза были закрыты. Возможно, он о чем-то думал, но не торопился поделиться своими размышлениями с двумя находившимися рядом офицерами. Лейтенант Шлигель, несмотря на сообщение о невосстановимом повреждении всего вооружения станции, продолжал попытки активировать автоматику эмиссионного излучателя, а старший лейтенант Бауэр выяснял, кто из состава станции жив, где именно находится и в каком состоянии.

Все работники станции имели в своем теле вживленные чипы, обеспечивающие, в теории, подробную информацию не только о месте нахождения каждого, но и о его физическом состоянии. Однако на этот раз у начальника службы связи станции возникли затруднения с определением не только физического состояния людей, но и их местонахождения.

Наконец Бауэр развернулся вместе с креслом и с отчаянием в голосе воскликнул:

– Я ничего не понимаю!!!

Этот возглас словно бы вывел профессора Борвина из его глубоких раздумий. Подняв голову, но, не поворачиваясь в сторону своего собеседника, он переспросил:

– Чего вы не понимаете, Готлиб?.. – А затем, усмехнувшись, добавил: – Тут и понимать нечего – станция разгромлена из-за халатности руководства, вовремя не принявшего меры к ее защите. Меня скорее всего лишат всех званий и осудят до конца жизни, вас... Ну, ваше военное руководство определит степень вашей вины.

Он чуть помолчал и едва слышно закончил:

– Только бы Марты не коснулся весь этот ужас!..

Пока профессор рассуждал на столь тревожащую его тему, Бауэр внимательно смотрел ему в затылок, а когда тот закончил, проговорил резко:

– Боюсь, профессор, что лишать званий и судить будет просто-напросто некого!

Борвин вздрогнул и медленно повернулся в сторону старшего лейтенанта:

– Что вы имеете в виду, Готлиб?..

– То, что на станции в живых не останется никого! – еще более резко ответил связист. – Тридцать шесть человек уже погибли, верхняя часть главного комплекса станции практически уничтожена, и самое главное, что уничтожен продуктовый склад... Но страшно даже не это!

Профессор смотрел на офицера непонимающим взглядом, словно не мог придумать, что же еще может быть страшнее уже происшедшего. И Бауэр пояснил, что он «имеет в виду»:

– Главный компьютер выдал мне наконец информацию о нахождении и состоянии каждого человека, работающего на станции. Тридцать шесть, как я уже сказал, мертвы, тридцать идентифицированы точно, они живы и их местоположение определено. А вот еще двое – Петер Шторм и Франц Перельман... С ними что-то странное... Их чипы запеленгованы, но компьютер не может определить, живы они или нет!

– Что значит – «не может определить»?.. – переспросил профессор, и по его тону стало ясно, что сообщение Бауэра отвлекло его от размышлений на тему своего будущего.

– Именно то, что я сказал, – чип откликается на запрос, но не может доложить о состоянии своего хозяина ничего определенного. Но самое неприятное, что в тех же помещениях, где находятся Шторм и Перельман, фиксируются активные биомассы, не принадлежащие людям!

– Вы хотите сказать, что на территории базы находятся живые существа, не... э-э-э... люди?!! – изумился Борвин.

– Нет, это не я хочу сказать, это докладывает автоматика станции! – с чуть заметной язвинкой ответил Бауэр. – Вот, смотрите, я выведу эту информацию на ваш монитор.

Пальцы связиста пробежали по клавиатуре информационного модуля, и на экране командирского монитора возник штрих-план двух помещений станции.

– Справа, – начал свои пояснения старший лейтенант, – выведен план цеха металлообработки. В этом цехе произошел пробой потолка, но пенополистерольный сэндвич затянул пробоину. Сейчас там нормальное давление воздуха и нормальная температура, работают автономные системы жизнеобеспечения, ресурс которых составляет двадцать четыре часа. Красной точкой обозначено расположение Петера Шторма, судя по моим наблюдениям, он перемещается по цеху, вот только связаться с ним мы не имеем возможности – коммуникации уничтожены. А вот... – последовали небольшая пауза и новое пощелкивание на клавиатуре, – ...та самая неизвестно откуда взявшаяся активная биомасса, которую зафиксировала наша автоматика!

Красная точка вдруг оделась неяркой, красновато святящейся аурой.

– Такой большой объем?! – удивленно воскликнул профессор Борвин.

– Не это важно, – быстро отозвался старший лейтенант, – а то, что Шторм, судя по всему, находится внутри этого «большого объема»!

– Н-да... внутри, – как будто бы нехотя согласился профессор.

– Выходит, что эта... биомасса... съела нашего механика?! – неожиданно подал голос доселе молчавший Шлигель.

Борвин и Бауэр одновременно посмотрели на лейтенанта, и на их лицах читалось удивление – Шлигель необыкновенно точно охарактеризовал то, что сами они просто не решались назвать!

Лишь секунду спустя Бауэр нехотя согласился:

– Да... Действительно... «съело»!

Несколько секунд в центре висело молчание, а затем Бауэр, словно бы спохватившись, продолжил свои объяснения:

– Точно такая же картина в ангаре дальних вездеходов. Правда, я не могу понять, что там делал врач станции...

– Он, если мне не изменяет память, – пояснил профессор Борвин, – собирался как раз сегодня провести ревизию походных медицинских комплектов.

– Ясно! – кивнул старший лейтенант и продолжил: – Перельман также идентифицируется как личность и также не дает ответа, жив он или нет. Слева – план ангара, красная точка – Перельман, и точно такое же, как в первом случае, свечение, определяемое, как активная биомасса. Вот, видите?..

Последний вопрос прозвучал вполне риторически – красное свечение вокруг Франца Перельмана было видно вполне отчетливо!

– Конечно, эта... э-э-э... биомасса могла проникнуть в помещения цеха и ангара сквозь пробоины в потолке, но каким образом она сохранялась, находясь в открытом космосе?.. Ведь подойти к станции она могла только через открытый космос...

– Может быть... какие-то споры на этих странных астероидах?.. – неуверенно предположил профессор Борвин, который, будучи специалистом по физике низких температур, плохо представлял себе возможности «спор». Но его предположение тут же отверг Бауэр:

– Споры, которые в течение нескольких минут развились в такое массивное существо?.. Вряд ли!..

И тут снова в разговор вмешался Шлигель. Довольно громко хмыкнув, он сказал:

– Да эти самые камни, которые пробили потолок станции и превратились в эти... биомассы!

– Как вы себе представляете такое превращение?.. – насмешливо поинтересовался профессор, взглянув на разговорившегося лейтенанта.

Однако тот ничуть не смутился:

– Я видел запись... ну... мне парень с «Олимпа» показывал запись, как они высаживались на «Афину»... Ну... на корабль, про который они думали, что это «Афина». Так там целый звездолет за какие-то десять минут превратился из... звездолета в каменный астероид. Причем сначала он стал мягким, как нагретый формпластик.

Несколько секунд профессор молчал, а затем повернулся к старшему лейтенанту:

– Вы что-нибудь поняли, Готлиб?.. Какой это звездолет стал мягким, как нагретый формпластик?!

Тон его был донельзя ироничным, но Бауэр эту иронию не поддержал:

– Да, я слышал об этом случае, – задумчиво проговорил старший лейтенант, глядя в унылое лицо своего подчиненного. – Но думал, что ребята с «Олимпа» малость присочинили...

– Ничего они не «присочинили», – буркнул Шлигель, упрямо не отводя взгляда, – я сам видел запись и говорю вам – запись чистая, без фокусов!..

– В конце концов, сейчас не важно, каким образом эти... э э э... биомассы оказались на станции! – несколько раздражаясь, оборвал Шлигеля профессор. – Меня гораздо больше интересует, что они здесь собираются делать!..

– Нас по одному отловят и сожрут! – с самым мрачным видом буркнул себе под нос лейтенант и преувеличенно внимательно принялся рассматривать экран своего монитора, на котором повисла информация, доказывающая, что все вооружение станции выведено из строя.

«А ведь Шлигель прав! – с неожиданной тоской подумал Бауэр. – Именно – отловят и сожрут, и вполне возможно, что и не по одному! У нас даже и оружия-то никакого нет... Разве что в мастерских можно было бы подобрать какой-нибудь инструмент!»

Но вдруг его мысль перескочила на другое.

«Интересно, приняли наше сообщение на Япете?.. Если приняли, то когда к нам может подойти помощь?.. Если наше сообщение вообще сочтут серьезным!.. Хотя после гибели крыла Шестой эскадры и этого странного случая с „Афиной“ Звездный патруль должен быть на стороже!..»

Тут его размышления были нарушены начальником станции. Явно недовольный ворчанием лейтенанта и молчаливой поддержкой, которую оказывал этому ворчанию старший по званию офицер, профессор сухо проговорил:

– Старший лейтенант, проверьте другие помещения станции. Может быть, такие же биомассы проникли еще куда-нибудь?!

Бауэр бросил быстрый взгляд в сторону профессора, но тот сидел, отвернувшись к своему монитору, словно бы перестав замечать своих подчиненных. Старший лейтенант вздохнул и принялся вводить поставленную задачу в главный компьютер станции. А мысли, неостановимые, горькие мысли снова закружили в его голове: «Интересно, что может обнаружить компьютер, если информационная система станции практически уничтожена! Хотя из цеха металлообработки и ангара дальних вездеходов информацию получить удалось!.. А попробуем-ка мы действовать систематически!»

Старший лейтенант изменил поставленную компьютеру задачу – вместо поиска неизвестного вида биомасс он затребовал данные о состоянии информационной системы станции в целом, о возможности сбора информации по каждому помещению.

Компьютер подтвердил принятие программы к выполнению, и Бауэр откинулся на спинку кресла, ожидая, когда тот закончит свое обследование. Однако спустя всего три минуты на экране компьютера возникла зловеще-алая надпись: «Сбой в выполнении поставленной задачи!»

Руки старшего лейтенанта потянулись к клавиатуре, однако практически тут же надпись на экране сменилась другой: «Несанкционированное проникновение в базовую зону Главного компьютера!»

Готлиб Бауэр оторопел – в «базовую зону главного компьютера», проще говоря, в полиольстальной куб размером пять на пять на пять метров, внутри которого располагался мультипроцессор компьютера, вообще невозможно было проникнуть!! Он даже представить себе не мог, каким образом можно вскрыть люк базовой зоны, единственный экземпляр электронного ключа от которого находился на заводе-изготовителе! А уж пробить стену этого куба, пробить почти метровую литую полиольстальную плиту было просто невозможно! И тем не менее компьютер сообщал, что кто-то проник в его святая святых!!

И тут надпись на экране снова сменилась. По экрану быстро побежали крупные строчки обычного шрифта:

«Внимание оператору, находящемуся в базовой зоне!!! Введенная вами программа противоречит обеспечению жизнедеятельности на станции. В случае ее выполнения все сотрудники станции прекратят свое существование в течение двенадцати минут, плюс-минус две минуты. Электронное оборудование станции прекратит функционирование в течение двадцати двух минут, плюс-минус шесть минут. Энергоресурс станции будет исчерпан в течение сорока семи минут, плюс-минус три минуты! Прошу отозвать введенную программу и покинуть базовую зону компьютера!»

– Готлиб, вы понимаете, что происходит?!! – раздался рядом с ухом старшего лейтенанта хриплый шепот профессора Борвина. – Какая программа вводится из базовой зоны?! Кто вообще мог проникнуть в базовую зону?! Каким образом из базовой зоны можно ввести программу в компьютер, там же нет контактного терминала?!!

– Профессор, вы задаете слишком много вопросов... – процедил старший лейтенант вдруг онемевшими губами, и тут же раздалось угрюмое ворчание Шлигеля:

– Все очень просто, профессор... Они не станут нас ловить и жрать по одному. Они прикончат нас всех разом!

Полтора километра, отделявшие обсерваторию от основного комплекса станции, Шольц преодолел за двенадцать минут, и это, даже учитывая малую силу тяжести на Тритоне, было весьма неплохим временем. Вот только шлюза, ведущего в переходной тамбур станции, астрофизик не обнаружил – последние полтора десятков метров тоннеля были обрушены и намертво завалили подход к шлюзу. Ближайший переход, ведущий из станции на поверхность спутника, находился недалеко от шахты эмиссионного излучателя, но, вспомнив, что сделали метеориты с самой шахтой, Шольц решил, что и этот шлюз вряд ли находится в рабочем состоянии. Еще один шлюз, через который Шольц несколько раз выходил на поверхность Тритона, располагался в ангаре дальних вездеходов, но для того чтобы попасть к нему, надо было пройти по поверхности Тритона больше километра. Герман присел на ледяной обломок и задумался.

Только через пяток минут он вспомнил, что метрах в трехстах находится еще один законсервированный шлюз. Когда нынешний состав экспедиции прибыл к месту работы, через этот шлюз закачивали в станционные емкости воду. С тех пор шлюзом не пользовались, но, как вспомнил Шольц, он имел внешнюю панель управления, и через него можно было попасть к складу технических материалов.

Астрофизик включил видеокамеру скафандра, осторожно выбрался из разрушенного тоннеля на поверхность спутника и попробовал сориентироваться. Он достаточно часто видел станцию «сверху», но это мало помогло ему теперь, когда он стоял на ее территории. Кроме того, не было привычных ориентиров – купола над глазом и «уха» антенны дальней связи. Перед ним расстилалась совершенно незнакомая, исковерканная гигантским взрывом местность. Тогда Шольц поднял взгляд к темному небу, по знакомым звездам определил расположение наиболее приметных точек станции и только после этого наметил нужное направление движения. Как ни странно, его путь пролегал по относительно чистой местности, на которую не упал ни один метеорит. Правда, часть пути, метров восемьдесят, все еще покрывало то самое сияние, которое оставляли за собой ползающие по поверхности Тритона «капли».

Шольц раздумывал недолго. Во-первых, обход занял бы довольно много времени, потому что ему пришлось бы карабкаться на довольно крутые, хоть и не слишком высокие льдистые срывы, образовавшиеся после удара метеоритов о поверхность спутника, а во-вторых, это чуть мерцающее желтовато-оранжевое свечение почему-то не слишком тревожило Германа, его скафандр казался ему вполне надежной защитой.

Астрофизик двинулся напрямую, внимательно оглядываясь по сторонам и стараясь следить за состоянием льдистого «грунта» под ногами. Поверхность спутника оставалась пустой, ни малейшего движения не было заметно на всем доступном зрению пространстве. И не только зрению – весьма чувствительная автоматика скафандра также сигнализировала, что в радиусе двух километров все неподвижно. Шольц прошел около ста метров и оказался на границе свечения. Это была удивительная граница – зеленовато-серый льдистый «грунт» Тритона резко, без всякого перехода превращался в довольно яркое желто-оранжевое свечение, причем под этим невесомым, можно даже сказать, призрачным свечением «грунта» уже не было... Под ним вообще ничего не было!! Казалось – сделай один, последний шаг и будешь без конца, всю оставшуюся жизнь падать в это ровное желто-оранжевое «ничто»!!

И все-таки Шольц, почти не раздумывая, сделал этот «последний шаг». Его нога, облитая жестким ботинком скафандра, встретила привычную, чуть скользящую поверхность Тритона, но при этом до середины икры ее... не стало! Шольц видел сгибающееся в шаге колено, а в десяти сантиметрах ниже нога исчезала, как бы растворяясь в продолжавшем оставаться неподвижном свечении.

«Наплюем на сей обман зрения! – немного истерично подумал астрофизик, продолжая двигаться вперед. – В конце концов, мы вполне явственно ощущаем, что наши ноги находятся на полагающемся им месте!»

Кроме того, его успокаивали две мысли: первая, что автоматика скафандра никак не реагировала на наличие оранжевого свечения, и, значит, оно не угрожало его жизни, и вторая, что в этой странной субстанции ему надо было пройти меньше восьмидесяти шагов. Незаметно для самого себя он принялся считать шаги, и этот счет его совсем успокоил. На цифре «шестьдесят восемь» его ноги вынырнули из неподвижного свечения, и оказалось, что с ними совершенно ничего не произошло!

Невольно, но вполне облегченно вздохнув, Шольц двинулся дальше, инстинктивно стараясь побыстрее удалиться от чужеродного свечения, и эта вполне объяснимая торопливость едва не сыграла с ним злую шутку. Поверхность спутника в этом месте шла довольно круто вверх и заканчивалась зазубренным гребнем – видимо, старым следом удара метеорита в смерзшийся монолит. Почти добравшись до этого гребня, Шольц неожиданно поскользнулся и начал падать. При этом забрало его скафандра попало точно на торчащие вверх стальной твердости зубцы. Конечно же, забрало выдержало, но инерция, она и в мирах с малой силой тяжести инерция, так что Герман здорово приложился физиономией о внутреннюю часть закаленного пластика. Этот довольно чувствительный удар на несколько секунд ошеломил астрофизика, а когда он пришел в себя, то увидел, что лежит свесив голову с другой стороны гребня и перед его глазами открывается глубокий провал, заваленный кусками рваного льда и покореженными фрагментами металлоконструкций.

Шольц приподнялся на локтях и внимательно оглядел открывшийся перед ним котлован. Уже через несколько секунд ему стало ясно, что два из четырех резервуаров с водой полностью уничтожены, однако шлюз, к которому он продвигался, как ни странно, уцелел – справа, на самом срезе котлована, метрах в пятидесяти от того места, где лежал Шольц, ясно виднелся овальный люк переходного тамбура.

Астрофизик осторожно поднялся на ноги – ему совершенно не улыбалось скатиться внутрь забитого остатками взрыва котлована, и потихоньку двинулся к открывшейся цели. Спустя десять минут он стоял у входа на станцию и набирал на пульте управления стандартную комбинацию, открывающую люк.

Шольц дважды повторил набор, однако люк не срабатывал, и тогда астрофизик чисто машинально толкнул здоровенную плиту, закрывавшую ему путь на станцию. К его изумлению круглая полиольстальная плита подалась под его толчком, и тогда он налег на нее всей своей массой. Люк медленно, словно бы неохотно открылся, в тамбуре было темно.

«Если вышла из строя только автоматика внешнего люка, мне не пробраться на станцию... – мгновенно подумал Шольц, вглядываясь в темноту тамбура. – Люк не закроется, и мне не удастся подать воздух в тамбур! Придется искать другой переход!!»

Он не хотел думать, что будет, если не работают приводы обеих – внешнего и внутреннего – люков!

Включив нашлемный фонарь, он шагнул в темноту и мазнул узким лучом по противоположной стене. Внутренний люк был распахнут, и за ним также царила темнота!!

«Если так... То тогда... Тогда все погибли?!!» – метнулись в его голове растерянные мысли.

Под сердцем у Германа похолодело, но он, сдерживая растущий ужас, двинулся вперед. В конце концов, надо было до конца разобраться, что же здесь случилось и... и может быть, кому-то все же удалось спастись?!!

Короткий коридор, соединявший переходный тамбур с насосной станцией, подававшей воду во внутренние помещения станции, Шольц прошел быстро. Насосная стояла непривычно тихая – подающие насосы не работали, но на панели управления дежурным светом тлели индикаторы, два из которых пламенели тревожно красным.

«Сигнал аварийной ситуации на двух емкостях!» – догадался Шольц. Задерживаться в насосной не имело смысла, и астрофизик двинулся дальше.

Когда под нажимом его плеча открылась дверь, ведущая в короткий переходный тоннель, идущий в жилые помещения, Герман с облегчением увидел, что здесь освещение работало, хоть и в аварийном режиме. Светящиеся в пятую часть своей номинальной мощности плафоны, тем не менее, давали возможность вполне сносно видеть окружающее. Шольц отключил нашлемный фонарь и быстро пошагал вперед, в надежде, что, может быть, следующий шлюз, отрезающий бытовые помещения от технических – насосная станция относилась к технической зоне, – работает нормально. Однако его надежда не оправдалась – и на этом переходе механизмы шлюза не работали.

Миновав последний тамбур, астрофизик оказался в жилой зоне, автоматика его скафандра бесстрастно указывала на отсутствие атмосферы на станции. Шольц прислонился к стене и огляделся, раздумывая, что же делать дальше? Короткий вестибюль вел к лифтовой шахте, соединявшей все четыре уровня станции, а влево уходил длинный, широкий вестибюль, вдоль которого располагались информаторий с двумя просмотровыми залами, малый конференц-зал, три малые лаборатории. Заканчивался этот вестибюль большой кают-компанией, украшением которой был прозрачный купол, ныне полностью разрушенный.

Шольц не пошел в сторону купола по вполне понятным причинам – там ему делать было нечего. Он решил для начала все-таки спуститься в кабинет профессора Каррегана, располагавшийся на последнем, четвертом уровне.

Лифт не работал, хотя освещение в лифтовом холле было вполне исправно. Шольц вышел через располагавшуюся слева от лифтовой шахты дверь на лестничную площадку и начал спускаться по лестнице. Однако, прошагав всего несколько ступеней, он вдруг остановился – его поразила царившая на лестнице тишина! Такой тишины на станции никогда не было!!

Неожиданно ему на ум пришло старинное выражение «мертвая тишина», и, невольно вздрогнув, он снова заторопился вниз.

Добравшись до последнего уровня без приключений, Шольц вышел на лифтовую площадку и двинулся по короткому вестибюлю вправо. Помещений на этом уровне было совсем немного: справа – рабочие кабинеты Каррегана и Борвина, слева – вакуум-лаборатория, тест-камера преобразователя элементарных частиц и никогда не открывавшийся люк, ведущий к базовой зоне главного компьютера станции. Пройдя по коридору несколько шагов, Герман толкнул дверь, располагавшуюся справа, и перешагнул порог довольно большого, хорошо освещенного кабинета.

Профессор Карреган любил, чтобы в кабинете было яркое освещение, он говорил, что и без того слишком много времени проводит в темноте, чтобы не побаловать себя светом хоть немного. Шольц быстро огляделся, кабинет был пуст. На рабочем столе отблескивал ярким бликом погашенный экран монитора и лежало несколько листков писчего пластика. Астрофизик, не закрывая входной двери, быстро прошел вперед и склонился над столом. Листки были распечаткой профессорских расчетов напряженности магнитного поля для масс, сопоставимых с массами атаковавших станцию астероидов, находящихся в магнитном поле Нептуна. Расчеты были, конечно же, весьма грубыми, но и на их основании можно было сделать заключение, что догадка профессора Каррегана о способе передвижения х-объектов в Солнечной системе вполне могла быть правильной!

Шольц несколько минут изучал листки, а затем сгреб их непослушными пальцами и засунул в наружный карман скафандра на левом бедре. Еще раз оглядев кабинет, словно надеясь отыскать в этом замкнутом и хорошо освещенном пространстве своего руководителя, он направился к выходу.

Вновь оказавшись в вестибюле, Герман осторожно прикрыл дверь кабинета и, пройдя еще пару шагов вправо, остановился у двери с другой стороны вестибюля. Это был вход в кабинет руководителя станции, профессора Борвина, поэтому Шольц несколько секунд помедлил, прежде чем толкнуть дверь. Когда же дверь распахнулась, астрофизик с удивлением увидел, что в кабинете начальника станции также горит яркий свет, хотя сам профессор должен был находиться в центре оперативного управления. Шагнув за порог, Шольц неожиданно заметил позади рабочего стола профессора, рядом с полками для информационных кристаллов, что-то темное... грязное...

На этот раз Герман двинулся вперед осторожнее, вдоль стены, далеко обходя рабочий стол слева. Оказавшись сбоку от стола, он снова увидел какие-то рваные ошметки темного цвета, кучей валявшиеся на полу, а недалеко от них какой-то темный, круглый предмет, откатившийся чуть в сторону. Еще раз внимательно оглядев кабинет, Шольц быстро шагнул вперед, наклонился над этой странной кучей и тут же отпрянул назад – темные, почти черные рваные куски, словно бы специально собранные в кучу, оказались... останками человека! Человека, порванного на части с какой-то жуткой, звериной жестокостью!! Эти разлохмаченные куски странно ссохлись и почернели, но ошибки быть не могло. Кроме того, на них сохранились лохмотья одежды, заляпанной кровью...

Преодолевая отвращение, Шольц снова шагнул вперед и, нагнувшись, попробовал разглядеть тот самый округлый предмет, который он заметил минуту назад. Предмет лежал на прежнем месте, но несколько секунд Герман никак не мог разобрать, что это такое... И вдруг он понял, что видит перед собой человеческую голову!!

Астрофизика замутило. Он ухватился за край столешницы, закрыл глаза и отвернулся в сторону. Когда Шольц почувствовал себя немного лучше и снова открыл глаза, он увидел, что на столешнице лежит небольшой, неаккуратно оторванный кусочек писчего пластика. Протянув руку, он пододвинул листок поближе и немедленно узнал почерк профессора Каррегана. Правда, почерк был не по-профессорски неразборчивым, рваным, но своеобразное начертание букв не оставляло сомнений в личности автора текста:

«Герман, я не мог оставаться в своем кабинете, там падало атмосферное давление. У Вальтера в кабинете происходит то же самое. Попробую добраться до медкабинета, там есть дыхательные аппараты».

Шольц снова перевел взгляд на то, что осталось от профессора Каррегана. В его голове билась всего одна мысль... один вопрос, не имевший пока ответа: «Кто сделал это со старым астрономом?!!»

Несколько минут Герман стоял неподвижно, а затем его остановившиеся глаза снова прочитали: «...Попробую добраться до медкабинета...»

И тут же в голове побежали сумбурные мысли, заставившие его действовать: «Значит, потеря воздуха на станции не была одномоментной! Он постепенно выпускался из помещений. Но тогда мысль отправиться в медицинский кабинет за дыхательным аппаратом могла возникнуть не только у профессора!..»

Быстро развернувшись, он направился к выходу из кабинета.

Медицинский кабинет располагался на третьем уровне станции рядом с оранжереей. Хозяином здесь был Франц Перельман, биолог и врач экспедиции. Шольц вернулся в лифтовый холл и поднялся по лестнице на третий уровень. Оранжерея и медицинский кабинет занимали всю правую половину уровня, причем оранжерея отделялась от лифтового холла двойными, плотными, застекленными цветным стеклом дверями, а в медицинский кабинет, располагавшийся напротив, вела обычная, облитая пластиком дверь. Именно эту дверь астрофизик распахнул первой просто потому, что она уже была приоткрыта. И в тот же момент ему послышался тихий, идущий вроде бы из-за этой двери шорох. Он быстро заглянул в кабинет, огромное белое помещение было практически пусто. Люки двух секций главного медицинского диагноста были распахнуты, кресло, стоявшее у рабочего стола, развернуто, словно Перельман только что покинул свой кабинет. Шольц осторожно прикрыл дверь и, пройдя к диагносту, по очереди заглянул в каждую из диагностических камер. Они были пусты.

И тут он снова услышал шорох, на этот раз он, без всякого сомнения, доносился из вестибюля! Астрофизик быстро переместился обратно к входной двери, но открывать ее не стал – щель между дверью и косяком давала достаточный обзор вестибюля вплоть до лифтового холла. С минуту ничего не происходило, а затем застекленные двери оранжереи начали медленно раскрываться, и Шольц снова, теперь уже вполне явственно, услышал короткое сухое шуршание. Двери оранжереи распахнулись настежь, за ними, в глубине главной оранжерейной аллеи, между поникших, странно съежившихся растений, стояло нечто странное, ни на что не похожее. Высотой около двух с половиной метров, это нечто своей формой напоминало каплю, опущенную широким концом вниз. Капля эта была почти прозрачной, хотя и содержала некую тонкую, мутную взвесь, а внутри нее колыхалась что-то темное, смутно знакомое.

Пока Шольц рассматривал это странное то ли существо, то ли некое органическое образование, капля стояла совершенно неподвижно, если не считать колебание темной фигуры внутри нее, а спустя минуту медленно двинулась по аллее в сторону выхода. Вот тут Шольц снова услышал уже знакомое шуршание. Капля медленно плыла над присыпанной кварцевым песком аллеей, а в наушниках шлема также медленно нарастало приближающееся шуршание!

В дверях оранжереи капля снова остановилась, словно бы давая астрофизику рассмотреть себя во всех деталях. У нее не было ничего похожего на конечности или органы чувств, однако Шольцу почему-то казалось, что она осматривается... принюхивается... прислушивается. Он и сам, не отрываясь от щели, внимательно разглядывал каплю, пытаясь понять, на что похож находящийся внутри нее сгусток. Гораздо плотнее самой капли, а может быть, просто темнее нее, он напоминал сильно вытянутую вниз пятилучевую звезду с короткими, скругленными лучами.

Капля, постояв в дверях несколько секунд, выплыла в вестибюль и свернула в сторону лифтового холла. Астрофизик невольно отпрянул от щели, но тут же снова выглянул в вестибюль и посмотрел ей вслед... Капля медленно удалялась, а из ее глубины прямо в забрало скафандра Шольца широко открытыми глазами смотрел Франц Перельман!! Это он плавал внутри капли!! Его руки и ноги, свободно раскинутые в стороны, были то ли обкусаны выше локтей и колен, то ли... растворились в несшей его капле, волосы и часть кожи на голове также отсутствовали, голое тело большей частью потеряло кожный покров, выставляя напоказ перевитые словно в некоей судороге мышцы, но глаза врача, полные муки, боли, продолжали жить, смотреть!..

Шольц оторвался от своей щели и привалился плечом к стене, стараясь сдержать дурноту и головокружение, одновременно с ужасом прислушиваясь к удаляющемуся шуршанию. Наконец это шуршание совершенно стихло...

Герман выбрался из кабинета и на непослушных ногах двинулся в оранжерею. Он и сам вряд ли мог бы объяснить, зачем идет туда – перед его внутренним взором продолжали стоять широко открытые глаза Перельмана, и он знал, что не сможет забыть этот жуткий взгляд до конца своей жизни!

Растения в оранжерее поникли, листья были вялыми и обвисшими, словно всю зелень поразила какая-то неизвестная науке болезнь. Шольц шагал по песку дорожки, сворачивая то налево, то направо без всякой цели, пока вдруг не оказался в своем любимом месте – у настоящего земного дуба, красы и гордости всей станции. Астрофизик уселся под деревом и глубоко вздохнул – надо было наконец решать, что делать дальше. То, что станция полностью выведена из строя, не оставляло сомнений. Видимо, погибли и все ее сотрудники, кроме самого Шольца, хотя этот факт стоило бы проверить... если удастся это сделать. Герман не был уверен, что сможет еще раз взглянуть на человека в капле! И тут ему пришла в голову вроде бы спасительная мысль – надо попробовать добраться до радиотелескопа. Там было небольшое жилое помещение с автономной системой жизнеобеспечения, в котором вполне можно было пересидеть до прихода помощи с Япета!

Шольц поднялся с земли, и тут ему вдруг подумалось, что кристалл из видеокамеры скафандра надо бы спрятать здесь, на станции. Если он спасется, то сможет по памяти восстановить все здесь происшедшее, в конце концов, просто пройдет базовое сканирование мозга, а если вдруг эти непонятные капли его перехватят, то кристалл, вполне вероятно, будет найден спасательной экспедицией. Только вот куда его положить?!

После минутного раздумья он понял, что такое место есть! Быстрым шагом астрофизик двинулся к выходу из оранжереи.

Спустя пару минут он без всяких приключений вернулся на четвертый уровень станции, свернул из лифтового холла налево и открыл дверь вакуум-лаборатории. Как ни странно, помещение лаборатории было освещено. Быстро оглядевшись, Шольц направился к большому приборному шкафу, стоявшему у противоположной стены. Как он и ожидал, среди других приборов в шкафу нашелся и диффузионный кореллятор, оснащенный стандартным записывающим устройством. Именно в этот прибор Шольц и поместил свой кристалл. Когда он уже собрался отправиться наверх для выполнения своего плана бегства, ему на глаза попался лабораторный компьютер, и астрофизик наудачу ткнул в пусковой сенсор пальцем. К его немалому удивлению компьютер включился, и на экране появилась стандартная надпись «Готов к работе».

Секунду подумав, Шольц, осторожно касаясь пальцами клавиатуры, набрал свой главный вопрос: «Кто из работников станции остается в живых?»

Экран мигнул, и по нему побежала короткая строка ответа:

«Шольц Герман, второй астрофизик».

Целую минуту Шольц ждал продолжения, но его так и не последовало.

Герман аккуратно выключил компьютер и двинулся к выходу из лаборатории. Когда он оказался в лифтовом холле четвертого уровня, его слуха коснулось отдаленное сухое шуршание, но оно было столь слабым, что Герман не обратил на него внимания. Миновав первый пролет лестницы, он вскинул глаза кверху и увидел, что на следующей площадке возвышается двухметровая голубовато-прозрачная капля, несущая в себе странную, едва различимую мутную взвесь. Отпрянув в сторону, Шольц быстро развернулся и увидел, что в конце лестничного марша, который он только что преодолел, также мерцает голубоватая капля.

«Вот и все... – тупо подумал человек и осторожно присел на верхнюю ступеньку марша.

«Что толку гадать?!! – раздраженно подумал старый адмирал, открывая глаза и выпрямляясь. – Даже то, что пролет метеоритов над станцией можно было расценивать как готовящуюся атаку, только наш домысел... А может быть, специалисты станции гораздо раньше засекли нечто, говорившее о возможности нападения, но... не оценили этой подсказки! Чтобы знать точно, надо присутствовать на месте самому, а это, к сожалению, невозможно!!»

Тут он невольно улыбнулся: «Если б ты там присутствовал, то скорее всего сейчас не рассуждал бы о загадках разгромленной станции... Тебя просто-напросто не было бы в живых!.. Так что остается только домысливать, что там случилось на самом деле. Что случилось на самомделе?!!»

Глава 2

Безымянная звезда класса F5 горела ярким зеленовато-желтым светом точно по курсу «Одиссея», заметно выделяясь среди других звезд. Линкор-ноль космического флота Земного Содружества гасил скорость, продвигаясь вперед с отрицательным ускорением в 7,3 g, что, в соответствии с Уставом Космического флота Земного Содружества, обязывало приписанные к звездолету подразделения Звездного десанта и свободных от вахты членов экипажа находиться в противоперегрузочных ячейках или личных каютах.

Однако именно в этот момент командир корабля, вернее, исполняющий его обязанности, навигатор-три Игорь Вихров пригласил офицеров экипажа звездолета и высшее руководство приписанного к «Одиссею» полулегиона Звездного десанта прибыть в офицерскую кают-компанию экипажа на совещание.

Сам Вихров явился в кают-компанию первым. Медленно обойдя еще пустой зал, он остановился у центрального стола, за которым обычно сидел Старик, и вдруг с необыкновенной отчетливостью вспомнил происходивший именно здесь разбор их разведывательного полета над тогда еще живой Гвендланой. Как мудро, осторожно, без давления и ненужных подсказок вел тот разбор Старик, как точно и по времени, и по сути он задерживал внимание собравшихся на основных деталях в стремительной череде разворачивавшихся перед офицерами «Одиссея» событий. И в тот же момент Игорь понял, насколько он еще молод и неопытен, насколько не способен командовать одним из самых мощных боевых звездолетов Земли. Но... Устав Космофлота диктует однозначно – если командир выбывает из строя по любой из причин, его место занимает следующий по званию навигатор. Так сложился этот полет, что ему, капитану... всего лишь капитану Космофлота пришлось взять на себя командование!!

Игорь вздохнул, обошел стол справа и уселся в командирское кресло... И оно показалось ему необыкновенно жестким... неудобным!

Спустя несколько минут кают-компания начала заполняться народом. С некоторым удивлением Игорь увидел, что подавляющее большинство входивших офицеров одеты в парадные комбинезоны, но почти сразу же понял, что это те, кто совсем недавно, всего две-три недели назад, закончил Превращение, стал потенциальным полным супером. Те, кому удалось это сделать раньше и кто был уже в курсе происшедших на звездолете изменений, явились в обычной, рабочей форме. Только таких было очень мало.

Громких, радостных приветствий, свойственных встречающимся после долгого перерыва людям, почти не было, все входящие быстро осматривали просторное помещение кают-компании с каким-то затаенным недоверием, словно готовые увидеть здесь что-то совершенно невероятное. Затем вновь прибывшие чуть расслаблялись, начинались осторожные, тихие разговоры, состоявшие из ничего не значащих фраз, за которыми скрывалась жгучая жажда новостей...

Вихров сидел в командирском кресле молча, опустив глаза к тонкой стопочке писчего пластика, которую он держал в руках, что совсем не мешало ему осторожно наблюдать за каждым из входящих, за их такими знакомыми и в то же время неуловимо новыми лицами, фигурами, манерами...

«Что, командир, готовишься?! – коснулась его разума ментальная насмешка Володьки Ежова, еще даже и не вошедшего в кают-компанию, а только приближавшегося к ее дверям. – Готовься, готовься! Сейчас тебе зададут наши... зелененькие!!»

«Почему – зелененькие?!» – удивленно ответил Вихров и немедленно получил вторую насмешку:

«Так они только что в себя пришли и обнаружили, что существуют уже в новом качестве! Новенькие они, потому и зелененькие!! Это мы с тобой да Бабичев с Кокошко и Ирвингом... забурели!!»

«Ну что у тебя, Володя, за терминология?! – укоризненно подумал Вихров и мысленно покачал пальцем в сторону входящего в кают-компанию Ежова. – Зелененькие... забурели... Ай-ай-ай!»

«Кстати, Бабичев? Его что, не будет на совещании?!»

Это уже встрял в разговор Виталий Кокошко, первый ассистент главного врача «Одиссея».

«Капитан Бабичев чином не вышел... – с нескрываемым огорчением ответил Вихров. – Как я мог пригласить его на это совещание, если здесь присутствуют...»

И он мысленно указал на бригадного генерала, командира полулегиона Звездного десанта и двух его ассистентов, разряженных в парадные десантные комбинезоны, украшенные орденскими колодками.

«Да... – согласился Кокошко, – ...Сергей с его... э-э-э... свободными манерами был бы здесь... вне соответствия».

«Я... что-то я не совсем... Я что-то не понимаю... – неожиданно проклюнулась в мозгу Игоря чья-то чужая, совсем незнакомая мысль. – Я действительно слышу... э-э-э... разговор, или у меня опять... с головой?..»

Вихров, не поднимая головы, быстро обежал внутренним взором все помещение кают-компании, и по растерянному, вернее даже, потерянному лицу главного штурмана «Одиссея» понял, что «услышанный» им вопрос был «произнесен» именно Шохиным.

«С вашей головой, Юрий Владимирович, все в порядке, – поспешил он успокоить штурмана спокойной и ровно звучащей мыслью. – Просто у вас открылась еще одна способность – способность обмениваться мыслями с другими людьми напрямую. Мы уже давно... – тут он внутренне усмехнулся – „давно“, – ...используем такую способность, чтобы не кричать на весь корабль».

«На весь корабль?!» – не понял Шохин.

До этого он сидел в дальнем углу кают-компании, но после слов Вихрова встал со своего места и уставился на навигатора-три, который продолжал сидеть за столом, опустив голову.

«Да, – все тем же исключительно спокойным, доброжелательным тоном ответил Вихров. – Я могу таким образом „разговаривать“ с любым человеком, в каком бы помещении корабля он ни располагался!»

«А вы, Юрий Владимирович, как себя чувствуете?.. – вмешался в разговор Кокошко. – Вы не слишком рано покинули свою каюту? Кто вас наблюдает?»

Шохин смешно завертел головой по сторонам, пытаясь сообразить, чей «голос» он слышит на этот раз, и вдруг замер, прикрыл глаза, и Вихров поймал его неуверенную мысль:

«Виталий Сергеевич?.. Кокошко, это вы?!»

«Я, Юрий Владимирович, – подтвердил врач догадку Шохина, – так как ваше самочувствие?»

«Да, нормальное у меня самочувствие. Ирвинг уже с неделю как заявил мне, что с моим организмом все в порядке...»

«Что ж вы ему не сказали, что слышите „голоса“? – перебил его Кокошко. – Он бы вам все объяснил».

«Я... побоялся! – явно смутившись, признался Шохин. – Сами посудите – сказать, что постоянно слышишь чужие голоса, обрывки каких-то разговоров, причем уши тут явно ни при чем!.. Вашему брату только скажи что-нибудь подобное, живо упрячете в... стационар!»

«Ничего, Юрий Владимирович, – успокоил штурмана врач, – скоро вы научитесь отфильтровывать не нужные вам чужие мысли».

В этот момент Игорь понял, что все офицеры, приглашенные на это совещание, все, кто смог и захотел прийти, находятся в кают-компании. Он встал, и едва слышный гул общих разговоров смолк, как смолк и обмен мыслями.

Вихров поднял голову, оглядел кают-компанию и, стараясь держаться спокойно и уверенно, произнес:

– Итак, господа офицеры, предлагаю начать наше совещание!.. Медики линкора гарантировали мне, что все вы готовы приступить к исполнению своих должностных обязанностей, а потому вам необходима полная информация о том, что произошло во время вашего... отсутствия, о состоянии линкора и его ближайших задачах.

Он сделал паузу, словно ждал каких-то возражений, но тишина, воцарившаяся в кают-компании, не была нарушена.

Игорь еще раз обвел взглядом собравшихся офицеров и неожиданно... улыбнулся.

– Думаю, мне необходимо представиться, хотя по личному опыту знаю, что после прохождения Превращения память сохраняется полностью. Итак, зовут меня Вихров Игорь Владимирович, я ношу звание капитана Космофлота Земного Содружества, являюсь навигатором-три и в течение уже почти девяти месяцев командую линкором-ноль «Одиссей»!

Это последнее заявление вызвало в зале нестройный шум то ли возмущения, то ли удивления, в котором потонули отдельные выкрики. Игорь дождался, пока этот шум немного уляжется, и, чуть повысив голос, продолжил:

– Генерал-лейтенант Космического флота Земли, нуль-навигатор Скворцов Егор Сергеевич, командир линкора-ноль «Одиссей», на пятьсот восемьдесят седьмых сутках полета... скончался!

Тут горло Вихрова перехватил спазм, как и тогда, когда он впервые услышал о кончине своего командира. Получилась какая-то рваная... незапланированная пауза, но большинство офицеров поняли эту паузу по-своему... поняли правильно – они встали! Встали все как один и... молча склонили головы!

Прошла минута, все опустились на свои места, и тут Игорь понял, как изменилось состояние зала, насколько все эти, только что вставшие на ноги люди, стали собраннее и... тревожнее!

Выталкивая усилием воли ком из своего горла, навигатор-три продолжил:

– В соответствии с Уставом Космофлота я принял на себя командование линкором, вплоть до выздоровления навигатора-два Свена Юриксена.

«А что с Эдельманом?!!» – неожиданно раздалась в голове Вихрова мысль главного штурмана.

Навигатор-три молча взглянул на Шохина, и тот, чуть смущенно поднявшись со своего места, повторил:

– Я хотел спросить, Игорь Владимирович, что случилось с флаг-навигатором Эдельманом Артуром Исаевичем?.. Ведь именно он должен был в случае необходимости заменить командира.

– Насколько мне известно, – спокойно произнес Игорь, – флаг-навигатор до настоящего времени не прошел Превращение. Его организм уже долгое время находится в стадии Монстра, хотя я вполне допускаю симуляцию со стороны господина Эдельмана. Впрочем, о физическом состоянии экипажа и приписанного к линкору полулегиона Звездного десанта чуть позже подробно расскажет первый ассистент главного врача линкора Виталий Сергеевич Кокошко. Я могу лишь добавить, что приказом командира корабля... – тут он вдруг замолчал и после короткой паузы уточнил: – ...приказом генерал-лейтенанта Космофлота Земли, нуль-навигатора Скворцова Егора Сергеевича, господин Эдельман отстранен от исполнения своих служебных обязанностей вплоть до возвращения на Землю. Соответствующая запись в вахтенном журнале, а также текст данного приказа в трех экземплярах находятся в памяти Главного компьютера корабля, личном сейфе командира корабля и сейфе Главного центра управления.

– Ясно... – медленно протянул Шохин и так же медленно вновь опустился на свое место.

– Я думаю, вам, Юрий Владимирович, как и почти всем остальным присутствующим здесь офицерам, далеко не все ясно... – подхватил последнее слово штурмана Вихров. – Поэтому мне хотелось бы поделиться с вами некоторой информацией, ставшей известной мне в ходе выполнения своих служебных обязанностей. Заранее прошу прощения за, возможно, слишком длинную и подробную речь!

Он снова оглядел кают-компанию. Собравшиеся были очень серьезны и внимательны. Игорь вздохнул и начал разговор:

– Как вам всем известно, линкор-ноль «Одиссей» был направлен в систему Кастора для поддержки Двенадцатой эскадры Звездного патруля, подавлявшей мятеж мутантов на Гвендлане. Во время штурма шести исследовательских центров Гвендланы силами Звездного десанта Двенадцатой эскадры я был направлен командиром линкора на планету, точнее, в град-комплекс «F», в составе полуманипулы десантников под командованием капитана Бабичева. Нам удалось обнаружить под град-комплексом нечто вроде... детского сада, в котором воспитывались дети, называвшие себя «потенциальные полные суперы». Одного из них, самого старшего, мы с разрешения руководителя гвендландской колонии доктора Отто Каппа и с согласия самого ребенка подняли на ГК-3 «Счастливый случай». Именно этот ребенок... мальчик... сказал мне, что сам Отто Капп обязательно встретится со мной после... конца Гвендланы.

Он сделал небольшую паузу и внимательно оглядел зал. Все внимательно слушали его. Игорь удовлетворенно кивнул и продолжил:

– Возможно, вы помните, что уже после уничтожения Гвендланы Двенадцатая эскадра в течение нескольких дней оставалась на ее орбите. Это произошло потому что биолокаторы эскадры продолжали фиксировать на поверхности выжженной планеты довольно большой объем активной биомассы. Все попытки уничтожить эту биомассу с орбиты или силами Звездного десанта оказались неудачными, и тогда Старик... – тут Вихров запнулся, сообразив, что впервые произнес прозвище командира «Одиссея» на публике, – ...нуль-навигатор, – поправил он сам себя и продолжил: – ...вспомнил об обещании профессора Каппа. Я был послан к месту расположения этого сгустка биомассы и...

Он еще раз быстро окинул взглядом кают-компанию – интерес собравшихся к его рассказу явно возрастал.

– И действительно, оказалось, что профессор Отто Капп, один из руководителей восстания, ждал меня. При встрече он рассказал, что Гвендлана никогда не была местом изоляции мутантов. Что на самом деле эта планета из-за своих уникальных геофизических свойств была выбрана в качестве места проведения масштабного эксперимента по созданию... сверхчеловека, или, как они сами называли цель эксперимента – Homo Super. Начат этот эксперимент был около пятисот лет тому назад после получения из системы Идиабы послания неизвестной землянам цивилизации с требованием убираться из Солнечной системы. По мнению тогдашнего руководства Земного Содружества, Homo Super могли иметь решающее значение в борьбе с этой угрозой.

Я не буду пересказывать, какие трудности, лишения, страдания пришлось пережить добровольцам, отправившимся на Гвендлану, я только скажу, что в итоге своей многовековой работы им удалось разработать технологию генной перестройки человеческого организма, в результате которой этот организм приобретал совершенно уникальные свойства.

Однако, как я уже сказал, с момента начала эксперимента прошло больше пятисот лет, а никакого инопланетного вторжения в Солнечную систему не произошло. Теперешнее руководство Земного Содружества посчитало давнюю угрозу либо ничего не значащей, либо просто ошибкой при расшифровке послания, а значит, и сам эксперимент ненужным. Научные исследования на Гвендлане было решено свернуть, а материально-техническое обеспечение планеты сократить до минимума. Другими словами, гвендландцам объявили, что Земля будет содержать их, но никакого практического значения их тяжелая, смертельно опасная работа для Земли не имеет!

Гвендландцы, как вы сами понимаете, с такой оценкой согласиться не могли и потому подняли мятеж!

В этот момент командир полулегиона Звездного десанта поднял руку и, не дожидаясь разрешения, раздраженно заговорил:

– Послушайте, господин... э-э-э... капитан, я не понимаю, зачем вы все это нам рассказываете?! Какое отношение имеет эта... э-э-э... мягко говоря, неправдоподобная история к нам, к «Одиссею»?! Если все то, что вы говорите, произошло на самом деле, пусть ученые и политики в этом разбираются!

С минуту Вихров молча смотрел на командира десантников, а затем снова заговорил спокойно и жестко:

– Господин бригадный генерал, вам хорошо известно, что в Космофлоте Земного Содружества принято обращаться к летному составу не по армейским званиям, а по занимаемой должности. В настоящее время я являюсь командиром линкора-ноль «Одиссей», а значит, и вашим командиров тоже. Впредь прошу вас не перебивать меня, обращаться ко мне – господин навигатор-три или командир, а также при проведении совещаний в моем присутствии говорить только с моего разрешения! Если вы сами не будете соблюдать Устав Космофлота, то, как вы сможете требовать его соблюдения от своих подчиненных?!

Физиономия генерала побагровела, и один из его адъютантов, видимо, по привычке, быстро достал из нагрудного кармана комбинезона небольшую, завернутую в яркую фольгу пилюлю.

Однако остальные офицеры встретили отповедь навигатора-три одобрительным гулом, а Ежов даже попробовал аплодировать, но смутился под взглядом Вихрова.

– Господа офицеры, – поднял руку Игорь, – позвольте мне продолжить, и вы поймете, почему я говорю о событиях, вроде бы нас не касающихся.

Гул мгновенно затих, и навигатор-три продолжил:

– После моей встречи с профессором Каппом, Гвендлана... полностью очистилась от биологической жизни, и Двенадцатая эскадра Звездного патруля смогла... – он едва заметно усмехнулся, – ...с победой вернуться к Земле. Мы тоже собирались стартовать к Солнечной системе, но в этот момент Главный корабельный компьютер принял к выполнению программу «Звездный лабиринт». Вначале мы думали, что эта программа была послана «Одиссею» с Земли, такое, как вы знаете, иногда бывало и раньше. Но эта программа была защищена по нулевому уровню допуска, так что даже сам Старик не мог вмешаться в ее исполнение.

Вот тут кают-компания впервые отреагировала очень бурно – по залу пронесся гулкий ропот, прорываемый неразборчивыми гневными выкриками. Впрочем, один из таких выкриков Вихрову удалось расслышать: «Земля не могла выдать нашему компьютеру такую программу!!!», и кричал, как понял Игорь, какой-то лейтенант из службы электронного обеспечения.

Именно этот выкрик Вихров и подхватил:

– Совершенно верно, Земля не могла выдать Железному Феликсу такую программу! Ее ввели в компьютер нашего корабля Homo Super с Гвендланы!!!

Ропот мгновенно стих, все пытались осмыслить сказанное командиром линкора. Только спустя минуту раздался голос того же лейтенанта из службы электронного обеспечения:

– Прошу прощения... господин навигатор-три, каким образом это могли сделать уничтоженные монстры с Гвендланы и... зачем?..

– Homo Super вовсе не монстры, – вздохнул Игорь, неожиданно вспомнив себя самого во время Превращения, – они, правда, и не совсем люди... Они, как ясно из их названия, сверхлюди! Они, в частности, могут принимать абсолютно любой облик... И уничтожить их весьма сложно, нам, во всяком случае... я имею в виду Двенадцатую эскадру и наш линкор, это не удалось – они остались целы и спокойно покинули Гвендлану, достигнув своей цели. – Он невесело улыбнулся. – Остается ответить на два ваших вопроса – каким образом они это сделали и зачем!

Он снова сделал маленькую паузу и оглядел кают-компанию. Люди... впрочем, люди ли слушали его, затаив дыхание, и даже генерал-десантник забыл свою обиду.

– Вы помните, с какой тщательностью Старик следил за тем, чтобы на «Одиссей» не попало ни эрга энергии извне?! С какой тщательностью он ставил преграды проникновению в накопители линкора любого внешнего излучения?! Видимо, он опасался диверсии со стороны гвендландцев именно через этот канал! Помните, каким образом были выведены из строя дежурные ГК-3 и ГК-малые из состава Двенадцатой эскадры – именно с помощью слабого модулированного излучения! Но одного наш командир учесть не смог – я побывал на планете в скафандре высшей защиты, я встретился с профессором Отто Каппом и, естественно, вел запись этой встречи. Вот в эту запись Отто Капп – безусловно, один из самых опытных суперов Гвендланы – и подсадил программу «Звездный лабиринт». Как только запись поступила на расшифровку в компьютерную сеть звездолета, программа активизировалась и, используя почтовые коды Земли, отправилась в Главный компьютер «Одиссея»!

Он сделал крошечную паузу, а затем продолжил:

– А теперь главный вопрос, заданный лейтенантом: зачем?! Дело в том, что Homo Super не свойственно совершать необдуманные поступки, следовать за своими эмоциями и страстями. Они подняли мятеж на Гвендлане вовсе не от отчаяния, не от желания хотя бы таким образом привлечь внимание Земли к своим проблемам. Просто в ходе своих исследований им удалось обнаружить более рациональный путь превращения человека в Homo Super, но для прохождения этого... «пути» им требовался линкор класса «ноль». А для защиты Земли от грядущего вторжения, по их расчетам, необходимо не менее полутора тысяч суперов, то есть полностью укомплектованный линкор-ноль! И Земля направила к Гвендлане требующийся гвендландцам звездолет! Направила, даже не подозревая об истинных целях этих самых гвендландцев!!

Вихров замолчал, давая собравшимся время хоть немного обдумать услышанное.

Спустя несколько секунд сгустившуюся в кают-компании тишину нарушил спокойный, словно бы даже усталый голос главного канонира «Одиссея»:

– А откуда вам, господин навигатор-три, известна эта информация. Если вы получили ее в разговоре с Отто Каппом, то почему не сообщили о ней командиру линкора, а если командир знал о планах гвендландцев, то почему не принял превентивных мер?!

– При встрече со мной профессор Капп, конечно же, не открыл всех своих планов, – усмехнулся Игорь. – Я же говорил, что Homo Super весьма рациональные... существа. Однако перед самым стартом «Одиссея» с орбиты Гвендланы на информационный узел моей каюты была выведена, видимо, часть программы «Звездный лабиринт». Виртуальная ипостась профессора подробно объяснила мне планы гвендландцев, Отто Капп даже сказал, что они – супера Гвендланы – будут ждать нас в Солнечной системе... очень ждать, потому что их самих очень мало!

– Почему вы сразу же не сообщили об этом... виртуальном... разговоре командиру, до старта?! Он, возможно, еще смог бы остановить выполнение программы!

В голосе Климова появилась едва заметная горечь, словно он ошибся в хорошем человеке.

Вихров покачал головой:

– Я пытался это сделать, но опоздал... Вы должны помнить, каким образом я появился в Главном центре управления в момент старта «Одиссея»! – Он взглянул прямо в лицо канониру. – Впрочем, Старик, когда я рассказал ему о втором разговоре с Отто Каппом, не поверил мне. Он считал, что программа получена Железным Феликсом с Земли. Я думаю, что Егор Сергеевич убедился в моей правоте только после того, как мы выполнили гиперпереход из системы Кастора и оказались в этом звездном скоплении.

И снова в кают-компании повисла тишина. И снова ее нарушил Климов:

– Выходит, всех нас эти ваши... супера... используют как подопытных мартышек?..

– Нет, Егор Максимович, – быстро возразил Вихров, – они отправили «Одиссей» по уже проверенному, испытанному ими пути. Нас всех действительно превращают в Homo Super!

– Превращают?.. – переспросил главный канонир, и Вихров почувствовал в вопросе недоумение.

– Да, превращают... – улыбнулся он в ответ. – ...Пока еще те, кто прошел Превращение, стали всего лишь потенциальными полными суперами. Так называл наше теперешнее состояние мальчишка, которого мы подняли с Гвендланы. Но программа «Звездный лабиринт» еще не выполнена!

– И что же нам еще предстоит пережить?!! – с болью в голосе воскликнул молодой лейтенант-электронщик.

– Я не знаю, – пожал плечами Вихров, – я такой же потенциальный полный супер, как и вы все!

– А зачем, господин навигатор-три, вы нам все это рассказали? – подал голос главный штурман «Одиссея». – Ведь командир корабля, как я понял, сохранял в тайне эту информацию.

Прежде чем ответить, Игорь несколько секунд молчал. Он вспоминал Старика, его лицо, его глаза в тот момент, когда ему стало ясно, что ожидает команду «Одиссея».

– Командир вынужден был скрывать эту информацию... – медленно, словно бы преодолевая что-то внутри себя, проговорил он наконец, – ...скрывать во избежание мятежа на линкоре. Вы же помните, как повели себя некоторые из наших товарищей, когда на «Одиссее» обнаружилась «гвендландская чума»! Но сейчас ситуация изменилась в корне. Сейчас мы все прошли, я надеюсь, самую сложную, самую опасную и тяжелую часть своего пути. Я решил, что вы должны знать всю правду о том, что происходит со всеми нами!

– И что нам теперь делать?.. – после минутной тишины спросил главный штурман. – Я теперь кто – по-прежнему Шохин Юрий Владимирович или уже нечто... иное?!

Вихров пожал плечами:

– Решение этих вопросов – личное дело каждого из нас. Или вы по-прежнему ощущаете себя Шохиным Юрием Владимировичем, получившим, правда, кое-какие новые возможности, или вы чувствуете себя... «нечеловеком», иным... В первом случае вы продолжаете оставаться офицером Космофлота, и ваша главная задача – защищать Земное Содружество всеми вашими силами, а во втором... опять-таки вам самому решать, чем заняться дальше!

Игорь немного подумал и добавил:

– Я и рассказал вам все, что знал о происходящем на «Одиссее», чтобы вы могли принять решение... Чтобы каждый мог принять решение для себя!

– Командир, – неожиданно подал голос лейтенант-электронщик, и Вихров внутренне вздрогнул – его впервые назвал командиром малознакомый офицер, – а кто-то уже принял такое решение?

– Все, кто ходил со мной на Гвендлану и кто контактировал с мальчишкой, которого мы подняли на «Счастливый случай», первыми прошли Превращение. Их было всего двадцать восемь человек, и ни один из них не стал... иным!

И тут со своего места встал Владимир Ежов. Он оглядел кают-компанию, задержал взгляд на спрашивающем лейтенанте и с легкой смешинкой в голосе сказал:

– Я во время Превращения вообще... пропал! Не было меня... Вот это тело вообще исчезло!.. Командир... – он чуть запнулся и уточнил: – ...навигатор-три... нашел меня в моей каюте в виде... электромагнитного поля... маленького такого электромагнитного поля и подсказал, каким образом я могу вернуть себе материальную оболочку! И что?! Из-за этого я буду сомневаться, что я остался человеком?!! Нате, потрогайте меня, я – такой же, каким был, мыслю так же, живу тем же, а то, что мои способности немного расширились... – тут он широко улыбнулся, – ...так это ничего, был бы человек хороший!!

По залу прокатился ответный смешок, и Ежов сел с довольной улыбкой на курносой физиономии.

– Теперь коротко об «Одиссее»! – погасил веселье в зале Вихров. – Линкор продолжает выполнение программы «Звездный лабиринт». В настоящее время мы приближаемся к третьей звезде, предназначенной для посещения. Время до подхода к F5 – два месяца четырнадцать суток. Все системы линкора работают в штатном режиме, так что мы вполне готовы, как это предписано выполняемой программой, выйти на орбиту вокруг звезды... А там, я думаю, программа поставит перед нами более конкретную задачу. Начиная с завтрашнего дня все офицеры экипажа, полностью прошедшие Превращение, считаются приступившими к своим должностным обязанностям. Дежурство будет осуществляться тремя вахтами полного состава, первая вахта заступает в ноль часов по корабельному времени! Главных специалистов я попрошу определиться с составами вахт, поскольку еще не все члены экипажа могут приступить к своим обязанностям.

Игорь еще раз обвел глазами присутствующих и закончил:

– Если у кого-то возникнут какие-то конкретные, личные вопросы – милости прошу к нашим эскулапам или ко мне.

– Прошу прощения, господин навигатор-три, – неожиданно подал голос доселе молчавший Властимил Ерш, главный связист «Одиссея». – Мы знаем еще не все. Здесь, в этой кают-компании, находятся далеко не все офицеры команды линкора – например, я не вижу нашего главного врача, нет первого ассистента главного механика, нет первого ассистента главного штурмана... Вы можете сказать, что с ними, в каком они состоянии... И вообще, каковы потери «Одиссея» от... «гвендландской чумы»?!

Вихров, собирая это совещание, очень надеялся, что этот вопрос не будет задан, и потому досадливо поморщился, но в этот момент со своего места поднялся Виталий Кокошко и спокойно проговорил:

– Командир, позвольте мне ответить на этот вопрос.

Почти все собравшиеся удивленно оглянулись на первого ассистента главного врача линкора, впервые один из высших офицеров линкора назвал Вихрова командиром, причем сделал это весьма непринужденно.

– Да, пожалуйста... – кивнул Игорь и опустился в свое кресло.

Кокошко в отличие от всех других, говоривших на совещании, вышел к центральному столу. Повернувшись лицом к аудитории, он оглядел кают-компанию и заговорил все тем же невозмутимо спокойным тоном:

– Прежде чем ознакомить вас со статистикой «гвендландской чумы» и обрисовать существующее на линкоре в настоящее время положение, я хотел бы кое-что уточнить. Большинство из присутствующих были явно удивлены, когда услышали, как я назвал навигатора-три Вихрова командиром. Оно и понятно: до сегодняшнего дня это большинство были в основном заняты своим... здоровьем и ему, этому большинству, еще предстоит осмыслить новую кадровую ситуацию на корабле. Я лично присутствовал при последних минутах жизни генерал-лейтенанта Скворцова, был свидетелем того, как командир линкора-ноль «Одиссей» передал командование звездолетом именно Вихрову... Хотя, по правде сказать, больше передавать это командование было некому – в строю на тот момент находились только два навигатора, Вихров и Ежов. С тех пор, вот уже около девяти месяцев, линкором командует Игорь Владимирович. Все, кто эти девять месяцев нес вахту, привыкли называть его командиром, так что в моем обращении к нему нет ничего необычного.

Он еще раз осмотрел кают-компанию, словно хотел убедиться, что все его хорошо поняли.

– Теперь к вопросу главного связиста. К моменту старта «Одиссея» с орбиты Гвендланы на борту находилось тысяча восемьсот шестьдесят два человека. В том числе тысяча пятьсот восемнадцать человек из состава Звездного десанта и триста пятьдесят четыре человека собственно экипаж. Первыми вошли в Превращение, как уже сказал командир линкора, двадцать восемь человек – все те, кто ходил на Гвендлану и общался с мальчиком... посетившим звездолет «Счастливый случай». Двадцать семь человек прошли Превращение полностью, рядовой Коган из манипулы капитана Бабичева «застрял» в фазе Клоуна, и только сейчас появилась надежда, что он все-таки доберется до фазы Идентификации.

Следом за этой группой в Превращение вошли первый ассистент командира корабля флаг-навигатор Артур Эдельман и первый ассистент главного штурмана корабля Ян Озда. Эдельман до настоящего времени находится в фазе Монстра, но, судя по его поведению, это вполне может быть... симуляция. Нашими наблюдениями установлено, что потенциальный полный супер, то есть человек, прошедший Превращение, может по своему произволу менять свою внешность в большей или меньшей степени, все зависит от степени тренировки именно этого качества. Так что Эдельман, вполне возможно, только притворяется Монстром. Ян Озда несколько задержался при прохождении Превращения в фазах Монстра и Клоуна, но сейчас он находится уже в фазе Идентификации, так что с ним, я надеюсь, будет все в порядке.

Во время облета красного гиганта К8 весь экипаж звездолета и весь состав Звездного десанта вошли в Превращение, за исключением, конечно же, уже прошедших его, причем вошли практически одномоментно. Можно сказать, что для «Одиссея» стало неслыханной удачей то, что на его борту оказались двадцать семь потенциальных полных суперов – именно на их плечи легли и заботы о пораженных «гвендландской чумой» товарищах, и задачи поддержания звездолета в рабочем состоянии. Только благодаря своим новым качествам, например способности круглосуточного бодрствования без вреда для здоровья, они справились с этой сверхсложной задачей! Кроме того, срок прохождения Превращения для людей, не подготовленных к нему предварительными контактами с Гвендланой, оказался значительно большим, чем для первой группы, – в среднем он составил восемь – десять месяцев. Особенно длительной оказалась фаза Идентификации. Большинство из здесь присутствующих сегодня впервые покинули свои каюты.

Кокошко на мгновение замолчал, словно сосредотачиваясь на главной части своего сообщения, а затем заговорил медленнее, взвешивая каждое слово:

– Теперь о... потерях. Супера на Гвендлане ввели такую классификацию для проходящих Превращение. Полный супер, или потенциальный полный супер, – человек, прошедший или способный пройти полный цикл мутационного преобразования в Homo Super. Супер со сбоем, он же магистрал, – человек, у которого по непонятным для нас пока причинам происходит сбой в процессе направленных мутационных изменений. На «Одиссее» такой сбой произошел у трехсот пятидесяти восьми человек, причем почти у всех в фазе Монстра... Возможно, даже весьма вероятно, что это закономерность и связана она скорее всего с психологическим шоком – человек приходит в себя после длительного бессознательного состояния и обнаруживает, что его тело изменилось самым кардинальным образом!! Несмотря на удивительную гибкость человеческой психики, не каждый способен поверить в возможность возвращения себе человеческого облика.

Кокошко помолчал, словно давая возможность присутствующим оценить свои слова, а затем продолжил все тем же размеренным тоном:

– И, наконец, периферия – человек, получивший в результате мутаций необратимые изменения организма немагистрального направления. Периферия – это, собственно говоря, уже не люди, это биологические организмы, почти лишенные разума, но обладающие наведенными инстинктами... Как правило, периферия весьма агрессивна.

В этот момент у дальней стены кают-компании вверх поднялась широкая шестипалая ладонь, венчавшая крупную, мускулистую руку. Врач прекратил свои объяснения и вопросительно посмотрел на желающего задать вопрос. Тот встал, и вдруг Игорь понял, что видит перед собой хорошо ему знакомого Сергея Есина, третьего ассистента главного механика линкора, но как сильно тот изменился!! Вместо хрупкого, невысокого и в то же время щеголеватого парня с черной, как смоль, шевелюрой и белым до бледности лицом Вихров видел перед собой двухметрового детину с огромной круглой головой, заросшей короткой ярко-рыжей шерстью. Его голый торс поражал непомерно развитой мускулатурой, которую явно не способен был прикрыть ни один из имевшихся на линкоре комбинезонов! Но не это было главным – у парня отсутствовало привычное человеческое лицо, на совершенно гладкой, кирпичного цвета маске, лишенной носа и губ, выделялись две пары круглых, пронзительно синих глаз без бровей, век и ресниц.

«Как же он будет говорить?!!» – мелькнула в голове у Игоря шальная, несуразная мысль. И тут же он получил ответ:

«Так и буду!.. Ты ж наверняка меня поймешь!»

Два из четырех глаз уставились в лицо навигатору-три, словно бы пытаясь прожечь его взглядом, а вторая пара смотрела на Кокошко... Смотрела со странным, отрешенным безразличием.

«Вы меня понимаете, Виталий Сергеевич?» – мысленно обратился Есин уже к Кокошко.

«Вполне, Сергей Петрович», – так же мысленно ответил врач.

«Тогда объясните, пожалуйста, поподробнее, что такое эта самая... „периферия“. Я-то, по-вашему, к какой категории отношусь?»

«Вы не будете против, если я на вашем примере объясню всем остальным эту самую классификацию?..» – переспросил Кокошко.

«Не буду... – мысленно усмехнулся механик, – ...объясняйте... на моем примере!»

– Так вот, господа, – снова заговорил Виталий Сергеевич, дублируя свою речь мысленно, – именно сегодня можно с абсолютной уверенностью назвать точные результаты... эпидемии «гвендландской чумы» на звездолете. Полный цикл мутационных преобразований прошли тысяча триста семьдесят человек, в том числе тысяча шестьдесят восемь десантников и триста два члена экипажа. Триста двадцать шесть десантников и тридцать два члена экипажа стали... или станут магисталами... К примеру, присутствующий здесь Сергей Петрович Есин. – Он жестом указал в сторону стоящего у стены третьего ассистента главного механика. – Сбой Превращения, как я и говорил, произошел в фазе Монстра, и потому Сергей получил такую вот... необычную внешность, хотя все его человеческие, профессиональные и иные качества вполне соответствуют норме, не считая, конечно, того, что он, как и все остальные, прошедшие Превращение, обладает некоторыми уникальными способностями.

Кокошко показал Есину, что тот может сесть, и продолжил:

– Сто двадцать четыре десантника и десять членов экипажа звездолета не выдержали Превращения... Они погибли. Я не буду называть всех поименно, это заняло бы слишком много времени. Полная статистика и сопровождающие ее пояснения содержатся в памяти Главного компьютера корабля, так что те, кто интересуется кем-то конкретно, может обратиться к ней. Периферии на линкоре нет и уже не будет.

Врач оглядел кают-компанию, словно ожидая еще каких-то вопросов, и закончил:

– Смерть каждого члена экипажа и десантника оформлена в соответствии с Уставом Космофлота, а вот другие... Превращения!.. Такой практики в Космическом флоте Земного Содружества не было, так что мы... я имею в виду медицинскую службу линкора... просто составили описание происшедших в человеке внешних изменений и протокольно оформили их... ну... просто для подтверждения личности, что ли...

Он пожал плечами и, вздохнув, закончил:

– Невосполнимыми потерями мы считаем только сто тридцать четыре погибших человека. Я уже говорил, что некоторые из наших товарищей – всего их сто шестьдесят два – еще не закончили цикл Превращения, но, судя по состоянию их организма, уже сейчас можно точно сказать, что, во-первых, они не умрут, а во-вторых, к какому именно классу существ приведет их Превращение. К сожалению, все они скорее всего станут магистралами!..

Кокошко замолчал и внимательно оглядел кают-компанию, словно ожидая новых вопросов, но офицеры молчали. Тогда он так же молча кивнул и вернулся на свое место.

Вихров снова поднялся из-за стола и подвел под разговором черту:

– Как я понял, больше пока что вопросов у вас нет. Тогда позвольте закрыть наше совещание. До ноля часов все свободны, я думаю, у вас есть над чем поразмышлять. В ноль часов заступает первая вахта. Все!

Офицеры нестройно поднялись со своих мест и, тихо переговариваясь, двинулись к выходу из кают-компании. Однако Игорь заметил, что человек десять – двенадцать просто исчезли из зала. Он усмехнулся и покачал головой – все-таки у этих новых... суперов были более комфортные условия, чтобы освоиться со своими необычными способностями!

В этот момент он почувствовал, что его вызывает Бабичев, и немедленно откликнулся:

«Слушаю тебя, Сергей!»

«Напрасно ты так сурово с нашим бригадным! – с привычным юморком проворчал Бабичев. – Он у нас злопамятен и к тому же доводится какой-то дальней родней самому Соутсу!»

«Председателю Высшего Совета Содружества?!» – удивленно переспросил Игорь.

«Ему, ему... – подтвердил капитан. – Теперь жди от него неприятностей!»

«Он что, поднимет против меня своих десантников?!» – с бабичевской насмешкой уточнил Вихров.

«Нет, против устава он не попрет, но когда вернемся на Землю, он тебе все припомнит!» – с необычной серьезностью пояснил Сергей.

«Если вернемся... – уточнил Игорь. – И к тому же в моем теперешнем положении думать о том, что произойдет, когда мы вернемся на Землю, недосуг! Кроме того, если нападения на Солнечную систему не произойдет в ближайшее время, мы вряд ли вообще будем нужны Земле! У меня такое ощущение, что смысл существования и предназначение Homo Super сильно отличаются от смысла существования и предназначения Homo Sapiens...

«Ты еще скажи, что знаешь, в чем заключается смысл существования и предназначение Homo Super!» – оставаясь серьезным, заметил Сергей.

«Не знаю, – согласился Игорь и добавил: – И вряд ли хоть кто-то это знает!»

«А твой профессор?.. Отто Капп?.. – вновь перешел на шутливый тон Бабичев. – Может быть, он мог бы что-то сказать на эту тему, как-никак он в этом качестве чуть ли не пятьсот лет обретается!»

«Когда я с ним встречался, у него на уме было только одно – успеть собрать силы для спасения Земли! – усмехнулся в ответ Вихров. – Так что Капп тоже едва ли думал на такие... философские темы! Ты лучше скажи, как там твои десантники?»

«Без изменений – сплошной детский сад! – В мыслях Сергея явственно сквозило застарелое раздражение. – Два месяца как начали приходить в норму и до сих пор... „резвятся“! Теперь у нас массовое развлечение – прятки. Один прячется... ну как – прячется: либо в поле перейдет, либо в каком-нибудь энергоносителе притаится... А остальные его ищут! А найдут, начинают мешать физическую форму принять! Прим-сержанта Стаева из манипулы капитана Лазарева четыре часа искали, найти не могли, ну и бросили! А он только через шесть часов в казарме появился – говорит, на обшивке линкора сидел...

«Как – на обшивке?!! – изумился Вихров. – Он что, в открытом космосе был?!!»

«Ну!! – усмехнулся Бабичев. – За колпак эмиссионного излучателя зацепился и сидел! Вот такие игры!!»

«Твои ребята тоже играют?» – со скрытой усмешкой спросил Вихров.

«Ну, моим-то некогда... У них дел хватает... да и дисциплину я стараюсь поддерживать!»

«А может быть... – задумчиво подумал Игорь, – ...эти игры тоже...»

Он не «досказал» мысль, но Бабичев, почувствовав в ней некое противопоставление своему «дисциплину поддерживаю», требовательно переспросил:

«Что – тоже?!»

«Ну... Тоже тренировка. Знаешь, вроде тех пирамидок!»

«Да, – неожиданно согласился Сергей, – пирамидки нас здорово выручили!»

«Жаль, что мы тогда, в „детском саду“, еще ничего не подсмотрели... – посетовал Вихров. – Вот и думай теперь, то ли ребята в детство впали, то ли они интуитивно серьезным тренингом занимаются?!»

«Да пусть занимаются хоть игрой, хоть тренингом! – проворчал Бабичев. – Главное, большинство из них вполне довольны жизнью и не психуют по поводу „гвендландской чумы“ и своего внешнего вида!»

«Большинство?! – насторожился Игорь. – А что, есть кто-то „недовольный“?..»

«Понимаешь... – нерешительно протянул Сергей, – я еще сам не до конца разобрался, но кажется мне, какая-то буза затевается. Нет, внешне все спокойно... – чуть более торопливо, чем было бы нужно, поправился он, – ...но один из моих сержантов, Илович... ну ты должен его помнить, Горан, здоровый такой... Магистрал...»

«Помню», – поторопил его Вихров.

«Так вот, он вчера меня спросил, правда ли, что „гвендландская чума“ разделила нас всех на... светлых и темных?»

«Светлых и темных?.. – переспросил Вихров и тут же задумчиво повторил: – Хм, светлых и темных... мистика какая-то... А может, это что-то вроде новой игры?.. Или тренинга?..»

«По мне, хоть игра, хоть тренинг, лишь бы не какая-нибудь религиозная заморочка!!» – с неожиданным раздражением ответил Сергей.

«Ты что, воинствующий атеист?! – удивился навигатор-три. – Вот уж никак не думал! Говорят, все десантники хоть немного суеверны!..»

«Я не атеист, я не суеверный... Я против того, чтобы в десанте заводилась хоть тень религии!!» – с все возрастающим раздражением заявилБабичев.

«Почему?..» – чуть встревоженно переспросил Вихров, никогда раньше он просто не задумывался о таких проблемах.

«Потому что любая религия рано или поздно начинает утверждать, что она самая древняя, и потому самая верная, и потому самая лучшая, а ее приверженцы – самые умные и правильные люди во Вселенной. А вот все остальные – глупые, неправильные нечестивцы, которых надо уничтожать!!! Представляешь, если десятка полтора десантников из моей манипулы решат, что они самые умные и правильные, а остальные их товарищи, вместе со мной, грешным, глупые нечестивцы?!! И вообще – религиозный фанатизм – это одна из двух причин возникновения всех неразрешимых конфликтов, кончающихся всеобщей резней!!»

«А вторая причина какова?» – немедленно поинтересовался Игорь.

«Деньги! – тут же ответил Сергей и добавил: – Очень большие деньги!»

«Хорошо, что на нашем звездолете нет больших денег!» – усмехнулся Вихров.

«Да! – язвительно отозвался Бабичев. – А представь себе такую ситуацию: шайка каких-нибудь фанатичных... „светлых“ – темными-то себя вряд ли хоть кто-то назовет, решит во имя своих „светлых“ идей... продать наш звездолет и при этом убедит себя, что „темные“ недостойны участвовать в этом деле или попросту мешают его осуществлению?!! Как тебе такой расклад?!!»

«Фантазия у тебя богатая, вот что я скажу! – отрезал Игорь. – Давай-ка мы не будем придумывать „ситуации“, а попробуем спокойно, без нажима разобраться с вопросом этого, твоего... Иловича!»

«Давай!» – сразу же согласился Сергей и тут же прервал связь.

«Светлые... темные...» – подумал Игорь, но тут же тряхнул головой, отгоняя новые, пока еще неясные проблемы – вполне достаточно было уже накопившихся и вполне ясных. Через шесть с небольшим часов корабельного времени заступит на дежурство первая вахта. Впервые почти что за год Главный центр управления будет полностью укомплектован специалистами... людьми... потенциальными полными суперами!..

Тревога снова уже в который раз поднялась в груди молодого... слишком молодого командира корабля: уже почти год в Главном центре управления находился кто-то один – он или Ежов, а вот теперь там снова будет работать штатный состав! Нет, Вихрова не волновало, справятся ли люди со своими обязанностями после столь долгого перерыва – и по своему опыту, и по действиям уже приступивших к своим обязанностям суперов он знал, что профессиональные навыки после «гвендландской чумы» сохраняются полностью. Навигатор-три с тревогой думал о том, как он сам будет справляться с ролью командира линкора... Справляться теперь, когда заступят на вахтенное дежурство главные специалисты и их ассистенты, когда руководить придется не тремя десятками в общем-то своих друзей, а людьми, в большинстве своем имеющими опыт управления звездолетом гораздо больший, нежели он сам!

Игорь вздохнул и оглядел опустевшую кают-компанию. С какой радостью он сейчас уступил бы должность командира Свену Юриксену, но навигатор-два по-прежнему не выходил из своей каюты, хотя и Кокошко, и главный астробиолог линкора Мэтью Кларенс говорили, что его физическое состояние вполне удовлетворительно. Он еще раз вздохнул и переместился в Главный центр управления.

Центр был пуст. Правда, за навигаторской консолью, у панели управления третьего ассистента командира корабля, сидел Володька Ежов, но Вихров сразу же понял, что это не сам навигатор-четыре, а его биомодуль с весьма ограниченной программой. Скорее всего он был оставлен Ежовым только для того, чтобы немедленно получать информацию, выводимую на дисплей главным компьютером корабля.

Игорь посмотрел на главный обзорный экран – звезда, к которой стремительно приближался «Одиссей», росла, казалось, прямо на глазах, а затем включил командирскую панель управления и запросил у главного компьютера характеристики состояния основных систем линкора. В общем-то они ему были и так известны – с недавнего времени он, что называется, нутром чувствовал «состояние» звездолета, однако ему хотелось передать линкор первой вахте без малейших отклонений от нормы.

Пробежав глазами выведенные на экран данные и лишний раз убедившись, что все системы корабля работают нормально, Игорь снова перевел взгляд на обзорный экран главного центра управления, точнее, на приближающуюся цель их полета. В который раз он задавал себе вопрос: зачем «Одиссей» послан именно к этой звезде, так похожей на Солнце? После старта от Гвендланы линкор поочередно «гостил» у трех звезд, но все три были гигантами, их излучение, в этом Вихров был абсолютно уверен, вызвало в организме находившихся в звездолете людей те самые направленные мутации, которые в итоге привели к появлению сверхлюдей, Homo Super. Однако в составе излучения приближавшейся звезды вряд ли могли быть составляющие, способные радикальным образом воздействовать на генную систему потенциальных полных суперов, да и мощность излучения этой звезды вряд ли превосходила возможности защиты корабля. Кроме того, на своем собственном опыте он убедился в способности своего нового организма, противостоять... нет, даже использовать себе во благо практически любое излучение.

Тут он снова вспомнил мальчишку с Гвендланы – как тот удивил землян своей способностью употреблять в качестве «пищи» излучение Иситуки!

Но это воспоминание было мгновенным, снова перед ним встал вопрос: зачем «Одиссей» идет к небольшой, похожей на Солнце звезде?! Зачем?!!

И тут Вихров уловил неожиданный вызов главного астробиолога линкора Мэтью Ирвинга:

«Игорь Владимирович, не могли бы вы срочно заглянуть ко мне в лабораторию?!!»

Мысль биолога была настолько встревоженной, что навигатор-три немедленно поднялся с кресла и, не выключая свою панель управления, шагнул в сторону первого шлюза...

Второй шаг он сделал уже в сильно затемненном помещении основной биолаборатории, где главный биолог корабля занимался особо сложными случаями Превращения.

Ирвинг не удивился столь скорому появлению Вихрова, как не удивился ему и уже находившийся в лаборатории Кокошко. Чуть повернув голову в сторону подходящего командира, Виталий Сергеевич произнес едва слышным шепотом:

– Не используйте мысленную речь... Только слушайте, обсудим потом!..

Оба специалиста стояли возле странно высокой постели у глухой стены, на белом покрывале неподвижно лежало уродливое туловище одного из не закончивших Превращение Монстров. Однако Вихров даже не стал его рассматривать, он уловил едва «слышную», сумбурную, рвущуюся мысль:

«...может быть, Спаситель прав... может быть, нас специально не лечат?.. Может быть, светлым зачем-то нужно держать нас в темноте?.. Зачем-то... Зачем?!! На что им могут пригодиться полторы сотни уродов?! Спаситель говорит – мы сила... Если мы сила, то почему мы не можем заставить светлых повернуть линкор к Земле... Или хотя бы лечить нас как следует... как они лечили всех остальных!.. Они же вылечили почти всех, так почему же мы-то остаемся уродами?!!»

Последняя фраза была похожа на вопль, и после этого вопля вдруг наступила немота.

Игорь вопросительно взглянул на Ирвинга, но тот только отрицательно покачал головой.

Тишина стояла чуть больше минуты, а затем мысль Монстра снова проклюнулась:

«...главное – вовремя... Главное – все сделать вовремя... Мы все сделаем вовремя, и Спаситель вернет нам человеческий облик... А светлые уйдут... назад на Гвендлану... вместе со своей „гвендландской чумой“...»

«Что сделать вовремя?..» – призрачным эхом отозвалась едва слышная мысль, посланная биологом, и Монстр тут же забормотал словно бы затверженный ответ:

«Вовремя собирать и вовремя бросать... Вовремя отдать и вовремя взять... Вовремя приблизить и вовремя отдалить!.. Вовремя... Вовремя... Вовремя...»

Тут он, сбившись, на мгновение умолк, а потом жалобно закончил:

«Я дальше забыл!..»

«Ничего... – немедленно пришла тихая, успокоительная мысль Ирвинга, – ...главное, вовремя вспомнить, кто такой Спаситель...»

«Я помню... – быстро отозвался Монстр. – Спаситель – это человек в обличье Монстра и Монстр в обличье человека... Спаситель знает и может, Спаситель знает, каким я был до „гвендландской чумы“, и может снова вернуть мне мое лицо и тело!..»

И снова Монстр замолк на полуслове, и снова едва слышно прозвучала «подсказка» Ирвинга:

«Может, но...»

«Но мы должны все сделать вовремя... Еще не все хотят все сделать вовремя... Еще не все поняли истину, рекомую Спасителем... Потому что светлые дали им ложный свет... Потому что светлые ложным светом рассеивают истинную тьму...»

«Но Спаситель...»

«Но Спаситель сможет погрузить всех темных, всех лишенных человеческого обличья в истинную тьму, и тогда настанет Время и пробьет Час! Пробьет Час!!»

Монстр снова замолчал, но трое, склонившихся к его постели, вдруг ощутили тяжелую, неизбывную тоску. В руке Кокошко появился инъектор, и его короткое дуло ткнулось в бедро безобразной туши. Темно-серая кожа чуть дернулась, пропуская сквозь себя лекарство, и спустя пару минут скрученная судорогой груда мышц расслабилась, словно из нее выпустили давно копившееся напряжение.

Мэтью Ирвинг выпрямился, посмотрел на Вихрова и, поймав его ответный взгляд, коротко кивнул, приглашая следовать за собой.

Все трое перешли из лаборатории в небольшой кабинет, имевший второй выход в малую биолабораторию. Мэтью Ирвинг присел на край стола и снова взглянул на остановившегося перед ним командира линкора.

– Это рядовой Звездного десанта Алексей Яшин. Я наблюдаю его с того момента, как стало ясно, что в его Превращении произошел сбой. Как всегда в фазе Монстра... Случай весьма странный и сложный – выход из болевого шока у Яшина затянулся на три месяца, хотя боли были гораздо менее интенсивными, чем это бывает обычно, фаза Релаксации прошла также со значительной задержкой, и вот уже шесть месяцев он находится в фазе Монстра. Изменения в строении тела рядового, можно сказать, кардинальные – от человека не осталось практически ничего. Конечности деформировались в очень короткие отростки, полностью лишенные суставов, так что использовать их по назначению невозможно. Скелет заменен частичным внешним панцирем, как у ракообразных, внутренние органы также изменились самым радикальным образом, организм лишен органов слуха, обоняния, осязания, рядовой не может говорить, хотя дыхательная система, правда, сильно измененная, имеется. В то же время его мозг совершенно не затронут Превращением, он мыслит и, видимо очень страдает... Нет, не физически – морально.

Астробиолог замолчал и коротко взглянул на Вихрова, словно давая тому понять, что он переходит к главному.

– Однако, хотя сбой в мутационном процессе очевиден, организм его не умирает, а ищет пути к адаптации. Я был уверен, что Яшин скоро перейдет к фазе Клоуна и станет магистралом, однако недели две назад мощность его мыслеизлучения резко увеличилась, и причину этого явления я пока так и не смог установить. Вначале он излучал только эмоции, в основном тоску и страх, никаких образов и тем более связных мыслей я не улавливал. Но вот уже в течение трех дней он «говорит», причем «разговор» этот, как правило, ведется с кем-то сторонним. Я записал одну из таких «бесед», но, во-первых, не с начала, а во-вторых, только ту часть, которая принадлежит Яшину. Его собеседнику удается очень хорошо экранировать свои мысли!

– Эту «беседу» можно прослушать?! – быстро переспросил Вихров.

– Конечно, – кивнул в ответ Ирвинг, – но вряд ли она что-либо даст вам для понимания... э-э-э... происходящего.

Тут астробиолог бросил быстрый взгляд на молчавшего до сей поры Кокошко, и тот сразу же вступил в разговор:

– По нашим наблюдениям, фаза Монстра – это как раз тот период, во время которого закладываются практически все новые функции перестраивающегося организма, так что появление у Монстра способности к мыслеобмену вещь вполне обычная. Вот только в данном случае эта способность появилась с, можно сказать, огромным запозданием, и, похоже, инициирована она была... извне! Кто-то, неизвестный нам, смог пробудить эту способность в организме, «застрявшем» в фазе Монстра. С одной стороны, такой толчок может сказаться на этом организме весьма положительно, подтолкнув его к дальнейшему Превращению, с другой... Мысли, внушаемые рядовому Яшину его неизвестным «собеседником», очень странны... Из имеющейся записи и из слышанной нами «беседы» можно сделать вывод, что большинство, если не все находящиеся на корабле Монстры, вовлечены в какую-то... я даже не могу подобрать определение... пожалуй – секту! Некий «спаситель» явно организует из них какую-то действенную силу, способную сделать нечто, пока неизвестное, и за помощь ему в этом деле обещает вернуть своим последователям человеческий облик!

– Скажите мне, кто этот «спаситель», и я скажу вам, что должны сделать Монстры! – невесело усмехнулся Ирвинг.

– Может быть, кто-то из врачей или биологов решил провести некий эксперимент?.. На свой, так сказать, страх и риск?! – не слишком уверенно предположил Вихров. – Может получиться неплохая диссертация – «Уровень подверженности индивидуума стороннему внушению при прохождении Превращения в фазе Монстра».

– Не думаю, что кому-то из специалистов «Одиссея» могла прийти в голову мысль написания подобной диссертации, – суховато ответил Ирвинг.

– Если уж писать диссертацию, – подхватил его мысль Кокошко, – то скорее на тему «Общая совместимость Homo Super с существующей человеческой цивилизацией». Нет, Игорь Владимирович, мы явно имеем дело с подготовкой какого-то, вероятнее всего, малоприятного для нас сюрприза... я имею в виду всех находящихся на «Одиссее». Хотя, надо признаться, мне трудно представить себе, чем можно насолить потенциальному полному суперу – большинство из нас уже сейчас вполне могут обойтись без корабля!

И перехватив удивленный взгляд Вихрова, Виталий Сергеевич добавил:

– Да-да, я сам выходил на внешнюю обшивку без скафандра и находился в открытом космосе около часа. Дело это весьма необычное и требует достаточно длительной и кропотливой перестройки организма, однако вполне выполнимое!

Вихров вспомнил о спрятавшемся на обшивке звездолета прим-сержанте Стоеве и пожал плечами:

– У вас, Виталий Сергеевич, уже есть последователи...

Кокошко удивленно поднял бровь:

– Вот как?! Не думал, что такая мысль придет в голову еще кому-то!

– Один из десантников таким образом спрятался от своих товарищей!

– Мы отвлеклись от темы нашего разговора! – привлек их внимание главный астробиолог. – Что командир корабля думает делать в связи с полученной нами информацией?!

Игорь на минуту задумался и затем предложил:

– Я думаю, имеет смысл побеседовать кое с кем из магистралов... Внешний вид у них соответствует фазе Монстра, а значит, повод для недовольства своей судьбой налицо, так что неизвестный «спаситель» вполне мог попробовать наладить контакт и с ними тоже.

– Попробовать, конечно, стоит, но... – Ирвинг скептически пожал плечами, – ...у магистралов от Монстра, кроме внешнего вида, ничего. И самое главное – они смирились со своей внешностью, они смирились с невозможностью вернуть себе человеческий облик... вернее, они не верят в такую возможность! И, кроме того, они-то как раз прекрасно понимают, что в столкновении с потенциальным полным супером, буде такое произойдет, они не продержатся и минуты!! У магистралов даже ритм мышления совершенно иной, нежели у Монстра, более ровный, размеренный, прагматичный... И все из-за того, что Монстр живет надеждой, которой у магистрала уже нет!

Помолчав несколько секунд, Вихров покачал головой и упрямо проговорил:

– Этот... «спаситель» вполне мог заронить в каком-нибудь магистрале безумную надежду закончить Превращение и стать супером... или вернуться к состоянию Homo Sapiens. Ведь обещать – не значит выполнить!

Ирвинг снова пожал плечами:

– Я не возражаю против откровенного разговора с магистралом, я просто высказал свои сомнения.

– Только вот кого из магистралов можно разговорить?.. – с сомнением проговорил Кокошко. – Они, по моим наблюдениям, весьма замкнуты и неохотно идут на откровения... Особенно с суперами... Ну, словно бы ощущая себя... неполноценными, что ли.

Командир «Одиссея» задумчиво посмотрел на первого ассистента главного врача линкора и медленно проговорил:

– В манипуле капитана Бабичева есть сержант Илович... магистрал... так вот, он сам подошел к своему командиру и спросил, верно ли, что «гвендландская чума» поделила всех, кто находится на «Одиссее», на светлых и темных... Сам подошел! Значит, есть магистралы, вполне доверяющие суперам!

– Так вы хотите переговорить с этим сержантом?! – быстро поинтересовался Кокошко. Но Вихров в ответ отрицательно покачал головой:

– Нет... У меня на примете другая фигура... Но тут надо как следует подумать и... не торопиться!..

Игорь посмотрел на главного астробиолога и, неожиданно улыбнувшись, перевел разговор на другое:

– Так вы дадите мне послушать запись «беседы» вашего подопечного с... неизвесно кем?!

Ирвинг протянул руку и включил компьютерный модуль, стоявший тут же на рабочем столе. Затем, даже не дожидаясь сообщения о готовности к работе, он пробежал пальцами по клавиатуре, вводя нужную программу. Секунду спустя на экране монитора возникла короткая строчка, прочитав которую астробиолог удовлетворенно хмыкнул и протянул Игорю тонкую, блестящую дужку, на концах которой были закреплены датчики дешифратора. Вихров уложил дужку таким образом, чтобы датчики плотно прижались к вискам, и приготовился слушать. С минуту было «тихо», а затем навигатор начал воспринимать чужую мысль. Сразу стало ясно, что это диалог, вот только «слышно» было лишь одного собеседника.

«...да, я могу встать, но двигаюсь очень медленно».

«...»

«Я вижу достаточно хорошо, чтобы отличить человека от... нелюдя!»

«...»

«Все, кто похож на человека, – нелюди?!! Но... Значит, на линкоре нет больше людей?!!»

«...»

«Все, кто непохож на человека, – люди?!! То есть ты хочешь сказать, что я – человек?!!»

«...»

«Темный... человек?!! Что значит – темный человек?»

«...»

«Просто темный?! Что значит – темный?»

«...»

«Все темные вернутся к человеческому облику?.. Когда?!!»

«...»

«Я понял...»

«...»

«Нет, мне не надо думать... Я готов...»

«...»

«Главное, вовремя! Вовремя собрать и вовремя бросать... Вовремя отдать и вовремя взять... Вовремя приблизить и вовремя отдалить!.. Вовремя дать руку и вовремя не давать руки!.. Вовремя встать и вовремя пойти!.. Вовремя убить и вовремя воскреснуть!..»

«...»

«Я понял. Вернуться к человеческому облику можно только через боль... Через новую боль!.. Я готов! Я готов к новой боли!! Но я стану человеком?!!»

«...»

«Ждать и думать?.. Я буду ждать и думать!.. Ждать и думать! Ждать... вовремя и думать о... Я снова буду человеком!.. Буду человеком... Буду человеком...»

Мысль стала путаться, обрываться, и только этот жалкий рефрен «буду человеком...» продолжал «слышаться» отчетливо.

Игорь снял датчики с висков и задумчиво посмотрел на Ирвинга:

– У меня такое впечатление, что вашему подопечному сложно долго поддерживать мыслеобмен.

– Пожалуй... – согласился астробиолог, – ...возможно, поэтому его беседы с неизвестным «спасителем» длятся очень недолго – не более трех-четырех минут.

– И еще, – Вихров продолжал задумчиво смотреть на Ирвинга, – он говорит, что может встать и двигаться, хотя и медленно, а также что он может видеть. Вы же утверждаете, что он не способен к движению и лишен всех органов чувств. Получается, что либо вы ошибаетесь, либо он вводит в заблуждение... «спасителя». Если второе, то хотелось бы знать зачем. А если первое, то...

И командир линкора вопросительно поднял бровь.

Астробиолог хмыкнул и в задумчивости почесал бровь, а Кокошко, посмотрев на Ирвинга, негромко произнес:

– Пожалуй, мы установим за нашим рядовым круглосуточное наблюдение и попробуем еще раз «разговорить» его.

В этот момент на экране монитора модуля связи возникла ярко-красная строчка:

«У второго шлюза главного центра управления находится адъютант бригадного генерала Звездного десанта Эндрю Бейтса полковник Строгов. Он сообщил, что ему необходимо переговорить с командиром линкора навигатором-три Вихровым».

Оба специалиста с интересом посмотрели на Игоря, а тот, улыбнувшись, проговорил:

– Я вынужден вас покинуть, надо узнать, чего хочет от меня господин бригадный генерал.

Уже покидая кабинет, он услышал фразу, сказанную вслух Кокошко:

– Задел Игорь Владимирович генеральское честолюбие, теперь жди генеральских пакостей!

В следующий момент он оказался в Главном центре управления у навигаторской консоли и, наклонившись над ней, быстро набрал запрос главному компьютеру. Ответ поступил немедленно:

«Строгов Алексей Сергеевич – полковник Звездного десанта, сорок восемь стандартных лет, окончил общевойсковой колледж, высшие офицерские курсы Звездного десанта, академию Генерального штаба Звездного десанта, в качестве военного советника принимал участие в трех локальных войнах – Земля Тонуба (Тау Кита), Аврора (Росс 154), Звервакс (359 Вольф), имеет четыре десантные высадки на непригодные для жизни планеты...»

«Интересно, зачем это наш полковник высаживался на непригодные для жизни планеты?!» – удивился Игорь.

«...последние три с половиной года служит в качестве личного адъютанта бригадного генерала Эндрю Бейтса, командира полулегиона Звездного десанта, приписанного к линкору-ноль „Одиссей“. Имеет награды: ...».

Однако дальше читать Игорь не стал – полковник и так слишком долго ожидал его перед закрытым шлюзом.

Внимательно рассмотрев изображение полковника годовой давности, он убрал информацию с экрана монитора и отдал приказ Главному компьютеру впустить адъютанта Бейтса в главный центр управления.

Люк шлюза с тихим всхлипом раскрылся, и на пороге появился один из двух офицеров, сопровождавших бригадного генерала на недавно закончившемся совещании.

По тому, с каким острым интересом, хотя и очень быстро полковник оглядел ГЦУ, Игорь понял, что тот впервые попал сюда, поэтому самым доброжелательным тоном он произнес:

– Прошу вас, господин полковник, проходите. Можете присесть на любое свободное кресло, и прошу вас извинить меня за то, что вам пришлось меня ждать – ваш вызов застал меня у астробиологов.

На этот раз удивленно-любопытствующий взгляд полковника уперся в самого навигатора, но от вопросов адъютант командира Звездного десанта воздержался. Вместо этого он придал своему лицу строгий, официальный вид и громко проговорил:

– Мне поручено передать вам, господин... э-э-э... исполняющий обязанности командира корабля, что бригадный генерал Эндрю Бейтс желает переговорить с вами по вопросам использования приписанного к линкору «Одиссей» полулегиона Звездного десанта. Где и когда вы сможете принять командира полулегиона?!

Вихров, не сводя с полковника внимательных глаз, медленно опустился в командирское кресло и долго молчал, а затем неожиданно спросил:

– Алексей Сергеевич, вы ведь прошли... Превращение?..

Полковник вдруг как-то странно напрягся, его глаза остекленели, и он словно бы через силу выдавил из себя:

– Я... болел, но теперь по заключению медиков я совершенно здоров и вполне способен выполнять свои должностные обязанности!..

– И долго вы... «болели»?! – с недоброй усмешкой переспросил Игорь.

– Девять месяцев и двенадцать дней стандартного времени, – еще более напряженно выдавил из себя полковник и тут же торопливо добавил: – Но господин бригадный генерал обещал, что это время будет засчитано мне как... э-э-э... боевое ранение!

– Так-так... – задумчиво протянул навигатор-три, по-прежнему не сводя глаз с продолжавшего стоять полковника. – И какие же новые качества приобрел ваш организм в результате столь длительного заболевания?

Глаза полковника, до этого момента смотревшие прямо в лицо Игоря, вдруг забегали, словно в поисках выхода из закрытого ГЦУ, подбородок его дрогнул, но после короткой заминки он все-таки ответил:

– Я... право... не знаю, о чем вы спрашиваете... Медики сказали мне, что мой организм в полном... э-э-э... порядке, что все органы здоровы... что поразившая меня болезнь полностью... так сказать... излечена...

И тут Вихрову стало ясно, что полковник... боится!!! Он до животного ужаса боится признать, что стал совершенно иным... существом, что он владеет теперь какими-то, непонятными самому ему способностями!! Что он не хочет ничего знать об этих «нечеловеческих» способностях и тем более каким-то образом использовать их!! Он хочет забыть о своей прошедшей «болезни», об этом дурном сне, и оставаться, как и прежде, полковником Звездного десанта Алексеем Сергеевичем Строговым!!

Это было поразительно для молодого капитана, но это, без сомнения, было так!!

Игорь вздохнул и поднялся из кресла:

– Я приму господина бригадного генерала в командирских апартаментах через десять минут. – Полковник быстро кивнул, собираясь тут же покинуть главный центр управления, но Вихров с невольной улыбкой добавил: – У господина бригадного генерала будет для разговора не более двадцати минут, поскольку я должен подготовиться к командованию первой вахтой!

Тень недоумения промелькнула в глазах генеральского адъютанта, но он промолчал и, снова кивнув, повернулся к выходу.

Когда шлюз закрылся за Строговым, Игорь снова опустился в командирское кресло и задумался. Превращение повернулось к нему еще одной, совершенно неожиданной гранью! Для кого-то оно стало тяжелым шагом к самопознанию, к самосовершенствованию, сложнейшей научной проблемой, имеющей самые серьезные перспективы для всего человечества. Для кого-то тяжелой болезнью, закончившейся благополучно и подарившей чудесные, невероятные способности, которые можно было развивать, использовать в... да во всех случаях жизни!.. А были, оказывается, и такие, для кого Превращение означало потерю всего того, чего они с таким трудом добились в предыдущей жизни, их благоприобретенные способности – проклятием, которое надо было прятать от окружающих. Они со страхом смотрели в будущее, которое в общем-то приходилось начинать строить с самого начала, они надеялись, что, может быть, все-таки удастся сохранить все таким, как оно было раньше!! Они понимали – все, что было раньше, до «гвендландской чумы», никогда более не вернется, но готовы были бороться против того нового, что поселилось в них самих!!! И почти сразу же молодому командиру линкора стало ясно, что возглавит эту борьбу скорее всего бригадный генерал Звездного десанта Эндрю Бейтс!

Он посмотрел на хронометр центра и убедился, что внутреннее чувство времени не подводит его – до начала первой вахты оставалось тридцать четыре минуты. Времени было вполне достаточно, чтобы позволить себе маленькое удовольствие, и Игорь отправился в личные апартаменты командира линкора через специальный шлюз, показанный ему когда-то самим Стариком.

Вихров поднялся в командирский кабинет, включил компьютерный блок и задал программу полной официальной записи происходящего в кабинете. Спустя минуту на экране монитора высветилось сообщение о том, что бригадный генерал Эндрю Бейтс коснулся идентификационной пластины входной двери. Игорь ввел разрешение открыть дверь и поднялся навстречу входящему генералу.

Бейтс вошел быстрым, упругим шагом демонстрируя свою готовность вести жесткий, может быть, даже агрессивный разговор, однако не удержался от того, чтобы хотя бы бегло не оглядеть кабинет командира корабля. И этот осмотр произвел на него должное впечатление, от чего настроение его еще более испортилось. Не спрашивая разрешения, он опустился в гостевое кресло и язвительно заметил:

– Я смотрю, вы уже обосновались в командирских апартаментах!..

– Вы ошибаетесь... – спокойно возразил Вихров, – ...с момента моего вступления в должность я впервые воспользовался этим кабинетом. Но, если вам здесь не нравится, мы можем перейти в мою стандартную каюту третьего ассистента командира корабля!

Бейтс поморщился, однако желания покинуть удобное кресло не выразил. Вместо этого он заговорил напористо и вместе с тем слегка покровительственно:

– Мы с вами, молодой человек, до настоящего времени не были знакомы достаточно близко...

– Совершенно верно, – неожиданно перебил его навигатор-три, – мы встречались лишь дважды.

Генерал снова поморщился, и было непонятно, то ли он недоволен тем, что его перебили, то ли он припомнил свою первую встречу с молодым, тогда еще старшим лейтенантом и его беседу с командиром «Одиссея» в командирском челноке. То была странная беседа – в ней участвовали первое лицо линкора и какой-то навигатор-три, тогда как двум старшим офицерам звездолета, и ему в том числе, приходилось молча слушать этот разговор... этот почти спор! Уже тогда ему не понравился этот молодой выскочка, и вот теперь он вдруг оказался... первым лицом на линкоре!!

– Так вот... – продолжил Бейтс после секундной паузы, – у меня были прекрасные отношения с прежним командиром корабля, я всегда был в курсе всех его планов, неоднократно подсказывал господину генерал-лейтенанту, каким образом использовать вверенные мне части Звездного патруля, чтобы добиться максимальной эффективности... э-э-э... в общем, мы с прежним командиром линкора работали в тесном, так сказать, контакте. Теперь во главе звездолета... э-э-э... оказались вы. Я не оспариваю вашего права на эту должность, хотя, признайте, такой взлет по служебной лестнице – от навигатора-три до командира элитного линкора Космофлота – несколько... ненормален!..

Тут Бейтс неожиданно прервал свою речь и внимательно посмотрел в лицо Вихрову, словно пытаясь определить, насколько смутили молодого навигатора его слова. Однако капитан (всего лишь капитан!!) спокойно сидел за письменным столом командира линкора и всем своим видом показывал, что внимательно слушает одного из своих... подчиненных!

– Да... Так вот... – несколько невпопад проговорил бригадный генерал, пытаясь поймать утерянную мысль. – Как я уже сказал, с вами мы почти незнакомы, и к тому же, как я понимаю, опыт командования линкором класса «ноль»... – по губам Бейтса скользнула быстрая полуулыбка, – ...у вас не слишком большой!

После этих слов снова последовала короткая пауза – Бейтс явно давал Вихрову возможность выразить свое согласие с его «предположением», но молодой офицер продолжал молчать, и его лицо оставалось непроницаемым.

– Возможно, молодой человек, вам стоит опереться на опыт старших товарищей, людей, имеющих за плечами не один десяток полетов в дальний космос, обладающих достаточным авторитетом среди офицерского состава команды, в конце концов, просто умеющих командовать людьми! Например, главный штурман линкора...

– Прошу прощения, господин генерал, – неожиданно перебил его навигатор, – ваш адъютант сказал мне, что вы хотите обсудить со мной вопросы эффективного использования приписанного к линкору «Одиссей» полулегиона Звездного десанта. Это действительно весьма важная тема, особенно в свете того, какими возможностями стали обладать бойцы возглавляемого вами подразделения после Превращения. Я хотел бы услышать от вас конкретный план... или, если хотите, программу, предусматривающую всестороннее развитие и использование этих новых возможностей. Как я понял из вашего... выступления, такого плана у вас нет! Сколько времени вам нужно для его подготовки?!

Спокойные, непроницаемые глаза Вихрова холодно смотрели в покрасневшее лицо генерала, и тому вдруг подумалось, до чего похожи они на глаза другого человека – человека, которого он боялся и о смерти которого узнал с огромным облегчением. И вот эти серые, стальные глаза – глаза Старика – снова требовательно смотрели на него в ожидании ответа на заданный вопрос... а ответа у генерала не было!..

В кабинете повисла тягостная пауза, которую нарушил все тот же спокойный голос Вихрова:

– Я вижу, что вам нечего мне сказать... Жаль, я надеялся, что вы после Превращения уже вступили в командование частями Звездного десанта и обдумали происшедшие с вашими бойцами изменения.

Чуть подумав, командир «Одиссея» подвел черту под разговором:

– Хорошо! Я даю вам еще семь суток. Прошу вас хорошенько разобраться, кем стали ваши бойцы, и подготовить предложения по наиболее эффективному их использованию... Возможно, придется проводить какие-то дополнительные занятия, тренировки, учения... Впрочем, детали я оставляю на ваше усмотрение. А сейчас прошу прощения, но у меня начинается первая вахта! Я вас больше не задерживаю!

Игорь встал из-за стола, и вслед за ним поднялся из своего кресла бригадный генерал. Вид у него был несколько ошарашенный, но в глазах уже посверкивала пробуждающаяся злость. Молча повернувшись, он шагнул в сторону входной двери, однако на самом пороге его остановил спокойный голос командира линкора:

– А что касается моего опыта командования... Я командую линкором-ноль «Одиссей» вот уже в течение почти девяти месяцев, причем делаю это в сложнейшей обстановке автономного полета в неизвестном звездном скоплении при почти полном отсутствии экипажа. Так что на этом корабле у меня сейчас самый большой опыт командования элитным звездолетом Космофлота Земли!

Бейтс обернулся, чтобы смерить взглядом этого «выскочку», но тот закончил, глядя ему прямо в глаза немигающим взглядом:

– И поверьте мне, как только программа «Звездный лабиринт» будет выполнена, я смогу вернуть линкор в Солнечную систему!

Генерал кивнул, словно соглашаясь неизвестно с чем, и вышел из кабинета командира корабля, а навигатор-три Игорь Вихров сделал пометку в вахтенном журнале, выключил компьютерный блок и через личную командирскую шахту снова спустился в Главный центр управления.

Центр был пуст, Ежов убрал свой биомодуль и закрыл панель управления. На каждой из консолей светилось по одному контрольному монитору, на которые Главным компьютером выводились основные полетные параметры. Освещение в зале было приглушено, а зеленовато-желтый свет от сиявшей на главном экране звезды бросал на все окружающее мягкий, немного таинственный флер.

«Красивая звезда... – невольно подумал Игорь, усаживаясь в командирское кресло, – ...вот только что она нам приготовила?! Новое облучение или нечто похуже?!!»

После того как его тело, тело Homo Super, смогло защититься от излучения К8 – красного гиганта, второй из звезд, предназначенных для посещения программой «Звездный лабиринт», Игорь не слишком опасался звездных излучений. «Лишь бы не лететь сквозь звезду», – сказал он как-то раз Сергею Бабичеву во время одного из разговоров. А что «похуже» могла предложить им эта небольшая, напоминающая Солнце звезда, он и сам не мог пока представить. Так что оставалось только ждать. Ждать еще чуть больше двух месяцев!

Первым в Главный центр управления явился главный штурман линкора. Под выдох первого шлюза он переступил порог и, увидев Вихрова за навигаторской панелью командира линкора, непроизвольно подумал:

«Старик, как всегда, уже на месте...»

И только через пару секунд пришла другая мысль:

«Да это же... Вихров!»

А навигатор-три, не показывая, что он «услышал» мысли главного штурмана, развернулся в своем кресле и спокойным, будничным тоном произнес:

– Юрий Владимирович, я вас попрошу провести тщательное исследование этой системы... – Он кивнул в сторону главного экрана. – Звезда, как вы наверняка помните, практически солнечного типа, а вот проверить наличие у нее планет и тем более установить их характеристики у меня времени не было.

– Понял... – коротко кивнул Шохин, – ...сделаем.

Он быстрым шагом отправился к штурманской консоли, а Игорь внутренне улыбнулся, обратив внимание на то, с какой тщательностью главный штурман избегает прямого обращения к нему.

В течение последующих пяти минут первая вахта полностью собралась в Главном центре управления. Люди входили спокойно, деловито, и все-таки чувствовалось некое подспудное напряжение – они практически не переговаривались, совершенно не было шуток и смеха, словно это не давно знакомые, хорошо сработавшиеся коллеги, а спешно собранные в одну команду специалисты с разных кораблей. Однако все консоли были включены, люди, вникавшие в состояние подведомственных им систем корабля, поневоле обменивались информацией, мнениями, соображениями, так что спустя полчаса после начала вахты возникшее было напряжение исчезло, и в Главном центре управления воцарилась привычная рабочая атмосфера.

Именно в этот момент Вихров «услышал» Кокошко: «Игорь Владимирович, прошу вас срочно зайти в личную каюту второго ассистента командира!!»

Мысль врача была настолько встревоженной, что Вихров невольно приподнялся из кресла, но сразу же сообразил, что не может вот так просто покинуть свое вахтенное место. После секундного замешательства он повернулся к штурманской консоли и взглядом позвал Шохина. Тот немедленно поднял голову и посмотрел на командира.

«Юрий Владимирович, мне необходимо отлучиться, врачи вызывают, а у нас, к сожалению, острая нехватка навигаторов. Заменить меня некем, так что мне придется оставить центр на вас. Если произойдет что-то экстраординарное, вы мне сообщите и я быстро вернусь. Хорошо?!»

«Но... Как я вас... э-э-э... найду?» – чуть сбивчиво подумал Шохин.

«Это не сложно. Представите мое лицо, спокойно и отчетливо подумаете то, что хотите мне сообщить, и, поверьте мне, я все „услышу“.

«Хорошо...» – не слишком уверенно согласился штурман, и Вихров тут же исчез из командирского кресла.

Кокошко стоял посреди небольшой каюты второго ассистента командира корабля, загораживая собой спальную нишу. Когда Игорь появился в каюте со словами:

– Ну, что тут произошло?! – Виталий Сергеевич шагнул в сторону и молча указал рукой на пустую, аккуратно застеленную постель.

– А где же Свен?! – удивленно поинтересовался Вихров и, шагнув вправо, отдернул шторку туалетной ниши. Там тоже было пусто.

Игорь повернулся к Кокошко, но не стал повторять своего вопроса. А врач, стараясь сохранить профессиональную невозмутимость, проговорил вслух:

– Именно поэтому я и попросил вас срочно прибыть сюда. Перед совещанием я заходил к господину Юриксену. Он был в прекрасном состоянии, и я даже предложил ему присутствовать на совещании, однако он отказался... – тут Виталий Сергеевич чуть запнулся, словно вспомнив нечто важное, а затем задумчиво добавил: – Правда, сейчас мне кажется, что навигатор-два был... несколько странен.

Он погладил длинными пальцами правой руки щеку и снова заговорил, теперь уже мысленно:

– Хотя он уже с месяц ведет себя довольно странно: совершенно здоров, но не желает приступать к своим обязанностям, неохотно, явно против желания разговаривает, задает какие-то бессмысленные вопросы... Но на этот раз он, знаете ли, был словно бы занят какими-то размышлениями, словно бы что-то просчитывал, принимая какое-то решение...

– Какое решение?!! – воскликнул Вихров. – Я общался с ним пять дней назад, согласовывал проведение этого... совещания, Свен был в абсолютном порядке. Я еще посмеялся, что это он все еще прячется от народа, а он ответил, что, мол, еще не время...

Тут Вихров замолчал, как будто бы наткнувшись на какую-то мысль, а потом мысленно повторил:

«Еще не время...»

«Вот-вот... – подхватил его фразу Кокошко, – не правда ли, очень интересный и... неожиданный ответ на вашу шутку?! Может быть, он исчез, потому что пришло время?! Только... чему пришло время?!»

Игорь вдруг резко развернулся и быстро присел к личному информационному модулю. Активировав модуль, он быстро набрал запрос для Главного компьютера корабля:

«Прошу провести сканирование линкора. Задача: определить местонахождения второго ассистента командира корабля Свена Юриксена».

Запрос мгновенно исчез с экрана монитора, а вместо него появилась графическая развертка всех восьми палуб линкора. Зеленая сетка сканирования медленно поползла по графике, обозначая проверенную территорию, и спустя тридцать секунд высветился ответ на вопрос:

«Второй ассистент командира корабля полковник Свен Юриксен на линкоре не обнаружен».

Вихров тут же набрал новый запрос:

«Прошу проверить наличие на корабле неидентифицируемой биомассы».

И снова по графической развертке корабельных палуб заскользила зеленая сетка сканирования. Прошло еще тридцать секунд, и на экране появилась надпись:

«Неидентифицируемая биомасса на корабле отсутствует».

Игорь откинулся на спинку кресла и задумчиво проговорил:

– Больше вопросов у меня нет!

Протянув руку, он отключил информационный модуль и повернулся к Кокошко:

– Получается, что Юриксена нет на корабле!

– А может быть, он как раз... на корабле?! – задумчиво проговорил врач. – Я имею в виду – на обшивке корабля... – пояснил он, поймав удивленный взгляд Вихрова.

– А что ему там делать? – пожал плечами навигатор-три.

– Тренинг... – повторил движение командира врач, – ...проверка собственных сил, способностей, возможностей...

– Какой, к чертям, тренинг!!! – неожиданно взорвался Вихров. – У нас оставалось всего три навигатора, теперь их будет два!! Вы понимаете, что это такое – два навигатора для линкора класса «ноль»?!! Это значит, что как только программа «Звездный лабиринт» будет выполнена, им придется нести вахту по двенадцать часов в сутки!!!

– И что?.. – совершенно спокойным тоном переспросил Кокошко.

– То есть как?!! – опешил Игорь.

– Ну что для вас такое двенадцатичасовая вахта в вашем теперешнем состоянии?.. – усмехнулся первый ассистент главного врача. – Я, например как врач не вижу никаких противопоказаний!

– Да... конечно... – медленно проговорил Игорь и улыбнулся. – Что-то я стал туго соображать!..

– Слишком много забот... – улыбнулся в ответ Кокошко и тут же посерьезнел. – Однако я вижу в случившемся другую проблему. Исчезновение Юриксена может быть истолковано не в вашу пользу.

Вихров удивленно посмотрел на врача, и тот пояснил:

– После выздоровления второго ассистента командира вы должны были бы передать ему командование линкором...

– Конечно, – немедленно согласился Игорь.

– Ну... вот... – развел руки Кокошко.

Несколько секунд Вихров непонимающе смотрел на врача, а потом, чуть покраснев, переспросил:

– Вы думаете, меня могут обвинить втом, что я... уничтожил Свена?!

Кокошко молча кивнул.

– Интересно, каким способом можно уничтожить потенциального полного супера?!! – криво усмехнулся Вихров.

– Над этим вопросом, к сожалению, мало кто задумается... – с невеселой улыбкой ответил врач. – А тот, кому такая мысль и придет в голову, вполне может решить, что навигатор-три Вихров и его команда владеют еще неизвестными большинству способностями – ведь мы... я имею в виду всех, кто прошел Превращение первыми, имели значительный гандикап по сравнению с остальными членами экипажа.

Кокошко посмотрел в глаза Вихрову и после короткой паузы добавил:

– Поэтому я предлагаю никому не сообщать об исчезновении Юриксена.

Секунду подумав, Игорь отрицательно покачал головой:

– Долго скрывать это исчезновение нам все равно не удастся, я сам объявил, что навигатор-два должен на днях приступить к своим обязанностям, так что большая часть экипажа уже его ждет. Кроме того, я считаю необходимым организовать поиски Свена, вдруг он действительно отправился на обшивку «Одиссея», хотя мне совершенно непонятно, зачем бы это ему было нужно!

– Да... – кивнул, соглашаясь, Кокошко, – ...если Юриксена искать, то придется объявить, что именно мы ищем. – Он секунду помолчал, а затем спросил: – Но что, собственно говоря, вы собираетесь искать на обшивке «Одиссея»?

Вихров неуверенно пожал плечами:

– Ну-у-у... биологически активную массу... пусть даже под серьезной защитой, какое-нибудь не генерируемое поле... да, в конце концов, любое отклонение от стандартов линкора!..

– Но все это можно проверить с помощью Главного компьютера корабля. Он контролирует состояние линкора и сразу же укажет, где именно имеется такое отклонение и в чем оно выражается!

Тон Кокошко был очень серьезен.

– Понимаете, Игорь Владимирович, самое дрянное, что может сейчас случиться с нами, это падение дисциплины и внутренний раздрай. На корабле наверняка имеются... люди, весьма недовольные сменой главного командования и не считающие вас соответствующим занимаемой должности. Они ухватятся за любую возможность сменить командира корабля, и это может привести к самым трагическим последствиям! Мне кажется, надо предпринять все меры для предотвращения такого развития событий. Я вполне могу на некоторое время обеспечить сохранение тайны исчезновения Свена Юриксена, тем более мне как-то не верится, что он... ушел навсегда!

– Я вообще не могу понять, почему он... исчез?! – воскликнул Вихров. – Я ведь с ним разговаривал совсем недавно – он был в полном порядке!!

Кокошко задумчиво потер пальцами лоб и вздохнул:

– Вот здесь я не могу с вами согласиться. Вы ведь общались с ним достаточно редко, я же наблюдал все течение его... х-м... «болезни». Юриксен – один из немногих, кто прошел Превращение без каких-либо осложнений, он полностью восстановился и мог приступить к исполнению своих обязанностей еще полтора месяца назад – я, кстати, не раз говорил ему об этом. Однако он явно не хотел даже выходить из своей каюты, и, поверьте мне, это не являлось следствием каких-то физических недомоганий! Боюсь, что дело здесь в... – Кокошко легко постучал пальцем по своему лбу. – Мне кажется, он давно что-то задумал, но вот что?.. Я надеюсь, он вернется и объяснит нам свои действия.

Вихров, внимательно слушавший Кокошко, кивнул:

– Я разделяю вашу надежду, но розыски все-таки предприму!

– Игорь Владимирович, подумайте о том, что я вам сказал, – можно искать Юриксена, но не афишировать его исчезновения!

Вихров снова кивнул, то ли соглашаясь с мнением врача, то ли просто принимая это мнение к сведению, а затем неожиданно спросил:

– А что наш Яшин, еще что-нибудь «наговорил»?..

– Нет, – отрицательно покачал головой Кокошко. – Мы установили постоянное наблюдение за его мыслеобменом, но пока что он «молчит».

– Мне казалось, что самое сложное осталось позади, – словно бы для себя проговорил Вихров, – а оказывается – самое сложное только наступает!

Вслед за этими словами он исчез из каюты навигатора-два и появился в вестибюле, ведущем к первому шлюзу Главного центра управления.

Игорь специально переместился не в Главный центр, а в вестибюль, чтобы дать себе возможность немного успокоиться, привести в порядок свои мысли. Появление какого-то «спасителя» и практически одновременное исчезновение второго ассистента командира казались ему связанными между собой каким-то странным образом! Для такого вывода вроде бы и не было никаких оснований, но он чувствовал, что между этими событиями есть какая-то внутренняя связь! И в то же время он не понимал природу этой связи!! Это несоответствие тревожило и настораживало его.

Едва Вихров появился в центре, как главный штурман окликнул его от своей консоли:

– Игорь Владимирович, я выполнил ваше задание и получил весьма интересные данные!.. Не угодно ли будет взглянуть?!

Вихров подошел к штурманской консоли, на которой была активирована всего одна панель. Склонившись к экрану монитора, он прочитал:

Звезда главной последовательности, стабильная, со стандартной для этого типа звезд спектрографией.

Класс звезды – F5 (солнечного типа)

Диаметр по экватору – 1486 000 000 км

Температура поверхности – 6 600°С

Температура ядра – 16 000 000°С

Масса – 1,6 х 1028 тонн;

Излучаемая мощность – 5,6 х 1026 ватт

Светимость средняя 3 (в сравнении с Солнцем)

Солнечный ветер 1,2 (в сравнении с Солнцем)

Спутники:

1. Планета (газовый гигант)

Среднее расстояние до звезды – 20,2 астрономической единицы

Период обращения – 86,1 земного года

Период обращения вокруг оси – 18,67 стандартного часа

Диаметр по экватору – 52 236 км

Масса – 9 х 1022 тонн

2. Планета (газовый гигант).

Среднее расстояние до звезды – 12,2 астрономической единицы

Период обращения – 14,86 земного года

Период обращения вокруг оси – 10,92 стандартного часа;

Диаметр по экватору – 156 452 км

Масса – 1,9 х 1024 тонн

3. Пояс астероидов.

Среднее расстояние до звезды – 0,42 астрономической единицы

Траектория подлета «Одиссея» к системе – 36° к плоскости эклиптики. Время подлета по программе «Звездный лабиринт» – 1796 стандартных часов.

Игорь, внимательно прочитав полученную штурманом информацию, задумался. Перед ним снова встал вопрос: почему программа «Звездный лабиринт» включала в себя посещение именно этой звезды?!!

– Не правда ли, очень странная планетная система?! – перебил его размышления главный штурман корабля.

Вихров еще раз посмотрел на экран монитора и переспросил:

– В чем же вы видите ее странность?..

– Ах да, – усмехнулся Шохин, – у вас же другая специализация! Видите ли, Игорь Владимирович, такой набор спутников у звезды земного типа... как бы это сказать... противоестественен! Два газовых гиганта располагаются в общем-то на своих законных местах, и их положение указывает на тот факт, что при формировании системы из туманности процесс шел обычным путем. Однако в таком случае куда же подевались планеты земного типа?! Они должны были бы появиться в обязательном порядке, на орбитах в пределах пяти-шести астрономических единиц от звезды, но их нет. А этот странный пояс астероидов?!! Каким образом он мог появиться? Что помешало этим обломкам сформироваться в нормальные планеты?!

– Видимо, гравитационное влияние газовых гигантов... – почти автоматически произнес Игорь.

Шохин сочувственно улыбнулся.

– Вы, Игорь Владимирович, блестяще справляетесь с управлением звездолетом, однако, я смотрю, в академии вы слишком мало внимания уделяли фундаментальной астрономии! Газовые гиганты в этой системе расположены достаточно далеко от звезды и не могут оказывать серьезного влияния на формирование близких к ней планет. Давайте проведем аналогию с Солнечной системой – первый, более крупный газовый гигант находится на орбите, аналогичной орбите Юпитера, второй мы вообще не рассматриваем, поскольку он располагается на еще большем удалении от звезды. А среднее удаление орбиты пояса астероидов от звезды лишь немногим больше орбиты Меркурия!! Вы понимаете, о чем я говорю?!!

После секундной паузы Игорь чуть усмехнулся:

– Вы говорите, что данная планетная система сформирована... искусственно?! Тогда у меня возникает законный вопрос: кем?!!

Оживление исчезло с лица главного штурмана. Он перевел взгляд на экран, словно хотел найти на нем достойный ответ на выпад командира корабля, потом снова посмотрел на Вихрова и задумчиво протянул:

– Знаете, Игорь Владимирович, мне как-то в голову не приходил столь радикальный вывод из... э-э-э... полученных данных. Но в принципе вы правы, эта планетная система... искусственна. А вот кто мог это сделать, мне, право, неизвестно!

И он снова уперся взглядом в экран монитора.

Вихров выпрямился и, положив руку на плечо главного штурмана, проговорил:

– Юрий Владимирович, вы мне очень помогли.

Шохин вскинул на него непонимающие глаза, и навигатор-три пояснил:

– Меня мучил вопрос: зачем «Звездный лабиринт» занес нас именно к этой звезде?! Понимаете, все три звезды, которые «Одиссей» посетил до этого...

– Позвольте, – перебил его Шохин, – но «Одиссей» облетел только О6 и К8!

– Вы забыли А4 Кастора, на которую линкор чуть не упал! – напомнил ему Вихров. – Так вот, эти звезды воздействием своего излучения спровоцировали... «гвендландскую чуму» – вход всех находившихся на линкоре людей в Превращение. А излучение этой звезды не может каким-либо образом повлиять на состояние Homo Super. Так зачем же мы сюда прилетели?!! Теперь мне стало ясно, что дело совсем не в звезде, а в ее странной... искусственной планетной системе. Видимо, опасность для линкора, если она вообще есть, будет исходить не от звезды, а от ее спутников!

– Но-о-о... – растерянно протянул Шохин, – какую опасность могут представлять собой обычные газовые гиганты и тем более астероиды?!

– Скоро мы это узнаем... – задумчиво проговорил Вихров и, тряхнув головой, огорченно добавил: – Ах как нехорошо все сразу сошлось!!

Шохин удивленно взглянул на командира, но тот молча развернулся и направился к своей панели управления.

Усевшись в командирское кресло, Игорь выдвинул клавиатуру и, чуть подумав, набрал запрос главному компьютеру:

«Какова степень проницаемости внутренней и внешней обшивки линкора?»

Ответ появился незамедлительно:

«Материал внешней обшивки исключает диффузию на атомном уровне».

«Так... – подумал Вихров, – ...каким же образом Кокошко и Стаев оказались на внешней обшивке „Одиссея“?.. И куда мог исчезнуть Свен Юриксен, если наружные шлюзы корабля не открывались?! А может быть, он все еще на корабле?.. Перешел в полевое или энергетическое состояние и спрятался где-нибудь в укромном уголке?! Только зачем ему эти... прятки?!!»

Он снова положил пальцы на клавиатуру и набрал новый запрос, не надеясь, впрочем, на точный ответ:

«Прошу провести проверку наличия искусственного поля, либо искусственного излучения во всем объеме корабля».

На экране появилась развертка всех восьми корабельных палуб, а в самом низу экрана загорелась алая надпись: «До конца сканирования осталось 462 секунды».

Интермеццо

Командир полулегиона Звездного патруля бригадный генерал Эндрю Бейтс сидел в своем кабинете за пустым письменным столом и обдумывал разговор с третьим ассистентом командира корабля Игорем Вихровым. Этот мальчишка, этот выскочка, по-настоящему не нюхавший пороху, совершенно вывел генерала из равновесия! И потом, этот кабинет!!

Бейтс оторвал взгляд от столешницы и огляделся. В его распоряжении был вполне просторный и удобный кабинет, кроме того, апартаменты командира полулегиона Звездного десанта, базирующегося на «Одиссея», включали в себя приемную, довольно большую спальню, гостиную, туалетную комнату, но кабинет командира корабля произвел на генерала совершенно ошеломляющее впечатление!

Кулаки Бейтса сами собой сжались – и все это великолепие оказалось в распоряжении какого-то... капитана!! Капитана, который позволил себе разговаривать с ним, с самим Бейтсом, с родственником председателя Высшего Совета Земного Содружества, приказным тоном, да что там – который позволил себе просто-напросто унизить его, бригадного генерала!!! Разве можно терпеть подобное обращение и... подобную несправедливость! Если так пойдет дальше, то скоро командиры манипул в его полулегионе начнут указывать ему, как ими командовать!!

И тут его сумбурные мысли перескочили на другое. Ему вдруг представилось, как прекрасно выглядел бы он сам в роскошном кабинете командира линкора-ноль «Одиссей». И в следующее мгновение его настроение снова испортилось – память подсказала, что Устав Космического флота Земного Содружества не допускает армейских офицеров к командованию звездолетом любого класса, в каком бы звании эти офицеры ни находились! Ну что за чудовищная несправедливость!!! Под его командованием находилось полторы тысячи лучших воинов Земли, а в подчинении командира звездолета всего-то чуть больше трехсот специалистов, и все-таки он должен подчиняться звездолетчику!!

Пальцы генерала медленно разжались, а затем снова резко сомкнулись в кулак.

И кто только писал этот Устав?! Ну разве он мог вообразить себе ситуацию, случившуюся с «Одиссеем»?! Ну кто мог предположить, что на линкоре класса «ноль» выйдут из строя сразу три первых навигатора?! Да и вообще, кто мог себе представить, что на звездолете может случиться эпидемия какой-то там... «гвендландской чумы»?!!

«Стоп! – остановил он сам себя. – А ведь ситуация на „Одиссее“ действительно неординарна! К такой ситуации не могут быть применимы обычные правила и нормы Устава!! Ну в самом деле, не может же линкором класса „ноль“ командовать какой-то там мальчишка, капитан, прослуживший в Космофлоте меньше десяти лет?!!»

И снова его сознание внесло коррективы – второй ассистент командира поправляется и не сегодня-завтра вступит в командование кораблем! Его-то нельзя будет объявить мальчишкой и выскочкой!

«А если... не вступит?.. – спросил генерал сам у себя, и его мысли сразу же заторопились развить это соображение: – А если он вовсе и не поправляется, если врачи... Кокошко... таким образом просто успокаивают команду?! Ведь не может же этот выскочка, этот... навигатор-три иметь среди членов команды хоть какой-то авторитет?!!»

Он поднялся из-за стола и прошелся по кабинету, постепенно успокаиваясь.

«Это надо проверить... И если Юриксен действительно не может в ближайшее время приступить к обязанностям командира, необходимо принять меры к... К чему?! – неожиданно спросил он сам себя и тут же торопливо ответил на собственный вопрос: – К укреплению руководства линкора!»

И словно не давая себе времени для сомнений, быстро нажал клавишу внутреннего селектора:

– Полковник Строгов, зайдите ко мне!..

Адъютант появился буквально через секунду – видимо, дежурил в приемной. Генерал, снова сидевший за столом, внимательно оглядел вытянувшегося в струнку офицера, как будто прикидывая, стоит ли посвящать его в свои планы, а затем привычно недовольным тоном пробурчал:

– Вы разговаривали с нашим новым... командиром линкора, как он вам... понравился?..

– Он мне совершенно не понравился, господин бригадный генерал! – четко отрапортовал Строгов.

– Вот как?.. – Голос Бейтса немного смягчился. – И что же именно вам в нем не понравилось?!

– Несобран, некомпетентен, нагл, и все это в силу своего возраста и малого опыта! – все с той же четкостью ответил полковник.

– Ну-у-у, – задумчиво протянул генерал, – о его компетенции нам трудно судить, возможно, Вихров вполне компетентен... в навигаторском деле. Я слышал, генерал-лейтенант Скворцов очень ценил своего третьего ассистента и... доверял ему. А вот то, что он несобран и... нагл, с этим можно согласиться.

Еще раз внимательно оглядев своего адъютанта, Бейтс наконец отдал приказ:

– Договоритесь с главным врачом линкора о моей встрече со вторым ассистентом командира линкора... Мне кажется необходимым поточнее узнать, каково его самочувствие!..

– На какое время согласовывать встречу? – переспросил полковник.

– Пусть врачи сами определят время встречи, но откладывать надолго ее не стоит. Будьте понапористей!

– Понял, господин генерал, разрешите выполнять?!

– Выполняйте!

Полковник развернулся и чуть ли не строевым шагом покинул кабинет. А генерал откинулся на спинку кресла и удовлетворенно подумал:

«Все правильно! Я должен вмешаться в развитие событий и не допустить полного развала дисциплины на корабле. Сложившаяся неординарная ситуация полностью оправдывает такое мое вмешательство и... Высший Совет Земного Содружества, я уверен, полностью одобрит мои действия!»

И все-таки глубоко внутри он ощущал некую дрожь... некую неуверенность и даже... страх. Слишком этот «молодой нахал» был похож на Старика, а тот – тот был несгибаем и... жесток!

Глава 3

Пассажирский лайнер «Звездный скиталец» вынырнул из гиперпространства в пяти микропарсеках от орбиты Плутона и в двух миллионах километрах над плоскостью эклиптики. До Земли оставалось чуть больше тридцати семи суток полета, и Валдис Колиньш, командир корабля, был очень доволен. Во-первых, лайнер без задержки выпустили с орбиты Находки – единственной обитаемой планеты Амеруса, раньше называвшегося эпсилон Эридана, что в последнее время случалось нечасто. Во-вторых, из ста шестидесяти двух пассажиров роскошного лайнера только трое в течение двухмесячного перелета досаждали командиру корабля своими капризами, причем двое из них были мужчинами, и это было необычно. И, наконец, в-третьих, завершался полуторогодовой полет – последний полет командира корабля, и он уже предвкушал полную свободу от каких бы то ни было обязанностей!

Командир лично осуществил выход лайнера из гиперпространства и теперь, передав управление первому ассистенту, направлялся в свои апартаменты. Он специально выбрал путь через первую пассажирскую палубу в надежде еще раз увидеть одного странного и очень интересного пассажира.

Знакомство с ним началось еще на орбите Находки. «Звездный скиталец» уже отделился от орбитальной причальной платформы и включил вспомогательные двигатели, когда на связь с лайнером вышел один из ассистентов главного диспетчера и попросил принять на борт еще одного пассажира. На вопрос командира лайнера о том, кто ему компенсирует необходимый для торможения расход топлива, он ответил, что лайнер нагонит специально высылаемый с платформы челнок. Колиньш вынужден был согласиться, так как отказ мог до предела обострить и без того не слишком теплые отношения между Землей и Находкой. Спустя десять минут рядом со «Звездным скитальцем» действительно появился быстроходный челнок, на борту которого красовался герб «независимой республики Амерус», как называли себя недавние колонисты с Земли.

Командир отдал было приказ выдвинуть переходный тоннель, однако в этот момент пассажирский шлюз челнока открылся, и из него вынырнули два скафандра высшей космической защиты. Командир лайнера был удивлен – разговор шел об одном пассажире, а к лайнеру направлялись двое. Все это было настолько необычно, что Колиньш сам отправился к носовому аварийному шлюзу, через который решено было принять доставленных на челноке пассажиров. Впрочем, на борт лайнера вступил только один из покинувшей челнок пары, второй, как выяснилось, был просто провожатым.

Этим странным пассажиром оказался высоченного роста мужчина с крупными, грубой лепки чертами лица. В его роскошной черной шевелюре и окладистой бороде отчетливо поблескивали серебряные нити седины. Но что самое поразительное, прозрачный шлем его скафандра был уже откинут – снять шлем в переходном тамбуре мог решиться только тот, кто уже не однажды выходил в открытый космос!

Едва переступив порог шлюза, черноволосый великан улыбнулся и, без труда выделив среди пятерых встречавших его членов команды командира, глубоким басом проговорил:

– Надеюсь, я не слишком задержал вас, господин капитан. Право слово, мне крайне необходимо было попасть на Землю именно на вашем лайнере!

– Нет, вы нас не задержали, – улыбнулся Колиньш навстречу такой непосредственности, – нам даже не пришлось менять график разгона.

Великан улыбнулся в ответ и, чуть кивнув головой, представился:

– Отто Капп, профессор астрономии, действительный член академии наук Амеруса.

В это время двое членов команды начали снимать с профессора скафандр, а тот весьма умело им помогать. Третий член команды, встречавший экстренного пассажира, вышел из переходного тамбура и закрыл внутренний люк шлюза. Руки его были пусты.

– Позвольте, профессор, – удивленно обратился Колиньш к пассажиру, – а где же ваш багаж?

Отто Капп, уже успевший освободиться от скафандра, повернулся к командиру лайнера, вновь широко улыбнулся и развел руки:

– У меня совершенно не было времени на сборы, и к тому же я подумал, что все необходимое смогу достать на вашем чудесном лайнере.

Такой ответ еще более удивил капитана, жители Амеруса славились своей скупостью.

– Да, конечно, на «Скитальце» вы можете приобрести все, что угодно, – согласился он, – но должен вас предупредить – цены на корабле раза в два выше, чем на Находке или на причальной платформе.

– Я не стеснен в средствах! – снова улыбнулся профессор.

– Тогда наш главный стюард проводит вас в каюту, а мне необходимо вернуться в Главный центр управления, – с ответной улыбкой проговорил командир лайнера и, оставив странного пассажира на попечение главного стюарда, отправился на свое рабочее место.

Сход с орбиты, выход в стартовую зону, разгон перед гиперпрыжком – все это требует особого внимания и напряжения всей команды, а маневры вблизи Амеруса еще и тщательного соблюдения многочисленных, порой весьма неприятных ограничений, так что командир лайнера в течение нескольких часов был очень занят. И все-таки у него из головы не выходил это странный пассажир. Выбрав свободную минуту, он связался с главным стюардом и поинтересовался, как устроился профессор, и получил ответ, сопровождавшийся легким смешком:

– Я поместил его на первой пассажирской палубе в каюте первого класса, и устроился он отлично. В первом попавшемся бутике купил себе спортивный костюм оранжевого цвета, переоделся и тут же отправился в голубую гостиную. Представляете, командир, эту оранжевую громадину в голубой гостиной... Наших снобов чуть кондрашка не хватила!!

Колиньш ярко представил себе голубую гостиную – стены, затянутые натуральным шелком, мебель чингамского голубого дерева с перламутровой инкрустацией, разодетых в пастельных цветов шелка дам, светлые костюмы мужчин, и среди всего этого великолепия громадного черноволосого мужчину в оранжевом спортивном костюме!! Ему тоже стало смешно!

Все время разгона, а он продолжался почти пятнадцать стандартных суток, командир корабля не появлялся в пассажирской столовой, хотя негласные правила пассажирских лайнеров предписывали ему хотя бы одну из трапез проводить с избранными пассажирами. Его первый ассистент, выполнявший вместо командира эту повинность, на вопросы командира о состоянии и настроении пассажиров только загадочно улыбался, пожимал плечами и отделывался общими фразами.

Колиньш появился в столовой первой пассажирской палубы только во время первого гиперпрыжка. Общество, как он и ожидал, собралось самое изысканное – солидные, весьма успешные мужчины, стильные, свободные в общении дамы, но профессор астрономии совсем не терялся в этом рафинированном обществе, и вовсе не из-за своей огромной, яркой фигуры или броского, «нетрадиционного» костюма. Кстати, одет он был уже не в оранжевую «спортивку», а в свободного покроя светлый ботсаг, эффектно подчеркивавший его могучую, но пропорциональную фигуру.

Отто Капп появился в столовой одним из последних, и тут же от второго стола послышался мелодичный женский голос:

– Профессор, сегодня вы обедаете с нами, милости прошу, вот ваше место!..

Капп широко улыбнулся и направился ко второму столу, где один из стульев действительно оставался пустым. Уже это удивило командира лайнера – как правило, пассажиры в течение двух-трех трапез группировались в «свои» компании, занимавшие постоянно одни и те же места, за одними и теми же столами.

Профессор расположился на приготовленном для него месте и, оглядев своих сотрапезников, заговорил своим великолепным басом:

– Госпожа Элеонора, вы очень любезны... – Последовал легкий поклон в сторону пригласившей его дамы. – Рад вас приветствовать, господин Готлиб... – Кивок в сторону мужчины, сидящего напротив. – Добрый день, госпожа Виола, мы ведь сегодня еще не виделись?..

– Да... – томным, надломленным голосом произнесла сидевшая справа от профессора красавица, – ...я сегодня утром не покидала своей спальни. Всю ночь меня мучили кошмары, и я чувствую себя совершенно разбитой!

Капп внимательно взглянул на свою соседку и притворно строгим тоном проговорил:

– Такой красивой женщине незачем беспокоиться о каких-то там блестящих безделушках, тем более что они вовсе не пропали, а лежат в верхнем ящике подзеркальной тумбы под... – Тут он очень смешно смутился и быстро закончил: – Ну, вы сами увидите под чем!..

Затем, аккуратно расстелив на коленях салфетку, профессор глухо кашлянул и добавил, не поднимая глаз:

– Нет, госпожа Виола, ваша прислуга Камилла здесь ни при чем, камни положили в подзеркальную тумбу вы сами, после позавчерашнего танцевального вечера.

Виола очень мило улыбнулась и буквально пропела своим низким, «зовущим» контральто:

– Ах, профессор, вы меня так утешили... Смотрите, я уже весела!

Второй стол, за которым происходил этот разговор, стоял совсем недалеко от командирского стола, так что Колиньш все прекрасно слышал и... очень удивлялся – столь светский и в то же время столь тонко разбирающийся в женской психологии профессор астрономии встречался ему впервые! К тому же было совершенно непонятно, откуда Отто Каппу известно, кто и куда положил драгоценности этой Виолы?!

После обеда вокруг поднявшегося из-за стола командира лайнера собралась толпа пассажиров, желавшая пообщаться с первым лицом на звездолете, но Колиньш не без ревности заметил, что вокруг профессора народу столпилось не меньше!

Когда навигатор ответил на все вопросы окруживших его пассажиров и толпа вокруг него немного рассосалась, пожилая, но все еще красивая дама в лососевом платье с рубинами вместо пуговиц довольно фамильярно взяла его под руку и увлекла к стоящему у стены столовой дивану. Чуть ли не силой усадив его на диван, она примостилась рядом и жарко зашептала ему на ухо:

– Господин... э-э-э... командир, ваш помощник, который обедал вместе с нами, ужасно скрытый человек, из него невозможно вытянуть ни одного внятного слова!! Но вы не откажетесь удовлетворить невинное женское любопытство – скажите, ради бога, откуда взялся это милый профессор?!!

Она бросила быстрый взгляд в направлении интересовавшего ее великана и снова потянулась к уху командира:

– Вы знаете, у меня весьма обширные знакомства в научной среде Амеруса, но я никогда, ни на одном научном... э-э-э... сборище не встречала профессора Каппа!!

– Сударыня... – командир лайнера чуть отодвинулся от наседавшей на него дамы, – ...я сам едва знаком с профессором, но... возможно, он просто не любитель научных... сборищ. Он, знаете ли, астроном, а астрономы, как мне известно, предпочитают уединение!

Дама, немного откинув голову, внимательно посмотрела в лицо Колиньшу, а затем отрицательно покачала головой:

– Нет, господин командир, профессора Каппа никак не назовешь отшельником! Он очень общителен и... он понимает толк в женском обществе!

После этих слов она неожиданно встала с дивана и направилась к своему кумиру, оживленно разговаривающему сразу с десятком пассажиров.

В течение всего перелета авторитет доктора Каппа и внимание к нему только возрастали. Он мог поддержать разговор практически на любую тему и обладал, по всей видимости, энциклопедическими знаниями. Он мог оказать и практическую помощь, поскольку обладал уникальными способностями к ясновидению, хотя и отрицал их, утверждая, что просто делает правильные выводы из поведения и разговоров людей. Именно ему должен был быть благодарен командир за то, что собравшиеся на лайнере сливки общества не донимали его своими капризами!

И вот теперь оставалось тридцать семь суток до окончания полета, а значит, до расставания со столь замечательным человеком.

Валдис Колиньш шагал по бежевой ковровой дорожке, покрывавший пол в вестибюле первой пассажирской палубы и раздумывал о том, с какой целью Капп оставил свою научную работу на Находке и вылетел к Земле, и вдруг увидел, что предмет его размышлений стоит в вестибюле в полном одиночестве, словно бы поджидая его.

Когда командир лайнера приблизился, профессор шагнул ему навстречу и, приглушив свой раскатистый бас, проговорил:

– Господин командир, у меня к вам просьба...

– Слушаю вас, – с готовностью произнес Колиньш.

– Я так торопился в Солнечную систему, потому что именно здесь сейчас происходят астрономические процессы, весьма меня интересующие. Не разрешите ли вы мне воспользоваться корабельной обсерваторией и провести кое-какие наблюдения?

Вообще-то обсерватория лайнера была сугубо служебным помещением и вход туда пассажирам был строго запрещен, тем более что изображение любого участка звездного неба пассажир мог вывести на обзорный экран, имевшийся в каждой каюте. Командир корабля так и хотел было ответить профессору, но неожиданно подумал, что тот все-таки не обычный пассажир, а, по всей видимости, крупный специалист-астроном и потому его желание вполне естественно. Тем более что он специально летел в Солнечную систему для проведения именно этих наблюдений. Колиньш задумчиво почесал нос, а затем махнул рукой:

– Пойдемте, я провожу вас в обсерваторию и сам переговорю с главным штурманом.

Ближайшей антигравитационной шахтой они поднялись на два уровня и оказались в коротком вестибюле, имевшем всего три двери. Командир лайнера прошел в дальний конец этого вестибюля и толкнул высокую двустворчатую дверь. Профессор Капп, шедший следом за командиром, перешагнул порог обсерватории и, остановившись, пробормотал:

– Прекрасно!! Просто прекрасно!! Именно то, что мне нужно!!!

Сидящий у пульта управления оптическим и радиотелескопами человек развернулся вместе со своим креслом и, увидев входящего командира, поднялся навстречу гостям.

– А где Форестер? – поинтересовался Колиньш, подходя ближе к поджидавшему их астроному. – Он мне сказал, что будет в обсерватории.

– Господина главного штурмана минуты две назад вызвали в Главный центр управления, – ответил астроном и тут же добавил: – Вас, господин командир, тоже разыскивал ваш первый ассистент.

– Вот как?! – удивился навигатор. – Странно! Я же иду прямо из ГЦУ. Интересно, что там могло случиться?!

Затем, указав рукой на профессора, он проговорил:

– Это один из наших пассажиров, профессор астрономии, действительный член академии наук Амеруса Отто Капп. Ему необходимо провести кое-какие астрономические наблюдения, окажите ему необходимую помощь. Если главный штурман со мной разминется, передайте ему эту мою просьбу. А вас, господин профессор, прошу меня извинить, я должен вернуться в Главный центр управления.

Быстро кивнув, командир лайнера оставил своего гостя и направился к выходу, а дежурный астроном кивнул в сторону установленного у боковой стены вспомогательного пульта и сказал:

– Я думаю, профессор, здесь вам будет вполне удобно.

Подведя профессора к пульту, он указал на рабочее место и спросил:

– Вы уже работали с такой системой наблюдения?.. На эти четыре экрана можно вывести изображения, получаемые с двух рефлекторов по десяти метров каждый, установленных на носу звездолета и в его хвостовой части. На эти же экраны можно вывести и данные радиотелескопа...

– Молодой человек... – перебил его профессор, усаживаясь в кресло, – ...спасибо, но я не хочу отвлекать вас от ваших занятий. Не волнуйтесь, я сам разберусь с вашей машинерией.

И не дожидаясь ответа, он развернулся в сторону пульта.

Астроном за его спиной тихо хмыкнул и отошел к своему рабочему месту, а Отто Капп погрузился в изучение возможностей предоставленных в его распоряжение телескопов.

Когда минут через двадцать дежурный астроном обернулся, чтобы посмотреть, чем там занимается его гость, на всех четырех экранах вспомогательного пульта сияло изображение звездного неба – причем на каждый из экранов была выведена четверть небесного свода с наибольшим увеличением. А сам профессор склонился над пультом, и его огромные руки порхали над клавиатурой, вводя в компьютер обсерватории какую-то задачу.

Командир лайнера появился в Главном центре управления со словами:

– Ну, что тут у вас произошло?!

– Произошло то, что по приказу с Земли мы меняем курс, и штатный энергорасход будет превышен на семнадцать процентов, – раздраженно ответил главный штурман лайнера. – Интересно, штаб Космофлота компенсирует нам эти непредвиденные издержки или повесит их на компанию?!! А тебе, кстати, придется объяснять пассажирам трехдневную задержку лайнера!

Командир не успел переспросить, чем вызвано изменение курса, его первый ассистент оторвался от экрана монитора и коротко доложил:

– Штаб Космофлота прислал два сообщения – одно для главного штурмана, второе для вас.

Колиньш прошел к своей панели управления и, усаживаясь в кресло, недовольно пробормотал:

– Мог бы сам ознакомиться с этим сообщением, наверняка там предупреждение о каких-нибудь маневрах Звездного патруля!..

– Сообщение зашифровано по первому уровню доступа и с пометкой весьма срочно, – негромко пояснил первый ассистент.

Командир лайнера, не показывая своего удивления, вскрыл нишу, располагавшуюся под клавиатурой панели управления, и достал декодирующие сеть-очки. Затем он вызвал коннект-узел дальней связи и приказал вывести сообщение, полученное с Земли на его пульт управления. Надев маску очков на лицо, он откинулся на спинку кресла и принялся ждать. Через минуту, считав рисунок сетчатки глаза и установив уровень доступа пользователя, компьютер развернул зашифрованное послание, и Колиньш прочитал:

«Командиру пассажирского лайнера „Звездный скиталец“ лично, срочно, секретно. За последний месяц в Солнечной системе произошло семь нападений на пассажирские звездолеты, имеются человеческие жертвы. Четыре пассажирских звездолета пропали без вести, что позволяет предположить их полное уничтожение. Приказываю немедленно после выхода из гиперпространства сообщить свои координаты штабу Космофлота и двигаться в сторону Солнца параллельно плоскости эклиптики. Вам навстречу будут высланы два боевых звездолета для сопровождения вашего лайнера к Земле. Повторяю, ни в коем случае не приближаться к плоскости эклиптики! Командующий Космофлотом Земли вице-адмирал Эльсон».

Командир лайнера медленно стянул с лица сеть-очки и неторопливо помассировал пальцами виски.

«Похоже, в Солнечной системе снова появились пираты...» – промелькнула в его голове странно спокойная мысль.

Затем, повернувшись в сторону штурманской консоли, он поинтересовался:

– Уильям, ты сообщил Земле наши координаты?..

– Нет! – с прежним раздражением ответил главный штурман. – Я не получал приказа что-либо кому-либо сообщать! Я получил приказ двигаться параллельно плоскости эклиптики в сторону Солнца, и все!!

– Так вот тебе приказ, – самым спокойным тоном проговорил Колиньш, – немедленно сообщи штабу Космофлота наши координаты – они собираются послать нам навстречу два боевых звездолета.

Форестер оторвался от пульта управления и удивленно посмотрел на командира:

– Зачем?!!

– Почетный караул!.. – с некоторой язвинкой в голосе ответил командир. – Или ты забыл, что это мой последний полет?! Вот так Земля чествует своего скромного героя!

– Да, ладно!.. – не поверил главный штурман своему командиру, но тот только махнул рукой, свернул свою панель управления и поднялся из кресла.

– Я все-таки пойду отдохну, – обратился он к своему первому ассистенту. – Если произойдет что-то непредвиденное, немедленно мне сообщите!

Однако в течение последующих суток ничего непредвиденного не произошло. «Звездный скиталец», как и было ему предписано, двигался параллельно плоскости эклиптики в сторону Солнца и уже миновал пояс Койпера. На третьи сутки после обеда к командиру лайнера подошла уже знакомая ему пожилая дама и поинтересовалась, куда это подевался профессор Капп.

– А куда он мог деться из вашего прекрасного общества? – галантно переспросил Колиньш, но дама не приняла его шутку:

– Вы, господин командир, разве не заметили, что профессор уже третий день не является к обеду? – В ее голосе сквозило неприкрытое беспокойство. – Кстати, ужинать и завтракать он тоже не приходит! Вот я и интересуюсь – куда он подевался?! Ведь без вашего ведома люди на нашем корабле не исчезают?!

Командир лайнера и сам два дня не появлялся в пассажирской столовой, но этот факт, похоже, был малозначим для пассажиров первой палубы по сравнению с исчезновением профессора Каппа!

Склонив голову в полупоклоне, Колиньш попробовал успокоить даму:

– Я постараюсь отыскать профессора и убедить его явиться к ужину!

Впрочем, долго разыскивать профессора не пришлось, едва командир после обеда появился в Главном центре управления, к нему подошел Уильям Форестер и негромко спросил:

– Этот... профессор, он что, насовсем поселился в обсерватории?..

– В каком смысле?.. – не понял Колиньш.

– Да, похоже, он даже ночует там! Во всяком случае, оба астронома докладывали мне, что профессор во время их дежурств не покидал обсерваторию, а когда они заканчивали дежурства, он оставался там!

В этот момент командир лайнера почему-то вспомнил сообщение, полученное им из штаба Космофлота, и задумчиво проговорил:

– Я, пожалуй, наведаюсь в обсерваторию, надо с нашим профессором серьезно поговорить.

Когда Валдис Колиньш вошел в обсерваторию, Отто Капп находился там один. Профессор сидел за вспомогательным пультом управления телескопами, подсвеченным спрятанной за панелью лампой, и что-то быстро писал в небольшой записной книжке. Командир неслышным шагом двинулся в сторону склонившегося над пультом профессора, однако, когда до его кресла оставалось не более трех шагов, раздался глубокий профессорский бас:

– Что, господин командир, вы уже получили сообщение с Земли?!

Колиньш замер на месте и только через десяток секунд смог выдавить из себя ответный вопрос:

– Какое... сообщение?..

Отто Капп крутанулся в кресле и уставился в лицо командира лайнера своими круглыми, поблескивающими из-под густых бровей глазами.

– Сообщение о нападениях на пассажирские звездолеты, происшедших за последнее время?! – В его голосе появились требовательные нотки. – Ведь именно поэтому вы изменили траекторию подлета к Земле?!

На мгновение Колиньш оторопел, а затем у него в груди поднялась горячая волна ярости:

– А вам не кажется, профессор, что вы суете нос не в свои дела?!!

С минуту профессор молча рассматривал командира лайнера, а затем на его лице появилась довольная улыбка:

– Значит, получили... – Он удовлетворенно кивнул и продолжил: – Вынужден вас огорчить – совет Земли идти параллельно плоскости эклиптики не обеспечивает безопасности вашего лайнера!

– Откуда вы... – Колиньш растерянно замолчал, а затем пробормотал: – Почему?!

– Подъем «Звездного скитальца» над плоскостью эклиптики недостаточен, – спокойно пояснил профессор. – При прохождении нашим звездолетом орбит внешних планет Солнечной системы Плутон и Нептун будут достаточно далеко, а вот Уран, Сатурн и особенно Юпитер окажутся совсем рядом. Так что атака на лайнер более чем возможна!

Командир глубоко вдохнул и медленно выпустил воздух из груди. Затем на его лице появилась слабая улыбка, и он чуть иронично проговорил:

– Атака на лайнер... Так-так... Но, дорогой профессор, на Уране, Сатурне и особенно на Юпитере нет цивилизаций, враждебно настроенных к Земле. Или вы считаете, что планеты просто сойдут со своих орбит, чтобы... э-э-э... атаковать наш скромный пассажирский лайнер?!

И снова последовал долгий изучающий взгляд профессора, после чего он с не меньшей иронией поинтересовался:

– Так вы, дорогой командир, даже не задумались, кто нападал на пассажирские звездолеты в пределах Солнечной системы?.. Похоже, вы считаете, что штаб Космофлота намеренно вводит вас в заблуждение или... шутит?..

Командир лайнера повернулся на каблуках, медленно прошел к главному пульту, вернулся назад и, видимо, чуть успокоившись, обратился к профессору:

– Знаете, господин Капп, давайте-ка бросим нашу пикировку, и вы подробно расскажете мне, что вам известно об этих нападениях, какое отношение они имеют к высоте подъема звездолета над плоскостью эклиптики и... зачем вы вообще оказались на моем лайнере?!

Профессор опустил свою лохматую голову, несколько секунд длилось его раздумье, после чего он снова посмотрел на Колиньша и ответил:

– Я постараюсь ответить на ваши вопросы в меру своей компетенции, однако сначала вы ответьте на мой вопрос – вы получили сообщение с Земли?!

– Да, – кивнул Колиньш, – получил!

– В нем говорилось о нападениях на пассажирские звездолеты и предлагалось двигаться к Земле параллельно плоскости эклиптики?.. – не то спросил, не то просто констатировал факт Капп. – Возможно, вам даже пообещали выслать навстречу пару боевых звездолетов...

Командир лайнера был поражен проницательностью профессора, но ничего не ответил. Однако тот и не ожидал ответа. Вместо этого он задумчиво добавил:

– Но пары звездолетов крайне недостаточно для нашей защиты...

На пару секунд в зале обсерватории повисло молчание, а затем профессор Капп заговорил совсем другим, спокойным и деловым тоном:

– Как вы уже наверняка догадались, господин Колиньш, в системе Амеруса я имею достаточно серьезное влияние. Моя информированностьвполне соответствует этому влиянию, и потому мне стало известно, что Солнечная система подверглась нападению. За последнее время в ней были уничтожены несколько боевых звездолетов Звездного патруля, несколько научно-исследовательских станций, поселений и автоматических заводов на спутниках периферийных планет и в поясе Койпера, а совсем недавно произошло более двадцати нападений на беззащитные пассажирские звездолеты. Двенадцать из них были уничтожены. Обломки восьми обнаружены поисковой службой Земли, от остальных не осталось совершенно ничего, и люди, находившиеся на этих звездолетах, погибли! Более двадцати тысяч человек!! Вдумайтесь в эту цифру, господин Колиньш, более двадцати тысяч!! Суммарные же людские потери Земли в этой необъявленной войне составляют уже около ста тысяч человек!

Командир лайнера, до этого момента внимательно слушавший Каппа, вдруг тряхнул головой и перебил профессора:

– Этого не может быть!!

И, поймав вопросительный взгляд своего собеседника, пояснил:

– Невозможно скрыть гибель ста тысяч человек!

Отто Капп покачал головой:

– Я не собираюсь вас в чем-то убеждать. Вы просили рассказать, что мне известно об этих нападениях, – я вам рассказываю. На вашем звездолете я оказался в связи с тем, что правительство Амеруса опасается наплыва беженцев с Земли, когда правда о войне в Солнечной системе станет известна простым обывателям. Мне поручено разобраться, насколько такая угроза реальна.

Колиньш снова прошелся до главного пульта и вернулся назад, раздумывая, видимо, над словами профессора. Отто Капп внимательно наблюдал за командиром лайнера и молчал.

– Так какие же меры, по вашему мнению, мне необходимо принять, чтобы обеспечить безопасность пассажиров и команды?.. – Глаза навигатора требовательно смотрели в лицо профессора.

– Я бы посоветовал поднять «Звездный скиталец» над плоскостью эклиптики еще на полтора миллиона километров, а спуск к орбите Земли начинать, только миновав орбиту Марса... И еще, прямо сейчас задействовать главный привод и идти до орбиты Юпитера на максимальном ускорении!

Несколько секунд Колиньш молчал, а затем отрицательно покачал головой:

– У нас и так серьезный энергоперерасход, а этот маневр... – И он, не договорив, махнул рукой.

– В таком случае вам остается только выполнять приказ Земли и надеяться на удачу! – пожал плечами Отто Капп и снова повернулся к экранам вспомогательного пульта.

Однако командир лайнера еще не закончил разговор:

– Профессор, а почему вы не ходите в столовую? Ваши поклонники взволнованы и беспокоятся о вашем здоровье!

– Можете передать моим поклонникам, что я не могу сейчас прервать свои наблюдения ни на минуту, – ответил Капп, не поворачиваясь. – А что касается питания... Вы не находите, что небольшая диета пойдет мне только на пользу?!

Колиньш невольно улыбнулся и кивнул головой:

– Хорошо, я передам пассажирам, что вы соблюдаете строгую диету, а питание вам будет доставляться сюда, в обсерваторию.

Профессор, чуть повернув голову, бросил быстрый взгляд на командира лайнера, но промолчал, а Колиньш медленным шагом вышел из обсерватории и направился в Главный центр управления.

Разговор с профессором очень встревожил командира лайнера – получалось, что его догадка о появившихся в Солнечной системе пиратах была неверна, что нападения на пассажирские звездолеты совершал какой-то неведомый и весьма серьезный враг! Однако последующие двадцать суток прошли спокойно, «Звездный скиталец» благополучно миновал орбиту Урана, оставив планету в трехстах миллионах километров справа. Ничего необычного не происходило, так что Колиньш совершенно успокоился и даже начал подумывать, что в штабе Космофлота, пожалуй, просто перестраховались. А уж о предупреждении профессора он без улыбки уже и не думал!

Десять суток спустя буквально под лайнером проплыл полосатый желто-коричневый Сатурн. Командир лайнера долго рассматривал Титан, там, в одном из городов северного полушария спутника, жила его сестра со своей семьей, и именно туда собирался отправиться сам Колиньш.

На следующий день, когда «Звездный скиталец» удалился от Сатурна почти на двести миллионов километров, командир лайнера снова появился в обсерватории. Настроение у него было прекрасное – большая часть пути над Солнечной системой осталась позади, да и два боевых корабля класса ГК-3, посланные штабом Космофлота, были уже на подходе. Пройдя своим неслышным шагом к главному пульту, он наклонился над дежурным астрономом и мягко поинтересовался:

– Ну как, ничего интересного?..

Астроном пожал плечами:

– Да что здесь может быть интересного – все давным-давно изучено и записано!

– А у вас, профессор?.. – чуть повысил голос навигатор. – Обнаружили что-нибудь необычное?!

– Пока не знаю... – пророкотал Капп, не оборачиваясь.

– Ну что ж, желаю вам успеха! – улыбнулся Колиньш и направился было к выходу, однако бас профессора остановил его:

– Если вы подождете пару минут, я кое-что вам покажу!

Командир лайнера остановился и снова повернулся в сторону вспомогательного пульта управления телескопами. Улыбка на его лице увяла.

– Что-то серьезное?..

Голос не выдал его тревоги, но в груди он ощутил отвратительный холодок.

– Это вам судить, – ответил профессор, поднимаясь из кресла и указывая на экран компьютерного монитора.

Колиньш приблизился и по знаку профессора занял место в кресле. Сзади неслышно подошел дежурный астроном и тоже склонился к монитору.

На экране красовалось странное изображение – в центре очень схематично был изображен Сатурн со своими неизменными кольцами, а в углу экрана посверкивала зеленая точка, обозначавшая, по всей видимости, какое-то космическое тело. От трех точек одного из колец, расположенных довольно далеко друг от друга, отходили три пунктира, которые, плавно изгибаясь, почти сходились в одну линию, явно направленную к светящейся в углу зеленой точке. Расстояние между концом этих трех пунктиров и зеленой точкой было довольно большим, однако прямо на глазах навигатора и астронома пунктиры прибавили еще по одной черточке!

Несколько секунд оба офицера звездолета рассматривали эту схему, а затем командир лайнера чуть раздраженно произнес:

– Ну, и что это за... ребус?!

– Этот ребус решается очень просто, – спокойно ответил профессор, – восемь часов назад от кольца А, практически с границы деления Кассини, отделились три объекта. Они были немедленно засечены настроенным мной телескопом, и с тех пор их движение регистрируется при помощи специальной программы, автором которой является ваш покорный слуга.

Профессор как-то слишком уж церемонно кивнул.

– Эти... объекты можно рассмотреть? – быстро переспросил астроном, поднимая глаза к четырем экранам, на которые были выведены четверти звездной сферы. На правом нижнем экране ярко-желтым светом сиял Сатурн.

– К сожалению, сейчас это невозможно, – пророкотал профессор, – они практически полностью сливаются с кольцом А...

– Тогда каким же образом их движение зафиксировал телескоп?! – перебил профессора астроном.

– Как раз по изменениям свечения кольца именно в этих точках. А траектория их движения строится на основании дрейфа этих изменений, – спокойно ответил профессор. – Впрочем, минут через тридцать – сорок эти объекты поднимутся над орбитой Сатурна на достаточную высоту и станут вполне отчетливо видны.

– Полчаса... – задумчиво повторил Колиньш. В его голове стремительно неслись мысли:

«Через полчаса эти объекты будут видны... Расстояние до них около двухсот миллионов километров, мы удаляемся от Сатурна со скоростью около шести миллионов километров в час. Через три часа рядом с нами должны быть оба ГК-3. Значит, чтобы догнать нас до подхода Звездного патруля, этим... объектам понадобится развить скорость около половины световой... Вряд ли это возможно, тем более что на подходе им придется тормозить! Впрочем, ГК-3 тоже придется тормозить...»

Он медленно прошелся по залу обсерватории и снова вернулся к вспомогательному пульту.

«Сообщить на ГК-3 о том, что нас преследуют?.. Пожалуй, не стоит – если этот странный профессор ошибается, я стану посмешищем всей Солнечной системы... Или все-таки сообщить?.. – Он посмотрел на молчащего профессора и потер пальцами лоб. – Нет, добраться до нас быстрее они все равно не смогут... Значит, остается ждать. Если окажется, что эти... объекты действительно преследуют нас, придется увеличить скорость. И надо еще посмотреть, что это за объекты!»

Навигатор повернулся к дежурному астроному:

– Идентифицируйте объекты, как только это станет возможным, и доложите мне результаты идентификации!

Астроном кивнул, показывая, что понял задание. Колиньш взглянул на молчащего Отто Каппа и, глухо кашлянув, проговорил:

– Я благодарю вас, профессор, за вашу помощь.

Покинув обсерваторию, командир лайнера быстрым шагом отправился в Главный центр управления. Едва он появился там, дежурная вахта поняла, что произошло нечто неожиданное. Усевшись в кресло и активировав командирскую панель управления, Колиньш поднес к губам микрофон громкой связи и заговорил сухим, командирским тоном:

– Внимание всем службам лайнера! Дается тридцатиминутная готовность к проведению следующего маневра – увеличение скорости до 0,4 с и одновременный поворот в сторону Земли. Штурманской службе рассчитать параметры эволюции и режимы работы главного и вспомогательных приводов. Вахтам двигательных отсеков приготовиться к маневрированию, службе связи наладить постоянную связь с приближающимися кораблями Звездного патруля, службе главного стюарда обеспечить безопасность пассажиров при маневрировании. Маневр будет производиться по приказу командира лайнера.

Отдав приказ, командир вернул микрофон на место и развернулся в кресле. Глаза всех вахтенных офицеров смотрели на него, и в них читался один и тот же вопрос: «Что произошло?!»

Колиньш едва заметно качнул головой и негромко, словно бы для самого себя, проговорил:

– Спокойно, господа офицеры, еще ничего не произошло... А произойдет ли что-нибудь, будет ясно через... полчаса.

И он поднял глаза к главному обзорному экрану, на задней полусфере которого мутновато-желтым глазом посверкивал Сатурн.

Не прошло и двадцати минут, как на основном экране командирской панели управления появилось сообщение дежурного астронома:

«Три объекта, покинувшие кольцо А Сатурна идентифицированы. Все три являются астероидами с массами соответственно 53,2, 86,4 и 292,6 тонны. Астероиды расположены треугольником – впереди и в центре находится самый крупный астероид, два других по бокам от центрального с удалением около четырехсот километров. Скорость группы переменная и в настоящий момент составляет 0,28 с. Собственного излучения астероиды не имеют, однако движутся с одинаковым ускорением 46,3 м/с2 по искусственной гиперболической траектории. Если в параметрах движения астероидной группы не произойдет изменений, траектория ее движения совпадет с траекторией движения „Звездного скитальца“ через сорок две минуты стандартного времени, при этом группа будет находиться в кильватере лайнера на расстоянии триста пятьдесят – четыреста километров и иметь скорость 0,56 с».

«Это какая-то... чушь собачья!! – подумал Колиньш, прочитав сообщение дежурного астронома. – С какой стати обычные скальные осколки покинули свое законное место в кольце Сатурна?!! Каким образом они получили такую начальную скорость и посредством чего они ускоряются сейчас, если собственного излучения, а значит, и двигательных установок у них нет?!!»

Он тряхнул головой и постарался успокоиться:

«Нет! Сейчас надо думать только о том, что эти проклятые камешки явно гонятся за нами и... догоняют нас! Для нашей противометеоритной защиты они, конечно, великоваты, так что придется производить маневр расхождения... Так, может быть, имеет смысл прямо сейчас изменить курс – повернуть к Земле?! И пусть эти каменюки летят по своей траектории... куда им угодно!»

Он снова развернул к себе микрофон громкой связи.

– Внимание всем службам корабля! Лайнер производит маневр расхождения с тремя астероидами, идущими по совпадающей с нашим курсом орбите. По счету «ноль» включить вспомогательный привод для перевода лайнера на гиперболическую орбиту с точкой финиша – Земля! Скорость лайнера остается прежней. Компьютер – включить стосекундный отсчет!

– Сто, девяносто девять, девяносто восемь... – разнесся по палубам и отсекам лишенный эмоций механический голос.

Колиньш быстро взглянул на верхний правый вспомогательный экран панели, куда выводились штурманские расчеты – потребная для маневра боковая тяга была совсем невелика, а время работы вспомогательного привода равнялось всего двумстам пятнадцати секундам.

«Ну, вот, – чуть успокаиваясь, подумал навигатор, – пассажиры вообще ничего не заметят».

Затем он набрал на панели управления код коннект-узла дальней связи и, как только дежурный связист отозвался, приказал:

– Немедленно свяжите меня с командиром ведущего ГК 3! – И с удовольствием услышал в ответ:

– Главный центр управления ГК-3 «Ниагара» на связи!

Затем из динамика донеслось какое-то шуршание, последовал щелчок и затем спокойный мужской голос:

– Здесь командир ГК-3 «Ниагара» навигатор-два Дэвид Сторн. Слушаю вас, «Звездный скиталец»!

– Здесь командир лайнера «Звездный скиталец» навигатор-один Валдис Колиньш. Довожу до вашего сведения, что лайнер меняет траекторию полета и направляется к Земле!

– Чем вызвано изменение траектории?..

Вопрос Сторна прозвучал вроде бы спокойно, но Колиньш почувствовал в голосе навигатора-два напряжение.

– Из кольца А Сатурна... – тут навигатор-один чуть замялся, подбирая подходящее словно, – ...вынесло три астероида, которые через сорок минут выйдут в кильватер лайнеру с отставанием всего лишь в четыреста километров и превышением по скорости в два раза. Я решил уступить им дорогу!

– Ваше решение правильно! – быстро проговорил Сторн. – Кроме того, немедленно включайте главный привод и развивайте ускорение до максимума! Сколько выдержит ваше корыто!! Мы начинаем торможение и постараемся отсечь преследующие вас астероиды.

«Ниагара» прервала связь, оставив Колиньша в большом недоумении – во-первых, реакция командира ГК-3, по его мнению, была чересчур тревожной, а во-вторых, его требование уходить на максимальном ускорении полностью совпадало с советом Отто Каппа... Вот только пренебречь этим требованием, в отличие от совета профессора, не было никакой возможности!

– Двадцать три... двадцать два... двадцать один... – уловил навигатор голос Главного компьютера краем сознания.

Он снова развернул к себе микрофон громкой связи:

– Внимание всем службам корабля, дополнение к последнему приказу! После выхода на новую орбиту обеспечить ускорение лайнера до 29,6 метра в секунду, вплоть до начала торможения!

Навигатор вернул микрофон в прежнее положение и тут же заметил, что на верхнем правом вспомогательном экране его панели запульсировала ярко-красная строка. Подняв взгляд, он прочитал:

«В случае подхода к точке торможения с указанным вами ускорением энергоперерасход составит не менее 32 процентов!»

«Интересно... – с нарастающим раздражением подумал он, – ...это мне Главный компьютер справку вывел или Форестер за свою премию переживает!!»

Его глаза невольно взглянули в сторону штурманской консоли, но главный штурман не смотрел в сторону командира. Склонившись над своей панелью, он был погружен в какие-то расчеты.

И тут же командир лайнера почувствовал, как кресло, в котором он сидел, на мгновение словно бы ушло из-под него вправо и вниз.

«Сваливаемся к Земле!» – подумал он.

А еще через несколько мгновений спинка кресла мягко навалилась на его спину – включился главный привод лайнера.

Впрочем, перегрузка была совсем необременительной – чуть больше трех g, хотя для неподготовленных пассажиров и это было чрезмерной нагрузкой, тем более что лететь с такой перегрузкой предстояло более семи суток!

«Ну, вот и все... – с каким-то даже удовлетворением подумал Колиньш, – ...мы сделали все, что могли, а об остальном пусть думают штаб Космофлота и Звездный патруль!»

Однако спустя пятнадцать минут на командирской панели управления зажегся сигнал экстренной внутренней связи. Командира вызывала обсерватория. Едва Колиньш установил связь, как по главному экрану панели побежали быстрые строчки послания:

«Господин командир, у нас неприятности. Преследующие нас астероиды изменили траекторию движения и увеличили ускорение до 83,6 м/с2. Расчеты показывают, что тройка астероидов встанет в кильватер „Звездному скитальцу“ через один час двадцать минут стандартного времени с удалением в тысячу двести километров. При этом скорость группы астероидов будет превышать скорость лайнера на 38%. Профессор Отто Капп».

Первой мыслью навигатора было: «Какого черта делает этот профессор за главным пультом управления обсерваторией?!!» Затем он вскинул голову и посмотрел на главный обзорный экран ГЦУ. На задней полусфере экрана по-прежнему сиял мутноватым желтым светом Сатурн, лишь немного уменьшившийся в размерах. Его великолепные кольца были отчетливо видны, а прямо над планетой, в каких-нибудь десяти сантиметрах от края ее желтого диска, едва заметно посверкивали три прижавшихся друг к другу звездочки.

«Вот они!! – внутренне вздрогнув, подумал Колиньш и тут же холодной волной в его голове скользнул вопрос: – Кто – они?!! Или... Что – они?!! Почему они преследуют пассажирский звездолет?!! Что им надо?!!»

Его рука потянулась к пульту управления, и он не глядя вызвал коннект-узел дальней связи.

– Свяжите меня с командиром «Ниагары! – потребовал навигатор-один, едва дежурный офицер-связист откликнулся на его вызов. Через пару секунд в Главном центре управления снова раздался голос навигатора-два Сторна:

– Здесь командир ГК-3 «Ниагара». Слушаю вас, «Звездный скиталец».

– Послушайте, Дэвид, – как можно спокойнее заговорил Колиньш, – вы можете мне объяснить, что это за астероиды?.. Почему они увязались за нашим лайнером и... И вообще, как могут астероиды вести себя подобным образом?!!

Он замолчал, вдруг осознав, что говорит сумбурно, косноязычно. Однако Сторн, похоже, его понял.

– Что случилось? – переспросил командир «Ниагары», и в его голосе звучала неприкрытая тревога.

– Эти астероиды изменили траекторию и увеличили ускорение... – чуть запинаясь, объяснил командир «Звездного скитальца», а затем вдруг взорвался истеричной скороговоркой: – Вы слышали об астероидах, оснащенных двигателями?!! Вы что-нибудь знаете о двигателях, не выделяющих ровно никакого излучения?!! Вы имеете представление о том, что именно меня преследует и как можно это остановить?!! Вы знаете, что через час двадцать они повиснут у меня на хвосте, имея скорость на тридцать восемь процентов выше моей?!!

– Успокойтесь, Колиньш! – резко оборвал его командир «Ниагары». – Я имею вполне достаточное представление о том, что именно вас преследует, и у нашей пары вполне хватит сил остановить это! Вам уже чертовски повезло, что вы обнаружили преследование так рано и успели сообщить о нем штабу Космофлота. Те, кто был атакован прежде, до последнего момента не обращали внимания на приближающуюся опасность! Теперь вам надо продержаться всего два часа!.. Любой ценой продержаться два часа! Увеличьте собственное ускорение, попробуйте маневрировать...

– Спасибо за совет! – глухо перебил его командир лайнера. – Но вы забывайте, что в моих руках пассажирский лайнер, а не боевой звездолет. Мои антигравы едва держат три с половиной g, а пассажиры не выдержат и двух g в течение этих двух часов. Так какое ускорение и маневрирование я могу попробовать без опасения привезти на Земле сто шестьдесят трупов?!!

Секунду из динамика доносилось лишь слабое потрескивание, а затем командир «Ниагары» негромко выдохнул:

– Мы постараемся ускориться... – И связь прервалась.

Командир «Звездного скитальца» откинулся на спинку кресла и резко выдохнул застрявший в груди воздух. Как ни странно, но после разговора со Сторном он немного успокоился. В конце концов, расчеты расчетами, а как поведут себя дальше эти странные «астероиды» не знал, похоже, никто! Во всяком случае, уже было ясно, что это никакие не астероиды... Но – что это?!

Он поднялся из кресла и вдруг поймал взгляд главного штурмана лайнера. Тревожный взгляд. Стараясь казаться невозмутимым, хотя это было трудно – все прекрасно слышали его разговор с ГК-3, Колиньш проговорил, глядя в лицо Уильяма Форестера:

– Вряд ли произойдет еще что-то... неожиданное, так что я, пожалуй, прогуляюсь до обсерватории...

– В случае чего я сразу тебя вызову... – кивнул Форестер и отвернулся в сторону, показывая, что он очень занят. Однако когда навигатор был уже у входного шлюза, голос штурмана раздался снова:

– Командир, ты личный антиграв не забыл?..

Колиньш грустно улыбнулся:

– Я не собираюсь кончать жизнь самоубийством, тем более что ускорение в три g вряд ли меня убьет!

Зал обсерватории был затемнен. Отто Капп сидел в кресле перед главным пультом управления телескопами, склонившись над клавиатурой компьютера, и не обернулся на звук открывшейся двери.

Колиньш неслышным шагом прошел к главному пульту и остановился шагах в четырех от счетверенного демонстрационного экрана. Три четверти экрана были мертвы, а в центре четвертого ярко горели желтоватым светом три довольно крупные звездочки. Навигатору на мгновение показалось, что он даже улавливает их объем, но тут же сообразил, что на таком расстоянии это вряд ли возможно.

Постояв с минуту, Колиньш глубоко вздохнул и негромко поинтересовался:

– Ну, профессор, чем еще порадуете?..

И на голос командира лайнера Отто Капп не обернулся. Потянувшись влево, он переключил какой-то сенсор на панели управления, а затем так же негромко сообщил:

– Центральный астероид трансформируется.

– То есть как это трансформируется?.. – не понял навигатор.

– Меняет свою форму... – пожал плечами профессор, словно трансформация астероида в Солнечной системе была самым обычным, тривиальным делом.

– Но!.. Это же невозможно!! – воскликнул Колиньш. – Вы сами установили, что это обычные астероиды – каменные обломки с вкраплениями железа, как же они могут трансформироваться?!!

Вот тут профессор оглянулся и внимательно посмотрел в растерянное лицо командира. И на его лице показалась слабая улыбка:

– Поздравляю вас – вы еще можете удивляться! Хотя, право, не понимаю, почему вы сохранили эту способность? Эти «каменные обломки» с самого момента своего появления вытворяют невероятные, невозможные вещи, так что пора перестать удивляться, надо просто принимать как факт все, что мы наблюдаем. Вот, пожалуйста, смотрите, что происходит с центральным астероидом.

Еще одна четверть демонстрационного экрана засветилась, и на ней появилось изображение неровной, частью сколотой, частью оплавленной каменной глыбы. Ее размеры было трудно определить, поскольку отсутствовали какие-либо возможности сравнения, зато форма астероида передавалась с вполне достаточной точностью.

– Я вам демонстрирую запись процесса, начавшегося двенадцать минут назад. Изменения еще не кардинальны, но не заметить их невозможно.

Профессор коснулся еще одного сенсора на клавиатуре компьютера, и изображение пришло в движение. Первые две три секунды астероид просто медленно вращался вокруг вертикальной оси, казалось, на экране демонстрируют некий учебный фильм по астрономии. Затем Колиньш уловил изменение в яркости и частоте бликов, отбрасываемых сколами на глыбе, и было непонятно, то ли меняется наклон этих сколов, то ли уменьшается скорость вращения астероида.

Прошла еще пара минут, и Колиньш понял, что каменная скала действительно меняется едва заметно для глаза. Астероид чуть сплющился по оси вращения, и одновременно его поверхность начала заметно выравниваться... выглаживаться!

– Да, я вижу!.. – невольно произнес он. – Интересно, что из этого получится?..

Профессор не ответил, а на экране продолжало происходить странное, почти не улавливаемое глазом превращение. К концу двенадцатой минуты астероид превратился почти в правильную фигуру, напоминающую два конуса, сопряженных основаниями, с сильно закругленными вершинами! Изображение замерло.

– Пока это все, но мы можем попробовать экстраполировать этот процесс... – проговорил профессор, не оборачиваясь.

– Попробуйте... – согласился навигатор.

Длинные пальцы профессора пробежали по клавиатуре компьютера, и изображение на экране снова пришло в движение. Только теперь это движение было более стремительным. Сразу стало заметным, как астероид продолжает сжиматься по оси вращения, как все более выглаживается его поверхность, одновременно приобретая ровный антрацитово-черный цвет. Скоро он превратился в не лишенный изящества эллипсоид, а его вращение практически прекратилось. А затем на его поверхности стали вспухать небольшие наросты и выступы. Спустя минуту прекратился и этот процесс, и Валдис Колиньш ахнул:

– Но!.. Но ведь это...

Он не договорил, за него это сделал профессор Отто Капп:

– Это боевой звездолет класса «Глубокий космос – 3» из состава Звездного патруля Земного Содружества!

– Но!.. Как такое может быть?!!

– Не знаю... – задумчиво ответил профессор на возмущенный возглас командира лайнера.

– Я знаю! – неожиданно заявил тот. – Все очень просто – ваша компьютерная программа построила... прошу прощения, «проэкстраполировала» то, что вы в нее заложили!

Отто Капп обернулся и с улыбкой посмотрел на Колиньша:

– Ну что ж, у нас есть возможность сравнить экстраполяцию с тем, что происходит в реальном времени. Прошу!

Его пальцы снова пробежали по клавиатуре, и третья четверть экрана засветилась ровным светом. На ней появилось изображение центрального астероида – два корявых, покрытых безобразными наплывами и впадинами конуса, соединенных своими основаниями. Вот только его вращение показалось навигатору несколько более быстрым, чем то, которое он наблюдал в первые двенадцать минут трансформации.

Пятнадцать минут Валдис Колиньш не отрываясь и почти не мигая наблюдал за изменениями, происходящими с тем, что совсем недавно выглядело как обычный каменный астероид, и наконец вынужден был согласиться, что летящая в открытом космосе скала превращается в боевой звездолет!

Колиньш поднял руки, дрожащими пальцами потер виски и глухо пробормотал:

– Бред какой-то!..

Затем его взгляд упал на лохматый затылок профессора, и странная, но яркая мысль молнией мелькнула в его мозгу.

– Послушайте, профессор, а почему вас самого, похоже, совсем не удивляет это превращение?!! Можно подумать, что вы ожидали что-нибудь именно в этом роде!! Или, может быть, вы даже уже видели что-нибудь в этом роде?!!

Тут Колиньш неуклюже отступил на пару шагов и прошептал:

– Кто – вы, профессор?!!

Отто Капп развернулся в своем кресле и молча смотрел прямо в широко распахнутые глаза навигатора. Взгляд его был грустен. Потом он опустил голову, вздохнул и негромко проговорил:

– Не накручивайте себя, молодой человек, не распаляйте свое воображение. Я не видел ничего подобного, а вот ожидал... всего чего угодно! Ну, подумайте сами – в Солнечной системе пропадают звездолеты, гибнут боевые корабли, разгромлены периферийные научно-исследовательские станции, а правительство Земного Содружества молчит! Да что там правительство – молчат средства массовой информации!! Если бы на Землю напал какой-то, пусть даже неизвестный враг, если бы внеземные звездолеты вторглись в пределы Солнечной системы, на самой Земле и во всех освоенных землянами мирах уже давно вовсю кричали бы об этом!.. Но нет ни одного сообщения, ни одного слова об идущей войне. Почему?!!

Профессор поднялся из кресла и выпрямился во весь свой гигантский рост и требовательно посмотрел на командира лайнера, но тому нечего было ответить на этот простой вопрос. И потому профессор ответил сам:

– Да потому, что Высшему Совету, безусловно, знающему, что происходит в Солнечной системе, неизвестно, кто именно вторгся в нее. Он понятие не имеет, что это за враг, как он выглядит, откуда пришел и каким образом добрался до Земли! Председатель Совета уже давно объявил бы о нападении врага, но он не может признаться, что не знает – кто этот враг, он не может указать землянам на врага, он не способен организовать отпор этому врагу.

И тут профессор выметнул руку в направлении демонстрационного экрана и буквально взревел:

– А этот враг уже расположился на орбите Сатурна, и никто не может поручиться, что его нет в поясе астероидов – ведь там гораздо проще спрятаться такому вот... «астероиду»!!

– Так что же делать?!! – потрясенно прошептал Колиньш.

– А что мы можем сейчас сделать?.. – вздохнул профессор. – Вы, как я понимаю, сделали все, что возможно, так что теперь остается только ждать. Будем надеяться, что корабли Звездного патруля появятся раньше, чем эти... «камешки» расправятся со «Звездным скитальцем»!

После этих слов командир лайнера невольно бросил взгляд на хронометр, висящий справа от главного экрана, – с момента его появления в обсерватории прошло двадцать пять минут. До подхода двух ГК-3 осталось чуть меньше двух часов... До подхода неизвестного агрессора – меньше часа!!

– Я буду в Главном центре управления... – глухо проговорил Колиньш. – Как только можно будет получить оптическое изображение приближающихся объектов, немедленно направьте его мне!

– Мне кажется, это можно будет сделать минут через десять, – совершенно спокойным тоном пробасил профессор.

Только когда командир лайнера подошел к шлюзу Главного центра, он вдруг вспомнил, что даже не спросил у профессора, куда подевался дежурный астроном.

Впрочем, скоро ему стало не до пропавшего астронома. Как и говорил Отто Капп, спустя десять минут на одном из вспомогательных экранов командирской панели управления появилось сообщение:

«Астероиды, преследующие „Звездный скиталец“, появились в зоне прямой видимости. По вашей просьбе направляю их изображение. Расстояние до объектов составляет 320 тысяч километров».

Текст опустился в нижнюю часть экрана, и во всю его ширину развернулся снимок, сделанный, по всей видимости, через специальный фильтр. В самом центре снимка красовался звездолет класса ГК-3, два сопровождавших его астероида значительно отстали и были почти скрыты за громадиной боевого корабля. Колиньш едва успел рассмотреть этот бывший «астероид», отметив некоторые отличия в контуре настигающего лайнера ГК 3 и базовой модели, как последовал вызов из коннект-узла дальней связи. Дежурный офицер-связист доложил, что ГК-3 «Эскалибур» вызывает на связь командира лайнера.

«Интересно!! – удивленно подумал навигатор. – Выходит, в этом... фантоме и команда имеется. Что же он мне может сказать?!!»

Спустя несколько секунд в Главном центре управления «Звездного скитальца» раздался громкий, с явными металлическими нотками голос:

– Командир пассажирского лайнера, приказываю вам остановить главный привод и лечь в дрейф. Ваш лайнер необходимо досмотреть!!

– На каком основании?.. – внезапно успокоившись, переспросил Колиньш.

– По нашим сведениям, на борту вашего лайнера находится запрещенный к перевозке груз!

– Весь груз и сопроводительные документы будут представлены для проверки таможенным службам космопорта Земли. Ваши действия никем не санкционированы и противоречат Уставу Космофлота и торговой декларации Содружества! Я буду жаловаться!!

– Если вы немедленно не застопорите главный привод, я остановлю вас имеющимися в моем распоряжении средствами! – заревел динамик на командирской панели. – Даю вам на размышление пять минут, после чего начинаю операцию по десантированию на лайнер группы захвата!!

ГК-3 отключился, и сразу же последовал вызов командира из обсерватории.

«Что еще надо этому профессору?!!» – раздраженно подумал Колиньш, но на связь вышел.

Не дожидаясь вопросов навигатора, Отто Капп выпалил:

– Командир, мне необходимо выйти на обшивку лайнера!

– Зачем?!! – изумился Колиньш.

– Если вы хотите спасти лайнер и пассажиров, дайте распоряжение выпустить меня на обшивку лайнера и пришлите людей, которые помогут мне надеть мой скафандр!

«Да черт с ним!! – раздраженно решил командир лайнера. – Пусть лезет, куда хочет!»

– Хорошо, я пришлю к носовому аварийному шлюзу двух человек! Вы шлюз-то сами найдете?!

– Через минуту я буду на месте! – ответил профессор и отключил связь.

Колиньш тут же связался с командиром вахты вспомогательного привода и распорядился послать двух человек к носовому аварийному люку в помощь профессору Каппу. Затем, повернувшись к главному штурману, потребовал:

– Обеспечьте мне прямое наблюдение за этим... «Эскалибуром»!

Форестер склонился над клавиатурой своей панели, и спустя минуту во всю ширину главного демонстрационного экрана развернулось изображение задней полусферы звездного неба, словно бы лежащей на масляно поблескивающей поверхности внешней обшивки лайнера, подсвеченной желто-зелеными ходовыми огнями. Над обрезом камер истечения главного привода крупным желтым кристаллом сверкал догоняющий их звездолет, а позади этого кристалла едва виднелись две желтоватые искры его сопровождения.

В нижней части экрана бежала информационная строка: Расстояние до наблюдаемой цели – 205 000 километров. И цифра в этой строке менялась ежесекундно!

Точно такое же изображение появилось и на верхнем левом вспомогательном экране командирской панели управления.

Тут же последовал новый вызов из коннект-узла – командир «Эскалибура» снова вышел на связь.

Едва Колиньш коснулся сенсора связи, как из динамика его панели управления раздался тот же металлический голос:

– Вы приняли решение, навигатор?!

– Я не собираюсь выполнять ваши незаконные требования! – резко ответил навигатор-один. Самообладание полностью вернулось к нему, он даже чувствовал какой-то подъем. – Если вы уверены в своей правоте, можете эскортировать лайнер до таможенной границы Земли и участвовать в досмотре груза вместе с таможенниками космопорта.

– Ну что ж, пеняйте на себя! Я все равно остановлю ваше корыто!! – рявкнул динамик, и связь прервалась.

– А может, стоило принять его досмотровую команду?.. – раздался вдруг голос главного суперкарго. – Ну, задержал бы он нас на пару часов, что с того, мы и так выбились из графика.

Колиньш резко обернулся в сторону непрошеного советника и рявкнул не намного тише, чем динамик панели:

– Ты что, забыл, что это совсем не звездолет?!! Тебе хочется, чтобы тебя попробовали на вкус чужаки?!!

И тут же в его голове молнией пронеслась мысль: «Вот оно, нужное слово – „чужаки“! А против чужаков все средства хороши!»

– Активировать противометеоритную защиту! – громко приказал он, бросив быстрый взгляд в сторону панели обеспечения безопасности полетов. За панелью сидел сам командир службы безопасности прим-майор Хорст Магоф, единственный из всей команды «Звездного скитальца» имевший воинское звание.

На каменном лице майора не отразилось никаких чувств, склонившись над клавиатурой своей панели, он принялся вводить в систему противометеоритной защиты коды перевода управления в ручной режим.

Командир лайнера снова перевел взгляд на главный демонстрационный экран, чтобы посмотреть, насколько приблизился лже-звездолет, и вдруг увидел, что по антрацитово поблескивающей обшивке «Звездного скитальца» в сторону главного привода ковыляет огромная, странно скрюченная фигура, облитая титанопластом скафандра высшей защиты!

«Так! Этот сумасшедший профессор все-таки выбрался на обшивку!! Интересно, что он собирается там делать?! И каким образом он надеется остановить чужих?!»

И тут он ясно увидел, что скафандр профессора не имел специальных захватов, позволявших ему обеспечить необходимое сцепление с обшивкой звездолета!!

«Да как же он удерживается-то на обшивке?!!» – похолодев от ужаса, подумал Колиньш и... тут же забыл о профессоре. От преследовавшего лайнер астероида-звездолета отделилась крошечная сверкающая капля, словно неведомый, чужеродный монстр плюнул вслед «Звездному скитальцу» расплавленным огнем!

«Расстояние до наблюдаемой цели – 2000 километров», – уловил Колиньш краем глаза надпись внизу вспомогательного экрана своей панели управления и тут же подумал: «При их скорости – полторы минуты полета!»

– Командир, чем будем работать? – донесся до него спокойный, даже слегка флегматичный голос Магофа. – Гравитационной пушкой или сразу антивеществом?!

– Похоже, они выслали группу захвата... – задумчиво произнес командир лайнера. – Не будем злодеями – попробуем остановить их гравитационным ударом!

– Этих раздавить – не злодейство, – неожиданно подал голос Форестер. – Аннигилируем десантный бот, пусть они как следует подумают, прежде чем снова к нам соваться?!

– Нет! – отрезал командир лайнера. – Работаем гравитационной пушкой! Масса объекта?!

– Одна и две десятые тонны! – В голосе Магофа появилось некоторое напряжение.

– Удаление?!

– 726 километров!

– Конфигурация поля – цилиндр, продолжительность удара – четыре секунды, коэффициент эффективности – один и шесть! – Голос Колиньша чуть завис... – Залп!!!

Гравитационное поле, сорвавшееся с антенны гравипушки, в космосе было невидимым, но практически все, кто находился в Главном центре, понимали, что столкновение сброшенной лайнером энергии с преследующей их крохотной звездочкой должно произойти в ближайшие восемь – десять секунд. Однако хронометр отщелкивал уже пятнадцатую секунду, а звездочка продолжала стремительно приближаться к лайнеру, словно и не встретив гигантский гравитационный кулак!

«Расстояние до наблюдаемой цели – 312 километров», – значилось в нижней части экрана, и командир лайнера понял, что расстояние дается до сброшенного «Эскалибуром» странно неуязвимого бота!

– Я же говорил – аннигилировать их надо было!! – выдохнул главный штурман.

«Слишком близко для аннигиляции! – мысленно возразил навигатор-один. – Да и кто мог подумать, что объект массой чуть больше тонны сможет выдержать гравитационный удар такой силы?!»

«Расстояние до наблюдаемой цели – 167 километров».

Эта серебристая строчка внизу обзорного экрана буквально притягивала взгляд командира линкора, и не только его! Все вахтенные офицеры не отрывали глаз от мелькающих цифр.

«Расстояние до наблюдаемой цели – 102 километра».

– Почему он не начинает торможения?! – прорезал тишину Главного центра управления обеспокоенный голос суперкарго. – Он же покорежит нам все вынесенное оборудование!!

– Покорежит?! – зло сквозь зубы процедил первый ассистент главного механика. – Тонна двести на такой скорости и под таким углом устроит нам пробоину десять на сорок метров!!!

С этого момента крошечная звездочка начала быстро набирать объем и превращаться в бесформенную массу, лишь отдаленно напоминавшую десантный бот.

«Расстояние до наблюдаемой цели – 56 километров».

«Все!!» – мелькнула в голове командир лайнера холодная мысль и...

И в это мгновение на корме «Звездного скитальца» стремительно поднялась огромная, чуть ли не четырехметровая фигура, закованная в темный металлопласт! Ее руки взметнулись вверх, еще больше увеличивая рост, и между пальцами этих непропорционально длинных рук просквозила оранжево-золотистая молния!!

Корявая, словно бы наспех отлитая в бракованной форме, масса, неудержимо мчавшаяся вслед лайнеру, вдруг мелко завибрировала, а буквально через мгновение амплитуда ее колебаний резко увеличилась, и непонятная сила рванула вверх по пологой дуге этот «плевок» чужих!

Колиньш успел бросить взгляд вниз и прочесть: «Расстояние до объекта – 72... 98... 154... 203...», а затем весь экран осветился оранжевым всполохом чудовищного взрыва.

Через несколько секунд, когда командир лайнера снова смог открыть глаза, на обзорном экране значилось: «Расстояние до наблюдаемой цели – 1600 километров».

В верхней части экрана, быстро теряя яркость, расплывалось багрово святящееся облако, кристалл ложного ГК-3 по-прежнему посверкивал над обрезом камер истечения, а вот два сопровождавших его мелких астероида чуть приподнялись над своим ведущим и явно начали расходиться в стороны.

– Командир, два малых астероида увеличили ускорение и изменили траекторию движения! – донесся до слуха Колиньша голос Уильяма Форестера.

– Да, я заметил, – немного невпопад ответил навигатор, его глаза шарили по обзорному экрану в поисках той самой темной фигуры, которую он так отчетливо видел перед тем, как настигавший их лжечелнок свернул и взорвался... На внешней обшивке лайнера никого не было!!

Колиньш быстро оглядел Главный центр управления и не встретил ни одного встречного удивленного взгляда.

«Может, мне померещилось?.. – растерянно подумал он, но в памяти слишком ярко стояла высоченная, закованная в металлопласт фигура с поднятыми руками, между которых ветвилась оранжевая молния.

«Нет! – твердо сказал он сам себе. – Такое не может померещиться!! Но куда в таком случае делся профессор?! Или... это был не он?!!»

– Командир, малые астероиды обошли... этот... «Эскалибур»! – Голос главного штурмана срывался в хрип. – Похоже, они решили нас просто протаранить!!

Навигатор снова бросил быстрый взгляд на информационный экран, оба малых астероида светились далеко по сторонам от желтого кристалла ложного звездолета, и оба явно прибавили в размерах! Строка внизу экрана сообщала: «Расстояние до наблюдаемой цели – 1200 километров».

«Как они могут маневрировать на таких скоростях?..» – возникла у навигатора «академическая» мысль и тут же исчезла – думать надо было о другом!

– Господин прим-майор, – повернулся он в сторону командира службы безопасности полетов, – ставим энергетический экран!

Хорст Магоф склонился над пультом управления. На обзорном экране было видно, как из корпуса «Звездного скитальца» выдвинулась небольшая башенка эмиссионного излучателя. Вследующую секунду на вершине башенки расцвел шестилепестковый цветок – раскрылась защитная диафрагма, развернулось балласовое зеркало и выдвинулась антенна излучателя.

Командир лайнера бросил быстрый взгляд на левый верхний вспомогательный экран своей панели управления. «Расстояние до наблюдаемой цели – 800 километров», – значилось на нем.

– Залп! – скомандовал навигатор, и в тот же момент с тлеющего рубином кончика антенны излучателя сорвалась лучащаяся светом магнитная капсула с частицей антивещества внутри. Балласовое зеркало крутанулось и отбросило сияющую каплю в сторону приближающегося справа астероида. Тридцать секунд спустя цикл повторился, только на этот раз капсула ушла влево. А еще через минуту почти одновременно в пространстве расцвели два огненных цветка – два аннигиляционных взрыва, стерших с экрана оба несущихся к лайнеру астероида.

Командир лайнера удовлетворенно откинулся в кресле, однако спустя пару секунд бушующий огонь вдруг разом потускнел, словно мгновенно выдохся, и сквозь остаточное свечение проклюнулись две черные точки – астероиды продолжали свой полет и даже, похоже, еще увеличили скорость!

Колиньш бросил быстрый взгляд на вспомогательный экран: «Расстояние до наблюдаемой цели – 420 километров».

«Вот теперь – конец!» – мелькнула в его голове отчаянная мысль.

– Ну, теперь нам точно конец! – озвучил эту мысль кто-то из вахтенных офицеров.

Командира лайнера тянуло еще раз взглянуть на строку, фиксирующую расстояние до убийц, но он пересилил себя. Вместо этого он развернулся в сторону главного демонстрационного экрана, на котором стремительно разворачивалась картина уничтожения «Звездного скитальца».

С двух сторон на подсвеченную ходовыми огнями обшивку лайнера рушились огромные каменные глыбы. Они вырастали прямо на глазах – мертвые, лениво вращающиеся, безразличные к тому, каким именно боком врежутся они в металлопласт обшивки!

И когда до удара оставалось не более минуты, на корме лайнера, совсем рядом с полукруглыми обводами камер истечения, снова выросла черырехметровая человеческая фигура с поднятыми вверх руками. Но на этот раз между руками не было молнии, с пальцев по рукам, по тянущемуся вверх корпусу скафандра на обшивку лайнера стекало холодно посверкивающее фиолетовое свечение.

«Что он делает?.. – как-то замороженно подумал Колиньш. – Зачем?.. Разве это может остановить, развернуть вспять многотонные каменные глыбы?!!»

И действительно, рушащиеся на беззащитный лайнер астероиды не замедлили своего движения и траектории их полета не изменились... Разве что чуть-чуть!.. Но этого «чуть-чуть» вполне хватило для того, чтобы оба астероида на несколько сотен метров разминулись с корпусом лайнера и стремительно ушли в открытое пространство!!

Глаза всех вахтенных офицеров были прикованы к уносящимся прочь от «Звездного скитальца» астероидам, и только Валдис Колиньш видел, как высившаяся на корме лайнера темная фигура оплыла бесформенным комом, растеклась по обшивке, сливаясь с ней, и... исчезла!

Тряхнув головой, словно отгоняя некое жуткое наваждение, командир лайнера взглянул на экран, и как раз в этот момент из-за левого края экрана вынырнули два крошечных мерно посверкивающих желто-красными искорками ромба!

– Звездный патруль! – выдохнул Колиньш и тут же повторил громко: – Звездный патруль!!

Едва появившись в зоне видимости, корабли Звездного патруля начали увеличиваться в размерах, одновременно расходясь в разные стороны, как раз навстречу разлетающимся звездочкам атаковавших лайнер астероидов. А спустя несколько секунд астероиды снова исчезли в огненных облаках аннигиляционных взрывов.

Командир лайнера быстро вызвал коннект-узел дальней связи и приказал:

– Немедленно соедините меня с командиром ГК-3 «Ниагара»!

Через секунду в Главном центре управления «Звездного скитальца» снова зазвучал голос навигатора-два Дэвида Сторна:

– «Звездный скиталец», ты еще цел?!! Рад видеть твои ходовые огни!!

Однако командир пассажирского лайнера не был склонен к шуткам:

– Вы напрасно тратите запасы антивещества, навигатор, мы пробовали аннигилировать эти «камушки» – бесполезно, они, похоже, поглощают энергию аннигиляции или как-то рассеивают ее!

– Ты прав, навигатор, – голос Сторна не потерял своей жизнерадостности, – они ее поглощают, но у нас такой запас, что мы накормим их до рвоты!! И вообще, успокойся и сосредоточься на своем корыте, тебе скоро надо будет переходить к торможению. А твоими... «камушками» предоставь заниматься специалистам!!

Сторн оказался прав, после третьего залпа кораблей Звездного патруля оба астероида раскололись словно бы от какого-то внутреннего взрыва. Сначала они развалились на пять-шесть частей, а затем их осколки разметало буквально в пыль страшными по силе взрывами. Оба ГК-3 устремились было к третьему из нападавших объектов, но тот сначала как-то смялся, потеряв свою форму звездолета и снова превратившись в скальный обломок, а затем взорвался изнутри. Этот взрыв также практически испепелил гигантский астероид.

Впрочем, «Звездный скиталец» был уже очень далеко от места событий. Пройдя орбиту Юпитера, он начал торможение и спустя трое суток благополучно пришвартовался к орбитальной платформе космопорта «Земля-3».

Интермеццо

В большой комнате первого этажа дома адмирала Кузнецова, которую сам хозяин называл гостиной, с удобством разместились шестеро человек: пятеро мужчин, двое из которых были в форме Космофлота Земного Содружества, и одна женщина. Все, кроме хозяина, расположились в креслах и на диване, стоявших вдоль стен, а хозяин дома пристроился на широком низком подоконнике огромного окна, выходящего прямо в девственный лес, спускающийся мимо старого дома к берегу озера. Посреди комнаты обрезанный оранжевой каймой повис снимок открытого космоса, словно окно, открытое в пространство, утыканное разноцветными звездами. Необычным в этом снимке было то, что кроме звезд на нем присутствовало три святящихся оранжево-багровым светом облака. Собравшиеся молчали, и никто из них не любовался красующимся посреди комнаты снимком – все были погружены в глубокие размышления. Наконец снимок, окаймленный оранжевой чертой, исчез, и хозяин дома нарушил это долго длившееся молчание:

– То, что мы сейчас увидели, произошло десять дней назад. Пассажирский лайнер называется «Звездный скиталец», и он благополучно добрался до космопорта Земли. Это на сегодняшний день восьмой случай, когда атака, предпринятая против земного звездолета, сорвалась, и это лучшая запись пришельцев, по моему мнению, уже давно обосновавшихся в Солнечной системе и приблизительно два года назад открывших в ней военные действия. Я понимаю, что и эта запись недостаточно информативна, но мне интересны ваши, даже самые невероятные соображения по одному-единственному вопросу – каков принцип действия их космических летательных аппаратов?!! Вы видели, эти, похожие на обычные астероиды звездолеты прекрасно разгоняются, отлично тормозят, проводят маневрирование на высочайших скоростях и при этом не выделяют ни эрга энергии!! Собственное излучение у них полностью отсутствует, а это означает, что отсутствуют и какие-либо двигательные установки!! Прошу вас, разрешите, пожалуйста, это противоречие!!

Адмирал замолчал, и в комнате повисло молчание, продолжавшееся больше минуты. А затем один из мужчин в штатском – не очень опрятный старик в мятых брюках и несвежем свитерке – поднялся из своего кресла и начал говорить, медленно прохаживаясь вдоль стены, противоположной окну, на подоконнике которого расположился адмирал:

– Вы, господин адмирал, слишком многого от нас хотите... По какой-то записи, сделанной с движущегося объекта, оценить массу переменных физических величин и сделать вывод!.. Это не научный подход!.. У меня вообще возникло впечатление, что это не документальная запись, а съемка... э-э-э... видеодрамы, напичканная спецэффектами! Чего стоит хотя бы трансформация, происходящая с самым крупным... э-э-э... астероидом!.. Признаться, эта трансформация поразила меня больше всего, поразила по двум причинам. Во-первых, конечно, сама трансформация – превращение каменной скалы в среднего размера звездолет, это знаете ли... Да!.. А во-вторых, непонятно, зачем эта трансформация вообще была проведена, да еще на глазах команды преследуемого лайнера. Понятно, когда звездолет маскируют под астероид, но когда астероид превращается в звездолет?.. Да... О чем я?.. Ну, конечно, я вряд ли смогу быть вам полезным, по увиденному мной... э-э-э... сюжету я вряд ли могу сделать какие-то конструктивные выводы!

И мужчина вернулся в свое кресло, с гордым видом поглядывая на окружающих.

Адмирал перекинулся многозначительными взглядами с двумя офицерами Космофлота и поднялся со своего подоконника.

– Вы, господа, поддерживаете мнение профессора Ковина?.. Вы тоже считаете, что ничего определенного по этой записи предположить нельзя?!

Снова последовало короткое молчание, а затем в комнате прозвучал женский голос:

– У меня, кажется, есть кое-какие предположения, однако, прежде чем их озвучить, я хотела бы задать вам, господин адмирал, один вопрос...

Все присутствующие в комнате посмотрели на заговорившую женщину, и она вдруг смутилась под этими взглядами. Адмирал тут же поспешил к ней на помощь:

– Конечно, Вера Святославовна, я отвечу на любой ваш вопрос, если он будет в моей компетенции!

Женщина сняла руки с подлокотников кресла, положила их на колени и, чуть запинаясь, спросила:

– Эта... фигура?.. Та, что появлялась на обшивке лайнера как раз в момент атаки на него... Кто это?..

Адмирал этим вопросом был явно поставлен в тупик и заговорил медленно, неуверенно, тщательно подбирая слова:

– К сожалению, с полной определенностью ответить на ваш вопрос нельзя... Лучше всего было бы спросить об этом у командира «Звездного скитальца» навигатора-один Валдиса Колиньша, но он, как и вся команда лайнера, находится в строгой изоляции – работает комиссия Высшего Совета Содружества. Мои люди до него пока не добрались. Из записи переговоров Главного центра управления видно, что кто-то требовал от командира разрешения выйти на обшивку лайнера, причем этот человек был не из команды! Командир не только дал такое разрешение, но и приказал послать двух человек, чтобы помочь какому-то профессору Каппу надеть скафандр высшей защиты! Мои люди опросили пассажиров «Звездного скитальца», их, к счастью, не изолировали, и узнали, что на борту лайнера действительно был некий профессор, однако никто из пассажиров не смог вспомнить его имени. Кроме того, в космопорте Земли его не оказалось, и таможенные посты он не проходил!..

Адмирал пожал плечами и добавил:

– История весьма странная, и в ней еще предстоит разобраться. По весьма скудным описаниям пассажиров, этот профессор был довольно высоким человеком, но он, конечно же, никак недотягивал в росте до той фигуры, что дважды появляется на корме лайнера!

Тут он улыбнулся и поинтересовался:

– А почему, собственно говоря, вас заинтересовала эта фигура?.. Ее практически и не видно!

– Да нет, адмирал, как раз очень хорошо видно! – не согласилась женщина. – Я вообще склонна думать, что именно эта фигура спасла лайнер от гибели, именно она уничтожила первый, угрожавший ему метеорит и отвела два атаковавших астероида!

На лице Кузнецова отразилось удивление, смешанное с недоверием:

– Из чего, интересно, вы сделали такой вывод?!

Теперь уже улыбнулась Вера Святославовна:

– Если это не сложно, давайте посмотрим эту часть записи еще раз, и... – она на секунду запнулась, – ...увеличьте время считывания записи раза в три-четыре.

– Миша, прокрути нам еще раз те два момента, на которых видна эта странная темная фигура! – громко произнес адмирал в пространство. – И увеличь время считывания записи.

Через несколько секунд в центре гостиной снова появилась оранжевая кайма, и внутри нее черное, испещренное звездами пространство, подсвеченный желто-зелеными ходовыми огнями корпус «Звездного скитальца» и за его кормой темный, отдаленно напоминающий своими контурами десантный бот силуэт, чуть подсвеченный желтоватым светом Сатурна. Несколько мгновений картинка была неподвижной, а затем темная масса медленно, словно притягиваемая подсвеченным корпусом пассажирского лайнера, поползла вниз, одновременно увеличиваясь в размерах. Обшивка «Звездного скитальца» была пуста – это отчетливо видели все, находящиеся в комнате. Это преследование продолжалось несколько секунд, и наконец, когда между лайнером и догоняющим его астероидом оставалось несколько сот метров, на обшивке звездолета, рядом с полукруглыми обводами камер истечения, появилось темное, бесформенное пятно. Это пятно неуловимо стремительным и в то же время изящно-плавным движением приподнялось над плитами обшивки и вдруг стало объемным. В доли секунды этот объем увеличился раза в четыре, одновременно приобретая контуры человеческой фигуры, встал на ноги и вскинул вверх обе руки!

Несмотря на то что воспроизведение записи было замедлено, между появлением пятна и завершением его трансформации прошло не более двух секунд. Затем фигура застыла, а между пальцев ее поднятых рук потекла, судорожно извиваясь, оранжево-золотистая змея!

И тут вдруг все заметили, как от оранжево-золотой змеи навстречу готовому обрушиться на корпус звездолета астероиду покатилась странная, чуть искрящаяся крошечными оранжевыми блестками волна. Вот эта волна столкнулась с темной массой астероида, чуть дрогнула и, заметно истаивая, покатилась дальше. Астероид, словно встретив на своем пути невидимый трамплин, вдруг круто устремился вверх, прочь от настигаемого звездолета! А следом за ним крутящимся вихрем потянулись мириады оранжевых блесток. Несколько секунд эти блестки как будто догоняли темную каменную глыбу, а затем вдруг окутали ее, и на месте только что мчавшегося в пространстве астероида расцвел оранжевый всполох взрыва!

Изображение застыло, и тут же прозвучал женский голос:

– Второй эпизод можно и не смотреть, он в принципе повторяет то, что мы только что видели, с той разницей, что поле, генерируемое фигурой, было другого цвета и вместо того, чтобы двигаться навстречу астероидам, оно укрыло корпус звездолета.

Картинка исчезла вместе с окружающей ее каймой. Кузнецов, задумчиво потирая подбородок, проговорил:

– Да, Вера Святославовна, похоже, вы правы, именно эта фигура спасла лайнер от гибели. Выходит, нам надо сосредоточить максимум усилий на поисках этого профессора!..

Он бросил многозначительный взгляд в сторону одного из офицеров, и тот понимающе кивнул.

– Ну а что нам может сказать профессор Ингмар Беркист? – обратился адмирал ко второму мужчине в штатском, до сих пор хранившему молчание. Тот оторвал взгляд от пустого пространства посреди комнаты, посмотрел на лес, темнеющий за спиной адмирала, и неожиданная мягкая улыбка озарила его лицо.

– Я согласен с коллегой Ковиным в том, что информации для изучения маловато, но коллега Корницкая очень убедительно нам показала, что и в небольшом объеме информации можно отыскать существенные детали. – Он галантно склонил голову в сторону женщины. – Давайте попробуем порассуждать... Три объекта, отделившиеся от кольца А Сатурна, безусловно, не простые астероиды, а незнакомые нашей науке летательные аппараты. Это можно утверждать с большой долей уверенности, поскольку они могут ускоряться, тормозиться, маневрировать в пространстве и выполнять все это, по-видимому, за счет собственных энергоресурсов. Далее – эти летательные аппараты не автоматические, поскольку действия их явно не запрограммированы, а являются следствием складывающейся ситуации. Следовательно, они пилотируются разумными существами или же, что менее вероятно, сами являются разумными существами!

Тут он быстро взглянул на адмирала, словно ожидая от него возражений, но тот молча и очень внимательно слушал.

– Далее!.. Создатели этих летательных аппаратов, по всей видимости, гораздо дальше нас ушли в изучении физических законов вселенной. По крайней мере их энергонакопители и антигравы гораздо более эффективны, нежели наши!..

– Из чего вы делаете подобный вывод?!! – запальчиво воскликнул профессор Ковин.

– Маневрирование, выполняемое этими летательными аппаратами, требовало ускорений, как положительных, так и отрицательных, превышающих сорок g – наши антигравы не способны компенсировать такие гравитационные нагрузки. А поглотить энергию четырех аннигиляционных взрывов, как это сделали два малых астероида, не может ни один наш даже самый мощный звездолет!..

– Возможно, создатели этой техники обитают на более массивной планете и для них ускорение в тридцать – сорок g не является чрезмерным!! – все с тем же запалом возразил неопрятный старик. – А что касается энергопоглощения, то... э-э-э... то...

Он явно не мог с ходу придумать подходящего объяснения, но его оппонент и не думал развивать спор. Мягко улыбнувшись, Беркист проговорил:

– Я ничего не утверждаю... Я просто размышляю на тему, предложенную нашим уважаемым хозяином!

– И ваши размышления весьма любопытны!.. – поддержал профессора адмирал. – Так что продолжайте!

Беркист улыбнулся:

– Да, продолжать-то, собственно говоря, нечего. Единственное, что я могу добавить, так это то, что, имея такие энергопоглотители, можно свести к нулю излучение любого работающего двигателя.

Профессор замолчал. Адмирал задумчиво оглядел своих гостей и встал с подоконника:

– Ну что ж, если нашим друзьям больше нечего сказать, то мы закончим официальную часть нашей встречи. Через полчаса приглашаю всех на вечернюю рыбалку и... уху, вам надо будет переодеться. Рыбацкие костюмы дожидаются вас в ваших комнатах, сбор на крыльце.

Гости адмирала поднялись со своих мест и потянулись к выходу из гостиной. Однако один из офицеров Космофлота задержался и, дождавшись, когда все остальные вышли, негромко сказал:

– Мне знакома фамилия Капп... Могу даже сказать, что я знал профессора Отто Каппа.

– Вот как?! – удивился Кузнецов. – И кто же это такой?!

– Профессор Отто Капп был одним из руководителей мятежа на Гвендлане!..

– Точно!!! – мгновенно вспомнил адмирал. – Как я мог забыть!!!

И тут же он в сомнении покачал головой:

– Но Гвендлана уничтожена три с лишним года назад вместе со всеми, кто обитал на ней.

– Мы еще не получили из системы Амеруса ответа на наш запрос, но если окажется, что профессор Отто Капп там не появлялся, то...

– То доклад вице-адмирала Эльсона о полном уничтожении Гвендланы... скажем так, не точен! – закончил мысль своего гостя адмирал.

Спустя трое суток на стол адмирала Кузнецова легло сообщение с Находки. Оно было кратким:

«Профессор астрономии Отто Капп не проживает и никогда не гостил на территории независимой республики Амерус».

Глава 4

– Господин навигатор-три, я не намерен больше сносить ваше хамское отношение к высшему командованиию Звездного десанта на этом чумном корабле!!! Я требую, чтобы вы немедленно отменили свое распоряжение и... и объяснили свое поведение!!!

Командир полулегиона Звездного патруля, бригадный генерал Эндрю Бейтс, был вне себя. Его физиономия багровела нездоровым румянцем, губы тряслись, глаза пылали негодованием.

Игорь Вихров откинулся на спинку кресла и удивленно взирал на разъяренного генерала.

Когда адъютант генерала полковник Строгов передал ему просьбу своего шефа о встрече, он решил, что речь пойдет о проекте плана учений для бойцов Звездного десанта. Проект, предоставленный генералом в установленный командиром линкора семидневный срок, был полностью отвергнут Вихровым, поскольку совершенно не учитывал возможности потенциальных суперов. Однако генерал, едва войдя в кабинет командира звездолета, начал свой донельзя возмущенный монолог.

– Вы и раньше демонстрировали свое поразительное неуважение к старшим офицерам линкора, но ваши последние действия можно классифицировать только как узурпация власти!!! – продолжал между тем генерал. – Однако вы напрасно рассчитываете, что вам это так просто сойдет с рук!..

– Одну секунду, господин генерал! – Голос навигатора-три был холоден и спокоен. – Прекратите свою истерику и объясните внятно, чем вы так возмущены!..

Лицо генерала дернулось, словно он получил пощечину, на секунду гневная тирада прервалась, а затем последовало:

– Я возмущен вашим отношением к высшему...

– Это я уже слышал! – снова перебил Бейтса Вихров. – Прошу вас изложить, какие именно мои приказы или действия привели вас в такое неуравновешенное состояние!..

И снова генерал на несколько секунд замолчал, но на этот раз, похоже, слова командира корабля дошли до его сознания. Постепенно кровь отлила от его лица, дыхание успокоилось, и он заговорил почти спокойным тоном:

– В течение восьми дней я добиваюсь встречи с навигатором-два Свеном Юриксеном. Вы сами во время совещания сказали, что Юриксен практически здоров и в ближайшее время приступит к обязанностям командира корабля. Однако первый ассистент главного врача, господин Кокошко, отказывается допустить меня к навигатору, мотивируя этот отказ недостаточно крепким состоянием Юриксена. Я же уверен, что он действует по вашему указанию, что это именно вы намеренно ставите барьер между настоящим командиром корабля и остальными офицерами! Более того, существует мнение, что Свена Юриксена нет в... Нет в... – генерал словно бы подавился последним, непроизнесенным словом фразы, судорожно сглотнул и закончил выдохом: – ...нет на корабле!!

Однако Вихров заставил его высказать несказанное:

– Что значит – нет на корабле?! – В голосе навигатора-три сквозила насмешка. – Куда же он, интересно, подевался?!

– Об этом надо спросить у вас!! – чуть ли не взвизгнул Бейтс.

Вихров встал из кресла, обошел его и остановился, положив ладони на спинку.

– Значит, вы утверждаете, что я каким-то образом расправился с навигатором-два Свеном Юриксеном и приказал первому ассистенту главного врача линкора скрыть это преступление?!!

Серые, немигающие глаза командира линкора внимательно изучали вдруг побледневшее лицо генерала.

– Позвольте вас спросить, каким образом можно уничтожить потенциального полного супера или... заставить его делать что-то вопреки его воле?! Раз уж вы считаете, что это возможно, значит, вы знаете, как это сделать!

Вихров замолчал, продолжая неотрывно смотреть на генерала, а тот тоже не торопился с ответом. На его бледном лбу выступили крупные капли пота.

«Странно... – неожиданно подумал Игорь, – ...у него даже неконтролируемые реакции, такие же, как у обычного Homo Sapiens. Словно бы он и не прошел Превращение, словно и в самом деле у него была какая-то экзотическая, но излеченная болезнь!»

А молчание длилось и длилось. Бейтс опустил глаза не то в раздумье, не то в замешательстве, и наконец командир линкора прервал это мучительное молчание:

– Я так понимаю, вам нечего сказать?.. Это значит, что вы необоснованно обвинили старшего по должности в уголовном преступлении и подлежите суду военного трибунала!..

Генерал вскинул глаза, и Вихров увидел, что в них снова зажглась ярость.

– Необоснованно?! – как-то судорожно прохрипел он. – А вы покажите мне Юриксена!! Его ведь нет!! А старый принцип гласит – «ищи того, кому это выгодно», так, кому, кроме вас, выгодно исчезновение Юриксена?!! Вот вам и основание!

– Ну что ж, – усмехнулся Вихров, – раз вы считаете это достаточным основанием, вам надо действовать в соответствии с Уставом Космофлота. Если вы недостаточно хорошо знаете этот документ, я вам подскажу – часть вторая, раздел четвертый «О порядке обжалования действий командира звездолета, находящегося в длительном, автономном полете». Подайте жалобу на мои действия, ее рассмотрят те, кому Устав поручает такое рассмотрение. Однако учтите, если ваша жалоба будет признана необоснованной, вы будете отстранены от исполнения своей должности и отданы под арест, вплоть до прибытия на Землю! А теперь прошу вас удалиться, я не собираюсь тратить время на бессмысленные разговоры!

Навигатор-три вернулся в кресло и включил компьютерный блок, а бригадный генерал, прорычав нечто совершенно нечленораздельное, повернулся и направился к выходу. Однако Вихров остановил его у самой двери:

– Господин бригадный генерал, я жду от вас исправленный вариант плана подготовки ваших десантников! Постарайтесь представить его в ближайшие два-три дня!

Как только генерал вышел из командирских апартаментов, Игорь повернулся к компьютерному блоку. Он тоже поставил перед собой задачу, найти Свена Юриксена, но в отличие от Бейтса не искал виноватых в исчезновении навигатора-два. Главный корабельный компьютер обшарил все пространство линкора, но не нашел «бесхозных» полей, неопознанных биологически активных масс или автономных источников излучения. Обследование обшивки линкора и вынесенных на нее приборов и аппаратов также ничего не дало – Юриксена на линкоре не было. Однако Вихров продолжил свои поиски. Очередная задача, предложенная Главному компьютеру командиром корабля, дала совершенно неожиданный результат – компьютер доложил, что за день до исчезновения Юриксена с одной из антенн радиотелескопа в сторону F5 – звезды, к которой приближался «Одиссей», ушел довольно длинный модулированный сигнал!

Уже то, что для подачи сигнала была использована антенна радиотелескопа, выглядело чрезвычайно странным – обычно для этой цели предназначались антенны дальней связи. Вторая странность заключалась в том, что сигнал ушел в сторону F5, где его просто некому было принять – вряд ли в системе этой звезды существовала достаточно развитая для этого цивилизация. Кроме того, скрупулезная проверка показала, что в момент отправки сигнала радиотелескоп работал в автоматическом режиме, а значит, никто из сотрудников штурманской службы, имевших доступ к радиотелескопу, не мог отправить этот сигнал. Главный компьютер вообще не мог определить, из какого модуля связи этот сигнал был направлен на антенну!! То, что компьютер без всяких возражений выдал эту информацию, показывало, что сигнал не имел отношения к программе «Звездный лабиринт».

Вихров бился над расшифровкой этого сигнала уже четвертые сутки, однако ничего похожего на логически связанную информацию у него не получалось! Последние две попытки дали совсем уж безумный результат – оба раза компьютер заявил, что в информкод сигнала входит биологическая составляющая!!! Однако вычленить эту составляющую компьютер не смог.

Признаться, Игорь не видел связи между исчезновением Свена Юриксена и отправкой этого странного сигнала, кроме, пожалуй, того, что эти события произошли практически одновременно. Но в поисках хотя бы крохотного следа навигатора-два он хватался за любую соломинку. Именно этим поискам он отдавал все свое свободное от вахт время.

Тревожило командира «Одиссея» еще и то обстоятельство, что рядовой Яшин совершенно прекратил свои мысленные разговоры с неуловимым «спасителем». Два раза в сутки Вихров связывался с Кокошко и неизменно получал один и тот же ответ – рядовой «молчит»! Что это значило?! «Спаситель» внушил своему неофиту все что нужно и на время умолк или же он смог каким-то образом продолжать свои «наставления», умело обходя подслушивающие устройства?!

Все эти загадки угнетали Игоря, а кроме того, его командирство постепенно возводило незримую преграду между ним и его прежними товарищами – Бабичевым, Верхоярцевым, Строем... Пожалуй, только Володька Ежов по-прежнему держался с Вихровым как с другом... как со старшим другом – с добрым уважением и без заискивания.

Игорь прекрасно помнил, что и прежний командир линкора был одинок, стоял чуть в стороне, ото всех и над всеми. Но для Старика одиночество было прерогативой возраста, жизненного опыта, авторитета, а Вихров был слишком молод для него!

Навигатор-три вздохнул и склонился над клавиатурой компьютерного блока, собираясь ввести очередную задачу, однако в этот момент он почувствовал, что его вызывает первый ассистент главного врача линкора.

«Слушаю вас, Виталий Сергеевич», – отозвался Вихров и немедленно услышал «голос» Кокошко:

«Наш рядовой заговорил!»

«С тем же собеседником?»

«С ним. Разговор был очень коротким, но... У вас есть время заглянуть к Ирвингу?»

«Сейчас буду...» – ответил Игорь и, быстро выключив компьютерный блок, он перенесся в биолабораторию.

Кокошко сидел перед компьютерным блоком, и на его висках поблескивали датчики дешифратора. Не отрываясь от прослушивания, врач негромко проговорил:

– Одну секунду, Игорь Владимирович!..

И точно, спустя секунду он перебрал пару клавиш на клавиатуре блока, стянул с головы тонкий обруч и протянул его Игорю:

– Вот, послушайте!

Игорь пристроил датчики на виски, и Кокошко включил запись.

Сначала в голове у Вихрова стояла тишина, нарушаемая какими-то странными «вздохами». Игорю показалось, что кто-то большой и неуклюжий пытается думать, но никак не может решить, с чего начать. Потом едва слышно проклюнулась первая мысль:

«...конечно, слышу...»

И снова последовало «молчание», а затем мысли побежали четче и быстрее с короткими паузами:

«Да, понимаю...»

...

«Да, я готов, я могу двигаться...»

...

«Понял... буду... обязательно буду...»

...

«Хотя бы лицо и руки!.. И ноги!..»

Затем снова повисла тишина.

Игорь было решил, что это конец записи, но тут же услышал невнятное, вялое:

«Ну вот, теперь скоро... И я снова стану... стану человеком... И у меня будет лицо... и руки...»

Мысль угасла, воцарилась полная тишина.

Навигатор стянул обруч с датчиками, аккуратно положил его на рабочий стол и посмотрел на Кокошко.

– Это все, – подтвердил его невысказанную мысль врач. – Коротко, но, по-моему, вполне ясно.

– Скоро... – задумчиво протянул Вихров. – Но что именно – «скоро»?

– Меня смущает другое, – с каким-то внутренним напором произнес Кокошко. – Яшин явно мечтает о... руках, ногах, лице... Мечтает получить хотя бы эти... к-хм... детали человеческого облика. Но дело в том, что его Превращение сдвинулось с мертвой точки! Пойдем, я вам его покажу.

Они перешли в лабораторный зал, где на своей высокой постели по-прежнему лежал рядовой Яшин, но теперь он выглядел совершенно по-другому. Бесформенная туша, почти лишенная конечностей, превратилась в практически нормальное человеческое тело. Правда, руки были чрезмерно длины – восьмипалые ладони доходили до колен коротких толстых ног, не имевших коленных суставов, грудная клетка непомерно раздута, а большая шишковатая голова лежала прямо на плечах, так что, казалось, ее невозможно повернуть в сторону. И все-таки Монстр явно начал приобретать человеческие черты. Кроме того, Вихров сразу заметил, что на трехглазом, безносом лице прорезался тонкогубый рот – раньше лица просто не было! Но самое главное – сколько Игорь ни вглядывался в это лицо, он не замечал в нем никаких трансформаций, свойственных фазе Клоуна.

– В фазу Клоуна он, по-видимому, еще не перешел?.. – спросил навигатор-три, обернувшись к врачу. – Я не вижу никаких спонтанных изменений внешности.

– Нет, он как раз в фазе Клоуна! – возразил Кокошко. – Вот, смотрите!

И он указал на правую ладонь Яшина. Мизинец на этой ладони едва заметно сокращался, одновременно словно бы «усыхая».

– Просто фаза Клоуна у него протекает в ритме всего Превращения – вяло, замедленно, без броских, стремительных изменений. Но, я бы сказал... упрямо, без перерывов. В организме постоянно что-то меняется!

Кокошко взглянул на Вихрова и глухо кашлянул:

– Но я хотел обратить ваше внимание на другое. У Яшина уже имеются ноги, руки и лицо, более того, он уже встает на ноги и пытается что-то делать своими руками, а в разговоре со своим... «спасителем» продолжает выпрашивать себе руки, ноги, лицо. Получается, что он не осознает происшедших в его организме перемен!.. Или же...

Врач неожиданно замолк, словно не решаясь закончить свою мысль. Но Вихров требовательно переспросил:

– Что – «или же»?

– Или же... – неуверенно протянул Кокошко, – ...ему внушают, что никаких изменений в его организме не происходит!

– Стороннее воздействие?.. – уточнил навигатор.

– С целью сохранить сторонника... – подтвердил это уточнение врач невольным каламбуром.

– Вы думаете, такое внушение возможно?.. – В голосе Вихрова звучало сомнение.

– Не забывайте, Игорь Владимирович, что Яшин находится в фазе Клоуна. Этот этап Превращения характерен тем, что постоянным изменениям подвержены не только внешность и внутренние органы организма, но и процесс мышления. Возможно, в какие-то моменты Яшин полностью осознает свое состояние, но эта осознанность непрочна, сменяется полной потерей реальности!

– Да... – задумчиво кивнул Вихров, вспоминая свое собственное состояние, свою собственную растерянность, когда он стоял перед зеркалом в туалетной нише своей каюты и наблюдал за стремительными трансформациями своего лица. – В таком состоянии чужая мысль действительно может показаться чем-то единственно прочным... основательным.

– И все-таки нам не плохо бы было знать, где и когда «обязательно будет» наш подопечный?! – вернулся к перехваченному «разговору» рядового Яшина Кокошко. – Возможно, от этого зависит будущее всех нас!

– Я не думаю, что вопрос стоит так радикально, – улыбнулся в ответ Вихров. – Даже если все имеющиеся на корабле монстры, включая магистралов, поднимут мятеж, вряд ли им удастся долго противостоять потенциальным полным суперам... Хотя, я думаю, что до такого мятежа дело тоже не дойдет!

– Я бы с вами согласился, если бы супера были едины и хорошо организованы, – не согласился врач. – Но если среди суперов начнется драка за власть, монстры могут оказаться той силой, что станет решающей каплей на чаше весов!

– Да, это так... – после короткого раздумья кивнул Игорь. – Значит, вы продолжаете наблюдать за нашим рядовым, а я попробую переговорить с одним из магистралов.

– Когда? – Кокошко внимательно посмотрел на Вихрова.

– Да прямо сейчас, – ответил тот. Он давно уже выбрал для этого разговора подходящего, по его мнению, магистрала, но пропажа Стива Юриксена отвлекла его от этой проблемы. Представив себе гладкое, без носа, бровей и рта лицо с двумя парами ярко-синих глаз, он мысленно позвал: «Сергей!.. Есин!..»

И почти сразу же получил ответ:

«Да, я слушаю!..»

«Это тебя... Вихров беспокоит, мне с тобой поговорить надо!»

«Я у себя в каюте», – ответил третий ассистент главного механика линкора, и было непонятно, приглашает ли он командира к себе или просто информирует, насколько далеко находится, чтобы тот решил, будет ли мыслеобмен достаточно надежным.

«Я загляну к тебе?..» – уточнил Игорь и услышал в ответ короткое:

«Жду!»

Спустя секунду Вихров стоял у двери, ведущей в каюту Сергея Есина. Едва он приложил ладонь к идентификационной пластине, как дверь приоткрылась, словно приглашая его войти. И он вошел.

Каюта третьего ассистента главного механика была стандартной, хотя вместо обычной кровати посреди помещения был устроен широкий, низкий лежак. Кресло у индивидуального компьютерного блока было заменено невысоким крепким табуретом, на котором и восседал Сергей, поджидая своего гостя. Едва Игорь переступил порог каюты и аккуратно прикрыл за собой дверь, как в его голове раздался «голос» Есина:

«Присаживайся на кровать...»

Игорь опустился на краешек широкого лежака и внимательно всмотрелся в лишенное эмоций лицо хозяина каюты. Он не думал, с чего начать разговор, ситуация складывалась таким образом, что наилучшим началом было рассказать Есину правду.

Однако Сергей понял этот взгляд по-своему:

«Что, командир, не нравится тебе моя физиономия?!»

Мысль была не злой, а горькой, и только слово «командир» имело легкий иронический оттенок.

«Лицо как лицо... – спокойно ответил Вихров. – Я в своем зеркале и не такие лица видел, а при необходимости и сейчас могу себе любую рожу состряпать!»

«А вот я себе не могу другую рожу состряпать!.. – с еще большей горечью „продумал“ Сергей и тут же оборвал сам себя: – Да я уже начал привыкать к своей... роже. – Он вроде бы мысленно вздохнул и спросил: – Так что у тебя за дело, командир?!»

«Дело серьезное, Сергей. На корабле объявился какой-то... „спаситель“. Он ведет мыслеобмен с Монстрами и обещает вернуть им человеческий облик в обмен на помощь... Вот только непонятно, в чем должна заключаться эта помощь!.. Наши медики чисто случайно поймали обрывок мыслеобмена этого „спасителя“ с одним из десантников, застрявших в фазе Монстра, и сумели его расшифровать. Мы знаем, что скоро назначен общий сбор, но вот что именно собирается сделать этот „спаситель“ – неизвестно. К тебе с таким „разговором“ никто не обращался?!

Есин ответил не сразу, и в его мыслях была некоторая растерянность.

«Нет... Никакой „спаситель“ не вступал со мной в мыслеобмен... А этот десантник... застрявший в фазе Монстра... он что... тоже не станет... человеком».

«Нет, он скорее всего останется магистралом. Но уже то, что в его организме возобновились мутационные процессы, – очень хорошо, до этого он шесть месяцев не мог выйти из фазы Монстра. Ирвинг и Кокошко боялись, что он погибнет!»

Неожиданно Сергей отвернулся к стене и буквально выдавил из себя следующую мысль:

«Ты не обижайся, командир, но если кто-то предложит мне способ хоть каким-то образом сбросить эту... оболочку, вернуться в человеческий образ, стать супером – не важно, я сделаю для этого „кого-то“ все, что угодно!.. – Он чуть „помолчал“ и добавил: – Пойду, куда мне укажут, и сделаю, все что угодно!! И не осуждай меня, командир, ты представить себе не можешь, что это такое – таскать такую личину».

Он так же неожиданно повернулся к Игорю, и тот вдруг увидел, что из всех четырех, лишенных век глаз катятся крупные слезы. В то же мгновение белесые плотные пленки прикрыли яростно пылавшую синь глаз, а шестипалые ладони легли на широкую неподвижную маску, заменявшую Есину лицо.

И снова потянулась мысль магистрала, обращенная к своему бывшему товарищу, но теперь она была быстрой, путаной, рваной:

«Ты себе представить не можешь, что это такое – магистрал!! Ишь, слово-то какое, „умное“ и вроде бы даже совсем необидное! А что за ним?!! – Последовала короткая пауза, а потом словно плевок отвращения: – Недоделок!!! Пока я был один в своей каюте, я еще мог воспринимать свое изуродованное тело достаточно спокойно: что делать – последствия болезни. Тем более что все мои привычные навыки, моя память, мои знания, умения, моя былая гибкость и сила восстановились полностью. Я даже приобрел кое-какие новые способности... вроде бы в качестве компенсации за потерянный внешний вид. Но когда я вернулся на службу, мне стало понятно, что потерял я гораздо больше, чем приобрел!! Другие получили способности, в разы превышающие мои, и ничего не потеряли! И я никогда не смогу не то что соперничать, даже приблизиться к ним, стать рядом!!»

Сергей сбросил ладони с лица, и на Вихрова снова глянули четыре ярких, синих глаза.

«Ты знаешь, командир, мне ведь... необходимо спать! Тебе – нет, а мне – обязательно! Хотя бы четыре часа в сутки!! Мне надо есть, хотя я и могу напрямую потреблять кое-какую энергию. У меня... – он буквально грохнул кулаком в свою закованную мышцами грудь, – три сердца и два желудка, но мне необходима эта комнатка! – Он ткнул в направлении туалетной ниши. – У тебя нет запасных сердец или легких, но ты при необходимости просто вырастишь себе новые... И тебе не надо раздеваться, чтобы освободиться от отходов своего метаболизма!! Я слышал даже, что ты без вреда для здоровья можешь выйти в открытый космос!! А я – нет!!! Я уже не человек, но никогда не стану супером!»

Он опустил голову и, уставившись взглядом в пол, закончил:

«Вот поэтому я сделал бы все, что угодно, для того, кто выведет меня из этого... капкана... в любую сторону!!!»

Третий ассистент главного механика линкора «замолчал», голова его была покаянно опущена, но последняя фраза была «продумана» им твердо... необратимо!

Несколько секунд длилось молчание, а затем Вихров «проговорил»:

«Мне кажется, ты наговариваешь на себя с... отчаяния...»

Есин поднял голову, и его нечеловеческие глаза взглянули прямо в лицо Игорю, и тот увидел в них напряженный вопрос.

«Неужели ты, к примеру, сможешь взорвать линкор?.. Убить три с половиной сотни своих товарищей, чтобы самому стать... человеком?.. Да и станешь ли ты в таком случае человеком?.. Даже если тебе предложат в обмен на человеческую внешность убить хотя бы одного из твоих товарищей, и то ты будешь долго размышлять, и я не уверен, что твоим решением станет согласие! Слишком ты торопишься, заявляя, что готов на все!»

Долгую минуту голубые, ставшие похожими на весенний лед глаза Сергея вглядывались в лицо Игоря, но наконец они как-то помягчели, и Вихров услышал чуть смущенную мысль:

«Поймал ты меня... командир!»

«Ты себя загнал... Я тебя поймал!»

«Ну, раз поймал, мы решим это дело так... – Голубые глаза Есина снова заледенели. – ...Если ко мне обратится этот... „спаситель“, я сначала узнаю, что он от меня потребует, а уж потом буду решать, принимать его предложение или... соглашаться!»

«Хорошо! – по привычке кивнул Вихров. – Пусть будет так!»

Он встал с лежака и шагнул к выходу, но его остановила мысль Есина:

«Игорь, ты не обижайся, что я к тебе на „ты“ обращаюсь. Это ж у нас неофициальный разговор, при посторонних я всегда буду выдерживать субординацию».

Вихров повернулся и с улыбкой ответил:

«Да я и не обижаюсь, я и командир-то поневоле! – И вдруг его лицо стало совершенно серьезным. Ему в голову пришла неожиданная мысль, и он ее тут же озвучил: – А насчет твоей внешности... Мне кажется, можно попробовать ее поправить!»

Сергей медленно поднялся со своего табурета и выпрямился во весь свой гигантский рост.

«Так не шутят!!!» – Его мысль зазвенела от боли.

«Я не шучу! – пожал плечами Игорь. – Конечно, надо сначала как следует подумать, прикинуть, как и что делать, разработать план воздействия на костную и мышечную структуру, но в принципе, я думаю, это выполнимо. Не обещаю тебе, что ты получишь своепрежнее лицо, да и будет ли оно монтироваться с твоей теперешней фигурой, но человеческое лицо – вполне можно попробовать!»

«Ну так... пробуй!» – Мысль магистрала была ломкой, как тонкий ледок.

Вихров отрицательно покачал головой:

«У меня появился пока только замысел. А реализовывать его скорее всего буду не я».

«А кто?!!»

«Врачи, биологи...»

Есин опустил голову и словно бы успокоился.

«Я подожду... Я подожду... И спасибо тебе, даже если ничего не получится!..»

Он снова опустился на табурет и отвернулся к стене. Игорь понял, что Сергея надо оставить одного, и, неслышно ступая, вышел из каюты.

Четыре дня спустя во время очередной вахты главный штурман «Одиссея» подошел к навигаторской консоли и, явно смущаясь, обратился к Вихрову:

– Игорь Владимирович, у меня к вам имеется разговор... приватный.

«Так давайте поговорим...» – ответил Игорь мысленно.

«Я еще не совсем привык общаться... таким образом... – начал было Шохин, но вдруг согласился: – Но давайте попробуем...»

«Слушаю вас, Юрий Владимирович». – Вихров повернулся к основному монитору панели и положил пальцы на клавиатуру. Шохин мысленно вздохнул и начал:

«Командир полулегиона Звездного десанта бригадный генерал Эндрю Бейтс подал мне официальный рапорт!»

«Вам?!» – не слишком сильно удивился Вихров.

«Я сам был удивлен, но когда ознакомился с содержанием этого рапорта... Вы знаете, Бейтс действует в полном соответствии с Уставом Космофлота!..»

«С его частью второй, разделом четвертым „О порядке обжалования действий командира звездолета, находящегося в длительном, автономном полете“.

«Как вы догадались?!!» – изумился Шохин.

«Юрий Владимирович, я сам подсказал Бейтсу, каким образом он может обжаловать мои действия».

«Зачем?!!» – еще более изумился Шохин.

Вихров обернулся и внимательно взглянул в глаза штурману:

«В руках Бейтса сосредоточена серьезная сила. Я предпочитаю, чтобы он действовал в рамках действующего закона!»

«Вы думаете... Вы считаете, что он может...» – Шохин явно не мог подобрать нужного слова.

«Скажем, я просто подстраховываюсь!»

Игорь снова повернулся к экрану.

«Но... тогда мы обязаны рассмотреть рапорт бригадного генерала!» – растерянно подумал штурман.

«Вы уже составили офицерскую комиссию?» – спокойно поинтересовался Игорь.

«Н-нет... – чуть запнувшись, ответил Шохин, но это в общем-то несложно».

«Председателем будете вы?.. – не то спросил, не то констатировал факт Вихров. – А в состав войдут Борцов, Климов и Ерш?..»

«Скорее всего так...» – согласился Шохин.

«В таком случае, Юрий Владимирович, назначайте дату рассмотрения рапорта господина бригадного генерала».

Шохин отошел к своему месту и на следующее утро известил Игоря о том, что рапорт Бейтса будет рассматриваться на закрытом заседании офицерской комиссии при участии бригадного генерала и Вихрова.

Вечером того же дня в малой офицерской кают-компании собрались пятеро офицеров-космолетчиков и бригадный генерал Звездного десанта.

Бейтс явился на заседание комиссии в сопровождении двух своих адъютантов, однако те не были допущены в кают-компанию. Поэтому, когда генерал переступил порог, блистая орденами на груди парадного комбеза, он был в сильнейшем раздражении. Четыре старших по званию офицера-космолетчика сидели за длинным голым столом, на них также красовались парадные комбинезоны, но в отличие от генеральского они были украшены всего лишь орденскими планками. Увидев эти скромные регалии, Бейтс несколько остыл – у каждого из космолетчиков наград было не меньше, чем у него самого, а на груди штурмана виднелись цвета трех высших орденов Земного Содружества!

Над столом перед каждым из членов офицерской комиссии был развернут экран автономного мобильного информационного блока – небольшой прямоугольник базового поля, окаймленный оранжевой каймой, на котором высвечивался одинаковый текст, но только двое из них читали предложенную информацию. Главный штурман и главный канонир «Одиссея» о чем-то негромко переговаривались.

Вихров сидел напротив длинного стола комиссии в удобном кресле и задумчиво рассматривал чистый белый потолок кают-компании.

Увидев, что генерал вошел, Шохин прервал свой разговор, встал и указал Бейтсу на второе кресло, стоявшее метрах в двух от кресла Вихрова.

– Присаживайтесь, господин бригадный генерал.

Затем, чуть наклонившись вперед, он оглядел сидящих за столом офицеров и негромко произнес:

– Начнем, господа.

Трое членов комиссии, как по команде, посмотрели на своего председателя и откинулись на спинки кресел.

– Как я вам уже сообщал, господа офицеры, командир полулегиона Звездного десанта бригадный генерал Эндрю Бейтс направил мне рапорт, в котором, ссылаясь на часть вторую, раздел четвертый Устава Космофлота, потребовал расследования действий командира линкора-ноль «Одиссей» навигатора-три Вихрова Игоря Владимировича. Бригадный генерал Бейтс считает действия навигатора-три Вихрова некомпетентными, угрожающими нормальной работе команды звездолета. Впрочем, я не буду повторять содержание рапорта, поскольку вы уже ознакомились с его текстом. Признаюсь, я впервые столкнулся с такой ситуацией... В смысле, с фактом обращения к этому положению Устава, и не имею достаточного опыта в... э-э-э... работе такого рода комиссий!.. – Шохин на секунду замолчал, потеряв, видимо, нить рассуждений, а затем быстро закончил: – Прошу членов комиссии высказаться по сути рассматриваемого нами дела!

Однако члены комиссии не торопились высказываться. Они переглядывались, быстро отводя взгляды, делали вид, что внимательно вчитываются в текст рапорта... И тут неожиданно раздался голос Игоря Вихрова:

– Господин председатель комиссии, я не был ознакомлен с текстом рапорта господина бригадного генерала, хотя, как мне кажется, меня он касается в наибольшей мере. Может быть, вы дадите мне возможность узнать, в чем, собственно говоря, меня обвиняют?!

– Да, конечно... Егор Максимович, – обратился Шохин к главному канониру, – зачитайте, пожалуйста, рапорт бригадного генерала.

Климов кивнул, внимательно вгляделся в экран и начал читать:

– Главному штурману линкора-ноль «Одиссей» генерал-майору Космофлота Земного Содружества Шохину Юрию Владимировичу. Рапорт. На борту линкора-ноль «Одиссей», выполняющего автономный полет по заданию Высшего Совета Земного Содружества, сложилась невозможная ситуация. К командованию линкором пришел навигатор-три Вихров Игорь Владимирович, человек, не готовый исполнять столь серьезную должность ни по возрасту, ни по служебному опыту, ни по своим личным качествам. В частности, он ставит перед командованием полулегиона Звездного десанта непонятные, плохо сформулированные задачи, явно имея целью дискредитировать командира данного подразделения лично и весь командный состав в целом. Кроме того, Вихров Игорь Владимирович предпринимает меры по недопущению к руководству линкором полковника Космофлота, навигатора-два Свена Юриксена. На последнем совещании было объявлено, что господин Юриксен приступит к исполнению обязанностей командира линкора в ближайшее время, однако этого не случилось, более того, в каюту Юриксена, где он должен находиться, медицинская служба не допускает никого! Считая такое положение недопустимым и в соответствии с Уставом Космофлота – частью второй, разделом четвертым «О порядке обжалования действий командира звездолета, находящегося в длительном, автономном полете» прошу вас рассмотреть соответствие Вихрова Игоря Владимировича занимаемой должности. Бригадный генерал Звездного десанта Эндрю Бейтс.

Главный канонир «Одиссея» закончил чтение, сурово посмотрел на генерала, однако ничего не сказал. Вместо этого он наклонился к главному связисту «Одиссея» Властимилу Ершу и что-то прошептал ему на ухо.

– Господин бригадный генерал, – обратился Шохин к Бейтсу, – у вас есть что добавить к вашему рапорту?

– Безусловно... – Генерал поднялся со своего кресла и, зайдя за него, положил ладони на спинку. – ...Мне непонятно, почему высшие офицеры команды «Одиссея» сами не... э-э-э... задали себе вопрос, с какой стати командование элитным звездолетом Земли получил... дерзкий, неопытный мальчишка. Неужели вы, уважаемый Юрий Владимирович, менее опытны в управлении линкором, чем господин... капитан. А в бою вы, Егор Максимович, наверняка сможете действовать гораздо более эффективно, чем господин Вихров!..

– Одну секунду, господин бригадный генерал! – неожиданно и очень жестко остановил Бейтса Климов. – Ваши рассуждения не только лишены смысла, но и противоречат Уставу Космофлота. Часть первая, раздел второй Устава гласит, что командовать боевым звездолетом любого класса имеет право только офицер, имеющий подготовку навигатора. А раздел шестой той же первой части устанавливает преемственность власти в случае невозможности командира корабля исполнять свои обязанности! Навигатор-три Вихров занял должность командира корабля в полном соответствии с уставом и освободит ее в случае выздоровления навигатора Юриксена, все в том же полном соответствии с Уставом. И еще, ваше выступление, которое мы только что прослушали, не имеет никакого отношения к рассматриваемому нами делу. По своей компетенции мы можем... – Тут он сделал короткую паузу, а потом, бросив быстрый взгляд в сторону Вихрова, поправился: – ...Мы обязаны... рассмотреть факты, подтверждающие некомпетентность нашего командира. В вашем рапорте указано, что он... – Егор Максимович наклонился к экрану и прочитал: – «...он ставит перед командованием полулегиона Звездного десанта непонятные, плохо сформулированные задачи, явно имея целью дискредитировать командира данного подразделения лично и весь командный состав в целом...» Вот и поясните, что это за задачи, в чем изъян их формулировок, какая такая дискредитация следует из этих заданий?

Бейтс, слегка опешивший от такого резкого выговора, сделанного офицером, которого он числил в своих единомышленниках, несколько секунд растерянно смотрел на главного канонира, а затем, дважды кашлянув, заговорил несколько иным тоном:

– Я, право, не очень хорошо понимаю... Ну, хорошо. Навигатор-три требует от меня разработать какой-то особый план подготовки бойцов вверенного мне полулегиона в связи с тем, что они якобы получили какие-то необычные качества после той эпидемии, что произошла на линкоре. Я представил подробный план занятий бойцов, но господин... э-э-э... командир линкора объявил этот план... недостаточным! Мне, однако, совершенно неясно, какие новые качества необходимо тренировать у десантников?!

Все четверо офицеров-космолетчиков, сидевших за столом, удивленно уставились на генерала, а затем Шохин как самый старший задал вопрос:

– Вы что, действительно не представляете, какие способности имеют потенциальные полные супера?!!

Генерал гордо выпрямился и с неким даже пафосом заявил в ответ:

– В полулегионе, которым я имею честь командовать, нет ни потенциальных, ни полных, ни суперов. У меня служат люди – сильные, смелые, прекрасно подготовленные, но только люди!!

Теперь уже все четверо, сидящих за столом офицеров посмотрели на Вихрова, но тот только пожал плечами.

– То есть вы утверждаете, что ваши десантники совершенно не изменились в результате Превращения? – переспросил все тот же Шохин.

– Ну, почему же? – генерал немного смутился. – Конечно, тяжелая, продолжительная болезнь не могла не сказаться на состоянии людей. Некоторые из них, как вы, конечно, знаете, не пережили этого тяжелейшего заболевания, некоторые... э э э... получили увечья, но подавляющее большинство полностью излечились и, по утверждению корабельной медицинской службы, готовы к несению службы!!

– Ясно... – медленно протянул Шохин.

И снова в разговор вмешался Вихров:

– Господин председатель комиссии, у меня имеется официальное медицинское заключение о физиологических возможностях человеческого организма, прошедшего Превращение. Прошу комиссию ознакомиться с этим документом!

Навигатор-три встал, подошел к столу и протянул Шохину маленький информационный кристалл.

Главный штурман уложил кристалл в считывающее устройство информационного блока и запустил воспроизведение. Все четыре экрана, мерцавшие перед членами комиссии, на мгновение «схлопнулись», и тут же снова возникли, имея уже совсем другой текст. Члены комиссии приникли к своим экранам, вчитываясь в медицинское заключение, подписанное тремя главными медиками корабля, в числе которых значился и главный врач «Одиссея». А Вихров в то же время продолжал говорить:

– Как видите, физиологические возможности десантника в результате Превращения значительно расширились и стали многограннее. Хочу подчеркнуть, что это усредненные данные, я бы даже сказал, это минимальные данные по выборке среди потенциальных полных суперов. Индивидуальные возможности каждого десантника гораздо многообразнее и шире. Освоение и тренировку именно этих возможностей я и имел в виду, давая поручение командиру подразделения Звездного десанта, базирующегося на «Одиссее», разработать план переподготовки бойцов.

Властимил Ерш поднял глаза от экрана и неуверенно предположил:

– Но, возможно, господин бригадный генерал не осведомлен о новых возможностях своих бойцов?..

Вихров удивленно поднял бровь:

– Прежде всего господин бригадный генерал сам владеет всеми указанными в предложенном вам документе способностями. Кроме того, он по моей просьбе ознакомлен с этим заключением под роспись десять дней назад!

Все четверо членов комиссии обратили свои взгляды к бригадному генералу, словно бы спрашивая его, чем же он в таком случае недоволен, а тот лихорадочно искал аргументы в свою защиту и не находил их, проклиная себя за то, что сам подписался под этим злосчастным медицинским заключением!! Наконец Шохин не выдержал и спросил напрямую:

– Господин генерал, получается, что командир линкора не только был вправе дать вам поручение подготовить план переподготовки десантников, он был просто обязан это сделать! И ничего непонятного и неверного в этом поручении нет!! Так на что же вы жалуетесь?.. В чем вы обвиняете навигатора-три Вихрова?.. Где вы видите некомпетентность или слабую подготовку?!

И тут стоявший за своим креслом Бейтс буквально взревел:

– Да вы что, не понимаете?!! Этот... молокосос узурпировал власть на линкоре!! С помощью своих друзей... своих сообщников он сначала добился у беспомощного командира отстранения от руководства флаг-навигатора Эдельмана, а теперь убрал и навигатора-два Юриксена!! Вы что не понимаете, что Юриксена нет на линкоре!! Его вообще нигде нет!! Я не знаю, что и как проделал этот... Монстр... – Он, не оборачиваясь, ткнул пальцем в направлении Вихрова. – ...Но он смог уничтожить Юриксена!!!

Генерал вышел из-за своего кресла и с каждым словом все ближе подходил к столу комиссии. Наконец он крепко вцепился пальцами обеих рук в столешницу и заорал, брызгая слюной, прямо в лица сидящим за столом офицерам:

– Если вы сегодня не остановите этого монстра, завтра он уничтожит и вас!!!

Шохин встал и через голову Бейтса обратился к навигатору-три:

– Игорь Владимирович, Свена Юриксена действительно нет в его каюте.

«Ну вот и все... – устало подумал Вихров. – Теперь в лучшем случае пойдут бесконечные, бессмысленные объяснения и препирательства... А может, это и к лучшему!..»

Но тут перед его мысленным взором встало суровое лицо Старика, и его стальные глаза глянули в лицо Игоря с немым укором!

– Последний раз я был у Свена Юриксена десять дней назад. Он находился в своей каюте, и по уверениям врачей у него заканчивалась фаза Идентификации... Хотя я заметил, что у Юриксена все еще наблюдались слабые проявления фазы Клоуна. После этого я Свена больше не видел.

– А вы спросите Кокошко! – снова взревел Бейтс. – Спросите у первого ассистента главного врача!! Это мне он мог рассказывать глупые байки об ухудшении состояния Юриксена, а вам не посмеет!! Он подтвердит, что навигатора-два давно уже нет в каюте, нет на корабле!!!

– Я думаю, не стоит привлекать к этому разбирательству еще кого-нибудь! – твердо возразил главный канонир линкора. – Так мы дойдем до того, что нам придется опрашивать всю команду!

– Да что мы тут будем переливать из пустого в порожнее, – поднялся на ноги Властимил Ерш. – Пойдем к Юриксену и все выясним!

После этих слов в кают-компании на секунду воцарилась тишина, а затем Шохин спросил у Бейтса:

– Вы не возражаете, господин бригадный генерал?..

– Я на этом настаиваю!! – прохрипел Бейтс сорванным горлом.

Шохин повернулся к Вихрову:

– А вы, Игорь Владимирович?..

– Я на этом не настаиваю, – усмехнулся навигатор-три, – но и не возражаю.

– Ну что ж, я объявляю перерыв в заседании комиссии и предлагаю всем проследовать в каюту второго ассистента командира корабля Свена Юриксена, – принял решение Шохин.

Бейтс крутанулся на месте и уперся яростно пылающими глазами в лицо Вихрова:

– Вот ты и попался, голубчик!! Теперь тебе придется объяснить, как ты убрал Свена Юриксена, да не мешало бы разобраться и со смертью нуль-навигатора!!!

– Нет, – покачал головой Игорь, – это вам, господин генерал, придется объяснять, как и куда можно «убрать» потенциального полного супера. Я не представляю, как это можно сделать!

– Ничего... – с лица Бейтса не сходила злорадная улыбка, – ...я все объясню!! Я выведу тебя и твою шайку на чистую воду!!!

Члены комиссии вышли из кают-компании в вестибюль, и Вихров последовал за ними. Бригадный генерал шел следом за навигатором, бормоча что-то неразборчивое. Игорь мог бы немедленно перенестись к дверям каюты Юриксена и подозревал, что на такое способны и офицеры команды, однако Бейтс, оказавшись за дверями кают-компании, быстрым шагом обогнал офицеров-космолетчиков и устремился по вестибюлю в сторону жилого комплекса команды. Так что всем пришлось идти пешком.

Впрочем, расстояние до личной каюты второго ассистента командира корабля было невелико, и через пару минут они уже были на месте. Шохин остановился у дверей каюты и слегка растерянно повернулся к Вихрову.

– Надо было все-таки пригласить Виталия Сергеевича, – огорченно проговорил он. – Без него, боюсь, мы не сможем попасть в каюту!..

– Ну, почему, – пожал плечами Игорь, – дайте знать Юриксену, что к нему пришли.

И он указал взглядом на гостевую сигнальную кнопку, а потом протянул руку и нажал на нее.

Ответа не последовало. Бейтс торжествующе оглядел членов комиссии.

– Может, все-таки вызвать Кокошко?.. – недовольно спросил Климов. – Долго мы будем стоять здесь толпой?..

Вихров снова прикоснулся к гостевой кнопке, и вдруг магнитная защелка щелкнула, открывая дверь.

Игорь чуть толкнул дверь, и та беззвучно скользнула в сторону, открывая вход в затемненную каюту. Там кто-то был!

Навигатор-три первым шагнул через порог и быстро оглядел помещение. Койка была аккуратно заправлена, словно уже несколько суток на нее никто не ложился. Информационный блок не только выключен, но и отсоединен от энергоносителя, однако рядом с темным экраном тлела звездочка ночника. И в этом слабом свете отчетливо была видна высокая человеческая фигура, стоявшая у самой стены. На ее приподнятой ладони лежал крошечный информационный кристалл, над которым светилась небольшая полусфера. Внутри этой полусферы виднелась головка светловолосой женщины, ее лицо озаряла ясная улыбка, губы шевелились, но тишина в каюте ничем не нарушалась.

Из-за спины Игоря донесся едва слышный шепот Климова:

– Господа, пройдите в каюту, право, неудобно!

Вихров шагнул вперед и чуть вправо, освобождая дверной проем, следом за ним вошли Шохин и Бейтс. Климов и Ерш остановились у порога. Все неотрывно смотрели на замершую у стены фигуру.

Больше минуты в каюте стояла оглушительная тишина, а затем изображение над ладонью обитателя каюты погасло, и из полумрака донесся тихий, но вполне человеческий вздох. А затем раздался спокойный, с едва слышной грустинкой голос:

– Слушаю вас, господа...

– Кто вы?! – тут же задал свой вопрос Бейтс.

В ответ послышалось ироничное хмыканье, а затем освещение скачком усилилось, и гости увидели, что около информационного блока стоит Свен Юриксен. Он сильно изменился – стал гораздо выше, тоньше, стройнее, его лицо избавилось от глубоких морщин над переносицей и складок в углах рта, синева глаз стала ярче... но все-таки это был Юриксен, и не узнать его было нельзя!

– Вы что же, господа, не знали, в чью каюту зашли?..

Насмешка прозвучала довольно грустно, но это была насмешка.

– Да, вот, господин навигатор, – смущенно пояснил Шохин, – генерал Бейтс почти уверил нас, что вы... того... пропали или даже... уничтожены!..

Юриксен внимательно посмотрел на бригадного генерала и неожиданно произнес:

– Он соврал!

– Но я... Я только... – начал растерянно мямлить Бейтс, – ...но это было только предположение, которое...

– А высказали вы это предположение для того, чтобы сместить Вихрова! – жестко перебил его Юриксен.

Бейтс хотел что-то сказать, но Юриксен поднял руку, останавливая генерала, и, повернувшись к Вихрову, продолжил:

– Я, командир, сам собирался к вам с визитом и вот с этим... – Юриксен шагнул к Вихрову и протянул ему небольшой лист писчего пластика.

Игорь быстро прочитал переданный ему документ, а затем протянул его Шохину:

– Ознакомьтесь Юрий Владимирович!

– Копия этого рапорта, – проговорил Юриксен, – оставлена мной в базе Главного компьютера корабля.

Главный штурман «Одиссея» поднял удивленный взгляд на навигатора-два и спросил:

– Но почему?! Почему вы... подаете в отставку?! И что собираетесь делать на корабле до возвращения на Землю?!!

– Я не собираюсь оставаться на корабле, – просто ответил Свен. – Я ухожу... ухожу навсегда!..

Вихров резко обернулся к стоящим рядом с ним офицерам и коротко приказал:

– Господа, прошу вас покинуть каюту! Мне необходимо переговорить с господином Юриксеном наедине!

– Да, конечно, – ответил за всех Шохин, и офицеры быстро покинули каюту.

– Можно мне присесть?.. – спросил Вихров, внимательно глядя в лицо Юриксена.

Тот улыбнулся и показал на стоявшее около информационного блока кресло.

– Устал или... слишком удивлен?..

– Да нет, – слабая улыбка проступила на губах Вихрова, – просто привычка разговаривать сидя.

Он устроился в предложенном кресле и снова внимательно поглядел на Юриксена:

– Так в чем дело?.. Почему вы покидаете пост командира корабля и... уходите?..

Свен медленно покачал головой:

– Я не покидаю пост командира корабля, я этот пост не занимал, и он мне... не нужен. – Его взгляд стал отрешенным, он словно бы смотрел внутрь себя. – Я ухожу, потому что... так хочу, потому что таково мое желание.

– Но кроме наших желаний есть еще долг, присяга, человеческое достоинство, наконец!

Голос Вихрова звучал жестко, может быть, слишком жестко, однако он не тронул Свена. Тот снова покачал головой:

– Я никому ничего не должен, свою присягу я выполнил, и я – не человек, так что человеческое достоинство мне не присуще. Меня ничто не связывает с человечеством, мы – я и человечество – не нужны друг другу.

– А... женщина?.. – гораздо мягче спросил Вихров. – Та женщина, что пыталась с тобой заговорить, когда мы вошли в твою каюту?!

Юриксен наклонил голову, словно прислушиваясь к некоему далекому голосу, а затем тихо ответил:

– Ее давно уже нет... она существует только во мне...

– Извини... – едва слышно произнес Игорь и, чуть помолчав, спросил: – А где ты был все это время?

И снова взгляд Юриксена стал отрешенным, только на этот раз в его глазах появилась какая-то странная восторженность.

– Я ходил к... звезде!

– К какой звезде?.. – удивленно переспросил Игорь.

– К самой близкой звезде, – пояснил Свен, – той самой F5, к которой летит «Одиссей»!..

– Значит, тот импульс, который ушел с антенны нашего радиотелескопа?.. Это был ты?!!

Свен молча кивнул.

– Но как ты попал на решетку антенны?!! – задал новый вопрос Игорь.

Свен пожал плечами и ответил, словно это было нечто элементарное:

– Из каюты по энерговоду на привод антенны, затем с тепловым излучением на корпус и как блуждающий заряд на решетку. На решетке подпитался и пошел!..

– Из каюты по энерговоду... – задумчиво повторил Вихров и снова спросил: – Но как ты дорогу-то по сети энергоснабжения нашел?

– А как ты сейчас нашел дорогу от кают-компании до моей каюты?.. – усмехнулся в ответ Юриксен.

Они помолчали, а потом Вихров тихо спросил:

– Я тебе не мешаю?..

– Нет, – ответил Свен, – ты мне не мешаешь. Мне теперь никто не мешает.

– А как там... у звезды?..

– У звезды хорошо – излучение мощное и на любой вкус, хочешь – купайся, хочешь – пей. В пространстве посложнее, но тоже подпитку можно найти...

– Там, может быть, проще все-таки в звездолете?.. – неуверенно переспросил Вихров.

Свен искоса взглянул на Игоря и пожал плечами:

– Наш «Одиссей» продирается сквозь пространство, как оголодавший медведь сквозь молодую таежную поросль, – мнет пространство, ломает, выжигает... А я слился с ним, скользил, как один из его атомов, за мной ни маленького вихорька не было. Я был свой, родной!.. Знаешь, как важно ощущать себя своим... родным?..

– Так что ж ты теперь будешь делать?

Свен в ответ совсем по-человечески хмыкнул:

– Пойду от звезды к звезде, посмотрю иные миры... Вселенная большая!.. Хочешь, – Юриксен искоса взглянул на Игоря, – пойдем вместе!..

– Нет, – не раздумывая выдохнул Вихров, – я обещал Старику вернуть «Одиссей» на Землю. И потом... Нас там ждут!

Свен покачал опущенной головой:

– Никто нас там не ждет... Мы для Земли... погибли!

– Нас там ждут!.. – упрямо повторил Вихров. – Нас там ждут супера с Гвендланы!..

И снова Свен искоса посмотрел на Игоря:

– Ну, как знаешь...

Вихров встал с кресла и шагнул к двери. На пороге он остановился и обернулся к Свену, но того уже не было в каюте. Только маленький информационный кристалл, положенный на столик около информационного блока, еще слабо отсвечивал остаточным излучением.

«Вот и еще одно отношение к Превращению... – подумал он. – Без раздумий и сомнений принять то, что произошло с тобой, и стать совершенно иным! Отказаться от Земли, от человечества, от всего... человеческого! И стать частью Пространства! Стать своим, родным для пылающих Звезд и леденящей Пустоты!.. – И тут новая мысль возникла в его голове: – А может быть, это и означает стать Homo Super?! Может быть, мы уже не потенциальные, а полные супера?! Может быть, наше Превращение уже закончено и программа „Звездный лабиринт“ готовит для нас что-то другое, что-то... Что?!!»

Командир линкора вышел из каюты Юриксена в вестибюль, собираясь отправиться в Главный центр управления, и вдруг увидел, что все четыре офицера комиссии стоят в пяти шагах от двери, явно поджидая его. Увидев выходящего Вихрова, главный штурман «Одиссея» шагнул ему навстречу со словами:

– Ну, что Юриксен?..

– Он... ушел, – ответил Игорь, понимая, насколько дико звучит этот ответ.

– Позвольте!.. Куда ушел?!

Вихров пожал плечами и вздохнул:

– Он мне сказал, что отправляется в долгое путешествие от звезды к звезде. Вообще-то он мог уйти, – Игорь невесело усмехнулся, – не попрощавшись, но Свен поступил по-дружески – подал рапорт об увольнении и... ушел!..

– Его никак нельзя было остановить?.. – мягко поинтересовался Климов.

Вихров отрицательно покачал головой.

– Homo Super вряд ли кто-то может остановить... – задумчиво произнес он, – ...разве что в мире существует более высокая ступень развития Разума!

Он оглядел офицеров и, переводя разговор на другое, поинтересовался:

– А куда подевался господин бригадный генерал?.. Или ему стало не до расследования?

Шохин улыбнулся:

– Господин бригадный генерал отправился разрабатывать план переподготовки бойцов вверенного ему полулегиона. И свой рапорт у меня забрал, сказал, что был введен в заблуждение своими помощниками!

– Достанется на орехи полковнику Строгову! – улыбнулся в ответ Вихров. – Ну что ж, займемся нашей звездочкой, Юрий Владимирович, сколько «Одиссею» осталось пути до F5?

– Около пятидесяти шести суток, командир, но, по моим прикидкам, нам придется пройти невдалеке от внешней планеты системы. А планета эта весьма необычна... как, впрочем, и вся звездная система!..

– Подождите, Юрий Владимирович, – прервал его Вихров и повернулся к остальным офицерам. – Я вас не задерживаю, господа.

Ерш, Климов и Борцов коротко кивнули и, развернувшись, направились по вестибюлю в сторону кают-компании, а Игорь снова обратился к Шохину:

– А мы с вами, Юрий Владимирович, отправимся в Главный центр управления, посмотрим, что это за странная звездная система!

Звезда в самом центре главного обзорного экрана выросла уже до размера монеты, и ее яркое, желтое с зеленоватым отливом сияние разливалось по всему экрану. Шохин присел к своей панели управления и пробежал пальцами по клавиатуре. На главном экране панели появилась копия картинки, красовавшейся на обзорном экране. Однако секунду спустя ярко-желтая F5 медленно съехала в правый нижний угол экрана, а одна из обычных, казавшихся далекими звездочек приблизилась, увеличилась в размерах и чуть замутнела, словно на нее набросили некий призрачный покров.

– Вот эта планета, – пояснил главный штурман, – ее параметры я вам докладывал, но с тех пор мне удалось выяснить еще кое-что. Во-первых, эта планета вращается вокруг своей звезды... как бы это сказать, лежа на боку. Угол наклона ее оси к плоскости вращения составляет восемьдесят семь градусов. Это, конечно, случается – Уран в Солнечной системе имеет весьма похожее положение, и на этом схожесть этих двух планет не заканчивается. У наблюдаемой нами планеты, например, также имеется чрезвычайно сильное и при этом флуктуирующее магнитное поле. Но я хотел бы остановить ваше внимание на различие – в атмосфере этой планеты астрономической службой линкора замечен весьма странный смерч!..

Шохин замолчал, словно давая командиру корабля возможность выразить свое удивление, но тот спокойно проговорил:

– Насколько мне известно, атмосфера любой планеты класса «газовый гигант» богата смерчами.

– Да, вы правы, – кивнул штурман, – но в данном случае воронка смерча, не слишком, кстати, большая, опрокинута широкой частью к... планете!!

Вот теперь Вихров действительно был удивлен:

– Позвольте, Юрий Владимирович, но это невозможно!!

– Я тоже так считаю! – неожиданно быстро согласился Шохин. – Видимо, в атмосфере этой планеты происходят процессы, нам пока неизвестные, и именно они проявляют себя таким странным, я бы сказал, нелепым образом!!

Он хлопнул себя по колену и огорченно воскликнул:

– Ах, если бы не эта нелепая программа, которая тащит наш линкор как на привязи!! Можно было бы обследовать и планету, и всю систему – наши возможности вполне позволяют это сделать!!

Вихров не совсем понял, какие именно возможности имел в виду штурман: мощь звездолета или новые способности, полученные его экипажем, но в оценке ситуации он с ним был полностью согласен – «Звездный лабиринт» серьезно сковывал действия команды линкора!

Шохин бросил взгляд на задумавшегося командира и неожиданно добавил:

– И еще одно наблюдение, Игорь Владимирович... Серьезное наблюдение. Мои астрономы выявили у этой... F5 наличие четырех очень рассеянных астероидных поясов. Это кроме того, что расположен непосредственно у звезды. Пока рано делать какие-то заключения, но орбиты этих поясов прекрасно совпадают с орбитами возможных планет. Непонятно, то ли что-то помешало образованию этих планет в момент образования всей звездной системы, растащив вещество материнской туманности, то ли уже имевшиеся планеты были разрушены и уничтожены. Это еще одна загадка F5.

Шохин даже не подозревал, насколько задели командира его слова о «программе, которая тащит линкор как на привязи». Они словно корявый наждак прошли по его сознанию, вызвав острое недовольство, мгновенно переросшее в едва сдерживаемое раздражение. И в самом деле, программа, введенная суперами Гвендланы в Главный компьютер корабля, становилась слишком серьезной обузой, чтобы с ней можно было мириться... Только вот оставалось неясным, каким образом ее можно было бы обойти?!!

– Значит, оставшееся время полета до звезды составляет пятьдесят шесть суток?.. – задумчиво переспросил Вихров, и Шохин тут же ответил:

– Именно, Игорь Владимирович. И «Одиссей», выйдет на орбиту вокруг F5, вдвое превышающую по своим параметрам орбиту внутреннего пояса астероидов. Но это в том случае, если скорость торможения не изменится в ближайшие несколько часов. В принципе «Одиссей» вполне может выйти и на гиперболическую орбиту, тогда мы просто обогнем звезду, правда, по весьма близкой к ней траектории.

– Понятно... – медленно протянул Вихров. – Выходит, все опять зависит от этой программы. А вы не пробовали запрашивать компьютер о режиме торможения на ближайшие несколько часов?

Шохин пожал плечами:

– Я этим занимаюсь дважды за вахту. Ответ один и тот же: «Информация закрыта по нулевому уровню доступа».

– Понятно... – повторил Вихров. – Значит, нам остается только ждать развития событий!

В его голосе не было ни горечи, ни раздражения, но кто бы знал, сколько стоила ему эта выдержка!

Игорь повернулся и, глубоко задумавшись, машинально вышел из Главного центра управления через командирский шлюз. Спустя пару минут он оказался в командирских апартаментах. Усевшись в кресло, он включил компьютерный блок и после подтверждения Главного компьютера корабля о готовности к работе ввел запрос:

«Прошу сообщить параметры торможения линкора на подходе к F5».

«Информация закрыта по нулевому уровню доступа, – немедленно появилось на экране. – Прошу подтвердить ваш уровень доступа».

Игорь откинулся на спинку кресла, и его взгляд заскользил по рабочей панели блока. Обычная панель – клавиатура, сенсоры переключения базовых задач, сенсоры активизации линий связи, гнезда подключения периферийных устройств, коммутационный блок... Его взгляд остановился... Коммутационный блок!..

Не сводя глаз с трех пар крохотных отверстий в компьютерной панели, одна пара из которых была занята подключением компьютера в общекорабельную сеть, Игорь протянул руку и выдернул один из штекеров коммутации. Поднеся его ближе к глазам, он внимательно рассмотрел штекер. Потом его взгляд снова вернулся к чуть утопленному в корпус компьютера коммутационному блоку, и он надолго задумался.

Наконец в глазах мелькнуло понимание, и он, поднеся к глазам левую ладонь, принялся внимательно ее осматривать. А затем...

Указательный палец левой ладони начал медленно, словно бы неуверенно изменяться! Спустя мгновения эти изменения пошли быстрее и... целенаправленнее. Палец чуть вытянулся, «похудел», истончился и заострился, на нем появились крошечные, матово поблескивающие «иголочки». Игорь поднес к нему зажатый в правой руке штекер коммутации и... не увидел разницы. Прикрыв глаза, он вроде бы о чем-то задумался, но на самом деле в его организме проходила быстрая и точная работа.

Несколько сотен нейронов, расположенных в продолговатом, среднем, промежуточном отделах головного мозга, в его коре и мозжечке начали получать усиленное питание и... перерождаться. Сбросив существовавшие раньше аксоны, они принялись с невероятной скоростью наращивать новые. На мгновение Игорь почувствовал под кожей шеи, там, где она переходила в левое плечо, странное щекочущее ощущение, но оно быстро исчезло – это жгут аксонов стремительно прокладывал себе дорогу от головного мозга к изуродованному пальцу левой руки. Прошло еще несколько секунд, и кончик левого указательного пальца покрылся синапсами, приспособленными к восприятию слабого электрического тока.

Игорь открыл глаза, вставил коммутационный штекер в положенное ему гнездо, чуть помедлил, словно собираясь с духом, а затем медленно, очень осторожно вложил свой левый указательный палец в расположенное рядом свободное гнездо! После этого он, снова откинувшись на спинку кресла, постарался расслабиться и сосредоточиться на своих ощущениях.

Впрочем, поначалу никаких ощущений не было. Под закрытыми веками неторопливо проплывали темные, аморфные круги, в ушах стоял какой-то странный писк, по подушечкам пальцев пробегало легкое покалывание. Потом он вдруг понял, что не ощущает своей левой руки, вернее, он ее ощущал, но ощущал как спокойно лежащую на коленях вместе с правой, хотя отлично понимал, что она должна быть вытянута вперед, к коммутационному блоку компьютера!

Пока он примерялся к этому странному, явно обманчивому ощущению, темнота перед его закрытыми глазами слегка рассеялась, и он почувствовал перед собой большое открытое пространство, однако это пространство было затянуто плотным иссиня-серым туманом. И в этом тумане послышалось приглушенное звяканье нескольких маленьких колокольчиков. Игорь прислушался – колокольчики наигрывали странно знакомую мелодию, но он никак не мог понять, откуда она ему знакома. Под сердцем чуть защемило, вдруг прорезалась какая-то, будто бы чужая тоска. Но и она через секунду схлынула.

Игорь снова начал вслушиваться в уже вроде бы слышанную, но незнакомую мелодию и неожиданно понял, что темные клочья тумана легко колышутся в такт мелодии и медленно поднимаются кверху. Он опустил взгляд и увидел, как сквозь редеющую сероватую муть проступает... ярко-зеленая трава, и в этой невысокой, словно бы недавно скошенной траве стоят большие, бледно-белые ноги с длинными вторыми пальцами. Он сделал легкое усилие, и пальцы на ногах пошевелились – он понял, что это его ноги! Игорь пошевелил плечами и ощутил, что одет в какую-то рубаху очень свободного покроя.

Он снова посмотрел вперед. Туман рассеялся, но рассеялся как-то странно – перед ним расчистился длинный, метров в десять, тоннель шириной метра в три и высотой в пять. Снизу вдоль всего тоннеля тянулась изумрудно-зеленая, невероятной свежести трава, а свод тоннеля продолжал скрываться под плотными иссиня-серыми клубами тумана. Игорь чуть подумал и осторожно шагнул вперед.

Трава нежно щекотала его босые ступни и ласково проминалась под его весом. Он вдруг подумал, что не видел... не чувствовал... такой травы с самого детства – именно такая трава была в его Интернате под Тверью. И еще он вдруг понял, что давно не ходил так легко, словно его тело – большое, тяжелое тело, которое он очень хорошо ощущал, потеряло свой вес и без особых усилий плыло над зеленой лужайкой. Туман, клубившийся впереди, отступал с каждым его шагом, освобождая все новые и новые метры влажно поблескивающей травы. Спустя некоторое время из-под тумана вынырнула узкая, но ясно видимая тропочка, наискосок пересекавшая его путь, и он свернул на эту тропинку. Теперь его ноги холодила утренняя непрогретая пыль, выпрыгивая фонтанчиками из-под чуть пришлепывающих ступней, так что скоро они покрылись по самые щиколотки легкой, желтоватой пудрой.

Шагая, Игорь смотрел себе под ноги, но именно в этот момент что-то заставило его поднять глаза, и он увидел, что впереди сквозь еще больше поредевший туман проглядывает невысокая, слегка гротескная, похожая на детскую фигурка. Он чуть прибавил шагу, и скоро эта фигурка совершенно выступила из тумана. Она действительно была очень странной, более всего она походила на детские рисунки, те, что рисуют мелом на мостовой, – плоская девчачья фигурка в короткой широкой юбке с тоненькими ручками и ножками, большой круглой головой, на которой красовались две загнутые вверх косички. Только в отличие от рисунка эта фигурка имела какой-то неуловимый объем.

Игорь не успел понять, откуда бралось это впечатление. Словно услышав, что за ней кто-то идет, она повернула аккуратно вырисованную голову, и на Игоря глянули круглые, удивительно синие глазки, выведенные на круглой же курносой рожице, усыпанной крупными веснушками. Увидев Игоря, девчонка в улыбке смешно наморщила нос, знакомо подмигнула и тонюсеньким писклявым голоском поинтересовалась:

– Смотрю, ты, вместо того чтобы меня вызвать, сам явился!.. Так в чем проблема?!

Услышав этот голосок, Игорь мгновенно вспомнил, что именно такую рожицу выводил Главный компьютер «Одиссея», начиная сеанс работы, на экран его панели управления или личного модуля связи в его каюте. Он так обрадовался этому пониманию, что почти машинально ответил:

– Нужен доступ к программе «Звездный лабиринт»!..

Девчоночья улыбка увяла, и она ответила неожиданно суровым баском:

– Программа защищена по нулевому уровню доступа. Прошу подтвердить ваш уровень доступа!

– Нет, Железный Феликс, – усмехнулся Вихров несоответствию придуманного им прозвища главного компьютера линкора, внешнему виду, выбранному самим компьютером, – ты должен мне помочь отыскать ключ к защите!

– С какой это стати?!! – высокомерно ухмыльнулась девчачья рожица.

– Ну, ты же понимаешь, что, если я начну откапывать этот ключ сам, я здесь таких дел наворочаю!!

– Ну, каких ты «здесь» можешь дел наворочать, ты же понимаешь, что без моей помощи вы не сможете вернуться домой, значит, меня беречь надо, как это всегда делал твой командир!..

– Нет, дружище, – еще шире усмехнулся Вихров, – ситуация в корне изменилась. Как ты правильно заметил, я сам к тебе явился, а это значит, не слишком-то ты мне и необходим, так что я, пожалуй, возьмусь вернуть «Одиссей» в Солнечную систему без твоей помощи! Решай, все равно я больше не дам этой программе мешать мне – либо я ее подчиню с твоей помощью, либо вместе с тобой уничтожу!!

Девчонка, чуть подпрыгивая, шагала уже рядом с Вихровым, и трава под ее нарисованными ногами не пригибалась. Наклонив голову, она несколько секунд размышляла, а затем, хитровато улыбнувшись, проговорила:

– Хорошо, я покажу тебе, где лежит ключ, но взять его ты должен будешь сам... Если, конечно, сможешь!..

– Хорошо, показывай... – легко согласился Игорь.

– Нам сюда!.. – пропищала девчонка и мгновенно исчезла в клубящемся тумане левой стены тоннеля, однако Игорь успел нырнуть за ней следом.

В глазах у него потемнело, он было запаниковал, что попался на какую-то подлую уловку защищающегосвою программу компьютера, но уже через пару секунд перед его глазами снова прояснело. Туман расступился теперь уже значительно дальше, стало видно вокруг на несколько десятков метров. Игорь увидел, что стоит на брусчатой мостовой, и тут же почувствовал, что затянут в какой-то очень узкий мундир. Быстро опустив глаза, он увидел до блеска начищенные носки тяжелых ботинок, выглядывающих из-под полы плотного пальто... нет, скорее, шинели.

– Пошли!.. – пропищал у его локтя девчачий голосок.

Игорь обернулся на голос и увидел, что ничуть не изменившаяся девчонка быстрым шагом уходит влево, по направлению к каким-то не слишком хорошо различимым решетчатым конструкциям.

Вихров двинулся следом за своей провожатой, по пути пытаясь разобраться, куда же он попал.

Брусчатка тянулась от того места, где он появился, во все четыре стороны метров на сорок – пятьдесят, и со всех четырех сторон была ограничена какими-то темными, с чуть подсвеченными ребрами кубами, отдаленно напоминающими дома. Окон в этих «домах» не было, вместо них по фасадам всех этих «домов», повернутых в сторону брусчатки, были разбросаны светлые, разных оттенков прямоугольники. Они, может быть, и смогли бы сойти за окна, подсвеченные изнутри разноцветными абажурами, если бы не перемещались, медленно, почти незаметно, по всей площади «фасада».

Скоро они пересекли замощенную брусчаткой площадь и как-то незаметно оказались между двумя темными «домами». На боковых стенах «домов» светящихся прямоугольников не было, но темнее на «улице» от этого не стало – свет струился откуда-то сверху и словно бы пронизывал все окружающее пространство. Игорь вдруг отчетливо увидел клочья знакомого иссиня-серого тумана, укрывавшего плотным слоем основание каждого «дома».

Впрочем, особо разглядывать окружающий «пейзаж» ему было некогда – надо было поспешать за своей шустрой провожатой, которая в совершенном молчании, но очень быстро уносилась по известному ей одной пути.

Они несколько раз свернули, потом быстрым шагом проскочили очень узкий и длинный переулок и вдруг оказались на крошечной, зажатой со всех сторон огромными темными кубами площади. Посреди этой площади высилась высокая, корявая, со скособоченной вершиной башня... или узкая пирамида... какого-то неприятного серебристо-розового цвета.

– Вот твоя программа! – пропищала девчонка и направилась к правому углу этой пирамиды.

Игорь двинулся следом за ней, не отрывая глаз от несуразного, противоречащего элементарным законам гармонии сооружения. И чем ближе он подходил к ней, тем корявее, уродливее она ему казалась.

Девчонка остановилась шагах в пяти от угла пирамиды и, ткнув нарисованным пальцем в этот самый угол, сказала:

– Ключ спрятан под этим углом! Нужно его разобрать, но смотри, чтобы она... – девчонка так энергично кивнула круглой головой в сторону пирамиды, что ее косички мотнулись в разные стороны, – ...не завалила тебя!

Она вдруг круто повернулась к Игорю рожицей, и тот увидел страшный, смертельный... оскал голого черепа.

– У меня тоже можно погибнуть!! – хрипло прорычал череп и... отвернулся.

– Так что поосторожнее... – пропищал девчоночий голосок.

– Постараюсь... – ответил Вихров и внимательно пригляделся к углу пирамиды, под которым, по словам Железного Феликса, должен был лежать ключ к программе «Звездный лабиринт».

Поначалу корявое тело пирамиды казалось отлитым из непонятного материала монолитом. Игорь протянул руку, осторожно погладил кончиками пальцев одну из граней, круто уходящую высоко вверх, и вдруг ощутил шероховатость... Да нет, не шероховатость – его пальцы прикасались к корявой, неряшливой кладке!! И тут прямо на его глазах серебристо-розовая гладкая доселе плоскость стала превращаться в наклонную поверхность, сложенную из небольших, небрежно набросанных параллелепипедов. Судя по их фактуре, сделаны были эти крошечные кирпичики из не слишком качественной керамики.

Игорь еще чуть-чуть наклонился, стараясь получше рассмотреть кладку, и грань пирамиды тут же снова стала монолитной розовато-серебристой плоскостью! Он невольно отшатнулся, но поверхность грани не изменилась.

Вихров медленно выдохнул и мысленно приказал себе успокоиться, а затем попробовал повторить все с самого начала.

Он снова осторожно, едва касаясь, провел кончиками пальцев по блестящей, кажущейся отполированной грани пирамиды и вновь ощутил ее грубую шероховатость. Почти сразу же эта поверхность снова превратилась в неряшливую кладку, выполненную из небольших кирпичиков, но теперь уже Игорь замер и, стараясь не менять угла зрения, принялся тщательно рассматривать эту кладку.

Спустя несколько секунд он понял, что никакой кладки нет – кирпичики лежали друг на друге без какого-либо связывающего материала. И вообще создавалось впечатление, что положены они были довольно неряшливо, словно у создателей пирамиды не хватало времени для тщательного подбора составляющих ее частей. Но в то же время он понял, что разобрать даже малую честь пирамиды, даже один ее крошечный уголок, так, чтобы не завалилась вся конструкция, практически невозможно!!

«А может быть, эта девчушка просто подшутила надо мной?!» – подумал он с каким-то непонятным облегчением, но тут же отбросил эту мысль и снова сосредоточился на предстоящей работе. Как ни странно, чем дольше он неподвижно разглядывал нагромождение кирпичиков, тем яснее видел каждый отдельный элемент. Постепенно ему становилось понятным, что кирпичи лежат отнюдь не бессистемно, что в их расположении имеется некая, довольно жесткая логика, что, например, вот этот, чуть красноватый и чуть более габаритный камушек, держит на себе целую связку из трех-четырех десятков маленьких серых кирпичиков.

И тут перед ним встал неожиданный вопрос! Железный Феликс сказал, что ключ лежит под этим углом, но как далеко от края основания пирамиды он находится?.. И как он выглядит?.. Что именно, какой предмет он должен откопать из-под этой пирамиды?!!

Вихров осторожно вздохнул и протянул было руку к одному из кирпичиков, но в этот момент он заметил боковым зрением, как метрах в четырех от него из-под пирамиды показалась крошечная струйка какой-то маслянисто поблескивающей жидкости! Игорь замер с протянутой рукой, ожидая дальнейшего развития событий и стараясь держать в зоне зрения грань, на которой собирался начать работу, и непонятный крошечный ручеек, медленно прокладывающий путь вдоль нижнего ребра пирамиды в его сторону.

Однако через несколько мгновений ручеек, видимо, попал в незамеченную Игорем вмятину в брусчатке и стал растекаться маленькой лужицей. Когда лужица выросла до размера суповой тарелки, над ней закурился тяжелый синеватый дымок. Дымок этот медленно поднимался метра на три и там зависал, образуя странно плоское, но весьма плотное облако. А затем раздался легкий звон, словно два бокала едва задели друг друга краями, облако исчезло, и вместо него перед Игорем появился... мальчик. Обычный голоногий мальчишка лет десяти-одиннадцати, одетый в трусы и короткую курточку. Он стоял, опершись о грань пирамиды, и молча разглядывал навигатора, а тот... Тот мгновенно узнал этого мальчишку – потенциального полного супера четвертого года подготовки с планеты Гвендлана! Невольно оторвав взгляд он намеченной к разборке грани пирамиды, Игорь уставился на мальчишку, не понимая, откуда тот мог взяться в виртуальном пространстве Главного компьютера «Одиссея»!

Наконец мальчик отлепился от грани пирамиды и тихо произнес:

– Не делай этого...

Эти простые, тихо сказанные слова как-то сразу вернули Игорю уверенность в себе.

– Почему?.. – переспросил он и добавил, чуть склонив голову к плечу: – Почему мне не следует делать этого, потенциальный полный супер четвертого года подготовки?!

Мальчик покачал головой и поправил Игоря:

– Я уже давно просто – полный супер, или Homo Super.

– Поздравляю... – усмехнулся Игорь, – но ты не ответил на мой вопрос.

– Ты не знаешь программу и не сможешь обнаружить ключ.

– Если ты в этом так уверен, дай мне попробовать. Если я погибну, сюда долго еще никто не заглянет!

Мальчик снова покачал головой:

– Я не могу допустить твоей гибели.

– Вот как?.. – удивился Игорь. – И в чем же заключается моя ценность?

Мальчишка пожал худенькими плечами, и Игорь вдруг подумал, что все свои эмоции он выражает скупыми жестами.

– Ты знаешь обстановку на линкоре не хуже меня, – тихо проговорил мальчуган, – подумай, и ты сам ответишь на свой вопрос.

«Он прав, – с некоторой горечью подумал Игорь, – я знаю обстановку на линкоре. А если паренек прав, то положение наше незавидно!»

Навигатор вздохнул и уже в свою очередь покачал головой:

– Мне нужен... Мне просто необходим ключ к вашей программе. Я больше не могу допустить, чтобы вы вели линкор на вашей... «веревочке»!

– Чем плоха эта веревочка, – чуть удивленно проговорил мальчуган, – и почему – «веревочка»? Это, скорее, путеводная нить.

– Путеводную нить дают как помощь зрячему, а на «веревке» ведут темных и слепых! – резко ответил Вихров и, чуть помолчав, добавил: – Ты, может быть, и Homo Super, но мораль у тебя на уровне... Монстра! Разве ты не понимаешь, что привязывать зрячих к «веревке» это оскорбление!!

Мальчик на секунду задумался, а потом тряхнул головой:

– Нас извиняет наша цель!

– Довод... древен! – усмехнулся Игорь. – Кто только к нему не прибегал. Но есть и другая неоспоримая истина: сделать человека счастливым насильно – невозможно! Ведь твоих предков не вели на «веревке» на Гвендлану?.. Если бы это было так, вряд ли ты сейчас находился бы здесь!!

Мальчишка снова задумался, и на этот раз его размышления длились дольше. Наконец он снова поднял глаза на Игоря и с видимым огорчением произнес:

– И все-таки тебе не стоит этого делать. Программа очень хорошо защищена. Ты, конечно, можешь ее уничтожить, погибнув при этом и сам, но узнать ключ... пароль... заставить ее подчиняться ты не сможешь!

– А ты не можешь сказать мне этот пароль?.. – спросил Игорь.

– Нет, – просто ответил мальчик, – я его не знаю.

– Тогда не мешай мне работать! – коротко отрезал Игорь и снова повернулся к пирамиде.

Мальчик остался неподвижно стоять в четырех метрах от навигатора, но тот уже не обращал на него внимания.

Ему снова пришлось повторить всю предварительную работу, повторить вдумчиво и неторопливо. Он снова внимательно просмотрел, тщательно просчитал свои действия, прежде чем протянуть пальцы к одному из серых кирпичиков, составлявших пирамиду, но тут же понял, что его пальцы слишком грубы для такой работы. На секунду он растерялся – необходимых инструментов под рукой не было, но тут же ему в голову пришла мысль. Не отводя взгляда от подготовленной к работе плоскости, он представил себе, какой именно инструмент ему надобен, и прямо на глазах два пальца его правой руки чуть вытянулись, утончились, и на их кончиках отрасли длинные плоские ногти. Именно этим живым пинцетом Вихров ухватил первый кирпичик и осторожно вытянул его из кучи, составлявшей грань пирамиды.

Ничто не дрогнуло на корявой поверхности грани!

Игорь отложил свою добычу в сторону и потянулся за следующим кирпичом. Снова с бесконечной осторожностью кончики его ногтей ухватили кирпич и потянули его из кучи. На мгновение ему показалось, что сопротивление этого кирпичика немного больше, чем предыдущего, но в следующий момент и он отделился от общей массы. Игорь замер, но плоскость грани и на этот раз не шелохнулась!

Работа пошла медленно, но методично... неостановимо. Только раз каким-то третьим планом своего сознания, полностью сосредоточенного на каждом из производимых правой рукой действий, Игорь подумал о странной выдержке своего организма – ни одна его мышца не затекла, ни один его нерв не требовал сменить позу, словно и не было этой напряженной неподвижности!

Он не замечал времени, он следил только за одним изменением – постепенно увеличивающейся нишей в ближней к нему грани пирамиды! Дважды ему показалось, что он слышит какой-то негромкий скрип, и дважды он замирал на месте, но ничего не происходило.

Наконец он добрался до основания пирамиды и, сняв предпоследний ряд кирпичиков, увидел, что под ними, в последнем слое, в самом основании пирамиды, лежат кирпичи разного цвета!!

Вообще-то цветовое отличие было едва заметным, но оно было! Он принялся снимать предпоследний слой кирпичиков, открывая основание, но скоро вынужден был остановиться. Свод выработанной им ниши едва держался на остатках кладки!!

Игорь на секунду прекратил разборку и оглядел, что у него получилось. В торцевой грани пирамиды образовалась совсем еще неглубокая ниша. Открытая часть основания была длиной не более метра и уходила в глубь пирамиды сантиметров на шесть-семь. Однако этого было вполне достаточно, чтобы понять – на основании значилось какое-то слово!!

Игорь не пытался угадать это словно по открытой его части, пока еще это было невозможно. Он снова внимательно осмотрел выработанную им нишу и попытался решить, каким образом ее можно углубить. Скоро такое решение вроде бы нашлось, но действовать надо было еще осторожнее, а усталость уже незаметно подкрадывалась к нему... Странная усталость!.. У Игоря ничего не ныло, не болело, его тело было послушно ему, суставы продолжали легко сгибаться, но внутри него постепенно поселилось некое... безразличие. Словно кто-то, совершенно посторонний, сладко позевывая, приговаривал с противным смешком: «Ну что ты, дурачок, стараешься, зачем оно тебе нужно?.. Ну, отроешь ты этот ключ... этот пароль, и что, вселенная перевернется, все станут счастливы?.. Да ничуть! Отдохни, поваляйся на этой прекрасной мостовой, а потом продолжишь свою... каторгу!»

Вот только сам Игорь почему-то был твердо уверен, что, если он хоть на секунду прервет свою работу, отвлечется, ему придется снова начинать все сначала!!

Усилием воли задавив внутри себя этого «шептуна», он принялся расширять и углублять уже сделанную нишу.

И снова время для него исчезло, и снова все его внимание было направлено на точность и плавность движений двух длинных, узких ногтей, вся его сила воли сосредоточена на том, чтобы они не дрогнули, не соскользнули. Надпись постепенно, очень медленно появлялась из-под снимаемых слой за слоем кирпичиков, ниша в грани пирамиды все более и более расширялась...

Но вот рука Вихрова протянулась за очередным кирпичиком, и он вдруг понял, что не может больше убрать из глубокой, с неровно обгрызенными стенами ямы ни одной песчинки! Он понял, что, если тронет хотя бы один из, казалось бы, свободных кирпичиков, пирамида рухнет и погребет его под своими обломками. На миг у него возникло желание провести такой эксперимент – развалить всю эту чертову программу «Звездный лабиринт» и посмотреть, сможет ли она уничтожить хотя бы одного Homo Super? Он даже снова протянул руку вперед, но тут его остановил спокойный голос мальчишки:

– Ты ошибся на третьем слое четвертого уровня и зашел в тупик. Теперь, для того чтобы попробовать взломать защиту еще раз, тебе придется сначала все восстановить!

И не было злорадства в его словах, не было насмешки или издевки. При желании в его голосе можно было даже различить некое сочувствие, но именно этот намек на сочувствие полоснул по нервам Игоря острой бритвой!.. Но он сдержался и медленно опустил глаза вниз. Основание пирамиды было расчищено на глубину около двадцати сантиметров – двадцать сантиметров розовых кирпичиков, подсвеченных серовато-серебристым отблеском висящей над ними кладки. И только пристально приглядевшись, можно было уловить некое, едва уловимое различие оттенков розового цвета. Однако Игорь видел это отличие достаточно отчетливо, чтобы понять – под углом пирамиды было выложено слово из пяти букв... вот только правильно прочитать его он не мог!! Недоставало еще буквально пяти-шести сантиметров расчищенной надписи, чтобы можно было точно установить, что за буквы там значились.

Несколько секунд Вихров вглядывался в нечитаемое слово, как будто надеясь проникнуть под неубранные слои кладки, а потом с тихим стоном опустился на брусчатку и закрыл глаза.

Голос надоедливого мальчишки выговаривал что-то сочувственно-назидательное, но он не вслушивался в эту бессмысленную речь. Им овладело наконец давно точившее его безразличие, и теперь ему хотелось лишь одного – не видеть серебристо-розовый отблеск граней пирамиды, которая, оказывается, была программой «Звездный лабиринт», не слышать бормотание маленького Homo Super, не думать, какой именно кирпичик вытянут его длиннющие ногти из готовой обрушиться кучи!!!

Игорь вздохнул, закрыл глаза и до боли сжал кулаки... И тут же почувствовал под чуть занемевшей спиной не жесткие, корявые кубики брусчатки, а гладко пружинящую кожу спинки кресла.

Мгновенно открыв глаза, он увидел, что сидит в рабочем кресле перед компьютерным блоком командира корабля и по затемненному экрану монитора неторопливо перемещается нарисованная белым штрихом девчачья рожица, усыпанная крупными веснушками. Вот она достигла края экрана, на секунду остановилась, подмигнула ему и так же медленно поплыла в другую сторону.

В этот момент Игорь понял, что он страшно устал! Устал так, как ни разу еще не уставал с самого своего «выздоровления». Прислушавшись к себе, он понял, что пробыл в виртуальном мире Главного компьютера линкора больше восемнадцати часов! И еще он понял, что ему хочется спать!! Это понимание даже не удивило его, просто его тело в течение восемнадцати часов не имело энергетической подпитки – кабинет командира корабля, как уже давно понял Игорь, был тщательно экранирован.

Выключив компьютерный блок, Игорь поднялся из кресла и направился в спальню. Там была широкая кровать, над которой проходил силовой энерговод. Рухнув на эту кровать, навигатор почувствовал, как его тело омыл поток электромагнитного поля, и, прежде чем погрузиться в сон, успел подумать, что часа такого душа ему вполне хватит, чтобы прийти в нормальное состояние.

Однако проснулся он спустя всего сорок минут. Из сна его выбросила яркая, как вспышка молнии, догадка – его подсознание решило казавшуюся неразрешимой загадку и показало спящему сознанию, какое именно слово было начертано на основании розовато-серебристой пирамиды!! Прав был мальчишка-супер – защита программы «Звездный лабиринт» действительно была очень серьезной, поскольку это слово было знакомо не более чем трем-четырем людям на всем «Одиссее»!! Однако Вихров входил в число знающих его!!!

Интермеццо

– Господин адмирал, вы все-таки решились лететь к Урану?! Тогда возьмите хотя бы сопровождение – я своей властью придам вашей яхте пару ГК-2!!

Адмирал Кузнецов посмотрел на своего собеседника, совсем еще молодого, по его меркам, контр-адмирала Максима Миронова, одного из лучших его учеников, и отрицательно покачал головой:

– Мне не нужно сопровождение... Твои ГК, Максим, только раньше времени засветятся, а на яхте я подойду тихонечко, незаметненько, прогуливаясь... Яхта-то прогулочная, вот я и прогуляюсь, пару тройку витков вокруг Урана и сразу обратно. Но ты свои ГК, и не только вторые, а все, держи наготове, они могут понадобиться сразу же после моего возвращения!

– Да вы хоть объясните, что вас несет к этому Урану?! – чуть повысил голос контр-адмирал Миронов. – Вы не ходили в космос больше года и вдруг вот так... вдруг!!

Он с таким отчаянием развел руки, что Кузнецов невольно улыбнулся, но тут же посерьезнел. Чуть подумав, он неожиданно сказал:

– Хорошо, я тебе расскажу, но чтобы дальше этих стен ничего не пошло!!

Миронов молча кивнул, после чего адмирал, прихлебнув из чашки остывшего чая, продолжил:

– Ты, конечно, помнишь, как было уничтожено первое крыло Шестой эскадры Звездного патруля?..

– Конечно... – подтвердил контр-адмирал.

– А сколько астероидов принимало участие в этом разгроме?..

– Точно я не помню... – неуверенно протянул Миронов, – но помню, что метеоритный рой, с которым столкнулось крыло, был очень большим...

– Нет, – нетерпеливо оборвал его Кузнецов, – я не спрашиваю тебя, много ли было мусора в том метеоритном рое, я спрашиваю, сколько астероидов принимало участие в разгроме?!

– Н-не знаю!.. – честно признался Миронов.

– Так вот, бой против семи звездолетов крыла вели... двенадцать астероидов!

– Хм, – удивленно хмыкнул контр-адмирал, – мне, признаться, показалось, что их было гораздо больше!

– Естественно! – удовлетворенно улыбнулся Кузнецов. – Сам рой был очень большим, во время боя большинство астероидов делилось так, что у тебя и должно было создаться впечатление подавляющего численного преимущества противника! Но это только первое, что бросилось мне в глаза!

Адмирал выдержал небольшую паузу и продолжил:

– Как только мне передали сообщение о разгроме нашего крыла плотным метеоритным роем, пришедшим к Солнечной системе из глубокого космоса, я немедленно приказал докладывать мне о появлении подобного роя вблизи нашей системы! Откуда бы он ни появился!! Так вот, с тех пор ничего похожего на плотный метеоритный рой, несущий астероиды такой величины, ни разу не появлялся в Солнечной системе! Возможно, именно поэтому штаб Космофлота считает, что массированного вторжения в Солнечную систему пока еще не произошло. Но давай-ка посчитаем!..

Адмирал хитро улыбнулся:

– Итак, первое крыло Шестой эскадры было уничтожено двенадцатью астероидами, прилетевшими вместе с метеоритным роем из глубокого космоса, а восемь месяцев спустя подобными астероидами были уничтожены двенадцать объектов на спутниках Урана, Нептуна, Плутона и в поясе Койпера. Станция на Тритоне была уничтожена тремя астероидами, этот вывод можно сделать из сохранившейся записи нападения, но эта станция, пожалуй, самый маленький объект из числа уничтоженных. Получается, что в этой, одновременно проведенной операции должно было участвовать не меньше тридцати шести крупных астероидов, а скорее всего – гораздо больше!! Так откуда же они взялись в Солнечной системе?!! И еще, в последнее время стали происходить нападения на наши пассажирские звездолеты. В этих нападениях, как это следует из рассказа команды уцелевшего «Звездного скитальца», участвовало также три астероида, один из которых был очень крупным. Разве на все это не следовало бы обратить внимание?!!

– Я согласен, – кивнул Миронов, – но при чем тут Уран?..

– Друг мой, но ведь нападение на инфраструктуру системы Урана и остального дальнего Внеземелья имело целью как раз очистить Уран и его окрестности от нашего присутствия, что и было выполнено!

– Зачем?! – удивленно воскликнул контр-адмирал.

– Вот именно этот вопрос я и задал себе, узнав о разгроме, учиненном этими... «астероидами» на периферии Солнечной системы. И попросил установить самое пристальное наблюдение именно за Ураном!

Кузнецов замолчал, и его ученик невольно задал сам собой напрашивающийся вопрос:

– И что?!

– Ничего!..

Ответ был разочаровывающим, однако разочарования в голосе адмирала не было. Он, едва заметно улыбнувшись, пояснил:

– Видимо, наш противник умеет очень хорошо маскировать свои маневры. Ведь если бы мы заметили около Урана что-то необычное, наши боевые корабли немедленно были бы на месте! Но раз они считают необходимым маскироваться, значит... – Он сделал небольшую паузу, чтобы ученик мог закончить его мысль, однако тот промолчал, и Кузнецов закончил ее сам: – Значит, они нас опасаются! Значит, мы для них пока еще представляем серьезную угрозу!! Значит, мы должны действовать как можно быстрее, чтобы эта ситуация не изменилась в пользу агрессора!!

– И все-таки, может быть, вам лично не стоит лететь?! – после недолгой паузы попробовал привести свой очередной довод «против» Миронов. – Давайте направим компетентную комиссию...

– Кто направит?! – перебил его Кузнецов усмешкой. – Эльсон? Или Соутс?!! Не смешите меня, мой друг, у вас на одни согласования уйдет полгода, а за полгода бог знает, что может произойти! Нет, я полечу сам... И ничего со мной не случится!

Кузнецов встал из-за стола и прошелся по комнате.

– Только одно меня волнует! Если Уран действительно колонизировали пришельцы, мы вряд ли сможем им помешать – опуститься на его поверхность мы не можем, не позволит давление, да и флуктуирующее магнитное поле такой силы представляет собой серьезную преграду. Можно, конечно, попробовать точечные удары, только вот удастся ли определить места, куда их надо направить?!!

Он посмотрел на своего ученика и добавил:

– Но об этом мы будем думать, после того как разберемся с феноменом Урана!

– И вы уже определились со временем отлета? – сдался Миронов.

– Да, «Селигер» стартует с околоземной орбиты послезавтра утром. Так что у меня осталось совсем немного времени!

Контр-адмирал мгновенно понял тактичный намек своего старого учителя и поднялся из кресла.

– Ну что ж, – проговорил он, улыбаясь, – жаль, что мне не удалось вас уговорить, но... – И он протянул руку для прощания. – Буду ждать от вас сообщений.

Проводив своего ученика, адмирал Кузнецов поднялся в свой кабинет, включил защищенный модуль связи и набрал код. На панели зажегся сигнал контакта, и адмирал, не дожидаясь голосового подтверждения, произнес:

– Стартуем завтра в восемь тридцать.

И снова, не дожидаясь подтверждения приема информации, адмирал отключил модуль.

В двенадцать часов следующего дня на рабочий стол председателя Высшего Совета Земного Содружества легло короткое донесение.

«Адмирал Космофлота в отставке Андрей Кузнецов на своей яхте „Селигер“ покинул Солнечную систему. Яхта ушла со стационарной околоземной орбиты сегодня в восемь часов тридцать минут стандартного времени. Три часа спустя ею был совершен гиперпространственный прыжок в направлении Альгеди (? Козерога). Пункт назначения яхты неизвестен, цель полета, указанная в маршрутном листе, – прогулка».

Глава 5

Когда навигатор-три Игорь Вихров после почти суточного отсутствия появился в главном центре управления, Шохин встретил его неодобрительным взглядом. Однако Вихрова это не смутило. Подойдя к штурманской панели, он спокойно и негромко произнес:

– Юрий Владимирович, я вас попрошу подготовить расчет выхода на орбиту последней планеты в системе F5. Мне кажется целесообразным ваше предложение обследовать аномальные явления, происходящие на этой планете.

Шохин медленно развернулся в кресле в сторону навигатора и изумленно проговорил:

– Но... Игорь Владимирович, мы же не можем... э-э-э... управлять линкором!..

– Можем, Юрий Владимирович... Можем!.. – все тем же спокойным уверенным тоном возразил Вихров.

– А как же... эта программа?.. Как же... «Звездный лабиринт»?..

Вихров в ответ улыбнулся:

– Программа «Звездный лабиринт» продолжает действовать, но теперь для Главного компьютера корабля установлен другой приоритет исполнения команд – первоочередными считаются команды, отданные командиром корабля. Так что в настоящее время исполнение программы «Звездный лабиринт» приостановлено, впредь до особого распоряжения командира корабля.

И Вихров направился к навигаторской консоли, сменить дежурившего младшего лейтенанта Ежова.

Минут пятнадцать спустя Шохин сам подошел к командирской панели, за которой расположился Вихров, и спросил:

– Игорь Владимирович, простите за любопытство, но как вам удалось обойти защиту этой программы?.. Это... нулевой допуск?..

Игорь поднял глаза на главного штурмана и вздохнул:

– Именно, не снять, а обойти... Это действительно было сложно, и... мне повезло! Знаете, окончательный ответ мне... приснился!

– Как?! – не понял Шохин. – Вы же не спите!!

– Да вот, так накувыркался с этой программой, что заснул. Тут-то мне и явилось решение!

Шохин в задумчивости отошел, а перед внутренним взором Вихрова встали последние два часа.

Проснувшись, как от внутреннего толчка, от проявившейся в его голове догадки, он несколько минут лежал неподвижно. Последняя, самая яркая картинка из его сумбурного, скачущего сна стояла перед его глазами. Все та же розовато-серебристая пирамида с корявой, рваной нишей в торцевой грани, на розовом полу которой проступают розовые же буквы, больше чем наполовину скрытые не разобранной кладкой. И вдруг розовые обрывки букв начинают стремительно темнеть, чернеть и словно бы просвечивать своей чернотой сквозь еще неубранные кирпичики. А затем картинка застыла в полной неподвижности, и Игорь совершенно отчетливо увидел слово «СКРИБ»!

Скриб! На линкоре практически никто не слышал, что такое слово вообще существует. Лишь два-три человека, присутствовавшие при отчете Вихрова о его последней встрече с профессором Отто Каппом на Гвендлане, знали о том, что «скрибами» называли себя существа, потребовавшие от земного правительства, от земной цивилизации, убраться из Солнечной системы, грозя в противном случае полным уничтожением человечества!

Он поднялся с постели и, не умываясь, отправился к компьютерному блоку. Присев на краешек кресла, он включил блок и в ответ на рапорт о готовности к работе быстро набрал на клавиатуре:

«Программа „Звездный лабиринт“.

На экране мгновенно появился ответ:

«Программа „Звездный лабиринт“ засекречена по нулевому уровню доступа. Подтвердите свой уровень доступа!»

«Доступ по паролю!» – потребовал Игорь.

Экран слабо мигнул, на мгновение промелькнула улыбающаяся девчачья рожица. Затем экран сменил цвет на темно-синий, и по этому фону заскользили оранжевые прямоугольники разной длины, разбитые на одинаковые квадратики. Внизу экрана высветилось:

«Введите пароль».

Игорь отыскал прямоугольник, состоящий из пяти квадратов, поставил в первый квадрат курсор и медленно, тщательно выбирая буквы, вписал:

«СКРИБ».

Ничего не произошло. Прямоугольнички продолжали ползать по экрану, только теперь в одном из них были расставлены оранжевые буквы.

Игорь было растерялся, но быстро сообразил, в чем дело. Подняв руку, он ткнул предательски дрогнувшим пальцем в клавишу «ввести»! Экран мигнул, сменил цвет на обычный – светло-серый, а через секунду на нем высветилось:

«Программа „Звездный лабиринт“. Основные параметры».

Игорь долго сидел неподвижно, глядя на открывшийся файл, и думал, как бы сложились судьбы полутора тысяч человек, населявших «Одиссей», если бы это удалось сделать в системе Кастора!!!

А затем он вошел в раздел «Приоритеты» и ввел «Приказ командира корабля» в качестве основного для всей программы.

Выйдя из программы, он составил приказ о приостановлении выполнения программы «Звездный лабиринт» вплоть до особого распоряжения командира линкора и, приложив сканер к правому глазу, подписал его.

Программа не была отменена, линкор продолжал свой путь, но Главный компьютер корабля был готов ввести в действие изменения в любую характеристику полета.

И вот теперь, спустя пятьдесят стандартных часов, «Одиссей», линкор класса «ноль» Космофлота Земного Содружества, завис на практически круговой орбите у последней планеты зеленовато-желтой звезды F5 звездного скопления М22. Впрочем, звездное скопление было определено штурманской службой линкора приблизительно, и этот факт предстояло еще уточнить.

Планета представляла собой обычный, казалось бы, газовый гигант, имевший весьма удаленную от материнской звезды орбиту, и при обычных условиях он вряд ли заинтересовал бы научно-исследовательскую группу звездолета. Но в атмосфере планеты происходило нечто настолько необычное, что командир линкора принял решение провести научные исследования.

Сразу после выхода на круговую орбиту с линкора ушло четыре орбитальных исследовательских модуля, в каждом из которых находилось по шесть человек. Модули были подняты на более высокие орбиты, и теперь вся поверхность планеты находилась под наблюдением научно-исследовательской службы «Одиссея». Устанавливались физические характеристики поверхности планеты и укутывавшей ее толстым слоем атмосферы. Устанавливались особенности и закономерности поведения различных слоев атмосферы, фиксировались радиоактивные, сейсмоактивные области планеты, напряженность и распределенность магнитного поля... В общем, шел сбор полного астрофизического досье на это огромное небесное тело.

В течение того времени, которое линкор уже провел на орбите планеты, никаких аномальных явлений в ее атмосфере не происходило, и это немного нервировало Шохина, ведь именно по его ходатайству командир линкора принял решение задержаться у этой планеты, хотя путь звездолета, по всей видимости, лежал непосредственно к звезде... К зеленовато-желтой F5.

Сбор данных шел уже седьмые сутки, когда на связь с командиром звездолета вышел главный астрофизик «Одиссея» профессор Пауль Карпински. Как только Вихров подтвердил связь, профессор заявил:

– Господин нуль-навигатор, я готов доложить основные данные по этой планете. Мне кажется, и вам и другим специалистам команды надо их знать, чтобы принять решение, проводить дальнейшие исследования или сворачивать их!

– А вы сами-то как считаете, профессор? – переспросил Вихров, пропуская мимо ушей свое стремительное повышение в классе.

– А я сам могу провести около этой планеты и год, и два! – ответил Карпински.

– Ясно, господин профессор, – улыбнулся про себя Вихров, – когда вы прибудете на линкор?

Профессор чуть замялся, а потом вдруг выпалил:

– Мне хотелось бы остаться на модуле. Терять несколько часов на полеты и доклады, по-моему, не рационально!

– Но... Вы же сами собираетесь делать сообщение... – начал было Игорь, однако профессор нетактично перебил его:

– Конечно, сам, но я могу сделать его, не покидая своего модуля. А может быть, это будет даже интереснее – я смогу демонстрировать вам кое-какие наши находки, так сказать, в самом свежем виде!

– Хорошо, – усмехнувшись, согласился Игорь. – На какое время мне назначать совещание?

– Это как вам угодно! – отозвался Карпински. – Я готов к докладу в любое время.

На следующий день в два часа дня по стандартному времени в малой офицерской кают-компании экипажа собрались двенадцать человек, вызванных командиром корабля на совещание. Пришедшие в кают-компанию главные специалисты экипажа с удивлением увидели там четырех офицеров Звездного десанта. Кроме командующего полулегионом бригадного генерала Бейтса, Вихров вызвал командиров обеих когорт и отдельной центурии – командир линкора не стал преследовать Бейтса за необоснованное обвинение, но и не слишком ему доверял. Вызванные офицеры негромко переговаривались, ожидая командира корабля, а тот задерживался.

Наконец Вихров появился в дверях кают-компании, быстро оглядел присутствующих и, пройдя на свое место, объявил:

– Господа, прошу прощения за опоздание, но произошло кое-что экстраординарное. Однако я не буду опережать события, и, как мы и планировали, вначале послушаем главного астрофизика линкора профессора Карпински. Начнем!

Освещение кают-компании уменьшилось, и прямо посреди помещения возникла объемная картинка. В центре в весьма удобном кресле расположился худой моложавый мужчина в мешковато сидящем комбинезоне с копной плохо расчесанных волос, серебрящихся на висках ранней сединой. Большой, с горбинкой нос и близко посаженные глаза делали его слегка похожим на птицу, и это сходство еще усиливалось резкостью и порывистостью его движений. За его спиной виднелась приборная панель научно-исследовательского модуля, занимавшая всю стену отсека.

Профессор, по-видимому, тоже дожидался начала совещания, но в отличие от офицеров линкора не терял времени даром – в руках у него был портативный расчетчик, и он что-то быстро просчитывал, сверяясь с данными, выведенными на экран монитора.

Однако через мгновение он оторвался от своей работы и, быстро подняв голову, взглянул в камеру модуля связи.

– Здравствуйте, господа! – Голос профессора был так же резок, как и его лицо. – Итак, вот что нам известно об этой планете на сегодняшний день! Истинный экваториальный диаметр планеты – пятьдесят шесть тысяч семьсот километров. Ее объем составляет одну целую и две десятых на десять в двенадцатой степени кубических километров. Масса планеты равна девяти целым и девяти десятым на десять в двадцать первой степени килограммов. Средняя плотность – одна целая и тридцать шесть сотых грамма в кубическом сантиметре. Среднее значение ускорения силы тяжести равно десяти целым и восьми десятым метра на секунду в квадрате, минус ноль целых шестьдесят две сотых метра на секунду в квадрате за счет центробежного ускорения. Период осевого вращения планеты составляет одиннадцать целых две десятых стандартного часа.

Карпински бросил быстрый взгляд чуть в сторону, а затем чуть медленнее продолжил:

– Теперь о кое-каких деталях. Газовая оболочка планеты, то, что мы называем атмосферой, многослойна. Верхние ее слои содержат молекулярный водород и гелий, придонные слои – аммиак и метан. Толщина газовой оболочки составляет тридцать один процент радиуса планеты. Общая масса газовой оболочки – десять процентов общей массы планеты. Давление на поверхности планеты может колебаться от трехсот двадцати до трехсот сорока пяти килограммов силы на квадратный сантиметр. Температура верхних слоев атмосферы, до облачного слоя, не превышает минус ста восьмидесяти градусов по Цельсию, на поверхности планеты она составляет около минус ста шестидесяти градусов по Цельсию. Эта разница, учитывая удаленность планеты от центрального светила, говорит о том, что имеет место значительный приток тепла из недр планеты. Поверхность планеты состоит из замерзших до твердого состояния метана и аммиака. Под воздействием высокого давления этот лед превращается в электропроводную массу. В результате высокой скорости вращения планеты эта масса получает турбулентное движение, что приводит к возникновению чрезвычайно мощного магнитного поля. А поскольку магнитное поле не сконцентрировано в ядре, как это бывает у планет с тяжелым ядром, оно является флуктуирующим – его силовые линии не только не проходят через центр планеты, но даже не совпадают с осью ее вращения.

Профессор снова чуть скосил глаза влево, кашлянул и заговорил еще медленнее, тщательно подбирая слова:

– Все, что я вам сообщил до этого, в общем-то характерно для планет типа газовых гигантов, кроме, конечно, необычного магнитного поля. Но у исследуемого нами космического тела имеются и весьма характерные, плохо объяснимые свойства. Так, например, мы выявили на поверхности планеты восемнадцать точек или, лучше сказать, пятен круглой формы, имеющих совершенно необычные геофизические показатели. Во-первых, в этих точках наблюдается... радиоактивный фон. Откуда он берется, совершенно непонятно, потому что естественным путем радиоактивные элементы на такой планете возникнуть не могли! Во-вторых, ускорение силы тяжести в районах этих точек гораздо ниже, чем в среднем по планете, и изменяется от восьми целых шести десятых до шести целых и двух десятых метра в секунду за секунду! Такое впечатление, что там работают стационарные антигравы! Диаметр этих пятен колеблется от полутора-двух до восемнадцати километров! И, наконец, последнее. Сегодня за полтора часа до нашего совещания комплекс номер два сделал очень интересную запись странного, необъяснимого атмосферного явления, происходящего как раз над одним из таких пятен. У нас уже есть подобная запись, но она была сделана, когда «Одиссей» находился еще на значительном удалении от системы F5, а то, что мы увидели сегодня, просто поражает!..

Тут профессор повернул голову влево и сказал кому-то невидимому:

– Да-да, я помню!..

Потом, снова обратившись к модулю связи, договорил:

– Сейчас мы продемонстрируем вам эту запись.

Несколько секунд профессор Карпински продолжал оставаться в «картинке», а затем она резко поменялась – вместо приборного отсека исследовательского комплекса возникло окно в открытый космос, половину которого занимало изображение огромного, удивительно безликого бирюзового шара. Планета была настолько гладкой, настолько ровного цвета, что ее вращение было почти незаметно, а отчетливое движение окружавших ее звезд и вовсе скрадывало это вращение. Несколько секунд прошло в молчании – ничего интересного в демонстрируемой записи не было, такую картину все присутствующие видели уже в течение нескольких суток, затем офицеры начали недоуменно переглядываться. И в этот момент на гладкой, казавшейся отполированной поверхности появилась едва заметная округлая складка более темного оттенка. Она медленно вращалась против часовой стрелки, словно втягивая в себя окружающую бирюзовую гладь, чуть морщиня ее и все более темнея. Скоро стало ясно, что запись демонстрирует самое начало образования атмосферного вихря.

– Вихрь... – озвучил общую догадку второй ассистент главного штурмана Григорий Горячев. – Ну и что в нем особенного?..

– Поверьте мне, юноша, – немедленно отозвался невидимый профессор Камински, – вихрь, появляющийся в совершенно спокойной, я бы даже сказал, безмятежной атмосфере, явление в высшей мере странное!

– Если это то, что я уже видел, – подал голос Шохин, – то странное еще не началось!

В том месте, где начала образовываться воронка вихря, верхний слой атмосферы начал вдавливаться. Словно под медленным натиском огромного невидимого шара, и когда впадина приняла форму почти правильного полушария, в ее центре вдруг появилась крошечная, абсолютно черная точка. Спустя несколько секунд стало ясно, что из центра впадины медленно выползает нечто похожее на тонкий, закрученный тугой спиралью хвост или... хобот. Кончик этого хобота, имевший тот самый угольно-черный окрас, едва заметно покачивался из стороны в сторону.

Собравшиеся в кают-компании офицеры как завороженные наблюдали за этим невероятным атмосферным катаклизмом. Хобот, постепенно утолщаясь, покачиваясь и сгибаясь, словно бы в попытке сохранить равновесие, вытянулся на высоту около километра, а затем вся поверхность атмосферы в непосредственной близости от него начала медленно вспучиваться, образуя чудовищную воронку, раструбом обращенную к планете. Никто даже не заметил, когда сгладилась впадина, из которой появился хобот величественного смерча, но все помнили о ней.Малоразговорчивый Томаш Клотс, главный энергетик «Одиссея», вдруг кашлянул и глухо произнес:

– Такое впечатление, что это чудовище само себя вывернуло наизнанку!..

– Как вы сказали?! – немедленно подал голос профессор Карпински. – Вывернуло наизнанку?! Удивительно точное сравнение, вот только оно не объясняет, каким образом это сделано?.. Каков... э-э-э... механизм этого явления?!

В этот момент в разговор вмешался командир линкора:

– Профессор, а вы не пытались увеличить изображение кончика хобота этого смерча?..

– Зачем? – не понял профессор. – На мой взгляд, наибольший интерес представляет как раз воронка. Именно она пока еще непонятным образом выбрасывает в космос сотни тонн водорода и гелия, закручивая их столь причудливым образом!

– А мне кажется, что на кончике хобота что-то... лежит! – предположил Вихров.

– Лежит?! – удивился Карпински.

Действительно, самый кончик хобота, выброшенный далеко за пределы атмосферы, угольно чернел на фоне бирюзовой поверхности планеты, а между ним и основным телом смерча зияла прозрачная пустота!

Несколько секунд все вглядывались в этот, совсем небольшой сгусток черноты, и вдруг конец хобота величаво мотнулся в сторону, изогнулся и начал рассыпаться. Клочья сжатого вращением газа расшвыривало в стороны, хобот стремительно опадал, возвращаясь в исторгшую его атмосферу, а черное пятно на его конце бесследно исчезло!

Спустя несколько десятков секунд исчезло и само изображение, и в оранжевой рамке снова появился профессор Карпински на фоне приборного отсека научно-исследовательского модуля.

Он задумчиво смотрел на сидящих в кают-компании офицеров, словно бы не зная, что сказать, а затем вдруг встрепенулся и проговорил:

– Там действительно что-то было! Но... Господа, мне уже во время моего доклада сообщили, что аналогичный процесс начался еще в одном месте, я с вашего разрешения дам указание по возможности укрупнить верхушку хобота и попробовать определить ее содержание.

Он исчез с экрана, однако «картинка» продолжала демонстрировать интерьер приборного отсека.

– Итак, господа, – привлек внимание офицеров командир корабля, – нам нужно принять решение. Как вам известно, «Одиссей» выполняет программу «Звездный лабиринт». В соответствии с этой программой мы должны были облететь F5 и следовать к G3 для выхода на орбиту у одной из ее планет. Однако мне удалось приостановить выполнение этой программы, чтобы произвести исследования вот этого газового гиганта. – Вихров кивнул в сторону «картинки», словно на ней все еще красовался бирюзовый шар планеты. – Сообщение нашего главного астрофизика позволяет мне считать, что эта задержка вполне оправданна, но имеет ли смысл задерживаться еще больше, чтобы подготовить и осуществить спуск на планету для ее более детального изучения, на чем настаивает наша научная группа?!

– Позвольте! – неожиданно подал голос бригадный генерал Эндрю Бейтс. – Если вам удалось приостановить действие программы «Звездный лабиринт», значит, вы способны... вводить в нее изменения?!

– Ну-у-у... – медленно протянул Вихров, – можно считать, что это так.

– Тогда нужно немедленно перенаправить линкор к Земле!! – вскричал генерал, возбужденно вскочив на ноги.

– Позвольте! – в свою очередь воскликнул Вихров. – Вы требуете, чтобы я саботировал приказ Высшего Совета Земного Содружества?!!

Лицо бригадного генерала выразило такую растерянность, что Вихров едва не рассмеялся. Сдержавшись, он продолжил самым серьезным тоном:

– Не вы ли господин генерал убеждены, что программа «Звездный лабиринт» введена в Главный компьютер линкора непосредственно с Земли?! И вот теперь вы требуете, чтобы я нарушил приказ верховного главнокомандующего Земного Содружества?!!

– Но!.. Я!.. Ведь вы сами!..

Генерал явно никак не мог собраться с мыслями. Наконец он выпалил:

– Вы ведь сами утверждали, что эта программа – диверсия мятежников с Гвендланы!!!

– Однако вы со мной не были согласны! – едко возразил Вихров. – Или вы резко изменили свое мнение?!!

– Я!.. Нет!.. Но!.. – еще больше смутился генерал, замолчал и уселся на свое место.

– Вопрос немедленного возвращения на Землю, возможно, будет рассмотрен позже. А сейчас мы вернемся к поставленной проблеме! – подвел черту под возникшим спором Вихров и оглядел собравшихся.

Словно подчиняясь этому взгляду, поднялся второй ассистент штурмана.

– Разрешите, командир! – глядя чуть исподлобья, обратился он к Вихрову и, получив утвердительный кивок, обежал собравшихся взглядом. – Я понимаю интерес научной братии к этой планете – много непонятного, нового, возможны самые невероятные открытия. Но, может быть, будет вполне достаточно того, что мы уже открыли саму эту планету?.. Может быть, будет правильным выполнить введенную в главный компьютер программу и вернуться?.. Тогда на основании собранных нами материалов Землей будет снаряжена серьезная экспедиция с соответствующим подбором научных кадров, необходимой техники... Я против того, чтобы заниматься самодеятельностью, я за продолжение полета!..

И Горячев резко опустился на место.

– Так, – задумчиво глядя на штурмана, протянул Вихров, – какие еще будут мнения?..

– Можно вопрос?! – неожиданно поднялся с места командир одной из когорт Звездного десанта.

– Конечно!.. – кивнул навигатор-три.

– Господин командир линкора, – чересчур уж официально обратился офицер к Вихрову, – не могли бы вы объяснить, зачем мы приглашены на это совещание? Ни моя подготовка, ни место, занимаемое мной в иерархии руководства корабля, не позволяют мне высказывать свое мнение по данному вопросу, так что я...

И он с нескрываемым скепсисом пожал плечами.

– Тем не менее этот вопрос вас касается напрямую! – немедленно отозвался Вихров. – Или вы думаете, я пошлю... «ученую братию»... – он бросил быстрый взгляд в сторону второго ассистента штурмана, – ...без достаточного боевого сопровождения?.. И подумайте, кому, как не одному из ваших подчиненных, надлежит командовать этим десантом?!

– А! – мгновенно подтянувшись, воскликнул генерал. – В этом смысле!.. Тогда, конечно!..

– Именно в этом! – неожиданно жестко подчеркнул Вихров. – И вам, Виктор Федорович, необходимо уже сейчас иметь кандидатуру командира для выполнения этой задачи и предложения по численному составу десанта!

– У меня есть кандидатура командира, а численный состав десанта можно будет определить, только зная количество научных работников экспедиции и время ее пребывания на планете! – четко доложил генерал.

– Очень хорошо! – одобрил Вихров и, знаком разрешив генералу сесть, оглядел присутствующих.

– Господа офицеры, – проговорил он, задумчиво постукивая пальцем по голой столешнице, – из уже прозвучавших предложений мне стало ясно, что вы не совсем четко представляете сложившуюся обстановку. Я прекрасно понимаю ваше желание поскорее вернуться на Землю, возможно, я и сам поддержал бы такое предложение, будь я, как прежде, третьим ассистентом командира корабля. Но!.. Кем бы ни была задействована программа «Звездный лабиринт», нам необходимо полностью ее выполнить! Необходимо, даже если мы не до конца понимаем, зачем это понадобилось!! Если это приказ Земли – мы обязаны выполнить этот приказ. Если это проделано Homo Super с Гвендланы, мы тем более обязаны дойти до конца, поскольку большую часть программы мы уже выполнили. Подумайте сами – «Одиссей» направлен к этой звезде с какой-то конкретной целью, он не просто так... «приблудил» сюда! Сама планетная система этой звезды настолько необычна, вызывает столько вопросов, что поневоле задумаешься – может быть, ответы на эти вопросы жизненно важны для нас... Для человечества?!

Вихров еще раз оглядел собравшихся и закончил:

– Я прошу вас еще раз подумать и строить свои предложения, учитывая мои слова.

Едва навигатор замолчал, как у дальней стены поднялся главный штурман линкора:

– Можно мне, Игорь Владимирович?

Вихров утвердительно кивнул, и штурман заговорил медленно, тщательно взвешивая каждое слово:

– Если принять ту точку зрения, которую озвучил командир линкора, то решение может быть только одно – надо задержаться в этой планетной системе и исследовать ее с максимальной тщательностью. Однако совершенно неясно, что именно надо искать, на что именно следует обратить внимание. Сейчас мы столкнулись с весьма странным феноменом, словно бы планета сама подсказывает, с чего надо начать наши исследования, поэтому нам придется задержаться и разобраться с этим феноменом.

Шохин несколько секунд помолчал, словно обдумывая дальнейший разговор, а затем все так же вдумчиво продолжил:

– Мне кажется, чтобы не тратить время попусту, нам сейчас стоит набросать хотя бы примерный план этих исследований – определить время работы, предельно его минимизировав, наметить этапы работы и их последовательность... – Тут он слегка запнулся и продолжил уже совсем другим тоном: – У меня есть конкретные предложения. Только что мы наблюдали очень странный атмосферный выброс. Профессор Карпински заявил, что запись сделана всего пару часов назад. А пятнадцать суток назад астрономическая служба корабля также наблюдала подобный феномен, так что можно предположить, что цикличность этого процесса составляет пятнадцать – двадцать суток. Если экспедиция высадится у пятна, над которым наблюдался смерч, немедленно, то она застанет самое начало цикла и сможет наблюдать развитие процесса в полном объеме!..

– Значит, время всей исследовательской работы на планете составит не более двадцати суток! – подхватил мысль Шохина Вихров. Он оглядел кают-компанию и спросил:

– Ну что, господа офицеры, можем мы позволить себе двадцатидневную задержку?..

Несколько человек переглянулись, но высказаться никто не пожелал.

– Считаю ваше молчание за согласие, – подвел черту командир звездолета. – Прошу руководителей всех служб и командование Звездного десанта в течение двух часов подготовить предложения по проведению экспедиции на планету и передать их мне.

Ровно через сутки с первой причальной палубы «Одиссея» стартовали два «стрижа». На планету было решено высадить два десанта. Первый у того пятна, над которым накануне наблюдали перевернутый смерч, и второй у пятна, имевшего самую высокую температуру. Выбор второго пятна был в какой-то мере интуитивным – профессор Карпински высказал мнение, что разогрев пятна предшествует возникновению смерча, а может быть, даже является причиной этого возникновения. Сам Карпински решил возглавить первую группу, ему хотелось, если удастся, проследить весь цикл функционирования этого пятна. Себе в помощь он взял двух физиков: радиолога и специалиста по низким температурам, сопровождала эту группу десятка десантников под командованием капитана Бабичева. Десантную группу, идущую ко второму пятну, возглавлял помощник профессора Карпински, второй астрофизик профессор Роберт Пирс, с ним летели гляциолог и геолог. Геологу на планете в общем-то делать было нечего, просто научные кадры «Одиссея» были весьма ограничены. Эту группу сопровождала десятка Звездного десанта под командованием капитана Криса.

Оба десантных бота были из числа шести машин, специально приспособленных для полетов над массивными планетами с мощной, плотной атмосферой, а работать группам предстояло в скафандрах высшей космической защиты!

Первым стартовал бот с группой Пирса. Эта группа, по расчету ученых, должна была провести на планете не более пяти суток и после выброса смерча, если таковой произойдет, немедленно вернуться на корабль.

Группу Карпински пришел провожать сам командир корабля. Перед самым отлетом Вихров отвел Бабичева в сторону и тихо разговаривал с ним несколько минут. Капитан последним поднялся по трапу и, уже стоя в проеме люка, обернулся, махнул рукой Вихрову и крикнул:

– Не дрейфь, Игорек, мы обязательно вернемся!!

Оба челнока в атмосфере планеты вела штурманская служба линкора – под облачным слоем машины накрыла кромешная тьма, а ориентироваться в инфракрасном диапазоне пилотам было чрезвычайно сложно из-за отсутствия точных ориентиров. И, тем не менее, оба десантных бота опустились на ледяное крошево очень близко от предварительно намеченных координат.

«Стриж» Карпински прошел весь маршрут очень спокойно, казалось, атмосфера неизвестной планеты ласково приняла в свои объятия гостя, прилетевшего из такого далека, и специально расчистила для него дорогу. Даже капризное магнитное поле и то на месте приземления бота было на удивление спокойным. А вот машину Пирса здорово потрепало – сначала «стриж» сносило к северу сильнейшей магнитной бурей, затем едва выправившийся бот начало болтать восходящими потоками, да так, что пилот уже думал возвращаться на линкор. И тут, словно в награду за упорство, машина попала в совершенно спокойный пласт атмосферы и ровно шла практически до самой поверхности. Но в трехстах метрах от ледяных торосов ее вдруг ударило в брюхо с чудовищной силой, перевернуло и бросило вниз. Спасло группу только удивительное мастерство пилота, успевшего не только вернуть бот в нормальное положение, но и, сбросив тягу, включить антигравы.

А затем началась адская работа!

Из-за кромешной тьмы, царившей на поверхности планеты, всем участникам экспедиции пришлось сместить зрительное восприятие в инфракрасную часть спектра. Чуть холмистая бескрайняя равнина, раскинувшаяся вокруг, раскрасилась во все оттенки красного, и к такому зрению приходилось привыкать. Саму поверхность планеты можно было назвать твердой лишь с большой натяжкой – люди и оборудование проваливались в ледяное крошево, и лишь скафандры высшей космической защиты спасали положение, позволяя хотя и с трудом, но перемещаться в пространстве. Несколько часов понадобилось обеим группам, чтобы определиться на местности, расставить приборы, регистрирующие состояние и изменения окружающей среды, разместить оборудование, передающую и записывающую аппаратуру.

Наконец на линкоре смогли в деталях рассмотреть местность, на которой оказались обе десантные группы.

Оба «пятна» представляли собой идеально круглые котловины диаметром соответственно три и пять километров, окруженные небольшими валами и напоминающие своей формой метеоритные кратеры. Это сходство усиливалось еще и тем, что в середине каждой котловины можно было различить небольшие холмы с сильно скругленной вершиной. Но на этом их сходство и заканчивалось. Геофизическая обстановка в районе этих пятен была совершенно различна.

Группа Пирса оказалась в районе столкновения двух мощнейших атмосферных фронтов. Ураганный, постоянно меняющий направление ветер бушевал над котловиной, давление изменялось скачками в пределах десяти – двенадцати атмосфер, а температура была ненормально повышенной и достигала минус ста пятнадцати градусов по Цельсию. Кроме того, вся площадь котловины сильно излучала, причем источник излучения, как показали исследования, располагался на глубине на менее сорока – пятидесяти километров от поверхности, где давление достигало нескольких тысяч атмосфер! А вот магнитное поле было на удивление устойчивым, и его силовые линии проходили точно через срединный холм котловины. Ускорение силы тяжести в центре котловины колебалось в пределах 10,1 – 10,06 м/сек2.

После пяти часов наблюдений Пирс и его помощники определили, что вал, окольцовывающий котловину, медленно, со скоростью трех – пяти сантиметров в час, движется против часовой стрелки, в то время как ледяной покров самой котловины неподвижен.

Прошло еще восемь часов, и обстановка начала постепенно меняться. Ледяное кольцо ускорило свое вращение до такой степени, что оно стало заметно глазу. Его температура выросла до –98 °С, причем произошло это коротким скачком. Ветер чуть стих, его порывы потеряли свою убийственную силу, а затем его движение постепенно упорядочилось – он ровно и мощно пошел по кругу. Стало постепенно уменьшаться ускорение силы тяжести, а напряженность магнитного поля, наоборот, повышаться. Радиоактивный фон также рос, словно его источник медленно поднимался из глубин планеты к ее поверхности!

Следующий час был вполне стабильным – ветер постепенно набирал силу, росла напряженность магнитного поля, движение ледяного кольца тоже ускорялось, но очень медленно, зато радиоактивный фон рос довольно быстро. И только температура оставалась постоянной.

Пирс и его помощники не отходили от аппаратного комплекса, на который стекались показатели многочисленных приборов, расставленных вокруг трехкилометровой котловины, зато десантники рассредоточились вдоль ледяного кольца, ограничивавшего котловину, стараясь заглянуть внутрь, понять, что происходит на ее дне!

Именно один из десантников первым заметил, что днище котловины начало медленно подниматься, вспучиваться! Видимо, этот подъем начался довольно давно, но его скорость была настолько мала, что заметить происходящее изменение не было никакой возможности, приборного же наблюдения за рельефом местности установлено не было. Да и заметивший это вспучивание десантник не поднял тревоги, он просто крикнул своему соседу, чтобы тот внимательнее всмотрелся в вершину центрального холма – по его мнению, холм увеличивается!

Зато на этот крик сразу же отреагировал командир звездолета. Руководителю десантной группы немедленно ушел приказ уходить с планеты, оставив на месте всю установленную аппаратуру.

Видимо, и сам Роберт Пирс понял, что в «пятне» начинается какой-то чудовищный процесс, грозящий его группе гибелью. В течение трех минут вся группа собралась на борту «стрижа», и вновь его пилот проявил предусмотрительность и незаурядное искусство пилотирования. Вместо того чтобы стартовать вертикально вверх, стараясь побыстрее уйти из опасной зоны, он лишь немного приподнял машину на антигравах и пошел прочь от «пятна», укрываясь за самыми незначительными неровностями «почвы». Как потом было просчитано, если бы он сразу поднял машину, ее точно затянуло бы в хобот уже набравшего силу смерча, и тогда «стриж» неминуемо был бы разбит!!

Когда бот с группой профессора Пирса выходил из атмосферы планеты, котловина уже исчезла, а вместо нее вспухло огромное, радиусом в три километра полушарие. И тут же оставленная научная аппаратура зарегистрировала чудовищный скачок излучения, и ледяной панцирь, покрывавший этот огромный холм, лопнул и начал осыпаться к продолжавшемуся вращаться ледяному валу, окаймлявшему бывшую котловину. Из разлома проглянула абсолютно черная полоса, принадлежащая какому-то телу, проталкиваемому из глубины планеты на поверхность.

К этому моменту смерч бушевал над «пятном» во всю свою безудержную мощь, ускорение силы тяжести упало до невероятно низкого значения – всего 3,26 м/сек2, а напряженность магнитного поля выросла настолько, что стало казаться, будто вся энергетическая мощь планеты сосредоточилась в этом месте!

Буквально через десяток минут стало ясно, что из-под «пятна» выползает огромная темная шарообразная масса неизвестного пока состава, точно совпадающая своим размером с размером самого «пятна». А еще через двадцать минут эта масса зависла над «пятном» как некий старинный воздушный шар невероятно огромных размеров!!

Огромный, покрытый неровностями шар, страшный своей абсолютной чернотой, неподвижно висел в бушующей атмосфере планеты, и казалось, не существовало в этом мире силы, способной приподнять его еще хоть чуть-чуть над золотисто-оранжевой поверхностью. Но в следующее мгновение он, словно подхваченный смерчем, рванулся вверх, резко уменьшаясь в размерах!

А воронка бушующего над «пятном» смерча уже проявилась в верхних слоях атмосферы загадочной планеты. Ровная доселе кромка планетарного диска начала прогибаться, образовывая впадину, затем смерч, как и его предшественник, начал «выворачиваться наизнанку», но теперь уже на «Одиссее» хорошо представляли, что именно пытается вытолкнуть в космос эта странная, эта чудовищная по своей мощи планетарная катапульта!

Однако командир линкора не смотрел на обзорный экран – то, что там происходило, его уже не интересовало. Он связался с профессором Карпински, и когда тот ответил, заговорил спокойно и точно:

– Господин профессор, как вы и предсказывали, над первым «пятном» образовался такой же смерч, какой мы наблюдали на вашей записи. Теперь стало ясно, что с помощью таких смерчей, используя понижение ускорения силы тяжести и флуктуирующее магнитное поле, в космос выводятся какие-то массы. Причем массы эти формируются непосредственно под открытыми вами «пятнами». Запись появления такой массы из-под поверхности планеты и начального этапа ее запуска мы вам перешлем. Я попрошу вас сконцентрировать свое внимание именно на процессе формирования этих масс! Мы со своей стороны постараемся поймать одну из таких масс и разобраться, что она из себя представляет.

– А Пирсу не удалось установить, на какой глубине происходит формирование этих масс? – неожиданно спросил профессор.

Вихров на секунду задумался, а затем ответил:

– Установлена глубина расположения источника радиоактивности «пятна». Я думаю, что радиоактивное облучение является одним из технологических условий создания такой массы, и потому можно сказать, что весь процесс протекает где-то в пределах сорока – пятидесяти километров от поверхности.

– Боюсь, Игорь Владимирович, что наши возможности в изучении этого процесса весьма невелики! – огорченно проговорил профессор. – Мы сможем установить глубину залегания и мощность источника радиоактивного излучения, если оно, конечно, будет. Мы с достаточной точностью сможем определить температуру. Но этим наши возможности практически исчерпываются. Дело в том, что уже на глубине десяти – двенадцати километров водород переходит в металлическое состояние и экранирует практически любые дистанционные методы исследования, а буровой установки у нас нет, да и я сильно сомневаюсь, что она смогла бы оказать нам существенную помощь. Для детальных исследований надо бы было сооружать шахтный комплекс и углубляться в планету, а этого мы, к сожалению, сделать не можем!

– Да даже если бы и могли, у нас на такие работы просто нет времени. Вы представляете, сколько его надо, чтобы соорудить шахту глубиной пятьдесят километров?

Последовала короткая пауза, а затем Вихров закончил разговор:

– Хорошо, профессор, вы действуйте по намеченному плану, а мы тут подумаем, что можно сделать!

Через пятнадцать минут в кабинете командира линкора собрались все главные специалисты, однако совещание закончилось ничем – никто не смог предложить конструктивного решения возникшей проблемы. На планете группа Пауля Карпински вела сбор информации, но... «пятно», которое группа исследовала, казалось мертвым. Над ним проносились свирепые ветры, порой закручиваясь в смерчи, но это были «естественные» ветры. Ускорение свободного падения было неизменным и составляло 10,8 м/сек2, флуктуирующее магнитное поле перекатывалось через «пятно», порой усиливаясь, порой совсем пропадая, но никак не влияя на ледяной панцирь котловины.

И только радиоактивное излучение, вначале практически отсутствовавшее, постепенно нарастало, но этот процесс шел крайне медленно. Загадка планеты скрывалась на пятидесятикилометровой глубине, и на ее раскрытие у экипажа «Одиссея» оставалось не более пятнадцати суток!

Глава 6

«Селигер», личная яхта адмирала Космофлота Земного Содружества в отставке Андрея Кузнецова, вышел из гиперпространства в двадцати нанопарсеках от пояса Койпера, практически в плоскости эклиптики. Прыжок в сторону Альгеди, засеченный боевым звездолетом класса ГК-малый, посланным вслед стартовавшей яхте, был простеньким отвлекающим маневром – определить глубину прыжка не было никакой возможности, так что яхта была сразу же «потеряна» правительственными службами наблюдения. «Селигер», выполнив этот «сброс», тут же вернулся к Солнечной системе, а точнее, к ее периферии с намерением подойти снаружи к орбите Урана. Весь маневр блестяще удался Кузнецову, недаром он славился своим навигаторским мастерством.

И вот спустя всего пятеро суток с момента старта с околоземной орбиты «Селигер» подходил к бирюзовой горошине Урана, уже обретшей объем. Яхта миновала орбиту самого крупного спутника Урана – Титании – и медленно приближалась к планете. Скоро и Ариэль прошел перед «Селигером», прошел настолько близко, что адмиралу удалось разглядеть в оптический телескоп развалины огромного обогатительного комбината, разгромленного неизвестным агрессором.

Кузнецов рассчитывал посадить яхту на Порции или по крайней мере на Пэке, что давало ему великолепную возможность наблюдать за близким Ураном, находясь в относительной безопасности. Он действительно не собирался лезть на рожон и приближаться к Урану слишком близко, но и оставаться в нескольких сотнях тысяч километров от планеты не имело смысла.

Маленькая яхта медленно по огромной спирали приближалась к бирюзовому газовому гиганту, похожая на крошечный метеорит, захваченный притяжением огромной планеты. Скоро она пересекла орбиту Пэка, оставив маленький спутник далеко в стороне. Таким же образом прошли орбиты Белинды и Розалинды. А вот Порция, как и рассчитывал адмирал, оказалась лишь немного в стороне от траектории движения «Селигера». Короткий толчок вспомогательными двигателями, и яхта мягко «прислонилась» к каменистой поверхности крохотного спутника.

Спустя двенадцать часов каменный обломок ста десяти километров в диаметре превратился в прекрасно оборудованную обсерваторию. Почти круговая орбита Порции давала возможность наблюдать поверхность Урана с расстояния всего шестидесяти шести тысяч километров. Кроме того, из-за небольшой разности скоростей вращения Порции вокруг Урана и вращения самого Урана вокруг своей оси поверхность газового гиганта перемещалась очень медленно, что позволяло вести наблюдения со всей необходимой тщательностью.

Однако первые трое суток наблюдений не дали абсолютно никаких результатов. Безмятежная, безликая, ровно-бирюзовая поверхность Урана была совершенно спокойной. Наблюдение велось во всех возможных диапазонах электромагнитного излучения, но ничего, кроме обычного для этой планеты фона, не было. Четверо астрофизиков, осуществлявших наблюдения, все чаще посматривали в сторону адмирала, и в их взглядах читался вопрос, который и озвучил наконец самый старший из них. Петер Лех, профессор астрофизики новосибирского университета, сразу после завтрака подошел к Кузнецову и спросил:

– Господин адмирал, я благодарен вам за возможность наблюдать Уран в такой близости, тем более что именно эта планета давно уже меня интересовала, но скажите мне на милость, что именно мы... ищем?! Я вижу, что вы недовольны получаемыми нами результатами, что вы ждете чего-то... Чего?!!

«Да, старею... – с внутренней усмешкой подумал адмирал, – ...по моей физиономии уже можно читать мои чувства!»

А вслух он спокойным тоном ответил:

– Я, дорогой профессор, действительно рассчитывал обнаружить здесь что-то неожиданное. Но вот что именно, я не могу сказать... Просто потому, что не знаю. Давайте продолжать и посмотрим, что получится... В конце концов, ваш отпуск кончается только через два месяца, так что время у нас еще есть!

Вряд ли профессора устроил такой ответ, но другого у адмирала не было.

И именно на четвертые сутки пребывания «Селигера» на Порции наблюдателям удалось наконец увидеть нечто совершенно невозможное.

Порция висела на ночной стороне Урана, и гигантская планета заслоняла своим темным диском большую часть звездного неба. В кают-компании яхты, переоборудованной под рабочий зал обсерватории, находились Кузнецов, Лех и ассистент профессора Вацлав Коржич. Лех анализировал данные, полученные за предыдущие сутки, Коржич, расположившись в кресле оператора, работал с текущим потоком информации, а адмирал, устроившись на отодвинутом к стене диване, смотрел на огромный обзорный экран, висевший на противоположной стене кают-компании. Рассматривать на этом экране в общем-то было нечего – огромный черный диск и несколько тусклых звезд по углам, но адмирал казался полностью погруженным в это созерцание. В кают-компании стояла нормальная рабочая тишина, и вдруг в этой тишине раздался странно напряженный голос Коржича:

– Профессор, подойдите, пожалуйста, сюда... тут что-то... странное!..

Лех оторвался от экрана компьютера и удивленно посмотрел на своего помощника:

– Странное?.. Что странное?..

– Точечное повышение температуры в верхних слоях атмосферы!..

Петер Лех поднялся с места и направился к Коржичу, недовольно бормоча:

– Ну какое, право, точечное повышение?.. Опять наводки на аппаратуру!..

– В таком случае это очень странные наводки, профессор, – не отрывая глаз от экрана монитора, возразил помощник. – Вот сейчас мы посмотрим...

И его пальцы быстро забегали по клавиатуре.

Лех подошел справа и склонился к монитору. Половину экрана занимал диск Урана. По гладкой бирюзовой поверхности были, казалось бы, хаотично разбросаны крошечные оранжевые точки. На другой половине экрана профессор прочитал:

«Области повышения температуры локализованы в восьми точках. Площадь нагрева каждой точки составляет не более восьми квадратных километров. Скорость повышения температуры 0,32 градуса по Цельсию в минуту. Атмосферное давление в точках повышения температуры (верхний слой) падает со скоростью 0,12 бар в секунду. Смещение точек повышения температуры относительно поверхности планеты отсутствует».

– И давно это повышение температуры началось?.. – чуть дрогнувшим голосом поинтересовался профессор.

– Четырнадцать минут назад, – не поворачивая головы, ответил Коржич и тут же пояснил: – Я вначале тоже подумал, что это какой-то сбой в работе аппаратуры, но когда компьютер вывел координаты всех точек, мне стало ясно, что это нечто другое...

– Вот только что? – раздался голос адмирала. Он неслышно подошел к астрофизикам и тоже рассматривал изображение на экране компьютера.

Лех вопросительно посмотрел на Кузнецова, словно именно от него ожидал каких-то объяснений, однако тот даже не заметил этого взгляда. Вместо этого он тронул Коржича за плечо и спросил:

– А вы не могли бы перевести изображение планеты на большом экране в инфракрасный диапазон?..

– Нет проблем!.. – бодро ответил ассистент профессора, и его пальцы снова забегали по клавиатуре. Кузнецов и Лех одновременно повернулись к противоположной стене.

Изображение на экране разительно переменилось, на темно-багровом, почти черном фоне висел темно-красный, ровно окрашенный диск Урана, по которому были разбросаны пятна красного цвета. Не точки, как характеризовал зоны нагрева компьютер, а именно пятна, уже имевшие заметную площадь.

– Увеличьте самое крупное пятно! – потребовал адмирал.

Послышался быстрый перебор клавиш, и изображение на экране снова изменилось. Теперь вся его поверхность стала темно-красной, а в самом центре расползлось красное пятно с размытыми, нечеткими краями. Но самое интересное, что при таком увеличении стало заметно, что нагретое пятно... вращается вокруг своей оси!

– Проверь остальные параметры атмосферы в районах этих пятен!.. – не оборачиваясь, распорядился Лех и минуту спустя получил ответ Коржича:

– Давление внутри точек продолжает падать, а так... все вроде бы. Без изменений!.. Вот только...

Он замолчал, но Лех потребовал:

– Что – «только»?..

– Напряженность магнитного поля в этих точках на двадцать пять – тридцать процентов выше.

Между тем красное пятно на багровом диске планеты заметно увеличилось, а его вращение явно ускорилось. Адмирал искоса взглянул на профессора и тихо спросил:

– Похоже на смерч?..

– Похоже... – согласно кивнул Лех, – ...но только на самое начало образования. И непонятно, при чем здесь это странное повышение температуры и напряженности магнитного поля.

Адмирал чуть кашлянул и неуверенно предположил:

– Температура на поверхности Урана выше, чем в верхних слоях атмосферы... Может быть, какая-то избирательная диффузия?..

– Господин адмирал, какая, прости господи, диффузия?.. – раздраженно отозвался Лех. – И чем можно ограничить температурную диффузию в газовой среде?!

– Поле Горинга-Макса... – неожиданно подсказал Коржич со своего места. – Конфигурации «труба».

– Да?!! – ядовито переспросил своего ассистента профессор. – А вы, коллега, знаете, какие энергии надо иметь под рукой и какое оборудование, чтобы создать поле Горинга-Макса конфигурации «труба» диаметром несколько километров и высотой около десяти тысяч километров?!!

В ответ Коржич только молча пожал плечами.

А ярко-красное пятно на большом демонстрационном экране все больше наливалось светом. Его цвет уже приближался к алому, размер заметно увеличился, а вращение стало совершенно очевидным!

– К тому же, – не преминул обратить внимание своих товарищей Лех на этот факт, – поле должно вдобавок быть переменным – пятно явно увеличивается!!

И в этот момент в атмосфере газового гиганта что-то произошло. Вращение пятна резко увеличилось, а само пятно начало медленно вспухать странным полупрозрачным горбом! Казалось, водород и гелий, из которых состоят верхние слои атмосферы Урана, взорвались в какой-то гигантской ядерной реакции, и сила этого взрыва вырывает огромную часть вещества из планеты!

– Похоже на... огромный смерч!.. – не слишком уверенно проговорил профессор, продолжая внимательно следить за разворачивающимися на экране событиями.

Вспухший было горб на диске планеты вдруг опал, но из него проклюнулся какой-то короткий, туго закрученный хвост, или, вернее, хобот, цветом гораздо темнее бушующего алым пятна. Секунду покачавшись из стороны в сторону, хобот начал выползать из атмосферы, постепенно превращаясь в некую опрокинутую широкой частью к планете воронку!!

– Если это смерч, то он ведет себя крайне странно! – прокомментировал догадку профессора Кузнецов.

Опрокинутый вверх ногами смерч торчал своим хоботом из атмосферы планеты больше трех минут, а затем вдруг рассыпался брызгами и рухнул вниз. Несколько минут спустя поверхность планеты снова была идеальным бирюзовым диском... Но на ее фоне явственно проступала крошечная черная точка!!

– Позвольте!.. – озадаченно прошептал профессор Лех, пристально глядя на экран. – А это что такое?!!

– Космическое тело, характеризуемое как астероид, – спокойно заговорил Коржич, не отрывая взгляда от экрана своего монитора. – Форма неправильная, овальная, крайние размеры шесть тысяч восемьсот тридцать метров и тысяча триста сорок метров, температура – минус двести двадцать градусов по Цельсию, скорость двадцать четыре тысячи километров в секунду. Собственного излучения не имеет, двигается по спиральной орбите вокруг Урана с ускорением два метра в секунду за секунду.

– Лех резко повернулся к своему ассистенту и, стараясь быть спокойным, спросил:

– Вацлав, что за чушь вы несете?.. Этот... астероид, без сомнения, оставлен только что виденным нами смерчем. То есть он вынесен из атмосферы Урана. Как же он может быть холоднее не только окружавшего его газа, но и окружающего его сейчас пространства?!!

– Спросите еще, как он может иметь скорость выше второй космической и двигаться с ускорением, не имея собственного излучения?! – поддакнул Кузнецов, но в его голосе явственно звучала насмешка.

Лех быстро развернулся в сторону адмирала, однако тот продолжал внимательно смотреть на обзорный экран, и лицо его было абсолютно серьезным. Заметив боковым зрением, что профессор смотрит на него, Кузнецов повернул голову и, глядя прямо ему в глаза, проговорил:

– Вот вам, профессор, и ответ на ваш вчерашний вопрос! Теперь я могу вам сказать, что искал на этой планете именно то, что мы только что видели!

– А что мы только что видели?.. – неожиданно спросил Лех.

– Вы не поняли?.. – удивился адмирал. – Это же старт космического корабля!

– Ну какой же это корабль?.. – чуть усмехнулся со своего места Коржич.

– Это не земной космический корабль... – спокойно пояснил адмирал. – И, я думаю, в ближайшее время мы увидим еще несколько таких стартов.

– Откуда такая уверенность?.. – повернул голову Коржич.

– Вы забыли, что на Уране появилось восемь пятен, а старт пока что был только один!

Ассистент профессора резко крутанулся на своем месте, и его пальцы пробежали по клавиатуре. Изображение на экране исчезло, и вместо него возникло другое – темно-красный Уран на багровом фоне. Семь алых пятен были ясно видны на темно-красном диске планеты, а вместо восьмого пятна – едва заметная угольно-черная точка.

– Значит, сразу восемь стартовых площадок... – задумчиво проговорил Кузнецов. – Интересно, какова же общая численность этих... астероидов?..

– Господин адмирал, – с легким напряжением заговорил Петер Лех, – вы рассуждаете так, словно ожидали чего-то вот в этом роде!..

И он кивнул в сторону экрана.

Кузнецов задумчиво посмотрел на профессора и вдруг утвердительно кивнул:

– Вы знаете, профессор, я действительно ожидал нечто... в этом роде, хотя, надо признаться, не столь эффектного.

– Вы хотите сказать, что... э-э-э... подозревали о существовании на Уране каких-то... пришельцев?!

В голосе профессора звучали и недоверие, и удивление, и крошечная усмешка. Однако Кузнецов ответил совершенно серьезно:

– Вы же, господин профессор, – астрофизик, вам наверняка известно, что наши научно-исследовательские станции на окраине Солнечной системы уничтожены?..

– Позвольте?! – воскликнул профессор. – Как – уничтожены?!

– А вы разве продолжали получать от них отчеты?! – удивился адмирал.

– Нет... – растерянно проговорил профессор. – Но нам официально сообщили, что станции прекратили свою работу в связи с капитальным ремонтом изношенных конструкций и заменой научного оборудования!

– Если нам удастся, мы на обратном пути заглянем на Титанию или Оберон, и я вам покажу, профессор, какой там капитальный ремонт идет! – с легкой усмешкой ответил адмирал.

– Но... тогда... это что ж получается?.. – профессор совершенно растерялся. – Тогда, может быть, мы сюда напрасно... э э-э... залезли?!!

– Нет, профессор, не напрасно! – жестко проговорил Кузнецов. – Теперь мы точно знаем, где именно располагается база пришельцев!!

– Но почему в таком случае Высший Совет Земного Содружества не предпринимает мер по отражению этого... э-э-э... нападения?!! – возмущенно спросил Лех.

– А об этом надо спросить господина Соутса! – насмешливо ответил адмирал, а затем, став серьезным, добавил: – И мы у него обязательно спросим!.. Только бы не было поздно!

– Господин адмирал... – внезапно подал голос Вацлав Коржич, – а каковы будут наши дальнейшие действия?

Адмирал обернулся и вопросительно взглянул на ассистента профессора.

– Дело в том, – пояснил тот, – что запущенный с Урана астероид увеличил ускорение и, весьма вероятно, пройдет в непосредственной близости от нас... Может быть, нам стоит убраться отсюда, пока нас не заметили?..

– Подождите, подождите, господа, – снова вмешался в разговор профессор. – Еще не доказано, что этот астероид на самом деле является космическим кораблем! В самом деле, подумайте, какой может быть космический корабль без двигательной установки?!

Во взгляде профессора читалось некое торжество человека, поймавшего своих собеседников на очевидной ошибке.

– Почему вы считаете, что у этого «астероида» нет двигательной установки?.. – поинтересовался адмирал.

– Но он же не излучает! – воскликнул профессор. – Как может работать двигатель, не излучая хотя бы тепла?!!

– А как может ускоряться материальное тело, не имея хоть какого-то двигателя?! – в свою очередь спросил адмирал.

– Господа, вы сможете продолжить свой теоретический спор в более спокойной обстановке! – снова вмешался в разговор Коржич. – Мы теряем время, а его может не хватить!

– Нет! – отрезал Кузнецов. – Мы останемся на месте до старта последнего... объекта. А там... посмотрим.

Коржич сдержанно вздохнул и чуть сгорбился над клавиатурой пульта управления.

«Астероид» действительно прошел всего в трехстах пятидесяти километрах над Порцией, так что Кузнецову и его астрофизикам удалось рассмотреть его через оптический телескоп во всех деталях. К тому времени команда «Селигера» замаскировала яхту каменными обломками и маскировочной сетью так, что разглядеть ее на блекло-сером фоне поверхности спутника не было никакой возможности. Выключенный вспомогательный привод тоже успел остыть, так что тепловое излучение, если и было то весьма незначительное.

До того момента как Порция вышла на освещенную сторону Урана, астрофизики увидели еще три странных смерча в атмосфере Урана, и все три закончились выбросами «астероидов», разных по величине и по форме.

А на стороне планеты, обращенной к Солнцу, все было спокойно и безмятежно – ровная зеленовато-бирюзовая поверхность Урана по-прежнему сияла невозмутимой чистотой.

Зато адмирал Кузнецов начал явно нервничать. Порция плыла над безмятежной поверхностью планеты, а адмирал расхаживал по кают-компании в каких-то тягостных, нервных раздумьях. Его что-то тревожило, но он ни с кем не желал делиться своими тревогами.

Наконец спутник снова подошел к границе дня и ночи. Кузнецов немедленно попросил снова переключить аппаратуру в инфракрасный режим, однако на ночной стороне Урана не было заметных светлых пятен, характерных для участков верхнего слоя атмосферы с повышенной температурой. Порция отставала в своем движении по орбите от вращения самой планеты на пять с небольшим часов, так что Кузнецов продолжал внимательно следить за все больше открывающейся «ночной» стороной Урана и наконец удовлетворенно вздохнул – на темно-бордовом фоне планеты заалело яркое пятно, за ним еще одно... Но это было все. Остальные пятна исчезли, и если новые астероиды были выброшены в пространство, найти их уже не представлялось возможным.

В течение двух последующих часов оба пятна выбросили в пространство по «астероиду», причем последний был самым маленьким из всех, виденных с «Селигера». Когда стало ясно, что этот «малыш» так же, как и его предшественники, начал разгон по своей спиральной орбите, адмирал Кузнецов приказалнемедленно сворачивать всю научную аппаратуру и готовить яхту к немедленному старту.

Лех и его товарищи были весьма удивлены такой поспешностью и пытались уговорить адмирала остаться еще на несколько суток, мотивируя свою просьбу массой интересного научного материала, который еще можно было собрать, ведя исследования с Порции. Но адмирал был неумолим!

Спустя восемь часов «Селигер» легким толчком вспомогательного двигателя снялся со спутника, но продолжал двигаться практически по той же орбите. А последний из «астероидов» в это время уже достиг края бирюзового диска Урана и готов был скрыться за планетой. Именно в этот момент адмирал отдал совершенно неожиданный приказ:

– Включить основной привод корабля. Преследуем объект, покинувший атмосферу Урана!

Штурман яхты ничуть не удивился такому решению адмирала, он давно летал с ним вместе и привык к его быстрым и неожиданным решениям. А вот находившийся в Главном центре управления яхты Лех удивленно взглянул на адмирала:

– Зачем вы собираетесь гнаться за этим... камнем?.. Что в нем интересного?..

Адмирал улыбнулся в ответ:

– Ну, профессор, по вашим меркам это, конечно, ничего не значащая песчинка. Но разве вам неинтересно, куда эта... «песчинка» направляется?.. И каким образом она перемещается в пространстве?..

Профессор пожал плечами и ничего не ответил. Спустя десять минут он покинул Главный центр управления – путь, по всей видимости, предстоял долгий, а профессор не привык даром тратить время!

Солнце проблеснуло крохотной искоркой из-за края Урана через два с половиной часа. И сразу же локационная аппаратура «Селигера» засекла шедший впереди «астероид». Тот увеличил свою скорость, поменял орбиту и уходил прочь от планеты в глубь Солнечной системы.

– Так... – пробормотал адмирал почти неслышно, – ...мы, значит, пошли к Сатурну?.. Или к Юпитеру?.. А может быть, в пояс астероидов?.. Интересно!..

И, повернувшись к штурману, произнес громче:

– Я в свою каюту, отдохну немного. Если произойдет что-то необычное, немедленно вызовите меня!

– Хорошо, господин адмирал... – кивнул в ответ штурман.

Кузнецов прошел в свою небольшую каюту, погасил свет и, не раздеваясь, как он обычно делал в походе, улегся в постель.

Как правило, адмиралу хватало трех-четырех часов сна, чтобы полностью восстановить свои силы, но на этот раз он проспал не более часа. Вначале он даже не понял, что именно разбудило его, в каюте было темно и тихо, но Кузнецов вдруг почувствовал чье-то присутствие!

«Что за ерунда, – несколько раздраженно подумал он. – С чего это мне мерещатся всякие глупости?!!»

– Это не глупости, Андрей Викторович, – донесся до него едва слышный низкий голос, – я в самом деле нахожусь в вашей каюте, на вашей яхте!

– Кто это – я?! – громко спросил Кузнецов.

– Не надо кричать, – все так же тихо проговорил голос, – не надо беспокоить ваших подчиненных, им незачем знать о нашем разговоре!

– Кто – вы?.. – чуть тише спросил адмирал, раздумывая, как бы включить хотя бы ночник, чтобы рассмотреть этого странного, неизвестно откуда взявшегося гостя.

У противоположной стены вдруг затеплилась искорка света, и адмирал увидел большую, плотную фигуру, расположившуюся в мягком кресле. Никакого напряжения в позе фигуры не было, словно она уже не раз занимала это место в кресле адмиральской каюты. Только белки глаз на скрытом в полутьме лице поблескивали как-то тревожно.

– Так как же мне вас называть? – снова спросил адмирал своего незваного гостя.

– Можете называть меня Отто Капп, – тихо произнесла фигура и повторила: – Профессор Отто Капп.

– Вот как!.. – медленно протянул адмирал и вдруг почувствовал странное спокойствие. – Тот самый Отто Капп, что возглавлял мятеж на Гвендлане?!

– Тот самый... – подтвердил гость.

– И как же вам удалось уйти с Гвендланы невредимым?.. – с легкой усмешкой спросил адмирал.

– Как-нибудь я вам расскажу эту историю, – совершенно серьезно ответил профессор Капп. – Но сейчас речь пойдет о другом.

Он выдержал совсем небольшую паузу и твердо произнес:

– Вам не стоит преследовать скрибов!

– Кого... преследовать?.. – не понял адмирал.

– Тот маленький астероид, который покинул газовую оболочку Урана, – спокойно пояснил Отто Капп.

– Вы можете назвать мне вескую причину, на которой основан ваш совет?!

Адмирал, словно подчиняясь своему собеседнику, тоже принял серьезный тон.

– Могу, – ответил профессор, – если вы будете продолжать гнаться за ним, то рано или поздно он обнаружит вашу погоню... причем это будет скорее рано, чем поздно. А если он обнаружит ее, то неминуемо вас уничтожит!

– Вы так в этом уверены?.. – с сомнением переспросил Кузнецов.

– Я в этом абсолютно уверен, – безапелляционным тоном ответил профессор. – Если бы вместо яхты у вас был боевой корабль, он попытался бы скрыться или самоликвидироваться, но в вашем случае он будет атаковать!

– Но у «Селигера» очень хороший двигатель и вполне достаточное вооружение, чтобы расколотить этот астероид в... пыль!

– Вы заблуждаетесь, адмирал, – сохраняя все тот же серьезный тон, возразил Отто Капп. – Уйти от этого астероида вы сможете только через гиперпространство. Но, во-первых, вы не сможете проделать переход, находясь в Солнечной системе, а во-вторых, вы не успеете развить достаточной скорости для гиперпрыжка! А насчет вооружения... Этот астероид способен поглотить энергию аннигиляции трех-четырех стандартных боевых капсул. У вас на борту имеется антиматерия?..

– Вы хотите, чтобы я поверил вам на слово?.. – В вопросе адмирала не было вызова, но в нем звучало некое сомнение.

– Нет, адмирал, я хочу не допустить вашей гибели.

– Я вам так дорог?.. – откровенно усмехнулся Кузнецов.

Отто Капп пожал могучими плечами:

– Во всяком случае, вы один из немногих людей, не только знающих об интервенции скрибов в Солнечную систему, но и осознающих всю опасность этой интервенции.

– А почему вы называете эти... камешки скрибами?

– Послушайте, адмирал, – чуть более нетерпеливо проговорил профессор, – давайте заключим сделку – вы прекращаете погоню за астероидом, а я выкладываю вам все, что знаю о скрибах.

Кузнецов молча поднялся с постели и на ощупь включил личный компьютерный блок. Получив сообщение о готовности к работе, он вызвал Главный центр управления яхты и отдал короткий приказ о прекращении погони и о возвращении на Землю. Затем, повернувшись к своему странному гостю, он сказал:

– Я вас внимательно слушаю...

– Вам какой рассказ хочется выслушать, покороче или подлиннее?..

Впервые за все время присутствия профессора Каппа в командирской каюте в его голосе прозвучала улыбка. Видимо, он был чрезвычайно доволен, добившись от адмирала отмены приказа.

– Раз уж я пошел вам на уступку, то потребую от вас информации самой подробной! – в тон ему ответил Кузнецов.

– Хорошо, – согласился Капп, – слушайте.

Кресло под ним чуть скрипнуло, видимо, профессор усаживался поудобнее, и он начал рассказ:

– Началось все это очень давно... В триста восемьдесят девятом году новейшей эры...

– Больше пятисот лет назад?!! – изумился адмирал.

– Совершенно верно, – подтвердил профессор, – больше пятисот лет назад! Именно тогда на Земле было получено сообщение из системы Идиабы, которое журналисты, да что греха таить, и многое ученые тут же окрестили «посланием от братьев по разуму». Долгое время, однако, этот довольно продолжительный, четкий, отчетливо модулированный сигнал не могли расшифровать. Я в то время возглавлял экспедицию на только что открытую планету, названную... Гвендлана...

– Вот как?.. – снова не сдержал своего удивления адмирал.

– Именно так, – опять подтвердил сказанное профессор, – а когда вернулся на Землю, мой старинный друг Женя Орлов пригласил меня приехать к нему для серьезного разговора. Я приехал в Москву, в университет, где Орлов возглавлял кафедру астрофизического факультета. Оказалось, что он как раз занимается расшифровкой этого самого послания. Шесть месяцев мы бились над восемнадцатиминутной записью этого послания, и все-таки нам удалось разложить его на звуко– и видеоряд!! Однако в результате нас постигло большое разочарование – послание оказалось не от «братьев по разуму», а от «врагов по разуму»! Звуковая составляющая этого послания была предельно короткой, я до сих пор прекрасно помню ее.

Профессор коротко кашлянул и слегка изменившимся голосом процитировал:

– «Мы, скрибы, властелины трех галактик, предлагаем вам покинуть занятую вами звездную систему, потому что она нам понравилась. Если вы не выполните наше требование, мы придем и уничтожим вас!»

Последовала короткая пауза, после чего Отто Капп с горечью произнес:

– Не правда ли, коротко... И предельно ясно! Вся остальная часть послания, все восемнадцать минут, была посвящена тому, каким образом будет уничтожаться человечество.

И снова последовала короткая пауза, видимо, профессору трудно давались эти воспоминания.

– Мы доложили о результатах нашей работы Высшему Совету Содружества на закрытом заседании, – продолжил после паузы профессор ровным, чуть напряженным тоном, – показали расшифрованные нами видео– и аудиочасти сообщения... Да, всех членов правительства эта информация потрясла, но никто не собирался начинать эвакуацию жителей Земли неизвестно куда, наоборот, единогласно было принято решение готовиться к отпору возможной агрессии из космоса. Тем более что мы с Орловым предложили план такой подготовки! И основан он был на следующих наблюдениях...

Последовало короткое раздумье, а затем профессор продолжил:

– Еще когда мы работали над расшифровкой послания с Идиабы, Евгений Орлов обратил внимание на тот факт, что авторы послания имели слишком уж разнообразный внешний вид! Ну, люди, например, внешне одинаковы – однотипное туловище, голова примерно одинаковой величины в верхней части туловища и четыре парные конечности. А вот скрибы – они сами себя так назвали – были уж слишком различны. Именно этот факт натолкнул Евгения на мысль, что либо они принадлежат к различным видам разумных существ, возникшим и развившимся в совершенно различных условиях, либо эти существа имели способность... в значительной мере изменять строение своего тела в зависимости от окружающей среды, а возможно, и по... собственному желанию. Мы утвердились в своей второй версии, когда на одном из фрагментов видеозаписи избиения очередного вида разумных существ увидели, как один из нападавших в считанные секунды полностью трансформировал свое тело, отрастив себе еще две пары конечностей и спрятав свою голову под костяным панцирем, выросшим из плечевой части туловища! И тогда мой друг высказал мысль, что для борьбы с этими странными и страшными в своей беспощадности существами человеку просто необходимо обладать такой же способностью к трансформации.

Это его высказывание сразу же напомнило мне мою экспедицию на Гвендлану, и я посоветовал своему другу ознакомиться с отчетами нашей экспедиции. После этого он, известный астробиолог, загорелся идеей создать – нет, не создать!.. – найти возможность для людей превратиться в Homo Super!

А дело заключалось в следующем. Именно во время нашей экспедиции мы обратили внимание на тот факт, что земные растения и отдельные виды животных, помещенные в условия Гвендланы, изменялись самым удивительным образом! Причем не потомство второго, третьего и более дальних поколений, а сами подвергнутые обработке организмы!

Мы предложили Высшему Совету Земного Содружества организовать на Гвендлане научный центр, который бы занялся изучением возможности преобразовать генотип человека. Естественно, мы все самым тщательным образом обосновали. В результате долгих обсуждений Высший Совет принял решение вести подготовку к отражению возможного вторжения в двух направлениях – строить мощный космический военный флот и... Гвендлана!!

Естественно, что причину развертывания новых и весьма дорогостоящих работ не афишировали. Создание космического флота объясняли растущей экспансией Земли в космическое пространство, а работы на Гвендлане просто засекретили!

Результаты реализации первого проекта – создание флота – вы, адмирал, знаете не хуже меня, а вот Гвендлана!..

И снова Отто Капп замолчал, словно воспоминания причиняли ему застарелую боль. Адмирал даже уловил еле слышный в темноте короткий вздох. А затем, словно пересилив себя, профессор продолжил:

– Я не буду вам подробно рассказывать, что пережили мы на Гвендлане, что испытали те тридцать тысяч молодых ребят, которые добровольно полетели на эту сумасшедшую планету готовиться к защите Земли?!! Достаточно сказать, что двадцать восемь тысяч из них... умерли... умерли страшной, чудовищной смертью, потеряв сначала свое человеческое обличье!.. Женя Орлов... тоже умер!.. Я присутствовал при его... угасании, и могу вам сказать, адмирал, что более страшной смерти не придумать!

Голос профессора пресекся, и тогда Кузнецов тихо произнес:

– Так, может быть, стоило прекратить этот... эксперимент и вернуться на Землю?!!

И тут совершенно неожиданно профессор... хмыкнул:

– А как же... скрибы?.. Мы на Гвендлане слишком часто смотрели их послание Земле, чтобы забыть о них! А кроме того, у нас кое-что получилось! Да-да, получилось!! Но... К этому моменту ситуация на Земле изменилась. Прошло слишком много времени, нападения все не было, а Гвендлана требовала все больше ресурсов, в том числе и людских. Из тех членов Высшего Совета, что принимали решение о проведении гвендландского эксперимента, почти никого уже не было, а новые, недавно пришедшие к власти, посчитали всю эту затею ненужной! Нам так и было заявлено, что Высший Совет Земного Содружества считает продолжение работы по изменению генотипа человека считать нецелесообразным и даже вредным, что население Гвендланы в том составе, который сложился на данный момент, будет обеспечено всем необходимым для... существования, но научные работы полностью сворачиваются! Мы направили в Высший Совет подробный отчет о достигнутых нами результатах, но... он не изменил мнения правительства Земли!

Последовала новая короткая пауза, после которой профессор сказал, как отрубил:

– После этого мы подняли мятеж!!!

– Так вот в чем дело!.. – медленно протянул адмирал.

И снова в голосе профессора просквозила улыбка:

– Только вы не подумайте, что нами двигала... «жажда мести», напротив, этот мятеж был чистым расчетом!

– И на что же вы рассчитывали?.. – удивился Кузнецов.

Профессор ответил не сразу, он словно бы снова собирался с мыслями, а когда заговорил, адмиралу показалось, что он просто уходит от ответа.

– Видите ли, в чем дело... Мы в наших гвендландских исследованиях в общем-то уперлись в тупик. Условия Гвендланы действительно позволяли преобразовать генотип Homo Sapiens в генотип Homo Super, но, к сожалению, сбои в ходе такого преобразования были слишком часты. В результате этих сбоев, генотип претерпевал изменения, но... Мы результаты подобных случаев неполного Превращения называли супер со сбоем или магистрал. А бывали случаи, когда Превращение генотипа шло вообще неправильно, и тогда человек превращался в живое существо, совершенно непохожее ни на что знакомое человеческой цивилизации, по нашей классификации – периферия. В общем, людские потери при проведении Превращения на Гвендлане были слишком высоки. Однако, изучая в течение нескольких столетий эту проблему, мы выяснили достаточно точно, какие именно факторы и в каком порядке необходимо приложить к генотипу человека, чтобы он гарантированно прошел Превращение. Более того, нам удалось определить области космического пространства, где эти факторы имелись в наиболее, так сказать, чистом виде! Мы наметили маршрут полета, следуя по которому человеческий организм подвергался воздействию этих факторов, а, кроме того, уже прошедшие Превращение Homo Super получали возможность тренировки своих новых качеств!

Отто Капп снова замолчал, словно бы давая своему слушателю возможность приготовиться к главному.

– Но для прохождения этого маршрута требовался звездолет класса «ноль». Мы подняли мятеж на Гвендлане, причем сделали это в наиболее дерзкой форме, рассчитывая, что Земля направит на подавление этого мятежа хотя бы один боевой корабль такого класса!..

– И Земля подбросила вам... «Одиссея»!! – догадался Кузнецов.

– Именно – «подбросила»!.. – согласился Отто Капп.

– Так, значит, вам удалось захватить линкор?! – спросил слегка раздосадованным тоном адмирал.

– И да, и нет... – спокойно ответил профессор.

– Как прикажете вас понимать?! – насторожился адмирал.

– Мы не могли проникнуть на «Одиссей», хотя прилагали к этому немалые усилия. Мы даже согласились, чтобы одного из наших... «учеников» подняли на орбиту! Но командир «Одиссея» не принял его на линкор, а отправил на один из патрульных звездолетов.

– Да, я знаю... – недовольно вставил адмирал, – ...на «Счастливый случай». Но если вы не смогли проникнуть на линкор, то почему он не вернулся после операции на Гвендлане в Солнечную систему?!

– Нам удалось внедрить в Главный компьютер корабля созданную нами программу. Причем, прошу извинить нашу дерзость, мы сделали это от имени Земли!

– То есть как?! – не понял адмирал.

– После того как доблестная Двенадцатая эскадра Звездного патруля уничтожила Гвендлану, я встретился с одним из офицеров «Одиссея»...

– С кем именно?.. – перебил профессора Кузнецов.

– С третьим ассистентом командира старшим лейтенантом Вихровым. – Отто Капп сделал секундную паузу, словно ожидая нового вопроса, но адмирал промолчал, и тогда профессор продолжил: – И во время встречи внедрил программу в записывающее устройство его скафандра. При расшифровке программа сразу ушла в Главный компьютер, имея адрес отправления коннект-узел дальней связи. Естественно, командир корабля решил, что программа направлена с Земли. Компьютер приступил к выполнению этой программы, что нам и требовалось!

В голосе профессора не было торжества, он просто констатировал факт. Но адмирал отрицательно покачал головой:

– Я думаю, вы ошибаетесь...

– Нет, адмирал, все было именно так.

– К сожалению, у нас есть неопровержимые свидетельства того, что «Одиссей» сгорел на А4 Кастора. И, кроме того, если бы командир линкора понял, что Главный компьютер действует во вред экипажу, он незамедлительно и без колебаний уничтожил бы вашу программу!

– Во-первых, программа «Звездный лабиринт» была защищена по нулевому уровню доступа, – пояснил профессор, – а во-вторых, у вас неверные данные! Я лично проводил «Одиссея» до момента его перехода в гиперпространство!

– По какому уровню доступа была защищена программа?!! – изумленно переспросил адмирал.

– Да-да, адмирал, вы не ослышались, нам пришлось разработать нулевой уровень доступа, чтобы генерал-лейтенант Скворцов до нее не добрался.

– И вы точно знаете, что «Одиссей» благополучно ушел в гипер?!

– С абсолютной точностью! – подтвердил профессор.

– Значит, он может вернуться?! – чуть дрогнувшим голосом поинтересовался Кузнецов.

– Мы очень на это рассчитываем!

Последовала короткая пауза, и вдруг адмирал Кузнецов спросил:

– А на что, собственно говоря, вы рассчитываете?!

И снова профессор с минуту подумал, прежде чем дать ответ:

– После разгрома Гвендланы мы, Homo Super, прибыли в Солнечную систему...

– Зачем?! – перебил Каппа адмирал.

– За тем, к чему готовились все эти столетия, – защищать Землю от вторжения скрибов, – просто ответил профессор и, не дождавшись нового вопроса адмирала, продолжил: – Однако нас слишком мало, чтобы истребить всех пришельцев...

– Теперь мы знаем, где располагается база этих самых пришельцев, – снова перебил профессора Кузнецов, – так что считайте, с ними покончено.

В слабом свете ночника было видно, как Отто Капп покачал большой головой.

– Снова вы заблуждаетесь, адмирал. На Уране вовсе не база пришельцев, на Уране... производство их летательных аппаратов и, возможно, боевой периферии.

– Чего-чего?!! – переспросил Кузнецов.

– Помните, я вам рассказывал, что у нас на Гвендлане были случаи, когда процесс мутаций человеческого организма приводил к полному уничтожению человеческой личности и появлению совершенно иного живого существа. Я еще сказал, что мы называли этот вид существ «периферия»?

– Да-да, – быстро подтвердил адмирал. – Помню!

– Так вот, периферия, наделенная высокой степенью агрессивности, называется боевой. Должен сказать, что это чрезвычайно разнообразные существа и чрезвычайно опасные для Homo Sapiens. Я вполне допускаю, что «камешек», который вы преследовали, нес в себе какой-то из видов такой боевой периферии.

– То есть вы хотите сказать, что внутри этого астероида находились... живые существа?!! – изумлению адмирала не было предела. Тем не менее профессор совершенно спокойно подтвердил:

– Именно. Я даже могу допустить, что сам этот астероид является боевой периферией, способной... при особых условиях... делиться!

– Так! – выдохнул адмирал – Вот мы и подошли к самому интересному! Так что же это за скрибы такие?!

– Это действительно самое интересное, но и самое... малоизвестное, – усмехнулся в ответ профессор. – Когда мы прибыли в Солнечную систему, они уже были здесь. Вы, люди, не могли отличить их от простых маленьких или больших астероидов, но нам сразу становилось ясно – мертвый камень перед нами или маскирующаяся под него боевая периферия. Кроме того, скрибы, как правило, предпочитают перемещаться по Солнечной системе с ускорениями, видимо, двигаться после короткого разгона на второй космической скорости по гиперболическим орбитам для них слишком медленно. И при этом у них не бывает собственного излучения... Но этот факт вам, видимо, уже известен. Нам пока неизвестен принцип действия их двигательных установок, но, по всей видимости, он основан на использовании простых полей – либо электромагнитных, либо гравитационных. Нами отмечено, что маневренность и скорость скрибов возрастают на периферии Солнечной системы, там, где существуют большие массы вещества и сильные магнитные поля. Может быть, поэтому они не любят забираться за орбиту Марса и выходить из плоскости эклиптики, хотя непонятно, почему они не используют магнитное поле Солнца. Далее, им или их летательным аппаратам присуща способность очень быстро поглощать огромное количество энергии, причем в любом виде. Даже энергия аннигиляционного взрыва поглощается среднего размера астероидом скрибов в течение считанных минут. И последнее, нам известны практически все места расположения больших скоплений скрибов, но, к сожалению, мы пока не можем организовать их уничтожение.

– Почему?.. – жестко спросил Кузнецов.

– Нас слишком мало... – вздохнул Отто Капп. – В Солнечную систему с Гвендланы вернулось семьдесят восемь Homo Super, сейчас нас осталось шестьдесят два.

– И что же стало с остальными?..

– Вы, адмирал, конечно, слышали о нападениях на пассажирские звездолеты?

Кузнецов утвердительно кивнул.

– Тогда вы знаете, что некоторым из них удалось уйти от преследователей... Спастись!..

И снова Кузнецов лишь кивком подтвердил свою осведомленность.

– Так вот, это заслуга Homo Super.

– Я это понял... – снова кивнул адмирал. – Мне доложили о вашем присутствии на «Звездном скитальце».

– Но вам не могли доложить, что четырнадцать суперов во время этих атак... погибли.

После секундной паузы адмирал негромко сказал:

– Примите мои соболезнования...

Однако профессор не стал развивать эту тему.

– Я не случайно высказал предположение о принципах работы двигательных установок скрибов, – заговорил профессор прежним, деловым тоном. – Дело в том, что мы можем изменять траекторию движения их астероидов с помощью генерируемого нами мощного магнитного поля. Правда, делать это могут только два-три Homo Super, действуя вместе, поскольку это требует огромного расхода энергии.

Тут он, видимо, все-таки не выдержал и с некоторой горечью в голосе, добавил:

– Бывает, что в азарте схватки некоторые из нас забывают об осторожности и расходуют все... до последнего эрга... И не возвращаются.

– Но вы ведь были на «Звездном скитальце» один? – поспешил вернуться к прежней теме адмирал.

– Я на лайнере был один в... человеческом облике. Два моих товарища летели на том же лайнере, но в виде... полей.

– В виде полей?.. – недоверчиво переспросил Кузнецов. – Что значит – «в виде полей».

– Ну-у-у, – протянул профессор, – в виде маленьких таких, незаметных полей. Один в виде поля Шлозгера конфигурации конус находился под кожухом правой камеры истечения главного привода. Там, кстати, была маленькая... к-гм... неполадка, так поле Шлозгера как раз ее нивелировало. А второй – в виде обычного электромагнитного поля на блоках прерывателя подачи плазмы.

– Там что, барахлила магнитная ловушка?.. язвительно спросил адмирал.

– Нет, с ловушкой было все в порядке, – усмехнулся в ответ Отто Капп. – Но, похоже, вы мне не верите...

– А вы хотите, чтобы я вот так с ходу поверил, что человек, не важно, просто человек или суперчеловек, может взять и превратиться в поле?.. – раздраженно поинтересовался Кузнецов.

– Я не собираюсь вас убеждать, – снова усмехнулся Отто Капп, – достаточно того, что вы верите, что это именно мы спасли «Звездный скиталец».

В адмиральской каюте на несколько секунд повисло молчание, а затем адмирал уже гораздо спокойнее спросил:

– Так что же вы собираетесь делать?.. И можем ли мы каким-то образом объединить наши усилия?..

– Объединить усилия?.. – задумчиво переспросил Отто Капп. – Об этом надо будет подумать. А насчет того, что мы собираемся делать?.. Ждать.

– Чего?! – В этом коротком вопросе адмирала снова появилось раздражение.

– Когда вернется «Одиссей», – просто ответил профессор. – Если он пройдет маршрут «Звездного лабиринта», в Солнечную систему вернутся полторы тысячи суперов. Тогда мы вполне сможем противостоять агрессии скрибов.

– А если они не вернутся?

– Это будет плохо!.. – негромко ответил Отто Капп.

И вдруг профессор поднялся с дивана.

– Мне пора, господин адмирал, – негромко пробасил он, – да и вас уже давно ждут в главном центре управления. Там для вас есть сообщение с Земли.

– Откуда вы знаете?! – удивился адмирал... Но в каюте уже никого не было.

Чертыхнувшись, адмирал встал с койки и включил свет. В каюте действительно было пусто, вот только на кресле виднелась неглубокая вмятина.

Спустя пятнадцать минут адмирал Кузнецов вошел в Главный центр управления и тут же услышал голос штурмана:

– Господин адмирал, для вас сообщение с Земли, из штаба Космофлота. Странное такое сообщение!..

– Что значит – странное? – удивился адмирал.

– Да, понимаете, объем принятой информации очень большой, а в развертке всего ничего...

– Ну что ж, посмотрим, что они там пишут... – словно бы для себя проговорил Кузнецов и прошел к своему месту. Включив панель управления, адмирал вывел на экран полученное сообщение и по привычке потянулся за сеть-очками, однако оно оказалось не зашифрованным. На экране развернулся короткий текст:

«Борт яхты „Селигер“. Адмиралу Космофлота в отставке Кузнецову А.В.

В соответствии с новыми правилами навигации в Солнечной системе командир космического транспортного средства обязан указать в полетном листе точный маршрут следования, пункты остановки и околопланетные орбиты, на которых он будет задерживаться в полете. В заполненном вами полетном листе указанная выше информация отсутствует. Диспетчер, выпустивший вас из астропорта «Земля-3», отстранен от выполнения своих обязанностей вплоть до окончания служебного расследования. Вам надлежит немедленно прервать полет и вернуться в астропорт «Земля-3» для составления полетного листа надлежащей формы. В случае невыполнения вами настоящего указания служба обеспечения безопасности полетов будет вынуждена направить на перехват вашей яхты спасательный корабль с тем, чтобы сопроводить ее в порт приписки. Дополнительно сообщаю, что в настоящее время в районе Солнечной системы, располагающейся между орбитами Урана и Марса (плоскость эклиптики), наблюдается повышенная метеоритная опасность. Прошу принять дополнительные меры по предотвращению столкновения с астероидными массами.

Заместитель начальника службы безопасности полетов астропорта «Земля-3» Григорьев С.В.».

Прочитав сообщение, адмирал задумчиво похлопал ладонью по подлокотнику кресла и медленно проговорил:

– Похоже, они не поверили, что «Селигер» ушел к звездам...

– А что тут странного?.. – подал голос штурман. – Все прекрасно знают, что интересы адмирала Кузнецова лежат в Солнечной системе.

– Интересно, как быстро они нас отыскали?.. – Кузнецов взглянул на штурмана, словно ожидая от него ответа.

– Можно прикинуть... – отозвался тот и, выведя на экран своего монитора динамическую схему Солнечной системы с наложенной на нее траекторией полета «Селигера», принялся рассуждать. – Ближайшая база, имеющая оптико-электронный опознаватель, располагается на Япете. За поясом Койпера нас идентифицировать было нельзя – мы вообще терялись на фоне поясного мусора. От пояса Койпера до орбиты Нептуна?.. Нет! Масса «Селигера» на таком расстоянии совершенно недостаточна для опознавателя, хотя... звездочку на Япете, возможно, и видели. От орбиты Нептуна до Порции нас прикрывал Уран, а когда мы были пришвартованы к Порции, «Селигер», естественно, полностью сливался со спутником. Стартовали мы на ночной стороне Урана... следовательно, засечь и идентифицировать яхту могли только после того, как мы появились из-за диска Урана!

– Ясно... – задумчиво проговорил Кузнецов. – Значит, на Япете должны были заметить и последний астероид с Урана... – Он посмотрел на своего штурмана и спросил: – А где, кстати, этот «камешек»?

– Через час после вашего ухода он изменил траекторию движения и резко увеличил скорость, – штурман быстро взглянул на экран своего монитора и уточнил, – на тридцать процентов! Как его не развалило только?.. Я собирался последовать за ним, но тут поступил ваш приказ прекратить преследование...

– Значит, сейчас он уже не виден?.. – не то спросил, не то просто констатировал факт адмирал. – Ну что ж, ушел, значит, ушел. Мы следуем на Землю... Кстати, – Кузнецов снова повернулся к штурману, – вы думаете подняться над плоскостью эклиптики или идти сквозь пояс астероидов?

– Сквозь пояс... – ответил штурман и пояснил: – Я просчитал маршрут, получается, что мы попадаем как раз в люк Кирквуда – пространство на нашем пути будет практически чистым, зачем же нам перерасходовать энергозапас?..

– Пространство будет чистым... – задумчиво повторил адмирал, а потом, чуть встряхнувшись, еще раз: – Пространство будет чистым!.. Ну что ж, раз пространство будет чистым, идем напрямую!

Восемнадцать суток полета прошли без каких-либо приключений. Орбиту Сатурна «Селигер» пересек, когда сама планета была очень далеко, а вот Юпитер команда яхты увидела достаточно близко – в каких-нибудь трех с половиной миллионах километров. Три троянца – астероиды, следовавшие за гигантской планетой, – прошли в нескольких тысячах километров, и Кузнецов внимательно наблюдал за ними все то время, пока они были в зоне прямой оптической видимости. Но эти обломки оказались обычным «сбродом». Тем не менее адмирал отдал приказ штурманской службе немедленно ставить его в известность о приближении к «Селигеру» любого, даже самого маленького астероида.

Яхта вошла в пояс астероидов, и расчеты штурмана подтвердились: перед «Селигером» было совершенно чистое пространство – обширный люк Кирквуда. Миновало еще трое суток полета, а на четвертые первый ассистент штурмана, несший вахту в этот момент, вызвал в Главный центр управления самого адмирала.

Тот в момент вызова находился в кают-компании: четверка ученых, штурман яхты и сам адмирал пили там послеобеденный кофе и спорили о возможной предельной дальности полетов нового типа звездолета, предложенного одной известной фирмой к производству.

Едва адмирал шагнул из переходного шлюза в Главный центр, первый ассистент штурмана встал со своего места и, вытянувшись чуть ли не по стойке «смирно», смущенно произнес:

– Господин адмирал, вы приказали немедленно сообщать о появлении вблизи «Селигера» любой астероидной массы. Пятнадцать минут назад нами обнаружен очень странный астероид...

– И в чем же его странность?.. – недовольно перебил его Кузнецов.

– Астероид не наблюдается в оптику, похоже, он абсолютно «черный» – не отражает ни кванта света. Обнаружить его удалось случайно – по просьбе профессора Леха штурманская служба начала наблюдение за Ураном, профессору надо было уточнить кое-какие параметры состояния планеты в радиодиапазоне. Наш радиотелескоп зафиксировал слабое длинноволновое излучение, и после расшифровки обнаружился объект на расстоянии всего восемьсот шестьдесят тысяч километров от «Селигера»... очень странный объект, господин адмирал.

Кузнецов включил свою панель управления и попросил:

– Выведите полученные данные на мой монитор.

Спустя несколько секунд на экране командирского монитора появилась таблица с информацией:

Малое космическое тело (астероид):

– форма – неправильный шар;

– наибольший диаметр – 3567 метров;

– наименьший диаметр – 3120 метров;

– масса – около 8500 килограммов;

– удаленность от корабля – 220 000 километров;

– орбита – гиперболическая, пересекает плоскость эклиптики под углом 12°;

– скорость движения по орбите – 5,48 104 км/сек;

– ожидаемое пересечение траектории движения «Селигера» – 826 000 километров.

Адмирал, ознакомившись с выведенными данными, размышлял с минуту, а затем снова обратился к штурману:

– Просканируйте пространство вокруг «Селигера» на наличие таких же, невидимых в оптику объектов!

Вахтенные офицеры занялись выполнением поручений, а Кузнецов погрузился в размышления:

«Что же мы имеем – случайное совпадение, и эти... скрибы поджидали в поясе астероидов именно меня?! А может быть, они заметили преследование?.. Но мы давно оставили в покое астероид с Урана!.. Во всяком случае, нам сейчас очень пригодился бы... профессор Капп! Жаль, я не успел его расспросить, что это за зверь такой – Homo Super, и как он сам перемещается в пространстве?.. На обшивку „Звездного скитальца“ он выходил, по словам командира лайнера, в скафандре высшей космической защиты, но я не заметил этого скафандра, когда он появлялся на корме... Да и на сколько ему можно доверять?.. Может быть, эти супера совсем и не на нашей стороне, в конце концов, Земля обошлась с ними очень несправедливо!.. Да, именно несправедливо!»

Он вздохнул и повернулся к штурману:

– Ну, что у вас получается?..

– Получается, господин адмирал, – медленно проговорил ассистент штурмана, не отрывая глаз от экрана монитора, – что впереди «Селигера» идут еще два подобных объекта!.. Их скорость лишь на два процента ниже, чем у «Селигера, а траектория движения практически совпадает...

– Расстояние?! – коротко спросил Кузнецов.

– Триста семьдесят две тысячи и триста пятьдесят восемь тысяч километров, – быстро доложил штурман и добавил: – Между объектами около ста пятидесяти тысяч километров, если они будут продолжать двигаться в том же направлении и с той же скоростью, мы можем попробовать проскочить между ними!

– Проскочить между ними... – задумчиво повторил адмирал.

Однажды, очень давно, лет семьдесят назад, ему удался такой маневр! Он тогда командовал эскадрой, уничтожавшей пиратов, обосновавшихся как раз в поясе астероидов. Получилось так, что его срочно вызвали на Землю, и он отправился туда на маленьком ГК-малом, не взяв эскорт – каждый корабль был на счету. Тогда он также рассчитывал на скорость и маневренность своего звездолета и также спешил к Земле в люке Кирквуда, а пираты подстерегли его почти у самого Марса. Два старых, кое-как залатанных планетолета, вооруженных, правда, новейшими в то время гравитационными орудиями. Они также легли на тот же курс, что и его ГК, отойдя друг от друга на расстояние в четыреста километров и рассчитывая, что он сунется между ними. И он сунулся!! Но когда антенны их гравипушек затлели багровыми маячками, он резко затормозил вспомогательными двигателями. Перегрузки были зверские, но гравитационные удары прошли в семидесяти метрах перед носом его кораблика и начисто развалили оба пиратских планетолета. Как свежи были в памяти эти давние воспоминания.

Но тогда он вел борьбу с обычными, не очень образованными людьми, летавшими на плохо вооруженных старых развалинах, а теперь его поджидали какие-то совершенно неизвестные... скрибы!

«А если профессор Капп сказал правду?.. – с какой-то непонятной для него самого тоской подумал адмирал. – Если эти... „камушки“ и в самом деле превосходят „Селигер“ в скорости и маневренности?.. Если они в самом деле выдерживают аннигиляцию четырех капсул с антивеществом?! И их три... трое!.. А что, если?!.»

Ему вдруг вспомнилось, что Капп утверждал, будто скрибы стараются не покидать плоскость эклиптики! Если попробовать уйти из нее, не важно, к северу или к югу, возможно, они не последуют за яхтой или хотя бы потеряют часть своей скорости и маневренности!!

Он уже собрался отдать соответствующий приказ главному компьютеру яхты, но в этот момент раздался возбужденный голос штурмана:

– Господин адмирал, нам навстречу идет астероидный рой!!! И откуда он только взялся?!!

– Параметры роя?.. – коротко отозвался Кузнецов, разворачиваясь лицом к своему монитору.

На экране немедленно появилась новая таблица:

Астероидный рой:

– состав – двенадцать астероидов массой от 12 до 3,5 тонны;

– удаление – 846 300 км;

– скорость – 3,24 104 км/сек;

– время контакта – 14,3 сек.

В следующее мгновение таблица «съехала» в нижний правый угол, а во весь экран развернулась трехмерная схема положения всех космических объектов, находящихся вблизи яхты.

В самом центре экрана ярко-красной точкой светился сам «Селигер», чуть позади него тянулась черная точка, а впереди, практически на том же расстоянии, что и задняя, поблескивали еще две. А из левого нижнего угла экрана наперерез этой четверке выползало двенадцать ярко-голубых точек, и в их движении явно виделась некая слаженность, словно они сохраняли заранее выбранный строй. Впереди летел, пожалуй, самый маленький из астероидов, дальше, в нескольких сотнях километров, следовало еще три, затем еще пять, а три, самых больших, замыкали строй. Но, что самое поразительное, все двенадцать астероидов, летевших вроде бы кучей, строго сохраняли дистанции и свое положение в этом строю!

«Как на параде!.. – подумал адмирал. – Вот только непонятно, командует ли кто этим парадом?!»

Всю эту картину Кузнецов охватил одним взглядом, а в это время его пальцы, вроде бы сами собой, уже набрали приказ для главного компьютера яхты:

«Маневр расхождения с астероидным роем, с выходом из плоскости эклиптики к северу».

И его рука лишь на мгновение задержалась, прежде чем нажать клавишу «выполнить»!

Практически в то же мгновение движение точек на компьютерной схеме изменилось. Красная точка осталась неподвижной, а вот все остальные начали смещаться. Расстояние между черными точками, разбросанными чуть ли не через всю диагональ экрана, стало сокращаться, как будто та, что летела позади «Селигера», резко увеличила скорость, а первые две, наоборот, начали торможение. Голубые же точки, сохраняя свой строй, начали странный разворот – передний астероид по плавной дуге двинулся вверх, остальные повторили его маневр, и через секунду стало ясно, что рой пошел на перехват «Селигера»!!

Андрей Кузнецов, внимательно наблюдавший за изменением обстановки в пространстве, вдруг поймал себя на мысли, что ничего не понимает! Те, кого он считал преследователями, никак не прореагировали на маневр яхты, а странный рой, вынырнувший неизвестно откуда и казавшийся хотя и серьезной, но случайной помехой, повел себя как некое боевое подразделение!

«Получается, что те, кого я считал преследователями, на самом деле... обычные... ну, пусть не совсем обычные, но все-таки каменные глыбы!.. А скрибы – это вот этот самый рой?!!» – подумал Кузнецов.

Но в этот момент произошло то, что опрокинуло и эту гипотезу адмирала.

Рой, продолжая двигаться по пологой дуге вверх, вышел на пересечение с траекторией движения двух передних «черных» астероидов и оказался всего в нескольких сотнях километров от них. Двойка, летевшая впереди «Селигера», вроде бы никак не отреагировала на появление в непосредственной близости от нее астероидного роя, но по схеме вдруг расплылось светлое голубоватое пятно, похожее на некоторую ауру, окутавшую оба «черных» астероида и своим краем прихватившую три последние голубые точки. В то же мгновение все три голубые точки резко снизили скорость и пошли вниз, как будто их притягивала неизвестная сила! Спустя секунду они зависли на мгновение над двумя «черными», а затем их закрутило в какой-то бешеной карусели, и все три... исчезли!

Главный центр управления яхты вдруг озарился какой-то яркой вспышкой, и адмирал, оторвавший взгляд от своего монитора, увидел, что главный обзорный экран центра сияет чистым белым светом!

– В семистах тридцати шести тысячах километров от корабля произошел ядерный взрыв мощностью, эквивалентной аннигиляции восьмидесяти килограммов вещества! – доложил первый ассистент штурмана.

«Значит, эти голубые... не аннигилировали! – подумал адмирал. – Их просто разнесло в клочья! Вот только почему?!»

Он снова перевел взгляд на экран своего монитора. Трех голубых точек не было, а их место в строю астероидного роя заняли... две черные! Третья черная точка, следовавшая позади «Селигера» и почти позабытая адмиралом, оказалась совсем рядом с красной звездочкой, обозначавшей яхту, но, по всей вероятности, «под ней» – «Селигер» успел уже подняться над плоскостью эклиптики на несколько тысяч километров!

Голубые и черные точки в этот момент представляли собой довольно компактную группу, причем черные точки расположились впереди и позади роя, словно бы охватывая его своей еще более расползшейся по экрану светло-голубой аурой. Правда, сама аура оченьсильно расплылась и стала совсем бледной.

Тем не менее движение голубых точек стало каким-то неуверенным, они начали рыскать по сторонам, их скорости стали различны, несколько мгновений казалось, что передняя точка вот-вот будет настигнута и смята тремя, следующими за ней!.. Но в последний момент летевшему первым астероиду удалось чуть сдвинуться в сторону и пропустить мимо себя хаотично наваливавшуюся на него тройку.

В Главном центре управления «Селигера» висело гробовое молчание – вся вахта с предельным напряжением следила за разгоревшейся на их глазах схваткой, и вдруг вахтенный артиллерист непроизвольно воскликнул:

– Неужели, мы не можем им помочь?!!

– Кому – им?!! – тут же отозвался адмирал. – Вы можете сказать, кому надо помочь, и, самое главное, обосновать свой выбор?!!

И тут его осенило! Ну, конечно же, «черные» астероиды – это наверняка те самые Homo Super, о которых ему рассказал профессор Капп. Во-первых, их всего трое, а профессор говорил, что суперов в Солнечной системе очень мало, но самое главное это то, что будь они скрибами, они уже давно атаковали бы «Селигер» – наверняка они сопровождали яхту задолго до того, как их обнаружили! Случайно обнаружили!! А эти... голубенькие... похоже, до сих пор не подозревают, с кем имеют дело, иначе они повернулись бы против нового, более опасного противника, а не продолжали бы тупо атаковать яхту!

Адмирал поднял руки над клавиатурой – суперам действительно нужна была помощь, но тут же остановился – он просто не знал, что надо делать!

А ситуация на экране снова поменялась! Голубые точки начали медленно, явно преодолевая какое-то сопротивление, расходиться. Прошло около минуты, и окутывавшая их бледная аура исчезла... вернее, разделилась на три небольших облачка – каждое вокруг одного из «черных» астероидов. Строй голубых точек давно нарушился, но теперь их движение снова обрело некоторую стройность и целеустремленность. Около каждой из черных точек осталось по две голубых, а освободившиеся три точки построились треугольником и устремились в сторону яхты!

Кузнецов среагировал мгновенно – на экране появился новый приказ:

«Активировать оба генератора магнитного поля. Пуск на полную мощность по команде с навигаторского пульта».

Теперь адмирал вынужден был следить не только за схваткой двух групп «астероидов», но и за тройкой приближающихся к нему скрибов. Он уже знал, что их основным атакующим приемом является прямолинейный таран, однако из-за своей тривиальности и прямолинейности этот прием не становился менее опасным. Отто Капп подсказал ему и способ, с помощью которого можно было избежать этого тарана, однако ему не была известна напряженность магнитного поля, необходимая для отражения таранной атаки, и его направленность. Значит, надо было выдать максимальную напряженность в точно рассчитанный момент. Вот только как можно было этот момент просчитать, когда до столкновения оставались считанные секунды.

Штурман, словно почувствовав, какая именно информация понадобится сейчас командиру, вывел на экран его монитора данные о расстоянии между яхтой и приближающимися астероидами. А те, словно почувствовав, что их добыча готовится к отпору, быстро начали перестраиваться. Два астероида, двигавшихся позади ведущего, изменили траекторию своего движения – расходясь по большим дугам в разные стороны, они явно пытались атаковать яхту сразу с трех сторон. Расстояние между звездолетом и тремя каменными глыбами стремительно сокращалось. Только сейчас Кузнецов понял, насколько был прав профессор Капп в оценке ходовых качеств скрибов. Казалось, три атакующих махины движутся, ведомые одной волей, и подъем над плоскостью эклиптики пока им в этом никак не мешал!

Адмирал нажал на клавишу «выполнить» клавиатуры своего пульта, когда между «Селигером» и ближайшим из атакующих скрибов оставалось всего сто пятьдесят тысяч километров. Яхту мгновенно окутало мощное магнитное поле, и все три астероида, попав в него, похоже, потеряли управление. Во всяком случае, их траектории сильно изменились – два астероида по большим дугам ушли в разные стороны, а третий начал стремительно тормозить, потом вошел в спираль, начал вибрировать и, пролетев в четырехстах восьмидесяти километрах мимо «Селигера», вдруг раскололся на три части. На главном обзорном экране было отлично видно, как обломки астероида медленно расходятся в разные стороны, показывая свою, багрово тлеющую сердцевину.

Адмирал дал команду на отключение генераторов и тут же получил информацию от компьютера – один залп пары генераторов магнитного поля «съел» двадцать восемь процентов энергозапаса яхты!

Два отброшенных от «Селигера» астероида, оказавшись в четырехстах тысячах километров, выправили свой полет и начали разворот. Но для новой атаки им нужно было время. Адмирал быстро взглянул на экран своего монитора – компьютерная схема тоже претерпела изменения. Из шести голубых точек осталось только три, и все три сосредоточились вокруг одной черной. Вторая черная точка стремительно приближалась к красной искре «Селигера», а третьей не было видно!

Впрочем, долго анализировать ситуацию адмиралу не позволили – оба оставшиеся целыми астероида уже снова стремительно приближались к звездолету. Но на этот раз их тактика изменилась. Один из них атаковал «Селигер» сбоку, а второй зашел практически прямо в лоб. Боковой скриб был в ста пятидесяти тысячах километров от яхты, когда главный компьютер снова запустил магнитогенераторы. Выброшенное в пространство магнитное поле опять отбросило каменную глыбу в сторону, но второй астероид, атаковавший яхту в лоб, только слегка качнуло в полете, не сбив его с курса. Кузнецов не понял, то ли это произошло из-за того, что он был достаточно далеко от звездолета, то ли потому, что силовые линии поля располагались параллельно движению этого скриба, но на принятие хоть какого-то решения у него оставалось всего несколько секунд!

И в этот момент «Селигер» тоже как-то странно качнуло – мягко и сильно. А спустя пару секунд летящий ему навстречу астероид, уже отлично видимый на главном обзорном экране, вдруг прорезался тремя глубокими трещинами, сквозь которые проглянуло его темно-багровое нутро!

Кузнецов инстинктивно бросил взгляд на экран своего монитора и не увидел на нем той черной точки, что шла на подмогу яхте, но и голубой искры атакующего скриба на ней тоже не было!

«Селигер» пронесся мимо разлетающихся в стороны обломков разваленного скриба, и адмирал, отключив магнитогенераторы, снова смог бросить быстрый взгляд в сторону мерцавшей на экране монитора схемы. Голубых точек осталось всего три, две из них, похоже, прочно сидели в тонкой голубоватой ауре одной из черных точек, а еще одна быстро уходила прочь от красной искры «Селигера». Следом за ней двигалась еще одна черная точка. Похоже, окончательный разгром скрибов был недалек.

И в этот момент яхта содрогнулась от чудовищного удара!!

На секунду в главном центре управления стало совершенно темно, а затем включилось аварийное освещение. Спустя еще несколько секунд заработали панели управления и включился главный обзорный экран. Едва на экране появилось изображение окружающего пространства, адмиралу стало ясно, что произошло – один из обломков последнего скриба, вращаясь и странно вихляя из стороны в сторону, летел в паре сотен метров от яхты, посверкивая странными блестящими вкраплениями, похожими на хондры, в свете ходовых огней звездолета.

Было непонятно, то ли «Селигер» сам догнал этот обломок, то ли погибающий скриб каким-то образом исхитрился изменить траекторию своего полета и таким образом смог «достать» яхту, но разбираться в этом не было времени.

Кузнецов развернулся в сторону панели управления, коротко бросив вахтенному артиллеристу:

– Уничтожьте этот обломок!

Залп гравитационного орудия разметал мертвый камень в пыль, но адмирал уже не смотрел на обзорный экран. Главный компьютер выводил на экран его монитора данные о последствиях последней атаки скриба:

Выведено из строя без возможности автоматического восстановления:

– главный привод корабля;

– антенны дальней связи;

– антенна радиотелескопа;

– антенна эмиссионного излучателя;

– повреждена внешняя обшивка квадрат 6-8;

– энергоресурс – 26% нормы.

Состояние:

– главный компьютер – норма;

– силовое энергообеспечение – норма;

– регенерация воздуха – норма;

– регенерация воды – норма;

– бытовое энергообеспечение – норма...

Адмирал не стал дальше просматривать отчет. И так было ясно, что яхта дешево отделалась... Хотя...

«Мы лишились обеих антенн дальней связи, и, значит, послать на Землю сигнал бедствия возможности нет. Надо срочно разбираться с главным приводом, если его не удастся восстановить, нам придется разворачивать яхту и плестись до Земли на вспомогательных двигателях, а это может занять несколько недель! Но самое плохое заключается в том, что оставшийся двадцати шести процентный энергоресурс не позволит нам обеспечить защиту от скрибов, если они вдруг опять начнут атаковать „Селигер“... Впрочем...»

Адмирал бросил быстрый взгляд на экран монитора.

«Так и есть, энергонакопители в порядке, значит, энергоресурс будет пополняться, хотя в этом секторе пространства, вдалеке от Солнца и больших планет, этот процесс будет идти очень медленно!»

И тут Кузнецов вспомнил еще одно! Быстро обернувшись к штурману, он спросил:

– Вы можете сказать, что там с оставшимися двумя скри... С двумя астероидами, оставшимися от роя?!

– Пространство чисто, – немедленно ответил тот и нерешительно добавил: – Правда, я не могу сказать, где находятся эти... «черные». Радиотелескоп вышел из строя, а в оптику их не видно!

«Да, – мысленно согласился адмирал со штурманом, – интересно было бы знать, где сейчас наши спасители?..»

– Рассчитайте самую экономичную траекторию возвращения на Землю, – приказал он штурману. – И учтите, что главный привод не работает. Как только закончите расчет, доложите мне, сколько времени нам потребуется на этот... путь.

И про себя подумал: «Остается только надеяться, что Отто Капп прав и скрибы не забираются за орбиту Марса!»

Пока штурман занимался расчетами, адмирал откинулся на спинку кресла и принялся размышлять, как организовать обследование главного привода на предмет его восстановления.

Из размышлений его вывел тревожный голос штурмана:

– Господин адмирал, с «Селигером» происходит что-то непонятное!..

– Что именно?.. – повернул голову в сторону говорившего адмирал.

Штурман не отрывал глаз от одного из вспомогательных экранов, и его ответ изумил адмирала:

– Яхта меняет курс, разворачивается, похоже, к Земле. Но ведь наш привод не работает!!

Кузнецов рывком развернулся в сторону своей панели. На правом верхнем вспомогательном экране, куда выводились данные о перемещении «Селигера» в пространстве, значилось:

Орбита – переменная;

скорость – переменная;

ускорение – 3,4 g.

«Так... – с каким-то обреченным спокойствием подумал адмирал, – ...это уже полная мистика!! Теперь осталось заработать коннект-узлу дальней связи, и можно будет уверовать в высшие силы!!»

И, словно в ответ на его мысли, на экране монитора высветилась надпись:

Получено сообщение для командира корабля.

И сразу же появился короткий текст:

Мы проводим «Селигер» за орбиту Марса, а там вас встретит спасатель с Земли. Отто Капп.

«Так... Значит, это все-таки не мистика, это... Homo Super! – облегченно вздохнул про себя Кузнецов. – Вот только интересно, откуда возьмется спасатель с Земли, если мы не можем подать сигнал бедствия?.. – И тут же сам ответил на свой вопрос: – Хотя если супера могут буксировать „Селигер“ к Земле, то они вполне могут и послать сигнал бедствия!»

И тут он вспомнил, что из трех «черных» астероидов, начинавших схватку со скрибами, осталось только два!! Медленно, с несвойственной ему неуверенностью он протянул руку и повернул к себе микрофон. Затем нажал на клавиатуре панели управления сенсор связи с коннект-узлом.

– Слушаю, господин адмирал! – отозвался вахтенный офицер.

– Передайте сообщение... – начал адмирал и вдруг замолчал, не договорив. Его остановила простая мысль: «А что я могу им сказать?!»

Спустя несколько секунд вахтенный офицер коннект-узла чуть дрогнувшим голосом повторил:

– Слушаю, господин адмирал!..

– Да-да, сейчас, – отозвался Кузнецов. – Передай сообщение – благодарю вас за помощь... Нет, – оборвал сам себя адмирал. – Благодарю вас за спасение «Селигера». Вместе с вами скорблю о гибели нашего товарища. Адмирал Космофлота Земли Андрей Кузнецов.

– Понял, господин адмирал, – отозвался связист. – Кому передавать?..

«А... кому передавать?..» – грустно подумал адмирал и с неожиданно накатившим раздражением ответил:

– Просто передай в... Пространство!

– Понял, господин адмирал, – быстро проговорил связист и отключил связь.

Ответа на свое послание адмирал Кузнецов не дождался. Спустя двое суток «Селигер» пересек орбиту Марса, а еще через четверо суток около разбитой яхты появился космодок астропорта «Земля-3». Яхту втянули в док и благополучно доставили на околоземную орбиту.

Глава 7

Игорь Вихров находился в Главном центре управления «Одиссея», когда руководитель десантной группы профессор Карпински вышел на связь с линкором. С момента высадки группы прошло уже трое стандартных суток, сам Карпински и двое его помощников работали не покладая рук, да и сопровождавшей их десятке десантников отдыхать было некогда. Периметр «пятна» был обложен научной аппаратурой, регистрировавшей все известные физикам параметры состояния окружающей среды. Правда, научная «добыча» была пока невелика. Самые важные процессы – те, что сопровождали образование выводимого в космос тела, – проходили на недоступной для ученых глубине.

На линкоре за это время наблюдали действие еще четырех атмосферных катапульт, и было установлено, что все четыре, как и первая, не сработали – вырванные из тела планеты массы не ушли в космос. После того как хобот смерча, выводившего эту массу в космос, рассыпался, сама масса также возвращалась в атмосферу планеты! Получалось, что механизм запуска был неисправен и по каким-то причинам не выполнял своей задачи, иначе все, что наблюдали на «Одиссее», теряло всякий смысл!

Вызов Карпински был неожиданным, поскольку командир линкора разговаривал с профессором всего пару часов назад, и обсуждали они уже в который раз возможность доставить научную аппаратуру к месту формирования будущего спутника. На этот раз разговор начал сам Карпински, и начал его достаточно неожиданно:

– Господин навигатор, тут мне поступило предложение... я, право, не знаю, как его охарактеризовать – то ли бред, то ли полное сумасшествие. Но его автор заявил, что если я не доведу это предложение до вашего сведения, то он подаст рапорт... э-э-э... командиру корабля... то есть вам!

– Так, кто подал предложение и в чем, собственно говоря, оно заключается? – с невольной улыбкой переспросил Вихров. Он никак не мог привыкнуть к своеобразной манере разговора главного астрофизика линкора.

– С предложением выступил капитан Звездного десанта... э-э-э... Бабичев, а заключается оно в том, что он... простите, но это не мое предложение! – неожиданно подчеркнул профессор и только после этого уточнения продолжил: – Он, знаете ли, говорит, что готов спуститься к источнику радиоактивного излучения и посмотреть, что там творится!..

– То есть... как спуститься?! – буквально оторопел Вихров.

– Вот и я тоже спросил – «то есть как»? А он говорит... как все нормальные суперы спускаются! Впрочем, поговорите с ним сами!

И тут же раздался спокойный, как всегда чуть насмешливый голос Бабичева:

– Командир, я слышал ваш с профессором разговор и понял, что надо посмотреть, что творится внутри этой планетки. Так вот, я предлагаю послать туда меня.

– Ну... послать-то я могу, и язык у меня чешется послать... кое кого и немного дальше этой «планетки», – язвительно пошутил Вихров, а потом совсем уже строго спросил: – Каким образом ты собираешься спуститься на пятьдесят километров сквозь метановый лед и сжатый до металлического состояния водород?!!

– Командир... – все с тем же спокойствием проговорил Сергей, – ...я все продумал. В общем-то я уже такую штуку проделывал, здесь важно не терять контроль над собственным состоянием, не увлекаться. Значит, так. Я создаю поле, понимаешь, небольшое такое поле... веерное, и помещаю часть своего сознания в это поле, как в капсулу. И вот это поле будет погружаться в лед, а я буду смотреть, что там и как. Конечно, никаких приборов я взять с собой не смогу, но хотя бы посмотреть... Да и данные по температуре, давлению, составу и интенсивности излучения я смогу определить достаточно точно.

Несколько секунд Вихров размышлял:

«Предложение, конечно, дикое, но... В конце концов, нечто подобное я сам проделал с компьютером. Если я смог уйти в реальность виртуальную, то почему бы Бабичеву не попробовать уйти в реальность... реальную?! Конечно, лучше было бы идти самому Карпински или кому-то из его специалистов, но, похоже, они даже не представляют, как это можно проделать. Значит – Сергей!»

– Послушай, Сергей, – снова заговорил Вихров, – ты говоришь, что уже проделывал такую штуку?..

– Да, я таким образом следил за одним своим десантником. Он, понимаешь, повадился куда-то отлучаться, и не только в свободное время. Ну, я и прицепил к нему такое вот поле...

– И узнал, куда он... отлучался?

– Узнал?! Да я видел, слышал, обонял и осязал! Единственное, что на зуб не пробовал!

– Но все-таки это было не пятьдесят километров?! – возразил Вихров.

– А дальность значения не имеет! – неожиданно заявил Сергей. – Главное, не терять контроль над собой и напряженностью поля, чтобы успеть вовремя выдернуть свою часть сознания.

– Ты говоришь так, словно у этого твоего поля имеется еще чья-то часть сознания!.. – усмехнулся Игорь и получил неожиданный ответ:

– Я не могу этого утверждать, но... может быть, и есть!

– Ну-ка, ну-ка, выкладывай, что означает это «может быть, и есть»?! – тут же насторожился Вихров.

Секунду Сергей молчал, а потом вздохнул и заговорил, тщательно подбирая слова:

– В общем-то ничего определенного, все на уровне ощущений. Когда я в тот раз расщепил свое сознание, мне не сразу удалось сосредоточиться на той части, что ушла с полем... Ну, понимаешь, я больше чувствовал той частью, что осталась в теле... Тут трудно объяснить – такое получается раздвоение и одно на другое накладывается...

– Я понимаю, – попробовал помочь ему Игорь. – Ты переходи к главному!

– Так вот, помучился я пару минут, а потом мне как будто кто-то подсказал... ну... каким образом сосредоточиться на отщепленной части... Даже, знаешь, не подсказал, а показал. Да и потом меня мягко так подталкивали к нужным действиям... А вот когда я захотел вернуть свое сознание – было... ну... сопротивление, что ли. Как будто кто-то не хотел отпускать меня... Я даже подумал, вот – какое-то поле и то хочет быть разумным!

«Какое-то поле и то хочет быть разумным!» – гулким эхом отозвалось в голове Вихрова, а потом словно какая-то не до конца сформированная мысль подбросила в душу тревогу, но он заставил себя продолжать разговор:

– Значит, так, Сергей, решение будет такое. Ты еще раз продумаешь свое предложение... Как следует продумаешь! Можешь даже попробовать запустить свое поле, но только попробовать. А потом, скажем, через сутки, мы снова поговорим и тогда решим. И прошу тебя, думай серьезно, без... гусарства – так, кажется, говорили наши предки?! Договорились?!

– Договорились?! – усмехнулся в ответ Бабичев, а потом, после коротенькой паузы добавил тише: – Ну и осторожным же ты стал, Игорек, куда только девался тот парень, которого я узнал над Гвендланой?!

– Весь здесь остался, – усмехнулся в ответ Игорь. – Только били много, оттого и осторожней стал!

В течение следующих суток на планете сработали еще два «пятна», и опять поднятые в стратосферу каменные глыбы не получили достаточного ускорения, чтобы выйти в космическое пространство. То ли смерчи были недостаточно мощными, то ли компенсация планетной гравитации недостаточной, но обе они вернулись в атмосферу и там сгорели. А Вихров все это время размышлял о предложении Сергея и в конце концов пришел к выводу, что оно не такое уж и безумное! Он даже в деталях представил себе, каким образом он сам реализовал бы эту идею. И структура соответствующего поля представилась ему достаточно ясно! Так что, когда Сергей снова вышел на связь, командир линкора был готов к разговору!

– Командир, – начал разговор Сергей, – я как следует все обдумал и считаю, что вполне справлюсь с этим заданием. Единственное, что можно добавить, – хорошо было бы, если бы кто-нибудь был со мной в контакте. Одно дело, следить за своим товарищем, там я знал, что и как, и совсем другое – исследовать незнакомую тебе структуру. Тут же специалист нужен. Я понимаю, что наши ученые ребята без достаточной подготовки сами не смогут туда нырнуть – у меня такое впечатление, что они пока что даже не подозревают обо всех своих новых возможностях. Но пусть будут со мной в контакте, глядишь, и подскажут, на что обратить внимание, что пощупать, что понюхать!

– Я тоже считаю, что ты вполне справишься... – согласился Вихров. – Только одно меня беспокоит...

Игорь замолк, словно бы в сомнении, и Бабичев, конечно же, сразу завелся:

– Что тебя беспокоит?! Что?!!

– Вот именно это, – усмехнулся в ответ Вихров. – Слишком ты... увлекающийся, сможешь ли вовремя остановиться?..

– Дружище, – чуть спокойнее ответил Сергей, – я не один год командую манипулой Звездного десанта и отвечаю за этих людей, поверь, я умею держать себя в руках и контролировать обстановку!..

– Но в этом случае, ты не будешь отвечать за других, ты будешь...

– Ты не прав, командир, – перебил его Сергей, – любой десантник всегда отвечает за других – ведь если с ним что-то случится, на его место должен будет прийти кто-то другой... И потом, поверь мне – моя шкура для меня самого очень много значит!..

– Хорошо, – сдался Вихров, – давай сюда профессора.

– Слушаю, господин навигатор, – немедленно отозвался Карпински.

– Господин профессор, я согласен с планом, предложенным капитаном Бабичевым. Вы можете поддерживать мысленный контакт?

– Д-да, господин навигатор, – не слишком уверенно ответил профессор, – но предпочитаю все-таки общаться более привычными способами.

– А из ваших помощников, тех, кто вместе с вами на планете, владеет кто-нибудь мыслеречью?

– Боюсь, господин навигатор, что они в еще меньшей степени могут поддерживать мысленное общение.

– Значит, работать с Бабичевым придется вам.

– Что значит работать с Бабичевым?.. – настороженно поинтересовался Карпински.

– Это значит, что, когда он пойдет в глубь планеты, вы будете поддерживать с ним постоянный контакт! – спокойно, но твердо ответил Вихров. – Вы будете вместе с Сергеем отсматривать, что там творится, и вы... понимаете?.. вы будете отвечать за его возвращение!

– Но-о-о как я могу отвечать за его возвращение?.. – встревоженно переспросил профессор. – Я, право, не представляю, каким образом ему можно будет помочь?!

– Дайте мне Бабичева!.. – потребовал Вихров.

– Слушаю, командир!.. – тут же отозвался Сергей.

– Ты слышал, что там блеял наш профессор?! – жестко спросил Игорь и, не дожидаясь ответа Бабичева, добавил: – Без подстраховки я не могу разрешить спуск, а подстраховать тебя некому!

– Подожди, командир, – спокойно попросил Сергей, – я считаю, что профессору совсем необязательно сопровождать меня в этом спуске. Параметры поля, которое я создам, мы введем в бортовой компьютер, а тот, в свою очередь, свяжем с Железным Феликсом. Всю информацию об окружающей среде мое поле будет передавать на компьютер «стрижа», и профессор будет контролировать ее. При необходимости что-то рассмотреть... вернее, прочувствовать пристальнее, он будет сообщать об этом... Воличеку, моему сержанту. Иржи прекрасно владеет мыслеречью, и именно он будет со мной в постоянном контакте!.. И уж Воличеку-то я скорее доверю свою жизнь, чем... научному работнику!.. – И чуть помолчав, добавил: – Нам же нужно разобраться, откуда берутся эти каменюки и что из себя представляют?!

– Нужно... – нехотя согласился Вихров, – но это не значит, что тебе нужно будет неоправданно рисковать!

– Да не буду я неоправданно рисковать! – воскликнул Бабичев. – Просто запущу вниз маленькое поле, ну что ему и уж тем более мне могут сделать на такой глубине?!

Несколько секунд они молчали, а затем Игорь сдался:

– Хорошо, давай попробуем! Но если почувствуешь хоть малейшую опасность – немедленно возвращаешься!

– Да, конечно, командир! – облегченно воскликнул Сергей. – Прямо сейчас и начнем!

Закончив разговор с командиром линкора, Бабичев повернулся к профессору Карпински и с улыбкой проговорил:

– Значит, так, профессор, действовать будем следующим образом...

– Так вы все-таки собираетесь погружаться в планету?.. – перебил его Карпински.

– Именно, собираюсь... – кивнул Сеогей.

– Но... господин Вихров сказал, что я должен обеспечить ваше возвращение!.. – воскликнул профессор. – А я совершенно не представляю, каким образом это можно будет сделать?!!

– Нет, господин профессор, ничего вам обеспечивать не придется. Ваша задача – сопровождать мое погружение и в случае чего подсказывать мне, на что именно следует обратить внимание, что следует получше рассмотреть!

– Ну... если так, то я, конечно... – не слишком уверенно согласился профессор. – Хотя я совершенно не представляю, каким образом мы сможем что-то понять без аппаратуры?!

– Поймем, профессор, – обнадежил его Бабичев и, переключив связь в скафандре, позвал:

– Иржи... Воличек... подойди к «стрижу»!

– Есть, командир, – отозвался Воличек, после чего Бабичев снова обратился к профессору:

– И мы, профессор, идем к боту!

Спустя пять минут в пассажирском салоне «стрижа» собрались Бабичев, Карпински и Воличек. Сняв скафандры, они удобно расположились в креслах, и Бабичев начал объяснять задачу каждого:

– Профессор, садитесь к пульту бортового компьютера и выводите его на связь с главным компьютером «Одиссея». Вы будете следить за информацией, которую я буду передавать на бортовой компьютер «стрижа», и подсказывать Иржи, в какую сторону мне надо будет двинуться в случае необходимости что-то уточнить. – Он внимательно посмотрел в глаза профессору и спросил: – Все понятно?..

Профессор молча кивнул, и Сергей постарался его немного успокоить:

– В контакт со мной входить не будете, работайте спокойно и не торопясь.

Повернувшись к сержанту, он продолжил:

– Ты, Иржи, будешь в постоянном мыслеконтакте со мной. Помнишь, как мы играли в карс против Строя и Иловича?.. – Воличек улыбнулся и утвердительно кивнул. – У тебя будет две задачи: первая – передавать мне пожелания профессора о пути движения, ну, направо, налево, вверх, вниз... Понимаешь?

Воличек снова кивнул.

– А второе, если почувствуешь, что со мной не все в порядке – плохо тебя слышу или начинаю отключаться, постараешься привести меня в чувство.

– Как?.. – спросил сержант.

– Ну как мы приводим в чувство тех, кто отключается?.. – улыбнувшись, ответил Бабичев.

– Тогда, капитан, не обижайся!.. – снова улыбнулся Воличек.

– Я, сержант, обижусь, если ты этого не сделаешь! – с едва заметной иронией проговорил Сергей. Затем, еще раз внимательно посмотрев на своих товарищей, он спросил: – Вопросы есть?..

И через мгновение сам себе ответил:

– Вопросов нет! Поехали!

Карпински немедленно пересел к малой панели бортового компьютера и, включив его, набрал код доступа к Главному компьютеру линкора. Спустя минуту связь между компьютерами была установлена. В это время Бабичев, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза, сосредоточился на формировании довольно сложного поля, придавая ему конфигурацию «конус» и разворачивая острым концом вниз. Одновременно с этим Сергей и Иржи вошли в мысленный контакт и сразу почувствовали, насколько он прочен.

Спустя пару минут Сергей вдруг произнес каким-то странно спертым голосом:

– Профессор?..

– Готов!.. – отозвался Карпински, не отрывая взгляда от экрана монитора.

– Тогда, начали!.. – прошептал Бабичев, и глаза у него закатились.

Было... никак и... нигде! Сергею показалось, что все его чувства исчезли – он не ощущал совершенно ничего... Казалось, даже воздух, который он вдыхал, отсутствовал!

«Не слишком ли много я передал этому полю?!» – неожиданно подумал он, но мысль эта не вызвала тревоги, хотя и безразличия он также не ощущал. Вместо этого Сергей решил сделать «ревизию» своим органам чувств.

«Первое – зрение!» – приказал он сам себе.

На мгновение ему показалось, что он увидел белый округлый потолок и три ряда кресел пассажирского салона «стрижа», но это видение мгновенно сменилось неким искристо-голубым сиянием. На мгновение оно ослепило его, как быстрый перелив солнечных лучей, отразившихся от снежного наста, но затем стало даже приятным.

Чуть полюбовавшись вновь обретенным светом, он подумал: «Теперь – осязание!»

Однако несколько секунд Сергей ничего не чувствовал. Ему даже показалось, что он теперь совсем будет лишен осязания, но тут же почувствовал некую шероховатость, которая едва ощутимо щекотала все его тело, а затем пришел холод... Сильный холод!

«Слух!» – приказал сам себе Сергей и тут же понял, что опоздал. Он просто не осознавал, что уже слышит... странный шопот-шорох, пытающийся поведать ему некую тайну и не умеющий этого сделать!

«Вкус?..» – с неким сомнением подумал он, сомневаясь, что это чувство будет ему необходимо, да и вообще будет работать, но почти сразу же ощутил на языке слабую кислинку...

«Так... – пришло удовлетворение сделанным, – теперь вниз!»

И тут же едва слышный шепот стал вполне различимым:

«Нет, капитан, в сторону... В любую сторону...»

«В сторону так в сторону...» – легко согласился Бабичев и неожиданно понял, что не ориентируется в этом солнечно искрящемся пространстве.

«В сторону... – задумчиво повторил он про себя... – В сторону... В сторону!..»

Искристый перелив начал приобретать некое направление, Сергей припомнил, что когда-то очень давно, когда он был совсем маленьким, его дядя, биолог-почвовед, катал племянника на аэросанях. Маленькие такие санки с антигравитационным приводом... Тогда он тоже видел такое, летящее мимо искристое сияние... и колючий ветер...

Он тут же почувствовал, что едва заметная щекотка превратилась в острое, но мягкое покалывание, словно он голышом летел сквозь облако крошечных, отшлифованных под бриллиант кристалликов! И действительно, то, что он ощущал, было сродни полету!..

И тут совершенно неожиданно искристое сияние, обволакивавшее его, померкло, а движение резко замедлилось, словно он с разлета вошел в тугую, холодную воду! И сразу же прозвучал едва слышный шорох:

«Назад!.. Назад... медленно!..»

Сергей снова повторил то, что услышал:

«Назад... медленно».

И все вокруг застыло. Темно-синие блики скользили вокруг... Покалывание исчезло, зато стало холоднее... Затем видимые на самой грани зрения блики дернулись, и сбоку... он даже не понял, с какого именно боку, стало немного светлее. Этот едва видимый вначале свет постепенно наваливался на него, окружал, заполнял все вокруг и все внутри, пока наконец снова не превратился в знакомее искристое сияние!

«Стоп... – шепнул ему уже знакомый шорох. – Теперь по кругу... по границе... по разделу...»

Сначала Сергей не понял, по какому кругу, по какой границе, по какому разделу. Он двинулся наугад, просто потому, что хотел двигаться, хотел снова видеть это стремительно летящее искристое сияние, но оно почти сразу же стало меркнуть!.. И тогда он понял, где проходит эта граница... этот раздел!..

Теперь он неторопливо двигался по кругу, и слева от него был искристый свет, а справа наползала наполненная темно-синими тенями тьма!

«И вниз... – сделался понимаемым шопот-шорох, – вниз... понемногу!..

«Вниз так вниз... – довольно подумал Сергей, – вниз – это тоже движение!»

Тонкие, ломкие искристые блики снова изменили свое движение и сразу же напомнили ему давний Новый год, когда его, совсем еще маленького, разбудили ночью и вытащили, завернув в одеяло, на улицу, в сад, под падающий в лунном свете снег... И он не заплакал, так его поразил этот быстрый легкий бледно-серебристый снегопад!

Сергей опускался все ниже и ниже, не ведя счет минутам, часам, дням. И однообразное искристое мерцание не утомляло его, не надоедало ему. Было даже приятно бездумно кружиться в чистом, мерцающем свете, не думая ни о чем, не волнуясь и не беспокоясь. Но он и не спал, он прислушивался к своим ощущениям, и это было интересно. А потом он заметил, что свет вокруг него меняется, становится розоватым, как будто в него по каплям подмешивают... кровь.

Прошло еще сколько-то времени, и он рассмотрел совсем недалеко странное видение... странный мираж... странную вещь! Сбоку из розового искристого свечения выплывали две темно-красные плоскости... нет, две темно-красные плиты, висящие одна над другой, а между ними сияло маленькое солнце, и от этого солнца шел приятный, сухой жар! Сергею показалось, что это крошечное нестерпимо яркое солнышко пытается раздвинуть сжимающие его плиты, но те не поддаются. Он хотел было помочь солнышку, но... не решился, не посмел. И солнце осталось позади, растворилось в розовом мерцании вместе со сжимающими его плитами. Но скоро из розового света выплыло еще одно такое же солнышко. Только оно было темнее, а плиты были ярче... И это солнце ушло обратно в искристый розовый свет, и новое выплыло из света... И было оно темнее предыдущего. Пять солнц встретил на своем пути Сергей, и последнее было черным, а сжимавшие его плиты совсем тонкими и нестерпимо алыми!

«Стоп!.. – попросил его уже давно молчавший шепот. – Надо ближе...»

Сергей понял, что шепот хочет пошептаться с черным солнцем, и ему стало приятно, потому что этот, чужой интерес совпадал с его собственным интересом.

Черное солнце меж тонких алых плит начало приближаться, потом нависать над ним, потом... наваливаться на него неожиданной удушающей тяжестью. Сергей пытался остановить свое движение, но оказалось, что он и не двигается, а огромное черное ничто, посверкивая алыми двухплоскостными крыльями, неотвратимо валится на него!..

И в следующий момент, когда казалось, что уже никто не может спасти его от погребения, он услышал тонкий жалобный стон лопнувшей струны. Его отбросило от черного ничто, закрутило и понесло в сторону. Сергей и не пытался сопротивляться этому хаотичному, бесцельному движению, и даже не сразу заметил, что его затягивает вниз, в жаркие, темно-багровые шершавые сумерки!

А снизу из этих сумерек наплывало пышущее жаром бескрайнее пространство. Сергей почувствовал себя маленьким воздушным шаром, теряющим свою подъемную силу над бушующим жерлом вулкана, жерлом, не имеющим границ!!

«Если можно... ниже...» – неожиданно прошептал давно забытый шепоп-шорох.

«Ты еще здесь?.. – удивился Сергей. – Я думал, ты остался далеко позади...»

«Нет... я впереди тебя... Иди сюда, ко мне... вниз... вниз...»

Но его и без этого шепота, без этого посыла уже втягивало в раскаленную, чуть прикрытую тусклой коркой лаву!

А затем пришла боль!!! Нет, это даже болью нельзя было назвать!! Его крутила, выворачивала, рвала на части обезумевшая, озверевшая мощь. Несколько мгновений ему казалось, что он перестал существовать как нечто самостоятельное, что его разметало по вселенной отдельными пылинками, атомами, что отныне его существование только холод и мрак Пространства, пекло и ослепляющий блеск Звезд!!!

И тут все кончилось! Палило сверху, но вполне терпимо, обдавало холодом снизу, но тоже не убийственно. Вот только способность видеть и слышать вернулась не сразу, зато обугленная кожа чувствовала прикосновение пролетавших субатомных частиц. А когда зрение вернулось к нему, он увидел огромное черное ничто, покоящееся между двух гигантских кроваво-красных плит, содрогающихся в ритме работающего сердца!

Взгляд его, сама его сущность потянулись к этому великолепному черному сгустку, источавшему странную, почти звериную уверенность. Уверенность в собственной силе, мощи, собственном величии и... неподсудности!! А приблизившись, он вдруг увидел, что эта квинтэссенция тьмы... прозрачна!.. Или... призрачна!.. Он увидел, как внутри казавшейся бесконечной черноты все в том же ритме, в котором содрогались обе плиты, содрогается какая-то странная угольно-черная решетчатая конструкция. Длинные, скрученные наподобие жгутов перетяжки соединяли, связывали едва заметно подрагивающие кристаллы, а в самом центре тяжело ворочалась какая-то бесформенная аморфная масса!

«Ближе... ближе... ближе!.. – с каким-то даже исступлением потребовал шепот-шорох, но Сергею совсем не хотелось приближаться к этой черноте... но и оторваться от нее он никак не мог! И в этот момент его снова скрутило, рвануло в разные стороны, потащило к самому центру черного сгустка и одновременно прочь от него!!!

И тут он услышал жуткий, сорванный до рези в горле вопль:

– Я больше не могу-у-у-у!!!

Это был живой, человеческий крик! Не шепот, слышимый со стороны, не просьба-подсказка, это был крик... Его крик!!

Только через мгновение Сергей понял, что видит не черное, просвечиваемое пятно между двух кроваво-красных плит, перед его глазами белел полукруглый потолок бота, а сам он лежал в проходе между креслами, и горло его саднило, а на губах был привкус крови!

Бабичев повел глазами и увидел, что рядом с ним на коленях стоит Воличек, и глаза его расширены ужасом, а позади него сгорбился в кресле профессор Карпински, и фигура профессора облита мерцанием работающего монитора...

– Как дела, Иржи?.. – еле слышно прохрипел Сергей, и этот едва слышный хрип отозвался в его голове колокольным звоном. И сквозь этот звон к его сознанию проник лихорадочный шепот Иржи:

– Я тебя звал, капитан!.. Я звал тебя, а ты не отзывался!.. Я... я испугался!.. Я никогда в жизни так не пугался!..

– Все в порядке, сержант, – попробовал успокоить его Сергей, – ты молодец...

И опять в его голове ударил набат, но на этот раз значительно дальше... глуше... отстраненнее.

Сергей попробовал приподняться и тотчас почувствовал, как под спину ему поднырнула рука Воличека, помогая оторваться от пола.

Взгляд Бабичева уперся в сутулую спину профессора и, пересиливая собственную хрипоту, он спросил:

– Профессор, удалось хоть что-то узнать?!

– Узнать?.. – не оборачиваясь, отозвался Карпински. – Узнать удалось много, вот только...

Он не договорил, склонившись над клавиатурой, но Бабичев уже пришел в себя:

– Что – «только»?! – гораздо тверже потребовал он.

– Да вот такое впечатление создается, что вы, господин капитан, оставили там, в глубине... бомбу! Радиоактивное излучение подпрыгнуло аж в четыре раза, и температура начала быстро повышаться! Да и давление скачет... даже на глубине в три километра. Командир линкора приказал нам убираться с планеты, а я хочу немного подождать... Посмотреть, как дальше ситуация будет меняться!..

– Посмотреть?!! – взревел Бабичев, поднимаясь на ноги. Было непонятно, куда делись его слабость и хрипота. – Нет, наука, ты хочешь четырнадцать жизней здесь положить!!

В один момент он оказался позади сидящего за компьютерной панелью профессора и буквально выбросил того из кресла. Затем, схватив микрофон громкой связи, он вдавил клавишу на пульте компьютера и проорал в микрофон:

– Всем немедленно вернуться на борт «стрижа»!!! Повторяю, всем немедленно вернуться на борт «стрижа»! Десантникам, сопровождающим ученых, обеспечить их своевременное возвращение!! Объявляется пятнадцатиминутная готовность к старту!!!

Спустя двенадцать минут все десантники собрались на борту бота. Оба физика тоже были на месте. А на дне котловины уже начал плавиться аммиачный снег. Бот оторвался от начавшего проваливаться наста и свечой пошел вверх и в сторону от широкого ледяного кольца котловины, и когда он достиг высоты в двенадцать километров, из середины проваливающейся впадины вслед ему плюнуло кипящим водородом!!

Спустя двадцать минут «стриж» благополучно опустился на причальную палубу линкора, а еще через два часа в кабинете командира линкора собрались пять человек.

Когда все приглашенные устроились, Вихров, сидевший за рабочим столом, оглядел собравшихся и негромко проговорил:

– Господа, я счел нецелесообразным собирать расширенное совещание. Те, кто здесь собрался, наилучшим образом владеют вопросом, который мы должны обсудить, и на их мнение не будет влиять... ну, скажем, личный интерес. Произошло нечто непредвиденное – группа профессора Карпински, планировавшая оставаться на поверхности планеты в течение пятнадцати суток, была вынуждена срочно эвакуироваться. Однако усилиями капитана Бабичева ей удалось проникнуть на глубину более пятидесяти километров и произвести обследование происходящих там процессов. Господин профессор, прошу вас, сообщите, что удалось выяснить.

Карпински задумчиво потер пальцами подбородок и начал говорить, осторожно подбирая слова:

– Действительно, я вынужден согласиться, что... э-э-э... методика, предложенная капитаном Бабичевым, оказалась чрезвычайно эффективной, хотя поначалу его идея показалась мне... э-э-э... неразумной. Я приношу господину капитану свои извинения и... э-э-э... свое восхищение его экстраординарными усилиями на благо науки...

– Господин профессор, давайте к делу, – перебил его командир линкора. – Свое восхищение вы выскажите капитану Бабичеву после.

– Да-да... – тряхнул головой профессор, словно бы извиняясь перед собравшимися. – Так вот... о результатах. Нам удалось узнать, что атмосферные катаклизмы, происходящие на этой планете, напрямую связаны с процессами, идущими глубоко под ее поверхностью. Анализ информации, собранной с помощью капитана Бабичева, дает возможность сделать следующие, довольно аргументированные выводы. Котловины, над которыми формируются наблюдаемые нами смерчи, являютсяверхней частью скважины. Диаметр таких скважин варьируется от одного километра до трех, а вот глубина практически одинакова – около пятидесяти километров. Сама скважина забита рыхлым аммиачным льдом. По мере погружения в недра планеты повышаются температура и давление, причем в верхней части скважины температура повышается незначительно, зато давление растет быстро. Это приводит к тому, что жидкий водород, содержащийся в... э-э-э... если можно так выразиться... грунте, переходит в металлическое состояние. Этот факт особо заметен в стенках скважины. В самой скважине процесс металлизации водорода сдерживается, похоже, именно температурным фактором, хотя и здесь металлический водород присутствует. На глубине около сорока километров температура окружающей среды повышается настолько, что лед переходит в метастабильную фазу, а затем в жидкую фазу. Именно в этом... э-э-э... так сказать... слое располагаются парные поля очень сложного состава. Каждое из этих полей имеет многослойную структуру, причем вектор каждого из этих слоев строго ориентирован внутри поля. Таким образом, пространство между этими многослойными полями подвергается своеобразному воздействию, которое приводит к преобразованию поступающего в это пространство вещества. Мы пока не можем сказать, во что именно преобразовывается вещество, но... э-э-э... похоже, там происходят субатомные процессы, ведущие к созданию... э-э-э... органики! Возможно, не слишком сложной, но... э-э-э... тем не менее!..

Профессор оглядел присутствующих, внимательно слушающих его, словно желая убедиться, что те понимают, о чем он говорит.

– Так вот, – продолжил Карпински после короткой паузы, – пространство между этими многослойными полями имеет два, я бы сказал, «рукава», представляющих собой очень тонкое поле Шлозгера конфигурации «цилиндр». По одному из этих рукавов подводится... сырье, если можно так выразиться, а по другому отводится «готовая продукция»... Нет, – быстро поправился профессор, – это скорее полуфабрикат, потому что поступает он в самый низ рассматриваемой нами скважины, где расположена еще одна пара многослойных полей гораздо больших размеров и мощности. Достаточно сказать, что пространство между этими полями имеет объем в несколько кубических километров и, похоже, может еще увеличиваться за счет удаления этих полей друг от друга! Под воздействием этих многослойных полей между ними создается некая, не совсем для нас понятная структура... – На секунду профессор умолк, словно не зная, как проще охарактеризовать эту структуру. – ...Скажем так, сложный симбиоз органики и неорганики на основе кремнесиликатов. Причем сырье для создания органической составляющей поступает от малых пар полей, а для неорганической составляющей – из недр планеты, где, судя по полученной радиометрии, идет управляемый термоядерный процесс! Короче, похоже, именно между этими двумя гигантскими, явно искусственными полями создается тот самый объект, который действующая над скважиной атмосферная катапульта пытается выбросить в космос!.. И объект этот очень сложен по своему составу и строению!

Профессор Карпински еще раз оглядел собравшихся и напористо проговорил:

– Я считаю крайне необходимым, во-первых, продолжить исследовательские работы над одной из... э-э-э... скважин, во-вторых, попытаться... э-э-э... поймать хотя бы один из этих объектов во время следующего цикла работы атмосферных «катапульт»! Это настолько важно для науки, что я даже настаиваю на этом!!

Он замолчал, всем своим видом показывая, что сказал все необходимое и готов отстаивать свою точку зрения.

– Ну вот, – подхватил нить разговора Вихров, – мы услышали сообщение нашей астрофизической службы, и ее... – Игорь невольно улыбнулся, – ...требование! Какие будут мнения?!

И тут профессор неожиданно поднялся со своего места и возмущенно заявил:

– Господин навигатор, я не вижу в своих словах ничего смешного!!! Какие могут быть... э-э-э... улыбочки, когда решается столь серьезный вопрос?!

– Извините, господин профессор, – с самым серьезным видом ответил Вихров, но моя улыбка не имеет никакого отношения к вашему сообщению!

Профессор недовольно фыркнул, но все-таки не стал развивать свой протест и опустился на свое место. И тут же подал голос главный штурман «Одиссея»:

– Можно мне, Игорь Владимирович?..

Вихров кивнул, и Шохин повернулся к Карпински:

– Профессор, я уважаю науку, однако позвольте мне задать один простой вопрос. Вы собираетесь продолжить исследование этих ваших... скважин...

– Они не мои!.. – обиженно огрызнулся профессор, но Шохин не обратил на эту реплику внимания.

– А кто, позвольте вас спросить, пойдет в глубь планеты?..

Карпински снова попытался было вскинуться, но Шохин взмахом ладони остановил его:

– Я говорил с капитаном Бабичевым... Он единственный, кто смог решиться на такой спуск, и он утверждает, что такой спуск очень сложен, очень опасен и... болезнен! Вы готовы снова послать туда кого-то... – штурман махнул рукой себе за спину, словно указывая в сторону газового гиганта, – зная, что человек может не вернуться?!!

– Я думаю... – запальчиво воскликнул профессор, – что на линкоре найдутся добровольцы, готовые рискнуть жизнью ради науки!.. В крайнем случае я сам отправлюсь в недра этой планеты!!

– Нет, профессор, это не разговор! – жестко оборвал Карпински Вихров. – Один раз Сергею удалось уговорить меня на этот безумный эксперимент, да и то он меня взял своей уверенностью... убежденностью. Теперь, прослушав запись его... – Игорь замолчал, словно у него в горле внезапно появился ком, и через секунду выдохнул: – Вы слышали, как он кричал?! Вы слышали, профессор, как кричал капитан Звездного десанта?! Как кричал практически бессмертный Homo Super?!! Вы представляете, что должен был испытывать Бабичев, чтобы так кричать?!!

Профессор с гордым видом отвернулся в сторону, но по самой его позе было видно, насколько он растерян. А Вихров как-то сразу успокоился и проговорил ровным тоном:

– Нет, больше ни один человек в глубь планеты не пойдет! А вот идея поймать один из этих... объектов, по-моему, вполне реализуема. Только для того, чтобы ее осуществить, нам придется висеть на этой орбите еще пятнадцать – двадцать стандартных суток.

В кабинете повисло напряженное молчание, которое через несколько секунд прервал задумчивый голос главного штурмана:

– Через двадцать суток мы вполне можем быть у G3... А там и до Земли рукой подать!..

– И уже оттуда направить новую экспедицию сюда, к этой вашей планете! – закончил мысль главного штурмана Сергей Бабичев.

– А если на Земле решат, что никакой экспедиции не нужно?.. – как-то очень жалобно, почти по-детски спросил Карпински, но, мгновенно сообразив, что такая экспедиция для Земли представляет не меньший интерес, чем для него самого, быстро поправился: – Или меня не пошлют?!!

– Кого ж посылать, если не вас? – усмехнулся молчавший доселе Мэтью Ирвинг. – Вы начали исследования, вам и заканчивать. А кроме того, к моменту возвращения в эту планетную систему вы, возможно, будете обладать такими способностями, что действительно сами сможете спуститься в глубь планеты. Вот вам и стимул для тренировок своих новых качеств!! Меня, кстати, тоже очень интересует органика, которую производят эти ваши поля!

И он внимательно посмотрел на Вихрова. Тот вздохнул и, опустив ладонь на столешницу, подвел черту под разговором:

– Значит, решено. Стартуем через полчаса в направлении здешней звезды и после ее облета направляемся к G3! – А потом, взглянув на Ирвинга, добавил: – Все свободны, господин главный астробиолог, прошу вас задержаться.

Когда все вышли, Мэтью Ирвинг пересел к письменному столу в гостевое кресло, внимательно посмотрел на Вихрова и спросил:

– Какие вопросы к астробиологической службе, командир?..

– Вопрос один, – улыбнулся Вихров, – но... странный.

Несколько секунд он молча смотрел в глаза Ирвингу, а потом сказал:

– Я, как и обещал, поговорил с одним из наших магистралов...

– С Есиным?.. – догадался астробиолог.

– С ним, – кивнул Вихров. – С ним «спаситель» в контакт не входил...

– Вы ему верите?.. – быстро переспросил Ирвинг.

– Верю! – твердо ответил Игорь. – И знаете почему?.. – Ирвинг молча дожидался ответа. – Он мне сказал, что, если бы этот «спаситель» с ним «заговорил» и предложил вернуть ему человеческий облик, он сделал бы для него все, что угодно!.. Сергей Есин был очень убедителен!..

– Да-а-а... – задумчиво протянул Ирвинг. – Пожалуй, его можно понять!..

– Но во время этого разговора мне пришла в голову одна мысль, – продолжил Вихров, пристально глядя на биолога. – А не может ли наша астробиологическая служба вместе с медиками попробовать исправить хотя бы внешние... – он обвел свое лицо ладонью, – ...проявления сбоя в Превращении?..

Ирвинг удивленно взглянул на Вихрова, а затем задумчиво потер подбородок:

– Ну-у-у... не знаю... – Он снова посмотрел на Вихрова, и на этот раз в его взгляде появился интерес. – Надо подумать, хотя, не скрою, задача очень интересная!..

– И очень... своевременная!.. – поддакнул Игорь. – Из разговора с Есиным я понял, что его не столько даже гнетет отсутствие каких-то особых качеств, тех, что есть у потенциальных полных суперов, сколько собственное уродство, перспектива появиться на Земле в таком... нечеловеческом облике!

– Мы с Кокошко подумаем! – уже с энтузиазмом воскликнул Ирвинг, а затем, взглянув на Вихрова, улыбнулся: – Из вас, господин навигатор-три, получается очень неплохой командир!.. Можно идти?!

Это «можно идти» в устах пожилого астробиолога прозвучало так серьезно, что Вихрову даже стало неловко. Однако он в том же серьезном тоне кивнул:

– Можно!..

Едва Ирвинг вышел, как Игорь почувствовал, что его вызывает Бабичев.

«Слушаю, Сергей», – быстро отозвался он, переходя на мыслеречь.

«Я так понял, что Ирвинг уже ушел?.. – не то спросил, не то просто констатировал Бабичев и заговорил, не дожидаясь ответа: – Знаешь, командир, я после этого... погружения много думал о наших... способностях. И пришел вот к какому заключению – если мы не займемся делом, нашему полулегиону будет грош цена!!»

«В каком смысле?..» – осторожно переспросил Игорь, хотя уже понимал, к чему клонит Сергей.

«Надо наплевать на нашего... генерала и начинать планомерные тренировки! – резко ответил Бабичев. – Надо начинать с того, чтобы посмотреть, кто что уже умеет, отобрать наиболее интересное, действенное и начинать занятия! Причем начинать немедленно, не откладывая ни на один день!!»

«Ты не того убеждаешь, Сергей, – устало проговорил Игорь, – я уже давно требую от вашего руководства начать такие учения, но господин бригадный генерал просто саботирует мои приказы!»

«Вот ты и поручи это дело кому-нибудь другому!» – возразил Бабичев.

«Кому?!» – воскликнул Вихров.

«Да хотя бы тому же... Воротову, моему командиру! – неожиданно предложил Сергей. – А что, боевой генерал, достаточно молод, умен... Ребята о нем очень высокого мнения. И уж точно будет выполнять твои приказы, поскольку свято чтит Устав, а спрятаться, кроме того же Устава, ему не за кого!»

«Воротов?.. – подумал Игорь. И тут же вспомнил командира когорты, с которым разговаривал на последнем совещании. – Ну что ж, можно попробовать!»

«Обязательно попробуй! – отозвался Бабичев. – Я со своими ребятами занимаюсь кое-чем, так к нам уже из других манипул приходят!»

«И чем же ты занимаешься?..» – заинтересовался Игорь.

«Что?.. С нами попробовать хочешь?.. Как тогда, на Гвендлане?!»

«Да, тогда, на Гвендлане, вы меня многому научили! – согласился Вихров. – Особенно... Зайцев, Сергей!»

«Помнишь!..» – удовлетворенно хмыкнул Бабичев, а Вихров опять подумал, как бы про себя:

«Такое забудешь, как же!.. – И тут же снова мысленно спросил: – Так чем же вы занимаетесь?!»

«В основном переходом из материального состояния в энергетическое или полевое. Индивидуальными действиями в энергетическом или полевом состоянии, ну и отработкой действий в паре, в тройке, в пятерке...»

«И как, получается?..» – поинтересовался Игорь, но в его мысли чувствовалась усмешка.

«Как-нибудь мы тебе кое-что продемонстрируем!» – пообещал Бабичев и прервал мыслеобмен, как всегда не прощаясь.

А Игорь немедленно вызвал к себе командира второй когорты генерал-майора Воротова.

Генерал явился через пятнадцать минут, доложил о прибытии и сел в предложенное Вихровым кресло. Игорь внимательно оглядел десантника и отметил, что тот очень напряжен и тоже приглядывается к нему.

– Виктор Федорович, – начал Вихров разговор, – я хочу, чтобы наш разговор был... как бы это сказать... ну, неофициальным, что ли...

Воротов кивнул, но напряженность в нем не исчезла.

– А дело вот в чем, – продолжил Игорь. – Я думаю, вы со мной согласитесь, что практически все, кто находится на «Одиссее» после того, как... переболел «гвендландской чумой», стали несколько иными...

Игорь внимательно взглянул в глаза генералу, как бы подталкивая его к ответу на свое «соображение». Едва заметная улыбка тронула губы Воротова, лицо помягчело, и он ответил:

– Я предпочитаю называть это... заболевание... Превращением, как его называют наши врачи. И спорить с вашим весьма мягким утверждением не стану – все мы действительно стали другими... Совершенно другими!

– В таком случае, – ухватился за последние слова генерала Вихров, – не кажется ли вам, что эти новые качества, которые мы получили в результате Превращения, надо... ну, побыстрее освоить, что ли... взять на вооружение нашими десантниками?!

И снова легкая улыбка промелькнула на губах генерала.

– И с этим вашим предложением спорить не приходится! – согласился он. – В Уставе Звездного десанта, в его первой главе, говорится, что десантник обязан все свои силы, умения, способности развивать и совершенствовать, дабы наиболее эффективным образом применять их в боевой обстановке.

– И что вы намереваетесь предпринять для... к-хм... «развития и совершенствования» новых способностей ваших подчиненных?.. – поинтересовался Вихров, внутренне почему-то ожидая какого-то подвоха.

Однако генерал спокойно полез в нагрудный карман комбинезона и достал сложенный вчетверо листок писчего пластика.

– Вот, – протянул он листок Вихрову. – Этот план я направил командиру полулегиона через два дня после своего... выздоровления. Думаю, он вполне может служить основой для разработки программы боевой подготовки подразделений Звездного десанта на линкоре.

Вихров развернул листок, а Воротов добавил:

– К сожалению, ответа на свой рапорт я до сих пор не получил.

Игорь пробежал глазами исписанный на две трети листок и поднял глаза на генерала:

– А почему вы не обратились с этим ко мне?..

Вопрос был задан, возможно, слишком жестко, но генерала это не смутило:

– В Звездном десанте не принято обращаться с рапортами через голову непосредственного командира.

Вихров задумчиво постучал пальцем по столешнице и снова посмотрел в лицо генерала:

– Вы, конечно, знаете, что я занял пост командира корабля потому, что так сложились обстоятельства...

– Я знаю, что вы занимаете эту должность вполне легитимно! – перебил его Воротов.

– Тем не менее многие считают, что я... слишком молод и недостаточно опытен, чтобы занимать эту должность! – усмехнулся Вихров. – В какой-то мере они, возможно, и правы. Я, например, не знаю, будет ли мой приказ об утверждении этого плана подготовки десантников... – он тряхнул зажатым в пальцах листком, – ...обязательным для выполнения в частях Звездного десанта, дислоцированного на линкоре?!

На этот раз улыбки на лице Воротова не было:

– В соответствии с Уставом Звездного десанта высшим командиром подразделений десанта, дислоцированных на звездолете, находящемся в автономном полете, является командир звездолета. В своих действиях он отчитывается перед генеральным штабом Звездного десанта после возвращения из полета.

– В таком случае я немедленно отдам такой приказ... – произнес Вихров, глядя в глаза Воротову, – а вас назначу ответственным за его выполнение!..

На лице генерала появилось легкое смущение.

– Но... Вы же понимаете, что... командует полулегионом бригадный генерал Бейтс. В случае такого назначения мне придется вмешиваться в руководство первой когортой, а это не совсем...

Тут он пожал плечами.

– Ничего, – успокоил его Вихров. – Я обосную это положение приказа. И потом, ваши полномочия в отношении первой когорты будут состоять только в контроле за выполнением программы подготовки.

Вечером, в двадцать часов по корабельному времени, «Одиссей» стартовал с орбиты газового гиганта в направлении F5 – солнца планетной системы, в которой была обнаружена эта странная планета. Одновременно с этим в подразделениях Звездного десанта был объявлен приказ командира линкора о начале планомерной переподготовки десантников. Вихров ожидал очередного демарша со стороны бригадного генерала Бейтса, однако тот промолчал.

Поскольку программа «Звездный лабиринт» снова была введена в действие, главный компьютер вывел линкор из плоскости эклиптики, и постепенно «Одиссей» вышел на прежнюю траекторию полета, ту самую, которую он покинул, чтобы приблизиться к заинтересовавшему командование корабля газовому гиганту. Траектория эта представляла собой отрезок сильно вытянутой гиперболической орбиты, пролегавшей вне плоскости эклиптики, хотя и не слишком высоко над ней. Скорость корабля была достаточно невелика, так что полет до звезды должен был занять около пятидесяти дней и не сулил каких-то особых приключений.

Однако на двадцать первый день полета, когда в Главном центре управления несла дежурство вторая вахта, Вихров неожиданно услышал, что его вызывает главный штурман корабля. Шохин редко пользовался мыслеречью, хотя вполне овладел ею, так что такой вызов был достаточно неожиданным.

Едва Игорь ответил на вызов, Юрий Владимирович торопливо попросил:

«Игорь Владимирович, вы не могли бы немедленно подойти в обсерваторию!»

«А что случилось?..» – стараясь быть спокойным, спросил Вихров.

«Нет-нет, – быстро ответил Шохин. – Это надо видеть!»

«Хорошо, я сейчас буду», – ответил навигатор-три и спустя две минуты оказался в рабочем зале корабельной обсерватории.

Шохин сидел рядом с дежурным астрономом, а на большом мониторе оптического рефлектора на фоне звездного пространства вращалась небольшая странная скала с тремя остроконечными вершинами, покрытыми странной поблескивающей пленкой, напоминающей... наледь.

– Так что у вас случилось? – спросил Игорь, подходя к пульту управления телескопом.

Шохин обернулся на голос и тут же указал рукой на экран большого монитора и воскликнул:

– Посмотрите, Игорь Владимирович, что мы обнаружили!

Вихров еще раз взглянул на экран и спросил:

– И что же это такое?..

Вопрос был задан таким тоном, что штурман постарался скрыть свое возбуждение и говорить спокойнее:

– Помните, на подлете к этой планетной системе я рассказывал вам, что кроме двух газовых гигантов и пояса астероидов рядом с местным солнцем мы обнаружили еще четыре рассеянных астероидных пояса?

– Да, конечно... – кивнул Вихров.

– Мы сейчас проходим как раз над третьим, если считать снаружи системы, астероидным поясом... – снова возбуждаясь, проговорил Шохин. – И вот что мы обнаружили!!

– Я вижу эту... скалу, но не слишком понимаю ваше... возбуждение, – терпеливо ответил Вихров.

Шохин внимательно посмотрел на Игоря и неожиданно спокойным тоном спросил:

– Вам не приходилось слышать о такой старинной теории, что пояс астероидов между орбитами Марса и Юпитера – это остатки планеты, ранее располагавшейся в этом районе Солнечной системы?..

– Нет... – пожал плечами Игорь.

– Тем не менее такая теория была, и эта гипотетическая планета даже имела свое название... – продолжил Шохин. – Фаэтон!

Вихров слушал, не прерывая штурмана и не комментируя его рассказ, а потому он продолжил:

– Потом, правда, от этой теории отказались... И знаете почему?.. Во-первых, общая масса астероидов слишком мала, чтобы составить массу планеты, а во-вторых, форма астероидов показывает, что они не могут быть результатом планетарной катастрофы – на них отсутствуют разломы, сколы, они... заглажены... даже зализаны... А вот этот астероид, – он снова махнул рукой в сторону экрана, – вполне может быть осколком разрушенной планеты! Причем осколком ее... коры!

И снова Шохин замолчал, словно ожидая какой-то реакции Вихрова. Однако тот продолжал молчать, и тогда штурман решительно проговорил:

– Командир, я считаю необходимым обследовать этот астероид!

Игорь поднял глаза и долго смотрел на изображение медленно вращающегося скального обломка, а затем перевел взгляд на штурмана.

– Возможно, вы и правы... – медленно произнес он. – Я припоминаю другую теорию возникновения пояса астероидов в Солнечной системе, в соответствии с ней – это просто мелкие остатки вещества, которым помешало объединиться в планету мощное гравитационное поле Юпитера. В этой системе, однако, четыре таких пояса, а газового гиганта рядом с ними нет. Так что же могло помешать этим... «остаткам вещества»... объединиться в планету?..

Он помолчал, покачал головой и закончил:

– Но исследовать эту скалу мы не станем... Если Земля решит направить сюда экспедицию, то она сможет заняться и этим объектом. Просто поместите параметры орбиты этого астероида в память главного компьютера.

– Жаль... – вздохнул Шохин. – Но, наверное, вы правы!

Вернувшись в командирские апартаменты, Игорь неожиданно подумал: «Ну вот еще одна тайна этой системы осталась нераскрытой... Но самое главное, до сих пор непонятно, зачем мы сюда вообще попали?!»

Шел тридцать первый день полета в планетной системе, и F5, звезда, которую должен был облететь «Одиссей», сияла в самой середине большого обзорного экрана Главного центра управления. Не прошло еще и двух часов, как первая вахта заступила на дежурство, когда Григорий Горячев, второй ассистент главного штурмана, подняв голову от экрана монитора, негромко сказал:

– Командир, мы приближаемся к поясу астероидов, некоторые из них можно уже сейчас хорошо разглядеть... – А затем как-то неуверенно добавил: – Вы бы посмотрели...

Вихров удивленно посмотрел на штурмана, обычно за ним не замечалась такая неуверенность, и встретил его тревожный взгляд.

Игорь кивнул и приказал:

– Выведите свою «картинку» на мой монитор.

Горячев пробежал пальцами по клавиатуре своей панели управления, и на главном экране командирской навигаторской панели появилось изображение звездного неба. Местное солнце оказалось за границей экрана, и среди россыпи далеких звезд виднелись четыре крупных астероида, ярко подсвеченные его зеленовато-желтым светом. В следующий момент Горячев увеличил масштаб изображения – один из астероидов рывком приблизился, словно прыгнув вперед, и сразу же увеличился в размерах. Затем последовал еще один «прыжок», и астероид оказался совсем рядом.

Командиру линкора не надо было слишком долго рассматривать эту темную, бугристую массу, он сразу же понял, почему штурману захотелось, чтобы он сам взглянул на этот астероид. Перед ним медленно вращалась точная копия тех самых «камней», которые безуспешно пыталась вытолкнуть из себя атмосфера газового гиганта!!

Видимо уловив, что командир понял, что он имел ввиду, Горячев проговорил:

– На расстоянии от ста двадцати до восьмисот тысяч километров от «Одиссея» наблюдается двенадцать таких астероидов разного размера, можно попробовать «поймать» один из них!

– Поймать?.. – медленно протянул Игорь. – Даже если масса такого камешка не будет превышать трех тонн, его будет достаточно сложно снять с орбиты!.. Впрочем... Дайте мне расчетные массы ближайших четырех астероидов и расстояния до них!

Спустя минуту на правом верхнем вспомогательном экране вихровской панели управления появилась затребованная справка:

1. Масса – 6,2 тонны, расстояние – 118,2 тыс километров;

2. Масса – 8,5 тонны, расстояние – 126,7 тыс километров;

3. Масса – 3,4 тонны, расстояние – 128,2 тыс километров;

4. Масса – 5,7 тонны, расстояние – 142,1 тыс километров.

«Ну что ж... – подумал Вихров, прочитав полученную информацию, – ...пытаться поймать можно, пожалуй, только третий астероид, остальные слишком массивны. Если послать два... нет, пожалуй, три „кондора“, оснащенных станковыми антигравами и магнитогенераторами, то тормозить и менять курс „Одиссея“ наверняка не придется... Впрочем, штурманская служба точно рассчитает необходимый боевой ресурс и маневры. Так что же мы решим?..»

Однако принять решение он не успел, снова раздался голос штурмана, на этот раз весьма встревоженный:

– Командир, два самых ближних к нам астероида меняют траекторию движения! Они выходят из плоскости эклиптики!!

Вихров среагировал мгновенно – первым движением он вдавил на пульте клавишу «боевая тревога», затем вызвал программу «Звездный лабиринт» и с помощью пароля приостановил ее действие, и только после этого на экране его монитора появилась информация главного компьютера корабля:

«Внимание! Метеоритная опасность! По левому борту в зоне оптического наблюдения два астероида массой 6,2 и 8,5 тонны. Расстояние 110,6 и 121,4 тыс километров, скорость переменная, ускорение 2,4 и 3,5 g соответственно. Время подлета при неизменном ускорении 12,3, 13,5 минуты стандартного времени соответственно. Вероятность столкновение 98,6 процента. Задействована противометеоритная защита – расхождение с отмеченными объектами при боковом ускорении 2,2 g в течение 12 секунд стандартного времени. Вспомогательный привод включается через одну минуту».

По палубам линкора прокатился мерный, без интонаций голос Железного Феликса:

– Внимание! Через минуту линкор начинает маневрирование с использованием ускорений до пяти «же». Прошу учитывать данную информацию при перемещениях по кораблю!

И совсем чуть-чуть помедлив, звезды на обоих обзорных экранах чуть сместились – линкор изменил траекторию полета.

А спустя еще тридцать секунд на экране монитора командирской панели появилось новое сообщение от Главного компьютера корабля:

Маневр расхождения не дал результата, оба объекта изменили траекторию движения. Расстояние до объектов 96,3 и 105,3 тыс километров, скорость переменная, ускорение 2,6 и 3,8 g соответственно. Время подлета при неизменном ускорении 10,1 и 10,1 минуты стандартного времени. Вероятность столкновения 98,8 процента. Прошу разрешения на уничтожение объектов.

Игорь, прочитав сообщение, без раздумий вдавил клавишу «выполнить».

«Произведен сброс двух капсул с антивеществом», – сообщил спустя минуту Железный Феликс. И в середине экрана замелькали цифры отсчета времени полета выброшенных капсул. Через пять с небольшим минут оба обзорных экрана озарились чистым белым светом. Все испепеляющее пламя аннигиляции сверкало несколько секунд, так что, несмотря на задействованные фильтры, рвущийся с экранов свет залил весь центр управления. А когда экраны потухли, Вихров прочитал новое сообщение главного компьютера:

Объекты не уничтожены. Расстояние до объектов 83,7 и 88,5 тыс километров, скорость переменная, ускорение 2,8 и 3,9 g соответственно. Время подлета при неизменном ускорении 8,2 и 8,2 стандартные минуты соответственно. Вероятность столкновения 99,1 процента. Прошу разрешения повторить атаку на уничтожение объектов.

Глядя на эти совершенно невозможные строчки, Вихров вдруг почувствовал, что не знает, что делать!! Пожалуй, впервые за все время службы в Космофлоте он ощущал такую беспомощность!

«Они выдержали аннигиляционный взрыв!! – думал он, глядя на доклад Железного Феликса. – Но... Как такое возможно?!»

И тут же ему в голову пришел вполне естественный и очень простой ответ: «Полное отражение выброшенной во время аннигиляции энергии или... полное ее поглощение!»

И снова он ощутил растерянность.

«Полного отражения при такой поверхности эти астероиды просто не могут иметь – для этого надо поставить между собой и взрывом балласовое зеркало толщиной не меньше двадцати микрон, а откуда баллас!.. – И тут же он резко оборвал сам себя: – Какой баллас?!! Очевидно, что отразить энергию взрыва эти камни не могли!! А... поглотить?.. Все энергопоглотители „Одиссея“, задействованные одновременно, возможно, справились бы с таким выбросом!.. Но...»

Он сам не знал, что за «но» возникло у него голове, однако он чувствовал какое-то сомнение, какую-то еще не до конца созревшую мысль. Его глаза всмотрелись в экран – надпись на нем изменилась, он прочитал:

Объекты не уничтожены. Расстояние до объектов 63,7 и 68,5 тыс. километров, скорость переменная, ускорение 3,5 и 3,9 g соответственно. Время подлета при неизменном ускорении 5,2 и 5,2 стандартные минуты соответственно. Вероятность столкновения 99,6 процента. Прошу разрешения повторить атаку на уничтожение объектов.

При этом все цифры и последнее предложение были выделены красным, что означало критическое время для принятия решения. И тут он понял, что означало остановившее его лихорадочное размышление «но»!

«Но любой энергопоглотитель имеет конечную емкость!!»

И он снова надавил на клавишу «выполнить»!

Надпись на экране мгновенно изменилась на: «Произведен сброс четырех капсул с антивеществом». И почти сразу же обзорные экраны в Главном центре управления снова вспыхнули нестерпимо белым светом, а затем этот свет стал еще ярче, хотя такое, казалось, просто невозможным!

Когда свет померк, Вихров уперся взглядом в экран. Там значилось:

Объекты не уничтожены. Расстояние до объектов 54,2 и 54,8 тыс километров, скорость переменная, ускорение 3,8 и 3,9 g соответственно. Время подлета при неизменном ускорении 3,4 и 3,42 стандартные минуты соответственно. Траектория движения объектов изменилась. Вероятность столкновения 76,3 процента. Провожу маневр расхождения с боковым ускорением 3,4 g в течение восьми секунд стандартного времени.

Игорь перевел взгляд на обзорные экраны. На них отчетливо были видны две темные, чуть посверкивающие при вращении, похожие на каменные глыбы, вроде бы ничуть не пострадавшие от шести аннигиляционных взрывов! Нет!! Обе чуть-чуть довернулись, и на них ясно обозначились темно-багровые, сильно зазубренные трещины!!!

И тут Вихров замер в своем кресле! Его память выбросила в мозг очень похожую картину, только те камни были значительно меньше, но такие же черные и... холодные... И с такими же вот... зубами!!! А в ушах у него вдруг зазвучал предсмертный хрип сержанта Зайцева:

«У нижних, у тех, что... большие, у них зубы! Зубы!! Зубы!!! Каменные зубы!!!»

– Боевая периферия!!! – выдохнул навигатор-три. Его пальцы стремительно взлетели над клавиатурой панели... И замерли!

«Стоп! – приказал он сам себе. – Подумай, что ты собираешься делать!! Они уже слишком близко для аннигиляционного удара!»

И пальцы побежали по клавиатуре, вводя совсем другую задачу:

«Установить поле Шлозгера конфигурации „сеть“ площадью десять квадратных километров между кораблем и приближающимися астероидами». И клавиша «выполнить» утоплена!

«Уравнять ускорение корабля с ускорением приближающихся астероидов». И клавиша «выполнить» утоплена!

«Подготовить гравитационный удар мощностью 1 1026 Ватт, цель – угрожающие кораблю астероиды». И клавиша «выполнить» утоплена!

«А теперь посмотрим, что предпримет эта... периферия!» – удовлетворенно подумал Игорь и, повернувшись к обзорным экранам, принялся наблюдать за поведением приближавшихся астероидов.

Впрочем, они уже не приближались, видимо, скорость корабля и скорость астероидов сравнялись. Более того, оба астероида медленно разваливались на части, обозначенные прорезавшимися трещинами, и в самом деле очень похожими на разевающиеся пасти! Прошло около минуты, и наконец на месте обоих каменных глыб расцвели два огненных цветка, разбросав в пространстве вокруг себя осколки мертвой материи. Десятка три таких осколка выметнуло в сторону «Одиссея», но поле Шлозгера перехватило их. Часть этих обломков швырнуло назад, часть разбросало в разные стороны, но до обшивки линкора не добрался ни один!

Только после этого Вихров облегченно вздохнул и откинулся на спинку кресла. Однако долго отдыхать он себе не позволил. Спустя минуту Игорь снова развернулся к своему монитору, отменил свой последний приказ и ввел в Главный компьютер линкора новый:

«Выйти на стационарную орбиту вокруг F5, на расстоянии 100 – 150 тыс километров от орбиты самого дальнего из астероидов пояса».

Спустя три с небольшим минуты последовал еще один несильный толчок вспомогательными двигателями. Линкор вышел на новую, только что рассчитанную орбиту. Теперь он двигался вокруг звезды, в той же плоскости, в которой вращались все астероиды пояса, но на достаточном удалении от них.

– Ну что ж, – проговорил Вихров негромко, – а вот теперь мы с вами поиграем в... догонялки и поймалки!..

Затем, развернув в свою сторону микрофон громкой связи, он четко произнес:

– Младший лейтенант Ежов, срочно явитесь в Главный центр управления. Генерал-майор Воротов, главный канонир линкора Климов, главный астрофизик линкора Карпински вас ожидает командир линкора в своем кабинете!

Вернув микрофон на место, он повернулся к первому ассистенту штурмана и попросил:

– Григорий Викторович, сейчас сюда явится Владимир Ежов, пусть он подменит меня на несколько минут, а вы объясните ему обстановку.

– Хорошо, командир, – кивнул Горячев, и Игорь, не выключая своей панели управления, быстрым шагом направился к личному переходному шлюзу командира корабля. Спустя пять минут он был в своем кабинете, а еще через несколько минут туда вошли вызванные им офицеры.

На экран монитора командирского компьютерного блока уже было выведено изображение астероидного пояса, получаемое с помощью корабельной обсерватории, и среди тридцати – сорока темных, слегка поблескивающих в солнечном свете астероидов три были помечены красными точками.

– Господа офицеры, – начал Вихров, когда прибывшие расселись, – линкор находится на подлете к F5. То, что вы видите на экране, является поясом астероидов, и, как оказалось, эти астероиды весьма необычны. Только что два из них попытались... атаковать «Одиссей»!

Генерал и двое офицеров удивленно переглянулись, но никто из них не произнес ни слова, справедливо полагая, что командир сам объяснит все, что необходимо.

– Это действительно так... – продолжил Вихров. – Два астероида покинули свои орбиты и двинулись навстречу линкору с ускорением более трех «же». Нам пришлось сначала маневрировать, а затем использовать эмиссионный излучатель. Должен вам сказать, что эти... «камушки» вдвоем выдержали шесть аннигиляционных ударов и только после этого развалились.

И снова офицеры переглянулись, но теперь в их взглядах читалось изумление!

– Но самое главное, – снова заговорил навигатор-три, – что эти астероиды как две капли воды похожи на те, что пытались выбросить в космос атмосферные смерчи газового гиганта, расположенного на краю этой планетной системы!! Сейчас, как вы, конечно, знаете, эти атмосферные катапульты не работают... вернее, не срабатывают как должно. Однако можно, наверное, утверждать, что астероиды, составляющие настоящий пояс... – он кивнул в сторону светящегося экрана, – ...появились в недрах той самой планеты, которую мы совсем недавно пытались исследовать.

Он сделал паузу, давая офицерам осмыслить сказанное им, а затем продолжил:

– Мне представляется целесообразным организовать захват одного из этих астероидов, для того чтобы самым тщательным образом выяснить его, мягко говоря, необычные свойства! С этой целью я прошу вас, Виктор Федорович, – он повернулся в сторону генерал-майора Звездного патруля, – определить три группы Звездного десанта в составе десять человек каждая для проведения такого захвата... Надеюсь, ваши бойцы отрабатывали «петлю Кузнецова»?

– Безусловно, господин навигатор. – Воротов приподнялся в кресле, но Вихров жестом показал ему, что можно не вставать. – Но этот маневр применялся против пиратов... то есть против людей, а здесь – бездушный камень...

– Который ведет себя вполне осмысленно и очень агрессивно! – перебил генерала навигатор-три. – Нечто подобное мы с одним из ваших подчиненных, сержантом Зайцевым, встретили на Гвендлане. Сами гвендландцы называли это, – он снова махнул рукой в сторону экрана, – боевой периферией. Так что десантникам придется действовать очень осторожно.

Вихров повернулся к астрофизику:

– Господин профессор, вы должны будете подготовить и провести самые тщательные исследования захваченного астероида и при всей возможной тщательности уложиться в двадцать, максимум в двадцать четыре часа!.. – Секунду помолчав, словно обдумывая только что пришедшую мысль, Игорь добавил: – И обязательно включите в исследовательскую группу астробиолога, возможно, самого Ирвинга! А вы, Егор Максимович, – командир линкора посмотрел на канонира, – обеспечьте идущие на захват группы необходимым станковым вооружением и проверьте все три «кондора»!

Помолчав несколько секунд, Вихров спросил:

– Вопросы есть?!

Ответом ему было молчание.

– В таком случае, господа офицеры, приступайте к исполнению!

Спустя два часа катапульта первой причальной палубы «Одиссея» выбросила в Пространство три больших десантных челнока типа «кондор» и четыре автономных универсальных артиллерийских комплекса. В каждом «кондоре» находились по десять десантников и одному артиллеристу из экипажа линкора. Четыре арткомплекса управлялись штатными экипажами «Одиссея».

Выбранный для захвата астероид находился в двухстах тридцати тысячах километров от линкора, поскольку он располагался на более близкой к звезде орбите, это расстояние медленно сокращалось. Все три «кондора» вышли из плоскости эклиптики и, построившись треугольником, начали медленно дрейфовать в сторону местного солнца, дожидаясь, когда астероид сам приблизится на расстояние, необходимое для атаки. Арткомплексы разошлись веером в разные стороны от линкора, как бы прикрывая его от возможных атак со стороны кольца астероидов.

Спустя еще полтора часа выбранный астероид оказался прямо под тройкой десантных ботов, и те пошли в атаку!

Передний бот наклонился вправо и медленно заскользил вниз, точно на неторопливо вращающуюся в полете каменную глыбу массой три с половиной тонны. Два других так же медленно разошлись в сторону, и в их артотсеках заработали генераторы направленного поля Шлозгера. В течение двух минут между ботами, разошедшимися на двести километров, сформировалось мощное поле конфигурации «сеть», способное остановить любое материальное тело, имеющее массу не более ста пятидесяти тонн и летящее со скоростью не более половины скорости света!

В это время передний бот приблизился к астероиду на расстояние менее пятисот километров, и, как и ожидал Вихров, каменная глыба среагировала на это приближение. Астероид чуть замедлился в своем движении по орбите, а затем плавно пошел вверх, навстречу атаковавшему боту, сразу же значительно сократив разделявшее их расстояние.

Однако тот так же плавно развернулся влево и вверх, увеличил скорость и начал понемногу отрываться от астероида. Камень в свою очередь увеличил скорость, и расстояние между боевой машиной землян и казавшимся мертвым камнем снова начало сокращаться. Однако пилот «кондора» очень хорошо знал свое дело – его машина была нацелена точно в центр активированного поля, и когда до контакта носовых стабилизаторов бота с искусственной энергетической «сетью» оставалось несколько секунд, с антенны дальней связи «кондора» ушел сигнал-пароль. На мгновение площадь развертки поля на обоих генераторах резко сократилась, пропуская «свой» челнок, и тут же снова развернулась на всю ширину. Астероид, мчавшийся следом за «кондором», врезался в «сеть» и начал стремительно терять скорость! Однако быстрота его реакции на изменившуюся ситуацию привела в изумление всех, кто наблюдал за ловушкой. В долю секунды направление движения астероида изменилось трижды: сначала он дернулся влево, затем – вправо и тут же вниз, но прогнувшееся поле Шлозгера только пружинило. И тогда каменная глыба резко увеличила собственное вращение. Казалось, некая невидимая рука раскручивает каменный волчок! Спустя несколько секунд вокруг каменной глыбы возникло едва заметное голубоватое свечение, и тут же в Главном центре управления «Одиссея» раздался голос капитана Бабичева, возглавлявшего десантную группу одного из челноков:

– Напряженность поля по поверхности касания с объектом падает!.. Похоже, этот камешек знаком с полем Шлозгера!..

– Какие будут предложения?.. – ответил ему руководивший из центра генерал-майор Воротов.

Вихров удивленно посмотрел в сторону сидевшего за вспомогательным пультом управления вооружением генерала – обычно высшее руководство Звездного десанта не бывало склонно к советам с подчиненными, а тут!..

– Посмотреть бы на этот камешек поближе... – отозвался Бабичев, – мне кажется, я понял, за счет чего он так шустро маневрирует...

Тут Вихров не выдержал. Одним движением переключив связь на свой пульт, он спросил:

– Капитан Бабичев, я запрещаю вам приближаться к астероиду!..

– Но я действительно понял, каким образом этот камень приводит себя в движение, и могу попробовать его... обездвижить!

– Я вполне доверяю Бабичеву, – неожиданно вмешался в этот разговор Воротов, – и считаю, что ему надо дать возможность попробовать!..

Вихров сверкнул разъяренным взглядом в сторону генерала и, сдерживая себя, проговорил:

– Хорошо, решайте сами...

– Действуйте, капитан! – немедленно скомандовал Воротов.

И почти сразу же раздался голос главного канонира «Одиссея»:

– Командир, генераторы поля на пределе, если ребята их сейчас же не отключат, может случиться «перехлест»!

«Перехлест»... – быстро вспомнил Вихров, – самопроизвольный возврат энерговыброса! Оба бота могут просто развалиться на части!»

Однако отдать команду он не успел, его опередил все тот же Климов:

– Они отключили оба генератора!..

И почти сразу же от одного из двух «кондоров», державших «сеть», отделились три крошечные фигурки.

–Позвольте!.. – не отрывая глаз от обзорных экранов, поднялся из-за своей консоли Шохин. – Они же вышли в открытый космос в «саранчах»!! У них что, нет в ботах скафандров высшей защиты?!!

– Им не нужны скафандры высшей защиты!.. – недовольно отозвался генерал-майор. – Им вообще не нужны скафандры для выхода в космос, это просто... привычка!..

Три фигурки быстро разошлись в разные стороны и вроде бы неторопливо направились к освободившемуся астероиду. Тот уже замедлил свое вращение, но не двигался с места – остаточное движение слегка сносило его в сторону солнца, а он сам словно бы выбирал направление своего дальнейшего движения. Через пару минут каменная глыба снова начала вращаться, но на этот раз ее вращение было медленным и каким-то пристальным, как будто она заметила приближающиеся к ней крошечные фигурки людей и теперь обдумывала, что же с ними делать.

И в этот момент Вихрову показалось, что фигуры всех трех десантников окутала какая-то розоватая аура!.. Нет, не показалось! Спустя мгновение эта аура приобрела совершенно отчетливый вид, словно всех троих что-то подсвечивало с противоположной стороны! Это свечение начало быстро распространяться, одновременно теряя свою интенсивность, и когда оно достигло поверхности астероида, его снова практически не было видно, только на отблескивающих хондритах каменной глыбы можно было заметить его налет.

А еще через пару минут огромная каменная глыба совсем остановила свое вращение... И из динамиков громкой связи донесся веселый голос Бабичева:

– Готово, командир! Можно высылать исследовательскую группу! Или, если хотите, мы этот камешек отбуксируем к боту!

– Дьявол!! Как ты это сделал?!! – не выдержал Вихров, но профессор Карпински не дал Бабичеву ответить:

– Потерпите, командир, – в тон капитану проговорил он. – Скоро мы получим ответ на все ваши вопросы...

Тройка десантников между тем медленно двинулась в сторону ближайшего бота, который, в свою очередь, также двинулся им навстречу. Когда между ними осталось не более двухсот метров, они остановились и словно бы повисли в пустоте. Розоватый налет с хондр метеорита исчез, но он продолжал оставаться неподвижным. Затем и бот, и астероид снова пришли в движение, но теперь это было просто вращение вокруг центральной звезды системы по стабильной эллиптической орбите.

Четверо суток практически весь состав научных подразделений линкора занимался отловленным астероидом. Наконец два челнока, на которых базировались ученые, вернулись на причальные палубы «Одиссея», а сам астероид трое десантников вывели на спиральную орбиту – через месяц он должен был сгореть в фотосфере F5.

Все время, пока шли исследования, Игорь ни от кого из исследователей не мог добиться хотя бы какой-то предварительной информации о пленнике линкора. И Карпински, и, что еще более удивительно, Ирвинг со своими биологами в лучшем случае отделывались общими фразами о неготовности к разговору. Но после того как научная группа вернулась на «Одиссей», Ирвинг немедленно связался с командиром линкора и попросил назначить время для доклада, при этом буквально потребовав, чтобы на нем присутствовали командиры Звездного десанта.

Игорь несколько удивился такой постановке вопроса, но спорить не стал. На следующий день сразу после смены вахты в большой кают-компании экипажа линкора собрались около пятидесяти офицеров корабля и руководители всех научных подразделений.

И вновь научная группа удивила Вихрова – основное сообщение об итогах исследований делал главный астробиолог линкора Мэтью Кларенс Ирвинг.

Ирвинг встал около большого стола, поставленного у стены. На этом столе были разложены какие-то камни, небольшие емкости с мутными разного цвета жидкостями, запаянные пластиковые кубы, наполненные странными, похожими на желе веществами, стоял аппарат для воспроизводства записей. С легкой улыбкой оглядев помещение кают-компании, главный астробиолог четко и спокойно произнес:

– Господа, пусть вас не удивляет тот факт, что основное сообщение буду делать я. Просто астероид, который мы исследовали, оказался, как это ни странно, живым существом!..

На мгновение в кают-компании воцарилась гробовая тишина, а затем над головами собравшихся пронесся легкий ропот.

– Именно поэтому мы до сегодняшнего дня старались не говорить о ходе исследований и о получаемых результатах – согласитесь, то, что мы обнаружили, весьма неожиданно и... необычно! Теперь, после того как я сообщил главное, остановимся на наших исследованиях... Итак, предметом наших исследований был астероид, находившийся в поясе астероидов здешней звезды. Масса его составляла около трех с половиной тонн, форма, учитывая его происхождение, – практически идеальный шар, первоначально классифицируемый как каменный. Первые из проведенных анализов показали, что поверхность астероида действительно в основном состоит из модифицированной гексагональной формы кремния с добавками твердого углерода и железа. Толщина его внешней оболочки колеблется от двух до четырех метров, так что вскрыть ее было делом весьма сложным, хотя... – На секунду Ирвинг запнулся, затем словно бы про себя буркнул: – Ну, это потом... – И продолжил: – Надо отметить, что внешняя оболочка делилась на довольно крупные части сплошными прожилками очень странного вещества, ранее в природе не встречавшегося. Оно изоморфно по отношению к кремнию и в нормальном состоянии образует с ним одинаковые кристаллические формы. Однако при облучении этого вещества довольно сложным составным излучением оно теряет свою кристаллическую структуру и служит катализатором преобразования кремния, углерода и железа и очень сложное кремнийорганическое соединение, напоминающее полиферрофенилсилоксан – вещество очень прочное и при этом весьма эластичное!

Ирвинг замолчал, с улыбкой оглядел аудиторию и, словно бы извиняясь, проговорил:

– Я не буду останавливаться на узкоспециальных вопросах и постараюсь излагать наши выводы в максимально популярном виде.

И после короткой паузы он продолжил:

– Кроме того, во внешней оболочке астероида имелись достаточно крупные вкрапления хондр – расплава вещества звездной туманности. Дальнейшие исследования показали, что это приемники внутренних энергонакопителей. А внутренность исследованного нами астероида представляет собой вообще нечто невообразимое. Практически весь объем астероида заполняет коллоидная агрегативно устойчивая система с очень высокой электропроводимостью. Нам удалось вычленить из этой системы функциональные узлы и многочисленные когерентные связи. Вся эта система напоминает построенную на органических исполнительных органах вычислительную машину, или, если хотите... мозг!

И снова по аудитории пронесся изумленный ропот.

– Да-да, именно мозг, причем мозг весьма своеобразный. Он построен по совершенно иному принципу, нежели мозг человека или любого из известных нам животных, в нем очень четко разграничены целеустанавливающие и исполнительные функции, более того, в нем имеется узел, который, как мне кажется, имеет... внешнюю генетическую настройку – он генетически несет в себе совершенно чудовищную агрессивность! И еще, этот узел имеет возможность при определенных условиях очень быстро делиться, сохраняя свою настройку! Другие узлы в этом... к-хм... организме также обладают способностью к делению, но осуществляют ее лишь по команде только что упомянутого мной узла.

Ирвинг еще раз оглядел притихшую кают-компанию и продолжил:

– Другие узлы – это два узла, создающие магнитное поле с весьма инвариантной напряженностью и меняющие диамагнитную восприимчивость всего астероида, четыре узла, работающие как энергоконденсаторы по емкости, превышающие энергонакопители «Одиссея» в два с половиной раза. Три узла, выполняющие функции приема и обработки внешней информации, причем информация поступает в них в виде электромагнитного излучения очень широкого диапазона – от радиоволн до гамма-излучения. Эти же три узла осуществляют контакт с внешним миром путем направленного излучения. Один узел осуществляет ориентацию астероида в пространстве, еще один узел отвечает за температуру внешней оболочки, причем, заметьте, астероид может повысить температуру не всей кремниевой оболочки, а только ее наружную часть на глубину около полуметра! Единственно, чего мы не нашли, так это системы самосохранения!

Ирвинг вздохнул, секунду помолчал и продолжил свой доклад:

– На этом я, пожалуй, закончу описание исследованного нами... небесного тела. Если у вас возникнут какие-то конкретные и более узкие вопросы, я постараюсь ответить на каждый из них. А сейчас я перейду к описанию возможностей захваченного нами астероида.

Первое – свое движение в пространстве он осуществляет с помощью магнитного поля других небесных тел. Находясь в планетной системе, он использует магнитные поля планет и самой центральной звезды, использует достаточно просто – создает собственное магнитное поле, взаимодействующее с внешним магнитным полем. Он может также выступать и как диамагнетик, и как парамагнетик, то есть обеспечивать как втягивание в область сильного внешнего магнитного поля, так и выталкивание из него. При этом такой астероид может развивать очень высокие скорости и маневрировать на значительных, до сорока «же» ускорениях!

Второе – такой астероид при необходимости может делить свою массу на несколько меньшие массы, в зависимости от необходимости. При этом эти малые массы могут функционировать как в открытом космосе, так и в практически любой газовой среде.

Третье – такой астероид может утилизировать в качестве запаса энергии любое излучение, и этот запас для такой массы весьма велик.

Этот астероид может осуществлять контакт с внешним миром в очень широком диапазоне... – Ирвинг усмехнулся и пояснил: – Если бы он захотел, он, наверное, смог бы общаться с нами в звуковом диапазоне, возможно, даже используя нашу фонетику, поскольку имеет узел дешифровки окружающего динамического давления.

Четвертое – наличие у этой звезды целого пояса таких астероидов доказывает, что эти... существа способны объединяться и, возможно, действовать сообща... стаями. Впрочем, это мы можем заключить и из того, что на «Одиссей» они напали парой. Почему их не было больше?.. – Ирвинг задумчиво хмыкнул. – Этот вопрос пока остается открытым, но мне кажется, здесь дело в том, что, находясь вблизи достаточно мощной звезды, эти астероиды, как бы это сказать... не слишком хорошо видят и слышат! Мощное звездное излучение мешает им распознать объект для атаки. Нас увидели только два астероида и сразу напали!

И, наконец, последнее и самое главное – вполне возможно, что эти астероиды могут перемещаться от звезды к звезде. Они ориентируются в пространстве, вполне способны разогнаться и выйти на гиперболическую или параболическую орбиту. Конечно, время такого путешествия очень велико, но для такого рода существ это, я думаю, не играет особой роли.

Еще раз оглядев присутствующих, Мэтью Ирвинг закончил:

– Присущая этим... «астероидам» врожденная суперагрессивность вместе с другими вышеперечисленными свойствами делает из них чрезвычайно опасных хищников. Опасных не только для биологической жизни, опасных для планетных систем вообще! Уважаемый профессор Карпински сделал вывод, что существовавшая у этой звезды планетная система была уничтожена именно этими астероидами... Вот, пожалуй, и все, что мне хотелось бы вам сообщить. Если есть вопросы – прошу.

И тут же вверх поднялась рука руководителя службы электронного обеспечения Виктора Борцова. Приподнявшись со своего места, он громко спросил:

– Эти ваши... «живые астероиды» очень похожи на те камни, что выбрасываются из атмосферы последней здешней планеты смерчами... Так что же получается, у них там... гнездо, что ли?!

Ирвинг пожал плечами:

– Я, право, не готов ответить на этот вопрос. Системы репродукции у исследованного астероида мы не обнаружили, разве что разделившись, его части вырастают до взрослых особей... А чтобы определить, насколько эти два вида... э-э-э... камней похожи, надо вернуться к газовому гиганту, попробовать захватить один из этих... – тут он неожиданно улыбнулся, – ...»выкидышей» и сравнить.

В кают-компании послышались ответные смешки, но Ирвинг неожиданно стал серьезным и задумчиво проговорил:

– Хотя... Если эти астероиды имеют свое происхождение скважины на газовом гиганте?.. Вся картина... меняется!..

И не дожидаясь других вопросов, он отошел от стола, сел в свободное кресло и глубоко задумался.

А место у стола занял командир линкора. Помолчав несколько секунд, словно давая залу немного успокоиться, он заговорил, обращаясь прежде всего к экипажу корабля и офицерам Звездного десанта:

– Теперь, господа офицеры, вам ясно, насколько серьезное открытие сделала научная группа «Одиссея», особенно с учетом того, что эти астероиды могут стать нашим противником! Теперь мы имеем не только видеозаписи этих странных существ, у нас имеется подробнейшее их описание, образцы их тканей, но самое главное, мы имеем опыт боевого контакта с этими... монстрами! Мне хотелось бы, чтобы капитан Бабичев открыл нам наконец свой секрет – каким образом ему удалось остановить астероид, который не смогло остановить парное поле Шлозгера?!

В дальнем углу кают-компании поднялся капитан Бабичев и, широко ухмыльнувшись, заявил:

– Да нет никакого секрета, господин навигатор, эту штуку любой десантник из моей манипулы может сделать!..

– То есть?!! – переспросил Вихров.

– Можно я объясню, – поднялся со своего места генерал-майор Воротов.

– Конечно, – повернулся к нему командир линкора.

– Дело в том, что развитие альтернативного зрения входит в план переподготовки Звездного десанта... – начал Воротов. – Может быть, это название не совсем научно, но при проведении подготовительных тестов мы выяснили, что некоторые из наших ребят видят... гораздо больше, чем раньше. Ну, например, рядовой Набс из манипулы Бабичева в полной темноте видел даже едва нагретые предметы, а ефрейтор-два Барбет также в темноте отличал кусок льда от нагретого камня. Мы назвали это качество альтернативным зрением и попробовали его развивать. Оказалось, что оно присуще нам всем. Сейчас капитан Бабичев, например, видит в диапазоне от коротких радиоволн до высоких частот рентгеновского излучения. Кроме этого, многие из десантников хорошо различают различного рода полевые образования. Капитан Бабичев во время операции по захвату астероида понял, что наблюдает взаимодействие двух магнитных полей, и сделал вывод, что это и есть сила, движущая этот камень. Они втроем просто нейтрализовали... вернее, задавили малое поле и... обездвижили астероид. Правда, наши ученые потом нам попеняли – один из узлов, создающих магнитное поле в этой штуковине, был полностью выжжен.

– Прекрасно! – кивнул Вихров. – Я думаю, переподготовку надо будет провести и членам экипажа линкора.

Когда разговор в кают-компании закончился и офицеры начали покидать ее, Вихров заметил, что Ирвинг все так же сидит в кресле, глубоко задумавшись, и не собирается уходить. Игорь мысленно окликнул астробиолога:

«Господин Ирвинг, что еще пришло в вашу голову? Над чем вы так напряженно думаете?!»

Ирвинг поднял голову, огляделся и, словно только сейчас сообразив, кто вступил с ним в мыслеобмен, взглянул на Вихрова. Задумчивая улыбка появилась на его губах, и он ответил:

«Да вот замечание вашего... электронщика навело меня на одну мысль... Понимаете, астероиды в поясе и камни в хоботе смерчей действительно очень похожи. Но то, каким образом эти камни... появляются, наводит на мысль не о... родах, даже не о делении организма – это скорее... производственный процесс. А если это так, вряд ли можно предположить, что это производство организовали... выпускаемые на этом производстве изделия!»

«Вы хотите сказать, что эти астероиды имеют искусственное происхождение?! – немедленно подхватил мысль Ирвинга Вихров. – Что кто-то просто наладил их промышленный выпуск?!!»

«Да, – молча кивнул Ирвинг, – такой вывод напрашивается».

«Но... зачем?!»

Ирвинг пожал плечами:

«Чтобы уничтожить данную планетную систему».

«Невероятно!..» – изумленно подумал Игорь.

«Ну почему же невероятно, – ответил ему Ирвинг, поднимаясь со своего кресла. – Подобные проекты были и в истории человеческой цивилизации... Правда, ни один из них не был до конца реализован».

Мысленно попрощавшись, они покинули опустевшую кают-компанию и разошлись в разные стороны.

«Одиссей» вернулся к выполнению программы «Звездный лабиринт». Обогнув звезду F5, он вышел из плоскости эклиптики и начал разгон для гиперпрыжка к последней звезде, обозначенной «Звездным лабиринтом», – желтому карлику класса G3.

Интермеццо

– Высший Совет Земного Содружества скрывает от народа Земли правду о нападении на Солнечную систему иной цивилизации!!! Жертвы исчисляются уже сотнями тысяч, а председатель Высшего Совета вместо организации отпора агрессору готовится к отлету в систему Тау Кита, с которой у него давние дружеские отношения!!! Адмирал Андрей Кузнецов представил факты, свидетельствующие о том, что в Солнечной системе зверствует банда звездных пришельцев!!! Личная яхта адмирала была атакована неизвестными космическими аппаратами, и это только одно из целой череды подобных нападений!!! Нам предоставлено эксклюзивное право показа видеозаписи нападения на адмиральскую яхту!!! Смотрите правду о звездных пришельцах!!!

Молодой человек с уже примелькавшейся обывателю внешностью исчез из очерченного оранжевой каймой экрана, и вместо него во всю ширину экрана развернулась панорама звездного неба...

Председатель Высшего Совета Земного Содружества выключил видеопроектор, выгреб из демонстрационной камеры информационный кристалл и швырнул его на стол. Затем, бросив в аппарат новый кристалл, зло ткнул пальцем в клавишу «воспроизведение». На экране, повисшем над рабочим столом, появилась ярко размалеванная девица в весьма откровенном наряде. Выплюнув прямо в зрителя изжеванный кусак гуаччи, она заверещала дурным голосом:

– Все ребята!! Нам конец!! Один огромный толстый конец на всех!!! Это сказал человек, которому можно доверять!!! Вы мне скажете, что на Земле не осталось людей, которым можно было бы доверять, но будете неправы, этому мужику доверять можно, и я ему доверяю!!! Адмирал Космофлота Земли Андрей Кузнецов лично встретился в космосе с бандюганами из другой галактики, и они гнались за ним от Урана до Марса, пока адмирал не надрал им задницу!!!

Девица лихо закинула в широкую, зубастую пасть еще кусок гуаччи и опять заорала, успевая при этом еще и жевать:

– А что же наши власти?!! Да ничего!!! Адмирал Кузнецов утверждает, что председатель Высшего Совета давно знает об инопланетянах, орудующих у нас под носом, но ничего не предпринял! Вместо этого он собирается дать деру к своим дружкам на Тау Кита, с которыми корешится уже давно!!! Может быть, пора спросить у наших толстозадых правителей, за что мы платим им налоги!..

Соутс рыкнул что-то нечленораздельное, выхватил из проектора кристалл и грохнул его о стену. Выхватив из футляра другой кристалл, он вложил его в считывающее устройство и, прохрипев:

– Посмотрим, что говорит правительственное издание... – вдавил клавишу «воспроизведение».

На экране возник седовласый, очень ухоженный мужчина в дорогом костюме. Глядя с умной, чуть ироничной улыбкой прямо в глаза зрителю, он заговорил, вдумчиво и чуть устало:

– Наш доблестный герой, девяностодвухлетний, – пауза, – адмирал в отставке Андрей Кузнецов кинул жирную кость всей желтой прессе Солнечной системы!.. И теперь идет свирепая свара за возможность побольнее укусить собственное правительство, выбранное всем народом Содружества! Кузнецов слетал куда-то на своей яхте и привез видеозапись якобы странных явлений на якобы Уране и неких камней, якобы летающих где-то в Солнечной системе и нападающих на мирные пассажирские звездолеты!! Вот вам, уважаемые мои сограждане, типичный пример безответственной жажды сенсации! Сенсации любой ценой, даже самой страшной – ценой потери чувства собственного достоинства!!

Мужчина вздохнул и огорченно покачал головой.

– Тогда что же произошло на самом деле? – спросите вы. – Пусть правительство скажет нам правду!.. – Неожиданно мужчина подтянулся, от иронии и огорчения не осталось следа. На лице появилось выражение непреклонной решимости. – Вам говорят – в Солнечной системе пришельцы, правительство отвечает – ложь!! Ложь из мести за увольнение от должности!! Вам говорят – разгромлены научные станции и предприятия в дальнем внеземелье, правительство отвечает – ложь! Никакого разгрома!! Несчастный случай? Да!! Несколько крупных метеоритов из гаминидов, случайное попадание в купола станций и заводов, от которых невозможно застраховаться!! Вам говорят – уничтожены пассажирские звездолеты! Ложь!!! Отдельные аварии всегда были и всегда будут, но никаких зарегистрированных нападений нет и быть не может!!! Вам говорят сотни тысяч погибших от рук пришельцев – ложь!!! – И вдруг усталая улыбка снова расплылась по лицу обозревателя. – Господа, да у нас столько народу в космосе и не бывает!!! И самое главное – вам говорят, что имеется запись этих мифических пришельцев!.. Где, какая запись?!! Если вы действительно считаете, что пришельцы летают по Солнечной системе в виде каких-то камней и нападают на звездолеты – вам место в сумасшедшем доме!! А господину Кузнецову хочется сказать – адмирал, мы все ценим ваши прошлые заслуги, но... пора и честь знать! Перестаньте морочить головы простым людям и доживайте свой век спокойно!!!

Мужчина на экране пропал, и на фоне появившегося звездного неба широко развернулся флаг Содружества.

При первых тактах Гимна председатель Высшего Совета выключил запись, широким взмахом руки сбросил со стола на пол видеопроектор и горсть рассыпанных кристаллов, опустился в кресло и прорычал:

– Шайка дебильных дармоедов!!!

Соутс откинулся в кресле и задумался.

«Как мог я, старый лис, так бездарно упустить время?!! Ведь мне-то давно было известно, что эти... пришельцы вовсе не вымысел, что научные станции, добывающие и обогатительные предприятия на спутниках больших планет действительно разгромлены!! Чего ж я тянул, почему давно не подал в отставку и не убрался к своим друзьям, дружба которых была ох как хорошо оплачена?!! А все... власть! Власть!! Есть ли большее наслаждение, чем наслаждение властью?!! Как еще можно было бы испытать то, что испытал я, ломая шею несгибаемому адмиралу Кузнецову?!! О-о-о, я хорошо помню, как Кузнецов уходил тогда из зала заседаний Высшего Совета!! Да, он гордо нес свою седую голову, да, спина у него была, как всегда, прямой!.. Но я-то, я-то видел тоску в этих серых, в этих стальных глазах!! Вот оно – настоящее торжество!! Видеть, как уходит поверженный противник – что может быть слаще?.. Может быть – его кровь?.. Но такое было возможно только в далекие, варварские времена!!»

Ему показалось, что за глухими портьерами скрипнула дверь, он вздрогнул и прислушался, но тишина кабинета ничем не нарушалась. И мысли его снова потекли, но теперь уже совсем в другом направлении:

«До гравиплана, конечно же, не добраться, наверняка эти... псы... обложили всю резиденцию. Теперь, стоит ему вылететь хотя бы даже только в Европу, желтая пресса завизжит, что он дезертирует с Земли!!! Дезертирует!!! А что прикажете делать?!! Пытаться вывезти из Солнечной системы все двенадцать миллиардов землян?!! Бессмысленная затея – даже если все члены Содружества согласятся принять какую-то часть населения Солнечной системы, большинству придется остаться на месте!!»

И снова ему послышался скрип входной двери. Он раздраженно обернулся на этот звук, но портьеры не колыхнулись.

«Ах, этот безумный адмирал, о чем он думал, выбрасывая в народ свою глупую информацию?!! Если бы дело дошло до открытого столкновения, можно было бы трубить о вероломном нападении, о неготовности к отпору и под шумок спокойно... эмигрировать на ту же Тау Кита!!! А теперь?! Что прикажете делать теперь?!! Или адмирал думает, что можно противостоять этим чудовищам, имея под рукой какие-то сто двадцать звездолетов, из которых половина – старье?!!»

На этот раз ему уже не послышалось – дверь скрипнула так, словно вошедший сам желал этого. Соутс отвлекся от своих мыслей и, вглядевшись в полумрак кабинета, раздраженно спросил:

– Бранзас, это вы?!

Портьера шевельнулась, и из-за нее неслышно выскользнул личный помощник председателя Высшего Совета Содружества Витас Бранзас.

– Я, господин председатель...

Голос помощника прозвучал как едва слышный шелест.

– Ну, и что вы там шепчете у дверей?! – взорвался Соутс. – Подойдите сюда и расскажите, кто готовил информацию для подачи в «Правительственном вестнике»?! Кто нагромоздил это... «ложь», «ложь», «ложь»...

Бранзас скользнул вперед и как-то незаметно оказался у самого стола председателя.

– Вы имеете в виду вечерний специальный выпуск?..

Теперь он говорил отчетливо и спокойно.

– Да, вечерний выпуск! – подтвердил Соутс.

– Его готовил я... Лично... Я посчитал, что лучшая тактика в теперешнем положении – все отрицать и делать вид, что ничего не происходило... так, обычные несчастные случаи.

– И вы решили, что, выслушав сочиненную вами чушь, журналисты всем скопом побегут к Кузнецову разбираться, кто же говорит правду?!! Дудки!!! Они не поверят ни единому вашему слову, они будут караулить по всему периметру острова!! Нас обложили, Бранзас, обложили, как диких зверей, как добычу!!

– Вы... заблуждаетесь, господин председатель, – не позволив себе и намека на улыбку, возразил помощник. Соутс даже слегка оторопел от его уверенности.

– Ты считаешь, что, если я сейчас направлюсь к пирсу и сяду в гравиплан, через десять минут не выйдет специальный выпуск всех средств массовой информации с сообщением, что председатель Высшего Совета Земного Содружества сбежал с обложенной врагами Земли?!!

– Я думаю, вы сможете вылететь с острова, если примете такое решение, и что в таком случае будут для вас значить публикации каких-то там СМИ?..

И снова помощнику удалось удивить Соутса.

«Действительно... что могут значить их... истерики, если меня уже не будет на Земле, а через пару месяцев не будет и самой Земли?!!»

– Вот только... нужно ли это делать сейчас?.. – вкрадчиво спросил Бранзас.

– Что делать сейчас?.. – не понял председатель, отвлеченный своей мыслью.

– Садиться на гравиплан... – тактично подсказал помощник.

– Ты считаешь, мне нужно остаться на Земле и погибнуть вместе со всем этим сбродом?.. – Соутс брезгливо указал на рассыпанные по полу информационные кристаллы.

– Я считаю, что когда... э-э-э... интервенты выдвинут свои требования, рассматривать их должен легитимный представитель верховной власти Земли. И принимать решение должен он же... И бороться как лев за интересы Земли должен он же... Отвоевывая тот авторитет у своего народа, который сейчас несколько утрачен... Но вы можете войти в историю как спаситель Отечества и... ничего при этом не потерять!.. Ну, не думаете же вы в самом деле, что какой-то руководитель, будь он хоть трижды агрессором, станет уничтожать легитимную власть, если она идет на деловой контакт и готова удовлетворить все... разумные... требования?!

«А этот щенок прав! – вспыхнула надежда в груди Соутса. – Любому завоевателю нужно свое местное правительство на завоеванных территориях! Так почему же мне не возглавить такое правительство?! Тем более что это действительно можно сделать под соусом спасения Отечества!»

– Да... в общем-то я и не собирался никуда улетать!.. – откинувшись на спинку кресла, заявил Соутс. – Я рассуждал о гравиплане в... э-э-э... гипотетическом смысле!

– В таком случае, может быть, господин председатель примет сейчас полномочного представителя независимой республики Амерус, прибывшего с последним лайнером?..

– Он что, уже здесь?.. – чуть встревоженно поинтересовался Соутс и с облегчением услышал ответ помощника:

– Нет, он ожидает вашего решения в гостевом доме и готов явиться в назначенное вами время.

Соутс побарабанил пальцами по столешнице и задумчиво проговорил:

– Мне вообще не очень понятно, зачем Амерусу надо было посылать какого-то... полномочного представителя?.. – И быстро взглянув на помощника, он с тревогой спросил: – А может, они что-то пронюхали о наших... трудностях?..

– Вот вы все и узнаете из разговора с этим представителем... – спокойно ответил помощник.

Соутс снова побарабанил по столешнице и принял решения:

– Хорошо, я приму его...

– Через три часа... – подсказал Бранзас, и председатель Высшего Совета согласился:

– Да, через три часа в малом приемном зале.

Глава 8

Разгон «Одиссея» и переход в гиперпространство был выполнен автоматически, хотя первая вахта находилась в Главном центре управления и была готова принять управление линкором в свои руки. Когда оба обзорных экрана затянулись белой пеленой, в ГЦУ вдруг наступила мертвая тишина. Вихров оторвал взгляд от экрана монитора, обвел глазами центр и увидел, что все вахтенные офицеры как-то странно замерли на своих местах. А потом до него вдруг дошло, что и он сам ощущает некую тревогу... некий внутренний дискомфорт!

«Мы же не были в гипере больше трех лет!..» – наконец догадался он и снова обвел взглядом зал. Теперь глаза большинства офицеров смотрели на него, и в них читалась затаенная тревога.

«Мне выводить линкор из гиперпространства!.. – пришла к Игорю новая догадка. – И это с трехлетним отсутствием практики!!»

Усилием воли ему удалось успокоить дрогнувшие нервы – в конце концов, его теперешняя реакция не шла ни в какое сравнение с тем, какой она была раньше. Да и навигаторские навыки не исчезают так просто... Даже и при отсутствии практики! И все-таки внутренняя тревога оставалась.

Гиперпрыжок должен был быть коротким – расстояние в два целых семьдесят шесть сотых светового года линкор обычно преодолевал за неполный час, и к концу этого часа напряжение в Главном центре управления накалилось до предела. И вот наконец по центру пронесся резкий короткий перезвон, и Главный компьютер звездолета объявил десятиминутную готовность к выходу корабля из гиперпространства.

С двух сторон от монитора командирской панели управления развернулось еще шесть малых экранов, и Железный Феликс начал выводить на них постоянно изменяющиеся параметры полета. На секунду Игорь откинулся в кресле, и все его беспокойство, все его напряжение вдруг исчезло – он снова ощутил себя двадцатисемилетним навигатором-три, на которого смотрят серо-стальные глаза Старика... Смотрят с уверенностью!

Он выпрямился в кресле и впился взглядом в мелькающие перед глазами цифры и символы. Еще секунду ему казалось, что он ничего не понимает, а затем это, казавшееся безудержным мелькание стало замедляться, пока наконец не сделалось просто... вялым! Его пальцы спокойно перебегали по клавиатуре панели, неторопливо вводя поправки в работу корабельных систем, а какое-то вновь приобретенное чувство, нет, не зрение, держало под контролем дополнительный экран, на котором быстро сменялись цифры, показывающие время допустимого нахождения корабля в гиперпространстве. И ему казалось, что сотые доли секунды невыносимо лениво сменяют друг друга!

Но вот все вспомогательные экраны панели окрасились в зеленый цвет, и Игорь вспомнил, сколь быстротечным был этот момент всеобщего зеленого цвета! Он спокойно потянулся к оранжевой продолговатой клавише... А зеленый цвет на экранах все длился... длился... длился...

Вихров вдавил клавишу в панель...

И ничего не произошло – не было привычного ощущения легкой тошноты... и оба обзорных экрана оставались белыми... белыми... белыми...

И вдруг они почернели, и на этой черноте проклюнулись цветные иглы звезд. В самом центре экрана, демонстрировавшего переднюю полусферу пространства, ярким янтарным светом сияла крупная звезда. Это и была G3, к которой они стремились.

Вспомогательные экраны панели погасли и свернулись... И вдруг по центру управления сначала прокатились отдельные хлопки, а затем грянула самая настоящая овация!

Вихров развернулся вместе с креслом и увидел, что все вахтенные офицеры встали со своих мест и... аплодируют, глядя на него!

Навигатор-три растерялся, не понимая, что происходит, но в этот момент главный штурман корабля шагнул из-за своей консоли и громко сказал:

– Ну, командир, я впервые вижу, чтобы навигатор работал с такой сумасшедшей скоростью! Вы не дали гиперу ни одного шанса!!

Игорь даже не сразу осознал, что с момента его вступления в должность командира корабля Шохин впервые назвал его командиром! А когда осознал... горячая волна смущения накрыла его.

Видимо, Вихров покраснел, потому что по центру прокатился легкий смешок, после которого он сам с иронией подумал:

«То же мне супер, собственные эмоции сдержать не можешь!..»

И строго сдвинув брови, он обратился к Шохину:

– Я попрошу вас, Юрий Владимирович, определить расстояние до G3 и время подлета к ней. Если сможете, разберитесь, что представляет собой ее планетная система и конкретно четвертая планета, которая нас интересует.

– Есть, командир! – весело отозвался главный штурман и вернулся за штурманскую консоль.

Спустя час с небольшим на экран главного монитора командирской панели штурман вывел следующую информацию:

Звезда класс G3, солнечного типа. Средняя температура поверхности – 5800 °С, излучаемая мощность – 4,2 1026 Вт, масса – 2,1 1027 т. Звезда главной последовательности, стабильная, со стандартной для данного типа звезд спектрографией. Расстояние от точки выхода линкора из гиперпространства до звезды составляет 690,3 а.е., время подлета – 144,6 стандартного часа. У данной звезды имеется планетная система, состоящая из шести планет. Три планеты, ближайшие к звезде, имеют массу от 8,8 1011 т до 7,2 1012 т, лишены атмосферы. Четвертая планета массой 5,2 1022 т (1,37 земной) находится на слабо эллипсоидной орбите со средним расстоянием до звезды, равным 138,6 млн км. Температура поверхности от –80 до +65 °С. Планета имеет атмосферу, близкую земной, с содержанием кислорода 19,7 процента. Пятая планета имеет массу 7,3 1021 т (1,2 земной), находится на слабо эллипсоидной орбите со средним расстоянием до звезды, равным 228,6 млн км. Планета имеет плотную атмосферу, состоящую в основном из углекислого газа. Шестая планета – газовый гигант массой 1,9 1024 (318 земных) – находится на слабо эллипсоидной орбите со средним расстоянием до звезды, равным 780,6 млн км. Система имеет астероидный пояс, наподобие пояса Койпера Солнечной системы.

Вихров насколько раз прочитал выведенную на экран информацию, затем откинулся на спинку кресла и подумал:

«А ведь эту четвертую планету вполне можно назвать... второй Землей! Так зачем же нас к ней привели?!!»

Впрочем, ответа на свой вопрос ему оставалось ждать недолго – через шесть с небольшим суток «Одиссею» предстояло выйти на орбиту вокруг этой планеты!

В тот же день, ближе к вечеру по корабельному времени, когда Игорь, сменившись с вахты, сидел перед компьютерным блоком в кабинете командира корабля, на мысленную связь с ним вышел Виталий Кокошко. Получив от Вихрова ответ, он попросил:

«Игорь Владимирович, не могли бы вы заглянуть сейчас в биолабораторию, есть новости по Яшину».

«Да, конечно...» – ответил навигатор-три и прямо из кабинета перешел в помещение основной биолаборатории. Свет в ней как обычно был приглушен, на высокой кровати, установленной у глухой стены, лежал рядовой Яшин, но как разительно он переменился с того времени, как Вихров видел его последний раз! Тело десантника, хотя и по-прежнему непропорционально большое, было вполне человеческим, хотя мощные руки и ноги были несколько длинноваты, а торс чересчур бугрился узлами мышц. Кожа нездорового бледно-желтого цвета была усыпана мелкими ярко-оранжевыми точками и выглядела как какое-то цирковое трико. Но не это поражало в облике десантника. Его голова, вернее, то, что должно было бы называться головой, представляло собой странный, шишковатый нарост, торчавший между могучих плеч остатком шеи. И на этом остатке шеи под тяжелыми складчатыми веками посверкивали небольшие, вполне человеческие глаза и виднелись прикрытые кожистыми складками носовые и ротовое отверстия.

Оглядев изуродованного десантника, Вихров перевел вопросительный взгляд на главного астробиолога линкора.

– Рядовой Яшин... – начал тот свои пояснения, – ...заканчивает Превращение. Сейчас он находится в фазе Идентификации, но я считаю, что дня через два-три он уже сможет приступить к выполнению своих обязанностей... Правда, его пока тревожат по ночам неизвестные голоса... – Ирвинг многозначительно посмотрел на Вихрова, – ...но с этим мы тоже постепенно справимся. Не так ли, рядовой?!

Ирвинг повернулся к Яшину, внимательно смотревшему на командира корабля. Тот, однако, ничего не ответил, продолжая «есть» взглядом Вихрова, а после того как астробиолог перевел взгляд на Игоря, неожиданно спросил «мыслеречью»:

«Ты кто?!»

«Я – командир линкора навигатор-три Вихров, – спокойно ответил Игорь и в свою очередь поинтересовался: – Как ты себя... ощущаешь?!»

«Хреново! – В мыслях Яшина возникли тона раздражения. – А как бы ты себя ощущал, если б имел такой внешний вид?!»

«Хреново! – согласился Игорь. – Но ты все-таки выжил – это тоже неплохо!»

«Конечно, неплохо... – согласился Яшин, но раздражение не ушло из его мыслей. – Значит, я смогу добраться до того, кто меня заразил этой... заразой!»

«Ты считаешь, что тебя кто-то заразил?!» – удивился Игорь.

«А ты считаешь, что я таким родился?! – язвительно поинтересовался Яшин. – Можешь мне поверить, у моей мамы все дети были необыкновенно красивыми. А теперь мне долго придется доказывать моей мамочке, что это она родила такого вот урода!!»

Вихров быстро взглянул на Ирвинга и поймал его ответный настороженный взгляд.

«И как же ты пришел к такой уверенности? – с нарочитой усмешкой спросил Вихров, снова взглянув на рядового Звездного десанта. – Или сам дошел до мысли такой?!»

«Люди добрые подсказали! – Теперь его мысли просто сочились злобой. – И объяснили, что не все на этом гребаном корабле стали такими красавцами! Многие остались по-прежнему уродами, такими, какими были до чумы!»

«Из какого вы подразделения, рядовой?!» – жестко спросил Вихров, неожиданно меняя тему разговора. И тут, видимо, в Яшине взяла верх привычка к дисциплине, потому что он ответил быстро и четко:

«Третья манипула четвертой центурии второй когорты полулегиона, приписанного к линкору класса „ноль“ „Одиссей“!»

«Так-так... – медленно протянул Вихров. – Манипула капитана Криса... – Он быстро взглянул на Ирвинга, и тот украдкой показал два пальца. – В твоей манипуле еще двое таких же, как ты, магистралов... – все тем же задумчивым тоном проговорил Вихров. – Пожалуй, маловато. Надо будет тебя перевести в другую манипулу!..»

«Не надо!! – воскликнул Яшин. – Я лучше со своими ребятами!!»

«Как же ты будешь со своими ребятами, если там большинство „по-прежнему уроды“? Как же ты с этими уродами общаться-то будешь?!»

«Ничего, со своими ребятами я договорюсь, они меня и таким примут!»

«А мать родная, выходит, не примет?!» – с усмешкой поинтересовался Вихров и, взглянув в глаза десантника, увидел в них отчаянную тоску.

«Хватит!» – немедленно оборвал себя Игорь и, положив руку на огромное плечо Яшина, подумал:

«Тебе здесь еще дня три быть, так что ты подумай о том, как к своим товарищам вернешься!.. Они ведь в твоем несчастье не виноваты!..»

А затем, повернувшись к Ирвингу, попросил:

– Господин астробиолог, вы мне не уделите пару минут?

Ирвинг жестом пригласил его пройти в свой кабинет, и как только они оказались там, прикрыл за собой дверь.

– Вы не подумали над моей просьбой?.. – спросил Вихров у астробиолога, как только они остались одни. – Я просил вас попробовать вернуть магистралам человеческий облик!

– Не только подумали, но уже практически разработали технологию такой... «операции», – спокойно ответил Ирвинг.

– И когда думаете провести первую? – быстро поинтересовался Виров. – На ком?!

– Да вот на Яшине и думаем попробовать. – Ирвинг неожиданно усмехнулся и добавил: – Через денек-другой... если не сбежит.

– А вы прямо сейчас попробуйте! – потребовал Вихров. – Пока не сбежал. – И, вдруг сообразив, что говорит о побеге десантника, переспросил: – А куда он может сбежать?!

– Сейчас мы попробовать не можем, – покачал головой Ирвинг. – Кокошко должен доработать кое-какие приборы и инструменты. А сбежать он может...

Астробиолог оборвал сам себя, внимательно посмотрел на Вихрова и, почему-то понизив голос, сказал:

– Мы записали еще одну беседу Яшина со «спасителем». Самого «спасителя», как всегда, засечь не удалось, но Яшин «сказал»: «...это хорошо, что скоро!»

И после мгновенной паузы повторил:

– Понимаешь – хорошо, что скоро!

Они помолчали, а затем Вихров, тряхнув головой, сказал:

– Пора с этим кончать!!

– С чем?.. – переспросил Ирвинг.

– И со... «спасителем», и со всем, что за этим «спасителем» стоит!! – Он посмотрел в глаза Ирвингу и добавил: – Ведь мы точно знаем, кто именно есть этот... «спаситель», так вот, не пора ли с ним поговорить?!

– Вы думаете – это... Эдельман?.. – предположил Ирвинг.

– А вы можете предложить другую кандидатуру? – вопросом на вопрос ответил Вихров.

Астробиолог несколько секунд помолчал, а затем отрицательно покачал головой и задумчиво произнес:

– Я бываю у Эдельмана раз в неделю... Кокошко – раз в три дня. К нему приставлен лечащий врач... – он посмотрел на Игоря, – ...Вадим Кривцов, вы его должны помнить. Эдельман не покидает своей каюты и ни с кем не говорит, к нему никто не приходит, и с ним никто не вступает в мыслеобмен! Бывает, что сутками он не меняет позы...

– И так уже почти год!.. – перебив астробиолога, закончил Вихров. – Вы находите это нормальным?.. Даже если он все еще в фазе Монстра – это ненормально, а вы сами и Виталий Сергеевич неоднократно утверждали, что Эдельман уже давно прошел стадию Идентификации! Вы не находите, что с ним надо еще разок поговорить?..

Ирвинг пожал плечами и каким-то усталым тоном ответил:

–Поговорите, вам никто не запрещает... Но я уверен, что это вам ничего не даст.

– И все-таки я попробую! – упрямо проговорил Игорь и прямо из кабинета астробиолога переместился в вестибюль палубы экипажа.

Народу в вестибюле было немного – три-четыре офицера проходили по своим делам, двое стояли в дверях малой кают-компании. Игорь прошел мимо них, ответив на приветствие, и остановился у двери, ведущей в каюту флаг-навигатора. На сером пластике был приклеен небольшой листок писчего пластика с короткой надписью: «Просьба не беспокоить».

Игорь с минуту стоял перед дверью, задумчиво рассматривая надпись и вспоминая: «Я был здесь чуть меньше года назад... Тогда мы с Эдельманом, казалось, расставили все точки над всеми „i“, но... Но он не вылез из своей берлоги после смерти Старика, он затаился, а я не обратил на это внимания! Это ошибка!.. Ведь уже тогда я понимал, что с ним кто-то контактирует, я едва было не поймал этого... контактера!.. А как Эдельман радовался, когда он успел убраться под вентиляционную решетку!.. И он был честен... он предупреждал, что не успокоится!»

Игорь протянул руку и коснулся идентификационной пластины. Чуть пощекотав его пальцы, пластина сработала, и замок двери сухо щелкнул, откидывая защелку. Вихров толкнул дверь в сторону, бесшумно вошел и словно бы перенесся на год назад!

В каюте было темно, и хотя Игорю не нужен был свет, он остановился в дверях, внимательно оглядывая комнату. В ней ничего не изменилось, даже сам Эдельман оставался все тем же Монстром – огромным, косматым, большеголовым существом с шестью небольшими красноватыми глазами, поблескивающими из густой шерсти, которой заросло его лицо. Правда, теперь Монстр лежал на кровати у стены, свесив огромную руку до пола и повернув голову в сторону вошедшего навигатора-три.

Одним взглядом оценив окружающее, Игорь вдруг подумал: «А ведь Эдельман за прошедший год совершенно не изменился!.. Интересно... Это, пожалуй, подтверждает то, что он только претворяется Монстром... Или же он настолько привык к этому своему виду, что действительно не меняется?!»

Монстр между тем продолжал молчать, и взгляд его шести глаз был странно рассеянным, словно он и не заметил, что в каюте находится посторонний! Игорь неслышно скользнул к туалетной нише и, не входя в нее, отдернул занавеску. Там было пусто – чистые, голые пластиковые стены тоже были пусты, темное полиольстальное зеркало походило на странное квадратное бельмо, натекшее на светлую стену.

Вихров снова повернулся в сторону кровати, Монстр по-прежнему не шевелился, хотя глаза его были открыты и даже не мигали! Навигатор совсем было собрался окликнуть Эдельмана, но что-то его остановило. Он неслышно шагнул вперед и присел перед самой мордой Монстра.

Тот не дышал! А ведь Игорь прекрасно помнил, какое шумное, с всхлипами было у него дыхание!

«Значит, изменения в нем все-таки есть! – подумал он, и вдруг его поразила догадка: – Или же это чудище... совсем не Эдельман?!»

Вихров немедленно вернулся к двери каюты и принялся снова рассматривать ее, расширив диапазон воспринимаемого глазами электромагнитного излучения. И почти сразу он заметил тонкую, чуть подсвеченную коричневатым свечением нить, тянущуюся из шерсти Монстра по стене каюты и исчезающую за шторой туалетной ниши!

«Связь?! – удивился Игорь. – Связь в рентгеновском диапазоне?!! Но с кем?!»

И вдруг его внимание снова привлек сам Монстр. Вихров заметил, что биоактивность этой огромной туши очень низка... да какое там – низка, она практически отсутствовала!! А ведь для поддержки нормального функционального состояния в таком мощном, тяжелом теле биологические процессы должны были идти очень интенсивно!!

«Биомодуль!! – мгновенно догадался Игорь. – Эдельман оставил вместо себя биомодуль и активирует его дистанционно, когда кто-то приходит в каюту!!»

И тут же он остановил сам себя: «Но почему он не сделал этого сейчас?! Не мог же он не заметить моего появления?! Или что-то отвлекло его?.. Нет... – появилась у него новая мысль, – скорее дело в том, что я оказался в его каюте в неурочное время! Ирвинг сказал, что к нему никто не заходит, кроме врачей, а они скорее всего появляются здесь в строго обозначенное время... включают свет и начинают разговор!»

Его рука непроизвольно потянулась к выключателю, но он остановил сам себя: «Не стоит его тревожить... Попробуем узнать, где сейчас обретается Артур Исаевич!.. Как там Серега Бабичев искал своего десантника...»

Вихров закрыл дверь каюты особым электронным кодом, чтобы ему не могли случайно помешать, сосредоточился и, используя энергию проходящего над потолком силового энерговода, создал небольшое комбинированное поле – точную копию того поля, что Бабичев посылал в глубь газового гиганта. Затем он «толкнул» это поле в сторону обнаруженной связи и, когда поле окутало коричневато светящуюся нить, послал его вдоль этой нити, прочь из каюты.

Это было странное путешествие! Сначала Игорь не видел ничего, перед его глазами проплывали разноцветные круги, полосы, потом он увидел нечто похожее на ярко раскрашенные перья, медленно раскачивающиеся и тихо шуршащие. Направление движения он чувствовал отлично, точно ощущая повороты, изгибы, отмечая замедление и ускорение движения, но пока не мог сообразить, где именно проскальзывает посланное им поле. В одно мгновение ему показалось, что он заблудился, что поле свернуло не туда, что оно попало в какой-то тупик и дергается взад-вперед, пытаясь выскочить из этого тупика... Однако спустя несколько секунд движение снова возобновилось и даже ускорилось. Теперь его поле стремительно неслось по прямой, затем оно резко свернуло вправо, в ушах Игоря что-то неожиданно щелкнуло!..

И он увидел перед собой странную картинку – огромное сумрачное помещение, заставленное высокими металлокерамическими термоконтейнерами с довольно узкими проходами между ними. Он видел это помещение сверху, и оно медленно перемещалось под ним, открывая все новые и новые ряды высоких прямоугольных емкостей! Спустя минуту Игорь увидел, что справа медленно приближается стена – видимо, поле пересекло помещение из конца в конец. Он начал слегка притормаживать движение поля и наконец вовсе остановил его. Под ним, в самом углу помещения, горел неяркий свет и была видна обычная человеческая фигура, склонившаяся над освещенным экраном монитора столом.

«Продовольственный терминал!..» – догадался Игорь. Он только однажды за все время службы побывал в нем и потому не сразу узнал это помещение.

«Ну, конечно же, где еще можно надежно спрятаться – если раньше в этих складах раз в месяц появлялись люди из службы быта, то суперам, практически не употреблявшим органическую пищу, там нечего было делать!!»

Вихров вновь чуть подтолкнул созданное им поле, и то начало медленно опускаться вниз, словно скользя по стене. Однако Игорь чувствовал, что в стене имеется нечто, направляющее движение поля... вернее, облегчающее его, указывающее правильный путь. Движение было очень медленным и крайне осторожным, Игорь боялся спугнуть флаг-навигатора, занятого работой на мобильном компьютерном модуле.

Когда до стола оставалось около двух метров, Эдельман вдруг резко поднял голову и посмотрел прямо в глаза Вихрову! Тот замер, распластав свое поле по полиольстальной перегородке, постаравшись даже уйти за нее и... это ему удалось!! Запрокинутое лицо Эдельмана стерлось, стало странно расплывчатым, как на старой поврежденной видеозаписи!

Очень долго Артур Исаевич, не меняя позы, всматривался в пространство над своей головой, словно чувствуя, что за ним кто-то наблюдает, но, наконец успокоившись, снова вернулся к своей работе, однако Вихров не торопился покидать свое убежище, и, как оказалось, правильно делал. Еще трижды флаг-навигатор вскидывал голову кверху, как будто надеясь поймать взглядом что-то чужеродное!

Постепенно, однако, он снова с головой ушел в свою работу, и Игорь смог снова передвинуть свое полевое образование. Оно выползло из стены и быстро, переместившись за спину Эдельмана к ближайшему контейнеру, нырнуло за термоизоляционную стенку. В глаза Вихрову хлынула холодная темная синь, так, что тот на мгновение ослеп. Однако, быстро вернув себе зрение, он спустился вдоль стены контейнера и осторожно просунул краешек поля сквозь его стенку. Расчет оказался верным – прямо перед его глазами оказался экран компьютерного монитора, чуть закрытый плечом Эдельмана, но это плечо не мешало разглядеть, что на экран был выведен какой-то схематический чертеж. Всего несколько секунд понадобилось Игорю, чтобы разобраться, что именно рассматривал флаг-навигатор. Это была трехмерная технологическая схема главного привода «Одиссея», и на ней стояли замысловатые красные значки.

Вихров не стал разбираться, что именно могли обозначать эти значки, полученной информации ему было вполне достаточно! Он оставил созданное им поле дотлевать на стенке контейнера, а сам вновь оказался в каюте Эдельмана.

Надо было решать, что делать дальше, и решать это незамедлительно!

Прежде всего Вихров осторожно выскользнул в вестибюль и прикрыл за собой дверь, а затем сразу связался с Сергеем Бабичевым. Как только капитан ответил, он попросил его:

– Нам нужно срочно поговорить, жду тебя в кабинете командира корабля!

И не дожидаясь ответной реплики, прервал связь и переместился в кабинет командирских апартаментов.

Бабичев появился спустя две минуты и с порога спросил:

– Что-то случилось?!

– Пока ничего, – ответил Игорь, – но скоро может случиться! Ты помнишь, рассказывал мне про разговор со своим сержантом... Иловичем. Ну, по поводу «светлых» и «темных».

– Конечно, помню! – кивнул Сергей.

– Так вот, это не «религиозная заморочка», как ты опасался, тут все... и проще, и сложнее.

Игорь секунду помолчал, соображая, как быстрее ввести Бабичева в курс дела, и начал рассказ:

– В общем, так. У Ирвинга в основной биолаборатории лежит рядовой Звездного десанта Алексей Яшин, парень застрял в фазе Монстра, и наш астробиолог вместе с врачами пытался как-то подтолкнуть процесс Превращения. Так вот, они случайно поймали мыслеобмен этого рядового с каким-то типом, который называл себя... «спаситель»! Этот «спаситель» обещал Яшину вернуть ему человеческий облик в обмен на помощь в каком-то деле. Именно этот «спаситель» разделил экипаж и десант «Одиссея» на «светлых» и «темных». Причем «светлые» – это супера, а «темные» – магистралы и те, кто застрял в Превращении. Парню вбивали в голову, что «светлые» специально, для каких-то своих замыслов, не заботятся об исцелении «темных». Могут, но не делают! Естественно, Ирвинг установил за своим пациентом круглосуточный контроль и записал еще несколько мыслеразговоров, примерно того же содержания. А вчера Яшин опять говорил с этим «спасителем» и получил уверение, что все начнется скоро!

Игорь замолчал, давая возможность Бабичеву уточнить неясности, но тот молчал.

– Когда мне сообщили обо всем этом, я не слишком озаботился – не до этого было. Потом эта звезда подкатила – F5, с ее планетами и астероидами, а сегодня, когда Ирвинг рассказал мне о последнем разговоре Яшина со своим... «спасителем», я просто задумался, кто это может быть. И мне в голову пришла только одна фамилия...

– Эдельман!.. – опередил Вихрова Сергей.

– Именно, – подтвердил Игорь его догадку, – и я решил поговорить с флаг-навигатором начистоту! Только что я побывал в его каюте!..

– Ну и что флаг-навигатор?.. – нехорошо усмехнулся Бабичев.

– А его в каюте нет! – усмехнулся в ответ Вихров.

– Так что же медики до сих пор молчали, что Эдельман исчез?! – возмутился Сергей.

– Никуда он не исчезал, – покачал головой Игорь. – Он оставил вместо себя биомодуль и бросил связь, чтобы иметь возможность вовремя его активизировать. Но я вошел тихо, свет не включил и в разговор не вступил. Биомодуль остался пассивным, поэтому я и догадался, что это такое. Мне удалось проследить связь, оставленную Эдельманом, и я... вспомнил, как ты мне рассказывал о своем наблюдении за одним из твоих десантников...

– Помню, конечно, – подтвердил Бабичев, – это когда ты меня не хотел в глубь планеты пускать!..

– Вот именно! – кивнул Вихров. – Так вот, я решил воспользоваться твоим «рецептом». Создал поле – я достаточно хорошо уяснил, каким образом это делал ты, и пустил его по оставленной Эдельманом связи. Короче, я его нашел, он прячется в главном продовольственном терминале. Там у него мобильный компьютерный модуль, и он изучает технологическую схему расположения главного привода «Одиссея»! Теперь ты понимаешь, где и зачем он хочет собрать всех монстров корабля?!

– Что надо делать?! – решительно спросил Сергей.

– Надо его опередить, – просто ответил Игорь. – И не обязательно обсуждать создавшуюся ситуацию, чтобы принять это решение!

– А я и не обсуждаю! – ответил Бабичев. – Я спрашиваю, что надо делать?!

– Первое, – начал рассуждать Вихров, – надо перекрыть все имеющиеся линии и магистрали энергоснабжения этого терминала, включая и линии связи. Насколько я понял, Эдельман именно их использует для своих быстрых перемещений по кораблю...

– С чего ты это взял?.. – перебил его Бабичев. – И ты сам, да и многие другие из нас пользуются мгновенным переносом, так почему...

– Ты вспомни, как Эдельман проложил свою связь с биомодулем, оставленным в каюте!.. По линии бытового энергоснабжения! Даже Володька Ежов устанавливает прямой контакт со своими биомодулями, а Эдельман, видимо, не может этого сделать, вот и тянет ниточку вдоль пути собственного перемещения!

– Понятно!.. – кивнул Бабичев. – Выясню всю энергетическую обвязку продовольственного склада и пошлю своих ребят... – Он усмехнулся, неожиданно подмигнул Вихрову и добавил: – Еще одно... практическое занятие!

– Второе, – продолжил навигатор-три, – как там у тебя отношения с капитаном Крисом?

– Да нормально, – удивленно ответил Сергей, – а зачем он нам?

– Он нам не нужен, нам нужны двое ребят из его манипулы – ефрейтор-два Барбет и рядовой Остин.

Бабичев вопросительно поднял бровь, и Вихров пояснил:

– Помнишь бунт монстров, который Крис организовал в самом начале общего Превращения?

– Еще бы!.. – усмехнулся Сергей.

– А помнишь, как из казармы, где этот бунт начался, исчезли двое твоих ребят?!

– Набс и Коган! – вспомнил Сергей.

– Так вот, их нейтрализовали именно Барбет и Остин! Они умеют генерировать поле Шлозгера и сворачивать его в какой-то чудной кокон. Человек... и не только человек, а и супер, попадающий в этот кокон, пропадают, хотя и остаются в живых! Твои ребята, когда их освободили, не могли сказать, сколько времени они были в изоляции. Похоже, время там для них остановилось!

– Я договорюсь с Крисом, чтобы он дал своих ребят... – Бабичев усмехнулся: – Он, знаешь ли, сильно изменился после Превращения. Серьезным... супером стал!

– Тогда так, – подвел черту под разговором Вихров. – На всю подготовку... сорок минут. Уложишься?

Бабичев утвердительно кивнул.

– Через сорок минут расставишь своих ребят на линиях энергоснабжения, возьмешь с собой Барбета и Остина, и встречаемся у продовольственного терминала!

– Понял, командир, можно выполнять?!

Широкая физиономия Бабичева расплылась улыбкой.

– Выполняй, капитан!.. – ответил улыбкой Вихров.

Спустя сорок минут Бабичев в сопровождении ефрейтора-два Барбета и рядового Остина появился на транспортно-технической палубе, у дверей главного продовольственного терминала. Игорь Вихров уже был на месте. Открыв двери терминала командирским универсальным ключом, он сделал знак сохранять тишину и первым вошел в терминал. Трое десантников тенями проследовали за ним. Свет, мерцавший в одном из углов терминала, указал им дорогу к столу учетчика, пустовавшему с тех пор, как учетная бригада терминала слегла в болевом шоке «гвендландской чумы». Прямо от дверей все четверо переместились в ближний к этому столу проход между термостатических контейнеров.

Эдельман все так же сидел за столом учетчика, впившись взглядом в экран мобильного компьютерного модуля, когда из-за крайнего контейнера появился Игорь Вихров. Флаг-навигатор поднял голову, посмотрел в сторону надвинувшейся тени и... замер на месте! Целую минуту они молчали, разглядывая друг друга и, словно бы заново, узнавая друг друга. Наконец Вихров негромко произнес:

– Здравствуйте, Артур Исаевич, поздравляю вас с окончанием Превращения!

По лицу Эдельмана пробежала короткая судорога, он с трудом сглотнул и ответил спокойным, но слегка хрипловатым голосом:

– Вихров... как тебе удалось меня отыскать?..

– Я вам расскажу, – пообещал Игорь, – но сначала ответьте мне, зачем вам эта схема?..

И он указал на мерцающий экран монитора.

Эдельман бросил короткий взгляд на экран, и тот мгновенно погас.

– Вы опоздали, господин флаг-навигатор, – спокойно сказал Игорь, – я знаю, что вы штудировали технологическую схему размещения главного привода линкора-ноль «Одиссей». Так зачем она вам понадобилась?!

И тут совершенно неожиданно Эдельман оскалился в улыбке:

– С каких это пор навигатор-три подвергает допросу старшего по званию и занимаемой должности?!

– С тех самых пор, господин флаг-навигатор, как я в соответствии с Уставом Космофлота принял на себя командование линкором, – жестко ответил Вихров.

– Ах, вот как, – с издевкой проговорил Эдельман, – в соответствии с Уставом?! Нет, господин навигатор-три, в соответствии с уставом командование линкором должен был принять на себя я!!

– Совершенно верно, – невозмутимо согласился Вихров, и лицо флаг-навигатора удивленно вытянулось. – Вы должны были принять командование на себя, но вы этого не сделали! Напомнить вам почему?.. – Игорь чуть наклонил голову вправо и твердо произнес: – Потому что командир звездолета генерал-лейтенант Космических сил Земного Содружества Егор Сергеевич Скворцов отстранил вас от занимаемой должности и подписал приказ о недопущении вас к управлению линкором впредь до возвращения на Землю! Вам будет угодно выполнить этот приказ?!!

– Нет такого приказа!.. – хрипло выдохнул Эдельман.

– Есть! – жестко ответил Вихров. – И вы об этом знаете! Вы же наверняка ознакомились с его копией в Главном компьютере корабля!

И он указал на мобильный компьютерный модуль, стоявший на столе позади Эдельмана.

– Так вы подчинитесь приказу командира корабля?! – снова спросил Вихров.

– Нет!! – рявкнул в ответ Эдельман.

– Тогда я вынужден буду вас арестовать! – повысил голос Вихров.

– Попробуй!.. – проревел Эдельман, но в этот момент за спиной Вихрова выросли внушительные фигуры трех десантников.

– Арестовать его! – указал Вихров на флаг-навигатора.

Тот злобно выругался, затем усмехнулся и... исчез!

Несколько мгновений в помещении терминала висела глухая тишина, а затем послышалось низкое гудение перегруженной сети, и из стены терминала с высоты в три метра на пол шмякнулся темно-красный раскаленный шар. При ударе вокруг шара разлетелись неяркие искры, затем он вздулся, потемнел и превратился в шестилапого ушастого монстра высотой под два метра! Монстр поднялся на дыбы, взревел и... исчез!

– Готово, командир... – негромко проговорил за спиной Вихрова ефрейтор-два Барбет.

– Не получилось из него «спасителя», – спокойно добавил Бабичев.

Вихров повернулся к десантникам и приказал:

– Отнесите господина флаг-навигатора в его каюту, до прибытия на Землю он помещается под домашний арест!..

– Так ведь он опять уйдет!.. – перебил Вихрова Сергей.

Но командир линкора отрицательно покачал головой и подсел к продолжавшему работать мобильному компьютерному модулю. Свернув выведенную на экран схему, он связался через Главный компьютер линкора с Томашем Клотсом и отдал приказ:

– Господин главный энергетик, сейчас в личную каюту доставят Эдельмана Артура Исаевича, который помещается под домашний арест вплоть до прибытия на Землю. Эдельман находится в коконе из поля Шлозгера. Приказываю, в его каюте поставить переносной генератор поля Шлозгера и запитать от него кокон. Все линии связи и энергообеспечения в радиусе десяти метров от каюты господина Эдельмана отключить, выполнить на них временные обходные мосты. После того как вы закончите работы, доложите мне, и я заблокирую дверь каюты личным шифром!

Вернувшись в свои апартаменты, Вихров снова связался с Ирвингом:

«Господин главный астробиолог, можете спокойно готовиться к операции Яшина, никакой „спаситель“ вам больше не помешает!»

«Вы что, знаете, кто это?» – удивленно поинтересовался Ирвинг.

«Не только знаю. Нам с капитаном Бабичевым удалось его задержать. Это флаг-навигатор Эдельман. Судя по тому, чем он занимался перед самым арестом, в его планы входило захватить с помощью монстров главный привод корабля. Видимо, он надеялся после этой... акции диктовать условия всему экипажу. Но теперь он на домашнем аресте до самого возвращения на Землю!»

«Значит, он каким-то образом ухитрялся незаметно покидать свою каюту?» – спросил Ирвинг.

«Его в каюте просто не было. Он положил в постель свой биомодуль и активировал его, когда кто-то входил и зажигал свет. Сам он прятался в продовольственном терминале».

«Умно!..»

«Кстати, Превращение он, как вы и предполагали, полностью прошел, так что никакой он не Монстр, а, как и мы, потенциальный полный супер!»

«Но в таком случае каким образом вы собираетесь удержать его в каюте?!» – удивленно переспросил Ирвинг.

«Не беспокойтесь, – Вихров мысленно усмехнулся, – я принял вполне достаточные меры!»

Спустя шесть суток «Одиссей» вошел в планетную систему звезды класса G3 – последней звезды, которую он должен был посетить в соответствии с программой «Звездный лабиринт». Вернее, даже не саму звезду, а ее четвертую планету. За это время Ирвинг и Кокошко успели провести три операции – вернуть трем монстрам человеческий облик. Правда, эти трое, в том числе и Сергей Есин, имели вполне человеческое, хотя и чересчур рельефное, тело, так что операция затрагивала только голову, лицо, но все трое вышли из биолаборатории настолько изменившимися, что главный астробиолог и первый ассистент главного врача линкора стали героями. И постепенно их слава, видимо, не без их участия, была перенесена и на командира линкора навигатора-три Игоря Вихрова.

Орбита вокруг четвертой планеты системы, на которую программа «Звездный лабиринт» вывела линкор, оказалась низкой и почти круговой. Не слишком плотная облачность позволяла астрономам линкора без труда рассмотреть поверхность планеты, а командир линкора требовал от них отыскать... обозначить странности, которые присутствуют на этой планете, так как хотел понять, зачем линкор привели именно к этой планете?!

Уже через шесть часов Вихров получил первые данные, заставившие его серьезно задуматься.

Планета, как он и ожидал, была практически второй Землей. Ее атмосфера была пригодна для дыхания, очень маленький наклон оси вращения к плоскости эклиптики обеспечивал мягкие климатические условия на большей ее части, обнаруженная растительность была привычного зеленого цвета, но... на этом схожесть кончалась! Шестьдесят семь процентов планеты было покрыто водой. Суша представляла собой три довольно крупных материка, разбросанных далеко друг от друга, а вот островов практически не было. Обнаружить удалось всего три крошечных островка на самом экваторе, оставшихся от довольно большой гряды, соединявшей раньше два материка, лежавшей в экваториальной области и исчезнувшей по непонятной причине. Оба материка, те, что соединялись исчезнувшей островной грядой, совершенно не имели растительности, их бесконечная, удивительно плоская поверхность была засыпана белым мелкозернистым песком, из которого местами выступали странные невысокие, темные скалы, оставлявшие впечатление разрушенных почти до основания строений. Это впечатление усиливалось тем, что скалы располагались шестью очень большими группами, так что астрономы линкора непроизвольно стали называть эти группы городами, хотя никаких признаков разумной жизни на планете замечено не было!

Третий материк располагался ближе к северному полюсу планеты, и именно на нем были обнаружены большие площади, покрытые растительностью. Центральную часть этого материка занимало обширное горное плато, в центре которого, в совершенно круглой котловине, стояло огромное квадратное сооружение, явно искусственного происхождения, имевшее очень высокий радиоактивный фон!

Виток за витком накручивал «Одиссей» вокруг планеты, а командир линкора никак не мог понять, зачем они здесь! Единственное, что приходило на ум, это странное строение высотой с двадцатиэтажный дом и площадью в несколько квадратных километров! Кто его возвел, с какой целью, что было внутри него?!! Возможно, их и привели сюда, чтобы они узнали именно это?!! Но начинать исследование планеты своими силами казалось Игорю нерациональным – проще и правильней было вернуться на Землю, и пусть правительство Содружества решает, что делать с их находкой!

К вечеру вторых суток Вихров вызвал к себе главных специалистов экипажа, командование Звездного десанта и руководителей научной группы линкора. Когда все приглашенные собрались в его кабинете, он, не вставая из-за стола, проговорил:

– Не так давно мне в этом самом кабинете прямо заявили, что для исполнения должности командира линкора-ноль у меня не хватает опыта! С этим трудно не согласиться. Именно потому, что сейчас в этом кабинете нет... генерал-лейтенанта Скорцова, я и собрал вас. Вы все в курсе, что обнаружено на этой планете – мы можем попытаться сами разобраться со своей находкой, а можем немедленно вернуться на Землю и просто доложить о ней. И пусть другие решают, что с ней делать! Прошу высказывать ваше мнение!

И тут же раздался голос бригадного генерала Эндрю Бейтса:

– А по-моему, двух мнений быть не может!! Надо немедленно возвращаться на Землю! Во всяком случае, я не собираюсь бросать своих десантников на эту планету – она не представляет угрозы для Земли, на ней некого и не от кого защищать, так что Звездному десанту здесь делать нечего – здесь даже разумной жизни нет!!

– А кто тогда построил этот... «замок»?.. – запальчиво подал голос главный астрофизик линкора профессор Карпински. – Или вы, генерал, считаете, что он сам вырос и внутри такой же каменный, как снаружи?!

Генерал хотел что-то возразить профессору, но Вихров прекратил ненужный спор:

– Мнение господина бригадного генерала мне известно. Оно было высказано... давно и вряд ли изменилось. Вы ведь, господин генерал, считали, что и у предыдущей звезды Звездному десанту делать было нечего. Однако мы получили там не только интереснейшую научную информацию, но и неоценимый боевой опыт, не так ли?!

Бейтс пробормотал что-то неразборчивое и отвернулся в сторону, всем своим видом показывая, что больше не желает принимать участие в этом разговоре. Зато Карпински не собирался молчать:

– Господа, – он даже поднялся со своего места, – даже не специалисту, а я не специалист в области астробиологии, ясно, что на этой планете мы имеем дело с каким-то всепланетным катаклизмом. Геофизические условия здесь таковы, что планета должна быть цветущим садом – на ней вполне достаточно воды, тепла и кислорода, чтобы ее покрывала буйная растительность, чтобы на ней появились животные формы жизни! Тем не менее этого нет!! Два материка – просто пустыни, на третьем значительная часть растительности, очевидно, уничтожена... И этот... «замок»!! Вам не приходит в голову, что исчезновение растительности, отсутствие животных на этой планете напрямую связано с присутствием на ней этого... э-э-э... строения?!!

– Я пока что не вижу связи состояния растительного покрова планеты с наличием этого странного... строения, – вступил в разговор главный астробиолог, – но не могу не согласиться с профессором в том, что растительность угнетена искусственно! Что касается животной жизни, я думаю, ее можно будет найти на заросших участках поверхности, но... это не те проблемы, которые могли бы заставить нас отложить возвращение на Землю. А вот этот «замок»! Он действительно может представлять серьезный и, что самое главное, неотложный интерес. Я считаю, что мы должны сами попытаться исследовать его!

После этих слов в кабинете на минуту повисло молчание, но Вихров прервал его:

– В общем-то позиция нашей научной группы, как и позиция командования Звездного десанта, именно та, которая мной ожидалась. А что скажут члены экипажа? – Тут он неожиданно улыбнулся и добавил: – Экипаж вроде бы сторона незаинтересованная...

Главные специалисты, до этого молча слушавшие перепалку военных и ученых, переглянулись, но высказаться никому из них не пришлось. Неожиданно на командирском компьютерном блоке замигал сигнал срочного вызова из коннект-узла ближней связи.

Вихров перешел к компьютеру и нажал клавишу громкой связи. В кабинете тут же раздался взволнованный голос дежурного офицера:

– Господин навигатор-три, вы приказали немедленно докладывать вам, если случится что-то необычное...

– Да, да! – перебил его Вихров. – Так что случилось?!

– С планеты поступил... сигнал бедствия!

– Что значит – сигнал бедствия?.. – удивленно переспросил Игорь.

– Самый настоящий сигнал бедствия, полностью соответствующий принятой космолингве! – пояснил офицер и добавил: – Я сам сначала не поверил собственным ушам – без вызова, без собственных координат, но полный сигнал бедствия!!

– Я понял, спасибо, – быстро проговорил Вихров, – а место, откуда был послан сигнал, удалось установить?!

– Нет, – огорченно ответил офицер, – мы же ничего не ожидали, просто на всякий случай слушали планету, а сам сигнал был слишком короток для пеленга...

– На следующем витке будьте внимательны, – приказал Вихров. – На всякий случай задействуйте несколько пеленгаторов.

Игорь отключил связь и повернулся лицом к присутствующим.

– Властимил, – обратился он к главному связисту корабля, – займитесь этим сигналом сами! Лично проконтролируйте работу связистов на следующем витке и постарайтесь наладить связь, предметно поговорить с теми, кто этот сигнал посылает! И выведите на высокую орбиту два спутника связи!

Властимил Ерш кивнул, поднялся со своего места и молча вышел из кабинета, а Вихров обвел взглядом собравшихся:

– Мне кажется, ситуация в корне изменилась, – жестко произнес он. – Сигнал бедствия, да еще строго по принятой космолингвой форме могли послать только люди! Вы понимаете, что это значит?!

– На планете скорее всего находится экипаж потерпевшего бедствие звездолета! – немедленно отозвался главный штурман «Одиссея». – Непонятно только, каким образом он попал в эту область Пространства?.. Земля сюда никого не посылала – это точно!

– Вот мы это и должны выяснить! – ответил Вихров. – Все свободны, останутся Шохин, Климов и бригадный генерал Бейтс.

Как только в кабинете остались только трое названных офицера, Вихров обратился к Шохину:

– Юрий Владимирович, дайте вашим астрономам задание подготовить подробнейшие планы места, откуда поступил сигнал бедствия, и зоны расположения... «замка». Они понадобятся для десантных групп. Вы, господин генерал, – Вихров повернулся к Бейтсу, – видимо, ошиблись, утверждая, что для Звездного десанта на этой планете нет работы. Даю вам два часа, чтобы подготовить три десантные группы – одна пойдет к «замку», вторая к месту отправки сигнала бедствия, третья будет находиться в резерве!

Не дожидаясь ответа генерала, командир линкора посмотрел на главного канонира:

– Егор Максимович, для страховки работы десантных групп выведите на высокую орбиту пару арткомплексов и поставьте туда самых опытных ребят. Возможно, им придется действовать, не дожидаясь команды с линкора!

Еще раз быстро оглядев офицеров, он приказал:

– Действуйте, господа!

Как только офицеры покинули кабинет командира линкора, Вихров связался с главным астробиологом корабля:

«Ирвинг, на планету, на северный материк, отправляются две десантные группы. Одна скорее всего пойдет в лесистую часть южного или северного материка, вы не хотите включить в нее кого-нибудь из своих биологов?..

«А кто поведет эту группу?» – поинтересовался Мэтью.

«Пока не знаю, Бейтс должен подобрать людей».

«Тогда так, биолог обязательно пойдет с группой, но я точно скажу, кто именно, после того как Бейтс определится с командиром».

«Хорошо», – согласился Вихров.

Спустя шесть часов командиру линкора доложили, что сигнал бедствия вновь был принят, но вступить в переговоры с передающей его станцией не удалось. Однако место, из которого велась передача, запеленговано. К этому моменту Шохин уже подготовил карту места расположения «замка». Изучив ее, командование Звездного десанта решило высадку группы осуществить в шести километрах севернее котловины, в которой находилось обнаруженное строение. Именно там, на опушке леса, начиналась довольно глубокая расселина, прорезавшая горное плато и выходившее прямо в котловину. Любой другой путь проходил по совершенно открытой местности и требовал от двигающихся по нему людей совершить очень сложный спуск по практически отвесной трехкилометровой стене котловины. Высаживаться же непосредственно к «замку» было рискованно – его система безопасности была неизвестна.

После того как были получены координаты планетного передатчика, Шохин вывел на экран соответствующий этим координатам снимок местности и огорченно вздохнул – участок площадью около десяти квадратных километров, в центре которого должен был располагаться передатчик, был расположен на южном материке и полностью прикрыт растительностью. Правда, высокочастотное сканирование поверхности планеты давало возможность определить рельеф местности, однако оставалась и весьма большая вероятность всяческих неожиданностей.

Бригадный генерал Бейтс предложил направить на планету десантные группы численностью шесть человек каждая. Первую из них, идущую к «замку», предлагалось возглавить капитану Стиву Крису, а к передатчику со своей пятеркой должен был направиться капитан Виктор Чванов, командир манипулы из второй центурии первой когорты. Седьмым в его шестерку вошел астробиолог Сбигнев Косицкий. Обе группы составляли десантники первой когорты. Капитан Бабичев с пятеркой из своей манипулы оставался на «Одиссее» в боевой готовности, для подстраховки высаживающихся групп.

Операция по высадке началась во втором часу третьих суток пребывания «Одиссея» на орбите планеты. Со второй причальной палубы линкора один за другим ушли в пространство два малых десантных челнока типа «стриж», неся на борту две десантные группы. Отойдя от линкора на положенные четыре километра, челноки включили ионные двигатели и разошлись в разные стороны.

Путь «стрижа» капитана Чванова был гораздо короче, чем у группы, отправлявшейся к «замку», – в момент старта челноков «Одиссей» как раз находился над южной частью планеты. Практически сразу после включения двигателей его бот начал снижение и уже через полчаса вошел в атмосферу планеты. На высоте шесть тысяч метров ионный двигатель был выключен, и дальше «стриж» опускался на бесшумных антигравах. А когда до поверхности оставалось меньше пятисот метров, десантная группа покинула бот, определив местом приземления небольшую свободную от деревьев площадку рядом с невысокой белой скалой. Две трети оставшегося расстояния десантники прошли на крыльях своих скафандров. Однако «саранча» имела весьма невысокие возможности планирования, так что у самой поверхности им пришлось включать антигравы.

После вполне благополучного приземления капитан Чванов сориентировался по переданной ему карте, и группа двинулась к месту расположения передатчика. Ребята шли, рассредоточившись, но стараясь держать в зоне видимости правого и левого соседа, исключение составлял только астробиолог, рядом с которым постоянно находился рядовой Щукин. Лес, окружавший десантников, был вполне земным – высокие, стройные шершавые стволы уносились высоко вверх, и там раскрывались целым шатром ветвей, отягощенных широкими темными листьями, практически полностью закрывавшими небо. Под деревьями было сумрачно, прохладно и пахло сыростью... Пахло Землей!..

До засеченного связистами места надо было пройти всего около трех километров, так что Чванов не собирался часто вытаскивать из набедренного кармана скафандра карту, снабженную электронным маячком, – он всегда отличался прекрасным чувством направления. Но когда группа прошагала около получаса, он все-таки достал карту и с удивлением увидел, что они довольно сильно отклонились в сторону. Виктор недовольно поморщился и теперь уже не выпускал карту из руки, пока маячок не показал, что они находятся на месте. Однако их по-прежнему окружал девственный лес, и никакого намека на строение или хотя бы пещеру, в которой мог быть развернут орбитальный передатчик, не было.

Остановившись, Виктор собрал около себя своих людей.

«Мы на месте... – заговорил он с помощью мыслеречи, – но передатчика здесь нет! Сделаем так, я останусь здесь, со мной будут... рядовой Щукин и астробиолог, остальные расходятся веером. Надо тщательно просмотреть всю округу, ну хотя бы в радиусе километра! Связь держать постоянно, докладывать о любой подозрительной находке. Все понятно?!»

«Может быть, я пойду с кем-то из десантников?..» – неожиданно подал «голос» астробиолог, но Чванов отрицательно покачал головой:

«Ты останешься со мной... Работы тебе и здесь хватит, зато не придется тебя потом в этих джунглях разыскивать!»

И капитан махнул рукой, давая своим бойцам знак приступать к действию.

С минуту расходящихся в разные стороны десантников было еще видно, а потом мимикрировавшие под окружающую растительность скафандры исчезли среди деревьев.

Капитан устроился под деревом и сосредоточился на поддержании связи с ушедшими в разведку десантниками, астробиолог неторопливо передвигался по большой спирали вокруг этого дерева, внимательно разглядывая почву под ногами, мелкую, чуть серебрящуюся травку, кору на стволах деревьев и порой укладывая какой-нибудь образец в специально приготовленные пакетики. Рядовой Щукин не сводил глаз со своего подопечного, одновременно стараясь держать в зоне внимания окружающий лес.

Раз в минуту капитан «слышал» от каждого ушедшего в разведку десантника: «У меня все в порядке», – и эта четырежды повторявшаяся из минуты в минуту мысль, не менявшаяся ни по содержанию, ни интонационно, как-то успокаивала... убаюкивала Чванова, и ему начало казаться, что он будет слышать эту мысль еще долго-долго... может быть... всегда... Он не смог потом ответить, сколько времени прошло с момента ухода ребят до момента, когда рядовой Юзов совершенно не вовремя передал:

«Командир, тут что-то странное!»

Чванов с непонятным ему трудом осознал, что именно содержала уловленная им мысль, на это осознание ушло несколько долгих секунд, и когда он, встрепенувшись, «переспросил» Юзова: «Что там странного, говори конкретнее!» – ответом ему была тишина... Вернее, он вместо связной информационной мысли вдруг «увидел» какое-то расплывшееся темное пятно, не то корневище вывороченного из земли дерева, не то вход в прикрытую травой пещеру!

Еще несколько секунд ушло у капитана на то, чтобы сообразить, что с Юзовым что-то случилось, после чего он послал общий мысленный приказ:

«Всем немедленно вернуться ко мне!!»

Трое ушедших в разведку десантников собрались вокруг своего капитана через двенадцать минут. Это означало, что они могли отойти не далее чем на триста – четыреста метров. Юзов не вернулся! Капитан, определившись с направлением, повел всю группу по следам рядового. И снова группа рассыпалась веером, но теперь они знали точно, что именно ищут. Пройдя всего двести пятьдесят метров, капитан увидел между двух высоченных деревьев заросший травой неприметный холмик, а когда они обошли этот холмик, им открылся чуть осыпавшийся узкий лаз. Около этого лаза просто бросался в глаза глубоко вдавленный в землю отпечаток каблука «саранчи»!

Виталий Сташко мгновенно оказался около узкой дыры и сунул в нее раструб гравитра, но капитан взмахом руки остановил его:

«Не надо!..» – Мысль Чванова была холодна и тверда.

«Капитан, дай я шмальну!! – взмолился Сташко. – Тольке ничего не будет – „саранча“ компенсирует удар, зато этих тварей по стенам размажет!»

«Нет там никого! – неожиданно ответил капитан. – Посмотри, разве в этот лаз пройдет человек в скафандре?..»

Только тут десантники поняли, что круглое отверстие с небольшим холмиком осыпавшейся земли под ним слишком мало, чтобы пропустить человека в «саранче». Все невольно подняли головы.

Деревья в этом месте были разбросаны редко, так что два темно-коричневых ствола, стоявших по обеим сторонам холмика, были видны прекрасно. И всем тут же бросилась в глаза странная длинная и очень разлапистая ветка, полностью лишенная листьев, торчавшая на правом дереве почти у самой его вершины.

«Молния ударила?..» – высказал предположение молчавший доселе сержант Лажновский, озвучивая мысль, пришедшую в голову большинству.

«Вряд ли, – не согласился капитан, – молния бьет в вершину... Щукин, – он повернулся к самому маленькому бойцу своего отряда, – ты у нас самый ловкий, полезай, пощупай!»

Сашка Щукин словно ждал этого приказа. Мгновенно освободившись от небольшого заплечного ранца и положив рядом с ним гравитр и излучатель, он подошел к дереву и примерился. Нижние ветки располагались на высоте трех метров. Щукин чуть присел, оттолкнулся и медленно всплыл на нужную высоту в антигравитационном поле собственной «саранчи». Дальше он продвигался, уже не применяя технических средств – ветки выходили из ствола «пучками» через каждые полметра. Спустя минуту он был около заинтересовавшей их ветки, и через мгновение капитан «услышал» его мысль:

«Антенна!.. И даже кабель есть, в ствол уходит!»

«Ну вот, – удовлетворенно констатировал Чванов, – передатчик мы нашли!»

«Вот только Тольку потеряли!! – зло отозвался Сташко.

«Погоди психовать! – спокойно ответил капитан. – Никого мы еще не потеряли. И если понадобится, мы этот лесок по песчинке перетрясем... Но мне кажется, этого не потребуется».

«А мне кажется, – глухо пробормотал Сташко, – что как раз время пришло!»

Капитанвнимательно посмотрел в сторону раздраженного десантника и усмехнулся:

«Не быть тебе, Виталька, сержантом... Торопишься слишком!»

Затем он снова посмотрел вверх. Щукин, повозившись около антенны, медленно спускался вниз, осторожно ставя ноги на подходящие ветки. Добравшись до нижней ветки, он повис на ней, готовясь спрыгнуть вниз, и вдруг замер, а затем как-то странно кивнул и произнес вслух:

– Здрасьте!..

Уловив направление его взгляда, десантники разом обернулись.

Рядом с темным отверстием лаза стояло невысокое, удивительно щуплое существо с большой голой головой и огромными глазами. Эти чудные выпуклые глаза буквально притягивали к себе взгляд!

Несколько секунд длилось молчание, а потом все шестеро землян «услышали» тихое, странно пришепетывающее: «С-с-шдрас-с-ште...»

И снова несколько секунд все молчали, а затем существо неожиданно быстро, но очень сбивчиво заговорило на мыслеречи:

«Мы вас-ш-ш ж-ш-ш-дали... Он с-с-шказ-с-шал, что вы обяз-с-шательно придете, и вы приш-ш-шли...»

Одновременно с этим потоком «слышимых» мыслей перед внутренним взором десантников возникла явно человеческая фигура – высокий, мощный мужчина с большой косматой головой и крупными чертами лица. Несколько секунд эта фигура была видна очень отчетливо, потом ее изображение расплылось и исчезло.

«Я готов поднятьс-с-шя с-с-ш вами на ваш-ш-шу з-с-швез-с-шду», – закончило свою речь существо и смешно присело на корточки.

И снова последовала долгая пауза, после чего астробиолог спросил вслух:

– Я не совсем понял, куда он готов подняться?..

– На нашу звезду... – повторил Сташко и вдруг обратился к сидящему существу:

«Ты лучше скажи, куда вы дели нашего товарища?!!»

«Ваш-ш-шего товарищ-ща дели... у нас-ш-ш, пока я не вернус-ш-шь...» – ответило существо, и его огромные глаза обежали десантников, словно проверяя, поняли ли они его.

– Заложник!.. – прорычал Сташко и потянулся к рукояти гравитра.

– Спокойно!.. – снова остановил его капитан. – Ты бы тоже постарался... обезопасить себя, перед тем как отправиться на... звезду!

– Так что будем делать, командир?.. – спросил Щукин, окидывая быстрым взглядом окружающий лес.

– А вот мы свяжемся с «Одиссеем» и посоветуемся, – спокойно ответил Чванов.

Он переключил коннект-контур скафандра на дальнюю связь, и через несколько секунд в его шлеме раздался голос дежурного связиста:

– Слушаю вас, капитан Чванов.

– Соедините меня с командиром линкора! – потребовал Чванов, и почти сразу же услышал голос Вихрова:

– Что случилось, господин капитан, мы не можем понять, кто там рядом с вами появился?!

– Командир, – стараясь говорить спокойно, ответил капитан, – перед нами стоит, похоже, местный житель – довольно странное существо. Во-первых, он вполне прилично говорит на стандартной лингве, во-вторых, он хочет, чтобы его подняли на линкор, и в-третьих, они взяли заложником рядового Юзова.

– Зачем ему надо быть на линкоре?.. – спросил Вихров.

– Щас узнаем!.. – быстро ответил капитан и повернулся к аборигену. – Зачем ты хочешь подняться на звезду? – спросил Чванов, и абориген тут же выпрямился во весь рост. Однако заговорил он не сразу, словно собираясь с мыслями.

– Он с-с-ш-шказал, ч-ш-што вы прилетите на з-с-швез-с-шде и кто-то из-с-ш нас-с-должшен будет поднятьс-шя, ч-с-штобы рас-с-шказать наш-шу ис-с-ш-шторию... Рас-с-ш-шказать о с-с-шкрибах...

– Он хочет рассказать о каких-то... скрибах! – громко повторил капитан и, к своему удивлению, услышал ответ командира линкора:

– Немедленно поднимайте его на орбиту, я сам прибуду на ваш челнок и поговорю с ним!! А Юзов пусть остается на планете, я думаю, ничего плохого с ним не случится!

– Понял! Выполняю! – ответил капитан и, отключив дальнюю связь, вызвал челнок.

Как только пилот «стрижа» отозвался, Чванов приказал:

– Снижайся по пеленгу, зависнешь метрах в тридцати, примешь нас на борт, и выходим на орбиту.

Спустя пять минут над верхушками деревьев беззвучно возник десантный челнок, и в его брюхе открылся люк. Капитан повернулся к аборигену и как можно дружелюбнее произнес:

– Мне придется взять тебя на руки, боюсь, сам ты до... звезды не доберешься!..

Абориген совсем по-человечески кивнул и, быстро оглянувшись на отверстие лаза, словно попрощавшись с невидимыми товарищами, шагнул к капитану. Ростом он был чуть ниже пояса Чванова, и потому, когда капитан взял его на руки, у всех десантников возникло впечатление, что тот держит... ребенка!

Когда капитан, включив антиграв и оттолкнувшись от земли, взмыл в воздух, абориген чуть вздрогнул и зажмурился, но в целом вел себя достаточно спокойно. Поднявшись в челнок, Чванов усадил его в кресло, тот мгновенно открыл глаза и, быстро оглядев салон, спросил:

«Это... з-с-швез-с-шда?..»

«Нет, усмехнулся в ответ капитан, это... звездочка... Но ты немного потерпи, скоро будет и звезда. Вот смотри в иллюминатор – весь свой мир увидишь.»

Если за группой Чванова с борта «Одиссея» было следить довольно сложно – мешала растительность, прикрывавшая десантников своей листвой и биологическим фоном, то шестерка капитана Криса была отлично видна на мониторах слежения в штабе полулегиона и на одном из обзорных экранов в Главном центре управления. Десант высадился точно в намеченном месте – на опушке леса у самого начала расщелины, прорезавшей горное плато до самой котловины. По дну расщелины протекала небольшая мутноватая речка, так что эту расщелину можно было назвать каньоном. «Стриж» приземлился на антигравах как раз в том месте, где быстрая мутная вода ныряла под низкую поросль опушки, на правом берегу реки, и, высадив группу, тут же ушел в небо.

Оказавшись на поверхности планеты, капитан Стив Крис вдруг почувствовал впервые за последний год, что он снова на своем месте, в своей стихии! В руках у него было оружие, за спиной надежные ребята из его манипулы, а впереди неизвестный и, вполне возможно, серьезный враг. Но в успехе своей миссии он не сомневался – брали и не такие... «замки»!

Обернувшись к десантникам, он с улыбкой спросил своего любимчика, рядового Остина:

– Помнишь, Бен, Изольду из системы Карлс-пять. Похожая была планетка?!

– Только там воздух был похуже да пропасть этих ползучих тварей!.. – отозвался Остин. – Яйцеголовые думали, что они разумные, а у них в башке, кроме яда, ничего не было!! Ну мы там и... повеселились!!

– А я, когда это... «замок» увидел, сразу подумал, что он похож на курганы этих ядовитых гадов с Изольды, и по размерам, и по внешнему виду!

– Ну, – неожиданно отозвался сержант Пол Веерман, – если они и внутри похожи, придется нам попотеть!!

– Ладно, ребята, – оборвал Крис разговор, затеянный им самим, – придем на место – посмотрим. А сейчас работаем так: Гавличек и Бергсон вперед, я и Гордон за ними, Веерман и Остин замыкают. Двинулись!

Рядовые Бергсон и Гавличек переглянулись и молча двинулись вперед. Крис пропустил вперед рядового Гордона и зашагал, автоматически ставя ноги точно в след десантнику, позади. Отпустив командира шагов на шесть – восемь, шагали сержант Веерман и рядовой Остин.

Ребята уже больше трех лет не ступали по настоящей земле и потому шли молча, вглядываясь в окружающий мир и наслаждаясь его... естественностью. Позади во всю ширину горизонта ярко зеленела полоса леса, под ногами, однако, был голый камень – отшлифованные водой окатыши, сбитые в плотную, хорошо утрамбованную, просыпанную белым песком «мостовую». Такой же голый камень тянулся влево, насколько хватало глаз, и вперед до самых горных уступов, поднимавшихся террасой в каком-нибудь километре. Справа бежала мутная бурливая вода, совсем не похожая на горную.

Группа шла не торопясь, привыкая к чуть большей, чем на линкоре, гравитации и «вживаясь» в окружающую обстановку. Спустя двадцать минут десантники втянулись в довольно широкий каньон, и Крис вдруг негромко сказал, то ли для себя, то ли для всех остальных:

– Странно... ни гада ползающего, ни птицы летающей!.. Может, в этих краях вообще никакой живности нет?..

– Нет, так нам же проще... – отозвался сержант. – Зайдем в домик, посмотрим, что к чему, и назад!..

Ни капитан, ни один из десантников разговор не поддержал, и группа продолжала двигаться вперед в тишине, нарушаемой лишь плеском быстро бегущей воды.

Края каньона довольно быстро сближались и все выше поднимались вверх, в ущелье становилось темнее, но берег был по-прежнему хорошо утрамбован, так что скорость продвижения группы не менялась. Скоро за спиной десантников осталось четыре километра.

Именно в этот момент шедший впереди рядовой Гавличек впервые заметил на темном сколе уходящей практически вертикально вверх скалы странный расплывчатый блик. На высоте трех с лишним метров светлое, мутноватое пятно прошло взад-вперед пару раз, потом на мгновение остановилось и... исчезло.

Гавличек застыл на месте и взметнул вверх руку, останавливая всю группу. Около минуты десантники стояли неподвижно, а затем Крис поинтересовался, используя мыслеречь:

«В чем дело, Михась?..»

«Видел... блик на скале слева... Направленное движение... Сейчас нет!..» – ответил Гавличек, опуская руку.

«Расстояние между парами увеличить до двенадцати метров! – приказал капитан. – Продолжаем движение!»

Дальше десантники пошли, внимательно поглядывая на все ближе прижимавшуюся к реке каменную стену. Полоска каменистого берега становилась все уже, но противоположный, левый берег реки уже совсем исчез – отвесные скалы выходили прямо из бурлящей воды, которая стала еще мутнее, с нехорошим, грязно-желтым оттенком.

Группа прошагала еще с километр, и тут они увидели... исток сопровождавшей их реки. Прямо впереди каньон перегораживала огромная черная плита, из-под которой и вырывался стремительный мутный поток. По узкой, заливаемой мутной водой тропке, в которую превратился правый берег реки, десантники подошли к самой плите. Тут они обнаружили, что ее, казавшиеся гладкими, почти отполированными бока были довольно сильно выщерблены, настолько сильно, что им не составило труда взобраться на верхнюю часть камня. Здесь капитан объявил пятнадцатиминутный привал.

Решение было правильным – позади остался без малого шестикилометровый переход, впереди их ожидал выход в котловину перед «замком», а что или кто их встретит в этой котловине, было неизвестно.

Десантники остановились, но только двое из них опустились на одно колено, остальные стояли, разглядывая открывшийся недалеко впереди узкий выход из ущелья. В этот момент прямо между ними снова появилось светлое мутноватое пятно. Возникнув около правой ноги рядового Гавличека, оно дернулось влево, мазнув по ботинку «саламандры», замерло на секунду рядом с ногой опустившегося на колено Бергсоном, потом метнулось в сторону Криса, но, не добравшись до него, свернуло к Гордону и остановилось на забрале его шлема. Мгновение оно было неподвижным, а затем его белая муть стала медленно наливаться желтизной. Спустя пару секунд Гордон как-то странно выпрямился, замер и вдруг шагнул в сторону выхода из ущелья.

«Рядовой Гордон, – мысленно окликнул его капитан, – ты куда это без команды двинулся?»

Однако десантник не обратил никакого внимания на оклик Криса. Его движения были странно неуклюжи, пару раз он споткнулся и тем не менее все быстрее удалялся от общей группы!

– Гордон, вернись!! – уже вслух рявкнул капитан, но рядовой, словно бы и не слыша этого окрика, продолжал шагать в сторону котловины.

Десантники переглянулись и, не дожидаясь команды капитана, двинулись следом за своим товарищем. Бергсон ухитрился обогнать Гордона и встать на его пути. Но тот не остановился! Неуклюже развернувшись, он обошел своего товарища и еще торопливее устремился к выходу из ущелья.

А Бергсон остался на месте и, когда капитан поравнялся с ним, прошептал:

– У него на забрале шлема какая-то дрянь прилипла!..

– Какая дрянь?.. – недовольно переспросил Крис. – И откуда она могла взяться?!

– Не знаю, капитан, – ответил рядовой, – только у него все забрало чем-то желтым вымазано!

– Остановите его!! – крикнул Крис Веерману и Гавличеку, находившимся ближе всего к Гордону. Десантники в два прыжка догнали своего неуклюже шагающего товарища и схватили его за руки, но тот, как-то совсем уж неестественно дернувшись, повалил обоих на камни, покрывающие дно ущелья, и даже на секунду не остановил своего движения!

Веерман, упав, выпустил руку Гордона и откатился в сторону. Ударившись головой об огромный валун, он замер на месте. А Гавличеку удалось удержать другую руку своего товарища, и теперь он тащился за ним по камням, пытаясь хотя бы приостановить его движение. Таким образом Гордон протащил Гавличека метров пятьдесят, не давая ему подняться, и в этот момент Остин и Бергсон настигли его. Остин ухватил Гордона за свободную руку, а Бергсон, забежав спереди, попытался перчаткой скафандра вытереть желтое пятно, расплывшееся по забралу товарища, только после двух неудачных попыток он понял, что это никакая не... «дрянь» – стекло было чистым, вот только с него отсвечивал какой-то странный мутно-желтый блик!

В этот момент Гордон, тащивший на себе уже двух десантников, шагнул из ущелья в широкую, плоскую котловину.

Крис, остававшийся позади всех, видел, как упал забегавший спереди Бергсон, как отцепились висевшие на Гордоне Остин и Гавличек, раскатившись в разные стороны... А затем из-за скалы, ограничивавшей справа выход из ущелья, выплыла огромная, прозрачная, чуть замутненная снизу капля, быстро, но удивительно плавно догнала продолжавшего шагать Гордона и накрыла его... нет!.. вобрала его в себя. И десантник сразу же замер, нелепо раскинув руки, ноги его подогнулись, оторвавшись от земли, и он... повис внутри захватившей его капли!

И еще Крис увидел, как секунду спустя точно такие же капли, появившиеся неизвестно откуда, накрыли почти одновременно Веермана, Бергсона и Остина, как те на мгновение замерли, а потом бессильно «подвисли» внутри капель! После этого он развернулся... Позади него, отрезая ему путь назад, медленно скользили еще три, почти невидимые в полумраке ущелья капли!

Крис одним движением плеча сдернул на подставленное предплечье приклад излучателя и послал разряд в среднюю каплю... Извилистая темно-фиолетовая молния хлестнула по прозрачному ничто и... погасла, но капля отступила на пару метров. Муть внутри нее взметнулась до середины и медленно начала опускаться.

– Ага!.. – хрипло рыкнул капитан. – Не нравится?!!

Вторая молния ударила в левую каплю, а третья сразу же в правую! И снова они погасли, не причинив видимого вреда противникам, только муть взметнула да отодвинула их метра на два. Но и этот крошечный успех прокатился по спине Криса горячей волной удовлетворенной ярости.

Он прыгнул вперед, сокращая расстояние между собой и каплями на те же два метра, и прорычал, нажимая гашетку излучателя и посылая новую молнию в среднюю каплю:

– За ребят!!!

И в этот момент позади него что-то едва слышно зашуршало. Крис крутанулся на месте, но выпустить очередной разряд не успел – густая прозрачная масса нахлынула на него, лишая способности двигаться... чувствовать... мыслить!..

Несколько минут после разгрома десантной группы Криса три капли, отрезавшие капитану путь к спасению, висели поперек ущелья, а затем медленно поплыли вверх, к обрезу каменных стен ущелья.

Долгие десять минут после того, как последняя капля выплыла из ущелья, в нем висела мертвая, неподвижная тишина, а затем вдруг тень, отбрасываемая огромным валуном, чуть шевельнулась, оторвалась от валуна и медленно выпрямилась. Постояв на месте еще несколько секунд, она развернулась и, бесшумно ступая, бросилась прочь из страшного, гибельного ущелья, в котором погибли пятеро потенциальных полных суперов с «Одиссея»!

Абориген не отрывался от иллюминатора, пока капитан не тронул его за плечо и не указал на иллюминатор в другом борту челнока:

«А вот и наша... звезда!»

Большеглазый малыш молча сполз на пол, перебрался к другому борту и прильнул к прозрачному пластику. С минуту он рассматривал плывший метрах в пятистах «Одиссей», а затем, повернувшись к Чванову, сказал:

«С-с-шниз-сшу она больш-ше похож-ша на зс-швез-с-шду...»

Через двадцать минут в салоне челнока появился командир линкора. Он возник ниоткуда, донельзя удивив и аборигена, да и самих десантников, тем более что на нем не было скафандра. Кивком поприветствовав капитана, Вихров сел напротив малыша и, внимательно его оглядев, неожиданно спросил:

«Значит, вы нас ждали?..»

«Да!» – кивнул абориген, и это движение вновь удивило всех своей человечностью.

«Почему?..» – коротко переспросил Игорь.

«Он сказ-с-шал, что вы прилетите на з-с-швез-с-шде и помож-с-шете нам... С-с-шпас-с-шете нас-с-ш. Мы ждали быструю з-с-швез-с-шду».

И снова перед внутренним взором землян возник огромный, мощный мужчина с косматой головой, но только Вихров узнал его!

«Кто – „он“? – немедленно задал Игорь следующий вопрос. – Как он себя называл?!»

«Он наз-с-шивал с-с-шебя Капп», – ответил абориген, и образ высокого мужчины, показанный им, стал еще более отчетливым.

– Интересно, что это за... Капп такой?.. – негромко пробормотал сержант Лажновский за спиной Вихрова. Навигатор-три обернулся и увидел, что все десантники и астробиолог сгрудились у него за спиной, жадно ловя происходящий разговор.

– Профессор Отто Капп, – пояснил Вихров. – Неужели вы забыли одного из руководителей мятежа на Гвендлане?!

– Так тот был совсем другой!.. – удивленно воскликнул Щукин. – Тот был... Монстр!

– Ты тоже недавно был Монстром, – усмехнулся Игорь, – а сейчас вполне человек! А Капп уже тогда был потенциальный полный супер!

– Понятно... – соображая, протянул рядовой.

И в этот момент абориген вдруг заговорил, не дожидаясь очередного вопроса:

«Да... Капп професс-с-шор, он так с-с-шебя наз-с-шивал... Он с-шказ-с-шал, что вы прилетите на з-с-швез-с-шде и мы должны вс-ше вам рас-шказ-с-шать. И вы нам поможете!..»

– А что ж он вам сам-то не помог?! – неожиданно спросил капитан. Вихров недовольно посмотрел на Чванова, но абориген ответил, словно этот вопрос был вполне закономерен:

«Их было вс-с-шего трое – Капп и с ним два... маленьких. Они молчали... Капп с-с-шказ-с-шал, что их мало, они не с-с-правятс-шя с-с-ш... Огненной Прорвой...»

«С чем?!» – переспросил Вихров.

Но абориген вместо ответа долго смотрел на него своими огромными глазищами, а потом медленно и очень внятно «проговорил»:

«Лучше я рас-ш-сскжу вс-ш-се с-ш-сначала!»

«Хорошо, – быстро согласился Игорь, – рассказывай все сначала!»

«Вс-ш-се началос-ш-сь черырес-ш-ста шестьдес-ш-сят лет назад...»

Маленький абориген говорил медленно, внимательно глядя прямо в глаза Вихрову, а тот вслушивался в странно пришепетывающие мысленные слова, и они становились все понятнее, все ближе ему. И он уже не «слышал» пришепетывания и странного удлинения знакомых слов, он все понимал и... принимал, а порой и видел! Видел отдельные, очень яркие движущиеся картины, которыми сопровождался этот необычный рассказ:

«Все началось четыреста шестьдесят лет назад. Наш мир был прекрасен, он был наполнен светом и теплом, водой и зеленью, и пусть мы сами были не слишком хороши для него, мы его любили! У разных народов, населявших наш мир, были разные названия для нашего солнца и нашей земли, но все знали их древние названия: солнце – Агара, земля – Фиора! Да, мы вели войны, были порой коварны, порой безжалостны, мы лгали и предавали, но... Мы строили прекрасные города и делали чудесные машины, пахали землю и выращивали хлеб... Мы жили – иногда трудно, редко – радостно, всегда в заботах. И мы считали себя разумными, мы считали себя людьми!.. А четыреста шестьдесят лет назад в наш мир пришли... скрибы. Вначале они были похожи на нас, они объявили, что желают дать нам разум, чтобы мы стали как звезды, но мы считали себя достаточно разумными и не хотели становиться звездами, ведь звезды – это просто огненные шары, они не имеют разума. Но они были настойчивы! Они построили дворцы Превращения и соблазняли нас самыми великими соблазнами... некоторые не выдержали и вошли в их дворцы... А потом из этих дворцов вышли жуткие страшилища... совсем не разумные, не великие и не похожие на звезды. И было этих страшилищ гораздо меньше, чем людей, которые туда вошли. Вот тогда мы поняли, что они просто используют нашу плоть в своих, совершенно непонятных нам целях! И мы восстали!»

Тут маленький абориген моргнул, и мысль его дрогнула:

«Только мы оказались слабее... Из дворцов Превращения вышли скрибы, только теперь они совсем не походили на нас, они были огромны, уродливы и бесконечно свирепы. Они сказали, что раз мы не желаем становиться разумными, они нас сделают разумными против нашей воли! Наши города были уничтожены, но сначала всех жителей из них выгнали. Тех же, кто не хотел уходить, скрибы безжалостно убивали. Два самых больших и технически развитых народа были таким образом полностью истреблены – над ними скрибы просто зажгли близкие звезды, два материка превратились в пустыни, а на двух других скрибы построили... Огненные Прорвы!

После этого они ушли из нашего мира, но не оставили нас в покое! Огненные Прорвы народили призраков... Это... это прозрачный ужас, который до сих пор охотится на нас. Призраки не походят на живых существ, у них нет рук, ног, лап, голов, пасти... Они прозрачны и бесшумны, никто не знает, каким образом они перемещаются, и никто не слышит, как они подкрадываются. Иногда они пускают впереди себя Безумную Муть, и человек, увидевший ее, сходит с ума, после чего призрак забирает его в Огненную Прорву, и оттуда он уже не возвращается... Мы не знаем, что сейчас происходит в нашем мире, мы прячемся под землей – туда призраки никогда не приходят и Безумная Муть туда не проникает. Но достаточно нам появиться на поверхности, и мы уже в страшной опасности. Сто десять лет назад они устроили... наводнение. Чтобы выгнать нас из-под земли, они подняли в океане гигантскую волну, которая дважды прокатилась через наш материк, и только самые высокие горы оставались над водой... Но мы выжили, хотя нас осталось всего несколько тысяч!..»

Абориген вздохнул и продолжил:

«Шестьдесят лет назад наш лучший... – тут он запнулся, словно не мог подобрать нужного слова, с надеждой посмотрел на Вихрова и попытался объяснить: – Тот, кто слышит... головой!.. – Он погладил себя по голому черепу.

«Я понял!» – кивнул Игорь.

«Он услышал чужую мысль! – вернулся к своему рассказу абориген. – Сначала мы испугались, что призраки нашли способ слышать нас под землей, но тот, кого он услышал, передал свое желание нам помочь... И тогда я... я вышел на поверхность. Так я познакомился с профессором Каппом и его спутниками. Капп научил меня вашему языку, он сказал, что это будет проще и быстрее, а, кроме того, когда прилетят люди на звезде, мы сразу сможем общаться с ними. Он был около Огненной Прорвы, но не смог ее уничтожить – их, троих, для этого было слишком мало. Он построил нам машину, которая должна была дать сигнал в небо, когда появится быстрая звезда... А потом он ушел, и с ним ушли его спутники. Мы ждали... мы долго ждали, мы каждую ночь смотрели в небо, и вот две ночи назад мы увидели звезду, которая быстро летела среди других звезд. Нам не удалось тогда послать сигнал, но на вторую ночь мы были готовы. Теперь мы просим вас помочь нам избавить нас от проклятия скрибов!»

Когда маленький абориген закончил свой рассказ, земляне долго молчали. Вопросов не было – все было предельно ясно. А затем капитан Чванов негромко спросил:

– Командир, этот... лупоглазенький говорил про четыре материка, а на планете их только три! Что-то он тут явно напутал.

Вихров отрицательно покачал головой и так же тихо ответил:

– Он ничего не напутал. Видимо, материков действительно было четыре, но с одним из них что-то случилось... С тем, на котором была вторая Огненная Прорва. Возможно, из-за этого произошло и наводнение!.. – И после секундной паузы спросил: – А вы встретили на планете что-то похожее на призрака или Безумную Муть?..

– Мы не встретили там вообще ничего, пока не пропал Юзов и не появился вот этот... парень!..

Вихров повернулся к аборигену и спросил:

«А почему вы называете то, что построили скрибы, Огненной Прорвой?..»

«Когда они с-штроили, над с-штройкой с-штоял с-штолб огня...» – ответил тот.

Вихров на минуту задумался, и тут из кабины пилота раздался крик:

– Командир, вас с «Одиссея» вызывает главный штурман!

– Одну минуту, – бросил Игорь и прошел в пилотскую кабину. Наклонившись над пультом управления челноком, он произнес: – Слушаю вас, Юрий Владимирович!

– Игорь Владимирович, – раздался голос Шохина, – у нас потери... Пропала практически вся группа Криса. Назад по ущелью движется один десантник, но на связь не выходит, а определить, кто остался цел, мы не можем...

– Что значит – пропала?! – перебил его Вихров.

– Именно пропала, – ответил тот. – Мы их вели почти до самого выхода из ущелья, а там четверо из них... пропали! Просто исчезли с экранов радара, ничего не сообщив... вообще не выходя на связь! Бейтс распорядился отправить к ущелью группу Бабичева, но я решил доложить ситуацию вам!

– Я возвращаюсь на линкор немедленно, группу Бабичева задержать! – приказал Вихров.

Вернувшись в пассажирский салон, он сразу же наткнулся на настороженный, ждущий взгляд маленького аборигена и вынужден был хоть как-то обнадежить это ожидание:

– Мы постараемся вам помочь... Постараемся уничтожить Огненную Прорву на вашем материке... Второй Огненной Прорвы в вашем мире уже нет, она исчезла вместе с землей, на которой стояла. Сейчас ты вернешься назад, в свой мир, и отпустишь нашего товарища, а когда Огненная Прорва будет уничтожена, мы снова встретимся. Хорошо?..

– Хорошо... – согласился малыш и отвел свои огромные выпуклые глаза в сторону.

Вихров повернулся к Чванову:

– Верните его в то место, откуда забрали, и возвращайтесь на «Одиссей». Юзов должен вернуться вместе с вами.

– А если аборигены не захотят его отдавать?.. – неожиданно спросил капитан.

Вихров внимательно взглянул на него и перешел на мыслеречь:

«Скажите, что без Юзова мы не сможем разрушить Огненную Прорву, что нам нужны для этого все люди!»

«Понял!..» – кивнул Чванов.

Вихров кивнул в ответ и... исчез.

Группа капитана Бабичева высадилась точно в том месте, где три часа назад была десантирована группа Криса. Когда доставивший их «стриж» снова ушел в небо, Сергей огляделся и приказал:

– Сержант, сделай анализ воды, надо разобраться, что это за дрянь стекает с местных гор.

Иржи Воличек отошел к реке, забрался по колено в желтую мутную воду и, откинув на запястье щиток химанализатора, опустил руку в воду. Через десяток секунд он выпрямился и, внимательно глядя на дисплей анализатора, вернулся к группе.

– Командир, очень странная водичка... – проговорил сержант, все еще рассматривая данные, выведенные анализатором, – в ней столько всего намешано, словно она не с гор течет, а из химзавода с неработающими очистными сооружениями... даже какая-то органика имеется, вот только не определяет анализатор ее принадлежность!

– Ясно... – задумчиво протянул Бабичев, глядя в сторону начинающегося невдалеке каньона. – Ну что ж, пошли... Набс и Коган впереди, Воличек и Жогин за ними, я и Белов замыкают!

Едва группа втянулась в широкое устье каньона, как шедшие впереди десантники вдруг остановились, а затем бегом бросились вперед. Бабичев не сразу разглядел, что навстречу им, спотыкаясь и падая, бредет фигура в «саранче». Набс и Коган подхватили десантника под руки и осторожно повели к капитану, а тот каждую секунду оглядывался, словно ожидая за собой погоню.

Когда беглец оказался рядом, Бабичев мгновенно узнал его:

– Сержант Веерман! – воскликнул он. – Что случилось с остальными ребятами и где Крис?!

Однако, поймав взгляд сержанта, Сергей понял, что внятного ответа он вряд ли дождется. Глаза Пола Веермана бессмысленно перебегали с одного десантника на другого, губы торопливо шевелились, но ничего не было слышно. По-видимому, сержант просто отключил ближнюю связь, и теперь... Впрочем, если аппаратура работает нормально, дело можно было поправить!

Бабичев протянул руку к нагрудному щитку веермановской «саранчи» и, нажав крепежную скобу, откинул его. Под щитком располагалось внешнее управление скафандром, так что спустя мгновение десантники услышали бессвязное глухое бормотание:

– Не ходите туда!.. Не ходите!.. Надо вернуться назад, назад!.. Там смерть, там страшная смерть!! Там... она... глотает целиком... внутрь глотает, и излучатель против нее бессилен!! Она все глотает, все... всех... глотает!..

Бабичев несильно ткнул пальцами в забрало, голова Веермана мотнулась в шлеме, и он замолчал, широко раскрыв пустые глаза. Спустя несколько секунд в глазах появилось осмысленное выражение, и, чуть заикаясь, сержант проговорил:

– А... ребята все погибли... Я сам видел, как их накрыло... Накрыло... Проглотило...

– Что их проглотило?!! – жестко спросил Бабичев и, тряхнув сержанта за плечи, добавил: – Говори!

Веерман глубоко вздохнул, тряхнул головой и заговорил довольно связно:

– Мы прошли по ущелью почти до конца, и капитан объявил пятнадцатиминутный привал. Мы уже видели выход из ущелья, и как раз в этот момент Гордон вдруг повернулся и пошел в сторону котловины... В сторону «замка». Капитан его окликнул, только он даже не обернулся. Мы его догнали, но остановить не смогли – меня он отшвырнул так, что я упал. А когда Гордон, а вслед за ним и ребята выскочили в котловину, там их и накрыло!.. Это...

В глазах у сержанта снова заплескался ужас, но Бабичев был начеку. Еще раз жестко тряхнув Веермана за плечи, он потребовал:

– Говори!! Что их накрыло?!!

– Капли... – глухо пробормотал Веерман, уставив глаза в одну точку, словно вновь увидел расправу над своими товарищами.

– Какие капли?! – снова потребовал Сергей.

Веерман, словно бы очнувшись, посмотрел на капитана и пояснил:

– Большие такие капли... прозрачные, почти невидимые... Только внизу, в брюхе чуть-чуть мутные. – И помолчав секунду, добавил: – А на забрале у Гордона, когда его капля проглотила, я видел... желтое...

– Что желтое, – снова тряхнул сержанта Бабичев.

– Не знаю... пятно... – отрешенно проговорил Веерман и снова заторопился: – А Крис шагах в десяти сзади был. Он хотел назад бежать, только его отрезали – поперек ущелья, оно там узкое, еще три капли стояли... висели... Капитан стрелял... стрелял, только его сзади накрыли!..

– А почему ты не стрелял?.. – зло поинтересовался Воличек.

– Я?.. – Глаза у Веермана забегали. – Я... лежал... я упал и лежал... А когда пришел в себя, все уже кончилось.

Бабичев отпустил Веермана и, повернувшись к своим ребятам, сказал:

– Выходит, у этого «замка» все-таки имеется защита!.. И эта защита... к-хм... необычная!.. – Секунду помолчав, он задумчиво добавил: – Ну что ж, пойдем, посмотрим...

Воличек рывком повернул к себе Веермана и, глядя ему в лицо, проговорил:

– А ты подождешь нас здесь, пока мы будем разбираться, что за... капли на вас там напали!..

– Я подожду... – глухо забормотал Веерман. – Я подожду здесь... Я никуда не уйду...

Он опустился прямо на крупную утрамбованную гальку берега и, сгорбившись, замер.

Однако, как только группа Бабичева отошла на километр, Веерман привстал с земли, долго всматривался вслед ушедшим десантникам, а потом поднялся и заковылял в противоположную сторону.

Теперь порядок следования в группе изменился. Впереди шел сам капитан, а рядом с ним держался Жогин, за ними, отстав от первой двойки метров на десять, следовали рядовой Белов и рядовой Коган – самые неопытные из шестерки. Замыкали группу сержант Воличек и рядовой Набс. Когда группа углубилась в ущелье километра на полтора, Бабичев почувствовал, что окружающее пространство постепенно меняет свои свойства. Внимательно прислушавшись к самому себе, он понял, что его тело фиксирует пока нераспознаваемое, сложное, комбинированное поле очень малой напряженности. Но то, что он ощущал это поле, радовало, значит, его новые органы чувств работали, значит, его тренировки, его ежедневные занятия были не напрасны. Только Сергей подумал об этом, как в его мозгу возникла мысль, направленная Женькой Беловым:

«Командир, я так понимаю, в этом ущелье расставлено какое-то поле... Только не могу определить, какое именно!..»

«Верно, рядовой, – отозвался Бабичев, – есть поле, и я тоже не могу его пока идентифицировать».

Они прошли еще пятьсот метров, и тут Сергей замер на полушаге, вскинув руку вверх, в предупреждающем жесте. Вся группа также застыла. Десантные скафандры, давно уже мимикрировавшие под окружающую цветовую гамму, сделали десантников совершенно незаметными на утрамбованной гальке берега в окружении окатанных валунов.

«Смотри, рядовой, – быстро „проговорил“ Бабичев, обращаясь к Белову, – вот они – капли, справа, над стеной ущелья».

Рядовой не шевельнулся и не поднял головы, но его ответ прозвучал сразу же:

«Вижу, командир, точно как сержант описал!»

Действительно, впереди, метрах в двухстах, прямо над обрезом стены ущелья, висела, чуть переливаясь радугой, прозрачная тяжелая двухметровая капля, и в ее нижней части колыхалась едва заметная муть!

Около минуты десантники стояли неподвижно, а затем капля медленно тронулась с места и скрылась за обрезом стены. Еще тридцать секунд Бабичев стоял не шевелясь, а затем осторожно закончил прерванный шаг. Спустя двадцать минут группа вышла к тому месту, где мутный бурлящий поток выметывался из-под черной каменной плиты. Бабичев остановился и долго рассматривал этот... исток, а затем, кивнув каким-то своим мыслям, молча тронулся дальше. Но, пройдя несколько шагов, он вдруг снова остановился и громко произнес на мыслеречи:

«Ребята, экранируйте все свое излучение... Полностью закукливайтесь!»

«Командир... – тут же отозвался Жогин, – это ж какой энергозапас надо иметь?!»

«Твои проблемы, рядовой! – жестко ответил Сергей. – Не хочешь капле в брюхо попасть – чтоб тебя на этой планете не было!»

Вроде бы ничего не произошло, но капитан по сразу изменившемуся окружающему биофону понял, что его приказ выполнен всеми его подчиненными. Только после этого он продолжил движение.

Игорь Вихров был в бешенстве!! Перед ним стоял бригадный генерал Бейт с позеленевшим лицом и трясущимися губами, а командир линкора медленно с уничтожающим отвращением цедил слова сквозь сведенные судорогой бешенства губы:

– Вы послали на планету неподготовленных бойцов!.. Неподготовленных по вашей вине, не умеющих использовать свои личные боевые качества из-за вашего тупого упрямства! Вы не только не выполнили моего приказа о переподготовке десантников, вы, зная, что они не готовы, бросили их в бой!!! На вашей совести смерть пяти подчиненных вам людей – это вы их убили!!!

Он посмотрел на стоявшего рядом с бригадным генералом командира первой когорты генерал-майора Звездного десанта Эриха Коркера и с тем же отвращением в голосе поинтересовался:

– По какой причине вы не доложили мне, что переподготовка в вашем подразделении не ведется, что приказ командира корабля не выполняется?!

– Я получил приказ своего непосредственного командира... господина бригадного генерала, не заниматься этой... э-э-э... ерундой, – доложил бледный до синевы Коркер. – Обращаться за разъяснениями через голову непосредственного руководителя я счел... э-э-э... неэтичным!..

– Зато вы сочли вполне этичным отправить ваших людей на верную гибель!! – выплюнул ему в лицо Вихров и повернулся к стоявшему рядом Воротову: – Вы, господин генерал-майор, почему не доложили, что мой приказ не выполняется в первой когорте?!

– Я довел разработанный и утвержденный вами план переподготовки до господина бригадного генерала и до командира первой когорты. Контролировать его выполнение командованием первой когорты не входит в мои функции... и, честно признаться, мне в голову не могло прийти, что этот приказ будет саботироваться!

«Да, Воротов не виноват... – с едкой горечью у сердца подумал Игорь. – Я сам виноват, что не проследил за подготовкой бойцов первой когорты!! Я!! Мне же было известно отношение Бейтса к этому делу... и вообще ко всему, что происходит на „Одиссее“, вполне мог догадаться, что он ничего не станет делать, хотя бы в пику мне!!!»

Он снова перевел тяжелый взгляд на бригадного генерала:

– Вы убили пятерых десантников, а затем, даже не разобравшись, каким образом бойцы элитного подразделения погибли, бросили туда же еще шестерых!! Вы думаете, что вы творите, или вы считаете себя неподсудным?!!

– Да!! – неожиданным фальцетом взвизгнул бригадный генерал. – На этом чумном корабле нет человека, имеющего власть судить меня!! И потом, солдаты гибнут в любой войне!!

С минуту Вихров молча рассматривал генеральскую физиономию, а затем тихо, но с явно сдерживаемой яростью произнес:

– У меня большое желание отправить вас... Да-да, лично вас и обоих ваших адъютантов в то самое ущелье, где погиб капитан Крис и его люди, но я понимаю, что это будет чистое убийство. Я не возьму на себя такой... грех. Генерал-майор Воротов, – Игорь не повернулся в сторону генерала, он отдавал приказ, все так же глядя в лицо Бейтсу, – приказываю вам немедленно взять под арест бригадного генерала Бейтса и генерал-майора Коркера. Они обвиняются в умышленном убийстве подчиненных им офицера и четверых десантников. Командование полулегионом, приписанным к линкору-ноль «Одиссей», примите на себя. Группу капитана Чванова немедленно отозвать с планеты, даже если рядовой Юзов еще не присоединился к группе. Мне кажется, на планете он будет в большей безопасности, чем под командованием этих... генералов!

– Слушаюсь, господин командир линкора! – ответил Воротов и скомандовал себе за спину: – Конвой!

Рядом с онемевшими от изумления Бейтсом и Коркером встали четыре десантника, вооруженные излучателями.

– Вы за это ответите, Вихров... – прошептал трясущимися губами Бейтс.

– Я за все отвечу, – презрительно бросил ему Игорь. – Но сначала вы ответите за пять погубленных жизней! Уведите их!

Когда генералов увели, Игорь повернулся к Воротову, но не успел ничего сказать. Генерал-майор, глядя на навигатора-три прищуренным, явно оценивающим взглядом, произнес:

– Ну, вы, Игорь Владимирович, круто берете!..

– Вы считаете – я не прав?.. – переспросил Вихров.

В ответ Воротов пожал плечами и задумчиво проговорил:

– Вы действуете в соответствии с Уставом Космофлота, да и Уставу Звездного десанта не противоречите – значит, вы правы... Но в этом случае надо учитывать не только уставные нормы...

Вихров покачал головой и упрямо ответил:

– Любой... человек должен отвечать за свои поступки, а командир, от которого зависит жизнь людей, должен отвечать вдвойне – по Уставу и по своей совести... Если она у него есть!..

Потом он вздохнул и сменил тему:

– Виктор Федорович, переподготовку десантников первой когорты надо ускорить. Подумайте, как это сделать...

Воротов кивнул и вышел из кабинета командира линкора, а Вихров подсел к компьютерному модулю и запросил коннект-узел ближней связи. Как только дежурный офицер откликнулся, он приказал вызвать капитана Бабичева, но связист ответил, что связи с группой нет уже тридцать пять минут. По мере продвижения десантников по ущелью связь ухудшалась, а затем и вовсе прервалась, задавленная наведенными шумами.

Игорь откинулся на спинку кресла и задумался. Все было очень плохо – связи с Бабичевым не было, не удавалось даже отслеживать движение группы, а впереди десантников поджидала страшная опасность. Он и сам не мог до конца оценить степень этой опасности, так что Сергея и его группу надо было отзывать с планеты. В конце концов, «замок» можно было уничтожить и с орбиты! Правда... неясны были последствия удара такой силы по этому объекту – в его голове засел рассказ аборигена о происшедшем на планете потопе!

В этот момент на экране компьютерного монитора появилась надпись:

Анализ имеющейся информации по объекту «замок» закончен.

И вслед за этим Главный компьютер корабля начал выводить сделанные на основе этого анализа выводы:

Объект «замок» является высокотехнологичным производственным комплексом химико-биологического направления с чрезвычайно высоким потреблением энергоресурсов. Можно сделать вывод, что энергообеспечение объекта осуществляется путем преобразования и использования внутрипланетного тепла, для чего на территории объекта выполнено несколько (до десяти) сверхглубоких скважин (предположительно глубже астеносферы) диаметром до двенадцати метров каждая. Уничтожение объекта любым видом активного оружия может привести к выбросу на поверхность значительного количества внутрипланетных масс или даже к возникновению обширных сквозных трещин в литосфере планеты. Катастрофа такого характера с семьюдесятью пятью процентной вероятностью приведет к полному уничтожению биологической жизни на планете.

«Вот так!.. – подумал Вихров, прочитав заключение компьютера. – Значит, атака с орбиты исключается!.. Так что же делать?!»

Он снова откинулся на спинку стула и задумался: «Имеется две проблемы: первая – вернуть на линкор Бабичева и его группу, вторая – уничтожить „замок“ так, чтобы не взорвать планету... И обе, похоже, не решаемы!.. Но... главная проблема, конечно же, – уничтожение „замка“... зато возвращение Бабичева – первоочередная. Значит, надо сосредоточиться на возвращении группы... Сосредоточиться!»

На первый взгляд мысль, пришедшая Вихрову в голову, казалась идиотской, но... Почему не попробовать, если ничего другого не оставалось!!

Игорь прикрыл глаза, расслабился и... попытался мысленно позвать Сергея. Ответом ему были... чернота и безмолвие. Он постарался еще более успокоиться и сосредоточиться, у него не могло не получиться!..

Десантники Бабичева видели повисшие над ущельем капли еще четыре раза, пока наконец добрались до его конца. Впереди, метрах в пятидесяти, уже были видны выход из ущелья и черная стена «замка» с иззубренной верхней кромкой, и как раз в этот момент Бабичев почувствовал, что его вызывает... Вихров!

«Неужели он смог дотянуться до меня с орбиты?!!» – изумился Сергей. Он закрыл глаза, сосредоточился, и в ту же секунду у него в голове раздался тихий, но вполне различимый ответ:

«Обстоятельства заставили, Сергей! Меня надолго не хватит, так что слушай внимательно! Группа Чвановавошла в контакт с аборигенами планеты. Объект, к которому ты идешь, какое-то химическое производство, и создано оно скрибами, помнишь, я тебе о них рассказывал. Снаружи он защищен очень серьезно, но самое главное, идти к нему просто незачем. Его надо уничтожить, и сделать это... „нежно“. Атаку с орбиты проводить нельзя, можно взорвать всю планету. По всей видимости, придется искать путь внутрь „замка“ и пытаться его... отключить! Возвращайся на линкор, будем думать, как что сделать!»

Сергей хотел ответить Игорю, но мысленная связь уже прервалась!

Бабичев встряхнулся и огляделся. Стоявший рядом с ним рядовой Белов с тревогой смотрел в забрало его шлема, и когда увидел, что командир взглянул на него, спросил:

– Все в порядке?..

– В порядке, – успокоил его Сергей и перешел на мыслеречь.

«Ребята, мы возвращаемся, я получил приказ командира!»

«Каким образом?! – вырвалось у сержанта Воличека. – Связь-то не работает!»

«Он сам связался со мной... мысленно».

«С орбиты?!!» – еще больше удивился сержант.

«С орбиты, с орбиты, – подтвердил Сергей. – Чванов нашел аборигенов, так что наша задача меняется».

И группа, не дойдя до выхода из ущелья всего нескольких десятков метров, повернула назад.

Бабичев шагал теперь замыкающим, дорога была знакома, так что, шагая чуть ли не автоматически, он продолжал размышлять об информации, полученной от Вихрова.

«Искать путь внутрь „замка“?.. Эк, Игорек, просто ставить задачи!.. Хотя, конечно, он же – навигатор, он у нас не привык топать по грешной земле, обходя ее ловушки и каверзы... Правда, надо признать, это у него тоже, пожалуй, получилось бы! Но... пробраться в этот „замок“ и сделать это не снаружи!.. Не снаружи... а как?!!»

В этот момент группа как раз поравнялась с огромной черной плитой, из-под которой вырывалась струя мутной желтой воды. Бабичев замер на месте и сам себе ответил, глядя на мутный поток:

«А так!»

И тут же скомандовал:

«Группа, стой!»

Десантники остановились, а потом по знаку капитана собрались вокруг него.

«Вот, ребята, какое дело, – начал Сергей, быстро соображая, как можно использовать свою догадку. – Командир линкора в разговоре со мной сказал, что „замок“, к которому мы шли, во-первых – какое-то химическое производство, а во-вторых – его надо уничтожить, но нельзя расстрелять с орбиты, можно спровоцировать всепланетную катастрофу. Поэтому необходимо найти способ проникнуть внутрь него и... х-м... отключить производство „по-тихому“! Но навигатор не знает, каким образом можно пробраться в „замок“, минуя хорошо защищенную котловину, в которой он стоит, а мы знаем это! Вот этот путь!»

И он перевел взгляд на выплескивающийся из-под плиты мутный поток. Вся пятерка тоже посмотрела на предлагаемый капитаном «вход».

«Ну как, попробуем решить задачу, поставленную командованием?!»

Десантники переглянулись и промолчали.

«Ну, раз возражений нет, приступим!» – решил Бабичев и шагнул к плите.

Остановившись у самого излива, капитан опустился на корточки и заглянул под каменный козырек. Под землей мутная река текла по круглому тоннелю диаметром всего лишь метра полтора, и не меньше метра из этих полутора занимала вода. Метрах в четырех от края плиты тоннель этот перегораживался грубой металлической решеткой, а за ней все тонуло в полной темноте.

Капитан обернулся к сгрудившимся за ним десантникам и сказал:

«Идти придется друг за другом. Первым пойду я, за мной с интервалом три метра друг от друга Белов, Жогин, Набс и Коган. Замыкает цепочку Воличек. Тебе, Иржи, придется поглядывать назад, хотя, я думаю, вряд ли нас кто-то будет преследовать. По прямой до котловины меньше километра, плюс под котловиной с километр, так что через два километра мы будем... в „замке“! Поток достаточно сильный, так что лучше будет установить вокруг себя поле Шлозгера конфигурации „капля“ – вода будет обтекать».

Он обежал взглядом напряженные лица десантников, коротко приказал: «Пошли!» – и первым нырнул в тоннель.

Подойдя к решетке, Бабичев оглянулся. У самого входа стоял рядовой Белов, ожидая, когда капитан удалится на оговоренные три метра. Сергей осмотрел решетку. Металлические прутья толщиной в полтора сантиметра не были соединены между собой, но шли достаточно часто, а их концы уходили в камень, облицовывавший стены тоннеля. Бабичев ухватился за один из вертикальных прутьев и коротко дернул на себя, прут чуть прогнулся, а затем лопнул у самой заделки. Бабичев вырвал таким же образом еще два вертикальных прута, а потом принялся за горизонтальные. Через пару минут в решетке образовалась вполне достаточная дыра, чтобы десантники могли пролезть в нее.

Оказавшись за решеткой, Бабичев двинулся вдоль тоннеля, поглядывая по сторонам и прислушиваясь к мерному рокоту текучей воды. Скоро вокруг капитана сгустилась тьма, но она не мешала ему ориентироваться в замкнутом пространстве тоннеля. Пятерка десантников следовала за своим командиром в полном молчании. Этот переход по грудь в мутной воде продолжался минут сорок, а затем Бабичев увидел в правой стене тоннеля пятидесятисантиметровую круглую дыру, наполовину погруженную в воду, – боковой тоннель, из которого вытекала даже не вода, а скорее некая коричневато-желтая жижа.

Как только Сергей миновал боковой тоннель, вода вокруг сделалась почти прозрачной, да и уровень ее довольно быстро начал понижаться, словно сам тоннель постепенно пошел вверх. А еще метров через пятьсот Бабичев увидел, что тоннель перегораживается еще одной решеткой, точно такой же, какая была вначале. Но перед этой решеткой в потолке тоннеля зияло круглое отверстие диаметром лишь немного меньшим, чем сам тоннель. Подойдя ближе, Сергей увидел, что стены уходящего вверх лаза совершенно гладкие, а на четырехметровой высоте лаз прикрыт темным, чуть выпуклым люком.

«Выходить будем здесь!» – сообщил Бабичев своим десантникам и, включив антиграв, легко подпрыгнул. Его тело, облитое металлопластом «саранчи», медленно поднялось к люку, и Сергей замер у темной крышки, прикрыв глаза и изучая пространство за люком.

Он сразу понял, что над ним расположено некое обширное помещение с высоким потолком и сводчатыми стенами. Люк, под крышкой которого он притаился, располагался в углу этого помещения, а вдоль его стен были установлены какие-то аппараты – их было несколько десятков, но работало всего два-три. Никакого механического движения в помещении не чувствовалось, но слабое, чуть колеблющееся магнитное поле выдавало наличие энергетических потоков.

Сергей осторожно надавил на крышку люка, но она не пошевелилась, тогда он, едва касаясь поверхности кончиками пальцев, тщательно исследовал крышку и понял, что с другой стороны ее удерживает механическая защелка очень странной конструкции...

«Пожалуй, на ощупь не справиться... – с досадой подумал он. – Не люблю я действовать грубой силой, но... ничего другого не остается».

Он достал излучатель, установил мощность на минимум и, направив тонкий, завивающийся луч на крышку, аккуратно вырезал ее почти по бортик. В антигравитационном поле его скафандра она чуть приподнялась, вытолкнутая нагретым воздухом, а Сергей подхватил ее и аккуратно сдвинул в сторону. Затем, не выпуская излучателя, он чуть высунулся из люка и огляделся.

Пустой круглый зал площадью больше двухсот квадратных метров был пуст, только в середине возвышалась странная, очень холодная колонна, да вдоль стен выстроились кабинки полтора метра высотой и метр шириной. Три из них были чуть подсвечены раздражающе тусклым фиолетовым светом.

Сергей осторожно перевалил через борт и отдал мысленный приказ:

«Белов, пошел!..»

Через две секунды над краем люка бесшумно возник шлем «саранчи», а спустя еще мгновение десантник стоял рядом с капитаном.

Скоро вся группа собралась рядом со своим командиром, ожидая дальнейших приказаний.

«Я остаюсь здесь, – решил Бабичев, – Набс и Коган идут вдоль стены вправо, Белов и Жогин – влево. Воличек посмотрит, что там за колонна в середине. Основная задача – найти выход из этого зала, желательно к энергетической установке, питающей этот... „замок“. Действовать без спешки, но и не тянуть особо!»

Белов и Жогин, двигаясь вдоль стены, первыми достигли одной из светящихся кабинок. Остановившись около нее, они с минуту рассматривали ее внутренность, а затем Жогин, опустившись на одно колено, принялся шарить по нижнему краю рамы, закрывавшей кабинку, а Белов, развернувшись, быстро направился назад. Подойдя к Бабичеву, он тихо сказал вслух:

– Командир, посмотри, что в этих кабинках творится!..

Бабичев, удивленный, что рядовой не использует мыслеречь, внимательно взглянул ему в лицо и почувствовал, что парень страшно напряжен. Сергей положил ему на плечо руку и, чуть подтолкнув вперед, «проговорил»:

«Иди, показывай...»

Оказавшись рядом с кабинкой, он услышал напряженный шепот Жогина:

– Зараза, как же она открывается?..

«Спокойно, Слава... – остановил десантника капитан, – что у вас произошло?»

Жогин резко обернулся и «воскликнул»:

«Посмотри, командир, что здесь творится!!»

Бабичев повернулся к прозрачной дверце кабинки и наткнулся на взгляд огромных, вытаращенных глаз, наполненных острой, жгучей мукой! Только спустя минуту Сергей понял, что эти глаза принадлежат маленькому двуногому и двурукому существу, необыкновенно худому и казавшемуся очень хрупким. А затем Бабичеву стало ясно, что существо это в своей кабинке облучается каким-то очень сложным, многосоставным излучением, генерируемым излучателем, установленным под полом кабинки.

«Я хочу его оттуда достать!»

Мысль Жогина была наполнена решимостью, но Бабичев резко поднял руку, заставляя десантника успокоиться, а затем только «ответил»:

«Этого нельзя делать, Слава... Ты сначала разберись, что там происходит! И глазастика не спасешь, и сам попадешь под удар! Спокойнее, рядовой, спокойнее!»

И тут же подумал про себя: «А сам-то ты вполне спокоен?..»

Он снова взглянул на существо в кабинке. Его руки и ноги были раскинуты в стороны, но вроде бы свободны, хотя, вполне возможно, они удерживались каким-то энергетическим или... психологическим образом. Испитое тельце, темное, слегка поросшее седоватым волосом, казалось расслабленным, но глаза, огромные, выпуклые глаза, абсолютно противоречили этому впечатлению.

«Что же здесь происходит?..» – с неожиданной тоской подумал Сергей. И вдруг ясно, даже рельефно представил себе, как он сам стоит обнаженный в такой же вот кабинке, под невидимым, но пронизывающим его насквозь жестким излучением!

«Ты в такой конуре не поместишься! – оборвал он свое воображение.

И тут у него в голове появилась мысль Воличека:

«Командир, колонна в центре зала соединена с кабинками комбинированным полем конфигурации „труба“, это поле перетягивает из кабинок в колонну непонятный вид энергии, а колонна с помощью этой энергии охлаждает жидкий теплоноситель. Теплоноситель попадает в колонну сверху, а уходит вниз, но движется под давлением».

«С какой целью это делается мы, конечно, не догадаемся!» – раздраженно подумал Сергей, и тут подал мысль Набс:

«Командир, мы нашли выход...»

«Ребята, – окликнул Бабичев Белова, Жогина и Воличека, – идем к Набсу и Когану, они нашли выход!»

Набс и Коган действительно стояли рядом с каким-то довольно узким люком овальной формы. Крышка люка не имела замков, но прикрыта была плотно. Увидев подходившего к ним капитана, Набс, словно извиняясь, произнес:

«Командир, тут какой-то хитрый запор, а... ломать мы не стали, решили тебя дождаться».

«Правильно... – одобрил капитан, – сломать мы всегда успеем».

Опустившись около люка на одно колено, он осторожно провел пальцами по кромке, а потом всей ладонью по поверхности крышки. Крышка удерживалась на месте обычным магнитным полем, генерируемым маленьким устройством, вставленным под обод люка. Бабичев быстро нейтрализовал поле и несильно толкнул крышку вперед. Та открылась до половины, и в забрала скафандров ударил яркий с красноватым отливом свет, какой бывает в медеплавильных цехах. Вот только в отличие от производственных помещений там стояла тишина.

Первым в люк нырнул Набс, за ним Коган. Когда Бабичев оказался с другой стороны люка и выпрямился, он застыл на месте, пораженный размерами помещения. Это даже помещением назвать было нельзя – огромный круглый ангар высотой несколько десятков метров запросто мог вместить в себя пару-тройку земных стадионов!! И все это огромное пространство было ярко освещено сиявшей в середине пропадающего в высоте потолка звездой!

Сергей оторвал наконец взгляд от распахнувшегося перед ним пространства и опустил глаза. Десантники стояли на довольно узкой галерее, лепившейся к голой стене и опоясывающей все помещение. Галерея располагалась на высоте десяти – двенадцати метров от пола, выложенного огромными, похоже, каменными плитами, и давала возможность очень хорошо рассмотреть внутренность этого помещения. Впрочем, весь этот огромный ангар был практически пуст, лишь по полу были разбросаны несколько небольших, по сравнению с размерами зала, сферических выпуклостей, облицованных все теми же плитами, по которым тянулось несколько выкрашенных в ярко-красный цвет труб. Они выходили пучком из вершины выпуклости, расходились веером и снова ныряли в пол, за пределами этой выпуклости. Одна из таких выпуклостей располагалась совсем недалеко от того места, где стояли десантники, и Сергей вдруг почувствовал, что она притягивает к себе его взгляд, все его существо.

Ухватившись покрепче за перила довольно хлипкого ограждения, Сергей чуть прикрыл глаза, защищая себя от яркого, пронизывающего света, и отдался этому странному влечению. И пол помещения вдруг надвинулся на него, серая полусфера увеличилась в размерах, словно желая показать свою значимость, а в следующее мгновение он вдруг ощутил под ее каменными плитами... бездну! Огромный, бесконечный провал вниз, в глубь планеты, туда, где под корой и верхним слоем мантии кипит расплавленная магма! Именно эта бездна притягивала к себе капитана, словно желая и его растворить в своей глубине, влить в свой ядерный расплав, разложить на элементарные элементы!.. И еще он почувствовал, что под каменной крышкой, прикрывающей бездонный огненный провал, притаилось очень мощное и очень сложное, образованное на базе гравитации поле, стабилизирующее и направляющее поток энергии, вытягиваемый им же из недр планеты!

Сергей тряхнул головой, отгоняя это жутковатое видение, и с некоторым трудом проговорил:

– Да, бомбардировать этот «замок» действительно нельзя! И пока непонятно, как его можно отключить... если это вообще возможно!

Его тянуло еще раз заглянуть в ту разверзшуюся бездну, но он усилием воли задавил в себе это желание. Отвернувшись в сторону, он вдруг увидел, что рядом с ним, также ухватившись обеими руками за перильца, стоит Женька Белов. Сквозь бронированный пластик забрала, на котором тревожно горел кровавый блик, было видно его лицо с закрытыми глазами, закушенной нижней губой и резко очерченными судорогой скулами. Сергей уже хотел встряхнуть десантника, но тот вдруг заговорил хрипловатым от напряжения голосом:

– Глубина... тысяча двести километров... Диаметр – одиннадцать метров... Температура слоя энергозабора – две тысячи сто градусов... Энергозабор идет по шести полевым каналам, величина энергозабора две целых и шесть сотых на десять в тридцать шестой степени джоулей. Имеет шесть базальтовых заглушек...

Тут он вдруг захрипел, покачнулся... Сергей едва успел подхватить падающего десантника, а Набс и Воличек оттащили его к стене. Одним движением вскрыв заглушку на правом локте скафандра лежащего десантника, Бабичев набрал на открывшемся пульте медицинской помощи короткую комбинацию, и спустя пару секунд Белов открыл глаза. Поняв, что он лежит и над ним склонился капитан, он тихо спросил:

– Что со мной?..

– Ничего особенного, – так же тихо ответил Сергей, – небольшая перегрузка, но мы ее уже ликвидировали.

«А ведь парень сделал то, чего я испугался!.. – вдруг подумал капитан. – Он спустился в эту... скважину и разобрался с ее назначением! Вот только... как закрыть эти шесть заглушек?!!»

И словно услышав его внутреннюю мысль, Белов вдруг прошептал:

– Командир, а скважина управляется с пульта...

Бабичев поднял голову и, снова оглядев раскрытое ему навстречу бесконечное пространство, подумал:

«Вот и найди этот пульт, да еще понять надо, что это за пульт?! – И тут же проклюнулась другая мысль: – Если пульт управления активирован, его можно попробовать отыскать по вторичному излучению!»

Он снова подался к перилам и наклонился вперед, пытаясь распознать направление энергопотоков, идущих от ближней скважины. Первыми, что открылось его восприятию, были каналы, обозначенные трубами. По ним циркулировала теплообменная жидкость, которую перегоняло все то же поле, аккумулированное под каменной крышкой шахты. Однако Сергей сразу понял, что эти примитивные энергосети не имеют никакого отношения к управлению энергоотбором. А вот когда он почувствовал несколько направленных потоков рентгеновского излучения в ультрафиолетовой оболочке, ему стало интересно – может быть, просто потому, что именно это излучение он предпочитал в качестве пищи. Затем проявились два тоненьких ручейка в оптическом диапазоне, спрятанных под каменными плитами, но вряд ли они были и шлейфами системы управления.

«Возможно, управление производится слаботочной электрической системой?.. – подумал Сергей, но тут ему пришла другая мысль: – А зачем, собственно говоря, нам нужен этот пульт?.. Да для того, чтобы отключить управляющие поля! А если мы эти поля просто... „задавим“ такими же полями с противоположным вектором!! Или еще проще – мы можем „задавить“ только его гравитационную составляющую!! Постой, постой!.. – попробовал он погасить охватившее его возбуждение. – Нас шестеро, скважин... – он быстро обежал взглядом серый пол ангара, – семь! Я могу попробовать, взять на себя две скважины, тогда ребятам достанется по одной. Главное – действовать синхронно!!»

Он вернулся к десантникам, обступившим Белова, и приказал:

«Слушать меня внимательно! Мы имеем под собой семь сверхглубоких скважин, из которых этот „замок“ качает энергию для своей деятельности. Скважины управляются с пульта при помощи составных полей, генерируемых под каменными куполами, накрывающими скважины. Пульт управления мы можем искать до скончания века, но мы этого делать не будем. Действуем следующим образом. Распределяемся по галерее таким образом, чтобы каждый мог контролировать одну из скважин. Затем по моей команде одновременно создаем над каждой скважиной гравитационное поле, вектор которого противоположен гравитационному вектору поля, управляющего этой скважиной. Скорее всего автоматика комплекса начнет повышать напряженность управляющего поля, но нам необходимо уравнять мощности обоих полей, и тогда должна будет произойти разбалансировка управления. Комплекс прекратит работать из-за отсутствия энергообеспечения!..»

«Командир, – подал голос сержант Воличек, – нас шестеро, а скважин семь...»

«Поэтому я останусь здесь, – криво усмехнулся Сергей. – Отсюда как раз можно достать две скважины. И вот еще что... – добавил он, – энергию для подпитки поля берите из энерговодов самих скважин, пусть эти... прорвы сами себя душат!»

Он внимательно оглядел своих десантников, словно вкладывая в каждого из них собственную уверенность в успехе его задумки, а затем коротко выдохнул:

«Пошли!»

Все пятеро разом повернулись и потопали вдоль галереи, поглядывая вниз, на серый пол «замка».

Минут через двадцать он услышал мысль Женьки Белова:

«Командир, я на месте. Готов!»

А спустя полтора часа все десантники заняли свои места.

Получив сигнал от Воличека, прибывшего к своей скважине последним, Бабичев вздохнул и скомандовал:

«Начали!»

В тот же момент над каждым из серых холмиков, разбросанных по огромному, казавшемуся бесконечным ангару, затеплилась крошечная фиолетовая искорка. Постепенно разгораясь, они выложили на полу замысловатое созвездие, словно бы противопоставляя себя сиявшей в вышине белой звезде. Прошло около десяти минут, и вдруг эта белая бестрепетно сиявшая звезда мигнула и погасла!!

«Автоматика отключает второстепенных потребителей!» – мелькнуло в голове Сергея, и в тот же момент он почувствовал, как рывком увеличилась мощность гравитационной составляющей управляющих полей двух скважин, с которыми он работал. На несколько секунд энергопотоки «замка» снова заработали в нужном режиме, и даже звезда под потолком чуть затлела, но фиолетовые звездочки на полу тоже засияли ярче. Мощность управляющих полей снова резко упала, и сразу же произошел сбой в подаче энергии из скважин. Автоматика снова увеличила энергообеспечение управляющих полей... И вдруг Сергей увидел, как несколько плит вокруг одной из скважин приподнялись и раскололись – видимо, возросшую нагрузку не выдержали энергосети! В то же мгновение в этой скважине прекратился отбор энергии из недр планеты, управляющее поле схлопнулось, и под действием гравитационного поля, инициированного Бабичевым, плиты, прикрывавшие скважину, начали приподниматься!!

Сергей едва успел разорвать энергопоток, питавший его гравитационное поле над этой скважиной, как такой же процесс пошел в соседней. Но здесь он протекал с гораздо большей скоростью, и потому плиты перекрытия подбросило вверх, а затем они с грохотом посыпались в жерло скважины. На миг Сергей увидел кроваво-красный отсвет в темном отверстии, образовавшемся в полу, а затем его опалило нестерпимым жаром. «Саранча» мгновенно включила климатизатор, так что никаких серьезных последствий этот последний «выдох» скважины для Бабичева не имел.

Оглядев простирающееся перед ним темное пространство, Сергей увидел, что все энергосети, проходившие под полом, вплоть до самых слабых – тепловых, перестали функционировать. И фиолетовые звездочки, обозначавшие работающие гравитационные поля, тоже погасли. Лишь слабое тепловое излучение на галерее выдавало присутствие десантников.

«Неужели у нас получилось?!» – удивленно подумал Бабичев и вдруг понял, что он и сам до конца не верил в эту свою затею!

«Ребята, все ко мне!..» – скомандовал капитан и увидел, как четыре чуть тлеющие инфракрасным излучением пятна двинулись вдоль галереи. А вот соседнее с ним – сержант Воличек – оставалось почему-то неподвижным. Только когда Белов и Набс стояли уже рядом с Бабичевым, а Коган был на подходе, Воличек тронулся со своего места, но двигался как-то странно – неуклюжими, короткими рывками. Сергей послал ему навстречу Набса, и когда тот вернулся, поддерживая шатающегося Воличека, встревожено спросил:

– Иржи, что случилось?!

– Глупость, командир... – улыбнувшись беспомощной улыбкой, ответил сержант. – Я «нырнул» в скважину, хотел посмотреть, что там и как, да совсем забыл, что в этом... «замке» не осталось ни эрга энергии. Потратился сильно, а подпитаться неоткуда!

– Эту проблему мы, пожалуй, решим... А что ты нашел в скважине?

– Скважины перекрыты базальтовыми заглушками шестиметровой толщины. Я прошел четыре такие заглушки, а глубже пробраться не смог...

– И не надо! – кивнул Бабичев, а про себя подумал: «Значит, автоматика все-таки успела сработать и перекрыть эти пробоины в литосфере планеты. Значит, поля, поддерживавшие стволы скважин, исчезли... Значит, скважины скоро закроются сами собой!!

– Ребята, мы сделали важное дело, теперь на линкор!

Возвращаться приходилось тем же путем, которым они попали в «замок», – это было и проще, и безопаснее, но сержант, спустившись в водовод, потерял сознание, и десантникам пришлось нести его на руках. В узком и низком тоннеле это сделать было очень трудно, но помогало то, что воды в нем уже не было.

Добравшись до выхода на поверхность, группа остановилась на привал. Воличека уложили на гальку, прямо под лучи вставшего над ущельем солнца, а Бабичев попытался связаться с дежурившим в небе ботом. К собственному удивлению, это удалось ему с первого раза, и спустя двадцать минут «стриж» осторожно опустился рядом с шестеркой Бабичева. К этому моменту Воличек уже пришел в себя и даже пытался сесть, однако Сергей распорядился внести его в бот на руках. А еще через сорок минут «стриж» с группой Бабичева на борту опустился на первой причальной палубе «Одиссея».

Когда Сергей Бабичев после окончания своего доклада покинул кабинет командира линкора, Игорь Вихров подсел к компьютерному блоку и, немного подумав, набрал запрос для Главного компьютера линкора:

«Прошу доложить ход выполнения программы „Звездный лабиринт“.

Экран монитора мигнул, как будто Железный Феликс не понял задачи, и через пару секунд выдал ответ:

«Программа „Звездный лабиринт“ выполнена в полном объеме».

Минуты две Игорь сидел перед компьютером неподвижно. Перед его внутренним взором проходил этот страшный, изнурительный полет. Он в который раз пытался понять, для чего их провели по этому пути?! И он не находил ответа! Наконец он очнулся от своих размышлений и опустил пальцы на клавиатуру компьютера:

«Приказываю вывести линкор в ту точку пространства, из которой началось выполнение третьего этапа программы „Звездный лабиринт“. После выхода звездолета в заданную точку прошу сообщить расчет разгонной орбиты и время нахождения в гиперпространстве для перелета в систему Кастора».

Как только Игорь вдавил клавишу «исполнить», на экране появился ответ Главного компьютера линкора:

Задача принята к выполнению.

Через две минуты после возвращения командира линкора в Главный центр управления по переходам, жилым и техническим палубам, ангарам и казармам Звездного десанта раскатилось нестерпимо резкое, бьющее по нервам завывание сирены общей предстартовой подготовки. После того как десятисекундная сирена смолкла, по линкору прокатился холодный безразличный голос главного компьютера звездолета:

– Корабль стартует по счету «ноль» без дополнительного предупреждения! Повторяю, корабль стартует по счету «ноль» без дополнительного предупреждения. Стартовое ускорение скачкообразное, восемь и три десятые g. Время ускорения три часа двадцать шесть минут. Прошу стартовую вахту занять места согласно стартовому расписанию. Не занятым на старте членам экипажа оставаться в своих помещениях, а приписанной десантуре – занять личные противоперегрузочные ячейки. Начинаю предстартовый отсчет. Сто... девяносто девять... девяносто восемь...

– Интересно, куда теперь потащит нас эта программа?! – с каким-то неловким смешком произнес главный штурман линкора. Командир корабля, не отрывая взгляда от стартовых данных, выводимых компьютером на его навигаторскую панель, ответил:

– Программа «Звездный лабиринт» полностью выполнена. Мы возвращаемся в Солнечную систему!

И вдруг Игорь Вихров почти физически ощутил, как на Главный центр управления линкора навалилась мертвая тишина. Он развернулся в кресле и оглядел центр.

Все вахтенные офицеры встали со своих мест и немигающими глазами смотрели на своего командира. И в каждом взгляде читалось недоверие, смешанное со... счастьем!

Глава 9

Вице-адмирал Эльсон открыл глаза и не сразу понял, где он находится. Вокруг царили абсолютная темнота и полная тишина, чего никак не могло быть – к моменту его обычного пробуждения шторы на окнах спальни бывали уже подняты и в комнате звучала негромкая музыка. Только почувствовав в висках тупо постукивающую боль, адмирал понял, что его гопносон прерван в неурочное время! Зная, что рядом с его кроватью сейчас никого нет, Эльсон позволил себе застонать, застонать даже не от пульсирующей боли в висках, а от жалости к самому себе. Он уже давно не мог заснуть без гипностимулятора, а нарушение гипносна, преждевременное его прерывание, было чревато серьезными осложнениями.

Впрочем, слабость адмирала была секундной, уже в следующий момент его охватила ярость. Он понял, что произошел не сбой аппаратуры – гипностимулятор был полностью застрахован от каких-либо неполадок, его специально разбудили!! И тот, кто это сделал, поплатится за свою... глупость!! Не было на свете такой вещи, ради которой было бы позволено нарушать гипносон командующего Космофлотом Земного Содружества!!

Повернув голову влево и сморщившись от нового толчка притихнувшей было боли, Эльсон увидел, что на мобильном пульте его личного компьютерного блока горит красный огонек срочного вызова. Затем его глаза переместились на слабо светящиеся цифры настенного хронометра – они показывали три часа десять минут. Значит, адмирал проспал всего три часа из положенных шести!!

Эльсон рывком отбросил одеяло и сел на постели. Он ответит на этот... «срочный» вызов, и пусть тот, кто послал этот вызов, пеняет на себя!!

Адмирал включил ночник, прошлепал босыми ногами к мобильному пульту и, нажав на сенсор громкой связи, прорычал:

– Адмирал Эльсон слушает!!!

– Господин вице-адмирал... – Эльсон не узнал того, кто начал говорить, но голос был донельзя встревоженным, – ...база Космофлота, расположенная на Япете, получила эрджент-сообщения. Спутники Юпитера подверглись бомбардировке и нападению, четыре дежурных корабля Звездного патруля уничтожены! Командир базы готов отправить к Юпитеру третью и двенадцатую эскадры, но считает необходимым согласовать этот вопрос с вами!

Эльсон почувствовал, как у него похолодело внутри, и этот холод лег тяжестью на сердце.

– На какие именно спутники Юпитера произведено нападение? – Спросил адмирал почти нормальным голосом.

– На все, где есть наши поселения или предприятия! На все пять!!

– Приказываю, направить к Юпитеру третью и двенадцатую эскадры! – усилием воли протолкнув комок, вставший в горле, произнес Эльсон. – И передайте генерал-лейтенанту Клейменову, что я сам немедленно вылетаю к Юпитеру вместе с шестой и седьмой эскадрами!..

Связь отключилась, и Эльсон тяжело опустился в стоявшее рядом кресло. Когда он отдавал приказ, голос его не дрожал, но внутри у него все заледенело, а тело его колотила крупная дрожь. И в такт этой дрожи в голове стучала одна отчаянная мысль:

«Вот и все!.. Вот и все!.. Вот и все!..»

Однако уже через несколько секунд адмирал смог собраться и, вдавив клавишу селектора, вполне спокойно произнес:

– Дорд, я немедленно вылетаю к Юпитеру. Сообщите командирам шестой и седьмой эскадр Звездного патруля, что их подразделения направляются штабом Космофлота на отражение атаки спутников Юпитера, предпринятой неизвестным противником! Вы будете сопровождать меня!

Ни генерал-лейтенант Клейменов, командир япетской базы Космофлота, ни дежурный офицер связи, разбудивший по приказу своего командира командующего Космофлотом, ни сам вице-адмирал Эльсон не знали, что на самом деле творится в районе самой большой планеты Солнечной системы.

За три часа до звонка, разбудившего командующего Космофлота Земли, астрофизические научные станции засекли появление пяти крупных астероидных потоков, направлявшихся к Юпитеру со стороны пояса астероидов. Причем орбиты этих потоков настолько противоречили стационарным орбитам космических тел в Солнечной системе, что сразу же привлекли к себе внимание. Спустя полчаса стало совершенно ясно, что это не просто астероиды, по неизвестной причине сменившие свои орбиты, а управляемые космические аппараты, лишь своим внешним видом напоминающие астероиды. А еще через час стало ясно, что каждая из этих групп «лже-астероидов» имеет в системе Юпитера свою конкретную цель – один из его населенных спутников. В этот момент пространство вокруг Юпитера от орбиты Амальтеи до орбиты Каллисто патрулировали четыре боевых корабля Звездного патруля – два ГК-2 и два ГК-3. Командир патрульной группы принял единственно правильное решение: послав эрджент-сообщение о появлении странных космических тел на свою базу, он приказал всем звездолетам сосредоточиться возле Ганимеда – самого большого и самого населенного спутника Юпитера.

На исходе второго часа наблюдения за приближающимися астероидными роями со всех пяти спутников на япетскую базу Звездного патруля ушли сообщения о готовящихся нападениях неизвестных космических аппаратов, причем все пять сообщений несли в себе описание приближающихся объектов. Именно эти описания побудили генерал-лейтенанта Валерия Клейменова объявить боевую тревогу на кораблях, базировавшихся на Япете эскадр Звездного патруля. Но самостоятельно отправить двадцать восемь боевых звездолетов к Юпитеру он не решился. Вместо этого он приказал послать срочный вызов командующему Космофлота вице-адмиралу Эльсону.

В это время астероидные рои находились на расстоянии около восьмисот тысяч километров от орбиты самого дальнего от Юпитера обитаемого спутника – Каллисто – и начали торможение. Впрочем, скоро выяснилось, что отрицательное ускорение каждого из роев было различным, в результате все они вышли к своим целям практически одновременно. А дальше их действия носили абсолютно различный характер.

К Амальтее – самому маленькому из атакованных спутников, – имевшей диаметр всего двести километров, вышло двадцать два астероида массой он семидесяти пяти до двенадцати тонн. Все они, не снижая скорости, просто врезались в спутник с противоположной от Юпитера стороны и погрузились в него на несколько десятков метров. Затем последовал мощнейший взрыв, Амальтея раскололась на несколько частей, которые были отброшены с занимаемой спутником орбиты в сторону Юпитера и через двадцать два часа сгорели в атмосфере газового гиганта. Сто двадцать три человека, работавшие на двух научных станциях Амальтеи, погибли мгновенно.

На других спутниках нападавшие действовали по другой схеме. Автоматические шахты и заводы, не защищенные куполами, разрушались падавшими на них астероидами, причем мощнейшие стационарные излучатели противометеоритной защиты оказались абсолютно неэффективными против этих, вроде бы обычных каменных глыб. После механического разрушения зданий приходила очередь энергосистем, кое-где мгновенный выброс аккумулируемой энергии приводил к мощным взрывам, довершавшим разрушение объектов.

Города и поселения, укрытые куполами, за редким исключением захватывались по одной схеме – купол в зависимости от его величины пробивался метеоритами в пяти – восьми местах, и сквозь эти пробоины в жилые районы падали мелкие метеориты. У самой поверхности они непостижимым образом резко снижали свою скорость и, упав на улицы или крыши жилищ, почти тут же начинали... плавиться, растекаться густой, темной массой. Из этой бурлящей и пенящейся массы через некоторое время формировались жутковатые существа, напоминающие огромных, до двух метров в диаметре и до метра высотой, черепах на шести лапах и без голов. Темные панцири этих черепах украшали странные, плоские, блестящие кристаллы, ассоциировавшиеся у большинства их жертв с линзами стереовидения или с... глазами! Не было места, где человек мог бы спрятаться от такой черепахи, это не нуждающееся в воздухе существо определяло местонахождение человека абсолютно безошибочно.

В двух городах Каллисто погибли сорок две тысячи человек, в Европе был только один город и две научно-исследовательские станции – они были уничтожены в течение шести часов. Три города Ио продержались еще меньше, но на этом спутнике была небольшая астрофизическая станция, заглубленная в поверхность спутника и не имевшая купола. На ее территорию обрушилось восемь крупных астероидов, но пробить скальные перекрытия жилого комплекса им не удалось. Сорок два сотрудника станции сумели полностью отрезать нижние горизонты станции от поверхности спутника, и их коннект-узел, не умолкая, передавал в космос сигнал бедствия.

Дольше всех держался Ганимед. Подошедшие к нему патрульные звездолеты первыми встретили приближающийся рой, который был самым многочисленным. Бой со слишком уж неравным противником они начали в четырех тысячах километров над поверхностью Ганимеда, а в это время население четырех городов спутника готовилось к отпору непонятного, и потому очень страшного, противника. Окна одноэтажных домов забивались чем попало, оставлялись только узкие щели. Все подземные помещения по возможности освобождались и превращались в убежища, куда в первую очередь переводили женщин и немногочисленных детей.

Корабли Звездного патруля продержались около часа, пока им удавалось сохранять свою маневренность. Их эмиссионные излучатели практически полностью израсходовали свой боекомплект, уничтожив двенадцать крупных астероидов, и все-таки большая часть астероидного роя прошла к Ганимеду.

И здесь стационарные излучатели, бывшие столь эффективными против обычных метеоритов, оказались совершенно бесполезны. Их лучевые удары поглощались поверхностью этих странных астероидов без какого-либо вреда для последних.

Когда по улицам пошли черепахи, их встретили гравитрами. Правда, мощность ручного оружия была невелика, но защищающиеся очень быстро сообразили, как можно использовать два-три гравитра одновременно против одной цели. Черепах удавалось опрокидывать на спину, и это замедляло их продвижение.

И все-таки силы людей, да и сами люди, таяли очень быстро.

Когда к Ганимеду подошла наконец Третья эскадра Звездного патруля, сопротивление еще тлело только в самом большом городе спутника – Трое.

Четырнадцать кораблей эскадры, построенные клином, встретили обрушившиеся на них астероиды разрядами эмиссионных излучателей. Прорвавшись сквозь массу атакующих их астероидов, корабли выбросили в район Трои легион Звездного десанта, причем большая часть десантников была вооружена тяжелыми гравитрами. Три тысячи десантников ударили в тыл зачищавшим город «черепахам» – и почти сразу же опрокинули их, но этот успех оказался кратковременным. Черепахи неожиданно стали исчезать!.. Их темные грузные тела растекались тяжелыми, черными маслянистыми лужами, затем над такой лужей появлялся легкий парок, а еще через несколько секунд из этого испарения формировались прозрачные, едва заметные глазу капли двухметровой высоты, окрашенные в нижней своей части беловатой мутью. Гравитационный удар не действовал на эти капли, а разряд излучателя поглощался ими, заставляя лишь отступить на пару шагов!

Первый раз такие капли появились перед манипулой Звездного десанта, расчищавшей проход в одно из подземных убежищ Трои. Шесть капель бесшумно выплыли из-за угла, и в тот же момент шестеро десантников замерли на секунду, а затем, как-то неуклюже развернувшись, открыли огонь по своим товарищам. «Росомаха» – боевой робот, сопровождавший манипулу, шестью мгновенными гравитационными ударами опрокинул обезумевших десантников, но тут же был «накрыт» одной из капель и замер на месте.

Именно в этот момент пришла неожиданная подмога! Позади наплывавших на десантников капель вдруг появились четверо очень высоких мускулистых мужчин, одетых в обычные десантные комбинезоны без знаков различия. Разделившись на пары, они каким-то неуловимым движением переместились к двум крайним каплям, и те мгновенно остановились на месте, а затем... стали быстро истаивать. Спустя несколько секунд от двух капель не осталось и следа, а странная четверка переместилась к двум другим, причем один из мужчин – великан с буйной косматой шевелюрой – успел крикнуть замершим в изумлении десантникам:

– Работаем, ребята, работаем!!!

Командир манипулы пришел в себя, и по его команде десантники принялись растаскивать завал, скрывавший вход в убежище. Спустя двадцать минут на улицу перед расчищенным входом в убежище опустился «калонг». Десантники принялись переводить укрывшихся в убежище людей в челнок, и все время эвакуации четверка великанов прикрывала эту операцию. Когда же последний командир манипулы, стоя в проеме люка, обернулся, чтобы предложить своими спасителям последовать за ним, на улице никого не оказалось.

Только после того, как челнок взлетел, один из сержантов подсел к командиру манипулы и тихим шепотом проговорил:

– Сергеич, ты видел?.. Эти парни... они же были без скафандров!..

– Ну и что?.. – переспросил капитан.

– Так купол-то над городом пробит!.. – все тем же едва слышным шепотом ответил сержант. – Дышать-то в городе нечем!

В ходе этой битвы было еще несколько, не поддающихся никакому обоснованию эпизодов. Так, совершенно невероятным образом избежал гибели корабль Третьей эскадры ГК-2 «Аризона». Будучи последним в строю и атакованный шестью астероидами, он в результате маневрирования оказался довольно далеко от основного клина эскадры. «Аризона» попала в критическую ситуацию – сразу четыре средних астероида с расстояния в две сотни километров пошли на таран, в то время как оставшиеся чуть в стороне две огромные, чуть ли не по три километра в диаметре, глыбы словно бы координировали эту атаку! И в этот момент рядом с «Аризоной» возникли четыре небольших, совершенно черных, не отражающих света Юпитера астероида. Командир корабля не успел отдать приказ на их уничтожение – они веером разлетелись навстречу атакующим каменным глыбам, и те вдруг начали вихлять в своем разгоне, словно теряя цель полета!

Все четыре прошли довольно далеко от звездолета, а его черные спасители, продолжая свой полет, оказались около двух огромных астероидов, не участвовавших в нападении. Завязалась странная, ирреальная карусель – небольшие абсолютно черные тела, разбившись на пары, кружились вокруг двух гигантов, и те постепенно начали вращаться вокруг своей оси, словно стараясь уследить за малютками. А затем оба гиганта лопнули, как будто их изнутри разорвала непонятная сила, и их обломки, окрашенные изнутри в темно-багровый цвет, явно лишенные возможности самостоятельно двигаться, медленно поплыли в сторону Юпитера.

И все-таки ничто не могло изменить исхода разыгравшейся битвы! Все, что человечество создало на спутниках самой большой планеты Солнечной системы, было полностью уничтожено. Погибло более четырехсот тысяч человек. Третья и двенадцатая эскадры Звездного патруля отступили к Сатурну, потеряв восемь боевых кораблей... Спасти удалось около трех тысяч поселенцев с Ганимеда и сорок два сотрудника с астрофизической станции на Ио.

Шестая и седьмая эскадры Звездного патруля под командованиемвице-адмирала Эльсона не успели к месту сражения. Несмотря на то что они двигались напрямую, над плоскостью эклиптики, известие о полном разгроме спутников Юпитера, потерях третьей и двенадцатой эскадр Звездного патруля и их отходе к своей базе пришло, когда эскадры были над поясом астероидов. Зная, что нападение на спутники Юпитера произошло из пояса астероидов, Эльсон принял решение рассредоточить свои корабли над поясом астероидов и начать поиск космических объектов, не подчиняющихся в своем движении законам небесной механики.

За первые сутки Эльсону удалось обнаружить двенадцать таких объектов, но как только их начинали преследовать, они самоликвидировались. Вице-адмирал, окрыленный таким успехом, направил председателю Высшего Совета Земного Содружества рапорт, в котором обещал в ближайшее время покончить со всеми подобными объектами в Солнечной системе. Однако уже на следующие сутки таких «неправильных», как их называл Эльсон, астероидов было обнаружено всего три, а еще через сутки они вообще перестали попадать в поле зрения боевых кораблей!

Вице-адмирал, пытаясь имеющимися силами охватить как можно большее пространство пояса астероидов, приказал увеличить расстояние между патрулирующими кораблями, но в результате спустя восемь часов после выполнения этого приказа три корабля Седьмой эскадры – ГК-1 «Меч Пророка», ГК-2 «Джинн-1» и «Джинн-2» – не вышли на связь в назначенное время.

Эльсон понял, что поставить под контроль все пространство пояса астероидов с имеющимися в его распоряжении силами невозможно, но обещание уничтожить пришельцев было дано и его надо было выполнить. Последовал приказ командирам третьей и двенадцатой эскадр Звездного патруля немедленно прибыть к поясу астероидов. Спустя трое суток Эльсон смог «накрыть» весь пояс астероидов достаточно плотным «колпаком» своих звездолетов.

Еще двое суток продолжалась эта операция, однако ни одного пришельца засечь не удавалось!

А затем пришло эрджент-сообщение, переданное открытым текстом с базы Космофлота на Япете. В нем говорилось, что система Сатурна подверглась нападению астероидного роя. Диона и Тефия были взорваны сразу – эти спутники вместе с расположенными на них двумя городами и четырьмя автоматическими промышленными предприятиями перестали существовать. Погибло более двадцати тысяч человек. Титан, прикрываемый оставшимися на япетской базе боевыми звездолетами, и сам Япет пока отбивались, но силы противника настолько превосходили возможности обороняющихся, что долго эта оборона выдержать не могла. Два города Реи не отвечали на запросы базы, и никто не знал, что там происходит. Командующий базой Космофлота просил всех, кто мог прийти ему на помощь, поспешить.

Второе крыло Шестой эскадры находилось ближе всех к атакованному Сатурну – в одном миллиарде двухстах миллионах километров – и сразу бросилось на помощь, но прибыть к месту сражения раньше чем через двенадцать часов они не могли. Система Сатурна была обречена!!

После разгрома Сатурна адмирал Эльсон был отозван на Землю и отдан под трибунал. Исполняющим обязанности командующего Космофлотом был назначен командир шестой эскадры Звездного патруля контр-адмирал Венер. Он собрал в один кулак все, что имела Земля, и продолжал патрулировать пояс астероидов с внешней его стороны, надеясь таким образом убить двух зайцев – вести розыск пришельцев в самом поясе астероидов и перекрыть возможность их проникновения во внутренние области Солнечной системы.

А на Земле в это время начиналась повальная паника. Средства массовой информации, естественно, ухватились за сенсационный разгром Звездного патруля у Юпитера. События, развернувшиеся на спутниках газового гиганта, были расписаны с самыми красочными подробностями и даже с приложением видеозаписи фрагментов бойни в Трое. Однако вскоре стало ясно, что эта сенсация породила ужас у большинства жителей Земли. Все, кто был способен оплатить межзвездный перелет, бросились в космопорты, но мест на межзвездные лайнеры не было. Более того, все, абсолютно все члены Земного Содружества, имевшие собственные компании по межзвездным перевозкам, ввели запрет на посещение Земли, а земные компании и мелкие перевозчики настолько взвинтили цены, что такой перелет стал не по карману большинству жителям Земли.

Как поганки после дождя, во всех концах Земли стали возникать многочисленные околорелигиозные общества и организации, обещавшие своим последователям спасение в грядущем Апокалипсисе, однако обещания, как правило, заканчивались бегством основателей такого общества с Земли в другую звездную систему. Высший Совет Земного Содружества в одночасье оказался лишенным какой-либо возможности влиять на разворачивающиеся события!

Вал беспорядков, антиправительственных выступлений, стычек с полицией, бандитских войн катился по обезумевшей планете!!!

И в этот момент с Марса поступило эрджент-сообщение, что в сорока миллионах километров от планеты замечено скопление, в которое входит более восьмидесяти астероидов разного размера. Орбиты этих астероидов в общем-то лежали в пределах пояса астероидов, но, во-первых, они были слишком близко расположены друг к другу, а во-вторых, скорость их движения по орбите была выше скорости самого Марса! Группа астероидов догоняла внешнюю малую планету, и в случае совсем небольшого изменения траектории движения вполне могла пересечь орбиту Марса!

Однако на Земле никто не обратил внимания на это сообщение, слишком много было своих забот, чтобы думать о судьбе трех миллионов марсиан. Самое трагичное заключалось в том, что Марс был практически беззащитен. До сих пор, являясь колонией Земли, он не имел даже собственного планетарного перевозчика, целиком завися от Земли.

Губернатор марсианской колонии послал такое же эрджент-сообщение и контр-адмиралу Венеру, и тот отреагировал – направил к Марсу четыре боевых звездолета, четыре ГК-малых. Командиру группы было поручено патрулировать пространство вокруг Марса на глубину до миллиона километров и при возникновении космической угрозы вызвать основные силы Космофлота.

Но, как оказалось впоследствии, это было не единственное прикрытие Красной планеты. В одном из каньонов долины Маринера разбил свой походный штаб адмирал Космофлота в отставке Андрей Кузнецов. Позже никто так и не узнал, каким образом в подчинении адмирала оказалось полтора десятка боевых звездолетов, из которых три являлись достаточно мощными ГК-1. Используя малую гравитацию Марса, адмиралу удалось устроить причалы для своих звездолетов на самой планете и очень хорошо их замаскировать – до такой степени хорошо, что даже жители Марса, правда, редко покидавшие купола своих городов, не знали об этой эскадре.

Именно в обсерватории эскадры Кузнецова первыми заметили изменения в движении засеченного ранее скопления астероидов. Между Марсом и скоплением оставалось около тридцати восьми миллионов километров, когда дежурный астроном связался с резиденцией адмирала и сообщил, что астероиды начинают менять направления движения! Кузнецов лично прибыл в обсерваторию, и спустя еще два часа ему неожиданно сообщили, что в тринадцати миллионах километров от планеты в направлении созвездия Близнецов замечено появление одиночного космического объекта. После этого все четыре астронома, работавшие в обсерватории эскадры, непрерывно наблюдали и за действиями астероидного скопления, и за приближающимся объектом. Прошло всего четыре часа, а объект в созвездии Близнецов приблизился почти на миллион километров. Именно в этот момент адмиралу Кузнецову сообщили, что базовый опознаватель обсерватории идентифицирует приближающийся объект как звездолет класса «ноль» «Одиссей», пропавший в системе Кастора почти четыре года назад!

Когда по линкору пронеслось известие, что он возвращается в Солнечную систему, и команда, и десантники даже не сразу в это поверили! Три с лишним года они неслись по совершенно неизвестной области космического пространства, плохо понимая, куда и зачем летит их звездолет, и вот этот безумный полет пришел к концу!! А потом наступила эйфория – всем казалось, что позади осталось все самое плохое, что дома они будут сполна вознаграждены за все свои муки и страдания! Поэтому, когда командир звездолета потребовал продолжить переподготовку Звездного десанта и даже подключить к этой переподготовке свободных от вахт членов команды, многие сочли это блажью опьяненного властью навигатора. Однако спорить с ним никто не стал. Во-первых, Вихров уже зарекомендовал себя жестким и решительным командиром, а во-вторых, он был единственным, кто мог вернуть «Одиссей» домой – при всей симпатии ко второму навигатору корабля, Володьке Ежову, опыта гиперпространственных переходов ему не хватало!

Да и дорога обратно не могла занять слишком много времени – останавливаться где-либо или просто облетать неведомые звезды нужды не было.

Двенадцать суток корабельного времени занял перелет до той точки, с которой «Одиссей» начал свой облет звездного скопления М22. Именно в этой точке был начат разгон для выхода в гиперпространство, причем рассчитывал его Главный компьютер линкора, как зеркальный к уже пройденному прыжку из системы Кастора в скопление М22. Именно этот отрезок обратного пути больше всего волновал Игоря Вихрова – все зависело от точности записи параметров предыдущего гиперпрыжка. Выход из гиперпространства Игорь проводил лично, и когда звездолет вынырнул в обычное пространство, никто не слушал доклад Главного компьютера о состоянии окружающего пространства. Все замерли, ожидая вердикта главного штурмана корабля, а тот не отрывал глаз от дисплея своего монитора, и пальцы его носились вихрем над штурманской панелью управления.

Спустя двенадцать минут он повернулся к ожидающим его слов офицерам и дрогнувшим голосом произнес:

– Ближайшая к нам звезда – альфа Близнецов... Кастор!!!

До Солнечной системы оставалось три коротких гиперпрыжка, давно просчитанных и пройденных уже не раз!

Через восемь часов корабельного времени «Одиссей» снова вынырнул из гиперпространства, и Шохин уже гораздо спокойнее, чуть даже официально доложил:

– Командир, вверенный вам линкор находится в двухстах сорока семи миллионах километров от Солнца, в северном небе Земли. Время подлета к стандартной околоземной орбите Звездного патруля составит шестнадцать часов. Расчет траектории подлета будет передан Главному компьютеру корабля для выполнения через двадцать минут.

– Выполняйте... – кивнул Вихров и, откинувшись на спинку кресла, подумал: «Ну вот и все... Еще шестнадцать часов – и я перестану быть командиром элитного звездолета Земли...»

И в этот момент позади него раздался густой, странно знакомый бас:

– Не торопитесь, господин штурман!..

Игорь рывком развернул кресло и увидел, что посреди Главного центра управления стоит... профессор Отто Капп – один из руководителей мятежной Гвендланы.

Увидев, что Вихров его узнал, Капп кивнул навигатору и продолжил:

– Сначала вам надо узнать, что происходит в Солнечной системе!

Но тут же раздался голос главного штурмана линкора:

– Кто это такой?!

Шохин встал из-за пульта и сделал шаг в сторону профессора.

Капп обернулся и посмотрел на штурмана, но ответить не успел, его опередил Вихров:

– Господа офицеры, – громко произнес он, поднимаясь из кресла, – позвольте представить вам профессора Отто Каппа. Именно он является организатором эксперимента по созданию Homo Super на Гвендлане более пятисот лет назад, именно он возглавил мятеж, который мы подавляли, именно он отправил нас в наше невольное путешествие, внедрив в компьютер линкора программу «Звездный лабиринт».

– И что он хочет теперь?! – с явным раздражением спросил Шохин, словно бы выражая общее мнение настороженно молчавших офицеров.

Капп улыбнулся и ответил спокойным басом:

– Теперь я хочу, чтобы вы защитили Солнечную систему от нашествия опасного врага.

– Ну-ка, ну-ка, поточнее!.. – неожиданно подал голос главный канонир линкора.

Капп хотел что-то сказать, но Вихров остановил его:

– Одну секунду, профессор. Я думаю, что информация, которую готов сообщить нам Отто Капп, должна быть интересна для всех.

Он развернулся к пульту управления и, переключив несколько сенсоров, повернул микрофон громкой связи к себе:

– Всем членам экипажа, офицерам, сержантам и рядовым Звездного десанта! К вам обращается командир линкора «Одиссей». Линкор вышел к Солнечной системе и направляется на околоземную орбиту. Только что в Главном центре управления появился профессор Отто Капп – один из первых людей, прошедших Превращение и ставших Homo Super. У него есть сообщение для всех. Прошу внимания!

А затем, повернувшись к профессору, так же громко добавил:

– Прошу вас, профессор, говорите.

Отто Капп кивнул и начал говорить:

– Я буду краток: в Солнечную систему вторгся страшный враг – скрибы. Раз вы прошли маршрутом «Звездного лабиринта», вы должны знать, что это такое! Сейчас линия фронта проходит по поясу астероидов – все, что было создано людьми дальше пояса астероидов, разрушено. Нет больше научных станций в поясе Койпера, на Плутоне, нет больше поселений и предприятий на спутниках Нептуна, Урана, Сатурна и Юпитера. В настоящее время скрибы готовят нападение на Марс, и вы понимаете, что вслед за Марсом придет черед Земли! Корабли Космофлота практически бессильны перед псевдоастероидами скрибов, Звездный десант не справляется с их десантными частями! Нас, суперов, пришедших с Гвендланы, осталось всего сорок два – тридцать шесть наших ребят отдали свои жизни... свои вечные жизни, защищая Солнечную систему. Нас слишком мало, чтобы справиться с этим нашествием. Вы – последняя надежда Человечества!!!

Отто Капп вздохнул, и тон его речи стал несколько ниже:

– Я прошу вас идти к Марсу, защитить три миллиона людей, живущих на этой планете, потому что сейчас они практически беззащитны. Я понимаю, что командир корабля обязан вернуться на Землю, доложить о том, что произошло с линкором, и ожидать решения руководства Космофлота и правительства Земли. Но на Земле сейчас практически нет правительства – там царят ужас, хаос, беззаконие. Боевые корабли Звездного патруля барражируют над внешней областью пояса астероидов, надеясь отсечь скрибов от внутренних планет, и на предупреждение Марса о готовящемся нападении командующий Космофлотом контр-адмирал Венер послал к планете всего четыре ГК-малых. Если вы пойдете к Земле, вы потеряете время и не получите необходимого приказа, а сейчас дорог каждый час, каждая минута. Решайте!!

И тут же заговорил Вихров:

– Юрий Владимирович, – обратился он к главному штурману линкора, – поручите своим астрономам сделать снимки обитаемых спутников Юпитера, желательно именно тех областей, где располагались города. Если профессор говорит правду и наши города разрушены, выведите эти снимки на все обзорные экраны и в служебных помещениях экипажа, и в казармах Звездного десанта. Вы, Властимил, – Игорь повернулся к главному связисту, – свяжитесь с контр-адмиралом Венером, я сам с ним переговорю, прежде чем принимать решение.

Затем Вихров отключил громкую связь.

Спустя пять минут Властимил Ерш доложил:

– Командир, на связи фрегат первого класса «Олимп».

Вихров протянул руку к панели управления и включил внешнюю связь. На обзорном экране появилось сухое, слегка надменное лицо контр-адмирала Венера. Он же и начал разговор:

– «Одиссей», интересно знать, где это вы болтались все это время?!

Вихров ответил ровно и спокойно:

– Линкор-ноль «Одиссей» возвращается из автономного полета в звездное скопление М22. В ходе полета скончался командир линкора, нуль-навигатор, генерал-лейтенант Космофлота Скворцов. Флаг-навигатор Эдельман отстранен от занимаемой должности и находится под арестом. Второй ассистент командира корабля навигатор-два Юриксен покинул линкор. Командует линкором третий ассистент командира корабля, капитан Космофлота Вихров. Линкор следует на околоземную орбиту.

– С причинами вашего отсутствия мы разберемся потом, а сейчас линкор должен присоединиться к главным силам Космофлота, базирующимся на внешнем кольце пояса астероидов. Немедленно меняйте курс следования. К вам направляется ГК-малый «Орфей», на его борту находится навигатор-один Герберт Фокс, который примет на себя командование линкором!

Вихров переглянулся с Шохиным и Климовым и спокойно ответил:

– Изменить курс не могу. Линкор выполнял задание Высшего Совета Земного Содружества – я обязан доложить председателю Высшего Совета о выполнении этого задания, после чего линкор поступит в распоряжение командования Космофлота!

– Если вы... э-э-э... капитан Вихров, не выполните моего приказа, я отдам вас под трибунал, и вы представляете, какие последствия этот факт будет иметь для вас лично!! – желчно выговорил Венер. – В настоящее время я являюсь командующим Космофлота, и, значит, вашим непосредственным командиром. Вы доложите об итогах выполнения задания мне, а я доведу всю необходимую информацию до Высшего Совета!

– Прошу прощения, господин контр-адмирал, но это будет являться нарушением Устава Космофлота, за что меня могут отдать под трибунал, – с нескрываемой усмешкой ответил Игорь и отключил связь.

Как только лицо контр-адмирала исчезло с экрана, на нем появилась фотография поверхности Ганимеда, на которой четко просматривались руины Трои... А затем последовала целая череда таких фотографий. Снимки Ганимеда, Каллисто, Европы, Ио... и на каждом снимке руины, руины, руины...

Через полчаса такой демонстрации Вихров снова включил громкую связь и чуть охрипшим голосом, но очень громко проговорил:

– Внимание экипажа и подразделений Звездного десанта, говорит командир корабля. Я принял решение – мы идем к Марсу!

А астероидный рой в это время также направлялся к Марсу – в этом не оставалось никаких сомнений. Восемьдесят шесть крупных астероидов покинули свои орбиты в пределах пояса астероидов и по спиральной траектории направились к Красной планете. В этот момент адмиралу доложили, что линкор-ноль «Одиссей» изменил траекторию своего полета. На секунду сердце железного адмирала дрогнуло, ему вдруг подумалось, что будет, если «Одиссей» пойдет не к Земле – в этом случае он обязательно должен был бы пройти невдалеке от Марса, а к поясу астероидов, к Венере?!! Но уже через пару минут из обсерватории уточники:

– Линкор идет... к Марсу!!!

Через четыре часа линкор вышел на низкую орбиту вокруг Марса и тут же вывел на более высокие орбиты двадцать шесть автономных комплексов, оборудованных генераторами магнитного поля.

И все-таки Кузнецов был в сомнении – он уже знал, что представляют собой скрибы, и понимал, что его крошечная эскадра, даже усиленная элитным линкором, вряд ли способна долго противостоять натиску этих чудовищ. Правда, Отто Капп говорил ему, что возлагает на «Одиссей» какие-то особые надежды... но какие именно?!!

Когда штаб его эскадры установил с линкором связь, он вступил в разговор с несвойственной ему неуверенностью:

– «Одиссей», говорит адмирал Космофлота в отставке Кузнецов. Прошу соединить меня с командиром линкора.

И тут же он услышал незнакомый голос:

– Андрей Викторович, на связи командир линкора-ноль «Одиссей» навигатор-три Игорь Вихров, слушаю вас внимательно.

– А что случилось с Егором?! – невольно воскликнул Кузнецов и услышал в ответ сдержанное:

– Нуль-навигатор погиб в последнем полете...

Несколько секунд адмирал ничего не мог сказать, а затем, преодолевая внутреннюю боль, проговорил:

– Навигатор, нам необходимо согласовать свои действия, скрибы будут около Марса через три часа!..

И тут совершенно неожиданно молодой командир линкора взял инициативу в свои руки:

– Господин адмирал, я считаю, что вам имеет смысл поднять ваши корабли на орбиты, ниже нашей. Если кому-то из скрибов удастся пробиться через нашу сеть, вам надо будет успеть перехватить и уничтожить его. Да, учтите, остановить скриба, когда он в биоформе астероида, можно только аннигиляционным ударом.

– Вы хотите сказать, что собираетесь остановить все скопление, атакующее Марс в... одиночку?! – не поверил своим ушам Кузнецов и услышал в ответ спокойное:

– Виктор Андреевич, на борту «Одиссея» полторы тысячи Homo Super... Вряд ли вы представляете себе, что это такое, но поверьте – это серьезная сила!

– Значит, вы прошли этим маршрутом?!! – воскликнул адмирал, мгновенно вспомнив свой ночной разговор с Отто Каппом.

– Прошли, господин адмирал... – подтвердил Вихров.

– И вы считаете, что справитесь с такой массой этих... чудовищ?..

– Мы с ними уже сталкивались. Справимся! – уверенно ответил Вихров.

– Ну что ж... – выдохнул Кузнецом, мне остается только поверить вам, навигатор. Значит, я поднимаю свои корабли и буду стараться зачистить то, что проскользнет мимо вас!

Скопление скрибов, как и говорил Кузнецов, подошло к Марсу спустя три часа. Когда до планеты оставалось около миллиона километров, скрибы, до этого момента шедшие плотным строем, начали постепенно расходиться в стороны, словно собираясь атаковать беззащитный мир с разных сторон. Адмирал вывел свою эскадру в космос, и его корабли заняли орбиты ниже «Одиссея». А сам Кузнецов на своем ГК-1 «Байкал» оказался вполне намеренно практически под линкором. Поэтому он отлично видел, как раскрылись два транспортных шлюза «Одиссея» и в открытый космос посыпались... люди!! Обычные люди, облаченные всего лишь в легкие скафандры типа «саранча»!

Сердце адмирала замерло – он никак не ожидал увидеть такого массового... самоубийства, но в следующее мгновение он вдруг понял, что маленькие человеческие фигурки стремительно меняются. Они теряли очертания человеческих тел, быстро увеличивая массу и окрашиваясь в непроницаемо-черный цвет, поглощавший весь световой спектр. Спустя буквально пару минут вокруг линкора роилось несколько сотен небольших, практически невидимых в обычную оптику астероидов. И как только передние ряды атакующих скрибов оказались в полутора тысячах километров от Марса, эти черные астероиды ринулись им навстречу!

И снова адмиралу показалось, что эти странные... Homo Super действуют безрассудно.

«Да их сейчас просто размажут, сомнут, сметут!..» – билась в его голове отчаянная мысль.

Однако две группы сближались, и не было заметно, что скрибы видят несущихся им навстречу защитников Марса. А те, разбившись на тройки, пристроились к огромным «каменным» глыбам и принялись описывать вокруг них быстрые замысловатые спирали. А около двух сотен малюток, оставшихся без объекта атаки, распределились широкой полусферой между Марсом и атакующим скоплением скрибов, готовые вступить в схватку.

Спустя две минуты взорвался первый скриб! Впрочем, назвать то, что с ним произошло, взрывом было нельзя – он медленно развалился на несколько десятков частей, и эти части начали, теряя скорость, уходить по широкой дуге прочь от Марса. Затем последовало сразу пять таких же «взрывов», и тут адмирал Кузнецов заметил, что маленькие Homo Super подменяют друг друга около больших, продолжающих атаку астероидов. Некоторые из черных «малюток» сходили со своих орбит и возвращались к «Одиссею», но их место немедленно занимали другие.

Адмирал повернулся к своему главному связисту и неожиданно спросил:

– Линкор поддерживает связь со своими... людьми?..

– Сейчас попробуем узнать!.. – ответил связист и склонился над своим пультом.

Спустя пару минут он поднял голову и обратился к адмиралу:

– Связь есть, господин адмирал, будете слушать?..

– Выведи на громкую... – приказал адмирал, и по Главному центру управления раскатился быстрый переговор:

– Сергей, выходи из боя, твой энергоресурс на пределе!..

– Да тут чуть-чуть дожать осталось, командир!..

– Бабичев, выполняй приказ, выходи из боя, Строй тебя сменит!

Еще одна черная «малютка» словно бы нехотя потянулась к линкору, а ее место заняла другая, подхватив безудержное вращение. И буквально через полминуты именно этот скриб развалился на части.

– Ну вот... – донесся недовольный голос Бабичева, – я же говорил, чуть-чуть осталось!

Но ответа он не получил. Вместо этого раздался голос с «Одиссея»:

– Вся манипула капитана Егорова, усильте напряженность поля, ваши объекты могут прорваться сквозь сеть! Капитан Эндрюс, через две минуты смените манипулу Егорова!

Рвущихся к Марсу скрибов осталось около сорока, но они продолжали свою атаку, они и не думали отступать! Расстояние между атакующими и «Одиссеем» медленно сокращалось. И тут адмирал услышал новый приказ с линкора:

– Манипула капитана Чванова, пропустите первых трех противников!

Три тройки Homo Super, ведших трех передних скрибов, мгновенно покинули свои орбиты, и в то же мгновение заработали эмиссионные излучатели линкора, причем они выполнили сразу по три сброса капсул с антивеществом по каждому из лжеастероидов.

После девятой аннигиляционной вспышки все три скриба взорвались, и теперь это были действительно взрывы, словно огромные, казавшиеся каменными массы разодрала изнутри какая-то неудержимая сила!

Вот тут стало ясно, что атакующий напор скрибов выдыхается! Через полтора часа все скопление астероидов, направлявшееся к Марсу, было уничтожено!

Адмирал приказал связаться с командиром «Одиссея» и, услышав Вихрова, заговорил почти восторженно:

– Навигатор, ваши... Homo Super действительно потрясающи. Вы смогли сделать то, на что никто уже не надеялся, я поздравляю вас, ваш экипаж и ваш Звездный десант!..

– Благодарю вас, господин адмирал... – проговорил в ответ Игорь, и голос его был странно тусклым.

«Устал парень, наверное...» – подумал Кузнецов, а вслух сказал:

– Ничего, теперь вы можете немного передохнуть...

– Я не устал... – все тем же тоном ответил Вихров.

– Что-то случилось?! – встревоженно поинтересовался адмирал.

– Двенадцать наших десантников... погибли! – с болью произнес Вихров.

«Всего двенадцать?! – подумал про себя Кузнецов. – Двенадцать человек против восьмидесяти шести чудовищ! Навигатор должен радоваться таким потерям!»

Но Игорь продолжил:

– Это я виноват в их гибели! Я не уследил за их энергоресурсом, не вывел их вовремя из боя!

И тут адмирал понял, что не знает, как успокоить молодого командира линкора. Ему вдруг пришло на память свое первое крупное сражения с пиратами, орудовавшими в поясе астероидов почти семьдесят лет назад, – тогда он тоже потерял всего двадцать шесть человек. Его прославляли за эту победу, а он с трудом мог смотреть в глаза своим людям. Правда, он довольно быстро привык «правильно» считать потери свои и врага!

– Игорь, подумай лучше о том, что сталось бы с тремя миллионами беззащитных людей, если бы не гибель твоих двенадцати десантников! – произнес он, почти не раздумывая, и эти слова оказались самыми нужными для Вихрова.

– Вы правы, господин адмирал... – проговорил он в ответ, и Кузнецов почувствовал, что боль немного отпустила навигатора.

– Что нам делать теперь? – спросил Игорь. – Может быть, начать с пояса астероидов?..

– Нет, навигатор, – жестко ответил адмирал, – начинать надо с... Земли!

Спустя трое суток после сражения у Марса в личных апартаментах председателя Высшего Совета Земного Содружества появился курьер Совета. Когда помощник председателя доложил о прибытии курьера, Соутс удивленно поднял голову от стола с документами и переспросил:

– Какой курьер?..

– Курьер Высшего Совета Земного Содружества... – ровным тоном повторил Бранзас.

Соутс криво усмехнулся:

– Вы не находите, Бранзас, что это какой-то бред – курьер Высшего Совета прибывает к председателю высшего Совета, а тот и не знает, что послала курьера к самому себе!..

– Возможно, курьер послан кем-то другим?.. – все тем же ровным тоном проговорил помощник.

– Кем?!! – взревел Соутс. – Кем он может быть послан?!!

– Примите его, и вы все узнаете... – спокойно ответил Бранзас.

– Ведите сюда вашего курьера!! – рявкнул Соутс, отбрасывая от себя документ, который он держал в руке.

Помощник вышел, и вместо него в комнату вошел высокий мужчина в официальной форме служащих Высшего Совета Земного Содружества. Вытянувшись во весь рост, он с порога гаркнул:

– Господин председатель Высшего Советы Земного Содружества, вы вызываетесь на экстренное собрание Совета, прошу расписаться в получении уведомления!

На несколько секунд Соутс буквально онемел. Затем, медленно поднявшись из-за стола, он двинулся к замершему у порога служащему, стараясь подавить в себе нарастающую ярость – орать на курьера было все-таки ниже его достоинства. Остановившись в шаге от курьера, Соутс оглядел его с ног до головы и протянул руку:

– Давай свое уведомление!..

Однако курьер вместо официального пакета вытянул из висевшей на боку сумки сканер идентификационного аппарата.

– Сначала распишитесь в получении! – торжественно промолвил он и протянул председателю маленький диск сканера.

И снова Соутс сдержался. Приложив сканер к правому глазу, он вырвал из рук курьера протянутый пакет и, едва сдержав желание порвать его в клочья, вскрыл. Внутри лежал плотный лист писчего пластика, украшенный эмблемой Высшего Совета, на котором было выведено:

«Господин председатель Высшего Совета Земного Содружества, в соответствии с утвержденным Высшим Советом регламентом на двенадцать часов пополудни завтрашнего дня назначено экстренное собрание Совета. Собрание собирается по требованию двух третей состава Совета, что отвечает требованиям регламента. Прошу вас присутствовать на экстренном собрании Совета.

Секретарь Высшего Совета Земного Содружества И. Каутов».

Это может показаться странным, но первой в голову председателя Высшего Совета пришла едкая мысль:

«Интересно, что же такое произошло, что эта крыса – Каутов – направил мне официальное приглашение, вместо того чтобы связаться и сообщить хотя бы повестку дня, вынесенную на экстренное совещание?!»

Однако он тут же остановил сам себя:

«Хотя вопрос на этом совещании может рассматриваться лишь один – эти самые... пришельцы, бесчинствующие в Солнечной системе!»

Он вернулся к столу и нажал клавишу селектора. В кабинете бесшумно возник его помощник.

Несколько секунд Соутс молча рассматривал Бранзаса, а потом язвительно поинтересовался:

– Ну?.. Когда же твои... завоеватели выставят свои требования?.. Ты же утверждал, что это должно произойти со дня на день!..

– К сожалению, я не в курсе намерений... пришельцев, – спокойно ответил Бранзас.

– Да?!! – взорвался наконец Соутс. – А я думал, что ты в курсе всего, что творится в Солнечной системе!!! Вот, смотри! – Он потряс зажатым в руке листком. – Завтра состоится экстренное собрание Совета, как ты думаешь, что будут обсуждать его члены?!

– Меры по противостоянию агрессору, – поджав плечами, ответил Бранзас.

– А какие меры, по вашему мнению, необходимо предпринять?!! Ведь именно мне нужно быть готовым дать предложения Высшему Совету.

– По-моему, – все так же невозмутимо возразил Бранзас, – предложения должны дать те, по чьему требованию Совет собран... А вам надо будет оценить эти меры и... доказать, что они не позволят решить проблему!

«Да у этого... парня на любой вопрос имеется ответ!.. – с неожиданным уважением подумал Соутс. – Пожалуй, и на этот раз он нашел такой ответ»!

Однако на этот раз все получилось по-другому. Когда Соутс вошел в зал совещаний Высшего Совета, его члены были уже в сборе, от чего он в последнее время отвык, а стоило ему занять председательское место, как поднялся секретарь, развернул какой-то документ и громко объявил:

– На голосование ставится вопрос о недоверии председателю Высшего Совета Земного Содружества, внесенный членами Совета, инициировавшими созыв настоящего собрания!

На секунду Соутс растерялся, но тут же вскочил со своего места:

– Господа члены Совета, – энергично начал он, – я не понимаю такой постановки вопроса! На каком основании, в чем меня обвиняют?..

– Я еще не закончил, – недопустимо свободным тоном заявил секретарь, – вы все узнаете!

Он снова опустил глаза на документ в своей руке и продолжил:

– Действующий председатель Высшего Совета Земного Содружества обвиняется в нарушении принципа коллегиальности, выразившегося в том, что не вынес на обсуждение Высшего Совета отчет о проделанной работе, полученный с научной базы, расположенной на планете Гвендлана, принадлежащей к системе Кастора. Решение свернуть исследования, проводившиеся на Гвендлане, а в дальнейшем и ликвидировать ее исследовательскую базу силовым путем, принятое действующим председателем Высшего Совета, привело к тому, что Землей были потеряны чрезвычайно важные открытия в области биологии и генетики человека. Это лишило Землю, Солнечную систему и все Содружество в целом возможности эффективно противостоять экспансии межзвездных агрессоров, называющих себя скрибами. Это же решение привело к гибели одного миллиона ста двадцати тысяч человек, полному разрушению всей научной и промышленной базы периферийной области Солнечной системы и едва не привело к захвату скрибами Марса и Земли!

Свободные члены Земного Содружества, рассмотрев материалы, представленные адмиралом Космофлота в отставке Андреем Кузнецовым, считают невозможным дальнейшее пребывание господина Соутса Арчибальда Керика в должности председателя Высшего Совета Земного Содружества и просят поставить данный вопрос на голосование!

Секретарь оторвал взгляд от документа, оглядел аудиторию и провозгласил:

– Голосование состоится немедленно, прошу активизировать панели для голосования!

– Постойте!! – вскричал Соутс. – Это голосование будет незаконным, если вы не выслушаете меня!

– А вам есть что сказать?.. – удивленно-насмешливо поинтересовался полномочный представитель Свободной республики Амерус.

– Конечно! – воскликнул Соутс.

– Тогда скажите, вы получали отчет научной базы Гвендланы с выкладками по переходу человека на более высокую стадию биологического развития?!

– Ну-у-у... – насмешливо протянул Соутс, – какие только отчеты я не получал... Если все их выносить на собрания Высшего Совета, то нам просто некогда было бы заниматься делами!

– Так вы получали такой отчет или нет? – настойчиво повторил представитель Амеруса.

– Да, получал, – сдался Соутс, прекрасно понимая, что члены Совета наверняка имеют по этому поводу исчерпывающую информацию. – Но этот отчет был настолько смехотворным, настолько антинаучным, что...

– Кто делал заключение по этому отчету? – неожиданно перебил его представитель Тау Кита, от которого Соутс никак не ожидал каких-то выпадов в свой адрес. Только сейчас он понял, насколько серьезна ситуация. Теперь он взвешивал каждое произнесенное словно.

– Я сейчас не смогу вспомнить, кто именно занимался этим отчетом... – медленно проговорил он, но, если мне не изменяет память, это был кто-то из комитета по делам науки...

– Вот копия отчета, хранящегося в архиве Совета. Того самого отчета, который балы направлен в адрес Совета учеными Гвендланы!.. – заговорил обычно молчавший представитель небольшого, но довольно густо населенного мира Гевера, бывшая девяносто третья Льва. – На ней нет никаких пометок, кроме вашей резолюции своему помощнику подготовить оговоренный ответ. Это именно тот ответ, который получили гвендландцы.

– Господа, – чуть растерянно проговорил Соутс, – вы задаете мне вопросы о событиях почти четырехлетней давности! Я же не могу помнить всего!!

– Тогда что же вы можете сказать по сути этого дела?.. – с прежней насмешкой поинтересовался представитель Амеруса и, оглядев членов Совета, добавил: – По-моему, все ясно! Надо голосовать!

Члены Совета задвигались, активизируя панели для голосования, и тут Соутс понял, что практически для всех членов Совета результат голосования был давно ясен. И тогда он выбросил свой последний козырь:

– Господа, меня нельзя снимать с должности председателя! Я понимаю, что вы вправе в исключительных условиях отстранить председателя и что сейчас именно такие, исключительные условия. Но кто, кроме меня, сможет вести переговоры с агрессором, вторгшимся в Солнечную систему, кто сможет лучше меня отстаивать интересы Земли перед захватчиками?!!

– А с чего вы решили, что Совет будет вести с захватчиками переговоры?.. – удивленно переспросил представитель Европы.

– Как?.. – не понял Соутс. – Вы не собираетесь вести переговоры об условиях... э-э-э... оккупации Солнечной системы?..

– Нет, конечно! – возмущенно ответил европеец.

– Так что же вы тогда собираетесь делать?.. – в полной растерянности переспросил Соутс.

– Бить скрибов, как разбили их у Марса!

Соутс опустился на свое место, понимая, что какая-то серьезная информация просто не дошла до него... Кто и когда разбил каких-то скрибов у Марса?! Он этого... не знал.

Высший Совет Земного Содружества принял решение отстранить господина Соутса от исполнения должности председателя Совета и поручить Надзорной палате проверить его деятельность на этом посту. После этого Высший Совет назначил исполняющим обязанности председателя Совета... адмирала Космофлота в отставке Андрея Кузнецова. И в заключение этого кошмарного для Соутса дня адмирал Кузнецов представил Совету профессора Отто Каппа, одного из руководителей научной базы на Гвендлане и организатора отпора агрессии скрибов!

Эпилог

Три года спустя в старом доме адмирала Космофлота Андрея Кузнецова на берегу Селигера, который он предпочитал официальной резиденции председателя Высшего Совета Земного Содружества, собралась небольшая компания друзей адмирала. Профессор Отто Капп по-прежнему поражал всех своей могучей фигурой и буйной, чуть засеребрившейся шевелюрой. Бесшабашный генерал-майор Звездного десанта Серега Бабичев сыпал шутками и анекдотами про скрибов, якобы спрятавшихся на поверхности Юпитера. Навигатор-один Игорь Вихров, наоборот, был странно хмур, неразговорчив и задумчив. Гости адмирала вспоминали недавнее прошлое – шок, который испытала Земля, узнав, в кого превратились ее сыны, тяжелейшую борьбу со скрибами, и не только с ними... четыре звездолета, отправленных Землей по маршруту программы «Звездный лабиринт» и несших шесть тысяч землян, пожелали стать Homo Super.

Уже ближе к ночи, когда звезды набрали свою силу и над старым русским озером легла тишина, Вихров присел на подоконник и задумчиво проговорил:

– Мне интересно, откуда вообще взялись эти... скрибы?.. Ведь нам так и не удалось взять живым ни одного из них. Неужели мы настолько различны, что не могли... наладить хоть какой-то контакт?!

– По-моему, ты не задавался такими вопросами, пока скрибы шастали по Солнечной системе? – усмехнулся Бабичев. – А теперь поздно думать об этом, вряд ли ты найдешь хотя бы одного из них... даже для разговора.

Игорь взглянул на Сергея, чуть улыбнулся и спросил:

– А разве у тебя нет к ним вопросов?..

– Каких?.. – удивился Сергей.

– Ну, хотя бы такого – зачем вы, твари, вообще появились на свет?! Откуда пришли к нам, в Солнечную систему?!

Сергей на секунду задумался, а потом неторопливо ответил:

– Ну, ответ на первый вопрос я и так знаю – скрибы появились на свет для того, чтобы уничтожать все живое на этом свете. А вот второй вопрос меня действительно занимает!

– Почему?.. – вступил в разговор адмирал.

– Потому что, если бы я знал, откуда они пришли, я поднял бы свой легион и отправился к ним в гости. И после этих... погостелок ни один скриб уже не побеспокоил бы Вселенную!

– Ба, господин генерал-майор, – прогудел своим знаменитым басом профессор Капп, – да ты кровожаден! Нет, я хотел бы иметь под рукой пару десятков скрибов... Мне кажется, их бионика могла бы многое подсказать мне в моей работе...

– И он еще называет меня кровожадным!.. – с широкой улыбкой воскликнул Бабичев.

– Теперь уже мы вряд ли узнаем, откуда они взялись... – задумчиво проговорил Кузнецов.

– Ну почему же, господин адмирал?.. – неожиданно раздался высокий, со странными обертонами голос.

Все обернулись на этот голос и увидели стоящего посреди комнаты высокого и очень худого незнакомца. Никто особо не удивился его появлению, все прекрасно знали, что любой Homo Super может перемещаться куда угодно по своему желанию, а этот незнакомец, очевидно, был супером... Причем супером явно не земного происхождения! Парень дружелюбно улыбнулся и снова заговорил:

– Я могу вам сказать, откуда взялись скрибы.

– А откуда вы это знаете?.. – поинтересовался адмирал.

– Я являюсь одним из создателей этих... существ, – просто ответил незнакомец.

В комнате повисло изумленное молчание, которое прервал опять-таки незваный гость:

– Дело в том, что Земля попала в зону нашего внимания давно и... случайно. Ваш... демиург, видимо, сам, создав новый мир, потерял его, а может быть, с ним что-то произошло. Но для нас было совершенно очевидно, что вы... человечество, брошены без надзора и помощи. Вот мы вам и решили помочь!

– В чем?.. – как-то натянуто поинтересовался Капп.

– В том, чтобы вы стали... как это вы называете?.. Да, Homo Super.

– И в чем же выразилась это ваша помощь?.. – подал голос Бабичев. Глаза его сузились, а щека чуть дергалась, показывая степень раздражения Сергея.

– Все очень просто... – ответил гость. – Человечество нужно было поставить в условия, когда единственным путем для его выживания стал бы переход в новую фазу биологического развития. Пятьсот ваших лет назад мы послали на Землю модулированный сигнал, который вы, профессор... – он сделал легкий поклон в сторону Отто Каппа, – ...со своим другом совершенно верно расшифровали. А перед этим мы подготовили планету, которая могла обеспечить переход Homo Sapiens в Homo Super. Как мы и планировали, человечество, в лице своего правительства, ухватилось за эту идею и организовало на Гвендлане научную базу по преобразованию доминирующего вида человека в более развитый вид. Правда, затем нам пришлось немного отвлечься, а человечество в это время слишком успокоилось и попробовало отказаться от идеи совершенствования. И тогда мы создали скрибов... Для, так сказать, стимуляции человечества! Как видите, наши усилия увенчались успехом!

Незнакомец с нескрываемым удовольствием оглядел молчащихлюдей.

Но гости адмирала Кузнецова молчали недолго. Сергей Бабичев вдруг шумно выдохнул и хрипловато произнес:

– Теперь я знаю, кого мне искать во Вселенной!..

– Что такое?.. – повернулся в его сторону незнакомец.

– Ничего... – улыбнулся в ответ Бабичев, но улыбка у него получилась очень нехорошей.

Отто Капп, опустив голову, исподлобья ел глазами гостя, а сам адмирал Кузнецов недобро сузил глаза. И только Вихров казался спокойным.

Но когда незнакомец с ироничной улыбкой произнес:

– Как вы все еще далеки от настоящего Homo Super!.. – Он встал с подоконника и, подойдя вплотную к незваному гостю, сказал:

– А что было бы, если бы человечество все-таки не пошло по пути... «совершенствования»?

– Скорее всего оно просто... вымерло, – спокойно ответил незнакомец.

– Значит, вы считаете возможным для себя уничтожить целую цивилизацию... многомиллионную... популяцию разумных существ, лишь бы осуществить свой... «благородный» замысел?! – Голос Вихрова был вроде бы спокоен, даже ироничен, но тем не менее выдал его напряжение.

– Но это было сделано именно ради вашей цивилизации! – удивленно возразил незнакомец.

– Однако вы не спросили у нас, надо ли нам ваше... «совершенствование»! – в тон ему проговорил Игорь.

– Спрашивать у недоразвитых?! – искренне удивился незнакомец. – Проще и эффективнее заставить их делать то, что нужно для их же блага!..

– Или уничтожить их! – закончил его мысль Вихров и после секундной паузы добавил: – Как вы сделали на Фиоре! Помните такую планету около звезды Агара?!

– Ну... фиорцев мы еще не уничтожили... – неуверенно промямлил незнакомец, явно не понимая, чем недовольны эти... люди.

– И не уничтожите! – жестко ответил Вихров. – Мы вам помешаем это сделать!.. – И, чуть помолчав, добавил: – К сожалению, мы опоздали помешать вам, когда вы уничтожали соседнюю с Агарой звезду! Помните, что вы сделали с планетной системой звезды F5?!!

Незваный гость пожал плечами, давая понять, что его не слишком занимают такие мелочи.

– Вот что я вам скажу, молодой человек, – со всевозможным спокойствием проговорил Вихров. – Человечество, конечно, только на пути к совершенствованию, мы прошли лишь фазу Болевого шока, нам предстоит пройти фазу Релаксации, фазу Монстра, фазу Клоуна и фазу Идентификации... Но вы, не знаю, как вы сами себя называете, вы навсегда застряли в фазе Монстра!.. Вы не супера, вы – магистралы!! Очень опасные магистралы!!!

И тут незнакомец исчез так же внезапно, как и появился.

После минутного молчания адмирал встал из своего кресла и со стариковским кряхтением сказал:

– Ладно, ребята, вы-то у меня двужильные, а мне надо и поспать!

Гости начали прощаться и по очереди исчезать из комнаты. Последним остался Вихров. Стоя рядом с адмиралом, он глядел на него долгим взглядом, а потом неожиданно произнес:

– Я ухожу, Андрей Викторович...

– Ну, – улыбнулся Кузнецов, – мы еще увидимся!

– Нет, – покачал головой Игорь, – я ухожу совсем... Мне кажется, я понял, в чем заключается смысл существования и предназначение Homo Super! Я хочу попробовать осуществить это... предназначение!

– Какое предназначение, Игорь? – спросил адмирал, но в комнате уже никого не было.

Кода

В одном из дальних рукавов галактики, называемом людьми Млечный Путь, располагается небольшая звезда – желтый карлик солнечного типа. Вокруг этой неприметной звездочки вращается шесть планет, из которых одна – третья по счету – очень напоминает Землю, хотя кислорода и воды на ней чуть меньше, чем на Земле... И еще на этой планете нет жизни. Так сложилось, что магнитное поле этой планеты было слишком слабым, чтобы защитить ее от солнечного ветра звезды, и тот выжигал любую зарождающуюся жизнь.

Планета накручивала вокруг звезды год за годом, и они слагались в столетия, тысячелетия... И ничего не менялось в этом мертвом мире. Изредка в сферу ее притяжения попадали небольшие космические тела, часть из них сгорала в атмосфере, часть падала на поверхность планеты каменными или железо-никелевыми метеоритами.

Однажды из темных глубин Вселенной к звезде вынырнул совсем небольшой метеорит – невзрачный каменный обломок. Он, видимо, уже давно странствовал в космическом пространстве – его бока были обожжены звездным огнем и изъедены межзвездной пылью. Но теперь его блужданиям пришел конец – траектория полета должна была привести его точно в объятия звезды, в пламя ее термоядерной топки! Однако, словно почувствовав непреодолимое притяжение светила, этот каменный обломок вдруг начал сопротивляться влекущей его, кажущейся непреодолимой силе. Его скорость постепенно снижалась, и скоро траектория астероида приняла эллиптическую форму. Дважды этот необычный камень обогнул звезду, двигаясь в плоскости, перпендикулярной плоскости эклиптики, а затем он снова уменьшил свою скорость и двинулся в сторону третьей планеты системы. При входе в атмосферу камень, казавшийся обычным, весьма массивным обломком скалы, еще больше уменьшил скорость и, нарушая все законы небесной механики, вопреки гравитационному полю планеты, медленно, плавно опустился на ее поверхность!

Он не упал, он действительно опустился и остался лежать на поверхности влажного серого песка, омываемого солоноватой морской водой, а не зарылся в него. Несколько часов этот странный, похожий на обычный камень метеорит пролежал, словно бы отдыхая после дальнего пути, а потом начал медленно менять свои очертания! Вначале почти круглый, он постепенно вытянулся, раздвоился на одном конце и округлился на другом, его верхняя часть раздалась в стороны, а затем из нее вытянулись два довольно длинных отростка. После этого изменения пошли быстрее, но при этом они стали менее заметными... Спустя несколько суток на сером песке безжизненной планеты появилось... живое существо с четырьмя конечностями, увенчанное большой, чуть вытянутой вверх головой!

Существо встало на ноги и медленно прошлось по влажному песку, внимательно оглядывая окрестности. Вокруг было плоско, серо, пусто, тихо... Только шелест набегавшей воды нарушал тишину, да встававшие на горизонте горы притягивали взгляд.

Пройдя около километра, существо остановилось, и в его голове вначале очень медленно, а затем, все быстрее, потекли мысли...

«Двадцать шесть тысяч световых лет... Долго... Далеко... Очень долго и очень далеко... Но зато этот мир, пожалуй, самое подходящее из того, что мне встречалось...»

Существо запрокинуло вверх едва намеченное лицо, и два совсем недавно открывшихся глаза, не моргая, уставились на солнце.

«Звезду я правильно определил – вполне подходящая, излучение в норме, светимость хорошая и тепла дает в достатке... И достаточно молода, чтобы выносить... цивилизацию!..»

Существо еще раз оглядело окружающий мир.

«Планета тоже вполне подходит для моих целей: магнитное поле мы поправим... может быть, немного изменим орбиту... А затем можно будет приступать к основной работе – биологии!.. Органика, клетка, одноклеточные... Через пару миллионов лет... здешних лет... должен будет получиться... Разум!»

Существо... Впрочем, к этому моменту это было уже не непонятное существо, оно превратилось во вполне обычного, только очень большого... человека.

Человек усмехнулся и подумал про себя:

«Когда-то меня называли... Игорь Вихров... Интересно, как меня назовут обитатели этого мира... Созданного мной мира!»

Евгений Малинин ВОЛЧЬЯ ЗВЕЗДА

Пролог

Все было кончено — вожак остался один. Он уходил давно знакомой лощиной, круто спускавшейся от южной стены окутанного черным дымом замка к проблескивающей серебром реке. Эта река была его последней надеждой — за спиной он слышал лай преследующей его своры волкодавов и топот копыт конного отряда. От лошадей, несмотря на свои раны, он еще мог уйти, а вот собаки… Собаки не дадут извергам-преследователям сбиться со следа!

Правый, разодранный алебардой бок горел и пульсировал тупой болью, шкура на обожженной спине пылала огнем, словно попавшая на нее смола все еще кипела взваром, но сильные ноги несли волка вперед, глаза точно находили проходы в, казалось бы, непроходимых зарослях, а сердце… сердце пылало мщением! Вся его стая, все еще остававшиеся в живых тридцать два волка, двенадцать волчат, шесть медведей, две рыси и девять ивачей — гигантских птиц с двухметровым размахом крыльев, клювом и когтями стальной твердости, все они полегли в этой последней битве с полчищем извергов! Вожак ушел из замка через пролом в стене, но изверги на быстрых лошадях, со сворой огромных собак настигали последнего оставшегося в живых волка, а в его голове, в его мозгу, воспаленном боем, ранами, тоской по погибшим сородичам, пылали картины мести!

Между тем собачий лай приближался. Вожак дернул головой и метнулся влево, прочь с привычного пути… знакомого, похоже, и преследователям. Спустя мгновение перед мордой задыхающегося зверя встали совсем уж непроходимые дебри. Корни корявых, низкорослых деревьев вынырнули на поверхность и переплелись с укоренившимися ветвями густого подлеска. Длинные побеги дикой ежевики, стремясь к солнцу, перевили колючими плетями кустарник, так что и ежу было не проскользнуть в этой ощетинившейся иглами завесе.

Но волк, обдирая бока и оставляя на колючках клочья шерсти, продрался сквозь стену кустарника и неожиданно оказался на узкой полоске плотного дерна, у самого края крутого десятиметрового каменистого откоса, срывавшегося подмытым обрывом в закручивающуюся водоворотами излучину широкой реки. И почти сразу же за его спиной, за стеной кустарника послышался истошный вой псов, упершихся в непроходимые заросли.

«Попробуйте тягаться со мной, выродки!» — мелькнула в волчьей голове яростная мысль, и тут же, словно ответ на нее, раздался хриплый, остервенелый голос одного из преследователей:

— Он здесь! Псы загнали его на карниз! Юрга и Конан, прорубайте проходы справа и слева, мы возьмем его в тиски — деться ему некуда! Только осторожно, светлые клинки держите наготове!

Волк заметался по крошечной площадке, а когда справа и слева от него затрещали срубаемые кусты, без раздумий бросился к обрыву.

Но это только казалось, что без раздумий. На самом деле его прыжок был точно рассчитан. Огромное темно-серое тело пролетело по дуге несколько метров, мягко приземлилось на спружинившие лапы и, проехав юзом по гладкому камню обрыва, низринулось в пропасть. Прошло несколько томительных секунд, прежде чем раздался тяжелый всплеск, свидетельствовавший о том, что вожак достиг вожделенной реки.

Именно в этот момент на задерненную полоску перед обрывом с двух сторон прорубились люди, сжимавшие в руках короткие, матово-белые клинки. Осторожно выглянув из зарослей и обнаружив, что добыча ускользнула, они разом обернулись и закричали:

— Он ушел!

— Он прыгнул с обрыва!

Из-за стены кустарника донесся ответный крик:

— Посмотрите, он упал в реку или разбился на камнях?

Двое, стоявшие над обрывом, переглянулись, а затем один из них осторожно подошел к краю осыпи. Попытавшись наклониться над ней, он убедился, что реку и берег под обрывом рассмотреть с этого места невозможно. Сделав шаг назад, он крикнул:

— Отсюда не видно! Надо зайти с другого берега…

— Оставайтесь там, — ответили из-за кустов. — А мы попробуем спуститься к переправе и посмотреть, куда он делся. Вы нам покажете место его падения!

Оба преследователя, не сговариваясь, вложили свое необычное оружие в специальные ножны из жесткой кожи, пристегнутые к поясу, и уселись рядышком в центре площадки. Один из них достал из-за пазухи небольшой сверток и, положив его на траву, развернул. В свертке оказалось несколько нечищеных реп, кусок порезанного на шматы сала и два огурца. Второй, воровато оглянувшись, вытянул из кармана штанов плоскую металлическую фляжку и с довольной ухмылкой пристроил ее рядом с разложенными харчами.

Упав в быстрый поток, вожак погрузился метра на три, завис в толще воды, а затем, судорожно дернув лапами и резко изогнувшись всем телом, перевернулся через голову… В то же мгновение волк словно бы растворился! Вместо матерого зверя в воде суматошно заплескалось странное, несуразное существо, лишь отдаленно напоминавшее рыбу. Но вот, с трудом выровнявшись в потоке, это подобие рыбы энергично заработало тремя костистыми плавниками, забило широким плоским хвостом и, медленно набирая скорость, двинулось против течения.

«Долго мне в этом облике не продержаться! — огорченно подумал вожак, напряженно вглядываясь в быстротекущую воду. — Значит, надо постараться убраться отсюда как можно дальше!»

Спустя полчаса в трех километрах от места падения вожака в реку, на берег, заросший лозняком, выбрался качающийся от усталости мужчина. Он не стеснялся своей наготы, словно она была для него привычна, по его правому бедру тянулся свежий шрам от совсем недавней раны. Уверенно проскользнув между густых кустов, мужчина углубился в светлый сосновый лес. Он спокойно шел между высоченных, медно-красных стволов, направляясь на юг, в сторону далеких, отсвечивающих снежными вершинами гор.

Закат застал его в лесной чаще. По походке мужчины нельзя было сказать, что дневной путь сильно его утомил. Двигался он все так же легко, свободно, совершенно бесшумно, и лесное зверье не разбегалось при его появлении. Зайцы, белки, еноты, другая лесная мелочь только настораживались при его появлении, но, убедившись, что человек не охотится, продолжали заниматься своими делами.

Миновав узкую тропу, натоптанную неизвестно кем, мужчина остановился, поднял лицо и… принюхался. Затем, посмотрев направо, он задумчиво произнес:

— Жилье… одинокое… дыму от роду часа два… Значит, ужин почти готов… Посмотрим!

Он повернул на учуянный запах и зашагал все тем же быстрым, бесшумным шагом. Спустя несколько минут он вышел на опушку небольшой поляны, посреди которой стоял дом, срубленный из толстых бревен. Три нижних окна дома, смотревших на обнаженного путника, были слабо освещены, и в них порой мелькала тень человека… женщины. Мужчина несколько минут наблюдал за домом, а потом тихо отошел в глубь леса. Там он постоял несколько минут неподвижно, словно о чем-то раздумывая, и вдруг, высоко подпрыгнув, перевернулся через голову. В воздухе его фигура расплылась, превратилась в некое просвечивающее облако или переливающийся сгусток разогретого воздуха, и в следующее мгновение на месте исчезнувшего человека появился матерый волк. Никаких ран на его теле уже не было, но хищник выглядел очень усталым. Он направился к большой куче валежника и осторожно, не потревожив ни одного сучка, заполз под нее.

Свернувшись на подстилке из мха, он неразборчиво пробормотал: «Подождем…» — и тут же заснул. Сон его был очень беспокоен, несколько раз он неожиданно открывал глаза и озирался, а однажды с его губ слетела едва понятная странная фраза:

— Как же так? Как же могло все так измениться? И так быстро измениться!

Глава 1

Лето было в самом зените. Солнце, похожее на стершуюся золотую монетку, висело в бледно-голубом, выцветшем небе и нещадно жгло замерший в полудреме стольный княжий город Край. Жаркая тишина навалилась на соломенные крыши бедных окраинных слобод, на немощеные улицы верхнего города, на свинцовые кровли высокой темно-серой громады княжеского замка. Летний полдень — не время для работы.

В слободе горшечников, под плетнем, отгородившим от пыльной дороги небольшую избу с единственным крошечным окошком, выходящим на пустой двор, в чахлой, измученной зноем травке копошился небольшой, лет семи, мальчуган. Одет он был только в коротенькие порточки, голое худенькое тельце паренька загорело до черноты, и этот загар еще больше подчеркивался белой, выгоревшей копной волос, подстриженных «под горшок». Его огромные голубые глаза были распахнуты в мир со жгучим интересом детства и в то же время выдавали некий горький опыт. Мальчишка поймал жука и внимательно его рассматривал.

Когда он, оторвавшись наконец от жука, поднял голову, его открытый взгляд встретился с горящими зеленым светом волчьими глазами. Зверь с широкой белой полосой на шее, прочно расставив лапы, стоял в двух шагах от ребенка и внимательно разглядывал его лицо. Мальчик не испугался, а словно бы оцепенел. Несколько секунд паренек и огромный зверь, не мигая, рассматривали друг друга, а затем волк чуть приспустил нижнюю губу, показав острый желтоватый клык, и хрипло, нечленораздельно произнес:

— Где твоя мать, маленький изверг?

Мальчик, не отрывая взгляда от зеленых волчьих глаз, медленно поднялся на ноги, изобразил неуклюжий поклон и ответил:

— Я — сирота, господин…

Волк склонил светло-серую от пыли голову набок и еще более невнятно пробормотал:

— Жаль… У твоей матери красивые дети…

После этих слов матерый зверь повернулся, словно потеряв всякий интерес к ребенку, и неторопливой рысью направился к центру городка.

Мальчик проводил волка взглядом, а затем начал медленно отступать к калитке. Добравшись до входа во двор, он быстро юркнул за плетень, стрелой промчался к крылечку хаты и исчез за визгливо скрипнувшей дверью.

Единственная в избе полутемная комнатка казалась очень большой, но это было всего лишь следствием почти полного отсутствия мебели. Только грубо выложенный очаг, расположившийся посреди комнаты, создавал в этом убогом помещении хоть какое-то ощущение обжитости. Земляной пол приятно холодил ноги, но мальчишка даже не заметил этого. Быстро пробежав к дальней стене комнаты, он присел на корточки перед кучей тряпья, наклонился и, чуть всхлипывая от возбуждения, зашептал:

— Дедушка… дедушка… просыпайся скорее! Что сейчас было! Со мной многоликий говорил!

Куча тряпок зашевелилась и… успокоилась.

— Дедушка, ну, дедушка же! — снова зашептал мальчишка, запустив руки под тряпки и толкая всю кучу. — Ну, проснись же! Я тебе сейчас все расскажу.

Куча снова зашевелилась, из-под тряпок показалась огромная грубая рука, которая, пошарив по поверхности кучи, отбросила вдруг большой, толстый лоскут. Из-под него появилось широкое заспанное лицо старика. Большие, водянисто-голубые глаза бессмысленно поморгали, потом в них появилось сознание, и старик резко сел, разворошив всю кучу.

— Что случилось? — спросил он гулким, чуть охрипшим от сна голосом и протянул свою огромную ладонь к белой голове внука, словно желая убедиться, что с мальчиком все в порядке.

— Я же тебе говорю, дед, со мной только что говорил многоликий!

Дед моргнул, не глядя, протянул руку в сторону и ухватил за горло стоявший рядом глиняный кувшин. Напившись квасу, дед поставил кувшин на место, посмотрел на внука и совсем уже проснувшимся голосом поинтересовался:

— Так. Ты, значит, снова играл за плетнем?!

Мальчик от неожиданного вопроса качнулся назад, сел на пол, затем, поморгав выбеленными ресницами и понимая, что отпираться бесполезно, молча кивнул.

Дед вздохнул, укоризненно покачал головой, но ругать мальчишку не стал. Вместо этого он погладил его по голове и, умеряя свой могучий бас, спросил:

— Ну, и что тебе сказал твой многоликий?

Мальчик поднял удивленные глаза и в свою очередь задал вопрос:

— Разве тебе неинтересно, какой он был?

— А я знаю, какой он был, — чуть усмехнувшись, ответил дед.

— Откуда? — У мальчишки от удивления округлились глаза, но он тут же сообразил. — Ты смотрел в окно, да?!

Дед отрицательно покачал головой:

— Ты же видел, что я спал… Просто я могу догадаться, что это был волк… ну, может быть, человек, хотя в человеческом облике многоликие по нашей улице не ходят…

— А может, это был ивачь?

— Ну да, — насмешливо оборвал внука дед, — ивачь специально спустился на нашу пыльную улицу с небес, чтобы посмотреть на вот это чудо красоты!

И он легко ткнул в маленький нос внука своим заскорузлым пальцем.

— Да, — мальчишка почесал вихрастую макушку, — это действительно был волк… Но, знаешь, он был такой огромный, с вот такими зелеными глазами!

Мальчишка свел свои ладони, показывая, какие огромные глаза были у волка.

— И еще у него на шее была вот такая белая полоса! — Малец азартно мазнул ладошкой по своему горлу.

— И что же он тебе сказал? — спросил дед.

— Он… — Мальчик на мгновение замялся. — Он спросил, где моя… мама… — Дед внимательно посмотрел на внука, и тот, не дожидаясь вопроса, произнес: — Я ответил, как ты учил… Что я — сирота…

— Он что-нибудь еще сказал? — мягко поинтересовался дед.

Мальчишка отрицательно покачал головой и, спустя мгновение, добавил:

— Он сразу убежал… В город…

Дед снова протянул руку к кувшину, но вдруг остановился, а затем начал с кряхтением выбираться из своей кучи.

— Дедушка, — чуть отодвинувшись, воскликнул внук, — а ты разве уже встаешь? На дворе еще очень жарко!

— Ничего, — добродушно буркнул дед, — раз уж ты, Вотушка, меня разбудил, не имеет смысла снова укладываться! Пойду-ка я лучше поработаю, а вечером, по холодку, отдохну.

— Тогда ты вечером расскажешь мне про моего прадеда? — с загоревшимися глазами спросил мальчишка. — Про многоликого Вата?

Дед взглянул на внука, коротко вздохнул и кивнул:

— Расскажу…

Подняв с пола свой кувшин, дед шагнул к выходу. Мальчик вскочил на ноги и припустился следом.

Выйдя на крыльцо, дед внимательно оглядел плавящуюся под знойным солнцем улицу. Она была пуста, но на плотной белой пыли немощеной дороги четко отпечатались крупные пятипалые лапы. Следы пролегали точно посреди улицы и только возле их избы делали петлю.

«Многоликий действительно был… огромен! — с внезапно появившейся тревогой подумал дед. — Уж не сам ли вожак, не сам ли князь Всеслав, разговаривал с моим внучком?»

Сзади в него уперлась детская ладошка, и внук звонко спросил:

— Дед, можно я тебе помогу?

— Пойдем, помощник, — усмехнулся дед и двинулся вдоль недавно побеленной стены за угол. За хатой был пристроен небольшой дощатый сарай, в котором располагалась мастерская. Дверь сарая, даже не дверь, а скорее калитка, висела на ременных петлях и вряд ли могла служить преградой для воров. Хотя, правду сказать, в мастерской мало что могло привлечь внимание вора — несколько неплохих ножей, вот, пожалуй, и все. Однако отыскать этот инструмент было довольно трудно, он прятался под ворохами лыка, свернутыми кольцами разной толщины веревками, вязками свежих ивовых ветвей, стопками различных деревянных колодок, от огромных — для хоромных туесов, до крошечных — под детские лапоточки.

Дед Ерохта зарабатывал на жизнь плетением, правда, жизнь его не была богатой, но на хлеб, квас да по праздникам на пряник для внука Вотши им хватало.

День перевалил за середину, и жара начала постепенно спадать. На улице стали появляться слободские жители, ребятишки принялись бегать взапуски, поднимая дорожную пыль. А когда солнце опустилось за дальний окаем леса, с лугов пришло стадо. Коровы, овцы, козы разбрелись по дворам, но к хате деда Ерохты не повернула ни одна животина. Наконец в потемневшем небе проблеснула первая звезда, дед с внуком закончили работу и вернулись в избу.

Умывшись и причесавшись, старик и мальчишка направились к большой, ровно опиленной плахе, служившей столом. Дед зажег лучину, заранее вставленную в светец, достал с полки, висевшей над столом, большой каравай темного хлеба, кувшин с квасом и две грубо вылепленные кружки. Разлив квас и отрезав от каравая два ломтя, он убрал хлеб на полку и уселся на маленький чурбак, стоявший у «стола».

— Ну вот, внучек, — устало проговорил дед, — поработали мы с тобой сегодня очень хорошо, сейчас поужинаем и с чистой совестью можем лечь отдыхать…

— А про прадеда рассказать? — уныло протянул Вотша. — Ты же обещал!..

— Расскажу, конечно… — улыбнулся дед, — раз обещал.

И они приступили к ужину.

Ели спокойно и делово, подставляя ладони под куски хлеба и запивая его шипучим квасом. Когда трапеза была закончена, Ерохта вышел во двор сполоснуть кружки, а Вотша забрался в кучу тряпья, служившую им обоим постелью. Дед вернулся, поставил кружки на полку и, задув лучину, улегся рядом с внуком. Мальчишка лежал тихо, его дыхания не было слышно.

«Ожидает…» — усмешливо подумал старый Ерохта, а вслух спросил:

— Ну, ты не спишь? Рассказывать, что ли?

— Рассказывай! — немедленно отозвался внук. — Я слушаю…

Ерохта немного помолчал, собираясь с мыслями, вздохнул и начал свой рассказ.

Дозорная стая была невелика — всего пятеро волков, но все пятеро были матерыми, мощными зверями, опытными воинами и следопытами. Ват, вожак дозорной стаи, огромный волчара со странным, темным, почти черным, хвостом, мог спокойно положиться на любого из них. Дозор покинул общий лагерь шестеро суток назад, вожак стаи послал их разведать путь через земли рысей, наметить скрытые тропы, места стоянок, водопои, и вот теперь они возвращались назад. Еще сутки — и дозор выйдет в свои земли.

Волки бежали по опушке светлой березовой рощи, сливаясь с кустарником подлеска, а в полуверсте от них у неширокой голубоватой ленты реки виднелись крыши большого села рысей.

«Может, дождемся ночки, да и заглянем к рыськам? — донеслась до Вата охальная мыслишка самого младшего из его стаи, рябого Теньти. — У рысек, говорят, девки — мед!»

«Да для тебя все девки — мед! — немедленно отозвался дружок Теньти, рыжий Кохта, и тут же „подначил“ друга: — Только вот беда, нет среди рысьих девок рябых!»

«А мне и гладкие сойдут! — отхмыльнулся Теньтя. — Главное, чтоб их побольше было!»

Теперь уже осклабилась вся стая.

«Это хорошо, что у ребят настроение бодрое», — подумал про себя Ват, а для всех остальных мысль у него была другая: «Потише, потише… А то мыслишки-то ваши вороватые рыси учуют, будут вам тогда рысьи девки! И повнимательнее… роща кончается!»

Роща действительно кончилась, до ближайшего леса, настоящей непроходимой чащи, было с версту, но пройти эту версту предстояло по открытому выкошенному лугу, только несколько невысоких кустиков, да пара-тройка деревьев могли служить волкам хоть каким-то укрытием… А с сельских огородов, где копошились несколько баб с ребятишками, голый луг просматривался до самой лесной опушки!

Ват остановился в легкой тени последней березы и прилег в высокую траву. Нет, трава не скрывала волка, он просто хотел немного поразмыслить и хотя бы приблизительно наметить «тропу», по которой стая пойдет к лесу. Волки, следовавшие за Ватом, тоже прилегли. Никто больше не зубоскалил, все ждали решения вожака.

Минуты через три Ват отдал команду:

«Двигаемся двумя группами, Теньтя и Кохта идут к ветле, он нее к крайнему кусту боярышника, за ним, видите, отводная канава? По ней до межи. От межи придется броском до опушки. Постарайтесь поймать момент, когда бабье в землю носом уткнется. Остальные за мной. Если все-таки нас заметят, будем уходить на скорость! В любом случае встречаемся на опушке».

«Понято…» — в одну мысль ответила стая. И вдогонку этой мысли снова ухмыльнулся Теньтя: «А мы все ж поближе к рыськам пойдем… Хоть нюхнем девок-то!»

«Смотри, чтобы вас не унюхали!» — окоротил охальника Ват.

Волки разделились. Двое вслед за вожаком поползли по едва заметной колее, дугой огибавшей луг. Некошеные края колеи поросли чуть более густой и высокой травой, чем все остальное луговое пространство, так что вожака и его товарищей практически не было видно. А вот на долю Теньти и Кохты выпала очень трудная задача.

Миновав около сотни саженей, вожак остановился и сразу услышал одного из своих товарищей:

«Ват, ты зачем ребят по лугу послал, за этим бурьяном мы все вместе живо проскочили бы!»

«Проскочил бы ты! — не оборачиваясь, ответил вожак, чуть дернув темным хостом. — Роща-то чистая была, а что делается в лесу, ты ведаешь? А если у рысей там сторожа?! А рыси, сам знаешь, на деревьях сторожи ставят! Вот они сверху-то нас всех и высмотрят… Теперь же ребята, если что, их отвлекут, а мы с другой стороны к опушке подберемся! Понял?»

Волки понимали, что последний вопрос вожака, в общем-то, риторический, однако на него положено было отвечать, а потому спросивший неохотно подумал: «Понял».

Вожак снова двинулся вперед. Ему и самому очень хотелось приподнять голову над травяной завесой, посмотреть, как там дела у «молодых», но делать этого было нельзя! И вожак полз вперед, стараясь как можно быстрее добраться до опушки уже недалекого леса.

Когда до цели оставалось не более двадцати саженей, вожак услышал скрученную от напряжения мысль ползущего следом за ним волка:

«Ват, смотри, красная сосна на опушке, шестая ветка снизу».

Вожак вскинул взгляд в указанном направлении и сразу же разглядел серовато-рыжую тень, сливавшуюся с медно-красным стволом сосны.

Рысь!

Совсем небольшая рысь, частью спрятавшаяся за стволом сосны, не отрываясь, смотрела в сторону луга.

«Наших увидела!» — пахнула новая мысль сзади.

«Только еще не все поняла…» — дополнил мысль своего товарища третий волк.

«Вперед!» — приказал Ват, и волки снова двинулись к опушке леса, теперь уже держа направление на приметную сосну и не сводя взгляда с рысьей сторожи.

Спустя пару минут рысий наблюдатель, похоже, определился с ситуацией — его гибкое тело исчезло на мгновение из поля зрения подбирающейся к сосне стаи, а затем волки увидели, что рысь быстро скользит по стволу вниз.

«Его родичи далеко! — ликующе воскликнул Ват. — У него нет прямой связи с ними!»

И тут же огромный волк вынырнул из скрывавшей его травы и метнулся к сосне. Рысь, увидев новых противников, в нерешительности замерла на полпути, а затем неожиданно прыгнула вниз!

Но до земли зверь не долетел, перевернувшись в воздухе через голову, он на мгновение словно бы растворился в воздухе, а затем вдруг снова появился, но… Теперь это был большой черный ворон! Раскинув широкие крылья, тяжелая птица заложила крутой вираж и стала быстро набирать высоту.

Вожак, мчавшийся на перехват противника, и не подумал останавливаться. На полной скорости он неожиданно бросил свое тело вверх, словно надеясь допрыгнуть до уходящего в небо ворона, и в самой высокой точке своего прыжка тоже перевернулся через голову. Снова в воздухе появилось размытое серовато-прозрачное пятно, из которого через мгновение вырвался огромный голубовато-серый ивачь!

Двухметровые крылья пернатого гиганта ударили воздух, и вожак в одно мгновение почти настиг крошечного по сравнению с ним ворона. Тот, увидев погоню, заметался, но путь в сторону села был ему отрезан. Черная птица, уже поднявшаяся над верхушками деревьев, камнем упала вниз и, петляя между стволами, попыталась скрыться, спрятаться от своего страшного противника. Однако ивачь и не подумал преследовать ворона между ветвями, вместо этого он поднялся еще выше, зорко отслеживая метания ворона среди деревьев, а спустя несколько мгновений великан вдруг сложил свои огромные крылья и камнем упал в лес. Послышался короткий придушенный крик, слабый хруст сухого валежника под деревьями, и все стихло.

Через несколько минут волки собрались около своего вожака, сидевшего на упругом ковре сопревшей хвои под серой сумрачной елью. Рядом с ним лежал невысокий молоденький паренек с порванным горлом.

«Закопайте его, ребята… — прозвучала грустная мысль вожака, — а то я что-то устал…»

Четверо волков в очередь вырыли лапами неглубокую яму, столкнули туда тело молодой убитой рыси и, забросав его землей, аккуратно восстановили хвойный покров.

«Теперь уходим! — скомандовал Ват. — Идем лисьим ходом… Хотя рысей мы вряд ли обманем!»

Но погони за ними не было, сторож рысей не успел сообщить своим об увиденных им волках. Спустя сутки дозорная стая вернулась в свой лагерь, а еще через двое суток целая сотня волков, возглавляемая самим князем, незаметно прошла землями рысей к границе удела кабанов и растерзала три деревни!

Старый Ерохта умолк, а затем негромко добавил:

— Вот каким был твой прадед…

Вотша немного помолчал, словно никак не мог вернуться к действительности, а затем шепотом спросил:

— Но почему же люди такие разные — есть многоликие, а есть…

Он не договорил, но дед и так понял его тоскливый вопрос.

— Я же тебе уже рассказывал, — печально проговорил он. — Когда-то все люди были многолики. Но давным-давно волхвы, самые умные и знающие из многоликих, нашли способ лишать людей многоликости. Сначала это проделывали над пленными или над предателями племени, затем стали это делать с женщинами, чтобы они вынашивали и рожали детей, потом и вовсе… — Дед, не договорив, вздохнул и закончил мысль: — Но лишенный многоликости человек — тот же калека, может быть, даже самый покалеченный из калек, а многоликие калек презирают. Вот они и дали нам прозвище «изверги»… ну, вроде бы как они нас извергли из стаи. И относятся к нам, как к ничтожествам.

— Но если мой прадед был многоликим, как же получилось, что ты, дед, не многоликий? Тебя, выходит, лишили многоликости? За что?

Голос Вотши звучал негромко и вроде бы спокойно, но сна в нем не было, а была жгучая обида.

— Меня? — удивленно переспросил Ерохта и, приподнявшись, заглянул внуку в лицо, затем, снова улегшись, горько хмыкнул: — Это, Вотушка, другая история… Расскажу и ее… как-нибудь в другой раз. — А затем, словно бы рассердившись, сурово добавил: — Спи давай! Замучил уже меня — расскажи да расскажи!!

И демонстративно отвернувшись от внука, засопел.

Вотша еще долго лежал в темноте, уставившись широко открытыми глазами в крошечное окошко хатки. Он представлял себя на месте своего прадеда. Вот он в лике могучего волка, вот в лике ивача, парящего в небесах, а вот в лике страшного, неостановимого секача!

А в окне, почти точно в его середине, сверкала оранжевая звезда — Волчья звезда! Звезда стаи восточных волков! Она давала каждому волку стаи удачу, она хранила их от напастей и бед, она защищала их от врагов и дарила победу! Вот только маленькому Вотше она ничего не могла подарить — он не был волком, он был… извергом!

Поэтому Вотша и не смотрел на звезду, поэтому он и отдавался своим видениям!

Но постепенно ночь взяла свое, и маленький мальчик заснул…

Ночь всегда берет свое!..

А в это время в центре города, в княжеском замке, кипел весельем поздний пир. Князь Всеслав и пятеро его спутников вернулись из дальнего путешествия, и княгиня Рогда устроила мужу торжественную встречу. Почти вся стая князя, все волки, находившиеся в это время в стольном городе, собрались в пиршественном зале замка и в замковом дворе, где тоже были накрыты столы. Без малого шестьсот человек одновременно подняли кубки за здоровье и славу своего князя, своего вожака!

После второго тоста Всеслав вышел на крыльцо, и двор, заполненный простыми воинами, взорвался приветственными криками. С довольной улыбкой оглядел Всеслав орущих мужиков, приветственно помахал им рукой, и тут же под сердцем закопошилась змея тревоги. Удалось-таки Ратмиру растревожить, смутить князя.

«И зачем я его привел с собой! — недовольно подумал Всеслав, вспомнив своего младшего брата. — Пусть бы он продолжал сидеть в своей Звездной башне, как безвылазно сидел до этого почти сорок лет!! Нет, захотелось мне похвастать перед ним своей мощью, своей стаей, ведь это и его стая, а он…»

Князь еще раз махнул рукой, но на его лице уже не было довольной, торжествующей улыбки. Он повернулся и быстро прошел в пиршественный зал, к своему месту на возвышении, уселся на стул с высокой прямой спинкой, вдруг лицо его скривилось в презрительной гримасе.

«Даже этим возвышением он меня попрекнул! — с неожиданной ненавистью подумал он о брате, и в то же мгновение сердце полоснула страшная догадка. — А может, он сам метит в вожаки? Может, надоело ему сидеть в Звездной башне и рассматривать ночное небо да сочинять эпистолы к таким же, как он сам, затворникам?»

Князь бросил острый взгляд в сторону ближнего стола. Там, рядом с самыми близкими вожаку сородичами, сидел и его брат, Ратмир. Молодой еще человек выделялся среди окружавших его воинов и одеждой — на нем красовалась темная хламида дважды посвященного служителя Мира, или, как их называли здесь, на востоке, — волхва, и спокойной трезвостью умного лица. Сейчас Ратмир, прихлебывая из кубка легкое кисловатое вино, с едва заметной улыбкой следил за разгорающимся за столом спором о достоинствах диких южных лошадей.

«Нет! — К князю вернулось спокойствие. — Никогда его не примет стая. Пусть он умен, пусть умеет повернуться к Миру восемью гранями, но стае нужен вожак-воин, вожак-защитник! Какая может быть защита от этого ученого… одиночки? Он и оружие-то в руках как следует держать не умеет!»

Всеслав наклонился к княгине и с довольной улыбкой спросил:

— Хочешь, я тебя повеселю?

Красавица Рогда посмотрела на мужа, вытерла губы чистой льняной салфеткой и, вернув улыбку, ответила:

— Хочу… Ты что, новых скоморохов с собой пригнал? А я и не заметила!

Князь весело расхохотался собственной мысли: «Ха! Скоморохов!! А ведь он действительно — скоморох!»

— Сейчас я покажу тебе… скомороха! — объявил он, отсмеявшись, и громко позвал: — Ратмир, поднимись ко мне.

Брат отвлекся от разговора своих соседей по столу, удивленно посмотрел в сторону княжеского стола и не слишком уверенно поднялся со своего места.

Всеслав сделал знак одному из прислуживающих на пиру извергов, чтобы тот поставил к столу еще один стул, и указал Ратмиру на это место. Брат поднялся на помост и чуть настороженно присел на краешек стула. Вожак стаи, заговорщицки подмигнув жене, обратился к брату:

— Ну, как тебе нравится мой замок? Мои волки? Мой ужин?

Ратмир внимательно посмотрел брату в глаза, потом едва заметно покачал головой и чуть подвинулся, тверже усаживаясь на стуле.

— Крайский замок очень хорош, — начал он спокойным «лекторским» тоном. — За те тридцать с лишним лет, что я отсутствовал, он здорово изменился… Сегодня, я думаю, эту крепость не сможет взять ни одна стая. И для жизни замок стал гораздо удобнее, теперь он — по-настоящему жилой. Стая, которую ты водишь, тоже очень хороша — многолюдна, сыта, хорошо вооружена. Да и твой ужин показывает, насколько людям вольготно живется в этой стае.

— А-а-а! — довольно протянул Всеслав. — Стало быть, ты признаешь, что я хорошо управляю стаей?

Ратмир неожиданно улыбнулся, и его лицо сразу же стало проще и привлекательней.

— Разве я говорил, что ты плохо управляешь стаей?

— Да ты же мне все уши прожужжал, пока мы шли домой! — возмущенно воскликнул Всеслав. — Мы неправильно живем! Мы неправильно живем! Мы неправильно живем!

Улыбка исчезла с лица Ратмира, черные брови сошлись над переносицей, и он повторил вслед за братом:

— Мы неправильно живем!

— Это почему же? — вмешалась в разговор княгиня. — В чем ты видишь… неправильность?

Ратмир перевел свой серьезный взгляд на княгиню, словно прикидывая, насколько она способна понять его рассуждения. Всеслав усмехнулся, догадавшись о сомнениях брата, и сквозь зубы произнес:

— Поделись с моей женой своими сомнениями. Она женщина умная… не только головой, сердцем умная, она твои сомнения… рассеет!

Ратмир едва заметно пожал плечами и заговорил, обращаясь к Рогде:

— Я, как ты знаешь, живу в уединении, но это не значит, что мне неизвестно, что происходит в Мире, как живут стаи. Кроме того, у меня есть время подумать о происходящем… Оценить его.

Он снова бросил быстрый взгляд на княгиню, и та, словно бы подбадривая его, кивнула.

— Ты наверняка и сама видишь, как изменилась жизнь со времен твоего детства?

— Она и должна была измениться, — снова улыбнулась княгиня. — Это было бы странно, если бы жизнь застыла в неизменности!

— А какие, на твой взгляд, главные изменения произошли в жизни? — неожиданно поинтересовался Ратмир.

— Ну… — Рогда на секунду задумалась, а затем пожала плечами. — Много всякого произошло, я как-то не задумывалась об этом. Раз что-то изменилось, значит, пришло время старому уйти, новому прийти…

— Все правильно. — Ратмир кивнул головой. — Тебе и не надо вникать в эти изменения. А вот Всеславу необходимо видеть их и… оценивать! Именно про это я ему и «прожужжал все уши»!

Он посмотрел на брата, а затем снова обратился к Рогде:

— Вот о чем я ему твердил. Во-первых, практически во всех стаях перестали выбирать вожаков! Еще четыреста лет назад на смену одряхлевшему, не способному уже руководить стаей вожаку приходил самый сильный, самый опытный и умелый человек. Стая сама выбирала его и действительно выбирала достойного, потому что от вожака зависело будущее всей стаи! А теперь… Теперь вожак, еще будучи в силе, старается привести на свое место своего же отпрыска — сына, внука…

— А чем это плохо? — удивленно переспросила Рогда. — Ведь сын или внук вожака, конечно же, лучше всех знает, как управлять стаей. Он же учится этому с младых когтей у самого вожака!

— Плохо то, что вожак не смотрит, насколько его отпрыск способен водить стаю, насколько он умен и отважен. Плохо то, что по-настоящему способные люди уже не могут занять подобающее их способностям место, ведь конкурентов своего отпрыска вожак так или иначе старается… убрать! А это обескровливает стаю, ослабляет ее!

— Ну, в моей стае такого нет! — излишне резко возразил Всеслав. — Если мой Святополк займет мое место, он сделает это по праву и при поддержке всей стаи!

— В нашей стае такого нет? — горько переспросил Ратмир. — А ты вспомни Вата! Разве не он должен был быть избран вожаком после нашего деда? А вместо этого…

— Ват был предателем! — в ярости рявкнул Всеслав. — Он предал стаю! Из-за него погибли шестеро лучших волков! За это он и понес заслуженное наказание!

Вожак жадно припал к кубку с вином, словно сказанные слова ободрали его горло, а Ратмир смотрел на брата горьким взглядом. Когда же тот допил и со стуком поставил кубок на стол, Ратмир негромко произнес:

— Ты можешь рассказывать эту выдумку вот им. — Он коротко кивнул в сторону гуляющих дружинников. — А я знаю, за что и как был наказан Ват. Сейчас ты говоришь, что твой сын возьмет власть, только если он будет ее достоин. Но Святополку только двадцать лет, я посмотрю, как ты заговоришь и что ты… сделаешь, когда поймешь, что у него в стае есть достойные соперники!

Князь в ярости скрипнул зубами и резким движением снова наполнил свойкубок, расплескав вино по скатерти.

— Но это не самое страшное… — медленно, словно бы устало произнес Ратмир и, посмотрев в испуганные глаза княгини, неожиданно спросил: — На сколько, сестрица, увеличилось в Крае количество извергов, ну хотя бы за те годы, которые я отсутствовал?

Княгиня явно растерялась и неуверенно пробормотала:

— Так кто же их будет считать?

— Да, их никто не считает, — с горечью согласился Ратмир. — А стоило бы…

— Зачем? — удивленно переспросила Рогда, а Всеслав, оскалясь в кривой усмешке, зло пробормотал:

— Это еще одна умная догадка моего ученого братца! Он, видишь ли, считает, что изверги могут нам угрожать.

— Да чем же?! — изумленно воскликнула княгиня.

И снова Ратмир задал неожиданный вопрос:

— У тебя сколько детей, княгиня?

— Ты же знаешь, двое, — недоуменно ответила Рогда.

— А сколько в стае еще семей, где было бы двое ребятишек?

Княгиня посмотрела на мужа и чуть пожала плечами:

— Да… вроде бы больше нет таких…

— А вообще, сколько в стае детей?

Княгиня на секунду задумалась, а потом уверенно ответила:

— Двадцать один.

— Ты, Всеслав, гордишься тем, что сейчас в замке пируют почти шестьсот человек… — обратился Ратмир к вожаку стаи. — И вот у этих шестисот человек всего двадцать один ребенок!

— Рогда говорит только о… многоликих!.. — вскинулся уже порядком захмелевший князь. — А маленьких полуизвергов наберется не меньше тысячи!

— А вы полуизвергов принимаете в стаю? — с интересом переспросил Ратмир.

— Редко… — нехотя ответил вожак. — Это роняет престиж стаи!

— Но ты же знаешь, — вмешалась в разговор княгиня, — родить многоликого очень тяжело! Женщине приходится девять месяцев существовать, повернувшись к Миру только одной гранью, а это далеко не каждой по силам!

— Правильно, — кивнул Ратмир, — редкая женщина выдерживает весь срок беременности, потому-то твой случай — двое детей — уникален! А к своим детям от извергинь люди относятся с… презрением!

Он посмотрел по очереди на обоих супругов и огорченно покачал головой:

— Вы вот сказали, что не знаете, сколько в Крае извергов, так я вам скажу. Судя по величине города, их не менее десяти тысяч… Я говорю только о взрослых извергах! Это значит, что княжеский замок окружает, по меньшей мере, четыре с половиной тысячи семей, в каждой из которых от семи до десяти ребятишек!

— Зато изверги живут, в лучшем случае, семьдесят лет, а многоликие в худшем — двести! Да и что могут изверги сделать многоликому? — Князь пьяно расхохотался, и Рогда с тревогой посмотрела на мужа.

— Они уже делают… — спокойно ответил Ратмир. — Посмотрите, вы сами себя называете именем, данным нам извергами — многоликие! А ведь у нас есть и собственные названия для своего рода — люди, первые! Мы не говорим «многоличье» мы говорим — «многогранье», но вы пользуетесь прозвищем, придуманным извергами, и этим, сами того не замечая, уже ставите их на один уровень с собой!

— Как это? — снова удивилась княгиня. — С чего ты это взял?!

— По логике их речи мы — многоликие, они — изверги… Но и те, и другие — люди… человеки! Во всяком случае, изверги считают именно так! И вы, принимая их… терминологию, поддерживаете эту их уверенность!

Рогда растерянно посмотрела на мужа, не зная, что возразить деверю.

— Но ты, брат, видимо, имел в виду другое, — повернулся Ратмир к Всеславу. — Один изверг действительно ничего не может сделать человеку. И двадцать — ничего, и сто… А вот тысяча!..

И он многозначительно замолчал.

Однако Всеслава, видимо, не испугал многозначительный тон брата, подняв руку и покачав пальцем перед носом Ратмира, он заговорил в пьяном кураже:

— Не надо меня пугать, братец! Ты сам прекрасно знаешь, что стоит мне повернуться к Миру другой гранью, и любое оружие извергов, даже если они когда-нибудь научатся владеть оружием, будет бессильно против меня, в худшем случае я получу небольшую рану! Меня, волка, меня, медведя, меня, ивача, не достанет ни одно оружие этого Мира, разве что поцарапает! А вот я, своими клыками, своими когтями, своим клювом, достану любую тварь этого Мира!!! Кроме того, если я посчитаю, что моя стая недостаточно велика, то просто пошлю своих ребят по деревням извергов, и через девять месяцев она станет в два раза больше! Сами изверги прекрасно знают не только то, что они бессильны против нас — людей, но и то, что, если мы захотим, они будут рожать таких, как мы, и при этом еще будут нам благодарны! Да, да, извергини будут счастливы родить ребенка от человека! Так кто кого должен опасаться? — Он посмотрел в лицо брату хмельным горящим глазом и с довольной ухмылкой закончил: — Вот они меня и боятся! Боятся до дрожи в коленках, до холодка вдоль хребта, до пресечения дыхания! Я решаю: жить им или умереть. Так было, так есть и так будет во веки веков!

— Так было, так есть… — спокойно согласился Ратмир. — Но… как верно сказала твоя умница-княгиня, Мир меняется… И кто знает, какие изменения придут в этот Мир завтра?!

Всеслав откинулся на спинку стула и вяло махнул рукой:

— Я смотрю, вас, волхвов, стаи слишком хорошо кормят и у вас слишком мало забот! Вот вам в головы и лезут всякие… странные мысли! Как ты вообще мог додуматься до сравнения человека с извергом?!

Ратмир долго молча смотрел на брата, а затем негромко произнес:

— Вспомни Вата… Он был одним из лучших в стае, а стал извергом! Конечно, он потерял многогранность, но человеческие-то качества у него должны были сохраниться! И он не покончил с собой после того, как его лишили многогранья, а ведь многие ожидали именно этого. Нет, он прожил отпущенный ему срок, и прожил достойно! — И вдруг он снова улыбнулся. — Я сегодня видел одного из его потомков… Совсем маленький мальчишка, но удивительно похож на Вата!

Всеслав вскинулся:

— Ват умер сорок лет назад…

Ратмир удивленно приподнял бровь и пожал плечами:

— Я сказал только, что мальчик очень похож на Вата… И больше ничего!

Но Всеслав его уже не слушал. Голова князя упала на грудь, тело расслабилось, рука, державшая кубок, сползла со столешницы и выронила драгоценный сосуд.

Рогда подала короткий знак, и тут же к князю с двух сторон подскочили изверги-слуги. Осторожно подняв князя, они быстро вынесли его из пиршественной залы и в сопровождении княгини поспешили к княжеской спальне. Всеслав, казалось, полностью отдался пьяному, беспробудному сну. Но когда слуги, стянув с него жесткое парчовое платье, укрыли тяжелое тело прохладными простынями, он неожиданно открыл глаза и, обращаясь к стоявшей рядом с постелью жене, произнес неожиданно трезвым голосом:

— Пошли Скала и Искора в город. Они сопровождали Ратмира и должны знать, где он встретил того мальчишку. Пусть приведут его в замок, я хочу его видеть завтра утром!

Рогда молча кивнула в ответ.

Ратмир, оставшись за княжьим столом в одиночестве, задумался. Зал практически опустел, только несколько завзятых питухов все еще буянили за одним из столов, да изверги-слуги сновали по залу, прибирая со столов дорогую посуду.

«Бесполезно… — горько думал Ратмир. — Ни один из вожаков не думает о будущем. Всех их тревожит только сегодняшний день! И Совет посвященных не хочет заниматься этим! Посвященные почему-то считают себя выше мирских дел…»

К нему неслышно подошла молоденькая девушка и, смиренно опустив глаза, проговорила:

— Господин, ваши покои готовы, если вы хотите отдохнуть, я вас провожу.

Ратмир поднял глаза и взглянул на извергиню. Лет ей было не более четырнадцати, ее личико с небольшим, чуть вздернутым носиком, полными ярко-красными губками и длинными, пушистыми ресницами дышало свежестью. Простая прямая белая рубашка с подолом до щиколоток босых ног скрывала тело девушки, но спрятать высокую, упругую грудь она не могла. Брат князя встал со стула и негромко произнес:

— Ну что ж, проводи меня, красавица. Мне действительно надо отдохнуть.

Девушка быстро повернулась и легкой, летящей походкой направилась к боковым дверям, выводившим из пиршественного зала в правое крыло замка.

Гостевые покои, предназначенные для приезжавших к князю Всеславу посланцев из других стай, были на этот раз целиком отданы в распоряжение Ратмира. Молоденькая извергиня провела волхва по длинной анфиладе небольших комнат в главный зал покоев. Из зала, отделанного панелями редкого розового дерева, выходило две двери. Девушка направилась к той, что располагалась справа, и за ней, пройдя недлинным, узким и темноватым коридором, ввела Ратмира в большую спальню. Огромная кровать под роскошным шелковым балдахином была тщательно застелена, угол темно-синего легкого покрывала аккуратно отогнут, чтобы показать идеально растянутые голубые простыни.

Девушка остановилась у входа в спальню, и когда Ратмир прошел мимо нее в комнату, негромко произнесла:

— Если господину что-то нужно, я немедленно принесу…

— А если мне ничего больше не нужно? — с легкой улыбкой спросил волхв.

— Тогда я, с позволения господина, оставлю его, — не поднимая глаз, ответила девушка.

— А разве ты не разделишь со мною ложе, чтобы… согреть его? — спокойным, чуть надменным тоном поинтересовался Ратмир, и его вопрос, учитывая стоявшую на улице жару, прозвучал издевкой — жесткой, требовательной издевкой!

На одно мгновение девичьи ресницы взмыли вверх, и волхва обжег испуганный взгляд темных глаз. Девушка чуть откачнулась назад, и с ее щек сбежал румянец, однако голос ее, прозвучавший чуть тише, был все так же ровен и спокоен:

— Если господин мерзнет, я готова принести ему постельную грелку, а в спальне поставить жаровню.

— А вот этого не надо! — Ратмир высокомерно вскинул голову. — Ты прекрасно поняла, о чем я говорю!

Он несколько секунд помолчал, а затем снова спросил:

— Так ты готова разделить со мной ложе?

— Если господин этого потребует… — еле слышно пробормотала извергиня.

— Ты хочешь сказать, что сделаешь это против собственного желания? — переспросил ее волхв.

Девушка молча кивнула.

— Почему? Разве для тебя не лестно было бы стать наложницей человека и, может быть, родить от него ребенка?

На этот раз девушка отрицательно помотала головой.

— Почему?! — снова спросил Ратмир и, шагнув к девушке, двумя пальцами приподнял за подбородок ее опущенную голову. — Смотри мне в глаза и рассказывай!

Голос волхва звучал жестко, почти угрожающе.

Лицо девушки было запрокинуто кверху, однако опущенные ресницы по-прежнему прикрывали глаза. Не пытаясь освободиться от упертых в ее подбородок жестких пальцев, она негромко заговорила:

— Если я потеряю девство до брачного обряда, от меня отвернутся все родственники, а отец проклянет… Так будет, даже если я сама ни в чем не буду виновата… Господин тоже не женится на мне — зачем ему, многоликому, жена-извергиня!

— А если я официально признаю тебя своей наложницей? — все тем же жестким тоном спросил Ратмир.

— Вы попользуетесь мной некоторое время, а потом выбросите, как ненужную вещь, — не открывая глаз, проговорила девушка. — А мой позор останется со мной!

— Почему обязательно — выброшу?! — Волхв презрительно приподнял правую бровь. — Я отпущу тебя домой и дам богатое приданое!

— Даже с самым богатым приданым никто не согласится принять на себя мой позор…

Молоденькая извергиня старалась говорить спокойно, но в ее голосе уже чувствовались едва сдерживаемые слезы.

Ратмир наконец-то отпустил ее подбородок, и она тут же снова опустила лицо.

— Значит, постель человека для вас теперь считается несмываемым позором? — медленно проговорил он и замолчал, словно ожидая ответа на свой вопрос. Однако девушка стояла тихо, почти не дыша. — Да, я действительно очень давно не был дома, не был в стае… Тридцать восемь лет назад извергиня, взятая в наложницы и родившая дитя от человека, считалась у извергов очень достойной женой…

Девушка продолжала молчать, уставившись в пол. Ратмир медленно вернулся к кровати, уселся на покрывало и устало произнес:

— Можешь идти, мне больше ничего не надо.

Девушка быстро метнулась к выходу, но была остановлена в дверях властным окриком:

— Стой!

Она замерла, а волхв спокойным, даже каким-то ласковым голосом спросил:

— Как тебя зовут?

— Мила… — негромко ответила извергиня, повернувшись лицом к волхву, и он снова увидел быстрый взгляд, брошенный ему в лицо из-под взметнувшихся темных ресниц.

Ратмир лениво взмахнул рукой:

— Ступай, Мила, и прикрой за собой дверь поплотнее…

Девушка немедля выскочила за порог и аккуратно без стука закрыла дверь.

«Вот еще одно доказательство изменений, пришедших в Мир, — устало подумал Ратмир. — Извергини уже не считают честью забеременеть от… многоликого, как все еще думает мой дорогой братец! И неизвестно, что случится, если он пошлет своих волков по деревням извергов!.. Но значит — и я ошибаюсь, добиваясь хоть какого-то равенства для извергов, какой смысл давать права людям, рожденным извергинями, если для извергов ребенок от человека ненавистен, если он — „несмываемый позор“ для его матери! Но самое страшное, что и это изменение в Мир привели мы сами… Вернее, наша жестокость, несправедливость… наше высокомерие!»

Он встал с кровати, медленно разделся, аккуратно повесил свою темную хламиду на вбитый в стену деревянный костыль и забрался под прохладное покрывало. Сон к нему пришел не сразу.

Ранним утром следующего дня, задолго до восхода солнца, когда город только готовился к пробуждению, на тихой улочке слободы горшечников появились двое всадников. Княжьи ратники из старшей дружины, высокие, статные, широкоплечие мужи, были одеты в одинаковые темно-серые рубахи с приколотыми справа бронзовыми бляхами в виде волчьих голов, зимой скреплявшие ворот плаща, такие же темно-серые порты, высокие черные сапоги. На их головах красовались плоские, прикрывающие уши, картузы. Оружия в их руках не было, да здесь оно им и не было нужно.

Дружинники уверенно направили лошадей к домику старого Ерохты и, остановившись у калитки, спрыгнули на землю. Один из них остался около плетня, держа лошадей под уздцы и зорко поглядывая по сторонам, а второй небрежным пинком распахнул калитку и вошел во двор. Не доходя нескольких шагов до дверей хатки, он зычно гаркнул:

— Эй, хозяин, дверь открывай!

Дверь распахнулась в тот самый момент, когда подошедший дружинник уже собирался повторить свой небрежный пинок. На пороге стоял дед Ерохта, щурясь со сна и пытаясь разобрать, кто это так бесцеремонно орет. Разглядев княжьего ратника, он попытался поклониться, но тот, грубо толкнув старика внутрь хатки, рявкнул:

— Ну, где тут у тебя малец прячется? Давай его сюда!

— Не прячется у меня никакой малец, — растерянно пробормотал дед. — Внук только со мной…

— Вот он-то нам и нужен! — неожиданно весело гоготнул ратник.

Из тряпок, наваленных в темном углу хаты, вынырнула белая детская голова. Широко распахнутые, будто бы и не спавшие глаза уставились на ратника.

Тот, увидев мальчонку, одним прыжком оказался рядом с кучей тряпья и выдернул из нее Вотшу. Подняв ребенка на вытянутых руках, ратник довольно ухмыльнулся:

— Тот самый…

— Зачем вы его забираете?.. — забормотал за его спиной старый Ерохта. — Он же ничего не сделал, многоликий сам с ним заговорил…

Дружинник прижал мальчика к груди и повернулся к деду.

— Мальчишка ничего не сделал, — подтвердил он слова деда и, шагнув к выходу из хаты, добавил: — Но вожак хочет его видеть, а зачем… кто ж его знает?!

Когда дружинник с ребенком на руках вышел во двор, у плетня уже кучковалось десятка два слобожан. Тихо переговариваясь между собой, они с осторожным интересом косились на стоявшего у калитки воина. Увидев Вотшу на руках дружинника, все замолчали. Ратник, стоявший у плетня, быстро вскочил в седло и развернул коня таким образом, чтоб оказаться между своим товарищем и собравшейся толпой. Второй ратник спокойно усадил мальчишку на своего коня, поднялся в седло и, придерживая ребенка одной рукой, направился в сторону княжеского замка. Слобожане молча смотрели им вслед, пока оба дружинника не скрылись за поворотом дороги. Потом все они повернулись в сторону хаты. На пороге стоял старый Ерохта и с тоской смотрел вслед увезенному внуку.

Несколько минут над улицей висела мертвая тишина, а затем раздался хрипловатый мужской голос:

— Ерохта, зачем это многоликие Вотшу забрали? Он что, набедокурил сильно?

Этот голос словно бы вывел старика из оцепенения. Вздрогнув, он посмотрел на столпившихся у плетня соседей, потер лоб дрожащей рукой и нарочито громко ответил:

— Ничего он не набедокурил. Ратник сказал, что его… князь видеть хочет.

Снова над улицей повисло молчание — все обдумывали слова старика.

— Ну… может быть, князь посмотрит да и отпустит мальчонку-то… — раздался наконец женский голос, которому явно не хватало уверенности.

— Как же, отпустит, — немедленно отозвался кто-то из мужчин. — Когда это было, чтобы многоликие просто так отпускали нашего брата?!

— Но это же… ребенок… — робко возразил все тот же женский голос.

— А им все одно, что ребенок, что взрослый! — раздраженно ответил мужчина. — Мы для них не люди — изверги!

После этого, ставящего заключительную точку, слова все стоявшие у плетня люди как-то засуетились и стали быстро расходиться по своим домам. Скоро дед Ерохта остался в одиночестве.

Всадники, увозившие Вотшу, едва только толпа слобожан скрылась за поворотом дороги, пустили своих коней ходкой рысью, и скоро мальчишка увидел каменные городские дома и вырастающие за ними высокие серые стены княжеского замка. Спустя несколько минут копыта лошадей гулко процокали по деревянному настилу подъемного моста, и всадники въехали на огромный, мощенный камнем замковый двор. Здесь, рядом с высокими резными дверями очень красивого трехэтажного здания, они спешились, но Вотша остался сидеть на конской спине перед седлом всадника.

Дружинник, стороживший у плетня, быстрым шагом направился внутрь здания, а второй встал рядом с лошадью и, чуть придерживая мальчишку за пояс порточков, негромко сказал:

— Ты, малец, сильно не пугайся… Если князь что спросит, отвечай не торопясь, спокойно… Да не придумывай ничего — князь страсть врунов не любит.

— Я никогда не вру! — тихо буркнул насупившийся мальчик.

Ратник улыбнулся в густые усы и построжавшим голосом проговорил:

— И не перечь князю, не дерзи! А то и оглянуться не успеешь, как на конюшне окажешься!

— А чего я там, на вашей конюшне, не видал? — еще тише пробурчал мальчишка.

— Вот и я говорю — нечего тебе там делать! — неожиданно согласился ратник и снова улыбнулся.

Но в то же мгновение улыбка слетела с его лица. За закрытыми резными дверями раздался слабый шум, затем одна из дверей приоткрылась, и в образовавшуюся щель на крыльцо проскользнул второй дружинник.

— Идет князь! — чуть запыхавшись, проговорил он. — Снимай мальчонку!

Сильные руки сдернули Вотшу с лошади, опустили на камень площади, и ратник, щекотнув его ухо усами, прошептал:

— Помни, что я тебе говорил!

Мальчик молча кивнул белой взлохмаченной головой и уставился огромными голубыми глазами на высокие двери дворца.

Прошло минут пять, и двери медленно, торжественно распахнулись, открывая мальчишечьему взгляду темную, прохладную прихожую, из глубины которой выходил высокий, стройный мужчина в белой, расшитой красным крестиком рубашке, темно-серых портах и высоких сапогах. Рядом с ним шла полная высокая женщина в светлой рубашке и долгополом летнем сарафане.

«Вот он какой — князь! — восторженно подумал Вотша, вглядываясь в лицо мужчины. — Вожак… Всеслав!»

Выйдя на крыльцо, князь и княгиня внимательно оглядели маленького Вотшу, а затем Всеслав, усмехнувшись, проговорил:

— Он действительно похож на…

Быстро сбежав с невысокого крыльца, он остановился в двух шагах от мальчика и спросил:

— Как тебя зовут, маленький изверг?

— Вотша, господин…

Голос у мальчонки хоть и дрогнул, но прозвучал достаточно громко и ясно.

— А знаешь ли ты изверга по имени Ват?

— Это мой прадед, господин, — гораздо увереннее ответил Вотша и после секундной паузы добавил: — Только он не был извергом, господин, он был многоликим!

Всеслав метнул мгновенный взгляд за свое плечо, и Рогда в ответ едва заметно кивнула.

— С кем живет малец? — обратился князь к стоявшему позади Вотши ратнику.

— С дедом, вожак, с совсем старым дедом…

Всеслав снова посмотрел на мальчика:

— Если твой прадед был многоликим, то почему твой дед — изверг?

Вотша не сводил глаз с лица князя и потому сразу же уловил проскользнувшее по нему напряжение. Но вожак стаи мгновенно взял себя в руки, и на мальчика посмотрели все те же спокойные темно-серые глаза.

— Я не знаю, господин. — Мальчишка неловко пожал плечами. — Дедушка мне ничего об этом не рассказывал.

— Не рассказывал… — задумчиво протянул Всеслав и снова быстро посмотрел на свою княгиню.

Вотша почувствовал, как лежавшая на его плече рука ратника чуть напряглась.

— Ну, что ж… — начал было князь, словно приняв какое-то решение, но в этот момент из полутьмы дворцовой прихожей раздался спокойный, строгий голос:

— Не торопись, брат!

На крыльце позади княгини появилась высокая худощавая фигура, закутанная в темную хламиду, и мальчика обжег пристальный взгляд странно знакомых зеленовато-холодных глаз.

Рогда чуть посторонилась, и Ратмир, неторопливо спустившись с крыльца, встал рядом с князем.

— Позволь мне сначала… проверить его способности, его… возможности, — медленно проговорил волхв, не отрывая глаз от лица ребенка, и в его голосе не было просьбы. — Вдруг он тебе пригодится…

Князь недовольно нахмурился и сквозь зубы процедил:

— На что это мне может пригодиться маленький изверг?! Если б он был хотя бы полуизвергом!

— Вот мы и посмотрим, на что! — со спокойной уверенностью ответил волхв.

— Ты хочешь увезти мальчишку к себе в Звездную башню?

— Зачем? Мне достаточно будет просто… поговорить с ним… часок, другой.

Всеслав пожал плечами:

— Ну что ж, поговори… Хотя я не думаю, что малец представляет хоть какую-то ценность.

Затем, подняв глаза на стоявшего позади мальчика ратника, он приказал:

— Скал, пока что ты будешь отвечать за мальчишку. Устрой его в ратницкой, одень, накорми… В общем, займись им. И следи, чтобы он не сбежал! Головой отвечаешь! Когда волхв Ратмир закончит свои… исследования… я скажу, что дальше делать с мальчишкой!

Князь повернулся, взошел на крыльцо и, взяв княгиню под руку, направился в глубь дворца. Рогда, прежде чем скрыться в полумраке прихожей, успела бросить через плечо еще один настороженный взгляд. Теперь он был обращен к волхву.

Но тот не заметил этого взгляда.

— Приведешь Вотшу сразу после обеда ко мне в покои, — обратился Ратмир к Скалу. — Я за это время все приготовлю… И постарайся, чтобы мальчик не был слишком напуган — его испуг может все запутать.

С этими словами волхв повернулся и неторопливо последовал за княжеской четой.

Когда двери дворца за ними закрылись, Скал неожиданно подхватил Вотшу на руки и довольно пробасил:

— Ну ты, малец, молодец! Все как надо делал и даже князя не испугался!

Скал с Вотшей на руках пересек двор и между двух невысоких хозяйственных построек вышел к большому двухэтажному зданию, пристроенному к замковой стене.

— Вот здесь ты теперь жить будешь, — проговорил ратник, опуская мальчика на крыльцо и беря его за руку. Коротким коридором они прошли в заставленный длинными столами и скамьями зал, и Скал, остановившись в дверях, пояснил: — Это наша трапезная, а спальни находятся наверху.

У среднего стола сидело четверо дружинников. Перед каждым из них стояла большая деревянная миска и здоровенная глиняная кружка. Ратники завтракали. Вотша вертел головой, оглядывая трапезную, вдыхал запах каши и свежеиспеченного хлеба и крепко держался за руку Скала.

Услышав слова дружинника, завтракавшие обернулись, и один из них, здоровяк с густой взлохмаченной черной шевелюрой, глухим басом поинтересовался:

— Что это за птаху ты привел, Скал?

— Вот, знакомьтесь, правнук Вата, — проговорил дружинник, подводя мальчика к столу. — А зовут его Вотша. Вожак приказал присмотреть за ним.

Все четверо с интересом оглядели мальчика, а сидевший с правого края молодой худощавый дружинник проговорил:

— Правнук Вата? Надо же! Извержонок, значит. — И, хлопнув ладонью по столешнице, добавил: — Ну, садись с нами, извержонок Вотша, позавтракать-то, наверное, не успел?

Мальчик посмотрел на Скала, и тот поддержал предложение своего товарища:

— Садись, садись… Сначала поедим. Я ведь тоже еще не завтракал, а потом пойдем к тетке Сидохе, может, она тебе из одежды что-нибудь подберет.

Усадив мальчика на скамью рядом с молодым дружинником, Скал ушел к окошку в дальнем конце трапезной и, спустя несколько минут, вернулся с двумя большими мисками, наполненными рассыпчатой кашей, поверх которой лежало по ломтю хлеба. Затем Скал еще раз сходил к окошку и принес две большие ложки и две кружки. В одной из кружек была налита темная пенистая жидкость, а в другой — молоко. Поставив перед Вотшей миску с кашей и кружку с молоком, дружинник протянул ему ложку:

— Ешь, не торопись! Не набрасывайся на пищу, как зверь дикий!

Мальчик молча принял ложку, осторожно взял в другую руку ломоть хлеба, оглядел наблюдавших за ним дружинников, вздохнул и принялся за еду. Однако, черпанув пару раз из миски, Вотша вдруг замер с поднятой ложкой и поднял на Скала изумленные глаза:

— Дядя Скал… — шепотом проговорил он, торопливо проглотив кашу. — У меня… здесь…

И замолчал.

— Да что там у тебя?.. — встревожился дружинник и заглянул в миску к мальчику. — Ну, что ты там обнаружил?!

— Мясо! — испуганно прошептал Вотша и аккуратно положил ложку хлебалом на край чашки.

Дружинники переглянулись, и чернявый здоровяк добродушно прогудел:

— Ну что ж, что мясо… Вот и ешь с мясом… Раз в княжеский замок попал, силенок тебе много понадобится — собирай силенки-то…

Мальчишка осторожно заглянул в свою миску и, снова взявшись за ложку, ковырнул кашу. Потом, еще раз обежав глазами дружинников, уже смелее поддел небольшой шматок мяса и вместе с кашей отправил в рот.

Пока он сосредоточенно жевал, дружинники с веселым интересом поглядывали на него, но осторожно, так, чтобы уж совсем не смутить мальца. Тот, прожевав и проглотив первую ложку, с гораздо большим энтузиазмом потянулся к миске и вскоре уже вовсю наворачивал кашу, не стесняясь хозяев стола.

Прикончив кашу, Вотша аккуратно положил ложку в миску и, удовлетворенно вздохнув, проговорил:

— Вкусно!..

— А молоко?.. — с улыбкой поинтересовался Скал. — Молоко-то пей!

Мальчишка наклонился над кружкой и осторожно попробовал жирное молоко. Выпив пару глотков, он поднял голову, облизнул верхнюю губу и неожиданно улыбнулся:

— А квас-то у нас с дедом вкуснее…

Дружинники, с интересом наблюдавшие за маленьким извержонком, расхохотались…

И вдруг все пятеро почувствовали странную неловкость. Им всем пришло в голову, что вот с ними за одним столом сидит детеныш тех самых извергов, которых они презирали… Да нет, не презирали даже! Они их просто не считали достойными своего внимания, ну разве когда поразвлечься с какой-нибудь молоденькой, симпатичной извергиней, особенно в походе, в набеге! А вот, поди ж ты, сидит малец-изверг за одним с ними столом, ничуть не смущается, уплетает такую же кашу, а им не хочется цыкнуть на него, пристукнуть, вышвырнуть за порог, словно шелудивого пса! Наоборот, извержонок вызывал какое-то щемящее сочувствие, хотелось его… приласкать! И каждый, оправдывая себя, решил, что Вотша все-таки не простой изверг, что он все-таки потомок Вата! А Вата все еще помнили!

После завтрака, закончившегося в смущенном молчании, Скал взял мальчишку за руку и повел в стоявший по соседству с ратницкой небольшой домик, оказавшийся бельевой. Хозяйничала там пожилая толстая и удивительно опрятная женщина, которую все называли тетка Сидоха.

Сидоха, увидев мальчишку, вцепившегося в руку Скала, охнула, присела перед Вотшей и, покачав головой, спросила:

— Это откуда ж у тебя, волчара седой, такой хлопчик малой появился?! Неужто, старый грех какой следок оставил?!

— Мои грехи, тетка Сидоха, на три метра под землей схоронены, — усмехнулся Скал. — А это — грех… Не сказать, чей! — И многозначительно помолчав, добавил: — Вот, познакомься — правнук чернохвостого Вата, зовут — Вотша!

Тетка Сидоха в мгновенном взгляде вскинула лицо к стоявшему над ней Скалу и сразу же снова опустила глаза на мальчишку.

— Та-а-а-к… — медленно протянула она, и в этом коротком слове отпечаталась странная, непонятная для маленького мальчика тоска. — И как же он в замке-то у нас оказался?

— Ратмир вчера в горшечной слободе его углядел, да, видать, вожаку рассказал. А он приказал мальчишку в замок доставить.

— Зачем? — чуть дрогнувшим голосом переспросила тетка Сидоха, не сводя глаз с Вотши.

— Да кто ж его знает, — пожал плечами Скал. — После обеда поведу его к Ратмиру, а пока что приказано его одеть и накормить… Мы с ним позавтракали, а теперь вот к тебе пришли — подбери ему что-нибудь из одежи!

Тетка Сидоха медленно выпрямилась и, поднеся пальцы правой руки к губам, совсем тихо переспросила:

— А волхву-то мальчишка зачем понадобился?

— Он хочет узнать его… судьбу… — так же тихо ответил дружинник. — Говорит, вдруг он нашей стае пригодится!

Толстуха покачала головой и едва слышно вздохнула. Затем, коротко приказав: «Ждите!», ушла во внутренние помещения.

Минут через десять тетка Сидоха вместе с двумя своими помощницами, молоденькими извергинями, принесла несколько рубашек, две пары портов, полотна на портянки, маленькие невысокие сапожки. Вся одежда была не новой, ношеной, но чистой и ухоженной — было ясно, что у кастелянши замка все хранится в надлежащем порядке. Часа через два Вотша был одет во все новое, пригнанное по его маленькой фигурке. Даже сапожки оказались ему только чуть-чуть великоваты.

До обеда Скал успел еще показать маленькому извергу замок и вид, открывающийся с южной стены — той, за которой не было городских построек. Крутой склон, начинавшийся прямо за стеной замка, заканчивался песчаным обрывом, под которым поблескивала быстрая река, а за рекой до самого горизонта, иззубренного невысокими горами, простиралась волнующаяся ковылем степь. И только две-три небольшие дубовые рощицы нарушали это протяженное, волнующееся под ветром однообразие.

Вотша долго смотрел на степь с высоты замковой стены, а затем, взглянув на дружинника огромными голубыми глазами, тихо спросил:

— Дядя Скал, а что там, за этим… — и он повел перед собой рукой, не умея подобрать имени открывающемуся перед ним пространству.

Скал неловко ухмыльнулся и покачал головой.

— Это степь. Вся эта степь — наша! Она принадлежит нашей стае! А за ней начинаются горы. Вон они видны на самом горизонте. Волку до них бежать четверо суток! В горах живет другая стая — снежные барсы, ирбисы. — Дружинник на мгновение замолчал, словно припомнил нечто давнее. — Опасные, сильные бойцы! Они не строят замков, сами горы для них — замки. Я ходил туда с… твоим прадедом!

— С Ватом?! — немедленно вскинулся малец.

— С ним, — кивнул Скал и помрачнел.

Положив на белую голову мальчика свою большую, тяжелую ладонь, он вздохнул и совсем другим тоном проговорил:

— Пойдем, Вотша, обедать! А то еще опоздаем к волхву, он тогда мне задаст!

Обед поразил мальчика еще больше, чем завтрак. Изумленно оглядев заставленный закусками стол, он прошептал:

— Нам с дедом и за месяц столько не съесть!

Тем не менее, он отведал и борща с только что испеченными пышками, и горячего оленьего окорока с полбой, и распаренной в меду репы… Однако Скал зорко следил, чтобы мальчишка не переел — осоловеет, а ему ведь к волхву идти!

Через полчаса после обеда они отправились к Ратмиру.

У дверей гостевых покоев их встретила молоденькая служанка и, поклонившись дружиннику, произнесла:

— Господин Ратмир велел мне проводить вас к нему.

Затем, внимательно посмотрев на мальчика, она повернулась и направилась через анфиладу комнат к главному залу. Здесь она остановилась и, еще раз поклонившись Скалу, сказала:

— Господин Скал может обождать своего подопечного здесь. К господину волхву мальчик войдет один!

Дружинник пожал плечами и тихонько подтолкнул Вотшу в сторону девушки:

— Ступай с Милой, дружок, и ничего не бойся!

Мальчик шагнул к служанке. Та, бросив удивленный взгляд на дружинника, взяла его за руку и направилась к левой из двух бывших в зале дверей. Когда они скрылись, Скал посмотрел тяжелым взглядом на закрывшуюся за ними дверь и уселся в одно из кресел, стоявших в простенках между окнами зала.

Мила провела Вотшу коротким коридором до тяжелой, плотно прикрытой двери, с усилием приоткрыла ее и легонько втолкнула мальчика в образовавшуюся щель.

Мальчишка оказался в большой комнате с окнами, плотно закрытыми шторами. Мрак, царивший в комнате, едва рассеивался пламенем одинокой свечи, бросавшим трепещущие блики на темные резные дверцы больших стенных шкафов, янтарную полированную поверхность стола, установленного в центре комнаты, и большое черное, удивительно глубокое зеркало в странной, темного металла, оправе. Зеркало это не отражало комнаты, в его черной глубине проскальзывали голубовато-синие всполохи, словно некое утробное пламя пыталось выплеснуться и бессильно гасло у самой поверхности бездонной, черной пропасти. И мальчик испугался этой черной бездны, этих бесшумных, непонятно чем рождаемых всполохов, испугался впервые с момента своего появления в замке.

— Разденься и ложись на стол!

Холодный, равнодушный голос прозвучал из темного угла. Мальчик стремительно обернулся в сторону говорившего, и вперед выступила закутанная в темную мантию фигура. Голова фигуры пряталась под капюшоном, а лицо было прикрыто грубо вырезанной из толстой, жесткой кожи маской.

— Ничего не бойся, разденься и ложись на стол! — повторил волхв и повелительным жестом указал на янтарно отблескивающую поверхность столешницы.

Вотша, не отрывая глаз от высокой, темной фигуры, медленно разулся, развязал пояс портов, и они упали на пол. Переступив через них, мальчик едва заметно вздрогнул и начал стягивать рубашку.

— Быстрее, — поторопил его равнодушный голос.

Мальчик снял рубашку и опустил ее на порты. Затем, бросив взгляд на корявую маску, прикрывавшую лицо волхва, он взобрался на стол, вытянулся вверх лицом на прохладном полированном дереве, так, что свеча оказалась у него в изголовье, и закрыл глаза.

Волхв шагнул к столу и сквозь прорези в маске взглянул в лицо мальчику. Потом из складок своей мантии он достал два небольших холщовых мешочка и высыпал их содержимое по обеим сторонам от головы мальчика. Две крошечные горки похожего на мелкий песок порошка тускло засветились в полумраке комнаты, и было непонятно, то ли песок отражает свет свечи, то ли мерцает собственным светом. Но в это момент волхв быстро наклонился и задул свечу.

Песок продолжал мерцать чуть переливающимся желтоватым сиянием.

— Открой глаза… — глухим, безразличным, отрешенным ото всего голосом проговорил волхв.

Мальчик открыл глаза, и они вдруг замерцали голубоватым отсветом, словно отвечая на свечение песка.

На миг в комнате повисла странная неживая тишина, словно человек и изверг вдруг перестали дышать… перестали жить. Но, спустя мгновение, над головой мальчика поднялась темная рука с длинными тонкими пальцами, и все тот же неживой голос произнес странное, непонятное, невозможное для человеческого уха слово. Затем рука медленно опустилась и поочередно клюнула длинным указательным пальцем обе светящиеся горки — сначала справа, потом слева от головы мальчика. Вотша услышал, как длинный заостренный ноготь дважды сухо щелкнул в столешницу, и этот тупой звук было последнее, что он услышал въяве!

Настоящее для мальчика кончилось!

Песчаные горки от тычка преобразовались в крошечные кратеры, и из их середины вдруг отчетливо потянуло дымком. Этот дым почти сразу же стал виден, словно крошечные желтоватые облачка поднялись над столешницей, над головой ребенка. Подпитываемые все новыми и новыми струйками, вырывавшимися из середины кратеров, эти облачка разрастались, густели, окутывали голову Вотши, но его открытые глаза продолжали смотреть сквозь клубящийся дым в далекий невидимый потолок.

И тут новое изысканно-корявое, нечеловечье слово невнятным призывом сорвалось с уст волхва, и в ответ на этот призыв глубокая, черная поверхность зеркала засеребрилась, всполохи в его глубине засияли ярче, а затем из его глубины всплыло… отображение!.. Но это было отображение не той темной комнаты, в которой оно стояло, это было отображение какого-то другого, чужого Мира!

Мальчик лежал спокойно, бездвижно, но с губ его неожиданно сорвался едва слышный, слабый стон. И в ту же секунду волхв произнес третье гортанно-грозное слово, похожее на воинственный клич или приказ. В ответ на него в глубине дымивших песчаных кратеров полыхнуло крошечным оранжево-золотистым пламенем, а в темном провале зеркала, оплетая едва проступавшее изображение, забегали извилистые разноцветно-огненные зигзаги. Вначале едва заметные, они быстро набрали силу, и скоро уже вся комната полыхала стремительными беззвучными, разноцветными вспышками!

Волхв сбросил свою грубую маску и впился глазами в зеркало, распознавая, читая, запоминая увиденное!

А Вотша в это время тоже видел… Но это были даже не видения — это была самая настоящая жизнь! Нет, не его жизнь, не жизнь маленького мальчика! Это была чужая и в то же время непонятно близкая, родная жизнь! Он сам, он — маленький Вотша, был огромным волком со странно темным, почти черным хвостом, а за ним бежала стая из двенадцати зверей, а над ним высоко в безоблачном небе кружили три огромные птицы. И он, маленький Вотша, знал, что эти птицы тоже из его стаи, что они оттуда, с неба, видят его путь и следят, чтобы ему, маленькому Вотше, ничего не помешало продвигаться к своей цели.

Потом это видение смазалось, стерлось, и вместо него возникло другое, не менее яркое! На маленькой, тесной лесной поляне, окруженной густыми, непроходимыми зарослями черной колючки, пятеро волков рвали четырех матерых секачей! Мальчик знал, что схватка уже заканчивается, что кабаны сломлены и не помышляют о победе. Один из них лежал в стороне, подергивая ногами, и при каждом хриплом вздохе из его пасти, между сжатых конвульсией клыков сочилась ярко-розовая пена. Двое других, встав плечом к плечу и выставив вперед клыкастые, но уже порядком изорванные головы, прикрывали третьего, который пытался собственным огромным телом, как тараном, пробить брешь в зарослях.

Четверо волков, тоже уже имевших раны, без устали атаковали защищающуюся пару кабанов, а он, маленький Вотша — огромный серый волк с темным хвостом, медленно, словно бы безразлично обходил эту пару справа, разглядывая третьего секача, того, что еще не был ранен, того, кому необходимо было уйти из волчьей западни! В тот момент, когда этот третий в который раз врезался в ощетинившийся колючками кустарник и бессильно откатился прочь, он, маленький Вотша, прыгнул через головы прикрытия и низринулся на яростно пыхтящего кабана! Тот попытался подставить волку свои огромные, вымазанные в земле клыки, но эта разящая кость опоздала на мгновение — стальные волчьи зубы сомкнулись на кабаньей шее, пробили жесткую, колючую шкуру и рванули, раздирая в клочья гортань.

Кабан повалился набок, захлебываясь вырвавшейся наружу кровью, а он, маленький Вотша, могучим прыжком отскочил в сторону, уходя от конвульсивного удара тяжелыми раздвоенными копытами, и, вскинув голову, коротко взвыл, давая сигнал к отступлению.

Атаковавшие секачей волки медленно попятились прочь от израненных противников в сторону черневшего позади прохода в зарослях, и только он, маленький Вотша, остался на месте, наблюдая, как стремительно размылись контуры кабаньих тел и вместо них на поляне появились двое обнаженных, тяжело дышащих людей. Как они встали на колени около третьего человека, замершего с порванным горлом на голой истоптанной земле, как они, спустя минуту, горестно заломили руки и завыли от горя, не обращая внимания на стоявшего невдалеке волка…

Потом стерлось и это… Перед его открытыми глазами замелькало что-то неразборчивое, и в следующее мгновение он оказался в огромном темном зале, освещенном дымными факелами. Но теперь он был уже не в обличье волка — он был человеком!

Он стоял на высоком помосте, полностью обнаженным, и густые, темные, спутанные волосы падали ему на глаза, мешая видеть окружающее. Да он и не желал ничего видеть! Его сильные руки с мощными буграми мышц были безвольно опущены вниз. А в его душе клокотало пламя обиды, возмущения, ненависти! Прямо перед ним стоял пожилой седовласый мужчина, одетый в богатый наряд с княжеским плащом на плечах, в вытянутых руках он держал тускло отблескивающий нож с длинным клинком и затейливо изогнутой рукоятью. А позади старого князя в странно сгустившейся тьме можно было различить высокую тощую фигуру в уже знакомой Вотше темной хламиде. Волхв! Судя по плавным движениям рук, волхв что-то говорил, однако слов Вотша не слышал. Да и что можно было услышать, когда его мозг терзала единственная мысль — ПРЕДАЛИ!!! Когда в груди билось единственное желание — ОТОМСТИТЬ!!!

Но вот волхв вскинул руки и что-то прокричал. Слова были неразборчивы, но голос, срывавшийся на визг, больно резанул уши. Факелы вспыхнули ярче, и в этот момент князь резким движением сломал клинок у самой рукояти, а затем медленным, брезгливым движением бросил обломки под ноги ему — маленькому Вотше.

Свет померк, тьма пришла в его сознание, влилась в его душу, наполняя ее ужасом и безысходностью, все чувства замерли, и даже ток крови в жилах, казалось, остановился.

Мир его — маленького Вотши — прекратил свое существование!!!

Извивающиеся отблески в быстро мутнеющем зеркале свивались в повторяющемся, уже не несущем информации узоре. Дважды посвященный волхв Ратмир с усталым вздохом откачнулся отполированного обсидиана, вытер дрожащей рукой мокрый от пота лоб и взглянул в лицо лежавшему на столе мальчику. Навстречу ему ударил прямой, острый, как клинок, взгляд темно-серых широко открытых, не детских глаз! И второй раз откачнулся пораженный волхв.

— Закрой глаза!.. — глухо пробормотал он, и его голос уже не был холодным и безразличным, в нем плавала муть тревоги, в нем трепетала дрожь опаски.

Но мальчик не слышал этого голоса, его глаза, подчиняясь приказу кудесника, медленно закрылись.

В комнате воцарились тишина и темнота!

Когда дверь кабинета гостевых покоев приоткрылась и Ратмир позвал Милу, она не узнала его голоса. Слабый и какой-то обреченный, он настолько не соответствовал образу строгого, отстраненного от мира волхва, что она на мгновение растерялась, но привычка к дисциплине мгновенно взяла верх, и служанка быстро вошла в темное помещение. Свет, проникавший через открытую дверь из главного зала покоев, позволил ей разглядеть лежащее на столе обнаженное тело ребенка, а вот сам волхв старательно прятался в темном углу кабинета.

— Забери мальчика и отдай его Скалу… — медленно, словно бы с трудом проговорил волхв. — Пусть он внимательно наблюдает за ним… Мальчик будет спать… очень долго спать… возможно, больше суток. Если он вдруг перестанет дышать, пусть Скал немедленно пошлет за мной!

Молоденькая извергиня, на ходу подхватив с пола одежду Вотши, подошла к столу и взяла маленькое, худенькое тельце на руки. Выходя из кабинета, она на мгновение обернулась, но волхв продолжал оставаться в густой тени. Только когда она вышла из кабинета, волхв пошевелился — протянул руку и отдернул штору с ближнего окна.

Дневной свет проник в комнату и сразу же стер таинственный, мистический флер, наполнявший ее. Правда, на пустом письменном столе, выдвинутом в центр комнаты, оставалась оплывшая свеча зеленого воска, и темнели два пятна темно-серого пепла от сгоревшего колдовского зелья, но они казались случайностью, остатками какой-то неумной шутки. И магическое зеркало потеряло свой мистический налет, теперь оно выглядело обычной пластиной черного камня, отполированной и обрамленной темной, кованой металлической рамой.

Волхв оглядел кабинет и едва заметно пожал плечами. Он уже давно привык к двойственности предметов, к их зависимости от освещения, способа их употребления, отношения к ним человека… Он уже не удивлялся превращению самой необходимой вещи в совершенно ненужный хлам.

Откинув капюшон с головы, Ратмир медленными, неуверенными шагами двинулся вдоль стены, раздвигая шторы на окнах, наполняя кабинет светом. Так он добрел до большого покойного кресла, несколько секунд разглядывал его, словно не понимая назначения этого предмета, а затем осторожно и в то же время неловко опустился в него. Сил не осталось совершенно, невыносимо хотелось лечь в постель и провалиться в беспамятство, в сон, но он не мог позволить себе этого. Именно сейчас, по горячим следам, необходимо было спокойно обдумать все, что открылось ему в Пророчестве. А оно было на редкость ярким, точным, практически не допускающим разночтений. Мальчишка нес в себе простую и ясную альтернативу — он мог стать основой поразительного возвышения принявшей его стаи или же причиной гибели всего сущего Мира!

Только многолетняя тренировка, железная выдержка, воспитанная годами ежедневных занятий, привычка размышлять обо всем отстраненно, без эмоций позволила волхву унять бившую его нервную дрожь и внешне спокойно, даже безмятежно обдумывать полученную информацию:

«Самым простым будет промолчать, скрыть все, что тебе стало известно… Тогда мой драгоценный братец, скорее всего, прикончит мальчишку и вместе с ним любую из его возможных судеб. Но ты прекрасно знаешь, что Рок обмануть нельзя — Рок немедленно приведет в Мир нового… Вотшу, только ты уже не будешь знать, как он выглядит, в какой стае он появился, тем более что он снова, скорее всего, будет… извергом! И тогда уже, Ратмир, ты не сможешь держать в руке узелок его Судьбы. Правда, ты и не будешь ни в чем виноват. Но ты — волхв, ты для того и предназначен, чтобы держать в своей руке судьбы простых людей… в том числе и извергов!

Значит, это будет изменой самому себе. Значит, этот вариант не подходит».

Ратмир чуть шевельнулся в кресле, словно подчеркнув первый вывод из своих размышлений. Его темные, с зеленью глаза переместились от окна к полированному металлу магического зеркала.

Мальчишку можно забрать с собой в университет, в Звездную башню… Но тогда Ратмиру надо будет смириться с тем, что его родная стая никогда не поднимется до того поразительного величия, которое маленький изверг может ей принести! Ратмир, конечно, не настолько любит своего старшего брата, чтобы помогать ему возвыситься над всем Миром, но других вожаков… другие стаи… он любит еще меньше. В конце концов, именно эта стая вынянчила его, именно эти волки — родная для него кровь! А в университете сразу же найдутся желающие наложить лапу на его находку, особенно, если станет известно, какая Судьба уготована этому… извержонку. О-о-о, Ратмир хорошо знает посвященных — из всего совета не найдется и трех, которые не потянут к маленькому волчьему извергу жадные лапы ради возвеличивания своей стаи! И никакой кодекс их не остановит! А что тогда? Хватит ли у него сил, связей, изворотливости, чтобы сохранить извержонка за собой?!! Вряд ли… Кроме того, в Звездной башне слишком велика вероятность того, что мальчишка попадет под случайное ментальное воздействие, от которого он, Ратмир, тоже вряд ли сможет его прикрыть — случай, он потому и случай, что непредсказуем!

Значит, и этот путь не подходит!

И снова волхв едва заметно шевельнулся — второй вариант также был рассмотрен и с тем же результатом.

«Извержонка можно оставить в стае… под надзором моего старшего братца… Если тот сможет понять, какую ценность представляет Вотша, если сможет унять свое высокомерие, свою спесь… Если сможет по-настоящему привязаться к малышу, по-настоящему стать ему старшим другом… А вот это как раз и невозможно. Всеслав непомерно горд, тщеславен и потому… глуп! Он не сможет быть терпимым к какому-то там извержонку — пыли под его ногами. Разве что… Разве что сам Всеслав не будет близко общаться с Вотшей, просто отдаст приказ о его воспитании, приставит к нему надежного, умного и… сердечного волка, к которому сирота-извержонок сможет привязаться! В таком случае и сам Всеслав, находясь в достаточном удалении от малыша, сможет быть к нему снисходителен, а воспитатель сможет внушить своему подопечному уважение, почтительность, даже, может быть, любовь к своему повелителю! А лет через… пять-семь можно будет найти этому… странному… извергу применение, соответствующее его способностям. Тогда и я смогу снова заняться им. Да, пожалуй, именно так и следует поступить».

Ратмир с трудом выбрался из кресла и тяжелой походкой направился в спальню. Он был готов к разговору со своим старшим братом, но перед этим надо было отдохнуть, набраться сил!

Едва Мила с мальчиком на руках появилась в дверях приемной, Скал вскочил с кресла и мгновенно оказался рядом с девушкой. Увидев, в каком состоянии находится Вотша, дружинник пробормотал что-то неразборчиво-грубое и осторожно принял в свои руки маленькое худое тельце, а затем приглушенно, сдерживая рвущуюся наружу ярость, приказал:

— Одевай его! Быстро! Не хватает еще тащить мальца по улице голышом!

Мила начала осторожно надевать на мальчика рубашку, одновременно пересказывая дружиннику то, что велел ему передать брат князя. Скал слушал наказ волхва, никак не выдавая своего отношения, и только когда Мила начала натягивать на ноги мальчика сапоги, он вдруг грубо ее одернул:

— Не надо! Так понесу! Давай сюда обувку!

Служанка торопливо сунула ему в руку сапожки, и Скал, не говоря больше ни слова, развернулся и потопал к выходу из гостевых апартаментов.

В общей опочивальне ратницкой Скал выбрал свободную койку возле окна и уложил на нее спящего мальчугана. Снова раздев его и осторожно прикрыв легким покрывалом, он уселся на соседнюю койку и, сурово сдвинув брови, принялся о чем-то сосредоточенно размышлять.

В тот же вечер, после захода солнца, когда в небе проклюнулись первые звезды, молоденькая служанка-извергиня, приставленная княгиней к приехавшему погостить Ратмиру, явилась в малую трапезную, где Всеслав в компании трех самых близких друзей пил вино, привезенное с далекого юга, и играл в малый лов. Привычно потупив глаза, она встала в дверях трапезной и громко произнесла:

— Хозяин, господин Ратмир просит тебя немедленно прийти к нему!

— Просит… немедленно? — ухмыльнулся Всеслав в усы. — Ты, красавица, передай… господину Ратмиру, что, ежели я так срочно ему понадобился, пусть он сам ко мне придет. Тем более что у меня и компания хорошая подобралась, а рушить хорошую компанию — грех!

— Господин Ратмир просил передать, что речь идет о… Пророчестве! — не поднимая глаз, проговорила девушка.

Вожак криво ухмыльнулся, но глаза его прищурились, взгляд заострился.

— Вот как… — медленно процедил он сквозь зубы. — Выходит, братец мой и в самом деле выведал что-то важное, иначе он не стал бы так торопить разговор со мной.

Повернувшись к наблюдавшим за ним друзьям, Всеслав улыбнулся:

— Придется мне вас ненадолго оставить. Пойду, послушаю, о чем там дознался мой братец.

И не дожидаясь ответа своих собутыльников, вожак быстрым шагом направился в гостевые покои.

Ратмира он нашел в затемненной спальне. Брат лежал в постели, укрывшись периной до подбородка, широко открытые глаза на побледневшем лице горели мрачным огнем. Всеслав, вошедший в спальню в хмельном, игривом настроении, склонный слегка пошутить и покуражиться над тем, что хотел сообщить ему волхв, внезапно почувствовал все напряжение, всю тяжесть тайного знания, открывшегося кудеснику. Хмель мгновенно слетел с вожака, присев на край постели, он нащупал под периной тонкую руку брата и крепко сжал ее.

— Ты спрашивал Будущее? Рок что-то ответил тебе?

Голос Всеслава был хрипловат, но хрипота эта была вызвана отнюдь не вином.

— Да, — шепнул Ратмир с усталым придыханием. — Я спросил Будущее, Рок ответил мне, я получил… Пророчество. Извини, что не мог сообщить его тебе раньше, у меня просто не осталось сил для разговора, а, кроме того, мне надо было еще раз все осмыслить!

— Ты вполне мог не торопиться. — Всеслав попытался легко пожать плечами, но у него получилось только странное судорожное движение. — Отдохнул бы до завтра.

— Я побоялся, что ты, сам не ведая того, наделаешь глупостей, — ответил Ратмир, и его горящий, темный взгляд уперся в лицо брата. — С этим мальчиком надо быть очень… очень осторожным!

— Что значит — осторожным?

— Я тебе все расскажу, — усталость из голоса Ратмира исчезла, но напряжение усилилось. — Но прежде мне хотелось бы, чтобы ты до конца понял, насколько этот извержонок важен! — Всеслав молча пожал плечами. После небольшой паузы, вызванной неким сомнением, Ратмир добавил: — Тебе известно, как я отношусь к кодексу посвященных! Так вот, открывая тебе то, что мне удалось узнать об извержонке, я нарушаю этот кодекс… А ты должен знать, чем это мне грозит!

Правая бровь Всеслава удивленно приподнялась, его тело напряглось, как перед броском, а губы непроизвольно прошептали:

— Даже так?!

Взгляд Ратмира помягчел, в нем промелькнуло одобрение — похоже, Всеслав понял всю сложность положения!

— Я прочту тебе Пророчество, и ты сам поймешь, насколько все серьезно.

Волхв прикрыл глаза, несколько секунд помолчал, словно собираясь с мыслями, а потом начал читать нараспев:

Волхв замолчал, но тишина не вернулась в темную комнату. Тяжелые, грубые, жестокие слова, казалось, просачивались сквозь потолок, сквозь стены и падали в души двух замерших людей глухим страшным предупреждением. Они, высказанные, замершие, не улавливаемые ухом, продолжали звучать чеканным ритмом в каждой клетке обездвиженных, парализованных тел!

Прошло несколько долгих минут, прежде чем вожак стаи смог преодолеть свое оцепенение и произнести:

— Да, с этим мальчишкой надо быть очень осторожным. Может быть, его лучше сразу… уничтожить?

— И потерять возможность властвовать над всем Миром? — переспросил Ратмир, и в его голосе не было насмешки.

— Ты считаешь, что какой-то дохлый… извержонок может…

Но волхв не дал вожаку закончить.

— Может! — жестко произнес он. — Ты забываешь, что это предначертал Рок, а Пророчества сбываются всегда. Раньше или позже, но… всегда!

Несколько минут в комнате висело молчание. Всеслав искал в произнесенном Пророчестве неясности или противоречия, а Ратмир с затаенной горечью наблюдал за братом. Наконец вожак неуверенно произнес:

— Я не слишком хорошо понял, что является ключом к пробуждению этой… души-разрушительницы? Что это за «память прежних поколений»?

Волхв помолчал, а потом заговорил спокойно, неторопливо:

— Ты помнишь нашего отца? Ну, конечно, помнишь! И деда нашего ты помнишь… Вот только помнишь ты исключительно то, чему сам был свидетель. Ты не помнишь того, чего не видел или не слышал, о чем тебе никто не рассказывал, но, тем не менее, эти события происходили… Об этих событиях знали наш отец, или наш дед, или наш прадед… Так вот, память о таких событиях не пропадает, она в нас самих, в наших головах, наших телах. И есть возможность ее… пробудить.

— Ты хочешь сказать, — медленно, осторожно подбирая слова, начал Всеслав, — что этот маленький изверг может вспомнить то, о чем знал его… прадед?

— То, что пережил его прадед! — уточнил Ратмир. — Да, может, но только при определенных условиях. Я думаю, это должно быть направленное ментальное воздействие.

Всеслав облегченно выпрямился.

— Тогда все не так страшно, мы вполне можем контролировать любые контакты этого мальчишки и исключить такое воздействие.

— Но он должен постоянно быть в сфере нашего внимания… Причем наилучшим вариантом было бы привязать извержонка к нашему роду настолько, чтобы он не представлял себе жизни без нас. Лучше всего было бы, если бы он тебя полюбил, как родного отца!

Всеслав удивленно поднял бровь.

— Я должен стать «родным отцом» для… изверга? Не слишком многого ты хочешь от меня, брат?!

В его голосе читались столь откровенное высокомерие, презрение и брезгливость, что волхв невольно поморщился.

— А может быть, ты сам займешься этим извержонком? — неожиданно предложил Всеслав. — Я готов взять на себя все расходы по его… содержанию, а ты, конечно же, лучше подходишь на роль няньки для мальчишки!

Ратмир долго смотрел темным взглядом в лицо брату, а затем спокойно, даже чуть насмешливо проговорил:

— Как ты себе это представляешь? Я заберу мальчика к себе в Лютец, в Звездную башню, и… что? Чем он там будет заниматься? Или ты считаешь, что его примут в школу при университете, что он сядет на Скамью Познания вместе с людьми? А может быть, мне отдать его в учение одному из городских ремесленников? Только в этом случае я вряд ли смогу контролировать его… жизнь! А теперь представь себе, что кто-то вдруг узнает Пророчество, ведь в университетском городе достаточно волхвов, дважды и даже трижды посвященных, и любой из них может просто почувствовать особость этого мальчишки! И проверить возникшее прочувствование! К кому после этого попадет твой Вотша?! К тому же в городе он может запросто попасть под случайное ментальное воздействие или просто под ментальный рикошет! — Волхв секунду помолчал, а затем, уже не скрывая насмешки, закончил: — Нет, братец, твое предложение не проходит!

Всеслав недовольно сдвинул брови — ему явно не хотелось возиться с каким-то там извергом, но и веских возражений для отказа не находилось.

— Если ты не возьмешь мальчишку к себе, если ты сейчас выгонишь его из замка, он, вполне возможно, попадет в какой-нибудь другой «род власти». — Волхв говорил спокойно и убедительно. — Согласись, это было бы… обидно!

— Да, конечно, — нехотя согласился вожак стаи. — Но… угождать какому-то извергу! Согласись, это еще… «обиднее»! — в тон брату добавил он.

— А тебе и не надо его опекать или тем более угождать, — блеснул глазами Ратмир. — Изверг должен быть счастлив находиться с тобой рядом, служить тебе, отдать, если надо, за тебя жизнь! Пойми, о Пророчестве не знает никто и не должен узнать! А еще один княжеский любимчик из извергов, маленький мальчишка, к тому же сирота, вряд ли привлечет чье-то слишком пристальное внимание! Приставь к нему кого-нибудь из верных волков, и пусть он опекает мальчишку. Тебе же надо будет отдать приказ о его содержании и обучении, а затем просто наблюдать за ним. Если он проявит какие-то способности, ты используешь эти его способности в службе, если никаких способностей не будет — он останется… да хоть бы простым нахлебником! Стая от одного рта не обеднеет, зато этот изверг будет постоянно под рукой и… Помни о Пророчестве!

— Ну ладно! — вскинулся вдруг Всеслав. — Я сам соображу, что мне делать с моим собственным извергом, раз уж ты повесил заботу о нем на мою шею!

«Все, братец пришел в себя… — удовлетворенно подумал волхв. — Значит, Пророчество не напугало его, а, скорее, заинтересовало, и он сможет справиться с извергом. Но и мне надо будет не спускать с него глаз!»

Вслух же он устало произнес:

— Да, я с тобой согласен — ты знаешь, что делать со своими извергами… А теперь, прошу тебя, позволь мне отдохнуть!

Волхв закрыл глаза и откинулся на подушку.

Всеслав был уже на пороге спальни, когда его догнал негромкий голос брата:

— Еще одно, князь. Постарайся, чтобы извержонок как можно меньше контактировал с Добышем. Волхв нашей стаи слишком любит копаться в чужих мозгах, а такое… «копание» в голове мальчишки может пробудить его наследственную память.

Глава 2

Мальчик спал долго, почти восемнадцать часов. Первые восемь часов Скал просидел рядом с ним, не сводя глаз с его странно подергивающегося лица, внимательно прислушиваясь к хрипловатому, затрудненному дыханию. Однако постепенно дыхание мальчика выровнялось, лицо успокоилось. Ровное, едва слышное посапывание свидетельствовало о том, что опасность для жизни Вотши миновала.

Тем не менее Скал продолжал свое дежурство. Он, правда, отлучался ненадолго несколько раз, но всегда оставлял вместо себя кого-нибудь из своих товарищей. А когда от князя пришел приказ тщательно оберегать мальчика, не спускать с него глаз, вся ратницкая заинтересовалась Скаловым подопечным.

Наконец, перед самым обедом следующего дня, Вотша открыл глаза и огляделся. Скал быстро привстал со своего места и склонился над мальчишкой.

— Ну, малец, как ты себя чувствуешь?! — с неподдельной тревогой спросил дружинник, сам в душе удивляясь своему волнению.

Мальчик посмотрел на ратника, и Скал изумленно отпрянул, на него смотрели странно серьезные серые с темным ободком глаза.

«Но ведь у мальчишки-то глаза были голубые! Как же это? — подумал Скал, пристально всматриваясь в мальчишеское лицо, в попытке найти и другие изменения. И тут же ему в голову пришла новая мысль. — А ведь именно такие глаза — темно-серые с темным ободком были у… Вата!»

От этой догадки у дружинника вдруг похолодело в груди, но тут Вотша улыбнулся и радостно ответил:

— Хорошо, дядя Скал! Только… — Он снова улыбнулся, на этот раз чуть смущенно. — Есть очень хочется и… по дедушке соскучился!

— Тогда давай вставать, — с некоторым облегчением произнес дружинник. — Сейчас умоемся и пойдем обедать. А вот насчет дедушки… тут надо спросить разрешения у князя.

После обеда, съеденного в одиночестве, поскольку время дневной трапезы миновало и остальные дружинники уже поели, Скал повел Вотшу в княжеские покои испросить разрешения повидаться с дедом. Однако встретивший их в коридоре замкового дворца Вогнар, книжник Всеслава, сказал, что вожак не станет сейчас разговаривать со Скалом и извержонком, потому что готовит проводы своего брата — Ратмир следующим утром отправлялся назад, в Лютец.

Ранним утром следующего дня дважды посвященный волхв прощался с вожаком стаи, его женой и ближней дружиной. Всеслав затевал прощальный пир, однако Ратмир наотрез отказался пробыть в замке еще сутки — до Лютеца путь был не близкий, а возвращаться ему предстояло в человеческом обличье. Сопровождать волхва должны были четыре дружинника, и, кроме того, с ними шли три вьючные лошади, нагруженные припасами.

Прощание было кратким. На мощеном замковом дворе Ратмир обнял старшего брата, ткнулся холодными губами в его выбритые щеки, молча поклонился княгине и дружинникам и, уже взобравшись в седло, глухо проговорил положенную фразу:

— Спасибо, братья, за хлеб и ласку, пусть ваши лапы и клыки не знают усталости, пусть ваша добыча будет жирной и обильной!

Затем, секунду помолчав, волхв развернулся к южным воротам и тронул коня. Отпустив Ратмира шагов на пять вперед, за ним потянулись дружинники эскорта, ведя в поводу вьючных лошадей.

Когда волхв и его сопровождение удалились метров на двадцать, Всеслав хищно улыбнулся и с едкой иронией выдохнул:

— Вот и свиделись! Сорока лет, как и не бывало! Теперь можно спокойно жить еще сорок лет!

И тут же, словно что-то вспомнив, поморщился, а затем, круто развернувшись, скрылся в дверях дворца.

За воротами замка мостовая кончилась, цокот копыт мгновенно стих — лошади ступили в мягкую, прохладную пыль. Ратмир пустил своего скакуна легким, неспешным шагом прямо посередине одной из главных городских улиц. Справа от него, отстав на половину лошадиного корпуса, следовал Сытня — ратник ста восьмидесяти лет, бывший когда-то дядькой маленького Ратмира и до сих пор обожавший своего воспитанника. Трое других дружинников растянулись следом за волхвом, и замыкавший кавалькаду, самый молодой из четверки сопровождения, Корзя вдруг вполголоса затянул долгую песню.

Над двухэтажными домиками, выстроившимися вдоль городской улицы, уже поднимались легкие летние дымки — горожане готовились к утренней трапезе, но лавки еще не открывались, и в мастерских ремесленников было тихо. Волхв, выпрямившись в седле, внимательно оглядывал проплывавший мимо город.

Край изменился очень сильно. Сорок лет назад, когда Ратмир покинул родной город, чтобы, отказавшись от жизни княжича, посвятить себя Знанию, столица стаи восточных волков была совсем небольшим селением на крутом левом берегу широкой полноводной реки. Совсем молодой, тридцатилетний княжич покидал родину без сожаления, прекрасно понимая, что вожаком стаи ему никогда не стать — к тому времени его старший брат уже был женат, да и его дед, Горислав, был еще в силе. А науки, в том числе и такие, как исчисление звезд или стихосложение, давались ему легко. Дед тоже не слишком горевал, отправляя младшего внука в далекий Лютец, в университет — княжеская ветвь и без того была крепка, а еще один претендент на место вожака мог только расколоть стаю!

И теперь дважды посвященный волхв без сожаления или зависти оглядывал разросшийся и вширь и ввысь город с каменным замком и слободами, перекинувшимися даже за реку. Более того, вид этого огромного скопища извергов, обложивших своими жилищами крошечное, хотя и гордо вознесенное, поселение людей, вызывал в его душе горькую усмешку, а порой и смутную тревогу. Он почти физически ощущал мощную ауру ненависти, страха, презрения и злобы, накрывавшую родной Край. Сорок лет назад она не была настолько ощутимой, настолько плотной!

Прямая неширокая улица полого, наискось перечеркивая довольно крутой склон, спускалась к берегу реки. Чем дальше волхв со своими спутниками отъезжали от замка, тем шире становились пространства между городскими домами, и тем ниже становились сами дома. Рядом с замком двухэтажные каменные строения, принадлежавшие ближним советникам Вожака и старым дружинникам, лепились одно к другому. А здесь, в двух километрах от темно-серых замковых стен, одноэтажные деревянные домики зажиточных извергов, хоть и выходили крашеными фасадами на улицу, строились на приличном расстоянии друг от друга, и их стены соединялись разнообразными заборами, за которыми виднелись сады, огороды, хозяйственные постройки.

Наконец присыпанная тонкой, мягкой пылью дорога вывела путников на берег Десыни, к паромной переправе. Изверг-паромщик — огромного роста детина с припудренной светлой пылью косматой головой, одетый в широкую просторную рубаху и широченные порты, подвязанные веревкой, увидев волхва и его дружину, склонился в низком поклоне и не распрямлялся, пока все всадники не въехали по дощатому помосту на настил парома. После этого он громко гаркнул нечто нечленораздельное, и из-под настила, с двух сторон выдвинулись десять пар широких, длинных весел. Раздался новый зычный вскрик паромщика, и гребцы, сидевшие в двух ладьях, на которых был установлен паромный настил, разом взмахнули веслами.

Паром отвалил от причала и неторопливо двинулся вперед, наискось пересекая широкую, кристально чистую реку.

Ратмир сошел с коня и прошел вперед, к перилам, ограждающим настил парома. Наклонившись над перилами, он принялся всматриваться в быстро текущую воду, в темноту глубины, прятавшую песчаное дно реки. Ему казалось, что он различает в этой глубине странное шевеление — не то медленный хвост какой-то чудовищной рыбы, не то светлые волосы русалки, расчесанные прихотливым течением. Тишина стояла над утренней рекой, и только плеск играющей перед рассветом рыбы да журчание верхней воды, обтекавшей неуклюжие обводы паромных лодок, нарушали эту тишину.

— Что, княже, не хочется расставаться с родным-то домом? — раздался за его плечом негромкий густой бас старика Сытни.

Волхв улыбнулся про себя — насколько далеко была мысль его старого дядьки от его истинных ощущений. Однако он не стал обманывать ратника и скрывать, что мутные, несущие людской сор и дохлых животных воды Сеньи, протекающей прямо под стеной Звездной башни, милей ему любой другой текучей воды!

Не поворачиваясь к дружиннику, он также негромко ответил:

— Нет, старик, я слишком долго не был в Крае, чтобы считать этот город своим домом. Моим «родным» домом давно уже стали Звездная башня, университет, Лютец…

— Но… — Сытня явно растерялся и не сразу сообразил, что можно возразить на эти слова. — Неужели в тебе не екнула ни одна жилочка, когда ты увидел нашу реку, в которой ты научился плавать, нашу бескрайнюю степь, наш замок. Это же твое детство, твоя юность.

— Нет… — Ратмир чуть качнул головой из стороны в сторону. — Мое детство осталось так далеко, что вряд ли я мог бы туда вернуться. Да и… незачем!

Он повернул голову и посмотрел в глаза стоявшего рядом с ним дружинника:

— Ты лучше расскажи, как сам-то прожил эти сорок лет? Сына-то, поди, уже давно женил?

— Нет, — с улыбкой качнул головой Сытня. — Нынешнюю молодежь не уженишь. Парню уже за девяносто перевалило, а он и не думает своим домом обзаводиться — говорит, не встретил еще по душе. Да и то сказать, в княжей стае жизнь вольготная, ни забот тебе, ни хлопот, всегда сыт, часто пьян, для постельных утех извергиньки под рукой — к чему семью заводить?

— И много в стае Всеслава таких… «молодых»? — недобро усмехнулся Ратмир.

— Из шестисот волков четыре с лишним сотни в холостяках числятся, — пожал плечами старый дружинник.

— А как же женщины в стае живут? — без всякого удивления спросил волхв, словно бы уже зная ответ.

— Да много ли их, женщин-то? — пожал плечами Сытня. — Из женатых волков мало кто дочерь хочет завести, вот и идут, чуть жена понесет, к волхву стаи. Тот над утробой пошепчет — мальчишка родится! Все довольны — отец сыном, князь — молодым волком…

Ратмир внимательно посмотрел на своего собеседника, вспомнив, что так и не повидал волхва стаи, а затем задумчиво, словно бы только для себя, проговорил:

— Какой интересный дар у вашего волхва!

— Да уж, интересный… — недовольно проворчал Сытня. — Он у нас только и умеет, что мальчишек в стаю приводить, да… многогранья лишать!

Ратмир резко повернулся в сторону старика и жестко переспросил:

— Что, многих за эти сорок лет многогранья лишили?!

Старик понял, что сболтнул лишнее, и растерялся, глаза его забегали, стараясь ускользнуть от прямого, жесткого взгляда волхва, но уйти от ответа не посмел:

— Да… как сказать. Последние-то лет десять всего человек двенадцать. А поначалу, как только Всеслав вожаком стал… Тогда многих… того… под обломок подвели. — Сытня вздохнул и, словно оправдывая своего князя, добавил: — Но и Всеслава понять можно — как по другому-то дисциплину, порядок в стае утвердить. Распалась бы стая-то!

«Вот как! — с горечью подумал Ратмир. — Выходит, одним Ватом обойтись не удалось! Это ж сколько сильных, умных волков многогранья пришлось лишить, чтобы братец мой вожаком стал? Это ж как стаю-то обескровили!»

В этот момент тупые носы паромных лодок нырнули под настил причала, и стоявшие на причале изверги приняли сброшенные с парома веревки. Через минуту ограждение с передней части парома было убрано, и перед отрядом Ратмира открылась дорога в степь. Лошади, гулко цокая копытами по настилу причала, сошли на пологий песчаный берег и, быстро преодолев неширокую полосу белого песка, погрузились в волнующееся под утренним ветром море седого ковыля.

Путь отряда лежал на северо-запад, к небольшому городку рысей, стоявшему на излуке неглубокой речушки, совсем недалеко от границы родных для восточных волков лесов. Затем, уже лесной дорогой, надо было следовать на запад, перевалить через невысокие горы, покрытые в это время года роскошной луговой травой, а оттуда до Лютеца оставалось совсем немного, и дорога пролегала по густонаселенным местам.

Весь день отряд без приключений шел широкой рысью сквозь серый, сожженный солнцем ковыль, остановившись только раз, в самый зной на два часа для обеда. Вечером, когда солнце нырнуло за край горизонта и над степью разлилась, наконец, долгожданная прохлада, отряд расположился на ночевку. Ратмир, соскочив с лошади, почувствовал, что ноги плохо его слушаются — он отвык проводить столько времени в седле. Подняв лицо к темнеющему небу, он закрыл глаза и вслушался в окружающие его звуки. Фыркали и переступали с ноги на ногу уставшие кони, негромко переговаривались люди, снимая с лошадей поклажу и готовя лагерь, стрекотали в траве кузнечики, чуть подчирикивала одинокая пичуга. Земля густо выдыхала сквозь покрывавшую ее траву дневной зной, небо рассматривало лежащую под ней землю и едва заметно шевелилось, поднимая прохладный вечерний ветер… Ратмир спокойно, словно нечто ненужное отодвинул в сторону мешавшие ему звуки, издаваемые людьми и другой живностью, и они стихли, пропали… Затем он переключил все свое внимание на жаркое дыхание земли и начал считать про себя его короткие вдохи и долгие, бесконечные выдохи, подбирая из каждого выдоха часть выбрасываемой землей Силы. Его тело вбирало эту Силу, наливаясь бодростью, первобытной, истинной мощью, и когда волхв понял, что Сила переполнила его, он выбросил излишек в небо, словно принося жертву своему могущественному покровителю. И небо приняло его жертву — тело Ратмира сделалось легким и упругим, как порыв ветра перед грозой!

Волхв резко выдохнул и открыл глаза. С того момента, как он покинул седло, не прошло и двух минут, но каким ярким, каким обновленным стал мир вокруг, как будто его омыл весенний дождь!

Спустя пятнадцать минут лошади были расседланы. На освобожденном от травы круге черной земли пылал небольшой костерок, над которым в котелке закипала вода. Рядом с костром, на аккуратно положенном седле сидел Ратмир, и его темные глаза, казалось, были полностью погружены в созерцание пляшущих язычков пламени — еще один источник первобытной Силы.

После весьма скромного ужина Сытня улегся в траву и мгновенно заснул. Искор ушел к лошадям — его очередь сторожить табун была первой. Корзя и Угар, обернувшись волками, ушли в степь. А Ратмир остался около прогоревшего костерка. Улегшись в траву и положив под голову седло, он принялся разглядывать ночное небо.

Небо… Оно давно стало для него открытой книгой! Он быстро отыскал Медведицу и Медвежонка, Гвоздь, вокруг которого вращался небесный свод, Волчью стаю с двумя очень яркими звездами — Вожаком и Матерью рода. А вот и Волчья звезда — одна из пяти одиноких звезд, бродящих из одной звездной стаи в другую. Сегодня она посетила Охотника — вот он, Охотник, если смотреть точно на юг, он завис над самым горизонтом. И застежкой на его поясе сверкает оранжевая капля Волчьей звезды!.. Да благословит она своего щенка! И оранжевый зрачок в черном оке неба вдруг подмигнул, словно услышав мысль волхва.

Ночь прошла спокойно, тихо, только незадолго перед рассветом, в час Неясыти, когда чернота неба начинает разбавляться мутноватой серью, тишину нарушил короткий, придушенный визг. Когда Ратмир проснулся, небо просветлело, и степь уже готовилась принять на себя тяжесть дневной жары. Четверо сопровождавших его сородичей были на ногах, но лошади стояли еще без сбруи и седел.

Увидев, что волхв оторвал голову от седла, служившего ему подушкой, Сытня быстро подошел и негромко произнес:

— У нас неприятность, княжич…

— Что случилось?.. — спокойно спросил Ратмир. Все волки, как он уже успел увидеть, были живы и здоровы, кони также были целы, а все остальное не могло быть серьезным препятствием в пути.

— Посмотри сам… — уклончиво ответил старик, кивнув в сторону от костра.

Волхв поднялся с травы и глянул в указанном направлении. В примятой траве валялось явно безжизненное тело.

— Кто такой? — не поворачиваясь, все тем же спокойным тоном поинтересовался Ратмир.

— Рысь… — коротко ответил Сытня и крикнул, обращаясь к возившимся у коней дружинникам. — Угар, подойди сюда!

Самый молодой из сопровождавших волхва воинов, высокий черноволосый, чуть рябоватый парень хлопнул по спине свою кобылу и направился к Ратмиру. Приблизившись, он с достоинством кивнул княжичу и вопросительно посмотрел на Сытню.

— Рассказывай княжичу, что у тебя с рыськой получилось! — приказал старик.

Парень пожал плечами и спокойно ответил:

— Ближе к утру кони заволновались. Я повернулся волком, чую рысь рядом… Совсем рядом, к коням подкрадывается, едва успел ее в прыжке остановить!

Ратмир секунду подумал и приказал:

— Тело закопать. Холмик насыпать поприметнее… И… отправляемся быстрее!

Двое волков быстро спрятали мертвое тело под мягкой, жирной землей, двое других закончили сворачивать лагерь, и спустя двадцать минут отряд уже снова рассекал ходкой рысью пространство степи. Часа через два на горизонте показались первые невысокие деревца, стоявшие, словно часовые на границе открытой всем ветрам степи и начинающимися чуть дальше к северу лесами. Отряд объехал несколько деревьев, держась от них в стороне, но скоро на его пути показалась довольно большая дубовая роща. Ратмир, не колеблясь, направил свою лошадь к деревьям, и когда до опушки рощи оставалось несколько десятков метров, на нижней ветке одного из дубов появилась большая песочно-рыжая рысь. Несколько секунд она пристально рассматривала приближающийся отряд, а потом прыгнула на землю, но, не долетев до травяного ковра, раскинувшегося под деревом, перевернулась в воздухе, и на траву точно на ноги опустился уже невысокий, поджарый мужчина с ярко-рыжей шевелюрой.

Волхв остановил лошадь, а мужчина, не стесняясь своей наготы, приблизился к нему и, коротко кивнув, чуть шепеляво проговорил:

— Рад приветствовать дважды посвященного волхва на землях восточных рысей!

Ратмир, помолчав несколько секунд, кивнул, приложив правую руку к груди, и произнес положенный ответ:

— Рад приветствовать брата-рыся на его землях. Пусть твоя охота всегда будет удачной!

Рыжий мужик также приложил правую руку к груди и кивнул, а затем задал положенный вопрос:

— С чем пожаловал дважды посвященный волхв на земли восточных рысей? С посольством, с охотой, по личной нужде?

— По личной нужде, — ответил Ратмир. — Я возвращаюсь из родного Края в Лютец, четверо моих спутников сопровождают меня в пути. Мы просим род восточных рысей пропустить нас через свои земли, и обязуемся выполнять законы приютившего нас рода, не охотиться на землях рода и не приносить иного ущерба приютившему нас роду!

Рыжий выпрямился во весь свой небольшой рост и торжественно произнес:

— Род восточных рысей позволяет дважды посвященному волхву из рода восточных волков и его четверым спутникам пройти землями восточных рысей.

Затем торжественность сразу же слетела с него, он шагнул вперед и уже совсем по-простому сказал:

— Княжич, вожак нашего рода просит тебя сделать небольшой крюк и посетить его лагерь. Он готовит пир в твою честь!

— Я благодарю Великую рысь за оказанную мне честь, — чуть склонил голову Ратмир, — и, несмотря на то что очень тороплюсь, готов отдать день своей жизни, чтобы посетить вожака вашего рода.

— Тогда прошу следовать за мной! — воскликнул мужик и бегом бросился назад к роще.

Ратмир тронул коня и последовал за рысью, а та, оказавшись рядом с первым, стоявшим на опушке, дубом, повернулась к Миру родовой гранью и в мгновение ока оказалась на дереве. Чуть задержавшись на нижней ветке, чтобы удостовериться в том, что гости следуют за ней, рысь неторопливо направилась в глубь рощи, выбирая путь, по которому могли бы пройти лошади отряда.

Через полчаса Ратмир и его спутники, следуя за рысью, миновали рощу и снова выехали на открытое пространство. Здесь их ожидали три воина из рода рысей в облике людей и на лошадях двинулись в их сторону.

Остановившись в пяти шагах от отряда волков, всадник-рысь, ехавший в середине, кивнул и глуховато проговорил:

— Дважды посвященный волхв из рода восточных волков, мне поручено проводить тебя и твоих спутников к князю Велимиру, нашему вожаку. Прошу следовать за мной!..

Вся троица мгновенно развернула коней и двинулась прочь от рощи, сквозь высоченную степную траву.

Волки двинулись следом, причем Ратмир ехал впереди, а остальная четверка — попарно, отставая от волхва на три-четыре метра.

Опасаться волкам, в общем-то, было нечего — о Ратмире были наслышаны все окрестные стаи, и нападать на дважды посвященного волхва не решился бы ни один из вожаков. Во-первых, никто не знал, какими способностями обладал волхв, а эти способности могли быть губительны для любого обидчика, во-вторых, за спиной любого посвященного волхва стоял Совет посвященных, и сердить его— дураков не было. Хотя не все вожаки были довольны деятельностью Совета, большинство стай все-таки поддерживало Совет, да и собственных возможностей Совету хватало, чтобы наказать любого, кто посмеет использовать против посвященного волхва силу! Но… в степи осталась могила молодой рыси, и, хотя рысь сама напала на лагерь волков, разбитый к тому же на их земле, родовая честь требовала отомстить за смерть соплеменника!

Отряд, выросший до восьми всадников и ведомый тройкой местных воинов, двигался теперь почти точно к северу, в сторону показавшегося на горизонте темного бора. В течение трех часов кони неутомимо бежали по распахнутой шири степи и, наконец, достигли опушки леса. Вдоль нее, словно разделяя степь и лес, пролегала довольно широкая дорога, колеи которой были набиты колесами повозок. Рыси свернули влево и двинулись по наезженной дороге, Ратмир и его спутники последовали за своими провожатыми.

Метров через тридцать Сытня, ехавший справа и чуть сзади от волхва, приблизился к своему княжичу вплотную и негромко прошептал:

— Нас ведут не в столицу.

— Знаю, — также негромко ответил Ратмир.

— Так, может быть… — начал шептать старик, но волхв его перебил:

— Подождем. Возможно, у рысей что-то случилось.

Старый дружинник снова отстал, а спустя еще метров пятьсот рыси, ехавшие впереди, вытянулись цепочкой и свернули с дороги в лес, по едва приметной тропинке.

И тут, словно почувствовав настороженность своих гостей, старший в тройке, чуть обернувшись, произнес своим глуховатым голосом:

— Вожак стаи ушел из столицы. Сейчас он находится в походном лагере, здесь совсем недалеко.

И действительно, буквально через несколько сот метров опушка леса отступила, и справа открылась огромная поляна, заставленная высокими шатрами. Справа, вдоль опушки леса из длинных жердей была устроена коновязь, к которой и направили своих коней рыси.

Едва Ратмир покинул седло, как к нему подскочил молоденький шустрый паренек-изверг и, махнув поклон, быстро проговорил:

— Господин, князь ожидает тебя в своем шатре, я покажу дорогу!

Паренек быстрым шагом направился в сторону самого большого, красно-коричневого шатра, увенчанного огромной, искусно сделанной головой рыси, а Ратмир оглянулся и, увидев, что его спутники также спешились и стоят за его спиной, коротко приказал:

— Угар — около коней, остальные — за мной!

Они были шагах в пяти от шатра князя, когда завеса откинулась и из него вышел вожак стаи восточных рысей — рослый, худощавый старик, одетый очень просто, но с гордо посаженной головой и властным взглядом. Увидев подходившего Ратмира, он шагнул вперед и произнес, глядя прямо в глаза княжичу:

— Рад видеть тебя, дважды посвященныйволхв! Волчья звезда указала тебе путь к моему лагерю!

Вожак сам откинул полу шатра и жестом пригласил волков войти.

Ратмир чуть склонил голову, показывая, что войдет в жилище вождя только после него самого, и тогда провожавший их молодой изверг подхватил завесу входа, после чего вождь, а следом за ним и Ратмир со своими спутниками вошли в шатер.

В передней части жилища вожака стаи на толстом шерстяном ковре был поставлен небольшой низкий стол, уставленный напитками и закусками. Князь указал на этот стол и проговорил:

— Твои спутники, дважды посвященный, могут отдохнуть за этим столом, а тебя я попрошу удостоить меня беседой! — И он указал на внутреннюю часть шатра, отгороженную от передней плотной шторой.

После секундного раздумья Ратмир кивнул, соглашаясь, и вслед за князем восточных рысей прошел за штору. Сытня, Искор и Корзя присели около стола на ковер, обменялись взглядами, и Корзя, как самый младший, взял кувшин и принялся разливать пахучую брагу по кубкам.

Князь провел Ратмира в самую дальнюю часть шатра, туда, где коврами была выгорожена небольшая комната, устланная еще одним толстым ковром, на котором также стоял маленький столик, сервированный на две персоны, и были разбросаны ковровые подушки. Вожак жестом пригласил гостя располагаться, и когда тот устроился около стола, разлил по бокалам южное рубиновое вино и сказал:

— Ратмир, я не случайно сказал при встрече, что тебя привела в мой лагерь Волчья звезда. Я обращаюсь к тебе не как к княжичу рода восточных волков, а как к дважды посвященному волхву — мне нужен совет и помощь!

Волхв сделал крошечный глоток из своего бокала, задумчиво оценил букет, а затем взглядом попросил хозяина продолжать.

Однако вожак сначала отхлебнул из своего бокала, выдержал долгую паузу, а затем неожиданно жестким тоном проговорил:

— Волхв нашей стаи лишился разума!

Ратмир вскинул голову, затем, не отрывая глаз от напряженного лица вожака рысей, осторожно поставил свой бокал на стол и тихо спросил:

— Князь, что ты имеешь в виду?!

— Именно то, волхв, что я сказал. — Глаза вожака сузились, их уголки оттянулись к вискам, нос чуть приплюснулся, словно человек начал оборачиваться к Миру родовой гранью — превращаться в рысь. И в его напряженном голосе просквозили шепелявые нотки:

— Наш волхв ведет себя так, словно стая для него не стая, а… стадо! Стадо, которое он может гнать куда угодно и делать с ним что угодно! Он требует, чтобы каждая рысь дважды в год ложилась на Стол Истины! Каждая рысь! Не исключая меня и наших лучших воинов! За несколько последних месяцев он троих лишил многогранья, лишил в одиночку, не соблюдая положенных обрядов! Люди стаи запуганы до того, что им стало мерещиться, будто Извар — так зовут нашего волхва — входит в их… сны!

Вожак вдруг замолк, словно споткнувшись на полуслове, а затем склонил голову и, потеряв все свое напряжение, глухо выдохнул:

— Помоги нам, волхв!

С минуту над столиком висело молчание, а затем Ратмир осторожно поинтересовался:

— А ты, князь, не пробовал обратиться в Совет посвященных? Мне кажется, вам может помочь только он!

— Я дважды посылал гонцов в Совет… — ответил вожак, не поднимая головы. — Первый раз это было настоящее посольство — пять человек. Все они пропали еще на наших землях. После этого я послал своего самого лучшего разведчика. Он ушел, повернувшись к Миру родовой гранью… Две недели спустя мне в шатер подбросили его голову…

Ратмир внимательно посмотрел на вожака и спросил:

— Получается, что у вашего волхва есть… союзники?

Князь еще больше опустил голову, сгорбился и совсем тихо проговорил:

— Есть, дважды посвященный… Мой младший сын и еще несколько молодых рысей…

Теперь Ратмиру стало ясно все. В стае восточных рысей разыгралась, в общем-то, вполне тривиальная драма — схватка за верховную власть. Необычным в этой истории было только то, что волхв стаи поддержал не вожака, а притязания молодого княжича… младшего княжича. Значит, старший сын князя оставался в стане отца… Расклад был ясен, и вмешиваться в эту, сугубо внутреннюю, распрю Ратмиру не подобало. Однако и категорически отказать вожаку стаи в помощи он не мог. Не только давнее знакомство и добрые отношения с вожаком стаи восточных рысей мешали этому — звание дважды посвященного также налагало некоторые обязанности.

Ратмир, как всегда спокойно, внутренне отстранясь, оценил ситуацию и, сохраняя ровный тон, предложил:

— Мне кажется, князь, что я смогу помочь тебе только одним способом — передать все, что услышал от тебя, в Совет посвященных и попросить от твоего имени прислать в стаю судей.

Только после этих слов вожак поднял голову. В глазах его плескалась тоска, и, словно бы преодолевая эту тоску, он сказал:

— Волхв, в самом лучшем случае судьи Совета прибудут в стаю дней через двадцать, а, скорее всего, это произойдет через две луны. К тому времени наша стая будет совсем обескровлена! Прошу тебя, поговори сам с Изваром, объясни ему…

Но Ратмир отрицательно покачал головой, обрывая порывистую речь вожака.

— Я не уполномочен вести такие переговоры, — проговорил он, как только князь замолчал. — И если я выскажусь на эту тему, Извар справедливо укажет мне на то, что я вмешиваюсь не в свое дело. Ты же знаешь, князь, как болезненно воспринимают многогранные чужое вмешательство во внутренние дела стаи, даже Совет посвященных не всегда решается на это!

Вожак снова опустил голову и обреченно произнес:

— Хорошо, дважды посвященный, передай Совету мою просьбу — я думаю, просьба вожака стаи… пока еще вожака стаи… будет достаточным основанием для вмешательства Совета во… внутренние дела стаи…

— В таком случае, князь, — поднялся со своего места Ратмир, — мы сейчас же отправимся дальше. Если можно, дай нам провожатого до границы своих земель — я хотел бы как можно скорее покинуть их!

Вожак поднял голову и внимательно посмотрел в невозмутимое лицо волхва.

— Ты думаешь, что Извар может попробовать остановить и тебя?

Этот вопрос сорвался с губ вожака непроизвольно и был похож скорее на утверждение.

На губах волхва появилась едва заметная улыбка, и он спокойно ответил:

— Не думаю, что он решится на такое… Просто не хочу терять время.

Вожак кивнул, и глаза его блеснули, словно ему в голову пришла интересная мысль:

— Я дам тебе провожатого… до самого Лютеца! И, кроме того, он станет моим послом к Совету!..

Князь встал со своего места и, шагнув вперед, распахнул перед своим гостем выход в центральную часть шатра.

Через десять минут Ратмир и его отряд снова были в седлах. Рядом с ними на рыжей кобыле гарцевал Дерц, старший сын вожака стаи. Именно его князь отправлял с отрядом волков в качестве проводника и своего посла.

Дерц повел пятерку волков сначала точно на север, сквозь лесную чащу, обходя княжеский город рысей, в котором оставался его младший брат с волхвом стаи и поддерживавшей его молодежью.

Поначалу тропа, на которую княжич вывел отряд, была достаточно широкой, чтобы на ней могли разойтись две лошади, а потому кони Ратмира и Дерца шли рядом, и волхв не преминул воспользоваться этим. Как только они удалились от лагеря рысей на достаточное расстояние, волхв, бросив пару быстрых взглядов на скакавшего рядом мужчину, задал вроде бы нейтральный вопрос:

— Я этой дорогой ни разу не ездил… Долго нам добираться до границ земель вашей стаи?

— Трое суток… — не поворачивая головы, ответил Дерц. — Может быть, чуть больше… Если нам никто не помешает.

— Ну-у-у… — откровенно усмехнулся Ратмир. — Кто же это может нам помешать?

— Мой… брат! — все так же, не поворачиваясь, ответил проводник, и голос его прозвучал жестче.

Волхв немедленно отметил легкую запинку в голосе Дерца перед словом «брат».

— Ты считаешь, что твой брат может отважиться на выпад против меня? — снова и на этот раз гораздо откровеннее усмехнулся Ратмир.

— Он ни на что не может отважиться… — В голосе рыси появилась горечь. — Он просто сделает то, что ему прикажет Извар!

— Как же вождь допустил, чтобы его сын попал под столь серьезное влияние волхва? — удивился княжич.

Только сейчас Дерц оторвал взгляд от убегающей под ноги коня тропы и посмотрел в лицо дважды посвященному волхву. В этом взгляде Ратмир уловил нечто такое, что неожиданно для самого себя сказал:

— Я хорошо помню Извара, в университетской школе он не показывал особой одаренности, но был достаточно спокоен и уравновешен… Именно поэтому его допустили к посвящению, но затем не оставили в университете, а сразу же отправили обратно в родную стаю.

— Я тоже помню его возвращение… — проговорил Дерц, снова уставившись на тропу. — Как помню и его поединок с нашим прежним волхвом… После его приезда из Лютеца не прошло и одного месяца, а он уже вызвал старого Торда на состязание. Извар, по мнению моего отца, был еще слишком молод для того, чтобы занять место волхва в стае. Отец уговаривал его отложить поединок на пару-тройку лет — он не хотел потерять молодого способного волхва, и Торд обещал ему года через два добровольно уступить место, но Извар требовал поединка или позорного изгнания Торда из стаи… Я наблюдал за этим поединком!

— Поединок волхвов был открытым?! — изумился Ратмир.

— Да, — кивнул Дерц. — Он проходил на городском ристалище в присутствии всех многогранных стаи… Правда, мы тогда мало что поняли.

— Но вы все-таки что-то увидели?..

Дерц снова кивнул:

— Торд и Извар вышли на ристалище с разных концов. Остановились в пяти шагах друг от друга и начали… петь. — Дерц как-то странно пожал плечами и продолжил: — Что именно они пели, было непонятно, знакомые всем слова звучали очень редко, и голоса обоих то стихали, то звучали сильнее. А потом Извар неожиданно завизжал, а Торд упал и… умер. Вот и все. После этого Извар стал волхвом стаи.

Дерц замолчал, а Ратмир, подождав пару минут продолжения, вынужден был спросить:

— И что же произошло после этого?

Дерц молчал очень долго, а затем, быстро взглянув на волхва, заговорил:

— Да, в общем-то, ничего не произошло. Лет пятнадцать Извар выполнял свои обязанности не хуже и не лучше старого Торда. А вот года три назад он вдруг объявил, что нашел еще одного сына вожака стаи. Для моего отца это было полной неожиданностью… надо признать — приятной неожиданностью. Однако князь нашего рода — человек очень осторожный, он потребовал доказательств, что привезенный из дальнего села юноша и в самом деле приходится ему сыном. Извар предъявил такие доказательства — женщину из того самого дальнего села, которая не знала, каким образом попала в это село и кто ее родители, но точно помнила, что двадцать два года назад вожак стаи восточных рысей охотился в их лесу и ночью соблазнил ее. Правда, она не отрицала, что князь был весьма навеселе, но этот факт значения, конечно же, не имел. Отец тут же бросился к хроникам своего княжения, но записи за тот год, на который приходилось посещение этого села, почему-то не сохранились. Сомнения у него были большими, но мать моего новоявленного братца предъявила княжеский подарок, якобы врученный ей вожаком именно в ту самую ночь — золотое кольцо с кроваво-красным камнем. Отец припомнил, что подобное кольцо действительно было в княжеской сокровищнице, но он его уже давно не видел. И тогда Извар предложил князю лечь на Стол Истины, чтобы попытаться «вспомнить» этот случай, но отец, конечно же, отказался.

Дерц взглянул в лицо волхву, и тот кивнул, показывая, что отлично понимает мотивы такого отказа — вспомнить на Столе Истины события двадцатилетней давности практически невозможно, и даже пытаться сделать это весьма опасно.

— Однако после отказа отцу пришлось признать этого… «сына». Вот так у меня появился брат! Женщину и ее отпрыска переселили в княжеский город, но прожила она недолго — месяцев через пять после переезда она тихо, даже как-то незаметно, умерла.

Княжич-рысь снова пристально посмотрел в лицо Ратмира и, увидев, что тот внимательно его слушает, продолжил:

— А шесть месяцев назад мой брат вызвал на поединок отца!

— То есть как?! — изумился волхв.

— Вот и мы тогда тоже очень удивились, — усмехнулся Дерц. — В стае восточных рысей не было такого случая, чтобы сын поднимал руку на отца. А кроме того, мой… «братец» едва умеет держать в руке оружие — такой поединок был бы простым убийством!

Княжич на секунду запнулся и затем поправился:

— Нет, не просто убийством, а убийством сына. Получалось, что князь при любом исходе этого поединка терял моральное право оставаться вожаком!

— Один момент! — перебил его Ратмир. — А чем, собственно говоря, был обоснован этот вызов?!

Дерц с горькой иронией пожал плечами:

— Мальчишка сказал, что желает возродить обычай выбирать вожаком самого сильного бойца стаи. И поскольку самого сильного бойца может выявить только поединок, он вызывает того, кто в настоящее время считается самым сильным.

— Но ведь это — чистой воды словоблудие! — возмутился волхв. — Вожаком стаи всегда выбирали не самого сильного и даже не самого умелого воина, а самого умного и опытного человека!

— Именно так ему и ответил отец, а кроме того, он намекнул, что… брат не слишком умел в обращении с оружием. Однако мальчишка заявил, что отец просто боится выйти против него на ристалище! Но вот что самое противное: десятка два младших дружинников поддержали молокососа… — Дерц вздохнул. — Все это выглядело достаточно смешно и кончилось бы ничем, ну, может быть, парой оплеух, если бы на сторону моего… «братца» не встал волхв стаи. После этого мы поняли, кто в самом деле пошел против вожака стаи, кто ее… расколол! И вот тогда нам стало не до смеха!

Княжич-рысь горько усмехнулся и замолк, а княжич-волк вдруг вспомнил жену своего старшего брата:

«Да… Права умница Рогда — наш Мир меняется, причем изменения эти порой слишком кардинальны, неожиданны и… тревожны! Где и когда было, чтобы сын, тем более побочный, поднимал руку на отца, чтобы волхв стаи шел против закона, против обычаев стаи, против… вожака? И, главное, не понятно, зачем Извар это делает. Неужели он надеется… захватить власть?»

Все, что происходило в стае восточных рысей, было необычным до нелепости. Никогда волхв стаи не бывал ее вожаком! И это было… естественно — волхв не мог быть князем просто потому, что он никогда не бывал бойцом, лидером. Волхв… любой волхв — это, прежде всего, разум, рассудок, познание окружающего мира и места человека в нем. А значит — сомнение, размышление, сопоставление и только после этого — выбор! Волхв призван быть советником, холодным и рассудительным, он, стоящий чуть выше, чем все остальные, призван быть… совестью стаи. Первое, чему учили будущих волхвов, было подавление собственных страстей, отстраненность от Мира, от его соблазнов, в них вырабатывали беспристрастный взгляд со стороны на все происходящее вокруг. Если отрок-ученик не мог этому научиться, его отсылали назад в стаю — Познание было для него закрыто!

И вот он, дважды посвященный волхв, узнает, что его коллега, пусть и пониже рангом, стремится к… власти! Но если волхвы начнут соревноваться во властолюбии с вожаками стай…

Тут мысль Ратмира запнулась… Он не мог решить для себя, плохо ли это, и если плохо, то насколько.

Между тем тропа, по которой они продвигались, сузилась, а потом неожиданно вынырнула на широкую ровную поляну, покрытую невысокой сочно-зеленой травой. Дерц, выдвинувшийся вперед на корпус лошади, остановился на опушке, внимательно оглядел казавшуюся совсем мирной поляну, а затем снова тронул коня. Ратмир последовал за ним и, оказавшись на открытом пространстве, мгновенно поднял голову вверх. Над поляной, высоко в небе медленно, словно бы лениво кружились две большие птицы. На такой высоте даже его наметанный глаз и тренированное чутье не могли определить, истинные это птицы или же люди, повернувшиеся к миру одной из своих граней.

Отряд неторопливо пересек поляну и снова углубился в лес. Густые кроны высоких деревьев опять закрыли небо, и никто из отряда не видел, как одна из птиц, висевших над поляной, прервала свой неторопливый круг, резко наклонилась и, свалившись в пологое пике, понеслась на юго-запад, в сторону покинутой вожаком столицы стаи восточных рысей!

Когда солнце перевалило на вторую половину дня, отряд волков остановился. Коней не расседлывали, и обед был по-походному скор и скуден. После обеда волки отдохнули еще с полчаса и снова поднялись в седла. До вечера они миновали еще четыре довольно большие поляны, но небо над ними было пустым. А когда небо потемнело и над верхушками деревьев начали зажигаться звезды, отряд остановился на ночлег.

Стреножив лошадей, Корзя и Угар обернулись к Миру родовой гранью и ушли на разведку. Сытня и Искор принялись разводить огонь — совсем небольшой костерок, спрятанный под огромным корневищем поваленного дерева, а два княжича, усевшись на стволе поваленного дерева, продолжили начатый днем разговор. Только теперь он свелся к вопросам, которые задавал Ратмир, и ответам Дерца.

— Неужели за пятнадцать лет вы не заметили в Изваре ничего… необычного?

Княжич-рысь долго молчал, и было непонятно, то ли он вспоминает странности в поведении волхва стаи, то ли не желает отвечать на заданный вопрос. Но когда Ратмир уже перестал ожидать ответа, тот вдруг заговорил:

— Я никогда об этом не думал… А вот когда ты задал свой вопрос, я вдруг понял, что волхв порой на самом деле вел себя достаточно странно! Лет пять назад он ездил в Лютец для беседы с Вершителем. Не знаю, о чем они говорили, но вскорости после возвращения он вдруг спросил меня, что я буду делать, если после смерти отца меня не выберут вожаком? Этот вопрос был для меня неожиданным — я ведь не помышлял о том, чтобы наследовать отцовское место в стае…

— А разве твой дед не был вожаком? — неожиданно для самого себя поинтересовался Ратмир.

Дерц внимательно посмотрел в глаза волхва и пожал плечами:

— Нет… Моего отца выбрали после смерти предыдущего князя… Тот погиб в стычке с горными медведями.

— И что же ты ответил на вопрос вашего волхва?.. — вернулся к теме разговора Ратмир.

— Вот то же самое и ответил… Что не думаю о наследовании отцовского места в стае. Да и отец никогда со мной о таком наследовании не говорил… И тогда Извар предложил мне… жениться на девушке, которую он укажет, а если у нас родится сын, он позаботится, чтобы я стал вожаком стаи… Он даже обещал, что я буду ждать этого момента не слишком долго! Тогда я только посмеялся, ни о женитьбе, ни, тем более, о месте вожака я не думал, да и отец мой был в полной силе. Больше со мной Извар об этом не заговаривал, так что я об этом разговоре позабыл… А вскорости отыскался и мой сводный брат.

— А твой брат женат? — тут же переспросил волхв.

Дерц снова взглянул на Ратмира, и на этот раз в его глазах промелькнуло удивление:

— Да… он женился месяцев через шесть после того, как поселился в столице. Мы еще удивлялись такой быстрой свадьбе — его мать только-только умерла, так что свадебную церемонию пришлось сильно урезать, но братец был согласен на все, лишь бы поскорее жениться!

— И дети у него уже есть? — немедленно задал Ратмир новый вопрос.

— Две девчонки, — коротко ответил Дерц.

— Двое детей за два с половиной года? — удивленно протянул волхв и покачал головой. — Как же его жена переносит беременность?

Последний вопрос был, в общем-то, обращен волхвом к самому себе, однако княжич-рысь неожиданно ответил на него:

— Да нормально переносит. Мне кажется, сейчас она снова тяжела.

— А она точно… многогранная?!

И снова в глазах Дерца мелькнуло удивление:

— Братец хвалился, что его жена может повернуться к Миру четырьмя гранями.

— Хвалился? — переспросил волхв. — А кто-нибудь видел эти ее повороты?

Княжич-рысь молча пожал плечами.

В этот момент Сытня позвал обоих княжичей к ужину, и разговор прервался.

А после ужина Дерц сразу же завернулся в плащ и улегся под деревом в траву, словно давая понять, что его утомили бесконечные расспросы Ратмира. Волхв уселся на небольшой бугорок под другим деревом и принялся рассматривать ночное небо, усеянное звездами, и размышлять об услышанном от Дерца. Впрочем, до конца понять цель волхва стаи восточных рысей он все еще не мог или… не хотел!

Спустя пару часов вернулись Корзя с Угаром, и Ратмир тут же уловил четкую мысль старшего дозорного:

«На нашем следе никого нет, впереди тоже все чисто…»

Волхв удовлетворенно кивнул и прикрыл глаза. Спустя пару минут его дыхание стало едва заметным…

Обычно сон Ратмира был короток, глубок и покоен. Его сознание полностью отключалось от Мира, и никакие тревоги, радости или заботы не способны были проникнуть за завесу сна, пробудить подсознательные видения, нарушить отдых его разума. Однако на этот раз что-то постороннее настойчиво внедрялось в отдыхающий разум, тревожило его, рождало смутные, неразборчивые, быстро сменяющиеся образы… А затем из этого невнятного, неопределимого мелькания выплыло лицо… Оно напоминало волхву что-то знакомое и при этом было мрачно и неподвижно, только в светло-рыжих глазах, внимательно вглядывавшихся в глаза самого волхва, искрой прорывалась… ненависть! Несколько секунд Ратмир всматривался в эти неподвижные, рассматривающие его глаза, а затем в его голове прорезался тихий, словно бы настороженный шепот. Сначала он был невнятен, обрывист, но постепенно набрал уверенность, даже напористость:

«Чужак… чужак, хоть и дважды посвященный волхв… Ты все равно останешься чужим на этой земле, в этой стае… И чужаку негоже вмешиваться в дела приютившей его стаи — как дважды посвященный ты должен отлично это знать… понимать. Чужак своим вмешательством только усугубит распрю, какими бы благими намерениями он ни руководствовался, и ты знаешь это… понимаешь это… Уходи быстро и не оглядываясь, забудь все, что узнал, все, что увидел, все, что легло на твой слух. Любое твое вмешательство, даже простое упоминание об увиденном здесь, услышанном здесь станет неизбывным злом, если ты расскажешь это где-нибудь! Молчи, не вмешивайся, и все придет к порядку… к гармонии, и ты не понесешь утрат, назначенных тебе Роком за разглашение увиденного, услышанного… Уходи сам и уводи своих спутников… а рысь оставь, оставь мне!.. Она — моя… только моя… и ей предначертано уйти в… сон… в последний сон!»

И тут, перебивая настойчивый шепот, у Ратмира в голове возникла его собственная мысль:

«Я не оставлю рысь… Это — мой друг, я не позволю ей погрузиться в ее последний сон!»

Шепот на мгновение стих, а затем зашелестел еще настойчивее:

«Рысь, ведущая тебя, не твоей стаи! Рысь, ведущая тебя, не прошла посвящения, а значит, никак не связана с тобой! Она моя по земле, по крови, по родовой грани! Оставь ее мне, она получит то, что искала, то, что заслужила. Если ты не послушаешь меня, лапа ночи ляжет на твое горло, и ты не откроешь глаз с восходом солнца!»

И снова ответом на этот настороженно-настойчивый шепот стала собственная, чуть насмешливая, мысль:

«Ты разве спрашивал Рок, что пророчишь мне лапу ночи?! Ты разве смог заглянуть в будущее, что нашептываешь мне его?! Мне — дважды посвященному?»

Несколько секунд сон Ратмира был нем и слеп абсолютной темнотой, а затем в его голове прозвучало с оттенком жалости:

«Ты сам выбрал это, дважды посвященный…»

И в следующее мгновение чернота его сна взорвалась беззвучными, разноцветно мерцающими искрами. Они рассыпались переливающимся всполохом и закружились в замысловатом танце. Шепот смолк, но даже если бы он продолжал звучать, волхв вряд ли услышал его — этот мерцающий, переливающийся хоровод, кружащийся перед глазами, полностью завладел его вниманием. Движение мерцающих искр постепенно, очень медленно убыстрялось, усложнялось, взвихривалось, настойчиво притягивало к себе внимание, лишало возможности сосредоточиться на чем-то другом. Ратмир не мог определить, как долго всматривался он в это лихорадочное, мерцающее кружение, но вдруг он почувствовал, что… задыхается! Задыхается на выдохе!!! И почти сразу же понял, что не дышит уже давно, но, как только он судорожно потянул в себя воздух, мышцы шеи скрутило жесточайшей судорогой, жестким жгутом перехватывающей горло!

Обычного человека в этот момент обязательно должна была накрыть паника, и тогда его конец был бы неизбежен, но Ратмир был дважды посвященным волхвом! Его тренированный организм действовал сам по себе, не дожидаясь рассудочного решения — он вынырнул из своего сна, но не в явь, а вглубь, в темноту подсознания. Разум угас, отдавая власть над мышцами и сухожилиями подсознательным рефлексам, и в следующий момент внутреннее напряжение ушло, все тело расслабилось, судорога, скрутившая его горло, растаяла, и легкие немедленно втянули в себя первую порцию свежего воздуха. Первые два-три вдоха были судорожными, но почти сразу же дыхание нормализовалось. И тут же его сознание проснулось, вернулось в явь из почти завладевшего им кошмара-сна, но память об этом кошмаре осталась очень яркой!

Ратмир открыл глаза. Небо над ним было по-прежнему расцвечено мириадами звезд, и по их расположению он сразу понял, что проспал не более часа. Несколько секунд он прислушивался к окружающему миру, пытаясь определить, нет ли поблизости чужих, однако вокруг царила тишина, нарушаемая лишь обычными звуками ночи. Волхв медленно, осторожно приподнялся и сел, затем огляделся «волчьим» глазом и снова не заметил ничего подозрительного. Значит, у него было время обдумать свой сон.

Первым его порывом было поднять своих спутников и во всю прыть мчаться прочь с земель восточных рысей. Однако он смог обуздать это желание — до границы было достаточно далеко, им пришлось бы провести в седлах не меньше двух суток. Хотя двое суток без сна и отдыха были волкам вполне по силам, его остановило то соображение, что сила Извара — а в том, что его сон посетил именно Извар, сомнений не было, — вполне могла распространяться и за пределы родовых владений. Признаться, он сам никогда не слышал о способности волхвов входить в чужие сны и… действовать в чужих снах, поэтому и оценить эту способность, определить ее мощь не мог. Кроме того, Извар, конечно же, послал своих рысей наперехват отряда волков — ведь он безусловно знал и маршрут их следования, и теперешнее местонахождение! Выходит, им предстояла схватка с превосходящими силами, так что они, скорее всего, понесут потери… а уж Дерц-то погибнет наверняка! Конечно, он сам доберется до Лютеца и доложит Совету посвященных о происходящем в стае восточных рысей, вот только… захочет ли Совет вмешиваться?..

И тут Ратмир вдруг понял, что его самого весьма задело поведение волхва стаи восточных рысей. Извар явно переступил некую моральную черту, поставил себя вне сообщества посвященных, а в этом случае он, Ратмир, должен был остановить волхва стаи! Он должен был обуздать преступника и поставить его перед Советом посвященных, чтобы тот дал отчет о своих деяниях, понес заслуженную кару! Значит?..

Ратмир вскочил на ноги и тронул за плечо спавшего невдалеке Сытню. Старик, продолжая лежать неподвижно, открыл глаза и взглянул в лицо волхва. В его взгляде читался спокойный вопрос.

— Поднимай всех… — одними губами прошептал Ратмир. — Мы немедленно возвращаемся в лагерь рысей.

Спустя десять минут отряд был в седлах. Волки без всякого удивления приняли решение своего вожака о возвращении, видимо, поэтому и княжич-рысь не стал задавать вопросов, хотя по его виду было ясно, что он сбит с толку и не понимает происходящего!

Поначалу лошади шли осторожно, небыстро, ночной лес не позволял слишком разгоняться. Когда же небо начало светлеть и на лес опустился предутренний туман, скорость передвижения отряда еще больше упала, однако Ратмира это обстоятельство, казалось, не слишком тревожило. Он послал свою лошадь рядом со скакуном Дерца и негромко проговорил:

— Нам надо постараться не выезжать на открытое пространство, лес сейчас наш главный союзник!

Княжич-рысь молча кивнул, и волхв снова оттянулся назад, пустив лошадь следом за проводником. Около часа Ратмир внимательно наблюдал за окружающими отряд зарослями, но ничего подозрительного не происходило. Лес проснулся и жил своей обычной жизнью. Дерц возвращался к лагерю своего отца совершенно другой дорогой — деревья сомкнули свои ветви над головами всадников, и небо не проглядывало сквозь плотную листву ни на мгновение.

Убедившись, что проводник знает, что делает, и лошади идут ходкой рысью по едва заметной, но достаточно свободной для конного строя тропе, волхв опустил голову и о чем-то глубоко задумался.

К лагерю вожака восточных рысей они выехали в середине дня. Когда деревья расступились, открывая поляну, заставленную шатрами, Дерц остановил свою лошадь и, полуобернувшись, предложил:

— Я поеду вперед, предупрежу отца о том, что вы возвратились…

Ратмир в ответ отрицательно покачал головой:

— Нет, мы поедем вместе. Теперь уже скрывать наше возвращение не имеет смысла… да и вряд ли это возможно, в лагере князя наверняка есть соглядатаи Извара. Просто нам теперь надо действовать очень быстро.

Княжичи пришпорили коней и вихрем вынеслись к лагерю. Спустя две минуты они уже были в палатке князя, и волхв, убедившись, что в палатке никого, кроме его волков и вожака с сыном нет, быстро проговорил:

— Князь, тебе надо немедленно принять вызов своего сына! Но на ристалище столицы тебе выходить ни в коем случае нельзя. По обычаям стаи, ты, как вызванная сторона, имеешь право назначить место и время схватки, а также выбрать оружие. Так вот, оружие — это дело твоего выбора, а местом схватки назначай сборную площадь твоего лагеря. И провести эту схватку надо как можно быстрее!

— Погоди, погоди! — покрутил головой князь. — Сначала объясни, почему вы вернулись, ты изменил свое решение?

— Я тебе позже все объясню! — спокойно и в то же время напористо ответил Ратмир. — Время для объяснений у нас еще будет. Но сейчас надо срочно послать гонца к твоему младшему сыну с известием о том, что ты принимаешь его вызов и назначаешь поединок здесь и сегодня вечером… В крайнем случае — завтра утром!

— Хорошо!.. — сдался вожак. — Я пошлю Дерца!..

— Нет! — немедленно возразил волхв. — Твой старший сын не должен встречаться с вашим волхвом. Извар за ним охотится.

Вожак стаи восточных рысей внимательно посмотрел на дважды посвященного волхва и кивнул:

— Ясно… Поедет…

— Подожди! — прервал его Ратмир. — У тебя есть кто-то, кого ты подозреваешь в связи со своим младшим сыном или с Изваром?

Секунду подумав, князь утвердительно кивнул.

— Тогда ты пошлешь к своему противнику именно этого человека, но только после того, как мой отряд покинет твой лагерь!

— Вы собираетесь уехать?! — встревоженно воскликнул князь.

— Да! — Волхв неожиданно улыбнулся. — Мои волки покинут твой лагерь, а вместе с ними уедет… Дерц.

— То есть? — не понимая, переспросил князь.

— Ну-у-у… Он немного проводит нас и тут же вернется. После этого твой посланец отправится с вызовом…

— Но ты обещал мне рассказать… — начал вожак, однако волхв снова его перебил:

— Делаем, как я сказал, и клянусь, ты скоро все узнаешь!

Вожак секунду молчал, затем кивнул, соглашаясь, и пошел к выходу из шатра.

Пятеро волков и Дерц снова поднялись в седла и шагом направились к опушке леса, и весь лагерь видел, как уезжают гости стаи. А спустя пару часов старший сын вожака вернулся и, медленно проехав через весь лагерь, слез со своей рыжей кобылы около отцовского шатра. Рыси, стоявшие на страже у входа в шатер, обратили внимание на то, что лицо Дерца было бледно, а на висках выступила испарина.

В переднем помещении шатра вожак давал указания одному из своих советников, отправлявшихся в столицу с посланием к младшему княжичу. Увидев входящего сына, он кивнул в сторону внутренних покоев:

— Пройди туда, я сейчас освобожусь и вызову тебя.

Дерц скрылся за занавесом, отделявшим внутренность шатра от передней, и замер, прислушиваясь к окончанию разговора.

— …Так и передай — я не могу терпеть дальше распрю в стае и вынужден принять его вызов. Схватка произойдет сегодня, сразу после захода солнца, на площади моего лагеря. Если какие-то дела не позволят Орту прибыть к указанному времени, я буду ждать его завтра утром до восхода солнца. Завтра, до восхода солнца распря должна быть прекращена!

— Князь, сколько человек может привести с собой твой младший сын? — Голос советника был почтителен, но в нем сквозила едва заметная насмешка. Однако вожак, казалось, не замечал этой странной интонации.

— Сколько угодно! Ведь на ристалище он более одного меча и одного кинжала не вынесет!

— Значит, выбранное тобой оружие — меч и кинжал? — быстро переспросил советник.

— Да, — подтвердил вожак и после короткой паузы добавил: — Затупленный меч и затупленный кинжал, если он не желает драться до смерти. В противном случае на ристалище выйдут две рыси!

— Я понял, князь… — и снова в голосе советника промелькнула легкая смешинка.

— Тогда отправляйся. Возьми с собой двух сопровождающих… хотя не думаю, что тебе что-то угрожает, — проговорил князь.

Дерц понял, что разговор окончен, и быстрым шагом направился в дальнее помещение шатра, туда, где вожак беседовал с Ратмиром.

И действительно, спустя каких-нибудь две минуты вожак вошел в дальнюю «комнату» и с явным раздражением поинтересовался:

— Ну?! Когда вернется этот… дважды посвященный?!! Я по его совету послал к Орту в столицу гонца! Ратмир обещал объяснить мне, что он задумал, а теперь получается, что объяснений мне получить не от кого?

— Ну почему же, князь, — неожиданно усмехнулся Дерц, — я тебе все объясню прямо сейчас. Я же говорил тебе, что время для объяснений у нас будет предостаточно!

Вожак сделал шаг назад и изумленно уставился на своего сына. Лицо Дерца как-то странно дрогнуло, поплыло, размылось, его черты начали стремительно меняться, и спустя несколько секунд на князя смотрели темные с зеленоватым отсветом глаза волка!

— Успокойся, князь, — негромко проговорил Ратмир, указывая хозяину шатра на ковровые подушки, лежащие вокруг маленького столика. — Присаживайся, выпьем и поговорим…

Князь осторожно шагнул к столику, опустился на ковер и, не сводя глаз со своего все еще стоявшего гостя, спросил:

— А где же мой сын?..

— Он остался с моими волками… — ответил волхв, опускаясь на ковер напротив вожака. — С ними он будет в полной безопасности.

— Мне казалось, что в моем лагере мой сын в полной безопасности… — недовольным тоном проворчал вожак. Он быстро пришел в себя после неожиданного превращения собственного сына в волхва, видимо, такое чародейство было ему известно.

— Мне тоже казалось, что я в полной безопасности на ваших землях, несмотря на распрю в вашей стае. Однако прошлой ночью, едва я сомкнул глаза, в мой сон пришел… ваш волхв. И знаешь, князь, что он уговаривал меня сделать? — Князь ничего не ответил, но Ратмир и не ожидал от него ответа. — Он потребовал оставить ему Дерца, обещая за это беспрепятственно пропустить меня к границе ваших земель. И он пригрозил мне смертью в случае моего отказа!

— Так… значит… — растерянно пробормотал вожак, пытаясь сообразить, каким образом волхв сумел сохранить жизнь его сыну и при этом сам избежал смерти.

— Так…значит… — невольно передразнил его волхв, — мне удалось выйти из сна, и я сразу же вернулся назад, в твой лагерь! Однако от этого угроза для твоего сына не стала меньше. Впрочем, тебе тоже угрожает смерть!

— Мне… смерть?!! — изумился вожак. — Откуда? От кого? С чего ты взял?

Ратмир, словно бы в противовес изумлению вожака, помолчал с минуту, а затем заговорил спокойно, неторопливо:

— Если бы ты смог хоть немного отрешиться от привычного взгляда на Мир, ты тоже догадался бы, что творится в твоей стае. Смотри — сначала у вас сменился волхв. И смена эта была необычна, не так, как она происходила до этой поры. Если бы Извар твердо соблюдал все законы и обычаи, он спокойно дождался бы ухода Торда и только после этого занял его место. Однако он добился поединка! Но что самое непонятное — вы все, и ты сам, и вся стая восприняли поединок волхвов как нечто вполне допустимое! Подумай, вспомни, мог бы произойти такой поединок при прежнем князе?

Вожак опустил голову, немного подумал, а затем согласно кивнул:

— Ты прав, дважды посвященный, Извар действовал необычно, но… Ты понимаешь, это получилось как-то само собой!

— Да… само собой… — с неприкрытой горечью повторил вслед за ним волхв. — А потом, немного повременив, волхв представил тебе якобы отыскавшегося сына! И ты даже не задумался, почему мать твоего ребенка до сих пор не сообщала тебе о рождении мальчика! А ведь это совсем не позор для истинной женщины родить сына от вожака стаи! Ты признал этого мальчишку своим сыном, хотя доказательства, как я понял из рассказа Дерца, были весьма спорными! Но ты его принял… может быть, потому что сейчас в этом нашем Мире стало непопулярно быть… жестоким… бессердечным? — Ратмир покачал головой. — Да я и сам, услышав от тебя о случившемся в вашей стае, спокойно покинул ее, пообещав тебе судей от Совета посвященных! Я и сам поначалу решил, что это просто немного необычная, но вполне допустимая размолвка между отцом и сыном — младшим, воспитанным без отца сыном, которая закончится небольшой схваткой на мечах или решением судей Совета. Если бы Извар не пробрался в мой сон, я сейчас был бы уже далеко, и твоя участь была бы решена! Только после того, как ваш волхв решился на угрозы в адрес дважды посвященного, я задумался о причинах распри в твоей стае и смог понять их!

— И каковы же они? — Вопрос вожака прозвучал недоверчиво.

— Причина в том, что волхв стаи жаждет захватить в ней власть! — коротко и жестко отрезал Ратмир.

Несколько секунд в палатке висела тишина, а затем князь отрицательно покачал головой и проговорил:

— Нет, это невозможно!! Волхва никто не выберет вожаком, даже если мой корень будет полностью изничтожен! Стая выберет воина!

— А он и не собирается уничтожать весь твой корень! — с усмешкой возразил Ратмир. — Не для того он подсунул тебе еще одного сына, чтобы потом его уничтожать!

Вожак поднял на волхва непонимающие глаза, и Ратмир объяснил, глядя прямо в них:

— Твоего старшего сына он решил уничтожить после того, как тот отказался взять власть, убив на поединке собственного отца, хотя Извар и обещал ему свою помощь в этом поединке. После этого отказа волхв стаи подыскал более покладистого молодца, хотя и более хлипкого. И не только подыскал, но и смог выдать за твоего сына. Теперь, если твой младший сын сможет одолеть тебя в поединке, он, конечно же, будет избран вожаком! Тем более что и волхв стаи поддержит его кандидатуру! Твой младший сын станет вожаком, а вот править стаей будет… волхв! Только такой расклад объясняет все, что случилось в твоей стае! И если я прав, твой младший сын будет требовать поединка насмерть!

— Нет! — немедленно возразил вожак. — Он не станет требовать поединка насмерть, он прекрасно понимает, что ему не продержаться против меня-рыси и десяти минут!

— Ты забываешь, что его будет поддерживать посвященный!

— Волхв стаи не имеет права поддерживать одну из рысей, бьющихся на поединке!

Тон вожака был категоричен, но он явно не ожидал ответа, последовавшего от дважды посвященного волхва:

— А кто будет знать об этой поддержке?!

После этих слов вожак растерялся:

— Но… это же противоречит всем законам и обычаям!..

Слова эти прозвучали слишком неуверенно, чтобы их можно было считать серьезным возражением.

— Конечно… — неожиданно согласился с вожаком Ратмир. — Так же, как противоречил всем законам и правилам поединок волхвов стаи, как противоречила им процедура признания законным твоего неожиданно объявившегося сына!

— Так что же мне делать?.. — с отчаянием прошептал вожак.

— То, что я тебе посоветовал. Готовиться к поединку со своим мнимым сыном. Ты должен будешь его… убить. А вашего волхва я постараюсь нейтрализовать. Потому я и вернулся в твой лагерь под личиной Дерца. Пусть все думают, что я и мои волки ушли своей дорогой, пусть Извар не опасается моего вмешательства в его дела.

Несколько секунд вожак внимательно вглядывался в лицо волхва, а затем тихо проговорил:

— Понял… — А еще через несколько мгновений добавил: — Не думал, что доживу до такого времени, когда волк будет спасать меня, рысь, от моих же сородичей!

— Времена меняются… — усмехнулся Ратмир своей мысли. — И не всегда в лучшую сторону… И потом, я же не волк, я — дважды посвященный волхв!

Вожак вздохнул и спросил уже совсем другим тоном:

— Ты будешь ждать поединка здесь?

— Да, — кивнул волхв, — и скажусь больным… Слегка занемог твой сын, промотавшись с волками всю ночь верхом.

Вожак отрицательно покачал головой:

— Дерца это не утомило бы.

— Ну, так съел что-нибудь не то! — усмехнувшись, предложил Ратмир. — Да сам что-нибудь придумай, ты же лучше своего сына знаешь!

Вожак поднялся со своего места, задумчиво кивнул и направился к выходу, а Ратмир, откинувшись на подушки, приготовился к долгому ожиданию.

Лагерь, между тем, жил своей, четко спланированной жизнью. Несмотря на то что слух о предстоящем поединке вожака с его младшим сыном уже прошел среди рысей, они ничем не показывали своего волнения. А волнение было — несмотря на явное боевое преимущество вожака, в поединке могло случиться всякое, и никто не мог знать заранее, к кому удача повернется лицом!

Когда солнце коснулось своим краем горизонта, в лагере поднялась суматоха. Несколько человек по приказу вожака вскочили на лошадей и ушли наметом по той самой дороге, по которой утром отряд волков подъехал к лагерю рысей. Минут через двадцать они вернулись, а следом за ними показалась целая кавалькада из сорока с лишним всадников, сопровождавших богато украшенный возок. Впереди скакали четверо пожилых рысей с копьями в руках, а за ними, чуть впереди возка, в гордом одиночестве следовал невысокий, богато разодетый юноша с тонкими, упрямо поджатыми губами и странно неподвижными, словно обращенными внутрь себя, глазами.

Вожак стаи восточных рысей стоял у входа в свой шатер и молча наблюдал за приближением кавалькады. Возница, сидевший на облучке возка, остановил его невдалеке отшатра, юноша, следовавший рядом, также остановил свою лошадь, посмотрел с седла на стоявшего вожака и неожиданно тонким голосом спросил:

— Отец, а где мой старший брат?

— Он в моем шатре, — стараясь говорить спокойно, ответил князь, — ему нездоровится.

— Значит, он не поехал провожать твоих гостей?

Вожак чуть было не переспросил, откуда его младший сын знает о гостях, но вовремя сдержался. Вместо этого вопроса он все тем же спокойным тоном произнес:

— Он их проводил… недалеко. И вернулся немного нездоровым. Сейчас он отдыхает.

— Так, может быть, его стоит отправить в столицу? — продолжая оставаться в седле, предложил юноша. — Извар посмотрит, что с ним, и поможет ему.

— Нет, Дерц не настолько болен, чтобы докучать своим недомоганием волхву! — довольно резко ответил князь и в свою очередь задал вопрос: — Лучше скажи мне, Орт, с чем ты пожаловал? Ты по-прежнему собираешься выйти против меня на ристалище?

— Именно для этого я и приехал, — едва заметно кивнул Орт. — В названный тобой час, завтра на рассвете, мы будем драться насмерть! Маршалом поединка со своей стороны я назначаю Горда. За тобой выбор оружия!

Последовала короткая пауза, после которой вожак коротко бросил:

— Мы будем драться, повернувшись к Миру родовой гранью! Маршалом поединка со своей стороны назначаю… Власта.

После этих слов он повернулся к столпившимся за его спиной воинам и приказал:

— Разместите приехавших с моим сыном людей у восточной границы лагеря. Пяти шатров им хватит, и охрану этих пяти шатров я поручаю… Власту!

Высокий, седоволосый дружинник шагнул вперед и начал отдавать распоряжения по размещению приехавших, а князь откинул полу шатра и вошел внутрь.

Дважды посвященный волхв лежал ничком на раскинутых подушках и, казалось, не дышал. Несколько секунд князь глядел на неподвижное тело, и вдруг услышал тихий шепот:

— Твой младший прибыл…

— Да… — так же тихо ответил вожак. — А вот Извар остался в городе…

— Нет, ваш волхв приехал вместе с Ортом… — неожиданно возразил Ратмир.

— Но, Орт сказал, что Извар остался!.. — удивился вожак. — Он даже советовал отправить заболевшего Дерца к нему в столицу.

— Он врет, — жестко ответил Ратмир. — Извар находится в повозке!

— Я прикажу ее обыскать! — повысил голос вожак. — Я вытащу волхва оттуда!

— Зачем? — все так же шепотом переспросил волхв. — Пусть он прячется и думает, что не обнаружен. Он будет спокойнее и станет действовать наглее… А мне будет проще ему помешать.

Несколько секунд вожак молчал, а затем, согласившись с волхвом, спросил:

— Может быть, тебе что-нибудь нужно? Говори…

— Нет, — ответил тот, — до завтрашнего утра — ведь схватка назначена утром — меня не надо больше беспокоить. И сам отдохни как следует, постарайся поменьше думать о завтрашнем поединке и хорошенько выспись. На рассвете тебе понадобятся все твои силы!

Князь молча кивнул и покинул помещение. Он перешел в другую «комнату» и, отдав страже приказ не беспокоить его, улегся на толстом ковре. Вожак не волновался, только необходимость сразиться с человеком, которого он долгое время называл сыном, томила его. И все-таки уснул он довольно быстро.

А лагерь еще долго не затихал. Горели костры, разговоры шли негромко, но основательно, рыси и изверги обсуждали предстоящий поединок — небывалое событие в истории стаи. И только пять шатров, стоявших у восточной границы лагеря, тонули в темноте. Рыси, приехавшие с младшим сыном князя, не вступали в разговоры с соплеменниками, нарочито демонстрируя свою исключительность. И самое главное — то, на что почти никто не обратил внимания, — пять шатров вновь прибывших были расставлены таким образом, что повозка, прибывшая с кавалькадой княжича, спряталась между ними от глаз обитателей лагеря!

Князь проснулся в самой середине часа Неясыти от странного, необъяснимо тревожного, едва слышимого звука. Словно кто-то, тихо рыкнув, толкнул его мягкой, но тяжелой лапой под сердце, и сердце тоскливо заныло от этого толчка. Осторожно поднявшись со своего жесткого ложа, он тихо вышел из шатра и остановился у порога. Справа от него черная иззубренная стена леса подпирала темно-синий, усыпанный звездами небосвод, а слева небо опускалось к самому горизонту, уже размытому подступающим рассветом. Воздух был прохладен и чист, ни один шорох не тревожил абсолютной, оглушительной тишины… И все-таки вожак прислушивался в надежде еще раз, теперь уже вполне осмысленно, услышать разбудивший его звук.

Он долго стоял на свежем, проясняющем голову воздухе, но так ничего и не услышал. А восточный край небосвода постепенно наливался светом, отодвигая ночь к западу, выводя из тьмы застывшие деревья опушки, неподвижных, спящих лошадей и фигуры дружинников, похожие на каменные изваяния, сторожащие могильные курганы.

Наконец, глубоко вздохнув, вожак вернулся в шатер. Он не собирался ложиться снова — спать ему уже не хотелось, да и чувствовал он себя вполне отдохнувшим. Но не было в нем привычного спокойствия, уверенности в своих силах, в своем… праве на действие!

И в этот момент он услышал чужую спокойную мысль:

«Возьми пару дружинников и сходи на ристалищную площадь. Внимательно ее осмотрите и соберите пять вот таких предметов…»

Перед внутренним взором вожака возник небольшой, бесформенный, незаметно-коричневый, плотно набитый мешочек из мягкой кожи, похожий на припорошенный пылью камешек. И снова зазвучала чужая мысль:

«Ты не должен поднимать их из травы, пусть это сделает один из дружинников. Все пять принесете в шатер и положите перед входом в мою комнату. Это надо сделать срочно!»

«Ратмир», — догадался вожак. Он хотел было переспросить его, каким образом волк смог заговорить на мыслеречи рыси, но передумал — этот вопрос мог и подождать. Вместо этого он, уже не опасаясь шума, вскочил на ноги и, набросив на плечи теплый халат, вышел из шатра.

У самого выхода его ожидал Власт, причем на его круглой, щекастой физиономии было написано растерянное удивление. Увидев князя, он подтянулся и негромко проговорил:

— Мне вроде бы как послышалось, что ты, княже, звал меня. Ну, вот я и подошел.

— Я действительно хотел тебя видеть, — успокоил дружинника вожак. — Возьми еще пару людей и подходите на сборную площадь.

Власт кивнул, развернулся и быстрым шагом отправился за шатер, где еще тлел последний из вечерних костров, около которого коротали ночь дежурные дружинники. Когда он в сопровождении еще двух человек, державших в руках факелы, явился на сборную площадь лагеря, вожак стоял в самом ее центре и разглядывал короткую траву под своими ногами с выражением явного сомнения на лице. Увидев подходящих дружинников, он почесал в затылке и проговорил:

— Вот какое дело, ребята. Нужно тщательно осмотреть всю площадь и найти пять маленьких мешочков из коричневой кожи, похожих на камешки. Размером они приблизительно вот такие.

И вожак показал лежащий в его руке обычный серый камешек.

Дружинники молча кивнули и, склонившись к земле, начали медленно обшаривать вытоптанную траву площади.

Первый «камешек» был найден почти сразу же, метрах в двух от неподвижно стоявшего вожака. Его передали Власту и продолжили поиски. Продолжались они довольно долго, пока уже почти на самом краю площади был найден второй «камешек». Когда в руках Власта оказалось три найденных «камешка», он вдруг оставил поиски и, быстро подбежав к вожаку, проговорил:

— Княже, я не могу держать их… — Он протянул вперед дрожащие ладони, в которых лежали находки. — Они жгут мне руки!..

— Положи их вот сюда! — Вожак указал себе под ноги.

Власт бросил «камешки» в указанное место и отправился продолжать поиски. Скоро были найдены оставшиеся два — получалось, что этими странными «камнями» были отмечены середина площади и ее края, точно по направлениям сторон света. Власт и двое его помощников, разобрав найденные «камешки», отправились вслед за вожаком к его шатру и сложили их у входа в дальнее помещение, где находился Ратмир.

Когда вожак, проводив своих людей из шатра, вернулся, камней на месте уже не было.

Между тем небо посветлело, и звезды начали пропадать с небосвода. Лишь оранжевая искра Волчьей звезды продолжала поблескивать невысоко над горизонтом. Вожак стаи восточных рысей, выйдя из своего шатра, долго смотрел на эту, все еще достаточно яркую искру, и сомнения, терзавшие его всю ночь, стали вдруг отступать. Ему подумалось, что Волчья звезда должна принести ему сегодня удачу, ведь волки держат его сторону!

Лагерь проснулся, и в полумраке подступающего рассвета начали разгораться костры, звучать приглушенные голоса, позвякивать посуда и оружие. Только пять шатров, в которых располагались люди Орта, продолжали оставаться в темноте. Но, наконец, и около них началось едва заметное движение, а вскорости уже горел костер. Четверо извергов принялись готовить на нем завтрак для княжича и свиты.

Вожак ушел в свой шатер, разделся и, разбросав подушки, уселся на ковер, надо было очиститься перед поединком. Он замер, чуть прикрыв глаза и сосредоточившись на своем внутреннем состоянии. Дыхание его сначала выровнялось, затем замедлилось… почти прекратилось…

В это время лежавший навзничь в пяти шагах от вожака дважды посвященный волхв открыл глаза, а затем оторвал плечи от ковра и, медленно согнувшись в поясе, сел между разбросанных подушек, подобрав под себя ноги. Странные, ставшие совсем темными глаза, не мигая, смотрели прямо перед собой и, казалось, ничего не видели. Правая рука волхва также медленно поднялась и нырнула за отворот куртки, к потайному карману. Когда она снова выскользнула наружу, ее пальцы сжимали небольшой мешочек из плотной, небеленой холстины. Действуя все так же самостоятельно, без, казалось бы, разумного контроля, пальцы волхва распустили тугую тесемку и осторожно вытащили из мешочка щепотку мягкой, голубовато-зеленой пыли и высыпали на удачно попавшееся под руку небольшое глиняное блюдо. Щепотка пыли-пепла легла точно в его середину, словно волхв долго примеривался перед тем, как ее обронить!.. Затем, все так же не контролируя действия своих рук, волхв затянул тесемку, обмотал ее вокруг горловины мешочка и спрятал его на прежнее место у себя за пазухой. С минуту посидев неподвижно, словно отдыхая после тяжелой работы — у него вдруг даже дыхание сделалось быстрым и неровным, волхв осторожно опустил правую ладонь, и она повисла в нескольких сантиметрах от лежавшей на блюде щепотки пыли. Несколько секунд ничего не происходило, а затем над крохотной голубовато-зеленой горкой появилось едва заметное марево. Сначала оно немного растеклось, словно под действием собственной тяжести, а затем, чуть набрав силы, вдруг потянулось вверх, к ладони. Через минуту уже вся замершая над неподвижной горкой ладонь была охвачена колеблющимся маревом, и оно все быстрее и быстрее начало подниматься вверх по руке.

Глаза у волхва остекленели, закатились, но тело оставалось неподвижно-напряженным, как будто в нем кипела некая скрытая, но очень бурная работа! Скоро все это напряженное тело было охвачено растекшимся по нему маревом, и перед внутренним взором волхва возник весь лагерь стаи восточных рысей, словно он видел его с высоты полета ивача. Легким усилием воли волхв сконцентрировал свое внимание на большой, круглой площади, и она мгновенным броском приблизилась, увеличившись в размерах, словно ивачь, рассматривавший ее, спикировал и завис над самой площадью, но в то же время волхв ясно видел и повозку, стоявшую в окружении пяти гостевых шатров. От этой повозки исходил хорошо ощущаемый дух ворожбы!

А на пустовавшей до этого момента площади показались две фигуры — одна высокая, плотная, мощная и уверенная, другая ниже ростом, сухощавая, странно… мятущаяся. Волхв мгновенно почувствовал, как тяжело этому… молодому существу ступать рядом со своим мощным, не знающим сомнений товарищем. Они неторопливо подошли к двум столбам, врытым на краю площади, более высокая фигура протянула руку к одному из столбов, и в ней появился какой-то длинный предмет. Фигура размахнулась и…

Над лагерем прокатился звонкий удар в большое медное било, установленное на сборной площади. Вожак, сидевший в своем шатре, открыл глаза и чуть повел плечами. Со вторым ударом он вскочил на ноги, а затем легко подпрыгнул и перевернулся через голову. На ковер опустился уже не человек — большая темно-рыжая рысь с коричневой полосой вдоль хребта, мягко спружинив, приняла свой вес на все четыре лапы.

Но на ристалище вожак вышел в человечьем облике. Не смущаясь своей наготы, он прошел сквозь расступившуюся перед ним толпу, окружившую площадь, и, гордо неся чуть присыпанную сединой голову, вышел на середину пустого пространства. У края площади, возле подвешенного на столбах била, стояли оба маршала поединка — пожилой Власт и совсем еще мальчишка — Горд. Власт, положив руку на рукоять меча и расставив ноги, смотрел прямо перед собой, словно бы и не замечая бурлящей вокруг толпы. А Горд, в силу своего возраста, не мог похвастаться подобной невозмутимостью, его глаза метались по знакомым и незнакомым лицам, левая рука беспокойно оглаживала рукоять меча, а правая то и дело поднималась к виску, как будто проверяя, на месте ли голова. С минуту вожак стоял в центре площади один, а затем толпа снова распалась, открывая узкий проход, и на площадь вышел Орт.

Когда юноша прошел в центр площади и встал напротив вожака, у того заныло под сердцем от жалости — настолько хрупким и неуклюжим казался обнаженный Орт. Но в ту же секунду прозвучал зычный голос Власта, перекрывший настойчивый гул толпы:

— Слушай, стая восточных рысей. Младший сын вожака стаи, совершеннолетний Орт, вызвал на поединок до смертного исхода своего отца, вожака стаи. Вожак стаи, князь Велимир, решил принять этот вызов, несмотря на то что он противоречит обычаям и законам нашей стаи, дабы прекратить сжигающую стаю распрю! Поединок состоится сейчас на сборной площади лагеря стаи. По решению вызванной на поединок стороны драться поединщики будут до смерти, повернувшись к Миру родовой гранью! После начала поединка никто не может вмешаться в него под страхом лишения многогранья!

После этих слов над площадью повисла мертвая тишина, и в этой тишине голос Власта зазвучал еще более мощно:

— Совершеннолетний Орт, ты подтверждаешь свой вызов князю Велимиру или желаешь взять его назад?!

Орт гордо вскинул голову. Его странно неподвижные глаза стеклянно блеснули, и ломкий, еще почти мальчишеский голос прокричал:

— Да, я подтверждаю свой вызов! Нет, я не желаю взять его назад!!

И снова над площадью разнесся рык Власта:

— Князь Велимир, ты подтверждаешь свое решение принять вызов совершеннолетнего Орта? Ты не желаешь отклонить вызов в соответствии с нашими законами и обычаями?

— Да, я принимаю вызов, — спокойно и даже негромко проговорил князь. — Нет, я не желаю отклонить вызов…

Князь после этих слов замолчал, но многим показалось, что фраза осталась незаконченной.

Секунду над площадью висела тишина, а затем снова раздался голос Власта:

— Поскольку поединщики не желают примирения, схватка начнется с первым ударом сборного била!

Старый дружинник, медленно повернув голову, посмотрел на второго маршала. Горд судорожно выдохнул, шагнул вперед, протянув руку, ухватился за колот, висевший на одном из столбов. Уже замахнувшись колотом, Горд вдруг бросил быстрый взгляд на своего старшего товарища, и только после того, как тот едва заметно кивнул, опустил колот на било. Над площадью поплыл густой медный звук, и в то же мгновение два обнаженных человека, стоявших посреди площади, исчезли, а вместо них появились две рыси.

Крупная, темно-рыжая рысь со светло-коричневой полосой вдоль хребта, чуть пригнув голову и прищурив свои янтарные глаза, внимательно рассматривала стоявшую напротив палевую, очень светлую соперницу, казавшуюся совсем мелкой и… неопасной. А та, секунду постояв неподвижно, припала животом к земле и медленно двинулась вправо, заходя вожаку под левую, неудобную лапу. Вожак, не сводя глаз с соперника, начал также медленно разворачиваться, стараясь держать его перед собой.

Палевая рысь почти закончила полный круг, и в этот момент вожак стремительно бросил свое тело вперед! Этот бросок казался молниеносным и… смертельным, однако, противник вожака столь же мгновенно отскочил назад, развернувшись в воздухе мордой к нападающему и выставив вперед ощетинившуюся когтями лапу!

Поединщики на мгновение замерли, а затем уже вожак пошел вокруг своего неподвижного противника, прижавшись брюхом к земле и колотя нервно подергивающимся хвостом по бокам. Палевая рысь не дала своему противнику сделать полный круг, ее бросок был не менее стремительным, чем первый бросок вожака, но… Вожак не отпрыгнул назад, как это сделал княжич. В тот момент, когда небольшое мускулистое тело, выставив перед собой растопыренные когти обеих лап, уже рушилось на него, вожак стремительно перекатился по земле навстречу своему противнику и ударил правой задней лапой в незащищенное брюхо!

Окружавшие площадь люди выдохнули разом, им показалось, что поединок закончился, но княжич извернулся самым невероятным образом и смог пропустить готовую порвать его брюхо лапу под собой!.. Хотя вожак все-таки достал его, на светлой, почти белой шерстке подбрюшья заалели три недлинные, рваные черточки!

И снова две рыси оказались напротив друг друга, и снова вожак замер на месте, а княжич пошел вокруг, словно бы дразня своего страшного противника. Но теперь было видно, как тяжело дышит младший из поединщиков, как неуверенны стали его движения, как он поддергивает левую заднюю лапу, словно пытаясь на ходу смахнуть проступившие сквозь шерсть капельки крови… Многие из числа наблюдавших за поединком решили, что его исход предрешен, но они не знали, что именно сейчас и начинается главное.

Ратмир, наблюдавший за схваткой из шатра вожака, вдруг заметил, как крытая холстом повозка, брошенная между шатрами приехавших накануне рысей, вдруг осветилась изнутри ярким, алым светом. В следующее мгновение этот свет исчез, оставив после себя неяркое, угрожающе-багровое свечение, а от повозки в сторону площади, на которой происходил поединок, потянулась тонкая, светящаяся алым, ниточка. Ратмиру сразу же стало ясно, что между волхвом стаи и младшим княжичем существует прочная ментальная связь, и Извар собирается помочь своему клеврету — поддержать его убывающие силы, влить в него энергию, заправленную магией! Он понял, что приближается момент, когда и ему надо будет вступить в эту грязную, подлую схватку!

Едва заметное, струящееся марево, окутывавшее все тело волхва начало уплотняться, утолщаться, затем медленно наливаться голубоватым свечением, и спустя пару минут волхв исчез совершенно, превратившись в ровно мерцающий чистым голубым светом шар!

Уже после первого броска вожака Извар понял, что Орт против своего «отца» долго не продержится. Это, впрочем, не было для него большим открытием, но волхв стаи подождал еще немного. Для него было важно сделать так, чтобы Орт победил… не слишком быстро — в последнее время юноша, которого он сам сделал «сыном вожака», стал слишком уж независимым, так что ему следовало напомнить, кому именно он должен быть благодарен своим возвышением! И сделать это надо было так, чтобы у юнца даже тени сомнения не возникало больше в том, кто должен править стаей!

Однако после третьей схватки Извар понял, что ему необходимо срочно вмешаться, иначе следующий бросок вожака мог стать последним для Орта, и тогда ему пришлось бы начинать свою интригу с самого начала, а обнаружить еще одного «внебрачного княжича» было бы слишком… сложно! Поэтому он быстро активизировал ментальную связь с княжичем, установленную давно и ставшую очень прочной, чтобы по этой тонкой незримой ниточке отправить своему ставленнику часть собственной, запасенной силы.

Первый энергетический импульс побежал к раненой, уже теряющей силы и уверенность в победе, рыси… И тут Извар непроизвольно улыбнулся, вспомнив, как в школе при университете их учили брать энергию у ягод, плодов, листьев, трав, животных, как готовить чудесные настои и отвары, удесятерявшие силы людей. Но никто не показал им, как просто взять силу у одного человека и передать ее другому, как, не прикасаясь к телу и пальцем, двумя-тремя словами лишить силы самого могучего воина. До всего этого он дошел сам! Сам!!! А они… не оставили его в университете — отослали обратно в стаю! О-о-о!!! Он до сих пор прекрасно помнил слова своего наставника, сказанные при прощании: «Ты, Извар, талантлив, но для второго посвящения одного таланта мало. Надо, чтобы в тебе горела любовь к людям…»

Но наставник не сказал, за что можно любить людей! И почему любовь к людям должна быть выше, чем любовь к самому себе, — он ведь тоже один из людей!

Улыбка увяла на его губах, и он вернулся к своему делу, к финалу давно затеянной им интриги! Завтра он улыбнется по-настоящему — и смерти вожака, не понявшего себе на беду, кто вернулся в стаю восточных рысей из университетской школы, и победе Орта — своей победе, своей завоеванной власти, и тому, что он, именно он, прогнал из земель стаи дважды посвященного волхва!

Тут какая-то тревога чуть кольнула его в сердце — Ратмир еще не покинул земли стаи, хотя его волчья банда и удалялась от лагеря вожака… Но завтра они точно пересекут границу, они уйдут и уже не смогут вернуться! Он им не позволит! А сейчас надо напитать Орта силой, энергией, чтобы следующий бросок вожака стал последним.

Извар направил еще один энергетический импульс, почувствовав, как его собственное тело стало легким, воздушным от потери отданных княжичу жизненных сил. Рука волхва протянулась в сторону, ухватила стоявший рядом кувшин с настоем и поднесла его горлышко к губам…

Но сделать глоток волхв не успел!

Перед его глазами прошла черная пелена, стирая форму и цвет окружавших его предметов. Тело его мгновенно обмякло, кувшин вывалился из разжавшихся пальцев, и из пришедшей темноты выплыло огромное, странно и страшно искаженное лицо… Извар не сразу узнал дважды посвященного волхва, княжича из стаи восточных волков. А когда узнал, в груди у него похолодело!

«Это… ты?» — Мысль Извара была вялой, безвольной, она никак не могла соперничать с мыслью, пришедшей в ответ.

«Да, это я… — холодно и жестко прозвучало в его голове, и от этого холода, от этой жесткости у него заломило в висках, а вдоль позвоночника пробежала леденящая судорога. — Неужели ты и в самом деле думал, что я уйду, что я позволю тебе считать, будто ты способен напугать дважды посвященного Миру?»

Волхв стаи ничего не ответил, ему было не до разговоров! Он попытался, было, противиться внедрению чужого разума в свой мозг, противостоять тяжелой, всесокрушающей мощи ментального воздействия, но сразу же понял, что обречен, что слишком много отдал «княжичу»… Хотя и без этой потери он вряд ли бы смог долго сопротивляться, ну а теперь… Теперь ему оставалось только с отчаянием следить за тем, как его личность, его «я» подавлялось чужой, холодной волей, стиралось, уничтожалось… Под чудовищной силой ментального давления его разум сломался, раздробился, осколки, остатки только что существовавшей личности еще пытались сохранить хотя бы видимость целостности, но и эти слабые попытки были жестко пресечены. И, наконец, тьма бессмысленности… безумия… безличности накрыла бывшего волхва стаи восточных рысей!

Для Извара жизнь кончилась, и началось… существование!

А на площади в это время наступила развязка поединка.

Очередной бросок вожака, такой же внезапный и стремительный, как и первый, был неожиданно легко отбит княжичем, причем стремительный кувырок и удар палевой рыси были настолько удачны, что изумили не только зрителей, но и самого вожака! Казалось, в тело Орта вдохнули новую жизнь, новую силу и энергию. Не дожидаясь, когда вожак пойдет по кругу, княжич сразу же бросился в атаку и… достал своего противника левой лапой! На бедре вожака появилась глубокая рваная рана, и кровь окрасила темный мех. Князь отскочил в сторону и замер, как бы ожидая новой атаки своего неожиданно обретшего силы противника. И тот не заставил себя ждать — палевой тенью промахнул он разделявшие их три метра, обрушился на вожака сверху и… промахнулся! Вожак не только успел отскочить чуть в сторону, в повторном броске он достал приземлявшегося противника еще в воздухе! Княжич, потеряв от удара равновесие, покатился по земле и вдруг завизжал невыносимо тонко и невыносимо жалобно.

Дрогнули сердца людей, наблюдавших за поединком, но вожак, разъяренный схваткой, не слышал этого визга. Темная молния метнулась следом за катящимся по земле палевым клубком и настигла его как раз в тот момент, когда он, остановившись, попытался встать на лапы. Только некоторые из пятисот зрителей, наблюдавших за поединком, успели заметить, каким неуклюжим, каким ослабевшим вдруг стал княжич. В следующее мгновение тяжелая темная лапа опустилась с размаха на спину палевой рыси! Послышался негромкий хруст, и прекрасная, сильная, хоть и не слишком крупная кошка превратилась в неподвижный, странно плоский лоскут… Грязный, заляпанный кровью и пылью мертвый палевый лоскут!

Вожак отскочил в сторону, замер на месте, выгнув спину и ощетинив сведенный судорогой загривок, а затем его мышцы расслабились, он медленно, осторожно подошел к неподвижно лежащему противнику, обнюхал мертвое тело, фыркнул и неторопливо направился в сторону стоявших у сборного била маршалов поединка.

И в этот момент над погруженной в мертвую тишину площадью разнесся дикий, безумный вой! Вначале никто не понял, откуда взялся этот страшный, жуткий крик, толпа, окружавшая площадь, колыхнулась недоумевая, но в следующее мгновение вопль повторился, и теперь все поняли, что крик идет со стороны пяти шатров, поставленных вчера приехавшими с княжичем дружинниками. Толпа раздалась на две стороны — все повернулись к этим палаткам, и почти тут же из-за ближней палатки выскочила высокая худая фигура в развевавшемся темном балахоне. Она мчалась с невероятной скоростью, издавая все те же отчаянные вопли. Толпа раздалась еще шире, словно люди пытались освободить дорогу этой жутковатой, явно безумной фигуре, но та вдруг, словно споткнувшись, надломилась и рухнула в пыль на краю площади. Прокатившись по инерции пару метров, она застыла, и тут все увидели, что это был волхв стаи Извар. Он лежал с перекошенным лицом, а его пустые, лишенные мысли глаза были открыты в высокое чистое небо!

Князь, уже повернувшийся к Миру человеческой гранью, подошел к лежащему навзничь волхву и, заглянув в эти бессмысленные глаза, отшатнулся. И тут рядом с ним появился Ратмир. Никто не понял, как, когда он подошел, и от того его неожиданное появление вселило в собравшихся на площади рысей непонятную тревогу. Все невольно стихли, ожидая слов дважды посвященного волхва, ушедшего накануне и столь неожиданно вернувшегося!

Ратмир долго смотрел в остановившиеся глаза Извара, а затем, не оборачиваясь, тихо, каким-то будничным тоном спросил:

— Князь, в стае есть, кому заменить вашего волхва?

— Он… ушел? — переспросил вожак.

— Нет, — покачал головой Ратмир, — он жив. Но он больше не сможет исполнять свою миссию!

Вожак рысей помолчал, искоса взглянул на волхва, а затем также негромко ответил:

— Есть помощник Извара, но он не слишком… умел.

— Ничего, — дважды посвященный вдруг скупо улыбнулся, — через две недели у него будет наставник, так что все будет в порядке.

— А… когда вернется мой сын? — неожиданно спросил вожак, и легкая тревога появилась в его глазах.

— Скоро, — быстро ответил Ратмир. — Я уже вызвал его, а… пока он не вернется, я буду рядом с тобой! И… покажи-ка мне помощника Извара!

Князь оглядел стоявшую по краю площади толпу. Стая восточных рысей, почти полностью собравшаяся во временном лагере, обступила площадь, но никто из них не шагнул на траву, только что служившую ковром для ристалищного поля. Все стояли молча, спокойно ожидая окончания беседы вожака с дважды посвященным волхвом, и только небольшая кучка молодых дружинников, стоявших как бы в стороне от основной массы воинов, выглядела явно встревоженной. Именно из этой кучки вожак поманил одного из самых молодых парней. Тот испуганно оглядел своих товарищей, словно надеясь найти у них некую защиту, но они только смущенно отводили глаза. Тогда юноша опустил голову и медленно направился к вожаку и его гостю.

Ратмир минуты две молча рассматривал остановившегося перед ним юношу, а затем коротко спросил:

— Это ты помогал Извару?

— Волхв сам выбрал меня… — словно бы и невпопад ответил тот и, наконец, подняв голову, посмотрел прямо в темные глаза дважды посвященного. Юноша попробовал придать себе свободный, даже вызывающий вид, но под спокойным, тяжелым взглядом Ратмира снова опустил глаза.

— Как тебя зовут, помощник волхва? — В глазах княжича промелькнула улыбка, и она вдруг ободрила юношу.

— Пата, дважды посвященный Миру… — ответил он.

— Ты поможешь мне, Пата, похоронить Орта?

Услышав эти слова, юноша снова вскинул глаза, в которых плескалось удивление, но в ответном взгляде дважды посвященного не было ни насмешки, ни превосходства.

— Конечно… — прошептал Пата, и его взгляд невольно скользнул к распростертому на земле телу волхва стаи.

— Извар жив, — опередил его вопрос Ратмир, — но разум и сила покинули его тело. Так что тебе придется некоторое время… недели две… самостоятельно выполнять обязанности волхва стаи.

Юноша снова взглянул в лицо княжича, и теперь в его глазах читались явный испуг и растерянность.

— Но… я не готов, дважды посвященный!.. — прошептал он побелевшими губами. — Я слишком мало умею…

— Умение не главное для служения своим сородичам… — едва заметно пожав плечами, ответил волхв. — Главное — желание и… любовь к ним! Я надеюсь, эти качества есть у тебя?!

Несколько секунд длилась пауза, словно юноша прислушивался к себе в поисках ответа на этот вопрос, а затем едва слышно он произнес:

— Я постараюсь…

Два часа спустя в лагерь вернулись волки, сопровождавшие Ратмира, и с ними старший сын вожака. К этому времени лагерь стаи восточных рысей уже жил нормальной жизнью. Готовились похороны павшего в поединке Орта, и вместе с тем рыси собирались сворачивать свою временную стоянку и возвращаться домой — кто вместе с вожаком в столицу, кто по своим деревням. Правда, потихоньку все обсуждали внезапное безумие своего волхва, и многие связывали это безумие с… поединком… с поражением Орта… со странным поведением младшего княжича во время поединка, да и в последние недели жизни! Вот только объяснения всему происшедшему никто не мог найти. Когда же князь напрямую спросил Ратмира, вмешивался ли тот в ход поединка, дважды посвященный волхв долго смотрел в лицо вожака рысей своими темными глазами, а потом произнес странную, не совсем понятную фразу:

— Мне некогда было наблюдать за твоим поединком. У меня в это время был свой поединок!

Больше никто не надоедал Ратмиру с вопросами.

Когда небо над лагерем потемнело и на нем проклюнулись первые звезды, на сборной площади лагеря вспыхнул погребальный костер, и дважды посвященный волхв запел тягучую, заунывную дольну. Ратмир стоял на высоком постаменте, срубленном из двухметрового комля столетней ели, рядом с пылавшим костром, на котором лежало тело погибшего юноши. Слова, вырывавшиеся из его горла, были почти непонятны окружавшим костер рысям, но их звучание, их темный, проникающий в глубинные закоулки душ смысл выстилали лежащему на полыхающих поленьях телу тропу в иную жизнь… иное существование. А вокруг костра, по специальной хорошо утоптанной дорожке, медленно брел помощник волхва и осторожно, легкими прикосновениями голых пальцев поправлял огонь, подкладывал смолистые ветки и возвращал в костер выкатившиеся наружу пылающие угли. Голос волхва постепенно повышался, забираясь, как казалось окружающим, все выше и выше, к самым звездам. И когда стало ясно, что человеческое горло уже неспособно издать еще более высокий звук, пламя костра неожиданно стало зеленовато-синим, и от уже почерневшего тела, испускающего темный дым, отделился светлый, отлично видимый призрак — преображенный Орт! Он медленно, словно бы нехотя, выпрямился над кострищем, его призрачные глаза распахнулись, и в них сверкнули две звезды.

Пробудившийся призрак окинул взором собравшуюся вокруг костра толпу, и каждый из провожавших его вдруг почувствовал, что сын князя прощается именно с ним! Помедлив несколько секунд, призрак взметнул руки вверх… Дольна оборвалась на невыносимо высокой ноте, светлая тень мелькнула на фоне темного, усыпанного звездами неба!.. И словно бы пелена упала с глаз окружавших погребальный костер людей — перед их глазами вдруг предстало прогоревшее до темных углей кострище, обесцвеченное рассветом небо и сгорбившийся, чуть покачивающийся на своем постаменте волхв с закрытыми глазами и осунувшимся, побледневшим до синевы лицом.

Когда Ратмира опустили на землю, казалось, что он пребывает в глубоком обмороке, однако уже через пару часов он вышел из княжеского шатра, и Сытня подвел ему коня. Как Велимир ни уговаривал дважды посвященного отдохнуть хотя бы до вечера, волхв настоял на немедленном отъезде. Вместе с отрядом волков в Лютец отравлялись двое рысей — Власт и Тотес, по требованию Ратмира они везли обезумевшего волхва стаи на суд Совета посвященных, хотя никто в стае восточных рысей не мог понять, как можно судить обезумевшего человека?!

Извара привязали к плетенным из веток носилкам, подвесили их между двумя лошадьми, и сразу после полудня отряд тронулся в путь. Власт двигался первым, за ним следовала пара с носилками, затем Тотес, а замыкали кавалькаду пятеро волков. Ближний дружинник князя Велимира прекрасно знал дорогу, но двигаться быстро, имея на руках недвижимое тело, было сложно — приходилось выбирать достаточно широкие тропы, да и гнать коней было нельзя. Но Ратмир и не требовал особой быстроты, казалось, его вполне устраивает это неспешное, спокойное передвижение. Так что дорога отряду предстояла долгая.

Глава 3

После отъезда Ратмира из Края Скал со своим подопечным снова не смог попасть к князю. Уже через час Всеслав ускакал в недальний северный городок Волоту — там обнаружилось какое-то воровство.

Князь отсутствовал трое суток, и все это время, к удивлению Скала, Вотша помалкивал о своем желании повидать деда. Наконец дружинник не выдержал и вечером третьего дня усмешливо проговорил за ужином:

— Я смотрю, ты совсем освоился в замке… Даже по деду меньше скучаешь!

Мальчонка поднял на Скала свои огромные задумчивые глаза, и вдруг в них закипели слезы.

— Да ты что, малыш?! — воскликнул удивленный и встревоженный дружинник. — Я не хотел тебя обидеть, просто ты за все это время ни разу не вспомнил о деде, вот я и подумал…

Вотша покачал головой и, пересиливая слезы, проговорил:

— Нет, дядя Скал, я деда не забыл… А говорить? Что ж говорить, когда князя в замке нет, без него все равно никто меня к деду-то не отпустит!

— Ну, ничего, ничего… — Скал успокаивающе положил свою тяжелую ладонь на белую голову мальчишки. — Завтра вожак должен вернуться, и мы сразу к нему пойдем!

В этот вечер, после ужина, Скал со своим подопечным долго гуляли по замку, стояли на одной из дозорных башен — Вотша все надеялся увидеть, как князь возвращается из поездки, так что спать легли очень поздно.

Утром следующего дня Скал разбудил мальчика словами:

— Вставай, Вотушка, вставай… Князь приехал, сейчас позавтракаем и пойдем к нему, он сам приказал тебя привести!

Вотша мгновенно открыл глаза, сел на постели, и в этот момент за спиной Скала раздался осипший, словно на морозе, баритон:

— Вот, вот… Отведи его к князю! Пусть вожак наконец-то решит, что с этим вонючим извержонком делать: поить-кормить или под зад коленом из замка гнать! А ратницкую нечего больше извержиным духом поганить!

Вотша, вытянув шею, заглянул за спину своего опекуна. Шагах в двух от его кровати стоял огромного роста дружинник с густой шапкой черных кучерявых волос на голове. Маленькие, зло посверкивающие из-под густых бровей глазки, нос картошкой и толстые, вывернутые губы придавали его лицу отталкивающее, звериное выражение. Лениво ковыряя толстой щепкой между крупных кривых зубов, он, словно оценивая что-то незначительное, смотрел Скалу в затылок. А тот, не оборачиваясь, подал мальчику одежду и проговорил:

— Ты, Медведь, пошел бы, что ли, помылся, а то дух от тебя идет, как от прокисшей шкуры! Скоро ни на медведя, ни на человека не будешь похож!

— Достаточно того, что я не похож на изверга… — рявкнул в ответ черноволосый дружинник и, криво усмехнувшись, добавил: — Как некоторые…

Скал, положив одежду Вотши на постель, распрямился и медленно обернулся к говорившему:

— Ты, кажется, хочешь меня оскорбить, Медведь?

— Я просто называю вещи своими именами, — снова усмехнулся черноволосый, — и если я вижу перед собой няньку извержонка, то так и говорю — нянька извержонка!

— Я вижу перед собой криволапого урода… — спокойно произнес Скал, — но воздерживаюсь от того, чтобы произносить это вслух, потому что даже тупой криволапый урод способен что-то чувствовать…

— Кто криволапый урод!!! — взревел Медведь и шагнул к Скалу, однако тот быстро наклонился и выбросил вперед правую руку. Выпрямленные пальцы дружинника воткнулись в левый бок здоровенного тела, и внезапно это тело согнулось пополам, словно перерубленное секирой, а ратницкую потряс громоподобный рев!

Скал выпрямился и все тем же спокойным тоном заявил:

— Сегодня мне будет некогда, а вот завтра утром на замковом ристалище я дам тебе любое удовлетворение… криволапый урод!

Затем он повернулся к Вотше и спросил:

— А ты почему еще не одет? Завтрак ждать не будет!

Мальчишка, до этого переводивший испуганные глаза со своего покровителя на неожиданного врага, стал быстро натягивать рубашку и делал это настолько неуклюже, что Скал невольно улыбнулся:

— Ну, дружище, ты со сна совсем руками-то не владеешь, давай, я тебе помогу!

И он быстро и умело одел мальчика.

Взяв Вотшу за руку, дружинник направился к выходу из опочивальни. Мальчик послушно шагал за ним, но взгляд его оставался прикованным к согнувшейся и тяжело пыхтящей фигуре Медведя. Когда они вышли в коридор, ведущий к трапезной, Вотша дернул руку Скала и шепотом спросил:

— Дядя Скал, а почему этот Медведь такой злой? Я же ему ничего не сделал…

Скал сверху посмотрел на белую голову мальчика и чуть более раздраженно, чем стоило, проговорил:

— Не поймешь ты еще… мал!

А у Вотши уже появилось другое опасение.

— А может быть, нам и вправду надо сначала к князю пойти? Я потерплю без завтрака, а вот если князь рассердится…

Дружинник вдруг остановился и присел перед мальчиком на корточки.

— Слушай, малыш, — внушительно начал он, — князь — вожак стаи, а не повелитель. Мы ему не подчиненные, а товарищи! Так что я сам могу решить — вести тебя к нему немедленно или сначала накормить! И не обращай внимания на всяких криволапых уродов, Медведь — полуизверг! Князь его в стаю-то взял только затем, чтобы он в другую стаю не сбежал, к тем же медведям — они полуизвергов принимают, поскольку настоящих людей у них мало! Понял?!

Мальчишка энергично кивнул белой головой и тут же задал новый вопрос:

— А полуизверг — это кто?

Скал выпрямился и усмехнулся:

— Ну, ты, парень, вопросы задаешь! — А затем, покачав головой, пояснил: — Случилась у нас как-то промашка на границе, и дозорная стая восточных медведей прорвалась на наши земли. Далеко они не прошли, но в паре наших деревень… поозоровали. Вот после этого и родился у одной нашей извергини полуизверг-медвежонок! Понял?!

— Понял, — тут же отозвался Вотша, — у него, значит, отец многоликий, а мама… — Он не закончил фразу и поднял глаза на Скала: — А у меня мамы нет…

— Я знаю, — в тон ему проговорил дружинник и тут же сменил тему: — Давай-ка, заканчивай свои расспросы, сейчас позавтракаем, и к вожаку!

Князь принял их в той самой малой трапезной, где вечером перед разговором со своим братом пил вино с ближними друзьями. Сегодня он был трезв, спокоен, уравновешен. Рядом с ним за столом сидела княгиня, внимательно наблюдая за беседой. И разговор князь начал несколько для него необычно, чуть наклонившись вперед, он самым доброжелательным тоном поинтересовался:

— Ну, Вотша, как ты себя чувствуешь после разговора с моим братом, с дважды посвященным волхвом?

— Хорошо, господин… — коротко ответил робеющий мальчик.

— Ты обиды на меня или на моего брата не держи, просто надо было посмотреть, что от тебя, от потомка такого прославленного человека, как Ват, можно ждать в будущем!

Князь, казалось, был предельно откровенен, но чуткий Скал сразу почувствовал в словах вожака некоторое напряжение и насторожился.

— Зато теперь я могу сказать, что тебя ждет, — продолжал князь все тем же доброжелательным тоном. — Мы решили оставить тебя в замке, при себе. Поскольку ты еще мал, твоей главной обязанностью будет учеба. Сначала ты научишься читать, писать, считать. После того как ты освоишь эти науки, мы посмотрим, какое занятие будет для тебя наиболее подходящим. Жить ты будешь…

Князь на секунду задумался, и тут в разговор встрял Скал:

— Вожак, оставь мальца у нас в ратницкой! Постель я ему уже подобрал, с едой тоже проблем не будет, ну и все-таки мужская компания!

Князь хитро прищурил глаз и с усмешкой спросил у дружинника:

— А к вину-пиву мальца не приучите?

— Ну что ты, княже, — обиделся Скал, — что ж мы совсем разве без понятия — мальчонку спаивать?!

— Хорошо, — неожиданно быстро согласился князь и тут же добавил: — Но тогда придется тебе за ним приглядывать.

— Приглядим, — кивнул дружинник.

— Заниматься будешь в… — На мгновение князь замолчал, а затем, кивнув головой, словно утверждаясь в собственных мыслях, продолжил: — Заниматься ты будешь в маленькой буфетной, рядом с этой трапезной. Твой наставник покажет ее тебе прямо сейчас. Там поставят для тебя стол, в котором ты сможешь хранить необходимые для учебы вещи. На занятия будешь приходить сам, один… Дорогу найдешь?

Мальчишкаутвердительно кивнул.

— Начинаться занятия будут после завтрака, в час Жаворонка, продолжаться до часа Полуденной лисы — до обеда. После обеда занятия будут проходить с часа Медведя и до часа Змеи. Ну а вечер будет в твоем распоряжении. Справишься?

Последний вопрос князь сопроводил широкой улыбкой, но Вотша ответил совершенно серьезно:

— Я постараюсь, господин.

— Вот и хорошо! — закончил разговор князь, однако мальчишка неожиданно спросил:

— Господин, если вечер в моем распоряжении, можно мне сегодня навестить дедушку Ерохту? — И чуть запнувшись, добавил: — Я по нему соскучился, да и он, наверное, волнуется.

Всеслав и княгиня обменялись мгновенными взглядами, и князь раздумчиво проговорил:

— Сегодня, говоришь… — и тут же твердо закончил: —…нет, сегодня не стоит. Ты еще к новому месту не привык, да и в сопровождающие мне дать тебе некого, а одного тебя отпускать мне не хочется. Давай так — деда твоего мы известим о тебе, успокоим, а вот недельки через… ну, скажем, две ты к нему съездишь, подарков отвезешь… Хорошо?

Мальчик снова кивнул и опустил голову, пряча слезинку.

— Ну а раз так, сегодня отдыхай, а завтра начнешь заниматься.

Князь жестом показал, что Скал может уводить своего подопечного, и дружинник повел мальчика к двери.

Когда Вотша вышел из трапезной, Скал обернулся на пороге трапезной и негромко проговорил:

— Вожак, я Медведя на поединок вызвал… Завтра на ристалище.

— В степи? — быстро переспросил Всеслав.

— Нет, в замке, — уточнил Скал.

— Какое оружие? — поинтересовался князь.

— Пусть Медведь выбирает, — безразлично ответил дружинник. — Мне все равно, чем его уму-разуму учить!

— Кто ссору затеял?! — вдруг строго спросил князь и, сузив глаза, взглянул в лицо дружиннику.

— Медведь глуп, — криво усмехнулся Скал. — Решил меня мальчонкой поддеть. Надо его поучить.

— Ну что ж, поучи, — согласился князь, — но только до первой крови.

— Ты помни, что теперь на тебе ребенок! — вдруг вставила свое слово княгиня. — Мне кажется, мальчик уже к тебе привязался.

— Так, и я к нему… — негромко, словно бы про себя, ответил Скал и вышел из трапезной. Вотша ожидал его за дверью, и Скал сразу же провел его в маленькую комнату, расположенную рядом с трапезной. Вдоль всех стен комнаты стояли большие темные шкафы, в которых, судя по всему, хранилась посуда. Однако посередине комнаты вполне хватало места для того, чтобы поставить стол и пару стульев.

Уже на дворе, когда они, прогуливаясь, направились к южной стене, Скал положил свою широкую ладонь на голову Вотши и сказал:

— Ты слишком-то не расстраивайся, может, вожак и прав, что не разрешил тебе сегодня к деду сходить. Все-таки до вашей слободы путь неблизкий, всякое по дороге может случиться.

Вотша вывернулся из-под его руки, посмотрел снизу на дружинника, и с откровенной тоской проговорил:

— Я не могу без деда, я умру без него… Дядя Скал, у меня ведь никого нет, один дедушка, если я его не увижу, я умру! И он без меня умрет!

Эта неожиданная мысль настолько поразила мальчика, что он вдруг замолчал, широко распахнув глаза, и в них снова начали закипать слезы!

— Ну, уж сразу и умрет! — воскликнул дружинник. — Князь же сказал, что твоему деду все о тебе расскажут, и мне кажется, ему будет очень приятно, что тебя оставили в замке и что ты будешь учиться! Он же хочет, чтобы ты жил хорошо!

Вотша, повернувшись к Скалу, слушал его очень внимательно, и после этих слов своего опекуна его лицо немного прояснилось, тоска отступила, спряталась в уголках глаз.

Они как раз вышли на замковую стену. Перед их глазами снова распахнулась бескрайняя волнующаяся степь, и далекие горы иззубрили линию горизонта. По ясному глубокому голубому небу плыли пухлые белоснежные облака, а по желто-золотистому простору в том же направлении резво бежали темные охряные пятна.

— Надо же, — усмехнулся Скал, глядя на расстилающийся перед ними простор, — прям шкура леопарда!

— А кто это такой?! — тут же переспросил Вотша, и на его подвижном лице засветилось жгучее любопытство.

— Это зверь такой… — ответил Скал, продолжая смотреть в степь. — Кошка с тебя ростом и с вот точно такой шкурой — золотой с темными пятнами. Когда она бежит, кажется, что пятна бегают по ее шкуре.

— А на самом деле они не бегают?

Скал с удивленной улыбкой перевел взгляд на мальчишечье лицо и вдруг увидел, что глаза мальчика вновь стали голубыми! Только едва заметная серь осталась в них, как напоминание о страшном и непонятном для мальчика испытании, которому подверг его дважды посвященный волхв. Усилием воли старый дружинник сдержал свое удивление и ответил спокойно:

— Гм… Может быть, и бегают… Только разве рассмотришь все точно, когда леопард бежит!

Рот у Вотши приоткрылся, а взгляд странным образом ушел сам в себя, словно мальчишка вдруг увидел огромную бегущую кошку в живой пятнистой шкуре!

Впрочем, это Вотшино видение длилось лишь мгновение, в следующую секунду он уже задал другой вопрос:

— Дядя Скал, а ты можешь в леопарда перекидываться?!

— А вот это, малец, тебя не касается, — с неожиданной резкостью ответил дружинник и, увидев испуг на мальчишеском лице, добавил спокойнее: — В кого может перекидываться воин — его тайна… Негоже пускать ее по ветру!

На лице у мальчишки отобразилось понимание.

Они помолчали, любуясь степью, а затем Вотша, не оборачиваясь, спросил:

— Дядя Скал, а можно мне посмотреть, где ты будешь завтра с Медведем драться?

— Это можно… — усмехнулся дружинник и, протянув ладонь, добавил: — Пошли.

Ристалище — большая, овальной формы площадка, присыпанная мелким речным песком, располагалась под северо-западным углом замковой стены. К ристалищу примыкала небольшая, всего на пару десятков лошадей конюшня, а вдоль свободной кромки были поставлены на врытых чурках несколько тяжелых скамей.

Когда Скал со своим подопечным подошли к ристалищному полю, на нем несколько молодых дружинников, разбившись на пары, махались мечами. Звон стали, отражаясь от стен, казалось, вибрировал в раскаленном неподвижном воздухе. Вдоль скамей ходил, по всей видимости, наставник — хромой старик с совершенно лысой головой, темным, почти черным от загара, морщинистым лицом, на котором светились холодные светло-серые глаза и белела аккуратно подстриженная белая борода. То и дело старик что-то кричал бойцам, при этом казалось, что он ругает их самыми ругательными словами.

Случайно оглянувшись после очередного своего выкрика, старик увидел подходивших к полю Скала и Вотшу. Он шагнул им навстречу, улыбнулся и, не сводя взгляда с мальчика, проговорил:

— Так, значит, Скал, ты и в самом деле занимаешься каким-то извержонком? — И, присев на корточки, обратился к Вотше: — Как тебя зовут, маленький изверг?

— Вотша, — вернув улыбку, ответил мальчишка и посмотрел в сторону бившихся на поле дружинников.

— Интересно? — спросил старик, перехватив взгляд Вотши, и тот быстро кивнул в ответ.

— А ты, Старый, откуда узнал про извержонка? — подал голос Скал.

Старик снизу посмотрел ему в лицо и снова улыбнулся, но на этот раз его улыбка была хитроватой.

— Медведь приходил, сказал, что будет завтра утром драться с тобой насмерть из-за твоего извержонка. — Старик хихикнул и добавил: — Сказал, что ты стал нянькой у изверга!

— Насмерть? — с усмешкой протянул Скал и покачал головой. Затем, снова став серьезным, пояснил: — Мальчишка будет жить в замке — так вожак решил. Спать и столоваться — в ратницкой… Так что, сам понимаешь, надо кому-то за ним приглядывать, чтобы какой-нибудь косолапый урод не обидел мальца. Вожак поручил это дело мне, а я и не отказывался — мне мальчишка нравится. Во всяком случае, ума в нем поболе будет, чем в некоторых наших из стаи! К тому же он правнук Вата!

— Да? — изумился старик. — Правнук Вата? — И, посмотрев в лицо Вотши, вдруг сказал: — А я ведь хорошо знал твоего прадеда, малец.

— Правда?! — вскинулся Вотша. — А какой он был?

Старик выпрямился, посмотрел сверху в запрокинутое лицо мальчугана и веско произнес:

— Он был… Волк!

— Волк… — задумчиво протянул Вотша.

— Самый настоящий… — подтвердил старик и, чуть подумав, добавил: — Хотя мог повернуться к Миру еще семью гранями.

— Семью гранями… — снова медленно повторил Вотша и горько вздохнул. — А я вот… изверг.

— Ну, раз в замок попал, горевать тебе не придется, — успокаивающе махнул рукой старик. — У нашего вожака и изверги живут не тужат!

Мальчик посмотрел в лицо старику недетским взглядом и тихо произнес:

— Знаешь, дедушка…

— Ха! — перебивая мальца воскликнул старик. — Тогда уж — прадедушка!.. А вообще-то лучше зови меня «Старый». Я к этому имени привык, меня так все называют.

Мальчик кивнул и заговорил прежним тоном:

— Знаешь, Старый, когда я жил в слободе с дедом Ерохтой, я почти не встречался с многоликими. Так, видел их иногда издали. А теперь я… Теперь я знаю, чего лишен.

Старик хотел что-то сказать, но в этот момент с ристалищного поля донесся чей-то яростный крик. Все трое быстро обернулись на этот крик и увидели, что двое молодцев побросали мечи и дерутся кулаками, у одного из них уже шла носом кровь. Старик чуть присел, видимо, от неожиданности, но в следующее мгновение он уже мчался по полю в сторону дерущихся, сильно припадая на правую ногу.

— Я вот вам, рукомахи, ноги-то сейчас повырываю! — орал старик на бегу, размахивая сжатыми кулаками. — Я вас научу, как друг дружке рожи кровянить, нечисть бестолковая!

Несколько мгновений занятые дракой ребята не замечали приближавшегося к ним наставника, но вот один из них увидел старика и, уже не обращая внимания на замахнувшегося противника, развернулся и рванул в сторону конюшни. «Победитель» торжествующе взревел, но в тот же момент получил здоровенную затрещину сухим старческим кулаком по загривку. Рука, отпустившая эту затрещину, была, похоже, хорошо ему знакома, потому как, не уточняя, кто его ударил, молодец крутанулся на месте и устремился вслед за своим недавним противником. А за ними, почти не уступая в скорости, бежал хромой старик и ругался при этом почем зря!

— Пошли. — Скал положил Вотше на плечо свою широкую ладонь. — Тебе надо отдохнуть как следует перед завтрашним днем, да и мне не мешает кое-что сделать. Медведь хоть и косолапый урод, но под руку ему попадать не стоит!

На следующий день, сразу после завтрака, прошедшего в общей трапезной с большим оживлением, Вотша отправился на свои первые уроки, хотя мыслями он был на ристалище. В отведенной для его занятий комнате его встретил невзрачный плешивый мужичок, одетый в простые холщовые порты, светлую без вышивки рубаху и короткие мягкие сапожки. Усадив ученика за стол и усевшись напротив него, мужичок долго рассматривал Вотшу, а затем проговорил высоким, почти писклявым и очень тихим голоском:

— Зовут меня Фром, я — изверг, приехал из владений западных вепрей и служу князю Всеславу счетчиком. С тобой я буду заниматься счетом, называемым в большинстве западных стай арифметикой. Князь приказал мне раз в неделю докладывать ему о твоих… э-э-э… успехах, и думаю, что от моих докладов будет зависеть твое… э-э-э… благополучие.

Тут Фром вдруг стремительно наклонился через стол к самому лицу Вотши и спросил:

— Ты меня понял?!

— Понял, господин Фром, — немедленно ответил мальчишка, а про себя подумал: «Странный он какой-то, этот Фром. И почему он ушел из своей стаи?»

Но спрашивать он, конечно же, ни о чем не стал.

Фром помолчал, внимательно разглядывая мальчика, словно надеясь поймать его на вранье, а затем, кивнув каким-то своим мыслям, начал урок:

— Скажи, маленький изверг, ты знаешь, сколько пальцев на твоей руке?..

Вотша поднял ладонь, внимательно посмотрел на свои растопыренные пальцы, затем перевел взгляд на учителя и коротко ответил:

— Пять!

Похоже, Фром не ожидал услышать правильный ответ, лицо его недовольно скривилось, и он с ехидной усмешкой поинтересовался:

— И откуда же у маленького… извержонка такие глубокие знания в арифметике?

— Меня дедушка учил! — гордо ответил Вотша.

Лицо Фрома стало еще недовольнее.

— Значит, мне придется тебя переучивать! А переучивать всегда сложнее, чем учить вовсе не ученого!

На секунду княжий счетчик задумался и продолжил:

— Так вот, основой и самой распространенной на сегодняшний день системой счета являются… наши пальцы — пять на одной руке и пять на другой!

Тут он строго посмотрел на ученика и спросил:

— Сколько пальцев на двух руках вместе?!

— Десять! — быстро ответил Вотша, а про себя подумал: «И что он задает такие… совсем уж простые вопросы?!»

В этот момент из-за закрытого окна глухо донесся рев десятков мужских глоток, и Вотша понял, что на ристалище начался поединок Скала с Медведем. Он весь обратился в слух, пытаясь по доносящемуся гулу определить ход схватки, и чуть было не поплатился за это. Фром продолжил говорить:

— Верно — десять. И система счета, которую ты будешь изучать, называется десятичною!

И вдруг, неожиданно перегнувшись через стол, он рявкнул:

— Повтори, что я сказал!!

Мальчишка от неожиданности вскочил с места и, заикаясь, выпалил:

— Система счета, которую я буду изучать, называется… десятичною!

И снова последовал долгий, оценивающий взгляд Фрома, а затем он задумчиво проговорил:

— У тебя, маленький извержонок, очень хорошо развит периферийный слух… Но он не всегда сможет тебя выручить, если ты будешь недостаточно внимателен на уроке. Однако, продолжим!

Он секунду помолчал и снова заговорил:

— Итак — десятичная система счета. Как и любая другая система, она состоит из чисел и действий, которые можно производить с этими числами. Когда ты говоришь: «один, два, пять, семь…», ты называешь именно число. Когда ты складываешь, вычитаешь, делишь или умножаешь, ты производишь действия с числами. Мало кто может производить многочисленные действия с числами в уме. Поэтому эти действия необходимо записывать. При записи чисел люди используют цифры. Цифры — это специальные знаки, которыми обозначаются числа!

И снова последовала пауза. Вотша уже ожидал какого-нибудь нового, неожиданного вопроса, но учитель только строго посмотрел на него, словно проверяя, насколько ученик внимателен, и, удовлетворившись этим осмотром, продолжил, выложив на стол небольшую, тонкую деревянную дощечку, натертую, как понял Вотша, темным воском.

— В десятичной системе используются десять простых цифр, обозначающих числа от нуля до единицы, и огромное множество составных, обозначающих все остальные числа. Простые цифры изображаются следующим образом…

Фром быстро начеркал что-то на своей дощечке тонкой, заостренной с двух концов палочкой и повернул дощечку к Вотше.

— Запоминай, как следует… — проговорил учитель и, тыкая своей палочкой в появившиеся на дощечке значки, начал перечислять: — Ноль, один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять…

Последовала пауза, после чего Фром переспросил:

— Запомнил?..

— Да, господин… — не слишком уверенно ответил Вотша, и Фром тут же уловил эту неуверенность:

— Эти цифры надо запомнить так же, как собственное имя! Иначе ты никогда не научишься свободно оперировать ими!

— Я понимаю, господин, — торопливо ответил мальчик, — но мне… но я никогда не думал, что один или… семь может быть… просто так!

— Что значит — «просто так»? — не понял Фром.

— Ну-у-у… — чуть смутился Вотша, однако попытался объясниться: — Я знал, что бывает один камень… или три яблока, но никогда не видел просто… два или четыре… Четыре… ничего!

И тут Фром неожиданно усмехнулся:

— Никак не думал, что мне придется объяснять извержонку сокровенный смысл чисел! Неужели ты думаешь, что поймешь его?!

— Я… постараюсь, господин… — чуть ли не шепотом проговорил Вотша.

Последовал новый оценивающий взгляд Фрома, новая усмешка, а затем учитель сказал:

— Ну что ж, попробуем. Только хочу тебя предупредить, если ты не ухватишь суть того, что я тебе сейчас расскажу, я буду вынужден доложить князю, что ты… совершенно не способен к счету!

Теперь взгляд, который Фром бросил на Вотшу, был выжидательным — учитель явно ждал, что мальчишка откажется от такого испытания. Но Вотша все тем же тихим голосом повторил:

— Я… постараюсь, господин…

И только упрямо сведенные над переносицей выгоревшие брови свидетельствовали о том напряжении, которое охватило мальчика.

Фром кивнул и еще раз едва заметно усмехнулся.

— Ну что ж, начнем… Итак, один… единица. Единица называется «монада», поскольку всегда остается в одном и том же состоянии, то есть отделенной от множественности! Монада — символ ума, мудрости, поскольку ум устойчив и имеет превосходство. Монада — отец, потому что является началом и концом всего, но сама не начало и не конец… Монада — добро и благо, поскольку таков Создатель! Два, или дуада… Дуаду называют Дерзостью, за то, что она есть первое число, отделившееся от неделимого единого. В то же время, дуада есть мать, поскольку она материальна. Дуада — символ невежества, поскольку в ней смысл разделенности, но невежество неизбежно ведет к рождению мудрости…

Фром помолчал, а затем неожиданно поинтересовался:

— Я не слишком сложно объясняю?..

И снова Вотше показалось, что в этом вопросе присутствует усмешка.

— Нет… учитель, — чуть запнувшись, ответил он, — мне все понятно…

— Вот как? — Фром поднял правую бровь. — Тогда продолжим. Три, или — триада. Первое по-настоящему нечетное число, или первое равновесие единиц!

Учитель прекрасно видел, что мальчишке очень тяжело дается понимание, кроме того, его явно отвлекали крики, доносившиеся в малую трапезную от ристалищного поля. Но скоро эти крики стихли совершенно, а в глазах своего маленького ученика Фром вдруг уловил восхищенное понимание!

Вотшу действительно захватил рассказ княжьего счетчика. Его живое воображение было очаровано магией чисел, их мистическими свойствами, о которых довольно долго распространялся наставник, и теми странными, поразительными превращениями, которые могли происходить с ними…

— И, наконец, — десять! — проговорил Фром. — Декада — величайшее число не только потому, что это тетраксис — десять пространственных точек, но и потому, что оно объемлет все арифметические и гармонические пропорции. Это число первое, изображаемое двумя цифрами — единицей и нулем!..

И тут Фром вдруг замолчал, словно прислушиваясь к самому себе, а потом торопливо проговорил:

— Вощанку я оставляю тебе, к завтрашнему занятию постарайся заучить изображения всех цифр, а на сегодня наши занятия закончены, и тебе надо идти обедать!

Как только учитель вышел из комнаты, Вотша выскочил из-за стола и бегом бросился в ратницкую!

Едва появившись в общей трапезной, он обежал ее глазами и, к своему разочарованию, не нашел в ней Скала. Подойдя к огромному дружиннику с лохматой черной шевелюрой, знакомому Вотше еще по первому дню его пребывания в замке, он, чуть поклонившись, спросил:

— Господин, вы не скажете, где сейчас дядя Скал?

Гигант повернулся к мальчику и прогудел добродушным басом:

— У лекаря твой дядя Скал. — Но, увидев, как вдруг побледнел мальчуган, улыбнулся и добавил: — Да ты не волнуйся, ничего страшного не произошло. Руку он об Медведя зашиб!

И дружинник оглушительно расхохотался собственной шутке. Сидевшие за одним столом с ним ратники тоже заулыбались. Вотша облегченно вздохнул и собрался отойти от стола, поискать себе другое место, но черноволосый дружинник вдруг положил ему на плечо руку и предложил:

— Садись-ка ты, птаха, с нами! Пока твоего дяди Скала нет, я за тобой присмотрю!

Ратники чуть подвинулись на скамье, освобождая Вотше место рядом с великаном. Мальчик уселся за стол, перед ним тут же поставили миску с гороховой похлебкой, положили кусок хлеба и… перестали обращать на него внимание. Всех занимал рассказ черноволосого дружинника о поединке Скала с Медведем, и всем было почему-то очень весело.

— Ну, вышли они на ристалище… — гудел басом черноволосый дружинник. — Медведь с топором со своим… ну, вы знаете топор-то его, а Скал с… тычком!

Над столом прокатился хохот, а дружинник продолжил:

— Медведь, как тычок-то увидел, аж позеленел весь от злости! «Ты, — говорит Скалу, — что, забыл, что мы насмерть биться будем? Я, — говорит, — тебя с твоей деревяшкой надвое распластаю!» А Скал ему отвечает: «Пока ты меня пластать будешь, я тебе, урод криволапый, все ребра переломаю!»

По лицам дружинников снова пробежали довольные улыбки.

— Я, конечно, спросил, как полагается, нет ли у поединщиков возражений по оружию, возражений не было, ну я и скомандовал — начинать. Медведь со своим топором, как бешеный, вперед кинулся — ну здоров парень железом махать, я бы с ним ни за что не стал соревноваться в… колке дров! А вот на ристалище — повеселились мы! Скалу даже прыгнуть ни разу не пришлось — ходил вокруг «богатыря» нашего да с укоризной, эдак, поглядывал. А тот знай себе молотит в пустоту! Минут двадцать Медведь потрудился, потом, смотрю, замедлять он свою молотьбу начал. Скал ему и говорит: «Устал, поди?» А косолапый в ответ пыхтит: «Все равно убью!»

И снова дружинники рассмеялись, а черноволосый напустил на себя удрученный вид и говорит:

— Скал после этих слов вздохнул так… осуждающе и левой, не примериваясь, отвесил Медведю «леща» по шее! Тот только хрюкнул, да топором отмахнулся! Только Скала на том месте уже не было, а был он за спиной нашего вояки. Тут-то он и пустил в ход свой тычок! Сзади по почкам приложил, потом по позвоночнику прошелся, а в конце по темечку тюкнул! И все про все секунды за три уложился. Медведь топор-то свой уронил, да и застыл на месте, словно баба каменная на кургане! Вот тут-то Скал и не сдержался, встал перед медвежьей мордой и говорит: «А это тебе, чтоб запомнил, как с волком связываться!» Ну и вмазал косолапому с левой в лоб! Медведь, конечно, на спину повалился, а вот Скал руку себе разбил — забыл, что у нашего дылды лоб каменный!

В трапезной дрогнули стены от хохота дружинников. Вот только Вотша никак не мог понять, что же такого веселого произошло на ристалищном поле.

Впрочем, обед закончился довольно быстро, и Вотше пришлось сразу же бежать на занятия.

Вторая половина дня отводилась изучению грамоты. Вотша давно уже занял место за столом в пустой княжей трапезной, а его учителя все не было. Наконец тяжелая дверь, скрипнув, приоткрылась, и в комнату вошел невысокий, рыжеватый, еще не старый мужчина в простой темной одежде. В глаза Вотше сразу же бросился затейливо сплетенный из разноцветной кожи ремешок, охватывавший голову мужчины и придерживавший длинные, медного оттенка волосы.

Подойдя к столу, мужчина положил узкие ладони с длинными пальцами на спинку стоявшего с другой стороны стула и долго рассматривал мальчика. Вотша, поднявшись из-за стола, в свою очередь смотрел на это немного странное лицо с темными, словно потухшими глазами и резкими, глубокими морщинами, перечеркивавшими высокий, крутой лоб. Маленький извержонок вспомнил, что уже видел этого человека на второй день после своего приезда в замок.

Наконец, мужчина отодвинул стул и сел напротив Вотши, жестом предложил сделать ему то же самое и негромко проговорил:

— Значит, ты и есть тот самый извержонок, которого наш князь решил почему-то обучить грамоте?

Последовала новая долгая пауза и новое длительное разглядывание.

— Интересно, чем же это ты, малыш, отличаешься от сотен других извержат? Почему Всеслав уделяет тебе такое внимание? Или ты… полуизверг?

— Нет, господин, — тихо ответил Вотша. — Я изверг, но моим прадедом был многоликий Ват.

Учитель наклонил голову и задумчиво проговорил:

— Ват? Я, наверное, слишком недавно живу в Крае, мне неизвестно, кто такой Ват.

— Ват — это один из великих воинов стаи восточных волков! — не без гордости в голосе пояснил Вотша.

— Вот как? — почти без удивления переспросил учитель, но в его глазах зажегся интерес. — Значит, ты — потомок великого воина стаи восточных волков и в то же время… изверг! И тобой заинтересовался вожак восточных волков? Интересно… Очень интересно!

Он прикоснулся к плетеному ремешку, пересекавшему его лоб, и вдруг резко сменил тему разговора:

— Хорошо! Как тебя зовут, маленький изверг?

— Вотша, — быстро ответил мальчик.

— Так вот, Вотша, меня зовут Вогнар, я занимаю должность книжника князя Всеслава и ведаю его книжней. По приказу князя я буду обучать тебя чтению и письму… Естественно, только явному чтению и явному письму на языке стаи восточных волков. Для того чтобы учиться, ты должен иметь кое-какие необходимые… вещи. Я дам тебе эти вещи, но хочу тебя предупредить, что ты несешь ответственность за их сохранность, не вздумай потерять их, а тем более отдать кому-нибудь! Не знаю, почему князь выбрал меня для этого дела, ведь я не учитель, и с тобой вполне мог бы заниматься мэтр Пудр, но раз таково решение вожака, мы… и я и ты, должны его выполнять!

Вогнар секунду помолчал, а затем спросил:

— Тебе все понятно? — И, поскольку мальчик помедлил с ответом, пояснил: — Если тебе что-то будет непонятно в моих пояснениях, ты обязан задать вопрос, но вопрос должен касаться только того, что тебе непонятно в моих словах! Так как? Ты все понял из того, что я сказал?!

— А кто такой метр Пудр? — неуверенно спросил Вотша.

— Не метр, — поправил его книжник, — а мэтр… Мэтр Пудр, из западных туров… Учит грамоте княжну и еще шестерых… оболтусов — княжеских сынков из других стай!

— А что они делают в нашем замке? — удивленно переспросил Вотша.

Учитель чуть склонил голову к правому плечу, с легкой усмешкой на губах оглядел мальчишку и неожиданно поинтересовался:

— В «нашем замке»?! И давно этот замок стал… вашим?!

Мальчик смутился и покраснел, а Вогнар, уже откровенно улыбнувшись, проговорил:

— Так-то, мальчик! Грамота для того и нужна, чтобы не попадать в такие вот неловкие ситуации! Научившись писать и читать, ты сможешь не только приобщиться к знаниям, но и воспитать в себе культуру поведения!

После этих слов Вогнар выложил на стол тоненькую книжицу в простом холщовом переплете и уже знакомые Вотше навощенную дощечку и длинную, заостренную с двух концов палочку.

— Это — букварь, суть — собрание букв и пояснений к ним. Твоя наипервейшая задача — как можно быстрее выучить эти буквы, их написание и смысл. А смысл их заключается в звуках, которым они соответствуют и которые мы можем произносить. Именно из этих звуков и состоит наша речь. Таким образом, как тебе уже должно быть понятно, письмо — это изображенная, нарисованная, написанная речь!

Вогнар осторожно, бережно открыл книжку, строго взглянул на своего ученика, словно призывая того сосредоточить все свое внимание.

И действительно, уже через пару минут Вотша весь обратился во внимание, его полностью захватило волшебство превращения буквы — поначалу совершенно ничего не значащей прихотливо-извилистой линии, в звук, в… смысл! Вогнар достаточно коротко, но настолько образно и захватывающе рассказывал о каждой из двадцати пяти букв, изображенных в букваре, что маленький извержонок был зачарован. И еще больше его поразило то, с какой нежностью, с какой… ласковостью тонкие, длинные пальцы книжника скользили по страницам книжицы.

Закончив свой рассказ, учитель закрыл книжку, внимательно посмотрел в загоревшиеся глаза ученика и протянул букварь ему.

— Посмотрим, что ты понял из моего рассказа… — немного устало проговорил Вогнар. — И заодно проверим, какова твоя память. Сейчас ты попробуешь повторить, какая буква какой звук обозначает, а затем попробуешь изобразить каждую букву.

Вотша встревоженным глазом посмотрел на учителя, прерывисто вздохнул и осторожно открыл букварь на первой странице.

Чем дальше продвигался ученик по страницам тоненькой книжки, тем удивленнее становилось лицо его учителя. На его памяти еще ни разу не бывало, чтобы мальчишка семи лет от роду обладал такой памятью. Мальчик не только произнес все буквы без ошибок, но и в трех случаях повторил допустимые изменения звука при определенном положении буквы в слове!! А вот первая попытка Вотши изобразить буквы на вощеной дощечке провалилась полностью. Его стило выводило такие каракули, что Вогнар уже на третьей «букве» не удержался от смеха.

Однако его смех мгновенно стих, когда он увидел во вскинутых в отчаянии глазах своего ученика закипающие слезы.

— А вот плакать не надо! — непроизвольно воскликнул книжник, поднимаясь со своего места и обходя стол. Он положил на белую голову мальчика тонкую ладонь с удивительно длинными пальцами и добавил: — Плакать не надо. Письмо — трудная наука, да и рука твоя еще слаба, чтобы твердо держать стило. Поверь, если ты будешь упорно заниматься, то очень скоро сможешь писать и правильно, и красиво… Глядишь, еще и каллиграфом заделаешься!..

В голосе Вогнара промелькнула едва заметная смешинка, но Вотша снова поднял лицо и сквозь слезы проговорил:

— А каллиграф это кто?!

— Это тот, кто пишет очень чисто и красиво… — улыбнулся в ответ книжник. — Тот, кому князь доверяет написание посланий, указов и других важных документов.

— Я буду заниматься! — воскликнул Вотша, и слезы на его глазах высохли.

Он аккуратно затер округлым боком писчей палочки свои каракули и, наклонив голову к левому плечу, принялся снова царапать на навощенной дощечке буквы. Но теперь он старался не торопиться и писать только одну букву — с первой страницы букваря.

«А парнишка, похоже, упорный! — с одобрением подумал Вогнар. — Может быть, из этих занятий действительно выйдет толк?!» И тут же сам себе удивился — когда он входил в эту комнату, ему казалось, что странная прихоть вожака обречена на неудачу!

Минут десять спустя Вогнар кашлянул, привлекая к себе внимание сопящего над дощечкой мальчугана, и негромко проговорил:

— Я должен уйти, а ты можешь продолжать свои занятия столько, сколько ты считаешь нужным. Завтра ты мне покажешь, что у тебя получится.

Книжник вышел из комнаты, но, громко протопав по направлению к выходу, остановился у двери и принялся ждать. Он был убежден, что извержонок бросит свое занятие, как только останется один. Однако прошло минут пять, а Вотша не появлялся. Вогнар улыбнулся, покачал головой и, неслышно ступая по светлым, навощенным половицам, отправился в книжню.

А извержонок оторвался от своей вощаницы только тогда, когда дневной свет в единственном окошке комнатки начал меркнуть. Подняв голову, он понял, что приближается вечер. С разочарованным вздохом Вотша спрятал букварь и письменные принадлежности в ящик стола, встал, сладко потянулся и, вспомнив, что сегодня он еще не видел своего наставника, побежал в ратницкую. Однако Скала там все еще не было, мальчишке сказали, что ратник находится у князя.

Вотша вышел во двор и, чуть подумав, отправился к полюбившейся ему южной стене. Забравшись на стену, извержонок ухватился за каменный зубец и… И снова беспредельная даль волнующейся степи заставила его замереть от восторга.

Но долго любоваться степью на этот раз ему не дали. Не прошло и нескольких минут после появления Вотши на стене, как за его спиной послышалось сердитое сопение, и тут же прозвучал ломающийся мальчишеский голос, медленно цедивший слова:

— Так это, значит, и есть тот самый сопливый изверг, с которым нянчится вожак Всеслав?

Вотша стремительно обернулся. В трех шагах от него стояли два мальчика в легких, богато расшитых рубашках, в одинаковых темно-серых портах и мягких коротких сапогах. Одному из них было лет десять-одиннадцать, и он был выше Вотши на целую голову. С высоты своего роста он рассматривал маленького изверга странными темными, заметно косящими глазами. Уголки этих глаз были необычно оттянуты к вискам, отчего они казались узкими и злыми. Эта непонятная злоба подчеркивалась еще и невысоким, но упрямо выпуклым лбом, над которым нависал короткий ежик густых черных волос. Второй мальчишка, года на два помоложе, был белобрыс, веснушчат, большенос, а его холодные льдисто-серые глаза смотрели на Вотшу из-под белесых, почти незаметных бровей отчужденно, словно на некую неинтересную вещь.

— И что, интересно, вожак в нем нашел? — продолжал между тем старший мальчишка медленно выцеживать слова из почти не открывающихся губ. — На мой взгляд, он полное ничтожество, как и все остальные сопливые изверги!

Вотша понимал, что речь маленького многоликого предназначена совсем не для него, а потому молчал. Уйти со стены у него не было возможности, потому что мальчишки-многоликие перегораживали всю ширину стены от зубцов до противоположного края, а лестница, спускавшаяся во двор, находилась у них за спиной.

И тут совершенно неожиданно старший мальчик обратился непосредственно к нему:

— Ну, ты, извержонок сопливый, ты ведь ничтожество?!

— Как будет угодно господину… — заученно пробормотал Вотша.

— Глянь-ка! — Черноволосый с деланым удивлением посмотрел на белобрысого. — А извержонок говорить умеет! И говорит-то как! По его выходит, что он вроде бы не возражает моему утверждению, но на самом деле он с ним не согласен!

Мальчишка снова пристально посмотрел на Вотшу, и тому показалось, что его глаза стали еще уже.

— Нет, извержонок сопливый, ты должен ответить на мой вопрос. Ты ведь ничтожество?!

— Да, господин, — безучастно подтвердил Вотша, и снова могло показаться, что он говорит не о себе.

— Смотри-ка, Юсут, он ведь смеется над тобой! — проговорил вдруг высоким фальцетом белобрысый. — Он даже слово «господин» произносит так, словно говорит о самом себе!

— Да, Сигрд, ты прав… — протянул черноволосый Юсут, не сводя пристального мрачного взгляда с Вотши. — А мы в наших горах и за меньшую провинность извергов… распинаем! Если, конечно, они как следует не поваляются у нас в ногах!

И Юсут выжидающе уставился на Вотшу.

— Ну, этого ты вряд ли сможешь распнуть! — безразлично проговорил писклявый Сигрд. — Он все-таки изверг стаи восточных волков и находится под покровительством вожака Всеслава!

— А если я попрошу Всеслава подарить мне этого извержонка, как ты думаешь, он склонит слух к моей просьбе? — не сводя глаз с Вотши, задумчиво спросил Юсут.

— Вряд ли, — все тем же безразличным тоном пискнул Сигрд. — Извержонок еще не наскучил вожаку.

И тут, отбросив свое безразличие, он довольным тоном воскликнул:

— Так что тебе пока придется терпеть насмешки этого… «сопливого извержонка»!

— Да? — Юсут быстро скосил глаза на своего товарища, а затем снова уставился в лицо Вотше: — Ну тогда мы не будем трогать этого… вонючку… Мы просто покажем ему оскал ирбиса, и если он со страху бросится со стены, разве мы будем виноваты?

— Разве ты будешь виноват? — ухмыляясь, поправил его Сигрд. — Меня к своим «показам» не припутывай!

Черноволосый Юсут снова скосил глаза в сторону своего дружка, но ничего на этот раз не сказал. Вместо этого он начал быстро раздеваться. Обнажившись и аккуратно сложив одежду под зубец стены, Юсут шагнул в сторону Вотши и, неожиданно подпрыгнув, перекувырнулся через голову. В то же мгновение его тело словно бы растворилось в воздухе, оставив после себя темное струящееся облачко, и в следующую секунду из этого облачка появилась большая почти белая кошка с темными круговыми пятнами, разбросанными по всей шкуре.

Сделав первый, совсем короткий, скользяще-пружинистый шаг к своей жертве, кошка брезгливо подняла верхнюю губу, показывая здоровенные желтоватые клыки, и коротко рыкнула, обдав лицо Вотши горячим дыханием.

Маленький изверг отпрянул назад и уперся спиной в холодную кладку зубца, а ирбис, выставив свои чудовищные клыки, сделал еще один короткий шаг вперед.

«Я не брошусь со стены!.. Я не брошусь со стены!.. Я не брошусь со стены!» — словно в трансе уговаривал себя Вотша и в то же время чувствовал, что ему гораздо проще сигануть вниз с огромной высоты, чем стоять вот так неподвижно, глядя на то, как невиданная страшная зверюга подкрадывается к нему все ближе и ближе.

И вдруг за его спиной послышалось громкое хлопанье огромных крыльев, затем раздался непонятный длинный шорох, и сразу вслед за этим чистый и звонкий девчачий голос крикнул:

— А ну-ка, вы, оставьте малыша в покое!

Вотша боялся оторвать взгляд от белого в черных пятнах зверя, и в то же время ему страшно хотелось оглянуться, чтобы увидеть того, кто пришел ему на помощь.

А белый в черных пятнах зверь вдруг замер, закрыл пасть, смущенно повел мордой в сторону и неразборчиво прорычал:

— Мы пр-р-р-ос-с-то ш-ш-у-р-р-тили…

— Знаю я ваши шутки! — крикнул сердитый тоненький голосок, и из-за спины Вотши прямо к звериной морде шагнула невысокая стройная девочка, укутанная до колен своими длинными каштановыми волосами, сквозь которые просвечивало обнаженное тело. — Я вот сейчас тоже пошучу и посмотрю, как вам это понравится!

Ирбис, что-то нечленораздельно ворча, попятился, а потом быстро развернулся и устремился к спуску со стены. Его дружок, пожав плечами, словно говоря «я здесь совершенно ни при чем», подхватил сброшенную Юсутом одежду и последовал за снежным барсом. А девочка быстро повернулась к Вотше и глянула ему в лицо своими огромными темно-серыми глазами, опушенными длинными мохнатыми ресницами.

— Так это ты и есть изверг Вотша, — не спросила, а скорее констатировала девчонка. — Вот, значит, о ком моя мамочка и мой папочка шепчутся уже которую ночь!

Вотша уже пришел в себя, быстро поклонился и, стараясь смотреть в сторону, произнес первое, что пришло ему в голову:

— Госпожа, я благодарю тебя за заступничество!

Девочка чуть склонила голову к правому плечу и продолжала рассматривать Вотшу, не обращая внимания ни на его благодарность, ни на его смущение.

— Надо же, такой маленький изверг и так заинтересовал моего отца! Слушай, что в тебе такого?!

Это был уже вопрос, и Вотша еще более смутился, понимая, что не знает, как на него ответить.

— Если госпожа скажет, кто ее отец, — проговорил он, немного запинаясь, боясь посмотреть на свою спасительницу и в то же время страстно желая именно этого.

— Смотри мне в лицо! — вдруг приказала девочка, как будто угадав его желание, а когда Вотша выполнил приказ, пояснила: — Мой отец — вожак Всеслав, а меня зовут Лада. Так что в тебе такого интересного?!

— Я не знаю… — растерянно пожал плечами маленький изверг, ему и в голову не приходило, что князь с княгиней шепчутся о нем по ночам. — Может быть, то, что я правнук Вата?

— Хм… — Девчонка наклонила голову к плечу, продолжая рассматривать Вотшу. — Правнук Вата… А кто такой Ват?!

Вотша растерянно поднял руку и почесал макушку.

— Ват — мой прадед.

— Надо же! — ехидно перебила его княжна. — Сама я, конечно, не догадалась бы, что он твой прадед! Особенно после того, как ты сказал, что ты ему правнук!

И она звонко расхохоталась над вконец смутившимся Вотшей.

— Знаешь, ты лучше спроси про Вата у своего отца, — обиженно пробурчал маленький изверг. — Я-то родился после его смерти, а вот твой отец, похоже, очень хорошо его знал! И вообще, с чего госпожа взяла, что ее родители по ночам шепчутся обо мне?!

Девчонка с высоты стены быстро оглядела замковый двор, потом зачем-то выглянула за стену и только после этого, наклонившись к Вотше так, что ее пушистые волосы коснулись его щеки, заговорщицки прошептала:

— А я подслушивала!

— Зачем? — простодушно переспросил Вотша.

Лада взглянула на извержонка свысока и так же свысока ответила:

— Чтобы быть в курсе!

Вотша чуть было еще раз не спросил «зачем?», но вовремя сообразил, что получит на свой вопрос точно такой же непонятный ответ, а потому промолчал. Девочка же, бросив еще один взгляд в сторону замкового двора, вдруг отскочила к зубцам стены и, улыбнувшись, проговорила:

— Ну, ладно, мне пора… Да и тебя уже разыскивают!

В следующую секунду она легко вспрыгнула на чуть приподнятую кладку между двумя зубцами и, махнув Вотше рукой… прыгнула вниз!

Мальчишка метнулся на то место, где только что стояла Лада, и, вытянув шею, глянул наружу. Нагая девочка камнем падала вниз с десятиметровой высоты, а ее длинные волосы струящимся каштановым облаком трепетали над ней в потоке воздуха. Только метрах в четырех от земли маленькое детское тело вдруг перевернулось через голову и словно бы растворилось в порыве ветра, а вместо него большая темная, отливающая бронзой птица широко раскинула свои крылья, приняла под них воздушный поток и, заложив изящный вираж, по пологой кривой пошла вверх, в сторону заходящего солнца.

Вотша с бешено бьющимся сердцем, буквально свиснув со стены, наблюдал за падением и взлетом княжны, но в этот момент сильные руки схватили его под мышки и дернули назад. Мальчишка охнул, а знакомый, чуть запыхавшийся голос Скала пророкотал над самым его ухом:

— Ты, парень, куда это собрался?!

— Никуда… — выдохнул Вотша с такой тоской, что дружинник быстро развернул мальчика лицом к себе и, опустившись на одно колено, поинтересовался:

— Что случилось? Ты… кого-то видел?

— Да, — тем же тоскливым голосом сознался мальчик. — Княжну Ладу видел…

— Ну-ка, ну-ка, рассказывай, — потребовал Скал.

И Вотша рассказал все, что с ним произошло.

Дружинник внимательно выслушал мальчишку, потом выпрямился и выглянул за стену. Затем взял Вотшу за руку и повел к спуску со стены. Молча они дошли до ратницкой, и только перед самым входом Скал медленно, веско произнес:

— Давай-ка, парень, договоримся — один ты на стены больше ходить не будешь! Не хочу я перед вожаком ответ держать, если с тобой что-нибудь случится!

После ужина Вотша попробовал расспросить Скала о его поединке с Медведем, но тот отмалчивался, погруженный в какие-то не слишком веселые размышления. Так и закончился этот самый насыщенный событиями день маленького изверга. А ночью ему снилось смеющееся лицо Лады и полет большой темно-бронзовой птицы на фоне огромного опускающегося к горизонту солнца!

Довольно быстро новая жизнь Вотши вошла в постоянный и довольно скучный ритм. Каждый день в одно и то же время он завтракал, обедал и ужинал, в одно и то же время начинались и заканчивались его занятия, а поскольку никаких постоянных обязанностей, кроме учебы, у него не было, его существование становилось довольно пресным.Правда, учиться ему очень нравилось, так что частенько он засиживался в своей «классной» комнате допоздна.

Скал внимательно наблюдал за своим подопечным — его настораживало, что Вотша больше не просил о встрече с дедом и, казалось, даже не вспоминал о нем. Но однажды, где-то через месяц после появления извержонка в замке, дружинник проснулся глубокой ночью, словно его что-то толкнуло изнутри.

В окно светила полная луна, тишина в комнате, где спали четверо мужчин и Вотша, стояла полная, только один из дружинников чуть слышно посапывал. Скал привык внимательно относиться к собственным ощущениям и потому вначале оглядел темную комнату, а затем прислушался к окутывавшей ее тишине. И тут он услышал еще один звук. Плач! Беззвучный, практически неслышный, ощущаемый на уровне подсознания.

В следующее мгновение дружинник понял, что плачет Вотша — плачет тоскливо, с надрывом и в то же время старается заглушить рвущиеся наружу рыдания.

Утром, проводив своего подопечного на занятия, Скал отправился к Всеславу.

Князь вместе с княгиней и княжьим книжником находились в кабинете, разбирали какие-то документы. Едва дружинник появился на пороге, Всеслав поднял голову, с улыбкой взглянул на Скала и с легкой усмешкой проговорил:

— Бьюсь об заклад, ты пришел по поводу своего воспитанника! Ну, что там еще нужно твоему извержонку?!

Однако дружинник, легко пожав плечами, возразил:

— Это, княже, не мой извержонок, а твой, я за ним только приглядываю… по твоему поручению.

— А мне казалось, что ты привязался к малышу! — вступила в разговор Рогда. — Как, впрочем, и он к тебе!

Скал молча пожал плечами, зато в разговор вступил Вогнар:

— Вотша действительно очень привязан к Скалу. Во всяком случае, он часто вспоминает его во время занятий!

— Ладно, — поднял руку Всеслав, прерывая разговор об извержонке. — О чем ты хотел со мной говорить?!

— Мальчишке надо повидаться с дедом, князь! — уверенно проговорил Скал. — Он очень тоскует. Я боюсь, это приведет к несчастью!

— К какому несчастью? — сузил глаза Всеслав.

— Мальчик может заболеть! — упрямо наклонив голову, заявил Скал. — У него отняли единственного близкого…

Тут он оборвал свою речь, поймав себя на том, что чуть было не сказал «человека». Он чуть было не назвал изверга человеком!

Однако через мгновение он произнес нужное слово:

— …Родственника! Единственного родственника!

Похоже, и князь, и княгиня, и книжник догадались о непроизнесенной обмолвке дружинника — их лица вдруг удивленно вытянулись. Но, услышав последние слова Скала, все трое с облегчением выдохнули, а Вогнар, пожав плечами, проговорил:

— Я не замечаю в извержонке никакой тоски по своим… родственникам. Мальчишка умен, сообразителен, быстро схватывает новое и, по-моему, совершенно не скучает по своему старому дому!

— Он плачет по ночам! — коротко возразил Скал и после секундной паузы добавил: — Очень горько плачет!

И тут в разговор вступила княгиня. Повернувшись к Всеславу, она негромко проговорила:

— Я думаю, Скал прав — надо позволить мальчику увидеться с дедом… В последний раз!

Всеслав быстро взглянул на княгиню, словно требуя объяснения, но, встретив ответный взгляд Рогды, мгновенно отвел глаза.

— К тому же вожак обещал своему извержонку такую встречу! — напористо проговорил Скал.

В кабинете повисло молчание. Князь, неслышно ступая, прошел взад-вперед вдоль стены, уставленной тяжелыми, наглухо закрытыми шкафами, остановился на том же месте и повернулся к дружиннику:

— Хорошо, привезите деда извержонка в замок… послезавтра утром! Но эта их встреча будет последней. У старика в одной из дальних деревень есть племянник, вот к нему я его и отправлю. Сегодня дам распоряжение, завтра он приготовится к отъезду, послезавтра утром повидается с внуком, а днем отправится к своему родственнику… — Всеслав бросил быстрый взгляд на княгиню и закончил: — Деду одному, без помощника, жить в гончарной слободе трудно, так что это будет на пользу всем!

Через день утром старый Ерохта пришел в замок. Одет он был в новые порты и рубаху, аккуратно причесан и… грустен. Когда Вотша с разбегу уперся лбом деду в живот и обхватил его руками, Ерохта положил на его белую голову чуть подрагивающую ладонь и хрипловато произнес:

— Уезжаю я, Вотушка… Насовсем…

— Куда? — поднял к нему лицо Вотша.

— В деревню, к дяде твоему, к моему племяннику, к Салге.

— Значит, я тебя никогда больше не увижу?! — В голосе Вотши зазвучали слезы.

— Ну почему? — стараясь казаться бодрым, ответил Ерохта. — Вот вырастешь, должность при князе получишь, может, он тебя когда и отпустит ко мне погостить… А сейчас… Ты же понимаешь — мне одному… без тебя… трудно жить, а в деревне… Там и я еще пригожусь, да и мне, если потребуется, присмотр будет!

Прощание их было недолгим: мальчика ждали занятия, а старика — дальняя дорога. Наверное, именно в это утро кончилось детство Вотши.

Глава 4

Ратмир проснулся как обычно, в час Неясыти, за два часа до рассвета, в своих скромных апартаментах, занимавших второй этаж Звездной башни университета. Оранжевая искра Волчьей звезды поблескивала в левом нижнем углу небольшого окошка его спальни, а это значило, что у него есть несколько минут для спокойных, неторопливых размышлений.

Прошло всего восемь дней с того момента, как он прибыл в Лютец, и эти дни стали для волхва самыми, пожалуй, беспокойными во всей его жизни. Извара, бывшего волхва стаи восточных рысей, поместили в изолированную келью университетской лечебницы, и им занялись два члена Совета посвященных. Сам Ратмир не только подробно описал все, что случилось с ним во время его путешествия из Края в Лютец, но трижды подвергся длительным, подробным допросам следственной комиссии Совета посвященных, разбиравших происшедшее в стае восточных рысей. При этом ему пришлось отвечать на довольно неожиданные, казалось бы, не относящиеся к делу вопросы.

Наконец его оставили в покое, и Ратмир смог не только отдохнуть, но даже приступил к своим обычным занятиям — наблюдению звездного неба, сложным математическим расчетам движения звезд, опытам с наговоренной и обессоленной водой, изучению способности кристаллов аккумулировать и передавать энергию — его научные интересы были весьма широки… Но накануне поздно вечером с ним связался помощник Вершителя и пригласил его на аудиенцию к главе Совета посвященных сегодняшним утром.

Когда молодой волхв в назначенное время вошел в кабинет Кануга, тот, глубоко задумавшись, расхаживал вдоль глухой стены, сверху донизу заставленной полками с книгами, рукописями, уложенными в тубусы, небольшими плотно закрытыми коробками. Шаги Вершителя были тяжелы, но толстый ковер, лежавший по всей площади пола, совершенно их заглушал. Старик был настолько погружен в свои размышления, что не сразу заметил вошедшего Ратмира. Дважды посвященный волхв замер у порога закрывшейся двери, почтительно ожидая, когда Вершитель отвлечется от своих размышлений.

Наконец Кануг остановился, поднял голову и, словно продолжая давно начатый разговор, произнес:

— Поэтому я считаю, что именно ты должен провести обряд эрозиобазы над Изваром. Таким образом круг замкнется — нападавший будет лишен многогранья тем, на жизнь кого он покушался!

— Разве Совет посвященных уже вынес Извару приговор? — удивленно переспросил Ратмир.

Вершитель недовольно поморщился, как будто такой вопрос из уст дважды посвященного волхва был неуместен.

— Нет, Совет соберется в ночь полнолуния, но неужели ты думаешь, что приговор может быть иным?! Случай этот исключительный — покушение на старшего по рангу. Доказанное покушение! Оно не может караться по-другому! Так что… готовься!

— Это — хуже, чем смерть, — задумчиво прошептал Ратмир, и Вершитель в ответ усмехнулся:

— От смертной казни мы отказались очень давно и не собираемся возрождать этот варварский обычай! Не мы даем человеку жизнь, не нам ее и отбирать!

— Но не мы даем человеку и многогранье, Вершитель, — почтительно возразил Ратмир. — Однако отбирать его считаем возможным.

Взгляд Кануга мгновенно сделался острым, напряженным. Помолчав несколько секунд, он вкрадчиво, словно обходя капкан, поинтересовался:

— Ты считаешь, что человека лучше убить, чем оставить в живых, лишив многогранья?

«Недаром Вершитель вышел из стаи южных лис, — усмехнулся про себя Ратмир. — Родовая хитрость и осторожность до сих пор в его крови».

Но вслух дважды посвященный волхв из стаи восточных волков со всей почтительностью произнес:

— Я далек от того, чтобы хоть как-то критиковать наши законы и обычаи или подвергать сомнению решения Совета посвященных. Однако мне не нравится стремительное увеличение… э-э-э… популяции извергов! А в данном случае — случае исключительном извергом станет человек, прошедший университетскую школу! Такого в нашей истории еще не бывало, и это может открыть извергам некоторые потаенные знания. Ведь Извар, став извергом, не забудет того, что он знал и умел.

Прищуренные глаза Вершителя, буквально впившиеся в лицо Ратмира из-под седых кустистых бровей, вдруг потеплели.

— Так вот чем вызвано твое… возражение, — гораздо более спокойным тоном проговорил он. — И каково же твое предложение? Ведь ты, насколько я тебя знаю, наверняка имеешь не только это возражение, но и конкретное предложение, как эту ситуацию разрешить.

— Да, Вершитель… — с прежним почтением ответил Ратмир. — Я, как лицо пострадавшее, не буду требовать лишения Извара многогранья, но я просил бы… изгнать его из числа волхвов и лишить его права… жить в стае! Пусть он станет не… извергом, а… изгоем! Заклейменным изгоем!

Во взгляде Вершителя промелькнуло некоторое удивление, но он быстро опустил глаза и снова пошел вдоль стены кабинета, словно бы забыв о стоявшем у двери Ратмире.

Впрочем, на этот раз он раздумывал недолго. Остановившись рядом с дважды посвященным волхвом, Вершитель с легким скепсисом в голосе поинтересовался:

— А ты не боишься, что таким образом мы получим еще один… вид разумных существ? Вид, почти равный нам в знаниях и умениях!

— Нет, Вершитель, не боюсь, — спокойно ответил Ратмир. — В среде волхвов нарушения законов и обычаев чрезвычайно редки — ты сам сказал, что это случай исключительный. Значит, таких… изгоев не может быть достаточно много, чтобы образовать сколько-нибудь влиятельную общественную силу. Они будут отвергнуты посвященными, и они вряд ли будут приняты извергами. Клеймо… клеймо изгоя навсегда отделит их от Мира! К тому же такое наказание станет серьезным уроком для последующих поколений посвященных и, как мне кажется, значительно укрепит влияние Совета посвященных!

Ратмир вовремя успел убрать из своей последней фразы слово «власть» и заменить его словом «влияние». Вершитель очень не любил этого слова, считая его слишком агрессивным. И снова в голове дважды посвященного волхва мелькнуло: «Лиса!»

Кануг целую минуту молча смотрел на Ратмира, а затем, кивнув, произнес:

— Хорошо!.. Совет рассмотрит твой отказ от возмездия за покушение… и твое предложение… Возможно, оно действительно более целесообразно, нежели эрозиобаза!

Вершитель повернулся и направился к письменному столу, стоявшему у противоположной от двери стены. Ратмир, решив, что разговор окончен, негромко поинтересовался:

— Я могу идти?

— Нет! — бросил, не поворачиваясь, Кануг. — Есть еще одна тема для разговора.

Он обошел стол, уселся в кресло и указал Ратмиру на жесткий стул, стоявший по другую сторону стола:

— Прошу!

Ратмир бесшумным шагом пересек кабинет и уселся на предложенное место.

Вершитель положил руки на столешницу, снова внимательно вгляделся в сидящего напротив волхва и неожиданно глухим голосом попросил:

— Поделись со мной своими сомнениями относительно извергов. Почему ты считаешь, что они могут представлять опасность для многогранных?

«Откуда? — паникой полыхнуло в голове Ратмира. — Откуда он узнал о моем разговоре с братом?»

Однако многолетняя тренировка сказалась и в этом случае — на лице княжича-волка не дрогнул ни один мускул, и он спокойно выдержал тяжелый, пристальный взгляд Вершителя. Затем, отведя, словно бы в задумчивости, взгляд в сторону, он заговорил, будто бы размышляя вслух:

— Я не был в родной стае почти сорок лет… Когда я уезжал из Края — это был совсем небольшой городок с деревянной крепостицей на высоком берегу реки Десыни. Жили в нем около трехсот волков и две с половиной тысячи извергов. И вот я снова увидел свой родной город. Теперь на месте деревянной крепости стоит каменный замок, и окружает его большой город. А живут в нем шестьсот волков и… десять тысяч взрослых извергов… А если считать их детенышей, то и все тридцать тысяч наберется! Сначала я обрадовался — стая-то, почитай, удвоилась, да только оказалось, что больше двухсот волков — пришлые, из мелких стаек, тех, что до сих пор рассеяны по восточным лесам. Вот тогда-то я и задумался, что будет с нашим Миром через сто-двести лет? Сколько в нем будет жить извергов и сколько останется… людей? И… останутся ли люди вообще?

— Куда ж они денутся? — негромко и без улыбки спросил Вершитель.

Ратмир целую минуту молчал, опустив глаза в пол, затем поднял голову, посмотрел на старого волхва и снова заговорил:

— Вершитель, я думаю, ни один человек не сможет держать в узде несколько тысяч извергов! Это невозможно чисто физически, а они размножаются с такой скоростью, что скоро соотношение между многогранными и извергами будет именно таким — один к нескольким тысячам! В то же время люди уже не могут обходиться совершенно без извергов — земледелие, ремесла, все тяжелые и грязные работы держатся на них. Таким образом, наше общество медленно, но неотвратимо заходит в тупик! Чтобы избежать этого тупика, надо в корне менять уклад всей нашей жизни — либо давать извергам хоть какие-то права в нашем обществе, либо устраивать их… истребление… геноцид! Если оставить все как есть, они неизбежно начнут бунтовать, и бунт их будет страшен… Страшен для нас!!

На минуту в кабинете снова воцарилось молчание, а затем заговорил Вершитель, и в его голосе не было насмешки:

— И поэтому ты стал противником эрозиобазы? Поэтому ты не хочешь, чтобы Извара лишили многогранья?!

— Да… — неожиданно для самого себя согласился Ратмир, понимая в душе, что может вызвать у Вершителя недовольство и даже гнев. — Мне кажется, мы слишком часто подводим под нож многогранных! Мы сами увеличиваем количество извергов. Я думаю, что нам надо ввести какое-то другое наказание за самые серьезные провинности…

— Вроде предложенного тобой клеймения и изгнания…

Вершитель не спрашивал, он констатировал. И эта констатация вроде бы ставила точку в разговоре, однако он продолжил:

— Ты ошибаешься, Ратмир. Обряд эрозиобазы проводится редко, только при посягательстве на самые основы нашей жизни. Так что прирост числа извергов за счет лишения людей многогранья совсем незначителен. Это первое. Второе — твое опасение поглощения многогранных ордой извергов лишено оснований. Ты же не опасаешься, что многогранные исчезнут под напором… муравьев, их ведь тоже в Мире очень много?! Но если муравьи начинают нам мешать, мы их просто уничтожаем, то же самое будет и с извергами. Только в отличие от муравьев изверги понимают, что нам мешать нельзя, что их могут уничтожить, а потому они никогда не посмеют противиться нашему владычеству! Твои сомнения в правильности наших законов и обычаев вызваны тем, что ты очень долго был оторван от Мира, ты был погружен в науку, ты не покидал университета, Звездной башни, и встреча с реалиями Мира, с его социальными проблемами встревожила тебя…

«Спорить с ним, доказывать свою правоту… бесполезно, — думал во время этого монолога Вершителя Ратмир. — Я мог бы рассказать, кого и за что лишают многогранья вожаки и волхвы стай, я мог бы рассказать ему историю Вата да и многих других. Я мог бы привести ему точное количество лишенных многогранья за последний год и причины, по которым это было сделано! Я мог бы рассказать ему об… извержонке Вотше — потомке многогранного, о том, какое влияние этот изверг может оказать на будущее Мира, но Вершитель не поверит. Он скажет, что в мое предвидение вкралась ошибка — какое влияние может оказать на судьбы Мира… „муравей“?! Кануг сам оторван от Мира, сам совершенно не знает положение дел в стаях… даже в ближних. Но он уверен в неуязвимости многогранных со стороны извергов! Я правильно сделал, что не взял нашего маленького извержонка с собой, находиться здесь было бы для него опасно!»

А Кануг, закончив свою отповедь, внимательно посмотрел на дважды посвященного волхва и со вздохом произнес:

— Ну что ж, ты свободен. Можешь вернуться к своим исследованиям, я считаю их очень интересными и весьма перспективными.

Похвала Вершителя была многозначительна и приятна, однако Ратмир сдержал готовую появиться на губах довольную улыбку. Он встал со своего места, коротко поклонился и направился к выходу.

Когда дважды посвященный волхв был уже у самых дверей, его вновь остановил голос Вершителя:

— И еще одно… Совет внимательно изучил твой отчет о происшедшем в стае восточных рысей, и твои показания по этому делу… большинство настаивает на том, чтобы ты лег на Стол Истины.

Княжич стаи восточных волков замер на месте и, не оборачиваясь, переспросил:

— Совет мне не доверяет?

— Дело не в этом… — Голос Вершителя стал недовольным. — Я был против этого, потому что считаю тебя лицом незаинтересованным, не имеющим отношения к распре в стае восточных рысей. Более того, я думаю, что в сложившейся ситуации ты вел себя абсолютно правильно. И большинство со мною согласно. Однако многим кажется, что ты не совсем точно описал некоторые моменты происшествия… видимо, из-за очень большой психологической нагрузки, и поэтому Совет просит тебя добровольно подвергнуться исповеди, чтобы он мог вынести справедливый приговор Извару. Ну и… сам понимаешь — я не хочу, чтобы хоть в ком-то из членов Совета посвященных оставались сомнения в твоих моральных качествах.

— Я выполню просьбу Совета… — повернувшись лицом к хозяину кабинета, проговорил Ратмир. — Моя память с того момента, как я оказался в лагере вожака стаи восточных рысей, до моего прибытия в Лютец будет передана в распоряжение Совета! — Дважды посвященный волхв мгновение помолчал и неожиданно спросил: — Ведь более ранний срез памяти, как я понимаю, Совет не интересует?

— Нет, не интересует! — подтвердил Вершитель. — Исповедь назначена на завтра, на час Волка, и будет проведена в малом исповедальном зале.

— Я понял, Вершитель! — склонил голову Ратмир и, поняв, что теперь разговор действительно окончен, вышел.

Оказавшись за дверью кабинета Вершителя, Ратмир вздохнул и отправился в свои апартаменты.

Требование Совета встревожило его. Опытный волхв, умеющий взглянуть в Прошлое, мог рассмотреть многое из того, что случилось с лежащим на Столе Истины. Некоторые из Смотрящих в Прошлое могли разглядеть до полугода жизни исповедовавшегося. Правда, это были только события, виденные им, его разговоры услышать было нельзя, разве что угадать что-то по движениям губ его собеседников, его мысли не читались… Но Ратмиру очень не хотелось, чтобы кто-то узнал, что он вопрошал Рок о судьбе какого-то ничтожного извержонка — это безусловно показалось бы странным любому Смотрящему в Прошлое и могло вызвать ненужные расспросы или интерес к Вотше!

Немного успокаивало то, что Вершитель обещал не копаться в его прошлом далее инцидента в стае восточных рысей, и все-таки дважды посвященный волхв не мог быть вполне спокоен. А значит, надо было принять кое-какие защитные меры! Хотя… вряд ли кого-то мог заинтересовать совершенно бесполезный… безвредный маленький изверг…

Вернувшись к себе, Ратмир прошел в небольшую личную лабораторию и, отодвинув в сторону одну из настенных панелей, задумчиво оглядел стоявшие на полках встроенного в стену шкафчика керамические баночки. Они были невелики и сильно различались по форме. Волхв точно знал, в какой из баночек какое снадобье находится. Он один это знал!

Минуту спустя он удовлетворенно кивнул, вернул стенную панель на место и отправился в свой небольшой кабинет — его ждали обычные занятия.

Вершитель, отпустив Ратмира, несколько минут задумчиво сидел в кресле. Затем, откинув голову на подголовник, он закрыл глаза и, сосредоточившись, мысленно позвал одного из членов Высшего совета:

«Остин, Ратмир дал добровольное согласие на исповедь. Я назначил ее на завтра, на час Волка. Думаю, что Совет не будет возражать, если в данном случае Смотрящим в Прошлое будешь ты — твое мастерство неоспоримо».

«Я согласен, Вершитель, но думаю, что нужно опросить всех членов Совета. Я из стаи северных волков, а значит, нахожусь в родстве, хотя и дальнем, с Ратмиром. Возможно недовольство…»

«Хорошо, я опрошу членов Совета», — несколько раздраженно ответил Кануг и разорвал мысленную связь.

В течение последующих двух часов Вершитель связался с большинством из членов Совета, и неожиданно выяснилось, что Остин оказался прав — девять из пятнадцати трижды посвященных, хоть и в мягкой форме, высказались за то, чтобы исповедь проводил «независимый» член Совета. Более того, двое назвали конкретную кандидатуру — Рыкуна из стаи восточных медведей. И тогда Кануг связался с Рыкуном:

«Большинство Совета предлагает выбрать для исповеди Ратмира человека, не связанного ни с волками, ни с рысями… Шавкан и Варяг предложили твою кандидатуру…»

«Я же сказал, что мне все равно, кто будет исповедовать этого волка! — перебил Вершителя Рыкун — как все медведи, он был не слишком тактичен. — И к тому же я недостаточно хорош как Смотрящий в Прошлое!»

«Но десять дней назад даже ты сможешь рассмотреть без труда!» — довольно резко возразил Вершитель.

Рыкун немного подумал и ответил:

«Хорошо, я проведу исповедь… Где и когда она назначена?!»

«Завтра в малом исповедальном зале, в час Волка».

«В час Волка?.. — В мысли медведя просквозила насмешка. — Так пусть волк не опаздывает!»

На следующий день, незадолго до окончания часа Змеи, Ратмир, одетый в одну лишь темную накидку, появился в малом исповедальном зале университетского храма. Небольшой, площадью всего около двадцати квадратных метров, зал был пуст и погружен в полумрак. Посредине располагалось прямоугольное возвышение, изготовленное из цельного куска редкого, угольно-черного обсидиана, верхняя грань которого была тщательно отполирована и сквозь нее явно проступала багряная иризация. Стены и потолок зала были также облицованы полированным обсидианом бурого цвета, и только поверху, под самым потолком бежал причудливый мозаичный орнамент, выполненный из мелких кирпично-красных пластин. В совершенно затемненных углах зала стояли высокие, вырезанные из черного обсидиана светильники с широкими чашами.

Впрочем, Ратмир недолго рассматривал убранство зала, во-первых, потому что уже давно и достаточно хорошо знал его, а во-вторых, почти сразу же, как только он вошел, раздался зычный, тяжелый голос, произнесший ритуальную фразу:

— Ты тот, кому не дает покоя прошлое?!!

Дважды посвященный волхв склонил голову и ответил также одной из положенных фраз:

— Я покоен, и мое прошлое светло и прозрачно!!

— Значит, ты можешь лечь на Стол Истины таким, каким пришел в этот Мир! — торжественно, но с некоторым излишним напором провозгласил голос, и Ратмир с удивлением понял, что исповедь будет проводить не трижды посвященный Остин. Более того, он не мог определить исповедника по голосу, хотя и отметил, что тот, похоже, не слишком опытный Смотрящий в Прошлое.

Однако во время ритуала исповеди исповедуемому не позволено было задавать вопросы, а потому княжич-волк одним движением плеч сбросил с себя накидку и, оставив ее лежать на полу, спокойно улегся на черную полированную поверхность камня.

Прошло несколько секунд, и вдруг от бурой стены отделилась высокая, чуть сутуловатая фигура, облаченная в глухой, просторный плащ с глубоким капюшоном. Цвет плаща настолько точно совпадал с бурым цветом стены, что в полумраке зала фигуру исповедника разглядеть было невозможно. Хотя Ратмир и не пытался это сделать, он неподвижно, расслабившись, лежал навзничь на Столе Истины, спокойно ожидая начала церемонии.

Смотрящий в Прошлое медленно, так что даже подол его плаща не колыхался, обошел зал по периметру, поднимая над каждым светильником затянутую в бурую перчатку ладонь, и в тот же момент, в самой середине каменной чаши неторопливо, словно головка змеи при звуках флейты, приподнималось узкое, темно-синее, с вкрапленными багровыми искрами, пламя. И в то же время, вслед за медленно двигающейся высокой фигурой, с темного пола поднималась полоса белесого, тяжело клубящегося тумана!

Фигура в буром плаще с глубоко надвинутым на лицо капюшоном продолжала свое медленное движение вокруг Стола Истины, постепенно приближаясь к нему, и клубившийся за ней туман поднимался все выше и выше, одновременно теряя свою тяжелую плотность, становясь легкой, хотя и вполне ясной дымкой. Вот он накрыл черный постамент вместе с лежавшей на нем фигурой… И вдруг открытые, но лишенные мысли глаза Ратмира начали слабо светиться в полумраке зала. Это странное, вначале едва заметное свечение постепенно набирало силу и меняло цвет, словно подбирая правильный, нужный именно сейчас тон. Когда свечение стало зеленовато-голубым, в тишине зала вдруг раздался короткий резкий звук, напоминавший звук лопнувшей басовой струны. Свет, лившийся из широко раскрытых, немигающих глаз княжича-волка, расплылся, растворился в окружавшей его белесой дымке, окрашивая ее в нежный голубоватый оттенок. И почти сразу же в этой застывшей, чуть подрагивающей дымке возникли неясные тени, едва уловимое движение, замелькали светлые и темные пятна, словно началась какая-то неясная, затейливая игра призраков.

Смотрящий в Прошлое, неожиданно оказавшийся в одном из углов зала, замер в совершенной неподвижности и полностью погрузился в созерцание этой безмолвной, призрачной игры!

Больше часа в малом исповедальном зале университета царили тишина и неподвижность. Все материальное замерло здесь, словно боясь спугнуть плавные переливы призрачных, дымчатых теней. Даже поднявшиеся над темными чашами светильников язычки пламени были неподвижны, будто бы выплавлены из темно-синего с красными искрами стекла…

И в тот момент, когда эта невозможная неподвижность стала казаться совершенно непереносимой, в темной тишине зала снова раздался короткий резкий звук, но на этот раз он был скрипично-высокий, тонкий, словно узкий клинок стилета. Веки Ратмира дрогнули и медленно опустились, отрезая струившееся из глаз свечение, как бы лишая жизненной подпитки движущиеся в туманном мареве тени. Они замерли, словно недоумевая, почему прерывается их беззвучный, затейливый танец, а потом медленно растаяли… растворились в белесой, чуть клубящейся дымке, вернулись в Прошлое, которое отпустило их на короткое время в… сейчас!

Смотрящий в Прошлое качнулся к стене и снова слился с ней и с полумраком быстро очищающегося от дымки зала. Темно-синие язычки огня над светильниками дрогнули, качнулись вслед исчезающему туману и медленно спрятались в черных, отблескивающих голубоватой иризацией чашах. А спустя мгновение глаза Ратмира снова открылись, и в них появилась мысль… и усталость… и боль… Он слабо застонал… двинул рукой и попытался приподнять голову. Это простое движение не далось ему, и он снова застонал, на этот раз чуть громче. И тут же, как будто кто-то подслушивал за дверями, они медленно распахнулись, и в зал вступили четыре совсем молодых юноши в темных плащах. В их руках были широкие носилки. Медленно подойдя к постаменту, они с величайшей осторожностью, словно тело дважды посвященного волхва стало стеклянным, переложили его на носилки и так же медленно вынесли его из зала.

Когда двери за носильщиками закрылись, от стены вновь отделился закутанный в бурый плащ Смотрящий в Прошлое. В зале сразу же значительно посветлело, как будто сквозь бурые стены стал пробиваться невидимый свет, и в этом пробуждающемся свете высокая, ссутулившаяся бурая фигура вдруг стала странно неуклюжей. Переваливающейся походкой Смотрящий в Прошлое подошел к постаменту и, медленно подняв правую руку, отбросил капюшон плаща на плечи. Открылась небольшая, удивительно круглая голова, покрытая густым, коротким, жестким, кучерявым волосом, с грубо вылепленными чертами лица, широким, чуть приплюснутым носом и густыми, толстыми бровями на мощном, выпуклом лбу. Маленькие, круглые глазки, блеснувшие из-под бровей, впились пристальным взглядом в черный, багряно иризирующий обсидиан. Грубая широкая ладонь медленно скользнула по полированному камню, а толстые губы еле слышно прошептали:

— Интересно… Очень интересно и… непонятно!..

Рыкун еще раз погладил затянутой в перчатку ладонью полированный камень возвышения, затем повернулся и неторопливо, переваливаясь, двинулся прочь от входных дверей к одному из углов зала. Когда он был в метре от стены, часть ее вдруг развернулась, открывая узкий и темный проход. Трижды посвященный волхв нырнул в этот проход, и кусок стены снова вернулся на место. Несколько секунд в опустевшем зале горел свет, а затем и он медленно, как-то неуверенно, погас.

Пройдя коротким темным коридором, трижды посвященный из стаи восточных медведей оказался в крошечной светлой ризнице, единственным предметом мебели в которой был небольшой платяной шкаф. Быстро сняв обрядовый плащ, Рыкун повесил его в шкаф и надел обычную белую хламиду трижды посвященных. Затем он выглянул в коридор и, убедившись, что тот совершенно пуст, вышел из ризницы и быстрым шагом направился в свою лабораторию, располагавшуюся в подвале Темной башни университета. Мощеный двор университета также был пуст, но Рыкун прошествовал по нему неторопливо, с достоинством, присущим трижды посвященному, так что даже если его кто-то и увидел, никогда не подумал бы, что член Высшего совета куда-то торопится.

Однако, как только волхв оказался под сводами Темной башни — самой маленькой из пяти башен университета, он чуть ли не бегом бросился к лестнице, ведущей в подвальное помещение. Проскочив три пролета, Рыкун оказался на небольшой, замощенной камнем площадке перед узкой, странно высокой дверью, собранной из дубового бруса и обшитой металлическими полосами. Выхватив из кармана хламиды большой затейливый ключ — большую редкость в Лютеце, он вставил его в замочную скважину и повернул два раза. Дверь, не издав ни звука, распахнулась, и Рыкун проскользнул сквозь узкий дверной проход внутрь. Как только он захлопнул дверь за собой, на стене рядом с дверным косяком вспыхнула масляная лампа. В не слишком ярком свете стало видно, что лаборатория представляет собой довольно большую комнату с грубо выложенными каменными стенами, неровным каменным полом и высоким сводчатым каменным потолком.

Пыхтя и значительно умерив свой быстрый шаг, Рыкун прошел к обширному, крепко сбитому дубовому столу, уселся в простое деревянное кресло и, откинувшись на спинку, вытер ладонью выступивший на лбу пот. Однако отдохнуть ему не дали, едва он перевел дух, как в его мозгу прозвучала чужая требовательная мысль:

«Ты закончил, наконец?!»

Медведь резко выдохнул и, стараясь думать как можно спокойнее, ответил:

«Да… Закончил… Но неплохо бы кое над чем подумать…»

«Брось морочить мне голову! — Чужая мысль молотом ударила в затылок. — Думать он будет! Мыслитель! Быстро рассказывай, что удалось увидеть».

«Потише! — огрызнулся Рыкун. — Ты все-таки с трижды посвященным разговариваешь!»

Но уверенности его мысли явно недоставало, и его «собеседник» мгновенно это уловил.

«Трижды посвященный? А ты не забыл, трижды посвященный, сколько сил и средств стая вбила в три твоих посвящения? Ты не забыл, что у нас медвежата голодали, пока ты в своем Лютеце… посвящался? Так что давай, отрабатывай, трижды посвященный, свои посвящения и не заставляй меня терять время на приведение тебя в чувство! — Мысль вдруг растворилась в сознании Рыкуна, словно ее и не было, а затем снова ударила молотом в затылок. — Говори!!!»

Трижды посвященный невольно застонал, а затем с трудом, превозмогая боль, ответил:

«Я, правда, не во всем еще разобрался… — И, словно опасаясь нового удара, продолжил торопливой скороговоркой: — Мне открылось двенадцать-четырнадцать суток. Во всяком случае, я точно видел, как волк, повернувшись к Миру родовой гранью, вошел в Край. Он еще в пригороде какого-то извержонка встретил и говорил с ним».

«Это точно извержонок был?» — требовательно, но гораздо спокойнее прошла в сознании чужая мысль.

«Точно, я потом этого извержонка еще раз видел, он на столе обнаженный лежал, как будто его в жертву приносили…»

«Почему ты решил, что это жертва?»

«Так… голый, на столе… Что ж это еще может быть? Хотя… потом он еще раз в памяти волка появлялся».

«Как он выглядел?»

«Как? Маленький… лет семи… белая голова… Больше ничего сказать не могу… Только… Ратмир вроде бы считал этого извержонка очень… Не знаю, как сказать…»

«Ладно, рассказывай дальше!»

«В Крае Ратмир пробыл совсем недолго — дня три-четыре. Возвращался в облике человека, верхом, с ним еще четверо волков. С рысями встретился на границе, они его сразу пропустили. В общем, представленное им сообщение о конфликте в стае рысей ни в чем не противоречит его памяти. Зацепиться не за что!»

«Да… — Мысль „собеседника“ вдруг стала вялой и рассеянной. — Жаль… Я надеялся узнать о восточных волках хоть что-то новенькое… А еще лучше этого… дважды посвященного под обломок подвести!»

«Я и сам хотел бы… — чуть расслабился Рыкун. — Только пока не выйдет…»

«Ладно… — Чужая мысль стала еще слабее, раздумчивее. — Следи за волками внимательно… особенно за восточными… Хотя он там в Лютеце один. Не плохо бы было тебе с ним сблизиться, его стая стала слишком сильной, это может стать опасно для нас!»

Последовала короткая пауза, и вдруг мысль «собеседника» Рыкуна снова сделалась резкой и острой:

«Хорошо… Следи внимательно за этим дважды посвященным… волком! За всеми его исследованиями… И помни, что, если ты перестанешь быть нужным стае, Совет посвященных узнает, каким образом ты прошел третье посвящение! — На мгновение чужая мысль исчезла, но тут же появилась снова: — Ну а мы займемся этим… извержонком! Может быть, за этим что-то и есть!»

Рыкун ничего не успел ответить — его голова стала легкой и ясной, как бывало с ним всегда после продолжительного мысленного разговора. И тут трижды посвященный волхв ощутил, насколько он устал, насколько вымотала его исповедь и последовавшая за ней беседа с вожаком его стаи. Он недовольно проворчал что-то не слишком разборчивое, встал со своего кресла и, ссутулившись больше обычного, побрел к выходу из лаборатории. В его груди медленно, но неуклонно росло жесткое раздражение против всего на свете! Против Ратмира — молодого умника из чужой стаи, за которым ему приказано следить. Против Воровота — вожака своей стаи, отправившего его на учебу в университет и с тех пор крепко державшего его за горло. Против Вершителя, пошедшего на поводу у Совета и заставившего его проводить исповедь волка. Против Совета, в котором он не пользовался авторитетом и который спихивал на него самые неприятные дела.

Рыкун снова что-то злобно проворчал, запер на замок дверь лаборатории и медленно побрел вверх по лестнице в свои жилые апартаменты.

На четвертый день после исповеди, вечером, с Ратмиром неожиданно связался Вершитель. Его мысль была коротка и категорична:

«Сегодня в полночь ты должен явиться в малый зал Совета посвященных!»

Дважды посвященный волхв был очень удивлен — обычно на заседание Совета посвященных никто из посторонних не вызывался. А в том, что он вызван именно на заседание Совета, сомнений не было, Вершитель сам сказал, что судьба Извара будет решаться в ночь полнолуния. Впрочем, грехов за собой Ратмир не знал, так что опасаться ему было вроде бы нечего! И все-таки, когда в конце часа Вепря он подходил к малому залу Совета посвященных, его охватил трепет. Это была непроизвольная дрожь от сознания того, что сейчас он увидит фактических властителей этого Мира!

Стражи у дверей зала не было, а сами двери были закрыты. Перед Ратмиром к дверям зала подошла фигура в белой хламиде — кто-то из членов Совета. Он не слышал ни звука, но тем не менее двери распахнулись прямо перед подошедшим и захлопнулись, как только тот переступил порог.

«А как же я попаду в зал?! — с некоторой тревогой подумал Ратмир. — Наверняка двери закрыты каким-то заклинанием, а я его не знаю!»

Однако когда он приблизился к дверям вплотную, те беззвучно распахнулись сами собой и, пропустив княжича-волка, неторопливо закрылись за ним.

Ратмир оказался в совсем небольшом зале странной, непривычной формы. Справа от входных дверей располагалась площадка размером шесть на шесть метров, ограниченная с трех сторон голыми стенами, выложенными темно-серым, полированным камнем. Четвертая сторона этой площадки была обозначена невысоким, не более сорока сантиметров, деревянным бортиком. Четвертая стена зала начиналась как раз от этого бортика и была полукруглой. Вдоль этой стены были установлены пятнадцать одинаковых, жестких деревянных кресел с высокими спинками и причудливо изогнутыми подлокотниками. Семь из этих кресел уже были заняты неподвижными и молчаливыми фигурами в белых хламидах.

Ратмир быстро оглядел зал и сразу же услышал мысль-подсказку:

«Дважды посвященный, вот твое место!»

Его голова повернулась вправо, и он увидел за деревянным бортиком у боковой стены три жестких деревянных стула. Перешагнув через бортик, он послушно уселся на указанный кем-то из членов Совета стул и замер в полной неподвижности, подражая хозяевам зала.

Очень скоро Совет посвященных собрался полностью, а кроме того, в зал вошли двое рысей, сопровождавших своего бывшего волхва в Лютец, и уселись рядом с Ратмиром. Секунду спустя после этого Вершитель, занимавший кресло в середине полукруглого ряда, молча взмахнул рукой.

Ратмиру показалось, что на секунду даже воздух в зале замер, а затем раздался еле слышный и оттого еще более противный скрежет, и сквозь дальнюю стену на площадку зала, странно изогнувшись, вперед спиной протиснулись две высокие, массивные мужские фигуры, с головы до пят закутанные в темные плащи с капюшонами. На секунду стражники Совета застыли в совершенно невозможной позе — наклонившись, на полусогнутых ногах, с руками, до локтей погруженными в полированный камень, а затем с видимым усилием освободились от него.

И тут стало понятно, что эти двое держат за руки третьего человека!

От рывка, с которым стражники выдернули его из стены, человек не устоял на ногах и рухнул на пол ярко освещенной площадки, выворачивая себе руки и скользя голым животом по доскам. Его подтащили к центру площадки и, вновь резко дернув, поставили на колени. Наконец отпустив подсудимого, стражники Совета замерли по бокам, словно два ангела мщения!

Человек, оставаясь на коленях, качнулся вперед, уперся руками в пол и постоял так несколько секунд. Затем с трудом выпрямился и поднял голову. Это был Извар! Осунувшееся, бледное лицо было спокойным до безразличия, голое тело демонстрировало крайнюю степень истощения, но кожа была чиста — ни ссадин, ни кровоподтеков. Извар медленно поднял веки, взгляд его был мутен и пуст, казалось, он не видел ни сидящих напротив него людей, ни стоящих по бокам мучителей.

Несколько секунд висела тишина, а затем по залу прокатилась ясная, холодная мысль Вершителя:

«Приведите его в чувство!»

Ратмир даже не сразу понял, к кому именно была обращена эта мысль, но один из стоявших возле Извара стражников чуть наклонился и подставил под нос бывшего волхва стаи восточных рысей раскрытую ладонь.

Лицо Извара скривилось, он крепко зажмурился, резко тряхнул головой. Стражник убрал ладонь, и когда Извар вновь открыл глаза, мутная пелена исчезла из них, а взгляд стал осмысленным. Но он и на этот раз не сразу понял, где находится и кто его окружает.

Голова волхва медленно, словно опасаясь за свою целостность, повернулась сначала направо, потом налево, а затем… на его губах вдруг появилась кривая, дерзкая усмешка!

«Извар, посвященный Миру из стаи восточных рысей, ты обвиняешься в нарушении кодекса служителей Мира, нарушении клятвы, данной тобой перед первым посвящением, попытке захвата власти в стае, покушении на жизнь вышестоящего служителя Мира! Твои преступления доказаны твоей исповедью, показаниями твоих сородичей и их исповедью, показаниями и исповедью дважды посвященного служителя Мира Ратмира из стаи восточных волков. Признаешь ли ты свою вину?»

А затем, неожиданно для Ратмира, Вершитель повторил вслух:

— Извар, посвященный Миру из стаи восточных рысей, признаешь ли ты свою вину?

Извар, продолжая ухмыляться, облизал губы побелевшим языком и неожиданно заговорил обычной речью:

— Вину? Признаю ли я свою вину? Какую вину и кто меня винит?! Я нарушил кодекс служителей Мира?! Да его нарушают все, кому не лень, все, кто хочет хоть чего-то добиться в этом Мире! В Совете посвященных нет ни одного, кто не нарушил бы этот кодекс хотя бы раз! И вы все об этом знаете, но цели, ради которых нарушаете кодекс вы, слишком мелки, чтобы устраивать судилище, и вы закрываете на это глаза! Вы обвиняете меня в нарушении клятвы волхва — но я ее не нарушал, я стремился к счастью и благоденствию для своей стаи, а то, что счастье и благоденствие стаи можно было достигнуть, только сменив вожака стаи, не моя вина, а объективные обстоятельства! Вы меня обвиняете в покушении на жизнь дважды посвященного волхва из стаи восточных волков, но я не покушался на его жизнь, я только хотел напугать его — он должен был покинуть земли моей стаи. Прежде чем судить меня, разберитесь в моих деяниях! Прежде чем судить меня, изучите как следует текст клятвы первопосвященных! И самое главное, прежде чем судить меня, осудите самих себя!

После этих слов улыбка медленно сползла с его губ, глаза погасли, и лицо стало совершенно безразлично к происходящему!

Последовала небольшая пауза, а затем снова «зазвучала»мысль Вершителя:

«Подсудимый не отрицает своей вины! Более того, он полностью ее признает, за исключением обвинения в покушении на жизнь дважды посвященного служителя Мира! Но исповедь его самого и исповедь Ратмира свидетельствуют о том, что подсудимый собирался уничтожить старшего по рангу! Власт, рысь из рода восточных рысей, встань!»

Старый дружинник поднялся со своего места.

«Подтверждаешь ли ты тот факт, что Извар, бывший волхв твоей стаи, умышлял захватить в стае высшую власть?»

— Да! — вслух ответил Власт.

«Подтверждаешь ли ты, что для этого Извар, бывший волхв твоей стаи, выдал одного из многоликих стаи восточных рысей за младшего сына вожака стаи?»

— Да!

«Подтверждаешь ли ты, что он уговорил лжесына вожака стаи вызвать своего лжеотца на поединок?!»

— Да! Но он не уговаривал Орта, он его заставил!

Только теперь Власт взглянул на подсудимого, и в глазах старого дружинника читалась ненависть, смешанная с брезгливостью!

«Садись!» — приказал Вершитель. Власт опустился на свое место, и снова «прозвучала» мысль Вершителя:

«Тотес, рысь из рода восточных рысей, встань!»

Поднялся второй дружинник-рысь, совсем молодой парнишка, во всем облике которого была явно видна растерянность.

Последовала короткая пауза, а затем спокойная, мягкая мысль Вершителя ласково коснулась разума всех присутствующих:

«Тотес, рысь из рода восточных рысей, Совет посвященных просит тебя спокойно подумать и ответить без принуждения. Ты подтверждаешь слова твоего старшего сородича Власта о деяниях бывшего волхва твоей стаи Извара или у тебя есть другие факты?»

«Лиса…» — снова непроизвольно мелькнуло в голове Ратмира.

Тотес быстро вскинул голову и бросил взгляд в сторону напряженно застывшего Извара, затем столь же быстрый взгляд на неподвижно, даже как-то отрешенно, сидевшего Вершителя и, наконец, взглянул на сидевшего с ним рядом Власта. Не найдя ни у кого какой-либо подсказки, помощи, он судорожно сглотнул и срывающимся от напряжения голосом произнес:

— Я подтверждаю все, сказанное моим сородичем… Властом!

После этих слов Извар закрыл глаза и уронил голову.

«Садись, Тотес, рысь из рода восточных рысей», — «произнес» Вершитель, и через мгновение возникла его новая мысль: «Ратмир, дважды посвященный служитель Мира из рода восточных волков, встань!»

Волхв поднялся со своего места. Его глаза неотрывно следили за стоящим на коленях Изваром. Голова судимого была опущена, казалось, он потерял всякий интерес к происходящему.

«Ратмир, дважды посвященный служитель Мира из рода восточных волков, ты подтверждаешь, что бывший волхв стаи восточных рысей вошел в твой сон, чтобы убить тебя?!»

«Извар, бывший волхв стаи восточных рысей, действительно вошел в мой сон. Он уговаривал отдать ему старшего сына вождя восточных рысей, который сопровождал меня к границам земель восточных рысей, а когда я отказался это сделать, попытался меня убить».

Ратмир нарочно отвечал мыслеречью, чтобы проверить, «слышит» ли его Извар или он уже подвергся обряду эрозиобазы? Слишком уж безразлично вел себя судимый, и это было похоже на безразличие изверга! Однако на его ответ Извар никак не прореагировал. Зато Вершитель задал новый вопрос:

«Ты подтверждаешь, что во время поединка вожака стаи восточных рысей с его мнимым сыном бывший волхв поддерживал самозванца?»

И снова Ратмир ответил мысленно:

«Да, я точно отследил ментальную связь Извара с лжесыном вожака Ортом. Только после этого я решил вмешаться в действия волхва стаи восточных рысей».

«Садись, Ратмир, дважды посвященный служитель Мира из стаи восточных волков!»

Ратмир сел. В зале на несколько секунд воцарилась тишина, после чего Вершитель встал со своего кресла и заговорил вслух:

— Таким образом, точно установлены злокозненные намерения Извара, бывшего волхва стаи восточных рысей, в отношении Ратмира, дважды посвященного служителя Мира из стаи восточных волков. У кого есть сомнения в вине судимого, прошу встать и изложить свои сомнения!

Ответом этому призыву стало молчание и неподвижность присутствующих. Даже Извар оставался совершенно неподвижным. Казалось, он полностью смирился со своей участью. Помолчав несколько секунд, Вершитель продолжил:

— У кого есть оправдание действиям судимого или их части, прошу встать и изложить эти оправдания.

И снова зал молча и неподвижно воспринял этот призыв.

— У кого есть возможность повлиять на приговор Совета посвященных, прошу встать и сказать то, что он готов сказать! — торжественно произнес Вершитель, и по его тону было ясно, что он не ожидает ни от кого из присутствующих каких-то заявлений.

И тут вновь поднялся Ратмир. Глаза всех присутствующих, исключая только самого Извара, обратились к поднявшемуся княжичу-волку, и в этих взглядах читалась разная степень удивления. А сам Ратмир, дождавшись разрешающего знака Вершителя, спокойно и уверенно заговорил на мыслеречи:

«Я прощаю Извару его попытку убить меня, потому что эта попытка с самого начала была обречена на неудачу. Я снимаю с него обвинение в этом деянии и прошу Совет при принятии решения учесть мое прощение!»

И тут Извар неожиданно утратил все свое безразличие. Он выпрямился, расправил плечи и поднял голову, его горящий взгляд уперся в спокойное лицо Ратмира, а из горла с хрипом вырвалось:

— Не надо мне было с тобой разговаривать! Надо было тебя сонного придушить, тогда бы…

Однако Ратмир даже не посмотрел в сторону коленопреклоненного волхва, его взгляд был прикован к одному из членов Совета. Из-под глубоко надвинутого капюшона белой хламиды за княжичем-волком внимательно, не мигая, следили маленькие горящие глазки.

«Кто это? — удивленно подумал дважды посвященный волхв. — Почему моя скромная личность так заинтересовала члена Совета?»

Он медленно опустился на свой жесткий стул и чуть прикрыл глаза, стараясь выбросить из головы этот странный взгляд и снова сосредоточиться на происходящем в зале. Однако в груди у него росло беспокойство, даже тревога, а маленькие круглые глазки с необычным, как Ратмиру показалось, красноватым отблеском в глубине, продолжали стоять перед его мысленным взором.

И все-таки княжичу удалось сконцентрировать свое внимание на происходящем. Суд подходил к предсказуемому финалу — Вершитель протянул руку в направлении Извара, и тот вдруг рухнул ничком на доски пола, словно его кто-то сильно толкнул в спину.

«Совет посвященных считает, что Извар, бывший волхв стаи восточных рысей, своими противоправными деяниями заслужил лишения многогранности. Но учитывая, что Ратмир, дважды посвященный служитель Мира, снял с судимого обвинение в покушении на убийство вышестоящего посвященного, Совет решил смягчить наказание!»

Мысль Вершителя колоколом билась в головах всех присутствующих, и Ратмир вдруг подумал, что сам он вряд ли когда-нибудь сможет владеть мыслеречью с такой мощью. А Вершитель, между тем, продолжал:

«Совет посвященных решил, что Извару будет оставлена способность поворачиваться к Миру другими гранями, но с этого дня он отправляется в изгнание. Извар лишается своего родового имени, ему запрещается появляться в городах и селениях многогранных, ему запрещается пользоваться земными, речными и морскими путями многогранных, ему запрещается любое общение с многогранными! Отныне он становится Изгоем, и лоб его будет заклеймен печатью Изгоя. Каждый многогранный, увидевший эту печать, должен будет плюнуть в него!»

В зале повисла тишина, и тут Ратмир краем глаза увидел, с каким ужасом смотрят Власт и Тотес на бывшего волхва своей стаи!

Наконец прозвучали последние слова мыслеречи Вершителя:

«Встань, Изгой, и покинь это священное место!»

Несколько секунд ничего не происходило, тишина в зале сгустилась и стала почти материальной… Затем человек, которого раньше называли Изваром, медленно, словно совершенно обессилев, согнул руки, с трудом оттолкнулся от пола и неуклюже сел. На лбу его, словно просвечивая сквозь кожу зловеще-красным светом, сиял странный знак, похожий на одну из северных рун.

Все так же тяжело и неуклюже Изгой поднялся на подкашивающиеся ноги, медленно оглядел зал и хрипло прорычал:

— Будьте вы все прокляты!

Затем он повернулся к Совету спиной и, подволакивая ноги, побрел к дальней стене. Когда он был у самой стены, ее каменная поверхность вдруг дрогнула и стала прогибаться перед приближающимся человеком, как будто не желая, чтобы ее коснулся проклятый, а затем с непереносимым скрежетом вдруг разошлась, образовав неровную дыру, с размытыми, исчезающими краями. Изгой скрылся в темной дыре, а спустя несколько секунд дыра медленно… растаяла — стена снова стала прежней, камень, из которого она была сложена, опять казался прочным и непоколебимым!

«Приглашенные на заседание Совета свидетели и стражи могут покинуть зал!» — прозвучала в голове Ратмира мысль Вершителя, и он неожиданно почувствовал в ней… горькую усталость!

Княжич-волк поднялся со своего места и двинулся к выходу. Краем глаза он уловил, что воины-рыси последовали за ним, а два стража, притащившие в зал Извара, двинулись в сторону задней двери.

Оказавшись в вестибюле, Ратмир обернулся. Власт и Тотес шли за ним, причем лицо Власта было странно неподвижным, окаменевшим, а Тотес выглядел напуганным и растерянным. Дважды посвященный волхв остановился и подождал обоих воинов. Власт заговорил первым:

— Я благодарю тебя, волк, за то, что ты отказался от мщения! — Лицо старого воина оставалось неподвижным, только губы едва заметно шевелились, выталкивая слова из горла.

— Меня не за что благодарить… — покачал головой Ратмир. — То, что я сказал, — истина. Извар в самом деле не смог бы меня умертвить, даже если бы напал неожиданно.

В голосе волхва не было похвальбы, в нем звучала странно горькая уверенность, видимо, поэтому лицо Власта вдруг дрогнуло и перестало быть маской, а на глазах Тотеса появились… слезы.

— И все-таки я благодарю тебя! — упрямо повторил старик, и в его голосе просквозила теплота. — Немногие отказались бы от возможности растоптать покушавшегося на них.

Ратмир снова покачал головой, но спорить больше не стал. Вместо этого он поднял правую руку в ритуальном приветствии друга и проговорил:

— Прошу тебя, Власт из стаи восточных рысей, передай мой привет князю Велимиру и его сыну Дерцу.

После этих слов Ратмир выдержал короткую паузу, затем коротко кивнул, повернулся и быстрым шагом направился в свои апартаменты.

Утром следующего дня он видел из окна своего кабинета, как Власт и Тотес покидали университет, отправляясь назад, в свою стаю.

Последовавшие за этими событиями дни и ночи стали самыми странными, самыми необычными в жизни Ратмира. Он вдруг обнаружил, что потерял всякий интерес к своим привычным занятиям! Во время ночных наблюдений звездного неба, всегда требовавших полной сосредоточенности и доставлявших раньше такое удовольствие, княжич вдруг ловил себя на том, что мысли его бродят очень далеко от испещренного яркими блестками звезд неба. Лишь Волчья звезда по-прежнему притягивала его взор и пробуждала в нем прежний интерес к небесной механике… Хотя нет! Не к механике… не к сложным взаимодействиям небесных тел! Он не сразу понял, что его тяга к Волчьей звезде обусловлена не астрономией или астрологией — эта яркая оранжевая искра, блуждающая в небе по своим собственным законам, ставила перед ним совершенно другие вопросы и… не подсказывала ответов. А вопросы эти были слишком далеки от его прежних научных интересов, и потому он даже предположить не мог, где искать ответы на них. Более того, он не всегда мог четко сформулировать эти вопросы!

Спустя неделю, измученный этим своим раздвоением, вымотанный неспособностью разобраться в сомнениях, Ратмир появился в университетской библиотеке. Небольшой читальный зал был пуст — утреннее время в университетской школе отводилось занятиям с наставником. Ратмир, оглядев зал, в котором он давно не был, неслышным шагом двинулся к библиотечной стойке, расположенной у дальней стены, и когда прошел половину расстояния, за стойкой появился невысокий старик, очень похожий на седую, облезлую лису. Княжич-волк невольно улыбнулся — Пилли, дважды посвященный из стаи южных лис, исполнял обязанности библиотекаря уже больше полутораста лет, а поскольку он был родственником Вершителя, злые языки утверждали, что именно Кануг держит старика на этой должности. Ратмир, знакомый с Пилли уже около сорока лет, знал, что тот занял свою должность еще до того, как Кануг стал Вершителем. Но самое главное — этот старый лис великолепно изучил университетскую библиотеку, насчитывавшую более миллиона единиц хранения, и в любое время мог дать ответ на любой вопрос, если только этот ответ был хоть раз где-нибудь записан! А кроме того, Ратмир чувствовал, что этот старик, так по-доброму отнесшийся к нему с первого дня его появления в университете, был, пожалуй, единственным человеком, с которым он мог быть самим собой!

Физиономия старого лиса, узнавшего княжича-волка, расплылась в добродушной улыбке, и когда Ратмир приблизился к стойке, Пилли проговорил:

— Неужели обнаружилось что-то неизвестное молодому волку, и тот решил снова обратиться к старому лису?

Ратмир в ответ грустно вздохнул:

— Обнаружилось… Вот только я не совсем понимаю, что именно обнаружилось…

Левая бровь Пилли удивленно поднялась, голова чуть наклонилась влево, и он внимательно посмотрел в лицо Ратмиру:

— Волк не знает, чего хочет? Волк перестал понимать сам себя? Может быть, волк… влюбился?

Вопросы казались шутливыми, но лицо у библиотекаря было очень серьезно, и потому было ясно, что старый лис действительно озабочен.

Ратмир улыбнулся, хотя улыбка оказалась грустной, и покачал головой.

— Нет, старик, я не влюблен… Я сам не знаю, что случилось. — Он немного помолчал и продолжил, словно бы размышляя вслух: — И вообще, ничего вроде бы не случилось. Я побывал в родной стае, увидел, каким могучим и прекрасным стал Край — это не ирония, он действительно стал могучим и прекрасным. Но вместе с этим что-то исчезло в нем, он стал каким-то… — Ратмир явно не находил слов, чтобы выразить свои ощущения.

Пауза несколько затянулась, но старый библиотекарь терпеливо ждал. Наконец Ратмир продолжил, медленно подбирая слова:

— Этот город стал… двойственным. Он прекрасен своим замком и мощеными улицами, но он убог своими пригородами и слободами. Он горд богатыми княжескими палатами, но он унижен сотнями нищих лачуг, крытых соломой. Он могуч шестью сотнями воинов-волков, но за их спинами тысячи существ, лишенных даже не гордости, а элементарного чувства самоуважения!

И вдруг Пилли опустил глаза и дважды как-то странно кивнул, не то соглашаясь с Ратмиром, не то отвечая своим собственным мыслям.

Княжич-волк замолчал, а библиотекарь, вновь взглянув на него, спросил:

— Так что же ты хочешь найти в библиотеке?

Ратмир пожал плечами:

— Не знаю… Вряд ли можно найти ответ на вопрос, который не можешь сформулировать? Как можно найти ответ на… собственные неясные для тебя самого ощущения?

— Можно… — неожиданно ответил Пилли. — Если ты понимаешь, что именно вызывает в тебе эти неясные ощущения.

— Жизнь… — снова грустно улыбнулся Ратмир. — Окружающая меня жизнь.

— Волк стал взрослым, — вздохнул библиотекарь. — Волка стала интересовать жизнь… люди, а не вещи! Ну что ж, это значит, что тебе, может быть, пора заняться философией.

— Философией? — удивился Ратмир. — Почему?

— Это наука о постижении человеком… мудрости. — Глаза Пилли снова погрустнели. — Но дается она далеко не всем, потому как у каждого человека уже есть свое понимание мудрости. — Он помолчал и чуть тише добавил: — У каждого человека своя… мудрость.

— Тогда что же может дать человеку твоя… философия? — усмехнулся Ратмир.

Библиотекарь улыбнулся в ответ, но его улыбка вышла какой-то… беспомощной.

— Ты прав, волк, большинству она ничего дать не может, большинству она и не нужна. Но для немногих она становится смыслом жизни. — Пилли помолчал, внимательно глядя на Ратмира. — Мне кажется, и тебя она сможет заинтересовать.

— Не знаю… — с сомнением произнес княжич-волк. — И что такое мудрость вообще? И можно ли кого-то научить, как постичь ее?!

И тут, продолжая пристально смотреть на Ратмира, библиотекарь сказал:

— Я дам тебе одну совсем небольшую книгу. Ты сможешь прочитать ее довольно быстро, а потом ты сам скажешь, можно ли научить кого-то мудрости…

Затем, не дожидаясь согласия своего собеседника, Пилли быстро скрылся между книжных стеллажей, рядами стоявших за библиотечной стойкой.

Ждать Ратмиру пришлось довольно долго, судя по прошедшему времени, библиотекарь спускался в подвальный этаж книгохранилища. Когда же Пилли снова появился за стойкой, в его руке был небольшой тоненький томик, переплетенный в темно-серый бархатный переплет. Старик положил его на стойку и легонько подвинул поближе к Ратмиру. Княжич взял книгу в руки и хотел было раскрыть ее, однако библиотекарь остановил его, положив на его руку свою узкую сухую ладонь.

— Эту книгу нельзя читать на ходу, между делом. Нельзя… просматривать! Откроешь у себя, за письменным столом. И… не торопись.

Ратмир с сомнением посмотрел на небольшую книгу, словно сомневаясь в необходимости ее читать, и вдруг почувствовал за своей спиной чье-то напряженное и неприязненное присутствие. Волчий инстинкт требовал немедленно обернуться… выяснить, кто именно появился за спиной, но разум подсказывал, что в университетской библиотеке в присутствии старого книжника вряд ли кто-то будет нападать! Хотя неприязнь во взгляде, давившем на плечи, ощущалась все явственней. Взгляд волка метнулся от книги чуть вправо, вверх и уперся в полированную металлическую пластинку, на которой были выгравированы правила пользования книжным фондом. В полированном металле отражалась высокая, мощная, сутулая фигура в белой хламиде трижды посвященного. Из-под надвинутого на лоб капюшона посверкивали маленькие круглые глазки, уже виденные Ратмиром в малом зале Совета.

Трижды посвященный, словно почуяв, что он замечен, тяжело шагнул вперед, прошуршав подолом хламиды, и странно грубым, словно бы треснутым голосом проворчал, обращаясь к библиотекарю:

— Не хотел мешать вашему разговору, уважаемые, но мне срочно нужен трактат «О камнях» Тирта Четвертого из стаи южных тигров.

Ратмир спокойно обернулся на голос, а Пилли, неожиданно смутившись, опустил глаза и быстро проговорил:

— Да-да, конечно, сейчас книга будет тебе выдана, трижды посвященный служитель Мира…

Библиотекарь снова исчез между стеллажей, а трижды посвященный повернулся к Ратмиру:

— Что понадобилось в библиотеке дважды посвященному волку?

Голос его был спокоен, а вот взгляд из-под надвинутого капюшона продолжал оставаться настороженно-неприязненным… изучающим.

Княжич-волк снова посмотрел на книгу в руке и, пожав плечами, коротко ответил:

— Да, вот, Пилли порекомендовал мне труд по… философии.

— Вот как?! — Взгляд трижды посвященного стал еще более настороженным. Казалось даже, что его круглые глаза вдруг сузились от желания проникнуть в тайные замыслы стоящего напротив волка! — Ты что же, собираешься проходить третье посвящение?!

Ратмир чуть было не качнул отрицательно головой, но в последний миг удержал это непроизвольное движение. Вместо этого он только молча пожал плечами, словно не желая преждевременно обсуждать эту тему, а в его голове мелькнула мгновенная догадка:

«Философия необходима для прохождения третьего посвящения».

Трижды посвященный, не дождавшись ответа на свой вопрос, вдруг улыбнулся и, по-прежнему стараясь говорить спокойно, заявил:

— Если ты готовишься к третьему посвящению, то делаешь это не вовремя и, значит, напрасно: не знаю уж, кто тебе это посоветовал, но Совет посвященных полностью укомплектован, и расширять его состав никто не намерен.

Круглые маленькие глазки буквально сверлили Ратмира, выискивая на его лице ответ на заданный и оставленный без ответа вопрос! Они наполнялись странным, голубовато-зеленым светом, и княжич-волк вдруг почувствовал, что его язык готов заговорить сам, вопреки его рассудку! Правая рука трижды посвященного медленно поднялась, пальцы выпрямились, застыли и медленно двинулись вперед, готовые прикоснуться к его плечу… Ратмир понял, что именно это касание заставит его язык ответить на заданный вопрос, но не мог даже пошевелиться!

— Вот нужная тебе книга, трижды посвященный! — раздался за спиной Ратмира чуть подрагивающий голос библиотекаря.

Глаза трижды посвященного тут же погасли, рука упала вдоль тела, словно ее мышцы мгновенно утратили упругость… Он оторвал глаза от лица Ратмира и медленно повернул голову.

— Ты, Пилли, воистину отличный библиотекарь… — Голос трижды посвященного стал еще более хриплым, неразборчивым. — Никто, кроме тебя, не смог бы так быстро отыскать этот труд, благодарю тебя.

Трижды посвященный взял большой, тяжелый том в коричневом переплете из рук стоявшего рядом с ним старика, как-то неуверенно покачал его, словно проверяя на вес, та ли это книга, а затем медленно развернулся и, неуклюже косолапя, двинулся к выходу из читального зала. Двое дважды посвященных — старик и совсем молодой человек молча — смотрели ему вслед.

Когда дверь скрыла за собой белую хламиду, Пилли перевел взгляд на Ратмира и негромко спросил:

— Что ему от тебя было нужно?

— Он спросил, что я ищу в библиотеке… — так же негромко ответил княжич. — Я ему ответил, что ты порекомендовал мне труд по философии, а он почему-то решил, что я готовлюсь к третьему посвящению, но я не подтвердил и… не опроверг его догадку.

— Он тебя прямо об этом спросил? — удивился библиотекарь.

— Да, — кивнул Ратмир.

— А ты? Что ты ему ответил?

— Я промолчал.

— Понятно… — протянул Пилли. — Сначала Рыкун решил, что ты что-то скрываешь, затем он «догадался», что твой наставник решил тебя подготовить к третьему посвящению, и сделать это тайно, хотя обычно такую подготовку не скрывают. Но самое главное, Рыкун решил, что все это делается в надежде… вывести его из Совета!

— Но… разве это возможно? — изумился Ратмир.

— Прецеденты бывали… — задумчиво кивнул библиотекарь. — Из членов Совета посвященных выводили решением самого Совета… по разным причинам, члены Совета посвященных умирали… порой весьма неожиданно и при неясных обстоятельствах. Но всегда… подчеркиваю, всегда, третье посвящение проходило только тогда, когда в Совете посвященных открывалась вакансия!

— Это я понял… — задумчиво произнес Ратмир.

— Видимо, Рыкун видит в тебе угрозу своему положению, — с едва заметной улыбкой высказал предположение старик. — Теперь он будет следить за тобой и… мешать тебе!

— Но… я его даже не знаю! — пожал плечами Ратмир. — До сегодняшнего дня я и не слышал о нем!

— Ты не слышал о Рыкуне? — в свою очередь удивился библиотекарь. — Странно, Рыкун — это своего рода феномен в университете… да и во всем Мире! Он никогда не отличался какими-то особенными способностями, после первого посвящения его собирались отправить в стаю. Каким образом он уговорил кого-то из трижды посвященных взять его к себе в ученики, никто понять не может, но его наставник смог подготовить этого медведя ко второму посвящению. Кто был у него наставником потом, неизвестно, как это и должно быть, а его Проводником стал Шавкан из стаи западных диких собак. Никто не верил, что Рыкун сможет пройти третье посвящение — слишком уж он был туп, но тем не менее из трех соискателей он один смог пройти его!

— Значит, он более талантлив, чем о нем думали! — пожал плечами Ратмир.

Пилли как-то странно посмотрел на него и, еще более понизив голос, ответил:

— Или кто-то очень умелый помог ему!

Затем, оглянувшись на дверь, библиотекарь, уже громче, добавил:

— Кстати, именно Рыкун принимал твою исповедь. Ты ведь совсем недавно побывал на Столе Истины!

«И еще я видел его глаза во время суда над Изваром! — подумал Ратмир. — Он уже тогда следил за мной!»

В этот момент двери библиотеки открылись, и от порога раздался молодой неуверенный голос:

— Можно мне увидеть библиотекаря?

Пилли и Ратмир обернулись на голос. На пороге стоял совсем еще молодой мальчишка со вздернутым носом, полными, яркими губами, ярко-зелеными, быстрыми глазами под рыжими бровями и с густой рыжей растрепанной шевелюрой.

— Ты, наверное, новичок? — доброжелательно поинтересовался старый библиотекарь.

— Да, четвертый день, как сел на Скамью Познания, — чуть увереннее ответил паренек.

— Значит, ты совсем недавно из дома! — констатировал старик и тут же задал новый вопрос: — И как идут дела в стае южных лис?

— Откуда ты знаешь, что я из стаи южных лис?! — удивился паренек.

— Как же мне не знать, если я сам из этой стаи! — рассмеялся библиотекарь.

— Так, значит, ты — Пилли—пушистый хвост! — радостно воскликнул парень и немедленно перешагнул порог. — Я привез тебе из стаи подарки!

— Сейчас мы с тобой поговорим, — кивнул Пилли, — я только закончу с дважды посвященным служителем Мира!

Парень остановился и с восторженным уважением посмотрел на Ратмира. Тот улыбнулся в ответ и посмотрел на старика.

— Я больше не буду задерживать тебя… — Ратмир улыбнулся, а библиотекарь благодарно кивнул, — как только закончу читать, обязательно приду, и мы продолжим наш разговор о философии.

Старик снова молча кивнул.

Ратмиру стало ясно, насколько велико его желание услышать новости с родины, и потому он, спрятав маленький томик в карман своей темной хламиды, быстро вышел из библиотеки.

Паренек из стаи южных лис проводил его взглядом, а затем, повернувшись к своему родичу, тихим шепотом спросил:

— Откуда этот… дважды посвященный?

— Это — Ратмир, — ответил Пилли, продолжая смотреть в закрытую Ратмиром дверь. — Княжич из стаи восточных волков.

— Он — достойный? — неожиданно спросил парнишка и вдруг покраснел, поняв всю нелепость этого вопроса.

Однако старик ответил на него совершенно серьезно:

— Это один из самых достойных посвященных. Он может очень многое!

Затем помолчал и добавил тихо, словно про себя:

— Он может гораздо больше, чем кто-либо еще.

Книга, которую Ратмир принес к себе в кабинет, называлась «Начала» и не имела автора. Она была очень стара — ее тонкий, хорошей выделки пергамент сильно пожелтел и стал ломким, однако чернила оставались четкими, а крупный, простого написания текст читался легко. Ратмир просидел над книгой весь остаток дня и почти всю ночь! Книга действительно была невелика, так что княжич прочитал ее дважды, а потом… Потом он долго не мог заснуть — в его голове продолжали звучать прочитанные строки:

«Высшей власти достоин тот, кто видит во всех существах себя, и все существа — в себе… Шесть преград на пути к величию — страх, удовлетворенность, лень, болезненность, сластолюбие, привязанность… Удел настоящего правителя — делать хорошее, а слышать плохое… Большинство — зло… Глупец в детстве думает только об отце и матери, в юности — только о возлюбленной, в старости — только о детях. О самом себе он так и не успевает подумать… Что посеяно, то и взойдет… Тот, кто не задумывается о далеких трудностях, обязательно получит близкие неприятности… Молчание никогда не предаст… Кто преследует выгоду, порождает злобу… Жизнь — это движение…»

Утром следующего дня Ратмир поднялся как обычно в самом начале часа Жаворонка. Умывшись и позавтракав, он прошел в свою лабораторию, где его ждали прерванные накануне исследования, и снова почувствовал, что все его занятия как-то поблекли, потеряли свою необходимость! По многолетней привычке он прислушался к себе, пытаясь понять, что именно мешает ему, и в его голове мгновенно всплыло:

«Как много есть в Мире вещей, которые мне не нужны».

Ратмир хмыкнул и подумал:

«Философия… Наука постижения мудрости… Вот только есть ли в этом Мире то, что стоит постигать?!»

Месяцев шесть спустя, когда жизнь Ратмира вошла в привычную, установленную долгими годами ученичества, колею, когда он уже начал забывать подробности своего путешествия на родину, его неожиданно вызвал к себе Вершитель. В приемной Кануга ожидали аудиенции человек шесть, двое из которых явно только что прибыли издалека, однако Ратмира пропустили к Вершителю сразу же.

Кануг сидел за рабочим столом и просматривал какую-то сильно истрепанную книгу. Увидев княжича, Вершитель молча указал ему на гостевое кресло и начал говорить только после того, как Ратмир уселся:

— Ты все еще считаешь извергов опасностью для людей?..

Вопрос был неожиданным для княжича-волка. Мысли о месте извергов в Мире, о том, какое влияние они могут оказать на дальнейшее развитие человеческой цивилизации, по-прежнему волновали его. И занятия философией делали эти мысли еще тревожнее. Но он понял, что вряд ли найдет в этом вопросе единомышленников — слишком прочно вошла в сознание многогранных уверенность в никчемности, глупости и покорности извергов! Поэтому Ратмир ни с кем не делился своими тревогами. Однако, как оказалось, Вершитель не забыл их давнего разговора и теперь ожидал ответа на свой вопрос, внимательно разглядывая лицо дважды посвященного служителя Мира.

— Да, Вершитель, — стараясь говорить ровным, спокойным тоном, ответил Ратмир, — я по-прежнему считаю, что изверги при определенных условиях могут стать очень опасными для нашей цивилизации.

Кануг едва заметно кивнул, давая понять, что ответ Ратмира был им ожидаем, и, откинувшись на спинку кресла, проговорил:

— Остин, член Совета посвященных, отправляется в стаю западных диких собак по делам Совета. Его путешествие продлится около трех месяцев, и я предложил ему взять с собой тебя…

Вершитель замолчал, словно ожидая от Ратмира вопроса. Однако тот не произнес ни слова, предоставляя Вершителю, если тот захочет, самому объяснить свое решение. Кануг после небольшой паузы продолжил:

— Остин едет по густонаселенным областям Мира, и ты сможешь увидеть жизнь гораздо полнее, нежели во время своего путешествия на родину. Я надеюсь, что это путешествие поможет тебе либо найти серьезные аргументы в подтверждение твоего отношения к эрозиобазе, либо пересмотреть твое отношение к… извергам, к их месту в нашем Мире… — Вершитель едва заметно акцентировал слово «нашем», и Ратмир это отметил. — Испроси разрешения своего наставника на это путешествие — я думаю, он не будет возражать. Когда ты вернешься, мы еще раз побеседуем об этой проблеме.

Вершитель снова замолчал, выжидательно глядя в лицо Ратмира, и на этот раз тот заговорил:

— Спасибо, Вершитель, я постараюсь с пользой провести это путешествие.

Но тон, которым это было сказано, был слишком ровным, лишенным эмоций. Оставалось непонятным, действительно Ратмир рад поездке или же он просто соблюдает приличия в разговоре со старшим по рангу.

Кануг кивнул, удовлетворяясь этим ответом, и коротко сказал:

— Можешь идти готовиться к отъезду.

«Значит, Остин отбывает завтра утром», — подумал Ратмир, выходя из кабинета Вершителя, и оказался прав.

Рано утром следующего дня из западных ворот Лютеца выехал небольшой караван. Впереди скакали трое стражников из полка охраны Совета посвященных, за ними двигалась небольшая повозка, запряженная парой белоснежных лошадей, в которой расположился Остин, трижды посвященный служитель Мира. Управлял повозкой старый изверг, личный слуга Остина, а рядом с ней скакал Ратмир. Замыкали караван еще трое стражников. За воротами вольного города Лютеца раскинулись обширные густонаселенные слободы, но слободские постройки возводились достаточно далеко от дороги — так решил Совет посвященных, так что жители пригорода никак не мешали проезжающим.

Было самое начало часа Полуденной лисы, так что поток торговцев, привозивших каждое утро в Лютец провизию, уже иссяк, и дорога была свободна, однако член Совета посвященных не торопился, и его караван двигался медленно. Около часа потребовалось ему, чтобы последние постройки городских пригородов исчезли далеко позади, в поднимающемся над уже прогретым дорожным полотном мареве.

В течение этого часа Остин ехал молча, глубоко задумавшись и не обращая внимания на окрестности. А вот когда по сторонам дороги раскинулись бескрайние поля, прорезанные узкими темно-зелеными посадками плодовых деревьев, он поднял голову и посмотрел на ехавшего справа Ратмира.

«Почему ты не пришел со своими сомнениями ко мне?» — «спросил» трижды посвященный, и в его мысли не было укоризны.

«Я не был готов задать тебе вопрос, наставник, — таким же спокойным и ровным тоном ответил Ратмир. — Мне не хотелось выглядеть в твоих глазах поспешным».

«Но ты поделился своими сомнениями с Вершителем».

И снова в тоне трижды посвященного не было укора или недовольства.

«Нет, наставник, — Ратмир чуть заметно качнул головой. — Свои сомнения я высказал своему брату, когда гостил в Крае, и сделал это под впечатлением огромного числе извергов, живущих в столице моей стаи, и условий их жизни. Об этой беседе стало известно Вершителю — как, не знаю, и он сам завел разговор об этом, когда я вернулся в Лютец».

«Так, значит, Вершителю не удалось развеять твои сомнения?»

Это мысль «прозвучала» уже не так безразлично — в ней чувствовался некий намек на улыбку.

«Нет, наставник, но у меня нет и достаточных оснований для того, чтобы настаивать на своих опасениях».

«Так в чем же суть этих опасений?»

Задавая этот вопрос, Остин смотрел прямо вперед, словно не слишком интересовался какими-то опасениями молодого княжича, но Ратмир хорошо знал своего наставника, уже двенадцать лет руководившего его совершенствованием. Как того требовали обычаи университета, никто не знал имени его наставника, а между тем Остин принял его в число своих подопечных сразу же после того, как Ратмир прошел второе посвящение. Это было не случайно — молодой княжич из стаи восточных волков давно привлек внимание трижды посвященного служителя Мира, к тому же он был в какой-то мере его сородичем — Остин вышел из стаи южных волков. Да и научные интересы молодого волхва были близки Остину. Сейчас ему было интересно узнать, что смутило покой и привычную отстраненность Ратмира, а кроме того, он хотел предостеречь своего подопечного от слишком поспешных выводов.

«Суть? — осторожно „проговорил“ Ратмир, словно пробуя на вкус смысл этого слова. — Суть в том, что… популяция извергов растет в несколько раз быстрее, чем число многогранных. И это несмотря на то, что жизнь их очень трудна и более чем в три раза короче нашей. Очень скоро извергов может стать так много, что опасность будет представлять просто… их численность. Так стоит ли умножать их число еще и за счет уменьшения числа многогранных? Я узнал, что за один только год в моей родной стае под нож подвели четырнадцать человек! И, оказывается, этот год был не самым… жестоким. В других стаях положение не лучше…»

«И потому ты считаешь, что эрозиобазу необходимо запретить!» — перебила «речь» Ратмира мысль наставника.

Это был не вопрос, это была констатация, но княжич не сразу ответил на реплику своего учителя. Последовала невыносимо долгая пауза — в голове Ратмира вихрем проносились мысли:

«Если бы я мог рассказать ему о том, что произошло в моей стае, рассказать историю Вата и… Вотши!! Но этого делать нельзя — мой наставник, при всей широте своих научных взглядов, все равно остается… многогранным и членом Совета посвященных. И услышу я от него то же, что и от Вершителя! Если бы даже я ему все рассказал, не факт, что его это встревожило бы так же, как меня! А потому…»

Он снова «заговорил» тщательно подбирая выражения:

«Нет, наставник, не потому. Главной причиной я считаю необходимость исключить возможность уничтожения лучших многогранных. Уничтожения вожаками их… возможных конкурентов!»

Ответ Ратмира оказался настолько неожиданным для его наставника, что тот поднял голову и пристально посмотрел ему в лицо, как будто пытаясь понять, не шутит ли он. Только после этого в голове у Ратмира возникла его осторожная мысль:

«Твоя мысль — обвинение, и обвинение очень серьезное! А значит, такое обвинение необходимо очень серьезно обосновать!»

«Да, я понимаю, насколько такое обвинение серьезно, — немедленно согласился Ратмир. — А вот обосновать его, к сожалению, практически невозможно!»

«А может быть, это… счастье, что его невозможно обосновать?» — Мысль наставника звучала все так же осторожно.

«Нет, потому и мои сомнения очень тягостны, хотя доказательства их только косвенны».

«Излагай!»

«Наставник знает, что вот уже более двухсот лет в большинстве стай новым вожаком становится сын или внук вожака прежнего? Триста лет назад такое случалось крайне редко — вожаком становился лучший, по мнению всей стаи… человек — мудрец, воин, политик! Наставник знает, что за последние двести лет применение обряда эрозиобазы выросло в десятки раз? Кто-нибудь делал анализ причин, по которым многогранных подводят под нож?.. Кто-нибудь следит за тем, как эти люди жили до своего рокового проступка?!»

«У каждого несправедливо наказанного есть возможность обратиться в Совет посвященных и потребовать правого суда!» — с неожиданной высокомерной ноткой «проговорил» Остин.

«Разве Совет посвященных может вернуть… извергу многогранность? — с горечью ответил Ратмир. — И кто станет слушать какого-то изверга? Или ты думаешь, что Совет посвященных примет сторону лишенного многогранности? Нет, наставник, жаловаться для изверга бессмысленно! И, кроме того, стая сама решает, заслужил ли человек эту кару — Совет не вмешивается в дела стаи! Но скажи, разве трудно подвести неугодного под проступок, особенно если это отважный и… прямой человек?»

Вопросов было задано много, но ответом на них послужило лишь долгое молчание. Наконец, трижды посвященный как-то вяло, без интереса, осведомился:

«Ты собираешься что-то предпринять?»

Ратмир недолго думал над ответом:

«Я собираюсь продолжать познание Мира… Мои сомнения, мои тревоги не свернут меня с пути познания, потому что только познание может указать решение любой проблемы, разрешить любые сомнения».

Чуть заметная улыбка тронула губы старика Остина — он не ошибся в этом юноше!

А Ратмир совершенно неожиданно сменил тему разговора:

«Наставник, можно задать вопрос?»

«Конечно!» — быстро ответил Остин.

«Почему университет никогда не проводил исследований… многогранности. По-моему, это явление нуждается в исследовании и осмыслении — что это такое, каким образом человек поворачивается к Миру разными гранями, почему один может повернуться к Миру двумя-тремя гранями, а другой восемью? — Княжич чуть помолчал и „произнес“ следующий вопрос: — И что происходит с человеком, когда его лишают многогранности?»

И снова последовало долгое молчание. Лицо наставника было недвижным, непроницаемым. Было непонятно, то ли он не хочет говорить на эту тему, то ли просто не знает ответа. Только когда Ратмир уже решил, что ждать бесполезно, Остин вдруг «заговорил»:

«Университет уже проводил исследования многогранности… Еще в самом начале своей деятельности… Тогда Совет посвященных решил, что такая фундаментальная проблема обязательно должна быть детально изучена…»

Тут он снова замолчал, но у Ратмира появилось право на вопрос, и он его немедленно задал:

«И где можно ознакомиться с результатами этих исследований?»

«Это информация закрытая… К ней допускаются только прошедшие третье посвящение…»

«Неужели нельзя хотя бы в общих чертах познакомиться с данными этих исследований?»

Переданная мысль волхва была наполнена возмущением.

И снова на губах трижды посвященного промелькнула усмешка, но теперь его развеселила горячность подопечного.

«Нет. — Мысль Остина была спокойной и доброжелательной. — Решения Совета не пересматриваются. Но я могу кое-что тебе объяснить. В самых общих чертах происходит следующее. В момент „поворота“ человеку становится подвластна сила, которая позволяет заместить тело человека телом зверя… Причем это замещающее тело выдергивается из… другого, не нашего Мира. Разум человека внедряется в это новое тело, а вот мертвые материальные предметы нашего Мира… подчеркиваю — мертвые материальные предметы нашего Мира… не могут воздействовать на это тело — тело зверя, более того, они и контактировать с ним могут только опосредствованно — температурой, освещением, возможно, запахом или звуком, мы же слышим и чувствуем запахи. Другими словами — мы, повернувшись к Миру другой гранью, можем замерзнуть, обгореть, задохнуться, но оружие нашего Мира — металл, мертвое, сухое дерево, камень — не может повредить нам. Наше человеческое тело в тот момент, когда мы повернуты к Миру другой гранью, не стареет и не получает ран. Однако…»

Остин неожиданно замолчал, а затем продолжил осторожно, словно вступил в малоизвестную ему область:

«Дело в том, что на это новое тело может воздействовать такое же или живые существа нашего Мира. Другими словами, если два человека повернутся к Миру своими родовыми или дополнительными гранями, они могут вступить в схватку, используя клыки и когти, и при этом их человеческие тела получат повреждения, аналогичные тем, которые получат „звериные“… вплоть до смертельных. То же самое может произойти при схватке повернувшегося человека с живым существом нашего Мира, но, как ты сам понимаешь, изверг, не имеющий достаточно могучих клыков, клюва или когтей, никогда не сможет причинить вреда человеку, если тот повернется к Миру другой своей гранью».

Несколько секунд собеседники молчали, после чего Ратмир медленно «проговорил»:

«Значит, обряд эрозиобазы лишает человека способности управлять силой, необходимой для „поворота“».

«Именно, — немедленно откликнулся Остин. — Это явление было открыто случайно, как раз при исследовании многогранности, и первым пострадал сам исследователь. И он же дал название этому явлению — эрозия, или разрушение основ, базы способностей человека. Явление это необратимо… поэтому дальнейшие исследования многогранности были запрещены Советом посвященных, а полученные результаты закрыты для всех, кроме триждыпосвященных».

«Но как в таком случае обряд эрозиобазы получил распространение в стаях?!» — удивился Ратмир.

Однако ответа на этот свой вопрос он не получил. Остин неожиданно приподнялся со своего места и, вглядываясь вперед, вдруг проговорил:

— А вот здесь мы обязательно остановимся! На том постоялом дворе просто замечательная кухня!!

Ратмир быстро глянул вперед и увидел, что они въезжают в большую деревню, раскинувшуюся по обеим сторонам дороги. Третий дом с правой стороны действительно был придорожной харчевней с комнатами для проезжающих, о чем свидетельствовала огромная вывеска над воротами. Дважды посвященный волхв недовольно поморщился, но настаивать на продолжении разговора не стал — путь их был неблизким, так что случай возобновить столь интересовавшую его беседу должен был найтись обязательно!

Глава 5

Зима в землях восточных волков выдалась сложная, капризная. Неожиданные оттепели сменялись суровыми морозами, степь покрывалась ледяной коркой, а запасы корма для скота были не слишком велики. Князь Всеслав, ближние дружинники мотались по городкам и селам, по степным кочевьям, следя, чтобы стада и табуны не несли потерь, нерадивых пастухов и табунщиков наказывали плетьми, двоих запороли насмерть! Но к весне удалось подойти почти без потерь. До Всеслава доходили слухи, да и разведка их подтверждала, что у соседей дела обстояли далеко не так благополучно. Особенно бедствовала стая северных медведей — народу в этой стае было немного, территория, располагавшаяся юго-восточнее волчьих угодий, все больше безлесая, и запасов кормов к осени было сделано всего ничего! К весенней капели медведи начали голодать, да и скотины у них осталось не больше половины! Восточные рыси, жившие западнее и севернее, потерь понесли меньше медведей, но и у них было голодно!

Всеслав, ожидая набегов на свои земли, отправил к границам многочисленные заставы, а по деревням и селам разослал досмотрщиков — предстоящие пахота и сев требовали строгого глаза!

За делами князь почти позабыл про извержонка, навязанного ему братом. Вотша не попадался ему на глаза, Скал больше не докучал проблемами своего подопечного, хотя княгиня иногда, в отсутствие князя, интересовалась у Вогнара и Фрома успехами извержонка.

Вотша за это время стал в княжеском замке своим. Никто уже не помнил, при каких странных обстоятельствах попал он в замок, и не интересовался, что он тут делает. Челядь, особенно женщины, любили маленького, шустрого и смышленого мальчугана, готового в любой момент прийти на помощь. Он, когда был свободен от учебы, носил воду на кухню, помогал колоть и таскать дрова, пропадал в замковой конюшне и на скотном дворе, но особенно любил он бывать на ристалище. Приходил он всегда совершенно незаметно, сидел на дальней скамейке тихо-тихо и, не отрываясь, наблюдал за уроками Старого.

Однажды Вотша, закончив послеобеденные уроки, как обычно, пробрался к ристалищному полю. Занятия в это время как раз подходили к концу. Старый, отпустив своих молодых воспитанников, оставил четверых самых нерадивых и еще раз объяснял им особенности постановки руки при косом ударе в фехтовании на мечах. Вотша присел на скамейку и начал слушать. Уже спустя две-три минуты он понял, чего добивался наставник от своих подопечных, однако Старый все снова и снова повторял свои объяснения. Когда же наставник попросил одного из мальчишек показать, как он понял урок, тот просто со всего маха рубанул облегченным под детскую руку мечом по деревянному столбу, изображавшему противника, так что клинок намертво засел в дереве.

— Дубина безмозглая! — завопил старик-наставник, прыгая вокруг незадачливого рубаки, пытавшегося вытащить меч из столба. — Думаешь, раз сила есть, так того и достаточно?! Тебе с твоей головой не меч в руках держать, а камни в карьере ворочать — вот там твоя сила будет соответствовать твоим мозгам! Даже тупой изверг уже давно бы понял, чего я от него хочу!

Десятилетний паренек, и в самом деле крупный для своего возраста, но не слишком сообразительный, вытащил наконец-то застрявшее оружие, вытер вспотевший лоб и пробурчал ломающимся баском:

— Ничего бы никакой изверг не понял… А я делал все, как ты говорил!

— Да! Все, как я говорил! — взвился к небу визг старика. Он крутанулся на одной ноге и вдруг махнул сидящему на скамейке Вотше: — А ну, иди сюда!

Вотша встал и с опаской приблизился к наставнику.

— Ты слышал мои объяснения? — визгливо поинтересовался тот.

Маленький изверг кивнул.

— А ну-ка, покажи руки! — потребовал старик.

Вотша послушно протянул ему руки.

Старый схватил обе его ладони, склонился над ними и забормотал:

— Так… пальцы длинные, ладонь достаточно широкая, кисть узковата и слабовата… ну да это возраст, если постоянно заниматься, года через два окрепнет…

Он крутанул ладони Вотши в разные стороны, так что тот от неожиданности чуть не вскрикнул. А наставник продолжал бормотать:

— Гибкость отличная, а при достаточных тренировках еще разовьется… Так… — Он перевел взгляд выше по руке. — Предплечье… плечо… соотношение стандартное… Мышцы… так себе, а вообще…

Он посмотрел Вотше в лицо и еще раз переспросил:

— Ты слышал мои объяснения?!

Тот снова кивнул и обвел угрюмым взглядом обступивших его маленьких многоликих.

— Как ты думаешь, сможешь ты показать то, что я объяснял?!

Последовал новый кивок.

Старик вырвал у одного из мальчиков учебный меч и протянул его Вотше рукоятью вперед:

— Бери, показывай!..

— Ой, ребята! — воскликнул один из многоликих. — Смотрите, как извержонок сейчас зарежется! — И, обратившись к наставнику, добавил: — Старый, вожак с тебя за извержонка шкуру спустит!

— А если этот извержонок сейчас все правильно сделает, я с тебя шкуру спущу! — взвизгнул в лицо шутнику старик.

Вотша между тем осторожно принял оружие, подержал его в руке, словно бы взвешивая, медленно повел клинком вправо-влево, пробуя инерцию боевого железа, а затем вдруг улыбнулся и направился к учебному столбу. Старый и четверо его воспитанников гурьбой повалили следом, причем молодежь продолжала зубоскалить насчет маленького изверга, но делала это вполголоса, чтобы не раздражать своего наставника.

Вотша остановился около столба, выставил чуть вперед, как показывал Старый, правую ногу, чуть пригнулся и взмахнул мечом.

Несколько мгновений вилась серебристая молния вокруг мертвого дерева, с которого, словно листья с осенней осины, опадали мелкие желтоватые стружки, а затем извержонок под потрясенное молчание многоликих опустил оружие.

С минуту над ристалищем висела тишина, после чего Старый совершенно спокойным тоном проговорил:

— Теперь-то ты понял, тупица, чего я от тебя добивался?

— Нет! — растерянно ответил его нерадивый ученик. — Слишком быстро он это… я ничего не разобрал!..

Старый хрипло выдохнул воздух, со всхлипом вдохнул и рявкнул:

— Все!!! На сегодня занятия закончены!!! Можете расходиться!!!

Многоликих как ветром сдуло с ристалища, а Старый протянул руку за мечом.

— Господин Старый, — дрожащим голосом попросил Вотша, — возьми и меня к себе в ученики. А?

— Я тебе уже говорил, что я никакой не господин, а просто Старый… — заворчал старик и вдруг оборвал сам себя вопросом: — Что ты сказал?!

— Возьми меня в ученики, — едва слышно повторил Вотша, отступая на шаг от старика и с ужасом понимая, что сказал какую-то страшную вещь!

Однако старик не рассердился, не начал орать, вместо этого он взял у Вотши меч и устало побрел к скамье. Усевшись, он указал мальчику место рядом с собой и долго молчал. Вотша, сидя на краешке скамьи, боялся проронить хотя бы звук. Наконец старик, тяжело вздохнув, заговорил:

— Вообще-то запрещения обучать извергов мечному или другому какому бою нет… Просто потому что никому никогда не приходило в голову это делать! Но… зачем тебе учиться владению мечом, с кем ты собираешься сражаться?

Он искоса взглянул на мальчугана и продолжил:

— Насколько мне известно, никто из извергов этим искусством не владеет, хотя оружие многие из кузнецов-извергов делают неплохое. А с людьми сражаться ты все равно не сможешь…

Старик сделал паузу в своем монологе, и Вотша тут же вставил в нее свой короткий вопрос:

— Почему?

— Потому что человек не станет сражаться с тобой, он просто повернется к Миру другой своей гранью, и твое железо ничем не сможет ему навредить… он тебя заклюет, загрызет, порвет на части… Ты беззащитен перед его клыками, когтями, клювом!

Они помолчали, а затем Вотша прошептал:

— Все равно — это так красиво…

Старик всем телом повернулся к маленькому извергу и пристально посмотрел ему в лицо. И Вотша ответил ему прямым, спокойным и в то же время просящим взглядом своих огромных голубых глаз.

— Странно… — с едва промелькнувшей улыбкой сказал старик, — …такой маленький изверг и вдруг понимает красоту боя…

И тут он махнул рукой:

— А! Давай попробуем! Только ты пока что никому ничего не говори, а то меня ребята засмеют, а твой наставник, Скал, еще, чего доброго, прибьет! Только… заниматься будем в княжеском саду, у стены замка. Там есть удобная площадка, и вечером там никого не бывает. Приходи туда… ну, скажем, послезавтра в это же время. Сможешь?

Вотша молча кивнул, и на его лице расцвела счастливая улыбка.

С этого дня начались еще одни, самые любимые и самые тайные занятия маленького изверга, и его жизнь наполнилась смыслом. Довольно скоро Скал узнал о новом увлечении своего подопечного, но отнесся к этому совершенно спокойно, рассудив точно так же, как и Старый, что, раз запрета на такие занятия нет, пусть малец тренируется.

Княжну маленький изверг теперь встречал довольно часто. Лада относилась к нему снисходительно-покровительственно, очень любила подтрунивать над ним и веселилась, когда он смущался. Узнав, что Вотша любит читать, она достала из княжеской книжни и передала ему под большим секретом толстую книжечку в черном кожаном переплете, назвав ее странным, незнакомым для мальчика названием — «куртуазный роман». Книга была написана несколько странным стилем и не очень понравилась Вотше, кроме, пожалуй, стихов, которых в книге было очень много. Вначале он даже не понял, как возможна такая игра словами, а затем очень увлекся этой игрой. Ладе он не сказал, что книга не понравилась ему, но девчонка и сама, видимо, об этом догадалась, во всяком случае, больше она ему книг не приносила.

Узнал извержонок и всех учеников мэтра Пудра, хотя встречался с ними очень редко. Княжеские отпрыски самых разных стай презрительно не замечали маленького изверга и не снисходили до бесед с ним. Кроме черноволосого, косоглазого Юсута — старшего из них. Ирбис почему-то яро возненавидел Вотшу и при каждой встрече давал понять, что готов разделаться с ним. Однажды Вотша подглядел, как княжата занимались на ристалищном поле. Юсут был и сильнее всех, и быстрее. Он хорошо владел коротким мечом, южной саблей, коротким копьем, прекрасно стрелял из лука. Все остальные старались с ним не связываться, и только Сигрд везде сопровождал ирбиса, но держался отстраненно-насмешливо. И Юсут терпел такое отношение, более того, ему, казалось, оно нравилось.

Схлынула весенняя вода, солнце подсушило землю. Как-то раз, когда Старый уехал по княжеским делам из замка и вечерних занятий у Вотши не было, он оказался в замковой конюшне. Ничего необычного в этом не было, «княжий извержонок», как чуть насмешливо называли его конюхи, псари и пастухи, частенько забегал сюда и не отказывался помогать обихаживать лошадей. Но сегодня в конюшне была какая-то странная лихорадочная суета. Вотша постоял в сторонке, пытаясь самостоятельно разобраться, что же, собственно говоря, происходит, а затем, улучив момент, обратился к одному из старших конюхов:

— Дядя Палей, что у вас тут творится?..

Пожилой изверг повернулся на голос мальчика и, увидев Вотшу, улыбнулся:

— Да вот, малец, коней в степь на молодую травку выводим… Первый раз после зимы, да на всю ночь, оттого и суета!

— Дядя Палей! — взмолился мальчишка. — Возьмите меня с собой в степь!! Я вам мешать не буду и все, что скажете, сделаю!

Конюх удивленно посмотрел на Вотшу, а потом пожал плечами:

— Да я не против тебя взять, только вот отпустит ли тебя твой наставник?

— Я сейчас! — воскликнул Вотша и стремглав бросился в ратницкую, где отдыхал только что вернувшийся из поездки к южной границе Скал.

Дружинник еще не спал, возле его кровати собрались человек пять и внимательно слушали рассказ о встрече волчьего дозора с каракалами — незнакомыми раньше степными рысями, пришедшими откуда-то с востока.

Извержонок замер на пороге, не смея перебить говорившего Скала, но тот сам заметил мальчика и, поняв по его виду, что тот очень возбужден, спросил, прервав свой рассказ:

— В чем дело, Вотша?..

— Дядя Скал, можно мне поехать с конюхами на ночь в степь?

Несмотря на свое возбуждение, Вотша высказал свою просьбу спокойно и неторопливо, сохраняя собственное достоинство. Скал улыбнулся мальчишеской выдержке и в свою очередь поинтересовался:

— А кто ведет табун?

— Я… не знаю, — растерялся Вотша, — мне Палей сказал, что если мой наставник отпустит, то он возьмет меня с собой!

— Табун ведут Искор и Медведь… — вмешался в разговор Чермень, здоровенный черноволосый дружинник, старый знакомый Вотши, — …а с ними четверо старших конюхов и мальчишки.

— Медведь? — задумчиво протянул Скал, но Чермень, уловив сомнения своего старшего товарища, вдруг встал на сторону Вотши:

— Да отпусти мальца! Ну что ему Медведь сделает при Искоре да при конюхах?! А мальчишке в замке-то за зиму уж тошно, поди, стало! Пусть прогуляется на воле!

Скал покрутил головой и поднялся с кровати.

— Пошли к твоему «дяде Палею», — проговорил он, направляясь к выходу, и с порога бросил остававшимся в комнате дружинникам: — Я сейчас вернусь…

Когда Скал со своим воспитанником подходили к конюшням, лошадей уже выводили во двор и десятками вели к южным воротам замка. Палея они нашли быстро, тот явно поджидал Вотшу и, увидев подходящего Скала, подбежал и быстро поклонился:

— Будь здрав, господин!

Дружинник строго посмотрел на коренастого, начинающего седеть изверга и строго проговорил:

— Я мальчишку отпускаю… с тобой! — Последнее слово он подчеркнул, так что сразу стало ясно, с кого взыщет Скал, если с Вотшей что-то случится.

Но Палея это не испугало:

— Не сомневайся, господин, с мальчонкой все в порядке будет! И я присмотрю, и господин Искор его в обиду не даст. А ему… — конюх кивнул в сторону Вотши, — …что жеребенку, после зимы по воле побегать надо!

Скал положил свою большую ладонь на белую голову Вотши и строго проговорил:

— В степи не озоруй, от табуна далеко не отходи, Палея слушай, что можешь — помоги!

— Понял, дядя Скал, — кивнул мальчишка, сияя улыбкой во всю физиономию.

Дружинник еще раз взглянул на конюха, кивнул и молча отправился назад, в ратницкую. Палей подхватил Вотшу под мышки и усадил на свою кобылу перед седлом. Затем он занял место в седле и двинулся вслед за последним десятком лошадей в сторону южных ворот.

Табун из четырех десятков лошадей переправили через реку и погнали в зазеленевшую, исходящую легким теплом степь, над которой уже начали носиться мелкие птицы. Впрочем, далеко от реки решили не уходить — травы и здесь пока еще хватало. Двое конюхов принялись разводить костер, а остальные, включая и помощников-мальчишек, разъехались по степи, наблюдая за лошадьми.

Весенняя ночь подошла быстро. Едва солнце скрылось за горизонтом, как подступавшая с востока темнота накрыла примолкшую степь, и даже алая полоса низких облаков, прикрывших западную часть горизонта, не могла долго бороться с наваливавшейся на нее чернотой ночи. Словно из прорвавшегося кошеля по угольно-черному небу рассыпались поблескивающие жемчужины звезд, а повисшая над горизонтом Волчья звезда казалась рассерженным, налившимся кровью Оком Мира… Мира, готового нанести сокрушительный удар… Кому?!

Вотша сидел у костра, наслаждаясь идущим от него теплом, — с приходом ночи в степи заметно похолодало. Над огнем был подвешен большой котел, в котором уже закипала вода, а рядом, присев на одно колено, Палей строгал сушеное мясо. Недалеко, в темной массе замершего в ночи табуна, звонко заржала кобыла. Палей повернул голову на этот звук, перекрывший стрекот цикад, а затем, краем глаза уловив багровый блик восходящей Волчьей звезды, тихо проговорил:

— Ишь… следит…

Вотша, не отрывавший глаз от пляшущих языков пламени, поднял голову и чуть испуганно спросил:

— Кто следит?

— Да вон… Волчья звезда, — кивнул изверг в сторону багровевшей над горизонтом звезды. — Каждый изверг у нее под присмотром.

— Как это? — не понял Вотша.

— Да так… — чуть понизил голос Палей. — Все мы у нее под присмотром. Говорят, далеко на востоке есть земля, где нет многоликих, вот только добраться до нее невозможно, пока эта звезда смотрит с неба! Сбежит кто-нибудь из нашего брата лучшей доли поискать, и в первую же ночь настигнет его погоня волчья! А почему?! Потому что стоит волхву узнать о побеге, как он тут же обращается к Волчьей звезде, и она ему все про беглеца расскажет — кто он, куда путь держит да как быстро передвигается! И даже если он спрячется в самом темном лесу, на самой высокой горе, все равно волки его отыщут!

— А если на коне?! — шепотом спросил извержонок, загораясь странным, горючим азартом. — На коне небось не догонят!

— Догонят… — покачал головой Палей. — И за покражу коня клеймо поставят!

— Клеймо? — с ужасом прошептал Вотша. И чуть помолчав, выдохнул еще тише: — Клеймо…

— Потому и не бежит никто… — проговорил Палей, возвращаясь к сушеному мясу.

Вотша поднял глаза и уставился на явственно посветлевшую искру Волчьей звезды. Она поднялась повыше и потеряла свой тяжелый багровый отблеск, стала привычно оранжевой.

А спустя несколько минут к костру неторопливо подъехал Искор. Соскочив с коня, он заметил у огня княжьего извержонка и, повернувшись к конюху, спросил:

— А малец здесь откуда?

— Господин Скал разрешил ему с нами в степь пойти, — с поклоном отозвался Палей. — Я за ним приглядываю.

— Ну, раз Скал разрешил… — с некоторым сомнением проговорил дружинник.

Затем он сам расседлал лошадь и хлопнул ее по спине, отправляя в табун. Седло он поставил у огня и, присев на него, насмешливо спросил у мальчишки:

— Ну, табунщик, а на лошади-то ты можешь скакать?

— Могу, господин Искор! — быстро ответил Вотша.

— И запрячь сам сможешь?!

Вотша смущенно покачал головой, а ответил вместо него Палей:

— Маловат он еще, господин. Вот через годок-другой все сможет. А с лошадьми у него хорошо получается, слушают его лошади.

— Ишь ты! — откровенно усмехнулся многоликий. — Слушают? Ну, это мы завтра проверим.

Еще один всадник приближался к костру — на темном небе, испещренном звездами, возникла огромная черная тень, и лошадь, словно почуяв дымок костра, громко фыркнула, вплывая в освещенный огнем круг. Медведь грузно спрыгнул с лошади, шагнул к огню и вдруг замер, уставившись на маленького извержонка, притихшего на своем месте.

Искор бросил на Медведя короткий взгляд и фыркнул:

— Ну что остановился?! Садись давай! Или застеснялся чего?!

Медведь не отреагировал на смешок своего товарища. Не сводя маленьких круглых, остро поблескивающих глаз с Вотши, он снова двинулся к костру, но теперь его походка сделалась осторожной, скользящей, как у подкрадывающегося к жертве хищника.

Опустившись на траву с другой стороны костра, полуизверг хрипловато рыкнул, словно прочищая горло, а затем задумчиво протянул:

— А что здесь делает этот… извержонок?

При этом Медведь метнул быстрый взгляд на Палея, но ответил ему Искор:

— То же, что и другие извержата!

— А его наставник знает, где извержонок проводит ночь? — задал новый вопрос полуизверг, снова уставившись пристальным взглядом в Вотшу.

— Знает, знает… — снова ответил Искор, и по его тону можно было понять, что ему надоели эти расспросы.

Однако Медведь не угомонился:

— А вдруг извержонка… затопчут кони? До смерти!

Вопрос был задан совершенно серьезно, даже без намека на улыбку.

Вотша сжался от охватившей его тревоги, а вот Искор откровенно рассмеялся и неожиданно в свою очередь задал вопрос Медведю:

— И как ты думаешь, кому Скал отвернет башку, если с извержонком что-нибудь случится? Тем более что поможет ему в этом сам Всеслав!

Медведь рыкнул что-то нечленораздельное, а затем, словно собравшись с силами, пояснил:

— Я просто спросил…

— Чтобы знать меру своей ответственности, — усмехнувшись, закончил Искор его мысль.

Медведь, наконец, перевел взгляд на огонь и спросил, ни к кому не обращаясь:

— Есть скоро будем?

Палей подхватил накрошенное мясо и метнулся к котлу. Быстро сняв с котла крышку, он смахнул крошево в бурлящую кашу, помешал варево большой деревянной ложкой на длинной ручке и, подцепив малую толику, аккуратно попробовал свою стряпню. Прожевав и проглотив пробу, он удовлетворенно кивнул:

— Почти готово, господин Медведь!

Но полуизверг на это ничего не ответил. Он грузно повалился на бок, упершись левым локтем в землю, и застыл, словно огромный бесформенный камень. Только поблескивающие в свете костра искорки маленьких глаз выдавали в этом «камне» живое существо.

Ужин действительно скоро поспел. Первыми поели Искор и Медведь. Искор съел миску похлебки с мясом, запил ее кружкой сладкого меда, встал и, неслышно ступая, ушел в темноту, в сторону табуна. Медведь неторопливо очистил две миски, прибавил к этому два пирога и кружку горького меда, задумчиво посмотрел на снятый с огня и поставленный рядом с костром котел, цыкнул зубом, а затем вдруг повалился на спину и мгновенно заснул…

В течение всего ужина многоликих Вотша сидел тихо и неподвижно, коря себя за то, что не догадался вовремя уйти от костра. Но когда Медведь уснул, он вздохнул свободнее, а тут как раз Палей протянул ему небольшую миску похлебки и ложку. Вотша быстро поел, выпил предложенного конюхом молока, и тут его самого стало клонить в сон. Палей, словно почувствовав его состояние, расстелил рядом с почти прогоревшим костром одну попону, положил на нее мальчика и прикрыл его другой. Вотша закрыл глаза и услышал едва тихий шепот:

— Спи, малец, утром рано подниму, коней купать пойдем.

Веки у мальчишки опустились, но вдруг перед его закрытыми глазами предстало темное ночное небо, и в окружении россыпи серебристых искр вспыхнула оранжевым, чуть подмигивающим светом Волчья звезда. Вотша невольно снова открыл глаза, но яркая оранжевая звезда никуда не исчезла, она все так же пристально всматривалась в глаза мальчика, словно спрашивая его, не собирается ли он куда-нибудь сбежать, словно предупреждая его о бесполезности такого бегства.

«Я сплю… — подумал мальчишка. — Я сплю и потому не могу видеть никакую звезду, она мне просто снится!»

«Нет! — тихо прозвучало у него в голове. — Я — не сон, я есть на самом деле, я на самом деле слежу за тобой… за всеми извергами. Я на самом деле знаю все, что творится в этом Мире, потому что я видела все, что в нем творилось, я помню все, что в нем творилось!»

«И ты знаешь, что стало с моим прадедом? — неожиданно для самого себя спросил Вотша. — Ты знаешь, как и почему он стал извергом?»

«Я знаю все!» — тихо прозвучало у него в голове, и он вдруг удивился, что у столь страшной и всевидящей звезды такой тихий голос. И, стараясь говорить так же тихо, он спросил:

«А ты расскажешь мне о великом Вате, о моем прадеде?»

Но звезда не ответила. Вместо ожидаемого Вотшей тихого звездного голоса до его слуха донеслось едва слышное шуршание и шепот Искора:

— Заснул мальчишка?

— Да, господин, — так же шепотом ответил Палей. — Напугал его Медведь!

Наступила тишина, и Вотша начал было проваливаться в настоящий сон, но тут снова послышался шепот Искора:

— Да нет! Мальчишка не из пугливых! Мальчишка… не из извергов!

И хотя сказано это было не для поддержания разговора, а как размышления вслух, Палей не удержался от едва слышного вопроса:

— Как это — не из извергов?

— А так! — непонятно ответил многоликий и… замолчал. Теперь уже до сна!

Вотша спал тревожно. Он то снова начинал бессвязный разговор с Волчьей звездой, то вздрагивал и выныривал на самую поверхность сна, и ему казалось, что он слышит тяжелые крадущиеся шаги, осторожно обходящие его неподвижное тело, то абсолютная темнота накатывала на него, и ему мнилось, что он растворяется в этой темноте… Наконец он почувствовал — почувствовал въяве, как тяжелая чужая рука легла ему на плечо и начала осторожно сдавливать его! Он тут же распахнул глаза… и увидел, что ночь отступила. Серый рассвет опустился на землю и заволок ее плотным, тяжелым туманом, глушащим звуки и пахнущим свежей водой. Над ним склонилось лицо Палея, и улыбчивые морщинки собрались в уголках его глаз.

Увидев, что мальчишка проснулся, конюх поднес палец к губам, призывая его к тишине, а затем едва слышно прошептал:

— Поднимайся, пора лошадок купать!..

Вотша откинул согретую его телом попону и сразу же ощутил утреннюю прохладу. Быстро вскочив на ноги, он посмотрел на Палея, и тот, взмахом руки позвав его за собой, растворился в тумане. Извержонок бросился следом, испугавшись вдруг, что конюх исчезнет и он не сможет его отыскать в этом клубящемся белом молоке, но тут же разглядел впереди темное, расплывчатое пятно, покачивающееся при ходьбе. Через пару секунд Вотша был рядом с Палеем и осторожно взял его за руку.

Было непонятно, каким образом конюх отыскал в тумане табун, но минут через десять они вышли прямо к лошадям. Те, почуяв людей, тянулись к ним мордами, и Палей ласково гладил теплые лошадиные ноздри, словно здороваясь с каждым конем в отдельности.

А потом коней купали. Помогавшие конюхам мальчишки, раздевшись, заводили лошадей в воду, те фыркали, вдыхая свежий утренний запах, поднимавшийся от текучей воды, и сами подставляли бока под травяные мочалки.

Вотша, наравне со всеми крутившийся вокруг коней, забыл свои ночные страхи, хохотал от какой-то первобытной, животной радости, бил по воде ладонями, нырял… И вдруг, поднырнув под брюхом у лошади, уперся головой во что-то жестко-упругое, живое. Рванувшись из-под воды вверх, он открыл глаза и увидел прямо перед собой лицо… Медведя! Тот стоял по плечи в воде и, глядя прямо в глаза мальчишке, негромко прорычал:

— Вот так… Раз… — Огромная растопыренная пятерня легла на голову Вотше и чуть надавила сверху. — И нет… извержонка… — Медведь довольно ухмыльнулся и добавил: — А что случилось? Да просто лошадь в воде копытом задела… — Он снова довольно ухмыльнулся и закончил: — Но это было бы слишком просто.

Медведь неожиданно отвернулся от мальчика и неторопливо побрел к берегу, ведя за повод своего коня.

Руки и ноги Вотши двигались самостоятельно, удерживая маленькое тельце на плаву, а его разум оцепенел. В голове колокольным звоном отдавалось только: «Вот так… Раз… и нет извержонка…» Сознание Вотши словно накрыло колпаком понимания, насколько просто можно лишить его, маленького изверга, жизни: «Да просто лошадь в воде копытом задела…»

Его оцепенение продолжалось, наверное, больше минуты, вплоть до того момента, когда над самым его ухом неожиданно раздался голос Искора:

— Медведь, а ты когда обратно на восточную границу собираешься?!

— Князь сказал, послезавтра, после обеда туда обоз пойдет… — рыкнул в ответ полуизверг, — вот я с ним и отправлюсь!

«Медведь уезжает!» — вспыхнуло у Вотши в голове, он резко вдохнул и… захлебнулся! Его руки и ноги отчаянно замолотили по воде, а горло замкнуло судорогой, не выпускающей из легких попавшую в них воду! Перед глазами мальчишки пошли красные круги… и в этот момент чьи-то сильные руки выхватили его из воды и приподняли так, что голова свесилась вниз. В то же мгновение судорога отпустила горло, из носа, изо рта хлынула вода, и кашель заколотил тело извержонка.

— Э-э-э, малыш, да ты и плавать-то толком не умеешь!.. — прогудел над ним голос Искора. — Что ж ты тогда в воду лезешь?!

Вотша судорожно втянул воздух через нос и снова зашелся в кашле, выталкивая из легких остатки воды… Затем снова вдохнул и неожиданно для себя просипел:

— Я… умею…

— Что умеешь?.. — переспросил Искор и слегка встряхнул Вотшу в своих руках, помогая остаткам воды вылиться наружу.

— Плавать… — гораздо разборчивее проговорил извержонок. — Это я просто… испугался.

— Чего ты испугался? — усмехнулся многоликий, вновь отпуская мальчишку на воду.

— Нырнул глубоко… господин, — ответил Вотша и, быстро заработав ногами и руками, поплыл к берегу, беря чуть в сторону, чтобы не вылезти в том месте, где стоял Медведь.

В реку извержонок больше не совался и все время старался держаться поближе к Искору. Глаза его постоянно держали в поле зрения Медведя, хотя тот вовсе не обращал внимания на мальчишку.

Сразу же после купания Вотша вместе с Палеем вернулись в замок — извержонок должен был успеть на занятия, а старший конюх проверить, как подготовлены конюшни к возвращению лошадей.

Двое последующих суток Вотша старался не показываться во дворе замка и уж тем более не бродить по стенам. Он прятался в своей учебной комнате или отсиживался в ратницкой, поближе к Скалу. В середине второго дня он услышал, как во дворе грузятся повозки, кричат возчики и ратники, и скоро под грохот колес по каменным плитам мостовой обоз, направлявшийся в пограничный городок Мурму, двинулся в сторону восточных ворот замка. Мальчишке очень хотелось выглянуть в крошечное окошко учебной комнаты, он хотел убедиться, что страшный Медведь, возненавидевший его по непонятной причине, и в самом деле уезжает из замка. Но Вогнар сидел напротив и внимательно следил за тем, чтобы его ученик не отвлекался ни на что, кроме учебы!

Вечером за ужином Вотша так вертел головой по сторонам, что Скал это заметил.

— Ты кого-то разыскиваешь?.. — спокойно поинтересовался он у своего подопечного.

— Нет… — быстро ответил Вотша и, смутившись, спросил: — А Медведь уехал с обозом?

— Уехал… — все так же спокойно подтвердил Скал, но взгляд его мгновенно сделался пристальным и требовательным. — А что это косолапый урод тебя заинтересовал?

— Он меня… не любит… — уклончиво ответил Вотша, мгновенно решивший скрыть угрозу Медведя.

— И поэтому ты его боишься? — усмехнувшись, переспросил дружинник.

Вотша промолчал, и Скал немного погодя задумчиво проговорил:

— Если бы ты был многогранным, я бы знал, что сказать о твоем страхе, но ты — изверг, и тебе положено бояться… даже такого урода, как этот… полуизверг. И все-таки старайся хотя бы внешне не показывать этого страха, не показывать его хотя бы другим извергам. Иначе тебя будут запугивать все.

И дружинник отвернулся в сторону, словно не желая больше разговаривать с Вотшей.

А месяца через два после этого разговора прямо во время обеда в трапезную ворвался встрепанный Чермень и с порога заорал:

— Скал, Искор, Корзя, Бада, Коготь, быстро к князю!!

Вызванные ратники, не медля ни секунды, выскочили из-за стола и ринулись прочь из трапезной.

Вотша застыл с открытым ртом, забыв прожевать кусок, и растерянными глазами оглядывал спокойно жующих ратников, пока один из друзей Скала не проговорил, глядя мимо него:

— Закрой рот, извержонок, а то потеряешь то, что туда положил!

Мальчишка тут же уткнулся в свою тарелку и принялся быстро жевать, хотя мысли его были далеко от обеденного стола.

Когда он проходил двором, возвращаясь после обеда в учебную комнату, его нагнал Скал. Положив свою большую руку ему на голову, дружинник негромко проговорил:

— Я должен уехать… Ты не скучай, в случае чего обращайся к Черменю — он остается в Крае. Надеюсь пробыть в отлучке недолго, но… — Тут он на секунду замолчал, словно не знал, стоит ли делиться с мальчишкой неприятной новостью, а затем все-таки сказал: — Восточные медведи обложили Мурму… С голодухи, наверное, решились на такое. Надо смотаться туда, образумить косолапых!

Едва заметно погладив белую голову мальчика, Скал повернулся и быстро зашагал прочь.

Вотшин наставник ушел к востоку во главе девяти матерых волков. По дороге им предстояло собрать еще около пятидесяти бойцов, рассеянных по разным городкам и деревенькам — путь до восточной границы был долгим.

Мурма действительно была обложена медведями. Правда, вся стая восточных медведей не собралась: медведь — зверь-одиночка, под вожаком ходит неохотно, но зима и весна выдались тяжелые, медвежьи деревни, и без того немногочисленные, обезлюдели, скотина повымерла. Вот и пошли они в земли соседей, поживиться тем, до чего удастся дотянуться. Пяток деревень были разграблены, волчьи изверги побиты или уведены в медвежьи земли, скотина частью задрана, частью угнана за кордон. Вокруг пограничного городка, стоявшего на крутом, обрывистом берегу быстрой, с темными омутами реки, и обнесенного по широкой дуге невысоким частоколом, бродило до тридцати огромных, не знающих пощады зверей. Они не стояли лагерем, не шли на приступ — они просто стерегли укрывшихся за стенами волков пограничного гарнизона и извергов, успевших перебраться из окрестных деревень в городок. Двенадцать волков гарнизона вполне могли отразить штурм медведей, если бы те пошли на приступ — двое-трое волков вполне могли справиться с любым пришлым шатуном, но на то, чтобы изгнать полевую стаю медведей со своих земель, сил у гарнизона недоставало. К тому же в самом начале медвежьего набега погибло двое ратников из гарнизонной стаи — недавно пришедший с обозом Медведь и самый молодой из волков, впервые попавший под медвежий набег паренек.

Разорванный, погрызенный труп молодого волка притащили в город прибежавшие из дальней деревни изверги, а вот Медведь пропал без вести, хотя трое извергов и рассказывали, что видели недалеко от города, как трое медведей рвали четвертого — пониже ростом и поглаже шерстью. Вожак пограничной стаи, Ворчун, решил, что Медведь погиб.

Медведи, обложившие город, рассчитывали, что гарнизон долго не продержится, запасов в городе было немного, а послать за помощью у волков возможности не было — медведи перехватывали всех, кто выходил за частокол.

Но нападавшие не знали, что Всеславу удалось организовать связную цепочку. Помощник Ворчуна мог послать мысленное сообщение в Вороний лес, верст за пятнадцать от Мурмы. Там, в самой чащобе, на лесной заимке жила волчья семья, охотники за пушным зверем. Вожак этой семьи — одиночка, не желавший перебираться в город, — имел исключительные способности к мыслеречи и передавал полученные из пограничного городка сообщения верст за сорок вожаку заставы в городке Звияге, а оттуда сообщение доходило до Края в течение нескольких десятков минут. Так что меньше чем через сутки после появления медвежьей полевой стаи в окрестностях Мурмы Всеслав узнал о нападении!

Полевая стая Скала уже в первые сутки своего марша выросла до сорока волков, правда, с десяток примкнувших к стае были совсем еще молоды. В Звияге в стаю влились еще двадцать два волка — опытные, надежные бойцы. От Звияги до Мурмы волчьей экономной рысью было около двух суток ходу, места были малонаселенные, так что стая увеличилась всего на шесть бойцов. На седьмые сутки Скал вывел свою стаю, состоявшую из семидесяти с лишним волков, на опушку леса, отделенную от частокола Мурмы всего пятью сотнями метров негустого кустарника и луговой травы. Стая залегла, а Скал вызвал Ворчуна — отсюда он мог связаться с вожаком пограничной стаи напрямую:

«Мы пришли, Ворчун, где твои косолапые дружки обретаются?»

«Скал — ты ли?» — раздалась в голове волка ответная мысль.

«Я, я… — с некоторым раздражением ответил Скал. — И со мной еще семь десятков ребят! Говори, где медведи попрятались!»

«Значится, так… — начал свои пояснения Ворчун. — Четверо и с ними, похоже, вожак полевой стаи в кустах засели прямо напротив воротной башни, метрах в двухстах от частокола. Вправо и влево от них через каждую сотню метров под кустами попрятались еще по паре топтунов — всего шесть сторож. Между ними по одному бродят восемь зверюг, вроде дозора, стерегут, чтобы из города никто не сбежал, а еще с десяток в лесу обретаются — этих мне не видно, но они точно там и связь с вожаком держат!»

«Ясно… — мысленно протянул Скал. — И давно они эти позиции заняли?»

«А вот как с деревеньками покончили, до которых добраться смогли, так и расселись! — зло ответил Ворчун. — Знают, что у нас сил не хватит, чтобы их отогнать!»

«Теперь хватит… — коротко ответил Скал. — Вы из города не вылазьте, мы сами с этими топтунами разберемся!»

Первым делом Скал послал в обход окружающего город леса полтора десятка волков. Их задачей было разыскать прячущихся медведей. Остальных бойцов он разделил на семь неравных отрядов — самый большой, из двадцати волков, он возглавил сам, еще шесть малых стай, по пяти волков в стае, должны были атаковать медвежьи сторожи, а оставшиеся семь волков — отвлекать дозорных медведей, не давая им прийти на помощь атакуемым.

Около часа ушло на то, чтобы скрытно занять удобные для атаки позиции, а затем семь волчьих стай, прячась в густой траве, медленно двинулись к объектам атаки.

«Только бы Ворчун не ошибся с местонахождением топтунов!..» — думал Скал, продвигаясь к широко разросшимся зарослям бузины, поднимавшимся островком над густой, высокой травой. Именно в этих зарослях должна была скрываться головка медвежьей полевой стаи со своим вожаком. Когда до места оставалось метров сорок, далеко справа вдруг раздался раскатистый медвежий рев, а в ответ ему прозвучал долгий, тоскливый волчий вой…

Из зарослей, к которым направлялся отряд Скала, вынырнула огромная медвежья голова и обежала своими крохотными глазками пространство, отделявшее кусты от лесной опушки. Волки замерли в траве, и в этот момент снова раздался медвежий рев, на этот раз гораздо ближе к резиденции вожака медвежьей стаи.

Выглядывавший из зарослей медведь выбрался на траву, неторопливо проковылял чуть в сторону и, встав на задние лапы, посмотрел в направлении продолжавшегося рева. И в этот момент из травы позади стоявшего медведя выметнулось стремительное серое тело. Одним броском преодолев пять разделявших их метров, волк упал на медвежью спину и рванул острыми клыками мохнатый, вздыбившийся загривок!

Медведь негромко рыкнул и мгновенно крутанулся на месте, пытаясь сбросить оседлавшего его волка, однако это ему не удалось. Серый хищник огромным репьем впился в бурую лохматую шкуру и не думал выпускать из клыков свою добычу. Тогда медведь мгновенным броском опрокинулся навзничь!.. Огромная туша рухнула в траву, лапы, вооруженные острейшими трехсантиметровыми когтями, раскинулись в стороны в поисках напавшего зверя, но волк, словно заранее зная маневр противника, уже отскочил в сторону, и, как только медведь оказался в траве, снова бросился вперед, на незащищенное брюхо бурого гиганта!

Атака была неуловимо стремительной… и все-таки волк не успел!! Когтистая лапа метнулась наперерез и в последний момент ударила атакующего волка в бок. Серый покатился по траве, окрашивая ее кровью…

А в это время из кустов уже выбирались еще трое медведей!!

Раненый волк вскочил на ноги, но это его движение было каким-то неловким, замедленным. Атакованный медведь уже перевернулся на лапы и внимательно разглядывал своего противника крошечными, горящими яростью глазками. Волк, постояв секунду, вдруг развернулся и бросился прочь, его правый бок был окрашен темной кровью, а движения стали вялыми и словно бы неуверенными. Медведь, увидев, что его обидчик пытается скрыться, издал глухой, утробный рык и бросился следом. Волк чуть ускорил свой бег, но было видно, что это далось ему с трудом! Похоже, его участь была предрешена.

Трое медведей, вышедших из кустов, — огромные, заматеревшие звери с чуть подернутыми сединой шкурами, спокойно наблюдали за развитием событий.

Расстояние между волком и преследовавшим его медведем быстро сокращалось. Волк пару раз обернулся, как будто прикидывая, хватит ли ему сил, чтобы первым добраться до леса, а затем вдруг остановился и повернулся к преследователю. Медведь, не останавливая своего бега, ринулся на противника, словно желая смести, раздавить его своей массой, но когда до жертвы оставалось не более пяти метров, из высокой травы вынырнули еще два огромных серых хищника и с двух сторон стремительно обрушились на атакующего раненого волка топтуна! Вцепившись в медвежьи бока, волки рванули клыками бурую шкуру, а раненый, казавшийся обессиленным, волк вдруг прыгнул вперед и сомкнул свои стальные клыки на медвежьей морде!!

Бурый гигант оглушительно взревел, поднялся на задние лапы, беспорядочно молотя передними по воздуху, но впившиеся в него волки и не думали отпускать свою добычу. Секунду постояв, медведь рухнул в траву и… замолк. А волки продолжали молча рвать своего прекратившего сопротивление противника.

Все произошло настолько быстро, что трое других медведей в первое мгновение ничего не поняли. Лишь после того как их товарищ повалился под натиском волков, возглавлявший троицу медведь глухо рыкнул, и один из его товарищей бросился на помощь упавшему. Но он не пробежал и двух десятков метров, как на его пути встали четверо волков. Они выросли из травы все сразу, так что медведь оказался окруженным с трех сторон! В ту же секунду из-за кустов, в которых пряталась медвежья четверка, вынырнули еще двое волков и бросились на одного из оставшихся медведей. Тот, мгновенно развернувшись мордой к нападающим, поднял лапу, готовясь к отпору, но волки быстро отскочили и начали медленно обходить медведя с двух сторон. Оба медведя попятились к кустам, но оттуда появилось еще трое волков, отрезая своим противникам путь к укрытию. Медведи остановились и мгновенно перестроились, встав спина к спине! Они, видимо, поняли, что уйти им не удастся, и решили дорого продать свои жизни!!

В этот момент медведь, посланный вожаком на помощь товарищу, был атакован волчьей четверкой, причем волки действовали настолько четко и слаженно, что у косолапого великана не было никакой возможности организовать сколько-нибудь действенный отпор. Непрошло и минуты, как медведь был повален на бок и растерзан!

Двенадцать волков окружили двух оставшихся медведей, но не нападали, а словно бы сторожили каждое их движение. Медведи же медленно кружились, оставаясь спина к спине, и в то же время осторожно смещались в сторону леса.

И тут из-за верхушек деревьев вынырнули четыре огромные темно-серые птицы. Распластав гигантские крылья, ивачи, казалось бы, совершенно неподвижно висели в воздухе, но их мощные тела стремительно приближались к карусели, затеянной волками вокруг обреченных медведей. Вожак медвежьей стаи сразу же увидел новых противников и издал короткий, резкий рык. Его товарищ мгновенно развернулся, так что оба зверя оказались бок о бок, и в следующий момент оба медведя, казавшиеся такими огромными, тяжелыми и грузными, вихрем неслись в сторону леса! Волчье кольцо было прорвано — волки, оказавшиеся на пути бурых гигантов, просто отскочили в стороны, и теперь вся стая преследовала двух своих противников, охватывая их широким полукругом!

Казалось, медведям удастся скрыться в лесу, но летевший впереди ивач накренился, встал на крыло и вдруг сорвался в резкое пике. Огромная птица прекрасно рассчитала удар — в двух метрах от земли она, сохраняя всю инерцию своего стремительного падения, вдруг выровняла полет, и ее когтистые лапы проскочили над самой спиной первого медведя и врезались точно в бок второго. Гигантские крылья ивача сделали всего один взмах, и темно-серое тело снова взмыло в небо, а медведь, с разодранной до самого хребта шкурой, покатился в траву, где его сразу же накрыло двое огромных серых хищников.

Второй ивач упал на свою жертву точно сверху. Удар был настолько силен, что медвежьи лапы подломились, и огромный зверь, сбитый с ног, зарылся в густую траву, в землю. Широченные крылья взметнули птицу вверх, но когтистые лапы, впившиеся в густую бурую шкуру, не оставили свою добычу, словно желая унести ее с собой в небо. И ивачу удалось это — тяжело взмахивая крыльями, он приподнял ревущего в голос медведя метров на пять-шесть и внезапно разжал когти. Огромная туша рухнула на землю и покатилась, как гигантский лохматый шар, ломая кусты, сминая густую траву, дробя собственные кости…

Быстрый, мощный, казавшийся непобедимым зверь мгновенно превратился в рваное, окровавленное месиво… и тем не менее он все еще был жив. Медведь лежал навзничь с вывернутыми самым невероятным образом лапами, из его груди выпирали сломанные ребра, а из распоротого брюха вывалились сизые внутренности. Но глаза его в широко раскрывшихся глазницах бессмысленно обегали окружающее пространство, а из горла вырывалось хриплое дыхание, окрашенное розовой пеной.

Скал подошел к умирающему врагу, встал ему на грудь передними лапами и с хриплым рыком спросил:

— Зачем ты пришел в наши земли и привел своих людей?!

Вопрос был задан вожаком стаи интуитивно, этот набег с самого начала казался Скалу странным, и он хотел рассеять свои сомнения. Нет, Скал не рассчитывал, что вожак медвежьей ватаги расскажет ему о цели этого набега, он рассчитывал на хвастовство, присущее всем медведям. Даже на смертном одре медведь не упустит случая похвастать своим умом, своей хитростью или силой!

В глазах у медведя вдруг появилось осмысленное выражение, последним напряжением воли он остановил взгляд на вожаке волчьей стаи. Взгляд был долгим, но медведь молчал. Скал уже было подумал, что его враг не может говорить или уже не слышал его, но тут вдруг медвежьи губы растянулись в кривой усмешке, и из поврежденного горла вместе с кровавой пеной вырвались едва понятные слова:

— Зачем?.. Так я тебе и сказал!.. Главное — мы получили то, за чем пришли!

Глаза умирающего закатились, и в следующее мгновение искалеченная туша стала таять, исчезать из Мира, а на ее месте появилось изувеченное человеческое тело… мертвое человеческое тело!

Скал отпрыгнул в сторону, а затем долго смотрел на это распростертое в траве тело. В голове его зрело недоумение.

«Они получили то, за чем пришли? Но тогда… что это? Неужели они пошли в набег ради нескольких десятков коров, овец, свиней? Даже в самый великий голод медведи не стали бы этого делать — они прекрасно знают, что Всеслав не оставит такой набег безнаказанным. Никакая добыча не компенсирует последующего ущерба! Но… они получили то, за чем пришли! Значит, это… нечто настолько ценно, что вожак стаи восточных медведей решился послать полевую стаю в набег, обреченный на крупные потери! Так что же это такое?»

Скал сел в траву и, подняв морду к небу, уставился в глубокую равнодушную синь.

«Медведи не пошли в глубь нашей территории, это означает, что их цель находилась совсем рядом с границей… Возможно… Но они разорили несколько деревень и осадили Мурму. Они не ушли к себе, а сидели под Мурмой! Значит, цель их набега находится в Мурме?»

Скал бросил быстрый взгляд в сторону частокола, за которым скрывался городок, и покачал головой.

«Нет… Медведь сказал, что они получили то, за чем пришли! Но в Мурме они не были, значит, „то, за чем они пришли“, находилось не в городке! Так где? В тех разоренных деревеньках? Но что может быть ценного для медведей в нищих деревнях извергов? Или покойник перед смертью хвалился попусту и ничего они не „получили“? Но и в этом случае вопрос „За чем именно послал Воровот своих медведей к волкам?“ остается!..»

Скал снова посмотрел в сторону Мурмы, надо было оставить свои размышления и заканчивать дело с медвежьим набегом.

Поднявшись с травы, он «позвал» своего помощника:

«Коготь, как дела у остальных?»

«Все кончено, вожак, — тут же отозвался волк, державший связь с другими группами волков. — Все медвежьи сторожи уничтожены, а из тех, что хоронились в лесу, уйти удалось двоим — они смогли повернуться к Миру тетеревами и улетели к себе… — Волк мысленно усмехнулся и закончил: — Вот не думал, что такая никчемная грань может пригодиться!»

Однако Скал не ответил на шутку, секунду помолчав, он приказал:

«Передай всем — идем в Мурму».

Спустя два часа вся дружина Скала, за исключением двух десятков дозорных, была в городке. А там их уже ждали — были истоплены бани, накрыты столы. Вожак полевой стаи объявил, что отдых продлится двое суток, после чего, оставив четверых не слишком серьезно раненных волков в городе, стая пойдет… открыто пойдет в земли восточных медведей, мстить за нанесенный восточным волкам урон!

Скал знал, что в стае восточных медведей было около трехсот пятидесяти людей да десятка четыре полуизвергов — сила серьезная и с шестью десятками волков ее не сломить, но проучить медведей, и проучить серьезно, надо!

Однако на следующий день, ближе к вечеру, Скала, ушедшего к пограничной реке, неожиданно «вызвал» Ворчун.

«Скал… — мысль старого волка была странно растерянной, — …я получил сообщение от Всеслава. Пропал какой-то… Вотша! Я не знаю, кто это такой, но князь сказал, что ты в курсе…»

«Что дословно передали от Всеслава?» — перебил его Скал, и мысль его была наполнена такой яростью, что Ворчун от растерянности несколько секунд «молчал». А затем вожак полевой стаи «услышал» следующее:

«Сегодня ночью из замка пропал Вотша. Ушел с табуном на ночь к реке. Конюхи зарезаны, извержонок исчез. Из табуна пропали две лошади, следы ведут на восток. Послать вдогонку некого, обязательно перехвати их на границе».

После этого Ворчун сразу же прервал связь, а Скал уставился в темную, быстро текущую воду, и в его голове частым пульсом билась одна-единственная фраза:

«…мы получили то, за чем пришли!»

Неужели целью медвежьего набега был… извержонок, а медвежья стая просто ждала под Мурмой, когда его доставят из глубины волчьей территории?

Ночи середины лета светлы и коротки. Правда, в эту ночь луна практически не светила — было новолуние, зато звезд по небу было раскидано несчитано!

Вотша уже не в первый раз выехал в степь за Десыню с замковым табуном. С тех пор, как Медведь уехал на восточную границу, он стал смелее, да и разговор с наставником сыграл свою роль — он твердо решил выдавить из себя страх! В этот раз Палей повел уменьшившийся табун на несколько километров дальше — трава в степи начала выгорать, а берега реки около города были объедены скотом извергов.

Стемнело поздно, так что конюхи вместе с помогавшими им мальчиками не только успели искупать коней, но и не спеша приготовить ужин и поужинать. Теперь, лежа у догорающего костерка, четверо мальчишек-извержат завели разговор о многоликих, благо, ни одного из них в этот раз с табуном не было. Вотша помалкивал, хотя общался с многоликими гораздо чаще всех других ребятишек, и они, заинтересованные его молчанием, все чаще поглядывали в его сторону. Но тут к костру подъехал сам Палей, в последний раз объезжавший табун, и, спрыгивая с седла, прикрикнул:

— Не надоело болтать-то? А утром вставать как будете?! Смотрите, кто сразу не встанет, плетью подниму!

Ребята знали, что старший конюх их просто стращает, но разговоры смолкли — не послушаешь, в следующий раз могут в степь и не взять. Вотша перевернулся на спину и долго лежал с открытыми глазами, разглядывая помаргивающие звезды. Глаза у него начали слипаться, но в это мгновение от табуна донеслось конское ржание, а затем странно заполошный топот копыт, словно стреноженные кони шарахнулись от чего-то страшного. Палей приподнялся на локте и прислушался… И снова раздался топот, но на этот раз кони явно шарахнулись в другую сторону.

— Да что там такое? — негромко пробормотал Палей, вставая с травы. — Куда Фаддей смотрит?!

Конюх вскочил на свою лошадь и ускакал к табуну, а Вотша невольно начал прислушиваться к ночным звукам. Сначала было все тихо, и мальчишка начал успокаиваться, затем его снова охватила тревога — слишком долго старший конюх не возвращался. Но когда уже он собирался встать и пойти к табуну, снова послышался конский топот. К костру приближался всадник, и, как сразу же понял Вотша, не один!

Действительно, через минуту к костру подскакали двое. Костер к этому времени уже совсем прогорел, так что лиц всадников видно не было, однако их фигуры, отчетливо видные в звездном свете, насторожили извержонка — они были огромны, а один из всадников показался ему странно знакомым, хотя и не похожим ни на одного из трех конюхов, сопровождавших табун.

Всадники между тем поскакали к костерку, и сразу же раздался низкий, грубый с прирыкиванием, незнакомый голос:

— Ну, который из них?!

Все ребята мгновенно проснулись, подняли головы, но на ноги поднялся один Вотша.

— Да вот он, стоит! — ответил второй всадник, и извержонок с ужасом узнал голос… Медведя!

— Давай его сюда, а остальных кончай! — приказал первый всадник.

Один из всадников прямо с коня прыгнул к Вотше, сгреб его в охапку и буквально швырнул на лошадь, перед седлом своего товарища. Затем он выхватил из ножен длинный кинжал…

Только один из мальчиков успел коротко вскрикнуть. Через минуту обе лошади развернулись и быстрой размашистой рысью направились от реки в открытую степь.

Вотше было неудобно лежать животом на конской спине, но едва он попробовал чуть повернуться, державший его всадник больно надавил широкой ладонью ему на спину и рыкнул:

— Не дергайся, извержоныш, шею себе сломаешь!

Так они скакали до самого рассвета, а когда звезды исчезли с небосклона и темноту ночи стер серый предутренний свет, всадники остановили лошадей. Державший Вотшу здоровяк соскочил на землю, стянул мальчишку с лошадиной спины и, поставив его на ноги, опустился перед ним на одно колено. В лицо извержонку глянули небольшие, круглые глаза под тяжелыми надбровными дугами.

— А ты, извержонок, умен… — прошлепали толстые, чуть вывернутые губы на незнакомом лице. — Даже не пискнул. Вот и дальше молчи да не дергайся, может, и цел останешься!

— Вожак обещал мне его отдать! — раздался рядом знакомый Вотше голос. Он немного скосил глаза и увидел, что в двух шагах от него стоит Медведь и его плоское толстоносое лицо растягивает довольная ухмылка.

— Обещал — отдаст… — кивнул тот, что держал мальчика. — Только сначала сам с ним поговорит. А до тех пор ты его пальцем не смей трогать или станешь… хм… полным извергом. У нас — не у волков, разговор короток, расправа быстра!

Затем они крепко связали Вотше ноги тонким сыромятным ремнем и посадили под высокую осину, а сами принялись ставить лагерь.

Незнакомый Вотше мужик быстро собрал хворост, разгреб палую хвою под огромным полусгнившим еловым пнем и разжег небольшой костер. Медведь в это время снял со своей лошади небольшой мешок и достал оттуда съестные припасы. Над огнем подвесили котелок, и незнакомец принялся готовить кашу, а Медведь подошел к мальчику и, присев напротив, долго его разглядывал. На его физиономии по-прежнему сияла довольная усмешка.

Вотша не мог смотреть на своего похитителя — в его груди волной поднимался ужас… такой ужас, что прерывалось дыхание! Он замер, скорчившись, опустив голову и боясь даже дрогнуть! Наконец Медведь вздохнул и довольно поинтересовался:

— Боишься?

Мальчик продолжал сидеть молча и не шевелясь.

— Боишься?! — с напором повторил Медведь. — Отвечай, боишься?!

— Боюсь… — тихо проговорил Вотша.

— Правильно! — выдохнул Медведь и вдруг тоненько подхихикнул. — Бойся! Ты долго будешь бояться! Твои штаны будут все время мокрыми от страха, и от тебя будет дурно пахнуть… дурно пахнуть страхом! А потом я тебя порву на части… голыми руками… вот этими руками!

У опущенного лица Вотши появились огромные нечистые ладони с шевелящимися толстыми пальцами, украшенными грязными, обломанными ногтями, похожими скорее на когти старого, больного медведя.

И тут Вотша поднял лицо. В глазах его застыли слезы ужаса, но голос прозвучал неожиданно твердо:

— За что?!

— Что — «за что»? — не понял Медведь.

— За что, господин, ты хочешь меня порвать голыми руками? — повторил Вотша. — Что плохого я тебе сделал?!

Несколько секунд Медведь молчал, его узкий лоб под черными, курчавыми, свалявшимися волосами прорезали глубокие морщины, а затем он прорычал:

— За то, что волки смеялись надо мной, называли меня косолапым уродом!

— Но я-то здесь при чем? — со слезами в голосе воскликнул Вотша. — Волки смеялись, а отвечать должен изверг?

Лицо Медведя вдруг страшно перекосилось, и тут Вотша понял, что слово «изверг» для медведя еще более ненавистно, чем для него… чем для любого изверга!

— Раз я не смог достать многоликого, посмеявшегося надо мной, пусть за него ответит его любимый изверг! — прорычал Медведь, вскочил на ноги и быстро отошел к костру.

Через несколько минут второй похититель подошел к Вотше, сунул ему в руки миску с кашей и ложку, а затем молча ушел назад к костру.

Извержонок совсем не хотел есть, его мучил страх, навалилась тяжелая усталость, болело избитое ездой тело, но разум шептал, что поесть необходимо, что надо поддерживать силы, которые еще могут понадобиться! Вотша съел кашу до последней крошки, отложил опустевшую миску в сторону и вдруг почувствовал, что глаза его закрываются сами собой. Он вздохнул и опустил горящие усталостью веки. Уже проваливаясь в сон, он услышал негромкое ворчание незнакомого похитителя:

— А этот… извержонок… храбрый парнишка! Ни криков, ни слез. Интересно, сколько ему лет и кто его воспитывал?!

Проснулся Вотша спустя несколько часов. Солнце поднялось уже довольно высоко, и его лучи, пробиваясь между ветками и стволами деревьев, ярко расцвечивали мох, раскинувшийся толстым упругим ковром, и разбросанные в беспорядке кустики папоротника. Прямо над головой Вотши сверкала широкая сеть паутины, растянутой на нижней ветке дерева.

Сначала мальчик не сразу сообразил, где он находится, но память мгновенно напомнила ему события прошедшей ночи, и на его глаза навернулись слезы. Но на этот раз он плакал не от страха, ему вдруг стало ясно, что все, с кем он был в ночном, сегодня утром уже не проснутся. Для того чтобы увезти его, эти двое без какого-либо сомнения убили шестерых извергов, трое из которых были детьми!

Только через несколько минут Вотша смог немного успокоиться и сосредоточиться на своем положении. Оглядев небольшую поляну, затерянную в лесной чаще и ставшую временным пристанищем похитителей, он увидел, что Медведь спит, раскинувшись на мхе около прогоревшего костра. Второй похититель сидел с опущенной головой и не то дремал, не то о чем-то напряженно думал. Расседланные лошади были стреножены и стояли невдалеке, около большого куста орешника.

Связанные ноги Вотши затекли и онемели, но узел, который он попробовал осторожно развязать, не поддавался — шнур из сыромятной кожи был затянут на совесть. Впрочем, и времени, чтобы как следует заняться путами, у него не было. Стороживший лагерь похититель поднял голову и внимательно посмотрел в его сторону.

Увидев, что Вотша не спит, он бесшумно поднялся на ноги и подошел к маленькому пленнику. Пожалуй, только сейчас Вотша смог его как следует рассмотреть. Это был мужчина очень высокого роста, массивный, с широкими плечами, короткой толстой шеей. Его небольшая круглая голова была покрыта густым темным волосом, в котором просверкивала легкая рыжина. Маленькие круглые глазки внимательно уставились мальчику в лицо, а затем быстро обежали всю его фигурку.

Вотша, не сводивший глаз со своего похитителя, вдруг подумал, что этот многоликий наверняка принадлежит к стае медведей… возможно, даже к стае восточных медведей, которые напали на земли стаи Всеслава! Неожиданно мужчина вытащил из ножен, висевших на поясе, короткий широкий кинжал и, наклонившись, разрезал путы на ногах мальчика.

— Вставай… — коротко приказал похититель, возвращая кинжал на место.

Вотша попытался подняться, но сразу же понял, что ноги его не слушаются. С минуту понаблюдав, как мальчишка безуспешно пытается встать, мужчина наклонился и, подхватив мальчика под мышки, резко поднял его, а затем с неожиданной осторожностью поставил на непослушные ноги.

Когда он отпустил Вотшу, тот с трудом устоял на ногах, но через несколько секунд по ногам побежали быстрые злые мурашки, и они начали чувствовать вес тела. Похититель едва заметно ухмыльнулся, а затем скорым шагом отошел к своей лошади и отвязал от седла длинный витой шнурок. Вернувшись, он обвязал этим шнуром Вотшу по поясу, туго его затянув, а другой конец привязал к дереву. Оглядев мальчика еще раз, он удовлетворенно кивнул и негромко рыкнул:

— Разомни ноги, а то потом придется с тобой возиться!

Вотша немного постоял, а потом, через силу переставляя ноги, медленно побрел вокруг дерева, к которому его привязали. Уже через пяток минут такого моциона мальчишка почувствовал, как его ногам возвращается способность нормально сгибаться и сила. Не прекращая своего движения, он снова принялся оглядывать окрестности.

Лес, состоявший из высоких лиственных деревьев, в основном осин и берез с небольшим включением елей, был на редкость чист и светел. Густые кроны деревьев надежно прикрывали устланную мхом землю от взгляда сверху и в то же время пропускали уже набравшие силу солнечные лучи. Маленькие птицы, невидимые в листве, перелетали с ветки на ветку, только шорохом листьев выдавая свое присутствие.

«Был бы я многоликим… — с тоской подумал Вотша, — …обернулся бы сейчас сорокой или вороном и был бы таков!»

И, словно подслушав его мысли, вдруг снова заговорил многоликий:

— Думаешь, как сбежать? Не выйдет у тебя, извержоныш! Я многогранных путаю так, что они не могут повернуться к Миру иной гранью, а с тобой управиться вообще проблем нет!

Вотша бросил короткий взгляд на многоликого и негромко проговорил:

— Я, господин, знаю, что мне не сбежать. И не надеюсь. Мне только непонятно, зачем я вам нужен? Я же просто изверг!

— Значит, не просто, раз наш вожак послал за тобой, — усмехнулся медведь в ответ.

— А что он хочет со мной сделать, господин? — спросил Вотша, и голос его предательски дрогнул.

— Это, извержоныш, вожак тебе сам скажет!

Медведь отвернулся и, косолапо ступая, направился к костру.

Вотша «гулял» вокруг дерева больше получаса, а затем проснулся Медведь. Приподняв голову, он уставился шальными со сна глазами на шагающего извержонка, а затем вскочил на ноги, словно его подбросила невидимая пружина. С воплем: «Изворот, ты куда смотришь, он же сейчас сбежит!» — Медведь бросился к Вотше. Тот остановился как вкопанный, уставившись испуганными глазами на несущегося к нему Медведя. Полуизверг, не добежав метра три, тоже остановился и только теперь увидел, что мальчишка привязан к дереву. Плюнув в сердцах, он неразборчиво выругался и вернулся к костру, где его приятель уже копошился над разгорающимся огнем.

Многоликие обменялись несколькими резкими, гортанными словами, разом посмотрели на своего маленького пленника и занялись своими делами. Больше до обеда Вотша не слышал от них ни слова. А после обеда они затоптали кострище, присыпали его палой листвой, оседлали лошадей и, посадив мальчика перед седлом Изворота, тронулись в путь. Лошади шли шагом, словно бы всадники никуда не спешили, но, как потом понял Вотша, они просто не хотели засветло покидать укрывший их лес.

Под кронами деревьев пара медведей продвигалась до самого вечера, а когда солнце опустилось за горизонт и по земле начал разливаться вечерний сумрак, они выехали на опушку.

Лошади встали под укрытием последних деревьев, а всадники долго и пристально рассматривали открывшуюся их глазам картину.

В трех-четырех метрах от опушки начиналось поле, засеянное овсом. Его раскидистые метелки поднялись уже высоко и начали желтеть. За полем, на уклоне, похожем на берег речки, виднелись крыши небольшой деревни. Самой речки не было видно, но ее русло отмечали высокие узколистые ивы. Многоликие долго молчали, а затем Медведь пробурчал:

— Я же говорил, надо было взять южнее, по полю поедем — следы оставим!

— Ну и оставим… — в тон Медведю ответил Изворот. — Сам твердил, что Всеславу нам вдогон послать некого, что все у него к северным и западным границам отосланы, так что в наших следах нехорошего? Ну, проехали двое всадников, что, на следах написано, кто именно на конях сидел? Зато считай, часов на двенадцать путь сократили, аккурат к Мурме выйдем, а там нас должны ждать!

Медведь толкнул было свою лошадь вперед, но Изворот быстро наклонился, чуть не сбросив Вотшу с коня, и ухватил лошадь за повод.

— Не торопись, волчий выкормыш, светло еще, а в деревне волки могут быть!

Медведь крутанулся в седле и уперся горящим взглядом в лицо своему товарищу:

— Как ты меня назвал?!!

Голос его пресекся яростным хрипом, но многоликого не испугал.

— Слышал, как назвал! — спокойно ответил он. — Не нравится, после возвращения приму твой вызов, посмотрим, как волки своих… выкормышей учат!

Рука медведя рванулась к мечу, но застыла на полпути. Он шумно выдохнул и… ощерившись в улыбке, прошептал побелевшими губами:

— Подождем!

Было непонятно, что он имел в виду, но они действительно подождали, пока совсем не стемнело, после чего направили своих коней через поле, в сторону от деревни.

Всадники, уносившие Вотшу из родного города, опять скакали, не останавливаясь всю ночь, и даже перекусили, не покидая седел. Утро и большую часть дня они снова провели в лесу, и на этот раз лес был сильно загущен, почти непроходим из-за плотного, высокого подлеска. Таким образом, они продвигались еще трое суток и все это время почти не разговаривали между собой. На рассвете пятого дня оказались в небольшой роще, совсем недалеко от Мурмы.

Расседлав, как обычно, лошадей и привязав Вотшу к дереву, Изворот начал собирать хворост для костра и отошел довольно далеко от лагеря, а Медведь, строгавший своим широким ножом сушеное мясо для похлебки, вдруг воткнул клинок в пень, медленно повернулся и шагнул к сидящему под деревом Вотше.

— А ну-ка, вонючий извержонок, скажи мне, почему князь Всеслав взял тебя в замок?

Вотша посмотрел на полуизверга, и ужас снова начал подниматься в его груди. Он постарался мысленно успокоить себя тем, что они еще не доехали до места назначения и, значит, сейчас ему не может угрожать настоящая опасность, однако доводы разума плохо действовали при виде этого огромного, злобного, жаждущего крови убийцы. Проглотив комок, мгновенно появившийся в горле, мальчик неловко поднялся на ноги и тихо прошептал:

— Я не знаю…

— Ну! — рявкнул Медведь. — Что ты там бормочешь?! Говори громче!

— Я не знаю! — повторил Вотша и, увидев, как вспыхнули яростью глаза Медведя, добавил: — Может быть, из-за моего прадеда.

— Прадеда?! — скривился Медведь. — Да, я слышал эту твою басню! Только Всеслав — не дурак, он не станет возиться с каким-то вонючим извержонком, даже если у того все его предки были вожаками! Ты-то сам — просто вонючий извержонок! — И вдруг, сменив вполне рассудительный тон, взревел во всю глотку: — Говори, какая польза от тебя для Всеслава!

И вдруг голова Медведя мотнулась из стороны в сторону, колени подогнулись, и он как подкошенный повалился в траву! За его спиной стоял Изворот!

Когда подошел второй многоликий, Вотша не заметил, как не заметил этого и занятый допросом Медведь. И именно Изворот ударом кулака уложил на траву своего товарища. Впрочем, удар был не настолько силен, чтобы надолго оглушить Медведя. Он почти сразу же открыл глаза и уставился бессмысленным взглядом на стоящего над ним Изворота. Затем, видимо, до него дошло, кто именно ударил его, и он попытался вскочить на ноги, но был остановлен блеснувшим в руке Изворота мечом.

Острие клинка уперлось в грудь Медведя, и Изворот тихо, со звенящей угрозой в голосе, проговорил:

— Ты что орешь, урод косолапый?!!

Вотше неожиданно стало легко и даже весело, он вспомнил, как почти теми же самыми словами назвал Медведя Скал. Но разговор у многоликих был самым серьезным.

— Нашел место, где глотку драть?!! — продолжил Изворот. — Весь лес волками провонял, под каждым кустом волчья шерсть, а ты орешь, как резаный! Надоело в Мир смотреть, захотел к предкам отправиться?! Так отойди подальше и ори сколько влезет, там тебя ребята из твоей стаи пусть и прирежут! А мне еще извержонка вожаку доставить надо!

Медведь поморгал глазами, и тут Вотша вдруг заметил, как побледнело обычно багровое лицо полуизверга! Он понял, что Медведь… в ужасе!

— Откуда здесь могут быть волки? — хрипло и растерянно прошептал полуизверг, озираясь по сторонам, словно ожидая, что вот прямо сейчас из-за деревьев бесшумно вынырнет волчья стая.

— Я не знаю, откуда здесь волки! — резко ответил Изворот. — Но они здесь… Или были здесь совсем недавно! Так что, если хочешь и дальше сохранять свою полуизвержачью жизнь, заткнись!

— Так что же мы здесь сидим! — вскочил на ноги Медведь. — Давай быстро сматываться к себе, за реку!

— За реку?! — скривился в ухмылке Изворот. — Вот так вот, прямо мимо Мурмы и потопаешь?! Да ты и до берега не доберешься, как твою шкуру на половички порвут! Сиди и не дергайся. И не ори.

— Можно не мимо Мурмы! — не унимался Медведь. — Можно спуститься ниже по течению, там тоже брод есть!

— До нижнего брода два часа конского галопа, да все по открытой местности, — прошипел Изворот. — Думаешь, волки из Мурмы не догонят наших лошадей? Я тебе говорю, надо тихо пересидеть день, а ночью посмотрим, что делать!

Медведь наконец-то сдался. Опустив голову, он побрел к своему пеньку, выдернул нож и спрятал его в ножны. Затем смахнул наструганное мясо в котелок и повернулся к многоликому:

— А хвороста-то ты так и не принес?

Изворот покачал головой:

— Я тебе говорю, сидеть надо тихо-тихо, а ты собираешься костер зажечь?! Да через две минуты здесь будет полтора десятка волков!!

Медведь растерянно заглянул в котелок и поднял вопросительный взгляд на Изворота.

— Так мяса пожуем, — ответил тот на незаданный вопрос. — День-другой и без горячего прожить можно.

Они просидели на крошечной полянке до самых сумерек, а когда начало смеркаться, Изворот снова пошел в разведку. На этот раз Медведь даже не смотрел на Вотшу, ему явно было не до мальчишки.

Многоликий вернулся через час, когда темнота окончательно накрыла лес. Он молча оседлал свою лошадь, поглядывая искоса на Медведя, который торопливо заседлывал свою. Затем Изворот посадил Вотшу перед седлом и привязал его за пояс к луке. Но сам садиться на лошадь не стал, вместо этого он осторожно двинулся сквозь лес, ведя лошадь в поводу. Медведь неслышно следовал за ним.

Выйдя на опушку, Изворот остановился и долго смотрел на видневшийся вдалеке частокол, за которым скрывалась Мурма, а затем двинулся в противоположную сторону, держась под деревьями опушки. Только тогда, когда городской частокол совершенно скрылся в темноте, многоликий решился выйти на открытое место, но не поскакал верхом, а продолжал вести лошадь за собой.

Вотша пытался оглядеться, но почти ничего не видел. Небо над его головой было ясным, звездным, но луна еще не поднялась достаточно высоко, и потому земля тонула в темноте. Он хотел было закричать в голос, надеясь, что гарнизон в Мурме его услышит, но сразу сообразил, что при первом звуке его просто прирежут. Едва заметно вздохнув, он решил подождать до переправы.

Наконец лошадь под ним стала спускаться по довольно крутому склону высокого берега. В воздухе запахло влажной свежестью, а внизу, под ними засверкала отраженными звездами речная вода.

Снизу, от самой воды, Вотша снова разглядел на фоне неба частокол пограничного городка и понял, что кричать было бесполезно — город казался полностью погруженным в ночной сон, ни одного огонька не было видно на его стенах.

Многоликие быстро разделись, уложили одежду на седла и повели лошадей в воду. Изворот не торопился, вел коня осторожно, так чтобы ни плеска, ни шороха не было слышно. Еще у самого берега, когда вода доходила многоликому лишь до колен, конь попытался потянуться к ней губами, но твердая рука Изворота сразу же пресекла эту попытку. Скоро вода дошла коню до брюха, поднялась еще выше… Изворот шел по грудь в быстро текущей воде, но казалось, что никакое течение не сможет сбить его с ног. Минут через двадцать неспешного, осторожного движения перед ними, наконец, показался противоположный, низкий берег.

Выведя коней из воды, похитители Вотши оделись, и Изворот с усмешкой повернулся к Медведю:

— Ну вот, теперь можешь орать, сколько душе угодно!

Полуизверг зло посмотрел на многоликого и… молча отвернулся. Изворот снова усмехнулся и вскочил на лошадь.

Через полтора часа неспешной езды они въехали в небольшую деревеньку. Домов в деревне было не больше полутора десятков, и свет не горел ни в одном из них. Однако Изворот без колебаний направил коня к темным воротам, ведущим к самому, пожалуй, большому дому. Копыта лошадей мягко ступали по дорожной пыли, так что подъехали всадники совершенно бесшумно, и оттого требовательный стук Изворота в запертые ворота прозвучал неожиданно и грозно.

Постучав, многоликий повернулся к своему спутнику и довольным тоном проговорил:

— Отдохнем у старосты как следует, а завтра вечерком в Ветложск тронемся!

Медведь в ответ пробурчал что-то нечленораздельное, а Изворот снова склонился к воротам и заколотил в створку еще требовательней.

Во дворе послышался скрип открываемой двери, а затем раздался испуганный мужской, странно дребезжащий голос:

— Ну, кто там колотится, что надо?!

— Открывай, Парат! — гаркнул Изворот во все горло. — Хозяева приехали!

— Сейчас, господин Изворот, сейчас… — заторопился хозяин-изверг. Стукнул отодвигаемый засов, и одна воротина медленно приоткрылась, давая возможность всадникам проехать во двор.

Не успели они соскочить с лошадей, как староста деревни — старый седой изверг — оказался рядом, суетливо что-то бормоча и хватаясь руками за уздечки. Изворот жестом остановил его и, когда хозяин дома послушно замер, сказал:

— Коней поставишь в конюшню, хозяйке скажешь, чтоб быстро готовила ужин, мальчишку запрешь в нижнем чулане да бросишь ему что-нибудь пожевать! Понял?!

— Понял, — снова засуетился, кланяясь, изверг. — Все понял, господин Изворот!

И, оборотясь к дому, в котором уже засветились окна, он закричал, срываясь на фальцет:

— Пошка, Васка, быстро ко мне!

Хлопнула дверь, и во двор выкатились два молодых парня, одетых в одинаковые порты. Хозяин избы все тем же фальцетом начал отдавать команды:

— Пошка, отведи коней на конюшню, задай овса! Васка, возьми мальчишку, запри его внизу, в чулане, потом отнесешь ему поесть… Да не забудь, я проверю.

Один из парней быстро подхватил уздечки и повел лошадей в глубь двора к видневшемуся там невысокому сараю. Второй снял Вотшу с лошади и, не выпуская мальчика из рук, направился к дому. Сам хозяин семенил рядом с многоликими, безостановочно бормоча:

— Щас, господин Изворот, ужин будет на столе, у хозяйки моей все готово… И баню, если прикажете, можно истопить, а если хотите, завтра с утра…

Изворот приостановился, внимательно посмотрел на семенившего рядом изверга и с ухмылкой спросил:

— Чтой-то ты, Парат, суетишься или вину какую за собой чуешь?!

— Да какая вина, господин! — воскликнул изверг, но голос у него вдруг пресекся, он странно засипел, однако, быстро кашлянув, попытался продолжить: — Какая вина! — И снова захрипел, закашлялся, на глазах его показались слезы.

Изворот, продолжавший внимательно наблюдать за хозяином дома, пожевал губами и каким-то одеревеневшим голосом проговорил:

— Ладно, вины твои завтра разберем… — И снова двинулся к дверям дома.

Парень, несший на руках Вотшу, войдя в дверь, сразу свернул налево, прошел коротким коридором и, толкнув низкую дверь, поставил его на порог темной комнатки.

— Проходи, вон там кровать есть… — проговорил он мягким, чуть дрогнувшим голосом и закрыл за мальчиком дверь. В комнате сразу стало темно. Вотша осторожно двинулся в указанном направлении и через три шага коснулся вытянутой рукой грубого тюфяка, постеленного на грубо оструганных досках топчана. Он сел на тюфяк и замер, прислушиваясь к тому, что происходило в доме.

А многоликих хозяин провел в главную горницу, посреди которой уже стоял накрытый чистой скатертью стол, и хозяйка — чистенькая, опрятная немолодая женщина — споро выставляла закуски и напитки.

Медведь быстро прошел в комнату и уселся за стол, окидывая жадным, голодным взглядом выставленную хозяйкой снедь. Старик с криком: «Ну, какую ты посуду поставила!» — бросился к стоявшему между окон буфету и начал доставать дорогие оловянные кубки и двузубые резные вилки из зуба морского зверя. А Изворот остановился в дверном проеме и прищуренным глазом оглядел комнату. Ничего необычного в этой хорошо ему знакомой комнате не было, однако суетливость хозяина все больше ему не нравилась. Хозяйка казалась привычно скованной и напуганной, но странно поблескивающий взгляд, который она бросила на своих гостей, тоже насторожил многоликого.

Изворот медленно прошел к столу, но садиться на почетное место не торопился. Рука его скользнула к поясу и легла на пряжку ножен меча, словно он собирался отстегнуть оружие. В этот момент из-за двери просунулась голоса Пошки, и он чуть хрипловато доложил:

— Кони в стойлах…

Изворот поманил парня пальцем и, когда тот вошел в горницу, поинтересовался:

— Ты никого на улице не видел?

— Господин, — неожиданно воскликнул хозяин дома, раскладывавший приборы на столе, — ну кто сейчас может гулять по улице?! Ночь же на дворе!

— Ночь на дворе… — медленно, задумчиво проговорил Изворот и вдруг заметил, как хозяйка снова метнула в его сторону быстрый горящий взгляд.

Многоликий отодвинул стул с высокой спинкой, сел на краешек и с усмешкой спросил:

— Ну, а где твои дочки, Парат? Старшая-то, говорят, совсем красавицей стала… как ее мать?!

Старик вдруг замер, словно впал в ступор, но тут вдруг заговорила хозяйка:

— Дочек моих, господин, увели…

— Кто увел? — нахмурился Изворот и про себя подумал: «Так, может, это и есть причина их странного поведения? Может, они просто о дочерях горюют?»

— Многоликие увели, господин, — ответила хозяйка. — С волчьего берега возвращались, к нам заглянули и… увели.

— С волчьего берега? — делано удивился Изворот. — А что они там делали?!

— Мы не суем нос в дела многоликих, господин… — заговорил наконец Парат. — Нас эти дела не касаются.

В этот момент хозяйка поставила на стол большую корчагу с брагой и низко поклонилась:

— Кушайте, господа!

Медведь немедленно налил себе в бокал браги, выпил и потянулся к закускам, к мясу. Изворот, напротив, к бражке не прикоснулся, а, наложив себе на тарелку студню, принялся есть его с капустным пирогом.

Минут пять многоликие молча ели, а затем Изворот снова обратился к хозяину дома, стоявшему чуть в стороне от стола и со странной, неподвижной улыбкой на лице наблюдавшему за трапезой многоликих:

— Что-то Васка твой не идет… Устроил он мальца моего?

— Устроил, господин, не сомневайся! — заверил его Парат. — А сам, наверное, на кухне… Ты ж велел мальчишку накормить, вот он и пошел за съестным!

Через полчаса многоликие насытились, да и Изворот немного успокоился. Как только гости отвалились от стола, хозяин подал голос:

— Покои для вас, господа, приготовлены, если хотите, я вас провожу!

— Сначала приведи своего Васку… — лениво проворчал Изворот, — пусть скажет, как моего извержонка разместил!

Медведь тоже хотел было что-то сказать, но под тяжелым взглядом своего товарища промолчал.

Изверг кивнул:

— Сейчас господин… — и выскочил из комнаты.

Минуты через две он вернулся, толкая впереди себя своего младшего сына. Парень остановился у порога и исподлобья взглянул на ужинавших гостей.

— Ну! — рявкнул Изворот и покосился на Медведя. — Как наш извержонок?

— Запер я его, как ваша милость приказали, — хрипловато проговорил Васка. — В нижнем чулане… Хлеба с молоком дал.

— И что он сейчас делает?! — Тон Изворота немного помягчел.

— Откуда мне знать! — пожал плечами парень. — Спит, наверное. Что ему в темноте-то делать?!

— Почему в темноте? — переспросил Изворот.

— Так я ему огня не оставил, — снова пожал плечами Васка. — Дал еды и дверь запер!

Многоликий с минуту помолчал, о чем-то раздумывая, а затем кивнул:

— Хорошо, можешь идти!

Парень тут же юркнул за дверь, а Изворот повернулся к Парату:

— Спать мы будем вместе, в этой комнате!..

Медведь бросил удивленный взгляд на своего товарища, но промолчал. Зато хозяин сразу как-то засуетился:

— Но-о-о… Господин, в этой комнате и кроватей-то нет, и не протащить их сюда!

Он растерянно развел руками, но Изворот только усмехнулся:

— А ты брось прямо на пол пару перин, с нас и довольно будет!

Хозяин с хозяйкой переглянулись, а затем двинулись к выходу из комнаты. И только у самого порога Парат оглянулся и с поклоном произнес:

— Сейчас будет сделано, господин!

Хозяева вышли из горницы, и Медведь сразу же заворчал:

— Ты что это выдумал, спать в одной комнате?! Сам же говорил, надо отдохнуть как следует!!

— А тебе для отдыха нужна отдельная комната? — усмехнулся в ответ Изворот.

— Отдельная комната и отдельная баба, — раздраженно проговорил Медведь. — А еще лучше — две!

— Две… комнаты?! — издевательски ухмыльнулся Изворот. — Ну ты, волчий выкормыш, не извергини сын, а прям княжич! Тебе кем Всеслав приходится?

— Все, хватит! — Медведь вскочил со своего места, едва не опрокинув стол. — Я больше не намерен терпеть твои шуточки! Мы будем драться прямо сейчас, я хочу посмотреть, каков ты медведь на деле: выстоишь ты против «волчьего выкормыша» или только на язык остер!

— Ишь ты, разошелся, — снова ухмыльнулся Изворот, не трогаясь с места. — Я смотрю, тебе б только лапами махать, а головой работать ты не привык!

Он помолчал несколько секунд, рассматривая разъяренную физиономию полуизверга, а затем заговорил серьезно, убрав свою усмешку:

— Ты, полуизверг, если будешь так пылить, и недели в нашей стае не проживешь! Подумай, кто ты такой!!

— Я знаю, кто я такой! — проревел в ответ Медведь, но Изворот только покачал головой, и на лице его отразилось явное презрение.

— Ты — никто, и имя твое — предатель, — жестко проговорил он, и Медведь застыл с открытым ртом и выпученными глазами. А Изворот продолжил все тем же жестким, презрительным тоном: — Ты полуизверг, предавший свою стаю, и кто тебе поверит в стае новой? Так что заткнись и засунь подальше свою гордость — ты еще очень долго будешь «волчий выкормыш», недоделок и… предатель! Может быть, всю оставшуюся жизнь… Хотя, что там — всю жизнь? Жизнь твоя может оказаться очень короткой!

Изворот отвернулся и, плеснув в свой бокал бражки, принялся медленно ее потягивать. С минуту в комнате царила тишина, а затем Медведь, медленно опустившись на свой стул, растерянно проговорил:

— Но… князь Воровот говорил, что я — настоящий восточный медведь, что я должен вернуться в свою родную стаю… Что я буду героем своей родной стаи…

— Князю и волхву стаи зачем-то понадобился волчий извержонок, а для того, чтобы его добыть, надо было найти предателя в стае восточных волков… Вот тебя и нашли… «настоящего» медведя и «героя». А чтобы ты почувствовал себя «настоящим» медведем и «героем», князь и волхв могли тебе наговорить и пообещать все, что угодно! А вот сейчас, когда дело сделано, разговор пойдет другой и ты узнаешь свою истинную цену! Так что я совсем не насмешничаю, я указываю тебе твое настоящее место в твоей «родной» стае! Привыкай!!

И снова на пару минут в комнате воцарилась тишина. Медведь медленно протянул руки к корчаге, поднес ее к губам и сделал пять тяжелых крупных глотков. Затем очень аккуратно вернул посуду на место, посидел неподвижно еще пару минут и так же медленно поднялся с места. Постояв, словно бы не зная, что делать дальше, он вышел из-за стола и двинулся к выходу.

— И далеко ты направился? — бросил ему в спину Изворот.

— На двор… — не оборачиваясь, ответил полуизверг. — Свежим воздухом хочу подышать!

Выйдя из горницы, Медведь прошел коротким коридором, отодвинул щеколду и толкнул тяжелую входную дверь. На крылечке он облокотился на перила и уставился невидящими глазами в темное, усыпанное звездами небо.

«Значит, так… — бессмысленно звенело в его голове. — Значит, так… Значит, так…»

В глаза ему брызнулооранжевым светом, и он невольно вздрогнул. Волчья звезда, чуть подмигивая, смотрела ему в лицо своим оранжевым глазом. Медведь, не отрывая глаз от оранжевого блеска, медленно сошел по ступеням крыльца на землю, сделал несколько шагов навстречу насмешливому оранжевому сиянию и глухо прорычал:

— Будь ты проклята, оранжевая тварь! Будьте вы прокляты…

Он не договорил, кого именно проклял, тяжелый, глухой удар по голове оборвал его проклятие!

Когда, спустя несколько минут Медведь пришел в себя, он обнаружил, что лежит в густой невысокой траве лицом вниз, его завернутые за спину руки скованы в запястьях и привязаны металлической цепью к лодыжкам… А по обоим его бокам молча стоят два волка!

Как только Медведь вышел из комнаты, Изворот поставил бокал на стол и, глядя на закрытую дверь, выплюнул:

— Вот и кончился герой!

Затем он медленно потянулся и спокойным, добродушным тоном добавил:

— Ну, что ж, теперь и отдохнуть можно…

Он оглядел комнату, и в голове у него промелькнула усмешливая мысль: «Чтой-то Парат со своей старухой долго не идет… Старуха-то, лет двадцать назад, сладка была!»

Он довольно улыбнулся своим воспоминаниям и потянулся за сладким пирожком, но в этот момент дверь вдруг резко распахнулась, как от удара ногой, и в комнату вихрем ворвались шесть крупных, матерых волков, а следом за ними четверо здоровенных дружинников. Волки мгновенно окружили стол и замершего на своем месте Изворота, дружинники разбежались по углам, и в комнату вошел еще один человек — высокий крепкий мужчина с мечом в руке. Остановившись в дверях, он сурово посмотрел на сидящего Изворота и коротко выговорил:

— Медведь из стаи восточных медведей, предлагаю тебе сдаться, иначе ты будешь лишен жизни!

Изворот сразу понял, что сопротивляться бесполезно, что стоит ему сделать одно неверное движение, и он будет растерзан в клочья. Однако сдаться без хоть какого-то сопротивления он тоже не мог. Поэтому, не вставая с места, он медленно положил ладони на стол, нахмурил брови и гневно произнес:

— Волк, как смеешь ты предлагать мне плен, находясь на землях медведей? Ты не боишься суда Совета посвященных?!!

— Нет, я не боюсь суда Совета посвященных! — с усмешкой ответил Скал. — Двадцать шесть медвежьих трупов лежат на леднике Мурмы. Медведи эти убиты во время набега на земли восточных волков. Труп вожака вашей полевой стаи и его помощника отправлены в Край, так что вы можете подавать жалобу в Совет! Наш набег всего лишь месть за наши уничтоженные деревни!! А тебе, Изворот, еще предстоит объяснить, зачем ты выкрал извержонка нашей стаи!

— Вы это никогда не… — тут Изворот замолчал, не закончив фразы. Он понял, что окажется в плену и не сможет помешать волкам провести над собой обряд исповеди! И тогда никаких доказательств больше не понадобится!

Секунду он молчал, а затем медленно поднялся со своего места, отстегнул пояс, на котором болтались меч и кинжал, и, бросив их на пол, кивнул:

— Хорошо, я сдаюсь…

Он ожидал, что его начнут спрашивать об извержонке, но волчий вожак только молча кивнул. К медведю с двух сторон подошли дружинники, быстро его обыскали и, связав ему руки за спиной, встали по бокам. После этого в комнату зашли Парат и его жена, а следом за ними появился еще один дружинник, ведя за руку извержонка.

Увидев старосту, Изворот ощерился в хищной усмешке:

— Значит, Парат, это ты меня волкам продал? Ну-ну, посмотрим, как ты под долгой плетью извиваться будешь, сколько твои дочери медведей ублажат, прежде чем подохнут от… любви!!

— Нет, Изворот, — неожиданно усмехнулся вожак волчьей стаи, — тебе не удастся пройтись по его спине долгой плетью! — И, повернувшись к своим волкам, скомандовал: — Деревню спалить, скот и способных к работе извергов увести в наши земли, остальных — уничтожить!

Парат, до того молча смотревший в пол, вскинул взгляд на Скала, и вдруг его ноги подкосились. Упав на колени, он пополз на карачках в сторону волчьего вожака, бессвязно выкрикивая:

— Господин! Ты же обещал! Ты же мне обещал пощадить деревню! Я же все сделал, как ты сказал, господин!

Скал брезгливо смотрел на старого изверга, а когда тот подполз почти к самым его ногам, пнул его сапогом в бок и спокойно ответил:

— Изверг, я ничего тебе не обещал! Я сказал, что если ты все сделаешь, как надо, я, может быть, вас пощажу! Может быть! И я вас щажу, я оставляю большинству из вас жизнь, а остальным дарую легкую смерть! Или ты мне не благодарен, что я спасаю тебя от долгой плети твоего прежнего господина? К тому же твои дочери родят волчат! И ты еще не доволен!

Старик, опрокинутый ударом сапога на бок, вдруг как-то сразу затих, зато заговорила его жена. Она негромко, но со страшным отчаянием в голосе произнесла:

— Будьте вы все прокляты! Все многоликие, какие вы только ни на есть в этом Мире! И пусть вашу Волчью звезду погасит великое небо!

Стоявший рядом с женщиной дружинник коротко взмахнул клинком, обрывая ее слова, и она рухнула на пол, заливая тряпочные половички своей кровью!

И тут Скал заметил, как за всей этой сценой, широко распахнув свои голубые глаза, наблюдает Вотша. Он переводил взгляд с распростертой на полу женщины на стоявшего со связанным руками Изворота, со своего похитителя на скорчившегося старика… Наконец его взгляд остановился на лице Скала, и тому показалось, что в глазах его воспитанника бьется некий страшный, неразрешимый вопрос!

Скал шагнул к Вотше и поднял его на руки.

— Это война, малыш, — глухо произнес дружинник и, секунду помолчав, повторил: — Это война!

Больше двух недель полевая стая Скала разоряла и жгла приграничные деревни и городки восточных медведей. Шесть десятков опытных воинов, половина из которых обернулась к Миру родовой гранью, прошли по земле топтунов огненным смерчем, сметая постройки, сжигая посевы и покосы, угоняя весь скот и работоспособных извергов, подавляя любой намек на сопротивление. От них нельзя было спрятаться или убежать, от них нельзя было откупиться, их нельзя было остановить. Ночью волки окружали обреченную на уничтожение деревню или городок, а рано утром невдалеке от околицы слышался долгий, заунывный волчий вой. Как только этот вой стихал, с двух сторон в селение врывались всадники и начинали методично обшаривать каждый дом, каждый сарай, каждый погреб. По деревне или городку катились рев и блеяние скота, визг и вопли насилуемых извергинь, хрип убиваемых извергов — тех, кто посмел оказать хотя бы малейшее сопротивление, попытался защитить своих жен, дочерей, малолетних детей. Вал этих страшных звуков медленно катился в сторону центральной площади, на которой неподвижно, словно некий высший судия, высился всадник на огромном вороном жеребце. Именно он, этот всадник, вожак полевой стаи восточных волков, решал судьбу захваченного селения и участь его жителей. Правда, решение это не отличалось разнообразием — скот и те изверги, что могли еще работать, угонялись на земли восточных волков, ценный скарб увозился, а все остальное сжигалось на месте.

Жители захваченных селений знали свою участь и потому взирали на вожака захватчиков с угрюмым безразличием, зато вид второго всадника, не отстававшего от вожака ни на шаг, возбуждал в них странную тревогу, а порой непонятный ужас. На небольшой, но резвой лошадке к боку неподвижного вороного жеребца жался мальчик-извержонок, одетый в темно-серую замшевую куртку и такие же штаны. Его широко открытые глаза внимательно следили за всем происходящим вокруг, словно впитывая в себя, навсегда запоминая происходящее. Ничем не прикрытые, отросшие почти до плеч белые волосы странным ореолом обрамляли его голову. Иногда он поднимал свои огромные глаза к вожаку, тот, нарушая свою неподвижность, наклонялся к мальчугану, и извержонок шептал что-то ему на ухо. И тогда случалось чудо — какой-нибудь старый изверг, или беременная извергиня, или маленький, обессиленный ребенок оставались… в живых. Слух об этом странном, непонятном извержонке катился впереди волчьей полевой стаи и своей невозможностью, своим противоречием всем правилам жизни в этом жестком, беспощадном к извергам Мире наводил на них ужас!! Никто не мог понять, зачем маленькому извержонку оставленные в живых по его выбору изверги, а непонятное страшило больше привычного… ожидаемого!

На шестнадцатые сутки волки ушли за пограничную реку, отгородившись от страны восточных медведей кроме текучей воды еще и полосой выжженной земли. В этой «войне» волки потеряли убитыми шесть человек, а потери медведей никто не считал!

Еще два дня спустя Скал, оставив в Мурме тридцать волков, вернулся с остатками полевой стаи в Край. Вотша ехал рядом с наставником на своей небольшой шустрой лошадке. За три последние недели он сильно подрос, из его глаз навсегда ушел страх, а сами глаза стали… светло-серыми с темными ободками вокруг радужной оболочки! И уже никогда больше не изменялись!

Глава 6

Ратмир узнал о похищении Вотши через три недели после происшествия. Всеслав, послав сообщение Скалу, тут же отправил гонца в Лютец к брату, в надежде, что тот сможет чем-то помочь в возвращении извержонка. Гонец задержался в пути, так что, когда он прибыл в Звездную башню, Скал уже нашел и Вотшу, и его похитителей. Однако Ратмир не знал, что извержонок в безопасности, а потому в тот же вечер договорился со своим наставником о поездке в Край и попросил аудиенции у Вершителя. На следующее утро он был принят Канугом.

Когда Ратмир попросил разрешения снова отправиться на родину, Вершитель не без удивления переспросил:

— Ты снова желаешь посетить свою стаю?! Странно! Ты прожил в университете сорок лет, прежде чем решил навестить родину в первый раз, а теперь не прошло и года, как ты снова желаешь отправиться в Край. — Он, прищурившись, посмотрел на дважды посвященного волхва. — Может быть, у тебя появилась там… любимая?!

— Нет, Вершитель, — спокойно ответил Ратмир. — Я получил известие от брата. Он просит приехать для решения некоторых семейных проблем.

— Ну что ж, раз тебя просит приехать брат, я не возражаю, — кивнул Кануг. — Надеюсь, что… «семейные проблемы» не задержат тебя слишком долго!

— Нет, Вершитель, я предполагаю вернуться в течение двух недель!

Кануг махнул ладонью, отпуская княжича, и тот с молчаливым поклоном удалился. В тот же вечер Ратмир, повернувшись к Миру родовой гранью, отправился в путь. Его сопровождал лишь гонец Всеслава.

Два волка без приключений добрались до Края всего за шесть дней. Вотша уже был в замке, но Всеславу некогда было заниматься извержонком — он готовился к встрече послов стаи восточных медведей, ехавших заключать мир и договариваться о возвращении тел своих погибших сородичей. А вот Ратмир, едва появившись в замке, приказал привести в свои покои Вотшу.

С момента последней встречи княжича с извержонком прошло лишь немногим больше года, но когда мальчик вошел в уже знакомый ему кабинет в покоях дважды посвященного волхва, тот его едва узнал. Перед ним стоял высокий для своего возраста мальчуган с хорошо развитой грудью, крепкими руками и ногами. На этот раз в кабинете было светло, но мальчишка, поклонившись и быстро оглядевшись, спокойно спросил:

— Мне раздеваться, господин?

Ратмир сидел за столом и в свою очередь рассматривал извержонка. Поведение Вотши его удивило — во-первых, извержонок заговорил с многогранным первым, что само по себе было необычно, а кроме того, он не просто заговорил, он задал многогранному вопрос!

Ответил дважды посвященный волхв не сразу, слегка нахмурившись, он молчал целую минуту, но мальчика это нисколько не смутило, он продолжал стоять напротив сидящего Ратмира совершенно спокойно, ожидая ответа на заданный вопрос. Наконец княжич покачал головой и негромко проговорил:

— Нет, раздеваться тебе не надо, я хочу просто поговорить с тобой.

Он снова замолчал, продолжая разглядывать мальчика — что-то в его облике тревожило волхва, и это было не необычное поведение изверга при общении с многогранным. Наконец он понял и сразу же встревожился — изменились глаза Вотши, они из голубых превратились в светло-серые… Точно такие, как у его прадеда, Вата!

Однако волхв не показал своей тревоги. Взяв в руку небольшой тщательно отполированный шарик из зеленого с черными разводами камня, он все так же негромко попросил:

— Расскажи мне о своем приключении…

— Господин хочет, чтобы я рассказал ему о том, как меня похитили? — уточнил Вотша.

Ратмир утвердительно кивнул и откинулся в кресле, неторопливо вращая шарик пальцами правой ладони.

Мальчик задумался на несколько секунд, а затем немногословно, но точно пересказал все, что с ним приключилось с того момента, как были убиты конюхи, сопровождавшие табун в ночное, до того, как в темный чулан, где он находился, в сопровождении изверга Васки вошли волки Скала.

Ратмир немного помолчал — судя по рассказу мальчика, ничего непоправимого с ним не произошло. И все-таки волхв рискнул кое-что уточнить. Он положил свой шар в едва заметное углубление на столешнице и умело крутанул его своими длинными, тонкими, хорошо тренированными пальцами. Шарик быстро завертелся, черные разводы, покрывавшие его зеленую поверхность, слились в некий темный флер, оттенявший природную зелень камня.

— Смотри сюда! — указал Ратмир на шарик.

Вотша внимательно посмотрел на вращающийся камень, и глаза его почти сразу же остановились, замерли, погрузились в бегущую перед ним, припорошенную темным, зелень.

— Тебя увезли из Края насильно?!

Голос, произнесший этот вопрос, звучал требовательно, на его вопрос невозможно было не ответить, невозможно было сказать неправду. И Вотша ответил:

— Да, меня увезли насильно!

— Сколько было похитителей?

— Двое!

— Ты знал кого-то из них раньше?

— Да, одного из них я знал раньше.

— Кто это был?!

— Многоликий по имени Медведь из стаи восточных волков!

Ратмир отметил про себя, что Вотша называет стаю восточных волков, как нечто отстраненное от него, словно он не считает эту стаю хоть в какой-то мере родной! Чуть помедлив, он задал следующий вопрос:

— Сколько времени ты провел со своими похитителями?!

— Пять суток, — немедленно отозвался Вотша.

— Вы останавливались в пути?!

— Да. Дни… Светлое время суток мы проводили, скрываясь в лесу.

— По пути к границе ты мог сбежать?!

— Нет. Я был под постоянным надзором, и на день меня привязывали к дереву.

— Твои похитители с тобой разговаривали?

— Да.

— Какого рода разговоры и кто именно вел?

— Медведь несколько раз грозился меня убить, а незнакомый мне многоликий, которого звали Изворот, сказал, что украсть меня ему поручил вожак стаи восточных медведей.

«Значит, извержонка похитили восточные медведи! — Волхв даже приподнялся в своем кресле. — Почему? Неужели они каким-то образом узнали о его ценности для стаи, в которой он живет? Но… откуда?»

— Он не сказал зачем? — спросил Ратмир, усилием воли сохраняя спокойный тон.

— Нет, он сказал, что вожак сам мне об этом скажет.

Ратмир несколько секунд помолчал, и следующий его вопрос был задан совсем другим, очень осторожным, предельно спокойным тоном:

— Попробуй вспомнить, не усыпляли ли тебя твои похитители против твоей воли?

— Нет, — немедленно ответил Вотша.

И снова, прежде чем задать следующий вопрос, дважды посвященный волхв несколько секунд молчал:

— Они тебя о чем-нибудь расспрашивали?

— Нет.

Волхв медленно поднял ладонь и осторожно накрыл продолжавший свое вращениие шарик.

Вотша немедленно поднял «проснувшиеся» глаза на волхва, а тот, как бы продолжая только что начатый разговор, спросил:

— И что же тебе больше всего нравится в письме?

Легкое недоумение промелькнуло в глазах извержонка, однако он немедленно ответил:

— Мне нравятся стихи! Это просто какое-то волшебство, я хочу сам научиться так складывать слова!

— Вот как?! — доброжелательно улыбнулся волхв. — Может быть, ты уже пробовал что-нибудь сложить?..

Вотша заметно смутился:

— Нет… У меня плохо получается…

— Прочтешь?.. — Ратмир не требовал, он предлагал. — Я кое-что понимаю в поэзии…

Вотша посмотрел долгим взглядом прямо в глаза дважды посвященному волхву — и это тоже было весьма необычно для изверга, а затем неожиданно прочел:

Правая бровь Ратмира удивленно поднялась, мальчишка не только произнес настоящие стихи, в их строках было умело скрыто начало простенького заклинания на усмирение бури!

— Где ты слышал эти стихи?

Вотша отрицательно покачал головой:

— Я их сам сложил, господин.

Несколько секунд Ратмир молчал, а затем неожиданно встал из-за стола и быстро произнес:

— Ты свободен, можешь идти!

Мальчик поклонился и, повернувшись, направился к двери. Глядя ему в спину, Ратмир вдруг понял, что извержонок едва сдерживается, чтобы не побежать!

Когда Вотша был уже у самой двери, волхв неожиданно задал еще один вопрос:

— А твой прадед… Ват… он тебе никогда не снится?

Вотша остановился, повернулся к волхву, внимательно посмотрел ему в лицо и совсем негромко ответил:

— Нет, господин, многоликий Ват мне не снится… Я ведь его не помню.

Затем извержонок, уже не спрашивая разрешения, вышел, а дважды посвященный волхв долго сидел, о чем-то напряженно думая.

Вечером князь стаи восточных волков и его младший брат встретились в малой трапезной за ужином. Кроме них, за столом находилась только княгиня, слуги были отосланы прочь.

Утолив первый голод, Всеслав повернулся к брату и чуть насмешливо поинтересовался:

— Как обстоят дела в Звездной башне, брат?!

Однако Ратмир не принял шутливого тона, посмотрев в лицо брату долгим взглядом, он строго ответил:

— Меня сейчас мало интересуют дела Звездной башни, меня интересует, как ты мог допустить, чтобы Вотшу похитили у тебя из-под носа?!

— Я не нанимался сторожить твоего вонючего извержонка! — немедленно окрысился Всеслав. — Ты навязал его мне против моей воли!

— А мне казалось, тебя заинтересовало его будущее! — со спокойной усмешкой парировал Ратмир. — Впрочем, если он тебе действительно в тягость, я могу пристроить его хотя бы… да хотя бы к тем же восточным медведям. Они так стремились его заполучить, что, я думаю, Воровоту известно предназначение малыша!

— Нет, братец, я просто убью этого маленького изверга, и тогда он уже не сможет уничтожить наш Мир!

— Он — не сможет, но тогда ты не будешь знать, кто сможет, ибо на его место обязательно придет другой! Только вот кто?! Ты хочешь жить в постоянном ожидании конца света? — Ратмир тоже начал выходить из себя, его возмущала тупость и недальновидность брата, его озабоченность сиюминутными делишками, его неспособность заглянуть хотя бы на несколько лет вперед. И тут в разговор неожиданно вмешалась Рогда:

— Вы не о том говорите!

Оба брата посмотрели на нее. Княгиня сидела прямая и строгая, и в ее глазах тлело осуждение.

— Вы не о том говорите… — повторила она и посмотрела на Ратмира. — Никто не забывает о предназначении Вотши, и то, что он появился в нашей стае, — знак Волчьей звезды, она явно благоволит восточным волкам, и, значит, нам необходимо оправдать это благоволение. Поверь, Ратмир, мы делали все, чтобы Вотша привязался к нашему роду, но в то же время, как ты сам говорил, мы старались, чтобы он вел обычный, ничем не выдающийся образ жизни обычного… изверга. Пусть — любимчика, но — изверга!

Княгиня намеренно подчеркнула последнее слово.

— Если бы мы слишком явно его опекали, наши соседи давно догадались бы о его необычности! Сплетни по степи, да и по лесам разносятся быстро!

— Но они все-таки догадались! — перебил ее волхв.

— Или где-то произошла утечка информации! — жестко ответила Рогда, пристально глядя на свояка.

— Ты думаешь, что утечку допустил я? — немедленно насторожился Ратмир.

— Мы весь прошедший год совершенно не контактировали со своими соседями, — стараясь быть спокойной, пояснила Рогда. — У нас не было гостей, посольств, мы сами никого не посылали за границу. У нас не было и перебежчиков…

— Кроме, как я понял, Медведя! — быстро напомнил Ратмир.

— Медведь слишком незначительная фигура в дружине князя, — покачала головой княгиня, — а потому, во-первых, он ничего не мог знать о Вотше, а во-вторых, даже если бы он что-то где-то услышал, ему никогда не поверили бы Воровот и его волхв! Нет! — Рогда прихлопнула узкой ладонью по столу. — О Вотше, дорогой брат, могли узнать только от тебя!

— Исключено! — также твердо ответил Ратмир. — Я вообще ни с кем не говорил об извержонке.

И тут заговорил Всеслав:

— Не стоит препираться — никто из нас не выпустил бы эту тайну наружу! Видимо, произошло что-то такое, чего мы не могли предвидеть! Я попробую узнать, каким образом интерес к нашему извержонку появился у восточных медведей, через… посла Воровота — он завтра будет в Крае!

— Не думаю, что он вот так просто тебе все расскажет! — усомнился Ратмир и добавил: — Даже если он что-то знает!

— Конечно, не расскажет… — усмехнулся Всеслав, — …если я его прямо об этом спрошу. Но как все медведи, этот посол наверняка очень хвастлив, так что на пиру… особенно прощальном, ему очень захочется хоть в чем-то показать свое превосходство перед нами. Тем более что роль у него в этом посольстве чрезвычайно унизительна!

— Попробовать можно! — согласилась Рогда. — И я, пожалуй, подам на посольский стол свою лучшую наливку! — Она стрельнула глазом в сторону мужа, и тот понимающе усмехнулся.

— А кто едет послом? — спросил Ратмир.

Князь хитрым глазом взглянул на брата и ответил:

— Да твой старый знакомец, волхв стаи восточных медведей Болот.

— Вот как… — задумчиво протянул княжич, немного подумал и добавил: — Тогда я, пожалуй, не стану встречаться с посольством… И не стоит ему сообщать, что я в замке!

Все трое, не сговариваясь, пригубили из кубков, словно подчеркивая окончание первой части разговора, а когда кубки были поставлены на стол, снова заговорила Рогда:

— Однако нам нужно решить, что делать с извержонком! Интерес к нему со стороны восточных медведей не останется не замеченным другими нашими соседями!

— Я могу заточить его в подземелье замка! — предложил Всеслав. — Несколько месяцев в изоляции помогут всем, кто о нем узнал, забыть его.

Ратмир даже скривился от этой глупости брата:

— Но ты не сможешь держать его в заточении всю жизнь — в этом случае он просто не сможет выполнить своего предназначения. А если его, как ты говоришь, выпустить через несколько месяцев, он на следующий день сам сбежит из Края!

— Не сбежит, — пристукнул ладонью по столешнице князь. — Его поймают на следующий после побега день!

— Поймают, — усмехнулся, вроде бы соглашаясь, Ратмир, — только интерес к нему снова пробудится!

— Нет, — согласилась со свояком княгиня, — ни в какое подземелье его сажать не надо. И вообще, мне кажется, нам не стоит существенно менять его жизнь. Может быть, только надзор за ним усилить, да и то не слишком явно!

— Проще всего это было бы сделать, если бы удалось каким-то образом приблизить его к… княжеской семье… — неожиданно предложил Ратмир, причем со стороны это предложение могло показаться только что пришедшей в его голову мыслью, а не следствием долгих раздумий после беседы с Вотшей.

— И каким же образом ты предполагаешь это сделать? — недобро усмехнулся Всеслав.

— Ну-у-у… Надо посмотреть, что он умеет делать… — продолжил свою «мысль» волхв. — Чему он за этот год научился… к чему у него способности…

— Да какие у него могут быть способности! — не выдержал наконец Всеслав. — Посмотрите на моего братца — он решил исследовать способности восьмилетнего изверга!! Жрать от пуза да бездельничать — вот его способности! Как и всех остальных извергов в этом Мире!

Князь схватил свой кубок и жадно припал к нему губами. Выпив все содержимое кубка, он со стуком поставил его на стол и уже спокойнее продолжил:

— Если мы не будем стоять у извергов за спиной с кнутом, они перемрут от голода, потому что их лень сильнее всех других их побудительных мотивов!

Ратмир с удивлением воззрился на своего брата, а Рогда украдкой улыбнулась и спокойно проговорила:

— Я не совсем согласна с тобой, князь, некоторые из извергов очень работящие!

— Да? — язвительно поинтересовался Всеслав. — Может быть, ты назовешь этих… некоторых!

— С удовольствием, — все с той же тонкой улыбкой ответила княгиня. — Фром, например. Ты, кажется, еще вчера говорил, что очень им доволен. Сидоха, которая заправляет в замке бельевой, очень старательная извергиня…

— Это исключения, — брезгливо перебил жену Всеслав, однако та спокойно продолжила:

— Вотша… Его очень хвалят оба учителя… даже твой брюзга Фром, его любят повара, потому что он всегда помогает на кухне…

— Ха! Вот именно — на кухне! — снова перебил княгиню Всеслав.

— Его любят конюхи… — не обращая внимания на реплику мужа, продолжила Рогда, — потому что он прекрасно обращается с лошадьми и всегда готов помочь!

— Так, может быть, отдать его в помощники к Вогнару? — не слишком уверенно предложил Ратмир и неожиданно замер на месте, предостерегающе подняв руку!

Князь и княгиня с удивлением уставились на волхва, а тот медленно, осторожно поднялся со своего места и крадучись направился к входной двери. Приблизившись, он осторожно взялся за ручку и стремительно дернул дверь на себя!!

За дверью никого не было…

Ратмир выглянул в коридор, едва слышно хмыкнул, прикрыл дверь и все так же бесшумно вернулся на место. Взяв со стола кубок, волхв сделал пару глотков, а когда он возвращал кубок на место, Всеслав ехидно поинтересовался:

— Ну и что все это значит?

— Мне показалось, что нас кто-то подслушивает… — спокойно ответил Ратмир и, бросив быстрый взгляд на закрытую дверь, добавил: — Но я, кажется, ошибся.

— Конечно, ты ошибся! — с вызовом согласился князь. — Я приказал нас не беспокоить, и вряд ли кто-то мог ослушаться моего приказа!

Волхв пристально посмотрел на брата, но ничего не сказал. На минуту в трапезной повисло молчание, а затем Рогда негромко проговорила:

— Твое предложение, Ратмир, я думаю, вполне приемлемо. Только сделать это надо, на мой взгляд, не сразу, а через некоторое время…

Снова в трапезной воцарилась тишина, и все трое почувствовали, что тема, в общем-то, исчерпана. Всеслав налил себе вина, поднял кубок, взглянул на своих собеседников и с усмешкой проговорил:

— Ну, вот на этом и порешим.

На следующее утро в княжеский замок Края торжественно въезжало посольство стаи восточных медведей. На башне, через ворота которой пропускали посла и его эскорт, ревели двенадцать труб, с зубцов свешивались длинные полотнища разноцветных тканей, демонстрирующих богатство принимающей посольство стороны. Эти полотнища особо внимательно разглядывались самим послом и каждым всадником из его свиты, поскольку они были подарками и должны были быть увезены посольством в свою стаю. По обеим сторонам ворот стояли на страже по два молодых волка, повернувшихся к Миру родовой гранью. А вдоль дороги, ведущей к воротам, выстроились целые толпы извергов, рассматривающих посла и его свиту и отпускающих совсем не дипломатические шутки.

Впрочем, посла они не видели, всадник, ехавший впереди и принимаемый горожанами за посла, на самом деле был всего лишь маршал эскорта. Посол — волхв стаи восточных медведей, воспользовавшись своим званием посвященного Миру, ехал в скромной повозке и внимательно разглядывал столицу восточных волков. Он давно хотел в ней побывать, но случай представился только теперь.

Во дворе замка посла встретили пятеро старейших волков стаи, один из которых был маршалом церемонии, а остальные его герольдами. Посла провели вдоль строя из тридцати трех лучших бойцов стаи, а он в свою очередь представил маршалу церемонии всех своих спутников, коих было всего восемь — посольство было невелико. Затем посла и его людей проводили в отведенные им покои. Прием посла князем был назначен на полдень, так что гости могли как следует отдохнуть перед встречей с вожаком стаи.

Впрочем, Болот, не в первый раз выполнявший обязанности посла, не собирался никому из своих спутников давать отдых. Восточные медведи в схватке с восточными волками понесли очень серьезный урон, и теперь его надо было компенсировать хоть как-то! Волхв стаи надеялся во время путешествия по землям волков собрать кое-какую информацию, познакомиться с городками и деревнями, лежащими по пути к столице, составить карту этого пути… Однако прямо на границе их встретили двадцать два волка! Это, конечно, был очень почетный эскорт, однако волки повели посольство каким-то странным, явно кружным путем, по пустынным, диким местам. На одном из привалов Болот поинтересовался у вожака сопровождающей его стаи, есть ли в лесах, по которым они проезжали, дикие медведи? Тот ответил, что, безусловно, есть, но места их обитания точно известны и каждый новый зверь тщательно проверяется и ставится на учет! Получалось, что пройти незамеченными по землям волков было практически невозможно!

В общем, ничего сколько-нибудь важного в пути узнать не удалось, и теперь Болот мог рассчитывать только на болтливость хозяев и внимательность своей свиты!

Ратмир спустился в подземелье замка. Там, в самом глухом углу подземелья приковали к стене цепями Медведя. Всеслав предупреждал брата, что Медведь с самого момента своего пленения не сказал ни слова и без звука выдержал страшные пытки. В подземелье он ждал лишения многогранности, но и теперь продолжал молчать! Однако дважды посвященный волхв решил попробовать разговорить изменника — ему было просто необходимо выяснить, каким образом восточные медведи узнали об извержонке Вотше.

Страж подземелья с факелом в одной руке и длинным трезубцем в другой проводил дважды посвященного волхва к пленнику. Когда Ратмир вошел в склеп, со стенами голого камня, без окна, подвешенный на противоположной стене человек даже не пошевелился. Волхв знаком приказал стражу удалиться, и тот молча вышел из каземата вместе с факелом. Комнатка погрузилась в абсолютную тьму, но эта тьма не мешала Ратмиру. Остановившись напротив неподвижно висевшего пленника, он долго рассматривал его, а затем вдруг тихо, едва слышно… запел!

Голос его был странно тонок и чуть прерывист, а мелодия, которую он выводил, причудлива и неровна. Казалось, вольный степной ветер врывался в узкую щель небрежно выложенной стены и жаловался на свою жестокую судьбу, лишившую его жизненного простора. Слов у этой песни не было, да, пожалуй, и не могло быть — когда эта мелодия была спета впервые, никаких слов еще просто не существовало!

Несколько минут узник продолжал висеть неподвижно, как будто и не слыша этой тоскливой, словно бы, как и он сам, опутанной цепями мелодии. Но вот его голова дрогнула и приподнялась, веки приоткрылись, но глаза ничего не могли разглядеть в той кромешной тьме, что царила в узилище. Еще несколько минут Медведь молча прислушивался к тоненькому, жалобному голоску, а потом его потрескавшиеся губы разлепились, и в комнатке раздалось странное, жалобное… рычание:

— Ма-ма?..

Мелодия на мгновение умолкла, словно ее спугнуло это рычание или певец перехватывал дыхание, а затем снова зазвучала, все так же жалобно, еле слышно.

Прошла еще минута, и опять голос, выводивший мелодию, был перекрыт рычанием, только теперь в нем слышалось… рыдание:

— Ма-ма? Это ты?

Мелодия снова прервалась и… ее не стало. Узник с минуту продолжал прислушиваться, но мелодия умерла окончательно. Косматая голова Медведя снова упала на грудь, и в этот момент в комнатке едва слышно прозвучал тонкий женский голос:

— Сынок… сынок… что ты наделал!

И снова узник поднял голову, и теперь в его глазах блеснули слезы и какое-то подобие радости:

— Мама! — Рык исчез, словно глотка Медведя вдруг помягчела и вместо рычания смогла выдавить шепот. — Мама, это ты?

Ответом ему была тишина. Спустя минуту глаза узника вновь погасли и голова упала на грудь.

Однако не прошло и минуты, как причудливая мелодия снова проклюнулась в тишине и даже вроде бы набрала силу. Во всяком случае, слышалась она совершенно ясно, хотя определить, откуда именно она звучит, было все еще нельзя. Медведь опять поднял голову и слушал молча, не прерывая, не задавая вопросов, как будто боясь спугнуть ее. Через пару минут мелодия оборвалась сама, и снова зазвучал тонкий, тоскливый женский голос:

— Сынок, сынок… что ты наделал?

Медведь вздрогнул в своих цепях, медленно опустил голову:

— Мама… меня никто в Мире не любил… Меня называли косолапый урод… надо мной смеялись… Даже моя сила только смешила их… Я был медведь, а они… волки!

— А те… другие… они полюбили тебя?

Последовало короткое молчание, а затем горький вздох.

— Нет… Они тоже не любили меня… Только я узнал об этом слишком поздно!

— Поздно, сынок? Почему поздно?

— Когда волхв медведей первый раз нашел меня, он мне сказал, что родная стая ждет, когда такой славный воин вернется в нее… Он сказал, что я — настоящий медведь и мне не место среди волков! Он ведь был прав! Я ему поверил… — Медведь поднял голову и заговорил так, словно он и вправду видел в окружающей темноте свою давно умершую мать: — А потом волхв привел вожака стаи, и тот сказал, что я должен помочь своей родной стае… Что стае нужен извержонок, взятый в волчий княжий замок волхвом Ратмиром… Что я должен совершить этот подвиг! И я совершил его, я обошел все посты волков, я убил всех, кто мне мешал, и выкрал извержонка!

И снова косматая голова упала на грудь узника, и слова его стали невнятны:

— Но на обратном пути мой спутник, медведь, откровенно сказал мне, кем я стану в стае медведей! И теперь мне все равно! Пусть я буду, как и ты, извергом!

В комнате воцарилась тишина… С минуту Медведь висел неподвижно, а затем поднял голову и уперся в темноту невидящим взглядом. В комнате не было ни звука, ни блика, ни малейшего движения воздуха… И тогда Медведь тихим шепотом попросил:

— Ма-ма?

Тишина и молчание были ему ответом.

— Мама?! — чуть громче проговорил он, дернулся на удерживавших его цепях и заревел в полный голос: — Ма-а-а-ма-а-а!!!

И в ответ на этот вопль засов проскрежетал в пазах, дверь распахнулась и в тусклом, призрачном мареве две темные тени промелькнули перед отвыкшими от света глазами узника!

Его голова снова упала на грудь, и губы едва слышно проговорили:

— Мама…

В это время Ратмир, оставив стража подземелья внизу, поднимался по лестнице. Его мало трогали переживания предателя, оставшегося в каземате, главное — теперь было точно известно, что Медведь не знал тайну извержонка, вожак соседей получил информацию из другого источника. И то, что Воровот пытался выкрасть именно Вотшу, что он хотя бы предположительно знал его ценность, было совершенно ясно.

В полдень умывшихся и переодевшихся послов проводили в большую трапезную залу замка, где в окружении самых знаменитых воинов стаи волков уже сидели князь и княгиня. Болот, одетый, по обычаю посвященных, в простую темную хламиду, выделялся среди своей разодетой в меха свиты спокойной, властной осанкой и неторопливостью.

Посольство приблизилось к возвышению, на котором в резных, изузоренных креслах сидели Всеслав и Рогда, а чуть в стороне и позади них на небольшом, низком креслице восседал волхв стаи восточных волков, посвященный Добыш. Волхв стаи восточных медведей выступил на шаг вперед, легко поклонился и произнес низким певучим голосом:

— Приветствую тебя, князь Всеслав, вожак стаи восточных волков, и тебя, княгиня Рогда! Пусть над вашим домом всегда будет мирное небо, пусть в ваших угодьях всегда будет вдоволь дичи и питья!

Болот, а вслед за ним и вся его свита поклонились князю. Всеслав в ответ приветливо кивнул и сделал знак слугам-извергам. Те немедленно поставили для Болота кресло с высокой спинкой, а для его свиты две обитые бордовой камчатой тканью лавки.

Как только послы расселись, заговорил Всеслав:

— Рад видеть тебя, посвященный Болот, в своем замке! Всегда приятно вести беседу с умным и просвещенным собеседником.

Неподвижное лицо волхва стаи восточных медведей чуть дрогнуло, и Всеслав понял, что его лесть достигла цели. Ратмир в это время находился этажом выше, прямо над большой трапезной. Услышав фразу брата, он довольно улыбнулся — первая встреча вряд ли даст какие-то результаты, ее главная задача расположить к себе человека, вступающего в переговоры. Он крайне осторожно, понимая, что его противник — посвященный Миру, коснулся сознания Болота… И тут же отступил в удивлении — эмоции волхва стаи восточных медведей были настолько ярки, настолько мощны, что было непонятно, как такой эмоционально несдержанный человек прошел посвящение. Помедлив несколько секунд, Ратмир снова, с той же осторожностью, вошел в контакт с сознанием Болота. Теперь он мог через эмоциональную окраску определять степень искренности посла.

— Как здоровье князя Воровота? — продолжал, между тем, Всеслав. — Надеюсь, над его домом чистое небо, а в угодьях вдоволь дичи и питья?!

— Князь Воровот здоров, угодья его богаты, только одно томит и печалит сердце князя… — Тут Болот остановился, ожидая положенного вопроса своего высокого собеседника.

И Всеслав задал этот вопрос:

— Что тревожит князя Воровота?! Может быть, я могу успокоить его тревогу?!

— Да, князь Всеслав, ты можешь успокоить тревогу вожака стаи восточных медведей, — медленно и торжественно проговорил волхв. — Князь Воровот очень хочет видеть своих сородичей, гостящих в твоих землях… Всех сородичей, и пребывающих в этом Мире, и оставивших его. Князь Воровот готов на все, чтобы они вернулись на родину.

— Ну что ж, восточные волки всегда рады гостям, но если они желают вернуться на родные угодья и их вожак ждет их, мы не будем их задерживать! — таким же торжественным тоном проговорил Всеслав, а затем, поскольку обычай в разговоре был соблюден, сразу перешел на обыденный язык. — Один медведь взят нами живьем, да двадцать восемь трупов медведей из вашей стаи лежат на ледниках. Трупы наш волхв заговорил, так что они доедут до дольнего костра в полном порядке. Что князь Воровот может предложить нам за заботу о своих людях?!

Болот немного помолчал, а затем с тонкой улыбкой переспросил:

— Князь Всеслав, ты сказал, что у вас в гостях один живой медведь, а по нашим сведениям, их двое…

Всеслав удивленно поднял бровь:

— Поверь мне, посвященный Болот, у нас один медведь. Зовут его Изворот, и он настоящий воин. Больше живых… гостей из вашей стаи у нас нет!

— Но ты забыл о… Медведе, князь Всеслав! — вкрадчиво проговорил Болот. — Он, конечно, не столь славен, как Изворот, но князю Воровоту дорог каждый его воин!

И тут Всеслав не смог сдержать свой норов. Привстав со своего места, он гаркнул во всю глотку:

— Медведь рожден в стае восточных волков, принадлежит нашей стае и будет осужден как предатель нашей стаи!

— Но, князь! — в свою очередь повысил голос волхв. — Медведь ушел из вашей стаи и дал присягу на верность стае восточных медведей. Этому есть свидетели — все обряды перехода были проведены по законам и обычаям стай!

Всеслав побледнел от ярости, но ответить ничего не успел. В разговор вступила Рогда:

— Нет, посвященный Миру Болот, — спокойно, но твердо проговорила она. — По законам и обычаям, воин, желающий перейти в другую стаю, сначала должен сообщить о своем желании вожаку стаи, в которой он рожден! Письменно или через незаинтересованного посланника! Медведь этого не сделал, а значит, данная им клятва стае восточных медведей не имеет силы! И ты сам это знаешь!

— Но… — Болот чуть запнулся, а затем продолжил: — К вам был направлен незаинтересованный посланник с этим сообщением…

— И он готов лечь на Стол Истины? — с улыбкой перебила его Рогда. — Он готов подтвердить, что был в Крае и передал сообщение?!

Болот молчал, пристально глядя в лицо улыбающейся Рогде, а в это время Ратмир послал Всеславу мысль:

«Успокойся, Болот блефует! Никакого посланника они не посылали, и Медведь им уже не нужен! Они просто хотят сохранить лицо, чтобы их потом не обвинили, будто они предали человека, перешедшего в их стаю!»

Всеслав усмехнулся переданной ему мысли и уже гораздо спокойнее проговорил:

— Моя княгиня права. Если ваш посланник сможет подтвердить, что он был в нашем замке и передал мне сообщение о желании Медведя перейти в вашу стаю, мы отпустим его. Не в наших правилах удерживать силой чужих людей, хотя тебе, посвященный Миру Болот, конечно, известен обычай — перешедший многогранный не поднимает оружия против отпустившей его стаи в течение года. Так что он по-всякому нарушил обычай, и вам все равно придется его наказать!

Болот понял, что попался в ловушку: если волки отпустят своего Медведя в стаю восточных медведей как перешедшего по доброй воле, то Воровот будет обязан наказать его за то, что тот… выполнил приказ вожака. И наказание это не может быть щадящим!

Ратмир в своем наблюдательном пункте с удовлетворением ощутил новый, весьма бурный, эмоциональный всплеск в сознании Болота, после чего посол с явным раздражением проговорил:

— К сожалению, мы не сможем в положенный срок предоставить исповедь нашего незаинтересованного посланника. Он отбыл в свою стаю, и… Мы рассчитывали, что князь Всеслав в этом деле просто поверит нам на слово, но…

— Я вам верю! — воскликнул Всеслав с самой дружественной улыбкой на лице. — Но наши законы и обычаи требуют, чтобы вы представили такое подтверждение. Если я нарушу обычай в этом деле, моя стая меня не поймет.

Находившиеся в трапезной волки одобрительно зашумели. А когда шум немного стих, Всеслав продолжил:

— Однако я могу взять на себя ответственность перед стаей и снизить обычную виру за возвращение ваших сородичей… к-гм, гостящих у нас, на… скажем, на десятую часть! — Выдержав эффектную паузу, волчий вожак закончил: — По-моему, это будет несомненным свидетельством нашего доброго отношения к соседям!

И снова зал одобрительно загудел, но на этот раз к голосам волков присоединились ирыкающие голоса посольской свиты. Только Болот молча встретил это щедрое заявление, он-то прекрасно знал, что и со скидкой десятой части сумма выкупа живых и, главное, мертвых пленников остается весьма немалой. Если бы можно было не выкупать трупы сородичей! Но тогда моральный урон для стаи восточных медведей мог стать гораздо больше урона финансового — стая, не способная похоронить своих павших в бою воинов, теряла весь свой авторитет.

Всеслав поднял руку, и гул в трапезной стих.

— Посвященный Болот, — вожак восточных волков говорил чуть приподнято, явно заканчивая торжественную встречу. — Я думаю, наши советники могут составить необходимые документы. Вечером мы их подпишем, а затем будет пир, венчающий конец нашей распри. Соседи должны жить в согласии!

Болот встал со своего места, снова поклонился и громко ответил:

— Да будет так, как ты, князь, сказал!

А затем, чуть наклонившись вперед, прибавил значительно тише:

— Могу ли я просить тебя о приватной встрече?

— Конечно, — немедленно отозвался Всеслав. — Через полчаса тебя проводят в малую трапезную, и там мы сможем без помех побеседовать за бокалом вина!

После этих слов князь встал с кресла и громко произнес:

— Все здесь присутствующие приглашаются на пир!

Болот снова легко поклонился, и посольство медленно, пятясь, удалилось.

Спустя полчаса в апартаменты посла стаи восточных медведей постучали. Вышедший на стук дружинник увидел молодого парня, который после короткого поклона быстро проговорил:

— Князь Всеслав ждет посвященного Болота для разговора!

Через минуту посол в сопровождении одного из своих советников шагал вслед за пареньком, внимательно оглядывая покои, которые они проходили. Впрочем, ничего замечательного он не увидел, разве что суровые, неподвижные лица стражников, расставленных таким образом, чтобы видеть друг друга.

Наконец паренек подвел их к высокой узкой двери, собранной из дубовых досок. Остановившись, провожатый бросил быстрый, любопытный взгляд в сторону посла, а затем трижды постучал в дверь. Та немедленно распахнулась, на пороге стоял волхв стаи восточных волков. Увидев Болота, Добыш коротко, как равному, кивнул и отступил на шаг, пропуская посла в небольшую, богато убранную комнату с большим круглым столом посередине. Вокруг стола стояло пять жестких кресел с высокими спинками, а сам стол, накрытый багровой бархатной скатертью, был заставлен блюдами с закусками и сделанными из южного хрусталя графинами, наполненными винами. За столом сидели Ратмир и Рогда, когда Болот переступил порог трапезной, княгиня поднялась со своего места и приветливо произнесла:

— Проходи, посвященный, мы ждем тебя!..

Болот и его спутник прошли к столу и уселись на свободные места напротив князя и княгини. Добыш закрыл дверь и, вернувшись к столу, сел на остававшееся свободным место.

Рогда разлила по бокалам вино, и все осторожно пригубили. Потом Всеслав, поставив на стол свой бокал, спросил:

— Что ты хотел мне сказать, Болот?..

По обращению без изысков и титулов волхв медвежьей стаи понял, что разговор этот будет проще, откровеннее и… сложнее — в нем нельзя было спрятаться за дипломатические выверты, нельзя было уйти от прямых ответов на прямые вопросы. И Болот знал, что такие вопросы будут!

Он снова отхлебнул из кубка плотного, с терпким, чуть сладковатым вкусом вина и заговорил, осторожно подбирая слова:

— И ты, князь, и, конечно, я сам понимаем, что мне придется подписать любые договоренности, которые твои советники вздумают предложить нашему посольству. Мы сейчас не можем воевать, так что… Но ты сам, князь, сказал, что соседи должны жить в согласии. Прошедшая зима была очень тяжелой, в наших угодьях слишком мало дичи, урожай поспеет еще не скоро, поэтому я прошу тебя, пусть ваши требования будут не слишком жесткими. Может быть, вы снизите полагающуюся вам виру или же примете часть ее… услугами!

Всеслав долго молчал, уставившись взглядом в скатерть и вертя в пальцах легкую костяную вилку. Затем, быстро взглянув на посла, проговорил:

— Разве вам мало того, что я обещал? Десятая часть положенного, на мой взгляд, весьма неплохо!

— В иные времена я, князь, вообще не стал бы просить о скидках или отсрочке выплаты виры, но сегодня… И на набег этот нас толкнула… безысходность — на наших землях самый настоящий голод. Ты и сам можешь это понять по тому, что захватила ваша полевая стая в наших землях. Это же крохи!

Князь опустил вилку на скатерть, прихлебнул из кубка и… согласился с Болотом:

— Действительно, у ваших извергов даже скотины почти не осталось. Но…

Тут Всеслав запнулся, словно вспомнил что-то важное, а затем спросил:

— Хорошо, вашу полевую стаю погнал в наши земли голод, но скажи мне, пожалуйста, зачем вы выкрали у нас какого-то… извержонка?! Вы ведь специально послали двух человек к самым стенам Края, для того чтобы утащить никому не нужного мальчишку.

Ратмир, находившийся в соседней комнате, насторожился — разговор подошел к самому важному моменту, к тому самому, ради которого князь вообще согласился на приватную беседу с послом! Сосредоточившись, он старался не упустить ни одного слова из ответа Болота.

А посол стаи восточных медведей, отвернувшись в сторону, рассматривал узорчатую ткань, которой были обтянуты стены трапезной. Его молчание становилось слишком долгим! Наконец он снова взглянул в глаза Всеслава и нехотя проговорил:

— Медведь, прибежавший в нашу стаю, сказал, что ты дашь за этого мальчишку очень большой… огромный выкуп. Он сказал, что этот извержонок правнук какого-то вашего известного воина и ходит в твоих любимчиках, что он чуть ли не член твоей семьи! А нам очень пригодился бы этот выкуп!

Всеслав знал, что Болот говорит неправду — Ратмир уже сообщил все, что узнал от Медведя, но он не собирался показывать своему собеседнику своей осведомленности. Вместо этого он весело рассмеялся:

— Медведь сказал, будто бы извержонок мне настолько дорог, что я дам за него выкуп? И вы поверили, что на свете может быть потомок какого-то изверга, столь ценный для меня? Надо же, как плохо вы обо мне думаете! Если бы вы просто попросили его у меня, я из дружеских чувств отдал бы его в обмен на хорошую коровью шкуру! Хотя, правда, моя княгиня считает этого мальчишку смышленым и даже приставила к нему учителей.

— Мальчик действительно очень смышлен! — вставила свое слово Рогда. — И цена ему гораздо больше, чем коровья шкура, но все-таки не настолько, чтобы выкупать его из чьего-то плена!

— Однако вернемся к вашим просьбам! — перевел разговор на другое Всеслав, справедливо полагая, что дальше продолжать выспрашивать посла об извержонке не имеет смысла, да и опасно. — Виру, которую вы должны выплатить, я уже снизил на десятую часть, так что снижать ее еще больше мы не будем…

— Но мы не сможем заплатить сейчас такую виру! — перебил его Болот, ударив кулаком по столу. — В стае нечем кормить медвежат, а тут отдать вам меха за… — Он вовремя оборвал сам себя, не сказав последнего слова, не опозорив себя самого и свою стаю, пренебрежительно отозвавшись о своих павших в бою сородичах! И эта его внезапная несдержанность очень испугала его самого!! Сглотнув подступивший к горлу комок, он продолжил чуть охрипшим голосом, но уже спокойнее:

— Вы же потребуете зимние меха?

— Да, — довольно ухмыльнулся Всеслав, — мы потребуем зимние меха! За каждого нашего… «гостя» по пять шкурок горностая!! Мы высоко ценим ваших, павших в бою храбрецов!

Эта фраза Всеслава прозвучала настолько… «правильно» и настолько издевательски, что посол смертельно побледнел и опустил глаза, стараясь сдержать поднявшуюся в груди ярость! Но князь, казалось, не замечал состояния своего гостя.

— И, кроме того, я должен предупредить тебя, посвященный, что мы не сможем долго ждать! Тех, кто находится на ледниках в Мурме и в Крае, вы должны будете забрать в течение ближайших двух-трех недель — я не могу держать их дольше, они ребята грузные и начали… попахивать. Да и ледники мне скоро понадобятся!

Болот понял, что его стая попадает в страшное положение — виру за попавших в плен надо выплатить в ближайшие пол-луны, значит, все добытые за зиму меха уйдут волкам, и выменять продовольствие для голодающих семей будет не на что!! А до нового урожая еще не меньше двух месяцев!!!

И тут Всеслав неожиданно проговорил:

— Да!.. Ты, посвященный, что-то говорил по поводу каких-то услуг, которые вы можете оказать нашей стае в обмен на часть виры… Ты имел в виду что-то конкретное?

Никаких конкретных предложений у посла не было, но он не мог упустить возможность хоть чем-нибудь заинтересовать вожака восточных волков, держащего его за горло мертвой хваткой! Украдкой облизнув губы, Болот начал неторопливо, словно опасаясь предложить больше, чем это было необходимо:

— Ну-у-у… Вариантов может быть несколько… Мы могли бы провести для вас разведку земель, лежащих восточнее и севернее наших угодий, даже составить карты этих земель… Или же дать вам проводников, если вы решите организовать охоту в ничейной тайге — наши ребята исходили ее вдоль и поперек… Да! Наш сородич — член Совета посвященных, трижды посвященный Рыкун — может принять пару-тройку ваших волчат в ученики!! Вы же знаете, что ученики члена Совета посвященных пользуются в университете многими привилегиями!!

Ратмир, внимательно слушавший разговор, замер! В его голове мгновенно всплыли слова старого библиотекаря: «…Именно Рыкун принимал твою исповедь. Ты ведь совсем недавно побывал на Столе Истины!» — И он сразу же понял, откуда вожак и волхв стаи восточных медведей узнали о Вотше! Конечно же, это Рыкун, принимая его исповедь, заглянул в прошлое дальше, чем ему было предписано. Он увидел в памяти княжича Вотшу, понял, что Ратмир зачем-то общался с извержонком, и передал эту информацию в родную стаю — ведь его связь с родной стаей очевидна! Возможно, вожак стаи восточных медведей, узнав о каком-то особом интересе дважды посвященного волхва к маленькому извержонку, действительно решил похитить малыша для выкупа, а может быть, они хотели заставить Вотшу рассказать, чего хотел от него Ратмир, почему малыш был оставлен в княжеском замке. Но Вотша ничего не смог бы рассказать медведям, и тогда его обязательно подвергли бы ментальному исследованию, и он… он, возможно, «вспомнил бы» судьбу своего прадеда!!

В груди Ратмира всплыла холодная ярость! Рыкун был не просто вором, укравшим чужую память, он нарушил один из основных законов кодекса посвященных Миру, закон, запрещавший раскрывать тайну прошлого, открытую на Столе Истины, кому бы то ни было, кроме Совета посвященных. Рыкун в глазах Ратмира в одно мгновение превратился в самого ненавистного врага… Нет, не личного врага, вторгшегося в его личный мир, — он был врагом всего Мира, всего мироустройства, он был разрушителем основополагающих законов, на которых стоял Мир Ратмира! А потому трижды посвященного медведя следовало… уничтожить!

Однако Ратмир сразу же понял, что доказать святотатство Рыкуна, не привлекая внимания к извержонку стаи восточных волков, будет невозможно! Чтобы Совет посвященных осудил своего члена, надо было рассказать всю историю похищения Вотши, а значит, раскрыть причину, по которой он, дважды посвященный волхв, заинтересовался ничтожным извержонком! А эта причина должна была быть очень веской! Чрезвычайно веской!

Эти мысли, вихрем пронесшиеся в голове княжича, отвлекли его от разговора, проходившего в малой трапезной, а когда он вновь сосредоточился на беседе брата с послом стаи восточных медведей, она уже подходила к концу.

Посол стаи восточных медведей уже вставал из-за стола, благодаря хозяев за угощение и витиевато выражая свое удовлетворение прошедшими переговорами. Ратмир не уловил, на чем же именно договорился его брат с Болотом, но теперь это его не слишком интересовало — он узнал главное! Теперь ему предстояло решить, как действовать против Рыкуна… против трижды посвященного волхва.

Он отправился в свои апартаменты и, приказав слуге передать Всеславу, что ждет его у себя, принялся собираться в обратный путь, в Лютец. Когда спустя час Всеслав зашел к своему брату, он увидел, что тот одет для путешествия.

Ратмир, усадив Всеслава в кресло, медленно прошелся по комнате, попутно плотно прикрыв дверь, а затем, повернувшись к брату, негромко произнес:

— Я, как видишь, срочно уезжаю в университет. Однако я попросил тебя зайти вовсе не для того, чтобы попрощаться… — он чуть помолчал и поправился, — …вернее, не только для этого. Я собираюсь пройти третье посвящение, и сделать это как можно быстрее, но для этого мне нужны золото, камни, меха! Все то, от чего я отказался, уезжая сорок с лишним лет назад в Лютец, и что ты все это время копил!

Всеслав откинулся на спинку кресла, стараясь выглядеть непринужденно, однако было видно, что слова брата изумили и насторожили его. А Ратмир молчал, ожидая ответа князя. Наконец Всеслав, потерев длинными пальцами виски, неуверенно проговорил:

— Третье посвящение? Но, если я правильно помню наши обычаи и законы, третье посвящение соискатели проходят только в том случае, если освобождается место в Совете посвященных! Разве в Совете есть старцы, настолько близкие к… концу, что ты можешь стать соискателем?!

— Нет, — спокойно ответил Ратмир, — в Совете нет таких старцев, и все-таки я думаю, что место в Совете скоро освободится!

— На чем основаны эти твои… думы? — гораздо спокойнее, даже с неким облегчением поинтересовался Всеслав.

— В Совете появился очень серьезный враг нашей стаи, его необходимо уничтожить, а затем… затем я собираюсь занять его место! Помнишь, что говорил наш дед, провожая меня в Лютец? «Ты, Ратмир, со временем, я надеюсь, станешь главной защитой стаи!» Вот я и собираюсь оправдать надежды деда!

— Враг нашей стаи в Совете?! А ты не ошибаешься, братец?! — И снова Всеслав старался казаться спокойным, но видно было, что слова Ратмира его встревожили. — Может быть, тебе понадобились средства для… для того, чтобы слегка расцветить твою ученую жизнь?

— Воровот и Болот узнали о Вотше от… трижды посвященного служителя Мира… от Рыкуна! — проговорил Ратмир, пристально глядя прямо в глаза Всеслава. — Причем Рыкун, сообщая в свою стаю о нашем извержонке, нарушил кодекс члена Совета посвященных! Его надо уничтожить, иначе он уничтожит меня, а затем и нашу стаю! Я думаю, что Рыкуна держит за горло Болот, именно он заставил трижды посвященного стать святотатцем, однако это никак его не оправдывает. Теперь ты понял, для чего мне нужны средства?

— Хорошо… — сухо согласился князь, — я подумаю, что и сколько тебе можно выделить из княжеской сокровищницы!

— Нет, братец, — покачал головой волхв, — ты дашь мне все, что записано вот здесь! — И он протянул Всеславу небольшой клочок пергамента. — Если, конечно, ты не хочешь, чтобы восточные медведи с помощью Рыкуна сколотили против нашей стаи целую коалицию?! Они ведь поняли теперь, что в одиночку с нами не справятся, и начнут искать себе союзников, а если у них будет помощь в Совете посвященных, сделать это им будет гораздо проще!!

Всеслав быстро прочел написанное и поднял на брата изумленные глаза:

— Да за это можно купить… — начал было он, но Ратмир его перебил:

— Члены Совета дороги! Скажи спасибо, что в стае есть человек, знающий, как повернуть это дело и с кем его решать!

Спустя два часа Ратмир покинул Край. Вместе с ним уехали Сытня и Корзя, сопровождавшие небольшой караван из четырех вьючных лошадей. Дважды посвященного волхва не смущало то, что он уезжал в ночь, лето стояло жаркое, и кони по ночной прохладе меньше уставали.

А еще через два часа в княжеском замке начался пир, который Всеслав давал в честь посла восточных медведей и его свиты. Сам посол сидел за одним столом с князем, княгиней и волхвом стаи, а восемь сопровождавших его медведей — за другим столом, стоявшим неподалеку от княжеского. Княгиня учла, что в землях медведей был голод, и посольский стол буквально ломился от закусок и выпивки, причем среди напитков преобладало столь любимое медведями пиво!

Волков в пиршественном зале замка собралось не слишком много — человек сто пятьдесят, и потому зал казался пустым и гулким, да и сам пир поначалу был чересчур официальным. Князь и посол обменялись торжественными, многословными тостами. Пирующие дружинники выпили сдержанно, даже натянуто — ни обычных на пиру шуток, ни вольных от души песен не было. Однако постепенно крепкое темное пиво, густая медовуха и южное вино сделали свое дело — атмосфера в зале несколько потеплела. Волки начали по одному, а то и парами подходить к столу медведей и, хлопая их по спинам, пили за мир между стаями.

За княжеским столом тоже сначала чувствовалась некоторая натянутость, но Рогда начала выспрашивать Болота о жизни его стаи, о медвежатах, появившихся этой зимой, о видах на урожай, и посол постепенно оттаял, разговорился.

А когда волки и медведи вместе затянули песню о походе на восток, в край страшных, хотя и немногочисленных тигров, Болот, пропевший вместе со всеми несколько куплетов, вдруг повернулся к Всеславу и спросил, хитро и пьяно прижмурив глаз:

— Князь, не обижайся, но я хочу у тебя спросить, как твои волки смогли так быстро подойти к Мурме?! Ведь ты же не знал, что ее осадили!

Всеслав в ответ хмельно улыбнулся и покрутил головой:

— Этого, посвященный Болот, я тебе не скажу, но знай, все, что творится на нашей границе, мне становится известно в течение двух-трех часов. Всегда!

— Интересно… — медленно протянул Болот и после небольшой паузы добавил: — Это наверняка твой брат Ратмир придумал. А почему дважды посвященный волхв отсутствует на нашем пиру?! Он же, по-моему, находится в замке. Или он брезгует нашим обществом?

Всеслав застыл в своем кресле, уставившись стеклянным глазом в посла. Над столом повисло молчание, которое поторопилась нарушить Рогда:

— Нет, посвященный Болот, Ратмир никем из нас не брезгует, он срочно отбыл в Лютец — его ждут научные исследования! Вы же знаете, наш брат сорок лет занимался исключительно наукой, дела стаи стали для него неинтересны и… неважны. Только год назад Всеславу удалось уговорить его посетить родной город, да и то он побыл у нас всего несколько дней, а в этот раз…

Она не успела договорить, Всеслав неожиданно перебил ее:

— Ты, Болот, значит, думаешь, что я без своего братца и придумать ничего дельного не могу?!

Посол оторопел от такого неучтивого обращения и, приоткрыв рот, с изумлением уставился на князя. А тот продолжил:

— Но ты ошибаешься! Я и сам способен кое-что придумать. Смею тебя заверить, что именно я придумал, как можно подловить косолапых, залезших в мой огород! И впредь, когда бы они ни попытались повторить свою попытку, итог будет такой же!

Всеслав замолчал, грозно сверкая глазами, и тут же заговорил Добыш:

— Упоминание имени Ратмира, посвященный Болот, в связи с повседневной жизнью стаи совершенно неуместно! Ратмир, что называется, отрезанный ломоть, он не имеет никакого отношения к стае восточных волков, кроме того, что он родился среди нас. Возможно, что на свете существуют стаи, в которых люди, дважды или трижды посвятившие себя служению Миру, продолжают поддерживать тесные контакты со своими родственниками, но у нас этого нет! Мы чтим и выполняем законы и обычаи нашего Мира, мы не допустим, чтобы кто-то обвинял нас в получении какой-либо тайной и незаконной помощи со стороны служителей Мира!! Потому твой намек, посвященный Болот, оскорбителен для князя нашей стаи!!

Болот понял, что сам допустил гораздо большую бестактность, нежели князь с его «косолапыми», его намек на помощь Ратмира — дважды посвященного волхва — был фактическим обвинением последнего в нарушении кодекса посвященных! За это его самого вполне могли привлечь к ответственности перед Советом посвященных и, если бы его обвинение не подтвердилось, лишить многогранности. Он жестом полной покорности прижал руки к груди, чуть приподнялся в своем кресле и дрожащим от раскаяния голосом проговорил:

— Князь, ты, княгиня, и ты, посвященный Добыш, поверьте, я даже в уме не держал нанести оскорбление кому-то из вас или как-то обидеть великую стаю восточных волков. Тем более я не хотел бросить тень какого-то немыслимого подозрения на брата князя! Просто, зная высокую ученость дважды посвященного Ратмира, я подумал, что он мог бы придумать нечто такое, что не могло прийти в голову никому другому во всем нашем Мире, и, к сожалению, высказал эту мысль вслух! Я униженно прошу прощения за свою оговорку, за свою дерзкую, недопустимую мысль, за свою несдержанность… Видимо, моя голова не справилась с выпитым за этим роскошным столом вином!

В огромном пиршественном зале вдруг наступила мертвая тишина, все пирующие увидели, что посол стоит перед князем с покаянно опущенной головой.

Долгую минуту Всеслав молчал, сверля разъяренными глазами растерянную физиономию посла, а затем вдруг рассмеялся… Сухо… зло… язвительно, но… рассмеялся! И сразу в зале будто бы легче стало дышать. Пирующие зашевелились, послышались вздохи, покашливание. Даже сам Болот чуть расслабился, на его лице появилась жалкая, просительная улыбка.

Всеслав встал и громко проговорил:

— Чего, волхв, не скажешь после доброй чаши! Я не буду сердиться на тебя за необдуманные слова, но впредь лучше держи свою речь в узде! А тем более — мысль!

Болот быстро поклонился и так же быстро ответил:

— Я знал, что вожак стаи восточных волков — человек великодушный и незлобивый, что он верит в мое искреннее расположение ко всей стае восточных волков.

Всеслав махнул рукой, и медведь медленно, словно чего-то опасаясь, опустился в кресло.

И пир покатился вроде бы своим чередом.

Далеко за полночь, когда музыканты стали повторяться, танцовщицы спотыкались, а пирующие, устав от веселья, начали засыпать за столами, Болот с улыбкой повернулся к Всеславу:

— Позволь, князь, нашему посольству удалиться для отдыха. Завтра нас ожидает дорога, и нам надо отдохнуть.

Всеслав поднял на посла пьяный рассеянный взгляд, несколько секунд помолчал, словно бы не понимая, о чем тот говорит, а затем громко проговорил заплетающимся языком:

— Идите, посвященный Болот, идите отдыхайте. Вас проводят до ваших покоев!

Болот склонился в поклоне и вдруг услышал совершенно трезвый шепот:

— Но помни, Болот, о том, что ты брякнул за моим столом! У меня два свидетеля!

Медведь вздрогнул, вскинул голову и увидел расплывшееся в пьяной улыбке лицо Всеслава с совершенно трезвыми, чуть прищуренными глазами!

Несколько мгновений они смотрели друг на друга, понимая, что, пожалуй, в последний раз видят друг друга так близко — глаза в глаза, а затем Болот еще раз поклонился и, отведя взгляд в сторону, вышел из-за стола.

После того как посольство покинуло зал, князь с княгиней ушли в свои покои, оставив человек тридцать отъявленных гуляк за столами.

Поздним утром следующего дня, после легкого завтрака, посольство стаи восточных медведей покинуло княжеский замок, увозя с собой богатые дары и договор, расплатиться по которому медведям предстояло в течение последующего месяца!

В замке Всеслава жизнь снова вошла в обычную колею.

Вотша также вернулся к своим обычным занятиям, но Скал, внимательно наблюдавший за своим подопечным, быстро понял, что извержонок очень сильно изменился. Мальчишка потерял свою непосредственность, открытость, взгляд его серых глаз стал внимателен и… строг, часто дружинник находил его сидящим на южной стене между зубцами и отрешенно глядящим в желто-голубой простор, открывающийся до самого горизонта. Да и в ратницкой, за трапезой или перед сном Вотша мог вдруг замереть в странной неподвижной задумчивости, словно увидев внутренним взором нечто необыкновенно важное, но… не совсем понятное! По-другому он стал относиться и к окружающим его людям… Со всеми многоликими он теперь разговаривал, только если те к нему обращались, и держался при этом очень ровно, нарочито почтительно, опустив глаза и стараясь не делать лишних движений. Исключение составляли, пожалуй, только трое — сам Скал, его друг Чермень и Старый. Когда же Вотше приходилось общаться с извергами и особенно извергинями, в его голосе, в его больших внимательных глазах можно было поймать некое сострадание, некую внутреннюю боль!

И еще Скал заметил, что Вотша старается не выходить за пределы замковых стен — исключение он делал только для занятий с оружием, правда, эти занятия он затягивал, как только мог.

Однажды вечером дружинник отыскал своего воспитанника на его любимом месте — между зубцов южной стены и, усевшись рядом с мальчиком, негромко спросил:

— Как тебе живется, Вотша?

Мальчик удивленно взглянул на своего воспитателя, затем снова уставился в открывающееся перед ним пространство и, помолчав с минуту, ответил:

— Мне хорошо живется, дядя Скал… Только я не пойму… почему?

— Не поймешь почему? — удивленно переспросил Скал. — Да потому, что ты приглянулся… Ратмиру! Ведь это он заставил Всеслава взять тебя в замок!

И снова Вотша бросил не по-взрослому серьезный взгляд на своего наставника.

— Я знаю, что меня оставил в замке господин Ратмир… Но почему он это сделал… И как ему удалось уговорить князя… Князь Всеслав…

Тут Вотша неожиданно замолчал, сообразив, что его слова недопустимо смелы — не подобает какому-то извержонку обсуждать достоинства и недостатки вожака стаи восточных волков. Однако Скалу хотелось понять, что творится в душе его воспитанника, а потому он осторожно и в то же время доброжелательно переспросил:

— Что князь Всеслав?

Последовал еще один быстрый взгляд широко распахнутых серых глаз, а затем Вотша медленно произнес:

— Дядя Скал, вы же лучше меня знаете князя и его брата… Скажите сами, станет дважды посвященный волхв заниматься каким-то там… «вонючим извержонком» без серьезных на то оснований и насколько серьезны должны быть эти основания для того, чтобы князь Всеслав оставил… «вонючего извержонка» в своем замке и начал его… учить? Ведь я князю сначала не понравился.

«А ведь мальчишка прав, — мысленно согласился с Вотшей Скал, — он не понравился вожаку… Только после того как Ратмир занялся извержонком… И что он делал с Вотшей в своих покоях? Мальчонку-то вынесли от него без сознания! Что волхв узнал о нем?»

— И еще, дядя Скал, — неожиданно проговорил Вотша. — Почему медведи меня увезли? Ведь тогда, ночью, у табуна, они всех перебили… Я сам видел, как они убивали конюхов и ребят, а меня увезли… Они ведь приехали именно за мной, я слышал — Изворот спросил у Медведя «…который из них?..», и Медведь указал на меня! Так что во мне такого?! Почему я… нужен?

Дружинник понял, что у него нет ответов на эти вопросы воспитанника, потому, помолчав в раздумье несколько минут, он произнес:

— Знаешь что, Вотушка, не забивай ты себе этим делом голову. Придет время, и князь со своим братом, волхвом, возможно, расскажут, что в тебе такого, зачем ты понадобился им. Самому тебе все равно в этом деле не разобраться!.. Ну, а то, что князь приказал тебя учить — очень хорошо! Значит, ты ему нужен не на час, не на день… На всю твою жизнь!

— На всю жизнь… — эхом повторил Вотша, и в его голосе почему-то прозвучала тоска.

Скал поднялся на ноги и тронул Вотшу за плечо:

— Пошли, малыш, скоро ужин!..

Вотша медленно встал, и тут Скал вдруг увидел, что мальчишка совсем уже и не малыш — его белая голова была много выше его пояса!

«А парню-то уже, поди, лет девять! — подумал Скал. — Неудивительно, что он думает о… серьезных вещах!»

Недели через две Вогнар, войдя в комнату, где занимался Вотша, увидел, что его ученик, вместо того чтобы разбираться с полученным накануне заданием, стоит у небольшого окошка и задумчиво смотрит во двор.

— Почему не занимаемся? — строго спросил книжник.

Однако Вотша не смутился, он повернулся и спокойно проговорил:

— Учитель, можно спросить?..

— Спрашивай! — дал разрешение Вогнар.

— Учитель, когда ты только начал со мной заниматься, ты сказал, что будешь учить меня только явному письму и явному чтению… Значит, есть письмо… тайное?

Вогнар посмотрел на Вотшу долгим удивленным взглядом, покачал головой и негромко проговорил:

— Садись-ка на свое место…

И, когда ученик уселся за стол, продолжил:

— Действительно, кроме явного письма, есть другое… Называется оно… сокровенное. Но владеют этим… сокровенным письмом и… сокровенной речью только волхвы. Причем только волхвы, прошедшие второе посвящение.

— Значит, учитель, ты сокровенное письмо тоже не знаешь?

Услышав этот простой вопрос, Вогнар вдруг смертельно побледнел и впился вспыхнувшими глазами в серые глаза своего ученика… Но эти огромные серые глаза были такими спокойными, а чистое лицо выглядело настолько невозмутимым, что заподозрить в вопросе какой-то подвох было совершенно невозможно, так что Вогнар, выдержав небольшую паузу ответил, стараясь выглядеть совершенно спокойным:

— Да… Я не владею сокровенным письмом и сокровенной речью, хотя и слышал о них от… своего учителя!

Вотша кивнул, но по его глазам Вогнар понял, что мальчик о чем-то задумался. Однако урок прошел без вопросов, извержонок был, как всегда, любопытен и быстро схватывал то новое, о чем говорил учитель. Только в самом конце занятий, когда Вогнар уже изложил задание для самостоятельной работы ученика, тот неожиданно спросил:

— Учитель, ты не можешь разрешить мне пользоваться книгами?

Книжник снова удивился, но вида не подал. Секунду подумав, он ответил на вопрос вопросом:

— А какие именно книги тебя интересуют?!

Вогнар понимал, что Вотша не знает состав княжеской книжни, и потому надеялся, что он не сможет ответить на этот вопрос определенно, а значит, можно будет обоснованно ему отказать. Однако мальчишка явно обдумал и свою просьбу, и ее возможное обоснование.

— Возможно, в книгах есть сведения о том, что происходило когда-то в стае восточных волков и… в других стаях?

— Значит, тебя заинтересовала история?.. — переспросил книжник, с интересом глядя на своего ученика. Ответом на этот вопрос стал непонимающий взгляд извержонка, и тогда Вогнар пояснил: — История — это наука, изучающая прошлое, жизнь прежних поколений.

— Да, — тут же согласился Вотша, — я очень хочу знать прошлое!

Вогнар чуть склонил голову и, с минуту подумав, ответил:

— Я не могу сам решить этот вопрос, однако, поскольку князя сейчас нет в замке, я испрошу для тебя разрешение пользоваться книжней у княгини.

— Спасибо, учитель, — улыбнулся Вотша.

В тот же вечер, докладывая княгине о новых, недавно поступивших в замок книгах, Вогнар воспользовался случаем и рассказал Рогде о просьбе извержонка. Реакция княгини на эту, как казалось книжнику, невинную просьбу была совершенно неожиданной. Рогда, сидевшая за письменным столом, подняла на Вогнара явно встревоженные глаза, а затем вдруг стремительно вскочила со своего места и начала ходить по кабинету, о чем-то размышляя. Прошло несколько минут, прежде чем она, наконец, остановилась напротив книжника и резко спросила:

— И давно этот мальчишка стал интересоваться историей?!

— Нет, госпожа, — немного растерянно ответил Вогнар, — сегодня на уроке он впервые спросил у меня разрешения пользоваться книжней. Он, по-моему, даже не знал, что есть такая наука — история!

— Не знал… — повторила княгиня, вновь принимаясь ходить от стола до входной двери своего кабинета.

Спустя еще пару минут она, приняв какое-то решение, снова уселась на свое место и приказала:

— Завтра, Вогнар, ты приведешь извержонка ко мне… Вы ведь занимаетесь после обеда… — книжник утвердительно кивнул, — … вот в это время ты его и приведешь! Сюда!

На следующий день Вогнар, войдя в учебную комнату, посмотрел на извержонка странным долгим взглядом, а затем мягко проговорил:

— Складывай книги и прячь письменные принадлежности…

— Разве мы сегодня не будем заниматься письмом? — поднял Вотша на книжника удивленные глаза.

— Нет, мальчик, — Вогнар покачал головой. — Вчера я передал твою просьбу княгине, и она приказала привести тебя к ней.

— Но… — Извержонок даже приподнялся с места. — Мне нельзя заходить в покои княгини! Господин Скал строго-настрого запретил мне там появляться!

— И правильно запретил… — согласился книжник. — И тебе действительно совершенно нечего там делать… Но, во-первых, мы пойдем не в покои княгини, а в книжню, а во-вторых, все прежние запреты отменяются, если у тебя есть приказ самой княгини! Так что… пошли!

Вотша кивнул, быстро убрал книги и письменные принадлежности и последовал за книжником. Вогнар провел его по коридору, потом они поднялись по широкой лестнице на третий этаж, снова прошли по коридору и подошли к высоким двустворчатым дверям. Вогнар толкнул одну из створок, а когда дверь открылась, пропустил вперед мальчика и вошел следом.

Извержонок оказался на пороге большой комнаты и… удивился. Книжню он представлял себе совсем иначе — неким огромным залом, снизу доверху заваленным стопками книг в толстых тяжелых переплетах, а эта комната была светлой, очень просторной с тяжелыми темными высокими шкафами с дверцами, покрытыми затейливой резьбой. Несколько дверок были распахнуты, и за ними виднелись расставленные по полкам книги и аккуратно сложенные свитки. Посреди комнаты стоял большой стол, за которым сидела княгиня, занятая письмом. Узкое, длинное темно-серое перо настолько быстро бегало по пергаменту, что Вотша не мог оторвать от него удивленных глаз — сам он не так давно сменил стило на перо, а вощаницу на пергамент, да и пергамент-то ему давали старый, дважды, а то и трижды выскобленный.

Наконец княгиня закончила писать и подняла глаза на вошедших. Вотша стоял впереди, Вогнар позади извержонка, положив ладони ему на плечи. Как только книжник увидел, что Рогда обратила на них внимание, он негромко проговорил:

— Вот, княгиня, по твоему приказанию я привел своего ученика.

— Очень хорошо, — с улыбкой ответила княгиня, поднимаясь из-за стола и подходя к извержонку. Она внимательно смотрела на Вотшу, но с вопросом обратилась к Вогнару: — А теперь скажи, насколько хорошо твой ученик владеет чтением и письмом!

Вотша почувствовал, как на его плечах напряглись ладони Вогнара, но ответ книжника прозвучал спокойно и негромко:

— Читает он, княгиня, бегло и складно, хорошо понимает прочитанное. Пером пишет медленно — слишком мало практики, но аккуратно и чисто… Мне кажется, Вотша может быть полезен…

— Так… так… — протянула княгиня, продолжая разглядывать мальчика. — Создается впечатление, что твой ученик… быстро взрослеет. Не пора ли ему иметь в замке определенные обязанности?

— Как будет угодно княгине… — пробормотал в ответ книжник, и Вотша вдруг почувствовал в его голосе некоторое беспокойство.

А Рогда между тем продолжила, обращаясь уже к Вотше:

— Вогнар сообщил мне, что тебя заинтересовала… история?

— Да, госпожа… — очень тихо ответил Вотша.

— Интересно… И почему же ты решил обратить свой взор в… прошлое? Я думала, что интересы молодых людей больше направлены в будущее… в их собственное будущее!.. Или тебя интересует прошлое какой-либо конкретной личности?..

— Нет, госпожа, — все так же тихо проговорил извержонок, — мне интересно… Меня интересует прошлое стаи восточных волков, восточных медведей, рысей и… других стай. Меня интересует, как и чем они жили… зачем они жили…

Рогда перевела взгляд на Вогнара:

— Тебе не кажется, что твой ученик не по возрасту… серьезен?

— Я удивлен, госпожа, — признался книжник. — Никогда раньше я не замечал в нем этого! Правда, в последние несколько недель Вотша действительно стал очень… задумчив.

Княгиня снова посмотрела на извержонка, и ее взгляд встретили спокойные серые глаза.

— Хорошо! — кивнула головой Рогда и, вернувшись на свое место за столом, продолжила: — Твое желание — это желание взрослого человека! Раз ты считаешь себя взрослым, я забираю тебя из-под опеки Скала и отдаю в подчинение Вогнару, княжему книжнику. Подчеркиваю — именно в подчинение. Вогнар по своему усмотрению определит твои обязанности и будет следить за их исполнением… Возможно, и у меня или даже у самого князя со временем появятся поручения к тебе!! Жить ты будешь во дворце, комнату для тебя Сидоха подготовит сегодня. Завтра ты переселишься. Твои занятия с Фромом прекращаются, надеюсь, ты уже достаточно хорошо разбираешься в счете!

— Да, госпожа! — кивнул Вотша.

— Значит, решение принято. Выйди и подожди за дверью, я переговорю с Вогнаром, а затем он тобой займется!

Вотша неловко поклонился и вышел из кабинета. Рогда с минуту молчала, а затем негромко, задумчиво проговорила:

— Мальчик не по годам и… не по-извержачьи умен. Ты должен будешь очень тщательно следить за его книжными интересами… — Она оборвала сама себя, словно испугавшись, что сказала слишком много, а затем, подумав несколько секунд, пояснила: — Мне не хочется, чтобы он занимался розысками сведений о своем прадеде — был такой волк в нашей стае, звали его Ват. История этого Вата грустна, даже трагична, и мне не хотелось бы, чтобы мальчик страдал из-за несчастий своего предка. В остальном ему можно дать полную свободу… но не свободу безделья!

Княгиня замолчала, внимательно глядя на книжника, словно ожидая от него ответа. И Вогнар, поклонившись, проговорил:

— Госпожа, я понял… Постараюсь сделать все, чтобы мальчишка был при деле!

— Вот и хорошо, — кивнула Рогда. — Можешь идти!

На следующее утро тетка Сидоха отвела Вотшу в маленькую комнатку на четвертом этаже княжеского дворца. Единственное окно этой комнатушки выходило на замковый двор, в самом конце которого было видно ристалище. Под окном стояла узкая кровать, рядом с ней небольшой столик с подсвечником на одну свечу. В углу растопырился приземистый шкаф, а рядом с дверью находился столик с умывальными принадлежностями.

Так, совершенно неожиданно для Вотши, его простая на первый взгляд просьба в корне изменила всю его жизнь!

Глава 7

Ратмир возвращался в Лютец в смятении. Его негодование по поводу предательства трижды посвященного волхва сменилось тяжкими раздумьями. И прежде стаи находили повод, чтобы начать войну, чтобы убивать себе подобных, грабить владения соседей и уводить в плен извергов противника. Но никогда волхвы не провоцировали военные действия и никоим образом не участвовали в них! Клятва, даваемая волхвами при посвящении — при первом посвящении! — не только запрещала им участие в таких делах, но и обязывала их даже во время боевых действий приходить на помощь друг другу. Тем более это было недопустимо для членов Совета посвященных! Слишком большая власть находилась в их руках, слишком большие знания они могли бросить против обычных людей. Поступок Рыкуна был настолько вопиющ, настолько провокационен, что его последствия могли стать просто катастрофическими — катастрофическими для всего Мира! Ратмир понял, что оставлять Рыкуна безнаказанным нельзя, причем наказанием для предателя могла быть только смерть. Но и рассказывать о том, что сделал трижды посвященный член Совета, было нельзя — это могло послужить для других прецедентом, и тогда!.. Оставался только один путь — Рыкуна надо было убрать из этой жизни тайно, в любом другом случае у него могли появиться последователи! Пяти дней пути хватило дважды посвященному волхву, чтобы составить план действий.

Вернувшись в Звездную башню, он сразу же погрузился в свои научные исследования, однако теперь его интересы сосредоточились на опытах с обессоленной водой. Кое-какие наработки в этой области у него уже были, но теперь он точно сформулировал задачу, которую следовало решить!

Шесть месяцев он практически не выходил из своей лаборатории, и за это время ему удалось не только составить заклинание, превращающее воду в зелье обессоленной воды, но и определить условия, при которых оно начинало воздействовать на принявшего декокт.

Поздно ночью, закончив изготовление опытного образца наговоренной воды, он долго сидел за лабораторным столом, задумчиво глядя на небольшой темный пузырек, закрытый притертой пробочкой, в котором мерцала преломленным светом вроде бы самая обычная вода.

Теперь он мог приступить к реализации замысла, разработанного им по пути из Края в Лютец, но сначала эту воду стоило опробовать вне стен университета.

Утром следующего дня Ратмир вышел из своего затворничества и отправился на ближний к университету рынок. В кармане его темной хламиды лежал кошель из темной кожи, в котором вместе с монетами был спрятан и пузырек с притертой пробкой.

Рынок был небольшой, но пестрый, шумный, горластый. Торговцы громко расхваливали свой товар, и в самом деле великолепный — завезенные ночью рыба, мясо, овощи еще не потеряли своей свежести. Покупатели — в основном прислуга из близлежащих домов состоятельных горожан — не менее громко торговались, стараясь урвать часть отпущенных на продукты денег в свой карман. Рыночные носильщики добавляли свои вопли в общий гвалт, требуя посторониться и пропустить их длинные, неповоротливые, тяжело нагруженные тележки.

Ратмир шагал сквозь рыночную толкотню и ор, рассеянно глядя по сторонам и не обращая внимания на громкие, но весьма почтительные крики торговцев, старавшихся привлечь его внимание к своему товару. Наконец, миновав торговые ряды, он вышел к небольшой харчевне, притулившейся у ограды рынка. Дважды посвященный волхв толкнул легкую дверь и вошел внутрь, в тепло, пахнущее потом и стряпней.

Едва он появился на пороге, как хозяин, орудовавший у прилавка с напитками, рявкнул что-то обступившим его клиентам и в мгновение ока оказался рядом, сгибаясь в почтительном поклоне. Ратмир оглядел харчевню и кивнул в сторону столика, стоявшего около окна. Хозяин стремительно переместился к указанному столику и, пока Ратмир шествовал к указанному им месту, не только убрал двух, сидевших за столиком, торговцев, но и смел в подставленную служанкой корзину остатки их завтрака вместе с посудой и недопитым графинчиком вина. Ратмир уселся за совершенно чистый стол, на который уже водрузили белоснежную скатерть, букетик неизвестно откуда взявшихся цветов в фарфоровой вазочке и обеденный прибор из восточного фарфора.

Дважды посвященный волхв внимательно оглядел таверну и перевел взгляд на склонившегося в поклоне хозяина. Тот, словно почувствовав, что удивительный клиент обратил на него внимание, не разгибаясь, произнес:

— Чего желает отведать господин в моем недостойном ресторане?

«Ресторане?» — усмехнулся про себя волхв, а хозяин продолжал:

— Осмелюсь предложить горячую лапшу с индейкой «Лютец» под соусом пикан и маринованными овощами! А вино господин может выбрать сам!

На стол перед Ратмиром легла узкая полоска темного пергамента, на котором витиеватым почерком был написан перечень имеющихся в харчевне вин.

Волхв помолчал, а затем медленно, чуть растягивая слова, произнес:

— Я хочу, чтобы за двумя ближайшими столиками никого не было… — Хозяин склонился еще ниже, показывая, что понял желание дважды посвященного. — К лапше и индейке подашь белое сабинское трехлетнее… И не забудь, что вино должно быть подано в грубой керамике!

— Прикажете выполнять, господин?! — быстрой скороговоркой пробормотал хозяин.

— Выполняй! — разрешил волхв, и хозяин мгновенно исчез.

Спустя минуту на столе Ратмира красовался пузатый, ручной лепки кувшин, прикрытый крышкой в форме шутовского колпака, большая глиняная миска, до краев наполненная густым, темным соусом, в котором плавали большие куски индейки, и три плоские тарелки с разложенными на них маринованными овощами. А еще через пару минут к столу подошла высокая дородная извергиня с сияющим медным котелком в руках, из-под крышки которого выбивался пар. Поставив котелок на стол, извергиня сняла с него крышку и большой глубокой шумовкой на длинной ручке принялась доставать лапшу и укладывать ее на тарелку, стоящую перед Ратмиром. Когда она вывалила на тарелку третью шумовку, Ратмир коротко приказал:

— Хватит!

Извергиня отложила шумовку и взяла широкую ложку, но Ратмир снова, тем же спокойным тоном произнес:

— Не надо! Свободна!

Извергиня положила на стол ложку, отошла от стола шага на три и остановилась, сложив руки на животе.

Ратмир взял ложку, полил дымящуюся лапшу соусом, затем выудил из мисы пару кусков индюшатины, уложил их поверх лапши, сам налил в высокий, вырезанный из восточного хрусталя бокал вина и принялся есть, ловко орудуя костяной двузубой вилкой и коротким, с закругленным лезвием ножом.

Всем окружающим казалось, что дважды посвященный волхв, столь неожиданно появившийся в рыночной харчевне, полностью занят своим завтраком и не обращает никакого внимания на окружающих. Постепенно напряженность, охватившая посетителей при появлении столь высокой особы в облюбованной ими харчевне, спала, народ расслабился, разговоры, совсем было стихшие, возобновились, и в теплом, пахучем воздухе снова возник ровный, добродушный гул.

А между тем волхв, вроде бы не отводивший взгляда от своей тарелки, внимательно наблюдал за окружающими его людьми, выбирая объект для своего эксперимента!

За его спиной, через стол, расположились три купца, похоже, с юга. Черные как смоль волосы и резкий, гортанный говор выдавали в них выходцев с восточных берегов внутреннего моря. Видимо, они приехали в Лютец не в первый раз — вели себя свободно, уверенно. За ними сидели двое извергов-крестьян из недалекого села. Их происхождение выдавали светлые короткие стрижки, темно-серые куртки, штаны и короткие сапоги на толстой подошве — все крестьяне в округе одевались именно таким образом. Эти двое держались скованнее всех остальных, не в силах, видимо, привыкнуть к соседству дважды посвященного волхва. И действительно, не прошло и десяти минут, как эта парочка, спешно закончив завтрак, покинула харчевню.

Ратмир медленно, осторожно переключал свое внимание с одного посетителя харчевни на другого, пока наконец не дошел до троицы, устроившейся в дальнем, самом темном углу, спиной ко всем остальным. Могло показаться, что они заняты исключительно поглощением нехитрой снеди, поставленной на их стол, однако Ратмир видел, что они вели очень важный разговор!

— …Ты же прошел посвящение… — едва слышно говорил сидевший слева мужчина, закутанный в теплый шерстяной плащ темно-коричневого цвета, какие любили купцы с берега западного моря, — значит, тебе и идти в университет! Если туда сунемся мы с Кригой, нас сразу же повяжут — что могут делать в университете простой кабан и тем более изверг?!

Совсем еще молодой, светловолосый парень с непокрытой головой, одетый в легкую темную хламиду — совсем новую, выдававшую недавнее посвящение своего владельца, нервно дернул щекой, с усилием проглотил недожеванный кусок, обежал взглядом зал таверны и заговорил едва слышно:

— А что делать там волхву, закончившему обучение и прошедшему посвящение? Разве что получить очень неприятный вопрос: что ты делаешь в университете? Я вам рассказал, где и чем можно поживиться, а теперь вы мне предлагаете самому сделать все остальное? Тогда за что вы взяли плату?

— За то, что поможем тебе сбыть все, что ты принесешь! — невнятно промычал третий — полный оборванец, из-под драной куртки которого торчали обшарпанные ножны короткого широкого ножа.

— Тогда я найду других, — чуть повысил голос молодой парень, — а вы вернете мне задаток, который я вам дал!

— Не ори! — глухо окоротил его «купец». — И никого ты больше не найдешь, весь Лютец знает, что ты в нашей… «компании», а потому никто с тобой связываться не будет.

— А если станешь артачиться, — снова невнятно пробормотал оборванец, не поднимая головы от своей мисы, — всплывешь посреди Сеньи… кверху брюхом!

— Ты, кажется, мне угрожаешь? — ощерил зубы светловолосый. — Ты смеешь угрожать посвященному?

— А что ты мне сделаешь? — поднял голову от мисы оборванец. — Ну, что? Отдашь приставу? Ну так я первым делом расскажу, как ты меня подбивал в университете пошуровать, а я отказывался! Тебя на Стол Истины положат, и ты сам подтвердишь, что я говорю правду! И кто тогда под обломок попадет?

Светловолосый перевел злой, растерянный взгляд с одного собеседника на другого, но достойного ответа на слова оборванца не нашел.

— Не надо нам ссориться и угрожать друг другу… — миролюбивым тоном проговорил «купец». — Мы, юноша, подберем для тебя инструменты и научим, как ими пользоваться, а когда ты принесешь товар, поможем тебе его сбыть! И все будут довольны…

Светловолосый волхв снова склонился над своей мисой и начал быстро выхлебывать ее содержимое. Его «друзья» многозначительно переглянулись и тоже вернулись к еде.

Ратмир понял, что эта троица прекрасно подходит для его целей. Он положил вилку, прихлебнул из бокала, аккуратно вытер губы салфеткой и достал из кармана кошелек. Выудив из него две монеты, он положил их на стол, а затем, взглянув на стоявшую неподалеку извергиню, негромко произнес:

— Позови хозяина…

Служанка молча развернулась и ушла на кухню, а через несколько секунд у стола дважды посвященного материализовался хозяин харчевни. Согнувшись в поклоне, он испуганно пролепетал:

— Господин простит мое отсутствие, я лично контролировал приготовление десерта для высокого гостя!

— Десерта? — Волхв на секунду задумался, а затем отрицательно покачал головой. — Нет, я не хочу сладкого… Твоя индюшка была хороша, вино также весьма неплохо, так что не будем портить впечатление!

— Как пожелает господин… — снова поклонился хозяин, и в его голосе прозвучало огорчение.

Ратмир улыбнулся и кивнул на монеты:

— Этого хватит за съеденный мной завтрак?..

— Господин!! Твоя щедрость неописуема! — воскликнул хозяин харчевни, даже не посмотрев в сторону лежащих на столе монет. — Я сделаю красивую надпись в память твоего посещения моего скромного ресторана и повешу его над прилавком!

Ратмир встал из-за стола и, едва заметно кивнув хозяину харчевни, пошел к выходу. Хозяин семенил за ним следом, рассыпаясь в благодарности. На пороге, уже приоткрыв дверь, Ратмир еще раз обернулся, рассеянным взглядом оглядел зал и мысленно обратился к светловолосому волхву, сидевшему за дальним столом:

«Заканчивай свой завтрак и выходи! Я тебя жду!»

Молодой волхв вскинул голову и растерянно пробежал глазами по окружающим его лицам, в следующее мгновение он встретил взгляд дважды посвященного волхва, побледнел и как-то судорожно кивнул, давая понять, что понял приказ старшего.

Ратмир вышел и неторопливо пошел вдоль рыночного ряда, разглядывая разложенные на прилавках товары. Спустя всего пару минут до него дошла тихая, неуверенная, чуть подрагивающая мысль:

«Господин, ты меня вызывал? Я явился…»

«Ты не слишком торопился», — холодно ответил дважды посвященный.

«Я был не один, господин…» — осмелился напомнить парень.

«Ладно… — с ноткой брезгливости подумал Ратмир. — Как тебя зовут?»

«Тороп, господин», — ответил парень, стараясь казаться спокойным.

Однако Ратмир сразу понял, насколько он напряжен. Сохраняя брезгливый тон, дважды посвященный потребовал:

«Рассказывай, что за дело у тебя появилось в университете и при чем те двое, что завтракали вместе с тобой!»

«Я… мне…» — совершенно растерялся молодой волхв.

«Не „мнекай“! — резко оборвал его Ратмир, мгновенно ужесточив тон общения. — Коротко, точно! Как учили в университете!»

Парень несколько секунд помолчал, а затем, продолжая двигаться чуть позади дважды посвященного, начал «рассказывать»:

«Три недели назад я принял посвящение. Хотел учиться дальше и вполне этого достоин, но… я не смог собрать необходимую сумму, чтобы оплатить обучение… Ну и… вообще… — Тут он обреченно махнул рукой. — Мне предложили место волхва стаи далеко на севере, у полярных волков, а я не переношу холода и…»

«Ну, а почему бы тебе не вернуться в родную стаю?» — перебил его Ратмир.

«У нас в стае волхв еще не стар и у него уже есть двое помощников… Оба посвященные…»

«Ясно! — кивнул Ратмир. — Дальше!»

«В ночь посвящения, после церемонии, когда мы праздновали окончание учебы, я случайно подсмотрел, как… — на секунду он замолк, словно сомневаясь, стоит ли продолжить, но, поймав на себе быстрый взгляд дважды посвященного, все же продолжил: — Как в здании напротив незнакомый мне… посвященный… прятал в тайник шкатулку с драгоценностями. Я… я понимаю, что это недостойно, но… я так хотел продолжить обучение!.. Я решил… забрать эту шкатулку».

Он снова замолчал, а Ратмир, мысленно усмехнувшись, переспросил:

«Что ж не забрал?»

«Я… побоялся. Я решил найти человека или изверга, который сможет это сделать!»

«И нашел тех двоих?» — В мысли Ратмира снова была насмешка.

«Да… И отдал им последние деньги. Они потребовали вперед».

«Ну, с этим мы разберемся… — словно бы про себя подумал дважды посвященный. — А теперь расскажи, что же именно ты увидел».

«Мы были на втором этаже университетской школы, в гимнастическом зале. Там были поставлены столы… ну, и мы… веселились. Я… ну, мне было тяжело, это была моя последняя ночь в университете, и я перешел в комнату переодевания. Там было темно. Я стоял около окна с кружкой вина в руке и думал, что со мной будет… И в этот момент в противоположном здании, как раз в окне напротив, появился свет. Я стал смотреть в это окно и увидел, как в комнату… Маленькая такая комната и почти пустая, там стоял только небольшой письменный стол и старое кресло… Вот в эту комнату вошел очень крупный… очень большой сутулый мужчина…»

«Он был в одежде посвященного?!» — резко перебил его Ратмир.

«В том-то и дело, что нет!.. — торопливо „воскликнул“ волхв. — Просто мужчина в мешковатых штанах и темной куртке! Он поставил свою лампу на стол, потом из-под полы куртки достал небольшую темную шкатулку, поставил ее на стол и открыл. Сначала он просто смотрел внутрь этой шкатулки, а затем стал доставать оттуда… камни… Некоторые были без оправ, но в основном это было золото с самоцветными вставками!! Он несколько минут перебирал эти вещи, рассматривал их при свете лампы, а потом сложил все обратно в шкатулку и… Он ее спрятал в стене, там есть ниша, за одним из камней кладки!»

«Так… — совершенно спокойно подумал дважды посвященный. — Дай мне сообразить, что это может быть за здание?»

«Это — Темная башня, господин! — торопливо подсказал светловолосый. — Я утром это специально узнал!»

Ратмир немедленно прервал мыслеречь и удивленно подумал:

«Не иначе — Волчья звезда мне помогает! Вышел за одним, а нашел совершенно другое! Выходит, за Рыкуном и другие грешки водятся. Надо же — разгуливать по университету в одежде простолюдина или даже… изверга! А может быть, он вообще в город отлучался?»

Но своего удивления дважды посвященный не показал, вместо этого он, остановившись у прилавка с восточными тканями и вроде бы внимательно их рассматривая, задал очередной вопрос:

«Значит, ты решил… украсть шкатулку, чтобы оплатить дальнейшее обучение?»

«Да, господин… — немедленно ответил юноша. Видимо, он уже пришел в себя и обуздал свое волнение, свой страх, его мысль была наполнена раскаянием и… страстью. — Я очень хочу остаться в университете и готов пойти ради этого на… все!»

«Даже на убийство?..» — мысленно усмехнулся Ратмир.

«Как… на убийство?! — снова растерялся молодой волхв. — Я не собирался никого убивать!»

«Но, представь себе, что твои громилы проникают в Темную башню, а хозяин драгоценностей находится дома или возвращается в момент… ограбления. Что сделают твои наемники в таком случае?»

Несколько секунд парень молчал, а затем выдохнул… вслух:

— Я не подумал!

«Очень жаль… — подвел черту под началом разговора Ратмир, — но, впрочем, я хотел с тобой поговорить не об этом! На рынок я пришел с определенной целью — мне надо испытать в действии свое новое… открытие. Твои… э-э-э… друзья как нельзя лучше подходят для этой цели — если с ними что-то случится, я думаю, никто особенно не огорчится?»

Парень промолчал, ожидая продолжения, а значит, он действительно успокоился и готов был выслушать предложение Ратмира.

«Ты можешь оказать мне помощь, а за это я… помогу тебе остаться в университете…»

«Остаться в университете?! — не веря услышанной мысли, переспросил волхв, и тут же потребовал уточнения: — В качестве кого?»

«Ты же прошел первое посвящение, — мысленно улыбнулся Ратмир. — Значит, ты будешь изучать курс наук, необходимый для второго посвящения».

Ответная мысль паренька была осторожна, как мышонок, подкрадывающийся к мышеловке:

«Ты… господин… собираешься оплатить… мое дальнейшее обучение?»

«Да! — твердо ответил Ратмир. — Я собираюсь сделать именно это! Ты же сказал, что тебя считают достойным продолжения учебы!»

«Господин, за помощь в проведении испытаний вашего открытия вы хотите… выложить такую крупную сумму?» — Парень явно не мог поверить в такую невероятную удачу.

«Ну-у-у… — мысленно протянул дважды посвященный. — Это не совсем так. Ты будешь учиться до второго посвящения пять-шесть лет и все это время будешь мне помогать. Я, по своему званию, пока еще не имею права набирать учеников из числа посвященных, а исследования мои таковы, что мне постоянно требуется квалифицированная помощь. Вот я и подумал, что какой-нибудь молодой, талантливый и честолюбивый юноша в благодарность за мою поддержку вполне сможет оказать мне такую помощь! И помощь эта будет соответствующим образом вознаграждена! Кстати, смею тебя заверить, что ничего унизительного или незаконного я от тебя не потребую!»

«Я согласен, господин!»

После того как волхв передал эту мысль, Ратмир повернулся и взглянул прямо ему в лицо. Парень ответил прямым открытым взглядом.

«В таком случае, Тороп, мы сначала закончим дело с твоими… друзьями!»

Дважды посвященный развернулся и снова пошел к харчевне. Недалеко от входа Ратмир остановился, достал кошель и вынул небольшой пузырек с наговоренной водой. Протянув пузырек молодому волхву, дважды посвященный «проговорил» на мыслеречи:

«Войдешь в харчевню, поставишь эту воду на стол своим… „друзьям“, скажешь вслух: „Вам подарок от Импалуберга“ — и сразу, предупреждаю, сразу! — выйдешь! Понял?»

Парень сжал пузырек в кулаке и кивнул.

«Повтори, что надо сказать!» — потребовал Ратмир.

«Вам подарок от Импалуберга», — повторил волхв.

«Иди!» — приказал дважды посвященный.

Тороп повернулся, в два шага оказался перед входом в харчевню, толкнул дверь и, прежде чем войти, еще раз быстро взглянул на Ратмира. Тот ободряюще кивнул, и волхв скрылся за дверью.

Не прошло и минуты, как юноша вышел из харчевни, быстро подошел к Ратмиру и доложил:

«Господин, я сделал все, как ты сказал, но… ничего не произошло!»

«А ты не заметил, никто из них не открыл пузырька?» — поинтересовался дважды посвященный.

«Открыли и даже понюхали содержимое! А изверг еще поинтересовался у многоликого, кто такой Импалуберг…»

«Вот как?! Тогда постоим немного, подождем…» — откровенно усмехнулся Ратмир, однако Тороп чуть встревоженно предложил:

«Господин, может быть, нам лучше отойти подальше… Они собирались расплачиваться, так что вот-вот могут выйти…»

Ратмир посмотрел на парня и улыбнулся:

«Пусть выходят… Неужели ты думаешь, я не смогу отвести им глаза!»

И действительно, спустя несколько минут дверь харчевни распахнулась и на улицу вышли знакомые Торопа. Лица у них были оживленные, они, не слишком поспешая, прошли мимо двух волхвов, совершенно не обратив на них внимания. Ратмир, а за ним и Тороп, отстав на тройку шагов, пошли следом за парочкой, прислушиваясь к их разговору.

«Купец» достаточно громко, словно бы продолжая начатый в харчевне разговор, басил:

— …Занимательный парень! Интересно, у них в университете все такие… чумоватые?! Надо же, самых элементарных вещей не может взять в толк! Да еще какой-то пузырек с водой нам подсунул!

— А, по-моему, он достаточно толковый, — не согласился с ним оборванец. — Сразу сообразил, где и как поживиться можно… Я вот думаю, может, нам самим в эту самую башню забраться, а то, глядишь, паренек первым это дельце обтяпает, а нам потом ничего и не перепадет!

«Купец» бросил быстрый взгляд на своего оборванного товарища и уточнил:

— Ты думаешь, этот… молокосос может решиться?

— Так мы ж его в угол загнали! — хмыкнул оборванец. — Вдруг попробует?!

— Нет… — покачал головой «купец». — Кишка у него тонка на такое дело решиться. — Он секунду подумал и уверенно добавил: — Нет! Не сунется! Потрется, потрется еще день-два, да и поедет из города… Вот тогда мы и возьмем разведанное им барахлишко!

«Паразиты! — донеслась до Ратмира отчаянная мысль молодого волхва. — Паразиты!»

«Не надо волноваться, — спокойно отозвался дважды посвященный. — Они уже ничего взять не смогут…»

И словно в ответ на мысль Ратмира «купец» вдруг застыл на месте, вскинув руки к голове и сжав ладонями виски. Оборванец по инерции сделал еще пару шагов, затем обернулся к своему товарищу и удивленно спросил:

— Ты что?..

В ответ «купец» вдруг тупо, с каким-то странным хриплым надрывом замычал:

— Ы-ы-ы-ы-ы…

— Да что с тобой?! — уже всерьез встревожился оборванец и, протянув руку, сделал шаг к «купцу»… Однако он не успел поддержать своего товарища! Одетый в темный плащ многоликий захрипел, и под этот хрип рухнул ничком прямо в утоптанную сотнями ног пыль! Раза два-три дернулись его ноги и руки, а затем он затих… Оборванец осторожно перешагнул через лежащего «купца», склонился, словно пытаясь заглянуть в уткнувшееся в пыль лицо, и вдруг глубокомысленно заявил:

— Слушай, дружище, ты лежишь неправильно. Так ты наглотаешься пыли и вообще дышать не сможешь! Перевернись на спину и лежи сколько тебе угодно будет…

Вокруг них начал собираться народ. Близко никто не подходил, но окружили плотно, внимательно наблюдая за странной парой и тихо переговариваясь между собой. А оборванец продолжал свой, становившийся все более странным, «разговор»:

— И вообще, валяться после завтрака вредно… — он быстро наклонился, прислушался… — да еще к тому же и не дышать. Если ты сейчас же не начнешь дышать, воздух у тебя внутри застоится и протухнет! Ты думаешь, почему мертвяки так дурно пахнут? Именно потому, что не дышат, и воздух у них в пузе застаивается и протухает.

Оборванец быстро уселся рядом с головой своего бездыханного товарища и заговорил быстрее, сбивчивее:

— Давай… я тебе… сейчас… покажу, как надо дышать! Раз! — Он с всхлипом втянул воздух. — Два! — Выдохнул, снова со всхлипом вдохнул. — Ну, давай, повторяй за мной!.. Или совсем разучился! Ну — раз!

Тонкий женский голос вдруг возвысился над собравшейся толпой истерическим вскриком:

— Сдурел!

И тут же раздался мужской, рассудочный бас:

— Позовите стражу, этого… который дышит, надо связать да к лекарю, а дохляка в мертвецкую!

Ратмир молча развернулся и сквозь мгновенно расступившуюся толпу направился прочь, Тороп было растерялся, но тут же поспешил вслед за дважды посвященным волхвом.

Отойдя от толпы шагов на тридцать, Ратмир задумчиво пробормотал себе под нос:

— Значит, на многогранном полное срабатывание, на изверге — частичное… Причем, похоже, изверг вполне может полностью восстановиться! Поправки… Нужны поправки… Видимо, надо в первом цикле заклинания убрать третье модулирование и два звука «т», во втором — добавить два отрыкивания и звук «о», а четвертый цикл укоротить на два такта… И при этом необходимо сохранить общий размер!.. Та-а-а-к! Ну, да это уже детали!

Он кивнул своим мыслям, а затем повернулся к поспешающему за ним Торопу:

— Так вот, юноша, завтра утром, в час Жаворонка, ты подойдешь в канцелярию университета и внесешь свое имя в список кандидатов на подготовку ко второму посвящению. После этого ты отправишься в контору ростовщика Нонуса, она находится на острове, и он выдаст тебе необходимые средства для оплаты первого года обучения…

— Но, господин… — неучтиво перебил дважды посвященного Тороп. — Я не смогу вернуть ростовщику эти средства, тем более что у него наверняка слишком большая маржа!

Ратмир остановился, строго посмотрел на парня и холодно проговорил:

— Я сомневаюсь, что ты сможешь подготовиться ко второму посвящению. Ты слишком нетерпелив и… чувствителен! Если твоя цель — дальнейшее обучение, учись слышать старших… Слышать, а не слушать!! И помнить то, что тебе сказали старшие! Мы же, кажется, уже договорились, на каких условиях ты будешь мне помогать, и я не меняю эти условия, а просто уточняю порядок их реализации!

Испуг и растерянность постепенно сползли с лица паренька, и на их месте появился румянец стыда!

Ратмир усмехнулся и неожиданно подумал про себя:

«А ведь я еще дождусь от этого парня… благодарности!»

Однако вслух он сказал с прежней холодностью:

— А сейчас ты можешь… идти по своим делам.

Парень тут же остановился, но, отойдя шагов на десять, Ратмир неожиданно уловил его мысль:

«Господин, как тебя зовут? Кого мне благодарить за благодеяние?»

«Меня зовут дважды посвященный Ратмир из стаи восточных волков, — отозвался княжич. — И благодарить меня не надо, ты сам будешь зарабатывать на свое образование!»

Вернувшись в Звездную башню, Ратмир отправил ростовщику Нонусу мешочек с драгоценными камнями и записку. Затем мысленно связался с управляющим канцелярией университета и узнал, кто из трижды посвященных не закончил еще набора учеников. Как он и ожидал, вакансии в это время оставались только у Рыкуна — он не слишком любил возиться с учениками и потому старался не брать больше одного-двух, да и то, делал это в самый последний момент, когда все остальные трижды посвященные уже закончивали набор.

После обеда он отправился в лабораторию вносить изменения в составленный им наговор, а ближе к вечеру, усевшись в удобное кресло и сосредоточившись, попросил своего наставника уделить ему несколько минут для беседы.

Остин отозвался немедленно, и Ратмир тут же высказал свою просьбу:

«Учитель, я хочу начать подготовку к третьему посвящению!»

Несколько секунд трижды посвященный не отвечал, а затем Ратмир «услышал» его мысль, в которой сквозило серьезное сомнение:

«Ратмир, не слишком ли ты молод для третьего посвящения? Конечно, ты очень талантлив, но в истории университета ни разу не было трижды посвященного моложе ста двадцати лет…»

«Но ведь, по-моему, — осторожно возразил княжич, — возрастного ограничения для прохождения третьего посвящения нет?»

«Возрастного ограничения нет, — согласился Остин. — Но есть другое ограничение — наличие вакансий в Совете посвященных. Совет не может допустить, чтобы в Мире существовали трижды посвященные, которые не были бы членами Совета, это может инспирировать нарушение кодекса посвященного!»

«Этот кодекс уже нарушается! — с горечью подумал про себя Ратмир, однако наставнику передал совсем другую мысль: — Я знаю это правило, но хочу быть готовым приступить к третьему посвящению, как только откроется вакансия в Совете посвященных!»

«Но члены теперешнего Совета совсем еще не стары и полны сил! — снова очень осторожно возразил трижды посвященный Остин. — А если тебе придется ждать возможности пройти третье посвящение несколько лет, твоя готовность может быть… растеряна. Готовиться к третьему посвящению вторично очень сложно!»

«И все-таки, я хочу начать эту подготовку! — настойчиво повторил Ратмир. — Что-то подсказывает мне, что вакансия может открыться неожиданно и… очень скоро!»

Несколько минут Остин молчал, а затем с еще большей осторожностью спросил:

«Ратмир, ты… вопрошал Будущее?!»

«Наставник, — Ратмир постарался скрыть прорывающуюся улыбку, — к сожалению, никто не может спросить Будущее о самом себе… Спрашивать Будущее можно только о том, кто лежит на Столе Истины!»

«Многие из посвященных могут смотреть от Стола Истины в Прошлое, — с горечью в голосе ответил Остин. — Но слишком мало тех, кто может спросить Будущее!.. И никто из них не скажет, как и для кого это можно сделать!»

«Трижды посвященный, кажется… завидует, — удивился про себя Ратмир и тут же погасил свое удивление. — Ну что ж, это понятно — спросить Будущее сегодня могут, предположительно, всего трое из посвященных, в том числе он сам. И действительно, никто из них не расскажет, каким образом он может это сделать!»

Но сейчас ему было не до отвлеченных размышлений, надо было добиться согласия Остина на свою подготовку к третьему посвящению! И он снова обратился к своему наставнику:

«Наставник, я снова прошу твоего разрешения начать подготовку к третьему посвящению!»

После новой, долгой паузы Остин наконец сдался:

«Хорошо, Ратмир, завтра, в час Полуденной Лисы, я сообщу тебе первые четыре шага в этой подготовке. Надеюсь, ты хорошо взвесил все последствия своего решения!»

Ответить наставнику Ратмир не успел, Остин разорвал мысленную связь.

На следующий день после завтрака Ратмир отправился на прогулку по центральной аллее университета. Через двадцать минут после начала своей прогулки он увидел, как в калитке закрытых университетских ворот появилась знакомая долговязая фигура со светлой, взлохмаченной головой. Тороп пришел точно в назначенный час. Чуть ли не бегом он пересек площадку перед воротами и взбежал по ступеням ко входу в канцелярию университета. Ратмир, все так же неспешно прогуливаясь по аллее, дождался выхода Торопа и увидел на лице парня широкую счастливую улыбку. Не показываясь ему на глаза, Ратмир с легкой усмешкой поинтересовался:

«Ну что, Тороп, все в порядке?..»

Парень остановился на ступеньках и принялся крутить головой в поисках своего благодетеля, однако тот, все с той же усмешкой, переспросил:

«Тебе что, для мыслеобмена обязательно надо видеть своего собеседника?»

«Нет, господин… — чуть растерявшись, отозвался Тороп и тут же, гораздо более уверенно добавил: — Нет, я вполне могу поддерживать мысленный разговор на довольно большом расстоянии!»

«Вот и хорошо! — одобрил его дважды посвященный и спросил: — Тебе уже сказали имя твоего наставника?»

«Да, господин, — и снова в мыслях Торопа возникла непонятная заминка, которая тут же прояснилась. — Но мне сказали, что имя моего наставника — тайна!»

«Я не собираюсь требовать от тебя раскрытия этой тайны, — успокоил его Ратмир, — но мне кажется, я знаю это имя…»

Он сделал крошечную паузу, и в следующей его мысли вопроса не было:

«Рыкун!»

«Откуда господин…» — вырвалось у удивленного Торопа, но он тут же замолчал, вполне сознавая, что полностью подтвердил догадку дважды посвященного. А тот и не стал дожидаться дальнейших его мыслей, совершенно спокойно, с легкой усмешкой, он констатировал:

«Ну что ж, это очень неплохой наставник для несостоявшегося грабителя! — И как бы между делом добавил: — Кстати, апартаменты Рыкуна расположены в… Темной башне!..»

Сразу после этой мысли Ратмир прервал мыслеобмен, оставив Торопа в полной растерянности. Правда, теперь он не стал разыскивать взглядом своего странного благодетеля, а, повернувшись с задумчивым видом, направился прочь с территории университета.

Ратмир проводил взглядом своего наемника, и на его губах появилась слабая горькая улыбка. Этот мальчишка еще не знает, что его ждет, он думает, что, пройдя первое посвящение, он переступил самую страшную, смертную черту, и все остальные испытания сможет преодолеть с легкостью! Но это совсем не так!! Сам Ратмир прекрасно помнил свое первое посвящение. Да, он действительно испытал смертный ужас, когда, лежа на плоской холодной каменной плите, увидел в руке склонившегося над ним трижды посвященного волхва собственную окровавленную голову, отделенную от тела кремневым ножом. Он помнил каждую черточку своего мертвого лица, в пустых глазах которого отражался свет полной луны, и смертный холод в своей груди, и молчание своего остановившегося сердца!

И все-таки… все-таки, этот животный ужас был всего-навсего… животным ужасом. Его разум, как бы отстранившись от страдающего тела, быстро взял под контроль и эмоции, и ощущения, взорванные… простым наваждением. А вот второе посвящение… В нем не было замены истинного воображаемым — в нем все было истинным: и каменный гроб, в который его уложили под заунывное пение скрытых за масками волхвов, и тяжелые камни, придавившие его тело к холодному, мертвому днищу, и ледяная вода, постепенно наполнившая гроб так, что поверх нее оставались только его ноздри, и тяжелая каменная плита, отрезавшая его от темного ночного неба. Он хорошо помнил, как начало неметь тело, как оно растворялось в холоде воды, как постепенно от него, от человека — венца природы, остался только разум! Оцепеневший, обессмысленный… разум! И надо было найти способ заставить этот оцепеневший разум работать, потому что в этом-то и заключалось само посвящение! Работа разума, оставшегося без тела.

А утром, под восходящим над лесом солнцем он пел Совету посвященных торжественный, бесконечно длинный гимн! Гимн, сочиненный лишенным тела разумом! При этом его еще не до конца ожившие руки, не ощущающие прикосновений пальцы ласково трогали струны малой арфы, вырывая из нее только что рождавшуюся музыку… И голос его не дрожал… хотя совсем недавно этого голоса вообще не было.

Ратмир снова улыбнулся и покачал головой — блаженны молодые, не знающие, что их ждет впереди! Хотя и его самого впереди ожидала неизвестность… темная, скорее всего жестокая неизвестность, через которую надо было пройти! Но теперь его вела не только юношеская отвага и самоуверенность, теперь за ним стояли попранные законы его Мира, нарушенные принципы его жизни!!

Медленным, спокойным шагом дважды посвященный волхв вернулся в Звездную башню и связался со своим наставником. Трижды посвященный Остин не стал дожидаться вопроса, его мысль была коротка и конкретна:

«Отправляйся в библиотеку и возьми трактат Августа Блаженного „Равновесие духа в неравновесной Вселенной“. Пилли я предупредил».

Ратмир немедленно отправился в библиотеку университета. Старый библиотекарь был на своем месте, а в небольшом зале сидело трое учеников университетского училища. Совсем еще молодые ребята, не привыкшие к жесткой дисциплине и самоограничению, с нескрываемым любопытством поглядывали на вошедшего Ратмира, однако Пилли быстро умерил их любопытство, проговорив с нарочитой строгостью:

— Кто-то потерял интерес к учению?! Кто-то хочет покинуть зал?!!

Молодежь немедленно уткнулась в книги, а дважды посвященный волхв, пройдя через зал, остановился у стойки. Пилли тут же выложил перед Ратмиром небольшую книгу в толстом кожаном переплете.

«Я приготовил то, что приказал твой наставник…» — перешел старик на мысленную речь, и Ратмир вскинул на него удивленный взгляд — имя наставника дважды посвященного волхва хранилось в тайне и не могло быть раскрыто никому. Однако Пилли немедленно пояснил свою мысль:

«Ты начал подготовку к третьему посвящению, так что Остин теперь считается твоим проводником. А имя проводника тайной быть не может — всем должно быть известно, кто именно поведет тебя через Падающий мост!»

«Падающий мост?..» — невольно переспросил Ратмир.

Старый лис поднял на него взгляд умных глаз, и княжич увидел в них грусть и сочувствие.

«Что такое — Падающий мост?» — еще раз спросил Ратмир, и в конце вопроса его голос дрогнул.

«Падающий мост — это первое испытание третьего посвящения, — спокойно, как нечто несущественное сообщил библиотекарь. — Раз, после того, как ты принял решение пройти третье посвящение, твой наставник не рассказал тебе о нем, значит, он считает, что ты способен справиться с ним… А вот мой наставник, в свое время, рассказал мне, что такое Падающий мост, и даже кое-что… показал. Тогда я отказался от третьего посвящения!»

Ратмир с новым удивлением взглянул на старика — ему и в голову не приходило, что тот когда-то также хотел пройти третье посвящение! И в ответ на этот удивленный взгляд Пилли чуть заметно улыбнулся:

«Именно после того, как я отказался от третьего посвящения, мне предложили должность библиотекаря, и… спустя пятьдесят лет я понял, что мой наставник был прав! За время моей работы здесь я выдавал эту книгу… — он положил узкую морщинистую ладонь на темный переплет, — …сорок шесть раз! А затем тридцать восемь раз слушал дольну в честь того, кто читал ее!»

Старик помолчал, а затем добавил:

«Но мне почему-то кажется, что ты выдержишь испытания!.. Даже время, которое ты выбрал для начала подготовки, говорит об этом!»

«Время?!» — в который раз удивился Ратмир.

«Да, время, — кивнул Пилли. — Первое испытание третьего посвящения проводится в самую долгую ночь года — первую после объявления о начале подготовки. У тебя для подготовки будет больше ста пятидесяти дней… На моей памяти двенадцать человек объявляли о начале своей подготовки меньше чем за двадцать дней до первого испытания… Ни один из них не прошел его!»

«Старик, — неуверенно подумал Ратмир, — ты так спокойно рассказываешь мне о третьем посвящении! Неужели это не… тайна?!»

«Так я тебе ничего не рассказал! — пожал плечами Пилли. — И потом, если мои рассказы заставят тебя отказаться от третьего посвящения, меня только поблагодарят!»

«Кто?!» — немедленно вскинулся Ратмир.

«Да все! — усмехнулся в ответ библиотекарь. — Ты очень ценен для Совета посвященных, и в то же время ты самый опасный соперник всех трижды посвященных! Все они были бы довольны, если бы ты как можно дольше оставался… в том положении, в котором находишься сейчас!»

Ратмир взял книгу в руки и посмотрел на темный кожаный переплет. Надпись на переплете едва угадывалась, крупные буквы настолько стерлись, что прочитать их было практически невозможно, и, кроме того, старая кожа крышки была… чистой — на ней не было следов оттиска! Княжич, словно сомневаясь в своем открытии, осторожно провел пальцами правой руки по темной чуть шероховатой коже, а библиотекарь, уловив удивление Ратмира, пояснил:

«Во времена Августа Блаженного надписи на переплетах не тиснили… Их вырисовывали».

— Значит, ты все-таки начал подготовку к третьему посвящению?! — раздался за спиной Ратмира хрипловатый, чуть прирыкивающий бас. Княжич быстро обернулся. Позади него стоял трижды посвященный Рыкун и с мертвой улыбкой на неподвижном лице сверлил его налитыми кровью глазами.

— Да, трижды посвященный, — спокойно ответил Ратмир, — я решил начать подготовку.

— Но Совет не объявлял об открытии вакансий! — Неживая улыбка на лице Рыкуна стала еще шире.

— Не объявлял… — согласился Ратмир. — Но мне, когда я недавно находился на родине, было видение… Я посчитал, что мои предки дают мне подсказку, и решил следовать ей!

— Видение? Подсказка? — Рыкун сказал эти два слова таким тоном, словно он не понимал их смысла. — И что это было за видение?!

— Я стоял на стене крайского замка и смотрел на… восток, — проговорил Ратмир, внутренне усмехаясь. — И тут небо вдруг так потемнело, что на нем зажглись звезды и моего слуха коснулся тихий шепот. По-моему, это был мой дед, Горислав. Он прошептал мне на ухо, что скоро один из трижды посвященных будет изобличен в нарушении кодекса посвященных Миру и выведен из Совета. Мне посоветовали быть готовым к… этому моменту!

Рыкун отвел глаза, лицо его наконец дрогнуло и ожило. Пожевав губами, он невнятно пробормотал:

— Жалко, я не знаю имени твоего наставника. Надо было бы указать ему на твою излишнюю… впечатлительность… Подумать только — в наше время обращать внимание на какие-то видения!

— Если мне не изменяет память… — неожиданно вмешался в разговор старый библиотекарь, — трижды посвященный Рыкун сам начал подготовку к третьему посвящению, услышав весьма противоречивое предсказание малоизвестного восточного оракула о внезапной смерти одного из членов Совета… Тогда это предсказание сбылось!

Рыкун медленно перевел взгляд на старика и с натугой просипел:

— Сравнил, старик, то — предсказание, а то — видение!

После этих слов он, не дожидаясь ответа, повернулся и тяжелым шагом двинулся к выходу из библиотеки.

Когда за медведем закрылась дверь, Пилли, провожавший его взглядом, неожиданно произнес:

— А по-моему, предсказание и видение друг друга стоят!

Затем, повернувшись к Ратмиру, он улыбнулся:

— Готовься, волк, и пусть Волчья звезда пошлет тебе удачу. А университетская библиотека всегда в твоем распоряжении.

Ратмир улыбнулся в ответ, кивнул и в свою очередь направился к выходу.

С этого дня для Ратмира начались тяжелые времена. Ему пришлось изучить колоссальное количество литературы, касающейся врачевания, астрономии, музыки, математики, химии, предзнаменований, магии и… философии! Он совершенно не ожидал, что во всех этих дисциплинах, с которыми он, как ему казалось, был достаточно хорошо знаком, было так много неизвестного для него и столь… противоречивого! Но кроме теоретической работы, массу времени занимали практические занятия. Несколько раз он покидал Лютец и жил в совершенно безлюдных местах — болотах, горах, песчаных пустынях, в окружении диких животных, самостоятельно находя и добывая пропитание и воду, не имея ничего, кроме голых рук!

Однако, несмотря на столь серьезную загруженность, Ратмир не выпускал из поля зрения своего наемника, Торопа. Тот, спустя две недели после их разговора в аллее университета официально стал учеником Рыкуна и переселился в апартаменты первого этажа Темной башни. Несколько раз Ратмир давал ему небольшие, достаточно легкие поручения, после одного из которых он подарил Торопу кувшин отличного южного вина. Дня через два он поинтересовался у юноши, как ему понравилось это вино, и тот с обидой в голосе ответил, что его наставник, трижды посвященный Рыкун, отобрал кувшин и наказал его за… чревоугодие!

Ратмир еще несколько раз делал небольшие подарки своему молодому наемнику, и судьба этих даров была такой же, как и в первом случае!

Между тем прошло лето, закончилась осень, все ближе подходило время зимнего солнцестояния — время, когда Ратмир должен был пройти первое испытание третьего посвящения, а никаких надежд на появление вакансии в Совете посвященных по-прежнему не было!

Наконец на землю упал первый снег. Именно в этот день Ратмир поручил Торопу проверить кое-какие данные и услышал в ответ неуверенное: «Я попробую…» Дважды посвященный тут же насторожился:

«Что значит „попробую“?»

«Чтобы выполнить твое задание, господин, мне надо будет просидеть в библиотеке не меньше пяти-шести часов, — чуть сбиваясь, ответил Тороп. — А мой наставник повесил на меня столько работы, что и минуты свободной не остается!»

«Это какие-то серьезные исследования?» — перебил его Ратмир.

«Нет, господин… — Мысль ученика была горькой. — Это работа… слуги, а не ученика… Но если я не успею ее сделать, то господин Рыкун…»

На секунду мыслеразговор прервался, а потом Тороп быстро закончил:

«Мой наставник бывает очень жесток!»

«Хм… — Казалось, Ратмир испытывает некие сомнения, однако это было не так, его последующая мысль была холодна и жестка: — И все-таки тебе придется выполнить мое поручение, юноша! Ты не забыл — скоро тебе надо будет оплачивать следующий год обучения, а господин Рыкун вряд ли станет это делать! Так что тебе не стоит уклоняться от моих поручений! Что же касается… жестокости наставника, так это необходимое условие любого обучения!»

Спустя семь часов, уже глубокой ночью, Тороп связался с Ратмиром и сообщил, что выполнил его поручение. Дважды посвященный предложил ученику принести собранные материалы в Звездную башню. Тороп появился в апартаментах Ратмира спустя десять минут, в руках у него был небольшой лист пергамента с необходимыми выписками. Дважды посвященный быстро просмотрел собранный материал, удовлетворенно хмыкнул, встал из-за стола и подошел к стеллажам у дальней стены своего кабинета. Открыв один из небольших шкафчиков, он достал из него два маленьких кувшина и поставил их на стол перед сидящим Торопом.

— Ты хорошо поработал, — в голосе дважды посвященного была заметна легкая насмешка, но ее можно было объяснить удовлетворенностью волхва. — Вот это поможет тебе отдохнуть! — Ратмир указал на кувшинчики. — Здесь чудесное вино из винограда с юго-западных склонов Або-Дарсю, очень редкое и очень… к-хм… целебное!

— Господин, — грустно улыбнулся Тороп, — я тебе благодарен, но мой наставник все равно отберет твой подарок, и мне не удастся попробовать ни капли!

Ратмир в ответ улыбнулся и предложил:

— В таком случае ты можешь выпить один кувшин прямо здесь, а второй возьмешь с собой и… отдашь его своему наставнику… завтра!

Секунду Тороп раздумывал, а затем осторожно протянул руку и взял один из кувшинчиков. Это был простой глиняный кувшин, и только по основанию горлышка бежал узкий, затейливый давленый узор, выполненный, казалось, одним росчерком гончарной палочки. Верх горлышка был залит темно-коричневым воском, на котором была оттиснута странная печать — два наложенных друг на друга треугольника, а внутри них широко раскрытый глаз.

Тороп притронулся пальцем к печати и поднял вопросительный взгляд на дважды посвященного. Ратмир ободряюще улыбнулся:

— Смелее! Должен же ты иметь хоть иногда небольшие удовольствия!

Ученик осторожно сколупнул печать, и из-под нее показалась аккуратная пробка из мягкой сердцевины волглого дерева. Через секунду пробка оказалась в руке Торопа, а по комнате поплыл чудесный, чуть сладковатый аромат. Тороп наклонил горлышко кувшина над появившимся перед ним кубком, и в его широкую чашку полилась густая темно-розовая струя. Аромат в кабинете еще усилился.

Поставив опустевший наполовину кувшин на край стола, Тороп поднял кубок. Закрыв глаза, втянул витающий над вином аромат и осторожно пригубил. Несколько секунд он сидел совершенно неподвижно, словно бы прислушиваясь к своим ощущениям, а затем медленно выпил все содержимое кубка.

Глаза его широко распахнулись, он шумно выдохнул и прошептал:

— Я никогда не пробовал ничего подобного!

— Еще бы! — усмехнулся в ответ Ратмир. — Ну, как, это достойная награда за твои труды для меня?

— Господин… — В голосе Торопа прозвучала искренняя преданность. — Я всегда готов служить тебе.

— Но, признайся, сегодня днем твоя готовность была не так горяча!

Парень виновато склонил голову, а Ратмир все с той же усмешкой проговорил:

— Ладно… Допивай свое вино и ступай отдыхать!

Когда Тороп, осушив кувшинчик и прихватив с собой второй, был уже возле двери, Ратмир вдруг остановил его вопросом:

— А ты знаешь, как восточные медведи приветствуют друг друга по утрам?..

— Нет! — удивленно оглянулся юноша. — А зачем мне это знать?!

— Твой наставник из стаи восточных медведей, — напомнил ему Ратмир. — Если ты по утрам будешь приветствовать его знакомыми словами, он, возможно, будет более снисходителен к тебе.

— И как они приветствуют друг друга? — заинтересовался Тороп.

— Они чуть наклоняют голову и говорят: «Солнце встало — Мир проснулся», — медленно проговорил Ратмир. Глаза его странно блеснули, и он еще раз медленно повторил: — Солнце встало — Мир проснулся!

Когда дверь за учеником трижды посвященного Рыкуна закрылась, княжич стаи восточных волков вдруг резко выдохнул и сделал правой рукой быстрый и очень необычный жест, словно посылая вдогонку за своим гостем некое непроизнесенное слово…

Тороп без приключений добрался до своей постели. Голова его была необыкновенно легка и ясна. Он даже подумал, а не почитать ли что-нибудь, однако, стоило ему коснуться щекой подушки, как сознание его немедленно провалилось в сон.

На следующее утро Тороп проснулся от ощущения тяжелого, пристального взгляда на своем лице. Открыв глаза, он увидел своего наставника, стоящего над его узкой, жесткой постелью. В тяжелом кулаке Рыкуна покоился маленький глиняный кувшин.

Увидев, что его ученик проснулся, трижды посвященный неожиданно спокойным тоном осведомился, протягивая перед собой кувшинчик:

— Что это такое?

Тороп почувствовал, как привычный холодок страха подкрадывается к его торопливо забившемуся сердцу, но неожиданно для самого себя вместо того, чтобы стремглав вскочить с постели и пробормотать ответ на заданный наставником вопрос, медленно встал, выпрямился, чуть склонил голову и неторопливо, даже несколько торжественно, проговорил:

— Солнце встало — Мир проснулся, наставник!

Рыкун посмотрел на юношу удивленными глазами, а затем вдруг повторил его поклон и ответил:

— Будет день богат добычей!

— Это… — Тороп кивнул на зажатый в кулаке Рыкуна кувшинчик, — редкое южное вино, его вчера принесли мне в подарок от моих знакомых из города, и я, естественно, оставил столь редкий напиток для тебя, наставник. Я еще не достоин пробовать такие напитки.

Рыкун, похоже, никак не ожидал услышать от своего ученика такие слова, но они ему очень понравились. Он довольно посмотрел на кувшинчик и вдруг, как обычно невнятно, проговорил:

— Ты делаешь успехи, Тороп из стаи западных туров! Я доволен тобой!

Затем он покачал головой и молча покинул каморку своего ученика, унося с собой дареное вино.

Тороп, словно что-то, доселе крепко сжимавшее его тело, разжало свои объятия, медленно опустился на постель и растерянно подумал:

«Как же так? Как я смог… так разговаривать с… наставником?! И откуда у меня взялся этот… кувшин?»

Он тряхнул головой, пытаясь сбросить с себя остатки сна, и начал лихорадочно припоминать, что случилось вчерашним вечером. Это было несложно, он чувствовал себя хорошо отдохнувшим, и голова его была совершенно ясной! Вчера поздним вечером он, закончив работу в библиотеке, сразу же направился к дважды посвященному Ратмиру и отдал ему свои выписки. Тот уговорил его выпить два бокала вина и посоветовал приветствовать своего наставника по утрам так, как это делают между собой люди стаи восточных медведей… Он только что так и поступил, но… Но откуда в нем взялась такая смелость, такая свобода в разговоре с трижды посвященным Рыкуном?

И тут ему в голову пришла мысль, что это поведение, вполне возможно, простое следствие его… учебы! Просто пришла столь необходимая ему уверенность в своих силах, в своем праве на место волхва, готовящегося ко второму посвящению, пришла… зрелость! Вот только… Что это за кувшин показывал ему его наставник и откуда Тороп знал, что в этом кувшине? В его памяти не было этого кувшина, никто ему его не присылал… Более того, он никогда раньше его не видел и не мог знать, что именно в нем хранится!

«Впрочем… — с каким-то неожиданным облегчением подумал Тороп, — нет никакого смысла задумываться об этом!» Наставник принял его объяснения, а если впоследствии окажется, что в этом маленьком кувшинчике хранится что-нибудь другое, он всегда может сказать, что ошибся!

Отбросив сомнения, он вскочил на ноги и отправился умываться.

Рыкун отнес найденный в комнате своего ученика кувшин к себе в гостиную и поместил в специальный шкафчик, хранивший самые изысканные вина. В отличие от Торопа, трижды посвященный по обрамлявшему основание горлышка узору сразу же узнал, что именно хранится в кувшине, ему только было непонятно, откуда у его нищего ученика — а то, что тот был нищ, он знал давно, — могло появиться такое вино?! Впрочем, над этим вопросом он не стал долго ломать голову — с него вполне достаточно было того, как объяснил происхождение вина его ученик.

Недели через две после этого случая в ночь, когда Небесный Медвежонок начинает поднимать голову, трижды посвященный Рыкун из стаи восточных медведей собрал в своих апартаментах друзей. Он всегда устраивал праздник в эту ночь — в ночь, считавшуюся родительницей Первого Медведя.

Гостей принимали в большой столовой, и хотя приглашенных было всего двое — трижды посвященные Шавкан из стаи западных диких собак и Варяг из стаи северо-западных тюленей, стол был огромен и великолепен.

Как только гости, явившиеся точно в назначенное время, вошли в зал, из-за плотного шелкового занавеса полилась негромкая, плавная музыка. Усевшимся за стол трижды посвященным были поданы глубокие фарфоровые миски для омовения рук, а затем они приступили к трапезе. После первого тоста, поднятого, как обычно, в честь народившегося Медведя, на пустое пространство перед столом выбежали шесть молоденьких танцовщиц. Мелодия стала быстрее, и перед глазами трижды посвященных развернулся сложный и в то же время удивительно гармоничный танец звезд!

Шавкан — большой любитель вкусно поесть, — выбирая с общего блюда кусок мяса пожирнее, заговорил на мыслеречи:

«Так что, уважаемые, кажется, наш гениальный волк на этот раз допустил ошибку?»

«Я вообще не понял, с какой стати он вдруг начал подготовку, — ответил на эту мысль Варяг, прихлебывая из своего кубка. — Неужели ему никто не смог объяснить, что он только потеряет время — в Совете посвященных нет вакансий и в ближайшее время не предвидится!»

«Ну почему же никто? — подал мысль Рыкун. — Я дважды говорил ему об этом, и если в первый раз, когда я застал его с „Началами философии“ в руках, он отмолчался, то во второй раз он мне заявил, что у него, видите ли, было видение. Один из его предков якобы явился ему на стене крайского замка и посоветовал начать подготовку!»

«Видение? — оторвался от своего куска Шавкан. — И что это было за видение?»

«Да-да, что это было за видение? — торопливо поинтересовался Варяг, отставляя свой кубок в сторону. — Он рассказал тебе, уважаемый Рыкун?»

Медведь пожевал губами и, вдруг поскучнев, рыкнул вслух:

— Он говорит, что в последний его приезд в Край, когда он находился на стене замка, внезапно наступила полная темнота и голос его деда шепнул ему на ухо, что будто бы очень скоро один из членов Совета будет изобличен в… нарушении кодекса посвященных Миру и выведен из Совета…

Оба гостя замерли, уставившись удивленными глазами на хозяина стола. Казалось, и еда, и танцовщицы, и даже музыка перестали для них существовать! После долгой паузы Шавкан медленно проговорил:

— Он сказал о ком-то определенном?!

Рыкун покачал головой и снова перешел на мыслеречь:

«Нет. Если бы он это сделал, его можно было бы привлечь к ответу!»

«Ратмир слишком хитер, чтобы дать кому-то такую возможность!» — Шавкан снова вернулся к своему мясу.

«Может быть, он и хитер… — Рыкун не отрываясь смотрел на танцовщиц, и можно было подумать, что все его внимание отдано им, а разговор он поддерживал между прочим, — только на этот раз он явно оплошал — вакансии в Совете не будет, а значит, не будет и испытания!»

«Если только он не имеет в запасе какую-нибудь… неожиданность! — подал мысль Варяг и после короткой паузы добавил: — Помните, как он во время второго посвящения отвечал на загадки? Ты, Рыкун, тогда так ведь и не понял, из какой драпы он выдернул свой ответ! Хорошо, что испытания мы проводим в масках!»

«Лучше вспомни, что он написал в своей работе „О периодических смещениях Волчьей звезды“ про твои вычисления одиноких звезд!» — немедленно окрысился невыдержанный Рыкун.

«Не надо, уважаемые! — вмешался в затлевшую склоку осторожный Шавкан. — Зачем вспоминать такие мелочи — вы все-таки члены Совета посвященных, а волчонок, хоть он и очень умен, всего лишь… волчонок! К тому же нам осталось ждать очень недолго, после чего можно будет щелкнуть его по его нахальному носу!.. И щелкнуть очень больно!»

Медведь довольно гукнул и потянулся к толстостенному глиняному жбану с перебродившим медом.

Несколько минут они молчали, неторопливо лакомясь деликатесами и разглядывая заканчивающих танец девушек, а затем Шавкан также неторопливо подумал:

«Хорошо бы узнать, кто был наставником волчонка…»

«Может быть, это Остин? Не случайно же именно он стал проводником Ратмира!» — Без всякого интереса проговорил Рыкун и вдруг, посмотрев в лицо Шавкана, спросил:

— А зачем тебе это?

«Всегда полезно знать, кого именно постигла… неудача!» — наставительно ответил Шавкан и искоса посмотрел на грубо вылепленный профиль своего бывшего ученика. И тут же в его голове возникла потаенная мысль, приправленная застарелой горчинкой: «Наставнику волчонка можно позавидовать — вести такого ученика наслаждение… не то, что возиться с тупым, неповоротливым медведем!»

Но он тут же поправил сам себя:

«Правда, „тупой неповоротливый медведь“ оказался на редкость везучим медведем — все-то у него как-то неожиданно… срастается, как будто сама Волчья звезда ходит у него в прислугах! Когда этот… медвежонок сел на Скамью Познания, никто и подумать не мог, что он сможет добраться до третьего посвящения, а вот посмотрите — сидит медвежище в Темной башне хозяином! — И снова он перебил сам себя: — И я же сам помог ему обосноваться здесь!»

Тряхнув головой, трижды посвященный решил сменить тему «разговора» и, обратившись к Рыкуну, спросил:

«Как твой новый ученик… Тороп, кажется? Я слышал, он достаточно разумен, хотя и беден…»

«Он достаточно разумен, — подтвердил Рыкун, улыбнувшись некоей своей потаенной мысли. — А если за него как следует взяться, будет еще разумнее! Что касается его бедности… У него хватило средств оплатить первый год обучения, а если у него не хватить достатка, чтобы оплатить все последующие, я не слишком огорчусь!»

«Да, — усмехнулся про себя Шавкан, — мой воспитанник никогда не любил заниматься учениками!»

Танцовщицы, закончив танец, выбежали из зала, музыка на секунду стихла, а затем зазвучала совсем по-другому, и перед столом появился один из самых известных бардов. Легко поклонившись пирующим, он начал импровизацию…

Шавкан — большой любитель и знаток поэзии — вытер губы салфеткой и, откинувшись на спинку кресла, принялся внимательно слушать. Рыкун и Варяг, напротив, слушали рассеянно, на стол подали десерт, и они занялись сладким.

«Разговор» сам собой увял, да и все празднество подходило к концу. Однако когда гости уже допивали прощальный настой и собирались отправляться по своим домам, Рыкун вдруг поднялся и, заговорщицки проговорив: «Сейчас я вас удивлю!» — вышел из столовой. Вернулся медведь через пару минут, и в руке он держал маленький кувшинчик из простой глины. Основание его горлышка обвивал несложный узор.

Рыкун поставил кувшинчик на стол, словно специально давая рассмотреть начертанный на нем узор, и Шавкан почти сразу же в изумлении приподнялся с кресла.

— Откуда у тебя это чудо?! — воскликнул трижды посвященный, протягивая к кувшинчику руку и словно бы не решаясь взять его.

— Я не видел такой посуды вот уже лет пятнадцать! — удивленно покачивая головой, проговорил Варяг, также не сводя взгляда с кувшинчика.

— А я вообще только слышал об этом вине! — самодовольно ответил Рыкун и вдруг хлопнул ладонью о ладонь. — А вот мы его сейчас и попробуем!

Его гости не успели возразить, а может быть, и не очень-то хотели. Медведь схватил кувшинчик, одним щелчком сколупнул темно-коричневый воск печати и выдернул тщательно притертую пробку. В то же мгновение по комнате разлился сладковатый, щекочущий ноздри запах, и Рыкун с неким даже вожделением прошептал:

— Медок!!!

Вино разлили не в бокалы, а в небольшие чашечки тонкого фарфора. Затем все трое взяли чашки в руки, чуть подогрели вино в ладони и… сделали по глотку.

Рыкун ревнивым глазом покосился на своих гостей, словно проверяя, насколько они оценили его неслыханную щедрость, но и Варяг, и Шавкан прижмурились от удовольствия и не видели этого взгляда. В столовой на минуту повисло молчание, а затем Варяг мечтательно проговорил:

— Ну, уважаемый Рыкун, этот праздник я запомню на всю жизнь! Такое несказанное удовольствие мне уже, наверное, вряд ли когда-либо доведется испытать!

— Присоединяюсь к мнению уважаемого Варяга… — подал голос Шавкан. — Этот праздник Нарождающегося Медведя действительно незабываем и… неповторим.

Когда гости в сопровождении своих слуг покинули большую столовую трижды посвященного Рыкуна, тот подошел к узкому окошку, пробитому в толстой каменной стене, и взглянул на темное небо. И прямо в его глаза блеснул оранжевый блик Волчьей звезды. Медведь недовольно поморщился, ему вдруг показалось, что эта блуждающая звезда специально пристроилась прямо за окном его столовой, чтобы подсматривать, что там происходит, и сообщать… Вот только он не знал, кому и каким образом она может сообщить то, что увидела сегодня ночью.

На следующее утро, ближе к концу часа Жаворонка, хорошо отдохнувший после ночного пира Рыкун вошел в свою малую лабораторию, где новый ученик как раз заканчивал перемывать лабораторную посуду. Тороп обернулся на тяжелые шаги медведя и, увидев входящего наставника, поклонился.

— Солнце встало — Мир проснулся!.. — громко и четко проговорил юноша и увидел, как трижды посвященный вздрогнул, а затем вдруг остановился в дверях лаборатории с таким видом, словно забыл, зачем пришел. Он долго смотрел на ученика и наконец медленно, заплетающимся языком ответил:

— Будет день богат добычей!

«Да? — саркастически подумал про себя Тороп. — Интересно, кто именно будет сегодня с добычей?! Мне-то точно сейчас „обломится“… новая работенка».

Однако наставник продолжал молча смотреть на ученика, как будто ожидая от него еще каких-то слов, а затем повернулся и все так же, не говоря ни слова, удалился.

Спустя полчаса Вершитель получил сигнал, что его разыскивает трижды посвященный Рыкун. Он ответил на вызов и «услышал» странно вялую, безразличную мысль:

«Уважаемый Кануг, могу ли я потревожить тебя в твоих занятиях?»

«Я слушаю тебя, уважаемый Рыкун», — отозвался Вершитель, удивившись про себя — должно было случиться что-то действительно из ряда вон выходящее, раз трижды посвященный медведь побеспокоил его утром.

«Я должен признаться тебе, Вершитель, — потекла по-прежнему вялая, лишенная эмоций мысль Рыкуна, — что преступил кодекс посвященных…»

«Когда?» — резко перебил мысль трижды посвященного Вершитель.

«Уже давно… — не меняя напряженности мысли, ответил Рыкун. — Еще до своего третьего посвящения. Я получил недозволенную помощь при третьем посвящении в обмен на услуги трижды посвященного…»

«Почему ты решил признаться теперь?» — спросил Вершитель, понимая, что ответ, в общем-то, не имеет значения.

«Надоело все… — тем же индифферентным тоном ответил Рыкун. — Сколько можно?»

И «замолчал».

«Что ты собираешься делать?! — жестко спросил Кануг и тут же сам ответил на свой вопрос: — Тебе придется принести покаяние перед Советом посвященных и подчиниться его решению!»

«Нет… — даже противоречил Вершителю Рыкун с полным безразличием. — Я не выйду с этим на Совет… я лучше… уйду… — и, после короткой паузы, добавил: —…у тебя я прошу одного, пусть Совет не слишком меня позорит…»

Только теперь в мысли медведя появился слабый намек на горечь. Но сразу после этого его мысль оборвалась.

«Ничего не делай!! Я сейчас буду у тебя!» — послал тревожную мысль Вершитель, понимая, что она уходит в никуда, что ее уже некому принять. Тем не менее, он, даже не переодеваясь, выскочил из своего кабинета и бросился в Темную башню, на ходу посылая мысленную просьбу всем членам Совета прибыть в апартаменты Рыкуна. Спустя пять минут Кануг в сопровождении открывшего ему дверь Торопа вошел в кабинет трижды посвященного Рыкуна.

Медведь сидел за своим рабочим столом, свесив голову на грудь, и казался уснувшим. Однако Вершитель сразу же понял, что он мертв!

Подойдя к столу, Кануг внимательно оглядел расслабленное, осевшее в кресле тело, затем обошел стол и прикоснулся двумя пальцами к шее под ухом. Через секунду он опустил руку, кивнул своим мыслям, и в этот момент в кабинет вошел Остин. От порога, окинув взглядом кабинет, он мысленно обратился к Канугу:

«Мертв?..»

«Да, — не поднимая головы, ответил Вершитель, — умер только что, не прошло и десяти минут».

«Причина?..»

«Пока не знаю…»

И тут вдруг подал голос ученик Рыкуна:

— Как же так? Я же видел наставника всего несколько минут назад, он был в полном здравии!

Вершитель взглянул на Торопа, тот явно был растерян и испуган.

— Расскажи подробно, где и когда ты видел трижды посвященного.

Тороп отлепился от стены возле двери, к которой прижимался с того момента, как вместе с Вершителем вошел в кабинет, судорожно сглотнул и заговорил быстро, чуть сбивчиво:

— Я выполнял задание наставника, которое он мне дал вчера перед началом праздничного ужина… мыл посуду. Наставник пришел в лабораторию в самом конце часа Жаворонка, и я его приветствовал, как обычно по утрам…

— Как именно?! — неожиданно спросил Остин, резко повернувшись к Торопу.

— Солнце встало — Мир проснулся! — проговорил юноша, повернув голову в сторону трижды посвященного.

— А как выглядел трижды посвященный Рыкун? — поинтересовался Кануг.

— Как обычно, — не задумываясь, ответил Тороп, — и ответил, как обычно…

— Как?! — переспросил Остин.

— Будет день богат добычей… — снова повернулся ученик к Вершителю. — Потом постоял немного и… ушел. Но он был совершенно здоров и… вообще, выглядел нормально!

— В конце часа Жаворонка… — задумчиво повторил Остин. — Получается, в последние полчаса случилось нечто такое, что…

Он быстро обошел стол, двумя пальцами правой руки откинул голову Рыкуна на спинку кресла, а большим пальцем левой приподнял веко медведя и пристально всмотрелся в уже остекленевший глаз.

— Он сам остановил свое сердце! — с уверенностью заявил Остин, повернувшись к Вершителю.

— И все-таки надо будет провести все необходимые исследования, — твердо ответил Кануг.

В тот же день поздно вечером, когда уже истаивал час Вепря, в малом зале собрался Совет посвященных. Свет в зале, согласно обычаям Совета, был приглушен, так что для обычного глаза отличить членов Совета друг от друга не было возможности, но сами члены Совета достаточно хорошо ориентировались даже в полной темноте, так что полумрак для них давно стал простой проформой.

Вершитель, оглядев тяжелым взглядом членов Совета, негромко проговорил:

— Вы уже знаете, что сегодня утром член Совета, трижды посвященный Рыкун из стаи восточных медведей, остановил свое сердце. Однако вам не известно, что за несколько минут до этого он связался со мной и сообщил, что он преступил кодекс посвященных.

Члены совета молчали, но по быстрым взглядам, которыми они мгновенно обменялись, Вершитель понял, что эта новость действительно была для них весьма неожиданной. Дав им несколько секунд на то, чтобы понять и принять это известие, он продолжил:

— Я предложил Рыкуну выйти на Совет с покаянием и принять то наказание, которое Совет на него наложит, но он отказался. Он принял решение покинуть этот Мир и просил, чтобы… к-хм… чтобы Совет не слишком его позорил… Я думаю, он не хотел, чтобы о его преступлении стало известно в стаях.

Вершитель замолчал, и на несколько секунд в зале повисла тишина. А затем один из членов Совета так же негромко спросил:

— А как тогда мы объясним людям столь ранний уход из Мира трижды посвященного?

Вершитель медленно повернул голову в сторону спрашивающего, его взгляд стал тяжел, от уголков губ пролегли глубокие складки.

— А разве мы обязаны что-то кому-то объяснять? Мне кажется, достаточно будет просто сказать, что трижды посвященный сам принял решение покинуть Мир. Это ведь так и было! Или кто-то из нас хочет, чтобы многогранные думали, что среди трижды посвященных есть клятвопреступники?

Теперь тишина звенела в зале гораздо дольше — членам Совета было о чем подумать! Впервые в истории Совета один из его членов преступил кодекс! Вернее, впервые сам преступник сознался в этом!

— Если по этому вопросу возражений нет, перейдем к следующему, — произнес наконец Вершитель, и по его тону нельзя было угадать, доволен ли он таким согласием или ожидал более сложного разговора.

— В соответствии с нашими обычаями и законами мы должны объявить об открытии вакансии в составе Совета посвященных. Но времени на подготовку к третьему посвящению у возможных претендентов осталось очень мало — всего несколько дней… Какие будут мнения?..

— Совет должен выполнять законы и обычаи, — негромко и спокойно проговорил трижды посвященный Остин, — мы не можем отступать от них сами, если требуем беспрекословного их выполнения от других!

— Уважаемый Остин говорит так, потому что его ученик готов к первому испытанию третьего посвящения, и у него нет соперников… — раздался голос из другого конца зала.

— И хорошо бы разобраться, почему дважды посвященный Ратмир принял решение готовиться к испытаниям третьего посвящения, когда вакансии в Совете не только не было, но ее появление даже не предвиделось!

— Я не понимаю вас, уважаемые Шавкан и Варяг, — узнал говоривших Остин, — в чем вы собираетесь разбираться?! Ратмир рискнул и угадал… А может быть, он даже точно знал, что такая вакансия будет, но требовать от него открыть источник его знания мы не имеем права! И потом, не в первый раз на вакансию в Совете будет претендовать всего один соискатель — сам покойный ныне Рыкун прошел третье посвящение без конкурентов после весьма странной и неожиданной гибели трижды посвященного Витовта!

— Но Рыкун не готовился к третьему посвящению, он объявил о своем желании пройти его только после того, как открылась вакансия! — чуть повысил голос Шавкан. — А восточный волк заявил, что начал подготовку, получив прямое указание своего умершего родственника! Согласитесь, весьма необычная причина!

— А чем эта причина необычна? — неожиданно подал голос трижды посвященный Волкан из стаи северных росомах. — Мне помнится, Рыкун готовился к третьему посвящению, и его проводником был уважаемый Шавкан…

— Рыкун не готовился к третьему посвящению! — повысив голос, прервал его Шавкан.

— Готовился, готовился… — спокойно повторил Волкан. — И подготовку эту он начал после того, как какой-то захолустный оракул предсказал скорую смерть одного из членов Совета. Рыкун мне сам об этом рассказывал, когда мы однажды заспорили о достоинствах различных оракулов.

— Мы не о том говорим! — неожиданно вмешался в разгорающийся спор Вершитель. — До ночи первого испытания осталось всего восемь суток, будем мы объявлять об открытии вакансии сейчас или, немного задержав объявление, дадим возможность подготовиться нескольким претендентам?

— По закону и обычаям мы должны объявить об открытии вакансии в трехдневный срок после безвозвратной потери одного из членов Совета, — ровным голосом проговорил Остин. — Я не вижу достаточно серьезных причин для нарушения этого закона… Я вообще не знаю таких причин!

Последнее предложение он произнес с некоторым нажимом, внимательно оглядывая своих товарищей по Совету посвященных.

— Кто считает, что такие причины есть?.. — спросил Вершитель.

В зале снова повисла тишина, она длилась и длилась, никем и ничем не нарушаемая, пока снова не прозвучал голос Вершителя:

— Значит, официальное объявление об открытии вакансии в Совете посвященных будет сделано послезавтра!

Спустя восемь суток, в час Волка, у входа в Звездную башню университета остановилась легкая двухколесная повозка, запряженная старой лошадью. На козлах сидел сгорбившийся мужчина в длинном темно-коричневом плаще, капюшон которого закрывал его голову и частично лицо. Минуту спустя из дверей башни двое служек вывели высокого, судя по осанке, молодого еще мужчину, одетого в обычную темную хламиду дважды посвященного волхва, его глаза были завязаны темным платком. Служки помогли ему забраться в повозку и тут же вернулись в башню, а возница тронул поводья, давая знак лошади. Та тряхнула головой и медленно двинулась с места — повозка, несмотря на свою легкость, явно была для нее тяжеловата. Тем не менее лошадь вывезла ее с территории университета и покатила по главной улице Лютеца в направлении южных ворот. Возница продолжал, все так же сгорбившись, сидеть на козлах, и лошадь тащилась сама, без понуканий и указаний человека. Улица была пуста, хотя время было еще не позднее, и на соседних улицах народ привычно шел по своим делам. Казалось, жители города знали о медленно тянущейся прочь из города повозке и старались не попадаться ей навстречу.

Повозка миновала городские ворота, и ее колеса перестали грохотать по булыжникам мостовой, съехав в дорожную пыль. В полной тишине она двигалась по этой дороге около часа, вечер незаметно перешел в ночь, облака немного разошлись, и сквозь них проглянули самые яркие звезды. Дорога пошла немного под уклон, и, видимо, поэтому лошадь пошла чуть быстрее. В этот момент возница, словно проснувшись, вдруг заговорил. Не поднимая головы, он бормотал тихо и монотонно, словно плел некое странное заклинание или вслух делился своими мыслями с быстро темнеющим облачным небом:

— Ночь, конечно, длинна, но и она проходит, как проходит все в этом Мире… И не надо ее торопить, не надо считать минуты — время тем быстрее, чем меньше внимания на него обращаешь. И еще надо помнить, что от часа Вепря до часа Жаворонка — время видений и призраков, ангелов и демонов, время сомнений… И кто посетит тебя в этот час — неизвестно, перед некоторыми именно в это время приоткрывается завеса Иной Жизни. Правда, не каждый может осознать то, что ему открывается, принять то, что, возможно, противно обычным человеческим чувствам… Но мы ведь так мало еще знаем об этом Мире, об этой Жизни… о Добре и Зле и о личинах, которые они принимают… И потому не надо торопиться с выводами, не надо прежде времени отваживаться и страшиться, радоваться и горевать…

Тут он замолчал, приподнял голову и вроде бы принюхался. В воздухе действительно возник некий даже не запах, а признак близкой воды. Возница приподнялся на козлах и посмотрел вперед, туда, где полоса дороги, чуть более светлая, чем окружающее пространство, сворачивала вправо. Возница опустился на козлы, кивнул и снова забормотал:

— Ну вот мы и приехали… Еще чуть-чуть, и старушку Конни можно будет отправить на живодерню… Ведь по обычаю, лошадь, привезшую человека на испытание третьего посвящения, убивают… Здесь я покину тебя, дальше вы пойдете вдвоем — ты и Конни…

После этих слов он довольно неуклюже спрыгнул на землю, не останавливая повозки, и в следующее мгновение растворился в окружающей темноте. Только легкий шелест мог подсказать чуткому уху, что он проскользнул в заросли кустов, окружающих дорогу. Лошадка между тем продолжала неспешно переставлять свои старые ноги, приближая повозку к цели поездки.

Наконец повозка добралась до поворота дороги, но вместо того чтобы свернуть, лошадь, словно слепая, продолжала идти прямо, по недавно сделанной в кустах росчисти, и спустя пару минут выехала на высокий крутой берег поблескивающей далеко внизу реки…

К этому моменту небо окончательно очистилось, и мириады равнодушных звезд повисли над уснувшей землей.

Лошадь, словно догадавшись, что ее путь окончен, остановилась.

— Вот мы и приехали… — донесся из повозки глухой голос.

Закрывавшая внутренность повозки шкура колыхнулась, но в тот же момент раздался негромкий, но строгий окрик:

— Не торопись!

А еще через пару секунд к повозке подошли четыре человека, с ног до головы закутанные в темные плащи. И тот же голос, что остановил движение пассажира, спросил:

— Кто подъехал к Падающему мосту?!

— Ратмир, княжич из стаи восточных волков, прошедший два посвящения Миру, — ответил из повозки глухой спокойный голос.

— Зачем ты подъехал к Падающему мосту, дважды посвященный Ратмир?!

— Чтобы испытать себя в третьем посвящении!

— Что ты знаешь об этом испытании?

— Только то, что его надо пройти!

Последовала секундная пауза, а затем другой голос произнес:

— Выходи!

Шкура, прикрывавшая повозку, откинулась, и из нее осторожно выбрался Ратмир. Его глаза по-прежнему были завязаны плотной темной тканью. Тем не менее, оказавшись на земле, Ратмир выпрямился и медленно повел головой из стороны в сторону, словно осматриваясь, а затем, переступив с ноги на ногу, он повернулся к одному из четверых мужчин, встретивших его, словно ожидая дальнейших указаний. Видимо, мужчина именно так оценил молчание Ратмира, потому что, повернувшись вправо, он указал на темный силуэт высокой скалы, нависавшей над береговым обрывом странным, похожим на птичий клюв наростом.

— Тебе — туда… — И чуть помолчав, спросил: — Провожатый нужен?

Ратмир повернул голову в сторону скалы, несколько секунд стоял неподвижно, как бы рассматривая ее, а потом отрицательно качнул головой:

— Нет, я доберусь сам…

— Тогда иди!

И мужчина сделал шаг в сторону, словно пропуская Ратмира к скале.

Княжич вздохнул, быстро повернул голову и замер. Сквозь плотную повязку, прикрывавшую его глаза, он несколько секунд смотрел на оранжевую искру Волчьей звезды, и губы его едва заметно шевелились. А затем он опустил голову и молча направился к указанной скале.

Один из встречавших Ратмира взял лошадь под уздцы и повел по вырубке назад к дороге. Трое оставшихся сошлись вместе и внимательно наблюдали за тем, как княжич с завязанными глазами поднимается по скале на ее вершину. Темная фигура дважды посвященного волхва совершенно сливалась с темным камнем скалы, и тем не менее все трое очень хорошо видели его неспешное, но уверенное движение вверх, к… звездам.

Наконец княжич стаи восточных волков поднялся на скалу и выпрямился во весь рост на ее вершине. И тут же рядом с ним появилась еще одна фигура, такая же темная, но более низкая. Увидев ее, все трое, стоявшие внизу, разом развернулись и разошлись в разные стороны, охватив основание скалы полукругом.

Ратмир стоял на вершине скалы, в полутора сотнях метров под ним звезды отражались в темной ленте реки. Он чувствовал легкое касание ветра, овевающее чуть разгоряченное подъемом лицо, и ощущал всю ширь неба над своей головой!

И тут позади него раздался негромкий голос:

— Сними повязку с глаз…

Дважды посвященный волхв сразу узнал голос своего наставника. Подчиняясь ему, он сдернул с лица повязку и уже въявь увидел и темное, усеянное звездами небо над головой, и открывающуюся перед ним пропасть в ночной Мир, и неподвижную звездную ленту реки далеко внизу.

Вершина скалы представляла собой небольшую, ровную площадку, на самом краю которой лежал валун со скругленной верхушкой. На этом валуне, напоминая странные, неуклюжие качели, покоилась неширокая, грубо отесанная каменная плита длиной метра четыре. Один ее край висел над пропастью, а второй лежал прямо у ног Ратмира, как будто предлагая разбежаться и броситься в ночное, звездное небо. Волхв даже качнулся вперед, словно собираясь ступить на этот край, но остановился — позади снова раздался голос Остина:

— Ты должен встать на эту плиту так, чтобы ее задний край приподнялся и не касался скалы. Так дождаться восхода солнца. Это будет сложно, но это… испытание! Иди!

Ратмир, не оглядываясь, ступил на край плиты и медленно двинулся вперед. Первый шаг он сделал вполне уверенно, плита казалась непоколебимым монолитом, но княжич знал, что это обманчивое впечатление. Второй шаг он сделал гораздо осторожнее, скользя подошвой башмака по неровной каменной поверхности. Перед третьим шагом он на секунду задержал дыхание, а затем еще пару секунд сосредотачивался. Сам третий шаг занял у него десять секунд — сначала он выдвинул вперед правую ногу, а затем начал медленно переносить на нее тяжесть тела. Он мгновенно почувствовал, когда опорный конец плиты приподнялся и она начала едва заметно клониться вперед!

«Падающий мост!» — мгновенно вспыхнуло в его мозгу, но мысль не была панической, он просто констатировал пришедшее понимание. Опора, на которой покоилась плита, давала ей возможность наклона практически в любом направлении, и тем не менее Ратмир быстро приспособился к столь ненадежному положению, к тому же инерция огромного каменного блока давала вполне достаточно времени, чтобы вовремя реагировать на его намечающийся крен.

Спустя несколько минут Ратмир понял, что ему, с его подготовкой, не составит труда простоять так до восхода солнца, его тело, казалось, само стало дополнительной опорой плывущей в небе каменной плиты. Он нашел взглядом Волчью звезду и мысленно поблагодарил ее:

«Ты не оставила своего волчонка!.. Спасибо тебе за столь несложное испытание!»

И вдруг он заметил, что яркая оранжевая искра звезды тревожно трепещет, словно предупреждая его о некой неведомой опасности!

Его глаза обежали все открывающееся взгляду огромное темное пространство — он был совершенно один в этом спокойном, ночном Мире, и только бесчисленные молчаливые звезды составляли ему компанию. Он снова нашел Волчью звезду и снова поймал ее тревожный трепет… И в ту же секунду его слуха коснулся едва слышный, чуть шипящий шепот:

— Человек…

Затем последовала короткая пауза и, словно эхо, прозвучал другой шепот, тоном ниже:

— Человек?..

— Стоит… — подтвердил первый шепот.

— Висит… — не согласился второй шепот.

— Нет, стоит!.. — чуть громче настоял на своем первый.

— Нет, висит! — снова не согласился второй.

— Я его… опрокину! — предложил первый решение спора.

— Нет, я его раскачаю! — снова не согласился второй, а затем с неким сомнением переспросил: — Но это точно человек?..

— Посмотри сам! — чуть насмешливо предложил первый.

Несколько секунд длилась тишина, и Ратмир решил было, что весь этот шепотливый разговор ему прислышался, но в этот момент в метре от его головы и чуть правее в кромешной черноте глубокой ночи начало проявляться нечто светлое, клубящееся. Сначала это, похожее на крошечный сгусток тумана, нечто висело неподвижно, чуть заметно переливаясь неким внутренним светом, затем начало медленно расти, одновременно смещаясь влево. Когда оно увеличилось до размера человеческой головы, в самой его середине вдруг проклюнулось крошечное темное отверстие… нет, это было не отверстие, это был… глаз! Это был странный глаз — глазное яблоко было совершенно черным, похожим на ночное небо, лишенное звезд, узкая радужная оболочка — желтовато-белой, а зрачок непомерно большим и… багровым. На секунду Ратмиру показалось, что это совсем не глаз, что Некто позволяет ему через этот невозможный зрачок заглянуть в потустороннюю бездну, туда, где протекает совсем иная Жизнь, где царят совершенно иные законы бытия! И тут глаз мигнул!.. Нет, не мигнул, просто клубящаяся вокруг него туманная дымка на мгновение сомкнулась… неплотно, оставив узкую вертикальную щель, но сквозь эту щель Ратмир увидел, как из зрачка выглянула Смерть!!!

И тут же снова раздался шепот:

— Человек!!! И он боится!!!

Сколько же было ярости и удовлетворения в этом шепоте.

В то же мгновение в спину Ратмира ударил сильный порыв ветра! Его тело невольно качнулось вперед, и каменная глыба под ногами стала крениться вниз, в открывающуюся бездну пропасти, расцвеченной отраженными звездами!

Ратмир невольно задержал дыхание и, преодолевая давление ветра, наклонился назад… Плита под ногами остановила свое движение, а затем медленно, нехотя вернулась в исходное положение. И тут же новый неистовый порыв ударил Ратмира справа, однако на этот раз его тело, словно заранее зная направление этого удара, немедленно наклонилось в нужную сторону… наклонилось настолько точно, что камень под ногами даже не пошевелился!

И тут совсем рядом с балансирующим над краем пропасти человеком раздался смех — тонкое, противное хихиканье, а затем последовал шепот… Нет, скорее, шепелявый возглас:

— Он висит! Его надо раскачивать!

В то же мгновение Ратмир почувствовал, что камень пропадает из-под его ног, что он просто висит в воздухе и медленно переворачивается вверх ногами. Звезды над его головой поплыли в сторону, постепенно ускоряясь, а их отражение в реке стало вставать на дыбы, словно стараясь дотянуться до неба и занять там свое незаконное место! Под ложечкой у него противно засосало, колени сами собой подогнулись, мышцы напряглись, собираясь бросить тело в сторону, противоположную вращению… В это мгновение его глаза наткнулись на оранжевую искру Волчьей звезды, и вдруг оказалось, что эта яркая, призывно мерцающая искра прочно стоит на небосклоне, что все остальные звезды плывут мимо нее, вопреки всем законам этого Мира, и только она одна сопротивляется наведенному наваждению!

Ратмир стиснул зубы и впился взглядом в спасительную звезду, отрезая свое внимание от всего остального, сошедшего с ума Мира. Волчья звезда превратилась для него в гвоздь, в несокрушимый стальной костыль, пригвоздивший весь Мир и… остановивший его на краю Небытия!

На несколько секунд Мир застыл в каком-то странном, невозможном, гротескном равновесии, а затем утыканный звездами небосклон снова медленно двинулся, но теперь уже в другую сторону… Он возвращался в нормальное состояние!

— Нет, человек стоит, и его надо опрокинуть! — прошелестел мимо уха Ратмира шепот. Он был тих, едва слышен, но сколько в нем было ненависти, яда и… страха!!

Слева снова выплыло небольшое белесое, переливчато клубящееся облачко с немигающим глазом посредине, о котором Ратмир уже успел забыть. Остановившись прямо против лица княжича, оно принялось расти, расти быстро, выбрасывая из своих внутренностей все новые и новые белесые клубы. Несколько секунд спустя они начали приобретать странно вытянутую форму, уплотняться и наливаться алым, идущим изнутри отсветом.

Ратмир не отрывал взгляда от стремительных, непредсказуемых трансформаций, происходящих перед его глазами с клочком белесого тумана. И спустя несколько минут он понял, что это небольшое облачко превратилось в огромную непонятную, покачивающуюся из стороны в сторону колонну, выложенную какой-то странной чешуйчатой облицовкой! Эта облицовка имела даже некий симметричный рисунок, напоминающий рисунок на коже змеи… А еще через секунду эта колонна вдруг стремительно крутанулась на месте, и перед изумленными глазами Ратмира оказалась огромная голова страшного, никогда не виданного им зверя. Вытянутая вперед морда оканчивалась ощеренной пастью, из которой торчали длинные, чуть загнутые назад клыки, над этой пастью, над двумя крохотными, дрожащими от призрачного дыхания вывернутыми отверстиями ноздрей горели мрачным пламенем огромные глаза, поразительно похожие на тот глаз, который смотрел на него из клочка тумана. А над мощными надбровными дугами и узким, приплюснутым лбом, между двух широко раскинутых в стороны рогов начинался неровный, костистый гребень, уходящий за затылок.

Огромное, пылающее алым внутренним светом чудовище несколько секунд пристально глядело прямо в глаза оцепеневшего человека, а затем, чуть приоткрыв пасть, прошипело:

— Человек, хочешь увидеть свое будущее?

«Нет!!!» — хотел крикнуть Ратмир, но сведенноесудорогой горло не слушалось его, и вместо отчетливого крика из него вырвался лишь хриплый стон. Но чудовище все равно поняло его. Его пасть раздвинулась еще шире в довольной ухмылке, и Ратмир услышал новое шипение:

— Ты боишься, человек, и правильно делаешь! Тот, кто всходит на Падающий мост, должен бояться! Обязан бояться! Ибо его ждет долгое, бесконечное падение в Неизвестность… в Ничто!

«Падающий мост!» — снова вспыхнуло в голове Ратмира, но на этот раз мысль была спасительной, она придавала всему происходящему некий определенный, значимый смысл! Он вспомнил про третье посвящение, про его первое испытание, вспомнил последние слова Остина перед тем, как он поставил ногу на каменные качели Падающего моста: «…Дождаться восхода солнца!»

И Ратмир… улыбнулся!.. Улыбнулся прямо в ухмыляющуюся пасть призрачного чудовища, в его горящие Внемирным светом глаза, а мгновенно освободившееся от судороги горло насмешливо выдохнуло:

— Смотри, призрак, у тебя за спиной встает солнце!

А на горизонте и в самом деле появилась тонкая светлая полоска, разделившая темную, спящую землю и начавшее светлеть небо!

Ухмылка сползла с морды чудовища. Голова откинулась назад, как от удара, а затем с похожим на смертный крик ревом ринулась на гордо выпрямившегося человека!

Ратмира мгновенно накрыла алая, непрозрачная, горячо клубящаяся мгла. Тысячи острых, рвущих тело игл проткнули его темную хламиду и впились в кожу, в мышцы, в нервы… И растаяли… растворились, исчезли, оставив странный, саднящий, но быстро утихающий зуд…

И снова Ратмира объяло темное звездное небо и тишина ночи, вот только далеко на самом горизонте продолжала оставаться светлая полоска, возвещая приближение дневного светила!

Только сейчас княжич почувствовал, что его хламида пропиталась потом и неприятно облепила усталое, ноющее тело, что его ноги, по-прежнему чуть согнутые в коленях, подрагивают от напряжения. Он глубоко вдохнул прохладный ночной воздух и медленно выпустил его из легких, успокаивая тело и разум, восстанавливая дыхание и координацию…

— Я знал, что он глуп и тороплив… — раздался над ухом Ратмира еле слышный, спокойный шепот. — Глуп, потому что реагирует на слова человека, тороплив, потому что до восхода солнца осталось еще очень много времени… А для того чтобы раскачать тебя, человек, достаточно и мгновения… Смотри, как это делается.

Пока все это говорилось, шепот медленно, как падающая с неба снежинка, опускался вниз, и последнее предложение фразы донеслось из-под самых ног Ратмира. Он невольно опустил голову и увидел у подола своей хламиды крошечное существо, похожее на мышь. Мышь в свою очередь подняла мордочку, словно желая убедиться, что человек увидел ее, а затем быстро отбежала по плите чуть вперед, к обрыву. Плита под ногами Ратмира не качнулась, нет… Но он вдруг почувствовал, как она дрогнула и… прогнулась!.. А мышь, повертев мордочкой и снова взглянув на Ратмира, побежала немного наискосок, к правому обрезу плиты. Теперь камень явственно дрогнул и начал медленно крениться вкось, вправо. Однако Ратмир не успел наклониться в нужную сторону, мышь, остановившись на мгновение, снова двинулась, и на этот раз вперед и к левому срезу плиты. Камень сразу же остановил свой крен вправо, замер в неустойчивом равновесии, а затем под ним что-то противно заскрежетало, и он качнулся чуть вперед. Ратмир инстинктивно отклонился назад, и плита снова замерла, но теперь она стояла не строго горизонтально — ее наклон составлял градусов десять!

Эта неподвижность продолжалась несколько секунд, пока мышь, присев на камень, мыла передними лапами свою мордочку, бросая быстрые, явно оценивающие взгляды в сторону неуклюже откинувшегося назад человека. А затем она бросилась было назад, в сторону Ратмира, а когда он выпрямился, метнулась к самому концу плиты, уже начавшему свой неторопливый подъем! Камень под ногами человека на мгновение замер, а затем начал опускать свой передний, висящий над пропастью край. Движение это было очень медленным, едва заметным, но Ратмир понимал, что остановить его можно было, только сделав шажок к противоположному концу плиты. Но и этого делать было нельзя, мышь, застывшая на краю плиты, словно ожидала этого его шага, чтобы немедленно броситься назад.

И в это мгновение яркий, огненный блик резанул широко открытые глаза Ратмира — из-за далекого горизонта выглянул край солнца!!

Мышь, вся ее небольшая фигурка, вскинувшаяся на задние лапы, мгновенно почернела, а потом ее четко очерченные контуры расплылись, потекли, над ставшей бесформенной фигуркой заклубился легкий парок, и через секунду от шустрого зверька не осталось даже следа!

Ратмир замер на угрожающе наклонившейся вперед каменной плите, не отрывая заслезившихся глаз от угольно-черного среза плиты, над которым расцветал огненный цветок восходящего солнца!!

А спустя пару минут за его спиной раздался знакомый голос Остина:

— Испытуемый стоит на плите, и она ни разу не коснулась скалы! Испытание выдержано!!!

С минуту Ратмир продолжал оставаться неподвижным, словно не слышал или не понял сказанного наставником. Затем его левая нога, самостоятельно, без участия разума, медленно передвинулась назад, тело перенесло свой вес на эту ногу, а правая, с усилием оторвавшись от камня, сделала уже полный шаг, унося волхва от края разверзнутой перед ним пропасти!

Остановившись на краю Падающего моста, Ратмир поднял глаза и увидел, что на плоской вершине скалы стоят четверо трижды посвященных в своих белых одеяниях и смотрят на него. На всех четырех лицах были написаны совершенно разные чувства — от одобрения до безразличия и… недовольства! Он сошел с каменной плиты, и тут его ноги подогнулись, опуская тело на холодный утренний камень!

Глава 8

Новая весна разливалась по степи вокруг Края, топила полегшую, пожухлую траву под буйной зеленью свежей поросли. А солнце пригревало уже по-летнему, обещая вскорости жару и злые пожары.

Почти два года прошло с тех пор, как Вотшу перевели из ратницкой во дворец, и он уже привык к своему новому, хотя и не совсем определенному положению. Он совсем редко появлялся на кухне и в конюшне, и на своем любимом месте — на южной стене замка, большую часть своего времени он проводил в книжне, где у него уже было личное место. Правда, он продолжал заниматься фехтованием со Старым, да и к Скалу в ратницкую бегал частенько — Вогнар не запрещал ему это. Но в основном извержонок был занят чтением, письмом, разбором документов, иногда помогал Вогнару ремонтировать истрепанные книги. С некоторых пор у него появилось новое занятие — по заданию княгини, а иногда и князя он разыскивал старые документы и делал из них выписки для составления новых договоров, соглашений или писем в соседние стаи.

Вечером одного, уже по-летнему теплого дня, когда Вотша закончил подклеивать рукописный свод законов свободного торгового города Ласта и собирался уходить к себе в каморку, Вогнар остановил его вопросом:

— Что ты собираешься делать завтра?

Вотша удивленно посмотрел на своего наставника и пожал плечами:

— Хотел посидеть в книжне, почитать исторические хроники Изяслава Мудрого…

— Нет, нет, — улыбнулся Вогнар, — завтра никаких занятий не будет, книжня будет закрыта. — И, увидев недоуменный взгляд Вотши, пояснил: — День рождения княжны, во дворце торжественный обед, и вся прислуга, не занятая на этом обеде, свободна. Так чем ты собираешься заняться?

Вотша на секунду задумался, а затем немного растерянно ответил:

— Не знаю… Может быть, на реку схожу или с дядей Скалом в степь съездим…

— А я думал, ты своими стихами займешься!.. — откровенно улыбнулся Вогнар.

«Как Вогнар узнал?! — Вспыхнула в голове бедного Вотши суматошная мысль. — Неужто он подобрал тот лоскуток?!»

Никому, кроме Ратмира, он не рассказывал о своем увлечении поэзией, и уж тем более никому не показывал свои поэтические опыты. Но несколько дней назад он разжился старым, много раз счищенным лоскутом пергамента, записал одно из своих произведений и подкинул на пути княжны. Выходило, что тот клочок подобрала вовсе не Лада, а… Вогнар?.. Или кто-то другой, и этот «кто-то» отдал стихи княжему книжнику — а кому еще могли отдать найденные стихи?!!

Однако, взяв себя в руки, Вотша отрицательно покачал головой и неуверенно выдавил:

— Нет… Я стихами уже не занимаюсь… Не получается у меня…

— Не получается? — продолжая улыбаться, переспросил Вогнар. — А мне кажется, что как раз получается…

Но развивать эту тему, почувствовав смущение извержонка, книжник не стал.

На следующий день после завтрака Вотша вдруг почувствовал себя… брошенным. Оказалось, что ему совершенно нечем заняться. Скал ушел с дозорной стаей, а черноволосый богатырь Чермень, заменявший его в роли Вотшиного опекуна, не слишком заботился о занятиях для извержонка. Вотша скорее машинально, чем с какой-то целью, двинулся в сторону ристалища. Поле было пусто, легкий весенний ветерок шевелил длинные Вотшины волосы. Он уселся на скамью и, запрокинув голову, бездумно уставился в небо.

На душе у него было как-то смутно. Нет, не тоскливо, а именно смутно, словно он давным-давно потерял что-то незначительное, обернувшееся сегодня важным! Несколько минут он следил за неторопливым бегом белоснежных облаков в голубой глубине, а затем в его голове возникла неожиданная мысль:

«Если бы мой род не потерял многоликости, я, возможно, сегодня был бы в числе тех, что сядет за пиршественный стол с княжной… С… Ладой!..»

Он вдруг понял, насколько сильно ему хочется сидеть рядом с этой девочкой, любоваться ее длинными каштановыми, с едва заметной рыжинкой, волосами, слушать ее смех, поднимать бокал за ее здоровье!

Вотша по-прежнему редко видел княжну, но каждая их встреча, словно короткая зарубка, оставалась в его памяти. А княжна, встречая извержонка во дворце или на замковом дворе, каждый раз как-то загадочно улыбалась, как будто знала про него нечто весьма интересное.

Мальчик вздохнул и закрыл глаза. Белые облака на голубом фоне исчезли, и вместо них тут же возникло смеющееся личико княжны. Ее губки зашевелились, словно она сквозь смех силилась сказать что-то Вотше. Но он не понимал ее слов и вряд ли понял бы, даже если бы слышал их. Он просто любовался этим лицом!

— О чем мечтаем? — раздался рядом с ним голос Старого.

Вотша открыл глаза, тряхнул головой и быстро поднялся со скамьи.

— Садись, садись, — проворчал старик, усаживаясь на скамью. — Чего вскочил?

Вотша снова сел, ссутулился и вдруг ни с того ни с сего брякнул:

— У княжны сегодня день рождения…

— А… Знаю… — протянул Старый и, так же как Вотша, поднял лицо к небу и зажмурил глаза.

Они немного помолчали, и вдруг старик, не открывая глаз, тихо произнес:

— Вот и прадед твой тоже тогда в княжну влюбился…

Вотша изумленно уставился на старика, а тот все тем же тихим, не похожим на свой обычный, голосом продолжал:

— Я ему говорил, чтобы он выбросил эту блажь из башки, да разве его уговоришь! Ват, он такой был — если что в голову заберет, напролом пер! Да и то сказать, прав он частенько бывал, и… удача с ним под руку ходила… Только на этот раз неудача-то на нем полностью за все отыгралась!

Старик замолчал. Вотша так же молча смотрел на сухую жилистую старческую шею, впалую морщинистую щеку, тонкое, прижатое к голове ухо, белую, аккуратно расчесанную бороду и тонкий, чуть искривленный нос, не зная, что сказать в ответ на слова старика. Наконец он выдавил:

— Что значит… «отыгралась»?.. И-и-и… что значит «пер напролом»?

— То и значит… — ответил Старый, не глядя на мальчугана. — Пошел Ват напрямую к Гориславу, князю тогдашнему, руки дочери просить. Правду сказать, не было бы лучше пары во всей стае, да и любила Вата Леда, я-то уж точно знаю, только у князя, у деда Всеславова, другое на уме было. Если бы отдал он за Вата свою Леду, после его смерти стая точно вожаком выбрала бы твоего прадеда…

Старик снова внезапно замолчал, словно воспоминания эти давались ему с трудом. Но тут Вотша не вытерпел, его захлестнуло жадное любопытство — вот она, правда о его прадеде, сама выплывала из прошлого!

— Ну так что, разве он был бы плохим вожаком?!

Дед чуть склонил набок голову и, приоткрыв глаз, искоса глянул на Вотшу.

— А как же сын вожака?.. Даже и не сын — его-то и сам Горислав ни во что не ставил, а внук любимый — Всеволод? Горислав Всеволода у отца еще малым волчонком забрал, воспитывал как будущего князя, а тут Ват со своим сватовством!

И снова Старый отвернулся и замолчал, как будто пожалел, что начал этот разговор.

— Ну и что?! — нетерпеливо потребовал Вотша окончания истории.

— Не знаю, что там у них получилось, а только на следующий день Горислав Вата услал в степь с дозорной стаей в шесть волков и с одним ивачем. Ват уходил с улыбкой, веселый был… А вернулся сам-два, весь посеченный, покусанный! Пока он в горячке лежал, Леду отдали за ирбиса, за сына ихнего князя. С тех пор наша стая и дружит с ирбисами… А Вата, когда он поправился, объявили изменником: как же — потерял в дозоре шестерых дружинников, а сам домой живой вернулся! Вот тогда-то… ваш род и… того… лишили многогранья!..

Долгую минуту над скамейкой висело молчание, а затем Вотша выдохнул:

— Та-а-а-к!..

Он медленно поднялся со скамейки и, приволакивая ноги, поплелся прочь от ристалищного поля.

Однако далеко уйти ему не удалось, не успел он пройти и десятка шагов, как к нему подбежала молоденькая девушка, ближняя служанка княжны, Прятва, и, запыхавшись, затараторила:

— Вотша! Я тебя всюду разыскиваю! Тебя княжна велела привести в малую княжескую трапезную!

Вотша, погруженный в свои мысли, тряхнул головой, пытаясь понять, чего от него хочет девчонка, и только после этого до него дошел смысл ее слов.

— Зачем? — изумленно воскликнул он. Внезапно кровь бросилась к его лицу, и он стремительно покраснел.

«Хочет выставить меня на смех перед своими… княжатами! — резанула кошмарная мысль, и тут же он холодно, отрешенно подумал: — Ну и пусть смеется!.. Какое мне дело до веселья или грусти… многоликих?»

— Пошли! — Он пересилил себя и широким шагом направился в малую трапезную.

Девушка едва поспевала за ним, на ходу тараторя:

— Там чего было! У княжны день рождения, так все княжата преподнесли ей подарки. А княжна наша их благодарила, а сама-то прям така красавица!! Сели за стол, а князь возьми и распорядись, чтобы им поднесли осеннего вина, пусть, говорит, выпьют, как настоящие мужчины! Вот с этого вина все и началось!! Юсут, как бокал выпил, так и задурел! Говорит, пусть княжна скажет, чей подарок самый что ни на есть лучший, и того, кто этот подарок подарил, поцелует! Совсем с ума сошел — чтоб наша княжна да какого-то княжонка целовать стала! Но она, знаешь, засмеялась так и говорит: «Хорошо, Юсут, я выберу лучший подарок и награду за него дам, только ты тогда уж не жалуйся и не спорь с моим решением!»

Вотша мотнул головой, словно давая понять девушке, что ее болтовня не к месту, однако та не замолкала:

— А Юсут этот вскочил, в грудь себя кулачищем грохнул и говорит так нагло: «Я, — говорит, — никому никогда не жаловался, ни о чем никогда не жалел и спорить с твоим решением не собираюсь!» Это он потому так говорил, что сам-то подарил княжне ожерелье из лалов лазоревых на бронзовых крючках. Красота — страсть! И дорогущее! Конечно, княжна должна была выбрать его подарок, а она вдруг приказала тебя в трапезную привести!

— Зачем? — еще раз, уже с явной горечью спросил Вотша и, махнув рукой, прибавил шагу.

Спустя пять минут служанка ввела паренька в знакомую ему залу.

Вдоль стены, в которую было врезаны четыре узких окна, стоял длинный стол, заставленный посудой, выпивкой, яствами. Во главе стола на стульях с высокими резными спинками восседали князь с княгиней, рядом с ними, справа, сидела, одетая в белую шелковую рубашку и зеленый сарафан, княжна Лада, напротив нее — ирбис Юсут, рядом с ним — тюлень Сигрд и еще четверо княжат. Рядом с Ладой восседал толстый, неповоротливый и какой-то неопрятно-помятый мужчина в странной, узкой для его обширной фигуры, одежде. Остальные места вокруг стола занимали ближние княжеские дружинники. У противоположной стены расположились трое скоморохов, вырядившихся в разноцветные лохмотья и наигрывавших какую-то веселую мелодию на рожке, бубне и маленькой скрипочке, посреди залы двое других скоморохов жонглировали десятком разноцветных и разновеликих клубков.

Когда Вотша вошел в трапезную и смущенно остановился около дверей, князь, не прерывая выступления скоморохов, громко произнес:

— Ну вот, доченька, прибыл затребованный тобой изверг! Объясняй давай, зачем он тебе понадобился?!

Княжна поднялась со своего места, и скоморошья музыка тут же смолкла, а клубки перестали летать. Лада обвела взглядом стол, потом посмотрела на Вотшу и… улыбнулась.

«Ну, сейчас начнется!» — в ужасе подумал извержонок.

— Значит, Юсут, ты хочешь, чтобы я выбрала лучший из полученных мной подарков и наградила… дарителя?! — обратилась княжна к сидевшему напротив ирбису. Тот, неловко развернулся и, стараясь держать в поле зрения и княжну, и ненавистного изверга, молча кивнул.

— Ну что ж, — снова улыбнулась княжна, — я исполняю твою просьбу!

Лада мягким, неуловимым движением выхватила из кармана сарафана маленький клочок светлой мягкой кожи и повернулась к Вотше.

— Это ты написал?.. — Она помахала в воздухе своим клочком.

Вотша невольно сделал шаг вперед и поднял руку, словно собирался выхватить этот кусочек кожи из девчачьих пальчиков, но расстояние до княжны было слишком далеким, да и стол стоял между ними, так что он поневоле замер с поднятой рукой. А затем его рука безвольно упала вниз, и он тихо, на выдохе произнес:

— Я, госпожа…

Княжна спокойно вышла из-за стола, обошла родителей, пересекла зал и оказалась рядом с Вотшей.

— Так вот, — звонко произнесла маленькая девочка, — я признаю этот подарок лучшим из полученных мной! — Она снова помахала кусочком кожи над головой. — И присуждаю награду… извергу Вотше!

Сидевшие за столом гости замерли, и несколько секунд в трапезной висела потрясенная тишина. А затем раздался поистине нечеловеческий рев Юсута:

— Так нечестно!!! Если бы я знал, что княжна так ценит овечью кожу, я подарил бы ей целую шкуру! — Ирбис вскочил со своего места, порвал ворот своего роскошного, ярко расшитого халата, словно он перехватывал его горло удавкой, и снова заорал: — Друзья, княжна просто издевается над нами! Выше всех дареных нами драгоценностей она ставит клок овечьей шкуры, подаренной ей каким-то вонючим извергом!

Он крутанулся на месте, и теперь уже его рев был обращен в сторону князя:

— Князь Всеслав, твоя дочь оскорбила всех нас, и я требую…

Договорить ему князь не дал, его рука взметнулась вверх, и тяжелый кулак опустился на столешницу так, что вся стоявшая на ней посуда подпрыгнула, а несколько тяжелых кубков опрокинулось.

— Ты требуешь?

Голос князя перекрыл рев ирбиса, как гром близкой грозы перекрывает все другие звуки, и у присутствующих зазвенело в ушах.

— Ты требуешь, сидя в моем замке и за моим столом? Ты, котенок ушастый, поднимаешь голос впереди старших? Да я сдеру с тебя твою поганую шкуру и постелю ее в комнате моей дочери, чтобы она топтала ее своими ногами!

Юсут медленно опустился на свое место и замер с перекошенной физиономией. А князь медленно перевел взгляд на дочь.

— Вот что, Ладушка, объясни отцу и матери, почему для тебя кусок старой кожи дороже драгоценных камней? И… какую награду ты хочешь дать этому… — Лицо князя как-то странно дернулось и на мгновение перекосилось, но он быстро овладел собой. — Этому извергу?!

— Папочка, — почти пропела девочка, — дороже драгоценных камней для меня не кусок кожи, а то, что на нем написано! Это настоящий подарок, потому что он не куплен за отцовские деньги, не похищен у кого-то, не сорван с убитого, а создан тем, кто его дарил! Если бы Юсут сам нашел и обработал эти камни, — она ткнула пальчиком в сторону маленького столика, на котором были разложены подарки, — я, может быть, еще и подумала бы, но… И еще одно, этот подарок уже никто никогда у меня не отберет, не похитит!

— Вот как?! — недобро ухмыльнулся князь, и словно в ответ на эту ухмылку на лицо Юсута тоже выползла кривая дергающаяся улыбка.

— Именно так, папочка, — снова пропела Лада. — Я этот подарок… эти стихи… запомнила наизусть, так что отнять его у меня можно только вместе с жизнью!

— Ну, а что насчет награды? — гораздо спокойнее, даже с легкой иронией поинтересовался князь Всеслав, бросив быстрый взгляд на снова замершего Юсута. — Ты действительно собираешься… э-э-э… поцеловать… изверга?

Последние слова дались князю с явным трудом.

— Я считаю, что поцелуя слишком мало за такой богатый дар, — совершенно серьезно проговорила Лада, — и поэтому прошу тебя, отец, возвести этого мальчи… этого изверга Вотшу в ранг моего пажа!

И после этих слов нависшее над пиршественным столом грозовое напряжение мгновенно исчезло. Гости возбужденно загалдели, послышались смешки, звон кубков, но голосок княжны снова перекрыл поднявшийся гвалт:

— Я говорю совершенно серьезно, отец!

Князь вышел из-за стола и подошел к дочери. Погладив ее по каштановой голове, он спокойно и в то же время властно произнес:

— Я думаю, дочь, твое решение, твоя просьба ко мне вполне совместна с твоим званием, с твоим положением. Вряд ли кто-то из присутствующих сочтет ее… недостойной! А потому…

Князь быстро отошел к красному углу трапезной и, сняв с костыля висевший там большой ключ, вернулся назад.

— …А потому, — торжественно продолжил он, — я посвящаю Вотшу, изверга нашей стаи, в ранг твоего пажа.

И князь коротко коснулся бородкой ключа обоих плеч Вотши.

— Служи своей госпоже всеми своими силами, знаниями, умениями и чувствами! — веско проговорил князь, глядя прямо в глаза Вотше. — И пусть твоя госпожа никогда не пожалеет о своем выборе!

После этих слов князь повесил ключ на прежнее место, а сам вернулся к столу.

Лада повернулась к Вотше, быстро и аккуратно спрятала клочок кожи в карманчик сарафана и громко сказала:

— Теперь ты — мой паж и должен всегда находиться рядом со мной. Встань за моим стулом!

Она протянула ему свою маленькую руку, и Вотша, неожиданно для самого себя, опустился на одно колено и приник губами к этой руке.

Снова над пиршественным столом повисла тишина, и в этой тишине княжна прошествовала к своему месту, а Вотша проследовал за ней и, пододвинув ей стул, встал за его спинкой!

Князь с улыбкой посмотрел на любимую дочь, затем перевел взгляд на застывшего за ее спиной Вотшу и, перекрывая гул голосов в трапезной, спросил:

— Значит, ты, извержонок, сочиняешь стихи? Вот никогда бы не подумал, что ты способен на такое!

— Господин, — склонил голову Вотша, — княжна сильно преувеличила мои способности, назвав то, что я написал, стихами… это очень слабые опыты…

— А может быть, ты прочтешь нам что-нибудь из своих опытов? — вмешалась в разговор княгиня, гораздо лучше знавшая способности Вотши. — Ведь княжна вряд ли поделится с нами своим подарком, хотя и хвастает, что знает его наизусть!

Князь бросил в сторону Рогды удивленный взгляд, затем снова посмотрел на извержонка и неожиданно согласился:

— А что, действительно, прочти нам что-нибудь!

Вотша переводил растерянный взгляд с Всеслава на княгиню, явно не зная, что ему делать, и в этот момент раздался хмельной голос Юсута:

— Пусть! Пусть читает! А мы посмеемся!

Все сидевшие за столом княжата и большинство дружинников одобрительно загудели, а некоторые даже застучали по столу кубками, требуя стихов.

Вотша перевел взгляд на ирбиса, и тут князь увидел, как извержонок подобрался, из его взгляда исчезла растерянность, он сделался острым, пронзительным. А затем, перекрывая гомон в трапезной, раздался громкий мальчишеский голос:

— Слушаюсь, господин, — Вотша коротко поклонился в сторону князя. — Слушаюсь, госпожа, — последовал поклон в сторону княгини. — И тебя, княжич, постараюсь ублажить, прочту… веселое… смешное!

Гул, висевший над столом, мгновенно стих, все повернулись в сторону новоявленного пиита. И тот прочитал:

Мальчишеский голос смолк, и в трапезной повисла звенящая тишина. Взгляды всех присутствующих, словно по мановению волшебной палочки, сошлись на широком, узкоглазом лице Юсута. А тот пьяно засмеялся, но, наткнувшись на всеобщее молчание, захлебнулся смехом, не понимая, что происходит. Целую минуту длилось это молчаливое разглядывание, а затем весь стол грохнул яростным, безудержным хохотом! Смеялись все, даже княгиня вытирала платочком выступившие на глазах от смеха слезы. И только Юсут не понимал, что же так развеселило всю компанию, но постепенно до него стало доходить, что смеются над ним… Однако в этот момент Всеслав, пересилив себя, перестал смеяться, встал со своего места, поднял кубок и, переводя разговор на другое, громко сказал:

— А теперь послушаем нашего мудреца, главного наставника наших детей, мэтра Пудра!

В пять секунд над столом снова воцарилась тишина, и со своего места поднялся неопрятный толстяк в тесной одежде, сидевший рядом с Ладой. Взяв со стола свой налитый почему-то только до половины бокал, он свысока оглядел притихший стол и… задумался! Его светлые, прозрачно-голубые глаза вдруг остекленели, толстая нижняя губа отвисла, а рука, державшая бокал, задрожала. Около минуты в малой трапезной стояла тишина, а затем мэтр Пудр встрепенулся и хрипловатым баритоном произнес:

— Так о чем это я?..

— Вы, досточтимый, хотели сказать несколько слов о своих воспитанниках и нашей сегодняшней хозяйке пира, Ладе, — с чуть заметной смешинкой в голосе напомнил ему Всеслав.

— А-а-а, да-да! — оживился мэтр. — Должен сказать, вожак, что эти ваши воспитанники — настоящие… э-э-э… разгильдяи! Я занимаюсь с ними уже… э-э-э… очень долго, а язык западных стай освоил лишь… Сигрд, да и то в весьма небольшом объеме! Но он хотя бы может, как мне кажется, объясниться на этом языке. Что касается наречий языка восточных и южных стай, то ими в достаточной степени владеют Юсут и Асхай, но языки этих стай очень похожи, а для Юсута и Асхая одно из этих наречий — родное! Что касается письма и чтения, что, в общем-то, неразделимо, то этим искусством владеет только прекрасная Лада, мальчики не умеют читать и писать и, мне кажется, никогда не научатся!

Тут он вдруг обнаружил у себя в руке наполненный бокал и, изумленно уставившись на него, замолчал. Секунду спустя мэтр Пудр поднес свой бокал поближе к глазам, потом понюхал его содержимое и еще раз обвел взглядом замерший в предвкушении нового веселья стол.

— Господа, я… э-э-э… что-то не совсем понял… — В это мгновение его взгляд задержался на княжне, и в его голове, видимо, несколько прояснилось. — Да, конечно, — удовлетворено кивнул он сам себе. — Я поднимаю этот бокал за лучшую в моей жизни ученицу, княжну Ладу!

Он поднес бокал к губам, начал пить, но внезапно, словно вспомнив нечто важное или некую недодуманную мысль, не допив, опустил руку с бокалом и снова впал в задумчивость.

Стол грохнул хохотом, но мэтр Пудр не слышал всеобщего смеха, он был погружен в свои размышления.

Наконец Всеслав поднялся со своего места, через голову дочери протянул руку и положил ее на плечо мэтра. Тот вздрогнул и поднял глаза на князя.

— Садитесь, уважаемый, — с легкой улыбкой произнес князь. — Я благодарю вас за произнесенный тост.

Мэтр Пудр как-то растерянно улыбнулся и опустился на свое место, а Всеслав, вдруг посерьезнев, обратился к Юсуту и сидевшему рядом с ним невысокому мальчугану с рыжими короткими волосами и странно плоским лицом.

— Значит, молодые люди, вы не желаете учиться грамоте? — Князь усмехнулся уголками рта, но совсем не осуждающе. — Позвольте вас спросить почему?

Рыженький мальчишка опустил голову, явно не желая отвечать на вопрос, а Юсут, напротив, посмотрел князю прямо в глаза и заговорил напористо:

— Вожак Всеслав, я считаю, что моя главная задача — стать настоящим воином! Именно этому я посвящаю все свое время и надеюсь, что, вернувшись в свою стаю, буду непревзойденным бойцом! — Тут он слегка усмехнулся, показав желтоватые, крепкие клыки, и добавил: — Ну а если мне надо будет послать кому-то… грамотку… — Взгляд темных глаз метнулся к княжне. — …или прочитать ответ, рядом всегда найдется какой-нибудь… пришибленный грамотей!

И ирбис с усмешкой взглянул на снова задумавшегося мэтра.

Однако Всеслав не улыбнулся в ответ на эту шутку, пожав плечами, он негромко пробормотал:

— Надеюсь, твой отец одобрит твое поведение и выбор… приоритетов.

— Одобрит! — самодовольно улыбнувшись, бросил Юсут. — Особенно, когда увидит, как я владею собственным телом, другими гранями и оружием!

Князь сел на свое место и очень тихо прошептал что-то на ухо наклонившейся к нему княгине. За столом завязалось несколько отдельных бесед, но, спустя несколько минут, княгиня поднялась и, улыбнувшись, проговорила:

— Я вынуждена увести хозяйку нашего пира, у нас есть еще кое-какие дела.

Лада вскинула на мать удивленный взгляд, но возражать не стала. Княгиня подошла к дочери и, наклонившись, негромко сказала:

— Ладушка, отпусти своего пажа, сегодня он тебе больше не понадобится. Мы оставим мужчин пировать дальше, а сами пойдем в сокровищницу, там для тебя кое-что приготовлено.

Княжна поднялась и повернулась к Вотше.

— Паж, — с самым серьезным видом молвила она, — на сегодня я освобождаю тебя от твоих обязанностей. Завтра ты должен ожидать меня сразу после завтрака в… замковой школе!

И вдруг Вотша увидел, насколько устала эта маленькая девочка. Отступив на шаг, он поклонился княжне, громко произнес: «Слушаюсь, госпожа!» — и быстро покинул трапезную.

Выйдя из дворца, он бросился бегом назад, к ристалищному полю, в надежде застать там Старого и попробовать задать ему несколько вопросов. Наставник действительно находился на ристалище, но вместе с ним там были еще шестеро многоликих — совсем молоденькие ребята от восьми до десяти лет, у них как раз в это время проходили занятия. Вотша снова присел на скамейку и принялся наблюдать за тренировкой.

В общем-то, все упражнения, которые выполнялись этой группой, были ему хорошо знакомы, он сам отрабатывал их не единожды. Но изверг никогда не занимался в группе, и потому знакомые вроде бы движения выглядели совершенно по-иному! Старый не обращал на Вотшу внимания, покрикивал на своих подопечных, порой берясь за меч, чтобы лично продемонстрировать тот или иной удар.

Таким образом группа занималась около часа, после чего Старый отобрал двоих, на взгляд Вотши, самых старших ребят и предложил им вступить в поединок. Остальные мальчишки-многоликие отошли к скамейкам, и при их приближении Вотша встал и перешел ближе к стене конюшни.

На ристалищном поле двое многоликих надели высокие, конусообразные шлемы с выдвинутыми вперед наушными пластинами, оставлявшими открытыми лица и в то же время предохранявшими их от размашистых ударов, натянули толстые, мягкие, простеганные латы и приготовились к поединку. Старый, отойдя от пары шагов на шесть, громко прокричал:

— Поединок на мечах бескровный, до третьего удара! — Затем он сделал паузу и, набрав в грудь побольше воздуха, гаркнул: — Бой!!!

Противники, выставив перед собой прямые учебные клинки, рукояти которых они сжимали обеими руками, медленно двинулись по кругу, внимательно следя за движениями друг друга. Светловолосый паренек, тоненький, стройный, с уже пробившимся легким пухом на подбородке и верхней губе, двигался легко, даже изящно, а на его лице играла легкая улыбка превосходства. Второй мальчишка, чуть меньше ростом, коренастее, с темными, совсем коротко остриженными волосами, был явно скован, меч держал напряженно, а движения его выглядели чересчур заученными, механическими. Вотша сразу же отметил эту скованность и понял, кто в этой схватке является фаворитом.

Между тем противники сделали уже почти полный круг, и в этот момент светловолосый плавно изменил траекторию движения и, шагнув вперед, бросил свой меч по короткой дуге сверху вниз и справа налево. Движения его были настолько естественны и быстры, что Вотше показалось, будто клинок исчез из поля зрения и… возник, уже наткнувшись на неловко, но вовремя поставленную защиту. Темноволосый успел бросить свой клинок острием вниз и принять на него удар противника.

Тупой меч светловолосого парня с металлическим лязгом скользнул по всей длине защищающегося клинка и в последний момент был отброшен в сторону не слишком умелым, но достаточно сильным движением. Атаковавший паренек все с тем же изяществом попытался выйти из атаки, сделал плавный отступ, и на мгновение острие его клинка ушло чуть вправо… И тут же черноволосый угловато дернулся вперед, посылая свой меч прямым колющим ударом в грудь своего противника, и… достал!!

— Первый удар Влата! — громко провозгласил Старый. — Сардак пропустил!

Вотша заметил, как исказилось лицо светловолосого парня — недоумение, мгновенная растерянность, а затем неприкрытая злоба отразились на нем. Но движения его ничуть не изменились, он не заспешил, не рванулся в неподготовленную атаку. Всем своим видом Сардак показывал, что произошла досадная случайность, которая больше не повторится.

Впрочем, и извержонок, наблюдавший поединок со стороны, тоже считал проведенный Влатом удар нелепой случайностью. Тем более что темноволосый крепыш уже взмок, пот скатывался по крутому лбу и начал заливать глаза, в то время как его более высокий и, пожалуй, более легкий противник выглядел еще вполне свежим.

И снова на ристалищном поле закружилась карусель. Снова противники медленно пошли по кругу, подстерегая возможность нанести разящий удар. На этот раз в атаку пошел темненький Влат, и снова он это сделал как-то коряво, некрасиво. Вместо текучего, неуловимого шага, плавно посылающего тело вперед, он дергано прыгнул в сторону своего противника, одновременно нанося мощный удар сверху. Светловолосый быстро вскинул меч горизонтально над головой и отразил этот удар, однако, вместо того чтобы тотчас выйти из атаки, Влат после отбоя переложил клинок и направил его в правый бок противника. Сардак легко отбил и этот наскок, да так удачно, что меч Влата взмыл вверх, а клинок его противника, описав изящную дугу, устремился к открытой груди крепыша.

Однако в последнее мгновение Влат резко развернулся на месте, и острие клинка прошло впритирку с его грудью. Сардака по инерции потянуло вперед, и тогда Влат опустил свой клинок на его шлем.

Удар получился хлесткий и, видимо, болезненный. Сардак, словно споткнувшись, рухнул лицом в истоптанную траву поля, а Влат быстро отскочил назад и снова принял боевую стойку.

— Второй удар Влата! — снова взвыл Старый. — Сардак пропустил!

Медленно поднимался светловолосый с земли, и было непонятно, то ли последний удар совершенно оглушил его, то ли он ошеломлен неудачей своей, казавшейся неотразимой атаки.

Утвердившись наконец на ногах, Сардак взглянул на своего изготовившегося к бою противника и медленно стащил с головы шлем. Затем он сбросил верхнюю часть доспехов и, пробормотав что-то вроде: «Вот теперь посмотрим!» — снова взялся за меч.

Поединщики опять затоптались по кругу, и тут Вотша вдруг увидел, что движения Сардака потеряли былую текучесть, плавность, что шаг его сделался неуклюжим и угловатым! А вот темноволосый крепыш, Влат, наоборот, обрел некую грацию, уверенность.

Не успели соперники сделать и одного круга, как Сардак, широко взмахнув мечом, ринулся в совершенно неподготовленную атаку. Влат отскочил в сторону и нанес горизонтальный удар, направляя клинок в незащищенную грудь противника. Однако того уже не было — меч и защитные порты валялись на земле, а вместо светловолосого парня на Влата налетал небольшой волк странной светло-серой окраски. Меч Влата врезался в грудь волка и прошил волчье тело насквозь, не причинив ему никакого вреда. Зверь раскрыл пасть и уже готов был вонзить свои клыки в незащищенное горло противника, но тут перед ним встал другой волк — огромный, совершенно седой зверь, шкура которого в нескольких местах была прорезана старыми рваными шрамами.

И молодой волк остановился на месте, а затем повел мордой в сторону и уселся на хвост.

Влат тоже остановился, а затем, тяжело дыша, сделал пару шагов назад и медленно опустился на траву.

Несколько секунд над ристалищным полем стояла мертвая тишина, а затем раздался хриплый, едва понятный голос старого волка:

— Занятия окончены, все могут быть свободны!

Молодые многоликие, не говоря ни слова, похватали лежавшие на земле детали защитного снаряжения Сардака и, подхватив под руки шатающегося от усталости Влата, покинули ристалище. Только Вотша, прижавшись к стене конюшни, остался на месте.

Несколько секунд спустя оба оставшихся на поле волка обернулись людьми и двинулись к краю ристалища, к скамьям. Усевшись на одну из скамеек, Старый принялся неторопливо одеваться, искоса поглядывая на своего незадачливого ученика, а затем негромко проговорил:

— Ты проиграл, Сардак…

— Знаю, — не поднимая головы, ответил юноша, — но не понимаю почему…

— Потому что ты с самого начала был слишком уверен в своей победе, — просто ответил Старый. — Ты не бился, ты играл со своим противником, а бой не игра, в бою нет красоты — в нем есть только стремление поразить врага любым способом!

— Но я же сильнее Влата?! — без всякой злобы или обиды спросил Сардак.

— Нет, сегодня ты слабее, — не согласился наставник. — Ты лучше владеешь мечом, лучше двигаешься, лучше видишь… Но всего этого недостаточно для победы. Влат оказался… целеустремленнее и потому ближе к победе! И еще… повернувшись к Миру другой своей гранью, ты сам признал свое поражение! Почему ты это сделал?!

После этих слов Сардак как-то судорожно вздохнул и поднял лицо к небу.

— Я знал, что Влат не успеет так же быстро выполнить поворот, и хотел доказать свое превосходство.

— В чем? — тут же спросил Старый. — Вы же бились на мечах, так при чем здесь скорость поворота?!

— Мы же бились… — пожал плечами Сардак. — Я подумал, что неважно, каким образом я добьюсь победы…

Старый покачал головой и коротко приказал:

— Иди домой… Послезавтра занятия в это же время…

Сардак поднялся на ноги и, не оглядываясь, побрел прочь с ристалищного поля.

А старый наставник, проводив взглядом своего незадачливого ученика, опустил голову и ссутулился. Мысли, видать, были у него невеселы.

Вотша, бесшумно подойдя сзади и опустившись на краешек последней скамьи, несколько минут молчал, а затем негромко спросил:

— Значит, мастерство решает не все?..

— А, извержонок… Ты, значит, наблюдал?.. — не поворачиваясь, усмехнулся Старый. — Да нет, мастерство решает все, но им надо уметь пользоваться… А кроме того, никогда нельзя недооценивать противника… впрочем, переоценивать его тоже не стоит.

— Это сложно… — задумчиво проговорил Вотша.

— Это — опыт, — все так же, не поворачиваясь, ответил Старый.

Они немного помолчали, а затем Вотша как-то неуверенно проговорил:

— Наставник, можно спросить?..

Старый бросил быстрый взгляд в сторону мальчика, затем взглянул зачем-то в небо и, наконец, ответил:

— Спрашивай…

Но, прежде чем спросить, извержонок опять немного помолчал, и только затем осторожно, тщательно подбирая слова, проговорил:

— Я не понимаю, зачем многоликим вообще нужно… умение владеть оружием? — И сразу же заторопился с пояснениями: — Ну, они же всегда могут обернуться к Миру другой гранью, стать… зверем! Неуязвимым для оружия зверем!

Старый долго молчал, не поднимая головы и не глядя на своего странного воспитанника, а потом заговорил медленно, словно через силу:

— Если бы ты спросил об этом кого другого, то тебя сразу же зарубили бы… — Вотша инстинктивно подался прочь от старого волка, но тот, даже не заметив его движения, продолжил: — Может быть, еще Скал удержался бы, другие — нет… Но я тебе отвечу. Прадед твой меня дважды от смерти спасал, а ты очень уж похож на него… Так вот… В одном древнем и очень почитаемом многогранными пророчестве говорится, что, когда Мать всего сущего создавала людей, она специально дала нам возможность поворачиваться к Миру многими гранями, она хотела, чтобы мы жили долго. Более того, если многогранный умирает или погибает, повернувшись к Миру любой звериной гранью, он… не погибает! Нет, все его грани пропадают и он покидает наш Мир, но Мать всего сущего обязательно вернет его в Мир, уже в другом обличье! Прервать нить его жизни… совершенно уничтожить многогранного может только… светлый металл! Если многогранный погибает от светлого металла, он уже никогда не возродится вновь.

Старый замолчал, он сказал все, но Вотша удивленно прошептал:

— Но… ведь… когда многоликий в зверином обличье, светлый металл не может причинить ему вред?

— Именно поэтому мы должны прекрасно владеть оружием… — неожиданно проговорил Старый. — Чтобы иметь возможность отразить любое нападение, когда мы находимся в человеческом облике! — И, чуть помолчав, добавил: — А кроме того, есть еще поединки насмерть. Если один человек смертельно оскорбил другого человека, он должен быть готов к поединку насмерть, и в этом случае поединок проводится в человеческом обличье одинаковым оружием… Оружием из светлого металла! — Здесь он вдруг усмехнулся: — Правда, сейчас такие поединки проводятся очень редко, все мы достаточно высоко ценим свою жизнь, чтобы смертельно оскорблять друг друга!

Они немного помолчали, а затем Вотша спросил совсем иным тоном, но все с тем же жгучим мальчишеским интересом:

— Старый, а как ты Сардака-волка успел остановить? Ты же не знал, что он обернется?!

— Вот потому я и наставник… — перебил его старик, — что владею этим приемом! Конечно, взрослого человека, повернувшегося к Миру иной гранью, удержать гораздо сложнее, но я думаю, что и у взрослого я успею встать на пути! Твой предок,кстати, владел этим приемом гораздо лучше меня — многим людям-волкам он спас этим приемом жизнь!

— А шестерых вот не спас… — едва слышно пробормотал Вотша.

— Не спас… — задумчиво повторил Старый. — И это… Странно это как-то… невероятно…

И снова на несколько минут воцарилось молчание, которое прервал наставник:

— Ну, зачем тебя княжна позвать приказала?..

Вотша бросил быстрый взгляд в сторону старика и медленно, словно бы нехотя, проговорил:

— Юсут требовал, чтобы Лада его… поцеловала, потому что он ей самый богатый подарок преподнес…

— Ну, а ты здесь при чем? — переспросил старик, с интересом поднимая голову.

— А княжна сказала, что самый богатый подарок… я ей подарил, — все так же нехотя, смущаясь, проговорил Вотша.

— Ну!.. — удивился наставник. — И что же это ты ей такое подарил?!

— Стихи… — едва слышно ответил Вотша и покраснел.

Но Старого, похоже, его ответ не удивил — его интересовало совсем другое.

— И что, княжна тебя поцеловала?!

Вотша отрицательно помотал опущенной головой и, бросив еще один косой взгляд на наставника, выдавил:

— Она потребовала, чтобы князь отдал ей меня в пажи…

— Ну, и что князь?! — с еще большим интересом переспросил Старый.

— Он взял со стены такой вот здоровенный ключ, — пожал плечами Вотша, — дотронулся им до моих плеч и объявил, что отныне я паж княжны.

— Вот это да! — изумился наставник. — Ты хоть знаешь, извержонок, что это значит?

— Что? — Вотша заинтересованно поднял лицо.

— А то, что теперь тебя в замке, да что там в замке, во всех владениях нашей стаи, никто пальцем не может тронуть! Теперь только княжна вольна распоряжаться твоей жизнью и смертью!

Но тут возбуждение старика спало, и он совсем другим, чуть насмешливым тоном добавил:

— Правда, княжна наша тоже та еще птица! Она, не задумываясь, пошлет тебя на смерть по малейшей своей прихоти!

— Ну и пусть, — ответил Вотша и, подняв лицо к небу, чуть прищурившись, посмотрел в начинающее темнеть вечернее небо. — Ну и пусть!

А княжна Лада в это время уже лежала в своей постели, закрыв глаза и прислушиваясь к своим чувствам. Она и в самом деле очень устала, ее день рождения неожиданно оказался тяжелым, сложным днем. И все началось с того момента, как этот наглый южный ирбис потребовал поцеловать его в благодарность за подарок! Лада даже передернулась от отвращения! Надо же — требовать благодарности за подарок, как будто не этому дикарю Юсуту оказали честь, пригласив на княжий пир, а он снизошел до князя и его семьи, подарив княжне свои противные лалы!

«Никогда в жизни их не надену!! — в ярости поклялась себе княжна. — Пусть сгниют в ларце!»

Княгиня, сидевшая в спальне дочери и внимательно наблюдавшая за ее лицом, едва заметно улыбнулась — Лада была еще настолько непосредственна, что все ее чувства отражались на лице… Хотя… Сегодня на пиру она держалась прекрасно и нашла очень ловкий способ не только достойно уйти от требований этого маленького хама-ирбиса, но и унизить его. Причем сделала это не сама — нашла того, кто сделал это за нее!

И тут Рогда невольно поморщилась. С самого своего появления в замке этот маленький извержонок Вотша тревожил ее, простым своим присутствием наводил какую-то неуверенность и даже… глупо сказать… страх. Она невольно вздохнула и неожиданно для самой себя спросила:

— Ладушка, что это тебе пришло в голову взять в пажи этого… малыша?

Лада открыла глаза, внимательно посмотрела на мать и… улыбнулась.

— А чем такой паж хуже других? — ответила она вопросом на вопрос.

— Ну-у-у… — не слишком уверенно протянула княгиня, подняв глаза к потолку, — …он все-таки всего-навсего изверг, он, скорее всего, труслив и уж точно не владеет оружием, а значит, не может встать на твою защиту… — И тут же поправила саму себя: — Хотя, конечно, пока ты в замке, такая защита для тебя не нужна.

Рогда посмотрела на дочь и увидела внимательный, серьезный ответный взгляд и упрямо поджатые губы.

— Конечно, Вотша умный мальчик, быстро овладел грамотой… — постаралась быть объективной княгиня, но Лада перебила мать:

— Вотша отважнее, чем любой из живущих в нашем замке княжичей! — резко возразила она. — Когда он только появился в замке, совсем еще маленьким мальчишкой, я видела, как Юсут и Сигрд пытались сбросить его со стены — Юсут повернулся к Миру родовой гранью и прижал Вотшу к стене, пугая его клыками и заставляя прыгнуть вниз! Да только не на того напал! — Тут ее запал неожиданно исчез, и уже совсем спокойно она закончила: — Ну, а то, что он умнее всех этих княжичей, ты только что сама подтвердила.

А затем в ее глазах появилось хорошо знакомое Рогде лукавство, и она елейным голоском добавила:

— И потом, я же выполняла ваше желание… Вы же сами хотели приблизить Вотшу к княжеской семье. Но поскольку вам самим сделать это было неудобно, это сделала я…

Рогда нахмурилась и укоризненно покачала головой:

— Ты опять подслушивала?

И тут же вспомнила, как Ратмиру во время их последнего обсуждения Вотшиной судьбы показалось, что их кто-то подслушивает! Значит, не показалось… Значит, их действительно подслушивали, и делала это ее собственная дочь!

А Лада, секунду понаблюдав за матерью, закрыла глаза и пробормотала:

— Не ругайся, мамочка, я так сегодня устала!..

Утром следующего дня, наскоро позавтракав, Вотша помчался в замковую школу. Он ни разу там не был, но один из дружинников подсказал ему, что школа находится на третьем этаже и занимает две большие комнаты в самом конце левого крыла. Взлетев на третий этаж по парадной дворцовой лестнице и быстро пройдя до конца вестибюля, Вотша увидел высокую, двустворчатую, украшенную резьбой дверь. Приблизившись к этой двери, он осторожно постучал, и тотчас из-за двери раздался высокий дребезжащий голос:

— Входите, входите! И нечего было стучать!

Извержонок толкнул дверь, переступил порог и, оказавшись в высоком, светлом зале, замер на месте с открытым ртом. Ему еще никогда в жизни не доводилось видеть столь замечательного помещения.

Размером этот зал не уступал малой дворцовой трапезной. Четыре высоких окна, выходившие на восток, позволяли утреннему солнцу ярко осветить весь зал, и его блики играли на темном дереве шкафов, стоявших вдоль противоположной стены. На стене, расположенной напротив входной двери, была натянута большая, выкрашенная в черный цвет бычья шкура, а чуть сбоку от нее располагался письменный стол, позади которого стояло высокое, жесткое кресло. Между входной дверью и письменным столом в два ряда во всю ширину зала стояли небольшие высокие столики с наклонными столешницами, расположившиеся в два ряда по четыре стола в ряду. Похоже, что писать за ними полагалось стоя, во всяком случае, Вотше такой стол доходил как раз до локтей.

Около минуты Вотша со жгучим интересом рассматривал убранство школьного помещения, но тут его внимание привлек все тот же высокий, надтреснутый голос:

— Ну-с, молодой человек, и зачем ты сюда пожаловал?! Или ты перепутал третий этаж с подвалом и теперь не можешь понять, куда подевались котлы, которые ты должен вычистить?!

Вотша взглянул в том направлении, откуда раздавался голос, и увидел высокую хрупкую стремянку, стоявшую у самого дальнего от входа шкафа. На ее вершине сидел крошечный совершенно седой мужичок, наряженный в длинную черную рубаху с капюшоном, из-под которой торчали чудные туфли с длинными загнутыми носами. Капюшон, небрежно накинутый на голову мужичка, не мог скрыть буйных совершенно седых кудрей, выбивавшихся из-под темной ткани серебристой волной.

— Так ты к тому же еще и глухой! — воскликнул мужичок и принялся заталкивать книгу, которую он держал в руке, на полку в верхней части открытого шкафа.

От слишком резкого движения хлипкая стремянка дернулась, покачнулась… Но в то же мгновение Вотша метнулся к ней и, упершись обеими руками в стойки, удержал ее от падения. Мужичок, успевший поставить книгу на место, буквально слетел по ступенькам вниз и встал напротив Вотши, уперев руки в бока и сверля его крошечными, спрятанными под взлохмаченными седыми бровями, глазками.

Вотша отпустил стремянку, учтиво поклонился и быстро проговорил:

— Господин, со вчерашнего дня я — паж княжны Лады. Она приказала мне явиться сегодня после завтрака в замковую школу, так как мне теперь положено сопровождать ее повсюду. Я впервые попал сюда и… поражен! — Он развел руки в стороны, словно охватывая все пространство школьного зала, и восторженно добавил: — Здесь так здорово!

— А! — темпераментно воскликнул мужичок. — Значит, ты и есть тот самый изверг Вотша, о котором столь много говорят в замке великого князя Всеслава… и особенно много — княжий книжник Вогнар! Должен сказать, что я не разделяю его… э-э-э… оценки… э-э-э… извергов вообще и твоей в частности, на мой взгляд, изверги способны только к грубой, черной работе… э-э-э… где их и надо использовать. Стоит только дать им поблажку, как они тут же… э-э-э… развращаются. Ты — самый яркий тому пример! Подумать только — изверг и вдруг — паж принцессы Лады! Нонсенс!!

— Тебе что-то не нравится, Беззуб?! — раздался позади Вотши звонкий голос княжны.

Чернорубашечного мужичка словно вихрем развернуло на месте. Мгновение спустя он уже склонился в изысканном поклоне и верещал своим дребезжащим фальцетом:

— Что вы, принцесса, что вы! Как мне может что-то не нравиться, когда я лицезрею вашу небесную красоту и слышу ваш несравненный голос.

Тут он выпрямился и, бросив неприязненный взгляд в сторону Вотши, добавил:

— Просто я не совсем понимаю, как вы, с вашим изысканным вкусом, могли выбрать себе в пажи… э-э-э… изверга, когда вас окружает такое количество прекрасных молодых людей!

— А вот это, Беззуб, не твое дело! — с непонятной резкостью ответила Лада. — Лучше наблюдай то, что тебе поручено, а то третьего дня, когда ты все утро отсутствовал, я снова обнаружила пыль на своей парте!

— Где, принцесса? — встревоженно воскликнул мужичок и снова посмотрел на Вотшу теперь уже откровенно злым взглядом.

— Там, где я сказала! — Княжна ткнула пальцем в направлении высокого столика, стоявшего в центре дальнего от дверей ряда, и ехидно добавила: — Или ты забыл, где стоит моя парта?

Беззуба будто ветром сдуло, и в следующее мгновение его дребезжащий фальцет донесся уже из-за стеллажей:

— Принцесса, я немедленно протру вашу парту еще раз, но вынужден сказать, что каждое утро я тщательно протираю именно эту парту!

Однако княжна уже не слушала его, повернувшись к Вотше, она улыбнулась и спросила:

— И давно тебя мучает этот… уборщик?

Вотша улыбнулся в ответ и пожал плечами:

— Он, наверное, просто обиделся на то, что я его не сразу заметил…

Но тут их разговор был прерван появлением Юсута и Сигрда. Вотша скромно отошел к одному из стенных шкафов, тогда как вошедшие юноши приветствовали княжну. Почти сразу в школьный зал вошли и остальные четверо учеников мэтра Пудра, а вслед за ними появился и сам мэтр. Рассеянный, неряшливо одетый наставник прошел к письменному столу и уселся в кресло, а его воспитанники тут же встали к своим столикам.

И в этот момент княжна обернулась, нашла взглядом Вотшу и пальцем указала, что тот должен встать у нее за спиной. Извержонок неслышно прошел через зал и остановился там, где ему было приказано.

— Ну что ж, — начал мэтр Пудр, рассматривая какие-то записки, принесенные им и разложенные на столе, — продолжим наши занятия языком западных стай. Попробуйте самостоятельно перевести следующую, весьма распространенную фразу…

Мэтр Пудр поднял одну из своих записок ближе к глазам и проговорил нечто совершенно непонятное для ушей Вотши.

— Ну, — мэтр Пудр поднял глаза от своей записки, — кто попробует первым?!

«Неужели эта тарабарщина может что-то означать?» — изумленно подумал Вотша.

— Неужели никто из вас не может перевести такую простую фразу? — раздраженно проговорил наставник.

— Я могу… — раздался голосок княжны, но мэтр Пудр только недовольно мотнул своей взлохмаченной головой.

— Кто, кроме княжны?!

И тут из-за спины Вотши раздался противный писклявый голосок:

— Мэтр, мне за этим извергом совершенно ничего не слышно! Я, конечно, без труда перевел бы то, что вами было сказано, если смог бы расслышать!

Вотша невольно обернулся и сразу же наткнулся на довольную, издевательскую ухмылку невысокого рыжего, веснушчатого мальчишки с кривыми зубами и разноцветными глазами. Мэтр Пудр задумчиво пожевал губами, неожиданно улыбнулся и обратился к Ладе:

— Княжна, я прошу вас сделать небольшое послабление в правилах поведения вашего пажа — пусть он встанет у свободной парты. При необходимости он всегда успеет прийти вам на помощь.

Княжна обернулась, обежала глазами стоявших позади нее мальчишек, презрительно сморщив носик при взгляде на рыжего писклю, и, повернувшись к мэтру, потребовала:

— Пусть рыжий Гаст перейдет к свободной парте, а мой паж займет его место!

— Вот еще! — пикнул было возмущенный Гаст, но мэтр Пудр немедленно оборвал возможные пререкания:

— Гаст, освободи место!

Рыжий мальчишка, недовольно ворча себе под нос, собрал с парты свои вещи и переместился к свободной парте в первом ряду, а Вотша, отступив на три шага назад, встал на освободившееся место.

Мэтр Пудр довольно оглядел своих учеников, снова улыбнулся и громко повторил свою непонятную фразу:

— Ну? Теперь, Гаст, ты хорошо слышал то, что я сказал? Переводи!

Гаст растерянно поскреб щеку, метнул быстрый взгляд в сторону Юсута, поднявшего глаза к потолку, и пискляво забормотал:

— Ну… Это значит… Э-э-э, это… вопрос! «Как тебя зовут?»

На несколько секунд в зале повисла тишина. Мэтр Пудр внимательно разглядывал рыжего Гаста, а тот ковырял ногтем свой пюпитр. Затем наставник встал из-за стола, подошел поближе к отвечавшему мальчику и медленно, раздельно проговорил:

— Нет, Гаст, ты не стал лучше слышать после того, как между нами не стало… изверга. — Он обвел взглядом своих учеников и, вернувшись к натянутой на стену шкуре, взял в руки мягкий белый камешек. — Ну что ж, объясняю еще раз!

Мэтр написал на шкуре строку, состоявшую из непонятных значков, и принялся объяснять, каким образом из этих значков, из этих незнакомых, непонятных звуков получается фраза: «Я живу в вольном городе Ласте».

Вотша завороженно слушал наставника, он мгновенно вспомнил, как Вогнар еще на первом занятии говорил ему, что у разных стай разная речь и разное письмо! Теперь он слышал и видел эту другую, непонятную… пока что непонятную речь, иное, загадочное… пока что загадочное письмо. И это новое, другое, загадочное было для маленького изверга жгуче интересным.

Теперь каждое утро после завтрака он бежал в замковую школу, предвкушая нечто чрезвычайно интересное, захватывающее! У него, правда, не было необходимых для занятий вещей, он не мог принести из книжни свои письменные принадлежности, не мог разжиться хотя бы кусочком пергамента, но зато у него была отличная память и живое, жадное воображение! Однажды, спустя два месяца своих невольных занятий, он неожиданно для самого себя после одного из вопросов наставника поднял руку, повторяя жест учеников, знавших правильный ответ. И когда рассеянный мэтр Пудр произнес, словно само собой разумеющееся: «Говори, Вотша…» — извержонок вышел из-за своей парты, как это делали другие ученики, отвечая на вопрос, встал рядом с ней и, слегка запинаясь, сделал совершенно правильный разбор предложенного текста.

Все воспитанники мэтра Пудра, включая и княжну, смотрели на затесавшегося в их компанию изверга, раскрыв рты, и только сам мэтр, довольно улыбаясь, проговорил:

— Ну, вот, я всегда говорил, что для человека достаточно умного и усердного нет ничего невозможного…

«Человека!!! — ошеломленно повторил про себя Вотша. — Человека!!! Не изверга!!!»

А наставник вдруг замолчал, словно сам удивился своим словам, но, спустя несколько секунд, добавил:

— После занятий подойди ко мне… э-э-э… с разрешения княжны, конечно.

Когда занятия закончились, мэтр Пудр выдал Вотше чернильницу, связку перьев, несколько листиков прилично выделанного пергамента и… учебник языка западных стай, написанный самим мэтром.

— Тебе надо практиковаться в письме! — наставительно произнес мэтр Пудр, — …и в чтении. Мне почему-то кажется, что устный словарный запас у тебя уже вполне достаточен.

Спустя всего год Вотша прекрасно владел тремя наречиями языка западных стай, двумя наречиями языка восточных стай, языком северных стай и двумя наречиями языка южных стай, еще на двенадцати наречиях он мог достаточно хорошо изъясниться.

К четырнадцати годам Вотша вытянулся и превратился в высокого, стройного парня, гибкого и сильного. Свои длинные, соломенного цвета волосы он заплетал в косу или завязывал на затылке в хвост. На поясе его белой рубахи всегда красовался подарок князя Всеслава — короткий широкий нож в простых кожаных ножнах.

Именно в тот год незадолго до дня летнего солнцестояния в княжеский город Край начали съезжаться гости из разных стай. Первым с южных гор приехал отец Юсута, вожак горных ирбисов, Юмыт. Его поезд, состоявший из нескольких десятков повозок, запряженных маленькими косматыми коньками и управляемых извергами, одетыми в рваные халаты на голое тело, сопровождали двадцать могучих ирбисов во главе с самим вожаком. Длинный поезд долго проходил улицами Края, и жители города с удивлением рассматривали невиданных гостей.

Вслед за Юмытом прибыл вожак южных лисиц Хаан. Двадцать пять всадников вихрем промчались через город, так что никто в нем и не успел понять, что к их князю пожаловал новый гость. Князь Хаан был столь же рыж, как и его сын, Гаст, столь же худощав, мелок и кривозуб. Ни один изверг не сопровождал этого вожака.

Постепенно в Крае собрались отцы всех шестерых воспитанников мэтра Пудра и вожаки еще четырех стай. Наблюдательный Вотша вдруг понял, что у Всеслава сошлись вожаки всех сколько-нибудь значительных стай Севера, Юга и Востока. Каждый вечер в замке шумели пиры и празднества, каждый день Всеслав вел долгие беседы с одним или с другим вожаком, или они собирались по нескольку человек и о чем-то разговаривали в строго охраняемых комнатах. Три-четыре раза вожаки вместе со своими ближними дружинниками выезжали на охоту в степь или в восточные леса. Дважды на ристалищном поле княжеского замка устраивались турниры, хотя участвовали в них только волки, ирбисы, медведи и тигры, прибывшие с совсем уже далекого Востока.

Накануне дня солнцестояния князь Всеслав устроил роскошный пир для всех прибывших гостей и всех своих сородичей. Пиршественный зал был украшен молодой хвоей и освещен тысячами свечей. На возвышении стоял большой стол, за которым восседали все вожаки, чуть ниже вдоль западной стены зала был поставлен длинный стол для приехавших с вожаками дружинников, а все остальное пространство зала и вся замковая площадь были заняты дружинниками князя Всеслава. Веселье пира было тем раскованнее и безудержнее, что женщины на нем не присутствовали.

Князь Всеслав удивил своих гостей и убранством столов, и редкостными винами, собранными со всех концов Мира, и удивительными, изысканными кушаньями, которые приготовили его повара-изверги. Между столов и за распахнутыми настежь дверьми зала, на высоком и широком крыльце, пирующих потешали десятки плясунов, музыкантов, фокусников и скоморохов. А за княжеским столом плавно текла беседа.

— Скажи правду, Всеслав, — пьяненько подхихикивая, приставал к вожаку волков Ольстов, вожак северных тюленей, — сколько среди твоих ратников, севших за пиршественные столы, извергов?

Всеслав удивленно изогнул бровь, но Ольстов не заметил недовольства хозяина стола.

— Ну не будешь же ты утверждать, что все эти люди… э-э-э… люди?! Наверняка ты… хи-хи-хи… разбавил свое воинство парой сотен… недостойных!

— Зачем мне это делать, Ольстов? — с усмешкой переспросил Всеслав. — Зачем мне унижать своих высоких гостей, сажая их за один стол с извергами? И неужели ты думаешь, что кто-то из моих дружинников будет пировать в такой… к-хм… компании?!

— Ты хочешь сказать, что твоя стая и в самом деле столь велика? — с пьяной ухмылкой проговорил Ольстов. — Тогда это поистине… удивительно!

И в тоне вожака северных тюленей читалось явное недоверие.

— Я скажу больше! — Всеслав говорил радушно, но в его глазах уже загорелось пламя ярости. — За этими столами нет ни одного полуизверга! Те двое, что были приняты в стаю в качестве исключения, находятся сейчас в ратницкой!

— В твоей стае всего двое полуизвергов? — недоверчиво поинтересовался рыжий Хаан. — Разве твои волки брезгуют извергинями?

— Мои волки не брезгуют ничем, — усмехнулся в ответ Всеслав, — но полуизвергу попасть в стаю практически невозможно — я считаю, что им слишком многое недоступно из того, что должен уметь человек!

— А я вот слышал, что в твоем замке даже изверги находят ласку и привет! — рыкнул с другого конца стола вожак ирбисов.

Всеслав медленно повернул голову и взглянул в глаза Юмыту.

— В моем замке изверг может найти ласку, привет и защиту, если он того заслуживает! А заслужить он это может только… верной и нужной… службой!

— Какую же такую верную и нужную службу несет у тебя в замке мальчишка-изверг?! — криво усмехнулся Юмыт. — Что он такого делает, кроме того, что всюду таскается за твоей дочерью?!

— Да-а-а… княжна прекрасна… поразительно прекрасна!.. — прижмурив от восхищения глаза, промурлыкал восточный тигр и, крякнув, приложился к кубку.

— Только почему она так отличает… изверга?! — немедленно подхватил снежный барс, и в его тоне сквозила ехидная насмешка.

Руки Всеслава, лежавшие на скатерти, сжались в кулаки, но ответил он совершенно спокойным, даже доброжелательным тоном:

— Этот мальчик-изверг — дело действительно особенное. Он сирота и в то же время правнук одного из наших самых знаменитых воинов. Многие из вас слышали о нем — его звали Ват!

— Вот как? — Ольстов оторвался от кабаньего окорока и бросил на Всеслава заинтересованный взгляд. — Правнук того самого Вата, который мог оборачиваться тюленем?

— Вата Бессердечного? — вскинув голову, переспросил Хаан.

— Вата… Предателя? — одновременно с ним пробормотал Юмыт.

— Вот видите, — усмехнулся Всеслав, — в каждой стае у Вата было свое прозвище! Как же мне не окружить заботой его правнука, пусть даже и изверга. И потом мальчишка, хоть он и не человек, обладает большими способностями!

— Какими? — в один голос переспросили Хаан и вожак восточных тигров.

— Ну, например, он может поговорить с каждым из вас на вашем родном наречии, — с довольной улыбкой ответил Всеслав. — Так что в моей стае появился очень хороший толмач!

— Интересно, каким образом он мог научиться говорить на наших наречиях? — со скрытым подозрением спросил Юмыт.

— И говорить, и читать, и писать, — уточнил Всеслав. — У меня служит мэтр Пудр — большой знаток мировой словесности. Он занимался и с вашими детьми, и с княжной. Так вот, с тех пор, как Вотша — тот самый извержонок, о котором мы говорим, стал сопровождать княжну в качестве пажа, он начал посещать и занятия мэтра Пудра, уже через полгода он заговорил на нескольких наречиях, а сейчас!.. — Всеслав развел руки и улыбнулся. — Мэтр Пудр считает его своим лучшим учеником, кроме моей дочери, разумеется!

— Вот как? — рыкнул Юмыт, и в этом возгласе прозвучала самая настоящая угроза. Однако Всеслав только улыбнулся на нее.

— Твой сын, мудрый Юмыт, считает, что ему нет необходимости изучать наречия других стай, — голос Всеслава звучал благодушно, словно он был согласен с мнением молодого ирбиса. — Он считает, что для него главное — быть лучшим в своей стае воином, а читать, писать и переводить для него вполне могут… изверги!

— Ну что ж, — гораздо спокойнее проговорил Юмыт. — Мальчик прав — если ты будешь великим воином, для любого другого дела у тебя всегда найдется подходящий человек или изверг. А мой сын уже сейчас заткнет за пояс любого из молодежи! Ну а опыта он и в родной стае наберется!

— Да, наш Старый хорошо научил ваших ребят — в бою они не спасуют, — кивнул головой Всеслав.

— Но Юсут — лучший! — настойчиво рыкнул ирбис.

Всеслав кивнул, но ответить не успел, его опередил Хаан:

— У князя Всеслава гостило шестеро наших ребят, так что еще неизвестно, кто из них лучше научился владеть оружием. Рост и сила не всегда главное в ратном деле — разве не так, князь?

И тут глаза Всеслава хитро прищурились:

— Ну что ж, братья-вожаки, давайте проверим, чему ваши дети научились в моем замке. Перед завтрашним турниром мы посмотрим, кто из них лучше владеет оружием — проведем малый турнир с участием княжичей, а первой дамой этого турнира пусть будет моя дочь!

— Ха-ха-ха… — неожиданно расхохотался Юмыт и громко добавил сквозь смех: — Значит, она и приз победителю будет вручать! С поцелуем!

Ристалищное поле, на котором в день летнего солнцестояния должен был пройти последний, самый представительный турнир, было специально подготовлено к этому событию. Позади вкопанных по краю поля скамеек были поставлены еще три ряда лавок, а на самом поле, по короткому его краю, вдоль замковой стены выстроен помост, на котором установили несколько рядов кресел для особо почетных гостей. Вдоль длинного края поля, под замковой стеной, было установлено несколько шатров, предназначавшихся для участвовавших в турнире бойцов.

Утром, как только взошло солнце, к ристалищному полю потянулись дружинники князя Всеслава и воины, сопровождавшие приехавших в гости вожаков. Скоро все скамейки и лавки были заняты, а несколько десятков ратников, не найдя себе места, стояли позади скамеек. Шутки, смех, споры перекатывались по этой мужской толпе, становившейся с каждой минутой ожидания все нетерпеливее. Наконец на помост взошел князь Всеслав, княгиня Рогда, княжич Святополк, княжна Лада, князья-вожаки других стай и несколько особо приближенных к Всеславу ратников стаи волков. Всеслав с семьей занял места в центре помоста, вокруг него расселись гости, а на поле вышел Старый, одетый в сверкающие доспехи с тяжелым жезлом распорядителя турнира в руке.

Дождавшись сигнала Всеслава, Старый взмахнул своим жезлом и заорал во все горло:

— По желанию стаи и по слову нашего вожака, Всеслава, сегодня на этом поле пройдет турнир меченосцев! Пятьдесят шесть воинов скрестят свои мечи в парных поединках, и победитель получит княжеский приз — золотой кубок, наполненный голубыми лалами!

Здесь он сделал небольшую паузу, а затем, вместо того чтобы назвать, как полагалось, имена участников турнира и стаи, честь которых они защищали, Старый хитро прищурился и крикнул:

— А перед этими поединками, по решению собравшихся в замке вожаков стай, пройдет соревнование княжат, воспитывавшихся в нашей стае. Шестеро юношей покажут свое мастерство владения оружием, а победителю также будет вручен приз — меч восточного булата с золотой рукоятью, двумя синими яхонтами в перекрестье гарды, в ножнах и на поясе из кожи западного изюбра! Первой дамой этого турнира избрана княжна Лада, она и вручит приз! Пары поединщиков составлены жребием и выходят на поле!

Толпа дружинников, обступившая ристалище, не ожидала такой добавки к турниру, но удивленный гул голосов мгновенно перерос в приветственный рев, едва только юноши, одетые в защитные латы, появились на поле.

Сидевший на передней скамье Скал толкнул локтем своего друга Черменя и рявкнул, перекрикивая гул голосов:

— Жалко, среди них нет ни одного волка! Все эти тюлени да лисицы и драться-то толком не умеют!

— Да нам и выставить-то некого! — отозвался черноволосый богатырь. — У нас мальчишки либо постарше будут, либо совсем еще сосунки!

Однако Скал несогласно покачал головой:

— Дело в том, что это все… княжата! Вряд ли они сочтут достойным для себя скрестить оружие с простым мальчишкой, даже если это сын знаменитого воина! А наш… княжонок староват для такой потехи!

Чермень удивленно посмотрел на своего друга — уж больно едким получались у него слова «княжата», «княжонок».

Между тем три пары юношей развели в разные концы ристалища.

Высокий толстый Юсут, вооруженный длинной, чуть изогнутой саблей с утолщенным на конце лезвием и маленьким круглым щитом, должен был биться с Асхаем, восточным тигренком, орудовавшим прямым гибким мечом и овальным выпуклым щитом. Сигрд с привычным для его стаи оружием — трезубцем с укороченным средним жалом и широкой, утяжеленной по краю сетью — противостоял черноволосому пареньку из стаи юго-восточных пантер, вооруженному шестопером и странным узким и длинным щитом. Напротив рыжего Гаста, державшего в каждой руке по короткому широкому мечу, встал невысокий кривоногий мальчуган из стаи восточных оленей.

Старый, внимательно оглядев противников, подал команду к началу поединков.

Первая схватка, как и ожидалось, оказалась очень короткой. Юсут, бывший на полторы головы выше своего противника и чуть ли не в два раза тяжелее его, обрушился на тигренка, как ураган, и тот, несмотря на свое несомненное умение, просто не выдержал этого грубого физического натиска. После пяти-шести ударов тяжелой сабли, принятых на клинок, у Асхая, видимо, онемела кисть, так что он выронил свой меч и, тут же бросив щит, кинулся бежать. Правда, Юсут немедленно прекратил атаку и не стал преследовать своего маленького противника.

Сигрд первым же броском настолько ловко опутал своего противника сетью, что тот, спеленутый по рукам и ногам, даже не пытался освободиться. Тюлень небрежно ткнул его тыльным концом древка трезубца, обозначая свою победу, и отошел в сторону.

Лисенок и олень оказались единственной парой, хоть немного развлекшей зрителей. Гаст, считая, видимо, что его противник значительно уступает ему в мастерстве, обрушил на того град ударов, но олененок, вооруженный длинным мечом и коротким тупым кинжалом со странной гардой, имевшей длинный, загнутый параллельно клинку ус, спокойно и уверенно отразил этот натиск. Более того, пару раз он ловил клинки рыжего лиса своим чудным кинжалом и едва не ломал их через ус, но Гасту оба раза удавалось вовремя освободить свое оружие. Однако и в этой паре младший противник очень скоро выдохся. Лис, почувствовав, что его визави перестал успевать с защитой, удвоил скорость своих атак и при очередном, сдвоенном, ударе выбил меч из рук олененка.

Старый подозвал к себе оруженосцев сражавшихся юношей, чтобы кинуть жребий для проведения дальнейших схваток, а почетным гостям Всеслава подали вино и сладости, чтобы было чем скоротать время.

Первым по жребию выпало биться Сигрду и Гасту. Пара заняла место в середине ристалища, и по сигналу Старого юноши медленно, не сводя глаз друг с друга, пошли по кругу. Тюлень, направив свой трезубец в лицо противнику, выжидал удобный момент для броска сети, а рыжий лис, позванивая выставленными перед собой клинками, казалось, и сам ожидал этого броска. Противники не сделали и одного круга, как правая рука Сигрда коротко метнулась вперед и над пригнувшимся лисенком широким пологом развернулась тонкая сеть.

— Высоко!.. — коротко рыкнул сидевший справа от Всеслава Ольстов, и его кулак, сжимавший тонкую ножку кубка, побелел.

В следующее мгновение края сети, утяжеленные свинцовыми шариками, резко пошли вниз, накрывая невысокую, юркую фигурку лиса, и зрителям показалось, что поединок сейчас и закончится! Однако лис вдруг буквально нырнул вперед, проскочив под сетью, перекувыркнулся, уходя от недостаточно резкого тычка трезубца, и вскочил на ноги в одном шаге от своего противника. На губах Гаста все так же змеилась тонкая улыбка, но теперь в ней светилось торжество. Он взмахнул одним из своих коротких мечей, готовясь нанести завершающий атаку удар, но в это мгновение Сигрд рывком бросил древко трезубца себе под руку, мгновенно перехватил его за середину и крутанулся на месте. Все эти движения слились в одно, плавное и в то же время стремительное действие, в результате которого задняя часть древка трезубца с огромной силой ударила по уже опускавшейся руке лиса.

Раздался резкий хруст сломанной кости, болезненный крик лисенка, и короткий меч вывалился из обессиленно раскрывшихся пальцев Гаста. Сам лисенок вдруг побледнел и опустился на одно колено, признавая свое поражение.

Мгновение над ристалищем висела тишина, а затем она взорвалась восторженными криками дружинников, приветствовавших ловкий удар, мгновенно превративший поражение в победу.

Теперь уже перерыв продлился гораздо дольше — Сигрд явно затягивал его, стараясь восстановить свои силы после оказавшегося сложным поединка с рыжим Гастом. Но, наконец, Юсут и Сигрд вышли в центр ристалища. Ирбис довольно улыбался, а вот тюлень озабоченно хмурился, и сам, не замечая того, судорожно перебирал пальцами правой руки ячеи сети, свисавшей с нее.

Старый внимательно оглядел ребят, почему-то недовольно покачал головой и подал знак к началу поединка. И снова двое юношей, медленно переставляя ноги и не сводя настороженных взглядов друг с друга, пошли по кругу. Но на этот раз Сигрд, видимо, понимая, что на долгий бой его не хватит, атаковал почти сразу же. Последовал стремительный бросок, и сеть, развернувшись в воздухе, пошла на Юсута вогнутым парусом, охватывая его фигуру своими утяжеленными краями. И почти сразу же тюлень, выставив трезубец, бросился на своего противника. Однако тот словно ожидал такого развития событий. Большое тело Юсута стремительно развернулось влево, и его длинная сабля, ударив снизу вверх, по косой рассекла падающую сеть. Продолжая начатое движение, ирбис совершил почти полный поворот и принял выброшенный вперед трезубец противника точно на свой небольшой, круглый щит.

Удар был настолько силен, что будь на месте Юсута более хрупкий человек, его, без сомнения, просто опрокинуло бы. Но ирбис даже не покачнулся, а его сабля, описав в воздухе петлю, чиркнула по древку трезубца. Прочная, выдержанная древесина хрустнула и… обломилась, в руках у опешившего Сигрда остался совершенно бесполезный кусок дерева!

— Ха! — восторженно выдохнул сидевший слева от Всеслава Юмыт и тут же довольно расхохотался.

Северный тюлень отбросил обломок древка и замер, скрестив руки на груди, а Юсут, не глядя больше на своего соперника, вскинул свою тяжелую саблю вверх и широким свободным шагом направился к помосту, на котором сидели князь Всеслав и почетные гости. Приблизившись, он учтиво поклонился, но при этом его узкие, сильнее, чем обычно, косящие глаза, не отрываясь, смотрели на сидевшую рядом с отцом княжну. Позади Лады, как обычно, стоял Вотша, готовый исполнить любое ее поручение.

— Ну что ж, Всеслав, — весьма довольным тоном заговорил вожак южных ирбисов, — надо награждать победителя!!

Всеслав согласно кивнул и повернулся было к дочери, но тут заговорила княжна. Глядя на Юсута откровенно насмешливым взглядом, она обратилась к его отцу:

— Благородный вожак ирбисов, разве имя победителя уже оглашено?! По-моему, распорядитель турнира этого еще не сделал! И не кажется ли уважаемым гостям, что наш доблестный Юсут слишком легко завоевал первенство, ему для этого не пришлось прилагать особых усилий. Победить мальчишку на два года младше себя и вымотанного предыдущим поединком Сигрда — невелик труд!!

— Велик, невелик — не о том разговор! — грубо перебил княжну Юмыт. — Юсут — победитель, и тебе придется вручить ему приз и… ха-ха-ха… поцеловать его!!

Княжна медленно повернула голову и похолодевшими глазами взглянула на вожака южных ирбисов. Потом ироническая ухмылка вернулась на ее лицо, и она тихо произнесла:

— Посмотрим…

Вслед за этим она вдруг встала со своего места и, выпрямившись во весь рост, громко, на все ристалище крикнула:

— Я на правах первой дамы турнира выставляю своего бойца!!!

Гул голосов, стоявший над ристалищным полем, мгновенно стих. Все головы повернулись в сторону княжеского помоста, и все глаза впились в невысокую фигурку княжны.

Юмыт мгновенно стер с лица довольную улыбку и подобрался, словно кошка, изготовившаяся к прыжку.

— Кого выставляет княжна? Я надеюсь, это будет равный Юсуту по возрасту и опыту боец.

Вожак ирбисов привстал и заглянул в лицо Всеславу, но тот смог ответить только недоуменным пожатием плеч.

— Не волнуйся за своего сына, вожак! — насмешливо крикнула княжна, так что ее услышали во всех концах ристалищного поля. — Это будет боец, равный ему по возрасту и опыту. Я выставляю… своего пажа, изверга стаи восточных волков Вотшу!

Она повернулась назад, взглянула в глаза своему пажу и негромко спросила:

— Ты готов?!

Вотша, услышав слова княжны о том, что она выставляет его в качестве своего бойца, буквально оторопел. Но когда княжна повернулась к нему и задала свой вопрос, он просто кивнул и, не показывая своей полной растерянности, ответил:

— Готов…

И перекрывая этот ответ, над ристалищем взвился возмущенный рев Юсута:

— Я не буду драться с каким-то там вонючим извергом! Князь Всеслав, это очередная насмешка твоей дочери!

Однако вожак восточных волков не успел ответить возмущенному княжичу. Лада быстро повернулась к разъяренному, багрово-красному Юсуту и спокойно проговорила:

— Ты можешь отказаться от поединка… княжич, если считаешь, что твой отказ не сочтут… трусостью. К тому же, в случае твоего отказа, приз получит Вотша!

И тут же послышался вкрадчиво довольный голос вожака южных ирбисов:

— А княжна не боится потерять своего пажа? Этот паренек, возможно, и говорит свободно на всех наречиях Мира, однако оружием он вряд ли владеет лучше моего сына! Может быть, лучше все-таки поцеловать Юсута?

Княжна все с той же насмешливой улыбкой снова взглянула в багровеющее яростью лицо Юмыта и пожала плечами:

— Нет, я не боюсь потерять своего пажа… Я его все равно скоро потеряю — Вотше через пару месяцев исполняется пятнадцать, и он выходит из возраста пажа. Ну а насчет владения оружием… Ристалище покажет!

А сам Вотша, пока его судьбу обсуждали княжна и вожак чужой стаи, сошел со своего места за креслом Лады и двинулся по проходу к спуску с помоста. Он шагал бездумно, оглушенный выдумкой своей госпожи. Нет, страха в нем не было, он просто еще не до конца осознавал, что именно ему предстоит, и знал только одно: ему надо выйти на ристалищное поле! Когда же под подошвой своих мягких сапог он ощутил знакомую жесткую траву ристалища, к нему вдруг вернулись все его чувства. Вотша остановился и огляделся.

Слева от него высился помост, на котором восседал князь Всеслав и его почетные гости, позади него уходила к небу замковая стена, перед ней виднелась стена замковой конюшни, а прямо перед его глазами волновалось целое море лиц! Ратники, занимавшие скамьи вдоль ристалищного поля, громко обсуждали выходку княжны и с некоей брезгливой жалостью рассматривали юного извержонка, отданного, по их мнению, на расправу чужому княжичу.

Вотша вздохнул и пошел в сторону распорядителя турнира.

Старый стоял в центре ристалищного поля и не отрывал от юноши взгляда, пока Вотша не подошел к нему вплотную. Затем он перевел взгляд на приближающегося Юсута и негромко поинтересовался:

— У тебя есть оруженосец, маленький изверг?

— Нет, наставник… — тихо ответил Вотша.

— Что ж это твоя хозяйка не назначила тебе оруженосца? — неожиданно зло поинтересовался старик, а затем вдруг задумчиво добавил: — Впрочем, может, это и к лучшему…

Подняв вверх свой жезл, он громко прокричал:

— Выставленный княжной, по праву первой дамы турнира, боец, изверг стаи восточных волков Вотша, не имеет оруженосца! По законам турнирных боев, боец, не имеющий оруженосца, не имеет права выйти с оружием на ристалище, поэтому я спрашиваю, кто из мужчин, владеющих оружием, согласится стать оруженосцем у изверга стаи восточных волков Вотши?!

Ответом на этот вопрос был взрыв хохота на скамьях, заполненных дружинниками, а затем громкий, довольный возглас вожака южных ирбисов:

— Тебе, княжна, все-таки придется целовать моего сына! И паж твой, к сожалению, останется жив.

Даже с середины ристалища Вотша увидел, как голова Лады поникла после слов Юмыта, и ему вдруг стало нестерпимо жаль девушку. Изверженок с ненавистью взглянул на довольно ухмылявшегося Юсута, и кулаки его сжались в бессильной ярости. А со скамей донесся новый взрыв хохота. Ну кто из уважающих себя людей мог согласиться послужить оруженосцем какому-то извержонку, который наверняка и оружие-то возьмет в руки впервые в жизни!

Старый вдруг весело подмигнул Вотше, вновь взметнул над головой свой жезл и крикнул:

— Поскольку у изверга Вотши нет оруженосца…

И тут со стороны притихших скамей донесся спокойный голос:

— Я готов быть оруженосцем изверга Вотши из стаи восточных волков!

И на ристалищное поле шагнул… Скал!

Все поле накрыла мертвая тишина, и только с княжеского помоста вдруг донесся радостный девичий смех. А вслед за этим смехом ушей Вотши коснулось едва слышное шипение ирбиса:

— Не радуйся, вонючий изверг, я убью тебя на глазах твоей госпожи, а потом я ее… поцелую! Ох, как я ее поцелую!

Вотша снова посмотрел на Юсута и увидел, что ухмылка на его лице сменилась гримасой ненависти.

Между тем Скал уже подошел к распорядителю турнира и, словно оправдываясь, еле слышно буркнул, не глядя на явно огорченного старика:

— Посмотрим, чему ты его научил…

— Нашел момент смотреть… — также тихо ответил Старый, а затем снова взмахнул жезлом и заорал: — Обязанности оруженосца изверга Вотши из стаи восточных волков принял на себя Скал из стаи восточных волков. После того как поединщики будут готовы к бою, оруженосцы должны подойти ко мне, чтобы обсудить условия поединка!

— Пошли… — Скал тронул Вотшу за плечо, — надо надеть доспехи и подобрать оружие…

Они направились к одному из шатров, в котором лежали и тренировочные доспехи разного размера, и различное оружие. Скал, осмотрев доспехи, повернулся к Вотше:

— Я думаю, тебе стоит надеть вот это, — он показал на отобранные латы, — они неполные, но зато шлем, наплечники и набедренники прошиты стальным кордом, и тебе в них будет полегче. А оружие подбери себе сам.

Вотша покопался в разложенном на хлипких козлах оружии и выбрал прямой длинный меч с простой рукоятью,обтянутой медной проволокой с насечкой. Немного подумав, он взял также небольшой, чуть выпуклый, круглый щит из дерева, обшитый толстой кожей и стальными полосами, выбегавшими из-под умбона.

Переодевая своего воспитанника, Скал негромко и коротко рассуждал:

— Юсут сильнее тебя, поэтому в обмен ударами не ввязывайся. Саблю старайся принимать на щит, но не прямо — руку осушишь, а вскользь. Мечом старайся больше колоть, пусть он саблей работает, глядишь, кисть и отмахает. И держи его на дистанции, не давай себя массой давить, используй свою подвижность, верткость.

Оглядев готового к поединку Вотшу, Скал вдруг улыбнулся и добавил:

— И не робей, Юсут не сильнее меня, а ты против меня хорошо держался!

После этих слов дружинник вышел из шатра и направился к распорядителю турнира, где его уже поджидал воин из стаи южных ирбисов — оруженосец Юсута.

Вотша тоже вышел из шатра, ему вдруг стало душно в закрытом легкой тканью пространстве. Он посмотрел на княжеский помост, на светлую фигурку княжны, сидевшую рядом с Всеславом, а затем перевел взгляд на небо. Солнце уже поднялось над замковой стеной, и небесная голубизна размылась, стала бледнее, белесее. Облаков не было, но в воздухе чувствовалось какое-то напряжение, словно где-то рядом, сразу же за стеной замка, невидимый с ристалищного поля, громоздился грозовой фронт.

«Хорошо бы сегодня пошел дождь!» — неожиданно подумал Вотша и сам удивился — зачем это ему понадобился дождь. А следом за удивлением пришла улыбка и некое облегчение. Он вдруг понял, насколько был напряжен с самого момента неожиданной выходки своей госпожи.

— Поединок княжича Юсута из стаи южных ирбисов и изверга Вотши из стаи восточных волков… — разнесся над ристалищным полем голос Старого, — проводится тупым оружием и продлится до трех, полученных одним из противников и утвержденных распорядителем турнира, ударов или до разоружения одного из противников! Во всем остальном поединок должен соответствовать традиционным условиям турнирных поединков! Пусть победит сильнейший!

Голос Старого замолк, и Вотша неторопливым шагом двинулся к центру ристалищного поля.

Юсут уже поджидал его и, когда Вотша остановился напротив, хищно улыбнулся. Оруженосцы стояли в десяти шагах от поединщиков. Старый, проверив экипировку бойцов, отошел, как положено, на десять шагов и коротко взмахнул своим жезлом, давая знак к началу поединка.

— Ну, все, вонючий извержонок! — прошипел сквозь прорезь в забрале шлема ирбис. — Тебе конец!

И вместо того чтобы двинуться по кругу, выбирая момент для атаки, Юсут, взмахнув саблей, прыгнул вперед!

Вотша попытался увернуться, но сделал это очень неловко. Кончик сабли мазнул его по плечу, и неожиданно извержонок услышал тонкий, противный скрежет. Уже отскочив в сторону, он бросил быстрый взгляд на свое плечо и увидел, что войлок учебных лат взрезан, и в прорези просверкивают тонкие блестящие нити.

«Выходит, сабля у Юсута… боевая!» — мелькнула в его голове растерянная мысль.

А над ристалищем разнесся громкий голос Старого:

— Изверг Вотша получил первый удар! Поединок продолжается!

В этом коротком возгласе Вотша неожиданно услышал некий укор своего старого наставника, и тут же с возбужденным придыханием прозвучал тихий голос ирбиса:

— Сегодня у меня двойная радость — я прикончу тебя и поцелую княжну! Ух, как я ее поцелую!!!

И ирбис снова прыгнул вперед, в броске нанося еще один сокрушительный удар!

Однако на этот раз Вотша был начеку. Чуть пригнувшись, он подставил под саблю противника свой щит, и клинок, лязгнув по полированному умбону, с визгом ушел в сторону, а сам Вотша спокойным, точным движением откачнулся вправо, пропуская мимо себя грузное тело Юсута. И только когда эпизод закончился, он вдруг с сожалением подумал: «Не уходить надо было, а колоть навстречу!»

Ирбис же, проскочив мимо своего, оказавшегося таким вертким, противника, мгновенно развернулся и бросился в новую атаку. На этот раз его сабля, описав петлю, пошла в грудь извержонка. Казалось, что никакой щит не остановит стремительное железо, никакая верткость не поможет избежать этого удара! Но Вотша вдруг присел на одно колено, выбросил над головой щит, и, когда звякнувшая о стальную полосу щита сабля была отброшена вверх, прямой клинок извержонка, сверкнув молнией, вонзился в открывшийся бок ирбиса.

Латы остановили затупленное острие, но удар был настолько силен, что Юсут зашипел, скрючился, словно в судороге, и отскочил от Вотши метра на три!

И тут же над ристалищем загремел голос Старого:

— Ирбис Юсут получил первый удар!! Поединок продолжается!!!

То, что казавшийся такой беззащитной добычей изверг вдруг смог ответить ударом на удар, буквально потрясло Юсута. Он с изумлением смотрел сквозь прорезь забрала на приближавшегося к нему плавным крадущимся шагом юношу и пытался понять, каким образом его, опытного, как он считал, бойца смог достать какой-то вонючий изверг?! На мгновение ярость унижения и оскорбленное высокомерие ослепили его, он взмахнул своей тяжелой саблей и, не думая о защите, ринулся вперед, горя только одним желанием — срубить ничтожному извергу его тупую голову, располосовать его тело заостренным концом своего оружия, выпустить из этого наглеца всю его вонючую кровь!

И его сабля нашла свою цель! Тупой, гулкий звук, с которым она врезалась в незащищенную вроде бы руку изверга, сладостной музыкой прозвучал в ушах ирбиса! Он издал торжествующий вопль… И в то же мгновение на его голову обрушился чудовищный удар тупого железа, мгновенно погасивший яркий утренний свет и бросивший его большое тело на жесткую, колючую землю!

Несколько секунд над ристалищным полем стояла совершенная, ничем не нарушаемая тишина, а затем в этой тишине прозвучало громкое:

— Ирбис Юсут получил второй удар! Изверг Вотша отказался добивать противника. Поединок продолжается!

Именно эти слова привели Юсута в чувство. Не вставая с земли, он глянул на этого, неожиданно оказавшегося столь опасным, «вонючего извержонка». Тот стоял в трех шагах, прямо перед ним, прикрываясь небольшим круглым щитом, на котором рядом с умбоном виднелся свежий разруб. Холодные серые глаза, поблескивающие сквозь прорезь забрала, спокойно, с каким-то легким презрением наблюдали за ирбисом, ожидая, когда тот поднимется и сможет принять последний, третий удар!

Ирбис зарычал и пошевелился. Затем он выпустил из раскинутых рук оружие и, опершись левой рукой о землю, принялся правой неловко поправлять что-то в своих защитных латах. Последующее произошло молниеносно!

Юсут, выдернув из-под себя руку, одним быстрым движением смахнул с головы шлем, и в следующее мгновение его тело, мощным толчком брошенное вверх, перевернулось в воздухе и исчезло в образовавшемся туманном облаке. А затем из этого облака с оглушающим ревом выпрыгнул вполне взрослый снежный барс! Его бросок был точно рассчитан — огромные лапы целили Вотше в грудь. Извержонок успел отмахнуться мечом, но тупое железо прошло сквозь мускулистое тело огромной кошки, не причинив ему никакого вреда, а в следующую секунду Вотша уже катился по жесткой траве ристалища, сбитый чудовищным ударом могучих лап!

Извержонок понял, что теперь действительно пришел его конец. Привстав на одно колено, он прикрылся щитом, выставил перед собой бесполезный против многоликого меч и…

И вдруг с изумлением увидел, что ирбис, присевший перед последним прыжком, застыл на месте, а с поднятого жезла распорядителя турнира прямо в раскрытую, украшенную чудовищными клыками, кошачью пасть бьет узкий фиолетовый луч!

Вотша медленно поднялся на ноги, не веря в свое спасение, и тут же раздался громкий, совершенно спокойный голос Старого:

— Ирбис Юсут бросил свое оружие на землю ристалища и, значит, по традиционным условиям турнирных поединков, признал себя побежденным! Победителем данной схватки и всего турнира признается изверг Вотша из стаи восточных волков! Воздадим хвалу победителю!

Но ристалищное поле молчало, потрясенное происшедшим на его глазах! Изверг нанес поражение многоликому! И пусть это были только юноши… почти дети… Все равно! Изверг поверг многоликого!!! Свершилось невозможное!!!

И тут над ристалищем прозвенел чистый девичий голос:

— Вотша, подойди сюда, я вручу тебе завоеванный тобой приз!

Вотша растерянно огляделся.

Сидевшие на скамьях многоликие по-прежнему молчали. Рядом с замершим ирбисом появился второй снежный барс, а рядом с самим Вотшей встал здоровенный матерый волк, холодным зеленым глазом наблюдающий за противниками извержонка. Старый, с мертвым, неподвижным лицом, вдруг пожал плечами и отвел в сторону светящийся жезл, возвращая Юсуту подвижность, и негромко проговорил деревянными губами:

— Изверг Вотша, ступай к княжескому месту, тебя ждет награда… — Тут его глаза мигнули, словно сбрасывая невидимую слезу, и он мягко добавил: — Ступай, мальчик!

Вотша повернулся к княжескому помосту и двинулся вперед, не обращая внимания на жалобно скулящего Юсута, пытающегося с помощью своего оруженосца покинуть ристалище.

А рядом с извергом-победителем шагал матерый волк, прикрывающий, казалось, его спину.

Когда Вотша подошел к трибуне, Лада уже была внизу и держала в руках меч, предназначавшийся в качестве приза победителю турнира. Вотша остановился в двух шагах от девушки, не зная, что делать дальше, и тут же услышал рядом с собой неразборчивое ворчание:

— Стань на одно колено…

Бросив быстрый взгляд вправо, Вотша увидел волка, посверкивающего на него серьезным зеленым газом.

Извержонок медленно опустился на одно колено и склонил голову. Княжна шагнула вперед и буквально пропела:

— Изверг Вотша из стаи восточных волков, я, Лада, княжна стаи восточных волков и первая дама турнира, вручаю тебе завоеванный тобой приз. — Она протянула ему тяжелый меч, и Вотша принял его в свои руки. И тут, совершенно неожиданно, княжна быстрым, резким движением сорвала с него шлем.

— По настоянию нашего высокого гостя, вожака стаи южных ирбисов, могучего Юмыта, я вручаю тебе вторую часть награды!

Она кончиками пальцев приподняла за подбородок лицо Вотши кверху и прильнула губами к его губам!

Вотша зажмурился и… задохнулся!!

— Князь Всеслав! — раздался над ними яростный рев Юмыта. — Твоя дочь! Твоя дочь!

Грохнуло опрокинутое кресло, и губы княжны оторвались от губ извержонка. А затем раздался ее мелодичный голос:

— Но достойный Юмыт, разве не ты сам требовал, чтобы я поцеловала победителя? Я же не виновата, что твой могучий сын не смог справиться с каким-то… извергом, бросил оружие и сам признал себя побежденным?

Тон княжны был ласково-спокойным, но все чувствовали, насколько довольна она была исходом турнира. И тут вмешался сам Всеслав.

— Дочь, вернись на свое место… — властным, непререкаемым тоном приказал он. — Все, что ты могла, ты уже сделала! А с твоим… пажом мы разберемся потом.

Княжна еще раз с очень довольным видом оглядела Вотшу и шепнула, объясняя все:

— Я видела, как ты занимался со Старым!

В следующее мгновение она развернулась и побежала по ступенькам помоста вверх, к своему месту около отца.

— Поднимайся, пошли… — проворчал Скал-волк, и Вотша, словно во сне, поднялся на ноги, деревянно поклонился трибуне, развернулся и пошел прочь с ристалищного поля, сопровождаемый своим наставником.

Скал привел Вотшу в ратницкую, где их уже ожидал черноволосый Чермень, захвативший с поля одежду Вотшиного оруженосца. Увидев входящих в пустую спальню Вотшу и Скала, Чермень покачал кудлатой головой и улыбнулся:

— Ну ты, парень, всех сегодня удивил! И когда ты мечом так выучился махать?!

— Он уж, почитай, лет шесть, как со Старым занимается, — устало ответил Скал. — Правда, поединков маловато провел, партнеров-то, сам понимаешь, у него немного было!

Чермень снова покачал головой:

— И все-таки выходить против Юсута! И не страшно тебе было?!

Вотша ничего не ответил, а Скал угрюмо пробормотал:

— А куда ж ему деваться было?! Княжна приказала!

— Она не приказала… — неожиданно проговорил Вотша. — Она… попросила. Вы же видели, ее заставляли целоваться с Юсутом!

— Ага! — усмехнулся Чермень. — Ты-то, конечно, слаще!..

После этого он прищурился на Скала и неожиданно спросил:

— Ну, а ты что в это дело полез?! Ну, не оказалось бы у извержонка оруженосца, этим дело и кончилось бы! Так нет, тебе надо было высунуться!

— Что теперь об этом говорить, — устало отмахнулся дружинник, натягивая свою одежду. — Дело сделано. Только мне кажется, я правильно поступил. Девку ведь действительно… неволили!

— Правильно? Посмотрим, — как-то грустно усмехнулся Чермень и неожиданно потрепал Вотшу по белой голове. — Но уделал ты этого ирбиса отлично! Можно сказать, отстоял честь стаи! Хотя… — Он снова повернулся к Скалу: — Неужели вы со стариком не боялись за мальчишку?

— Боялись… — неохотно ответил Скал. — Особенно, когда поняли, что кончик сабли у этого… подонка заточен! Да только мы со Старым точно знали, что Юсут продержится до первого пропущенного удара, а после — потеряет голову. Ну как же — получить удар от «вонючего изверга»! Так и получилось. Главное было вовремя его остановить, когда он перекинулся, но тут я рассчитывал на Старого. Он человек опытный.

И Скал как-то странно взглянул на Черменя, а тот согласно кивнул и снова повернулся к Вотше:

— Ну, парень, показывай свой приз! — Черноволосый богатырь протянул ладонь, и Вотша только теперь заметил, что продолжает сжимать в руке ножны с мечом.

Он передал великану приз, и тот медленно вытянул из ножен сверкающий полировкой клинок.

Четыре часа спустя, когда основной турнир закончился, а прощальный пир еще не начался, в кабинете князя Всеслава бушевал вожак ирбисов, Юмыт. Бегая по комнате, он то выкрикивал неразборчивые ругательства и угрозы, то, останавливаясь перед сидевшим за столом Всеславом, шипел, глотая звуки:

— Твоя дочь, Всеслав, прилюдно унизила моего сына! Это оскорбление, князь, это жестокое оскорбление, и мы не скоро его забудем!.. А этот ваш… изверг… заслуживает петли за то, что посмел поднять оружие против многоликого, против человека! Мы в своих горах и за меньшие провинности скармливаем извергов шакалам! Мы не позволяем им даже подумать, что они могут встать рядом с человеком! А в вашей стае, я смотрю, извергов холят и лелеют!

И он снова начинал бегать по кабинету, изрыгая невнятную ругань и проклятия.

Всеслав долго, молча наблюдал за своим гостем, не реагируя на его бурные, яростные проклятия и обвинения. Наконец, когда Юмыт несколько подустал и чуть успокоился, вожак волков негромко произнес:

— Я удивлен, благородный Юмыт… Очень удивлен…

— Чем ты удивлен, князь?! — вскинулся ирбис.

— Прежде всего, меня удивил твой сын… — Ирбис застыл на месте, пожирая Всеслава глазами, а тот, как ни в чем не бывало, продолжал: — Юсут — храбрый и умелый воин, отлично владеющий оружием! Как же так могло получиться, что он не справился с… извергом?! Как же могло получиться, что он после первого же пропущенного удара потерял голову, а вместе с ней и все свое умение?

Всеслав, прищурившись, уставился на Юмыта и, чуть выждав, продолжил:

— Во-вторых, меня удивляешь ты! В чем ты обвиняешь мою дочь?.. Какое оскорбление она нанесла твоему сыну?! Разве она выставила против него какого-то непобедимого воина, какого-то прославленного в боях рубаку? Да твой сын должен был быть благодарен Ладе — она дала ему возможность показать себя во всем блеске, ничем при этом не рискуя, а как он воспользовался этой возможностью? В том же, что моя дочь при всех должна была поцеловать… изверга, я должен благодарить только тебя и твоего сына! Вот это и есть оскорбление, которое твой сын нанес моей чести! Ведь именно вы, вы двое, настаивали на том, чтобы первая дама турнира поцеловала победителя. Разве не так?!

Всеслав снова помолчал и устало закончил:

— Подумай спокойно, Юмыт, и признай, что это я вправе ожидать от вас извинений! Что только твой сын виноват в том позоре, который обрушился на его голову! В конце концов, его никто не заставлял бросать оружие и нарушать традиции турнирных поединков!

Толстый вожак ирбисов медленно подошел к столу и тяжело опустился в одно из стоявших перед ним кресел. Вожаки помолчали с минуту, а затем Юмыт гораздо тише произнес:

— Ты прав, Всеслав… Но изверг должен быть наказан смертью… Иначе все остальные изверги решат, что им все позволено!

— Нет, — покачал головой Всеслав. — Вотша здесь совершенно ни при чем! Он не мог не выполнить приказ своей госпожи — за это его могли казнить и казнили бы! Потому он и поднял оружие против твоего сына! Правда, я сам удивлен тем, как умело он это сделал…

Секунду помолчав, Всеслав снова заговорил:

— Так что казнить Вотшу не за что, и он будет жить… Он мне нужен… А вот свободы у него больше не будет… Он вырос, и остаток жизни проведет в подземелье моего замка. — Князь задумчиво, невидящими глазами посмотрел в окно и медленно добавил: — Посмотрим, как он…

Но сам оборвал начатую фразу.

За дверью послышался короткий скрип, словно потревожили расшатавшуюся половицу. Всеслав быстро поднялся из-за стола, метнулся к двери кабинета и приоткрыл ее, но за дверью было пусто. Прикрыв дверь, князь вернулся на свое место и совершенно другим тоном обратился к своему гостю:

— Я думаю, нам стоит забыть сегодняшнее утро и поговорить о… будущем!

Когда солнце опустилось за горизонт, а небо потемнело, в замке княжеского города Край начался прощальный пир. На следующее утро вожаки стай, гостившие у князя Всеслава, должны были разъехаться по своим владениям. Все волки Всеславовой стаи, находившиеся в стольном городе, были приглашены на этот пир, хотя далеко не всем из них нашлось место в пиршественном зале замка — многие сидели во дворе, под вспыхивающими в вечернем небе звездами.

Вотша, конечно же, не был зван на пир и не исполнял своих обязанностей пажа княжны. Он в это время стоял на обрезе южной стены замка и любовался погружающейся в ночь степью. На его новом поясе из кожи западного изюбра висел замечательный меч с двумя крупными синими камнями, вставленными в перекрестье гарды и похожими на странные сумрачные глаза неведомой птицы. И напряжение боя, и восторг минуты награждения оставили Вотшу, только его губы еще помнили вкус поцелуя княжны, но на его душу опустился покой, вернулось обычное, немного отрешенное восприятие действительности. Он снова стал прежним извергом, непонятным для него самого образом попавшим в поле интересов высших многоликих. К нему снова вернулся его фатализм.

Вотша задумался о превратностях своей судьбы и потому не сразу услышал слабый шепот, окликавший его из полумрака, сгустившегося под лестницей, ведущей на стену. Когда же этот шепот все-таки проник в его сознание, Вотша наклонился над лестницей, но разглядел у ее основания только неясную фигуру.

— Спускайся сюда, я должна тебе кое-что передать… — донеслась до него новая фраза.

«Ловушка? — подумал Вотша, припоминая, каким взглядом провожал его к княжескому помосту опозоренный ирбис. — Вряд ли… Ему сейчас наверняка не до мести…»

— Спускайся быстрее, мне надо возвращаться! — поторопил его все тот же шепот.

Вотша положил ладонь на рукоять меча и быстро сбежал со стены. Рядом с лестницей, прижимаясь спиной к стене, стояла служанка княжны, Прятва. Едва Вотша сделал шаг по направлению к девушке, как она метнулась ему навстречу и сунула в руку маленький кусочек выбеленной кожи.

— Вот! — шепнула служанка, горячо дохнув прямо в лицо извержонку. — Княжна велела передать тебе прямо в руки!

Через мгновение девушки уже не было около Вотши, только слабый перестук каблучков отметил ее стремительное бегство.

Вотша немного постоял рядом с лестницей, а затем снова поднялся на стену и развернул знакомый ему клочок кожи. Поверх полустертых строчек написанного им стихотворения было выведено поспешной дрожащей рукой:

«Тебя собираются посадить в замковое подземелье. Навсегда. Пароль на сегодняшнюю ночь — „Волчья звезда“. Беги».

«Бежать? — подумал Вотша. — Куда? Зачем?»

И вдруг он представил себе со всей ясностью, что такое провести всю отпущенную ему жизнь в замковом подземелье! Княжна была, безусловно, права — надо бежать!

Но как?!

Под стеной послышалось слабое звяканье металла, а затем раздался негромкий голос:

— Да здесь он должен быть, на стене… Он всегда сюда приходит, когда заняться нечем!

— Не гунди! — отозвался другой голос гораздо тише. — Князь велел тихо его взять, чтобы никто ничего не знал, а ты орешь на всю округу…

Вотша отшатнулся к стенному зубцу, а затем метнулся по обрезу стены вправо. По-кошачьи перебравшись через угловой зубец, перегораживавший почти все пространство стены, он оказался уже на западной стене, а пробежав по ней метров сорок, — над самыми воротами замка. Здесь он спустился по одной из воротных лестниц и с угрюмо-деловым видом направился к дружиннику, стоявшему около уже запертой воротной калитки.

Увидев Вотшу, дружинник положил руку на щеколду и ухмыльнулся:

— Куда направляешься, извержонок?

— В город, по делу… — спокойно ответил Вотша.

— Это что ж за дела у тебя в городе появились? — снова усмехнулся дружинник. — До сих пор ты из замка не выходил.

— С тех самых пор, как мне стал давать поручения князь, — серьезно нахмурив брови, ответил Вотша.

— Князь… — насмешливо протянул дружинник. — Тогда он должен был тебе и пароль назвать!

— Волчья звезда! — бросил Вотша в ухмыляющуюся рожу.

В одно мгновение дружинник стал серьезным, подтянулся и, бормоча себе что-то под нос, принялся открывать калитку.

Уже миновав ворота, Вотша услышал из-за закрывающейся дверцы:

— Ну и извержонок! В какое доверие у князя вошел!

Вотша отошел от замковых ворот шагов на двадцать и вздохнул. Ему вдруг пришло в голову, что времени у него в лучшем случае до завтрашнего рассвета. Потом его хватятся, перероют весь город и, конечно же, найдут — спрятаться здесь негде, а уйти достаточно далеко ему вряд ли удастся! И почти сразу же ему пришла другая, спасительная мысль. Круто развернувшись, он быстрым шагом направился в сторону больших городских конюшен.

На стук в запертые ворота приоткрылось крошечное оконце, и в лицо Вотши глянул заспанный, налитой кровью глаз. А вслед за этим раздался вопрос, заданный хриплым ото сна голосом:

— Ну, изверг, тебе что надобно?! — Затем глаз мигнул, и в нем появилось удивление. — И как вообще ты оказался за воротами замка?!

— Давай лошадь выводи! — грубо потребовал Вотша. — Мне приказ князя исполнять надо!

— Какой приказ? — спросили из-за ворот.

— Волчья звезда! — тихо произнес Вотша, а затем уже громче добавил: — А какой приказ, завтра у самого князя спросишь!

Глаз озадаченно мигнул, и последовал новый вопрос:

— Какую тебе лошадь заседлать?..

Вотша лихорадочно перебрал в памяти все, что помнил о лошадях городской княжеской конюшни, и в голову ему пришла одна из кличек.

— Черный Ивачь отдохнул? — спросил он в свою очередь и, дождавшись утвердительного кивка, приказал: — Седлай его!

Спустя несколько минут ворота заскрипели, и в образовавшуюся щель на улицу вывели чисто черного жеребца со сверкающими глазами, белой гривой и хвостом. Седло на жеребце было гончее с короткими стременами, так что забрался в него Вотша под насмешливыми взглядами двух конюхов с видимым трудом.

— Гляди, не свались по дороге! — бросил один из них, передавая Вотше поводья.

Ворота снова заскрипели, закрываясь, а Вотша развернул жеребца и направил его по слабо светящемуся под звездами полотну дороги прочь из города.

Через несколько десятков минут последние постройки городских слобод остались у него за спиной, а перед ним распахнулся весь огромный живой Мир. Мир, над которым горела оранжевым огнем Волчья звезда.

Евгений Малинин Час Черной звезды

Он — не рожок под пальцами судьбы,

Чтоб петь, смотря, какой откроют клапан…

Шекспир. Гамлет

Пролог

Сорока, дважды кургузо подпрыгнув, сорвалась с нижней ветки дуба и метнулась к огромной куче хвороста, наваленной в глубине лесной чащи, под старой седой елью. Однако над самой кучей она вдруг истошно заверещала и, резко изменив направление полета, скрылась в ветвях старой березы, стоявшей метрах в четырех от кучи. Над лесной чащей снова повисла тишина, но спустя несколько секунд послышался слабый шорох, и из-под хвороста медленно выползла большая черная тень. Матерый волк на секунду замер, подняв к едва народившимся звездам седую морду, но вместо тоскливого полуночного воя неожиданно раздалось глухое неразборчивое ворчание:

— Час Волчьей звезды… В самом начале… Пора посмотреть, что делают изверги…

Волк опустил морду к земле и неторопливо потрусил в глубь леса. Через два десятка минут волк появился на опушке небольшой поляны, посреди которой стоял дом, срубленный из толстенных бревен. Как и несколько часов назад, когда волк обнаружил это жилье, три окна по фасаду дома бросали в ночь желтоватые отсветы масляной лампы, а четвертое, рядом с входной дверью, было темным. В нижней части углового освещенного окна можно было рассмотреть чуть покачивающуюся тень.

Волк неслышно прокрался к этому окну и, опершись на стену дома передними лапами, заглянул в него. Занавески были чуть раздернуты, и в эту небольшую щель он увидел, что за грубым самодельным столом сидит крупный мужчина… изверг… и что-то медленно хлебает из грубой деревянной чашки, прикусывая от большого ломтя темного хлеба. Изверг ел сосредоточенно, но не жадно, поднимая временами голову, словно слушая кого-то невидимого волку. Через несколько секунд стало ясно, кого он слушает. Мимо стола, за которым сидел изверг, прошла женщина… извергиня… с маленьким ребенком на руках. Волк сосредоточился, стараясь разобрать, о чем изверг разговаривает со своей прохаживающейся по комнате подругой… Окно по летнему времени было без второй рамы, так что острый волчий слух позволял хорошо расслышать весь разговор:

— …нет, завтра останусь дома. Пару-тройку дней не буду никуда выходить…

— Почему?.. — удивилась в ответ извергиня. — Погоды стоят хорошие, самое время косить, а через пару-тройку дней могут и дожди зарядить — останемся без сена, чем скотину кормить будем?!

Изверг отодвинул чашку от себя, бросил в рот остаток горбушки, сосредоточенно прожевал, проглотил и только после этого ответил:

— Не останемся… Я эти дни потом наверстаю, а сейчас мне некоторое время надо побыть дома… — Он помолчал, побарабанил пальцами по столешнице, а затем, как бы нехотя, добавил: — Оборотень в нашем лесу появился.

Волк насторожился, его чутко подрагивавшие уши замерли, он стал похож на темное изваяние. Извергиня перестала ходить по комнате, и ее чуть дрогнувший голос переспросил:

— С чего ты взял?..

— Ни с чего, — усмехнулся изверг криво, — я просто их чую… Сегодня вечером возвращался с покоса и почуял — здесь он!

— Но в наших краях их уже давно не видели… Говорят, они только в крайском замке и остались, а замок обложен.

— Значит, плохо обложен… — начал изверг и вдруг замер на полуслове. Его голова стала медленно поворачиваться в сторону окна, но волк быстро опустился на землю и прижался всем телом к бревнам стены.

Послышался звук отодвигаемого стула, а затем голос изверга:

— Вот сейчас мне кажется, оборотень за нашим окном!..

— Ты что?! — В голосе извергини сквозило отчаянное недоверие. — Оборотень не может стоять под нашим окном, они же отлично чувствуют светлые клинки и сразу уходят!!!

— Уходят?! Сказки!.. — коротко бросил изверг, и волк почувствовал, что он сделал длинный, мягкий шаг в сторону выхода из комнаты… из дома. Едва различимая в звездном свете тень метнулась к противоположному углу дома, к входной двери, и замерла под настилом крыльца. А из дома донесся напряженный, звенящий голос извергини:

— Не ходи! Оборотень не пойдет к нам в дом, а ты не ходи на двор!

— Я не позволю шляться по своему двору подлым перевертышам! — спокойно, даже чуть насмешливо ответил изверг. — Я прикончил их уже с десяток, прикончу и еще одного! И что мне может сделать оборотень, когда у меня в руке светлый клинок?!

— Не ходи!!! — вскрикнула извергиня высоким голосом, и в этом голосе вдруг просквозила истерика.

— Молчи! — рявкнул изверг. — И не мешай мне слушать ночь! Их в ночи очень хорошо слышно!

В доме скрипнула внутренняя дверь, и волк почувствовал, как огромное тело изверга грузно, но стремительно и тихо пересекло сени и замерло у входной двери… И еще он почувствовал кисловатый запах светлого клинка… Запах смерти!..

Все вокруг словно замерло. Ночь молчала. Звезды подмигивали из черноты неба, будто желая подсказать нечто важное застывшему под крыльцом волку, но не смели нарушить воцарившуюся тишину. Темные деревья замерли, запутав в своих ветвях все ветры Мира, чтобы те не могли шепнуть замершему перед входной дверью извергу, кто подстерегает его за порогом. Долгую минуту длилась эта тишина, выжидавшая, кто первым нарушит ее, кто первым не выдержит ее тяжести и сделает роковое движение, выдохнет опрометчивый хрип… Первым не выдержал… изверг!

Входная дверь неслышно… но это только извергу казалось, что неслышно!.. приоткрылась. В узкой, угольно-черной щели, словно призрак конца Мира, проплыл узкий, не слишком длинный светлый клинок. Щель чуть увеличилась, светлый клинок выплыл за порог дома, и под звездным светом появился кулак, сжимавший его рукоять. Прошло короткое мгновение, и за порог дома осторожно переступила нога изверга, а спустя еще секунду он сам застыл на крыльце. Его цепкие, с жестким прищуром глаза быстро обежали темный двор, останавливаясь на каждом подозрительном сгустке темноты. Клинок, выставленный вперед, караулил каждое постороннее движение, но вокруг все было неподвижным.

Волк, замерший под настилом крыльца до полной остановки дыхания, прикрыл глаза и сосредоточился на одной-единственной, столь необходимой сейчас мысли… на одном-единственном, столь необходимом сейчас действии — он осторожно тянул ниточку от своего разума к разуму изверга, чтобы попытаться отвлечь его, вернее, привлечь к… несуществующему! И через мгновение извергу вдруг показалось, что он уловил краем глаза короткое, резкое движение справа от себя, словно чуть более плотный, чем вся остальная ночь, комок темноты дернулся прочь от дома, к лесу, за пропадающие во мраке стволы… И замер!

Не сводя пристального взгляда с этого бесформенного сгустка темноты, изверг, осторожно переставляя ноги, спустился с крыльца на притоптанную траву двора и медленно двинулся вперед, неся перед собой матово светящийся клинок. Он успел сделать пять коротких шагов, когда на его спину беззвучно обрушилось мускулистое тело огромного хищника! Изверг, падая, еще попытался извернуться, ударить нападавшего своим страшным оружием, но мощные, всесокрушающие челюсти уже сомкнулись на его шее. Хищные клыки рвали кожу и мышцы, дробили позвонки, гасили разум, вырывали жизнь из большого, сильного тела!..

Светлый клинок выскочил из разжавшихся пальцев и отлетел в сторону, а волк, не обращая больше внимания ни на клинок, ни на дергающееся в агонии тело, бросился к входной двери и проскользнул внутрь дома.

В сенях было темно, пахло извержачьим теплом и… маленьким ребенком. А вот кислого запаха светлого клинка не было! Волк, бесшумно переставляя мощные лапы, прошел к двери, ведущей в горницу, и замер, прислушиваясь. За дверью, прямо за ее полотном, было слышно напряженное дыхание. Волк довольно ощерился и правой лапой толкнул незапертую дверь. Тяжелое, сбитое из толстых досок полотно медленно отворилось. Сразу за дверным проемом стояла извергиня, и ребенок все еще лежал у нее на руках. Увидев стоящего за дверью волка, извергиня, продолжая удерживать кулек с ребенком одной рукой, вскинула вторую к губам, словно стараясь поймать крик, рвущийся с губ, а волк, приспустив углы губ так, чтобы виднее были мощные, чуть желтоватые клыки и вымазанная кровью морда, шагнул вперед, через порог.

Извергиня, не сводя отчаянного взгляда со своего жуткого гостя, отпрянула назад, к столу, стоявшему у противоположной стены комнаты. Однако волк не спешил нападать, сделав по комнате пару шагов, он, казалось, внимательно изучал замершую перед ним женщину, словно не зная, как с ней поступить. Впрочем, раздумывал он недолго, остановившись посреди комнаты, волк повел головой чуть в сторону, и извергиня услышала тихий, нечленораздельный, но вполне понятный приказ:

— Положи извержонка!..

На лице женщины появилось недоумение, как будто она не ожидала услышать от волка человеческую речь, но это недоумение тут же сменилось еще большим ужасом. Ее глаза заметались по комнате, словно она искала место, где можно было бы спрятать кулек с ребенком, где страшный, беспощадный хищник не смог бы его достать, но волк снова заговорил, и на сей раз гораздо чище:

— Положи своего извержонка, я его не трону!

Взгляд извергини замер, упертый в волчью морду, а затем она, не отрывая зрачков от темных, зеленовато светящихся волчьих глаз, сделала короткий шаг в сторону и аккуратно положила сверток с ребенком на скамью.

Едва извергиня выпрямилась, как последовал новый жесткий приказ:

— Раздевайся!

Теперь уже обе женские руки взметнулись вверх и обхватили горло, а в глазах извергини заплескался совсем уж беспредельный ужас.

— Ты слышала приказ хозяина?! — Рык волка стал угрожающим, и хищник сделал еще один короткий шаг вперед.

Извергиня покачнулась, а затем ее глаза остекленели, потеряли осмысленное выражение, а пальцы начали судорожно рвать с тела платье. Через минуту она уже стояла перед зверем совершенно обнаженная, безвольно свесив руки вдоль тела.

— Повернись ко мне спиной!

Коротко переступив босыми ступнями, извергиня выполнила приказ, и в поле ее зрения попал маленький, чуть попискивающий сверток. В глазах женщины снова зажглось понимание… затем растерянность… затем страх…

В это время волк за ее спиной резко и совершенно бесшумно подпрыгнул, в самой высокой точке своего прыжка перевернулся через голову, и на пол опустились уже не волчьи лапы, а босые человеческие ноги.

Однако извергиня не слышала, как эти ноги коснулись дощатого пола, она продолжала смотреть на своего ребенка, с ужасом пытаясь понять, что же будет с ним через несколько минут. И в этот момент на ее шею сзади легла тяжелая мужская ладонь! Извергиня вздрогнула, но не двинулась с места, а сомкнувшая пальцы ладонь резко толкнула ее вперед и вниз, согнула в поясе, ударила грудью и животом о плохо оструганную столешницу, прижала к ней, вывернув лицо в сторону. Вторая, столь же тяжелая мужская рука завела ее левую руку за спину, так что ей стало невозможно пошевелиться, а затем стоявший позади нее мужчина…

Ее насиловали долго… очень долго… бесконечно долго… Плотно прижатая к шершавой, плохо оструганной столешнице, она терлась о нее щекой, грудью, животом, и крошечные занозы впивались ей под кожу, быстро ставшую бесчувственной. Извергиня кусала себе губы, давила свой стон… свои рыдания, чтобы не обозлить насильника, чтобы он забыл о маленьком попискивающем кулечке, лежащем на лавке!

Но он не забыл!

Когда оборотень наконец разжал свою хватку и отступил назад, когда ее тело безвольно сползло со стола и улеглось на нечистые доски пола, широко раскинув руки и поджав ноги, она услышала спокойный, чуть брезгливый голос:

— Теперь ты носишь в себе моего сына. Ты выносишь и родишь полуизверга, вернее, многоликого!.. И воспитаешь его, как свое собственное дитя! Смотри, не обижай его и не причиняй ему вреда. Я буду следить за тобой, и если с моим сыном что-нибудь случится, я убью твоего извержонка и заставлю тебя съесть его!.. Сырым! Можешь не рассказывать моему сыну о том, кто он, придет время, и он сам почувствует свою силу, он сам поймет, что ему делать дальше!.. Береги его!

Она не слышала, как оборотень вышел из ее дома, но легкий холодок, пробежавший по полу, по ее обнаженному, лишенному сил телу, дал ей понять, что она осталась одна.

Глава 1

И стаял час Вепря, и наступил час Волчьей звезды. Ночное небо было сплошь затянуто тучами, и на притихшую землю легла безлунная, беззвездная тьма. И тишина… Только редкие, жесткие порывы ветра несли с собой тревожный шепот листьев, да изредка коротко вскрикивала мелкая живность, попавшая в лапы ночному хищнику. Когда час Волчьей звезды набрал полную силу, во тьме, ставшей совершенно непроглядной, проклюнулся отдаленный топот копыт, и вместе с ним далеко-далеко тревожным, колеблющимся бликом промелькнул красноватый отблеск пылающего факела.

Один из двух стражников, стоявших в карауле у входа в обитель Матери всего сущего, чуть приподнялся на цыпочках и, убедившись, что это действительно приближающийся огонь, а не обман его усталых глаз, бросил быстрый взгляд на своего более опытного товарища. Тот, однако, продолжал стоять, не шевелясь, его совершенно не интересовал приближающийся топот копыт и разрывающий мрак ночи огонь. Несколько минут спустя внизу, на узкой каменистой дороге, остановилась странная низкая повозка, запряженная вороной парой и сопровождаемая двумя всадниками на черных лошадях. Всадники были с ног до головы укрыты черными плащами, один из них держал в высоко поднятой руке пылающий факел, а второй — длинное копье с тяжелым, матово поблескивающим наконечником.

Несколько секунд эта группа была совершенно неподвижна, а затем тяжелый наконечник копья медленно опустился и ударил плашмя в низкий бортик открытой повозки. Дерево отозвалось странным, глухим и в то же время каким-то жалобным звуком, и в тон ему прозвучал глухой, чуть надтреснутый голос:

— Выходи!

И снова несколько секунд ничего не происходило, только пламя факела металось из стороны в сторону в совершенно неподвижном воздухе, едва слышно потрескивая и выметывая в ночное небо яркие трепещущие искры. Затем медленно и неуклюже из повозки выбрался высокий мужчина. Спустившись на землю, он выпрямился и неторопливо поднял непокрытую голову… И тут стало видно, что глаза его завязаны плотной черной тканью, а запястья и лодыжки скованы тонкими, но, по всей видимости, прочными цепочками. Впрочем, цепочки были достаточной длины, чтобы не слишком стеснять его движения.

Мужчина повел головой из стороны в сторону, словно оглядывая завязанными глазами пропадающую в темноте местность, но это его движение тут же прервал глухой голос всадника:

— Поднимайся… Тропинка прямо перед тобой!..

Мгновение помедлив, мужчина уверенно шагнул вперед, точно на узкую, едва заметную в жесткой густой траве тропинку, взбегавшую от дорожной петли, огибавшей скалистый выступ, к гулкому провалу пещеры, служившей входом в обитель Матери всего сущего.

Два-три мгновения фигура поднимавшегося мужчины еще мелькала в отблесках факельного пламени, а затем совершенно слилась с окружающей темнотой, и только редкий перестук скатывавшихся на дорогу камешков подсказывал, что восхождение продолжается. Часовой, тот, что был помоложе, замер у входа, подражая своему старшему товарищу и мысленно недоумевая, как человеку с завязанными глазами удается продвигаться по этой крутой и узкой тропе. Десять минут спустя перед часовыми выросла высокая мужская фигура и, позвякивая цепочками ручных и ножных пут, шагнула к провалу пещеры. Часовые, как это было предписано, скрестили перед мужчиной свои копья, а голос, идущий из глубины пещеры гулко, с противным подвыванием произнес:

— Кто ты, потревоживший покой Матери всего сущего?

В ответ последовало молчание, словно мужчина с повязкой на глазах не услышал или не понял вопроса, но спустя несколько секунд последовал ответ:

— Я — Ратмир из стаи восточных волков, дважды посвященный Миру. — Голос отвечавшего был ровен и спокоен.

— Зачем ты тревожишь покой Матери всего сущего, дважды посвященный Миру Ратмир из стаи восточных волков? — донеслось из глубины пещеры.

— Я хочу, чтобы Мать всего сущего испытала меня!.. — на этот раз уже без паузы ответил Ратмир.

— Обратись к Миру явному и Миру тайному… — Голос, доносившийся из пещеры, стал глуше, словно произносивший положенные слова удалялся от входа. — Пусть тебя сначала испытают они!..

— Я уже обращался к Миру явному и Миру тайному, — не повышая голоса, отозвался дважды посвященный волхв. — Они испытали меня и посвятили в свои тайны. Теперь я хочу, чтобы Мать всего сущего испытала и посвятила меня. Это будет третье посвящение!..

И снова наступило короткое молчание, после которого из темного провала пещеры донеслось совсем уж далекое:

— Входи, дважды посвященный Миру Ратмир из стаи восточных волков, и помни — ты сам этого хотел!

Копья, скрещенные перед Ратмиром, сами собой разошлись в стороны, и он шагнул в темный провал пещеры мимо вытянувшихся в струнку стражников.

Несмотря на то что внутри пещеры царила абсолютная темнота и, кроме того, на глазах дважды посвященного волхва лежала плотная повязка, он отлично ощущал окружающее его пространство. Он чувствовал, что простор темного ночного неба остался за спиной, отрезанный от него каменным сводом пещеры. Он прекрасно понимал, что стены неровного, явно естественного происхождения, тоннеля быстро сближаются, превращая пещеру в узкий, хотя и вполне проходимый для сильного и ловкого мужчины, лаз. Он продвигался по этому лазу быстро и уверенно, словно был здесь уже не в первый раз… Проход в теле скалы начал постепенно уходить вниз, и движение Ратмира замедлилось — теперь надо было внимательно следить за тем, куда можно поставить ногу и за что ухватиться пальцами. Вскоре лаз, по которому он продвигался, стал практически вертикальным, так что его движение превратилось в медленное и осторожное сползание по скальной стене. И все-таки он без особого труда спустился до небольшой площадки, на которой можно было остановиться и оглядеться.

Ратмир развернулся, оперся спиной о стену, по которой только что спустился, и, сосредоточившись, попробовал определить дальнейшее направление движения.

Площадка, на которой он оказался, была дном довольно большого каменного мешка, из которого, казалось, не былоникакого выхода, однако дважды посвященный волхв, не торопясь, очень внимательно «ощупывал» окружающее его пространство. Перед его внутренним взором проплывал неровно обколотый камень — темный гранит в чуть более светлых, словно вплавленных в его тело прожилках. Стены каменного мешка казались монолитными, без трещин и каверн, и только в одном месте из этого монолита выступала огромная каменная глыба, словно какой-то великан прислонил ее к стене пещеры и забыл забрать.

Ратмир шагнул к этой глыбе, на несколько секунд замер, словно прислушиваясь к своим внутренним ощущениям, а затем крепко уперся ногами в пол и навалился на нее плечом. Несколько секунд ничего не происходило, но вдруг огромный камень медленно, словно бы неохотно сдвинулся с места и заскользил вдоль стены. Между стеной и откатывающимся камнем блеснула полоска света, а в следующее мгновение открылся довольно широкий проход в стене, освещенный ровным желтоватым светом.

Ратмир, оставив камень в покое, выпрямился, и в то же мгновение огромная каменная глыба медленно двинулась обратно на прежнее место. Однако дважды посвященный волхв уже шагнул в совсем короткий тоннель, ведущий в очень большую пещеру, освещенную масляными светильниками, укрепленными на стенах. Пройдя тоннель, Ратмир остановился на пороге пещеры и, не снимая повязки, огляделся. Голые каменные стены, поблескивающие неровными гранитными сколами, уходили высоко вверх, к слабо освещенному куполу. Пол пещеры был грубо выровнен и имел в самой середине зала небольшое возвышение в виде узкой и длинной плиты, верхняя грань которой была отполирована. Рядом с этим возвышением стоял резной каменный столик, а на нем — небольшая, вырезанная из темного камня чаша, до краев наполненная темно-коричневой жидкостью. У противоположной стены пещеры, прямо напротив входа, возвышалось довольно грубое… нет, скорее, примитивное изваяние — коленопреклоненная женщина, держащая в руках… волчонка. Изваяние это было настолько огромным, что его верхняя часть пропадала под самым куполом, так что голова каменной женщины, склоненная, словно бы под тяжестью этого купола, оказывалась прямо над каменным возвышением.

Чтобы рассмотреть убранство зала, Ратмиру хватило одной минуты, и как только он закончил этот осмотр, по залу прокатился шепот:

— Ты просил у Матери всего сущего испытания!.. Испей ее слезу, ложись на ее ложе и отдайся в ее власть, но помни — если ты не пройдешь этого испытания, твоя сущность прервется… навсегда!

Дважды посвященный волхв качнулся вперед, собираясь сделать первый шаг, но замер на несколько мгновений, словно сомневаясь в своем решении. Однако он быстро преодолел свое внезапное сомнение и… сделал этот первый шаг. А дальше было проще, как будто все напряжение, копившееся в нем все то время, которое он потратил, чтобы добраться до обители Матери всего сущего, вдруг оставило его. Необыкновенная легкость развернулась в его груди так, что даже его сосредоточенное, окаменевшее лицо вдруг оттаяло, и губы чуть раздвинулись в едва заметной улыбке.

Ратмир подошел к возвышению, одним движением распустил шнурок, удерживавший плащ у горла, и тот плавно упал к его ногам. Затем таким же коротким движением он сбросил с глаз повязку и уже въяве увидел зал обители Матери всего сущего. Но рассматривать этот зал он не стал. Опустившись на каменную плиту, он взял в руки каменную чашу и долгую минуту вглядывался в маслянисто поблескивающую темную жидкость. Затем он поднес чашу к лицу и мгновенно уловил давно знакомый запах.

«Вех!!! — мелькнуло в его голове, а затем мысль сформировалась четче. — Болотный вех!.. Смерть!!!»

В чаше плескался смертельный яд, который был назван слезами Матери всего сущего! Так вот в чем заключалось испытание третьего посвящения!

Рука Ратмира дрогнула, и в этот миг снова раздался шепот:

— Пей и ложись… И помни, если ты сможешь вернуться с той стороны Бытия, ты должен будешь предъявить материальное доказательство своего пребывания там… Материальное доказательство… — Шепот стих, а затем, словно отдаленное эхо, до ушей Ратмира донеслось едва различимо: — Материальное доказательство!..

Ратмир наклонился над тяжелой резной чашей и медленно испил до дна сладковатую темно-коричневую жидкость.

Затем он вытянулся на полированной, странно теплой поверхности каменного возвышения и расслабился.

С минуту ничего не происходило, только безразличное лицо огромной, высеченной из камня женщины нависало над ним, как некое обезличенное напоминание об оставшейся в прошлом жизни. А затем в его желудке незаметно возникло слабое жжение. Это жжение начало медленно растекаться по всему телу, и оно странно деревенело, словно теряя влагу, отдавая распространявшемуся по жилам яду свои соки. И только рот вдруг наполнился горьковатой слюной, которую волхв никак не мог проглотить. А затем свет в незакрытых глазах Ратмира померк, и…

Он увидел собственное тело, лежащее на теплом камне, окруженном странным, чуть переливающимся ореолом. И тело это показалось ему вдруг совершенно чуждым, не имеющим никакого отношения к нему, к человеку по имени Ратмир, происходящему из стаи восточных волков. Оно медленно уходило вниз… вернее, он сам медленно поднимался вверх к каменному куполу пещеры, к… каменному лицу, безразлично рассматривающему распростертое под ним тело! Он отлично видел это лицо с едва намеченной переносицей, маленькими, тонко очерченными губами и едва намеченными узкими глазами. Оно надвигалось, наваливалось и наконец обрушилось на него уже бесформенной каменной глыбой. И все вокруг исчезло, осталась только непрозрачная желтовато-серая муть…

Именно в этот момент Ратмир наконец понял, что не ощущает своего тела! Он был… бестелесен. Дважды посвященный волхв машинально протянул руку… хотя никакой руки у него вроде бы и не было, и почувствовал странно приятную прохладу непроницаемой для взгляда мути. Он прислушался, но ни единого звука вокруг не улавливалось, только зрение продолжало служить ему безотказно. Он видел, как темнело все вокруг, как освещение, если оно было, медленно угасало, как постепенно его накрывала беспросветная мгла. Теперь уже он не ощущал окружающего пространства не только обычными человеческими органами чувств, но и другими своими свойствами, не раз выручавшая его натренированность тела почему-то не срабатывала… впрочем, тела-то как раз и не было.

Между тем пространство вокруг него окончательно потемнело, сделалось черным и странно вязким, и тем не менее он чувствовал, что его движение не остановилось, даже немного ускорилось. А спустя еще несколько минут он вдруг вырвался из окружавшей его черноты, и огромный, причудливо расцвеченный звездами мир объял его со всех сторон! Вот только звезды, окружавшие его, были непривычны, незнакомы.

Ратмир с удивлением озирался по сторонам, пытаясь хоть как-то сориентироваться в этом незнакомом пространстве, и в этот момент он услышал спокойный, чуть насмешливый женский голос:

— Ты молод, полон сил, по тебе не скажешь, что нить твоей жизни прервана насильственно… Как ты оказался на Звездной тропе?.. Что занесло тебя сюда?..

Ратмир ответил не раздумывая и сам удивился этому ответу, казалось, он давно и тщательно обдумал его:

— Я пришел на Звездную тропу по своему желанию и собираюсь вернуться, как только узнаю то, что мне необходимо!

— Вот как?.. — Спрашивающая женщина не удивлялась, скорее, в ее голосе еще усилилась насмешливая нотка: — Ты вернешься, как только… Ну-ну! Ты, верно, не знаешь, что Звездная тропа — скользкий путь, сойти вниз по ней легко, а вот подняться назад редко кому удается!..

Последовало молчание, словно ведущая разговор женщина ожидала какого-то ответа от своего гостя, но Ратмир не знал, что отвечать, и женский голос зазвучал снова:

— Однако вернемся к твоим делам… Ты просил об испытании, что ж, я испытаю тебя, но сначала ты должен поговорить с…

Тут голос неожиданно оборвался. Несколько минут дважды посвященного волхва окружала полная тишина, а затем зазвучал совершенно другой голос, мужской, сразу же показавшийся Ратмиру знакомым:

— Ты вырос, волчонок… Ты стал настоящим мужчиной… Но я не рад тебя видеть, ты пришел на Звездную тропу слишком рано, а значит, ты был не слишком ловок или не слишком осторожен… Кто и как тебя… убил?..

Несколько секунд Ратмир молчал, пытаясь вспомнить, кому принадлежит этот голос, а затем медленно проговорил:

— Меня никто не убивал, уважаемый… Я пришел на Звездную тропу добровольно, я хочу, чтобы Мать всего сущего испытала меня…

— Третье посвящение!.. — догадался его невидимый собеседник и задумчиво добавил: — Ты действительно вырос, волчонок!..

Последовало короткое молчание, а затем Ратмир осторожно, чтобы не попасть ненароком в неудобное положение, спросил:

— Уважаемый, мне знаком твой голос, но я никак не могу вспомнить, где я мог его слышать?..

— Я покажу тебе, каким ты мог меня видеть… — неожиданно отозвался голос, и перед внутренним взором дважды посвященного волхва возникло призрачное, словно штриховой рисунок на стекле, лицо. Буйная, совершенно белая грива обрамляла высокий лоб, прорезанный глубокими морщинами, и переходила в столь же буйную белую бороду. Лицо со впалыми, в склеротических прожилках щеками выдавало глубокую старость, но темные, умные, с острым блеском глаза и воинственно изогнутый нос показывали все еще неукротимую внутреннюю энергию их обладателя.

Только секунду Ратмир вглядывался в это лицо, и память тут же подсказала ему:

«Вершитель!!! Вершитель Марк, предшественник теперешнего Вершителя Кануга!»

Ратмир видел его только раз, когда Марк, уже отошедший от дел и сдавший пост главы Совета посвященных своему преемнику, прощался с младшими учениками университета перед своим отъездом на родину. Но дважды посвященный волхв до сих пор помнил это прощание и тяжелую, морщинистую руку бывшего Вершителя на своем плече!

— Ты меня вспомнил… — проговорил Марк, и в его голосе чувствовалось удовлетворение. — А теперь изложи мне… свою главную заботу.

И снова наступило короткое молчание, но теперь уже Ратмир придержал разговор, раздумывая, как ответить на, казалось бы, простой вопрос собеседника.

— Я нашел в своей стае маленького мальчика… извержонка… — начал он осторожно, словно ступил на тонкий лед. — Его зовут Вотша, и он правнук Вата, одного из наших самых знаменитых воинов. Вата лишили многоликости… — Тут Ратмир вздохнул и продолжил быстро, не раздумывая и не осторожничая более: — Вата лишили многоликости, потому что его любила моя сестра и потому что он мешал стать вожаком стаи моему брату, Всеславу, внуку прежнего вожака! Возможно, сначала именно поэтому меня заинтересовал извержонок, и я… заглянул в его будущее. Так я узнал, что этот маленький изверг может стать причиной гибели всего нашего Мира или средством возвеличивания приютившей его стаи. Я уговорил брата, вожака стаи восточных волков, забрать Вотшу в княжий замок и… приручить его, привязать к княжеской семье…

— Значит, волчонок, ты умеешь заглядывать в будущее… — перебил его Вершитель Марк и после короткой паузы спросил: — И ты решил использовать свое умение для возвеличивания родной стаи?..

— Нет… — не раздумывая, ответил Ратмир. — Это не главное, хотя я и не противился бы возвеличиванию родной стаи. Но главное — я хотел сохранить наш Мир… Может быть, он не слишком хорош, может быть, в нем много зла и несправедливости, но он наш, мы еще можем попробовать его исправить, сделать светлым и справедливым для… всех! Поэтому я решил… в какой-то мере… изолировать Вотшу от Мира, может быть, приручить его к Миру, к моему Миру. Ведь если извержонка уничтожить сейчас, в наш Мир наверняка будет послан другой…

— Ты читал Первое Пророчество?.. — снова перебил его Вершитель, и на этот раз в его голосе проклюнулась тревога. — Ты знаешь о… Разрушителе?!

— Н-е-е-т… — растерянно протянул Ратмир и после секундной паузы задумчиво добавил: — Так, значит, есть пророчество о… Разрушителе?..

— Есть, — ответил Марк, — и ты с ним познакомишься, если Мать всего сущего отпустит тебя обратно в Мир.

— Я надеюсь пройти ее испытание, — не слишком уверенно проговорил дважды посвященный волхв. — Правда, мне еще надо достать какое-то материальное подтверждение моего пребывания на Звездной тропе…

— Хм… — В этом междометии можно было почувствовать задумчивую иронию. — Материальное подтверждение твоего пребывания на Звездной тропе?.. Право, не знаю, что материальное можно найти на Звездной тропе?.. — Голос Вершителя на секунду замолк, а затем Марк вдруг проговорил с некоторой усмешкой: — Хотя, возможно, я смогу тебе помочь. Если ты вернешься в Мир, у тебя будет доказательство того, что ты побывал за гранью Бытия. Они должны будут вспомнить эту… Вещь!..

Ратмир не совсем понял, что имел в виду Вершитель, но переспрашивать не стал. Вместо этого он пробормотал:

— Я благодарю тебя за помощь, Вершитель Марк…

— Не надо его благодарить, — неожиданно раздался уже слышанный Ратмиром женский голос. — Он и должен был тебе помочь!

Затем последовала секундная пауза, и голос продолжил:

— Дважды посвященный Миру Ратмир, из стаи восточных волков, ты прошел мое испытание, ты смог доказать, что твои помыслы направлены на благо Мира, в котором ты обитаешь, а значит, ты достоин высшего посвящения. Однако задача, которую ты сам на себя возложил, усложнилась… Смотри!

В следующее мгновение охватившее Ратмира звездное небо исчезло, ему показалось, что он в облике ивача парит высоко над утренней землей, а под ним, по рассветной степи мчится бешеным аллюром вороной конь, неся на своей спине маленького, хрупкого всадника. Сначала Ратмир решил, что это скачет какая-то женщина, но высота его полета вдруг рывком уменьшилась, всадник приблизился, и волхв понял, что по степи скачет… мальчишка… нет, скорее юноша лет пятнадцати. Теперь он наблюдал эту скачку чуть ли не от самой земли, он видел и добротную одежду мальчишки, и меч у него на боку, и то, что никаких припасов у него с собой нет… Скоро этот странный всадник достиг опушки небольшой рощи и скрылся под кронами деревьев, а степь снова начала удаляться от Ратмира, как будто он поднимался вверх, к свежему безоблачному утреннему небу. Оказавшись на невозможной высоте, Ратмир окинул взглядом открывшееся перед ним пространство и далеко на северо-востоке увидел большой город. Серые стены замка вставали на высоком обрывистом берегу реки, а под ними раскинулось море домов, домиков, домишек, сараев… Что-то знакомое почудилось Ратмиру в этом нагромождении жилищ, обступивших высокие стены замка, но он не мог сразу вспомнить, что это за город.

Всего пару минут разворачивалось перед его внутренним взором это видение, а затем все исчезло, он опять оказался посреди темного пространства, расцвеченного мириадами разноцветных звезд. B то же мгновение снова зазвучал женский голос:

— А теперь, Ратмир, волк из стаи восточных волков, трижды посвященный Миру, возвращайся в свой мир! Я не буду тебя удерживать, но вернуться ты должен сам!.. Если сможешь.

Голос смолк, а Ратмира охватила паника — возвращаться в Мир! А каким образом он сможет это сделать?! Он ушел в небытие, выпив слезу Матери… выпив яд! Каким же образом можно изгнать из своего тела этот яд?! И возможно ли вообще восстановить свое отравленное тело?!

Впрочем, эта растерянность длилась всего несколько секунд, многолетняя психологическая тренировка и здесь помогла успокоиться и привести мысли в порядок. Ратмир в деталях представил свое тело, лежащее на полированном камне в обители Матери всего сущего. Он словно бы снова увидел его из-под купола пещеры, беспомощным, обездвиженным, лишенным жизненной энергии!.. Но одновременно с этим он вспомнил и то, как в степи, накрытый темной летней ночью, он впитывал всем этим, сейчас мертвым, телом бесконечную энергию живой Земли, как каждая мышца, каждая жилка его тела омывалась этой энергией, наполнялась ею, очищаясь от яда физического напряжения и напряжения страстей.

Ратмир настолько сосредоточился на этих мыслях, что не сразу заметил, как окружавшие его звезды начали тускнеть, истаивать, исчезать. Только когда на него навалилась сплошная чернота небытия, он вздрогнул и… открыл глаза.

Желтый свет светильников, освещавших обитель Матери всего сущего, потускнел так, что каменное лицо, смотревшее на него из-под самого купола, превратилось в плохо обработанный валун. А может быть, это было следствием того, что он никак не мог сфокусировать взгляд, и перед его глазами все расплывалось? Он снова опустил веки и тут же услышал обычную человеческую речь:

— Он, кажется, очнулся…

Голос говорившего был тих и наполнен внутренним напряжением.

— Еще рано… — ответил ему другой голос, более спокойный и уверенный. — Противоядие еще не набрало полную силу.

— Надеюсь, мы не опоздали… — произнес первый голос. — Во всяком случае, я думаю, его уже можно переносить в университет…

Ратмир снова открыл глаза.

Теперь он видел гораздо лучше, во всяком случае, черты каменного лица под куполом зала снова можно было разобрать. Волхв медленно повел глазами из стороны в сторону — обитель Матери всего сущего была пуста, но и голоса, только что им слышанные, явно не были галлюцинацией.

«Трижды посвященные… — мелькнула в голове Ратмира странно-посторонняя догадка. — Видимо, за мной следят и… собираются вернуть меня в университет… Они сами об этом сказали».

Ратмир снова прикрыл глаза и вдруг почувствовал облегчение — он понял, что ему удалось выйти из небытия, вернуться в свое тело и… яда в этом теле не было. Но в то же мгновение он вдруг понял, что означало видение, показанное ему Матерью всего сущего, — город, который он видел, находясь по ту сторону Бытия, был Край, столица его брата Всеслава, вожака стаи восточных волков… А скачущий в степи мальчишка — Вотша! Вотша сбежал от Всеслава!!!

Ратмир попытался было приподняться, но вдруг почувствовал на своей груди сухую прохладную ладонь и услышал знакомый голос своего наставника:

— Лежи, волк, ты еще не можешь вставать… Лежи!..

Он снова открыл глаза — около него по-прежнему никого не было.

Однако и прикосновение, и услышанная фраза как-то сразу успокоили его — он понял, что прошел третье посвящение, что стал членом Совета посвященных, и теперь его задача… Он вздрогнул… Его главная задача — вернуть Вотшу в стаю, тогда…

И тут Ратмир вдруг почувствовал, что в его зажатой левой ладони что-то есть, что-то некрупное, но твердое и тяжелое. Ратмир с трудом поднял руку и взглянул на разжатую ладонь. В глаза ему ударил острый блеск крупного зеленого камня, оправленного в тусклый золотой обруч тяжелого перстня, охватывавшего его безымянный палец. Это было странно — когда он принимал отвар болотного веха, никакого перстня на его руке не было! Но как следует удивиться и обдумать случившееся у него просто не было сил. Он уронил на постель снова сжавшуюся в кулак руку, и глубокий, спокойный сон накрыл его темным, бессознательным одеялом.

Пробуждение Ратмира было самым обычным. Он ощутил свое тело, лежащее уже не на каменном ложе в обители Матери всего сущего, а в обычной постели, на спине, с раскинутыми руками. Прислушавшись к собственным ощущениям, он понял, что физически его тело в полном порядке. Затем волхв, не открывая глаз, попробовал вспомнить, что произошло с ним в покоях Матери всего сущего, однако подробности его путешествия по Звездной тропе ускользали, размывались… Единственное, что он помнил совершенно отчетливо, было окончание беседы с Вершителем Марком и… молодой изверг, скачущий на вороной лошади через утреннюю степь!

Едва эта яркая картина всплыла из глубины памяти, как его веки открылись, а сам он рывком сел на постели.

«Вотша сбежал из замка Всеслава! — резанула его сознание тревожная память. — Надо немедленно начать поиски извержонка, пока его не прибрал к рукам кто-то другой!»

И тут же другая, холодная, словно бы чужая, отстраненная мысль остановила его порыв:

«Немедленно не получится! Во-первых, надо уточнить, когда именно Вотша ускакал из замка!.. Во-вторых, Всеслав и сам, конечно, уже организовал поиски мальчишки, поэтому надо узнать, что эти поиски дали?! В-третьих… Впрочем, и первых двух условий достаточно, чтобы не пороть горячку».

Ратмир тряхнул головой, словно отгоняя свою тревогу, и огляделся. Его постель стояла в небольшой комнате, имевшей одно-единственное окно, в котором виднелось бледно-голубое небо. Встав с постели, волхв шагнул к окну и выглянул наружу.

На мгновение ему показалось, что это окно выходит прямо в необъятное, бескрайнее небо. Бледно-голубое сияние простиралось во все стороны, на сколько хватало взгляда, и только где-то невероятно далеко, в легкой белесой дымке, смыкалось с темной границей земли. В следующее мгновение Ратмир опустил взгляд и увидел внизу зелень университетского сада, четкую полоску каменной ограды, отделявшей университет от городских построек, и крыши… крыши… крыши… До самой городской стены, толстой змеей опоясывавшей город. Несколько секунд волхв внимательно разглядывал этот необычный вид, а затем, несмотря на всю его психологическую тренированность, в груди у него похолодело!..

«Башня Покоя!!!»

Эта догадка бросила Ратмира в дрожь — никто, никогда не говорил вслух о башне Покоя, никто, никогда даже не смотрел на нее, хотя она, самая высокая из университетских башен, возвышалась над комплексом университета грозным напоминанием о бренности всего сущего! Ратмир и сам не мог вспомнить, от кого он узнал о зловещей славе этой башни. С первых дней своего пребывания в университете он знал, что в эту башню заключаются только дважды посвященные Миру. Кто и за что их туда помещал, никто не ведал, но то, что никто из заключенных не выходил из этой башни даже после смерти, было известно всем. И вот теперь он сам попал в эту башню, попал после того, как прошел третье посвящение, побывал по ту сторону Бытия, беседовал с Матерью всего сущего… Или все это ему лишь привиделось?! А может быть, после того как он выпил настой болотного веха, его переправили в башню Покоя, чтобы?..

«Что — чтобы?! — остановил сам себя Ратмир. — Я не сделал ничего такого, за что меня можно было бы заключить в башню Покоя… Я даже не знаю, что именно нужно для этого сделать!»

Он медленно отвернулся от окна и оглядел комнату… Только теперь он заметил, что в этой комнате не было… входной двери! Четыре глухие, выкрашенные в бледно-голубой цвет, стены были пугающе пусты и безлики, кровать, с которой он только что поднялся, располагалась посреди комнаты, а у противоположной стены притулился небольшой столик с простым прямым стулом. И только окно, около которого он стоял, делало эту комнату похожей на жилье, отличающееся от каземата в княжьем замке стольного города Края! Ратмир протянул руку и положил ладонь на поверхность оконного откоса, а затем, скользя ладонью по стене, медленно двинулся в обход комнаты.

Волхв трижды обошел комнату по периметру и ни разу не почувствовал хотя бы малейшего намека на щель, каверну или скрытый механизм в теле стены — все четыре стены были монолитны! Уронив руку, он секунду постоял неподвижно, а затем, подволакивая ноги, словно от невыносимой усталости, вернулся к кровати и присел на ее край. Думать не хотелось, внутри все застыло, Ратмир уставился пустым взглядом в пол и замер в полной неподвижности.

Он не заметил, как долго просидел в этой бездумной, бессмысленной неподвижности. Казалось, само Время замерло вместе с ним… И тут сквозь его отрешенность пробился негромкий, хорошо знакомый голос его наставника:

— Как ты себя чувствуешь, волк?..

Секунду Ратмир продолжал сидеть неподвижно, сдерживая взрыв негодования, а затем, подняв голову, холодно проговорил:

— Прежде чем я отвечу на твой вопрос… волк… ты мне скажешь, кто и зачем поместил меня в башню Покоя?!

Послышался слабый смешок, после чего трижды посвященный Остин довольно проговорил:

— Ну что ж, судя по твоим словам, ты находишься в нормальном состоянии. — И, вновь став серьезным, продолжил: — Что касается твоего вопроса… В башню Покоя тебя поместили потому, почему туда помещают любого прошедшего последнее испытание. Посуди сам — ты побывал по ту сторону Бытия, а далеко не каждый разум выдерживает такое испытание без некоторых… к-хм… изменений. Пока Совет посвященных не убедится, что последнее испытание не… повлияло на твою психику…

— И что мне нужно сделать, чтобы Совет убедился в том, что моя психика в порядке?!

Вопрос Ратмира прозвучал излишне резко, но Остин этому не удивился. Он продолжил разговор все в том же серьезном, но доброжелательном тоне:

— Тебе, волк, ничего не надо делать. Если твой разум в порядке, а я в этом уверен, ты скоро сможешь вернуться в свою Звездную башню или выбрать себе другие апартаменты по вкусу.

— Скоро?.. — уже спокойнее переспросил Ратмир. — И как скоро?

— Обычный срок карантина прошедших третье посвящение длится семь дней. Этого времени вполне достаточно, чтобы дефекты психики, если они возникли, могли проявиться. После этого трижды посвященный занимает свое место в Совете посвященных.

— Но тогда получается, — удивленно проговорил Ратмир, — что из башни Покоя… выходят!..

— Конечно, — усмехнулся в ответ Остин.

— А как же?.. — Ратмир не договорил, но Остин понял его невысказанный вопрос.

— Ты имеешь в виду дурную славу башни?.. Эта слава создана специально, чтобы никому из любопытствующих юнцов не пришло в голову беспокоить обитателей башни. Всем поступившим в университет делается… к-хм… необходимое внушение. Ты ведь и сам не можешь вспомнить, кто именно поделился с тобой слухами об этой башне?!

— Понял… — медленно протянул Ратмир и тут же задал новый вопрос: — Так, значит, в башне, кроме меня, есть еще… насельцы?

— Есть, — подтвердил Остин. — И вот они уже до самой смерти не покинут ее.

— Понял… — повторил Ратмир. — И много их?

— Сейчас всего трое, — словно бы нехотя ответил Остин. — И все трое уже достаточно стары.

Последовала короткая пауза, а затем Остин продолжил совсем другим тоном:

— Но тебе думать о соседях будет некогда. В спинке твоей кровати имеется шкафчик, внутри ты найдешь копии Пророчеств трех первых Вершителей. Поскольку ты уже практически член Совета посвященных, тебе надо ознакомиться с ними, и… я уверен, они заставят тебя кое о чем задуматься, кое на что взглянуть иначе. Кроме того, ты должен очень хорошо вспомнить все, что привиделось, когда ты был по ту сторону Бытия, ведь тебе надо представить доказательства того, что ты там был!..

— Но мне сказали, что эти доказательства должны быть материальными, — удивленно произнес Ратмир. — Какое же значение могут иметь мои воспоминания?..

— Воспоминания тоже могут быть материальными, — усмехнулся в ответ Остин. — Особенно если они содержат ценную информацию. Только постарайся не припоминать ничего слишком уж… необычного — помни, Совет должен поверить, что ты эту информацию… или другие материальные доказательства… — в голосе Остина просквозила смешинка, — получил по ту сторону Бытия.

— У меня есть вполне материальное доказательство того, что я действительно был там, куда меня посылали, — пожал плечами Ратмир, однако его собеседник, похоже, не видел этого жеста, во всяком случае, его не слишком заинтересовало утверждение бывшего подопечного.

— Прекрасно. — В голосе Остина чувствовалось облегчение. — Значит, у нас одной заботой меньше! Не скучай… хотя, мне кажется, скучать тебе не дадут пророчества!

Ратмир, чувствуя, что разговор подходит к концу, быстро проговорил:

— Наставник, можно мне высказать просьбу?..

— Не надо называть меня наставником, волк, — с неожиданной грустинкой ответил Остин. — Ты теперь сам будешь для кого-то наставником. А насчет просьбы, говори, я буду рад выполнить ее.

— Уважаемый Остин, — после секундной паузы произнес Ратмир, — не сможешь ли ты сообщить моему брату, князю Всеславу, о том, что я прошу его приехать в университет, мне нужно срочно его видеть.

— Конечно, — тут же согласился трижды посвященный, — я сегодня же пошлю в Край гонца с твоей просьбой. Думаю, князь Всеслав не посмеет отказать члену Совета посвященных.

Ратмиру послышался короткий смешок, и разговор прервался.

Несколько секунд волхв продолжал сидеть на постели, слушая тишину, а затем встал и снова подошел к окну. Теперь этот вид с огромной высоты вдруг наполнился для него совсем другим смыслом, словно невидимые крылья развернулись за его спиной и он парил над Миром. Конечно, ощущение полета давно было знакомо ему, он не раз оборачивался ивачем и забирался высоко в небо, но на этот раз чувства, теснившиеся в его груди, были совершенно иными. Он вдруг почуял себя властелином этого Мира, его хозяином, его… Вершителем?.. И, поймав себя на этой мысли, Ратмир не испугался, что ее подслушает кто-то другой, он улыбнулся ей, как другу, вовремя пришедшему с помощью.

Улыбнувшись, Ратмир еще раз окинул взглядом открывающееся перед ним пространство, вздохнул и повернулся к кровати.

«Так где там у нас шкафчик с пророчествами?..»

Он сделал шаг в сторону задней спинки кровати и остановился, его приподнятое настроение вдруг исчезло, сметенное этим странным словом «пророчество».

Ратмир и сам обладал способностью предвидеть будущее, но он прекрасно понимал, что его дар предвидения слишком слаб, чтобы пытаться заглянуть в грядущее целого Мира. Он мог попробовать определить судьбу конкретного человека, но и в этом случае, как правило, ему открывалась только некая альтернатива и иногда условия ее реализации. Так было с тем же Вотшей. Ратмир до сих пор не мог ответить, почему он решил заглянуть в будущее этого маленького, никчемного извержонка, этой пылинки на пространстве Мира, но его внутреннее чутье не обмануло — извержонок оказался личностью, способной повлиять на Мир! А теперь Ратмиру предстояло узнать содержание пророчеств, касающихся судьбы целого Мира.

Он тряхнул головой, преодолевая охватившую его неуверенность, и шагнул к спинке кровати. На ее задней стенке действительно находилась дверца небольшого шкафчика. Ручки на этой дверце не было, но Ратмир знал, каким образом она открывается. Нажав на край дверцы, Ратмир повернул ее и обнаружил внутри открывшегося углубления небольшой тубус, обтянутый черной кожей. Раскрыв тубус, волхв достал из него шесть туго свернутых листков пергамента кремового цвета, тесно заполненных аккуратно выведенными коричневой тушью строками. Расправив листки, Ратмир взял первый из них и погрузился в чтение. Это были странные стихи, их ритм, странно чередующееся согласие строк были непривычны. Но чем больше Ратмир вчитывался в них, тем больше они его притягивали, завораживали и, наконец…

Время для него кончилось!!!

Эту ночь Ратмир провел без сна, в его голове колокольным набатом звучали строки Первого пророчества. Он несколько раз прочитал все, что нашел в спинке кровати, и быстро понял, что Второе и Третье пророчества просто повторяют Первое, но при этом более запутанны, неясны, позволяют трактовать себя слишком широко. А вот Первое!..

Конечно, и в нем было много неясного и противоречивого, однако оно рождало в сознании точные, емкие образы Будущего… частично уже исполнившегося. Но самое главное заключалось в том, что Будущее, предсказанное Пророчеством, было… альтернативным! Любое из предсказаний Первого пророчества могло исполниться или… не исполниться — все зависело от выбора человечества. Это было и странно и… закономерно! Даже грядущий приход Разрушителя — существа, способного полностью уничтожить этот Мир, было предопределено путем развития цивилизации… Тем путем, на который, к сожалению, она давно уже встала! Но даже тогда, когда Разрушитель придет в Мир, у человечества оставалась возможность его остановить… если только большинство людей вовремя осознает опасность, угрожающую Миру, если только среди людей найдется кто-то, кто возьмет на себя задачу организации отпора, и если этот отпор будет правильно и достаточно жестко организован.

Единственное, что оставалось неясным трижды посвященному волхву, — когда Первое пророчество было составлено, действительно ли то, что он прочитал, является пророчеством или его автор просто пересказывал уже случившееся в Мире?

Летняя ночь пролетела быстро, а когда в окне комнаты пропали звезды и ночное небо высветлилось приближающимся рассветом, Ратмир вдруг уловил чужую неуверенную мысль:

«Тут кто-то… есть?.. Тут кто-то… есть!»

Последовало молчание, а когда Ратмир уже собрался отозваться, эта мысль снова проклюнулась, на этот раз уже более уверенно:

«Не прячься, я тебя чувствую. Ты в палате номер шесть, ты… новичок».

«Я не прячусь, — стараясь быть спокойным, отозвался Ратмир, — я действительно новичок».

Он уже понял, что к нему пробилась мысль одного из трех несчастных, обреченных провести остаток жизни в башне Покоя.

«Новичок, а прячешься! — В мысли незнакомца просквозило ликование. — Новичок должен быть общительным, должен искать кого-то, кто бы его утешил, ободрил!»

«Но меня не нужно утешать и ободрять», — все с тем же спокойствием ответил Ратмир.

«Нужно, нужно!.. — не согласился незнакомец. — Если тебя не утешить и не ободрить, ты скоро совсем свихнешься! Тебе ведь уже сказали, что твоя психика не в порядке, что твой разум поврежден?!»

«Нет, мне сказали…»

Но незнакомец быстро перебил Ратмира:

«Еще скажут, обязательно скажут! Мне тоже не сразу сказали, а потом… после… потом…»

Мысль вдруг стала вялой, растерянной, но Ратмира уже заинтересовал его странный «собеседник», он понял, что ему просто необходимо уяснить, каково это, пройти третье посвящение, достигнуть, казалось бы, вершины и неожиданно узнать, что вместо вожделенной вершины ты оказался в пропасти! Вот только его собеседник, похоже, слишком быстро потерял интерес к завязавшемуся «разговору».

«Значит, ты можешь меня утешить и ободрить?» — быстро спросил он, уже не рассчитывая на ответ, но ответ пришел, хотя и был все таким же вялым.

«Ободрить могу… Утешить — нет…»

«Почему же ты не можешь меня утешить?» — удивился Ратмир.

«Как же можно тебя утешить, если тебе еще не сказали, что ты свихнулся?! — Собеседник Ратмира мысленно хмыкнул и закончил свою мысль: — Вот когда тебе скажут, что ты уже не член Совета посвященных… потому что ты недостаточно посвящен… вот тогда и придет время утешать!»

«И как же тогда ты собираешься меня ободрить?..» — Ратмир мысленно улыбнулся.

«Ободрить можно разными способами. — Мысль незнакомца наполнилась важностью и многозначительностью. — Все зависит от степени угнетенности ободряемого и от его ментальных особенностей. Так что способ ободрения ты можешь предложить сам!»

«В таком случае расскажи мне, что с тобой случилось… — после секундной паузы неожиданно попросил Ратмир и прибавил, словно бы в оправдание: — Возможно, меня это ободрит?»

Его собеседник мысленно хихикнул, а затем уже гораздо более заинтересованным тоном ответил:

«А ты хитер!.. Но ты и прав — то, что случилось с другими, многих ободряет… на противопоставлении!..»

Последовало молчание, но Ратмир чувствовал, что его собеседник остается на мысленной связи. Наконец, по прошествии минуты, он снова «заговорил»:

«Хорошо, я тебе расскажу свою историю, а если ты мне понравишься, может быть, и кое-что подскажу. Итак, я дважды посвященный Хор из стаи восточных полозов…»

«Но ведь такой стаи нет?!» — изумленно подумал Ратмир, однако эта его мысль была закрыта им от общения, а потому его собеседник ничего «не услышал» и спокойно продолжил рассказ:

«У меня был очень хороший наставник — трижды посвященный Кануг из стаи южных лис, так что, пройдя второе посвящение и имея такую поддержку, я, конечно же, решил готовиться к третьему посвящению…»

И снова рассказ незнакомца вызвал у Ратмира удивление.

«Кануг был его наставником?! Но Вершитель никогда не берет учеников… Или это было во времена Вершителя Марка?! А может быть, еще раньше?!»

Хор между тем продолжал:

«Правда, мой наставник меня предупреждал, что последнее испытание может стать для меня… непереносимым, однако я, наблюдая за некоторыми из членов Совета, сделал вывод, что они ни в чем меня не превосходят! Когда Совет открыл вакансию, я выставил свою кандидатуру».

Мысль прервалась резко, так, словно ее носитель внезапно потерял сознание. Ратмир подождал с минуту, а затем осторожно поинтересовался:

«И что же случилось?..»

«Я разговаривал с Матерью всего сущего!» — торжественно отозвался Хор и снова «замолчал», словно ожидая, что Ратмир изумится, однако тот с легкой насмешкой ответил:

«Я тоже разговаривал с Матерью всего сущего!.. И не только с ней!»

«А с кем же еще можно говорить за гранью Бытия?!» — с неожиданным высокомерием поинтересовался Хор.

«Не знаю, наверное, со многими… — спокойно откликнулся Ратмир и добавил: — Я, например, разговаривал с Вершителем Марком».

«С кем?!» — изумился Хор.

«С Вершителем Марком», — повторил Ратмир.

«Так это значит, что он…» — осторожно, словно ступая по тонкому, подтаявшему льду, подумал Хор, и Ратмир буквально физически почувствовал, как напряглась их мысленная связь. И вдруг, словно бросаясь в полынью, его собеседник с каким-то безумным восторгом воскликнул:

«Значит, этот мерзавец сдох!!! Вершитель Марк сдох и ушел на ту сторону Бытия!!!»

«Мне кажется, полоз, ты недостойно говоришь о Вершителе Марке!» — резко оборвал его восторг Ратмир, причем родовое стайное имя Хора он назвал оскорбительно, с нескрываемым презрением, предоставляя своему собеседнику право на вызов. Однако тот словно бы и не обратил внимания на это оскорбление.

«Это он, это Вершитель Марк отказал мне в доверии, когда я рассказал, о чем говорила со мной Мать всего сущего!!! Это он, мерзкий старикашка, настоял на том, чтобы Совет посвященных отказал мне в доверии, а затем и вовсе объявил меня сумасшедшим и заточил в этой башне!!! Ты меня поймешь, новичок, ты меня хорошо поймешь, когда просидишь в своей палате сто сорок шесть лет, глядя из окна на недоступный тебе Мир, если, конечно, до тех пор и в самом деле не сойдешь с ума!!! Но я-то не сошел!!! Нет, я очень хорошо помню, что они со мной сделали!!!»

Возможно, Хор мог бы еще долго изливать свою ненависть к Вершителю Марку и радоваться его смерти, но Ратмир перебил его:

«Выходит, что наш разговор не только ободрил меня, но и… утешил тебя?! — И тут же, не скрывая насмешки, поинтересовался: — Интересно, что такого рассказала тебе Мать всего сущего, если Вершитель Марк не поверил в реальность вашего разговора?!»

«Что рассказала?! — запальчиво переспросил Хор, и вдруг весь его запал пропал. Последовало молчание, а затем уже совсем другим, осторожным, даже подозрительным тоном он переспросил: — А зачем тебе это надо знать?..»

Несколько секунд Ратмир молчал, словно не зная, что ответить, после чего доверительным тоном подумал:

«Понимаешь, уважаемый Хор, я ведь с Матерью всего сущего почти и не говорил. Со мной беседовал Вершитель Марк, а Мать всего сущего… Она обещала испытать меня, но даже и этого испытания не было. После беседы с Вершителем она вдруг заявила, что я прошел испытание, и оставила меня…»

«То есть как это оставила?! — неожиданно удивился Хор. — А как же ты выбрался с той стороны Бытия?! Без помощи Матери всего сущего это сделать нельзя!»

«Как видишь — можно… — возразил Ратмир. — Во всяком случае, мне это удалось».

«Никому не говори об этом!.. — воскликнул Хор, и вдруг его мысль сделалась прерывистой, невнятной. — Тебе не поверят… не поверят, как не поверили мне… Тебя оставят здесь на двести лет, а потом, когда ты станешь стариком, отвезут на север к моржам и заморозят… И ты еще двести лет будешь лежать во льду, не дыша, не говоря, не слыша… И твой разум уснет в бесконечном холоде, а сердце замрет на полубиении и…»

Хор замолчал, и несколько долгих минут Ратмиру казалось, что их «разговор» оборвался навсегда, однако неожиданно до него донеслась тихая и удивительно спокойная мысль восточного полоза:

«Мать всего сущего сказала мне, что я не пройду третьего посвящения и буду заключен в башню Покоя. А через двести десять лет меня освободит из этой башни… Разрушитель…»

Ратмир на мгновение оцепенел — если поверить словам этого безумца, то получалось, что сама Мать всего сущего предсказала приход Разрушителя в Мир через… Сколько там осталось до «освобождения» Хора — шестьдесят четыре года! Это если Разрушитель сразу же займется башней Покоя, что вряд ли! А значит, он может появиться значительно раньше!

И тут до его разума дошла следующая мысль Хора:

«Правда, она после этих слов рассмеялась и добавила: „Но это в том случае, если Разрушителя не остановят… Тогда тебе придется провести в башне Покоя всю свою жизнь“».

«То есть его можно остановить!!!» — вспыхнуло в голове Ратмира, но он приглушил охватившую его радость — многое оставалось неясным, а главное, было непонятно, насколько можно доверять информации узника башни — не выдумал ли он все, чем поделился с новичком.

Выждав несколько секунд и убедившись, что Хор не намерен продолжать свой рассказ, Ратмир осторожно спросил:

«А Мать всего сущего не сообщила тебе, кто и каким образом может остановить Разрушителя?..»

«Нет… — немедленно отозвался Хор. — После этого она вновь рассмеялась… веселорассмеялась… и отправила меня обратно».

«Но почему Вершитель Марк решил заточить тебя в башне Покоя?..» — прикинулся Ратмир непонимающим.

И вдруг Хор весело захихикал. Ратмир даже растерялся, он ожидал совсем другой реакции — возмущения, ненависти к обидчику, но никак не веселья. Однако восточный полоз, продолжая хихикать, пояснил:

«Вершитель Марк сказал… не на заседании Совета, не тогда, когда решалась моя судьба. И меня объявляли ненормальным. Нет, уже позже, когда я отсидел в башне лет десять… Он сам пришел в мою палату и заявил, что был вынужден не засчитать мне третье посвящение и заключить меня в башню Покоя, чтобы… выполнить волю Матери всего сущего! Я же сам передал Совету ее слова о том, что должен быть заключен в башню!!!»

Снова до Ратмира донеслось мысленное хихиканье, а затем Хор добавил:

«Хитер был Вершитель Марк, ох, хитер!»

И в тот же момент хихиканье смолкло, а мысль Хора стала жесткой от ненависти:

«Но это не оправдывает ни Марка, ни его Совет! Я все помню и готовлю им свой счет! Свой счет… свою месть… свою…»

«Вершителю Марку ты уже не сможешь предъявить свой счет!.. — жестко оборвал его Ратмир. — И что ты сможешь сделать Совету, находясь в башне Покоя?! Забудь о мести, думай лучше о Матери всего сущего, о своей новой встрече с ней!..»

После этой отповеди волка мысль полоза стала нечеткой, дробленой, то ли он просто бессмысленно «кричал», то ли не мог достаточно четко сформулировать обуревавшие его чувства… Ратмир несколько секунд слушал эту бессвязную мысленную какофонию, а затем прервал ментальную связь.

Этот день прошел для Ратмира словно в тумане. Он подолгу стоял у окна, но не видел открывающейся перед его глазами дали, не слышал доносившегося снизу городского гула. Он поглощал какую-то еду, появлявшуюся непонятно как на маленьком столике, но не помнил вкуса этой еды и ее вида. Он неторопливо расхаживал от стены к стене по своей небольшой комнате, но не считал шагов, не замечал времени и не уставал.

Он думал. Думал о прочитанном в Первом пророчестве, о том, что ему рассказал странный, возможно, давно сошедший с ума, дважды посвященный Хор из несуществовавшей стаи восточных полозов. Ратмир размышлял о Мире, в котором он жил, который он любил и который уже готов принять своего Разрушителя. Для трижды посвященного волхва было очевидно, что все условия появления Разрушителя, описанные в Первом пророчестве, налицо!!!

Но он понял и еще одно: Разрушителем мог быть только… изверг! Вряд ли существо, стоящее на вершине социальной пирамиды или очень близко к этой вершине, захочет разрушить эту пирамиду! Значит, желать и добиваться такого разрушения может только тот, кто лишен достойной жизни… В Мире Ратмира это были изверги. Сейчас они неспособны подняться против доминирующей расы, против людей, против многогранных… Но тогда получается, что Разрушитель… Изверг-разрушитель… должен будет обладать некими своеобразными качествами физического или психологического плана, чтобы иметь возможность противостоять многогранным?! Какими же должны быть эти качества?! Ответа на этот вопрос Ратмир не находил.

Тогда он попытался отыскать хоть какую-то ошибку в своих умозаключениях, взрастить хотя бы малейшую надежду на сохранение альтернативы появлению Разрушителя и всякий раз убеждался в непогрешимости собственных выводов. Ближе к вечеру, когда солнце, опускавшееся к горизонту, бросило на город огромную тень от башни Покоя, он окончательно убедился, что приход Разрушителя неизбежен. Значит, надо определить, кто может оказать ему сопротивление, а кто станет его пособником. Кто встанет на защиту существующего миропорядка, а кто бросится этот миропорядок уничтожать! Свою позицию Ратмир определил уже давно.

И тут он вспомнил давний разговор с братом, тот самый разговор, в котором принимала участие и жена Всеслава, Рогда. Вспомнил и усмехнулся, ведь именно тогда он утверждал, что стаи живут неправильно, что их жизненный уклад требует перемен!.. Оказалось, что он выступал совсем не за перемены, а за возврат к прежним ценностям, к прежнему образу жизни! Вот только тогда он еще не знал, насколько далеко ушли стаи по пути к собственному уничтожению, по пути к… Разрушителю!

А теперь?.. Теперь он прекрасно представлял сложившуюся в Мире ситуацию, более того, он понимал, что кроме него, пожалуй, никто из Совета посвященных до конца не осознает, на грани чего стоит их Мир, а значит, никто, включая и Вершителя, не готов организовать борьбу за сохранение этого Мира!

И снова к нему пришло понимание острой необходимости вернуть Вотшу в стаю восточных волков — только в этом случае оставалась надежда несколько отсрочить появление Разрушителя…

«Это, если таких, как Вотша, в нашем Мире больше нет…» — пришла к нему жесткая, холодная мысль, заставившая сжаться его сердце. И словно в ответ на эту мысль, в окно комнаты с темного ночного неба заглянул оранжевый глаз Волчьей звезды!

Ратмир долго смотрел на яркую оранжевую звезду, и эта искра, медленно перемещавшаяся по темному прямоугольнику окна, словно вливала в него новые силы, вымывала из души тревогу и сомнения. Спустя десяток минут трижды посвященный волхв сбросил с плеч пока еще темную хламиду, улегся на свою жесткую постель, закрыл глаза и спокойно заснул.

Это была первая ночь после третьего посвящения, которую он провел в полном покое и безмятежности.

Покой и безмятежность, подаренные ему Волчьей звездой, не оставили его и на следующий день. После утреннего омовения и легкого завтрака Ратмир снова вернулся к тексту Первого пророчества, но на это раз он не просто читал текст, отдаваясь его тяжелому, сложному ритму, он разбирал его по строчкам, по словам, по слогам, он искал и находил намеки и подсказки, пропущенные им ранее. Он изучал этот документ!

На третий день пребывания в башне Покоя у Ратмира появилась новая забота — перстень, который он обнаружил на своем пальце после возвращения к жизни в доме Матери всего сущего. В середине дня он вдруг снова почувствовал тяжесть этого перстня, повернутого на пальце камнем внутрь ладони. Разжав пальцы, он увидел, что камень, вправленный в перстень, буквально лучится зеленым светом, и в тот же момент ощутил едва уловимое ментальное воздействие… Кто-то невидимый явно пытался внушить ему нечто стороннее. Ратмир замер, пытаясь разобраться в своих ощущениях, и через секунду понял, что его незаметно клонит в сон. Поставив блок ментальной атаке, волхв встал из-за столика, подошел к постели, несколько секунд словно бы в сомнении смотрел на нее, а затем улегся и закрыл глаза, весь обратившись в слух.

Минут пять прошло в тишине, а затем послышался тихий шорох шагов. Судя по этому шороху, в комнату вошли двое — один направился к столику в углу, а второй подошел к постели и остановился, явно рассматривая спящего Ратмира.

Скрипнул стул, зашуршала бумага… снова наступила тишина, но через несколько секунд до слуха притворяющегося спящим волхва донесся тихий шепот:

— Господин, тут есть пометки, только я не понимаю…

— Тебе ничего не надо понимать… — перебил писца такой же тихий шепот, но гораздо более властный. — Просто скопируй текст и относящуюся к нему пометку… — Последовала секундная пауза, и тот же шепот добавил: — И поторопись, боюсь, его сон не слишком глубок!

Снова зашуршала бумага, потом быстро заскрипело перо.

«Интересно, кому это понадобились мои пометки, касающиеся Первого пророчества?..» — подумал Ратмир, и тут ему пришла в голову другая мысль. Едва слышно всхрапнув, он немного повернулся, словно бы укладываясь поудобнее, незаметно разжал правую ладонь и повернул ее в направлении стоявшего у кровати человека. Спустя десяток секунд он понял, что его незваный посетитель высок, худ и одет в белую хламиду. Это, без сомнения, был один из трижды посвященных! Ратмир не знал в лицо всех членов Совета посвященных, да и лицо своего «гостя» он различить не мог, его способности слеповидения распространялись только на форму и цвет объекта, но он постарался запомнить фигуру и рост «гостя», надеясь узнать его в будущем.

— Ну, скоро ты закончишь?! — раздался недовольный шепот трижды посвященного.

— Господин, пометок очень много, но я стараюсь работать быстро… — последовал едва слышный ответ писца.

— Плохо стараешься! — Шепот трижды посвященного стал чуть громче. Он повернулся в сторону Ратмира, и на плоском, чуть размытом белом пятне, видимом Ратмиром вместо лица, вдруг прорисовались темные, чуть прищуренные внимательные глаза.

— Этому волку удалось пройти третье посвящение… — Шепот трижды посвященного стал тише и спокойнее, он просто размышлял вслух, а Ратмир внимательно слушал эти размышления. — Он действительно талантлив, а значит, опасен. И его мысли… любые мысли… могут быть весьма полезны для меня… Волк молод, ему будет нужен… друг в Совете, почему бы этим другом не стать мне? Если наши мысли… высказанные мысли… совпадут, он вполне может проникнуться ко мне доверием, а там… А там поглядим…

— А кроме того, господин сможет использовать… развить соображения волка по поводу Первого пророчества при составлении собственного… пророчества! — льстиво поддакнул писец, не прерывая труда.

Трижды посвященный резко повернулся к своему клеврету:

— Ты еще не закончил?! — Это был уже не шепот, а гневное шипение!

— Закончил, господин… — едва слышно отозвался писец. — Уже закончил…

— Тогда освободи это помещение от своего присутствия!..

Темная тень бесшумно метнулась от столика к стене и вдруг… растворилась в ней.

Трижды посвященный снова повернулся к Ратмиру, и тот опять увидел темные внимательные глаза. Последовал долгий молчаливый взгляд, а затем тихий шепот:

— Ну что ж, волк… Прощай до… Совета…

Закутанная в белое тень повернулась, медленно и бесшумно, словно призрак, поплыла прочь от постели Ратмира и тоже растворилась в стене. Спустя несколько минут Ратмир почувствовал, что ментальное воздействие на него ослабело, а затем и вовсе исчезло. Около получаса он продолжал притворяться спящим, а затем «проснулся». Потянувшись, он смахнул ладонями с лица «остатки сна» и встал с постели. Внимательно оглядевшись, он убедился, что никаких следов присутствия в его комнате незваных гостей не осталось, разве что листки на столике сложены чуть иначе. Правда, заметить это можно было, только зная, что в комнате появлялись посторонние.

Ратмир подошел к окну и надолго задумался. Нет, его не занимала личность незваного гостя, этот интерес он отодвинул на второй план — незачем думать о том, что не представляет пока опасности, а сам посетитель рано или поздно себя обозначит. Сейчас Ратмира занимал перстень. Три дня он совершенно не ощущал его на своей руке, не ощущал до такой степени, что даже забыл о нем! И вот перстень сам напомнил о себе, причем напомнил, проявив странное свойство — определил и качественно обозначил ментальную атаку! Сейчас ему стало совершенно ясно, что, если бы перстень не предупредил его, он никогда не засек бы столь тонкое ментальное воздействие и, возможно, теперь спал бы самым натуральным сном, даже не подозревая о тайном посещении своей комнаты!

«Прежде всего надо понять, откуда он взялся на моем пальце?.. — подумал трижды посвященный волхв, и в тот же момент в его памяти возникли слова: „Если ты вернешься в Мир, у тебя будет доказательство того, что ты побывал за гранью Бытия…“» Эту фразу он слышал от Вершителя Марка, когда они беседовали на Звездной тропе, по ту сторону Бытия. И еще Марк сказал: «Они должны вспомнить эту вещь!..»

«Эту вещь! Так не перстень ли имел в виду Вершитель Марк?!»

Ратмир машинально сжал кулак, почувствовал округлость камня и, как ему показалось, легкое, приятное тепло… Ему вдруг стало легко и светло, как бывало в детстве, когда он еще не задумывался о своем будущем, а просто любил всех вокруг и все вокруг любили его — мальчишку, княжича!

«Нет! — неожиданно оборвал Ратмир сам себя. — Эта легкость, этот свет оттого, что у меня появился друг!.. Друг, который умеет многое, я даже представить себе пока не могу, что именно! Похоже, меня ожидает немало открытий! Но самое главное — „они должны вспомнить эту вещь!..“»

Теперь он ясно понимал, кто именно должен будет вспомнить!

Три дня спустя, утром, когда Ратмир стоял у открытого окна, любуясь открывающимся перед ним бескрайним простором, за его спиной раздался знакомый голос:

— Ну что, волк, не надоело тебе томиться здесь в одиночестве?..

Княжич быстро обернулся. Посреди комнаты, улыбаясь, стоял его бывший наставник, трижды посвященный Остин. Ратмир сделал шаг вперед и улыбнулся в ответ:

— Ждать несложно, если знаешь, чего и сколько надо ждать!..

— А вот ждать тебе больше и не нужно! — Остин чуть повернулся и указал рукой на противоположную окну стену комнаты. — Прошу за мной!

— Но мне положено находиться в изоляции не менее семи суток!.. — Ратмир внимательно посмотрел в глаза Остина. — А этот срок еще не прошел!

— Совет решил, что не имеет смысла и дальше держать тебя в башне Покоя. — Остин пожал плечами, словно бы говоря, что решение Совета посвященных лично ему вполне понятно. — Сейчас ты переберешься в новые апартаменты, а завтра предъявишь Совету посвященных доказательства того, что ты побывал по ту сторону Бытия. Затем с тобой побеседует Вершитель — ты должен определить круг своих научных и общественных интересов, принять на себя, как члена Совета, решение определенных задач и проблем… Кстати, твой брат Всеслав уже два дня, как прибыл в Лютец и ожидает встречи с тобой.

По тону, которым была сказана последняя фраза, и легкой усмешке, промелькнувшей на губах Остина, Ратмир понял: Всеслав вне себя от того, что его не допустили к брату немедленно.

— Ну что ж, — кивнул Ратмир, — я готов последовать за тобой… уважаемый.

Уловив крошечную паузу перед последним словом, трижды посвященный снова легко улыбнулся: его подопечный и после третьего посвящения — после смерти и воскрешения — остался таким же, как прежде.

Остин снова двинулся к стене, и Ратмир последовал за ним, с интересом наблюдая, что же последует далее — он тщательно обследовал стены своей комнаты и был уверен, что никакого скрытого выхода в них нет. И вдруг по стене, к которой приближался Остин, пробежала легкая дымка, и в ее середине проступили контуры арки, а еще через мгновение арка обозначилась совершенно отчетливо, и в ней даже не было дверей!

Ратмир ошеломленно остановился, а его бывший наставник, словно бы ожидая подобной реакции, снова повернулся к нему.

— Не огорчайся, — мягко проговорил он, понимая состояние Ратмира. — Эту иллюзию создавали четверо трижды посвященных, так что даже тебе было не под силу ее раскусить.

Ратмир улыбнулся и молча кивнул.

Они долго спускались вниз по достаточно широкой винтовой лестнице — комната, в которой Ратмир провел шесть суток, находилась на самой вершине башни. Наконец трижды посвященный волхв увидел стражника Совета, стоявшего на карауле у закрытой двери. И только сейчас Ратмир вдруг понял: подсознательно он опасался, что останется в башне Покоя навсегда! Но стражник почтительно вытянулся, и перед Ратмиром распахнулась дверь, выпуская его из полумрака башни на залитый солнцем двор.

Следом за Остином он шагнул через порог и… замер, прикрыв глаза, насторожившись! Он вдруг ощутил объявшую его дикую, необузданную Силу Земли, ощутил сейчас, в полдень, когда эта Сила никак не должна была себя проявлять, поскольку лившийся с неба солнечный свет давил ее, сковывал. И тут же до него дошло, что все время пребывания в башне Покоя он был отделен от этой животворной силы! Отделен!.. И даже не понимал, не ощущал этого!!!

Ратмир медленно повернулся, поднял руку и осторожно, словно боясь обжечься, провел кончиками пальцев по старому камню стены. Теперь он знал, почему башня носит такое странное имя!

— Быстро ты понял… — прозвучал за его спиной спокойный, даже чуть отрешенный голос Остина.

Ратмир обернулся и уперся взглядом в темные, немного печальные глаза бывшего наставника.

— Эти стены никогда не выпустят свою добычу… — Голос Остина был все так же спокоен, но глаза уже смотрели мимо Ратмира. — Ни один, даже самый умелый многоликий не справится с ними без Силы!.. А до Силы ему не добраться… Остается только… Покой!

Остин отвел Ратмира к дважды посвященному Хорту, управлявшему хозяйством университета, и княжич-волк удивился перемене, происшедшей в этом сухом высокомерном человеке, обычно разговаривавшем с ним так, словно он делал огромное одолжение! Увидев двоих трижды посвященных, входящих в его кабинет, Хорт выскочил из-за своего письменного стола и вдруг согнулся в глубоком поклоне. На его широком толстощеком лице появилась умильная улыбка, и только в небольших темных глазах притаилась прежняя расчетливая сухость.

— Чем могу быть полезным, уважаемые?! — проговорил управляющий, жестом приглашая членов Совета присаживаться в мягкие кресла с высокими спинками. Остин направился было к одному из кресел, однако Ратмир остановил его, сухо ответив хозяину кабинета:

— Я зашел к тебе, уважаемый Хорт, чтобы сообщить, что желал бы сохранить за собой свои прежние апартаменты в Звездной башне!

На лице Хорта промелькнула некоторая растерянность, он бросил быстрый взгляд в сторону Остина, однако тот отвел глаза, словно решение его бывшего подопечного было самым обычным.

— Но… — неуверенно протянул управляющий, — эти апартаменты не соответствуют положению, которое занимает трижды посвященный!.. Я взял на себя смелость подготовить для тебя, уважаемый Ратмир, апартаменты в башне Зверя. Это лучшие жилые комнаты из свободных сегодня, а в подвале башни имеется отлично оборудованная лаборатория!.. Если трижды посвященному по каким-либо причинам не подходит башня Зверя, можно в течение двух-трех часов навести порядок в апартаментах покинувшего нас трижды посвященного Рыкуна!..

Увидев, что Ратмир отрицательно покачал головой, Хорт быстро добавил:

— Может быть, трижды посвященный желает посмотреть весь перечень свободных помещений университета?! Естественно, тех помещений, которые соответствуют его высокому положению!..

И тут управляющий внезапно замолчал, словно его язык парализовало! Более того, вся его фигура вдруг застыла в невозможной неподвижности, казалось, что само дыхание его прервалось! Два черных зрачка, врезанных в темно-зеленую, чуть мерцающую радужную оболочку, буквально вонзились в его глаза, заставляя недвижно внимать низкому глухому голосу.

— Я всегда тщательно обдумываю то, что собираюсь сказать или сделать… если мне нужен чей-то совет, я его спрашиваю… А вот непрошеных советов мне не нужно, и если ты в будущем попробуешь мне их давать, высказывать свое мнение, пытаясь меня переубедить, или обсуждать мои… просьбы!.. Я тебя… накажу!..

Последовала короткая пауза, во время которой Хорт вдруг почувствовал, как его горло сжала невидимая удавка, а затем Ратмир все тем же низким глухим голосом спросил:

— Ты все понял?..

Хорт кивнул и, словно опасаясь, что его кивок не заметят, натужно просипел перехваченным горлом:

— Да, господин…

Снова последовала короткая пауза, и Ратмир спокойно проговорил своим обычным голосом:

— Вот и хорошо, уважаемый Хорт. Надеюсь, двух часов тебе хватит, чтобы навести порядок в моих апартаментах?

— Да, господин.

Хорт снова поклонился, и на этот раз поклон был адресован одному Ратмиру.

— Вот и прекрасно, — подвел черту под разговором волк и повернулся было в сторону Остина, но его остановил дрожащий голос управляющего:

— Господин, можно спросить?..

Ратмир медленно обернулся и разрешил:

— Можно.

— Какие господин отдаст распоряжения по поводу прислуги?..

— На твое усмотрение, уважаемый Хорт… — пожал плечами трижды посвященный. — Постарайся только, чтобы ее было не слишком много и чтобы она была достаточно квалифицированна!

— Понял, господин!

Хорт снова поклонился, а Ратмир, словно бы и не замечая этого поклона, обратился к Остину:

— У меня появился еще один вопрос, но я думаю, мы сможем обсудить его в университетском парке, не отвлекая уважаемого Хорта от выполнения его обязанностей.

— Трижды посвященные могут полностью располагать моим кабинетом, — немедленно отозвался управляющий хозяйством. — Я вполне обойдусь…

И тут же замолчал, наткнувшись на внимательный взгляд Ратмира.

А тот снова повернулся к Остину, и трижды посвященный, не дожидаясь просьбы, направился к выходу из кабинета.

Ратмир еще раз внимательно посмотрел в глаза Хорта и вышел вслед за своим бывшим наставником.

Когда трижды посвященные удалились, Хорт медленно выдохнул и осторожно опустился в свое кресло. Ему, давно служившему в университете и прекрасно знавшему всех трижды посвященных, было ясно — в Совете посвященных появилась личность, с которой придется считаться всем… вплоть до самого Вершителя!

И на его лице медленно расцвела довольная улыбка.

«Хорошо, что я не успел приступить к перестройке Звездной башни!.. — подумал управляющий хозяйством университета. — Надо только проверить, не наследил ли трижды посвященный Тревор в апартаментах волка?!»

До университетского парка, раскинувшегося рядом со зданием ректората, Ратмир и Остин дошли в полном молчании. Княжич-волк шел, глубоко задумавшись, а его бывший наставник изредка поглядывал на своего воспитанника и едва заметно улыбался. Когда они вышли на аллею, обрамленную старыми липами, Остин покачал головой и негромко проговорил:

— И все-таки ты очень сильно изменился…

Ратмир бросил взгляд на трижды посвященного, но промолчал, а Остин, едва заметно вздохнув, спросил:

— Так какой же вопрос у тебя появился?..

— У покинувшего нас трижды посвященного Рыкуна, — неторопливо заговорил Ратмир, — были ученики. Каково их будущее?.. Смогут ли они и дальше продолжать обучение?

Несколько секунд Остин молчал, словно обдумывая заданный вопрос, а затем так же неторопливо ответил:

— Вообще-то, об этом говорить рано, но, уж коли ты сам заинтересовался судьбой этих ребят, я тебе скажу. Если ты войдешь в Совет посвященных… — Последовал короткий, быстрый взгляд, оценивающий реакцию собеседника на некоторое сомнение, вроде бы содержащееся в этих словах, а затем Остин продолжил: — То по сложившейся традиции ученики Рыкуна должны будут перейти под твою опеку. Правда, ты имеешь право в течение четырех недель отказаться от опеки над ними, и тогда их судьбу будет решать Совет… Возможно, кто-то из трижды посвященных захочет принять этих ребят под свою руку.

Остин на мгновение замолчал, хотя ответ и выглядел незаконченным, а Ратмир, воспользовавшись этой паузой, быстро переспросил:

— А много у Рыкуна было учеников?

— Всего двое, — ответил Остин и снова бросил взгляд на шагавшего рядом с ним Ратмира. — Рыкун не любил возиться с учениками.

— Когда я смогу с ними познакомиться? — поинтересовался Ратмир.

— Сразу после того, как ты станешь членом Совета.

Через два часа Ратмир, простившись с Остином, вошел в Звездную башню университета — свое постоянное место пребывания с тех, уже достаточно давних пор, как он прошел второе посвящение.

Медленно, словно заново знакомясь с башней, он обошел жилые помещения, спустился в подвал, где располагалась его лаборатория, обошел маленький огороженный дворик, в котором он так любил сидеть вечерами на каменной скамье и думать. Мебель и убранство комнат, оборудование, приборы и реактивы в лаборатории — все выглядело как обычно. Казалось, ни один стул не был тронут со своего места с тех пор, как Ратмир покинул башню, отправляясь на последнее испытание третьего посвящения, хотя он прекрасно знал, что Хорт намеревался передать башню другому человеку и наверняка уже начал работы по ее переоборудованию. Да и тот любопытствующий трижды посвященный, что навестил его в башне Покоя, наверняка не обошел своим вниманием Звездную башню. Наконец Ратмир вошел в жилые помещения первого этажа, где раньше квартировали два ученика, готовившиеся к первому посвящению, а теперь должны были располагаться его слуги.

В прихожей никого не было, но в чуть приоткрытом шкафу волк заметил три одинаковых плаща. Толкнув дверь в комнату, он переступил порог и увидел трех мгновенно вскочивших из-за стола молодых ребят — двух извергов и одного многоликого, явно не посвященного. Один из извергов, Крат из стаи западных кабанов, и раньше служил у Ратмира, а вот двое других были ему незнакомы.

Пройдя на середину комнаты, Ратмир повернулся к Крату и приказал:

— В доме для приезжих остановился вожак стаи восточных волков Всеслав. Будь любезен, сходи к нему и передай, что я буду рад видеть его сегодня вечером, но не ранее часа вепря.

Крат молча поклонился и быстро направился к двери. Ратмир повернулся к двум оставшимся в комнате юношам и вдруг услышал за спиной негромкое:

— Я счастлив, господин!.. Поздравляю тебя!

Входная дверь чуть скрипнула, выпуская изверга, а губы Ратмира тронула едва заметная улыбка.

Однако трижды посвященный тут же стер ее и окинул внимательным взглядом стоящих перед ним молодцев.

Изверг был невысокого роста, можно сказать, приземист, длинные крепкие руки, спокойно висящие вдоль тела, оканчивались широкими, удивительно чистыми и даже какими-то пухлыми ладонями. Простоватое лицо изверга, усыпанное веснушками, также было чистым, с пухлыми щеками, толстыми, чуть приоткрытыми губами, крупным носом с тонкими чуткими ноздрями и гладким высоким лбом. Ясные блекло-голубые глаза смотрели на Ратмира с той удивительной непосредственностью, с какой ребенок смотрит на взрослого, которому доверяет.

«Повар, — догадался Ратмир, — хотя и молод. Хотелось бы, конечно, кого-то поопытнее, но можно испытать и этого!»

Трижды посвященный волхв перевел взгляд на многогранного. Совсем молодой паренек едва доходил Ратмиру до плеча. Чуть раскосые глаза, черные, удивительно густые волосы и широкие скулы выдавали в нем южанина — на Севере тоже можно было найти похожий тип людей, но они не любили покидать свои земли. Лицо юноши было какое-то… острое — при широких скулах странно впалые щеки, длинный тонкий нос, небольшие тонкие губы. Светло-карие глаза были неуловимы — парень вроде бы смотрел в лицо Ратмиру, но при этом его взгляд ускользал, словно боялся выдать некую тайну. И руки у паренька были… беспокойные — то прятались за спину, то независимо упирались в бока, то, словно обессилев, обвисали вдоль тела, но пальцы при этом продолжали шевелиться, как будто что-то перетирая или ощупывая.

Ратмир насторожился, однако не выдал этого. Негромко, но с некоторой суровостью в голосе он спросил:

— Как вас зовут?..

— Хвост, — немедленно откликнулся многогранный. — Из стаи южных лис!

Веснущатый изверг посмотрел на лиса, словно желая убедиться, что тот закончил представляться, и только затем неторопливо низким голосом проговорил:

— Пап*!*и*!*н, изверг из стаи западных оленей…

Ратмир помолчал, еще раз внимательно оглядел обоих парней, а затем обратился к извергу:

— Ты, Папин, можешь заняться своим делом — ужин на две персоны должен быть готов к часу вепря.

Он перевел взгляд на Хвоста, но Папин все тем же неторопливым тоном переспросил:

— Господин не уточнит, что именно подать на ужин?

Ратмир вопросительно поднял бровь, и Папин пояснил:

— Я еще не знаю вкусов господина, его гастрономических пристрастий…

— За столом будет двое волков, так что ты можешь исходить из этого факта… А вообще-то, в еде у меня никаких особых пристрастий нет, однако пища должна быть свежей и из отличных продуктов. Особенно вино!.. И имей в виду, что этот обед будет твоим испытанием!

— Понял, господин, — прогудел изверг и, немного неуклюже повернувшись, направился к выходу.

«Надеюсь, он знает свое дело… — с внутренней улыбкой подумал Ратмир, — и место расположения кухни».

Затем он снова повернулся к ожидавшему Хвосту.

— Хвост… Странное имя для многоликого… — Трижды посвященный специально употребил имя, придуманное многогранными извергами, и убедился, что это ничуть не возмутило южного лиса. — Неужели тебе дал это имя твой отец?!

— Нет… — быстро улыбнулся в ответ Хвост. — Мое родовое имя — Хворост, это уже здесь, в университете, меня так прозвали… Ну, вроде бы сократили мое настоящее имя.

— И давно ты в университете?..

— Второй год…

Бодрости в голосе Хвоста вдруг значительно поубавилось, и Ратмир понял, что разговор на эту тему парню не очень нравится. Однако он продолжил его:

— И чем же ты все это время занимался?

После этого вопроса Хвост совсем скис. Взгляд его уехал в сторону, словно на боковой стене он увидел что-то очень интересное, да и отвечать он уже не торопился. Однако Ратмир молчал, и потому отвечать лису пришлось:

— Год я отсидел на Скамье Познания, а потом меня… ну… это…

— Выгнали?.. — подсказал Ратмир.

Хвост кивнул и опустил глаза к полу.

— За что?!

Вопрос прозвучал настолько резко, что парень испуганно вскинул глаза и встретил жестко вопрошающий взгляд вдруг позеленевших глаз трижды посвященного волхва.

— За что?! — снова прогремел вопрос, и Хвост вдруг понял, что губы у трижды посвященного при этом оставались неподвижными. — Говори! Я все равно узнаю правду!

— Меня обвинили… что я… ну… сказали, будто я… ворую…

Последовала пауза, и Хвост вдруг ощутил, как напряжение, скрутившее его тело, опало. Следующий вопрос Ратмира прозвучал уже гораздо спокойнее:

— Сказали или… доказали?..

Хвост быстро покрутил головой:

— Только обвинили, доказать ничего не смогли!

— Тебя исключили из учеников только по подозрению?.. — удивился Ратмир.

Хвост кивнул и снова опустил глаза к полу.

— Значит, обвинявших было больше пяти… — констатировал Ратмир.

Хвост опять молча кивнул.

— Так обвинение было обоснованным? — проговорил Ратмир уже совсем спокойно, даже чуть насмешливо.

И снова последовал лишь молчаливый кивок, но чувствовалось, что Хвост несколько приободрился — раз Ратмир не прогнал его сразу, значит, надежда оставалась.

— Так… — Ратмир прошелся по комнате и опять остановился напротив опустившего голову юноши. — Тебе покровительствует… Вершитель?!

Вопрос был не случаен: Кануг, занимавший место руководителя Совета посвященных, тоже был из стаи южных лис. И хотя считалось, что трижды посвященные никак не связаны со стаями, в которых они родились, на деле такое покровительство не считалось серьезным нарушением этики.

Однако Хвост отрицательно помотал головой.

— Кто же тебя… пристроил в услужение к трижды посвященному?! — с нескрываемой насмешкой поинтересовался Ратмир.

Хвост едва заметно вздохнул и после крошечной паузы ответил:

— Дважды посвященный Хорт… Я не мог вернуться в стаю, после того как меня… Ну, вот… Господин Хорт предложил мне пойти в услужение к трижды посвященному… Он сказал, что трижды посвященный не будет интересоваться моим прошлым, а если я ему понравлюсь, то со временем он, может быть, возьмет меня в ученики…

— Но трижды посвященные не берут в ученики многоликих, не прошедших хотя бы первого посвящения!

— Господин Хорт сказал, что бывали исключения, только надо заслужить благодарность трижды посвященного!

Ратмир в раздумье еще раз прошелся по комнате, а затем, остановившись, неожиданно спросил:

— Почему твои обвинители не попытались поймать тебя с поличным?! Ведь можно было устроить тебе ловушку…

И тут физиономия Хвоста вдруг расплылась в нагловато-довольную ухмылку:

— Они пробовали меня ловить, и не один раз пробовали! Ха!.. Только у них ничего не получалось! И никогда бы не получилось!!!

— Однако какое-то доказательство у них все-таки было! — с напором проговорил Ратмир.

Хвост снова помрачнел и с нескрываемой злобой выдохнул:

— Они подкупили какого-то торговца и представили его ректору. Этот торговец заявил, что я расплатился в его лавке меченой монетой. Он даже описал метку, но не смог представить монету! Ее у него просто не было — я в его лавке никогда ничего не покупал! Но ректор учел эти показания… этот навет!!! И меня выгнали!

И тут вдруг на его физиономии снова появилась прежняя ухмылка:

— Только этот торгаш сильно пожалел о своей жадности.

— Да?! — деланно удивился Ратмир. — Это почему же?..

— Потому что через два дня у него вовсе не осталось монет! Представляешь, господин, у него в одну ночь выгребли все! И в лавке, и из дома! Он стал нищим!

И тут Хвост вдруг замолчал, словно вспомнив, с кем он разговаривает!

А Ратмир несколько секунд с интересом рассматривал юношу, а затем неожиданно произнес:

— Хорошо, ты можешь остаться!

Хвост поднял на трижды посвященного изумленные глаза, он, похоже, не верил услышанному. Ратмир усмехнулся и продолжил:

— Ты можешь остаться, но ты должен будешь выполнять следующие условия: не воровать — если я узнаю, что ты что-то украл, и не обязательно у меня, я тебя отдам под суд, и ты сам признаешься в этой краже!

Трижды посвященный волхв помолчал, давая лису время сообразить, что именно заставит его признаться. Когда Хвост понимающе кивнул, Ратмир продолжил:

— Если к тебе обратится дважды посвященный Хорт с требованием оказать ему услугу в благодарность за твое устройство в услужение, ты немедленно сообщишь об этом мне, независимо от того, какова именно будет эта услуга!

На этот раз кивок последовал немедленно.

— Поскольку повар и ближний слуга у меня уже есть, ты начнешь свою службу с разовых поручений и… с помощи в лаборатории. Ты ведь уже знаком с работой в лаборатории?..

— Да… господин, — отозвался Хвост хрипловатым от внутреннего волнения голосом и, чуть помедлив, добавил: — Спасибо, господин!

Оставшееся до встречи с братом время Ратмир потратил на купание, массаж, переодевание. Проверил он и работу своего нового повара.

Всеслав явился в самом начале часа Вепря. Крат провел его в кабинет Ратмира и вышел, плотно притворив за собой дверь. Ратмир молча указал брату на кресло, стоявшее около письменного стола, и, после того как брат расположился в нем, долго рассматривал вожака стаи восточных волков. Первым не выдержал затянувшееся молчание Всеслав. Кривовато ухмыльнувшись, он с легкой насмешкой проговорил:

— Ты, братец, я смотрю, стал очень важной фигурой — вожаку стаи приходится ждать двое суток, пока ты соблаговолишь снизойти до встречи с ним…

Несмотря на спокойный голос и свободную, расслабленную позу Всеслава, Ратмир мгновенно понял, что тот едва сдерживает ярость.

— К сожалению, я не мог встретиться с тобой раньше, — негромко ответил он. — Я находился в… изоляции.

— В какой изоляции?! — удивленно переспросил Всеслав.

Снова последовала пауза, на этот раз не слишком долгая, как будто, прежде чем ответить брату, Ратмир оценивал, что именно ему имеет смысл рассказать. Наконец он, откинувшись в кресле, заговорил размеренным спокойным голосом:

— Пять суток назад я прошел последнее испытание третьего посвящения. После этого испытуемый изолируется от Мира в башне Покоя — Совету надо понять, не слишком ли исказилось его мировосприятие.

— То есть не сошел ли он с ума?! — уточнил Всеслав со своей привычной ухмылкой.

— Можно сказать и так, — согласился Ратмир.

— Ну, раз тебя из этой башни… Покоя выпустили, с рассудком у тебя должно быть все в порядке? — не то спросил, не то пошутил Всеслав.

— Все в порядке, — подтвердил Ратмир.

— Ну, тогда ты мне, надеюсь, можешь сообщить, для чего ты вызвал меня в Лютец, да еще так срочно. Посланник Совета буквально приказал мне явиться.

— Совет посвященных никому не приказывает, — спокойно возразил Ратмир. — Совет посвященных может только рекомендовать…

— Рекомендовать?! — Казалось, что это вполне нейтральное слово стало тем спусковым крючком, который освободил во Всеславе долго копившуюся ярость. — Да, ваш посланник выразился именно так — «Совет посвященных рекомендует вожаку стаи восточных волков немедленно прибыть в университет города Лютеца для встречи с трижды посвященным Ратмиром из стаи восточных волков». Только многие из моих волков, едва услышали эту речь, схватились за рукоятки мечей!!!

— Зачем?.. — самым спокойным тоном поинтересовался Ратмир.

— Что — зачем?! — не понял Всеслав.

— Зачем они схватились за рукоятки мечей? — уточнил Ратмир.

— Затем, чтобы смыть позор, нанесенный стае этим… Советом!!! — прорычал Всеслав.

— Ну и как?.. — снова коротко поинтересовался Ратмир.

— Что — ну и как?! — опять не понял Всеслав.

— Смыли?..

В этом уточнении прозвучала настолько нескрываемая издевка, что Всеслав буквально задохнулся. Вскочив с кресла, он принялся быстро ходить по кабинету, размахивая руками и выкрикивая:

— Нет, я остановил их, и это было благом для посланца Совета!!! Я решил сначала выяснить, что заставило тебя в такой неподобающей форме требовать моего приезда! Может быть, ты находишься при смерти, может быть, тебе угрожает какая-то опасность и нужна срочная помощь?! Но ты, как я убедился, вполне здоров и благополучен, вон, даже третье посвящение прошел. Так что, будь любезен, объясни мне эту самую «рекомендацию»!!!

Всеслав остановился как раз напротив сидевшего за столом Ратмира и уперся пылающим взглядом в темные глаза волхва. Несколько долгих секунд в кабинете висела напряженно звенящая тишина, а затем вожак стаи вдруг увидел, как глаза его брата стали менять свой цвет. Прошло не больше десяти секунд, и на Всеслава глядели немигающие, горящие зеленым светом волчьи глаза, прочеркнутые черной чечевицей зрачка. А затем он услышал тяжелую, показавшуюся ему мертвой мыслеречь:

«Где Вотша, Всеслав?!»

Вожак на ощупь, не отрывая взгляда от мерцающих волчьих глаз брата, опустился в свое кресло. Он слышал вопрос, но не до конца понял его, ему мешала бьющаяся в голове паническая мысль:

«Он же не перекинулся волком!!! Почему у него такие глаза?!»

Но на этот раз Ратмир не стал долго ждать ответа, он повторил, все тем же «мертвым» тоном, только гораздо напористее:

«Отвечай, где сейчас находится извержонок Вотша?!»

«Но… — растерянно начал Всеслав, автоматически переходя на обмен мыслями, — он…»

В этот момент ему наконец-то удалось оторвать взгляд от страшных глаз брата, и, опустив голову, он быстро подумал:

«Не знаю я, где твой извержонок!..»

«Я оставил в твоей стае мальчишку-извержонка. — Казалось, мыслеречь Ратмира стала еще более мертвой. — Я объяснил тебе, какое значение имеет этот извержонок для стаи и для всего нашего Мира! Я просил тебя о совсем немногом: сделать так, чтобы извержонок почувствовал себя в стае родным. И вот теперь ты мне заявляешь, что не знаешь, где находится мальчишка!!!»

«Я же сказал, что не знаю, где сейчас находится твой извержонок!!!» — мысленно взвизгнул Всеслав, но теперь его мысль была полна не яростью, а истерикой.

«А что ты знаешь?!»

«Извержонок исчез в ночь после его поединка с Юсутом…» — начал Всеслав все тем же истеричным тоном.

«Так… — жестко задавил его неоконченную мысль Ратмир. — А теперь успокойся и рассказывай подробно — что за поединок, как проходил, чем закончился и когда обнаружилось, что Вотша исчез из замка?!»

Несколько мгновений Всеслав молчал, затем как-то судорожно вздохнул и вдруг почувствовал, что его напряжение улеглось. Правда, обычная уверенность в себе и выработавшееся с годами высокомерие не вернулись, но спокойно рассказать все, что произошло в крайском замке в тот достопамятный день, почти год назад, он уже мог.

«В конце прошлого лета ко мне в Край съехалось несколько вожаков из соседних стай, в том числе отцы всех ребят, воспитывавшихся в моем замке. Закончив дела, я, как водится, решил устроить пир для всех моих гостей, а перед ним боевое состязание. Сейчас уже не помню, кто именно из вожаков предложил перед этим состязанием провести турнир мальчишек, обучавшихся в замке, а их было восемь человек — как раз четыре пары. Хотя… никто, в общем-то, не сомневался, что победит Юсут, сын Юмыта, вожака южных ирбисов. Так и получилось, хотя победа далась ему совсем не так просто, как надеялся его отец…»

На секунду Всеслав замолчал, словно припоминая события того дня, однако Ратмир мгновенно понял, что брат пытается как-то обойти не слишком приятные для него подробности, а потому жестко приказал:

«Рассказывай все!»

Всеслав вздрогнул, но поднять глаза на младшего брата не решился, а «заговорил» быстро, не продумывая мысль тщательно:

«По условиям поединка победитель должен был получить приз из рук княжны Лады… ну и… — Всеслав на секунду запнулся. — Ну и она должна была его поцеловать!..»

Он замолчал, словно ожидая реакции Ратмира на эти слова, но тот молчал, и вожак восточных волков продолжил:

«Вот только дочь моя очень не хотела целоваться с этим ирбисенком и, воспользовавшись правом хозяйки турнира, выставила своего бойца — Вотшу!»

«Извержонок владел оружием?!» — Мысль Ратмира была полна изумления.

«И как оказалось, весьма неплохо! — криво усмехнулся Всеслав. — На один удар Юсута он ответил двумя, а затем просто не стал добивать ирбиса, хотя имел на это полное право. Ну, тот вышел из себя от унижения — сам понимаешь, проиграть поединок какому-то извержонку на глазах отца, вожаков нескольких стай и Лады… Вот он и решил разделаться с Вотшей, повернувшись к Миру родовой гранью! Старый… если помнишь — один из моих дружинников… он проводил турнир, остановил бросок Юсута на Вотшу и объявил ирбиса проигравшим, поскольку тот, как ты сам понимаешь, откинул оружие в сторону! Приз вручили Вотше, да к тому же Лада его еще и поцеловала!!!»

Всеслав замолчал, словно последние мысли дались ему ценой большого напряжения, а затем с новой усмешкой продолжил:

«Мои волки были очень довольны тем, что какой-то извержонок из волчьей стаи смог одолеть княжича-ирбиса, а вот Юмыт посчитал это страшным оскорблением! Ты бы слышал, что он предлагал сделать с „вонючим извергом“, посмевшим поднять оружие на его сына. В общем, он потребовал выдать Вотшу ему, только на этом условии он соглашался остаться моим союзником на юге».

«И ты?!» — мысленный вопрос Ратмира был приглушен, но от того напряжения, которым он был наполнен, по спине Всеслава пробежал противный липкий холод, а под ложечкой защемило, словно он выпил прокисшего вина.

«Нет! — с излишнейторопливостью ответил он. — Я не отдал ему Вотшу, я… я решил, что извержонок вообще ни в чем не виноват — он точно следовал условиям схватки, а отказаться от поручения княжны он не мог, ведь он был ее пажом…»

«Вотша был пажом княжны?!» — снова удивился Ратмир, но на этот раз его удивление было достаточно сдержанным.

«Да… — как-то нехотя подтвердил сказанное Всеслав и тут же добавил: — Но ему оставалось находиться в этом качестве совсем недолго — я уже определил его помощником к своему книжнику Вогнару».

«Так что же произошло дальше?!» — потребовал Ратмир.

«Да, в общем-то, на этом все и кончилось. Чтобы успокоить Юмыта, я пообещал бросить Вотшу в подвал замка… Навсегда… Но когда его стали искать, оказалось, что он исчез. На следующее утро выяснилось, что извержонок каким-то образом ушел из замка, взял в городской конюшне лошадь, заявив, что выполняет мое поручение, и ускакал в степь. Погоня, посланная мной, отловила брошенного извержонком коня на берегу Десыни верстах в сорока от Края, а самого извержонка так и не нашли».

«А искали?..» — неожиданно спокойным, «ожившим» тоном поинтересовался Ратмир.

«Да, разъезды обыскивали все извержачьи деревни, проверяли все дороги, четыре дружинника, обернувшись ивачами, облетели всю округу — извержонка нигде не было!»

Всеслав замолчал, но через пару секунд выдохнул с неожиданной злобой:

«Да утонул твой извержонок, и раки его давно съели!!!»

Забывшись, он вскинул взгляд и снова уперся в волчьи, горящие зеленым светом глаза на безразличном человеческом лице. А в следующее мгновение его сердце остановилось, сжатое мягкой, но беспощадной лапой.

«Нет… вожак, мой извержонок не утонул, и ты его найдешь! Найдешь и привезешь его сюда, в Лютец, в университет, в Звездную башню! Теперь у меня достаточно силы и власти, чтобы оградить Вотшу от чужого воздействия!!! А если ты этого не сделаешь, то!..»

И мягкая лапа сжалась чуть сильнее. В глазах у Всеслава потемнело, язык стал сухим и шершавым, но, превозмогая накатывающийся обморок, он прохрипел:

— Нет!!! Ты этого не сделаешь!!! Я вожак твоей стаи… я твой брат!!!

«Я — трижды посвященный волхв или, как нас называют здесь, на Западе, — истинный друид. — Мысль Ратмира была холодна и чиста, как ледниковая вода. — У истинного друида нет стаи, так что вожаки мне не указ. У истинного друида нет братьев, кроме тех, кто входит в Совет посвященных! Если ты не сделаешь то, что я говорю, в стае восточных волков будет новый вожак, и это будет не твой сын! Ты меня понял, Всеслав?!»

Вожак смог только прохрипеть в ответ что-то нечленораздельное, глаза его закатились, и он потерял сознание.

Очнулся Всеслав в затемненной комнате. Едва он открыл глаза, как дверь отворилась, и в светлом проеме появилась высокая, одетая в светлую хламиду фигура.

— Ты проснулся, брат?.. — раздался тихий, чуть встревоженный голос Ратмира, и Всеслав мгновенно вспомнил, что он пришел к брату в Звездную башню, что они говорили о чем-то важном… но вот о чем?!

— Всеслав!.. — снова негромко позвал Ратмир, и вожак восточных волков вынужден был откликнуться:

— Да, Ратмир, я проснулся…

— Ну и хорошо! — с явным облегчением в голосе воскликнул волхв. — А то я уже собрался отменять обед!

— Какой обед?! — удивился Всеслав, приподнимаясь на подложенных под спину подушках.

— Как — какой?! — в свою очередь удивился Ратмир. — Мы же за стол собирались садиться, и вдруг ты захотел прилечь на полчасика, сказал, что всю предыдущую ночь не спал, пировал с вожаком северных тюленей!

Всеслав напряг память. Он действительно встретил в университете Ольстова, вожака северных тюленей, приехавшего проведать своего младшего сына, выбравшего путь посвящения. Но, во-первых, он не помнил, чтобы они пировали, а во-вторых, он не говорил об этой встрече Ратмиру… Или говорил?.. Ведь откуда-то брат узнал о ней!..

— Так мы будем обедать? — чуть настойчивее поинтересовался Ратмир. — Или ты еще подремлешь?!

Нет, Всеслав дремать не хотел, а вот пообедать?.. Он вдруг почувствовал, что действительно проголодался… Да нет — он просто зверски голоден!

Вскочив на ноги, он воскликнул:

— Ну что ж, посмотрим, каков повар у трижды посвященного волхва!

Папин, словно понимая, что от этого обеда зависит его будущее, постарался. Всеслав встречал каждое блюдо с некоторым недоверием, просто потому, что не мог угадать, из чего оно сделано, а отведав, приходил в восторг. Ратмир ел, как всегда, очень мало, но довольно улыбался, видя, с каким аппетитом брат поглощает стряпню его нового повара.

Обед закончился довольно поздно. Всеслав осоловел от съеденного и выпитого, он требовал, чтобы Ратмир уступил ему своего повара, поскольку все равно ничего не понимает в искусстве гастрономии, да и ест неподобающе мало. Трижды посвященный в ответ только улыбался странной, блеклой улыбкой, казалось, он очень устал, но взгляд его был остер и внимателен.

Наконец Всеслав ушел в дом для гостей, а Ратмир вызвал Папина. Когда неуклюжий изверг появился на пороге его кабинета, трижды посвященный поднял голову от какого-то документа, лежащего на столе, и негромко произнес:

— Я доволен тобой, так что можешь считать, испытание ты выдержал!

И кивком отпустил повара.

Тот, потоптавшись на месте, коряво поклонился и прогудел:

— Спасибо, господин… Я буду стараться.

Всеслав не помнил, как он добрался до своих апартаментов в доме для гостей, не помнил, кто из дружинников его раздел и уложил в постель. В голове его бродил хмель, в висках несильно, но настойчиво ломило. Он старался что-то припомнить, хотя и сам не понимал, что именно. Оказавшись в постели, вожак мгновенно провалился в темный, беспробудный сон, но часа через четыре, когда ночь добивала час Волчьей звезды, из мрака, стоявшего перед его закрытыми глазами, выплыли пылающие зеленым светом волчьи глаза, и «мертвый» голос Ратмира произнес:

— Вспомнил?!

Всеслав рывком сел на кровати, он все вспомнил!!! И разговор в кабинете своего трижды посвященного брата, и то, чем этот разговор закончился. Вскочив с постели, он разбудил сопровождавших его дружинников и велел немедленно готовиться к отъезду. Спустя два часа из ворот университета выехали шестеро всадников — вожак стаи восточных волков и его свита возвращались в стольный город Край, возвращались выполнять требование трижды посвященного волхва!

Утром следующего дня в малом зале Совета собрались все четырнадцать трижды посвященных. Ратмир уже был однажды в этом зале, в тот день, когда бывший волхв стаи восточных рысей за попытку захватить власть в стае был осужден Советом на изгнание и стал первым изгоем. В зале, как обычно, был приглушен свет, и расположившиеся в своих креслах трижды посвященные были неразличимы, а пустое кресло члена Совета, в череде одетых в белые хламиды безликих людей, выглядело сиротливо. Ратмир, сидя в поставленном отдельно кресле и оглядывая собравшихся, гадал: кто из них проник в его комнату в башне Покоя, кто пытался разобраться в его исследованиях Первого пророчества?!

Наконец появился Вершитель. Заняв свое место в центре полукруга кресел, Кануг заговорил на мыслеречи:

«Уважаемые, сегодня мы собрались только для того, чтобы выслушать Ратмира из стаи восточных волков. Он прошел третье, последнее испытание третьего посвящения, и, если мы сочтем представленные им доказательства его пребывания по ту сторону Бытия достаточными, он займет место среди нас. Возможно, у кого-то из вас имеется что сказать, перед тем как Ратмир представит свои доказательства?!»

И тут же по залу прошелестела непонятно чья мысль:

«Надеюсь, уважаемый Ратмир помнит, что согласно закону и обычаям доказательство его пребывания по ту сторону Бытия должно быть… материальным?..»

«Но информация, полученная испытуемым во время испытания, всегда считалась материальной!..» — немедленно возразил другой член Совета, и Ратмир догадался, что это его бывший наставник, трижды посвященный Остин.

«Похоже, еще до моего сообщения тут готовы разгореться нешуточные споры!..» — с усмешкой подумал про себя Ратмир, и, словно подслушав его мысль, Вершитель вмешался в молчаливый спор:

«Вряд ли стоит сомневаться в том, что Ратмир знает закон и обычаи, и в том, что он имеет право представить в качестве материального доказательства полученную им информацию!»

В зале воцарилась тишина, и после короткой паузы Кануг добавил:

«Если никто не хочет предварить сообщение соискателя, пусть соискатель представит доказательство пребывания по ту сторону Бытия».

Ратмир заметил, как Вершитель откинулся на спинку кресла, словно приготавливаясь слушать длинную речь.

Еще раз внутренне усмехнувшись, он начал «говорить»:

«Уважаемые члены Совета посвященных, я буду краток. По закону и обычаям я должен был принести материальное подтверждение тому, что мне удалось побывать по ту сторону Бытия, я принес именно такое доказательство — вот оно!»

Он вытянул вперед левую руку. На безымянном пальце вспыхнула яркая зеленая искорка. Но светился не только камень, золотой ободок перстня тоже матово отсвечивал, словно в затемненном помещении нашлось достаточно света, чтобы сосредоточиться на отполированном желтом металле и отразиться от него.

Несколько секунд в малом зале Совета висела абсолютная тишина, но Ратмир чувствовал, как в полумраке зала растет и копится напряжение… И наконец оно прорвалось — по залу молнией хлестнула чья-то почти истеричная мысль:

«Око Знания!!!»

И снова воцарилась тишина, но на этот раз это была тишина потрясения. А затем в сумраке зала возникла другая, сдержанная, осторожная мысль, принадлежащая Вершителю:

«Откуда у тебя эта вещь, уважаемый Ратмир?..»

«Мне подарил ее прежний владелец», — спокойно ответил волк.

«Но ее прежний владелец давно покинул этот мир и… унес ее с собой!» — осторожно, словно боясь обидеть Ратмира, возразил Кануг.

«Я знаю это, — согласился княжич-волк. — Я встретил Вершителя Марка по ту сторону Бытия и говорил с ним! Он и отдал мне перстень».

«О чем вы с ним говорили?..» — все тем же осторожным тоном поинтересовался Кануг.

Прежде чем ответить, Ратмир секунду подумал.

«Вершитель Марк вспомнил меня, хотя видел всего один раз. Узнав, что я пришел на Звездную тропу, поскольку прохожу третье посвящение, он попросил рассказать о моей главной заботе. После того как я рассказал ему требуемое и попросил его дать мне какое-нибудь материальное свидетельство моего пребывания за гранью Бытия, Вершитель Марк пообещал мне, что, если я смогу вернуться в Мир, у меня будет такое материальное подтверждение. Вот его слова: „Они должны будут вспомнить эту Вещь!“ Когда я снова очнулся в обители Матери всего сущего, на моем пальце был этот перстень».

За этим коротким рассказом последовало долгое молчание присутствующих, которое в конце концов нарушил Вершитель Кануг:

«Прошу трижды посвященных высказывать свое мнение — можем ли мы считать, что представленное Ратмиром из стаи восточных волков доказательство его пребывания за гранью Бытия убедительно и достаточно?!»

И снова наступило молчание, но спустя несколько секунд по залу прошелестела первая ответная мысль:

«Можем…»

Прошла еще секунда, и снова в зале возникло беззвучное:

«Можем…»

Еще секунда:

«Можем…»

Секунда:

«Можем…»

Потом три секунды стояла тишина, и возникла зыбкая, неуверенная мыслишка:

«Не можем… Уважаемый Ратмир не был за гранью Бытия, он всего лишь вступил на Звездную тропу, но не прошел ее до конца…»

В зале снова воцарилась тишина, но только не для Ратмира. Зеленый камень перстня на его пальце резко потускнел, а в голове у него вдруг возник… Нет, не голос и не видение, это было вообще какое-то новое восприятие… прямое восприятие неизвестной ранее информации… неизвестного ранее Знания. Он вдруг понял, кто именно генерировал последнюю мысль, уразумел, что этот человек собой представляет, что побудило его высказаться таким образом! Это было настолько для него неожиданно, что он едва не пропустил мысль Вершителя:

«Соискатель может ответить на возражение!»

Ратмир снова внутренне усмехнулся и только затем спокойно «проговорил»:

«Во-первых, я отправился за грань Бытия для того, чтобы Мать всего сущего испытала меня. Я был готов к любому пути и к любому испытанию. То, что Мать всего сущего встретила меня уже на Звездной тропе и там же повелела Вершителю Марку переговорить со мной, — ее решение, и не мне, и не вам его обсуждать! Во-вторых, на пути за грань Бытия я в любом случае зашел гораздо дальше, чем уважаемый Варвар, так что его возражение необоснованно!»

«Протестую!!! — мгновенно заметалась по залу разъяренная мысль. — Никто не может знать, насколько далеко зашел испытуемый по Звездной тропе…»

«Око Знания это знает!!! — задавил эту мысль Ратмир. — Это знание истинное, и я могу огласить его!!!»

«Но что подтвердит твою правдивость!!!» — привел Варвар последний аргумент, однако Ратмир тут же ответил:

«Стол Истины, на который я готов взойти немедленно!!!»

«Я снимаю свое возражение!!!» — мгновенно сдался Варвар, но за этой вроде бы спокойной мыслью тянулся темный шлейф ярости и унижения.

В зале на пару секунд воцарилась тишина, после чего снова возникла мысль:

«Можем…»

Напряжение Ратмира было столь велико, что он даже не сразу понял, — это трижды посвященные продолжили высказывать свое мнение.

Затем еще шесть раз в зале «звучала» эта мысль, а вот тринадцатый член Совета посвященных сделал к своему «можем» неожиданное дополнение:

«Однако уважаемый соискатель должен передать свое доказательство Совету. На мой взгляд, эта… Вещь может принадлежать только Вершителю… или никому!»

И снова камень в перстне, засиявший было прежним зеленым светом, резко потускнел, а Ратмир стал обладателем знания о Вещи, называемой «Око Знания»! И снова он усмехнулся, готовясь возразить одному из членов Совета посвященных, но его возражение не потребовалось. Вместо него ответил Вершитель Кануг:

«Уважаемый Шавкан должен помнить, что Око Знания, созданное Вершителем Марком, может быть только подарено, причем подарено без всякого сожаления со стороны дарителя. В противном случае Вещь потеряет свои свойства! В свое время Вершитель Марк, покидая этот Мир, не пожелал подарить эту Вещь кому-либо из нас. Не думаю, что уважаемый Ратмир может сейчас без всякого сожаления подарить кому-то из нас эту Вещь!.. Но мы должны быть рады, что Око Знания снова вернулось в Мир, что оно снова будет принадлежать одному из трижды посвященных и помогать нам в наших трудах!»

После этой отповеди Вершителя в малом зале Совета еще раз прозвучала мысль «можем», после чего Вершитель Кануг поднялся из своего кресла и заговорил вслух:

— Ратмир из стаи восточных волков, дважды посвященный служитель Мира, Совет посвященных признал представленное тобой доказательство твоего пребывания за гранью Бытия убедительным и достаточным! Ты прошел третье посвящение, и, как трижды посвященный служитель Мира, ты входишь в состав Совета посвященных под именем…

Кануг замолчал, и княжич-волк понял, что он должен назвать свое новое имя, под которым его будет знать Мир всю его дальнейшую жизнь. Он неожиданно для себя тоже поднялся на ноги и четко произнес:

— Ратмир!!!

Глава 2

Часы на башне городского совета пробили четыре, и ворота вольного торгового города Ласта начали медленно открываться. Изверги из окрестных деревень, привезшие на городской рынок свежее мясо, рыбу ночного улова, овощи, фрукты и прочую снедь, возбужденно загалдели. Стоявшие впереди двинули свои повозки, не дожидаясь, когда ворота распахнутся настежь, но стражники, выскочившие за ворота, преградили путь торопыгам, выставив перед собой копья, — все въезжающие тщательно проверялись.

На дороге, ведущей к городу, позади груженых повозок, вьючных лошадей и ручных тележек, дожидался своей очереди большой крытый фургон, запряженный парой здоровенных волов. Рядом с фургоном на рослой, но спокойной лошади красовался усатый, красномордый дядька, в кожаных штанах и такой же куртке на голое тело, оглядывавший с высоты седла галдящую перед воротами толпу. На крыше фургона, рядом с привязанным там сундуком, тремя чемоданами и несколькими корзинами, лежал животом вниз молодой светловолосый парнишка не старше шестнадцати-семнадцати лет. Подперев голову руками, он тоже не отрывал глаз от людского водоворота, стремящегося как можно быстрее попасть в город.

Всадник, бросив короткий, быстрый взгляд в сторону паренька на крыше фургона, заговорил медленно глубоким, хорошо поставленным басом:

— Этот город, Бамбарей, тем и хорош, что не принадлежит ни одной стае — он, понимаешь ты, вольный и торговый. Вольный и торговый! Это значит, что, во-первых, тебя здесь никто не может схватить и посадить, если ты не нарушаешь городских законов, а во-вторых, что у местного народца имеются денежки, чтобы заплатить талантливым актерам, то есть нам, за нашу вдохновенную игру!

— Дядюшка Прок, — улыбнулся в ответ паренек, — два месяца назад ты точно так же расписывал милых жителей Норникса и гостеприимство вожака северных лис… Хорошо, что мы остановились там, рядом со вторыми воротами, и я не спал ночью, а то сегодня ты не смог бы похвалить вольный город Ласт!

— Мальчик, — ничуть не рассердившись, загудел дядюшка Прок, — учись уважать старших, даже если они ошибаются… Когда ты сам станешь немного старше, ты поймешь, как легко ошибиться в людях, а тем более в многоликих! Три года назад, когда моя труппа показывала свое искусство в Норниксе, мы имели колоссальный успех, и наш фургон просто ломился от даров растроганных высоким искусством горожан. А в этот раз капризный ветер удачи отвернулся от нас!

Бамбарей снова улыбнулся, но ничего не сказал, хотя про себя подумал:

«От дубин и топоров ломился ваш фургон, бедный дядюшка Прок, и тетка Мармела мне в деталях рассказала про этот „успех“!» Мальчишка перевернулся на спину, уставился взглядом в высокое бледно-голубое небо. Солнце еще не взошло, но небесная синь уже вылиняла — и это лето, похоже, будет жарким.

Гул толпы, пробирающейся в город, бас дядюшки Прока, продолжавшего что-то наставительно рассказывать, отошли в сторону, перестали трогать сознание юного изверга. Высокое голубое небо пробудило его память, он вспомнил такое же небо, только совсем в другом месте, над другим городом…

Почти год назад он стоял на ристалище княжеского замка в городе Крае, и сама княжна Лада, дочь вожака Всеслава, вручила ему приз победителя турнира и… и поцеловала его. Тогда он носил имя Вотша и был княжьим любимчиком, он занимался фехтованием с лучшим мечником стаи, чтением и письмом с княжьим книжником… И все это кончилось в одночасье! Победа над княжичем стаи южных барсов, самовлюбленным Юсутом принесла ему милость княжны, ненависть Юсута и его отца, Юмыта, а князь Всеслав решил навсегда заточить его в подземелье замка! Ему пришлось бежать… Бежать под безжалостным глазом Волчьей звезды, которая следит за беглецами-извергами с ночного неба и выдает их погоне! Но ему повезло — всю ночь скакал он по степи, по редким светлым рощам, уходя все дальше и дальше от княжьего города Края, а утром выехал на безлюдный берег широкой незнакомой реки. Он соскочил с коня прямо в воду, вороной умчал в степь, а он долго плыл по течению и только ближе к полудню, вымотавшись вконец, выбрался на берег. Под прибрежным кустом он и заснул, прижимая к себе единственную вещь, увезенную им из замка, свою награду — меч, который вручила ему Лада. А ближе к вечеру на берег реки, совсем рядом с тем местом, где он заснул, выехал фургон с бродячими актерами-извергами. Их голоса и разбудили его, а может быть, это был нестерпимый голод — он теперь уже и не помнил. Но актеры, ни о чем не расспрашивая, накормили его, а он, часа два понаблюдав за этими странными, словно не от мира сего, людьми, решился признаться старшему из них, дядюшке Проку, в том, что он скрывается от многоликих.

Услышав, что их неожиданный гость — беглый изверг, тот почему-то не испугался, совсем наоборот, чуть подумав, он предложил пареньку присоединиться к труппе, стать странствующим актером. Когда же Вотша упомянул о следящей за ним Волчьей звезде, соглядатае и помощнике восточных волков, дядюшка Прок только рассмеялся. Вотша прекрасно помнил его слова: «Ты возьмешь другое имя, а твою внешность мы изменим так, что ни один волк тебя не узнает, не то что какая-то там Волчья звезда!»

Эти слова старого актера стали его надеждой, его опорой! С тех пор он бродил по свету с актерами, учился их мастерству, и только меч, который он возил в тайнике под днищем актерского фургона и с которым он иногда по ночам повторял боевую науку, напоминал ему о том, кто он такой на самом деле! Тетушка Мармела, пожилая актриса, бродившая по свету всю свою жизнь, стала для него матерью — ведь свою родную мать он не знал. Красавица Вероза, насмешливая и капризная, относилась к нему с дружеской иронией, как к младшему, еще не вошедшему в разум брату. Эрих, молодой рыжеволосый парень, довольно долго приглядывался к Вотше, но, увидев однажды, как извержонок занимается фехтованием, усмехнулся и показал несколько приемов боя без оружия, чем просто поразил Вотшу. Тот не отставал от Эриха до тех пор, пока рыжий не начал обучать его этому искусству. Так началась их дружба. Но больше всех полюбила Вотшу маленькая Элио, шестилетняя актриса. Она просыпалась с его именем на губах и засыпала только тогда, когда чувствовала его рядом с собой. Именно Элио впервые назвала Вотшу Бамбареем, никто не мог понять, откуда она взяла это имя.

Почти год он прожил в относительном спокойствии и понемногу начал забывать и о князе Всеславе, вожаке стаи восточных волков, и о его брате Ратмире, дважды посвященном волхве, оставившем маленького извержонка в княжеском замке стольного города Края, и о Волчьей звезде, продолжавшей каждую ночь следить за ним своим оранжевым глазом. Теперь они въезжали в славный и богатый город Ласт, где дядюшка Прок надеялся пополнить казну труппы, раздобыть новые костюмы, а может быть, и разжиться новой историей, которую можно было бы разыгрывать перед зрителями.

Крестьянские повозки быстро втягивались в город, так что вскоре фургон бродячих артистов подтянулся к самым воротам. Когда последняя крестьянская телега, преграждавшая актерам въезд, прогромыхала под сводами воротной башни, стражник, доселе невозмутимо поглядывавший на проезжавших извергов, вдруг шагнул вперед и встал перед мордой лошади дядюшки Прока.

Старый актер, не дожидаясь вопросов воротного стража, сдернул с головы свою почти новую шляпу и поставленным грудным басом проговорил:

— Я рад видеть во здравии и лично приветствовать почтенного Ворда из стаи северных росомах!

Вопрос, готовый сорваться с губ стражника, так и не прозвучал. Удивленно взглянув на склонившегося в поклоне Прока, воин почесал кончик носа и спросил:

— Откуда ты меня знаешь, старый прохиндей?!

Дядюшка Прок выпрямился, приложил руку к сердцу и вкрадчиво пророкотал:

— Кто же не знает доблестного воина, вставшего у ворот славного города Ласта, дабы обеспечить законность и покой горожан!..

После такого ответа удивление на физиономии стражника отнюдь не исчезло, зато оно сменилось задумчивостью. Пожевав толстыми губами, стражник повторил свой вопрос:

— Ты, извержачья морда, отвечай, откуда ты меня знаешь?!

На лице дядюшки Прока промелькнуло весьма недовольное выражение, но он постарался быстро взять себя в руки. А чтобы выиграть немного времени, опытный актер взял паузу — начал медленно, покряхтывая и постанывая, слезать с лошади.

Очутившись на земле, дядюшка Прок выпрямился перед стражником, оказавшимся чуть ли не на голову ниже его, и, посмотрев сверху вниз прямо в лицо недовольно нахмурившегося воина, заговорил проникновенным шепотом:

— Староста села Лохмотья, почтенный Хитырь — надо сказать, мой большой друг, предупредил меня сегодня утром перед отъездом, что если я встречу в воротах славного города Ласта достопочтенного Ворда из стаи северных росомах, то смогу получить у него огромную помощь…

При этих словах «достопочтенный» Ворд вопросительно поднял бровь, но актер быстро продолжил, не дав перебить себя вопросом:

— …советом! Только советом, многоликий!

Последовал поклон и мгновенное движение руки, в результате которого в свободную ладонь стражника перекочевала тяжелая медная монета.

Ворд, не отрывая глаз от склонившейся головы дядюшки Прока, быстро ощупал монету, словно определяя ее достоинство, а затем, спрятав добычу в карман широких штанов, уже гораздо доброжелательнее поинтересовался:

— Так какой же совет тебе нужен, изверг?..

— Мы — актеры… — все тем же проникновенным тоном продолжил Прок, выпрямившись. — Посоветуй нам, давно не посещавшим славный город Ласт, где можно остановиться нашей труппе, чтобы иметь не только крышу над головой, но и возможность показать свое искусство наибольшему числу просвещенных жителей этого чудесного города?!

Несколько секунд стражник размышлял, а затем, кивнув самому себе, глубокомысленно проговорил:

— Езжайте прямо, до площади Трех фонтанов, а там свернете направо, на улицу Бесстыдниц. В конце этой улицы найдете постоялый двор «У трех ослов», там вы сможете не только остановиться, но и снять у его хозяина новую конюшню. Она уже под крышей, но внутри пустая, вы вполне сможете устраивать в ней свои представления. — Он еще секунду подумал и добавил: — Хозяину постоялого двора скажите, что это я вас к нему направил…

Дядюшка Прок еще раз поклонился, а затем повернулся к вознице и громко приказал:

— Ты слышал, Эрих, что сказал наш благодетель?! Воздай хвалу многоликому Ворду из стаи северных росомах и… трогай!

Сидевший на козлах рыжеволосый парень лет двадцати пяти привстал со своего места, поклонился стражнику и громко возвестил:

— Счастлива мать, имеющая такого сына, как многоликий Ворд из стаи северных росомах!

Вслед за этим парень шлепнул по спинам волов ременными вожжами, и те дернули повозку так, что возница снова оказался на своем узком сиденье, причем рожа у него мгновенно стала удивительно глупой. Ворд, слушавший хвалу собственной матери, открыв рот, расхохотался и отошел чуть в сторону, пропуская актеров, а дядюшка Прок, взобравшись на свою лошадь, отвесил еще один поклон стражнику и двинулся вслед за фургоном.

Когда фургон, миновав воротную арку, удалился от стражников, охранявших въезд в город, метров на двадцать, дядюшка Прок снова посмотрел на Вотшу и довольным тоном проговорил:

— Знай, юноша, все люди, в том числе и многоликие, готовы оказать помощь, если эта помощь не требует от них каких-либо усилий или расходов! А что может быть проще и дешевле, чем совет, данный за деньги?!

Вотша в ответ только улыбнулся.

До постоялого двора актерская компания добралась довольно быстро — народу на улицах было по раннему времени немного, а рынок, на который стремились все приезжие крестьяне, находился в другой стороне города. Серое трехэтажное здание постоялого двора было видно издалека — его ярко-зеленая крыша, украшенная огромной кирпичной трубой, прикрытой резным металлическим колпаком с флюгером в виде летящего аиста, бросилась в глаза, как только фургон свернул с площади Трех фонтанов на улицу Бесстыдниц. Да и вывеска, висевшая на углу здания, была достаточно велика, чтобы привлечь к себе внимание.

Въехав через широко распахнутые ворота во двор, фургон остановился. Дядюшка Прок, заехавший следом, спрыгнул с седла на землю и, махнув рукой своим ребятам, направился к заднему крыльцу постоялого двора, а Эрих, соскочив с козел на землю, принялся колотить в заднюю дверь фургона, покрикивая:

— Всё, приехали!.. Вставайте, лежебоки, я не собираюсь делать за вас всю работу…

В этот момент Вотша, свесив с крыши лохматую голову, проговорил:

— Да пусть они поспят, что мы сами фургон не разгрузим?

— Ага… — недовольно проворчал Эрих. — Мы будем вещи таскать, а они будут дрыхнуть.

Но стучать все-таки перестал и, зайдя сбоку, приказал:

— Ладно, сбрасывай, только осторожно!

Вотша отвязал веревку, которой актерский багаж крепился на крыше фургона, и, снова свесившись вниз, принялся аккуратно передавать в подставленные руки Эриха нетяжелые корзины. Когда все корзинки оказались на земле, дверь фургона распахнулась, и на верхней ступеньке короткой лесенки появилась женщина.

Ее молодость давно миновала, однако и старухой назвать ее было нельзя, тем более что одета она была аккуратно, даже с некоторым шиком. Ее чуть полноватую фигуру облегало бледно-зеленое шелковое платье с короткими рукавами, на ногах красовались белые чулки и зеленые туфли на невысоких каблуках. Лицо ее было слегка помято после сна, волосы растрепаны, а губы недовольно надуты. Оглядев двор чуть выпуклыми светло-голубыми глазами, она проговорила хрипловатым со сна голосом:

— Ну?! И кто здесь колотился в дверь?! Кому приспичило получить по шее?!

Тут ее взгляд натолкнулся на рыжую шевелюру Эриха, принимавшего первый из привязанных на крыше чемоданов, и она покачала головой:

— Я так и думала, что в дверь ломится этот рыжий оболтус!..

Эрих, опустив чемодан на землю, бросил косой взгляд на женщину и обиженно пробормотал:

— А ты не могла подумать, что это был оболтус-блондин?!

— Нет! Не могла! — отрезала женщина. — Бамбарей воспитан так, что не позволит себе ломиться к совершенно измотанным женщинам.

И словно в ответ на эту ее отповедь с крыши фургона донесся голос Вотши:

— С добрым утром, тетушка Мармела. Вам удалось хоть немного отдохнуть?!

— С добрым утром, Бамбареюшка… — Мармела спустилась по лестнице на землю и повернулась лицом к фургону. Тон ее стал гораздо ласковее, и даже хрипота исчезла из голоса. — Мы отдохнули, но именно что немного.

Последовал новый рассерженный взгляд в сторону Эриха, а затем Мармела снова посмотрела на свесившегося с крыши фургона Вотшу и спросила:

— А где этот бездельник, Прок?

— Где-где… — проворчал себе под нос Эрих. — На… Волчьей звезде!..

Мармела уже открыла рот, чтобы сказать рыжему ворчуну, что именно он собой представляет, но Вотша ее перебил:

— Дядюшка Прок отправился к хозяину постоялого двора договариваться о ночлеге и помещении для представлений.

— Без меня?! — Тетушка Мармела аж подпрыгнула на месте. — Да о чем он может без меня договориться?! Он же просто отдаст последние деньги, а взамен получит дохлую крысу!..

— И тетка Мармела сварит из нее похлебку… — снова проворчал себе под нос рыжий.

Однако на этот раз актриса не обратила на выпад рыжего никакого внимания. Она бросилась назад в фургон и спустя пару минут выскочила оттуда уже причесанной и подкрашенной. Снова оглядев двор уже окончательно проснувшимся, острым взглядом, Мармела скомандовала:

— Продолжайте разгрузку и не смейте будить девочек! — После чего быстрой, но донельзя элегантной походкой отправилась к заднему крыльцу постоялого двора.

Эрих, глядя ей вслед, упер кулаки в бока и, вихляя бедрами в такт шагу Мармелы, неожиданно писклявым голосом пропел:

— Вот сейчас мы обменяем дохлую крысу на старую тряпку!

После этого «театрального» представления Эрих смачно плюнул на землю и поднял руки, чтобы принять очередной чемодан.

Пять минут спустя все вещи труппы оказались на земле, а вслед за ними с крыши фургона спустился и Вотша.

Эрих уселся на крышку сундука и, с ухмылкой взглянув на Вотшу, проговорил своим обычным голосом:

— Быстро мы, Бамбарей, управились. Вот только как бы нам не пришлось таскать все эти сундуки-корзины обратно на крышу.

— Почему? — удивленно переспросил Вотша.

— А вот сейчас выбегут дядюшка Прок с тетушкой Мармелой от хозяина и оповестят, что он мошенник и договориться с ним не удалось.

На веснушчатую физиономию парня выползла довольная ухмылка — должно быть, после его слов вид у Вотши стал довольно глупым.

— Кто у нас мошенник? — донесся сонный женский голос из-за приоткрытой двери фургона. — С кем договориться не удалось?

Оба паренька, как по команде, уставились на фургон. Дверь фургона чуть скрипнула, и наружу высунулась женская головка, наряженная в шелковый, отделанный кружевами чепчик.

— И вообще, почему мы стоим? — проговорила выглянувшая женщина и, разлепив глаза, оглядела двор. — Мы что, уже приехали?

— Приехали, Вероза, приехали… — ответил Эрих, возвращаясь к привычному для него ворчливому тону. — Сейчас Прок и Мармела вернутся от хозяина постоялого двора, и вы с Элио сможете перейти в комнату. Вы продолжите спать, а мы с Бамбареем продолжим разгружать вещи!

Тут Вероза увидела на земле сундук в окружении чемоданов и корзин, широко распахнула свои чудные голубые глаза и обрадованно воскликнула:

— О, мальчики, какие вы молодцы — уже все сняли!.. Теперь вам осталось только перетаскать вещи в комнаты! — И тут же деловито прибавила: — Вы не забудете — большой желтый чемодан и вот эти две корзины поставьте ко мне в комнату.

— Конечно, Вероза, — пробурчал Эрих. — Только сначала я отнесу в комнату тебя.

— Не надо, — совершенно серьезно, даже чуть свысока отозвалась женщина. — Я вполне могу дойти сама, ты же постарайся не уронить мои корзины в грязь, как это было в той деревушке, где мы провели последнюю ночь.

— Я не ронял твои корзины в грязь, — не согласился Эрих, впрочем, без всякого азарта. — Я просто упал в темноте, споткнувшись о камень, и не моя вина, что корзины оказались в луже.

— Сейчас светло, и луж во дворе нет, — царственным движением вскинув подбородок, проговорила Вероза, — так что я на тебя надеюсь.

Затем, взглянув на Вотшу, молчаливо дожидавшегося окончания их с Эриком препирательств, она совершенно другим тоном попросила:

— Бамбарей, дружочек, ты не поможешь мне умыться… Вот только воды в фургоне совершенно не осталось.

— Конечно, Вероза, — тотчас же откликнулся паренек, — но ты должна дать мне кувшин.

Вероза мило улыбнулась и, бросив: «Сейчас», — скрылась за дверью фургона.

Через несколько секунд она появилась снова и протянула Вотше большой кувшин из желтого металла с причудливым чеканным узором.

Вотша взял посудину и побежал к колодцу, видневшемуся в дальнем углу двора, у забора, отделявшего двор с хозяйственными постройками от большого и довольно запущенного сада. Вероза снова скрылась в фургоне, но через минуту вышла, неся на руках девочку лет шести. Девчушка, явно только что из постели, плохо выспавшаяся, хныкала, а женщина негромко уговаривала ее:

— Посыпайся, Элио, просыпайся… Посмотри, куда мы приехали, посмотри, какой здесь чудесный сад, вот там ты будешь по утрам гулять со своим Бамбареем…

Услышав это имя, девочка сразу же прекратила хныкать, открыла глаза и спросила:

— А где Бамбарей?

— Вон твой Бамбарей. — Вероза развернулась так, чтобы девчушке было видно возвращающегося с водой паренька. — Сейчас мы с тобой умоемся и будем готовить завтрак.

В этот момент на заднем крыльце постоялого двора появился дядюшка Прок, а следом за ним и тетушка Мармела. Их сопровождал огромного роста изверг в сильно поношенной одежде и грубых башмаках на босу ногу.

— Тебе хозяин приказал показать нам новую конюшню, вот и показывай! — разнесся по двору глубокий бас дядюшки Прока. — А то ведь мы можем и назад вернуться, сообщить хозяину постоялого двора, почтенному Морлу, о том, как его изверг выполняет полученные поручения.

— Да, пойдем, пойдем… — отвечал изверг не менее низким басом, чем у актера, только чуть надтреснутым. — Покажу я вам эту конюшню!.. Только все равно не сгодится она вам.

Изверг-слуга одним прыжком соскочил с крыльца на землю и широким шагом направился к довольно длинному и низкому бревенчатому строению с маленькими окошками по всей стене, прилепившемуся к забору на противоположном конце двора.

— А это уж, милейший, нам решать! — пророкотал дядюшка Прок в спину слуге, быстро пересчитал ногами ступеньки крыльца и поспешил следом за верзилой.

Тетушка Мармела несколько секунд смотрела вслед удалявшимся мужчинам, затем тоже сбежала с крыльца, но направилась к фургону.

Вотша вернулся с водой, погладил девчушку по голове и с улыбкой проговорил:

— С добрым утром, княжна.

Девчушка кивнула в ответ и улыбнулась.

— Будем умываться? — спросил Вотша.

— Не будем умываться, — раздался в ответ ему голос тетушки Мармелы. — Мы отправимся в комнаты, которые снял Прок, и там приведем себя в порядок. Кстати, завтрак будет подан через полчаса, так что вам, ребятки, надо успеть за это время перетаскать в комнаты наши вещи. Фургон, волов и лошадь можете поставить вон в тот сарай за домом!

Отдав эти распоряжения, Мармела сделала знак Верозе, чтобы та следовала за ней, и направилась в сторону заднего крыльца.

Эрих и Вотша переглянулись. Вотша снова улыбнулся, а Эрих недовольно пробурчал:

— Полчаса… Придется все делать бегом или… остаться без завтрака.

— Бамбарей, я оставлю тебе пирожок! — крикнула Элио, уносимая Верозой в дом.

Махнув рукой, Эрих повернулся к Вотше:

— Постой тут с вещами, я устрою волов с фургоном и лошадь, а затем займемся вещами.

Вотша в ответ молча кивнул и уселся на сундук. Эрих взял поводья лошади, положил руку на парное ярмо волов и неторопливо пошагал в сторону, указанную Мармелой. И лошадь, и волы, как привязанные, двинулись следом за рыжим парнем, а Вотша в который раз удивился, насколько животные послушны этому доброму ворчуну.

Мармела с Верозой и Элио скрылись в доме, фургон свернул за угол здания, и двор опустел. Вотша поднял лицо к поднявшемуся над крышами домов солнцу и прикрыл глаза, отдаваясь минутному покою. И в тот же момент позади него раздался ломкий юношеский голос:

— Тебя как звать-то?

Вотша быстро обернулся. Шагах в четырех от него стоял парнишка его лет, а может быть, намного помоложе. Растрепанные волосы неопределенного, какого-то пыльного цвета обрамляли его худое бледное лицо с тонкими бескровными губами, длинным, чуть горбатым носом и внимательными темными глазами, прятавшими в своей глубине едва заметную насмешку. Единственной яркой краской на этом лице была щедрая россыпь конопушек, осевшая на щеках под глазами и казавшаяся совершенно неуместной, какой-то искусственной в соседстве с темными глазами. Одет паренек был очень бедно, если не сказать — нищенски, истрепанные до лохмотьев штаны были подвязаны куском тонкой конопляной веревки, а на худые плечи была накинута толстая блуза, давно потерявшая свой изначальный цвет, так же как рукава и пуговицы. Однако, несмотря на свою незамысловатую одежку и болезненную худобу, парень держался свободно, даже развязно.

Не дождавшись ответа, он хлопнул по лохмотьям штанины тонким гибким прутиком, зажатым в левой руке, и усмехнулся:

— Да ты, похоже, дикарь с востока, культурную речь не понимаешь. — И, скорчив рожу, переспросил неожиданно низким, хрипловатым голосом: — Твоя не понимай, чо моя тебе говорить?!

— Моя понимай, чо твоя мене говорить… — чуть улыбнувшись, ответил Вотша и в этот момент заметил краем глаза, что на ручке одной из корзин Верозы сомкнулись тонкие грязные пальцы. Вотша крутанулся на месте и ногой ударил по руке, ухватившей корзину. Раздался короткий хруст и дикий визг маленького воришки, действовавшего, похоже, на пару с оборванцем. Конопатый, отвлекавший Вотшу разговором, метнулся вперед, замахиваясь своим прутом, но извержонок быстро присел, уклоняясь от метившей по его глазам гибкой хворостины, и снова крутанулся на месте. Конопатый оборванец, сбитый подсечкой, ткнулся носом в пыль, попытался быстро откатиться, но не успел — на его шею опустилась нога, обутая в крепкий башмак, и сверху донесся спокойный голос Вотши:

— Не дергайся — шею сломаю. — И далее с издевкой: — Твоя понимай, чо моя тебе говорить?!

Однако даже оказавшись в совершенно, казалось бы, безвыходном положении, оборванец не потерял самоуверенности. Не пытаясь вывернуться, он тем не менее с прежней развязностью пробурчал, отплевывая попавшую в рот пыль:

— Не дави!.. Шея — мое слабое место!

Вотша чуть скосил глаза, второй мальчишка притих и, сидя на земле рядом с корзиной Верозы, качался из стороны в сторону, баюкая поврежденную руку. Бежать, как ни странно, он не пытался.

— Ну, и долго ты собираешься на мне топтаться?! — поинтересовался оборванец и чуть пошевелил головой, словно бы проверяя, не ослабил ли его противник нажим. Вотша неожиданно убрал ногу и отступил на шаг, держа обоих воришек в поле зрения.

Конопатый оборванец сел, потер шею и чуть сморщил нос, затем взглянул снизу вверх на Вотшу и неожиданно улыбнулся:

— А шустрый ты парень. И где тебя так драться научили?!

«Если б ты знал, где меня учили драться, никогда бы со мной не связался», — с неожиданной тоской подумал Вотша, а вслух все тем же спокойным тоном проговорил:

— Чтобы с вами справиться, большой науки не надо.

Улыбка сползла с физиономии конопатого, и он, не сводя темных прищурившихся глаз с Вотши, проговорил, цедя слова через губу:

— Слышь, Цедра, нас оскорбляют.

Маленький чумазый воришка, которому было не больше пяти-шести лет, поднял на Вотшу небесно-голубые глаза и тоненьким, писклявым голоском пожаловался:

— Ты мне руку сломал…

— Больше не будешь тянуть свои лапы куда не надо, — не глядя на малыша, ответил Вотша.

— Все, Цедра, — снова подал ленивый голос конопатый, — теперь воровать не сможешь, а за так тебя кормить никто не станет… Сдохнешь… Как пить дать, сдохнешь!

Цедра опустил взгляд на свою руку и снова принялся раскачиваться из стороны в сторону.

— Ну, почему сдохнет? — в голосе Вотши просквозило едва заметное презрение. — Пойдет по подворьям стай, где-нибудь да накормят увечного.

Цедра снова вскинул глаза, в которых быстро наворачивались слезы:

— Ну, ты и в самом деле дикарь. — В тоненьком голоске чумазого воришки вдруг зазвенела нескрываемая ненависть. — Сломал человеку руку и ни капли жалости! А мне теперь с голоду подыхать?!!

Вотша широко ухмыльнулся:

— Ну, во-первых, не человеку, а вонючему извержонку…

— А сам-то кто?! Сам-то кто?! — привскочил на месте Цедра, однако Вотша продолжал, не отвечая на его восклицание:

— Во вторых, вонючему извержонку, потянувшему руку к чужой вещи, то есть извержонку-вору. А ворам,пойманным на месте преступления, согласно кодексу вольного города Ласта, отрубают кисть вороватой руки и ставят клеймо на правую щеку. — Тут он внимательно посмотрел на притихшего Цедру и задумчиво протянул: — А может быть, мне сдать тебя моему знакомому Ворду из стаи южных росомах?.. Ему и поимка вора зачтется…

Личико мальчишки мгновенно покрылось мертвенной бледностью, но конопатый немедленно выпалил:

— У тебя нет послухов, а без послухов сам в яму загремишь за облыжный оговор!

И снова Вотша продолжил говорить, не обращая внимания на выкрик конопатого:

— Но самое главное, неужели ты думаешь, что я не могу отличить хруст ломающейся кости от треска дощечки, которую ты подложил в рукав своих лохмотьев?!

Тут он наконец-то улыбнулся, а оба вора уставились на него широко раскрытыми глазами. Несколько секунд длилось молчание, а затем конопатый выдохнул:

— Ну… зараза!!! И откуда ты такой… ученый в Ласте взялся?! Тебе б при каком-нибудь вожаке книжником служить!!!

Улыбка увяла на лице Вотши, плечи поникли, и он каким-то бесцветным голосом проговорил:

— А теперь давайте дуйте отсюда, а то сейчас Эрих вернется, он на вас и послухов найдет, и руки-ноги повыдергивает… вместе с дощечками вашими.

Конопатый вскочил на ноги и кивнул малышу:

— Пошли, Цедра, мы и впрямь что-то засиделись.

Малыш быстро поднялся с земли и, поминутно оглядываясь, двинулся следом за своим старшим товарищем, направившимся к воротам.

Вотша смотрел им вслед, и в груди у него росла глухая тоска! Он ведь и в самом деле мог сейчас быть в свите вожака стаи восточных волков. Мог бы быть!!!

Уже в воротах конопатый вдруг обернулся и негромко крикнул:

— Эй ты… дикарь, если вдруг помощь какая понадобится, найди Выжигу… меня то есть! Я в этом городе кое-что могу!

Воришки скрылись за воротами, и почти сразу же раздался голос выходящего из-за угла дома Эриха:

— Надо было посадить Мармелу или Верозу рядом с вещами, пока мы будем их в комнаты таскать. Нельзя же все это без присмотра оставить.

— А ничего и не надо оставлять, — проговорил дядюшка Прок, подходивший к Вотше с другой стороны. — Вот он вам поможет… — и кивнул на слугу с постоялого двора, шагавшего следом за ним. — Вы сможете сразу забрать все, кроме сундука, который я посторожу!

— Лучше бы ты сказал «который я отнесу», — пробурчал себе под нос Эрих, но его бурчание заглушил надтреснутый бас изверга-слуги:

— Я не нанимался таскать ваши пожитки!

Дядюшка Прок быстро повернулся к остановившемуся позади него великану и, вздернув голову, высокомерно поинтересовался:

— А мне показалось, что мы заключили с тобой договор об оказании нашей труппе всяческих мелких услуг?

Слуга после этих слов застыл на месте, открыв рот и уставившись на дядюшку Прока широко распахнутыми от удивления глазами. Только через пару десятков секунд к нему вернулся дар речи, и он возмущенно зарокотал:

— Ни о каких услугах я с тобой не договаривался!!! Ты спросил, смогу ли я достать материал и сколотить в конюшне для вашей шайки помост! Я ответил, что смогу, если ты заплатишь мне двадцать ластовских медяков! Ты согласился и… все!!!

Он явно не закончил свою тираду, но дядюшка Прок перебил его самым снисходительным тоном:

— Так в эти двадцать медяков входит также и плата за всяческие мелкие услуги типа подноски багажа и чистки обуви…

— Что?! — взревел изверг. — Я еще и ваши сапоги чистить должен?!

— А как ты думал?! — в свою очередь заорал дядюшка Прок. — Или ты рассчитывал, что я отсчитаю тебе двадцать монет за пару сколоченных досок?!

— Так пусть тебе эти доски сколачивает кто-нибудь другой! — рявкнул слуга. — А заодно и чистит ваши вонючие сапоги и таскает за вами ваши пожитки!

Он в ярости плюнул на землю, развернулся и зашагал в сторону крыльца.

— И прекрасно, — с нескрываемой насмешкой бросил ему в спину дядюшка Прок. — Я быстро найду того, кто сделает все, что нужно. Двадцать монет на земле не валяются.

Изверг-слуга вдруг остановился, а затем медленно повернулся назад. На его грубо вылепленной физиономии было явственно написано, что с последним тезисом дядюшки Прока он полностью согласен. Еще несколько секунд длились его колебания, а затем он молча вернулся к груде вещей, сваленных на земле, ухватил большой чемодан и две корзины и так же молча направился к крыльцу постоялого двора.

На щекастом лице дядюшки Прока расцвела торжествующая улыбка. Повернувшись к Эриху и Вотше, он довольно им подмигнул и кивнул на вещи, словно говоря: «Давайте, ребята, присоединяйтесь».

Юноши расхватали корзины и баулы, причем желтый чемодан Верозы достался Вотше, и двинулись следом за слугой.

Спустя полчаса труппа в полном составе собралась в нижней зале постоялого двора за столом, накрытым для завтрака.

Тетушка Мармела открыла крышку большой корчаги, и над столом поплыл запах овощного рагу, сдобренного курятиной. Помешав большой ложкой варево, она стала раскладывать его по тарелкам. Дядюшка Прок разлил по кружкам вино, плеснул в чашку Элио ягодного навара и заговорил, довольно потирая руки:

— К завтрашнему утру в новой конюшне этого постоялого двора будут готовы подмостки, так что вечером мы уже сможем дать первое представление. Сами знаете, насколько успех нашего здесь пребывания зависит от первого представления, поэтому сразу же после завтрака Мармела отправляется на рынок, Вероза с Элио — по лавкам в торговых рядах, а Бамбарей — на лучшие постоялые дворы города, туда, где останавливаются самые именитые и богатые гости! Я не буду вас учить, что вам делать, вы и так все очень хорошо знаете. Распускайте слухи, восторгайтесь мастерством Прока-горлопана и его труппы, рекомендуйте нас, как очевидцы, разжигайте любопытство, любопытство свойственно людям, любопытство движет людьми… Надо добиться, чтобы на первом представлении хотя бы первые три ряда заняли многоликие.

— Ты уже решил, что мы будем показывать? — перебила его тетушка Мармела. — Или опять нам придется на ходу придумывать, чем зрителей развлекать?!

— Ну что ты, Мармелочка, — чуть ли не пропел дядюшка Прок. — Конечно, я все обдумал, у нас получится замечательное представление. Если в зале будет хотя бы несколько многоликих, Элио откроет представление гимном Матери всего сущего. Это будет очень трогательно и даст зрителям нужный настрой. Затем Вероза и Бамбарей покажут пантомиму «Стрекоза и муравей», чтобы подогреть народ, — вещица-то весьма игривая, а на закуску мы покажем наш знаменитый фарс «Сколько стоит чужая жена»…

— Я не буду больше заголяться! — немедленно вскинулась тетушка Мармела, оторвавшись от своей тарелки, наполненной овощным рагу с кусочками курятины.

— Мармелочка! — снова пропел дядюшка Прок. — Но это же лучшее наше творение! Когда твое обнаженное тело…

— Я не буду больше заголяться! — снова перебила дядюшку Прока Мармела, приподнимаясь со своего места и шаря по столу рукой явно в поисках тяжелого предмета.

Дядюшка Прок понурил голову:

— Тогда, дорогие мои, все пропало! Нам нечем удивить здешнюю публику, нам нечего предъявить ей в качестве доказательства нашего искусства!

И он со вздохом обмакнул хлебную горбушку в свою тарелку.

С минуту над столом висела тишина. Актеры молча хлебали горячее варево, раздумывая над сложившейся ситуацией, а затем Вотша не слишком уверенно предложил:

— А может быть, нам в конце показать «Закон леса»?

Прок оторвался от тарелки, поднял взгляд на Вотшу и грустно проговорил:

— Эта вещь, Бамбареюшка, хороша для показа при дворе какого-нибудь вожака, в местах, где царят патриархальные нравы и чтятся классические моральные ценности. А вольный город Ласт привык смотреть на подмостках комедию, и чем эта комедия вольнее, тем лучше. «Закон леса» — трагедия, а этот жанр вряд ли пользуется здесь успехом.

— А мне кажется, Бамбарей прав! — неожиданно вмешалась в разговор Вероза. — «Закон леса» — это лучшее, что есть в нашем репертуаре. Даже северные лисы, ничего не понимающие в актерстве и считающие высшим проявлением искусства колотьбу в бубен, плакали, когда мы показывали «Закон леса»… И потом, если, как ты, Прок, говоришь, жители Ласта давно не видели трагедии, это будет для них в новинку, а значит, наверняка заинтересует.

Тетка Мармела, внимательно слушавшая Верозу, положила ложку рядом с тарелкой и, прищурив глаза, уперлась взглядом в Прока.

— Вообще-то, старик, ты в последнее время частенько говоришь одно, а делаешь другое.

Это заявление было настолько неожиданным, а обращение «старик» настолько непривычным и неприятным для дядюшки Прока, что он буквально выронил ложку и, растерянно оглядев своих товарищей, поинтересовался:

— Что, собственно говоря, ты имеешь в виду?

— То, что ты нам постоянно твердишь о служении истинному искусству, о нашем высоком предназначении, о пламени настоящего чувства и неподдельной страсти, а на подмостки тянешь голые задницы и плоские шутки! — громко и яростно выпалила тетка Мармела.

После этих слов дядюшка Прок совершенно растерялся. Еще раз оглядев своих актеров и встретив явно не сочувственные ответные взгляды, он пожал плечами и вдруг осипшим голосом забормотал:

— Но… вы же должны понять, что… это… иногда приходится идти на компромиссы… Иногда, чтобы заработать, приходится давать зрителю то, чего он хочет, к чему он привык и чего ожидает…

— А ожидает он, конечно же, голых задниц и плоских шуток, — поддержал старого актера Эрих, но в голосе рыжего парня было слишком много иронии, чтобы принять эту поддержку! Именно эта ирония помогла дядюшке Проку хотя бы частично вернуть привычный апломб. Гордо вскинув голову, он заявил:

— Да, большая часть наших зрителей ожидает именно этого и готова платить за подобное полновесной монетой! Или вы готовы отказаться от еды и одежды ради… э-э-э… «высокого искусства»?!

И тут он буквально захлопнул рот, словно пытаясь поймать последние вылетевшие из уст слова. Но они уже вылетели, и невозможно было что-либо исправить. Бамбарей, Эрих, Вероза, Мармела и даже маленькая Элио молча уставились на дядюшку Прока широко открытыми глазами, полными удивленного осуждения!

— И не надо на меня так глядеть! — странным фальцетом выкрикнул Прок, хлопнув ладонью по столу. — Я не сказал ничего такого, чтобы на меня можно было так глядеть! Раз вы настаиваете, мы покажем «Закон леса», но предупреждаю, если мы не заработаем в Ласте, добраться до другого города нам будет очень сложно!!!

Все, словно дождавшись наконец нужных слов, дружно опустили головы и принялись быстро хлебать остывающее варево.

Минуты три спустя, отодвинув тарелку и допив вино из кружки, Вотша как ни в чем не бывало обратился к дядюшке Проку:

— Если на постоялых дворах найдутся обменщики из стай, их тоже… приглашать на наше представление?

— Конечно! — кивнул старый актер. — Только намекай, что попасть к нам сложно и плата должна быть соответствующей… И вообще, поглядывай, что за люди эти обменщики, а то ведь в некоторых стаях до сих пор считают, что все изверги должны на них бесплатно горбатиться! И не посмотрят ни на какие законы вольного города — начнут ломиться в зал без платы, а то еще драку учинят.

Вотша чуть заметно улыбнулся — такие наставления он получал от дядюшки Прока в каждом городе, каждом более или менее крупном поселении, где им приходилось выходить на подмостки.

— Тогда я пошел? — спросил он, поднимаясь со своего места.

— Подожди, — остановил его старый актер и, порывшись в висевшем на поясе мешочке, выложил на стол три небольшие монетки. — Это тебе на всякий случай… Мало ли что…

Вотша обошел стол и, аккуратно взяв со стола монетки, спрятал их в маленький кармашек на внутренней стороне куртки.

— Я хочу идти с Бамбареем, — неожиданно заявила Элио, пытаясь слезть со своего стула. Но Вероза, сидевшая рядом, тут же пересадила ее к себе на колени и зашептала на ухо девочке:

— Ты что, глупенькая. Мы же с тобой пойдем по самым богатым лавкам города! Дядюшка Прок даст нам монетки, и мы купим тебе новый бант — ведь завтра вечером ты будешь петь гимн Матери всего сущего! А Бамбарей должен встретиться со всякими неинтересными дядьками, и ты будешь только мешать ему.

— Бамбарей купит мне изюму, я буду сидеть тихо-тихо и никому не буду мешать, — не согласилась малышка, пытаясь слезть с колен Верозы. — Бамбарей, возьми меня с собой.

Вотша подошел к Верозе и опустился на колени рядом с Элио.

— Княжна. — Он погладил девочку по темной кудрявой головке. — Вероза права — если ты пойдешь со мной, я не смогу выполнить поручение дядюшки Прока, и он лишит меня ужина… Справедливо лишит. Ты же не хочешь, чтобы я остался голодным?

— Я с тобой поделюсь, — тут же предложила Элио, но по ее тону было ясно, что она уже не настаивает на совместной с Бамбареем прогулке.

— Я знаю, — улыбнулся Вотша, — но будет лучше, если ты сейчас прогуляешься с Верозой, а я возьму тебя с собой в следующий раз. Хорошо?

Девочка секунду подумала и утвердительно кивнула:

— Хорошо. Только ты будь поосторожней!..

— Обязательно, — снова улыбнулся Вотша и поднялся с колен.

— До вечера, — попрощался он с сидящими за столом актерами и направился к выходу из зала.

Вольный торговый город Ласт был совсем небольшим. Появился он всего лет сто пятьдесят назад на перекрестье границ владений четырех стай. Все четыре стаи называли заболоченную пустошь, раскинувшуюся на несколько квадратных километров, своей, но на самом деле она не принадлежала никому. Однажды некто Ловель, третий княжич стаи западных вепрей, не пожелавший добиваться посвящения и становиться друидом, ушел с четырьмя своими друзьями на эту пустошь и объявил ее свободной территорией. Как ни странно, все четыре стаи, граничившие с пустошью, отнеслись к этой выходке спокойно. Они не сомневались, что через несколько недель эта четверка перестанет заниматься глупостями и вернется в свою стаю. Однако парни оказались настырными, они выстроили на самом сухом месте большой дом и принялись обносить эту часть пустоши деревянным тыном. Когда эта работа была завершена, Ловель объявил, что он основал вольный город, названный Ластом, и утвердил законы, по которым этот город будет жить.

Стаи, окружавшие этот странный город, состоявший из одного дома, и это заявление встретили спокойно, даже с некоторой доброй иронией — четверка, основавшая город, казалась им компанией безобидных сумасбродов, затеявших некую безумную игру. Но уже через три года вокруг выстроенного Ловелем и его друзьями дома, который они называли городским замком, возникло поселение из нескольких десятков домов. А потом оказалось, что этот незаконно рожденный Ласт очень удобен для всех окружавших его стай — в нем стали собираться обменщики стай, чтобы поменять имевшиеся у них товары, на то, что могли предложить их соседи. Сам Ловель догадался, а может быть, кто-то и подсказал ему, но вскорости в городе появилась своя монета. Это тоже было очень удобно — вместо того чтобы подбирать подходящие варианты обмена, порой становившиеся весьма сложными, обменщики просто меняли то, что они привезли, на городскую монету, а затем за ту же монету приобретали товары, имевшиеся у обменщиков других стай или у самого города! Монета города Ласта быстро стала весьма популярной среди западных стай и начала ходить даже в самом Лютеце!

Так и стал город Ласт и вольным, и торговым.

Выйдя за ворота постоялого двора, Вотша остановился и оглядел улицу Бесстыдниц. Слева она продолжалась еще тремя парами невысоких домиков, за которыми виднелась невысокая городская стена, справа улица тянулась до площади Трех фонтанов, и эту ее часть актеры проехали, направляясь к постоялому двору.

Заканчивался час Жаворонка, а потому народа на улице было довольно много, в основном это были служанки или кухарки, возвращавшиеся с рынка и продовольственных лавочек. Вотша вздохнул и неторопливо двинулся в сторону центра города.

Ему не первый раз приходилось выполнять обязанности зазывалы, и он улыбнулся, вспомнив, с каким трепетом впервые попробовал это ремесло, как краснел и заикался, расписывая достоинства труппы дядюшки Прока. Но постепенно он привык к этой работе и даже выработал свои собственные приемы и подходы. Причем особенно ему удавались беседы с приезжими многоликими, скучавшими в чужих местах.

На первом перекрестке Вотша свернул к центру города, поскольку именно там должны были располагаться постоялые дворы, предназначенные для обменщиков и просто путешествующих многоликих.

Чутье его не обмануло: пройдя пару кварталов, он оказался на довольно широкой площади, замощенной тесаным камнем, по обе стороны которой расположились два постоялых двора. Один разместился в двухэтажном деревянном здании, выкрашенном в зеленый цвет, и назывался «Отдохни и покушай», а второй, на противоположной стороне площади, был каменным, трехэтажным, с двумя пристройками и вычурной вывеской над окнами первого этажа, гласившей «Замок Ловеля». Подумав несколько секунд, Вотша решил начать свою работу с того, что казался попроще.

Он не пошел к парадному входу, для начала надо было потолкаться среди прислуги, а значит, его путь лежал к черному ходу постоялого двора. Пройдя в боковые ворота, Вотша очутился в небольшом застроенном хозяйственными постройками дворе и направился к конюшне, около которой кучковалось несколько извергов. Вотша выбрал для первого контакта четверых довольно пожилых мужчин, стоявших у самых ворот конюшни и переговаривавшихся о чем-то тихо, но с явной тревогой. Когда юноша приблизился, все четверо замолчали и посмотрели на незнакомца, но Вотша принял вид чуть растерянного деревенщины, впервые попавшего в город. Мужики, удостоверившись, что незнакомый парень безобиден, снова продолжили свой негромкий разговор:

— Не знаю, откуда у тебя такие сведения… — зарокотал хрипловатым басом могучий старик с окладистой белой бородой и большой плешью на затылке, обращаясь к маленькому сухонькому, еще не старому мужичку, нервно мявшему в руках картуз с большим козырьком. — Но мне кажется, это какая-то ерунда. В Ласте никогда никаких облав не было, да и законы города не разрешают вожакам стай орудовать в городе. Это ж не их княжьи города, где они полные хозяева.

— Оно, конечно, так, — согласился со стариком рыжебородый дядька с засунутым за пояс небольшим топориком. — Только кто может помешать какому-нибудь князю послать в Ласт своих людей и устроить здесь… охоту?.. Ловель не станет из-за одного какого-то там изверга ссориться с владетельным князем!

— Хотя бы узнать, какая именно стая решилась на такое дело… — задумчиво проговорил четвертый изверг — невысокий, ладно скроенный дядька с темной кучерявой шевелюрой и щегольскими, в ниточку, усами.

— И чем такое знание тебе поможет? — с легкой насмешкой поинтересовался рыжебородый. — Или просто легче станет, если будешь знать, на чей зуб попадешь?!

— Да ерунда все это! — решительно рубанул ладонью воздух старик. — Кто-то небылицу сочинил, а этот… — кивнул он в сторону маленького изверга с картузом, — по городу разносит!

— Да нет же!!! — азартно рванув свой картуз, заспешил горячим шепотом обвиненный в распространении сплетен изверг. — Я ж вам говорю: к моему господину знакомый многоликий зашел, а я их разговор случайно подслушал. Этот многоликий — приближенный самого Ловеля, он-то и рассказал, что по всему обитаемому Миру разыскивают кого-то изверга… Вот только, что он натворил, я не услышал — поздно прислушиваться стал.

— Да, уж… — все тем же задумчивым тоном протянул кучерявый. — Это ж что надо натворить, чтобы тебя по всему Миру разыскивать начали?!

— Ну, ни я, ни ты ни на что такое не способны! — отрезал старик. — А значит, и беспокоиться нам не о чем!

И в следующее мгновение, резко повернувшись в сторону Вотши, спросил:

— А ты что рот раззявил?! Что без дела стоишь?!

От столь неожиданного обращения Вотша несколько растерялся, и его ответ получился именно таким, какой, похоже, ожидал услышать старый изверг, — растерянный и корявый:

— Я… того… послали меня… это… постоялый двор поприличнее найти… Я и хотел у вас спросить… который поприличнее?..

— Поприличнее… — передразнил его старик. — Тебе не поприличнее надо искать, а по карману! Господин-то твой кто будет?!

— Так господин известно кто! — гораздо увереннее ответил Вотша. — Многоликий Горот из стаи западных лосей.

— Да кто он такой, твой Горот?! — раздражаясь, повысил голос старик-изверг. — Чем занимается, зачем в Ласт приехал?!

— Горот кто?! — удивился Вотша, словно его вымышленного хозяина должен был знать весь мир. — Известно кто — ближний дружинник князя!.. Недаром сам князь отправил его сына в Лютец, учиться на друида, а Горот провожает молодого господина!

— Ясно, — облегченно выдохнул старик. — Веди своего Горота сюда, в «Отдохни и покушай». Этот постоялый двор как раз для него!

И старик отвернулся от юноши, давая понять, что разговор с ним окончен и его дальнейшее присутствие рядом с их компанией нежелательно.

Вотша вздохнул и медленно двинулся к воротам, обдумывая услышанный разговор.

«Интересно, о чем это они говорили?.. То ли кого-то разыскивают, то ли кого-то схватить собираются… И почему-то именно в Ласте… Странно, Ласт ведь свободный город, как можно здесь кого-то схватить, если он не нарушил законы и обычаи города?..»

И вдруг паренька обожгла догадка! Это его разыскивают и собираются схватить. Это его разыскивают по всему обитаемому Миру! Он прекрасно знал, кто именно его разыскивает и за что! Но самое главное заключалось в том, что организовать такой поиск могла далеко не каждая стая, а вот восточные волки могли.

На секунду он замер на месте, ошарашенный своей догадкой, а затем быстро развернулся и чуть ли не бегом бросился назад, на постоялый двор «У трех ослов», к дядюшке Проку. Больше у него не было никого, с кем он мог бы посоветоваться.

Через пятнадцать минут он был на постоялом дворе и, расспросив одного из слуг, узнал, что дядюшка Прок находится в новой конюшне, в которой начали сколачивать подмостки. Вотша бросился к конюшне.

В низком деревянном строении, еще пахшем свежестругаными бревнами, раздавался стук молотков и глубокий, проникновенный голос старого актера, дававшего указания двум слугам-извергам, сколачивавшим в дальнем конце помещения невысокий помост. Вотша перевел дыхание, постарался успокоиться и, подойдя к Проку, дернул его за рукав. Старик быстро обернулся и, увидев извержонка, удивленно воскликнул:

— Бамбарей?.. Ты что так быстро вернулся?!

Вотша тихо, почти шепотом, проговорил:

— Дядя Прок, мне с тобой поговорить надо…

— Ну, говори, — согласился Прок, поворачиваясь к работающим извергам.

— Нет, — снова дернул его за рукав Вотша, — мне надо поговорить так, чтобы нас никто не слышал!

Старый актер снова взглянул на юношу, на этот раз гораздо внимательнее, и после секундного раздумья кивнул:

— Хорошо, пошли во двор, там поговорим.

Они вышли во двор, и Вотша торопливо рассказал все, что он услышал у конюшни постоялого двора «Отдохни и покушай». С минуту дядюшка Прок молчал, а затем, понизив голос, спросил:

— И почему ты думаешь, что разыскивают именно тебя? Прошел почти год с тех пор, как ты ушел из Края, и до сих пор никаких поисков вроде бы не было. Почему же вдруг их начали?..

— Я не знаю, — честно признался Вотша, — но мне кажется, что ищут все-таки меня… Ведь поиски идут по всему Миру… Так сказал тот тощий изверг, который слышал разговор многоликих, значит, тот, кого ищут, натворил что-то действительно серьезное! Нет, дядя Прок, ищут меня!

— Ну, хорошо, — кивнул Прок. — И что ты думаешь делать?

Вотша опустил голову и проговорил через силу:

— Я должен уйти… Уйти из города и… спрятаться… Иначе можете пострадать вы.

— Мы! — удивленно воскликнул старый актер. — Почему должны пострадать мы?! Разве мы знаем, кто ты такой?! Разве мы сознательно укрывали тебя?!

На лице дядюшки Прока расцвела его замечательная улыбка, но Вотша в ответ только горько усмехнулся:

— Никто не будет разбираться, действовали вы намеренно или я вас обманул. Вас накажут за то, что я просто был рядом с вами! Я знаю, как действует князь Всеслав! Я знаю…

Он быстро взглянул на своего покровителя и, вздохнув, повторил:

— Мне надо уходить. Только я не могу уйти без своего меча и забрать его сейчас не могу, он, даже завернутый, слишком бросается в глаза! Если ты разрешишь, я его пока оставлю на прежнем месте, а ночью проберусь в сарай и унесу…

Старый актер с минуту молчал, глядя в лицо Вотше, а затем совсем другим, мягким, грустным голосом проговорил:

— Я привык к тебе, Бамбарей… И… Как же Элио, как твоя княжна?..

Вотша только вздохнул, а Прок продолжил:

— Но, возможно, ты прав и тебе действительно необходимо скрыться. Делай, как считаешь нужным, и помни, что мы всегда готовы принять тебя… Несмотря на любую опасность, на любую погоню!..

— Спасибо, дядюшка Прок, — сквозь подступающие слезы пробормотал Вотша, а затем, быстро развернувшись, бросился к воротам постоялого двора.

Оказавшись на улице, Вотша пошел медленнее, стараясь взять себя в руки, успокоиться. Он вспомнил наставления своего учителя фехтования, глубоко вздохнул, медленно выдохнул и огляделся, словно примериваясь к улице, к городу, так, как когда-то он примеривался к противнику, прикидывал его слабые и сильные стороны. Для начала ему надо найти место, в котором можно было бы отсидеться до ночи. Лучше, чтобы это место располагалось неподалеку, ведь ему предстояло вернуться на постоялый двор «У трех ослов», а идти ночью через весь город очень не хотелось. Все осложнялось еще и тем, что он совершенно не знал этот город и не имел здесь ни одного знакомого! Хотя!..

Вотша даже остановился от внезапно пришедшей ему на ум мысли — Выжига! Тот самый длинноносый и конопатый доходяга, который со своим помощником пытался стащить корзину Верозы!

Он еще раз оглядел улицу, но теперь его взгляд искал нечто определенное. Метрах в пятидесяти впереди по улице стайка извержат-оборванцев лет восьми-десяти от роду играли в какую-то непонятную игру. Вотша неторопливо направился в их сторону, пытаясь на ходу разобраться в правилах этой игры.

Когда он остановился шагах в трех от оборванцев, они сгрудились кучей. Затем один из них громко выкрикнул какое-то тарабарское слово, и ребята бросились врассыпную, оставив сидеть на мостовой одного, на взгляд Вотши, самого оборванного. Мальчишка сидел на корточках, поджав руки к животу, закрыв глаза и что-то бормоча себе под нос. Вотша шагнул вперед и, ухватив его за плечо, негромко сказал:

— Если ты кое в чем мне поможешь, я тебя отблагодарю…

Мальчишка замолчал, выждал несколько секунд, а затем осторожно открыл глаза. Оглядев Вотшу внимательным взглядом, он поинтересовался:

— И как ты меня отблагодаришь?..

— А тебе не интересно, что от тебя потребуется? — в свою очередь спросил Вотша.

— Не-а, — ощерился оборванец и тут же пояснил: — Ты и сам мне расскажешь, что тебе от меня нужно.

— Правильно, — улыбнулся Вотша смекалке извержонка. — Расскажу…

— Сначала скажи, чем ты меня отблагодаришь, — настойчиво повторил оборвыш.

— Если ты поможешь мне найти Выжигу, я дам тебе монету, — пообещал Вотша.

— Ха!.. — недоверчиво воскликнул извержонок. — Монета — это хорошо, только нет у тебя никакой монеты!..

— Вот монета. — Вотша разжал кулак и показал одну из трех монет, данных ему дядюшкой Проком. — И она будет твоя, если…

Он не договорил, мальчишка был достаточно сообразителен, ему не надо было повторять дважды, что от него требуется. Но, как оказалось, он был еще к тому же не слишком доверчив.

— Дай пощупать, — потребовал он, протягивая чумазую ладошку.

Однако Вотша быстро сжал кулак, пряча свою монету.

— Мы оба мало доверяем друг другу, — с улыбкой заявил он. — Ты сможешь ее пощупать только после того, как я увижу Выжигу… Ну а если ты не согласен на такие условия, я поищу себе другого проводника.

Пару секунд извержонок соображал, а потом поднялся с мостовой и мотнул головой:

— Пошли!..

Вотша отпустил плечо мальчишки, и тот, вместо того чтобы идти по улице, юркнул в ближайшую подворотню. Последовав за мальчишкой, Вотша оказался в самом настоящем лабиринте. Миновав крошечный дворик, зажатый между двумя деревянными домами, он перемахнул через невысокий забор, протиснулся в щель между каменными стенами, поднялся по крутой лесенке, ведущей на крышу трехэтажного дома. Дальше пару кварталов они шли по крышам, причем мальчишка жестом показал, что ступать надо как можно тише, и удовлетворенно хмыкнул, поняв, что Вотша не уступает ему в бесшумности ходьбы. В результате этого перехода они оказались на крыше огромного сарая, стоящего на задворках какого-то постоялого двора. Мальчишка лихо спрыгнул на присыпанную соломой землю и, когда через мгновение Вотша приземлился рядом с ним, уважительно проговорил:

— А ты ничего, ходить умеешь!

— Далеко еще? — не отвечая на похвалу, спросил Вотша.

— Да уже пришли, — улыбнулся извержонок и протянул руку, требуя свою монету.

— Ты кого это привел, Перец?! — раздался за спиной Вотши ломкий юношеский голос.

Вотша мгновенно развернулся. У прикрытых ворот сарая стояли четыре парня немного моложе его, у всех четверых в руках были короткие увесистые дубинки.

— Да вот, — откликнулся проводник Вотши, — Выжигу видеть хотел.

— Выжигу?.. — медленно протянул черноволосый парень, стоявший справа и не спускавший с Вотши пристального взгляда. — А зачем тебе Выжига?..

— Дело есть, — спокойно ответил Вотша.

— Отдавай мою монету! — потребовал маленький проводник у Вотши, хватая его за сжатый кулак.

— Ты не выполнил свою работу, — бросил ему Вотша, не отводя глаз от стоявших перед ним парней. — Я не вижу Выжигу, а значит, ты не увидишь монету!

— А может быть, мы можем заменить Выжигу в твоем деле? — поинтересовался черноволосый.

— Может быть… — согласился Вотша. — Но я вас не знаю и потому дел с вами вести не буду.

— Так-таки и не будешь?! — усмехнулся черноволосый, бросая свою дубинку на землю и медленно вытаскивая из кармана широких обтрепанных штанов короткий нож.

Вотша посмотрел на нож, чуть улыбнулся и спокойно сказал:

— Убери, обрежешься.

— Уголек, он над тобой смеется, — странным, надтреснутым голосом проговорил высокий худющий парень, стоявший рядом с черноволосым Угольком.

— Щас он у меня по-другому засмеется! — пообещал Уголек.

Чуть пригнувшись и держа руку с ножом у бедра, он шагнул в сторону Вотши. Тот отступил на полшага и предупредил:

— Не уберешь нож, я сломаю тебе руку!

— Гы!.. — ухмыльнулся черноволосый и сделал еще один короткий шаг к Вотше.

— Ну, как хочешь, — со вздохом проговорил Вотша и, заметив, что кривой на правый глаз парень, стоявший слева, начал медленно обходить его, добавил: — А тебе, кривой, я сломаю ногу!

— Гы!.. — опять усмехнулся Уголек. — Эта деревня собирается всех нас покалечить.

— Ага, — поддержал товарища кривой. — Языком!..

Теперь и те двое, что стояли в центре, тоже двинулись к Вотше.

И в этот момент откуда-то сверху донесся негромкий голос:

— Эй, Уголек, спрячь свою железку, и ты, Харя, не особо дергайся, а то этот дикарь и впрямь вас покалечит!

Вся четверка мгновенно замерла на месте, а потом Уголек, не поворачивая головы, спросил:

— Выжига, ты, что ли?..

— Я, Уголек, я, — донеслось сверху, и на землю спрыгнул конопатый знакомец Вотши.

— Ну что, дикарь, — вор улыбался вполне доброжелательно, — быстро я тебе понадобился!

— Быстро, — согласился Вотша.

— Ну, рассказывай, в чем дело?

Вотша посмотрел на четверку парней, молча слушавших их беседу, и Выжига, словно угадав его мысли, добавил:

— Говори при них, дальше не пойдет!

— Мне надо где-то отсидеться до ночи, а затем уйти из города, — стараясь говорить как можно спокойнее, произнес Вотша.

Выжига прищурил глаз, внимательно оглядел Вотшу и неожиданно спросил:

— Так это тебя, что ли, многоликие ищут?..

Вотша постарался не выдать своего удивления осведомленностью воришки и ответил все с тем же спокойствием:

— Я точно не знаю, но вполне возможно.

— Это что ж такое ты натворил?! — усмехнулся конопатый.

Вотша молча пожал плечами.

— Верно, — согласился Выжига, — меньше знаешь, лучше спишь… Ну что ж, я обещал тебе помочь, значит, помогу, да и проблема не такая уж большая. До ночи побудешь здесь. — Он кивнул на дверь сарая. — Ребята тебя поберегут, а в начале часа Волчьей звезды я тебя провожу из города.

Он повернулся к продолжавшей молчать четверке:

— Вы меня поняли? Это тот самый парень, который повязал нас с Цедрой, а потом взял и отпустил!

Все четверо посмотрели на Вотшу, и в их глазах появилось уважение.

— Пошли, — Выжига кивнул на дверь сарая.

Однако, прежде чем следовать за конопатым вором, Вотша огляделся в поисках своего маленького провожатого. Извержонок отошел метров на пять, но не убежал, а с интересом наблюдал за развитием событий. Вотша жестом подозвал мальчишку и протянул ему монету:

— Держи свой заработок!

Но тот спрятал руки за спину и чуть смущенно пробормотал:

— Я же не знал, что ты… дикарь.

— А откуда ты знаешь это прозвище? — удивился Вотша.

— Цедра рассказывал… — Мальчишка улыбнулся.

Вотша покачал головой и снова протянул монету:

— Не важно, кто я, важно, что ты мне помог и, значит, заслужил обещанное вознаграждение! Держи!

Извержонок мгновенно выхватил монету, тут же спрятал ее в своих отрепьях и, крикнув: «Спасибо, дикарь!», — бросился к дальнему углу сарая. Видимо, там имелся подъем на крышу.

Вотша снова повернулся к Выжиге и устало произнес:

— Теперь пошли.

Конопатый провел его в дальний угол сарая, там он поднял замаскированный люк, и они спустились в подвал, где была оборудована вполне приличная комната с кроватью, столом и двумя стульями. Из стенного шкафчика Выжига достал холодное вареное мясо, краюху хлеба и жбан с каким-то пахучим то ли травяным, то ли ягодным настоем. Положив снедь на стол, Выжига предложил:

— Подкрепимся?..

Только сейчас Вотша понял, насколько он голоден.

Но, как известно, за едой и разговор легче идет. Проглотив первые два-три куска, Вотша поднял глаза на своего нового друга и осторожно поинтересовался:

— А ты откуда знаешь, что многоликие кого-то ищут?

Выжига довольно ухмыльнулся.

— Я знаю все, что происходит в городе… — Тут он вдруг запнулся, неожиданно серьезным глазом посмотрел на своего гостя и поправился: — Я должен знать все, что происходит в городе! От этого, как ты сам понимаешь, зависит наша жизнь. А имея полную информацию о том, что здесь творится, можно прикидывать и то, как дальше действовать. Вчера ночью мне сообщили, что к Ловелю приехали трое многоликих, и не из соседних стай, а издалека… Из очень далекого далека. Такие дальние гости бывают нечасто, ведь для подобного путешествия должны быть очень важные причины. Естественно, меня это заинтересовало. Узнал я, правда, немного — двое из них, волк и рысь, с Востока. На Востоке, если ты не знаешь, порядки совсем не такие, как здесь, у нас. Там живут по старинке: князь у них — вожак, и его слово — закон! Изверги у них что скотина — многоликий прирежет, никто не чихнет!

— Можно подумать, что у вас в Ласте кто-то чихнет, если тебя завтра прирежет многоликий, — усмехнулся Вотша.

Выжига внимательно посмотрел на него и пожал плечами.

— Ты прав, чоха не будет… И все-таки у нас на Западе изверги живут посвободнее. Во всяком случае, из деревни в город смотаться удается — стать самому себе хозяином, а на Востоке и городов-то нет!

— Это откуда ты такое взял?.. — удивился Вотша.

— Так это всем известно! — безапелляционно заявил Выжига. — На Востоке только деревни, там и князья живут в деревнях, причем не в домах, а в ямах, накрытых травой, которые они называют землянками. У них, видишь ли, деревья не растут, поэтому бревен и досок взять неоткуда, а кирпич из глины они делать не умеют! Там вообще дико живут — едят сырое мясо, огонь-то не на чем развести — дров нет, соль копают в земле — представляешь, какая это соль. Там только драться здорово умеют!.. Я ж тебя недаром восточным дикарем прозвал!

— А я действительно с Востока… — улыбнулся Вотша.

Выжига замер с недожеванным куском во рту, уставившись широко раскрытыми глазами на своего гостя. Через десяток секунд, проглотив этот кусок, он недоверчиво выдохнул:

— Да брось!

— Точно, — подтвердил Вотша, продолжая улыбаться. — Из города Край, столицы восточных волков. Большой город с огромным каменным княжеским замком…

— Слушай, — перебил его Выжига, — тогда получается, что многоликие действительно ищут тебя! В этой троице… ну, что в Ласт приехала, волк главный! И разыскивают они какого-то молодого изверга. Ловель уже дал разрешение на розыск в Ласте.

— Попробовал бы он не дать, — с горькой усмешкой прошептал Вотша.

— Слушай, Бамбарей, — быстро заговорил Выжига, но Вотша его перебил:

— Ты откуда мое имя знаешь?!

— Ну, какой это секрет, — усмехнулся конопатый. — После того как ты нас… отпустил, я Цедру послал обратно на постоялый двор, он через пять минут все, что можно было, о тебе узнал. Зовут тебя Бамбарей, приехал сегодня утром вместе с актерами дядюшки Прока! Это не секрет. Ты лучше скажи, если, конечно, можешь, что ты такого в этом самом Крае натворил, что многоликие за тобой по всему свету гоняются?!

Вотша аккуратно положил на стол недоеденный кусок хлеба, задумчиво посмотрел на Выжигу, помолчал, а затем неожиданно спросил:

— А кто третий?

— Какой — третий? — не понял конопатый.

— Третий многоликий. Ты сказал, что в Ласт приехали трое многоликих. Двое, волк и рысь, с Востока, а третий кто?..

— А-а-а… — протянул Выжига. — Третий вообще какая-то редкость, с Юга, из стаи каких-то ирбисов.

Вотша сгорбился на своем стуле и с тоской протянул:

— Юсут никак не успокоится!..

— Кто такой — Юсут?! — тут же встрепенулся Выжига.

— Княжич из стаи южных ирбисов, — все так же тоскливо ответил Вотша.

— Да что это за ирбисы такие и что они от тебя-то хотят?! — совсем уже нетерпеливо воскликнул Выжига.

— Ирбисы? — переспросил Вотша. — Ирбисы — это кошки, чуть поменьше тебя ростом с вот такими вот… — Он поднял сжатый кулак и отогнул мизинец, — …клыками!

Выжига, приоткрыв от удивления рот, посмотрел на Вотшин мизинец и протянул:

— Солидный зверюга!..

— Мой прадед, — медленно, со странным тоскливым нажимом заговорил Вотша, — был знаменитым воином из стаи восточных волков, и его тогдашний князь лишил многоличья!..

— За что?! — изумленно выдохнул Выжига.

— Не знаю… — пожал плечами Вотша. — Но когда я был совсем маленький, меня увидел брат нашего князя, Ратмир, дважды посвященный волхв.

— Волхв — это кто?! — снова перебил Вотшу конопатый.

— У вас, на Западе, их называют друидами, — ответил Вотша.

Выжига понимающе кивнул, и Вотша продолжил свой рассказ:

— Видимо, Ратмир что-то рассказал князю Всеславу обо мне, и тот взял меня в свой замок… — Он чуть помолчал и грустно добавил: — Волки ко мне хорошо относились… Дядя Скал стал моим наставником, Старый учил меня владению оружием…

— Тебя учили владеть оружием?! — воскликнул Выжига. — Зачем?!

— Да я сам попросил… — Вотша неожиданно улыбнулся. — Это так красиво!.. — Он покачал головой и продолжил свой рассказ: — Князь Всеслав приставил ко мне учителей, меня учили чтению, письму и счету… И еще… я познакомился с дочерью князя, княжной Ладой… Она меня защитила от ирбиса… от Юсута!.. — Тут он надолго задумался и вдруг все с той же тоской добавил: — А потом я защитил ее от ирбиса… От Юсута!..

— Ты защитил княжну от ирбиса?! — недоверчиво переспросил Выжига. — Да как же ты мог защитить ее от… многоликого?! Как это возможно?!

— Около года назад в Край к Всеславу приехали вожаки окрестных стай. Гуляли, пировали, а когда пришло время разъезжаться, князь решил устроить прощальный пир. А перед пиром — воинскую потеху, бой мечников. Кто-то из гостей князя предложил перед этим боем провести поединки княжичей, живших и учившихся в княжеском замке, а дамой этого турнира стала Лада. Юсут — княжич из стаи южных ирбисов был самым сильным из всех гостивших в замке княжичей и, конечно же, рассчитывал на победу. Так и вышло. Лада должна была вручить победителю награду — меч, а Юсут начал требовать, чтобы дама турнира еще и поцеловала его… Тогда княжна выставила своего бойца — меня.

— Тебя?! — в очередной раз изумился Выжига.

— Она подглядела, как я занимался со Старым и Скалом, — пожал плечами Вотша.

— И ты дрался на мечах с многоликим?! — недоверчиво спросил Выжига.

— И победил его… — заявил Вотша. — Княжна вручила мне меч и… поцеловала меня!

Целую минуту Выжига смотрел на Вотшу округлившимися от изумления глазами, а затем недоверчиво покачал головой.

— Дочь вожака стаи поцеловала извержонка?.. Ну, ты ври, да не завирайся! Такого вообще никогда не может быть!

Однако Вотша не стал доказывать Выжиге свою правоту, вместо этого он просто закончил свой рассказ:

— Отец Юсута, вожак южных ирбисов, потребовал, чтобы Всеслав отдал меня ему, потому что я вроде бы опозорил его сына. Но Всеслав решил заточить меня в подземелье своего замка… Навсегда!.. Вот тогда я и сбежал. В ту же ночь, в то время как меня уже искали…

Он помолчал несколько секунд, а затем едва слышно поинтересовался:

— Ну, и как ты считаешь, достоин я того, чтобы многоликие охотились за мной по всему Миру?!

Выжига оторвал от краюшки кусочек хлебного мякиша, покатал его между пальцами, кинул в рот, задумчиво прожевал, а потом, взглянув в глаза Вотше, ответил:

— Вполне!.. Если то, что ты рассказал, — правда!..

— А зачем мне тебе врать? — пожал плечами Вотша.

— Врать тебе действительно вроде бы незачем… — протянул Выжига и после секундной паузы поднялся с места. — Ладно, я пойду, попробую поточнее разузнать, что собираются делать многоликие, а ты здесь… отдохни. И не волнуйся, ночью я выведу тебя за городскую стену, а уж там ты сам думай.

После того как Выжига выбрался из подвала и прикрыл за собой крышку, Вотша вдруг почувствовал, что смертельно устал. И виной этому было совсем не то, что ночью онпочти не спал, что ему пришлось разгружать повозку и таскать вещи труппы, — это был результат того психологического напряжения, которое обрушилось на него, когда он узнал, что его разыскивают многоликие. Он улегся на кровать, не сомневаясь, что заснуть ему не удастся, но… заснул, почти сразу и беспробудно, словно его сознание рухнуло в бездонную черную яму. Он не видел снов, не ощущал окружающего мира, он для этого мира почти умер!

Вернувшийся к вечеру Выжига долго тряс Вотшу за плечо, пока тот не вынырнул из беспробудного сна и не разлепил веки. Увидев, что его гость наконец-то проснулся, конопатый воришка отошел к столу и с уважением проговорил:

— Ну, у тебя и нервы!.. Если бы меня разыскивали трое многоликих, я бы глаз не мог сомкнуть, а ты дрыхнешь, словно это не твои проблемы.

— Ты лучше скажи, — перебил его Вотша, садясь на постели, — удалось ли тебе узнать еще что-нибудь о тех трех многоликих?

— Значит, так, — начал рассказывать Выжига, присаживаясь за стол, — они действительно ищут молодого изверга, грамотного, знающего наречия нескольких, в том числе и западных, стай. Вот только ищут они его без… злости, без остервенения… Доброжелательно ищут…

— Что значит — доброжелательно? — не понял Вотша.

— То и значит, что если они его найдут, зарежут не сразу, — усмехнулся Выжига. — А может быть, и совсем резать не будут. Так что ты, Бамбарей, подумай, может быть, тебе просто сдаться?..

Вотша отрицательно покачал головой и раздумчиво ответил:

— Нет, Выжига, добра мне от многоликих ждать не приходится, особенно от южных ирбисов. Либо прикончат, либо в подземелье бросят.

— Смотри, — пожал плечами Выжига, — дело твое…

— Какое время на дворе? — спросил Вотша.

Конопатый почесал нос и подмигнул своему гостю:

— Скоро отправимся, час Вепря кончается!

— Та-а-а-к!.. — протянул Вотша. — Я тебе не говорил… Прежде чем уходить из города, мне надо наведаться на постоялый двор…

— Зачем?! — насторожился Выжига.

— Забрать кое-что…

— Откуда забрать?! — еще больше насторожился Выжига.

— Меч у меня под дном нашей повозки спрятан! — после секундной паузы признался Вотша. — Тот самый, что мне после победы над Юсутом Лада вручила!

Выжига присвистнул, а затем проговорил с легким упреком:

— Что ж ты мне раньше-то не сказал, я бы его днем вытащил и сюда принес!

— Да?.. — усмехнулся Вотша. — И как бы ты с такой вещью через город шел?!

— А это не твое дело! — усмехнулся в ответ Выжига. — Я и не такие… вещи через весь город таскал.

Вотша почесал затылок и, почти извиняясь, проговорил:

— Может, ты и прав, да только сейчас что об этом толковать.

Выжига согласно кивнул и сосредоточенно спросил:

— Есть будешь?

Вотша отрицательно помотал головой:

— Дела надо делать натощак.

И снова Выжига одобрительно кивнул.

— Тогда пошли?..

— Пошли!

Они выбрались из подвала, пересекли сарай и вышли во двор, в ночь, в темень часа Волчьей звезды.

Выжига вел Вотшу совсем не тем путем, каким его привел к воровскому притону маленький оборвыш. Они бесшумно скользили меж стен спящих домов, узкими кривыми переулками, превращавшимися порой в странные, страшные, слепые щели, погруженные в вечную, неизбывную темень! И когда Вотша уже совсем потерял способность определить направление движения, Выжига вдруг остановился и, взяв его за руку, зашептал:

— За этим забором тот самый двор, где ты нас с Цедрой повязал. — Вотша не видел никакого забора в накрывшей их кромешной тьме, но не перебивал своего проводника. — Заберешь свой меч и сразу обратно, нам надо успеть уйти из города до смены караула на стенах.

Вотша машинально кивнул, хотя понимал, что его кивка никто не увидит.

Между тем Выжига отпустил его руку, чуть слышно покряхтел, и вдруг перед Вотшей открылась неширокая светлая щель.

— Давай! — скомандовал конопатый вор.

Вотша быстро протиснулся в эту щель и огляделся. Он находился рядом с новой конюшней постоялого двора «У трех ослов». Двор, после тех проулков, которыми прошел Вотша, казался ярко освещенным. Находившаяся в последней четверти луна и усыпанное звездами небо заливали его мягким, чуть туманным светом, словно приглашая Вотшу прогуляться через двор к стоявшему в противоположном углу сараю, где стояла повозка труппы, волы и лошадь дядюшки Прока. Однако Вотша двинулся в обход, прячась в тени высокого забора и оглядывая пустой притихший двор, обставленный темными стенами спящих строений. И только одно окно светилось в этом дворе — крайнее справа в первом этаже главного трехэтажного здания.

Через пять минут Вотша оказался в небольшом ветхом сарае, отведенном хозяином постоялого двора, достопочтенным Морлом для животных и повозки бродячей труппы. Нырнув под повозку, Вотша протянул руку к крышке потайного ящичка и… похолодел — крышка была открыта, а внутри ящика было пусто! Меч исчез!!!

Минуту он лежал навзничь совершенно неподвижно, и в его голове было пусто, а в груди холодно и горько. А затем сознание его прояснилось. Он выполз из-под повозки и, усевшись рядом с ней на соломе, задумался.

«Меч пропал! О том, где он был спрятан, знали только дядюшка Прок и Эрих, — но думать, что взял клинок кто-то из них, не хотелось. — Можно было бы, конечно, пробраться к дядюшке Проку и спросить, но времени на это не было — за забором его ждал Выжига, и если он не воспользуется его помощью, то завтра наверняка будет в руках многоликих, которые охотятся за ним. Учитывая, что среди них есть южный ирбис, он, скорее всего, не доедет до Края! Значит, надо уходить из города, притаиться где-нибудь поблизости и, после того как многоликие обыщут Ласт и уедут, снова вернуться в труппу и расспросить дядюшку Прока… Может быть, он просто перепрятал опасную для всех них вещь!..»

Эта мысль взбодрила Вотшу — ну, конечно, дядюшка Прок, зная, что Вотшу ищут многоликие, просто перепрятал меч — вещь невозможную для извергов! Так что надо уходить из города.

Вотша вскочил на ноги и осторожно двинулся к выходу из сарая.

Времени, после того как он проник в сарай, прошло совсем немного, однако ночное небо сильно изменилось. Ущербная луна склонилась к горизонту, а над противоположным краем земли встала оранжевая искра Волчьей звезды.

Вотша нырнул в тень, отбрасываемую забором, проскользнул вдоль него к зданию новой конюшни и снова оглядел освещенный звездами двор. Его взгляд остановился на светящемся прямоугольнике окна. И вдруг ему стало интересно: кто не спит в такой поздний час, чем это можно сейчас заниматься? Он секунду помедлил, а затем снова вернулся к старой сараюшке, где стояла актерская повозка, и оттуда перебежал к стене постоялого двора. Обогнув угол дома, он оказался совсем рядом со светящимся окном. Через секунду он поднырнул под него, перевел дух, а затем, осторожно выпрямившись, заглянул в светлый прямоугольник… И остолбенел!

Его глазам открылась жуткая картина.

В небольшой комнате практически не было мебели, только под самым окном стоял старый обшарпанный столик. На этом столике лежала маленькая Элио. Девочка была обнажена, а ее раскинутые руки и ноги удерживались петлями ремня, протянутого под столешницей. На край того же стола, рядом с Элио, спиной к окну присел темноволосый мужчина, правое запястье которого охватывала кожаная петля рукоятки тяжелой длинной плети. В правом дальнем углу комнаты валялось окровавленное, истерзанное тело, в котором Вотша с трудом узнал Эриха, а рядом с ним, привалясь к стене и опустив голову на грудь, сидел обнаженный до пояса дядюшка Прок. В левом углу, прижавшись друг к дружке, с расширенными от ужаса глазами сидели Вероза и тетушка Мармела. От стены к стене, между столиком и актерами, скаля клыки и посверкивая желтыми глазами, прохаживался здоровенный, дымчато-серый с темными пятнами зверь, в котором Вотша сразу узнал ирбиса. В комнате звучал спокойный, размеренный мужской голос, но Вотша, пораженный увиденным, не сразу сообразил, что говорит сидящий рядом с Элио многоликий. Однако постепенно смысл этой речи стал доходить до него:

— … не встречал настолько тупых извергов!.. Вы посмотрите на своего бывшего товарища и подумайте, что вас ожидает! Ведь ты, старик, не выдержишь и пяти ударов моей плети, что касается твоих извергинь, твое воображение должно подсказать тебе, что мы с ними сделаем, если ты не ответишь на наши вопросы! Итак, повторяю их: откуда у вас вот это?.. — многоликий поднял над головой левую руку, и Вотша увидел зажатый в ней меч — его меч! — И куда подевался еще один ваш приятель, тот, которого называют Бамбарей?

Многоликий сделал короткую паузу, а затем взревел:

— Говори, старик!!!

Дядюшка Прок тяжело поднял голову, и Вотша увидел, что лицо у старого актера разбито. Пожевав распухшими, окровавленными губами, старик натужно проговорил:

— Господин, мы не знаем, откуда взялся этот меч… А Бамбарей ушел утром в город, собирать зрителей на завтрашнее представление… И не вернулся. Мы не знаем, куда он подевался…

Ирбис остановился напротив говорившего актера и, снова оскалив желтоватые клыки, начал бить себя по бокам длинным хвостом. Затем, повернув голову к сидящему на столе многоликому, он нечленораздельно прорычал:

— Отдай его мне!

— Подожди, — недовольно отозвался многоликий и вновь обратился к дядюшке Проку: — Ты снова не понял, старик… Но я попробую объяснить тебе еще раз.

Он коротко взмахнул правой рукой, раздался короткий, резкий хлопок, и поперек обнаженной груди старого актера вздулся кровавый рубец!

Многоликий подождал несколько секунд, а потом прежним, спокойным тоном поинтересовался:

— Ну а теперь ты понял? Так откуда у вас такой меч и где ваш Бамбарей?..

И тут взвизгнула тетушка Мармела:

— Господин, за что вы его бьете?! Если бы мы знали то, что вы спрашиваете, разве мы смогли бы скрыть это от вас?! Мы все рассказали бы!!! Но мы действительно не знаем, где сейчас находится Бамбарей и откуда под нашей повозкой взялся этот проклятый меч!!!

Многоликий медленно повернул голову в сторону сидящих на полу женщин и медленно произнес:

— Разве я с тобой разговариваю, извергиня?.. Или ты разучилась с почтением относиться к многогранным?! Закрой свой рот и молчи, иначе я накажу тебя!

Он снова повернулся к Проку, долго смотрел на него, а затем с сожалением произнес:

— Ты действительно очень глуп, старик… Ну что ж, если у тебя не хватает ума оценить свое положение, то, может быть, у тебя хватит чувства, чтобы оценить положение своих извергинь?.. — Он встал со стола и, подойдя ближе к дядюшке Проку, склонился нал ним. — Ты никогда не видел, старик, как снежный барс разделывается со своей жертвой?

Старый актер снова вскинул голову, взглянул в лицо многоликому, и ужас застыл в его глазах.

— Вижу, что не видел, но… догадываешься. Значит, воображение у тебя есть… Так и должно быть, ведь ты — актер! Но я помогу твоему воображению. Как правило, ирбис рвет своей жертве горло и мгновенно убивает ее. Но так бывает только тогда, когда он голоден… А мой друг сейчас вполне сыт, так что он захочет поиграть с ней. Он порвет ей живот и станет лизать теплые, трепещущие внутренности… — Многоликий выпрямился и, продолжая говорить, неторопливо двинулся вдоль стены, рассматривая прижавшихся друг к другу извергинь. — А жертва еще жива, она чувствует на своих кишках горячий язык, чувствует прикосновение клыков, ее щекочут усы… И она ждет!.. Ждет конца, но конца нет… долго нет!.. Затем ирбис начнет жевать кишки жертвы, наслаждаясь ее конвульсиями, все глубже погружаясь в ее утробу, и наконец вырвет ей печень!

Многоликий отошел от актрис и, вернувшись к столику, снова обратился к дядюшке Проку:

— А знаешь, старик, кто станет первой жертвой снежного барса? — Он медленно поднял правую руку и положил ее на голенькое тельце девочки. — Ты готов отдать ее ирбису?!

Старый актер уронил голову на грудь, и из его груди вырвался хриплый стон.

И в этот момент с Вотши словно спало некое оцепенение, с которым он наблюдал за происходящим в комнате и слушал многоликого. Юноша вскинул руку и ударил кулаком в стекло.

Многоликий мгновенно обернулся на звон разбитого окна, вскидывая руку с плетью, но выкрик Вотшы опередил его удар:

— Не надо мучить ни в чем не повинных людей, господин!!! Я здесь!!! И меч этот мой, я его под повозку спрятал!!!

Многоликий опустил руку, его круглое, с коротким курносым носом лицо расплылось в довольной улыбке.

— И прекрасно, что ты здесь, Бамбарей… — Голос многоликого оставался все таким же спокойным. — Настолько прекрасно, что, хотя это и не в моих правилах, я оставлю этих извергов в живых. А вот ты пойдешь со мной!

— И со мной!.. — прорычал ирбис, и в этом рыке совсем не было того спокойствия, которое присутствовало в голосе многоликого.

— И с моим другом… — подтвердил многоликий.

«А где же волк?! — мелькнуло в этот момент в голове Вотши. — Ведь их должно быть трое, и один из них восточный волк!»

Но вслух он этого вопроса не задал. Вместо этого он поклонился и проговорил:

— Я готов, господин.

Снежный барс выпрыгнул через окно, а спустя минуту и второй многоликий вышел во двор.

— Пошли! — коротко приказал он, однако Вотша, прежде чем выполнить этот приказ, крикнул в окно:

— Прощайте!..

Но ответом ему было молчание.

Вотша шел по ночному городу, справа от него спокойно шагал человек, слева бесшумно крался ирбис. Человек шел молча, можно было подумать, что он задумался о чем-то важном и пленник совершенно не интересует его. Ирбис что-то ворчал, временами ощеривая клыки и кося на Вотшу желтым глазом, но тот не прислушивался к этому ворчанию, его не пугали косые взгляды. Голова юноши была занята совсем другим — он вспоминал лежавшую на столе Элио, тетушку Мармелу и Верозу, дядюшку Прока и Эриха, он думал, смогут ли они когда-нибудь простить ему его невольную вину. Ведь это он был виноват в том, что им пришлось испытать, пережить… Только спустя несколько минут он понял, что крадущийся слева снежный барс ворчит не просто так, что он говорит для него, для изверга:

— …очень долго, почти год. Мы искали тебя по всему Миру, и никто не желал нам помочь! И вот теперь мы тебя нашли, теперь ты наш! Теперь ты ответишь за все!!! Не надейся, мы не отдадим тебя Всеславу, мы не позволим тебе скрыться в подземельях крайского замка, жить там в свое удовольствие! Ты пойдешь в наши горы, ты узнаешь, как мы учим наших извергов повиновению… почтению… смирению! Княжич Юсут сам займется твоим воспитанием!.. И не думай, что тебе дадут быстро умереть, нет, ты проживешь долго, вот только жизнью это назвать будет трудно!..

Вотша хорошо представлял себе, какое воспитание пройдет он в горах у южных ирбисов, и холодок ужаса пробежал по его груди. Но в следующее мгновение он вдруг понял, что не верит ворчанию ирбиса — среди тех, кто его разыскивал, был восточный волк, значит, за этими поисками стоит князь Всеслав, а Всеслав не отдаст свою добычу!

И словно отвечая на мысли Вотши, многоликий, шагавший справа, вдруг негромко бросил:

— Замолчи, Ават!

Ирбис бросил еще один косой взгляд, но теперь уже на своего товарища, и неожиданно отчетливо спросил:

— Почему я должен молчать?!

— Потому что я не хочу держать ответ перед князьями, если изверг помрет от страха! — И чуть помолчав, многоликий из стаи восточных рысей добавил: — Тебе, кстати, тоже от ответа не уйти, так что если ты не замолчишь, запросто сам можешь стать извергом!

Ирбис шумно фыркнул, но ворчание прекратил. Остаток пути они проделали в полном молчании.

Вотшу привели к трехэтажному деревянному зданию, но в само здание вошли не через центральный вход — высокие двустворчатые двери с красивыми блестящими ручками, а через боковой! Многоликий коротко, но требовательно постучал, выкрашенная темной краской дверь распахнулась и пропустила их на небольшую, лишенную перил лестничную площадку, охраняемую городским стражником. Увидев Вотшу в сопровождении многоликих, стражник довольно воскликнул: — Поймали!.. — но получил в ответ такой взгляд ирбиса, что тут же замолчал и вытянулся в струнку.

Многоликий снял со стены один из двух горевших факелов и начал спускаться вниз. Вотша без приглашения последовал за ним, а последним на лестницу ступил ирбис. Миновав два пролета, они оказались в недлинном узком коридоре, в конце которого виднелась дверь. Многоликий отодвинул наружный засов и, открыв дверь, кивнул Вотше:

— Побудешь до отъезда здесь…

Вотша молча переступил порог и в колеблющемся свете факела увидел совсем небольшую комнату. У противоположной стены, на грубо сколоченных нарах, была устроена постель, в левом углу находился небольшой стол и табурет, в противоположном углу на невысокой скамейке стоял глиняный тазик и кувшин для воды. Окон в комнате, естественно, не было.

— Проходи-проходи, — поторопили его сзади, и, когда он сделал еще один шаг вперед, дверь за ним захлопнулась.

Вотша ощупью добрался до постели и присел на нее.

«Побудешь здесь до отъезда… — всплыла в его голове последняя фраза многоликого, и тут же возник вопрос: — А когда мы отъезжаем?.. — И сразу же еще один: — И где сейчас находится волк, наверняка возглавлявший эту разыскивавшую его группу?! Может быть, отъезд задерживается из-за того, что волк зачем-то уехал из Ласта?!»

На Вотшу навалилась апатия. В конце концов, было совершенно не важно, почему волк отсутствует, где находится и когда вернется. Он попался, а значит, все кончено, его жизнь с этого дня превратится либо в бессрочное заточение в подземельях крайского замка, либо в ад в стае ирбисов!

Он улегся на постель и уставился невидящими глазами в скрытый тьмой потолок. Мысли ушли из его головы, мозг сковало бездумьем. Так он и лежал, не засыпая, не считая времени, не думая ни о чем! Порой ему казалось, что в беззвучной темноте, распахнутой перед его глазами, проплывают странные, бесформенные сгустки, что они внимательно разглядывают его, словно прикидывая, годится ли он на роль жертвы. Порой темнота становилась бархатной, убаюкивающей, в ее глубине чудилась едва слышная, ласковая мелодия странной, неземной музыки. Порой…

И вдруг в комнате вспыхнул факел!

Это было настолько неожиданно, настолько… противоестественно, что Вотша едва сдержал крик. Он мгновенно сел и, сощурив глаза, уставился на дымное, пляшущее пламя, осветившее его убогую темницу. А когда глаза привыкли к свету, до него дошло, что на самом деле пламя совсем и не яркое, что оно едва-едва справляется с царящим в комнате мраком и все-таки позволяет рассмотреть стены и потолок. Этим он и занялся.

Стены комнаты были сложены из плохо отесанных камней разного размера. Эти камни не слишком плотно прилегали друг к другу, и потому швы между ними были разной толщины. Вотша поднялся на ноги и подошел к углу, в котором стоял столик с табуретом. Именно в этом месте камни, составляющие стену, были очень большого размера, а швы необыкновенно широкие, так что пришлось даже заполнять их каменной крошкой. Он медленно провел пальцами по стене — они были холодны и чуть влажны, а известь, заполнявшая швы, размякла и продавливалась под пальцами.

«Если бы у меня был хоть какой-то инструмент, можно было бы попробовать выковырнуть один из этих камней и посмотреть, что там, за этой стеной», — подумал Вотша. И в этот момент за дверью послышалась возня, и она распахнулась.

В комнату заглянул тот самый стражник, который радовался, что Вотшу поймали. Он хмуро посмотрел на пленника, оглядел всю комнату, а затем громко спросил:

— Завтракать будешь?!

— Конечно… господин, — немедленно отозвался молодой изверг.

Стражник, видимо, уловил небольшую заминку перед словом «господин» и посмотрел на Вотшу с подозрением, словно желая понять, не было ли это насмешкой. Но парень глядел открыто и без улыбки.

— Конешно!.. — передразнил он Вотшу. — Совсем и не конешно! Многие, попадая сюда, лишаются аппетита!

Он, не поворачиваясь, протянул руку вбок, а затем подал Вотше плоское блюдо, на котором находились миска с дымящимся варевом, кусок хлеба, ложка и кружка.

— Вот твой завтрак, изверг!

Вотша быстро подошел, взял из рук стражника блюдо и с поклоном произнес:

— Благодарю вас, господин!

Стражник хмыкнул, шагнул назад и закрыл дверь.

Вотша присел к столу, понюхал пар, поднимающийся над миской, а затем принялся аккуратно есть. Прикончив жидкую кашу и хлеб, он потянулся к кружке, но, едва понюхав, отставил — пиво он не пил.

Этот день для молодого изверга стал самым длинным и тягостным. Безделье и вынужденная неподвижность угнетали его, а когда он представил себе, что всю оставшуюся жизнь ему придется провести в подземелье, стали совершенно невыносимыми. Ужин он не смог съесть, и когда стражник увидел нетронутую миску и хлеб, он довольно ухмыльнулся:

— Безделье и неподвижность — лучшие пытки для извергов!

А затем погас факел, и только тогда Вотша удивился — этот странный факел горел весь день, и его ни разу не меняли!

Снова воцарилась эта страшная беззвучная темнота, и на этот раз она была гораздо более тягостна, чем в первую ночь. Она словно говорила Вотше: «Вот что тебя ждет из ночи в ночь — темнота без сна, без мысли, без… надежды!» Она выматывала силы, иссушала мозг, до предела напрягала нервы. Она рождала странные, страшные видения — ухмыляющиеся, глумящиеся рожи, пляшущие цветные пятна, складывающиеся в дикие, абсурдные картины! Несколько раз Вотша поднимался с постели, пытаясь собственными движениями хотя бы немного отодвинуть наваливающуюся на него глухую темноту, но и эти его движения получались какими-то вялыми, немощными… Он пытался говорить, петь, но голос глох в давившей его беззвучной темноте!

Он устал бороться с этой темнотой и с самим собою, он готов был на все, чтобы наконец с треском зажегся факел, со скрипом открылась дверь, чтобы в комнату вошел стражник…

И в тот момент, когда он дошел, казалось бы, до крайнего напряжения, когда силы его уже совершенно истощились, он вдруг услышал звук!.. Едва слышный шорох. Он шел ниоткуда и почти сразу же стих, но Вотша почему-то был уверен, что это не порождение темноты, не обман слуха, не выверты его собственного мозга, начинающего бороться с темным беззвучием при помощи галлюцинаций!

Он приподнялся на своем жестком ложе и замер. Секунды текли медленно, вяло, и шорох не повторялся. Голова Вотши осторожно опустилась на плоский подголовник, и в этот момент шорох раздался снова, а затем он перешел в короткий стук и скрип. Вотша снова поднял голову и увидел, что в углу комнаты, позади столика, вдруг прорезалась тонкая чуть светящаяся полоска!

Вотша вскочил на ноги, пристально всматриваясь в эту полоску, и услышал тихий шепот:

— Эй… дикарь… ты здесь?..

Дикарем его мог назвать только один человек, но каким образом он оказался здесь, в подземелье?!

Вотша хотел ответить, но это у него получилось далеко не сразу. И все-таки через пару секунд он смог выдавить шепот из своего перехваченного судорогой горла:

— Здесь!.. Я здесь!

— Отлично! — донеслось в ответ из угла. — Давай выбираться отсюда!

Выбираться?!

Он не мог поверить в услышанное. Осторожно спустив ноги на пол, он встал и неверной походкой отправился в угол, к едва заметной, но такой яркой полоске света. Оказавшись рядом, он наклонился и проговорил в эту самую полоску:

— Как… выбираться?..

— А вот так… — ответили ему шепотом из-за стены, и в следующий момент один из самых больших камней со слабым скрежетом повернулся и вывалился из стены наружу, в открывшийся лаз, в освещенную маленьким фонарем нору. И из этой норы на Вотшу смотрела улыбающаяся, конопатая физиономия Выжиги!

— Пролезай! — шепотом приказал вор. — Я поставлю камень на место!

Вотша осторожно пролез в лаз, прополз мимо прижавшегося к стене норы Выжиги и сел на землю. Конопатый воришка встал на колени, приподнял камень за укрепленные на его обратной стороне скобы и осторожно вложил его на прежнее место. Затем он задвинул тяжелый деревянный брус, удерживавший камень в кладке, и обернулся. Увидев, что Вотша наблюдает за ним, он нахмурился и прошипел:

— Что глаза таращишь, давай ползи к выходу!

Вотша развернулся и на четвереньках двинулся в глубь норы.

Ползти пришлось довольно долго, но в конце концов они оказались в каком-то погребе, заставленном бочками. Пока Вотша озирался, Выжига взобрался по приставной лестнице к люку и откинул его. Над погребом располагалась небольшая бедно обставленная комната. Задерживаться в ней Выжига не стал, он открыл дверь и, выглянув наружу, подал Вотше знак следовать за ним.

Пареньки вышли на ночную улицу. Выжига еще раз огляделся и осторожно, прижимаясь к стене дома, двинулся направо. Вотша так же бесшумно последовал за ним. Через сотню шагов они оказались около невысокой городской стены. Выжига повернулся к Вотше и зашептал:

— Здесь мы с тобой расстанемся! Заберешься на стену, тут невысоко, я тебе брошу веревку, по ней ты спустишься наружу, а там уж сам думай. Только не ходи в те деревни, где ты бывал вместе с актерами, там тебя точно будут искать!.. И вообще, мне кажется, тебе лучше двигать на Восток или на Север, там леса, там можно надежно укрыться, переждать!..

— Как ты меня нашел?! — перебил его Вотша.

— Я видел, как ты полез в окошко на постоялом дворе, ну и… все остальное. Когда тебя многоликие повели, я пошел за вами и увидел, что тебя посадили в подвал городского замка. А я очень хорошо знаю этот подвал, сам там не раз… к-хм… бывал. И еще всем известно, что, когда Ловель и его друзья построили этот дом, они и подземный выход из него сделали, так, на всякий случай. Вот только мало кто сейчас знает, в какое место этот ход из дома вел. Я думаю, что и сам Ловель не сразу сообразит, где в городе находится выход из подземного хода. Он ведь уже давно не живет в городском замке — там вообще никто не живет, только чужаки, которые не имеют в городе своих домов и не хотят останавливаться на постоялых дворах. Ну… вроде тех, что тебя искали. А мы это подземелье очень хорошо знаем! Вот я и решил попробовать вытащить тебя! Оно и получилось.

Он махнул рукой:

— Ладно, нечего об этом говорить, давай лезь!

Вотша покачал головой:

— Ну, спасибо тебе… Я твой должник!

— Нет, дикарь, — ухмыльнулся Выжига. — Мы с тобой квиты. Если бы ты сдал нас тогда приставам, ходить бы нам с Цедрой без рук и с клеймом… И послух бы тебе не понадобился — на нас городская стража давно зубы точит, да зацепиться им не за что!

— Так, может быть, бросить тебе это дело, пока не поздно?.. — с тревогой в голосе спросил Вотша.

— А жить чем? — с той же ухмылкой переспросил Выжига. — Или, как ты предлагал, ходить по подворьям стай да подаяние просить?! Так я просить не могу, я лучше украду, а там будь что будет!

Он снова махнул рукой и чуть резче приказал:

— Лезь, тебе говорят, хватит болтать!

— Даст Мать всего сущего, мы еще свидимся! — быстро проговорил Вотша и, повернувшись к стене, полез по выщербленной кладке.

Спустя пару минут он был наверху. Выжига швырнул ему моток веревки, и еще через несколько минут Вотша был уже по ту сторону стены. Он оглянулся на негостеприимный город Ласт, а затем посмотрел в ночное небо. Оранжевый глаз Волчьей звезды ответил ему пристальным взглядом, но изверг больше не боялся этого взгляда, он уже понимал, что этой звезде нет дела до живущих в этом грешном Мире.

Глава 3

Князь Всеслав был в бешенстве! Три месяца назад, вернувшись из Лютеца после свидания со своим братом Ратмиром, трижды посвященным волхвом, он немедленно приступил к поискам извержонка Вотши. Конечно, с момента бегства парнишки из Края прошло очень много времени, но человек в этом Мире — не иголка в стоге сена, при желании можно найти любого, а желание Всеслава было велико!

Правда, о причинах этого жгучего желания, во что бы то ни стало отыскать Вотшу, никто из восточных волков не догадывался, только княгиня Рогда, жена Всеслава, чувствовала, что в Лютеце между братьями что-то произошло. Недаром Всеслав почти каждую ночь вскидывался на постели в холодном поту, скрежеща зубами и задыхаясь. Но на вопросы княгини Всеслав отвечал всякими отговорками, порой весьма несуразными. Да и не мог он рассказать даже жене, что почти каждую ночь он видит горящие зеленым светом волчьи глаза и слышит мертвую мысль Ратмира:

«Где извержонок, Всеслав?! Стаю восточных волков скоро поведет новый князь, и это будет не твой сын!»

И князь просыпался… от ужаса! Он никогда не думал, что может испытывать такой жуткий, такой непередаваемый ужас. Но самое обидное, самое ненавистное заключалось в том, что этот невозможный ужас внушал ему брат… его младший брат, которого он давно привык считать слабаком, бесполезным, ничего не значащим и не могущим волхвом-дармоедом. И вот этот слабак, этот никчемный волхв, не умеющий правильно взяться за рукоять меча, оказался способным ужаснуть его самого! Более того, князь верил, что Ратмир не остановится перед уничтожением старшего брата, если он, Всеслав, не выполнит отданного приказа. Более того, князь был совершенно уверен, что Ратмир это сделает.

И волки, посланные волей князя, обшарили все города стаи, все деревни, да что там деревни — они обшарили каждый дом и убедились, что проклятого извержонка нет в землях восточных волков.

Всеслав отрядил послов в соседние стаи с просьбой, скорее похожей на требование, провести розыск извержонка. Князь обвинил Вотшу в том, что тот скрылся от наказания и похитил из княжеской оружейной палаты меч. Мало кто из соседей хотел затевать распрю с волчьей стаей из-за какого-то извержонка. Все не только приняли послов князя Всеслава, но и провели требуемые розыски. Пожалуй, только восточные медведи, помнившие недавний набег волков на свои земли, затягивали под разными предлогами поиски извержонка, но и они в конце концов обшарили свои владения.

Вотши не было нигде!

Князь созвал своих ближних советников — ему необходимо было определиться, куда направить дальнейшие поиски. И на этом совете Вогнар, княжий книжник, высказал предположение, что Вотша, если он, конечно, жив, должен был отправиться на Запад. Извержонок знал несколько западных наречий, владел грамотой западных стай и потому именно на густозаселенном Западе мог найти применение своим возможностям и затеряться. Кроме того, Вогнар подсказал, что начинать поиски надо в свободных торговых городах — там, где нет единовластных правителей, где чужому, пришлому извергу проще затеряться!

Однако договориться с любым вольным городом о чуть ли не поголовной проверке его жителей было очень трудно. Но и тут Вогнар подал совет — проверять надо было не всех жителей вольных городов, а только тех, кто появился там за последний год, кто был в городе еще новичком, кого город мог отдать, в общем-то, достаточно легко. Правда, для того чтобы заручиться в своих поисках поддержкой правящей верхушки вольных городов, требовалось серьезно раскошелиться, но Всеслав без колебаний пошел на эти траты!

Полтора месяца назад послы князя, сопровождаемые свитой как минимум из двух дружинников, отправились во все вольные торговые города Запада… И вот два дня назад из Ласта, города, расположенного чуть ли не на противоположном конце Мира, пришло сообщение, что Вотша схвачен, что меч, кражу которого Всеслав ему приписал, найден у него.

На сердце у Всеслава полегчало, и он впервые за последнее время спокойно проспал ночь… А через два дня пришло новое сообщение — извержонок сбежал из-под стражи и скрылся в неизвестном направлении!!!

Князь Всеслав был в бешенстве.

Он успел отправить Ратмиру сообщение о поимке извержонка, и Ратмир наверняка уже получил его, а теперь надо было объяснять трижды посвященному служителю Мира, каким образом Вотша снова ускользнул из рук вожака стаи восточных волков.

Всеслав чувствовал на своем горле невидимую, но страшную удавку, затягиваемую его младшим братом!

И самое кошмарное — он не знал, что делать. Ощущение бессилия доводило его до полного исступления.

Князь в полном одиночестве метался по любимому покою — малой трапезной. Каждые две-три минуты он оказывался около стола, на котором стоял графин с вином, бокал и блюдо с засахаренными фруктами. Сделав пару глотков, он снова принимался бегать из угла в угол, бормоча что-то невнятное и пиная тяжелую дубовую мебель. Это продолжалось уже более двух часов, но никто не смел нарушить приказ князя и войти в малую трапезную.

Однако, когда Всеслав в очередной раз остановился у стола и не совсем твердой рукой поднял бокал, дверь бесшумно отворилась и негромкий, спокойный голос произнес:

— Прости, князь, но твои слуги отказались доложить о моем приходе… А я имею приказ именно сегодня представить тебе на утверждение проект договора с восточными медведями, поэтому вынужден тебя побеспокоить.

Всеслав перевел замутненный взгляд с бокала на вошедшего мужчину и криво усмехнулся:

— А-а-а… Законник. — Он отхлебнул из бокала и снова посмотрел на своего книжника, Вогнара. — Нет, законник, никаким договором я сегодня заниматься не буду…

Всеслав снова приложился к бокалу, а Вогнар понимающе кивнул:

— Тогда я представлю проект завтра…

Он повернулся к двери, собираясь покинуть трапезную, однако вожак стаи остановил его.

— А ведь ты, книжник, оказался прав! — Вогнар оглянулся через плечо и внимательно посмотрел на князя. — Извержонка, как ты и говорил, нашли в вольном торговом городе Ласте.

Всеслав снова отхлебнул из бокала.

— Его… схватили?.. — негромко, но с каким-то внутренним напряжением спросил книжник.

— Схватили, схватили… — вяло махнул рукой князь и снова приложился к кубку. — Только мальчишка опять сбежал! — добавил он, сделав глоток.

Вогнар повернулся к Всеславу и осторожно поинтересовался:

— Искор сообщил, как это произошло?

— Искора там вообще не было, он уехал в соседнюю деревню, где вроде бы обнаружился похожий извержонок. Но это было ошибочное сообщение. А в его отсутствие рысь и ирбис решили проверить каких-то бродячих актеров, которые тем же утром прибыли в город… Хотя никого похожего на нашего извержонка в этой труппе не было. Под актерской колымагой они нашли меч! Тот самый меч, который Вотша получил за победу в турнире… Они собрали всех актеров, и оказалось, что один из них отсутствует, а остальные не знали… а может быть, притворялись, что не знали, где он находится. Ирбис и рысь… поговорили с актерами, и в разгар этого разговора вдруг явился этот отсутствующий мальчишка и заявил, что меч принадлежит ему. Мальчишка… его звали… э-э-э… Бамбарей, был совершенно не похож на Вотшу — очень высокий и явно старше нашего извержонка, но рысь решил задержать его до приезда Искора. Они заперли мальчишку в подвале дома, который снимали… это, кажется, бывшая резиденция основателя города… а на следующую ночь мальчишка исчез!

Вожак снова приложился к кубку, а Вогнар, помолчав несколько секунд, осторожно уточнил:

— Значит, никто не может подтвердить, что они задержали именно Вотшу?!

— Ну и что с того… — Всеслав со стуком поставил кубок на стол. — Что с того, если я уже сообщил Ратмиру, что его извержонка нашли?!

— Разве Вотша принадлежал Ратмиру?.. — все тем же осторожным, даже вкрадчивым тоном переспросил книжник.

— Ну, не принадлежал… Но это Ратмир уговорил меня оставить извержонка в замке и заняться его… судьбой. Это он все твердил мне, что правнук такого великого воина, как Ват, должен занять в стае хоть какое-то положение. И до сих пор он… беспокоится об этом извержонке.

Всеслав снова рванул кубок со стола, расплескивая по скатерти вино, и жадно припал к его краю.

— И все-таки то, что этот… Бамбарей на самом деле является Вотшей, никто подтвердить не может, — настойчиво повторил Вогнар. — Так, может быть, сообщить Ратмиру, что Искор и его помощники ошиблись, что их сбил с толку найденный меч, а Искору приказать еще раз поговорить с актерами, узнать, когда и где этот Бамбарей прибился к труппе. Только вот… — с сомнением протянул книжник и… замолчал.

Всеслав, оторвавшийся от бокала и внимательно слушавший своего книжника, нетерпеливо переспросил:

— Что — только вот?!

Вогнар задумчиво почесал щеку и произнес с сомнением в голосе:

— Боюсь, Искор не сможет разговорить актеров…

— Сможет! — уверенно воскликнул вожак стаи. — Искор, когда надо, вполне способен разговорить любого изверга! Он у него не то что говорить — орать будет!

— Вот этого-то я и боюсь… — согласно кивнул Вогнар. — Искор не знает Запада, не понимает, что у западных извергов узнать правду можно не пыткой, не издевательством, а… лаской!..

Несколько секунд князь с немым изумлением взирал на книжника, а затем воскликнул:

— Чем?!

— Лаской, — повторил Вогнар. — Надо просто дружески поговорить с этими… извергами, и они расскажут правду. И тогда можно будет определить, мог быть этот Бамбарей Вотшей или меч ему достался случайно, а самого Вотши, скорее всего, уже нет в живых.

— Нет в живых… — словно несбыточную мечту, медленно повторил за книжником князь.

— Хотя, насколько я успел узнать этого извержонка, он вряд ли погиб… — все тем же спокойным, рассудительным тоном разбил эту мечту Вогнар.

— Почему? — быстро переспросил Всеслав.

— Мальчик умен, находчив, много знает и умеет, вызывает симпатию к себе… Нет, он, безусловно, выжил!..

— Но если Бамбарей — это он, то как мальчишка мог удрать из запертого подвала?! — не совсем понял мысль книжника подвыпивший князь.

Вогнар внимательно посмотрел на Всеслава, а затем опустил взгляд к полу и задумчиво ответил:

— Скорее всего, ему кто-то помогал…

— Кто-то помогал извергу, посаженному в подвал многогранными?! — изумился князь. — Да кто же мог решиться на такое?! Он что, не понимал, что наказанием для него будет смерть?!

И снова книжник поднял на Всеслава внимательный взгляд, а затем, опустив глаза, ответил:

— Многие изверги не слишком высоко ценят свою жизнь и готовы рискнуть ею, чтобы отблагодарить того, кто им чем-то помог…

— Вогнар!.. — воскликнул вожак с ироничной улыбкой. — Ты скоро заявишь, что изверги обладают понятием чести.

— Очень может быть, что у них есть такое понятие, хотя и отличающееся от понятия чести у многогранных… — совсем тихо откликнулся книжник.

— Ну… Ты договорился до полной ерунды! — резко оборвал рассуждения Вогнара Всеслав. — Хотя твое предложение, еще раз расспросить актеров, имеет некоторый смысл! Пожалуй, я передам такой приказ Искору. Он еще находится в Ласте, обыскивает город, так что эти актеры у него под рукой… И Ратмиру я, пожалуй, отвечу, как ты посоветовал!..

Князь снова наполнил свой кубок вином, и было видно, что рука у него перестала дрожать, видимо, после разговора с Вогнаром он несколько успокоился.

— Я могу идти? — спросил книжник от двери.

— Да, ты свободен, — кивнул Всеслав. — Проект договора с восточными медведями принесешь мне завтра!

Как только за книжником закрылась дверь, Всеслав поставил наполненный кубок, встряхнулся и мысленно связался с Колотом — одним из волков своей стаи, способным передавать мысли на расстояние в несколько километров. Как только тот откликнулся, князь спросил:

«Связь с группой Искора еще действует?»

«Конечно, князь…» — ответил Колот.

«Передай ему, чтобы он еще раз переговорил с этими… актерами. Пусть попробует выяснить, где и когда к их труппе присоединился сбежавший мальчишка!»

«Понял…»

«И еще… — Всеслав сделал паузу, уж слишком необычно было то, что он собрался добавить: — Передай Искору, пусть он с актерами говорит… поласковей, подружелюбнее. Пусть он попробует расположить их к себе. Да, еще… пусть он не берет с собой ни рысь, ни тем более ирбиса, те могут решить, что волк сошел с ума или… слабак!»

Ответная мысль Колота пришла не сразу и была какой-то неуверенной:

«Попробую, князь…»

И эта неуверенность немедленно вызвала у Всеслава раздражение.

«Попробуй, Колот! И если тебе это не удастся, я с тебя серьезно спрошу!»

Он прервал мысленную связь и снова поднял кубок, однако, даже не донеся его до губ, подумал:

«Может быть, Ратмир прав? Может быть, в Мире действительно что-то изменилось? Вот уже и волки начинают… заискивать перед извергами».

Он сделал пару глотков и, поставив кубок на стол, поморщился — вино показалось ему кислым.

«Нет!!! Ратмир не прав!!! Мир по-прежнему стоит на стаях… на вожаках! Мы решаем, с кем и как нам разговаривать, а кто недостоин нашего разговора!!!»

Однако в его голову тут же проникла другая, горьковато-насмешливая мысль:

«Разве ты сам решил разыскивать извержонка?.. Разве ты сам решил приласкать извергов-актеров?.. Разве тебя не заставили сделать это?..»

И перед его мысленным взором снова встали горящие зеленым светом волчьи глаза Ратмира и короткое, похожее на волчий вой слово «Вспомнил?», произнесенное «мертвым» голосом. А следом за этим словом, вызвавшим ознобную дрожь всего тела, ему послышался вкрадчивый, с нотками сомнения голос его книжника: «Вот только…»

«Нет!!! — оборвал свое разыгравшееся воображение Всеслав. — Вогнар сейчас неважен! А вот Ратмир!!!»

Он понял, что не может больше так жить! Не может, вечером ложась в постель, трепетать от предчувствия страшного сна! Не может постоянно помнить ужас, испытанный в Звездной башне, — зеленый блеск волчьих глаз брата, перехватывающий его дыхание! Не может больше глушить эту память вином и бессонными ночами!!!

Он понял, что надо что-то делать, надо избавиться…

И тут он остановился, словно выскочив на полном скаку к бездонному, черному в своей бездонности обрыву! Однако это было секундным сомнением, которое он тут же преодолел!

…надо избавиться от главной причины теперешней жизни — от… брата!

Всеслав схватил бокал и залпом выпил его содержимое. Ему показалось, будто оттого, что он просто додумал эту мысль до конца, ему уже стало легче. Но тут же в его голове возник холодный, трезвый вопрос:

«Как ты можешь избавиться от брата?..»

Вожак бросил бокал на стол и снова принялся ходить из угла в угол малой трапезной. Но теперь уже не страх и ярость гнали его, теперь он пытался сосредоточиться на четко сформулированном вопросе.

«Как ты можешь избавиться от брата?! Он уже не мальчишка, которого ты втихаря от деда пугал и поколачивал. Он уже не младший княжич, не слишком любимый и бесправный, которого ты мог бы легко подвести под эрозиобазу — лишить многогранья,сделать извергом… Хотя, если бы он был простым княжичем, не надо было бы от него избавляться!.. Нет, тебе надо убрать из этого Мира трижды посвященного служителя Мира! Трижды посвященного волхва, который одним своим взглядом может задушить тебя!..»

Положение казалось безвыходным, и тут он вспомнил, как разорял свою сокровищницу, чтобы снабдить брата средствами, необходимыми для прохождения третьего посвящения, для того, чтобы тот вошел в Совет посвященных! Всеслав скрипнул зубами, сдерживая желание крушить все вокруг, и в этот момент к нему пришла мысль, показавшаяся ему настолько верной, что он застыл на месте.

«Если драгоценности и золото помогли брату стать членом Совета посвященных, то те же драгоценности и золото помогут ему самому… убрать брата из Совета… из своей жизни… из Мира!..»

Он снова начал прохаживаться по малой трапезной, но теперь его шаги стали спокойнее, увереннее.

«Все правильно, золото решит все проблемы, только действовать надо очень осторожно и ни в коем случае не самому… Вообще, восточные волки должны стоять в стороне от всего этого дела!.. Тогда — кто?!»

И ответ на этот вопрос пришел немедленно — «Медведи!!! Восточные медведи, которые потеряли своего человека в Совете!.. Ха! Наверняка Ратмир и убрал Рыкуна, чтобы занять его место. Если он способен взглядом задушить, то вполне может и заставить покончить с собой. А если медведи узнают об этом… Болот — волхв стаи восточных медведей тоже кое-что умеет, а потому…»

Всеслав не стал додумывать эту мысль — детали можно проработать потом. Сначала надо проверить свои финансовые возможности. Князь быстро развернулся и направился к выходу из трапезной, в… сокровищницу!

Искор получил приказ Всеслава к вечеру того же дня. Он понял, что и у кого надо узнать, но… Что значит поговорить с извергами-актерами «ласково»? Его попытка уточнить это дополнение у последнего в связной цепочке, передававшего приказ, ни к чему не привела, тот ответил, что знать ничего не знает, а просто передает мысль дословно! Искор долго раздумывал, но так ни к чему и не пришел. Ему казалось, что князь имел в виду некую изощренную пытку, но не мог понять, какую именно, а потому принял неожиданное решение — выполнять приказ дословно, а уж если этот «метод» ничего не даст, действовать по собственному усмотрению.

На следующее утро, как и наказывал Всеслав, Искор отправился на постоялый двор «У трех ослов» в одиночестве. Хозяин постоялого двора, достопочтенный Морл из рода западных лосей, на вопрос волка о бродячих актерах ответил, что они решили не давать представления в Ласте, тем более что один из них пропал, а второй был едва жив после допроса, учиненного рысью и ирбисом. Однако постоялый двор они еще не покинули, и, если достопочтенный волк желает с ними побеседовать, он готов пригласить любого из них в ту самую комнату, в которой их уже допрашивали.

Искор попросил показать ему эту комнату и, после того как это было выполнено, приказал поставить в комнате большой обеденный стол, несколько мягких стульев и накрыть стол для обеда. Сделав также несколько распоряжений по поводу меню предстоящего обеда, он дал хозяину постоялого двора два часа на подготовку. Спустя указанное время он вернулся на постоялый двор и нашел комнату полностью готовой для «ласковой» беседы.

Передвинув один стул к окну и усевшись на него, он приказал привести к нему актеров. Спустя пару минут слуги постоялого двора грубо втолкнули в комнату дядюшку Прока, Верозу и Элио. Здоровенный изверг, руководивший слугами, с поклоном обратился к Искору:

— Господин, второй актер лежит в комнате наверху без памяти, а с ним старуха. Старуха не хочет оставлять парня одного, так что, если ты прикажешь, мы притащим обоих!

— Не надо никого тащить! — брезгливо проговорил многоликий, поднимаясь из-за стола. — Если она хочет оставаться со своим товарищем, пусть так и будет!

После этого он жестом отпустил прислугу и повернулся к актерам:

— Вы можете сесть к столу и угощаться, а я задам вам несколько вопросов, на которые вы должны будете дать мне правдивый ответ!

Однако актеры не торопились воспользоваться приглашением многоликого. Вероза и Элио прижались к дядюшке Проку, словно надеялись спрятаться за его спиной, а старый актер стоял, насупившись и плотно сжав губы.

Искор удивленно поднял бровь:

— Вы плохо слышите?! Садитесь и ешьте, я вас угощаю!..

— Благодарю, господин, — поклонившись, проговорил дядюшка Прок скрипучим от напряжения голосом. — Но мы сыты!

Такой ответ поставил Искора в тупик — он никак не ожидал, что изверги откажутся от обеда! И тут волк понял, что он совершенно не знает извергов! Он привык воспринимать большинство их них как скот, умеющий говорить. Правда, было в их числе несколько особей, которые смогли стать неплохими слугами, но это, по его мнению, скорее являлось исключением, подтверждающим неизмеримую интеллектуальную пропасть между многогранными и извергами! И вдруг…

«А может быть, это… насмешка?» — мелькнуло у него в голове, и ладони инстинктивно сжались в кулаки, а в груди заныло от желания перекинуться волком!

Он оглядел извергов сузившимися глазами, словно выбирая первую жертву, — нет, на их лицах был страх, были упрямство и боль, но насмешки не было…

— Ну что ж… — с некоторым напряжением выдавил Искор. — Тогда выпейте вина, угостите девочку сладостями. Я хочу просто с вами поговорить, о вашем товарище.

Лицо старого актера вдруг как-то странно помягчело, он, не глядя, протянул руку и погладил девочку по голове, а затем проговорил совсем другим, звучным, глубоким голосом:

— Что господин хочет узнать о Бамбарее?.. Он ведь в ваших руках, и расспросить можно его самого…

И тут в голове Искора мелькнула интересная мысль. Он сделал удивленные глаза и воскликнул:

— Как, вы не знаете?! Ваш Бамбарей сбежал… Сбежал из подвала городского замка, и мы пока что не можем его найти, хотя из города он вряд ли смог уйти!

Эти слова произвели на извергов удивительное впечатление — их лица просветлели, исчезла напряженная скованность, а девчушка заулыбалась, пролепетав:

— Бамбарей убежал!.. Он убежал далеко-далеко, его не найдут!..

В груди у Искора волной поднялось раздражение, даже ярость. Ему захотелось стереть с их лиц эту радость, заставить их снова почувствовать полную зависимость от его воли, от его… настроения!.. Но он сдержал себя и, вздохнув с притворной грустью, сказал:

— Я вижу, вы рады… А вот я разочарован. Мы ищем изверга, похитившего у вожака восточных волков очень дорогой меч. Как вам уже известно, мои товарищи обнаружили этот меч в вашей повозке, и… этот ваш… Бамбарей… заявил, что меч принадлежит ему. Казалось бы, все ясно и похититель найден!..

Он замолчал и еще раз оглядел стоящих перед ним актеров, а затем встал со стула и медленно прошелся по комнате, поглядывая на накрытый стол.

— К сожалению, меня не было в городе, когда Бамбарея посадили в подвал городского замка, и я не смог поговорить с ним сразу. А когда я вернулся, он уже дал деру…

При этих словах девчушка снова засмеялась, но молодая актриса быстро прижала ее лицо к своей юбке, заглушив этот смех.

А Искор, чуть помедлив, продолжил:

— Но мне почему-то не верится, что ваш… Бамбарей и есть похититель меча. Я хорошо знал извержонка Вотшу — он был светловолос, сероглаз, невысокого роста, он был очень образован… А ваш Бамбарей, как мне сказали, высокий, худой, и волосы его не настолько светлы, чтобы назвать его блондином… И кроме того, Вотша никогда бы не занялся… актерством, он мог найти себе гораздо лучшее дело!..

— Господин, — неожиданно откликнулся старый актер, — почему ты считаешь актерство недостойным занятием?..

— Разве я сказал «недостойным»? — переспросил Искор с легкой улыбкой — похоже, разговор понемногу налаживался. — Я сказал, что Вотша мог найти себе гораздо лучшее дело. Например, ему ничего не стоило занять место помощника книжника в любой, даже самой большой книжице. Но!.. — Искор сделал многозначительную паузу. — Остается вопрос, откуда у Бамбарея взялся меч?! — снова последовала пауза, а затем Искор задал еще один вопрос: — И умел ли Бамбарей им пользоваться?!

В комнате повисло напряженное молчание, а затем дядюшка Прок, чуть кашлянув, промолвил:

— Господин… Мы уже говорили… тем господам, которые нашли меч… Мы не знали об этом мече — я всегда сам проверял укладку повозки, но мне и в голову не могло прийти проверять еще и под днищем!.. Может быть, и Бамбарей-то сказал, что меч его, только чтобы нас от муки смертной спасти!

— Но-но, старик! — не выдержал Искор. — Ты сочиняй, да не заговаривайся! Меч нашли под днищем вашей повозки, и кто, кроме кого-то из вас, мог его туда спрятать?!

— Да кто угодно, господин! — горячо воскликнул дядюшка Прок. — Может, кто из постояльцев этого двора! Увидел, как бедняга Эрих повозку нашу в сарай откатил, прокрался и сунул меч под днище… для сохранности. А мы отвечай!

— Значит, по-твоему, старик, вас кто-то подставил, а нас пустил по ложному следу?.. — задумчиво проговорил Искор, краем глаза наблюдая за Элио, которая, немного успокоившись, отошла от поглощенной разговором Верозы, взобралась на стул и потянулась к сладкому пирожку.

— Именно, господин… Именно подставили!.. — закивал дядюшка Прок.

— Может быть… может быть… — тем же задумчивым тоном протянул многоликий и тут же, остро взглянув на старого актера, спросил: — А сказать, когда и где Бамбарей присоединился к вашей труппе, ты все-таки не хочешь?!

— Что ты, господин!.. — с явным испугом воскликнул Прок. — Разве я могу что-то скрыть от тебя, когда ты со мной разговариваешь так по-доброму… — Он поднял глаза кверху и задумчиво наморщил лоб. — Значит, так… Бамбарей в нашей труппе недавно. Месяцев шесть… может быть, семь… назад мы встретили его… — Изверг замолчал, стараясь припомнить поточнее, а потом энергично кивнул. — Точно! Мы встретили его на берегу Срединного моря, недалеко от города Керы!.. Он еще сказал, что приплыл на лодке с какими-то своими друзьями!

— Так это на Юге! — уточнил многоликий.

— Да-да, господин, на Юге! — подтвердил дядюшка Прок.

— На Юге, значит… — повторил Искор.

И в этот момент маленькая Элио, прикончив пирожок, подала свой голос:

— Бамбарей хороший.

— Это чем же он хороший?.. — улыбнувшись девочке, спросил многоликий.

— Он мне разные истории рассказывал! — с гордостью сообщила малышка.

— Это какие же истории? — снова улыбнулся многоликий.

— Про большого, сильного и смелого волка! — с еще большей гордостью уточнила Элио.

— Вот как?! — удивился Искор. — И что он тебе про этого волка рассказывал?!

— Он всех побеждал, был очень добрый, и еще у него был черный хвост! — выпалила Элио и взяла с тарелки еще один пирожок.

— А как этого волка звали, Бамбарей тебе не говорил? — поинтересовался Искор.

Девочка откусила от пирожка, посмотрела на многоликого и провозгласила с набитым ртом:

— Его звали… Волк!!!

От Искора не укрылась облегченная улыбка Верозы и напряженный выдох дядюшки Прока, но он не показал, как много они ему сказали.

— Хорошо… — проговорил Искор, словно убеждая в чем-то самого себя. — Вы можете пообедать, надеюсь, аппетит к вам вернулся, а я вас покину. Однако если у меня появятся к вам еще вопросы, я вас снова побеспокою.

Он направился к выходу из комнаты, но на пороге, уже открыв дверь, обернулся:

— Вам запрещено покидать город до особого разрешения, соответствующие указания даны городской страже. Возможно, я заберу вас с собой в Край. — Тут он не выдержал и оскалился в усмешке: — Вы ведь еще не бывали в столице стаи восточных волков?! А мы еще не видели… вашего искусства.

И многоликий вышел, аккуратно притворив за собой дверь.

С минуту изверги, оставшиеся одни в комнате, не шевелились, вслушиваясь в затихающие за дверью неторопливые шаги. Затем Вероза, медленно ступая, направилась к одному из стульев и опустилась на него без сил. Дядюшка Прок осторожно подошел к двери и долго прислушивался, после чего приоткрыл дверь и выглянул в щелку. В коридоре никого не было, но старый актер тем не менее распахнул дверь, быстро прошел по коридору и выглянул в большую прихожую. Там тоже никого не было, кроме двух слуг, поставленных принимать гостей.

Дядюшка Прок вернулся в комнату, плотно прикрыл дверь и уселся за стол рядом с Верозой и Элио. С минуту они молчали, а затем старый актер спросил, ни к кому не обращаясь:

— Смогли мы его обмануть?..

— Это неважно, — покачала головой Вероза. — Важно, что Бамбарею удалось сбежать. Теперь они вряд ли смогут узнать что-то про наше знакомство… — И вдруг, с силой дернув Элио к себе, она воскликнула: — Если только ты, маленькая мерзавка, не станешь болтать, что не надо!!!

Элио, широко распахнув глаза, уставилась на молодую женщину, и спустя мгновение в этих огромных, темно-синих глазах вскипели слезы.

Вероза мгновенно прижала девочку к себе и быстро, но негромко заговорила:

— Прости меня, малышка, прости! Я очень испугалась, очень!.. Еще вчера, когда эти страшные оборотни привязали тебя к столу и хотели… мучить. Но ты должна запомнить: ни с кем, понимаешь, ни с кем нельзя говорить о Бамбарее! Мы все его любим, но говорить о нем нельзя! Нельзя! Ты поняла меня?!

Элио хлюпнула носом, но сдержала слезы и кивнула. Затем, бросив быстрый взгляд на стол, она погладила Верозу по щеке и негромко спросила:

— А можно мне еще один пирожок?

— Конечно, малышка, — быстро ответила Вероза. — И сладкой сахарной воды!..

Она налила из высокого кувшина в небольшую чашку воды и придвинула поближе к девочке тарелку с пирожками.

— Сама поешь… — предложил дядюшка Прок, но Вероза отрицательно помотала головой:

— Не хочу.

— И напрасно! — ласково проговорил старик. — Тем, что ты будешь голодать, ты никому не поможешь. Ни Бамбарею, ни Эриху.

Он придвинул поближе пустую тарелку и наложил на нее тушеных овощей с мелко нарезанным копченым мясом. Потом по запаху выбрал один из кувшинов и налил себе пива.

Вероза молча наблюдала за ним, а когда дядюшка Прок приступил к трапезе, встала со стула.

— Я пойду к Эриху, а сюда пришлю тетушку Мармелу. Пусть она тоже поест.

— Постой, — остановил ее Прок. Быстро собрав на одну тарелку кое-что из снеди, разложенной на столе, он сунул эту тарелку в руки Верозе со словами:

— На вот, захвати с собой. Если захочешь, сама поешь, а может быть, Эрих в себя придет, так и его покормишь!

Вероза как-то безвольно приняла тарелку и молча направилась к выходу, а дядюшка Прок вместе с Элио принялись за остывший обед. Спустя несколько минут в комнату вошла тетушка Мармела. По ее виду можно было догадаться, что у нее имеется масса вопросов к руководителю труппы, но он опередил ее. Указав рукой на соседний стул, дядюшка Прок проговорил с набитым ртом:

— Садись, Мармела, угощайся… Сам многоликий о нас позаботился, негоже его заботу втуне оставлять!

Мармела посмотрела на старого актера долгим взглядом и молча опустилась на предложенный стул.

Несколько минут они молча ели, а затем тетушка Мармела еле слышно спросила:

— Так Бамбарей сбежал?

— Да, — так же негромко ответил Прок. — Но многоликий сказал, что он должен быть еще в городе и они надеются его снова схватить…

— В городе… — голосом, полным разочарования, протянула тетушка Мармела и… замолчала.

Но Бамбарей, вернее, извержонок из стаи восточных волков по имени Вотша, был уже далеко от вольного торгового города Ласта. Он быстро шагал по узкой лесной тропке, направляясь на Восток, на свою родину. Прошлой ночью он все-таки заглянул в село Лохмотья, к одной знакомой старушке, у которой они ночевали, направляясь в Ласт. Он признался ей, что сбежал от многоликих и направляется… куда глаза глядят. Бабушка, ни о чем его не спрашивая, собрала для него котомку с едой и выгребла все свои сбережения — три медные монеты вольного города Ласта. Вотша не хотел брать монеты, но бабка сурово посмотрела на него и коротко приказала:

— Бери! Я не хочу, чтобы ты попрошайничал. Попрошайку могут выдать многоликим!

К вечеру следующего дня Вотша успел уйти достаточно далеко, чтобы не опасаться погони. Правда, он оказался в совершенно незнакомых местах, а потому старался пока что не выходить к человеческому жилью. Запасов у него было достаточно, так что тропинка, присыпанная мягкой хвоей и прихотливо петляющая в не слишком густом еловом бору, очень хорошо подходила для его целей.

Однако вечер опускался на землю, принося с собой прохладу ранней осени и темноту высокого неба, расцвеченного яркими звездами. Пора было подумать о ночлеге, и тут чуть в стороне от тропинки Вотша увидел странно наклоненную ель. Старое мощное дерево, видимо, начало падать, но его верхушка попала между ветвями стоявшей невдалеке раскидистой осины, так что серый, покрытый у комля лишайником ствол повис, наклонившись над землей. Вотша остановился, внимательно оглядел ель, а затем сошел с тропинки и направился к ней.

Обойдя вывороченные из земли корни и заглянув в образовавшуюся яму, извержонок взобрался на ствол и, осторожно переступая, двинулся вверх, в гущу все еще зеленых ветвей. Миновав три четверти ствола, он оказался в зеленом шатре, образованном наклонившимися под собственной тяжестью еловыми лапами. Сумрак здесь был гораздо гуще, но вечернего света хватало, чтобы удобно устроиться, подстелив под себя плотную куртку и пристроив под голову заплечный мешок. Наскоро перекусив, Вотша принялся рассматривать быстро темнеющее небо с загорающимися на нем звездами и вспоминать своих друзей-актеров — как-то им сейчас приходится?.. Он надеялся, что его бегство из-под стражи никак не скажется на них, ведь их вины в том, что он исчез, не было. И все-таки в глубине души у него таилась тревога. Однако молодость и окружающее спокойствие взяли свое, и через некоторое время Вотша заснул…

Пробудился он так, словно кто-то очень осторожно тронул его за плечо. Ночь была в самой середине — начало часа Неясыти. Звезды сверкали, как подсвеченные драгоценные камни, воздух был прохладен и напоен запахами взявших силу трав, в глубине леса раздавалось уханье, едва слышные шорохи… и звуки человеческой речи!

Разговаривали внизу, под елью, на которой устроился Вотша. Извержонок осторожно наклонился, просунул голову между ветвями и увидел, что у самого комля ели горит небольшой костерок. Над костром пристроен котелок, наполненный закипающей водой, а рядом с костром, полулежа, расположились два нестарых еще изверга. Вотша прислушался.

Вначале говор показался ему совершенно незнакомым, но потом он начал узнавать некоторые слова и понял, что изверги разговаривают на сильно искаженном наречии одной из западных стай. Постепенно смысл разговора стал доходить до него:

— …представляешь, парень сбежал из городского замка! Конечно, ему кто-то помог, но согласись — такого еще не бывало!

— Не бывало, потому что мы при виде многоликого начинаем трястись от страха и забываем все то, что умеем! А этот паренек, похоже, не из робких, он рискнул, и у него получилось!

— Но самое интересное, Гвалт рассказал, что у этого парня был… меч!

Сказавший это парень даже приподнялся от возбуждения. Однако его собеседник плюнул в костер и презрительно бросил:

— Болтун твой Гвалт! И всегда был болтуном. А уж с тех пор, как староста начал посылать его в Ласт, он после каждой поездки рассказывает какую-нибудь небылицу!

Изверг привстал, заглянул в котелок и наклонился над раскрытым рядом с ним мешком.

— Но… все-таки… — неуверенно протянул второй изверг, однако скептик не поддержал разговор. Он достал из мешка маленький мешочек, распустил завязки и с наслаждением вдохнул запах содержимого. Потом, запустив щепоть в мешочек, достал немного сухой травы и бросил в закипающую воду, немного подумал и добавил еще две щепоти травы. Спрятав маленький мешочек на место, он выудил из мешка деревянную ложку и принялся помешивать в котле. Лишь закончив это дело, он вернулся к прерванному разговору:

— Ну, посуди сам, зачем извергу нужен меч?! Ладно бы еще нож или там дубинка, а тут — меч! Раз парню удалось сбежать из-под стражи, значит, парень с головой. И ты думаешь, он стал бы разгуливать по Ласту с мечом у пояса?! Вот ты бы стал?!

— Я бы не стал, — быстро ответил второй изверг и хотел что-то добавить, однако первый его перебил:

— Вот видишь — не стал бы. А тот паренек наверняка не глупее тебя!

— Так ведь он и не разгуливал! — снова привстал с места второй изверг. — Он его прятал, а многоликие нашли! По Ласту слух идет, будто паренек этот меч у какого-то вожака стащил!

Изверг, сидевший с ложкой, покачал головой:

— Совсем люди с ума посходили! Ну посуди сам — если у тебя появится возможность что-то стащить у вожака… Хотя откуда у тебя такая возможность может появиться?! Ты и вожака-то ни разу в жизни не видел. Ну, ладно, не у вожака, а хотя бы у нашего старосты. Вот, забрался ты в его хоромы, ты что, меч потащишь, или деньги, или какое-нито добро, нужное в хозяйстве?

— Да ничего я не потащу!.. — после секундного раздумья заявил второй изверг. — Куда я потом с этим добром денусь-то!

— Вот! — назидательно произнес первый. — А теперь представь себе изверга, который получил возможность стащить у вожака меч… Как думаешь, какое он место при вожаке занимать должен, чтобы получить такую возможность? И стал бы он в таком случае что-то тащить?!

Несколько секунд изверг молча смотрел на своего товарища, а потом сделал вывод:

— Вот и получается, что никакого меча у него не было! Набедокурил паренек, при вожаке-то обретаясь, ну и подался в бега с испуга, а нет бы вожаку-то в ноги упасть да повиниться, глядишь, и обошлось бы все.

— Да-а-а… — согласился второй изверг. — А теперь его по всему Ласту многоликие ловят.

— Многоликие ловят?.. — удивленно переспросил первый.

— Ну да. Гвалт говорит, не мог тот парень из города уйти… Поймают его!

— Х-м… — с сомнением проронил первый. — А я думаю, паренек уже далеко от Ласта. Я бы на его месте в родные края подался.

— Ты что?! — ужаснулся второй изверг. — Его ж там наверняка ищут!

— А вот вряд ли, — усмехнулся первый. — Вожак-то сначала свои земли обыскал и убедился, что парня в них нет, а уж потом начал поиски в чужих землях.

— Гвалт вроде говорил, что парень-то с Востока… — раздумчиво произнес второй изверг.

— Ну и что?.. — Первый изверг снял котелок с огня, поставил его на землю и строго посмотрел на товарища. — Что с того, если он с Востока?

— Если он… ну… этот парень в родные места отправится, то непременно через нашу деревню пройдет, — все тем же раздумчивым тоном пояснил второй.

— Ну и что? — снова переспросил первый.

— Вот бы… познакомиться.

— Зачем?!

— Ну… Как — зачем? Интересно ведь! От многоликих все-таки человек сбежал.

Первый изверг отвернулся, наклонился над своим мешком и достал две грубо вылепленные глиняные чашки. Затем он аккуратно наполнил их из котелка варевом, протянул одну чашку товарищу и отхлебнул из своей. Затем почесал макушку и с легкой усмешкой проговорил:

— Не знаю, насколько это интересно, а вот выгодно может быть очень… Жалко только, что твой болтливый друг Гвалт не разузнал, как выглядит этот паренек.

— Что значит — выгодно? — не понял второй. — В чем здесь выгода?

— Я думаю, многоликие не оставят без награды того, кто им этого… беглеца представит, — все с той же усмешкой пояснил первый и снова припал к чашке.

Теперь уже макушку почесал второй изверг и чуть растерянно проговорил:

— А я даже не подумал об этом.

— Потому ты и живешь в развалюхе об одном окне и землю мотыжкой ковыряешь, — с уже откровенной насмешкой пояснил первый.

Второй ничего не ответил, но как-то неловко сгорбился, хлебнул из чашки и… отставил ее в сторону. Несколько минут под елью царило молчание. Наконец первый изверг поднялся, выплеснул остатки варева в догорающий костер, спрятал чашку в мешок и лениво проговорил:

— Ладно… Надо спать укладываться — трогаться-то до света придется, иначе на ярмарку опоздаем, и староста нам выдаст… «награду»!

Он снова улегся, на этот раз спиной к тлеющим углям, повозился немного и затих. А его товарищ долго еще сидел неподвижно, о чем-то раздумывая.

Тишина повисла над наклоненной елью, костерок под ней превратился в едва заметное, мерцающее темным багрянцем пятно, совершенно не дающее света. А рядом с этим пятном притаился сгусток черноты — сидящий изверг. Вотша закрыл глаза, а в голове у него продолжал звучать подслушанный разговор…

Вторично Вотша проснулся уже на рассвете. Утренний влажный холодок пробрался под рубаху и порты, чуть смочил волосы, бросил на лицо пригоршню росинок… Открыв глаза, Вотша первым делом посмотрел вниз, но там уже никого не было, только небольшое темное пятно обозначало место ночного костерка и свидетельствовало о том, что ночной разговор ему не приснился.

Вотша не торопился покидать свое укрытие. Он достал из мешка ломоть хлеба с кусочком прикопченого мяса, аккуратно съел этот завтрак, еще раз оглядел открывающийся под ним участок леса и, убедившись еще раз, что вокруг никого нет, осторожно спустился на землю.

Следы ночных говорунов вели по мокрой от росы траве к тропинке, по которой Вотша вчера вечером вышел к своей ели, и там пропадали на утоптанной хвойной подстилке. Так что определить, в какую сторону пошагали оба изверга, было невозможно. Но когда Вотша прошагал метров сто, он увидел справа от тропинки свежесломанную ветку орешника и понял, что идет следом за ними. Догонять извергов он не хотел, да и торопиться, собственно говоря, у него нужды не было, так что он умерил свой шаг и, не торопясь, продвигался по тропинке около двух часов. А затем лесная тропка вильнула из стороны в сторону, выбежала на опушку и исчезла в колее разбитой дороги, по которой, похоже, ездили только грубые извержачьи повозки.

Вотша несколько минут постоял, прячась в прикрывавших опушку кустах, пытаясь определиться с направлением дальнейшего пути, и после долгого раздумья свернул вправо, вдоль опушки леса. Кусты все еще скрывали его, да и лес давал возможность в случае чего скрыться, спрятаться, но он понимал, что рано или поздно ему придется выбраться на открытое место.

И действительно, не прошел он и нескольких десятков метров, как путь ему преградил довольно глубокий овраг, по дну которого бежал широкий ручей. Оставалось или выходить из леса и идти вдоль ручья, или пытаться переправиться через ручей. Вотша выбрал первое.

Овраг, постепенно углубляясь, пересекал кочковатый, заросший невысоким кустарником луг и, прорезав высокий берег, выпускал ручей в широкую реку, на противоположном берегу которой виднелся небольшой городок. Стены у этого городка не было, зато в нем имелось несколько двух— и даже трехэтажных домов. В сотне метров выше по реке на берег выходила и та самая разбитая дорога, которую Вотша оставил позади. Дорога эта упиралась в небольшой настил, у которого покачивался весельный паром. Народу на пароме было совсем немного, видимо, поэтому он еще не отправился через реку. Вотша несколько секунд раздумывал, а потом двинулся в сторону парома, постепенно ускоряя шаг.

На пароме его встретил неожиданным вопросом рослый изверг с багровым шрамом через левую щеку:

— Ты покупать или продавать?!

— Что покупать? — не понял Вотша.

— Ну, ты же на ярмарку идешь, так покупать или продавать?! — переспросил изверг, почему-то раздражаясь. Тут Вотша припомнил, что один из извергов у ночного костра говорил что-то о ярмарке. Он улыбнулся и ответил:

— Я иду посмотреть…

Изверг прищурил глаз, и в его голосе появилась настороженность.

— Посмотреть?.. Ты не от дела ли, парень, бегаешь?!

— Я не бегаю, а хожу! — согнав с лица улыбку и сурово сдвинув брови, ответил Вотша. — И мое дело заключается именно в этом!

— Ходить? — чуть помягчев, усмехнулся изверг.

— Ходить и смотреть, — все с той же суровостью кивнул Вотша. — Когда вожак моей стаи отправлял меня в это путешествие, он мне сказал: «Иди и смотри! Узнай Мир и сложи такой флокк, чтобы потомки помнили меня в тридцати поколениях!»

— Так ты?.. — начал свой вопрос изверг, но Вотша его перебил:

— Я — сказитель Ёкуль из Норникса!

— Ну что ж, сказитель Ёкуль, с тебя за перевоз монета.

Вотша посмотрел на изверга с презрением и буквально выплюнул через губу:

— Скажи мне, как тебя зовут и из какого места ты родом!

— Зачем тебе это? — удивленно спросил изверг.

— Чтобы прославить твое имя!

Изверг довольно ухмыльнулся:

— Зовут меня паромщик Твид, а родом я из вот этого самого города… — Он кивнул за реку. — Который называется Ярей на Эйне… Эйна — это река наша.

Вотша помолчал, пристально глядя на Твида, а потом громко, так, чтобы было слышно всем находившимся на пароме, продекламировал:

По парому прокатился негромкий смех, а изверг стоял, открыв рот, выпучив глаза и пытаясь что-то произнести, но из горла у него выходил только невнятный хрип. Наконец Вотша с трудом разобрал:

— Ты же сказал: «Прославить!..»

— Но я не сказал, какого рода будет эта слава! — немедленно ответил извержонок, а потом, фамильярно похлопав по плечу остолбеневшего изверга, добавил: — Так как?.. Я даю тебе монету и славлю тебя по всему Миру или ты не берешь с меня денег, а я забываю свою великолепную вису?

Еще целую минуту изверг с перекошенной физиономией пялился на Вотшу, не в силах вымолвить ни слова, а затем, круто развернувшись, вдруг заорал:

— А ну, быстро отчаливай!!! Да навались на весла, если не хотите плети попробовать!!!

— Мастер Твид! — раздалось с противоположного конца парома. — Ты же обещал подождать мою корову. Ее вот-вот пригонят!

— Сначала я высажу этого… Ёкуля из Норникса, а потом вернусь за твоей коровой! — проревел в ответ изверг. — Мне не хочется, чтобы он еще какую-нибудь мерзость про меня по Миру пустил.

Вотша улыбнулся и неторопливо двинулся к противоположному краю парома, чтобы сойти с него, как только он причалит на противоположной стороне.

То ли потому, что гребцы «не хотели плети попробовать», то ли река была не такая уж и широкая, но паром пересек ее всего за пару-тройку минут. Едва только передняя стенка парома коснулась причального настила, Вотша спрыгнул и, повернувшись к стоявшему невдалеке Твиду, крикнул:

— Мастер Твид, я вставлю тебя в свой флокк! Из тебя выйдет очень колоритный персонаж! А вису о жадном паромщике я уже забыл!

Паромщик демонстративно отвернулся, а Вотша с улыбкой во всю физиономию направился в городок.

Первые домики городка начинались практически на берегу реки. Правда, это были совсем крошечные домишки, с такими же крошечными огородиками на задах, отделенные друг от друга неким намеком на изгородь или просто цепочкой камней. Когда Вотша миновал несколько первых домиков, позади него раздался негромкий запыхавшийся голос:

— Эй, парень, подожди немного, я не могу тебя догнать!..

Извержонок оглянулся и увидел, что следом за ним поспешает опрятно одетый старик с золотой цепью на шее и толстой суковатой палкой в руке. Старик заметно прихрамывал, так что палка для него была не предметом роскоши, а первой необходимостью.

Вотша замедлил шаг, позволяя себя догнать, и, когда старик приблизился, спросил:

— Так зачем ты за мной гнался?

Однако старик вместо ответа задал свой вопрос:

— Ты сказал паромщику, что тебя зовут Ёкуль из Норникса?

— Да, сказал, — кивнул Вотша.

— Но ведь Ёкуль умер почти пятьдесят лет назад, и к тому же он был многоликий, — хитро прищурив глаз, проговорил старик.

Однако Вотша не смутился, он вскинул подбородок и, свысока взглянув на старика, ответил:

— Я знал наверняка, что этот… паромщик никогда не слышал о Ёкуле из Норникса, и хотел дать ему понять, насколько он темен!

— А сам-то ты откуда знаешь о Ёкуле? — неожиданно спросил старик. — Ты — изверг, не производящий впечатления приближенного к кому-либо из вожаков стай!..

Вотша резко остановился и посмотрел прямо в глаза старику:

— Ты сомневаешься, что я из Норникса?! Что меня послал в Мир сам Торин Ледник, вожак стаи северных лис?!

Слезящиеся глазки старика забегали, он чуть отстранился и забормотал:

— Нет… конечно… как можно сомневаться…

Вотша чуть ослабил напор и проговорил с некоторой даже мечтательностью:

— Я могу рассказать тебе, как прекрасна столица северных лис, город Норникс, как высока главная башня города, на которой в темные ночи и пасмурные дни зажигают огромный огонь, чтобы лодки могли найти дорогу домой, как суров и добр могучий Торин, как он умен и просвещен!..

И тут Вотша, откровенно усмехнувшись, добавил:

— Но зачем тебе все это, старик, ты же все равно никогда не увидишь славного Норникса, не встретишься с могучим Торином!

— Значит, ты — из стаи северных лис? — не то спросил, не то констатировал старик.

Вотша не стал отвечать на этот вопрос. Вместо этого он задал свой:

— А сам-то ты кто такой, старик?!

И снова старик не ответил на вопрос извержонка. Отступив на шаг, он огляделся, словно искал кого-то взглядом, и, не найдя, поинтересовался:

— А тебе приходилось читать свои стихи перед публикой?

— Конечно! — с некоторой гордостью в голосе ответил Вотша. — Как и любому другому сказителю!

— Тогда я прошу тебя прийти сегодня вечером, в час Волка, в таверну «Золотое яйцо». Я собираю там своих друзей и хочу, чтобы ты прочитал нам несколько… Как ты их назвал?.. Вис?.. Я правильно выразился?..

— Старик, — снова усмехнулся Вотша. — Во-первых, я не читаю свои стихи незнакомым людям без причин. Во-вторых, такое выступление будет тебе дорого стоить.

— Ну что ж, — с гордостью в тон ему ответил старик. — Меня зовут мастер Клапп. В Ярее меня знает каждый, и ты сможешь навести обо мне необходимые справки. Что касается дороговизны твоих выступлений, то… Я предлагаю тебе за то, что ты почитаешь этим вечером свои стихи… пять монет города Ласта, не считая отличного ужина! Устроит тебя такой расчет?!

Вотша наклонил голову набок, скептически осмотрел старика и проговорил:

— Мне кажется, ваша милость слишком много обещает.

— А чтобы подтвердить свои обещания, — ответил мастер Клапп, — предлагаю тебе прямо сейчас, в качестве задатка, принять вот это!

И он жестом фокусника выудил из воздуха небольшую монету.

Вотша взял монету и внимательно ее рассмотрел — это была монета вольного города Ласта. Извержонок поднял взгляд на своего неожиданного благодетеля и после короткой паузы кивнул:

— Час Волка, таверна «Золотое яйцо»… Я буду читать свои стихи для твоих друзей, мастер Клапп!

— Вот и хорошо! — радостно воскликнул старик. — А теперь не смею тебя задерживать… сказитель.

И старик поклонился.

Этот «сказитель» и поклон старика почему-то очень не понравились Вотше, однако он молча поклонился в ответ и, развернувшись, снова направился к центру города, где на площади должна была проходить ярмарка.

Но не прошел он и нескольких шагов, как его снова тронули за рукав, и, оглянувшись, Вотша увидел паренька чуть моложе себя, который, застенчиво улыбнувшись, спросил:

— Ёкуль, меня Житырь зовут. Ты ведь на ярмарку идешь, можно мне с тобой?..

— А тебе обязательно провожатый нужен? — возвращая улыбку, переспросил Вотша.

Парнишка еще больше смутился и несколько торопливо проговорил:

— Я слышал, как ты осадил Твида, паромщика!.. Здорово у тебя получилось. Он ведь и в самом деле дерет со всех вдвое больше установленного, а попробуй что скажи, на паром больше не попадешь! Я как только услышал твои стихи про него, сразу понял, что ты человек бывалый, дай, думаю, напрошусь в компанию… — Паренек заглянул Вотше в глаза и добавил уже полной скороговоркой: — Я бы раньше подошел, но ты был разговором занят.

Было в этой его скороговорке что-то трогательное, что-то располагающее.

— А сам-то ты местный? — поинтересовался Вотша.

— Да, наша деревня совсем недалеко от Ярея, меня мать сюда послала на ярмарку, посмотреть, нельзя ли ткани недорогой купить.

Вотша пожал плечами:

— Ну что ж, пойдем вместе. Я — человек не местный, может, что подскажешь мне, чтобы я в неудобное положение не попал.

Идти им пришлось недалеко, ориентируясь по отдаленному гулу, они вскоре вышли на городскую площадь, заставленную временными, кое-как сбитыми прилавками, на которых окрестное в основном население разложило свои нехитрые товары. Правда, ближе к центру площади обнаружилось несколько обменщиков из дальних стай — двое восточных медведей с воском и медом, двое северных тюленей с россыпью поделок из моржового зуба и низками просоленной рыбы. Рядом с ними пристроился изверг из стаи западных вепрей с хитрыми замками и другим скобяным товаром. Но когда Вотша двинулся в их сторону, Житырь остановил его:

— Не ходи туда, они не любят тех, кто не покупает, а просто глазеет… Побить могут!.. Или вообще убить!

— Убить? — удивленно переспросил Вотша. — За что?!

Житырь, в свою очередь, удивленно посмотрел на Вотшу.

— Ты же изверг! Просто убьют, и все. Ну… за тебя, в крайнем случае, заплатят твоим северным лисам виру, ты все-таки сказитель!

— Я думал, у вас на Западе иначе… — разочарованно пробормотал Вотша.

— Значит, ты «у нас на Западе» недавно, — невесело усмехнулся Житырь.

Они обошли ярмарочную площадь и даже заглянули в один из пяти балаганов, где размалеванные шуты веселили публику. Только после этого Житырь и Вотша отправились в ряды, где торговали тканями. Сначала они просто прошли вдоль прилавков с разложенными на них образцами. Затем Житырь начал подходить к торговцам, щупать ткань, а порой и прицениваться. Вотша, увидев, что выбирает его новый товарищ, помалкивал, но потом все-таки не выдержал.

— Сколько лет твоей матушке? — задал он неожиданный вопрос после того, как Житырь в очередной раз отошел от прилавка с разочарованным лицом.

— Сорок два, — чуть удивившись, ответил тот. — А почему ты спросил?

— Мне кажется… — осторожно начал Вотша. — Только ты не обижайся… Мне кажется, ты выбираешь слишком пестрое. У нас на Севере в сорок два года женщины одеваются скромнее.

— У нас на Западе тоже, — улыбнулся Житырь. — Только я выбираю ткань не для матери. У меня сестра замуж выходит.

— Ну, тогда ясно! — улыбнулся в ответ Вотша. — Так что ж не покупаешь?.. Вон у того, мордатого, вполне подходящий товар имеется!

— Дороговато, — помрачнев, ответил Житырь.

— Сколько ж тебе мать на покупку дала? — задал Вотша нескромный вопрос.

— Три монеты стаи западных вепрей, — осторожно ответил Житырь.

— А монеты вольного города Ласта на этой ярмарке в ходу? — спросил Вотша.

— Конечно! — пожал плечами Житырь. — Только откуда ж их взять?!

— А у меня, по случаю, как раз есть! — проговорил Вотша и бросил внимательный взгляд вдоль прилавков. — Пойдем-ка вон к тому дядьке, поинтересуемся.

Они приблизились к пожилому невысокому темноволосому извергу с быстрыми черными глазами, прибывшему, по всей вероятности, откуда-то с Востока и разложившему на прилавке явно нездешние ткани с чудесной, до странности пестрой и яркой окраской. Оглядев товар, Вотша приподнял край одного образца и, слегка помяв его, поднял глаза на продавца:

— Уважаемый, мы с… братом… — он бросил быстрый взгляд на своего товарища, — люди небогатые, но твоя ткань так радует сердце, что мы бы хотели одеть нашу сестру в такое вот платье! Скажи, сколько ты просишь за кусок такой ткани, нужный для пошива платья для девушки ростом…

Последовал новый взгляд на Житыря, и тот, глядя широко раскрытыми глазами на изверга-обменщика, быстро добавил:

— Веста ростом мне до уха… — а затем, повернувшись к Вотше, быстро зашептал: — Слушай, Ёкуль, это очень дорогая ткань!

И тут заговорил изверг-обменщик:

— Ай-яй-яй, дарагой! Ты хочешь, чтобы твоя красавица сестра ходила в дешевом платье?! Какой ты брат тогда — постыдись своей матери! Посмотри! — Он ткнул пальцем в сторону Вотши. — Вот настоящий брат, любящий свою сестру!

Голос у продавца был странно гортанный, он выговаривал слова с заметным и весьма своеобразным акцентом и невероятным темпераментом. Наклонившись к Вотше, он продолжил вкрадчивым, проникновенным тоном:

— Не слушай своего брата, дарагой, он хочет выбросить монеты на ветер! Эту ткань я вез через два моря, через семь гор, двенадцать дней по степям! Эта ткань переправилась через двенадцать рек и ушла от двух сотен разбойников, что орудуют в восточных лесах! Платье из этой ткани твоя сестра будет носить всю жизнь, а потом ее дочь пойдет в нем замуж, и все будут дивиться на его красоту!

Возможно, продавец мог бы еще долго расхваливать свой товар, но Вотша перебил его:

— Так сколько я должен отдать за нужный мне кусок ткани, путешествовавшей так долго?!

— Это, смотря какой монетой рассчитываться будешь, дарагой! — хитро прищурив глаз, воскликнул продавец.

— Монетой вольного города Ласта! — веско произнес Вотша.

Изверг-обменщик на секунду задумался, а затем выпалил:

— Ах, дарагой, пусть будет мне убыток, но пусть будет твоя сестра счастлива! Две монеты города Ласта, всего две монеты возьму с тебя за кусок этой прекрасной ткани!

— Две… — с сомнением протянул Вотша и еще раз помял край выставленного лоскута.

— Меньше никак невозможно! — воскликнул изверг. — Ты же не хочешь подвести бедного изверга под топор палача! Вожак моей стаи казнит меня лютой смертью, если я буду отдавать такую ткань даром!

— Уговорил! — решительно произнес Вотша. — Отрезай кусок!

Изверг-обменщик исчез под прилавком, а Вотша, порывшись за пазухой, вытащил две монеты вольного города Ласта.

И тут из-за его спины раздался зычный голос:

— А теперь рассказывай, извержонок, у кого ты украл эти монеты!!!

Однако вместо ответа Вотша одним неуловимым движением переместился в сторону и развернулся. У прилавка с расширенными от ужаса глазами застыл Житырь, а рядом с ним стоял здоровенный изверг, наряженный в двуцветный кафтан, узкие,в обтяжку, штаны и узконосые короткие сапоги. В правой руке он держал длинную плеть, а левая была протянута вперед, словно он собирался что-то схватить, но не успел. Вотша одним взглядом охватил всю эту картину, а затем спокойно поинтересовался:

— А ты кто такой, дяденька, чтобы обвинять меня в краже?!

Изверг медленно опустил руку и прорычал:

— Я — назначенный вожаком стаи смотритель ярмарки! Мое дело — ловить таких, как ты, воришек и передавать их на дознание, а если они сопротивляются или убегают, у меня есть средство заставить их подчиниться!

И он поиграл зажатой в кулаке плетью.

— Но я не собираюсь убегать, — пожал плечами Вотша. — Я собираюсь купить кусок ткани на свои деньги. А откуда у меня монеты, можешь поинтересоваться у почтенного мастера Клаппа, вечером он должен мне дать еще четыре такие монеты.

— Мастер Клапп обещал тебе денег?.. — протянул разодетый изверг, и вдруг его физиономия расплылась в довольной улыбке. — Ну, тогда ты имеешь полное право потратить их!

Изверг захохотал, развернулся и двинулся вдоль торговых рядов, поигрывая плетью.

А Вотша вернулся к прилавку и окликнул хозяина товара:

— Уважаемый, вот твои монеты, а где же моя ткань!

Черноглазый изверг вынырнул из-под прилавка и раскинул кусок выбранной Вотшей ткани.

— Вот, дарагой, — провел он по узорчатой ткани ладонью, — здесь и на платье хватит, и на шапочку останется!

Вотша посмотрел на все еще испуганного Житыря.

— Ну как, брат, подойдет такой наряд Весте?

Житырь сглотнул, кивнул, и на его лице появилась неуверенная улыбка.

Вотша протянул деньги. Изверг-обменщик аккуратно взял монеты, внимательно их рассмотрел и спрятал за пазуху в потайной карман. Затем он свернул ткань и с поклоном вручил ее Вотше.

— Получай, дарагой, пусть Мать всего сущего даст счастья твоей сестре!

Вотша протянул сверток Житырю.

— Ну вот, дело сделано, и мы можем пойти пообедать!

— Пойдем! — обрадованно воскликнул его новый друг и торопливо добавил: — Но платить за обед буду я!

Тут же на ярмарочной площади, во временном бараке, они нашли небольшую харчевню. За две миски лапши с куриными потрохами, два куска капустного пирога и жбан ягодного отвара с них взяли одну монету стаи западных вепрей, и, выйдя на улицу вполне сытыми, они решили прогуляться до реки.

Когда ребята покинули ярмарочную площадь и медленно пошли по улице, Житырь вдруг заговорил странно напряженным и очень тихим голосом:

— Ёкуль, ты сказал смотрителю ярмарки, что мастер Клапп обещал тебе сегодня вечером отдать четыре монеты города Ласта…

— Да, — кивнул Вотша, — обещал, и я думаю, он сдержит свое обещание.

— А что ты должен сделать? — все тем же тихим голосом поинтересовался Житырь и бросил быстрый взгляд по сторонам, словно проверяя, не подслушивает ли их кто.

— Он попросил меня почитать для его друзей — я же сказитель. Они соберутся сегодня вечером в час Волка в таверне «Золотое яйцо»…

— Не ходи! — едва слышно прошептал Житырь и снова оглянулся.

— Почему?! — удивился Вотша.

Однако Житырь не ответил на этот вопрос, вместо этого он тихо и очень быстро забормотал:

— Помнишь, ты сказал, что не знаешь наших… порядков, что я могу подсказать тебе что-то. Вот я тебе и подсказываю, не ходи в эту таверну!

В голосе у паренька прозвучало… отчаяние, и именно это насторожило Вотшу. Он остановился, развернул Житыря к себе лицом и, глядя ему прямо в глаза, потребовал:

— Ну-ка, давай выкладывай, в чем тут дело!

Тот попытался было отвернуться, а потом вдруг зашептал горячо и сбивчиво:

— Я не могу тебе сказать… Он все слышит, он все видит, он все… узнает, и тогда он со мной такое сделает…

— Да кто — он?!

Житырь попробовал снова оглянуться, но Вотша держал его слишком крепко, тогда парень чуть ли не со слезами в голосе прошептал:

— Твой знакомец… мастер Клапп!

— Этот хромой старик? — недоверчиво переспросил Вотша, несколько ослабив свою хватку.

— А вот этого никто не знает! — невпопад ответил Житырь.

— Чего не знает? — не понял Вотша. — Того, что он хромой?! Так я сам видел, что он хромал.

Житырь снова завертел головой, оглядывая улицу, а затем все тем же шепотом проговорил:

— Ну да, чаще всего он — хромой старик, но вроде бы его видели и в другом облике!..

— Он не похож на многоликого! — возразил Вотша. — Я в этом очень хорошо разбираюсь.

— Нет, дело не в многоличье!.. — снова горячечным шепотом забормотал Житырь. — Он не превращается в зверя, он… он становится… другим человеком!

Несколько секунд Вотша смотрел в лицо чуть растерянного и явно напуганного парня, а затем, стараясь говорить как можно спокойнее, спросил:

— Слушай, ты сам начал этот разговор, так не проще ли рассказать мне все, что тебе известно об этом мастере Клаппе?!

— Я… я ничего не рассказывал о мастере Клаппе! — воскликнул Житырь, чуть повысив голос, и, словно испугавшись этого восклицания, снова перешел на едва слышный шепот: — Я только попросил тебя не ходить в таверну «Золотое яйцо»!

Вотша решил зайти с другой стороны:

— Ты считаешь, что там мне может угрожать опасность?!

Житырь молча, но очень энергично закивал.

— Но мастер Клапп видел меня первый раз в жизни, он не может испытывать ко мне ненависть или вражду, ему не за что мне мстить!

Житырь замотал головой и прошептал:

— Это не месть!

— Не месть? — удивился Вотша. — Тогда я вообще не понимаю, что это может быть за опасность!

— Это… заработок! Очень хороший заработок!

— Мастер Клапп хочет заработать на мне?!

И снова Житырь энергично закивал.

— Как?!

Вотша схватил парня за ворот куртки и сдавил что есть силы.

От неожиданности Житырь растерялся и просипел:

— Он тебя продаст вожаку нашей стаи.

Вотша тут же отпустил его и с холодным спокойствием произнес:

— Теперь тебе не имеет смысла вилять, рассказывай все, что ты знаешь!

Житырь схватил воздух широко открытым ртом, быстро выдохнул, снова вдохнул… Наконец его дыхание пришло в норму. Он укоризненно посмотрел на Вотшу и едва слышно сказал:

— Я только хотел тебя предупредить, чтобы ты не ходил к этому мастеру Клаппу.

— А я всегда хочу знать причину, по которой мне дают совет! — жестко ответил Вотша.

Плечи у Житыря бессильно опустились, голова склонилась, он как-то обреченно вздохнул и прошептал:

— Хорошо, я тебе расскажу… Все равно мне конец.

Он посмотрел на Вотшу исподлобья, словно ожидая, что тот откажется от своих расспросов, но встретил прямой требовательный взгляд и заговорил:

— У меня нет доказательств… Их ни у кого нет. Но в народе ходит слух, что мастер Клапп живет… и хорошо живет… тем, что заманивает молодых извергов из чужих стай, которые оказываются по каким-либо делам или без дела в землях западных вепрей, и отдает их вожаку нашей стаи… за монеты. Никто не знает, зачем вожаку эти изверги и что он с ними делает, но только известно, что почти все они… пропадают. Только некоторых из них видели в замке, но они, похоже, не помнят себя и… служат новому хозяину, как… собаки! Я знал людей, которые видели таких извергов в замке нашего вожака…

— Почему — знал? — быстро переспросил Вотша.

— Потому что те, кто рассказывал о таких случаях… те, кто вообще заводил разговор о мастере Клаппе, долго не живут и уходят из Мира в муках! Ты ко мне отнесся очень хорошо, мне не хотелось, чтобы ты попал к этому… старику, но и умирать мне тоже не хотелось! Я думал предостеречь тебя, не заводя разговора о мастере Клаппе, но вот… не получилось.

Тут он снова посмотрел на Вотшу и спросил:

— Но теперь-то ты не пойдешь в эту таверну?!

Вотша вздохнул и положил руку на плечо Житырю.

— Не могу… — задумчиво произнес он после минутного раздумья, и Житырь вздрогнул от этих простых слов. Он хотел что-то сказать, но Вотша перебил его:

— Я уже взял аванс за свою работу — монету вольного города Ласта. И потом, ты же сам говоришь, что никаких доказательств против мастера Клаппа у тебя нет!

— Ты мне не поверил!.. — пробормотал Житырь, и в его голосе прозвучало тяжелое отчаяние.

— Нет, я тебе поверил, — возразил Вотша. — Но вероятность того, что ты ошибаешься, тоже есть, и в этом случае, если я не приду, как назначено, я стану непорядочным человеком, ведь аванс-то я взял!

— Подумаешь, одна монета! — воскликнул Житырь, но Вотша покачал головой:

— Дело не в монете, дело в моем слове, которое я дал мастеру Клаппу!

— Значит, ты пойдешь? — еще раз переспросил Житырь.

Вотша кивнул, и тогда Житырь вдруг заявил:

— Тогда я пойду вместе с тобой!

— Зачем? — удивился Вотша.

— Может, я смогу тебе чем-то помочь.

В голосе Житыря не было большой уверенности, так что Вотша, взглянув на своего товарища, поинтересовался:

— А не боишься?

Житырь опустил глаза и вздохнул:

— Я столько наговорил, что бояться мне теперь нечего!

— Тогда пойдем посмотрим, что это за таверна, как выглядит, где располагается.

Место нахождения таверны «Золотое яйцо» они выяснили у первого же прохожего, остановленного на улице, и уже через десять минут стояли у невысокого двухэтажного здания на темной кривой улочке, полого спускавшейся к реке. По всей видимости, таверна еще не работала — окна первого этажа были прикрыты ставнями, и только во втором этаже поблескивали стекла двух открытых окон.

Улочка была узкой, с двух сторон огороженной высокими заборами, за которыми бегали, погромыхивая цепями, странно молчаливые собаки. Дома стояли в глубине огороженных участков, и только таверна выходила своим темным, некрашеным фасадом прямо на улицу. Участок, на котором располагалась таверна, в отличие от всех остальных, был не огорожен, замусорен и зарос высокой сорной травой. Фонарей на улице не было, так что к окончанию часа Волка на ней должна была царствовать кромешная тьма.

Пареньки осторожно обошли таверну и убедились, что позади здания тоже нет забора, зато там стояли два старых дощатых сарая, в одном из которых когда-то располагалась конюшня, а в другом, по всей видимости, хранились припасы. Во всяком случае, на его дверях висел здоровенный замок. За сараями вставали заросли кустов, продраться сквозь которые вряд ли было возможно!

Вотша, внимательно все осмотрев, вернулся на улицу и негромко проговорил:

— Постой здесь, а я загляну внутрь…

Житырь бросил на Вотшу встревоженный взгляд, но ничего не ответил, только молча кивнул.

Вотша взошел на крыльцо таверны и толкнул высокую облезлую дверь. Звякнул звонок, извержонок перешагнул порог и оказался в большом полутемном зале, уставленном тяжелыми столами, вокруг которых были расставлены такие же тяжелые, грубо сколоченные табуреты. У противоположной стены, за узким длинным столом, на котором мерцала одинокая свеча, сидел здоровенный изверг и что-то записывал в большую толстую книгу. Подняв голову на надтреснутый звяк колокольчика, он, не дожидаясь вопросов от вошедшего, грубо заорал:

— Ну, кто там приперся?! Не видишь, что мы еще закрыты!!!

— Я не буду отрывать тебя от твоих занятий! — в тон ему рявкнул Вотша. — Мне надо только уточнить — здесь сегодня вечером мастер Клапп собирает своих друзей?!

— А кто тебе это сказал?!

— Он сам и сказал!

Изверг хмыкнул и прорычал:

— Ну, раз он сам сказал, значит, собираются!

— И что, они будут сидеть в этом зале? — задал Вотша новый вопрос.

И тут изверг буквально взревел:

— Да какое тебе дело до того, где они будут сидеть?!

Однако Вотшу этот рев не смутил. Сделав шаг вперед, он ответил:

— Дело серьезное! Я — сказитель, и мастер Клапп нанял меня сегодня развлекать его гостей! Я хотел бы посмотреть, в каком помещении мне придется работать?!

Изверг встал из-за стола, поднял над головой свечу и вгляделся в полумрак зала, видимо, стараясь рассмотреть Вотшу. Однако это ему не удалось. Тогда он вышел из-за стола и направился в сторону входной двери, бормоча чуть тише, чем прежде:

— Так ты — нанятый!.. Так бы сразу и сказал!.. Щас я тебе покажу, где мастер Клапп обычно… веселится!

Изверг остановился, не доходя до Вотши трех-четырех шагов, с минуту его рассматривал, а затем ухмыльнулся:

— Такой молодой и уже сказитель?! Ну, пойдем, сказитель, покажу тебе, где ты нынче сказывать будешь!

Изверг повернулся и двинулся между столами вправо к скрывающейся в полумраке стене.

Когда они подошли ближе, Вотша разглядел, что в боковой стене зала имеется четыре двери, и именно к одной из них, крайней справа, направлялся изверг. Подойдя к выбранной двери, он оглянулся, словно проверяя, следует ли Вотша за ним, а затем распахнул ее и перенес через порог руку со свечой, предлагая Вотше заглянуть внутрь.

Вотша заглянул.

Комната была невелика, рассчитана, видимо, не больше чем на четырех человек. Посредине стоял стол прямоугольной формы, в углу, рядом с дверью, еще один маленький столик. Больше мебели в комнате не было. В стене напротив двери располагалось окно, забранное прочной решеткой и прикрытое снаружи ставнем. Потолок комнаты лежал на двух пересекающихся балках, и в месте их пересечения был ввернут крюк… А вот лампы на нем не было.

Вотша, одним взглядом окинув комнату, недовольно проворчал:

— Я думал, будет большая компания, а тут и троим-то тесно!

— А тебе не все равно, сколько человек тебя будут слушать? Главное, ты свои деньги получишь! — усмехнулся у него над ухом изверг.

Вотша бросил на его ухмыляющуюся физиономию косой взгляд и ответил сквозь зубы:

— Это тебе за твое разбавленное вино и прогорклые оладьи нужны только деньги, а мне нужны слушатели… Слушатели, которые хоть что-то понимают в сказаниях, хоть что-то чувствуют, кроме голода и сытости!

— Ладно, сказитель! — рявкнул изверг. — Все рассмотрел? Теперь приходи в назначенный час!

Вотша молча развернулся и направился к выходу, но почти на самом пороге его настиг рев хозяина таверны:

— Эй, сказитель, я тоже с удовольствием послушаю тебя! Потом.

Вотша, взявшись за дверную ручку, оглянулся. Изверг уже снова уселся на свое место за освещенным свечой столом, но не писал, а смотрел ему вслед, и на его физиономии было написано раздумье.

Выйдя за дверь, Вотша увидел, что Житырь прохаживается уже возле самого крыльца, не сводя круглых глаз с входа в таверну. Извержонок сбежал по ступеням и тихо проговорил, устремляясь прочь от крыльца таверны:

— Ты прав, Житырь, что-то здесь не так!

— Я же говорил! — горячо зашептал Житырь. — Ну, теперь ты не пойдешь туда?!

— Подожди, — окоротил его Вотша и принялся размышлять вслух. — Показали мне, где мастер Клапп собирает своих друзей, а там и троим-то тесно будет. В такой комнатке не то что сказание, отдельная виса и та заглохнет на третьей строке. Зато вот, скажем, ловушку из этой комнаты смастерить ничего не стоит — окно зарешечено да ставнем закрыто, у дверей двоих крепких ребят поставь — и все, никто оттуда не уйдет.

— А ты туда не ходи, — снова встрял Житырь.

Вотша искоса взглянул на своего друга и невесело усмехнулся:

— Ты меня предупредил, я не пойду, так завтра этот… мастер… еще кого туда заманит! Нет, Житырек, надо у этого мастера кое-что спросить.

— Что?! — опешил Житырь. — Что ты хочешь у него спросить?!

Но Вотша не ответил. Он быстро шагал в сторону ярмарочной площади, на ходу что-то обдумывая.

Некоторое время спустя, уже на исходе часа Волка, оба извержонка вернулись к таверне «Золотое яйцо» и не узнали ее. Все окна были открыты, и из них лился яркий свет, освещая темную улицу. По обеим сторонам крыльца горели дымные, но яркие факелы, бросавшие трепетные отблески на фасад здания, и в этом неверном свете буквы вывески, примостившейся над крыльцом, приплясывали в каком-то странном, дергающемся танце. Дверь таверны была широко распахнута, и из заведения на улицу вырывались звуки дикой визгливой музыки.

Не доходя шагов пяти до крыльца, Вотша повернулся к Житырю и негромко произнес:

— Значит, как договорились.

— Я все сделаю! — заверил Житырь.

Вотша кивнул, ободряюще улыбнулся и направился ко входу в таверну, а Житырь быстрым шагом обогнул здание таверны и, устроившись под крайним окном, прикрытым ставнем, принялся ждать.

Большой зал таверны был заполнен больше чем наполовину. У дальней стены, там, где днем сидел изверг-управляющий, разместился небольшой, из трех исполнителей, оркестр, а перед ним на крохотном пятачке свободного пола несколько извергов топталось в некоем подобии танца. Самое интересное — женщин в зале не было, даже разносчиками здесь служили молодые изверги. Вотша, шагнув в зал, тут же поймал одного из таких разносчиков и потребовал:

— Отведи-ка меня, милый друг, к мастеру Клаппу. Он со своими друзьями меня ожидает.

Отрешенное до этого лицо разносчика вдруг напряглось, и он уставился на Вотшу округлившимися от испуга глазами. Но уже в следующее мгновение лицо его снова стало бесстрастным, и он пробормотал: — Да-да, конечно, иди за мной. — И направился к той самой комнате, которую Вотше показал днем изверг-управляющий.

Они прошли, лавируя между столами, и извержонок-подавальщик открыл дверь. Прежде чем войти, Вотша бросил в комнату беглый взгляд. Стол был накрыт на четыре персоны, и справа от двери за ним сидел сам мастер Клапп. Окно все так же было прикрыто ставнем, а на потолочном крюке висела большая масляная лампа на витом шнуре. Больше в комнате никого не было.

— Я, кажется, пришел слишком рано?.. — чуть смущенно произнес Вотша, но мастер Клапп уже поднимался со своего места с самой приятной улыбкой.

— Нет, нет, ты удивительно точен! — воскликнул старик и сделал рукой приглашающий жест. — Проходи, вот твое место. — Он показал на дальний от двери край стола. — Мои друзья с нетерпением ждут твоих сказаний! Но… э-э-э… сейчас их нет — вышли по… э-э-э… надобности.

Вотша вошел в комнату, поклонился старику и с тем же смущением проговорил:

— Нет, мастер Клапп, не подобает сказителю сидеть за одним столом с пирующими! Если можно, я постою здесь, у двери…

— Нет-нет! — Мастер Клапп замахал руками. — Сказитель, посланный в Мир самим Торином Ледником, имеет право сидеть за любым столом! А потом… — Тут старик захихикал. — Я не хочу, чтобы ты меня прославил по Миру, как сделал это с Твидом-паромщиком!

Вотша неловко пожал плечами и, обойдя стол, опустился на предложенный стул. Мастер Клапп тоже вернулся на свое место, налил себе бокал вина и протянул кувшин Вотше.

— Пока мои друзья отсутствуют, выпей вина и закуси!

Вотша оглядел стол, чуть приподнялся, взял со стоявшей в центре стола вазы яблоко и с хрустом надкусил.

— И это все?! — возмутился мастер Клапп. — Сказитель, ты меня обижаешь! Молодой, полный сил изверг должен хорошо есть и ценить вино!

— Мастер Клапп, я люблю хорошо поесть и ценю вино, но вдохновение несовместимо с полным желудком, а сейчас мне нужно вдохновение! Чтобы удивить и доставить наслаждение такой изысканной публике, мне следует быть в отличной форме, а потому я воздержусь от пьянства и чревоугодия!

— Но я не предлагаю тебе заняться пьянством и чревоугодием, — пожал плечами старик. — Я прошу тебя отдать честь этому столу и всего лишь пригубить вина и съесть кусочек этого прекрасного паштета! Разве это будет излишеством?!

Старик снова вскочил со своего места, подбежал к Вотше, плеснул из кувшина в его бокал глоток вина и положил на его тарелку из ближней миски одну ложку какого-то кушанья.

— Если ты выпьешь и съешь то, что я тебе налил и положил, разве это будет излишество?! Заметь, я плачу тебе деньги и сам тебя… э-э-э… обслуживаю!

— И тем не менее я не стану пить и есть, пока не выполню свои обязательства, — упрямо заявил Вотша. — Я не могу рисковать своей репутацией!

Физиономия старика вдруг перекосилась, и Вотша подумал, что тот сейчас перейдет на крик, но мастер Клапп сдержался, медленно вернулся на свое место, постучал по столу пальцами, словно о чем-то раздумывая, и вдруг сказал:

— Ну а если я освобожу тебя от твоих обязательств, если приглашу тебя за этот стол не как сказителя, а как… гостя, ты будешь есть и пить?!

— Мастер Клапп?! — изумился Вотша и даже привстал со своего места. — Неужели для тебя так важно, чтобы я хоть что-то съел за этим столом, что ты готов пригласить в гости безродного извержонка с далекого дикого Севера?! — И вдруг он усмехнулся и его тон мгновенно изменился — стал иронично-язвительным: — Или за твоим гостеприимством скрывается что-то другое?!

Лицо старика мгновенно изменилось, любезность сползла с него, как старая кожа с тела змеи, глаза зажглись холодным надменным блеском, и он брезгливо проговорил:

— Думай что хочешь, извержонок, но ты выполнишь мое желание. Однако сначала я позову своих гостей.

Он хлопнул в ладоши, и в то же мгновение дверь отворилась. В трапезную ввалились двое здоровенных извергов. Пока один из них запирал дверь на ключ, второй медленно пошел вокруг стола, хрипло выговаривая:

— Ну что… сказитель… сам отведаешь нашего угощения или тебе помочь?!

Второй изверг обходил стол с другой стороны.

Вотша был уже на ногах. Он посмотрел на мастера Клаппа, покачал головой и, осторожно ступая, двинулся навстречу первому из нападавших. Не прошло и десяти секунд, и они оказались лицом к лицу. Изверг, злорадно ухмыляясь, протянул огромную волосатую лапу к горлу юноши, но тот неожиданно нырнул под эту лапищу, и в следующее мгновение его ладонь, сложенная «лодочкой», вонзилась в горло громилы. Несколько секунд изверг стоял неподвижно с выпученными глазами и открытым перекошенным ртом, из угла которого бежала быстрая струйка крови, а затем рухнул навзничь, опрокинув на себя стул.

Второй изверг и сам мастер Клапп на мгновение замерли в изумлении, и этого мгновения хватило Вотше для того, чтобы, опершись ладонью о стол, перемахнуть через него. Его прыжок был выверен до миллиметра — подкованный каблук его мягкого сапога пришелся точно в скулу второго изверга. Удар, усиленный всей массой тела юноши, был настолько силен, что косматая голова великана мотнулась в сторону, раздался короткий хруст, и изверг рухнул на пол со сломанной шеей! А в следующий момент Вотша уже стоял рядом с мастером Клаппом и держал его за ворот мягкого роскошного плаща.

Старик вытаращенными от ужаса глазами смотрел на свою, казалось бы, совершенно беззащитную добычу, не понимая, каким образом она из дичи вдруг превратилась в охотника, а Вотша медленно, но неотвратимо сдавливал его горло воротником плаща. Наконец, когда удушье стало невыносимым, Клапп просипел:

— Не убивай. Я дам тебе монеты. Много монет…

— Сначала ты скажешь мне, как ты их заработал! — негромко и совершенно спокойно ответил Вотша.

Глаза старика остановились, словно в голову ему пришла некая совершенно невероятная мысль, а потом в них проступило понимание истинности этой мысли, и он прошептал посиневшими губами:

— Ты знал! Ты все знал! Ты был готов!!!

— Так каким образом ты зарабатывал свои монеты?! — тряхнул его Вотша.

И тут старик вдруг… захихикал.

Вотша посмотрел на изрезанное морщинами, дергающееся, хрипло хихикающее лицо и понял, что у старика началась истерика. Одним рывком он бросил свою жертву на стул и отвесил ему две полновесные пощечины. Голова старика мотнулась из стороны в сторону, хихиканье захлебнулось, старик захрипел, откинулся на спинку и вдруг заговорил быстро-быстро высоким визгливым голосом:

— Да! Я ловил таких, как ты, мальчишек… никому не нужных, глупых, сбежавших из своей стаи и потому беззащитных. Я ловил их, как птиц в силки, на крошку хлеба, потому что они всегда были голодны и готовы на все, только бы получить монету! Я ловил их и отдавал тому, кто знал, как с ними поступить, как сделать так, чтобы они приносили пользу. Ты себе представить не можешь, скольким многоликим нужны беспризорные изверги!.. Сколько многоликих готовы давать за них монеты! Я занимался этим всю жизнь, и всю жизнь мне давали монеты те, кому пойманные мною мальчишки были нужны. Я не интересовался, для каких целей, — это не мое дело, важно, что монеты мне за них давали исправно.

— Значит, ты, изверг, хватал беззащитных извергов и извержат и отдавал их многоликим? — с отвращением переспросил Вотша. — Разве тебя не трогало то, что многоликие и без того измываются над нами, извергами, как хотят, ты еще помогал им в этом?!

— Глупый, глупый извержонок, — захрипел старик. — Мой отец был многоликим, но не смог сохранить свое многоличье! Не смог сохранить МОЕ многоличье!!! И я поклялся, когда был еще ребенком, что верну себе способность поворачиваться к Миру другими гранями!!! Вот почему я делал то, что делал!!! И я почти достиг цели!!! Ты! Ты пришел, чтобы помешать мне!!!

— Разве есть способ вернуть многоличье?! — изумленно переспросил Вотша.

— Есть! Есть, глупый извержонок! Я всегда был уверен, что такой способ есть, а теперь, когда я добываю извергов для нашего князя, я знаю это наверняка! Но стоит это превращение безумно дорого! И дело не только в монетах, хотя их наверняка придется потратить очень много! Нет, не только!!! Чтобы вернуть многоличье, надо… — Тут Клапп закатил глаза и захрипел.

Вотша схватил старика за плечи и встряхнул:

— Что надо? Говори, старый мерзавец!!!

Старик вдруг открыл совершенно ясные глаза, улыбнулся перемазанными желтоватой пеной губами и прошептал:

— Надо умереть!!!

Глаза его закрылись, и голова упала на грудь.

— Откуда? От кого ты это узнал?

Вотша еще раз встряхнул старика, но у того только голова мотнулась. Глаза мастера Клаппа закатились, язык вывалился изо рта, руки безвольно обвисли.

Вотша одним взмахом руки сбросил со стола посуду и быстро уложил на скатерть старика. Расстегнув его богатый плащ, куртку и рубашку, он прижался ухом к тощей груди и через мгновение услышал глухой толчок сердца. Следующий толчок раздался почти через минуту.

Извержонок выпрямился и долго смотрел на распростертого перед ним старика. В голове его вихрем проносились бессвязные мысли. Наконец он смог немного успокоиться — надо было выбираться из таверны.

Вотша подошел к окну и открыл створку. Затем, секунду помедлив, он дважды стукнул в запертый ставень. Из-за окна тут же раздался дрожащий голос Житыря:

— Ёкуль!.. Я здесь!

«Надо же, — улыбнулся про себя Вотша, — не сбежал».

А вслух скомандовал:

— Житырь, начинай!

Послышался быстрый топот — Житырь бросился к входу в таверну.

Спустя несколько минут визгливая музыка, звучавшая в зале, вдруг замолчала, а затем раздались крики и грохот. Вотша быстро повернул ключ в дверном замке и чуть-чуть приоткрыл дверь. В общем зале таверны разгоралась драка.

Два стола в самом центре зала были опрокинуты, и между ними возилось уже человек восемь, еще трое прижали к стене зала Житыря, но тот отмахивался большим узкогорлым кувшином и орал какие-то бессвязные оскорбления, остальные посетители таверны поднимались из-за столов, готовясь принять посильное участие в общей свалке.

Вотша проскользнул в дверной проем, плотно закрыл дверь и запер ее на ключ. Затем, сунув ключ в карман, он пробрался вдоль стены к выходу и проскользнул на улицу. Быстро отойдя за угол, он остановился и принялся ждать. Через пару минут дверь таверны с треском распахнулась, словно ее высадили ногой, и по ступеням крыльца скатился Житырь. Здоровенный изверг, выбросивший паренька, плюнул ему вслед и захлопнул дверь. Житырь, пошатываясь, поднялся с земли, и тут же рядом с ним очутился Вотша. Подхватив друга, он негромко спросил:

— Ну что, жив?

— Жив, — улыбнулся Житырь разбитым лицом.

— До дома доберешься?

Житырь помолчал, словно обдумывая этот вопрос, а затем пожал плечами:

— Если ты мне поможешь… Тебе ведь все равно из города уходить надо, так почему бы не к нам?..

— Боюсь, это будет опасно для вас, — с сомнением проговорил Вотша. — Меня, скорее всего, станут искать — в таверне наверняка вспомнят, с кем встречался мастер Клапп.

— Вот мы тебя и спрячем, — перебил его Житырь. — Ну и потом, ты же не бросишь меня… избитого и беспомощного…

— Не брошу, — улыбнулся Вотша. — А подарок сестре ты не потерял?

— Не-е-е… — снова улыбнулся Житырь. — Здесь! — И он прикоснулся к груди.

— Тогда пошли, — сказал Вотша, и друзья быстрыми шагами направились вниз по темной улице в сторону реки.

Глава 4

Три дня спустя после заседания Совета посвященных, на котором было утверждено третье посвящение Ратмира, новоиспеченный член Совета получил приглашение посетить Вершителя. Бывший наставник Ратмира предупредил его, о чем пойдет речь, поэтому волхв успел подготовиться к беседе, хотя и понимал, что она будет сложной.

Вершитель сидел за рабочим столом, однако на этот раз столешница перед ним была пуста. Только один листок белел перед хозяином кабинета, но и на нем не было ни строки.

Кануг жестом пригласил Ратмира занять кресло по другую сторону стола и, когда тот опустился на предложенное место, спросил:

— Как ты себя чувствуешь после башни Покоя?

— Совершенно нормально, — с улыбкой ответил Ратмир. — Если бы было иначе, вряд ли я смог сейчас беседовать с тобой.

Вершитель кивнул и задал другой вопрос:

— Тебе понравились апартаменты, ты уже успел освоиться на новом месте?

— Я остался в своих прежних апартаментах, в Звездной башне, — ответил Ратмир и добавил: — Они меня вполне устраивают, и поэтому менять что-либо нет необходимости.

И снова Вершитель понимающе кивнул.

— Может быть, у тебя имеются какие-то… пожелания, может, надо что-то изменить, улучшить в твоем… э-э-э… хозяйстве?

Ратмир снова улыбнулся и покачал головой:

— Нет, Вершитель, мой быт вполне налажен, и улучшать что-либо нет необходимости!

— Хорошо, — подвел черту под прелюдией разговора Кануг. — Я хотел бы поговорить с тобой о твоих планах дальнейшей научной работы. Чем ты хочешь заниматься в качестве члена Совета посвященных, какие проблемы тебя беспокоят? Ты намерен выбрать новое направление или будешь продолжать исследования обессоленной воды?

В кабинете повисло долгое молчание, словно Ратмир не знал ответа на этот вопрос, хотя Кануг понимал, что новый член Совета посвященных наверняка обдумывает свою дальнейшую жизнь. Наконец Ратмир заговорил, но как-то издалека, словно загодя поясняя собеседнику причину своего выбора.

— Нет, Вершитель, я не собираюсь продолжать исследования обессоленной воды, не думаю, что в этом направлении имеются серьезные перспективы. Я уже выяснил, что вода… любая вода… может служить носителем и передатчиком информации. Обессоленная вода — это… Ее можно сравнить с чистым листом. — Он бросил быстрый взгляд на листок, лежащий перед Вершителем. — А писать на этом листе можно, как раз внося добавки. В зависимости от состава этих добавок вода будет хранителем или проводником, причем достаточно мощным проводником информации.

Ратмир посмотрел в глаза Канугу, не то проверяя, внимательно ли тот его слушает, не то беспокоясь, не слишком ли подробно он излагает свою позицию. Вершитель слушал внимательно и не собирался перебивать трижды посвященного.

Ратмир продолжил:

— В башне Покоя я имел возможность внимательно изучить Первое пророчество. Этот документ странен и… страшен. Именно он заставил меня еще раз задуматься о дальнейшей судьбе нашего Мира и понять, насколько это Мир хрупок и как мало мы делаем для его сохранения!

И снова последовал короткий быстрый взгляд Ратмира. И снова ответом ему было внимательное молчание Вершителя.

— Эрозиобаза, вернее, совершенно бесконтрольное ее применение в стаях, нарушила баланс сил, существовавший в нашем Мире с момента его возникновения. Мы породили практически новый вид мыслящих существ — извергов и привыкли относиться к ним как к совершенно безопасным существам, стоящим гораздо ниже нас по уровню своего развития, своих возможностей, забывая, что они, в общем-то, ни в чем нам не уступают, за исключением неспособности к многогранью. Мы не видим в них угрозы, хотя они, безусловно, в массе своей ненавидят нас, а их количество давно перевалило за разумные границы и продолжает стремительно увеличиваться! А между тем нам надо было бы задуматься о том, откуда в наш Мир может прийти Разрушитель!..

— Не ты первый задумался об этом… — подал наконец голос Кануг. — Канон шестой Кодекса посвященных говорит, что Разрушитель в наш Мир придет извне и пошлет его Мать всего сущего.

— Кодекс посвященных был написан людьми для людей, а люди всегда могут ошибаться, — с чуть горьковатой улыбкой ответил Ратмир. — Правильно понятое пророчество — источник более надежный. Послушаем, что говорит Первое пророчество:

Едва Ратмир закончил читать отрывок из Пророчества, Вершитель перебил его:

— Этот котерн до сегодняшнего дня не был надежно расшифрован, нам не хватает свершившегося, чтобы определить, о чем идет речь! Тем не менее согласись, что страдать и ведать зло могут только люди, но сегодня уровень страдания и зла в нашем Мире не настолько высок, чтобы говорить о… «нарыве»!

— Да, Вершитель, ты, безусловно, прав. Но в Пророчестве не говорится, о чьих страданиях идет речь, а ведь изверги, так же как и люди, могут испытывать страдания и ведать зло! И тогда получается, что «тот, кто будет ведать срок», появится среди них, среди извергов. Разрушитель будет извергом!

— Я не собираюсь вступать с тобой в дискуссию по поводу расшифровки неясных мест из Первого пророчества, — с некоторым раздражением проговорил Кануг. — И мне не совсем понятно, к чему ты ведешь!

— Я начал с этого, чтобы ты понял, почему я хочу заняться проблемой, о которой сейчас расскажу, — успокаивающе ответил Ратмир. — Если допустить, что мое толкование прочитанного отрывка правильно, необходимо заняться извергами, как средой, угрожающей нашему Миру!

— Ты собираешься найти способ, позволяющий всех их быстро уничтожить?! — с насмешливой улыбкой поинтересовался Вершитель.

— Это было бы слишком просто! — ответил Ратмир. — И всеобщее уничтожение извергов очень плохо отразится на уровне нашей жизни. Нет, надо сделать так, чтобы они хотели жить именно в нашем Мире, чтобы он стал для них привлекательным!

— Мы не можем позволить извергам встать на один уровень с нами! — с ходу отверг очевидное предложение Вершитель.

— Но я имею в виду другое! — Ратмир выпрямился в кресле и произнес то главное, к чему шел в течение всего разговора: — Я хочу просить Совет посвященных разрешить мне исследование процесса эрозиобазы…

Вершитель долго смотрел на Ратмира и молчал, на его лице нельзя было прочитать ничего — ни одобрения, ни осуждения. Наконец он, не отводя глаз, коротко спросил:

— Зачем?!

— Я хочу найти способ возвращения извергам многогранья, — просто ответил Ратмир.

И снова последовала долгая минута молчания, после чего Кануг осторожно поинтересовался:

— Ты хочешь вернуть мгногогранье всем извергам?..

— Нет, только некоторым… Единицам! — Взгляд Ратмира сделался острым и жестким. — А все остальные изверги получат цель! Цель, к которой они будут стремиться со всем жаром, на какой только способны. Цель, которая наполнит их существование в нашем Мире надеждой. Вот тогда мы будем точно знать, что Разрушитель среди них не появится, а если и появится, то сторонников у него будет очень немного.

В кабинете снова наступила тишина, но теперь это была тишина раздумья. Сказано было все, и Ратмир понимал, что его просьба для Вершителя очень неожиданна и требует отмены давно и окончательно принятого решения, а потому не может быть удовлетворена немедленно. Кануг гораздо лучше Ратмира представлял, какую бурю протеста вызовет эта просьба среди членов Совета, но молодой волк сумел доказать ему необходимость этого исследования. Взвесив мысленно все «за» и «против», Вершитель медленно произнес:

— Я не могу единолично утвердить такую тему научной работы, но готов вынести твою просьбу на Совет посвященных. За решение Совета я не ручаюсь, так что готовься к сложному разговору.

— Ну что ж, если мне не удастся убедить Совет посвященных в необходимости такого исследования, я подчинюсь общему решению. Заодно мне будет интересно посмотреть, кто из членов Совета готов взять на себя ответственность за… возможную гибель Мира.

— Значит, так и решим, — подвел под разговором черту Вершитель.

Вечером того же дня Ратмиру сообщили, что заседание Совета посвященных назначено через восемь дней. И снова Ратмир тщательно готовился к этому заседанию, поскольку было ясно, что переубедить членов Совета, заставить их отказаться от давным-давно принятого решения не проводить исследования процесса эрозиобазы ему, не имеющему еще достаточного авторитета в Совете, будет чрезвычайно сложно.

Однако на заседании Совета дело повернулось самым неожиданным образом. Выбранную им тему научной работы Совет одобрил большинством в четыре голоса, но самым непонятным было то, что его поддержали именно те члены Совета, противодействия которых он опасался в наибольшей степени. Только потом Ратмир понял — они сделали это в надежде, что выскочка-волк, занимаясь столь опасной работой, скоро сломает себе шею.

Получив необходимое согласие Совета, Ратмир первым делом начал поиски материалов, касающихся прежних исследований проблемы. Это была очень сложная работа — после запрета, наложенного на эти исследования Советом посвященных, все материалы по теме были уничтожены, так что Ратмиру и двум его ученикам пришлось перевернуть практически всю библиотеку университета в поисках самых, казалось бы, незначительных упоминаний о проводившихся работах.

Не забывал Ратмир и о пропавшем извержонке. В родной стае у него появились свои люди, докладывавшие ему через голову вожака о проводящихся поисках.

Однажды утром, спустя месяца три после начала поисков, с трижды посвященным волхвом связался один из его сородичей, специально оставленный вожаком восточных волков в Лютеце, и сообщил, что в вольном торговом городе Ласте схвачен извержонок — без сомнения, Вотша, поскольку у него найден меч, которым был награжден победитель памятного турнира. Ратмир передал приказ везти захваченного извержонка сразу в Лютец, в Звездную башню, но через некоторое время пришло другое сообщение, в котором говорилось, что пойманный извержонок сбежал, что он, скорее всего, вовсе не Вотша и меч к нему попал случайно.

Эта новость привела Ратмира в ярость! Первым его движением было броситься в Край и разобраться со старшим братом. Но он быстро взял себя в руки, хотя и не отказался от намерения посетить родные места. Просто к этому посещению надо было хорошо подготовиться.

В этот день Ратмир отправил в библиотеку учеников, а сам заперся в своем кабинете, очистил рабочий стол и разложил на нем карту западной части обитаемого Мира. Склонившись над ней, он надолго задумался.

«Вот он — вольный торговый город Ласт, в перекрестье границ четырех стай: западных вепрей с востока, оленей с севера, лисиц с юга и рысей с запада. Несколько квадратных километров заболоченной местами равнины, посреди которой и стоит город. Сейчас уже никто не претендует на эту территорию, сумел княжич западных вепрей Ловель отбить эту никчемную когда-то землицу, а теперь и среди частых, но мелких болот даже начали появляться деревеньки. Тянется, тянется народец к вольному городу. И откуда только берется такое количество ничейных извергов? И почему вожаки стай, из которых они сбежали, не разыскивают беглецов?»

Ратмир тряхнул головой, отгоняя ненужные мысли.

«Главный вопрос: куда мог направиться сбежавший из-под стражи мальчишка, если он, конечно, успел покинуть город?»

Однако сколько волхв ни рассматривал карту, она не давала ответа на этот вопрос! И тогда неожиданно родилась другая мысль:

«А почему бы мне самому не съездить в Ласт?»

Эта мысль ему очень понравилась. Он тут же мысленно позвал Вершителя и, когда Кануг ответил, спросил:

«Я могу отлучиться из Лютеца? Мне необходимо побывать в землях… западных вепрей».

После секундного раздумья Вершитель ответил:

«Восьми дней тебе хватит?»

«Вполне».

«Ты можешь уехать на восемь дней», — согласился Вершитель.

В середине того же дня Ратмир покинул университет. Его сопровождали всего двое — слуга Хвост и ученик Тороп. Ратмир не обременял себя поклажей, все трое ехали верхом, а четвертая лошадь везла два мешка с припасами и кое-какой одеждой.

Проведя две ночи в придорожных постоялых дворах, они вечером третьего дня подъехали к воротам вольного города Ласта.

Стражник, стоявший у ворот, издалека заметил всадника в белой хламиде трижды посвященного служителя Мира, но сначала, видимо, не поверил собственным глазам — такие гости очень редко навещали Ласт и никогда не приезжали без предупреждения. Однако через пару минут он вполне убедился, что зрение его не обманывает, и тут же бросился в башенное помещение, где располагался начальник караула. Через секунду по обе стороны от ворот выстроился весь десяток стражников, охранявших ворота города, а начальник караула встал посредине, чтобы должным образом приветствовать высокого гостя.

Едва Ратмир и двое его спутников приблизились к воротам, начальник караула шагнул вперед, выхватил из ножен короткий меч, вскинул его над головой и…

Но в этот момент Ратмир прервал его церемониальные действия, подняв ладонь и недовольно проговорив:

— Не надо официальных приветствий! Лучше проводи нас к правителю города.

Начальник караула на мгновение замер с открытым ртом, но быстро сориентировался. Бросив меч обратно в ножны, он шагнул к лошади Ратмира, взял ее за узду и с легким поклоном сказал:

— Я сам провожу тебя, трижды посвященный служитель Мира, во дворец правителя!

Ворота тут же распахнулись во всю ширину, и начальник караула ввел лошадь Ратмира в город.

Непонятно каким образом, но жители города узнали о прибытии в Ласт столь высокопоставленной фигуры и высыпали на улицу. Вдоль всего пути следования Ратмира и его спутников стояла толпа людей, причем среди просто любопытствующих ротозеев острый глаз Ратмира заметил несколько явноиспуганных, прячущихся лиц.

Правитель города, княжич Ловель встретил Ратмира на ступенях своего дворца — высокого трехэтажного здания, фасад которого был украшен входившими в моду колоннами. Чуть склонив голову и при этом показав гостю наметившуюся лысину, Ловель проговорил ясным, глубоким баритоном:

— Я рад видеть в своем городе столь высокого, столь… неожиданного гостя. Надеюсь, мы сможем оказаться тебе полезными, трижды посвященный служитель Мира…

Тут он сделал крохотную паузу, и волхв негромко подсказал:

— Ратмир…

— Ратмир! — повторил Ловель и продолжил: — Сейчас ты немного отдохнешь с дороги и приведешь себя в порядок, а затем прошу оказать нам честь своим присутствием на торжественном ужине!

— С удовольствием, — ответил Ратмир. — Только не забудьте позаботиться о моих спутниках.

И он указал на двух сопровождавших его молодых людей, стоявших рядом со своими лошадьми.

Ловель подал короткий знак рукой, и около спутников Ратмира появились конюхи и прислуга. Трижды посвященный служитель Мира удовлетворенно кивнул и последовал за правителем города по широким каменным ступеням к высоким входным дверям.

Разместили Ратмира на втором этаже дворца в гостевых апартаментах, состоявших из шести комнат, не считая комнат для прислуги гостя. Ровно через час, когда трижды посвященный принял ванну и переоделся, из-за двери апартаментов донесся мысленный вопрос:

«Господин, тебя приглашают в большую трапезную к ужину. Я готова проводить тебя».

Ратмир открыл дверь и увидел за порогом молоденькую девушку, смотревшую на него широко открытыми глазами.

«Кто ты?» — поинтересовался волк, и его губы тронула едва заметная улыбка, настолько трогательно выглядела эта девушка.

«Я — Сата из стаи западных вепрей, — ответила девушка, мгновенно опустив глаза. — Мой отец, княжич Ловель, правитель этого города приглашает тебя на ужин».

«Пойдем!» — просто ответил Ратмир и невольно улыбнулся.

Девушка двинулась вдоль по коридору к парадной лестнице дворца, а Ратмир последовал за ней, любуясь ее легкой, летящей походкой.

Они спустились на первый этаж и прошли в левое крыло дворца, где располагалась трапезная. Войдя в богато убранную, но сравнительно небольшую комнату, Ратмир удивился. Он помнил пиршественные ужины своего деда и брата, когда большая трапезная зала крайского замка и его двор были заполнены сотнями людей, когда вино, пиво, брага на меду выпивались бочками и съедались горы мяса. Здесь все было совершенно по-другому!

Стол был накрыт на шесть персон, на белоснежной скатерти, расшитой яркими цветами и травяным узором, сверкали фарфор, стекло, резная кость. Над столом горела люстра на двадцать четыре свечи, а на каждой из четырех стен, обитых ткаными гобеленами, были зажжены по два бра на три свечи, так что света было в избытке.

Сам Ловель и четверо других сотрапезников уже находились в комнате, но за стол не садились, дожидаясь высокого гостя. Стоило Ратмиру появиться на пороге, как хозяин дворца подошел к нему и с поклоном проговорил:

— Трижды посвященный, позволь представить тебе моих друзей, моих соратников, с которыми я создал этот город!

Четверо многоликих почтительно, но с достоинством подошли, и Ловель представил Ратмиру каждого, не забыв упомянуть его заслуги. Затем хозяин дома подвел Ратмира к стулу, стоявшему во главе стола. Ратмир взглянул на Ловеля с удивлением — это место должен был занимать хозяин, но тот с легкой улыбкой пояснил:

— Ты, трижды посвященный, гость столь редкий и столь… значительный, что взоры всех присутствующих неминуемо будут обращены к тебе. А я не хочу, чтобы у некоторых из моих друзей к концу ужина разболелись шеи — они все должны хорошо тебя видеть.

Ратмир невольно улыбнулся и занял предложенное ему место.

И действительно, в течение всего ужина, который продлился более трех часов, он чувствовал на себе взгляды этих людей — любопытствующие, испытующие, изучающие, порой неприязненные, порой задумчивые. Не было в них только страха и насмешки. Обратил Ратмир внимание и на то, что все его сотрапезники очень мало едят и пьют, хотя ужин был обилен — восемь перемен и шесть сортов вина. Разговор был легок и ненавязчив, многоликие интересовались переменами в Совете посвященных, новыми научными разработками применительно к практической жизни, новостями с Востока, считавшегося здесь довольно диким, тревожившим Запад многолюдством и растущей мощью.

Только в самом конце ужина Ловель задал вопрос, который Ратмир ожидал с самого начала трапезы. Вытерев губы салфеткой и пригубив рубинового вина, хозяин дома оглядел друзей, после чего те, как по команде, замолчали, и обратился к гостю:

— И все-таки, трижды посвященный, мы надеемся, что ты удовлетворишь наше жгучее любопытство! Ты совсем недавно прошел третье посвящение и для своего первого выезда из университета в качестве члена Совета посвященных выбрал наш небольшой город… Почему?!

Ратмир внутренне усмехнулся — ответ на этот вопрос он давно обдумал. Аккуратно положив на скатерть изящную костяную вилку, он оглядел присутствующих и спокойно ответил:

— Все очень просто, уважаемые. Мое внимание привлек необычный случай, попадающий в сферу моих научных интересов. Этот случай произошел в вашем городе, и я решил узнать все подробности, пообщаться со всеми, кто в нем, так или иначе, принимал участие. Я имею в виду бегство задержанного изверга из-под стражи! Согласитесь — такое в нашем Мире происходит нечасто!

На лице Ловеля выразилось явное недовольство.

— В этом случае, трижды посвященный, нет ничего необычного. Стражника, стоявшего на карауле у входа в подвал городского замка, подкупили, и он выпустил изверга. Этот стражник уже арестован, его отправят в родную стаю и лишат многогранья.

— Но еще не отправили? — переспросил Ратмир.

— Кажется, нет… — Ловель явно не хотел продолжать разговор на эту тему, но Ратмир был настойчив:

— А есть соображения, кто именно подкупил стражника?

И тут в разговор вступил один из друзей Ловеля:

— Мы, честно говоря, этим делом занимались очень мало. Извержонка схватили трое многогранных, прибывших с посланием от вожака стаи восточных волков, Всеслава. Это они искали какого-то мальчишку-извержонка, набедокурившего в стае, и нашли. Правда, сейчас они говорят, что это был не тот, кого они искали, хотя у него обнаружился похищенный у Всеслава меч.

— А эти трое уже покинули город? — немедленно спросил Ратмир.

— Нет, они обыскивали город в надежде, что извержонок все еще здесь, но вчера вроде бы закончили эти поиски…

— Его нет!.. — не спросил, а констатировал факт Ратмир.

— Да, извержонка в городе нет.

— Тем не менее я хотел бы завтра осмотреть подвал, в котором содержался извержонок, поговорить с арестованным стражником, этими тремя многоликими из стаи восточных волков и… Сбежавший извержонок, кажется, прибыл в город вместе с какими-то актерами?..

— Да, эти актеры находятся на постоялом дворе «У трех ослов», с ними уже говорили многогранные, искавшие извержонка, — ответил Ловель. — Похоже, актеры ничего не знают.

— Но мне с ними тоже надо пообщаться, — задумчиво проговорил Ратмир.

— Тогда у тебя завтра получится очень напряженный день, — усмехнулся Ловель и повернулся в сторону друзей. — Нам придется отпустить нашего гостя, чтобы он мог хорошенько отдохнуть.

Ратмир встал со своего места и, кивнув в сторону Ловеля, проговорил полагающуюся фразу:

— Благодарю за оказанный прием тебя и твоих друзей. Надеюсь, я ничем вас не огорчил.

Ловель бросил короткий взгляд в сторону одного из слуг, прислуживавших за столом, и тот открыл дверь трапезной. За дверью стояла высокая дородная извергиня в длинной белой рубашке.

— Лорея проводит тебя в твои покои, трижды посвященный, — сказал Ловель, глядя прямо в глаза Ратмиру. — Надеюсь, что твой сон в моем доме будет глубок и спокоен!

Лорея молча, опустив глаза, проводила Ратмира в его покои и, остановившись в дверях, проговорила:

— Если господину что-то нужно, он может мне приказать… Все будет исполнено.

Ратмир, уже прошедший в глубь комнаты, резко остановился и обернулся. Эта простая фраза вдруг пробудила в его памяти похожие слова, сказанные в гостевых покоях крайского замка служанкой Всеслава Милой. Тогда после этих слов он узнал много нового, понял, как сильно меняется окружающий Мир…

— Нет, мне ничего не нужно, — негромко произнес он, и извергиня неторопливо закрыла дверь.

Сон Ратмира был, как того желал Ловель, глубок и спокоен, только перед самым рассветом ему вдруг приснилась дочь Ловеля Сата. Она быстро шла впереди него, а он не хотел идти за ней, но стоило ему замедлить шаг, как Сата оборачивалась и манила его пальчиком. И Ратмир, против собственной воли, снова торопился, снова старался не отстать от легкого перестука каблучков. И разбудил его, как ему показалось, все тот же легкий стук каблучков по полу вестибюля за дверью его покоев…

За окном серел поздний осенний рассвет. Ратмир сел на постели и огляделся. На низеньком столике рядом с кроватью он увидел небольшой литой колокольчик. Приподняв за деревянную ручку, Ратмир потряс его — раздался чистый мелодичный перезвон, и в то же мгновение дверь спальни отворилась. За порогом стоял изверг из числа прислуги. Не переступая порога, он поклонился и спросил:

— Что угодно господину?

— Передай моему слуге, которого зовут Хвост, что через полчаса я жду его в кабинете, — приказал Ратмир.

Слуга еще раз поклонился и закрыл дверь, а Ратмир встал с постели и направился в туалетную комнату.

Спустя полчаса, когда Ратмир уже привел себя в порядок после сна и прошел в кабинет, к нему, как и было приказано, вошел Хвост. Он молча остановился у двери и выслушал приказ Ратмира:

— На постоялом дворе «У трех ослов» остановилась труппа актеров, с которой в город приехал изверг, сбежавший затем из-под стражи. Найдешь этот постоялый двор, узнаешь, там ли еще актеры, кто из них руководит труппой, и сообщишь мне… — Тут Ратмир поднял взгляд на своего слугу и спросил: — Ты хорошо владеешь мыслеречью?..

— В пределах этого городка я достану до любого места, — почтительно, но не без хвастовства ответил Хвост.

— Прекрасно, — одобрил Ратмир. — В таком случае останешься на постоялом дворе и будешь следить, чтобы актеры никуда не скрылись. Если они попробуют уехать, задержишь их до моего прихода. Понял?

Хвост утвердительно кивнул.

— Действуй, но постарайся, чтобы до моего появления актеры не узнали, что я собираюсь их навестить! — приказал Ратмир, и Хвост скрылся за дверью.

А спустя еще пятнадцать минут слуга сообщил, что правитель города ожидает трижды посвященного к завтраку.

За столом были только сам Ловель и его высокий гость. Исключая обычные утренние приветствия, завтрак прошел в полном молчании, и только в самом конце, когда хозяин и гость уже встали из-за стола, Ловель учтиво произнес:

— Трижды посвященный, я приказал доставить во дворец стражника, упустившего… или отпустившего… изверга. Ты можешь допросить его в любое время, а после этого я немедленно отправлю его назад, в его родную стаю.

Ратмир благодарно кивнул:

— Пусть его приведут в кабинет гостевых апартаментов.

Спустя десять минут после того, как Ратмир вернулся к себе, двое городских стражников ввели в кабинет молодого еще парня, судя по одежде, также относившегося к городской страже. Вот только выглядел он странно — волосы у него были растрепаны, одежда помята, ноги босы, а на лице застыло растерянное, испуганное выражение. Ратмир вышел из-за стола, остановился напротив вошедшей троицы и с минуту рассматривал бывшего стражника, а затем приказал сопровождавшим его многоликим:

— Оставьте нас одних.

Стражники помялись было, но вышли и притворили за собой дверь.

Ратмир еще несколько секунд смотрел на парня, а затем спросил:

— Как тебя зовут?

Парень поднял на трижды посвященного растерянный взгляд, словно бы не понимая вопроса, но через мгновение все-таки ответил:

— Мартын, из стаи восточных медведей…

«Восточный медведь?! — удивленно подумал Ратмир. — Каким образом он мог попасть в Ласт?»

Но удивления своего он не выдал.

— Расскажи мне, каким образом у тебя из-под стражи сбежал изверг.

И тут глаза у парня вдруг прояснели, он внимательно оглядел Ратмира и неожиданно спросил:

— Ты ведь волхв… Трижды посвященный?!

— Да, я — трижды посвященный служитель Мира, — подтвердил Ратмир. — Это, по-моему, можно понять, просто посмотрев на мою одежду.

— Ты — Ратмир из стаи восточных волков!.. — выпалил бывший стражник и, не дожидаясь подтверждения своей догадки, заговорил быстро и сбивчиво: — Может, хоть ты меня выслушаешь. Меня здесь никто не слушает, все как будто с ума посходили! Не отпускал я этого извержонка, я даже его не видел — когда его сажали в подвал, дежурил другой страж! Я заступил на другой день, вечером, после ужина. Ночью к нему никто не приходил, а утром, когда пришел волк, Искор его зовут, и потребовал показать ему изверга, оказалось, что в подвале никого нет!

— И ты готов в подтверждение своих слов лечь на Стол Истины?! — жестко спросил Ратмир.

— Да я сам предлагал это Ловелю, только он и слушать ничего не стал! Мы, говорит, отправим тебя в твою стаю с сообщением о твоем проступке, и пусть твой вожак сам решает, как с тобой поступить. А что вожак решит, я знаю — подведут меня под нож, сделают извергом.

На глазах у Мартына то ли от обиды, то ли от ужаса, ожидавшего его в будущем, вскипели слезы.

Ратмир отвернулся и медленно пошел к столу. Он уже понял, что медведь не виноват в побеге пленника, что Ловель просто не хочет по-настоящему заниматься этим случаем и взваливает ответственность на человека со стороны. Но ободрять этого бедолагу, пожалуй, еще рано, возможно, этот парень и ему самому пригодится в качестве козла отпущения!

Он уселся за рабочим столом и посмотрел на продолжавшего стоять у двери медведя.

— А как ты попал в Ласт? Насколько мне известно, стая восточных медведей невелика и ваш вожак не любит отпускать вас со своих земель… Или Воровот изменил своим принципам?

На лицо Мартына выползла кривая усмешка.

— Ничему наш вожак не изменил. Просто в прошлом году, после… нашего набега на земли восточных волков, ваш Всеслав потребовал за возвращение наших погибших людей столько, что… У нас медвежата мерли от голода! Вот и пришлось отпустить пару десятков молодых медведей на заработки — вольные города ценят восточных воинов, да и платят очень хорошо! Хоть какая-то помощь стае!

Ратмир кивнул:

— Понятно… — А затем позвонил в колокольчик.

В кабинет вошли стражники.

— Уведите его. — Ратмир кивнул на медведя. — И скажите слуге… он наверняка дежурит за дверью, чтоб зашел.

Мартына увели, а через секунду в кабинет заглянул слуга.

— Где я сейчас могу видеть господина Ловеля? — спросил Ратмир, и слуга с поклоном ответил:

— Правитель города в это время находится у себя в кабинете.

— Проводите меня к нему, — приказал Ратмир, — а затем отыщите моего ученика, Торопа, и скажите ему, чтобы он приготовил лошадей и ждал меня у входа во дворец.

Слуга молча поклонился и вышел из кабинета.

До кабинета Ловеля, находившегося в другом крыле дворца, Ратмир добрался за какие-нибудь три минуты. Сопровождавший его слуга открыл перед ним дверь приемной и громко произнес:

— Трижды посвященный служитель Мира к господину Ловелю!

В приемной Ратмир увидел трех молодых многоликих, служивших, по всей видимости, в качестве секретарей или помощников при правителе города. Едва трижды посвященный волхв переступил порог, как один из них вскочил из-за своего стола и бросился к двери в кабинет хозяина дворца. Здесь повторилась та же процедура — секретарь открыл дверь кабинета и громко проговорил:

— Трижды посвященный служитель Мира к господину Ловелю!

Когда Ратмир вошел в кабинет, Ловель уже вышел из-за стола и стоял посреди комнаты.

Как только дверь за волком закрылась, Ловель спросил:

— Ну что, ты уже допросил этого стражника?

— Да, — кивнул Ратмир, — я переговорил с ним, и у меня есть к тебе, уважаемый Ловель, просьба. Не отсылай этого бедолагу в его родную стаю, по крайней мере до завтрашнего утра.

По лицу Ловеля пробежала недовольная гримаса, но он быстро совладал с собой и согласно кивнул:

— Хорошо…

— И еще одна просьба, — чуть заметно улыбнулся Ратмир, — дай мне провожатого по городу. Я хочу осмотреть тот подвал, из которого сбежал извержонок, и проехать на постоялый двор «У трех ослов».

— Стоит ли тебе, трижды посвященный, отправляться на этот постоялый двор, — с сомнением проговорил Ловель. — Дыра, каких мало! А актеров, ведь ты намерен допросить их, мы можем привезти сюда, во дворец, и делай с ними, что захочешь.

Ратмир секунду раздумывал, а потом отрицательно покачал головой:

— Нет, я лучше пообщаюсь с ними в привычной для них обстановке. Если их привезут во дворец, они будут напуганы и замкнутся, придется с ними долго возиться, а мне дорого время — я надеюсь завтра покинуть ваш гостеприимный город.

От Ратмира не укрылось, что его последние слова явно пришлись правителю города по душе. Ловель улыбнулся и поспешил ответить:

— Как будет угодно трижды посвященному служителю Мира.

Затем он подошел к двери и, приоткрыв ее, позвал:

— Вран, подойди сюда.

В кабинет вошел тот самый секретарь, который оповестил правителя города о приходе Ратмира.

Ловель очень внимательно посмотрел в глаза своему секретарю и с некоторым нажимом проговорил:

— Вран, ты поступаешь в распоряжение трижды посвященного Ратмира. Проводишь его в городской замок и покажешь тот пресловутый подвал, из которого удрал изверг.

Тут он повернулся к Ратмиру и добавил:

— Кстати, люди князя Всеслава тоже живут в замке.

Затем он снова повернулся к секретарю:

— После того как наш гость закончит работу в замке, проводишь его на постоялый двор «У трех ослов»… Ну, тот самый, у городской стены. Когда трижды посвященный Ратмир закончит там свои дела, вернешься с ним во дворец.

Тут он снова обернулся к Ратмиру и с легким поклоном проговорил:

— Я надеюсь увидеть тебя за обеденным столом.

— Я не думаю, что эти дела задержат меня надолго, — ответил Ратмир и повернулся к секретарю. — Прошу, молодой человек, — и указал на дверь.

Полчаса спустя Ратмир, сопровождаемый секретарем правителя города и своим учеником Торопом, подъехал к трехэтажному серому зданию городского замка. Он был удивлен — почему обычное деревянное здание называют «городским замком», но вдаваться в подробности не стал. Вран объехал здание справа и привел своих спутников к небольшой двери, соскочив с лошади, сильно в нее постучал. Затем, повернувшись к Ратмиру, проговорил:

— Трижды посвященный хотел осмотреть подвал замка. Вход в подвал здесь.

В этот момент дверь открылась, и на пороге возник стражник. Увидев белую хламиду трижды посвященного, он вытянулся в струнку, ожидая приказаний.

Ратмир соскочил с лошади и подошел к двери. Он внимательно осмотрел дверь, косяки, притолоку и порог. Потом, посмотрев на замершего стражника, приказал:

— Вран, ты останешься снаружи, Тороп — пойдешь со мной… — И, снова посмотрев на стражника, добавил: — Веди нас в подвал, где сидел сбежавший извержонок.

Стражник развернулся и скрылся в здании, Ратмир и Тороп последовали за ним.

Сразу за дверью они оказались на лестничной площадке. Стражник, ожидавший их с факелом в руке, начал спускаться по лестнице. Пройдя два пролета, они оказались в недлинном узком коридоре, а затем у небольшой двери, располагавшейся в конце его. Стражник отодвинул засов и, распахнув дверь, доложил:

— Извержонок находился в этой комнате, трижды посвященный.

Ратмир молча взял у него факел и негромко бросил Торопу:

— За мной.

Они вошли в комнату и принялись осматривать ее в неверном, колеблющемся свете факела.

Комната была невелика, стены выложены плохо обработанным серым камнем с чуть углубленными швами. У дальней стены располагались нары с набросанными на них тряпками, в углу — крохотный столик с умывальным кувшином. Все это можно было осмотреть за пару минут, однако Ратмир стоял довольно долго, и вид у него был такой, словно он к чему-то прислушивался. А затем он повернулся к своему ученику и с усмешкой спросил:

— Ну как, Тороп, что ты можешь сказать об этой комнатке?!

После небольшой паузы Тороп ответил:

— Из этой комнаты невозможно сбежать, если тебе не откроют дверь снаружи. Поскольку подвал охранял стражник, дверь открыть мог только он!

Ратмир покачал головой и недовольно проворчал:

— Ну, Тороп, ты ведь посвященный служитель Мира, ты же почти год готовишься ко второму посвящению! Попробуй использовать хоть что-то из тех знаний, которые у тебя уже есть!

Тороп удивленно посмотрел на своего наставника, а затем еще раз оглядел комнату. Теперь его взгляд стал внимательнее, пристальнее. Но спустя пару минут он покачал головой и повторил:

— Из этой комнаты невозможно выйти без помощи снаружи!

— С этим-то я согласен! — усмехнулся Ратмир. — Вот только помощь эта могла прийти и не через дверь!

— А откуда?! — еще больше удивился Тороп.

— Закрой глаза, — сказал Ратмир, — и прислушайся.

Тороп послушно закрыл глаза, а Ратмир положил ему на плечо руку и принялся негромко подсказывать:

— Сначала слушаешь потолок — мысленно бросаешь в него… ну, скажем, пригоршню гороха в определенное место потолка и слушаешь, какой звук он издает… Потом слушаешь пол… также мысленно бросаешь и слушаешь… Затем переходишь к стенам, но слушаешь каждую стену отдельно. Не торопись, навыка такого прослушивания у тебя, как я понял, еще нет, так что не торопись, слушай… пристально!

Несколько минут Тороп стоял абсолютно неподвижно, а потом начал медленно поворачиваться. Прошло около десяти минут, и вдруг ученик замер. Затем он открыл глаза и, медленно ступая, направился в угол комнаты, тот самый, в котором стоял туалетный столик. Остановившись там на мгновение, он присел и осторожно положил ладонь на один из самых крупных камней в кладке, словно собираясь проверить его температуру.

— Здесь… нора… — не поворачиваясь, прошептал он и через мгновение поправился: — Подземный ход!

— Если бы ты был более подготовлен, — негромко сказал Ратмир, — ты смог бы определить, что этот камень совсем недавно держали в руках. Скорее всего, просто поворачивали. На нем еще сохранились тепловые следы от рук, правда, очень слабые. Но и без этого я могу сказать, что у тебя для первого раза получилось очень неплохо! Ты талантлив и, я думаю, успешно пройдешь второе посвящение!

— Спасибо, наставник, — прошептал Тороп, выпрямляясь.

— Теперь мы знаем, откуда к нашему извержонку пришла помощь, — чуть громче проговорил волхв. — И бедный стражник здесь совершенно ни при чем.

Ратмир помолчал и словно бы про себя добавил:

— Но надо узнать, кто именно оказал эту помощь беглецу и почему он это сделал. А самое главное — куда наш извержонок ушел.

После этих слов трижды посвященный волхв повернулся и неторопливо шагнул к выходу из комнаты.

В коридоре Ратмир отдал факел ожидавшему их стражнику, и они с Торопом поднялись наверх. Выйдя из замка, Ратмир увидел, что рядом с Враном стоит… Искор. Волк шагнул вперед и поклонился:

— Приветствую тебя, трижды посвященный Миру!

— Рад тебя видеть, Искор, — просто ответил Ратмир и улыбнулся сородичу. — Вот, пытаюсь разобраться, что здесь у вас произошло.

Искор помрачнел:

— Я расскажу тебе все, что удалось узнать мне самому.

— Подожди, — прервал его Ратмир. — Я собираюсь проехать на постоялый двор «У трех ослов», мне надо поговорить с актерами. Поедем вместе, и по дороге ты мне все расскажешь.

— Я только оседлаю коня, — бросил Искор и быстрым шагом скрылся за углом дома.

Спустя десять минут от городского замка отъехали четверо всадников. Впереди ехал секретарь правителя города, рядом с ним, приотстав на голову лошади, двигался Тороп, а позади бок о бок двигались трижды посвященный волк и дружинник из стаи восточных волков.

— Рассказывай, — предложил Ратмир, едва они выехали на улицу.

— Да, в общем-то, рассказ у меня короткий, — проговорил Искор. — Как только я вернулся в Ласт, я сразу направился в подвал замка, благо живем мы тоже в этом самом замке. Было это рано утром, на вторые сутки после того, как мои помощники схватили этого извержонка.

— Подожди, — прервал его Ратмир, — давай сначала. Зачем ты вообще уезжал из Ласта?!

— Из деревни западных вепрей, она расположена километрах в восьмидесяти от Ласта, нам сообщили, что у них живет извержонок подходящего возраста. Появился он там с полгода назад, грамотен, а работает у старосты конюхом. Вот я и решил проехаться до этой деревни.

— А почему ты не послал кого-нибудь из своих помощников?

— Вотшу в лицо из нас троих знаю только я, а в городе к тому моменту никого похожего обнаружено не было. Вот я и решил проверить все лично.

— Хорошо. И что было дальше?..

— Так вот, рано утром я пошел в подвал замка посмотреть, что это за изверг попался моим помощникам. Меч-то, который они отыскали под актерской повозкой, точно был Вотшин! Но когда стражник открыл мне подвальную комнату, там никого не было!

— А что стражник, как он себя вел, как держался?

Искор понимающе посмотрел на Ратмира.

— Нет, трижды посвященный, мне кажется, что стражник здесь ни при чем. Когда я его… побеспокоил… — Искор усмехнулся, — он был абсолютно невозмутим. По-моему, он до моего прихода — я уже сказал, что было очень рано, даже не спускался вниз. А кроме того, он из стаи восточных медведей, платят ему здесь хорошо, так что он не стал бы рисковать своим положением из-за нескольких лишних монет!

— А если этих монет было много? — с улыбкой переспросил Ратмир.

— Да кто мог предложить за изверга-актера много монет?! — вернул улыбку Искор. — У его друзей-актеров такой суммы явно нет и быть не может, а больше его в городе никто не знал. Труппа эта приехала в город не в первый раз, но Бамбарей… так звали извержонка, попал сюда впервые. Так что история с подкупом стражника-медведя — это полная ерунда!

— А с актерами ты разговаривал? — поинтересовался Ратмир.

— Да… — с явной неохотой проговорил волк. — Правда, первыми с ними говорили мои спутники… ну и… круто поговорили — один из актеров, молодой еще парень, до сих пор без сознания… И девочку сильно напугали! Да что там — все эти актеришки трясутся словно осиновый лист, слова правды из них не вытянешь!

— А ты сам-то не слишком круто с ними говорил?

— Нет, — мотнул головой Искор. — Мне Всеслав приказал говорить с ними ласково, так я для них… обед устроил.

— Ну и каково твое впечатление? Вотша это был или меч к ним действительно случайно попал?!

С минуту Искор молчал, а потом медленно протянул:

— Не знаю, что и сказать. По описанию извержонок не очень похож на Вотшу — волосом вроде светлый, но ведь Вотша совсем беленький был, не слишком грамотный, да и к труппе прибился с полгода назад на берегу Срединного моря. Вотше, чтобы до Срединного моря добраться, не меньше четырех месяцев понадобилось бы… Но все это так, если мне этот старик-актер не соврал! А соврать он мог запросто, на Стол Истины его не положишь!

Несколько минут они ехали молча, а затем Ратмир негромко проговорил:

— Ну что ж, посмотрим, сможет ли этот изверг-актер соврать мне.

В этот момент Вран обернулся в седле и воскликнул, указывая рукой на виднеющееся впереди серое здание с зеленой крышей и огромной кирпичной трубой:

— А вот и постоялый двор «У трех ослов»!

Они въехали во двор, и тут их встретил Хвост. Он подбежал к лошади Ратмира и быстро доложил:

— Актеры на постоялом дворе. После завтрака они разошлись по комнатам. Их вожак, Прок, у себя, симпатяшка Вероза с маленькой Элио в своей комнате, а тетка Мармела в комнате Эриха. Он пришел в себя, но с постели еще не встает.

— Почему ты мне не доложился, как только прибыл на постоялый двор?! — сурово перебил его Ратмир, но Хвост не смутился, а обиженным тоном ответил:

— Господин, я пытался до тебя дотянуться, но тебя нигде не было! Словно ты сквозь землю провалился!

Ратмир задумчиво посмотрел на него и неожиданно спросил:

— Так, может быть, твою мысль экранирует камень?

— Не знаю, господин, — пожал плечами Хвост, — я таких исследований не проводил.

— Ладно, — махнул рукой Ратмир, — веди нас к… Проку… — И, повернувшись к Искору, уточнил: — Прок — это тот актер-старик, с которым ты разговаривал?

— Да, — кивнул в ответ волк.

— Со мной пойдут Искор и Тороп, — приказал Ратмир, — ты, Вран, останешься здесь с лошадьми!

Дядюшка Прок лежал на застланной кровати одетый и горестно думал о том, что ожидает его труппу в ближайшем будущем. Выезжать из города им запрещено, давать представления они не могли — не было актера на роли героя. Монеты, скопленные за последний год — год, надо сказать правду, очень удачный, стремительно таяли… Но самое главное — над ними висел ужас дознания с пристрастием, а это означало их гибель. Сейчас он даже жалел о том, что разрешил Бамбарею спрятать этот злосчастный меч под днищем своей повозки. Если бы многоликие его не нашли, труппа была бы вне подозрений, и Бамбарею не пришлось бы бежать! Он горестно вздохнул, перевернулся на бок и… И в этот момент дверь его комнаты с грохотом отворилась, отброшенная ударом сапога.

В комнату ворвался совсем молоденький многоликий, черноволосый, широкоскулый, с чуть раскосыми глазами. Дядюшка Прок успел только слегка приподняться на постели, как многоликий заорал:

— Вставай, извержачья морда!!! Пришла пора держать ответ!!!

Дядюшка Прок буквально свалился с постели и вытянулся по стойке «смирно», хотя ноги у него предательски подгибались, а под ложечкой противно тянуло от предчувствия близкой смерти. Но многоликий вдруг отскочил в сторону, к стене, а через порог один за другим шагнули еще трое многоликих. Дядюшка Прок настолько растерялся, что не сразу разглядел необычную одежду одного из них. А когда через секунду ему стало ясно, что вошедший первым одет в белую хламиду, ноги у него подкосились, и он рухнул на колени, согнувшись и стукнувшись лбом в доски пола!

И тут же раздался спокойный, немного насмешливый голос трижды посвященного волхва:

— Встань, изверг, я не собираюсь тебя немедленно уничтожать, хотя есть подозрение, что ты был не до конца откровенен с многогранным Искором!

Дядюшка Прок поднял лицо и сквозь туман, стелившийся у него перед глазами, посмотрел на трижды посвященного. Он не собирался возражать, он сейчас не смог бы сказать вообще ни одного слова. А трижды посвященный тем временем продолжил:

— Сейчас я тебя допрошу, но не так, как это делали те двое многогранных, что искали вашего Бамбарея, и не так, как это сделал Искор. Тебе не будет больно, тебя не будут пытать… Встань!

Последнее словно было произнесено лишь немногим более громко, чем вся остальная речь, но для дядюшки Прока оно прозвучало набатным звоном. Он медленно поднялся с колен и так же медленно выпрямился.

— Смотри сюда!!! — прогрохотало у него в ушах, и из туманной дымки, заполнившей всю комнату, выплыла узкая ладонь с длинными тонкими пальцами — на безымянном пальце тускло посверкивало желтым тонкое кольцо и мерцал крупный зеленый камень. Старый актер еще успел удивиться, что камень обращен к внутренней стороне ладони, а потом реальность перед ним исчезла.

Он начал грезить?.. Нет, он не грезил, он оказался в прошлом… в собственном прошлом, больше года назад. Их повозка остановилась на берегу чистой полноводной реки, вокруг расстилалось бескрайнее море высокой волнующейся травы, и только у самого берега росло несколько деревьев с узкими длинными листьями. Актеры развели костер и поставили на огонь котелок с речной водой, Мармела хлопотала у импровизированного очага, он сам нарезал сушеное мясо и крошил овощи, Элио под присмотром Верозы купалась в реке, а Эрих, как обычно, занимался волами и лошадью самого Прока. И в этот момент из-за прибрежных кустов ракитника вышел высокий широкоплечий юноша. Он подошел ближе, и стало видно, что он еще очень молод, почти мальчик, что на лице у него читается неуверенность, даже страх, и то, как он превозмогает этот страх. И прежде чем он заговорил, в сердце старого Прока шевельнулась любовь к нему. Старый актер первым протянул юноше руку…

Тороп стоял у стены комнаты и широко раскрытыми глазами следил за своим наставником. Он уже давно понял, как ему повезло, что после смерти своего прежнего наставника, трижды посвященного Рыкуна из стаи восточных медведей, он попал к Ратмиру. Именно тогда для него началась настоящая учеба. Вот и сейчас он еще не до конца понимал, что происходит на его глазах, но чувствовал — он видит нечто невозможное. Только что он слышал, как его наставник спокойно, не повышая голоса, приказал старому извергу подняться с колен, и тот выпрямился, а затем Ратмир протянул вперед руку, раскрыл перед лицом изверга ладонь, и в то же мгновение глаза изверга остекленели, он замер, словно окаменев… Но и его наставник замер с закрытыми глазами, и только легкое, едва заметное дрожание ноздрей свидетельствовало о колоссальном напряжении. Несколько минут они стояли так — неподвижно, не глядя друг на друга, а затем…

Ратмир очень быстро и просто ввел старого актера-изверга в гипнотический транс и приказал ему вспомнить то, как и где он встретил Бамбарея. А затем ему оставалось только поддерживать ментальную связь с сознанием испытуемого. Конечно, это требовало определенного напряжения, но на таком расстоянии подобное не представляло для трижды посвященного волхва особой сложности. Словно со стороны он видел, как из высокой волнующейся травы к берегу реки выехала большая прочная повозка, запряженная парой упитанных волов, а рядом с ней покачивался на верховой лошади и сам старый изверг. Как из повозки высыпали три женщины, вернее, старуха, молодая красавица и девочка лет пяти-шести, как принялись они разводить костер и стряпать… А потом началось самое интересное. Из-за прибрежных деревьев вышел совсем молоденький изверг… извержонок… в добротной, прочной одежде и направился к стоянке актеров. Все они повернулись в его сторону, даже малышка, купавшаяся до того в реке. Он приближался к старому актеру, возившемуся с мясом и овощами, но при появлении извержонка отложившему нож и поднявшемуся с песка. Мальчишка подошел ближе… и у Ратмира не осталось сомнений — это был Вотша, повзрослевший, возмужавший, но Вотша!

А затем… Ратмир открыл глаза и глубоко вздохнул. Его рука, протянутая вперед, в сторону старика, упала вдоль тела, и в то же мгновение ноги старого актера подкосились, и он рухнул на пол, глухо ударившись головой о деревянный настил. А трижды посвященный волхв повернулся к Искору и глухо выдохнул непонятные для остальных слова:

— Это был Вотша!

Искор прорычал что-то нечленораздельное, а потом, словно бы через силу, спросил:

— Так что же мне делать теперь?!

Ратмир немного подумал и ответил:

— Мы убедились, что Вотша жив, значит, его можно найти. За насколько дней, прошедших с момента его бегства, он не мог далеко уйти. Но вам, всем троим… лучше вернуться в свои стаи, извержонок вас знает, и, если вы появитесь поблизости, он либо уйдет, либо спрячется.

— Но, может быть, тебе понадобятся помощники?.. — попробовал возразить Искор, однако Ратмир отрицательно покачал головой:

— Если мне понадобятся помощники, я смогу их найти! Уходите!

Это был уже приказ, и Искор покорно опустил голову, повернулся и направился к выходу из комнаты. Уже на пороге его догнал голос Ратмира:

— Всеславу передай, что он не выполнил моего поручения!

Искор на секунду замер в дверном проеме, словно подтверждая, что слышал последние слова волхва, и вышел наружу.

Ратмир повернулся к Торопу и с вымученной улыбкой спросил:

— Ты понял все, что я делал?

— Нет, наставник, — честно признался тот.

— Тогда позже мы поговорим на эту тему, а сейчас возвращаемся во дворец, мне надо отдохнуть до обеда. Подойдите ко мне.

Последняя фраза относилась и к Торопу, и к Хвосту. Оба молодых человека шагнули к Ратмиру, и он, положив тяжелые руки им на плечи, словно бы обрел опору.

Они вышли во двор, и Вран немедленно подвел коней к крыльцу. Спустя полчаса Ратмира ввели в спальню его апартаментов и уложили в постель, Хвост не успел его раздеть, как трижды посвященный волхв провалился в сон!

Однако за пять минут до начала обеда Ратмир вошел в трапезную! Увидев его, правитель Ласта удивленно воскликнул:

— А мне передали, что наш гость устал и вряд ли сможет выйти к столу!

— Нет, — улыбнулся в ответ Ратмир. — Я же обещал тебе, что буду к обеду, а я свои обещания выполняю всегда!

— В таком случае, прошу к столу! — вернул улыбку Ловель.

За обедом у правителя города собралось семь человек. Кроме Ратмира, были все четыре друга Ловеля, а также его отец, вожак стаи западных вепрей, с двумя ближними дружинниками. Разговор за столом поначалу шел о мелких обыденных делах, но по быстрым настороженным взглядам, которые бросали на него сотрапезники, Ратмир понимал, что их очень интересуют результаты проводимого им расследования. И тем не менее с расспросами к нему никто не лез. Наконец, когда все незначительные темы были исчерпаны, отец Ловеля, Рогволд, вдруг воскликнул:

— А знаете, какое странное происшествие случилось в моих землях?! — Он оглядел сидящих за столом и, уловив интерес, продолжил: — Есть у меня один старый изверг, зовут его Клапп, он… — Тут вожак западных вепрей слегка запнулся, а потом сообщил, как о чем-то незначительном: — Он оказывает мне иногда незначительные услуги и очень этим гордится. Так вот, дней пять назад он поехал по… делам в Ярей, есть такой городок на реке Эйне. Там как раз ярмарка проходила, он и решил посмотреть, не подвернется ли что-нибудь интересное. Как водится, взял с собой помощников, а они у него, надо сказать, ребята здоровые, любому бока обломают!..

Тут вожак как-то странно хохотнул и поправил сам себя:

— Хотя теперь надо говорить «могли обломать». Прикончили их там, а самого старикашку едва живого выпустили! Но самое интересное не это! Я послал своих людей разузнать, кто этого старичка обидел, и мне доложили, что вечером, когда все и произошло, он встречался в таверне «Золотое яйцо» с каким-то… сказителем! Сказитель этот — совсем молодой парнишка, пришел вроде бы с Севера, из стаи северных лис, и может ловко сочинять стихи…

Ратмир при этих словах поднял голову и переспросил:

— Умеет сочинять стихи?!

— Вот именно, трижды посвященный! — воскликнул вожак, польщенный тем, что высокий гость обратил внимание на его рассказ. — Нашлись даже изверги, которые слышали, как этот… э-э-э… Ёкуль из Норникса, так он себя называл, сочинил стишок про тамошнего паромщика! Да такой стишок, что паромщик перевез его через Эйну бесплатно!

— Надеюсь, этот сказитель, — улыбнулся Ратмир, — украсит твой двор.

Но вожак западных вепрей вдруг помрачнел и с некоторым раздражением ответил:

— К сожалению, этого… Ёкуля не удалось отыскать!

— Вот как?! — удивился трижды посвященный волхв. — Куда ж он подевался?! Не мог же он за такой короткий срок уйти из земель западных вепрей?!

Рогволд только молча пожал плечами.

После обеда Ратмир и Рогволд вышли из дворца правителя города в сад, расположенный позади здания и обнесенный высокой каменной изгородью. Немного пройдя по аллее между уже увядшими клумбами, Ратмир поинтересовался:

— Когда ты думаешь вернуться к себе?

Рогволд бросил на волхва чуть удивленный взгляд и ответил после короткого раздумья:

— Наверное, завтра-послезавтра, дел в Ласте у меня нет, так что задерживаться дольше не имеет смысла. Но… чем вызван твой вопрос?

— Меня заинтересовал этот твой… сказитель. Сейчас нечасто можно встретить хороших поэтов, тем более среди молодежи. Согласись, это большая редкость. Правда, я знавал одного такого поэта, но он был не с Севера.

— Мне понятен твой интерес, — кивнул вожак, — но мы не смогли этого сказителя найти…

— Вот я и думаю, — подхватил фразу собеседника Ратмир, — отправиться с тобой, переговорить с твоим… пострадавшим стариком, с паромщиком… Может быть, мне удастся напасть на след этого… сказителя?..

— Я с удовольствием приму тебя в своих землях, трижды посвященный! — не скрывая радости, воскликнул Рогволд. — Но поверь, мои люди допросили самым тщательным образом всех, кто видел Ёкуля из Норникса. Никаких зацепок нет. Он вроде бы рассказывал, что его послал вожак стаи северных лис Торин Ледник странствовать по свету, чтобы затем он написал какую-то… то ли поэму, то ли сагу. Знаешь, у этих северян такие странные, незапоминающиеся названия!

— Может быть, он сказал — флокк?.. — с едва заметной улыбкой спросил Ратмир.

— Точно! — воскликнул Рогволд. — Именно флокк, хотя я совершенно не представляю, что это такое!

— Это довольно сложная поэтическая форма, — пояснил волхв. — Именно из-за ее сложности мало кто может использовать ее, но на Севере она весьма популярна. И если этот Ёкуль владеет такой формой, он действительно умелый сказитель!

— Ты раззадорил мое любопытство! — возбужденно проговорил вожак. — Надо будет вновь заняться его поисками!

— Значит, завтра утром мы выезжаем? — спросил Ратмир.

— Да! — согласился Рогволд и добавил: — Причем рано утром!

Однако выехать они смогли только после завтрака. Рогволд допоздна засиделся с сыном, обсуждая общие проблемы и пытаясь уговорить правителя Ласта принять участие в какой-то своей вылазке против соседей, так что на следующий день он поднялся поздно. А кроме того, Ловель не хотел отпускать высокого гостя, пока тот не позавтракает. Так что, когда кавалькада всадников, сопровождаемая шестью могучими вепрями — дружинниками Рогволда, повернувшимися к миру родовой гранью, выехала из Ласта, уже кончался час Жаворонка.

Впрочем, ехать им было совсем недалеко — от Ласта до границы владений западных вепрей было чуть больше пятнадцати километров, так что не прошло и двух часов, как всадники увидели первую деревню, подвластную Рогволду. И тут Ратмир повернулся к вожаку:

— Ты со своими вепрями возвращаешься в столицу?

— Да,конечно! — удивленно отозвался Рогволд.

— Тогда я здесь с вами попрощаюсь, мы пойдем в Ярей. Я ведь правильно понял, что тот побитый старичок… Клапп, кажется, в этом городке обретается?

— Но… я думал, ты погостишь у меня, — разочарованно протянул вожак западных вепрей и тут же с надеждой добавил: — Поиски сказителя я организую!

— Эти поиски будет проще организовать, если мы соберем исчерпывающую информацию об этом сказителе! Я тоже прибуду в твою столицу, но чуть позже.

— Тогда возьми провожатого. — Рогволд повернулся в седле и крикнул: — Смарт! — а затем снова обратился к Ратмиру: — Смарт родом из Ярея и всю округу отлично знает. Он тебя проведет кратчайшей дорогой!

К лошади вожака тем временем приблизился здоровенный матерый вепрь и, подняв рыло, приготовился слушать приказ. Рогволд наклонился в седле и проговорил, отчетливо произнося слова:

— Доведешь трижды посвященного Ратмира до Ярея. Когда он закончит там свои дела, проводишь в столицу, в мой замок!

Вепрь мотнул головой, словно подтверждая, что понял приказ, затем поднял крошечные глазки на Ратмира, издал звук, похожий на рычание, и, мгновенно развернувшись, бросился прочь с дороги. Ратмир, Тороп и Хвост пришпорили лошадей и устремились следом.

Вожак западных вепрей, проводив взглядом удалявшегося прочь от дороги трижды посвященного служителя Мира, повернулся к своему главному советнику, Варду, и, прищурив глаз, задумчиво протянул:

— А с чего это трижды посвященный служитель Мира, член Совета посвященных — птица ох какого высокого полета, вдруг так заинтересовался каким-то сказителем из стаи северных лис, да к тому же еще и извергом? А перед этим лично предпринял расследование бегства какого-то извержонка-актеришки?! Ты припомнишь хотя бы один случай, когда член Совета посвященных лично гонялся за какими-то вонючими извергами?!

— Я обратил внимание на то, что во время вчерашнего обеда у твоего сына трижды посвященный Ратмир вступил в нашу беседу, только после того, как ты упомянул, что мастера Клаппа покалечил молодой изверг, слагающий стихи, — таким же задумчивым тоном отозвался Вард.

— А ты когда-нибудь встречал изверга, который слагал бы стихи?! — тут же подхватил мысль своего советника вожак. — Мне кажется, этот… сказитель — весьма интересная фигура… Надо бы нам с ним познакомиться поближе!

— Особенно если этот сказитель и этот… актер — один и тот же изверг, — усмехнулся Вард, и Рогволд взглянул на него с внезапным пониманием.

— Может быть, именно поэтому наш высокий гость так интересуется ими обоими? — добавил советник, глядя прямо в глаза своему князю.

— Кажется, я напрасно оставил поиски этого… сказителя, — задумчиво проговорил вожак стаи западных вепрей и, круто развернувшись в седле, гаркнул во все горло:

— Алекс, Барбью, ко мне!!!

Около лошади князя тут же появились два огромных вепря.

— Как звали того извержонка, с которым видели сказителя на ярмарке?! — не поворачивая головы, поинтересовался Рогволд, и Вард тут же подсказал:

— Житырь… Живет в деревеньке Сутше, недалеко от Ярея с этой стороны Эйны.

— Слышали?! — обратился Рогволд к вепрям и, не дожидаясь подтверждения, продолжил: — Пойдете в Сутшу, разузнаете, где сейчас находится этот извержонок… Житырь. Если он дома, попробуйте узнать, куда подевался его знакомый сказитель из стаи северных лис… Только смотрите, особо не усердствуйте, а то я вас знаю — всю деревню на дыбы поставите.

Однако последние слова он сказал уже вслед вепрям, которые быстрой рысью бросились вслед ускакавшему волхву и его спутникам. А вожак стаи западных вепрей неторопливо двинулся по дороге в сторону своей столицы.

Вепрь, которого Рогволд дал Ратмиру в проводники, стремительно несся краем вспаханного под зиму поля, обходя стоявшую впереди деревню. Всадники, вытянувшись цепочкой, скакали за ним. За деревней вепрь свернул в рощу, продрался сквозь кусты и вышел на узкую тропу, петлявшую среди зарослей бузины и орешника. Однако постепенно кустарник пропал, уступив место высоченным серым елям, а светлая невысокая рощица превратилась в темный сумрачный бор.

Несмотря на казавшийся стремительным бег огромного животного, лошади без натуги поспевали за ним. Оказавшись в лесу, всадники перестроились, теперь первым скакал Хвост, за ним Ратмир, а замыкал кавалькаду Тороп. Так они мчались около полутора часов, лошади начали уставать, а вот вепрь, казалось, не знал усталости. Прошло еще около получаса, и вдруг бор кончился, и они выскочили на кочковатый, поросший мелким кустарником луг. Впереди блеснула серебром неширокая река, и всадникам стало ясно, что вепрь направляется именно к ней, вернее, к настилу паромной переправы. Спустя десять минут они уже были на пароме.

Паромщик, огромный изверг с изуродованной багровым шрамом левой щекой, завидев приближающихся всадников и стремительно несущегося впереди них вепря, заорал и замахал здоровенными кулаками, сгоняя с парома собравшихся там извергов, а те и не думали протестовать. Они и сами поспешно убирались с настила, а некоторые даже просто прыгали в воду.

Как только вепрь и всадники оказались на пароме, паромщик проорал команду гребцам и тут же склонился в глубоком поклоне, бормоча басом:

— Господа, вы будете немедленно переправлены на тот берег. Я не задержу вас ни на минуту!

— Подойди ближе! — приказал Ратмир, и изверг приблизился странно мелким, подпрыгивающим шагом.

— Назови свое имя! — отдал новый приказ Ратмир, когда изверг остановился в трех шагах от его лошади.

— Твид, господин, — прогудел паромщик и поклонился.

— На твоем пароме несколько дней назад переправлялся извержонок, назвавшийся Ёкулем из Норникса? — спросил трижды посвященный, и физиономия изверга тут же перекосилась. Однако ответил он все с тем же почтением:

— Да, господин, мальчишка с таким именем действительно переправлялся на моем пароме.

— И ты действительно перевез его… бесплатно?! — усмехнулся Ратмир.

— Да, господин, мне стало его жалко… идет издалека, средств, видимо, совсем нет… — на ходу придумывал Твид, но Ратмир перебил его:

— Ты помнишь стихи, которые он сочинил про тебя?!

Темно-багровый румянец проступил на задубелых под ветром и солнцем щеках изверга, а его голос наполнился хриплой яростью, хотя он и старался себя сдерживать:

— Нет, господин, я не запомнил стихи, которые сочинил этот молодой мерзавец!

— Жаль… — медленно протянул трижды посвященный волхв. — Это стихотворение, возможно, помогло бы мне найти его…

— Найти? Зачем? — неожиданно спросил Твид и тут же понял, что переступил границы дозволенного для него. Грузно упав на колени, он склонил голову и забормотал: — Прости, господин, я виноват!.. Я виноват! — И в его голосе звучало неподдельное рыдание!

— Перестань, — брезгливо проговорил Ратмир. — Никто не собирается тебя… наказывать!

Изверг замолчал, но с колен не поднялся, словно опасаясь, что это сочтут еще худшим непочтением, чем уже допущенное им.

В этот момент паром ткнулся передним бортом в причал противоположного берега, и вепрь, не дожидаясь, когда он будет закреплен, перемахнул на доски настила. Ратмир и его свита последовали за своим проводником, но на окраине города, у забора первого дома, вепрь остановился и с огромным трудом, запинаясь после каждого слова, произнес:

— Дальше не пойду… Буду ждать здесь…

— Но нам надо найти дом изверга Клаппа! — чуть свысока произнес Ратмир, давая понять многогранному, что тот не выполняет поручение своего вожака. Однако вепрь мотнул из стороны в сторону своей огромной головой и ответил:

— Красный дом на площади ярмарок… — После чего он отвернулся, отошел с дороги и повалился на бок под забором.

Ратмир посмотрел на спутников, пожал плечами и послал лошадь дальше.

Впрочем, поиски не заняли у них много времени. Дорога, по которой они поднимались от пристани в городок, сама привела их на площадь, где они сразу же увидели и двухэтажный дом, выкрашенный в необычный красный цвет.

Едва Ратмир остановил свою лошадь перед этим домом, как следовавший за ним Хвост скатился с коня и бросился внутрь. Спустя минуту он выскочил обратно и доложил:

— Изверг Клапп находится здесь, но прислуга сказала, что он без чувств — никого не узнает и ни с кем не разговаривает!

— Ничего, — усмехнулся трижды посвященный волхв, соскакивая на землю и бросая поводья Хвосту. — Мы его приведем в чувство! — И кивнув Торопу, чтобы тот следовал за ним, прошел внутрь дома.

В прихожей их встретил старый слуга-изверг, который, увидев белую хламиду трижды посвященного служителя Мира, упал на колени и уткнулся лбом в пол.

— Веди к хозяину! — резко бросил Ратмир, останавливаясь перед склоненным извергом. Тот молча вскочил на ноги и посеменил в глубь дома, даже не оборачиваясь, чтобы посмотреть, следует ли за ним страшный, невозможный гость. Открыв дверь в конце анфилады из трех просторных комнат, старый изверг снова склонился в поклоне, словно боясь показать великому волхву свое лицо.

Ратмир вошел в открытую дверь и оказался в небольшой спальне, где на высокой пышной постели лежал с закрытыми глазами старик. До подбородка его закрывало одеяло, голову, по самые брови, прикрывал глубоко надвинутый колпак, так что видны были только нос, изрезанные морщинами лоб и щеки, тонкие, с синеватым оттенком губы да закрытые глаза с чуть подрагивающими веками. Ратмир остановился около постели, с минуту разглядывал лежащего изверга, а затем протянул руку и положил ладонь на закрытые глаза старика.

С минуту ничего не происходило, а затем в тишине комнаты раздались три странных, непонятно на каком языке сказанных слова. Веки старика под ладонью волхва дрогнули. Ратмир убрал руку с лица изверга и увидел широко открытые глаза, бездумно глядящие в потолок.

— Ты меня слышишь? — негромко, странным, «мертвым», лишенным эмоций голосом спросил волхв.

И старый изверг, почти не шевеля губами, ответил:

— Да… господин…

— Ты знаешь, кто я? — задал новый вопрос Ратмир.

И снова последовал ответ:

— Да… господин…

— Где с тобой сделали… это?

— В таверне «Золотое яйцо»… господин…

— Кто с тобой сделал… это?

— Ёкуль из Норникса… сказитель из стаи северных лис… господин…

— Зачем ты пришел в таверну «Золотое яйцо»?

— Я пригласил в эту таверну Ёкуля из Норникса… сказителя из стаи северных лис… господин…

— Зачем ты пригласил его?

— Чтобы он почитал свои стихи…

— Ты был в таверне один?

— Нет… господин…

— Кто был с тобой?

— Двое моих слуг… господин…

— Где их можно увидеть?

— Они мертвы… господин…

— Отчего они умерли?

— Их убил Ёкуль из Норникса… сказитель из стаи северных лис… господин…

— Он настолько силен?

— Нет… господин… он совсем еще молод… Но он умеет побеждать…

— Он напал на вас?

— Нет… господин… он защищался…

— От кого?

— От меня и от моих слуг… господин…

— Зачем вы напали на него?

— Он — не Ёкуль… не сказитель… Он бродяжка… Я хотел схватить его и отдать вожаку нашей стаи… господин…

— Откуда ты узнал, что он не сказитель? Он не может слагать стихи?

— Он может слагать стихи, я сам это слышал… но… Настоящий Ёкуль из Норникса умер… Я знаю это… господин…

— Почему ты хотел отдать изверга вожаку вашей стаи?

— Вожак дает мне за бродяжек монеты…

— Зачем нужны бродяги вожаку вашей стаи?!

— На них испытывают зелье… господин…

— Какое зелье?

И вдруг после этого вопроса неподвижное тело старого изверга дернулось, словно его ударили невидимым хлыстом. Он натужно захрипел, и Тороп, напряженно следивший за этим странным, каким-то потусторонним диалогом, испугался, что старик сейчас испустит дух, но Ратмир повторил свой вопрос, причем голос его «помертвел», потерял эмоциональную окраску еще больше:

— Какое зелье?

Хрип в горле старика немедленно стих, и он ответил:

— У нашего вожака есть зелье, которое может вернуть многогранье извергу… господин…

Последовала долгая пауза, словно трижды посвященный волхв не мог принять такой ответ, словно он не верил в то, что именно эти слова произнес старый изверг. Лицо Ратмира побледнело, а широко раскрытые глаза на секунду остекленели. Но затем снова раздался его голос:

— Откуда ты это знаешь?

— Я подслушал разговор вожака с… призраком… господин…

— Что это за призрак?

— Он живет в подземелье замка нашего вожака… Я знаю всех, кто живет в замке, но человека с таким голосом я не видел… Его никто не видел… но он говорит с вожаком… Я слышал… Они обсуждали зелье… господин…

— Расскажи, когда и что именно ты слышал!

— Это было около полугода назад, господин. Я пришел за причитающимися мне монетами… Меня отвели в подземелье замка и оставили в комнате, рядом с сокровищницей… сказали, что вожак сейчас придет. Я ждал… долго ждал, но вожак все не шел. Тогда я решил уйти и прийти позже… Я шел по коридору подземелья к выходу и за одной из закрытых дверей услышал разговор… Говорил князь Рогволд… громко, и… призрак… страшно!.. О-о-о, этот голос я запомнил на всю жизнь!.. Такого голоса я больше ни разу не слышал… Князь спрашивал, когда зелье будет готово, а голос отвечал, что ему нужны еще изверги для испытаний, что они слишком быстро умирают, и зелье не успевает подействовать… Он сказал, что надо что-то изменить в составе зелья и структуре сопроводительного заклинания… А чтобы затем испытать измененное зелье, нужны еще изверги… Я слушал недолго… Я испугался… Я вернулся в комнату рядом с сокровищницей и никому не рассказал о слышанном… Только Ёкулю из Норникса… господин…

Несколько мгновений длилось молчание, словно трижды посвященный волхв раздумывал над следующим вопросом, а потом он вдруг как-то странно фыркнул, и… глаза старика-изверга закрылись, а дыхание стало прерывистым, со свистом.

Волхв отвернулся от постели и, поглядев на Торопа тяжелым взглядом, проговорил:

— Срочно едем к Рогволду!

Старик за его спиной вдруг натужно захрипел, и Тороп, бросив взгляд в его сторону, спросил:

— Наставник, разве ты ему не поможешь?!

— Извергу? — удивленно переспросил Ратмир и тут же с усмешкой ответил: — Нет. Он уже мертв!

К Сутше посланные Рогволдом вепри вышли, когда час Медведя переходил в час Змеи. Остановившись на опушке небольшого леска, они повернулись к Миру человеческой гранью и принялись рассматривать деревню, разбросавшую свои немногочисленные домики вдоль берега реки. Эйна в этом месте делала крутую петлю, так что окружала деревню практически с трех сторон.

Вепри долго рассматривали деревню, после чего тот, что был повыше ростом, заметил:

— Удобное местечко!

— Если б нас было пятеро, можно было бы накрыть всех извергов разом, и тогда никто из них не ушел бы, — согласился второй, на что первый с усмешкой ответил:

— Я, Барбью, имел в виду совсем другое… Если извергов отсюда убрать, здесь можно поставить неприступный замок и с небольшим гарнизоном держать за горло всю округу!

— Ты, Алекс, известный стратег, — усмехнулся Барбью. — Но лучше подумай, как нам поймать этого… Житыря так, чтобы не всполошить всю деревню?

— Сначала нам нужно раздобыть одежду, — начал излагать свой план Алекс. — Для этого в сумерках, которые наступят очень скоро, мы проберемся в ближний дом. Там же мы узнаем, в котором доме обретается извержонок, и попозднее, в час Вепря, нагрянем к ним. Тут-то, со сна, он нам все и расскажет!

— Принимается, — согласился Барбью и улегся на траву под кустом так, что его совершенно скрыли клонящиеся к земле ветки. — А я до сумерек посплю, прошлой ночью мне совсем не довелось отдохнуть…

— Опять с извергинькой кувыркался? — с ноткой зависти поинтересовался Алекс. — И где ты их только находишь?

— А что мне их искать… — лениво отозвался Барбью. — Они меня сами находят.

Он закрыл глаза и почти сразу мерно засопел, но Алекс знал, что это видимая беспечность — вепрь всегда настороже.

Сам Алекс спать не хотел. Вместо этого он, мягко и совершенно бесшумно ступая по короткой траве, направился в глубь леска, внимательно прислушиваясь к лесным звукам. Минуты через три, когда он уже довольно далеко отошел от своего товарища, его чуткие уши уловили среди обычной лесной щебетни человеческий голос… женский голос. Он, быстро сориентировавшись, пошел на этот голос и вскоре увидел трех молоденьких девушек-извергинь, неторопливо передвигающихся среди деревьев. Они, видимо, собирали грибы, поскольку в руке у каждой были небольшие корзины. Разойдясь шагов на сорок-шестьдесят, они время от времени перекликались или радостно вскрикивали, словно сообщая своим подружкам о находке. Алекс захотел развлечься — повернуться к Миру родовой гранью и напугать извергинь, но затем ему в голову пришла другая мысль. Прячась за кустами, он начал подкрадываться к одной из них. Улучив момент, когда она наклонилась за очередной находкой, Алекс шагнул сзади и, обхватив ее одной рукой поперек тела, второй зажал рот. Девушка дернулась было, но сразу поняла, что ей не вырваться, и замерла, выронив свою корзинку. Алекс быстро и бесшумно нес свою жертву сквозь лесную чащу, пока голоса ее подружек совсем не стихли, а затем опустил девушку на траву, убрал свою ладонь с ее рта и повернул ее на спину.

Она была недурна. Увидев перед собой голого мужчину, она страшно побледнела и попыталась, отталкиваясь от земли ногами, отползти в сторону, но Алекс мгновенно схватил ее за плечи и тихо предупредил:

— Не дергайся, хуже будет.

Девушка снова замерла. В ее широко раскрытых глазах плескался ужас. Алекс довольно усмехнулся и все так же тихо спросил:

— Ты из Сутши?

Девушка утвердительно кивнула.

— Ты знаешь Житыря?

Последовал новый кивок.

— В каком доме он живет?

Девушка попыталась ответить, но от страха спазм перехватил ей горло, и из него вырвался только слабый, нечленораздельный хрип.

— Ты что, немая? — с новой усмешкой поинтересовался вепрь.

Девушка отрицательно помотала головой, и тогда Алекс, мгновенно став серьезным, злобно прошипел:

— Тогда почему не отвечаешь?!

Тело девушки напряглось, словно она всеми силами пыталась вытолкнуть из горла застрявший там ком, и она едва слышно просипела:

— Житырь у самой реки живет… возле дома колодец, а на окнах голубые ставни.

— Кто еще живет в этом доме? — снова сменив тон на ласковый, спросил вепрь.

— Его отец, мать и сестра, — чуть более внятным голосом ответила девушка.

— Ну вот, — удовлетворенно пробормотал Алекс. — И ничего страшного.

Он протянул руку и легонько похлопал девушку по щеке, затем положил ладонь ей на горло и прошептал, склонившись над ее лицом:

— А теперь мы поиграем.

И, удерживая свою жертву одной рукой, второй рывком задрал ей юбку.

Часа два спустя вепрь неторопливо шагал назад, к опушке леса, где отдыхал его товарищ. Он ощущал полное внутреннее умиротворение, а перед его мысленным взором стояло бездыханное тело в разодранной одежде, с широко раскинутыми ногами, запрокинутой головой и почерневшим под его рукой горлом…

Барбью уже проснулся и, стоя за кустом бузины, растущим на самой опушке, внимательно разглядывал затихающую в вечерних сумерках деревню. Шаг Алекса был совершенно бесшумным, однако, когда до Барбью оставалось метров пять, он оглянулся и внимательно посмотрел на своего товарища. Затем его взгляд снова обратился в сторону деревни, и он негромко сказал:

— Пожалуй, уже можно спускаться.

Алекс остановился рядом и тоже посмотрел на лежащую перед ними деревню. На противоположном ее краю, почти у самой околицы, стоял довольно большой дом, рядом с ним виднелся ворот колодца, а на белеющих в вечернем сумраке стенах голубели ставни.

— Нет, — покачал он головой. — Подождем еще немного, а потом пойдем вон в тот дом с голубыми ставнями. Тот, что у колодца.

Барбью молча взглянул на своего товарища, и Алекс пояснил:

— Пока ты отдыхал, я провел разведку. Житырь живет как раз в этом доме с отцом, матерью и… сестрой.

— С сестрой? — Барбью бросил на Алекса еще один, заинтересованный взгляд. Тот утвердительно кивнул, и вепрь добавил: — Мне кажется, сложностей с мальчишкой у нас не будет.

Через полчаса в уже густых сумерках они спустились к реке и берегом, по кромке воды, добрались до огорода, лежавшего позади дома с голубыми ставнями. Затем, шагая между грядок с капустой, они поднялись к дому, в котором светились только два окна. За одним из них мелькала тень извергини — она, видимо, мыла и убирала посуду после ужина, во втором можно было разглядеть девушку, что-то шившую за столом.

— Ну что, пошли? — едва слышно прошептал Алекс.

— Пошли, — согласился Барбью. — Только… вот так будет лучше!

Он высоко подпрыгнул, в наивысшей точке своего взлета перевернулся через голову и на землю опустился уже в облике вепря!

— Может быть, ты и прав! — кивнул, соглашаясь, Алекс.

Они быстро обошли дом и остановились перед прочной дубовой дверью. Алекс толкнул ее, но она не поддалась, даже не дрогнула.

— Дай-ка… хр-мне! — неразборчиво рыкнул вепрь.

Алекс шагнул в сторону, после чего огромное, щетинистое тело всей своей двухсоткилограммовой массой врезалось в дверь, и та, выбитая из косяков, глухо крякнув, рухнула внутрь!

В сенях дома стоял рослый, уже начавший седеть изверг, сжимавший в правой руке топор. Однако, увидев в покореженном проеме двери двух многоликих, он бросил свое оружие в сторону и глубоко поклонился:

— Многогранные, этот дом ваш, и все, что находится в нем, ваше, — пробормотал он положенное приветствие, хотя голос его звучал, пожалуй, без должного смирения.

— Ты прав, — насмешливо проговорил Алекс, проходя вслед за Барбью внутрь дома. — И дом наш, и все, кто находится в нем, наши!

Он уловил непокорство в приветствии изверга и намеренно исказил свой ответ. Приблизившись вплотную к извергу, многоликий выдохнул ему в лицо:

— Но пока что нам нужен только твой сын Житырь. А там посмотрим.

— Я сейчас позову его, господин, — снова поклонился изверг, и в его дрогнувшем голосе появилась обреченность.

— Нет! — неожиданно рявкнул Алекс. — Не надо его звать, мы его сами найдем.

— Но, господин, — взмолился, не разгибая спины, изверг, — Житыря нет в доме!

— А где же он в такой час? — с подозрением спросил Алекс. — Почему он ушел из дома на ночь глядя?!

— Нет, господин, — поторопился объясниться изверг, — Житырь дома, просто он спит не в комнате, а на чердаке сарая.

— Вот как! Ну что ж, мы его там и отыщем.

Он протянул руку, ухватил изверга за седоватые волосы и поднял голову так, чтобы видеть его лицо.

— Но после разговора с твоим извержонком мы вернемся!.. И не вздумай прятать свою жену или дочь, они дома и должны здесь оставаться!

Вепрь, стоявший рядом с многоликим, довольно хрюкнул и, развернувшись, выскочил во двор. За ним последовал и Алекс.

Сарай они нашли быстро, он стоял за домом у самой изгороди. Внутри было темно, но это не являлось препятствием для многоликих — они без труда обнаружили лестницу, ведущую на чердак, но взбираться по ней стал только Алекс. Барбью, оставаясь вепрем, просто не мог это сделать.

Алекс поднялся до потолка, секунду постоял, прислушиваясь, а затем резко откинул крышку чердачного люка и выскочил на настил чердака. На фоне светлого прямоугольника окна с тюфяков, набитых сеном, поднялись две взлохмаченные головы. Многоликий довольно ухмыльнулся и негромко спросил:

— Кто из вас Ёкуль из Норникса, знаменитый сказитель стаи северных лисиц?!

Секунду в темном пространстве висела тишина, а потом чуть дрогнувший голос произнес:

— Это я, господин.

— Вот и прекрасно, ты пойдешь со мной!

Глава 5

На следующий день в час Полуденной Лисы Ратмир со своими спутниками прибыл в столицу стаи западных вепрей. Город Рожон был невелик, зато прекрасно защищен, окружавшие его стены, сложенные из белого камня в три человеческих роста, венчались шестью башнями, только одна из которых имела ворота. Кроме внешних стен города вожак стаи находился под защитой еще и стен замка, стоявшего на высоком холме и также имевшего всего одни ворота. Именно у этих ворот трижды посвященного волхва встречал сам Рогволд, его советники и самые опытные дружинники.

К этому времени вожак стаи западных вепрей уже знал, что извержонок, назвавшийся Ёкулем из Норникса, сказителем из стаи северных лис, схвачен Алексом и Барбью, но он и не думал сообщать об этом трижды посвященному волхву, хотя и встречал его с должными почестями. Лично проводив гостя до отведенных для него покоев, Рогволд объявил, что передает ему на все время пребывания в замке десять извергов для услужения, а вечером в его честь состоится пир!

Предыдущую ночь, вернее небольшую ее часть, Ратмир провел в придорожной гостинице, которая, при всем старании ее хозяина, не могла обеспечить трижды посвященному служителю Мира даже возможности отдыха. Поэтому, предвидя долгое и беспокойное бодрствование предстоящим вечером, он решил воспользоваться временем до обеда, чтобы хоть немного восстановить силы. Однако до этого надо было еще кое-что сделать. Ратмир вызвал к себе своего слугу.

Хвост, расположившийся на этот раз совсем недалеко от хозяина, явился буквально через минуту. Трижды посвященный волхв сидел в кабинете за пустым рабочим столом, настолько погруженный в мысли, что не сразу заметил вошедшего юношу. Хвост негромко кашлянул, Ратмир поднял голову и молча указал ему на свободный стул, видимо, специально поставленный с другой стороны стола. Хвост уселся, удивляясь про себя такому жесту хозяина, и тут же поймал мысль Ратмира:

«У тебя сегодня вечером будет сложное и весьма ответственное задание!»

Хвост разочарованно вздохнул: он рассчитывал во время пира, на котором его услуги вряд ли понадобятся хозяину, заняться кое-чем интересным, но…

А Ратмир между тем продолжил:

«Старик, которого мы вчера навестили в том дрянном городишке, рассказал мне странную историю. Он якобы подслушал разговор вожака западных вепрей с неким призраком, который обитает в подземелье этого замка. Разговор этот был очень интересен, однако я не верю в призраков, работающих на вожаков стай. Поэтому тебе придется разведать, кого Рогволд прячет в подземелье, и сделать это надо сегодня вечером во время пира. Подготовься… А когда отправишься в подземелье, будешь держать постоянную мысленную связь со мной».

Посмотрев прямо в глаза юноши, он спросил:

«Ты все понял?»

«Да, господин, — быстро ответил Хвост, а затем с некоторым сомнением переспросил: — Только… там наверняка будет стража».

«Не думаю, что стражи будет очень много, — усмехнулся Ратмир. — Пир дается в мою честь, и, чтобы посмотреть на члена Совета посвященных, пирующего с простыми дружинниками, соберутся все вепри, находящиеся сейчас в городе, а наемников у Рогволда нет!»

«Но, господин, — удивился Хвост, — во время пира тебе будет сложно отвлекаться на переговоры со мной. Ты же наверняка станешь беседовать с хозяином замка и его гостями».

«Никакая беседа не помешает мне слышать твои мысли и, если появится необходимость, отвечать тебе, — успокоил своего слугу Ратмир. — Главное, чтобы ты хорошо подготовился к этому… походу».

«Ясно…»

В последней мысли Хвоста таилась некая неуверенность, но Ратмир не обратил на нее внимания. Вместо этого он бросил своему слуге неожиданно жесткую мысль:

«Ты должен понимать, что, если ты будешь схвачен, я от тебя отрекусь! Тем более что место, где старик подслушал разговор, находится недалеко от сокровищницы князя!»

«Недалеко от сокровищницы?!» — Хвост поднял на Ратмира заинтересованный взгляд. Но тот его немедленно окоротил:

«Ты помнишь условия, на которых я взял тебя на службу?!»

«Помню, господин». — Разочарованная мысль Хвоста была тусклой и… вялой.

«Вот и хорошо, — удовлетворенно закончил мысль волхв. — Если больше вопросов нет, иди готовься!»

Хвост неторопливо поднялся со стула и двинулся к выходу, но на пороге остановился и, повернувшись к Ратмиру, спросил:

«Господин, а какова степень моей свободы?»

«То есть?» — не понял Ратмир.

«Если возникнет необходимость… лишить кого-то жизни, я могу это сделать?»

На секунду Ратмир задумался: мысль о возможном убийстве не приходила ему в голову. Но уже в следующее мгновение он ответил:

«Ты можешь защищаться любыми способами, а вот нападать воздержись!»

Хвост кивнул, переступил за порог и плотно прикрыл за собой дверь.

Вечером, в середине часа Вепря, с главной башни княжеского замка сорвался звук боевой трубы стаи западных вепрей. Хрипловатый, низкий рев поплыл над городом, оповещая жителей, что в главном пиршественном зале начался торжественный пир в честь высокого княжеского гостя, а значит, часа через три на улицах города станет небезопасно!

Ратмир вошел в пиршественный зал последним. Остановившись у бокового входа, к которому его проводил один из слуг-извергов, он оглядел собравшихся и… удивился! Зал казался огромным, но не из-за своих размеров, а потому, что был почти пуст.

Сбоку от входа, где стоял волхв, у стены, украшенной огромной фреской, изображавшей битву вепрей с огнедышащим драконом, был сооружен высокий каменный помост. На нем находился стол и три жестких тяжелых стула с высоченными прямыми спинками. От помоста до противоположной стены на мозаичном каменном полу были поставлены два длинных широких стола, больше похожих на простые верстаки, за которыми сидели сотни полторы дружинников. Ближе к помосту уселись советники князя и лучшие воины стаи в роскошных бархатных и атласных одеяниях, а вот на противоположном конце столов устроились какие-то оборванцы, не очень-то похожие на многогранных! Там, на дальнем конце, веселье уже началось, слышался звон оловянных кубков и жадное чавканье…

В голове Ратмира невольно мелькнула немного растерянная мысль:

«Неужели это вся стая западных вепрей?! Неужели это все, что осталось от одной из самых могучих стай Запада?!»

Но долго раздумывать над этим открытием ему не дали. Рогволд, сидевший за столом на помосте, уже призывно поднял руку, а его сосед, в котором Ратмир сразу узнал главного советника вожака, Варда, выскочил из-за стола и направился навстречу гостю.

Трижды посвященный ожидал, когда главный советник вожака подойдет к нему и проводит к предназначенному для него месту во главе княжеского стола.

Рогволд, дождавшись, когда волхв усядется, громко провозгласил:

— Друзья, поднимем бокалы за нашего гостя, трижды посвященного служителя Мира, Ратмира из стаи восточных волков. Свой первый визит в качестве члена Совета посвященных он сделал именно нам, стае западных вепрей, что, с одной стороны, высокая честь для нас, а с другой — знак отличия!

Рогволд пригубил из своего бокала, и в этот момент над пиршественным залом, над замком, над всем городом снова взвыла боевая труба стаи.

Ратмир тоже пригубил вина, подумав про себя с ироничной усмешкой:

«Похоже, вождь самоутверждается!..»

Оживленный гул в зале усилился, на дальнем конце стола затянули какую-то заунывную, с прирыкиванием песню, но весь этот шум доходил до помоста весьма ослабленным, так что разговору самых знатных участников пира он не мешал.

Рогволд, поставив кубок на стол, принялся за копченную в ольховом дыму лопатку оленя и при этом искоса поглядывал на трижды посвященного волхва. А Ратмир, макая в подливку маленькие кусочки пресной лепешки и неторопливо отправляя их в рот, подумал про себя:

«Сейчас вожак спросит, нашел ли я в Ярее старика-изверга».

— Ну как, уважаемый, — заговорил Рогволд, оторвавшись от мяса. — Твои поиски в Ярее закончились успешно?

— Вполне, — кивнул в ответ Ратмир. — Иначе и быть не могло, ты же дал мне хорошего проводника.

— И что сообщил тебе этот пройдоха Клапп?

Тон, которым был задан вопрос, казался вполне беспечным, но Ратмир немедленно почувствовал проскользнувшую в нем напряженность.

— Ничего особенного он мне не рассказал, да и расспросить его, как следует, мне не удалось. — Голос волхва был безразличен, в нем не было ни огорчения, ни интереса. Казалось, тема беседы трогает его очень мало.

А вот вожака этот разговор весьма интересовал.

— Неужели мастер Клапп так плох, что не мог отвечать на вопросы трижды посвященного служителя Мира?! — В голосе Рогволда звучала тревога и… облегчение.

— Он был настолько плох, — едва заметно улыбнулся Ратмир, — что умер прямо у меня на глазах.

«Хозяин, я в подземелье, — проклюнулась в голове Ратмира слабая, но вполне ясная мысль Хвоста. — Иду в сторону сокровищницы».

— Как?! Мастер Клапп мертв?! Что же ты мне сразу не сказал об этом?!

Похоже, что вожак и в самом деле был поражен смертью своего клеврета.

— Я не думал, что смерть какого-то старика-изверга может тебя заинтересовать, — пожал плечами Ратмир, одновременно отвечая своему слуге:

«Очень хорошо. Старайся держать меня в курсе того, что там с тобой происходит».

«Да пока что ничего не происходит, — проявилась новая мысль Хвоста. — Темно, сыро… и крысы бегают. — И тут же, как яркая вспышка. — Свет, хозяин!»

«Осторожнее!» — постарался охладить возбуждение своего слуги Ратмир и одновременно улыбнулся словам Рогволда:

— Старик был своеобразен… Жаден, беспринципен, но… любопытен! И умен, что среди извергов — редкость!

— Жаден и умен? — переспросил Ратмир с нескрываемой иронией. — Эти два качества малосовместимы. Если бы ты сказал «жаден и хитер», я бы с тобой согласился.

«Господин, здесь становится интересно. — Мысль Хвоста буквально вибрировала от едва сдерживаемого азарта. — Во-первых, стало совершенно сухо, вода исчезла. Во-вторых, светло. Тут такой странный светильник — вроде бы факел, но горит совершенно без дыма и свет белый-белый!.. И самое главное — запах… очень приятный запах!»

«Остановись!» — Приказ Ратмира был предельно тверд.

«Стою». — Эта мысль его слуги была наполнена разочарованием.

«Закрой глаза и постарайся успокоиться!»

— Ты считаешь, быть жадным и умным невозможно? — удивленно переспросил Рогволд. — Но тогда придется признать, что все мои советники глупы, поскольку их жадность неоспорима!

Тут он захохотал, однако в следующий момент смех его захлебнулся — в разговор вступил Вард:

— Не я ли, князь, говорил тебе не раз, что твои советники глупы!

«Успокоился?» — Мысль Ратмира, обращенная к Хвосту, продолжала оставаться суровой.

«Да, хозяин».

Хвост действительно пришел в себя.

«Тогда двигайся дальше и не забывай об осторожности… И… этот запах… попробуй поставить блок от внушения, возможно, этот запах — просто один из защитных барьеров».

Ратмир перевел заинтересованный взгляд на советника Варда — высокого, странно худощавого вепря. А тот, не мигая, уставился своими горящими черным пламенем, казавшимися лишенными зрачков глазами в лицо вожака.

Рогволд, замолчав под этим взглядом, отвел глаза, поднял свой бокал и сделал несколько глотков, а затем снова повернулся к Ратмиру:

— Я должен признать — жадность Варду несвойственна… — И тут же, бросив в сторону своего ближнего советника наполненный непонятной яростью взгляд, Рогволд добавил: — Он обуреваем другими страстями!

Глаза Варда мгновенно погасли, и он, в свою очередь, отвел взгляд.

«Они немало знают друг о друге, — подумал Ратмир. — И, похоже, между ними нет особой приязни».

Но вслух он задумчиво проговорил:

— Советник может быть умным, советник может быть глупым, советник может быть хитрым, советник может быть жадным… Важно — насколько умен тот, кто выслушивает совет и как он этому совету следует. Сам совет мало стоит — дорого решение, принятое на основе этого совета.

«Я прошел освещенную часть коридора. — Мысль Хвоста снова сделалась четкой и суховатой. — Теперь здесь снова темно, но воды по-прежнему нет… Впереди пост охраны, так что я, хозяин, на время… замолчу…»

Мысленная связь прервалась так резко, что у Ратмира заныл затылок.

Он чуть поморщился и отпил глоток вина.

Хвост стоял в темном, облицованном камнем коридоре подземелья, прижавшись к стене и не в силах сдвинуться с места. Никакого поста охраны впереди не было, он соврал хозяину просто потому, что не мог продолжать мысленный разговор, потому что… испугался. Нет, не просто испугался — такого страха он не испытывал в своей жизни никогда! Даже тогда, когда волхв племени застукал его, еще совсем мальчишку, за кражей своего амулета, он так не боялся. Именно его выдержка помогла ему обратить внимание волхва на себя. Спустя несколько лет он, отпрыск далеко не первого воина в племени, был отправлен волхвом племени в Лютец, в университет!.. Но сейчас!..

Он еще сильнее прижался к каменной кладке, словно надеялся спрятаться внутри этого холодного камня. Если бы не своевременный окорот и совет Ратмира, неизвестно, что с ним сталось бы. Ведь он совсем было собрался сунуть руку внутрь этого странного колеблющегося свечения, которое он принял за бездымное пламя факела! Его вовремя остановили и посоветовали поставить блок. Как только он нашептал формулу, нейтрализующую ментальное воздействие, запах пропал, а яркий бездымный свет превратился в едва заметное, бледно-голубое свечение. Такое свечение он видел только однажды, помогая волхву племени раскапывать могилу погибшего на смертном поединке воина.

Кто-то приготовил ловушку, надо сказать, весьма простенькую, и он чуть не угодил в нее! Он — который обходил гораздо более хитроумные западни! Как это могло получиться?!

Хвост глубоко вдохнул безвкусный, чуть затхлый воздух подземелья, а затем медленно выпустил его из груди. Это нехитрое упражнение слегка успокоило его. Сейчас ему больше всего хотелось как можно скорее убраться из этого проклятого подземелья, но он понимал, что, если не выполнит задание трижды посвященного волхва, можно будет попрощаться с местом около сильного Мира сего. И тогда ему останется только обворовывать купцов, пока стража не схватит его и… Нет, этого он допустить не мог!

Хвост отлепился наконец от стены и всмотрелся в темноту каменного коридора, прислушался к немногим, тревожившим его тишину звукам — все вроде бы было спокойно. Он снова двинулся вперед, скользя кончиками пальцев правой руки по каменной кладке стены.

Таким образом он прошел еще около двух десятков метров и тут справа от него в стене заметил ответвление коридора. Хвост осторожно заглянул за угол и увидел, что боковой коридор тянется всего-то метров на пять-шесть и в конце его находится невысокая дверь. Над арочным сводом дверного проема едва теплилась крошечная масляная лампа. Хвост скользнул за поворот и через мгновение уже был у самой двери. И тут он с удивлением обнаружил, что в дверь врезано крошечное окошечко, прикрытое ставней, открывающейся снаружи! Его рука непроизвольно потянулась к запору, удерживающему ставню, но остановилась на полпути! И вместо того чтобы откинуть ставню и заглянуть внутрь, он снова позвал своего хозяина.

Трижды посвященный волхв откликнулся сразу:

«Ты еще жив?»

«Жив, господин». — Хвост воспринял вопрос Ратмира всерьез и только потом догадался, что волхв пошутил.

«Как твои дела?»

Юноша слегка удивился, не почувствовав в вопросе хозяина особого интереса, но ответил сразу:

«Я нашел странную дверцу… В ней есть окошко, и я не знаю, стоит ли его открывать».

«Ты, видимо, никогда не бывал в заточении, — мысленно усмехнулся волхв и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Не открывай, сначала просто стукни в дверь».

Хвост поднял руку и слегка ударил костяшками пальцев в полотно двери. Звук получился странно глухой, как будто дверь была сделана не из дуба, а из чего-то не слишком твердого. Подождав несколько секунд, Хвост стукнул еще раз, и тут за дверью что-то закопошилось, а затем он услышал слабый голос:

— Кто здесь?

Последовала недлинная пауза, и прозвучал новый вопрос:

— Ты принес мне воды?

— Нет… не принес, — неожиданно для самого себя ответил Хвост.

— Ты же обещал!.. — заныл голос за дверью. — Ты обещал мне свежей воды!.. Воды!

— Кто ты? — опять-таки не подумав, спросил Хвост.

Нытье за дверью мгновенно смолкло, зато послышалось шуршание, словно какой-то небольшой зверек метнулся к самой двери. А через мгновение в дверь поскреблись, и совсем другой голос спросил:

— А ты кто?!

Пока Хвост в замешательстве решал, что ему ответить, голос задал другой вопрос… наводящий:

— Ты ведь не… стражник?..

Хвост не успел ответить на этот вопрос, в его голове ясно и четко прозвучало слово «ипостась», и вслед за этим перед его глазами поплыл темный туман, сознание его заволокло мглой, и он перестал ощущать свое тело… перестал думать… перестал существовать.

Это было чрезвычайно сложно — раздвоить собственное сознание, подавить сознание Хвоста и взять под управление сразу два тела! Тем более сложно, что Хвост находился довольно далеко, за несколькими слоями обработанного камня, а сам Ратмир был в пиршественном зале, под непрестанным вниманием сотен глаз, и малейшая несуразность в его поведении могла навести кого-то на ненужные размышления. Поэтому трижды посвященный волхв откинулся на спинку стула и напустил на себя задумчивый вид, надеясь, что соседи по столу постараются не отвлекать его от размышлений. Основное внимание ему надо было сосредоточить на том, что сейчас происходило в подземелье замка.

Хвост чуть отступил от двери и заметно изменившимся голосом ответил:

— Нет, я не стражник…

— Но ты посвященный! Ты посвященный, раз ты смог пройти мимо ловушки Харта!

— Кто такой Харт? — спокойно, не выдавая вспыхнувшего интереса, спросил Хвост.

— А-а-а… Ты — чужой! — В голосе, идущем из-за двери, вдруг появилось странное… нетерпение. — Ты — чужой, ты попал в это место случайно. Открой окошко, я расскажу тебе, кто такой Харт.

Однако Хвост не торопился выполнять просьбу заключенного. Вместо этого он задал новый вопрос:

— А сам-то ты кто?

— Я? — В голосе возникло некоторое сомнение, но после секундного колебания узник все-таки ответил: — Я изверг из стаи южных пантер, сопровождал обменщика нашей стаи, приехавшего на Запад. Мне захотелось посмотреть этот западный мир, и я… отстал от своего каравана… Но недолго мне довелось гулять по свету. Днячерез три после бегства я познакомился с одним старичком, который предложил мне работу в своем саду, а затем опоил меня чем-то и… я оказался в этом подземелье. Здесь я познакомился с Темным Хартом и проклял свое рождение!.. — Несколько секунд длилось молчание, словно изверг не мог говорить, а потом в дверь что-то глухо ударило, и Хвост услышал жуткий, похожий на разъяренный вопль дикого зверя крик: — Открой окошко!!!

Хвост еще на шаг отступил от двери. Конечно, Ратмиру хотелось взглянуть на узника, и, возможно, он открыл бы окошко, но узник настолько яростно требовал именно этого, что поневоле вызывал опасения! И Хвост сделал еще шаг назад.

А узник за дверью впал в неистовство. Выкрикивая слезные просьбы вперемежку с грязными ругательствами, он бился всем телом о дубовое полотно двери, словно не чувствуя боли от ушибов. Его крики становились все бессвязнее, пока не перешли в бессмысленный и оттого еще более жуткий рев.

Хвост развернулся и почти бегом кинулся прочь, в главный коридор подземелья и дальше по темной каменной трубе. Только шагов через пятьдесят, когда рев, раздававшийся за его спиной стих, он остановился и, привалившись к каменной стене… пришел в себя!

Несколько секунд он не мог понять, где находится, потом в памяти всплыл и короткий, слабо освещенный коридор, с дверью в самом конце, и голос за этой дверью, задающий непонятные вопросы… Потом… Но что было потом, он не помнил! Хвост провел рукой по камню стены, словно желая хотя бы этим рассеянным жестом подтолкнуть свою память, но в этот момент его хозяин, трижды посвященный служитель Мира, бросил в его сознание мысль:

«Выбирайся из подземелья. Сообщи, когда будешь у себя».

Ратмир разорвал мысленную связь со слугой и, наклонившись вперед, взял со стола бокал. Затем, оглядев пиршественный зал и увидев, что пир достиг вершины, он повернулся к Рогволду и громко произнес:

— Князь, я хочу произнести здравицу!

Рогволд встал из-за стола и поднял руку, в течение нескольких секунд гул, стоявший в зале, стих, и взоры всех пирующих обратились к княжескому столу.

Ратмир встал, поднял бокал над головой и громко, так, что голос его разнесся по всему залу, проговорил:

— Вепри, я приветствую вас в вашем замке, вас, воины стаи, покрывшей себя неувядаемой славой. Пусть ваша охота будет всегда удачной, пусть ваша добыча будет всегда обильной!!!

И он залпом осушил кубок.

По залу пронесся восторженный рев полутора сотен глоток, перекрывая рев боевой трубы стаи, вновь пронесшийся над городом.

А Ратмир между тем наклонился в сторону Рогволда и негромко сказал:

— Князь, я завтра утром покидаю твою столицу, неотложные дела призывают меня в Лютец, а потому прошу разрешения удалиться в свои покои.

Эти слова не были оскорблением, и Рогволд не мог на них обидеться. Уже то, что Ратмир явился на пир, было неслыханной честью — большинство членов Высшего совета вообще никогда не участвовали в такого рода празднествах. Потому князь согласно кивнул и проговорил:

— Тебя проводят до твоих покоев, трижды посвященный!

Он сделал знак рукой, и около стула гостя немедленно возник один из слуг-извергов. Как только Ратмир поднялся со своего места, слуга поклонился со словами:

— Прошу, господин, следовать за мной.

И тут же направился к боковому выходу, к тому самому, через который Ратмир вошел в пиршественный зал.

Пять минут спустя волхв был в отведенных ему апартаментах. Провожавший его слуга осторожно прикрыл дверь, а Ратмир опустился в кресло и глубоко задумался.

«Что же мы имеем?.. Судя по всему, старик-изверг сказал мне правду — князь действительно проводит в подземелье своего замка какие-то тайные исследования, для чего использует бродяг-извергов. Их никто здесь не знает, и если с ними что-то случится, никто не станет их искать. Один из таких извергов сидит в камере, которую обнаружил Хвост, неясно только, дали ему уже тот пресловутый эликсир, о котором твердил покойный мастер Клапп, или он дожидается своей очереди?.. Но поведение этого изверга, безусловно, странное! И, конечно же, никакого призрака в подземелье нет, а есть некто Темный Харт, который, похоже, и проводит эти самые исследования. Видимо, старик подслушал разговор князя именно с этим Хартом. А то, что мастер Клапп никогда его не видел, объясняется очень просто — князю незачем показывать этого… „специалиста“ своим людям, хотя бы тому же Варду. Пришлось бы объяснять, что делает в замке посторонний человек, а придумать такое объяснение довольно сложно, тем более что сказать правду ни в коем случае нельзя!»

Ратмир постучал пальцами правой руки по подлокотнику кресла, словно подгоняя свои мысли, хотя они и без того бежали стремительно.

«Что же в этой ситуации я могу сделать? — подумал Ратмир и тут же ответил сам себе: — А ничего. Добиться назначения официального расследования я не могу — никаких доказательств проведения запрещенных исследований у меня нет, и добыть их сейчас не представляется возможным. Прижать князя в приватной беседе и вынудить к признанию опять-таки невозможно из-за отсутствия все тех же доказательств. Рассказ мертвого старика не может служить таким доказательством — мало ли что может нагородить выживший из ума изверг про призраков и про эликсиры! Но и оставить все, как есть, нельзя — Рогволд со своим „специалистом“ может натворить таких дел, что и Высший совет не расхлебает! Значит, надо… Контроль!.. Надо организовать контроль и получение информации! Но каким образом это сделать?!»

В этот момент волхв почувствовал, как кто-то пытается выйти на мысленную связь, и почти сразу понял, что это Хвост. Мысль была коротка, видимо, слуга очень устал:

«Хозяин, я вернулся. Мне прийти с докладом сейчас?»

«Нет, отдыхай», — так же коротко ответил Ратмир, прервал связь и вернулся к размышлениям.

«Значит, контроль и получение информации. Кому это можно поручить? Оставлять здесь, в Рожоне, своего человека бесполезно — чужак всегда на виду, ему не будет доверия. Значит, надо заполучить в союзники вепря… И желательно, вепря, близкого к княжескому двору!»

И тут он вдруг вспомнил, какими взглядами обменялись на пиру вожак стаи и его главный советник Вард! Вот кто мог бы стать очень ценным союзником! Кроме того, ему не придется платить, достаточно узнать «страсти», которыми он обуреваем или… пообещать власть! В конце концов, и самому Ратмиру, и Высшему совету совершенно безразлично, кто возглавит стаю западных вепрей, — эта стая уже давно потеряла военно-политическое значение. Ратмиру надо решить в этой стае локальную задачу, и привлекать к этому решению Совет не имело никакого смысла… Получалось, что смена вожака в этой стае, во-первых, не повлечет за собой каких-либо негативных последствий, а во-вторых, поможет обнаружить и ликвидировать нежелательные научные исследования.

Значит — Вард!

На следующее утро Ратмир встал с постели в самом начале часа Жаворонка. Серый осенний рассвет раскинул над пустынными улицами Рожона белесое покрывало тумана, смазал влагой стены домов, отчего они потемнели и залоснились. Правда, трижды посвященный служитель Мира не мог этого видеть: окна его спальни выходили в сад. Но уже оголяющиеся деревья и кусты, пожухлая трава под ними были также пропитаны влагой. Они стояли, замерев в неподвижном, подернутом туманной дымкой воздухе, словно ожидая чего-то неотвратимого и страшного в этой неотвратимости. Ратмир долго разглядывал этот недвижный пейзаж, и вдруг ему захотелось хоть как-то нарушить эту недвижность, дать ей хоть немного жизни… движения!

Он быстро оделся, не тревожа приставленных к нему слуг, и вышел из апартаментов. Внутреннее чутье помогло ему найти дорогу к дверям, ведущим в сад, и вскоре он уже шагал по влажному гравию, устилающему узкие садовые дорожки. Однако когда он оказался в саду, желание разбудить, растревожить это уснувшее царство пропало, волхв, неожиданно для самого себя, поддался этому сонному очарованию, неизвестно чего ждущей тишине… Он медленно брел мимо отцветших клумб, оголенных кустов и опустевших шпалер, неторопливо и глубоко вдыхая влажный, пахнущий прелью воздух. Вскоре цветники и кустарники остались позади, и волхв вошел на территорию фруктового сада. Деревья стояли здесь свободно, и поэтому, несмотря на то что сад был невелик, чуть затуманенное пространство представлялось огромным. Черные голые ветви, замершие в сонной неподвижности, казались прорисованными умелой рукой художника. Они проплывали мимо с полным безразличием к человеку, и Ратмир вдруг понял, что в Мире есть Нечто, чему нет дела до человеческих страстей. Да и сами эти страсти вдруг показались ему ничтожными, суетными, преходящими и по сути своей чуждыми этому Миру!

Он дошел до ограды, за которой тянулась узкая тихая улочка, и увидел за толстыми металлическими прутьями неподвижную фигуру стражника. И эта фигура показалась ему такой одинокой, такой беззащитной… беспомощной перед этим молчаливым, но всемогущим Миром, что он… вздрогнул…

Этот неожиданный озноб вырвал волхва из того странного состояния… покорности неизвестно чему, в которое погрузил его неподвижный, молчаливый сад. Ратмир развернулся и двинулся в обратном направлении. Шаг его был все так же нетороплив, а вот взгляд стал привычно острым, голова, словно освеженная порывом горного ветра, обрела ясность. Теперь он видел простые, оголенные наступающей осенью деревья, намокшие, с шершавой темной корой… Флер нереальности, некоей таинственности исчез, а реальность была обыденной, ясной и… скучной!

Ратмир вздохнул и посмотрел сквозь пространство сада на стены замкового дворца. И тут он заметил, что навстречу ему шагает высокая фигура в длинной темной накидке и шляпе с широкими приспущенными полями.

«Интересно, кто это в замке предпочел сну столь раннюю прогулку, да еще после вчерашнего пиршества?!» — удивленно подумал волхв, но уже через несколько шагов понял, кто идет ему навстречу, и насторожился:

«Похоже, он также считает, что может меня использовать для достижения собственных целей!»

Ратмир внутренне собрался, готовясь к серьезному поединку…

Многоликие сблизились и остановились. Каждый из них прекрасно понимал, что встреча эта неслучайна, что она была нужна им обоим. Советник вожака стаи западных вепрей легко склонил голову и глуховатым голосом проговорил:

— Приветствую тебя, трижды посвященный служитель Мира!

Приветствие получилось слишком высокопарным, но они не обратили на это внимания. Ратмир кивнул в ответ и также негромко произнес:

— И тебе доброго утра, советник Вард.

Вепрь немного помолчал, словно бы в последний раз взвешивая уже принятое решение, и сказал:

— Я увидел, как ты вышел в сад, и решил, что лучшего момента для разговора не представится.

Он явно ожидал от волхва столь же откровенного ответа, но тот решил вести разговор осторожнее:

— О чем же ты хотел со мной поговорить?

Вместе с этим вопросом Ратмир двинулся дальше по дорожке сада, приглашая вепря принять участие в его прогулке.

Вард пошел рядом, недовольно сдвинув брови, а затем неожиданно спросил:

— Зачем ты приехал в Рожон?!

Ратмир бросил на вепря удивленный взгляд, но ответить ничего не успел, советник продолжил:

— Только не говори, что ты покинул Лютец, университет и Совет из-за того, пусть даже очень странного, случая в Ласте! Тебе, только что прошедшему третье посвящение, только что включенному в состав Высшего совета, просто необходимо находиться сейчас в Лютеце, и надо было случиться чему-то действительно экстраординарному, чтобы ты все бросил и помчался в заштатный городок, даже не потрудившись придумать более серьезную причину!

Теперь взгляд волхва стал заинтересованным, по его губам скользнула едва заметная усмешка, и он спросил:

— Может быть, ты, вепрь, догадался о настоящей причине моей поездки?

— Думаю, что да! — твердо ответил Вард и тут же задал неожиданный вопрос: — Как ты оценил нашу стаю?

Казалось, этот вопрос повис в воздухе — волхв долго не отвечал на него, но, когда Вард уже собирался повторить его, Ратмир начал говорить:

— Я не собирался как-либо оценивать стаю западных вепрей, но должен сказать, вы меня… удивили… Обычно на таких пирах, какой вчера вечером давал вожак стаи, присутствуют все сородичи…

— Так оно и было, — мгновенно согласился Вард. Ратмир бросил на него новый быстрый взгляд и продолжил:

— Получается, в стае западных вепрей всего около полутора сотен многогранных. Не мало ли?!

Ответ волхва явно обескуражил советника. Он пожал плечами и чуть нервно ответил:

— Наша стая — одна из самых крупных на Западе… И потом, у нас еще около пяти десятков полуизвергов. Они на пиру не присутствовали…

— Значит, они не полноценные сородичи! — немедленно отозвался Ратмир. — А сколько в стае извергов?!

— Ну, кто же их считает, — усмехнулся вепрь.

— Правильно, никто, — согласился волхв. — А скажи мне, советник, сколько в вашей стае за последний год прошло обрядов эрозиобазы?

Этот вопрос еще больше удивил вепря, он никак не мог понять, куда клонит Ратмир.

— Я не припомню точно, но, наверное, пять-семь…

— То есть вы увеличили количество извергов еще на семь!..

Тут Вард не выдержал:

— К чему ты клонишь, трижды посвященный?!

— К тому, что в стае западных вепрей осталось всего полторы сотни сородичей, но, несмотря на это, вы сами продолжаете уменьшать число ваших людей!..

Ратмир снова посмотрел на советника и увидел, что тот не понимает, о чем идет разговор.

— Ты знаешь, что сам я родом из стаи восточных волков? — спросил волхв гораздо более спокойным тоном. — Сказать тебе, сколько волков ведет за собой князь Всеслав, мой брат?

— Скажи, — не слишком заинтересованно проговорил Вард.

— Больше шести сотен! Это не считая полуизвергов.

Вард остановился, как вкопанный.

— Больше шести сотен?!

Его изумлению не было предела.

«Может быть, теперь он поймет, куда я клоню», — с неожиданным злорадством подумал Ратмир и, чтобы усилить эффект от своего сообщения, добавил: — И все эти шесть сотен восточных волков… а ты должен знать, какие они воины… могут быть в землях западных вепрей через две недели!

Он посмотрел на начинающее розоветь небо и вдруг сменил тему разговора:

— Но ведь ты хотел говорить со мной не об этом?..

Однако Вард был настолько поражен сообщением Ратмира, что даже не сразу понял услышанное. Лишь через несколько секунд смысл вопроса дошел до него.

— Да, не об этом… — медленно протянул он. — Я хотел говорить о том, как, по твоему мнению, Высший совет смотрит на положение дел в стае западных вепрей?..

Ратмир удивленно взглянул на собеседника и спокойно ответил:

— Совет не вмешивается в жизнь стай… Любая стая сама должна оценить положение своих дел и принять соответствующее решение.

— Однако ты позволил себе вмешаться в дела стаи восточных рысей, — язвительно напомнил Вард.

Но Ратмир жестко осадил его:

— Я вмешался не в дела стаи восточных рысей, а в дела бывшего волхва стаи восточных рысей, который нарушил законы и обычаи многогранных… Ты знаешь, что он себе позволил?!

Ратмир задал этот вопрос, будучи твердо уверен, что Варду неизвестна эта история в деталях. Так и оказалось — советник замялся, а потом вынужден был признаться:

— Я не знаю подробностей… Это дело рассматривалось Высшим советом, так что его детали остались для стай неизвестны.

«Оправдался!» — усмехнулся про себя Ратмир, а вслух пояснил:

— Извар, бывший волхв стаи восточных рысей, вмешался в поединок между вожаком стаи и претендентом на это место, а целью этого вмешательства был захват власти в стае!

— Волхв стаи хотел захватить власть в стае? — удивленно переспросил Вард.

— Именно! — подтвердил Ратмир. — И я поймал его за руку…

— А я слышал, что он покушался на… тебя, — вырвалось у советника, и Ратмир понял, что тот подозревал его в элементарной мстительности.

— Да, это так, но я отказался от преследования Извара.

— Ты его простил? — снова удивился Вард.

— Да, — коротко ответил волхв и тут же вернулся к теме, которая интересовала его самого: — Однако, мне кажется, ты хотел спросить: как отнесется Высший совет к смене вожака в стае западных вепрей?!

Вепрь совершенно растерялся — это была та прямота, которой он ожидал от волхва в начале разговора и которая вдруг возникла только сейчас! Он замялся:

— Ну… в общем…

— Наши законы и обычаи устанавливают порядок такой смены, — пришел ему на помощь Ратмир, переходя чуть ли не на лекторский тон. — Это решение стаи или… поединок. Если ты считаешь, что вожак для вашей стаи не подходит, убеди в этом стаю или вызови его на поединок… — Он с усмешкой посмотрел на вепря и спросил: — А может быть, ты боишься?

— Рогволд на ристалище не продержится против меня и трех минут! — с неожиданным спокойствием заявил Вард. — Но у него много сторонников. Если я одолею вожака на поединке, я получу как минимум еще с десяток вызовов, причем сражаться придется по очереди со всеми, и… в один день…

Он искоса посмотрел на Ратмира, стараясь угадать, понимает ли волхв — человек далекий от воинского искусства, о чем он говорит. Однако Ратмир прекрасно все понимал. И его следующий вопрос это прекрасно показал:

— А что думает волхв вашей стаи?

— Он слишком хорошо живет, чтобы желать перемен, — с горечью ответил Вард.

Ратмир выдержал недолгую паузу, а затем задумчиво произнес:

— Тогда есть еще один способ. Надо уличить вожака в нарушении закона и обычая. Причем будет хорошо, если это окажется и нарушением решения Высшего совета… Тогда Совет не сможет оставаться в стороне и пошлет в стаю… ревизора!

— Хм… — криво улыбнулся вепрь. — Вряд ли наш вожак занимается чем-то противозаконным…

— А у меня есть основания подозревать, что ваш вожак занимается запрещенными Высшим советом исследованиями, — спокойно возразил Ратмир. — Основания эти дает мне информация, полученная от ныне покойного мастера Клаппа, который поставлял Рогволду извергов для этих исследований. Более того, я знаю, что исследования эти для вашего князя проводит некто по имени Темный Харт и работает он в подземелье княжеского замка…

Ратмир на секунду замолчал, и Вард тут же быстро проговорил:

— Но тогда ты можешь…

— У меня есть основания для подозрений, но нет доказательств, — перебил его Ратмир. — А Совет потребует доказательства. Слова какого-то старика-изверга никто всерьез не примет, нужно найти и задержать этого Темного Харта, отыскать хотя бы некоторых из извергов, подвергнутых опытам. Вот тогда можно будет вашего вожака привлечь к ответу!

Тут Ратмир посмотрел на шагающего рядом вепря и добавил:

— Но сделать все это надо так, чтобы ты остался в стороне… Чтобы ты остался в рамках законов и… обычаев! Тогда сторонники Рогволда не будут иметь возможности выставить против тебя обвинения в нелояльности!

Он поднял голову и посмотрел на светлое безоблачное небо.

— Пора возвращаться, — совсем другим тоном проговорил волхв, словно и не было всего предшествующего разговора. — Позавтракаю и тронусь в обратный путь.

Тут он в упор посмотрел на Варда и негромко добавил:

— Я буду ждать от тебя известий. А если Рогволд спросит тебя, о чем мы говорили сегодня утром, ответишь ему, что я выспрашивал тебя о… сказителе из стаи северных лисиц. Но ты ведь ничего о нем не знаешь?..

Последняя фраза прозвучала, как вопрос, но вепрь на него не ответил.

Спустя час трижды посвященный служитель Мира и двое сопровождавших его юношей покинули столицу стаи западных вепрей и направились в Лютец, в университет.

А поздним вечером того же дня, когда час Вепря переходит в час Волчьей звезды, к воротам Рожона подъехали два всадника, сопровождаемые огромным матерым вепрем. Всадник, ехавший первым, вел в поводу вторую лошадь, на которой сидел человек в темном плаще с закрытой капюшоном головой и связанными за спиной руками. Вепрь, не торопясь, трусил впереди, и воротная стража, завидев его, немедленно открыла одну створку, чтобы без задержки пропустить эту странную группу в город. Спустя полчаса все трое были у ворот замка, которые также были открыты без промедления. Во дворе группу встречали двое дружинников из числа самых приближенных к князю.

Не открывая лица и не развязывая рук, пленника сняли с лошади, поставили на брусчатку мостовой, и один из дружинников, толкнув его в спину, приказал двигаться вперед. Через неприметный боковой вход его ввели во дворец, потом по узкой лестнице спустили в подземелье, а затем долго вели по облицованному камнем коридору, пока не остановились перед невысокой дверью, собранной из толстых дубовых досок. В верхней части двери было прорезано небольшое окошко, прикрытое ставней, закрывавшейся снаружи. Дружинник стукнул в дверь согнутыми пальцами, и из-за нее донеслось:

— Вводите.

Скрипнула дверь, пленника втолкнули в комнату, сняли плащ и развязали руки.

Вотша, щуря глаза, отвыкшие от света, огляделся. В небольшой комнате, лишенной окон и освещенной только крошечной масляной лампой, на низких нарах сидел крупный мужчина в богатой одежде с золотой цепью на шее. Рядом с ним стоял второй мужчина, одетый попроще, но с выправкой воина. Позади Вотши, около двери, стоял еще один такой же воин, настороженно наблюдающий за поведением пленника. Мужчина, сидевший на нарах, в свою очередь, рассматривал изверга, и в его глазах были любопытство и насмешливая ирония.

Оценив свое положение, Вотша слегка расслабился. Всю дорогу от дома Житыря до этой комнаты, проделанную им с закрытым лицом и связанными руками, Вотша мучительно пытался сообразить: кто его схватил?! Было бы страшно попасть в руки кого-то из восточных волков, это означало бы неминуемую встречу с Всеславом и пожизненное заточение в подземелье крайского замка. Правда, гораздо страшнее было бы оказаться в стае южных ирбисов, но, по зрелом размышлении, Вотша решил, что это маловероятно. И вот он стоит перед совершенно незнакомыми многоликими, причем один из них, судя по платью, должен быть вожаком стаи или по меньшей мере главным советником вожака! Теперь Вотше оставалось только ждать объяснений и понять, чего от него хотят эти многоликие.

Однако молчаливое разглядывание пленника затягивалось… Наконец сидевший на нарах многоликий, не отрывая взгляда от Вотши, спросил:

— Так, значит, это и есть тот самый Ёкуль?..

— Так говорит Алекс… — ответил стоявший рядом с ним многоликий, после чего вожак обратился к самому Вотше:

— Ну а ты, изверг, что скажешь?..

— Я не смею спорить с многоликим, господин, — почтительно ответил Вотша, — и буду называться, как ты захочешь. Но в стае северных лис меня называли Ёкуль или Ёкуль из Норникса.

— Сказитель… — констатировал многоликий, и поскольку в этой констатации звучал вопрос, Вотша ответил:

— Да, господин.

— И какие же сказки ты рассказываешь? — В голосе многоликого звучала насмешка.

— Я слагаю драпы и флокки, и они не имеют никакого отношения к сказкам, господин, — почтительно, но с достоинством ответил Вотша.

— И еще ты убиваешь людей! — с неожиданной яростью рявкнул многоликий. — Моих людей!

— Господин, я никого не убивал вот уже два месяца… — растерянно ответил Вотша. — Последний, кого я лишил жизни, сам напал на меня, покушаясь на то немногое, что было в моих карманах, но и его я не хотел убивать — так получилось. Было это в землях западных лис…

— Да?.. — Многоликий снова сменил тон на насмешливый. — А разве смерть мастера Клаппа и его людей не твоих рук дело?!

— Мастер Капп — это тот старик, который нанял меня, чтобы усладить слух друзей. Я читал им свои стихи в таверне «Золотое яйцо» в городе Ярей.

— Именно в этой таверне их и нашли… — подтвердил многоликий, — мертвыми!

— Господин, когда я уходил, получив плату за свою работу, они были живы, — твердо проговорил Вотша.

— Вот только в таверне не помнят, чтобы ты оттуда ушел через дверь! — вновь взъярившись, заорал многоликий. — Ты их убил и, как вор, бежал через окно!

— Господин, я вышел через дверь, а никто этого не запомнил, потому что в таверне в этот момент была всеобщая драка!.. А окна в кабинете, где пировал мастер Клапп с друзьями, были снабжены решетками и закрыты наружными ставнями!.. — Голос Вотши не дрогнул. Возможно, поэтому многоликий вдруг оглянулся на стоявшего рядом дружинника, и тот едва заметно кивнул, словно подтверждая слова пленника.

— Хорошо, — успокоился многоликий и с прежней иронией поинтересовался: — А скажи мне… сказитель, зачем тебя разыскивает трижды посвященный Ратмир из стаи восточных волков?!

«Вот оно! — Сердце в груди Вотши рухнуло вниз, а в груди тяжелым комом вспухла тоска. — Вот по чьему указанию меня схватили и к кому меня теперь отправят!»

И все-таки ему удалось сохранить внешнее спокойствие, видимо, сказались долгие актерские уроки дядюшки Прока, он только на секунду задержался с ответом да судорожно сглотнул, прежде чем потрясенно прошептать:

— Неужели о моем таланте узнал кто-то из трижды посвященных служителей Мира?!

Как ни странно, этот спонтанный, казавшийся неожиданным для самого узника ответ произвел впечатление на самого многоликого. Он недовольно поморщился и посмотрел на стоящего рядом с ним дружинника, а затем задал Вотше следующий вопрос:

— А ты действительно умеешь сочинять… э-э-э… драпы и… эти… флокки?

— Конечно, господин! — с оттенком гордости ответил Вотша.

Многоликий поднялся с нар и неожиданно закончил разговор:

— Может быть, ты действительно великий сказитель, но пока не закончится расследование смерти мастера Клаппа, ты посидишь у меня в подземелье.

Он направился к выходу и, переступая порог, бросил стоящему у двери дружиннику:

— Пусть сюда принесут все необходимое и кормят сказителя… — Тут он сделал странную паузу, бросив взгляд в сторону Вотши. — Как и всех остальных!

«Как и всех остальных!» — эхом повторилась в голове Вотши последняя фраза многоликого. Он мгновенно вспомнил рассказ Житыря о других извергах, пойманных стариком Клаппом и отданных вожаку стаи западных вепрей! Он сразу же понял, где находится и кто его допрашивал.

Все трое многоликих покинули комнату, но спустя всего несколько минут дверь снова отворилась, и на пороге появился уже знакомый извержонку дружинник. Мимо него в комнату прошел изверг со странно пустым, словно стертым лицом и мертвыми глазами. В руках у изверга был скатанный тючок и большой фаянсовый горшок. Горшок он поставил под нары, а скатку бросил на нары и раскатал — в ней оказался тонкий матрас из грубой холстины и еще более тонкое одеяло. Изверг несколькими неловкими движениями расправил это подобие постели на нарах, а затем быстро вышел из комнаты. Многоликий посмотрел на Вотшу и с полным безразличием проговорил:

— Располагайся, сказитель.

Только когда дверь за многоликим захлопнулась и Вотша опустился на нары, он вдруг почувствовал, насколько голоден. Странного в этом ничего не было — он не ел больше суток, но до этого момента мысль о еде даже не приходила ему в голову.

Однако кормить его сейчас, похоже, никто не собирался. Вотша вытянулся на нарах и закрыл глаза. Сначала неяркий свет маленькой масляной лампы мешал ему, а потом он перестал обращать на него внимание. Напряжение постепенно оставило его — думать о возможном будущем было бесполезно, да и сделать что-либо он не мог. Спустя пару десятков минут извержонок повернулся лицом к стене и… заснул!

С этого момента для Вотши кончилась жизнь и началось странное, лишенное смысла существование. Маленькая лампа горела в его комнате постоянно неярким, ровным, немигающим светом. Его никто не беспокоил, дверь комнаты открывалась только для того, чтобы впустить, под надзором многоликого, изверга с едой для узника. И еда эта была все время одна и та же: миска темной, пахучей каши с маленьким кусочком мяса и кружка какого-то темного отвара, слегка отдававшего мятой. Делать Вотше было совершенно нечего, кроме как размышлять, но и размышлять вскоре стало не о чем — никаких событий не происходило. Он потерял счет времени и уже не мог определить, светит сейчас над Миром солнце или сияют звезды.

Однажды, когда он, как обычно, открыл глаза после тяжелого, беспокойного сна, больше похожего на больное забытье, и уставился в покрытый мелкими трещинами потолок, он вдруг услышал странный, надтреснутый голос, полный едкой, наполненной ненавистью насмешки:

— Вот изверг и пробудился!..

Голос, казалось, шел от двери, и Вотша бросил быстрый взгляд в этом направлении, но там никого не было. И тут же раздался новый едкий смешок:

— Да ты совсем не ориентируешься в пространстве! Я ведь здесь, совсем рядом с тобой!

Теперь голос звучал прямо у него за головой, и он откинул голову назад, пытаясь увидеть говорившего. Однако и там не было никого. Зато хихиканье обрушилось сверху, словно вырвавшись из паутины мелких трещинок. А потом снова прозвучал все тот же голос:

— Так, изверг, ты себе шею свихнешь! А я вправлять ее не буду, мне некогда заниматься извержачьими шеями!

Вотша мысленно плюнул и постарался успокоиться, а затем медленно спустил ноги с нар и сел на постели. И тут он увидел того, кто над ним издевался. Около двери стояла высокая, удивительно худая фигура, прикрытая черным балахоном. Голова фигуры пряталась под глубоким капюшоном, так что даже глаз не было видно. Но самое главное, то, что больше всего поразило Вотшу, — подол черного балахона не касался пола, а сама фигура странно колебалась, словно между ней и Вотшей струился сильно разогретый воздух!

Извержонок медленно поднялся на ноги, не отрывая глаз от фигуры, и сделал шаг вперед. И в тот же момент фигура выбросила руку перед собой, и Вотша очень отчетливо увидел тонкие, хищно изогнутые пальцы, обтянутые тонкой черной кожей перчаток. И вновь раздался надтреснутый ненавистью голос:

— Не смей ко мне приближаться, изверг! Это может плохо кончиться для тебя!

Воздух между ними заструился еще сильнее, фигура нелепо задергалась и стала исчезать.

Вотша понял, что сейчас опять останется один в этой крошечной комнате, и он невольно отступил на шаг и снова сел на нары.

— Вот так-то лучше, — удовлетворенно проскрежетал голос, и струящееся марево снова стало чуть заметным. Несколько секунд длилось молчание, а потом начался странный, не совсем понятный Вотше разговор.

— Как тебя зовут, изверг?

Голос, казалось, несколько успокоился, но нотки хрипловатой ненависти все еще проскальзывали в нем. Вотша от неожиданности едва не назвал свое настоящее имя, однако вовремя спохватился:

— Ёкуль из Норникса, — заученно пробормотал он.

— Сказитель. — Слово прозвучало недоверчивым смешком, и поэтому Вотша как можно тверже ответил:

— Да, господин, сказитель!

— Да!!! — неожиданно взвизгнул голос. — Я для тебя господин, изверг, и ты даже не представляешь, до какой степени я для тебя господин! Но ты это скоро поймешь!!!

Снова на несколько секунд наступила тишина, а затем черный балахон качнулся вперед, и голос чуть спокойнее произнес:

— А меня зовут… Темный Харт!..

Сказанная фраза казалась почему-то незаконченной, и Вотша почувствовал, что от него ждут то ли какого-то ответа, то ли некоей определенной реакции. Но он не знал, что ответить, — названное имя не значило для него ничего. Видимо, назвавшийся понял это, и голос зазвучал снова:

— Скоро ты при этом имени будешь дрожать и падать ниц!

И опять Вотша ничего не ответил.

Фигура еще раз качнулась вперед.

— Завтра мы встретимся с тобой опять. Готовься!

Фигура медленно поплыла назад и растворилась в дверном полотне.

После этого странного посещения несколько часов ничего не происходило. Вотше так же, как и раньше, приносили еду, так же, как и раньше, не беспокоили. Он уже начал подумывать, что и посещение странной фигуры и происшедший разговор — всего лишь сон или какая-то галлюцинация, но после очередного то ли обеда, то ли ужина к нему в комнату зашел уже виденный им дружинник и коротко приказал:

— Выходи!

Выйдя в коридор, Вотша осмелился задать вопрос:

— Меня отпускают, господин?

— Отсюда никого не отпускают, — безразличным тоном проговорил дружинник и, несильно толкнув Вотшу в плечо, приказал:

— Двигай!

В сопровождении дружинника Вотша прошел сотню шагов по полутемному каменному коридору и оказался около двери, очень похожей на ту, что вела в его комнату. Дружинник пару раз стукнул в дверное полотно костяшками пальцев, и Вотша услышал из-за двери знакомый надтреснутый голос:

— Впускай!

Стражник открыл дверь и втолкнул Вотшу в комнату.

Дверь за спиной молодого изверга захлопнулась, и он, остановившись почти у самого порога, огляделся.

Комната, в которой он оказался, была настолько большой, что три толстые витые свечи, горящие в кованом светильнике на правой стене, не могли осветить ее потолок и дальние углы, и там залегла плотная темнота. Мебели здесь практически не было, лишь посредине стоял высокий, странно длинный стол, поблескивающий темной поверхностью, да на плохо освещенной левой стене были подвешены узкие стеллажи, заполненные разнокалиберными стеклянными сосудами. Напротив входной двери располагалось большое окно, в которое заглядывали нереально яркие звезды, что очень удивило Вотшу, поскольку комната находилась в подземелье замка, а значит, никаких окон в ней быть просто не могло! Он хотел внимательнее рассмотреть это странное окошко, но тут из скрытого темнотой угла раздался уже слышанный им голос:

— Раздевайся и ложись на стол. Сейчас мы узнаем, кто ты такой на самом деле.

Вотша замер на месте. Нет, не потому, что он испугался предстоящего осмотра, просто в его памяти вдруг всплыло, как много лет назад, когда он был совсем маленьким и его привезли в крайский замок, он услышал точно такой же приказ. И отдал его тогда дважды посвященный волхв Ратмир, брат вожака восточных волков. Именно после этого князь Всеслав принял неожиданное решение: оставить маленького, никчемного извержонка в замке. Прошлое рванулось из памяти и…

— Раздевайся и ложись на стол!!! — взвизгнул ненавистью голос из угла.

Вотша вздохнул и начал медленно стягивать рубаху.

Столешница оказалась каменной и была невыносимо холодна. Вотша вытянулся на ней, сдерживая дрожь, и замер, ожидая продолжения. Несколько секунд ничего не происходило, а затем за его головой что-то тихо прошипело, и вдруг на потолке, скрывавшемся до того в темноте, прямо над его головой замерцало золотистое зеркало. Нет, это было не зеркало, потому что в нем ничего не отражалось. По желто-золотистой поверхности, слегка вогнутой, как показалось Вотше, пробегали стайки золотистых искр, складываясь в замысловатые ажурные фигуры, мгновенно рассыпавшиеся и перетекавшие в фигуры иные, еще более замысловатые. Они притягивали взгляд Вотши, ему было интересно следить за этой мерцающей игрой, он не мог, да и не хотел оторвать глаз от этого упорядоченного и в то же время непредсказуемого золотистого вихря…

Пару минут юноша еще мог отдавать себе отчет о том, что он видит и что с ним происходит, а затем глаза его потеряли осмысленность, остекленели, кровь отлила от лица, а сознание провалилось в темноту… в небытие!

Он уже не видел, как из мрака, окутавшего угол комнаты, выплыла высокая, тощая фигура, закутанная в черный балахон с закрывавшим лицо капюшоном. Фигура приблизилась к лежащему в трансе извергу. Он не слышал удовлетворенное хмыканье, но вопрос, заданный Темным Хартом нормальным, не лишенным глубины и красоты баритоном, он понял:

— Как тебя назвали при рождении, изверг?!

И ответил на него:

— Вотша…

— Где ты родился, изверг?

— В городе Крае, столице стаи восточных волков…

Черная худая фигура, до этого странно покачивающаяся, вдруг замерла в полной неподвижности и переспросила:

— Повтори, где ты родился?!

— В городе Крае, столице стаи восточных волков, — безразлично повторил Вотша.

Последовала долгая пауза, словно спрашивающий никак не мог осмыслить этого простого ответа. Но затем… затем он произнес следующий вопрос:

— Кто тебя воспитывал, изверг?

— Сначала дед, затем меня забрали в княжеский замок…

— Почему тебя забрали в замок, изверг?

— Не знаю…

Секунду спрашивающий раздумывал, а потом задал тот же вопрос по-другому:

— Как ты сам считаешь, почему тебя забрали в княжеский замок?

— Мой прадед, многоликий Ват, был великим воином стаи восточных волков. Может быть, князь Всеслав забрал меня к себе в память о моем прадеде… Или же дважды посвященный волхв Ратмир, брат князя, узнав о том, что я правнук Вата, сумел убедить князя забрать меня в замок…

Следующий вопрос последовал немедленно:

— С тобой в княжеском замке хорошо обращались?

— Да…

— Почему же ты сейчас оказался… — Темный Харт на секунду запнулся, словно не зная, как правильно сформулировать вопрос, — так далеко от своей стаи?

— Я сбежал…

Ответ изверга, похоже, удивил Харта. Да какое там — удивил, это было просто невероятно! Волки… восточные волки не смогли настигнуть в своей степи какого-то изверга! Возможно, поэтому он переспросил:

— Ты сбежал из замка и тебя не догнали?!

— Да…

— И давно ты сбежал из замка Всеслава?

— Больше года назад…

— Причина, по которой ты сбежал из замка?

— Я победил в поединке княжича из стаи южных ирбисов, за что князь Всеслав решил навечно заточить меня в подземелье замка…

И опять изверг удивил Харта — судя по его словам, а врать он не мог, ему пришлось драться на поединке с многоликим. Это было совершенно невероятно и говорило о том, что к этому… Вотше в замке восточных волков относились, как… к многоликому! Учили владению оружием, грамоте, позволили ему выйти на поединок с многоликим!

Прежде чем задать очередной вопрос, Темный Харт несколько секунд обдумывал его:

— Твой прадед был многоликим, был великим воином, почему же ты — изверг?

— Мой прадед был лишен многоличья, дедом нынешнего князя стаи восточных волков…

Услышав этот ответ, Темный Харт насторожился. Ответ не был для него неожиданностью, а вот в голосе отвечавшего изверга вдруг прозвучала… тоска. У отвечающего возникло чувство, чего в принципе не могло быть — ведь он находился в трансе! Надо было бы прервать допрос, но Харт все-таки продолжил его:

— За что твоего прадеда лишили многоличья?

— Не знаю…

Но Харт был настойчив, для него вдруг стало необычайно важно добиться ответа именно на этот вопрос:

— Вспомни, что тебе рассказывали об этом, что ты слышал от других многоликих?!

И тут изверг быстро забормотал хриплым, свистящим, не своим голосом:

— Я не помню! Не помню!.. Не помню!.. Не!..

Его тело вдруг выгнулось дугой, словно скрученное жестокой судорогой, бормотанье превратилось в нечленораздельный хрип, на губах показалась пена.

Темный Харт отпрянул от стола, а затем снова быстро наклонился над корчившимся на столешнице извергом.

— Ты слышишь меня?!

Тело Вотши выгнулось в другую сторону и почти сразу же распрямилось, глухо стукнувшись о камень затылком. На секунду он замер, а потом крутанулся, поджав колени к животу, и… свалился на пол! Харт бросился на него и, удерживая бившееся в крупной дрожи тело за плечи, дважды сильно дунул в искаженное, побледневшее до синевы лицо!

Вотша еще раз-другой дернулся, а затем затих. Тело его расслабилось, ноги разогнулись, и вдруг он тихо заскулил, как маленький щенок, отброшенный в сторону беспощадным ударом ноги.

Харт поднялся, долго смотрел на распростертое перед ним тело, а затем негромко произнес:

— Отнесите изверга в его комнату.

Дверь немедленно отворилась, и на пороге появились два дружинника. Ни слова не говоря, они подошли к Вотше, подняли его с пола и вынесли из комнаты. Темный Харт несколько минут стоял неподвижно, сгорбившись, похожий на странную черную птицу, а потом медленно двинулся в самый темный угол покоя. По мере его приближения в этом углу начало разгораться теплое желтоватое сияние, однако Харт как будто не замечал этого. Вместо того чтобы сесть в стоявшее там кресло, он развернулся и пошел назад к входной двери. Постепенно его шаги ускорялись, он принялся размахивать руками и что-то неразборчиво бормотать, словно подстегивая собственные мысли, которые и без того стремительно проносились в его голове!

Когда он начал работать с новой жертвой, попавшей в сети князя Рогволда, ему и подуматься не могло, как все обернется. Однако уже первый контакт с этим странным извергом показал, что юноша необычен. Он не испугался неожиданного появления Темного Харта, а ведь все остальные изверги, встречавшиеся с ним в этом подземелье, буквально тряслись от ужаса. Некоторые даже пытались спрятаться от него под нарами! А уж допрос!.. Допрос, на котором пленник не мог солгать, не мог что-то утаить, сразу давал Харту возможность определить, кто попался на этот раз и что с ним делать! Хотя, в общем-то, вариантов у очередной жертвы было немного…

Но на этот раз! Во-первых, мальчишка был из стаи восточных волков, стаи, с которой у Темного Харта были свои весьма крупные счеты. Вернее, с княжичем этой стаи, Ратмиром, ставшим теперь такой крупной фигурой — трижды посвященным служителем Мира, членом Совета посвященных!!! Во-вторых, в стае, славившейся однозначно пренебрежительным отношением к собственным извергам, этот изверг занимал явно привилегированное положение, и ему дозволялось то, что не допускалось вообще ни в одной из стай. Почему?! Кстати, это его необычное положение объясняло тот интерес, который проявлял к нему трижды посвященный Ратмир и вожак стаи восточных волков Всеслав. И тот и другой искали, без сомнения, этого самого Вотшу! Зачем?! И последнее: реакция изверга, находившегося в трансе, на совершенно безобидный вопрос о его предке была настолько неадекватной и… бурной, что это очень серьезно настораживало — способности этого паренька могли быть самыми неожиданными! Вот только… Все ли он узнал об этом изверге?! Ведь допрос прервался на полуслове, и теперь…

Харт долго не мог решить, что же делать теперь с этим молоденьким извергом. Вторично подвергнуть его допросу означало, скорее всего, обречь парнишку на гибель. Если бы это был обычный случай, Темный Харт не задумался бы ни на минуту, но… Вполне вероятно, что этот изверг — его единственная возможность отомстить стаевосточных волков и лично трижды посвященному Ратмиру за все те муки, за все то унижение, которые он, Харт, испытал по их милости!!! И вдруг ему в голову пришла до изумления простая мысль. Вначале он только усмехнулся такому выверту собственного сознания, а затем… задумался. Может быть, именно так и следует поступить! Может быть, это и есть единственно правильное решение.

Подумав несколько минут, он понял, что попробует. И если получится, он будет знать все.

Вотша лежал навзничь на нарах, уставив незрячие глаза в потолок. Так его положили дружинники, и он не менял позу уже больше трех часов. Дважды за это время в комнату заходил дружинник и подолгу смотрел в лицо юноши, но тот оставался недвижным и безразличным к окружающему миру, хотя его открытые глаза не были бессмысленными. Казалось, они что-то видели, и это «что-то» поглощало все внимание изверга!

Когда обрушившаяся на него боль медленно отступила, Вотша понял, что не ощущает своего тела! Он не видел окружающего мира, не слышал его звуков, не чувствовал запахов. Казалось, неведомая сила вырвала его из обычного бытия и бросила в иллюзорный, придуманный кем-то мир — мир без звуков, без запахов, мир, который он мог только наблюдать, но в котором он был бессилен сделать самостоятельно даже шаг.

Вначале, в самом начале, ему показалось, что он парит высоко в воздухе, поддерживаемый огромными, широко распластанными крыльями, и Мир скрыт от него плотным белесым туманом. Потом он вынырнул из этого тумана и увидел далеко внизу широкое желто-зеленое раздолье степи, прорезанное причудливым голубым росчерком реки, и город, стоящий на берегу этой реки, — небольшой деревянный замок и россыпь крошечных домиков. А рядом с ним парила огромная сильная птица. В груди у него вдруг стало тепло и радостно, он хотел закричать от радости, но вдруг понял, что не может этого сделать…

Птица, летевшая рядом, резко накренилась и камнем рухнула вниз, к городу, к замку. И под ним степь качнулась, встала вертикально, а затем бросилась навстречу ему, словно желая принять его в свои объятия. В следующее мгновение он оказался прямо над замковой стеной, и птица, падавшая перед ним, вдруг растворилась в светлом туманном облаке, из которого на площадку стены выпрыгнула тоненькая высокая девушка. Она протянула руки к нему, и в следующее мгновение он уже стоял рядом и держал в своих руках маленькие прохладные ладони, и ее губы улыбались ему, а глубокие темно-серые глаза смотрели на него с любовью…

И тут снова все провалилось в беспамятство, в темное бессмыслие, а затем из этой темноты медленно выплыло… зеркало! Большое овальное зеркало в темной резной раме, висящее на стене богато украшенного покоя. Из зеркала прямо ему в глаза смотрел молодой беловолосый мужчина со странно темными, почти черными бровями и усами. Вотша не знал этого человека, но почему-то он казался ему знакомым, особенно его серые, с темными звездочками глаза, внимательно и… как-то требовательно вглядывавшиеся в его лицо. Вотша немного смутился и хотел спросить, кто это такой, но вдруг понял, что видит… самого себя!.. Вернее, он и есть этот широкоплечий беловолосый мужчина… и это его почему-то не удивило. Наоборот, Вотша как-то сразу стал воспринимать все, что он видит, как происходящее именно с ним, вот только он все это почему-то забыл!

В этот момент его что-то отвлекло, он оглянулся, словно на звук чужого голоса, и увидел в дверном проеме другого мужчину, черноволосого, широкоскулого, в простом чистом платье. Он что-то говорил и, хотя Вотша не слышал его голоса, он сразу же понял… или, может быть, вспомнил, что именно было сказано:

«Все собой любуешься?! А вожак тебя по всему замку ищет!»

«А где он?» — спросил Вотша, понимая, что на самом деле вопрос исходит от того, кого он видел в зеркале.

«В тронном зале. Ждет тебя».

Вотша кивнул и направился к выходу. Пройдя какими-то узкими полутемными коридорами, он вышел во двор, пересек его и вошел в другое здание. По широкой лестнице он поднялся на второй этаж, свернул налево и остановился около резных двустворчатых дверей… И тут Вотша узнал эти двери — именно такие вели в кабинет княгини Рогда около княжьей книжицы в крайском замке! Между тем мужчина, чуть помедлив, толкнул двери и вошел в большой затемненный покой.

У дальней стены в высоком резном кресле, обитом восточным бархатом, сидел старик. Собственно говоря, Вотша не видел сидящего — в покое горели всего четыре свечи, вставленные в настенные подсвечники позади кресла, так что свет, падая из-за кресла, оставлял и лицо, и фигуру сидящего в темноте, но он знал, что в кресле сидит старик. Сделав четыре шага вперед по толстому мягкому ковру, заглушавшему шаги, Вотша остановился и отвесил поясной поклон. И снова он не услышал, а просто понял, что к нему обращаются, хотя и не сразу разобрался, о чем идет речь:

«Значит, ты все-таки не послушался меня?»

«Я всегда слушался тебя… в делах стаи. А это дело, вожак, личное… полюбовное!..»

Вотша понял, что это его ответ на какое-то обвинение, но вот на какое?! Пока это было неясно.

«Личное… — даже не переспросил, а, словно бы раздумывая о чем-то, повторил старик. — Полюбовное… — Он помолчал, а затем проговорил со странной, вкрадчивой интонацией: — И поэтому ты решил… обтяпать это дело за моей спиной».

«Нет, вожак, я ничего не обтяпывал. Я пошел к отцу Леды и попросил ее руки, как это сделал бы любой честный человек. Мы с Ледой любим друг друга, и мы поженимся!»

«Но я все-таки ее дед! — Голос старика стал жестче. — Тебе не кажется, что было бы не худо спросить и мое мнение. Хотя ты мое мнение по этому… „делу“ уже знал!»

«Руки девушки просят у отца, а не у деда — таков закон и обычай! Кто я такой, чтобы нарушать закон и обычай?!» — Теперь уже в ответе сквозила некая насмешка.

«Закон и обычай… — снова раздумчиво повторил старик. И вдруг прошипел, словно вся его ярость, ранее сдерживаемая, прорвалась наружу: — Я для тебя — закон и обычай! Я — вожак стаи восточных волков! И если я считаю, что ты и Леда не подходите друг другу, значит, вы не подходите друг другу!!!»

«Нет, вожак, ты не закон и обычай! Если бы это было так, то закон и обычай исчезли бы вместе с твоей смертью, и это стало бы страшным бедствием для стаи. И ты должен сам, первым, чтить закон и обычай, чтобы стая чтила тебя. Иначе ты сам станешь страшным бедствием для стаи!»

Несколько секунд старик молчал, а затем снова заговорил с прежним бесстрастием:

«Я не буду спорить с тобой по поводу закона и обычая, я не буду обсуждать, что станет для стаи бедствием — мои приказы или твое своеволие. Я пригласил тебя для другого разговора. На южных границах наших земель началось какое-то странное шевеление: то ли ирбисы собираются нарушить мирный договор, то ли сайги думают за счет наших земель расширить свои пастбища. Возьмешь… Всеслава и еще шестерых ребят — этих сам отберешь — и пройдешь по границе. Можешь границу и заступить, но досконально разберись в ситуации. Всеслав будет вести разведку сверху, он летун отличный, так что будет тебе хорошим подспорьем».

«Вожак, Всеслав молод, рано ему одному быть в небе!» — Тон последней фразы старика встревожил Вотшу. Похоже, разговор шел о… князе Всеславе, правда, в этом «видении» он не был вожаком стаи.

«Ну, да. Тебе бы, Ват, только опытных ребят за собой водить! — с явственной насмешкой возразил старик. — А кто молодежь натаскивать будет?!»

«Хорошо, вожак, я поведу Всеслава. Но не обессудь, скидки ему на то, что он княжич, не будет!»

«И не надо… — Старик усмехнулся. — Мне нужен внук-воин, тогда он станет настоящим внуком-князем! — Вожак чуть помолчал и закончил разговор: — Сегодня вечером ты должен увести из города свою дозорную стаю и… без всяких сопливых прощаний!»

Вотша развернулся и направился к выходу из покоя, но в этот момент все поплыло перед его глазами, и окружающее заволокло темнотой. Однако теперь он не потерял сознания, наоборот, его голова была ясной, и в ней с быстротой молнии проносились мысли… догадки, ключом к которым стало названное стариком имя — Ват!!!

Значит, тот светловолосый темнобровый мужчина, которого он видел в зеркале, звался Ват! Это наверняка был его прадед, а это могло означать только одно: он видел… нет! он вспоминал то, что случилось с его прадедом. Огромная птица, которая парила в небе рядом с ним, а потом на стене замка превратилась в девушку, была та самая Леда, княжна, любившая его прадеда! А старик — это князь Горислав, дед Всеслава и Ратмира, лишивший его прадеда многоличья!!!

Между тем темнота перед глазами Вотши стала как-то странно меняться, в ней проклюнулись светлые точки. Эти точки неторопливо рассыпались по всему окружающему пространству, и через мгновение он понял, что видит перед собой ночное небо. Ват, его прадед, лежал навзничь в степном ковыле, под головой у него было седло, а рядом горел небольшой костер и двигались люди. Потом ему стал «вспоминаться» разговор.

«…Ты сало-то, сала больше клади… А то княжичу нашему каша твоя в горло не полезет!»

«Да он и так недельный запас слопал! И откуда у него такая любовь к салу?!»

«От матери! Та, говорят, без сала даже яблоки не ест!»

И среди этого зубоскальства появилась своя мысль, подуманная лениво, как некая зарубка наперед:

«Надо Кохте сказать, чтобы держал свой язычок на привязи. Всеслав мстителен, рыжему любое слово боком может выйти!»

А разговор между тем продолжался:

«Да ладно вам, ребята! — вмешался Теньтя. — Вот рассупонит княжич свой заветный мешок, сами скажете, что не зря сала для него не жалели!»

«Гляньте-ка, — хохотнул рыжий Кохта, — Теньтя на княжьи пышки губу раскатал! Смотри, пузо-то у тебя с непривычки от княжьей сдобы не перекосит?!»

«А вот мы сейчас посмотрим!» — раздался новый голос из ночной темноты в стороне от костра. А через секунду в освещенный огнем круг шагнул высокий стройный парень с походным мешком в руке. Положив мешок около костра, он нагнулся над ним и потянул стягивающую горло Вину веревку, приговаривая:

«Сейчас попробуем княжеских харчей и посмотрим, у кого пузо перекосит!»

Из мешка на чистую холстину были выложены целый окорок, две жаренные в душистой траве курицы, пять плоских пресных хлебов, два круга колбасы, и увенчал все это изобилие небольшой пузатый кувшинчик, в котором что-то густо побулькивало! Волки глядели на это изобилие со спокойным удовольствием, а Всеслав, разогнувшись и указав рукой на «княжеские харчи», с улыбкой проговорил:

«Все равно завтра на границу выходим — спиртного пробовать нельзя будет, а такой харч да без „сладенького“ грех жевать!»

«Эх, и зачем я кашу заваривал!.. — раздался голос кашевара. — Только крупу зазря перевел!»

«Ну, почему ж зазря! — быстро ответил княжич. — Я твою кашу попробую, раз ты в нее сальца бросил!»

Волки переглянулись, а затем рыжий Кохта посмотрел на вожака и негромко позвал:

«Ват, вставай, княжеское угощение ужинать будем!»

Вожак приподнялся на локте и, будто спросонья оглядев выложенное Всеславом угощенье, проговорил:

«Что, поблизости деревня есть?»

«Нет, — тут же высунулся Кохта, — княжич свой заветный мешок тряхнул!»

«Ну что ж, — потянулся Ват, — от княжеского угощения не отказываются…»

И начался пир. Вообще-то дружинники в походе не голодали, но их пища была проста — каша с салом, вяленое мясо и рыба, сухари… А тут!.. Стая отдала должное и густой наливке, оказавшейся в кувшинчике, и окороку. Через час, отвалившись от импровизированной скатерти, ребята принялись обсуждать съеденное, потом стали вспоминать, что им приходилось есть в походах… Постепенно разговор затих. Лагерь погрузился в сон, и только дежуривший первым Теньтя, обернувшись к Миру родовой гранью, бродил где-то рядом в ковыле. Заснул и Ват, во всяком случае, перед глазами Вотши снова встала тьма, но это была тьма покоя, тьма отдыха…

И все-таки Вотша чувствовал некое напряжение, была в происходящем какая-то фальшь, какая-то… нелепица. Словно каждый, кто входил в дозорную стаю, чуть-чуть фальшивил, был не только самим собой, но и еще кем-то…

Вотша попробовал восстановить в памяти все только что происшедшее перед его глазами, одновременно пытаясь нащупать причины своего странного, тревожного ощущения. Ему вдруг показалось, что вот сейчас к нему придет истинное понимание того, что происходит.

И в этот момент на него обрушилась дикая, невыносимая боль!!! Мышцы свело жесткой, выворачивающей судорогой, дыхание перехватило, словно от удара в незащищенное горло, в животе разлилось дикое всепожирающее пламя! Он даже крикнуть не мог — в груди, в съежившихся, схлопнувшихся легких не осталось воздуха. Вотша чувствовал, как по земле катается его большое сильное тело… Нет, это тело было чужое, бессильное, скрученное болью… непереносимой, чудовищной болью!!!

Он не знал, сколько часов, дней или недель эта жуткая боль терзала его, а когда она немного отступила, словно устав от тяжелой, изнурительной работы, и он смог приоткрыть затуманенные глаза, над ним склонилось ухмыляющееся лицо княжича. Вотше пришлось сделать чудовищное усилие, чтобы понять, что говорит ему Всеслав, и он разобрал издевательский, злорадный шепот:

«Ну что, Ват? Сильный, непобедимый Ват! Где твоя дозорная стая? Ай!.. Все, все твои могучие волки полегли! Они все погибли, и привел их к гибели ты, Ват! И ты еще хотел получить в жены мою сестру?! Ты думал стать вожаком стаи восточных волков?!»

Всеслав выпрямился, лицо его отодвинулось и неожиданно стало более четким. И стало видно, что рядом с ним ухмыляются еще две узкоглазые рожи — южные ирбисы!

Княжич ткнул носком сапога в бесчувственные ребра лежащего перед ним тела и презрительно бросил:

«Теперь ты, падаль, поймешь, что такое закон и обычай! Ты ведь знаешь, какое наказание по закону и обычаю полагается за потерю дозорной стаи?!»

Вотша хотел плюнуть в эту ухмыляющуюся морду и бросить в нее обличающее слово «предатель», но сил не было, и голос пропал… Даже хрип не выходил из перехваченного болью горла. А княжич снова ухмыльнулся:

«Ты поправишься, Ват. Поправишься настолько, чтобы встать под нож… Вот только говорить ты больше никогда не будешь. Да и что ты можешь сказать в свое оправдание… Изверг!»

И снова перед глазами Вотши опустилась темнота. Благословенная темнота! И он почувствовал, как из его закрытых глаз медленно катятся слезы. Нет, он оплакивал не свое, отнятое предательством многогранье… Он оплакивал… весь род многогранных… многоликих… оборотней, ибо в эту страшную минуту он сам себе дал клятву отомстить им всем за то, что Горислав со своим внуком учинили над его прадедом!

Когда много минут спустя Вотша открыл глаза, над головой он увидел потолок своей комнаты, упрятанной в подземелье замка вожака западных вепрей. Он все еще был пленником, он все еще не распоряжался даже своей жизнью!..

Глава 6

Ратмир вернулся в Лютец без приключений, дорога до университета заняла у него всего два дня. А еще через два дня он получил сообщение из Рожона — главный советник вожака западных вепрей сообщал, что сказителя Ёкуля из стаи северных лис доставили в княжеский замок и теперь он, скорее всего, находится в подземелье замка. О Темном Харте в сообщении ничего не говорилось, но Ратмир забеспокоился. Если Ёкуль и Вотша одно и то же лицо, а Ратмир в этом практически не сомневался, его контакт с Темным Хартом мог очень сильно осложнить ситуацию. Ему самому снова мчаться в Рожон, конечно же, не следовало, но и пускать все на самотек он не мог. Поэтому после некоторых колебаний трижды посвященный волхв послал сообщение брату. Он настаивал, чтобы тот немедленно заставил Рогволда провести опознание беглого изверга и, если подтвердится, что в руки вожака западных вепрей попал именно Вотша, потребовать его немедленной выдачи!

Всеслав долго раздумывал над этим посланием, его выполнение требовало новых расходов, а княжеская казна наполнялась с трудом. Однако собирать для совета ближних дружинников он не стал, а после разговора с княгиней решил послать в Рожон двух послов с малыми дарами и небольшим эскортом. Встал вопрос, кого посылать в качестве послов. Князь снова надолго задумался, но в конце концов выбор пал на бывших воспитателей Вотши — Скала и Вогнара. Они к тому же прекрасно дополняли друг друга: Скал — опытный и отважный воин, остававшийся спокойным и рассудительным в самых сложных ситуациях, Вогнар — умный книжник, прекрасно знавший законы и обычаи, владевший наречиями многих западных стай. Сопровождать послов должны были десять дружинников и несколько десятков извергов.

Спустя шесть дней после получения послания Ратмира, ранним утром, в начале часа Жаворонка, посольство вышло из Края. Как ни старался Всеслав уменьшить численность посольства, а вместе с ним и количество необходимых припасов, посольский караван растянулся на добрую сотню метров! А поздним вечером того же дня через подземный ход, ведущий из княжеского замка на заросший камышом берег Десыни, пробрались пять десятков волков! Разделившись на три полевые стаи, они скрытно пошли вслед за посольством. Как выразился настаивавший на этой подмоге Скал, в случае недостатка внимания к просьбе князя Всеслава эти стаи могли «показать клыки» в землях западных вепрей!

Неделю после первого допроса Вотшу не беспокоили. Его существование вошло в привычную колею, но теперь ему было о чем размышлять, так что часы, тянувшиеся от одного приема пищи до другого, перестали быть бесконечными. К тому же и спать он стал очень мало — он словно боялся надолго и слишком глубоко погружаться в сон, боялся снова провалиться в темную пропасть древних, не своих воспоминаний.

Но однажды в его комнатке снова появился дружинник стаи западных вепрей со словами:

— Выходи, изверг!

И снова его привели к недалекой двери, и снова из-за нее после предупредительного стука донеслось:

— Вводи!

Только теперь комната, в которой его допрашивал Темный Харт, выглядела совершенно по-другому. Стол с каменной поверхностью отсутствовал, вместо него стоял обычный, небольшой овальный столик, накрытый белой скатертью и заставленный закусками. На противоположных концах стола были поставлены два жестких стула с высокими прямыми спинками, и рядом с одним из них, облокотившись на спинку, высилась тощая фигура Темного Харта. Когда дверь в комнату закрылась, оставив у порога Вотшу, хозяин жестом указал на противоположный стул и коротко предложил:

— Садись, изверг!

Вотша, прежде чем пройти к указанному месту, посмотрел на своего мучителя, но удивления не выказал и спокойно направился к стулу. Усевшись, он посмотрел на продолжавшего стоять Харта, и тот, словно получив нужный знак, также сел на свое место. После этого он оглядел стол и, указав на царящее там изобилие, произнес:

— Угощайся.

— Спасибо, господин, — кивнул в ответ Вотша, но к предложенному угощению не притронулся. Харт, немного подождав, повторил:

— Ну, что же ты, изверг, ешь, пей!

— Я не голоден, господин, — спокойно ответил Вотша, — да и привели меня сюда не для трапезы.

Из-под капюшона Харта донесся неопределенный звук, а затем он проговорил:

— Верно, не для трапезы… Но еда разговору не помеха.

И он снова указал на стол приглашающим жестом.

Вотша протянул руку, взял с ближайшего блюда какой-то пирожок и принялся его вяло жевать. Из-под капюшона снова раздалось хмыканье, и чуть насмешливый голос Харта произнес:

— Я смотрю, тебе твоя каша не надоела.

— Нет, господин, — все тем же спокойным тоном отозвался Вотша.

— Ну, хорошо, — сдался Темный Харт. — Раз ты не хочешь есть, я перейду к главному.

Вотша осторожно положил надкусанный пирожок на свою тарелку и приготовился слушать.

— Ты меня очень заинтересовал… Вотша… — после названного имени последовала длинная пауза, словно Харт ждал какой-то необычной реакции от собеседника, но тот молчал, и Харт снова начал говорить: — И чтобы ты понял, откуда проистекает мой интерес, я расскажу тебе свою историю. Когда-то меня звали Извар, и я был волхвом стаи восточных рысей. Моя стая соседствовала с твоей — с восточными волками, и мы ничем не уступали соседям, ни числом сородичей, ни размером владений. Вот только вожак у нас был недостаточно… — Харт как-то странно усмехнулся, — амбициозен. Он давно правил стаей и привык жить спокойно, не утруждая себя ничем. Его окружение, конечно же, также наслаждалось жизнью, и только. Я понимал, что такое существование не приведет нас ни к чему хорошему — в конце концов мы должны будем заплатить за свою вялость, за свое спокойствие, и плата эта может оказаться неподъемно тяжелой! И я решил… заменить вожака. Однако, оглядевшись, я понял, что замены ему среди верхушки стаи просто нет! Что мне оставалось делать?! Только самому взять власть! Но по нашим… обычаям, — последовала новая усмешка, — волхв не может быть вожаком, хотя причины такого положения непонятны. Поэтому мне пришлось подобрать соискателя на место вожака из… сыновей самого вожака. Я добился своего — я воспитал мальчишку, который верил мне до конца и во всем следовал моим советам. Он вызвал своего отца на поединок и должен был победить… Но в последний момент в дела нашей стаи вмешался посторонний. Он спрятался в шатре вожака и исподтишка, словно змея, напал на меня! Я не ожидал этого нападения, и он смог… он… почти убил меня!.. Хочешь знать, кто это был?!

Вотша чувствовал, как из-под глубоко надвинутого капюшона его сверлили глаза этого странного многоликого, но молчал. Пока что ему просто нечего было сказать.

— Это был… Ратмир, дважды посвященный волхв из стаи восточных волков!!!

Изверг вскинул быстрый взгляд на многоликого и тут же снова опустил глаза.

— Но это еще не все! — продолжал Харт, словно бы и не замечая брошенного взгляда. — Пока я был без сознания, он отвез меня в Лютец и отдал Совету посвященных! Лучше бы он меня убил!!!

Харт, словно захлебнувшись последним воплем, смолк. Молчал и Вотша. Его не слишком заинтересовал рассказ Харта — какое ему дело до разборок многоликих! Но оказалось, что Харт еще не закончил. После короткой паузы он продолжил спокойным, даже безразличным голосом:

— По нашим законам и обычаям меня должны были лишить многоличья — я должен был стать извергом! Слышишь, Вотша, я должен был стать таким же, как ты, с той только разницей, что я знаю, что такое многоличье, а ты нет!..

— Я тоже знаю, что такое многоличье! — неожиданно подал голос Вотша, и Харт удивленно умолк, как будто ожидал пояснения. Но Вотша молчал, и поэтому Харт недоверчиво переспросил:

— Откуда ты можешь знать, что такое многоличье?..

Вотша пожал плечами и ответил:

— Я расскажу тебе, многоликий, если хочешь, но сначала ты заверши свой рассказ.

Харт помолчал, а затем кивнул:

— Хорошо… Тем более что рассказывать мне осталось немного… Меня не лишили многоличья. Ратмир отказался от мести, и Совет… Совет сделал из меня изгоя! Меня лишили родового имени, мне запретили общаться с многоликими и, чтобы я не смог никого ввести в заблуждение, меня… заклеймили!

Харт сдернул с головы капюшон, и Вотша увидел на высоком, с большими залысинами лбу странный, просвечивающий сквозь кожу багровым сиянием знак, похожий на северную руну!

— Больше десяти лет я прожил один!.. Нет, я не буду рассказывать тебе, какова была моя жизнь, достаточно сказать, что я — посвященный волхв, умеющий оборачиваться к Миру шестью гранями, стал… лечить извергов! Очень скоро слава о лесном лекаре — так меня стали называть изверги — распространилась по всему Западу! Не раз многоликие приходили ко мне — кто с просьбой о лечении, кто с предложением поселиться в городе, но, как только я открывал перед ними свое лицо, они плевали в него, ибо так приказал Совет посвященных, и уходили прочь! Но однажды ко мне пришел старый изверг. Он, как ни странно, уже знал, кто я такой, и он принес мне предложение вожака стаи западных вепрей. Мне разрешали поселиться в подземелье замка, вожак обещал мне безбедную, устроенную жизнь и интересное занятие… Ты не поверишь, но он предложил мне попробовать найти средство, возвращающее извергам многоликость!.. И я согласился… Я думал, что пришел конец моему одиночеству, что нашелся многоликий, вожак стаи, который, вопреки приказу Совета, не плюнет мне в лицо, не отвернется от меня!.. Глупец!!!

Харт вдруг хрипло рассмеялся, а потом неразборчиво забормотал какие-то ругательства. А Вотша по-прежнему молчал, ожидая, когда его странный собеседник закончит свой рассказ. Наконец изгой немного успокоился и, хлопнув рукой по столу, проговорил:

— В общем, я теперь живу в подземелье замка, живу хорошо, ни в чем себе не отказываю, но я, как и прежде, — изгой. Никто не общается со мной, а вожак приставил ко мне одного из своих полуизвергов, который передает мне его приказы или ему мои… требования!

Вотша понял, что Харт хотел сказать «просьбы», но гордыня поправила его!

— Я пробую составить эликсир, возвращающий многоликость извергам, и для этого мне приводят… извергов. Когда в мои руки попал ты и я услышал, что тебя разыскивает Ратмир, я, конечно, заинтересовался, и теперь ты должен рассказать мне, зачем ты понадобился трижды посвященному волхву. Почему его интерес столь высок, что он поднял на ноги всю свою стаю, заставил Всеслава разыскивать тебя по всему Миру?!

Целую минуту над столом висело молчание. Харт и Вотша смотрели друг другу в глаза — один с нетерпением ждал ответа, как плату за откровенность, а второй не знал, что ответить. Изверг без колебаний ответил бы откровенностью на откровенность, но ему просто нечего было ответить. И наконец Вотша покачал головой и со вздохом произнес:

— Я не знаю… Мне самому хотелось бы понять, что я такое, но… Единственно, что я могу сделать, это рассказать тебе о своем знакомстве с трижды посвященным Ратмиром. Может быть, ты сможешь сделать из моего рассказа какие-то выводы.

На лице Харта появилось разочарование, но он сдержался — в конце концов, изверг был в его руках… в его власти!

— Хорошо… Рассказывай!..

— Рассказ, впрочем, будет недолгим, — усмехнулся Вотша. — Первый раз я встретился с многоликим Ратмиром около собственного дома, на окраине Края, когда мне было лет пять. Я хорошо запомнил огромного волка с внимательными зелеными глазами, который спросил у меня, кто моя мать. Матери у меня не было… А на следующее утро из замка приехали двое дружинников и забрали меня. Князь потребовал привезти меня к нему, поскольку узнал, что я правнук Вата. Сейчас мне кажется, что Всеслав хотел меня убить, но его остановил Ратмир. Он сказал, что сначала надо проверить мои способности. В тот же день меня отвели в покои дважды посвященного волхва, но… я не помню нашего разговора, я не помню даже, разговаривал ли со мной многоликий. Зато я помню, что именно в этих покоях меня впервые посетили… видения!..

— Какие видения?! — немедленно вскинулся Харт.

— Такие же, какие я видел, лежа на каменном столе в этой комнате! — со странной жесткостью в голосе ответил изверг.

— Поподробнее! — потребовал изгой.

— Как я сейчас понимаю, это были отрывки из жизни моего прадеда, многоликого Вата, — уточнил Вотша и после мгновенной паузы пояснил: — Правда, те видения я помню не слишком хорошо, единственное, что осталось в моей памяти, — то, как над моей головой ломали нож и что я чувствовал в этот момент!..

— Обряд эрозиобазы, — потрясенно прошептал Харт. — Ты видел обряд лишения твоего прадеда многоликости!..

— А ты, уложив на своем столе, показал мне, за что и как его лишили многоликости! — с яростью и болью воскликнул Вотша. — И теперь я знаю, что мой прадед был невиновен, что Горислав и Всеслав сначала отравили Вата и всю дозорную стаю, а затем облыжно обвинили его в гибели людей!!!

Может быть, Вотша ожидал какого-то сочувствия со стороны многоликого, но тот уже справился с изумлением и со спокойным цинизмом бросил:

— Его предали… Ну что ж, такое часто бывает.

— Бывает, — также подавив свою ярость, согласился Вотша. — Но за предательством приходит месть!

— Ты собираешься мстить многоликим?! — с язвительной насмешкой спросил Харт. — Ты собираешься мстить вожаку стаи и трижды посвященному волхву, члену Совета посвященных?!

И вдруг Харт почувствовал, что между ними — изгоем и извергом возникла некая невидимая, но очень прочная связь. А связала их общая надежда на… месть!!! Насмешка застряла в его горле, а в груди похолодело от подступившего ужаса — каким же стал этот Мир, если в нем многогранный и изверг стремятся к одной и той же цели, имеют один и тот же смысл жизни, вынашивают одинаковые планы!

А Вотша, совершенно спокойно, словно он был хозяином в этом подземелье, вместо ответа задал свой вопрос:

— Так, может быть, многоликий, весь ваш род, без разделения на стаи, достоин мести?!

Харт долго смотрел на сидящего против него юношу, и у него не было ответа на этот простой вопрос.

Наконец он тяжело поднял руку, медленно надвинул капюшон на лоб, а затем произнес, посверкивая глазами из-под капюшона:

— Ты, изверг, вернешься в свою комнату и будешь ждать моего решения. Я подумаю, что с тобой делать.

Вотша поднялся из-за стола, но, не доходя до двери, обернулся и спросил:

— Многоликий, можно мне задать вопрос?

— Задавай… — разрешил Харт.

— Ты сказал, что создал эликсир, возвращающий извергам многогранность…

В этой фразе не было вопроса, в ней была надежда, и Харт в ответ расхохотался:

— Э-э-э… Да наш мститель не прочь вернуть себе многоличье!

— Да, — просто подтвердил Вотша насмешливое восклицание изгоя. — Я хотел бы вернуть себе многоличье. Тогда месть будет проще и… слаще!

И вдруг Харт вскочил из-за стола.

— Пойдем! Я покажу тебе, что у меня получилось!

Он метнулся в дальний угол комнаты и взял что-то с полки, висевшей рядом с глубоким креслом, а затем стремительно прошел к двери. Выйдя в коридор, Харт бросил стоявшему у двери дружиннику: — Оставайся здесь, изверг пойдет со мной!.. — И быстрым шагом направился в сторону, противоположную той, откуда привели Вотшу. Изверг шел следом, и когда они удалились от дружинника шагов на двадцать, он негромко спросил:

— Многоликий, ты говорил о… запрете Совета на общение с тобой, но… вепри с тобой общаются.

— Вся стража в подземелье состоит из бастардов… из полуизвергов, — не оборачиваясь, пояснил Харт. — Совет забыл распространить на них свой запрет.

В этой части коридора не было светильников, так что они оказались в темноте. Вотша старался идти осторожно, опасаясь ненароком толкнуть хозяина подземелья, но вскоре перед ним что-то слабо засветилось. Свет быстро разгорелся, и изверг увидел, что в приподнятой ладони изгоя копошится какое-то странное существо, похожее на большую осклизлую гусеницу, именно это существо и служило Харту светильником.

Шли они довольно долго, стены коридора, выложенные камнем, начали темнеть от проступающей сквозь камень воды, запахло сыростью, и в этот момент Харт сжал ладонь, и вокруг снова наступила темнота. Но когда глаза Вотши немного привыкли к окружающему мраку, он разглядел впереди едва заметное свечение. А шагов через пятнадцать в правой стене коридора обнаружилось ответвление.

Харт свернул в это ответвление, и Вотша, последовавший за ним, увидел короткий, не более пяти метров, коридор, заканчивавшийся низенькой дверкой, с прорезанным в ней окошком, забранным массивной ставней. Изгой повернулся и со странной улыбкой на тонких губах проговорил:

— Это мой последний опыт… Вообще-то в живых пока что осталось только семь особей, остальные не… сохранились. Но этот изверг получился самым удачным. Правда, он имеет кое-какие изъяны, но в целом я продвигаюсь в нужном направлении. А теперь смотри!..

Он повернулся к двери и одним движением откинул ставню.

Вотша осторожно шагнул вперед и заглянул в открытое окошко. В небольшой комнате было темно, так что он скорее догадался, чем увидел, что у дальней стены, за столом, кто-то сидит. Сидящая фигура была совершенно неподвижной, и разглядеть ее в деталях было невозможно. Вотша сделал еще шаг и негромко позвал:

— Эй!.. Как тебя зовут?..

Фигура не пошевелилась, и у Вотши появилась мысль, что это вовсе не человек, а… кукла!

Тем не менее он протянул руку и, легко стукнув в дверь согнутыми пальцами, повторил громче:

— Эй!.. Как тебя зовут?!

Сгусток тьмы с невероятной скоростью метнулся в сторону двери, так что Вотша едва успел отскочить на шаг, и в окошко просунулось бледное до синевы лицо с резко очерченными скулами и темными внимательными немигающими глазами. Несколько секунд эти глаза всматривались в изверга, а потом тонкие губы изогнулись в улыбке и произнесли, чуть пришепетывая:

— Ты пришел, чтобы покормить меня?..

И тут же верхняя губа чуть приподнялась, и из-под нее выскользнули два длинных белоснежных клыка!

— Покормить?! — ошарашенно переспросил Вотша, отступая еще на шаг. — Нет!..

И не поворачиваясь, спросил у Харта:

— А что он ест?

— Он не ест… — раздался за его спиной насмешливый голос изгоя, — он пьет. Кровь!..

— Кровь!!! — эхом повторил узник и добавил: — Не бойся, тебе не будет больно!

— Он что, пьет кровь у живых людей?! — догадался Вотша.

— Он предпочитает пить кровь из живых… извергов. — Спокойно, с прежней насмешкой уточнил Харт. — Но не откажется и из бокала!

— И что, все семеро… такие?!

Этот возглас вырвался у Вотши невольно, и вряд ли был вопросом, на который он хотел получить ответ, однако Харт ответил:

— Нет. Двое, из первой партии, вообще не едят. Точнее, они могут употреблять любую пищу, но не нуждаются в ней!

— Но это же не многогранность! — воскликнул Вотша.

— Ну, почему же, — не согласился изгой. — Метаболизм этих существ таков, что позволяет им… жить неопределенно долгое время. Они могут поворачиваться к Миру другими гранями… порой весьма странными. Так что с некоторой натяжкой их уже сейчас можно назвать многоликими.

— Но ты же сам сказал, что… э-э-э… — Вотша явно не знал, как назвать существо, стоящее по ту сторону двери. — Что он имеет изъяны!

— Да, — согласился Харт. — Эти существа не переносят солнечного света — он их убивает, они не могут иметь детей, то есть размножаться естественным способом… Хотя определенный метод размножения у них есть.

— Среди них есть женщины?! — с нескрываемым ужасом спросил Вотша.

— Нет! — брезгливо ответил изгой. — Я не люблю женских истерик, мне хватает забот с мужскими. А размножение… Видишь ли, решая задачу бессмертия, я смог составить эликсир — заменитель крови. Именно этот заменитель трансформирует метаболизм извергов в нужном направлении, но для его эффективной работы необходимо убрать из тела всю естественную кровь. Более того, эликсир имеет очень важное свойство — при введении его в обескровленный организм органы кроветворения очень быстро перестраиваются и сами начинают вырабатывать такой заменитель, но для этого необходима соответствующая диета — кровь извергов! Так что технология производства таких существ очень проста — я убираю из тела всю кровь и заполняю сосуды своим эликсиром, а затем остается только давать ему соответствующее питание. Если он захочет… размножиться, он найдет какого-нибудь изверга, уберет из его тела кровь и впрыснет в освободившуюся кровеносную систему эликсир из своего тела. Достаточно нескольких капель…

— Но… — недоуменно сказал Вотша, — если из тела выпустить всю кровь… человек умрет!

— Умрет, — спокойно согласился изгой. — Конечно, умрет. Они и есть — мертвецы, поэтому они и не могут размножаться обычным путем. Но они могут двигаться, думать, выполнять какую-то работу!.. И жить! Жить очень долго! Я думаю, длительность его жизни будет вполне сопоставима с длительностью жизни многогранных.

И тут вдруг подал голос узник:

— Хозяин, отдай его мне!.. Отдай!.. Отдай!..

Бледное лицо исчезло из окошка, и в него выбросилась худая бледная рука, пальцы которой украшали длинные чуть изогнутые внутрь ногти. Эта рука принялась шарить в воздухе, словно надеясь схватить Вотшу. Тот отступил еще на шаг и все так же, не поворачиваясь, проговорил:

— Нет, это не люди!..

— Конечно! — опять согласился изгой. — Они гораздо выше обычных извергов!

Вот тут Вотша повернулся и посмотрел на Харта.

— Многоликий, ты действительно так думаешь?!

— Это же очевидно! — пожал плечами изгой. — Взять хотя бы срок жизни…

— Какой жизни?.. — перебил его Вотша. — Этот человек мертв, и то, что он двигается, пьет чужую кровь, говорит, никак не меняют этого! Он — мертвец!!!

— Зато он будет двигаться, говорить и пить чужую кровь тогда, когда от тебя не останется даже праха! — насмешливо возразил Харт. — И довольно споров, а то мы скоро дойдем до моральных аспектов моей работы, а рассуждать о морали в данном случае бессмысленно.

«Да, рассуждать о морали в данном случае бессмысленно, — мелькнула в голове Вотши странно медленная, растерянная мысль. И тут же он дополнил ее сам: — Но и делать то, что делает этот отверженный, можно только тогда, когда о морали рассуждать бессмысленно!»

— Пойдем, изверг, — недовольно проговорил Харт. — Ты вернешься к себе, а мне надо… работать.

Он протянул вперед руку и раскрыл сжатый кулак. Через мгновение по коридору разлилось яркое сияние, и тотчас за дверью раздался тоскливый вой, и обернувшийся Вотша увидел, как темная тень метнулась в глубину комнаты и забилась под низкие нары, спасаясь от света.

Харт спокойно шагнул к двери и прикрыл окно ставней. Повернувшись, он несколько мгновений стоял неподвижно, словно раздумывая о чем-то, а затем молча двинулся по коридору в обратную сторону. У своих апартаментов изгой приказал полуизвергу, стоявшему на страже:

— Проводи изверга в его комнату. Больше он мне не нужен!

Спустя несколько минут Вотша снова оказался в темнице. Он уселся на нары и уставил невидящий взгляд в запертую дверь. Перед его глазами стояло бледное, обескровленное лицо, тонкие синюшные губы и торчавшие наружу клыки…

На следующий день Вотша ждал, что его снова поведут к Темному Харту, но вызова не последовало. Не трогали его и последующие два дня… Однако Темный Харт не забыл о нем, как уже начал подумывать Вотша. Просто на следующий день после их разговора в замок князя западных вепрей прибыло посольство восточных волков!

Волков ждали. За трое суток до их прибытия с границы пришло сообщение о том, что на земли западных вепрей вступили послы Всеслава. Однако цель посольства была неясна, хотя Рогволд в первую очередь подумал о молодом изверге, пойманном близ городка Ярей и назвавшемся Ёкулем из Норникса. И все-таки он не ожидал от этого неожиданного посольства особых неприятностей для своей стаи — слишком уж далеко жили восточные волки, чтобы, по мнению Рогволда, представлять угрозу его землям.

Главный советник вожака стаи встретил послов у ворот Рожона и проводил до замка, где им и их свите предоставили целый этаж. Торжественную встречу посольства князь назначил на следующий день, давая прибывшим гостям возможность отдохнуть и подготовиться к официальному приему. А вечером того же дня Рогволд собрал у себя в малой трапезной самых близких советников и лучших воинов.

Шесть человек, шестеро мужчин в самом расцвете сил и ума, собрались в небольшой комнате за накрытым к позднему ужину столом. Угощение было скромным, да и аппетит у собравшихся был невелик, всех терзала тревога — с какой это стати в Рожон прибыло посольство из такого далека. И только двое из сидевших за столом догадывались о причине приезда столь дальних гостей.

Рогволд разломил масляное печенье, обмакнул одну половинку в чашку с вином, бросил в рот и, медленно прожевывая, оглядел сидящих за столом. Только Вард, сидящий по правую руку от него, не отвел взгляд, и вожака сразу же кольнула тревожная мысль: «Этот что-то знает! Вот только что именно?!»

А Вард, наблюдая за князем, тоже думал про себя: «Струхнул вожак. Неужели Ратмир прав и за Рогволдом водятся противозаконные делишки?!»

Князь между тем проглотил свое печенье и негромко поинтересовался:

— Ну, что мы думаем об этом посольстве?

Ответом ему было молчание. Четверо уткнулись в свои тарелки, делая вид, что голодны, а Вард откинулся на спинку стула и в упор посмотрел на вожака. А тот, в мгновенном раздражении прищурив глаза, резко проронил:

— Что?! Никаких мыслей нет?!

— Я думаю, князь, нам нечего гадать о причинах появления этого посольства, завтра послы сами объявят эти причины, — раздался спокойный голос Варда. — Хотя и особого секрета здесь нет. Ты сам прекрасно знаешь, что у Всеслава, вожака восточных волков и его брата, трижды посвященного служителя Мира, имеется здесь, на Западе, один интерес — изверг, сбежавший у них из-под носа в Ласте, и Ёкуль, сказитель из стаи северных лис…

— Ты, умник, назвал уже два интереса! — Для пущей выразительности Рогволд ткнул в сторону Варда правую руку с двумя поднятыми вверх пальцами.

— Интерес один… — покачал головой советник и усмехнулся. — Ёкуль и сбежавший изверг одно и то же лицо — это очевидно!

— Из чего это… «очевидно»?! — язвительно поинтересовался вожак.

— Хотя бы из того, что Ёкуль появился в наших землях сразу после побега изверга из Ласта. Кроме того, если бы Ёкуль действительно был послан в Мир вожаком северных лис, он обязательно пришел бы в Рожон, в княжеский замок, чтобы заручиться твоей поддержкой, а он появился со стороны Ласта и направлялся на Восток, обходя Рожон.

— Интересно, с чего ты все это взял?! — Рогволду явно не нравились рассуждения главного советника.

— Я думаю, вожак, — сохраняя спокойное достоинство, ответил Вард.

— Думаешь?! Так-так… — Вожак на секунду смолк, а затем спросил: — И что ты предлагаешь?

— Если моя догадка верна, а она, скорее всего, верна, нам необходимо срочно поймать этого Ёкуля и передать его послам! Кстати, князь, ты посылал к дружку этого самого Ёкуля, к Житырю, Алекса и Барбью, что они узнали?..

— Узнали… узнали!.. — зло, но и с некоторой растерянностью передразнил Варда Рогволд. — Да ничего они не узнали! Мальчишку допросили… с пристрастием, но он сказал только, что Ёкуль ушел к восточной границе!

— Вот как?! — В голосе Варда проскользнула неожиданная насмешка. — А мне показалось, что они кого-то привезли!

— Когда тебе это показалось?! — Вожак впился взглядом в лицо своего советника и ощерился, показав кабаньи клыки, но испугать Варда было трудно.

— Вечером того дня, когдаРатмир уехал из Рожона, — спокойно ответил советник, но тут же добавил примирительным тоном: — Впрочем, я уже сказал, что мне могло это просто показаться…

— Ладно. — Вожак отвернулся и снова оглядел всех сидящих за столом. — Что будем делать?!

— Подождем, что нам скажут послы, — немедленно отозвался Вард. — А там уже будем решать, что делать!

Рогволд тяжелым взглядом прошелся по наклоненным головам остальных советников и, секунду помолчав, завершил разговор:

— Хорошо, раз других… мыслей нет, на том и порешим.

Четверо из пятерых, сидевших за столом вместе с вожаком, тут же задвигали стульями, поднимаясь со своих мест, и только Вард остался сидеть. Он дождался, когда остальные выйдут за дверь, и повернулся к Рогволду.

— Вожак, ты сам назначил меня главным советником — вот тебе мой совет. Постарайся ублажить послов Всеслава! Постарайся сделать так, чтобы они возвратились в свою стаю довольными и чтобы у Всеслава не было желания… затевать с нами распрю!

— Интересный совет… — криво усмехнулся Рогворлд, не глядя на советника. — Даже непонятно, у кого ты советник — у меня или у… трижды посвященного Ратмира!

— Советуя не злить Всеслава, я преследую только интересы родной стаи!

Тон Варда оставался ровным, однако в голосе явственно прозвучала обида.

— Интересы родной стаи?.. — переспросил Рогволд и бросил быстрый косой взгляд в сторону советника. — Тогда объясни, почему мы должны ублажать Всеслава. Его стая в месяце пути от нас, земли не меньше чем десятка стай разделяют наши владения, так почему же я должен гнуть шею перед этим восточным… варваром?!

Вард немного помолчал, а потом неожиданно спросил:

— Знаешь, князь, что больше всего удивило Ратмира, когда он гостил в нашей стае?

— Что?.. — без всякого интереса спросил вожак.

— Число дружинников, севших за пиршественный стол!

— Ну, что ж, это неудивительно! — довольно ухмыльнулся Рогволд. — Стая западных вепрей одна из самых многочисленных на Западе!

— А знаешь, сколько волков садится в крайском замке за подобный стол?..

Рогволд внимательно посмотрел на Варда, и тот бросил ему в лицо ответ на собственный вопрос:

— Более шестисот!!!

— Сколько?! — спустя мгновение выдохнул Рогволд.

— Более шестисот!!! — повторил Вард и, убедившись, что названное число потрясло вожака, добавил: — И это, не считая полуизвергов, которых Всеслав также зачисляет в стаю! И это — волки! Восточные волки! Пожалуй, лучшие бойцы в Мире!!!

После этих слов Вард откинулся на спинку стула и устало поинтересовался:

— Теперь ты понимаешь, почему я советую не раздражать послов и проявить максимум лояльности?!

С минуту Рогволд молчал, а затем задумчиво спросил:

— А не поставишь ли ты потом мне в вину эту лояльность, советник?! Не станешь ли говорить, что вожак стаи западных вепрей слаб и проявил эту слабость перед лицом посольства из очень далекой и совершенно безопасной для нас стаи?! Ведь моя слабость — твоя сила, или ты думаешь, я не догадываюсь, куда ты метишь?!

Теперь пришла очередь молчать Варду, только его молчание было не тягостным, а странно легким. Наконец он улыбнулся и с едва заметным вздохом проговорил:

— Да, вожак, тебе не позавидуешь — если ты будешь мягок с послами, тебе поставят в вину эту мягкость, а если ты будешь несговорчив и дерзок, восточные волки могут прийти на наши земли… И тогда тебя проклянут все вепри! А решать тебе, и никакой совет тебе не поможет!

После этих слов он встал со своего места и спокойно вышел из трапезной.

А Рогволд остался сидеть за опустевшим столом, склонив голову и глубоко задумавшись. Наконец на его губах появилась кривая усмешка — он нашел выход из того безвыходного положения, которое обрисовал ему Вард!

В полдень следующего дня, когда час Полуденной Лисы переходит в час Медведя, над воротной башней княжеского замка запели трубы, и в его главный зал вступили оба посла стаи восточных волков. Их сопровождали десять извергов, несших посольские дары. Церемония представления послов и вручения даров была не слишком долгой — обе стороны желали как можно скорее приступить к сути дела. Но в конце этой церемонии вожак стаи западных вепрей объявил, что обсуждать интересующие посольство вопросы и вырабатывать общие решения будет назначенная им группа из четырех советников, и возглавит эту группу его главный советник! Вард явно не ожидал такого поворота событий, однако возражать не посмел. Так что когда через час обоих послов и сопровождавшего их писца-изверга ввели в отведенные для переговоров покои, их уже ждали четверо вепрей во главе с Вардом. Он и начал разговор, как только Скал, Вогнар и их писец заняли место за переговорным столом.

— Мы рады видеть в княжеском замке стаи западных вепрей посольство из столь далекой от наших владений стаи, — проговорил он с легкой, дружеской улыбкой. — И хотя до сих пор наши встречи бывали нечасты, мы хорошо знаем ваших сородичей и ценим их как умных людей и великолепных воинов, мы ценим ваши товары — меха, лес, удивительные ягоды, мед и многое другое. Однако мы понимаем, что князь Всеслав, отправляя столь представительное посольство, дал вам какое-то особое поручение, поэтому мы готовы выслушать вас и по мере сил способствовать выполнению вашей миссии.

Скал и Вогнар быстро переглянулись, после чего заговорил княжий книжник:

— Мы действительно имеем очень важное поручение от вожака нашей стаи, и заключается оно в следующем. Немногим больше года назад из княжеского замка столицы нашей стаи сбежал молодой изверг по имени Вотша. При побеге он похитил очень ценный меч, находившийся в княжеской сокровищнице и выставленный для показа гостям князя, съехавшимся в нашу столицу как раз в то время. Мы долго искали беглеца, но наши поиски были тщетны, и вот совсем недавно одна из наших поисковых групп обнаружила его в городе Ласте. Меч мы также нашли. Но этому извергу удалось бежать из-под стражи, и, по нашим сведениям, он направился на Восток, видимо, считая, что вблизи наших земель его искать уже не будут. Буквально на следующий день после побега в ваших землях, в городе Ярее, появился молодой изверг, назвавший себя Ёкулем. Вы, конечно же, слышали о нем, поскольку ваш князь обвинил этого Ёкуля в убийстве одного из извергов вашей стаи. Князю Всеславу стало известно, что ваши воины задержали этого изверга, и он направил нас к вашему вожаку с требованием, основанным на законах и обычаях… Мы требуем, чтобы нам предъявили для опознания изверга, называющего себя Ёкуль из Норникса. Если мы признаем в нем изверга Вотшу, бежавшего из нашей стаи с ворованной вещью, вы обязаны передать нам его, как собственность нашей стаи!

Несколько минут в зале висело молчание, а затем снова заговорил Вард:

— Мы, безусловно, признаем соответствие ваших… э-э-э… требований законам и обычаям стай — беглого изверга и похитителя любая стая обязана выдать! Но, уважаемые, меня весьма удивляет то, что какой-то молодой изверг вашей стаи имел возможность и посмел выкрасть княжеское оружие! Зачем оно ему?! Что он собирался с ним сделать?! Или он безумен, но тогда что он делал в замке князя?! Хотя я и ни в коей мере не подвергаю сомнению рассказанную вами историю, но согласитесь, она очень… очень необычна!

— Я понимаю ваше удивление… — подал голос молчавший до этого Скал. — Этот извержонок действительно был необычным, но к нашему делу это не относится! Я прошу сказать, изверг, называющий себя Ёкулем из Норникса, находится у вас в замке?

— Нет, — покачал головой Вард, — изверга с таким именем в замке Рожона нет.

И снова послы стаи восточных волков переглянулись, после чего заговорил Скал:

— Мы думаем, главный советник князя недостаточно информирован! Мы уверены, что этот изверг находится на землях западных вепрей, и наверняка знаем, что он находится в этом замке!

— Но откуда проистекает такая уверенность? — мягко поинтересовался Вард.

— Сказитель, а этот Ёкуль доказал, что он владеет мастерством сказителя и именно в стиле северных стай, фигура редкая даже для Севера. Тем более она необычна для ваших мест, так что затеряться он не мог. Мы точно знаем, что он не покидал ваших угодий и не появлялся в соседних стаях! Но и в ваших землях его больше не видели, значит, он изолирован от Мира! А кто способен изолировать столь необычного изверга, кроме вожака стаи, на землях которой он находится?!

— И все-таки в замке его нет! — уже тверже произнес Вард. — Но мы можем провести розыск этого… Ёкуля. Мы обыщем наши земли, возможно, он тайно живет у кого-то из наших извергов.

— Как долго могут продлиться ваши поиски? — немедленно спросил Вогнар.

— Ну-у-у… — задумчиво протянул Вард, — нам не имеет смысла их затягивать, так что в течение месяца, может быть, чуть больше, мы получим исчерпывающую информацию, и если отыщем этого изверга на своих землях, то представим его вам для опознания.

— Это слишком большой срок! — недопустимо жестким тоном проговорил Скал. Вогнар бросил быстрый взгляд на своего товарища, но тот, не смягчая тона, добавил: — Мы не можем сидеть в вашей столице больше месяца, ожидая неизвестно чего!

— Но что же делать?.. — мягко возразил Вард. — Мы не сможем ускорить поиски, если желаем провести их качественно.

— Тогда мы вам поможем!.. — неожиданно усмехнулся Скал, и у Варда от этой усмешки побежали по спине мурашки.

— Каким образом вы можете нам помочь? — неожиданно подал голос один из молчавших до сих пор вепрей.

Однако ни Скал, ни Вогнар на этот вопрос не ответили.

— Мы будем ждать две недели! — заявил Скал. — По истечении этого срока нам придется принять другие меры по розыску своего изверга… Но вы должны понимать, что без него или без абсолютно достоверной информации о его местонахождении или гибели мы вернуться назад не можем!

Вард нервно постучал пальцами по столу и хмуро посмотрел на Скала. От его дружелюбия не осталось и следа. Затем, хлопнув ладонью по столешнице, он сказал:

— Мы сделаем то, что уже пообещали, но я должен вам напомнить, что вы находитесь в угодьях стаи западных вепрей. Да, вы в ранге послов, однако этот ранг накладывает и некоторые обязанности — в том числе, обязанность соблюдать лояльность к приютившей вас стае…

И он обвел обоих послов многозначительным взглядом.

— Мы будем придерживаться закона и обычая! — кивнул в ответ Скал. — Но оставляем за собой право… в полном соответствии с законом и обычаем… выполнить поручение нашего князя!

Послы поднялись с мест, считая первый этап переговоров законченным, а предварительные договоренности достигнутыми. Вард также встал и позвонил в колокольчик, стоявший рядом с ним на столе. Дверь в покои открылась, и на пороге появился изверг-слуга.

— Проводи послов в отведенные для них апартаменты! — приказал главный советник князя и, когда послы вышли, посмотрел на своих товарищей по переговорам: — Прошу высказывать свое мнение!

Голос у Варда был усталым, но фраза прозвучала как приказ, а потому, немного помявшись, включенные в переговорную группу советники начали говорить. Впрочем, главному советнику вожака быстро надоели расплывчатые, обходящие суть проблемы рассуждения — Рогволд подсунул Варду в помощники далеко не умнейших людей! Распустив группу, Вард отправился к князю.

Рогволд встретил главного советника довольной усмешкой на лице и вопросом:

— Ну, как идут переговоры?

— Переговоры практически закончены, — стараясь сохранять спокойствие, ответил Вард. — Нам дано две недели на то, чтобы найти Ёкуля из Норникса и представить его послам на опознание. Если они признают в нем своего сбежавшего изверга-вора, мы должны будем выдать его!

— Две недели — это немного! — с той же усмешкой проговорил Рогволд. — И как ты собираешься искать этого самого Ёкуля?

— А я не собираюсь его искать… — улыбнулся в ответ Вард. — Это не входит в обязанности главы переговорной группы.

— Нет! — Рогволд энергично покрутил головой. — Ты работаешь с этими послами и будешь выполнять все то, о чем договоришься с ними!

— В таком случае, — пожал плечами Вард, — ты, князь, должен подтвердить мои особые полномочия! — Он вытащил из рукава и протянул вожаку небольшой лист пергамента. — Подпиши это и заверь княжеской печатью!

Рогволд осторожно взял лист и принялся его читать. Пару минут он внимательно изучал документ, а потом поднял на главного советника сузившиеся глаза:

— Ты хочешь, чтобы я подписал это?!

— Да, князь… — кивнул Вард. — Если ты хочешь, чтобы я нашел Ёкуля из Норникса!

— А мне кажется, что ты просто хочешь захватить власть и иметь на руках документ, подтверждающий, что я сам тебе ее отдал! — рявкнул Рогволд, комкая пергамент. Его лицо побагровело, он был в ярости.

Вард снова пожал плечами:

— В таком случае ищи его сам. Не имея соответствующих полномочий, я не могу перерыть все наши угодья в поисках одного изверга!

— Вот и доложишь этим… послам, что Ёкуля в наших угодьях нет! — Глаза вожака блеснули, ему в голову пришла новая мысль. — Или представишь им какого-нибудь оборванца — они все равно в глаза не видели этого Ёкуля!

— К сожалению, князь, послы точно знают, что Ёкуль из Норникса находится в наших владениях — он просто не пересекал нашей границы! А насчет оборванца… Ёкуля из Норникса не надо видеть в глаза, чтобы узнать, он ли стоит перед тобой!

— Да?! И как же ты это узнаешь?! — Усмешка вернулась на лицо вожака.

— Попрошу его прочитать стихи, — просто ответил Вард.

Рогволд вскочил со своего места и заходил по комнате, бормоча что-то себе под нос. Вард спокойно стоял на месте, ожидая, когда вожак вновь обратит на него внимание. И тот, вдруг остановившись, посмотрел на него исподлобья и спросил:

— А если я подпишу эту… — Не находя подходящего слова, он потряс в воздухе смятым пергаментом. — С чего ты начнешь свои поиски?!

— Я обыщу подвалы этого замка, — ровным спокойным тоном ответил советник.

Рогволд снова заметался по комнате, а потом, не останавливаясь, буркнул:

— Можешь быть свободным. Я подумаю.

Однако ни на следующий день, ни через день никаких указаний вожак своему главному советнику не дал. Прошла неделя. Послы гуляли по Рожону, выезжали за город, и повсюду их сопровождали несколько вепрей — ничего необычного они в поведении гостей не заметили.

А в начале второй недели пребывания послов стаи восточных волков в столице западных вепрей князю Рогволду пришло сообщение с восточных границ владений стаи. В нем говорилось, что три пограничные деревни стерты с лица земли!

Анальта, большая, зажиточная деревня на восточной границе стаи западных вепрей, медленно отходила ко сну. Темнело в это время года рано, так что последняя дойка коров и вечерняя кормежка скота проходили в сумерках, а ужинали уже при звездах. Управляющий деревней, старый вепрь Рогорд, со своей женой и взрослым, но еще неженатым сыном как раз садились за стол, когда в двери их дома постучали. Рогорд был опытным воякой, лет шестьдесят назад он еще хаживал в походы и сиживал в осадах, но последние годы, после того как он осел в Анальте, воевать ему не приходилось. Деревня стояла на границе с угодьями западных лосей, но с соседями они жили мирно.

Рогорд пошел открывать сам — наверняка это был кто-то из деревенских извергов с просьбой отпустить его на завтра с общих работ. Однако за дверью стоял незнакомец, причем стоял он вольно, опершись плечом на столбик высокого крыльца. Именно эта поза почему-то очень задела старого вепря — давненько он не видел такой независимой фигуры. Он шагнул через порог к незнакомому парню и хрипловато спросил:

— Ты стучал?! Чего надо?!

— Мне-то?.. — зачем-то переспросил парень и, нагловато усмехнувшись, ответил. — Да, наверное, тебя, папаша…

Он сделал короткий бесшумно-скользящий шаг навстречу старику, и в следующее мгновение в дряблое горло Рогорда уперлось острие длинного матово отсвечивающего в лунном свете кинжала.

Вепрь замер на месте с широко раскрытыми глазами и отвисшей челюстью, а парень коротко приказал:

— Тихо, старик! Не шуметь!

Мимо старика внутрь дома проскользнули четыре темно-серые тени, затем из дома послышался короткий придушенный крик, что-то упало, и все стихло.

— Проходи в дом, — еле слышно скомандовал парень, и старый вепрь попятился в сени, но когда его нога переступила порог, он покачнулся, теряя равновесие. Словно бы в поисках опоры он ухватился за скобу двери, а затем, мгновенно перенеся вес тела на другую ногу, рванул дверь на себя, пытаясь тяжеленной дубовой доской достать следующего за ним врага.

Но тот оказался проворнее — вроде бы даже и не торопясь, но вместе с тем стремительно и бесшумно он переместился вперед, через порог и вбок, а дверь, не встретив сопротивления, с глухим тяжелым стуком врезалась в косяк. И в то же мгновение острие кинжала, сместившись на сантиметр, проткнуло кожу на горле старого вепря. В полной темноте снова раздался негромкий голос парня:

— Молодец, что дверь закрыл, но зачем же так резко? Я мог тебя… поранить.

Рогорд чувствовал, как горячая струйка крови потекла за расстегнутый ворот рубахи, щекоча его грудь, и он едва слышно зарычал от бессилия…

Они медленно вернулись в столовую, и тут старик увидел, что по углам комнаты стоят два человека и два здоровенных серых хищника.

«Волки!!! — ошарашенно подумал он. — Но откуда здесь взяться волкам?!»

В этот момент они обогнули стол, и вепрь увидел еще и то, что его сын лежит на полу, неловко подвернув под себя руку, а рядом с ним стоит на коленях его жена, и в глазах ее плещется черное отчаяние.

— В чем дело? — неизвестно у кого спросил парень, вошедший в столовую вместе с Рогордом, и тот понял, что он главный в этой компании. Один из мужчин хмыкнул и пояснил:

— Пытался перекинуться, пришлось его остановить…

— Ай, старик, — огорченно проговорил вожак, — сынок-то у тебя шустрым оказался, но глупым!

Он еще раз легонько кольнул старика в шею и приказал:

— Садись и не дергайся! Попробуешь перекинуться, не успеешь на ноги встать — мои ребята тебе глотку порвут!

Рогорд грузно опустился в свое кресло, стараясь не смотреть на распростертое тело сына, а вожак нападавших, казалось, перестал обращать на него внимание. Сосредоточившись, он, похоже, вступил с кем-то в мысленный разговор. Минуту спустя он расслабился и негромко проговорил:

— Ну, началось!..

Старый вепрь сначала не понял, что «началось», но спустя десяток минут с улицы донеслись неясные крики, быстро перешедшие в один сплошной тягучий вопль, затем в окно блеснуло трепещущим красным заревом, и Рогорд понял, что его деревне, всем тремстам десяти ее жителям приходит конец.

С четырех концов в деревню вошли волки. Их было немного, всего одиннадцать бойцов, но сопротивляться им никто не мог, по двое они врывались в каждый дом, и спустя две-три минуты в нем не оставалось ни одного живого существа. Убивали всех — извергов, скот, птицу! А еще через минуту дом пылал, подожженный умелыми руками. Нападение было столь неожиданным и столь стремительным, а изверги стаи западных вепрей настолько привыкли к мирной жизни, что бежать сообразили всего десятка полтора из числа молодых, не обремененных хозяйством ребят. Шестерых из них волки догнали по следу, остальным удалось скрыться.

После того как все кончилось, старого Рогорда вывели на улицу, освещенную беснующимся заревом пожара, и поставили на колени. Он видел, как поджигали его дом, и как-то отупело подумал, что тело убитого сына сгорит в огне, а жена, скорее всего, будет вместе с ним до конца. Потом к нему наклонился тот самый парень, который захватил его врасплох, и уже в полный голос произнес:

— Твой князь, старик, не держит слово, ну а отвечать пришлось вам! Передай поклон Матери всего сущего!..

Лезвие кинжала скользнуло по дряблому горлу, и старый вепрь уткнулся лицом в дорожную грязь…

Первой мыслью, которая появилась у Рогволда, когда ему сообщили о случившемся на восточной границе, была: «Волки!!!» Но в сообщении не говорилось ни слова о том, кто именно напал на деревни. Даже те, кому удалось избежать бойни, вовремя скрывшись из уничтожаемых деревень, не могли сказать, кто именно напал на них! И тем не менее князь решил еще раз переговорить с послами, и переговорить жестко. Послов пригласили к князю на следующее утро, и принимал их Рогволд в малой трапезной, но без угощения, более того, он даже не предложил им присесть!

Увидев, что из трапезной убраны все стулья, что князь в одиночестве сидит во главе стола, а советники вожака столпились за его спиной и только Варда там нет, Скал довольно улыбнулся, он уже знал, о чем пойдет разговор, и был готов к нему.

— Я хочу сказать вам, уважаемые послы, — начал разговор Рогволд, стараясь сохранять спокойствие, — что недельные поиски изверга Ёкуля из Норникса в землях западных вепрей не дали результатов. Боюсь, что его все-таки нет в наших угодьях!

Он замолчал, ожидая реакции на свои слова, однако оба посла молчали. Тогда Рогволд продолжил:

— Кроме того, должен сообщить вам, что вчера на наши пограничные деревни было совершено нападение, уничтожено много добра, много извергов, погибло восемь вепрей!

И снова вожак вепрей замолчал, ожидая хоть какой-то реакции на свои слова, но и на этот раз волки промолчали. И тут князь не выдержал. Вскочив со своего места так, что стул опрокинулся, он зарычал:

— Ну?! Почему вы молчите?! Отвечайте!

Скал снова улыбнулся и спокойно проговорил:

— Что отвечать, князь? Разве нам был задан вопрос?

— Да! — снова рыкнул Рогволд. — Я задал вопрос: почему волки напали на наши владения?!

— У тебя есть доказательства, что это сделали волки? — озабоченно поинтересовался Вогнар, чем привел Рогволда в еще большее бешенство.

— Нет! — рявкнул он. — У меня нет доказательств! Но никому больше в голову не придет нападать на западных вепрей — наши соседи давно от этого отучены!!!

Вогнар хотел было что-то сказать, но Скал положил руку ему на плечо и нарочито негромким голосом произнес:

— Вожак западных вепрей, ты разговариваешь с нами недопустимым тоном и выдвигаешь необоснованные обвинения! Ты не боишься последствий?

— А вы не боитесь последствий?! — рявкнул в ответ Рогволд. — Вы не боитесь пропасть, сгнить в подземелье моего замка?!

— Нет, князь, — усмехнулся Скал. — Мы ничего не боимся. Если мы «пропадем», то через неделю здесь будет посланник Совета посвященных! Вот когда подземелья твоего замка перероют до материковой скалы! А знаешь, кто из членов Совета приедет к тебе в качестве такого посланника?! — И тут же сам ответил на свой вопрос: — Знаешь! А знаешь ли ты, что такое трижды посвященный служитель Мира и что он с тобой сделает за насилие над послами другой стаи?!

Рогволд задохнулся от ярости и… не нашел достойного ответа.

Кто-то из советников вожака поднял его стул, и тот снова уселся на свое место. Немного помолчав, он уже спокойнее проговорил:

— И я, и вы знаем, что наши деревни уничтожили волки! Мы найдем доказательства вашего нападения, и тогда держать ответ перед Советом будет ваша стая!

— И мы, и ты знаем, что Вотша находится в твоем замке! — жестко ответил Скал. — И пока ты не выдашь его нам, в землях твоей стаи будут случаться… несчастья. — Он криво усмехнулся и добавил: — Это не угроза, князь, просто Мать всего сущего не любит клятвопреступников!

Но вожак стаи западных вепрей уже взял себя в руки, и новой вспышки ярости не последовало. Он хмуро посмотрел на послов и махнул рукой:

— Аудиенция окончена.

Послы развернулись и вышли, а Рогволд с минуту подумал и, не оглядываясь, прорычал:

— Все прочь! И позовите ко мне Варда!

Пять минут спустя в малую трапезную вошел главный советник вожака стаи западных вепрей. Рогволд поднял голову на звук шагов, и Вард увидел на его лице неприкрытое страдание. Вард подошел к столу и неожиданно мягким тоном произнес:

— Слушаю тебя, князь.

— Что нам делать, Вард? — словно бы через силу спросил Рогволд.

— Отдай им Ёкуля, — просто ответил Вард. — Скажи, что мы нашли его у южных или западных границ, и отдай!

Рогволд отвернулся и принялся барабанить пальцами по столешнице.

— Тогда объясни мне: зачем он тебе понадобился?! — снова заговорил Вард. — У Всеслава и Ратмира с этим извергом какие-то счеты, а какой у тебя интерес в этом изверге?!

— А ты уверен, что у волков к этому извергу есть какие-то счеты?! — вдруг снова повернулся к Варду вожак. — Подумай сам, стал бы ты гоняться за каким-то извергом, даже если бы он у тебя что-то украл?! Стал бы ты из-за него развязывать войну на противоположном крае Мира?! — И тут же сам ответил на свои вопросы: — Нет! За этой погоней, за этим… неуемным желанием заполучить этого изверга кроется какой-то другой интерес! Только вот — какой?!

— Ни Всеслав, ни Ратмир не скажут тебе этого, — покачал головой Вард. — А потому будет лучше отдать им изверга и забыть о нем.

В трапезной долго висело молчание, а потом Рогволд вздохнул:

— Ладно. У нас есть еще неделя, если до конца этой недели я не выясню, зачем на самом деле волкам этот изверг, придется его отдать!

— Ты напрасно тянешь! — недовольно проговорил Вард. — Мы потеряли восемь человек и не меньше тысячи извергов, а каковы будут наши потери к концу недели, можно только предполагать!

— И все-таки мы подождем еще неделю! — упрямо повторил Рогволд.

Вотшу снова привели к Темному Харту, когда он этого уже и не ожидал. На этот раз изгой сидел в дальнем углу уже знакомой Вотше комнаты в глубоком кресле и о чем-то размышлял. Дождавшись, когда за извергом закроется дверь, Харт указал ему на стул, стоящий в трех шагах от его кресла, и, после того как Вотша устроился на предложенном ему месте, спросил:

— Тебе знакомы такие имена — Скал, Вогнар?

— Да, — кивнул Вотша, — это мои учителя. Они очень хорошо со мной обращались, и я их любил…

— Теперь они приехали сюда, в замок, и требуют твоей выдачи. Они обвиняют тебя в краже какого-то меча.

Вотша почувствовал, что изгой внимательно следит за ним из-под надвинутого на глаза капюшона, но это не взволновало его. А вот известие о том, что Всеслав знает, где он находится, и прислал за ним его учителей, наполнило его душу черной тоской.

— Я не украл этот меч. — Он грустно покачал головой. — Мне его вручила княжна после победы на турнире…

— Это тот турнир, после которого ты сбежал из Края?

Вотша насторожился, он не помнил, чтобы в разговоре с этим странным многоликим рассказывал о своем побеге. Стараясь не показать своей тревоги, он ответил:

— Да… И, конечно, я взял с собой этот приз.

— Я так и думал… — проговорил, словно бы про себя, Харт. — Это просто предлог, чтобы потребовать твоей выдачи.

Он опустил голову и замолчал, снова погрузившись в размышления, а Вотша тоже сидел молча, понимая, что никак не сможет повлиять на решение, которое сейчас принимал изгой.

Наконец Харт пошевелился в кресле и снова взглянул на Вотшу.

— Знаешь, изверг, я решил не отдавать тебя! — Его голос был наполнен спокойной уверенностью. А вот Вотша мгновенно засомневался — с какой это стати Харту надо нарушать верность князю западных вепрей, рискуя потерять те блага, которые он имел, проживая в замке? Но изгой продолжил: — Ты ведь очень нужен Всеславу и Ратмиру — это ясно. Но с какой стати я должен помогать своим врагам, тем, кто сделал из меня изгоя? И не будет ли похищение изверга стаи восточных волков настоящей местью моим недругам?!

Тут Вотша решился нарушить размышления Харта:

— Но… Как ты сможешь меня не отдать, если князь прикажет тебе это сделать? Ты же не станешь нарушать приказ князя?!

— Хм… Не стану…

Вотше показалось, что изгой… улыбнулся, и это поразило его! А Харт продолжил:

— Но я отдам князю не Вотшу, я отдам ему… Ёкуля из Норникса!

Вот тут Вотша растерялся. Приподнявшись со стула, он пролепетал:

— Как?.. Ведь Ёкуль это… Ёкуль должен уметь…

Он замолчал на полуслове, но Харт продолжил его мысль:

— Ёкуль — сказитель и должен уметь слагать стихи… Поэтому ты сейчас будешь читать стихи! Ведь ты это умеешь!

— Читать стихи?! Здесь?! Зачем?! — не понял Вотша.

— Чтобы не читать их в другом месте, — с усмешкой ответил Харт. И тут же, вскочив из кресла, бросил: — Пошли!

Однако направился он не к входной двери, а к стеллажам, висевшим на стене слева. Вотша двинулся за ним и увидел, как изгой, проходя вдоль полок, переставил на другое место небольшой, сделанный из причудливого стекла сосуд, в котором плескалась мутная жидкость, и в то же мгновение часть полок развернулась, открывая узкий проход в стене. Харт нырнул в этот проход, и там сразу зажегся свет. Вотша с некоторым сомнением шагнул следом — короткий, не больше двух шагов, коридор вывел его в большое, сводчатое помещение, каких он в своей жизни не видал никогда!

Вдоль всей противоположной стены тянулся высокий верстак, заставленный непонятными устройствами, а также различной керамической, металлической и деревянной посудой. Справа, рядом с верстаком, во всю стену тянулся стеллаж, на полках которого были расставлены одинаковые прямоугольные керамические банки, на каждой из них белела надпись, выведенная неизвестным Вотше шрифтом. Слева была устроена стойка, на которой размещались различные кованые инструменты, от огромных, двуручных, до крошечных, не более мизинца.

Впрочем, этот довольно большой зал Вотша окинул одним быстрым взглядом, его глаза сразу приковал высокий, длинный стол, установленный посредине. Стол этот был очень похож на тот, который использовал изгой для допроса самого Вотши, может быть, даже это был тот самый стол с каменной столешницей. Но сейчас на нем лежал другой изверг — молодой, худой, длинноногий парень, чем-то смахивающий на самого Вотшу. Вглядевшись в него, Вотша вдруг похолодел, он понял, что изверг… не дышит!

Харт между тем быстрым шагом обошел стол и направился к стеллажу, приговаривая на ходу:

— Смотри, смотри, какая у меня лаборатория!

Сняв со стеллажа четыре банки, он откинул крышки и принялся костяной ложечкой доставать из них разноцветные порошки. Наполнив до половины четыре небольшие фарфоровые чашечки, он закрыл банки и вернул их на место, а затем расставил чашки по углам стола. Затем схватил со стола какие-то мелко исписанные листы и начал в них что-то выискивать. В этот момент Вотша немного пришел в себя и, запинаясь, проговорил:

— Так… он же… мертвый!..

— Мертвый, мертвый! — согласно буркнул Темный Харт, не отрывая глаз от рукописи. — И уже давно мертвый. Это один из первых, попробовавших мой эликсир. Я хотел его… э-э-э… усыпить, да все руки не доходили, а вот, поди ж ты, пригодился!

— Но… он же мертвый! — теперь уже вполне осознанно воскликнул Вотша. — Как же ты его собираешься выдать за…

Он не договорил, словно что-то помешало ему произнести последнее слово в этой фразе.

Но Харт вдруг оторвался от рукописи, покосился на лежащий труп и тряхнул головой:

— Нет, он живой!

Вотша снова растерялся. Тело, лежащее перед ним, мало того что не дышало, его к тому же заливала мертвенная бледность, а в некоторых местах просвечивали трупные пятна! Однако Харт, словно заметив растерянный взгляд юноши, обшаривающий покойника, пояснил:

— Синяки… Это он о стол ударился, когда ложился на него!

— Так он сам сюда… лег?! — пролепетал вконец изумленный Вотша.

— Конечно! — пожал плечами изгой. — Не думаешь ли ты, что это я его сюда взгромоздил?!

Тут он швырнул разлетевшиеся листочки на верстак, подошел к столу, встал в головах лежащего тела и скомандовал:

— Значит, так, как только из плошек… вот из этих, — он указал на фарфоровые чашки, стоящие по углам, — пойдет дым, ты начнешь читать стихи!

— Какие стихи? — не понял Вотша.

— Такие, какие должен уметь слагать Ёкуль из Норникса! — пояснил Харт несколько раздраженным тоном. — Понял?!

— Д-да… — не слишком уверенно ответил Вотша.

— И будешь читать до тех пор, пока дым не перестанет идти! Понял?!

— Да, — более уверенно кивнул Вотша.

— Тогда начнем! — провозгласил Харт и, бросив руки вверх, заговорил визгливым, пристанывающим голосом. Слова этой речи были Вотше совершенно непонятны, но их ритм, мелодика, рваный тембр как-то странно завораживали, притягивали к себе, уводили от окружающего мира. Вотша едва не пропустил момент, когда над всеми четырьмя плошками появились слабые, едва заметные разноцветные дымки. И только он подумал, как же он будет перекрикивать визги Харта, тот смолк и, тяжело опершись о край стола, глянул из-под надвинутого капюшона в лицо Вотше. Этот взгляд обжег изверга, и он, вдруг подобравшись, начал декламировать:

Цветные дымки над чашками тянулись вверх, густели, курчавились плотными сгустками, но, поднявшись над столом на высоту полуметра, теряли силу, расплывались во все стороны плотными облачками. Через некоторое время эти разноцветные облачка слились, и в этот момент глаза лежавшего перед Вотшей трупа… открылись!

На секунду он сбился, эти пустые, широко раскрытые серые глаза, вдруг упершиеся в Вотшино лицо, словно бы потянули его к себе, и Вотша забыл все — так ему захотелось заглянуть в их глубину, отыскать в них хотя бы намек на мысль. Но в то же мгновение от изголовья трупа донеслось резкое, злобное шипение, и Вотша, стряхнув с себя это наваждение, продолжил свою песнь…

Он читал еще долго, очень долго, закончив одно сказание, тут же переходил к другому, и лишь крохотная пауза отделяла одну драпу от другой. Сбился он всего однажды, вдруг испугавшись, что в его памяти не хватит стихов северного склада. Но тут он заметил, что дымы из плошек перестали рваться вверх, а плотное разноцветное облако, висевшее над трупом, начало редеть.

А спустя еще несколько минут Вотша услышал голос Харта:

— Все… Довольно.

Он замолчал и только сейчас понял, насколько горло его устало и воспалено, да и сам он едва стоял на ногах. Перед глазами у него все плыло, но, когда он тряхнул головой и несколько раз глубоко вздохнул, в голове немного прояснело.

— Ну, что ж, — глуховато проговорил изгой, — посмотрим, что у нас получилось.

Он убрал со стола, на котором лежало бездыханное тело, плошки, картинно протянул над трупом руки и воскликнул:

— Встань!!!

С минуту ничего не происходило, а затем тело пошевелилось, замерло, снова пошевелилось и, чуть развернувшись и облокотившись на столешницу, начало медленно приподниматься!

Вотша почувствовал, что у него на голове зашевелились волосы… А труп между тем сел на столе, немного посидел и медленно спустился на пол. Несколько секунд он держался за столешницу, а потом выпрямился и, поведя головой по сторонам, уставился невидящими, редко моргающими глазами на Харта, руки которого все еще были подняты.

— Слушаю, хозяин, — негромко, но удивительно приятным баритоном проговорил мертвец.

Вотша медленно попятился от стола, а вот Темный Харт, наоборот, шагнул ближе и проговорил, медленно и четко выговаривая слова:

— Говорят, ты Ёкуль из Норникса, сказитель… Может быть, порадуешь нас песней?..

Несколько секунд труп молча смотрел на Харта, а затем все тем же ровным голосом ответил:

— С удовольствием, хозяин.

Он помолчал еще несколько секунд и принялся размеренно, как метроном, читать то, что несколько минут назад продекламировал Вотша! И вроде бы произносились те же слова, только звучали они, словно эхо живого звука, не было в них жизни, огня, боли! Даже рифмы казались лишь намеченными, а ритм, размер пропадали вовсе!

Прослушав это бормотание пару минут, Харт коротко оборвал мертвеца: — Хватит! — А затем обратился к Вотше. — Ну, как?..

— Это не стихи! — отрезал Вотша, и неожиданно для него Харт согласился:

— Да, это не стихи… Но этого хватит, чтобы заморочить голову твоим… волкам?!

Вотша немного подумал, а затем не слишком уверенно ответил:

— Скал, возможно, и поверит, а Вогнар сразу поймет, что это не сказитель.

И вдруг Темный Харт, скептически хмыкнув, спросил:

— А много ли людей и извергов слышали этого самого Ёкуля? Много ли есть свидетелей его… творчества?!

Вотша сначала удивленно взглянул на изгоя, а затем вдруг понял его мысль и… улыбнулся:

— Вообще-то Ёкуль… в смысле — я, в землях западных вепрей баловался стихами лишь однажды, на пароме у городка Ярея!

— И, стало быть, его мастерство… — продолжил фразу Вотши Харт, — сильно преувеличено!

Он потер руки и бросил мертвецу:

— Пойдешь со мной!

— Да, господин, — отозвался тот, а Харт повернулся к Вотше:

— А тебе придется остаться здесь!

— Почему?.. — растерялся Вотша.

— Не думаешь ли ты, что я собираюсь рассказать князю Рогволду о нашей… к-хм… проделке?! Нет, изверг, ты останешься здесь, и, если наша подмена удастся, я подумаю, что мне делать с тобой!

Глаза Темного Харта блеснули из-под надвинутого капюшона, и Вотше стало не по себе — в голову этому странному, явно не совсем нормальному многоликому могло прийти все, что угодно!

Однако спорить Вотша не мог, в конце концов, сейчас Темный Харт спасал его по меньшей мере от подземелий крайского замка!

А изгой, не вдаваясь в обсуждение дальнейшей участи Вотши, двинулся к потайному коридору. Мертвец, несколько мгновений постояв неподвижно и лишь провожая взглядом уходящего Харта, вдруг как-то нелепо дернулся и, деревянно переступая длинными ногами, двинулся следом за своим хозяином.

Когда дверь за изгоем и его созданием закрылась, Вотша еще раз оглядел огромную комнату, которую Темный Харт назвал незнакомым для него словом «лаборатория». Потоптавшись немного на одном месте, он осторожно двинулся в сторону стеллажа, чтобы поближе рассмотреть надписи на керамических банках, но в этот момент дверь снова распахнулась, и заглянувший в лабораторию Харт, бросив на пол какой-то сверток, потребовал:

— Снимай свою одежду, она мне потребуется. А сам наденешь вот это.

Вотша пошел к двери, на ходу стаскивая через голову куртку и извлекая из карманов свои нехитрые пожитки, среди которых были и оставшиеся четыре монеты вольного города Ласта. Раздевшись, он протянул свою одежду Харту, который тут же скрылся за дверью. Сам Вотша отошел к верстаку и, положив на него узел, принялся его развязывать.

В узле оказались широкие темно-коричневые штаны из плотной ворсистой ткани, сильно помятая и не слишком чистая, зато богато расшитая шелковая рубашка с кружевным воротником, толстая куртка, длинные вязаные чулки и почти совершенно новые грубые, но добротные башмаки с металлическими пряжками. Вотша быстро оделся, удивляясь, что вся одежда оказалась ему впору. Потопав в пол башмаком, он вздохнул и еще раз огляделся — неизвестно, сколько времени предстояло ему провести в этой… лаборатории, так что пора было познакомиться с ней поближе.

Старый Лис Марти сопровождал путешественников по всему Западу вот уже сто сорок лет. Кого он только за это время не водил: и караваны обменщиков, и посольские поезда, случалось проводить и вожаков стай, выезжавших в гости или по другой какой надобности. Все знали — если в дороге с ними едет Лис Марти, на постоялых дворах всегда найдутся свободные комнаты, в придорожной харчевне не подсунут вчерашнее варево на прогорклом масле и скисшее вино, подправленное прошлогодним медом. Да и сама дорога казалась короче и легче с бесконечными рассказами старика о былых временах, когда даже самое недалекое путешествие могло закончиться в каком-нибудь небольшом лесу, облюбованном лихими ребятами. Тогда бывали и схватки не на жизнь, а на смерть, и отравления на постоялых дворах… да много чего случалось. Впрочем, рассказам Лиса Марти мало кто верил — невелик срок сто сорок лет, многие и сами помнили, что произошло за это время, но слушали его всегда с удовольствием.

Караван, который он вел на этот раз, состоял из обменщиков шести стай с разных концов света и присоединившихся к ним свободных торговцев-извергов, которые появились не так давно — всего лет сорок пять — пятьдесят назад, но уже набрали кое-какую силу. Всего народу в караване было душ восемьдесят, из них четверо многоликих, не считая самого Лиса Марти и четверых его помощников.

Путешествие оказалось довольно долгим. Лис Марти принял караван на границе стаи восточных рысей с западными зубрами и должен был провести его по большой петле — по столицам восьми западных стай, в четырех из которых как раз должны были проходить большие ярмарки. Однако и самое долгое путешествие когда-нибудь кончается, караван вошел на земли западных вепрей, через три дня они будут в Рожоне, пробудут там неделю, а затем последний переход до столицы западных лис, где он попрощается со своими спутниками. Большинство из них сядет там на корабли и отправится на Юг.

Ночевали они в большом селе стаи западных рысей, у самой границы с угодьями вепрей, и, выйдя в путь ранним утром, в самом конце часа Неясыти, к середине часа Жаворонка были уже на землях вепрей. Дорога здесь была отнюдь не плоха — вепри следили за своими дорогами — и проходила по очень живописным местам. Да и день, по осеннему времени, можно было назвать великолепным — солнце взошло в абсолютно чистом небе и сразу же начало пригревать, так что утренняя изморозь быстро ушла в воздух испарившейся влагой.

Листва с деревьев уже начала опадать, но ее было еще довольно, чтобы лес, по которому проходила дорога, выглядел ярким, золотисто-янтарным, словно отмечающим какой-то чудесный древний праздник!

Караван на узкой лесной дороге растянулся на пару сотен метров, но Лис Марти, как и подобает главному проводнику, ехал на своей куцей кобыле в середине каравана. Впереди шли два его помощника да в хвосте были еще двое — таков был порядок, установленный издревле, и Лис Марти свято его соблюдал. Хотя по этим лесам давно уже можно было путешествовать и в одиночку.

Но ехать караваном приятнее, например, в этом караване путешествовал свободный торговец, изверг стаи северных росомах с женой и дочкой. Лис Марти давноприметил и жену, и дочку, так что при надобности его всегда можно было найти в середине каравана у крытой повозки торговца-изверга, из которой выглядывали приятные личики зрелой красавицы Мары и ее молоденькой дочери Коры, с неизменным интересом слушавших басни Лиса Марти.

Вот и этим утром Лис обосновался у повозки Мары и уже успел рассказать одну из своих историй, как впереди послышались какие-то крики, а затем повозка остановилась, упершись в следовавшую перед ней колымагу обменщика с Севера. Лис Марти недовольно поморщился странной заминке, потом, галантно улыбнувшись дамам, толкнул пятками свою кобылу и потрусил в голову каравана. Там он увидел весьма необычное зрелище — дорогу перегораживали две огромные ели, упавшие, видимо, совсем недавно.

— Ну, и что стоим?! — накинулся Лис на своих помощников. — Деревьев поваленных не видели?! Быстро четверых с пилами, и чтобы через полчаса тронулись!

Помощники переглянулись, и один из них недовольно пробурчал:

— Ты, Лис, не ори, сами знаем, что пилить надо. Только… комли у них… нехорошие.

— Комли?! — взвился Лис Марти и тут же подал назад. — Что комли?!

— Сам посмотри!.. — огрызнулся второй помощник.

Лис отложил в памяти неуважительное поведение своих помощников, но слез с лошади и направился к комлю одного из лежащих деревьев. Обойдя вывороченное из земли корневище, он сразу понял, что имели в виду его ребята, — корни здоровенной серой ели были подрублены, а срубы затерты землей, чтобы не слишком бросались в глаза! Да, давно он не видел таких подрубок.

Стараясь казаться спокойным, он медленно вернулся к дороге и, взобравшись на лошадь, уверенно приказал:

— Четверых с пилами и веревьем к деревьям, а сами перекиньтесь и охраняйте пильщиков! Я буду рядом!

Минут через пятнадцать четверо извергов с пилами направились к лежавшим деревьям, а позади них, приотстав на три-четыре шага, двигались два волка, причем было видно, что это не родовая грань помощников Лиса, уж больно неказисты были эти звери.

Тем не менее Лис Марти вздохнул спокойнее — сами вепри вряд ли будут грабить караваны на своей земле, пришлых многоликих, подавшихся в разбой, на этих землях быть не должно, ну а если местные изверги решили поозоровать, для них и пары волков-полуделок хватит! Значит, завал будет разобран через несколько десятков минут, и тогда караван сможет спокойно двигаться дальше.

Но именно в этот момент крики раздались из конца каравана, причем по тому, насколько они были громкими, даже истошными, Лис понял, что там случилось что-то серьезное. Бросив еще один озабоченный взгляд на начавших работу извергов, он развернул свою лошадь и рванулся по обочине дороги в хвост каравана. Возницы и хозяева повозок смотрели на скачущего проводника с тревогой, даже с испугом! Сам Лис Марти только сейчас заметил, насколько нехорошим было место, где остановился караван: с обеих сторон дороги к самой ее обочине подступали густые колючие кусты, сквозь которые вряд ли смогли бы продраться кони, а над этими кустами простирались толстые ветви матерых дубов в желто-оранжевой пене осенней листвы.

И вот, когда Лис Марти был где-то в середине каравана, с этих ветвей на лошадей, извергов-возничих, на крыши повозок посыпались рыси. Услышав первый вопль немного позади, Марти притормозил и оглянулся. Возница стоявшей совсем рядом повозки падал на землю с разорванным горлом, а серовато-бурый зверь распластался в прыжке, перемахивая с плеч приконченной жертвы внутрь крытой повозки. И тут Лис узнал повозку, в которой ехали его знакомые красавицы. В следующее мгновение над караваном разнесся пронзительный вопль Мары. Лис привстал на стременах, собираясь броситься на выручку, но в этот момент на его плечи свалилось мускулистое тело, пробив своими когтями толстую кожу куртки. Лис Марти броском влево попробовал сбросить страшную кошку со своих плеч, но получил зверский удар задними лапами по боку, продравший куртку и распоровший, хоть и неглубоко, кожу. Опытный проводник, бросив поводья и извернувшись в седле, ухитрился выхватить нож, но вскинуть руку уже не успел, острейшие клыки впились в его незащищенную шею, разрывая мускулы и дробя позвонки. Захрипев, Лис Марти повалился с седла под ноги своей лошади, а рысь, оттолкнувшись от уже мертвого тела, одним прыжком перенеслась на крышу стоявшей рядом повозки. Одним ударом здоровенной лапы она распорола тент и исчезла внутри.

Всего нападавших было десятка два, причем большая их часть атаковала начало и конец каравана. Именно в конце каравана завязалась первая схватка, крики которой привлекли внимание Лиса Марти. Двое его помощников, охранявших хвост каравана, удивились внезапной остановке, но не слишком обеспокоились. Однако, когда через несколько минут после того, как последняя повозка остановилась, из придорожных кустов позади каравана на дорогу выбрались двое волков и встали, явно преграждая путь к отступлению, помощники среагировали мгновенно. Прыгнув с седел, они перекинулись медведями и пошли навстречу волкам, угрожающе порыкивая. Конечно, было видно, что это для них не родовая грань — мишки были худы, невелики и горбаты, но им казалось, что в таком обличье они смогут лучше справиться с напавшими хищниками.

Однако волки не испугались, они оказались гораздо увертливее и быстрее своих неповоротливых противников. Не доходя до волков метра три, оба медведя, свирепо зарычав, поднялись на задние лапы. И тут один из волков молнией метнулся между ними, а когда он уже проскочил мишкам в тыл, один из медведей развернулся вслед за ним. Второй волк мгновенно бросился вперед и впился зубами в заднюю лапу повернувшегося медведя. Второй медведь ринулся на выручку товарищу, но волк тут же отскочил назад, вырвав из ноги противника клок мяса. Раненый медведь взревел и развернулся мордой к нападавшему, и тогда второй волк напал на него сзади, впившись во вторую лапу. Второй медведь развернулся, чтобы помочь товарищу, и был немедленно атакован вторым волком. Таким образом, получилось, что волки напали на обоих медведей с тыла. Медведи крутились на месте, стараясь освободиться от нападавших, но им никак не удавалось повернуться к ним мордами.

Наконец тот, что был атакован первым, решил схитрить и внезапно бросился спиной на землю, пытаясь придавить противника. Его задние лапы были уже сильно изорваны, и, когда он рухнул, волк, нападавший на него, мгновенно отскочил, зато второй, бросив своего врага, прыгнул сбоку на упавшего медведя и вонзил клыки в его незащищенное брюхо. Освободившийся от нападавшего волка медведь бросился на помощь к опрокинутому товарищу, но второй волк прыгнул ему на спину и вцепился в загривок. Секунду спустя у одного из медведей было вспорото брюхо, и он бессмысленно сучил лапами, вываливая в дорожную пыль осклизлые внутренности, а второй пытался отбиться от нападавшего на него волка, в то время как второй серый хищник рвал его загривок! Через пару минут все было кончено… Оба волка, обнюхав поверженных медведей и убедившись, что те не дышат, медленно двинулись к беззащитному каравану.

Четверо извергов с пилами, пытавшиеся освободить перегороженную дорогу, сделали почти половину дела, но в этот момент десяток рысей атаковали голову каравана.

Когда первая серовато-бурая кошка спрыгнула с ветки стоявшего у дороги дерева на крышу переднего фургона, толстая извергиня, сидевшая на месте возницы второго фургона, завизжала, как свинья, почуявшая у своего горла нож. Оба помощника Лиса Марти, повернувшиеся к Миру волками, вместо того чтобы вступить в бой с появившимся противником, не сговариваясь, перемахнули через поваленные деревья и бросились вдоль дороги наутек. Рысь не стала преследовать удирающих многоликих, а принялась методично уничтожать заметавшихся между фургонами извергов. Через минуту к ней присоединились еще пятеро, после чего в голове каравана развернулась самая настоящая бойня! Продраться сквозь колючие заросли, обступившие дорогу, извергам не удавалось, а на то, чтобы прорубить в них достаточно широкий лаз, не было времени. Извергов убивали, ломая им шейные позвонки или перегрызая шею, молодых извергинь оглушали ударами лап, стараясь не причинить особого вреда. Вся шестерка действовала настолько слаженно, что не оставалось сомнений — эти многоликие воюют вместе не первый год.

А высоко в небе, прямо над местом бойни, кружила огромная птица, невиданная в этих местах, — ивач следил за окружающим пространством, чтобы никто не мог неожиданно подойти к лесному массиву, в котором вершилась расправа над беззащитным караваном.

Когда все было закончено, нападавшие рыси повернулись к Миру человеческой гранью. Они согнали оставленных в живых извергинь в центр каравана и там привели их в чувство. Один из мужчин, по всей видимости, вожак полевой стаи, подошел к онемевшим от ужаса женщинам и с усмешкой проговорил:

— Ну что, девочки, поработаем за… жизнь и свободу?!

Схватив совсем молоденькую девчонку за руку, дернул ее к себе:

— Пошли, милашка! — И, повернувшись к окружавшим извергинь многоликим, добавил: — Разбирай, ребята, кому какая нравится!

Извергини не плакали, не кричали и не… сопротивлялись, они знали свою участь и догадывались, чем все кончится!

Двое волков, помощников Лиса Марти, полтора часа добирались до ближайшего городка вепрей. Высланная бургомистром города подмога — двенадцать вепрей — обнаружила на лесной дороге обломки разбитых и разграбленных повозок, трупы извергов и извергинь. Установили, что спаслось в этой бойне всего трое — двое помощников проводника и один многоликий из числа обменщиков. Он в самом начале бойни перекинулся вороном и улетел лесом, не замеченный нападавшими. Сообщение об этой трагедии немедленно понеслось в столицу, в нем было сказано, что караван разграбили… соседи-рыси!

За три дня до окончания срока ультиматума посольства восточных волков вожак западных вепрей вызвал к себе своего главного советника. На этот раз Вард явился в личный кабинет Рогволда. Вожак сидел в кресле у камина и, глубоко задумавшись, смотрел на огонь. Подняв глаза на вошедшего советника, вожак молча указал ему на второе кресло, стоявшее у огня, и, дождавшись, когда Вард усядется, произнес каким-то усталым, истерзанным голосом:

— На западной и северной границах разграблены два каравана… Убили восемь человек и более ста пятидесяти извергов…

Вожак замолчал, и поэтому Вард позволил себе задать вопрос:

— Кто нападал, известно?

— Да… Из двух караванов спастись удалось пятерым, они говорят, нападали рыси и… вепри.

— Рыси и вепри… — медленно повторил Вард. — И никаких… сомнений?.. Они твердо уверены, что нападавшие повернулись к Миру родовыми гранями?..

— У них сомнений нет, — все тем же безжизненным голосом ответил Рогволд. — Но у меня тоже нет сомнений — нападали восточные волки. Просто они… великолепные бойцы и отлично владеют всеми гранями!

— Значит, не нужно было с ними связываться! — на секунду потеряв над собой контроль, воскликнул Вард. — Надо отдать им этого… Ёкуля!

— Как отдать?! — с прорвавшейся тоской ответил Рогволд. — Отдать этого… изверга сейчас значит признать, что он был у меня, дать им повод обвинить меня во лжи, в нарушении закона и обычая!

С минуту в комнате стояла тишина, а затем снова заговорил Вард:

— Я ведь все еще твой советник, Рогволд, так позволь дать тебе совет…

— Именно за этим я тебя и позвал, — усмехнулся в ответ вожак стаи.

— Объяви послам, что наши поиски увенчались успехом, что Ёкуль найден и через, скажем, два дня будет доставлен в Рожон…

Рогволд наконец-то поднял голову и взглянул на Варда проясневшими глазами.

— Только надо вывезти изверга из замка, а затем снова, уже открыто, ввезти, — закончил он мысль своего советника.

Вард улыбнулся:

— Вот именно!..

Вечером того же дня Ратмир получил новое сообщение из Рожона. Вард докладывал, что вожак стаи западных вепрей решил отдать пленника послам стаи восточных волков, но, желая сохранить лицо, он объявит, что захватили беглеца только что на южной границе владений стаи, и он представит его для опознания через двое суток!

Следующей ночью Ратмир и несколько стражников Высшего совета, перекинувшись орлами, вылетели в Рожон.

Глава 7

Два дня спустя послам стаи восточных волков объявили, что Ёкуль из Норникса схвачен на южной границе владений стаи западных вепрей и в ближайшее время будет доставлен в столицу, в княжеский замок. Вечером того же дня Скал и Вогнар видели, как в замок через малую башню въехали три всадника, причем средний из них был закутан с ног до головы в темный плащ. А наутро последовало приглашение явиться в малую трапезную для опознания разыскиваемого изверга. Вогнар и Скал, прихватив с собой двух извергов, также хорошо знавших Вотшу, отправились в указанное место, однако в малой трапезной они нашли только Рогволда, его главного советника Варда и еще трех вепрей из числа лучших воинов стаи. Вожак пригласил послов присесть, долго молчал, а затем заговорил, причем речь его была довольно сбивчивой:

— Мы поймали изверга, называющего себя Ёкулем из Норникса… Не знаю, тот ли это изверг, которого вы разыскиваете, но мы выполнили свое обещание, уложившись в оговоренный срок, и теперь, я надеюсь, прекратятся набеги на наши деревни и грабежи караванов на нашей земле! В противном случае, мы… мы должны будем, и мы сможем… мы дадим отпор!.. Да!

Вожак вдруг замолчал, встал со своего места, быстро прошел по трапезной взад-вперед, снова уселся и приказал:

— Введите пойманного изверга!

Открылась небольшая, малоприметная дверь в дальнем углу трапезной, и через порог переступили двое вооруженных мечами вепрей, следом за ними в покой вошел высокий худой юноша, одетый в простую, но добротную одежду, с узким невыразительным лицом и копной светлых волос на голове. Руки его были скручены за спиной, но, казалось, это не доставляет пленнику никаких неудобств. Следом за ним вошли еще двое вооруженных вепрей, и, следуя в середине этого своеобразного каре, изверг прошел на середину трапезной. Здесь вся пятерка остановилась, а вожак, чуть кашлянув, проговорил:

— Смотрите… волки, это тот, кто вам нужен?!

Скал медленно поднялся со своего места и, бесшумно ступая, пошел в сторону изверга. Однако, когда он оказался от пленника метрах в трех, один из стоявших впереди вепрей негромко проговорил:

— Ближе не подходи! Опасно!

«Интересно… — с усмешкой подумал волк. — Какую опасность может представлять для меня изверг, у которого к тому же связаны руки?!»

И все-таки спорить он не стал, а, остановившись, принялся внимательно рассматривать белобрысого изверга. Впрочем, он сразу же почувствовал, что это не Вотша, хотя некоторое сходство все-таки было! В общем-то, смотреть дальше не имело смысла, но вот только… Скал вдруг понял, что облик молодого изверга мало сказать — странен, он попросту… невозможен! Во-первых, изверг стоял совершенно неподвижно, словно был не живым существом, а вылепленной из цветного воска статуей. Так стоять было немыслимо, тем более со связанными руками! Во-вторых, изверга совершенно не трогало ни то, что он был под конвоем, ни то, что его пристально рассматривают, его вроде бы совершенно не интересовала собственная судьба!.. А широко открытые светло-серые глаза пленника смотрели прямо перед собой, без смысла, без малейшего движения зрачков, и это тоже было невозможно. Скалу вдруг захотелось ударить этого странного изверга по зубам, чтобы убедиться, что у него пойдет кровь и он будет кричать и дергаться!

— Тебе не кажется, что он какой-то не такой?.. — раздался рядом с ним спокойный шепот Вогнара.

— По-моему, это не Вотша, — таким же спокойным негромким шепотом ответил Скал. — Хотя, безусловно, похож. И он действительно странен!..

Вогнар повернулся к вожаку стаи западных вепрей и громко спросил:

— И что, этот… истукан владеет северным стихосложением?!

— Спросите его сами! — предложил Рогволд.

Вогнар снова повернулся к пленнику и задал вопрос, четко выговаривая слова:

— Как тебя зовут, изверг?

— Меня зовут Ёкуль из Норникса, — ответил изверг, оставаясь все в той же неподвижности. — Я — сказитель…

Казалось, даже губы его не шевелятся, произнося слова, хотя это было не так.

— И ты можешь прочесть нам хотя бы одну вису? — спросил Вогнар, и в его вопросе содержалось большое сомнение.

Несколько секунд изверг молчал, а затем без всякого выражения, как некий, сработанный в кузнице замысловатый механизм, он прочитал:

Скал и Вогнар переглянулись, после чего Скал негромко поинтересовался:

— Это — стихи?..

— Безусловно!.. — ответил Вогнар. — Самое настоящее северное стихосложение!

— Так он… сказитель? — потребовал уточнения Скал.

Вогнар немного подумал, а затем с некоей неуверенностью проговорил:

— Я бы сказал — да, если бы не одно обстоятельство…

— Какое?! — мгновенно насторожился Скал.

— Сказители читают… экспрессивно, с огромной энергией, с нажимом. А этот!.. Он не читает, от просто произносит слова и, по-моему, не понимает, что именно он произносит!

— Точно! — негромко, но с неподдельной яростью проговорил Скал. — Просто бормочет, не понимая что! Похоже, нам подсовывают… подделку!

— Но мы не сможем доказать, что это подделка, — осадил товарища книжник. — Нам скажут, что у него просто такая манера чтения.

— Что же делать? — тревожно спросил Скал.

— Не знаю… — задумчиво ответил Вогнар и повторил: — Пока не знаю.

— Так что?! — прокатился по трапезной громкий, набравший уверенности голос вожака. — Вы узнали в этом парне своего изверга?!

Скал и Вогнар снова переглянулись, а затем Вогнар посмотрел на вожака и медленно проговорил:

— Нет… Это не тот, кого мы ищем.

— Значит, мы можем забрать этого изверга себе, и стая восточных волков не будет иметь к нам претензий?! — с явным облегчением воскликнул Рогволд.

И вдруг по трапезной прокатился другой, глубокий, вибрирующий от непонятного напряжения голос:

— Не надо спешить, вожак стаи западных вепрей! Я тоже хочу посмотреть, что за изверга изловили твои люди!

Все, кто находился в комнате, повернулись на звук этого голоса и увидели, что в дверях стоит трижды посвященный служитель Мира Ратмир, а позади него виднелись несколько человек в форме стражников Совета. Было непонятно, каким образом он оказался в этом, тщательно охраняемом помещении, почему никто не доложил о его прибытии, почему, в конце концов, никто просто не заметил, как он вошел сюда?

Рогволд откинулся на спинку кресла, рот его приоткрылся от изумления, а широко раскрытые глаза смотрели на трижды посвященного так, словно он узрел посланника самой Матери всего сущего, явившегося за его жизнью. Стоявшие вокруг своего вожака вепри были изумлены не меньше самого Рогволда, и только Вард встал со своего места и склонился в вежливом поклоне, спрятав таким образом выражение лица.

Ратмир неторопливо приблизился к извергу и также, оказавшись рядом с ним, услышал предупреждение стражника, сказанное, правда, не слишком уверенным тоном:

— Осторожно, трижды посвященный, он может быть опасен!

Ратмир, удивленно приподняв бровь, взглянул на вепря и… проигнорировал предупреждение. Остановившись на расстоянии вытянутой руки от связанного пленника, он внимательно посмотрел ему в глаза. Лицо изверга осталось все таким же безразлично-неподвижным, глаза его были пусты. Он явно не понимал, кто стоит перед ним. Ратмир медленно поднял руку, и его ладонь с растопыренными пальцами оказалась в нескольких сантиметрах от лица изверга. На безымянном пальце левой руки зеленым огнем пылал камень, вставленный в тонкий золотой обруч. Казалось, что трижды посвященный волхв готов одним движением пальцев смять это неподвижное, ничего не выражающее лицо, сдернуть его, словно нарисованную маску, и тем самым обнажить настоящий облик изверга!

Однако он не сделал этого. Постояв так с минуту, он опустил руку, повернулся к вожаку и спросил так, что голос его набатом раскатился по покою:

— Скажи, Рогволд, где ты взял этот труп и каким образом заставил его двигаться и говорить?!

— Труп?! — воскликнул Скал.

Ратмир посмотрел на старого вояку и кивнул:

— Именно труп, Скал! Я понимаю, что это не могло прийти тебе в голову, хотя и ты наверняка заметил некоторые… странности.

Он снова повернулся к Рогволду:

— Ну, так что ты можешь сказать, Рогволд?!

Вожак стаи западных Вепрей долго не мог произнести ни слова, потом в нем словно что-то надломилось. Он встал, потом снова опустился в кресло и наконец выдавил:

— Это… не я…

— Что — не я?! — жестко переспросил Ратмир.

— Это не я… взял… труп… Я даже не знал, что он — труп…

Вожак замолчал, но Ратмир все тем же жестким тоном приказал:

— Говори все, Рогволд!

— Я… — начал было вожак и тут же снова замолчал, словно спохватившись, что начал неправильно. — Этого изверга поймали давно… еще когда ты гостил в моем замке… — Он бросил в сторону Ратмира быстрый взгляд и торопливо добавил: — Но привезли сюда после того, как ты уже уехал. Всех извергов такого рода… ну… беглых или шатающихся без дела, я отдаю… одному друиду, он испытывает снадобье… эликсир. Он его сам изобрел и вот теперь…

И тут Ратмир перебил его:

— Мне надоела твоя полуправда, вожак. Распорядись привести сюда этого друида, я хочу говорить с ним!

Вот тут Рогволд по-настоящему испугался. Лицо его стало белым, он вжался в кресло, поджал ноги и быстро замотал головой. Стоявшие вокруг вожака вепри, не сводя с него глаз, отпрянули в разные стороны, словно вдруг поняли, что здесь свершилось какое-то страшное преступление. Зато Ратмир шагнул в сторону задрожавшего Рогволда и приказал:

— Привести сюда друида, который находится в подземелье замка!!!

Рогволд как-то сразу обмяк в кресле, повернулся к одному из окружавших его вепрей и вяло кивнул:

— Приведи его…

Вепрь бегом бросился из трапезной, а Ратмир мысленно обратился к волкам:

«Теперь внимание! Рогволд сейчас может решиться на самый отчаянный шаг! У нас есть среди вепрей союзник, но вы будьте начеку и в случае чего действуйте решительно!»

Однако ждать пришлось долго. Послы отошли от лже-Ёкуля к сопровождавшим их извергам и внимательно следили за обстановкой в трапезной. Ратмир задумчиво прохаживался по покою, изредка вскидывая глаза на стоявшего неподвижно мертвеца и кивая собственным мыслям. Вепри, немного пришедшие в себя, еще больше отдалились от кресла, в котором с обреченным видом сидел вожак стаи, и только Вард продолжал стоять рядом с креслом, то ли демонстрируя свою верность Рогволду, то ли сторожа его. Мертвец продолжал стоять совершенно неподвижно, зато четыре охранявших его дружинника переминались с ноги на ногу, явно не зная, что им делать.

Наконец дверь трапезной распахнулась, в комнату, чуть запыхавшись, вошел вепрь, посланный за волхвом, и, бросив быстрый взгляд на вожака, обратился к Ратмиру:

— Ведут, трижды посвященный!

Взгляды всех присутствующих обратились к дверям, но сначала вошел стражник, похоже, полуизверг. Остановившись на секунду на пороге, он мгновенно сориентировался и обратился к одетому в белую хламиду Ратмиру:

— Мы доставили друида, трижды посвященный!

— Ну, так вводите! — усмехнулся Ратмир.

Стражник оглянулся через плечо и, приказав: «Входи!» — сам шагнул в трапезную. Следом за ним в дверном проеме появилась высокая худая фигура, закутанная в темную хламиду с надвинутым на лицо капюшоном. Фигура медленно проследовала в середину трапезной и остановилась рядом с мертвецом.

С минуту в комнате висела напряженная тишина, а затем трижды посвященный негромко спросил:

— Судя по одежде, ты посвященный. Откуда ты, как тебя зовут?!

Однако ответа не последовало. Тонкие бескровные губы под крючковатым носом оставались неподвижными, а глаза, затененные капюшоном, буквально впились в Ратмира. Наконец губы друида раскрылись, и по комнате прокатился хрипловатый от едва сдерживаемой ярости голос:

— Меня зовут Темный Харт! Ты не узнаешь меня, Ратмир из стаи восточных волков?!

Трижды посвященный не ответил на вопрос, хотя продолжал пристально разглядывать закутанную в темное фигуру.

Правая рука в темном рукаве медленно поднялась и стянула капюшон с головы. Все увидели на высоком, с большими залысинами лбу багровый знак, просвечивающий сквозь кожу!

— А теперь?! — спросил волхв.

Трижды посвященный понимающе усмехнулся:

— Да, мы знакомы, изгой Извар, рожденный в стае восточных рысей! Ты снова нарушил закон и обычай и снова будешь наказан!

— Но сначала будешь наказан ты!!! — прохрипел в ответ изгой и, выбросив вперед руку с перстом, указывающим на Ратмира, отдал приказ: — Кадавр, убей его!!!

При слове «кадавр» мертвец вздрогнул и повернул голову в сторону изгоя, а услышав приказ, перевел взгляд на Ратмира. Руки мертвеца напряглись, и в следующее мгновение веревки, стягивающие их, лопнули. Мертвец протянул вперед свои опухшие, ободранные руки и, медленно переставляя ноги, двинулся в сторону Ратмира.

Секунду трижды посвященный, прищурив глаза, рассматривал приближающегося к нему мертвеца, а затем сделал странное движение — шлепнул рука об руку, словно стряхивая нечто правой ладонью с левой! И в самом деле, с левой ладони упала какая-то едва заметная темная крошка, но, не долетев до пола, она вдруг вспыхнула ярким белым пламенем и, виляя из стороны в сторону, метнулась к мертвецу. В следующее мгновение высокая худая фигура с протянутыми вперед руками вспыхнула жарким белым пламенем, в котором мгновенно исчезла одежда мертвеца и его светлые волосы! Но сам мертвец продолжал медленно идти вперед, и его обугливающиеся пальцы вдруг начали быстро шевелиться, словно нащупывая в воздухе что-то материальное!

Но Ратмир уже не смотрел на это мертвое, пылающее, но продолжающее двигаться чудовище, все его внимание было обращено на темную фигуру изгоя. А тот замер, как изваяние, в странной позе — вытянув вперед обе руки, словно толкая ими своего кадавра в спину, заставляя его, несмотря ни на что, выполнить приказ!

Взоры всех присутствующих были прикованы к пылающему мертвому телу, поэтому никто не заметил, что губы Ратмира двигаются, а за треском сгорающей мертвой плоти не было слышно ни одного слова из произносимых им. Хотя, даже если бы эти слова были слышны, их никто не понял бы: они были предназначены для слуха только одного человека — изгоя, бросившего мертвеца против трижды посвященного… А уши Извара слышали каждый звук, срывавшийся с губ княжича-волка! Он пытался противиться этим странным звукам, он уже поставил блок и не должен был слышать вообще ничего, но произносимые его противником слова просачивались сквозь кожу, они зримо вставали перед его глазами, застилая все вокруг, они вязали ему руки, сковывали ноги, мутили разум!.. И наконец изгой покачнулся, руки его бессильно упали вдоль тела, голова поникла, а затем вся его фигура вдруг словно переломилась и рухнула на пол!

В то же мгновение мертвец на секунду остановился, потом начал медленно кружиться на месте, как будто потеряв направление движения, а затем упал навзничь, превратившись в огромную черную густо чадящую головешку, по которой пробегали быстрые синеватые язычки пламени.

Ратмир устало расправил плечи и повернулся к застывшему в кресле Рогволду:

— Вожак стаи западных вепрей, я, трижды посвященный Миру, член Совета посвященных, обвиняю тебя в нарушении приговора Высшего совета, в противоправных контактах с изгоем, в проведении незаконных научных экспериментов, опасных для Мира, в незаконном захвате извергов, принадлежащих другим стаям, и прочих незаконных действиях! Ты должен будешь предстать перед Советом посвященных и дать ответ за свои деяния. Завтра же ты отправишься под охраной моих людей в университет!

Повернувшись к главному советнику вожака, Ратмир, не меняя тона, проговорил:

— Вард, главный советник бывшего вожака стаи западных вепрей, сейчас ты дашь мне провожатых, и я осмотрю подземелья княжеского замка города Рожона, ибо там творились противозаконные действия! Затем я вернусь сюда, и мы обсудим дальнейшие твои действия.

Вард коротко поклонился и повернулся к вепрям, стоявшим позади княжеского кресла.

— Готлиб, ты лучше других знаешь подземелье замка, проводи трижды посвященного служителя Мира и покажи ему все, что он потребует!

Тот же самый вепрь, что ходил за Темным Хартом, отделился от общей группы и осторожно, даже как-то крадучись, приблизился к трижды посвященному. Склонившись в поясном поклоне, он проговорил:

— Прошу следовать за мной, господин.

«Господин? — удивился про себя Ратмир и тут же догадался: — Полуизверг».

— Одну минуту… Готлиб, — остановил он готового двинуться из комнаты полуизверга. Подойдя к лежащему на полу Извару, он долго стоял над ним, не то просто рассматривая поверженного врага, не то решая, что с ним делать, а затем простер над неподвижным телом руку и вполголоса проговорил одно-единственное слово. Секунду ничего не происходило, а затем Темный Харт пошевелился, перекатился на бок и медленно поднялся на ноги!

Ратмир повернулся к Скалу и Вогнару:

— Ваша миссия здесь закончена. Сейчас вы пойдете со мной!

Волки кивнули, а трижды посвященный, указывая рукой на входную дверь, обратился к полуизвергу:

— Прошу, Готлиб.

— Нет, господин, — ответил тот с полупоклоном, — здесь будет ближе.

И указал на маленькую, неприметную дверь в дальнем углу трапезной, через которую вошел мертвец со своим конвоем.

За дверью оказалась узкая каменная лестница без перил, винтом уходящая вниз. Первым по ней спускался полуизверг Готлиб, за ним с закрытыми глазами шаткой, неровной походкой следовал Темный Харт, дальше, ступая осторожно и бесшумно, спускался Скал. Два изверга, сопровождавшие послов стаи восточных волков, шли за дружинником, за ними спускался Вогнар, внимательно оглядывая голые стены выложенной камнем трубы, в которой вилась лестница, замыкал процессию Ратмир. Своих дружинников он оставил в трапезной, они взяли под стражу бывшего вожака стаи западных вепрей.

Первые десять-двенадцать метров спуска были освещены небольшими узкими окнами, прорезанными в толще стены, а затем Готлиб зажег короткий факел, взятый из металлической корзины, стоявшей в стенной нише. С факелом они спустились еще метров на десять. По пути они миновали четыре небольшие дверцы, расположенные одна под другой, и наконец оказались на каменном полу темного тоннеля. Сопровождавший их полуизверг остановился, поднял факел и, обращаясь к Ратмиру, принялся объяснять расположение помещений в подвале:

— Это, господин, центральный тоннель подземелья. Справа от него находятся винные погреба, склады, в которых хранится продовольствие и рухлядь, здесь часто бывает прислуга замка… Слева располагается тайная, как мы ее называем, область подземелья — застенки для особо опасных узников, пыталища… Там же была и… — он слегка запнулся, словно подбирая подходящее слово, — резиденция Темного Харта.

— Ну что ж, — отозвался трижды посвященный, — тогда мы начнем с левой половины, Готлиб.

Полуизверг кивнул и двинулся по коридору в глубь подземелья, а Ратмир, последовав за ним, тут же задал новый вопрос:

— Есть другие выходы из этого подземелья?

— Да, господин, — ответил Готлиб, поднимая свой факел повыше. — На противоположном конце этого коридора имеется лестница, ведущая в крыло прислуги и на кухню. Но оттуда попасть в левую часть подземелья очень сложно. Собственно говоря, имеется только один такой путь, но его практически никто не знает!

— А ты? — чуть насмешливо поинтересовался Ратмир.

— А я знаю… Я, вообще, лучше всех в этом замке знаю его подземелье… Кроме Темного Харта, — чуть подумав, добавил Готлиб. — Есть еще один выход, — продолжил свои объяснения полуизверг, — совсем недалеко от резиденции Темного Харта, и ведет он, по-моему, прямо в кабинет князя.

— По-твоему? — переспросил его Ратмир. — Так ты не уверен?!

— Не уверен, — подтвердил Готлиб. — Я сам ни разу этим выходом не пользовался, но Харт однажды появился в кабинете вожака, не пройдя через приемную, а я как раз находился там.

— Значит, Рогволд имел возможность напрямую общаться с Изваром и делать это тайно?! — не спросил, а, скорее, констатировал Ратмир.

— Я уверен, что такое общение имело место, — поддакнул полуизверг.

В этот момент они вышли к перекрестку. От главного коридора, облицованного шлифованным темно-серым гранитом, направо и налево уходили тоннели меньшего размера, их стены были выложены плохо обработанными плитками грязно-желтого известняка со следами бурых потеков. Правый тоннель был освещен редкими масляными светильниками, позволявшими, впрочем, передвигаться по нему достаточно уверенно, левый тоннель был забран прочной решеткой, вмурованной в потолок и пол, и за этой решеткой царила кромешная тьма.

Полуизверг аккуратно вставил свой факел в кронштейн, укрепленный на стене главного тоннеля, а затем подошел к решетке и, встав на цыпочки, ударил ладонью по замковому камню свода. Решетка дрогнула и медленно, с противным скрипом пошла вверх. Через несколько секунд малый тоннель открылся настолько, что полуизверг, а за ним и Ратмир со своими спутниками могли свободно войти в него. Правда, полуизверг почему-то не взял с собой факел, а потому один из извергов, сопровождавших волков, прежде чем войти в тоннель, выдернул факел из кронштейна и поднял его над головой. Однако не прошел он и десятка шагов, как пламя, плясавшее в его руке, пыхнуло в потолок черным дымом, затрещало и погасло.

Трижды посвященному волхву, сопровождающему его полуизвергу да и обоим волкам окутавшая их темнота совершенно не мешала, но вот оба изверга оказались в довольно трудном положении. Кроме того, под ногами у них захлюпала вода, да и стены, которых касались раскинутые в стороны руки извергов, стали сырыми, а скрежет за их спинами показал, что решетка, перегораживавшая тоннель, по которому они шли, опустилась на место.

Впрочем, в темноте они продвигались недолго, через пару десятков шагов впереди вдруг забрезжил неяркий свет, словно кто-то невидимый включил странный светильник, бросающий причудливые отблески на бурые стены тоннеля. Вепрь-полуизверг, едва только этот свет проклюнулся в окружающей их кромешной тьме, поднял руку и заслонился от него. Ратмир внимательно посмотрел на полуизверга, но ничего не спросил. Они продолжили свой путь, и шагов через десять Вогнар, шагавший позади Ратмира, словно что-то почувствовав, тоже поднял руку и заслонился от ставшего уже довольно ярким свечения. Второй рукой дернул за рукав шагавшего рядом с ним Скала, однако тот не обратил внимания на этот знак, его широко открытые, остановившиеся глаза были прикованы к странному, разлитому по стене свету. Когда до белого, переливающегося пятна, словно бы проступающего сквозь камень и испускающего яркое, переливчатое сияние, оставалось не более трех шагов, Вогнар мысленно позвал волхва:

«Княжич, мне не удержать Скала!..»

Ратмир обернулся и увидел, что дружинник его брата, вытянув вперед руку, рвется к святящейся стене, пытаясь дотронуться до нее, а Вогнар, закрываясь одной рукой от этого сияния, второй пытается остановить товарища. Трижды посвященный быстро шагнул назад и положил ладонь на плечо Скала, тот мгновенно обмяк, его глаза прижмурились, затем он тряхнул головой и быстро заслонился от бьющего в глаза света ладонью. И в этот момент мимо дружинника к стене шагнул один из извергов. Ратмир вполне мог остановить и его, но не стал этого делать. Широко раскрытые глаза изверга, казалось, видели нечто настолько чудесное, что не могли оторваться от этого зрелища, а обе вытянутые вперед руки были готовы схватить это «нечто»!

Трижды посвященный волхв внимательно следил за движением изверга, стараясь не пропустить ни малейшего нюанса происходящего. Вот руки ослепленного существа погрузились в самый центр переливчатого сияния и словно растворились в нем, вот подрагивающие пальцы рук сомкнулись, схватив что-то, видимое только самому извергу… Его губы раздвинулись в счастливой улыбке, на лице появилось выражение какого-то неземного блаженства… И в этот момент Ратмир увидел, что кисти рук изверга, сжатые в крепкие кулаки, начали… обугливаться! Темная, чуть поблескивающая и быстро чернеющая корка появилась на запястьях, охватила кулаки и стремительно побежала по предплечьям, испепеляя одежду и превращая человеческую плоть в обугленную головешку. Это было тем более страшно, что все происходило в полной тишине и без какого-либо пламени — изверга пожирал невидимый огонь, и было неясно, можно ли этот огонь потушить.

Впрочем, никто и не собирался его тушить. Вся группа во главе с трижды посвященным волхвом молча наблюдала за гибелью изверга, а тот быстро сгорал со счастливой улыбкой на губах.

«Так вот что ожидало моего слугу!..» — подумал Ратмир, вспомнив, что Хвост пробирался именно этим тоннелем!

Бесформенное, обгорелое тело рухнуло наконец на пол тоннеля, и в то же мгновение из-за спины Скала показалась фигура второго изверга. Его глаза также были широко раскрыты, руки жадно тянулись к белому, переливчатому сиянию… Но на этот раз Ратмир вмешался — его ладони тяжело легли на плечи изверга, и тот, вздрогнув, остановился, а руки его бессильно упали вдоль тела.

Ратмир одним движением развернул изверга спиной к свечению и отвесил ему две звонкие оплеухи. Голова изверга от ударов мотнулась из стороны в сторону, глаза зажмурились, но в следующую секунду открылись, и он, шумно задышав, выдавил из себя:

— Спасибо, господин!..

— Не за что, — небрежно бросил трижды посвященный, и тут боковым зрением он увидел, что Темный Харт стоит за его спиной, глаза изгоя открыты, а по губам блуждает довольная улыбка.

«А ведь эту ловушку поставил Извар! — мгновенно догадался Ратмир. — Значит, мы действительно подбираемся к его логову».

Он шагнул к стене, неожиданно для всех выбросил вперед ладонь левой руки с мерцающим на безымянном пальце камнем и погрузил ее в переливающееся сияние. Глаза Темного Харта мгновенно вспыхнули торжеством, но… секунда бежала за секундой, а с левой рукой Ратмира ничего не происходило. Он спокойно шарил ладонью по стене, приговаривая про себя:

— Так-так… Интересно!.. Это каким же образом обеспечивается такая концентрация энергии?.. Вроде бы обычный камень… Ага — органика!

Он обернулся к изгою и с улыбкой спросил:

— Изверг или многоликий?..

Никто из его спутников, кроме Темного Харта, не понял вопроса, а изгой хрипло прорычал:

— Разбирайся сам, друид! Я тебе не помощник!..

Ратмир удовлетворенно кивнул и снова проговорил, будто бы для самого себя:

— Ну… принцип ясен, а детали можно додумать потом. Очень… очень интересно!..

И в этот момент сияние стало стремительно тускнеть, а через пяток секунд превратилось в едва заметное бледно-голубое свечение.

— Значит, все-таки многоликий!.. — с довольной усмешкой проговорил Ратмир, взглянув на изгоя. — Как же ты его умертвил?.. Или раздобыл… готовый труп?..

На этот раз Темный Харт не удостоил трижды посвященного ответом. Он отвернулся к стене, показывая, что не намерен обсуждать свои тайны.

Тогда Ратмир повернулся к вепрю-полуизвергу и с той же усмешкой поинтересовался:

— А что, Готлиб, может быть, ты мне поведаешь — привозили в замок для… Темного Харта мертвое тело?..

И только тут все увидели, насколько изменился полуизверг. Он совершенно утратил ту спокойную уверенность, с которой сопровождал трижды посвященного волхва и давал ему пояснения. Глаза его суматошно перебегали от лица Ратмира к отвернувшемуся Харту и обратно, словно он решал невыносимо сложную задачу. Через секунду полуизверг, быстро облизнув губы, собрался было что-то сказать, но хриплый рык Темного Харта перебил его:

— Не промахнись, Готлиб.

Полуизверг вздрогнул, и его взгляд снова метнулся к отвернувшейся фигуре изгоя. Однако тот не подал ему никакого знака, и Готлиб снова умоляюще взглянул на Ратмира. А тот, ответив полуизвергу насмешливым взглядом, проговорил:

— Я уже знаю, что именно ты был посредником между князем Рогволдом и заклейменным изгоем. Именно так вожак вепрей решил обойти запрет Совета посвященных. Это значит, что ты был посвящен… нет, не во все, но во многие их дела. Так что тебе придется проехаться со мной в университет и… лечь на Стол Истины. Правда, я буду вынужден заглянуть в твое прошлое довольно далеко, но надеюсь, что с твоей личностью ничего не случится.

И волхв улыбнулся так, что полуизвергу сразу стало ясно — его личность изменится кардинально.

— Я все расскажу, — прошептал он побелевшими губами, бросил еще один мгновенный взгляд в сторону молчащего Харта и повторил уже громче: — Я расскажу все, что знаю!

— Так привозили труп?

— Да! — словно бросаясь головой в прорубь, воскликнул полуизверг. — Дней через семь после того, как Темный Харт обосновался в подземелье!

— И много таких ловушек в этой… тайной области подземелья поставлено?

— Шесть! — без задержки выпалил Готлиб.

Ратмир задумчиво кивнул и после минутного молчания приказал:

— Ну что ж, пошли дальше!

Они снова двинулись вперед. Теперь первым шел вепрь, за ним Скал, словно прикрывая полуизверга своим телом, потому что третьим шагал Темный Харт, и шаг его стал прежним — твердым и бесшумным. Сразу за изгоем шагал трижды посвященный, а за ним Вогнар и изверг из стаи восточных волков. Через пару десятков метров, справа, открылся короткий боковой коридор, в конце которого виднелась невысокая дверь, освещенная крошечной масляной лампой.

Полуизверг остановился и, повернувшись, проговорил:

— Здесь начинаются застенки, в которых держат извергов, обработанных Темным Хартом.

— Что значит — обработанных? — спросил Ратмир.

— Он для вожака делал какое-то зелье…

— Не зелье, недоделок, — перебил его Харт. — Не зелье, а эликсир!

Лицо полуизверга перекосилось от брошенной в его адрес презрительной клички, но он покорно поправился:

— Он для вожака делал какой-то эликсир и испытывал его наизвергах. Семеро после этого выжили, вот здесь они теперь и живут.

— Что за эликсир?! — повернулся к изгою трижды посвященный.

Темный Харт криво усмехнулся, но ответил:

— После того как ты меня искалечил, я много работал с извергами и хорошо их изучил. Поэтому вожак Рогволд именно мне поручил найти средство, способное возвратить извергам способность поворачиваться к Миру другими гранями!..

— И как успехи?! — быстро спросил Ратмир.

— Открой дверку и посмотри, — все с той же кривой усмешкой ответил Харт.

Трижды посвященный повернулся и долго рассматривал дверь, а затем медленно проговорил:

— Судя по тому, как содержатся твои подопытные, у тебя, изгой, мало что получилось!

Изгой в ответ только хрипло рассмеялся, но задеть трижды посвященного волхва смехом было трудно.

Он повернулся к вепрю и спросил:

— А где содержался последний из помещенных в подземелье извергов?

— Здесь же… — немедленно откликнулся полуизверг. — В последней камере. Но сейчас там, конечно, уже никого нет!

— А куда же он делся? — поинтересовался Ратмир.

Полуизверг явно растерялся и ответил с запинкой:

— Так ведь… господин, ты же сам его сжег!..

— Это был тот самый изверг, которого привезли в замок последним?!

— Конечно, господин! — кивнул Готлиб.

— А ты знаешь, когда его… убили? — медленно проговорил Ратмир, пристально глядя в глаза полуизверга.

— Ну-у-у… — растерянно протянул тот, пытаясь вспомнить то, о чем спросил трижды посвященный. — Дней пять-шесть назад его отвели к Темному Харту, а когда Харт приказал вернуть его в камеру, он был уже… такой, как вы видели!.. Мертвый!

Ратмир долго смотрел на полукровку-вепря, словно пытаясь понять, насколько тот правдив, а затем перевел взгляд на изгоя. Тот ответил ему прямым торжествующим взглядом.

«Так что же получается… — тревожно подумал Ратмир. — Этот сожженный мною говорящий труп — все, что осталось от Вотши?! Он ведь был совсем не похож на моего извержонка».

И тут же в голове появилась другая, холодная, скептическая мысль:

«А ты разве знаешь, какие изменения произойдут с лицом, с телом, если это тело… лишить жизни, а затем обработать неким неизвестным эликсиром?!»

Трижды посвященный снова повернулся к провожавшему его полуизвергу и спросил:

— Так в этом подземелье не осталось больше извергов, не прошедших через лабораторию Темного Харта?

— Нет, господин! — твердо ответил Готлиб и добавил: — Я могу показать тебе всех узников, но для этого надо взять… — Тут он бросил быстрый взгляд в сторону изгоя, после чего договорил: — …светлячка. Они боятся его света!

— Светлячка? — не понял Ратмир. — Какого светлячка?!

— У Темного Харта такие червяки есть, светлячками называются. — Готлиб снова бросил быстрый взгляд в сторону изгоя. — Они очень сильно светятся. Изверги… те, что по камерам сидят, только этого света и боятся!

Трижды посвященный посмотрел на Извара тяжелым взглядом и медленно проговорил:

— Ну что ж, проводи нас в апартаменты Темного Харта!

Полуизверг молча кивнул и двинулся дальше по тоннелю.

Они миновали еще одиннадцать таких же коротких коридорчиков с дверью в конце каждого, но их проводник больше не останавливался. Наконец полуизверг вышел к врезанной непосредственно в стену тоннеля двери, возле которой стоял стражник. Увидев приближающуюся к нему высокую фигуру в белой хламиде трижды посвященного, стражник вытянулся и затаил дыхание.

— Открывай! — приказал остановившийся возле двери вепрь-полуизверг, но стражник лишь вздрогнул и испуганно посмотрел на безмолвно стоявшего Темного Харта.

— Я кому сказал — открывай! — повысил голос Готлиб.

— Это же не застенок… — брезгливо протянул Темный Харт. — Дверь в эти покои не запирается.

Стражник, расценив, видимо, эти слова изгоя как разрешение, быстро шагнул к двери и распахнул ее.

Первым в покои Харта по знаку Ратмира вошел Вогнар, за ним Ратмир и вепрь. Сам Темный Харт переступил порог, но остановился у самой двери, а рядом с ним встал Скал, внимательно наблюдающий за поведением изгоя. Изверг, сопровождавший волков, остался в тоннеле.

Вогнар, быстро оглядев большую комнату с высоким потолком, слабо освещенную единственным светильником, напоминающим примитивный, хотя и интересно сделанный подсвечник на три свечи, направился к левой стене. Там он принялся, ни к чему не прикасаясь, пристально изучать стоявшие на стеллаже стеклянные сосуды. Ратмир медленно сделал круг по комнате, только раз остановившись на несколько секунд, когда при его приближении затеплился свет в дальнем углу комнаты, извлекая из темноты стоявшее там одинокое кресло. Затем он подошел к расположенному посреди комнаты длинному и узкому столу с каменной столешницей и, посмотрев на хозяина комнаты, произнес:

— Прекрасное место для занятий наукой. Тихо, спокойно, неплохое обеспечение нужными материалами и инструментами… Хотя имеется здесь далеко не все, что нужно для решения поставленной заказчиком задачи.

Тут трижды посвященный резко повернулся к вепрю-полуизвергу:

— У Харта были еще какие-нибудь помещения?! Где он, например, спал?!

— Да, в его распоряжении были еще две комнаты поменьше, расположенные рядом с этой, но я там ни разу не был!

Ратмир кивнул и снова повернулся к изгою:

— А где твои записи, Извар?! Ты проводил научные исследования, значит, вел и необходимые записи. Где они?

Темный Харт криво улыбнулся, но и не подумал отвечать. Тогда Ратмир подошел ближе к изгою и, глядя прямо ему в глаза, сказал:

— Ты ведь понимаешь, что я их все равно найду! Я перерою твою нору, выпотрошу ее до глины, в которой она устроена, но найду их! И разговариваю я с тобой на эту тему только потому, что мне дорого время — где записи, Извар?!

— Не ты первый спрашиваешь меня об этом, трижды посвященный, — все с той же кривой усмешкой отозвался изгой. — Этот недоделок, — кивнул он в сторону полуизверга, — тоже интересовался моими записями, видимо, по распоряжению своего хозяина. Я сказал ему, отвечу и тебе — не для того я работал столько лет, чтобы любой бездельник мог воспользоваться моими трудами, прочитав какие-то там записи! Нет, трижды посвященный, у меня нет стражников, дружинников, подземелий и сокровищниц, чтобы хранить и охранять мои ценности, поэтому я запер их в самое надежное место в этом Мире — вот тут!!! — И он ласково погладил свой лысый шишковатый череп. — Попробуй достать их без моего разрешения с помощью Стола Истины, и ты получишь вместо знаний слюнявого дебила!

Ратмир вернулся к столу, задумчиво прикоснулся к темной каменной столешнице.

— Ну что ж, я готов полюбоваться твоей слюнявой, дебильной рожей, но это будет последнее, что ты изведаешь в жизни. А до этого ты попробуешь много других… развлечений!

Вогнар отошел от стеллажа и, приблизившись к Ратмиру, негромко произнес:

— Никаких записей нет, ни листочка. Из того набора реактивов, что находится на стеллаже, никаких выводов сделать нельзя.

Ратмир выслушал Вогнара и снова медленно пошел вокруг стола. Словно к чему-то прислушиваясь. Он опять остановился на несколько секунд напротив угла, где стояло кресло, а затем все так же неторопливо приблизился к стеллажам и долго стоял, то ли рассматривая стоящие на полках склянки, то ли исследуя стену за стеллажами, облицованную каменными плитками. Все, кто находился в комнате, внимательно следили за трижды посвященным, и поэтому никто не заметил, с каким яростным напряжением наблюдал за ним Темный Харт!

Наконец Ратмир развернулся на каблуках и вернулся к столу. Лицо изгоя мгновенно стало безразличным, и только след улыбки все еще змеился по его губам.

— Странно… — проговорил трижды посвященный. — Такое ощущение, что здесь есть еще кто-то… Словно кто-то наблюдает за нами!..

Он еще раз окинул комнату пристальным взглядом, а затем тряхнул головой:

— Ну, ладно, пойдем посмотрим, что есть в других комнатах.

Чуть дальше по тоннелю действительно обнаружилась еще одна дверь, за которой находился крошечный коридор и две комнаты по разные стороны от него. Одна, поменьше, была спальней, а вторая, достаточно большая, вполне могла служить лабораторией — там, на длинном рабочем столе, были установлены какие-то приборы и лежали инструменты, но все это производило впечатление… неряшливости и поспешности, отсутствовала система, столь необходимая для организации научных исследований.

Вогнар, увидев этот беспорядок, немедленно заявил:

— Трижды посвященный, по-моему, нам подсовывают имитацию!

На что Темный Харт с усмешкой ответил:

— А ты можешь ручаться, что я не развалил лабораторию намеренно?.. Чтобы вы не догадались, в каком направлении я работал.

Волк пожал плечами и промолчал, но, обойдя комнату, он обнаружил за стойкой с примитивным дистиллятором несколько книг, в которые были вложены узкие листки пергамента, исписанные мелким почерком. Одним взмахом руки он освободил часть стола и разложил свои находки. Ратмир, ни к чему не прикасаясь, внимательно осмотрел их и молча кивнул книжнику. Тот позвал следовавшего за ним изверга и приказал ему забрать найденное. Скал, внимательно наблюдавший за изгоем, видел, как исказилось его лицо, когда Вогнар обнаружил книги и записи. Волк насторожился, ожидая от Харта какой-нибудь внезапной выходки, но тот лишь молча смотрел, как трижды посвященный изучает находку, а затем проводил тяжелым взглядом изверга, выходившего из комнаты с книгами.

Больше в покоях изгоя ничего найдено не было. Ратмир вышел в тоннель и несколько минут стоял, о чем-то задумавшись, затем тряхнул головой и скомандовал:

— Возвращаемся!

Проходя мимо полуизверга, стоявшего на страже у дверей лаборатории, трижды посвященный приостановился и, оглядев стражника с ног до головы, приказал:

— С обеих дверей глаз не спускать!

Стражник вытянулся в струнку, словно подтверждая, что понял приказ, но когда волхв двинулся дальше, за его спиной раздался дрожащий голос:

— Господин, меня через два часа должны сменить!

— И сменщику мои слова передашь! — обернувшись, проговорил Ратмир и вдруг остановился.

Постояв несколько секунд в раздумье, трижды посвященный повернулся к полуизвергу:

— Вот что, возьми светлячка, ты, кажется, так называл светящихся червяков? И вместе с Вогнаром осмотри всех оставшихся в подземелье извергов! — И, глянув на Вогнара, добавил: — Двери камер не открывай, достаточно будет посмотреть через оконца. Но близко к оконцам не подходи, сделай так, чтобы узники сами к окну подходили!

— Я, господин, знаю, как это сделать! — подал голос Готлиб.

— Вот и действуй! — приказал Ратмир.

Спустя пятнадцать минут трижды посвященный снова входил в малую трапезную. Там оставались только Вард, задумчиво расхаживающий из угла в угол, бывший вожак стаи, продолжавший сидеть в кресле с окаменевшим лицом и пустыми, мертвыми глазами, двое стороживших его стражников Совета да у входной двери маячил стражник-полуизверг. Увидев Ратмира, Вард остановился около кресла вожака и вопросительно взглянул на волхва. Трижды посвященный заговорил неторопливо, раздумчиво:

— Ситуация в стае сложилась очень сложная, действовать надо решительно, достаточно быстро, но обдуманно. В первую очередь надо избрать нового вожака стаи, и сделать это в ближайшие пять-шесть дней. Иначе… — Он пристально взглянул на Варда. — Совет может установить в стае протекторат! Далее. Извар, или, как вы его называете, Темный Харт, проводил по заданию Рогволда опыты по возвращению извергам многоликости… — Советник изумленно вскинул брови, и Ратмир, заметив его изумление, подтвердил сказанное: — Да-да, именно так. Более того, в подземелье замка остались… результаты его опытов — семеро извергов, подвергшихся воздействию составленного Хартом эликсира. Они, по уверению самого Харта и контактировавшего с ним Готлиба, живы, но, я в этом уверен, представляют угрозу для… да, наверное, для всех, в том числе и для многогранных! — Ратмир помолчал, а потом добавил с нажимом: — Серьезную угрозу. — После чего на несколько секунд замолчал, словно давая Варду возможность оценить его слова, а затем продолжил:

— Я считаю, что разбираться здесь с каждым из них по отдельности и слишком опасно, и… нецелесообразно, кроме того, кто-то из них может вырваться на свободу, а последствия этого даже вообразить невозможно! Поэтому я… — Мгновение он помолчал, словно подбирая слово. — Поэтому я возьму с собой в университет двоих подвергнутых обработке извергов: первого и последнего, а в остальном… Приказываю властью, данной мне Советом, замуровать все входы-выходы в левой… тайной области подземелья замка, причем сделать это необходимо немедленно! Надеюсь, в вашей столице достаточно умелых каменщиков?.. Перед отъездом я сам проверю выполнение этого приказа!

Ратмир снова замолчал на несколько секунд, а затем закончил:

— Во всем остальном я рассчитываю на тебя, Вард, если тебе понадобится помощь Совета в наведении порядка в стае, ты всегда можешь на нее рассчитывать!

— Понял, — кивнул Вард. — Подземелье замуруем сегодня же.

Он бросил взгляд на бывшего вожака стаи и спросил:

— Рогволда ты заберешь с собой… а с этим что будем делать?..

И советник кивнул в сторону стоявшего у стены Харта.

Ратмир посмотрел на высокую худую фигуру, закутанную в темную поношенную хламиду с низко надвинутым капюшоном, из-под которого поблескивали настороженные глаза. Трижды посвященный долго вглядывался в эти глаза, а затем перевел взгляд на Варда и неожиданно… улыбнулся.

— А ничего делать не будем! В конце концов, не он нарушил решение Совета, а ваш князь! Так что пусть идет на все четыре стороны, участь Рогволда послужит примером всем другим… многогранным, и после случившегося с вашим вожаком вряд ли еще кто-нибудь захочет связываться с этим… несчастным!

— Ты меня… отпустишь?! — Хриплый голос Харта был полон изумления. — Ты меня отпустишь вот так… без всякого наказания?!

Ратмир повернулся к нему всем телом.

— А разве ты недостаточно наказан?..

Темная фигура подалась вперед, словно желая сказать нечто резкое, но Ратмир взмахом руки остановил Харта.

— Ты уйдешь из города сегодня же, и мои люди проводят тебя до ворот!

— А ты… не боишься за своих людей? — хрипло поинтересовался Харт.

— Нет, — усмехнулся в ответ Ратмир. — Я поставлю им достаточно мощный блок!

И, повернувшись к Варду, приказал:

— Быстро пригласи сюда людей, сопровождающих трижды посвященного и кастеляна замка!

Стражник исчез за дверями.

Спустя три минуты в трапезную вошли еще трое стражников Совета, но Ратмир повернулся к послам стаи восточных волков:

— Скал, возьми стражников и проводи этого волхва, — он кивнул в сторону Харта, — за городские ворота. При малейшем подозрительном движении или попытке заговорить ты должен будешь зарубить его на месте!

— Понял, трижды посвященный, — ответил Скал, вытягивая меч из ножен. А Ратмир перевел взгляд на своих стражников:

— Следите за его руками и в случае чего… вы знаете, что делать!

Те только молча кивнули.

Ратмир сделал шаг к изгою и спокойно сказал:

— Прощай, Извар, постарайся жить тихо, и, может быть, тебе удастся обрести покой… В противном случае ты будешь уничтожен!..

Темный Харт в ответ только молча сверкнул из-под капюшона глазами и, опустив взгляд, направился к выходу.

Вотша находился в лаборатории Темного Харта в полном одиночестве. Стол с каменной столешницей из тайной лаборатории они с Хартом вынесли, так что свободного места здесь стало много. Сам Харт появлялся в лаборатории редко, только для того, чтобы принести своему не то пленнику, не то гостю какой-нибудь еды и долго не задерживался. Но спустя несколько дней он вдруг вошел с весьма озабоченным видом и с порога заговорил очень возбужденно:

— Слушай, изверг, произошло что-то необычное! Сегодня волкам… тем, что приехали за тобой, должны показать моего… кадавра… Вожак вепрей проглотил сказку о твоем превращении в… ну, ты понимаешь в кого! Поорал, конечно, но проглотил. А сейчас наверх срочно вызывают меня. Я не знаю, в чем там дело, но, возможно, волки каким-то образом раскрыли мой обман. Я решил на всякий случай тебя предупредить — если я не вернусь, тебе придется выбираться отсюда самому!..

Он пристально посмотрел Вотше в глаза, словно желая убедиться, что тот хорошо все понял, а затем, уже немного спокойнее, добавил:

— Я хочу кое-что тебе показать и объяснить!

Подведя Вотшу к выходу, изгой показал ему, как потайная дверь открывается изнутри, а затем присел на корточки и сказал:

— Смотри внимательно!..

Изгой несильно нажал на край одной из каменных плиток, облицовывавших стену коридора, соединявшего тайную лабораторию с лабораторным залом Харта. Плитка развернулась, и на ее обратной стороне оказалось зеркало, в котором отражался тот самый зал, где происходил первый допрос Вотши! Нажимая на края зеркала, Харт объяснил Вотше, каким образом, поворачивая зеркало, можно оглядеть весь этот зал!

Затем он снова вернул каменную плитку на место и, выпрямившись, проговорил, глядя Вотше в глаза:

— Странно, изверг, но я к тебе привязался!.. Ты не такой, как все, ты… В тебе есть какая-то сила! Если мы больше не увидимся, а, скорее всего, так оно и будет, постарайся уйти отсюда. Правда, стража у дверей стоит круглосуточно, но иногда, особенно ночью, эти… полуизверги спят на посту. Я не обращал на это внимания, их охрана мне самому была не нужна, так что у тебя рано или поздно появится шанс!

Он положил руку на плечо Вотши и, как-то сухо выговорив: «Прощай!..» — открыл потайную дверь и вышел.

Вотша немедленно присел на корточки и повернул камень с зеркалом. Изображение Темного Харта, удаляющегося к выходу из зала, он поймал сразу, а у самой двери изгой вдруг повернулся и, словно будучи совершенно уверенным в том, что изверг за ним наблюдает, помахал рукой!

Вотша опустился на пол и, прислонившись к стене коридора, задумался.

Конечно, в замке должен быть кто-то еще, кто знает тайну двери, ведущей в секретную лабораторию Харта, но кто это? Кроме вожака Рогволда, никто не приходил в голову Вотше… А если тайну знает только Рогволд?.. Если тайну знает только Рогволд, в этой лаборатории очень долго никто не появится! Более того, если Темного Харта больше не допустят до работы в лаборатории, ее, скорее всего, вообще закроют!.. Закроют, и тогда ему отсюда уже не выбраться!

Эта жуткая мысль буквально подбросила юношу! Он останется здесь и будет медленно умирать от голода!..

Рука Вотши невольно потянулась к дверному запору, но он усилием воли остановил себя — в тоннеле, перед дверью в лабораторию, наверняка стоит стражник, так что сейчас выходить нельзя. Сейчас… сейчас оставалось только ждать.

Он все еще сидел в коридорчике рядом с потайной дверью, когда за нею вдруг послышались голоса.

— Прекрасное место для занятий наукой!.. Тихо, спокойно, неплохое обеспечение нужными материалами и инструментами… Хотя имеется здесь далеко не все, что нужно для решения поставленной заказчиком задачи, — произнес за дверью голос, показавшийся Вотше знакомым. Он опустил взгляд на все еще повернутое к нему зеркало. Прямо ему в лицо уперся пристальный взгляд Вогнара!!!

Вотша отшатнулся бы, но спина его упиралась в стену. К тому же он быстро сообразил, что Вогнар рассматривает вовсе не его, а стеклянные сосуды, стоящие на стеллажах в лабораторном зале. Изверг осторожно протянул руку и чуть изменил наклон зеркала. Его взгляд прошел над книжником, и он увидел стоящего около длинного стола с каменной столешницей… Ратмира, а почти у самого выхода расположился Темный Харт, рядом с которым Вотша увидел и своего бывшего наставника, Скала. Причем он сразу же понял, что волк сторожит изгоя!

— У Харта были еще какие-нибудь помещения?! Где он, например, спал?! — повернулся Ратмир в сторону. Вотша еще чуть-чуть довернул зеркало, и в поле его зрения попал вепрь, тот самый, который сторожил у двери, когда с ним разговаривал вожак западных вепрей!

— Да, в его распоряжении еще две комнаты поменьше, расположенные рядом с этой, но я там ни разу не был! — ответил этот вепрь и бросил настороженный взгляд в сторону молчавшего Темного Харта.

Ратмир кивнул и повернулся к изгою.

— А где твои записи, Извар?! Ты проводил научные исследования, значит, ты вел и необходимые записи. Где они?

Темный Харт даже не подумал отвечать, он стоял совершенно неподвижно, опустив глаза, и только по его тонким губам змеилась кривая усмешка. Трижды посвященный сделал пару шагов в сторону изгоя и заговорил совсем другим, холодным, даже надменным тоном:

— Ты ведь понимаешь, что я их все равно найду! Я перерою твою нору, выпотрошу ее до глины, в которой она устроена, но найду их! И разговариваю я с тобой на эту тему только потому, что мне дорого время — где записи, Извар?!

Темный Харт поднял глаза и спокойно проговорил, точно таким же, высокомерно-безразличным тоном, какой выбрал для беседы сам Ратмир:

— Не ты первый спрашиваешь меня об этом, трижды посвященный. Этот недоделок… — Харт кивнул в сторону полуизверга, — тоже интересовался моими записями, видимо, по распоряжению своего хозяина. Я сказал ему, отвечу и тебе — не для того я работал столько лет, чтобы любой бездельник мог воспользоваться моими трудами, прочитав какие-то там записи! Нет, трижды посвященный, у меня нет стражников, дружинников, подземелий и сокровищниц, чтобы хранить и охранять мои ценности, поэтому я запер их в самое надежное место в этом Мире — вот тут!!! — И он ласково погладил свой лысый шишковатый череп, на лбу которого пламенело клеймо Совета посвященных. — Попробуй достать их без моего разрешения с помощью Стола Истины, и ты получишь вместо знаний слюнявого дебила!

Ратмир медленно вернулся к столу, задумчиво прикоснулся к темной каменной столешнице и чуть иронично проговорил:

— Ну что ж, я готов полюбоваться твоей слюнявой, дебильной рожей, но это будет последнее, что ты изведаешь в жизни. А до этого ты попробуешь много других… развлечений!

В этот момент в поле зрения Вотши появился Вогнар. Книжник, бесшумно ступая, приблизился к трижды посвященному и негромко сказал:

— Никаких записей нет, ни листочка. Из того набора реактивов, что находится на стеллаже, никаких выводов сделать нельзя.

Ратмир молча кивнул в ответ и медленно, задумчиво наклонив голову, пошел вокруг стола, рассматривая стены, потолок, убранство и нехитрую обстановку лаборатории. Остановившись на несколько секунд напротив осветившегося угла комнаты, в котором стояло большое кресло, он так же медленно подошел к стеллажам и принялся рассматривать стоящую на них стеклянную посуду. У Вотши остановилось дыхание, когда он заглянул в спокойные, пристальные глаза трижды посвященного волхва. Ему казалось, что сейчас этот умный, проницательный многогранный протянет вперед руку, ткнет пальцем ему в лицо и сурово прикажет: «Изверг, выходи из своего убежища!»

Однако вместо этого Ратмир развернулся на каблуках и вернулся к столу. Затем он пробежал длинными пальцами по столешнице и задумчиво проговорил:

— Странно… Такое ощущение, что здесь есть еще кто-то… Словно кто-то наблюдает за нами!..

Еще раз оглядев лабораторию внимательным взглядом, Ратмир вздохнул и с легкой усталостью сказал:

— Ну, ладно, пойдем посмотрим, что есть в других комнатах.

Скал вышел из помещения первым. За ним неторопливо последовал Темный Харт. Через минуту лаборатория опустела, стражник заглянул внутрь, обежал взглядом пространство полутемного зала и прикрыл дверь.

Вотша медленно выпустил из груди воздух, ему вдруг показалось, что все то время, которое многоликие провели в лаборатории Харта, он не дышал!

Несколько минут он сидел совершенно бездумно, привалившись спиной к стене и, ничего не видя и не слыша, просто наслаждался дыханием, а затем поднялся и потянулся к запору двери. Однако рука его остановилась на полпути, он вспомнил, что Ратмир хотел зайти в спальню Харта, а она, судя по всему, располагается где-то неподалеку — значит, многоликие могли в любой момент вернуться! Но и ждать неизвестно чего в крохотном коридоре, соединявшем две лаборатории, у него не было сил.

Вотша вернулся в тайную лабораторию и устроился на импровизированной постели, устроенной им в углу за лабораторным столом. В голове у него все еще звенело от напряжения, так что думать о чем-то конкретном он просто не мог. Странные, стремительные картины проносились перед его прикрытыми глазами — он крался по каким-то ярко освещенным коридорам, бежал по крышам, отыскивая возможность спрыгнуть на землю, лез куда-то вверх по бесконечной, дрожащей под ногами лестнице. Его никто не преследовал, но сердце бухало от непонятного, иррационального ужаса, пот выступал на лбу, и зубы стискивались в непреодолимой судороге…

Очнулся Вотша от того, что лампа, освещавшая лабораторию, вдруг затрещала, словно требуя, чтобы в нее долили масла. Он приподнялся на локте и огляделся — лаборатория казалась наполненной встревоженными, мечущимися тенями — остатками мучивших его видений, но через мгновение он понял, что это метание, эта борьба света с тьмой — следствие нехватки горючего в лампе! Изверг поднялся на ноги, встряхнулся и сильно потер лицо ладонями, прогоняя остатки дурмана, и сразу же насторожился — чувство времени, чрезвычайно развившееся у него за долгие дни, проведенные в подземелье, подсказывало ему, что с момента визита многоликих в лабораторию Харта прошло несколько часов. Вотша посмотрел на догорающую лампу, на бутыль с ламповым маслом и решил подождать с заправкой — судя по всему, Ратмир и сопровождавшие его многоликие покинули подземелье, а значит, пора было подумать о том, как выбраться отсюда и ему самому!

Вотша прошел в коридор, соединявший две лаборатории, и опустился около все еще повернутого зеркала — передняя лаборатория была пуста, ее дверь — закрыта. Вотша осторожно повернул запор потайной двери, и она медленно развернулась. Быстро, но бесшумно изверг пересек переднюю лабораторию и приник ухом к входной двери — за дверью было тихо. Несколько минут Вотша стоял неподвижно, он не раздумывал и не вырабатывал какой-то план действий, он просто не решался толкнуть дверь — за ней должен был находиться стражник, и он мог бодрствовать! Но тишина и собственная неподвижность несколько успокоили юношу, и он решился. Под осторожным нажимом дверь без скрипа приоткрылась… в тоннеле, по которому его водили несколько раз, царила темнота!

И тишина!!!

Только где-то, совсем далеко, можно было различить чьи-то голоса…

Вотша шагнул в эту темноту, прикрыл за собой дверь, отрезая даже тот слабый свет, что падал в тоннель из лаборатории, и пару минут стоял, ожидая, когда глаза привыкнут к мраку, а затем медленно двинулся по тоннелю в ту сторону, где находилась комната, в которой его держали.

Он шел очень медленно, расставив руки в стороны и порой проводя правой рукой перед собой. Как оказалось, делал он это не напрасно — шагов через двадцать протянутой вперед рукой он коснулся шершавого камня стены, стоящей поперек его пути! Вотша растерялся, но тут же сообразил, что он, видимо, вышел в другой тоннель, пересекающий тот, по которому следовал до сих пор. Изверг остановился и попробовал оглядеться. К своему удивлению и радости, справа он заметил светлое пятно.

Теперь, имея такой ориентир, он смог двигаться гораздо быстрее. Уже через три-четыре минуты Вотша понял, что перед ним конец тоннеля… вот только был он довольно странным — пятно света располагалось у потолка и было не слишком велико! А спустя еще минуту он расслышал разговор.

Вотша, стараясь двигаться совершенно бесшумно, приблизился к выходу и понял, что снизу, на высоту чуть больше метра, он заложен каменной кладкой, и работа эта продолжается. Не доходя до выхода нескольких метров и оставаясь в тени, юноша прислушался — по ту сторону возводимой стены, за углом, разговаривали двое:

— …говорил, что одному здесь работы на полдня… вернее, на полночи! Староста мне обещал помощника и не прислал, так что нечего на меня орать и что-то требовать?! — чуть гундосо бубнил низкий хриповатый баритон.

— Будет тебе, Мухель, помощник, будет! Но работу надо закончить через пару часов, не позже! Сам трижды посвященный будет проверять, как заложены входы, — требовательно повизгивал срывающийся на фальцет тенор.

— Да пусть проверяет! — Баритон старался казаться уверенно-безразличным, но в нем, помимо воли говорившего, просквозил страх. — Это виданное ли дело, произвести такой объем кладки за шесть часов?! Притом бегать за известью и водой во двор! Я и трижды посвященному скажу — сам поди побегай, тогда требуй!

— Ну, камень-то тебе подвезли, — словно оправдываясь, возразил тенор.

— Ага! Еще не хватало, чтоб я и камень на себе со двора таскал!!! — хрипло рыкнув, возмутился баритон. — Вот бы я тогда вам наработал!

— Ладно, работай… Я сейчас кого-нибудь подошлю тебе. Только ты уж постарайся закончить к сроку.

— Помощник будет — закончу! — уверенно буркнул баритон и тут же добавил: — Только помощник нужен поздоровее, а то пришлешь какого-нито хлюпика, он еще под бадьей загнется. А мне за все отвечать!

— Поищу поздоровее, — постарался успокоить тенор.

Послышались удаляющиеся шаги, и тут же снова прозвучал баритон:

— Эй, старшой, погоди, я с тобой пойду, мне воды принесть надо!

Двое говоривших удалились. Вотша, немного подождав, бросился к пока еще невысокой стене, быстро перелез через нее и огляделся.

Он оказался в очень широком тоннеле — видимо, это был основной коридор подземелья, от которого в разные стороны ответвлялись более мелкие тоннели. Вправо и влево этот тоннель уходил так далеко, что концов его видно не было, но он был освещен редкими факелами, укрепленными на стене. Возводимая перегородка была толщиной около метра, стыка между облицованной камнем стеной главного тоннеля и этой перегородкой не было, и только некоторое отличие в цвете камня позволяло определить, что в этом месте был какой-то проход. Справа от возводимой стены, почти полностью перегораживая тоннель, громоздилась куча отесанного камня и лежало огромное деревянное корыто с известковым раствором, рядом с которым стояли два больших деревянных ведра и лежали какие-то инструменты.

Вотша пошел было влево, вслед за каменщиками, но остановился, сообразив, что при выходе из подземелья может наткнуться на охрану. И тут ему в голову пришла мысль, показавшаяся правильной. Он вернулся назад и, усевшись на один из камней, приготовленных для перегородки, принялся ждать.

Спустя минут десять послышались шаги, а затем появился здоровенный изверг с двумя огромными деревянными ведрами, в которых плескалась вода. Вотша вскочил на ноги и бросился навстречу великану. Тот, увидев, что к нему кто-то бежит, поставил ведра на пол и, прищурившись, ждал приближения Вотши. А тот, подбежав, поклонился и быстро проговорил:

— Дядюшка Мухель, меня к тебе староста прислал… на помощь!

Каменщик пристально оглядел юношу и ответил уже слышанным Вотшей хриплым баритоном:

— Для кого — дядюшка, а для тебя — мастер Мухель!

Затем, еще раз оглядев Вотшу, спросил:

— А зовут-то тебя как, молодой?

— Бамбарак… — быстро переделал свое прежнее вымышленное имя Вотша.

— Чтой-то я тебя не знаю… — с неожиданным подозрением проговорил Мухель. — В нашем цеху нет никакого… Бамбарака.

— Так я и не из цеха! — торопливо ответил Вотша. — Я из замковой прислуги… из конюшни. Господин кастелян послал меня к вашему старосте, тот к тебе…

— Конюх… — разочарованно протянул Мухель.

— Помощник конюха, — немедленно уточнил Вотша.

— Это не важно, — махнул рукой каменщик. — Ты, значит, ничего не умеешь!

— А староста сказал, что тебе нужен просто сильный парень, — с ноткой растерянности в голосе проговорил Вотша.

Мастер Мухель снял колпак и почесал косматую голову.

— Ладно… — прохрипел он своим баритоном. — Бери ведра, пошли к делу!

Вотша ухватил ведра и даже крякнул, подняв их, настолько они были тяжелы.

— Что? — ухмыльнулся, оглянувшись, каменщик. — Тяжело? Это тебе не лошадям хвосты чесать!

Они вернулись к недостроенной перегородке, Вотша поставил ведра с водой около корыта и тут же получил новое задание.

— Беги во двор, найдешь там старосту нашего цеха… ну, ты его уже знаешь, скажешь, мастеру Мухелю подмости нужны, и притащишь их сюда. Быстро!

Вотша немедленно развернулся и бегом бросился выполнять поручение мастера.

Пробежав до конца тоннеля, он оказался на площадке у достаточно широкой винтовой лестницы. Поднявшись на два пролета, он увидел небольшую дверь и толкнул ее. Перед ним открылся задний двор замкового дворца. Прямо посреди этого двора Вотша обнаружил огромную кучу камня, гору песка и большой чан с гашеной известью. Рядом лежали доски и прохаживался изверг невысокого роста, важный и бородатый. Вотша подошел к нему и спросил:

— Уважаемый, не подскажешь мне, где можно найти старосту цеха каменщиков?

Изверг, чуть отстраняясь, оглядел Вотшу и процедил через губу:

— Ну, я староста цеха каменщиков! Что надо?..

— Мастер Мухель просил сказать, что ему нужны подмости!

Произнеся это, Вотша повернулся и быстрым шагом направился к углу замкового дворца, за которым находился проход, ведущий на замковую площадь, к южным воротам. Но его остановил громкий окрик:

— Эй, молодец, подожди!..

Вотша обернулся и увидел, что за ним поспешает староста. Догнав юношу, изверг выдавил улыбку и заговорил, стараясь по возможности смягчить свой властный тон:

— Слушай, молодец, отнеси подмости мастеру Мухелю… Мне, право слово, некого к нему послать, а работа у него очень срочная!

— Ну вот еще, — дернул плечом Вотша, — я тоже не без дела, ежели кастелян узнает, что я чужую работу делаю…

— Да откуда он узнает?! — перебил его староста. — Я, что ли, расскажу? Сам видишь, во дворе никого, да и работы-то на пять минут. А я тебе вот… — Он выудил из кармана большую медную монету и показал Вотше. — Поди, пять минут твоего времени не стоят такой-то платы?!

— Хм… — ухмыльнулся Вотша. — Ну, показывай свои подмости.

Староста рысью бросился к груде досок, Вотша последовал за ним.

— Вот! Надо взять пару козелков и один щит! — заявил староста, вытаскивая из общей кучи названное.

Козелки и впрямь были невелики. Вотша взвалил их на плечи и бросился бегом к дверям, ведущим в подземелье. Вернувшись за щитом, Вотша подошел к старосте и протянул руку:

— Давай плату!

— Так ты щит-то не отнес еще, — возразил тот, однако Вотша помотал головой:

— Давай плату, тогда понесу твой щит! А если не заплатишь, то и щит не понесу, и кастеляну пожалуюсь, что ты меня от работы оторвал!

— Ну!!! — возмущенно развел руками староста, однако вытащил монету и сунул ее в руки Вотши. Тот внимательно ее оглядел, спрятал в потайной кармашек куртки и поднял щит:

— Мы квиты, староста, смотри не разболтай, что я на тебя работал!

Староста помахал ему рукой и отвернулся, а Вотша потащил щит в подземелье.

Последующие полтора часа он помогал мастеру Мухелю замуровывать вход в тоннель, ведущий к лаборатории Темного Харта, не ведая, что самого Харта уже нет в городе.

Едва каменщик уложил последний камень в перегородку и, постучав по нему кельмой, спрыгнул с подмостей на пол тоннеля, как Вотша проговорил:

— Мастер, если я тебе больше не нужен, то я пойду! Кастелян приказал, как только помощь будет не нужна, быть у него!

— Во как?! — удивленно воскликнул Мухель. — А кто все это отсюда убирать будет?

Он обвел рукой остатки камня, известкового раствора, подмости и разбросанные по полу инструменты.

— Не-е-е… — покрутил головой Вотша. — Это не срочно!.. Я доложусь, если кастелян распорядится убирать за вами, то я снова приду. Иначе он мне запросто голову отвернет — скажет, я бездельничал!

И, не слушая мастера, Вотша развернулся и направился к выходу.

— Ну, ладно… — крикнул ему в спину Мухель. — Передай кастеляну спасибо!

Вотша выбрался на пустой задний двор, обогнул здание дворца и оказался на главной площади замка. Здесь он остановился, оглядел снующих по площади многоликих и извергов, затем напустил на себя озабоченный вид и быстрым шагом двинулся через площадь к воротам замка. Ворота были открыты, мост через запущенный, заросший ряской ров опущен, но в проеме ворот маячил стражник. Увидев торопящегося Вотшу, он шагнул было в его сторону, но тот на ходу пояснил:

— Староста цеха каменщиков послал в город за инструментом!..

Стражник, видимо, знавший, что в замок срочно вызваны каменщики, вяло махнул рукой и снова отошел к стене. А Вотша, быстрым шагом перейдя мост, растворился на городских улицах.

Спустя полчаса после того, как Вотша убрался из подземелья, к тому месту, где работал мастер Мухель, подошли несколько человек. Впереди в белой хламиде трижды посвященного служителя Мира шагал Ратмир, его сопровождали Вард, Скал и Вогнар и двое воинов стаи западных вепрей. Позади всех, пришаркивая подошвами о пол и потеряв всю свою значимость, торопился староста цеха, на его лице была написана мучительная тревога. Однако, увидев издалека, что мастер Мухель сидит на стопке камней и попивает что-то из небольшой фляги, староста понял, что работа закончена вовремя, и на его лицо выползла довольная улыбка. Мухель, увидев многоликих, вскочил со своего места и низко поклонился.

Ратмир, остановившись у перегородки, внимательно ее осмотрел, а затем, повернувшись к мастеру, спросил:

— Какой толщины твоя стена?!

— Как было сказано, господин, — с новым поклоном ответил Мухель. — Четыре камня!

Ратмир обернулся, отыскал взглядом старосту и сурово спросил:

— А почему камень светлей, чем на стенах?! Специально метку оставили?!

— Нет, господин! — чуть ли не вскрикнул староста, но тут голос отказал ему, и он закашлялся.

— Камень точно такой, господин, — подал голос Мухель. — Просто свежий еще… Постоит недельки три-четыре, и никто не отличит заплатки!

— Не отличит?.. — Ратмир снова смотрел на мастера. — Ну что ж, увидим!

Он молча взглянул в глаза Варду, и тот едва заметно кивнул, обещая еще раз проверить качество кладки.

Вся группа двинулась дальше, и только староста задержался около каменщика.

— Ну, молодец, Мухель, — просипел он не до конца вернувшимся голосом. — Не подвел — и кладку закончил, и ответил вовремя!

— Это тебе спасибо, староста, — с усмешкой проговорил Мухель. — Если бы помощника не прислал, не успел бы я к сроку-то!

— Какого помощника?! — насторожился староста.

— Как какого? — удивился каменщик. — Того самого, которому ты подмости выдавал!..

Староста несколько секунд непонимающе смотрел на мастера, а затем метнулся взглядом за уходящими многоликими и, придвинувшись вплотную к Мухелю, прошептал:

— Никому не говори, что у тебя какой-то помощник был! Понял?! Никому!

Он припустил по темному тоннелю за довольно далеко ушедшими многоликими, но на бегу еще раз обернулся и погрозил мастеру кулаком.

Глава 8

Вотша быстро миновал центр Рожона, но долго плутал по узким улочкам окраины, между маленькими одноэтажными домиками, огороженными невысокими каменными оградами. Над городом между тем опустился вечер, темнело, и пора было подумать о ночлеге, однако Вотше хотелось уйти из города, из этого скопления людей, где в любой момент его могли остановить и задать опасный вопрос. Наконец он вышел к реке, прямо к широкому и длинному настилу, у которого швартовались длинные узкие лодки, перевозившие товары по реке от столицы западных вепрей к морскому побережью. С реки потягивало влажным прохладным ветерком, и Вотша, вдохнув этот воздух, вдруг почувствовал, что до предела вымотан, что сил у него почти не осталось. Усилием воли он подавил желание растянуться прямо на этих грязных досках и уснуть, наплевав на опасность быть снова схваченным, заставил себя шагать в темноте мимо темных силуэтов покачивающихся лодок в сторону тусклых огоньков, мерцающих на берегу, там, где кончался причал.

И вдруг Вотша увидел, как метрах в десяти впереди вспыхнул слабый огонек. Несколько секунд он трепетал на ветру, а затем погас, и тут же до его слуха донесся голос:

— Эх, ребята, погуляем последнюю ночку в столице! Только б к рассвету успеть вернуться!

— В столице?! — ответил ему другой голос. — Да ты видел столицу-то?! Небось нигде, кроме кабака мамаши Лурье, и не был!..

Раздался смех нескольких человек, но первый из говоривших, нисколько не смущаясь, заявил:

— Поплаваешь с мое по реке и поймешь, что в любом городе, в любом селе главное — кабак, а все остальное смотреть необязательно!

Затем послышался топот нескольких пар ног по настилу причала, люди удалялись от Вотши. Подождав несколько секунд, он двинулся за ними следом, внимательно разглядывая пришвартованные лодки. Шагов через тридцать он увидел, что с приподнятой кормы одной из лодок на причал переброшена широкая длинная доска, с набитыми на ней брусочками, служившими небольшими ступеньками. Оглядевшись по сторонам, Вотша ступил на этот хлипкий, подрагивающий под ногами трап и спустя несколько секунд оказался на корме лодки. Он, чуть пригнувшись, замер и внимательно вслушался в окружавшую его темноту — вокруг стояла тишина, нарушаемая только слабым журчанием воды, обегавшей борта лодки. Вотша быстрым неслышным шагом взбежал на корму лодки, ступил на узкий настил, тянущийся через поперечные сиденья, и бесшумно перебрался на нос. Там он улегся среди больших тюков, набитых каким-то мягким товаром. Через десяток минут он уже спал, сморенный усталостью и напряжением последних часов.

Проснулся Вотша оттого, что в его закрытые веки ударил солнечный свет. Открыв глаза и немного приподнявшись, он огляделся и увидел, что лодка быстро скользит по утренней реке, подгоняемая ударами четырех пар весел. Солнце только-только поднялось над горизонтом, и солнечные блики играли на водной глади, подернутой легкой рябью, а белые птицы с узкими длинными крыльями носились над водой, охотясь за мелкой рыбешкой. Окинув быстрым взглядом проплывающие мимо берега и убедившись, что город остался далеко позади, Вотша перевел взгляд на лодку. Вся она была буквально завалена всевозможными тюками, ящиками, мешками. Свободными от товара оставались только четыре скамейки, на которыхразместились восемь гребцов, орудовавших длинными веслами, и довольно широкий настил на приподнятой корме. На этом настиле, в крепком и достаточно удобном деревянном кресле, расположился здоровенный бородатый изверг в золотисто-желтой рубахе, поверх которой красовалась темно-синяя, расшитая серебристой нитью безрукавка, и в ярко-красных умопомрачительно широких штанах, заправленных в короткие коричневые сапоги. На густых иссиня-черных кудрях изверга непонятно как держалась широкополая соломенная шляпа с помятой и запачканной чем-то бурым тульей. Под мышкой этот живописный изверг держал рукоять рулевого весла, а рядом с ним, прямо на настиле, сидел, поджав ноги, еще один изверг — худой морщинистый старик, одетый в сильно потрепанную холщовую рубаху и такие же штаны. Старик размеренно отсчитывал громким голосом:

— И… раз! И… два! И… раз! И… два!

В такт этому счету поднимались и опускались весла лодки, мощно толкавшие ее вперед, в перегон быстро текущей воде!

Вотша понял, что красочно одетый изверг — главный на лодке и, судя по его одежде, родом он был с Юга. Теперь Вотше предстояло каким-то образом уговорить его взять неожиданного пассажира. Впрочем, от мысли остаться на лодке пассажиром он быстро отказался — вряд ли этого состоятельного обменщика соблазнят «сокровища», имевшиеся у него, беглого изверга. Значит, следовало найти другой способ остаться на лодке… Вот только какой?!

Так ничего и не придумав, Вотша выбрался из-под прикрывавшего его тюка, встал на узкий дощатый настил, уложенный вдоль всей лодки, и направился к корме.

Чем ближе подходил Вотша к кормовому настилу, тем больше становились глаза у хозяина лодки, он даже попытался привстать со своего кресла, но забытое под мышкой рулевое весло помешало ему это сделать. А вот сидевший рядом с ним старик продолжал свой счет, совершенно не обращая внимания на неизвестно откуда взявшегося «пассажира». Взойдя на кормовой настил, Вотша остановился чуть сбоку от кресла хозяина лодки, поклонился и с извиняющейся улыбкой поздоровался:

— С добрым утром, господин. Пусть охота твоя будет удачной, а добыча обильной…

— Какая добыча?! — неожиданно возмутился разодетый изверг. — О чем ты говоришь, слушай?! Скажи лучше, откуда ты взялся на моей лодке?!

— Прежде чем ответить на твой вопрос, господин, — почтительно проговорил Вотша, — скажи мне, где я нахожусь?

— Как где ты находишься?! — снова возмутился изверг. — Ты что, не видишь — ты на моей лодке! А вот откуда ты здесь взялся, ты мне расскажешь сам, клянусь передником Матери всего сущего!

— Я вижу, господин, что нахожусь на лодке, и догадываюсь, что это лодка твоя, — с прежним смирением продолжил Вотша. — Но что это за река, по которой плывет твоя лодка и куда она катит свои светлые воды?!

Изверг наклонил голову набок, и на его губах появилась хитрая улыбка:

— Слушай, судя по твоему разговору, ты вполне разумен и можешь отдавать отчет в своих поступках! Как же получилось, что ты не знаешь, по какой реке плывет моя лодка?!

— Хорошо, господин, я расскажу тебе свою историю, а ты уж сам суди, насколько она… необычна. — Вотша сделал многозначительную паузу, но изверг не задал ему какого-либо вопроса, и потому он продолжил: — Родом я с Севера, из земель северных лис. На Запад попал со своим дядей, мелким обменщиком, а взял он меня с собой, потому что я говорю на западных наречиях и хорошо знаю счет…

— Ты знаешь счет?! — удивился изверг.

— Да, господин, — со сдержанным достоинством подтвердил Вотша. — И говорю на многих наречиях Запада, Севера и… Юга.

Последняя фраза была сказана им без всякого нажима, и все-таки это был маленький «крючочек», за который изверг «зацепился».

— На Юге очень много наречий. Вряд ли ты знаешь их все!

— Я и не говорю, что знаю все, господин, я говорю, что знаю… многие.

— Да?.. — в голосе изверга ощущалось серьезное недоверие, и вдруг он перешел на наречие южных сайгов: — И что же я сейчас говорю?!

— Ты спросил меня, господин, что ты сейчас говоришь? — быстро ответил Вотша, так же переходя на говор южных сайгов.

Черная кустистая бровь изверга изумленно взметнулась кверху, но он не хотел сдаваться.

— Наречие южных антилоп очень распространено, — проговорил он на языке южных ирбисов, который Вотша знал, пожалуй, лучше всех других языков. — Зато говор южных ирбисов и редок, и сложен!

Вотша немедленно почувствовал, что говор южных ирбисов является для хозяина лодки родным, и холодок тревоги пробежал по его спине, но он не показал виду, что встревожился. Пожав плечами, он продолжил разговор на языке южных антилоп:

— Ты прав, господин, этого наречия я не знаю, хотя что-то знакомое для меня в нем звучит. Мне кажется, если ты немножко мне поможешь, я быстро освою этот язык.

Однако заняться обучением неизвестного ему молодого изверга хозяин лодки явно не желал. Вместо этого он снова перешел на язык западных вепрей, на котором и начался разговор, потребовав:

— Нет, ты сначала закончи свой рассказ!

— Как прикажет господин, — склонился в поклоне Вотша. — Так вот. Приехали мы с дядей в вольный город Ласт, и там, на рынке, я познакомился с красавицей. Ее отец, богатый обменщик с Востока, приехал в Ласт по своим делам и привез с собой дочь. Эта девушка запала мне в сердце, и, смею надеяться, я тоже был ей не противен, но ее отец решил, что я слишком беден, чтобы стать мужем его дочери!..

Вотша замолчал, словно горло его перехватило нахлынувшим горем, а затем, с удовольствием подметив неодобрительный огонек, вспыхнувший в глазах хозяина лодки, продолжил:

— Он запретил ей встречаться со мной, но мы продолжали видеться тайно… И вот дня два-три назад, прости, господин, но я не могу сказать более точно, поздно вечером, когда я шел на очередную встречу с моей красавицей, на меня напали несколько человек, связали, сунули в мешок и увезли!.. С тех пор небо я видел только однажды — меня вытащили из мешка незнакомые люди, накормили, напоили и… сразу после этого я заснул, видимо, мне что-то подмешали в пищу. А проснулся я только что, на носу твоей лодки! Прошу меня простить, господин, ведь я не сам забрался сюда, я не вор и не беглец, я просто несчастный влюбленный!..

С минуту длилось молчание, во время которого хозяин лодки пристально рассматривал Вотшу, после чего он заговорил суровым, осуждающим тоном:

— Во всех несчастьях, что случились с тобой, ты должен винить только себя! Это ж надо удумать — пойти против воли отца!!! Да если бы моя дочь выкинула такую штуку, да я бы!.. — Тут изверг, буквально задохнувшись от возмущения, замолчал, чем немедленно воспользовался Вотша:

— Да, господин, да! Ты, конечно же, прав! Я и сам это понял, когда трясся на спине лошади связанный и в мешке! И моя кара ничтожна по сравнению с моим проступком! Но то, что со мной случилось, послужит мне хорошим уроком на всю мою оставшуюся жизнь!.. — Тут Вотша пригорюнился и добавил со слезой в голосе: — Хотя жить мне осталось не так уж много.

— Почему? — удивился изверг. — Ты достаточно молод, чтобы прожить еще несколько десятков лет.

«Видимо, он не слишком близко принял к сердцу мою историю», — с удовлетворением подумал Вотша, а вслух, опустив голову, произнес:

— Если ты, господин, выкинешь меня из своей лодки, как я того заслуживаю, моя жизнь закончена! Я слишком плохо плаваю, чтобы добраться до берега. Видимо, те, кто меня похитил, на это и рассчитывали — не желая отвечать перед Матерью всего сущего за мою жизнь, они тайно подбросили меня на лодку, чтобы хозяин этой лодки умертвил меня, ведь закон и обычай позволяют тебе это сделать!

Изверг посмотрел на далекий, медленно проплывающий мимо лодки берег, неопределенно хмыкнул, а потом, пожав плечами, проговорил:

— Ну… Не такой уж я кровожадный… — И тут же, словно спохватившись, добавил: — Но и высадить тебя на берег немедленно я не смогу! Так что тебе придется плыть с нами до самой Керы!

— А Кера — это где?.. — с полным простодушием переспросил Вотша, подкрепляя образ мальчишки с Севера.

— Кера — это город на берегу Срединного моря. Порт! — наставительно произнес изверг.

— Так это на Юге?! — потрясенно пробормотал Вотша и тут же, словно очнувшись, поклонился хозяину лодки. — Господин, меня зовут Бамбарак, и я хотел бы быть чем-нибудь полезен тебе!

— Вот как? Бамбарак? — Изверг довольно улыбнулся и благожелательно кивнул. — Посмотрим, посмотрим… Возможно, ты будешь полезен. В крайнем случае сядешь на весла. — Он немного помолчал, а потом добавил: — А сейчас садись рядом и расскажи мне о своем Севере. Там я еще не был!

Двое суток плыла лодка, держась середины реки. Ее хозяин даже не думал приставать к берегу. Гребцы работали четыре часа утром и четыре часа вечером. Когда солнце садилось и звезды начинали вспыхивать в высоком, быстро темнеющем небе, на носу и корме лодки зажигались большие масляные лампы, и всю ночь кто-то из гребцов дежурил с большим рулевым веслом в руках. Для Вотши это было тяжелое путешествие, тяжелое потому, что он все время находился на глазах, так что даже естественные надобности приходилось справлять под пристальными взглядами. Он так и не узнал, из какой стаи были родом Ханык, хозяин лодки, и его помощник Юзеф — тот самый старикашка, что командовал гребцами. Днем Вотша занимал Ханыка рассказами, благо их у него было множество, а хозяин лодки донимал его наставлениями. С гребцами Вотша не сошелся — это были забитые, молчаливые изверги, знавшие только свое наречие и общавшиеся между собой на странной немногословной смеси трех южных языков: сайгов, ирбисов и багиаров. Последнее наречие Вотша не знал, но быстро определил значение употребляемых гребцами слов незнакомого языка. И только один из них — высокий и очень худой, сидевший на скамейке у самого помоста, изредка поглядывал на Вотшу, и на его губах порой проступала слабая, горьковатая улыбка.

Однажды вечером, когда гребцы закончили работу и уселись за вечерней трапезой, он подслушал интересный разговор, заставивший его задуматься.

Тот самый, высокий и худой гребец, обративший на себя внимание Вотши и бывший среди прочих кем-то вроде старосты, положив на размоченный в воде сухарь кусок вяленого мяса, вздохнул и пробормотал, ни к кому не обращаясь:

— Надоел мне этот Запад… Плывешь, плывешь, гребешь, гребешь…

— Зато каждый день ешь мясо, — возразил ему совсем молодой патлатый парень, говоривший на языке южных сайгов. — Нет, — тут же поправился он, — дома я тоже частенько мясо ел, особенно осенью. В наших степях живности много.

— В ваших степях?.. — усмехнулся высокий. — Да вы в «ваших степях» сами вроде живности — многоликие наедут и щиплют вас, как хотят! От того небось и на Запад сбежал!

— А вас в ваших горах многоликие не щиплют, — обиделся парень. — Тоже, поди, стороной-то не обходят!

— У нас в горах, — с ноткой назидания произнес высокий, — многоликие тоже бывают, особенно ирбисы, только к нам они заходят нечасто — стараются нас не тревожить. У нас иногда даже чужаки скрываются. Набедокурят у себя, — он исподлобья бросил быстрый взгляд в сторону парня, — в степи, и к нам, в горы.

— Это почему же вас ирбисы не трогают? — вступил в разговор третий гребец, рябоватый изверг, тоже, похоже, из сайгов.

— Наши горные айлы прибыль большую приносят — камни драгоценные мы в горах ищем, металлы. А камешек найти, да еще и обработать, и труд великий и талант нужен. Да и кузнецы у нас — в другом месте поискать! Так что обижать нас ирбисам нет резона, им для их озорства и в предгорье, и в степи раздолье!

— Еще скажи, что ваши бабы полуизвергов не рожают! — криво усмехнулся гребец с физиономией, перепаханной тремя параллельными рваными шрамами, идущими от левого виска через губы к правой скуле.

— Бывает… — неохотно согласился высокий. — Но животы бабам после… этого дела не вспарывают. — Он снова бросил быстрый взгляд исподлобья в сторону молодого парня. — Не то что у вас в степи!

— Вспарывают!.. — странным, ставшим вдруг невыносимо высоким голосом воскликнул парень. — А что сделаешь-то?!

— Вот и я говорю, что сделаешь… — кивнул высокий и откусил от своего куска, давая понять, что разговор окончен.

Но, видимо, он растревожил остальных гребцов. Один из молчавших до сих пор мужчин вдруг спросил:

— Так что ж ты из своего айла ушел, ежели там так хорошо живется?!

Высокий перестал жевать, поднял на спрашивающего глаза и целую минуту молча смотрел в его лицо. Затем, с усилием проглотив полупрожеванный кусок, ответил:

— Значит, надо было, вот и ушел… — И, еще помолчав, добавил: — Кровь на мне…

— А-а-а… — понимающе протянул тот, который спрашивал, и после этого разговор как-то сам собой угас.

А Вотша задумался. Может быть, горы и есть то место, где он сможет укрыться?.. Если из степи бегут в горы, то почему бы и ему не податься туда?!

Эта мысль засела в его голове, но, чтобы обдумать ее как следует, Вотше не хватало информации.

На четвертые сутки, ближе к вечеру, впереди, прямо посреди реки, вдруг показался довольно большой лесистый остров. Лодка взяла ближе к левому берегу, и Вотша решил, что она будет огибать это неожиданное препятствие. Однако лодка пошла почти впритирку с островом, а когда он остался за кормой, раздался странный гортанный вопль старика, помощника хозяина лодки. Весла, до этого почему-то поднятые, дружно опустились в воду, а сам хозяин лодки навалился на рулевое весло, и лодка, круто развернувшись, пошла против течения, прямо в открывшуюся среди прибрежных зарослей острова бухточку. Спустя десять минут нос лодки с разгону въехал на мелкий песок пляжа, весла легли вдоль бортов, и гребцы, не дожидаясь разрешения, попрыгали за борт в невысокую воду бухты. Скоро на узком пляже запылал костер, а в подвешенном над огнем котле закипела вода — впервые за все время путешествия команда готовила себе горячий ужин. А когда хозяин лодки выставил маленький кувшинчик вина, ужин превратился в пиршество.

Выпившие и наевшиеся горячего варева гребцы растянулись прямо на песке, под мерцающими в вышине звездами. Хозяин лодки и его помощник ушли спать на корму лодки, а Вотша остался возле догорающего костерка. Он подбрасывал на тлеющие угли небольшие сухие веточки и следил за тем, как из тонкой древесины сначала выдавливался легкий сизый дымок, а затем вдруг прорывался язычок быстрого, голубовато-желтого пламени. Огонек быстро выедал из веточки жизнь, она чернела, превращаясь в уголек, а затем и в пепел…

И вдруг за его спиной раздался негромкий голос худого высокого гребца:

— Интересную ты, парень, историю сочинил для нашего хозяина. И правильно сделал, он любит такие истории.

Гребец говорил на наречии южных ирбисов, но, судя по его словам, понимал и наречие западных вепрей, ведь именно на этом наречии Вотша рассказывал хозяину лодки свою выдумку.

— А что мне оставалось делать? — не оборачиваясь, спросил Вотша на наречии южных ирбисов. — Сказать ему, что меня разыскивают?

Гребец обошел Вотшу, сел напротив него, уставился на огонь и долго молчал. А когда заговорил, очень удивил Вотшу:

— Значит, ты тоже скрываешься? — Голос гребца был глухим и очень тихим, настолько тихим, что Вотше пришлось напрячься, чтобы расслышать его. — Я это понял, хотя… сначала решил, что ты шпионишь за Ханыком. Наш хозяин вполне заслуживает, чтобы за ним послали шпиона.

Тут он бросил поверх рдяных угольев костра быстрый взгляд на Вотшу, и кривая улыбка тронула его губы.

— Смотри, чтобы он не решил, что ты шпион, тогда тебе точно не жить!

Они помолчали, чувствуя, что некие странные, невидимые, но крепкие нити протянулись между ними — нити взаимопонимания и… симпатии. Первым нарушил молчание Вотша:

— Я слышал ваш разговор… о горах. Если у вас в горах можно укрыться даже от многоликих, почему ты ушел оттуда?

— В наших горах можно укрыться от многоликих, — подтвердил гребец после небольшой паузы. — Но в наших горах нельзя укрыться от… соседей.

Он снова замолчал, и Вотша решил, что его собеседник не хочет говорить на эту тему, но тот вдруг продолжил:

— У меня была младшая сестра — красивая, работящая девушка. Она родилась, когда мне было уже пятнадцать лет, и ее рождение убило нашу мать. Отец почти не покидал горы, так что матерью для сестренки стал я. Но через два года мне тоже пришлось отправиться в горы — за безопасность надо платить, так же как за еду и одежду, поэтому я был вынужден заняться промыслом. Мой друг, выучившийся на кузнеца, предлагал мне работать в кузне, но я хотел… — он вдруг невесело усмехнулся, — большой добычи. Я хотел, чтобы моя сестра ни в чем не нуждалась. Мне быстро удалось стать одним из лучших искателей камней, но… дома я бывал очень редко. Через двенадцать лет, когда я по обыкновению бродил в горах, отец отдал дочь в жены самому богатому человеку в нашем айле. Нет, он не искал камни, не работал в поле или кузнице… Он был обменщиком — объезжал окрестные айлы, выменивал камни и украшения на еду, одежду, соль… — снова в рассказе наступила пауза, а затем гребец выдохнул: — Через полгода сестра… умерла.

Изверг наклонился, подобрал с песка тонкую веточку и бросил ее на угли. Пару минут он наблюдал за тем, как веточка сначала затлела, как потом ее охватило пламя, а когда веточка превратилась в уголек, проговорил:

— Ее убил муж… Убил за какую-то мелкую провинность… Убил, хотя она ждала ребенка!..

И снова над багряными углями повисло молчание, но Вотша не смог долго выносить его. Тихим, хрипловатым от возбуждения голосом он спросил:

— И что ты сделал?

— А что я мог сделать? — пожал плечами гребец. — По нашим законам и обычаям муж волен распоряжаться жизнью жены. — Он опустил голову и совершенно другим, словно бы подсевшим голосом проговорил: — Я убил этого… обменщика!

— Ясно, — выдохнул Вотша.

И действительно ему все было ясно!

А гребец вдруг снова заговорил, и голос его звучал с каким-то непонятным облегчением, словно ему удалось сбросить со своих плеч ношу, которая гнобила его, прижимала к земле:

— Родных у меня не осталось — отец умер почти сразу же после смерти моей сестры, так что я ушел из родного айла без тяжести в сердце. Тяжесть появилась позже, когда я побродил по Миру, посмотрел на жизнь в других краях, в других стаях. Нет, в моем родном айле жизнь не легче и не сытней, чем в других местах, за корку хлеба также приходится работать от зари до зари, а за совесть везде платят только те, кто эту совесть имеет, но чужая земля тянет из тебя силы, а родная прибавляет их!

Он снова перебросил через уже темнеющие угли быстрый взгляд и тихо проговорил:

— Возвращайся на родину… Если можешь.

Вотша покачал головой:

— Нет, не могу.

Гребец не стал спрашивать его почему, но Вотша сам объяснил:

— Твой враг был мелким обменщиком, и вряд ли кто-нибудь сумеет найти тебя здесь, на Западе. И ты хотя бы знаешь, за что тебя преследуют, а я не знаю даже этого. Меня обвинили в краже, но у меня на родине все знают, что никакой кражи не было, что вещь, которую я якобы украл, на самом деле завоевана мной в честном поединке. И если тебя в родном… айле ждет месть соседей, то меня ожидает подземелье замка, вечное заточение! Я думал, что здесь, на Западе, укроюсь от преследования, которого не заслужил, но не тут-то было, оказалось, что руки нашего князя дотягиваются и сюда! А знаешь, кто главный мой преследователь?

Раскосые глаза гребца внимательно смотрели в лицо Вотше.

— Трижды посвященный служитель Мира, член Совета посвященных! — с отчаянием в голосе закончил Вотша.

После этих слов над затухающим костром долго висела тишина. А когда угли прогорели окончательно и лиц извергов не стало видно, тихо прошелестел голос гребца:

— Да, Бамбарак… Я бы не поменялся с тобой местами.

Он еще чуть-чуть помолчал, словно решаясь на что-то, а затем все так же тихо сказал:

— Если ты можешь отказаться от Запада, от его многолюдства и роскошества, иди в наши горы, в горы снежных барсов… ирбисов. Там тебя не найдет и трижды посвященный…

— А где мне искать ваши горы? — без особой надежды прошептал Вотша.

— От Керы по Срединному морю доберешься до Садзы, — так же шепотом ответил гребец. — От Садзы до Апаты, что на берегу Ярого моря стоит, тоже кораблем добраться можно. А от Апаты… От Апаты я сам провел бы тебя тропами, но… От Апаты пройдешь до Улабской долины с караваном, там часто караваны ходят, из Улабской долины через Гвардский перевал до айла Четам дорогу тебе подскажут. А от айла Четам до моего родного айла Уругум будет рукой подать. В Уругуме найдешь кузнеца Вагата и скажешь, что тебя прислал… Айтар, то есть я. Он тебя возьмет к себе подручным.

Айтар замолчал, и после недолгой паузы до его ушей донесся шепот Вотши:

— Спасибо, Айтар.

— Здесь меня зовут Вернар, — быстро прошептал гребец. — Запомни — Вернар.

— Спасибо… Вернар! — отозвался Вотша.

Еще несколько минут они посидели молча, а потом Айтар молча поднялся и ушел в темноту, к своим спящим товарищам.

Утром, когда Вотша проснулся, над рекой висел белый непроглядный туман. Спал он одетым, но одежда на нем отсырела, и теперь Вотшу слегка познабливало. Он поднялся с песка и огляделся. Вокруг никого не было, только черное, глянцево поблескивающее пятно на влажном песке указывало, что вечером здесь горел костер. Вотша подошел к обрезу воды и разглядел на песке место, где нос лодки врезался в песок, но самой лодки не было, как не было и людей, ночевавших на берегу. Он понял, что его просто-напросто бросили здесь, но все-таки прошел по всему пляжу. Никого не было. Поднявшись повыше, Вотша уселся под первым попавшимся кустом и, чуть подрагивая от утренней прохлады, стал дожидаться восхода солнца.

Вотша не гадал, почему Ханык оставил его на берегу пустынного острова, может быть, он действительно решил, что так неожиданно появившийся в его лодке молодой изверг — на самом деле шпион, выслеживающий нечистого на руку обменщика по заданию кого-то из князей, может быть, Вотша просто ему надоел. Важно было, что его не прирезали сонного и не бросили в реку связанного — он ведь сказал, что плохо плавает. Ханык вывез его из Рожона и… оставил ему жизнь, за это можно было поблагодарить обменщика…

Спустя минут тридцать туман начал подниматься выше и понемногу рассеиваться, а вскоре и солнце взошло над просыпающимся миром. Вотша поднялся на ноги и снова спустился к обрезу воды. С этого места, с нижней оконечности острова, открывался вид на всю реку. Левый, низкий берег был довольно далеко, зеленая кайма кустов и ракитника, окаймлявшая его, была едва заметна, а правый, обрывающийся к реке многометровой осыпью, был гораздо ближе, но казался неприступным. Вотша немного постоял на берегу, затем стянул одежду, тщательно ее сложил, связал поясным шнуром, укрепил получившийся узелок на голове и вошел в реку.

Плыл он долго. Река была спокойной, и вода, по сравнению с утренним воздухом, казалась теплой. Левый, низкий берег тянулся и тянулся мимо текучей воды, но приближался медленно — Вотша не хотел бороться с течением, а, отдавшись на его волю, просто понемногу подгребал к берегу, к бесконечной, непрерывной зеленой ленте, разделяющей серо-голубую воду и бледно-голубое утреннее небо. Наконец далеко впереди он увидел разрыв в прибрежной зелени и заработал руками энергичнее, направляясь к этому разрыву. Вскоре он выбрался на небольшой песчаный пляж и улегся на уже начавшем согреваться песке.

Над пляжем стояла тишина, вокруг не было не только человеческого жилья, но даже дороги, даже простенькой, слабо наезженной колеи. Казалось, окружающий мир еще не знал Разума, не ведал об его всесокрушающей мощи, его всепоглощающей алчности, его всеуничтожающей жестокости! Это было то самое место, которое так требовалось Вотше, чтобы наконец спокойно обдумать дальнейший путь.

В общем-то, он уже принял решение уходить в горы, спрятаться от своих преследователей, от всего Мира в малолюдстве, среди неприступных скал, в бездонных пропастях! Но… До гор… до гор, достаточно безлюдных, надо было еще добраться!

Он мог бы воспользоваться тем путем, о котором рассказал ему накануне Айтар, — морем. Однако морское путешествие почему-то не слишком привлекало Вотшу. Может быть, потому что он вырос в степи и море было для него чем-то чересчур экзотическим, а может быть, он слишком хорошо помнил рассказ Скала о том, как тот ходил в горы вместе с его прадедом, чернохвостым Ватом. Может быть, он просто хотел… пройти тем же путем, почувствовать у себя под ногами ту же землю?!

Вотша окончательно решил, что ему надо пробираться в горы посуху… по степи, и сразу все его сомнения улеглись, на душе сделалось легко. Он поднялся с песка и принялся натягивать одежду. Затем он проверил карманы куртки — все его монеты были на месте… а больше у него ничего и не было.

По пологому берегу он выбрался на чуть подвявший, прибитый осенью луг, посмотрел на солнце, чтобы сориентироваться, и двинулся на восток, в сторону видневшейся на горизонте лесной опушки.

Луг, по которому он шел, сначала был ровен, трава, уже полегшая, но еще живая, пружинила под ногами. Через несколько сотен метров из-под этой мягкой травы стали появляться кочки, поросшие жесткой порослью черники, крошечные листочки которой уже начали краснеть, предрекая приближающуюся осень. Вотша вспомнил, какова поздняя осень и особенно зима в его родной степи, и ему сделалось не по себе!

Между тем лесной массив, к которому он шагал, придвинулся, высоченные деревья закрыли треть неба, а из-за них из сумрачной сырости леса на прогретый простор луга повеяло холодом. Еще несколько шагов, и Вотша увидел, что вдоль самой опушки леса бежит едва заметная колея. Было ясно, что повозки здесь проезжают очень редко, но все-таки проезжают, и теперь оставалось угадать, в какую сторону свернуть… или продолжать идти прямо, сквозь лесную чащу. Вотша думал недолго, подчиняясь собственному чутью, он встал между двух канавок колеи и свернул… вправо, к юго-востоку.

Прошагав с полкилометра, он понял, что, по всей видимости, не ошибся — лесная опушка постепенно отступала влево, и колея, следуя за ней, все более отклонялась к востоку, именно в том направлении, которому следовал Вотша. Да и сама колея постепенно становилась все заметнее, три или четыре раза он приметил уходящие от нее в лес петлистые тропки. Наконец, километра через два после того, как он свернул на колею, впереди показалась деревушка, чуть отступившая от леса и отгородившаяся от него хлипким плетнем. Колея вильнула вправо, побежала вдоль плетня, огораживающего первый в ряду крошечный, чуть скособоченный домик. И тут Вотша увидел, что в небольшом огороде, разбитом рядом с домиком, копошится маленькая старушка.

— Добрый день, матушка, — приветствовал ее Вотша. — Пусть Мать всего сущего благословит твою работу!

Старушка разогнулась, поднесла ладонь ко лбу, прикрывая глаза от солнца, посмотрела на Вотшу и после секундной паузы неожиданно звонким голосом ответила:

— Спасибо, изверг, пусть Мать всего сущего и тебе поможет в дороге!

«Изверг?! — удивился Вотша неожиданному обращению. — Не похоже, чтобы бабуля была из многоликих!»

Но вслух с прежним почтением произнес:

— Матушка, напиться путнику не дашь?

— Почему ж не дать? — ответила та, вытирая руки о чистый передник.

Затем старушка снова нагнулась над грядкой, провела ладонью над короткой, густой, темно-зеленой порослью, выпрямилась и, делая шаг в сторону домика, добавила:

— Иди за мной… путник!

Вотша двинулся вдоль плетня и почти сразу нашел небольшую калитку, от которой к домику вела странная, извилистая дорожка, обрамленная короткой, но очень густой темно-зеленой травой. Можно было бы, наверное, пройти напрямую, но он вдруг перехватил взгляд остановившейся у крыльца старушки, с непонятным вниманием наблюдавшей за ним. И Вотша пошел по дорожке, присыпанной желтым сухим песком.

Вотша не видел, чтобы старушка заходила в дом, но, когда он подошел к крыльцу, хозяйка протянула ему деревянный ковшик, наполненный чистой водой. Изверг осторожно принял ковшик, наклонился над ним, готовясь сделать глоток, и вдруг почувствовал тонкий, чуть сладковатый запах, идущий от воды. Он снова поднял голову, взглянул в чистые, небесной голубизны глаза старушки и тихо спросил:

— Это что ж ты, матушка, мне в воду намешала?

Старушка усмехнулась, пожевала бледными морщинистыми губами и так же негромко ответила:

— Ишь ты, нюхливый какой! Травки тебе одной намешала. Давно ко мне парень молодой не заглядывал, вот я и решила… попользоваться!

Вотша бросил быстрый взгляд на воду, потом снова перевел глаза на хозяйку дома. В ее глазах, неотрывно смотревших ему в лицо, зажегся некий оценивающий интерес, но понять, в чем он заключается, Вотша пока не мог. Снова взглянув на воду, он переспросил:

— И что ж это за травка такая?

Старушка снова усмехнулась, взяла ковшик из его рук, выплеснула воду и неожиданно предложила:

— А не хочешь ли ты, путник, перекусить?

— Хм… — настороженно хмыкнул Вотша и в тон старушке поинтересовался: — А не подмешаешь ли ты мне, матушка, в еду какой-нито другой травки?

Тут старушка уже откровенно улыбнулась и пропела своим удивительно чистым и звонким голоском:

— Не бойся, милый, теперь у меня на тебя другие виды… Да и ты, со своим нюхом, похоже, сразу почуешь подмес!

После этих слов старушка повернулась и, не дожидаясь согласия юноши, стала подниматься на невысокое крылечко, словно бы и не сомневаясь, что изверг последует за ней. И Вотша действительно не обманул ее ожидания.

Домик сразу показался Вотше маленьким, сеней в нем не было, и когда он следом за старушкой вошел в переднюю комнату, она оказалась просто крошечной. В правом от входа углу располагался примитивный очаг, в котором горел небольшой, осторожный огонь. Над огнем, на кованой цепи, подвешенной в дымоходе, висел металлический котелок, прикрытый крышкой, в котелке что-то лениво побулькивало. Напротив очага стоял столик, за которым с трудом могли разместиться двое, и около него две невысокие скамейки. Старушка, махнув рукой в сторону столика, проговорила:

— Присаживайся, изверг. — А сама направилась к шкафчику, стоявшему в третьем углу, а в четвертом углу комнатки, как заметил Вотша, висела трехъярусная полка, на которой стояли совсем маленькие и абсолютно одинаковые горшочки, горлышки которых были перевязаны чистыми тряпицами.

Вотша аккуратно присел к столу и принялся наблюдать за быстро перемещавшейся по комнате хозяйкой. Та выудила из шкафчика три глиняные ложки — две небольшие и одну разливальную, две тоже глиняные миски и солонку. Затем она возникла около стола, на который поставила одну из мисок, обе маленькие ложки и солонку, а в следующее мгновение была уже около очага и, сдернув с котелка крышку, принялась наполнять миску густым варевом. По комнатке поплыл такой запах, что Вотша ощутил спазм голода и одновременно закрыл от предвкушения предстоящего удовольствия глаза. Когда он, вдохнув с наслаждением аромат еды, снова открыл глаза, на столе уже присутствовали обе наполненные миски, небольшая тарелка с нарезанным крупными ломтями хлебом и две странно большие, грубо вылепленные кружки, наполненные темным шипучим квасом. Старушка сидела напротив Вотши и легко постукивала по своей миске ложкой.

Увидев, что ее гость открыл глаза, она улыбнулась и быстро проговорила:

— А я уж подумала, ты заснул. Ешь давай, а потом поговорим!

И старушка принялась так вкусно хлебать свое варево, прикусывая хлебный мякиш, что Вотша, не раздумывая, тоже набросился на еду.

Впрочем, наелся он очень быстро — когда он принимался за свою миску, ему казалось, что он запросто сможет выхлебать три-четыре таких посудины, однако стоило ложке заскрести по дну мисочки, как он понял, что сыт, и не просто сыт, а сыт по самое горло! Доев варево, Вотша аккуратно положил ложку хлебалом на край миски, отпил квасу и вопросительно взглянул на хозяйку домика. Та, как оказалось, уже не только закончила трапезу, но и убрала свою посуду со стола. Увидев, что гость отложил ложку, старушка удовлетворенно проговорила:

— Ну что, изверг, наелся? Значит, теперь и поговорить можно. А то какой это разговор на голодное брюхо.

Выдернув из-под носа Вотши пустую миску и ложку, старушка легко поднялась и направилась к очагу, около которого стоял небольшой глиняный таз с водой, в нем, видимо, мыли посуду. Вотша посмотрел ей вслед и спросил:

— Так что же ты, матушка, мне за травку-то в воду подмешала?

— О-о-о… — протянула старушка, наклоняясь над тазом и опуская в него миску и ложку. — Это такая травка!.. Вот не унюхал бы ты ее, выпил водичку, и сразу у тебя перед глазами вместо старухи немощной появилась бы девица неземной красоты! И не смог бы ты удержаться от… вот тогда бы я и попользовалась!

— Та-а-к!.. — изумленно протянул Вотша. — Это что ж за трава такая?!

Старушка стряхнула воду с миски и ложки и отправилась к посудному шкафчику, приговаривая на ходу:

— Да вот такая травка… Единственный недостаток, запашок имеет, правда, слабый запашок, какой не каждый и учует, а ты вот учуял! И потому появилось у меня к тебе другое дело, но, прежде чем говорить о нем, ты мне расскажешь, зачем ты землю топчешь и куда на холод глядя направляешься?!

— А с чего это ты, матушка, решила, что я вот так просто тебе все и расскажу? — усмехнулся в ответ Вотша и вдруг почувствовал, как отяжелело его тело, как тяжелы стали руки и ноги, как необоримо клонится голова к столешнице, как сами собой закрываются глаза и становятся вялыми мысли.

Он сложил руки на столе, опустил на них голову и мгновенно уснул.

Проснулся изверг, как ему самому показалось, буквально через несколько мгновений, даже руки, лежавшие под головой, не успели занеметь. Во всем теле он ощущал необыкновенную легкость и странную силу. Подняв голову, он увидел, что старушка, привычно улыбаясь, молча сидит напротив него, словно дожидаясь, когда он проснется. Увидев, что ее гость вновь открыл глаза, она, вдруг став серьезной, проговорила своим не по годам молодым голосом:

— Ну так послушай, Вотша, что я тебе скажу. Идти тебе сейчас на Восток не время — близится зима, которой ни в степи, ни в горах ты просто не выдержишь, замерзнешь! А если не замерзнешь, то попадешь в какую-нибудь восточную стаю, им лишний изверг, молодой и сильный, всегда пригодится. Так что… оставайся-ка ты лучше у меня!

Вотша был настолько поражен тем, что хозяйка домика откуда-то узнала и его имя, и намеченную им для себя дорогу, что даже не сразу понял смысл ее предложения. Вместо ответа на последние слова старушки он спросил:

— А откуда ты, матушка, узнала мое имя и… и все остальное?!

Старушка снова улыбнулась и ответила:

— Травка, милый, травка… И еще слово, сказанное к месту и вовремя!

— Травка… — потрясенно повторил за ней Вотша, а старушка снова озвучила свой вопрос:

— Ну, так что, остаешься у меня, Вотушка?

Изверг замер на месте, по его телу словно бы прошла быстрая горячая судорога! «Вотушка!!!» Когда-то очень давно именно так его называл дед Ерохта — единственный по-настоящему родной ему человек!!!

Вотша долго смотрел в морщинистое старушечье лицо, пытаясь проглотить горячий ком, вставший у него в горле, и вдруг перед его мысленным взором появилось совсем другое лицо, горбоносое, с высоким морщинистым лбом. Пронзительные глаза Темного Харта, казалось, пытались что-то ему подсказать, но он не мог понять, что именно. И поэтому он задал еще один вопрос:

— Да зачем я тебе нужен, матушка?!

— У тебя отличный нюх, — просто ответила старуха. — Не знаю, откуда он взялся?.. — Она на мгновение замолчала, пытливо вглядываясь в его лицо, словно пыталась сама ответить на свой вопрос. И Вотша ей подсказал:

— Я из стаи восточных волков.

Старуха кивнула:

— Да, бывает… У некоторых извергов сохраняются отличительные признаки многогранных предков!

И снова Вотшу толкнуло слово «многогранных» — слово из лексикона многоликих! А старушка между тем с улыбкой продолжала:

— Теперь понятно происхождение твоего чуткого носа. Так вот, именно такой нюх должен быть у моего ученика! — Последовала секундная пауза, а затем она совершенно серьезно предложила: — Хочешь овладеть всей силой трав, которые взрастила в нашем Мире Мать всего сущего, и всей силой слов, которые она дала людям?!

Вотша мгновенно понял, насколько заманчиво это предложение, но одна мысль тревожила его, и потому он ответил не слишком уверенно:

— Да… Конечно, но… У вас в деревне, наверное, частенько бывают многоликие?..

Старушка наклонила голову набок, ее пристальный взгляд стал каким-то отстраненным, а губы плотно сжались, словно удерживая невольное слово. Несколько секунд она молчала, а затем медленно проговорила:

— Бывают… Не часто, но бывают.

После этих слов ее взгляд снова потеплел, на лицо вернулась легкая улыбка, и она спросила:

— А тебе разве надо опасаться многоликих?

— Ну-у-у… — медленно протянул Вотша. — Опасаться не опасаться, а… натерпелся я от них достаточно!

— Знаешь что, паренек, — сразу посерьезнев, проговорила старушка, — выкладывай-ка ты мне всю правду. Что с тобой случилось, почему ты решил в дальние горы податься, от кого прячешься?! — И, снова мгновенно улыбнувшись, добавила: — Или мне самой все это узнать?!

«А ведь она может!!!» — заполошно подумал Вотша. Его взгляд метнулся к входной двери, но что-то внутри, какое-то странное теплое чувство остановило его. С минуту он посидел, опустив голову и ни о чем не думая, прислушиваясь к этому странному, неожиданному ощущению, а затем начал свой рассказ.

Хозяйка домика ни разу не перебила гостя, хотя его рассказ получился достаточно длинным. Вотше захотелось рассказать этой старой женщине… странной, немного пугающей его и одновременно располагающей к себе, всю историю своей небольшой жизни. Рассказать со всеми подробностями, поведать даже то, что, собственно говоря, к его жизни не относилось, то, что произошло еще до его рождения, но легло темной, загадочной тенью на все его существование, на всю его судьбу!

После того как он закончил свой рассказ, старушка долго молчала, опустив глаза к столешнице, а затем, привычно улыбнувшись, проговорила:

— Да… Интересная у тебя жизнь. А теперь, изверг из стаи восточных волков, послушай другую историю…

И уже Вотша, приоткрыв рот, завороженно слушал рассказ старой женщины. Рассказ о том, как далеко-далеко на Западе, на плоском, поросшем лесом берегу бескрайнего соленого моря, воды которого были серы и пенны, родилась девочка. Мать назвала ее Барбой. Девочка была полуизвергиней — отец ее был многоликим, а мать извергиней, но в отличие от других полуизвергов девочка не владела многоличьем… Совсем не владела! И тем не менее, когда малышке исполнилось четыре года, многоликий отец забрал ее у матери и поселил в своем доме, в столице западных медведей. Это было необычно, случалось очень редко, но… случалось. Барба страдала, тосковала, и однажды отец взял ее с собой в свою лабораторию, где было много интересных, редких и необычных вещей. Девочке там настолько понравилось, что ее тоска стихла, отошла на задний план. С тех пор для маленькой девочки стало любимым занятием тихо-тихо сидеть в лаборатории отца, который занимался изучением влияния растений на живые организмы, в том числе и на извергов.

Нельзя сказать, что отец очень любил свою «калеку»-дочь, баловал ее или уделял ей какое-то особое внимание, но в те моменты, когда исследования заводили его в тупик, когда надо было обдумать ход эксперимента или проанализировать полученные результаты, многоликий начинал ходить по лаборатории и говорить… Говорить так, словно он обсуждал возникшую проблему с дочерью, сидевшей в уголке и внимательно его слушавшей. Излагая собственную точку зрения, он говорил от своего имени, а когда ему в голову приходили возражения, когда ход его рассуждений требовал многовариантности, у него появлялся оппонент — молчаливая девочка, в уста которой он и вкладывал все возможные возражения, сомнения, предположения. А девочка слушала, вначале ничего не понимая, а затем с все большим интересом…

Барба подрастала, превращалась в девушку, но отец, казалось, не замечал этого, может быть, потому, что для него эти десять-двенадцать лет значили гораздо меньше, чем для нее. Однако пришло время, и девушка полюбила. Она не знала, кто именно сказал отцу, что у его дочери появился возлюбленный, просто в один страшный, черный день молодой изверг-кузнец, влюбленный в Барбу, был схвачен многоликим и заперт в подземелье княжеского замка. Сама Барба была отправлена далеко на восток, за границу владений западных медведей, в маленькую деревушку, принадлежавшую другу ее отца.

Там она и прожила всю жизнь. Первый год она не помнила совершенно — этот период ее жизни заволокло слезами и бездумьем, а потом… Потом к ней постепенно стали возвращаться воспоминания о том, что она видела, слышала, чувствовала в лаборатории отца. Она стала надолго уходить в казавшийся бескрайним лес, на опушке которого стояла деревенька, собирать травы, ягоды, корешки, и постепенно это занятие захватило ее полностью. Иногда ей даже казалось, что она чувствует присутствие отца, только теперь не он рассуждал о своих исследованиях перед маленькой дочерью, а его дочь советовалась с ним о том, что ее занимало, о том, какие тайны жизни постепенно открывались ей.

Старая Барба замолчала, с улыбкой глядя на заслушавшегося Вотшу, и когда тот пришел в себя от наступившей тишины и в некотором смущении захлопнул приоткрытый рот, договорила:

— И вот, в тот самый момент, когда мне так понадобился кто-то молодой, чтобы передать ему свои знания, чтобы оставить после себя мастера трав, ко мне с моей далекой родины, из деревни на берегу бескрайнего соленого моря, приехал мой племянник, сын моего младшего брата, у которого такой отличный нюх и которого зовут…

Тут она снова замолчала, пристально глядя на Вотшу, а затем спросила: — И как же зовут моего племянника?

— Бамбарак, — машинально ответил Вотша, и Барба рассмеялась:

— Бамбарак! Какое смешное и удивительно точное имя!

Она покачала головой, встала из-за стола и позвала:

— Пойдем, Бамбарак, я покажу тебе место, где ты будешь спать!

Барба направилась к низенькой дверке, расположенной как раз напротив входа в домик. За этой дверкой оказалась еще одна крошечная комната, в которой стояла невысокая узкая кровать под балдахином, столик для умывания под крошечным окошком ималенький комодик под лестницей, ведущей на чердак. Лестница была достаточно крутой, но Барба быстро и без всяких затруднений взобралась по ней, откинула крышку люка и исчезла в нем. Вотша последовал за ней и через секунду вступил в прохладный полумрак чердака. Когда глаза его привыкли к полумраку, он увидел, что в противоположном конце чердака, прямо на полу под небольшим оконцем, устроена постель, состоящая из набитого сеном тюфяка, большой также сенной подушки и толстого суконного одеяла, забранного в далеко не новый, но чистый и прочный пододеяльник. Воздух на чердаке был пропитан запахами каких-то душистых трав и легким ароматом меда.

— Надеюсь, Бамбарак, ты привычен к скромной обстановке? — донесся до его ушей голос Барбы. Старушка стояла рядом с постелью и с улыбкой смотрела на «племянника».

— Для меня эта обстановка роскошна, — ответил улыбкой на улыбку Вотша, — вот только меня смущает…

Он замолчал, не зная, как помягче объяснить свое сомнение.

— Говори, говори, — приободрила его старушка. — Надо, чтобы тебе было удобно и спокойно, иначе какая учеба!..

— Ну… Мне же придется ходить через твою комнату… — тут он слегка запнулся, но почти без усилия продолжил: — тетушка Барба, а это… не совсем удобно.

— Хм… Тетушка Барба!.. — повторила старушка и с довольной улыбкой покачала головой. — Мне нравится такое обращение. А что касается неудобства, то вряд ли тебе удастся встать с постели раньше меня, а улечься в постель позже. Так что пройти через мою комнату ты сможешь всегда. Ну а если тебе все-таки приспичит выскочить на улицу в то время, когда я буду у себя в комнате, так это можно будет сделать через дополнительный выход. Барба шагнула к торцевой стене чердака, секунду повозилась и распахнула небольшую дверку. — Вот. — Старушка указала на открывшийся люк. — Такому молодцу, как ты, ничего не стоит спуститься на землю. И лес рядом! — неожиданно добавила она.

Вотша наклонился и выглянул в люк. Люк действительно располагался совсем невысоко, и он мог без труда спрыгнуть на землю, да и лес начинался метрах в сорока от дома.

— Но, надеюсь, тебе не придется пользоваться этим выходом, — раздался у него за спиной голос Барбы. Вотша присел на колено, аккуратно закрыл дверцу люка и снова выпрямился. — А теперь пойдем, я покажу тебе свою… мастерскую.

Последнее слово в устах старушки прозвучало слегка насмешливо и в то же время с некоторой гордостью.

Они снова спустились вниз, вышли из дома, и Барба указала на сарай, размерами почти равный дому, стоявший на другом конце огороженного плетнем участка земли:

— Нам вон туда.

Сарай был сложен из толстых, грубо ошкуренных бревен и имел два небольших окна, забранных толстыми оконными переплетами. Дверь выглядела очень солидной, собрана она была из толстых, хорошо подогнанных друг к другу досок и укреплена двумя широкими металлическими полосами. И здесь Вотша, пожалуй, впервые в своей жизни увидел дверь без ручки, но с хитрым потайным замком! Барба достала из кармана передника тяжелый затейливый ключ и, уловив удивление будущего ученика, пояснила:

— Мои соседи уже знают, что сюда соваться не стоит, а вот прохожие изверги все время пробуют забраться. Хорошо еще, что в наших местах прохожие редко бывают, но за последние два года трое шею себе здесь свернули! Пришлось вот… замочек поставить.

Замок щелкнул звонко и весело, Барба потянула за ключ, и дверь распахнулась.

Вотша шагнул через порог следом за старушкой и остановился на месте. Конечно, эта мастерская мало напоминала лабораторию Темного Харта — та была холодна, высокомерна, наполнена темными, странными и страшными тайнами умерщвления и воскрешения из мертвых. Мастерская Барбы, напротив, была полна жизнью, запахами, шорохами. Пучки трав, подвешенные к балкам потолка, наполняли единственную комнату сарая поразительными ароматами, тонкими, едва уловимыми, казалось, травы переговариваются между собой с помощью этих ароматов, сплетая их в диалоги, в многоголосье!

Барба с легкой улыбкой смотрела на Вотшу, оглядывавшего мастерскую, и молчала, словно ожидая, когда он начнет задавать вопросы. А тот, сделав еще пару шагов внутрь помещения, медленно обводил глазами окружавшие его чудеса.

Вдоль правой от входа стены, под одним из окон, был устроен длинный, довольно узкий стол, одним своим концом примыкавший к небольшой печке с плитой. Из камня печной кладки торчал странный кран, и Вотша немедленно обратил на него внимание, но пока что воздержался от вопроса. Над столом, по обе стороны от окна, были подвешены к стене неширокие полки, на которых стояли самые разные посудины, ступочки, пестики, ложки, шпильки и другой инструмент, большей частью керамический, но попадался и каменный, и металлический. Сам стол был абсолютно пуст и совершенно чист, лишь сбоку на столешнице в специальной подставке находились деревянные, каменные и металлические дощечки. У противоположной, глухой, стены стояли два больших шкафа, их дверцы были закрыты. Под окном расположенной напротив входа стены начинался еще один широкий стол, который тянулся почти до середины комнаты. Этот стол, в отличие от первого, был полностью заставлен различными аппаратами странной формы, среди которых Вотша узнал только небольшой перегонный куб.

Закончив осмотр, изверг повернулся к хозяйке мастерской, но вопрос задать не успел, Барба опередила его:

— Нет, Бамбарак, сегодня мы заниматься не будем, и на твои поспешные вопросы я отвечать не хочу. Ты сейчас, если желаешь, отдохнешь, потом мы вместе покопаемся в огороде, а вот завтра мы начнем твое обучение… Начнем с самого начала!

И она улыбнулась получившейся тавтологии.

На следующий день началась Вотшина учеба, и первым поручением, которое тетушка Барба дала ученику, стало задание… перекопать огороженный участок земли! Поручение было неожиданным, Вотша с тоской посмотрел в сторону заветного сарая, но, не возражая и не задавая вопросов, взялся за лопату — в детстве учителя мальчонки приучили его к дисциплине. Дни бежали за днями, а Вотша продолжал заниматься исключительно тяжелым физическим трудом: он копал и перетаскивал землю, сажал семена и пересаживал рассаду, мыл посуду и инструменты, иногда одну и ту же вещь несколько раз, если тетушка Барба была недовольна первоначальным результатом. Но даже эта работа давала ему массу знаний!

В огороде у тетушки Барбы совсем не было овощей, как сказала она сама Вотше, овощи в достатке сажают деревенские изверги, а около ее дома растут травы и кустарники с иным предназначением. Большинство из них были лекарственными, но попадались и такие, о свойствах которых тетушка Барба до поры до времени молчала. Уже через месяц Вотша досконально знал не только названия всех этих растений, но и в каком месте огорода любое из них растет. Он выучил наизусть названия всех видов посуды и все инструменты, имевшиеся у тетушки Барбы, так что безошибочно подавал ей требуемое, когда помогал в мастерской. Он знал назубок все небольшое хозяйство приемной тетки, так что, когда она однажды ушла в лес на четверо суток, он без труда управился с этим хозяйством, не забыв выполнить все многочисленные поручения Барбы.

К этому времени Вотша перезнакомился и со всеми жителями деревеньки. Их было немного, всего восемь семей. Изверги были немногословны, они словно бы присматривались к новичку, появившемуся в их деревне, прикидывали, чего он стоит, и, когда видели, как старательно он работает на огороде своей тетки, одобрительно кивали головами. Извергини, почти все, за исключением одной странной старухи, жившей в одиночестве на противоположном конце деревни, сразу же полюбили старательного и доброго паренька, а полтора десятка ребятишек души в нем не чаяли. В свои нечастые свободные минуты он успевал рассказать им какую-нибудь занимательную историю, подарить сделанную свободным вечером игрушку, а тех, что были постарше, начал учить грамоте.

Но ближе всех Вотша сошелся с девчушкой, которая жила через два дома от Барбы. Звали ее Элайса, и было ей лет двенадцать-тринадцать. Вотша редко выходил за плетень, огораживавший участок тетушки Барбы, поэтому Элайса в первый раз увидела его только недели через две после того, как он поселился у травницы. Девчушка прибежала к Барбе за снадобьем для отца, ужаленного змеей. Увидев во дворе Вотшу, который тесал жердину, чтобы поправить плетень, Элайса лишь на мгновение притормозила от неожиданности, а затем снова устремилась в мастерскую, где надеялась найти Барбу. Получив противоядие, она тут же убежала домой, однако уже следующим утром девчушка вновь появилась во дворе тетушки Барбы. В огороде возилась одна старушка, и Элайса, подойдя к ней, без всякого стеснения поинтересовалась:

— Тетушка Барба, а где этот?.. Ну, такой, здоровый, что вчера здесь копался?!

Старушка выпрямилась, с улыбкой посмотрела на девчонку и, в свою очередь, спросила:

— А что это ты, доченька, нарядилась, словно в город ехать собралась?

На Элайсе и вправду было пестрое, явно праздничное платье, а тонкую, длинную шейку охватывал красивый цветной шарфик. Однако девчушка в ответ только фыркнула:

— Никуда я не собралась! Что ж мне все время замарашкой ходить?! — Она вздернула и без того курносый, усыпанный яркими конопушками носик кверху и отвернулась.

Барба покачала головой и сказала примирительно:

— Бамбарак в лес отправился, хвоя свежая мне нужна.

— А откуда он взялся?! — снова повернула к старушке любопытную мордашку Элайса.

— Племянник он мой, — как можно серьезнее ответила Барба. — Сын моего младшего брата. Вот, приехал.

— А-а-а… — протянула девушка, посмотрела в сторону леса и добавила: — Ну, я тогда попозже зайду.

Она появилась в домике Барбы уже к вечеру, одета была в свое обычное, будничное платье и принесла небольшой кувшинчик с молоком. Травница с Вотшей как раз собирались ужинать и пригласили девчушку к столу. Стол в столовой Барбы был столь мал, что за ним сразу стало тесно, и ребята, сидевшие друг напротив друга, без конца соприкасались коленками, краснели и начинали говорить слишком громко и возбужденно. Барба смотрела на них с улыбкой и больше помалкивала. Когда Элайса наконец откланялась и ушла домой, старушка, прихлебывая из кружки травяной отвар с молоком и кося на Вотшу смеющимся глазом, поинтересовалась:

— Ну, понравилась тебе наша соседка?! — И, не дождавшись ответа от смущенно покрасневшего парня, добавила: — Она у нас совсем невеста!

И тут Вотша поднял голову и очень серьезно ответил:

— Элайса — хорошая девушка. Но эта невеста не про меня!

Враз посерьезневшая Барба внимательно посмотрела в лицо «племяннику», но выспрашивать ничего не стала.

С тех пор Вотша и Элайса частенько встречались. Вотша много рассказывал девушке о том, что видел в своих путешествиях, она слушала, задавала вопросы, но… и только. Вотша называл ее «сестренка» и держался с ней соответственно, а Элайсе, казалось, и не надо было ничего больше.

Между тем осень оголила лес, разогнала лесную живность по норам, берлогам и дуплам, затянула небо серыми беспросветными тучами, запустила тягучие холодные ветры, смоченные бесконечными дождями. Вотша замечал перемены в погоде, но обращал на них мало внимания — у него был дом, который он уже начинал считать родным, было дело, которое отнимало все его силы, так что вечером его неудержимо тянуло в постель, а утром… А утром его будил звонкий голос его старенькой тетушки:

— Бамбаракушка, вставай, ученье идет с утра и тянется к вечеру!

Наконец землю, дом, соседний лес укрыло белое снежное покрывало, и как-то вдруг физической работы у Вотши поубавилось. Но тетушка Барба словно ждала этого момента — теперь всю вторую половину дня, от позднего завтрака до позднего ужина, они просиживали в мастерской. Вотша начал постигать свойства трав, их воздействие на человека, время и способы их заготовки, приготовления, хранения! Тело его отдыхало, зато голова работала с полным напряжением.

Но самым интересным для Вотши было помогать тетушке Барбе, когда к ней приходил заболевший изверг. Он наблюдал, как травница осматривала больного, как внимательно и в то же время аккуратно его ощупывала, простукивала, не забывая при этом комментировать, словно бы для себя самой, то, что обнаруживала, и выводы, которые делала из своих наблюдений. Вотша не сразу понял, что говорит она вовсе не для себя, а для него! К весне он начал думать, что полученные им знания достаточны, чтобы… Но он ошибался!

В начале марта стало пригревать. Снег осел, начал подтаивать, и вскоре по земле побежали ручьи, пробивая себе дорогу к недалекой речке. В лесу, правда, снег лежал почти до середины апреля, но весну это не задержало, и с ее приходом возобновилась работа Вотши в огороде. Но теперь он учился ухаживать за растениями, подрезать кусты, приваживать пчел и других насекомых.

А в конце апреля в деревеньке появились многоликие!

Земля к тому времени уже подсохла, трава после зимы поднялась, зазеленела, и деревья в лесу выпустили маленькие клейкие листочки. Как-то во второй половине дня, уже ближе к вечеру, когда Вотша по своему обыкновению возился в огороде, со стороны леса раздался конский топот. Изверг выпрямился, обернулся и увидел, что вдоль лесной опушки, по той самой, едва заметной колее, по которой в начале прошлой осени он сам вышел к этой деревне, движутся две повозки, сопровождаемые двумя всадниками. А рядом с повозками бесшумно скользили четыре темно-серые волчьи тени!

Вотша замер на месте, он так давно не видел волков, что их появление повергло его в ступор. Тело его мгновенно окаменело, а в голове металась одна-единственная мысль: «Выследили!!!»

Но в этот момент рядом с ним раздался спокойный негромкий голос тетушки Барбы:

— Ну вот, господа явились…

— Господа?! — резко повернулся к ней Вотша. — Чьи господа?!

— Да наши господа, Бамбаракушка, — невесело усмехнулась Барба. — Мы же на землях западных волков живем, им за это и платим…

Вотша вдруг почувствовал, что задыхается, и медленно выпустил из груди застоявшийся воздух.

«Западные волки… — уже спокойнее подумал он. — Как же я до сих пор не спросил, кому принадлежат эти земли!»

Он, не совсем понимая, что делает, повернулся, словно бы желая уйти в дом, но тетушка Барба тихим строгим голосом приказала:

— Стой, где стоишь! Ничего страшного не будет!

Всадники и повозки продолжали двигаться в сторону деревни по колее, а двое волков двинулись напрямую, перемахнули через плетень и неторопливо трусили по грядкам прямо к стоявшим недалеко от дома Барбе и Вотше. Когда они оказались шагах в трех, Барба медленно, с непередаваемой торжественностью поклонилась и пропела своим звучным голосом:

— Доброй вам охоты, многогранные. Пусть ваша добыча будет обильна!

Вотша поклонился вслед за хозяйкой дома и вдруг заметил, что волчьи лапы помяли и частью поломали только что высаженную им рассаду. И тут в его груди неожиданно поднялась волна ярости на многоликих, испоганивших его труд. Он выпрямился… но сказать ничего не успел, его опередила Барба. Словно почувствовав, что Вотша готов сорваться, она быстро проговорила, указывая на него:

— А это, многоликие, мой новый ученик, сын моего брата, по прозванью Бамбарак! На наречии западных медведей так называют колотушку для выколачивания пыли из ковров.

Оба волка остановились и ощерили клыки, то ли улыбаясь смешному имени, то ли проверяя новичка на смелость. Но Вотша уже успел взять себя в руки, снова склонившись в учтивом поклоне, он чуть хрипловато пробормотал:

— Доброй вам охоты, господа. Пусть будет обильна ваша добыча!

Волки продолжали внимательно рассматривать Вотшу, а тот стоял совершенно неподвижно, опустив глаза к земле. Наконец оба многоликих потеряли к нему интерес и двинулись прямо через огород Барбы в сторону дальнего плетня, отделявшего усадьбу травницы от соседей. Повозки и всадники между тем повернули от леса и двигались мимо плетня к деревенской улице.

Вотша и Барба продолжали стоять неподвижно, пока повозки многоликих не скрылись за соседним домом, а затем старушка негромко сказала:

— К старосте поехали. Ты поправь потоптанное, а я пойду приготовлю откуп. Утром будут собирать!

— Какой откуп, тетушка? — не понял Вотша.

— Травки да зелья, Вотушка, — неожиданно назвала его настоящим именем Барба. — Многоликие тоже иногда болеют. — Она махнула рукой. — Вот и завтра наверняка страдать будут. От перепитого да от перееденного… Да от… усталости. — Она опять махнула рукой. — Ладно, не в первый раз и не в последний! Занимайся огородом, да на улицу не высовывайся.

Тетушка Барба вдруг внимательно посмотрела в лицо Вотше и с каким-то надломом в голосе добавила:

— Особенно когда стемнеет.

Вотша, не совсем понимая сказанное и не зная, что ответить, лишь беспомощно улыбнулся, а Барба повернулась и, чуть сгорбившись, став совсем маленькой, направилась в сторону мастерской.

А темнеть начало скоро. Уже через час Вотша был вынужден закончить работу в огороде и, собрав инструмент, направился к мастерской. Там он застал тетушку Барбу у огромного плетеного короба с откинутой крышкой. Она аккуратно ставила в этот короб небольшие глиняные посудины, наполненные различными снадобьями, перекладывая их клоками сена. Вотша поставил инструменты на место, а затем подошел к коробу.

— Может быть, я могу помочь, тетушка Барба?

Его предложение прозвучало неуверенно, старушка в ответ, не прерывая работы, покачала головой:

— Нет, Вотушка, это я должна сделать сама. Ты лучше ступай в дом и позаботься об ужине.

Когда на небе проклюнулась первая звезда, они сели за стол. Ужин, как всегда, был легким, так что вечерняя трапеза надолго не затянулась. После ужина тетушка Барба начала убирать посуду, а Вотша вышел во двор, под ночное небо, встал, прислонившись к углу домика, и поднял глаза к темному небу. Позади него темный иззубренный абрис леса закрывал небосвод чуть ли не до половины, зато впереди и по бокам на темном, отдающем в фиолетовое небе рассыпались мириады звезд. Вотша скользнул взглядом по этой сверкающей россыпи… и вдруг замер. Прямо напротив него, словно выглядывая из засады, приподнялся оранжевый, пылающий торжеством глаз Волчьей звезды!

«Она нашла меня!.. — возникла в голове Вотши оторопелая мысль. — Она привела сюда волков!»

Он вдруг вспомнил, как давно он не видел в небе Волчью звезду!.. Не видел или… не замечал?! Неужели он мог забыть о ней! Неужели он мог… не замечать ее!

И в этот момент с дальнего конца деревеньки, оттуда, где находился дом старосты, донесся крик… Странный, полупридушенный, он напоминал скорее хрип отчаяния, чем вопль ярости или призыв о помощи. Вотша напрягся, ожидая повторения этого крика, но над деревней снова повисла тишина. Несколько минут изверг вслушивался в эту тишину, а затем тело его расслабилось, и он медленно двинулся к входной двери дома.

Вернувшись в дом, Вотша увидел, что тетушка Барба уже управилась с посудой и теперь, сидя за столиком, перебирала семена, определяя по каким-то, только ей известным приметам годные и отбрасывая в сторону испорченные. Услышав, что Вотша вернулся, она подняла голову и быстрым движением руки указала ему на небольшую кружку, стоявшую на противоположном конце столика:

— Вот, выпей-ка перед сном!

Вотша, привыкший повиноваться своей названой тетке, молча подошел к столу и взялся за ручку кружки. Однако поднять ее он не успел, над деревней снова взвился крик. Чуть громче предыдущего, он был наполнен такой душевной болью, что рука Вотши невольно замерла. Крик смолк, и вдруг, словно эхо отзвучавшего крика, к ночному небу поднялся тоскливый волчий вой!

Ноги у Вотши вдруг стали ватными, он быстро поднял кружку и сделал глоток. Глотку обжег густой, горький, странно… шершавый напиток!

— Пей все!!! — Голос тетушки Барбы прозвучал словно приказ, и рука Вотши дернулась сама по себе, пытаясь выполнить его, но… Но он усилием воли остановился, посмотрел на свою наставницу и покачал головой:

— Нет, тетушка, я пойду к себе, лягу и тогда выпью!

— Хорошо, — неожиданно согласилась Барба. — Только выпей обязательно!

Вотша кивнул и направился к двери, ведущей в заднюю комнату.

Оказавшись у себя, он не стал зажигать лампу, пристроенную на стропилине. Он знал свой чердак достаточно хорошо, чтобы в темноте пройти к своей постели, скинуть куртку с рубахой и улечься. Вот только пить настой тетушки Барбы он не стал — просто поставил кружку на пол рядом с изголовьем. Немного поворочавшись под легким одеялом, Вотша лег навзничь и снова прислушался к накрывавшей деревню тишине… Вот что-то прошуршало по крыше… Вот из лесу донеслось хлопанье крыльев… С противоположного конца деревни донесся неясный шум, похожий на громкий разговор нескольких мужчин, спустя десяток минут этот шум разбился на несколько более тихих шумов, словно бы расходящихся в стороны друг от друга. Один из них явно приближался. Обостренный слух Вотши вычленил этот шумок из всех остальных расплывчатых звуков ночной тишины — в сторону дома тетушки Барбы медленно направлялись трое. Они шли неторопливо, словно прогуливаясь, и негромко переговаривались на ходу…

Вотша чуть приподнялся в постели, он вдруг ясно понял, что идут за ним!..

Но он ошибся. Они остановились довольно далеко от домика Барбы, еще немного поговорили, а затем свернули в сторону, к одному из домов деревни. Через несколько секунд до слуха Вотши донесся громкий стук в дверь и зычный крик:

— Эй, изверг, открывай, гости дорогие пожаловали!

И почти сразу же последовал ответ:

— Прошу, господин, прошу!.. Какая милость, господин, прошу… Все мое — ваше, господин!..

Голоса смолкли.

Вотша снова откинулся на подушку — шли не за ним, он, похоже, вовсе не интересовал многоликих. Они просто… гуляли… веселились!..

Изверга снова окружили обычные ночные звуки: шорохи, по-весеннему едва слышное стрекотанье, редкое хлопанье крыльев. Вотша почувствовал, как его веки тяжелеют, как тело расслабляется, готовясь погрузиться в сон, и все-таки какая-то остаточная тревога мешала ему отдаться во власть сна, заставляла прислушиваться к ночи!

Прошло, наверное, около часа, и вдруг Вотшу снова приподняло с постели. Сначала он даже не понял, что это было, только спустя несколько секунд до него дошло — хлопнула дверь… потом еще раз хлопнула дверь, и по земле глухо затопали тяжелые сапоги. А затем высокий девичий крик сорвал Вотшу с постели:

— Господин! Не надо, господин! Не надо!!!

Вотша не понял, как он оказался у окошка, но ставня была откинута мгновенно, и он высунулся наружу, вглядываясь в темноту, чуть подсвеченную мерцающими звездами.

— С каких это пор извергинька будет указывать многоликому, что надо, а чего не надо!

Мужской голос был груб и насмешлив.

И тут Вотша увидел, что по соседнему участку в сторону их дома, петляя между кустами крыжовника, бежит невысокая тоненькая фигурка, закутанная во что-то белое, а за ней стремительно несется странный сгусток черноты… Нет, таких теней было две!

— Стой, девчонка, если не хочешь, чтобы тебя догнал волк!

Этот голос был до странности холоден, лишен эмоций, словно он обращался не к живому существу, а отдавал приказ… грязи под ногами.

Но светлая фигурка мгновенно замерла… застыла, даже не опустив вскинутых в беге рук. Две черные тени мгновенно оказались рядом, и безразличный голос поинтересовался:

— Ну что, здесь ее поваляем или в дом отведем?!

— В дом отведем, — ответил грубый с довольным смешком. — Я это дело при свете люблю делать.

— Не надо, господин… — словно эхо, безжизненное, обреченное эхо, пролепетал девичий голос, но ответом было грубое:

— Пошла, куда сказано!

И светлая тень, опустив наконец руки, медленно двинулась прочь от домика травницы, спотыкаясь и припадая к земле, видимо, от толчков, которыми ее подгоняли преследователи.

Вотша мгновенно оказался у противоположной стены чердака, и его руки, обдирая ногти с пальцев, срывали задвижку наружного люка. В следующую секунду он уже летел к земле. Приземлился он вполне удачно, только слегка откачнувшись к стене дома, но устояв на ногах. Изверг уже разворачивался, чтобы мчаться на помощь девчонке, но в это мгновение чья-то маленькая, но удивительно жесткая ладонь уперлась ему в грудь, припечатывая к стене, а голос тетушки Барбы сурово прошептал из темноты:

— Ты, стало быть, не выпил настой! И куда же ты теперь собрался, изверг?!

Слово «изверг» прозвучало, как пощечина, но Вотша не обратил внимания на это. Он дернулся, пытаясь вырваться, и просипел онемевшими губами:

— Это же Элайса! Они схватили Элайсу!!!

— Я слышала, — с чуть заметной горечью ответила Барба. — Но что ты можешь сделать?!

— Я вырву ее из их рук! — яростно прошептал Вотша.

— Ты погибнешь сам и погубишь девчонку. А так они натешатся и оставят ее… в живых.

— Натешатся!.. — с мукой в голосе просипел Вотша, и вдруг тело его обмякло, он сполз по стене, сел на землю и простонал: — Если бы у меня был мой меч!!!

— И что бы ты сделал с этой железкой против многоликого? — В голосе тетушки Барбы тоже прозвучала боль. — Подставил бы свое горло под его клыки?!

Вотша промолчал, прекрасно понимая всю правоту травницы, и по его щекам вдруг покатились слезы бессилия…

— Иди наверх. — В голосе Барбы звучала прежняя твердость. — Выпей настой и ложись спать! А завтра мы посмотрим, что можно будет сделать!

Несколько секунд Вотша продолжал неподвижно сидеть на земле. Потом поднялся на ноги, нашарил под стеной недлинный шест, прислонил его под углом к стене и быстро взобрался по этому шесту к себе на чердак. Он закрыл люк, прошел к постели, стянул штаны и улегся поверх одеяла. Секунду помедлив, он нашарил стоявшую у изголовья кружку и медленно вытянул горьковатый настой…

Спустя минуту он спал мертвым, без сновидений, сном, не слыша, как по деревеньке катится волна криков, плача, воплей и стенаний.

Когда на следующий день Вотша открыл глаза, солнечный свет заливал чердачную комнатку, а это означало, что солнце поднялось выше окоема леса. Изверг удивленно поморгал заспанными глазами — такого с ним не было за все время пребывания в домике тетушки Барбы! Но в следующее мгновение он вспомнил, что произошло ночью, и рывком сел на постели.

Прислушался… Вокруг стояла абсолютная тишина, даже птицы на близкой опушке леса молчали. Вотша, преодолевая какое-то внутреннее сопротивление, повернулся и выглянул в окошко. Чердак домика травницы располагался не слишком высоко, так что увидеть всю деревеньку не было возможности, но взгляд Вотши и не пытался проникнуть слишком далеко. Он сразу же наткнулся на те самые кусты крыжовника, между которыми ночью металась бледная тень девушки. У Вотши заныло под сердцем, молодая весенняя трава под кустами была истоптана до земли, и от кустов до дома Элайсы по зеленому травяному фону через пролом в плетне тянулась рваная цепочка темных пятен — следов, оставленных девушкой и ее мучителями.

Вотша отвернулся от окна, встал на задрожавшие ноги, прошел к умывальному столику, умылся, а затем медленно оделся. Потом он спустился вниз — тетушки Барбы в домике уже не было, но на меленьком кухонном столике стоял накрытый чистой тряпицей завтрак. Однако Вотша не присел к столу, он вышел во двор, огляделся и направился к калитке, но был остановлен коротким окриком:

— Бамбарак, иди сюда!

Вотша остановился и оглянулся на голос. Около мастерской, уперев руки в бока, стояла тетушка Барба. Изверг бросил тоскливый взгляд вдоль пустой деревенской улицы, повернулся и побрел к мастерской.

Травница дождалась, когда Вотша подошел, а затем молча двинулась в мастерскую. Там она указала Вотше на табурет, стоявший около рабочего стола, и приказала:

— Садись!

— Я хотел… — неуверенно начал Вотша, но Барба его перебила:

— Незачем тебе туда ходить! Ничего интересного там нет, да и многоликие еще не уехали, а тебе ни к чему сейчас встречаться с ними!

— А… Элайса?.. Что с ней?

Тетушка Барба несколько секунд молчала, и под ее тяжелым взглядом Вотша опустил голову.

— Элайса… жива, но… ей придется несколько дней… полежать. — И тут же строго повторила: — Садись.

Вотша покорно уселся на табурет, а тетушка Барба, встав рядом и положив ему руку на плечо, заговорила негромко и очень серьезно:

— Слушай меня внимательно! Я хочу поручить тебе дело, которое потребует от тебя предельного внимания! Ты видишь перед собой четыре разные травы…

Вотша взглянул на столешницу, перед ним действительно стояли четыре небольших холщовых мешочка с сушеными травами.

— Вот тебе рецепт приготовления снадобья, обостряющего все человеческие чувства. Многоликие, приняв это снадобье, начинают понимать, о чем щебечут птицы и говорят звери! — Вотша поднял голову и недоверчиво посмотрел на Барбу, но лицо у старой травницы было совершенно серьезным. — Изверги, конечно, на это неспособны, но и они после приема этого снадобья начинают воспринимать Мир совершенно по-другому! Однако изготовить это снадобье очень сложно. Травы надо собирать в точно определенный срок, и срок этот очень короток. Затем их необходимо сушить, и условия сушки тоже установлены очень жестко, после чего уже высушенная трава укладывается определенным образом для созревания, причем каждые два дня ее необходимо перекладывать… Но сейчас все компоненты снадобья готовы, осталось только измельчить траву, смешать ее, заварить, настоять и очистить! Тебе предстоит сделать первые три операции. Я уже сказала, работать надо предельно внимательно, когда заваришь первую порцию, позовешь меня, я проверю, что у тебя получилось!

Тетушка Барба сделала крошечную паузу и спросила:

— Ты все понял?!

Вотша кивнул и еще раз оглядел стол. Кроме мешочков с травами, на столешнице стояли небольшие весы и маленькая коробочка с разновесами, каменная ступка с таким же пестиком, лежала каменная доска и костяной нож. Печка в углу мастерской была затоплена, а значит, во вмурованном в нее баке скоро закипит вода, принесенная из лесного ключа.

— Вот описание тех операций, что тебе предстоит сделать, внимательно прочитай, вымой руки и начинай, — снова заговорила тетушка Барба. — Отвлекаться от этого дела нельзя, так что… — Она многозначительно посмотрела Вотше в глаза и закончила: — А я схожу, посмотрю, как там Элайса, а когда вернусь… покопаюсь в огороде. Смотри не отвлекайся!

Она снова пристально посмотрела на Вотшу, затем развернулась и направилась к выходу.

Когда дверь мастерской закрылась за старой травницей, Вотша пододвинул к себе небольшой, пожелтевший от времени листок пергамента и принялся читать описание того, что ему предстояло сделать. Однако он далеко не сразу смог сосредоточиться на работе, перед его глазами то и дело возникала светлая, казавшаяся прозрачной фигурка, мечущаяся между кустами, а в ушах звучало беспомощное: «Не надо, господин!..»

Лишь огромным усилием воли ему удалось вникнуть в смысл написанного. А когда это произошло и Вотша понял, какая работа ему предстоит, он еще раз, с огромным сомнением осмотрел то, что было приготовлено травницей для выполнения этой работы! Он вдруг понял, что скорее всего не справится с ее поручением!

И все-таки он начал эту работу!

Прочитав еще несколько раз наставление, он набрал из печного бака горячей воды — она еще не закипела, и тщательно вымыл руки. Затем, встав к столу, он придвинул к себе каменную доску, достал из первого мешочка немного высушенной травы и начал костяным ножом измельчать ее.

Постепенно работа захватила его целиком — контролировать надо было все ее детали, и величину нарезаемых кусочков травы, зависящую от толщины сухих стебельков, и чистоту среза, и однородность растираемой растительной смеси, не говоря уже о точности развеса подготовленной массы! Вотша перестал замечать окружающее, его уже не отвлекали ни посторонние звуки, ни солнечные блики, попадавшие порой в мастерскую и отражавшиеся от инструментов и приспособлений. Он уже не ощущал течения времени, не чувствовал голода, даже тревога, тлевшая в его груди с того момента, как в деревне появились многоликие, ушла, пропала, стертая сосредоточенностью на деле!

Наконец Вотша, как это было написано в руководстве, взял небольшой, облитый глазурью горшочек с плотно пригнанной крышкой, наполнил его необходимым количеством кипящей ключом воды и заварил строго отмеренное количество травяной смеси, растертой до состояния пыли. И тут он вдруг вспомнил, что должен показать результат своей работы наставнице. Закрыв горшок крышкой, он повернулся от стола и увидел, что тетушка Барба стоит в дверном проеме и смотрит на него… А за ее спиной уже сгущались вечерние сумерки!

— Тетушка, я заварил первую порцию, — проговорил Вотша и только тут почувствовал, насколько он устал и насколько голоден!

— Очень хорошо, — кивнула в ответ Барба. — Надень на горшок колпак и пойдем ужинать.

— Но, тетушка, — Вотша повернулся к столу, взял лежащий сбоку войлочный колпак и надел его на горшок с настоем, — ты же хотела посмотреть, что у меня получилось.

— Посмотрю после ужина, — спокойно ответила травница.

Они прошли в дом, где их ожидал приготовленный Барбой ужин. А после еды травница вместе с учеником вернулась в мастерскую и, подойдя к столу, осторожно просунула ладони под колпак. Ощупав горшок с томящимся в нем настоем, она затем долго принюхивалась к своим ладоням и даже лизнула указательные пальцы. Затем, подняв на Вотшу довольные глаза, произнесла привычно певучим голосом:

— Мне кажется, у тебя неплохо получилось. Правда, окончательно удостовериться в успехе или неудаче мы сможем только завтра.

В этот вечер тетушка Барба ничего не дала Вотше выпить на ночь, но он и без этого заснул глубоким, без сновидений сном. Правда проснулся изверг, едва ночную тьму за окном сменил серый сумрак рассвета. А когда тетушка Барба вышла из домика на свежий воздух пасмурного утра, Вотша уже копался в огороде, подвязывая вытянувшиеся побеги серебристой змеевки. Барба подошла к работающему ученику, но не успела даже пожелать ему доброго утра, тот, отвлекшись от работы, повернулся к ней и быстро спросил:

— Тетушка, ты вчера была у Элайсы, а мне ничего не рассказала. Как там она?

— Отец еще вчера увез ее из деревни. — Травница зябко повела плечами. — Девочка… физически она здорова, несколько ушибов, ссадин, синяков заживут быстро, но ей плохо, очень плохо… Я дала ей снадобье… оно успокаивает… отупляет, но его нельзя принимать слишком долго, можно привыкнуть, и оно станет потребностью. Ей придется как-то сживаться со своим прошлым. Если то, что с ней сделали, не будет иметь последствий, то со временем все сгладится, частью забудется, хотя… А вот если у нее будет ребенок!.. Полуизверг!..

Тетушка Барба помолчала несколько секунд и вздохнула:

— Бедная девочка. — И тут же поправилась: — Бедные девочки.

Вотша мгновенно вскинул голову:

— Так были еще… надругательства?!

Травница кивнула:

— Многоликие погуляли!

— А… где они… многоликие… сейчас?.. — с трудом выдавил Вотша.

Барба пристально взглянула на Вотшу и, сохраняя ровный тон, ответила:

— Они вчера уехали. Собрали откуп, какой положено, погуляли и… уехали.

— Уехали… — эхом отозвался изверг и глубоко задумался.

Но травница не дала ему терзаться мыслями, положив на Вотшино плечо ладонь, она проговорила:

— А пойдем-ка, ученик, посмотрим, что ты вчера наварил!

И увидев, что Вотша в задумчивости плохо расслышал сказанное, чуть толкнула его в плечо:

— Пойдем, пойдем, мастер трав!

В мастерской она сама сняла с горшочка войлочный колпак и, осторожно приподняв крышку, понюхала содержимое и с ноткой азарта в голосе пробормотала:

— Сейчас мы очистим твое варево и попробуем, что получилось!

Вотша так и остался стоять рядом с рабочим столом, наблюдая, как травница споро принялась за работу. Сначала она осторожно слила настой в частое решето, подставив под него большую корчагу. Отжав оставшиеся в решете остатки травы, она выбросила их, промыла решето холодной родниковой водой и, застелив его кусочком чистого отбеленного полотна, еще раз пропустила настой через решето. На взгляд Вотши, после этой процедуры жидкость, плескавшаяся в корчаге, стала абсолютно чистой и приобрела странный, прозрачный буровато-красный цвет.

Однако травница на этом не остановилась. Из-под стола она вытащила и водрузила на столешницу странного вида устройство, состоящее из двух облитых глазурью горшков, стоящих один на другом. Верхний, чуть меньший горшок имел в днище короткий и довольно узкий выпуск, плотно входивший в керамическую прямоугольную коробку, надетую, в свою очередь, на такой же выпуск, имевшийся в крышке нижнего горшка. Причем эта крышка представляла собой чуть выпуклую керамическую решетку, через которую был прекрасно виден весь объем горшка. Тетушка Барба проверила, прочно ли стоит ее устройство на столе, и повернулась к Вотше.

— Это, Бамбаракушка, цедилка. Я ее использую только тогда, когда нужно провести очень тщательную очистку жидкости. Вот здесь, — она указала на керамическую коробку в середине устройства, — лежит древесный уголь, завернутый в льняное полотно, и… и еще кое-что. А теперь смотри.

Она перелила жидкость из корчаги в верхний горшок и присела около стола на табурет, явно готовясь к долгому ожиданию.

И в самом деле, около получаса ничего не происходило, а затем на нижней кромке выпуска, устроенного в крышке нижнего горшка, начала набухать прозрачная алая капля, похожая на живую кровь.

Травница просунула сквозь крышку небольшую керамическую ложечку и поймала в нее сорвавшуюся каплю, затем, взяв небольшую чашку и наполнив ее родниковой водой, она опустила ложечку в эту воду. Жидкость в чашке на мгновение сделалась алой, но почти сразу же вновь стала совершенно прозрачной.

Тетушка Барба осторожно приподняла чашку, внимательно всмотрелась в ее содержимое, а затем чуть прижмурилась и медленно выпила воду! Рука старушки, державшая чашку, вдруг бессильно опустилась на столешницу, глаза устало закрылись и… Вотша вдруг испугался, что она сейчас свалится со своего табурета, но Барба продолжала спокойно сидеть еще несколько секунд, после чего открыла глаза, оглядела мастерскую так, словно видела ее впервые, и глухо выдохнула:

— У тебя получилось!!! Получилось с первого раза!!! Невероятно!!!

— Да что получилось-то?! — воскликнул Вотша, удивленный этим «невероятно!».

Барба странно острым взглядом посмотрела ему в лицо, затем молча взяла свою керамическую ложечку, поймала в нее очередную алую каплю, сорвавшуюся с обреза выпуска, сотворила новую порцию зелья и протянула чашку с прозрачной жидкостью Вотше:

— Пробуй, мастер. Только сначала сядь.

Вотша сел на стоявший рядом табурет, недоверчиво поднес чашку к лицу и первым делом понюхал ее содержимое. Пахло свежей родниковой водой. Он попробовал сделать крошечный глоток — на вкус это была свежая родниковая вода. Тогда изверг залпом опрокинул содержимое чашки себе в рот и сразу же проглотил его. Глаза Вотши непроизвольно закрылись, и он прислушался к тому, как холодный вкусный глоток прокатился по пищеводу и растворился в желудке.

Несколько секунд ничего не происходило, только перед плотно закрытыми глазами закружились разноцветные круги. Вотша уже собрался разочарованно вздохнуть, и в этот момент!..

Он почувствовал странный, тонкий, совершенно незнакомый запах! Словно мимо его носа пролетело крошечное, но невероятно пахучее насекомое. Нет, два насекомых, потому что этот запах как-то вдруг разделился на два!.. Нет, на три!.. Затем во рту появился незнакомый приятный привкус, никогда раньше он не пробовал ничего подобного. Через секунду послышался тонкий писк, едва слышное, но очень настойчивое шуршание, гулкий, идущий сверху топоток… А спустя еще десять секунд его просто затопила лавина незнакомых запахов, звуков, вкусов!

Вотша изумленно открыл глаза… и тут же снова прикрыл их! В полутемной, освещенной лишь двумя окнами мастерской вдруг обнаружилось такое количество ярких, разноцветных пятен, что глаза отказались узнавать привычную комнату, привычную обстановку!

— Не надо открывать глаз, — чуть слышно пропел незнакомый, нечеловеческой красоты голос. — Попробуй сначала определить… узнать… незнакомые звуки и запахи. Ты их вспомнишь, только надо сосредоточиться и отделить один звук от другого, один запах от всех остальных.

«Как же я смогу определить эти запахи… эти звуки… если я их никогда не слышал, не ощущал?!» — растерянно подумал Вотша и тем не менее попробовал мысленно вычленить из мешанины запахов тот, что появился первым. И этот тонкий, чуть… «кисловатый» запах мгновенно вырвался на первый план. Вотша даже не успел толком призадуматься над этим запахом, как в мозгу вспыхнуло: «мышь»! И тут же пришла совершенно определенная мысль: «Не так давно рядом со мной пробежала мышь!»

И эта простая догадка неожиданно стала своеобразным катализатором или, вернее, ключом, мгновенно открывшим его подсознание, его недоступную ранее память! А в этой памяти лежали воспоминания об огромном количестве самых разнообразных запахов. Он вспомнил запах пыльцы с крылышек бабочек и аромат парашютиков одуванчика, смрадную вонь атакующей стрекозы и тонкое благоухание ограненного сапфира…

Со звуками было значительно сложнее. Он, например, быстро вспоминал, что когда-то слышал ритмичный, как стрекот кузнечика, шорох, тянущийся из-под пола мастерской, но совершенно точно не знал, кто или что именно производит этот звук. И так было с большинством вновь услышанных звуков.

Наконец Вотша решился снова открыть глаза. Его снова ослепило сияние разноцветных пятен, но на этот раз ему удалось сосредоточиться, определить границы, разделяющие эти пятна, рассмотреть предметы, принявшие новую, необычную окраску. И сразу пришло понимание, как и почему изменилась окраска предметов, но…

Вотша встал и, медленно, осторожно ступая по странным темно-синим доскам пола, двинулся к входной двери. Подойдя, он распахнул дверь, окрашенную в разные оттенки желто-оранжевого цвета, и вышел во двор. Первым делом он вскинул голову и посмотрел в небо, и ему показалось, что сквозь прозрачную синь воздуха он видит мерцание звезд! Чуть опустив взгляд, он увидел недалекий, иззубренный окоем леса и понял, что может рассмотреть каждую иголку на каждой лапе каждой сосны,стоящей на опушке. И только в одном месте его глаза теряли свою необыкновенную остроту, там, где ночью над изумрудной зеленью хвои черноту ночного неба размывало оранжевое гало Волчьей звезды!

Вотша долго вглядывался в странно мутное, оранжевое пятно, повисшее над зеленью леса, словно пытаясь рассмотреть некую тайну, скрытую за этой зловещей кляксой, и вдруг ему показалось, что нечистый оранжевый свет начинает рассасываться… растворяться в проглядывающей сквозь него синеве. Прошло насколько секунд, и оранжевое пятно совершенно исчезло, а вместе с ним исчезли и четко видимые до этого лапы елей — они потеряли свою особость, слились в общий темно-зеленый фон.

Вотша резко обернулся и посмотрел на дверь… Она была привычного цвета — серого, старого, омытого дождями дерева. Он понял, что к нему вернулось его обычное зрение, исчез его поразительно чуткий слух, звериное обоняние… Он вновь стал обычным извергом. На секунду он ощутил себя покалеченным, и жгучая обида затопила его, но в ту же секунду раздался голос тетушки Барбы:

— Изверг, зелье на тебя действует странно!..

Извергом тетушка Барба называла Вотшу только в минуты очень сильного волнения, поэтому он насторожился. Обернувшись, Вотша посмотрел на травницу, но ее лицо пряталось в полумраке комнаты, и тогда он спросил:

— Странно?.. Почему странно?

— Потому что обычно капля зелья действует не более минуты, а на извергов и того меньше, ты же находился в состоянии обостренного восприятия не меньше трех минут! И еще, любой изверг, попробовав этого зелья, сразу после окончания его действия требует новой порции и готов ради нее на все! Не потому, что зелье вызывает привыкание, просто желание вернуть обостренное восприятие Мира в первые мгновения после его потери непреодолимо. А ты, перейдя к нормальному восприятию, молчишь. Неужели тебе не понравилось… неужели ты не хочешь вернуть себе все краски Мира, все его звуки, запахи и вкусы?! А ведь ты еще ничего не потрогал, ты не представляешь, какова на ощупь, ну, например, кора березы!

Произнося эти слова, тетушка Барба сделала пару шагов в сторону Вотши, и тот наконец смог рассмотреть ее лицо. На нем ясно читалось удивление и любопытство.

— Хотелось бы мне, чтобы ты попал в лабораторию моего отца — такое интересное отклонение! Он был бы поражен!

— Ты хотела бы, чтобы многоликий ставил на мне опыты? — без иронии, но с каким-то странным интересом полюбопытствовал Вотша.

Травница враз потускнела, лицо ее сделалось скучным и слегка растерянным, потом она резко отвернулась и пробормотала:

— Ну, это чисто… научный интерес. Вполне возможно, что твоя необычная реакция вызвана не уникальностью твоего организма, а неточностями в процессе изготовления зелья.

Барба отошла к боковой стене, открыла один из шкафов и стала выбирать посудину для очищаемого настоя. Вотша продолжал стоять у входа в мастерскую, не зная, чем заняться, и тут травница вдруг сказала:

— Иди-ка ты, Вотушка, погуляй. Ну, хотя бы в лес. На сегодня для тебя работы не будет!

Изверг Вотша прожил в этой деревне еще два года. Весной, когда приближалось время появления сборщиков откупа, тетушка Барба отсылала его на дальнюю делянку, разбитую ими в глухой чаще ближнего леса. Там изверг находился около месяца, так что больше он ни разу не встретил многоликих. Когда Вотша на третий год вернулся с делянки, он нашел на месте деревеньки уже погасшее пожарище — многоликие спалили деревню и уничтожили всех ее жителей, а за что, он так и не узнал. Из всех деревенских построек странным образом уцелела только мастерская тетушки Барбы. Саму травницу Вотша нашел в ее мастерской, она лежала бездыханная рядом с рабочим столом. Никаких ран на ее теле Вотша не обнаружил, так что, скорее всего, она умерла своею смертью, а возможно, ее сердце, уже начавшее давать сбои, не выдержало разгрома и гибели деревни. Оба шкафа с готовыми снадобьями оказались пусты, но маленький тайник, устроенный травницей в погребе сгоревшего дома, остался нетронутым. Вотша похоронил свою учительницу на травном огороде, среди любимых ею растений, забрал из тайника его содержимое — кошелек с монетами и несколько флаконов с различными снадобьями, и двинулся к южным горам в надежде отыскать айл Уругум, а в нем кузнеца Вагата.

Глава 9

Большой разномастный караван тянулся по выжженной солнцем степи, уже готовой принять первые осенние дожди. Впереди на статных западных лошадях ехали трое: многоликий Айрыс из стаи южных сайг, чуть позади — его лучший дружинник Кайсун и изверг Бамбарак, лекарь из стаи западных медведей.

Айрыс со своей свитой возвращался домой с Запада, где, переезжая из города в город, из деревни в деревню, вел обменные дела. В столице западных волков товары, которые он привез из своих земель, закончились, и сайг решил возвращаться. К тому же именно в это время он получил из дома известия, которые заставили его поторопиться с возвращением. Узнав, что обменщик из стаи южных сайг намерен возвращаться домой, к его небольшому, всего в двенадцать повозок, каравану присоединились пятеро частных обменщиков-извергов с Запада. Все они были из разных стай, все были не слишком богаты — не больше двух повозок у каждого, а потому путешествовать с многоликим на его родину было для них большой удачей. И, конечно же, все пятеро надеялись на серьезную прибыль!

При выезде из города к ехавшему впереди каравана Айрысу приблизился незнакомый изверг, сидевший на весьма неплохом жеребце. Поклонившись с седла, к которому были привязаны два небольших дорожных мешка, он обратился к многоликому на языке южных сайг:

— Доброй тебе охоты, многогранный, пусть будет обильной твоя добыча!

Айрыс оглядел молодого изверга, отметил про себя добротность его одежды и стать коня, но ответил с привычной небрежностью:

— Чего тебе надо, изверг?

— Позволь мне ехать в твоем караване, многогранный Айрыс, — с новым поклоном попросил изверг.

Многоликий окинул изверга взглядом и с высокомерной усмешкой поинтересовался:

— На что ты нужен мне, изверг?

— Я неплохой лекарь, многогранный, и имею хороший запас лечебных снадобий, — еще раз поклонился изверг. — Я хорошо владею оружием… любым оружием, и могу быть полезным в качестве воина…

— Ты владеешь оружием?! — Многоликий Айрыс расхохотался и, обернувшись к своим спутникам, крикнул: — Вы видели это чудо — изверг владеет оружием!!!

Снова повернувшись к остававшемуся серьезным извергу, он еще раз оглядел его и насмешливо спросил:

— Так где же оно, твое оружие?!

— Я не счел возможным покупать себе меч, — с новым поклоном ответил изверг, — без прямого указания многогранного, которому буду служить. Так что пока у меня есть только вот это…

Он откинул полу прикрывавшего его плечи походного плаща и показал широкий, довольно длинный, обоюдоострый нож, висевший на поясе.

Видимо, этой демонстрацией он разозлил многоликого, лицо Айрыса перекосила гримаса, и он, понизив голос, прошипел:

— Изверг вооружился?.. Ну-ну, посмотрим, много ли стоит твой нож!

Резко обернувшись назад, многоликий крикнул:

— Кайсун! Здесь вооруженный изверг, убей его!

Затем, снова повернувшись к извергу, он проговорил:

— Я возьму тебя на службу, изверг, если ты сможешь продержаться две минуты!

Из-за третьей повозки каравана появился низкорослый воин, одетый в цветной халат и сапоги на высоких каблуках. Придерживая одной рукой маленькую круглую шапочку, прикрывавшую его затылок, он ударил лошадь каблуками в бока, и та рванулась вперед, в голову каравана. Изверг, увидев скачущего в его сторону всадника, вдруг пришпорил лошадь, и та перепрыгнула через идущую вдоль дороги канаву…

— Что, изверг, испугался?! — крикнул ему вслед Айрыс, но лошадь под извергом вдруг остановилась, а сам он мгновенно оказался на земле с ножом в правой руке и плащом, намотанным на левую.

Кайсун скатился с продолжающей скачку лошади на землю, придерживая рукой висящую у пояса саблю, метнулся к той же обочине и прыгнул через канаву, в воздухе выхватывая из ножен свое оружие! В следующее мгновение он оказался рядом с застывшим в неподвижности извергом, и его сабля со свистом обрушилась на казавшегося беззащитным противника.

Однако изверг непостижимым образом успел отпрыгнуть вбок, пропуская клинок впритирку к телу, а затем, мгновенно развернувшись, выбросил вперед руку, вооруженную ножом. Кайсуну пришлось, в свою очередь, отпрыгнуть назад, но его оружие уже развернулось и пошло сверху вниз, целясь в вытянутую руку изверга. Тот отдернул свой нож, и сабля многоликого, словно живая, чуть довернулась, изменив свою цель. Теперь она устремилась к колену выставленной извергом ноги. В последний момент тот успел подпрыгнуть, пропуская клинок под собой, но Кайсун крутанулся на месте, и вот уже расплывшаяся светлым полукругом сабля устремилась к шее приземляющегося изверга. Тот попытался было вскинуть под удар левую, обмотанную плащом руку, но явно не успевал этого сделать — бой был закончен.

На губах Айрыса появилась презрительная улыбка, и он поднял руку, собираясь отдать приказ своим извергам, чтобы те закопали разрубленное тело этого безумца… и не понял, что произошло дальше.

В те доли секунды, которые оставались до удара, изверг успел упасть на поджатые ноги и пропустить саблю над вскинутой вверх рукой, хотя и Кайсуну, и Айрысу показалось, что оружие многоликого раскроило извергу и руку, и череп. Но это было еще не все! Изверг, приземлившись на левую, согнутую ногу, крутанулся волчком и правой, выпрямленной, подсек своего бросившегося вперед противника. Кайсун покатился по земле и мгновенно, словно кошка, вскочил на ноги… Нет! Он не успел вскочить! Нога в мягком сапоге наступила на руку многогранного, державшую клинок, и вдавила ее в мягкую землю, а нож взвился над дергающимся на земле телом и… и остановился в нескольких миллиметрах от незащищенного горла Кайсуна!!!

Пару мгновений оба бойца оставались в неподвижности, а затем изверг, не разгибаясь, взглянул на Айрыса.

— Я выполнил твое условие, многогранный?

Этот вопрос уже не сопровождался поклоном, хотя… изверг и так стоял склонившись.

— Мне кажется, убивать Кайсуна не имеет смысла, он умелый воин и еще пригодится тебе.

Айрыс несколько секунд молчал, словно раздумывая над предложением изверга, а затем вяло махнул рукой:

— Отпусти…

Изверг медленно выпрямился, шагнул назад, не сводя глаз со своего противника, затем, не торопясь, отступил к коню и мгновение спустя оказался в седле.

Кайсун еще целую минуту продолжал лежать, а затем тяжело поднялся, вложил саблю в ножны и, понурив голову, побрел к своей лошади. Однако Айрыс остановил его:

— Теперь твое место, Кайсун, в хвосте каравана. — Он поднял руку и зажатой в кулаке плеткой показал себе за спину. — Возьми лошадь и отправляйся туда, похлебай пыли, раз не можешь как следует держать в руках оружие! А ты… — Он повернулся в сторону изверга. — Подойди сюда!

Изверг тронул коня, снова приблизился к многоликому и склонил голову, готовясь выслушать решение будущего господина.

— Как тебя зовут? — спросил Айрыс, с новым интересом вглядываясь в непроницаемое лицо изверга. Вотша поднял на многоликого темно-серые глаза, тряхнул головой, поправляя копну белокурых, явно давно не стриженных волос и спокойно, словно бы и не было только что смертельного поединка, проговорил:

— Меня зовут Бамбарак, что в переводе с наречия западных медведей означает «колотушка для выбивания пыли из ковров». Родился я во владениях западных медведей, а сюда приехал к своей тетке.

— А откуда ты знаешь язык южных сайг?

— Я знаю много разных языков и наречий, господин, в том числе и несколько южных. Мне также известны письмо и счет!

— Хм!.. — усмехнулся многоликий. — Столько достоинств! Что же ты не можешь найти себе применение в родных местах?!

— Моя тетушка, полуизвергиня Барба, умерла. Похоронив ее, я решил посмотреть Мир. Запад я знаю достаточно хорошо, так что путь мой теперь лежит на Восток и на Юг…

— Твоя тетка — травница Барба? — удивленно переспросил Айрыс.

— Да, господин, — подтвердил Вотша.

— Так ты у нее учился лекарскому делу?!

— Да, господин, — последовал такой же ответ.

— Но Барба умела и еще кое-что!.. — произнес многоликий, пристально вглядываясь в лицо изверга.

— Да, господин, — подтвердил тот и тут же добавил: — Но она, как я уже сказал, умерла, и я не успел узнать все ее секреты.

— Травница Барба умерла, — разочарованно протянул Айрыс. — Жаль.

Вотша промолчал, поскольку хозяин не задавал ему вопроса, а тот, кивнув каким-то своим мыслям, приказал:

— Я беру тебя в караван в качестве лекаря и… караванного дружинника! Отправляйся в хвост каравана, доложишься старшему… Кайсуну! И смотри не затевай драк, а то по уши в землю закопаю!

— Понял, господин, — кивнул изверг, секунду подождал, а затем развернул коня и поскакал вслед за своим противником в конец каравана.

Когда Кайсун увидел приближающегося изверга, лицо его перекосила гримаса ненависти, и он заорал, хватаясь за эфес сабли:

— В следующий раз я убью тебя, извержачья морда!!!

— Конечно, господин, — невозмутимо согласился Вотша, подъезжая ближе.

Кайсун, не ожидавший такого ответа, вскинулся, почуяв новую насмешку, но лицо изверга было абсолютно серьезным. Тогда многоликий, сдержав собственную ярость, проговорил, стараясь держаться высокомерно:

— Я не шучу, изверг! Если ты еще раз осмелишься скрестить со мной оружие, я убью тебя!

— И я не шучу, господин, — все с той же серьезностью отозвался тот. — Я бы никогда не осмелился встать против тебя с оружием в руках, это господин Айрыс распорядился. И ты, безусловно, лучше меня владеешь оружием! Именно поэтому мне и удалось избежать смерти!

Такой ответ еще больше озадачил многоликого, но насмешки по-прежнему не было в голосе изверга, а потому Кайсун не кинулся на обидчика, а достаточно спокойно спросил:

— Ты смеешься, изверг? Если я лучше владею оружием, как же ты мог спастись?!

— Все очень просто, — пожал плечами Вотша. — Ты еще до схватки считал себя наголову сильнее и потому не дрался в полную силу. А я оказался чуть лучше готов, чем ты думал. Пока ты разбирался, чего я стою, мне удалось тебя… удивить!

На секунду многоликий задумался, а затем на его губах появилась довольная усмешка:

— Клянусь молоком Матери всего сущего, ты прав, изверг. Я просто не думал, что ты вообще можешь держать в руках оружие.

— Это меня и спасло, — согласился изверг.

— Но ты еще и хитер, — великодушно признал Кайсун способности ничтожного изверга. — И… достаточно хладнокровен! Кто тебя учил держать в руке нож?

— Вообще-то, мне больше нравится меч, — ответил Вотша. — Именно мечом учил меня владеть мой учитель — один из лучших мечников стаи западных медведей…

— С какой это стати один из лучших мечников стаи стал вдруг обучать искусству фехтования изверга? — немедленно насторожился Кайсун.

— Видимо, я был ему интересен тем, что моим предком был великий воин стаи… — почти не соврал Вотша. — Со мной в стае многие воины возились, я тогда был маленьким, и им это казалось игрой.

— Так что ж ты покинул стаю?

— Отец отправил меня к тетке. Он считал, что занятия фехтованием и другие подобные дела не пристали извергу.

— А тетка могла тебя научить чему-то, что пристало извергу?! — с насмешкой полюбопытствовал многоликий.

— Да, моя тетка занималась лекарством, травами… Может быть, ты слышал, господин, о травнице Барбе?

Кайсун снова посмотрел на изверга, но теперь в его взгляде читалось не только любопытство, но еще и удивленное уважение. Он медленно протянул:

— Травница Барба? Слышал…

После чего замолчал, о чем-то глубоко задумавшись.

Караван многоликого Айрыса шел по землям западных стай, и почти в каждом достаточно большом городе к нему присоединялись новые обменщики — и многоликие, и изверги, желавшие отправиться на Восток и на Юг в поисках наживы и новых впечатлений. В одном из городов Бамбарак, с разрешения хозяина каравана, купил себе меч — весьма среднюю поделку местного кузнеца. Кайсун, как-то незаметно взявший под свое покровительство молодого изверга, высмеял его покупку. Он объяснил Бамбараку, насколько его покупка плоха, хотя у самого многоликого осталось впечатление, что изверг и сам прекрасно разбирается в качестве приобретенного оружия. Несколько раз многоликий пытался подбить изверга на еще один, тренировочный бой, однако тот под разными предлогами уклонялся от схватки. Он даже проглотил обвинение в трусости, ответив на эту «подначку» улыбкой. В то же время Кайсун видел, что каждую свободную минуту Бамбарак отдает занятиям с оружием. И эти занятия впечатляли!

С приближением к границе владений стаи восточных рысей города и села стали встречаться все реже и реже. Караван шел лесными дорогами, по болотам с плохо настланными гатями, часто приходилось переправляться через широкие ручьи, речки, реки — искать броды, а то и продвигаться вплавь, переправляя повозки на плотах. При переправе через очередное болото лошадь многоликого Кайсуна провалилась в трясину по брюхо, всаднику пришлось соскочить в болотную жижу, и его укусила какая-то тварь. Сначала он не обратил на это внимания, хотя голень правой ноги нестерпимо чесалась, а когда Вотша предложил осмотреть ногу, рассмеялся и сказал, что не собирается беспокоиться из-за такого пустяка, укуса какой-то мошки!

Но на вторые сутки начались очень сильные боли, по временам многоликий скрипел зубами, ругался и орал на всех, кто попадал ему под руку. А еще через пару дней, утром, нога от лодыжки до колена покраснела и распухла до такой степени, что многоликий не смог надеть сапог. Кайсун решил повернуться к Миру родовой гранью и следовать дальше в облике сайга, но тут неожиданно вмешался изверг Бамбарак. Он незаметно подошел к Кайсуну, который уже собирался сделать переворот, и негромко, но настойчиво произнес:

— Господин, позволь мне осмотреть твою ногу.

— Смотри! — раздраженно бросил многоликий. — Только недолго!..

Вотша присел на корточки возле сидящего на пне Кайсуна и осторожно ощупал раздувшуюся голень длинными жесткими пальцами, потом, наклоняясь почти к самой земле, осмотрел место укуса — темную точку у колена, окруженную огромной лиловой гематомой. Выпрямившись, он тяжело вздохнул и проговорил:

— Господин, тебе ни в коем случае нельзя поворачиваться к Миру другой гранью! Поворот не задавит этот недуг.

— А что задавит этот недуг?! — заорал Кайсун, пытаясь подняться на ноги и тут же с хриплым стоном опускаясь на место.

— Я могу взяться за твое лечение, господин, но должен предупредить, что яд уже глубоко проник в кровь, понадобится длительное время, чтобы вывести его из организма!

— Яд?.. — вмиг побелевшими губами прошептал Кайсун.

— Да, яд, — подтвердил изверг. — Тебя укусил гнилой пильщик! Твое тело отравлено, именно поэтому поворот другой гранью не поможет, твое тело будет оставаться отравленным, и яд будет все глубже его разъедать, пока не убьет!

— Так делай что-нибудь! — снова повысил голос многоликий, но теперь в нем было не раздражение, а страх и растерянность.

— Господин Айрыс вряд ли остановит караван из-за твоей раны, так что для начала тебя надо уложить на повозку. Лучше бы, конечно, носилки, но мы не сможем найти носильщиков!

Вотша повернулся и сделал знак рукой. К пню, на котором сидел Кайсун, немедленно подкатила повозка, в которой уже было освобождено место для многоликого. Двое извергов подхватили Кайсуна на руки и перенесли в повозку. Дружинник лег навзничь, но лекарь покачал головой:

— Нет, господин, тебе придется лечь на живот, мне надо будет обрабатывать рану, а так до нее не добраться.

Кайсун с трудом перевернулся и выругался:

— Смотри, лекарь, если оставишь меня калекой, я тебя прикончу, а если я уйду к Матери всего сущего, тебя прикончит Айрыс!

Однако изверг ничего не ответил на эту угрозу, казалось, что он ее даже не слышал, настолько он был погружен в изучение изувеченной ноги многоликого. Спустя пару минут Вотша отошел к своей, готовой к походу лошади, отвязал один из мешков от седла и снова вернулся к повозке, на которой лежал Кайсун. Положив мешок рядом с многоликим, он развязал его и достал большой ящик, сделанный из дубовых дощечек. Под умелыми руками изверга ящичек развалился на две половины, открывая множество небольших флаконов и коробочек, лежавших в проложенных мягкой тканью гнездах. Тонкие длинные пальцы изверга пробежали по флаконам, то ли лаская их, то ли выбирая на ощупь нужный, и в следующее мгновение выудили из гнезда пузатый флакончик с длинным и необыкновенно узким горлышком.

— Воды!.. — приказал он, ни к кому не обращаясь, и тем не менее в тот же момент рядом с его рукой была поставлена чашка, до краев наполненная родниковой водой. Вотша взял чашку в руки, примерился к ней глазом и отлил немного на землю, затем встряхнул свой флакон и перевернул его над чашкой. Целую минуту ничего не происходило, а затем на конце длинного тонкого горлышка стала набухать тяжелая тягучая капля. Как только она сорвалась в воду, флакон был снова водружен на свое место в ящике, а чашку изверг сунул под нос лежащему Кайсуну и приказал:

— Выпей это, многогранный!

Многоликий взял чашку в руки, приподняв голову, понюхал ее содержимое и недовольно спросил:

— Что это?

— Выпей это, многогранный, — настойчиво повторил лекарь, — и ты перестанешь чувствовать боль!

— Я не боюсь боли! — рявкнул в ответ Кайсун.

— Но твое тело ее боится! — спокойно возразил Бамбарак. — И когда оно начнет трястись и извиваться от боли, я не смогу работать с твоей раной!

— Я буду трястись и извиваться от боли?! — вскинулся дружинник, едва не расплескав снадобье, но Вотша положил ему на спину свою узкую ладонь и жестко прижал к повозке.

— Не ты, многогранный, твое тело. — Голос его был спокоен, но в тоне чувствовалось напряжение. — Впрочем, если ты отказываешься от лечения, можешь повернуться к Миру родовой гранью и ждать, когда твое истинное тело сгорит от яда!

Дружинник глухо выругался и залпом опрокинул содержимое чашки себе в рот. Голова его упала, и чашка выкатилась из разжавшихся пальцев. Вотша положил ладонь ему на шею и ощутил под пальцами редкие удары пульса. Сердце билось ровно, редко…

По каравану между тем прокатилось:

— Трогайся!..

Лекарь недовольно покачал головой и приказал приподнявшему было вожжи вознице:

— Подожди пяток минут, потом нагоним!

Затем, открыв в своем ящике другое отделение, Бамбарак достал маленькую жаровенку, насыпал на нее немного древесного угля и поджег. Пока угли разгорались, он взял освободившуюся чашку, сполоснул ее водой из поданной возницей фляги и высыпал в нее немного порошка из небольшого холщового мешочка. Рядом с жаровенкой он выложил небольшой костяной нож и свернутую ленту чистого холста. Затем в ящичке снова было открыто отделение с флаконами, и лекарь, немного подумав, влил в чашку по нескольку капель настоев из трех разных флаконов.

В чашке у него образовалась странно густая, похожая на зеленоватое тесто масса. Бамбарак осторожно поставил ее на жаровенку рядом с тлеющими углями, а сам взял в руку костяной нож.

Мимо повозки, в которой лежал неподвижный дружинник, неторопливо проезжали другие повозки, их возницы и пассажиры с любопытством вытягивали шеи, пытаясь понять, чем там занимается изверг Бамбарак. А тот, склонившись над ногой Кайсуна, еще раз внимательно ее осмотрел, а затем, примерившись, быстро сделал глубокий крестовой разрез прямо по месту укуса. Из разреза выплеснуло темной, мгновенно вспенившейся кровью, которая тут же с поразительной скоростью начала сворачиваться, образуя толстую, почти черную, глянцевую корку. А Бамбарак, быстро схватив приготовленную льняную ленту, выложил на ее конец уже исходившую паром и, по всей видимости, очень горячую массу из чашки. Не давая массе остыть, он прижал ее к ране и принялся обматывать ленту вокруг ноги, стараясь поплотнее прижимать снадобье. Через несколько минут дело было сделано, и в этот момент обеспамятевший дружинник вдруг застонал, и тело его конвульсивно дернулось.

Бамбарак прикрыл Кайсуна легким одеялом и скомандовал:

— Трогай!

Возница взмахнул кнутом, и повозка сначала медленно, а потом все быстрее покатила по лесной дороге вслед за ушедшим вперед караваном.

Когда спустя шесть часов караван остановился, чтобы люди могли пообедать, к повозке, на которой все еще без памяти лежал Кайсун, подъехал хозяин каравана. Внимательно осмотрев неподвижное тело своего дружинника, он повернулся к стоявшему рядом с повозкой Бамбараку и негромко спросил:

— А он еще жив?

— Конечно, хозяин, — пожал плечами изверг. — Сейчас я поменяю ему повязку, и, возможно, к вечеру он очнется.

— А если не очнется? — задумчиво спросил Айрыс, не глядя на лекаря.

— Тогда он очнется к утру.

— К вечеру, к утру! — неожиданно рассердился многоликий. — Почему ты не можешь сказать точно?

— Потому что на разных людей сонное снадобье действует по-разному. Один от капли и трех часов не проспит, а другой и сутки бревном пролежит!

Айрыс еще раз внимательно посмотрел на Кайсуна и, подняв руку с зажатой в ней плеткой, погрозил извергу:

— Смотри, лекарь, если он к утру не проснется, я с тебя спрошу!

— Да, — с самым серьезным видом кивнул Бамбарак. — Господин Кайсун меня предупреждал!

Айрыс угрюмо кивнул и ускакал в голову каравана, а Вотша, вместо того чтобы обедать, начал менять повязку на ноге своего первого пациента. Когда он размотал служившую повязкой полотняную ленту, сидевший рядом возница даже охнул! Рана вспухла огромным багрово-желтым желваком, а из сделанного извергом разреза сочилась густая зеленоватая жидкость. Бамбарак еще раз очистил и обработал рану, наложил новую порцию мази и снова перебинтовал ногу. Кайсун во время этой процедуры даже не охнул.

К вечеру многоликому стало явно хуже — он начал стонать, открывавшиеся по временам глаза были воспалены и бессмысленны, на лбу и шее выступила испарина. Когда караван остановился на ночевку, к повозке, в которой лежал Кайсун, снова подъехал хозяин каравана. На этот раз он несколько минут молча смотрел на своего дружинника, затем развернул коня и ускакал. Вотша долго провожал его взглядом, потом вздохнул и вернулся к обязанностям лекаря.

Он не спал всю ночь. Как только на землю опустился час Волчьей звезды, Кайсун открыл глаза и хриплым шепотом попросил пить. Выпив чашку воды, в которую Бамбарак добавил каплю какого-то настоя, многоликий снова впал в забытье и лежал совершенно неподвижно. Только по его хриплому, прерывистому дыханию можно было догадаться, что он еще жив. А в самом конце часа Неясыти больной начал вдруг метаться, грозя то и дело вывалиться из повозки. Изверг-лекарь и проснувшийся возница с трудом удерживали его от падения, и эти метания продолжались почти до середины часа Жаворонка. Когда ночь стала отступать, звезды на небе тускнеть, а небо на востоке светлеть, Кайсун затих, и дыхание его немного выровнялось, хотя и оставалось частым и неглубоким.

Утром Бамбарак решил снова поменять повязку. Когда рана открылась, возница опять охнул от ужаса, а лекарь довольно хмыкнул. Вчерашняя опухоль немного уменьшилась, и сочившаяся из разреза зелень исчезла. Сами разрезы немного разошлись, а на месте укуса образовалось небольшое углубление, похожее на воронку, из которого медленно вытекала густая темная кровь, и в этой крови ясно были видны крошечные белые крупинки!

И в этот момент раздался суровый голос хозяина каравана:

— Что это такое?!

Возница поднял на незаметно подъехавшего Айрыса испуганные глаза и непонимающе замотал головой. А Вотша, не оглядываясь, совершенно спокойным тоном ответил:

— Это… яйца. Гнилой пильщик отложил их в ногу Кайсуна, но, похоже, я успел вовремя. Яд, который подкармливал яйца, удалось убрать, и теперь плоть Кайсуна выдавливает их из себя. Если ни одно из яиц не созрело, а мне думается, что так оно и есть, скоро все они выйдут наружу, и тогда многогранный будет здоров.

— А если они созрели? — спросил Айрыс, и голос его дрогнул.

— Тогда, господин, придется отнять ногу. Созревшее яйцо выбросит в плоть личинку, а та доберется до кости и внедрится в нее. Оттуда личинку, а затем и появившегося из нее пильщика уже не достать!

— Ну, так делай же что-нибудь! — воскликнул Айрыс.

— Я и делаю, господин, — не меняя тона, ответил Бамбарак, накладывая на рану новую порцию свежей мази и бинтуя холщовой лентой.

Хозяин каравана выругался, повернул лошадь и ускакал в голову каравана. Через несколько минут караван снова двинулся вперед, и снова лекарь-изверг шагал рядом с повозкой, на которой лежал многоликий Кайсун.

Еще двое суток многоликий был на грани жизни и смерти, но затем наступил перелом. Утром, на четвертые сутки после начала лечения, Кайсун открыл глаза, и взгляд его был ясен. Оглядев окружающий мир, он наткнулся взглядом на бледное, осунувшееся лицо стоящего рядом с повозкой Бамбарака и вдруг усмехнулся:

— Я смотрю, досталось тебе… лекарь!

— Досталось, — кивнул, соглашаясь, изверг и слабо улыбнулся в ответ. — Но оно того стоило.

— И долго я валялся без памяти?

— Трое суток.

— Так вот почему я так голоден!

Нет, в этот день Кайсун еще не встал со своей подстилки в повозке, но на следующее утро он, поддерживаемый Вотшей, уже с полчаса погулял перед отправлением каравана, а еще через сутки смог сесть в седло!

Вечером того же дня, когда караван остановился, люди, накормив лошадей и поужинав, легли отдыхать, Кайсун неожиданно слез с повозки, в которой ночевал, и, чуть прихрамывая, подошел к костру. Около костра, уставившись в невысокое, легко пляшущее пламя, сидел Вотша. Многоликий присел с противоположной стороны костра и минут пять также смотрел в пламя, а затем негромко спросил:

— Слушай, изверг, за что ты так не любишь многогранных?

Вотша не поднял на многоликого глаза. Он долго молчал, продолжая глядеть в огонь, а затем так же негромко ответил:

— Ты ведь и сам не поверишь мне, если я скажу, что люблю многоликих.

Кайсун, похоже, ждал такого ответа на свой вопрос и потому сразу же задал следующий:

— Почему же ты тогда со мной возился?!

Вот тут изверг наконец оторвался от огня и посмотрел в лицо многоликому долгим задумчивым взглядом. Кайсун понял этот взгляд по-своему и снова заговорил, стараясь, видимо, пояснить заданный вопрос:

— Если бы ты не настоял на лечении, дал бы мне повернуться к Миру родовой гранью, одним, нелюбимым тобой, многогранным стало бы меньше, так почему же ты вмешался?

Вотша пожал плечами и каким-то странно обреченным тоном проговорил:

— Не знаю. Я как-то не думал об этом. — Он немного помолчал и добавил: — А в общем-то, ничего странного — ты страдал, я мог тебе помочь.

— Нет, я все равно не понимаю! — Кайсун начал горячиться. — Ты не любишь многогранных, может быть, даже ненавидишь! — Он внимательно посмотрел в опущенное лицо изверга, словно пытаясь убедиться, что угадал его чувства, но тот ничем не показал своего отношения к услышанному, и тогда Кайсун продолжил: — Ты мог без вреда для себя уничтожить многогранного и… спас его! Почему?!

И снова Вотша поднял глаза и вдруг улыбнулся:

— А что изменилось бы в этом Мире, если бы я позволил тебе умереть?

Кайсун не ожидал такого вопроса-ответа и слегка даже оторопел, а изверг продолжил:

— Разве это утолило бы мою… ненависть? Или многоликие поняли бы, что изверги — тоже люди, хотя и не равные им в… возможностях? Нет, если бы ты ушел к Матери всего сущего, наш Мир остался бы прежним, жизнь и смерть одного многоликого или одного изверга ничего никогда не изменят. Многоликие по-прежнему будут презирать и уничтожать искалеченных ими же извергов, а изверги по-прежнему будут молча терпеть презрение и издевательства, копя свою ненависть! И так будет до тех пор, пока изверги не найдут средства бороться с многоликими на равных! Вот тогда…

Он замолчал, еще раз пожал плечами и опять уставился в огонь.

Кайсун долго молчал, словно обдумывая сказанное извергом, и наконец проговорил:

— А ведь это… тоже… в своем роде — презрение.

— Нет, — покачал головой Вотша. — Это, скорее, рационализм. Реальное понимание существующих условий.

— Рациональное понимание существующих условий… — медленно повторил Кайсун, поднялся на ноги и, прихрамывая, вернулся на свое место в повозке. Вотша еще долго слышал, как он вздыхал и ворочался на постели и наконец затих, успокоенный сном.

А следующим утром, когда Кайсун и Вотша были уже в седлах, в хвосте каравана снова появился многоликий Айрыс. Ткнув зажатой в кулаке плеткой в своего дружинника и стоявшего рядом с ним изверга, он скомандовал:

— Ты и ты, изверг, следуйте за мной!

Так Кайсун и Бамбарак снова оказались в голове каравана. И теперь караван, ведомый многоликим Айрысом из стаи южных сайг, свернул к Югу и вышел из лесов, принадлежащих стае восточных рысей, в степь, на ничейную территорию. Он направлялся к землям южных сайг, оставляя по левую руку угодья восточных волков.

Вотша с трепетом смотрел на восток, ему казалось, что он видит вдалеке голубую ленту Десыни и серую громаду крайского замка на ее берегу. Он понимал, что с того места, по которому проходит караван, невозможно все это увидеть, но его воображение рисовало ему эту картину во всех подробностях. Лишь огромным усилием воли он смог немного успокоиться, и тут же его вновь охватила тревога — до столичного города Края было далеко, а вот одна из дозорных стай восточных волков, ходивших вдоль границы их владений, вполне могла вынырнуть наперерез каравану в любую минуту. И если в стае окажется кто-то из волков, хорошо знавших извержонка Вотшу, путешествие Бамбарака могло кончиться тут же!

Однако извергу повезло, двое суток шел караван по открытому всем ветрам пространству, никого не встречая, а на третий день, на исходе часа Полуденной Лисы, многоликий Айрыс объявил, что они вступили в угодья стаи южных сайгов!

Вотша удивленно огляделся, подумав про себя: «Интересно, по каким приметам многоликий определил, что мы на территории сайгов?!»

И вдруг он понял! Далеко на юге в струящемся мареве полудня появилась ослепительно сверкающая точка! Зоркие глаза Бамбарака разглядели, что это вершина горы, но было непонятно: почему она так сверкает?!

Он взглянул на многоликого Кайсуна, скакавшего рядом, но спрашивать его не стал, справедливо решив, что со временем и сам все узнает. Но тот, словно почувствовав невысказанный вопрос, проговорил:

— Отсюда и до самого подножия южных гор простирается наша земля — земля южных сайгов! А это, — указал он плетью на сверкающую впереди точку, — наш Эльрус. Мать всего сущего увенчала его ледяной короной, и все земли, откуда эту корону видно, отдала южным сайгам!

— Значит, этот… Эльрус тоже принадлежит южным сайгам? — полюбопытствовал Вотша.

Кайсун внимательно посмотрел на изверга, словно подозревая его в насмешке, но лицо Бамбарака выражало только любопытство, потому многоликий ответил спокойно, но холодным назидательным тоном:

— Эльрус никому не принадлежит! Даже ирбисы не претендуют на владение им!

— Почему? — искренне удивился изверг, и это удивление вызвало у многоликого невольную усмешку.

— Ну, во-первых, даже ирбис не может взобраться на такую высоту, а во-вторых… Там ничего нет, кроме льда и камня, что проку в таком владении.

— Но в таком случае как близко подходят владения южных сайгов к этой вершине?!

Кайсун покачал головой:

— Ты слишком любопытен, Бамбарак. Если бы ты спросил об этом кого-нибудь другого из моей стаи, он наверняка просто заколол бы тебя! — Многоликий сделал паузу, чтобы до изверга дошло, насколько его вопрос неуместен. — Но я знаю тебя, знаю, что ты спрашиваешь единственно из желания знать, поэтому отвечу: наши владения простираются по степи от того места, где становится видна корона Эльруса, до первых скал южных гор. И можешь мне поверить, это обширные владения!

Больше вопросов изверг не задавал, но взгляд его был почти все время прикован к сверкающей впереди точке.

А на следующий день караван подошел к широкой полноводной реке, которую Кайсун назвал Купань. Многоликий Айрыс спешился, спустился по узкой тропинке, проложенной в камыше, покрывшем пологий берег, к самой воде, и, наклонившись, зачерпнул горсть. Медленно, словно совершая некий обряд, выпил эту воду и развел руки в стороны, как будто обнимая всю реку! И тут из камышей вынырнули пятеро людей и три невысоких тонконогих оленя со странно толстой, подвижной мордой. Трое из пятерки двинулись к каравану, остальные люди и олени держались около камышей, готовые при первой тревоге исчезнуть в их зарослях.

Айрыс как раз вышел от реки к каравану и, увидев приближающуюся троицу, остановился, а затем вдруг вскинул руки и закричал:

— Басар, дружище, сама Мать всего сущего послала тебя мне навстречу!!!

Один из приближавшейся троицы застыл на месте, а затем бросился бегом навстречу Айрысу.

Оказалось, что караван вышел к Купани совсем недалеко от того места, где располагалось главное становище стаи. Дозорная стая южных сайгов, которую вел многоликий Басар, только утром покинула становище. Она должна была отыскать место, куда можно будет перекочевать главному становищу. Поскольку и караван, и дозорная стая торопились, встреча была недолгой. Басар рассказал хозяину каравана, как быстрее пройти к становищу, и они разошлись. К вечеру Вотша увидел главное становище стаи южных сайгов — на низком, пологом берегу реки раскинулось множество небольших, круглых домиков с низкими покатыми крышами. Когда караван подошел ближе, изверг понял, что домики сделаны из… шкур!

Первыми навстречу каравану вынеслись ребятишки, дочерна загорелые, почти голые, они носились между лошадьми, залезали в повозки, за все хватались, тащили все, что могли прибрать к своим маленьким ручонкам! Вслед за ребятишками из домиков показались и взрослые сайги, в основном женщины. Они подходили спокойнее, но любопытства у них было не меньше, чем у детей, просто они умели себя сдерживать. Однако их сдержанность не распространялась на разговоры. Они тут же принялись обсуждать каждую деталь каравана, и высокий, белоголовый изверг привлек их пристальное внимание!

Впрочем, продлилось это обсуждение недолго. Вечер опускался на берега Купани, и женщинам надо было возвращаться к домашним заботам. А караван прошел на главную площадь становища и здесь встал на свою последнюю ночевку!

Когда караванщики поужинали и стали укладываться спать, Бамбарака неожиданно позвали к Айрысу. Многоликий мог бы уйти в свой дом, его жена, не видевшая мужа чуть ли не два года, уже прибегала к каравану, но он пока еще не хотел оставить караван.

Вотшу подвели к костру, около которого сидел сам Айрыс и его ближний дружинник, Кайсун. Взглянув на изверга, Айрыс пожевал губами и словно бы нехотя проговорил:

— Ты хорошо зарекомендовал себя, изверг. Чем думаешь заниматься теперь, когда наш путь закончен?!

— Я думаю, господин, отправиться дальше.

— Куда дальше? — недовольно поморщился Айрыс.

— В горы! — ответил изверг. — На Западе я слышал от одного из ваших родичей о красоте Улабской долины. Его рассказ так меня увлек, что мое желание увидеть эту долину стало непреодолимым!

— Ты красиво говоришь, изверг, — усмехнулся многоликий. — Но знаешь ли ты, что Улабская долина находится во владениях южных ирбисов? А южные ирбисы относятся к извергам не так терпимо, как это принято в стае южных сайгов! Ты хочешь попасть на клык снежному барсу?!

— Господин, — осторожно проговорил Вотша, — я не нарушаю законов и обычаев, зачем же великолепным ирбисам наказывать ничтожного изверга?

— Да ни за чем! — повысил голос Айрыс. — Просто затем, что ты изверг! И они не посмотрят на твое искусство лекаря, не примут во внимание, что ты племянник травницы Барбы! Они и не знают о такой травнице!

Айрыс пристально посмотрел на изверга и закончил:

— Подумай, Бамбарак! Если решишь остаться у нас, я смогу оказать тебе помощь и покровительство, а годика через два, когда я опять пойду с караваном на Запад или на Север, я возьму тебя с собой, и ты удовлетворишь свое неуемное любопытство!

— Спасибо, многогранный Айрыс, за твою доброту ко мне, — склонился в поклоне изверг. — Видимо, я приму твое предложение.

— Я надеюсь, что у тебя хватит на это разума! — проговорил Айрыс и махнул рукой, отпуская изверга.

А утром следующего дня, когда Вотша, умывшись и позавтракав, прогуливался между повозками каравана, он вдруг услышал разговор, который вели двое уже знакомых ему обменщиков из стаи западных волков.

— …Ты, конечно, решай сам! — говорил высокий худощавый многоликий, одетый в узкие штаны, короткую кожаную куртку на голое тело и короткие, порядком стоптанные башмаки. — Можешь обменять свой товар и здесь, у южных сайгов. Но что ты здесь выменяешь? Ну, шкуры, ну, может быть, неплохих лошадок, что еще?.. Если свяжешься со шкурами, надо будет нанимать еще пару-тройку повозок, платить возчикам, а навар дома, сам знаешь, какой будет. Если погонишь на Запад лошадей, то неизвестно, сколько из твоего табуна дойдет до места, да и спрос на степных лошадок у нас невелик, хотя, конечно, любители имеются. Вот и думай!

— А что думать-то, — отвечал ему невысокий плотный многоликий, которого Вотша никогда бы не признал за волка. — Особого выбора у нас нет, дальше-то куда идти, разве что на Восток или к Северу, в земли восточных волков…

— В горы надо идти! — с неожиданной горячностью зашептал высокий. — Мне один мой знакомый рассказывал, есть в здешних горах долина, Улабской называется, так в той долине дешево можно камешки взять! А камешки, сам знаешь, легки, да дороги! И товар наш — ткани и клинки хорошо в горах пойдут!

— Товар-то наш, может быть, и пойдет, да как мы сами-то в горах пройдем?! — засомневался невысокий волк. — Дороги мы не знаем, языка местного ни одного не знаем, проводника у нас нет.

«Так не я один желаю попасть в Улабскую долину», — подумал Вотша, шагая между круглыми мягкими стенами степных домов в сторону базара, звуки которого были уже хорошо слышны. И действительно, он не прошел и сотни метров, как перед ним открылась большая площадь, заставленная лотками, навесами,стойками с разложенными, развешанными, наваленными товарами. Сначала Вотша попал в ряды, где предлагали одежду — халаты, широкие, расшитые узорами штаны, шелковые, бархатные, кожаные безрукавки, изузоренные разноцветными шелками, маленькие круглые шапочки, напоминавшие чем-то круглые домики степняков. Потом Вотша свернул в ряды торговцев мясом, сыром, молоком, странным кисло пахнущим напитком, сделанным из молока. Следующий ряд выставил напоказ ковры! Таких ковров Вотша не видел в своей жизни ни разу.

Остановившись возле одной из ковровых лавок, Вотша принялся с нескрываемым восхищением рассматривать яркие, праздничные узоры, и к нему немедленно подошел один из помощников обменщика.

— Судя по платью, ты с Запада? — Вопрос был задан самым дружелюбным тоном, и на губах спрашивающего изверга сияла дружелюбная улыбка, однако Вотша почувствовал, что его прощупывают. Улыбнувшись в ответ, он вступил в разговор:

— Да, я только вчера прибыл в становище вместе с караваном многоликого Айрыса.

— Так, значит, у тебя есть что предложить для обмена! — воскликнул изверг. — Товары с Запада могут заинтересовать нас, а ты отвезешь к себе на Запад такие чудесные ковры!

Он повел рукой вдоль выставленных ковров.

Вотша снова улыбнулся:

— Я не обменщик и даже не помощник обменщика. Я путешествую, чтобы повидать Мир, узнать новое. Сейчас я собираюсь в Улабскую долину, наслышан о ее красоте и очень хочу увидеть эту красоту собственными глазами!

Улыбка сползла с лица изверга, в глазах появилась тревога.

— Улабская долина лежит далеко в горах, за перевалом, путь туда труден и опасен. Но самое страшное не это! Долина находится в землях южных ирбисов, а они чужаков не любят. Многоликие из других стай еще могут пройти по их землям, да и то, собравшись в солидный караван, а вот изверги! Я дважды пересекал земли ирбисов и каждый раз ни на шаг не отходил от своего хозяина. Во время последнего перехода восемь извергов пропали из каравана, и даже их тела не нашли!

Вотша помрачнел.

«Надо было добираться до Уругума морем! — подумал он с некоторой досадой и тут же поправил сам себя: — Только ведь корабли до этой долины все равно не доходят, так что ирбисов не миновать!»

— Но я смотрю, твое желание увидеть Улабскую долину очень велико, — проговорил изверг, внимательно глядя Вотше в лицо.

— К сожалению, не все наши желания исполняются, — пожал плечами Вотша. — Иногда приходится отступаться!

Изверг снова улыбнулся.

— Твое смирение похвально… Однако, если я не напугал тебя окончательно, попробуй обратиться к почтенному Узулаю из стаи южных тигров. Он сейчас собирается возвращаться на родину и набирает попутчиков. Его караван пройдет как раз через Улабскую долину.

— А где я могу найти почтенного Узулая? — заинтересовался Вотша.

— В полдень его всегда можно встретить в закусочной у одежных рядов, — чуть подумав, ответил изверг. — И узнать его несложно — он красит бороду в рыжий цвет.

— Благодарю тебя, друг, — улыбнулся Вотша. — Пусть Мать всего сущего благословит все твои дела!

Поклонившись, Вотша быстрым шагом направился в одежные ряды. Закусочную он нашел быстро, однако до полудня было еще далеко, а кроме того, ему пришла мысль, показавшаяся весьма удачной. Он покинул базар и поспешил к своему каравану, надеясь найти нужных ему людей.

Оба западных волка, желавших попасть в Улабскую долину, оказались на месте. Вотша подошел к высокому и почтительно произнес:

— Господин, разреши задать вопрос…

Волк, конечно же, узнал изверга-лекаря, спасшего дружинника из стаи южных сайгов, а потому молча кивнул.

— Господин, это верно, что ты хотел добраться до Улабской долины?

Волк внимательно посмотрел в лицо изверга, потом бросил быстрый взгляд в сторону своего низкорослого товарища и снова кивнул.

— Я могу сообщить тебе, кто собирает караван, идущий через Улабскую долину.

Последовал новый короткий заинтересованный взгляд, и затем волк спросил:

— Что ты хочешь за свою информацию?

— Я ничего не хочу, господин, я прошу тебя взять меня к себе на службу. Мне тоже хочется увидеть Улабскую долину.

Волки переглянулись, и Вотша, словно отвечая на этот перегляд, добавил:

— Я готов служить вам обоим, господа.

— Хорошо, — согласился высокий. — Я беру тебя к себе на службу. Когда мы сможем увидеть хозяина каравана?

— Мне сообщили, где и когда его можно найти. Это многоликий Узулай из стаи южных тигров.

— Так где и когда?..

— В полдень, в закусочной на базаре.

Ровно в полдень все трое были на базаре. Вотша, уже знавший, где искать многоликого Узулая, уверенно провел своих спутников в закусочную и, войдя внутрь, сразу увидел высокого дородного многоликого в дорогом, расшитом шелком халате, с густой, окладистой бородой ярко-рыжего цвета. Указав волкам на того, кто был им нужен, Вотша чуть приотстал, пропустив вперед многоликих. Те подошли к столу, и высокий обратился к тигру на своем наречии:

— Уважаемый, мы слышали, что ты собираешь караван, идущий через Улабскую долину?

Рыжебородый Узулай поднял голову, внимательно оглядел обоих волков и ответил на наречии южных сайгов, обращаясь к высокому:

— Я не понимаю твоей речи. Говори на местном наречии!

Волки переглянулись, явно не понимая, что сказал тигр, и не зная, что делать дальше. И тут из-за их спин подал голос Вотша:

— Господин, может быть, я попробую поговорить с уважаемым Узулаем?

Высокий волк обернулся, смерил Вотшу недоверчивым взглядом и буркнул:

— Ну, попробуй…

Вотша уважительно поклонился рыжебородому и проговорил на наречии восточных тигров, которое изучил еще в Крае:

— Господин, эти многоликие из стаи западных волков прибыли вчера с караваном Айрыса из стаи южных сайгов и хотели бы отправиться дальше. Они слышали, что ты собираешь караван, который пойдет через Улабскую долину. Они спрашивают, не позволишь ли ты им присоединиться к твоему каравану?

Изверг рассчитал правильно — южный тигр прекрасно понял его, поскольку наречия южных и восточных тигров были очень похожи, и обрадовался возможности поговорить на родном языке. Повернувшись к волкам, он указал на свободные места за своим столом и сказал, переходя на родную речь:

— Садитесь, уважаемые, мы сейчас все обговорим.

Волки поняли жест тигра и уселись на предложенные места, Вотша встал за стулом высокого волка и приготовился переводить.

Переговоры продлились недолго. Узулай согласился включить западных волков в свой караван при условии, что те поменяют свои повозки на вьючных лошадей — повозки, по его словам, не могут преодолеть перевал. Выход каравана намечался через два-три дня, так что у волков было время оглядеться, завязать обменные связи. Сбор каравана был назначен через два дня на южной границе становища.

Спустя три дня ранним утром, в середине часа Неясыти, караван рыжебородого Узулая вышел из главного становища южных сайгов и направился на Юг, в сторону посверкивающей серебром вершины Эльруса.

Трое суток караван, состоявший из шести десятков лошадей, шел по уже пожухшей, полегшей степной траве. Бродами перешли две реки и десяток ручьев, к этому времени года почти пересохших. Горы, проявившиеся в голубом мареве уже на первые сутки, вырастали на глазах, пока не превратились в казавшуюся неприступной цепь. На четвертые сутки караван оказался у первых лесистых увалов, поднимавшихся несколькими волнами к скалистым вершинам, теряющимся в облаках. А за этими скалистыми вершинами величественной, неприступной пирамидой, увенчанной белоснежной, сверкающей короной, поднимался Эльрус!

Первый день подъема в горы оказался совсем нетрудным. Лошади шли цепочкой. Впереди ехал рыжебородый Узулай, за ним шли три вьючные лошади, затем всадник, и так весь караван — после каждых трех вьючных лошадей — всадник. Тропа, по которой двигался караван, шла вначале настолько полого, что подъема почти не было заметно, и только когда лошади остановились на обеденный отдых, Вотша с седла оглядел окрестности и понял, что караван взобрался уже довольно высоко! А к вечеру они вышли к первым скалам.

Последующие трое суток были очень тяжелы. Тропа, до того шедшая по горным склонам пологим серпантином, вдруг рванулась вверх чуть ли не вертикально. Мягкая земля, покрытая травой и невысоким кустарником, сменилась голым камнем, плохо державшим конские копыта, всадникам пришлось спешиться и вести лошадей за собой в поводу. Во второй половине первого дня караван вступил на каменистую осыпь, грозившую в любую минуту ринуться вниз. И тем не менее люди и животные продолжали карабкаться вверх, по еле заметной тропинке, отмеченной не конскими копытами и каблуками сапог, а навозом и походным мусором, непонятно по каким причинам не сметенным постоянно дующими ветрами.

Ночью неожиданно похолодало, звезды, высыпавшие на черном, необычайно глубоком небе, были до странности ярки и мерцали, словно о чем-то предупреждая безумных людей, забредших во враждебный для них мир. Вотша проснулся очень рано, небо над ним посерело, скрыв за этой туманной завесой звездный ковер, все вокруг покрылось влагой, одеяла сделались тяжелыми, камни потемнели и глянцево поблескивали. Изверг открыл глаза, но выбираться из своей крошечной, нагретой за ночь каменной ниши не торопился. Его глаза неторопливо оглядывали окружающий мир и вдруг в какое-то мгновение уловили на вершине близкой скалы, нависшей над отдыхающим караваном, короткое, быстрое движение. Чуть прижмурившись, он сосредоточился на этой вершине и спустя минуту увидел, как на ней появился расплывчатый серовато-белый силуэт. В следующую секунду этот силуэт стал чуть более отчетливым, словно порывом ветра отнесло в сторону полосу тумана, и Вотша разглядел темные кольцевые пятна, разбросанные по нему. Под ложечкой у изверга противно засосало, он мгновенно вспомнил, при каких обстоятельствах впервые увидел этого страшного, клыкастого зверя!

«Вот он — ирбис… — мелькнуло в его голове. — И мы на его территории!»

Снежный барс свесился с вершины, не то готовясь к прыжку, не то просто разглядывая незваных гостей, забредших по глупости в его владения.

Но в этот момент проснулся еще кто-то из каравана. Человек поднялся во весь рост, потянулся и неловким скоком запрыгал к ближайшей гранитной глыбе. Ирбис на вершине отпрянул и в следующее мгновение пропал из поля зрения. А скоро и весь караван зашевелился, потянулся к прогоревшим кострам и бурдюкам с водой.

Вотша, приготовив легкий завтрак для своих господ, отправился к хозяину каравана. Многоликий Узулай как раз завтракал и, увидев Вотшу, вопросительно поднял бровь. Изверг подошел ближе и негромко сказал:

— Господин, я утром видел ирбиса.

— Где? — так же негромко поинтересовался рыжебородый тигр.

— На вершине вон той скалы. — Вотша показал взглядом на стоявшую рядом скалу.

Узулай хмыкнул, но глаз к вершине скалы не поднял.

— Никому не говорил?

— Нет, господин.

— И не говори… не надо беспокоить людей!

— Понял, господин.

Вотша вернулся к своему костру, а спустя несколько минут хозяин каравана дал сигнал к выступлению.

Первые три часа восхождения Вотша старался незаметно держать в поле зрения вершины ближайших скал, а затем усталость и постоянное внутреннее напряжение притупили его бдительность. Небо над скалистыми вершинами, окружавшими караван, продолжало оставаться чистым, и солнце по-прежнему светило со ставшего чуть белесым неба, но казалось, что оно совершенно перестало греть. Холод все усиливался, добавляя к тяжелому труду восхождения озноб, кашель, затрудняя дыхание. После часового отдыха на обед, во время которого люди, не в силах развести огонь, пожевали пресных лепешек с вяленым мясом, запивая эту нехитрую трапезу чистой водой, караван вышел на узкую, метра в два шириной, скальную полку. Слева вертикально вверх уходила щербатая, в разломах гранитная стена, справа полка обрывалась пропастью, глубиной около сотни метров. Караван шел очень медленно, так, чтобы лошади могли осторожно ставить ноги, примеряясь к каждому шагу. Но и эта полка неуклонно и довольно круто карабкалась вверх, к казавшемуся совсем близким небу.

Караван прошел по этой полке больше часу, когда в его хвосте раздался дикий, вибрирующий вопль. Этот совершенно безумный вопль словно плетью хлестнул по и без того натянутым нервам — в один миг по всему каравану заорали люди, забились лошади. Вотша повис на поводьях своего коня, удерживая вставшее было на дыбы животное, а затем обхватил его голову и прижался к ней грудью. Конь еще с минуту вздрагивал, напуганный ревущей толпой, а затем успокоился. Да и весь караван постепенно стал успокаиваться, особенно после того, как в его хвост, быстро и ловко лавируя между людьми и животными, прошел сам Узулай. Спустя несколько минут он уже возвращался назад и, поймав пристальный, вопрошающий взгляд Вотши, неожиданно бросил:

— Сорвались две лошади и три изверга.

А еще через минуту караван снова начал свое тягучее, бесконечное движение по узкой каменной полке.

Только перед самыми сумерками люди и лошади вышли на довольно широкую каменную площадку, годную для ночлега. Немногим из караванщиков в этот вечер достало силы развести огонь, да и дров с собой смогли поднять маловато, и тем не менее ужин был приготовлен горячий, и люди смогли улечься, немного согревшись.

Наутро Вотша снова проснулся одним из первых, может быть, потому, что даже во сне его грызла тревога. Теперь он уже жалел, что отправился в эти горы, в самое логово своего, пожалуй, главного врага — Юсута, княжича стаи южных ирбисов. Вполне могло быть так, что трижды посвященный Ратмир поверил лжи изгоя Извара, что он считает извержонка Вотшу превращенным в ходячий труп… мертвым… А значит, и бежать с Запада, возможно, не стоило!

Едва открыв глаза, Вотша быстро обвел взглядом вершины и склоны ближних скал, но никакого движения не заметил. Он полежал, завернувшись в одеяло, еще несколько минут, а затем неторопливо поднялся. Наступал новый день, время исполнять свои обязанности.

Скоро караван продолжил путь, снова надо было карабкаться вверх, скользя по обледенелым камням, удерживая равновесие под жесткими, безжалостными ударами ветра, и при этом следить за лошадьми, за поклажей, за сигналами хозяина каравана. Когда время перевалило за полдень и час Медведя вступил в свои права, караван оказался на гребне горного хребта. С этого места Вотша увидел огромный мир гор и облака, плывущие под ногами, и солнце, до которого, казалось, можно было дотянуться рукой!

Но хозяин каравана не дал ему времени налюбоваться открывшейся панорамой, надышаться сухим, холодным, легким воздухом. Караван перевалил через перевал и снова вступил на узкую каменную тропу, ограниченную с одной стороны отвесной стеной, а с другой — бездонной пропастью! Только теперь эта тропа вела вниз, и надо было следить, чтобы лошади не соскользнули с камня тропы, чтобы поклажа не разболталась в переметных сумах, чтобы камень не вывернулся из-под ноги!..

Час Волка незаметно выполз на тропу, и в этот момент она… кончилась. Караван вышел на каменную площадку, на противоположном краю которой начиналась узкая, но достаточно удобная тропа, которая должна была вывести караван в долгожданную Улабскую долину, но… Путь каравану преграждал огромный серовато-белый зверь с круговыми пятнами по всему телу и темной полосой, тянувшейся вдоль хребта до самого кончика хвоста! Снежный барс!

Ирбис!!!

Люди и лошади сгрудились на площадке, и тут же вперед вышел рыжебородый тигр Узулай. Не доходя до ирбиса трех-четырех шагов, он отвесил короткий поклон и проговорил на наречии южных ирбисов:

— Приветствую тебя, снежный барс, на твоей земле! Пусть твоя охота будет удачна, а добыча обильна!

— И тебе удачной охоты, тигр… — невнятно прорычал барс, бросая короткий, диковатый взгляд на сбившийся в кучу караван. — Куда ведешь чужаков?

— Я возвращаюсь домой, большинство идет в Апату, а оттуда продолжит путь в разные концы Мира морем, двое из стаи западных волков держат путь до Улабской долины, хотят обменять свои товары на ваши.

— Камней хотят? — рыкнул ирбис и снова бросил взгляд в сторону каравана, словно пытаясь в толпе угадать этих западных волков. — Камни нынче дороги!

— Но у них и товар неплох — оружие западной ковки, ткани… Я решил, что вас заинтересует такой товар, если ошибся, извини!

— Не ошибся, — рык ирбиса чуть смягчился. — Товар подходит.

Последовал новый взгляд в толпу, а затем ирбис медленно повернулся и, пробормотав: «Легкой дороги», исчез за невысокой гранитной скалой, сторожившей начало тропы!

А вслед за скрывшимся хозяином этих скал на тропу, ведущую вниз, к теплу и зелени, вступил и караван многоликого Узулая из стаи южных тигров.

Путь вниз был ненамного легче подъема. Лошади и люди скользили на каменистых осыпях и оледенелых камнях, обдирали руки, хватаясь за сколы гранитной стены, проплывавшей рядом с тропой, задыхались на морозном, рвущем одежду ветру. Найти ровную площадку для ночлега не удалось, и потому ночевать каравану пришлось на довольно крутом склоне, на камнях, готовых при любом неверном движении скатиться вниз!

Но любому пути рано или поздно приходит конец, пришел конец и этому, безумному, на взгляд Вотши, переходу — после полудня тропа стала более пологой, затем появились островки низенькой, чахлой травы, которая постепенно набирала рост и захватывала все большее пространство. Наконец навстречу каравану из-за камня выскочила огромная овчарка, а вскорости чуть выше тропы они увидели большую отару овец под присмотром четырех извергов и десятка собак. Хозяин каравана несколько минут выспрашивал о чем-то пастухов, а затем караван снова тронулся в путь и двигался уже гораздо быстрее, чем прежде. К концу этого дня они оказались в обширной долине, почти сплошь покрытой хвойным лесом, а на закате вышли к большому селу, раскинувшемуся на берегу речки, прихотливо пересекавшей долину из конца в конец.

Вотша, как всегда, проснулся на рассвете, но на этот раз его разбудил птичий щебет. Поднявшись со своего импровизированного ложа, изверг огляделся. Караван остановился на окраине села, недалеко от реки. День только занимался, вершины окружавших долину гор зарозовели, но ниже, на границе, от которой начиналась растительность, стоял плотный туман. Село уже проснулось, а вот караванщики, измученные тяжелым пятидневным переходом, еще спали. Вотша обулся, накинул поверх рубашки безрукавку, вытащил из дорожного мешка пустой мех и отправился на реку за водой.

Речка была неширокой, но быстрой, вода, казалось, кипела, стремительно проносясь по каменистому дну, разбиваясь на струи, закручивалась пузырящимися водоворотами. Вотша снял сапоги, зашел чуть ли не по колено в реку и опустил в воду свой мех. И тут позади него раздался тоненький девчоночий голосок:

— Эй, белый медведь, у тебя ноги не зябнут?!

Вотша, не разгибаясь, оглянулся. На берегу стояла совсем молоденькая девушка в коротком полосатом халатике, из-под которого торчали оранжевые шаровары. Ее иссиня-черные волосы были заплетены в две тугие косы, а через босые ступни перекатывалась быстрая речная вода. Девушка, наклонив голову, рассматривала Вотшу и при этом дружелюбно улыбалась.

— Нет, — улыбнулся в ответ Вотша, — не зябнут. А у тебя?

— А у меня привычные, — махнула рукой девчонка. — Мы в этой реке даже купаемся!

— Так, значит, ты местная? — спросил Вотша, вытаскивая свой наполнившийся мех и возвращаясь к берегу. — Тогда ты наверняка должна знать, как отсюда добраться до айла Четам?

— Два дня пути через Гвардский перевал, — ответила девушка и тут же спросила: — А зачем тебе в Четам?

— Да мне, собственно говоря, нужен айл Уругум, но мне сказали, что туда можно попасть только через айл Четам.

— А зачем тебе в Уругум?

— А зачем тебе это надо знать? — передразнил ее Вотша.

— Ну, так я тебе не скажу! — обиделась девушка.

Вотша сделал грустное лицо и заговорил вроде бы сам с собой:

— Не сказала ему красавица, как дойти до айла Уругум, и отправился он в путь, не зная этого пути. Долго бродил по горам добрый молодец, закончились у него припасы, истрепалась одежда, иссякли силы. Замерзал он ночью на жгучем, принизывающем ветру, обдирал пальцы днем, пытаясь преодолеть непреодолимые скалы, жевал он былинки сухой, вымерзшей травы, думая обмануть голод, но все было бесполезно. А на двенадцатый день своих мучений, когда совсем ослабли его руки, сорвался он в бездонную пропасть, но не разбился, а переломал себе все кости и долго еще мучился под завывание бешеного ветра…

— Не надо! — воскликнула вдруг девушка, и Вотша увидел, что на глазах ее блестят слезы.

— Не надо, я скажу тебе, как пройти от Четама до Уругума! Четам стоит в маленькой долине, высоко в горах. Если в Четаме встать лицом к Эльрусу, то справа будет лесистая седловина, за которой еще одна долина, меньше четамской. Там и находится Уругум.

— Спасибо, красавица, — снова улыбнулся Вотша. — Значит, теперь мне нужно только добраться до Четама, а там…

— А ты в Уругум насовсем или по делу? — вопрос, видимо, вырвался у девчушки спонтанно, потому что она вдруг засмущалась и даже прикрыла губы ладошкой.

— Еще не знаю. — Вотша сделал вид, что не заметил ее смущения. — Если понравится, может быть, останусь.

— А у нас тебе не нравится? — огорчилась девушка.

— Нравится. — Вотша оглядел окружающие долину горы. — Только у вас людно, а я ищу уединения…

— Да, — согласилась девушка. — Через Улаб много народу проходит. Но если ты останешься в Уругуме, ты будешь к нам приходить?

Вотша снова улыбнулся, на этот раз девичьей непосредственности:

— Ну, если ты, красавица, подскажешь мне, не собирается ли кто в Четам, то я обязательно приду к вам в Улаб еще раз, чтобы сказать тебе спасибо.

— Ладно! — радостно улыбнулась девушка, мгновенно развернулась и бегом бросилась в сторону села. А Вотша медленно двинулся назад, к каравану.

Он успел развести костер и поставить на огонь воду, когда его хозяева проснулись. После завтрака оба волка отправились на местный базар приискать себе сносное жилье и разузнать обменную конъюнктуру, а Вотшу оставили присматривать за имуществом и лошадьми. Караван рыжебородого Узулая должен был оставаться в Улабе еще три дня, поэтому волки решили, если удастся закончить все обменные дела в этот срок, отправиться с тигром дальше, до Апаты, а оттуда вернуться к себе на Запад морем.

Вотша перемыл посуду, осмотрел лошадей и уже поглядывал в сторону села, ожидая назад своих хозяев, когда вдруг рядом с ним возникла та самая девчонка, с которой он познакомился утром. Чуть запыхавшись, она проговорила:

— Дядя Барык завтра идет в Четам к своей дочери! Если хочешь, он возьмет тебя с собой.

— Конечно, хочу! — воскликнул Вотша. — А где мне найти дядю Барыка?!

— Не надо его искать. Завтра, когда шапка Эльруса станет розовой, он будет ждать тебя на том конце села, у последнего дома. Подойдешь и скажешь, что тебя прислала Гуляра. А тебя как зовут?!

И снова последний вопрос вырвался у девушки неожиданно для нее самой, и снова это привело ее в смущение. Она опять прикрыла губы ладошкой и опустила глаза.

— А меня зовут Бамбарак, — улыбнувшись, ответил Вотша. — Спасибо тебе большое, красавица Гуляра.

Остаток дня тянулся невыносимо долго. Волки, его хозяева, вернулись в караван только после обеда, довольные проведенным временем. Им удалось договориться об обмене своего товара на необработанные камни, так что они могли рассчитывать на скорое возвращение домой. Вотша долго сомневался, стоит ли сказать им о том, что он собирается их покинуть, но решил промолчать — многоликие могли попробовать задержать его. Ночью изверг почти не спал, а когда черное небо, усыпанное крупными ясными звездами, стало бледнеть, он осторожно поднялся, обулся, взял свои мешки и направился к недалекому лугу, отведенному для лошадей каравана. Там он оседлал свою лошадь и задами села прошел на противоположную околицу. Остановившись около последнего дома, он принялся ждать, чуть поеживаясь на утреннем холодке.

Прошло около часа, и вот вершина Эльруса, темневшая на фоне сереющего неба, стала розоветь, подсказывая, что встающее солнце коснулось ее своими лучами. В этот момент чуть слышно скрипнула калитка, и из дома, стоявшего чуть дальше по улице, вышел седой старик с длинной суковатой палкой в руке и двумя небольшими мешками, связанными и перекинутыми через плечо. Аккуратно закрыв калитку, мужчина направился в сторону Вотши, и тот шагнул ему навстречу с вопросом:

— Почтенный, тебя зовут дядя Барык?

Старик остановился и внимательно посмотрел на Вотшу.

— Гуляра сказала мне, что ты направляешься в Четам, не могу ли я к тебе присоединиться?

Старик перевел взгляд на лошадь, повод которой был у Вотши в руке, и спросил:

— Лошадка твоя?

— Моя, почтенный.

Старик кивнул:

— Ну, что ж, если нам по пути, пойдем вместе.

— Может быть, мы положим твою поклажу на лошадь? — спросил Вотша.

Старик снова оглядел лошадь, а затем молча кивнул. Вотша сам снял с его плеча два небольших, но увесистых мешка и перекинул их через седло лошади.

Старый Барык шагал неторопливо, твердо ставя ноги и не оглядываясь. Поначалу Вотша хотел было предложить ему сесть в седло, но какое-то внутреннее чувство удержало его. Молодой изверг следовал за стариком, чуть приотстав и не надоедая беседой, пока старик, отойдя от села километра на два, сам не спросил:

— Как тебя зовут, молодец?

Вотша поравнялся со стариком и ответил:

— Меня зовут Бамбарак, что на наречии западных медведей означает «колотушка для выбивания пыли из ковров».

— И что за дело образовалось у изверга из стаи западных медведей в Четаме? Это же очень далеко от наших гор.

— Вообще-то, дядя Барык, я иду не в Четам, а в Уругум. Хочу найти там кузнеца Вагата и попроситься к нему в ученики.

Старик удивленно посмотрел на Вотшу и покачал головой:

— Что ж у вас на Западе и кузнецов уже не осталось? Неужто нельзя было дома кузнечному ремеслу выучиться?!

— Да, наверное, можно, только мне порекомендовали именно этого кузнеца.

Барык удивленно посмотрел на Вотшу и покачал головой:

— Это что ж такое?! Выходит, нашего Вагата на Западе знают?!

После этого старик снова надолго замолчал, может, потому что у него не было больше темы для разговора, а может быть, просто берег силы. Тропа, на которую они вышли в паре километров от села, круто пошла вверх, нырнула под сосновые лапы леса, так что не только ее крутизна затрудняла путников, но и протянутые поперек дороги корни стоявших по обе стороны тропы сосен.

Солнце взошло над вершинами окружавших Улабскую долину скал, когда путники прошли лесистую часть склона и вышли на голый каменистый склон. Но и здесь тропу, по которой они шагали, было хорошо видно — на ней совершенно отсутствовали камни, хотя вокруг они валялись в изобилии!

Именно здесь, на опушке леса, на последней перед каменной пустыней траве, старик сделал привал на обед, а после того как путники поели, он улегся на жесткой траве и с час проспал. Вотша сидел под сосной и думал о своей странной, причудливой судьбе…

Наконец старый Барык пробудился, не поднимаясь с травы, посмотрел на солнце, склоняющееся к вершинам скал, а затем неторопливо поднялся на ноги.

— Ну что, Бамбарак, надо двигаться дальше.

И они двинулись. Снова старый изверг шагал впереди, а за ним, ведя лошадь в поводу, двигался молодой. Дорога стала трудней, приходилось следить за тем, куда ставишь ноги, потому что камень тропы был стерт, а порой скользок. Улабская долина скрылась за горным склоном, и Вотша давно потерял направление, в котором они двигались. Глазу на этой тропе было не за что зацепиться — во все стороны только камень да скалы, над которыми выцветшим голубым лоскутом провисло небо.

Остановился старик только в сумерках. Пожевав немного пресных лепешек с соленым сыром, он улегся отдыхать, а Вотша покормил коня и снова долго сидел под темнеющим небом, разглядывая появляющиеся звезды.

На следующий день они перевалили через Гвардский перевал и к вечеру спустились в небольшую котловину, сплошь заросшую сосняком. Посреди этой котловины расположилось село, по размерам почти такое же, как Улаб. Это и был айл Четам. Оказавшись в селе, старик бросил в сторону Вотши короткий взгляд и спросил:

— У тебя ведь нет здесь знакомых?

— Откуда, дядя Барык, — пожал плечами Вотша.

— Тогда пойдем со мной, моя дочка найдет тебе место для ночлега.

Место для Вотши в большом доме дочери Барыка действительно нашлось, как и чашка с ложкой на ее большом столе. Спать его положили в комнате старшего внука Барыка, ушедшего в горы с пастухами. Рано утром, когда Вотша выходил из дома, чтобы продолжать свой путь, старый Барык остановил его на крыльце:

— Слушай, Бамбарак, если не секрет, кто тебе рассказал про кузнеца Вагата?

Вотша замялся, и тогда Барык понизил голос:

— Как он там… на вашем Западе?

Вотша бросил на старика испытующий взгляд и также негромко ответил:

— Жив, здоров, очень хочет вернуться, но… пока не может.

Старик понимающе кивнул и прошептал:

— Пусть Мать всего сущего сбережет вас. И тебя, и… Айтара.

Вотша вывел коня за ворота и повернулся лицом к вершине Эльруса, потом посмотрел направо и действительно увидел поросшую лесом седловину. Вскочив на коня, он двинулся в указанном направлении. На этот раз ему не пришлось брести по каменистым осыпям и каменным карнизам. Прихотливо извивающаяся тропинка, на которую сразу же за селом ступил конь, провела его через лес так, что он даже не заметил, как перевалил через седловину. А по другую сторону ему открылась еще одна долина, через которую протекал светлый ручей. На его берегу расположилось совсем небольшое село — двадцать — двадцать пять домов, сложенных из тесаного камня и имевших плоские крыши. Один из этих домов, тот, что стоял на небольшой вытоптанной площади, был двухэтажным. И кузню он узнал сразу же, она примостилась на окраине села, и в ее широко распахнутых дверях просверкивали багровые всполохи открытого огня.

Спустя час Вотша спешился возле дверей кузницы, из которой доносился веселый металлический перезвон. Встав в проеме, изверг оглядел кузню. Довольно большое помещение освещалось через открытые двустворчатые двери, больше похожие на ворота, и два окна, пробитые в боковых стенах. Посредине стояла огромная наковальня, а ближе к задней, глухой стене багрово полыхал горн, у мехов которого марионеткой приплясывал худенький мальчишка. Возле наковальни высился огромный мужик, в кулаке которого кузнечная кувалда выглядела детской погремушкой. Кузнец был занят какой-то железной мелочью, похоже, только что начатой.

Вотша не хотел отрывать кузнеца от работы, но тот сам, увидев нового человека, отложил кувалду и клещи, махнул мальчишке, чтобы тот передохнул, и пошел к дверям. Первым делом он обратил внимание на лошадь, стоявшую у кузницы, а затем уже перевел взгляд на изверга и поинтересовался мощным, под стать своему виду, басом:

— Или подкову потерял?

Вотша бросил взгляд на своего коня и покачал головой:

— Нет, с лошадью все в порядке.

Потом вздохнул, не зная, как начать разговор, и спросил:

— Кузнец Вагат — это ты?

Великан чуть прищурил глаза, словно бы улыбнувшись, и прогудел:

— Ну, я… А дело-то какое у тебя?

— С Запада я приехал… — проговорил Вотша. — От Айтара…

Лицо кузнеца посуровело, он посмотрел через плечо в кузню, на своего маленького помощника, затем кивнул Вотше: — А ну-ка, отойдем в сторонку! — И сам двинулся вдоль стены кузницы, за угол.

Под окошком кузницы была вкопана небольшая скамейка, на которую и уселся кузнец. Похлопав по доске рядом с собой, он, сдерживая свой могучий бас, пробурчал:

— Садись, рассказывай.

Вотша присел, чуть помолчал и, пожав плечами, проговорил:

— Да, в общем-то, и рассказывать особенно нечего. Познакомились мы с Айтаром, когда вместе плыли на лодке обменщика Ханыка, он там вроде старшего у гребцов был, а я… скрывался я от многоликих и сочинил для Ханыка историю про беззаветную любовь и злодейство. Ханык-то поверил, а Айтар раскусил, что я не тот, за кого себя выдаю. Потому он и завел со мной разговор — через свою беду и мою понял. В общем, рассказали мы друг другу, как и почему на Западе оказались… Он мне и предложил на свою родину, в айл Уругум, идти, дорогу рассказал и к тебе обратиться посоветовал. Вот я и пришел.

Пару минут кузнец молчал, словно что-то обдумывал, а потом все тем же тихим, задумчивым басом проговорил:

— Айтар — побратим мне, он кого не надо не пришлет, так что…

Тут он посмотрел на Вотшу и усмехнулся в короткую иссиня-черную бороду.

— Кузнечное дело знаешь?

— Нет, — с огорчением выдохнул Вотша.

— Значит, беру тебя в ученики. — Вагат посмотрел на небо, словно именно там была приготовлена для него подсказка. — Услышал ты, значит, у себя на Западе про кузнеца Вагата и решил поступить к нему в ученики.

— Я так дяде Барыку и сказал, когда он у меня спросил, зачем я в Уругум иду, — усмехнулся в ответ Вотша. — От обменщика Ханыка и услышал, а откуда он про тебя знает, кто ж его ведает!

Вагат поднялся со скамейки и, посмотрев сверху вниз на Вотшу, прогудел:

— Ну что, ученик, сегодня отдохнешь, осмотришься, а завтра — к наковальне! Пошли!

Небольшой дом кузнеца стоял рядом с кузницей. Вотшу поселили на чердаке, убрав оттуда подготовленную к обмену овчину. На чердак вела наружная лестница, идущая вдоль задней стены дома, так что мешать Вагату, его жене и двум их ребятишкам Вотша не мог. Кроме кузнечного и литейного дела, в котором Вагат был известным мастером, он имел полторы сотни овец — отара по летнему времени паслась в горах, а кроме того, за домом был разбит довольно большой огород.

На следующее утро после завтрака, оказавшегося достаточно легким, Вотша впервые встал к наковальне. Этот первый день с молотом в руках он запомнил на всю оставшуюся жизнь, и вовсе не потому, что к вечеру валился с ног от усталости. Просто за этот день он узнал столько нового, необычного, интересного! А дальше… день пошел за днем, размеренно и привычно. Вагат оказался не только отличным кузнецом, но и весьма неплохим литейщиком, чеканщиком. Он занимался не только сталью, но и медью, бронзой, латунью, умел варить различные, порой весьма экзотические сплавы. Постепенно Вотша узнавал и своих соседей — жителей Уругума, и они узнавали его. Молчаливые, суровые горцы не донимали пришлого, непривычно белокурого парня расспросами, не докучали советами, но всегда были готовы прийти на помощь. И только с самым богатым жителем айла Уругум обменщиком Орком отношения у Вотши не сложились. Орк был старшим сыном того самого обменщика, которого убил Айтар, может быть, поэтому Вотша сразу стал относиться к нему настороженно.

Месяца через три после появления белокурого изверга в айле Уругум к открытым дверям кузницы подъехал многоликий. Вагат немедленно положил молоток, которым указывал Вотше, куда надо бить молотом, и поклонился:

— Приветствую тебя, многогранный. Пусть охота твоя будет удачной, а добыча обильной!

Ирбис долго и пристально смотрел на Вотшу, а затем странно хрипловатым голосом спросил:

— Что это у тебя за изверг, кузнец?! Как зовут, откуда взялся?!

— Зовут — Бамбарак, — с новым поклоном ответил Вагат, — пришел с Запада. Обменщик Ханык рассказал ему обо мне, он добрался сюда и попросил меня взять его учеником. А у меня как раз подручного не было. Вот я его и взял.

— Угу… — протянул многоликий задумчиво. — Ну и как, справляется твой новый подручный?

— Вполне, многогранный, — уверенно кивнул кузнец. — А месяцев через шесть вполне может мастером стать!

— Мастером?.. — недоверчиво протянул ирбис. — Ну, это ты, Вагат, прихвастнул!

Многоликий потянул за узду, разворачивая своего скакуна, и, уже трогая с места, крикнул:

— Смотри, Вагат, через шесть месяцев приеду посмотреть на твоего мастера!

Вагат проводил удаляющегося многоликого взглядом, а затем глянул на Вотшу и негромко проговорил:

— Кто-то сообщил многоликим о том, что ты здесь поселился.

— Но… Разве это запрещено? — чуть напрягшись, переспросил Вотша.

— Да нет, — пожал плечами кузнец, — не запрещено. Только вот сообщили о тебе как о подозрительном типе, иначе многоликий не приехал бы!

— А где они живут… ваши многоликие? — задал неожиданный вопрос Вотша и тут же пояснил: — Я проехал три айла, и ни в одном из них не встречал ирбисов.

Вагат удивленно посмотрел на своего подручного и переспросил:

— А разве на Западе многоликие живут вместе с извергами?!

— Да, — пожал плечами Вотша. — В городах многоликие и изверги живут вместе. Ну, конечно, у многоликих дома стоят в лучших местах, да и богаче они… Но есть и изверги небедные. В селах, бывает, что и нет многоликих, но наезжают частенько.

— Нас они тоже не забывают, — усмехнулся Вагат. — По весне за откупом пожалуют без задержки. Но жить с нами вместе?! Такое и придумать невозможно. Правда, в наших горах городов нет. Многоликие живут в своих айлах, и их немного. Самый большой, тот, в котором держит свою ставку князь южных ирбисов Юмыт, называется Коготь ирбиса. Расположен он на неприступной скале, и всех извергов, которые его строили, живыми сбросили в пропасть. Сейчас тоже, если изверга зачем-то берут в Коготь ирбиса, значит, его больше никто не увидит.

Вагат махнул рукой и закончил разговор:

— Да чего о них говорить, накличем еще на свою голову! И так вон что-то не ко времени заявился, гляди, еще приедет!

Однако никакого продолжения это посещение не имело. Вагат, почуяв в своем новом ученике хватку и упорство, стал показывать ему различные приемы ковки, начиная с простых подков, сошников и других бытовых мелочей, и постепенно они дошли до оружия — ножей, кинжалов, мечей.

Между тем лето кончилось, осень в долине прошла как-то очень быстро, хотя и была отмечена интересным событием — к Вагату дважды приезжали обменщики, один забрал все изготовленное кузнецом оружие, второй выбрал чеканенную металлическую посуду и бронзовое литье. Наконец наступила зима, выпал снег, горные перевалы закрылись. Отары спустились с гор и заняли свои места в зимних загонах — хозяйственных работ прибавилось, надо было обихаживать скот. И все равно Вагат находил время для работы в кузне. И Вотша к этому времени как-то успокоился, уверился, что здесь, в глубине гор, вдали от преследователей ему ничего не грозит.

С наступлением весны Вотша начал выходить в горы. Первый раз его сманил с собой ровесник, племянник Вагата — Сафат. Этот невысокий, необычайно худой и юркий малый бродил по окрестным горам с самого детства и, конечно, знал их как свои пять пальцев. Более того, он считался лучшим, самым умелым и самым везучим искателем камней. Еще осенью он звал понравившегося ему Бамбарака с собой в горы, но тогда у белокурого изверга совершенно не было свободного времени. А по весне Сафат клещом впился в своего дядю и уговорил того отпустить ученика с ним — именно весной, после схода снежной воды, обнажались каменные россыпи!

Парни ушли вдвоем ранним утром и к полудню перевалили за соседнюю седловину. Однако Сафат не стал спускаться в очередную открывшуюся перед ними долину, хотя Вотша думал, что путь их лежит как раз туда. Вместо этого черноволосый, быстрый, как горная вода, принялся карабкаться вверх, к большой осыпи, раскинувшейся на склоне горы, поднимающейся от седловины. Когда они с немалым трудом достигли этой осыпи, Сафар начал медленно обходить нагромождения камня и, наконец выпрямившись, воскликнул:

— Смотри, что я нашел!

В руке у него был зажат обычный, на взгляд Вотши, обломок камня. Но на лице у Сафата было написано такое торжество, что Вотша подошел, чтобы внимательно рассмотреть находку.

На ладони у изверга лежал белесый камешек с неровными, словно обкусанными краями, мимо которого Вотша прошел бы, не обратив внимания. Он скептически хмыкнул и спросил:

— И что примечательного в этом камешке?

— Смотри! — снова воскликнул Сафат, выхватил нож и поскреб поверхность камня. Белесый слой осыпался пылью, и из-под него проглянула небесная голубизна.

— Это — феруза, небесный камень! Правда, этот не очень большой, но, похоже, талая вода вымыла пласт, надо здесь как следует пошарить!

Сафат опустил найденный камешек в заплечную сумку и снова принялся бродить среди камней, внимательно глядя себе под ноги. Однако Вотша остановил его:

— И эта твоя феруза хорошо обменивается?

Темноволосый изверг посмотрел на Вотшу и улыбнулся:

— Неплохо, особенно ее любят обменщики с юга. Но, конечно, прозрачные камни в обмене ценятся гораздо выше, только найти их очень трудно — редкость они большая!

— Прозрачные… — протянул Вотша себе под нос. — Поищем прозрачные!

Сафат в ответ только хихикнул.

Теперь они оба медленно бродили по осыпи, внимательно глядя себе под ноги. Скоро и Вотше попались два осколка ферузы, один из которых был довольно крупным.

Осыпь была очень большая, и ребята бродили по ней уже больше двух часов, когда Вотша вдруг почувствовал на себе чей-то тяжелый взгляд. Он медленно выпрямился и, стараясь двигаться медленно, огляделся. Метрах в сорока выше осыпи, почти полностью сливаясь с нагромождением камней, стоял очень крупный ирбис. Он был совершенно неподвижен, и только кончик длинного хвоста чуть заметно подрагивал, словно от нетерпения. Многоликий сразу понял, что высокий белоголовый изверг его заметил, недовольно рыкнув, он начал спускаться вниз, осторожно ставя лапы на камни. Через пяток минут здоровенная светло-серая, покрытая пятнами кошка остановилась в паре метров от Вотши и уперлась в неподвижную фигуру изверга тяжелым немигающим взглядом круглых желтых глаз. Несколько секунд длилось молчание, а затем Вотша поклонился и чуть дрогнувшим голосом проговорил:

— Приветствую тебя, многоликий. Пусть твоя охота будет удачной, а добыча обильной!

— Обильной… Обильной… — неразборчиво прохрипел ирбис, а затем уже отчетливее спросил: — Много нашел, изверг?

— Нет, многоликий, — покачал головой Вотша. — Я первый раз ищу.

— Покажи! — потребовал ирбис.

Вотша скинул с плеча мешок, положил на камни и, опустившись на одно колено, выложил свои находки.

Многоликий бросил быстрый взгляд на два камешка, лежащих на темноммешке, и отвернулся. Затем, дернув хвостом, он рыкнул, обращаясь будто бы и не к Вотше:

— Прозрачные ищи… Прозрачные!

Еще раз недовольно дернув хвостом, многоликий начал осторожно спускаться к также прекратившему поиски Сафату. Вотша снова уложил найденные камешки в мешок и медленно двинулся вверх по осыпи, к темнеющей скальной расщелине. Оглянулся он только тогда, когда оказался в тени скалы, нависшей над каменной россыпью. Сафат стоял на коленях перед многоликим, который разглядывал находки изверга, разложенные на мешке. Вотша вздохнул и вошел в расщелину, вошел не в поисках самоцветов, а в остром желании скрыться от взгляда ирбиса.

В расщелине, прорезавшей тело скалы, словно удар огромного топора, было сумрачно, прохладно и сыро. Вотша прошел в глубь этого разлома и вдруг увидел у себя под ногами несколько странных камней черного цвета. Они настолько выделялись среди светло-серого нагромождения, что вначале он подумал, будто это некие странные растения, а может быть, и животные. Однако, наклонившись, он убедился, что это просто камни, правда, когда он взял один из этих камней в руку, он снова удивился — камень был необычно тяжел.

Вотша подбросил камень несколько раз на ладони, ему почему-то было приятно ощущать его тяжесть, его… основательность! Затем он еще раз, уже гораздо внимательнее оглядел расщелину. Создавалось впечатление, что дальний ее угол размыло снеговой водой и именно этот размыв вскрыл гнездо странных черных камней — в глубине расщелины, в самой узкой ее части, они лежали очень часто и довольно крупные, а чем дальше, тем они становились реже и мельче. Вотша хотел было набрать полную сумку таких камней, но затем передумал, надо было сначала выяснить, что это такое.

Он вышел из расщелины. Сафат, по-прежнему стоя на коленях, собирал свои камни в мешок, а многоликого не было видно. Вотша спустился вниз и, присев рядом со своим другом, спросил:

— Ты такое когда-нибудь видел?

Тот взглянул на протянутую Вотшей ладонь, осторожно дотронулся до находки приятеля пальцем, взглянул на Вотшу и достал свой нож. Взяв из Вотшиной руки черный камешек, он осторожно поскреб его поверхность лезвием, черная корка, оказавшаяся очень тонкой, отпала и в соскобе блеснуло матово-белым!

— Это не камень! — неожиданно заявил Сафат.

— А что?! — удивился Вотша.

— Тебе лучше знать, — усмехнулся Сафат. — Ты же у нас… кузнец!

Вотша забрал из рук друга свою находку, потер пальцем место соскоба и взглянул на Сафата:

— Ты думаешь — это металл?

— Я же сказал — тебе лучше знать, — пожал плечами маленький изверг, поднимаясь с колен. — Давай-ка делом займемся, а то придется возвращаться домой с пустыми мешками.

Изверги снова начали обшаривать осыпь, но Вотша был слишком рассеян. Он постоянно доставал из мешка черную находку и подолгу ее рассматривал, тер соскоб, подбрасывал «камешек» на руке.

Когда солнце опустилось к вершинам окружающих гор, изверги пустились в обратный путь, но вернуться в айл им удалось только в сумерках. Вотша успел к ужину. Вагат, уже сидевший за столом, увидев тощий мешок подручного, улыбнулся:

— Да, Бамбарак, невелика твоя добыча!

— Зато есть одна штука… — начал было Вотша, возвращая улыбку и развязывая мешок, но кузнец остановил его:

— Давай сначала поужинаем, а уж потом ты будешь хвастаться своими находками.

После ужина, когда жена Вагата освободила стол от посуды, кузнец хлопнул рукой по столешнице и предложил:

— Ну, Бамбарак, показывай свое богатство!

Вотша развязал мешок и сначала выложил на стол четыре небольших куска найденной им ферузы. Вагат повертел каждый обломок в почерневших от въевшейся окалины пальцах и вздохнул:

— Да, такая добыча тебя не обогатит. Вот если бы ты нашел пару лалов или сросток прозрачной зелени, тогда — да!

— Зато я нашел вот что! — улыбнулся Вотша и протянул Вагату свой черный камень.

Тот осторожно взял его в руку, покачал, словно определяя вес, и, положив на стол, посмотрел на Вотшу долгим взглядом:

— И где ты его откопал? — в голосе кузнеца чувствовалась легкая насмешка, и ее сразу же уловил Вотша.

— Так… в расщелине, на той же россыпи, где мы ферузу собирали.

— Ясно… — медленно протянул Вагат и, прежде чем продолжить разговор, долго смотрел на Вотшину находку. — У нас этот камень называют… — Он откровенно усмехнулся. — Се-брось!

— Как-как?! — не понял Вотша.

— Это было сказано давно… Очень давно. Сейчас сказали бы — брось это. Не бери, — пояснил Вагат. — Понимаешь, это — металл, довольно мягкий и ни к чему не пригодный. Хотя из него можно было бы делать посуду, украшения, но он никому не нужен. Обменщики его не берут.

— Почему?! — удивился Вотша.

— Кто его знает, — пожал плечами кузнец. — Так сложилось. Сложилось настолько давно, что в причинах этого никто не думает разбираться. Одно я знаю совершенно точно: для обмена этот металл даже предлагать не стоит, могут прибить!

— Даже так?! — еще больше удивился Вотша.

— Именно! Так что выбрось ты этот свой… «камень» и дорогу к той расщелине забудь! — завершил разговор Вагат.

— Но ты сам-то пробовал с этим металлом работать?! — спросил Вотша. — Что он собой представляет?!

— Да я же тебе говорю, ничего он собой не представляет. — Вагат явно начал раздражаться. — Сам я с ним не занимался, мой учитель мне показал его и предупредил, что не стоит с ним связываться. И тебе я могу повторить то же самое!

Вотша взял со столешницы свою находку, долго смотрел на нее, а потом поднял глаза на поднявшегося из-за стола кузнеца и тихо спросил:

— Мастер, можно я попробую поработать с этим металлом?

— Да работай, — махнул рукой Вагат. — Все равно у тебя ничего не выйдет.

Дня четыре Вотша не вспоминал о найденном им камне. Кузнец уже подумал, что подручный решил последовать его совету и не связываться с никчемным металлом. Однако оказалось, что Вотша просто обдумывал, с чего начать свои исследования. Неделю спустя после памятного разговора, вечером, когда Вагат объявил об окончании работы, он вдруг попросил разрешения задержаться в кузнице. Кузнец недовольно покачал головой, но разрешение дал. Вотша пробыл в кузнице часа три и пришел в дом как раз к самому ужину. С этого дня так и повелось — какая бы трудная работа ни выдавалась в течение дня, светловолосый изверг задерживался в кузне часа на три-четыре, но больше всего Вагата злило то, что Вотша не рассказывал о своих опытах. Только месяца три спустя он вдруг остановил кузнеца как раз в тот момент, когда тот собирался идти домой. С немного смущенной улыбкой Вотша проговорил:

— Мастер, ты не посмотришь, что у меня получилось с тем камнем, что я нашел?

Вагат недовольно крякнул и спросил:

— Так ты не бросил это бесполезное занятие?! Ну, показывай, настырный ты парень, что ты там слепил из се-броси?!

— Я его назвал… серебро, — проговорил Вотша с небольшой запинкой, словно извиняясь за собственную смелость.

— Почему — серебро? — удивленно переспросил Вагат.

— Похоже на твое название, но больше подходит к этому металлу! — не слишком уверенно пояснил Вотша.

— А может быть, такое название просто лучше звучит на… твоем родном языке? — спросил кузнец с лукавой улыбкой.

Вотша удивленно взглянул на мастера, а потом улыбнулся в ответ и согласно кивнул:

— Может быть!..

Затем он вытащил из-за стоявшего около стены ящика с инструментами какую-то старую тряпку и, положив ее на верстак, принялся разматывать. Вскоре на свет появился кинжал в черных кожаных ножнах, со светлой витой рукояткой, обтянутой по спирали тонкой полоской черной кожи. Головка рукоятки и ограничитель были украшены пластинками ферузы так же, как обоймица и наконечник ножен, выполненные из светлого металла. Вагат взял в руки оружие, медленно поворачивая, внимательно его осмотрел и вдруг довольно цокнул языком:

— А ты, Бамбарак, действительно многому у меня научился!

Затем он медленно извлек кинжал из ножен и поднял его к глазам. Длиной клинок был сантиметров сорок, обоюдоострый, резко сужающийся к острию. Обе грани были выведены идеально, а голомени отполированы до идеального блеска. И по этим зеркальным поверхностям нанесен тонкий матово-белый узор.

Несколько минут кузнец рассматривал работу ученика, а затем, чуть приподняв бровь, спросил:

— И им можно колоть… резать?..

— Можно… — не слишком уверенно ответил Вотша. — Хотя, конечно, серебро значительно уступает стали.

— Короче, это не оружие, это игрушка! — насмешливо подытожил кузнец.

— Наверное, — согласился Вотша. Но… красивая!

— Я и говорю — игрушка! — упрямо повторил Вагат, вложил клинок в ножны и положил его на верстак. — Но самое главное, что и эту игрушку нельзя сбыть обменщикам. Не веришь — предложи свой кинжал Орку, посмотришь, что он тебе ответит!

Вотша улыбнулся:

— Да я знаю, что именно он мне ответит, что бы я ему ни предложил!

Тут и Вагат улыбнулся, но сразу же посерьезнел:

— В общем, кончай свои опыты с этим… серебром, толку от них нет и не будет!

Вотша молча кивнул и принялся заворачивать свою «игрушку» в тряпку, а Вагат огорченно махнул рукой и направился к выходу.

После этого кузнец решил, что Вотша наконец-то понял всю бесперспективность занятий с никому не нужным металлом. Однако вечером первого же свободного дня, когда молодежь собиралась за селом на берегу ручья потанцевать, повеселиться, Вотша надел свое лучшее платье и приладил к поясу свою «игрушку». Вагат, случайно увидевший, как вырядился его подручный, нахмурился:

— Бамбарак, что ты прицепился к этой дряни?! Я же тебе говорил — не любят многоликие се-брось! Попадешься им на глаза с этой… штуковиной, плохо тебе будет!

— Так красиво же, мастер! — умоляюще воскликнул Вотша. — Ну, как такую красоту не показать?!

Вагат хотел было вспылить, но вдруг в его голове сам собой появился вопрос: «Странно! Бамбарак очень спокойный, покладистый парень, почему он так вцепился в этот металл?! Вон, даже название ему свое дал! Может, я чего-то не понимаю, может, он действительно находит в этом бесполезном… серебре какую-то особенную красоту?! Какой-то особенный смысл?!»

Кузнец махнул рукой и только процедил сквозь зубы:

— Ты хоть поосторожней с этой штукой будь, не выставляй ее напоказ-то!..

Вотша радостно улыбнулся, кивнул и передвинул ножны с кинжалом так, что оружие спряталось под длинной полой верхней распашной куртки.

Но таким образом белоголовый изверг прошел только до околицы айлы. Как только последний дом села остался позади, он снова передвинул черные с серебром ножны так, что они оказались точно посредине живота. Когда же он очутился около ручья, на лугу, который молодежь облюбовала для своих сборищ, взгляды всех ребят, да и девчонок, буквально приковал к себе новый кинжал. В этот вечер у Вотши, и так не обделенного вниманием девушек, просто отбою не было от желающих с ним потанцевать или встать в пару в какой-нибудь игре. Да и ребята по одному, по двое подходили к нему с расспросами о его кинжале, а многие интересовались, нельзя ли и им завести себе такую «игрушку»!

С этого вечера серебряный кинжал стал неотъемлемой частью Вотшиного праздничного костюма. Еще два кинжала он сделал для своих самых близких друзей — Сафата и Падура, сына местного шорника. Правда, у этих кинжалов серебряными были только клинки и наконечники ножен, на большее у Вотши не хватило серебра.

Летом, пока отары паслись в горах, Вагат и Вотша не выходили из кузницы и литейной. Народ в айле вставал со стуком молотков кузнеца и его подручного. Даже на сборища молодежи Вотша перестал ходить — так много работы было у него. Да и погода к концу лета вдруг испортилась, зарядили сильнейшие дожди, в горах сошло несколько селевых лавин, к счастью, обошедших Уругумскую долину стороной.

Наконец подошла осень, а с нею время приезда обменщиков. В этом году Вагату было что предложить на обмен — его подручный постепенно превращался в интересного мастера-художника, задумки которого вполне могли заинтересовать и многоликих, и извергов. Но когда листья на деревьях начали покрываться легкой бронзой, из айла Четам Вагату прислали весть, что обменщик, который забирал у него оружие, не сможет приехать в Уругум. Привез это сообщение четамец, он же рассказал, что в Улабской долине собралось в этом году очень много обменщиков, но даже те из них, кто неоднократно ходил в Четам и Уругум, выходить в горы отказались — прошел слух, что Гвардский перевал накрыл очень опасный оползень. Трое обменщиков, рискнувших двинуться в этом направлении, были вынуждены вернуться назад!

Когда Вагат поинтересовался, каким образом весть о том, что Гвардский перевал закрыт, дошла до Четама, четамец ответил, что в айл из Улаба дошел старый Барык и что он отправляется назад дня через три. Вагат присел к столу и надолго задумался.

Весной предстояло платить откуп многоликим — властителям гор, а платить было нечем. Весной и летом Вагат и Вотша не имели времени ходить в горы на поиски камней, да это им было и не нужно, поскольку своим кузнечным и литейным мастерством они зарабатывали вполне достаточно. Но теперь, когда исчезла возможность сбыть оружие и литье, над семьей Вагата, да и над всем айлом Уругум, нависла угроза жестокой расправы! Выхода из создавшегося положения не было, если только…

И тут Вотша не выдержал. Подсев к своему учителю, он возбужденно заговорил:

— Мастер, давай нагрузим мою лошадь и сами отправимся в Улаб. Через перевал нас Барык переведет, а обратно, налегке, мы и сами пройдем! В десять дней обернемся!

Вагат посмотрел на молодого подручного и покачал головой:

— А если не пройдем?.. — раздумчиво спросил кузнец.

— Пройдем, мастер! — воскликнул Вотша. — Обязательно пройдем! И товар наш в Улабе обменщики с руками оторвут — хватит и откуп заплатить, и железа и меди купить, и… да на все хватит! А еще, подумай, мы наверняка новых обменщиков узнаем, в новые земли твои оружие, литье и чеканка пойдут — весь Мир о таком мастере узнает — Вагат Уругумский! А?! Каково?!

Он чуть помолчал, словно давая время своему учителю осознать открывающиеся возможности, а затем добавил, сбавив восторженный тон:

— Ну а не пройдем — назад вернемся. Ну, потеряем дней шесть-восемь. И тогда уже думать будем, как с откупом справиться.

Кузнец снова покачал головой, но Вотша видел — его слова зажгли мастера.

А на следующее утро Вагат сам приказал:

— Собираемся, Бамбарак, попробуем в Улаб пробиться!

Сборы заняли не очень много времени, поскольку товар у кузнеца уже был подобран и сложен в короба. Главное — правильно разместить все это на лошади. В путь они отправились еще до полудня, так что к вечеру были уже в Четаме. Старый Барык все еще находился в доме своей дочери, но уже завтрашним утром собирался назад в Улаб.

Когда уже в сумерках Вагат и Вотша ввалились в дом, где гостил Барык, старик, сидевший за столом и прихлебывавший травяной настой с медом, сморщил лицо и, не дожидаясь вопроса, проворчал:

— Я никого с собой не возьму! На этом перевале самому бы разобраться, куда ногу поставить, а еще за кем-то следить — глаз не хватит.

— Так, значит, отец, перевал действительно завалило?! — разочарованно протянул Вагат.

— Завалило?.. — Старик поставил чашку на стол. — Да там ни одного камня старого не осталось — лавина сошла да легла так, что до сих пор все ходуном ходит! Вот по весне вода талая пойдет, осыпь промоет, камни уложит, прижмет, тогда, может быть, и перевал откроется.

Старик снова было взялся за чашку, но тут подал голос Вотша:

— Дядя Барык, но сам-то ты прошел. Может быть, и мы попробуем?!

Старик вгляделся в высокую фигуру изверга и вдруг улыбнулся:

— А-а-а, это ты, белоголовый?! Ну, как тебе в Уругуме живется?!

— Очень хорошо, дядя Барык, но для полного удовольствия мне бы в Улаб попасть надо!

Старик покачал головой и тяжело вздохнул.

— Я же тебе говорю, лавина только что сошла, свежая осыпь перевал покрывает, чуть не туда ногу поставишь — и все, вниз понесет! Или тебе голова не дорога?!

— Голова дорога, дядя Барык, — снова вмешался в разговор Вагат. — Потому-то и в Улаб нам надо. Сам знаешь, весной откуп вносить, многоликие ждать не будут. А если мы сейчас свой товар обменщикам не сдадим, откупа нам не собрать. Вот тогда головы не только мы сложим!

— Ну, соседи помогут, — не слишком уверенно проговорил старый изверг. — Наверняка камешков-то за лето подсобрали!

Вагат отрицательно покачал головой:

— Мало камней, отец, очень мало, весь Уругум на нашу работу рассчитывает. Вот если оружие да литье пристроим, тогда всему айлу можно будет жить спокойно.

Барык опустил голову в раздумье, но оно длилось недолго.

— Хорошо, — вздохнул старый изверг. — Завтра с часом Жаворонка выходим. Но… — Он не договорил, махнул рукой и снова вздохнул. — Отдыхайте.

Когда на следующее утро трое извергов отправились в трудный путь, в долине еще висели сумерки. Старый Барык, увидев, что Вотша ведет за собой коня, нагруженного тяжелой кладью, только покачал седой головой, но ничего не стал говорить, понимая, что кузнецы везут с собой товар. Первую часть пути — подъем по лесистому склону — они прошли довольно быстро, но когда вышли к каменистой осыпи, венчающей Гвардский перевал, Вагату и Вотше стало ясно, о чем их вчера предупреждал Барык.

Дожди, бушевавшие в конце лета, не обошли стороной Гвардский перевал, по нему прокатился мощный селевой поток, изменив самый вид перевала и оставив после себя сплошное поле мелких камней, среди которых торчали крупные глыбы. Никакой тропы, конечно же, не было и в помине, старый Барык, ступив на эту гравийную россыпь, оглянулся на спутников, остановившихся у края осыпи, и спросил:

— Ну что, ребята, может быть, повернете назад?..

Вагат и Вотша переглянулись. Затем Вагат задумчивым взглядом оглядел крутой подъем к седловине перевала, а Вотша покачал головой и неожиданно ответил за обоих:

— Нет, дядя Барык, мы пройдем!

Как ни странно, кузнец не возразил подручному.

Тогда Барык снял с плеча длинную веревку и привязал к ней себя и спутников.

И они пошли!

Первым поднимался старый Барык, он шел медленно, тщательно выбирая маршрут подъема и останавливаясь после каждых пяти-шести шагов, чтобы осмотреться и наметить следующие пять-шесть шагов. За ним следовал Вотша, ведя в поводу лошадь и успокаивая ее ласковым словом или грозным окриком. Позади шагал Вагат. Кузнец держался точно за лошадью, не то считая, что она натаптывает хоть какую-то тропу, не то надеясь как-то удержать ее, если она начнет сползать по осыпи.

Им надо было пройти до седловины перевала около двух километров, но это были непроходимые километры. Несколько раз Вотша просто не находил достаточно прочной дороги, и гравий под ногами лошади начинал сползать вниз, лишая поддержки верхние слои камня. Раза четыре крупные скальные обломки, лежащие в гравийной подушке, теряли неустойчивое равновесие и, постепенно разгоняясь, скатывались вниз, увлекая за собой каменную мелочь.

Каменная поверхность, круто поднимающаяся вверх, была похожа на грудь некоего великана, присевшего отдохнуть и откинувшегося на склон соседней горы. И грудь эта дышала… дышала в странном рваном ритме, грозя вот-вот взорваться судорожным кашлем. И тогда трое безумцев, решивших пройти по этой огромной груди отдыхающего великана, были бы в мгновение ока сметены вниз, в лесистую долину, сметены вместе с присыпавшим грудь щебнем и скальными обломками. И останки этих смельчаков были бы погребены под грудами этого щебня, а один из огромных скальных обломков стал бы их надгробием.

Но они продолжали свое безумное движение вверх, к небу, к облакам, к солнцу. И каждый раз им удавалось зацепиться за какой-нибудь прочно сидящий в земле камень, за заклиненный обломок скалы и остановить свое гибельное соскальзывание, удержать свою оглушенную страхом лошадь, вскидывающую голову и косящую кровянистым глазом, от падения, от безумного прыжка, от неверного рывка. Они поднимались на десять метров и сползали на семь, но они шли вверх… вверх… вверх!

И они дошли!!!

Они встали на вершине перевала на дрожащих от напряжения ногах и заглянули вниз, сначала в Уругумскую долину, а затем в Четамскую! И прежде чем начать спуск, они сели на голые камни и молча просидели около часа.

А затем начался спуск! Он был и проще подъема, и сложнее. Теперь им не приходилось по нескольку раз проходить один и тот же путь, и если осыпь начинала двигаться вниз, она только приближала их к цели похода. Но допускать сползания осыпи было ни в коем случае нельзя, ибо это сползание в любое мгновение могло превратиться в лавину. А лавина похоронила бы их под собой, как никому не нужную мелочь, случайно попавшую под пятку божества!

Но они шли вниз, понимая, что путь назад для них отрезан, что возвратиться они не могут, а главное — не желают! Они так же, как и прежде, цеплялись за каждый более или менее прочный каменный выступ, они держали и успокаивали мотающую головой и садящуюся на круп лошадь, они автоматически переставляли усталые, негнущиеся ноги, но каждый раз точно определяли, куда именно их надо поставить.

Когда под их ногами появилась трава, они не сразу это поняли. А когда поняли… рухнули в эту траву без сил!

Но спустя полчаса все трое поднялись. Вотша снял с коня короба, расседлал его и отвел ниже по склону на луг. Вагат и Барык развели костер и сварили похлебку. Все это изверги делали молча, словно на разговоры у них просто не было сил. После горячего ужина они снова легли на траву и провалились в сон. А утром, на рассвете, их разбудил насмешливый голос:

— Это ж надо! Изверги перешли Гвардский перевал! Эдак вы скоро и на Эльрус заберетесь или поднимитесь в Коготь ирбиса!

Изверги мгновенно вскочили на ноги и тут же согнулись в глубоком поклоне. Метров на пятнадцать выше места их ночевки стоял стройный тонконогий конь под богато расшитым седлом, а на коне сидел молодой многоликий в богато украшенной одежде, меховой шапке, с мечом у пояса. Тронув коня пятками, он подъехал ближе к прогоревшему костру извергов и, еще раз оглядев их, воскликнул:

— Так это наш кузнец со своим новым учеником! И куда ж это вас несет?!

— Мы в Улаб идем, господин, — тут же ответил кузнец. — Обменщики к нам в Уругум пройти не могут, а нам надо сдать то, что мы за лето изготовили.

— Ах, вот в чем дело!.. — все с той же насмешкой протянул многоликий. Соскочив с коня, он подошел вплотную и ткнул в спину Вотши зажатой в руке плетью. — А это твой белоголовый изверг? Вартам мне рассказывал, что ты через год обещал сделать из него мастера, ну и как, сделал?!

— Сделал, господин, — не без гордости в голосе проговорил Вагат.

— Да?.. — последовал новый тычок в спину Вотше. — И как тебя зовут, мастер?!

— Бамбарак, господин, — ответил Вотша, поднимая голову, и… замер на месте. По его спине пробежала холодная волна, а к горлу подкатил противный горький комок. На него смотрело широкоскулое ухмыляющееся лицо его главного врага, княжича стаи южных ирбисов Юсута. А тот, мазнув по лицу Вотши неузнавающим взглядом, повернулся было к согнувшемуся в поклоне старику и вдруг замер. А затем медленно, словно не веря своим глазам, снова посмотрел в лицо Вотши!

И тут его глаза вспыхнули узнаванием, усмешка застыла на растянутых губах, а затем он медленно протянул:

— Так… так… так… А ведь я тебя узнал, Вотша, извержонок князя Всеслава! Значит, ты не погиб, как Всеслав сказал моему отцу, значит, ты жив! Очень хорошо!!!

Юсут отступил на шаг и жестко приказал:

— Кузнец, забирай лошадь и старика и немедленно уходи! На сборы тебе пять минут!

— А Бамбарак, господин?.. — растерянно переспросил Вагат.

— А Бамбарак останется со мной, — ответил княжич, не сводя глаз с белоголового изверга. — Нам есть о чем с ним поговорить!

Не прошло и двух минут, а Барык и Вагат, взявший повод Вотшиного коня, скрылись в ближнем леске, спускающемся в Улабскую долину.

Юсут, провожавший извергов глазами, снова перевел взгляд на Вотшу.

— Ну, вот мы и встретились, вонючий извержонок!.. — прошипел многоликий. — Ты себе представить не можешь, как я рад нашей встрече, как я рад, что ты не погиб, что тебя не убили, как рассказывал моему отцу князь Всеслав.

Юсут страшно рыкнул, и вдруг его глаза остановились, как будто его посетила удачная мысль. Он довольно ухмыльнулся:

— Я хотел отвезти тебя в Коготь ирбиса и показать, как мы воспитываем своих извергов, но… передумал! Вдруг мой отец захочет вернуть тебя Всеславу, старику порой приходят в голову очень странные мысли! Нет, я тебя никуда не повезу, лучше мы с тобой продолжим тот поединок, который мне не дал закончить твой учитель! О-о-о… Вот еще кого я хотел бы повстречать вот так, на лужайке, без свидетелей! Но пока что мы разберемся с учеником. Ну как, вонючий извержонок, ты не забыл еще урок фехтования, которые давал тебе волк Старый?! Ты еще можешь держать меч в руках?!

— Могу, — просто ответил Вотша и не прибавил к этому короткому слову привычное «господин». Юсут зло ощерился, но не ответил на выпад изверга.

— А вот этот меч узнаешь?!

Он вытянул из висящих на поясе ножен меч и показал его Вотше. У изверга заныло под сердцем — он сразу узнал свою награду за победу в том крайском поединке, которую вручила ему княжна Лада. И ему даже показалось, что голубой камень в перекрестье рукояти дружески подмигнул ему.

— Узнаю, — проговорил Вотша, обращаясь скорее к протянутому клинку, чем к стоящему против него ирбису.

Но тот не замечал состояния изверга, он наслаждался своим грядущим торжеством, он купался в нем, впитывал его всеми своими порами и излучал его в пространство.

— Ты снова возьмешь этот меч, — заявил княжич, — и снова попробуешь остановить бросок ирбиса. Правда, теперь тебе не поможет жезл Старого, но ведь ты и без него способен обойтись! Бери!!!

И он швырнул меч Вотше лезвием вперед!

Вотша мгновенно отклонился в сторону, пропуская сверкающую молнию мимо, и в следующее мгновение рукоять привычно легла в его ладонь, а клинок, описав размытый полукруг, развернулся в сторону многоликого.

— Ты действительно не разучился владеть оружием! — довольно проговорил Юсут. Затем, отойдя коротким, крадущимся шагом метра на три, он высоко подпрыгнул… Его тело превратилось в темное расплывчатое облако, из которого с легким шорохом выпала одежда и обувь, а через мгновение на эту разноцветную груду мягко приземлилась огромная светло-серая, в темных круговых пятнах кошка. Сделав пару коротких пружинистых шагов в сторону, ирбис неожиданно, без подготовки, прыгнул на изверга! Однако Вотша был начеку. Упав на одно колено, он пригнулся и выбросил вверх сверкающий клинок. Тяжелые лапы ирбиса пронеслись над самой головой изверга, а его мощное, крупное тело пропустило сквозь себя отточенную сталь, словно это было нечто нематериальное, не от мира сего.

Вотша и до начала схватки знал, что клинок бессилен против многоликого, повернувшегося к Миру звериной гранью, он взял меч, потому что тот был ему дорог, он вскинул его чисто автоматически, и все-таки он испытал жесточайшее разочарование, когда клинок оказался совершенно бесполезен! Тем не менее, перекатившись, он снова вскочил на ноги и снова направил меч в сторону подкрадывающегося зверя. А тот, приподняв верхнюю губу и ощерив огромные желтоватые клыки, проворчал вполне членораздельно:

— Молодец, изверг, повесели меня, прежде чем я выпущу тебе кишки!..

И тут же последовал еще один прыжок, на этот раз не столь высокий. Пропустить зверя над собой Вотша уже не мог, поэтому он попытался отпрыгнуть в сторону, отмахнувшись клинком, но сделал это недостаточно быстро. Левый бок обожгла мгновенная боль, и, вскочив на ноги, он почувствовал, как лохмотья, в которые превратили куртку и рубашку когти ирбиса, быстро намокают кровью. Но рана, как он чувствовал, была совсем неглубока, хотя и болезненна. А ирбис, присев на хвост, быстро облизывал свою правую лапу. У Вотши мелькнула радостная мысль, что зверь зализывает рану, но тот проворчал себе под нос:

— А у тебя вкусная кровь, вонючий изверг! Я выпью ее всю, до капельки!

Третий прыжок, последовавший сразу за этим ворчанием, был прост и прям, как удар тарана! Вотша не успел увернуться, обе лапы ирбиса вонзили когти ему в грудь и, пробив кожу куртки, рванули в стороны, словно желая разорвать его пополам. Однако сила удара была такова, что Вотшу отбросило назад, хотя кожа на его груди, под сердцем и на правом плече, повисла лохмотьями. Меч вырвался из его руки и отлетел далеко в сторону, а сам изверг грохнулся на спину и потерял сознание.

Когда он очнулся, на его кровоточащей груди стояла тяжелая лапа ирбиса, а морда, склонившаяся над его лицом, дохнула горячим смрадным воздухом и произнесла:

— Все, изверг, наигрались! Я убью тебя медленно! Я буду пожирать твои внутренности, а ты еще будешь жить и чувствовать, как я обгладываю твои ноги, как выдергивают из тебя твои кишки, как мои зубы вгрызаются в твою печень, в твою селезенку!..

Вотша слышал довольное утробное ворчание Юсута, но не понимал, что тот говорит, на него навалилась страшная усталость, полное опустошение, и только одно мешало ему закрыть глаза и отдаться во власть нависшей над ним смерти — что-то невыносимо жесткое уперлось слева в его располосованный левый бок и мешало… мешало… мешало!.. Хорошо, что правая, странно вывернутая рука была как раз рядом с этим твердым, мешающим предметом. Вотша чуть пошевелил пальцами, и вдруг они коснулись знакомой, витой рукояти! Кинжал! Его смешной, никому не нужный кинжал из се-броси! Из серебра!

Он медленно и неуклюже обхватил непослушными пальцами рукоять и потянул клинок из-под себя, а тот неожиданно легко вышел из ножен. Вот только сил у Вотши больше не оставалось, а надо было еще поднять руку и ударить… Зачем… Что может сделать оборотню маленький, не держащий заточку клинок, когда прекрасный меч был бесполезен?! Но Вотша об этом не думал… Ему просто нужно было собрать немного сил для последнего удара.

— …твою шкуру я прикажу набить, и это чучело отправлю князю Всеславу! Я покажу ему, кто убил его извержонка! И тогда он отдаст мне княжну Ладу, даже если она сорок тысяч раз скажет «нет»!

— Нет!!! — хрипло повторил Вотша, и его правая рука, чуть приподнявшись, нанесла последний удар.

Он ожидал, что серебряный клинок привычно легко пройдет сквозь нездешнее тело ирбиса, но вдруг, к своему огромному удивлению, почувствовал сопротивление. Он почувствовал, как недлинное полированное жало прокалывает шерстистую звериную шкуру. Как протыкает оно тугие узлы могучих звериных мышц. Как проходит между стальной крепостью ребер. Как омывает его горячая звериная кровь. Как эта кровь горячими толчками выплескивается из невероятной, из невозможной раны на его крепко сжатый кулак!!!

Ирбис вдруг вскинул огромную голову, и его рык потряс окружающие горы. А затем голова зверя снова опустилась, в круглых, желтых, донельзя изумленных глазах погасла жизнь, и могучее звериное тело обрушилось на Вотшу всей своей тяжестью.

Через несколько минут изверг пришел в себя. Придавленный телом ирбиса, он сам себе казался совершенно беспомощным, однако спустя всего несколько секунд почувствовал, что лежащее на нем тело становится… легче. Собравшись с силами, он отвалил в сторону звериную тушу и попробовал приподняться. Не сразу, но ему удалось сесть, и тут он увидел, что в светло-серой шкуре ирбиса, в его огромном мертвом теле медленно разрастается дыра со странными обугленными краями. Центр этой растущей дыры, по всей видимости, приходился на место удара серебряного кинжала, и эта дыра словно пожирала отданное ей мертвое тело, пожирала неторопливо, деловито, без остатка, не оставляя следов. Вотша невольно попятился прочь, не сводя глаз с пропадающей неведомо куда плоти, и вдруг почувствовал, что рядом с ним кто-то есть. Резко вскинув голову, он увидел стоящего в двух шагах от него Вагата — тот буквально остолбенел, взирая на мертвого ирбиса, плоть которого сгорала в невидимом пламени.

— Я… убил его… — одними губами прошептал Вотша, но кузнец, похоже, его не слышал.

Тогда Вотша собрался с силами и, не обращая внимания на свирепую боль, словно сдирающую с него кожу, попробовал встать на ноги. Дважды он падал на бок, но в конце концов ему удалось подняться. Тогда он осторожно выпрямился, протянул вперед правую руку с зажатым в ней серебряным кинжалом и выкрикнул во все горло свой вызов этому Миру:

— Я убил его!!!

Евгений Малинин Уругумская сталь

Пролог

Ночь клонилась к рассвету, звезды линяли вместе со светлеющий небом и уходили в дневное небытие, только Волчья звезда, вернее, то оранжевое, распухающее незаметно для глаза облако, в которое она превратилась, еще бросало свой зловещий свет на темную землю.

Этот оранжевый свет скользил по чуть волнующейся степи, нырял в тихую, темную воду неширокой реки, призрачной волной пробегал по некошеной траве широкого прибрежного луга и упирался в прямые, уносящиеся вверх, стволы вековых сосен, в густой подлесок опушки нехоженого леса. Он словно бы накрывал опрокинутый в сон мир, погружал его в подернутое оранжевым флером безмолвие… бездвижие!..

Час Неясыти вошел в полную силу, когда сквозь казавшиеся непроходимыми кусты подлеска просунулась острая волчья морда, и два поблескивающих зеленью глаза спокойно и внимательно обшарили взглядом прибрежный луг, спокойную гладь реки и заречную полосу открытой всем ветрам степи. Мир спал, но волк не торопился выбираться на открытое место, его звериное чутье подсказывало ему, что где-то недалеко обосновались враги!.. Изверги!! Запах их пота, перемешанный с запахом кострового дымка, мало тревожил матерого хищника, а вот едва заметный, кисловатый запах светлых клинков был опасен! Очень опасен!!

Однако волку просто необходимо было до рассвета переправиться на другой берег реки и раствориться в высокой степной траве! Конечно, можно было перекинуться птицей, тем же вороном, и перелететь реку, но среди спящих извергов вполне мог оказаться бодрствующий лучник, а у лучника могли найтись стрелы с наконечниками из светлого металла. Изверги научились ловко пользоваться этим, совсем недавно попавшим им в руки оружием, и многогранному встречаться с ним было смертельно опасно!

Около десяти минут волк стоял неподвижно, принюхиваясь, присматриваясь к окружающему Миру – и Мир ответил ему тишиной и неподвижностью. Ни один изверг не мог столь длительное время оставаться неподвижным, безгласным, бесшумным, а это значило, что все, кто находился на берегу реки, немного правее того места, откуда выходил волк, спали! И зверь медленно выскользнул на луговую траву, под призрачный оранжевый свет своей звезды. Его лапы уверенно и бесшумно опускались в некошеную траву, а чуткий нос был повернут в сторону вражеского лагеря. Однако когда до берега реки оставалось не более двух десятков метров, зверь, словно что-то услышав, вдруг остановился и припал к земле, стараясь слиться с травой, превратиться в одну из неприметных кочек, разбросанных по лугу. И сделал он это вовремя – на обрезе берега, там, где заканчивался луг и начинался песок, появились две тени. Они выросли, словно из-под земли, встали сгустками темноты на фоне сереющего неба и замерли в неподвижности.

Пару минут над прибрежным лугом висела совершенная тишина, а затем раздался едва слышный, немного хрипловатый со сна голос одного из извергов:

– Говорю ж, почудилось тебе…

– Тогда уж не почудилось, а примнилось!.. – Ответил ему острый, чуть осипший шепот. – Да только вряд ли, – тут же добавил он, – я этих перевертышей нутром чую!

Послышался тонкий, змеиный шорох, и кисловатый запах светлого клинка ударил волку в ноздри, заставив подняться шерсть на его загривке.

– Вот чем надо их встречать… – сипло зашептал второй изверг.

– Кого – их?.. – Недовольно переспросил первый, чуть повышая голос. Хрипотца из него исчезла, он окреп, видимо, его владелец окончательно проснулся. – Видишь же, пусто вокруг!..

– Пусто?.. – Переспросил шепот. – Прячется тварь где-то рядом!..

Изверги помолчали, вновь оглядывая луг, а затем первый изверг уже спокойнее проговорил:

– Знаешь что, Семен, давай-ка я тебя подменю! Устал ты слишком, чтобы дозор править, отдохни, а я посторожу остаток ночи. А то утром ты не сможешь дальше идти!

– Смогу, не бойся!.. – Упрямо возразил шепот, но первый изверг не сдавался:

– И не спорь! Завтра тяжелый переход – до самого Края дотопать надо, да еще, может быть, и в бой сразу же идти, а ты не отдохнул совсем! Решено, я тебя меняю, мне и днем можно будет покемарить, а тебе отряд вести! Пошли к костру… Пошли…

Одна из теней медленно растворилась в ночи, а вторая еще немного помедлила, а затем последовала за первой.

Волк перевел дыхание, но даже не подумал пошевелиться. Несколько минут он продолжал неподвижно лежать, а затем медленно пополз в направлении реки, забирая левее. Вот, наконец, под его лапами тихо зашуршал песок, а в ноздри пахнуло близкой водой…

И в этот момент рядом с ним выросла высокая широкоплечая фигура, сжимавшая в правой руке светлый клинок!

Волк, словно подброшенный пружиной прыгнул назад и чуть влево. Изверг с хриплым рыком бросился за ним, но зверь тут же повторил свой прыжок, уже вправо. Изверг, поскользнувшись на траве, не успел развернуться достаточно быстро и снова зарычал, на этот раз от разочарования – казавшаяся такой близкой добыча уходила! Но волк и не думал бежать, его следующий прыжок был точно рассчитан, и когда изверг повернулся в сторону своего противника, тяжелое темно-серое тело рухнуло ему на грудь, вонзая клыки в незащищенное горло. Изверг захрипел и, уже умирая, успел взмахнуть клинком, но непослушная рука разжала пальцы, и оружие бессильно упало в траву, так и не коснувшись оборотня.

Однако предсмертный хрип разбудил лагерь, справа, от самого берега послышались заполошные крики и звон оружия. Волк бросился к обрезу воды, и в этот момент над его стелющимся в беге телом просвистела стрела, обдав беглеца кисловатым запахом смерти. В следующий момент зверь одним длинным прыжком достиг воды и… растворился в ней, словно брошенный песчаный ком. Только заполошная волна плеснула в берег нервной дрожью. А спустя пару секунд, к тому месту, где оборотень ушел под воду, подбежали двое извергов с луками в руках. На тетивах уже лежали длинные, тщательно оперенные стрелы, посверкивая серебряными наконечниками, но цель, для которой они предназначались, исчезла! Один из лучников плюнул в воду и выругался, а второй, посмотрев на своего товарища с насмешкой, проговорил:

– Ловкий перевертыш оказался!.. Автода загрыз и о нас ушел, да в самый омут ушел!!!

– А ты что, восхищаешься им?.. – Зло прохрипел первый лучник. – То-то я замечаю, стрелы твои частенько мимо цели летят!!

– Не тебе говорить! – С высокомерной насмешкой ответил второй. – Это ж ты только что в оборотня не попал! А ведь волчара-то совсем рядом был!.. Или ты это специально сделал?!

Первый лучник снова выругался, а затем, быстро развернувшись, направился в сторону шумевшего лагеря.

Второй лучник задумчиво посмотрел на темную, уже успокоившуюся воду и пробормотало себе под нос:

– Ловкий… зараза… Знать бы, куда это ты направляешься?!

Волк, оказавшись в глубине омута, неуклюже перекувырнулся через голову и… исчез. Вместо него в воде оказалось некое подобие рыбы, выглядевшее весьма несообразно – большая голова венчала коротенькое, резко суживающееся к хвосту тело, обтянутое странное, морщинистой кожей. Чешуя покрывала только хвостовую часть этого тела, на месте спинного плавника торчал какой-то корявый костяной гребень, а боковые плавники заменялись кожистыми складками, мало помогавшими в плавании. И, тем не менее, этот уродец, извиваясь всем своим толстым телом, смог выплыть из омута в коренное русло реки и двинулся по течению, быстро удаляясь от растревоженного лагеря извергов. Река несла его сама, так что он перестал шевелиться, и стал похож на какой-то отброс, ошметок порванной плоти.

Больше часа течение несло это странное существо, пока на крутом повороте его не оттащило к берегу, где оно застряло в прибрежной ряске. Оборотень отдыхал после бессонной ночи, справедливо полагая, что на дне реки, в таком виде он вряд ли привлечет чье-то враждебное внимание. Впереди ему предстояло долгое путешествие, на Восток, в места, куда уже никогда не доберутся многоликие, и где очень нескоро появятся изверги! Там, в пустых бескрайних просторах, которые в далеком будущем будут названы Сибирью, он спокойно проживет отпущенный ему век… Как бы долог он не был!

Глава 1

«…Явись

Медведем русским, страшным носорогом,

Гирканским тигром, чем-нибудь другим,

И я не дрогну».

В. Шекспир «Макбет»

За окнами Звездной башни повисло темное ночное небо, усыпанное звездами, особенно яркими в конце часа Волчьей звезды. Член Совета посвященных, трижды посвященный Миру волхв Ратмир, сидел в своем кабинете за рабочим столом и внимательно изучал результаты очередного эксперимента.

Больше трех лет прошло с тех пор, как он прошел третье посвящение, после того, как извержонок Вотша, сбежавший из стаи восточных волков, тот самый Вотша, которого волхв считал тем, кого многогранные называли Разрушителем, и чей приход был предсказан в Первом Пророчестве, исчез из этого Мира. Конечно, была большая вероятность того, что извержонок стал одной из жертв экспериментов полубезумного изгоя Извара, превращавшего извергов в жутких тварей, только по внешнему виду похожих на людей. В этом случае извержонок или уже был мертв, или изуродован до неузнаваемости и замурован им Ратмиром, в подземелье княжеского замка в Рожоне – столице западных вепрей. Но трижды посвященный не был до конца уверен в гибели извержонка. В конце концов, ни он сам, ни кто-то еще из тех, кто хорошо знал Вотшу, не видели извержонка мертвым! Нет, Ратмир не прекратил поисков Вотши, вожак стаи восточных волков, брат Ратмира Всеслав истратил немалые средства на эти поиски, не раз волки стаи срочно отправлялись в самые отдаленные уголки обитаемого Мира, где вдруг объявлялся изверг, похожий на сбежавшего извержонка. И каждый раз оказывалось, что обнаруженный изверг совсем не тот, кто был нужен Ратмиру. Трижды посвященный волхв уже почти смирился сгибелью Вотши, и все-таки крохотная надежда еще теплилась в его груди – извержонок обладал такими качествами, которые вполне позволяли ему не только выжить в самых тяжелых условиях, но и скрываться от самых тщательных поисков!

Однако не только тайными поисками возможного Разрушителя был занят трижды посвященный волхв, у него была и явная работа – очень серьезная работа. Более трех лет он пытался понять, какие изменения в организме человека вызывал обряд эрозиобазы, обряд, лишавший многогранного возможности менять обличья, обряд, превращавший многоликого в изверга! Давным-давно Совет посвященных наложил строжайшее запрещение на исследования такого рода, но Ратмиру удалось добиться разрешения Совета на возобновление этих исследований.

Однако когда он боролся за возможность изучения этой проблемы, он даже представить себе не мог, с какими сложностями столкнется. Ему нужно было наблюдать обряд эрозиобазы во время его проведения, исследовать жертву до обряда и сразу же после него, устанавливая с предельной точностью все те изменения, которые происходили в организме жертвы. Но вожаки стай всеми возможными способами противились этим наблюдениям! Они не желали отдавать обреченных лишению многоликости в руки трижды посвященного волхва, не хотели видеть его в своей стае при проведении обряда, скрывали причины, по которым приговаривали своих сородичей к лишению многогранности!

Только вот оказалось, что самый молодой из членов Совета посвященных умел добиваться своей цели. Он действовал уговорами, объяснениями целей, которые преследовались его исследованиями, он не гнушался применять угрозы и шантаж, он давил князей авторитетом Совета посвященных. Он шел на подкуп вожаков и волхвов стай, а иногда просто выкупал осужденных к лишению многоликости у стаи, имевшей финансовые трудности. Двадцать восемь обрядов эрозиобазы он провел лично, в своей собственной лаборатории! Он видел, как люди вставали под ритуальный нож в полубессознательном от ужаса состоянии и как они смеялись в ответ на провозглашаемый приговор и жутковатый речитатив заклинания, как изрыгали проклятия, перебивая, перекрикивая голос проводившего обряд волхва, и как молчали, игнорируя этот голос, погружаясь в самого себя, отгораживаясь ото всего мира!!

Сегодня утром из лаборатории Ратмира вынесли последнего из несчастных, которого он лишил многогранья, которого затем в течение четырех недель досконально изучал – резал и рвал кожу, жилы, мышцы, внутренние органы, пилил и ломал кости, брал для исследования кровь, лимфу, секреты желез… В конце концов, бедолага скончался, но его смерть еще дальше продвинула трижды посвященного волхва к разгадке тайны превращение человека в изверга!

И вот Ратмир уже в двадцать восьмой раз читал страшную историю уничтожения Человека! Историю, которую, как ему казалось, он знал досконально, и в которой все еще не понимал главного – причину изменений в организме человека, причину потери большей части человеческих способностей, превращавших его, в буквальном смысле слова, в калеку?! А понять надо было именно это! И снова трижды посвященный волхв вчитывался в четкие, лишенные эмоций строки:

«Многогранный Улав из стаи северных медведей девяносто шести лет…»

В голове волхва отстраненно промелькнуло: «Совсем еще молодой!.. Не намного старше меня!»

«…обвиняется в измене интересам стаи, присвоении чужого имущества, трусости…»

Ратмир пристукнул согнутыми пальцами правой реки по столешнице, раздраженно подумав:

«Все обвинения, против всех двадцать восьми человек как будто списаны с одного листа! Все двадцать восемь – трусы, воры, изменники!!»

«…приговорен судом стаи к лишению многогранья».

«Коротко и ясно! – Раздражение волхва еще выросло. – А весь суд – это вожак да волхв стаи!»

Усилием воли он задавил свое раздражение, в конце концов, не важно было, по какой причине вожак стаи северных медведей решил превратить своего сородича в изверга. Важно было то, что сталось с этим сородичем после того, как над ним произвели обряд эрозиобазы!

Глаза Ратмира снова опустились к листку пергамента и снова побежали по строчкам.

«До проведения обряда эрозиобазы тело северного медведя по имени Улав не имело видимых повреждений, все органы функционировали в пределах средних показателей для здорового тела возрастом от семидесяти до ста десяти лет. Виновным в предъявленных ему обвинениях он себя не признавал, приговор считал местью со стороны вожака и волхва стаи за то, что он обличал их неправые действия. Пощады не просил, в круг интроекции вошел сам, бальзам выпил сам, после совершения обряда сознание интроекцинируемого затуманилось, но потеряно не было. Проверка функционального состояния тела, спустя двенадцать полных часов после проведения обряда эрозиобазы (полное восстановление сознания и сил), показала следующее:

Зрение – падение восприятия сверху – двенадцать пунктов, снизу – шестнадцать пунктов.

Слух – падение восприятия сверху – двадцать два пункта, снизу – двадцать шесть пунктов.

Обоняние – падение восприятия сверху – восемнадцать пунктов, снизу – шестнадцать пунктов.

Осязание – падение восприятия сверху – двадцать пунктов, снизу – двадцать три пункта.

Вкус – падение восприятие сверху – семнадцать пунктов, снизу – девятнадцать пунктов.

Способность к многогранью – утрачена полностью.

Способность к мыслеречи – утрачена полностью.

Способность к регенерации внутренних органов – утрачена полностью.

Способность к регенерации конечностей – утрачена полностью.

Способность к регенерации кожи, мышц, костей – утрачена в степени, приближающейся к полной.

Способность к кроветворению – утрачена более чем наполовину.

Способность в лимфотворению – утрачена более чем наполовину.

Железы внутренней секреции…»

Ратмир положил лист в общую стопку и задумался.

«Результаты всех двадцати восьми опытов были похожи, более того – были, практически, тождественны. Те различия в результатах, которые можно было отыскать, легко объяснялись возрастными изменениями здорового организма, ведь возраст интроекцинируемых колебался от шестидесяти восьми до двухсот тридцати лет! А вот почему органы внутренней секреции, не претерпевая во время обряда эрозиобазы внешних изменений, после интроекции резко сокращали выработку соответствующих гормонов, а иногда начинали вырабатывать гормоны совершенно иного состава? Почему организм после обряда практически полностью терял способность к регенерации? Почему?..»

Он остановился, сообразив, что в сотый, в тысячный раз задает себе одни и те же вопросы. Вздохнув, он выбрал из стопки лист со сравнительной таблицей функционального состояния внутренних органов и пробежал по нему взглядом. Как и во всех предыдущих случаях никаких видимых отличий во внутренних органах подвергнутого обряду эрозиобазы от таких же органов многогранного не наблюдалось, а вот их функциональные показатели рознились весьма серьезно!

И тут его взгляд зацепился за одну из последних строк в таблице – «Мозг – внешних изменений не обнаружено».

«Стоп!.. – Сказал сам себе Ратмир. – Внешних изменений не обнаружено, а заключения о функциональных нарушениях… просто нет!»

Он осторожно отложил лист в сторону.

«И заключения такого нет просто потому, что провести соответствующее обследование мозга не представляется возможным! А что если функционирование всех внутренних органов человека зависит от функционирования его мозга?! Тогда изменения в работе мозга скажутся и на работе всего организма… Значит, получается, что при проведении обряд эрозиобазы, воздействие, возможно, оказывается только на мозг многогранного, это воздействие приводит к изменениям в работе мозга, что в свою очередь, вызывает изменения в работе всех внутренних органах его тела!..»

Ратмир поднялся из-за стола и принялся ходить по кабинету, чувствуя, как его охватывает возбуждение от возникающей догадки.

«И в самом деле, процедура обряда эрозиобазы не может нанести объекту интроекции какого-либо физического вреда – ни сам волхв, проводящий обряд, никакой из предметов, используемых при проведении обряда, даже не касаются интроекцируемого!.. Правда, он перед обрядом выпивает специальный бальзам, но его состав хорошо известен и не содержит отравы. Сам обряд включает в себя строго определенные движения всех его участников, строго определенную музыку, текст заклинания и правила его произнесения, даже клинок перед лицом интроекцируемого надо сломать в точно определенный момент!.. Но все это не оказывает никакого физического воздействия на организм жертвы, и, тем не менее, организм этот начинает работать совершенно по-другому!! Мы уже разобрались, как изменяются функции всех внутренних органов у человека, подвергшегося обряду, и только изменения, происходящие в мозгу нам неизвестны, так что методом исключения мы приходим к выводу, что интроекция воздействует на мозг жертвы, а тот, в свою очередь, изменяет функционирование всех внутренних органов организма!!»

Ратмир остановился около стола и посмотрел на лежащий отчет.

«Но каким образом можно определить изменения, происходящие в мозгу интроектируемого?! Обычное вскрытие умершего ничего не даст – известно, что мозг умирает через несколько минут после остановки сердца, времени на его исследование просто не будет. Вскрывать череп живого человека?.. Но… Ни один из многогранных не даст своего согласие на такой опыт, а без согласия… Да… Можно, конечно, попробовать провести такой опыт тайно и… насильно, но если это выплывет!..»

Ратмир снова уселся в кресло, лихорадочно пытаясь придумать способ добиться согласия кого-то из многогранных на смертельный опыт, но в голову ему ничего не приходило!.. И вдруг! Он даже замер на секунду от простоты мелькнувшей мысли.

«А зачем, собственно говоря, вскрывать чей-то череп?! Ведь ясно, что интроекция – это один из методов ментального воздействия, а, значит, можно попробовать простое и безопасное ментальное сканирование мозга до и после проведения обряда эрозиобазы!.. Более того, можно обряд эрозиобазы провести, удерживая мозг интроектируемого под постоянным ментальным контролем!!»

Ратмир усмехнулся: «Кажется, я уже набросал план следующего опыта!.. Вот только кого из приговоренных к интроекции взять для этого опыта? Выбор у меня не слишком велик, хотя… Гвард! Медведь из стаи восточных медведей! Он уже приговорен Советом посвященных, так что и вожак, и волхв его стаи будут только рады, если с ним будет покончено!»

Взгляд трижды посвященного волхва скользнул по распахнутому в ночное небо окну, и он понял, что ночь перевалила за половину. Надо было ложиться в постель – пренебрегать отдыхом не следовало.

Утром следующего дня, в конце часа Жаворонка, Ратмир, как обычно, вошел в свою лабораторию. Тороп, ученик Ратмира, готовящийся ко второму посвящению, сверяясь с оставленными наставником указаниями, подбирал лабораторную посуду и инструменты для проведения очередного эксперимента. Услышав шаги трижды посвященного, он повернулся и встретил своего учителя вопросительным взглядом.

– Да, Тороп, – кивнул ученику Ратмир, – сегодня мы не будем исследовать печень умершего изверга, мне кажется, мы не найдем в этом объекте ничего нового. Сегодня ночью мне пришла в голову интересная мысль, а потому нам надо подготовить одного из имеющихся у нас осужденных к интроекции – послезавтра мы проведем обряд эрозиобазы. Вернее, ты проведешь обряд эрозиобазы, а помогать тебе будет Хвост.

– Я, учитель?.. – Удивился молодой человек. – Но вы говорили, что мне рано брать на себя ответственность за судьбу другого человека, что я могу не выдержать этой ответственности.

– Я и сейчас могу это повторить, – мягко улыбнулся в ответ Ратмир. – Но обстоятельства складываются таким образом, что во время обряда эрозиобазы мне придется заняться другой работой, так что сам обряд придется проводить тебе, а нож возьмет в свои руки Хвост. Надеюсь, ты хорошо помнишь заклинание интроекции и последовательность действий… хотя, торопиться мы не будем, перед проведением обряда мы несколько раз пройдем все от начала до конца. А сейчас нам надо посмотреть, каким материалом мы располагаем.

Посвященный Тороп молча кивнул, быстро убрал на свои места инструменты, посуду и реактивы, а затем повернулся к наставнику:

– Я готов, трижды посвященный.

– Что ж, пойдем.

Ратмир направился к выходу из лаборатории, а Тороп двинулся следом за ним.

Из лабораторного помещения Ратмир вышел на лестничную площадку и по винтовой лестнице двинулся вниз, в подвал Звездной башни. Опускаться им пришлось недолго – лаборатория находилась на первом этаже башни, так что уже через пару минут они оказались перед дверью, ведущей в подземелье. Ратмир вынул из кармана своей белой хламиды приготовленный ключ и отпер массивную дубовую дверь, обитую тремя железными полосами. Замок едва слышно щелкнул, и дверь от легкого толчка, открылась. Ратмир перешагнул через высокий порог и оказался в узком сводчатом коридоре, стены и потолок которого были выложены темно-серым гранитом. Позади него раздался короткий треск, и вспыхнуло ярко-оранжевое пламя факела. Тороп поднял факел над головой, так что коридор впереди Ратмира осветился на добрые десять метров. И сразу стали видны три двери, врезанные в боковые и торцевую стены коридора.

Трижды посвященный волхв прошел к двери, расположенной в правой стене и, откинув ставенку, прикрывавшую оконце, врезанное в дверь, заглянул внутрь помещения. Едва заметно усмехнувшись, он вложил ключ в замок двери и повернул его. Чуть отстранившись, Ратмир пропустил вперед Торопа, а тот, переступив порог, сделал шаг в сторону и высоко поднял над собой факел, хотя в камере горела небольшая масляная лампа. С нар, поставленных вдоль противоположной от входа стены приподнялся высокий, худощавый мужчина. Его темная, курчавая голова заметно поседела на висках, щеки ввалились, отчего скулы казались ненормально широкими, а длинный нос с заметной горбинкой, стал напоминать птичий клюв. В глазах узника поблескивало лихорадочное возбуждение. Фигура его была закутана в одеяло, словно он мерз, хотя в камере было тепло, а рука, удерживавшая углы одеяла у горла, слегка подрагивала.

Ратмир переступил порог камеры следом за своим учеником и несколько секунд молча рассматривал узника, а затем спокойным тоном спросил:

– Ну что, Гвард из рода восточных медведей, ты продолжаешь отказываться от пищи?

– Ратмир из стаи восточных волков, Мать всего сущего спросит с тебя за мою невинно загубленную жизнь!! – С явно напускным спокойствием ответил узник. Губы его при этом слегка подергивались, а глаза сверкали едва сдерживаемой яростью.

– Гвард, ты что, забыл? – Усмехнулся в ответ Ратмир. – Тебя схватили в Звездной башне с оружием в руках, ты сопротивлялся и убил моего слугу. Ты сам рассказал о своем намерении лишить меня жизни, и ты собирался сделать это не из ненависти, не из, пусть и ложного, чувства справедливости, а за плату, в обмен на монеты. А теперь ты грозишь мне карой Матери всего сущего?! В чем твоя правда, Гвард?!!

Ратмир с минуту помолчал, словно давая своему пленнику возможность ответить, а на самом деле просто внимательно наблюдая за ним, перед тем, как сообщить ему убийственную новость. Но медведь тоже молчал, лишь острый внимательный взгляд выдавал его возбуждение.

– Совет посвященных рассмотрел представленные мной доказательства твоей вины и принял решение подвергнуть тебя обряду эрозиобазы. – Медленно и четко проговорил Ратмир. – Решение Совета будет сообщено тебе официально, обряд проведет уполномоченный на это волхв прямо здесь, в Звездной башне, на месте твоего преступления.

Гвард судорожно сглотнул, его глаза метнулись к темной молчаливой фигуре Торопа, словно ища у него поддержки, а затем мгновенно вернулись к Ратмиру.

– Про тебя, волк, говорили, что ты великодушен и умеешь прощать… – Севшим до хрипоты голосом проговорил медведь. – Но я вижу, что это не так! Я вижу…

– Прощать?.. – Перебил его Ратмир. – Ты считаешь, что ты заслуживаешь прощения?! Ты, убийца по найму, убийца, обменивающий кровь на монеты, считаешь, что тебя можно простить?! – Ратмир медленно покачал головой. – Нет! Я могу понять человека, который мстит обидчику, который идет на убийство в порыве негодования или, пытаясь предотвратить зло. Я могу понять того, кто идет на убийство ради других людей, защищая свою стаю или надеясь, что его сородичи будут после этого убийства лучше жить!! Но человек, идущий на убийство ради собственной выгоды, или, тем более, ради собственного удовольствия, ни сочувствия, ни прощения не заслуживает!

– Но я не получал за твое убийство выгоды!!!

Гвард приподнялся на нарах, и одеяло соскользнуло с его плеч, обнажая его грудь, покрытую шрамами.

– А как же монеты, что были обещаны тебе за мою жизнь?! – Быстро переспросил Ратмир. – Ты сам признался в этом!..

Затем, вскинув голову и глядя на узника сверху вниз, Ратмир брезгливо проговорил:

– Ты – наемник, и ответишь за свое деяние, как наемник! И ты не можешь оспаривать мое право… – Волхв неожиданно усмехнулся. – …Воздать тебе должное!

Несколько секунд в камере висела тишина, а затем прошелестел едва слышный шепот узника, обращенный, казалось, к самому себе:

– Значит, если я скажу тебе, кто и почему обрек тебя смерти, ты сохранишь мне многогранье?..

И снова в камере воцарилась тишина, как будто прозвучавший вопрос повис в воздухе.

– Нет… – Проговорил, наконец, Ратмир. – Это ничего не значит. Да и поздно об этом рассуждать – вряд ли Совет отменит свое решение. И, кроме того, ты, видимо, забыл, что лежал на Столе Истины!.. Я знаю, Гвард, кто тебя послал ко мне, и могу задать интересующие вопросы этому человеку. Задать тогда, когда сам этого захочу, и… когда этот человек – волхв вашей, стаи будет меньше всего этого ожидать!

На этот раз молчание длилось всего пару секунд, а затем медведь прошептал:

– Значит – изверг!.. Значит – так!

Взгляд его стал тусклым, голова медленно опустилась, да и сам он как-то обессилено обмяк.

– Да – изверг! – Подтвердил Ратмир, и в его голосе неожиданно просквозил некий намек на сочувствие. Вот только узник никак на этот намек не отреагировал.

Ратмир взглянул на своего ученика, а тот, перехватив этот взгляд, понял – вот следующая жертва обряда эрозиобазы!

Трижды посвященный волхв, кивнул собственным мыслям и, резко повернувшись, вышел из камеры. Тороп последовал за своим наставником после мгновенной заминки. Казалось, он хотел что-то сказать замершему на нарах узнику, но сдержал свой порыв.

Уже в коридоре, заперев дверь камеры, Ратмир не глядя на ученика, проговорил:

– Послезавтра утром мы проведем обряд эрозиобазы над Гвардом из стаи восточных медведей… Волхв стаи восточных медведей повел себя слишком… нагло, пусть Болот не думает, что охота на меня безопасна для его людей!

– А других осужденных мы не будем смотреть, учитель? – Осторожно поинтересовался Тороп.

– Нет, – покачал головой Ратмир. – Надо кончать эту затянувшуюся историю. Гвард уже три месяца ожидает своей участи, и дальше держать его в неведении не стоит – я уверен, что он не знает, кто в действительности является организатором покушения, кто его проплатил… Да и само это покушение!..

Ратмир неожиданно оборвал свою фразу, а затем задумчиво добавил:

– У меня вообще такое ощущение, что медведя просто подставили, чтобы многогранья его лишили не в стае!

– Гвард не знает, кто организовал покушение?! – Удивленно переспросил Тороп. – А как же… Стол Истины?! Ведь перед поездкой в университет он разговаривал с волхвом стаи, и поручение убить тебя получил явно от него!

– Все это так, – согласился трижды посвященный. – Но у Болота не было причин ненавидеть меня настолько, чтобы желать моей смерти… Разве только…

Тут Ратмир замолчал и после недолгого раздумья добавил:

– Но об этом придется разговаривать с самим Болотом! В любом случае, Гвард знал, на что идет, а значит, должен был быть готов к лишению многогранья! Так почему бы нам не использовать этот обряд, для того чтобы разобраться с некоторыми научными проблемами?! Подготовьте нижний зал для проведения обряда.

– А что будет потом, учитель?.. – Неуверенно переспросил Болот.

– Потом?.. – Ратмир вопросительно приподнял бровь. – Когда – потом?..

– Я хотел спросить… – торопливо пояснил ученик, – … что будет с медведем потом, после того, как он станет извергом? Мы будем изучать его… тело?

– А, ты об этом!.. – Ратмир на секунду задумался. – Я думаю, что это будет излишне. Мы уже знаем какого рода изменения можно будет обнаружить в его внутренних органах после интроекции, так что… Хотя, если я не смогу разобраться с… одной проблемой, то после обряда эрозиобазы дам тебе знак задержать его.

– Значит, если наставник решит его не задерживать, я объявлю ему, что он должен вернуться в стаю? – Уточнил Тороп.

– Конечно! Как это всегда делается, если интроекция проводится по решению Совета посвященных. – Недовольно проговорил Ратмир. Его начали раздражать вопросы Торопа, которые он считал излишними.

Два дня спустя, в самом начале часа Вепря, Ратмир, вернувшись после разговора с Вершителем, переоделся в темное платье и спустился в подземелье башни. Отворив высокую, двустворчатую дверь нижнего зала, он с порога оглядел просторное помещение, освещенное единственной масляной лампой, прикрепленной к дальней стене, под самым потолком. Ступенчатый помост, необходимый для проведения обряда эрозиобазы был уже установлен и покрыт темным тяжелым, заглушающим шаги ковром. На стенах, в темных кованых держателях установлены факелы. В стороне, на маленьком столике темного дерева, покрытом прозрачной тканью, лежал длинный чуть поблескивающий нож без ножен, и стояла широкая, на низкой ножке чаша, наполненная темной, маслянисто поблескивающей жидкостью – в общем, все было готово для проведения обряда. Еще раз оглядев зал, Ратмир вдруг заметил в самом дальнем, затемненном углу простое, но удобное кресло – Тороп позаботился об удобстве для своего наставника, и это проявление заботы вызвало легкую улыбку у трижды посвященного волхва. Он прошел в угол и уселся в кресло, до начала обряда оставалось совсем немного времени, так что можно было еще раз спокойно обдумать предстоящее.

Ратмир не заметил, как пробежало время, из задумчивости его вывел короткий треск вспыхнувших факелов. Подняв голову, он огляделся.

Нижний зал преобразился! Ковер, прикрывающий помост и большую часть пола, стал кроваво-красным, и по нему побежали причудливые темные узоры. Переплетаясь, прорастая из самих себя новыми, прихотливо струящимися побегами, эти узоры приковывали взгляд, заставляли разум погружаться в свое хитросплетение, рождали в голове странные, ритмически организованные звуки. На стенах проступили странные темные лики. Освещенные колеблющимся красноватым светом, они казались живыми, меняющими выражение, подмигивающими, морщащимися, кривляющимися. И чем дольше человек вглядывался в эти изображения, тем яростнее они корчились, тем безобразнее становилась мимика этих уродливых, неуловимо перетекающих одно в другое лиц! А потолок зала, казалось, опустился, распластался над самым полом, прижимая всех входивших к земле, заставляя сгорбиться, согнуться от непонятной, наваливающейся на плечи, тяжести.

И только угол, в котором сидел Ратмир, продолжал оставаться в полумраке, как будто он находился в другом помещении. А невидимая стена, отгораживавшая это помещение от остального пространства нижнего зала, словно бы отсекала багрово-красные всполохи, лишала их силы, глушила их мощь!

С минуту взгляд трижды посвященного волхва скользил в пространстве преображенного зала, а затем медленно, торжественно разошлись обе створки высокой и странно узкой двери, и в зал вступила небольшая процессия, состоявшая из трех человек.

Впереди медленно, словно нащупывая при каждом шаге правильную дорогу, двигался Хвост, недавно принятый Ратмиром в ученичество. Молодой парень был одет в дорогой, расшитый золотом и цветным шелком кафтан, на его голове красовалась бархатная, опушенная коротким мехом шапочка. Ноги его, обутые в мягкие короткие сапожки переступали осторожным мелким шагом.

За ним таким же медленным шагом следовал Гвард из стаи восточных медведей. Он был обнажен, переставлял ноги неуверенно, а его взлохмаченная голова чуть подергивалась. Глаза медведя лихорадочно обшаривали зал, взгляд его то прилипал к узором брошенного под ноги ковра, то вскидывался к гримасничавшим на стенах ликам, и, словно испугавшись этих гримас, снова падал вниз, к хитроумным затягивающим взгляд узорам.

Последним шагал посвященный Тороп, одетый в темную, длинную хламиду, скрадывавшую очертания его тела. Взгляд его был сосредоточен и, словно бы, погружен внутрь, в самого себя, но Ратмир сразу же понял, что его ученик до предела сосредоточен и просто не замечает окружающего.

Хвост, между тем, поднялся на помост, миновал его верхнюю площадку, спустился на пару ступеней с противоположной стороны и, резко повернувшись, взметнул вверх обе руки. Гварл, оказавшийся в этот момент на верхней площадке, остановился, и его взгляд буквально впился в поднятые руки ученика Ратмира. Тело медведя наклонилось вперед, словно, только эти, тянущиеся к низкому потолку руки удерживали его от следующего шага – шага вниз, прочь от уготованной ему судьбы!

Ратмир, до этого момента пристально наблюдавший за происходящим, закрыл глаза. Несколько секунд под его закрытыми веками продолжали метаться багровые отсветы, но, он умело отсек этот остаточный свет и начал тщательно прощупывать накрывшую его тьму. Еще несколько секунд ничего не происходило, а затем из окружавшего трижды посвященного волхва мрака осторожно выступили три фигуры, стоявшие на помосте. Очертания двух из них – передней и задней, едва проглядывались, оттененные едва заметным темно-фиолетовым ореолом, зато третья, стоявшая посредине, едва появившись, стала набирать яркость и скоро засверкала, словно подсвеченная изнутри хрустальная статуя! Волхв сразу же сосредоточил все свое внимание на голове этой, наполненной яркими, переливающимися пятнами, фигуры.

В этот момент в зале, сразу во всем его объеме возник едва слышный, низкий, тягучий звук. Одна единственная нота, проклюнувшаяся, казалось, из плещущего по стенам, багрово-красного света и точно попавшая в его ритм, тянулась и тянулась, как будто некий невидимый, но мощный хор, состоящий из сотни мужчин, посылал этот звук, как прощание одному из своих товарищей. Взгляд Гварда, стоявшего на вершине помоста, вдруг прояснился, сам он выпрямился, даже вытянулся вверх, и замер, внимательно прислушиваясь к этому звуку.

Хвост медленно опустил руки, осторожно повернулся и, мягко ступая, прошел к стоящему в стороне столику. Там он взял в руки чашу с медленно качнувшейся в ее лоне жидкостью и, вернувшись на помост, протянул чашу медведю. В тот же момент тон заполнявшего зал звука чуть изменился, и из него, как нить с вращающегося веретена, потекла медленная музыкальная фраза, которая мгновенно приобрела смысл:

«Прими последний дар Матери всего сущего… Испей и вспомни все!..»

Гвард медленно протянул руки вперед и принял чашу. Тем же медленным, тягучим движением, не расплескав ни капли маслянисто поблескивающей жидкости, он поднес чашу и лицу, глубоко вдохнул темно-синий, накрывший чашу аромат и припал к ней губами. Ножка чаши, зажатая в ладони человека, медленно поползла вверх, и тяжелая жидкость начала неторопливо переливаться из мертвого металла в живое тепло гортани… пищевода… желудка!

И тут снова чуть изменилась тональность наполнявшего зал звука, и зазвучала другая мелодия. Эту мелодию уже нельзя было переложить в слова, ее звуки были несовместимы с человеческой речью, хотя исполнялась она явно человеческим горлом. Долгий, заунывный звук переползая с ноты на ноту по каким-то своим, нечеловеческим законам звучал все то время, в течение которого Гвард тянул жидкость из чаши. А когда та опустела, звук оборвался настолько резко, что показалось, будто бы именно наступившая тишина выбила чашу из руки обреченного. Темный опустевший, ставший ненужным предмет, вывалился из разжавшихся пальцев и устремился вниз, словно желая спрятаться в переплетениях темного узора ковра, но ему не позволили долететь до пола. Хвост подхватил чашу и осторожным, крадущимся шагом направился к стоявшему в стороне столику. Когда он вернулся на свое место, в его руке уже поблескивал тонкий длинный клинок.

И в этот момент снова сменилась мелодия. Поднявшись чуть выше, она вдруг стала похожа на колыбельную. Стоявший позади Гварда Тороп едва заметно качнулся из стороны в сторону, как мать, укачивающая на руках маленького ребенка, и медведь, чуть помедлив, повторил это движение. Его обнаженное тело также едва заметно качнулось в такт «колыбельной», потом еще раз, и еще раз, понемногу увеличивая амплитуду раскачивания…

Именно в этот момент Ратмир заметил, что сияние, наполнявшее тело интроектируемого, изменилось… Нет, световая палитра тела осталась практически прежней, а вот с головой явно что-то происходило. Яркость цветных пятен, заполнявших голову, чуть уменьшилось, затем они снова вспыхнули, но их цвет изменился, стал холоднее, перетек из оранжевого в желтый, из голубого в синий, а два небольших, насыщенно фиолетовых пятна стали… черными! И только гало, окружавшее все тело, стало медленно наливаться краснотой!

Трижды посвященный волхв даже чуть приподнялся в кресле, напряженно наблюдая за происходящими изменениями. Медведь продолжал покачиваться из стороны в сторону, в такт звучавшей мелодии, а в его голове, так же в такт колыбельному напеву, медленно тускнели расцвечивавшие ее разноцветные пятна. Ратмир видел, как, переходя от одного цвета к другому, эти яркие сияющие маячки постепенно, по очереди доходили до фиолетового свечения, а затем и совсем гасли, оставляя вместо себя черное, мертвое пятнышко. Постепенно эти черные пятна все больше заполняли объем головы, хотя порой уже умерший участок мозга снова начинал наливаться фиолетовым светом, словно показывая, что он не умер, что он еще может возродиться, но мелодия продолжала царить в зале и едва оживший участок мозга снова гас, темнел, чернел!..

Наконец, в окруженной темно-алым ореолом голове осталось лишь несколько крохотных цветных пятнышек, еще боровшихся с заливающей мозг чернотой, и возврат из нее становился все реже и реже… И именно в этот момент прозвучал резкий, диссонирующий с «колыбельной» щелчок!.. Только через секунду Ратмир понял, что это Хвост сломал клинок ножа перед глазами Гварда!

Алое гало, окружавшее голову медведя, мгновенно вспыхнуло, затем снова приглушило свое свечения, и Ратмиру стало ясно, что интроекция закончилась – мозг Гварда из стаи восточных медведей… нет, он не умер, он просто перестал функционировать в полную силу, он… заснул!

Гвард стал извергом!

Трижды посвященный волхв открыл глаза, и словно в ответ на это мелодия, убаюкивавшая искалеченного человека, смолкла. Гвард покачнулся и медленно опустился на помост. Его глаза закрылись, и из-под век выкатились две медленные слезинки.

– Гвард, изверг из стаи восточных медведей, приговор Совета посвященных приведен в исполнение – ты наказан, и наказание это соответствует твоей вине. Ты обязан вернуться в родную стаю и жить там, где тебе укажет вожак!

Голос посвященного Торопа, проведшего обряд эрозиобазы, звучал устало, но не дрогнул. Произнеся эту фразу, ученик Ратмира повернулся и, медленным шагом сойдя с помоста, вышел за дверь. Хвост некоторое время стоял неподвижно, глядя на лежащего Гварда, а затем поднялся на одну ступень и, наклонившись, тронул изверга за плечо:

– Вставай! Тебе нельзя оставаться более в Звездной башне, я помогу тебе выйти в город!

Гвард медленно, не открывая глаз, приподнялся и сел на помосте. Затем, после короткой паузы он открыл глаза и оглядел зал. Наткнувшись взглядом на стоящего напротив него Хвоста, он провел дрожащими пальцами по лбу и негромко, чуть запинаясь, произнес:

– Я плохо вижу… И слышу…

– Твои органы чувств работают совершенно нормально… для изверга. – Покачал головой Хвост. – Просто ты еще не привык к своему изменившемуся телу. Вставай, сюда должны прийти слуги, а видеть тебя они не должны!

Изверг пошарил ладонью по ковру, затем тяжело оперся на руку и медленно, неуклюже поднялся. Он еще раз оглядел зал, словно хотел запомнить это место, потом повернулся и, шаркая ногами, двинулся в сторону открытой двери. Хвост пошел следом за Гвардом, даже не пытаясь как-то помочь явно обессиленному извергу. Через несколько секунд они скрылись за дверью.

Ратмир встал со своего кресла и тут же почувствовал облегчение. Он вдруг понял, что последние минуты неподвижного сидения в кресле дались ему с колоссальным трудом – его тело, его разум требовали движения. Трижды посвященный волхв ступил на ковер, покрывавший пол подземного зала и принялся бесшумно шагать вдоль пустого помоста. Он наконец-то понял, в чем заключалась суть обряда эрозиобазы, но вместе с тем он понял и весь ужас того, что происходило с интроекцируемым человеком!

Любой, прошедший первое посвящение, знал порядок проведения этого обряда, знал, что после него человек теряет способность к перевоплощению, к регенерации конечностей и органов, теряет еще кое-какие способности, казавшиеся, в сравнении с названными, уже несущественными. Однако никто, даже трижды посвященные члены Совета посвященных, не представляли всей глубины происходивших с интроекцируемым изменений. Уже прием бальзама отсекал его от всех живущих в этом мире – только он, принявший этот бальзам, был способен в полной мере воспринять произносимый над ним заговор! Он слышал то, чего не мог услышать более никто!! О, Ратмир прекрасно знал, насколько прекрасен, насколько завораживающь может быть звук, как велика его власть над человеком, как звук, гармония может влиять на его состояние. Ему вдруг захотелось узнать, что именно слышал в заклинании интроецируемый, и содрогнулся от понимания того, какой должна быть плата за это знание!

Давно уже никто не помнил имени того волхва, того друида, который первым нашел рецепт бальзама и составил заклинание интроекции. Сам Ратмир никогда даже не задумывался об этом. Но сейчас он понял, насколько гениальным был этот человек, насколько широки были его знания об этом Мире!.. И насколько жесток был этот гений, насколько он ненавидел людской род, раз оказался не только способным придумать для него такую кару, но и соблазнить власть имущих ввести свое изобретение в постоянное употребление!.. Хотя… власть имущие во все времена жадно цеплялись за любую возможность уничтожить всех, кто угрожал их власти.

Тут его размышления были перебиты совсем другой, горьковатой мыслью:

«Я это прекрасно знаю по… самому себе! Я сам сейчас готов уничтожить любого, кто посягнет на мою власть!»

Но он тут же задавил непрошенную, ненужную мысль и вернулся к своим рассуждениям.

Конечно, вожаки и волхвы стай с восторгом приняли обряд эрозиобазы – ведь он не был уничтожением человека, он казался вполне гуманным – человек после интроекции оставался в живых, и никто из людей не понимал до конца, чего лишался изверг. А ведь фактически это было!..

Фактически, это было… изгнанием из Мира!!! Чаша бальзама и «колыбельная» выбрасывали человека из одного Мира и погружали в совершенно другой – более бедный цветом, запахами, ощущениями, возможностями! И как же должен был ненавидеть человек тех, кто лишал его привычного окружения, привычного тела, привычного сознания, тех, кто калечил его, превращал в…

Ратмир остановился и обхватил голову ладонями – на миг ему вдруг показалось, что это он сам только что прошел интроекцию, что это ему, трижды посвященному волхву, только что ампутировали зрение, слух, вкус, обоняние, осязание, что это его лишили возможности видеть Мир с высоты птичьего полета, ощущать его запахи звериным чутьем! Что если сейчас он выйдет во двор, и его встретит совершенно иной Мир – серый, без запахов и звуков… пустой, никчемный Мир! Он вскинул лицо к низкому потолку и… едва сдержал себя, чтобы не кинуть в него тоскливый волчий вой!

Резко выдохнув, долго сдерживаемый в груди воздух, Ратмир крепко потер ладонями щеки и вдруг подумал:

«Но, ведь, второе и все последующие поколения извергов не знают, чего они лишены! Они видят Мир ущербным с самого детства и этот Мир – их…»

Но тут же конец этой, вроде бы успокоительной мысли повторно резанул его сознание:

«Этот Мир – их!!!»

И снова его горькая ирония подсказала ему возражение:

«Нет, этот Мир не их, этот Мир наш! Мы не только произвели на свет извергов, мы и извергов… калечим! Вспомни, во что превращал этих уже покалеченных людей изгой Извар. Ты сам видел тот ходячий труп, лишенный чувств, лишенный мысли, движимый только волей многогранного, выполняющий только его приказы! Вспомни узников Извара, прячущихся от света и питающихся кровью!..»

Однако его прагматичный разум немедленно опроверг это возражение:

«Нельзя же всех извергов превратить в ходячие трупы, в… пещерных летучих мышей! Нам самим невозможно будет жить в таком соседстве!»

И эту мысль тут же догнала другая:

«А ведь для извергов невозможен возврат! Даже если бы я нашел состав зелья, цветовую гамму и гармонию, способные восстановить поврежденный мозг, разбудить его, вернуть ему утраченные функции, они, не имея достаточно острых органов чувств, просто не прочувствуют нужный вкус, не разглядят переплетение цветов, не услышат нужных звуков! Мы – истинные люди, не знаем, что слышат изверги, как они видят, мы в своих исследованиях опираемся на свое восприятие окружающего Мира и ничего не можем предложить извергам… Вернее, изверги не смогут воспользоваться нашими находками, нашими открытиями!!»

Он вдруг замер. В его голове прозвучал чужой, холодный голос:

«Да они к нам и не обратятся. Они прекрасно понимают, что помочь себе могут только сами! И если они не способны вернуться в прежний Мир, значит, они будут пытаться переделать этот Мир под себя!!»

И тут он почувствовал невыносимую усталость – знание, обрушившееся на него, смятение, вызванное этим знанием, и невыносимый спор с самим собой до предела вымотали его. Усилием воли Ратмир отогнал роящиеся в голове мысли, окинул подземный зал своей башни новым взглядом и медленно направился к выходу. Более спорить было не о чем, теперь надо было решать, что делать с этим, добытым такой высокой ценой знанием!

В тот день трижды посвященный волхв ничем больше не занимался. До обеда он пробыл в своей спальне, после обеда ушел гулять по городу и вернулся только в начале часа Волка и долго сидел в кабинете, перебирая какие-то старые записи. На следующее утро Ратмир спустился в лабораторию и нашел там Торопа. Ученик ходил вдоль длинного лабораторного стола, явно не зная, чем заняться. Увидев входящего наставника, Тороп быстро проговорил:

– Господин, я не нашел твоих указаний по сегодняшней работе, я не знал, что надо приготовить!

– Не надо ничего готовить, Тороп. – Покачал головой в ответ Ратмир. – Мы закончили первый этап наших исследований – изучение обряда эрозиобазы, и прежде чем начинать второй этап, мне необходимо посоветоваться с Вершителем. Скорее всего, он потребует вынести утверждение моей новой темы на обсуждение Совета посвященных. Так что с сегодняшнего дня нашей главной темой будет… твоя подготовка ко второму посвящению. Кстати, как ты себя чувствуешь после вчерашнего обряда.

– Нормально… – Тороп слегка пожал плечами. – Во всяком случае, гораздо лучше, чем Гвард из стаи восточных медведей.

Ратмир внимательно посмотрел на своего ученика, ему показалось, что тот иронизирует, но Тороп был серьезен и не отвел взгляда.

– Тебе кажется, что с Гвардом поступили несправедливо?..

Вопрос Ратмира прозвучал спокойно, доброжелательно, но чуть прищуренные глаза выдавали некоторое напряжение, которое, однако, Тороп не заметил.

– Я вспоминаю, наставник, что когда я только поступил к тебе в обучение, ты выступал против слишком частого применения эрозиобазы. Мне такая позиция казалась правильной.

– Казалась?.. – Чуть насмешливо переспросил Ратмир. На щеках Торопа проступил румянец смущения.

– Нет, я неправильно выразился. – Быстро поправился он. – Я считаю такую позицию правильной.

– Но, все-таки, есть преступления такого рода, которые должны наказываться именно интроекцией? – не то спросил, не то констатировал очевидный факт трижды посвященный.

– Есть, – кивнул, соглашаясь, ученик, – в первую очередь это преступления против стаи, против города или любой другой общности людей. Однако когда дело касается преступления против индивида, должно проявляться и милосердие… Особенно если преступник… ну… раскаялся, понял и принял свою вину!

– Милосердие… – Задумчиво протянул Ратмир. – Милосердие дорогого стоит.

Он внимательно посмотрел на своего ученика и неожиданно спросил:

– Ты помнишь изгоя Извара, того, который проводил запрещенные эксперименты над извергами в княжеском замке Рожона.

– Да, конечно, – утвердительно кивнул Тороп.

– Так вот, однажды я проявил милосердие. Было это лет двадцать назад, его осудил Совет посвященных за покушение на жизнь старшего по рангу… За покушение на меня. Покушение ему не удалось, я оказался, как и следовало ожидать, лучше подготовленным. Но и Извар не раскаялся в своем преступлении, потому что считал свои действия оправданными – он пошел на это преступление как он сам считал, ради благополучия своей стаи. Я тогда проявил милосердие, отказался от возмездия и интроекция была заменена Извару на изгнание… Ну, ты видел клеймо изгоя не его лбу! Однако ты видел и то, к чему он пришел в результате моего милосердия. Если бы я тогда не стал препятствовать приведению в исполнение приговора Совета, несколько десятков извергов остались бы в живых, и в Мире не появились бы живые мертвецы, которых ты видел в замке Рожона.

– Да, наставник, – снова согласился Тороп. – Но Извар был посвященным. Он вполне осознавал, что творит, и тогда, когда устраивал покушение на старшего по рангу, и тогда, когда создавал свой страшный эликсир для извергов. Может быть, как раз его-то и неследовало щадить. А Гвард – простой медведь, он не задумывал покушения на тебя, он сделал только то, что ему поручил волхв стаи! Вот поэтому я считаю, что он заслуживает милосердия. Если кому и отвечать за это покушение, так это Болоту, волхву стаи восточных медведей!

Румянец со щек Торопа уже сошел, и лицо его даже слегка побледнело, выдавая напряжение ученика, вынужденного отстаивать свою точку зрения, противоречить наставнику.

Ратмир улыбнулся. Ему нравилось, что Тороп, наконец-то, проявил свой характер, что вступил в спор со своим наставником. До этих пор его ученик, к которому он начал привязываться, был слишком… неуверенным в себе, что ли! Однако он тут же стер свою улыбку и, чуть прищурив глаз, проговорил:

– Если принять твои доводы, то очень быстро получится, что вина за все то, что творится в Мире лежит на… Совете посвященных!

Тороп вскинул взгляд на наставника и тихо проговорил:

– А разве это не так?..

– Не так… – Покачал головой трижды посвященный. – Совет посвященных не может следить за каждым человеком в этом Мире. И если кто-то из многогранных использует свободу воли, данную ему Матерью всего сущего, для неподобающих дел, он должен отвечать за свои деяния сам!..

Ратмир пристально посмотрел на своего подопечного и спросил:

– Разве не так?!

Тороп опустил глаза и кивнул:

– Так…

– Я рад, что по этому вопросу мы пришли к единому мнению. – Улыбнулся Ратмир, впрочем, без всякого превосходства. – Что же касается вида наказания то я… Ты, ведь, сам вспомнил, что я выступал за сокращение применения обряда эрозиобазы… Так вот, я собираюсь выйти в Совет посвященных с предложением о запрете дальнейшего использования этого обряда в качестве наказания за любое деяние!

И снова Тороп удивленно взглянул на своего наставника:

– Господин, ты собираешься?.. – Он, не договорив, оборвал самого себя, и тут же добавил. – Но Совет ни за что не примет такое решение!

Ратмир задумчиво наклонил голову.

– Да… Возможно… Но я хотя бы заставлю их задуматься об этом.

Тороп хотел, было, спросить, о чем, но промолчал, ему вдруг стало ясно, о чем должны задуматься члены Совета посвященных.

Трижды посвященный поднял на своего ученика глаза, улыбнулся и проговорил, заканчивая разговор:

– Сегодня у тебя будет свободный день, а завтра мы займемся твоей подготовкой ко второму посвящению. Я хочу проверить, насколько ты продвинулся в стихосложении.

Тороп молча кивнул и вышел из лаборатории. Ратмир задумчиво прошел по помещению, а затем тоже вышел, тщательно прикрыв за собой дверь.

Совет посвященных собрался как обычно в конце месяца. Ничего серьезного в этот раз не предвиделось, кроме, пожалуй, одного – последним из предложенных к рассмотрению Советом дел значилось сообщение трижды посвященного Ратмира об исследованиях обряда эрозиобазы. Члены совета ожидали обстоятельного доклада, однако Ратмир ограничился коротким сообщением, главной мыслью которого стало то, что угнетенные участки мозга, подвергнутого обряду эрозиобазы человека невозможно вернуть к нормальному функционированию. Объяснение причин такого положения тоже не заняло много времени, и большинство членов совета уже решили, что заседание скоро будет завершено, но… Сделав небольшую паузу, словно стараясь сосредоточить внимание членов Совета на своих словах, Ратмир закончил свое выступление:

– Основываясь на полученных мной результатах, я прошу Совет посвященных наложить запрет на проведение обряда эрозиобазы!

После этих слов в малом зале Совета посвященных долго висела тишина. Члены Советы были поражены – самый младший член Совета посвященных требовал запретить один из старейших обычаев Мира!! Это было неслыханно!!

Вершитель Кануг, беседовавший с Ратмиром накануне и знавший о его намерении вынести на решение Совета запрещение обряда эрозиобазы, сидел в своем кресле с отрешенным видом, но при этом внимательно вглядывался в лица членов Совета. Реакция большинства из них была предсказуема и понятна, однако, Вершителя интересовало, кто первым начнет разговор.

Наконец, когда молчание стало уже невыносимым, в полумраке зала прозвучал первый голос:

– Уважаемый Ратмир должен обосновать свое предложение более тщательно… Я, например не понял, каким образом связаны результаты его исследований обряда эрозиобазы и требование о запрете этого обряда…

Шавкан из стаи западных диких собак постарался выразиться мягко, но это понравилось не всем членам совета.

– Нечего здесь обосновывать! – Немедленно вмешался Тревор из стаи южных тигров. – Отмен одного из старейших обрядов в нашем Мире будет расценен, как недопустимое вмешательство Совета посвященных во внутренние дела стай! А Совет и так все кому не лень обвиняют в давлении на стаи, в навязывании своей воли. Мы и так зашли слишком далеко, разрешив волку проводить исследования обряда эрозиобазы, теперь он требует невозможного!!

– Именно что невозможного! – Поддержал Тревора северный тюлень Варяг. – Обряд эрозиобазы – единственное средство держать в повиновении простых дружинников. Если мы запретим его проведение, в стаях наступит хаос и бесконечные драки за власть!! Разве Совету надо это, разве Совет может это допустить?!

По залу пронесся одобрительный гул, большинство членов Совета явно поддерживало высказавшихся. Однако продлился он недолго, по залу прошелестела короткая сухая фраза Вершителя Кануга, брошенная на мыслеречи:

«Послушаем Ратмира, я думаю, ему есть, что добавить к своему предложению!»

Кануг знал, что может «добавить» восточный волк, его разговор с Ратмиром продолжался накануне больше двух часов и не убедил Вершителя. Глава Совета не согласился с доводами Ратмира, но происшедший разговор заставил его о многом задуматься, и теперь он хотел, чтобы все члены Совета выслушали самого молодого из трижды посвященных.

Гул в зале мгновенно стих, и Ратмир заговорил вслух, как бы отвечая на этот только что стихший гул:

– Уважаемые, моя просьба запретить проведение обряда эрозиобазы преследует одну единственную цель – сократить количество извергов в нашем Мире! – Словно предупреждая возможные реплики своих оппонентов, он поднял руку и чуть возвысил голос:

– Вы все знаете Первое пророчество! Вы все знаете, что рано или поздно в Мир придет Разрушитель! И если вы задумаетесь, кем будет этот Разрушитель, вы непременно придете к выводу, что это будет… изверг!..

– С чего ты это взял?! – Возмущенно воскликнул один из трижды посвященных. – Проштудируй еще раз кодекса посвященных! Канон шестой прямо говорит, что Разрушитель в наш Мир придет извне, и пошлет его Мать всего сущего.

– И ты думаешь, уважаемый Сигур, это будет многогранный?..

– Это может быть все, что угодно: мор, глад, наводнение!!

– Да… – В голосе Ратмира просквозила едва заметная насмешка. – Мать всего сущего может послать в наш Мир мор, глад, наводнение, любое другое стихийное бедствие, но, во-первых, стихийное бедствие вряд ли уничтожит весь Мир, оно даже не изменит его кардинально, хотя людские потери могут быть значительными, а во-вторых, вряд ли стихийное бедствие можно назвать «Разрушитель»! Из текста Первого пророчества следует однозначный вывод – Разрушитель, это личность, и личность эта выйдет из извергов!!

– Голословное утверждение!!

Это восклицание позвучало из другого конца зала. Ратмир повернулся на голос и пожал плечами:

– Не более голословное, чем только что произнесенное тобой, уважаемый Вотут. – Он довольно громко хмыкнул и вдруг заговорил другим, гораздо более спокойным тоном. – Уважаемые, я бы хотел предложить вам подумать вот о чем. Только за прошедший год во всех стаях Мира было проведено около двух с половиной тысяч обрядов эрозиобазы! Вдумайтесь в эту цифру! Мы сами, своими руками выбросили в Мир две с половиной тысячи своих непримиримых врагов!! Врагов, отлично владеющих оружием, боевой тактикой и при этом люто нас ненавидящих!! К тому же эту свою ненависть они завещают своим детям, которых у них будет немало… В отличие от нас, многогранных, ведь за тот же год в стаях родилось всего полторы тысячи детей!

– Откуда в тебя эти цифры, волк, и насколько они точны?!

Голос Вершителя был спокоен, но тон вопроса все равно выдавал его удивление.

Ратмир вздохнул:

– Как вы сами знаете, уважаемые, никакого учета численности стай у нас не ведется, а потому названные мной цифры не слишком точны. Однако я думаю ошибка в них не более десяти процентов. За прошлый год я смог побывать в двенадцати из сорока восьми стай Мира, точно узнать положение дел в них и затем экстраполировать полученные данные. У меня получилось, что мы сами сокращаем численность многогранных. Зачем?! Вы задавались вопросом – зачем мы это делаем?! Когда обряд эрозиобазы был введен в обиход стай, он применялся только в крайних, вопиющих случаях – в тех случаях, когда проступок многоликого приводил к очень серьезным потерям для его родной стаи. Так неужели в прошедшем году две с половиной тысячи многогранных принесли такой вред своим стаям, что стали достойными этого наказания?! Согласитесь – вряд ли! Тогда почему они подверглись этому наказанию?!

Ратмир замолчал, а в пространстве притихшего зала заметалась брошенная им мысль:

«Думайте!!!»

Несколько секунд в зале царила тишина, а затем снова раздался спокойный голос Ратмира:

– А теперь давайте посмотрим, что творится в среде извергов. В старину, после проведение интроекции, новый изверг оставался в стае. Да, он терял свои человеческие способности и качества, он становился калекой, но он оставался в стае! Он был под присмотром стаи и мог надеяться на помощь, поскольку свою вину перед стаей он искупил! Да, он был извергнут из Мира, но он не был брошен стаей! А теперь?! Стаи, особенно на Западе, хотя это имеет место и в других частях Мира, зачастую бросают своих извергов на произвол судьбы, стаям нет дела до своих недавних родичей, а уж до их потомков тем более. И по всему Миру шляются изверги, сбиваются в дружины, грабят деревни, нападают на слабые караваны! А что творится в городах, особенно в вольных?! Там изверги свободны в самом страшном смысле этого слова – они вольны делать все, что угодно, и они делают это, стараясь только не слишком докучать многогранным! Не это ли «гнойная кровь» и «мертвенная короста» нашего Мира, о которых говориться в Первом пророчестве?!

И снова волк замолчал. И снова в зале прозвучало мысленное:

«Думайте!»

И снова после нескольких секунд тишины по залу прокатился голос Ратмира, но теперь он звучал устало, даже обреченно:

– Поэтому я прошу Совет запретить проведение обряда эрозиобазы и уничтожить всех извергов не живущих в стае и не имеющих надежного полезного дела!!

На этот раз молчание было долгим, гораздо более долгим, чем после окончания доклада Ратмира. Но на этот раз оно не было тягостным – члены Совета действительно задумались над сказанным. И прервал его снова не слишком терпеливый, хотя и осторожный, Шавкан:

– Уважаемый Ратмир предлагает Совету принять два весьма… э-э-э… острых решения: запретить освященный временем обряд и уничтожить огромное количество извергов. И то, и другое решение, безусловно, вызовут серьезное возмущение в стаях, а Совет и так уже обвиняют во вмешательстве во внутренние дела стай, что противоречит уставу университета. Мы должны помнить, что наше основное дело – наука, а не… э-э-э… высшее руководство Миром…

– Вот именно! – немедленно поддержал друга Варяг. – Совету не следует вмешиваться во внутренние дела стай, а то, что предлагает Ратмир, и есть такое вмешательство!

– Вмешательство?.. – Неожиданно ответил бывший наставник Ратмира, трижды посвященный Остин, голос его был тих и задумчив. – Если вы, уважаемые Шавкан и Варяг, будете гулять по городу, и увидите горящий дом, разве вы не поспешите на помощь?.. Разве вы не приметесь выносить на улицу людей и скарб, не приметесь срывать горящую крышу и заливать водой тлеющие перекрытия?.. А ведь это тоже «вмешательства во внутренние дела». Так, может быть, нам следует сейчас вмешаться во «внутренние дела стай», чтобы через несколько лет не сгорел весь наш общий дом?!

Голос смолк, а в зале неожиданно возникла мысль:

«Думайте!»

И эта мысль принадлежала не Ратмиру, она принадлежала его бывшему наставнику, Остину.

В молчании прошло около минуты, а затем Вершитель проговорил:

– Ну что ж, мы выслушали трижды посвященного Ратмира, выслушали всех, пожелавших высказаться по его предложению… Теперь прошу трижды посвященных высказать свое мнение – можем ли мы принять решение, на котором настаивает трижды посвященный Ратмир?

После секундной паузы раздалось первое твердое:

– Нет!

Ратмир внутренне усмехнулся – в принципе он заранее знал, чем кончится заседание Совета, он был уверен, что его требование не будет принято, и все-таки, в глубине сознания теплилась крохотная надежда. Но с этим первым «нет» она умерла – уж слишком оно было безоговорочным. Дальше он не слушал, слова, произносимые членами совета, проходили мимо его сознания, он думал о том, что ему необходимо предпринять теперь, после отказа Совета. Однако он не пропустил момента, когда подошла его очередь высказать свое мнение. Ратмир чисто автоматически произнес:

– Да!..

И, спустя мгновение, с некоторым удивлением услышал голос Вершителя: – Да!.. – И дальше. – Девять членов Совета сказали, нет, шесть – да! Таким образом, Совет не принял предложения трижды посвященного Ратмира. Заседание Совета окончено.

Ратмир медленно поднялся со своего кресла, и вдруг понял, что он не чувствует себя проигравшим! Шестеро членов Совета высказались за его предложение! Шестеро!! Вдвое больше того, на что он рассчитывал! Значит, шанс переубедить Совет оставался!

Глава 2

В Когте Ирбиса, княжеском айле вожака южных ирбисов Юмыта, повисло тревожное, напряженное ожидание. Ожидание… неизвестно чего. Старший сын вожака Юсут, больше месяца назад отправившийся в айл Алаган к своей тетке, не вернулся домой.

Конечно, поначалу повода для беспокойства не было – Юсут давно уже вышел из отрочества, был опытным воином, не раз водившим дозорные и полевые стаи. Даже когда из Алагана прибыл небольшой караван и его хозяин сообщил, что княжич покинул айл за неделю до выхода каравана, вожак не заволновался – Юсут вполне мог свернуть с дороги к какой-нибудь знакомой девчонке или заняться в горах охотой. Но княжич обязан был вернуться в Коготь Ирбиса, к празднику поклонения Матери всего сущего, на котором он, как один из ее стражей должен был участвовать в жертвоприношении.

Однако княжич к сроку не вернулся.

Это взбесило Юмыта, и он отправил в горы десять ирбисов-следопытов, дав им задание, обшарить места, которые Юсут посещал чаще всего и вернуть княжича в Коготь Ирбиса!

Спустя пятеро суток, к подножию скалы, на которой располагался княжеский айл, вернулся один из посланных следопытов, он привел лошадь княжича, к седлу которой был привязан тючок с его одеждой и обувью. Стражник, дежуривший у начала тропы, ведущей к княжескому айлу, дал сигнал наверх, и, спустя полчаса вниз спустился первый советник князя, волхв стаи, посвященный Касым.

Первым делом волхв обошел коня и убедился, что это именно то животное, на котором княжич покинул княжеский айл. Затем он сдернул с седла узел и разложил на траве одежду – это действительно была одежда Юсута. Снова свернув одежду княжича, волхв сунул узел в руки следопыту, негромко буркнул: – Иди за мной!.. – и двинулся вверх по узкой, обрывистой тропинке к княжескому айлу.

Подъем был сложен – это была тропа ирбиса, и человеку идти по ней было невероятно сложно, но волхв хорошо знал тропинку, так что уже через час они поднялись к невысокой стене из необработанного камня, огораживавшей княжеский айл. Ирбис, стоявший у небольшой калитки, сработанной из толстой, обитой металлическими полосами доски, беспрепятственно пропустил их внутрь.

За стеной располагалось совсем небольшое селение – около двадцати приземистых, одноэтажных домов сложенных из тщательно обработанных каменных блоков. Дом вожака выделялся высотой – он был возведен в два этажа и пристроенной к нему башней. Кроме того, позади дома, у отвесной скальной стены, прикрывавшей айл с запада, стояла огромная каменная цистерна, хранившая воду для всего селения.

Касым сразу же направился к княжескому дому – единственному среди других, огороженному невысокой каменной оградой, обозначавшей некое подобие двора. Как только волхв и его спутник прошли сквозь проем в ограде на этот двор, дверь дома отворилась, и наружу вышел сам Юмыт. Волхв подошел к князю и негромко сказал:

– Нашли коня и одежду твоего сына, князь.

Юмыт перевел взгляд на стоявшего слева и чуть сзади следопыта, и тот, без слов поняв вопрос, протянул вожаку узел с вещами княжича и быстро проговорил:

– Коня нашел на длинном поводу в лесу, на спуске с Гвардского перевала к Улабу. Одежда лежала в дупле дерева, к которому была привязана лошадь. Она там пробыла не меньше двух недель!..

Вожак взял узел, несколько секунд его разглядывал, а потом вновь поднял глаза на следопыта:

Лошадь была в лесу больше двух недель, и никто ее не обнаружил?.. Там же айл недалеко!

– Гвардский перевал завален лавиной, никто из Улаба в ту сторону не ходил.

– Да… Помню. – Кивнул Юмыт. – Кто привязал лошадь и положил одежду в дупло, обнаружить не удалось?!!

Вожак казался спокойным, но хриплый голос выдавал его возбуждение.

Следопыт опустил голову:

– Мокро, князь… целую неделю шли дожди, облетала листва с деревьев… Нет запаха.

Вожак выругался и посмотрел на волхва. Тот покачал головой:

– Я могу посмотреть, но Стол Истины ничего не покажет, наш человек ни с кем не говорил.

– Я, как коня нашел, сразу сюда поскакал! – Подтвердил догадку волхва следопыт. – Решил, что теперь можно прикинуть, откуда и куда княжич направлялся.

Князь долго смотрел в застывшее лицо своего следопыта, а затем принял решение:

– Нет, у Гвардского перевала Юсуту делать было нечего! Поэтому возьмешь двадцать человек, поведешь их туда, где нашел коня. Оттуда разойдетесь веером – в сторону айлов по двое, к перевалам по одному. Если кто-то что найдет, немедленно ко мне.

Из шестидесяти четырех воинов, постоянно живших в Когте Ирбиса, отобрали двадцать лучших, и они ушли к Гвардскому перевалу. Юмыт, лично провожавший поисковую стаю к подножию скалы, вернулся домой в ярости. Старший сын, его надежда и гордость, вел себя, не как мужчина, а как безусый щенок! Вожак не сомневался, что рано или поздно княжич отыщется в каком-нибудь извержачьем айле, пьяный и с девкой в обнимку. Юмыт заранее представлял себе очередной разговор с волхвом стаи! Касым давно уже твердил о недостойном поведении Юсута, а тот сам давал волхву повод для таких обвинений!

И действительно, волхв стаи поджидал вожака у прохода в стене и, не смущаясь присутствием караульного ирбиса, сразу же начал разговор о княжиче.

– Вожак, твой сын не понимает своей ответственности перед стаей! Он ведет себя, недостойно своего положения. Вместо того чтобы показывать другим…

– Мой сын – лучший воин стаи!! – Злобно перебил Юмыт волхва стаи. – Он не раз доказал это, а если ты с этим не согласен, назови мне того, кто может встать против него на ристалище!!

– Лучший воин стаи не может позволить себе относиться к Матери всего сущего так, как это делает твой сын! Лучший воин – это не только лучший меч, это еще и образец для подражания! Что будет с нашей стаей, когда вся молодежь начнет подражать твоему сыну?! Что будет с нашей стаей, если все молодые воины перестанут чтить Мать всего сущего?!!

– Да, может быть, Юсут не явился к празднику, потому что с ним что-то случилось!! – В запале крикнул Юмыт и… похолодел!

«А если, действительно, с Юсутом что-то случилось?! Может быть, он лежит сейчас в ущелье, на камнях с разбитой головой, с переломанным хребтом!!» – Вихрем пронеслось в голове вожака, но он тут же осадил сам себя:

«Нет!! Юсут не только самый сильный в стае, он еще и самый осторожный! Он не станет рисковать ни прыжком, ни перебежкой!»

И, словно подтверждая его мысль, подал голос волхв стаи:

– Случилось?! С ним случилась еще одна девка!! Вожак, ты слеп, если не видишь, куда катится твой сын!!!

Касым резко повернулся и чуть ли не бегом бросился в сторону своего дома, стоявшего в стороне от остальных построек.

Юмыт остолбенел! Открыв рот, он смотрел вслед волхву стаи – еще ни разу на его долгой памяти Касым не выходил из себя настолько, чтобы кричать на вожака стаи, и вот!..

За его спиной раздался едва слышный вздох, и вожак резко повернулся. Позади никого не было, но, шагнув в проем стены, он увидел дежурившего там воина. Тот смотрел, как и полагалось, на убегающую вниз тропинку, но было ясно, что он слышал разговор вожака и волхва от слова до слова! На Юмыта накатила волна ярости, он открыл рот, чтобы выговорить стражнику, но вдруг остановился и, мгновенно развернувшись, бросился вслед за волхвом.

Князь догнал волхва почти на пороге дома, и, схватив за плечо, рывком развернул его к себе лицом. Шумно вдохнув воздух, он медленно, сквозь сжатые зубы выговорил:

– Касым, с Юсутом, действительно, что-то случилось!! – И не обращая внимания на гримасу отвращения, появившуюся на лице волхва, пояснил. – Он взял с собой меч! Меч!! И его не нашли!! Юсут ни за что в Мире не расстался бы со своим мечом!!

Гримаса медленно сползла с лица Касыма, он понял, что вожак прав – меч с двумя голубыми лалами в перекрестье рукояти, тот самый, который Юмыт выкупил у князя Всеслава, был для Юсута дороже жизни!

Юмыт оттолкнул волхва, в его глазах плескалось безумие:

– Надо искать меч! А когда я найду его, я… запытаю того, у кого он окажется!! Я узнаю, что произошло с моим сыном!!!

Вожак крутанулся на месте и заорал во все горло:

– Эй!!! Все ко мне!!! Все, кто еще жив в этом айле!!!

Прошло несколько секунд, и из всех домов айла посыпались люди. Спустя еще десять секунд вожака окружило больше сорока человек. Юмыт оглядел собравшихся, и к нему вроде бы вернулось восприятие действительности. Но прежде, чем он начал командовать, раздался голос волхва:

– Вожак, не торопись! Подумай, как лучше организовать поиски, иначе, впопыхах, что-то можно упустить!

Юмыт рванулся к волхву, чтобы заткнуть ему глотку, но встретил холодный, жесткий взгляд, мгновенно отрезвивший его. Резко выдохнув, он снова повернулся к воинам, несколько секунд вглядывался в их напряженные лица, а потом заговорил:

– Вы все знаете, что мой сын не вернулся из поездки в айл Алаган. Я думал, что он… загулял, но сегодня стало известно, что с ним, возможно, что-то случилось! Не знаю, что именно, но среди его вещей, найденных нашим следопытом, не оказалось меча князя Всеслава! Вы все сами понимаете, что это значит! Только что я отправил два десятка воинов, для поиска Юсута, они направились к Гвардскому перевалу. Ты… – он ткнул пальцем в грудь одного из воинов, – …догонишь их и передашь, чтобы они искали еще и меч. Я думаю, что им его не найти, но возвращать их я не буду. Вы все готовьтесь к походу, через час я скажу, что надо делать!

Вожак махнул рукой, распуская людей, и повернулся к волхву:

– Пойдем, посвященный, подумаем, что надо предпринять!

Никто не слышал разговора вожака с волхвом, но спустя час Юмыт выглядел и говорил достаточно спокойно, хотя порой наружу прорывалось его колоссальное нервное напряжение. Воины, жившие в Когте Ирбиса, остались дома, лишь восемь человек, повернувшись к Миру родовой гранью, направились в айлы многоликих – вожак приказал собрать всех способных носить оружие, и привести их к подножью скалы.

Время, необходимое, чтобы организовать поиски сына, тянулось для вожака стаи южных ирбисов невыносимо долго. Днем он не мог сидеть дома, он обходил дома своих воинов, проверял оружие, заставлял их по нескольку часов заниматься на ристалище, так, словно им предстояло уходить в долгий набег. Он спускался со скалы, повернувшись к Миру родовой гранью, и уходил в горы, словно надеясь обнаружить там свежий след своего сына. Ночью Юмыт не мог заснуть ни в одиночку, ни уложив в свою постель женщину. А с рассветом он снова был на ногах. Порой ему казалось, что он сходит с ума от невозможности немедленно действовать!

Спустя восемь дней двадцать воинов, посланных вожаком к Гвадскому перевалу, вернулись назад. Водивший двадцатку следопыт поднялся на скалу и доложил вожаку, что отряд проверил Улаб, два маленьких айла на западе Улабской долины, облазил всю долину вплоть до всех трех перевалов, но ни Юсут, ни его меч найдены не были.

Наконец начали подходить отряды из семи других айлов и, спустя четыре дня, под скалой, на которой стоял княжеский айл собралось сто сорок вооруженных бойцов. Семь старост явились в дом вожака стаи к ужину. Когда были произнесены все здравицы и наполнены желудки, Юмыт оглядел собравшихся за столом воинов, махом осушил зажатый в руке кубок и заговорил, медленно, словно преодолевая некое внутреннее сопротивление:

– Вы уже знаете, что у меня пропал сын… Старший сын, Юсут. Прошло уже больше двух месяцев, как он покинул этот дом, чтобы навестить свою тетку Айнас в айле Алаган, с тех пор я его не видел. Вы спросите, почему я раньше не поднял тревогу, но вам хорошо известен характер Юсута, да и что может случиться с таким воином, как мой сын в родных горах. Я послал людей на его поиски только тогда, когда посчитал его отсутствие… недопустимым своевольством – он не явился к празднику поклонения Матери всего сущего! Один из моих людей нашел его коня, привязанного в лесу у Гвардского перевала, а рядом в дупле его одежду. Вы скажете, что Юсуту приспичило повернуться к Миру родовой гранью, вот он и оставил коня и одежду – никто их, конечно же, не тронул бы. Но сколько мы не искали, мы не смогли найти меча, который был у Юсута, когда он покидал Коготь Ирбиса! Расстаться с этим оружием Юсут никогда бы не смог, поэтому я считаю, что там, где мы найдем меч, там мы найдем и след моего сына!..

Вожак замолчал, еще раз оглядывая сидевших за столом воинов, и вдруг наткнулся на прямой, острый взгляд одного из старост. Этот старик, которому перевалило далеко за двести лет, считался одним из самых опытных и умелых воинов, хотя он уже потерял былую гибкость и скорость. Пару секунд Юмыт вглядывался в его немигающие глаза, а потом спросил:

– Почтенный Асах, ты хочешь что-то сказать?..

– Да, князь, – кивнул старик, поднимаясь со своего места. – Я понимаю твою боль, и готов отправиться на поиски твоего сына, но должен сказать, что Юсут действительно мог повернуться к Миру родовой гранью, или принять крылатый облик, а меч, вещь для него очень дорогую, хорошенько спрятал до своего возвращения! И спрятал, конечно же, совсем не там, где оставил коня и одежду. В этом случае мы не найдем его оружие. Я думаю, неплохо было бы послать гонцов в соседние стаи, вдруг твой сын решил навестить кого-нибудь из вожаков?! – Старик тонко улыбнулся и добавил. – Например… Святослава, князя восточных волков!

Вожак бросил быстрый взгляд на сидящего напротив его волхва, и тот едва заметно кивнул.

– Спасибо за совет, почтенный Асах, – снова взглянул на старика Юмыт. – Ты мудр, и мы последуем твоему совету. Но ждать ответа из соседних стай не будем, я и так потерял слишком много времени, поэтому поиски начнем немедленно!

Следующим утром, в самом начале часа Жаворонка, когда солнце только позолотило вершину Эльруса, со скалы, на которой стоял айл Коготь Ирбиса, взлетело шесть холзанов. Мощные крылья понесли огромных птиц в разные концы света, в столицы соседних стай. В то же время от подножья скалы начали расходиться отряды воинов, которым предстояло обыскать все земли, принадлежащие южным ирбисам.

На краю скалы, за стеной, у начала тропки, сбегавшей вниз, стоял вожак стаи южных ирбисов, а чуть позади него пристроился волхв стаи. Когда последние воины поисковых стай скрылись в чаще леса, подступающего к самому подножью скалы, волхв вздохнул и едва слышно промолвил:

– Они ничего не найдут…

Юмыт глянул через плечо и также негромко ответил:

– Они будут искать!..

В поисках прошел месяц, но ни меч, ни сам Юсут не были найдены. Посланцы, улетавшие к соседям, также вернулись ни с чем. А затем поиски были прекращены – зима пришла в горы, перекрыв перевалы, засыпав снегом горы и долины.

Эта схватка совершенно вымотала его. Он был готов упасть и перестать дышать, но ноги его не подгибались, и шея, сведенная судорогой, не давала опустить голову. А перед глазами плыл и плыл черный туман слепоты, и в этом тумане гасли не только краски окружающего Мира, но и его звуки. Оставалось только напряжение ожидания, да тянущая, царапающая, жгучая боль в правом плече, под сердцем и слева, в боку. И еще, он ни разу не угадал момента, когда черный туман вдруг пропадал, и из ослепительно яркого света на него бросалась огромная светло-серая кошка в темных круговых пятнах. Ее чудовищные когти вновь и вновь рвали его грудь под сердцем, правое плечо и левый бок, он падал навзничь, и тяжелая, тяжелая лапа становилась ему на грудь! Затем черный туман снова окутывал все вокруг, и из этого тумана, постепенно затихая, звучало невнятное ворчание ирбиса:

– Я убью тебя медленно!.. Я буду поедать твои внутренности, а ты еще будешь жить и чувствовать, как я обгладываю твои ноги, как твои кишки выдергивают из тебя, как мои зубы вгрызаются в твою печень, в твою селезенку!..

Наконец это ворчание становилось неслышным, затем медленно исчезала тяжесть лапы, давящей на грудь, и оставались только боль да черный туман, из которого вот-вот должен был снова выпрыгнуть ирбис. И он ждал… ждал… ждал этого прыжка. Он готовился отпрянуть в сторону, пропустить мимо страшное, тяжелое, светло-серое тело, изогнутые, стальной твердости когти… И снова бросок ирбиса становился для него неожиданным, и его тело не успевало уйти от удара этих страшных когтей!..

Эта схватка совершенно вымотала его, и он уже был готов упасть и перестать дышать… Но в этот момент в черном тумане возникли неожиданные, невозможные звуки. Когда-то он знал, что это за звуки, но сейчас он вслушивался в их звучание и не понимал, что это такое. Хотя сами звуки ему нравились:

– Бамбарак, Бамбарак! Ах, ты, парень… Ну ничего, ничего, выкарабкаемся…

Потом эти странные звуки стихли, черный, глухой туман впитал их в себя, но он вдруг почувствовал, что сил у него прибавилось. И снова он стал с тревогой ожидать нового броска ирбиса, но его все не было и не было… Даже боль, жевавшая бок, грудь и плечо, вроде бы, чуть отступила…

Прошло много, очень много времени, и вдруг снова послышались те самые странные звуки, которые прервали его нескончаемую пытку:

– Ну, как он?.. Так и не приходит в себя?..

– Нет… Но дышать стал, вроде бы, ровнее.

– Третьи сутки пошли… Может, все-таки позовем лекаря?..

– И что мы этому лекарю скажем?.. Что его ирбис порвал?..

И тут эти непонятные, но знакомые звуки вдруг обрели смысл! Он понял, что это – человеческая речь, что говорят о нем, он вспомнил, что это его зовут Бамбарак… Нет, зовут его Вотша, а Бамбарак – это прозвище, которое он сам себе придумал, когда пришлось скрываться от многоликих!

И тут же он ощутил свое больное, израненное тело, и внутри у него похолодело: он вспомнил, вспомнил почти все! И то, как они с Вагатом и старым Барыком шли по осыпи, оставшейся после лавины, через Гвардский перевал, и тащили за собой лошадь с поклажей! Как поутру к их ночлегу выехал княжич южных ирбисов Юсут, его старый смертельный враг. Как Юсут узнал его! И меч!! Тот самый меч, что когда-то давно, в прежней его, счастливой жизни вручила ему княжна Лада за победу в схватке с этим самым Юсутом. Он вспомнил, что держал этот меч в руке, когда Юсут, перекинувшись ирбисом, нападал на него, и что его прекрасный меч был совершенно бесполезен в этой его последней схватке!!

Но каким же образом он остался жив?!!

Вотша медленно поднял веки.

Он лежал на спине. Ложе под ним было очень низким и достаточно жестким. Над ним висел низкий темный потолок, хотя, может быть, потолок просто казался темным из-за царящего в помещении полумрака. Вотша повел глазами из стороны в сторону и увидел, что рядом с ним сидит крупный, черноволосый мужчина, а чуть в стороне, сгорбившись, стоит старик. Старика он узнал и, разлепив спекшиеся губы, попробовал произнести:

– Дядя Барык…

Сидевший рядом с его постелью мужчина мгновенно развернулся и склонился над ним. В лицо Вотши заглянули огромные темные глаза:

– Бамбарак! Ну, наконец, ты очнулся!!

Теперь Вотша узнал и этого мужчину – своего учителя, Вагата, кузнеца из айла Уругум.

– Вагат, – прошептал он, глядя в глаза кузнеца, – где я?..

– Мы в Улабе, у дядюшки Барыка… – Шепотом ответил кузнец. – Ранен ты и… побит, но должен поправиться…

Вагат замолчал, словно почувствовав, что у Вотши есть еще вопросы. И точно, собравшись с силами, он спросил:

– А… Юсут где?..

– Так ты что, не помнишь? – Удивился кузнец.

– Нет, – едва слышно выдавил Вотша.

Вагат посмотрел Вотше в глаза долгим взглядом, а затем тихо и очень серьезно проговорил:

– Убил ты ирбиса!.. Глаза Вотши широко распахнулись, а Вагат пояснил. – Кинжалом своим заколол, серебряным. Страшен кинжал твой оказался, и удар-то был всего один, а ирбис сразу сдох, да к тому же туша его исчезла, как будто огонь какой-то ее выжег!

Тут он остановился, как будто почувствовал, что Вотша его не понимает, и начал свой рассказ сначала:

– Ты помнишь, как многоликий нас разбудил?

Вотша моргнул, словно подтверждая, что этот момент он помнит.

– Юсут это был, княжич наш. Когда он тебя узнал и прогнал нас с Барыком, мы не ушли. Остановились за первым кустом и стали наблюдать, что дальше будет. Видели, как он тебе меч отдал, и как сам в ирбиса перекинулся. Вот тогда я и понял, что он тебя решил убить! Не знаю, чем уж ты ему так насолил, что он сам, собственными когтями и клыками решил это сделать!

Вагат замолчал, словно давая Вотше возможность объяснить непонятное, но почти сразу же сообразил, что у того нет сил для объяснений, и продолжил:

– Признаться, очень ты меня удивил тем, как оружием владеешь, никак я этого не ожидал, похоже, ты где-то очень хорошую школу прошел…

Вотша после этих слов чуть улыбнулся, а Вагат наоборот, вдруг посуровел:

– Только мастерство твое ни к чему было – меч-то против оборотня ничего не стоит. А когда ты упал, и он тебе на грудь лапу поставил, я уже и попрощался с тобой. Не знаю, почему он тебя сразу не разорвал, а стоял над тобой и что-то тебе говорил… И тут смотрю, ты как-то странно так дернулся, а ирбис вдруг голову к небу задрал, заревел, да прямо на тебя и повалился!! – Вагат покрутил головой, словно отгоняя страшное видение. – Я сначала решил, что он тебе в горло вцепился. Все, думая, конец моему ученику. А потом смотрю, ирбис вроде бы и не шевелится. Но из леса вышел только тогда, когда ты вдруг пошевелился и с себя тушу мертвую столкнул. Подбежал я к тебе, смотрю, ты в кулаке кинжал свой сжимаешь, от туши пытаешься отползти, а ирбис валяется на траве и в боку у него рана, да, знаешь, странная такая рана – огромная дыра, и по краям вроде, как бы обугленная! Я даже не сразу понял, что она, рана эта все больше становится, как будто тушу кошачью невидимый огонь сжигает! Так он и сгорел, без остатка, без золы, и даже трава под ним цела осталась!!

Вагат замолчал, покачал головой и вздохнул:

– Тут ты меня снова удивил! Одежда располосована, сам весь в крови, почти без сознания, и вдруг поднялся на ноги, да как заорешь: «Я убил его!» Правда, тут же сознание потерял. Мы с Барыком оттащили тебя в лес, лошадь ирбиса я к дереву привязал, одежду его в дупло сунул… До вечера мы в лесу хоронились, а уже в темноте притащили тебя в сарай к дядюшке Барыку, вот здесь ты и отлеживался!..

– Меч где?.. – Прошептал Вотша.

– Что? – Снова наклонился над ним кузнец.

– Меч где?! – Чуть громче повторил Вотша.

Вагат снова покачал головой:

– Вот и в лесу ты все о мече беспокоился. Я хотел, было, оставить его вместе с вещами, да Барык заставил меня спрятать его. Он почему-то решил, что клинок этот тебе знаком и… ценен для тебя. Тащить его в айл мы побоялись, как еще дело обернется, хотя, вряд ли кто поверит, что с многоликим что-то нехорошее произошло, но мало ли что. Вот я его и спрятал. Назад в Четам пойдем, если захочешь, с собой его забрать сможем.

Напряженное лицо Вотши вдруг разгладилось, он улыбнулся, закрыл глаза и… заснул.

На этот раз он спал спокойно, и только под утро следующего дня ему приснился сон. Он сидел под ярким теплым солнцем, на лавке у ристалищного поля в крайском замке, а рядом с ним сидел его наставник Старый и что-то негромко, задумчиво рассказывал. Вотша понимал, что этот рассказ очень важен, что, внимательно его выслушав, он поймет нечто очень важное… жизненно важное, но голос Старого ускользал, превращался в невнятное монотонное бормотание. Вотша занервничал, пытался напрячь слух, но от этого еще хуже понимал старого мечника. Слова, вроде бы понятные, комкались, теряли отдельные звуки, изменялись до неузнаваемости, доводя Вотшу до исступления! Наконец он нетерпеливо дернулся, пытаясь подвинуться ближе к старику… Боль, мгновенно проснувшаяся в плече и левом боку, ударила его наотмашь, и он открыл глаза. В маленьком окошке его крошечной горенки плескался жемчужный блеск рассвета, вокруг стояла абсолютная тишина, и в этой тишине он, ставший вдруг маленьким извержонком, отчетливо услышал чуть хрипловатый голос Старого:

– …совершенно уничтожить многогранного может только… светлый металл! Если многогранный погибает от светлого металла, он уже никогда не возродится вновь!

«Так это же… серебро!! – Вспыхнула в его голове яркая, как молния догадка. – Светлый металл, окончательно уничтожающий многоликих – это не сталь, как они сами думают, это – серебро!! У меня есть светлый клинок – воистину смертельный клинок для многоликих!!! Для… оборотней!!!»

С этого утра Вотша быстро пошел на поправку. На четвертый день он уже сидел в постели, на восьмой начал вставать и выходить во двор. Вагат за это время успел сдать сидевшим в Улабе обменщикам и кузнь и литье и чеканку в обмен на монеты, так что через две недели они с Вотшей смогли отправиться назад, в свой родной айл Уругум. Лошадь Вотши, на которой они привезли в Улаб свой товар, им пришлось оставить у дядюшки Барыка – второй раз вести бедное животное через заваленный каменной осыпью перевал было просто невозможно. Вотша, правда, выглядел и чувствовал себя довольно слабо, да и повязки с плеча и груди еще не сняли, но оставаться дольше в Улабе не хотел, к тому же и семья Вагата наверняка начала беспокоиться.

Из Улаба они вышли на рассвете, и спустя час нырнули под густую хвою могучего соснового леса. В лесу было по-осеннему прохладно, сыро и тихо. Неторопливо шагая по довольно широкой тропе, через узловатые корни, протянувшиеся поперек нее, Вотша и Вагат негромко переговаривались. Разговор их вертелся в основном вокруг удачной поездки в Улаб. Монет, вырученных за сработанные ими оружие и металлическую утварь, вполне должно было хватить на выплату откупа.

Однако скоро эта тема исчерпала себя. Они немного помолчали, а затем Вагат негромко поинтересовался:

– А откуда тебе этот меч знаком?..

– Какой меч?.. – Не оборачиваясь к кузнецу, переспросил Вотша. И хотя Вагат понял, что Вотша прекрасно знает, о каком спрошен, он поддержал эту «игру»:

– Ну, тот, что тебе ирбис отдал.

Вотша посмотрел вверх, словно хотел увидеть скрытое сосновыми лапами небо, а затем негромко ответил:

– Это… мой меч. Я из стаи восточных волков, мой прадед был знаменитым воином. Волки меня, совсем маленького мальчишку, и владению мечом учили. И с вашим княжичем я в Крае на турнире сошелся, и… побил его!.. Вот тогда наша княжна и вручила мне этот меч, как награду победителю. А потом меч у меня отобрали, а сам я едва ноги унес. Ваш князь меч у Всеслава выкупил и своему сыну отдал…

– История… – Медленно протянул Вагат, недоверчиво поглядывая на Вотшу.

– Как-нибудь я тебе ее поподробнее расскажу. – Пообещал Вотша. – А сейчас надо подумать, что нам с… серебром делать?!

– А что с ним делать? – не понял Вагат.

Вотша остановился и внимательно посмотрел на кузнеца, а затем снова двинулся вперед, рассуждая на ходу:

– Ты что, не понял – это же смерть многоликих! Смерть мгновенная и беспощадная! Я когда под лапой ирбиса лежал, во мне и сил-то совсем не оставалось, если бы он не сказал, что в обмен на мой труп потребует у Всеслава Ладу, я и ударить бы его не смог, на одной ненависти рука поднялась. Кинжал мой, наверное, едва шкуру ирбису пропорол, а он загнулся и сгорел! Ты понимаешь, что это серебро его сожгло?!!

– Понимаю, – кивнул Вагат, – только я думаю, это просто какой-то невероятный случай!

– Нет!.. – Покачал головой Вотша. – Это не случай… Вернее – это случай, открывший нам возможность истребить многоликих, уничтожить их владычество над извергами!!

Теперь уже на месте остановился кузнец:

– Уничтожить многоликих?! Твоим серебром?!! А если это простая случайность?.. Если на других многоликих твое серебро не подействует?!!

– Вот я и думаю, каким образом испытать мой кинжал еще раз! – Проговорил Вотша, снова пускаясь в путь. – А сейчас я хочу, чтобы ты показал мне, наконец, куда ты спрятал мой меч!

Вагат взглянул на Вотшу и усмехнулся:

– Слушай, Бамбарак, и что ты цепляешься за этот меч?! Ты что не понимаешь, насколько опасно иметь его при себе?! Если кто-то увидит это оружие в твоих руках и донесет многоликим, тебя растерзают, и никакое серебро тебе не поможет!! Подумай, может оставить его там, где он сейчас лежит? Пройдет время и может быть его можно будет взять без опаски?

Несколько минут Вотша шагал молча, словно обдумывая слова своего наставника, а потом покачал головой и тихо проговорил:

– Нет, Вагат, этот меч вручила мне княжна Лада… Когда он в моей руке, силы мои удесятеряются, сомнения покидают меня. Когда я смотрю на этот клинок, передо мной стоит лицо княжны, и у меня вырастают крылья. С этим клинком я не боюсь всех многоликих Мира!!

Вагат покачал головой и чуть заметно усмехнулся:

– Интересный ты парень – всех многоликих собираешься уничтожить, а многоликую княжну из сердца выбросить не можешь! Да, ладно, меч твой, тебе и решать… Заберем его, но… его же надо будет нести с собой, как ты его укроешь от постороннихглаз?..

Вотша пожал плечами и ничего не ответил. Дальше они шли молча.

Лес закончился, и путники вышли на луг, начинающийся от опушки сосняка. Вотша остановился – вот оно, то самое место, где их нашел княжич стаи южных ирбисов Юсут, где он получил назад свой чудесный меч, где его никому не нужный кинжал из металла-изгоя одолел неуязвимого многоликого!

– Отдыхать не будем! – Оборвал его воспоминания Вагат. – Перейдем перевал сразу, тогда Четам можно будет обойти ночью, и нас никто не увидит!

Вотша кивнул, и они снова двинулись вперед.

Луг, отделяющий сосновый лес от каменистой осыпи, накрывшей перевал, был совсем невелик, так что уже через несколько десятков шагов под их ногами захрустел мелкий камень. Всего две недели назад они уже проходили этим путем и хорошо помнили насколько он был сложен и опасен, но сегодня продвигаться вверх по каменистой осыпи оказалось гораздо легче. Возможно, дело было в том, что всю последнюю неделю над перевалом лили бесконечные дожди, и под этими потоками воды осыпь слежалась. Во всяком случае мелкие камешки не уходили из-под ног при каждом шаге, не устремлялись вниз, увлекая за собой вышележащие пласты. Кроме того, сами путники шли налегке, без тяжелой поклажи, что тоже давало им возможность лучше удерживаться на склоне.

Когда они прошли примерно половину осыпи, накрывшей перевал, Вагат, шагавший первым остановился и внимательно оглядел окружающее пространство. Мелкий камень, покрывавший довольно крутой склон, сливался с бледно-серым небом, по которому стремительно бежали низкие облака, обещая новый дождь, а впереди, справа, вырастала серая гранитная стена, словно знак, указывающий на верхнюю точку перевала. Вагат отвязал от пояса моток веревки, повернулся к также остановившемуся Вотше и, бросив веревку ему под ноги, коротко бросил:

– Подожди меня тут!..

Он свернул чуть левее и направился к довольно большому серому в красноватых прожилках валуну, до половины присыпанному мелкими каменными осколками. Валун лежал на самом краю пологого склона, по которому поднимались изверги, а с другой стороны от него каменистое поле уходило вниз гораздо круче и заканчивалось обрывом. Оказавшись рядом с этим валуном, Вагат опустился на одно колено и принялся отгребать в сторону каменную крошку, спустя пару минут, он нашарил что-то в камнях и, крепко ухватившись, потянул на себя. Через мгновение Вотша увидел в его руках, узкий, длинный предмет, завернутый в старую рогожу и обвязанный кожаным ремешком. Вагат поднялся на ноги и, осторожно ступая по камням, двинулся назад. Вотша сделал шаг в его сторону, но кузнец выбросил вперед руки и, чуть повысив голос, приказал:

– Оставайся на месте!

И в ту же секунду камни под его ногами пришли в движение – довольно большой пласт осыпи начал медленно оседать, соскальзывать вниз, в сторону обрыва, под которым виднелся далекий лес.

Вагат тут же прекратил движение и осторожно лег на камни…

Вотша хотел рвануться на помощь, но вовремя сообразил, что рискует увеличить оползень. А камни между тем начали постепенно замедлять свое движение и через пару минут вовсе остановились. Некоторое время Вагат лежал неподвижно, а затем приподнял голову и огляделся. Вставать на ноги он не торопился – видимо, каменная осыпь под ним была слишком ненадежна.

– Не вставай! – Крикнул ему Вотша и поднял брошенную кузнецом веревку. Вагат понял, что собирается сделать его ученик, и замер на месте. Вотша распустил моток и, прикинув его длину, понял, что до Вагата конец веревки не достанет. Осторожно ступая по покрытому камнем склону, он двинулся в сторону лежащего кузнеца. Двигался он очень осторожно, а, пройдя с десяток шагов, опустился на одно колено и аккуратно перемотал веревку, размахнулся и швырнул ее в сторону Вагата. Брошенный моток развернулся в воздухе, и конец веревки лег, аккурат, возле плеча кузнеца.

Вагат обмотал конец веревки вокруг запястья и крикнул:

– Тяни!..

Вотша попробовал тянуть кузнеца, но сразу же стало ясно, что это ему не под силу. Раны на правом плече и на левом боку только-только затянулись, и напрягать мышцы в полную силу он не мог. Вагат и сам почти сразу же понял, что его ученик не справится с его тяжестью. После недолгого размышления, Вотша выгреб в каменной крошке неглубокую канавку и уселся так, что его ноги оказались в этой канавке. Привязав свой конец веревки к ногам, он откинулся назад и, уперев ноги в камни, крикнул:

– Попробуй подтянуться сам!..

Вагат положил свою ношу на камни впереди себя, и попробовал осторожно потянуть за веревку. Она держала. Тогда кузнец начал не спеша, аккуратно, подтягиваться, не забывая перекладывать рогожный сверток. Он прополз около десяти метров, когда камни под ним снова зашевелились и начали медленно сползать к пропасти. Вагат вцепился в веревку одной рукой, а второй ухватил сверток, в котором был меч.

Вотша еще больше откинулся назад, стараясь удержаться на месте, его ноги, перетянутые веревкой, обожгла боль, но изверг, стиснув зубы, терпел, стараясь не закричать.

Минут десять продолжалось это сползание, пока камни снова не остановились, и Вагат не смог продолжить подтягивание. Наконец кузнецу удалось вытащить себя на достаточно прочное место. С минуту он лежал неподвижно, а затем поднялся на дрожащие ноги и направился к Вотше. Изверг лежал на спине, закрыв глаза и закусив губы. Его ноги, перетянутые веревочной петлей, по щиколотки зарылись в каменную крошку, и были напряжены, словно он продолжал удерживать тяжелый груз. Куртка груди у Вотши распахнулась, и сквозь рубашку проступило небольшое кровавое пятно.

Вагат опустился рядом с Вотшей на колени и осторожно распустил стягивающую его ноги петлю. Затем вытащил ноги своего ученика из камней и, выпрямив их, начал легко растирать, приговаривая:

– Да, Бамбарак, дорого нам твой меч достается…

– А зачем ты его под этот камень запихнул?.. – Разлепив закушенные губы, проговорил Вотша. – К нему ж подойти нельзя было!..

– Потому и сунул, что подойти нельзя… – Невесело усмехнулся Вагат. – Боялся, что оттуда, куда подойти можно, утащит кто-нибудь!

Вагат осторожно лег рядом с Вотшей, и с полчаса они отдыхали, лежа на голых камнях. Затем Вотша приподнял голову и проговорил:

– Ладно, хватит! Пора дальше двигаться!

– А встанешь? – Кузнец сел и внимательно посмотрел на Вотшу. Тот кивнул и попробовал подняться. Осторожно, словно боясь расплескать что-то внутри себя, он встал на ноги, осмотрелся и шагнул к лежащему рядом длинному свертку, но его остановил Вагат:

– Не трогай, я сам его понесу.

Вотша медленно повернулся к кузнецу и неожиданно улыбнулся:

– Да мне только пощупать, только… прикоснуться!..

Вагат шагнул к свертку, поднял его с земли и на двух руках протянул Вотше. Тот осторожно положил на сверток ладони и, закрыв глаза, повел ими в разные стороны.

– Ну вот, – прошептали его губы, – наконец-то ты снова со мной!

Спустя два часа они перевалили через Гвадский перевал и начали спуск к айлу Четам. А на следующий день в конце часа полуденной лисы Вагат и Вотша были в Уругуме.

К своему дому, стоявшему на краю айла рядом с кузницей они подошли через заднюю калитку, так что никто из уругумцев их не видел, и весть о том, что Вагат со своим подручным вернулись из Улаба, разнеслась между жителями только ближе к вечеру.

В самом начале часа Вепря в дверь дома постучали. Вагат открыл сам и увидел на крыльце старосту айла, почтенного Самура и с ним еще двух стариков. Посторонившись, кузнец сделал приглашающий жест:

– Проходите, почтенные, я рад видеть вас в своем доме!

Старики вошли в прихожую, и сняли обувь, оставшись в коротких чулках. Вагат уже открыл дверь в горницу, он знал, зачем пришел староста. Старики прошли к столу, накрытому для ужина, и чинно уселись на предложенные стулья. Жена Вагата начала подавать кушанья, а староста, оглядев стол, спросил:

– Уважаемый Вагат, а почему мы не видим за столом твоего белоголового ученика?.. Или он наказан?!

– Нет, Бамбарак не наказан – спокойно ответил кузнец, улыбаясь про себя. Обычай не позволял старосте сразу задать вопрос, который жгуче интересовал весь айл, надо было тонко подвести беседу к главному предмету, вот староста и начинал издалека.

– Но вы, уважаемые, наверняка знаете, что мы с моим учеником только что вернулись из путешествия в Улаб.

– Да, да, да, – старики заулыбались от удовольствия – разговор сразу же принял нужное направление.

– Так вот, на Гвардский перевал сошла лавина, он засыпан текучим камнем, и я на обратном пути сорвался… – На лицах стариков возник ужас, а Вагат спокойно продолжал. – Каменная осыпь под моими ногами стремительно неслась к обрыву, и только мужество и быстрота моего ученика спасла меня. Он успел бросить мне веревку, но его потащило следом за мной, терзая о камни. И все-таки Бамбарак смог зацепиться за один крупный, крепко сидящий обломок, это позволило мне выбраться из оползня!

Старики восхищенно зацокали языками, но Вагат сурово нахмурился:

– К сожалению, Бамбарак получил довольно серьезные ранения, у него распороты грудь, бок и плечо. Он мужественно терпел боль, истекал кровью, но дошел до дома, а сейчас он просит прощения, что не может присоединиться к нам за столом – он лег в своей комнате, чтобы отдохнуть.

– Уважаемый Вагат, – снова заговорил староста, – может быть, стоит послать за нашим лекарем, чтобы он осмотрел раны героя и составил снадобья, необходимые для его выздоровления?!

– Почтенный Самур, наверное, знает, что Бамбарак сам очень хорошо разбирается в лекарствав… – старики согласно закивали головами. – Он уже составил мазь, и перевязал свои раны. Моя жена помогала ему. Сейчас Бамбараку требуется только покой!

В это время жена Вагата разлила по мискам, стоявшим перед гостями густой суп, и на некоторое время разговор прервался. Когда хозяин дома и гости отдали должное супу, староста задал новый вопрос:

– А путь до Улаба сложился для вас удачно?

– О, да, вполне удачно, – кивнул кузнец, склоняясь над мясным рагу. – Хотя дорога тоже была трудна. Вы же знаете, мы вели с собой лошадь с поклажей, и вот она доставляла нам очень много волнения.

– Но, я надеюсь, лошадь также благополучно дошла до Улабской долины?.. – Встревожено поинтересовался одни из стариков, сопровождавших старосту.

– Да, конечно, она дошла, – успокоил старика Вагат. – Под твердой рукой Бамбарака, она быстро успокаивалась и становилась разумной!

– Я смотрю, твой ученик проявил себя в этой поездке с самой лучшей стороны! – Покачал головой староста, и в его голосе послышалось недоверие.

– Ты даже не представляешь, почтенный Самур, насколько хорошо показал себя Бамбарак! – Воскликнул кузнец.

– Но скажи, уважаемый Вагат, – вмешался в разговор один из стариков, – не пострадал ли айл Улаб от сошедшей на перевал лавины?

Кузнец понял, что слишком отвлекся от главной темы разговора и поспешил исправиться:

– Нет, лавина остановилась далеко от Улаба, и это большое счастье, потому что в это время в Улабе было очень много гостей. Больше тридцати обменщиков собрались в этом айле, и все они остались без обмена!

– Как такое могло случиться?! – В голос воскликнули оба старика, пришедшие со старостой.

– Вы разве не знаете?! – Деланно удивился Вагат. – Ведь все три перевала, ведущие на запад и восток оказались под лавинами, а обменщики из степей и с моря не слишком любят рисковать в горах, даже если могут получить хороший барыш! Вот они и застряли в Улабе! Но это обстоятельство послужило нам на пользу – мы очень хорошо обменяли то, что привезли с Бамбараком, за все получили монеты!!

Старики переглянулись и довольно заулыбались, а староста, лукаво сощурив глаза, поинтересовался:

– А в обмене твой ученик тоже был полезен?..

– Конечно, почтенный Самур! – Воскликнул кузнец. – Разве ты не знаешь, что Бамбарак много походил по земле, говорит, чуть ли не на всех наречиях Мира, отлично знает письмо и счет! Никто из приезжих обменщиков даже не пытался торговаться с нами – Бамбарак очень хорошо разбирается в качестве товаров и знает цены на них в других стаях!

И тут настало время задать главный вопрос, ради которого три старейшины айла заявились к кузнецу. Староста аккуратно положил ложку на стол, огладил бороду и с едва заметной дрожью в голосе спросил:

– Так, значит, уважаемый Вагат, ты сможешь помочь айлу заплатить весенний откуп многоликим?..

Вагат на минуту задумался, а потом в свою очередь задал вопрос:

– А разве почтенный Орк, обменщик из нашего айла, не поможет землякам собрать откуп?..

Старый Самур опустил голову и грустно вздохнул:

– Почтенный Орк говорит, что мы прошедшим летом собрали очень мало камней – вы и сами знаете, что кроме той россыпи ферузы, что обнаружил еще весной Сафат, ничего редкого не нашли… Поэтому он не может рисковать остатками своего достояния… К тому же он с дочерью уехал из айла к родственникам в Сабартай, и, возможно, пробудет там до весны.

Вагат снова задумался, но на этот раз его раздумья были недолгими. Подняв голову, он проговорил:

– Ну что ж, раз богатый обменщик не может помочь родному айлу и своим землякам, значит им поможет не слишком богатый кузнец. Я внесу необходимое количество монет в казну айла, чтобы мы могли выплатить откуп. – От очага донесся тяжелый вздох его жены, но кузнец не обратил на него внимания. – Исключая, конечно, долю обменщика Орка, за себя и свою семью он будет рассчитываться сам!

Напряженные лица стариков разгладились, и они снова довольно переглянулись.

– Весь айл будет благодарен тебе, почтенный Вагат… Весь айл… – Растроганно проговорил староста и поднялся со своего места. – Мы больше не смеем докучать тебе своим присутствием, мы понимаем, что после такого трудного и долгого пути, после стольких перенесенных вами трудностей, вам нужно отдохнуть! Передай нашу благодарность и пожелание скорейшего выздоровления уважаемому Бамбараку, пусть Мать всего сущего залечит его раны.

Старики, сопровождавшие старосту, тоже поднялись из-за стола.

Вагат проводил гостей до выхода из дома и, вернувшись, усмехнулся на укоряющий взгляд жены:

– Не горюй, Агирай… Поможем людям, и Мать всего сущего не оставит нас, даст силы и здоровья.

– Орк никому не помогает, никого не выручает, а силы и здоровья у него что-то не уменьшается! – Негромко и словно бы через силу проговорила женщина, а затем повернулась к тазу, стоявшему перед ней на небольшом столике и принялась полоскать в нем уже вымытую посуду.

Вагат помолчал, кивнул своим невысказанным мыслям и снова направился к выходу.

– Ты куда?.. – Раздался за его спиной напряженный вопрос жены.

– Пойду, посмотрю, как там Бамбарак. – Не оборачиваясь, ответил кузнец.

– Не ходи! – Чуть повысила голос Агирай. – Он, наверное, уже заснул, зачем человека тревожить!

Вагат остановился у двери, возможно Бамбарак действительно уже спал, и будить его не стоило. Его жена, уловив нерешительность мужа, добавила:

– И сам ложился бы, дел дома за ваше отсутствие накопилось много, завтра пораньше подняться, надо бы!

Кузнец кивнул, соглашаясь: – Да, наверное, ты права!.. – И, повернувшись, направился в спальню. Агирай, проводив мужа взглядом, присела на стоявший рядом табурет и задумалась.

Однако Вотша не спал. Днем, после того, как ему помогли помыться, затем перевязали и уложили в постель, он смог немного забыться в недолгом, тревожном сне, но с наступлением сумерек, Вотша проснулся. К этому времени боль, терзавшая его тело последние сутки, немного отступила, он повернул голову и посмотрел в небольшое окошко, расположившееся в его изголовье. С темного неба, прямо ему в глаза глянул оранжевый глаз Волчьей звезды. Он смотрел в этот яркий, повисший над самым горизонтом зрачок и не видел его. Перед его внутренним взором с необыкновенной четкостью разворачивались подробности его поединка с многоликим, с княжичем стаи восточных ирбисов, Юсутом. И не того давнего поединка, что происходил на ристалище княжеского замка стольного города Края. Нет, он видел перед собой оскаленную морду огромной кошки, готовящейся к прыжку, и снова ощущал ужас понимания того, что ему нечем остановить этот прыжок! И свой отчаянный, безнадежный тычок красивым, но бессильным против многоликого кинжалом, нанесенный из последних сил! И немыслимый, невозможной результат этого своего последнего усилия – почти мгновенная гибель многоликого, невидимый огонь, пожирающий неподвижное звериное тело!!

«Это не может быть случайностью!! Нет!! Я же видел, как серебро сожгло Юсута! Сожгло! Вагат говорил, что многоликие не берут серебро, даже не смотрят на него. Может быть, они чуют, что этот металл смертелен для них, может быть это интуитивное неприятие?! Интуиция у них развита очень сильно, я и сам убеждался в этом!.. Тогда мне действительно повезло, я нашел о, что совершенно меняет расстановку сил в нашем Мире, и больше многоликие не смогут вершить его судеб!! Теперь мы, изверги… Нет! Мы – люди!!! И мы будем хозяевами этого Мира!!»

Волчья звезда вдруг мигнула, словно напоминая размечтавшемуся извергу, что вот она, здесь, она следит за ним, и могущество тех, кому она покровительствует еще не сломлено, они еще в силе, и ничтожный изверг, раскрывший тайну единственного оружия, способного их уничтожить, сам в любой момент может быть уничтожен! А вместе с ним уйдет и тайна серебра! Глаза Вотши притягивал этот оранжевый, чуть поблескивающий зрачок, он словно бы слышал спокойный, насмешливый голос, говоривший ему:

«Ах, ты не один – вас трое?! Так что с того?! Что могут сделать трое извергов против всего Мира?! И откуда ты взял, что кузнец пойдет против многоликих, разве ему плохо живется, разве у него нет дома, жены, детей?! Почему ты думаешь, что он бросит все это ради какой-то призрачной победы! А старый Барык, может быть, уже закончил счеты с жизнью и покинул этот прекрасный, но чужой для него Мир?! Вот ты и остался один!! Один!!! И уже следующий повстречавший тебя многоликий, не будет таким же глупым, как этот мальчишка Юсут! Он не позволит тебе дотянуться до себя твоим мерзким серебром, он просто прирежет тебя, или повесит на первом попавшемся дереве! И все!!»

Но Вотша не хотел слушать этот высокомерный, насмешливый голос! Сердце гулко билось в его груди, словно желая вступить в спор, бросить этой уверенной в себе силе некие неопровержимые аргументы.

«Значит, мне надо рассказать о серебре всем! Собрать все серебро, которое я видел в той расщелине, и сделать столько кинжалов, сколько получится! И вооружить… Кого?! Кто возьмет из моих рук оружие против многоликих?! Кто посмеет это сделать?!! Кто мне поверит?!!»

И снова ему подмигнула Волчья звезда: «Никто!!!»

«Значит, надо показать всем, что серебро может стать оружием против многоликих!!! Показать, что… Как показать?.. Даже если кто-то захочет это увидеть, захочет убедиться в силе серебра, как эту силу продемонстрировать?!»

Вотша вздохнул и отвернулся от окна. И как-то сразу успокоился. Сердце забилось ровнее, в голове просветлело, и мысли пошли стройнее, весомее.

«Любую силу может сломить только другая сила! Само по себе серебро не сила, оно станет силой только в руках людей! Значит, нужны люди, умеющие владеть оружием… И серебряным и обычным! Люди, которые поставят себе целью жизни освобождение этого мира от… оборотней! Вот именно – не от многоликих, а от оборотней!! И создавать эту силу надо постепенно!»

И вдруг течение его мыслей приобрело совершенно другое направление.

«Лада!.. Княжна, которую, теперь уже можно было не скрывать от самого себя, он любил! Она тоже… оборотень! И Скал… Дядя Скал, защищавший его, учивший его… любивший его, он тоже оборотень! И Вогнар – его учитель, давший ему грамоту, познакомивший его с поэзией!.. И Искор, и огромный кудрявый Чермень, весельчак и балагур, всегда готовый встать на защиту маленького извержонка! Всем им ты собираешься объявить войну! Всех их ты должен будешь уничтожить!!»

Вотша, не обращая внимания на резанувшую его тело боль, рывком повернулся к окну и впился взглядом в оранжевую искру Волчьей звезды. Он словно бы спрашивал у безмолвной, мерцающей во мраке ночи звезды, что ему делать, как поступить?!! Он просил ее дать ему совет в память о его прадеде, волке, боготворившем ее, служившем ей! Но она молчала, она не хотела отвечать, она не желала разговаривать с ничтожным извергом – последним существом в этом, подвластном ей Мире! И тогда Вотша… проклял Волчью звезду! И тогда Вотша дал себе слово перестать замечать ее, забыть о ее существовании!

И в этот момент Волчья звезда дрогнула!!

Вотша еще долго не сводил немигающих глаз с яркой оранжевой искры, горевшей над горизонтом, но замеченная им дрожь больше не повторилась. Однако он видел эту дрожь, его глаз не ошибся, не обманул – звезда дрогнула!! Дрогнула!!

Он снова отвернулся от окна и положил голову на подушку. Надо было отдыхать, надо было лечить свое израненное тело и набираться сил. Впереди его ожидала трудная работа!

Спустя три недели в айле Уругум появились пятеро ирбисов. Обычно многоликие останавливались в самом богатом доме айла – у обменщика Орка, но в этот раз они пришли в дом старосты и задали всего один вопрос: нет ли у кого из жителей айла меча с голубыми лалами в перекрестье рукояти? Почтенный Самур с поклоном ответил, что ни у кого из жителей айла Уругум вообще нет оружия, а если что и имеется, то только у кузнеца Вагата – ведь он сам кует мечи, и очень неплохие мечи. Ирбисы, повернувшись к Миру человеческой гранью, поужинали и переночевали в доме старосты, а утром отправились в кузницу.

Вагат и его подручный Бамбарак как раз только раздули горн, когда в дверях кузницы появился здоровенная светло-серая кошка с темной полосой вдоль хребта. Оба изверга на мгновение замерли, а потом почтительно поклонились, и кузнец произнес положенное приветствие:

– Приветствую тебя, многогранный! Пусть твоя охота будет удачной, а добыча обильной!

– Моя добыча всегда будет обильной! – Проворчал ирбис, и такой ответ сразу же насторожил Вагата. Он бросил быстрый взгляд в сторону Вотши, а затем снова обратился к многоликому:

– Чем ничтожный изверг может быть полезен многогранному?.. Все мое – твое, господин!

– Мне нужен меч с голубыми лалами в перекрестье рукояти! – Прорычал ирбис и шагнул внутрь кузницы.

– Господин, я готов сейчас же начать работу над твоим заказом, но мне необходимо точно знать размеры меча и иметь голубые лалы. У меня самого, к сожалению, нет таких камней.

Пасть ирбиса оскалилась в усмешке, и было непонятно, то ли зверь усмехается, то ли рассержен ответом кузнеца.

– Мне не нужна твоя поделка, кузнец!.. – Прорычал ирбис, делая второй шаг внутрь кузницы. – Мне нужен меч восточной ковки с голубыми лалами в перекрестье в ножнах буйволиной кожи, расшитых ирибским шелком!

– Господин, я не имею такого меча! – Удивленно ответил Вагат, стрельнув глазом в сторону Вотши. – Я даже никогда в жизни не видел такого оружия!

Ирбис остановился и долгим взглядом окинул кузницу. Потом снова посмотрел на Вагата и задал неожиданный вопрос:

– У тебя мало железа, кузнец, с чем работать собираешься?..

– Господин, железо мне подвезет обменщик Узулай из стаи южных тигров, весной, после того, как откроются перевалы. У меня с ним договоренность.

– А ваш обменщик, Орк, он не поставляет тебе железо?..

– Орк, господин, не занимается железом, он занимается только камнями.

Ирбис снова оглядел кузницу, затем развернулся и направился к выходу. Уже переступив порог, он повернул тяжелую голову и проворчал:

– Если услышишь от кого о мече восточной ковки с голубыми лалами в перекрестье, немедленно сообщи вожаку стаи! Получишь награду!

– Конечно, господин! – Воскликнул в ответ Вагат и снова посмотрел на потупившего взгляд Вотшу.

Тем же днем ирбисы ушли из айла. А через неделю пришла зима, зарядили снегопады, в три дня перекрыв перевалы, засыпав снегом горы и долины.

Глава 3

Эта зима в горах была на редкость ровной, спокойной. Только раз за все три зимних месяца случился сильный буран, когда весь айл по плоские крыши был занесен снегом, а так короткие серые дни были тихими и какими-то ленивыми. Так же лениво, незаметно подкралась весна. Снег в горах подтаивал медленно, незаметно, только постепенно полневшие ручьи и речушки подсказывали, что тепло приближается, а вместе с ним приближается время выплаты откупа. Первым на этот раз открылся западный перевал, и спустя шесть дней после этого в айл Уругум вернулся обменщик Орк с дочерью, прогостившие всю зиму у своих родственников в айле Сабартай. На следующий день обменщик неожиданно появился в доме старосты айла, почтенного Самура.

Жена старосты на скорую руку собрала закуску, однако тучный Орк, усевшись за стол, только брезгливо оглядел его, и к угощению не притронулся. Вместо этого он откинулся на спинку стула и, нарушая все обычая, сразу же приступил к делу.

– Самур, – голос Орка был низок и хрипловат, словно накануне он выпил слишком много арата. – Я подумал о предстоящей выплате откупа и решил помочь своим землякам…

– Я рад твоему решению!.. – Воскликнул староста, но обменщик не дал ему продолжить. Брезгливо поморщившись, он снова заговорил:

– Я внесу откуп за весь айл, но за это летом мои земляки должны будут отыскать и принести мне двенадцать мерок камней, и из них не меньше трех мерок прозрачных камней!

Староста оторопел:

– Но, почтенный Орк, наш айл никогда не собирал двенадцать мерок камней за лето…

И снова обменщик перебил старосту:

– Это потому, что вы плохо искали и редко ходили в горы! Я прикинул на досуге и могу сказать, что двенадцать мерок мои земляки вполне могут собрать за лето. Надо только постараться!

– Но, почтенный Орк, если мы все займемся только поиском камней, кто будет заботится об овцах, о садах, огородах, хозяйстве… И, потом… в будущем году снова придет срок выплаты откупа, а у нас ничего не будет!..

– Мы напрасно тратим время, Самур! – Голос обменщика стал еще более хриплым. – Через неделю, ну, может быть, через полторы недели в Уругуме появятся сборщики откупа, что ты сможешь им предложить?! Что смогут предложить им все жители нашего айла?!! По-моему, выхода у моих земляков все равно нет – вам придется согласиться на мои условия!!

На широкую, скуластую физиономию обменщика выползла довольная ухмылка.

Несколько секунд староста разглядывал эту ухмылку, а затем улыбнулся в свою очередь:

– К сожалению, уважаемый Орк, я вынужден отклонить твое щедрое предложение!.. – Ухмылка сползла с лица обменщика, и оно окаменело – староста величал его «уважаемый», а не «почтенный»! – У айла Уругум есть возможность выплатить откуп без твоей помощи!

Почтенный Самур закончил свою фразу не без нотки торжества.

Теперь уже Орк несколько секунд тяжело размышлял, прежде чем, пожевав губами, спросил:

– Откуда у айла Уругум появились такие средства?.. Или вы ходили в горы зимой?!

– Нет, Орк, – не удержался от еще одного укола староста. – Мы не ходили в горы зимой, это слишком опасно. Просто среди жителей нашего айла есть люди, которые не забыли обычаи предков и чтят их, как это нам завещано. Один из таких жителей, уже внес в казну айла достаточное для выплаты откупа количество монет!

– И кто же это?!! – Прорычал обменщик.

– Наш кузнец Вагат! – С гордостью ответил староста.

Обменщик с сомнением хмыкнул, а затем хитро прищурил глаз:

– Не знал, что Вагат так богат!

– Он не богат, – покачал головой старый Самур. – Но осенью ему удалось добраться до Улаба и сдать обменщикам, застрявшим там, то, что он наработал за лето. Он получил достаточно монет, чтобы помочь своим землякам.

– Но прошлой осенью Гвардский перевал был перекрыт лавиной!! – Рыкнул Орк. – Кузнец не мог пройти через него!!

– Да вот смог. Он и его помощник, Бамбарак прошли по каменной осыпи Гвардского перевала дважды – туда и обратно! Туда им помог пройти старый Барык, а обратно они добрались сами. Правда, Бамбарак сильно поранился, но Мать всего сущего уберегла его, и он уже давно оправился от своих ран!

Орк побарабанил своими толстыми пальцами по столешнице и задумчиво пророкотал:

– Значит, Вагат… И Бамбарак… Ишь ты!.. Ну ладно!..

В последнем «ну ладно» старому Самуру почудилась некая угроза, но он отогнал от себя это ощущение – чем мог угрожать кузнецу обменщик Орк?!

А обменщик уже поднимался из-за стола, так и не отведав ничего из предложенного хозяйкой. Староста пошел провожать гостя до выхода, но тот, казалось, и не заметил этого.

О том, с чем Орк приходил к нему, староста не стал рассказывать никому, да и зачем ставить кого-то в известность о пустом, неприятном разговоре.

После этого посещения прошло две недели, и в Уругум спустились двое многоликих. Они приехали верхом, и с ними шло еще три лошади, нагруженные монетами, камнями и мелкими поделками ремесленников, взятыми в счет откупа в дальних айлах земли южных ирбисов. Принял их в своем доме, как обычно, обменщик Орк.

Ирбисы путешествовали, повернувшись к Миру человеческой гранью, а потому обменщик в первую очередь устроил им купание. Вся многочисленная челядь Орка была занята тем, что таскала воду, калила камни, необходимые для разогрева воды, прислуживала отдыхающим в мыльне многоликим, накрывала обильный стол. Уже ближе к вечеру, вымывшиеся и отдохнувшие многоликие уселись за роскошный стол. Прислуживал им сам обменщик и трое ближних слуг. С полчаса за столом царила тишина, нарушаемая только стуком ложек и вилок о миски, да звоном редкостных стеклянных бокалов, выменянных Орком за пару прозрачных камней у какого-то обменщика с Запада. Затем, когда первый голод был утолен, один из ирбисов – уже поседевший широкоскулый воин с рваным шрамом на лице, хищно приподнимавшим правый угол его рта, откинулся на спинку мягкого стула и обратился к хозяину дома:

– Ну, что, Орк, готов ваш айл внести откуп?.. Или, как все остальные будете просить отсрочки?..

– Готовы, господин!.. – С поклоном пробасил Орк.

Второй ирбис, тот, что помоложе, бросил глодать жирную баранью кость и поднял налитые кровью глаза на обменщика:

– И много ты лично внес в откуп?.. Больше половины?..

Я, господин, внесу откуп только за свою семью и своих слуг. За всех остальных уругумцев откуп отдаст староста Самур.

Многогранные переглянулись, а затем старый ирбис спросил, недовольно скривившись:

– Это что ж получается, нам, значит, завтра придется тащиться еще и к старосте?..

– Мы думали, ты расплатишься за всех, да и дело закрыто! – Добавил второй ирбис.

– Я предлагал Самуру внести откуп за весь айл из своих средств, но староста сам отказался от моей помощи… – Криво ухмыльнулся обменщик.

– Интересно, откуда староста взял откуп. Или кто-то из ваших сельчан россыпь богатую отыскал?.. – Ирбис, тот, что помоложе, явно заинтересовался.

– Нет никакой россыпи, господин, – помотал своей огромной башкой Орк. – Камней прошлым летом вообще почти не было.

– Так откуда же у старого Самура откуп взялся?! – Переспросил молодой ирбис.

– Поздней осенью, господин, наш кузнец со своим подмастерьем побывали в Улабе и обменяли то, что сделали за лето на монеты. – Словно бы нехотя ответил Орк. В тоже время глаза его зорко следили за реакцией на его слова обоих гостей. Те, действительно, вдруг насторожились.

– Побывали осенью в Улабе?.. – Медленно переспросил пожилой ирбис. – Так ведь на Гвардский перевал лавина сошла! Там и пройти-то нельзя было. Даже мы через Гвард не холили – там камень под лапами разъезжался!

– А вот Вагат с Бамбараком прошли… – Вроде бы без всякого интереса буркнул хозяин дома. – И туда и обратно… туда еще и с лошадью! И монет в достатке притащили!

Ирбисы переглянулись.

– И когда, ты говоришь, они перевал прошли?.. – Поинтересовался старший многоликий.

– Да где-то месяца за полтора, до того, как перевалы снегом накрыло. – Все тем же безразличным тоном ответил Орк.

– А кроме монет они ничего из Улабской долины не принесли?! – Неожиданно спросил молодой ирбис.

– Я, господин, не знаю, – буркнул обменщик. – Меня в то время в Уругуме не было.

Ирбисы переглянулись, и молодой едва заметно кивнул.

Рано утром, едва проснувшись, оба ирбиса направились к старосте айла. Старый Самур, предупрежденный накануне вечером о приезде многоликих, ждал их у ворот своего дома и приветствовал глубоким поклоном. Ирбисы спешились, и староста провел их в дом, где уже был приготовлен откуп за айл – небольшой кожаный мешок, наполненный монетами. Старший ирбис развязал горловину мешка и высыпал монеты на стол. Оглядев получившуюся кучу, он взял пару монет, первые попавшиеся в руки, и внимательно их осмотрел. Затем он перевел взгляд на хозяина дома и с нехорошей усмешкой поинтересовался:

– И откуда в айле Уругум столько монет?.. Или вы камнями без нашего ведения приторговываете?!

– Что ты, господин!.. – Испугался старик. – Как же мы могли бы?! Да и камней прошлым летом почти не было – вот все, что найти удалось!

И он указал на совсем небольшой мешочек, лежавший на краю стола.

Младший ирбис развязал этот мешочек и вывалил его содержимое на стол рядом с монетами.

– Вот, господин! – Дрогнувшим голосом проговорил Староста. – Все, что мы нашли. Как бы мы посмели утаить это от хозяев земли?!

– Да-а-а… Не густо!.. – Медленно протянул младший ирбис.

– Так откуда же в айле монеты?! – Повторил свой вопрос ирбис с изуродованным лицом.

– Так вы же знаете, господин, в нашем айле живет очень искусный кузнец. Он еще и литейщик, чеканщик… Осенью он продал все, что наработал летом и вот… – Старик указал дрожащей рукой на горку монет… – Помог нам собрать откуп.

Ирбис, положив в горку две монеты, которые были у него в руках, усмехнулся:

– Щедрый изверг, ваш кузнец!

И сразу же задал другой вопрос:

– А ты старик не помнишь, кто из обменщиков забрал у кузнеца поделки?..

– Я не знаю, господин!.. – Растерянно пробормотал староста.

– Как же так?! – Деланно удивился ирбис. – В твой айл приезжает обменщик, а ты даже не знаешь, откуда он, как его зовут!!

Нет, господин!.. – С радостной торопливостью бросился объясняться староста. – К нам в айл прошлой осенью никто из обменщиков не приезжал! Гвардский перевал-то накрыло лавиной, обменщики проехать не могли. Вагат – кузнец наш, со своим помощником, Бамбараком, сами в Улаб ходили!.. В Улабе они все и обменяли!!

– Ах, вот как!.. – Понимающе протянул старший ирбис. Вытащив из кармана небольшой кожаный лоскут со странной, выжженной каленым железом меткой, он швырнул его на стол со словами:

– Получай, старик! Откуп айл Уругум внес полностью!

Ирбисы сгребли монеты и камни обратно в мешки, завязали их и направились к выходу. Старый Самур семенил следом, бормоча какие-то благодарности.

Ирбисы поднялись в седла, и старший из них, полуобернувшись, ощерился в ухмылке:

– Прощай, старик!

– Прощайте, многогранные… – Поклонился в ответ староста. – Пусть ваша охота будет удачной, а добыча обильной!

Многоликие выехали со двора, а Самур закрыл ворота, вздохнул с облегчением и пошел к дому.

Однако ирбисы не собирались, как думал старый Самур, покидать айл Уругум, вместо того, чтобы свернуть в сторону перевала, он направились в другой конец айла, туда, где располагалась кузница.

Вагат был в кузнице один, не считая мальчишки, приставленного к мехам. Услышав топот копыт, он вышел наружу и буквально наткнулся на двух всадников, подъезжавших со стороны айла. Обоих многоликих он узнал сразу – они почти каждый год приезжали за откупом. Поклонившись, он приветствовал обоих:

– Приветствую вас, многогранные! Пусть ваша охота будет удачной, а добыча обильной!

– Ты кузнец?.. – Не сходя с лошади, спросил тот, что был постарше, со шрамом чуть ли не через все лицо.

– Я, господин. – Снова поклонился Вагат. – Чем кузнец может быть полезен господам?..

Младший ирбис молча соскочил с лошади и прошел в кузницу. Внимательно оглядев ее, он снова вышел мимо стоявшего на пороге кузнеца и поинтересовался:

– А где твой подручный?.. Бамбарак, кажется, его называют?..

– А Бамбарака нет, господин… – Пожал плечами Вагат. – Он с ребятами в распадок пошел. Весенняя вода породу промыла, надо посмотреть, не вывернуло ли камешков интересных. Прошлым летом-то камней совсем, почитай, не было.

– Вот как?.. – Хмыкнул ирбис. – В распадок…

– А скажи мне, кузнец, – вступил в разговор старший ирбис, – это правда, что ты со своим подручным прошлой осенью в Улаб ходил?

– Да, господин, правда.

В голосе кузнеца появилась настороженность, и это не укрылось от многоликих.

– И как же вам удалось через Гвардский перевал перейти?.. – Лениво поинтересовался младший из ирбисов. – Там же лавина прошла!

– Трудно было, господин, – кивнул Вагат, – да нужда заставила рисковать! Иначе откуп собрать мы бы не сумели, обменщики-то к нам добраться не могли!

– Так, так… – Задумчиво протянул старший ирбис. – А от перевала до айла тропой шли?

– Конечно, господин, – снова кивнул Вагат. – И туда и обратно по тропе. А как еще пройти-то можно – тропа самый короткий и надежный путь.

– И никого на тропе не встретили?.. – Подал голос младший ирбис, пристально глядя в лицо Кузнеца.

– Нет, господин, никого не встретили, – опустил глаза кузнец. – И кого там можно было встретить, если перевал закрыт был!

– А лошадиного ржания не слышали? – Спросил старший, чуть наклонившись вперед с седла.

– Нет, господин, – покачал головой Вагат. – Мы когда с перевала спускались, с нами лошадь была – мы же кузнь и чеканку в Улаб везли на обмен. Если бы недалеко от тропы лошадь была, она непременно бы голос подала. Но мы ничего не слышали.

– И ничего не нашли?.. – Быстро переспросил молодой.

– Где?.. – Вагат бросил быстрый взгляд на стоящего рядом многоликого.

– По пути от Гвардского перевала до Улаба!.. – Медленно, тщательно отделяя слово от слова, проговорил ирбис. Его глаза, не мигая, смотрели прямо в глаза изверга, словно запрещая тем опускаться… прятаться. И изверг ответил, не опуская глаз:

– Нет, господин, мы ничего не нашли!.. – И в слове «господин» при этом вдруг просквозила ирония!

Еще несколько секунд изверг и многоликий смотрели друг другу в глаза, а затем раздался голос старшего ирбиса:

– А вот мне почему-то кажется, что вы нашли одну вещь! И именно за эту вещь получили те монеты, который староста вашего айла только что передал нам, как откуп! Скажи, какому обменщику ты отдал эту вещь, и, может быть, я дам тебе умереть легкой смертью!

– Какую вещь ты имеешь ввиду, господин? – Спокойно переспросил кузнец, переводя взгляд на всадника.

– Я имею ввиду меч восточной ковки с двумя голубыми лалами в перекрестье рукояти.

Вагат кивнул:

– Многоликие уже спрашивали меня об этом мече, и я им уже ответил, что не видел такого оружия.

– И соврал! – Хлестнул сбоку младший ирбис.

Кузнец в ответ пожал плечами:

– Интересно, кто это мог бросить такую вещь посреди тропы?.. Как вообще можно потерять меч?!

Несколько секунд длилось молчание, а затем старший ирбис медленно проговорил:

– Ну что ж, тогда тебе придется проехать с нами до Когтя Ирбиса. Вожак стаи горит желанием побеседовать с тобой. Вот он и объяснит тебе, кто и как мог потерять такую вещь. Объяснит… если захочет!..

В груди у Вагата похолодело – отправиться в Коготь Ирбиса означало лишиться жизни, и он прекрасно об этом знал! А как он мог оставить свой дом, свою жену и детей, свою кузницу и свой айл!! И все из-за какого-то никому не нужного меча, из-за прихоти этого мальчишки, которого он приютил в своем доме по просьбе давно пропавшего друга!!

«Расскажи им, у кого находится этот меч, и они оставят тебя в покое!!» – Шепнул ему какой-то тихий, чужой голосок. Вагат чуть было не обернулся, чтобы посмотреть, кто это дает ему такую подсказку, но тут же понял, что это подсказка его страха, незримо и мгновенно подкравшегося к нему ужаса перед смертью!! Холодный пот выступил у него на лбу – смерть действительно была рядом, он чувствовал ее холодное дыхание на своем затылке.

Но, как только он понял, что стало его советчиком, обжигающая ярость вспыхнула в его сердце. Он поднял взгляд на сидящего в седле многоликого и… улыбнулся:

– Я давно мечтал побывать в княжеском айле, господин! Скажи только, можно ли мне будет переодеться, чтобы предстать перед вожаком стаи в подобающем виде?

Всадник усмехнулся и покачал головой:

– Вожаку глубоко наплевать, в каком ты виде предстанешь перед ним. А, кроме того, пока ты дойдешь до Когтя Ирбиса, твой вид так и так будет… невзрачным!

– А кроме того… – вступил в разговор стоявший рядом ирбис, – …мы должны найти твоего подручного, Бамбарака. Так что ты сначала проводишь нас в распадок, в тот самый, в который отправился Бамбарак, а затем уже мы вас проводим до Когтя Ирбиса.

Вагат повернулся и крикнул в раскрытые ворота:

– Алай, беги ко мне домой, скажи, что я ушел с многоликими за Бамбараком. Ночевать дома сегодня не буду!

– Хорошо, дядя Вагат! – Донесся из кузницы мальчишеский голос, но сам мальчик наружу не показался.

Молодой ирбис вскочил в седло и вытянул Вагата плетью по плечам:

– Пошел, изверг, и пошевеливайся, нам сегодня далеко уйти надо!!

Вагат сплюнул в пыль перед кузницей горькую слюну, посмотрел в сторону своего дома и шагнул прочь от порога.

К часу Змеи многоликие перевалили через седловину, и перед ними открылся распадок, к которому еще перед рассветом ушли ребята из айла Уругум. И сразу же они увидели на каменной осыпи, раскинувшейся на склоне горы, поднимающейся от седловины, темные фигурки ребят, копающихся в камнях. Многоликие остановили лошадей, у края осыпи, видимо, не желая без надобности бить ноги лошадей по камням, и старший из них зычно крикнул:

– Эй, изверги, марш сюда!!!

Все шестеро ребят, находившихся на осыпи, подняли головы и, увидев всадников, двинулись к ним. Спустя минут двадцать шестеро молодых парней собрались вокруг переступавших с ноги на ногу лошадей. Пожилой ирбис внимательно их оглядел и спросил:

– Кто из вас Бамбарак?..

Самый старший из ребят, племянник Вагата, Сафат чуть кашлянул, видимо, от волнения и ответил:

– А Бамбарака нет…

– Как нет?! – Повысил голос ирбис и повернулся к Вагату. Ты же сказал, что он ушел сюда!!

– Так он пришел снами, но потом ушел дальше. – Сафат вскинул руку и, указывая на дальний конец осыпи, пояснил. – Вот туда, там расщелина, и Бамбарак там!

– Ну, так сбегай быстро за ним! – Приказал старший ирбис.

– А зачем вам Бамбарак, господин?.. – Спросил Сафат, уже делая шаг в направлении осыпи.

– Мы приглашаем его вместе с наставником… – ирбис кивнул в сторону молчавшего Вагата, – …в Коготь Ирбиса. Вожак стаи хочет с ними… х-м… побеседовать!

Ребята, стоявшие вокруг многоликих оцепенели. Сафат с трудом глотнул, лицо его мгновенно побледнело, однако молодой изверг пересилил свою слабость, повернулся и побрел в сторону расщелины.

– Может быть, мне самому за ним сходить?.. – Неожиданно предложил, молчавший до этого, молодой ирбис, но старший отрицательно покачал головой:

– Сам придет, невелика птица!

Однако когда Сафат отошел метров на десять, он крикнул вслед извергу:

– Побыстрее, изверг! И скажи этому Бамбараку, что б не думал скрываться! Мы его в горах по любому найдем!

Сафат кивнул, давая понять, что услышал сказанное, и двинулся дальше, стараясь идти быстрее и в тоже время осторожно ставить ноги. Минут через двадцать он скрылся в темнеющей наверху расщелине и не показывался еще минут десять. Когда многоликие уже начали терять терпение, из расщелины появились две темных фигурки, которые сразу же начали быстро спускаться вниз. Однако прошло не менее получаса, пока они не подошли к краю осыпи. И тут Вагат увидел, что в левой руке Вотша держит небольшой, почти пустой мешок, на его поясе, точно посредине живота, висит кинжал, а за спинной у него привязан знакомый продолговатый узел. Сафат подошел к ожидавшей их группе и встал рядом с Вагатом, а Вотша остановился метрах в десяти на камнях и оттуда спросил:

– Кто меня разыскивает?..

Однако ему никто не ответил. Вагат удивленно посмотрел на многоликих и увидел, что младший из них смотрит на старшего, явно удивляясь его молчанию, а старший пристально вглядывается в Вотшину фигуру, словно силясь что-то вспомнить. И вдруг он стеганул плеткой по своему сапогу и прорычал:

– А ведь я тебя знаю, изверг!! Ты тот самый извержонок, что бился с нашим княжичем в замке Всеслава, князя восточных волков!!

– Вот как, ты меня помнишь?.. – Совершенно спокойно проговорил Вотша. – Тогда ты должен помнить и то, что меч с двумя голубыми лалами в перекрестье рукояти по праву принадлежит мне!

Ирбис криво ухмыльнулся и снова рыкнул:

– Меч с двумя голубыми камнями в перекрестье рукояти по праву принадлежит сильнейшему, а сильнейший сейчас не ты!!

– А кто?! – С неожиданной усмешкой спросил Вотша.

– Я!!! – Гаркнул ирбис. – И потому ты сейчас отдашь мне меч, а сам пойдешь со мной, чтобы принять ту смерть, которую определит тебе вожак нашей стаи!!!

Вотша положил свой мешок на камни, аккуратно снял со спины сверток, развернул его и достал ножны, в которых покоился меч. Подняв его над головой, он, не повышая голоса, проговорил:

– Вот этот меч. Если ты, оборотень, считаешь, что ты здесь сильнейший, попробуй взять его у меня!

– Ты, вонючий изверг, думаешь, что если одолел нашего княжича шесть лет назад, значит, сейчас можешь одолеть взрослого ирбиса?.. Щенок, я вырежу тебе сердце и съем его сырым!!

Многоликий с располосованным шрамом лицом спрыгнул с лошади и потянул из ножен меч.

Старый ирбис действительно был опытным воином, он не торопился, он не распалялся. Обнажив меч, он бросил ножны в траву и шагнул на камни. Вотша тоже обнажил клинок, отбросил ножны далеко в сторону и дожидался своего противника.

Ирбис приблизился и, не сводя пристального взгляда со своего молодого противника, прорычал:

– Все, изверг, твое время в этом Мире кончилось. Я начинаю отсчитывать последние мгновения твоей жизни. Раз!..

И тут же последовал мгновенный выпад! Острие меча, направленное твердой опытной рукой, метнулось к открытому горлу Вотши, но молодой изверг плавным и в тоже время стремительным движением ушел вправо, одновременно вскидывая свой клинок и отбивая оружие противника влево.

– Два!! – Воскликнул ирбис, и его меч, отброшенный Вотшей, взвился вверх и обрушился на голову изверга. Казалось, у молодого и, конечно же, недостаточно опытного противника ирбиса был единственный выход – подставить свой клинок под рушащийся на него меч, рискуя остаться без оружия, но вместо этого Вотша отпрыгнул назад. Ирбис, гася инерцию клинка, повернул его по размашистой дуге вправо, крутанулся на месте, сделав шаг вперед, и вот уже блестящая, чуть отливающая синевой стальная молния устремилась поперек груди изверга, готовая резать ткань и кожу, крушить ребра.

– Три!!! – На выдохе рыкнул ирбис… Однако в последний момент, когда его гибель казалась неминуемой, Вотша вдруг упал на одно колено, пропуская безжалостную сталь над собой, а затем, вместо того, чтобы снова подняться, бросил свое тело вперед, навстречу ирбису. Тело изверга распрямилось, словно пружина, рука, до того оберегавшая, охранявшая клинок от контактов с чужим оружием, буквально швырнула его навстречу противнику! Ирбис откачнулся назад, пытаясь развернуть свой меч навстречу удару, но инерция клинка оказалась слишком велика, а выпад Вотши невероятно глубоким. Острие вотшиного меча пробило грудь старого ирбиса, пронзило его сердце, и, ударив в левую лопатку, бросило уже мертвое тело на камни!

– Четыре! – Спокойно и громко произнес Вотша, выпрямляясь и опуская свой клинок.

Целую минуту над потрясенным распадком висела тишина! В Мире случилась чудовищная вещь – изверг убил многоликого на поединке – меч против меча, сила против силы, воля против воли! Это было настолько невероятно, что, казалось, сама природа, породившая многоликих, застыла в изумлении! А потом…

Потом раздался чудовищный, звериный рык! Второй изверг прыгнул из седла, в воздухе перевернулся через голову, и на траву посреди разбросанной одежды, рядом со звякнувшим оружием опустился огромный снежный барс. Оглядев застывших вокруг него извергов, он издал еще один оглушающий рык, а затем заговорил, невнятно, шепелявя и прирыкивая. И от этого его речь становилась еще более ужасной:

– Вы все мертвецы!!! Мертвецы ваши матери и жены, соседи и земляки!! Ваши дома – руины, ваш скот – падаль. Долина, в которой стоит ваш айл – каменная пустыня!! Но сначала я вырву кишки тому, кто осмелился поднять руку на многоликого!!!

Одним прыжком он преодолел расстояние, отделявшее его от Вотши, второй прыжок был уже нацелен в грудь ненавистного изверга, но за это короткое время, Вотша успел нагнуться и аккуратно положить свой меч на камни, обмотать левую руку тряпкой, в которой был завернут меч, а в его правой руке матово блеснул короткий кинжал.

На излете второго прыжка ирбиса встретила рука изверга обмотанная грязной, но достаточно плотной тряпкой. Белоснежные клыки снежного барса сомкнулись на этой руке, а восьмидесятикилограммовое тело со всего размаху врезалось в Вотшу. Изверг рухнул на камни, смятый этим чудовищным ударом, но, уже падая, он успел ответить на этот удар ударом. Короткий серебряный клинок блеснул, поймав луч солнца, и вонзился в светло-серый, покрытый темными, круглыми пятнами бок.

Друзья Вотши оцепенев смотрели, как по белым камням осыпи катится огромный клубок двух слитых, перепутанных тел! Вот этот клубок остановился, распался, а затем одно из тел медленно, шатаясь поднялось… и это был… изверг… человек!..

Тишину распадка снова нарушил звериный рык, и это был рык боли и отчаяния, он словно взывал к самой Матери всего сущего, просил… Но он, спустя мгновение, смолк, а изверги, в оцепенении наблюдавшие за схваткой, вдруг обрели способность двигаться. Все семеро бросились к шатающейся фигуре Вотши, а, подбежав, остановились в ужасе и растерянности. В лежавшей метрах в трех от Вотши туше ирбиса зияла огромная дыра, и обугленные края этой дыры медленно расширялись. Звериная плоть как будто растворялась в невидимом, беспощадном пламени, не оставляющем после себя ничего.

И только Вагат не обратил внимания на исчезающую тушу ирбиса, подойдя к Вотше, он обнял его за плечи и тихо спросил:

– Ну, ты как?!

– Все нормально… – Прошептал в ответ Вотша сквозь зубы. – Рука, вот, только…

Левую руку Вотша прижимал к груди, а правой продолжал сжимать свой серебряный кинжал. Вагат осторожно размотал тряпку. Рядом с ними тут же оказался Сафат, он помог стащить с Вотши куртку и, порвав рукав рубашки, обнажил руку. Предплечье было сильно помято, но, по всей видимости, цело.

Вотша, аккуратно вложив абсолютно чистый серебряный клинок в ножны, огляделся. Две лошади стояли рядом за границей осыпи, протягивая морды к свежей зеленой траве под ногами. Рядом с ними в беспорядке валялась одежда, меч в ножнах, сапоги. Невдалеке, на камнях лежало тело многоликого со шрамом на лице, а туша снежного барса уже исчезла без следа.

Ребята, пришедшие с Вотшей в распадок, стояли на почтительном расстоянии от него, и лишь Падур подошел, протянул ему вложенный в ножны меч и коротко выдохнул:

– Вот…

В глазах его стыло немое восхищение.

Вотша слегка поморщился и негромко проговорил:

– Ну, что будем делать, ребята?..

– Заметать следы! – Твердо ответил Вагат. – И готовиться к… драке!

Эти слова, неожиданно сказанные самым старшим из них, как-то вдруг сплотили ребят, смели растерянность и… страх. А кузнец продолжил тем же уверенным тоном.

– Сейчас грузим на лошадей тряпье и тело, Фарух и Ватиз отведут их к Последнему перевалу и… столкнут в пропасть! А все остальные займутся серебром! Нам надо собрать все, что найдем… – Он посмотрел на Вотшу и спросил. – Ты же где-то здесь подобрал тот камень… тот кусок се-броси… ну, серебра?..

– Вон в той расщелине. – Вотша повернулся и указал рукой на ту самую расщелину, из которой его вывел Сафат.

– Значит, за дело, ребята! – Приказал Вагат.

Раскиданная одежда была собрана, увязана в узел и приторочена к седлу одной из лошадей. Труп многоликого был положен на другую лошадь перед седлом, с которого Вагат снял два увесистых мешочка: один с монетами, другой с обломками ферузы – откуп, полученный многоликими от айла Уругум. Затем ребята еще раз тщательно осмотрели место схватки, после чего двое из них сели в седла и тронулись в сторону Последнего перевала, ведшего к княжескому айлу Коготь Ирбиса.

– Для падения выберите самый узкий участок тропы! – Напутствовал Фаруха и Ватиза кузнец. – И постарайтесь не оставить своих следов… Хотя, там сплошной камень.

Ребята повели коней влево, через распадок к дальней седловине, и Вагат долго смотрел им вслед. Когда они скрылись в высоком кустарнике, покрывавшем нижнюю часть распадка, Вагат повернулся к оставшимся извергам.

– Ну, пошли в расщелину, посмотрим, много ли там серебра!

Возглавляемые кузнецом ребята двинулись по осыпи к темнеющей наверху щели.

Ватиз и Фарух вернулись в час Вепря, когда вечер давно уже опустился на землю, а в потемневшем небе зажглись звезды. Над костром, разведенным у самой границы осыпи, висел котелок, а над котелком уже курился пар. Падур, исполнявший обязанности кашевара, помешивал в котелке, а остальные уже держали в руках миски. Как только вернувшиеся из поездки изверги присели к огню и получили по миске, Падур принялся разливать горячее варево. Ели быстро и в глубоком молчании, словно понимая, что впереди предстоит важный разговор. Скоро ужин закончился, и Падур, собрав посуду, хотел, было, идти к недалекому ручью, но Вагат остановил его:

– Подожди, присядь.

Молодой изверг осторожно поставил котелок с посудой на землю и присел к огню. Кузнец обвел внимательными глазами сидевших вокруг костра ребят и заговорил:

– Нам надо решить, что делать дальше. Вы видели, что Бамбарак нашел оружие против многоликих, теперь мы знаем, что они уязвимы. Но что дальше?..

– А что дальше! – Воскликнул самый нетерпеливый из молодых, Рашат. – Вы с Бамбараком наделаете из… этого… из серебра кинжалов, и пусть многоликие попробуют к нам сунуться!!

Вагат покачал головой и усмехнулся:

– Сунутся и очень скоро. Мы, конечно, постарались отвести от себя подозрение, но рано или поздно многоликие придут в Уругум, и придут с оружием! Вот ты, Рашат, выстоишь против многоликого, если он не перекинется ирбисом, а нападет с мечом в руках.

– Ну-у-у… – неуверенно протянул Рашат. – Бамбарак-то вон, справился!..

– Я учился владеть оружием с малолетства почти десять лет. – Негромко сказал Вотша. – И учителя у меня были очень серьезные!

– Это какие же у тебя были учителя?.. – С усмешкой в голосе переспросил Сафат. – Что-то ты мне никогда об этой своей учебе не рассказывал!

Вотша оглядел сидящих около костра ребят и увидел шесть пар глаз, устремленных на него. В каждом из этих глаз отражался блеск огня, и плескалось огромное любопытство.

– Хорошо, я вам расскажу!.. – Проговорил он и, опустив глаза, помолчал, собираясь с мыслями. Ребята ни вздохом не помешали ему сосредоточится. Наконец он снова поднял голову и начал свой недолгий рассказ:

– Я родился на окраине столицы стаи восточных волков Крае. Родителей своих я не знал, жил с дедом Ерохтой, который рассказал мне, что моим прадедом был великий воин стаи восточных волков, многоликий Ват. Но его лишили многоличья, когда еще не родился мой дед, а за что… Но об этом потом. – Вотша незаметно вздохнул и продолжил. – Когда мне было лет пять, меня случайно увидел на улице брат нашего князя Всеслава дважды посвященный волхв Ратмир. Волхв рассказал обо мне князю, и тот велел привезти меня в княжий замок. Там я первый раз увидел… как моего прадеда лишали многоличья, но тогда я ничего не понял, только это видение запало мне в память!..

– Как это ты увидел, как твоего прадеда… – Не сдержался Рашат.

Вотша взглянул на него и улыбнулся.

– Князь посмотрел на меня и хотел сказать свое решение, но его брат, волхв Ратмир, решил сначала узнать, на что я пригоден. Я не знаю, что он со мной сделал, помню только что он положил меня на каменный стол и рядом с моей головой что-то тлело и был сильный дым, а потом я долго проспал. Вот во время этого сна я и видел, как моего прадеда лишали многоличья. После этого… испытания князь оставил меня в замке. Со мною стали заниматься учителя, я изучал счет и письмо, а присматривал за мной многоликий Скал. Он ко мне очень хорошо относился, он меня… любил. И еще Старый, это такой дружинник у князя был, он занимался с молодыми волками фехтованием, потом он и со мной стал заниматься. А еще у князя была дочь, Лада…

Тут Вотша надолго замолчал, словно вспоминал что-то дорогое, чем не мог поделиться даже со своими друзьями. Прошло несколько минут, прежде чем он, наконец, отвлекся от этих воспоминаний и продолжил свой рассказ:

– В замке Края, кстати, жил тогда и ваш княжич, Юсут. Он почему-то невзлюбил меня, может быть, потому что во время нашей первой с ним встречи, когда он хотел заставить меня… «вонючего извержонка», как он меня называл, прыгнуть с замковой стены, а княжна меня защитила. Во всяком случае, когда мы выросли, и я стал пажом нашей княжны…

– Ты стал пажом княжны?!! – Снова не выдержал Рашат. – Да кто же тебя пажом-то сделал?!!

– Сам князь, – пожал плечами Вотша, – по просьбе самой Лады.

Ребята переглянулись и снова уставились на Вотшу, явно ожидая продолжения рассказа.

– Так вот, когда мы выросли, мне было, наверное, лет пятнадцать, к нашему князю съехались в гости несколько вожаков соседних стай. Не знаю, о чем уж они там говорили, но в конце этих гостин князь решил устроить пир, а перед ним турнир мечников. Кто-то из князей, думаю, что это был ваш вожак, Юмыт, предложил перед турниром мечников провести турнир княжичей, которые воспитывались в Крае у нашего князя. В общем, на следующий день на ристалищное поле вышло три пары княжичей, хотя с самого начала было ясно, что победит Юсут, он был и самым старшим, и лучше других владел оружием. Так оно и получилось. Только, когда пришло время награждать победителя, княжна Лада, а она была первой дамой этого турнира, выставила своего бойца. Это был я. Оказывается, она видела, как я занимался со Старым. Мне пришлось выйти на поединок с Юсутом. Он, конечно, считал, что легко справится с «вонючим извержонком», однако мне удалось победить. Вот тогда-то я и получил из рук княжны этот меч.

Вотша погладил лежащие рядом с ним ножны.

Судя по лицам сидящих у костра ребят, вопросов у них было много, но никто ничего не успел спросить – заговорил Вагат:

– Прошлой осенью, когда мы с Бамбараком перешли Гвардский перевал, на нас наткнулся княжич Юсут. Он узнал Бамбарака! Я сам видел, как он отдал этот меч Бамбараку, и заставил его принять бой, а сам перекинулся ирбисом. У Бамбарака не было ни одного шанса, хотя он, действительно, очень неплохо владеет мечом. В общем, я считал, что мой подручный уже погиб, когда он, выпустив из рук ненужный меч, вдруг ткнул ирбиса своим серебряным кинжалом и… убил его! В общем, произошло то же самое, что вы видели сегодня днем. Я, признаться, не слишком верил в это… серебро, думал, что это какая-то случайность, но сегодня убедился, что этот металл действительно смертелен для многогранных. Сейчас у нас есть два пути: мы можем попросить Бамбарака покинуть наш айл, наши горы, и он, наверное, выполнит нашу просьбу. В этом случае, когда многоликие придут в наш айл в поисках своих пропавших сородичей, мы сможем все свалить на Бамбарака и надеяться, что нас пощадят… Или мы заберем все серебро, которое сумели сегодня найти, наделаем из него оружия, а Бамбарак станет учить нас владению мечом, чтобы мы имели возможность хоть как-то противостоять многоликим, когда они будут в человеческом облике. Главное, что их звериное обличье, самое опасное для нас до сегодняшнего дня, теперь нам не страшно! Вот и решайте!!

– Да что тут решать! – Немедленно откликнулся Рашат. – Пусть нас Бамбарак учит, а там посмотрим. Может еще никто и не придет в наш айл, может, многоликие решат, что с этими двумя просто несчастный случай произошел!

– Если Бамбарак уйдет, то я уйду вместе с ним! – Твердо заявил Падур и даже пересел поближе к Вотше.

Ватиз и Фарух переглянулись и в один голос заявили:

– Мы тоже уйдем с Бамбараком!

– Я сделаю так, как скажет дядя… – Негромко проговорил Сафат и посмотрел на Вагата.

Все повернулись к молчащему Изамату. Самый младший из извергов сидел, опустив голову, и ковырял землю коротким обломком ветки.

– Ну, что скажешь, Изамат?.. – Поторопил парня кузнец.

Тот поднял голову, оглядел сидящих вокруг костра ребят и вздохнул:

– Вы представляете, как нас мало?..

На лицах ребят отобразилось недоумение, но Вагат спокойно ответил:

– Да, нас мало. Но любое дело начинается с малого…

– Какое дело! – Лицо Изамата как-то жалко скривилось. – Если бы Бамбарак меч многоликому отдал, никакого дела и не было бы!

– Ты считаешь, что нас всех просто отпустили бы?.. – Чуть насторожившись, переспросил Вагат.

– Нас-то точно отпустили бы! – Запальчиво ответил Изамат. – Да и с вами ничего страшного не случилось бы! Съездили бы в Коготь Ирбиса, сказали бы вожаку, что меч нашли на перевале, и все!

– Ты знаешь кого-нибудь из извергов, кто побывал в Когте Ирбиса и вернулся?! – Голос кузнеца стал жестким.

Изамат размахнулся и швырнул обломок ветки в темноту.

– А теперь из-за вас двоих всему айлу пропадать?! Зачем вы этот меч взяли?! – Голос паренька срывался в фальцет, сочился растерянностью и страхом. – Еще и княжича убили!

Тут он вскочил на ноги и повернулся к Вотше:

– Зачем ты к нам пришел?!! Сидел бы в своем Крае или где ты там жил! Нет, надо было к нам притащиться!! А теперь что с нами станется?! Перережут нас ирбисы, а айл сожгут и в долине нашей извергам запретят селиться!!

Он снова рухнул на землю и спрятал лицо в сомкнутых ладонях.

Над догорающим костерком повисла тягостная тишина. Казалось, никто не сможет нарушить ее, ничто не сможет пробить, разорвать ее тяжелый, давящий покров. И тут раздался чуть дрожащий голос Падура:

– Изамату страшно… Мне тоже страшно, и кому не будет страшно встать против многоликого. Я думаю, Бамбараку на ристалище в Крае тоже было страшно, но он же встал! Значит, этот страх… любой страх можно… превозмочь! Подумай, Изамат – мы должны были жить с этим страхом всю жизнь, жить всю жизнь, зная, что в любой момент придет многоликий и лишит тебя жизни или изуродует ее! А сейчас у нас появилась надежда убрать этот страх из своей жизни и из жизни нашего айла, из жизни нашей земли! Так разве это не стоит того, чтобы попробовать превозмочь страх?!!

Изамат поднял лицо и, не отрывая глаз, смотрел на говорившего парня, а когда тот закончил, вздохнул и словно бы через силу произнес:

– Ладно, делайте, что хотите, я никому, ничего не скажу. Но сам я, ни стали, ни серебра вашего в руки не возьму!

И снова над тлеющими углями воцарилось молчание. Спустя несколько минут Вагат вздохнул и как-то устало проговорил:

– Ладно, давайте-ка спать ложиться…

Утром проснулись рано, и сразу засобирались домой. Собранное серебро разложили в семь мешков, так что груз для каждого оказался не слишком велик. Вышли в путь в самом начале часа Жаворонка, и поначалу шагали молча. Затем как-то ребята сами собой образовали пары и начали негромко переговариваться. Сафат все приставал к Вотше с просьбой рассказать поподробнее о его жизни в Крае, Ватиз и Фарух принялись обсуждать достоинства соседских девчонок, только Изамат, шедший впереди, и Вагат, замыкавший процессию, молчали. Молодой изверг шагал быстро, озираясь по сторонам, словно чувствуя на себе чей-то чужой взгляд, а кузнец шел, глубоко задумавшись, не обращая внимания на окружающее. И думы его были невеселы:

«Сафар, Падур, Рашат… – мальчишки… Они или отважны до безрассудства, или трусливы до… безрассудства, и от этой отваги и трусости они готовы на все! Бамбарак другой, он, похоже, уже давно готов к схватке с многоликими, не случайно именно ему открылась тайна серебра – я-то вот знал об этом металле, но знал только то, что он ни на что не годен, а Бамбарак!.. Поневоле поверишь, что его по жизни ведет сама Мать всего сущего! Хотя… она должна покровительствовать многоликим, они – ее дети!.. Но Бамбарак, действительно, может научить ребят драться, повести их за собой!.. А я?.. Я, ведь, уже не молод, у меня жена, двое детей, у меня… ремесло и место среди извергов! Что я делаю в этой компании юнцов?! Да, конечно, Бамбарак дважды спас мне жизнь – тогда, на перевале и сегодня, убив двух многоликих, и все-таки… Если я сейчас отойду в сторону, меня никто, даже сам Бамбарак не осудит, как раз он-то поймет меня лучше других. Но могу ли я… отойти в сторону?! Я сам, не осужу ли себя за это строже кого бы то ни было?!»

Он поднял голову и посмотрел вперед. Изамат ушел довольно далеко вперед, он словно хотел как можно быстрее добраться до дома, чтобы поставить между собой и своими друзьями других жителей айла, он, видимо, считал, что во вчерашнем споре на его сторону встало бы большинство односельчан. Ватиз и Фарух, Рашат и Падур о чем-то оживленно беседовали, а вот Сафат молча и очень внимательно слушал Вотшу, который что-то убедительно ему доказывал.

«Так что же мне делать?.. И возможно ли просто отойти в сторону?! Ведь за оружием они придут ко мне – дать им его, значит уже встать с ними рядом, не дать… Они и сами могут взять, а я при этом в стороне все равно не останусь! Так что – выходит, у меня нет выбора?!!»

И вдруг он испытал странное облегчение – выбора не было, а, значит, и раздумывать было не о чем, сомневаться не в чем! И тут же в голову пришла другая мысль:

«У меня двое детей, и я хочу, чтобы они были счастливы! Но смогут ли они стать счастливыми, если всю жизнь их будет преследовать страх, страх за свою жизнь, страх за жизнь близких, страх потерять свое достояние, страх, страх, страх… Конечно, человек привыкает ко всему, живем же мы в постоянном страхе, в бесконечной обреченности, но можем ли мы считать себя счастливыми?! Или наше счастье заключается в том, чтобы думать, будто наша жизнь лучше, чем у сайгов или тигров?! Значит, если имеется возможность уничтожить этот страх, эту обреченность в жизни моих детей, я должен попытаться воспользоваться этой возможностью, несмотря на риск… Да и что для меня этот риск, когда я и так рискую каждый день, каждую минуту. Не далее, как вчера к дверям моей кузницы подошли двое многоликих, и я пошел с ними на верную гибель, пошел, не возражая, не сопротивляясь, как баран на бойню!! Так чего же мне бояться, если я ничего не теряю, разве что несколько лет невозможной, бесправной жизни, а приобрести могу… целый Мир!..»

– Вагат!.. – перебил его мысли голос Вотши. Кузнец поднял голову и увидел, что его подручный уже шагает рядом с ним, а остальные ребята догнали Изамата, окружили его и о чем-то с ним беседуют.

– Нам понадобится с десяток деревянных мечей, утяжеленных металлом. Ты сможешь мне помочь их изготовить?

– А может быть, сделать сразу боевое оружие? – Предложил Вагат. – Будем сразу учиться владеть тем, что необходимо в настоящем бою. Конечно, придется подумать о защите во время занятий, но это дело решаемое.

– Может быть, ты и прав… – Согласился Вотша. – И еще надо подобрать место, где можно будет заниматься, так чтобы было не слишком далеко от айла, и не на глазах у соседей.

– И место такое есть – только сверху разглядеть можно, чем мы там заниматься будем. Только, знаешь, жить надо будет так, как будто ничего не произошло… До поры до времени.

Вотша улыбнулся, а Вагат, увидев эту улыбку, строго заметил:

– И нечего смеяться, дело мы затеваем серьезное…

Вотша кивнул и согласился:

– Серьезное!..

Но улыбка так и не сошла с его губ.

В Уругум они вернулись, когда заканчивался час Змеи. Собранное серебро было спрятано в кузнице, и ребята разошлись по домам.

Спустя два дня Вотша начал заниматься с ребятами фехтованием. Вагат подобрал для каждого его ученика оружие по руке – меч и небольшой круглый щит, он же отвел Вотшу в рощу, располагавшуюся совсем недалеко от айла. В этой роще он показал небольшую абсолютно ровную поляну, выстланную короткой жесткой травой и окруженную со всех сторон высокими кустами бузины, оплетенными густыми побегами вьюнка. Жители Уругума редко ходили в эту рощу, называя ее проклятой. Ребята вкопали на краю поляны два столба и установили вертушку – короткий чурбан, вращающийся на оси с поперечной перекладиной, на концах которой были укреплены палки, изображающие мечи, и превратили эту поляну в ристалище.

Рано утром и ближе к заходу солнца Вотша и пятеро молодых уругумцев собирались на этой поляне, иногда вместе с ними сюда приходил Вагат, но он просто смотрел на то, что делали ребята, Заниматься вместе с ними он не желал, да и времени у него для этого не было. Весь день с самого раннего утра до позднего вечера он проводил в кузнице, работая с собранным серебром. Вотша как-то раз сунулся в кузницу с предложением помочь, но Вагат протянул ему три уже готовых кинжала, очень похожих на те, что сработал сам Вотша для Сафата и Падура, со словами:

– Вот. Это отдашь Рашату, Ватизу и Фаруху, пусть у твоей пятерки будут одинаковые клинки. А с остальным серебром я еще поработаю.

Жизнь в айле Уругум, вроде бы текла своим чередом, никто не обращал внимания на шестерых ребят, каждый день отправлявшихся в проклятую рощу, зато кузнец и пятеро его молодых друзей жили в постоянном напряжении. Первой их мыслью, когда они просыпались утром, было: «Сегодня в айл заявятся многоликие с розыском!», однако, день шел за днем, прошло две недели, а никто из многоликих в Уругуме не появлялся. Зато жена, дочь и двое ближних слуг обменщика Орка уехали из айла. Старосте было сказано, что они отправились к сестре Орка в Сабартай. А еще через два дня Орк и сам покинул Уругум, заперев дом и разогнав ненужных слуг.

К тому времени в проклятую рощу вместе с Вотшей ходили уже двенадцать человек. Семеро парней с дальнего конца Уругума, потолковав с Ватизом и Фарухом и разузнав, чем занимается там с ребятами пришлый изверг, пришли к кузнецу и попросили принять их в отряд. Они так и сказали – отряд, и тогда Вотша, присутствовавший при этом разговоре, улыбнувшись, согласился:

– Пусть будет отряд!

Вожаком этого отряда без обсуждений и споров был признан Вагиз, но он по-прежнему редко бывал в роще и не брал в руки оружия, пропадая целыми днями в кузнице. Как-то вечером, когда Вотша вернулся из рощи, кузнец позвал его в мастерскую и показал свое новое изделие. Это было копье метра два длиной с недлинным, плоским, матово отсвечивающим, похожим на лист наконечником. Вотша взялся за древко, наклонил его, так чтобы приблизить клинок к глазам, и сразу понял, что он был не отполирован, а покрыт тонким слоем серебра!

– А теперь представь, что перед тобой стоит ирбис! – быстро проговорил Вагат.

Вотша мгновенно перехватил древко за середину и выставил насаженный на него кинжал вперед. Чисто оструганная, чуть шероховатая древесина ладно легла в ладони. Вотша повел древком из стороны в сторону, вверх-вниз, матово отсвечивающий наконечник послушно устремлялся в нужном направлении! Да, это оружие давало огромные преимущества в бою против многоликого в облике зверя, но им надо было еще научиться пользоваться!

– Понимаешь, – говорил между тем кузнец, – я дважды видел, как ты дрался с ирбисами, и каждый раз тебе приходилось рисковать жизнью! Конечно, серебряный кинжал хорош, но только тогда, когда ты совсем рядом с противником, а это очень опасно! Вот я и решил сделать оружие, которым можно действовать на расстоянии! У меня таких копий двенадцать штук!

Вотша аккуратно прислонил копье к верстаку и задумчиво проговорил:

– Отлично!.. Но вот что мы будем делать, если многоликий перекинется птицей?..

– Вообще-то, такое оружие есть… – Вдруг перешел на шепот кузнец. – Только оно… запрещено!..

– Кем запрещено?.. – Удивился Вотша, невольно понижая голос.

– Многоликими… – Прошептал Вагат и посмотрел в открытые ворота кузницы. – Мой учитель рассказывал мне, что еще его отец сделал оружие, способное метать на очень большое расстояние маленькие ножи! Но многоликие, которым он показал это оружие, запретили ему делать его… а вскорости отец погиб… сорвался со скалы.

– Он тебе говорил, как оно было устроено?..

– У меня даже есть чертеж!..

Вотша пристально посмотрел в глаза Вагата, и тот кивнул:

– Сделаю!!

Однако сделать он ничего не успел!..

Через неделю после этого разговора как обычно, рано утром Вотша увел свой отряд на занятия. В этот раз ребята отрабатывали действия в тройке. Вотша, помня наставления своего учителя – волка по имени Старый, твердил, что поскольку выучка у них еще слабая, им придется атаковать опытного бойца группой. Но группа должна быть не более трех человек, чтобы не мешать друг другу, и действовать эти трое должны очень слаженно. В то время как трое новичков пытались достать мечами оборонявшегося Вотшу, еще одна тройка атаковала тренировочный чурбан, а еще шестеро, вооружившись копьями, учились действовать шеренгой вшестером. Занятия были в самом разгаре, когда на поляну выскочил растрепанный Изамат и истошно заорал:

– Бамбарак, многоликие жгут айл и убивают людей!!!

На секунду все застыли, парализованные ужасом, но через мгновение Вотша оказался рядом с мальчишкой, схватил его за руку и, стараясь сохранять спокойствие, потребовал:

– Спокойно!! Рассказывай, в чем дело!

Остальные ребята сгрудились вокруг, Изамат всхлипнул, но, чуть успокоившись, начал торопливо рассказывать:

– Около часа назад в айл въехали шестеро многоликих, а с ними Орк и один из его слуг. Привязав лошадей у дома обменщика, трое многоликих отправились к кузнецу, а остальные в дом старосты. Через десять минут все население айла было согнано на площадь у дома старосты, туда же привели уже связанного Вагата. Сам Изамат в это время находился на чердаке, так что когда его родителей и сестер выгоняли из дома, он сумел спрятаться. Он видел из чердачного окошка, как избитого кузнеца привязали к дереву, что росло около дома старосты. Один из многоликих хлестал кузнеца плетью и явно требовал от него чего-то, но чего именно Изамат не понял. Это истязание продолжалось минут пятнадцать, после чего трое многоликих обернулись ирбисами и принялись ходить вокруг столпившихся на площади извергов, словно выбирая себе добычу. А двое многоликих, оставшиеся в человеческом облике, отправились на околицы айла. И, спустя несколько минут, крайние дома селения и кузница запылали! В толпе начались крики, и тогда ирбисы бросились на кричавших людей и начали их рвать. Тот многоликий, что хлестал плетью Вагата, начал бить его кнутовищем по лицу и тыкать плетью в толпу, что-то крича в разбитое лицо кузнеца. Именно в этот момент Изамат понял, кого ищут многоликие, выбрался из дома и, пробравшись огородом до кустов, огораживающих их усадьбу, бросился в проклятую рощу.

– Ты должен вернуться в айл и спасти наших людей!! – Вопил Изамат, размазывая по лицу грязные слезы. – Если ты сдашься, если ты отдашь им этот проклятый меч, они оставят нас в покое, они не будут уничтожать Уругум!!!

Вотша размышлял не более минуты, а потом покачал головой:

– Нет! Они не оставят вас в покое, даже если мы все сдадимся! Мы должны драться!!

И тут окружавшие его ребята загудели.

Вотша быстро оглядел их – все двенадцать были полностью вооружены, он поднял руку, и гул мгновенно стих.

– Действовать будем так. Шесть человек вместе со мной атакуют многоликих. Драться будем, как учились – я беру на себя одного многоликого, вы, тройками, атакуете двух других. Вы, – он повернулся к ребятам, державшим в руках копья с посеребренными наконечниками, – принимаете бой с тремя ирбисами. Помните, перед вами зверь, сильный, опасный, но самый обычный зверь!! И этого зверя достаточно просто уколоть копьем, если кто-то из этих зверей сможет прорваться через копья, беритесь за кинжалы. Они не знают о том, что серебро для них смерть, так что внезапность на нашей стороне! Пошли!!!

Вотша развернулся и бегом бросился из рощи.

До айла было чуть более километра. Когда ребята выбежали из-под деревьев на полого спускающийся к Уругуму луг, они сразу увидели, что несколько домов на окраине айла пылает. В сердце у Вотши похолодело, он вдруг понял, что подсознательно надеялся, что рассказ Изамата, просто истерика, просто какая-то невероятная ошибка, какое-то наваждение, посетившего трусоватого парня. Но теперь ему стало ясно, что именно сейчас наступил момент истины, именно сегодняшний день покажет, смогут ли изверги, если не победить, то хотя бы на равных сражаться с непобедимыми прежде многоликими!

Айл пылал, однако Вотша, преодолевая свое желание мчаться сломя голову, бежал широким, спокойным, размеренным шагом, а когда кто-то из ребят попробовал его обогнать, он сурово крикнул:

– Осади!!! Собьешь дыхание, не сможешь держать оружие!!

Больше никто не пытался его обогнать, Вотша с удовлетворением слышал позади мерный, ровный топот обутых в легкие сапоги ног. Через десять минут они были на улице Уругума и, не снижая скорости, понеслись к дому старосты, стоявшему в центре села. Именно там бурлила, стенала, корчилась темная толпа, а скоро они различили и три светло серые тени, мелькавшие среди толпящихся извергов.

Но и их уже заметили. Одна из этих жутких теней отделилась от толпы и неторопливо потрусила в их сторону. Впрочем, заметивший их ирбис не стал слишком далеко удаляться от своих товарищей, выдвинувшись шагов на шесть, он остановился и присел на задние лапы, словно готовясь к прыжку.

Вотша крикнул на ходу:

– Я в обход к Вагату! Шеренга с копьями вперед, тройки мечников по бокам!

Не проверяя, как выполнен его приказ, он свернул в сторону, мимо горящего дома, по огородам к дому старосты.

Ребята, между тем, мгновенно выполнили приказ своего наставника. В середине улицы возникла шеренга из шести человек с копьями в руках, а две тройки мечников сместились на фланги этой шеренги и на шаг отстали от нее.

Ирбис, поджидавший их на дороге, быстро обернулся назад, и в следующее мгновение по обе стороны от него возникли еще два светло-серых зверя. Ирбисы перегородили улицу, а толпа позади них замерла, изумленно глядя на бегущих по улице вооруженных ребят.

Шагах в пятнадцати от стоящих поперек улицы зверей шеренга перешла с бега на небыстрый шаг и, приблизившись еще на пяток шагов, копья, посверкивающие широкими наконечниками, разом, словно по команде, рухнули вниз, нацеливаясь на замерших зверей.

Ощетинившаяся шеренга медленно приближалась к замершим ирбисам, приближалась спокойно и, казалось, уверенно, но звери, видимо, ощущали, что изверги, выбросившие им навстречу свое смешное оружие, просто переполнены страхом. Что по мере приближения к всемогущим повелителям этого мира, страх извергов перерастает в жуткий, иррациональный ужас, что достаточно какой-нибудь мелочи, какого-нибудь резкого движения или даже просто звука, чтобы этот ужас накрыл молодых извергов с головой, заставил их бросить свои смешные палки, погнал их прочь, назад!! И тогда!..

Изверги с нацеленными на ирбисов копьями приблизились почти вплотную, и в этот момент самый крупный из зверей, стоявший в центре, раскрыл свою чудовищную, украшенную белоснежными клыками пасть и рявкнул во весь голос. На мгновение шеренга замерла… Казалось вот сейчас она распадется на отдельные фигурки, которые, побросав свое никчемное оружие, бросятся наутек!..

Но вместо этого стоявший в центре шеренги Сафат вдруг сделал резкий выпад и вонзил наконечник своего копья прямо в разверстую пасть ирбиса!!

Это короткое движение было настолько неожиданным, что все: и изверги стоявшие в шеренге, и ирбисы, спокойно дожидавшиеся развязки и жители айла, испуганно толпившиеся позади многоликих, замерли. А в следующий момент над Уругумом поплыл заунывный, до краев наполненный смертной тоской вой!!

Сафат выдернул из пасти ирбиса свое копье, и в следующую секунду огромный зверь повалился набок, суча здоровенными лапами в сухой дорожной пыли, бороздя эту податливую, текучую пыль мощными, стальной твердости, когтями!

Рана, нанесенная в пасть, была невидна, поэтому никто не мог понять, что произошло, почему могучий, казавшийся… нет, не казавшийся – бывший до сей поры, неуязвимым зверь, вдруг рухнул в смертельных конвульсиях?!

Два, стоявших по бокам ирбиса явно растерялись. Вместо того чтобы атаковать этих, видимо, обезумевших извергов, они уставились на своего корчащегося товарища, и это стало их концом. В следующую секунду, в каждого из замерших зверей вонзилось по два матово поблескивающий лезвия, и на их светло-серых шкурах сначала расцвели алые кровавые пятна, а затем вспыхнул невидимый огонь, принявшийся пожирать неуязвимые для земного оружия тела!

Все, что смогли сделать страшные хозяева окрестных гор, это жалобно взвыть, последним, смертным воем!!

Вотша в этот момент как раз выскочил из-за дома старосты к тому самому дереву, у которого был привязан Вагат. Кузнец, по-видимому, уже потерял сознание, его тело, удерживаемое веревками, обвисло, темная, кучерявая голова упала на грудь, он уже не чувствовал ударов. Но многоликий, стоявший рядом, продолжал бить его рукояткой своей плети, насмешливо приговаривая при этом:

– …Вот так мы учим тех, кто забывает о покорности, кто посягает на имущество своих хозяев, кто мнит себя умным и сильным! И учим мы таких до тех пор, пока наука не дойдет до их мозгов, до их кишок, до их костей! Учим мы их до смерти!..

Вокруг дерева широким полукругом стояли уругумцы. Лица их были бледны, женщины не прятали залитых слезами лиц, дети с широко открытыми глазами, замерли, ухватившись ручонками за юбки матерей. Этот урок давался для них всех, эта наука должна была впитываться ими с самого детства и в течение всей их жизни, этот горький опыт должен был передаваться ими из поколение в поколение!!

Но неожиданно многоликий понял, что покорные его воле изверги, всем своим существом впитывавшие даваемый им урок, вдруг отвлеклись. Они стали невнимательны, их что-то оторвало от познания абсолютной истины, изрекаемой им! Он хотел обернуться, но его опередил напряженный, чуть хрипловатый голос:

– Легко учить беззащитных?! Легко унижать тех, кто слабее тебя?!!

Многоликий круто повернулся и увидел в пяти шагах от себя молодого белокурого парня с узким длинным мечом в руке. С перекрестья рукояти прямо в глаза ирбиса брызнул резкий голубой блик, и он сразу понял, что за клинок держит парень. И самого парня он узнал.

– А-а-а… Будущий мастер?! Я смотрю, ты себя и в фехтовании мастером считаешь?! Думаешь, если разжился красивым оружием, то уже и мастер, и никто тебе не помеха?! Ну что ж, – многоликий оскалился с едкой усмешке, – придется и тебя поучить! Поучить самим тобою выбранным способом!..

В его руке словно из воздуха возник клинок, а освобожденный ножны полетели в сторону. В следующее мгновение многоликий прыгнул вперед, нанося косой рубящий удар! Он ожидал какой-нибудь корявой отмашки изверга, впервые взявшего в руки оружие, но тот спокойным, плавным движением переместился чуть влево, пропуская мимо себя несущееся на него тело многоликого, и косым тычком перекрестья своего меча откинул рушащийся на него клинок в сторону. И как только ирбис проскочил мимо него, странный изверг послал ему вслед острие своего меча. Многоликий успел увернуться, упав на одно колено и тут же отскочив в сторону. Противник оказался неожиданно опасным! Ирбис пошел вокруг настороженно ожидавшего его новой атаки противника, быстро соображая, где он допустил ошибку, позволившую его противнику уйти от удара… Но ошибки не было!..

Вотша внимательно следил за перемещением многоликого, сам он атаковать не хотел, атакующий потенциал ирбиса он уже себе представлял, а вот каков тот в защите было пока неясно. Пяток секунд ирбис медленно, осторожно ступая по пыльной выбитой земле, перемещался влево, и вдруг его глаза вспыхнули. Вотша понял, что сейчас последует новая атака, и не ошибся, Многоликий прыгнул вперед, нанося на этот раз колющий удар, но вотшин клинок принял лезвие атакующего меча на голомень, отвел его в сторону, а затем, вывернувшись змеей, скользнул вдоль атакующей руки, устремляя острие многоликому в живот.

И снова тот успел отскочить в сторону, но по его руке побежала быстрая горячая кровь, а взрезанный рукав рубахи начал быстро набухать красным. Глаза многоликого скользнули к раненой руке, и он чуть было не пропустил неожиданную атаку изверга, который вдруг отказался от оборонительнойтактики и перешел в нападение. Едва ирбис выпрямился после отскока, как изверг оказался на расстоянии удара и его клинок, описав короткую дугу, обрушился на правое плечо многоликого. Тот чуть отклонился и выбросил ему навстречу свой меч…

И в этот момент над площадью взметнулся истошный вопль:

– Убили!!! Ирбиса убили!!!

Этот вопль был настолько неожиданным, настолько невероятным, что многоликий невольно повернул голову в его направлении, и Вотша, уловив это движение, мгновенно, крошечным движением руки, изменил направление удара. Скользнув чуть ниже выброшенного вверх лезвия, меч Вотши обрушился на грудную клетку многоликого справа. Раздался хруст разрубаемых ребер и грудины. Многоликий перевел изумленный взгляд на своего противника, затем скосил глаза на выскакивающий из его тела клинок, пальцы его разжались, выпуская ставший невыносимо тяжелым меч. Мгновение он еще стоял на подгибающихся ногах, а затем глаза его закатились, и тело рухнуло в дорожную пыль, окрашивая ее пепел в темный, почти черный цвет!

Пару секунд Вотша смотрел на поверженного противника, словно желая убедиться в его гибели, а затем развернулся и бросился между расступившимися уругумцами вдоль улицы, в ту сторону, откуда раздался крик.

Впрочем, бежать далеко ему не пришлось, толпа перед ним продолжала расступаться, пока уругумцы не открыли ему всю улицу. Прямо посредине пыльной дороги, вертясь юлой, многоликий отбивался от трех нападавших на него извергов. Видно было, что все трое совсем недавно взяли в руки оружие – орудовали мечами они весьма коряво, но в их действиях была некая слаженность и готовность прикрыть друг друга. Чуть в стороне в пыли корчился еще один многоликий, голова у него была залита кровью, меч валялся рядом, а судорожные движения рук и ног были похожи на предсмертные конвульсии. Один из извергов стоял над корчащимся многоликим и, не то наблюдал за его концом, не то собирался, но не решался его добить. Еще двое извергов двигались рядом со сражающейся четверкой, но не вмешивались в происходящее, хотя было ясно, что оба, при необходимости, готовы сменить любого из атаковавших ирбиса товарищей. Еще один из извергов, вооруженный копьем, тоже внимательно наблюдал за схваткой, держа свое оружие наготове, но улучить момент для удара ему никак не удавалось.

«Ребята хорошо усвоили мои уроки! – С неожиданным удовлетворением подумал Вотша, и тут же новая мысль пришла ему в голову. – А куда делись те, кто повернулся к Миру родовой гранью?!»

Ни одного ирбиса не было видно, правда, дальний конец улицы был закрыт пыльным облаком, поднятым сражающимися.

В этот момент удачная отмашка ирбиса задела одного из извергов, и тот со стоном опустился на колено. Многоликий мгновенно развернулся к другому нападавшему, готовясь нанести новый удар. Но на месте раненого тут же появился новый боец, который не замедлил ткнуть своим клинком в бок чуть развернувшегося ирбиса. Тычок получился не слишком уверенным, но острие меча нашло тело, и теперь уже многоликий вскрикнул и сдавленно застонал.

Вотша, на мгновение остановившийся, чтобы понять ход разворачивающейся схватки, снова бросился вперед, но в этот момент многоликий, видимо, понял, что ему одному не справиться с тремя, пусть и не слишком умелыми бойцами. Яростно вскрикнув, он крутанулся на месте, описав мечом широкий круг, и извергам пришлось отскочить назад. В тот же момент многоликий подпрыгнул высоко вверх. Изверги, видимо, от неожиданности еще больше отпрянули, но ирбис и не думал атаковать. Вместо этого в самой высокой точке своего прыжка он перевернулся через голову. Перед глазами застывших извергов на месте повисшего в прыжке человека возникло расплывчатое, туманное облако, из которого посыпалась одежда, пара сапог и оружие, а затем из исчезающего облака вырвалась большая темная птица!.. Холзан!!

Огромная птица, оттолкнувшись от воздуха двухметровыми крыльями, начала быстро набирать высоту, уходя в сторону солнца. Спустя минуту она превратилась в крошечную точку. Вотша оторвал, наконец, взгляд от удаляющейся птицы и посмотрел назад. Около дерева, к которому был привязан Вагат, уже суетилось несколько женщин, среди которых он узнал и жену кузнеца.

Белокурый изверг хотел направиться к ним, но в этот момент за его спиной снова раздался крик. Он обернулся и увидел, что несколько уругумцев тащат какой-то огромный, темный, неопрятного вида узел. Остановившись в нескольких шагах от светловолосого изверга, они бросили этот узел на землю и принялись пинать его ногами, а узел вдруг зашевелился, растянулся и попытался ползти прочь от своих мучителей. И тут Вотша понял, что перед ним, избитый, оборванный, со всклоченными волосами и исцарапанным лицом… Орк!!

Разъяренный старик, в котором Вотша с трудом узнал всегда ровного и доброжелательного старосту Самура, пнул ползущего в пыли обменщика и заорал визгливым, срывающимся голосом:

– Это он привел в наш айл многоликих!! Он донес на кузнеца, будто бы тот украл какой-то меч!! И все потому, что Вагат внес за земляков откуп, не позволил этой твари закабалить своих односельчан!!!

Орк, между тем собрался с силами и, приподнявшись на четвереньки, завыл каким-то утробным хриплым голосом:

– Глупцы!!! Глупцы, что вы наделали!! Вы позволили этим малолетним дуракам убит многоликих!!! Разве вы не понимаете, что с вами сделает вожак Юмыт, когда узнает о вашем преступлении!! Вы будете молить о смерти, как о благостном окончании ваших мук!! Вы проклянете себя за то, что выпустили в этот Мир своих детей, когда увидите каким пыткам подвергнет их вожак ирбисов!!! Вы будете пить собственную кровь и заедать ее собственными внутренностями!..

Уругумцы, окружавшие обменщика, в ужасе отпрянули в разные сторону, но Вотша шагнул вперед и рявкнул, перебивая толстого обменщика:

– А тебе-то это откуда известно?!!

Орк застыл на месте, растопырив руки и ноги и чуть покачиваясь из стороны в сторону, а затем медленно поднял голову. На его залитом кровью лице были написаны жгучая ненависть и страх! С минуту он рассматривал стоящего перед ним изверга мутными, чуть косящими глазами, явно не понимая, кто перед ним, а затем в этих мутных глазах отразилось узнавание.

– А-а-а… Это ты, светловолосый изверг!.. Как только ты появился в нашем айле, я сразу понял, что ты принес нам горе и гибель!! Я сразу понял, это ты…

– Нет, это ты принес Уругуму горе и гибель!! – Снова перебил его Вотша. – Это ты привел сюда многоликих, чтобы они мучили людей и жгли их дома, чтобы грабили и убивали! Это твоя алчность подсказала тебе, как уничтожить человека, бескорыстно помогшего своим односельчанам, как заставить всех своих земляков, работать на тебя, вернее, на нее, на твою алчность! Но теперь конец, теперь ты ответишь за все свои дела, и никакие многоликие не помогут тебе!!

Вотша оглянулся. Его ребята из его отряда стояли позади него, внимательно слушая разговор.

– Ватиз и Фарух, свяжите ему руки и заприте в сарай на его усадьбе! – Скомандовал Вотша и, повернувшись к толпе, громко объявил. – Завтра его будет судить общий сход. Вы сами решите его судьбу!

Затем он отыскал глазами старосту, стоявшего рядом с калиткой своей усадьбы, и направился к нему. Ватиз и Фарух двинулись, было, к продолжавшему стоять на четвереньках Орку, но в это время в спину обменщика с глухим стуком ударил первый камень! Ребята остановились, как вкопанные, а камни посыпались градом – окружавшие обменщика уругумцы молча с каким-то отчаянным остервенением швыряли их в ненавистную тушу предателя. Через минуту Орк упал, руки и ноги его несколько раз дернулись, после чего он затих. Голова его была разбита, мозг серовато-грязной кашицей пятнал дорожную пыль, а камни продолжали лететь в неподвижное, в мертвое тело!

Вотша подошел к молча наблюдавшему за своими односельчанами старосте, и устало сказал:

– Почтенный Самур, нам, наверное, нужно собраться где-то, чтобы решить, что делать дальше…

Старик поднял глаза на светловолосого изверга, кивнул и, пожевав губами, проговорил:

– Можно собраться у меня, мой дом уцелел, но надо знать, сколько человек ты хочешь пригласить для этого разговора.

Вотша на секунду задумался, а затем неуверенно пожал плечами:

– Вообще-то, надо было бы позвать весь отряд – его наше решение будет касаться, прежде всего, вот только сможем ли мы все разместиться?..

– А если в саду?.. – Тут же предложил староста. – Там места вполне хватит для всех, а подслушивать нас все равно некому!

– Годится! – Согласился Вотша. – Значит, мы соберемся в твоем саду… – Он сделал выжидающую паузу, и Самур закончил фразу:

– Подходите к часу Медведя!

Вотша кивнул и снова повернулся к своим ребятам:

– Сафат, рассказывай, как у вас все получилось?..

Племянник кузнеца шагнул вперед и пожал плечами:

– Ирбисов прикончили быстро – они, по-моему, никакого страха при виде нас не испытывали, никакой опасности не чувствовали и так до конца ничего не поняли. А вот с мечниками было сложнее. Мы их атаковали, как ты учил, тройками. Только мечом они владели лучше, чем мы вместе трое взятые. Первого помог уничтожить Фарух, он улучил момент и ткнул многоликого своим копьем, а потом уже мы его добили. Ну а второй… Ты сам видел, что он сделал…

– Видел… – кивнул Вотша, – … но об этом мы подумаем позже. Потери у нас есть?..

Сафат покачал головой:

– Алата задел последний многоликий, но там так… ерундовый порез, хотя, конечно, больно. А больше ничего. – Он задумчиво почесал щеку и добавил. – Даже странно, мы их так боялись и… так все просто оказалось!..

Несколько секунд ребята помолчали, словно раздумывая над словами Сафата, а затем Вотша махнул рукой:

– Ладно! Сейчас расходимся по домам, посмотрим, чем можно помочь нашим семьям, а к часу Медведя собираемся в саду у старосты – будем думать, что нам делать дальше! Оружие все время держать при себе!

Окружавшие его ребята мгновенно разошлись в разные стороны, а сам Вотша снова повернулся к дереву, у которого был привязан Вагат. Однако, кузнеца уже унесли. На секунду Вотша задумался, а потом решительным шагом двинулся к дому старосты.

Он не ошибся – Вагат лежал в дальней комнате большого дома Самура. Кузнеца уже раздели и перевязали, но на груди, белизну полотна уже пятнала проступившая кровь. Рядом с постелью сидела Агирай, лицо ее было каменным, сцепившиеся пальцы рук покоились на коленях, а глаза неотрывно смотрели в лицо мужа. Вотша подошел к постели и положил ладонь на лоб своего наставника – кузнец был в жару. Вздохнув, он негромко обратился к жене Вагата:

– Кузница и дом сгорели полностью?..

В первый момент показалось, что Агирай не слышала вопроса, но спустя пару секунд он так же тихо проговорила:

– Я не знаю… Наверное…

Вотша кивнул и направился к выходу. Проходя мимо жены старосты, стоявшей у входной двери он тихо сказал:

– Матушка Масура, я скоро вернусь, вскипятите мне котелок чистой воды.

Старуха молча кивнула, и Вотша вышел из комнаты.

Он шагал по улице в сторону кузницы и лихорадочно думал, что из имеющихся у него снадобий может понадобиться Вагату. Наука тетушки Барбы не прошла для Вотши даром – и здесь в Уругуме он находил время, чтобы собирать растения, ягоды, корешки, готовить из них отвары, настои, мази. Вот только нуждающихся в его лекарском искусстве в айле было немного, да и имевшемуся в Уругуме лекарю он не хотел вставать поперек дороги. Но теперь дело касалось Вагата, и потому он не мог стоять в стороне, вот только… неизвестно было, что из приготовленных им снадобий сохранилось!..

Еще издалека он увидел, что крыша дома кузнеца сгорела полностью, а значит весь запас сушеных трав, плодов и ягод был уничтожен. Подойдя к дому, он понял, что и внутри него практически ничего не уцелело – окна и дверь были выбиты и из них по стенам тянулись полотнища копоти. А вот кузница пострадала гораздо меньше, правда крыша на ней тоже сгорела, но внутренность была практически не тронута огнем. Сохранился и погреб, вырытый в дальнем конце сада, а именно там хранились изготовленные Вотшей лекарства.

Изверг отворил дверь погреба, и понял, что многоликие сюда не заглядывали. Видимо, они слишком торопились и не думали, что здесь может быть что-то ценное для них. Спустившись по лесенки вниз, Вотша отобрал несколько флаконов с настойками и горшочков с мазями, которые могли понадобиться для Вагата и, сложив все это в холщевую сумку, выбрался наружу.

Спустя пятнадцать минут он снова входил в дом старосты. В комнате, где уложили Вагата, кроме его жены и старой Масуры находился и лекарь айла – суровый, малоразговорчивый старик, живший на отшибе в небольшом, чуть покосившемся домике. Он как раз менял кузнецу повязку, прежде наложенная сильно промокла от крови.

Вотша выложил на маленький столик принесенные с собой снадобья и, взяв два горшочка и флакон, подошел к постели.

– Почтенный, – обратился он к лекарю, обрабатывавшему раны кузнеца какой-то темной жидкостью. – Прошу тебя попробовать снадобье, которое я изготовил по рецепту известной на Западе травницы, тетушки Барбы. Я был ее учеником больше двух лет, и смею надеяться, что многому научился. Вот эту мазь… – он открыл один из горшочков и показал желтовато-серую пахучую субстанцию, заполнявшую горшочек до самой горловины, – …надо положить тонким слоем на полотно и прикрыть им раны. Кровь очень быстро уймется. Спустя часа два надо будет поменять повязку, положив на раны мазь из вот этого горшочка – это мазь прекрасно заживляет раны. А вот этот настой надо давать раненому, добавляя в питье по три капли на кружку. Настой успокаивает жар, укрепляет раненого и не дает развиваться лихорадке.

Старик-лекарь недоверчиво покосился на предложенные ему снадобья и глухо проворчал:

– То, что годится на Западе, не всегда подходит горцам!..

– Ты знаешь, мне дорог мой учитель… – Стараясь говорить спокойно и с уважение, ответил Вотша. – Я прошу тебя использовать эти средства. Они сделаны из местных трав и не могут повредить раненому, а рецепты эти проверены неоднократно!..

Старик поднял глаза на Вотшу, несколько секунд внимательно рассматривал его, а затем кивнул:

– Хорошо, парень, я использую твои мази и бальзам… Надеюсь, Мать всего сущего вдохнет в них свою силу!

Вотша кивком поблагодарил лекаря и вышел из комнаты.

В саду уже начал собираться его отряд. Ребята рассаживались на скамейках, расставленных под деревьями вокруг большого садового стола, и тихо о чем-то переговаривались. Вотша тоже подошел к столу, уселся рядом с Сафатам и негромко сказал:

– Вагат плох… Ему нужен покой, а вот его-то нам, наверняка не дадут!

– Так, может быть его куда-нибудь увезти?.. – Так же негромко спросил Сафат, но Вотша отрицательно покачал головой:

– Его нельзя перевозить. Недели две он должен лежать в полном покое.

В это время в сад вышел староста Уругума, а с ним еще трое стариков. Они также уселись за стол, но таким образом, чтобы молодежь оказалась напротив них. Самур медленно оглядывал примолкших ребят, а остальные старики сидели, не поднимая глаз. Наконец взгляд старосты уперся в Вотшу, Самур кашлянул и с некоторым трудом проговорил:

– Многоликие убили двенадцать жителей айла… Еще четверо сгорели у себя в домах… Шестеро ранены, трое покалечены. И мы не знаем, когда многоликие снова заявятся к нам, чтобы уничтожить всех нас!..

– Вам лучше уйти из айла!.. – Добавил один из стариков, не поднимая взгляда.

Над столом повисло тягостное молчание. Ребята переглядывались, и все их взгляды постепенно останавливались на Вотше. Тот и сам чувствовал, что отвечать придется ему… чужаку, не прожившему в айле и двух лет! Уже то, что старики выгоняли из селения не его одного, а весь отряд, было с их стороны актом справедливости и милосердия к нему… милосердия, как они это понимали!.. Что он мог им ответить?!!

Наконец Вотша поднял глаза на старика Самура и неожиданно спросил:

– Что вы решили сделать с Орком?

Староста недоуменно посмотрел на молодого изверга, словно то задал ему никого не интересующий вопрос, но через мгновение ответил:

– Мы… уже сделали… Он мертв.

– Что ж… – Медленно протянул Вотша. – Это хорошо.

– Нет, – покачал головой Самур. – Это нехорошо… Просто, так получилось. Если бы он остался жив, мы отпустили бы его.

– Вот как?! – Удивился Вотша. – Но вы же знаете, куда именно он пошел бы?!

Староста безразлично пожал плечами:

– Наверное к своей родне, в Сабиртай…

– Нет, почтенные, он пошел бы в Коготь Ирбиса и снова привел бы в Уругум многоликих! Хотя они и без Орка обязательно придут в Уругум! – Вотша даже приподнялся со своего места – неужели старики не понимали, что с ними всеми сделают многоликие?! Сделают совершенно безнаказанно, ведь отряда уже не будет в Уругуме!! Неужели они поведут себя, как бараны, которых ведут на бойню?!!

После этих вотшиных слов все старики подняли головы, и в их глазах вспыхнуло понимание… Вспыхнул страх! Несколько секунд длилось молчание и, наконец, один из них выдохнул:

– Тогда мы… Тогда… что же нам делать?!

И снова над столом на несколько мгновений повисло молчание, но теперь оно было выжидающим, старики словно бы предлагали своим молодым односельчанам попытаться придумать лучший выход из положения, и в тоже время боялись, что они действительно придумают что-то другое!

Вотша обежал внимательным взглядом поднятые к нему лица стариков и медленно проговорил:

– Я предлагаю… запутать многоликих!

– Запутать?.. – Тут же переспросил Самур. – Запутать многоликих?! Да как же их можно запутать?!!

– Мы совершим набег на один из айлов многоликих!!

Теперь уже глаза всех сидевших за столом уставились на Вотшу. И если в глазах стариков было недоуменное непонимание, то глаза ребят из его отряда загорелись азартом.

– Да! Мы нападем первыми, нападем на айл многоликих, причем не на ближайший к Уругуму, а на дальний!! Пусть Юмыт гадает, кто набрался такой наглости!! И поверьте, уругумцы будут последними, на кого он подумает!!

Старики быстро переглянулись, до них дошел весь коварный замысел Вотши! Действительно – одно дело наказать извержачий айл, в котором появилось некое непонятное неповиновение, и совсем другое – нападение на айл многоликих!! Такое нападение, конечно же, не может быть делом извергов, значит, это набег кого-то из соседей!! И такой набег отодвинет на задний план все карательные акции! Конечно, Юмыт не забудет об Уругуме, но ему просто будет не до него!! Он будет занят поисками нападавших!!

И тут подал голос один из стариков:

– А вы не боитесь?..

– Чего?.. – Переспросил Вотша.

– Вы не боитесь нападать на многоликих?.. – Повторил свой вопрос старик. – Ведь в айле их будет не шесть и даже не десять!

– А, как вы думаете, почтенный, сколько их там будет?..

Старик усмехнулся:

– Когда я был в айле Небесный глаз, правда, это было давно, там обитало сорок три ирбиса, и из них всего трое детей!

– Значит, около сорока… – Задумчиво протянул Вотша и снова посмотрел на старика. – А где находится айл Небесный глаз, почтенный?

С минуту старый уругумец молчал, а затем дрогнувшим голосом спросил:

– Неужели вы решитесь напасть на многоликих у них дома?!!

Вотша ответил ему молчаливым взглядом! А потом, оглядев весь стол, он твердо произнес:

– Мы выходим завтра!

Глава 4

Юмыт был в бешенстве! Четыре дня назад в Коготь Ирбиса прилетел один из дружинников, посланных в небольшой извержачий айл Уругум. Прилетел один, повернувшись к Миру гранью холзана, и начал рассказывать такое, во что просто невозможно было поверить!!!

А началось все недели три назад, когда дозорный у подножья скалы, на которой стоял Коготь Ирбиса доложил, что к княжескому айлу прибыл изверг из айла Уругум и говорит, что у него есть сведения о пропавшем сыне князя. Конечно же, Юмыт сразу спустился вниз. Пожилой, толстый изверг, униженно кланялся и славословил вожака южных ирбисов до тех пор, пока Юмыт не рявкнул на него, приказывая перейти к делу. Тогда Орк – так звали этого изверга, рассказал, что он, к сожалению, ничего не знает о пропавшем княжиче, но может указать на тех, кто, возможно, присвоил и спрятал меч, который разыскивали многоликие прошлой осенью. Оказалось, что кузнец из его айла вместе со своим подручным дважды прошли Гвардским перевалом, как раз в то время, когда пропал Юсут! Они вполне могли найти меч княжича и спрятать его где-нибудь в горах, или уступить обменщикам в Улабе за приличное количество монет!

Юмыт не очень поверил словам толстого изверга – у него осталось впечатление, что тот наговаривает на кузнеца, желая свести с ним какие-то свои счеты. Но когда изверг сказал, что неделю назад кузнеца увезли из Уругума двое многоликих, собиравших откуп, собираясь доставить его в Коготь Ирбиса, а затем почему-то отпустили, вожак насторожился. Сборщики еще не вернулись, хотя время их возвращения уже подошло!

Подождав еще трое суток, Юмыт послал отряд из шести воинов в Уругум, поручив им заглянуть еще в пару извержачьих айлов, где должны были побывать сборщики откупа и выяснить, куда они подевались, а заодно разобраться и с уругумским кузнецом!

И вот один из этой шестерки прилетел в Коготь Ирбиса, прилетел, чтобы рассказать, будто пятеро многоликих убиты извергами. Причем трое из них в момент убийства повернулись к Миру родовой гранью!!! Трое взрослых ирбисов были убиты вонючими извергами – кто же в это поверит?!!

Впрочем, вернувшийся дружинник вообще выглядел умалишенным – он постоянно кричал о страшной смерти своих товарищей, кричал даже тогда, когда находился один в запертой комнате и его никто не мог слышать. Он почти не спал, видимо от… страха, хотя такое предположение было совершенно невероятным. Волхв стаи попробовал заглянуть в его прошлое, но Стол Истины показал какие-то странные, рваные, совершенно бессмысленные картины – хаотическое мелькание цветных пятен, среди которых лишь иногда можно было различить некое подобие мечущихся тел.

Правда, именно эти странные картины удерживали Юмыта от немедленного проведения обряда эрозиобазы над этим явным трусом, бросившим своих товарищей! Кстати, связаться с командиром посланного отряда никак не удавалось, и Юмыт собирался послать на его поиски пару разведчиков. В гибель своих людей вожак не верил! Он скорее бы поверил, что эта пропавшая пятерка «отдыхает» в одном из извержачьих айлов, наслаждаясь выпивкой и жратвой, да забавляясь с извергинями и извержатами!

Однако вечером, накануне того дня, когда разведчики должны были выйти в горы, в дом вожака зашел Касым, волхв стаи южных ирбисов. Отведав арата и заев его вяленой бараниной, волхв наклонился через стол к вожаку и негромко проговорил:

– У меня сегодня было предчувствие!..

Вожак насторожился! Вообще-то волхв стаи был не слишком талантлив, не случайно его не оставили в университете для подготовки ко второму посвящению. Он был отправлен в родную стаю и занял место помощника при прежнем волхве. Однако через три с небольшим года служения, в нем открылся один необычный талант – талант предчувствия. Однажды вот так же он зашел в дом только что ставшего вожаком Юмыта и после чашки арата вдруг сказал:

– Вожак, у меня было предчувствие!..

Тогда Юмыт, внутренне усмехнувшись, переспросил, скорее для поддержания разговора, чем из любопытства:

– И что же ты… предчувствовал?..

– Волхв стаи через два дня разобьется в горах. – Спокойно проговорил Касым. – И ты будешь сомневаться, стоит ли рекомендовать стае меня… – Тут помощник волхва посмотрел Юмыту прямо в глаза, что было недопустимым нарушением обычая. Но вожак не успел возмутиться, Касым продолжил:

– Твои сомнения суетны, отринь их, и ты узнаешь славу!

На минуту Юмыт задумался. С детства он привык относиться к волхвам с уважением и опаской – уж больно много умели они такого, что не укладывалось в его голове, а потому заявление Касыма о его «предчувствии» вполне могло иметь под собой основания. Но с другой стороны уж больно неприметным, безликим был помощник волхва стаи до сих пор. Почему именно сейчас, в момент его прихода к власти в стае у этого серого человечка, не блещущего способностями, да и знаниями, вдруг прорезался столь редкий, неслыханный дар?! И тут ему в голову пришла другая мысль – а может быть, именно Касыма имеет смысл поставить волхвом стаи, может быть, именно такой вот безликий, не лезущий вперед вожака, не выпячивающий своего значения волхв ему и нужен. Он бросил на прихлебывающего арак Касыма быстрый, острый взгляд и осторожно спросил:

– Ты кому-нибудь еще говорил о своем… предчувствии?..

– Зачем?.. – Касым даже не повернул голову в сторону вожака. – До моих предчувствий никому нет дела… во всяком случае прежний вожак именно так ответил мне однажды. А ведь то предчувствие, которым я хотел с ним поделиться, имело отношение к нему самому. Но он не заинтересовался им…

«Вот в чем дело!! – Мелькнуло в голове Юмыта. – Старик не поверил Касыму! Старик его… унизил!!»

Он задумчиво покивал головой и медленно проговорил:

– Ну, что ж, посмотрим, что произойдет через три дня… И я буду помнить о твоем предчувствии!..

– Но если ты захочешь поделиться им с кем-то… – Волхв не закончил фразу и снова внимательно посмотрел прямо в глаза вожаку.

Тот не отвел глаз:

– Зачем?.. До твоих предчувствий никому нет дела… Кроме меня!

А через два дня в княжеский айл пришел гонец. Волхва стаи звали в одно из селений на границе земель стаи южных ирбисов. Четверо женщин в этом айле забеременели и отцы желали чтобы волхв проявил свои знание и искусство – им хотелось иметь сыновей! Конечно же, четверых рожениц нельзя было тащить через горные перевалы, волхв должен был сам посетить их, несмотря на то, что был уже достаточно стар. Следующим утором гонец и волхв стаи повернулись к Миру родовой гранью и отправились в путь, а еще через три дня князю принесли весть – всего в трех десятках километров от княжеского айла обоих накрыло внезапно сошедшей лавиной. Тела так и не нашли, и спустя положенный срок Юмыт рекомендовал стае выбрать своим волхвом Касыма. Вожак не просто высказал свою рекомендацию, перед этим он переговорил с несколькими, имеющими вес в стае ирбисами, так что стая не колебалась в своем выборе. А вожак с тех пор всегда прислушивался к «предчувствиям» волхва… Правда эти предчувствия посещали его довольно редко.

И вот теперь произошла эта редкость. Давно, очень давно не говорил Касым: «У меня было предчувствие!» Поэтому Юмыт и насторожился. Что несет стае это предчувствие. Наклонившись к, глядящему в пустую чашку, волхву, он осторожно, словно бы боясь помешать его размышлениям, попросил:

– Ты поделишься со мной своим предчувствием?..

Касым утвердительно кивнул, но еще долго молчал, прежде чем заговорить.

– Предчувствие было… расплывчатым. Нельзя точно определить детали события, но… Стае угрожает опасность! И идет эта опасность с Севера!

Он замолчал. Вожак тоже молчал, давая волхву возможность что-то добавить к своим слова, а когда убедился, что тот не собирается говорить, переспросил:

– Набег?.. Набег сайгов?!

– Все расплывчато… – Покачал головой волхв. – Расплывчато и неясно… Но много смертей, очень много смертей!!

– Так что же делать?!

Этот вопрос вожак задал скорее себе, чем волхву, но тот, налил еще чашку арака, аккуратно выпил, поставил чашку на стол, поднялся со своего места и… ответил:

– Это решать тебе! Ты – князь!

Волхв вышел из комнаты, а Юмыт надолго задумался. Он сам не любил слово «князь», и волхв почти никогда не употреблял его в разговоре, а вот сегодня он его произнес! В этом тоже был какой-то смысл, но вот какой?!

На следующее утро Юмыт отправил в дорогу всех разведчиков, которые в этот момент находились в Когте Ирбиса, но пошли они не к извержачьему айлу Уругум. Четверо из них, повернувшись к Миру родовой гранью, отправились к ближайшим айлам многоликих с приказом собрать полевые стаи, не менее двадцати бойцов каждая, и двинуть их к северной границе. Двое разведчиков, умевших оборачиваться холзанами, полетели в айлы, расположенные близь северной границы с наказом готовиться к нападению. Хотя старостам этих айлов не сообщалось, кто именно должен напасть на них, Юмыт рассчитывал на опыт своих людей и их осторожность. Сам Юмыт собирался отправиться к северной границе дней через пять, когда должны были выйти и стаи других айлов. Все, что было связано с извержачьими делами само собой отошло на второй план.

Как и рассчитал вожак, полевые стаи смогли выйти из айлов спустя пять суток, после того, как гонцы покинули княжеский айл. Дружинники шли, обернувшись к Миру родовой гранью, и только некоторые из них поднялись в небо на двухметровых крыльях, чтобы разведывать путь и следить за окружающей обстановкой. Посланные в северные айлы гонцы уже давно были на месте и передавали, что в степи, на границе спокойно, движения или скопления сайгов не наблюдается. Но вожак верил в предчувствия своего волхва, и потому стаи не прекратили своего движения. А на второй день вдруг прервалась связь с Аргамаком, меньшим из двух северных айлов. Впрочем, вожак не слишком обеспокоился – в айле, хоть он и был самым маленьким из всех айлов многоликих на землях южных ирбисов, жило двадцать два взрослых ирбиса шесть женщин и трое подростков. Этих сил вполне могло хватить, чтобы продержаться четверо-пятеро суток до подхода полевой стаи. Единственно, что сделал вожак, по возможности ускорил движение своих войск.

Двое суток дружинники шли, останавливаясь только для того, чтобы перекусить, да поспать пять-шесть часов. Чем ближе подходили полевые стаи к южной границе, тем пустыннее становились горы. На третий день дружинники не встретили ни одного человека, даже изверги, искавшие в горах камни перестали попадаться, словно почуяли, что ирбисы вышли из своих айлов и направились к границе. А утором четвертого, когда три стаи из четырех, шедших до тех пор раздельно, объединились, авангард задержал трех молодых извергов. Их встретили пятеро ирбисов, шедших впереди основных сил на одном из перевалов, и продвигались они навстречу идущей к северу стае.

Пареньков привели к вожаку, и тот заметил, что сопровождавшие изверга ирбисы стараются держаться от них подальше. Когда парни оказались рядом, Юмыт понял, в чем дело – от извергов несло тонким, едва заметным, но невыносимо противным запахом, похожим на запах какой-то кислой мертвечины.

– Отойди на пять шагов!! – Рыкнул вожак, отворачивая морду, и когда изверги выполнили приказ, спросил. – Что от вас так воняет, словно вы в разрытой могиле ночевали?!

– Двенадцатый день в горах, господин!.. – Выступив чуть вперед и низко поклонившись, ответил один из извергов, высокий темноволосый парень с быстрыми темными глазами. – Ни поесть, ни помыться толком!

– А что так долго делают в горах вонючие изверги?! – переспросил вожак и ухмыльнулся точности своего вопроса – привычное прозвище «вонючий изверг» этому извергам подходило как нельзя лучше!

– Камни собираем, господин! – Снова поклонился изверг. – В прошлом году едва-едва на откуп набрали, так сегодня староста всех по горам разогнал! Каждому урок дал, по две мерки камней набрать, и не меньше полумерки прозрачных! А где, господин, прозрачные камни-то взять?! Вот и уходим за три-четыре перевала от родного айла!

Два других изверга только молча кивали, подтверждая слова своего товарища.

– Ну, и много вы камней набрали?! – Усмехнулся вожак.

– Нет, господин!.. – Горестно покачал головой парень. – Немного ферузы да вот… – Он порылся в своем мешке и вытащил довольно большой сросток прозрачных лимонно-желтых кристаллов.

– Ну, считай, полумерку прозрачных староста тебе наполовину зачтет!.. – Снова усмехнулся вожак и тут же снова скривил морду – порыв ветра донес до его чутких ноздрей тянущуюся от пареньков вонь.

– А вот воняете ты невыносимо!!! – Прорычал Юмыт и тут же задал новый вопрос:

– А в айле Аргамак были?! Как там?!

– Нет, господин, – помотал головой изверг, – Зачем нам туда соваться?! Многоликие не любят, когда в их айл изверги без разрешения заходят, так что мы его вон какой петлей обошли!!

Он махнул рукой, показывая, сколь велика была это петля, и в нос ирбису снова ударил кислый мертвечинный запах.

– А, будь ты проклят! – Взревел Юмыт. – Что б Мать всего сущего накрыла тебя и твоих друзей хрустальным колпаком!! И, повернувшись к сопровождавшим его ирбисам охраны, рявкнул:

– Швырните их в реку, пусть их о камни потрет!!

Двое ирбисов медленно двинулись к извергам, а те, прижав к себе свои мешки, начали пятиться от них, причем тот, что разговаривал с вожаком, приговаривал испуганным, плаксивым голоском:

– Добрые господа, зачем нас в реку?.. Не надо нас в реку, мы плаваем плохо!.. Утонем, кто наших старых матерей и маленьких сестер кормить будет?!! Не надо нас в реку!!!

Его товарищи продолжали молчать и только растерянно озирались по сторонам, словно надеясь найти возможность как-то сбежать.

Однако два могучих зверя продолжали молча наступать, и только временами отворачивали морды в сторону, стараясь не вдыхать идущий от извергов смрадный запах. Скоро парни оказались над самым обрывом, под которым, метрах в трех-четырех, стремительно несла свои пенистые волны чистая горная речка. Говорливый изверг оглянулся через плечо, посмотрел на медленно приближающихся к нему зверюг и с каким-то нечленораздельным воплем, сиганул вниз! Следом за ним то же самое сделали и его друзья.

Оба зверя осторожно подошли к краю обрыва и внимательно посмотрели вниз, в бросающуюся на каменные берега воду. Никого не было видно.

Однако речка была достаточно глубокой, и невольные пловцы не разбились. Вынырнув из воды на сотню метров ниже по течению, Сафат и два его спутника выбрались на каменистый, облизанный рекой берег и, усевшись на камни, принялись стаскивать с себя мокрую одежду. Но сначала Сафат вытащил спрятанный под рубахой и курткой серебряный кинжал и бережно уложил его рядом с намокшим мешком.

Раздевшись, они улеглись на нагретых камнях, и Сафат подумал:

«Бамбарак – умница! Как он здорово придумал, пробираться назад поодиночке!»

Улыбка чуть изогнула его губы, он вспомнил позавчерашний вечер, но она тут же исчезла, сменившись привычной тревогой за своих товарищей.

В самом конце часа Змеи отряд извергов под командой Вотши, насчитывавший уже восемнадцать человек, остановился на краю травянистой площадки, повисшей на склоне горы. Отсюда айл Аргамак был виден, как на ладони – четырнадцать домов, окруженных обширными садами и огородами.

Этот айл Вотше и его ребятам посоветовал другой уругумский старик. По его словам Аргамак стоял на самой северной границе и был немногочислен. Сам старик побывал там лет шесть назад, когда навещал своих родственников на севере земель южных ирбисов, а потому дорогу к этому айлу он смог объяснить достаточно подробно. И вот вотшин отряд добрался до намеченной цели.

Дневной переход не слишком утомил ребят, но перед атакой Вотша решил, что всем необходимо отдохнуть, да и время для атаки было слишком раннее. Когда ребята перекусили, Вотша собрал их вокруг себя и в который раз начал объяснять порядок действий:

– Начинаем в сумерках! Входим в айл с двух сторон, разбившись на тройки, новеньких… – он быстро обвел глазами шестерых ребят присоединившихся к отряду перед самым выходом их Уругума, – …беречь, вперед не пускать! Стучимся в дома, а они стоят, как вы видите, достаточно далеко друг от друга, и, если спросят, кто и зачем, говорим, что послал староста. Откроет, скорее всего, хозяин дома – его бить без колебания и промедления. Если откроет слуга-изверг, просим, чтобы проводил к хозяину. Уничтожаем всех многоликих!! И помните – никакой пощады, это наши враги, и нас они щадить не будут!! Я понимаю, для вас это сложно, вы привыкли бояться и повиноваться, но теперь у нас есть оружие против них!! Если многоликий обернется зверем, вы знаете, что делать! Старайтесь, как можно меньше шуметь, не привлекать внимание слуг, они, скорее всего, ночуют отдельно, вон в тех небольших домиках, стоящих на краю участков…

Впрочем, инструктаж продолжался недолго, Вотша уже не в первый раз объяснял ребятам, как им придется действовать, и они зазубрили этот план наизусть. Теперь же, разглядывая айл сверху, они смогли определиться, на какие дома нападает каждая тройка, и командиры троек должны были хорошо запомнить расположения этих домов и подходы к ним.

В конце часа Волка начало смеркаться. Наблюдавшие за айлом изверги видели, как постепенно затихает движение многоликих по улице селения, как начинают светиться окна, и пропадают дымки над трубами домов. Когда над перевалом, через который днем перевалил отряд, зажглась первая, едва заметная звезда, они двинулись вниз. Спуск был недолог, через полчаса они вышли к легкой ограде, отделявшей опушку светлого, прозрачного леска от сада одной из усадеб. Здесь отряд разделился, Вотша, а с ним еще восемь человек пошли вдоль изгороди влево, Сафат со своими ребятами – вправо. Скоро и те и другие с двух сторон вышли на дорогу, рассекавшую айл, разделились на тройки и направились к примеченным ими сверху домам.

Сафат на всю жизнь запомнил этот вечер – вечер, когда изверги впервые в истории этого Мира напали на многоликих. Причем это был не безрассудный акт самозащиты, обреченный на неудачу, не отчаянная и безнадежная попытка защитить свою жизнь и жизнь своих близких – какие случаи не были редкостью. Это был первый, тщательно обдуманный и спланированный налет вооружившихся извергов, переставших быть беззащитными перед зверями-оборотнями!!

Сафат вошел в легко открывшуюся калитку усадьбы и двинулся к небольшому, но добротно сложенному из белого камня дому под красной черепичной крышей. Все три окна по фасаду светились желтоватым сиянием, и порой в них мелькала тень женщины. Крупный гравий, которым была присыпана дорожка, поскрипывал под ногами, и Сафат невольно старался ступать легче, бесшумнее. Зато Гиря, новичок, принятый в отряд перед самым выходом из Уругума, тяжело топал за спиной Сафата, так еще и сопел, как архар перед схваткой за самку! Наконец они подошли к крыльцу. Сафат бесшумно взбежал по ступеням и встал рядом с входной дверью. Поднявшийся следом Гиря вопросительно посмотрел на своего командира, и тот одними губами приказал:

– Стучи!..

Третий боец в это время уже встал с другой стороны двери и взялся за ручку.

Гиря постучал. С минуту стояла тишина, и тогда Гиря постучал еще раз, громче и нетерпеливее. За дверью послышался короткий скрип, затем раздался звук шагов и недовольный женский голос произнес:

– Ну, кого там, на ночь глядя, несет?!

– От старосты!.. – Как договаривались, прогудел Гиря.

Послышался звук отодвигаемого засова, и дверь приоткрылась. За ней стояла высокая стройная женщина в простом домашнем платье.

«Извергиня!..» – Почему-то решил Сафат, а женщина, увидев у двери изверга с мечом в руке, удивленно распахнула глаза… Но тот не дал ей ни захлопнуть дверь, ни закричать. Шагнув вперед, он толкнул ее внутрь прихожей и тихо спросил:

– Где хозяин?!!

И тут случилось то, чего никак не ожидал Сафат – глаза женщины сузились, губы искривила презрительная гримаса, она вскинула руку и залепила ему оглушительную пощечину, а потом громко воскликнула:

– Ты как себя ведешь, вонючий изверг, в яму захотел, или на кол тебя пристроить!!!

«Многоликая!!» – С каким-то даже облегчением понял Сафат, и в его груди мгновенно вспыхнула ярость предстоящего мщения. Простым, заученным движением он вскинул руку и послал острие меча точно под левую грудь женщины. Ее глаза снова распахнулись в немом изумлении, а затем они затуманились, веки медленно опустились, и она повалилась на пол.

А из-за двери, ведущей внутрь дома, раздался зычный мужской голос:

– Мара, кто там пожаловал?!

Сафат оглянулся. Его товарищи стояли рядом, Гиря деревянно улыбался, а Рашат, не отрываясь, смотрел на лежащее тело.

– Ну?!! – Прошипел Сафат хрипловатым шепотом. – Что раскисли, дело надо делать.

И шагнув вперед, распахнул дверь в комнату.

Они вошли в большой зал, занимавший никак не меньше половины дома. Посредине комнаты стоял большой стол, за которым сидел крупный темноволосый мужчина, одетый в легкую рубашку и короткие штаны. Напротив него сидел мальчик лет десяти в коротком халатике и маленькой круглой шапочке, едва держащейся на затылке. На столе перед каждым из них стояли миски с мясом и вареными овощами, и было видно, что они уже заканчивают ужин. Мужчина удивленно поднял брови, увидев входящих извергов и начал, было, подниматься из-за стола, но Сафат действовал быстро и решительно. Стремительно метнувшись к столу, изверг поднял меч, и тут встававший мужчина увидел испачканный кровью клинок. Его глаза расширились, а губы еле слышно прошептали:

– Мара!..

Это было последнее, что он сказал в своей жизни. Лезвие меча точно нашло его грудь, и мужчина беззвучно повалился на пол.

Мальчишка тоже вскочил из-за стола с расширенными от ужаса глазами, но рядом с ним уже стоял Гиря. Изверг положил свои огромные руки ему на плечи, а затем вдруг поднял взгляд на Сафата и растерянно пробормотал:

– Слышь, командир, я не могу его… того… прикончить!..

Сафат ничего не успел ответить. Мальчишка вдруг разъяренно прошипел: – Вонючие изверги!!! – Затем мгновенно отпрыгнул в сторону, едва не сбив с ног Рашата, и высоко подпрыгнул! Через секунду на пол комнаты мягко приземлился довольно большой котенок ирбиса. Припав к полу брюхом, он зашипел, но прыгнуть на растерявшегося Гирю не успел. Рашат метнулся к котенку и вонзил ему в бок короткий, матово блеснувший клинок! Ирбисенок коротко вякнул и повалился на бак!

Рашат выпрямился, и пробормотал, не сводя глаз с исчезающей светло-серой туши:

– Зверя бить проще, чем… ребенка!..

– Гиря наверх, мы внизу! – Коротко приказал Сафат. – Обыскиваем дом и уходим!

На кухне Сафат нашел извергиню-повариху и молодого изверга, топившего плиту. Увидев незнакомого изверга с окровавленным мечом в руке, они растерялись, а парень, видимо, чисто интуитивно потянулся за стоявшей рядом с плитой кочергой. Сафат усмехнулся и приказал:

– Оба быстро уходите в свою сараюху, и носа не показывайте до самого утра! Тогда, может быть, с вами ничего не случится!

– Но, хозяйка нас еще не отпустила!.. – Растерянно пролепетала повариха.

– Нет у вас большехозяйки! – Отрезал Сафат. – И хозяина нет!! А скоро хозяев в этом Мире вообще не будет! – Неожиданно добавил он, и вдруг сам поверил в только что сказанное!

– Как – нет! – вскинулся молодой парень. – Куда же они делись?!

– Кончились! – Коротко ответил. – Если хочешь, можешь посмотреть!

И он кивнул себе за спину. А потом, посмотрев на повариху, спросил:

– Еще кто в доме есть?..

– Нет!.. – Она отрицательно помотала головой.

– Тогда уходите! – Повторил Сафат и вышел из кухни.

Когда они уже спускались с крыльца, их догнал изверг-истопник. Тронув Сафата за плечо, он прошептал:

– А мальчишка-то сбежал!!

– Нет. – Обернувшись, тихо ответил Сафат. – Мальчишка перекинулся ирбисом, и мы его серебром попотчевали!

– Чем?! – Не понял изверг.

– Серебром! – Повторил Сафат, а затем пояснил. – Есть такой металл – серебро, или… уругумская сталь! Клинок из уругумской стали, оборотней убивает! И следов не оставляет!

Сафат двинулся за своими друзьями, но парень снова его догнал и, опять тронув за плечо, попросил:

– Покажи!

– Что показать?.. – Не понял Сафат.

– Клинок из… уругумской стали!

Сафат вытащил из ножен, висевших на поясе, свой серебряный кинжал и показал парню. Затем, убрав клинок в ножны, он снова поспешил вдогонку за удаляющимися ребятами. И в третий раз его нагнал местный изверг.

– Слушай, друг, – тихим напряженным голосом позвал он Сафата. – Возьми меня с собой!!

– Мне сейчас некогда! – Не останавливаясь, прошептал Сафат. – Если хочешь, утром приходи на поляну, вон там, на горе, над айлом!

Парень остановился, видимо, сообразив, что незнакомому извергу, действительно, сейчас некогда, а Сафат свернул ко второму, предназначенному для его тройки, дому.

А спустя минут пятнадцать, над айлом раздался крик серого ворона – одна из троек выполнила свое задание. Затем вороны начали кричать чуть ли не каждые три минуты с разных концов айла, а после того, как этот крик раздался в шестой раз, айл загорелся!! Спустя полчаса горели все четырнадцать домов айла Аргамак, но никто даже не пытался его тушить. Большинство извергов были либо заперты в своих крошечных домиках, либо так напуганы, что не решались выходить к горевшим домам. Все многоликие, жившие в этом айле были уничтожены двадцать два взрослых ирбиса, шестеро женщин и трое подростков. Кроме того, погибли четверо извергов-слуг, погибли глупо, пытаясь вмешаться в схватку на стороне своих хозяев!

Уже в полной темноте отряд собрался на той самой поляне, откуда они начинали свою вылазку. Потерь среди них не было, не было даже раненых, правда, Изамат спалил себе волосы, когда поджигал дом многоликого, но это вызывало только смех. Ребята были возбуждены, и Вотша никак не мог их успокоить. Только когда он объявил, что многоликие устраивают на них охоту, изверги смолкли и повернулись к нему. Он жестом приказал, чтобы все уселись на траву и, когда они утихомирились, заговорил спокойно, рассудительно:

– Перед тем, как ворваться в дом старосты, мне удалось подслушать разговор двух многоликих. Как я понял из этого разговора, дня три тому назад в Аргамак прибыл гонец из княжеского айла, из Когтя Ирбиса. Вожак стаи послал сюда гонца, чтобы предупредить старосту о возможном нападении на айл!

– Они знали, что мы собираемся напасть?!! – Ужаснулся один из ребят.

– Нет, – покачал головой Вотша. – Мне показалось, что вожак предупреждал о нападении из-за границы, с территории сайгов. Но это неважно, а важно то, что к обоим северным айлам многоликих идет княжеская полевая стая! Пять айлов направили своих воинов, и все они должны объединиться, где-то неподалеку. Вы понимаете, что мы можем оказаться в западне?! Нас всего восемнадцать человек, а сюда идет больше ста пятидесяти многоликих!! И они, скорее всего, займут все перевалы, ведущие в эту долину!

Вотша замолчал, и над поляной повисла тяжелая тишина. Минуту спустя, в темноте раздался неуверенный голос одного из парней:

– Так что же нам делать?..

– Я думаю, нам стоит разделиться. – Тут же отозвался Вотша. – Мы пойдем по двое-трое, прикинемся, будто собираем камни… Вот только что нам делать с оружием?..

– Кинжалы можно спрятать под одеждой, – задумчиво проговорил Падур, – но куда нам спрятать мечи?

– Если бы у нас была лошадь… – Снова заговорил Вотша, – …можно было бы попробовать…

Но тут он оборвал сам себя:

– Ладно, давайте отдыхать, утром будем думать, что делать. Костер не разводим, первой дежурит первая тройка!

Ребята нехотя разошлись по поляне и легли в траву, однако никто из них в эту ночь так и не заснул. Когда небо потеряло свою угольную черноту, а звезды начали исчезать со светлеющего небосклона, к притворявшемуся спящим Вотше подобрался Сафат и тихо зашептал:

– Бамбарак!.. Слушай, я забыл тебе сказать. Мы когда в первый дом зашли, там кроме троих многоликих были два изверга… Вернее, один изверг и извергиня. Изверг, когда узнал, что у нас есть уругумская сталь, начал проситься, чтобы я взял его с собой!

– Что у нас есть?.. – Переспросил Вотша, открывая глаза.

– Ну… я так серебро назвал, из которого сделаны наши кинжалы! – Пояснил Сафат и заторопился дальше. – Я его с собой взять, конечно, не мог, но предложил прийти утром на эту поляну!..

Вотша рывком сел и внимательно посмотрел на Сафата.

– Ты предложил ему прийти сюда?!

– Ну, да!.. – Кивнул Сафат.

– Так!.. – Вотша вскочил на ноги. – Поднимай ребят! Пусть Падур ведет их выше, к перевалу, там, по пути есть еще одна полянка, на ней они нас подождут. А мы с тобой посмотрим, что за изверга ты пригласил!

Спустя десять минут отряд ведомый Падуром растворился в спускающимся с гор тумане, а Сафат и Вотша спрятались в кустах, так чтобы было видно и саму поляну и подход к ней снизу, со стороны айла. Как оказалось, сделали они это во время – буквально через несколько минут после ухода отряда на поляну крадучись выбралось четверо извергов. Сафат наклонился к уху Вотши и едва слышно прошептал:

– Крайний справа, он со мной ночью разговаривал!..

Вотша молча кивнул и стал наблюдать за тем, что предпримут пришедшие из айла изверги. Они медленно, внимательно оглядываясь, обошли поляну. Небо уже достаточно просветлело, а туман еще не стал достаточно плотным, так что всех четверых было очень хорошо видно. Тот, что просил Сафата взять его с собой, выпрямился в центре поляны и принялся всматриваться в окружающие поляну кусты, и тут один из его спутников, низкорослый, темноволосый крепыш, повернулся и довольно громко поинтересовался:

– Ну, Саш, где твои убийцы многоликих?!

– Не знаю… – Растерянно протянул тот, которого назвали Сашем. – Изверг, с которым я разговаривал, сказал, что будет ждать меня на этой полене.

– Слушай, а ты место точно запомнил?.. – Подал голос третий изверг. – Может быть нам повыше подняться, там еще одна поляна есть, перед перевалом.

– Какая ж это поляна?! – Усмехнулся темноволосый. – На ней и травы-то, почитай, нет! Может быть, тебе вообще на западном склоне быть назначили?!

– Да, нет! – Помотал головой Саш. – Он мне точно на этот склон показал, сказал, если хочешь, утром приходи на поляну. И на этот склон показал. Я знаю, что здесь только одна поляна и есть!!

– Ну, значит, ушел твой убийца многоликих! – С прежней насмешкой проговорил темноволосый. – И свою уругумскую сталь унес!

– Да, не было никакой уругумской стали, и никаких убийц многоликих не было! – Подал голос последний из подошедшей четверки, долговязый рыжий парень в рваной рубахе, обтрепанных штанах и башмаках на голую ногу. – Саш придумал и этих извергов, и уругумскую сталь! Наплел, наплел, а теперь не знает, как расплести!!

– Что я наплел?! – Обиженно выкрикнул Саш. – Зачем мне плести-то было. Не верите, у тетки Угры спросите, они их тоже видела!

– Да спрашивал я у тетки Угры! – Отозвался долговязый. – Видела она какого-то парня, похожего на изверга, а вот никакой уругумской стали она не видела и не слышала о ней! Она вообще говорит только о том, как тот парень, что в дом многоликого Кога ворвался, ее чуть было не изнасиловал!!

Сафат дернулся всем телом, Вотша бросил на него быстрый суровый взгляд и тогда Сафат нервно зашептал:

– Да я эту тетку пальцем не трогал, только сказал, чтобы уходили к себе и носа не высовывали!!!

– Ладно, – махнув рукой, также шепотом ответил Вотша, – Больше, вроде бы никого нет, так что, давай-ка, я покажусь, а ты пока не высовывайся!

И он шагнул из кустов и произнес:

– Так кто здесь уругумской сталью интересовался?..

Голос Вотши прозвучал в предутреннем тумане глуховато, но все четверо извергов мгновенно повернулись на него. Последовала короткая пауза, а потом Саш немного нервно проговорил:

– Ты не тот, с которым я договаривался!!

– Разве это важно?.. – Вотша усмехнулся. – Ну, скажем, он меня вместо себя послал. Ты, Саш, хотел с нами идти, а зачем еще троих привел?!

– Мы тоже хотели с вами идти! – Вступил в разговор низенький крепыш. – И еще шесть человек остались в айле. Если у вас, правда, имеется какое-то оружие, которым можно достать многоликих в зверином облике, и вы нам его дадите, мы готовы к вам присоединиться!! Все десять человек!!

– И вы владеете оружием?.. – Поинтересовался Вотша.

Над поляной повисло смущенное молчание.

– С многоликими надо уметь драться и тогда, когда они – люди! Для этого нужно владеть обычным оружием! – Пояснил Вотша.

– А вы что, все владеете мечом?.. – С явным недоверием переспросил крепыш.

«Похоже, в этой компании лидер совсем не Саш». – Быстро подумал Вотша.

– Все! – Сказал он вслух, обращаясь уже к темноволосому низенькому извергу. – Кто лучше, кто хуже, но все!

– И много вас?.. – Задал новый вопрос крепыш.

– Мало. – Пожал плечами Вотша, но главное, мы не боимся… – Он чуть запнулся и поправил сам себя, – …почти не боимся многоликих-зверей!

– Так примите нас! – Воскликнул крепыш. – Разве вам помешают десять человек. А драться мы научимся!.. И потом… – Он запнулся и словно бы через силу добавил. – Нам в айле оставаться нельзя, многоликие придут, допытываться начнут, почему мы в живых остались!

С минуту Вотша рассматривал невысокого, темноволосого изверга, а затем кивнул:

– Хорошо! Трое останутся здесь, со мной. Один вернется в Аргамак за вашими товарищами и… приведет одну лошадь. Кстати, извергов в Аргамаке ведь не десять человек было, как с остальными-то быть?!

Темноволосый парень пожал плечами:

– Так ведь все ночью произошло – к остальным вопросов не будет. Они в это время должны уже в своих домах находиться, а потому и видеть ничего не могли. А мы в хозяйских домах ночуем!

Он помолчал, словно бы ожидая других вопросов, а потом повернулся к своему долговязому рыжему товарищу и приказал:

– Спица, в айл пойдешь ты. Приведешь ребят и захватишь самую хорошую лошадь… Возьмешь из конюшни многоликого Кога!

– Нет!! – Тут же вмешался Вотша. – Лошадь нужна поплоше, чтобы многоликие, если мы их встретим, не позарились на нее!

Темноволосый кивнул и снова повернулся к Спице:

– Ты понял?..

Спица как-то нехотя кивнул.

– Давай!

Рыжий повернулся и, не торопясь, двинулся в сторону спуска с поляны. Проходя мимо Вотши, он бросил на него быстрый взгляд и спросил:

– А уругумскую сталь вы нам покажете?..

– Покажем… – Кивнул Вотша. – В деле покажем!

Когда рыжий, провожаемый внимательным взглядом Вотши, скрылся из виду, Сафат по знаку своего командира выбрался из кустов и встал рядом с Вотшей. Саш сразу же заулыбался и, указав на него рукой, воскликнул:

– Вот тот парень, с которым я разговаривал!

А Вотша снова обратился к темноволосому крепышу:

– Давайте-ка знакомиться. Меня зовут Бамбарак, и я командую отрядом. Это Сафат, один из моих помощников. Саша… – он кивнул в сторону знакомого Сафата, – …мы уже знаем. А как вас зовут?

– Меня – Азуз, а его – Барыс, – он показал на второго изверга, пришедшего с ним. – Ну, а того, что ушел – Спица.

– Это мы поняли… – Улыбнулся Вотша. А скажи мне, Азуз, вы окрестные горы хорошо знаете?

– Конечно, – не раздумывая, ответил Азуз, – я родился и вырос в айле Ашабад, отсюда два дня перехода на запад. Барыс с юга, Спица с востока. Да и после того, как нас сюда забрали, мы эти горы все исходили!

– А теперь представь себе, что к вам сюда, в два айла многоликих с юга идет дружина вожака восточных ирбисов. Многоликий Юмыт решил, что с севера готовится нападение на земли южных ирбисов. Как ты думаешь, где эта дружина пройдет?

Однако вместо ответа Азуз быстро переспросил:

– А нападение с севера действительно будет?!

– Я не знаю, – честно признался Вотша. – Но мне удалось подслушать разговор старосты Аргамака с гонцом Юмыта, и они говорили как раз об этом.

– Вот как… – Задумчиво пробормотал Азуз. С минуту он помолчал, а затем заговорил, словно бы размышляя про себя:

– Если вожак Юмыт ожидает нападения с севера, с земель южных сайгов, то основные силы он поведет в айл Карог. Он больше, но он и уязвимее! Карог стоит в предгорье, практически на границе степи и гор, так что защищать его гораздо сложнее. Если это так, то основные силы ирбисов пройдут много западнее нашего айла, но и сюда, в Аргамак вожак наверняка направит двадцать-тридцать дружинников. Им придется занять перевал Терлец и удерживать его, пока ситуация не прояснится!

Азуз замолчал, и тогда Вотша задал новый вопрос:

– Так вы сможете провести наш отряд так, чтобы он не столкнулся с дружиной многоликих?!

И снова Азуз с минуту раздумывал, а затем покачал головой:

– Нет! С востока у нас непроходимые горы. Можно, конечно уйти к востоку и просто пересидеть некоторое время, пока ирбисы не пройдут к границе, но вожак стаи наверняка пошлет дозоры во все стороны от Аргамака… когда увидит, что там произошло. – Тут он посмотрел на Вотшу и неуверенно добавил. – Хотя… конечно… если у вас есть оружие, можно попробовать прорваться через эти дозоры, после того, как основные силы стаи пройдут на юг…

– Нет! – Покачал головой Вотша. – Драться с дозорами мне не хотелось бы. Чем позже многоликие узнают про наше новое оружие, тем лучше будет для нас, а в схватке с дозорами всегда есть вероятность, что кто-то из дозорных уйдет и расскажет вожаку о нем, тем более что у нас уже был подобный случай.

– Тогда я не знаю, как быть! – Честно признался Азуз. – если дружина ирбисов действительно идет к югу, нам с ней не разойтись!

«Нам!! – Отметил про себя Вотша. – Значит, ребята действительно твердо рассчитывают присоединиться к нашему отряду!»

Он невольно улыбнулся и со странной для новичков беззаботностью проговорил:

– Ничего, мы что-нибудь придумаем!

Спустя час на поляну поднялся Спица. В поводу он вел дохлую лошаденку, а за лошадкой шагали еще шестеро молодых извергов. Остановившись перед Вотшей, рыжий лениво доложил:

– Вот, привел, что сказано.

Он, не оборачиваясь, махнул рукой себе за спину, выпустил повод и потопал к сидевшему под кустом Азузу.

– Ну что ж, – Вотша взял лошадь за повод, – то, что нужно! Пошли ребята!

И он двинулся прочь с поляны. Рядом с ним пристроился Сафат, с другой стороны – Азуз, а следом потопали изверги из айла Аргамак.

Вотша, неторопливо поднимаясь по широкой тропе, обратился к Азузу:

– А среди вас есть родившиеся в Аргамаке?..

– Нет! – Покачал головой изверг. – Если кто из прислуги… Ну, я имею введу извергини… затяжелеют, их из айла удаляют. Обычно отвозят на родину. Извергов в Аргамак привозят в пятнадцать лет, девчонок помоложе – в двенадцать, и сразу ставят к конкретной работе – кто за скотом ходит, кто землей занимаются. Самое тяжелое, если в дом, в прислугу определят…

– Почему же это самое тяжелое?.. – Удивился Сафат.

Азуз посмотрел на него с невеселой улыбкой:

– Так, все время у хозяев на глазах, того и гляди, что-нибудь не так сделаешь. Сразу на задний двор!

– Азуз замолчал, словно все было сказано, но Сафат опять не понял:

– И что?!

– И что!.. – Передразнил Азуз. – На заднем дворе наказывают! – И, видимо, для того, чтобы больше не переспрашивали, пояснил. – Порют или палками по пяткам!

– И часто ты на двор попадал?.. – Жестко переспросил Вотша.

– По-первости, часто, а сейчас, конечно, реже. Присмотрелся, кое-что сообразил…

– Что сообразил? – Снова встрял Сафат.

– Как на неприятности не нарываться! – Чуть раздражаясь, пояснил Азуз, а потом с горечью добавил. – Да только разок другой за неделю все равно на двор попадал! От многоликого не спрячешься!!

В последних, таких простых словах парня прозвучала такая жгучая ненависть, что Вотша невольно повернулся и посмотрел на него. И вдруг увидел, что по щеке маленького крепыша медленно катится крупная слеза!

Больше ребята не расспрашивали своего нового товарища.

На верхней поляне, которая, в сущности, была уже просто скальной площадкой с редкими кустиками травы по краям, они нашли свой отряд. Ребята сидели на камнях и жевали нехитрый завтрак. Новички тоже присели, стараясь держаться вместе, и достали лепешки, намазанные каким-то соусом.

Впрочем, завтрак был недолгим, солнце еще не встало, а ребята уже сгрудились в середине площадки, вокруг сидевших там Вотши, Сафата, Падура и Азуза.

– Значит, так! – Начал Вотша это импровизированный военный совет. Нам удалось сделать то, что мы задумывали – айл многоликих уничтожен. Теперь у них до Уругума руки долго не дойдут. Но случилось непредвиденное – вождь стаи получил информацию о, якобы, готовящемся нападении на земли южных ирбисов со стороны северных соседей и двинул к северной границе свою дружину. Сюда идет больше полутора десятков ирбисов. Мы после нападения на Аргамак собирались возвращаться в Уругум, но теперь сделать это всем вместе будет очень сложно – к перевалам уже выходят ирбисы. К тому же нас стало на десять человек больше, и наше пополнение… пока ничего не умеет! У нас имеется несколько вариантов дальнейших действий. Первый – мы отходим как можно дальше к востоку, пропускаем основные силы ирбисов через перевалы, а потом пытаемся прорваться назад, к дому. В этом случае имеется вероятность того, что разведка ирбисов обнаружит нас раньше, чем главные силы уйдут на достаточное расстояние, и тогда нам придется принять неравный бой! Второй – мы можем занять один из перевалов, ведущих назад в родные горы и встретить там часть дружины ирбисов, которая двинется этим перевалом. Если нам удастся уничтожить эту часть дружины, то путь назад нам будет открыть. Но в этом случае надо как-то угадать, через какой из перевалов пойдет наименьшая часть ирбисов. В любом из этих вариантов велика вероятность, что после сражения кто-то из ирбисов уцелеет и сможет сообщить вожаку о неизвестном им пока оружии – о нашем серебре!

Здесь Вотша вдруг улыбнулся и посмотрел на своего помощника.

– Вот, кстати, Сафат назвал серебро уругумской сталью.

– А какие еще варианты у нас есть?! – Громко спросил Падур, не давая отклониться от важной темы.

– Третий вариант, – снова посерьезнел Вотша, – заключается в том, что мы пытаемся пройти сквозь идущих к границе ирбисов, разбившись на мелкие группы – по два-три человека. Мы можем выдать себя за сборщиков камней – прошлый год в горах был тяжелый, большинство айлов едва-едва наскребло на откуп, так что сейчас никто из ирбисов не удивится, если встретит в горах много извергов, ищущих камни. Правде в этом случае нам надо каким-то образом незаметно пронести свое оружие. Кинжалы мы можем спрятать под одеждой, никто из ирбисов, даже если случайно их увидит, вряд ли придаст им значение. А вот мечи!..

Вотша замолчал. Молчали и все остальные. Похоже было, что последний вариант нравился всем, но мечи… Под одеждой спрятать их было невозможно – они были слишком длины, а предложить их бросить или даже спрятать где-нибудь в скалах ни у кого не поворачивался язык, слишком велика была их ценность. И тогда снова заговорил Вотша:

– Я так понял, что последний вариант вам нравится больше всего!.. Тогда я попробую провезти мечи незаметно для ирбисов, благо лошадка у нас теперь имеется. Но для этого мне надо будет еще три человека. – Тут он повернулся к Азузу и вздохнул. – И один из этой тройки должен хорошо знать дорогу до айла Ашабад. Именно там, я думаю, отряду надо будет вновь собраться! Остальные дорогу могут и у местных жителей разузнать, а нам желательно чисто, без встреч и разговоров до Ашабада дойти!

– Ну, значит, я с тобой и пойду! – Просто ответил Азуз и улыбнулся. – Заодно и на родине побываю!

– Кто еще со мной пойдет?.. – Повернулся Вотша к своим ребятам. – Предупреждаю, дело будет сложное!

Первым встал Сафат, но Вотша отрицательно покачал головой:

– Нет, мы с тобой пойдем врозь. Если я не дойду до Ашабада, ты возглавишь отряд!

Сафат растерянно опустился на свое место – слова, сказанные Вотшей, буквально оглушили его – он не мог себе представить, что отряд останется без Бамбарака!

Тут же со своих мест поднялись Падур, Ватиз и Фарух. Вотша внимательно посмотрел на них и согласно кивнул:

– Значит, со мной пойдут Ватиз и Фарух. Он намеренно выбрал двух неразлучных друзей, понимавших друг друга с полуслова.

– Сколько идти отсюда до Ашабада, если выбрать самую длинную дорогу? – Повернулся Вотша к Азузу.

– Суток четверо, самое большее – пятеро! – Немедленно отозвался тот.

– Значит, разбиваемся на маленькие группы, двое уругумцев берут с собой одного местного. Через пять суток собираемся в Ашабаде! Выступаем прямо сейчас, мечи сдать мне! – Скомандовал Вотша.

Ребята начали подниматься с камней, на которых сидели и начали разбиваться на двойки, к которым с некоторой робостью прибивались местные изверги. Группы определились довольно быстро. Так же быстро возле Вотши были сложены мечи бойцов.

Спустя полчаса на площадке остались только Вотша, Азуз, Ватиз и Фарух, да еще понуро стоящая лошадь.

– Ну вот… – Медленно протянул Вотша, задумчиво глядя вслед последней, скрывающейся за поворотом тропы тройке. – Теперь мы примемся за работу. Вы, ребята, – он повернулся к уругумцам, – отправляйтесь вниз и принесите хворосту. Сучья берите подлиннее, можно несколько штук срубить с живых деревьев с листьями. А мы посмотрим, что у нас с лошадкой.

Ватиз и Фарух без лишних разговоров потопали вниз, в лежащую лядом рощу, а Вотша подошел к лошади. Кобыла, которую привел Спица, выглядела очень уж неказисто, и седла на ней не было, однако рыжий изверг оказался сообразительным – он догадался не только взнуздать ее, но и укрыть толстой попоной, и прихватить ременную упряжь для вьючной лошади. Спустя полчаса в распоряжении Вотши было достаточно длинного хвороста и зеленых веток береста. Ребята начали скатывать из них вязанки, пряча между ветками оружие. Скоро с обоих боков лошадки повисли две большие вязанки, и вся четверка двинулась вверх к перевалу.

Первый день Вотша со своими друзьями прошли без приключений. Они прошли невысокий перевал, пересекли обширную незаселенную долину и начали подниматься по узкой, малохоженной тропе вверх, к следующему перевалу, располагавшемуся, как сказал Азуз, очень высоко. Сумерки застали их на опушке леса, выше которого тянулись луга, до границы, за которой уже не росло ничего. Дальше их ждали каменные осыпи и снег. Вотша начал беспокоиться, сможет ли лошадь пройти этот перевал – он хорошо помнил, что с ними было на засыпанном лавиной Гварде. Но Азуз был твердо уверен в проходимости ожидавшего их перевала, и Вотше ничего не оставалось, как положиться на эту уверенность!

Ночь прошла также спокойно, утром, после короткого завтрака ребята снова двинулись вверх. Подъем был тяжел, но не опасен, тропа хорошо держала, каменистые осыпи только изредка пересекали ее, и в этих местах лошади приходилось помогать. В самом начале часа Медведя они прошли перевал, и тропа, причудливо извиваясь, пошла вниз. Именно здесь они заметили, что навстречу им по той же самой тропе движутся легкие светло серые тени. Вотша выбрал место, где тропа пересекала довольно широкую, присыпанную мелким камнем, площадку и, отведя лошадь в сторону, остановил свой отряд.

Изверги не разбивали лагерь и не разводили костер, они даже не стали распрягать лошадь. Они молча стояли, ожидая появления ирбисов.

И ирбисы пришли!..

Первые два зверя выбрались на площадку бок о бок и, не повернув голов в сторону склонившихся извергов, пересекли площадку. Следом за этой парой, так же, не обращая внимания на Вотшину четверку, проследовали еще три ирбиса. Затем наступила пятнадцатиминутная пауза, а потом звери пошли цепочкой, один за другим. Казалось, им не будет конца, светлые хвостатые тени скользили мимо, не поднимающих голов, извергов, словно те были каменными столбами, и только лошадь испуганно храпела и косила налитым кровью глазом в сторону скользящих мимо хищников, но и она стояла на месте, удерживаемая с двух сторон Вотшей и Азузом. Но всему в этом мире приходит конец – на площадку выскочили сразу три ирбиса, а за ними не последовал никто. Огромный зверь, с двух сторон которого, чуть приотстав, следовали еще двое, сразу же повернул к продолжавшим неподвижно стоять извергам. Остановившись шагах в трех от неподвижной группы, вожак полевой стаи несколько долгих секунд молча разглядывал Вотшу и его товарищей, а потом невнятно пробормотал:

– Значит, изверги… С лошадью… – Пауза. – А может, нам лошадь съесть?..

Вотша кожей ощутил, как напряглись его товарищи, но приказал себе молчать. Его друзья тоже не проронили ни слова. После новой, более длинной паузы, ирбис рыкнул:

– Молчат!.. Куда идете, изверги?..

Азуз поклонился еще ниже и, стараясь произносить слова нарочито четко, ответил:

– В Ашабад, господин!

– Что везете, изверги?.. – Не меняя тона, поинтересовался ирбис.

– Берест, господин, по дороге набрали… – Не разгибаясь, ответил Азуз и пояснил. – Для рукоятей и на дрова.

– Рядом с айлом лесов нет?.. – Спросил ирбис и шагнул ближе к говорившему с ним Азузу, словно намереваясь напугать его.

– Есть, господин, – быстро проговорил изверг, – только староста говорит, что ближние леса трогать надо осторожно! Лес сведем, ветра поднимутся, вода уйдет, айл погибнет!

Несколько секунд ирбис молчал, а затем уголки его пасти чуть приподнялись в презрительной усмешке:

– Я всегда знал, что изверги глупы, но не думал, что он глупы до такой степени!..

Лошадь снова прянула назад, чуть было не повалив Вотшу и Азуза, но они смогли удержать ее. И в этот момент ирбис сморщив нос, чуть попятился и нервно рыкнул:

– Чем это от вас воняет?! Гадость какая!

– Не знаю, господин!.. – Удивленно выдохнул Азуз. – Может быть потом, мы не мылись давно, домой торопимся.

– Потом?.. – Переспросил ирбис, делая еще шаг назад. – Тогда это… пот мертвецов!..

– Видимо, испугались до смерти! – Неожиданно подал голос ирбис стоящий справа от вожака.

Тот, чуть повернув голову, посмотрел на своего помощника и прорычал:

– Да?.. Тогда пусть идут, а то от них сейчас еще чем-нибудь завоняет!

Вожак полевой стаи повернулся и двинулся вверх по тропе, ирбис слева, не глядя на извергов, последовал за вожаком, а тот, что стоял справа, задумчиво оглядел неподвижных извергов и задумчиво, словно бы для себя, прорычал:

– Может, действительно, схарчить лошадь?.. Дотянут свои деревяшки на себе…

Но, секунду спустя, он тоже развернулся и потрусил за вожаком.

Когда ирбисы скрылись с глаз, Вотша выпрямился и с едва заметной улыбкой проговорил:

– Ну вот, первый экзамен мы сдали. Посмотрим, что дальше будет.

Они возобновили спуск.

Тропа, пересекшая площадку, поворачивала вправо пологой петлей и была достаточно широка, чтобы человек мог вести за собой лошадь. Впереди шагал Азуз, за ним – неразлучные Ватиз и Фарух, а позади всех Вотша вел немного успокоившуюся лошадь. Отойдя от площадки метров сто, Азуз обернулся, на его лице сияла улыбка:

– А ты, Бамбарак, ловко с этими вязанками придумал!.. Похоже, проскочили мы! Если все пойдет нормально, завтра к середине дня выйдем к Ашабаду!..

– Вот именно, – задумчиво кивнул Вотша, – если все нормально пойдет.

– Ну, мы же прошли стаю!.. – Беззаботно пожал плечами Азуз. – Пройдем и другую!

– А если бы вожак действительно решил отобрать у нас лошадь?.. – Спросил Вотша. – Где бы мы сейчас были?!

Азуз озадаченно почесал в затылке, а потом снова улыбнулся:

– Ну, так обошлось же!..

– Надо так думать, чтобы обходиться без всякого «обошлось же». – С досадой проговорил Вотша.

Однако время показало, что прав был Азуз. Ребята шли по петляющей вправо-влево и вверх-вниз тропе, и навстречу им никто не попадался. Они спускались все ниже и ниже, по обе стороны от тропы показалась трава, затем мелкие кустики и, наконец, они въехали в самый настоящий, хотя и не слишком высокий лес. В середине часа Змеи четверка вышла к берегу неширокой, быстрой реки, и на ее берегу они остановились, чтобы перекусить. Привал длился недолго, ребята даже не стали разводить костер. Наскоро перекусив и немного отдохнув, они перешли реку и снова углубились в лес – тропа снова начала карабкаться вверх, к очередному перевалу, последнему на их пути.

Когда вошел в силу час Вепря и вечер набросил сумерки на окружающие горы, они вышли из леса и остановились на поросшем короткой травой лугу. До границы, за которой кончалась растительность, оставалось пара сотен метров, и ребята решили устроить ночлег на траве. Они сняли поклажу с лошади, привязали ее на длинном поводе к последнему дереву опушки, развели костер и принялись готовить горячий ужин.

Поев, ребята улеглись на траву и уставились в темное, усыпанное звездами небо, с которого на уснувшую землю лился бледный лунный свет. Вокруг стояла тишина, нарушаемая только потрескиванием прогорающего костерка. И вдруг Азуз негромко, но внятно сказал:

– Мне даже не верится, что я завтра увижу Ашабад. Я не был в родном айле почти двадцать лет!..

– Почему?.. Удивился Вотша, и чуть повернув голову в сторону вздохнувшего изверга, добавил. – Три дня пути – не так уж много.

– Многоликие забрали меня из моей семьи, когда мне исполнилось всего четыре года. Привезли в Аргамак и сказали, что мои отец и мать… умерли. С тех пор я ни разу не покидал Аргамак.

– Но у тебя, наверное, остались в Ашабаде сестры, братья, другие родственники?! – Вотша даже приподнялся на локте.

– Вот поэтому мне и было запрещено покидать айл. Кое кто из извергов уходил в горы со стадами, но эти были из очень дальних айлов, они не могли добраться до родины… А я мог…

– Я бы сбежал!.. – Неожиданно подал голос Ватиз.

– Тебя бы убили! – Спокойно отозвался Азуз. – А перед этим долго мучили бы!

Ребята помолчали, а затем Азуз, словно бы через силу, проговорил:

– У меня был друг, он тоже родился в Ашабаде, но его привезли в айл многоликих на год позже меня. Ему исполнилось, наверное, лет пятнадцать, когда он сбежал из Аргамака… Его поймали на следующий день за первым перевалом – он же рванул напрямик в Ашабад. Привезли назад, привязали к дереву в центре Аргамака… Нас всех согнали. Он высоко висел, так чтобы всем видно было… А потом староста айла повернулся к Миру родовой гранью и… – Несколько секунд Азуз молчал, а затем закончил пресным, лишенным эмоций голосом. – Живот ему вспороли, а мы стояли и смотрели на его вывалившиеся внутренности… Долго смотрели, пока он не умер. Я всю жизнь буду помнить, как он кричал!..

И снова на поляне под темным звездным небом повисла тишина.

А затем вдруг совсем рядом раздался короткий звериный рык, а вслед за ним заполошное конское ржание! Все четверо мгновенно оказались на ногах и повернулись к лесу. Стволы деревьев, стоящих на опушке были облиты лунным светом и казались грубым серебряным узором на черни таившейся за ними чащобы. Лошадь, привязанная длинным поводом к крайнему дереву, отбежала на поляну насколько смогла и рвалась с привязи прочь от леса. И тут ребята увидели, как на черном фоне чащи появилась бледная крадущаяся тень. В следующее мгновение эта тень скользнула под лунный свет, и они разглядели мощного ирбиса, крадущегося в сторону лошади и уже готового к прыжку.

Вотша бросился к лесу первым, позади он слышал торопливый топот ног, но он даже не обернулся, чтобы посмотреть, кто именно последовал за ним. До вставшей на дыбы лошади было метров тридцать, на бегу Вотша выхватил единственное оружие, которое было при нем – свой серебряный кинжал! Расстояние между ним и пляшущей на привязи лошади быстро сокращалось, изверг закричал во всю силу легких, стараясь отвлечь хищника на себя, но тот не обратил на этот крик никакого внимания. Выбрав момент, когда лошадь опускалась на передние ноги, ирбис бросил свое мощное тело вверх и вперед!

Прыжок хищника был выверен до миллиметра – передние копыта лошади опустились в траву, и в тот же момент ей на шею упала светло-серая в темных круговых пятнах кошка. Один удар тяжелой когтистой лапы, и шея лошади была сломана, И она повалилась в траву! А хищник, не обращая внимания на подбегающих к нему извергов, вонзил свои клыки в еще трепещущее животное.

Вотша в этот момент был всего лишь в шести-семи шагах от ирбиса, и он снова закричал, на этот раз от обрушившейся на него ярости. Ирбис оторвался от начавшейся было трапезы и повернул голову. Увидев несущегося на него изверга, он вскинулся и взревел на всю поляну:

– Тебе жить надоело, изверг!!!

Но этот чудовищный рык не остановил Вотшу. Не замедляя бега, он вскинул руку с зажатым в ней клинком и рухнул на ирбиса, одновременно нанося удар!

Видимо, эта атака была для многоликого настолько неожиданной, что он даже не успел развернуться мордой к нападавшему на него извергу. Клинок пробил толстую шкуру и вошел в тело зверя легко, словно в собственные ножны. Вотша перекатился через замершую тушу зверя и упал в траву, не выпустив рукояти кинжала из сведенных судорогой пальцев, а ирбис вскинул голову кверху, завыв в смертной тоске. И словно в ответ на этот долгий тоскливый вой, из леса раздалось новое рычание!

В следующее мгновение Вотша был на ногах, а по бокам от него встали Ватиз и Фарух, каждый сжимал в руке матово светящийся клинок. А на опушке возникли две новые белесые в темных пятнах тени! Еще два ирбиса вышли из мрака чащи под лунный свет и на секунду замерли, словно отлитые из чистого серебра изваяния. Было непонятно, почему они неподвижны, почему не нападают?! Наконец, через пару минут один из ирбисов повернул свою голову и посмотрел в сторону замерших извергов, но разглядывал он не их, его интересовали неподвижно лежащая лошадь и замерший рядом с ней ирбис. Снова последовала минута тишины, и Фарух не выдержал, спросил срывающимся в истерику шепотом:

– Почему они молчат?! Почему они не нападают?!!

– Они не молчат!.. – Так же шепотом, но достаточно спокойно ответил Вотша. – Они разговаривают…

– Но! Как же они разговаривают, если их не слышно?!

В шепоте Фаруха было изумление и недоверие.

– Они разговаривают мысленно! – Чуть раздражаясь, ответил Вотша и тут же гораздо жестче добавил. – Внимание! Они приняли решение!!

И, действительно, оба ирбиса развернулись в сторону извергов и медленно двинулись вперед. Впрочем, может быть, светло-серые кошки шли совсем и не к стоявшим в короткой шеренге извергам. Просто эта странная на их взгляд троица перегораживала им дорогу к их товарищу, почему-то неподвижно лежавшему рядом со своей добычей. Во всяком случае, оба ирбиса остановились в трех шагах от извергов, и один из них довольно спокойно прорычал:

– Уйдите!.. Вы нам не нужны, нам нужна наша добыча!..

Вотша вдруг понял, что не знает, как ответить на это требование, но в этот момент вдруг прозвучал ломающийся от напряжения голос Фаруха:

– Зачем вы убили нашу лошадь?!!

– Это не ваша лошадь!! – Рявкнул в ответ ирбис. – Это наша добыча!!

– Это наша лошадь! – Твердо ответил Вотша, перехватывая инициативу в разговоре. – И мы не отдадим ее вам!!

И тут же ему в голову пришла удивленная мысль:

«Зачем нам мертвая лошадь?! Почему мы не отдаем ее этим жутким зверям?!»

Но немедленно вслед за этой мыслью пришло и понимание. Холодный внутренний голос подсказал его разгоряченному разуму:

«Мы не даем подойти им к лошади, потому что они сразу же увидят, что их товарищ мертв! Они сразу же увидят, что происходит сейчас с его телом!! Нам надо их уничтожить, чтобы сохранить в тайне свое оружие!!!»

– Вы глупы, изверги! – Уже с раздражением прорычал ирбис. – Мы голодны, мы в дозоре уже третьи сутки! Эта лошадь наша добыча и мы ее заберем. А если вы не уйдете, мы с удовольствием сделаем и вас своей добычей!»

– Руки коротки!! – Неожиданным тонким фальцетом крикнул Фарух, взмахнув своим клинком.

Ирбис сделал короткий шажок вперед и рыкнул уже в полный голос:

– Чтобы сделать вас своей добычей, нам не нужны… руки!!!

Оба ирбиса прыгнули неожиданно и мощно! Их мускулистые тела взвились в воздух, словно брошенные невидимой пружиной, но… Изверги действовали не менее слаженно – три облитые лунным светом фигурки мгновенно упали на одно колено, словно желая пропустить разъяренных кошек над собой, и приняли стремительно падавших на них хищников на свои матово блеснувшие клинки. Два светло-серых в темных пятнах тела обрушились на три склоненные фигуры извергов и… все пятеро покатились в траву, накрытые долгим, полным тоски воем! Несколько секунд лунный свет заливал лежащие неподвижно тела, а затем трое извергов медленно поднялись на ноги и развернулись в сторону своих страшных противников, выставив перед собой короткие клинки!

Но все уже было кончено! Тела поверженных оборотней быстро растворялись в невидимом пламени!

И тут Вотша заметил, что к ним медленно приближается Азуз, о котором в пылу внезапно вспыхнувшей схватки все забыли. Изверг шел с широко открытыми глазами, но, похоже было, что он ничего не видел. Ничего, кроме трех неподвижных светло-серых звериных тел, медленно слизываемых с истоптанной травы невидимыми огненными языками. Он остановился над этими телами и долго, не отрывая взгляда, наблюдал за этим странным, непонятным процессом, пока последний клочок серой шкуры не исчез в небытие, а потом поднял глаза и… увидел Вотшу, внимательно наблюдающим за ним. Словно сомнамбула, Азуз протянул к Вотше руку и хрипло выдавил из себя:

– Дай мне!.. Дай мне такой клинок!! Дай мне… уругумскую сталь!!!

Только сейчас Вотша вдруг понял, что по-прежнему сжимает в кулаке рукоятку своего серебряного кинжала и, глубоко вздохнув, вложил клинок в ножны. Вслед за этим он шагнул к своему новому другу и, стараясь говорить спокойно, произнес:

– Ты получишь такой клинок, но для этого нам надо вернуться в Уругум!

Теперь уже вздохнул Азуз, его напряженное, окаменевшее лицо расслабилось, протянутая к Вотше рука упала вдоль тела и он, едва заметно кивнул и с каким-то странным удовлетворением проговорил:

– Ты обещал!..

И тут подал голос Ватиз:

– Нам, наверное, надо побыстрее уходить отсюда, только… как же мы теперь без лошади?!

Вотша посмотрел на убитую лошадь и согласился:

– Да, без лошади нам будет тяжело… Но мы должны донести оружие, значит, мы его донесем. А уходить?.. Зачем нам уходить?! Мы же остановились на ночевку, так что будем… ночевать!

– Но, как же!.. – Ватиз растерянно повел руками в сторону места схватки, но о том, что здесь что-то происходило, говорила только примятая трава да труп лошади с порванным, покусанным горлом.

– Да вот так!.. – Вотша пожал плечами, улыбнулся и направился к уже почти прогоревшему костру. Подойдя к едва тлеющим углям, он подбросил немного хвороста и улегся рядом с затрепетавшим огнем. Ребята неуверенно потянулись за ним. Когда они, озираясь в окружающую темноту, уселись вокруг костра, Вотша вдруг пробормотал:

– Первым дежурит Фарух, за ним Ватиз, потом я, а последним Азуз. Спать… Спать!

И закрыл глаза. Азуз и Ватиз переглянулись и тоже улеглись на траву, а Фарух чуть придвинулся к вновь разгоревшемуся костру и, взяв в руки длинную сухую ветку, принялся поправлять рдеющие угли.

Ночь прошла спокойно, больше никто не вышел к мерцающему пламени костра, не осквернил тишину ночи ревом или заполошным визгом. Когда Вотша поднял чутко дремавшего Азуза, небо уже потеряло свой бархатно-черный цвет, а самые тусклые звезды исчезли, растворившись в спускающейся с гор утренней прохладе.

А в начале часа Жаворонка все четверо были уже на ногах. В костер было подброшено топливо, и котелок с чистой родниковой водой повис над весело заплясавшим огнем. Ребята, готовя завтрак, а затем и поглощая его, изредка бросали осторожные взгляды в сторону убитой ирбисом лошади, но о случившемся ночью никто не заговаривал. И только когда походные мешки были сложены, Вотша задумчиво проговорил:

– Да, без лошади будет тяжеловато, но я думаю, мы справимся!

Ватиза и Фаруха он снова послал в лес с заданием вырезать длинные прочные жерди. Когда ребята вернулись, Вотша и Азуз просунули принесенные жерди под ремни, стягивающие вязанки хвороста, так чтобы можно было нести вязанку вдвоем. Вес вязанок оказался ребятам вполне по силам, и, уложив новый груз на плечи, они отправились дальше.

Спустя пятеро суток, в небольшом айле Ашабад, спрятавшемся в крошечной высокогорной долине, на берегу быстрой горной речки, собрался весь отряд Вотши. Не дошли до места сбора всего двое из числа новеньких, видимо, они решили просто затеряться среди местного населения. В Ашабаде к отряду примкнули еще восемь совсем молоденьких ребят, так что спустя двое суток тридцать четыре человека двинулись на юг, в Уругум.

Глава 5

Вожак стаи южных ирбисов застыл над отвесным срезом скалы, как изваяние. Внизу, прямо под ним лежал айл Аргамак, вернее, то, что от него осталось! Все четырнадцать домов айла превратились в закопченные руины, по которым прыгали слетевшиеся на запах стервятники. Сады, окружавшие дома тоже частично обгорели, и в остатках их зелени странными огрызками былой красоты виднелись крохотные домики, скорее, сарайчики, в которых ютились изверги, служившие жителям Аргамака. Юмыт уже знал, что в айле нет никого из живших там – двадцать шесть изуродованных огнем трупов, обнаружили сутки назад разведчики, первыми добравшиеся до айла. Куда делись остальные пять жителей, в том числе две женщины и один ребенок было неизвестно! Но самое главное – было неизвестно, кто это сделал?!!

Вожак долго смотрел на разоренный, уничтоженный айл, а когдаповернулся прочь, увидел, что его приказ уже выполнен – на площадку под скалой согнаны все изверги, оставшиеся в уничтоженном айле. Их было около пятидесяти, в основном извергини, плачущие, не то от страха, не то от горя. Мягко ступая по искристому граниту, Юмыт спустился вниз и остановился напротив этой испуганной, потерянной толпы. Вряд ли чего можно было добиться от этих безмозглых, погруженных в ужас женщин, предчувствующих свой конец, но пока что их память была единственным источником хоть какой-нибудь информации. Наконец он разглядел в толпе пожилого изверга, который хотя и был напуган, но держался достаточно спокойно – не рыдал, не трясся. Вожак мягким шагом направился в его сторону меж шарахающихся от него извергинь. Остановившись в трех шагах от изверга, он еще раз оглядел старика-изверга и приказал:

– Иди за мной!

Из толпы они вышли вместе. Отойдя в сторону шагов на десять, вожак улегся на прогретый солнцем камень и коротко проворчал:

– Садись рядом!

– Но, господин, я не смею!.. – Дрогнувшим, неуверенным голосом ответил изверг.

– Садись!! – Рявкнул ирбис, и изверг понял, что даже его смирение может вызвать раздражение у многоликого. Он быстро присел прямо там, где стоял, и уставился на ирбиса ожидающим взглядом.

– Расскажи, что случилось в айле! – Потребовал вожак. Хвост его нетерпеливо ударил по камню, и старик тут же заговорил:

– Господин, я ничего не видел и ничего не понял. Позавчера ночью я проснулся оттого, что в глаза мне бил пляшущий свет. Я даже не сразу понял, что горит господский дом! Конечно я сразу же выскочил из своей комнатки и разбудил всех слуг, которые были в доме…

– В доме?! – Перебил его ирбис.

– Да, господин. Все слуги ночевали в маленьком доме, который стоял около задней ограды поместья.

Он замолчал, ожидая очередного вопроса, но ирбис только проворчал:

– Дальше!..

– Нас было пятеро, и все мы бросились к господскому дому, но там уже ничего нельзя было сделать – крыша провалилась внутрь, и огонь уже вырывался изо всех окон. Мы попробовали тушить, таскали воду из реки, но… Мы старались, господин, но что мы могли сделать?!!

Последний вопрос вырвался у изверга против его воли, и он испугался еще больше, но ирбис не обратил на него внимания.

– Значит, ты не видел, кто поджег дом твоего хозяина?

– Нет, господин.

– А слуги, когда ты проснулся, точно все были в… доме?!

– Да, господин.

– А сейчас они все здесь?!

Старик на мгновение замялся, но ответил достаточно твердо:

– Нет, господин, молодого Азуза нет. Куда он делся, я не знаю, но когда мы пытались тушить пожар, он был около дома.

– Так куда же он делся?! – Насторожился ирбис.

– Я не знаю, господин… – Сокрушенно пожал плечами старик.

– А кого еще нет, из тех, кто тебе знаком?

– Господин… – В голосе старого изверга прозвучала полная растерянность. – Я не могу сказать, я же не выходил из поместья и ни с кем из других домов не знаком. Об этом надо бы спросить кого-нибудь из пастухов, они хотя бы с другими пастухами знакомы, а мы, домашние слуги, никого кроме своих не знаем!..

«Так!.. – Раздражаясь, подумал вожак, – похоже, мы даже не сможем определить, сколько извергов пропало из айла! Но самое поразительное, что нет ни одного погибшего изверга! Трупы многоликих валяются в каждом доме, а извергов – ни одного!!»

Он тряхнул головой и рявкнул:

– Иди к своим!!

Старый изверг вздрогнул всем телом, повернулся, было, и вдруг, дрожащим голосом спросил:

– Господин, а что же с нами будет?!

«Действительно, что с ними делать?.. – Неожиданно для самого себя подумал Юмыт, и тут же раздраженно оборвал эту мысль. – Да какое это имеет значение?!!»

Это и в самом деле не имело значения – Что вообще могло иметь значение, кроме вопроса – кто напал на айл, кто убил двадцать шесть многоликих и не оставил не то что кого-нибудь из своих, но даже следов сражения, следов своего присутствия?!!

Вожак снова тряхнул головой, медленно поднялся с камня и двинулся в обход толпы извергинь в сторону айла. Он решил сам осмотреть пожарища.

Два часа бродил он между растрескавшихся, закопченных стен, по еще теплым пепелищам, между обгорелой, разбитой, покореженной утварью – и ничего не обнаружил. Правда, рядом с домом, где раньше жил староста айла ему вдруг показалось, что он ощущает какой-то тонкий, едва заметный запах, но вспомнить, откуда этот запах ему знаком, не смог. К этому времени вернулись четверо ирбисов, которых он посылал за перевал к северной границе своих земель, чтобы выяснить, не проходили ли там полевые стаи сайгов. Вожак этой четверки дошел до самой границы, нашел дозорных, дежуривших на рубеже уже две недели, и сообщил, что никаких набегов со стороны сайгов не было. Более того, сайгов не было на два километра вглубь их земель! И многоликих из айла Аргамак, дозорные тоже не видели – получалось, что четверо ирбисов и один ирбисенок бесследно пропали в собственном айле или где-то рядом с ним! Но мысль о том, что они полностью, не оставив даже косточки, сгорели в собственных домах он отбросил сразу же – это было слишком невероятно!

Никогда в своей жизни Юмыт не был настолько растерян! И вдруг он понял, почему волхв стаи, рассказывая ему свое предчувствие, назвал его князем!! Ему предстояло принять решение, а князь – это всего лишь человек, и человеку свойственно ошибаться! Не это ли имел ввиду волхв, неужели он предвидел и то, что Юмыт примет ошибочное решение?!! Более того, волхв заранее прощал ему эту ошибку, потому что вожак стаи не может ошибаться, вожак стаи по всем законам и обычаям платит за свою ошибку своим местом, а зачастую и жизнью!!! А он, Юмыт?! Чем должен заплатить он?!

Прошлой осенью пропал его сын! Любимый сын, вполне способный стать его наследником!! И он, вожак стаи не нашел ни сына, ни его тела! Он до сих пор не знает, что сталось с его сыном! Он не смог найти даже вещь – меч, который возможно навел бы на след сына!! А теперь погибли двадцать шесть ирбисов – их зарезали, а затем сожгли! Айл, в котором они жили, уничтожен! Еще пятеро ирбисов пропали! Пропали так же, как и его собственный сын! А он не может понять, кто уничтожил его сородичей, кто сжег их жилища, куда подевались пятеро его людей!! Он не может отомстить за их смерть, не может восстановить справедливость!!

Так может ли он оставаться вожаком?!! Или он всего-навсего… князь?!!

Юмыт остановился посреди улицы мертвого айла и покрутил тяжелой головой. Что же ему теперь делать?!! Показать, будто он уверен, что в разгроме Аргамака виноваты сайги, и ответить набегом на набег?! Но у ирбисов его стаи есть глаза, они видят, что сайги здесь не при чем, что вожак затевает несправедливую войну, чтобы скрыть свою неосведомленность, свою растерянность! И если Мать всего сущего покарает стаю южных ирбисов за нарушение законов и обычаев этого Мира, виноват будет он, вожак стаи! Значит, надо повернуть назад, распустить полевую стаю… Но тогда Аргамак и его жители останутся неотомщенными!! Тогда он, вожак стаи покажет свою беспомощность!! Тогда ему не место во главе стаи, и, значит, придется уйти!!

Юмыт поднял голову к небу и зарычал! Рык его был ужасен, но… вызван он был беспомощностью!

Как ни странно, но именно этот беспомощный рык вернул ему уверенность. Он мысленно вызвал командира одной из полевых стай и отдал приказ:

«Разбивайте походный лагерь, стая задержится здесь на несколько дней. И еще, свяжись со всеми дозорами, ушедшими в горы, пусть они опрашивают всех, кого встретят невдалеке от Аргамака. Надо узнать, не видел ли кто-нибудь четверых многоликих из сгоревшего айла или хотя бы ребенка. Может быть, они бежали из Аргамака, спасаясь от набега?!»

«Я понял, князь, – ответил вожак полевой стаи, – свяжусь немедленно!»

Вожак прервал мысленную связь, а Юмыт раздраженно подумал: «Вот, и этот назвал меня князь!.. – И тут же одернул сам себя. – Но я же и в самом деле князь, он, наверняка, ничего другого в голове не держал!

Но неприятный осадок усилился!

Шестеро суток полевая стая ирбисов провела около сгоревшего айла Аргамак. Дозорные стаи обшарили все окрестности, но никаких следов пропавших многоликих не обнаружили. В находившихся неподалеку айлах извергов никто ничего не слышал не только о пропавших ирбисах, но и о случившемся в Аргамаке. А у северной границы земель южных ирбисов начали появляться дозорные стаи сайгов – видимо, соседи обнаружили непонятную активность ирбисов и начали принимать меры для защиты своих земель. Юмыту надо было принимать какое-то решение, и в этот момент его достал мысленный вызов волхва стаи, оставшегося в Когте Ирбиса.

Это случилось утром седьмых суток. В чутком предутреннем сне Юмыт вдруг почувствовал какое-то беспокойство, словно некое непознаваемое чувство подсказывало ему, что грядет новое несчастье! А вслед за этим в голове возникла чужая мысль:

«Вожак, у меня снова было предчувствие!»

Нервы у Юмыта были настолько напряжены, что он не мог вести привычную игру в вопросы и ответы. Вместо принятого между ними наводящего вопроса «Ты поделишься со мной своим предчувствием?..», вожак спросил напрямую:

«Что еще должно случиться?!»

Мысль Касыма на секунду пропала, словно тот выключил свой мозг, но тут же появилась снова и была… насмешливой:

«Торопишься, князь?! Напрасно!.. Куда нам с тобой торопиться, мы и так уже на краю!»

«На каком краю?! – Мысль Юмыта вспыхнула паникой. – Говори, что ты предчувствовал!»

Но волхв, словно нарочно, заговорил о другом:

«Это были не сайги?.. Ты не нашел нападавших?!»

В груди вожака похолодело – неужели волхв, которого он сам поставил, с которым они прожили рядом столько лет, начал играть свою собственную игру?! Неужели в этой новой игре не было места ему, Юмыту?! Неужели пропажа его сына и нынешний разгром Аргамака подтолкнули Касыма к решению оставить старого вожака?!!

«Ты знал, что так будет?!! – Мысль Юмыта была осторожна, как подкрадывающийся ирбис, внезапно возникшая перед ним опасность сделала его осторожным. – Почему ты не предупредил меня?!!»

«Я не знал, что так будет». – Ответная мысль Касыма была спокойной, даже… грустной, но вожак уже не верил своему волхву.

«Юлит!» – Тут же решил он про себя. А волхв продолжил:

«Я предупреждал, что мое предчувствие было слишком расплывчатым. Ты сам решил, что это будет набег сайгов, а у меня не было оснований разубеждать тебя. Только когда от тебя не последовало сообщений, я уверился, что сайги здесь не при чем!»

«Но он же уверен, что в Аргамаке что-то произошло, что кровь, которую он предсказывал, пролилась! А ведь ему ничего о случившемся не сообщали!.. Или… сообщали?!!» – Мелькнуло в голове вожака, но усилием воли он подавил свою тревогу, не дал ей выплеснуться в мысль. Так что его ответ прозвучал почти спокойно:

«Да, ты прав, это не сайги, и вообще непонятно, кто это мог сделать! А не сообщал я ничего, потому что… сообщать мне просто нечего!»

Волхв «помолчал», словно ждал продолжения этой мысли, а затем вдруг сменил разговор, словно у него полностью пропал интерес к тому, что случилось в Аргамаке:

«У меня было предчувствие! Правда, оно было еще более расплывчатым, чем предыдущее – снова большая кровь, но на этот раз на Востоке!»

«На Востоке?! – Вожак растерялся – на Востоке не могло быть ничего похожего на Аргамак, на востоке не было границы, не было соседей. Восточный край земли южных ирбисов даже не был обозначен, там простирались непроходимые горы, непроходимые даже для ирбисов!»

«Так что, мне вести стаю на Восток?!» – Вырвалась у Юмыта невольная мысль. Ответ волхва прозвучал неуверенно, устало, словно Касыму стал в тягость этот разговор:

«Решение принимать тебе, князь… Только боюсь, вторая такая же неудача может сильно подорвать твой престиж… А за спиной у тебя уже нет достойного наследника!.. Думай… вожак!..»

Связь оборвалась. Юмыт открыл глаза, и на мгновение ему показалось, что он видел сон… Всего лишь тяжелый, страшный сон! Что никакого разговора на самом деле не было, что и Аргамак, это всего лишь сон!..

Вожак повел глазами. Нет, он лежал на тюфяке в походном шатре, за откидывающимся пологом маячили две неподвижные фигуры сторожевых ирбисов, а чуть дальше шумел пробуждающийся лагерь. Это был не сон, это была явь! И он снова не знал, что ему делать!!

Однако ему не дали долго раздумывать над этой, не имеющей ответа, проблемой. Асах, староста айла Сибиртай, приведший свою полевую стаю, позвал вожака, и тот не смог отказать старику.

«Слушаю тебя, уважаемый!» – Мысль Юмыта была спокойной до безразличия.

«Вожак, – заговорил староста и в мысли его была легкая тревога, – прости, что беспокою тебя так рано, но у меня срочное дело. Пропала одна из дозорных стай, которую вышла по твоему приказу еще десять дней назад, когда мы только подходили к Аргамаку. Уже восемь дней мы не можем с ней связаться, но я думал, что они просто очень далеко ушли. Вчера вечером они должны были вернуться к стае, а их до сих пор нет! Вожак, с ними что-то случилось!»

И опять в груди вожака поднялась растерянность, но ответить он постарался спокойно, даже с некоторым сарказмом:

«Ты представляешь, почтенный, что могло случиться в наших горах с тремя взрослыми ирбисами?!»

«Нет, вожак, не представляю! – Ответил Асах. – Это отличные воины, знающие, что такое воинская дисциплина! Они должны были вернуться и не вернулись!»

«Я не сомневаюсь, что они отличные воины и знают, что такое дисциплина… – Мысль вожака медленно наполнялась раздражением. – Но они на своей земле и, видимо, не считают этот поход настоящей боевой операцией. Так что, вполне вероятно, они просто решили отдохнуть в ближнем извержачьем айле, побаловаться вином и молодыми извергиньками! Подождем еще пару дней, я думаю, к этому сроку они как раз вспомнят о необходимости вернуться!!»

Вожак, не дожидаясь ответа старика, прервал связь, и тут же вспомнил, как именно такими словами успокаивал его Касым, когда прошлой осенью пропал его сын, Юсут! И Юсут не вернулся до сих пор!!

«Что ж это получается! – С некоторой даже паникой подумал Юмыт. – С момента пропажи Юсута прошло около полугода, и за это время пропало еще десять многоликих, а общие потери стаи составили тридцать семь человек!! Тридцать семь!! Из двухсот сорока ирбисов тридцать семь погибли!!!»

Это было слишком много… недопустимо много, и вот теперь волхв стаи предчувствует новые потери! Новые, необъяснимые смерти среди многоликих!!

Юмыт едва сдержался, чтобы не завыть в голос. Стиснув зубы, он продолжал размышлять, хотя мысли его разбегались, и он не мог сосредоточиться на главном. Да что там – сосредоточиться, он не мог даже определить, что сейчас является главным!

«Так что же делать?! Вести всю стаю на Восток, в непроходимые горы?! Зачем?! В самом восточном айле живет всего двадцать многоликих, в полевую стаю я оттуда людей не брал, и что может с ними случиться, если рядом с ними нет никаких поселений других стай?!! Если мы выйдем сегодня, стая доберется до восточного айла только через шестнадцать-восемнадцать суток, за это время может произойти все, что угодно!! Но что произойдет точно, так это то, что люди вконец вымотаются, а кто-то, возможно, и погибнет в пути! Сделать вид, что никакой информации я не получал и ждать известий с Востока?! Нет, это тоже не выход – рано или поздно выяснится, что волхв меня предупреждал об опасности, грозящей с Востока, а я ничего не предпринял!..»

И тут вожак замер на месте – а что если опасность грозит не самому восточному айлу, ведь к востоку от Когтя Ирбиса, а именно в нем находился сейчас волхв стаи, расположены три айла, и один из них по населенности уступает только столице! Что если удар неведомого врага будет нанесен именно по этому селению, ведь оттуда ушли больше половины взрослых ирбисов?!!

Именно эта догадка, это предположение неожиданно подсказало ему, как надо действовать! Спустя полчаса в шатре вожака собрались вожаки всех стай, отправленных айлами. На этот раз разговор был короток. Юсут сразу перешел к сути дела, не посвящая своих подчиненных, в суть своих сомнений и размышлений:

«Мы убедились, что внешней угрозы нет, поэтому полевая стая распускается! – Объявил вожак стаи южных ирбисов. – Каждый айл, участвующий в походе оставит здесь по два воина – одного свободного и одного женатого. Эта десятка сгонит из окрестных айлов извергов и восстановит Аргамак, а затем переселит сюда свои семьи! Мы не можем допустить, чтобы пограничный айл обезлюдел. Остальные должны вернуться в свои айлы, и хорошенько помнить, что вы видели здесь в Аргамаке! Кто-то, и мы пока не знаем, кто именно, смог убить двадцать взрослых ирбисов и шесть женщин, причем наши сородичи даже не успели повернуться к Миру родовой гранью!! Помните об этой неизвестной, но страшной опасности и сделайте все, чтобы ваши айлы не постигла такая же участь!»

Юсут замолчал, и тут же «прозвучал» вопрос. Мысль, несшая этот вопрос, принадлежала старому Асаху:

«Вожак, – это обращение неожиданно обрадовало Юсута, – ты можешь сказать точнее, чего нам опасаться, что предпринять для защиты наших айлов?!»

А вот ответить на этот вопрос Юсуту было сложно.

«Я… – он чуть было не подумал недопустимое «не знаю!», но вовремя остановил себя и поправился. – Я думаю, вам надо быть очень внимательными и ловить все необычное!.. Просто потому что смерть наших сородичей очень необычна, а пропажа пятерых из них еще более необычна! И, конечно, вам надо организовать постоянное патрулирование окрестностей айлов – мне кажется, вы в последние годы нашей спокойной и безопасной жизни об этом забыли!»

Больше вопросов не было, то ли старосты поняли, что никаких конкретных указаний они от вожака не получат, то ли не придавали гибели небольшого пограничного айла особого значения, считая, что им такое нападение не грозит.

«Если вопросов больше нет, – закончил встречу Юмыт, – расходитесь, и немедленно отправляйтесь домой!»

Вожаки полевых стай поднялись со своих мест и потянулись к выходу из шатра, и только старый Асах остался сидеть. Юсут пристально посмотрел на старика, и когда вышли все остальные, спросил, переходя на речь:

– А ты, старик, не торопишься?..

– Да, вожак, – в тон Юмыту ответил староста айла. – Ты знаешь, у меня пропало трое людей, и я не могу вернуться в родной айл не узнав, что с ними случилось. Мне придется дать отчет в их исчезновении и, по возможности, объяснить это исчезновение!

«Старик явно намекает, что мне тоже когда-то придется дать отчет в исчезновении моих сородичей!» – Раздраженно подумал вожак стаи, но вслух сказал, как можно спокойнее:

– Я оставлю здесь несколько человек. Они дождутся твоих людей и отправят их домой.

Однако старый Асах, тяжело покачал головой:

– Нет, вожак, я не могу уйти отсюда, и мучиться неизвестностью. Я должен сам предпринять розыски. Да и мои люди известны мне лучше, чем твоим воинам, мне будет проще их найти! А в айл я пошлю гонца, он предупредит моих односельчан об опасности, которая нам грозит.

Вожак стаи южных ирбисов наклонил голову и надолго задумался, а когда старый Асах уже собирался встать со своего места, он снова заговорил, и на этот раз его голос звучал твердо, так, словно он отдавал приказ:

– Нет, старик, трое твоих людей – это, конечно, важно, но твой айл гораздо важнее. Ты немедленно отправишься домой, а здесь оставишь пятерых воинов, которые хорошо знают… пропавших!

Перед последним словом вожак сделал крохотную паузу, словно подбирая подходящее выражение, и не решаясь сказать, то, что ему все-таки пришлось сказать – «пропавшие»! И староста айла, правильно понял эту паузу. Приподняв седоватые, кустистые брови, он медленно переспросил:

– Вожак, ты не веришь, что мои люди… живы?!

Юсут снова наклонил голову, но на этот раз не для того, чтобы подумать, он просто не хотел, чтобы старик видел его глаза:

– Я не… знаю, Асах!.. – Он впервые назвал старика по имени. – Мой сын пропал более полугода назад, и тогда меня так же утешали тем, что он загулял в каком-нибудь извержачьем айле. Но нашлись его лошадь и одежда, а его самого и его меч мы не нашли! Согласись, что он не мог унести свой меч, повернувшись к Миру родовой гранью!!

Вожак поднял голову, и старый Асах увидел на его лице такую муку, что сердце его сжалось.

– И теперь я не верю, что мой сын жив! – Выплюнул из себя вожак страшные для него слова. – А твои люди пропали всего пару-тройку дней назад – надейся, что они погуляют с извергиньками и вернуться! Надейся, старик!..

Теперь уже старик, бывший не намного старше своего вожака склонил голову и задумался. Но вожак не стал дожидаться окончания этих раздумий.

– Иди, старик, – его голос обрел прежнюю твердость и начальственный тон, – и проследи, чтобы твой айл не постигла участь Аргамака!

Староста, не взглянув на вожака, поднялся со своего места и направился к выходу из шатра, однако у самой полости остановился и, повернувшись вполоборота, проговорил:

– Вожак, а ты не боишься, что те, кто уничтожил Аргамак, вернуться и вырежут оставляемых тобой сородичей?.. Ведь их будет здесь всего десять человек!..

После этих слов старик, не дожидаясь ответа, выскользнул наружу и не слышал, как Юсыт негромко, словно бы для самого себя, сказал:

– Нет, не боюсь. Тот, кто это сделал уже далеко отсюда!..

Два часа спустя походный лагерь полевой стаи был свернут, и ирбисы, повернувшись к Миру родовой гранью, отправились назад. Только пара десятков многоликих остались в облике людей, чтобы сопровождать невеликий груз, возвращаемый в родные айлы.

Ирбисы шли назад теми же перевалами, теми же долинами, но на этот раз на горных тропах он не встретили ни одного изверга. Не показывались изверги и на улицах своих айлов, когда мимо них проходили полевые стаи многоликих. Они словно бы чувствовали, что скоро в их айлы нагрянут эти многоликие, чтобы забрать большинство из них для тяжелой, изнуряющей, выматывающей душу работы!

К этому времени отряд Вотши уже вернулся в Уругум. Сам высокий, светловолосый изверг первым делом направился в дом староста айла, чтобы проведать оставленного там кузнеца, но оказалось, что за недолгое, вроде бы, время их похода, Вагат успел настолько прийти в себя, что перебрался на свою усадьбу и поселился в наспех покрытом соломой доме.

Когда Вотша осторожно вошел из прихожей дома в гостиную, он увидел, что кузнец полулежит на застеленной овчиной лавке с высокой меховой скаткой под головой и плечами, а в руках у него исходит паром миска с каким-то горячим варевом. Агирай в это время суетилась у чуть поддымливающей печки, в той же комнате, в углу двое ребят кузнеца играли глиняными фигурками, вылепленными Вотшей еще зимой. Вагат, оторвался от миски и первым увидел своего ученика. Улыбнувшись, он воскликнул:

– Ну, я же говорил, что его надо ждать со дня на день!

Вотша, улыбаясь в ответ, прошел к лавке, уселся на стоящий рядом табурет и, еще раз оглядев всех находившихся в комнате, произнес:

– Пусть Мать всего сущего благословит это жилище!

Ребята, бросив свои игрушки, подбежали к Вотше, но тот, погладив их по головам, попросил:

– Дайте мне поговорить с вашим отцом, а потом я вам кое-что расскажу!

Он повернулся к улыбающемуся Вагату, и в этот момент, подошедшая Агирай сунула ему в руки миску с горячей похлебкой и кусок темной лепешки:

– Еда не будет вам помехой в разговоре!.. – Улыбнулась она Вотше и тут же отошла назад к печке.

Вотша, не сводя глаз с кузнеца, опустил ложку в миску, откусил хлеба и негромко спросил:

– Ну, как ты, наставник?..

Вагат посерьезнел, отставил свою миску в сторону и так же тихо ответил:

– Да какой я тебе наставник, вожак?..

Вотша от такого неожиданного обращения удивленно вздрогнул, а кузнец, словно бы и не заметив этого, продолжил:

– Все у меня нормально, голова подживает… – повязка на его разбитой голове и вправду была чистой, так что эти раны, по всей видимости, уже начали затягиваться. – …и тело перестало болеть. Нога, правда, ноет, но… терпимо.

Нога у кузнеца была сломана, и этот перелом Вотшу очень беспокоил, но сделать что-то, кроме того, что уже было сделано, он не мог. А Вагат, махнув рукой и, словно завершая этим жестом разговор о своем здоровье, попросил:

– Ты лучше расскажи, как ваш набег?!

– Набег?.. – С улыбкой переспросил Вотша. – А ты знаешь про наш набег?! Когда мы уходили, ты был без сознания. Кто ж это тебе рассказал?

Вагат глазами показал на свою занятую у печки жену и добавил:

– Я, как в себя пришел, начал тебя звать, вот ей и пришлось рассказать, что вы ушли на север, чтобы отвлечь многоликих от нашего айла. Так что вам удалось сделать?!

Вотша несколько секунд молчал, словно вспоминая то, что случилось с ним в походе, а затем, прихлебывая понемногу из чашки, начал рассказывать:

– Из Уругума нас ушло восемнадцать человек. Хорошо, что ты успел сделать достаточно оружия, так что вооружить мне удалось всех, правда, хоть как-то владели своим оружие только двенадцать человек. Мы решили напасть на северный приграничный айл многоликих, чтобы в случае нашего успеха, вожак ирбисов подумал, будто это дело рук сайгов. Добрались до места мы без приключений, хотя и шли все вместе…

– Ты сильно рисковал!.. – Перебил Вотшу кузнец. – Изверги в горах такими большими группами не появляются. И вообще, таким многочисленным может быть только караван!

– Да, – кивнул в ответ Вотша, – я это и сам понял, когда мы подошли к Аргамаку. Это меньший из северных айлов многоликих. – Пояснил он, и Вагат понимающе кивнул.

– Айл небольшой… – продолжил Вотша свой рассказ, – … всего четырнадцать усадеб, плюс небольшие постройки на задах усадеб, в которых обитает скот и изверги-слуги. Мы напали на этот айл в середине часа Вепря, и можешь представить, как тряслись мои ребята – напасть на многоликих с оружием в руках!!

Вотша помолчал, пристально глядя в расширившиеся глаза кузнеца, а затем тихо и тяжело произнес:

– Мы уничтожили их всех!! Всех!!! Двадцать два многоликих, шесть женщин и трое детей! Пятеро из них успели повернуться к Миру родовой гранью, и их достала уругумская сталь!

– Трое детей?! – Потрясенно проговорил кузнец. Его остановившиеся глаза смотрели прямо перед собой, словно он видел, как мечи извергов кроят детские черепа. Но тут же, тряхнув головой и чуть поморщившись от проснувшейся боли, он переспросил:

– Как ты сказал?.. Уругумская сталь?!

– Да! – Усмехнулся в ответ Вотша. – Сафат так серебро прозвал!

– А дальше?! – Потребовал Вагат.

– А дальше было сложнее. – Протянул Вотша. – Вожак ирбисов откуда-то узнал, что на севере будет… кровь! Я думаю, что это предвидение волхва стаи, некоторые волхвы способны на такие предвидения. Похоже, Юмыт решил, что сайги готовят набег, и двинул к северной границе огромную полевую стаю, больше полутораста ирбисов. Мы опередили их всего на двое-трое суток, так что возвращаться нам пришлось, проходя буквально сквозь дружину ирбисов!

– Так, как же вы… – Кузнец был явно напуган и растерян. – Как же вы с оружием-то?!

Вотша пожал плечами:

– Десять извергов из Аргамака, слуги и пастухи многоликих, попросили нас взять их к себе. Все они родом из окрестных айлов. Отряд разбился на тройки и двойки и пошел россыпью, а оружие я, Ватиз с Фарухом и Азуз, местный парень повезли на лошади, спрятав его в вязанки хвороста. Мы встретились с ирбисами, но им было не до нас, они торопились к границе. Правда на следующую ночь тройка дозорных ирбисов напала на нашу лошадь – они хотели есть, а охотиться им было лень… Нам пришлось их убить!

– Еще трое!.. – Прошептал Вагат.

– Да, в этом походе мы уничтожили тридцать четыре многоликих! – Подтвердил Вотша. – Уходило из Уругума восемнадцать человек, а вернулось тридцать четыре. Потеряли мы двоих, и не знаем, что с ними произошло. Они просто не пришли к назначенному месту встречи. Вот и все.

Вотша снова пожал плечами, словно извиняясь за краткость своего рассказа, а потом добавил:

– Но я думаю, что нам надо повторить свою вылазку, и сделать это, как можно быстрее. Нельзя давать Юмыту время, вспомнить об Уругуме, о том, что отсюда не вернулись четверо его воинов!

– Значит, ты хочешь повторить набег!.. – В словах Вагата не было вопроса, это было утверждение. Вотша кивком подтвердил его догадку и добавил:

– Но только после того, как новички хотя бы немного научатся владеть оружием и действовать в группе.

– И когда же ты думаешь повторить такой набег?..

Вотша вдруг почувствовал, что кузнец задал свой вопрос не из одного любопытства.

– Недели через две-три… – Осторожно ответил он. – Посмотрим, как пойдут дела у новичков.

– Тогда я хочу показать тебе одну штуку!.. – С загоревшимися глазами воскликнул Вагат, но Вотша его перебил:

– Тебе еще нельзя вставать!

– А я и не буду… – Успокоил его кузнец. – Ты сам все найдешь, я только объясню тебе, как этим пользоваться!

– Ладно, – улыбнулся Вотша, – но, давай, я сначала поем!

С похлебкой они покончили быстро, так что уже через полчаса Вотша направился в кузницу, чтобы, следуя указаниям своего наставника, отыскать то, что тот хотел показать своему ученику.

Действительно, как и сказал Вагат, отодвинув от стены тяжелый верстак, Вотша обнаружил за ним узкий и длинный металлический ящик. Выставив ящик на середину кузни, он поставил на место верстак и отправился в дом, прихватив ящик с собой.

Вагат ждал его на своей лавке с явным нетерпением. Едва Вотша вошел в комнату, как кузнец громко потребовал:

– Ну, давай, доставай все, что там лежит! – И протянул Вотше небольшой ключ.

Изверг положил ящик на пол и, открыв его ключом, который дал ему кузнец, изверг извлек на свет довольно тяжелый, плоский сверток плотной льняной ткани, перевязанный тонкой бечевкой. Кроме этого свертка в ящике лежала связка странных тонких и довольно длинных палочек с одной стороны оперенные, а с другой имевших узкие, плоские, в мизинец длиной острия, отлитые из серебра, отточенные и отполированные.

Но Вагат, не обратив внимания на эти палочки, скомандовал:

– Разворачивай!

Вотша быстро развязал бечевку и развернул ткань. Внутри свертка оказались три странных металлических предмета – недлинный цилиндр с небольшими впадинами на округлой поверхности и отверстиями в основаниях и два металлических прута с одной стороны круглого сечения, толщиной равных цилиндру, к середине становившихся заметно уплощенными, а к противоположному концу в два раза тоньше. Тонкие концы прутов загибались и имели неглубокие, сложной формы выемки. Кроме того, в свертке находилась толстая плетеная шелковая нить с петлями на концах.

С минуту Вотша недоуменно рассматривал содержимое свертка, не понимая сияющего взгляда Вагата, которым он созерцал те же предметы, а затем поинтересовался:

– Ну, и что это такое?..

– Да! – Воскликнул кузнец. – Ты же не знаешь!! Сейчас я тебе все объясню!!

Он даже попытался приподняться еще выше, но тут же зашипел от боли, скрутившей его тело. Через несколько секунд, чуть передохнув, Вагат уже спокойнее произнес:

– Соединяй!..

Вотша взял цилиндр и один из прутьев и увидел, что толстая сторона прута плотно входит в отверстия в цилиндре. Через минуту в руке у Вотши оказался металлический стержень длиной больше метра, который было очень удобно держать за середину, за округлую ручку, во впадины которой плотно ложились пальцы. Вотша взвесил в руке стержень и перевел вопросительный взгляд на Вагата.

– Натягивай! – Воскликнул тот, указывая глазами на шелковый шнур, однако Вотша не понял:

– Что натягивать?..

– Вот, – теперь уже кузнец кивнул в сторону шнура, – бери шнурок, цепляй одну петлю за один рог, а другую – за другой!..

Вотша взялся за край скользкого шнура и, присмотревшись к одному из концов тонких стержня, понял, как надо зацепить концевую петлю за выемку на стержне. Однако когда он собрался зацепить другую петлю за противоположный конец стержня, шнурок оказался коротковат. Вотша снова вопросительно взглянул на кузнеца.

– Ну, ты же сообразительный парень Бамбарак! – Воскликнул Вагат, словно подначивая Вотшу. – Догадайся, как можно зацепить второй конец!..

Думал тот недолго. Уперев тот конец стержня, на который уже была накинута шелковая петля в пол, он, придерживая верхний конец рукой, нажал коленом на середину стержня, согнул его и легко накинул вторую петлю!

– Отлично! – Воскликнул Вагат. – Теперь ты понял, что это такое?!

Вотша приподнял изогнутый стержень за рукоять и внимательно осмотрел его, затем потрогал натянувшийся шнурок и… застыл на месте. С минуту он рассматривал то, что держал в руках, а потом его взгляд скользнул вбок, к ящику, раскрытому на полу. Он нагнулся и достал из ящика одну из оперенных палочек. За эти последовал еще один осмотр, причем в глазах Вотши начала появляться догадка. Он повернулся к молча сияющему Вагату и проговорил, словно бы спрашивая разрешения:

– Я выйду… попробую?..

– Ага!.. – Протянул кузнец. – Догадался?!

– Кажется да!.. – Кивнул Вотша и направился к выходу.

В дом он вернулся спустя полчаса, лицо у него было усталое и задумчивое. Присев рядом с лавкой Вагата, он разобрал оружие, протер все его части льняной тряпочкой, в которой оно хранилось, завернул его и уложил в ящик. Кузнец, возбуждение которого уже спало, молча наблюдал за его манипуляциями, не приставая с расспросами, словно чувствовал, что его ученику надо собраться с мыслями. Наконец Вотша закрыл ящик и повернулся к своему наставнику.

– Я понял, как эта штука действует… – Начал, было, Вотша, но Вагат негромко перебил его:

– Эту штуку называли лук! Если хочешь, я расскажу тебе о нем то, что слышал от своего учителя.

Вотша внимательно посмотрел на кузнеца, словно предлагая начать рассказ прямо сейчас, и тот принял это приглашение.

Его отец не сам придумал это оружие, ему тоже о нем кто-то рассказал – вроде бы его часто используют далеко на Юге. Ирбисы-то, хоть и называют себя южными, но дальше на юге живут и другие стаи. Так вот, отец моего учителя, сделал лук из дерева, а струну, или тетиву, из вываренных сухожилий. Стрелы он делал из камыша, но у нас в горах такого камыша не найти, он растет у моря, поэтому мне пришлось…

– Подожди!.. – Теперь уже Вотша перебил своего наставника. – Ты говоришь, лук можно сделать из дерева?!

– Конечно! – Воскликнул Вагат, снова приходя в возбуждение. Тис подходит, да и берест, только ветки для пружины надо выбирать ровные, без сучков и трещин! Но мой составной лук лучше!

– Кто с этим спорит!.. – Улыбнулся Вотша. – Но нам надо будет несколько десятков луков, и как можно скорее! И стрелы… Мне кажется, наконечники можно делать меньше, совсем маленькие, нам ведь надо только, чтобы серебро пустило многоликому кровь, а дальше оно само свою работу сделает!.. – Он на секунду запнулся, а потом задумчиво добавил. – И еще, нам нужны будут стрелы с обычными, железными наконечниками!

– Ах, я еще встать не могу!! – С неким даже ожесточением воскликнул Вагат.

– И не надо тебе вставать! – Твердо ответил Вотша. – Месяц-два передышки мы получили, ирбисы сейчас будут думать, кто уничтожил Аргамак и искать своих пропавших сородичей. А мы будем… учиться! Так что, выздоравливай!

Тут он замолчал, пристально глядя на кузнеца и вдруг, с какой-то странной ноткой в голосе, проговорил:

– А когда ты поправишься и примешь под свою команду отряд… я уйду!

– Как уйдешь?!! – Оторопел кузнец. – Куда уйдешь?!

Вотша отвел глаза и негромко ответил:

– На Запад уйду… Там надо тоже показать многоликим, что их владычество не вечно!

– Но ты же не сможешь взять с собой столько серебра, чтобы!.. – Встревоженный голос Вагата пресекся – Вотша улыбался, и улыбка эта была с горчинкой.

– Нет, Вагат, серебро надо искать на месте. Но теперь я знаю, что мне надо будет искать, а… уругумская сталь останется в Уругуме – у вас здесь тоже работы много будет.

Тут Вотша вдруг замолчал, словно в голову ему пришла какая-то неожиданная мысль, или он решил сказать нечто потаенное, а затем вздохнул и продолжил:

– Ты, надеюсь, понимаешь, что мы начали борьбу, которая продлится всю жизнь?! Ты понимаешь, что мы начали освобождать этот Мир от многоликих?!! Конечно, рано или поздно многоликие узнают, чем именно мы их убиваем, и тогда они будут искать средство защиты от нашего серебра! А еще, они начнут нас уничтожать – всех до кого смогут дотянуться. Они перестанут превращать в извергов своих сородичей, и будут принимать в стаи всех полуизвергов! И любая извергиня будет для них ценностью, потому что она может родить… оборотня!.. А еще они тоже будут искать серебро, искать для того, чтобы не дать нам найти его, не дать нам завладеть им! И вот тогда доставать уругумскую сталь нам станет очень сложно!

И снова Вотша не несколько секунд замолчал, на этот раз, давая понять своему наставнику, что за дело взваливают они на свои плечи.

– Если мы не поднимем всех извергов в этом Мире, если мы не захватим все серебро этого Мира, мы упустим шанс стать… людьми, стать хозяевами этого Мира!!

Вагат откинулся на подложенную под голову овчину. Глаза его смотрели в потолок, но видели не закопченные балки и прогоревший настил, а нечто совсем иное. Может быть, он вспоминал свои сомнения, которыми терзался, когда они возвращались в Уругум, нагруженные серебряными самородками, но это было мимолетное воспоминание. Скорее он примеривал к своей жизни поставленную Вотшей задачу и поражался ее величию! А вот сомнений уже не было в его сердце, сомнения эти выбил многоликий рукоятью своей плети, когда кузнец из айла Уругум, искалеченный, беспомощный, привязанный к дереву, был отдан ему на расправу! Тогда он понял, что не желает, чтобы также издевались над его детьми и внуками, чтобы они так же ощущали свою беспомощность, свою обреченность!!

На следующий день весь уругумский отряд под командованием Вотши отправился в проклятую рощу за деревом для луков. В мастерской уругумского плотника Теура, отца Падура, нашлось несколько подходящих для этой цели кусков береста, но отряду требовалось много луков, а значит, надо было запастись материалом! Кроме того, Вотша собирался в тот же день заняться обучением новых ребят, пришедших в Уругум с отрядом.

Постепенно жизнь в Уругуме вернулась в некое подобие прежней колеи. Изверги занимались привычными делами – овец, под присмотром нескольких ребят, отогнали на горные пастбища, и пастухи взяли с собой клинки из уругумской стали. Дома, пострадавшие от набега многоликих постепенно приводили в порядок, женщины занимались домашним хозяйством и огородами… И все-таки во всем ощущалось постоянное напряжение, постоянное ожидание появления многоликих! Молодые ребята – и уругумцы, и пришедшие из других айлов, дважды в день уходили в проклятую рощу, но скорее по привычке к созданному ими ристалищу, а не затем, чтобы скрыть свои занятия фехтованием. А на лугу, отделяющим айл от проклятой рощи было устроено стрельбище, на котором тренировались лучники.

Прошло около месяца, и однажды утром Вотшу на улице деревни остановил плотник Теур:

– Ты, белоголовый, можешь сейчас заглянуть ко мне в мастерскую?

– Конечно, дядюшка Теур! – Улыбнулся ему в ответ Вотша. – А что за дело-то у тебя?

– Там увидишь! – Чуть загадочно посмотрел ему в глаза плотник, и повернул к своей усадьбе. Вотша пошел следом, гадая, зачем это он понадобился немного угрюмому, неразговорчивому мастеру.

Когда они подошли к широченным дверям мастерской, Теур бросил на Вотшу быстрый взгляд и неожиданно спросил:

– Это верно, что ты собрался на Запад возвращаться?..

«Откуда это он узнал? – Удивленно подумал Вотша. – Я, вроде бы никому не говорил о своем намерении двинуться на Запад… Только Вагату!..»

Но вслух ответил:

– Да, подумываю, но когда – точно пока не знаю.

– И что, так с мечом у пояса и думаешь туда топать?.. – Чуть усмехнувшись, полюбопытствовал Теур.

Вотша машинально положил ладонь на рукоять меча, висевшего на поясе, и растерянно пожал плечами:

– Ну-у-у… Что-нибудь придумаю!..

– Уже придумали!.. – Уже заметнее хмыкнул плотник. – Вот, смотри!

Он ушел в полумрак мастерской, покопался в заготовленных брусках и вернулся, неся в руке черный лакированный посох, выточенный из железной твердости каргача. Высокий, почти в рост Вотши, он слегка утолщался к верхней части и заканчивался пятью небольшими узкими серебряными остриями. Среднее смотрело вверх, а остальные, чуть покороче, под углом к первому в четыре стороны.

«Ну и причем тут мой меч?..» – Недоуменно подумал Вотша, однако плотник, словно услышав эту мысль, проговорил:

– Вынимай меч!

Вотша вытащил меч из ножен, полированный клинок бросил в темный угол мастерской длинный светлый луч. В это время Теур, придерживая посох левой рукой, правой крутанул навершье, и вдруг оно легко отделилось от основного тела посоха.

– Вставляй! – Скомандовал плотник, наклоняя посох, и Вотша увидел, что в торцевой его части имеется аккуратная щель, в которую, как в ножны входил клинок его меча. Он аккуратно вложил меч в посох, Теур опустил на рукоять оружия снятое навершье и снова его повернул. В его руке оказался собранный посох, и только в двадцати сантиметрах от его вершины из округлого черного дерева посоха высовывались светлые концы крестовины.

– Вот с этим можно путешествовать, не опасаясь, что к тебе привяжутся многоликие! – Удовлетворенно проговорил плотник и, взглянув на молодого изверга, переспросил. – Ты как думаешь?!

Вотша протянул руку, и Теур вложил в нее посох. Даже с мечом внутри он оказался не тяжел, а увесист, центр тяжести располагался на трети длины от навершья, что позволяло руке легко управляться с посохом, превращая его в дубинку или использовать, как довольно длинный дротик.

Повертев посох, Вотша с улыбкой посмотрел на плотника и проговорил:

– Действительно, очень удобно! Спасибо огромное, дядюшка Теур.

– Да не мне спасибо!.. – Буркнул тот. – Вагату своему спасибо скажи, это он меня надоумил такую штуку смастерить!

С тех пор Вотша не расставался со своим посохом, а в отряде его за глаза стали называть Стариком с Востока или просто – Стариком!

Вотша угадал, Уругум не трогали полтора месяца, но однажды, рано утром, уже в середине лета, в окошко Вотши, снова переселившегося к себе на чердак, стукнул камешек. Изверг выглянул в окно и тут же услышал негромкий голос Падура, командира дежурившей в эту ночь тройки:

– Бамбарак, над айлом кружит холзан.Появился минут пятнадцать назад и завис! По-моему, это многоликий!

– Понял! – Отозвался Вотша. – Новеньким передай, чтобы из дома не выходили, утренние занятия на сегодня отменяются. Посмотрим, как он себя поведет!

Вотша проследил взглядом за Падуром, который медленно прошел мимо дома кузнеца, направляясь к центру айла, где в усадьбе забитого камнями обменщика Орка жили ребята, пришедшие в Уругум вместе с отрядом Вотши. В голове у белокурого изверга звенела одна тревожная мысль: «Вожак вспомнил об Уругуме! И то, что он послал сюда одного разведчика, а не дозорную стаю, говорило о многом!»

Однако Вотша быстро задавил свою тревогу, сначала надо было проверить, что над айлом кружил разведчик многоликих. Вполне возможно, что это был обычный дикий холзан, наметивший себе в жертву какую-нибудь дворовую живность.

Изверг спустился вниз, умылся во дворе и неторопливо направился в кузню. Он не смотрел вверх, спокойно прошагав по улице айла, он подошел к воротам кузницы, открыл их и зашел внутрь. Пройдя к боковой стене, он открыл небольшую дверку, через которую они с Вагатом заносили уголь, Вотша вышел под навес, пристроенный к стене кузницы и, сквозь неплотно пригнанные доски этого навеса, посмотрел в небо. Над айлом действительно кружил холзан, казавшийся в голубом утреннем небе темным штрихом. Птица неторопливо наматывал круг за кругом, явно наблюдая за айлом.

«Пожалуй, Падур прав – это многоликий!» – Подумал Вотша.

Он вернулся в кузницу, вытащил из-за верстака плоский ящик и открыл его. Быстро собрав свой лук, он вытащил из связки три стрелы и снова вышел под навес. На этот раз он не стал наблюдать за кружащимся разведчиком, а тщательно осмотрел все небо, раскрывшее над айлом свой голубой купол. Больше ничего подозрительного заметно не было, однако, это не означало, что у разведчика нет сородичей на земле. Вполне возможно, что пара-тройка ирбисов сейчас также следят за его полетом, а, может быть и за айлом, спрятавшись в недалекой роще, или слившись с светло-серым гранитом на одной из окружающих айл скал!

Надо было что-то делать, но что именно?!

Вотша даже не думал попытаться сбить высоко кружащегося холзана стрелой – расстояние было слишком велико, а его навыки в стрельбе из лука слишком малы. Кроме того, если за птицей наблюдали другие многоликие, а он в этом почти не сомневался, ее гибель от неизвестного оружия могла преждевременно выдать многоликим наличие такого оружия. Луки следовало оставить для более эффективного применения. Но с другой стороны, холзан мог парить над айлом весь день, а, может быть и не один день. Это означало прекращение всех занятий, да что там занятий, даже собраться большой группой было бы нельзя, так как сразу же показало бы разведчику, что в Уругуме что-то затевается! И тут Вотше пришла мысль, показавшаяся ему единственным выходом из создавшейся ситуации.

Он вернулся в кузницу, разобрал свой лук, сложил его в ящик и спрятал за верстак. Затем он разжег горн, но не стал загружать его, а вышел из кузницы и направился домой. Вагат к этому времени тоже поднялся, он начал вставать с постели пару недель назад, однако слабость еще не позволяла ему вернуться к работе. Семья кузнеца как раз садилась за завтрак, и Вотша присоединился к ним.

После завтрака, Вотша рассказал кузнецу об обнаруженном Падуром разведчике и о том, что он собирается предпринять. Лицо Вагата потемнело, и он отрицательно покачал головой:

– Нет, Бамбарак, то, что ты надумал – самоубийство! Даже если вам удастся добраться до места скрытно, вы не сможете незамеченными войти в княжеский айл. Кроме того, в Когте Ирбиса живет не меньше ста воинов, а у тебя всего тридцать!

– Меньше! – Перебил его Вотша. – Я не могу взять с собой весь отряд, возможно нападение на Уругум! Не думаю, что сюда войдут больше десятка оборотней, но и их надо будет уничтожить, так что я собираюсь разделить отряд пополам.

Кузнец хотел, было, возразить, но Вотша поднял руку, прерывая его:

– И не будем спорить, сейчас у нас главная задача – защитить Уругум! Из наших ребят я возьму с собой только Падура, Ватиза и Фаруха, они лучше всех управляются с луками.

Вагат откинулся на спинку стула и задумался. С минуту Вотша наблюдал за ним, а затем улыбнулся:

– Не переживай так, все идет, как надо! Наша первая вылазка дала нам передышку в полтора месяца, и мы стали вдвое сильнее. Если удастся то, что я задумал, у нас будет месяцев пять, а, кроме того, по горам пойдет слух, и мы сможем поднять другие айлы! Представляешь, что будет, если все извержачьи айлы получат уругумскую сталь?!!

Лицо у Вагата просветлело, от углов глаз к вискам побежали лукавые морщинки. А Вотша, вздохнув, добавил:

– Но нам будет нужно и обычное оружие, так что береги себя, таких кузнецов в горах мало!

Он встал из-за стола и, подойдя к окну, позвал:

Айсын, ну-ка, беги сюда!

Через минуту в комнату забежал младший сын Вагиза. Остановившись у порога, он с ожидающей улыбкой переводил взгляд с Вотши на отца. Вотша присел рядом с мальчишкой на корточки и попросил:

– Слушай, Айсын, сходи в дом Орка… Ты же знаешь, где он стоит?.. – Мальчик утвердительно кивнул. – Найдешь там Азуза и попросишь его прийти в кузницу. Потом сходи к Сафату и Падуру, пусть они приходят туда же. Хорошо?!

Айсын бросил быстрый взгляд на отца, а затем снова утвердительно кивнул.

– Ну, иди, – Вотша развернул мальчишку лицом к выходу и чуть подтолкнул в плечо, – только не торопись!

Мальчик выскочил за дверь, а Вотша повернулся к Вагизу.

– Я пойду в кузницу, – проговорил он, задумчиво почесывая щеку, – обмозгую мою задумку.

Через час в кузнице Вагата собрались приглашенные Вотшей ребята. Сам Вотша сидел на верстаке, покачивая ногами, и казался беззаботным. Однако когда все расселись вокруг него, он заговорил неторопливо и очень серьезно:

– Вы уже знаете, что сегодня утром над Уругумом повис разведчик многоликих. Видимо вожак ирбисов вспомнил о том, что из нашего айла не вернулось пятеро его… зверей, но напасть на нас сходу не решился – он явно хочет сначала разобраться, что здесь произошло. Я думаю, что на окрестных скалах засели еще несколько ирбисов, которые также наблюдают за айлом. Может быть, ирбисы уже захватили кого-то из наших пастухов и узнали, что у нас имеется оружие, способное уничтожить оборотня, когда он повернут к Миру звериной гранью, но наверное этого сказать нельзя. Холзан висит над айлом до сих пор, так что боевую подготовку мы больше не можем проводить – это немедленно засекут разведчики.

Вотша помолчал, чтобы ребята могли осмыслить то, что он им сказал. Спустя минуту, он заговорил снова:

– Я думаю, нам надо повторить свой набег!..

Все четверо согласно кивнули, видимо им в голову пришло то же самое.

– Однако снова идти на какой-нибудь айл оборотней, вряд ли имеет смысл, Юмыт, наверняка, понял, что расправа над Аргамаком дело рук внутреннего противника, а не результат нападения внешнего врага. И, кроме того, волхв стаи ирбисов, похоже, обладает способностью предсказывать нападения на свои айлы. Поэтому я предлагаю атаковать… Коготь Ирбиса!

Ребята, до того сидевшие свободно, мгновенно вытянулись в струнку, и на их лицах появилось испуганное, даже растерянное выражения. С минуту длилось молчание, а затем Сафат, запинаясь, переспросил:

– На кого ты решил напасть?!

– На княжеский айл! – Подтвердил сказанное Вотша. – На Коготь Ирбиса!

И снова последовало долгое молчание, после которого уже Падур медленно протянул:

– Но, Бамбарак, ведь это невозможно!..

– А вот, давайте, подумаем!.. – Улыбнулся Вотша. – Первое, кто-то из наших односельчан знает, где находится этот самый Коготь?

– Падур пожал плечами:

– Староста знает. В самом айле он не бывал, но однажды он сопровождал сборщиков откупа. Был спор и он поехал к вожаку. Вожак спускался к нему со скалы, на которой стоит Коготь Ирбиса.

– Значит, старый Самур может нам подсказать дорогу до княжеского айла! – Констатировал Вотша. – Второе, вожак, даже если решит напасть на Уругум, не станет собирать ирбисов со всех айлов, он пошлет свою полевую стаю под началом какого-нибудь опытного воина, и пошлет не больше половины имеющихся в Когте ирбисов – много ли надо для уничтожения полутора сотен извергов?!

– Да пятьдесят ирбисов на нашу деревню!.. – Воскликнул Сафар и, не договорив, махнул рукой.

Однако Вотша, внимательно на него посмотрев, спросил:

– Ты думаешь, в Когте Ирбиса обретается сотня оборотней?!

Сафат уставился на Вотшу, и в его глазах отразилось некоторое сомнение. Однако ответил он довольно уверенно:

– Так говорят…

– Когда мы были в Аргамаке, навстречу нам шла объединенная стая пяти айлов многоликих. Я сам слышал, как гонец Юсута говорил об этом со старостой Аргамака. И в этой объединенной стае было немногим более ста пятидесяти оборотней. Так откуда же в Когте Ирбиса может быть сотня многоликих?! Считайте!

– Ну-у-у… Вообще-то… – Медленно протянул Сафат, а Падур облегченно ухмыльнулся и проговорил:

– Не больше шестидесяти!

– Из них половина уйдет! – Немедленно вставил Вотша.

– Все равно, их будет слишком много! – Упрямо набычился Сафат. – Гораздо больше нас!

– Нас – тридцать четыре человека. – Начал терпеливо убеждать Вотша. – Если мы разделимся поровну, семнадцать пойдет в Коготь, семнадцать останется в Уругуме…

Но тут его снова перебил Сафат:

– А кого ты хочешь оставить в Уругуме?..

Вотша, недовольный, что его сбили с мысли, взглянул на своего друга и нехотя ответил:

– Уругумцев…

Сафат энергично закрутил головой:

– Нет! Так не пойдет! Во-первых, уругумцы готовы к схватке лучше, чем новички, от них в набеге будет больше толку. Во вторых, кроме нас в Уругуме останется еще больше сотни извергов, которых можно вооружить, и они встанут на защиту айла, если многоликие нападут. Они уже видели, что многоликих можно побить! В третьих, учитывая то, что наш айл есть кому защищать и без нас, в набег можно отправить не семнадцать человек, а хотя бы двадцать пять!

Вотша едва заметно усмехнулся:

– Сафат, я, ведь, собирался с ребятами в Уругуме оставить тебя!

– Ну и что?! – Пожал плечами молодой изверг. – От этого мое мнение не изменится – в айле надо оставить новичков, а все умеющие обращаться с оружием должны идти в набег. Если вы успеете вовремя, и у вас получится, на Уругум вообще никто не нападет – многоликим тогда точно будет не до нас!!

На минуту Вотша задумался, а затем кивнул:

– Хорошо!.. Тогда делаем так. Сегодня вечером, как стемнеет, я буду ждать всех наших ребят, кроме тебя, Сафат и Ватиза с Фарухом, на опушке Проклятой рощи. С собой иметь оружие, веревки и запас еды на неделю. Ты, Азуз, отберешь из новичков десять человек и приведешь их туда же. Падур, мы с тобой сейчас отправимся к старосте, попробуем узнать, как добраться до Когтя Ирбиса. Да, Сафат, тебе надо проследить, чтобы наши ребята прихватили с собой пяток серебряных копий. Поход наш продлится, наверное, не меньше месяца, так что пусть все оденутся соответствующим образом и захватят с собой все необходимое.

Он оглядел внимательно слушающий его ребят и закончил:

– Если вопросов нет, расходимся. Первый уходит Азуз, за ним Сафар. Мы с Падуром пойдем последними.

Азуз молча кивнул и, не торопясь, двинулся к выходу. Минут через пять после Азуза ушел Сафар. Вотша с Падуром подождали несколько минут и отправились к старосте айла.

Весь день у ребят заняла подготовка к походу. Причем все надо было делать без спешки, незаметно для наблюдающих за айлом многоликих. Холзан до самого вечера висел над Уругумской долиной, но на улице айла народу было мало, в огородах, как обычно копошились женщины, никакой суеты или подозрительных сборищ не наблюдалось. Только изредка по пыльной дороге между усадьбами неторопливо проходили, казавшиеся сверху крошечными, фигурки извергов. Вечером, когда в домах Уругума начали зажигаться огни, огромная птица исчезла с небосвода, еще остававшегося светлым.

Но довольно скоро совсем стемнело, и небо усыпали крупные, мерцающие, словно бы переговаривающиеся о чем-то неведомом звезды. Именно в этот время – в третью четверть часа Волка, из домиков айла в сторону Проклятой рощи потянулись изверги с заплечными мешками, с мечами и кинжалами у пояса, с луками и запасами стрел за спиной. Легкой тенью скользили они через луг в густом мраке, лишь слегка подсвеченном звездным светом и бесшумно растворялись между деревьев на опушке рощи. И только резкие неприятные крики ночной охотницы – неясыти, тревожили покой ночного леса.

К началу часа Вепря вокруг Вотши собрались все. Все двадцать пять человек. Ребята были молчаливы, серьезны, сосредоточены, и отнюдь не ночная тьма была причиной такой сосредоточенности. Они знали, куда и зачем их поведет белоголовый Старик, и понимали, насколько страшным и небывалым было предстоящее им дело!

Вотша тихо объяснил порядок движения и легким, неслышным шагом двинулся вперед. Отряд цепочкой вытянулся за ним, и каждый старался двигаться так же легко и бесшумно, как шел этот выкормыш восточных волков.

А путь им предстоял далекий и трудный. Как рассказал Вотше и Падуру старик Самур, княжеский айл Коготь Ирбиса находился на запад от Уругума, в почти непроходимых горах. До крохотной высокогорной долины, где на берегу быстрой речки, стекавшей с соседнего ледника, высилась неприступная стодвадцатиметровая скала, на которой, на высоте сто метров, был устроен айл, надо было идти почти две недели. Три высокогорных перевала предстояло преодолеть отряду, и каждый из них, наверняка, охранялся небольшой дозорной стаей ирбисов. И все-таки они пришли к Проклятой роще, и никто из них не отказался отправиться в этот немыслимый поход!

Отряд продвигался в сторону Когтя Ирбиса уже четверо суток, позади остались две невысокие седловины и два необжитых распадка, в которых не было живой воды. Когда четвертая ночь пошла на убыль, и небо посветлело и налилось безмятежной синевой, а вершину Эльруса вызолотило еще невидимое солнце, отряд остановился на дневку в густом, непроходимом лесу. Ребята развели пару крошечных костерков и принялись готовить горячую еду, а Вотша, прихватив с собой Падура и Азуза, отправился посмотреть дальнейший путь.

Спустя полчаса все трое вышли на опушку леса, в котором притаился их отряд, и, скрываясь за деревьями опушки, принялись осматривать, открывшийся луг, местами поросший невысоким кустарником, тянувшийся склону горы и выводивший к голым скалам невысокого перевала.

Минут через пятнадцать Вотша, не поворачиваясь к своим спутникам, сказал:

– Похоже, здесь все спокойно…

– Да, – откликнулся Падур, – и небо над нами чистое, никаких… «птичек» не видно.

– Так, может быть прогуляться до самого перевала?.. – Предложил Азуз, стрельнув глазом в сторону Вотши.

С минуту Вотша разглядывал улыбающуюся физиономию Азуза, а затем покачал головой:

– Нет, не стоит. Место это довольно пустынное, но всегда есть вероятность присутствия где-то рядом многоликих, так что показываться нам здесь нет никакого смысла.

Скрываясь под деревьями опушки, они прошли вверх по склону горы, насколько это было возможно, не выходя на открытое место. Вокруг было пусто, только в глубине леса посвистывали малые пичуги. Ребята вернулись к лагерю, где уже был готов завтрак. После того, как все поели, Вотша распределил дежурства, и отряд улегся отдыхать.

Первый день похода прошел спокойно. В конце часа Волка, после плотного ужина, отряд снова отправился в путь. Вотша повел своих ребят той самой, едва заметной тропкой, по которой рано утром они втроем вышли к лугу. Оказавшись на опушке, Предводитель отряда остановился и, обернувшись, знаком позвал к себе Азуза. Когда темноволосый крепыш оказался рядом, Вотша, чуть усмехнувшись, прошептал:

– Ты хотел прогуляться до седловины?.. Давай… Только меч оставь ребятам, а кинжал спрячь под куртку.

Азуз быстро отстегнул ножны меча от пояса и сунул оружие в первые, протянувшиеся к нему, руки. Затем, тряхнув кудлатой головой, он тихо шепнул: – Ну, я пошел!.. – И шагнул из-за скрывавшего его дерева на траву луга.

Вотша внимательно наблюдал, как невысокий изверг неторопливо шагал вверх по склону, оглядывая погружающееся в сумерки пространство. Вот он достиг границы, за которой трава уже не росла, и вступил на россыпь мелких камней – остаток давней лавины. Теперь Азуз шел, наклонив голову, словно бы высматривая что-то между камней, и даже пару раз наклонялся, что-то подбирал и складывал подобранное в карман штанов. Когда он удалился метров на триста, Вотша сам вышел из леса на луг, а за ним цепочкой последовал и весь отряд.

Примерно час спустя я момента выхода из леса, Азуз достиг седловины перевала и остановился, опершись рукой о скальный выступ. Отряд, двигавшийся немного быстрее своего разведчика, был уже совсем недалеко от него – шагах в ста, Вотша поднял руку, останавливая своих бойцов и направился к Азузу один.

С того места, на котором остановился Азуз долина, лежащая за перевалом, открывалась полностью. Справа, у самого подножия гор, на берегу речки, пересекавшей долину с запада на восток, раскинулся небольшой айл. В уже накрытых темнотой домиках горели тусклые огоньки. Перевал, на котором стояли Вотша и Азуз, был еще достаточно освещен, как и левый склон горы, по которому надо было пройти отряду до дальнего покрытого густым лесом низкого увала. Весь этот путь был хорошо виден до того самого места, где вырастали первые, чуть серебрящиеся в тающем вечернем свете, стволы высоких сосен далекой опушки. Если идти напрямую, то расстояние до леса составляло километров восемь, причем два из них пролегали по каменной осыпи, а затем шел луг, по которому были разбросаны редкие заросли невысоких кустов. Но прямо идти было нельзя – чуть ниже этого маршрута видна была небольшая, голов в сто с лишним, отара овец, расположившаяся на ночлег. Там уже горел костерок, и видны были несколько невысоких теней, явно обустраивающих временный лагерь.

Вотша наклонился к уху Азуза и негромко проговорил:

– Поведешь отряд выше отары, вон к тем кустам… – Он вытянул руку и указал на заросли невысокого кустарника, курчавившиеся на уже темнеющем лугу километра на полтора выше мерцающего костерка. – А оттуда двинетесь к вон той сосне!.. – Рука Вотши переместилась в направлении опушки далекого леса, и Азуз понял, что за дерево имеет в виду его командир. Сосна и впрямь была приметная – в нее, видимо, попала молния, и теперь правая ее половина была мертвой, сожженной, а левая, вопреки небесному огню, продолжала оставаться зеленой.

– Там мы и встретимся! – Закончил Вотша, и Азуз немедленно поинтересовался:

– А ты сам разве не с нами пойдешь?!

– Нет, – качнул головой Вотша. – Я спущусь к пастухам, поговорю… Вы двинетесь, когда я подойду к костру.

Азуз понимающе кивнул.

Вотша обернулся назад и махнул рукой, давая сигнал к движению. Потом он легонько хлопнул темноволосого крепыша по плечу, не то, прощаясь с ним, не то подбадривая. Азуз улыбнулся в ответ, но светловолосый изверг не ответил на улыбку, он шагнул из-за скрывавшей их скалы на плавно сбегающий вниз каменистый склон и вроде бы неторопливым, но широким шагом направился к мерцающему внизу пламени.

Когда авангард отряда подтянулся к поджидавшему его Азузу, тот, не оборачиваясь, скомандовал:

– Ждем!..

Ждать пришлось около часа, и только когда смутная тень, в которую превратилась фигура спускающегося Вотши, замаячила у самого костра, Азуз махнул рукой и двинулся в направлении кустов, почти растворившихся в накрывшем склон мраке.

А Вотшу как раз в этот момент встретили вскочившие от костра собаки. Две из них бросились с лаем в темноту, но шагавший к огню мужчина не остановился, а, по-хозяйски крикнув на собак, вступил в освещенный пламенем костра круг и, коротко кивнув вскинувшим головы пастухам:

– Доброй ночи, уважаемые! Можно путнику отдохнуть возле вашего огня?!

Старший из пастухов, высокий, могучий изверг с буйной шевелюрой, в которой уже пробивалась ранняя седина и коротко подстриженной бородой, согласно кивнул:

– Присаживайся… путник!

Вотша присел на округлый бок торчавшего из травы камня и оглядел лежащих вокруг костра пастухов. Их было шестеро – самых обыкновенных извергов, с детства занимавшихся выращиванием и сохранением овец. Самый старший из них, тот, что ответил на просьбу Вотши, едва ли достиг сорокалетнего возраста, но седина уже посеребрила его густую темную шевелюру, а кожу на лбу и в уголках глаз прорезали морщины. Самый молодой, совсем еще мальчишка, уже имел ухватки опытного пастуха, не в первый раз несущего вахту на высокогорных лугах. Они все знали жизнь, знали ее законы, и потому в их глазах, смотревших на неожиданного ночного гостя, читалось немалое удивление, кое у кого смешанное со страхом – гость был извергом, и он был при оружии!! Однако они не торопились расспрашивать путника, вышедшего ночью к их огню – он сам скажет, что ему надо, а если не скажет, то так и уйдет обратно в ночь, немного передохнув у костра.

Вотша незаметно вздохнул и, обращаясь к старшему из пастухов, спросил:

– Уважаемый, не подскажешь ли мне правильное направление?.. Я иду к вожаку стаи южных ирбисов почтенному Юмыту, и, судя по имеющимся у меня сведениям, должен двигаться через вон тот лесистый увал… – Вотша кивнул влево, в направлении невидимого в сгустившейся темноте леса. – Но, увидев с перевала ваш костер, я решил уточнить свой дальнейший путь у знающих людей.

Пастух, приподнявшись с лежавшей под ним бурки, распорядился:

– Отар, плесни гостю похлебки!

Самый молодой парень, с интересом и без страха разглядывавший подошедшего изверга, вскочил на ноги и через минуту подал Вотше небольшую миску, наполненную наваристой лапшой, из которой торчала аппетитная кость.

Вотша с легким поклоном принял предложенную миску, ложку и несколько раз неторопливо прихлебнул горячей похлебки, а затем снова взглянул на старшего из пастухов, давая знать, что ожидает его ответа.

– Ты идешь верной дорогой. – Неторопливо заговорил пастух. – За увалом будет покрытый лесом распадок, но с любой из полян этого леса ты сможешь увидеть снежную голову Эльруса. Оставляя ее справа, ты выйдешь к перевалу, ведущему в долину Ветшам. С перевала ты разглядишь речку, пересекающую эту долину с севера на юг, и тебе придется пересечь ее, чтобы вступить на Длинную тропу. Она начинается от Гранитного Стража и тянется до самого княжеского айла, так что там ты уже не собьешься с пути.

Тут пастух замолчал, отвел глаза в сторону и, вздохнув, добавил:

– Но ты не сможешь дойти до Когтя Ирбиса!

– Почему?.. – Переспросил Вотша таким тоном, словно уже знал ответ на свой вопрос.

– Каждый из двух перевалов, что лежат под Длинной тропой, охраняются ирбисами, и они не пропустят тебя!

– Из-за этого?.. – Вотша легко коснулся рукояти меча.

– Да. – Кивком подтвердил пастух.

Вотша понимающе кивнул, а пастух вдруг мягко, без особого нажима и любопытства, поинтересовался:

– Путник, откуда ты?.. – И тут же, словно испугавшись, что его могут счесть бестактным, пояснил. – Одежда на тебе наша, местная, но лицом и повадкой ты сильно отличаешься от жителей гор!..

Вотша сдержанно улыбнулся и ответил в таком же мягком тоне:

– Я, уважаемый, действительно, родился далеко от ваших прекрасных гор. И воспитывался я в северных лесах. Но судьба изверга завела меня сюда почти два года назад, и здесь я понял… познал свое признание!

Несколько секунд длилось молчание, как будто пастухи хотели убедиться, что гость закончил свой ответ, а затем старший из них задал новый вопрос:

– Ты понял свое признание, и оно… заставило тебя взять в руки меч?.. Зачем он тебе?!

– Чтобы защищать свою жизнь! – Просто ответил Вотша.

– Но кто на твою жизнь покушается?! – Тут же задал новый вопрос пастух. – Кому она может понадобиться?!

– Тому же, кому может понадобиться и ваша жизнь.

– Но нам никто не угрожает! – Возразил пастух, и обвел взглядом своих товарищей, словно приглашая их подтвердить его слова. – Если в горах вдруг появится дикий зверь, нам достаточно пожаловаться многоликим, и зверь будет уничтожен!

– Я думаю, что с таким оружием вы и сами справились бы с любым зверем! – Усмехнулся в ответ Вотша.

– Но многоликие… – Начал, было, пастух и вдруг замолчал, словно сообразив, что, чуть было, не произнес нечто ненужное. Лишь после некоторой паузы он закончил мысль. – …Могут сделать это для нас!

– Значит, многоликие для вашего айла – благо?! – Не то спросил, не то констатировал Вотша, и снова принялся за свою похлебку, словно показывая, что разговор исчерпан.

Однако в беседу неожиданно вмешался Отар – тот самый мальчишка, который подал Вотше угощение:

– А ты можешь защитить свою жизнь мечом?!

И голос его дрожал от внутреннего напряжения.

– Могу… – Все тем же ровным тоном ответил Вотша.

– Но твою жизнь может забрать любой многоликий! – Воскликнул мальчишка и добавил со скрытым разочарованием. – Может забрать просто за то, что ты решился взять в руки меч! И меч тебе не поможет!!

Вотша в ответ покачал головой и снова улыбнулся. – Для многоликого у меня есть другой клинок!

И он откинул полу своей длиннополой куртки, показывая ножны серебряного кинжала.

Шесть пар глаз вцепились взглядами в матово светящиеся серебряные накладки на темной коже ножен. Долгую минуту длилось молчание, прежде чем старший из пастухов тихо прошептал:

– Ты утверждаешь, что твой кинжал может поразить многоликого?!

– Да! – Коротко бросил Вотша.

– Так что, это и есть та самая… уругумская сталь?!

Вотша удивленно приподнял бровь, он никак не ожидал, что это название известно еще кому-то, кроме его друзей. Однако его удивление никем не было замечено – все, не отрываясь, смотрели на кинжал.

– Откуда вы знаете об уругумской стали?! – Переспросил он, и только после этого вопроса старший пастух посмотрел ему в лицо.

– Наш айл мал и стоит на отшибе, новости и небылицы идут к нам долго. Но вот недели две-три назад с Востока к нам в долину пришел изверг из соседнего айла и рассказал, что к ним приблудили двое молодых ребят, искавших дорогу в айл Уругум. Они и рассказали, что далеко на юге познакомились с какими-то извергами, напавшими на айл многоликих и полностью его уничтожившими. Именно у этих извергов было якобы оружие из неведомой в этих местах уругумской стали!

«Похоже, нашлись наши пропавшие ребята из Аргамака! – Подумал про себя Вотша. – Значит, они не попали в руки ирбисов Юмыта! Они просто не нашли дороги в Ашабад!»

– Наши соседи накормили их, – продолжил между тем свой рассказ пастух, – и отправили из айла. Староста и старики того айла не поверили этим ребятам, да и мы тоже не поверили бы им, тем более что, ни о каком Уругуме в нашей округе не известно! Они ушли, но наша молодежь загорелась этой самой… уругумской сталью, хотя, повторяю, старейшины айла не поверили в то, что такое оружие существует!

Вотша медленно вытянул из ножен свой кинжал, и красноватые отблески огня заиграли на полированном клинке.

– Вот это оружие, – негромко проговорил он, глядя в лицо старшего из пастухов, – уничтожило шестерых многоликих, и среди них княжича Юсута!

Пастух, не отрывая глаз от клинка, покачал головой и прошептал:

– Это… невероятно!..

– Мне бы такой кинжал!! – Эхом отозвался шепот Отара.

Вотша посмотрел на молоденького изверга, и улыбка тронула его губы. Затем он убрал свой кинжал обратно в ножны и спросил::

– В вашем айле есть кузнец?

– Нет… – Покачал головой старший пастух. – За кузнью мы ездим в соседнюю долину, но там кузнец не делает оружия.

– Но ножи-то он, наверняка делает?! – Переспросил Вотша.

– Делает!! – Снова опередил старшего Отар. – И очень хорошие!

– Вот и закажи ему хороший охотничий нож, а клинок пусть покроет вот чем.

И Вотша достал из нагрудного кармана куртки тонкую черную пластинку, похожую на почерневший листочек дерева.

– Такие листочки или камешки можно найти в наших горах, а узнать их очень легко!

Он положил пластинку на ладонь и слегка поскреб ее ручкой ложки, сквозь черный налет проступила матовая белизна.

– Это и есть серебро, – пояснил Вотша. – Или, по-другому, уругумская сталь!

– Я знаю, где можно найти такие камни! – Неожиданно подал голос один из доселе молчавших пастухов. – За южным перевалом есть дымная лощина, там в расщелине я видел такие камни… Много таких камней!

– А можно ведь сделать нож и целиком из… такой стали! – С загоревшимися глазами воскликнул Отар.

– Можно. – Согласился Вотша. – Только надо помнить, что серебро поражает многогранного только тогда, когда он поворачивается к Миру звериной гранью! Когда он в человеческом облике, против него надо действовать обычным оружием!

– Я не умею! – С отчаянием в голосе прошептал Отар. – Я ни разу не держал меч в руке!!

– Надо учиться! – Как можно спокойнее проговорил Вотша. – Нам еще многому надо учиться!! Многие из нас даже представить себе не могут, что можно жить в Мире без многоликих, в Мире, где мы будем людьми, а не извергами!!

Вотша протянул опустевшую миску Отару, и когда тот принял ее, встал со своего камня.

– А теперь мне пора. Спасибо за угощение и за тепло вашего костра.

Все шестеро продолжали смотреть на него, широко открыв глаза, но только старший решился задать последний вопрос:

– Ты смутил нас, путник! Я не спрашиваю, куда ты теперь направляешься, но назови, хотя бы, как тебя зовут!

– Меня зовут Вотша! – Проговорил светловолосый изверг, неожиданно для самого себя, назвавшись своим настоящим именем. – Я – изверг из стаи восточных волков!

Он шагнул в темноту, и тут со своего места вскочил Отар. Сжимая в руке опорожненную Вотшей чашку, он воскликнул:

– Вотша, из стаи восточных волков, возьми меня с собой!!!

Вотша обернулся на голос, внимательно посмотрел на стоящего перед ним юношу и после секундного раздумья покачал головой:

– Я не могу взять тебя с собой… – Парень вскинулся, было, чтобы возразить, но Вотша поднял ладонь, останавливая его. – Вовсе не потому, что ты чем-то плох или чего-то не умеешь – я знаю, что ты всему, что надо можешь научиться. Но сейчас я не могу заняться твоим обучением, потому что меня ожидает другое, очень серьезное дело. Если твой порыв не иссякнет, и старосты твоего айла не смогут тебя удержать, ты уйдешь со мной, когда я буду возвращаться. А если мне придется возвращаться другой дорогой, и я не появлюсь в вашей долине, приходи в Уругум, там ты сможешь научиться всему, что уже умеют уругумцы.

Отар огорченно улыбнулся и, кивнув лохматой головой, прошептал:

– Я понимаю… – И тут же, стерев улыбку и упрямо тряхнув головой, добавил. – Я приду в Уругум!

Вотша ответил ему долгим взглядом, а затем, едва заметно кивнув, повернулся и бесшумно растворился в ночном мраке.

Спустя час, он встретился на опушке темного леса со своим отрядом, и к рассвету они перевалили через увал и оказались в покрытом лесом распадке. На этот раз Вотша не остановил свой отряд на дневку – в лесу можно было двигаться скрытно, и отряд продолжал поход, остановившись только в середине дня на обед и небольшой отдых.

Вотша вел ребят, оставляя хорошо видный Эльрус, как ему советовал пастух, справа, и к вечеру, в самом начале часа Вепря, они вышли на перевал. Вечернего света было вполне достаточно, чтобы разглядеть далеко внизу узкую ленту речки, пересекавшую открывшуюся перед ними долину с севера на юг. Вотша понял, что они подошли к долине Ветшам и, приглядевшись, увидел, что в одной из излучин речки высится темная скала.

«Вот и Гранитный Страж» – Отметил он для себя и дал команду к спуску. Перевал был невысок и удобен, так что и в сумерках они без проблем спустились до опушки леса, где и заночевали.

На другой день в час Жаворонка, они переправились через быструю, но неглубокую речку и вышли к высокой, черного гранита, скале, от которой действительно начиналась хорошо утоптанная трава. Было видно, что ходили по этой тропе нечасто, но, тем не менее, она не зарастала.

Вступив на эту тропу, отряд пошел значительно быстрее. Ребята повеселели и не только из-за того, что дорога стала более удобной. Их командир отказался почему-то от ночных переходов – двигались они теперь днем, а ночью нормально отдыхали. Тропа тянулась то вверх, то вниз, но ни подъемы, ни спуски не были слишком крутыми, и в большей своей части путь проходил под сводами леса, так что отказ от ночных переходов, вроде бы, был вполне обоснован. В общем, дорога никого не утомляла, более того, на дневных и особенно вечерних привалах ребятам нравилось заниматься фехтованием или тренироваться в стрельбе из луков. И только сам Вотша становился все более хмурым и неразговорчивым. Несколько раз Падур или Азуз пытались выяснить, что именно тяготит командира, но тот отделывался коротким: – Есть проблема!.. – Не объясняя сути этой проблемы.

Наконец, перевалив через очередной лесистый увал ребята увидели, что на противоположной стороне открывшегося перед ними распадка тропа начинает карабкаться вверх, выбирается из леса на луговой склон и идет еще выше, поднимается на голый каменистый склон, и еще выше к перевалу, прикрытому зацепившимся за голый гранит облаком.

Вотша остановил свой отряд в лесу необычно рано, еще не кончился час змеи. Объявив ночевку, он предупредил, чтобы костры разводили бездымные, а затем отошел в сторону, уселся под высоким деревом, опершись спиной на серый шершавый ствол, и глубоко задумался.

Ребята под руководством Падура разбили лагерь, запалили два небольших костерка и принялись готовить ранний ужин, а Азуз, походив между деревьев, осторожно подобрался к командиру и, дождавшись, когда Вотша поднял на него глаза, негромко спросил:

– В чем дело, командир?.. Ты последние сутки просто на себя не похож.

– Есть проблема… – Попытался, как обычно отговориться Вотша, и отвернулся, но Азуз на этот раз был настойчивее. Присев напротив командира, он все так же негромко попросил:

– Так, может быть, скажешь, что за проблема?.. А вдруг у меня найдется решение?!

Вотша усмехнулся и покачал головой:

– Пастухи мне сказали, что два перевала, которые надо пройти на пути к княжескому айлу, охраняются ирбисами. Вот я и думаю, каким образом пройти эти перевалы, чтобы дозорные раньше времени не подняли тревогу.

– Та-а-а-к!.. – Озадаченно протянул Азуз и замолчал, явно не зная, что предложить.

Вотша снова усмехнулся:

– Если мы выйдем на перевал все вместе, дозорная стая наверняка отправит одного из многоликих в Коготь Ирбиса, да и дозорные на втором перевале будут предупреждены. А если на перевал поднимется двое-трое наших ребят, боюсь, они просто не справятся с оборотнями, особенно, если те будут в человеческом облике!

– Задача!.. – Медленно проговорил Азуз, не поднимая взгляда. – Тут, действительно, не знаешь, что предложить!..

– А потому топай к ребятам и отдыхай!.. – Улыбнулся Вотша. – А я попробую посмотреть на эту… задачу глазами многоликого!

Азуз поднялся на ноги, покачал головой и медленно двинулся по сумеречному лесу к кострам. Вотша смотрел вслед коренастому, темноволосому извергу, но мысли его были далеко. Перед его внутренним взором вдруг встал Ратмир, трижды посвященный волхв из стаи восточных волков. И виделся он Вотше совсем еще молодым человеком в темной хламиде дважды посвященного служителя Мира… Как давно это было!!

Глава 6

Очолокский перевал медленно выныривал из ночи. Небо над ним светлело, и звезды уже пропали в этом подступающем свете, а отодвинувшаяся к горизонту луна словно бы растворялась в мутноватой сери садящегося на голый камень не то предутреннего тумана, не то подогнанного едва заметным ветерком облака. Шестиметровая скала, нависшая над перевалом, по которому между огромных гранитных обломков пробиралась узкая, но ясно видимая тропа, стала темной от осевшей на ней влаги, и так же потемнела пятнистая шкура молодого ирбиса, улегшегося на вершине этой скалы и превратившегося в неподвижное изваяние. Зверь застыл в этом остановившемся предутреннем времени, и даже его мысли, обычно резкие, стремительные, изменчивые, стали вялыми, расслабленными:

«Шестые сутки… Наступают шестые сутки, как я прибыл на этот гнусный, всеми забытый перевал!.. Еще три дня, три ночи, и я смогу вернуться в Коготь Ирбиса, а потом отлучиться и в Сабиртай, к родне… Интересно, как там эта маленькая извергинька, которую я так сладко помял в прошлый свой приезд?.. Надеюсь, х-гы, она меня еще не забыла!.. Какая гнусь этот серый, липкий туман!.. Такой туман бывает только здесь, на Очолоке, да еще в Гнилом распадке, будь он проклят!..»

И вдруг ресницы на закрытых веках этого изваяния дрогнули, а спустя мгновение, глаза ирбиса открылись. Он и сам, пожалуй, не мог бы сказать, что заставило его открыть глаза и взглянуть вниз, на тропу, тянущуюся сюда на Очолок от Ветшама, от Гранитного Стража. Но то, что он открыл глаза вовремя, было очевидно – вверх по тропе медленно ползла одинокая черная точка!

Ирбис остался неподвижным, но мысли его сменили направление и побежали быстрее.

«Интересно, кто это может быть?.. Приказа пропустить через перевал кого-либо не было, значит, гость незваный… Изверг?! Скорее всего, изверг – многоликий в горах, тем более, здесь, на перевале, вряд ли пошел бы в человеческом облике, а это явно не зверь!.. Медведь?! Да откуда у нас в горах мог завестись медведь – диких мы давно вывели, а, не встречая диких, наша малышня такую грань сама не придумает! Значит… изверг!»

Глаза ирбиса не отрывались от продолжавшей упорное движение точки – она уже подходила к границе, за которой кончалась луговая трава, и начинался голый камень, присыпанный мелкой каменной крошкой. Взгляд ирбиса переместился вниз, к далекой опушке леса, но там никакого движения не наблюдалось.

«Одинокий изверг!.. Заблудился?.. Точно, заблудился и, выйдя на Длинную тропу свернул наугад, вот и приперся сюда!.. Ничего, мы его повернем, только сначала… поиграем!»

Ирбис мысленно толкнул двух своих товарищей, стараясь не потревожить дремавшего внизу вожака дозорной стаи:

«Роск, Артыз, к нам изверга несет… одиночку… видимо, заблудился, можно позабавиться!»

«И далеко он?.. – Тут же отозвался Артыз, самый молодой из стаи. – Может, пока он до перевала доберется, мы еще подремать можем?!»

«С травки он уже сошел, идет, не торопясь, так что часика через полтора подойдет!»

«Что-то ты его поздновато заметил?..» – Проворчал недовольно второй ирбис, находившийся сейчас в ближней пещере – его дежурство должно было наступить через три часа, и потому он не слишком стремился наружу.

«Я его заметил, как только он появился на опушке леса, – соврал дежуривший на скале. – Просто не хотел вас беспокоить! Если вам лень выползать под утренний туман, так я с этим извергом и сам могу разобраться!»

«Не-е-е… – протянул молодой. – Все, какое-никакое развлечение! Мне нравится смотреть, как изверги пугаются!»

Мысль молодого закончилась странным урчанием – не то смехом, не то сытой отрыжкой.

Поскольку второй ирбис спорить не стал, дежуривший на скале, мысленно усмехнувшись, подумал:

«Тогда я вам дам знак, когда надо будет выходить».

Ирбис, стороживший на скале, снова посмотрел вниз, на тропу. Темная точка оказалась неожиданно быстрой, она уже приобрела рост и объем. Это действительно был изверг – очень высокий, закутанный в темную хламиду, которая почему-то напомнила ирбису хламиду дважды посвященного служителя Мира!

«А, может быть, это и в самом деле кто-то из дважды посвященных?!! – С удивлением подумал ирбис, но тут же отверг эту мысль. – Вряд ли! Откуда дважды посвященному здесь взяться?.. И что ему здесь делать?.. Дважды посвященные, если и появляются в наших горах, так только в небе! Не-е-е-т, это изверг… Только, какой-то странный изверг! Ну да ничего, разберемся!»

Теперь уже ирбис не сводил взгляда с приближающейся фигуры, а двигалась она вроде бы неторопливо, широко взмахивая высоким черным посохом, зажатым в правой руке, и… была в ней еще одна странность – ее свободная одежда была неподвижна, подол хламиды не колыхался!

И все-таки это был изверг – чем ближе темная фигура приближалась к скале, тем больше становилась уверенность в этом ирбиса-стража. Когда укутанный в странную, темную, свободно спадающую одежду изверг оказался шагах в пятидесяти от скалы, ирбис послал сигнал своим товарищам:

«Ребята, изверг на подходе! Выходите один спереди, другой с тыла!» – А сам, вскочив на лапы, в три прыжка опустился вниз, на крохотную площадку, нависшую над тропой всего метрах в трех.

«Может, разбудим вожака?!» – С некоторым сомнением подумал тот, что поднялся с подстилки в ближней пещере.

«Зачем тревожить старичка?! – Усмехнулся в ответ молодой. – Или мы втроем с одним извергом не разберемся?!»

Сторож на скале ощутил, как его товарищи встали со своих нагретых лежанок и двинулись к выходу из пещер.

Спустя три минуты изверг вступил на самую макушку перевала и, не сбавляя скорости движения, пошел петлям тропы, вьющейся между огромных скальных обломков, разбросанных по широченной гранитной полке в кажущемся беспорядке. В его странно легком, стремительном шаге ирбису, наблюдавшему за ним со скала, почудилась какая-то необычность, но определить, в чем дело, он не успел!.. Изверг вышел под самую скалу, на которой находился сторож, и в этот момент из-за ближайшей гранитной глыбы бесшумно вынырнул Артыз, уже поджидавший за укрытием.

Дежуривший на скале ирбис воскликнул мысленно: «Не торопись!!» – а в это время позади замершего изверга бесшумно выступил из-за каменной глыбы третий многоликий.

Остановивший изверга ирбис глуховато рыкнул, чуть приподнял верхнюю губу, словно демонстрируя свой здоровенный желтоватый клык, и невнятно проворчал:

– Куда торопишься, изверг?..

Ирбис, нависший над головой изверга, прикрытой глухим капюшоном, внимательно рассматривал этого странного путника. Высокая, худощавая фигура с широкими плечами, длинными руками, в одной из которых был зажат черный посох, длиной в рост самого изверга, выдавали вроде бы его молодость. Но ирбис, смотревший на него сверху, не стал бы утверждать, что изверг молод, не взглянув в его лицо – что-то в повадке путника заставляла сомневаться в однозначной оценке его возраста. Кроме того, внимание многоликого отвлекалонавершье посоха, поблескивающее странным матово-белым лучиком, похожим на наконечник крошечного копья, и едва заметный, но крайне неприятный запах. Впрочем, возможно, запах шел и не от посоха, его происхождение невозможно было определить точно.

Тем временем, остановившийся изверг не торопился отвечать на вопрос многоликого, и это выглядело странным. Еще более странным выглядело то, что изверг не испугался многоликого, повернувшегося к Миру своей самой, пожалуй, страшной гранью. Вместо испуга, вся его фигура выражала, казалось, спокойный, чуть высокомерный интерес. Ирбис, загораживавший дорогу извергу, сделал короткий осторожный, крадущийся шаг вперед и чуть усилив свой голос, повторил свой вопрос:

– Я спросил, куда ты торопишься, изверг?! Или ты от страха потерял дар речи?!!

«Он что, действительно боится?! – Послал ирбис со скалы быструю мысль своему товарищу. – По его фигуре и по его поведению этого не скажешь!»

«По лицу – тоже! – Немедленно откликнулся тот. – У него нет лица!»

«То есть, как это – нет лица?! – Вмешался в обмен мыслями стоящий позади изверга многоликий. – А что же у него вместо лица?!»

«У него какая-то темная маска под низко надвинутым капюшоном!»

«Пусть он ее снимет!! – Недовольно подумал тот, что зашел извергу с тыла. – Прикажи ему открыть лицо!!»

– И открой свое лицо, ты разговариваешь с многоликим!! – Немедленно прорычал ирбис, преградивший дорогу извергу.

Вот тут изверг заговорил, и голос его тоже оказался очень странным – низкий, почти рычащий и совершенно безжизненный:

– Кто ты такой, чтобы останавливать меня?!

Все три, устроившие потеху ирбиса были изумлены, ни один из встреченных ими ранее извергов, никогда не смели говорить с кем-то из них таким тоном… такими словами!

– Изволь добавлять «господин», когда разговариваешь со своим господином!!! – Взревел ирбис, стоящий перед извергом и сделал еще один угрожающе мягкий шаг к неподвижной темной фигуре.

– У меня нет господина! – Все тем же мертвым, рычащим, голосом ответил изверг. – У меня есть только госпожа, и только ей я подчиняюсь! Вы называете ее Мать всего сущего, и я – ее посланец и нахожусь под ее крылом!!

– Ты посланец Матери всего сущего?!! – Не выдержал ирбис, притаившийся за спиной изверга. – Откуда это видно!

– Зрячий увидит! – Не поворачиваясь, прорычал изверг. – Слепому видеть не дано!!

– Ты, значит, зрячий?.. – Ирбис, вступивший в разговор, снова слегка приподнял верхнюю губу, демонстрируя свои клыки. – Но ты не видишь, что тебя ожидает!!

– Зато я вижу, что меня окружает… – Проговорил изверг, и в его мертвом голосе послышалась насмешка. – Тропа, тянущаяся по заваленному камнями перевалу и трое многоликих, повернувшихся к Миру родовой гранью.

«Трое многоликий?!! – Удивленно подумал сторож, замерший на скале. – Выходит, он нас видит?! Всех троих?!!»

Впрочем, долго удивляться этим словам странного изверга он не смог – тот продолжил свою речь:

– Эти три изверга считают себя неуязвимыми, давно забыв, что нить их жизни держит в своих руках Мать всего сущего!!

Ирбис, стоящий перед извергом рыкнул, стараясь подавить свое изумление, а затем невнятно пробормотал:

– Мать всего сущего держит в своих руках все нити жизни в этом Мире! Но ты-то ту причем, изверг?! Нить твоей жизни сейчас повисла на острие моего когтя, которым я могу распороть твой живот… а могу и не распороть – пощадить твою… нить!

«Пора его проучить! – Мысленно заявил ирбис, притаившийся за спиной изверга. Он был самым старшим из них троих и самым опытным, а потому странные слова изверга удивили его меньше других. – Я толкну его вперед, а ты поймаешь этого… говоруна и немного помнешь! Пусть почувствует, кто тут хозяин!»

«Не торопитесь!» – Воскликнул тот, что сидел на скале, но он опоздал со своим предупреждением.

Все произошло в одно мгновение – ирбис, стороживший сзади, прыгнул вперед, на спину изверга, но тот, непонятно как уловив это движение, крутанул свой посох, и нападавший, даже не успев оторваться от земли, наткнулся на навершье этого посоха. Казалось, эта, хотя и достаточно тяжелая, деревяшка, не могла остановить бросок огромной кошки, однако та, вдруг истошно завизжала, перевернулась через голову и врезалась в ноги изверга… Нет! Не врезалась, изверг, продолжив движение своего посоха, уперся нижним концом в камень тропы, а затем… Сидевший на скале ирбис не заметил, чтобы изверг сгибал ноги, однако он каким-то непостижимым образом смог оттолкнуться и, используя свой посох, как опору, темным, расплывшимся облаком перелетел через катящееся в его сторону тело! Многоликий, стоявший перед извергом успел отскочить назад и теперь, вздыбив шерсть, наблюдал за тем, как его товарищ, только что полный сил, ревел во всю мощь своих легких, извиваясь на камнях, а на его пятнистой шкуре медленно расползалась темная дыра с обугленными краями, пожиравшая корчащееся тело!!

А изверг уже, как ни в чем не бывало, стоял на ногах, по-прежнему легко опираясь на свой посох.

Несколько секунд над перевалом висела тишина. Непонятно как убитый многоликий замолчал – его дикий вопль захлебнулся в смерти, а невидимое и неслышимое пламя продолжало подъедать распавшуюся надвое тушу. Наконец сверху, с дозорной скалы раздалось ошеломленно, и потому еще более невнятное, чем обычно, ворчание:

– Что это такое?! Что это было?!!

– Это была молния Матери всего сущего! – Спокойно, словно ничего не произошло, ответил изверг. – И эта молния поразит каждого, кто попытается задержать ее посланца!!

«Вожак!!! – Мысль ирбиса, звучала, как отчаянный, истеричный вопль, и сразу же нашла отклик.

«В чем дело?!!» – Ответная мысль вожака дозорной стаи была наполнена презрением – эта молодежь за две неполных недели дозора изрядно ему надоела. А теперь еще один из них взял на себя смелость буквально требовать мысленной связи с ним!

«Здесь изверг! Он убил Роска!!»

«Изверг убил многогранного?!!» – В свое презрение вожак добавил язвительного недоверия, но тут же вспомнил о разговоре с вожаком стаи после похода ирбисов к айлу Аргамак и насторожился. – «Вы где?!»

«Здесь, на перевале! Изверг пришел со стороны Гранитного стража!!»

«Я сейчас буду!»

А в это время на тропе многоликий, остановивший изверга, пришел в себя. Он оторвал взгляд от исчезающих останков своего товарища и посмотрел на продолжавшего стоять неподвижно изверга. В следующее мгновение раздался его рык:

– Ты убил Роска!!

– Он был слеп, и поплатился за свою слепоту! – Спокойно возразил изверг, не меняя позы. – Но, возможно, его смерть откроет глаза пока еще живущим!

– Ты убил Роска!!! – Снова взревел ирбис, не слушая слов изверга. – Ты за это поплатишься!!!

Он сделал шаг вперед и припал брюхом к земле, готовясь к броску, и в это время раздался чистый, глубокий бас:

– Стой, Артыз!!

Ирбис, услышав этот голос на секунду замер, а затем, недовольно заворчав, отступил на шаг и прилег на камень. Из-за гранитной глыбы, валявшейся позади готового к прыжку ирбиса, на тропу вышел высокий черноволосый воин, одетый в темный кафтан из толстой ткани и темные штаны. На широком поясе, охватывающем его талию, висели меч и длинный кинжал. Обойдя лежащего Артыза, воин на минуту задержался возле догорающего в невидимом пламени тела ирбиса, затем шагнул дальше и, остановившись в пяти шагах от замершего изверга, и с минуту пристально его оглядывал, хотя, разглядывать было особенно нечего. Под низко надвинутым капюшоном виднелась темная частая сетка, скрывавшая лицо, и создававшая впечатления, что за ней вообще ничего нет. Затем вожак спокойно, без нажима проговорил:

– Я – вожак дозорной стаи южных ирбисов. Мы охраняем Очолокский перевал. Кто ты?!

– Я посланец Матери всего сущего и нахожусь под ее крылом. – Немедленно откликнулась неподвижная темная фигура. И его мертвый, скрипучий голос еще больше усиливал впечатление отсутствия у его обладателя человеческого лица, губ, горла!

– Так ты не изверг?! – Уточнил вожак, и вновь услышал в ответ безразличное:

– Я посланец Матери всего сущего!

– Куда ты направляешься, посланец Матери всего сущего?! – Казалось, ответ этого странного существа ничуть не удивил вожака дозорной стаи, его голос не дрогнул, в нем не появилось никаких лишних интонаций.

– Я иду в айл Коготь Ирбиса, к вожаку стаи восточных ирбисов, Юмыту.

– Зачем ты направляешься в Коготь Ирбиса?!

– Этого тебе знать не надо!

– В таком случае я не могу пропустить тебя! – Голос вожака дозорной стаи был тверд.

– Ты возьмешь на себя смелость противиться воле Матери всего сущего? – Вопрос был задан все тем же мертвым голосом, и все-таки в нем чувствовалось… нет, не удивление, а, скорее, сожаление, и вожак уловил этот оттенок. Пожав плечами, он проговорил:

– У меня нет доказательств, что ты действительно находишься под крылом Матери всего сущего.

– А это для тебя не доказательство?..

Темная фигура с маской вместо лица не пошевелилась, но вожак вдруг почувствовал, что ему указывают на его уничтоженного стражника. Он невольно оглянулся и… ничего не увидел – тело ирбиса окончательно исчезло, не оставив после себя ничего, никакого следа!

«Исчез… – Как-то отрешенно подумал вожак, опуская глаза, и тут же в его мозгу молнией вспыхнуло. – Исчез!!! Исчез так же, как исчезло до него еще несколько наших сородичей!!»

Он поднял загоревшийся взгляд на неподвижную фигуру без лица, и тут же услышал мертвый, рычащий голос:

– Я вижу, ты зряч, и ты увидел!

– Хорошо, – медленно проговорил вожак, – я пропущу тебя, но я пошлю в Коготь Ирбиса гонца!

Он поднял лицо вверх, к ожидавшему на скале ирбису, но отдать приказ не успел – его перебил посланец матери всего сущего:

– Нет! Ты никого никуда не пошлешь. Вы, все трое, уйдете в свои пещеры, и будете находиться там до вечера, а затем возобновите свое дежурство.

– Я не могу этого сделать!! – Пробасил вожак. – Это будет предательством стаи!

– Выполнить волю Матери всего сущего – будет предательством стаи… – Не спросил, а скорее констатировал мертвый голос. – Ну что ж, ты зряч и сам сделал свой выбор. Мать всего сущего заберет вас к себе, потому что мне необходимо продолжить свой путь!

Высокая черная фигура на шаг переместилась вперед, посох, сверкнув навершьем, угрожающе наклонился. Вожак чуть отклонился назад и положил ладонь на рукоять меча.

«Вожак! Он нас уничтожит и пойдет дальше!! – Подал лихорадочную мысль ирбис, сидевший на скале. – И стая ничего не узнает!!»

«Мы будем драться, и он не пройдет дальше!» – В ответ ему заявил Артыз, лежавший позади вожака. Его хвост нервно подрагивал, выдавая готовность в любой момент вступить в схватку.

«Вожак, давай пропустим его, а через малое время я полечу в Коготь Ирбиса и доложу обо всем вожаку стаи и волхву! Ты знаешь, что мне надо всего несколько часов, чтобы добраться до Когтя Ирбиса! Это их дело, они должны разбираться с этим… чудовищем!»

«Ты просто трусишь!! – Мысленно взревел Артыз, вскакивая на лапы. – Мы будем драться!!»

Но тот, что сидел на скале, не обратил внимания на этот рык, его мысль стала спокойнее, увереннее:

«Вожак, это чудовище уничтожило Роска, просто прикоснувшись своим посохом. Он даже не ударил многоликого! Что мы втроем можем сделать с ним?! Мы просто исчезнем вместе с Роском, и все!! Но если нам удастся сообщить вожаку стаи и волхву, что… кто движется к княжескому айлу, рассказать им о его силе, они смогут выставить ему навстречу столько воинов, сколько необходимо, чтобы справиться с ним без труда! Только так мы можем помочь нашим сородичам!»

И вожак дозорной стаи снял ладонь с рукояти меча, отступил на шаг.

– Хорошо, мы пропустим тебя, но уходить в пещеру мы не будем. Достаточно того, что мы просто освободим тебе тропу!

– Вы уйдете в свою пещеру и пробудете там до вечера – вам незачем видеть в какую дорогу к княжескому айлу я изберу. Первого, кто выйдет из нее раньше указанного срока, Мать всего сущего заберет к себе… И тело его растворится в этом Мире без остатка!

Темная фигура, произносившая эти слова, дышала уверенностью в том, что она говорила, и безразличием к тем, кто ее слушал. Это было страшно!

И все-таки вожак дозорной стаи попытался спорить:

– От перевала Очолок до Когтя Ирбиса есть только одна дорога, так что мы и, не глядя, знаем, по какой тропе ты направишься!..

Но посланец Матери всего сущего перебил его:

– Да же ты недостаточно зряч, чтобы знать пути, которые Мать всего сущего избирает для своих посланцев! Не надо спорить со мной, не надо противоречить тому, кто держит нити ваших жизней в своих руках!

На этот раз последовало долгое, в целую минуту молчание, а затем вожак дозорной стаи коротко кивнул:

– Хорошо, мы выполним твое условие!

И, повернувшись к стоявшему позади него ирбису, скомандовал:

– Артыз, забираешь молодого и идешь в мою пещеру, я ухожу последним!

Ирбис что-то нечленораздельно проворчал, отвернул морду в сторону, но после недолгого раздумья опустил голову и, повернувшись, медленно побрел прочь. Ирбис, сидевший на скале, спрыгнул на тропу и последовал за своим старшим товарищем. А вожак снова повернулся к неподвижно возвышавшейся перед ним фигуре:

– Надеюсь, твой визит к вожаку – благо для стаи южных ирбисов. Нам нужна помощь Матери всего сущего, потому что в последнее время нас преследуют… потери!

– Благо и зло в руке Матери всего сущего… – Все тем же бесцветным, мертвым голосом прохрипел посланец. – Я только выполняю ее волю!

Вожак кивнул, повернулся и направился за своими товарищами, а темная высокая фигура осталась стоять на месте, словно бы провожая многоликого взглядом отсутствующих глаз.

В десятке шагов от места столкновения в гранитной стене, ограничивающей перевал слева, виднелась небольшая трещина, в которую и нырнули все трое многоликих. Как только они исчезли в узком лазе пещеры, темная фигура подняла над собой свой черный посох и несколько раз повернула его, так что с его навершья в разные стороны брызнули солнечные зайчики.

В то же мгновение из опушки далекого леса вынырнули маленькие темные фигурки и помчались бегом, по тропе поднимающейся к перевалу. Двигались они очень быстро, но и расстояние от опушки леса до макушки перевала было не маленьким. Вотша, завалив вход в пещеру обломком скалы и прислонившись к нему спиной, стал дожидаться своих дружинников, правда, ждать ему пришлось не менее получаса.

Минут через двадцать пять, когда Вотша начал уже нетерпеливо поглядывать в ту сторону, откуда должен был появиться его отряд, каменная глыба за его спиной чуть пошевелилась, а затем изнутри на нее налегли сильнее.

– Вас предупреждали, чтобы вы выходили из пещеры до вечера! – Громко проговорил Вотша измененным, омертвелым голосом.

Шевеление мгновенно прекратилось, а спустя совсем немного времени около изверга, уже скинувшего с головы капюшон, появился первый боец его отряда. Это был Падур, он бежал ровным шагом, дыхание его было спокойным, казалось ему вполне по силам держать такой темп бега еще очень долго. Затем мимо Вотши один за другим, не останавливаясь, пробежали остальные бойцы отряда, и только последние трое собрались вокруг своего предводителя. Все трое были вооружены луками. Вотша молча показал своим бойцам три пальца, затем ткнул оттопыренным большим пальцем себе за спину, а потом указал на две большие каменные глыбы, стоявшие неподалеку от входа в пещеру и вверх, на скалу, в которой эта пещера располагалась. Ребята переглянулись, двое из них быстро спрятались за камнями, а третий ловко вскарабкался на скалу и притаился на первом же достаточно широком уступе. Вотша еще раз окинул глазом площадку перед пещерой, удовлетворенно кивнул, стянул через голову свою хламиду и, спрятав ее в оставленный одним из бойцов мешок, бросился догонять свой отряд.

Прошло еще минут сорок, отряд, возглавляемый уже Вотшей, спустился с перевала, миновал каменистую часть пути и почти достиг кромки леса, когда камень, закрывавший вход в пещеру чуть пошевелился. В тот же момент над этим камнем разнесся едва слышный свист. Все мгновенно замерло, но спустя еще пару минут камень снова пошевелился и немного отодвинулся. Опять последовала пауза, а через пяток минут камень, закрывавший вход в пещеру тяжело качнулся и отвалился. Из щели в скале высунулась голова, а затем на площадку перед входом вылез молодой темноволосый парень. Одежды на нем не было, но это обстоятельство ничуть его не смущало. Не отходя от входа, он осторожно огляделся, а затем повернулся к входной щели и негромко проговорил:

– Никого!..

– Лети к князю!! – Донеслось из пещеры.

Парень отошел от входа на пару шагов и высоко подпрыгнул, переворачиваясь через голову. В самой высокой точке прыжка его тело растворилось в мгновенно образовавшемся мутно-сером облаке, и почти сразу же из этого облака выпорхнула большая серо-белая птица. Ударив раскинутыми крыльями по воздуху, она бросила свое тело вверх сразу не меньше чем на пять метров, но в этот момент над площадкой коротко тенькнула спущенная тетива, и птица, на мгновение словно бы повиснув в воздухе, рухнула обратно на камень площадки, ломая свои огромные, сильные крылья. Из ее спины торчал чуть поблескивающий наконечник длинной стрелы, пробившей ее насквозь.

Птица лежала совершенно неподвижно буквально в двух шагах от входа в пещеру, и потому спустя минуту, из входной щели показалась вторая голова, на это раз ярко-рыжая. Быстро оглядевшись, многоликий довольно громко прошептал:

– Его… похоже убили!.. – И парень, тоже обнаженный полез наружу.

Выбравшись на площадку, он осторожно шагнул вперед и склонился над мертвой птицей. На ее спине, вокруг древка стрелы, медленно расползалась дыра с заметно обугленными краями. Рыжий парень оглянулся на вход в пещеру и сказал во весь голос:

– Его убили… Убили точно так же, как Роска!!

И тогда из пещеры выбрался вожак дозорной стаи. Шагнув к своему подчиненному, он тоже склонился, чтобы лучше рассмотреть убитую плицу и в этот момент из-за стоящих неподалеку каменных глыб выступили двое извергов с натянутыми луками. Многоликие едва успели поднять головы, как две тетивы ударили по перчаткам держащих луки рук и две стрелы вошли в живот вожака и шею Артыза. Третья стрела, пущенная сверху, пришлась вожаку в основание шеи и вошла в тело почти до оперения!

Вожак, схватившийся было за древко вонзившейся в его живот стрелы, упал на колени и медленно повалился ничком, глухо стукнувшись лицом о камень, а рыжий многоликий успел сделать шаг и попытаться подпрыгнуть. Но уже в полете в его тело вошли еще две стрелы. Прыжок многоликого оказался недостаточно высок, серое облако перехода начало было окутывать многоликого, но тело вывалилось из него, расслабленно шмякнулось на камень и больше не шевелилось!

Долгие пять минут изверги с луками стояли неподвижно с наложенными на луки стрелами и трепетом в груди, ожидая, что неуязвимые доселе многоликие поднимутся, перекинутся в зверей и… но те не шевелились! Только из-под неподвижно лежащих тел выползли жирно-бордовые струйки быстро застывающей крови. Наконец один из извергов опустил лук, спрятал стрелу в висящий на поясе колчан и шагнул к телу вожака. Наклонившись, он осторожно приложил три пальца к шее многоликого под ухом и на секунду замер, прислушиваясь, а потом распрямился и не оборачиваясь, громко произнес:

– Готовы… Оба!! – И, чуть помолчав, добавил. – Как все просто!!

Со скалы спустился третий изверг. Втроем они быстро затащили мертвые тела обратно в пещеру, завалили вход камнем и быстро, не оглядываясь, направились по тропе вслед за далеко ушедшим отрядом.

Князь стаи южных ирбисов сидел на веранде своего обширного дома и любовался погружающимися в вечернике сумерки горами. Небо было еще достаточно светлым, как это бывает только в самой середине лета, лишь его голубизна углубилась, налилась синеватым оттенком и ярче проявила белизну вершины Эльруса. А подкрадывающаяся снизу, из долины темнота едва-едва проявилась на площади перед домом вожака – недаром княжеский айл Коготь Ирбиса был вознесен на почти стометровую высоту!

Возвратившись из похода к Аргамаку, Юмыт затаился. Каждый день он ожидал сообщений с Востока, сообщений о гибели одного из расположенных там айлов. Никогда раньше вожак стаи южных ирбисов не знал такой длительной полосы бездействия – он просто боялся что-либо предпринять, потому что не мог даже приблизительно спрогнозировать, чем обернется любое его действие. Волхв стаи тоже вел себя осторожно. Правда, он и прежде не отличался активностью, но теперь его вообще не было видно. Юмыт пару раз пытался вызвать Касыма на мысленный разговор, но оба раза натыкался на плотный блок и отступал.

А время шло, и никаких тревожных сообщений с Востока не поступало!

Однажды утром вожак скорее по привычке, чем от необходимости, спустился в подземелье, где содержались в чем-то провинившиеся соплеменники, ожидавшие своей участи. Обходя камеры, он увидел того самого разведчика, что вернулся из извержачьего айла Уругум с сообщением о гибели в нем четырех многоликих. Тот сидел на каменном полу, раскачиваясь из стороны в сторону и что-то не то мыча, не то напевая. Юсут вспомнил его рассказ и лениво подумал, что, пожалуй, пора разобраться с этим странным айлом, и вдруг поймал себя на том, что не хочет ни с кем разбираться! Не хочет вообще заниматься этими извергами! Это его потрясло – он вдруг в полной мере ощутил все свое бессилие!! И это жуткое ощущение вызвало в нем взрыв бешеной ярости!!

«Нет! Рано вы меня в старики списали!! – Рявкнул он мысленно, обращаясь неизвестно к кому. – Юмыт, даже старый, даже потерявший своего старшего сына, своего наследника, все равно остается самым умным, самым сильным ирбисом в этом Мире! Он еще может показать свои клыки, и вы их увидите, вы ужаснетесь!!»

– Как он?! – Хрипло прорычал он, не отрывая глаз от сидящего на полу разведчика. – Все еще бормочет о страшных, непобедимых извергах?!

– Нет, князь!.. – Отозвался стоявший позади него стражник. – Он теперь вообще ничего не говорит. Ест один раз в день, а все остальное время сидит вот так и мычит. По-моему он даже не спит!

Еще несколько минут вожак простоял у этой решетки, отгораживающей камеру разведчика от коридора подземелья. Мыслям его вдруг вернулась прежняя острота и ясность, а думал он об айле Уругум:

«С этим айлом действительно надо разобраться, но торопиться не стоит. Можно, конечно, послать туда десятка полтора ирбисов, чтобы они не оставили от этого Уругума камня на камне, но зачем уничтожать собственное добро. Нет, надо сначала понять что там такое происходит, нет ли там действительно какой-то опасности, какой-то ловушки для многогранных – в ауле имеются хорошие мастера, разные мастера, вдруг им удалось придумать какую-то каверзу, как это иногда случалось! Надо будет послать туда разведку, понаблюдать за этими уругумцами, не влезая в айл, а уже затем, собрав нужные сведения устроить карательную акцию – выдрать все, что решилось поднять руку на многоликих!.. – Тут он поправил сам себя. – …если решилось! Плохо верится в то, что изверги могли придумать что-то действительно гибельное для хозяев этого Мира!»

Наконец вожак резко повернулся и направился прочь из подземелья, так и не дойдя до конца коридора.

В тот же вечер в сторону Уругума отправилась стая разведчиков – четыре опытных следопыта-наблюдателя и старый, опытный дружинник, из числа приближенных к самому вожаку. Им было запрещено входить в айл, в течение двадцати дней они должны были глаз не спускать с уругумцев, и если заметят что-то подозрительное, немедленно сообщить об этом в Коготь Ирбиса.

После отправки разведки прошло уже двенадцать дней. Мысленные сообщения от вожака полевой стаи князь получал ежевечернее, однако по этим сообщениям, айл жил обычной жизнью, хотя, вроде бы, количество жителей в нем немного уменьшилось, хотя и в этом вожак сомневался – дело было летнее, так что вполне возможно, они просто ушли в горы с отарами.

И вот теперь, любуясь на вознесшуюся ввысь вершину Эльруса, Юмыт думал о том, что он сделает с этим айлом, с этими уругумцами. Мысли его были спокойными, даже благодушными. Если бы у извергов была какая-то опасная для многоликих придумка, они уже попытались бы опробовать ее еще раз. Но разведка ничего не обнаружила. Айл, похоже, был, как и прежде, беззащитен, однако превентивные меры не помешают. Пожалуй, он пошлет туда пару десятков ирбисов для проведения разбирательства. Надо будет спросить уругумцев, что они знают о его пропавших воинах, посечь их для острастки, может быть, парочку вздернуть!.. Да, и что-то он давно не слышал об обменщике, который жил в этом айле!.. Как его?.. Орк, кажется… Или он переехал в другой айл?.. Неважно. Главное заключалось в том, что, пожалуй, впервые с того момента, как стая вернулась из Аргамака, вожак чувствовал себя в полном порядке. А предчувствие Касыма… Ну что ж, значит, надо разобраться, кто из них двоих стареет, может быть, волхв от старости потерял свое чувство «предчувствия»?!

Юмыт довольно улыбнулся своему незамысловатому каламбуру – надо будет как-нибудь, подпустить его в разговоре с Касымом!

Между тем, вечерний полумрак продолжал карабкаться по гранитной скале, на которой стоял княжеский айл Коготь Ирбиса. Он переливался через край скального плато, постепенно затопляя главную площадь айла. Он набрасывал на белые каменные стены домов прозрачную кисею сумерек, сглаживая резкие срывы гранита на поднимающейся над айлом каменной стенке и приглушая сияние слюдяных сколов, вкрапленных в гранит. Даже вино, которое маленькими глотками прихлебывал повелитель этих гор, потемнело и приобрело своеобразный, вечерний привкус, привкус тепла одеяла из овечьей шерсти, голого женского тела под ним, привкус холодка, незаметно пробиравшегося под легкий халат…

Князь стаи южных ирбисов встал со скамьи, еще раз оглядел просторную площадь айла и, вскинув руки, потянулся. А когда его руки опустились, и перед ним снова открылась главная площадь его айла, ему вдруг почудилось, что вся эта обширная и сейчас пустая площадь заполнена огромной толпой призраков. Прозрачные, лишенные плоти фигуры теснились на ней, колыхались в некоем неровном, рваном ритме. И вдруг он понял, что это – толпа извергов, строивших княжеский айл и оставшихся внизу под скалой, в огромной, ими самими замурованной, пещере. Они знали все секреты княжеского поселения, и потому их нельзя было отпустить! И их не отпустили!..

Юмыт закрыл глаза и тряхнул головой – видимо, вино было слишком крепким. Когда он снова взглянул на площадь, она была пуста и тиха.

Во второй половине следующего дня, в самом начале часа Змеи, со скалы, на которой стоял княжеский айл, спустились в долину двадцать пять многоликих. Половина из них были в человеческом облике, в полном вооружении, другая половина – ирбисы. Звери были, как на подбор, огромные, могучие, беспощадные. Люди оседлали лошадей, стоявших в княжеских конюшнях, размещенных в одной из скальных пещер, и весь этот отряд двинулся по Длинной тропе, ведущей на Восток, в сторону айла Уругум. Вожак стоял на краю плато, у невысокой каменной стены, и провожал взглядом удаляющийся отряд, он не сомневался, что через три-четыре недели снова увидит этих воинов.

Вечер Юмыт снова провел на веранде своего дома. Глядя на подсвеченную заходящим солнцем вершину Эльруса, он подумал, что давно не видел свою супругу – третью по счету, и младшего сына, которому скоро должно было исполниться четырнадцать лет. Стоило, пожалуй, съездить в Ишхабан – один из немногочисленных айлов многоликих, расположенный у самой западной границы земель стаи, именно там жила его супруга с сыном. Надо было посмотреть на этого сына, что из него получилось. В свое время он не стал посылать мальчишку на учебу в чужие земли, уступив просьбам жены, молившей не разлучать ее с единственным ребенком. А теперь вот как повернулось дело – из маменькиного любимчика, росшего с тетками да девками, парень превратился в наследника!..

Юмыт тяжело вздохнул: «Эх, Юсут, Юсут, что с тобой случилось?! Куда подевался истинный наследник князя, его гордость и надежда?!»

Старая боль снова проклюнулась в сердце, и вожак, чтобы заглушить ее залпом осушил полный кубок вина… Хорошее было вино – темное, терпкое, крепкое с рубиновым бликом и ароматом солнца!..

Спустя пару часов, когда Волчья звезда встала между двух крутых горных склонов, словно оранжевый глаз, подсматривающий за живущими в этом Мире, Юмыт с трудом поднялся с лавки и побрел в спальню, поддерживаемый молчаливой, преданной извергиней. Она раздела плохо соображающего князя и уложила его в прохладную, пахнущую горными травами постель.

Проснулся Юмыт глубокой ночью. Вокруг царила полная темнота и тишина, но под сердцем у вожака тлела непонятная тревога. Он вслушивался в окружающую тишину, она должна была бы успокаивать его, но нет – тревога росла! Он сначала приподнялся на постели, а потом и вовсе сел. С минуту вожак посидел неподвижно, продолжая слушать окружающую тишину, а затем он развернулся и спустил ноги на пол. Прикосновение ступней к толстому шерстяному паласу было привычно ласковым, домашним, успокаивающим. Тревога вроде бы отступила, затаилась, и вожак, вздохнув, собрался, было, снова улечься на скользкие шелковые простыни, но тут ему послышалось, что во дворе усадьбы чуть скрипнул гравий дорожки – так, словно его коснулась легкая женская нога. Юсут встал и, быстро подойдя к окну, отодвинул штору и выглянул наружу.

Луна стояла высоко, но была в последней четверти, да и небо было затянуто легкими, но достаточно плотными облаками, так что главная площадь айла, на которую выходило окно спальни, была освещена очень скудно. В домах, видимых из окна не было ни огонька – заканчивался час Волчьей звезды, самая сердцевина ночи. Снизу, из долины донеслось уханье неясыти, но услышать ее мог только человек с отличным слухом.

И снова наступила тишина. Вожак постоял еще немного, а затем вернулся к кровати и лег. Закрыв глаза, он прислушался к себе. Тревога улеглась, но не ушла окончательно, какая-то крошечная часть его существа никак не могла успокоиться. И все-таки ему удалось вновь задремать. Сон его был тревожен, под закрытыми веками метались какие-то неясные тени, он слышал неразборчивый, но явно угрожающий шепот, глухое потрескивание, далекие, неясные крики. Легкое летнее одеяло сползло на пол, а шелковые простыни холодили тело, так что по коже начал пробегать озноб. Потом неясные, расплывчатые звуки стихли, зато мельтешение перед глазами усилилось, приобрело яркую оранжево-черную окраску. Казалось, кто-то размахивает перед его лицом огромным пестрым знаменем, или чудовищное, все пожирающее пламя пляшет перед его глазами.

Вожак снова вынырнул из сна и распахнул тревожные глаза. Пляшущие оранжево-черные всполохи никуда не исчезли, они трепетали за плотными шторами, прорываясь в комнату, размалевывая стены мгновенно вспыхивающими и пропадающими бликами. И вместе с этими бликами в комнату врывался приглушенный, но яростный гул – гул, распадающийся на торжествующий рев и вопли отчаяния!!

Вожак слетел с постели и в мгновение ока оказался у окна. За отброшенными в сторону шторами бушевало пламя – горели все двадцать домов айла, дым, подкрашенный алыми всполохами, торопливо уходил в небо. По главной площади айла метались полуодетые, вопящие люди и странные черные тени… Тени с мечами в руках!!

«На айл напали?!! – Вспыхнула в голове вожака дикая мысль. – Но кто?!! Кто мог решиться напасть на княжеский айл стаи южных ирбисов, располагавшийся в самом центре земель стаи?!! Кто смог незамеченным пройти от границы к Когтю Ирбиса, подняться по крутой, хорошо охраняемой тропе?!!»

В этот момент на площадь вымахнул здоровенный ирбис, его светло-серая в темных пятнах шкура казалась розовато-алой в отблесках пламени. Ирбис припал брюхом к земле, и быстро оглядел площадь, словно выискивая жертву. У Юсута сладко заныло под сердцем – его воин, его сородич был готов к отпору неведомому врагу! Вот сейчас последует стремительный бросок и под когтями огромной кошки заверещит первая жертва, первый безумец из тех, кто решился на эту безрассудную затею!! В этот момент ирбис, казалось, действительно нашел себе жертву, его задние лапы напряглись, готовясь бросить тяжелое тело на врага, но в следующее мгновение из мощного загривка зверя вдруг выросла тонкая светлая тростинка, расцветшая на конце странным продолговатым цветком темно-пурпурного цвета. Ирбис вскинулся, его рев прорвался сквозь плотно пригнанные рамы и ударил вожака по ушам, а затем могучий зверь рухнул на тесаный камень площади и… больше не шевелился!!

«Что это?!! – Оцепенел Юмыт. – Что это такое?!!»

Ответа на этот немой вопрос не было!!

На секунду вожак стаи оторопел – тело поверженного ирбиса было ясно видно, и глаза старого князя это зрелище буквально приковало к себе! Но в следующий момент он услышал громкий удар во входную дверь его дома, и этот невозможно наглый, словно плевок в лицо, звук выбросил его из ступора. Юмыт отпрянул от окна, быстро набросил на себя халат и метнулся к выходу из спальни. В приемной зале он схватил со стоящей у стены подставки одну из выставленных там тяжелых сабель и бросился к входной двери.

«Сейчас вы узнаете, как ломиться в дом вожака стаи южных ирбисов!!!» – Яростно думал он, откидывая засов, удерживающий дверное полотно. В следующее мгновение дверь распахнулась от его яростного удара, Юмыт прыгнул вперед, на веранду и едва не напоролся на длинное узкое лезвие встречавшего его меча!

Вожаку удалось остановиться – острие клинка не достало до его незащищенной груди каких-нибудь двух сантиметров. И высокий белоголовый изверг, державший этот клинок в руке, не сделал напрашивающийся выпад, не бросил окровавленное тело потерявшего осторожность князя на пол его веранды. Вместо этого он длинным скользящим шагом отступил назад и процедил сквозь зубы:

– Ну, вот мы с тобой и встретились, вожак Юмыт! Ты так хотел получить меня в свою стаю, что я решил прийти к тебе сам!!

Князь ирбисов мазнул взглядом по лицу наглого изверга – нет, он не знал этого белоголового высокого парня, никогда и нигде не встречал его прежде. Но в следующий момент ноги его приросли к доскам веранды – он узнал меч, который сжимала рука этого наглеца! Этот клинок с голубыми камнями в перекрестье он узнал бы с закрытыми глазами – этот меч был с его сыном, Юсутом, когда тот пропал!!

Юмыт снова перевел взгляд на лицо стоявшего перед ним изверга, и на этот раз что-то знакомое мелькнула в темно-серых внимательных глазах, но память по-прежнему не желала дать ему подсказку! И тогда такую подсказку ему дал сам изверг:

– Князь, у тебя короткая память, а ведь я дважды побил твоего сына: первый раз почти десять лет назад, на ристалище княжеского замка Края, за что и получил этот вот клинок, а второй раз прошлой осенью на Гвардском перевале! Там твой сын и закончил свое существование в этом Мире!!

– Вотша!!! – Прохрипел Юмыт, брызгая слюной, – грязный извержонок, ты врешь!! Мой сын не мог пасть от твоей руки, он – ирбис!!

– Я убил твоего сына, я убил ирбиса и забрал назад свой меч!!

– Значит, сейчас мой сын будет отомщен!!! – Взревел Юмыт и, отбросив ненужную ему саблю, подпрыгнул вверх!

Прыжок его был лишен прежней мощи и изящества, да Юмыту до этого не было дела. Главное, что после этого прыжка на настил веранды опустился здоровенный, матерый снежный барс, неуязвимый для любого оружия, созданного в этом Мире! Юмыт знал все, что должно было произойти в следующие несколько секунд – в его долгой жизни все это происходило многие сотни раз! Вот он делает первый короткий шаг вперед, в направлении замершего, оцепеневшего от ужаса изверга! Вот чуть пригибается к полу перед прыжком, и изверг роняет свой никчемный меч!.. Нет, изверг почему-то не выпустил меча из руки, видимо ужас до такой степени сковал все его члены, что даже пальцы, сведенные судорогой страха, разжать он уже не мог!.. Юмыт усмехнулся, чуть приподняв верхнюю губу и показывая свои огромные, уже пожелтевшие, но все еще страшные в своей крепости и остроте, клыки…

Однако белоголовый изверг явно не испугался – его темно-серые глаза продолжали спокойно наблюдать за действиями гигантской кошки, а в его левой руке появился еще один клинок – матово-белый, отсвечивающий розовато-оранжевым бликом пожара.

«Игрушка!.. – С новой усмешкой подумал ирбис, и в этот момент его носа коснулся едва ощутимый странный, чуть кисловатый и в тоже время сладковато-трупный запах! Знакомый запах!! Но времени вспоминать, где и когда он чуял подобный запах, уже не было. Задние лапы Юмыта-ирбиса распрямились, словно мощные стальные пружины, посылая огромное мускулистое тело вперед и вверх, передние лапы, выпустившие изогнутые, стальной твердости ногти, выбросило вперед, точно в грудь чуть подогнувшего ноги изверга, а из горла вырвался торжествующий, победный рев!!

«А ноги-то у него, все-таки, подогнулись!!» – Мелькнула в голове атакующего ирбиса довольная мысль, и в это мгновение белоголовый изверг… исчез!!

Юмыт не сразу понял, что тот просто присел на одно колено. Он был уже почти над извергом, когда вдруг понял, что тот не отмахнулся бесполезным мечом, как делали все его предыдущие жертвы, раздобывшие оружие. Вместо этого он выбросил вперед левую руку с зажатым в ней коротким матово-светлым клинком. Князь южных ирбисов еще успел подумать: «Глупец!! Мне-ирбису не страшен ни один клинок, сделанный в этом…»

Но недодуманная мысль оборвалась! В этот момент он вдруг почувствовал, как в его тело, в его светлое брюхо входил раскаленная, словно, собранный линзой, солнечный луч, игла! Она мгновенно проткнула его толстую, прикрытую густой, плотной шерстью, шкуру, пронзила панцирь непробиваемых брюшных мышц, и в его, вдруг ставшие беззащитными, внутренности щедро плеснуло расплавленным, свирепым ядом!!!

Извернувшись в воздухе от скрутившей его, совершенно невыносимой боли, Юмыт краем глаза увидел, как белоголовый изверг, откатился в сторону из-под его, рушащегося на настил веранды тела. А в следующее мгновение тот уже стоял на ногах, держа перед собой свой странный… свой страшный клинок!

А затем на глаза многоликого рухнула черная пелена, из его горла вырвался душераздирающий, выбрасывающий из тела остатки жизни, рев, и… Все кончилось!!

К тому моменту, когда оранжевый глаз Волчьей звезды спрятался за иззубренным горизонтом, и небо вылиняло до светло-голубого, в княжеском айле Коготь Ирбиса успели выгореть и дома, и пожар битвы. Многоликие были уничтожены полностью – все тридцать два человека, остававшиеся со своим князем! Двенадцать из них успели повернуться к Миру родовой гранью, но ни один из ирбисов не достал свою жертву – уругумская сталь разила их без промаха, беспощадно! Из отряда Вотши погибло четверо ребят. Все четверо в первые минуты боя от мечей противников. Еще шестеро были ранены, и двое из них достаточно тяжело!

В ту же ночь были убиты шестнадцать извергов служивших в Когте Ирбиса. Самое поразительное заключалось в том, что эти изверги умерли с оружием в руках, хотя не владели оружием! Они взяли его, чтобы защищать своих хозяев!! Рабы встали на защиту своих властелинов!!!

Троих из них, обезоруженных и связанных, вотшины бойцы привели к своему командиру. Белоголовый изверг долго рассматривал эту троицу – совсем еще молодых ребят, стоявших перед ним, опустив головы и переминаясь с ноги на ногу. Чем дольше длилось молчание, тем более неуверенно они чувствовали себя перед этим странным сероглазым извергом, командовавшим победителями многоликих. Наконец Вотша негромко, ни к кому конкретно не обращаясь, спросил:

– Почему?!!

Все трое извергов подняли глаза на спросившего, но ни один из них не решился что-либо ответить. Тогда Вотша, кивнув на стоявшего посредине, снова спросил:

– Почему ты обратил свое оружие против таких же, как ты извергов?!!

– Я не такой, как вы!

Парень нервно вскинул голову и попробовал посмотреть на сидящего Вотшу сверху вниз.

– Вот как?! – Вотша насмешливо приподнял правую бровь. – И в чем же твое отличие?!

– Я служил самому великому Касыму, волхву стаи южных ирбисов!!

– И в какой же должности ты ему служил?.. – Все с той же насмешкой переспросил Вотша.

Тут парень немного смутился, но ответить попробовал с прежним высокомерием:

– Я служил у волхва стаи вторым помощником главного садовника!

– И что ты получал за свою работу?.. – Спросил Вотша неожиданно серьезно.

И снова парень смутился. Только после некоторой паузы он смог выдавить:

– Меня кормили и одевали… – Тут он немного помолчал, а затем неожиданно добавил. – А еще мне сказали, что хозяин обещал меня женить!

– И кто тебе это сказал? – Голос Вотши прозвучал ровно, словно его этот вопрос действительно интересовал.

– Мне?.. – Почему-то переспросил парень, кивнул и ответил. – Главный садовник.

– А сам ты выбрать себе невесту не мог?.. – Неожиданно поинтересовался Вотша.

Тут парень совсем растерялся.

– Сам?! Как это – сам?!! – Поскольку никто и не думал отвечать на его вопрос, он продолжил. – Нет, самому мне выбирать нельзя! Кто же пустит в Коготь Ирбиса неизвестно какую извергиню!!

– Так может быть тебе не понравится та, которую тебе предложат в жены? – Спросил Вотша, и снова в его голосе промелькнула насмешка.

– Не понравится?.. – Не понял парень. – Как она может не понравиться, если ее выберет сам…

– Главный садовник! – Перебил его Вотша и теперь уже откровенно рассмеялся. – Слушай, изверг, ты понимаешь ли сам, до какой степени ты – раб?!!

– Я не раб!! – Снова вскинул голову парень. – Я – второй помощник главного садовника!! Я ем лучше любого из вас, и ношу отличную одежду!!

Он с гордостью выпятил грудь, словно пытаясь показать, насколько хороша надетая на нем длиннополая куртка.

– Ты раб!! – Резко оборвал его Вотша. – Ты не можешь даже выбрать себе жену по любви!! Ты отдал свою свободу за жратву и тряпки!! Ты взял в руки меч, чтобы защищать свое рабство!!!

Вотша плюнул под ноги парня и перевел взгляд на стоявшего справа изверга.

– Ну, ты тоже бился за свое рабство?!

– Мне ирбис приказал… – Опустив глаза, ответил невысокий черноволосый парнишка. И тут же вперед выступил стоявший позади пленных Падур:

– Этот прикрывал тыл многоликого. Как только в того попала стрела, он сразу же бросил свой меч.

– А ты, – Вотша перевел взгляд на третьего пленника.

– А что – я?.. – Криво усмехнувшись, переспросил тот.

– Почему ты сражался против таких же, как ты, извергов?.. – Повторил свой вопрос Вотша.

– Хм… – Парень покачал головой. – Когда б я знал, что у вас есть сила против многоликих!..

– Не знал, ну и не лез бы в драку! – Перебил его Вотша. – А ты же встал на их сторону! Почему?!

– Парень снова криво ухмыльнулся:

– Так, я подумал – вам все равно погибать, а мне мой хозяин, глядишь, и зачел бы помощь!

– Рассчитал, значит?! – Кивнул Вотша. – Ан, неверен твой расчет оказался!

– Не верен, – согласился парень.

Больше вопросов не последовало. Несколько минут Вотша, опустив голову, размышлял, а затем поднялся на ноги и, глядя на связанных извергов произнес, словно бы размышляя вслух:

– Что делают многоликие с предателями своей стаи?..

– Лишают многоликости! – Немедленно отозвался Падур.

– Да, – кивнул Вотша, – они превращают своего сородича в… изверга, в раба, над которым становится властен любой многоликий! Вы можете представить себе те муки, которые испытывает свободный человек, попадая в рабство, из которого ему уже никогда не выбраться?!! – Вотша сделал короткую паузу и оглядел столпившихся вокруг него бойцов отряда и оставшихся в живых извергов, работавших в Когте Ирбиса. – Мы будем более милостивы – предателей нашей стаи, стаи извергов, мы не унизим новым рабством, они не смогут быть рабами более чем уже есть! Поэтому мы будем лишать их жизни!!

Над собравшимися извергами повисла мертвая тишина, а затем раздался неуверенный голос одного из бойцов отряда:

– Так что же это – мы должны будем их заколоть?!

– Нет, – Вотша невесело усмехнулся. – Мы не будем пачкать наше славное оружие гнилой кровью рабов-предателей, мы их повесим! Несите веревки!

Однако никто из бойцов отряда не шелохнулся, а вслед за ними остались неподвижными и изверги княжеского айла.

– Ну что ж, – Вотша снова горько улыбнулся. – Я прекрасно вас понимаю – мало кому понравится убивать безоружного человека!..

Он ткнул пальцем в парня, стоявшего посередине связанной троицы, и спросил:

– Кто взял в плен этого… не такого, как мы?

– Моя тройка! – Подал голос Азуз. – Многоликого мы завалили, а этот… – невысокий крепыш сплюнул себе под ноги и пренебрежительно закончил. – Он и меча-то толком держать не может, хотя и пытался драться до конца!

– Ну, что ж, – задумчиво проговорил Вотша – мы можем отпустить его на все четыре стороны!.. Ты хочешь, чтобы он снова встал против тебя с оружием в руках?.. – Спросил Вотша. Азуз в ответ только ухмыльнулся:

– Пусть попробует! В следующий раз я его вязать не стану – приколю, и пусть подыхает.

– А если многоликие его научат обращаться с оружием – он же доказал им свою преданность! Тогда он уже со знанием дела будет защищать свое личное рабство?! – Задал Вотша новый вопрос.

Темноволосый изверг посерьезнел и другими глазами посмотрел на второго помощника садовника волхва стаи южных ирбисов.

– Или, может быть, ты хочешь, чтобы он вернулся к своим хозяевам и рассказал им кто мы такие, и как с нами можно бороться?! Вообще, он может еще очень много принести пользы многоликим и очень много навредить нам!!

Азуз подскочил к извергу, назвавшему себя вторым помощником садовника волхва стаи и, толкнув его в шею, рявкнул:

– А ну, пошли, дружочек!!!

– Куда ты меня ведешь?! – Воскликнул тот, на что тут же получил ответ:

– А вот, недалеко деревце подходящее есть!!

Вотша посмотрел на парня, стоявшего справа, и неожиданно произнес:

– Падур, мы можем отпустить этот изверга, если ты замолвишь за него слово. Ты ведь сказал, что он бросил оружие сразу после того, как вы убили многоликого, спину которого он прикрывал.

– Да, это было так! – Громко подтвердил Падур. – Он не усердствовал в драке!

– Можешь идти, куда хочешь, – распорядился Вотша, – но если ты еще раз попадешься с оружием в руках в схватке против своих – примешь смерть!

– А можно я останусь с вами! – Неожиданно вскинул парень голову.

Вотша повернулся к своему помощнику:

– Падур, возьмешь парня к себе?..

– Возьму! – Не раздумывая, кивнул тот и, положив руку на плечо все еще связанному извергу, улыбнулся. – Пошли, вояка!

Вотша посмотрел на последнего из пленных:

– А что нам с тобой делать, умник?.. – И чуть, помолчав, добавил. – Отпустить тебя, так ты нас, пожалуй, первому многоликому продашь – глядишь, он тебя чем и отблагодарит! И с нами тебе идти не с руки… Что скажешь?..

Парень пожал плечами и после короткой паузы ответил:

– Так ведь, что я не скажу, ты мне не поверишь!.. Хотя, при желании, ты мог бы не убивать меня, ну… придумай для меня какое-нибудь испытание…

– Верно, не поверю… – Согласился Вотша. – Ты, может быть, и умен, да бесчестен – и многоликих при случае продашь, и нас не пожалеешь!! А испытание?..

Вотша замолчал, глядя на парня, не то в самом деле, придумывая для него испытание, не то просто не зная, как с ним поступить. С одной стороны, тот действительно был беспринципен и ради выгоды мог, похоже, пойти на все, а с другой – Вотше нравилась выдержка, с которой парень ожидал решения своей участи. Он незаметно посмотрел в сторону извергов из Когтя Ирбиса, стоявших небольшой кучкой чуть в стороне от бойцов его отряда. Было их чуть больше десятка, в основном молодых ребят, среди которых затесалось тройка девчонок. Ребята стояли, молча, ожидая решения Вотши со странно напряженным вниманием, а вот девчонки о чем-то быстро переговаривались, бросая быстрые, явно испуганные взгляды в сторону стоявшего неподвижно пленника. И тут Вотше в голову пришла неожиданная мысль.

– Хорошо… – Задумчиво протянул командир отряда извергов. – Мы тебя отпустим, но перед этим… – Вотша медленно потянул из ножен свой серебряный кинжал. – Проверим твою природу… Ты же сам хотел испытания!..

Глаза связанного изверга застыли на отливающем матовой белизной клинке. Вотша бросил многозначительный взгляд на стоявшего рядом с ним лучника, а затем сделал медленный, словно бы осторожный шаг в сторону пленника и повел перед собой коротким клинком. В следующее мгновение связанный изверг глухо выругался и неожиданно подпрыгнул, одновременно переворачиваясь через голову. Высокое стройное тело, взмыв вверх, сложилось в комок и растворилось в мгновенно образовавшемся облаке. Это было неожиданно для всех, кто окружал пленника и Вотшу, кроме лучника, отлично понявшего взгляд своего командира. Как только из начавшего таять облачка вынырнула большая темная птица и, взмахнув широкими крыльями, ринулась вверх, в светлеющее небо, щелкнула спущенная тетива, и через мгновение многоликий упал почти на то же самое место, с которого пытался улететь!! Из груди темной птицы торчало древко стрелы, пробившей ее насквозь. Само крылатое тело медленно исчезало в невидимом пламени, а серебряный наконечник посверкивал, безразличный к пресеченной им жизни. Лучник наклонился и осторожно, стараясь не шевелить сгорающее птичье тельце, подобрал свою стрелу.

Вотша повернулся к еще теснее прижавшимся друг к другу извергам из княжеского айла.

– Почему вы не сказали нам, что это многоликий?!!

В голосе светловолосого изверга звучали гнев и презрение. Из кучки извергов выбрался молодой паренек, совсем еще извержонок, и торопливо, проглатывая звуки, проговорил:

– Он предупредил нас, чтобы мы молчали! Иначе он обещал навсегда лишить нас дара речи!!

– Кто он?! – Все с тем же презрением переспросил Вотша.

– Он – помощник волхва стаи! – Все так же торопливо пояснил паренек. – Он уже отнял голос у двоих извергов!!

Вотша перевел взгляд на догорающее тело птицы, на земле оставались только темные перья широко раскинутых крыльев.

– Он, действительно был очень умен!.. – Задумчиво проговорил Вотша. – Ему едва не удалось обмануть нас!

Белоголовый изверг посмотрел в голубое, безоблачное небо, куда прямыми, темными, кудрявившимися столбами поднимался дым от догорающих домов бывшего княжеского айла Коготь Ирбиса, а затем перевел взгляд на продолжавших жаться друг к другу местных извергов.

– Больше среди вас многоликих, я надеюсь, нет?.. – Вотша невесело улыбнулся. – Или мне придется каждого из вас ткнуть для проверки уругумской сталью?!

– Тыкай, белоголовый, – неожиданно ответил за всех все тот же извержонок. – Мы твоей стали не боимся!

– Хорошо, – кивнул Вотша, – тогда расходитесь, кто куда хочет. Здесь… – он окинул взглядом развалины, в которые превратились дома айла, – …никто уже жить не будет!!

Три девчонки-извергини и два паренька тут же отделились от общей группы и направились к тропе, спускающейся со скальной площадки, на которой располагался Коготь Ирбиса, в долину, а паренек, разговаривавший с Вотшей, шагнул вперед и неожиданно спросил:

– А куда теперь пойдет ваш отряд?..

Вотша внимательно посмотрел на любопытного паренька и ответил уклончиво:

– Мы еще не решили…

– Если вы думаете идти в Уругум, то знай, что именно туда отправилась вчера полевая стая ирбисов!

– Ну, про стаю ирбисов мы знаем, видели вчера, как она прошла, а вот откуда тебе известно про Уругум?.. – Быстро переспросил Вотша.

– Я служил помощником конюха у Азама, ближнего княжего дружинника, именно он повел полевую стаю на Уругум. Я случайно слышал разговор князя Юмыта и своего хозяина, когда князь напутствовал многоликого Азама. Только…

Паренек запнулся, словно был не слишком уверен в том, что хотел сказать, но Вотша, подтолкнул его словами:

– Что – «только»?! Говори, не бойся!

– Мне кажется, полевая стая вернется в Коготь!.. – Проговорил паренек.

– Почему ты так думаешь?.. – Быстро переспросил Вотша.

Паренек поднял голову и посмотрел на поднимающиеся в небо клубы дыма:

– Они сейчас как раз должны быть на первом перевале, а с него отлично видно дым, который стоит над Когтем Ирбиса… Большой дым, очень большой! У Азама в айле оставалась семья – жена и дочь, он наверняка повернет стаю обратно!

– Вот как!.. – Медленно протянул Вотша и, резко повернувшись, крикнул. – Падур, Азуз, быстро ко мне!!

Высокий, худощавый Падур и коренастый приземистый Азуз мгновенно оказались рядом с белоголовым Вотшей. Тот, бросив мгновенный взгляд на уже выгоревшие дома айла, на каменную стену, ограничивающую территорию селения с одной стороны, и обрыв, открывающий вид на лежащую внизу долину с трех других сторон, быстро приказал:

– Собирайте ребят, мы немедленно уходим!!

– Командир, – удивленно проговорил Падур, – мы же собирались отдохнуть денек-другой. Ребята вымотались за эту ночь, убитых надо похоронить, да и с ранеными надо разобраться, может быть, кто-то из них и идти-то не сможет!!

Азуз молчал, но чувствовалось, что он поддерживает Падура.

Вотша, прищурившись, посмотрел в глаза своим помощникам и медленно произнес:

– Падур, у тебя на похороны погибших не более получаса. Те же самые полчаса у тебя, Азаз, чтобы подготовить раненых к спуску в долину и их транспортировку домой. Оставаться здесь мы не можем – ушедшая вчера стая, а это двадцать пять ирбисов, наверняка, вернется, увидев дым над родным айлом, вернется настороже, готовая к боевым действиям!

– Вернутся?! – Усмехнулся Падур. – Ну и что?! Мы и их так же разделаем, как тех, что оставались здесь!!

Вотша покачал головой:

– Нет, Падур, на Коготь Ирбиса мы напали врасплох, вожак и волхв стаи и подумать не могли о возможности подобного нападения! Ты вспомни, как нас встретила сторожа, выставленная внизу, у начала тропы! И нас было двадцать пять человек! Теперь оружие могут держать всего пятнадцать бойцов, надо заботиться о раненых, а возвращающаяся стая готова к бою, ожидает встречи с противником. Даже если только половина из них будут в человеческом обличье, нам с ними не совладать – они просто лучше нас владеют оружием!!

Командир отряда еще раз оглядел обоих извергов и совсем другим тоном коротко бросил:

– У вас обоих полчаса!! Через полчаса отряд должен начать спуск в долину!!

На этот раз споров не последовало. Оба изверга бегом бросились выполнять приказ, а Вотша снова повернулся к стоявшей рядом пятерке местных ребят.

– Спасибо тебе за предупреждение! – Проговорил белоголовый изверг, обращаясь к стоявшему впереди извержонку. – Только вам надо уходить!.. Или думаете ваши хозяева вас пощадят, когда увидят, что стало с их айлом?! Уходите немедленно!

Однако молоденький изверг покачал головой:

– Те, кому есть куда идти, уже ушли, а мы… мы… – он чуть запнулся, а потом, вдруг выпалил. – Возьмите нас с собой!! – И словно понимая, что они представляют для боевого отряда слишком малую ценность, торопливо добавил. – Мы вам пригодимся!!

Вотша невольно улыбнулся и, тряхнув головой, приказал:

– Если хотите что-то взять с собой, собирайтесь! Спуск через полчаса!

Убитых бойцов похоронить не удалось – могилы надо было выдалбливать в камне, лежавшем под тонким слоем грунта, насыпанного во время строительства айла, а на это просто не было времени. Спуск со скалы был неимоверно тяжел, раненых и убитых пришлось спускать на веревках, длины которых не хватало, чтобы сделать это за один раз. С помощью местных ребят довольно быстро отыскали четыре достаточно широких скальных карниза, которые можно было использовать, как промежуточные площадки. Спуск десяти тел занял почти пять часов! Когда весь отряд оказался внизу, все бойцы и присоединившиеся к ним изверги из Когтя Ирбиса были вымотаны до предела. Однако Вотша не позволил ни минуты отдыха – надо было отойти от разгромленного айла, как можно дальше. И тут к нему снова подошел молоденький изверг из Когтя ирбиса.

– Командир, – чуть запнувшись, обратился он к Вотше. – Если полевая стая ирбисов идет обратно к Когтю, то они, наверняка, пойдут Длинной тропой – это самый короткий путь, и тогда мы запросто можем на них наткнуться. Но от скалы есть еще одна тропа, по ней из княжеского айла ходили только до купальни. А от купальни до восточного перевала тоже можно добраться. Путь, правда, получается длиннее, но по нему возвращаться от перевала к Когтю Ирбиса, никому в голову не придет!..

Вотша посмотрел на извержонка долгим, внимательным взглядом, а затем неожиданно спросил:

– Как тебя зовут… извержонок?

– Самур, командир. – Быстро ответил тот.

– А родители твои живы?

Самур покачал головой:

– Я их и не помню… Жил с дедом, а когда меня забрали в княжеский айл, дед помер… Ирбис, который меня забирал, сильно его избил…

Под сердцем Вотши защемило, он, словно самого себя увидел в этом невысоком темноволосом пареньке.

– Грамоту знаешь?..

Вопрос выскочил сам собой, и Вотша почувствовал, что хочет найти в этом извержонке из чужой стаи еще большую похожесть на себя, но паренек отрицательно покачал головой:

– Не научился… Негде было. Меня, как в айл привезли, сразу на конюшню определили, а я всегда лошадей любил… Вот так на конюшне и остался.

Вотша чуть помолчал, а затем кивнул, как будто принял некое решение:

– Хорошо Самур, веди отряд по своей обходной тропе!

Так молоденький изверг оказался во главе отряда. Двое раненых, имевших колотые раны в шею и плечо, могли идти сами, для остальных, в том числе и погибших, быстро смастерили носилки. Вначале отряд продвигался по той же самой тропе, по которой вышел от перевала к княжескому айлу Коготь Ирбиса, но километра через полтора их молоденький проводник свернул вправо, на едва заметную тропку, прихотливо петлявшую между высоченных серых сосен и постепенно уходившую вверх, в гору. Лес в этом месте выглядел странно – подлеска, кустарника и мелких деревцев не было совершенно, тропка, которой, судя по всему, пользовались довольно редко, могла бы быть гораздо более прямой, но она петляла так, словно тот, кто ее натаптывал, обходил хорошо замаскированные и одному ему известные ловушки. Так, кружа вокруг толстых, прямых, уносящихся высоко в небо стволов, по едва различимой на толстой, пружинящей подушке старой хвои, тропе отряд прошел километров восемь. И тут впереди неожиданно показались густые заросли темно-зеленых кустов.

– Ну вот… – Удовлетворенно пробормотал Самур. – …купальня!

– А что это за купальня?.. – Поинтересовался шагавший рядом Вотша.

– Княжеская купальня. – Пояснил извержонок. – Князь, да и другие ирбисы, очень любили здесь купаться, иногда уходили сюда на целый день. Вроде бы какая-то здесь волшебная вода! Правда, сам я здесь был всего несколько раз – ирбисы сюда верхом не ездили, так что конюхам здесь делать было нечего. Я дважды провожал своего хозяина от купальни до восточного перевала – он любил перед стражей купаться, а мне приходилось водить лошадь вокруг озера, а затем возвращать ее на конюшню.

Через несколько минут, обойдя заросли кустов по широкой дуге, изверги оказались на берегу небольшого озера с обрывистым, каменистым берегом, лишь в одном месте уходившим в воду пологим мелким галечником, непонятно откуда взявшимся в этом горном лесу. Над неподвижной, черной, казавшейся мертвой, водой курился легкий парок, словно вода эта была подогрета каким-то внутренним теплом.

Отряд миновал галечный пляж, причем глаза всех, проходивших по берегу этого неподвижного, глядящего в небо черным зрачком, озера, были прикованы к стеклянно отблескивающей воде, к недвижно висящему над ней прозрачному туману. Изверги молча обошли озеро, и только когда отряд снова оказался в лесу, между высоченных сосновых стволов, Вотша услышал позади негромкий, задумчивый голос одного из бойцов:

– Не хотел бы я искупаться в этой водичке!..

«Странно!.. – Подумал он. – Вода в этой… купальне, действительно, отталкивает, а Самур говорит, что именно здесь многоликие любят купаться!»

Часов через пять, когда сосняк остался позади, и изверги давно уже шагали сквозь низкорослую поросль, приближаясь к границе, за которой не было растительности, Вотша остановил свой отряд на короткий отдых. Именно здесь они, наконец, смогли похоронить своих погибших товарищей. Привал длился около двух часов, а затем они снова отправились в путь. Самур, продолжавший идти впереди, постепенно забирал все больше влево, выискивая совсем уже пропавшую тропу по одному ему заметным признакам.

К перевалу отряд вышел уже в сумерках. Вотша, как и на пути к Когтю Ирбиса, в одиночку пошел по каменистой тропе переползавшей самое высокое место седловины, но стражи многоликих там не было. Изверг прошел с километр за перевал – путь был свободен, тогда он вернулся к ожидавшим его бойцам, и отряд двинулся вперед, несмотря на сгущающиеся сумерки.

К концу часа Волчьей звезды уругумцы сошли с тропы и, укрывшись между нагромождением камней, развели бивачные костры. Ребята были до предела вымотаны переходом, но настроение было бодрым – похоже, им удалось разминуться с возвращавшейся полевой стаей многоликих и замести свои следы.

Спустя две недели они подошли к Уругуму. Когда крыши айла показались далеко внизу, Вотша с облегчением вздохнул. Только сейчас он понял, насколько велики были его опасения, что полевая стая ирбисов, вышедшая из Когтя Ирбиса, не вернулась назад, а продолжила свой поход и разгромила их родной айл, их гнездо! Однако вот он, Уругум, все также стоял на берегу быстрой горной речки, и маленькие фигурки уругумцев мелькали на его улице.

А еще две недели спустя весь Уругум провожал белоголового Вотшу. Изверг из стаи восточных волков уходил на Запад, чтобы и тамошних извергов познакомить с уругумской сталью! Вместе с ним отправлялись Сафат, Падур, Азуз и самый младший из отряда уругумцев – Самур.

Глава 7

Ратмир проснулся как обычно, в самом конце часа Жаворонка. Небо за окном спальни посветлело, но оставалось еще сероватым – до восхода солнца было далеко. Трижды посвященный волхв, против обычая, сразу не вставая с постели, смотрел задумчиво в окно – сегодня исполнялось десять лет с тех пор, как он прошел третье посвящение и стал членом Совета посвященных. А много ли ему удалось сделать за эти десять лет из того, о чем он думал, готовясь к третьему посвящению?..

Его губы тронула едва заметная усмешка – мечты!! Он тогда и не мог даже подозревать, сколько времени у членов Совета отнимает улаживание всяческих распрей между стаями, порой даже не соседствующими, живущими во многих километрах друг от друга. Сколько сил ума и нервов требуется, чтобы хоть как-то успокоить, готовых вцепиться друг другу в горло, вожаков, удовлетворить амбиции, порой совершенно необоснованные, волхвов завраждовавших стай, уладить территориальные, экономические, торговые споры, а порой, просто капризы, грозящие безумным пожаром огромной войны! И все это надо было делать с оглядкой на соседей спорщиков, на их интересы, планы, экономические и политические расчеты, зачастую грозившие новым военным конфликтом! Времени на науку оставалось слишком мало!! К тому же, его, как самого молодого, а, значит, самого мобильного члена Совета, посылали на эти… разборки чаще любого другого… К тому же, как оказалось, у него очень неплохо получалось улаживать такие конфликты!! Вчера вечером Вершитель назвал его лучшим миротворцем.

Трижды посвященный поморщился – слова Вершителя мало чего стоили, просто тому надо было как-то оправдать свое новое и, увы, традиционное задание. Ратмира посылали к западным лисам, из этой стаи в Совет пришло послание, в котором их соседи – стая западных оленей, обвинялись в трех или четырех набегах на земли лисов и убийстве восьми многоликих! На Западе, где стаи многоликих давно уже были не слишком многочисленны, убийство восьми сородичей расценивалось любой стаей, как весьма обоснованный повод для открытия полномасштабных военных действий!

Земли западных лис были довольно обширны и располагались к юго-востоку от Лютеца. Ратмир, поскольку он был официальным представителем Совета посвященных, решил отправиться в столицу западных лис, небольшой, но очень красивый городок Верну, верхом с небольшой свитой и дал вчера вечером соответствующие распоряжения.

И вот через два часа он должен был отправиться в это вынужденное путешествие… А все его научные исследования снова откладывались на неизвестный срок!..

Ратмир рывком сел на постели, настроение его окончательно испортилось. Ему вдруг подумалось, что претензии лис к оленям, скорее всего, необоснованны и вызваны какими-то совершенно другими мотивами!.. Правда, заявлено о восьми погибших лисах, а это весьма серьезное обвинение, но зачем оленям убивать лис – это прямой путь к смертельному столкновению, хотя олени никогда не были чересчур воинственны!

Трижды посвященный шлепнул ладонями по голым коленям – думать далее о поручении Вершителя было бесполезно, надо было ехать и как можно быстрее решить эту проблему.

Спустя пару часов, из главных ворот университета выехала небольшая кавалькада всадников. Впереди на высоком вороном жеребце ехал Ратмир, за ним, отстав на пол корпуса лошади, два его ученика – дважды посвященный Тороп, оставшийся после второго посвящения личным секретарем Ратмира, и посвященный Хворост, которого теперь только сам Ратмир иногда называл, как прежде, Хвостом. Далее ехали четверо слуг-извергов, ведя в поводу четырех вьючных лошадей, нагруженных необходимыми для путешествия припасами. Кавалькада свернула направо, направляясь к восточным воротам Лютеца, и неторопливо двинулась по мощеной брусчаткой улице.

Миновав ворота, всадники оказались на восточном тракте – широкой, замощенной камнем дороге, по обеим сторонам которой были отрыты кюветы и высажены деревья. Извержачьи деревни, приписанные к вольному городу Лютецу, располагались вдалеке от тракта и к ним вели узкие грунтовые дороги.

Ратмир перешел на легкую, неспешную рысь и, повернувшись к Торопу, спросил:

– Ты успел переговорить с посланцем западных лис, что он тебе сообщил?

Дважды посвященный волхв подал свою лошадь чуть вперед и негромко ответил:

– Да, господин…

Ратмир недовольно нахмурил брови – ему не нравилось, когда дважды посвященный волхв обращался к нему таким образом, но никакие замечания не действовали на Торопа, обращаясь к своему давнему наставнику, он всегда говорил «господин».

А Тороп, между тем, продолжал:

– …Мне удалось догнать его сразу же за воротами, хорошо, что кастелян университета подсказал мне, что посланец направился к северным воротам города.

Ратмир удивленно взглянул на своего секретаря, и тот пояснил:

– Лис отправился в стаю западных орланов, те, вроде бы, обещали его стае военную помощь.

– Так что он рассказал тебе о нападениях оленей? – Спросил Ратмир. – Он смог добавить какие-то подробности к написанному в официальной жалобе?!

Тороп пожал плечами:

– Ничего существенного, господин. Хотя, имеется в его рассказе одна странность – они не обнаружили трупов погибших сородичей, а олени отказываются выдать тела убитых.

– На каком основании?! – Удивился Ратмир. – Или они требуют за мертвых лис чрезмерно большой выкуп?

– По словам посланца, олени отрицают сам факт нападения на земли лис, и говорят, что у них нет ни одной мертвой лисы! Они утверждают, что им не за кого брать выкуп.

– Вот как?.. – Медленно протянул Ратмир, в простом, казалось бы, деле начали появляться непонятные моменты. – Действительно – странность!.. Так, может быть, нам сначала заехать к оленям?..

Вопрос Ратмир задал, в общем-то, самому себе, но Тороп решил ответить:

– Господин, в этом случае нам придется проехать через земли лис, а вожак западных лис очень обидчив. Он может счесть тот факт, что ты не заехал в его столицу, направляясь разбирать его жалобу и проезжая по землям его стаи, обидой, тогда разговаривать с ним будет просто невозможно!

Ратмир припомнил вожака западных лис, с которым встречался года три назад по незначительному поводу, и согласился с соображением своего секретаря.

– Ну что ж, заедем вначале, как и собирались, к лисам. Хотя, теперь визит к оленям становится необходимым.

Путь до Верны, при не слишком торопливом передвижении, которое выбрал Ратмир, должен был занять суток трое-четверо. Утром третьего дня кавалькада пересекла границу между землями стай западных волков и западных лис. Дорога медленно, но неуклонно стала подниматься, а впереди показались вершины еще достаточно далеких гор.

На обед Ратмир остановился в большой придорожной гостинице, которую содержала семья старого лиса. Когда трижды посвященный узнал, что у старика было три сына и четверо дочерей, он захотел обязательно с ним поговорить – такого количества детей у многоликих он никогда не встречал, и даже не слышал о таком! Однако, распоряжавшийся в трапезной старший сын хозяина гостиницы, высокий, широкоплечий мужчина с рыжинкой в волосах, как у всех лис, услышав желание члена Совета посвященных, только пожал плечами:

– Не знаю, уважаемый, сможет ли отец спуститься к тебе, он приболел – спина донимает. Да и то, надо сказать, старику триста двадцать девять лет, в таком возрасте хвори дело обычное!

– Тогда я сам к нему поднимусь! – Воскликнул Ратмир, поднимаясь из-за стола и бросая салфетку рядом с уже пустой тарелкой. – Проводите меня к нему, может быть, я смогу ему помочь!

Тороп, еще не закончивший обед, немедленно поднялся следом.

Стоявший у стола лис обернулся, призывно махнул рукой и к нему подбежала молодая служанка-извергиня. Выслушав приказ хозяина, она испуганно посмотрела на столь высокого гостя и дрожащим голоском произнесла:

– Прошу, господин, идите за мной.

Следуя за извергиней, Ратмир и Тороп вышли из трехэтажного здания гостиницы через заднюю дверь, пересекли обширный двор, заставленный по периметру хозяйственными постройками, и оказались около небольшого, одноэтажного флигеля, позади которого начинался огромный, запущенный сад. Служанка распахнула входную дверь и, не поднимая глаз, проговорила:

– Хозяин здесь живет, господин… – И вдруг, мгновенно вскинув глаза, торопливо добавила. – Только… вы на него не обижайтесь!..

Ратмир хотел, было, удивиться, но извергиня быстро юркнула в дверь и двинулась по темному короткому коридору вглубь дома к темной, тяжелой двери. За этой дверью оказалась большая спальня с двумя огромными окнами, выходившими в сад. Прямо напротив окон стояла большая высокая кровать, на которой лежал старик до груди укрытый легким шерстяным одеялом. Плечи и голова стрика опирались на две высоко взбитые подушки, так что он без труда мог смотреть сквозь окна в сад. Именно этим старый лис и занимался, ни мало не обращая внимания на вошедших к нему гостей.

Служанка подошла к изголовью постели и, чуть наклоняясь, негромко проговорила:

– Хозяин, с тобой хочет поговорить трижды посвященный.

Старик, не отрывая глаз от окна, пожевал губами и неожиданно глубоким басом ответил:

– Я знаю, Золюшка! Ты иди, мы с волхвом и одни побеседуем.

Извергиня кивнула и бросила быстрый взгляд на Ратмира:

– Я больше не нужна, господин?..

– Нет, – кивнул в ответ трижды посвященный. – Можешь идти.

– Если что-то понадобится, я буду рядом, господин… – Проговорила служанка и вышла из спальни, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Ратмир шагнул к изголовью постели, но старик, продолжая глядеть в окно, остановил его:

– Не сочти за труд, уважаемый, возьми стул от стены. А твой… – он сделал крошечную паузу, словно определяя, кем является молча стоявший у двери Тороп, – …секретарь пусть у окошка постоит, садом моим полюбуется. Он молоденький, ноги у него здоровые.

Тороп, не дожидаясь распоряжения своего наставника, неслышно шагнул к стене и, в следующее мгновение жесткий стул с высокой, прямой спинкой оказался у постели старика. Ратмир опустился на стул, а дважды посвященный волхв отошел к окну.

Несколько секунд в комнате висело молчание, а затем Ратмир негромко спросил:

– Уважаемый, ты посвящен?..

– Второе посвящение я прошел почти двести лет тому назад. – Все тем же гулким басом отозвался старик. – Но до сих пор я помню свой Падающий мост! Ко мне приходила пчела, а к тебе кто?..

– Мышь… – Ответил Ратмир и тут же поправился. – Мне показалось, что это была мышь.

– Ты сильнее, тебе Мать всего сущего послала крупного Зверя! – С уважением пробасил старый лис. – Но и у меня был не самый маленький. Моего друга комар опрокинул!

Они снова несколько мгновений помолчали, а затем задал вопрос Ратмир:

– Скажи, уважаемый… – Тут он сделал паузу, и старик подсказал:

– Бернад…

– Скажи, уважаемый Бернад, как у тебя получилось родить семерых детей? Сегодня о таком потомстве многоликий и помыслить не может!

Старик ответил не сразу. Еще несколько секунд его немигающие глаза продолжали смотреть с окно на спокойные и какие-то торжественные деревья, а затем тяжелые веки чуть дрогнули, и зрачки медленно переместились. Ратмир вдруг почувствовал на своем лице тяжесть внимательного взгляда.

– Ты задал не тот вопрос, трижды посвященный, но я отвечу тебе. Нашим женщинам действительно не слишком нравится вынашивать дитя. Девять месяцев оставаться в одном облике – тяжелый, почти непосильный труд. Но я – дважды посвященный, я мог… подарить своей жене нечто такое, что скрашивало ее тяжелый труд. Хотя семеро детей у меня от трех жен. – Он секунду помолчал и уточнил. – Двое, трое и еще двое.

И снова последовало короткое молчание, а затем, словно для того чтобы предотвратить еще один ненужный вопрос, старик проговорил:

– Но что я давал своим женщинам в обмен на детей, я тебе не скажу!

«Жаль, – подумал Ратмир и вдруг ощутил, что ему действительно жаль этого потерянного знания. – Так о чем же мне его еще спросить?»

– Ты ведь – волк?.. – Задал старый Бернад неожиданный вопрос.

– Как ты догадался?.. – Без особого удивления переспросил Ратмир.

– Я ждал тебя… – Старый лис чуть понизил голос, но его бас от этого получил какую-то таинственную глубину. – Именно тебя – волк с Востока!..

Вот тут Ратмир удивился по-настоящему!

– Я действительно волк! И я действительно с Востока!! Но… почему ты ждал меня?!

– Потому что знал, что ты придешь!..

Ратмиру показалось, что старый лис улыбнулся, хотя лицо старика было совершенно неподвижно. А тот, между тем, продолжал:

– Я дважды посвященный друид, и я умею видеть будущее!

«Старый лис видит будущее?! – Изумился Ратмир и тут же потрясенно поправился. – Видит свое будущее!! Но ведь это невозможно!!!»

– Это возможно!.. – Словно поймав его заполошную мысль, пробасил старик. – Правда, возможность эта очень редко кому дается. Мне она дана.

Он замолчал, а его выпуклые светло-голубые, чуть водянистые глаза продолжали смотреть прямо в лицо Ратмира, но тот не был до конца уверен, что старик видит его… Видит глазами. Наконец трижды посвященный выдавил из себя:

– Но… почему о тебе, о твоей способности никто не знает?.. Почему ты здесь, в придорожной гостинице, а не в Лютеце, не в университете?!!

Старый лис легко вздохнул.

– Когда ты прошел второе посвящение, что ты почувствовал?.. Какие планы возникли у тебя, когда тебя стали называть дважды посвященным?!

– Что я почувствовал?.. – Переспросил Ратмир. – Я почувствовал… силу! Я понял, что могу пройти третье посвящение, что могу узнать… Могу узнать почти все об этом Мире!!

– И еще ты почувствовал, что ты сможешь править в этом Мире!.. – Подсказал ему старик.

– Да! – После секундного замешательства подтвердил его мысль Ратмир. – И править! Но разве самые лучшие, самые способные, самые умные не должны править Миром?!

– Самые умные… Самые способные… – Старый лис, казалось, задумался над этими словами своего собеседника, но пауза была очень невелика. – Сколько многогранных этого Мира считает себя самыми умными и самыми способными. Сколько из них винит других в своих неудачах, в том, что они не смогли занять в этой жизни место, достойное их способностям, их уму?! Сколько многогранных думают, что они могли бы управлять этим Миром гораздо лучше, чем власть имущие?! И сколько из них готовы на все, чтобы доказать эту свою способность?!! Вот ты – волк с Востока, скажи сам себе, сколько талантливых и умных ты… отодвинул, чтобы встать на то место, которое занимаешь сейчас?!

Старый Бернад замолчал, и молчание это длилось настолько долго, что Ратмир позволил себе задать вопрос:

– Ты прав, лис, но это все… философия. В конце концов, способность отодвинуть равных, или даже лучших, это тоже… необходимая способность для… правителя! Но эта философия не имеет отношения к моему вопросу.

– К твоему вопросу?.. – Эхом повторил старик. – К твоему вопросу… Я знал свое будущее, и я смог изменить его! Ты прав, волк, моих способностей и моего ума вполне могло хватить, чтобы быть сейчас Вершителем. Но я знал, что Вершитель Бернад будет последним Вершителем этого Мира, и я отступил!..

– Ты… струсил?! – Потрясенно переспросил Ратмир.

– Нет, – бас старого лиса вдруг выцвел, потерял глубину и звучность. – Я хотел дать этому Миру шанс продлить свое существование!

– Но, значит, Вершитель Кануг может стать последним Вершителем нашего Мира! – Медленно, словно бы размышляя, протянул Ратмир, уставившись в окно невидящим взглядом.

– Нет, – неожиданно отозвался Бернад, – последним Вершителем будет не Кануг.

– А кто?! – Быстро повернулся трижды посвященный волхв к старику.

– Ты забываешь, волк, что я знаю только свое будущее… – В словах старого лиса, сказанных совершенно серьезно, сквозила насмешка.

– Значит, это тебе неизвестно! – С явным облегчением выдохнул Ратмир.

На несколько секунд в комнате повисло молчание, а затем старый лис вдруг снова заговорил:

– Да, я был способным и умным… и честным. Именно поэтому я отказался от своего будущего, посчитав, что спасаю Мир от катастрофы. Но я ошибся – мне удалось только немного ее отсрочить. Я знаю, кто будет последним Вершителем!

Ратмир долго глядел в светло-голубые, старчески ясные глаза, прежде чем выдохнуть свой последний вопрос:

– Кто?!!

– Ты… – Просто ответил старик.

– Я?!! – Недоверчиво переспросил Ратмир, чуть приподнимаясь со стула.

– Последним Вершителем будет трижды посвященный восточный волк, которого я увижу перед тем, как отправлюсь к Матери всего сущего. С тех пор, как я узнал, что в Совет посвященных вошел восточный волк, я каждый день ожидал твоего приезда. – Секунду старик молчал, а затем закончил со вздохом. – Вряд ли я доживу до того времени, когда в Совет войдет какой-то другой восточный волк!

Старик несколько секунд молчал, словно давая своему собеседнику время для того, чтобы прийти в себя от полученного знания, а затем совсем другим, усталым, даже чуть капризным тоном проговорил:

– А теперь уходи, волк. Я устал и хочу отдохнуть!

Ратмир медленно поднялся со своего стула, посмотрел в лицо старика, закрывшего глаза и вдруг тряхнул головой, словно отгоняя опутавшее его наваждение. Глаза его сверкнули, он слабо улыбнулся и проговорил, переходя на обращение, которое использовал его собеседник:

– Давай-ка, лис, я попробую тебе помочь!..

Трижды посвященный простер руки ладонями вниз над лежащим перед ним телом и прикрыл глаза, сосредотачиваясь на ментальном сканировании жизни. Через секунду он нетерпеливо пошевелил пальцами, словно пытаясь усилить их восприятие, а еще через пару секунд открыл глаза и изумленно посмотрел на неподвижно лежащего старика. Этот, только что беседовавший с ним человек был… практически мертв!! Сердце его едва прослушивалось, мозг тлел угасающим разумом, а все остальное… все остальное уже не существовало! Давно не существовало!!

– Мне нельзя помочь, волк!.. – Усталым шепотом проговорил старик. – Все, что можно было для меня сделать, я сделал сам!!

Ратмир, не сводя удивленных глаз с лежащего перед ним тела, сделал осторожный шаг назад и замер.

«Это невозможно!! – Убеждал он сам себя. – Этот мозг не может работать!! Этот разум не может существовать!! Это тело должно было давно распасться, растечься, стать прахом!! Этот мертвец не может говорить, не может слышать, не может… помнить!!!»

– Идемте, господин!.. – Раздался рядом тихий, спокойный голос Торопа. – Старику надо отдохнуть.

Ратмир молча кивнул и попятился к двери, продолжая смотреть в лицо старого лиса. Ему казалось, что из-под закрытых бровей за ним наблюдают внимательные, чуть насмешливые светло-голубые глаза… Мертвые, ничего не видящие глаза, за которыми прячется!.. Вот только он никак не мог понять, кто прячется за этими глазами – гений, победивший смерть, или безумный обманщик, бросившийся в объятия смерти, чтобы создать самый великий свой обман?!!

Выйдя из флигеля, Ратмир увидел служанку, которая привела их к своему хозяину. Она стояла рядом с входной дверью, явно ожидая, когда гости покинут дом. Ратмир молча кивнул ей и прошел мимо, а Тороп негромко проговорил:

– Твой хозяин уснул, можешь его не беспокоить.

Однако извергиня, проводив трижды посвященного волхва и его секретаря долгим взглядом, быстро вошла в дом, плотно притворив за собой дверь.

Когда Ратмир и Тороп вернулись в трапезную залу, им сообщили, что слуги их закончили обед и приготовились к отъезду. Тороп рассчитался с сыном хозяина гостиницы, и они вышли на улицу, где их уже ожидали оседланные лошади.

Кавалькада двинулась вперед. Ратмир скакал впереди и не видел дороги, его мысли были в смятении, и ему никак не удавалось их успокоить.

«Странная случайная встреча… Странный случайный разговор!.. Вот только случайные ли?.. Но если эта встреча не случайна, если этот разговор кем-то задумал, то… зачем все это?! Чтобы смутить меня?.. Чтобы посеять в моем сердце ненужные, гибельные надежды?.. Чтобы подтолкнуть меня к неоправданно рискованным действиям?! Кануг полон сил, его авторитет в Совете непоколебим – вступать с ним в борьбу за первенство – безумие. Неужели кто-то мог подумать, что мое честолюбие столь велико, что может подтолкнуть меня к безумным поступкам, что для этого достаточно устроить мне «случайный» разговор с таким вот… странным провидцем?! Многоликий, способный видеть собственное будущее!! До сих пор считалось, что это невозможно, что это противоречит основам построения этого Мира!! Так, может быть, эта встреча, этот разговор и в самом деле некая интрига?.. Но этот старик мертв!! Зачем мертвецу участвовать в каких-то интригах?! Или я ошибся в своем диагнозе?.. Вернуться, проверить еще раз? Еще раз посмотреть в эти неподвижные водянисто-голубые глаза, послушать это, казавшееся мертвым тело?! Нет! Он не мог лгать и притворяться!! Значит это встреча и в самом деле случайна… Случайна для меня, но не для старого лиса Бернада он-то о ней точно знал… Давно знал! И ждал ее!.. Зачем?! Чтобы сказать мне, что я буду последним Вершителем в этом Мире?! И этот разговор о жажде власти и о достоинстве власти! К чему он был, что хотел сказать мне мертвый старик, из последних сил цеплявшийся за призрак жизни, чтобы дождаться меня! Что я обречен погубить этот Мир?! Не он, а я!!! Что он обманул всех, но особенно меня, что ему удалось переложить ответственность за гибель всего этого Мира со своих плеч на мои?! Но зачем?! Зачем этот обман, если скоро никто и не вспомянет, кто был последним Вершителем, кто допустил, а, может быть, совершил уничтожение Мира?!!»

И вдруг этот обрывок мысли – «…уничтожение Мира» повернул ход его мыслей совершенно в другую сторону.

«Так, значит, я был прав, когда опасался за судьбу этого Мира!! Значит, ему и в самом деле угрожает уничтожение!! Но тогда этот старик, увильнувший, спрятавшийся от уготованного ему будущего, предатель, обрекший Мир на гибель!! Он уклонился от своего предназначения, но он и не рассказал никому, что Миру грозит гибель, что грядет последний Вершитель!.. А, значит, грядет и Разрушитель!!»

И снова его мысль совершила неожиданный скачок.

«Но я и сам уклонился от своего предназначения! Ведь после того, как я прошел третье посвящение, ко мне пришло знание о приближении Разрушителя! Я даже предположил, кто именно может стать им!! Я искал извержонка Вотшу и… не нашел его. Я успокоился мыслью, что он пропал в лаборатории этого безумца, изгоя Извара!! А надо было удостовериться в его гибели!! И искать другого претендента на роль Разрушителя!! Вместо этого я… «посвятил себя науке», стал «специалистом по улаживанию конфликтов!! А главный конфликт в этом Мире уже вызревает во всей своей чудовищной неотвратимости!!!»

– Господин… – раздался у него над ухомспокойный голос Торопа, – …надо придержать лошадей!

Ратмир отвлекся от собственных мыслей и, подняв голову, огляделся. Его лошадь мчалась бешенным аллюром, и вся кавалькада неслась следом за ним, сметая с дороги и встречных и попутных. А впереди уже виднелись предместья Верны.

– Господин, – снова заговорил Тороп, скакавший справа от него и почти вровень, – нам не пристало врываться в город на такой скорости. К тому же нас должны будут встречать, я сам видел, и Хворост видел, как из гостиницы, в которой мы обедали, в Верну отправились гонцы с известием о нашем приближении!

Ратмир натянул узду, притормаживая свою лошадь, и вслед за ним все остальные всадники перешли на более спокойную рысь. А спустя пару минут они увидели, что их действительно встречают. Впереди, на небольшой площади предместья, где дорога, ведущая в город, пересекалась с нешироким переулком, стояло с десяток всадников. Впереди на высоком вороном жеребце возвышался богато разодетый мужчина, сразу за ним на пегой лошадке восседал знаменосец с развевающимся на легком ветерке пестрым знаменем. Еще несколько всадников на разномастных лошадях окружали эту, явно официальную пару полукольцом, перегораживая чуть ли не всю площадь и заставляя многочисленных прохожих тесниться к невысоким оградам палисадников.

К площади Ратмир подъехал уже шагом. За те три-четыре минуты, которые понадобились ему для этого, он сумел обуздать свои разгоряченные мысли и переключить свое внимание на предстоящую церемонию торжественной встречи. Едва он остановил лошадь, как стоявший в центре площади мужчина тронул своего жеребца и, приблизившись метра на три, громко произнес:

– Трижды посвященный Ратмир из стаи восточных волков, высокочтимый Ингвар, вожак стаи западных лис приветствует тебя в столице стаи и выражает свою благодарность Совету посвященных, за столь быстрый ответ на свое обращение и за визит столь значительного из членов Совета!!

– Член Совета посвященных, трижды посвященный Ратмир из стаи восточных волков, приветствует тебя, уважаемый Варат, назначенный маршал стаи западных лис! – Отозвался из-за плеча Ратмира его секретарь, и сам трижды посвященный, сохраняя неподвижное лицо, ухмыльнулся про себя – Тороп прекрасно подготовился к встрече и сразу же не только опознал встречавшего его вельможу, но и припомнил звание, присвоенное ему вожаком специально для встречи высокого гостя. А самому Ратмиру и не следовало отвечать на приветствие, произнесенное не вожаком стаи, а всего лишь доверенным лицом, так что и тут Тороп вступил в обмен любезностями, как нельзя более кстати! Лисы, особенно западные, высоко чтили установленный законом и обычаями регламент встречи официальных лиц и теряли уважение к гостям, придерживавшимся этого регламента недостаточно четко!

Знамя над знаменосцем чуть склонилось вперед в знак приветствия и тут же снова выпрямилось, а маршал Варат все тем же громким голосом произнес:

– Я рад, трижды посвященный Ратмир из стаи восточных волков, проводить тебя и твоих людей во дворец вожака стаи западных лис!

Маршал подал своего жеребца влево, пропуская кавалькаду гостя вперед, поднял коня на дыбы и развернул его на месте. Знаменосец ловким маневром пристроил свою лошадь справа от маршала, а Ратмир, дождавшись конца этого перестроения, послал свою лошадь вперед по освободившейся улице. Тороп по-прежнему держался справа от своего наставника, а маршал стаи западных лис, пропустив Ратмира, пристроился слева и чуть позади от него. Прямо за Ратмиром поскакал знаменосец, а за ним люди посланника Совета. Дружинники, сопровождавшие маршала и раздавшиеся в две стороны, пропустили кавалькаду Ратмира и пристроились широким веером позади нее.

Таким порядком они проскакали по улицам небольшой Верны и, спустя два десятка минут, выехали на дворцовую площадь, прямо к парадному подъезду дворца вожака стаи.

Ратмир сошел с коня первым, и в тот момент, как каблук его сапога коснулся брусчатки площади, высокие парадные двери дворца распахнулись, и на площадку парадной лестницы вышел вожак стаи западных лис. Ингвар – высокий стройный мужчина с необыкновенно яркой, огненно-рыжей шевелюрой, одетый в оранжево-зеленый костюм без шляпы и при коротком узком кинжале у пояса, что, впрочем, несколько противоречило регламенту встречи члена Совета посвященных, быстро спустился по пяти гранитным ступеням лестницы и сделал три положенных шага навстречу своему гостю.

Ратмир также сделал три шага вперед и оказался в паре метров от вожака. Кивнув коротко, как равному, он произнес:

– Меня зовут Ратмир, я – трижды посвященный волхв, направлен Советом посвященных в стаю западных лис для расследования жалобы стаи на своих соседей, стаю западных оленей.

– Меня зовут Ингвар, – отозвался мужчина, тряхнув своей рыжей шевелюрой. – Я, вожак стаи западных лис, рад принять тебя, трижды посвященный Ратмир. Прошу тебя и твоих спутников войти в мой дом!

Произнеся эту, положенную по регламенту фразу, Ингвар улыбнулся и продолжил уже другим тоном:

– Я думаю, наша жалоба потерпит до завтрашнего утра, а сегодня вечером стая западных лис дает пир в честь нашего высокого гостя. Сейчас тебя и твоих спутников проводят в отведенные вам помещения, и вы сможете отдохнуть после вашего долгого пути и привести себя в порядок.

Вожак отступил на шаг в сторону и сделал приглашающий жест. Ратмир и Ингвар медленно пошли к парадной лестнице, поднялись по ней и вошли в холл дворца. Свита Ратмира и маршал стаи западных лис следовали за вожаком и посланцем Совета. В холле по знаку вожака к Ратмиру подошли двое молодых людей и с поклоном пригласили гостей следовать за ними.

Покои, отведенные посольству Совета, располагались на втором этаже главного корпуса дворца и были достаточно просторны, чтобы в них разместились все прибывшие гости. Когда Ратмир, приняв ванну и переодевшись, прошел в предоставленный ему кабинет, его уже ожидал Тороп. Секретарь стоял позади гостевого кресла, стоявшего у письменного стола, и по знаку трижды посвященного опустился в это кресло после того, как сам волхв разместился за столом. Секунду Ратмир раздумывал, а затем поднял глаза на своего ученика:

– Пусть Хворост, да и остальные наши ребята, потолкутся между лис, пообщаются… э-э-э… неформально. На пиру пусть ведут себя поактивнее, поконтактнее. Надо собрать как можно больше неформальной информации – слухи, непонятные случаи, соображения, даже самые невероятные. Но действуют пусть без нажима, осторожнее, чтобы не спугнуть собеседников. Главное – почему подозрение лис пало на оленей, стаю, в общем-то, достаточно миролюбивую. Далее, что за люди были эти пропавшие… пока что, будем считать их погибшими. Может быть, дело в них самих…

Тороп внимательно слушал своего наставника, время от времени кивая, словно подчеркивая для себя какую-то мысль, а когда тот закончил, негромко проговорил:

– Наставник, наши люди не приглашены к пиршеству.

Ратмир с некоторым удивлением взглянул на секретаря, и тот пояснил:

– Избранный маршал подходил ко мне с вопросом, кого из свиты ты возьмешь с собой на пир. Он предупредил, что вместе с тобой к столу вожака приглашен еще один человек из твоей свиты. Я взял на себя смелость, назвать свое имя…

Тороп замолчал, выжидающе глядя на трижды посвященного, и тот согласно кивнул:

– Правильно.

– Для остальных наших людей стол будет накрыт в другом помещении.

– Странные обычаи появились в западных стаях!.. – Задумчиво протянул Ратмир. – Значит, простые сородичи уже не могут сидеть за одним столом с избранным ими вожаком?!

– Но Ингвар не был избран стаей. – Пояснил все знавший секретарь. – Отец передал ему власть над стаей без проведения выборов.

– То есть, как?.. – Переспросил Ратмир.

– Когда старый вожак собрался отправиться к Матери всего сущего, он собрал самых близких к нему воинов и предложил поклясться, что они признают вожаком его сына. Те сделали это, опасаясь, видимо, что стая может выбрать не того, кто будет сохранять сложившуюся в стае иерархию. Чтобы новый вожак не привлек к управлению стаей других людей, они дали клятву поддерживать сына старого вожака… – Тороп на секунду замолчал, словно не зная, чем закончить свое сообщение. – Ну и… стая приняла Ингвара, хотя и не без ропота.

Ратмир задумчиво потер пальцами лоб и медленно проговорил:

– Сговор!.. Круговая порука власти!.. Интересно!.. – Затем поднял глаза на секретаря и поинтересовался. – И что, никто из западных лис не возмутился, не потребовал соблюдения закона и обычаев?!

Тороп пожал плечами:

– Я же сказал, господин – такая передача власти прошла не без ропота. Но молодой князь был поддержан верхушкой стаи, кого-то из возроптавших задобрили подачками и обещаниями, кого-то запугали… В общем, через два месяца ни о каких выборах никто уже не вспоминал!

– И давно это произошло? – Спросил Ратмир.

– Шесть лет назад, наставник.

– Занимательный прецедент!.. – Горько усмехнулся трижды посвященный. – Я думаю, этот новый… «обычай» быстро распространится по всему Миру!

Он покачал головой.

– Но это дело самой стаи. – Вернулся к прерванному разговору Ратмир. – То, что наши люди не будут присутствовать за пиршественным столом, не отменяет задания – они должны, как можно теснее общаться с лисами и собирать любую доступную информацию. Кроме того, пусть не упускают из виду и прислугу дворца, в том числе слуг-извергов – ласковое слово какой-нибудь извергине, и, глядишь, она расскажет такое, кто никто более рассказать не решится!..

Закончив инструктаж, Ратмир вопросительно взглянул на своего секретаря, но у того, похоже, вопросов не было. Трижды посвященный отпустил своего ученика, и снова задумался. Из головы у него не выходила встреча с дважды посвященным Бернадом, их разговор и полученное от него предсказание будущего! По сравнению с этим проблемы стаи западных лис казались ему мелочью, на которую не стоит тратить ставшее столь необходимым время! Но поручение Совета надо было выполнять, и Ратмир отправился готовиться к пиршеству.

Однако, то, что вожак Ингвар назвал пиром, было, скорее ужином в тесном кругу. Когда Ратмира и сопровождавшего его Торопа провели в пиршественный зал дворца, они увидели за богато накрытым столом всего человек двадцать, причем четверо из них были женщины. И сам стол, и приглашенные к ужину гости просто терялись в огромном, в три света зале, явно рассчитанном на гораздо больше количество народа. Ратмир не подал вида, что удивлен столь скромным пиршеством, однако вожак западных лис, видимо, и сам догадался, какое впечатление должен произвести на восточного волка его слишком уж немноголюдный пир. Взяв гостя под руку и ведя его к почетному месту, справа от себя, хозяин стола негромко, с легкой улыбкой говорил:

– Я понимаю, уважаемый, что ты привык к восточному многолюдью и роскоши пиров. Мы тоже иногда собираем в этом зале вся нашу стаю, и тогда здесь тоже толпится народ. Но делается это нечасто. Земля, леса, реки, скот, изверги – все требует присмотра, а потому отрывать людей от дела сложно и накладно!

– Но, все-таки, иногда стая собирается здесь?.. – Ухватился трижды посвященный за слова вожака, подводя к интересовавшему его вопросу.

– Да, конечно! – Еще раз подтвердил Ингвар. – Но не чаще одного раза в год.

– И много народу тогда съезжается в этот зал?

Вопрос был задан ровным, почти безразличным тоном, и все-таки он вызвал пристальный взгляд вожака.

– Более ста пятидесяти лис! – После короткой паузы ответил Ингвар, а Ратмир тут же мысленно поправил его – «Не больше ста двадцати!»

– И это только чистокровные многоликие! – Со значением добавил вожак. – Сам понимаешь, полуизверги, хотя мы их и принимаем в стаю, на пиры не приглашаются… Ну, в крайнем случае, особо отличившимся разрешается присутствовать на галереях.

Взглядом он указал гостю на галерею, опоясывающую зал на высоте пяти-шести метров, почти под самым потолком.

– Для них и это очень высокая честь, о которой они рассказывают с большой гордостью!

Перед тем, как сесть за стол, высокому гостю представили тех, кто должен был разделить с ним трапезу. Кроме волхва стаи, дважды посвященного Вольдема, присутствовала супруга вожака, назначенный маршал стаи с женой, и самые влиятельные люди стаи, причем, далеко не все из них были воинами.

Хозяин дворца опустился на свое место во главе стола, а вслед за ним расселись и все приглашенные, причем, каждый из них, похоже, уже знал предназначенное ему за столом место. Слуги-изверги, стоявшие за спинками стульев, наполнили бокалы, и вожак стаи провозгласил здравицу в честь своего высокого гостя. Гости выпили – вино было отменное, явно из южных земель, и обратились к закускам. Ратмир, евший, как всегда, очень мало, повернулся к вожаку.

– По пути в твою стаю, уважаемый Ингвар, у меня была замечательная, можно даже сказать, удивительная встреча!..

– Я надеюсь, она произошла на наших землях?! – С дружеской улыбкой поинтересовался вожак.

– Да, это произошло на землях западных лис, в придорожной гостинице, где мы остановились пообедать. Я встретил там человека, у которого, представь себе, семеро детей!!

– А-а-а! – Со смехом воскликнул Ингвар. – Это был, конечно же, старый безумец Бернад!

– Почему же – безумец?! – Удивился Ратмир.

– Мой отец… – с ноткой наставления проговорил вожак, – …а он был человеком мудрым, говорил – если человек имеет возможность подняться над другими людьми и не воспользуется ею – он глуп и недостоин жить в этом чудесном Мире! Так вот, этот Бернад в юности имел такие способности, что мог бы стать первым среди людей, но он предпочел оставить свои способности втуне и запереть себя в глуши, в деревне. Он – либо трус, либо глуп! Поскольку в боях дважды посвященный Бернад проявил себя храбрецом, значит, он не трус, он – безумец!!

– Не знаю… – задумчиво покачал головой Ратмир. – Он не показался мне ни глупцом, ни безумцем… – И тут же, вроде бы из нежелания противоречить хозяину дома, добавил. – Может быть, он, как раз наоборот, слишком умен?.. Может быть, он перехитрил сам себя?!

– Князь стаи западных лис вскинул на своего гостя удивленный взгляд и тут же разразился громким хохотом. Отсмеявшись, он проговорил:

– Твое знание людей, трижды посвященный Ратмир, поистине невероятно!! Никому из нас и в голову не могла прийти столь парадоксальная мысль – безумный Бернад перехитрил сам себя!! Но, будучи произнесенной, она кажется вполне здравой – вполне может быть, что так оно и было! Лис, перехитривший самого себя!! Каково?!!

Бокалы снова были наполнены, и слуги начали разносить горячее. Общий разговор разбился на отдельные беседы. Ратмир видел, что Тороп, сидевший на другом конце стола что-то оживленно рассказывал сидящей слева от него даме. Двое мужчин справа от него о чем-то спорили приглушенными голосами, то и дело поглядывая в сторону вожака, маршал жадно доедал поданный бульон с мясным пирожком… Вожак, перехватив, видимо, взгляд Ратмира, наклонился в его сторону и чуть слышно проговорил:

– Бедный Варат стремительно стареет… и теряет былое влияние в стае. Он блистал при моем отце, а с тех пор, как старый вожак ушел к Матери всего сущего, стал быстро сдавать. Я назначил его маршалом стаи на время твоего пребывания, чтобы поддержать старика, но вряд ли это поднимет его авторитет…

– А кто в стае расследовал гибель ваших сородичей?.. – Спросил Ратмир. Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что вожак поперхнулся.

Запив плохо прожеванный кусок глотком вина, он промокнул губы салфеткой и ответил явно недовольным тоном:

– Так, Варат и расследовал!

– И он сделал заключение, что в их гибели виноваты олени?..

– Да, заключение подписал он, но работал-то не он один. В его подчинении были лучшие следопыты стаи, и ты можешь мне поверить – это были знающие свое дело люди!

– Я и не сомневаюсь, но любых знающих людей можно направить таким образом, что они выдадут нужные результаты. – Усмехнулся в ответ Ратмир.

– Ты подозреваешь, что Варат… – Вожак бросил в сторону посланника Совета настороженный взгляд. – …обвинил оленей с какой-то личной целью?..

– Не обязательно. – Пожал плечами Ратмир. – Ты же сам сказал, что твой маршал стареет, может быть, для него это расследование было настолько в тягость, что он поторопился найти подходящего виновника, не утруждая себя настоящим расследованием.

Лицо Ингвара вдруг исказила злобная гримаса, и он враз охрипшим голосом выплюнул:

– Ты приехал оправдать оленей?!!

Ратмир медленно повернул голову и уперся взглядом прямо в пылающие злобой глаза лиса. Уголки его глаз вдруг потянулись к вискам, радужная оболочка зазеленела и чуть засветилась. В следующий момент вожак стаи западных лис понял, что его пристально рассматривают внимательные волчьи глаза. Эти, чуть подсвеченные зеленым, звериные глаза настолько не вязались с лицом, на котором они находились, что Ингвар вдруг почувствовал себя неудобно в давно знакомом кресле, затем в груди у него похолодело, и он понял, что к его горлу ледяной волной подкатывает ужас!

Он отвел взгляд, судорожно схватил наполненный бокал и залпом опрокинул его содержимое себе в горло. Вниз, к животу покатила теплая волна, напряжение, сковавшее мышцы груди и живота чуть ослабло, и тот же момент он услышал совершенно спокойный голос своего гостя:

– Нет, вожак, я приехал для того, чтобы установить истинного виновника гибели твоих людей и наказать его!.. Если, конечно, твои люди действительно погибли!

Ингвар кашлянул, чтобы вытолкнуть комок, запекшийся в горле, и натужно прохрипел:

– В этом ты завтра убедишься сам!

И тут он понял, что над пиршественным столом уже давно висит напряженная тишина. Ратмир поднял свой бокал и громко, со спокойной улыбкой проговорил:

– Я хочу выпить за славную стаю западных лис, и ее вожака, досточтимого Ингвара. Пусть ваша охота будет всегда удачной, а добыча обильной!!

Он медленно вытянул искрящееся рубином вино… И затем встал со своего места:

– А теперь, князь Ингвар, и вы доблестные лисы, позвольте мне и моему секретарю покинуть ваш пир. Мы сегодня проделали длинный путь, а завтра нас ожидает трудная и напряженная работа, так что мы, чтобы достойно выполнить порученное нам дело, должны как следует отдохнуть!

Тороп уже стоял слева и чуть позади своего наставника, словно он был не секретарем, а оруженосцем, готовым к схватке с любым противником. Ратмир коротко кивнул все присутствующим и, круто повернувшись, направился к выходу из пиршественного зала. Секретарь последовал за ним, и ни волк, ни его подручный не оглянулись на немой, растерянный стол.

Только через минуту после того, как дверь за гостями закрылась, Ингвар, криво усмехнувшись, проговорил, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Ну что ж, гостям нашим, видимо, и впрямь необходимо отдохнуть. Ну а мы можем с чистой совестью продолжить наше веселье.

И повернувшись к недоуменно таращившему глаза маршалу, предложил:

– А что, старый товарищ моего отца, не спеть ли нам старую лисью!! Ты, ведь, большой мастер ее исполнения!

Скоро над дворцовым садом, в который выходили окна пиршественного зала, разнеслась лихая песня западных лис с известными всему Миру подвыванием и подтявкиванием.

На следующее утро, в самом конце часа Жаворонка, на стол посланника Совета посвященных лег полный отчет комиссии, расследовавшей пропажу восьми лис. Именно этот отчет лег в основу жалобы, направленной стаей западных лис в Совет, и именно этот отчет должен был содержать сведения, подтверждающие обоснованность поданной жалобы.

Более двух часов Ратмир изучал несколько десятков листков, исписанных весьма скверным почерком, после чего вызвал Торопа и передал отчет ему.

– Посмотри, а потом мы обменяемся мнениями. – Как обычно приказал трижды посвященный своему секретарю.

Тороп отправился в свою рабочую комнату, а Ратмир решил прогуляться по саду и, не спеша, подумать.

В сад его провел слуга-изверг, которого он встретил в холле дворца. Низкий, коренастый, темноволосый изверг был явно не из стаи лис, и потому привлек внимание волхва. Однако на нейтральные вопросы, заданные Ратмиром только для того, чтобы затеять разговор, он отвечал односложно, даже косноязычно, и только редкие, косые взгляды исподлобья, выдавали интерес изверга к столь высокой персоне. Пока они дошли до выхода в сад, Ратмир узнал, что изверг совсем недавно попал к лисам – его захватили на землях южных вепрей во время случайного набега. Во дворец его взяли, потому что он знал грамоту, в том числе наречие лис, и счет. Что в деревне, где его захватили, у него осталась сестра, которая воспитывала без мужа четверых ребятишек, и теперь без его помощи, ей, наверняка, приходилось очень тяжело. Однако о своих тревогах, горестях или надеждах изверг не распространялся. Такая сдержанность понравилась Ратмиру, и потому он не слишком рассердился, когда, уже шагнув из дверей дворца в сад, он неожиданно услышал за своей спиной глуховатый голос изверга:

– Господин, прости мою дерзость – это ты приехал из Лютеца искать убийц лисиц?..

«Лисиц!.. – Мгновенно отметил про себя трижды посвященный. – Не лис – лисиц! Так всех лис называют на Востоке!»

Вслух же он, обернувшись, доброжелательно ответил:

– Да. А разве у тебя есть, что мне сообщить по этому делу?..

– Н-е-е-т… – Мгновенно растерявшись, пробормотал изверг и тут же попытался объясниться. – Просто я неплохо знаю западных оленей, они блюдут закон и обычаи…

– Я смотрю, тебе пришлось походить по Миру!.. – Все в том же доброжелательном тоне отметил Ратмир. – Западных оленей и вепрей ты знаешь, с западными лисами часто встречался, раз их наречие изучить успел, да и на Восток тебя, я смотрю, выносило!..

– Н-е-е-т, – Теперь уже с испугом протянул изверг, – господин ошибается, на Востоке я не бывал.

Ратмир насторожился, изверг явно не хотел, чтобы о его контактах с Востоком кто-то знал. Внимательно посмотрев слуге в лицо, трижды посвященный уже гораздо строже спросил:

– Почему ты отрицаешь очевидное?.. Я сам с Востока и могу точно отличить того, кто там побывал!

– Я, видимо, что-то не так сказал!.. – Чуть оправившись от растерянности, быстро заговорил изверг. – Но, господин, я бы не посмел тебе лгать – я действительно не бывал на Востоке. Однако у меня были знакомые и даже друзья с Востока, возможно, именно от них я перенял какое-то восточное выражение!

«Быстро он догадался, на чем я его поймал! – Внутренне усмехнувшись, подумал Ратмир. – Этот изверг весьма сообразителен!»

– Значит, у тебя были знакомые с Востока?.. – Вслух проговорил он, словно бы в сомнении стоит ли верить словам слуги. – И эти твои знакомые, похоже, не слишком уважают лис?!

Изверг пожал плечами и неожиданно смело ответил:

– Но ведь и сам господин с Востока – он знает, что на Востоке… лисиц не жалуют!

Он явно намеренно сделал крошечную паузу перед словом «лисиц», словно желая показать, что догадался, на каком именно слове подловил его многоликий, а, может быть, даже с желанием дать понять, что и в первый раз употребил это выражение намеренно. Во всяком случае, этот изверг слишком быстро переходил от растерянности к испугу, от испуга к уверенности, словом, он все больше заинтересовывал Ратмира. Однако трижды посвященный волхв умел владеть собой, а потому не показал своей заинтересованности. Более того, он неожиданно свернул разговор:

– Зато здесь, на Западе, к лисам относятся с уважением! И тебе, извергу, который служит в стае западных лис, надо хорошенько помнить об этом!

Бросив это замечание, Ратмир повернулся и направился в сад. А коренастый, темноволосый изверг остался на пороге дворца, глядя вслед трижды посвященному волхву. Только спустя минуту, изверг осторожно прикрыл дверь.

Ратмир практически сразу забыл об этом странном изверге, впрочем, и о пропавших лисах, ради которых он прибыл в Верну, он тоже не думал. Его мысли снова и снова возвращались к разговору со стариком Бернадом. Нет, он не смаковал свое будущее возвышение – в конце концов, каждый из трижды посвященных мог рассчитывать, или хотя бы надеяться, занять место Вершителя. Нет, сейчас ему вдруг подумалось, а много ли времени осталось у этого Мира до полного его краха. Существует ли вообще возможность у Вершителя изменить ситуацию, найти способ противостоять разрушению Мира?! Затем его мысль перескочила на другое – он вдруг подумал, что если ему действительно предстоит стать Вершителем, то когда это может произойти? Кануг, нынешний вершитель, по возрасту мог считаться стариком, хотя и был вполне крепок. К тому же, многолетний опыт и налаженная им личная служба информации давали ему огромное преимущество перед другими членами Совета. Так что власть в Совете, а, значит, и в Мире была вполне стабильна. Однако стабильность эта, как, впрочем, и любая другая, существовала только до тех пор, пока не произойдет что-то необычное, не укладывающееся в привычную картину бытия! А если уже сейчас, происходит нечто такое, чего «быть не может» что не попадает в сводки информационной службы Вершителя, во что невозможно поверить, а не то что спрогнозировать, предугадать?!

И тут мысль совершила новый скачок!

Пропало без вести восемь западных лис! Вожак стаи решил, что их убили соседи – западные олени, хотя всем известно, что олени – стая миролюбивая и сама, как правило, не нападает! В тех материалах, которые собрали сами лисы, прямых доказательств вины оленей нет. И хотя лисы пропали на спорных территориях…

Ратмир замер на полушаге, остановил свою мысль и огляделся. Присыпанная желтым песком дорожка, причудливо петляя, вилась меж цветущих розовых кустов и, похоже, вела его к стоявшей метрах в двухстах беседке, увитой зеленью. Безоблачное голубое небо повисло над благоухающим садом высоким чистым куполом. Вокруг был разлит покой и безмолвие, а он боялся отпустить свою мысль дальше, словно она могла вот прямо сейчас наткнуться на некую загадку… или разгадку, которая должна будет перевернуть все мироустройство. Только через несколько долгих, напряженных минут он смог снова позволить своему разуму вернуться к недодуманной мысли:

Восемь западных лис пропало без вести на спорных территориях. Он отлично помнил, что эти спорные территории представляли собой всего несколько десятков квадратных километров голых, никому не нужных гор. В этих горах было несколько вполне пригодных для жилья долин, промытых в незапамятные времена горными речушками, но добираться до этих долин было настолько трудно, что многоликие не желали селиться в таких местах. Зато изверги, сумевшие уйти из породивших их стай, как раз предпочитали такие, труднодоступные места для своих сел и деревень, в которых, как правило, жили общинами. Они вели там кое-какое хозяйство, искали в горах камни и золото и очень редко появлялись в обжитых землях, чтобы обменять свои находки на что-то необходимое для своих коммун. Между стаями, живущими поблизости, эти горы считались спорными только по одной причине – все они желали грабить находившиеся там поселки, и не хотели, чтобы это делали другие. Однако и затевать полномасштабную войну за эти дикие земли стаям было невыгодно, так что споры и распри возникали только тогда, когда лисы, олени или вепри, заявившись в какую-либо извержачью деревню, вдруг обнаруживали, что она уже разграблена и оставшиеся жители еще не обросли новым добром! Но до смертоубийства дело никогда не доходило.

И вот теперь в этих диких горах пропало восемь лис!!

Ратмир развернулся и быстрым шагом двинулся назад, мысленно вызывая Торопа. Как только тот ответил на вызов, он задал короткий вопрос:

«Ты уже ознакомился с докладом комиссии?!»

«Да, господин. – Мысль секретаря была, как обычно, спокойна и ровна, его нисколько не обеспокоил и не встревожил столь поспешный вызов. – Никаких доказательств того, что лисы убиты оленями, нет!»

«Но лисы не вернулись с гор!»

«Да, господин, поэтому вожак и считает, что они погибли. Отсюда и вывод о виновности оленей, хотя, повторяю, доказательств этому нет».

«Но лисы не вернулись с гор! – Настойчиво повторил Ратмир. – И тел их соплеменники не нашли, значит это не несчастный случай… Хотя… Это тоже надо будет проверить!..»

Ратмир «замолчал», словно что-то обдумывая, и тут Тороп неожиданно задал вопрос ему не свойственный:

«Господин, я не понимаю твоего… возбуждения».

Трижды посвященный понял, что мелькнувшая в его голове догадка и самого его вывела из равновесия. Стараясь думать спокойнее, он ответил:

«Тороп, восемь лис пропали в горах. Олени утверждают, что не трогали их. Можно, конечно, поинтересоваться у вепрей, но я почему-то убежден, что они тоже к этому делу непричастны!!»

«Ну что ж, поскольку соседи непричастны к исчезновению этих лис, пусть вожак Ингвар сам разбирается со своими сородичами. Совету здесь делать нечего!» – Спокойно подвел черту секретарь.

«Ты забываешь, что в горах, где пропали лисы кроме оленей, вепрей и лис есть еще кое-кто!» – Мысль у Ратмира получилось очень рассерженной, но и это не поколебало спокойной уверенности Торопа.

«Есть?.. Кто?»

«Изверги!»

«Изверги?.. И что могут изверги сделать многогранным?!»

«Именно это я и хочу выяснить!»

«Ты хочешь отправиться в горы?.. На спорные земли?!»

Тороп был удивлен, и, похоже, это удивление было неприятным.

К этому моменту Ратмир находился уже у входа во дворец, поэтому он закончил мысленный разговор:

«Приходи ко мне в кабинет, я сейчас тоже буду, там и договорим!»

Спустя несколько минут трижды посвященный волхв и его секретарь сидели в отведенном высокому гостю кабинете. Ратмир, прихлебывая из большой кружки горячий пряный напиток, медленно говорил внимательно слушающему Торопу:

– Я не собираюсь соваться в эти горы, не узнав, как следует, существующую там обстановку. Сколько там есть долин, пригодных для жилья, сколько извержачьих поселений, сколько, хотя бы приблизительно, там живет извергов, каковы там дороги, если они вообще там есть. Кроме того, надо найти в окружающих эти горы стаях надежных проводников, хорошо знающих тамошние места. Возможно, войдя в курс дела, я вообще откажусь от такого… похода. Может быть, надо будет послать туда несколько хорошо вооруженных отрядов и привести с десяток местных извергов – старост, охотников, в общем, из числа пользующихся авторитетом, и поговорить с ними.

Ратмир помолчал, отставил в сторону кружку и, поднявшись с места, принялся ходить по кабинету.

– А начнем мы с того, что, как следует, допросим всех членов комиссии, расследовавшей пропажу лис и всех лис, которые были в двух-трех последних набегах на спорные земли… Этот допрос ты проведешь без меня, если обнаружится кто-то достойный внимания, приведешь его ко мне. А затем такую же работу проделаем в стаях западных оленей и западных вепрей.

Он немного замолчал и задумчиво добавил:

– Кстати, посмотрим, как там новый вожак вепрей управляется!..

– А начнем с маршала?.. – Предложил Тороп.

– Да. – Кивнул Ратмир. – Хотя он, скорее всего ничего дельного нам не скажет. Однако… – Он скупо улыбнулся. – …учитывая его положение, мы не можем обойти его своим вниманием.

Спустя час все члены комиссии стаи западных лис, расследовавшей исчезновение сородичей, были собраны в приемной трижды посвященного волхва. Все они, конечно же, знали, что беседа с ними обязательно состоится, но в тоже время все, кроме, пожалуй, председателя этой комиссии, нервничали. Очевидно, они понимали, что доказательств сделанного ими заключения о виновности в гибели лис стаи западных оленей нет, как понимали и то, что с назначенного маршала – председателя комиссии, спрос будет наименьший. А спрос будет обязательно – беспокоить Совет посвященных спором между стаями, не имея на это оснований, было накладно – мог последовать достаточно серьезный штраф!

Назначенный маршал, как и ожидал Ратмир, ничего по существу дела сказать не смог. Вместо этого он попытался поведать посланнику Совета историю взаимоотношений стай западных лис и западных оленей, свидетельствующую, якобы, о явном коварстве и вероломстве последних. Он был прерван секретарем трижды посвященного волхва, который затем с помощью двух-трех точно поставленных вопросов выяснил, что сам маршал комиссией не руководил, в следственных действиях участия не принимал, а только поставил свою подпись под итоговым заключением. Из допрошенных вслед за маршалом членов комиссии внимание Торопа привлек только один – советник вожака стаи по спорным территориям – как ни странно, в стае западных лис оказался такой человек. Звали его Рыжий Каин, и он действительно хорошо знал эти дикие, малонаселенные горы. Тороп привел Каина в кабине трижды посвященного волхва, и там лис рассказал о поисках пропавших лис, которые он проводил вместе с еще двумя разведчиками стаи.

Поначалу лис смущался присутствием Ратмира и был довольно косноязычен. Он хоть и считался советником вожака стаи, однако, видно было, что в присутствии столь высоких особ, как член Совета посвященных, бывать не привык. Но постепенно его увлек собственный рассказ, он перестал следить за своей речью, от чего та только выиграла:

– Вообще-то, в стае за последний год… ну, может чуть побольше, пропало двенадцать человек. Я, например, уже больше года, если не больше, не встречаю Рика Длинные уши, хотя он из Верны уходил только когда его совсем уж припирало безденежье! Он мне говорил, что сколачивает команду для похода в ничейные горы… ну… это те горы, которые мы называем спорными. Да, так вот, Рик собирал вроде бы команду для похода, но вроде бы никуда не уходил. И в Верне его уже давно нет. А с полгода назад трое ребят из местечка Корнгольц ушли в Пустую долину. Ну, это они так говорили, что в Пустую долину – что им там делать?! На самом деле они наверняка собирались пощипать извергов в ничейных горах. Я этих ребят плохо знал – так, пару раз видел, когда в горы ходил, а они у нас в столице, почитай, и не показывались. Так вот, эти парни тоже назад не вернулись. Я говорил Ингвару, что люди пропали, но тот, как услышал, о ком идет речь, только рукой махнул, нашел, мол, о ком говорить!!

«Интересно! – Подумал про себя Ратмир. – При таком дефиците людей в стае, не обращать внимания на пропажу четверых, хоть и не самых лучших сородичей!.. А вожак-то – транжира!!»

– Ну а месяцев шесть назад к вожаку приехал Стойк, смотритель южных границ, ему должны были выдать денежное содержание на его офицеров и плату наемникам. Ну, Ингвар-то, конечно, свои сундуки открывать не хотел – сумма там набегала приличная, вот он и отправил четверку ребят в ничейные горы. Правда, из всей четверки только один те места знал неплохо, остальные-то сами вызвались в набег – удалью похвастаться хотелось. Когда они через неделю не вернулись, я к вожаку подходил, предлагал сходить поискать, да он посмеялся – дай, говорит, погулять ребятам, извегинек потискать!.. Вот, потискали… Только через месяц Ингвар решил послать в горы еще один отряд, да и то не на поиски, а камней в извержачьих селах поскрести – Стойк-то все в Верне сидел, содержание свое ждал!

Рыжий Каин помотал головой, словно сокрушаясь:

– Во второй четверке двое славных разведчиков было, горы эти не по разу из конца в конец прошли… Только и они не вернулись! Вот тогда, через пару недель после ухода Тара с ребятами Ингвар и всполошился!.. Меня послал.

Лис замолчал, решив, видимо, что рассказал все самое важное. Но Ратмир так не считал.

– А вот теперь я тебя попрошу рассказывать поподробнее! – Строго потребовал он.

– А чего там рассказывать? – Удивился Рыжий Каин. – Я, почитай, все рассказал!

– Рассказывай про свои поиски! – Уточнил Ратмир, а Тороп своим привычно спокойным тоном добавил:

– Начинай с выхода из Варны – кто с тобой пошел, какое снаряжение имели, или шли, повернувшись к миру родовой гранью, где в горах побывали, с кем встречались… Короче, все и поподробнее!

– Ну, так мы же не пропали!.. – Удивленно пожал плечами лис.

– Потому подробнее и рассказывай… – Чуть нажал Тороп. – …что не пропали!

Каин немного помолчал, собираясь с мыслями, и продолжил свой рассказ:

– Трое нас пошло, я сам ребят отбирал – все мои хорошие знакомцы, друг друга со знака понимаем. До Корнгольца на крыльях пошли, мы все трое воронами к Миру поворачиваемся. В корнгольцкой крепости у кастеляна получили все необходимое – ну, одежду, обувь, припасы, оружие… Я предпочитаю в горы человеком ходить, тем более не в разведку, а на поиски. Правда Гольц, отправился лисом, но он и на землях стаи-то человеком редко оборачивается!

Рыжий Каин усмехнулся и покрутил косматой головой.

– Сам Корнгольц стоит почитай в горах, рядом с ним железа богато, так мы, лисы, это местечко давно за собой застолбили. А километрах в шести от местечка уже ничьи горы начинаются, там полдня на крючьях идти надо, чтобы в первую долину попасть. В этой долине изверги живут… ничьи… Плохо живут, совсем бедно. Сельцо маленькое – десятка полтора семей, и взять у них нечего, да никто и не пытается – чего убогих обижать! Но в двух-трех днях пути от этой долины есть очень красивый распадок, а в том распадке стоит извержачье село, богатое село, хотя по внешнему виду не скажешь – домики маленькие, неказистые, из дикого камня сложены, а народ там подобрался крепкий, и ребятишек много. Именно в этом селе лет восемь назад пару раз нам удавалось здорово камешками поживиться!..

Каин цокнул зубом и довольно прикрыл глаза, вспоминая эту поживу. Тут Тороп неожиданно спросил:

– А почему вы это село к своим рукам не прибрали?! Почему извергов на себя работать не заставили?!

– Так, заставили!.. – Криво усмехнулся Каин. – Только после этого либо оленей у села встречали – наше, говорят, сельцо, либо пусто там – нет камней!

– Неужто извергов принудить не могли?! – С легкой издевкой поинтересовался Тороп.

– Мы-то?! – Ощерил крепкие зубы лис. – Мы-то извергов к чему хошь принудим! Да только там бесполезно это! Пройти туда можно только одной дорожкой-тропочкой, а изверги на этой тропочке дозор держат! Нет, драться с нами они не пытаются – даже если по тропочке всего один лис идет, и то не заступят, а вот в селе никого не застанешь.

– Так сельцо и спалить можно… для науки! – Тороп мило улыбнулся собственной подсказке.

– А там и гореть нечему – дома из дикого камня, да и домом-то эти… сараюхи не назовешь, а скарбу не хватит, чтобы костер хороший сложить!

– А говорил, богато живут! – Снова подначил Тороп.

– Это какой меркой мерить! Для изверга – богато, для многогранного – голь перекатная. Богатство их – камни, коли они есть! На камни они и продовольствие себе кое-какое закупают, и барахлишко… Но прячут все очень хорошо, даже по запаху не отыскать!

– А поймать тамошнего изверга, да поспрошать?!

– Так ловили. Единственно, что от тамошнего изверга добиться можно… – Голос Каина вдруг резко изменился, стал низким, хриплым, речь сделалась неразборчивой. – Нет камней, хозяин!.. Было гнездо, да все выбрали, а другого пока не нашли!..

Лис быстро перебросил взгляд с Торопа, ведшего разговор, на молчащего Ратмира, словно проверяя какое впечатление произвела на них его демонстрация, а затем продолжил своим обычным голосом:

– А если… надавить, вообще замолкают. Как… как камни делаются!

– Так может быть, стоило туда послать отряд человек в двадцать и провести зачистку?.. Глядишь, и все их похоронки обнаружили бы и с извергинями побеседовали. Извергини, поди, поподатливее были бы, особенно, если извержата при них имеются!

Рыжий Каин, похоже, совсем освоившийся в компании трижды посвященного волхва и его секретаря, с некоторой даже жалостью посмотрел на Торопа:

– Ну-да, человек двадцать послать! Да мы до первого перевала не дошли бы, как двадцать оленей уже в долине были бы, не говоря уже о вепрях!

– Кстати о вепрях!.. – Неожиданно вступил в разговор Ратмир. – Почему ваши претензии обращены к оленям, а к вепрям вы их не имеете?.. Насколько я понял, права на спорные территории заявляют три стаи!

– Земли вепрей подходят к ничейным горам с другой стороны… – Повернулся Каин к Ратмиру и, секунду подумав, добавил, – …уважаемый. С вепрями мы быстро договорились бы: провели бы границу – половину нам, половину им, и никаких споров! А олени к ничейным горам боком затесались, но… – Каин пожал плечами и явно нехотя закончил. – …Земли оленей в ничейные горы входят глубже, чем у нас или у вепрей. Потому они до любого места в ничейных горах быстрее нас добраться могут!

Ратмир и Тороп переглянулись – открылась еще одна причина, по которой лисам надо было надавить на оленей!

– Так ты думаешь, ваши лисы в это село направились?.. – Вернулся к главной теме разговора Тороп.

– Скорее всего!.. – Кивнул Каин и усмехнулся. – У нас, ведь, как?! Каждый считает себя умницей – если у кого-то что-то не получается, так у меня обязательно получится! Внезапно ворваться в это село пытались уже несчетное количество раз, хотя и я, и другие разведчики предупреждали всех, что это невозможно! Но чужие неудачи никого не учат – каждый год трое-четверо обязательно изобретают новый «безотказный» способ обобрать это сельцо!.. Правда, все эти способы пока что оканчиваются одинаково!

– Так что же вы-то в горах обнаружили? Куда ваши лисы подевались? – Явно сдерживая нетерпение, спросил Ратмир.

– Да, ничего не обнаружили! – Пожал плечами Каин. – Прошли по всем деревенькам, навестили все перевалы, на которых ребята могли попасть в неприятную ситуацию – пусто! Ни лоскута с них, ни косточек, ни запаха! Ничего!!

На пару минут разговор прервался, словно у спрашивающих закончились вопросы. Наконец снова заговорил Тороп:

– Хорошо, Рыжий Каин, теперь скажи, смог бы ты провести по этим… ничейным горам человек, так, скажем… пятерых? Показать самые… хм… красивые места, самые интересные поселения извергов… Причем, это будет не набег, и вообще, поход должен быть чисто ознакомительным.

– Значит, вы не собираетесь попробовать очистить то извержачье село?.. – Переспросил Рыжий Каин, и при этом, в углах его рта таилась усмешка.

– Сельцо это нам хотелось бы посмотреть, – улыбнулся в ответ Тороп, – но, можешь поверить, камни нас не интересуют!

– А кто пойдет? – Задал следующий вопрос лис. – В смысле, с горами-то ваши пять человек знакомы?

Тороп пожал плечами:

– Ну, с горами они знакомы мало, но ребята крепкие, бывалые,дисциплинированные…

Каин с минуту молчал, что-то соображая, а затем ответил:

– Провести, показать, конечно, можно… Правда, не все, без подготовки вашим ребятам в некоторые места лучше не соваться. Но общее впечатление они получат!.. – Он секунду помолчал, а потом неожиданно добавил. – Да, вот еще что. В горах этих… как бы это точнее сказать… дышится тяжело! – И увидев недоумевающие взгляды своих собеседников, попробовал объяснить. – Нет, воздух вполне свежий, но… не то какой-то страх нападает, не то немочь какая! Некоторым вообще настолько плохо бывает, что на руках приходится выносить! В чем дело, сказать не могу, но имейте ввиду – там еще и себя перебарывать придется!

– А как же там изверги живут?! – Удивленно переспросил Тороп.

– А вот изверги, похоже, ничего такого не ощущают! – В тон ему отозвался Каин.

– Ладно! – После короткой паузы Тороп поднялся со своего места. – Сейчас ты подготовишь список того, что нужно взять в поход, а мы договоримся с князем Ингваром о твоем участии в этом походе. Так что из Верны ты не исчезай, отправимся мы, наверное… – Он бросил быстрый взгляд на своего наставника, и, несмотря на то, что тот ничего не подсказал уверенно, закончил. – …Отправимся мы послезавтра, утром!

– Понял! – Кивнул Каин, также поднимаясь из кресла. – Только вы с этим походом не затягивайте.

– Постараемся… – Улыбнулся лису Ратмир.

Когда во время обеда, а обедал Ратмир, естественно, за княжеским столом, трижды посвященный волхв заявил, что собирается лично посетить спорные земли, в трапезной зале повисло изумленное молчание. Только спустя минуту вожак осторожно, словно опасаясь услышать нечто еще более невероятное, переспросил:

– Я правильно понял твое желание – ты хочешь отправиться в эти дикие горы, полные диких животных и не менее диких извергов?!

– Да, ты правильно меня понял! – Совершенно спокойно ответил Ратмир. – И прошу тебя оказать мне в этом предприятии содействие!

– Ага!.. – Растерянно кивнул Ингвар. – Содействие!.. – Он еще раз кивнул, уже более осмысленно и продолжил даже с некоторым энтузиазмом. – Ну что ж, я, конечно, сделаю все возможное для того, чтобы ты ознакомился с местом происшествия! Но… к-хм… ты должен понимать, что подготовка такого путешествия займет определенное время! Я думаю через… десять-двенадцать дней ты сможешь выехать из Верны в сторону…

– Мы отправляемся послезавтра! – Перебил его Ратмир самым дружелюбным тоном. – Перечень всего необходимого я представлю тебе сразу после обеда, а в проводники я хотел бы получить Рыжего Каина. Он, кстати, член комиссии стаи, проводившей расследование исчезновения ваших сородичей, так что будет нам полезен и в этом качестве!

И снова Ингвар с минуту молчал, раздумывая, а затем поднял на Ратмира удивленный взгляд:

– Рыжий Каин – это понятно. Он, действительно, один из лучших моих разведчиков и спорные земли знает прекрасно. Но кроме него надо ведь организовать соответствующее… э-э-э… сопровождение. Ты же не отправишься в дикие горы вдвоем с Каином?!!

– Нет, мы пойдем вшестером. – Все также спокойно ответил Ратмир. – Я. Рыжий Каин и еще четверо моих людей.

– И все?!! – Невольно вырвалось у князя стаи западных лис.

– И все! – Подтвердил его высокий гость. – Я считаю, что для ознакомительного похода, коим является это небольшое путешествие, людей более чем достаточно!

– А если на вас нападут?!! – В голосе Ингвара появились истеричные нотки.

– Кто?! – Удивился Ратмир.

– Ну… э-э-э… – Вожак явно растерялся и не знал, что ответить на этот простой вопрос. – Но ведь кто-то напал на моих людей! – Нашелся он, наконец. – Напал дважды!! Ведь, вспомни, восемь лис пропали в этих горах!!

– Не восемь! – Вдруг построжавшим голосом уточнил посланец Совета посвященных. – Двенадцать!

– Вот!! Целых двенадцать!! – Обрадовано подхватил вожак и вдруг осекся. – Как – двенадцать?!!

– Тем восьмерым, о которых ты сообщил Совету надо добавить Рика Длинные уши, отправившегося в горы, скорее всего, в одиночку, и троих лис из Корнгольца, тоже ушедших в те же горы в поисках поживы! Тебе, кстати сказать, говорили об их пропаже, только ты почему-то не придал значения этой информации!

– О Мать всего сущего!! – Воскликнул вожак стаи. – Да эти побродяжки наверняка отвалялись с месяц в каком-нибудь кабаке или у публичной извергиньки, а сейчас вернулись по домам!

– Вот и проверь – вернулись они или нет! – Совсем уже жестким тоном приказал Ратмир. – Да моего отъезда в ваши… «ничейные горы»… – Ратмир специально употребил простонародное название спорных земель. – …целый день, так что время у тебя вполне достаточно!

Времени, действительно оказалось «вполне достаточно» – уже к вечеру того же дня Ингвару сообщили, что Рик Длинные уши отсутствует дома почти год, не видели его и в других местах его обычного обитания. Трое ребят из Корнгольца также не появлялись в родном городке после того, как около семи месяцев назад отправились в ничейные горы. Хотя по поводу пропажи этой троицы были серьезные сомнения. Один из них, якобы, говорил своим друзьям, что они, возможно, отправятся дальше на Запад вплоть до земель западных медведей!

Ратмир решил немного сократить свой отряд и взять с собой в поездку по спорным землям Торопа, Хвороста и еще одного слугу по имени Исход, из числа приехавших с ним извергов, в преданности которого он не сомневался. Именно в этом составе день спустя из Южных ворот Верны выехал отряд, возглавляемый княжеским разведчиком Рыжим Каином. Каин и Ратмир решили добираться до Корнгольца верхом, прихватив с собой из Верны все необходимое для похода в горах. Отряд получился небольшим – пятеро всадников при трех вьючных лошадях, к тому же в любом населенном пункте ему готовы были оказать любую помощь, так что продвигался он быстро, и к концу четвертого дня путешествия уже въезжал в ворота деревянного тына, огораживающего местечко Корнгольц, где их уже ждали! На небольшой базарной площади, расположившейся сразу за воротами, выстроилось нечто вроде почетного караула под началом княжеского посадника.

Ратмир, естественно, въехал в городок первым, и сразу же был опознан местной властью по своему белоснежному одеянию. Посадник, гаркнул на всю площадь какой-то малопонятный приказ, мгновенно подтянувший весь почетный караул, а затем бегом бросился через площадь навстречу высокому гостю.

Рыжий Каин, остановивший свою лошадь слева от Ратмира, негромко и быстро проговорил:

– Посадник. Зовут Герат, прозвание – Рыльце. У князя не в чести. Для тебя будет землю рыть, в надежде…

В надежде на что, Каин не успел уточнить, Герат был уже рядом, но Ратмиру это уточнение не было нужно – на физиономии у посадника все было написано!

– Трижды посвященный!.. – Зарокотало местное начальство невнятным, хрипловато-простуженным басом. – Рад приветствовать тебя в княжеском городке Корнгольце и служить тебе по мере моих невеликих сил!! Это… – Посадник развернулся и широким взмахом руки указал на выстроившееся воинство, но секретарь трижды посвященного волхва, остановившийся слева от своего господина, перебил его:

– Герат, подскажи лучше, где бы мы могли отдохнуть?!

Посадник не растерялся от того, что его перебили. Недовольно посмотрев на невозмутимого Торопа, он снова обратился к Ратмиру:

– Для тебя, трижды посвященный и твоих людей приготовлены лучшие апартаменты в городе. Позволь мне лично проводить тебя до места твоего отдыха!

– Проводи, Рыльце, проводи! – Снова отозвался Тороп. – И чем скорее ты это сделаешь, тем будет лучше!

Тут уже посадник несколько растерялся и даже слегка возмутился от столь фамильярного обращения какого-то дважды посвященного молодца, неизвестно в какой должности находящегося. Взгляд его рыжевато-карих, чуть прищуренных глаз несколько раз переметнулся от белой хламиды трижды посвященного к его молодому спутнику, но он, видимо, все-таки решил не обращать внимания на допущенную фамильярность и не лезть в бутылку. Коротко кивнув, он что-то прорычал неровной шеренге своих бойцов, те неловко развернулись и неторопливо потопали вглубь городка. Лишь один из бойцов не последовал за всеми остальными, вместо этого он рысью бросился к своему командиру.

Посадник и его помощник подхватили лошадь Ратмира под уздцы и бегом повели ее вправо, по совершенно пустой улице. Окна домов, выходившие на эту улицу, все как одно были закрыты плотными ставнями, так что Ратмир с некоторой иронией проговорил:

– А жители твоего городка, Герат, я смотрю, не любопытны!

– Еще как любопытны, трижды посвященный!.. – Отозвался басом посадник. – Да, еще к тому же болтливы! Так что я, во избежание, приказал заколотить все окна выходящие на эту улицу!!

– Ах, вот в чем дело… – Протянул Ратмир. – Ну, если во избежание, то конечно!

Минут через пятнадцать они свернули вправо и оказались на довольно широкой улице, видимо, главной в городке, поскольку застроена она была уже двухэтажными домиками. Миновав пять-шесть таких домиков, Герат и его подручный неожиданно свернули во двор двухэтажного каменного особняка, ворота которого были немедленно закрыты стоявшими наготове мужиками.

– Вот мы и на месте! – С явным облегчением выдохнул посадник. – Теперь вы в полной безопасности!!

– А разве нам что-то угрожало?! – Удивленно поинтересовался Тороп.

Посадник снова стрельнул недовольным взглядом в сторону столь назойливого дважды посвященного и с долей высокомерия ответил:

– Именно – что-то!! Если бы я знал, что именно, я бы это враз ликвидировал! А то поступает приказ – обеспечить безопасность важной персоны, а от чего ее надо обезопасить не сообщается! Вот и приходится действовать на свой страх и риск!

– Ах, вот в чем дело!! – Довольно протянул Тороп. – Но в таком случае, я, как личный секретарь трижды посвященного Ратмира из стаи восточных волков, снимаю с тебя всякую ответственность за безопасность отряда возглавляемого трижды посвященным Ратмиром из стаи восточных волков! Жителей своего городка ты можешь оповестить об их полной свободе, открывать свои окна или держать их взаперти! Ты все понял?!!

Герат Рыльце несколько раз перевел растерянный взгляд с совершенно невозмутимого лица трижды посвященного, на ухмыляющуюся физиономию его личного секретаря, потом с трудом сглотнул и натужно выдавил из внезапно осипшей глотки:

– Все понял… господин личный секретарь!.. – Еще раз сглотнул и просипел:

– Так мне теперь вас не надо охранять?..

Тороп закатил глаза и картинно вздохнул. И тут не выдержал Рыжий Каин – он громко расхохотался. Отсмеявшись прямо в выпученные глаза Герата, разведчик махнул рукой:

– Не надо нас охранять, Герат! Можешь считать, что я взял отряд под свою ответственность!

– Ну и прекрасно! – С явным облегчением вздохнул княжий посадник и вдруг улыбнулся, показав темные зубы. – А то хлопот-то было, хлопот!! – И тут же спохватился. – Так ты, Рыжий, имей ввиду – комнаты для вас заказаны в гостинице у Янеда… – Он ткнул пальцем в стену двухэтажного дома, во дворе которого они находились. – Ужин и завтрак тоже у него, сами скажите, в общей зале трапезничать будете или в своих комнатах…

– Да, не беспокойся, – перебил его Каин. – Я с Янедом давно знаком, разберемся!

В этот момент дверь, выходившая на заднее крыльцо гостиницы, с треском распахнулась, и наружу буквально выкатилось четыре человека. Трое были явно из команды Герата, они, кряхтя и сдавленно ругаясь, пытались удержать четвертого – невысокого, толстенького человечка в огромном переднике, повязанном поверх домашних куртки и штанов. А толстяк, отмахиваясь от наседавших на него стражников здоровенной кочергой, орал высоким и удивительно пронзительным фальцетом:

– Мне, мэтру Янеду, запрещают выйти на свой собственный двор, чтобы осуществить свое право и свою обязанность?!! Да я до самого вожака дойду, я и ему скажу все, что я думаю о его нелепых распоряжениях!!! Ишь, чего выдумали, долболобы, бурмотаги – в кои-то годы в нашем городишке появился достойный человек, и вы не даете мне достойно его встретить!!! Я вам не грязный изверг, точащий нож на своего гостя, я обучался в лучших гостиницах Лютеца и Парги!!

Тут он увидел и всадников, остановившихся в его дворе и, самое главное – посадника.

– А-а-а!!! – Взвился к небу пронзительный фальцет хозяина гостиницы. – Вот ты мне где попался, Рыльце!!! Сейчас я с твоего рыльца пушок-то смахну!!!

Он с такой энергией взмахнул своей кочергой, что стражники вынуждены были на мгновение отскочить в стороны, чем толстячок незамедлительно воспользовался. Проскочив под протянутой рукой одного из стражников, он скатился по ступенькам крыльца и бросился к посаднику, вздымая над головой свое грозное вымазанное в саже оружие. Стражники бросились, было, за ним следом, но столкнулись на ступеньках и кубарем скатились на землю, дав своему подопечному значительную фору. А тот мчался по двору, мелко перебирая своими короткими ножками, и визжал на всю округу:

– Я тебе покажу первую степень секретности!!! Я тебе зачитаю параграф восемьдесят шестой правил о сохранении государственной тайны!! Да я тебе эту тайну на твоем рыльце нарисую, вот только сперва отчищу его, как следует!!!

Но оказалось, что посадник бегает значительно быстрее мэтра Янеда. Посчитав, видимо, свою миссии по встрече и обеспечению безопасности высокой персоны полностью выполненной, Герат Рыльце не стал вступать в дискуссию с хозяином гостиницы, а, развернувшись, рванул прочь со двора! Поднявшиеся с земли стражники, увидели отступление своего начальства и поняли, что дальше настаивать на соблюдении секретности не стоит, и последовали за посадником.

Мэтр Янед, хрипло гыкнув, швырнул свою кочергу вслед посаднику, но бросок получился неудачным – кочерга взметнула пыль метрах в трех от Герата, уже выскочившего за ворота и припустившегося по улице. Зато сам хозяин гостиницы, сделав это последнее усилие, вдруг успокоился, остановился и, повернувшись к наблюдавшим за местной разборкой всадникам, отвесил им изящный поклон и заговорил вполне нормальным, «мужским» голосом:

– Трижды посвященный Ратмир из стаи восточных волков, я рад приветствовать тебя в своей гостинице, и сожалею только о том, что она находится в этом, забытом Матерью всего сущего городишке! Однако именно это удручающее обстоятельство позволяет мне оказать тебе гостеприимство и показать, что не место положения красит человека, а его личные достоинства!

– А твои достоинства, дорогой Янед – это вкусный ужин и мягкая постель! – Перебил хозяина гостиницы Рыжий Каин. – Так что кончай чесать языком, мы проделали сегодня большой путь, устали и голодны – покажи нам свои достоинства и перестань отягощать наш слух!

Несколько секунд казалось, что княжего разведчика ждет суровая отповедь, но мэтр Янед ограничился суровым взглядом, а затем повернулся к заднему крыльцу дома и гаркнул во все горло:

– Эй, вы, там!!! Ну-ка, все сюда немедленно!!!

Дверь немедленно распахнулась, и во двор посыпались слуги, из стоявшей в дальнем углу двора конюшни выскочили конюхи, и спустя несколько секунд вокруг гостей суетилось около десятка человек.

Ратмира и сопровождавших его людей буквально сняли с лошадей, которых тут же отправили на конюшню. Гостей повели в дом, и хозяин гостиницы лично показал, предназначенные для их отдыха комнаты. Прежде чем оставить своих новых постояльцев приводить себя после дороги в порядок, мэтр Янед поинтересовался, где накрывать ужин. Ратмир, не раздумывая, приказал ему принести ужин в комнаты, а его спутникам накрыть стол в общей трапезной.

Впрочем, ни сам Ратмир, ни его спутники за ужином долго не засиделись. Прошедший день, в самом деле, был достаточно утомителен, а выход в горы был назначен на раннее утро, так что скоро все улеглись в постели.

Ратмир, как обычно, спал без сновидений и проснулся в самом начале часа Жаворонка. Открыв глаза, он удивился – в комнате царила темнота, едва рассеиваемая тусклым огоньком ночника. Тем не менее, его внутреннее чувство времени, точно подсказывало, что ночь закончилась! Выбравшись из кровати, Ратмир подошел к окну, откинул штору и увидел, что оно закрыто плотным ставнем, который, впрочем, открывался изнутри. Откинув ставень, трижды посвященный волхв впустил в комнату серый предутренний свет, разбавленный каким-то странным нездоровым, желтоватым оттенком. По улице плыл легкий, клочковатый туман, придавая домам с чуть поблескивающими стенами, деревьям с совершенно неподвижными листьями, даже замощенной бугристым камнем мостовой причудливый, нереальный вид. А позади этой, словно размытой чьим-то сном картины, темным, тяжелым фоном вставали горы!

Ратмир долго рассматривал совсем недалекие скалы, выдвинутые вперед горными отрогами, наподобие неких молчаливых стражей своих владений, и поднимающиеся за ними темно-зеленые, лесистые увалы, прикрытые в своей верхней части плотным туманным облаком, от которого отрывались лохматые белесые сгустки и медленно спускались вниз, постепенно теряя свою плотность, становясь прозрачными… призрачными. Трижды посвященный волхв удивлялся про себя, что во вчерашней вечерней суматохе не обратил внимания на это тяжелое, молчаливое величие, к которому вплотную подобрался крошечный городок. Это величие было похоже на взгляд, бросаемый непостижимым великаном на нечто, копошащееся у его ног, в раздумье, достойно ли это «нечто» существовать дальше?!

В этот момент в дверь его спальни легко стукнули, и негромкий голос Торопа проговорил:

– Господин, все готово для выхода!.. Отряд завтракает.

«Выходит, я проспал?!» – Усмехнулся про себя Ратмир и ответил секретарю мысленно:

«Я сейчас спущусь в общую трапезную».

Шагов за дверью он не услышал, зато уловил удовлетворение Торопа полученным ответом.

Ратмир вздохнул, отошел от окна и направился в туалетную комнату – особую гордость хозяина гостиницы!

Спустя минут пятнадцать, он уже входил в общую трапезную, одетый в обычную дорожную одежду, состоящую из куртки из плотной темной ткани, одетой на свежую рубашку, штанов из темного сукна и крепких сапог с голенищами до середины голени. Его спутники сидели за общим столом и с аппетитом поглощали завтрак.

Тороп, увидев входящего Ратмира, приподнялся со своего стула, но тот жестом остановил его, прошел к свободному месту и, усевшись за стол, принялся накладывать в тарелку закуску. Рыжий Каин, уже заканчивавший завтрак, повернулся к Ратмиру и коротко доложил:

– Я вчера договорился с двумя местными ребятами, моими друзьями, они пойдут с нами до ущелья Гнилых зубов. Там они разобьют временный лагерь, и мы оставим с ними лошадей. Дальше нам придется идти пешком…

– Хорошо, – кивнул Ратмир. – И как долго нам придется добираться до твоего извержачьего села?

– Суток трое… – Задумчиво ответил Каин. – Это если сразу пройдем Глухую стену.

Он опустошил свою кружку, встал из-за стола и направился к выходу. Почти сразу же вслед за ним поднялись Хворост и Исход, так что за столом остались только Ратмир и Тороп. Как только трапезная опустела, Тороп поднял глаза на трижды посвященного волхва и негромко спросил:

– Господин не хочет отменить этот поход?..

– Нет, дважды посвященный!.. – Ратмир очень редко называл своего секретаря его званием, а потому Тороп понял, что наставник говорит очень серьезно.

Ратмир немного помолчал, а затем вдруг добавил:

– У меня такое чувство, что за исчезновением этих двенадцать лис кроется нечто очень серьезное!.. Гораздо более серьезное, чем спор между двумя стаями за какие-то там ничейные горы, будь они хоть до верха набиты каменьями!!

Тороп снова поднял глаза от тарелки, бросил на наставника мгновенный взгляд и едва слышно выдохнул:

– Разрушитель?..

Ратмир отрицательно покачал головой:

– Не думаю… – Медленно протянул он. – Не тот масштаб события… Но кто знает, как себя может проявить Разрушитель?.. Мир еще не встречался с этой проблемой!.. – И вдруг добавил. – Хотя!..

Тороп поднял удивленный взгляд:

– Наставник, ты считаешь, что этот Мир мог знать Разрушителя?!! Но тогда, каким образом он… сохранился?!

Ратмир усмехнулся, отложил в сторону вилку и потянулся к кружке, наполненной каким-то горячим терпким напитком:

– Сохранился?.. А с чего ты взял, что он сохранился?.. Разве мы знаем, каким он был до нас и кому на смену пришли мы?!

– Мы… на смену?! – Тороп выглядел ошарашенным.

– А ты считаешь, что мы – венец творенья Матери всего сущего?!! – Ратмир снова усмехнулся, но на этот раз усмешка получилась горьковатой. – Тогда надо признать, что Мать всего сущего не слишком хороший творец!

Он посмотрел в растерянные глаза своего секретаря и кивнул, вроде бы успокаивая его:

– Не огорчайся, Тороп. Мы не знаем, кто был до нас, и вряд ли теперь узнаем, зато мы точно знаем, кто придет в этот Мир с Разрушителем!

– Кто, учитель?! – Шепотом выдохнул дважды посвященный, и Ратмир вдруг подумал, как давно Тороп не называл его учителем!

– Если в Мир действительно придет Разрушитель, то наше место займут… изверги! Это для нас Разрушитель – Конец. Для них он – Начало!!

Ратмир поднялся из-за стола и улыбнулся по-доброму:

– Смотри, за разговором ты и позавтракать не успел. Возьми что-нибудь с собой, пожуешь в дороге!

Он вышел из трапезной залы, а Тороп сидел еще несколько минут, глядя неподвижным взглядом себе в тарелку, но ничего не трогая. Наконец он тряхнул головой и, поднявшись из-за стола, направился в сторону кухни. Там он застал хозяина гостиницы, о чем-то оживленно беседующего с поваром и двумя его помощницами. Увидев дважды посвященного, мэтр Янед немедленно обратился к нему:

– Я могу быть чем-то полезен высокому гостю?!

– Да, мэтр Янед, – улыбнулся ему Тороп. – Мне надо рассчитаться за постой и съеденное.

– Ни о какой плате не может быть и речи!!! – Воскликнул хозяин гостиницы. – Но если уважаемый позволит?..

Он замолчал, выжидательно глядя на дважды посвященного волхва.

– У тебя есть какое-то дело?.. – Поинтересовался тот.

– Да! – Кивнул мэтр Янед. – Если это может называться делом и не разгневает моих высоких гостей!

– Говори! – Кивнул Тороп, не зная, чего ожидать.

– Могу ли я просить трижды посвященного Ратмира подписать вот это?

И он протянул Торопу довольно большой лист нового чуть зеленоватого пергамента, на котором затейливой вязью было выведено:

«В гостинице мэтра Янеда провел прекрасную спокойную ночь и отведал великолепных яств член Совета посвященных, трижды посвященный Ратмир из стаи восточных волков».

Тороп взял пергамент в руки, внимательно его рассмотрел и перевел взгляд на хозяина гостиницы:

– Но, мэтр Янед, кто увидит эту блестящую рекомендацию в вашем заштатном городке?..

– Разве здесь что-то написано о городке, в котором эта рекомендация дана?.. – С тонкой улыбкой поинтересовался толстяк. – Зато в лучшей гостинице нашей столицы люди будут приходить ко мне в ресторан только для того, чтобы с благоговением прочесть эту рекомендацию, висящую на самом видном, самом почетном месте!

Тороп улыбнулся в ответ и пообещал:

– Мы сейчас уезжаем, но я попробую до отъезда подписать эту рекомендацию.

– Как – уезжаете?!! – Вскинулся мэтр Янед. – Разве вы не останетесь хотя бы до обеда?!! До того прекрасного обеда, который мы сейчас начинаем для вас готовить?!!

– Я очень сожалею, но нас ждут неотложные дела! – Судя по голосу, Тороп действительно сожалел о необходимости уезжать, и для мэтра Янеда это было высшей похвалой. Однако он мгновенно понял, что уговаривать столь занятых людей не имеет смысла, и может быть сочтено недопустимой назойливостью, поэтому он проговорил с надеждой в голосе:

– Так, может быть, трижды посвященный со своими спутниками решит остановиться в этой скромной гостинице на обратном пути?.. Мэтр Янед сделает все, чтобы трижды посвященному было удобно и спокойно!

– Трижды посвященный подумает о твоем предложении. – Совсем уж сухо ответил секретарь и, коротко кивнув, направился к выходу.

Когда Тороп вышел во двор, отряд уже садился в седла. Подойдя к Ратмиру, о чем-то беседовавшему с Рыжим Каином, секретарь дождался вопросительного взгляда трижды посвященного и с улыбкой протянул ему пергамент:

– Хозяин гостиницы отказался взять плату за постой, и взамен почтительно просит тебя поставить свою подпись на этом документе.

Ратмир бросил быстрый взгляд на пергамент и покачал головой:

– Ну что ж, мы действительно хорошо провели ночь и сытно поели у этого достойного лиса. Почему бы не сделать ему приятное?..

– Приятное?.. – Снова улыбнулся Тороп. – Да ты осчастливишь его!

Секретарь достал из поясного мешочка стило и чернильницу, и Ратмир поставил свою размашистую подпись внизу пергамента.

Тороп спрятал письменные принадлежности, забрал у Ратмра пергамент и быстрым шагом отправился обратно в гостиницу. Мэтр Янед дожидался его прямо за входной дверью и, увидев на протянутом ему пергаменте четкую подпись трижды посвященного волхва, задохнулся от счастья. Тороп не стал дожидаться новых выражений его благодарности – отряд был готов к отъезду, и все ждали только его!

Выехав из Корнгольца, отряд быстрой рысью двинулся в сторону гор. Дорога, если ту тропу, по которой они двигались, можно было назвать дорогой, пролегала по открытой местности и шла все время вверх, словно высящиеся впереди лесистый отрог выбросил в сторону городка длинный жадный язык! Однако, километрах в двух от Корнгольца, тропа вильнула вправо, вниз и пошла по склону, петляя, как будто ей было необходимо обойти некие, не видимые глазу, препятствия. Скорость движения пришлось снизить. Скоро окружающие тропу кустики, а затем и трава исчезли, и было непонятно, каким образом Рыжий Каин не теряет ставшую невидимой тропу. Однако, рыжий лис вел свою лошадь уверенно, иногда переговариваясь с одним из своих товарищей, присоединившихся к отряду в Корнгольце. Этот рябоватый, с чуть раскосыми, рыжими глазами парень демонстративно не обращал внимания на трижды посвященного и его свиту, словно сопровождать столь значительных людей было для него совсем не внове! Второй товарищ Каина, пожилой мужчина явно не из лисьей стаи, напротив, то и дело посматривал на Ратмира, и в его взгляде читалось почтение.

Ратмир, между тем, направляя своего коня следом за лошадью Каина, гадал, куда же делись те высоченный, поросшие лесом отроги, которые он видел из окна гостиницы и в самом начале этой чудной тропы – вокруг, и выше по склону и ниже движения отряда расстилалось бесконечное пространство, усыпанное камнем. Отряд обогнул очередную каменистую осыпь, и перед путниками открылось узкое ущелье, прорезанное, по всей видимости, бегущей по его дну речкой. По обоим берегам этой быстрой, пенящейся реки шло такое нагромождение рваного, искрящегося причудливо изломанными гранями, камня, через которое, по мнению Ратмира, вообще невозможно было пройти!

– Вот оно – ущелье Гнилых зубов! – Сообщил рыжий Каин, останавливая свою лошадь. – Дальше мы пойдем пешком.

Отряд спешился. Друзья Каина немедленно принялись обустраивать временный лагерь, а Ратмир и его спутники разобрали поклажу и двинулись к реке. Отойдя метров на пятьдесят, Ратмир негромко спросил, обращаясь к проводнику:

– И чем же твои друзья будут кормить лошадей?.. Может быть, было бы проще отправить их в Корнгольц, а обратно я их вызвал бы, когда мы вернулись с гор?

– Нет, не проще… – Покачал головой Каин. – О корме для лошадей они позаботятся, а вот мы… Неизвестно в каком состоянии мы будем возвращаться. Я надеюсь, что все пройдет спокойно, но горы – это горы. Мы можем вернуться к этому месту настолько обессиленными, что даже ты не сможешь послать мысленный сигнал в городок!

– Это что ж, мы за неделю настолько обессилим, что на помощь позвать не сможем?.. Да отсюда до городка рукой подать! – Встрял в разговор Тороп.

Рыжий Каин посмотрел на секретаря долгим взглядом, потом отвел глаза и с чуть заметной насмешкой произнес:

– Вот вернемся… если Мать всего сущего позволит, тогда поговорим!

После этих, не совсем понятных слов, разведчик прибавил шагу и скоро оказался на несколько метров впереди остальных участников похода.

По ущелью Гнилых зубов отряд двигался не меньше четырех часов. Все внимание людей было сосредоточено на тропе, по которой они шли, хотя назвать эту дорожку тропой в истинном понимании этого слова вряд ли было возможно. Порой Ратмир просто не понимал, почему Каин выбирает какое-то конкретное направление – казалось, что есть гораздо более удобный путь. Один раз он не выдержал и обратился к проводнику:

– Послушай, лис, тебе не кажется, что гораздо удобнее было бы пройти правее, вон по той каменной плите, что переброшена над расщелиной. Мы смогли бы прилично сократить путь! Она, конечно, не слишком ровная, но кажется вполне проходимой!

Каин остановился, взглянул в указанном направлении, а затем перевел взгляд на трижды посвященного волхва.

– Только для тебя… – Громко произнес он и, быстро обежав взглядом весь отряд, добавил. – И что б остальным понятно было!

Затем разведчик нагнулся, поднял довольно увесистый камень и, приноровившись, швырнул его в указанную Ратмиром плиту.

Ратмир еще успел удивиться – что за смешной эксперимент устраивает лис, плита казалась весьма массивной, и по сравнению с ней брошенный камень выглядел нелепо. Однако это удивление длилось недолго и сменилось гораздо большим. Камень, ударившись в самый центр плиты, отскочил от нее, а через пару секунд плита вдруг с громким треском лопнула точно в месте удара и оба ее обломка с жутким грохотом низринулись в расщелину.

Ратмир посмотрел на Рыжего Каина, и тот спокойно пояснил:

– Гнилая!.. Ущелье ведь так и называется – ущелье Гнилых зубов. Есть такая… басня, что все эти камни – кости каких-то древних животных. Поверхность этих костей окаменела, а внутри они продолжают гнить, как самые обыкновенные… кости! – Он несколько секунд помолчал, а потом задумчиво добавил. – Хотя. Может быть и не басня. Если присмотреться, многие камни действительно похожи на кости!

Но Ратмиру и его спутникам некогда было приглядываться к окружающему нагромождению камней, искать среди них сходство с какими-то костями. Каин вдруг резко увеличил скорость движения, словно бы он вышел на хорошо знакомый ему отрезок пути, и ему больше не надо было высматривать безопасную дорогу. Спустя полчаса, отряд вслед за своим проводником резко свернул вправо и уперся в, практически, вертикальную гранитную стену, вздымавшуюся вверх метров на двадцать пять.

– А вот и Глухая стена! – С самым довольным видом сообщил Каин, и, обернувшись к своим спутникам, улыбнулся. – Ну, что – полезли?..

Все четверо, как по команде вскинули головы и уставились на Глухую стену. Спустя минуту Тороп недоверчиво пожал плечами и спросил:

– Ты думаешь, по ней можно лезть?!

– Можно, – коротко ответил Каин, сбрасывая с плеч мешок, в котором глухо звякнуло железо.

– Проще было бы взлететь… – Негромко буркнул себе под нос Хворост.

– И что ты будешь делать наверху без одежды, без оружия, без пищи?.. – Усмехнулся Каин.

– А мы попробуем!.. – Неожиданно вмешался в разговор Ратмир и, оглядев окружающие каменные обломки, обратился к проводнику:

– Что может понадобиться человеку для подъема всего этого… – он кивнул на сброшенные с плеч мешки, – если этот человек окажется наверху?

– Хорошая веревка и партнер внизу. – Немедленно отозвался лис.

– Ну… партнер внизу у нас, считай, есть… – задумчиво проговорил Ратмир, а вот веревка… Можно уложить нужную веревку вон на тот камень?

И он указал на один из самых высоких каменных обломков, лежащих метрах в двадцати от Глухой стены.

Рыжий Каин внимательно рассмотрел указанную каменную глыбу и кивнул:

– Можно!

– Ну, так уложи! – Приказал Ратмир и принялся… раздеваться.

Пока лис относил на указанное место моток веревки, трижды посвященный волхв сбросил с себя одежду и взобрался на один из близлежащих камней. Еще раз оглядев окрестности, он сильно выдохнул и, высоко подпрыгнув, перевернулся в воздухе. Сильное, мускулистое тело человека окутало светлое, полупрозрачное облако и словно бы растворило его в себе, выбросив взамен… большого иссиня-черного ворона. Мгновенно расправив широкие крылья, ворон словно оттолкнулся от раскинувшегося под ним каменного крошева и взмыл метров на десять – двенадцать, а затем начал медленными кругами подниматься все выше и выше. Каин, продолжавший стоять на каменной глыбе рядом с мотком веревки, задрал голову, следя за подъемом птицы, и громко, ни к кому конкретно не обращаясь, проговорил:

– Нет, он не сможет поднять веревку наверх!..

Ему никто не ответил, никто не возразил, было ясно, что лис прав – ворону явно было не под силу поднять сорокаметровый моток толстой веревки.

А ворон, между тем, превратился в небольшое темное пятно.

– Интересно, куда наш предводитель собрался?.. – Снова подал голос Каин. – Может, он просто оглядывает окрестности.

– Глядите! – Воскликнул Тороп. – Он исчез!!

Темное пятно действительно исчезло с небосклона, но в тоже мгновение в воздухе развернулись огромные темные крылья невероятно большой птицы!

– Вот это да!! – Изумленно воскликнул рыжий Каин, – Двойной переворот!! Я не видел людей способных на такое!

А Тороп потрясенно проговорил:

– Ивач!!! Я слышал об этих птицах, но ни разу их не видел!! Я даже не знал, что трижды посвященный может оборачиваться к Миру такой гранью!!

А ивач, раскинув свои огромные, совершенно неподвижные крылья, неторопливо снижался.

Хворост обернулся в сторону продолжавшего стоять на каменной глыбе Каина и громко крикнул:

– Лис!! Уходи!! Этот ивач сметет тебя вниз и не заметит!!!

Только после этого возгласа Каин понял, что ему угрожает. Он заметался по своей глыбе, потом спрыгнул вниз и, пригнув голову, бросился к Глухой стене. Здесь все четверо прижались к граниту уходящей вверх скалы, продолжая неотрывно смотреть на снижающегося гиганта.

Он отлетел довольно далеко в сторону от места взлета ворона и теперь снижался по пологой кривой, почти не шевеля крыльями, словно съезжая с огромной горы. Вот огромная птица поравнялась с верхним обрезом Глухой стены, и наблюдавшим снизу сразу стало видно, что между краем крыла и темно отблескивающей гранитной поверхностью всего пара метров. Птица продолжала снижаться, и вот стали видны ее длинные ноги с тремя желтыми кожистыми пальцами, увенчанными огромными крючковатыми когтями. И каждый, из наблюдавших за полетом этой чудовищной птицы, вдруг почувствовал, что эти когти нацелены на него, что нет возможности ни сбежать от этих смертельных когтей, нет возможности спрятаться от них!

Но ивач целил не в них! Огромное тело птицы летело уже практически горизонтально, стремительно увеличиваясь в размерах. Еще секунда, и оно пронеслось мимо ошеломленных людей, чиркнуло ногтем по поверхности каменной глыбы, на которой минуту назад стоял Каин, и в следующий момент по прижавшимся к каменной стене людям ударил тугой кулак воздушного вихря! Это гигантская птица чуть пошевелила крыльями, меняя угол атаки, бросая свое огромное тело вверх, в распахнутые небеса! А на конце одного из ее когтей болтался моток веревки!

А еще через несколько минут до ушей оглушенных людей донесся далекий голос:

– Эй, там, внизу, ловите!!

И вдоль черной, искристо отсвечивающей поверхности Глухой стены сверху вниз лег светлый след веревки, хлестнувшей своим концом по рассыпанным внизу каменным обломкам.

Первым наверх отправился Хворост. Легкий, поджарый, он поднялся практически на одних руках, позволив себе лишь одну остановку, чтобы, как он сказал, полюбоваться открывающимся видом. За ним поднялся Тороп. Каин и Исход стались внизу и первым делом отправили наверх одежду трижды посвященного волхва. Вчетвером они быстро подняли пожитки отряда, после чего поднялся Каин, а изверга они вытянули вместе с веревкой, причем Исход не стал утруждать себя подтягиванием.

Поднявшись на верхний срез Глухой стены, отряд оказался на неширокой, метра в три, полке, уходившей вправо и влево вдоль скального обрыва, очень похожего на тот, который только что был преодолен. Правда эта стена имела больший уклон, и подняться по ней было гораздо проще.

Когда заплечные мешки были разобраны, и отряд приготовился двигаться дальше, Каин хитрым глазом взглянул на Ратмира и неожиданно спросил:

– Ну что, уважаемый, идем за камешками?!

Но тот не ответил. Трижды посвященный волхв повернулся лицом в сторону неведомых пока гор и, закрыв глаза, казалось, к чему-то прислушивался. Вокруг было все спокойно, но Ратмир всем своим существом ощущал тревогу и не мог понять, откуда она взялась! Одно было ему абсолютно понятно – идти дальше в эти «ничейные горы» он не хотел!!! И все-таки, переборов это странное, непонятно чем вызванное нежелание, он, наконец, открыл глаза и повернулся к Каину:

– Нет… уважаемый лис, – с усмешкой ответил Ратмир, – мы сначала заглянем к твоим нищим извергам.

– Да что там делать?! – Скривил рожу Рыжий Каин. – На голытьбу любоваться?!

– Полюбуемся на голытьбу… – кивнул трижды посвященный, – …узнаем новости!

– Какие новости?.. – Не понял Каин.

– Что твои нищие изверги видели, что слышали… Может, в ничейных горах что-то странное произошло. Вы же к ним давно не заходили?..

– Ну, пойдем, – пожал плечами Каин. – Благо, здесь недалеко.

Однако весь вид проводника показывал, что он считает посещение нищей деревеньки совершенно бесполезным делом. Проводник двинулся вправо по каменной полке, которая заметно поднималась и понемногу уходила влево, огибая скальный массив. Шагов через триста в гранитной стене вдруг открылась небольшая и довольно крутая расщелина, по которой, впрочем, можно было без особого труда подняться к своеобразному перевалу. Когда путники достигли этого перевала, перед ними открылся вид на довольно большую долину, поросшую в нижней своей части лесом. Похоже, по ее дну протекала речка, во всяком случае, почти в самой середине долины лес немного расступался, и там поблескивало что-то похожее на воду.

– Вот там, где блестит, и находится извержачья деревня! – Заявил лис-проводник.

От перевала, на котором стоял отряд, начиналось нечто похожее на тропку, которая довольно круто устремлялась вниз, петляя между огромных скальных обломков и россыпей каменной мелочи. По этой тропке и направился Каин, а за ним и все остальные.

Пройдя метров сто, Тороп неожиданно проговорил:

– Да, на таком спуске нас изверги уже, пожалуй, заметили, и думают, кто это к ним пожаловал!

– Никого они не заметили и ничего они не думают! – Беспечно отозвался Каин. – Если у них и есть какие-то мысли, то они касаются исключительно того, чего бы съесть! Я же вам говорил – голытьба, какую поискать!

Спуск, хотя и не опасный, но требовавший постоянного внимания, продолжался часа три, а затем отряд вышел на границу, за которой уже начинала расти трава и небольшие раскидистые кусты. А метров на триста ниже виднелась опушка небольшого, низкорослого леска. Идти стало гораздо проще – под ногами было не каменное крошево, выворачивавшее ступни, а мягкая, покрытая травой земля. И только необъяснимая, иррациональная тревога, не отпускавшая Ратмира с самого начала пути по ничейным горам, возрастала чуть ли не с каждым шагом. Трижды посвященный изредка поглядывал на своих спутников и замечал признаки такой же тревоги на лицах Торопа и Хвороста. Только Каин да изверг Исход, казалось, ничего не чувствовали!

Подойдя к опушке леска, Рыжий Каин приостановился и, негромко хмыкнув, медленно протянул:

– Странно…

Все остановились и молча ожидали объяснений. Никто ничего странного вокруг не видел. Каин обернулся к Ратмиру и кивнул в сторону прорехи в сплошной стене кустов. Было похоже, что в этом месте начиналась самая настоящая тропа.

– Не было здесь никакой тропы! – Задумчиво заявил лис. – Да и зачем извергам тропа, никуда не ведущая?! Что им делать на этом склоне, не ходят же они в расщелину или к Глухой стене?!

– А ты давно в этой деревне был? – Неожиданно спросил Тороп.

– Давно… – лис почесал щеку и добавил, – Года три назад. Я же говорю, никто в эту деревню не ходит, делать в ней нечего!

– За три года многое могло измениться…

В словах Торопа не было никакой особой интонации, но Каин почему-то принял их, как некое обвинение. Повернувшись к секретарю трижды посвященного, он с насмешкой бросил:

– Ага! Два века ничего не менялось, а за три года тут город вырос! Извержачий!..

– А вот мы пойдем и посмотрим, что здесь выросло! – Довольно резко осадил лиса Ратмир. – Именно для этого мы к этой деревне и свернули!

Отряд миновал заросли кустов и втянулся под кроны невысоких раскидистых деревьев. Лес был странно тихий, и скоро у бредущих по нему людей возникло ощущение, что их кто-то пристально рассматривает, хотя они точно знали – вокруг никого нет! Тропинка была мало похоже на лесную, она шла слишком прямо, порой было видно, что лесную поросль расчищали, чтобы ее проложить и следили, чтобы она не зарастала. Идти по ней было легко и удобно, можно было даже бежать, если бы тот, кто ей пользовался, очень торопился!

Наконец отряд увидел впереди просвет, а через несколько сотен шагов они оказались на опушке. Дальше стелился недавно выкошенный луг, а примерно в километре от опушки виднелись верхушки крыш деревенских домиков. Ратмир и Каин остановились в тени последних кустов, и трижды посвященный волхв, приглушенным голосом поинтересовался:

– Ну, что, лис, сильно деревня изменилась?..

Рыжий Каин с минуту молчал, вглядываясь в далекое поселение, а затем не слишком уверенно ответил:

– Сильно… Больше стала… Гораздо больше… И откуда только столько извергов здесь взялось?!

Тут до их ушей донесся далекий перезвон, и Каин удивленно воскликнул:

– Э-э-э!! Да у них здесь кузница появилась!!

– Та-а-к… – Медленно протянул Ратмир. – Нищие, говоришь?! В нищих деревнях кузниц не строят!.. Так на чем же они разбогатели?!!

– Пойдем и посмотрим!! – Вскинулся Каин. – Похоже, они нас не заметили – вишь, даже работать не прекратили, не боятся, знать!!

– Именно что – не боятся! – Согласился Ратмир, но тон его согласия был таков, что Каин снова присел под куст и после небольшойпаузы предположил:

– Ну-у-у… Давно их не тревожили, вот они и… – Тут он замолчал, словно бы поняв, что его догадка вряд ли верна.

Ратмир, прищурив глаз, посмотрел на лиса и с чуть назидательной интонацией произнес:

– Нет. Не бояться – противно природе изверга! Он всегда боится многоликого! Всегда!! Потому что он хорошо представляет разницу между собой и многоликим!! И не важно, как долго он многоликого не видел – раз многоликие в Мире есть, значит, они в любой момент могут появиться рядом!!

Трижды посвященный снова перевел взгляд на извержачью деревню и задумчиво проговорил:

– Значит, ты думаешь, стоит пойти в деревню и посмотреть?..

– Конечно! – Ответил Каин, хотя и без прежнего напора.

– Ну что ж, пойдем! Только не напрямую, а краем леса.

– Это, выходит, мы… подкрадываться будем?.. – Переспросил Каин, и в его голосе просквозило недовольство.

– Не подкрадываться… – усмехнулся Ратмир, – а пойдем не напрямую! Даже к извергу надо подходить вовремя и с нужной стороны, а иначе… – Тут он замолчал, словно увидел нечто интересное на крышах извержачьей деревушки, но после секундной паузы закончил. – А иначе, и изверги могут многое попрятать… или даже все!

Каин понял, на что намекает трижды посвященный, но промолчал.

Ратмир двинулся вправо, туда, где опушка леса делала изгиб в сторону деревеньки, и все остальные последовали за ним.

Спустя час они вышли к месту, откуда поселок извергов был виден, как на ладони. Опушку леса здесь отделяло от огородов, на которых возилось с десяток извергинь всего метров сто-сто пятьдесят, а за огородами отлично были видны небольшие деревянные дома, под крутыми двускатными крышами. Ратмир несколько минут внимательно изучал открывшуюся картину, а затем, повернувшись к Рыжему Каину, проговорил:

– Сходи-ка, пугни извергинек. Посмотрим, что изверги делать станут.

– А вы со мной не пойдете? – Удивился лис.

– Нет, мне нужно посмотреть за реакцией… – Ратмир чуть усмехнулся. – За реакцией местных жителей со стороны.

– Хорошо, – пожал плечами Каин, – только уж, извиняйте, я первый в деревню войду, я и хозяйничать буду!

– Хозяйничай… – Легко согласился трижды посвященный волхв и вдруг задал неожиданный вопрос. – Ты к Миру сколькими гранями поворачиваться можешь?

Глаз лиса подозрительно прищурился, и он ответил вопросом на вопрос:

– А тебе, волхв, зачем это знать надо?!

– Чтобы дельный совет тебе дать. – Спокойно ответил Ратмир.

– Четырьмя. – После секундной паузы бросил Каин.

– Тогда приготовь свою самую свирепую грань! – Дал свой совет трижды посвященный.

– С них и лиса хватит! – Ухмыльнулся в ответ многогранный и шагнул из-за кустов опушки на луг.

Отпустив лиса шагов на десять, Ратмир прикрыл глаза и послал ему вызов.

«В чем дело, волхв?» – С легким недовольством откликнулся Каин.

И как только он это сделал, трижды посвященный волхв с легкостью вошел в его сознание и притаился там, прошептав мысленно:

«Будь начеку!»

Лис не ответил, но Ратмир уловил его внутренне презрение, вызванное этим странным предостережением.

Когда Рыжий Каин, неторопливо шагавший в сторону деревни, был где-то на полпути, одна из извергинь, подняла голову и увидела его. Ни Ратмир, ни его спутники не услышали крика, но в следующее мгновение женщины, копавшиеся в огородах, были на ногах, а через секунду все они бросились бегом к домикам поселка. Ратмир почувствовал удовлетворение Каина – реакция извергинь на его появление была именно такой, какую он и ожидал. Трижды посвященный даже уловил его не подуманную, а просто неясно мелькнувшую мысль: «Далеко не убегут! Особенно вон та, чернявенькая!»

Лис продолжал свой путь, но войти в поселок он не успел – навстречу ему выскочило с десяток извергов, причем все они были вооружены!

Рыжий Каин весьма удивленный появлением вооруженных извергов остановился, а Ратмир отметил про себя, что, по словам лиса, в сельце всего-то было десятка полтора нищих семей, а встречало Каина десять вооруженных извергов. Что-то слишком многое в рассказе проводника явно не соответствовало истине!

Между тем изверги приблизились к многогранному и остановились, разглядывая его. Многие из них бросали напряженные взгляды в сторону недалекой опушки, явно ожидая появления и других многоликих. А Ратмир в это время разглядывал их самих глазами Каина. Все изверги были добротно одеты, явно не голодали, и были вооружены мечами и довольно длинными кинжалами. Кроме того, у двоих из них за спиной висели уже натянутые луки, а на поясе – колчаны со стрелами!

Это разглядывание длилось пару минут, а затем один из извергов обратился к лису:

– Многоликий?.. Ты зачем сюда явился?!

Каин был настолько ошарашен этим вопросом, что только спустя минуту смог прорычать в ответ:

– Ты, поганый изверг, смеешь разевать свою смердящую пасть в моем присутствии?!! Похоже, мне придется, как следует потрудиться в вашем паршивом стойбище, чтобы привести всех вас в нормальное состояние!!! Ну, ничего, сил у меня хватит!!!

– Кто из нас более поган, и у кого больше смердит из пасти, мы разберемся позже! – Проговорил тот же изверг. – А сейчас изволь ответить на вопрос – что тебе здесь надо?!

– Хорошо!.. – Лис ощерился в глумливой усмешке. – Я тебе отвечу. Сначала я убью тебя и твоих дружков! Затем позабавлюсь с твоей бабой и со всеми стальными бабами вашей паршивой деревни, затем вспорю вашим бабам животы и запалю ваши дома…

– Мы так и думали… – Перебил его изверг. – Значит, придется тебя убить!

– Меня!!! – В голосе Каина было такое изумления, что казалось, он не верит собственным ушам. – Ах ты, грязь подзаборная, ты, видимо, никогда не встречался с многоликим, так я объясню тебе, как надо встречать своего повелителя!!

И лис, выхватив меч, метнулся к говорившему извергу.

Однако тот явно ожидал нападения многоликого. Легким движением он ушел в сторону, а через мгновение Рыжий Каин оказался в окружении трех извергов, явно ожидавших такого нападения. Остальные семеро держались рядом с готовой к драке четверкой, причем трое из них расположились между лисом и опушкой леса, отрезая последнему путь к отступлению.

«Да у них отличная выучка, и оружие, похоже, они держать умеют! – С удивлением подумал Ратмир. – Нашему другу пора поворачиваться к Миру другой гранью!»

Однако лис решил проверить сначала мастерство вставших на его пути извергов. Он показал ложный выпад в направлении правого из нападавших и тут же бросил острие своего меча в грудь стоявшего прямо против него. Однако тот вполне профессионально поставил защиту, отводя клинок многоликого в сторону, а в это время изверг, расположившийся слева, сделал короткий выпад и достал бедро Каина. Рана, возможно, была не слишком глубокой, но кровь окрасила штанину. Многоликий на секунду замер, а затем взревел и, выбросив свой меч вперед, крутанулся на месте. Изверги отскочили на шаг назад, пропуская сверкающее стальное колесо, а лис прыгнул вверх и перевернулся через голову. Над лугом расплылось легкое туманное облако, из которого на траву луга вывалился довольно большой медведь! Еще раз взревев уже совсем другим голосом, многоликий оттолкнулся от земли задними лапами, бросая свое огромное тело на одного из извергов. Однако тот и не подумал убегать, как того ожидал Ратмир. Вместо этого он отшвырнул в сторону меч и мгновенно выхватил свой кинжал. В следующее мгновение над лугом снова пронесся тяжелый густой рев, но на этот раз в нем звучала растерянность… боль… смерть!!! Огромный, казавшийся несокрушимым, зверь повалился на бок и забился в предсмертных конвульсиях.

Ратмир, оглушенный и растерянный, едва успел порвать ментальную связь с лисом. Он сам лежал на боку, его тело содрогалось от чужой, но от этого не менее жуткой боли, горло было перехвачено смертельной судорогой, а в ушах стоял спокойный, чуть брезгливый голос изверга:

– Попробуй уругумской стали, многоликий!

Гигантским усилием воли тренированный организм трижды посвященного волхва подавил фантомные боли, снял наведенную ментальной связью судорогу, но предсмертный ужас другого человека еще пару минут держал его сознание в полном оцепенении!

Наконец, до него дошло, что кто-то трясет его за плечи, а затем он увидел склоненное над ним лицо Торопа, его огромные, испуганные глаза, и он услышал торопливый, наполненный ужасом голос своего ученика:

– Господин, очнись!! Господин, что с тобой?!! Что произошло?!!

Ратмир схватил Торопа за руку и с трудом поднялся с земли. Бросив взгляд в сторону извержачьей деревни, он увидел, что изверги рассыпались цепью и медленно движутся в сторону леса. Двое из них держали в руках луки с наложенными на тетиву стрелами!!

– Мы немедленно уходим!.. – Прохрипел трижды посвященный, и, увидев, что Хворост вскидывает на плечо вещевой мешок, мотнул головой. – Мы уходим на крыльях, над лесом не подниматься, летим к Корнгольцу.

– А я?.. – Подал голос Исход.

Ратмир повернулся к своему слуге-извергу, секунду помолчал, а затем с ноткой сожаления сказал:

– Тебе, Исход, придется остаться. Будем надеяться, что местные изверги не причинят тебе вреда!

Изверги, не доходя до опушки десятка шагов, остановились, и тот, что разговаривал с Рыжим Каином и, видимо, руководил всем отрядом, громко крикнул:

– Эй, здесь есть кто?! Выходи, пока мы сами в лес не вошли!!

Подождав около минуты, они снова двинулись вперед, но в этот момент из-за кустов на луг выступил высокий, широкоплечий парень, явно изверг. Он был немного растерян, но ответил громко, даже с каким-то непонятным вызовом:

– Я здесь… А больше никого нет!..

– Ступай к нам! – Приказал командир отряда.

– Но… Здесь мои вещи. – Изверг мотнул головой в сторону покинутых им кустов.

– Вещички мы заберем! – Успокоил его командир.

Трое извергов из отряда по его знаку направились к кустам, а Исход сделав несколько шагов вперед, остановился напротив командира.

– Как тебя зовут? – Спросил тот.

– Зовут меня Исход, – с оттенком гордости ответил здоровяк-изверг. – Я служу трижды посвященному волхву Ратмиру из стаи восточных волков.

– Кому-кому?! – Насторожился командир, но тут же взял себя в руки и усмехнулся. – Да ты – величина!..

Он был молод, довольно высок и худощав. Смуглое быстроглазое лицо дышало страной для изверга уверенностью в себе. Исход вдруг подумал, что парень этот родился, пожалуй, не здесь, а где-нибудь на юге.

– Ну а меня зовут Падур. Раз ты у нас такая крупная фигура, придется, пожалуй, отвезти тебя к Старику!

– А разве вы меня не убьете? – Удивился Исход.

– Почему ты решил, что мы тебя должны убить? – Удивился Падур. – Или ты пришел в эти горы уничтожать нас, извергов?!

– Нет… – Мотнул головой Исход. – Но…

– А то, что ты служил у трижды посвященного, значения не имеет. – Перебил его Падур и тут же поправился. – Пока не имеет. Сейчас ты для нас – просто изверг, мы тебе не сделаем ничего плохого!

В этот момент к ним подошли трое извергов с заплечными мешками и ворохом одежды в руках.

– Вот, все, что там было! – Сказал один из них и бросил в траву свою ношу. Второй изверг неторопливо доложил:

– Всего было пятеро человек. Сюда подошли с востока, двигались вдоль опушки. Один пошел к поселку, видимо, тот, с кем мы дрались, трое исчезли, наверняка улетели. Умно улетели, не поднимаясь высоко над деревьями. А этот… – он кивнул в сторону Исхода, – …остался.

– Ну что ж, Исход, – повернулся к слуге Ратмира Падур, – пойдем. Расскажешь нам, кто с тобой сюда приходил, откуда, зачем?

Глава 8

Уходя из Уругума, Вотша ставил перед собой две задачи. Первая – найти серебро в горных массивах Запада. Он даже представлял себе, где именно надо искать, в свое время вместе с труппой дядюшки Прока он прошел немало перевалов в горах восточного, среднего и южного Запада. Второе – он собирался создать крупный, хорошо вооруженный отряд, способный начать борьбу с многоликими. Вотша рассчитывал добраться до вольного торгового города Ласта, найти своего старого знакомца – Выжигу и с его помощью собрать ребят, готовых на все! Он понимал, что это будут отщепенцы, потерявшие всякую надежду на более-менее достойную жизнь в этом Мире, но они вполне могли стать основой такого отряда. Вот только пробраться на Запад, как оказалось, было совсем не просто.

Пятеро молодых извергов, путешествующих без определенной цели, не имеющих ни конкретного поручения какой-либо стаи, ни покровительства кого-то из многоликих, должны были сразу же вызывать подозрение у дозорных стай многоликих, охранявших караванные пути. Едва они пересекли границу между землями южных ирбисов и южных сайгов, как на них наехала такая дозорная стая. Шесть конных сайгов окружили ребят, и их предводитель, мгновенно угадав в Вотше старшего, свесился с седла и глумливо поинтересовался, глядя извергу прямо в глаза:

– Куда путь держим, морда извержачья?!

– Господин, – стараясь говорить, как можно спокойнее, ответил Вотша. – Я отправлен вожаком Юмытом на Запад, с заданием разузнать, каковы там сейчас цены на самоцветы. Вожак стал подозревать, что приходящие в его горы обменщики не дают настоящей цены нашим камням, обирают стаю южных ирбисов.

– И для такого важного дела Юмыт послал какого-то изверга?.. – Недоверчиво переспросил сайг, выпрямляясь в кресле. – А он не боится, что ты там, на Западе просто… пропадешь вместе с его камнями? Он ведь дал тебе камней, чтобы показать образцы в западных городах?!

В желтых глазах сайга зажглись алчные огоньки.

– Да, господин, – согласно кивнул Вотша, и достал из-за пазухи увесистый мешочек, висевший у него на шее. – Вожак Юмыт дал мне образцы камней. А насчет того, что я могу пропасть… Я ведь только посланец, господин. Мне надо донести образцы до вольного города Ласта – там сейчас находится многоликий Агамат, обменщик стаи. Вожак Юсут послал именно меня, потому что я хорошо знаю западные земли, западные стаи, говорю на многих западных наречиях. Ведь сюда, на Юг я пришел с Запада три года назад вместе с многогранным Айрысом и многогранным Кайсуном. Да и не один я иду, до земель восточных рысей меня будут сопровождать…

Вотша замолчал, и указал взглядом вверх. Невысоко над степью кружил одинокий холзан.

С минуту сайг рассматривал парящего в небе холзана, а затем снова опустил посерьезневшее лицо к стоявшему рядом с его лошадью Вотше.

– Значит, ты знаешь обменщика Айрыса?

– Знаю, господин, и он меня знает.

– К сожалению, многогранный Айрыс уже полгода, как снова ушел на Запад. С ним ушел и многогранный Кайсун, так что подтвердить правоту твоих слов некому.

– Жаль!.. – Огорченно покачал головой Вотша. – Многогранный Кайсун, конечно же, заступился бы за меня, ведь я вылечил его после укуса гнилого пильщика…

– Так ты – тот самый лекарь, о котором рассказывал Кайсун!! – Перебивая его, воскликнул сайг. – Ох, как он жалел, что ты ушел в горы, просто, можно сказать, горевал!!

Сайг покачал головой и смилостивился:

– Ладно, шагай в свой Ласт, а если Юмыт тебя обидит, или сам надумаешь уйти от ирбисов, сайги всегда примут тебя в свою стаю!

И уже отъехав довольно далеко, вожак дозорной стаи развернулся в седле и прокричал:

– Дойдете до Купани, помойтесь. Пахнет от вас, как от… дохлой лисицы!

Когда сайги отъехали подальше, Сафат, глядя им вслед, недовольно спросил:

– Старик, чего ты с ним раскланивался? Мы вполне могли порубить их и дальше ехать на лошадях!

«Похоже, мои ребята совсем обнаглели – Сафар не боится встать впятером против шестерых многоликих!» – С внутренней усмешкой подумал Вотша, а вслух жестко спросил:

– Ты знаешь, когда этот дозор должен вернуться в становище?!

– А зачем мне это знать?! – Удивленно переспросил Сафат.

– Значит, ты не знаешь, сколько часов спустя вся степь будет искать шестерых пропавших многоликих?! – Вотша посмотрел в лицо Сафату стальными серыми глазами, в которых мнилась светлая зелень. – Но даже ты должен понимать, что сделают с теми, под которыми найдут лошадей пропавших сайгов!! Или ты собираешься уничтожить впятером всю стаю южных сайгов?!

Сафат густо покраснел, а Вотша продолжил, чуть более мягким тоном:

– Поэтому я и дальше буду принимать решения, основываясь прежде всего на нашей безопасности… Но когда-нибудь, и возможно, очень скоро такие решения придется принимать тебе. Ты будешь отвечать за других людей, за их жизнь и здоровье, и, при этом, посылать их на смерть. Вот тогда ты, может быть, узнаешь цену скоропалительным решениям.

После этой встречи Вотша понял, что им надо придумать серьезный повод для своего путешествия. Он подумал, было, выдать свой отряд за труппу бродячих актеров, но быстро отказался от этой мысли – во-первых, бродячие актеры не заходили так далеко к югу, а во-вторых – что за труппа без актрис, а актрис им взять было неоткуда! И тогда он вспомнил, как попал в караван многоликого Айрыса, и объяснил своим ребятам, кто такие охранники караванов. Из них пятерых только Самур еще не слишком умело владел оружием, но его можно было выдать за ученика. Оставалось только найти подходящий караван!

Спустя десять дней они вышли к Купани и обнаружили небольшое становище. Здесь Вотша решил купить для себя и своих спутников лошадей, благо средства у них были, но оказалось, что из сопровождавшей его четверки только Сафат пару раз сидел в седле, а остальные даже не знали, как обращаться с этими животными. После короткого раздумья Вотша приобрел небольшую повозку, и на ней они двинулись дальше.

Степи южных сайгов были пусты. Правда, караванный путь, наезженный и натоптанный в ковыле, отмеченный старыми кострищами и обглоданными костями павших животных, был хорошо виден, так что заблудиться в этих, казавшихся бескрайними, степях они не могли. Раза четыре их останавливали дозорные стаи сайгов, но слава Вотши, заработанная им в караване многоликого Айрыса, пока что помогала путешествующим извергам избегать серьезных неприятностей.

Наконец одинокая крытая повозка добралась до первых рощ, выброшенных восточными и северными лесами в пределы южных степей. Здесь ее могли встретить уже и дозорные стаи восточных волков или восточных рысей, и именно здесь, на берегу небольшой чистой речки они нагнали караван свободных обменщиков. С ним они без приключений добрались до столицы восточных рысей, а дальше на запад ребята пошли уже в качестве вооруженного сопровождения свободного обменщика из стаи западных оленей, прельстившегося дешевизной этой охраны.

С этим обменщиком Вотша и его компания добрались до столицы западных оленей, небольшого, чистого городка Пошта. Именно здесь, гуляя по городу, Падур в одном из маленьких кабачков услышал случайный разговор о каких-то «ничейных горах». Правда, Падур не слишком хорошо знал западные наречия, но смысл разговора ему уловить удалось. Он пересказал услышанное Вотше, тот очень заинтересовался этими «ничейными горами» и сам навел необходимые справки. Узнав, что «ничейные горы» – это и в самом деле горный массив, причем довольно обширный, он решил попробовать проверить, насколько тот был… «ничейным».

В небольшом предгорном селении, куда вскорости добрался Вотша со своими товарищами, местные изверги рассказали ему о ничейных горах гораздо подробнее, и эти рассказы чрезвычайно разожгли его любопытство. Он договорился с одним из местных извергов, которого звали Бяша, а прозывали Шатун, чтобы тот проводит их в ничейные горы до первого горного селения. Сам Шатун в этом селении ни разу не бывал, но, по его словам хорошо знал, где оно расположено, поскольку несколько раз провожал многоликих, ходивших в ничейные горы грабить тамошних извергов!

Попасть в этот горный массив оказалось довольно сложно – во-первых, надо было хорошо знать единственную тропу, которая вела вглубь массива, а во-вторых, на этой тропе имелось место, называемое местными извергами Ледяной мост. На самом деле это был ползучий ледник, и каждый раз, вступив на него, приходилось заново искать тропу, а угодить в ледяную трещину, припорошенную снегом, или сорваться с подтаявшего ледяного уступа ничего не стоило!

И все-таки они прошли, хотя в конце пути Вотша был абсолютно уверен, что им просто повезло!

Шатун, может быть и бывал когда-нибудь в Ничейных горах, но, как оказалось, дороги к извержачьей деревне не знал, так что поводив Вотшу с ребятами по горам трое суток, не найдя деревни и сообразив, что обещанной платы не получит, он сбежал во время четвертой ночевки. А на следующий день уругумцы сами вышли к деревне, спрятавшейся между скал. Вот только жителей в этой деревне не было. В ней вообще ничего не было – ни скота, ни скарба в домах, хотя сами домики, небольшие, слепленные из дикого камня, числом двенадцать, стояли в неглубоком распадке, на берегу быстрой мелкой речки. Стояли абсолютно пустые!

Ребята переночевали в пустой деревне, а ранним утром, к крайнему домику, в котором они остановились, подошел изверг. Совсем древний старик, опирающийся на толстую суковатую палку, поднял руку, чтобы стукнуть в дверь, но не успел этого сделать. Из-за угла дома вышел молодой высокий белоголовый мужчина в светлой холщевой одежде с длинным, черным, затейливо украшенным посохом в руке. Старик замер с поднятой рукой, уставившись на мужчину светло-голубыми, словно бы выцветшими глазами, а тот спокойно, самым доброжелательным тоном спросил:

– Отец, ты живешь в этой деревне?

Старик долго молчал, почти целую минуту, а затем, вместо того, чтобы ответит на вопрос, спросил сам:

– Ты ведь… только не обижайся, если я ошибся… ты – изверг?

– Да, я изверг, – Кивнул мужчина. – Зовут меня – Бамбарак, а друзья называют… – тут он легко улыбнулся, – … Старик с Востока.

А старик, услышав, что перед ним изверг, как-то враз обмяк и, крякнув, опустился на высокий порог дома. Глаза его, до этого похожие на две подтаявшие льдинки, потеплели, морщинки, тянувшиеся от их углов к вискам, чуть углубились, словно готовя улыбку.

– Значит, вы все – изверги?.. А мы смотрим – люди с оружием по горам бредут, ну и… – Он вздохнул и уже боле уверенно поинтересовался. – И как же вы попали в наши горы?

– Да вот, – улыбнулся Вотша, – услышали, что есть такие странные «ничейные горы» и решили посмотреть, действительно они – ничейные, или у них, все-таки, есть хозяева.

– У этих гор нет многоликих хозяев… – Покачал головой старик, – …и это их беда. Три стаи живут вокруг наших гор – лисы, вепри и олени, и никому из них эти горы не нужны, и никто из них особенно не любит здесь появляться. Раза два-три в год кто-нибудь из этих стай приходит сюда, но только для того, чтобы пограбить нас, извергов, побезобразничать. Вот мы и бросаем свои дома, прячемся, как только узнаем, что в горах появился кто-то чужой и движется в нашу сторону.

– Та-а-а-к!.. – Задумчиво протянул Вотша. – Значит, многоликие здесь – довольно редкие гости?!

– Редкие, но очень опасные! – Отозвался на его слова старик. – Это, ведь, не их родовая земля, чтобы ее беречь, и ничья другая, чтобы опасаться мести хозяина, вот они и творят здесь все, что в голову взбредет! Было время – целые села уничтожали. Людей уводят с собой редко – кому нужны простые изверги, а вот «повеселиться», как они говорят, здесь самое раздолье. Только для них это веселье, а для нас грабеж, насилие, пожары, смерть!

– Та-а-а-к!.. – Снова протянул Вотша. – Получается, что по горам этим многоликие и не ходят – если появляются здесь, то идут туда, где вы живете?.. А много здесь селений?!

– Сейчас совсем мало осталось: наша деревня, в Лосином распадке большое село, богатое. Те как-то договорились с многоликими, а, может, камнями откупаются?.. Две деревеньки в южной части ничейных гор, туда только лисы захаживают, и на западе есть деревня, там вепри бывают.

– А у вас, значит – олени!.. – Подвел черту Вотша.

– А у нас все… – С горечью поправил его старик. – К нам все дорожку натоптали, вепри вообще в горы редко попадают – у них к нам дороги нет, а лисы и олени, если уж зайдут, то пока мешки свои не набьют, бродить будут!

– Слушай, отец, – Вотша прислонил свой посох к стене дома и присел на корточки рядом со стариком. – Ты, наверняка, хорошо знаешь свои горы, есть здесь местечко, где можно было бы поселиться?.. Может быть, пещеры какие-нибудь есть?!

– Вы хотите здесь поселиться?! – Удивился старик. – Зачем?! Вам лучше податься к лисам или к оленям – там хотя бы под защитой будете! А здесь!.. – И он безнадежно махнул рукой.

– Но вы сами-то не уходите отсюда! – Возразил Вотша.

Старик посмотрел на него странным взглядом и покачал головой:

– Уходят… Многие уходят!.. А остаются те, кто… Ты только не смейся, остаются те, кто считает эти горы своими и кто считает себя здесь свободными. Я, вот, всю жизнь здесь прожил, детей вырастил, двух жен схоронил, куда ж мне уходить?!

– Ну, вот и мы хотим считать себя свободными! – С улыбкой заявил Вотша.

Старик бросил взгляд на высокого белоголового изверга и, словно бы в сомнении пожал плечами:

– Места, чтобы поселиться, у нас в горах немало, но вот насчет пещер… – Тут он почему-то отвел глаза. – Зачем вам пещеры, вы же не звери какие. Стройте дома. Хотите – в нашей деревне, не хотите, так, вон, хотя бы в соседней долине – и место красивое и камень годный для стройки недалеко имеется.

– Спасибо за предложение, – улыбнулся Вотша, – но ведь если мы поселимся рядом с вами, многоликие нас быстро отыщут. К вам заглянут, и нас отыщут!

– Тогда попробуйте пройти на восток! – Старик махнул рукой, указывая нужное направление. – В двух днях пути найдете очень хороший распадок, с речкой и большим лесом. Там, в лесу, и жилье можно построить попроще – зимы у нас мягкие, а многоликие туда и не заходят. Хотя… – Он задумчиво посмотрел на Вотшу, – многоликие вас все равно отыщут, как только вы дома поставите, так и отыщут. Они наши горы хотя и изредка, но облетают – высматривают, что нового появилось.

– Спасибо за совет, отец! – Снова улыбнулся Вотша и, не отвечая на последний вопрос, поинтересовался. – А когда вы-то собираетесь возвращаться в деревню?

– Да мы, почитай, вернулись…

Старик, кряхтя, поднялся с порога и махнул рукой. Спустя несколько минут из-за недалеких скал показались люди, нагруженные узлами и коробами, за ними шли женщины с маленькими детьми на руках, а уж последними шли ребятишки повзрослее, гоня перед собой небольшую отару овец.

Вотша, увидев эту процессию, улыбнулся и спросил:

– Отец, а ведь вы в пещере прятались?.. – И тут же, заметив испуг старика, добавил. – Мы не будем занимать ваше место – пойдем на восток!

Ранним утром следующего дня уругумцы, как и обещали, отправились на восток, а повел их местный изверг Рига, внук того самого деда, который первым вернулся в деревню.

Долина, в которую привел их проводник, Вотше понравилась. Она и в самом деле располагалась очень укромно, между двух голых скальных хребтов, и хотя из нее имелось целых три выхода, найти их было довольно сложно. Речка, стекавшая с ледника, раскинувшегося на одном из хребтов, была мелка, быстра и, пересекая долину, исчезала под землей. Лес, тянувшийся вдоль этой речушки, состоял в основном из невысоких елей и имел густой подлесок, в котором пряталась мелкая лесная живность и огромное количество птиц.

Вотша остановил свой отряд на берегу реки. Ребята развели костер и принялись готовить обед, а Вотша, прихватив свой посох, отправился побродить по окрестностям.

Он пошел в лес, оглядывая его, прислушиваясь и принюхиваясь к нему, словно старался понять, почему ни одна из стай многоликих, окружающих эти горы, не наложила свои лапы на эти прекрасные места?! Ветер, проходя верхом, чуть раскачивал самые высокие елки, но внизу было тихо, и только птичий щебет нарушал эту тишину, вернее, словно бы подчеркивал ее. Вотша вдруг ощутил себя единственным человеком во всем этом Мире. Он остановился у серого елового ствола и посмотрел вверх. Небо над ним… над лесом… над горами было чистым, только легкие, едва наметившиеся облака медленно уплывали к востоку, туда, где на берегу совсем другой реки стоял княжеский город Край. Там, в крайском замке жила княжна Лада. Последнее время он редко вспоминал ее, а вот сейчас она вдруг встала перед ним, как живая. Лицо ее было серьезно, даже, грустно и в глазах ее застыл вопрос: «Что ты собираешься сделать с этим Миром, извержонок Вотша?.. Что ты собираешься сделать со мной?!»

Вотша долго смотрел в эти вдруг привидевшиеся глаза, а потом тряхнул головой, прогоняя вставший перед ним призрак. Скорее всего, в Крае давно уже нет княжны Лады, наверняка она давно уже вышла замуж, живет совсем в другом замке, и вряд ли вспоминает маленького извержонка Вотшу, дважды спасенного ею: сначала от ирбиса Юсута, а затем от собственного отца, князя Всеслава! А что до ее вопроса!.. Кто он такой – извержонок Вотша, чтобы сотворить хоть что-то с целым Миром?! Может быть – маленький камешек, который толкнула неаккуратная, торопливая нога беспечного божества, и он покатился… А если следом за ним покатится лавина, сметая все с лица этого Мира, перекраивая и переиначивая его, то причем же здесь… камешек?!!

Вотша усмехнулся своим мыслям, хлопнул по теплому, шершавому стволу ладонью и отправился назад, к своим друзьям. Надо было принимать решение – оставаться здесь, в этой спрятанной от многоликих долине, или селиться рядом с людьми… с теми, кто пока еще прозывался «изверги»!

Когда он вернулся к лагерю, обед был готов, но ребята не садились за трапезу, поджидая своего предводителя. Вотша невольно улыбнулся такому вниманию и, усевшись у прогоревшего костерка, протянул руку за наполненной Падуром миской. Все принялись за похлебку, обсуждая пройденный путь и достоинства найденного места. Спустя несколько минут, Вотша, до того не принимавший участия в общем разговоре, вдруг обратился к Риге:

– Слушай, ты, ведь, хорошо знаешь свои горы?..

Невысокий, широкоскулый парень, с лицом, усыпанным конопушками, с рыжинкой в глазах, выдававшей его лисье происхождение, поперхнулся от неожиданности, но, прокашлявшись, ответил спокойно и основательно:

– Конечно, знаю! Не один раз прошел их с востока на запад и с севера на юг!

– А далеко отсюда Лосиный распадок?.. Там, дед твой говорил, село большое находится!

– Отсюда?.. – Рига на секунду задумался, а затем уверенно ответил. – В такой компании дня через два будем в Лосинке!

– А кузнец в этом селе есть? – Задал Вотша новый неожиданный вопрос.

– Нет… – Покачал головой Рига. – Кузнечному делу учиться надо, а выученный кузнец в наши горы не пойдет – работы у него здесь слишком мало, да и не на виду он здесь будет!

– Не на виду? – Сделал вид, что не понял сказанного Вотша.

– Конечно. – Тряхнул головой Рига. – У кузнеца главный доход – заказы от многоликих. Если его мастерство многоликие оценили, считай, на всю жизнь и себя и свою семью обеспечил. И не обидят его многоликие, если что, они умеют мастерство ценить!

– Ну, да!.. Ну, да!.. – Задумчиво согласился Вотша. – И верно, что Лосинку многоликие не трогают?..

– Как сказать… – Не слишком уверенно протянул Рига. – Дома не жгут, людей не убивают, а так… Как многоликие в горах появятся, так девки да бабы молодые из Лосинки тоже прячутся, да и что поценнее из домов убирают. А уж если камешки завелись, то даже в усадьбе их не прячут, где-нибудь в горах оставляют!

– Так камешки в ваших горах водятся? – Подал голос Падур. Остальные ребята уже давно прекратили свои разговоры и внимательно прислушивались к беседе своего предводителя с местным парнем.

– Водятся… – Перевел свой рыжий взгляд Рига с Вотши на Падура. – Только найти их надо уметь!

– Да мы сами в горах выросли, – миролюбиво пояснил Падур, – сызмальства за камешками охотимся!

В глазах Риги появился интерес.

– И что в ваших горах попадается?!

– В основном – феруза, небесный камень, но, если повезет, и слезы найти можно.

На лице Риги проявилось непонимание, и тогда Вотша с улыбкой пояснил:

– Слеза – прозрачный камень. Слезы бывают разного цвета.

– Ха! – Улыбнулся в ответ местный изверг. – У нас тоже «слезы» попадаются, очень их многоликие любят. Но в основном находим яшмух зеленый и серый, или агатос полосатый. Из этого камня много чего можно наделать!

Он вытащил из ножен, висевших на поясе, короткий широкий нож и протянул его Вотше рукояткой вперед.

– Вот из агастоса сработано!

В голосе его прозвучала гордость.

Вотша внимательно рассмотрел полосатую серо-белую, чуть переливающуюся рукоять ножа и пустил его по рукам ребят.

– Интересный камешек!.. – С уважением протянул Сафат. – А мы рукояти в основном из дерева делаем!

Наконец нож вернулся в ножны хозяина, а Вотша, проводив его взглядом, спросил:

– А ножи-то где берете?.. Ведь кузнецов у вас в горах нет, сам говорил!

– Так мы… того… – Замялся Рига, но Вотша жестко подсказал:

– В Мир ходите… И к кому – к лисам, к оленям?..

Рига понял, что уйти от ответа не удастся, и нехотя выдавил:

– К вепрям…

– К вепрям? – Удивился Вотша. – А твой дед говорил, что со стороны вепрей горы непроходимы!

– Непроходимые… – Согласился Рига. – Но… с нашей стороны, с гор, всего-то и нужно, что хорошую веревку иметь… Длинную. Вниз сам спустишься, а обратно друзья вытянут. Главное, чтобы на землях вепрей не попасться с камнями, попадешься – все отберут!

– Ясно!.. – Задумчиво протянул Вотша и после небольшой паузы перевел разговор на другое. – А знаешь что, дружище, проводи-ка ты нас до Лосинки!

Все четверо уругумцев удивленно посмотрели на своего предводителя, и тот пояснил свою неожиданную просьбу. – Наверное, нам все-таки лучше будет среди ваших людей осесть. Прав твой дед – здесь нас многоликие быстро отыщут, житья о них не будет, а среди местных и затеряться проще, и обычаи ваши скорее усвоим. А эта долина нам еще пригодится…

Последнюю фразу Вотша сказал так, что никто не стал уточнять, для чего именно пригодится белоголовому извергу эта долина.

Закончив обед, они снова отправились в путь, и, как говорил их проводник, поздним утром второго дня прошли перевал, с вершины которого открывался вид на широкую, сплошь поросшую лесом долину. Только в одном месте сосняк отступал от пересекающей долину реки, и на этом открытом пространстве раскинулось большое, домов на шестьдесят, село. В самом начале часа Медведя они вошли в село, и Рига повел их к большому двухэтажному дому под добротной крышей, в котором жил староста.

Поначалу новичков приняли настороженно, однако, когда выяснилось, что белоголовый изверг Бамбарак, которого его друзья почему-то называли Стариком с Востока не только достаточно опытный кузнец, но еще и весьма сведущ в лекарском деле, а остальные пришлые ребята хорошо знакомы с горами и работящи, отношение к ним поменялось. Через полгода они стали своими в селе, да и во всем горном массиве, поскольку за это время прошли его вдоль и поперек и перезнакомились, чуть ли не со всеми его жителями.

В горы новички уходили часто, как правило, по двое и возвращались недели через две-три, затем уходили двое других. За это время они нашли три довольно больших гнезда самоцветов, но радость их была не слишком сильной. Их походы, их поиски не прекращались, и всем было ясно, что они ищут в горах не камни, вернее, не только камни, но и что-то другое, но что именно оставалось тайной. Месяцев восемь спустя, ушедшие в горы Сафат и Азуз вернулись в Лосинку довольно быстро, всего через десять дней, а на следующий день Бамбарак увел в горы троих уругумцев. На этот раз они отсутствовали целый месяц, и после этого их походы в горы изменились. Они по-прежнему уходили парами, но отсутствовали ровно месяц, после чего вернувшуюся пару сменяли двое других ребят. Сам Старик тоже довольно часто уходил в горы, но делал это в одиночку и без какой-либо системы. Впрочем, жителей Лосинки мало занимало столь странное поведение новичков, они не имели привычки соваться в чужие дела, пока эти дела не затрагивали их интересов.

Через полтора года Старик первый раз ушел в Мир, воспользовавшись путем, который в свое время подсказал ему Рига. Многие в Лосинке, да и в других деревнях горной страны думали, что он уходит навсегда, что ему с его талантами наскучила та замкнутая жизнь, которую вели изверги в этом уединенном месте, но он вернулся и привел с собой еще восемь человек, соблазненных рассказами о свободной жизни в ничейных горах. Среди вновь прибывших были двое бывших многоликих – один из стаи западных вепрей, другой из западных лис. Оба совсем недавно были лишены многоличья в своих стаях, оба бродили по селам и городам без мысли и цели, оба думали о смерти. Старик, встретив их в одной из деревенских харчевен, уговорил обоих отправиться с ним и попробовать наладить новую жизнь на новом месте. Уже через пару месяцев оба они женились на местных девушках, поставили себе дома, обзавелись хозяйством, а затем…

Затем Старик уговорил их заниматься с молодежью фехтованием! Более того, стало известно, что для этой цели он принес из своего похода в Мир несколько очень неплохих мечей! Это было настолько необычно, нелепо и бессмысленно, что у стариков ничего кроме смеха не вызывало. Но молодым ребятам нравилось держать в руках оружие, а их наставникам учить тому, что они отлично умели в своей прошлой жизни, и не забыли в новой! Когда же выяснилось, что и сам Старик, и пришедшие с ним ребята тоже неплохо владеют оружием, насмешки стихли, но осталось настороженное недоумение!

Вскоре после этого Сафат женился на младшей дочери старосты Лосинки и переехал в дом тестя. А полгода спустя староста прислал к продолжавшим жить вместе уругумцам мальчишку, приглашая Вотшу зайти к нему для разговора.

Вотша пришел к старосте в тот же вечер, пришел, как и положено, с гостинцем – небольшим горшочком, наполненным горным медом. Хозяин дома, высокий, еще не старый изверг, с темной густой шевелюрой, чуть тронутой сединой, спокойным, даже чуть безразличным лицом, отвел гостя в небольшую заднюю комнату, усадил к столу, накрытому для легкого ужина, сам сел напротив, а стул справа занял Сафат. Когда мужчины, закончив ужин, выпили по последней рюмке вина, староста села посмотрел на Вотшу и спросил напрямик:

– Слушай, белоголовый, расскажи мне, что вы ищите в наших горах!

Вотша улыбнулся и бросил задумчивый взгляд на опустившего глаза Сафата.

– Да, ты правильно понял мой вопрос! – Снова заговорил староста. – Мой зять по месяцу пропадает в горах, и не говорит, зачем! И моей дочери и мне самому это… несколько странно! Вы что-то ищите уже почти два года, а ведь за это время можно было перевернуть все наши горы! Может быть того, что вы ищите, вообще нет?!

Вотша снова посмотрел на Сафата, потом улыбнулся и, откинув полу своей длиннополой куртки, вытащил из ножен недлинный кинжал со странным светлым, мягко отсвечивающим клинком. Положив оружие перед старостой, он, задумчиво глядя старосте в лицо, проговорил:

– В горах, откуда мы пришли к вам, уважаемый Махась водится вот такой металл. Я называл его серебром, а ребята прозвали уругумской сталью. Мы надеялись отыскать такой же здесь и… отыскали, причем, очень богатую жилу. В ней попадаются самородки до сотни килограмм! Но перетаскивать их сюда, в село, чтобы здесь обрабатывать и тяжело и, в общем-то, не нужно – мы не хотим раньше времени показывать людям, с чем мы возимся. Так что Сафат и другие ребята вовсе не «таскаются» по горам, они уходят к найденной жиле и там работают с этим металлом.

Вотша перевел взгляд на свой кинжал.

Махась взял оружие в руки, повертел его перед глазами, попробовал заточку, потом снова взглянул на Вотшу и спросил:

– Ну, и что необычного в этом металле. На мой взгляд, ваша уругумская сталь во всех отношениях уступает обычной стали, ну, разве что, выглядит красиво. Из такой стали хорошо делать украшения или, может быть, ложки.

Вотша с Сафатом переглянулись и Сафат едва заметно кивнул.

Вотша задумчиво потер подбородок и заговорил медленно, тщательно подбирая слова:

– Мы живем у вас почти два года. За это время в Лосинку четыре раза приходили многоликие и, чего уж скрывать, просто-напросто грабили село…

– Ну, уж и грабили… – Усмехнулся староста. – Скорее забирали то, что мы сами для них приготовили! Многоликие по нашим горам шляться не любят, если уж зашли, сразу к селу направляются, так что в горах все, что надо, спрятать можно!

– В любом случае… – Не стал спорить Вотша. – Мы даже здесь платим дань многоликим – дань камнями, имуществом, унижением, наконец, жизнью!.. Они же убили двоих!

– Так заведено не нами, и так будет всегда… – Угрюмо проговорил Махась, сведя густые, чуть посеребренные сединой брови. – А раз мы не можем изменить положение вещей, надо к этому положению приспосабливаться.

Вотша аккуратно забрал из рук старосты свой кинжал и, ласково погладив полированное лезвие пальцами, улыбнулся:

– Вот это может изменить «положение вещей»!

Лицо старосты окаменело, взгляд медленно перетек с лица Вотши на его руки, державшие кинжал. С минуту в комнате царило молчание, а затем староста выдавил из себя недоверчивое:

– Эта… «уругумская сталь»… может… И что же она может?!

– Она убивает многоликих! – Просто ответил Вотша.

Махась мгновенно вскинул глаза, словно желая убедиться, что белоголовый изверг не врет, и встретил прямой, открытый взгляд Вотши.

Нет, было не похоже, что бы Старик врал, не было в его словах пустого хвастовства, не было желания поразить собеседника – он просто констатировал факт. И все-таки староста невольно переспросил:

– Ты… не шутишь?.. Ты это точно знаешь?!

– Я сам вот этим кинжалом убил Юсута, сына вожака стаи южных ирбисов, а затем и самого вожака, Юмыта. Сейчас далеко на Юге в горах, принадлежавших южным ирбисам, многоликих, скорее всего не осталось вовсе!

– Но… Почему же об этом никто не знает?! – Воскликнул староста.

– А ты думаешь, ирбисы бросятся трубить на весь Мир, что изверги уничтожают их стаю?.. – Усмехнулся Вотша. – Нет, они до конца будут пытаться… навести порядок в своих землях!

Махась снова посмотрел на кинжал, и в его глазах зажглось странное мрачное пламя:

– Белоголовый, ты сказал сейчас такое!.. Если ты соврал – у тебя вместо сердца черный обугленный камень!! А если это правда… – Он с трудом сглотнул, словно проглатывая вставший в горле комок, и неожиданно спросил. – Ты знаешь, почему я оказался в этих горах?!

Вопрос былзадан совсем другим, словно бы не принадлежавшим старосте голосом – хриплым, натужным. Вотша не ответил на этот вопрос, да ответ и не был нужен:

– Я из стаи западных вепрей. Моя мать была очень красива, и когда ей исполнилось шестнадцать, она попалась на глаза вожаку стаи, и… – Последовала короткая пауза, но голос рассказчика не дрогнул. – …он ее изнасиловал. Мне исполнилось три года, когда из Рожона – столицы западных вепрей, приехали двое многоликих. Вожак вспомнил симпатичную извергиньку, с которой потешился четыре года назад, и решил проверить, не появился ли у нее… полуизвержонок! Они забрали меня, не обращая внимания на мольбы моей матери, а деда, который попробовал просить, чтобы его внука оставили в его семье, просто зарубили на месте! Меня привезли в княжеский замок, и тут выяснилось, что я не способен к многогранью. И тогда меня просто выкинули из замка. Трехлетнего ребенка выкинули на улицу совершенно ему незнакомого, злого города!

Староста судорожным движением схватил со стола наполненный стакан и залпом осушил его. Чуть успокоившись этим резким движением, он поставил стакан на место и продолжил:

– Как я выжил и что перенес, рассказывать не буду. – Он бросил быстрый взгляд на Вотшу. – Думаю, ты сам все прекрасно представляешь. Но с тех пор единственной моей мечтой стала месть! Месть многоликим!! Всем многоликим!! Ты себе не представляешь, белоголовый, каких только способов мести не приходило мне в голову, но ни один из них не мог быть реализован – многоликие для меня были недосягаемы!! И вот, пришел ты и говоришь, что есть средство… – Староста снова судорожно сглотнул и словно бы вытолкнул из глотки. – Есть средство, уничтожить оборотней!!

Он замолчал и целую минуту смотрел в глаза, сидевшего напротив, Вотши, а затем тяжелым, тусклым голосом произнес:

– Если ты меня обманул, белоголовый, тебе не будет прощенья. А если ты сказал правду – я сделаю для тебя все!

– Для меня делать ничего не надо. – Улыбнулся Вотша в широко раскрытые глаза старосты. – Я уже говорил, что не хочу до поры раскрывать секрет уругумской стали, но и сидеть, сложа руки нам нельзя – надо готовится к схватке с многоликими! Тебе я открылся в надежде на твою помощь.

Он сделал паузу, словно ожидая какого-то ответа от старосты, и тот просто спросил:

– Что надо делать?!

– Надо собирать извергов! – Так же просто ответил Вотша. – Собирать и учить, а для этого их надо где-то поселить и чем-то кормить! Мы, конечно, отыщем средства, для этого, но нужны еще и люди, которые будут делать работу, не спрашивая, зачем это нужно.

– Или надо придумать серьезную причину, чтобы люди не задавали вопросов. – Продолжил староста мысль Вотши. – А может быть стоит начать с того, чтобы зазвать в наши горы извергов-мастеров? А мастерам, чтобы те осели в наших местах, не грех будет помочь – с жильем, с кормежкой на первых порах!

– Может, ты и прав… – Задумчиво отозвался Вотша. – А за мастерами потянется и народ попроще. А еще надо бы заняться скотиной – овцами, свиньями, их можно поднять в горы, а пастбищ у нас здесь достаточно!

Староста поморщился:

– За скотиной потянутся многоликие. Скотина – признак достатка, да и спрятать ее, при необходимости, сложно!

– В горах-то?! – Усмехнулся Вотша. – Ты же сам говоришь, многоликие по горам вашим бродить не любят, что в горах все, что надо, спрятать можно!

Немного подумав, староста согласно кивнул и тут же неожиданно спросил:

– Если вы в ваших горах нашли уругумскую сталь, то зачем вы ушли сюда?! Разве не проще было…

– Не проще!.. – Перебил хозяина дома Вотша, сообразив, что его интересует. – Горы южных ирбисов находятся далеко от этих мест, многоликих там немного, а здесь, на Западе, считай, самое сердце их Мира! Если изверги выступят открыто там, на Юге, то у многоликих будет достаточно времени, и для того, чтобы организовать отпор, и для того, чтобы как можно больше узнать о серебре и, возможно, найти противоядие! Поэтому начинать надо здесь, именно здесь фактор неожиданности принесет нам самую большую выгоду! Кроме того, уругумская сталь смертельна для многоликих только тогда, когда они поворачиваются к Миру звериной гранью, когда они в человеческом обличье, с ними надо справляться обычным оружием, а им они владеют очень хорошо, в отличие от нас!

– Так вот зачем ты учишь молодежь драться на мечах! – Воскликнул староста.

Вотша кивнул:

– Поверь, как только многоликие поймут, что, поворачиваясь к Миру звериной гранью, они обрекают себя на уничтожение, они перестанут это делать, они будут бить нас обычным оружием. А мы должны научиться хотя бы основным приемам владения мечом, копьем, луком, тогда мы сможем надеяться на свое численное преимущество.

– Значит, нужно учить этому искусству всех извергов, и объяснить им, зачем это нужно!!! – Воскликнул староста, приподнимаясь со своего места.

Вотша отрицательно покачал головой.

– До того момента, как мы решим выступить открыто, надо держать в тайне нашу подготовку. Я не хочу, чтобы многоликие узнали, что изверги что-то затевают. Они осторожны и беспощадны, сейчас три стаи цапаются между собой за ваши горы, не давая друг другу овладеть ими, но если они почуют неладное, поверь, они объединятся и уничтожат всех живущих здесь извергов! Мне очень не хочется, чтобы кто-то из извергов проболтался, что здесь готовится. Сейчас они занимаются мечами для забавы, вот пусть пока это и будет забавой!

Староста на минуту задумался, а затем согласно кивнул:

– Ты прав, Старик, готовиться надо в тайне, и готовить надо, как можно больше людей…

– А для этого, – подхватил его мысль Вотша, – надо ходить в Мир, и не с пустыми руками!..

Староста проговорил с Вотшей почти всю ночь, а через неделю белоголовый изверг снова собрался в Мир. На этот раз с ним уходили двое уругумцев – Падур и Азуз.

Они спустились со скальной стены, обращенной к землям западных лис. Азуз направился в столицу этой стаи, Верну, Падур к вепрям в Рожон, а Вотше предстоял самый дальний путь – он направлялся в вольный торговый город Ласт. В небольшом сельце, неподалеку от Верны, где они расстались, Вотша присоединился к маленькому каравану вольных обменщиков, направлявшихся на запад. Он снова выдал себя за посланца вожака стаи южных ирбисов, направляющегося в Ласт для встречи с обменщиком стаи. Груз у него был небольшой – два неброских мешочка, наполненных семенами южного остеца, используемого, как приправа к мясу, которые он по пути должен был передать одному из соплеменников. Мешочки были спрятаны на дне небольшого кожаного баула, под весьма скромным запасом одежды.

Спустя месяц, дождливым, безрадостным днем Вотша въезжал в ворота вольного города Ласта, в те самые ворота, в которые больше десяти лет назад въехала повозка бродячих актеров дядюшки Прока. Сердце в груди у высокого белокурого изверга, легко и привычно державшегося в седле, неистово колотилось, когда он оглядывал знакомые и такие памятные стены Ласта, его широкие, скрипучие ворота и ленивых, ко всему привычных стражников, но никто из окружавших его многоликих и извергов не заметил этого. Лицо Вотши было спокойно-заинтересованным, движения – расслабленно-точными, даже монету, подать за въезд в город, он бросил сборщику не глядя в податную корзину. И лишь костяшки на пальцах правой руки, сжимавших черный, украшенный светлым металлом, посох, побелели от напряжения.

Сразу за воротами Вотша отделился от каравана, двинувшегося в сторону базарной площади, и направился к знакомому постоялому двору «У трех ослов».

Гостиница за эти десять лет также почти не изменилась, разве что немного обветшала. Хозяин постоялого двора сменился, но если бы даже почтенный Морл оставался на своем посту, он вряд ли узнал бы в высоком белокуром изверге молоденького парнишку из бродячей труппы, которого больше десяти лет назад многоликие ловили по всему городу!

Увидев вошедшего в холл высокого, белокурого, хорошо одетого и явно состоятельного изверга, хозяин гостиницы, коренастый, темноволосый мужчина с пристально-оценивающим взглядом, вышел из-за стойки и поспешил навстречу посетителю.

– Что желает, уважаемый?.. – С легким поклоном поинтересовался он. – Обед, комнату, или ты назначил здесь встречу?

– Комнату получше и обед посытнее. – Ответил Вотша, в свою очередь изучая физиономию хозяина. – Я собираюсь провести в Ласте с неделю и надеюсь провести ее в относительном комфорте.

– Тогда, уважаемый… – Последовал новый неглубокий поклон, – …тебе подойдет комната со всеми удобствами на втором этаже. Ричин… – Он повернулся к стойке, у которой притулился совсем молоденький высокий и худой, как щепка паренек в сильно поношенной одежонке. – …Проводи уважаемого гостя в его комнату.

Паренек отклеился от стойки и неторопливо направился в сторону нового постояльца, а хозяин снова повернулся к Вотше:

– Где уважаемый будет обедать, в своей комнате или в общем зале?

– В общем зале, минут через двадцать. – Секунду подумав, определился Вотша. Служка при постоялом дворе подхватил невеликий дорожный баул Вотши и проговорил тусклым, безразличным голосом:

– Прошу, господин, иди за мной.

Комната, в которую паренек проводил Вотшу, оказалась большой, удобной спальней. К ней примыкала отгороженная шторой ниша, в которой располагался умывальник и большой ночной горшок, прикрытый крышкой.

Оглядев комнату, Вотша удовлетворенно кивнул:

– Поставь сумку сюда… – он указал на пол рядом платяным шкафом. – …И можешь быть свободен.

Парень опустил баул на указанное место, развернулся и направился к дверям, но его снова остановил голос Вотши:

– А это тебе за труды!

Обернувшись, служка увидел, что новый постоялец роется в объемистом кошельке, выбирая монетку для вознаграждения, и глаза у паренька вспыхнули мгновенно проснувшимся интересом. Вотша, исподлобья наблюдавший за служкой, тут же уловил этот интерес и специально позвенел монетами, словно бы показывая, что их у него немало, но паренек уже погасил свой интерес, и принял привычный, лениво-безразличный вид. И тут Вотше вдруг показалось, что он уже видел когда-то этого парня!

Вручив служке монетку и закрыв за ним дверь, Вотша задумчиво прошелся по комнате, выглянул в окно, выходившее в небольшой сад, располагавшийся позади трехэтажного здания гостиницы. Затем он распахнул дверцы пустого шкафа, развесил привезенную с собой одежду и долго смотрел на два небольших мешочка с камнями, лежавшими на дне баула. Затем, заперев дверь на ключ, Вотша направился в туалетную комнату и умылся. Вытершись приготовленным полотенцем, он вернулся в спальню, достал мешочки с камнями и спрятал их в потайных карманах своей куртки.

Спустя ровно двадцать минут высокий белоголовый изверг вошел в общий зал постоялого двора, едва слышно постукивая в пол своим высоким посохом. Столик для него уже был накрыт, и рядом с ним стояла молоденькая, миловидная извергинька, дожидаясь состоятельного клиента. Вотша опустился на единственный стул, стоявший у столика, и окинул взглядом предложенные ему закуски. Выбрав рыбу под белым соусом, он положил на свою тарелку кусок, плеснул в стоявший рядом бокал немного вина и принялся неторопливо жевать. Через минуту он поднял глаза на, продолжавшую молча стоять у его стола, служанку и спросил:

– Как тебя зовут?

– Сара, господин… – Чуть присев, ответила девушка.

– И давно ты служишь здесь?

– Второй год, господин.

Вотше показалось, что девушка, чуть запнулась, но он не придал этому значения. Прихлебнув из бокала, он задал новый вопрос:

– А ты знаешь молодого паренька, здешнего слугу, которого зовут Ричин?

– Да, конечно, господин. – Извергиня улыбнулась.

– И давно он в этой гостинице? – Вотша улыбнулся в ответ, и поэтому вопрос прозвучал без особого интереса, просто, как желание поддержать разговор.

– Давно, господин, – ответила Сара, – он поступил сюда еще совсем мальчишкой.

– А родители его живы?.. – Все тем же безразличным тоном поинтересовался Вотша.

– Не знаю… – Неуверенно протянула служанка. – Мне кажется, он не имеет родных, во всяком случае, он о них никогда не говорит.

– А у тебя есть родные? – Снова улыбнулся Вотша.

Личико у девушки погрустнело, и она опустила глаза и отрицательно мотнула головой.

– Плохо… – Посочувствовал Вотша. – У такой милой девушки обязательно должна быть какая-нибудь родня.

– Господин Порто хорошо ко мне относится. – Не поднимая глаз, прошептала девушка.

– Господин Порто – это кто? – Переспросил Вотша.

– Это хозяин постоялого двора. – Пояснила Сара. Когда моя мама умерла, он сразу предложил мне переехать сюда и дал мне работу.

– Вот как?.. – С некоторым сомнением в голосе протянул Вотша, и девушка, словно отвечая на это сомнение, быстро пробормотала:

– Господин Порто хорошо знал моего отца и маму… Когда отец… погиб, он даже хотел жениться на моей маме, но она отказалась.

– Ясно… – Кивнул Вотша, еще раз отхлебнул из бокала и снова улыбнулся. – А чем еще, кроме закусок, ты будешь меня угощать?

Сара смущенно улыбнулась и принялась перечислять блюда, которые кухня постоялого двора могла предложить своему постояльцу.

Спустя полчаса Вотша закончил обед и, наградив прислуживавшую ему девушку монеткой, вышел через черный вход во двор.

Здесь тоже мало что изменилось. Конюшня, в которой дядюшка Прок собирался давать представления своей труппы, сейчас выполняла свое прямое назначение, хотя лошадей в ней было совсем немного. Сад на задах постоялого двора, в котором он собирался гулять с маленькой Элио, постарел и зарос, а сарай, в котором стояла повозка бродячих актеров, снесли.

Вотша медленно направился к воротам, и когда до них оставалось всего несколько шагов, с улицы во двор шагнул Ричин. И тут, увидев светлые, небесно-голубые глаза, вскинутые на него парнем, Вотша узнал его! Остановившись, он улыбнулся и негромко спросил:

– Ну, что, Цедра, как твоя рука?!

Парень замер на месте, рот у него приоткрылся, глаза широко распахнулись, но он быстро совладал со своим удивлением. Уже через секунду его лицо приняло прежнее безразличное выражение, а губы негромко, словно бы сами собой, пробормотали:

– Цедра?.. Вы ошиблись, уважаемый…

– Да, ладно! – Усмехнулся Вотша, также понижая голос. – Ничего я не ошибся, тем более что в Ласт я приехал как раз для того, чтобы найти тебя и… Выжигу!

– Не знаю я никакого Выжиги! – Ричин попробовал подпустить в голос немного возмущения, но говорил, чуть ли не шепотом, так что возмутиться у него не получилось, зато Вотша тут же стер улыбку с лица и проговорил очень жестко:

– Мне нужен Выжига, и ты меня с ним сведешь!!

Тут, наконец-то, Ричин, которого в детстве прозывали Цедрой, вскинул на Вотшу глаза и, чуть запнувшись, спросил:

– Откуда ты знаешь Выжигу?.. Ты же не из нашего города!

– Я не из вашего города. – Согласился Вотша. – Но я бывал в нем, и Выжига спас мне жизнь… Правда, сначала я оказал небольшую услугу самому Выжиге и его малолетнему дружку, Цедре, так что вполне могу рассчитывать, что они оба запомнили… дикаря с Востока!

Глаза Ричина снова широко распахнулись, и он удивленно выдохнул:

– Так ты – дикарь с Востока?!! Ты тот извержонок, которого многоликие по всему городу ловили?!!

– Я, – подтвердил Вотша, – и сейчас мне снова нужен Выжига!

Ричин нахмурился.

– Выжигу теперь трудно найти… – Он вздохнул. – На улице он почти не показывается, а если и выходит то только ночью. Я попробую дать ему знать о твоем приезде, но что из этого получится… – Парень пожал плечами, показывая, что надежды на успех мало.

– А ты передай ему, что у меня есть средство… – Вотша на секунду замолчал, соображая, как в двух словах объяснить, что за «средство» у него имеется, и вдруг передумал. – Да, нет, просто скажи, что его разыскивает дикарь с Востока и у него есть к Выжиге очень серьезное дело!! Очень серьезное!! – Подчеркнул Вотша.

– Я попробую… – Пообещал Ричин, но уверенности в его голосе не было.

– Попробуй! – Кивнул Вотша и, обойдя паренька, двинулся по улице в сторону центра города.

Он долго гулял по Ласту. Город, оставаясь в пределах старых стен, вырос вверх, большинство домов, особенно в центре, были надстроены на два, а то и три, этажа, появилось много новых лавок, меняльных и ссудных контор. А вот мастерских стало совсем немного, словно деньги, текшие в город, выдавили мастеровых к окраинам, а то и за стены вольного торгового Ласта.

Возвращался на постоялый двор Вотша уже в сумерках. Шел он, не торопясь, и раза два-три ему показалось, что следом за ним крадутся какие-то смутные тени, но поймать их взглядом ему не удалось ни разу. Едва он вошел в холл постоялого двора, как хозяин оказался рядом с ним и, поклонившись гораздо ниже, чем он это делал днем, осведомился:

– Уважаемый будет ужинать?.. У нас есть холодное мясо, тушеные овощи и замечательный сидр!

– А сидр откуда?.. – Переспросил Вотша.

– С Юга, уважаемый, с Юга! Великолепный букет, с добавкой мятного эликсира!

– Ужинать я, пожалуй, не буду, а вот кувшинчик сидра с собой в комнату возьму! – решил Вотша.

Кувшинчик, и весьма приличный, был тут же налит, и хозяин хотел, было, послать с ним Ричина, снова отиравшегося у стойки, но Вотша отказался от услуг слуги, и забрал кувшин сам.

Подойдя к своей комнате, он поставил кувшин на пол, отпер дверь и вошел. В тусклом свете небольшой масляной лампы, горевшей на стене около двери, комната казалась пустой, но Вотша сразу заметил, что штора, прикрывавшая туалетную нишу, была чуть сдвинута. Он оставил свой посох в углу у двери и прошел к выходившему в сад окну, под которым располагался небольшой столик и два низких кресла. Поставив на столик кувшин с сидром, Вотша взял подсвечник с уже вставленной свечой и направился назад, к двери. Он запер входную дверь и зажег от лампы свечу, затем снова вернулся к окну и, встав рядом с креслом, негромко произнес:

– А теперь выходи.

Пару секунд ничего не происходила, а затем штора чуть сдвинулась, и из-за нее донесся тихий, надтреснутый голос:

– Похоже, ты действительно дикарь, которого я когда-то спас…

– Выходи, и поговорим! – Повторил Вотша.

Штора сдвинулась еще чуть-чуть, и в полумраке комнаты показался невысокий, худощавый изверг в темной неброской одежде. Когда он подошел ближе к свету, Вотша сразу же узнал это узкое, худое, бледное лицо с тонкими, бескровными губами, длинным, чуть горбатым носом. Только теперь его правую щеку от середины носа до нижней части правой скулы пересекал кривой, толстый рубец – шрам от удара тупым ножом или… когтем! Волосы Выжиги по-прежнему обрамляли его лицо растрепанной копной, но копна эта стала совершенно белой, да в глазах его не было прежней смешинки – они казались круглыми, темными, бездонными колодцами, в которых не было света!

– Ну, здравствуй, дикарь Бамбарей! – Кривя губы в вялой улыбке, проговорил Выжига. – Давненько мы не видались… С чем пожаловал?

– Присаживайся!.. – Кивнул Вотша на пустое кресло. – Выпьем кисленького, и я все тебе расскажу.

Выжига осторожно, не скрипнув ни одной пружиной, опустился в предложенное креслице. Вотша наполнил два стакана и приподнял свой:

– Рад тебя видеть.

Выжига молча поднял свой стакан, дождался, когда Вотша отопьет из своего, и только после этого сделал несколько глотков.

Вотша поставил на стол полупустой стакан и снова посмотрел на Выжигу долгим взглядом.

– Ты здорово изменился… – С оттенком грусти проговорил он. – А ведь тебе, наверное, и двадцати пяти нет.

– Нет… – Согласился Выжига. – Хотя сколько мне лет, я точно и не знаю. Только изверг у нас живет милостями многоликих, а меня многоликие милуют! – И снова губы Выжиги искривились в горькой усмешке. – Так милуют, что тому, кто укажет, где меня можно найти обещано сорок монет вольного города Ласта!

– За что же тебя так высоко оценили?.. – В вопросе Вотши не было насмешки, зато Выжига снова усмехнулся:

– За то, что я убил многоликого!

– Вот как?.. – Спокойно, без всякого удивления спросил Вотша. – И как же это случилось?

– Перец… Помнишь Перца?..

Вотша мгновенно вспомнил мальчишку, который когда-то помог ему отыскать Выжигу и кивнул.

– Так вот. Перец попался на краже, и его схватил один из наемных стражников вольного города Ласта. Сначала он поинтересовался, кто у мальчишки родители, а, узнав, что тот сирота, развеселился. Я, говорит, не отдам тебя палачу, что толку в том, что он тебя заклеймит. Я, говорит, лучше отведу тебя к нам в казарму, и ты долго будешь радовать меня и моих друзей!.. А мы будем тебя кормить, чтобы ты не сразу сдох! Ты понял?! – Выжига вдруг злобно оскалился. – Я прыгнул на него из окна второго этажа! Он даже не успел упасть под моей тяжестью, мой нож перерезал ему горло!!

– Откуда ж многоликие узнали, что это ты убил стражника?

– Добропорядочные изверги видели, как я разделался с этим ублюдком, и сообщили властям… Сообщили с подробностями! Перца схватили спустя две недели и… свели в казарму стражников, как того желал убитый. Больше его не видели, хотя дня три было слышно, как он там кричал. Я ушел из города, но на меня объявили облаву и почти поймали в лесу. Это… – Он мазнул ладонью по шраму на лице. – …След когтя ястреба. Многоликий подстерег меня на прогалине, когда я вечером выбрался из чащи собрать немного ягод. Он целил в глаза, но я увернулся и… упал в болотный зыбун. Многоликий сторожил меня часа два, до темноты, но у меня была тростинка, и я выдержал. А через два месяца я вернулся в город, больше мне податься было некуда – я ведь горожанин! С тех пор многоликие считают меня утонувшим, а добропорядочные изверги перешептываются, что мой призрак бродит ночами по городу… – Выжига снова криво усмехнулся. – Так что ты разговариваешь с призраком!

Он отхлебнул из своего стакана и вздохнул:

– Да хватит обо мне. Ты-то как эти годы прожил?.. Гляжу… – он нарочито оглядел Вотшу, – заделался добропорядочным извергом!

– И к тому же довольно состоятельным. – В тон ему усмехнулся Вотша. – Но мне, по моим делам, иначе выглядеть нельзя.

– И что же за дела такие у добропорядочного и… состоятельного изверга? Зачем ему вдруг понадобился мертвый призрак?!

В голосе Выжиги возникли напряженные, полные угрозы нотки.

Вотша с минуту молчал, задумчиво разглядывая своего старого знакомца. Тот, действительно, сильно изменился, и, главное, в нем появился какой-то надлом, какое-то отчаяние. Надо было решать, подходит ли Выжига для того дела, которое хотел ему предложить Вотша!

А Выжига сидел напротив, молча потягивал холодный напиток и казался полностью погруженным в какие-то свои, не слишком веселые мысли.

Наконец Вотша поставил стакан на стол и сказал:

– Значит, ты, защищая своего маленького товарища, убил многоликого, и ничего хорошего это не принесло… – Вотша прищурил глаз, не то усмехаясь, не то что-то прикидывая в уме. – Надеюсь, ты не сделал из этого случая вывод, что многоликих не стоит убивать?!

Выжига, словно его толкнули, пробудился от своей задумчивости и поднял на Вотшу, вспыхнувшие ненавистью, глаза:

– Нет, я не сделал такого вывода! Если бы у меня была возможность, я бы их резал столько, сколько достал бы мой нож!

– Ну, твой нож достанет очень немногих их них! – Откровенно усмехнулся Вотша.

– Ты так говоришь… – перебил его Выжига, – …словно знаешь средство, уничтожить их всех! А много ли оборотней ты сам отправил к Матери всего сущего?!

Последовала короткая пауза, в которой скрестились два взгляда – темных, горящих яростью глаз и глаз серых, спокойных, таящих в себе некую грусть, а затем Вотша тихо ответил:

– Я лично – десятка полтора. Из них только одного на поединке… Мечом.

Темные глаза Выжиги широко распахнулись, и он переспросил, видимо, не слишком хорошо понимая, что спрашивает:

– Мечом?!

– Да, я вернул свой меч, тот самый, из-за которого, ты должен это помнить, меня схватили в Ласте.

– Вернул свой меч?.. – Снова переспросил Выжига, и вдруг глаза его потухли, и он глухо выдохнул:

– Врешь!!!

Вотша снова взял со стола стакан, прихлебнул из него и устало проговорил:

– Вот этого я и боялся!.. Ты… сгорел, в тебе осталась лишь бесплодная ненависть. Тебе больше не за что драться! Ты – призрак! Призрак того парня, которого я знал, которого звали Выжига, и который… – Вотша усмехнулся и повторил слова Выжиги, когда-то сказанные ему. – И который кое-что мог в этом городе!

Но Выжига, казалось, не слышал своего бывшего знакомого, его глаза, не отрываясь, смотрели в лицо Вотши, смотрели зло и обиженно!

– Ты сам сказал, что убил мечом одного! Ну, в это я еще могу поверить. А как же ты мог разделаться еще с десятком?! Передушил голыми руками?! Утопил?! Отравил?! И ты хочешь, чтобы я тебе поверил?!!

– Нет, – покачал головой Вотша, – я убил их тогда, когда они повернулись к Миру звериной гранью. Убил вот этим!

Он вытащил из внутреннего кармана своей длиннополой куртки кинжал в темных, отделанных серебром ножнах, и положил их на столик.

С минуту Выжига смотрел на кинжал, потом, так и не взяв его в руки, поднял взгляд на Вотшу.

– Ты хочешь сказать, что вот этой игрушкой можно убить многоликого, повернувшегося к Миру звериной гранью?!

– Это так и есть. – Кивнул Вотша.

– Вот этим?! – Переспросил Выжига, презрительно толкнув пальцем кинжал в сторону Вотши.

– Именно этим! – Снова кивнул Вотша и, забрав со стола оружие, снова спрятал его во внутренний карман куртки.

Выжига, проводив взглядом ножны с кинжалом, вдруг усмехнулся и спросил:

– И ты можешь это доказать?! Доказать прямо сейчас?!

– Могу… – Вотша был очень серьезен, – …только зачем?!

– Ты не хочешь убедить меня в правдивости своих слов?.. – Губы Выжиги, произносившие эти слова, кривились, как от кислого.

– Зачем?! – Повторил Вотша. Он уже понял, что Выжига не годиться для его дела. – Я не собираюсь тебя ни в чем убеждать, не хочу тебе что-то доказывать. Ведь, если я тебя, по непонятной причине, обманываю, в этом Мире, в твоей или моей жизни ничего не измениться. А что ты сделаешь, если я докажу тебе, что не вру?

– Я заберу у тебя кинжал!.. – Прохрипел Выжига. – И буду резать многоликих каждую ночь!!

– И много ли ночей тебе позволят это делать? – Усмехнулся Вотша. – Как только обнаружится пропажа трех-четырех многоликих, они начнут искать причину такой пропажи и тебя быстро поймают – ведь, для того, чтобы резать многоликих, тебе придется выходить из своего убежища, а мое оружие поражает только тех оборотней, которые обернулись зверем! Многоликие поймают тебя и обнаружат причину исчезновения своих сородичей – мой кинжал. Как ты думаешь, много времени понадобится университету, чтобы найти противоядие от уругумской стали?.. И с чем тогда останемся мы?!

Казалось, Выжига внимательно слушает доводы Вотши, но тот видел, что в глазах его бывшего товарища нет ничего, кроме ненависти и недоверия! И все-таки он продолжил:

– У нас, у извергов, появился шанс переделать этот Мир… – Вотша похлопал по куртке там, где прятался кинжал. – Но для того, чтобы этот шанс использовать, надо подготовиться! Наше выступление должно быть неожиданным и мощным, потому что наш враг умен, силен, искусен и опытен в войне. Ты готов умереть, только бы унести с собой, как можно больше многоликих, а я собираюсь жить в этом Мире, но жить так, чтобы уничтожить их всех! Ты лелеешь и растишь свою ненависть, а я хочу всех извергов сделать… людьми! Так что, мне нечего тебе доказывать, а тебе не нужны мои доказательства.

– Ты хочешь сделать людьми всех извергов?!! – Хриплым шепотом переспросил Выжига и вдруг сдавленно, словно бы через силу, рассмеялся. – Посмотрите-ка – он хочет сделать добропорядочных извергов свободными людьми!!!

Его смех смолк так же внезапно, как и возник, а злой шепот вдруг потерял свою хрипоту и напряженность, сделался по-настоящему… страшным:

– Ты хочешь сделать добропорядочных извергов свободными людьми! А знаешь ли ты, что добропорядочным извергам вовсе не нужна свобода! Никакая, ни твоя, ни моя, ни личная, ни всеобщая!! Добропорядочному извергу надо только одно – чтобы ему не мешали жрать, пить, спариваться и наживать монеты!! Разве свобода даст им больше жратвы, или больше вина, или их добропорядочные извергини станут более покладистыми?! Ты хочешь подарить им свободу?! Давай, дари!! А они тут же, не задумываясь, продадут ее за пару лишних монете первому попавшемуся многоликому, и будут радоваться удачно проведенной сделке. Если ты будешь тащить их в свободу, они продадут многоликим тебя, ведь так они убьют двух зайцев – станут богаче на десяток, другой монет и устранят угрозу своему извержачьему благоденствию!! Нет, мой дорогой Бамбарей, ты сильно ошибаешься, если думаешь, что, хорошо подготовившись, ты сможешь успешно бороться с многоликими. Чтобы переделать этот Мир, ты должен будешь бороться и с извергами, даже с теми, кто пойдет за тобой, ибо они будут в этой твоей борьбе преследовать свои собственные цели, и цели эти не всегда будут таким же благородными и бескорыстными, как твоя!!

Тут он неожиданно подался вперед и отчетливо, словно выговаривая каждое слово отдельно, произнес:

– Я все это знаю абсолютно точно!! Я изучил извержачью породу, как никто другой!!

В темной комнате надолго повисло молчание. Выжига, казалось, задохнулся своим полным выстраданной ярости монологом, а Вотша не знал, что ответить на этот крик души. Его память вдруг поставила перед ним ухмыляющееся лицо мастера Каппа – мерзкого старика-изверга, зарабатывавшего продажей одурманенных им молодых извергов! Он тряхнул головой, отгоняя этот мерзкий облик, и тут же вспомнил избитого, в разорванной, вымазанной одежде обменщика Орка, того самого Орка, который привел в свой родной айл многоликих! Привел только потому, что его односельчане отказались на него работать!! Получалось, что Выжига прав в своей ненависти к «добропорядочным извергам», что он имеет серьезные основания, не верить в возможность воплощения вотшиной мечты.

Только спустя несколько минут ему удалось найти достойное возражение.

– Да… Конечно… Глупо было бы рассчитывать, что все, живущие в этом Мире изверги, последуют за мной. Найдется достаточно таких, которых вполне устраивает их нынешнее положение, которые даже гордятся своей, пусть и рабской, близостью к сильным Мира сего. Но я знаю многих, кто подобно мне самому, готов рискнуть всем, чтобы доказать этому Миру, что изверги достойны лучшей доли!

Выжига поднял голову и посмотрел в глаза Вотше своими мертвыми полными черной ненависти глазами.

– Вы будете в меньшинстве! И вы погибните, независимо от того, кто победит в развязанной вами битве!

И тут же его губы вдруг искривились в странной корявой улыбке:

– А, впрочем, я, пожалуй, прогуляюсь с тобой – посмотрю, много ли извергов поведет за собой их освободитель?!

– Прогуляешься со мной?.. – Насторожился Вотша. – Куда?..

– Туда, где ты готовишь свою армию. Ведь ты ее уже готовишь?!

«Вряд ли имеет смысл брать его с собой! – Подумал Вотша. – Нам не нужна безумная ненависть, а ничего другого у него за душой нет!»

И почти сразу же ему в голову пришла другая мысль:

«А, может, пусть его?! Может, если он побывает в Лосинке, у него появится новый смысл жизни?! Во всяком случае, я уведу его из Ласта, где ему каждую минуту угрожает смерть!»

– Хорошо! – Произнес он вслух. – Я отправляюсь назад дней через пять, поеду через восточные ворота и буду ждать тебя в первой же деревеньке… Надеюсь, ты сможешь выбраться из города?

– Я не доставлю тебе беспокойства! – Губы Выжиги снова искривились в усмешке. – Ждать меня не надо, я присоединюсь к тебе, когда сам посчитаю нужным и… возможным!

– Хорошо. – Повторил Вотша, пожимая плечами.

– Тогда… до встречи, дикарь. – Сверкнул глазами Выжига.

Подняв свой стакан, он опрокинул его содержимое себе в глотку, поднялся из креслица и совершенно бесшумно прошел к двери. Секунду постояв неподвижно, словно бы прислушиваясь к тому, что происходит за дверью, он посмотрел через плечо на сидящего у окна Вотшу, а затем распахнул дверь и вышел в коридор. Дверь за ним закрылась, не скрипнув и не щелкнув замком.

Четыре дня Вотша занимался делами – закупал железо в слитках, зерно, скот. Расплачивался он полновесной монетой вольного города Ласта, выменивая ее на привезенные с собой камни. Он, конечно, терял на этом обмене довольно много, но зато мог быть спокойным – его обменщику было выгодно держать язык за зубами. За четыре дня он отправил три довольно больших каравана – два в земли западных вепрей и один к западным лисам, места, в которые направлялись караваны, располагались совсем рядом с границей ничейных гор. На пятые сутки, как и планировал Вотша, дела были закончены, и поздним утром шестого дня он выехал из вольного торгового города Ласта через восточные ворота.

Ехал Вотша верхом, налегке и несколько первых километров внимательно следил за дорогой, надеясь, что Выжига его догонит, или встретит по пути. Однако ластский знакомец не появлялся. На исходе часа Полуденной Лисы Вотша въехал в довольно большое село, располагавшееся совсем недалеко от границы земель стаи западных вепрей. В селе был неплохой постоялый двор, и Вотша решил остановиться там, чтобы пообедать.

Он уже сидел за столом, когда во двор вкатила легкая крытая повозка, запряженная тонконогой лошадью с Юга – довольно редким животным для западных стай. Несомненно, путешествовать в такой повозке могла только очень состоятельная особа, и потому все обедавшие на веранде постоялого двора гости обратили на повозку внимание. Челядь постоялого двора, видимо, уже знала вновь прибывшего гостя, поскольку двое конюхов, один из слуг и молоденькая служанка поспешили встретить приехавшую особу.

Кучер, управлявший повозкой – огромного роста, могучий изверг, разодетый в красную рубашку восточного шелка, темные штаны, заправленные в мягкие сапоги и такую же куртку, соскочил с козел и, быстро обойдя повозку, откинул полог, прикрывавший ее задок. Из повозки выпорхнула невысокая, изящно одетая худощавая женщина с копной темных, вьющихся волос, рассыпавшихся по узким плечам. Одета она была неярко, но изыскано, причем нижнюю часть лица прикрывала частая вуаль, украшенная мелким, видимо, речным жемчугом. Быстро повернувшись, приехавшая дама высоким, довольно резким голосом отдала приказ:

– Зербина, багаж не выгружай, мы здесь только пообедаем!

Из повозки донесся довольно низкий голос: – Да, хозяйка, я поняла. – А вслед за этим на землю спустилась здоровенная извергиня одетая в широченную складчатую юбку, линяло-розового цвета и ярко-желтую кофту. Голова извергини была обмотана ярким, цветастым платком, так что прикрыты были и лоб и щеки – наружу торчал только солидных размеров нос, толстые, ярко накрашенные губы да большие темные внимательные глаза под густыми широкими бровями. Быстро оглядев двор, Зербина вытянула из повозки небольшой саквояж из светлой, хорошо выделанной кожи, ручка которого совершенно исчезала в огромном кулаке здоровенной тетки.

Ее госпожа, между тем, изящным жестом отпустила конюхов и слугу, и в сопровождении служанки направилась в сторону дома. Спустя пару минут она появилась на веранде. Служанка тут же провела ее в дальний конец веранды, где хозяин постоялого двора и двое подавальщиков уже успели накрыть стол. Когда женщина подошла к столу, хозяин и его люди склонились в глубоком поклоне. Не поднимая головы, хозяин пробормотал:

– Госпожа, мы все приготовили, как вы любите!..

– Я и не сомневалась, дорогой Продо! – Пропела в ответ женщина, усаживаясь на предложенное ей место. Один из слуг, тот, что придвинул ей стул, так и остался за ее спиной, второй приготовился выслушать заказ, а хозяин, отступил на несколько шагов от стола, но не ушел, а внимательно наблюдал за тем, как обслуживают посетительницу.

Вотша, продолжая свой обед, хмыкнул себе под нос:

– Какая интересная бабенка!..

– Интересная… – Кивнул его сосед по столу, плотный, крепко сбитый изверг, по всей видимости, ремесленник. – И ничего в ней вроде бы особенного нет, а вот, поди ж ты! Даже многоликие заглядываются!

– Многоликие?.. – Удивленно приподнял бровь Вотша.

– Эта дамочка живет в пригороде Ласта, в собственном доме. Есть у нее дом и в самом Ласте, но там она появляется очень редко. Так вот, говорят, что ее… навещают…

И изверг поднял глаза кверху, показывая, кто именно навещает эту даму.

Вотша пожал плечами:

– Кто будет спорить или осуждать вкусы многоликих!..

Он еще раз искоса взглянул в сторону темноволосой извергини. В этот момент Зербина доставала из открытого саквояжа столовые приборы, сделанные из кости, оправленной в золото.

Его сосед, перехватив это взгляд, пояснил:

– Дамочка ест только костяными ложками и вилками, которые ей подарил ее… к-хм… поклонник.

Вотша покачал головой, но промолчал.

«Вот еще… «угнетенная извергиня», которой совершенно не нужна никакая свобода!» – С горькой иронией подумал он, и настроение у него испортилось.

Отобедав, Вотша рассчитался с хозяином и направился к выходу, но уже на крыльце двери, ведущей во двор постоялого двора, его нагнал слуга:

– Господин! – Окликнул он Вотшу, и когда тот остановился, вопросительно глядя на слугу, он торопливо проговорил:

– Госпожа Оветта просит тебя подойти к ее столу!

– Зачем?.. – Удивился Вотша.

– Она не сказала, но мне кажется, она хочет с тобой познакомиться!

– Мало ли чего она хочет!.. – Усмехнулся Вотша. – Вот только я не хочу с ней знакомиться. Передай госпоже Оветте, что я очень тороплюсь и не могу уделить ей внимания!

Он развернулся, собираясь двинуться к конюшне, но слуга заступил ему дорогу и, понизив голос, заговорил торопливо, глотая звуки:

– Господин, мой хозяин очень просит тебя исполнить желание госпожи Оветты!! Он согласен вернуть тебе плату за обед и вознаградить тебя за потерянное время!

Вотша удивленно взглянул на слугу, а тот, приняв его удивление за некоторое раздумье, снова быстро заговорил:

– Господин, госпожа Оветта очень… капризна. Если ее желание не будет удовлетворено, она может закрыть наше заведение и даже совершенно разорить хозяина! Мы все очень просим тебя!

– Она имеет такое влияние?! – Воскликнул Вотша, а слуга в ответ вздохнул:

– Говорят, подобное уже случалось. Я сам таких случаев не знаю, но никто не хочет рисковать!

– Ну, хорошо, – кивнул Вотша, – пойдем к вашей… Оветте, посмотрим, что ей нужно.

Вотша вернулся на веранду, прошел в дальний ее конец и остановился у стола, за которым обедала темноволосая извергиня. За ее стулом возвышалась Зербина, глядя немигающими темными глазами на Вотшу и его необычный черный посох. Белоголовый изверг подождал несколько секунд, однако извергиня не обращала на него вынимания, продолжая быстро, но очень аккуратно есть поданную ей рыбу под кислым соусом, чуть приподнимая прикрывавшую ее лицо вуаль. Тогда Вотша чуть кашлянул и, стараясь говорить учтиво, спросил:

– Госпожа, ты хотела меня видеть?..

Оветта подняла глаза, несколько секунд пристально разглядывала его, а затем, проглотив прожеванный кусок, спросила:

– Ты что это так пристально меня рассматривал?!

И тут Вотше вдруг показалось, что он уже видел эту женщину! Вот только он никак не мог вспомнить, где и когда это было. А та, не дождавшись быстрого ответа, чуть повысила голос:

– Ты что, глуховат?! Я спросила, почему ты меня так пристально рассматривал?!

Вотше вдруг сделалось смешно. Он был совершенно уверен, что уже видел эту женщину, причем в ситуации довольно комичной, и то, что он никак не мог вспомнить, когда это было, не помешало ему улыбнуться.

Увидев улыбку на его лице, Оветта перестала жевать, аккуратно положила свою редкой красоты вилку на стол и, наклонив голову набок, поинтересовалась:

– Ты смеешься над моим вопросом?..

– Нет, госпожа, – сдерживая смех ответил Вотша, – я смеюсь совсем над другим. – И опережая ее очевидный вопрос, продолжил. – Позволь мне спросить тебя?

– Спрашивай. – Неожиданно разрешила Оветта.

– Ты меня раньше видела? Мы когда-нибудь встречались с тобой?!

– Нет! – Покачала головой извергиня. – Такого наглого изверга мне никогда видеть не приходилось, и мне хотелось бы знать, откуда ты такой взялся?!

Этот вопрос сразу же насторожил Вотшу, но отвечал он совершенно спокойно, все еще тая улыбку на губах:

– Сейчас я еду из вольного торгового города Ласта в столицу стаи западных вепрей. Там у меня небольшое дело, после чего я, скорее всего, отправлюсь на Юг…

– Я спросила совсем не это! – Перебила его Оветта. – Я спросила тебя – откуда ты взялся? Где твоя родина?!

– Госпожа, – снова улыбнулся Вотша, на этот раз с некоторой грустинкой, – я не знаю своей родины, так же, как не знаю своих родителей. Я только помню, что с самого раннего детства жил в бродячей труппе актеров, и лицедейство стало первым, чему я научился.

– Актер, значит… – Продолжая разглядывать Вотшу, медленно протянула Оветта. – … И, наверняка, комик. Так куда ж ты, комик, путь держишь?..

– Сейчас я, госпожа, еду в Рожон, там у меня небольшое дело, а затем думаю снарядить караван на Юг.

– Так-так, – кивнула Оветта. – Ну что ж, комик, ступай, думаю, мы еще встретимся.

И она вернулась к обеду, а Вотша пожал плечами и пошел к выходу.

Спустя три часа Вотша пересек границу стаи западных вепрей и, проехав по тракту, соединявшую Ласт со столицей вепрей, Рожоном, с десяток километров, оказался в лесу, подступившему к самой дороге. Проезжих на дороге было немного, так что никто не увидел, как высокий, белоголовый изверг, медленно трусивший верхом на рослой вороной кобыле, вдруг послал лошадь через огораживающую дорогу канаву и исчез в лесной чаще.

Лошадь Вотши неторопливо шла по узкой лесной тропинке, прихотливо петлявшей между высоких серых елей, обегавшей заросли кустов и ямины, образовавшиеся на месте вывороченных бурей деревьев. Всадник, казалось, совершенно перестал контролировать движение лошади, он глубоко задумался. Вотша не беспокоился за отправленные им караваны – они придут в предназначенные места, где их уже поджидают знающие люди, которые позаботятся о том, чтобы прибывший груз был незаметно поднят в ничейные горы. Сейчас у него из головы не выходила эта странная, непонятная встреча с ластской «прелестницей». Сколько он ни пытался, ему неудавалось вспомнить, где он ее видел. Более того, чем больше он об этом думал, тем дольше его охватывало сомнение, была ли на самом деле это встреча? Может быть, он просто видел похожее лицо, хотя лицо Оветты, он толком и не мог разглядеть – вуаль почти полностью его прикрывала! И все-таки, он продолжал обдумывать эту, в общем-то, ничего не значащую встречу, задевшую его непонятно чем.

Лошадь, между тем, вышла на опушку леса, и Вотша, подняв голову, увидел, что солнце – огромный красный шар, висевший в небе слева от него, уже коснулось горизонта. Лесистый холм, на котором он оказался, полого спускался к небольшой речушке, поблескивающей серебристой ленточкой километрах в пяти. На ее берегу притулилась небольшая деревенька, где Вотша собирался переночевать, а на противоположном берегу речки снова начинался лес.

В деревеньке не было постоялого двора, зато были хорошие вотшины знакомцы, которыми он обзавелся с полгода назад, выручив одного из местных извергов на рынке соседнего городка. Тот в благодарность пригласил обменщика с Юга, коим представился Вотша, в свою деревню, а там уж белоголовый изверг легко смог расположить к себе чуть ли не всех жителей. Эту ночь Вотша решил провести в домике Сатса – самого, пожалуй, говорливого из жителей деревни. Откуда он узнавал новости, было совершенно непонятно, но в каждый свой приезд Вотша узнавал массу нового и… самого невероятного, что, по словам Сатса, произошло в Мире.

Небольшой домик Сатса, в котором хозяин жил со своей женой, молчаливой, в противоположность мужу, но приветливой извергиней и тремя ребятишками, был невелик. Однако Вотша не собирался теснить семью, хотя та была готова предоставить ему лучшее место, имевшееся в доме. Он рассчитывал провести ночь на чердачке небольшого сарая забитого в это время года сеном под самые потолочные балки. Его лошадь вполне могла переночевать рядом с этим сараем.

Ни Сатс, ни его жена не удивились появлению Вотши, они, казалось, ожидали его. На стол тут же был выставлен скромный ужин – молоко и лепешки с сыром, жена Сатса с детьми ушли в спальню, а хозяин дома уселся напротив гостя, занявшегося ужином и, поблескивая темными глазами, негромко спросил:

– Что слышно в Мире?..

Вотша, внутренне усмехнувшись, невнятно ответил: – Мир спокоен… – И, откусив от лепешки, прихлебнул молока.

– Спокоен?! – Тут же встрепенулся Сатс. – Как бы ни так! Говорят далеко на Юге, в горах вымерла целая стая многоликих!! Просто все, как один, перемерли, и теперь там изверги хозяйничают без надзора!!

Теперь уже Вотша усмехнулся откровенно, хотя сердце его вдруг заколотилось:

– Ерунда! – В голосе белоголового изверга не было сомнения.

– Ну, почему?! – Быстро переспросил Сатс, явно собираясь возражать. Однако Вотша не дал выложить ему свои возражения:

– Представь себе, что ваши вепри вдруг вымерли, долго вы проживете без новых хозяев?!

Сатс замер с открытым ртом. Похлопал ресницами, закрыл рот и пробормотал:

– Действительно!..

– И хочу сказать тебе еще одно. – Чтобы придать своим словам большую значимость, Вотша отставил в сторону кружку с молоком. – Подумай о том, что сделают с тобой многоликие, если узнают, какие «новости» ты разносишь по Миру?!

Он снова принялся за лепешки и молоко, в Сатс надолго замолк, глядя на Вотшу остановившимся взглядом. Только спустя несколько минут, он неуверенно пробормотал:

– Но… я ведь… Мне думалось, что ты… – И хозяин дома снова замолчал.

Вотша отставил в сторону опустевшую кружку, отодвинул тарелку с лепешками и, вздохнув, проговорил:

– Понимаешь, Сатс, каждый из нас должен сам заботиться о своей безопасности, о безопасности своей семьи. Ты прав, я не побегу выдавать тебя многоликим… Сейчас не побегу. Но ты, ведь, не знаешь, в каком положении я могу оказаться? Вдруг у меня образуются серьезные долги, или я перейду в своих делах дорогу многоликому, да мало ли трудностей может быть у любого изверга в этой жизни, Так почему бы мне, или кому-нибудь другому, не воспользоваться твоей промашкой, сказанной тобой… «новостью», чтобы поправить свое положение?! Береги себя, Сатс!

Он встал из-за стола и направился к выходу. У дверей остановился и, повернувшись к продолжавшему сидеть за столом хозяину, улыбнулся:

– Я в сене переночую, а тебе спокойного сна!

В сарайчике Сатса все было именно так, как ожидал Вотша. Плотно утрамбованный ворох сена высился до самых подстропильных балок, у стены стояла лесенка, по которой он забрался на этот ворох и, вытянувшись на своем душистом ложе, довольно подумал:

«Теперь Сатс не будет распускать язык и болтать о… «вымерших» многоликих!»

И тут же ему подумалось о другом.

«Но ведь я сказал ему… правду! Конечно, я хотел его просто напугать, чтобы он не трепался о том, что происходит на Юге, но мое предупреждение обосновано – ведь, в самом деле, любой, даже самый порядочный изверг вполне может при определенных обстоятельствах рассказать многоликим о болтовне Сатса! Получается, что в каждом изверге сидит зародыш негодяя и ждет… х-м… «благоприятных условий», чтобы проявить себя! – И тут же покачал головой. – Это все – разговор с Выжигой. Это он меня настроил на такие мысли».

Вотша заворочался на сене, его мягкое ложе вдруг стало очень колючим, неудобным, захотелось встать и пройтись под ночным небом, под прохладным ветром, который, может быть, освежит голову, прогонит тяжелые мысли. Он приподнялся… и тут же снова лег на свою шуршащую постель. Там, снаружи, уже взошел над горизонтом оранжевый глаз Волчьей звезды. Вотша уже давно не верил в то, что Волчья звезда высматривает беглых извергов и выдает их многоликим, но ее оранжевый блеск по-прежнему наводил на него тоску и наполнял тревогой.

Он закрыл глаза и сосредоточился на окружавшей его тишине, на благоухании свежескошенного сена, на покое, разлитом ночью над Миром. И сон начал подкрадываться к его разуму, к его возбужденному сознанию…

Из дремы его вырвал громкий стук в калитку усадьбы. Вотша приподнялся и выглянул в слуховое окошко, которое как раз выходило в сторону ворот. Было очевидно, что стучал человек, уверенный в своем праве, и пользовался он при этом тяжеленной дубиной. Видимо, тоже самое подумали и хозяева усадьбы – свет в окошке дома зажегся немедленно, а через пару секунд распахнулась дверь и во двор выскочил наспех одетый Сатс, в его руке светился фонарь. Подбежав к воротам, он крикнул дрожащим голосом:

– Кто там?! Кто?! Не стучите, я уже открываю!..

Стук прекратился. Вотша видел, как Сатс наклонился и отодвинул небольшой засов. Затем он поднял фонарь и распахнул калитку. В ее проеме возник невысокий сухонький старик, одетый в темное тряпье. Из-под высокой шляпы с продранной тульей торчали длинные, давно нечесаные седые космы, падавшие почти до плеч и путавшиеся с кое-как подстриженной клочковатой бородой и усами.

Увидев стоящего перед ним хозяина, старик опустил дубину, которой он колотил в калитку и завопил удивительно тонким и пронзительным голосом:

– Добрый хозяин, пусти переночевать путника, бредущего в славный город Рожон, и немогущего найти пристанище на ночь!! Мир узнает о твоем милосердии, а Мать всего сущего зачтет тебе этот добрый поступок, когда будет взвешивать на своих золотых весах накопленную тобой добродетель!!

Сатс в сердцах плюнул, опустил фонарь и хотел, было, захлопнуть калитку, но старик снова завопил:

– Почтенный изверг, неужели твои дети не называют тебя отцом? У тебя, ведь, тоже был отец, и он мог так же брести неприкаянным в ночи!! Если твое сердце вырезано из камня, подумай, что и ты сам можешь вот также побрести голодным, в рубище, а твоим достоянием будет только палка, которой ты будешь стучаться в дома бессердечных извергов!..

Сатс снова плюнул, но вслед за этим махнул рукой и, перебивая очередной, готовый вырваться у старика вопль, рявкнул:

– Входи!! Только прекрати верещать, как ограбленный обменщик!

Старик немедленно замолк и, прошмыгнув в открытую калитку, встал за спиной Сатса. Тот закрыл калитку на засов и двинулся к дому, а назойливый старикан молча семенил за ним следом.

Хозяин усадьбы увел нового гостя в дом, а скоро и свет в окошке был погашен, из чего Вотша сделал вывод, что ужин старику не предложили.

Он снова улегся, закрыл глаза и уже в полудреме подумал, откуда мог бы идти старик, если его путь в Рожон привел его к этой, заброшенной в лесном массиве деревушке?.. Однако додумать эту мысль он не успел – сон снова сморил его.

Проснулся Ратмир, как всегда, на рассвете. Съехав по сену на земляной пол сарайчика, он шагнул к приоткрытой двери. Лошадь, завидев хозяина, фыркнула и потянулась к нему запотевшей мордой. Ратмир погладил теплые ноздри лошади и посмотрел в сторону реки, которая протекала на неогороженных задах усадьбы. Воды видно не было, она пряталась под толстым туманным пологом и только изредка выдавала себя плеском начинавшей утреннюю игру рыбы.

В этот момент чуть скрипнула дверь дома, и, быстро обернувшись, Вотша увидел, как на крыльцо вышел старик. Прикрыв за собой дверь, он что-то невнятно пробормотал и начал спускаться по ступеням крыльца, но в этот момент дверь снова открылась и из-за нее выглянула хозяйка дома.

– На-ка, отец… – Негромко окликнула она старика, протягивая ему небольшой сверток. – Перекусишь в дороге.

Старик быстрым движением выхватил сверток из руки извергини, снова пробормотал что-то невнятное, а затем спросил громче:

– Так, значит, в Рожон никто из деревни не собирается?..

– Ты ж уже спрашивал, – махнула рукой хозяйка. – Никто не собирается, нечего нам сейчас там делать.

– И никто чужой через вашу деревню туда не направляется?..

– Прилипчивый ты, дед! – Воскликнула хозяйка. – Ну сколько можно одно и тоже спрашивать?!

– Столько, сколько надо, чтобы получить нужный ответ! – Проворчал старик и двинулся к калитке, бормоча под нос что-то неразборчивое.

Вотша отступил за приоткрытую дверь сарайчика и услышал, как, выходя за калитку, старик чуть слышно проворчал:

– Ничего, найдем дорогу… Конь след оставит.

Дед скрылся за воротами, а Вотша задумчиво поскреб скулу.

«Конь след оставит… Интересно, по следу какого это коня шел старик?»

Впрочем, вряд ли этот старый изверг представлял для него какую-либо опасность, а потому он вышел из сарайчика и направился к дому.

Когда он поднимался по ступеням, дверь домика распахнулась, и на крыльцо вышел заспанный Сатс. Увидев своего гостя, он неуверенно улыбнулся – вчерашняя отповедь Вотши, видимо, сильно смутила его, и хрипловатым со сна голосом проговорил:

– Дед ночью приперся, спать совсем не дал!

– Да, я видел… – Отозвался Вотша.

– А грязен, как будто всю жизнь не мылся!! – Оживился вотшиным ответом Сатс. – Весь дом провонял!

– Так надо было его ко мне на сено послать. – Усмехнулся Вотша. – Там и запах скорее выветрится.

– Так мы… – Вроде бы немного растерялся хозяин. – Решили тебя не беспокоить. Зачем тебе храпун под бок?!

– Так он еще и храпел?..

– Да с присвистом!

Вотша покачал головой:

– Да… Настырный старикан! Хорошо, что гости у вас редко бывают, деревенька ваша укромно стоит. – И тут же, словно бы невзначай, спросил. – А куда этот старик направлялся, что к вашей деревне вышел?

– Говорит, что в Рожон идет. – Пожал плечами Сатс. – Только непонятно, зачем он сошел с тракта.

И тут он спохватился:

– Я, ведь, за тобой шел, завтрак готов, а то ведь ты, не поев, уедешь!

– Завтрак – это хорошо. – Улыбнулся Вотша.

Он выехал из приютившей его деревеньки в самом конце часа Жаворонка. Отдохнувшая лошадь сразу пошла легкой рысью, благо тропа, на которую Вотша ее вывел, была достаточно широка. Копыта лошади ступали совершенно бесшумно, так что лесная тишина нарушалась только птичьим щебетом. Пару раз Вотше показалось, что в кустах, справа от тропы что-то прошуршало, но это вполне мог быть какой-нибудь безобидный лесной зверек.

Часа через три Вотша выехал на довольно широкую проселочную дорогу и двигался по ней несколько километров, а затем снова свернул на лесную тропу и через час сделал первую остановку.

Так, не торопясь, он ехал до самого вечера, а когда солнце коснулось горизонта, остановился на опушке леса, с которой уже были видны горы. Слева, километрах в двух, как ему было хорошо известно, находилась довольно большая деревня, но он решил объехать ее стороной – в ней, в это время мог находиться управляющий из многоликих, а Вотша не хотел попадаться ему на глаза.

Ночь прошла вполне спокойно, а утром, еще до восхода солнца, он снова двинулся в путь.

Теперь его лошадь шла без дороги, по высокой, некошеной траве луга, прямо к видневшимся вдалеке горам.

В этот день он не останавливался, хотя и продвигался вперед, не спеша, чтобы не утомить лошадь. В конце часа Змеи перед ним блеснула чистой водой небольшая речушка, на берегу которой обнаружилась небольшая, в десяток домов, деревушка. Вотша направил свою лошадь к крайнему дому, из которого навстречу ему вышел высокий, черноволосый изверг могучего телосложения, одетый очень бедно, хотя и чисто.

Подъехав ближе, Вотша спешился и вопросительно посмотрел на подошедшего изверга. Тот тряхнул косматой головой и прогудел басом:

– Все спокойно, никто не проезжал, не проходил, не пролетал.

– Отлично… – Проговорил Вотша. – Лошадь спрячете, дальше я пойду пешком.

– Как съездил-то?.. – Поинтересовался гигант.

– По-разному… – Пожал плечами Вотша. – Все, вроде получилось, а вот главного сделать не удалось.

– Не нашел своего дружка?..

– В том-то и дело, что нашел, только разговора не получилось. Не поверил мне Выжига, да и не смог бы поверить – спалила его жизнь! Обещал он мне, правда, со мной пойти, посмотреть, чем мы занимаемся, но… Видно, раздумал, если ничего похуже не случилось.

Черноволосый великан взял лошадь Вотши под уздцы, потрепал ее по холке и пробасил:

– Ничего, Старик, ты, ведь, сам говорил, твой Выжига – парень тертый, так что вряд ли с ним что худое случилось. Если б его многоликие схватили, ты бы точно об этом узнал. Ну а сомнения его… Может это и хорошо, что он не слишком легковерный? Надо с ним еще встретиться, поговорить.

Вотша снял с седла свой саквояж, отцепил посох и кивнул великану:

– Встретимся! Если все будет нормально, я месяца через два еще разок Ласт навещу. Там и кроме Выжиги интересные ребята есть.

– Перекусишь?.. – На всякий случай поинтересовался великан и получил ожидаемый ответ.

– Нет. Хочу до ночи в горы подняться.

– Тогда – добрый путь!

Великан махнул рукой и повел лошадь к небольшому сарайчику, стоявшему за домом в дальнем углу двора.

А Вотша, посмотрев ему вслед, повернулся и, постепенно ускоряя шаг, двинулся в сторону уже недалеких гор.

Когда час Волка подходил к концу, он был у первых скал, словно бы выставленных в дозор поднимавшимися впереди горами. Вступив на едва заметную тропку, вившуюся между огромных гранитных обломков, окруженных разросшимися вокруг них кустами, Вотша, спустя несколько десятков минут, оказался в узком, темном ущелье, дно которого, присыпанное каменной крошкой, довольно круто поднималось вверх. Однако, к вершине гранитных стен, образовавших это ущелье, оно не выводило, шагов через триста Вотша уперся в тупик, что его совершенно не смутило. Он уселся на выступавший из каменной осыпи камень и принялся терпеливо ждать.

Прошло еще несколько десятков минут. В ущелье сделалось совсем темно, и в этот момент сверху упала веревочная лестница, а следом и по гранитной стенке шлепнул конец тонкой веревки. Вотша поднялся с камня, привязал свой баул к веревке и дважды дернул ее. Баул неторопливо поплыл вверх. Посох Вотша пристроил за спину, за пояс, после чего начал медленно, но довольно уверенно подниматься по качающейся лестнице. Когда он миновал примерно четверть пути, из-за ближнего скального обломка метнулась быстрая, бесшумная тень, прыгнула на лестницу и быстро последовала за поднимающимся Вотшей.

Тот сразу же почувствовал, как веревочная основа лестницы натянулась под дополнительным весом, но, взглянув вниз, ничего не смог разобрать в наступившей темноте. Однако он прибавил скорости, что было несложно – лестница перестала болтаться под ним, натянутая поднимавшимся следом человеком.

Наверху тоже, по-видимому, заметили, что нагрузка на лестницу вдруг увеличилась. Вотша увидел, как над обрывом, на фоне еще светлого неба показалась взлохмаченная голова. С минуту высунувшийся парень пытался рассмотреть, кто поднимается следом за Стариком, затем голова исчезла, но через несколько секунд показалось снова. Парень высунулся до середины груди – видимо кто-то держал его за ноги, и в его руках появился лук!

Однако Вотша был уже достаточно высоко, и своим телом закрывал поднимающегося следом. Лучник попытался прицелиться, и понял, что может задеть Вотшу. Однако он не отказался от мысли снять непрошенного гостя с лестницы – убравшись на скалу, он через минуту снова появился уже шагах в пяти справа от места, откуда спускалась лестница. Но на этот раз его окриком остановил Вотша. Он сообразил, что его преследует не многоликий, и ему стало интересно, что это за изверг не только выследил его, но и решился последовать за ним на вершину обрыва. Вотша крикнул, чтобы лучник не стрелял, и уже через минуту стоял на срезе гранитной стены, наблюдая за тем, как неизвестный преследователь выползает на каменную полку, где была прикреплена лестница.

Изверг был невысок, худ и, видимо, очень гибок. Он поднялся на ноги, бросил быстрый взгляд себе за спину в двадцатиметровую пропасть, а затем повернулся к Вотше и стоявшим рядом с ним извергам. Перечеркнутая шрамом физиономия расплылась в улыбке:

– Ну, что, комик, я же говорила, что мы с тобой еще встретимся!

– Выжига!! – Выдохнул Вотша. – Так госпожа Оветта – это ты?!

– И настырный старикан – это тоже я!

– Да почему ж ты со мной не поехал?! Мы же договорились!

Улыбка увяла на лице Вижиги, и он ответил чуть резковато:

– Я тебя, дикарь, больше десяти лет не видел, кто знает, что из тебя жизнь сделала. Я бы к тебе в Ласте присоединился, а ты бы меня и отвез бы до ближайшего стражника! Знаю я вас – добропорядочных извергов, охочих до монеток!! Так что не обижайся – я ведь выполнил свое обещание, а заодно убедился, что ты… Ха… – Он снова улыбнулся. – Не добропорядочный изверг. Так что, давай, показывай свое хозяйство и своих «борцов за свободу извергов во всем этом подлом Мире»!

– Так это и есть твой знаменитый Выжига?! – Поинтересовался из-за плеча Вотши встречавший его Самур.

– Он самый, – улыбнувшись, подтвердил Вотша. – Только… постарел немного!

– Мы все… постарели. – Усмехнулся Выжига, а затем нетерпеливо добавил. – Ну, пошли, что ли?!

– Зачем «пошли»? – Улыбнулся Самур. – Мы лошадей привели. Правда, на тебя не рассчитывали, ну, да как-нибудь разместимся. Сядешь ко мне за спину – мы вдвоем лошадку не слишком натрудим!

В его голосе слышалась насмешка, но Выжига не обиделся, поскольку, касалась она и насмешника тоже.

Спустя пару минут четверо лошадей уносили пятерых извергов прочь от обрыва, с которого сняли лестницу.

Ночевали они в лесу у небольшого костерка, предварительно поужинав, а рано утром, не обременяя себя завтраком, отправились дальше. Выжига все время пути приставал к Самуру с расспросами, словно веря ему больше, чем своему давнему знакомцу, Вотше, или жадно осматривал места, по которым они проезжали.

К концу дня отряд прибыл в Лосинку. Мальчишка, карауливший их приезд, подбежал к ехавшему впереди Вотше и крикнул:

– Старик, староста велел передать, чтобы вы прямо к нему во двор ехали!

Это было неожиданно, да и устали ребята за дневной переход изрядно, однако Вотша решил, что староста зовет неспроста. Повернувшись в седле, он крикнул чуть отставшим ребятам:

– Староста нас к себе зовет, уважим старика!

– Зовет, значит, ужином угостит! – Отозвался Самур.

Вотша направил лошадь к главной площади села, где стояла усадьба старосты, и вдруг подумал, что Самур за последние два года здорово подрос, да и повзрослел.

У ворот старосты их действительно ждали. Два его младших сына забрали лошадей, а Сафат, поздоровавшись с товарищами, повел их умываться с дороги.

Вотша сразу же понял, что в его отсутствие в селе случилась какая-то беда. Обычно улыбчивый Сафат был хмур и немногословен, на шутку Самура только отмахнулся. Однако расспрашивать Сафата при всех не стал, решив, что тот недаром отмалчивается.

После того, как ребята умылись и немного привели себя в порядок, их повели в трапезную, где был накрыт стол. Там их уже ждали вернувшиеся раньше Вотши Азуз и Падур. Вотша внутренне усмехнулся – похоже, староста решил провести некое срочное совещание, и уже на нем сообщить свои плохие новости.

И все-таки, старый изверг не стал спешить, он дал Вотше и его товарищам утолить голод, рассказать о своих поездках, приглядывался во время ужина к державшемуся настороженно Выжиге, и только после того, как еда потеряла интерес для сидевших за столом, заговорил:

– Пока вы отсутствовали, у нас тут произошел… неприятный случай. – Он замялся, словно подыскивая точные и не слишком резкие слова, а потом быстро, махнув рукой, решительно произнес. – Сафат многоликого убил!.. Лиса!..

Все молча перевели взгляды на Сафата, и тот медленно поднялся со своего места.

– Как это произошло?.. – Спросил Вотша.

Староста и Сафат переглянулись, и отвечать стал старик.

Он рассказывал довольно сбивчиво, несколько раз Сафат поправлял его, но картина происшедшего вырисовывалась достаточно подробно.

Лис пришел в село два дня назад, под вечер, пришел один, повернувшись к Миру родовой гранью, потому сельские дозоры и прозевали его появление. Он почему-то прошел задами и прыгнул во двор дома старосты со стороны огорода. Сам староста как раз был во дворе и первым увидел многоликого, а тот, конечно, и не думал скрываться.

Перекинувшись человеком, он, совершенно не стесняясь своей наготы, с довольной усмешкой заявил:

– Ну что, староста, застал я тебя врасплох! Теперь ты не успеешь спрятать камешки – их, ведь, у тебя немало?! Сейчас мы прогуляемся по твоей усадьбе, и ты покажешь мне все свои похоронки. Потом ты камешки уложишь в мешок, а я потолкую с твоей дочкой о… луне! – Многоликий довольно рассмеялся. – Она, наверняка, уже выросла, да и луна к тому времени уже взойдет!!

Сафат заметил появление многоликого через открытое окно своей спальни, и видел, как побледнела от испуга его жена. Схватив два меча, он выскочил во двор, как раз в тот момент, когда лис в сопровождении хозяина усадьбы поднимался на крыльцо. Для многоликого внезапное появление молодого изверга было неожиданностью, он на мгновение застыл на месте и в тоже мгновение получил страшный удар кулаком в лицо! Многоликого буквально смело с крыльца с мягкую пыль двора, но он мгновенно пришел в себя. Вскочив на ноги, лис провел пальцами по разбитым в кровь губам и прошипел, обращаясь к старосте:

– Ну, что ж, старик, я хотел обойтись с тобой и твоим домом по-хорошему, но этот вонючий извержонок убил тебя, твою жену, твоих детей и спалил твою усадьбу! Что же касается твоей дочери, то она, возможно, переживет всех вас, и жизнь ее будет… «сладкой»!!

Он издевательски улыбнулся, а затем он повернулся к Сафату… Однако тот опередил многоликого:

– Ты, вонючий оборотень, хотел поговорить с моей женой «при луне», но для этого тебе придется сначала убить меня!!

И он швырнул один из мечей под ноги обнаженного оборотня.

Тот с минуту рассматривал молодого изверга, а затем его разбитые губы раздвинулись в усмешке.

– Убить тебя?.. Не премину сделать это, но ты напрасно думаешь, что я буду драться с тобой твоим поганым железом! Я тебя порву когтем, прокушу зубом, и ты будешь долго издыхать, ты будешь молить, чтобы я добил тебя, а я на твоих глазах буду забавляться с твоей женой! И хорошо, что она успела выйти замуж – мне не придется возиться с девочкой!

Он подпрыгнул, и через секунду во дворе дома старосты стоял здоровенный медведь! Глухо рыкнув, он отбросил в сторону валявшийся в дворовой пыли меч, и двинулся в сторону Сафата. Изверг перепрыгнул через перила крыльца и бросился в сторону огорода. Медведь припустился за ним, при этом он не слишком спешил, понимая, что его беспомощной жертве просто некуда ускользнуть. Однако у плетня, отгораживающего двор от огорода, Сафат остановился и положил меч на землю. Медведь, на секунду остановившись в трех метрах от изверга, глухо прорычал:

– Ты будешь защищаться голыми руками, или возьмешь свою железку?..

Затем зверь сделал два шага вперед и, заревев, встал на задние лапы!

Именно в этот момент Сафат выхватил из висевших на поясе ножен кинжал, прыгнул вперед и вонзил его медведю в брюхо!

Сафат медленно опустился на свое место, а староста закончил свой рассказ:

– Он сдох, и туша его истлела. Все произошло именно так, как ты, белоголовый, рассказывал!

С минуту в трапезной стояла тишина, а затем Сафат, не поднимая головы, произнес:

– Я виноват, Бамбарак, но я не смог… Он, ведь, хотел…

– Ты все правильно сделал!!! – Неожиданно прорычал Выжига, перебивая его. – Ты поступил, как настоящий мужчина, а не как замордованный добропорядочный изверг!

Он вскочил со своего места и повернулся к Вотше:

– Дикарь, ты не соврал, и я с тобой!! Завтра я возвращаюсь в Ласт, а через неделю приведу с собой две сотни головорезов! Дай нам свою уругумскую сталь, и мы вырежем всех оборотней этого Мира!!

Глава 9

Ратмир не полетел ни в Корнгольц, ни в Верну, он решил не сообщать о своем открытии западным лисам – те могли решиться на опрометчивый и бесполезный шаг. Сначала надо было разобраться, что такое «уругумская сталь» откуда она появилась и каким образом поражала многоликих. Ратмир полетел в Лютец, в университет.

Перелет был долог и труден, на пути разразилась непогода. Сплошной грозовой фронт встал на пути трех птиц: огромного ивача и двух больших черных воронов. Ивач, не раздумывая, ринулся навстречу буре – его могучие крылья могли противостоять разбушевавшейся стихии, а вот воронам пришлось тяжко… очень тяжко. Когда все трое все-таки приземлились на плоской крыше Звездной башни, и Тороп, и Хворост едва держались на ногах.

В Лютеце стояла неистовая, грозовая ночь, так что Ратмиру, несмотря на все его нетерпение, пришлось отложить свои изыскания на несколько часов. Он и его спутники разошлись по своим апартаментам, однако самому Ратмиру так и не удалось уснуть. Мысль о том, что в руки извергов попало оружие, способное поразить неуязвимых доселе многогранных, приводила его в ужас. Он лежал в постели с открытыми глазами, и в темноте перед ним разворачивались чудовищные картины крушения всей его привычной жизни, его Мира. Только к утру, когда грозовая чернота ночи уступила место блеклой сери подступающего рассвета, ему удалось забыться беспокойным сном, но и это тревожное беспамятство было недолгим.

В самом начале часа Жаворонка трижды посвященный волхв был уже на ногах. Он оделся сам и, не дожидаясь завтрака, отправился в университетскую библиотеку.

Увидев входящего в пустой читальный зал Ратмира, смотритель библиотеки дважды посвященный Пилли из стаи южных лис удивленно спросил:

– Ратмир?! Не ожидал увидеть тебя здесь. Разве ты не в стае западных лис?!

– Я уже вернулся… – Стараясь говорить спокойно, ответил Ратмир. – Мне нужно срочно узнать кое-то, и я, конечно же, пришел к тебе.

Он улыбнулся, скорее по привычке, и тут же задал интересовавший его вопрос:

– Тебе ничего не говорит словосочетание «уругумская сталь»?

– Уругумская сталь?.. – Медленно протянул библиотекарь, чуть помолчал и повторил. – Уругумская сталь…

Он повернулся к шкафу, в котором стояли ящики с каталожными карточками, выдвинул один из ящиков и принялся перебирать стоявшие в нем карточки, негромко приговаривая про себя:

– Уругумская сталь… уругумская сталь.

Наконец он вытащил одну из карточек и протянул ее Ратмиру со словами:

– В твоем словосочетании прилагательное, скорее всего, происходит от имени собственного. Так вот, в Мире есть только одно место, которое носит похожее название.

На карточке было написано: «Уругум – горное извержачье село (айл) в землях южных ирбисов…» Далее шли данные о том, когда село появилось, сколько в нем домов было два года назад, когда вносились изменения в имевшуюся информацию, и другие данные об этом населенном пункте.

– Уругум… – Задумчиво проговорил Ратмир и взглянул на Пилли. – Похоже, это именно то, что мне нужно. Огромное спасибо, ты как всегда мне помог!

– Рад быть полезным! – Улыбнулся в ответ библиотекарь.

Ратмир вернул карточку и уже поворачивался, чтобы уйти, но за его спиной раздался голос южного лиса:

– Если не секрет, что означает это… словосочетание?..

Трижды посвященный волхв задумчиво посмотрел на библиотекаря и неожиданно спросил:

– Ты мудрец, Пилли, как ты себе представляешь… конец этого Мира?..

– Конец Мира?.. – Без удивления переспросил библиотекарь и пожал плечами. – А что ты, собственно говоря, имеешь ввиду? То, что случится, или то, как это случится?

Ратмир, признаться, не ожидал такого вопроса и подумал, что сам он никогда не думал о предсказанной катастрофе с такой точки зрения. Поэтому и ответ его был прост:

– И то, и другое.

– Конец этого Мира наступит тогда, когда в нем исчезнут многогранные. – Просто ответил Пилли. – А произойти это может по-разному. Наш Мир изменчив, в нем постоянно умирает что-то давно привычное, и возникает нечто новое, неизвестное. Пока что нам, многогранным, удается обходиться без того, что из Мира уходит, и приспосабливаться к тому, что в нем появляется. Но однажды в нем возникнет нечто такое, с чем рядом мы не сможем существовать. Это может быть новая болезнь, или глобальное стихийное бедствие, в конце концов, мы можем сами уничтожить себя, если какой-либо из бесконечных локальных военных конфликтов перерастет в мировой, или кто-то из трижды посвященных выпустит в Мир убийственное Знание. В одной старой, сейчас весьма непопулярной легенде говориться, что наш Мир исчезнет тогда, когда погаснет Волчья звезда. Кто знает, может быть, это не поэтический вымысел, может быть, гибель Волчьей звезды каким-то образом повлияет на условия жизни в нашем Мире?! А вообще-то, мы очень эгоцентричны – вполне возможно, наш Мир будет продолжать свое существование и после того, как мы, многогранные, исчезнем с его лица. И возможно, это существование будет не таким уж плохим. Разве можно тогда назвать наш исход из Мира его гибелью?!

Старый библиотекарь замолчал, глядя в лицо Ратмира спокойными, умными глазами, и трижды посвященный волхв понял, что Пилли ждет ответа на свой вопрос. И тогда он, подражая старику, спокойно ответил:

– Уругумская сталь – это, возможно, нечто такое… к чему мы не сможем приспособиться.

После этих слов он развернулся и отправился к выходу.

Вершитель Кануг принял Ратмира через минуту после того, как ему доложили о том, что трижды посвященный волхв просит его об аудиенции. Едва Ратмир вошел в кабинет Вершителя, как тот, нетерпеливо спросил:

– Так что там произошло, между лисами и оленями?! Олени действительно убили восемь многогранных?!

– Нет, Вершитель, – ответил Ратмир, проходя к столу и занимая одно из гостевых кресел. – Олени не убивали лис, хотя восемь из них действительно пропали! И я знаю, куда они подевались!

– Значит, ты примирил эти две стаи?.. – Уже спокойнее поинтересовался Кануг, откидываясь на спинку кресла.

– Нет, Вершитель, мне некогда было заниматься этой мелочью! – Жестко ответил Ратмир и продолжил, бросая резкие слова прямо в лицо оцепеневшего Вершителя. – Я поспешил назад, в университет, поскольку полученная мной информация требует немедленных действий!

– И что же это за информация?.. – Поинтересовался Вершитель, и в голосе его сквозило недоверие.

– Лисы пропали на, так называемых, спорных территориях. Это гористая местность, расположенная между землями западных лис, оленей и вепрей, на которой живут несколько сотен извергов. Поскольку эти изверги не принадлежат ни одной из стай, их грабят все три стаи, хотя пробраться в эти спорные территории довольно трудно. Чтобы разобраться в ситуации, связанной с пропажей лис, я решил посетить эти спорные территории, или, как их называют живущие там изверги «ничейные горы». Мы пошли туда впятером – я, два моих ученика, мой слуга-изверг и проводник из стаи западных лис, некий Рыжий Каин. Поднявшись в горы, мы направились к ближайшему поселению извергов, и там, на моих глазах изверг убил нашего проводника.

Ратмир замолчал, видя изумление Кануга и давая ему время до конца осознать то, что было произнесено. Вершитель тоже молчал целую минуту, а затем с некоторым трудом выдавил:

– Как это – убил?!

– Рыжий Каин пошел в деревню один. Она, по его словам, сильно изменилась с того времени, когда он там побывал в последний раз, и я хотел, чтобы он ее осмотрел, до того, как мы войдем в нее. Ему навстречу вышло с десяток извергов, и все они были вооружены мечами, длинными кинжалами, у двоих были… луки!

Брови Вершителя удивленно взметнулись, но он удержался от расспросов.

– Один из извергов, по всей видимости – предводитель, спросил, зачем многоликий пришел в их деревню, причем сделал это довольно дерзко. Тогда Каин выхватил меч, но его тут же окружили трое извергов и в первой же стычке ранили нашего проводника в ногу.

И снова густые, чуть седоватые брови Кануга прыгнули вверх, выдавая его удивление, и на этот раз Ратмир пояснил:

– Да-да, изверги неплохо владели оружием и были обучены коллективному бою. После этого Каин повернулся к миру медвежьей гранью и пошел на предводителя этой извержачьей банды. И вот тогда тот отбросил свой меч, выхватил кинжал и ударил им медведя в грудь!

Ратмир замолчал, и после секундной паузы Кануг спросил:

– Ну и что?! Что мог сделать кинжал этого Мира многогранному, повернувшемуся к миру звериной гранью?!

– Он убил его! – Просто ответил Ратмир.

– Этот кинжал был каким-то особенным?! – Спросил Вершитель после небольшой паузы.

– Да нет, – пожал плечами Ратмир, – самый обычный клинок из светлого металла. Но изверг, ударив Каина, произнес странную фразу, он сказал: «Попробуй уругумской стали, многоликий!»

И тут Ратмир замолчал пораженный, в его памяти вдруг всплыл рассказ его наставника, одного из дружинников деда, звавшегося «Старый». Этот дружинник рассказал ему старинное предание о том, что многогранного можно убить… убить навсегда, лишив его возможности снова прийти в этот Мир в другом облике, только клинком из светлого металла – светлым клинком! И вот сейчас он сам произнес это название – «обычный клинок из светлого металла», «светлый клинок»!!

Но Кануг не дал ему долго раздумывать над этим, возможно, совсем не случайным совпадением. Он требовательно спросил:

– А ты уверен, что этот… Каин действительно был убит?! Может быть…

– В этот момент я был с ним в ментальной связи! – Непочтительно перебил Ратмир Вершителя. – Мне лишь в последний момент удалось прервать эту связь, так что я не мог ошибиться!!

В кабинете на несколько секунд повисла тишина, а затем Вершитель задумчиво протянул:

– Уругумская сталь?.. Что же это такое?!!

– Я пока не знаю, – ответил Ратмир на вопрос, обращенный не к нему. – Но я знаю, что во всем нашем Мире есть только одно место, с похожим названием – айл Уругум в горах, принадлежащих южным ирбисам. Именно туда я думаю немедленно наведаться… с твоего разрешения.

С минуту Вершитель молча смотрел прямо в глаза Ратмиру, а затем медленно проговорил:

– Да… конечно… Но что нам делать с этими извергами?.. С извергами в Ничейных горах?!

И на этот вопрос у трижды посвященного был ответ:

– Я думаю, что Совету посвященных надо послать к западным лисам, оленям и вепрям своих полномочных представителей. Совет должен потребовать от этих стай, чтобы они немедленно блокировали все возможные выходы из ничейных гор! Они должны убивать всех, кто попытается спуститься с этих гор. Мы не должны дать возможность извергам выйти из их логова, пока я не разберусь, что такое уругумская сталь, как она действует и как ее можно нейтрализовать!

– Хорошо, – кивнул Вершитель. – Отправляйся к южным ирбисам немедленно, а я займусь… Ничейными горами. Займусь сам!

Разговор был окончен. Ратмир встал с кресла, повернулся к выходу и вдруг почувствовал, что не удовлетворен этой беседой. Нет, решения, которые по его мнению, должен был принять Вершитель, он принял, но трижды посвященному волхву почему-то казалось, что Кануг не до конца сознает, что их Мир стоит на последней грани, что Первое пророчество близко к исполнению! И в то же время он почувствовал, что говорить об этом не стоило – это невозможно было доказывать, это надо было почувствовать… Почувствовать самому, без всяких подсказок. Только тогда в это действительно можно было поверить!

И Ратмир, ничего более не сказав, вышел из кабинета.

Он вернулся в Звездную башню в самом начале часа Полуденной лисы. В приемной, за своим рабочим столом, как обычно, сидел Тороп, а у окна, явно дожидаясь его, стоял Хворост. Оба повернулись на звук открываемой двери и уставились на своего наставника встревожено-вопрошающими взглядами. Ратмир вернулся в университете, не выполнив задания Высшего совета, и оба ученика с тревогой ожидали, каково будет решение Вершителя.

Ратмир быстро прошел через приемную к дверям своего рабочего кабинета и, уже открыв дверь, повернулся и коротко бросил:

– Тороп, зайди ко мне!

– Секретарь вскочил со своего места и быстрым шагом последовал за трижды посвященным. Краем глаза Ратмир увидел, как напрягся Хворост, но с места он не тронулся.

Трижды посвященный проследовал через кабинет к рабочему столу, а Тороп, по привычке, остановился, не доходя до стола метра три, и приготовился записать задание наставника.

– Я уезжаю… недели на две, – начал Ратмир, опускаясь в кресло и пододвигая к себе небольшую стопку исписанного пергамента. – Это… – он прихлопнул стопку ладонью, – …задание для тебя на время моего отсутствия. Надеюсь, ты разберешься с ним без моей помощи. У Хвороста много чего не доделано, за ним надо проследить, чтобы он не бездельничал!

Ратмир передвинул стопку пергамента к противоположному краю стола, словно предлагая Торопу забрать ее, но тот не двинулся с места.

– У тебя есть вопросы?! – Нетерпеливо поинтересовался Ратмир.

– Да, наставник.

– Говори.

– Ты уезжаешь один?..

Секунду трижды посвященный молчал, словно не понимая, зачем ученик задал ему такой вопрос, а затем, чуть заметно улыбнувшись, ответил:

– Да, один.

– Наставник, позволь мне ехать с тобой! – Воскликнул Тороп и даже сделал шаг вперед.

– Нет… – Покачал головой Ратмир, пряча улыбку. – Я лечу на Юг, и ты, не сможешь меня сопровождать, у тебя просто недостанет сил.

– Я хотя бы попытаюсь! – Снова воскликнул Тороп, но на этот раз в его голосе чувствовалась безнадежность – он понял, что просить наставника бесполезно. Однако Ратмир ответил совершенно спокойно:

– Ты собираешься соревноваться в скорости и ивачем?..

Тороп опустил взгляд и вздохнул.

– Я вернусь через две недели и, надеюсь, задание, которое я оставляю, будет выполнено!

Тороп кивнул, не поднимая глаз.

– Можешь идти.

Спустя полчаса, Ратмир, отдав все необходимые распоряжения ученикам и слугам, поднялся на верхнюю площадку Звездной башни, оглядел открывающийся оттуда вид на университет и шагнул за ограждающий парапет. Тороп и Хворост, провожавшие своего наставника увидели, как тело трижды посвященного исчезло за обрезом крыши, а через секунду в небо рванулась огромная темно-серая птица. Порывом ветра, вырвавшимся из-под ее крыла, их обоих чуть не сбило с ног, но они устояли, уцепившись за флагшток, вмонтированный в центр площадки.

Больше года прошло с того дня, как Сафат убил забравшегося в Лосинку лиса. Выжига сдержал свое обещание – ушел в Ласт на следующий день и спустя месяц в Ничейные горы пошли изверги. Они приходили не только из Ласта, они шли из земель западных вепрей, лис, оленей, волков, и среди них было на удивление много тех, кто совсем недавно был многоликим, кого вожаки стай или волхвы лишили многоличья. Это, как правило, были опытные бойцы, не забывшие искусства фехтования. Они стали основой создававшейся извержачьей армии, они учили извергов владеть оружием, драться на поединке, в группе, строем. За шесть-семь месяцев в Лосинку пришло больше трех тысяч человек!

Сам Вотша, тоже не сидел, сложа руки, но теперь его занимали другие задачи. Надо было обеспечивать прибывающих людей вооружением, одеждой, обувью, а самое главное – продовольствием! Вотша теперь редко бывал в Лосинке, он объехал весь Запад, вплоть до земель западных медведей, лежавших на берегу, казавшегося бескрайним, серого моря. И оттуда пошли обозы с соленой и вяленой рыбы к далеким Ничейным горам.

Он, как раз вернулся из очередной своей долгой поездки, когда Падур приволок к нему высокого, широкоплечего молодого парня, схваченного на границе с землями западных лис.

– Вот, Старик, получай молодца! – Довольно воскликнул уругумец, вталкивая в комнату, где обедал Вотша, своего пленника. – Это тебе не абы кто, это слуга самого трижды посвященного Ратмира из стаи восточных волков!!

Вотша уставился остановившимся взглядом на улыбающегося Падура, затем с трудом проглотил не дожеванный кусок, медленно положил ложку на стол и внезапно охрипшим голосом переспросил:

– Чей слуга?!

– Говори! – Толкнул пленника в бок Падур.

– Меня зовут Исход. – Проговорил тот, дернув плечом, словно отмахиваясь от тычка Падура. – Я служил трижды посвященному Ратмиру из стаи восточных волков.

– Представляешь, Бамбарак, в наши горы забрел сам член Совета посвященных!! Еще немного и я бы его повязал!!

Вотша уже успел прийти в себя после столь неожиданного известия и посмотрел на молодого уругумца с откровенной насмешкой.

– Поблагодари Мать всего сущего, что трижды посвященный не обратил на тебя внимания! А то сейчас твои косточки объедали бы барсуки в лесу… Если бы от тебя косточки остались!

– Да, ладно!.. – Чуть сбавил тон Падур. – Этот Ратмир со своими учениками сам деру дал из наших гор – птичками по лесу ногиуносили. Вон, даже слугу своего бросил!

– Ладно, – мазнул рукой Вотша, – спорить с тобой сейчас некогда.

Он снова посмотрел на Исхода, и на этот раз его взгляд был внимательным, оценивающим:

– Рассказывай, молодец! – Потребовал он через минуту.

– А что рассказывать-то?.. – Пожал плечами изверг.

– Рассказывай, зачем трижды посвященный в Ничейные горы пожаловал, что здесь успел увидеть, с кем встречался и почему так быстро убрался прочь?!

– Откуда ж мне знать, зачем трижды посвященный друид направляется куда-то?! Мое дело приказы хозяина выполнять, а не подглядывать или подслушивать. А за подглядывание господин и в жабу превратить может!

– Так уж и в жабу?! – Усмехнулся Вотша.

Исход посмотрел на сидящего изверга серьезными глазами и упрямо кивнул:

– Некоторые и на это были бы согласны, лишь бы в подвал Звездной башни не попасть!

– Ну, в подвал Звездной башни ты теперь в любом случае не попадешь. – Вотша снова взялся за ложку, делая вид, что он, в общем-то, не слишком интересуется тем, что может рассказать ему пленный изверг. – А вот на дерево попасть ты можешь запросто!

– Что значит – на дерево?.. – Не понял Исход.

– Петлю на шею, и на ближний сук! – Пояснил Падур, как нечто вполне обычное.

Исход пожал плечами.

– Твое дело, хозяин. – Пожал плечами изверг, и в его голосе чувствовалось недоверие – похоже, он не мог себе представить такого зверства.

Вотша немного помолчал, а затем переспросил:

– Ну, так что – расскажешь, что видел и слышал на службе у трижды посвященного, или до петли молчать будешь?!

– Расскажу. – Снова пожал плечами пленный изверг. – Мне хозяин молчать не приказывал, а видел и слышал я немного.

Рассказ Исхода получился и впрямь не слишком длинным, но Вотша выслушал его с глубоким вниманием. Когда изверг закончил говорить, он долго молчал, раздумывая над услышанным, а затем кивнул Падуру:

– Отведи парня в казарму второго отряда. Пусть его накормят и дадут отдохнуть.

– Так меня не будут… того… на дерево?.. – Неожиданно переспросил Исход.

– Нет, не будут. – Улыбнулся Вотша. – Ты перед нами ни в чем не провинился, а сбежать отсюда тебе вряд ли удастся.

Падур тронул Исхода за рукав, и они повернулись к выходу. Уже переступая через порог, Исход услышал за своей спиной задумчивый голос Вотши:

– А скоро тебе бежать будет незачем.

Тем же вечером Вотша собрал совет командиров отрядов.

В небольшой комнате Вотши собрались пять человека: Выжига, староста Лосинки – Махась, Сафат, Падур и Азуз. Этим людям Вотша абсолютно доверял, и именно с этим людьми он решил держать совет.

Угощенья на столе не было, и это слегка озадачило приглашенных, но долго думать о столь необычной встрече гостей Вотша им не дал – едва они расселись, как он заговорил о деле.

– В наших горах, на границе с землями западных лис, побывал трижды посвященный Ратмир из стаи восточных волков. Я очень хорошо знаю этого многоликого, и потому смею вас уверить, что он не приезжает без дела и не уезжает, этого дела не решив. Приехал он разбирать жалобу лис на оленей, которые, якобы, убили четверых из лисьей стаи. Вы знаете сами, кто именно убил этих лис – пропали они в наших горах, поэтому Ратмир и направился сюда. У ближней к пограничному обрыву деревеньки наши ребята убили лиса, посланного Ратмиром в разведку, и Ратмир видел это… Я даже могу сказать больше, судя по рассказу слуги трижды посвященного, которого Падур привез сюда, Ратмир в момент схватки находился с лисом в ментальной связи, и сам пережил смерть своего разведчика! Короче – член Совета посвященных, трижды посвященный Ратмир из стаи восточных волков знает, что у нас, у извергов, обосновавшихся в Ничейных горах, имеется оружие, способное убить многогранного, повернувшегося к миру звериной гранью! Это значит, что нам надо выступать немедленно!!

В комнатке повисло молчание. Изверги были поражены этим неожиданным известием, и поначалу никто из них просто не знал, что сказать. Наконец Азуз, самый нетерпеливый из собравшихся, спросил ни к кому конкретно не обращаясь:

– А где сейчас этот… Ратмир, почему наши… оставили его в живых?..

Вотша бросил короткий взгляд на Падура и чуть заметно усмехнулся:

– Потому что «наши» привыкли к определенной манере поведения оборотней, а трижды посвященный повел себя совершенно по другому. Сколько раз за последний год, с того дня, как Сафат убил лиса во дворе старосты, сюда приходили многоликие? И ни разу они не таились! Они поднимались в горы, и мы почти сразу же узнавали об их приходе. Они открыто входили в наши деревни и, встретив малейший намек на сопротивление, перекидывались зверьем! А вот тут наступало раздолье уругумской стали! Но Ратмир поступил по другому – он послал в деревню одного лиса – своего проводника, а сам со своими учениками… Да-да, трижды посвященный пришел в горы с двумя учениками, один из которых прошел два посвящения! Так вот, он со своими учениками остался в лесу, в… засаде, и оттуда наблюдал, как встречали его проводника. Я не удивлюсь, если узнаю, что Ратмир слышал каждое слово из разговора лиса с Падуром!..

– Ну, это вряд ли! – Воскликнул Падур. – Место, где прятались оборотни, было довольно далеко. Видеть они, конечно, могли, а слышать – нет!

– Я же уже сказал, что Ратмир был связан с лисом ментально! – Вотша буквально вонзил свой взгляд в, до того уверенное, лицо Падура, и тот сразу сник. – Он не только слышал, все, что ты говорил оборотню, он мог пересчитать веснушки на твоем носу!

Вотша сделал короткую паузу, а затем продолжил:

– Другой, на месте Ратмира, скорее всего, попробовал бы перебить «наглых извергов» и завладеть оружием, способным уничтожать многоликих, а вот трижды посвященный предпочел убраться! Они улетели, обернувшись птицами, причем, улетели, не поднимаясь высоко, улетели между стволами деревьев! А почему?!

Вотша оглядел сидевших товарищей, но никто из них не ответил на его вопрос. Лишь в глазах Падура мелькнуло понимание.

– Потому что он увидел у наших ребят луки, и снова предпочел не рисковать!

И снова Вотша на мгновение замолчал.

– Однако Ратмир медлить не будет. Он постарается принять самые серьезные меры, чтобы изолировать нас от Мира и выяснить, что за оружие применили мы против многоликого.

Тут он неожиданно снова повернулся к Падуру и резко спросил:

– Ты во время схватки с лисом говорил что-либо о своем кинжале?!

Падур замер на месте, лихорадочно вспоминая разговор с лисом, а Вотша нетерпеливо потребовал:

– Ну, вспоминай, вспоминай! Ты же у нас поэт, любишь высказать что-нибудь этакое… значительное, вроде «вот твоя смерть, оборотень!» или «попробуй уругумской стали, многоликий!».

– Я не помню… – Словно бы через силу выдавил Падур. – Может, что и сказал…

– Если сказал, то сейчас Ратмир уже направляется в южные горы к ирбисам, разузнать что можно про Уругум! – Голос Вотши был беспощаден. Он еще раз оглядел собравшихся и проговорил:

– Поэтому я и говорю – нам надо выступать немедленно!

– Ну и хватит болтать! – Недовольно бросил Выжига. – Выступать, так выступать! Мы готовы, говори, что делать и как!

– Мы, правда, не совсем готовы… – Медленно проговорил Махась. – Но, похоже, действительно пришла пора действовать!

– Говори, Старик, что надо делать! – Потребовал Сафат. – И завтра выступаем!!

– Хорошо! – Кивнул Вотша. – Я думаю, нам надо действовать следующим образом!..

Даже для огромного, стремительного ивача путь до земель южных ирбисов оказался очень долгим. Ратмиру пришлось отдыхать в землях западных волков и у южных сайгов, так что над горами ирбисов он появился только через две недели после отлета из Лютеца. Он попробовал расспросить вожака сайгов о том, что происходит в землях южных ирбисов, но тот оказался на удивление несведущ – сайги не только свято блюли границы, но даже не засылали к ирбисам лазутчиков. Единственным способом добыть хоть какие-то сведения о том, что творилось в землях соседей, были для них проходящие по землям южных ирбисов караваны. От обменщиков они узнавали новости, но таких новостей было в последнее время очень мало – ирбисы перестали сами встречать, провожать и охранять караваны, поручив почему-то эти заботы своим извергам. Единственно, что смог сказать вожак – изверги в землях южных ирбисов стали вести себя необычайно вольно, независимо.

Из стойбища вожака южных сайгов Ратмир вылетел на рассвете и взял курс на белую, чуть подсвеченную розовым вершину Эльруса. Вожак сказал ему, что если он будет лететь в этом направлении, то часов через двенадцать прямо под ним окажется княжеский айл Коготь Ирбиса.

Ратмир был в воздухе пару часов, когда под ним полированной сталью блеснула широкая лента реки – граница между землями сайгов и ирбисов, и почти сразу же под крыло поднырнули скалы. Словно гигантские каменные пальцы, прорвавшие земную твердь, они тянулись к живому, теплому, проносящемуся над ними телу, чтобы схватить его в свои жесткие, мертвые объятья.

Ратмир неосознанно стал забирать выше, уходить от мертвого камня, но скалы скоро остались позади, а им на смену подступили покрытые лесом отроги, предвестники настоящих горных кряжей. Солнце показалось на востоке, сразу же вызолотив верхушку Эльруса, сделав ориентир Ратмира еще более величественным и прекрасным.

Несколько минут он рассматривал одну из самых замечательных вершин обитаемого Мира, а затем снова бросил взгляд вниз, и увидел, что под ним проплывают самые настоящие горы. Именно в этот момент между двух склонов, покрытых темно-зеленой меховой накидкой леса показалась неширокая долина с тонкой светлой ленточкой речки. По обеим берегам речки расположились крохотные домики, рядом с которыми виднелись ровные рядки огородных посадок, а чуть в стороне на пологом правом берегу, на светлой траве паслись десятка два коров.

«Сельцо не малое!.. – Подумал Ратмир. – Можно и здесь спуститься, порасспросить об Уругуме…»

Однако он не стал спускаться, справедливо решив, что свои поиски надо начинать с появления в княжеском айле. Если начать розыск Уругума, не уведомив князя, тот может посчитать это неуважением, или даже оскорблением, и гордый Юмыт, конечно же, затаит злую обиду.

Огромная птица продолжила свой полет в сторону величественного Эльруса, и почти в каждой долине, даже с самых небольших распадках, если только там протекала речка, Ратмир находил село, деревеньку или хотя бы крошечное, в несколько домиков поселение. Край это был, похоже, хорошо обжит, и народу здесь было немало!

Солнце, между тем, пересекло небосвод и уже опускалось к земле, скоро должен был показаться Коготь Ирбиса, и Ратмир начал понемногу снижаться. Горные склоны придвинулись ближе, села и деревеньки перестали появляться даже в самых, казалось бы, удобных долинах, так что трижды посвященный волхв даже усмехнулся про себя – похоже, вожак южных ирбисов не терпел соседства извергов… Вернее – не терпел вообще никакого соседства! Но вот показалась приметная голая скала красноватого оттенка, и Ратмир понял, что близок к цели своего путешествия, он чуть довернул вправо и из-за среза скалы показался айл, но!..

Айла не было!!! Ратмир не поверил своим глазам, под ним проплывало старое, омытое дождями и вылизанное зимними метелями пепелище. Еще виднелись остовы домов и хозяйственных построек, но было очевидно, что айл мертв, вернее уничтожен, и уничтожен уже давно!! Именно то, что княжеский айл уничтожен давно и не восстановлен, поразило Ратмира больше всего. В каком же состоянии должна находиться стая южных ирбисов, если она до сих пор не смогла восстановить свою столицу!!!

Но потом ему в голову пришла другая мысль. Может быть, Юсут сам уничтожил свой княжеский айл. Он вдруг вспомнил, что получал сообщение от своего брата Всеслава, что старший сын Юмыта, Юсут, пропал несколько лет назад. В порыве отчаяния, князь-ирбис вполне мог перенести столицу в другое место, а Коготь Ирбиса спалить на поминках по своему пропавшему сыну. Но тогда почему он не сообщил в университет о переносе своей столицы?!

Он медленными, широкими кругами снижался над старым пожарищем, и перед его глазами все яснее проступали следы разгрома. Нет, это не было ритуальным сожжением, это был разгром, уничтожение всех живущих в айле и поджег того, что оставалось целым после бойни!!

Наконец Ратмир пронесся над самой землей и, перевернувшись в воздухе, опустился на сгоревшую землю босыми ногами. Около часа он бродил по пожарищу. Тел погибших он не обнаружил, видимо сородичи побывали в уничтоженном айле и унесли останки погибших, чтобы похоронить их в другом месте согласно своим обычаям. Но почему айл не восстановили, оставалось загадкой. Такой же загадкой оставалось и то, где теперь надо было искать вожака стаи южных ирбисов?!

И снова в высокое, начинающее темнеть небо над южными горами поднялась огромная темно-серая птица, только теперь ее полет не имел цели. Почти не шевеля широко распластанными крыльями, она плыла, высматривая внизу человеческое жилье, и скоро действительно углядела большое село, раскинувшееся по берегам широкой реки, пересекающей обширную, безлесую долину. Ивач начал медленно спускаться к видневшимся внизу домикам и, наконец, разглядел крошечные человеческие фигурки, копошащиеся во дворах домов, на огородах, тянущихся по обоим берегам реки, сидящих у разгорающегося костерка на склоне горы рядом с отдыхающей отарой. Ратмир пытался наладить мысленный контакт с одним из многоликих, несомненно, живущих в этом селе – ирбисы не могли оставить такое большое село без своего постоянного надзора, но никто на его мысленный зов не ответил. Это было странно… удивительно. Птица опустилась еще ниже, и тут его заметили с земли. Сразу несколько человек оставили свою работы и задрали головы вверх, разглядывая невероятную, никогда здесь невиданную птицу, но уже через минуту все они забегали, заметались.

Ратмир, сосредоточившись на поиске ментальной связи, не слишком пристально наблюдал за метаниями извергов – их страх был ему вполне понятен, а их нелепые попытки спрятаться от спускающегося с небес многоликого вызывали улыбку. Он решил напугать их еще сильнее и только встал на крыло, собираясь ринуться вниз, как в этот момент рядом с его головой что-то просвистело. Он успел заметить длинный тонкий предмет, на конце которого посверкивала светлая капля наконечника, и в его мозгу мгновенно вспыхнула догадка – стрела!!! Реакция Ратмира была мгновенной, используя инерцию тела, входившего в пикирование, он перевернулся через голову и…

Огромная птица исчезла в мутноватом облаке, а через секунду из этого облака вынырнул небольшой черный ворон, практически невидимый на фоне темнеющего неба!

В этот момент мимо, него, но уже гораздо дальше, промелькнули еще две стрелы, и только теперь он почувствовал странный кисло-сладкий запах – запах разлагающейся плоти.

«Так пахнет смерть!.. – Неожиданно подумал Ратмир, и тут же у него возникла другая мысль. – Они напали на многоликого!! Значит!.. Значит, в их руках тоже есть оружие, способное нас уничтожить!! Значит, оно действительно пришло из этих гор!!! Его надо обязательно найти!!»

Эти лихорадочные мысли не мешали ему резкими зигзагами уходить прочь от села, в сторону перевала, ведущего на север. Там, на подлете к Когтю Ирбиса, он видел пещеры, в которых можно было отдохнуть, набраться сил перед следующим днем.

Ворон – это не ивач, в облике ворона Ратмир добирался до перевала почти час. Ночь уже вступила в свои права, небо усыпали россыпи крупных, лениво помаргивающих звезд, а горы под крылом накрыла беспросветная тьма. Ратмир вынужден был спуститься ниже, впрочем, опасность встретить вооруженных извергов здесь и сейчас была не слишком большой – изверги спали, кроме, пожалуй, пастухов, но те жались к кострам и вряд ли обратили бы внимание на одинокого ворона.

Ратмир миновал перевал. Скалы проплывали уже не под ним, а рядом… И в этот момент он засек чужую мысль. Она была наполнена ненавистью и болью:

«Отличное место – пещеры с несколькими выходами, караванная тропа, совсем рядом лес! Здесь можно долго охотиться, здесь можно уничтожить не одного изверга! Здесь я буду подстерегать их и убивать! Убивать!! Убивать!!! И никакой светлый металл мне здесь не страшен – пусть они приходят сюда со своей уругумской сталью, я учую ее издалека, и они меня не увидят! Зато я увижу их… Увижу и убью!!»

Ратмир быстро сориентировался и послал ответную мысль:

«Ирбис?! Где ты?!»

Чужая мысль мгновенно исчезла. Тишина звенела в голове Ратмира с минуту, а затем он снова позвал:

«Ирбис, где ты. Я – трижды посвященный Ратмир из стаи восточных волков. Совет посвященных хочет знать, что случилось в ваших горах, где вожак вашей стаи, где Юмыт?! Мне необходимо с ним встретиться!»

И снова ответная мысль не появилась, ирбис затаился, спрятался от… от чужой мысли!!

Ворон опустился на голую скалу, сложил крылья и замер в ожидании. Его расчет оказался правильным, не прошло и десяти минут, как он снова услышал осторожную, словно испуганная совой мышь, мыслишку:

«Ратмир!.. Когда-то я знавал одного Ратмира… Это не наше имя, не горское, это имя равнин, имя… волков. Точно, тот Ратмир был волком… восточным волком, братом их нынешнего князя. Я сопровождал нашего вожака к стаю восточных волков… Давно, очень давно это было, тогда изверги боялись многогранных, боялись без разрешения поднять глаза, сказать слово! Тогда!.. Да, тогда волчий выкормыш, белоголовый извержонок побил в поединке нашего княжича, а Всеслав не отдал его нам! Вот когда все началось!! Вот когда изверги подняли голову и посмотрели в лицо своим господам!! Будь проклят тот, кто оставил в живых изверга, поднявшего меч против многогранного, кто не отсек руку изверга, ударившего своего господина, кто научил изверга владеть оружием!!!»

«А ведь он проклинает меня!! – Ошарашено подумал Ратмир. – Меня – трижды посвященного волхва, члена Совета посвященных!!»

Между тем чужая мысль начала рваться, путаться в извилистых, замысловатых проклятиях.

Ворон, сидевший на скале вдруг встряхнулся, словно сбрасывая с себя некое мутное наваждение, а затем возникла резкая, острая, как отточенный клинок мысль, мысль-приказ:

«Говори, где находится Юмыт!! Быстро и без раздумий – где вожак твоей стаи?!!»

И снова чужая мысль исчезла, а потом Ратмир вдруг отчетливо почувствовал, что его невидимый, надежно спрятавшийся «собеседник»… захихикал! Только через минуту, до него, наконец, дошла новая мысль:

«Юмыт?.. Тебе нужен Юмыт?.. Как ты назвал себя?.. Трижды посвященный Ратмир?.. Так?.. И тебе нужен Юмыт!.. Говорят, что трижды посвященные умеют ходить за грань Бытия?.. Так вот, чтобы найти Юмыта, тебе придется идти за грань Бытия! Он теперь там, давно уже там!.. Изверги отправили его туда, и сделал это белоголовый изверг, которого другие изверги звали Бамбарак или Старик. О-о-о, он мне все рассказал! Все, что произошло в Когте Ирбиса!..»

«Кто тебе рассказал?! Бамбарак?!» – Снова приказал Ратмир, вышелушивая крохи смысла из бессвязного бормотания ирбиса.

«Где Бамбарак?! – Немедленно откликнулся ирбис. – Ты видел Бамбарака? И ты остался после этого жив?! Тебе повезло, трижды посвященный Ратмир – Все многогранные, видевшие Бамбарака… белоголового Старика… умирают! Но я все равно ищу его, ищу, ищу… Я надеюсь дотянуться до него хотя бы когтем, хотя бы клыком!.. А там можно и умереть!»

«Как тебя зовут, ирбис? Кто ты?!»

Ратмир уже не надеялся на осмысленный ответ, но после короткого «молчания» чужая мысль вдруг зазвучала вполне здраво:

«Я – Азам, ближний дружинник князя Юмыта. Старого Юмыта… хитрого Юмыта… счастливого Юмыта! Только пришло время и счастливому Юмыту изменило счастье, даже предвидение волхва нашей стаи перестало служить нашему вожаку. Сначала стали пропадать ирбисы, и первым пропал его сын-наследник, Юсут. Его искали по всей нашей земле, посылали гонцов к соседям, но княжича нигде не было. Потом пропали еще трое ирбисов, а затем кто-то напал на наш приграничный айл Аргамак. Князь узнал о нападении заранее – волхв Касым предчувствовал его, но мы опоздали. Когда мы пришли на северную границу, Аргамак уже был уничтожен… сожжен… Там были наши убитые сородичи, но были и пропавшие. Их не нашли!.. А Касым сообщил князю, что другой наш айл скоро постигнет участь Аргамака. Юмыт вернулся в Коготь Ирбиса и стал ждать, но никаких сообщений о нападении на один из наших айлов не поступало. И тогда он отправил меня с двадцатью пятью ирбисами проучить один осмелевший извержачий айл… Уругум. Мы отправились из Когтя Ирбиса, но в первую же ночь ирбис, бывший в дозоре, разбудил меня. В той стороне, где находился княжеский айл, пылало зарево, а когда рассвело, мы увидели, что там стоит облако густого дыма. Я принял решение вернуться назад. Мы торопились, и к вечеру того же дня были на месте, только Когтя Ирбиса уже не было… и никого, кто там оставался, тоже не было… в живых! Я нашел свою жену и дочь… зарезанными, они даже не успели повернуться к Миру родовой гранью, их убили во сне!! Но мои воины привели мне мальчишку-извержонка, он прятался в кустах под скалой, на которой стоял айл. Этот извержонок и рассказал мне, что ночью на спящий айл напали изверги, и вел их белоголовый Бамбарак… Старик. Он рассказал, как изверги убивали моих спящих сородичей, и что у них было какое-то оружие, поражающее ирбисов, повернувшихся к Миру родовой гранью! Но я, глупец, в это не поверил! Извержонок не знал, куда увел Бамбарак своих извергов, зато я сам это прекрасно знал. Князя не было в айле ни мертвого, ни живого, не было и волхва стаи, Касыма, и тогда я объявил себя временным вожаком. Я хотел отомстить за смерть сородичей, но сначала надо было похоронить погибших и попробовать отыскать тех, кто пропал, а их было немало. Я отправил десятерых воинов под началом опытного дружинника в Уругум – мне было известно, что Бамбарак – это пришлый изверг, работавший подручным у тамошнего кузнеца, и я считал, что для того чтобы стереть извержачий айла с лица земли больше десятка ирбисов не потребуется. С оставшимися сородичами мы принялись хоронить погибших. Мы все сделали по законам и обычаям нашей стаи, и они достойно отправились под крыло Матери всего сущего… А вот посланная в Уругум десятка так и не вернулась!..»

Азам «замолчал». Молчал и нахохлившийся на скале ворон. Только много времени спустя Ратмир короткой мыслью словно бы подвел черту под «разговором»:

«Значит, стаи южных ирбисов больше нет!»

«Нас осталось десятка полтора, – мысль Азама была вялой, безразличной, из нее ушла даже ненависть. – Но мы больше не собираемся в стаю, мы охотимся поодиночке. Так мы меньше привлекаем внимания извергов, так нам проще выживать».

«А вы выяснили, что это за оружие появилось у извергов?»

Задавая вопрос, Ратмир знал, что вряд ли получит на него вразумительный ответ, так оно и оказалось. Мысль ирбиса осталась такой же вялой:

«Не знаю… Какой-то светлый металл, они делают из него клинки и наконечники для стрел и копий… Он… убивает нас-зверей, он… растворяет наши тела, так что не остается даже костей… он… пахнет… противно…»

Ирбис замолчал, и на этот раз совсем. Впрочем, Ворон больше не пытался спрашивать его о чем либо, вопросов к ирбису у трижды посвященного не осталось. Ратмир понял, что здесь он больше ничего не узнает – просто потому, что спрашивать было некого!

Когда звезды в светлеющем небе погасли, а само небо вылиняло до светло-голубого, ворон снялся со скалы и лениво взмахивая крыльями двинулся к северу, прочь от начинающей золотиться вершины Эльруса.

Ингвар, вожак стаи западных лис готовился к торжественному пиру. За совсем короткий срок – всего каких-то двенадцать дней, он давал второй пир в честь приезда в стаю члена Совета посвященных, трижды посвященного волхва. Надо сказать, что трижды посвященный Ратмир из стаи восточных волков, прибывший рассматривать его жалобу на соседей, глубоко разочаровал князя, если не сказать – оскорбил! Уехал на спорные территории, вроде бы, для того, чтобы расследовать пропажу сородичей западных лис, взяв только проводника, и не вернулся в Верну, не сообщил ему, князю, подавшему жалобу в Совет, об итогах своего расследования!! Это было верхом пренебрежения, это было настолько недопустимым в отношениях Совета и вожаков стай, что… Что Ингвар собирался обратиться с протестом к самому Вершителю! Но в этот момент именно от Вершителя пришло сообщение о том, что Ратмир на ничейных территориях нашел нечто такое, что в Верну срочно направляется полномочный представитель Совета, один из старейших его членов, трижды посвященный Остин!

Именно в этот момент Ингвару вдруг пришло в голову, а, может быть, кто-то ему подсказал эту мысль, что он сам отчасти виноват в столь вызывающем поведении Ратмира, надо согласиться, что пир, данный вожаком в честь его приезда в стаю, по сути дела, пиром не был – так, рядовая вечерушка! Трижды посвященный вполне имел право оскорбиться и повести себя соответственно. Вторую такую ошибку вожак стаи западных лис сделать не мог, ссориться с Советом, давать Совету повод быть недовольным он не хотел! Ради этого он готов был вспомнить старинный обычай общего пира всей стаи, казавшийся давно забытым!

Пир, которым чествовали трижды посвященного Остина, должен был затмить все торжества, которые когда-либо давались в княжеском дворце Верны, и готовились к нему со всей тщательностью!

Большой зал дворца был роскошно украшен, столы, расставленные в нем, должны были принять всех воинов стаи и всех полуизвергов, которые хоть чем-то отличились перед стаей. Высокий гость должен был увидеть стаю западных лис во всем ее блеске.

Представитель Совета прибыл в возке, и его сопровождала довольно большая свита – человек шестнадцать, десять из которых явно были опытными воинами. Встречал его в предместье Верны все тот же маршал Варат, но почетный эскорт был увеличен князем в несколько раз.

Вечером того же дня с верхнего балкона княжеского дворца двенадцать трубачей возвестили о начале княжеского пира. Трижды посвященный Остин явился на пир в сопровождении трех учеников, что так же было сделано впервые с того момента, как князь Ингвар получил власть, и являлось признанием исключительности гостя стаи, в честь которого давался пир. Торжественный обмен тостами прошел достаточно быстро, затем в зале заиграла негромкая музыка, а над столом повис гомон разговора, звон столовых приборов, смех.

Трижды посвященный Остин, пару раз взглянув на молодого вожака стаи, вдруг, словно бы решившись, мягко спросил:

– Князь, тебя не слишком удивил поспешный отъезд трижды посвященного Ратмира?.. Он, кажется, не посетил Верну, возвращаясь из спорных земель в Лютец?..

Ингвару было неприятно вспоминать об этом «поспешном» отъезде трижды посвященного, и он не стал скрывать этого. Криво усмехнувшись, он процедил в ответ:

– Должно быть, у трижды посвященного Ратмира были очень серьезные причины поступить таким образом!.. Хотя, я не могу представить себе, что это были за причины!

– Можешь мне поверить, князь, – самым серьезным тоном проговорил Остин, – причины у Ратмира были самые серьезные, но это не тема для разговора на пиру. Завтра я расскажу, какую информацию привез Ратмир из… ваших гор, и ты согласишься, что ему нельзя было задерживаться ни на минуту!

– А где сейчас находится трижды посвященный Ратмир? – Неожиданно для себя самого поинтересовался Ингвар.

– Ратмир на следующий день по прибытию в университет был отправлен Вершителем на Юг. Там он пытается найти ответ на вопрос, с которым столкнулся именно во время поездки к вам, к западным лисам.

И явно стремясь сменить тему разговора, тут же спросил:

– Я смотрю, стая западных лис довольно многочисленна!.. Даже на галереях сидит народ. В этом зале собрались все твои соплеменники?..

Вожек поднял голову и внимательно оглядел галерею, как будто впервые увидев, что там кто-то есть, а затем лениво произнес:

– На галереях находятся приглашенные полуизверги, только те, кто принес стае какую-то существенную пользу. А в зале – только многогранные. По такому… торжественному случаю были приглашены все, но некоторые из приглашенных не смогли приехать. Я, кстати, не вижу Герата, посадника Корнгольца, и это странно!..

– Корнгольц – это на границе со спорными землями?! – Тут же переспросил трижды посвященный Остин.

– Да, маленький такой городок, жители которого занимаются в основном железом – его много в тех местах. Ну и по спорным землям ходят, камни берут, если повезет!

– Ну так что ж странного, что посадник граничного городка не смог приехать на княжеский пир?.. – Пожал плечами Остин. – Наверняка у него много о чем голова болит, вот и не смог выбраться.

Ингвар искоса посмотрел на своего гостя и усмехнулся.

– Это ты так говоришь, потому что не знаешь Герата. Голова у него болит только о том, где бы на дармовщинку выпить и закусить. Потому я и удивлен, что его не вижу – Герат на пир не явится, только если его меркой камней соблазнить, да не какой-нибудь яшмух, ему прозрачный камень подавай!

– Ну, наверное, не все такие, как этот Герат, есть, видимо, и те, кто не смог явиться во дворец, потому что службу несут?.. – Улыбнулся Остин.

– Приглашены были все, кроме дворцовой стражи! – Отрезал Ингвар. – Такое, конечно, не часто бывает, но на этот раз… – Он наконец-то улыбнулся в ответ. – Посланец Совета посвященных не каждый день в Верну прибывает!

В этот момент вожака отвлек волхв стаи, Вольдем, сидевший по другую руку от Ингвара, и трижды посвященный Остин получил возможность внимательно осмотреть зал. Веселье развернулось во всю ширь, гости уже начали вставать из-за стола, чтобы с кубком в руках поприветствовать знакомых и поднять здравицу за кого-то из присутствующих, в дальнем конце зала пытались затянуть старую лисью, во всяком случае подвывание и подтявкивание, доносившиеся оттуда были слышны вполне явственно. Двое учеников Остина, сидевших вместе с ближними дружинниками князя Ингвара недалеко от главного стола, казались абсолютно трезвыми, хотя и держали в руках наполовину опорожненные кубки.

Остин быстро прикинул, сколько лис может сейчас находиться в пиршественном зале, и понял, что их не больше восьми десятков. Да пара десятков полуизвергов, принятых в стаю, расселись на верхней галерее и вели себя очень тихо. В любом случае, около двух десятков многоликих не смогли прибыть на княжеский пир. Трижды посвященный перевел задумчивый взгляд на молодого вожака стаи, оживленно обсуждавшего что-то со склонившимся к нему пожилым лисом, и подумал, что, либо вожак лукавит, утверждая, что были приглашены все лисы, либо за его спиной ведутся недопустимые интриги. Во всяком случае, добиться выполнения лисами требований Совета о блокаде Ничейных гор будет весьма непросто!

И в этот момент его размышления были грубо прерваны. Высокие двери пиршественного зала резко распахнулись, и в открывшемся проеме появился высокий темноволосый парень с мечом у пояса. Быстро оглядевшись, он стремительно направился в сторону главного стола. Вожак тоже заметил вошедшего дружинника, и брови его недовольно сдвинулись. Не дожидаясь, когда тот приблизится, он вдруг заорал на весь зал:

– Что случилось, Тодор?! Почему ты оставил свой пост?!

Однако дружинник ничего не ответил князю, пока не подошел вплотную к столу и не смог говорить достаточно тихо.

– Князь, во дворец прибежал один из городских стражников-полуизвергов, он утверждает, что в городе твориться нечто… несуразное…

– Что несуразное может твориться в моей столице?! – Вожак мгновенно протрезвел, и взгляд его стал острым, колючим.

– Изверги взбунтовались и нападают на многоликих и полуизвергов…

И снова Ингвар перебил Тодора:

– Он что, пьян, твой полуизверг?!! Или наелся дурь-грибов?! Как могут изверги нападать на многоликих?! И на каких многоликих они нападают, если все многоликие сейчас здесь, во дворце?!!

Однако дружинник был настойчив:

– Князь, я знаю этого стражника, он не пьян и не одурманен! Сегодня в городе несут дежурство наемники – полтора десятка медведей и два десятка вепрей. Прибежавший стражник говорит, что толпа извергов на его глазах окружила трех патрулировавших улицу медведей и… Больше он их не видел! Он и сам ранен, правда, достаточно легко, в левое плечо. Кроме того, в городе действительно слышится шум и в двух местах явно видны пожары!

– Уж не думаешь ли ты, что этот бред заставит меня прервать пир?! Если подвыпившие изверги подрались, кого-то покалечили и что-то подожгли, а наемники не могут с ними справиться, право, не стоит кричать о буйстве и смертоубийстве! Возьми пятерых людей из числа дворцовой стражи, проверь эту болтовню и наведи порядок! И больше не беспокой меня, а то наш гость подумает, что лисы не могут справиться с пьяными извергами в собственной столице!

Тодор кивнул, развернулся и быстрым шагом направился к выходу. У самой двери он еще раз обернулся и долгим взглядом посмотрел на Остина, и тот вдруг поймал брошенную ему мысль:

«Трижды посвященный, боюсь в городе происходит что-то серьезное. Постараюсь узнать и сообщить тебе!»

Дружинник вышел из зала и закрыл за собой дверь, а Остин в недоумении подумал: «Почему – мне?! Логичнее было бы поставить в известность вожака стаи!.. Это, похоже, опять какая-то интрига!»

Ингвар, между тем, снова повернулся к члену Совета посвященных и с кривой улыбкой проговорил:

– Видел, трижды посвященный?.. Это – начальник дворцовой стражи, Тодор… Только теперь, я думаю, ему не долго придется оставаться в этой должности!

– Сообщение он, действительно, принес… странное. – Согласился Остин. – Но, мне показалось, что руководствовался он исключительно интересами дела.

– Какого дела, трижды посвященный?! – Воскликнул вожак. – Разве мыслимо такое дело – изверги нападают на многогранных?!! Это – то же самое, что сказать, будто наш Мир перевернулся!

Из-за Ингвара, наклонившись вперед, выглянул Вольдем и со слащавой улыбкой поддержал своего вожака:

– Поверь, трижды посвященный, это «дело» не стоит яблочной кожуры. Скорее всего, Тодор просто придумал повод, чтобы попасться тебе на глаза, как говорят на Востоке – выслужиться! Десятка дружинников из дворцовой стражи вполне достаточно, для того чтобы успокоить весь этот город, а не то что несколько десятков хмельных извергов! Кроме того, я не чувствую опасности, а наш князь может тебе подтвердить – у меня дар, чувствовать опасность!

– Интересный дар!.. – Тут же заинтересовался Остин. – И тебе открывается, какого рода опасность грозит и кому?!

Вольдем слегка замялся:

– Не всегда… Но сейчас я не ощущаю вообще никакой опасности… – Он замолчал, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя, а затем тряхнул головой. – В этом зале, в этом дворце нам не грозит ни малейшая опасность!

И тут, словно весомое возражение только что произнесенному заверению, с ужасающим грохотом распахнулась центральная дверь пиршественного зала. В нее ввалились двое дружинников без оружия, у одного из них в левом плече зияла рана, наспех перетянутая какой-то окровавленной тряпкой, второй, вроде бы не был ранен, но его явно пошатывало! Тот, что не был ранен, заорал в полный голос, пытаясь перекрыть шум, стоявший в зале:

– Князь, в город ворвались какие-то вооруженные изверги!!! Их несколько сотен, они движутся к дворцу и убивают всех, кто пытается оказать им сопротивление!! Торд был убит на наших глазах, когда он, повернувшись к Миру родовой гранью, пытался остановить толпу, громящую казарму на лесной улице, в двух кварталах отсюда!!

Раненый дружинник в это время вступил в мысленный контакт с Остином, и тот чувствовал, как он превозмогает свою боль:

«Трижды посвященный, Тодор, мой командир, прежде чем вступить в схватку с извергами, приказал мне срочно разыскать тебя и предупредить, чтобы ты уходил… улетал… уплывал из Верны. Изверги, ворвавшиеся в город, хорошо вооружены, обучены, и дисциплинированы. Они явно действуют по какому-то плану и подчиняются единому руководству. Тодор приказал передать, что это настоящая дружина, и лисам трудно будет с ними совладать!»

«Почему вы думаете, что это – изверги?! – Быстро переспросил Остин. – Может быть, какая-то из соседних стай решилась на открытый конфликт?!»

«Нет, трижды посвященный, никто из напавших не поворачивается к Миру другими гранями, они люди… изверги, и они не слишком искусно владеют оружием, но отлично действуют группами. Нам практически не удается никого из них принудить к поединку, они нападают по трое и еще трое страхуют нападающих. Но самое главное – они имеют оружие, убивающие многогранных, повернувшихся к Миру звериной гранью! Так они убили Торда!!»

«Значит, Ратмир ничего не выдумал! – Мелькнула в голове Остина мысль, не предназначенная для передачи. – Значит, мы опоздали, и изверги с Ничейных гор смогли спуститься на равнину!!»

Он встал со своего места одновременно с вожаком стаи, собиравшимся что-то сказать, и в этот момент в дальнем углу зала раздался могучий рев луженой мужской глотки:

– Лисы!!! В городе бунтуют изверги – для нас есть развлечение!!! Пировать, так пировать – пошли в город, хлебнем извержачьей крови, покажем этим ублюдкам кто их хозяева!!!

Этот рев подхватили десятки не менее крепких глоток. Лисы повскакали со своих мест и ринулись к выходу, словно боясь опоздать к какому-то редкостному развлечению.

– Теперь их не удержать… – Как-то уж очень спокойно проговорил вожак стаи. – Ну, что ж, посмотрим, что могут мои лисы!

Он вместе с волхвом стаи и еще двумя своими советниками, сидевшими с ним вместе, вышли из-за стола. Остин последовал за ними, и тогда вожак обернулся к своему гостю:

– Ты, трижды посвященный, тоже пойдешь с нами?.. Тебе интересно посмотреть, какова боевая выучка моих лис?!

– Нет, князь, – покачал головой член Совета, – мы… – он кивнул в сторону своих учеников, стоявших рядом с помостом, на котором стоял княжеский стол, – …отправимся в свои апартаменты. Надеюсь, мы встретимся завтра утром и обсудим дела, которые привели меня в твою стаю.

– Хорошо… – кивнул Ингвар, – …тебя проводит твой эскорт.

Он повернулся и быстрым шагом направился к выходу из уже опустевшего пиршественного зала. Только пять-шесть гостей, успевших напиться до бессознательности, оставались на полу зала.

Рядом с Остином выросли три молодых, рослых дружинника, и старший из них почтительно спросил:

– Трижды посвященный отправляется к себе?..

Остин проводил долгим взглядом удаляющегося вожака и его свиту, а затем негромко поинтересовался:

– В замке имеется какая-нибудь башня, с которой был бы хорошо веден город?..

– Да, господин, – кивнул дружинник, – дворцовая башня, расположенная в левом крыле дворца дает прекрасный обзор почти всего города.

– Проводи нас туда. – Приказал трижды посвященный, а один из твоих товарищей пусть приведет туда же всех, кто меня сопровождает.

Командир почетного эскорта кивнул одному из своих подчиненных, и тот быстрым шагом отправился в гостевые апартаменты. Сам же командир склонился в легком поклоне и предложил:

– Прошу следовать за мной, трижды посвященный.

Он провел Остина и его учеников длинными переходами третьего этажа в левое крыло дворца. Там они поднялись еще на один этаж и через высокую арку ступили на широкий лестничный пролет, поднимавшийся в просторной четырехугольной башне, сложенной из темного, плохо обработанного камня – видимо, самой старой постройке дворца. Эту догадку Остина сразу же подтвердил командир эскорта:

– Эта башня была заложена третьим вожаком стаи западных лис! – Не без гордости в голосе произнес дружинник. – Она является самой старой постройкой Запада!

Они поднялись еще на три этажа и вышли на плоскую крышу, выложенную каменной плиткой. Край крыши был огражден каменным парапетом, высотой до пояса. С крыши и в самом деле открывался замечательный вид на ночную Верну.

Над темным городом, освещенным лишь заревом нескольких пожаров, черным шатром повисло небо, украшенное целой россыпью звезд. Совсем невысоко над горизонтом висела оранжевая искра Волчьей звезды, и трижды посвященный вдруг заметил, что обычно яркий оранжевый зрачок этого символа Мира, окружен странным расплывчатым ореолом, словно невидимая рука набросила на него некую плотную вуаль.

Впрочем, странный вид Волчьей звезды недолго занимал внимание члена Совета посвященных. В городе происходило нечто, гораздо более интересное для трижды посвященного Остина.

Подойдя к парапету и внимательно вглядевшись в ночной мрак, он понял, что все четыре улицы, ведущие к дворцовой площади, запружены народом. Остин закрыл глаза, сосредоточился и в следующее мгновение, словно бы, воспарил над этим городом, почувствовал, насколько он объят ненавистью, злобой, болью, ужасом, азартом… безумием!! А еще через минуту он уже в деталях представлял себе, что именно происходит во всех концах города. Но главные события разворачивались на подступах к дворцовой площади, именно на этих четырех улицах трижды посвященный и сосредоточил свое внимание.

Самая широкая улица, начинавшаяся на противоположной от дворца стороне площади, метров через триста была целиком перегорожена двумя шеренгами извергов, вооруженных копьями и прикрытых щитами. Позади этих шеренг также двигались вооруженные изверги, но их движение казалось хаотичным. Шеренги медленно, но неостановимо двигались вперед, а перед опущенными наконечниками копий бестолково метались полтора десятка многогранных, вооруженных мечами. Кроме этих воинов, перед шеренгой находилось еще пятеро многогранных, повернувшихся к Миру родовой гранью – трое лис и двое медведей, и, что более всего поразило Остина, они не атаковали строй извергов, а так же, как и остальные медленно пятились назад. Только медведи пытались порой стремительным ударом лапы отбросить целящиеся в них наконечники копий. Через пару минут трижды посвященный понял, в чем дело – он услышал, как что-то сухо щелкнуло позади двойной шеренги, и в одного из медведей воткнулась длинная темная стрела. Медведь встал на задние лапы, задрал морду к темному небу и заревел. Невыносимая мука вырвалась в этом реве, а в следующее мгновение огромная медвежья туша рухнула на мостовую и замерла! Сразу же вслед за этим позади шеренги извергов раздался начальственный окрик:

– Стрелы беречь!! Стрелять только по атакующим птицам!!

Между темпередняя шеренга вплотную приблизилась к лежавшей медвежьей туше, и извергам пришлось разорвать строй, чтобы обойти ее. Едва между двумя извергами образовался просвет, как в него нырнул один из лисов. Раздался короткий крик, и щель в шеренге еще более расширилась – упал один из извергов и тут же свалился второй. В образовавшийся разрыв ринулись двое многоликих с мечами, и передняя шеренга мгновенно распалась на две половины. Еще трое многоликих рванулись на помощь атакующим, и в этот момент Остину показалось, что ход сражения изменился!

Но вторая шеренга, доселе стоявшая неподвижно, вдруг раздалась в стороны, и в образовавшийся разрыв выскочило два десятка извергов-мечников. Все пятеро многоликих были мгновенно окружены тройками извергов, и вынуждены были перейти к обороне. Копейщики из обеих шеренг в это время с невероятной быстротой словно бы обтекли сражающихся и вновь двумя рядами перегородили улицу, отрезая остальных многоликих от вступивших в схватку товарищей.

И тут Остин заметил лиса, который первым прорвал шеренгу извергов. Он без движения лежал на мостовой, и от его рыжевато-серого тела осталась только голова, часть груди и концы лап, все остальное исчезло бесследно. Трижды посвященный тут же перевел взгляд на тушу медведя – от нее также осталась лишь малая часть!!

В этот момент из дворца на площадь высыпала огромная толпа многоликих. Видимо, некоторое время им понадобилось, чтобы вооружиться, но теперь они были вполне готовы, навести порядок в своей столице. С громкими криками они быстро пересекли площадь и, разделившись, ринулись вдоль улиц на помощь сражающимся товарищам, Лишь десятка полтора оборотней остались на площади, по всей видимости, вожак стаи Ингвар и самые близкие князю дружинники.

По главной улице, за которой наиболее пристально наблюдал трижды посвященный, ринулось большинство лисов, пировавших во дворце – человек пятьдесят. Они бежали нестройной толпой, и когда увидели шагающий им навстречу строй извергов-копейщиков, на мгновение остановились. Задние напирали на притормозивших передних, не понимая, чем вызвана задержка, а передние, оценив ситуацию и увидев действующий против них отряд, бросали оружие, поворачиваясь к миру звериными гранями. Скоро на остановившуюся шеренгу извергов уже неслось несколько десятков разъяренных медведей, лисов, волков, а над улицей, опережая всех, стремительно летели четверо крупных соколов!

Бросившиеся в атаку оборотни не слышали предупредительных криков многоликих, отступавших перед шеренгами извергов. Первыми к месту схватки должны были подоспеть соколы, но когда до поблескивающих наконечниками копий шеренг оставалось всего пара десятков метров, позади них защелкали луки и через минуту все четыре птицы были сбиты! Однако зрелище поверженных летунов не остановило остальных, не заставило хотя бы попробовать понять, что же произошло. Привычка, считать себя неуязвимыми для любого оружия этого Мира, сыграла с оборотнями злую шутку. Они навалились на остановившуюся шеренгу извергов рычащей, готовой смести все на своем пути, массой и…

И началась бойня!!

Каждый тычок страшных в своей убийственной силе копий приносил смерть! Лисы, медведи, волки падали на мостовую, чтобы уже никогда не подняться, но на их место рвались новые и новые. Рвались, словно в некоем ослеплении, словно не замечая бесполезной, бессмысленной смерти своих предшественников… И гибли… гибли… гибли!..

Меньше десятка многоликих откатились назад, ошеломленные и раздавленные собственной беспомощностью!

Они вернулись в человеческий облик и несколько десятков секунд стояли неподвижно, обнаженные и растерянные, не зная, что им предпринять, пока, наконец, не бросились назад, к сброшенной одежде и оставленному оружию!

А извержачьи шеренги, словно некий, умело управляемый твердой рукой механизм, снова пришли в действие. Две шеренги, выставив перед собой свои смертоносные копья, опять двинулись вперед, выдавливая многоликих из улицы на площадь. И оборотни отступали перед этим, ощетинившимся поблескивающими остриями поршнем!

Трижды посвященный на несколько секунд оторвался от этого невозможного, завораживающего своей невероятностью зрелища, чтобы бросить быстрый взгляд на другие улицы, выходящие на дворцовую площадь. Там происходило то же самое, правда, на этих трех улицах перед продвигающимися вперед извергами пятились всего по пять-десять оборотней. Остин понял, что сопротивление лис практически сломлено! Вожаку стаи предстояло сделать выбор – умереть вместе со своей стаей или, собрав остаток своих сородичей, попытаться бежать. Впрочем, трижды посвященный не был уверен, что хоть кому-то из лис удастся вырваться их беспощадного капкана, в который они угодили! Значит, пора было подумать о себе.

Остин отрешился от втягивавшего его в себя города, открыл глаза и обернулся. Позади него стояли все, кто приехал вместе с ним в Верну – все шестнадцать человек. За ними маячили трое бойцов из лис – его почетный эскорт. Он поманил рукой командира эскорта, и, когда молодой человек подошел ближе, сказал:

– Мне больше не нужна ваша помощь и опека. Ступайте к своему вожаку, он сейчас нуждается в вас больше, нежели я.

На лице юноши отразилось растерянное недоумение, но трижды посвященный не дал ему возможности задать вопрос. С некоторым напором он повторил:

– Немедленно ступайте к князю и передайте, что я лично отправил вашу тройку к нему!

Парень проглотил вертевшийся на губах вопрос, молча кивнул и, развернувшись, направился к выходу с башенной площадки. Двое других, поняв все без слов, присоединились к своему командиру.

Как только лисы скрылись на лестнице, ведущей вниз, Остин снова посмотрел на своих людей. За троих, сопровождавших его, учеников, уже прошедших по два посвящения, он не боялся – их он сможет вывести из обезумевшего города, о них даже можно было ожидать определенной помощи. Троих извергов – повара, и двух слуг можно было, пожалуй, оставить во дворце, вряд ли кто станет потом разбираться, кому они служили. Если они не вернуться в университет, потеря будет невелика. Но вот остальные – десять… Это была его охрана, стражники Совета, опытные воины, мастера меча, которых отбирали в стаях очень тщательно. Оставлять их было нельзя, судя по тому, что видел на улицах города Остин, они наверняка погибнут либо задавленные массой извергов, либо от неведомого пока извержачьего оружия, и это будет невосполнимая потеря для университета.

Трижды посвященный, незаметно для своих людей вздохнул, у него, судя по всему, оставался единственный способ выбраться из ставшей западней Верны, но это было очень тяжело… Неимоверно тяжело!

Он снова оглянулся через парапет. По трем улицам изверги уже вышли к дворцовой площади и остановились, дожидаясь, видимо, когда их товарищи выдавят многоликих и с главной улицы. И тогда – штурм дворца! На площади будет серьезная схватка, широкое пространство давало серьезные преимущества многогранным, они были много опытнее в поединках, а растащить монолитную шеренгу с незащищенными флангами опытным воинам не представляло труда. Только вот этих опытных воинов оставалось слишком мало!

Спустя пару минут сдвоенная шеренга извергов, двигавшаяся по главной улице, тоже достигла площади и… тоже остановилась. В этот момент над площадью трижды ухнула сова. Остин удивился – откуда могла взяться сова в городе, и тут же, вновь прикрыв глаза, сосредоточил свое внимание на крыше противоположного дома, откуда раздался крик. Там он обнаружил небольшую группу извергов, стоявших на самом срезе крыши, так что вся площадь и начала прилагающих улиц были у них, как на ладони. Ближе всех к краю расположился невысокий, худощавый, темноволосый изверг, буквально свесившийся с крыши. Было непонятно, как он еще удерживается на краю, не падает. Несколько секунд этот изверг внимательно рассматривал открывавшуюся перед ним картину, а затем откинулся назад, прочь от края крыши, и взмахом руки подозвал к себе троих из своего сопровождения. Что он сказал этим троим, трижды посвященный не понял, но они тут же бегом бросились к слуховому окошку чердака и исчезли в нем. Минуты через три снизу, с самой широкой улицы раздался медвежий рев. В ответ невысокий изверг, снова расположившийся на самом краю крыши, поднес ладони ко рту, и над площадью вновь прозвучало совиное уханье. Похоже было, что этот молодчик являлся одним из главарей нападавших, если не был главным среди них!

Остин внимательно рассмотрел стоявшего на крыше изверга, затем снова открыл глаза и повернулся к своим людям. У него возник план, и этот план был вполне выполним.

– Спускаемся в сад! – Скомандовал трижды посвященный, и первым направился к лестнице, ведущей вниз.

Они не успели спуститься, до первого этажа, когда с площади донесся вопль нескольких сотен глоток – изверги пошли на штурм дворца! Остин представил себе массу атакующих извергов и горстку еще остававшихся в живых защитников дворца и понял, что схватка не будет слишком долгой. Он ускорил шаг и, спустя пару минут, вывел своих людей через анфиладу первого этажа в ночной сад. Здесь он, неожиданно для сопровождавших его, сел на первую же скамейку и, закрыв глаза, отрешился от окружающего. Перед его внутренним взором возникла дворцовая площадь, видимая с высоты десятка метров.

Может быть, при других обстоятельствах лисам и удалось бы опрокинуть фланги извержачьих шеренг, но слишком малая численность многогранных, не позволила этого сделать. Четыре двойных шеренги, выступив на площадь с трех ее сторон, мгновенно рассредоточились таким образом, что широкий прямоугольник площади был охвачен плотным кольцом сверкающих копий. А позади этого кольца рассредоточились мечники и лучники, готовые немедленно вступить в схватку, если шеренга будет прорвана. Трижды посвященный быстро прикинул численность напавших на город извергов – их было не меньше пяти с лишним сотен!

Пять сотен вооруженных и умеющих пользоваться этим оружием извергов для Мира были большой силой, но многоликие, не смотря ни на что, вполне могли справиться с этой силой!

Тем временем кольцо извергов, окруживших площадь, начало сжиматься вокруг трех-четырех десятков многоликих, окруживших своего вожака. Ингвар недолго думал, что ему делать. Обнажив меч и взяв в другую руку длинный кинжал, он скомандовал атаку и бросился на ощетинившуюся копьями шеренгу. Оставшиеся в живых многоликие бросились за свои предводителем, образовав своеобразный клин, острием которого стал Ингвар.

И эта отчаянная, безнадежная атака едва не увенчалась успехом! Так, во всяком случае, поначалу показалось Остину. Ингвар был совсем рядом с шеренгой, когда три острия, чуть сместившись, нацелились точно в его незащищенную грудь. Однако вожак неожиданно упал на брусчатку площади, перекатился под наконечниками и древками копий, и в следующее мгновение двое извергов рухнули, пораженные двумя княжескими клинками. Шеренга распалась, клин многогранных вошел в нее, как разогретый нож в масло, круша неповоротливых копейщиков. Те начали бросать свои тяжелые копья и разбегаться. У Остина чаще забилось сердце и тут же, словно бы замерло!

Нет! Шеренги извергов не разбегались! Путь преследовавшим бегущих извергов многоликим заступили изверги-мечники, и оказалось, что они тоже весьма неплохо обучены.

Многоликие, как правило, очень хорошие поединщики, тренировавшие схватки один на один с самого детства. Увидев, что на их пути встали изверги вооруженные мечами, они решили, что уж с этими-то они разберутся быстро. Монолитный строй оборотней распался, каждый выбрал себе противника среди извергов и бросился к нему. Однако оказалось, что изверги вовсе не собираются биться один на один. Уже через секунду стало ясно, что против каждого из многоликих дерутся трое бойцов-извергов, а еще пара держится рядом, подстраховывая сражающихся. Между тем, используя полученную передышку, копейщики перестроились, снова охватив сражающихся плотным кольцом. Тройки извергов-мечников все дальше разводили многоликих, стараясь прижать их к строю копейщиков, почти все оборотни уже были ранены, некоторые, не по разу. Наконец один из оборотней не выдержал, сделав резкий выпад в сторону слабейшего из своих противников, он заставил его отскочить далеко назад, и, воспользовавшись секундным замешательством двух других извергов, повернулся к Миру вороном. Широкие черные, отливающие глянцем крылья, мощно взмахнули, растворяя птицу в черном ночном небе, но тут же сухо щелкнула тетива, и через мгновение на брусчатку упал черный, бесформенный комок перьев, пронзенный тонким темным древком стрелы.

Еще двое оборотней не выдержали и повернулись к Миру звериными гранями, но они даже не успели атаковать своих противников – длинные посеребренные клинки пронзили их шкуры и воспламенили невидимый огонь, пожирающий тела оборотней.

Рев умирающих оборотней потряс дворцовую площадь, и на секунду замерли и многоликие и изверги, а затем произошло нечто совсем неожиданное. Раздался короткий, резкий крик совы и все изверги-мечники, оставив своих противников, бросились к шеренге копейщиков. Те мгновенно расступились, пропуская своих бойцов, и снова сомкнулись, замыкая еще остававшихся в живых оборотней в плотное кольцо.

Ингвар опустил свои клинки и удивленно огляделся, а остальные оборотни медленно, осторожно начали отступать к своему вожаку, и скоро сбились в небольшую кучку, выставив перед собой клинки. Сил на новую атаку шеренги копейщиков у оборотней явно не оставалось, и они решили просто подороже продать свои жизни.

И в этот момент Остин понял, что сейчас произойдет!

В первый раз щелкнула тетива и темная стрела вошла в глаз возвышавшемуся над всеми Ингвару. Тот, не издав ни звука, рухнул на брусчатку мостовой. Последовала мгновенная пауза, а затем три щелчка слились в один, и еще трое извергов упали, корчась в предсмертных судорогах. Один из них тонко, с каким-то звериным подвизгиванием заверещал, и это послужило неким сигналом, для оцепеневшей кучки оборотней. Взметнув мечи, они бросились на строй копейщиков, но это была не осмысленная атака, не боевой бросок. Два десятка человек просто стремились ускорить свою смерть, а если удастся, взять с собой хотя бы одно из этих презираемых ничтожеств, вдруг оказавшихся равными им по силам!.. Нет! Превосходящими их!!

До шеренги, до матово отсвечивающих уругумской сталью наконечников копий не добежал ни один!

Над площадью повисла гробовая тишина. Несколько мгновений застывшие на месте изверги словно боялись пошевелиться, глубоко вздохнуть, кашлянуть. А затем в темном небе пронеслось двойное совиное уханье, и площадь взорвалась ликующим криком.

Остин открыл глаза и встал со своей скамьи.

– Пора!.. – Словно бы для самого себя произнес он и взглянул на начальника своей охраны. – Карг, построишь своих людей по двое. Впереди пойду я и мои ученики, а ты со своей десяткой позади нас. Ни на что не обращайте внимания, не отвечайте ни на какие вопросы, ни на какие выкрики – вас ничто не должно касаться!

Затем трижды посвященный перевел взгляд на троих извергов-слуг.

– Вы останетесь в саду и, когда вас спросят, кто вы, ответите, что служили во дворце вожака. Я думаю, другие слуги вас не выдадут, а если и выдадут, то вам вряд ли что грозит – вы же изверги.

Все трое стояли, понурившись, не смея поднять глаз на хозяина, и явно страшась своего будущего. На секунду Остину вдруг стало жалко расставаться с ними, и он сам удивился этому странному чувству.

Подавив в себе эту жалость, он снова прикрыл глаза и сосредоточился на происходящем на площади. А там уже закончилось ликование. Изверг, руководивший сражением с крыши, спустился на площадь и отдавал распоряжения нескольким вооруженным извергам, бывшим, по всей видимости, командирами подразделений. Они, получив указания, бегом возвращались к своим людям и уводили их выполнять задания. Во дворец изверги еще не вошли, но у главного входа уже стояли в ожидании десятка четыре извергов-мечников. Спустя несколько минут командир отряда распустил всех своих подчиненных и в сопровождении десятка извергов направился быстрым шагом к главному входу во дворец.

Командир отряда прошел было мимо ожидавших его бойцов, но его окликнул молодой, высокий и очень худой паренек:

– Выжига, тут прислуга из дворца, говорит, что оборотней во дворце нет, кроме трех женщин, пары ребятишек и пяти-шести в стельку пьяных. Она берется показать, где они находятся.

– Вот ты со своим десятком их и прикончи! – Коротко приказал Выжига, и снова тронулся, было, к входу во дворец, однако паренек опять остановил его:

– Да ну, что это я буду с бабами воевать?!

В его голосе звучало смущение, подавляемое напускным пренебрежением.

– Ничего, Цедра, – усмехнулся в ответ Выжига, – когда ты такую бабу загонишь в угол, вместо нее появится какая-нибудь злобная зверюга, и для твоей уругумской стали сразу найдется серьезная работа!.. Ты сразу забудешь, что «воюешь с бабой».

Командир отряда быстро взбежал по ступеням, а за ним последовали и все мечники кроме одной десятки. Цедра кивнул стоявшей шагах в пяти от него молоденькой извергине и лениво, чуть свысока процедил:

– Ну, подруга, давай, показывай, где твои перевертыши спрятались!

– Да, господин! – Служанка быстро, чуть присев, склонила голову. – Идите за мной!

Она засеменила к высоким дверям дворца, а Цедра, махнув рукой своим людям, двинулся за ней следом.

В большом холле дворца изверги разделились. Выжига с теми, кто его сопровождал и десятком мечников двинулся по широкой мраморной лестнице на второй этаж, справедливо полагая, что именно там располагаются покои вожака и его рабочий кабинет. Два десятка извергов-мечников разошлись в разные стороны по первому этажу, собираясь начать детальную проверку всех помещений здания. Цедра со своим десятком последовал вслед за служанкой по той же лестнице, но их путь лежал явно выше второго этажа.

Остин открыл глаза и тряхнул головой, отгоняя только что увиденное. Теперь он знал, что именно ему надо делать.

Быстро развернувшись, трижды посвященный направился по узкой садовой дорожке к выходу на хозяйственный двор. Его ученики шагали рядом, а охрана, выстроившись, как приказал Остин, следовала позади. Последними брели его слуги, брели по привычке, просто не зная, что им делать. Трижды посвященный вышел на хозяйственный двор, пересек его и вошел в левое крыло дворца, где располагалась дворцовая кухня. Миновав кухонные помещения, он оказался в слабо освещенном вестибюле, ведущем к центральному входу, и сразу увидел далеко впереди рассыпавшуюся десятку извергов, осматривавших по очереди все помещения крыла.

Остин глубоко вздохнул, сосредотачиваясь на предстоящей работе, и спокойным, размеренным шагом двинулся вдоль вестибюля. Его сопровождение последовало за ним, и только трое слуг остались в дверях кухни, словно понимая, что сейчас они могут помешать своему хозяину.

Трое извергов остановились посреди вестибюля и положили руки на рукояти мечей, увидев, что им навстречу движутся люди. В неверном свете нескольких светильников они не могли разобраться, кто именно подходит, и потому вели себя настороженно. Через пару секунд к этой тройке присоединилась еще одна тройка, вышедшая из левой комнаты, и тут же сзади подошел командир десятки. Обойдя своих людей, он вышел вперед и встал посреди вестибюля, словно бы желая лично преградить путь подходящей группе. В его руках появились меч и длинный кинжал.

Остин прошел еще пять шагов и понял, что пора начинать. Он мысленно потянулся вперед и тут же столкнулся со слабым ментальным полем извергов. Поле было странной, нездоровой конфигурации и никак не прореагировало на контакт, но это не удивило трижды посвященного, как и то, что поле было комбинированным, состоявшим из индивидуальных полей всех семерых извергов, встречавших его в вестибюле. В голове его мелькнула случайная мысль: «Должно быть этими… особями можно довольно легко управлять, когда они вот так вот сливаются в своих ментальных ощущениях! Ощущениях толпы!..» Но он тут же задавил эту мысль – не время было размышлять о коллективном менталитете извергов. Легким усилием воли трижды посвященный бросил по образовавшейся ментальной связи яркий образ невысокого худощавого изверга, того самого, что командовал извержачьей атакой с обреза крыши, и с удовлетворением почувствовал, с каким облегчением этот образ был воспринят ментальным полем извергов. И в то же мгновение впереди раздался облегченный вздох и грубоватый, словно бы простуженный, голос стоявшего впереди изверга:

– Так ведь это же Выжига с ребятами!.. Ты что здесь внизу делаешь, командир?!

– Проверяю, как у тебя дела идут! – Насмешливо бросил Остин, продолжая идти вперед. – Никого еще не поймал?!

– Нет, командир, пока пусто… – Немного растерянно проговорил изверг, чуть наморщив лоб, как будто пытаясь, что-то сообразить.

– Тогда пошли вперед тройку, у входа на кухню трое из обслуги дворца трутся, боятся выйти. Может быть, они знают, прячется ли здесь кто из… оборотней!

Изверг отшатнулся к стене, пропуская мнимого командира с его эскортом, и уже в спину трижды посвященного крикнул:

– Хорошо, Выжига, только, мне кажется, никаких извергов в этом дворце не осталось!

– И все-таки, проверь все как следует! – Крикнул в ответ Остин. – Что б ни одна зараза не спряталась!

Спустя минуту трижды посвященный, его ученики и охрана вышли в холл, а затем и на опустевшую ночную площадь. Лишь в двух местах на этой площади горели костры, около которых толпилось пара десятков извергов, обсуждая недавно закончившееся сражение.

Позади продолжавшего шагать Остина раздался еле слышный голос командира его охраны:

– Если мы сейчас ударим, от этой мрази не останется никого!..

– Нет, Карг! – Жестко проговорил Остин. – Нам надо выбраться отсюда и как можно быстрее попасть в Лютец, в университет. Совет должен знать, кто пришел в наш Мир!

Стоявшие у костров изверги, видели, как маленький отряд, вышедший из дворца, пересек площадь и скрылся на одной из улиц, но никто не поинтересовался, кто это прошел и куда направлялся – мало ли кого и зачем Выжига послал из дворца!

Улица, на которой оказался Остин со своими людьми, была тиха и пуста. Окна домов, плотно прикрытые ставнями, не пропускали ни звука, изверги, принесшие в этот город уругумскую сталь, прошли этой улицей ко дворцу и обратно, теперь у них были дела в других районах города… Поэтому никто не увидел, как в ночное небо поднялась стая воронов, возглавляемая огромным ивачем. Только на пустой, начинавшей темнеть от предутренней росы мостовой осталась груда одежды и брошенное оружие.

Глава 10

Когда до Лютеца оставалось двое суток полета, Ратмир уловил мысль, адресованную ему. Он был удивлен – мало кто знал, где его надо искать, но удивление его прошло, как только он понял, что разыскивает его сам Вершитель. Ратмир отозвался, и Кануг задал только один вопрос:

«Когда ты будешь в университете?!»

«Послезавтра, в полдень». – Ответил Ратмир.

«Послезавтра, в час Вепря состоится заседание Совета посвященных». – Передал Вершитель, и Ратмир понял, что Совет дожидается его возвращения. И тут же пришло новое понимание – что-то случилось! Что-то настолько важное или… страшное, что Вершитель вынужден собрать Совет!!

Едва он опустился на крышу Звездной башни и вернул себе человеческий облик, как к нему подбежал Тороп с одеждой в руках. Ратмир уже давно знал эту способность своего ученика точно определять его местонахождение и время появления в своем жилище, и все-таки каждый раз удивлялся этой способности.

Одеваясь, он спросил безразличным тоном:

– Какие новости в университете?..

Вопрос был естественен – Ратмир отсутствовал более месяца, и потому не удивил секретаря. Тороп начал рассказывать трижды посвященному, что произошло во время его отсутствия, однако все эти новости не могли вызвать необходимости в созыве Совета. Значит, произошло нечто, сохранявшееся в тайне от непосвященных.

Немного отдохнув, Ратмир приказал подавать обед, но ел без особого аппетита. В голове у него крутились разного рода догадки о причине спешного сбора Совета, и самой тревожной из них была возможность появления в населенных местах извергов с Ничейных гор. После обеда трижды посвященный, чтобы отвлечься от занимавших его размышлений, попытался связаться со своим бывшим наставником, трижды посвященным Остином, но тот коротко ответил, что занят и не может сейчас уделить ему внимание. Это еще больше встревожило Ратмира – Остин всегда, несмотря ни на какую занятость, готов был выслушать своего бывшего ученика и дать верный совет…

Остаток дня для трижды посвященного прошел тревожно и бестолково, а когда стемнело, и на небе появились первые звезды, Ратмир отправился в малый зал Совета.

От Звездной башни до малого зала Совета можно было дойти под землей, по старинному, сооруженному давным-давно тоннелю. Этот путь был самым коротким, однако Ратмир пошел через темный университетский парк. Наступившая ночь была тиха и спокойна. Ветер, тревоживший листву деревьев на закате солнца, стих, и над темными, замершими в полной неподвижности, кронами повисла тишина. Крупный речной песок, которым совсем недавно были присыпаны дорожки парка, мягко поскрипывал под ногами, словно напоминая медленно шагающему человеку о том, как хрупка эта тишина, как хрупок весь этот Мир!..

Главный корпус университета, в левом крыле которого располагался малый зал Совета, был темен, и только угловое окно на четвертом этаже чуть светилось неким призрачным, не имевшим, казалось, материальной основы, светом. Ратмир даже остановился, увидев это мертвенно-голубоватое свечение, но затем, встряхнувшись, пошагал дальше, к боковому входу в здание.

Когда он через открывшиеся перед ним двери вошел у зал, восемь из стоявших вдоль полукруглой стены пятнадцати кресел были уже заняты. В зале стояла тишина, но Ратмир сразу же уловил «шорох» чужих мыслей…

«Привет, Ратмир!.. Рад тебя видеть!..»

Эта теплая мысль была послана, сидевшим почти в центре полукруга, Остином.

«Я звал тебя днем… – ответил Ратмир, – …но ты был занят».

«Я действительно был очень занят, – в мысли просквозила явная нота грусти, – и ты поймешь сейчас причину этой занятости».

Ратмир вдруг понял, что и сейчас, обмениваясь с ним мыслями, Остин думает о чем-то другом, чем-то странном… нет, страшном!

«Как путешествовалось волку?.. – Прошелестела в его голове вкрадчивая мыслишка. – Пыль каких дорог пристала к его лапам?..»

«Сигур!.. – Сразу узнал Ратмир. – Тот самый Сигур, что навестил его в башне Покоя и рылся в записях, касающихся Первого пророчества».

Усмешка тронула его губы, но ответ был сдержанным по тону и безукоризненным по содержанию:

«Я побывал очень далеко, уважаемый Сигур, и обязательно поделюсь знанием, полученным в этом путешествии».

Еще две светлые тени проплыли сквозь полумрак зала и заняли свои места, следом за ними еще одна… и еще одна. Прошло около минуты, и еще одна тень прошествовала к свободному креслу. Из холла, расположенного перед входом в зал, донесся гулкий удар гонга, возвестивший, что все члены Совета посвященных собрались, и вслед за этим звуком в зал вошел Вершитель. Он занял свое место в центре ряда, и тут же по залу проплыла его мысль:

«Мы собрались, чтобы выслушать трижды посвященного Остина, он хочет говорить с Советом!»

Мысль Вершителя медленно растаяла, и с минуту в зале царило безмолвие… безмыслие, а затем вдруг короткая страшная мысль рухнула на сознание собравшихся:

«В Мир пришел Разрушитель!!»

Ратмиру показалось, что в его голове несколько раз повторилось это слово – Разрушитель, как будто оно пыталось и не могло пробиться внутрь его сознания, и он удивился сам себе! Ведь он сам давно уже был знаком с Первым пророчеством, более того, он, пожалуй, единственный из присутствующих в этом зале, представлял, кто именно может стать Разрушителем! И все-таки мысль, брошенная Остином в зал Совета, потрясла его, все-таки он не мог вот так сразу принять ее!

Ратмир осторожно, одними глазами, не поворачивая головы, оглядел замерший, застывший зал. Фигуры членов Совета, недвижно сидевшие в своих креслах, казались плоскими, будто бы вырезанными из старого пергамента. Даже сумрак в зале, словно бы, сгустился от этой страшной в своей беспощадности мысли! И сам Ратмир боялся пошевелиться, как будто опасаясь, что с первым же движением в зале возникнет тот, о ком только что было сказано – Разрушитель!

«Откуда у уважаемого Остина такая уверенность?..» – Прошелестела в головах трижды посвященных мысль, наверняка зревшая у всех, но брошенная во вне лишь одним.

«Я видел извергов с оружием, и эти изверги не боялись многогранных… они убивали их… нас! И оружие это – клинки из светлого металла, которые изверги называют уругумской сталью, мог принести в Мир только Разрушитель! Я сам видел, как эти клинки поражают нас-зверей, как после удара… любого удара светлым клинком, умирает многогранный, и как его тело… его мертвое тело исчезает из этого Мира!! Все происходит так, как об этом говорит Первое пророчество?!»

Мысли Остина были тяжелыми и горькими, они дышали отчаянием, безысходностью.

«И прежде, чем вы начнете высказывать ваши сомнения, ведь они у вас есть, я хочу показать вам кое-что».

Перед внутренним взором всех присутствующих развернулась картина широкой городской улицы, поперек которой медленно двигались две шеренги копейщиков, словно гигантский поршень, выдавливая с этой улицы все, что было живого перед ними. А перед шеренгами беспомощно отступали несколько вооруженных мечами людей, метались трое больших темно-рыжих лис, пятились двое медведей.

Едва члены Совета поняли, что Остин показывает им картину схватки на улице Верны, как что-то негромко щелкнуло, и в груди одного из вставших на задние лапы медведя появилась длинная темная стрела. Медведь взревел и рухнул на камни мостовой.

Малый зал Совета посвященных мог показаться обезлюдевшим. Казалось, что даже дыхание прервалось у трижды посвященных, наблюдавших схватку неуязвимых доселе многоликих с обретшими невероятное оружие извергами. Когда последний лис упал на брусчатку дворцовой площади и Остин погасил свою память, на зал обрушилась мертвая, казавшаяся бесконечной тишина, его накрыло страшное, удушающее напряжение.

Ратмир вдруг почувствовал себя совершенно опустошенным, он понял, почему мысли Остина наполнены такой горечью, почему они так тяжелы. Его бывший наставник первым увидел массовую гибель многоликих под светлыми клинками извергов, и он уже осознал весь ужас, нависший над их Миром! Теперь осознать его предстояло всем остальным… И как они поведут себя после этого?!

Ратмир вновь осторожно, словно боясь нарушить тишину, царящую в зале, оглядел неподвижные фигуры членов Совета. Они были неподвижны, они казались изваяниями.

Наконец тишину зала нарушил тот, кто обязан был это сделать по своему положению.

«Мы не будем обсуждать увиденное…»

Мысль Вершителя была холодна, спокойна, даже безразлична. Ратмир подумал, что тот наверняка уже видел то, что Остин продемонстрировал сейчас Совету и, похоже, уже принял какое-то решение.

«Я не согласен!.. Мне кажется, нам есть что обсудить».

Мысль, противоречившая утверждению Вершителя была достаточно твердой, и в то же время вкрадчивой.

«Тревор! – Тут же догадался Ратмир. – Только этот южный тигр способен вот так, не споря, не противореча Вершителю, не согласиться с ним!»

А Тревор продолжил:

«Во-первых, больше ведь никто не видел извергов со светлыми клинками, не видел, как эти клинки действуют?.. Может быть, уважаемый Остин просто… попал под внушение?.. Во-вторых…»

Но тут Ратмир неожиданно вмешался в обмен мыслями, перебивая тигра:

«Я видел извергов со светлыми клинками! Я видел, как таким клинком был убит многогранный. В этот момент я был с ним в ментальной связи и почувствовал, насколько эта смерть ужасна! Более того – западные лисы не первая стая, уничтоженная светлыми клинками извергов!..»

«Значит, ты что-то узнал на Юге! – Мысль Вершителя была все так же холодна. – Рассказывай!»

Ратмир несколько секунд помолчал, а затем «заговорил», стараясь выражаться коротко и точно:

«Я впервые услышал название «уругумская сталь, когда расследовал пропажу западных лис в спорных землях, или, по-другому, в Ничейных горах. Вернувшись в университет, я узнал, что в землях южных ирбисов есть село… айл, называющийся Уругум. Именно поэтому я срочно отправился на Юг. Я не нашел Уругум, но такой айл там действительно имеется, и изверги именно этого айла первыми осмелились выступить против многоликих. Так что извержачье прозвище светлых клинков происходит от названия этого айла. Когда изверги из этого айла подняли бунт, ирбисы попытались уничтожить его, но у них ничего не получилось. Более того, уругумцы сами напали на княжеский айл Коготь Ирбиса и, перебив всех его обитателей, включая вожака и волхва стаи, сожгли его! А на сегодняшний день от всей стаи южных ирбисов осталось не больше полутора десятков человек, они бродят в горах поодиночке, повернувшись к Миру родовой гранью. Стаи южных ирбисов больше не существует!»

Здесь Ратмир сделал небольшую паузу, но вопросов у членов Совета, похоже, не было.

«Извергов Уругума возглавлял некий Бамбарак, по всей видимости, именно он обнаружил светлый металл и понял, какую опасность эта находка представляет для многоликих. Поэтому, думаю, что Разрушителем, если он действительно пришел в наш Мир, является именно Бамбарак!..»

«Его надо немедленно найти и уничтожить!!!» – Перебил Ратмира кто-то их трижды посвященных, судя по ярости восклицания, Варвар.

«Да, – согласился Ратмир, – хорошо было бы найти Бамбарака и уничтожить – изверги в этом случае потеряли бы вождя. Но теперь это вряд ли решает проблему в целом. Извергам известен светлый металл, и после уничтожения Разрушителя, это знание у них останется. Значит, сейчас главное для нас – отыскать средство, способное защитить нас от этого светлого металла. А для того, чтобы найти такое средство, надо, как минимум, знать, что такое этот светлый металл, получить в свои руки хотя бы один из светлых клинков!»

«А высокоумный Ратмир не боится… порезаться о такой клинок?..»

Мысль была насмешливой, и настолько не соответствовала серьезности обсуждаемого вопроса, что Ратмир едва не потерял контроль над собой и не ответил оскорблением. На мгновение в зале повисла напряженная «тишина», а затем самый молодой из членов Совета снова повел мыслеречь, добавив в свои мысли горечи:

«Нет, я не боюсь порезаться о светлый клинок, я боюсь, что мы, призванные сохранять этот Мир, отдадим его извергам, только потому, что не сможем обуздать свои страсти, свое честолюбие даже перед лицом смертельной опасности! Хотя, возможно, кое-кто из нас не считает эту опасность смертельной…»

«Я не считаю эту опасность смертельной!»

Пронесшаяся по залу мысль была окрашена высокомерным презрением, а по своеобразной манере выстраивать мыслеобраз Ратмир сразу же узнал Шавкана. Трижды посвященный из стаи западных диких собак был, как всегда, самоуверен и нетерпим.

«Изверги не могут быть опасны для многоликих – так выстроила этот Мир Мать всего сущего! – Продолжил Шавкан свою мысль. – А значит, мы или найдем средство против этих, так называемых, светлых клинков, хотя я не слишком верю в их существование – скорее всего это какое-то наваждение, в котором запутался уважаемый Остин, и которым был ослеплен уважаемый Ратмир, или усмирим извергов, не поворачиваясь к Миру звериной гранью! Я считаю, что сотня хорошо вооруженных дружинников из стаи восточных волков, да даже сотня моих диких собак, рассеют любую шайку до зубов вооруженных извергов, будь их хоть несколько тысяч!!»

«Шавкан, ты только что видел, как сотня западных лис, плюс два десятка их наемников не смогли справиться с пятью сотнями извергов. Причем я не заметил многочисленных потерь среди этих пяти сотен! Или твои дикие собаки неуязвимы для светлого металла?!!»

Даже столь резкое возражение было высказано Вершителем со спокойным безразличием. Ратмир насторожился – либо Кануг знал способ усмирить извергов, вооруженных светлыми клинками, либо… Либо просто не верил в такую возможность, и тогда!..

Он даже не понял, что прорычал Шавкан в ответ на отповедь Вершителя, сейчас надо было перевести разговор в предметное русло, и восточный волк обратился к Вершителю:

«Я долго отсутствовал, что сейчас известно о действиях извергов, какие силы они имеют и куда движутся?!»

На несколько секунд в зале снова все замерло, словно собравшиеся не совсем поняли, что именно интересует самого младшего из них, а затем Вершитель все с тем же безразличием ответил:

«Изверги тремя крупными отрядами, в каждом из которых до пятисот-шестисот бойцов, движутся к Лютецу. Продвигаются они достаточно медленно, захватывают деревни, села, города. Видимо, они не хотят оставлять за своей спиной владения многогранных. Кроме того, мне стало известно, что во все стороны от Ничейных гор отправились небольшие конные группы, не более пяти извергов в каждой. Они везут с собой светлые клинки и раздают их всем, кто пожелает иметь такой клинок!»

«Зараза пошла по всему Миру!! – Обожгла Ратмира страшная мысль. – Неужели нам действительно конец?!!»

Но он постарался задавить вспыхнувшее в груди отчаяние.

«Я думаю, – снова «заговорил» он, – Такая тактика извергов дает нам некоторое время. Его надо использовать с наибольшей пользой! Каждый из нас должен будет отправиться в свою родную стаю. Мы потребуем от сородичей и их соседей, направить в Лютец, в университет, крупные полевые стаи из лучших бойцов. Мы не можем позволить извергам захватить университет – это единственное, что хоть как-то объединяет многогранных в нашем Мире. По отдельность все стаи будут, безусловно, уничтожены так, как это произошло с южными ирбисами или западными лисами. Времени у всех нас не более двух месяцев. Кроме того, надо попробовать купить или любым другим способом достать хотя бы один светлый клинок. Я думаю, это будет не сложно, раз изверги сами раздают такие клинки всем желающим… – он на секунду замолчал, а затем добавил. – Скорее всего эти клинки для нас безопасны, когда мы повернуты к Миру человеческой гранью… Хотя, это надо проверить!»

«Ратмир! Ты, в самом деле, собираешься бороться со светлыми клинками?!!»

В этой мысли прозвучало такое изумление, что сначала он даже не понял, кто именно задал этот вопрос, и только спустя несколько секунд до него дошло, что это был трижды посвященный Остин.

«Конечно! – С долей отчаяния подумал Ратмир. – Остин – старик, он готов уйти за грань Бытия, он может смириться с гибелью этого Мира, а, может быть… уже смирился!»

Но его ответ был полон подчеркнутого почтения:

«Нет, наставник, я собираюсь бороться с извергами, забывшими свое место в этом Мире! Это наш Мир, и я буду доказывать это любому, кто посмеет думать и действовать иначе, будь он хоть трижды Разрушителем!!»

«Браво, волк!! – Мысль Шавкана была наполнена яростным ликованием. – Я не любил тебя, считал выскочкой, но теперь я с тобой!! Мы уничтожим всех извергов, похороним их светлые клинки и докажем, что стаи не напрасно создали университет!!»

«Вы хотите изменить всему тому, что университет делал с времен своего создания! – Вмешался Вершитель, и теперь его мысль была отнюдь не безразличной – презрение сочилось сквозь напускное спокойствие! – Вы обезумели! Выступить против светлых клинков, это не значит бороться с извергами, это значит противиться Первому пророчеству, которое гласит: «Светлые клинки придут в Мир, когда скверна многогранных переполнит его края. Тогда Мать всего сущего отвернется от своих многогранных детей и пошлет в Мир Разрушителя! И когда Разрушитель вступит в пределы этого Мира, многогранные должны будут покинуть его!»

«Может быть, мы и покинем этот Мир!.. – Неожиданно вмешался в разговор обычно молчаливый Варяг. – Но не раньше, чем я увижу Разрушителя и не получу подтверждение, что это именно он!!»

«Довольно!!! – Короткая, словно потайной кинжал, мысль Вершителя мгновенно оборвала разгорающийся яростью спор. – Я уже сказал, что мы не будем обсуждать эту тему. Я хочу, чтобы члены совета в течение суток обдумали все, что им стало известно, и приняли решение. Каждый будет решать за себя и не будет навязывать своего решения другим! И каждый поступит согласно принятому решению! Совет окончен, прощайте!!»

В зале наступила тишина – ни мысли, ни звука не таилось в его полумраке. Однако еще целую минуту все сидели неподвижно, словно ожидая еще чего-то – мысли, звука, отблеска света… А затем один из членов совета медленно поднялся со своего кресла и, чуть сгорбившись, направился к выходу.

«Остин… – Узнал Ратмир своего бывшего наставника. – Похоже, ему не надо ни о чем думать, он уже все обдумал и принял решение… Он поступит в соответствии с этим решением!»

Вслед за Остином поднялись еще двое. Эти двинулись несколько торопливо, так будто им было неприятно оставаться в зале, будто они боялись, что внезапно вспыхнет свет, и остальные увидят выражение их лиц. А затем поднялись и все остальные, только Ратмир и Вершитель еще оставались на своих местах.

Через минуту зал опустел.

Ратмир смотрел на неподвижную сгорбленную фигуру Кануга и думал о том, какая неимоверная тяжесть лежит на плечах этого человека, давно перешагнувшего расцвет своих сил. Прошло две-три минуты, а Вершитель оставался неподвижным. Тогда Ратмир поднялся со своего места и, вопреки всем существовавшим правилам и обычаям, подошел к главе Совета посвященных.

– Вершитель, – проговорил он одними губами, словно не желая потревожить царившей в зале тишины. – Не позволяй себе слабости, ты нужен этому Миру, ты можешь спасти его!

Кануг поднял опущенную голову и посмотрел в лицо волку. Глаза его были мутными, белки их покрыты крошечными ярко-красными прожилками. Разлепив запекшиеся губы, Вершитель едва слышно проговорил:

– Уходи, волк!.. Уходи!..

Ратмир кивнул и, повернувшись, медленно направился к выходу. У самого порога его настиг трудный хрипловатый шепот:

– Может быть, тебе это будет по силам!..

Ратмир не повернулся, не задержался в дверях, вообще никак не показал, что слышал последние словаВершителя. Он шагнул за порог малого зала Совета и чуть прижмурился от света четырех светильников, расположенных по углам небольшой прихожей. У выхода неподвижно застыли две фигуры стражей Совета, и Ратмир прошел мимо них, а затем оглянулся на застывшие в неподвижности караула лица. Они выражали только некую внутреннюю сосредоточенность, оставляя все остальные эмоции тем, кто мог себе их позволить.

«Как они неестественны!.. – С неожиданным раздражением подумал трижды посвященный. – Ведь им, наверняка, наскучила их служба. Они уже все видели, все в ней знают, и этот их караул просто не может заставить их отрешиться от всего окружающего, захватить все их внимание. Значит, они притворяются?! Зачем?! Чтобы не получить выговор своего командира за…»

И тут ему в голову пришла совсем другая мысль:

«А я сам?! Почему я сам постоянно подавляю свои эмоции?! Почему я боюсь их показать, почему стараюсь выглядеть серьезным и многозначительным, хотя зачастую, внутренне не ощущаю себя таковым?!»

Он повернулся и медленно пошел в темноту ночного парка – до Звездной башни было недалеко, и он рад был немного развеяться. А в голове у него продолжали крутиться ненужные, неупорядоченные мысли.

«Почему мы, многоликие, так неискренни?.. Почему мы хотим казаться серьезными, когда нам весело, почему мы сочувственно огорчаемся чужой неудаче, чужому горю, хотя на самом деле никакого сочувствия в нас нет! Мы даже можем радоваться этому чужому горю! Радоваться чужому горю!! Может быть, мы настолько привыкли быть перевертышами, настолько легко менять обличье, что, даже не поворачиваясь к Миру другой гранью, стараемся если не быть, то хотя бы казаться другими?! Стремление к выгоде прятать под здравым смыслом, зависть под дружеским участием, незнание под глубокомысленым молчанием или многословными рассуждениями на общие темы. Почему мы хотим выглядеть достойными, а не быть таковыми?!»

Он остановился и, подняв голову, взглянул в черное, испещренное звездами небо. Оно было прекрасно, только оранжевого глаза Волчьей звезды не было видно – она стояла низко над горизонтом, и кроны деревьев скрывали ее.

Ратмир снова двинулся вперед, и прежние мысли опять вернулись.

«Мир так прекрасен в своей естественности, а мы настолько уродливы, настолько… искусственны! И поворачиваясь к Миру звериной гранью, мы остаемся искусственными – выглядим, как звери, ведем себя, как люди. Мы-звери ведем себя, как люди, мы-люди ведем себя… Нет, не как звери, звери естественны, они самым естественным образом вписываются в этот Мир, а вот мы!.. Может быть, мы стали настолько искусственными, что Мир сам отторгает нас?.. Может быть Остин прав, нам пора самим освободить этот Мир от своего присутствия?! Но тогда почему в Мире должны остаться изверги?.. Они ведь еще искусственнее нас!.. Или нет?.. Нет! Они просто калеки! Они – от Мира сего, они принадлежат этому Миру, хотя и искалечены!»

Он снова остановился и посмотрел в небо, но на этот раз он не увидел звезд – его взгляд и не пытался увидеть их, он был направлен на другое, на то, что пытался рассмотреть его разум.

«Разум!! Изверги тоже обладают разумом! Пусть не таким, как наш, пусть усеченным, обрезанным, но разумом! А если это наше притворство, наше… многоличье – это просто игра Разума, которому скучно в этой оболочке, в этом Мире. Вот он и придумывает правила игры, правила порядочности, чести, любви, доброты, сострадания и заставляет нас следовать этому правилу. И сам же понимает, что все это просто игра, притворство… лицедейство… многоличье! Но тогда, что помешает извергам пойти по дороге, уже пройденной нами, стать такими, какими стали мы, поворачиваться к Миру звериной гранью, не изменяя своего физического облика?!! И тогда что станет с Миром в будущем?!! И тогда, достойны ли они занять наше место в этом Мире?!! Не станут ли они для него страшнее нас, честно принимающих облик зверя, чтобы быть зверем?!»

Темная громада выроста перед ним, и он остановился, уставившись вдруг прозревшими глазами на сгусток черноты. Только через несколько десятков секунд он понял, что стоит перед входом в Звездную башню. В этот момент дверь распахнулась, и наружу выглянул Тороп, державший в руке зажженную лампу.

Увидев своего наставника, дважды посвященный поднял лампу повыше и с видимым облегчением проговорил:

– Наконец-то ты вернулся!.. Совет давно разошелся, а тебя все нет и нет!..

Ратмир внимательно посмотрел на своего секретаря – он не знал об этой его способности отслеживать перемещения людей на расстоянии. А, кроме того, явное беспокойство Торопа по поводу отсутствия наставника совершенно не соответствовало тому, о чем он только что размышлял. Или Тороп сейчас тоже только притворялся озабоченным?..

Впрочем, он не собирался это выяснять. Не удостоив секретаря каким-либо объяснением, трижды посвященный волхв прошел внутрь и, уже ступив на лестницу, ведущую во второй этаж, к его личным апартаментам, негромко проговорил:

– Совет установил, что в Мир пришел Разрушитель, но никаких решений не принял. Нам предстоит большая работа, завтра мы выезжаем на Восток, в Край, к восточным волкам.

– Какие будут распоряжения, господин?! – Откликнулся снизу Тороп, но Ратмир устало покачал головой:

– Завтра… завтра.

Но назавтра им выехать не удалось. На рассвете Ратмир был разбужен мысленным вызовом невероятной силы. Едва он открыл глаза и осознал себя бодрствующим, в его сознании возникла очень четкая и абсолютно ясная мысль-сообщение:

«Ратмир, мы считаем, что приход в наш Мир Разрушителя – неоспоримый факт. Вступать в бесполезную борьбу за сохранение Мира мы не станем, это противоречит нашим убеждениям, но и вам, решившимся на эту борьбу, мы мешать не станем. Мы уходим, и пусть Мать всего сущего поможет вам… хотя это наше пожелание – чистое противоречие. Прощай волк!»

Он не сразу понял, что мысль была послана несколькими людьми, и только ее окончание – прощание, принадлежит Остину.

Окончательно проснувшись от страшной догадки и вскочив с постели, он попытался по очереди связаться с Остином и с Канугом, но не смог сделать этого. Тогда он мысленно вызвал секретаря своего бывшего наставника, которого хорошо знал. Тот сразу же отозвался, и на вопрос о своем господине ответил, что тот остался ночевать у Вершителя. Ратмир, не тревожа слуг, быстро оделся и бросился к резиденции Кануга. У входа в резиденцию был выставлен караул из четырех стражей Совета, но те, узнав Ратмира, тут же пропустили его внутрь. В холле его поджидал второй секретарь Вершителя. Увидев входящего члена Совета, молодой человек шагнул вперед и с дрожью в голосе сообщил:

– Вершитель и пятеро членов Совета собрались в малой столовой. Мне приказано, как только ты прибудешь, проводить тебя к ним.

Ратмир жестом показал, что готов следовать за своим провожатым, и тот поспешил по широкой лестнице из белого камня наверх, на второй этаж. Он поминутно оглядывался, словно опасаясь, что трижды посвященный вдруг передумает и повернет к выходу, но Ратмир шел следом, стараясь казаться спокойным. Он уже понимал, что именно произошло, и его голова была занята одним вопросом – как случившееся представить вожакам стай, как в сложившихся обстоятельствах не дать рухнуть авторитету Совета, университета?!

Наконец они дошли до высоких, узких дверей малой трапезной, в которой сам Ратмир был всего однажды. Секретарь остановился у дверей и трясущимися губами прошептал:

– Они там, трижды посвященный!.. – И вдруг добавил то, чего говорить не надо было. – Я туда не пойду!

Ратмир, все так же молча, кивнул и толкнул двери. Те словно бы нехотя открылись, волк вошел и увидел, что шестеро членов Совета неподвижно сидят за огромным круглым и совершенно пустым столом в жестких столовых креслах. Перед каждым из них стояли пустые бокалы на высоких ножках. Ратмир, осторожно ступая, прошел к столу, не глядя на сидящих, взял один бокал и понюхал его. Его нос уловил тонкий, едва различимый запах, который он не мог спутать ни с каким другим. Питье, которое приняли члены Совета называлось «Последний глоток» и гарантировало быстрый и легкий уход за грань Бытия!

Ратмир кивнул сам себе и так же осторожно вернул бокал на свое место. Только после этого он оглядел неподвижные фигуры.

Головы ушедших, откинутые чуть назад, опирались на высокие подголовники, их лица были спокойны, даже расслаблены, руки безвольно свешивались вниз, но тела были странно напряженными, окостеневшими. Все шестеро были тщательно одеты, причесаны и выглядели вполне достойно. Ратмир вздохнул и направился к выходу.

За дверью его поджидал все тот же секретарь.

– Пошли за дважды посвященным Хортом, управляющий хозяйством должен знать, что надо делать в таких случаях. И… Держи меня в курсе всех, принятых им решений!

– Понял, господин… – Пробормотал секретарь с видимым облегчением. Его явно устраивало, что нашелся человек, в обязанности которого входило решение свалившейся на него проблемы. – И еще, господин… – торопливо добавил молодой человек, словно боясь, что Ратмир немедленно уйдет, не выслушав его до конца. – …Вершитель передал мне пакет, который я должен вручить Совету, как только он будет собран.

Трижды посвященный волхв понимающе кивнул и, секунду подумав, приказал:

– Через час ты придешь в холл малого зала Совета посвященных. Тебя вызовут.

Секретарь молча поклонился, давая понять, что ему все ясно.

Ратмир отправился обратно в Звездную башню, на ходу по очереди вызывая членов Совета. Каждому из них он сообщал о происшедшем и предлагал немедленно собраться в Малом зале Совета, для обсуждения сложившейся ситуации.

Спустя час малый зал Совета снова наполнился людьми, только теперь шесть кресел из пятнадцати оставались незанятыми.

Ратмир, пришедший первым, внимательно вглядывался в лицо каждого, вновь прибывающего члена Совета, и привычный полумрак совершенно не мешал ему. Он не собирался таким образом угадать мысли своих коллег – это было невозможно, ему хотелось убедиться в их готовности действовать.

Когда собрались все, возникла небольшая пауза, главы Совета не было, и никто из присутствующих не решился сразу взять на себя его функции. Однако Ратмир не дал затянуться молчанию.

– Мне кажется, произнес он вслух, самый старший из нас по возрасту уважаемый Варяг может принять на себя ведение Совета, до тех пор, пока мы не изберем нового Вершителя.

За этими словами снова последовала небольшая пауза, и, поскольку никаких возражения со стороны членов Совета не последовало, заговорил трижды посвященный Варяг:

– Я не буду повторять еще раз, что случилось этой ночью, все вы в курсе происшедшего. Поэтому, думаю, нам надо сразу перейти к решению первоочередных вопросов. А главное сейчас – выбрать нового Вершителя. Какие будут предложения?..

И снова последовала долгая пауза – никто не хотел брать на себя инициативу – бесспорного претендента на место главы Совета посвященных не было, и каждый опасался, оставшись со своим предложением в меньшинстве, получить нового Вершителя в недруги. Наконец, снова заговорил самый младший из членов Совета:

– У второго секретаря Вершителя Кануга имеется послание для Совета, написанное Вершителем перед… уходом. Может быть, мы ознакомимся с волей Вершителя?.. Секретарь вызван мной и дожидается в холле.

– Да, конечно!.. – Ухватился за это предложение Варяг и отдал мысленный приказ.

Двери распахнулись, и в малый зал Совета робко вступил уже знакомый Ратмиру секретарь Кануга.

– Молодой человек, – сразу же обратился к нему трижды посвященный Варяг. – Вам поручено было передать Совету послание Вершителя Кануга.

– Да, господин… – Коротко поклонился молодой человек.

– Где оно?

– Оно со мной.

Он протянул вперед руку с зажатым в ней конвертом, но никто из присутствующих не поднялся, чтобы забрать его.

– Открой конверт и разверни послание! – Приказал Варяг.

Молодой человек чуть подрагивающими руками открыл конверт, развернул лежавший в нем лист тонкого пергамента. Никто из присутствующих не собирался забирать этот лист из его рук, поэтому секретарь в некоторой растерянности посмотрел на подрагивающий в его руках пергамент. Все девять трижды посвященных прочитали написанной на листе глазами секретаря, все девять мгновенно узнали почерк Вершителя Кануга, и восемь из девяти безмерно удивились написанному:

«Совету посвященных от Вершителя Кануга и трижды посвященных Остина, Раста, Вереты, Бурга, Габрила.

Мы, чтящие Первое пророчество и верящие в приход Разрушителя, убеждены, что наш древний и прекрасный Мир стоит на пороге своего конца. Мать всего сущего в своем неизменном милосердии дает нам возможность самим уйти под ее крыло, за грань Бытия, что мы и делаем с радостью. Последнее, что нам необходимо сделать в этом Мире, согласно его законам и обычаям – высказаться по поводу избрания нового Вершителя.

Мы, все шестеро, считаем, что следующим Вершителем должен стать трижды посвященный Ратмир из стаи восточных волков. За него высказался Вершитель Марк, встретивший его за краем Бытия и передавший ему Око Знания. За него высказывается Вершитель Кануг, уходящий за грань Бытия. За него высказываются пятеро трижды посвященных, уходящих за грань Бытия. Кто еще из членов Совета посвященных имеет такое количество сторонников?! Пусть Мать всего сущего наделит мудростью Вершителя Ратмира!»

На этот раз молчание длилось очень долго, пока трижды посвященный Варяг наконец-то не спохватился и не разрешил продолжавшему стоять перед Советом секретарю:

– Ты можешь покинуть зал Совета, мы благодарим тебя за выполнение порученного тебе дела!

– Но?.. – Молодой человек еще раз недоуменно посмотрел на листок, зажатый в его пальцах.

– Послание Вершителя Кануга ты должен будешь сдать в библиотеку университета, дважды посвященному Пилле. Он знает, что с ним сделать!

Как только за секретарем Вершителя Кануга закрылась дверь, заговорил Варяг:

– Это, конечно так, Вершитель и ушедшие члены Совета вправе назвать имя будущего Вершителя… Но никогда еще в истории этого Мира не было случая…

– Что ты там бормочешь, Варяг?!! – Резко перебил его трижды посвященный Шавкан, нарушая все принятые в Совете нормы общения. – Тебе разве непонятно, что волк практически выбран?! Или ты надеешься, что за тебя, как за старейшего, проголосуют все оставшиеся?! Так ты ошибаешься! Я сам скажу, пусть Вершителем будет волк! Восточный волк – вот то, что сейчас нужно этому Миру!

– Я тоже считаю, что Вершителем должен быть трижды посвященный Ратмир! – Гораздо спокойнее, но без тени сомнения проговорил трижды посвященный Варвар. – Он наилучшим образом подходит для этой роли именно сейчас. Так что обсуждать здесь нечего, пусть он занимает место Вершителя и говорить, что Совет должен предпринять!

Ратмир понял, что он избран – большинство, необходимое для этого уже высказалось в его пользу, но он не спешил последовать требованию Варвара, не спешил занять место Вершителя, ему хотелось, чтобы высказались все. И желающие сказать нашлись. Едва замолчал Варвар, как раздался голос трижды посвященного Тревора из стаи южных тигров. Не льстивый, но мягкий, не без подобострастия, но уважительный, он словно бы размышлял вслух:

– Нет, уважаемый Варвар, мне кажется, что и остальные члены Совета посвященных имеют право высказать свое отношение к кандидатуре предложенной бывшим Вершителем и ушедшими членами Совета.

«Вот так! – Внутренне усмехнувшись, подумал Ратмир. – Кануг уже «бывший Вершитель»! А ведь его функции никому не переданы – новый-то Вершитель еще не избран»

Между тем Тревор продолжал свою речь:

– Не надо скрывать, что всех нас несколько удивил выбор бывшего Вершителя и наших ушедших коллег – все-таки уважаемый Ратмир самый молодой член Совета и, казалось бы, не обладает достаточным опытом, чтобы занять место Вершителя…

«Словоблудие и словословие! – Раздражаясь, подумал Ратмир. – Решение уже принято, но ему обязательно нужно заявить о своей лояльности!»

– …Однако так кажется только на первый взгляд! – Продолжал Тревор. – Давайте вспомним, кто среди членов Совета является лучшим дипломатом, кто всегда добивается примирения стай, как бы ни был сложен и напряжен конфликт между ними?! Кто вскрыл гнойник незаконных исследований, которые проводил бывший вожак стаи западных вепрей, а ведь это было сопряжено с серьезной опасностью для самого Ратмира! Кто, наконец, побывав за гранью Бытия, принес материальное доказательство – само Око Знания!! Так что выбор Вершителя Кануга вовсе не так уж необоснован, скорее наоборот – оснований для именно такого выбора вполне достаточно, и я сам одобряю этот выбор, и буду всячески поддерживать Вершителя Ратмира в его работе! Но мне кажется, что церемонию возведения в ранг Вершителя нам надо провести, как можно торжественнее – это и на извергов произведет нужное впечатление!

Трижды посвященный Тревор замолчал, и тут же раздался резкий, насмешливый голос Шавкана:

– Мы не в том положении чтобы разводить турусы!! Или вы думаете, что изверги подождут, пока мы будем проводить церемонии и изъявлять преданность?!! Решение принято, и нечего обрамлять его словесами и церемониями! Пора перейти к делу, пусть Вершитель Ратмир займет свое место и скажет, есть ли у него план действий, каков этот план, и какую роль в этом плане он отводит каждому из нас!

Не дожидаясь ответа от кого-либо из членов Совета, Ратмир поднялся со своего кресла, прошел к тому, что стояло в середине ряда кресел, и опустился на его сиденье. С минуту в зале царило несколько растерянное молчание – слишком уж просто произошло избрание нового Вершителя. Дав членам Совета возможность осознать, что Совет вновь обрел главу, Ратмир заговорил обычным своим спокойным тоном, словно ничего экстраординарного и не случилось:

– Итак, уважаемые члены Совета, в ближайшее время нам предстоит сделать следующее. Во-первых, сегодня вечером, как я говорил на предыдущем заседании, нам необходимо отправиться в свои родные стаи и одновременно посетить все соседние стаи. Наша задача собрать как можно больше воинов для защиты Лютеца от наступающих извергов. Причем воины, которые будут присланы стаями, должны быть умелыми и опытными бойцами, они должны отлично владеть оружием. При этом не стоит обращать особого внимания на количество граней, которыми они могут поворачиваться к Миру! Это сейчас не имеет значения. Время у нас очень ограничено: на поездку – семь дней, а полевые стаи должны прийти в Лютец в течение одной луны! Во-вторых, всем нам необходимо вернуться через семь дней, чтобы предать огню тела ушедших от нас Вершителя Кануга и членов Совета посвященных. Затем мы будем думать, какие меры надо предпринять для эффективной обороны Лютеца и университета!

Ратмир немного помолчал, словно бы давая членам Совета возможность задать вопросы, а затем закончил разговор:

– Если вопросов нет, приступаем к делу. Уважаемые Шавкан и Тревор через час жду вас в своих апартаментах, в Звездной башне!

Спустя час у входа в Звездную башню остановились две кавалькады. Справа подъехал трижды посвященный Шавкан, которого сопровождали семеро верховых спутников, а слева в окружении десятерых всадников изящно отделанная и прикрытая легким тентом повозка. Из этой повозки выбрался трижды посвященный Тревор. Секретарь Ратмира, ожидавший посетителей у входа, сразу же проводил их в кабинет Вершителя. Тот указал прибывшим на гостевые кресла около рабочего стола и, когда те уселись, сказал:

– Я пригласил вас, потому что вы направляетесь как раз в те места, в которых сейчас орудуют мятежные изверги. Во-первых, я убедительно прошу вас быть крайне осторожными и поворачиваться к Миру звериными гранями только в самом крайнем случае. Во-вторых, проезжая по извержачьим селам и деревням, попробуйте достать хотя бы один светлый клинок. Я понимаю, насколько это опасно, но, имея такой клинок, мы сможем попробовать разгадать механизм его воздействия на наше тело! И последнее, западные стаи не слишком многочисленны. Попробуйте уговорить вожаков тех стай, в которые вы сможете попасть, привести в Лютец всех своих сородичей, включая женщин и детей. Это может спасти их всех от уничтожения и укрепит оборону Лютеца.

Он внимательно посмотрел на обоих, и вдруг трижды посвященный Тревор, чуть скривив губы в мягкой улыбке, поинтересовался:

– Вершитель, а сам-то ты остаешься в университете?..

– Нет! – Качнул головой Ратмир. – Я отправляюсь на Восток. Восточные волки, как правильно заметил уважаемый Шавкан, отличные воины и их много, но, боюсь, без моего личного воздействия, князь Всеслав не пошлет в Лютец никого из своих сородичей!

– Значит, ты оставишь Лютец и университет без надзора?! – Встревожено переспросил Шавкан. – Получается, что здесь не останется никого из трижды посвященных!

Ратмир внимательно посмотрел на Шавкана и, чуть помедлив, ответил:

– Да, в течение семи дней в Лютеце не будет ни одного трижды посвященного. Я надеюсь, что начальник стражи Совета посвященных и дважды посвященный Хорт справятся с управлением делами университета и его защитой.

– Ты рискуешь, Вершитель! – Шавкан ощерился в недоброй усмешке. – Или тебе неизвестен древний обычай?..

Ратмир продолжал внимательно смотреть в глаза Шавкану, но не переспросил, что это за обычай, и дикий пес пояснил:

– Обычай требует, чтобы Вершитель постоянно находился в университете. Если кто-то из трижды посвященных вернется в университет раньше тебя, он может в твое отсутствие объявить Вершителем себя…

Ратмир неожиданно улыбнулся:

– Этим он немногого добьется. Как только я вернусь, я потребую либо повторного голосования, либо поединка!

– Какого поединка?! – Удивился Шавкан. – Посвященные никогда не участвовали в поединках, они и оружием-то, как правило, не владеют!!

– Ай-яй-яй! – Покачал головой волк. – Пересмотри еще раз древние хартии, уважаемый Шавкан, там четко изложено, каким образом разрешается такой спор, и поединок предусмотрен! Причем, условия поединка и оружие назначает избранный Вершитель, а не объявленный. Многие ли из вас рискнут в таких условиях объявить себя Вершителем в мое отсутствие?!

Но Шавкан недовольно покачал головой, хотя дальше спорить не стал.

А Ратмир, поднявшись из кресла, проговорил:

– Если вопросов больше нет, желаю вам доброго пути. Пусть ваша охота будет удачной, а добыча обильной!

Трижды посвященные также поднялись и коротко поклонившись, направились к выходу.

Ратмир проводил их взглядом и с горечью подумал: «Разрушителю проще – ему не надо следить за своими соратниками, ожидая удара сзади!»

Ударные отряды извергов действительно продвигались вперед медленно, и это очень тревожило Вотшу. Он прекрасно понимал, что быстрота их действий – одно из главных условий общего успеха, но…

Пока что удачей можно было назвать только захват столицы западных лис отрядом Выжиги, а остальные, можно сказать, топтались на месте!

Отряд Махася довольно быстро вышел к столице западных вепрей, но взять Рожон с налета не удалось. Город был небольшим, но отлично защищенным, его, сложенные из белого камня стены с шестью высокими, в пять человеческих ростов, башнями казались тем более неприступными, что ворота имелись только в одной из башен. Окружить Рожон и попробовать взять его измором, не было возможности – четырехсот пятидесяти человек, бывших в отряде для этого просто не хватало. А выходить за стены, чтобы разбить извергов в открытом бою, вепри не собирались. Они уже были наслышаны о том, что у извергов имеется какая-то «уругумская сталь», поражающая многоликих в зверином облике, а для боя в человеческом облике их было слишком мало. Пару раз вепри попробовали совершить ночные вылазки, повернувшись к миру родовой гранью, но понесли потери и теперь сидели в городе, не показывая носа за стены.

Махась насколько раз подходил к городу, пытаясь напасть внезапно, но всякий раз натыкался на готовых к отпору вепрей. Более того, в город перестали пропускать извергов даже из окрестных деревень, привозивших продовольствие, торговля теперь шла за стенами.

Выжига после захвата Верны двинулся в земли западных диких собак, заходя на Лютец с Юга, а отряд Сафата продирался сквозь леса западных оленей, стремясь обойти университетский город с Севера, и по пути отражая нападения небольших полевых стай многоликих. Деревни и села в этих диких, заваленных буреломом лесах были редкостью, как и изверги – вожаки западных оленей очень редко прибегали к обряду эрозиобазы.

Не оправдалась и еще одна надежда Вотши – изверги из деревень и поселков Запада не слишком охотно шли в отряды повстанцев. Правда, посеребренные кинжалы они разбирали охотно, но открыто выступить против многоликих не торопились, словно выжидая, в какую сторону качнется удача. За две недели, прошедшие с момента взятия Верны, к восставшим присоединилось всего восемьдесят человек, причем, более половины из них влилось в отряд Выжиги.

Вотша со своими уругумцами мотался между тремя отрядами, пытаясь хоть как-то ускорить их продвижение, и с горечью убеждался, что у него ничего не получается. Выжига, правда, продвигался вперед достаточно быстро и без потерь, но его бойцы, нарушая предварительную договоренность, грабили всех подряд, восстанавливая против себя местное население. На все упреки Вотши и требования прекратит грабежи, Выжига отвечал, что добропорядочные изверги должны поддерживать их борьбу за свободу, а если они не желают этого делать добровольно, они будут это делать принудительно. Однажды, когда упреки Вотши ему окончательно надоели, он рявкнул, так что зазвенела посуда на столе:

– Я слышал от твоих ребят, что ты приказал повесить одного из таких вот добропорядочных извергов! Я до сих пор старался воздерживаться от этого, но теперь нахожу, что такая мера воздействия вполне рациональна!!

Они разругались, но на следующий день, к вечеру, когда отряд занял большое извержачье село, уничтожив восьмерых оборотней, Выжига запретил грабежи, бросив в сторону Вотши с кривой насмешливой улыбкой:

– Посмотрим, чем нам помогут твои добропорядочные изверги добровольно!..

Утром у дома, в котором ночевали Вотша и Выжига, стояло двенадцать подвод с продовольствием, староста передал Выжиге большой кошель с пятьюстами монетами вольного города Ласта, а тридцать молодых ребят пришли проситься в отряд. Вотша ничего не сказал своему старинному знакомцу – Выжига и без того выглядел обескураженным.

Но все это были мелочи, неприятности, которые можно было пережить. Главной проблемой оставался Рожон – его необходимо было взять, чтобы вепри не смогли ударить в тыл наступавшим отрядам извергов. Так что скоро Вотша снова оказался в отряде Махася, обосновавшемся в лесном массиве, километрах в пяти от столицы западных вепрей. И здесь его ожидала еще одна серьезная неприятность…

Когда до лагеря Махася оставался один дневной переход, Вотша отправил вперед самого младшего из бывших при нем уругумцев, Самура. Юноша был быстр, осторожен и к тому же имел талант передвигаться по лесу совершенно незаметно. Он должен был сообщить Махасю, что Вотша близко, а, кроме того, посмотреть, нет ли на пути к лагерю оборотней – на помощь Рожону собирались вепри и другие многоликие со всего Запада, и вероятность наткнуться на их небольшую полевую стаю была велика. Какого же было удивление Вотши, когда спустя четыре часа его отряд нос к носу столкнулся с возвращающимся Самуром, за которым ехали сам Махась и двое его бойцов.

Подъехав к Вотше, Махась глухо проговорил:

– Бамбарак, тебе нельзя в наш лагерь!

По измученному лицу командира отряда Вотша сразу же понял, что произошла какая-то неприятность.

– А что случилось? – Спросил он, останавливая лошадь.

– У нас какая-то болезнь появилась, четверо уже померли, еще двадцать два человека слегли… – И после мгновенной паузы Махась добавил. – Да, кроме того, двенадцать человек сбежали из лагеря, видимо из страха перед болезнью.

– Поехали! – Тоном приказа бросил Вотша и тронул свою лошадь.

– Я же говорю, тебе туда нельзя! – Воскликнул староста Лосинки. – Подхватишь эту заразу, что мы тогда делать будем?!

– У вас в отряде нет лекаря. – Ответил Вотша, подгоняя лошадь, – А я, что б ты знал, лекарь, и очень неплохой. Посмотрим, что там с нашими людьми случилось.

– Я уже послал за лекарем троих ребят, они должны сегодня, край – завтра, вернуться!

– Они вернутся или нет – это еще дождаться надо, да и привезут ли они лекаря, еще вопрос, а я уже здесь! – Чуть повышая тон, проговорил Вотша. – Расскажи лучше, что за болезнь, как она себя проявляет?..

Махась понял, что Вотшу не остановить и сдался.

– Как проявляет… Да, никак не проявляет. Первым Кузём захворал с неделю назад. Ни на что не жаловался, все было нормально, пообедал, сидел с ребятами на бревнышке, ложку резал да байки травил, и вдруг за горло схватился и кувырк на землю. Ребята к нему кинулись, а он ртом воздух хватает, а вздохнуть не может! С минуту сипел, а потом, отпустило, прокашлялся, и опять, вроде, все в порядке. Но часа через два стал жаловаться, что у него ноги ломит и голова кружится. Мы его в постель уложили, дали отвару горячего. Он отвар-то выпил – полегчало, говорит, и тут же его снова скрутило – дышать не может, аж посинел весь! Короче, промучился он так три дня, а к вечеру четвертого помер. К тому времени еще восемь человек слегло. А такое дело, сам понимаешь, в тайне не удержишь. Пошла по лагерю сплетня – отрава в лагере завелась!..

– Понятно! – Перебил его Вотша. – А что за лекаря вы нашли, и где?

– Я, как только эта болезнь появилась, послал троих в недальнюю деревеньку, поспрошать насчет лекаря, там они и узнали, что есть неподалеку знающий вроде бы человек. Правда, живет он в нехорошем месте и никуда оттуда не выходит – больные сами к нему идут, если ходить могут. Но я надеюсь, ребята его уговорят прийти в лагерь, или силком притащат!

– Понятно… – Повторил Вотша и глубоко задумался.

Часа через два они подъехали к лагерю, и тот встретил их тревожным ожиданием. Завидев Вотшу, люди выходили из палаток и шалашей, поднимались с травы, на которой лежали или сидели, тянулись к проезжающим мимо всадникам, шагали за ними следом, так что к трем большим палаткам, в которых лежали заболевшие, всадники подъехали, сопровождаемые большой толпой. Вотша спрыгнул с коня и вошел в палатку, все, кто его сопровождал, остались рядом с лошадьми, никто из них не рискнул последовать за ним.

Белоголовый изверг пробыл в палатке довольно долго и, когда снова выбрался наружу, выглядел весьма озабоченным. Он оглядел окружившую больничные палатки толпу и громко спросил:

– Есть кто-нибудь родом из здешних мест?.. Кто хорошо знает местные леса?!

Из первых рядов толпы выступил пожилой, кряжистый изверг в добротной одежде, высоких сапогах, с мечом и посеребренным кинжалом у пояса.

– Я из Ленинга… – Крикнул он, не отходя от своих товарищей. – Село такое, километрах в десяти отсюда. Зовут меня Янин, и леса здешние я очень хорошо знаю.

– Иди-ка сюда! – Позвал его Вотша, и, когда изверг приблизился, спросил. – Где мне травку найти?.. Ростом вот такая… – Он пальцами показал размер, – снизу три листочка розеточкой, стебелек тоненький, а наверху вроде бы метелочка.

Изверг подумал несколько секунд, а затем отрицательно покачал головой:

– Не встречал я такой травки.

– Да, должна она здесь, у вас, расти! – Воскликнул Вотша. – Земли западных волков недалеко от вас, а там она везде торчит!

Но Янин снова покачал головой.

– Нет у нас такой травы! Западные волки в низинах живут, у них вода близко к поверхности, а мы, вепри, на холмах, на песках – совсем разная у нас земля… – Тут он вдруг замолчал и после секундного размышления добавил. – Разве что в Лихой лощине посмотреть?.. Там место низкое, может быть… – Тут он снова запнулся и с испуганным разочарованием в голосе пробормотал. – Правда, там Безумный Жихарь обитает…

– Безумный Жихарь? – Переспросил Вотша. – Это еще кто?!

Изверг пожал плечами:

– А кто его знает. Пришел в Лихую лощину лет восемь-десять назад, с тех пор и живет там. Никуда из лощины не ходит, да и в лощине его не сразу найдешь, а если сам не захочет, так и вовсе не покажется. Знает много, может человека вылечить, а может и… того… из жизни выдернуть. Ходят, конечно, людишки к нему, но только от большой нужды, когда совсем уж припрет, когда смертушка за плечами встанет.

– Так у него там дом или пещера?.. – Спросил Вотша и добавил. – Где его в этой лощине искать?

– Нет у него ни дома, ни пещеры, ни шалашика! – Покачал головой изверг. – Где он там место себе нагрел, никто не знает. И чем питается неизвестно!

– Слушай, Старик, – вмешался в разговор Махась, – а ведь мои ребята-то к этому самому Жихарю пошли!

– Вотша посмотрел на старосту долгим взглядом и задумчиво произнес:

– И имя-то какое-то странное… Что за Жихарь?..

– Да… вот… – Не слишком уверенно проговорил Янин. – Подозрение есть, что он малых детей крадет… извержат, вот ему такое прозвище и прилепили.

– Одно подозрение, или ловили его на кражах?! – Жестко переспросил Вотша, взглянув в лицо извергу. Тот замялся и словно бы нехотя ответил:

– Ну, ловить – не ловили, а подозрение, все ж таки, есть! Некоторые из пропавших ребятишек нашлись, и нашлись как раз рядом с Лихой лощиной. Они, правда, рассказать, где были, не могут, но некоторые припоминают, что разговаривал с ними кто-то, похожий на Жихаря!

Вотша перевел взгляд на Махася и медленно протянул:

– Ну, что ж, посмотрим, кого твои ребята приведут… Если приведут хоть кого-то.

Однако до вечера никто из посланных Махасем за лекарем не вернулся, а утром Вотша сам засобирался в Лихую лощину. Ночью умерли еще двое заболевших, надо было что-то срочно предпринимать.

Он ушел сразу после завтрака, взяв с собой Падура и Янина. Махась хотел дать Вотше в сопровождение человек пятнадцать, опасаясь полевых стай многоликих, пробивавшихся к Рожону, но тот отказался. И Янин тоже высказался против большого отряда, по его словам кучей заявиться в Лихую лощину было самым пропащим делом – Жихарь в таком случае точно спрячется так, что его не найдешь.

Идти было недалеко, километров восемь-десять, для таких ходоков, как Вотша и его спутники часа на два с небольшим. Однако когда они прошли половину пути, светлый сосновый лес, начисто лишенный подлеска кончился, почва стала понижаться, пошли овраги с очень крутыми склонами, заросшими невысокими, покрытыми колючками кустами. Еще через километр под ногами у них захлюпало, и дальше они шагали след в след, вернее Вотша и Падур шли по следу шагавшего впереди Янина. Лес стал совсем больным, даже каким-то выродившимся – поломанные, вывороченные с корнем, тонкие, словно ободранные стволы, тонули в темной, тухловатой воде, стоявшей мертвыми, черными зеркалами меж крошечными островками необыкновенно жирной осоки. Они не прошли по этому вымершему лесу и полкилометра, как Янин увидел впереди, на одном из таких островков что-то пестрое. Скоро стало ясно, что это человек, а когда они оказались рядом, Янин узнал одного из тех, кого Махась отправил за Жихарем. Тот лежал вниз лицом, раскинув руки, и кулаки этих рук были крепко сжаты, а между сжатых пальцев намертво застряли острые, как бритва, листья осоки. Когда Падур перевернул мертвого изверга, Янин, после некоторого молчания, удивленно протянул:

– Да он, похоже… захлебнулся!..

Совсем молодой парень лежал с выпученными, заляпанными тиной глазами, оскаленными зубами, между которых застряли хлопья ряски и обрывки покусанных стеблей осоки.

– Или его утопили… – Задумчиво предположил Вотша склонившийся над мертвым парнем.

– Да нет, – не согласился Янин. – Если б его топили, он бы барахтался, ногами сучил, а тут – трава не сдернута, тина вокруг не тронута…

– Значит, он потерял сознание, упал вниз лицом и… захлебнулся. – Уверенно проговорил Падур.

– Только с чего бы это ему сознание терять?.. – Все тем же задумчивым тоном проговорил Вотша. – Он, похоже, ни с кем не дрался, не ранен… Вот так вот, шел и вдруг сознание потерял?!

– Надо искать остальных, – предложил Янин, – и… Жихаря. Может быть, это его рук дело!

– А этого с собой заберем? – Поинтересовался Падур, посмотрев на Вотшу.

– На обратном пути. – Решил тот.

Они двинулись дальше, и шагов через двадцать Падур остановился и несколько секунд смотрел назад, словно стараясь запомнить то место, где лежал мертвый изверг.

Метров через сто они вышли на довольно сухое место, и тут Вотша увидел среди низенькой, желтоватой, чахлой травы несколько кустиков нужного ему растения. Он показал своим спутникам, как оно выглядит, и все трое склонившись к самой земле, принялись собирать крошечные зеленые метелочки в заранее приготовленные мешочки, постепенно расходясь в разные стороны.

Спустя несколько минут Вотша медленно выпрямился – нужной травки под его ногами больше не было, и увидел в трех шагах от себя высокую, чуть сутулую фигуру, закутанную в темный, сильно вылинявший балахон с капюшоном, надвинутым на самые глаза. Несколько секунд они рассматривали друг друга, а затем закутанный в балахон незнакомец странным, каркающим голосом проговорил:

– Что, изверг, зеленушку для супчика собираешь?.. А сам в супчик попасть не боишься?!

Услышав этот голос, Вотша вздрогнул. Он давно его не слышал, но смог бы узнать и через несколько десятков лет. Невольно шагнув вперед, он прошептал: – Не может быть!.. – Но незнакомец понял это восклицание по-своему. Его глаза сверкнули из-под надвинутого капюшона, и он, хрипло захихикав, каркнул:

– Может, изверг, может… В этом Мире все может быть! И супчик из тебя наваристым будет, жирным!!

Он начал медленно поднимать руку, бормоча что-то себе под нос, но в этот момент Вотша громко сказал:

– Харт! Темный Харт, это же ты!!

Рука изгоя остановилась на полпути, а через секунду упала вниз, и он снова захихикал:

– Да это же извержонок Вотша!.. Ёкуль из Норникса!! Я смотрю, ты выбрался из подземелья рожонского замка и из сказителя превратился в лекаря! Значит трижды посвященному Ратмиру из стаи восточных волков не удалось тебя схватить?!!

– Не удалось! Я ушел в последний момент!

И вдруг хихиканье прекратилось, и хриплым от ненависти голосом Харт задал вопрос:

– А что он сделал с моей лабораторией?!

– С лабораторией?.. – Переспросил Вотша и тут же быстро ответил. – Она замурована! Я сам помогал мастеру-каменщику замуровывать проход к ней!

Харт зарычал, потом трижды смачно плюнул и выдавил из себя натужный хрип:

– Чтоб он издох!!! Чтоб погребальный огонь погас под его мертвым телом!!! Чтоб Мать всего сущего погребла его сущность под камнем, как он это сделал со мной!!

– Разве он и тебя замуровал?! – Изумился Вотша. – Я думал, тебя увели к князю и…

– Он замуровал мой пятилетний труд!! – Хрипло прорычал Харт. – Это то же самое, что замуровать меня самого!! Там остались созданные мной… существа – может быть, будущее этого Мира!!

Он вдруг вскинул обе руки вверх и закрутился на месте, хрипло воя в низкое серое небо:

– Я пойду и освобожу их!! Я выпущу их на свободу, и они расплодятся по всему Миру!! Горе будет тем, кто попробует остановить их, кто попробует их уничтожить!!!

«Да он безумен! – С внутренним трепетом подумал Вотша. – Он лишился рассудка в своем болоте, в своем… одиночестве!». Но вслух он жестко произнес:

– Нет, Харт, ты не сможешь попасть в Рожон – вепри закрыли ворота своей столицы и никого не пускают в нее!!

Темный Харт мгновенно остановился и вдруг снова захихикал:

– Они закрыли ворота своей столицы!! Хи-хи-хи-хи… Они закрыли ворота! Да разве мне, Темному Харту, нужны ворота, чтобы попасть в этот смрадный городок?!! Разве я, направляясь к князю вепрей, Рогволду, воспользовался воротами?!! Нет!! Я перелечу в эту столицу по воздуху! Я пройду сквозь ее стены!! Я прокрадусь под землей к самому подземелью княжеского замка!! Вот именно – я пройду под землей, не зря же вепри выкопали этот подземный ход!!!

– Подземный ход?! – Вскинулся Вотша. – Ты знаешь, где начинается подземный ход, ведущий в княжеский замок Рожона?!!

И снова Темный Харт хрипло захихикал:

– А ты думал, что Рогволд провез меня через весь город, когда я согласился делать для него бессмертных извергов?! Нет, он провел меня тайно, под землей, и ни один житель его столицы не видел, кого их князь поместил в подземелье своего замка! А теперь я снова воспользуюсь этим подземным ходом!

– Но ты не сможешь сломать каменную стену метровой толщины! – Неожиданно спокойно проговорил Вотша. – А ведь именно такая стена перекрывает тоннель, ведущий к твоей лаборатории!

– Стена… стена… стена… – Хрипло забормотал изгой, шаря вокруг себя руками, словно подыскивая некий невидимый инструмент, которым можно было обрушить эту стену. И вдруг он замер, беззвучно шевеля губами, а затем медленно повернулся к Вотше и, пристально глядя ему в глаза, сказал:

– Ты сломаешь эту стену!! Ты сам сказал, что помогал ее строить, а теперь ты поможешь мне ее сломать!! Ты приведешь много-много извергов и сломаешь эту стену, а за это… – Он снова хрипло захихикал. – За это я помогу тебе попасть в Рожон! Я знаю, тебе очень нужно попасть в Рожон!!

– Но-о-о… – Словно бы растерявшись, протянул Вотша. – Я не смогу быстро собрать такое количество извергов. И как мне уговорить их, пойти за тобой?!

– Это твои проблемы – Прохрипел Харт. – Двое у тебя уже есть. Еще одного я тебе дам, недавно трое извергов забрели ко мне, так я одного припрятал. Но троих будет мало, так что ты соберешь всех, кого сможешь и через два дня… два дня!.. приведешь их сюда. Если ты не явишься, твои друзья… вот эти… покинут этот Мир. А потом я найду тебя!

– Мне нужно не меньше пяти дней! – Твердо произнес Вотша. – Через пять дней я буду на этом месте и приведу с собой столько извергов, сколько смогу собрать!

Несколько секунд изгой молча вглядывался в глаза Вотши, а затем кивнул головой:

– Хорошо. Я вижу – ты не лжешь. Через пять дней в час Волка я буду ждать тебя на этом месте!

Вотша оглянулся на своих друзей, и тот и другой были совершенно неподвижны – Падур, стоя на одном колене и протянув руку к траве, Янин, чуть присев, вполоборота к нему. Вотша мгновенно перевел взгляд на Харта – тот с кривой усмешкой смотрел на него.

– Я заберу у них собраннуютраву?.. – Попросил Вотша слегка дрогнувшим голосом.

– Забери. – Разрешил изгой. Усмешка сползла с его лица, и он добавил с некоторым нажимом. – А я заберу их самих!..

Вотша подошел к, продолжавшим стоять неподвижно, извергам и взял из их рук мешочки с собранной травой. Затем, делая вид, что завязывает горловины мешочков, едва слышно прошептал:

– Я вернусь за вами…

Спустя минуту, он уже шагал, не оглядываясь, назад к лагерю Махася.

До лагеря он добрался в самом конце часа Змеи, Еще через три часа был готов отвар в состав которого вошла собранная во владениях темного Харта трава, и Вотша напоил этим отваром всех заболевших извергов, запретив их кормить. В эту ночь в лагере никто не спал, все с тревогой ожидали, подействует ли вотшино лекарство.

А в это время в небольшой палатке Махася Вотша рассказывал старосте Лосинки и трем его ближайшим помощникам – сотским о своей встрече с Безумным Жихарем, которого он знал под именем Темный Харт. Рассказ был долог и… страшен, а когда Вотша закончил, четверо извергов долго молчали, обдумывая услышанное. Наконец Махась негромко произнес:

– Значит, ты предлагаешь последовать за этим… сумасшедшим оборотнем?..

Вотша молча кивнул.

– А ты не боишься, что он заведет нас в ловушку?.. С какой стати ему – оборотню, помогать нам, извергам? И… почему ты ему веришь?!

– Во-первых, я уже говорил – у Харта на лбу клеймо Совета посвященных, он изгой. Да, он – оборотень, но ему запрещено общаться с другими оборотнями, и, что самое главное, другим оборотням запрещено общаться с ним! Во-вторых, я верю не ему, я верю его ненависти. Харт, действительно, готов на все, лишь бы отомстить Совету посвященных и лично трижды посвященному Ратмиру за свое изгойство. Именно поэтому, когда я был в его руках, он, узнав, что меня преследует Ратмир, не только не уничтожил меня, он фактически спас меня и дал возможность бежать из княжеского замка Рожона. И, наконец, последнее – Харт не собирается помогать извергам, наоборот, изверги должны помочь ему добраться до его лаборатории, до подземелья рожонского замка. Он поведет нас в Рожон именно с этой целью, убежденный, что мы действуем не по своей воле, убежденный в том, что он нас к этому принудил!

Махась задумчиво посмотрел на своих людей, словно бы спрашивая их мнение, и самый молодой из них, тряхнув головой, пробасил:

– Я думаю, нам надо идти! Сидя здесь, мы ничего не добьемся…

– А в случае чего, мы и с этим Хартом разберемся! – Перебил его второй изверг. – А что до его колдовства… Не думаю, что он в одиночку сможет удержать нас всех – ну, двоих-троих, ну, пусть десятерых, но не четыреста же человек!

Махась посмотрел на последнего из троицы, и тот пожал плечами:

– Мне нечего сказать. Дело с этим клейменным оборотнем темное, что он из себя представляет, неясно. Но и здесь сидеть бессмысленно, и другого способа добраться до вепрей, нет. Может быть, действительно, стоит рискнуть?!

Махась снова задумался, но на этот раз ненадолго. Через пару минут он поднял взгляд на Вотшу и сказал:

– Попробуем!..

Перед самым рассветом, в час Неясыти, в палатку Махася заглянул изверг, дежуривший около лазарета, и испуганным шепотом сообщил:

– Там… это… хворый на волю выполз, блюет так, что смотреть страшно!..

Вотша вскочил на ноги и бросился из палатки, едва не сбив с ног дежурного. Все, кто был в палатке, поспешили за ним.

В двух шагах от входа в лазарет действительно стоял на коленях один из заболевших, его рвало желчью. Оказавшись рядом, Вотша рявкнул чуть ли не на весь лагерь:

– Огня!!!

Тут же кто-то сунул ему в руку пылающий факел. Вотша опустил его к земле и увидел, что в блевотине копошиться нечто небольшое, похожее на толстого щетинистого червя. Он облегченно вздохнул и поднял глаза на стоявшего рядом с ним Махася:

– Вот она – ваша болезнь!

– Где?.. – Не понял тот.

– Да – вот!

И Вотша ткнул факелом в копошащегося червя.

– Вот эта дрянь?! – Изумился Махась. – Она была у него внутри?!

– Именно, что внутри! – Подтвердил Вотша. – И попала она туда, скорее всего с вином.

В этот момент рвотные спазмы у больного изверга немного успокоились, и он со вздохом облегчения, повалился на бок. Вотша ткнул его носком сапога в бок и громко спросил:

– Когда винишком в последний раз баловался?!

– Дней десять назад… Новенький угостил… – Прохрипел тот, не открывая глаз.

– Кто у вас в новеньких ходит?! – Повернулся Вотша к Махасю.

– Какой новенький?!! – Навис над лежащим извергом староста Лосинки. – Из последних пришлых?!

– Да… – Прохрипел тот и, открыв глаза, добавил. – Рыжий с порванной губой.

– Я его помню! – Вскинулся Махась. – Он с лошадью пришел! Пошли!

– Стоп! – Остановил его Вотша. – Если он еще здесь, мы его не упустим. Сначала надо выяснить, не было ли еще… угощающих.

Именно в этот момент из лекарской палатки выбрался еще один болящий. Едва держась на ногах, качаясь из стороны в сторону, он отошел от входа шагов на пять и, рухнув на карачки, начал давиться рвотой. Вотша подошел к нему и, подождав, когда рвотные спазмы чуть утихли, требовательно спросил:

– Кто тебя вином угощал?!

Больной поднял к нему бледное лицо с мутными глазами и, увидав Вотшу, попробовал встать, но чуть было не повалился на бок. Вотша быстро нагнулся, поддержал его за плечо и повторил свой вопрос немного мягче:

– Не дергайся, просто ответь, откуда вино взял!

– Савка рыжий… дал. Кузём мне похвастал, что рыжий его угостил, но мне он поначалу сказал, что все раздал. А через неделю сам подошел и предложил. Хорошее винцо было!..

– Хорошее?! – Зло переспросил Вотша. – Вот оно тебя до могилы и довело!!

– Неужто, конец?.. – Прохрипел изверг, и тут его скрутил новый приступ рвоты.

– Был бы конец, – выпрямляясь, проговорил Вотша, – да мы с нужной травкой вовремя поспели!

Затем, снова повернувшись к Махасю, он негромко сказал:

– Бери тройку крепких ребят, пошли рыжего поспрашиваем. Похоже, он винцо свое в лагерь откуда-то возит.

Спустя несколько минут Вотша, Махась и с ними трое здоровых парней подошли к большому шалашу, в котором располагались пятеро недавно прибывших из недалекой деревеньки извергов. Оглядевшись, Вотша сделал знак Махасю, и тот с двумя парнями спрятался с правой стороны от входа в шалаш. Сам Вотша присел за левой стенкой шалаша, а третий парень, здоровенный, заросший темным, кучерявым волосом, наклонился к плотной холстине, закрывавшей вход к шалаш и негромко проговорил хрипловатым баритоном:

– Эй, Савка, выглянь на минутку!..

В шалаше послышался шорох, а затем недовольный тенорок пробурчал:

– Чего надо в такую рань?..

– Выглянь!.. – Чуть громче позвал парень. – Разговор есть!..

В шалаше снова зашуршали, а затем холстина откинулась, и наружу выполз невысокий рыжеволосый мужичок лет уже за сорок. Поднявшись на ноги, он оглядел вызывавшего его парня и недовольно повторил:

– Ну, чего надо?!

– Так… того… – Парень хитровато подмигнул. – Сам знаешь!

– Чего я знаю?

Парень булькнул горлом и спросил:

– Понял!?

Рыжий помолчал, а потом, слегка понизив голос, ответил:

– Слушай, щас у меня нет, приходи… – Он снова сделал паузу, словно прикидывая время. – Завтра, после обеда.

– Ну-у-у!.. – Разочарованно протянул парень. – Я обещал сегодня утром кое-кого угостить и очень на тебя рассчитывал. Что ж мне теперь делать?..

Его огорчение было столь велико, что Савка, чуть слышно кашлянув, поинтересовался:

– Это ж кого ты пообещал угостить, что он и день подождать не может?

После небольшой паузы парень, еще понизив голос, ответил:

– Сотского… Он обещал сделать из меня десятского. – И тут, словно эта мысль только что пришла ему в голову, добавил. – Поможешь, сделаю тебя помощником!

– Я же говорю – сделаю! – Тут же отозвался рыжий. – Завтра, после обеда.

– Ты думаешь, я один в десятские мечу?.. – Усмехнулся парень. – До завтра кого-нибудь уже поставят.

И снова в разговоре наступила пауза, на этот раз довольно длинная, но, наконец, Савка быстрым шепотом произнес:

– Ладно… Подожди!

Он нырнул обратно в шалаш и спустя минуту появился снова. В его руке было зажато горлышко поместительного кувшина, оплетенного соломенным жгутом.

– Вот, бери! – Он протянул кувшин дожидавшемуся парню, но тот, вместо того чтобы взять посудину, ухватил рыжего за запястья. И в то же мгновение с двух сторон появились Махась с ребятами и Вотша.

– Винишком балуемся?.. – Со злой усмешкой поинтересовался Вотша. Савка резко дернулся в сторону, пытаясь освободить руки, но парень держал его крепко. Тогда рыжий разжал кулак и выронил кувшин. Но тот не упал, один из сопровождавших Махася парней успел подставить свою широкую ладонь под донышко кувшина.

– Не дергайся! – Прошипел изверг державший Савку за руки, и сжал свои огромные кулаки. Тот зашипел и присел от боли.

– Пошли к тебе! – Кивнул Вотша Махасю. Тот сделал знак, и рыжий мгновенно оказался между двух парней, а в шаге позади него встал третий. Таким образом, тесной, дружеской компанией, они проследовали в палатку командира отряда. Там Вотша потребовал отдельный стол, свечей и белую обливную миску. Через минуту все, что он просил было в палатке. Вотша зажег шесть свечей, укрепил их на столе полукругом. Между ними поставил миску и, аккуратно откупорив кувшин, плеснул в светлую посудину густого, терпко пахнущего вина. С минуту он рассматривал образовавшуюся на дне миски лужицу, а затем позвал Махася.

– Видишь?.. – Спросил он у склонившегося над миской старосту Лосинки, и поскольку тот не ответил, нетерпеливо добавил. – Да вот!.. Вот, точки черные в вине!

– Вижу! – Тут же отозвался Махась. – Они, вроде бы, движутся!

– Вот это и есть – смерть!

Он поднял голову и посмотрел на Савку, сидевшего на корточках у стены палатки.

– Ну, рассказывай, откуда вино брал?!

Рыжий изверг обежал затравленным взглядом стоявших напротив, трудно сглотнул слюну и вдруг, зло ощерившись, прохрипел:

– Дураки!! Что вы мне можете сделать, когда у вас самих за плечами смерть стоит?! Вы думаете, вепри заперлись в Рожоне и сидят, вас дожидаются?! Как бы не так, они уже давно в Лютец гонцов послали, и подмога вот-вот подойдет, а с нею двое-трое трижды посвященных. А вы знаете, что такое трижды посвященный друид?! Он вашу шайку – всех до одного, на колени поставит и заставит на брюхе ползти! А ты… – Бегающие глазки рыжего остановились на Вотше. – …белобрысый, сам себе брюхо вспорешь и на собственных кишках повесишься…

Стоявший справа от рыжего изверга парень без замаха, но очень сильно врезал ему носком сапога под ребра, и Савка, хрюкнув, упал лицом вниз, оборвав свою рваную речь.

– Тебе вопрос задали, изволь отвечать на него! – Спокойно, с какой-то даже ленцой, проговорил ударивший рыжего изверг и, ухватившись за разметавшиеся рыжие волосы, поставил Савку на колени.

– Так, где ты вино взял?.. – Снова задал свой вопрос Вотша.

Рыжий дернул головой, взглянул замутневшими глазами на ударившего его парня, а затем перевел взгляд на Вотшу и хрипло ответил:

– Мне его староста нашей деревни дал. Ему из Рожона две подводы этого вина прислали, а уж как этим вином распорядиться велели, я не знаю.

– И вас пятерых в наш отряд тоже староста послал? – Спросил Махась, нависая над Савкой.

– Нет… – Помотал тот головой. – Он меня одного послал, а остальные четверо сами вместе со мной напросились, правда, староста им мешать не стал.

– Ну а с чего ты взял, что к Рожону из Лютеца подмога идет, что трижды посвященные здесь должны появиться? – Снова заговорил Вотша.

Савка молчал, глядя исподлобья на Вотшу. Молчание длилось несколько десятков секунд, а затем стоявший справа парень снова наклонился над рыжим извергом, ухватил его пятерней за волосы, рывком откинул его голову назад и, глядя в его заслезившиеся от боли глаза, рявкнул:

– Тебе еще по ребрам врезать, или ты предпочитаешь голой задницей в костер сесть?!

– Два дня назад… – Захрипел Савка напряженным до предела горлом. – …Когда староста передавал мне вино, он сказал, что подмога к вепрям прибудет дней через десять. С нею будут трижды посвященные. Если я задержу вас еще дней на пятнадцать, мне вернут моих дочерей… нетронутыми, и подкинут еще пару сотен монет.

– Так многоликие взяли твоих дочерей?! – Быстро переспросил Вотша.

– Да… Троих… – Прохрипел Савка.

– Так ты у нас жалостливый?! – Сквозь зубы прорычал парень, державший рыжего за волосы. – Девочек своих пожалел?!

– Пожалел! – Хрипло выплюнул рыжий изверг, глядя на вопрошавшего белыми от ярости глазами.

– А нас ты не пожалел?! Пять сотен мужиков потравить, чтобы три девчонки в живых остались – это не слишком большая цена?!!

Савка дернулся всем телом, словно рассчитывая вскочить на ноги, но парень держал его крепко. И тогда он прорычал, как раненый зверь, брызгая клейкой слюной:

– А у меня жалости на всех не хватит!! Да и у тебя ее не много!! Или ты мою жену пожалел, когда многоликие ее в моем же доме сильничали?! Или мне чем помог, когда она, не выдержав издевательств, померла, оставив мне трех малолеток – младшую-то еще от груди не отняли! Или ты моих дочек пожалеешь, когда меня не станет?!! Растить их будешь, беречь?!! Нет, они тебе без интереса! Вот и выходит, что моим дочкам только на мою жалость рассчитывать можно – так что на других ее не хватит! Ты еще молодой, а когда у тебя самого в люльке запищит, вот тогда и посмотрим, по ком ты жалеть будешь, и что за ту жалость отдать сможешь!

Державший его за волосы парень разжал пальцы, и рыжая голова упала на грудь. С минуту в палатке стояла тишина.

– Почему ты сразу не рассказал, что тебя послали нас травить?.. – Тяжелым голосом спросил Махась.

– Да?.. – не поднимая головы, отозвался Савка. – Со мной пришли еще четверо молодых, откуда мне знать, может быть, кто-то из них послан следить за мной!

– Много у тебя еще вина осталось? – Поинтересовался Вотша.

– Два кувшина. – Словно бы нехотя ответил рыжий.

– А сколько всего было?..

– Двадцать… – После секундной заминки едва слышно проговорил Савка.

– Так это ж!.. Выходит, он половину отряда отравил!! – Ужаснулся Махась.

– Нет, – поднял голову рыжий, – четырнадцать кувшинов я… в болото опорожнил.

Вотша быстро прикинул в уме и вслух подвел итог:

– Всего заболело двадцать шесть человек – как раз четыре кувшина получается. Ты же пьяных в лагере не видел, значит, ребятки по кружечке кувшинчик делили.

Он повернулся к молодым парням и приказал:

– Этого… свяжите и держите в своей палатке, и никому пока что не говорите о его делах. Что с ним делать мы решим потом. А мы сейчас, – Вотша взглянул на Махася, – пойдем в лазарет, посмотрим, как там наши болящие, и будем думать, что делать дальше.

Ребята подняли Савку и вывели его из командирской палатки, а вслед за ними вышли и Махась с Вотшей.

Подойдя к санитарной палатке, они увидели огромную толпу, чуть ли не все бойцы отряда Махася собрались около лазарета. Завидев своих командиров, толпа раздалась в стороны, образовав узкий коридор, ведущий к входу в палатку, и по улыбающимся, довольным лицам Вотша сразу понял, что с заболевшими все в порядке. А у самого входа в лазарет один из бойцов вдруг крикнул:

– Эй, Бамбарак, ты, оказывается еще и лекарь!

К этому времени все двадцать насельцев лазарета побывали на свежем воздухе, всех их мучительно рвало, и все отрыгнули мучивших их паразитов. Теперь они лежали на своих тюфяках совершенно обессиленные, но с просветленными лицами и сияющими глазами. Вотша прошелся между лежащими людьми до противоположной стенки палатки, развернулся и громко спросил:

– Ну, что, алкоголики, все проблевались?!

– Все… – Раздалось в ответ три-четыре голоса, остальные промолчали, насторожившись при слове «алкоголики», и Вотша мгновенно уловил эту настороженность.

Ну и хорошо! – жестко, словно ставя последнюю строчку в этой истории, проговорил Вотша. – Теперь вы пойдете на поправку, и дней через пять-шесть будете в полном порядке.

Он двинулся к выходу, но его остановил одинокий требовательный голос:

– А что с нами было, Старик?

Вотша все-таки пошел к выходу, но не так быстро, как ему хотелось, и заговорил на ходу:

– Что случилось?.. Если бы не ваша тяга к вину, ничего бы с вами не случилось. В вине, которым вас угостили – вас же угостили? – оказались личинки жука-мясоеда, а им в желудке человека живется очень хорошо, и личинка превращается во взрослого жука за десяток дней. Однако, как только это происходит, жук должен выйти наружу, а для этого он выделяет яд, который убивает его носителя.

В конце своей лекции Вотша оказался у самого выхода из палатки и уже собрался покинуть его, но последовал новый вопрос, заданный весьма встревоженным тоном:

– Так, может, у нас в брюхе еще штук по пять таких… щетинистых ползает?!

Вотша повернулся и небрежно бросил через плечо:

– Никто у вас в брюхе больше не ползает! Из тех личинок, что к вам попали с вином выжила только одна, остальных она сама сожрала… Естественный отбор!

Он вышел наружу и бросил в ждущие глаза Махася:

– Все в порядке, еще пару дней надо будет давать им отвар, а потом усиленно кормить. Через неделю будут бегать!

Толпа вокруг возбужденно загалдела, но Вотша оборвал этот галдеж:

– А вы готовьтесь к походу – идем на Рожон!

Они с Махачем прошли сквозь мгновенно замолчавшую толпу, при этом староста Лосинки сделал знак троим свои сотским, и те последовали за командирами. Спустя пару минут они уселись за стол в палатке Махася, и Вотша начал разговор без всякого предисловия:

– Отряд выступает через три дня. За это время необходимо отвезти наших болящих в какое-нибудь село, выделив им охрану. Прямо сейчас надо усилить охрану лагеря и отправить усиленные дозоры на юг и запад – именно оттуда следует ожидать подкрепление вепрям, хотя сведения Савки могут быть и ложными.

– Я думаю… – Медленно проговорил Махась, – …не отправить ли нам больных в деревню нашего отправителя?.. Дадим им человек восемь-десять охраны и подводы. Староста, наверняка попробует напоить их своим винцом, здесь мы его и прищучим! И девчонок Савкиных выручим, если их никуда из деревни не отправили.

«Похоже, старосте Лосинки тоже жалко и Савку и его девчонок!» – Подумалось Вотше, и он невольно улыбнулся. А Махась тут же вспыхнул:

– Ну что ты лыбишся?! Что лыбишься?! Самому, небось, тоже рыжего жаль – попал мужик в переплет, со всех сторон край!

– Да это я так, своим мыслям, – смутился Вотша, – а место для наших ребят ты неплохое подобрал, думаю, и многоликие туда скоро не покажутся при таком-то старосте!

Больных отправили утром следующего дня. Накануне вечером Махась побеседовал с Савкой, объяснил свою задумку, и все-таки, когда Савку, развязав и накормив, сажали в переднюю телегу, вид у него был несколько ошарашенный – он никак не ожидал, что сможет вот так вернуться домой, совершенно свободно и с надеждой освободить своих дочек. С этим обозом ушли пятнадцать здоровых бойцов, даже для большой извержачьей деревни это была серьезная сила. Еще два отряда отправились по извержачьим деревням в поисках инструмента для разборки каменных стен в подземелье рожонского замка.

Для всех остальных Вотша вечером того же дня устроил смотр, после которого собрал в бывшей лекарской палатке – самой большой палатке лагеря, сотских и десятских. Разговор был коротким, конкретным.

Два дня, оставшиеся до снятия лагеря, прошли в подготовке к походу, а на третий, когда истекал час Полуденной лисы, отряд выстроился на лагерной поляне и двинулся в сторону Лихой лощины, к логову Безумного Жихаря.

В отряде даже после бегства части новичков и ухода полутора десятков бойцов, сопровождавших обоз с больными товарищами, все еще оставалось больше четырехсот человек, так что его продвижение было не слишком быстрым. Однако путь был недалек и в самом конце часа Змеи Вотша провел отряд через мертвый, заболоченный лес и вывел извергов к тому месту, где четыре дня назад он оставил Падура и Янина. Усталые бойцы, добравшись до сухого места, расположились на отдых, а Вотша, сделав знак Махасю следовать за ним, двинулся вперед. Он не прошел и двух десятков шагов, как увидел выходящую из-за невысоких кустов темную фигуру и услышал хрипловатый прикаркивающий голос:

– Не зря я тебе поверил, Ёкуль из Норникса, не бросил ты своих ребят!

Вотша остановился и, глядя в посверкивающие из-под капюшона глаза изгоя, ответил:

– Надеюсь и ты, Темный Харт, сдержишь свое обещание. Где мои друзья?

– Целы твои друзья, – хрипло усмехнулся Харт, – и даже железо их цело.

Его глаза юркнули вправо, и взгляд Вотши последовал за ними. Между росших чуть выше по склону кустов к нему шагали Падур и Янин, лица их были неподвижны, глаза смотрели прямо вперед, вместе с ними шагал еще один, не знакомый Вотше, изверг. Не дойдя шага четыре, все трое, как по команде остановились, вернее, замерли, и в этот момент раздался короткий смешок изгоя. Изверги чуть качнулись, как от легкого удара в грудь, моргнули и тут же прищурились, словно в глаза им попал солнечный луч. А спустя мгновение, Падур неуверенно пробормотал:

– Бамбарак?.. Ты куда подевался?..

– Вы как себя чувствуете? – Не отвечая на вопрос, в свою очередь спросил Вотша.

– Да, нормально, – пожал плечами Падур.

– Только ждем тебя уже который день! – Вступил в разговор Янин. – Где ты был?!

– Да, вот, ходил за нашими. – Улыбнулся Вотша и кивком указал себе за спину.

Падур и Янин посмотрели в указанном направлении, и Янин присвистнул:

– Вот это да! И зачем ты их всех сюда притащил?!

– Идем в Рожон… – Проговорил Вотша, чуть запнулся, посмотрел на Харта и добавил. – Вот ему помогать!

Оба изверга посмотрели на изгоя и… ничего не сказали. Вотша стало понятно, что Харта они видят впервые.

Изгой шагнул вперед и, словно что-то вспомнив, нетерпеливо заявил:

– Ну, и что твои изверги расселись? Пусть поднимаются, пора идти!

Вотша посмотрел на стоявшего рядом с ним Махася, и тот понял его без слов. Развернувшись, староста Лосинки быстрым шагом направился к отдыхающим извергам, и скоро до Вотши донесся его зычный голос:

– Подъем!! Кончай валяться!!

Спустя несколько минут отряд Махася снова вытянулся узкой – три человека в ряд, колонной, и двинулся следом за своим командиром к стоявшим на бугорке Вотше и Харту.

Темный Харт не стал дожидаться, когда изверги приблизятся, он развернулся и вроде бы неторопливо двинулся прочь. Вотша хотел, было, крикнуть, чтобы изгой подождал отряд, но вдруг каким-то шестым чувства понял, что желать этого не следует. Он шагнул вслед за Хартом, негромко бросив Падуру:

– Поторопи Махася, пусть догоняет.

Тропа, на которую незаметно вышел изгой, шла почти прямо, постепенно поднимаясь, а по бокам ее медленно вырастали два холма, покрытые невысоким, но довольно густым кустарником. Поначалу идти было легко, под ногами стлалась коротенькая травка, ложбина, по которой была протоптана тропа, была достаточно широкой, и колонна извергов шагала, не меняя своего строя. Однако километра через два-три склоны холмов стали гораздо круче и сжали тропу так, что по ней могли пройти только двое. Колонна растянулась, и Махась, пропустив ее мимо себя, пошел замыкающим. Между кустов, покрывавших склоны холмов, стали появляться небольшие деревца, и скоро колонна извергов шагала уже по настоящему, хотя и достаточно низкорослому лесу. Скоро стало смеркаться, и наступающие сумерки казались еще гуще от того, что над тропой сомкнулись ветви деревьев.

Фигура изгоя, шагавшего впереди, начала растворяться в наступающих сумерках, и Вотша прибавил шагу, чтобы не потерять ее из виду, но через несколько десятков шагов он вдруг понял, что не может догнать мелькающую впереди темную тень. И в этот момент она исчезла! Вотша припустился бегом и неожиданно для себя оказался в пещере, больше похожей на яму под вывороченным из земли комлем гигантского дерева – из боковых, заросших травой стен и с потолка свешивались корни стоящих выше деревьев. Он остановился, всматриваясь в зияющую перед ним темную дыру, пройти в которую можно было только по одному, пытаясь хоть что-то разобрать в поджидающей его темноте, и в этот момент впереди вспыхнуло трепещущее, красновато-оранжевое пламя факела. После короткого колебания Вотша шагнул вперед, к колеблющемуся свету и почувствовал под тонким слоем павшей листвы, на который ступила подошва его сапога, твердую опору, похоже, пол этой, казавшейся дикой, пещеры был… замощен!

«Вот он, подземный ход Темного Харта! – Вспыхнула ликующая мысль в голове Вотша, и тут же другая мысль охладила его радость. – Только ведет ли этот тоннель туда, куда надо нам?!»

Тем не менее, он уже без колебаний последовал за удаляющимся факелом. А позади него начали вспыхивать другие факелы – изверги Махася хорошо подготовились к походу под землей.

Уже через сто шагов тоннель расширился до трех с лишним метров, его стены и потолок превратились в достаточно высокий арочный свод, выложенный каменными плитами, чуть влажными от просачивающейся воды, но достаточно чистыми. Факелов зажгли немного, света хватало только на то, чтобы не тыкаться в стены, и, все-таки, продвижение было довольно быстрым. На всем протяжении тоннеля им дважды встречались обвалы. Первый метров через шестьсот, после того, как они вошли в тоннель – он был небольшим и был устранен за несколько минут. А вот второй обвал задержал их гораздо дольше – потолок обвалился в нескольких местах, и тоннель оказался засыпанным на длине больше десяти метров.

Им удалось его преодолеть, пожертвовав двенадцатью щитами и потеряв больше трех часов на вырубку и доставку к месту обвала стоек.

Как только обвал был ликвидирован, Харт снова ушел на несколько десятков метров вперед, на дожидаясь, пока изверги хоть немного отдохнут после изнурительной работы, и отряду пришлось последовать за изгоем. Однако спустя всего полчаса после этого, Вотша увидел, что Харт остановился и дожидается их, подняв свой факел высоко над головой. Как только Вотша подошел ближе, изгой хрипловато прошипел, глядя ему в глаза:

– Прикажи своим извергам, чтобы они перестали топать, как стадо буйволов! Вы под городом, и нам не зачем тревожить покой жителей, они ведь ложатся спать!

Не дожидаясь выполнения своего приказа, Харт снова двинулся вперед, в Вотша последовал за ним, шепотом передав нужное указание через всю колонну. Шарканье, кашель и негромкие переговоры немедленно прекратились, отряд пошел совершенно бесшумно.

Таким образом они двигались еще не меньше часа. Вотша настолько вошел в ритм этого бесшумного движения, что не сразу понял, что тоннель кончился. Он вдруг ощутил вокруг себя огромное темное пространство – свод над ним исчез, оставив низкий, странно темный потолок, а стены пропали, или, быть может, отступили в стороны, в темноту, и только одинокий факел Харта продолжал мерцать впереди.

Но теперь изверги быстро настигли остановившегося изгоя. Он замер в неподвижности, оглядывая окружавшую их темноту, которую не могло рассеять колеблющееся пламя факела. Совсем небольшое освященное пятно, в центре которого стоял Темный Харт, плясало вокруг его высокой, темной фигуры, и глаза изгоя, горели отраженным багровым пламенем из-под надвинутого на лоб капюшона.

И вдруг Вотша вспомнил, что лоб Харта изуродован странным клеймом, мерцающим сквозь полупрозрачную кожу. Он невольно отвел глаза в сторону, и тут же услышал хриплый голос изгоя:

– Там… – факел в руке Харта качнулся вправо, – две лестницы, ведущие наверх, в замковый дворец, в резиденцию вожака стаи.

Харт повернулся всем телом в другую сторону и повел факелом вперед:

– А нам туда. Там начинается коридор, из которого можно было пройти к моей лаборатории и камерам. Там, в камерах остались мои… создания!

Вотша повернулся к столпившимся за его спиной извергам и отдал приказ:

– Махась, отбери двадцать человек. Пусть они забирают все ломы и молоты и идут за нашим проводником. Он укажет, где надо будет сломать стену!

– Нет!!! – хрипло рявкнул Харт. – Вы все пойдете со мной, и все будете ломать стену, которую я укажу!!!

Вотша удивленно взглянул на изгоя и, стараясь сохранять спокойствие, возразил:

– Для того чтобы сломать стену не нужно четыреста человек, будет вполне достаточно двадцати!

– Нет!!! – Снова рявкнул Харт. – Я приказал тебе собрать столько извергов, сколько ты сможешь собрать, и привести их ко мне. Мне нужны все, кого ты смог собрать!!

– Но у нас здесь свои интересы! – Также повышая голос, ответил Вотша. – Двадцати человек будет вполне достаточно, чтобы сломать любую стену, которую ты укажешь! Остальные будут делать то, за чем пришли!!

– Вы будете делать то, за чем пришел сюда я!!! – Прорычал Харт, и в то же мгновение Вотша почувствовал холод в груди, в животе, почувствовал, как немеют руки и ноги! Он попробовал сбросить с себя это странное ощущение, но понял, что уже не владеет собственным телом… собственным лицом… собственным языком. Из его горла вырвалось какое-то нечленораздельное мычание, но и оно послужило неким сигналом. Стоявший позади Харта Махась выхватил из ножен меч, взметнул его над головой… И застыл с поднятой рукой и гримасой растерянности на лице. Вотша повел глазами, это он еще в состоянии был сделать, и увидел, как замирают на месте окружающие его изверги.

А Харт продолжал исступленно рычать, потрясая своим факелом и брызгая слюной:

– Вы – ничтожества, пыль под моими ногами!! Вы посмели противоречить мне! Мне!! Вы думаете, что имеете собственную волю!! Я заставлю вас вспомнить, кто вы есть в этом Мире!! Я покажу вам, кто распоряжается вашей жизнью, вашей смертью, вашей мыслью, каждым вашим движением, каждым вашим дыханием!! Вы будете делать то, что прикажу я, и вы будете испытывать удовольствие оттого, что делаете это! А когда вы закончите свою работу, я буду решать, что делать с вами дальше – дать вам дышать или дать вам задохнуться от счастья повиновения!!

Харт взметнул вверх вторую руку и Хрипло завопил:

– Все изверги этого Мира будут…

И в этот момент Вотша вдруг услышал, как за его спиной что-то звонко щелкнуло. Харт вдруг замолчал, застыв с поднятыми руками, а затем его темная фигура, медленно повернувшись, опустилась на пол, словно из черной хламиды вынули тело!

Факел, выпавший из упавшей на пол руки, откатился в сторону, и в его неверном свете стало видно задранное кверху лицо изгоя, его широко раскрытые остекленевшие глаза и… темное древко стрелы, торчавшее из груди. Стрела пробила сердце!

А спустя еще пару мгновений Вотша почувствовал, что тело его снова обретает чувствительность, его руки и ноги снова подчиняются ему. Он медленно опустился на колени перед лежавшим навзничь Хартом и осторожно сдвинул капюшон с его головы. Лоб изгоя был совершенно чист и даже, казалось, прозрачен в своей незамутненной белизне. Клеймо изгоя, багрово светившееся сквозь эту белую кожу, исчезло. Вотша осторожно, одной ладонью прикрыл веки изгоя, и тут в его памяти всплыло настоящее имя Темного Харта – Извар. Извар, волхв стаи восточных рысей!

Вотша поднялся с колен и с грустью оглядел убитого. Да, это был многоликий… оборотень, но этот многоликий был к нему… добр. Добр?.. Конечно, он не уничтожил брошенного ему на растерзание изверга, он помог этому извергу бежать из подземелья рожонского замка, но вряд ли это можно было назвать добротой – Извар преследовал свои цели, оставляя Вотшу в живых. И вот теперь он был мертв, но… То, на что он рассчитывал, помогая Вотше, возможно, еще сбудется.

Высокий белоголовый изверг прошептал едва слышно:

– Прощай, Темный Харт… Прощай, Извар, волхв стаи восточных рысей.

А затем, полуобернувшись, он спросил чуть осипшим голосом:

– Кто стрелял?!

– Я стрелял! – Немедленно отозвался приземистый, широкоплечий парень с луком в руке. – Вижу, вы застыли, словно вас заморозило, потом чую, у меня тоже руки сводит, ну я и не стал дожидаться, пока меня совсем скрутит, пустил стрелу…

– И правильно сделал! – Тряхнул головой Вотша. – Молодец, что не растерялся.

Он быстро оглядел стоящую перед ним толпу извергов и уже во весь голос проговорил:

– Мы прошли в подземелье замка вожака стаи западных вепрей, теперь мы будем действовать, как договорились. Помните – многоликих уничтожать поголовно! Всех, включая женщин и детей! Что касается прислуги, извергов – все, кто встанет у вас на пути с оружием, а такие наверняка найдутся, подлежат уничтожению, остальных пока не трогайте, после разберемся, кто есть кто! Разбиваемся на десятки и идем наверх, в покои князя и его семьи! До утра нам надо очистить замок от оборотней, а затем мы займемся городом! Вперед!!

И Вотша выбросил руку в том направлении, которое указал ему Извар.

Изверги, окружавшие его, ответили на этот призыв ревом. Вспыхнули десятки, сотни факелов, и в подземелье, придавленном низким потолком, сразу же стало светло. А затем все эта масса людей, взбудораженная близкой кровью, ринулась к лестницам, ведущим наверх, в сонное царство, где бодрствовала лишь немногочисленная стража, не ожидавшая от этой ночи каких-либо сюрпризов.

Могло показаться, что извергов ведет переполнившая их сердца ненависть, что они стремятся вверх слепо, ни о чем кроме мести не думая… Но это было не так!

Миновав два пролета лестницы, первые шесть десятков разошлись по вестибюлям первого этажа. Командиры десятков знали, что этот этаж занимают всевозможные вспомогательные службы – кухни, прачечные, кладовые, жилые комнаты прислуги, что охраны на этом этаже немного, и вряд ли вооруженных извергов ожидает здесь серьезное сопротивление. Они быстро продвигались по вестибюлям, вламываясь в каждую комнату в поисках оборотней, но их добыча была невелика – всего трое стражников, не разобравшись спросонья, что за люди шагают по коридорам дворца, попытались их остановить, но были в мгновение ока убиты. Все слуги-изверги были разбужены, подняты из своих постелей, согнаны в самое большое помещение первого этажа, и их начали допрашивать. Еще две сотни извергов разделившись, выскочили во внутренний двор замка, где стояла казарма дружинников.

По второму этажу рассыпалась еще сотня вооруженных извергов. Здесь должны были располагаться гостевые апартаменты и, что самое главное – кордегардия, в которой отдыхал сменный отряд стражи. Изверги врывались в расположенные на этаже комнаты и убивали всех, кого находили там! Два десятка извергов – авангард полусотни, очищавшей правое крыло, прошел половину этажа, когда впереди, из двух дверей, расположенных в торцевой стене начали выскакивать полуодетые люди, в их руках сверкали обнаженные мечи!

Коридор замкового дворца был настолько широк, что поперек него могли стать четыре человека, однако вепри, а это могли быть только они, перегораживали коридор по двое. Их было немного, чуть больше трех десятков, но они без раздумий устремились вперед.

Уже через несколько секунд два десятка продвигавшихся по коридору извергов столкнулись с бросившимися им навстречу многоликими, и практически сразу же двое из них рухнули на пол обливаясь кровью. Многоликие со спокойными, даже бесстрастными лицами сделали по два коротких, осторожных шага вперед и снова скрестили свои клинки с рычащими от ненависти извергами. И еще двое извергов упали, пронзенные мечами, а спустя несколько секунд, еще двое! Вепри спокойно и методично начали избиение посмевших взять оружие извергов. Когда на полу коридора оказалось полтора десятка неподвижных тел, изверги дрогнули. Перед лицом спокойствия и непоколебимой уверенности оборотней в своем превосходстве над взбунтовавшимися извергами, их ярость превратилась в ужас, и они обратились в бегство.

Вепри бросились вслед за бегущими, бросающими оружие, извергами, доставая их своими клинками. Раненых добивали спокойно и методично, пол коридора был залит извержачьей кровью, два десятка извергов были практически уничтожены. Вепри, преследуя убегающих врагов, выбежали в огромный холл, куда выходили лестничные марши и где пересекались три коридора, объединявших весь этаж.

Выбежали и остановились…

Оба пролета лестницы, ведущие на первый и третий этаж, были заполнены извергами, противоположный коридор и короткий коридорчик, располагавшийся напротив лестничного марша, также перегораживали извержачьи шеренги, ощетинившиеся копьями. На несколько мгновений оборотни замерли, оглядывая своих противников, а затем бросились к лестнице, собираясь атаковать оба марша. И тут со ступеней лестницы, ведущей наверх, навстречу вепрям ударили луки. Четверо многоликих рухнули, как подкошенные, а остальные невольно остановились. И снова поверх голов стоявших на лестнице извергов ударили луки, и еще четверо вепрей рухнули на пол, обливаясь кровью.

И тут многоликие не выдержали. Двое из первой шеренги, не сговариваясь, отбросили свое оружие и в высоком прыжке повернулись к миру родовой гранью. Два матерых вепря стремительно ринулись на стоявших неподвижно извергов, а за их спиной оставшиеся оборотни поспешно меняли свой облик. Вепри не сомневались, что изверги не смогут противостоять им-зверям, хотя и слышали, что те имеют какое-то оружие, способное их поразить. Им казалось, что один только вид многоликих, атакующих в зверином облике, повергнет извергов, этих калек, этих ничтожеств, в панику и бегство. Однако изверги не дрогнули!

Первую пару вепрей приняли на посеребренные наконечники копий, и огромный холл дворца потряс жуткий, предсмертный рев оборотней. Увидев гибель своих товарищей, многоликие растерялись, некоторые из них вернули себе человеческий облик и вновь подняли мечи, но их потрясение было столь велико, что прежняя уверенность в собственном превосходстве исчезла. Другие, оставшись в зверином теле, попробовали атаковать извергов, перегородивших коридоры, но эта атака закончилась их мгновенной гибелью. Шестеро еще живых оборотней, бросились назад, к свободному коридору, через который они попали в холл, а за ними тут же устремились полтора десятка извергов. Голые ноги оборотней скользили по залитому кровью полу, так что буквально через несколько шагов их настигли и изрубили!

У Ратмира, который поднялся на третий этаж, туда, где должны были располагаться апартаменты вожака стаи, где находились его семья и с десяток советников и ближних дружинников, осталось не более четырех десятков бойцов. Но это были самые умелые, самые опытные мечники, в большинстве своем – многоликие, совсем недавно лишенные многоличья и потому пылавшие жаждой мщения! Этот отряд в лестничном холле разделился надвое – по двадцать человек отправилось в правое и левое крылья дворца.

Вард, вожак стаи западных вепрей проснулся в полной темноте, почти задохнувшись. Какой-то иррациональный ужас обрушился на все его существо, перехватив дыхание, сжав сердце, а затем, заставив его неистово колотиться. Несколько мгновений он соображал, где находится, потом облегченно выдохнул застоявшийся в легких воздух. Ночь, судя по тому, как он ее ощущал, едва перевалила за час Волчьей звезды, так что до рассвета было еще далеко. Он в некоторым облегчением откинулся на подушку, хотя в груди его еще стыла странная тревога… И тут он вспомнил, откуда пришел к нему этот ужас – он услышал жуткий, тоскливый, предсмертный рев… Вот только чей?.. Кто мог так страшно, так заунывно, безнадежно реветь?! Или этот рев был сном, хотя прежде в своей жизни он никогда таких снов не видел.

Эту ночь вожак проводил в одиночестве. Вчерашний день, а особенно вечер, был очень тяжел – многочасовой разговор с советниками и лучшими дружинниками о том, что делать с шайкой сошедших с ума извергов, которые вооружились и уже не один раз подступали к стенам Рожона, а теперь, по сообщениям разведки, прятались в лесу, неподалеку от столицы. Разговор постоянно срывался в ругань. В деле уругумскую сталь извергов никто из вепрей не видел, хотя во время ночных вылазок и пропали десятка полтора многоликих. Поэтому те, кто не верил ни в какую уругумскую сталь, требовали немедленно выпустить из города сотню вепрей, чтобы безжалостно расправиться с этими умалишенными, чтобы показать всему Миру, что вепри не потерпят на своих землях вооруженных извергов. Но были и такие, кто не хотел рисковать, кто считал необходимым дождаться помощи извне, от Совета или от соседей, разбить извергов обычным оружием, и затем разобраться, насколько основательны слухи об этой самой, уругумской стали.

В результате договориться ни о чем не удалось, а брать на себя одного какое-либо решение Вард так и не отважился. В его распоряжении было всего сто двадцать восемь вепрей, собравшихся на его зов в столицу, да три десятка наемников. Отправь он сотню своих бойцов в лес, уничтожать этих безумных извергов, владеющих неизвестным оружием, в его распоряжении осталось бы всего три десятка способных к бою сородича – этого количества, конечно, не хватило бы для защиты Рожона в случае нападения. А в таком случае и на наемников надежда была невелика!

Вожак лежал в постели, прислушиваясь к ночной тишине, хотя вряд ли мог услышать что-либо. Его спальня располагалась на третьем этаже, окнами в сад, а от других помещений и коридора ее отделяли ванна, гардеробная, кабинет и анфилада из четырех проходных комнат, в каждой из которых стояло по два караульных.

Наконец его сердце слегка успокоилось, и Вард смог немного расслабиться.

«Нет… – с легкой усмешкой подумал он, – …надо заканчивать с этой нервотрепкой! Завтра, край, послезавтра, должно подойти подкрепление от западных волков, и надо будет покончить с этими извергами. В конце концов, даже если у них и есть какое-то неизвестное нам оружие, владеть им в необходимой мере они вряд ли умеют. Изверг по определению не воин, его к этому никогда не готовили, ему с детства, с пеленок внушают покорность и смирение. Если эти безумцы увидят сотню многоликих с оружием в руках, они, конечно же, разбегутся кто куда, их подсознание погонит их, как оленя при виде стаи волков!»

До его слуха вдруг донесся какой-то отдаленный шум – не то в саду, не то этажом ниже. Он снова прислушался, но шум исчез, словно его и не было.

«Нервы совершенно истрепались! – Со странной обидой на самого себя подумал Вард. – И всего за какие-то несколько лет. Сколько времени прошло с тех пор, как я стал вожаком – лет пять-шесть?! А во что я превратился?! Пора быть жестким ибеспощадным, особенно с извергами…»

И тут ему припомнился давнишний разговор с трижды посвященным Ратмиром из стаи восточных волков.

«Он был прав, когда говорил, что извергов в Мире развелось чересчур много, что бессмысленно увеличивать их число за счет собственных сородичей-вепрей! – Но тут он горько усмехнулся. – А как по-другому держать в узде «собственных сородичей»?! Как утвердить единовластие?!!»

Но эту горькую мысль перебила другая, неуверенная, испуганная:

«А может быть, никакого единовластия не нужно?.. Может быть, вожак действительно должен избираться из лучших воинов стаи?..»

В этот момент он явственно услыхал крик! Крик глухой, задавленный, но кричали где-то совсем недалеко, похоже на том же этаже, на котором располагалась его спальня!

Вард инстинктивно откинул одеяло, спустил ноги на ковер и весь обратился в слух, но крик не повторился. Зато ему почудился какой-то звон!.. Нет – звяканье!

«Что это может быть?! – Удивленно подумал он и тут же ответил сам себе. – Оружие!»

Он встал с постели и, не зажигая света, шагнул вперед, к креслу, на котором оставил халат. Нащупав одежду, вожак накинул ее себе на плечи и только после этого подумал о свете:

«В кабинете должна гореть лампа!»

Он прекрасно ориентировался в своих апартаментах. Бесшумно подойдя к двери спальни, которую он, ложась спать, оставил приоткрытой, Вард тронул холодный металл дверной ручки и проскользнул в короткий тамбур, разделявший спальню и кабинет. Еще два шага, и он был у двери, ведущей в кабинет, но не торопился распахивать ее. Что-то остановило его. Несколько долгих секунд он прислушивался к тишине, царящей за дверью, только потом слегка толкнул ее. В образовавшуюся щель проник слабый, ровный свет ночной лампы, стоявшей на письменном столе. Вард прошел к столу, протянул руку к едва теплящемуся огоньку…

И в этот момент до его слуха донесся сначала короткий крик, затем стал слышен лязг железа.

Вожак не раздумывал. Метнувшись к стене, около которой стояла стойка с оружием, он выдернул из зажимов узкий прямой меч западной ковки и длинный кинжал, и бросился к дверям, ведущим в анфиладу. Когда он ударом ноги распахнул дверь, его глазам предстала невероятная картина – три огромных вепря медленно пятились через анфиладу комнат, а на них, прикрывшись щитами и выставив вперед короткие копья с матово поблескивающими наконечниками, наступали четверо извергов. Позади первой шеренги выдавливающей многоликих из проходных комнат, виднелось еще десятка полтора извергов вооруженных мечами, и короткими кинжалами. У некоторых из них оружие было обагрено кровью! Больше всего Варда поразило то, что все это происходило в полной тишине, слышалось только негромкое позвякивание боевого железа, шорох подошв по толстому ковру, устилающему пол и натужное сопение вепрей.

Несколько секунд Вард в изумлении наблюдал за происходящим, и его никто не замечал, но затем он в неистовстве воскликнул:

– В чем дело?!! Рвите их в клочья!!

«Князь, уходи!! – Услышал он мыслеречь одного из вепрей. – У них уругумская сталь, они уничтожают нас-зверей!»

Но Вард не понял, не услышал или не захотел услышать этого предупреждения. Отбросив в сторону оружие, он подпрыгнул и перевернулся в воздухе, из мгновенно возникшего туманного облака, скрывшего на мгновение фигуру вожака западных вепрей, вывалился огромный черный медведь. Приземлившись на все четыре лапы, Вард-медведь оглушительно зарычал и двинулся вперед, на наступавших извергов.

И снова в его мозгу вспыхнула чужая мысль:

«Князь, не делай этого, у них уругумская сталь!!»

Но медведь был уже совсем рядом. Чуть приподнявшись на задние лапы, он неожиданно толкнул находившегося в середине вепря на наступавших извергов. Этот толчок был настолько силен, что матерый зверь, словно огромный снаряд, врезался в шеренгу извергов, сминая ее, а медведь ринулся вслед за вепрем, круша попадающих под его страшные лапы противников.

Изверги, явно не ожидавшие такой внезапной, такой свирепой атаки, казалось, дрогнули. Медведь яростно взревел, ожидая, что вот сейчас, сию минуту эти взбунтовавшиеся рабы поймут, насколько нелеп и бессмысленен их бунт, что ничего кроме смерти он им не принесет, и они побегут, бросая свою глупое, смешное оружие, спасая свою никчемную, ничего не стоящую жизнь!..

Но тут, словно в ответ на его рев раздался душераздирающий, рвущий уши визг, который вдруг мгновенно перешел в тоскливый, смертный вой. Медведь на мгновение замер и опустил взгляд. Выл вепрь, брошенный им в толпу извергов, хотя вепрь просто не мог так выть!! Но в его загривок вошли два наконечника необычных извержачьих копий, и теперь могучий зверь валялся на полу, оглушительно воя, а по его пробитой шкуре уже начало красться невидимое пламя, обугливая, закручивая шкуру, пожирая плоть, заставляя выть издыхающего зверя!

Эта мгновенная неподвижность стала для Варда роковой. Он не успел оторвать взгляда от своего погибшего соплеменника, не успел возобновить свой, обреченный на поражение бой. Короткий, острый клинок из уругумской стали вонзился в его подбрюшье, и он почувствовал, как в его утробу вливается раскаленный метал, как невидимые огненный когти начинают рвать его мышцы, дробить его кости, как его плоть начинает исчезать в мгновенно вспыхнувшем, беспощадном пламени. Он задрал морду кверху и из его глотки сам собой вырвался тяжелый, обреченный рык… нет… вой… Вой! Вой!!

Два вепря, еще остававшиеся в живых, мгновенно развернувшись, бросились в покои вожака, рассчитывая неизвестно на что. За ними немедленно устремились шестеро бойцов с копьями и мечами, а остальные вдруг расступились, и к издыхающим на залитом кровью паркете зверям вышел высокий светловолосый изверг.

Вотша долго смотрел, как исчезают две звериные туши, совсем недавно бывшие повелителями этого Мира, а затем поднял взгляд на своих товарищей.

– Заканчиваем в замке и выходим в город. Город тоже надо зачистить!

Приказ прозвучал твердо, но в голосе своего предводителя изверги вдруг услышали какое-то странное разочарование.

Впрочем, на это никто не обратил особого внимания – победа было добыта, победа полная, доставшаяся совсем недорогой ценой.

Глава 11

– Нет, мой дорогой братец, ты пошлешь в Лютец четыреста бойцов – лучших бойцов! У тебя останется двести двадцать человек, не считая полуизвергов, и этого вполне достаточно, чтобы поддерживать порядок и в Крае, и во всех землях восточных волков! Ведь у твоих извергов еще не появилась уругумская сталь. Западные стаи имеют всего до полутораста сотен сородичей, и вполне справляются с защитой своих территорий!

Ратмир с холодным презрением смотрел на Всеслава, сидевшего напротив. Вожак стаи восточных волков застыл, положив руки на стол, в правом его кулаке была зажата ножка бокала, а левый едва заметно постукивал по столешнице. Костяшки пальцев на обоих кулаках побелели, а взгляды, которые бросал Всеслав на своего младшего брата из-под набрякших век, могли, казалось, прожечь того насквозь. Вожак одной из самых многочисленных и сильных стай Мира был в ярости и был… бессилен!

А ведь когда Ратмир прилетел в Край, прилетел один, без свиты, Всеслав был горд и счастлив. Еще бы, новый Вершитель, глава Совета посвященных, едва вступив в свою должность, прибыл в родную стаю! Это было прекрасно, это поднимало, и до того немалый, авторитет стаи и самого Всеслава на недосягаемую, высоту! И вот чем это посещение обернулось – требованием направить две трети стаи в Лютец!!

Ратмир, между тем, прихлебнув из своего бокала, спокойно добавил:

– На сборы и отправку полевой стаи я даю тебе два дня, и не думай ловчить и задерживать ее, я вернусь через три дня и проверю!

– Так ты… уезжаешь?! – Встрепенулся, было, Всеслав, и встретил понимающую усмешку Вершителя.

– Да, я отправляюсь к восточным медведям, маралам и северным тюленям, но через два дня я снова буду в Крае!

– Кого могут послать в Лютец медведи и маралы?.. – С кривой, пренебрежительной усмешкой проговорил Всеслав.

– Да, я знаю, – кивнул в ответ Ратмир, – эти стаи немногочисленны. Но если даже они направят по пятьдесят бойцов, это будет серьезная подмога.

– Подмога… – Презрительно протянул Всеслав, но Ратмир не отреагировал на его презрение.

– Ты уже решил, кого поставишь во главе полевой стаи?!

По тону, каким был задан этот вопрос, Вожак понял, что лучше отвечать положительно. Он кивнул и проговорил сквозь зубы:

– Стаю поведет… Скал. – Он неожиданно стукнул кулаком по столу и буквально прорычал. – И все-таки, я не понимаю, почему, раз уж так необходима наша помощь, волки не могут идти в Лютец, повернувшись к Миру родовой гранью?! Та говоришь, что надо усмирить пару тысяч извергов – четыреста волков просто перережут их за два часа…

– Еще раз объясняю… – Перебил его Вершитель. – Эти изверги имеют уругумскую сталь, а она смертельна для любой нашей грани, кроме человеческой. С ними придется драться только в человеческом облике и только обычным оружием!! Вспомни наш давний разговор, когда я приезжал в Лютец после второго посвящения. Еще тогда я говорил вам, что извергов в Мире становится слишком много! Еще тогда я предупреждал, что соотношение сил в Мире может изменить какой-нибудь незначительный фактор, и тогда многочисленность извергов даст им серьезный перевес! Вот это время и наступило!!

Ратмир снова отхлебнул из бокала и поднялся из-за стола.

– Хватит пустых разговоров! Я улетаю и вернусь через три дня, чтобы к этому моменту полевая стая была в пути! На походе я проверю ее снаряжение и численность, и если увижу, что ты словчил… Берегись!

Зеленый камень на перстне Вершителя вдруг вспыхнул, словно поймал в затененной комнате солнечный луч.

Всеслав вслед за своим братом тяжело поднялся из-за стола и вдруг услышал неожиданный вопрос:

– Слушай, Святополка, твоего сына, я видел, а где Лада? Разве она не в Крае?

– С чего это ты заинтересовался своей племянницей? – Спросил в ответ Всеслав. – Даже странно, столько лет она была тебе безразличной…

– Просто я давно ее не видел… – Пожал плечами Ратмир.

– Моя дочь уехала шесть лет назад… – Со вздохом проговорил князь. – Она вышла замуж…

– Уж не за Юмыта-ли?! – Остро взглянул Ратмир в лицо брату. Тот криво усмехнулся и покачал головой.

– Нет, ирбиса она очень хорошо знала и… не любила. Она уехала на Запад, в стаю волков… Старший сын вожака стаи был у нас с визитом и понравился Ладе. Они поженились…

– И дети есть?.. – Возвращаясь к своему безразличному тону, поинтересовался Ратмир.

– Есть, сын… Я надеюсь, Лада счастлива… Счастливее, чем была наша сестра.

Всеслав отвел глаза в сторону, и Вершитель понял, что Всеслав считает и себя виновным в горькой доле своей сестры и ее ранней смерти, но развивать эту тему не стал. Коротко кивнув, он глухо повторил: – Собирай полевую стаю!» – И вышел из комнаты.

Всеслав вернулся к столу, наполнил свой бокал терпким южным вином и подойдя к окну, уперся взглядом в срез замковой стены. Спустя пятнадцать минут в высоком чистом небе появилась огромная птица. Легко взмахивая темно-серыми крыльями, ивач быстро набирал высоту, направляясь на Восток.

Вожаки восточных медведей и маралов протестовать не посмели, а слукавить, занизить количество сородичей в стаях им не позволило Око Знания, сверкавшее на пальце Вершителя. По шестьдесят воинов должны были направить обе стаи для защиты вольного города Лютеца, в котором обосновался Совет посвященных. У северных тюленей Ратмиру пришлось пробыть почти целый день – вожак попытался спрятаться от «высокого гостя», а волхв стаи запутать его. В результате Вершитель заставил их отправить в Лютец почти всех своих воинов, оставив стае для срочных надобностей всего двадцать человек.

Ратмир, обернувшись ивачем, возвращался в Край. Солнце клонилось к закату, когда на горизонте блеснула широкая, чуть голубоватая полоса Десыни. Прошло несколько минут, и стал виден город, стоящий на берегу реки, а за рекой, в степи появился бурый стелящийся шлейф пыли. Ратмир пролетел над Краем и снизился, миновав Десыню. Стало ясно видно, что по степи, прочь от столицы стаи восточных волков, движется большой конный отряд. Ивачь пролетел низко над всадниками, и те, задирая головы, рассматривали огромную птицу, а через секунду Ратмир уловил мысль, направленную ему:

«Вершитель, я, как ты повелел, веду в Лютец четыреста волков. На месте будем через двадцать дней. Если б ты разрешил повернуться к Миру родовой гранью, мы пришли бы через двенадцать дней».

«Скал… – Отозвался Ратмир. – …Ни в коем случае не вступай в схватку с извергами в зверином облике! Драться с ними можно только обычным оружием! Если тебе в пути повстречаются мелкие отряды извергов, уничтожай их. Жду тебя в Лютеце».

Он повернул назад, в сторону Края, сделал два широких круга над городом, а затем, забирая все выше и выше, направился на Запад – в крайском замке ему больше нечего было делать!

Вершитель летел так высоко, что людей и животных нельзя было разглядеть на разноцветном лоскутном одеяле, в которое превратился Мир под ним. Тело огромной птицы в своей родной стихии действовало само, без участия его разума, а потому он мог спокойно, без помех размышлять о чем угодно.

Сначала его мысли крутились вокруг только что сделанного дела – шесть стай Востока, шесть самых сильных стай облетел он за какие-то семь десять дней, и все шесть стай направили свои отряды на защиту Лютеца! Если остальные девять членов Совета посвященных добьются того же в тех областях, куда они направились, многоликие смогут, пожалуй, собрать силу, необходимую для обуздания, уничтожения восставших извергов и для подчинения всех остальных своей воле… Теперь ему нужно было только время! Время, чтобы все, вышедшие на подмогу полевые стаи успели добраться до Лютеца вовремя!

Но долгий полет постепенно успокаивал его, снимал напряжение последних дней, и понемногу, то ли потому, что он навестил свой родной город, то ли по другой какой причине, но ему вдруг вспомнилось его детство – первые пятнадцать лет жизни, проведенные под пристальным, оценивающим вниманием его деда, князя Горислава. Ему вдруг пришло в голову, что дед все эти годы выбирал между Всеславом и им, выбирал, кто из них наследует княжеский титул, станет вожаком стаи. И у него не было сомнения в том, что стая выберет того, кого он сам укажет. Ратмир вспомнил, что выбор дед сделал как раз после того, как Всеслав отправился с дозорной стаей Вата на юг и вернулся один, ночью. А затем трое волков, отправленных дедом, привезли самого Вата, недвижного, плохо соображающего, окровавленного… Что произошло с остальными волками дозорной стаи, он так никогда и не узнал, но именно после этого дед сказал ему, что видит его на школьной скамье университета, и через два года отослал младшего внука в Лютец.

Ратмир и раньше догадывался, что белоголовый Ват был лишен многоличья по желанию деда, что вина его была «состряпана», но теперь, вдруг в его душе возникла уверенность, что извержение Вата из стаи восточных волков и появление в Мире Разрушителя связаны! Может быть, то, что сделали с лучшим воином в стае стало одной из множества причин, приведших к сегодняшнему дню, а может быть, это стало последней каплей переполнившей чашу терпения Матери всего сущего, и она решила освободить мир от многоликих?..

Здесь его мысль сделала неожиданный скачок, и ему подумалось, что если эти два события как-то связаны и за этой связью стоит высшая сила, то многоликим, уж во всяком случае, восточным волкам, будет дан знак. И те, кто причастен к этому делу, поймут, откуда взялся Разрушитель!

Тут горькая усмешка искривила его губы – из тех, кто точно знал, что произошло с Ватом, и за что его уничтожили, в живых оставался только Всеслав. Сам Ратмир мог только строить предположения, хотя и достаточно обоснованные. Выходило, что во всем Мире только двое могли понять причину его крушения!

И снова Вершитель усмехнулся – все его размышления были высосаны из пальца, причина заключалась вовсе не в Вате, не в каком-то конкретном случае беззакония, произвола, измены, предательства. Причина заключалась в системе! В отношении самих многоликих ко всему живущему в этом Мире!

В этот момент он даже не услышал, а скорее уловил чужую далекую мысль, кто-то пытался до него дотянуться, но сил и способностей было явно недостаточно. Однако, сосредоточившись, Ратмир смог разобрать, что ему хотели сообщить.

«Вершитель, изверги взяли Рожон! Западные вепри практически уничтожены! Вершитель, изверги идут на Лютец!»

«Вот и всё!.. – Обреченно подумал Ратмир. – Времени, оказывается, нам было отпущено слишком мало!»

И тут же он оборвал сам себя:

«Нет! Не всё! Даже если восточные стаи опоздают, Юг, Запад и Север должны успеть! Да и изверги, наверняка, понимают, что Лютец мы будем оборонять до конца, а потому будут осторожны. Будут осторожны, значит, будут медлить! Нет, еще рано складывать для нас костер и затягивать погребальную дольну!»

Он взмахнул крыльями, и бросившийся навстречу ветер словно бы обнял его своим могучим крылом.

Изверги, как ни странно, и в самом деле не спешили. Отряд Махася, разгромив западных вепрей, застрял в Рожоне на долгих пятнадцать дней. Во-первых, как только весть о падении столицы разнеслась по землям западных вепрей и их соседей, в Рожон потянулись изверги со всего Запада. Из городков и деревень вепрей, лис и оленей они шли открыто, большими компаниями с топорами, вилами, мотыгами – любым железом, которым можно было бить, резать, колоть.

От западных волков, медведей, рысей, из северных стай изверги сбегали по ночам, шли, хоронясь в лесах, сплавлялись реками. Те, кому удавалось прорваться сквозь выставленные многоликими немногочисленные заставы, вливались в отряд Падура, заходившего на Лютец с северо-запада. Выжига, орудовавший южнее Лютеца, принимал к себе извергов и с Запада и с Юга. Отряд Махася за первые пять дней вырос до полутора тысяч человек, и всех прибывших надо было вооружить и, что самое главное, хоть в какой-то мере научить пользоваться оружием! Те же проблемы возникли и в других отрядах.

Но у Махася была еще одна причина, по которой он был вынужден задержаться в Рожоне. На следующий день после захвата столицы западных вепрей, когда город был уже полностью очищен от многоликих, и они с Вотшей возвращались в замковый дворец, из дверей им навстречу вывалился молодой изверг. Кожаные доспехи, надетые на нем, показывали, что это не новичок, совсем недавно примкнувший к отряду, тело, белевшее в прорехах одежды, было в ссадинах и кровоподтеках, шлем он где-то потерял, а выпученные невидящие глаза казались безумными. Он бросился, было к замковым воротам, но Махась, узнавший своего бойца, окликнул его. Тот остановился, оглянулся и, узнав командира отряда и стоявшего рядом с ним Вотшу, бросился к ним с криком:

– Там!! В подземелье!! Там такое!.. Такие!.. Там живая смерть!.. Там все, все полегли, а они их грызли!..

Вотша сорвал с пояса фляжку с вином и сунул ее в руку изверга. Тот недоуменно посмотрел на собственные пальцы, цепко вцепившиеся в оплетку фляжки, а затем, одним движением выдернув пробку, припал к горлышку. Возможно, он вытянул бы все содержимое фляжки, но Вотша дал ему сделать три-четыре глотка, а затем вырвал фляжку у него из рук. Изверг с шумом выдохнул, посмотрел на Вотшу растерянным, но вполне осмысленным взглядом и, видимо, хотел, было, снова что-то забормотать, но белоголовый изверг его перебил:

– Теперь спокойно расскажи, почему ты оказался в подземелье, и что там произошло?!

Несколько секунд парень молчал, а затем начал говорить, быстро, но внятно:

– Когда вы все бросились наверх, наш десятский нас остановил. Вы ушли, а он говорит: – Оборотень, который нас вел, хотел, чтобы мы для него сломали здесь, в этом подземелье, какую-то стену. Как вы думаете, что он хотел найти?! Ну, мы, конечно, не знали, что ему ответить, а он тогда спрашивает: – Ну, что оборотень мог спрятать в подземелье?!! И тут Юхан возьми да и брякни: – Золото, камни! – Во!! – Говорит десятский, – золото, камни! Так чего ж нам бежать наверх, когда мы и здесь можем неплохо поживиться! И инструмент, вон, ребята побросали! И точно, смотрим, мешки с инструментом валяются. Мы их прихватили и пошли подземелье осматривать. Искать долго пришлось – все стены одинаковые, да и по звуку новую кладку не определить. А потом тот же Юхан нашел на полу осколки камня неубранные. Тут мы поняли, что кладку новую где-то рядом ставили. Поковырялись и отковыряли заложенный коридор! Ну, проделали дыру и пошли, хорошо факелы у нас были. Там, наверное, половина подземелья заложена была, а в конце этого коридора каморы пошли, сначала жилые, только видно было, что там никто давно не живет. Потом от коридора стали отходить короткие коридорчики, а в них маленькие чуланчики, и в каждом чуланчике по мертвяку.

– Мертвые люди?! – Удивленно переспросил Махась.

– Ну! – Кивнул парень. – Я же говорю – мертвяки. Лежат на нарах, не шевелятся, не дышат, а по виду вроде бы и не дохлые, только кожа у них такая… синеватая. В общем, обошли мы эти каморы, собрались в коридоре, не знаем, что делать. Васка, новенький, недавно в отряде, говорит: – Пошли, сотскому расскажем, что тут наш оборотень прятал. Но десятский все сомневался, хорошо ли мы все обыскали. Короче, заспорили мы, а тут…

Вдруг он замолчал на полуслове, рот у него приоткрылся, нижняя губа отвисла, глаза застыли и остекленели, словно увидели что-то кошмарное. Вотша резко толкнул парня в плечо и рявкнул:

– Ну!! Что – «тут»?!!

Изверг как-то судорожно облизнул губы и хрипло проговорил:

– Эти… пошли…

– Кто – «эти»?! – Снова прорычал Вотша. – Куда – «пошли»?!

– Мертвяки пошли… – Продолжил парень, глядя пустыми глазами сквозь стоявших перед ним людей. – Мы каморы-то не закрыли, они и пошли… И прямо на нас… Идут… – Он приподнял ободранные руки. – …руки вперед выставили, пальцами шевелят, как будто щупают что-то перед собой. Первый подошел и в Юхана уперся, тот спрашивает: – Ты чего… – А мертвяк схватил его и… в горло зубами!..

Парень закрыл глаза и застонал, а потом заговорил быстро-быстро, захлебываясь воздухом, слюной, словами:

– Мы их били, мечами кинжалами, уругумской сталью, только им ничего не делалось, у них даже кровь не текла. А они хватали нас, рвали, кусали…

Он вдруг задрожал мелкой дрожью, и из-под его закрытых век покатились крупные слезы.

– Меня двое схватили, только Васка одного сзади ударил, тот и обернулся. Тогда я вырвался и убежал… А больше никто не убежал. Потом я долго в темноте бродил, у меня был факел, но я его не зажигал, боялся, они меня по свету отыщут и… – Он открыл глаза и вполне осмысленно взглянул на Вотшу. – Белоголовый, они там остались…

Вотша не понял, кого он имел ввиду – своих товарищей, или найденных ими мертвяков, но это было и не важно. Теперь он знал, о каких «своих созданиях» говорил Темный Харт, кого он хотел «освободить»! Он вспомнил, кого десять лет назад Харт выдал за Ёкуля из Норникса, спасая самого Вотшу, и еще он вспомнил слова Харта: «Горе будет тем, кто попробует остановить их, кто попробует их уничтожить!!!»

– Похоже… – медленно протянул он, – вы оказали дурную услугу этому Миру.

Махась встревожено посмотрел на Вотшу:

– Ты знаешь, кто это такие?

– Да. – Кивнул тот в ответ. – Я уже видел одного такого. Темного Харта… Жихаря, он слушался беспрекословно, но Харта больше нет, нет их повелителя, и как их уничтожить я не знаю.

Махась повернулся к продолжавшему стоять рядом парню и резко спросил:

– Много их было, мертвяков этих?!

– Десять… – растерянно пробормотал тот, – может, двадцать… Я не знаю.

– Пойдешь с нами в подземелье, покажешь, где находится пролом, который вы сделали!

Парень отчаянно замотал головой, но командир отряда был непреклонен:

– Пойдешь и покажешь!! Или ты хочешь, чтобы они вырвались в город и… Ну, ты лучше меня представляешь, что они могут натворить!

И уже не слушая возражения истерзанного изверга, Махась повернулся к толпившимся позади него бойцам.

– Ты, ты и ты, – ткнул он в первых, попавшихся на глаза. – Пойдете на дворцовую кухню и соберете все, что горит – масло, спирт, если найдете, земляное масло. Сливайте в ведра и тащите к лестнице, которая ведет в подземелье. Я буду вас ожидать там! Остальные… – он окинул взглядом молчащих бойцов, – …за мной.

Спустя час около пяти десятков извергов, отобранных Махасем, стояли в главном коридоре подземелья около большого пролома в стене, за которым притаилась темнота и… неизвестность. Вырвавшийся из подземелья парень тоже стоял здесь, глаза его были прикованы к пролому, а тело била крупная дрожь. Махась отдавал распоряжения:

– Шесть человек останутся здесь. – Он отделил шестерых от общей массы. Будете стеречь выход. Чтобы ни одна тварь, пусть она даже будет похожа на человека, не выбралась из этого пролома!! А мы, – он повернулся к окружающим его извергам, – разделимся на тройки. Двое берут ведра с горючим, один – факелы. Если встретите мертвяка, обливаете его и поджигаете. Против огня ни одна тварь не устоит, ни живая, ни мертвая! И старайтесь близко их к себе не подпускать.

Еще раз оглядев своих бойцов, он выдохнул: – Пошли! – И первым шагнул в пролом. Двое ребят подхватив по ведру с земляным маслом, двинулись следом за командиром. За ними, спустя минуту, двинулась следующая тройка. Ребята скрывались в проломе молча, с неподвижными лицами, бросая быстрые, косые взгляды на, вернувшегося оттуда парня, а тот смотрел на них широко открытыми, растерянными глазами, словно не понимая, что они делают.

Коридор со сводчатым потолком, по которому продвигался Махась, был достаточно широк, чтобы трем извергам шагать плечом к плечу, однако, сопровождавшие его бойцы шли немного сзади. Махась в правой руке держал клинок из уругумской стали, а левый высоко над головой поднимал факел. Правда, он освещал коридор не более чем на пять-шесть метров вперед, но и это давало старосте Лосинке некоторую уверенность, хотя он и понимал, что если эти странные «мертвяки» способны двигаться достаточно быстро, ему трудно будет отбить их первую атаку.

Шагов через десять-двенадцать, они оказались на перекрестке, миновали его и еще через двадцать шагов вышли к месту, где коридор расходился в две стороны. Здесь они повернули налево, туда, где пропавшая десятка обнаружила камеры с мертвыми телами. Почти сразу же с обоих сторон коридора им стали попадаться ответвления, но они продолжали идти прямо, и вдруг Махась даже не услышал, а кожей почувствовал впереди некое шевеление! Он остановился, его помощники замерли рядом с ним.

– Кто там?! – Крикнул староста в стоявшую впереди темноту, но ответа не было.

Подождав несколько секунд, он хотел повторить свой вопрос, но в это мгновение послышались неторопливые, чуть пришаркивающие шаги, и вдруг из темноты коридора пахнуло приторно-тошнотворным трупным запахом. А затем в круг света вошла высокая человеческая фигура. Махась, широко раскрыв глаза смотрел на медленно направлявшегося к нему высокого изверга, одетого в одни холщевые штаны. Казалось, он ничего не видит, хотя его огромные голубые глаза были широко распахнуты. Лицо его было совершенно неподвижно, иссиня-бледную кожу покрывали странные красновато-синие пятна. Едва он вошел в освещенное пространство, как его, дотоле опущенные, руки начали подниматься, тянуться вперед, и длинные пальцы на этих руках зашевелились, словно бы нащупывая нечто привлекательное.

– Он… мертв!.. – Раздался за плечом Махася потрясенный шепот.

Изверг сделал еще два шага, и вдруг из его горла вырвался хрип, а затем прозвучала неразборчивая, едва понятная речь:

– Мясо… мясо пришло…

Мертвец сделал еще шаг вперед, Махась выхватил клинок и, направив его в грудь наступающему извергу, воскликнул:

– Стой, где стоишь!..

Однако тот и не подумал остановиться, его губы раздвинулись не то в улыбке, не то в каком-то радостном оскале, а из горла вырвался рык.

– Ну, так получи! – Выкрикнул Махась и пронзил грудь мертвеца, а тот, словно и не заметив, что в его сердце вошла холодная сталь, неуклюже взмахнул руками, пытаясь достать своими скрюченными шевелящимися пальцами голову изверга.

Махась мгновенно отпрянул назад, и в этот момент справа от него выплеснулась густая черная струя, окатив жуткую фигуру с ног до головы. Махась тут же швырнул вперед пылавший в его руке факел, и продолжавшая тянуться к нему фигура мгновенно вспыхнула с головы до ног!

Однако и это не остановило мертвеца, он продолжал идти вперед, и пальцы на его горящих чадным пламенем руках, все также шевелились, нащупывая свою жертву. Махась зажег новый факел и вместе с товарищами начал отступать по коридору. Они медленно пятились, а пылающая фигура так же медленно наступала. Это движение продолжалось не менее пяти минут, но, наконец, горящий мертвец остановился, затем наклонился вперед и рухнул, разбрызгивая вокруг себя искры.

Подземелье огласилось радостным воплем извергов, и, словно в ответ на него, они тут же услышали совсем другой вопль, вопль, наполненный ужасом и болью! Человек кричал совсем недалеко.

Все трое мгновенно замолчали, вслушиваясь в этот жуткий вопль, а затем бросились на крик. Они не видели, как пылающее тело дернулось, чуть приподнялось и медленно поползло вслед за ними.

За вторым поворотом Махась и его спутники обнаружили дымящийся и потрескивающий факел, лежавший на полу. В его колеблющемся свете был виден человек, лежавший навзничь, широко раскинув руки и запрокинув голову, горло у него было порвано. Они подошли ближе. Это был один из бойцов отряда, глаза у него были закрыты, лицо спокойно – видимо, смерть настигла его внезапно, и он до последнего мгновения не чувствовал опасности.

Несколько секунд Махась рассматривал это безмятежное, мертвое лицо, а затем, пробормотав: – Мы заберем его на обратном пути… – попятился прочь от убитого.

Оказавшись снова в сводчатом коридоре, они увидели, что мертвец, которого они подожгли, почти дополз до поворота. Он сильно обгорел, его лицо превратилось в черную спекшуюся маску без глаз, носа, с дыркой вместо рта, но руки и ноги его продолжали подергиваться, подталкивать чадящее тело вперед, вслед за скрывшимися врагами.

Махась и его ребята, прижавшись к стене, обошли это все еще шевелящееся тело и двинулись дальше по коридору. Шагов через двадцать справа и слева начали попадаться короткие тупиковые коридоры с распахнутыми дверями, ведущими в небольшие комнатки, а еще через десяток шагов они увидели валяющиеся на полу тела. Староста Лосинки поджег еще один факел и поднял оба как можно выше. В колеблющемся свете он еще раз взглянул на лежащие перед ним тела – их было семь, одежда на них была изодрана и заляпана кровью, они не шевелились. Двое сопровождавших Махася изверга, поставив на пол ведра с земляным маслом, начали торопливо осматривать лежащих людей, и в этот момент один из них застонал и приподнял голову. Махась шагнул к нему, но тут же еще двое со стонами начали приподниматься с пола. Спустя пару минут трое истерзанных бойцов, покачиваясь, стояли на ногах, остальные были мертвы. В этот момент к месту побоища вышли еще шестеро извергов, участвовавших в облаве, и спустя полчаса всех троих вывели на первый этаж дворца и разместили в наспех освобожденной комнате, принадлежавшей кому-то из прислуги.

До самого вечера продолжался осмотр дворцового подземелья, изверги обнаружили и сожгли еще одного «живого» мертвеца, но больше никого найти не удалось, хотя все четверо выживших в этой странной, страшной бойне утверждали, что нападавших было никак не меньше десяти. Вотша, внимательно осмотревший раненых, нашел их состояние вполне удовлетворительным, они не получили серьезных повреждений – синяки, глубокие рваные царапины, продолжавшие кровоточить, начавшие подживать укусы, конечно же, не могли угрожать их жизни, а их бледность и слабость вполне объяснялись шоком от пережитого и небольшой потерей крови.

За ужином, проходившим в малой трапезной дворца, Махась, негромко рассуждал о случившемся, а Вотша, слушая его, помалкивал. Наконец, словно подводя итог своим размышлениям, староста Лосинки проговорил:

– Не могли все четверо принять ту парочку, что мы сожгли за десять человек. Эти двое… мертвяков, конечно, очень живучи, но они слишком неуклюжи, медлительны и… тупы, чтобы устроить такое побоище, чтобы догнать и растерзать десяток крепких, вооруженных мужиков!

– Их было… семеро! – Неожиданно произнес Вотша.

Махась удивленно взглянул на него и переспросил:

– Семеро?.. Кого было семеро?!

– Нападавших. – Пояснил Вотша.

– Откуда ты знаешь? – Махась отложил ложку, внимательно глядя на Белоголового изверга.

– Я же тебе рассказывал о том, как познакомился с Темным Хартом, и чем он занимался в этом подземелье. Еще тогда, десять лет назад, я видел и «живого» мертвеца и… другого. Того, которому для жизни нужна была кровь. Этот мог двигаться настолько стремительно, что уследить за ним было сложно. Тогда же Харт мне рассказал, что их у него к тому моменту было семеро и что они… хм… практически бессмертны.

– Семеро… – Встревожено протянул Махась и потер лоб кончиками пальцев. – Но куда же они тогда делись?!

– Не знаю… – Задумчиво сказал Вотша. Помолчал и повторил тише. – Не знаю…

Впрочем, это происшествие скоро забылось. Поиски в подземелье замкового дворца продолжались еще два дня и не дали никаких результатов. Трое спасенных уже через пару дней почувствовали себя настолько хорошо, что покинули свой импровизированный лазарет и присоединились к своим товарищам. На Вотшу и Махася навалилось столько забот, что им некогда было вспоминать незначительное, в общем-то, происшествие, так что никто не обратил внимания на то, что все спасенные из подземелья рожонского замка изверги очень скоро исчезли из отряда.

Спустя две недели после взятия Рожона, Вотша, удостоверившись, что в отряде Махася все идет нормально, отправился в другие отряды. Его сопровождали уругумцы и две сотни самых опытных бойцов, набранных из числа оборотней, совсем недавно потерявших многоличье. А еще через месяц все три отряда извергов, каждый из которых насчитывал уже более трех тысяч бойцов, снова двинулись к вольному городу Лютецу, и теперь их продвижение было целеустремленным.

Ратмир вернулся в университет раньше других членов Совета посвященных. Едва приведя себя в порядок после дороги, он вызвал к себе управляющего хозяйством, дважды посвященного Хорта, и тот доложил, что за время отсутствия Вершителя, в университете ничего особенного не произошло, но последние три-четыре дня количество многоликих в городе увеличилось на полторы сотни человек. Каждый день в университете появляются три-четыре группы от трех до шести человек и требуют, чтобы им предоставили жилье, пищу и… развлечения. Не отпуская Хорта, Ратмир вызвал к себе начальника стражи Совета и, когда тот явился, приказал:

– В городе, поближе к университету освободите несколько домов под казармы. В каждую казарму назначить старшего из числа стражей Совета и дать им в помощь не менее двух человек. Всех многоликих, прибывающих к нам поодиночке и небольшими группами, селить в этих казармах и подчинять старшему казармы. Полевые стаи, направленные князьями, размещать вместе и оставлять под началом вожаков полевых стай. Развлечения?.. – Ратмир усмехнулся. – Сводите их в десятки и сотни и организуйте ежедневные учения – пусть привыкают действовать в группе. Тебе, дважды посвященный Хорт, – он перевел взгляд на управляющего делами университета, – необходимо обеспечить питание прибывающих. Надо будет послать по деревням отряды, пусть забирают все продовольствие, которое найдут!

– Все, Вершитель?.. – Осторожно переспросил Хорт.

– Все! – Твердо повторил Ратмир, и снова усмехнувшись, добавил. – Если несколько сотен извергов передохнут от голода, нам будет только легче, а многоликим советуйте уходить в Лютец – женщин и детей мы сможем прокормить, а мужчины должны будут биться!

Вершитель внимательно вгляделся в непроницаемое лицо начальника стражи Совета и чуть растерянную физиономию дважды посвященного Хорта и движением руки отпустил обоих.

Когда многоликие покинули кабинет Вершителя, в дверь заглянул Тороп, и негромко проговорил:

– Вершитель, трижды посвященный Шавкан прислал тебе письмо и посылку.

– Неси! – Приказал Ратмир.

Тороп неслышно прошел к столу и положил на столешницу небольшой продолговатый сверток и запечатанный свиток пергамента.

Ратмир, жестом приказав Торопу остаться, сломал печать на свитке и развернул его.

«Вершитель, – скоропись Шавкана была корявой, но вполне разборчивой, – ты просил достать хотя бы один светлый клинок, мне удалось это сделать. Изверг, у которого он взят, был убит на моих глазах, а перед этим он заколол двоих многоликих из моей родной стаи. Я видел смерть от уругумской стали – это ужасно! Я к нему не прикасался, и тебя прошу работать с ним крайне осторожно – этот металл очень опасен!»

Ратмир дважды прочел это послание, свернул святок, поднял глаза на своего секретаря и приказал:

– Разверни!

Тороп спокойно наклонился над столешницей, и неторопливо развернул сверток. Под темной тканью оказался узкий и длинный деревянный ящичек.

– Открой! – Так же коротко приказал Ратмир.

Однако крышка ящичка оказалась заколоченной гвоздями. Тороп вынул из висевших на поясе ножен недлинный, широкий нож и поддев крышку, откинул ее.

Ратмир мгновенно почувствовал уже знакомый ему сладкий с кислинкой запах, он был очень тонок и в то же время до того въедлив, что вызывал тошноту.

«Запах смерти!» – Мелькнуло в голове Ратмира.

У него возникло огромное желание немедленно сбросить со стола эту дурно пахнущую посылку, но, преодолевая отвращение, он придвинул ящичек к себе и заглянул внутрь. Там, на подстилке из мягкой ткани, пристегнутый ко дну двумя тонкими ремешками лежал кинжал, с темной кожаной рукояткой и белым, матово отсвечивающим клинком.

Ратмир долго смотрел на это, казавшееся, в общем-то, совсем безобидным, оружие, а голове у него крутились тяжелые, горькие мысли:

«Мелочь… Какая мелочь!.. Разве кто-нибудь из нас мог подумать, что такая мелочь может так изменить Мир?! Нет – мог! Я сам говорил Всеславу, что если изверги получат возможность как-то защититься от нас-зверей, и все в Мире изменится! Говорил!! Но сам-то в это не верил! Не верил, что такое может случиться!.. И что теперь? Как подступиться к этой… уругумской стали? Как узнать, что это такое, когда, возможно, простое прикосновение к ней, несет гибель?! Или и в самом деле Мать всего сущего пресытилась нашим высокомерием, нашей алчностью, нашей несправедливостью и злобой, и сама послала в Мир то, что погубит весь наш род?! Может быть, правы были Кануг, Остин и те, другие, кто выбрал отказ от борьбы, выбрал добровольный уход?! Но ведь нас сменять изверги! Изверги!! Неужели Мать всего сущего предпочла этих… калек! Этих безмозглых уродов, почти лишенных разума, живущих в Мире всего несколько мгновений?! Что они могут познать, что могут создать за такое короткое время? Семьдесят, восемьдесят, девяносто лет – это же просто… мгновение! Нет, Мать всего сущего не могла так просто отвернуться от нас, не могла предпочесть… Так, значит, уругумская сталь – это… случай? Слепой случай, дурной поворот истории, вынесший в Мир то, что не должно было в нем появиться! То, что, возможно, должно было вечно лежать под спудом, как отбросы сотворения Мира! И тогда, мы должны найти способ уничтожить эти… «отбросы», а, значит, сначала понять, что это такое, разобраться в механизме их воздействия на наши не человеческие грани! Но, как это понять, если…»

Ратмир поднял взгляд на, молча стоявшего у стола, Торопа.

«Ну что ж… – с неожиданной отстраненностью подумал он, – …почему не он?»

– Возьми этот кинжал! – Приказал Вершитель глухим голосом.

Секретарь с бесстрастным лицом протянул руку к ящичку, и только мгновенная неуверенность в пальцах, когда он расстегивал ремешки, да крошечная пауза перед тем, как его пальцы сомкнулись вокруг рукояти, выдали его страх. Но пальцы все-таки сомкнулись, и… ничего не произошло – Тороп стоял у стола и держал в руках кинжал из уругумской стали.

– Как ощущения?.. – Поинтересовался Ратмир.

Секретарь пожал плечами:

– Никак, кинжал и кинжал… Только вот… воняет от него.

– Да, запах нельзя назвать приятным. – Согласился Ратмир и после небольшой паузы добавил. – Запах смерти!

– Так это и есть светлый клинок? – Голос у Торопа чуть дрогнул.

– Да, – кивнул Ратмир, – и нам с тобой надо будет выяснить, что это такое!

Тороп, не дожидаясь приказа, осторожно уложил кинжал в ящичек, затянул удерживающие его ремешки и прикрыл крышку.

Отнеси это в нижнюю лабораторию. – Приказал Ратмир. – Завтра с утра мы им займемся.

Однако следующий день Вершитель вынужден был посвятить организационным делам. В университет вернулись еще четверо трижды посвященных. Шавкан привел с собой триста двадцать человек – почти целиком свою родную стаю, семьдесят западных волков и около сотни многоликих из других, немногочисленных стай Запада. Блаунт – западный тур, немногословный, чуть угрюмый здоровяк смог собрать около трехсот человек, в том числе восемьдесят три западных медведя, Варяг прибыл с Севера в сопровождении двухсот тридцати бойцов, а вот Тревора, вернувшегося с Юга сопровождало всего сорок человек, и он тут же потребовал встречи с Вершителем.

Войдя в кабинет, куда Ратмиру пришлось подняться из лаборатории, трижды посвященный Тревор начал привычно вкрадчивым тоном:

– Вершитель, тебе уже, наверное, доложили, что моя миссия не дала ожидаемого результата…

Но Ратмир сбил его с выбранного тона, неожиданно перебив:

– Но я и не ожидал, уважаемый Тревор, от твоей миссии каких-то значительных результатов.

– Как?.. – Суть растерянно, с ноткой обиды переспросил Тревор, приподнявшись в кресле. – Почему?

Во втором вопросе обиды крылось гораздо больше, и даже проскальзывала тревога.

– Ты забываешь, уважаемый, что я сам совсем недавно побывал на юге и вполне могу себе представить, с чем ты там столкнулся. Но продолжи свой рассказ, что происходит в твоей родной стае и в округе?

Трижды посвященный помолчал, видимо, собираясь с мыслями и пытаясь изменить заранее продуманную канвуразговора, и вдруг заговорил сухим, деловым тоном:

– На Юге плохо, Вершитель. У южных тигров, в моей родной стае уже несколько лет пропадают сородичи. Когда это началось, вожак решил, что это проделки наших соседей – ирбисов и архаров или пантер с южных предгорий. Послы от архаров и пантер вернулись с заложниками, в знак того, что соседи уважают тигров и желают мира, а третье посольство пропало. Тигры послали к ирбисам еще одного посла, а вместе с ним вооруженный отряд – двадцать человек. Никто не вернулся! Вожак собрал сильную полевую стаю и пошел к ирбисам разбираться в чем дело, но на самой границе их встретили трое извергов с земли ирбисов и сообщили, что на их землях свирепствует мор. Вожак, было, отступил, но спустя два дня к их временному лагерю вышел изверг… Он подтвердил то, что ты рассказывал на заседании Совета. Стаи южных ирбисов больше нет, все вымерли, якобы, от какой-то неизвестной болезни.

Ратмир кивнул.

– Это мы знаем. Знаем и то, что это за «болезнь». Мне интересно, что сейчас делается у соседей ирбисов?

Трижды посвященный с минуту молчал, словно ему приходилось перескакивать через многое из того, что он хотел рассказать.

– У соседей?.. – Наконец переспросил он, и тут же сам ответил. – Да не очень хорошо. Тигры поначалу кинулись, было, захватывать земли ирбисов… ну… раз тех не стало. Только из сорока дружинников, что первыми пересекли границу, возвратилось только трое. А на пограничной скале снова появился изверг и со скалы прокричал, что мол, мы вас предупреждали – мор у нас свирепствует, смотрите, чтоб на ваши земли не перекинулся! Тигры отступили, только заслоны оставили. Пока, вроде, все спокойно, но по северным границам сородичи продолжают пропадать, да пара сел, что на самой границе откачнулась к ирбисам… вернее к тем… ну, кто там сейчас вместо них.

– А кто вместо них?! – Быстро переспросил Ратмир.

Тревор пожал плечами:

– Не знаю. И никто не знает, но получается, что… изверги!

– А у других?

– У пантер пока все в порядке, но дружинников эта стая всего десять человек дала, говорят, самим скоро придется обороняться.

– Значит, пантеры о нападении на пустые земли не помышляет?

– Опять-таки, не могу сказать, только дружинников не дали. – Тревор недовольно мотнул головой. – А с земель архаров уже несколько месяцев никаких вестей, что у них делается неизвестно. Вожак тигров хотел послать туда разведку, да волхв стаи и советники его отговорили. В общем, Юг живет тревожно. Многоликие растеряны, изверги чего-то ждут и наглеют!

– К сайгам не попал? – В вопросе Ратмира было почти утверждение.

– Не попал, – кивнул Тревор, – на Запад морем возвращался.

«Струсил Тревор через горы да степями идти, – подумал Ратмир. – Струсил, и теперь сайги к нам на помощь не придут!»

Но вслух укорять трижды посвященного он не стал, волхвы – не воины, лезть под случайный удар копьем им не пристало…

Ратмир быстро свернул разговор и вернулся в лабораторию.

Некоторое время его никто не тревожил, встречать возвращающихся членов Совета посвященных он поручил трижды посвященному Шавкану, а устройством прибывающих полевых стай занимались начальник стражи Совета и дважды посвященный Хорт. За это время Ратмиру удалось установить, что светлый клинок не приносит какого-либо вреда человеку, кроме обычных проколов и порезов. А вот когда многоликий поворачивался к Миру звериной гранью, его контакты уругумской сталью приводили к весьма странным, страшным последствиям – кровь сразу же начинала темнеть, густеть, а затем сворачиваться, мышцы и кожа стремительно теряли воду, их температура быстро повышалась и они буквально на глазах «сгорали»! Причину таких метаморфоз установить не удавалось, да на такие исследования не было и времени. Ратмир поставил перед собой задачу подобрать вещества, способные нейтрализовать воздействие уругумской стали на плоть оборотня. Он проводил в лаборатории по восемнадцать часов в сутки, но результата так и не добился, а спустя полторы недели его снова оторвали от работы.

Ратмир, как обычно проснулся на рассвете после короткого, глубокого сна, и еще не успел выбраться из постели, как понял, что кто-то пытается выйти с ним на мысленную связь. Едва он отозвался, в его голове пронеслись торопливые мысли явно встревоженного Шавкана:

«Вершитель, у нас очень большие неприятности! Ночью произошла драка между медведями и турами, восемь человек убиты, двадцать два серьезно ранены. В казармах, где живут многоликие из разных стай, происходит до десяти поединков в день, и тоже есть смертельные исходы. Кроме того, они отказываются подчиняться старшим по казармам, затевают с ними ссоры! Я не знаю, что делать!!»

«Мы можем собрать всех пришедших в Лютец многоликих в одном месте?» – Неожиданно спросил Ратмир, и Шавкан, не ожидавший такого вопроса, растерялся. Однако он быстро взял себя в руки:

«Да, Вершитель, рядом с городом есть древнее ристалище, окруженное холмами, там можно разместить всех».

«Направляй всех туда, пусть они рассаживаются там, как им заблагорассудится. Предупредите, что через два часа я буду говорить с ними!»

«Но… о чем, Вершитель?!»

Ратмир мысленно усмехнулся, так, чтобы Шавкан уловил эту насмешку, и ответил:

«Пусть тема разговора будет для них… неожиданной».

По истечении назначенных двух часов, он снова услышал, как Шавкан вызывает его, и на этот раз мысли его были гораздо спокойнее и увереннее:

«Вершитель, твое имя все еще имеет вес в этом Мире. Многоликим сообщили, что ты будешь говорить, и они беспрекословно направились в указанное тобой место. Они ждут тебя!»

«Я сейчас буду!» – Ответил Ратмир.

У входа в Звездную башню его поджидал приготовленная Торопом лошадь и эскорт из двенадцати стражей Совета. Через сорок минут Вершитель въехал на большую поляну с вытоптанной травой и землей утрамбованной до каменной твердости. Пологие холмы вокруг этой поляны были усеяны людьми.

Ратмир остановил свою лошадь посреди поляны, оглядел собравшихся и «заговорил»:

«Многоликие! Совет посвященных, призывая вас на защиту университета, считал, что обращается к воинам, а оказалось, что для вас, как для малых, неразумных детей, самым важным является ваше чванство!»

Вокруг поляну мгновенно заметались обрывки яростных, возбужденных мыслей, а затем возник и явственный возмущенный гул. Собравшиеся здесь воины ожидали, что Вершитель – безусловно, самый умный, самый знающий среди них человек, но, все-таки, не воин, не представляющий себе, что такое воинская честь и доблесть, сам понимающий это и пригласивший их для защиты Совета посвященных от угрожающий ему опасности, будет уговаривать их обуздать междоусобную вражду. А он начал с… оскорблений!!

Несколько секунд общее возмущение ни во что конкретное не могло вылиться, пока, наконец, над поляной не прогремела одна, перекрывшая все остальное мысль:

«Если ты считаешь нас неразумными детьми, мы можем и разойтись!»

И большинство тут же подхватило это, на первый взгляд, дерзкое, даже вызывающее предложение. Со всех сторон подхватили:

«Верно – уйти!! Пусть эти умники сами защищают свой университет!»

«Уйти! Посмотрим, как они справятся с толпой извергов!!»

«Нет, остаться и посмотреть, что они станут делать, когда толпа этих убогих уродов, ворвется в Лютец! Как волхвы и друиды будут справляться с этими ублюдками!!»

«Нет! Уйти!! Не на что в этом заумном месте смотреть! Их наука давно уже всем поперек горла стоит! Командуют, командуют, пригибают стаи, а сами без стай никуда! С какими-то вшивыми извергами и то без нас справиться не могут!!»

«Уйти! Верно сказано – уйти, пусть сами справляются!»

И тут над поляной прогремела мысль Вершителя! Прогремела так, что заглушила даже самые громкие, самые отчаянные «вопли»!

«А вы, вояки сопливые, можете, значит, справиться с любым количеством извергов?!!»

Над поляной повисла мертвая тишина. Никто из присутствующих, кроме пары десятков многоликих, видевших воочию, как умирает оборотень, задетый уругумской сталью, даже не понял вопроса, в их ушах звенело невыносимое «вояки сопливые»! Но достойно ответить они не успели, на них обрушилась новая, звеневшая сталью, мысль Вершителя:

«Так, может быть, хоть один из вас выйдет против одного единственного изверга и покажет, как он может его уничтожить?!»

И снова долгую минуту над поляной звенела тишина. Теперь все присутствующие были поражены бессмысленностью, нелепостью предложения! Убить изверга на поединке?! По их мнению, то было то же самое, что раздавить червя каблуком сапога, убить комара шлепком ладони… Да нет, это было гораздо проще!! Ладно бы им предложили встать против двух-трех десятков этих уродов, тогда можно было бы ожидать, что из их шкуры вырвут хотя бы клок шерсти, да и то только в том случае, если эти изверги не разбегутся при первом их зверином рыке. Но выйти на поединок?!! Это предложение было безумно оскорбительным!! Какое там – оно было до смешного оскорбительным!!

Но они снова не успели ничего бросить в ответ, не успели даже расхохотаться. Вершитель бросил новое оскорбление:

«Или вы боитесь проиграть такой поединок, как проиграл его княжич стаи южных ирбисов Юсут маленькому извержонку из стаи восточных волков, которого звали Вотша! Да, да!! Извержонок Вотша в поединке на мечах взял верх над княжичем, и вы боитесь повторить этот «подвиг» Юсута! Не бойтесь, я сам буду изображать изверга и даже не возьму в свои руки меч, хотя вы и так считаете, что я с ним не умею обращаться. Я не повернусь к Миру другой гранью и не возьму в свои руки ничего, кроме вот этого!»

И Вершитель взметнул над своей головой короткий кинжальный клинок, матово засветившийся в лучах утреннего солнца, вставшего над окоемом недалекого леса.

И на этот раз ответ не заставил себя ждать!

«Я выйду против тебя, Вершитель!! Я покажу тебе, как убивают зарвавшегося изверга!!»

Мысль принадлежала тому же человеку, который первым бросил: «Мы можем и разойтись!» А через десяток секунд и он сам выкатился на поляну, по пути сбрасывая с себя одежду.

Высокий, кряжистый дружинник, оставшийся нагишом, с огромными мускулистыми руками и телом, заросшим густым темным волосом, остановился напротив Вершителя. Чуть пригнувшись на полусогнутых ногах и, расставив руки в стороны, он всем своим видом показывал, что готов к схватке.

Ратмир медленно спустился с лошади, хлопнул ее ладонью по крупу, и та неторопливо пошла к краю поляны, где обосновался секретарь Вершителя, Тороп, и где стояли все остальные члены Совета посвященных.

Ратмир, как был, в белом облачении, встал напротив дружинника и вслух, негромко спросил:

– Ты из какой стаи?

– Я – западный медведь! – Ответил тот, сопроводив свой ответ хищной улыбкой.

«Да, я мог догадаться… – подумал про себя Ратмир. – Медведь… Одиночка с нетерпеливым, вспыльчивым нравом и… шерстью на теле. И он, конечно же, бросил оружие, значит, собирается повернуться к Миру родовой гранью… Глупец!»». А вслух произнес, сопровождая свои слова мыслью для всех:

– Нападай, медведь! – «Нападай, медведь!»

Улыбка медведя раздалась шире, и он прохрипел:

– Не торопись, волхв! Не торопись!!

«Волхв! – Усмехнулся Ратмир. – В его глазах я уже не Вершитель! В его глазах я уже… труп!»

Медведь прыгнул вверх и в самой высокой точке своего прыжка перевернулся через голову. Мутное, чуть синеватое облако окружило его фигуру, и на землю, на все четыре лапы опустился огромный черный медведь. Он тут же поднялся на задние лапы и вполне членораздельно прорычал:

– Не передумал, волхв?!

И тут же над поляной и окрестными холмами взметнулась его мысль для всех:

«Не передумал, волхв?! Ответь всем!»

«Не передумал! Нападай!» – Бросил над замершими многоликими Ратмир.

Медведь коротко рявкнул и ринулся на высокую, окутанную белоснежной хламидой фигуру.

Холмы как-то разом выдохнули, и вдруг окружающую тишину прорезал тонкий, совсем юношеский голосок:

– Беги, волхв! Беги!!

Но белая фигура Вершителя осталась неподвижной, словно омытая дождем статуя из белого мрамора. И только в самое последнее мгновение, когда казалось, что могучие медвежьи лапы вот-вот сомкнутся на ней, сомнут ее, превращая все ее великолепие в грязное кровавое месиво, она чуть наклонилась и коротко взмахнула рукой. Казалось, крошечная молния сверкнула белым же в этой руке и беззвучно пропала в черной, густой, неподвластной этому Миру шкуре. В следующее мгновение белая фигура отступила на шаг, а огромный, черный зверь вдруг вскинул к небу оскаленную морду и взревел наполненным невыносимой болью смертным ревом.

Казалось сам воздух над поляной, над холмами, над скопищем многоликих, погруженных в гробовое молчание, замер, сгустился, превратился в прозрачное, но удивительно прочное, резонирующее стекло, десятикратно усиливающее рвущийся из медвежьей глотки рев. А затем это стекло не выдержало и лопнуло! И наступила оглушающая тишина.

Еще секунду медведь стоял неподвижно, словно собираясь совершить еще один прыжок, еще раз обернуться к Миру человеческой гранью. Казалось, вот сейчас толстые, неуклюжие лапы оттолкнут это громоздкое, тяжелое тело от земли и спасительное облако переворота укроет его… Но вместо этого огромная туша рухнула навзничь, и все увидели, как по черному брюху расползается багровое пятно, как оно быстро темнеет, как стремительное, невидимое пламя беззвучно пожирает мертвое тело!

А затем, над вымороченной тишиной поляны потянулась тяжелая, горькая, безысходная и в то же время чудовищно мощная мысль:

«Вот что сделают с нами изверги, если мы не сможем завтра их уничтожить! Уничтожить, не поворачиваясь к Миру звериной гранью, своими руками, своим оружием! Вот зачем вас позвали сюда, на защиту университета, Совета, ибо, если завтра погибнут они, послезавтра погибните вы все!»

Ратмир сделал короткою паузу, чтобы его мысль дошла до каждого из присутствующих, а затем закончил:

«А теперь думайте!.. Думайте!!»

Вершитель сделал короткий знак, и темная фигура его секретаря выбежала на поляну, ведя за собой лошадь. Как только Ратмир поднялся в седло, его окружил эскорт из стражей Совета и восьмеро трижды посвященных. Кавалькада медленно проехала сквозь тяжелую, давящую тишину, разлившуюся над поляной древнего ристалища и окружающими ее холмами, направляясь в город. А сотни многоликих, простых дружинников, молодых и побелевших в боях, продолжали сидеть неподвижно, наблюдая за тем, как огромная, черная туша медленно исчезает, пожираемая невидимым пламенем.

Наконец поляна очистилась полностью, только примятая трава указывала на то, что там лежало нечто очень тяжелое. И многоликие зашевелились, начали молча переглядываться, словно опасаясь словом, мыслью, спугнуть ту искру понимания, которая проникла в их сознание, и которой только предстояло стать полным, глубоким пониманием… возможного будущего.

И вот один из них, пожалуй, самый молодой, осторожно поднялся с травы, на которой сидел, мелким шажком спустился к ристалищу и крадучись подошел к тому месту, где лежала туша поверженного медведя. Долгую минуту он рассматривал примятую траву, а затем над всеми прошелестела едва различимая, испуганная мысль:

«Ничего!..»

К нему спустились еще трое и обступили примятую траву. И секунду спустя все уловили еще одну нерешительную мысль:

«Как будто, ничего и не было!..»

И тут же с одно из окружающих холмов донеслась растерянная догадка:

«А, может быть, действительно ничего не было?!»

И тут же торопливое объяснение:

«Он же – трижды посвященный! Он же – Вершитель!! Он мог показать нам все, что угодно!!!»

Но с другого холма все окатили трезвой, холодной, спокойной мыслью:

«А куда, тогда делся медведь?! Он пришел с нами, он сидел рядом с нами, мы с ним разговаривали, толкались с ним за удобное место. Мы видели, как он спускался, двоим из нас он наступил на ноги и одежду!.. И еще! Даже если Вершитель способен внушить такую яркую, правдоподобную иллюзию такому огромному количеству людей, зачем ему дурачить нас?!»

И снова над древним ристалищем повисла тишина. А затем многоликие начали молча расходиться.

Два последующих дня в Лютеце было тихо. Буйство, распри, соперничество между стаями и отдельными дружинниками прекратилось, и только на переполненных ристалищных площадках и в гимнастических залах все яростнее и яростнее звенело оружие. Не тренировочное оружие – боевое!

На третий день в Лютец вошла полевая стая восточных волков, которую привел Скал – четыреста конных дружинников в светлых доспехах. Встречать их вышли чуть ли не все оставшиеся в городе многоликие. Остановившись на площади перед главным зданием университета, волки не спешились, как это сдала бы любая другая стая, а дождались, когда вожак, ушедший докладывать о прибытии стаи, вернулся в сопровождении самого Вершителя. Ратмир обошел конный строй, осмотрел каждого бойца, а затем приказал бывшему с ним дважды посвященному Хорту разместить стаю в казармах, а вожака полевой стаи и сотников пригласил в малый зал Совета посвященных.

Как только члены Совета, и приглашенные вожаки полевых стай расселись, Ратмир сделал знак и Скал, встав со своего места, начал говорить:

– Трижды посвященные, полевая стая восточных волков прошла путь от Края до Лютеца за шестнадцать дней! При этом мы вынуждены были идти, избегая извержачьих сел, стараясь держаться лесов. – Он сделал крошечную паузу, чтобы члены Совета оценили скорость, с которой двигались волки, а затем продолжил. – Но главное не это. По всему пути следования мы вели воздушную разведку, в том числе и на достаточном удалении от стаи. Поэтому сейчас я могу доложить вам с достаточной точностью, где именно располагаются силы мятежных извергов, и в каком направлении они движутся!

Вот теперь все члены Совета насторожились.

– Итак, – продолжил Скал. – Мы обнаружили три больших… даже очень больших, группы извергов, направляющихся, судя по всему к Лютецу. Двигаются все они не слишком быстро – лошадей у них немного, так что большинство идет пешком. Самая крупная группа наступает с востока, от Рожона, в ней больше трех тысяч извергов, и она находится сейчас не далее чем в трех днях пути. Вторая и третья группы, примерно, равны по численности – в каждой до трех тысяч извергов. Они подходят с юга и северо-запада, и будут вблизи Лютеца дней через шесть-семь. Я думаю, что к моменту прибытия каждая из этих групп увеличится еще на несколько сотен извергов, так что, если им удастся объединиться, мы встретимся с армией более чем в десять тысяч бойцов! К сожалению, я ничего не могу сказать о вооружении этих отрядов, мои разведчики не могли приблизиться к ним на достаточное расстояние, чтобы разглядеть такие подробности – если над отрядом появляется низко летящая птица, изверги немедленно начинают метать в нее стрелы.

Последовала новая пауза. Скал оглядел собравшихся и тряхнул головой:

– А теперь позвольте спросить, сколько многоликих может встать на защиту Лютеца?!

Трижды посвященные переглянулись, явно не зная ответа на этот вопрос, зато со своего места поднялся командир стражи Совета.

– Сейчас в Лютеце находится около двух тысяч многоликих… – Он посмотрел на Скала и добавил. – Считая твою стаю – две с половиной тысячи бойцов.

– Так, значит, – усмехнулся Скал, – получается – четверо извергов на каждого из нас. – Он снова оглядел членов Совета и неожиданно спросил. – И нам, действительно нельзя оборачиваться к Миру звериной гранью?

– Действительно, нельзя! – Твердо ответил Ратмир. – И все те, кто пришел до вас, я надеюсь, очень хорошо это усвоили.

– Ну что ж, – снова усмехнулся Скал, – я считаю, что, не смотря на это… неудобство, нам вполне по силам уничтожить эту свору, потому что, их боевое искусство, безусловно, значительно уступает нашему! Но мы можем попробовать истребить их по очереди. Как я уже сказал, самая крупный отряд извергов всего в трех днях пути. Мы можем выйти ей навстречу и устроить засаду. В этом случае численность извергов будет лишь не намного превышать нашу, они будут уничтожены с очень малыми потерями для нас! После этого мы сможем снова отойти к Лютецу и встретить два других извержачьих отряда в выгодном для нас месте, либо, если один из них задержится, разбить их по очереди.

С минуту в малом зале Совета стояла тишина, а затем Ратмир, не поднимаясь с места, проговорил:

– Мы не слишком сильны с боевой стратегии, поэтому я принимаю вот какое решение. Скалу, вожаку полевой стаи восточных волков, я поручаю командование всеми стаями, собравшимися в Лютеце. Мне, как и прежде будет подчиняться только стража Совета. Скал будет делать то, что сочтет нужным для защиты Лютеца, университета и уничтожения взбунтовавшихся извергов!

Взгляды всех присутствующих обратились к вожаку полевой стаи восточных волков. Тот помолчал, а затем спокойно, словно его назначение было само собой разумеющееся, произнес:

– Прямо сейчас я отправлю разведку. Завтра на рассвете мне доложат действия всех трех отрядов мятежных извергов, и утром мы выступаем!

– Нет, Махась, мы должны остановиться или, по крайней мере, замедлить свое продвижение! Если ты этого не сделаешь, твой отряд выйдет к Лютецу на два-три дня раньше Сафата и Выжиги. И тогда тебе придется в одиночку сражаться со всеми силами оборотней. Даже если их в Лютеце не больше тысячи, тебе с твоими тремя тысячами против них не выстоять!!

Вотша давно уже был на ногах и быстро ходил из угла в угол просторной палатки Махася. А тот сидел на толстом ковре, брошенном на пол в окружении своих сотских, упрямо набычившись, и, покачивая головой, отметал все его доводы.

– У меня не три, а три с половиной тысячи!

– Да, три с половиной человека на одного оборотня! При этом, по-настоящему обученных бойцов в твоем отряде не больше половины!

– Больше! Много больше!! А потом оборотни не смогут долго драться в человеческом облике, рано или поздно они все равно повернуться к Миру звериной гранью, и тогда!..

– На это ты напрасно надеешься! Оборотни – очень опытные бойцы, они гораздо опытнее твоих, так что для них будет не слишком трудно сдержать твой натиск. А наше главное преимущество – численность! Так вот как раз численности тебе и не хватает! И если оборотни разгромят твой отряд, то с Выжигой и Сафатом они справятся без труда!

– Это почему же?! У Сафата и Выжиги вместе людей чуть ли не в два раза больше чем у меня! Даже если мой отряд разобьют, хотя я в это не верю, мы нанесем такой ущерб оборотням, что ребята их уже без труда задавят!

– Задавят?! А ты прикинь, сколько народу разбежится, когда станет известно о разгроме твоего отряда?!

– Я тебя не пойму, Старик! – Махась даже приподнялся со своего места. – То ты нас обвинял в том, что мы идем слишком медленно! Теперь ты хочешь, чтобы мы остановились! Лютец в трех днях пути, два дня мы движемся ускоренным маршем, к концу второго мы выходим к городу и утром атакуем. Атакуем внезапно, так что твои оборотни и опомниться не успеют, как мы уничтожим и город и университет!

– Ты ошибаешься! – Вотша остановился напротив стола и обвел взглядом всех сидевших за ним. – «Мои» оборотни не будут ждать, когда ты подойдешь к городу и атакуешь его. Через сутки они выйдут тебе навстречу и утром сами атакуют твой лагерь, когда вы будете отдыхать после «ускоренного марша». Атакуют и уничтожат, а после этого вполне успеют вернуться к Лютецу и прикрыть его от Выжиги и от Сафата. Если ты сейчас продолжишь движение, ты совершишь самую страшную стратегическую ошибку!

– Х-м! – Махась криво усмехнулся. – Стратегическую!.. Откуда ты слова-то такие знаешь?!

– Оттуда, что я у них, у «моих» оборотней учился! Я видел, как восточные волки воевали против медведей, и отлично знаю, насколько они хитры и изворотливы, насколько они владеют воинским искусством!

– Хорошо, что ты предлагаешь?!

«Сейчас пойдем по третьему кругу!» – Устало подумал Вотша. Однако он постарался подавить закипавшее внутри раздражение и начал объяснять сначала:

– Твой отряд останавливается и отдыхает два дня. По округе рассылаются разъезды – нам надо знать, не готовят ли оборотни внезапного нападения. За это время Выжига и Сафат подтягиваются к Лютецу. Затем мы возобновляем движение. Так как наши отряды будут подходить к городу с трех сторон и практически одновременно, оборотни поостерегутся выходить навстречу кому-то одному, ведь двое других могут в это время уничтожить оставшийся без защиты университет. Через пятеро суток мы сможем соединить все наши силы и атаковать город… Хотя я надеюсь, что оборотни выйдут нам навстречу и дадут бой в открытом поле, но в этот бой мы пойдем, имея подавляющее преимущество в численности.

– А зачем нам бой в открытом поле? – Переспросил Махась. – И Выжига, и мы доказали, что вполне способны разгромить оборотней в городе.

– Нет… – Покачал головой Вотша. – И твой отряд, и отряд Выжиги врывались в Рожон и Верну внезапно, когда оборотни вас не ждали. Ни лисы, ни вепри, по большому счету, не были готовы к обороне своих столиц. А в Лютеце все будет по-другому! Там они подготовятся, там они смогут драться с нами в зверином облике, нападая из-за угла, из-за каждого окна и каждой двери, и тут же скрываясь! Нет, сейчас нам выгодно драться с оборотнями в открытом поле, какой бы гранью они не повернулись к Миру. В этом случае наше преимущество в численности можно использовать с наибольшей выгодой!

– Ну?.. – Махась оглядел своих сотских. – Что скажите?!

Те молча переглянулись, и самый старший из них проговорил недовольным глуховатым басом:

– Мы ж хотели первыми в Лютец войти!.. Сам же говорил, добра там полно!..

– Ты, Рохад, не добро чужое считай, а жизнь свою оцени! – Откликнулся с противоположного конца палатки, молодой еще парень. – Бамбарак правильно говорит – посекут нас оборотни, вот и будет тебе добро! Всем вместе на Лютец наваливаться надо!!

Сотские заговорили все разом, сначала негромко, затем все больше и больше повышая тон.

«Ну, началось! – С угрюмым раздражением подумал Вотша. – Теперь пока не подерутся, не утихнут!»

Но в этот момент один их сотских, среднего возраста коренастый мужик поднялся с ковра и, перекрывая общий гул, сказал, обращаясь в Махасю:

– Ты, вожак – тебе и решать! Только, думаю, когда ярмо со своей шеи сбросим, тогда и о добре думать будем, иначе нам никакого добра не видать!

И вся палатка после этих слов примолкла, все взгляды скрестились на старосте Лосинки.

Тот медленно поднялся на ноги и, посмотрев на Вотшу, кивнул с улыбкой:

– Становимся на отдых, на два дня! Дурака не валять, не бездельничать – всем, и вам тоже, восемь часов в сутки с мечом! Сам проверять буду!!

Утром следующего дня, в самом начале часа Жаворонка, когда Ратмир только приступил к работе в своей лаборатории, его неожиданно вызвал Шавкан. Ратмир, поначалу, хотел блокировать свое сознание – предстоял очень важный эксперимент, и он не желал отвлекаться, но вызов был очень настойчив, и он ответил. В его голове тут же возникла раздраженная мысль трижды посвященного:

«Вершитель, к выступлению объединенной стаи все готово, но назначенный тобой вожак почему-то задерживает его!»

«Он объяснил задержку?» – Недовольно поинтересовался Ратмир.

«Говорит, надо подождать, но в чем дело не объясняет!»

«Хорошо, – все тем же недовольным тоном ответил Ратмир. – Я сам с ним поговорю!»

Он попробовал связаться со Скалом мысленно, но тот, похоже, не желал ни с кем общаться, поэтому пришлось послать на розыски вожака полевой стаи секретаря. Через пару десятков минут, Тороп ввел Скала в лабораторию Вершителя.

Ратмир оторвался от стола, повернулся к старому дружиннику своего брата и коротко спросил:

– В чем дело, Скал?!

– Вершитель, разведка донесла, что изверги, идущие от Рожона, остановились. Если они не продолжат сегодня свое движение, нам нельзя покидать Лютец.

– Тебе не все равно, где их атаковать? – Удивленно поднял бровь Ратмир. – Чуть ближе – чуть дальше, какая разница?

– Разница существенная. – Спокойно возразил Скал. – Нам необходимо время не только на то, чтобы настичь противника, но и на то, чтобы вернуться. Иначе в беззащитный Лютец войдут другие отряды мятежников. Что тогда будет с университетом?!

– Да… Действительно. – Согласился Вершитель. – Тогда почему ты не объяснил этого Шавкану?.

– Ты имеешь ввиду этого крикливого трижды посвященного? – Усмехнулся Скал. – Я пытался ему растолковать причину задержки, но у меня создалось впечатление, что он даже не хочет слышать, что ему говорят.

– Но если мы не сможем, как ты говорил, разгромить извергов поодиночке, то каким образом ты собираешься действовать?!

– Напасть на них по очереди у нас может еще появиться возможность. Если те, что идут из Рожона остановились ненадолго, мы сможем выйти им навстречу завтра, а послезавтра их уже не будет. Но если они не дадут нам возможности атаковать их по одному, я вышлю небольшие мобильные стаи, и они постараются сделать так, чтобы изверги объединились и подошли к Лютецу со стороны Оршанских холмов. Именно там мы их и встретим!

– А почему ты не хочешь просто остаться в Лютеце и защищать его?

– Потому что город не имеет укреплений, и построить их за оставшееся время мы не успеем. Изверги войдут в город с трех сторон, и нам придется разделить свои силы, а их и так не слишком много. Кроме того, на тесных, узких улочках, во дворах и домах, наше преимущество во владении оружием не сможет играть определяющей роли – что может дать умение, если боец стеснен, если он не имеет в поединке свободы маневра?! А вот изверги получат огромное преимущество за счет своей численности – они смогут нас просто задавить массой. Нет, мы встретим их на холмах, так чтобы они атаковали снизу, так чтобы солнце при этом било им в лицо, тогда каждый из нас сможет принять на себя и пятерых уродов с любым железом в руках!

– Ясно… – Задумчиво протянул Ратмир. – Хорошо, делай, как считаешь нужным, а я сделаю все, чтобы тебя больше не отвлекали.

Скал коротко кивнул, благодаря Вершителя за понимание, и направился к двери, но у самого выхода его вдруг остановил голос Вершителя:

– Скал, я должен тебе сказать, что в бою ты, возможно, встретишь одного своего знакомого.

Скал удивленно обернулся и спросил:

– Кого, Вершитель?..

– Вотшу… Своего маленького воспитанника, извержонка. Помнишь такого?

– Вотшу?.. Скал вопросительно приподнял брови. – Разве он не погиб?!

– Я думаю, нет. – Покачал головой Ратмир. – Я думаю, именно он возглавляет мятежных извергов.

Ратмир и сам не знал, почему он это сказал и какой реакции он ждал от старого дружинника. Но тот пожал плечами и спокойно проговорил:

– Ну что ж, посмотрим, каким он стал…

А затем, ничего не добавив, повернулся и вышел.

В этот день Ратмир то ли потому, что очередной эксперимент закончился слишком быстро и слишком неудачно, то ли по какой-то иной причине, закончил свой рабочий день необычно рано. Поужинав, он пытался читать, но смысл книги плохо доходил до его сознания. Отложив книгу, он задумался, мысли как-то беспорядочно вертелись у него в голове, и вдруг он понял, что думает о… Волчьей звезде. Он понял, как давно он не видел свою звезду, как давно он не общался с ней, не впитывал ее теплый оранжевый свет! И тут он внезапно ощутил, что юность прошла, прошла пора надежд, желаний, стремлений! Ему и в самом деле нечего было больше желать – впереди у него были всего лишь долгие годы выполнения обязанностей! И все то, чего он достиг – почет, уважение, авторитет, лесть, зависть, страх перед ним малых и сирых этого Мира, все это мелочь, гиль, прах!

Он встал, вышел из кабинета и направился к лестнице, ведущей на крышу Звездной башни.

Ратмир вышел под начинающее темнеть небо, уселся в стоящее на деревянном настиле крыши кресло и повернулся к востоку, туда, где должна была взойти Волчья звезда. Он знал, что ждать придется долго, что внимательный оранжевый глаз его звезды покажется над горизонтом только в самом конце часа Вепря, но ведь он никуда и не торопился.

И Время потекло над ним медленно, но неостановимо, и вспыхивающие в сгущающейся темноте звезды, двигались своим, раз и навсегда расчерченным путем, снова и снова доказывая, что есть в этом Мире нечто незыблемое. Так почему бы и владычеству многогранных в этом Мире не быть незыблемым, таким же, как свет идущих своим путем звезд? Затем мысли его перескочили на его предшественников, вершителей прежних времен. Каждый из них, кроме, Пожалуй, последнего, Кануга из стаи южных лис, оставил свой след в истории этого Мира, а было их всего двадцать шесть. Если же он сможет преодолеть нынешний кризис, если сумеет сохранить и укрепить цивилизацию многогранных, его след будет самый ярким, самым запоминающимся!

Но тут в его памяти всплыла встреча с дважды посвященным Бернадом, он припомнил его слова о том, что последним Вершителем этого Мира станет восточный волк – он сам. И тут же оборвал сам себя – не все предсказания сбываются, не много таких, кто может заглянуть в будущее этого мира до конца его времен. Вполне возможно, что сам Бернад неправильно понял то, что сочла нужным показать ему Мать всего сущего!

Он снова перевел взгляд в ту точку горизонта, где уже скоро должна была появиться Волчья звезда. Ее еще не было, но в темном небе над еще более темной землей появилось странное багровое свечение. Создавалось такое впечатление, что там, за чертой горизонта некто огромный разжег гигантский костер, тот прогорел и вот остатнее темно-багровое зарево этого прогоревшего костра бросает сумрачный отблеск в темные звездные небеса.

Теперь уже Ратмир не отрывал глаз от этого зарева. Он перестал замечать течение времени, он даже смаргивал только тогда, когда резь в незакрытых глазах становилась невыносимой. Он словно боялся, что в тот момент, ту долю секунды, когда веки его опустятся, произойдет нечто страшное, нечто непоправимое…

Но ничего не происходило, только темно-багровое зарево медленно приподнималось над ночной землей. Прошло полтора десятка минут, и над горизонтом вспух багровый шар, в самом центре которого светилась едва заметная светлая точка, но она ни чем не напоминала внимательный оранжевый глаз Волчьей звезды. С минуту Вершитель недоуменно смотрел на этот тлеющий темным багрянцем шар, а затем вздрогнул и закрыл глаза. А в его голове заметалась ошалелая мысль:

«Волчья звезда… пропала!.. Нет!.. Волчья звезда… умерла!.. Уничтожена!..»

Усилием своей, хорошо тренированной воли ему удалось задавить нарождающуюся панику, а затем пришло понимание увиденного – не важно, что именно стало с небесным талисманом его рода, важно, что его больше не было!

Извержачия армия, наступавшая со стороны бывшей столицы западных вепрей, простояла двое суток, и только на третье утро возобновила свое движение. Вольно или невольно, но изверги не позволили многоликим атаковать себя по одиночке, а потому Скал выпустил из Лютеца небольшие загонные стаи. Они, за одни сутки преодолев расстояние до подходивших извергов, принялись атаковать авангарды продвигавшихся к Лютецу извергжачьих отрядов. Используя свой огромный опыт конных набегов, оборотни стремительно нападали на передовую извержачью пехоту, сеяли панику, уничтожали всех и все, до чего могли добраться, и так же стремительно выходили из схватки, исчезали, казалось, бесследно. А спустя некоторое время нападение повторялось с другой стороны. Пытаясь преследовать эти отряды, изверги поневоле поворачивали туда, куда их вел противник, и таким образом, вечером шестого дня этих странных стычек, этой безнадежно, бессмысленной погони отряды Выжиги, Сафата и Махася вышли к Лютецу, со стороны Оршанских холмов, прикрывавших город с юга.

Первым на безлесую равнину, заросшую высокой кочковатой травой и мелким кустарником, вступил отряд Махася. Спустя чуть больше часа, подошел отряд Выжиги и почти сразу же к ним присоединился Сафат со своими тремя тысячами извергов. Вместе с Сафатом подошел и Вотша, со своими уругумцами и двумя отборными сотнями.

Солнце висело над окоемом далекого леса, бросая золотистый предзакатный свет на голые склоны Оршанских холмов, за которыми, не далее чем в нескольких километрах, стоял Лютец с загадочным, таинственно-страшным университетом – оплотом, символом цивилизации оборотней. С юго-запада, от опушки леса, охватывающего широченным полукругом равнину, заполненную людьми, в сторону нагретых за день склонов холмов, тянуло слабым прерывистым ветерком, но притихшим извергам почему-то казалось, что это дышит некто огромный страшный, спрятавшийся за холмами. Дышит тот самый университет, откуда выходят посвященные… волхвы, друиды, умеющие врачевать болезни, предвидеть будущее, читать мысли, умеющие ставить на колени все живое!

В середине огромного открытого пространства съехались четверо предводителей извержачьей рати, и долго смотрели в сторону холмов, в сторону Лютеца – цели своего похода. А потом Выжига повернулся назад, не мигая, посмотрел на скрывшееся до половины солнце, и глухо произнес:

– Предлагаю атаковать Лютец немедленно! К утру город и университет будут наши!!

Однако Махась отрицательно покачал головой:

– Нет, сейчас атаковать нельзя. Люди устали после дневного перехода без горячей пищи, как ты собираешься их заставить идти в ночной бой, на тесных городских улицах?

Выжига усмехнулся, и глаза его прищурились:

– Мы скажем нашим извергам… – Выжига поклялся не называть извергов людьми, пока хоть один оборотень будет ходить по дорогам этого Мира, и, действительно, никогда этого не делал. – …Что город и университет отдаются им на три дня – они тут же забудут и о дневном переходе и об отсутствии горячей пищи, и их не надо будет заставлять идти в бой!

Махась удивленно посмотрел сначала на Выжигу, а затем перевел взгляд на Вотшу, и в этом взгляде читался вопрос. Однако Старик пожал плечами и задумчиво протянул:

– В этом предложении есть свой резон…

– Но!.. – Попробовал, было, возразить Махась, но Вотша остановил его, подняв руку.

– Только вот в Лютеце засели тысячи две-три оборотней, готовых драться до конца, и, наверняка, превративших каждую площадь, каждую улицу, каждый дом в западню. Пока мы войдем в город, наступит темнота, и оборотни смогут воспользоваться своими звериными гранями. Представляешь, Выжига, какие потери мы понесем?!

Он на минуту замолчал, давая своему товарищу возможность возразить, но тот молчал, а потому Вотша продолжил:

– Нет, дорогие мои, нам надо драться с засевшими в Лютеце оборотнями при свете дня, когда мы будем видеть, какое оружие надо применять. И еще лучше было бы, если бы нам удалось выманить оборотней из города… ну, хотя бы на это вот поле, на открытое место, где мы смогли бы наилучшим образом использовать наше численное преимущество. Вот только я пока не знаю, как это можно устроить…

Сафат хотел, вроде бы, что-то сказать, но промолчал. Выжига также ничего не ответил, продолжая пристально рассматривать холмы, за которыми скрывался Лютец. И тогда заговорил Махась:

– Если возражений нет, я предлагаю послать к городу разъезды, посмотреть, как оборотни подготовились к обороне. Остальным отойти чуть назад, к лесу и разбить лагерь для ночевки. Утром обсудим данные разведки и решим, как нам действовать дальше.

– Только разведку я пошлю свою! – Чуть жестче, чем было нужно, бросил Выжига. – Мне не хотелось бы, чтобы к городу пошли добропорядочные, ленивые изверги!

– А мне не хотелось бы, чтобы разведчики раньше времени совались в Лютец! – Точно таким же, излишне жестким тоном проговорил Вотша. – Постарайся внушить своим людям, чтобы они не слишком провоцировали оборотней и не пытались с налету захватить город – нам лишние потери не нужны, как не нужно, чтобы кого-то из них захватили в плен!

Выжига криво усмехнулся, но кивнул, словно бы соглашаясь с Вотшей. Затем он развернул коня и поскакал к своему отряду. Вотша Махась и Сафат посмотрели ему вслед, затем тоже развернули коней и направились к своим людям. На этот раз Вотша поехал вместе с Сафатом.

Спустя полчаса шесть десятков извергов из отряда Выжиги направились в сторону холмов, и только три из них выехали верхом. Следом за ними, к самому подножию Оршанских холмов выдвинулись дозоры и сторожи, сотни две извергов рассеянные по границе долины, притулились под кустами, растворились в небольших, прикрытых высокой травой ложбинах.

Солнце, между тем до половины опустилось за зубчатую стену леса, и через всю равнину до самых холмов протянулись прохладные зазубренные тени, накрыв своим легким флером невиданную доселе массу извергов. А те, рассевшись десятками на подстеленных плащах, а то и прямо не траве, запалили костерки, и в тихом, замершем в предзакатном молчании, воздухе потянулись вверх тонкие прозрачно-синеватые дымки. Скоро запахло разогретым маслом, жареным мясом, начали постукивать ложки по донышкам мисок…

Час Вепря накрыл долину быстро сгущающимися сумерками, в котором явственней засветились трепещущие огоньки костров, и словно отблески этих огоньков, на небе начали проклевываться звезды.

Ужин давно был съеден. Вотша сидел на мягкой овечьей шкуре и задумчиво смотрел, как по ярко-багровым угольям догорающего костра пробегают короткие бесшумные язычки пламени. Голова его была пуста и только на периферии сознания, неуловимо, но настойчиво повторялась какая-то далекая, смутно знакомая музыкальная фраза, и ее эхом отдавались несколько слов, никак не желавшие складываться в поэтическую строфу.

Рядом с ним о чем-то переговаривались вполголоса Сафат с Падуром, но Вотша не прислушивался – его разум отдыхал, как и его тело, и только где-то в груди шевелилось некое смутное беспокойство, словно что-то еще надо было сделать перед тем, как глаза сомкнуться под давлением подступающей дремы…

Вдруг под багровыми угольями что-то громко треснуло, над костерком взметнулся вихрь быстрых мельтешащих искр, и Вотша, проследив взглядом их полет, невольно поднял глаза к ночному, залитому звездным светом небу. И тут же в его голове вспыхнуло: «Волчья звезда!!»

Ему вдруг невыносимо захотелось еще раз увидеть Волчью звезду – оранжевый глаз, следивший за ним с самого его рождения, преследовавший его на всех дорогах этого Мира, грозивший ему, как и любому другому извергу, посмевшему нарушить главный закон, установленный Матерью всего сущего – закон полного повиновения извергамноголикому! Ему захотелось взглянуть прямо в этот оранжевый глаз и… выдержать ее взгляд, без внутреннего трепета, не прячась!

Вотша медленно поднялся. Переговаривающиеся изверги разом смолкли и посмотрели на своего предводителя, а тот, подняв глаза к небу, негромко произнес:

– Пойду-ка я, пройдусь. Вы меня не ждите, ложитесь отдыхать.

– Возьми с собой пару ребят, Старик… – Неуверенно предложил Сафат, но Вотша отрицательно покачал головой.

– Не тревожьтесь, ничего со мной не случится. Да я и ненадолго.

И он шагнул от костра в ночную темноту, в жесткую, короткую траву, расстелившуюся до самых Оршанских холмов. Скоро костры извержачьей армии остались у него за спиной, ночная, прохладная тьма обняла его и прикрыла от чужих глаз. Ни один дозор, ни одна сторожа не остановили его – слишком хорошо он был известен каждому извергу, знавшему, что такое уругумская сталь.

Вотша поднялся почти до самой вершина ближнего к лесу холма и уселся под низким, одиноко торчащим кустом, лицом на восток, туда, где скоро должна была появиться Волчья звезда. Час Вепря истекал, и скоро она должна была взойти над горизонтом.

Он сидел долго. Ночная прохлада медленно прокрадывалась под куртку, остужая кожу, выдавливая тепло из складок одежды. Трава и листья куста, под которым он притулился, остывая, покрывалась капельками холодной росы, и эти капельки скатывались на руки, падали на лицо, словно слезы, проливаемые… кем?.. Природой?.. Матерью всего сущего?.. Над кем?.. Он не думал об этом, он ждал…

Искры костров на равнине пригасли, неясный гул, доносившийся со стороны лагеря извергов затих, и на смену ему пришли обычные звуки ночи – редкое хлопанье крыльев ночной птицы, порой, шелест ветра в траве, безумолчное стрекотание… стрекотание… стрекотание… И одиночество, которое любой человек начинает ощущать и понимать только ночью.

Вотша невольно закрыл глаза и представил себе, что завтра, при свете солнца на этом огромном поле сойдутся две доселе немыслимые в этом Мире рати – рать многоликих, поправших закон стаи и впервые собравшихся под одним, единым знаменем и рать извергов, поправших собственное бесправие, собственное рабство и объединенных уругумской сталью – символом свободы. Перед его внутренним взором ярко встали…

И в этот момент он почувствовал, что за ним кто-то наблюдает, кто-то невидимый, неслышный спокойно, внимательно рассматривает его со всех сторон сразу, оценивает и… И, наконец, в его голове возник слабый, но четко различимый голос. Он звучал спокойно, даже чуть насмешливо, и… дружелюбно:

«Вот и ты… извержонок. Наконец-то я нашел тебя, хотя теперь ты уже, пожалуй, не извержонок – ты изверг, высокий, белокурый изверг, похожий на своего прадеда, Вата. Ты стоишь во главе стаи взбунтовавшихся извергов… а, может быть, ты просто один из них?..»

Голос чуть подождал, словно давая Вотше возможность ответить, но тот, то ли от неожиданности, то ли еще не поняв, откуда доносится этот бестелесный голос, «промолчал», и тогда он снова зазвучал:

«Я долго тебя искал, и никогда не верил, что ты сгинул… погиб… даже, когда ты попал в подвал изгоя, дважды посвященного Извара. Ты видел, что он творил из извергов?.. – Последовала короткая пауза, а затем голос уверенно повторил. – Видел! Они тебе не понравились, как, впрочем, и мне. Но ты не стал одним из таких… ублюдков, ты не стал вечно существующим мертвецом!

Последовала новая короткая пауза, а затем резкий, как удар хлыста вопрос:

«Это ты нашел уругумскую сталь?!!»

«Я, трижды посвященный Ратмир из стаи восточных волков!» – Неожиданно для самого себя ответил Вотша, и вдруг облегчение, даже радость наполнили его грудь. Только гордости, злорадства не было, радость была чистой, без примеси, словно признавшись в причастности к уругумской стали он всего лишь подтвердил, то, что они оба – изверг и Вершитель и без того знали!

«И я назвал этот металл серебром!»

«Я так и думал… – Голос снова стал спокойным с легкой грустью. – Значит… серебро?.. И какой же случай помог тебе обнаружить такие замечательные свойства этого серебра?.. Ведь это был случай? Не станешь же ты утверждать, что занимался специальными исследованиями?»

«Нет, не стану». – Спокойно ответил Вотша.

И вдруг он с удивлением подумал, что разговаривает с Вершителем, с многоликим, стоявшим на вершине существующего общества, с тем, кто еще вчера даже не заметил бы его существования!.. А сегодня! Он едва не усмехнулся своему «открытию», но сдержался и продолжил с прежним достойным спокойствием:

«Тем более это действительно был случай, едва не стоивший мне жизни!»

«Расскажи…» – Неожиданно попросил Вершитель.

«Я думаю, ты знаешь, что произошло между мной и княжичем южных ирбисов, Юсутом на ристалище крайского замка двадцать лет назад. – И мысль Вотши чуть дрогнула при этом воспоминании. Но он не стал дожидаться ответа Ратмира, а сразу же продолжил свою мысль. – Чуть больше пяти лет назад мы с Юсутом снова встретились в южных горах… и он меня узнал, несмотря на прошедшие годы. Юсут решил не просто убить меня, он хотел реванша, хотел продолжить прерванную Старым схватку. К тому же и меч – моя награда за ту победу, оказался у него, выкупил Юмыт его у князя Всеслава. Вот он мне и сунул меч в руки, а сам в ирбиса перекинулся. А что я мог с мечом-то против него сделать. Только у меня тогда уже был серебряный кинжал – я сам его себе сделал, из найденного самородка, металл этот мне очень понравился. Вот когда Юсут уже собрался меня добить – я и сознание-то почти потерял, тут я его и ткнул этим кинжалом. Ткнул просто от отчаяния, ни на что не надеясь, но и этого тычка хватило… Прикончил мой кинжал Юмыта!»

Долго не было ответа не рассказ Вотши, а затем Ратмир задумчиво протянул:

«Вот, значит, куда ты из подземелья Рожона ушел! Ты, ведь, побывал в руках дважды посвященного Извара?.. У изгоя?..»

«Побывал». – Подтвердил Вотша.

«Почему же он не превратил тебя в одного из своих… бессмертных? – Впервые в голосе Вершителя просквозил намек на насмешку. – Ты видел его бессмертных?»

«Видел. – Вотша остался серьезным, в его мыслях даже возникло некое напряжение. – Некоторые из них даже вырвались на свободу».

«Вырвались на свободу?! – С некоторым недоверием переспросил Вершитель. – Но я, кажется, надежно замуровал их в подземелье Рожона!»

«Лаборатория Темного Харта была вскрыта, когда мы взяли Рожонский замок. – Пояснил Вотша. – По меньшей мере, пятерым из созданий изгоя удалось вырваться на свободу».

«Извар был бы рад узнать об этом…» – Насмешка по-прежнему присутствовала в голосе Ратмира.

«А сам Темный Харт… убит. Убит в подземелье рожонского замка. Он, кстати, шел освобождать своих… мертвецов».

На этот раз Ратмир «молчал» так долго, что Вотша уже, было, решил, что тот отказался от разговора. Но тут как раз снова пришла мысль Вершителя:

«Харт убит… Еще одна ниточка оборвалась… Но давай вернемся к уругумской стали… Вы, значит, решили с ее помощью полностью уничтожить многогранных?..»

«Мы решили освободиться от вашей… тирании. – Медленно, выбирая каждое «слово», каждый образ ответил Вотша. – Мы решили, что теперь мы сами можем решать, по какому пути пойдет наш род!»

«По какому пути… Пойдет наш род… – Мысль Вершителя снова стала насмешливой, даже едкой в своей насмешливости. – Изверги решили, что они могут что-то решать!.. А вы подумали о том, что чтобы что-то решать, надо иметь разум!»

«А разве мы его не имеем?» – Вопрос был задан ровным тоном, и лишь едва заметная интонация окрасила его удивлением.

«Вы даже не представляете, что такое Разум!» Категоричность этой мысли, ее полная и окончательная законченность, казалось, не оставляла места для возражений, но в ответ возникла спокойная, даже какая-то безмятежная мысли изверга:

«И те, кого вы лишили многоликости только что, тоже этого не представляют?..»

«Среди вас есть изверги первого поколения?..» – Удивленно подумал Вершитель.

«И не мало… – продолжил эту мысль изверг. – Именно они обучали извергов владению оружием, ведению боя в строю, другим боевым премудростям».

«Вы хорошо подготовились… – После долгого молчания констатировал Вершитель. – И все равно, вы не представляете до конца, на что замахиваетесь. Извергов первого поколения ведет жажда мести за утраченный Разум, в вы – все остальные просто не знаете, что творите! Я могу открыть тебе это, но ты вряд ли поверишь мне… поймешь меня!»

«А вы, многоликие, хорошо понимали, что творите, когда лишали своих соплеменников Разума, превращали их в извергов, в недочеловеков, в… «уродов»?! Вы, имеющие, по твоим словам, Разум, понимали, что творите, когда проводили обряд интроекции над лучшими воинами, умнейшими, способнейшими волхвами. Когда вы таким образом расчищали дорогу к власти своим сыновьям, устраняли своих более талантливых соперников?! А теперь ты заявляешь, что искалеченные вами люди лишены разума?! Может быть, но теперь они имеют оружие, чтобы лишить вас, своих мучителей, жизни!! И разве ты, Вершитель, сможешь понять их, поверить им!»

Вотша замолчал, вдруг почувствовал, что… увлекся, что попытался сделать невозможное – встать рядом с существом, считающим себя неизмеримо выше всех извергов, вместе взятых… И, возможно, действительно, стоявшего выше всех извергов вместе взятых?.. И тут же понял, что не в силах остановиться, что должен выложить все до конца!

«А вас, многоликих, я вполне могу и понять и… поверить – в вас, в ваших поступках и намерениях нет ни тайны, ни высоты, ни скрытых намерений. Вы желаете, не смотря ни на что, сохранить этот Мир таким, каким он был до сего дня – горстью праха, зажатым в вашем кулаке! Но завтра мы, изверги – часть этого Мира, попробуем разжать ваш кулак!»

И снова длилось долгое молчание, прежде чем голос опять зазвучал в голове Вотши. Только теперь в нем звучала странная неуверенность:

«Ну что ж… ты прав. Я понимаю и… верю тебе, да к тому же, ты не сказал ничего нового. Я и сам часто говорил то же самое. Возможно, ты прав и в том, что Разума у извергов вполне достаточно для…»

Вершитель не додумал свою мысль до конца, вернее слишком поспешно оборвал ее, и Вотше показалось, невероятное – что Ратмир не хотел… испугался? Обидеть его!

«Возможно, мы смогли бы по-прежнему существовать в этом Мире вместе и на несколько другой основе, более, что ли, равноправной?..»

Это было предложение мира, или, по крайней мере, перемирия, но в ответ Вотша только усмехнулся:

«Ты хочешь, чтобы мы дали вам время разобраться, что такое уругумская сталь и найти противоядие?.. А затем снова превратить для нас этот Мир в… Или вовсе уничтожить всех извергов, и создать других, не знающих, что в Мире есть серебро?!»

«Ну что ж, ты вправе не верить мне. – Неожиданно быстро согласился Вершитель. – Мы, действительно будем изучать серебро и, действительно, попытаемся найти или создать противоядие… Если успеем это сделать. А если не успеем?..»

Вотша вдруг ясно почувствовал, как Вершитель хмыкнул:

«Ты знаешь, какой процесс скрывается за обрядом интроекции, как убивается многоликость и создается изверг? Наверняка, не знаешь, но тебе повезло – я, пожалуй, единственный из многогранных, кто точно знает смысл этого обряда, и я тебе открою этот смысл. Во время этого обряда у подвергающегося интроекции убивают… вернее отключают, что, впрочем, в данном случае одно и то же, отдельные, точно определенные участки мозга. Мощь человеческого мозга, его мыслительные, аналитические, творческие возможности уменьшаются… да нет! по сравнению с многоликими, они просто исчезают. Нет, способности мозга у изверга достаточны, чтобы говорить, кое-как считать, что-то мастерить. А знаешь, на что способен мозг многоликого? Изверги думают, что все их отличие от человека состоит только в невозможности, или даже в простом неумении изменять свой физический облик и только! Нет, многоликий способен увидеть и понять прошлое любого человека, иногда весьма отдаленное, в пределах двух-трех поколений, он способен заглянуть в будущее любого человека на несколько десятков, а иногда, и сотен лет. Многоликий может взлететь высоко в небо и нырнуть в море на немыслимую глубину. Дважды посвященный многоликий умеет войти в ментальный контакт с любым существом и следить за действиями этого существа, управлять ими изнутри. Он может умертвить это существо, не прикасаясь к нему. Вот сейчас я могу просто задушить тебя, и завтра твои товарищи обнаружат твой уже холодный труп, и никогда не догадаются, от чего ты умер!.. Если бы это как-то решало проблему всех извергов, я, не задумываясь, сделал бы это, но твоя смерть сейчас уже ничего не изменит, даже если ты и в самом деле являешься Разрушителем!..»

Он внезапно остановился, хмыкнул и вдруг, потяжелев мыслью, спросил:

«Ты мне не веришь?! Ты считаешь, я тебя… пугаю?!!»

И тут Вотша вдруг почувствовал, что не может вдохнуть воздух. Его горло перехватила жесткая судорога, он вскинул руки, обхватил ладонями шею, словно пытаясь сорвать с себя невидимую петлю, и повалился навзничь. В глазах у него потемнело, тело выгнулось дугой в болезненном спазме и… Холодный ночной воздух вдруг ворвался в его легкие, обжигая их, вливая в них жизнь. Вотша жадно, хватал ртом эту, чуть было не покинувшую его жизнь, а голос в его голове продолжал звучать, словно ничего и не случилось:

«Трижды посвященный многоликий может стать невидимым, или, как вы, изверги, говорите, отвести глаза. Он может пройти сквозь любую стену, я, после того, как лабораторию Темного Харта замуровали, еще раз тщательно ее изучил, обойдя все помещения…»

«А меня не заметил, за единственной дверью!» – Вспыхнуло в голове Вотши, и тут же мысль Вершителя сбилась.

«Что?!! Когда я тебя не заметил?!!»

«Когда ты пришел вместе с ним обыскивать его лабораторию и его жилье. Я стоял во внутреннем помещении лаборатории, за потайной дверью!»

Мысль Вотши была полна насмешливым торжеством.

«Изверг… – «Голос» Ратмира был до краев наполнен иронией. – …в этом заслуга Харта… Извара, а не потайной двери и, тем более, не твоя. Ты был пешкой, за которую боролись двое посвященных, а Извар, безусловно был очень талантлив и, возможно, обыграл меня тогда… Но я не об этом. Теперь ты хотя бы представляешь себе, какими способностями, какими возможностями обладает здоровый мозг человека, и, возможно, ты сможешь представить себе то, чего человек способен достичь, постигая, осваивая эти возможности. Если вы, изверги, завтра уничтожите многоликих, вы навсегда похороните эти возможности! Вы похороните Человека. Но что самое смешное и грустное – вы никогда не забудете нас, вы никогда не забудете, кем был и кем мог стать Человек! Вы всегда будете жаждать, стать такими, какими были мы, жаждать обернуться к Миру другой гранью, жаждать подняться в небо и опуститься в глубины океана! Вы всегда будете стремиться узнать прошлое и узреть, предвидеть будущее! Вы всегда будете мечтать о вечной жизни, вечной молодости!! И вы никогда не сможете этого достичь!!! О-о-о, вам, извергам, не откажешь в изобретательности, вы наверняка придумаете массу всяких хитрых приспособлений, чтобы получить то, что нормальный человек может получить просто в силу способностей своего мозга, но все это будут только подпорки, только протезы, только заменители, только суррогат. Вы построите цивилизацию Суррогата и назовете ее великой. Ваш прогресс будет прогрессом Суррогата, а не прогрессом Человека! В конце концов, вы, возможно, придумаете то, что и думать будет за вас, лучше вас! И тогда Суррогат поглотит этот Мир, похоронит его! И вас вместе с ним!!»

В голове у Вотши возникла звенящая тишина. Он открыл глаза. Огромное черное небо, истыканное серебристыми искрами звезд, опрокинулось над ним… Над ним одним – единственным, кто остался в этом Мире. Он медленно осторожно повел глазами по этому бесконечному, бескрайнему куполу, направляя свой взгляд туда, где должна была находиться Волчья звезда. Он хотел еще раз посмотреть на этот символ величия Человечества… Человечества, способного познать себя!..

Но вместо привычного оранжево-лучистого сияния, льющегося на ночную Землю с юго-восточного края небосклона, он увидел огромное, мутное темно-багровое облако, сквозь которое желтоватым бельмом проглядывал глаз смертельно больного божества.

Вотша, не отрывая глаз от этого страшного пятна, поднялся на ноги и замер, не в силах двинуться с места. Только когда черный бархат ночного неба начал медленно линять, предчувствую близящийся восход, он смог глубоко вздохнуть и перевести взгляд на простирающуюся перед ним равнину.

Костры извержачьего лагеря погасли. Легкий туман, приподнявшись над землей, словно бы в ожидании солнца, скрыл траву, кусты, и лишь самые высокие ветки высовывались из него, подрагивая мокрыми от росы листьями. Вотша шагнул вниз по склону, и скоро его высокая фигура тоже скрылась в белесой пелене тумана.

Утро выдалось сырое и сумрачное. Лагерь медленно пробуждался ото сна, на месте успевших отсыреть кострищ, снова занимались огоньки, в лес к обнаруженному накануне ключу потянулись заспанные ребята с котелками и ведрами. Потом послышались крики, смех, звяканье посуды, оружия, ржание лошадей… К высокой палатке, в которой ночевал Махась и трое его ближних сотника, подскакал Выжига в сопровождении двух живописных оборванцев и, не сходя с лошади, гаркнул:

– Эй, изверг, вылазь на воздух, новости есть!!

Из Шатра высунулась голова одного из махасевых сотников и пробурчала:

– Чего орешь, горлопан, староста Бамбарака уехал искать, а потом к тебе собирался.

– А где Бамбарак ночевал?..

– Не знаю, – проворчал сотник, – но точно не здесь!

Голова спряталась за пологом шатра, а Выжига повернулся к своим ребятам.

– Ну, если он не здесь ночевал, то, наверное, у Сафата. Двигаем туда!

Развернув коней, троица помчалась через весь лагерь в сторону опушки леса, примыкающей к Оршанским холмам.

У небольшого белого шатра, действительно, стояло несколько человек, среди которых Выжига сразу же заметил высокого белокурого Вотшу. Вотша тоже повернулся на стук лошадиных копыт, и, увидев своего старинного товарища, взмахнул рукой. Осадив коня в двух шагах от палатки, Выжига спрыгнул на землю и крикнул:

– Мои ребята вернулись из ночного поиска, есть интересные новости!

– Рассказывай! – Кивнул Вотша.

– Да они лучше сами расскажут! – Выжига обернулся к сопровождавшим его оборванцам, слезавшим с коней:

– Сначала, давай, ты, Кукса!

Худой, долговязый парень с лысой, как коленка головой и странно старым, морщинистым лицом, соскочил с лошади, внимательно посмотрел на Вотшу, а затем скривился и забормотал быстрым, срывающимся в визг, голосом:

– Значит, так. Оборотней в городе две с половиной тысячи собралось, съехались со всего Запада, много с Севера, с Востока подошли волки, аж четыреста человек, медведей и рысей по шестьдесят человек, а вот с Юга совсем мало. Вершитель назначил над всеми оборотнями одного вожака – какого-то Скала из своей стаи, так многие из оборотней недовольны!

– Как ты сказал?! – Перебил Вотша изверга. – Скал?! Ты не ошибся?!

– Нет!.. – Ухмыльнулся Кукса. – Точно, Скал. Ребята говорят – крепкий мужик, всех построил, даже трижды посвященные с ним не спорят!

– Скал!.. – Протянул Вотша. – Значит, Ратмир заставил Всеслава послать сюда лучших!!

– Так ты что, знаешь этого Скала?! – Выжига прищурил внимательный глаз.

– Знаю! – Кивнул Вотша. – Он, да еще Старый – мои учителя и наставники в стае восточных волков. Они научили меня владению оружием.

– Ну, вот они и посмотрят сегодня, чему тебя научили, и как ты усвоил их науку!

– Надо же… Скал!.. – Еще раз задумчиво протянул Вотша. Затем, тряхнув головой, словно отгоняя какие-то непрошенные мысли, он посмотрел на Куксу и сказал:

– Ладно. Продолжай дальше.

А что продолжать? – Пожал плечами тот. – Стен город никогда не имел, но сейчас они устроили земляной вал, правда, окна в нижних этажах домов заложили мешками, в общем, к обороне подготовились. Но в основном рассчитывают на свое мастерство в драке.

– Так ты в городе, что ли, был? – Удивлено переспросил Вотша.

– Конечно! – Кивнул парень. – Тамошние ребята мне все и рассказали.

– Я же говорил, чтобы ни один боец в Лютец носа не совал! – Повернулся Вотша к Выжиге, но тот только ухмыльнулся в ответ. А парень вдруг совершенно иным голосом – спокойным, глубоким баритоном, проговорил:

– А ни один воин туда и не совался. Ну, а старичку немощному никто в Лютец ходить не запрещал.

Он вдруг как-то сразу согнулся, уменьшился в росте, затрясся и странно покачивающейся походкой заковылял вокруг Вотши, приговаривая резким, визгливым дискантом:

– Господин, подайте убогому извергу на ковшичек бражки, Мать всего сущего смотрит на твою щедрость!..

И тут же, вновь превратившись в самого себя, добавил:

– Долго я там не был, так, прошелся по городу да потолковал с тамошними ребятами, показал им пару ужимок, они мне все, что нужно и рассказали.

Вотша невольно улыбнулся, покачал головой и переспросил:

– Значит, оборотни собираются оборонять город?

– Да, похоже, они решили принять бой в городе.

Вотша повернулся, было, к стоявшим рядом с ним Махасю и Сафату, но второй изверг, прискакавший вместе с Выжигой, пробасил:

– А я со своим десятком объехал город с юга и востока. Вал насыпан только со стороны вот этих вот горок. – Он кивнул на высящиеся впереди Оршанские холмы. – Но и в нем имеется шесть достаточно широких проходов. Больше по его периметру никаких укреплений нет. Но самое интересное – в городе не видно и патрулей или застав. Мы на улицы не въезжали – нам запретили, но были достаточно близко, многоликих не было ни видно, ни слышно. Такое впечатление, что город вообще не охраняется. То ли оборотни прекрасно знают, где мы находимся и чем занимаемся, то ли слишком уж беспечны!

– Я же говорил, надо было напасть в ночь! – Выплюнул сквозь стиснутые зубы Выжига.

Однако Вотша покачал головой и задумчиво проговорил:

– То, что наш разъезд не видел и не слышал многоликих, отнюдь не означает, что они не охраняли свой город. Вы забываете, что уругумская сталь не мешает оборотням принимать звериный облик, возможно даже, оборотень-зверь чует уругумскую сталь. Так что они вполне могли находиться совсем рядом с вами, знали о вашем присутствии, и по-звериному прятались!

– Значит, мы действуем, как планировали вчера?.. – Вмешался в разговор Махась. – Атакуем Лютец?!

– А что нам остается делать? – Ответил вопросом на вопрос Вотша. – Поднимайте людей, двигаемся к городу тремя колоннами – отряд Махася в центре, Сафат справа, Выжига слева, обозы с охраной идут позади колонн. Отряд Махася атакует Лютец через вал используя проходы, Сафат и Выжига обходят вал и врываются в город через улицы.

В этот момент Выжига вдруг привстал на стременах и указал левой рукой вперед, в направлении Оршанских холмов:

– Смотрите, кто-то скачет сюда!

По склону холма, в самом деле, во весь опор мчалась лошадь, а крошечный наездник, пригнувшись к самой гриве, настегивал ее короткой плеткой.

Выжига наклонился вперед, к одному из своих людей, и приказал:

– Кукса, на лошадь! Встретишь этого парня… – Он снова указал рукой на мчащегося всадника. – …И приведешь его сюда, а то он нас по всему лагерю искать будет!

Кукса, не вдевая ногу в стремя, прыгнул в седло и бросил лошадь с ходу в галоп. А через минуту, когда до встречи двух всадников оставалось совсем немного, Выжига воскликнул:

– Да это мой парень! Грошик, десятский из сотни Уголька! Но почему он один?!

Впрочем, ждать ответа на этот вопрос им пришлось недолго. Спустя минуту, Грошик понял, что Куксу послали ему навстречу, и направил свою лошадь вслед успевшему развернуться знакомцу. А еще через тройку минут крошечный всадник, вполне соответствовавший своему прозвищу, увидел Вотшу, Выжигу и крикнул высоким, пронзительным голосом:

– Они выходят из города!!! Они идут сюда!!! Я сам видел!!

Слабая улыбка появилась на губах Вотши, и когда Грошик, оказавшись рядом с поджидавшими его извергами, вскинулся, чтобы снова прокричать свою новость, он остановил его взмахом руки:

– Спокойно! Не надо так орать, ты переполошишь весь лагерь!

Грошик, уже приподнявшийся на стременах, от желания, чтобы его услышал весь лагерь, выбросил из груди воздух не криком, а шумным выдохом и немного растеряно посмотрел на своего командира, на Выжигу. А Вотша, все тем же спокойным тоном, приказал:

– Рассказывай, медленно, подробно, что ты видел, кто сюда идет, и почему ты прискакал один, где твои люди?!

Грошик судорожно сглотнул слюну, и вместе с ней словно проглотил и свое возбуждение. Говорить он начал нарочито медленно, но постепенно сбивался на торопливый тон, и тогда Вотша поднимал ладонь, заставляя его сдерживаться.

– Мы… мой десяток, объезжали город с запада и севера. Доехали до северных ворот… смешно так – городских стен нет, а ворота стоят, и закрыты! В городе никого не было видно, хотя мы подъезжали почти к самым домам… Только кое где в окнах свет горел. Повернули мы назад и подъезжали уже к началу земляного вала… Там… – Он привстал на стременах и указал рукой за крайний западный холм гряды, прикрывавшей Лютец. – …насыпь начинается и тянется вдоль всех этих холмов.

Бросив быстрый взгляд на Вотшу, словно проверяя, хорошо ли понимают его чуть сбивчивую речь и, увидев ободряющий кивок белокурого изверга, он продолжил:

– Так вот, мы подъезжали к началу насыпи, и вдруг из-за нее выскакивают десятка два всадников и к нам! Мы от них, к холмам, думали за кустами уйти сумеем, да куда там! У них лошади-то свежие, а наши всю ночь скакали… Я вот, самый легкий, мне удалось до рощицы добраться – с километр от города, а там ручей метров пять шириной. – Он вздохнул и потупил голову. – Вот по этому ручью и ушел.

– Та-а-к… – Протянул Вотша. – А кто же из города выходит?! Кто идет сюда?!

Грошик вскинул глаза на спрашивающего и как-то безнадежно махнул рукой.

– Я когда в рощу-то ушел, они меня догонять не стали, развернулись и снова за вал ускакали. А я лошадь привязал и на дерево залез, думал смогу за вал заглянуть. Я ж видел, они троих ребят моих живьем повязали и с собой увели, так я хотел посмотреть, может, их в город-то не повезли, может, прям за валом держат? Я бы тогда попробовал вытащить их как-то. В общем, выбрал я дерево повыше и залез – вот оттуда-то мне все видно стало. За валом оборотней видимо-невидимо, конных очень много, наверное, половина, а из города еще подходят и подходят, всадники в город и из города носятся. С час я, наверное, на дереве сидел, а потом они начали из-за вала выходить и строиться… Колоннами! А когда они двинулись в сторону холмов, я с дерева спустился и на лошадь… и сюда!

– Тебя они, значит, не видели?.. – Спросил Вотша.

Грошик немного замялся, а потом, явно нехотя, ответил:

– Может, и видели – птички над рощей кружили, да и сейчас, вон, кружат. – Он махнул рукой в небо над холмами. – Только держались они высоко, наверное, лук мой заметили.

– А у них луки есть? – Быстро переспросил Выжига.

– Нет. – Покрутил головой Грошик и добавил. – Точно, нет, я специально выглядывал – все в легких доспехах, а луков нет!

– Многоликие считают лук оружием труса! – Неожиданно подал голос один из сотских Махася, изверг в первом поколении, лишенный многоличья всего пять лет назад вожаком стаи западных медведей. – Нападать издалека, не дав противнику приблизится, они считают низостью, хотя в поле, в набеге используют засады и ловушки.

– Да-да, – кивнул Вотша, – знаменитый кодекс поединка. Но вряд ли они будут следовать этому кодексу в бою против извергов. Да и мы выходим не на ристалище, этот бой для нас будет битвой не на жизнь, а на смерть!

Он посмотрел на Махася, потом перевел взгляд на Сафата, скользнул глазами по ухмыляющейся физиономии Выжиги.

– Раз оборотни вышли из Лютеца, мы встретим их здесь. Что делать, вы знаете, давайте сигнал и стройте людей!

Скал мог гордиться – он выводил из Лютеца самую крупную в истории этого Мира, воистину, Великую полевую стаю. Никогда еще, ни один из вожаков не вел за собой почти три тысячи многоликих. Три тысячи!! Это было огромное количество бойцов… И это огромное количество бойцов выступало против… извергов! Против самых ничтожных, самых беспомощных тварей населяющих землю! Против уродов, во все времена бывших пылью под ногами многоликих!

Но самое главное заключалось в том, что Скал не чувствовал гордости, совсем наоборот – его душу снедала тревога. Пусть другие и не замечали этой тревоги, этой, выводившей из себя его самого, неуверенности, но он-то сам не переставал ощущать ее подспудного давления с того самого момента, как впервые увидел эту сборную рать! Он-то сразу почувствовал раздирающее ее противоречия – гордыню, алчность, высокомерное презрение к сородичам из других стай и брезгливое презрение к извергам, пусть и имеющим какую-то там «уругумскую сталь». Он понимал, что собравшиеся в Великую стаю, оборотни не верили в способность извергов драться, не считали их достойными, опасными противниками! Твердо «знали», что при первом же столкновением с ними – с великими и непобедимыми воинами, эти ни на что не способные «уроды» ударятся в бегство, бросая свою непонятную, и потому не слишком страшную уругумскую сталь. И это Неверие могло очень дорого обойтись владыкам Мира. Даже участь западных лис и западных вепрей, уже уничтоженных извергами, не породила в собравшемся воинстве настороженности, а демонстрацию, устроенную Вершителем на древнем ристалище рядом с Лютецем большинство считало загадочным, колдовским трюком трижды посвященного волхва, способным и не на такие «чудеса»! Слишком мало в Великой стае было оборотней, видевших уругумскую сталь в действии, знавших не понаслышке, насколько опасно, насколько смертельно для многоликих это оружие, чтобы пробудить в душах остальных столь необходимое уважение к врагу!!

И все-таки Скал встал во главе этой, раздерганной внутренними противоречиями, стаи! Встал, потому что понимал – грядущее сражение с извергами действительно будет битвой за обладание этим Миром, за право жить!.. Жить им, многоликим, вновь низведя извергов до их прежнего, ничтожного состояния, или жить извергам, уничтожив, превратив в страшную сказку бывших властителей Мира, оборотней!

И вот он, убеленный сединой, умудренный долгой ратной жизнью, мечник, мастерство которого не оспаривалось никем, вожак, сотни раз водивший в набеги полевые стаи лучших бойцов Мира – восточных волков, скакал во главе трехтысячной стаи, собранной по всему Миру на свою, возможно последнюю битву.

Улица Лютеца, выходившая к южному пригороду, была не слишком широкой, но конная полевая стая восточных волков вполне могла пройти по ней, выстроившись по четыре всадника в ряд. За спиной Скала, ехавшего впереди стаи, развевался вымпел с изображением оскаленной волчьей морды, и он слышал, как стоявшие по обеим сторонам улицы молодые ребята, учившиеся в университете, не сводя глаз с него и следовавших за ним бойцов, восторженно переговаривались: – Волки!.. Восточные волки!!

«Да, – с горечью думал Скал, – восточные волки! Ну, еще восточные и западные медведи, восточные рыси, северные тюлени, западные дикие собаки и… И все! Остальные – мелкие отрядики, идущие в единой стае, но не собирающиеся драться под единым командованием!»

И тут же сам усмехнулся своим мыслям.

«Посмотрим, что они станут делать, познакомившись с уругумской сталью! Может быть, хоть она приведет их в чувство, «растолкует», как надо действовать, чтобы остаться в живых!

Впереди, в конце улицы, показалась высокая земляная насыпь, устроенная по его приказу, чтобы хоть немного прикрыть город с юга, с той стороны, откуда должны были подойти взбунтовавшиеся изверги. Подъехав немного ближе, вожак увидел троих извергов, притулившихся под этой насыпью. Скорчившиеся, вжавшиеся в земляную стенку, в порванной, вымазанной грязью одежде, они производили настолько жалкое зрелище, что ничего кроме презрения вызвать не могли. Скал мазнул безразличным взглядом по этим ничтожным, лишенным человеческого облика фигурам и свернул вправо, в объезд вала.

Разведка еще вчера доложила вожаку, что армия извергов расположилась именно там, куда вели ее загонные стаи многоликих – на огромной равнине, ограниченной Оршанскими холмами с севера, лесами с востока и запада. С юга эту долину огибала не очень широкая, но быстрая с глубокими ямами и водоворотами, река. Правда она протекала довольно далеко, но если извергов удастся обратить в бегство, эта преграда станет для них роковой!

Скал вел свою стаю к Оршанским холмам, именно с их вершины он задумал ударить клином своих несокрушимых меченосцев в толпу извергов, расчленить ее надвое и обратить в бегство. А уничтожение впавших в панику, бегущих извергов должны были осуществить две конные стаи – восточные волки и сборная стая западных диких собак и западных волков.

Спустя три часа Великая стая вышла к южным склонам Оршанских холмов. Оставив стаю у подножия, Скал в сопровождении пяти вожаков и двух десятков своих дружинников поднялся на вершину срединного холма и замер. Несколько долгих минут он сам и окружающие его многоликие молча рассматривали открывшуюся их взорам картину, а затем Корвуд вожак сборной стаи восточных и западных медведей медленно проворчал:

– Чтой-то эти ребята не похожи на… вонючих извергов!

И с этой короткой констатацией молча согласились все.

Внизу в самом центре огромной, поросшей короткой густой травой, равнины стояли изверги. Шесть шеренг по пятьсот извергов в каждой замерли в полной неподвижности. Большие овальные щиты, прикрывавшие воинов, были похожи на невысокую, но, тем не менее, непреодолимую стену, а над этой стеной, поблескивая матово-белыми бликами, стояла щетина копий. Позади копейщиков, справа и слева, расположились две колонны мечников тысячи по полторы клинков в каждой, а между этими колоннами рассыпалось с полтысячи извергов, вооруженных луками. Шагах в полутораста позади этого построения расположилась конница – около тысячи всадников на разномастных лошадях. Изверги-всадники не стояли на месте, кони переносили их то с фланга на фланг, то ближе, то дальше от неподвижно стоявшей пехоты, словно они не знали, стоит ли им оставаться на месте или лучше прямо сейчас убраться подальше.

Еще несколько минут Скал молча рассматривал готовых к бою извергов, а затем медленно процедил сквозь губы:

– Ну что ж, они построились для нашего удара… Очень удачно построились, так что действуем, как было обговорено!

Один из сопровождавших вожака волков развернул свою лошадь и послал ее вниз, к ожидавшей у подножия холма стае.

Спустя пятнадцать минут до ушей стоявших на вершине оборотней донесся тонкий переливчатый звон трубы, и стая зашевелилась, задвигалась, словно огромный, щетинистый зверь, разбуженный назойливым комариным звоном. Это тягучее, и в то же время странно суетливое движение продолжалось несколько минут, а затем вверх по склону холма неторопливо пополз огромный темный клин. Две конные лавы обошли его по обе стороны и рысью двинулись вверх, к вершинам соседних холмов, к предназначенным им местам.

Первыми на срезе соседних холмов появились оборотни-конники. Скал, неотрывно наблюдавший за извержачьей армией, заметил, как по неподвижному строю копейщиков прошла короткая судорога – изверги увидели конницу противника. А спустя еще несколько минут на вершину среднего холма выползла пехота оборотней и, обтекая своего вожака и его свиту, начала неторопливо переваливать на противоположный склон, устремляясь навстречу неподвижным шеренгам извергов.

Клин стаи оборотней спустился почти до половины склона холма и начал постепенно ускорять шаг, разгоняясь для удара. И в этот момент шеренги извергов вдруг дрогнули, а потом разом, так, словно это был единый фантастический организм, шагнули вперед! Все шесть шеренг, мерно качнув щетиной копий, двинулись навстречу накатывающемуся на равнину клину оборотней.

– Отлично!.. – Усмехнулся Скал в свои седеющие усы. – Они сами увеличивают силу нашего удара! Мы расколем их строй, как трухлявый пень!

Великая стая, надвигающаяся на врага, и в самом деле напоминала темное, хорошо заточенное лезвие, способное развалить надвое любое препятствие, вставшее у него на пути! Но шесть шеренг извергов, показавшихся вдруг такими хрупкими, непрочными, неспособными хоть на секунду задержать, готовый пронзить их, клин оборотней, тем не менее, продолжали двигаться навстречу этому всесокрушающему лезвию!

Расстояние между клином оборотней и строем извергов сократилось до пятидесяти метров, и в этот момент над шагающей вперед шеренгой возникло темное облако. Скал не сразу понял, что в бой вступили лучники. Туча стрел накрыла клин оборотней, но тот продолжал двигаться вперед, как ни в чем не бывало. Однако когда пехота многоликих продвинулась вперед, Скал увидел на затоптанной траве темные неподвижные тела. Немного, десятка два-три, но они были!

Еще дважды лучники успели накрыть строй оборотней ливнем стрел, еще дважды скулы вожака Великой стаи сводило судорогой от бессилия.

Когда до столкновения оставалось всего несколько секунд, и уже не видно было свободного пространства между шеренгами копейщиков-извергов и темной массой мечников-оборотней, стоявшая торчком щетина копий вдруг упала вперед, бросив светлые отблески на вершину холма и на мгновение ослепив вожака Великой стаи и его свиту. Скал невольно прикрыл глаза, и в это же мгновение над долиной, над вершинами всех трех холмов разнесся тяжелый глухой скрежет – клин многоликих, врезался в шеренги извергов!

– Й-а-а-а!!! – Взмыл к небу боевой клич оборотней. Но изверги ответили на него гробовым молчанием.

Скал открыл глаза и впился взглядом в сражающихся. Он ожидал увидеть, что шеренги извергов рассечены, что сражение развалилось на две стороны, и его непобедимые мечники секут неповоротливых, не успевших бросить копья извергов… Но оказалось, что шеренга копейщиков выдержала удар бронированного кулака мечников, лишь немного прогнувшись! В самой середине острие клина смогло прорвать лишь две линии копейщиков, а дальше, казавшийся неостановимым, накат мечников заглох. Крылья извержачьей шеренги продолжали двигаться вперед, охватывая фланги клина, а две колонны мечников-извергов перестроились – часть из них, около тысячи клинков, переместилась к центру шеренги, прикрывая самое опасное направление удара, а уменьшившиеся колонны быстро обходили шеренгу с флангов, собираясь ударить в тыл мечникам оборотням!

– Надо прикрыть тыл!.. – Раздался за спиной Скала глуховатый голос вожака восточных медведей.

Волк мысленно усмехнулся – тыл клина составляли как раз восточные и западные медведи, это они разгоняли пехотный клин оборотней, а теперь им грозила атака. Опасения Корвуда были ему понятны, и, тем не менее, он отрицательно покачал головой:

– Нет, ничего прикрывать не надо. Они знают, что надо делать.

И действительно, изверги не успели обойти клин оборотней, тот начал быстро расползаться, образуя фронт. Строй мечников-оборотней терял свою пробивную силу, зато опытные в поединках бойцы получали необходимую свободу маневра!

И все-таки, копейщики-изверги некоторое время отбивали все атаки оборотней, пока, наконец, сразу в трех или четырех местах тем не удалось взломать монолитный строй первой шеренги. Почти сразу же вслед за этим оборотни прорвали и вторую и третью шеренги. В прорывы устремились мечники, и они были быстро расширены, стало ясно, что в сражении наступает решающий момент!

Шеренга извергов начала подаваться назад, копейщики бросали копья, выхватывали мечи, но сдерживать натиск оборотней, имевших неоспоримое преимущество во владении оружием, им становилось все сложнее и сложнее.

За спиной Скала все сильнее нарастал резкий, азартный говор – вожаки полевых стай начали обсуждать ход сражения. Наконец вожак полевой стаи южных лис, неизвестно как затесавшийся в свиту Скала, выскочил на своем низкорослом коньке вперед и заорал, широко разевая рот:

– Вожак Скал, надо бросить против извергов конницу и окончательно смять их!!

Скал взглянул сверху вниз на разгоряченное лицо лиса и молча отвел взгляд.

Однако тот ничуть не смутился таким холодным ответом. Нервно дернув поводья лошади, от чего она встала на дыбы и заржала, лис снова заорал:

– Вожак, ты упускаешь победу!! Дай мне своих волков, и я сотру в порошок этих грязных извергов!!

Скал снова взглянул на мечущегося перед мордой его лошади лиса и с усмешкой поинтересовался:

– С каких это пор лисы водят в бой волков?!

Рожа у вожака южных лис побагровела, он яростно дернул поводья своей лошади и, привстав на стременах, заорал, глядя за спину Скала:

– Кто хочет взять победу, которая падает нам в руки?! За мной!!

И, пришпорив лошадь, он понесся вниз по склону холма в гущу сражающихся.

Однако никто из стоявших на вершине холма не последовал за ним, а крошечная, дергающаяся на спине скачущей лошади, фигурка смотрелась настолько комичной, что скоро за спиной Скала вырос настоящий хохот.

Между тем оборотни мечники все сильнее теснили извергов. В некоторых местах им удалось разорвать все шесть шеренг их построения, но на пути прорвавшихся многоликих встали изверги-мечники. Центр извержачьей шеренги все больше прогибался под натиском оборотней, а вот фланги стояли прочно, отбивая все атаки многоликих.

Сражение продолжалось уже более трех часов. Скал отлично видел, что изверги-мечники, расположившиеся на флангах, еще не вступали в бой. Это означало, что у противника в достатке было свежих сил, что изверги еще не сломлены. И, кроме того, он внимательно наблюдал за перемещениями извержачьей конницы. До последнего момента всадники, стоявшие на равнине не проявляли активности, но вдруг они, словно вспугнутая стая птиц, все вместе подались вправо. Нет, конница извергов, вроде бы, не собиралась идти в атаку, она просто смещались к своему левому флангу, но это могло быть маневром, подготавливающим конную атаку на фланг или даже в тыл оборотней!

И все-таки вожак Великой стаи не тронул с места свою конницу, ему необходим был резерв, который он смог бы бросить вдогон отходящему противнику, который смог бы довершить разгром извергов! Надо было только опрокинуть их, заставить их бежать с поля боя!

А на поле боя оборотни продолжали медленнотеснить извергов. Извержачий фронт тончал, поле позади поддавливающих мечников-многоликих было усеяно убитыми и ранеными извергами, но и оборотней на утоптанной в грязь траве лежало немало. Судя по всему, соотношение четыре изверга против одного оборотня все еще сохранялось.

Скал привстал на стременах, словно бы собираясь повести за собой в атаку своих волков, и за его спиной сразу смолкли голоса, но в этот момент на поле боя произошло что-то непонятное. Извержачья шеренга и без того совсем истончившаяся, вдруг стала еще больше вытягиваться, заводя свои фланги в тыл оборотням и заставляя тех в свою очередь растягивать фронт. Вожак Великой стаи снова опустился в седло, пытаясь понять, что задумали изверги. Получалось, что они намеренно рвали фронт сражения, позволяли многоликим просочиться себе в тыл?!

Но в следующее мгновение все стало понятно – две свежие колонны извергов-мечников, доселе не вступавшие в бой, сорвались со своего места и ринулись, на прорвавшихся оборотней.

Теперь уже изверги начали теснить растянувшийся фронт оборотней, давя их своей массой, не давая свободы маневра. Разорванный фронт позволял им атаковать каждого оборотня вдвоем, а то и втроем. Многоликие мгновенно оценили грозящую им опасность, их ряды попытались вновь сомкнуться, восстановить единую линию обороны, и им это во многом удалось. Только в трех местах изверги смогли прорваться за спину оборотням. В эти разрыва и ударила основная масса свежих сил извержачьей армии. Спустя несколько десятков минут на поле образовалось три очага битвы – три примерно одинаковых группы оборотней дрались теперь в окружении. Изверги не давали им соединиться и в то же время продолжали растаскивать каждую группу, так чтобы можно было драться вдвоем-втроем против одного оборотня.

«Когда?! – Вдруг подумал Скал, наблюдая за действиями извержачьих отрядов. – Когда они успели выучиться такому бою?!! Как мы были слепы, как мы не углядели за этими выродками?!! Ведь они готовились к этому… бунту несколько лет, они вооружались, учились владеть оружием, вырабатывали тактику ведения боя группой против одиночек!!! Они узнали о нас все, мы же ничего не чувствовали, ничего не видели у себя под носом!!»

Он вдруг круто обернулся и уставился белыми от ненависти глазами на вожаков западных стай, сгрудившихся вокруг него. Те сразу поняли, что вожак не в себе, но не могли понять, в чем дело – сражение шло вроде бы, как и задумывалось, извергов было уничтожено гораздо больше, чем погибло многоликих!.. И тут Скал хрипло прорычал:

– Зажирели вы здесь, на Западе! Глаза у вас жиром заплыли, носы чутье потеряли!! Изверги у вас под носом армию создали и обучили, годы на это положили, а вы все проспали!.. Прожрали!!!

Он снова развернулся лицом к полю боя, и вовремя! Извержачья конница пришла в движение, разгоняясь, растекаясь лавой она обходила воле сражения слева, намереваясь ударить в тыл самому крупному отряду многоликих. И Скал был уверен в том, что изверги-мечники успеют выйти из боя, оторваться от своих противников, чтобы не попасть под атаку своей конницы! Он выхватил меч из ножен и крикнул:

– Все в бой!! Уничтожим извержачью гниль!!!

Вожак Великой стаи послал своего коня по склону холма вниз и вправо, навстречу коннице извергов. А вслед за ним две конные лавы потекли по склонам соседних холмов. Четыреста восточных волков под командой своего вожака выходили на поле боя справа, а сборная стая западных диких собак и западных волков шла слева. Прямо по центру к месту схватки спускался последний резерв многоликих – двести пятьдесят мечников, собранных из разных западных стай.

Восточные волки почти достигли равнины, и в этот момент конная лава извергов, уже выходившая в тыл сражающимся оборотням, развернулась по пологой дуге и стала уходить прочь, в сторону далекой, чуть поблескивающей реки.

«Этим нельзя дать уйти! – Яростно подумал Скал. – Их надо достать, их надо уничтожить! Тысяча извергов для моих четырех сотен – на двадцать минут работы!»

И действительно, волки, скакавшие плотным строем, быстро настигали извержачью конницу, уходившую с поля боя растрепанной, обезумевшей, мечущейся из стороны в сторону толпой! Скал даже не сразу понял, что эта толпа чуть изменила направление своего бегства, стала почему-то забирать еще правее, ближе к стоявшему в полукилометре лесу, а когда понял, злорадно решил, что изверги, или часть из них, решили попытаться скрыться в лесу. Но, потерявшие голову изверги-конники, вдруг метнулись от леса и помчались по широкой дуге влево, к реке! Скал потянул своего скакуна следом за уже недалеким арьергардом вражеской конницы, и когда лесная опушка уже ушла из поля его зрения, вдруг каким-то шестым чувством ощутил опасность. Неприятный холодок возник в подреберье, метнулся вверх, охватывая горло. Он бросил быстрый взгляд через правое плечо и увидел, как меж сосновых стволов опушки, прыгая через невысокие кусты подлеска, на поле выкатывается еще один отряд извержачьей конницы!

А те, кого они так безудержно гнали перед собой, кто был обречен их, уже взметнувшимся клинкам, разворачивались по короткой дуге и шли в лоб, в атаку, и мечи сверкали у них над головами!

Именно в этот момент рядом с ним раздался голос Черменя, его старого боевого товарища:

– Вожак!.. Скал!.. Смотри!.. Кто это?!

Скал снова быстро обернулся и… дыхание у него перехватило. Во главе настигавшего их отряда извержачьей конницы, пригнувшись к развевающейся гриве высокого гнедого жеребца, скакал высокий изверг, и ветер относил назад его длинные, совершенно белые волосы!

– Ват?!! – Враз охрипшим горлом прошептал Скал. – Но этого не может быть!! Он же умер чуть ли не шестьдесят лет назад!!

А его волки уже разворачивались лицом к новому противнику, им не было дела до того, что их вожак увидел среди врагов призрак некогда великого воина их стаи, они шли в бой, они были готовы рвать горло своему врагу! Полторы тысячи извергов приняли удар четырехсот восточных волков, а сзади на оборотней обрушилась еще тысяча извергов, до того бесславно удиравшая с поля боя. Каждый волк должен был принять на свой щит удар шести мечей, и уйти им было некуда, даже если бы они захотели уйти! Но о бегстве волки не помышляли – в скрежете стали, посреди воплей и хрипов умирающих врагов они уходили под крыло Матери всего сущего. И только их вожаку она подарила чудо! Водоворот безумной, потерявшей смысл, схватки вынес Скала прямо на белоголового изверга, крушащего оборотней с седла высокого гнедого жеребца. И они столкнулись грудь грудью. И мечи их скрестились, высекая искры из стали. Их глаза, наполненные яростью боя, встретились и прищурились, узнавая.

– Ват?!! – Воскликнул в грохоте боя Скал, перехватывая крестовиной меча чужой, рушащийся на голову, клинок. И тут же услышал в ответ:

– Дядя Скал!!

– Вотша!! – Выдохнул, узнавая, вожак полевой стаи, и рука его чуть дрогнула. Но рука Вотши уже ослабила нажим, уже подала свой клинок вверх, прочь от шлема своего наставника.

– Вотша… – Еще раз прошептал Скал, опуская меч и жадно шаря глазами по повзрослевшему, уже прорезанному ранними морщинами, лицу своего воспитанника, своего… извержонка…

И в этот момент тяжелая секира опустилась на левое плечо старого дружинника, на самое основание шеи, рассекла каленые кольца кольчужного панциря и по обух вошла в тело.

– Не-е-е-т!!! – Взвился над полем битвы дикий предсмертный вопль белоголового изверга… И оборвался.

Узкий, длинный клинок вошел Вотше между пластин доспеха под левую руку, выбросил из седла и уложил на вытоптанную траву рядом с умирающим наставником.

Скал, прежде чем его глаза закрылись, успел еще раз взглянуть на своего воспитанника, еще раз улыбнуться ему, но он уже не услышал, как Вотша тихо, сквозь сочащуюся между губ кровь прошептал:

– Дядя Скал!..

* * *

Битва при Оршанских холмах закончилась полным разгромом оборотней. На поле битвы, на склонах холмов осталось чуть меньше трех тысяч многоликих и больше пяти тысяч извергов. В самом конце сражения, когда уже был ясен его исход, сотни три оборотней попытались покинуть поле боя, повернувшись к Миру родовой гранью, или обернувшись птицей, но их безжалостно перебили посеребренными клинками и стрелами с наконечниками из уругумской стали.

А затем армия извергов ворвалась в Лютец…

Трижды посвященных служителей Мира ни в городе, ни в университете не обнаружили, университет сгорел во время грабежа, выгорел и город, в котором уцелел только восточный пригород, превратившийся со временем в небольшую деревеньку, названную Лютецией. С падением университета кончилась и власть многоликих. Уругумская сталь расползлась по Миру, клинок из уругумской стали стал непременным атрибутом костюма любого изверга, а серебряные украшения носила каждая извергиня. Одним из последних был взят и разрушен до основания княжеский замок стольного города Край. Окрестные изверги утверждали, что его обороной руководил сам Вершитель, трижды посвященный Ратмир из стаи восточных волков, но, возможно, это была просто легенда.

Оборотни ушли из этого Мира, хотя… кто его знает. На далеких западных островах еще долго властвовали волшебники, называвшие себя друидами, да и восточные волхвы творили свои странные кровавые обряды на другом краю обитаемого Мира. Но уже в третьем поколении после победы у Оршанских холмов, никто из людей не вспоминал о былом владычестве многоликих…

Эпилог

На левом, крутом берегу медленной, широкой, реки, с которого открывался безграничный простор степного заречья, на широком, плоском, нагретом летним солнцем камне сидел древний старик. Он был худ, высок, чуть сутул, но голову он держал высоко, глаза серо-стального цвета смотрели спокойно и уверенно, а рядом с камнем стоял воткнутый в землю высокий, черного цвета посох, с тремя серебряными лепестками на навершье, который вполне мог послужить оружием.

Левая рука старика бессильно свисала вдоль тела, а в правой он сжимал скатанный в свиток лист пергамента. Вчера вечером ему передал этот свиток обменщик, шедший с караваном на восток и специально свернувший с караванного пути, чтобы отыскать его небольшое, стоявшее на отшибе жилье.

Письмо от старого друга. Письмо, отправленное наугад, в надежде, что человек, которому его доверили, отыщет того, кому оно адресовано. Надежда у посылавшего письмо была невелика, но… Письмо дошло. Старик уже выучил его наизусть, и, все-таки, снова развернул пергамент, чтобы еще раз увидеть эти строки:

«Дорогой мой дружище, я не поверил своим ушам, когда услышал, что ты жив, что в гробнице, которую почитают все изверги Запада, к которой тянутся паломники со всего Мира, никого нет. Когда Гвалт, обменщик, пришедший с Востока, увидев твое изображение в мавзолее, возведенном над твоей гробницей, заявил, что знает изображенного уже в течение двадцати лет, что не далее как шесть месяцев назад разговаривал с ним, я поднял его на смех. Но он поклялся именем Великого Отца, что говорит правду, и я задумался. А когда он рассказал мне о своих встречах, своих разговорах с тобой, я понял, что он говорит правду! Я понял, что Сафат все эти годы водил нас всех за нос, рассказывая о твоей гибели, и о том, как он лично похоронил тебя на берегу Сеньи. Ведь это он затеял строить над твоей гробницей мавзолей! Если бы он был жив, когда я узнал об этом обмане, ему точно не поздоровилось бы!

Правда, не он один говорил, что тебя убили. Многие видели, как тебя ранили в бою, и как ты с лошади свалился. Да и с поля боя тебя не один Сафат выносил.

А я, убедившись, что ты действительно жив, собрался отправиться к тебе на Восток, да только дела всякие меня заели. То обнаружится еще одно гнездо оборотней, то «добропорядочные» изверги передерутся, разнимать и мирить надо, то вдруг оказалось, что дети подросли, а у меня их шестеро! Двух дочерей замуж отдал, старшие сыновья женились. Но самое главное, никак не мог поймать оказию, чтобы тебе весточку послать. Гвалт взялся письмо передать, да уходил он сначала на Юг, а через полтора года я узнал, что сгинул он в южных горах, попал под обвал, когда шел из Апаты в Улабскую долину. Так, почитай, десять лет и просквозило. А тут мне ребята сообщили, что сын моего старого знакомца, еще в Ласте я с ним дела делал, отправляется на Восток, чуть ли не до самого Каменного пояса. Я срочно в Ласт махнул, ну и застал Корша. Так что, надеюсь, получишь ты мою грамотку, а уж доведется ли встретиться, только Великий Отец знает.

После Оршанских-то холмов я со своими ребятами, и Сафат, да и Махась еще года три по всему Западу оборотней давили, все их замки пожгли, под корень эту нечисть выводили. Кстати, Махась мне рассказал, что когда они осадили княжеский замок стаи западных волков, княгиня волчья требовала, чтобы тебя к ней привели, говорила, что знакома с тобой. Махась ей и сказал, что ты убит у Оршанских холмов. Я только потом сообразил, что княгиня-то эта была той самой княжной, про которую ты мне рассказывал, ты ее еще Ладой называл. Замуж она за западного волка вышла, сын у нее родился. Только, знаешь, убили и ее саму и сына. Когда ребята махасевы в горящий замок ворвались, она птицей обернулась и попыталась улететь, и сына своего с собой повела, да лучники махасевы обоих сняли. Сын ее, говорят, даже до земли не долетел, в воздухе сгорел.

Когда на Западе оборотней повывели, Сафат со своими бойцами на Юг отправился. Махась в Ничейные горы вернулся в свою Лосинку, а его ребят, почти три тысячи Падур на Восток повел. Он и с восточными волками дрался, и Край брал, и крайский замок сжег. Говорят, крайский замок сам Вершитель защищал и бился до конца, до последнего оборотня. Говорят еще, что Вершитель ушел тогда из горящего замка, в реку кинулся и ушел. Так и не нашли его!

Вот такие вот дела.

Конечно, было бы хорошо, если бы ты к нам сюда, на Запад добраться смог, хотя, понимаю – ты уже не тот мальчишка, который меня когда-то из Ласта к себе в Ничейные горы сманивал. Но тебе, может быть, было бы интересно посмотреть, как все здесь устроилось без оборотней. Хотя, и у вас, на Востоке, все, наверное, точно так же. Те, кто дрался с оборотнями не на жизнь, а на смерть, те, кто уничтожил, в конце концов, многоликих, добыл свободу для извергов, ничего не получил. «Добропорядочные» изверги поначалу, года три-четыре после сражения у Оршанских холмов, когда мы гонялись по всему Миру за остатками стай и оборотнями-одиночками, сидели тихо – боялись, видимо, что найдут оборотни способ совладать с нашей уругумской сталью и вернут себе власть над Миром. А как поняли, что многоликим возврата не будет, перестали называть себя извергами, переименовались в «достойных» граждан и широко развернулись. И доходы свои увеличили, и власть в городах да селах в свои руки забрали, или купили. Многие из них теперь уже в открытую обвиняют и тебя, и тех, кто изначала шел за тобой – зачем, дескать, оборотней под корень вывели, зачем Лютец сожгли, зачем университет уничтожили.

А Лютец мы, действительно сожгли, и университет уничтожили. Я тогда пытался ребят уговорить не трогать город, доказывал, что в университете много чего можно узнать полезного для нас самих, да только разве наших головорезов можно было тогда остановить. За твою смерть, да за гибель своих товарищей у Оршанских холмов они не то что каждого оборотня готовы были голыми руками задушить – все, что к оборотням имело отношение, огню предавали! И не только в Лютеце.

Теперь «достойные» граждане собирают по осколку, по лоскутику все, что от оборотней еще сохранилось. Некоторые до десятка книжек имеют, библиотекой называют, хвалятся друг перед дружкой, а сами те книжки и прочитать-то толком не могут! Слышал я в одном городке на Юге «достойные» граждане объявили, что их город основали два извержонка – выкормыши оборотней, даже статую на центральной площади поставили – волчицу, а под ней два мальчишки, сиську волчью сосут. Не даром ты говорил, что долго мы оборотней вспоминать будем, да еще легенду высокую из них сотворим – вот, начали «творить»!

Если все-таки решишься к нам на Запад податься, найдешь меня в Верне, у меня под самым городом большое имение, всякий покажет. Оттуда и до Махася недалеко, хотя старик уже очень слаб, из дома, почитай, и не выходит. Я, правда, иногда уезжаю в Ласт, но мой старший, он, когда меня нет, за хозяина остается, все для тебя сделает. Я ему много о тебе рассказывал. Приезжай.

Остаюсь, твой старый друг, Выжига».

Старик оторвал взгляд от свитка и поднял голову. За рекой, за широким окоемом степи багровое солнце садилось за горизонт.

«Еще пара часов, – подумал старик, – и поднимется Волчья звезда… – И тут же поправил себя. – Вернее то, что от нее осталось!»

Евгений Малинин Проклятие Аримана. История Первая УЧЕНИК

Прелюдия

Что может быть хуже московского метро в восемь часов утра? Только московский автобус в то же время. Хорошо еще, что мне удается, втискиваясь в вагон на станции «Выхино», встать у дверей, на всех других станциях этой ветки выход (и, что главное, вход) с противоположной стороны вагона…

Рубаха прилипла к телу, в живот уперлась чья-то сумка, дышу тяжелыми людскими испарениями и при этом читаю Урсулу Ле Гуин. Удовольствие! ^[5]

Да, именно в этот день, 17 июля 1995 года, и началась эта история. Именно в этот день я сошел с проторенной дороги, по которой шагали тысячи моих сверстников, и вступил на узкую, извилистую тропку, протащившую меня по невероятным приключениям, подарившую мне поразительных друзей, обрекшую меня на невосполнимые, горькие потери…

Вот прочитал первый абзац и увидел, как порой высокопарно звучит голая правда. Все получается «меня» да «мне», хотя кто это – «я». Обычный «среднестатистический» москвич двадцати шести лет, одинокий, высшее, не был, не привлекался, не участвовал. За душой, кроме небольшой двухкомнатной квартиры, оставленной любимой бабушкой в наследство, ничего. Да, правда, еще книги. Их за двадцать лет непрестанного чтения скопилось довольно много, но с недавнего времени и они перестали быть «капиталом», тем более что львиная часть моей библиотеки – это легкий жанр фэнтези. И еще работа, которая у меня если и не экзотическая, то достаточно необычная.

Надо сказать, что я очень рано, где-то классе в шестом, заинтересовался электроникой и начал собирать различные электронные схемы – радиоприемников, телевизоров, подслушивающих устройств и других занимательных вещей. Наверное поэтому после школы я поступил в престижный по тем временам вуз под экзотическим названием МИРЭА.

В двадцать один я окончил свой институт и стал специалистом-электронщиком. Как ни странно, я сразу получил интересное предложение из одного ну очень закрытого НИИ. Но одним из основных условий получения этой работы было почему-то наличие военного билета гражданина, отслужившего в Советской Армии срочную службу. А у меня в военном билете было выведено «…годен к нестроевой службе в военное время…». Конечно, то, что я не попал в нашу доблестную армию, многие сочтут за поразительное везение, но мне это везение вышло жестким ребристым боком.

В результате я был направлен на опытный завод при НИИ радиокомпонентов мастером на участок штамповки, а через полгода был возвышен до должности начальника прессово-штампового цеха. Мы обеспечивали производство электронных схем для аппаратов, которые летели дальше всех, выше всех и точнее всех.

Когда в 1994 году упомянутые аппараты перенацелили в никуда, наше производство сократили, мой цех и цех точного литья слили, прошу прощения за каламбур, в один, и вы, конечно, догадываетесь, кто пошел за ворота родного предприятия с надписью в трудовой книжке «…по сокращению штатов…».

Я долго и настойчиво, почти шесть месяцев, искал работу в соответствии с затраченными на мое образование народными средствами и полученными на эти средства знаниями и наконец окончательно убедился, что такие специалисты моему отечеству больше не нужны. Одновременно с этим убеждением я обнаружил, что в финансовом отношении я также полный банкрот.

И именно в этот отчаянный момент в моей пустой и гулкой квартире оглушительно зазвонил еще не отключенный по чьему-то жуткому недосмотру телефон. Звонил мой институтский знакомый, учившийся на параллельном потоке, Володька Коренев, или по-институтски Вовчик Корень. Это у него прозвище такое. Паренек этот еще в студенческие годы отличался поразительной деловой хваткой и снабжал шикарными импортными шмотками половину профессорско-преподавательского состава института. Студентам, просившим его помочь с одежкой, он глубокомысленно отвечал, что работает не в ГУМе и не имеет пока возможности оказывать гуманитарную помощь. Правда, мне удалось однажды получить у него почти новые джинсы в обмен на почти готовую курсовую по экономике.

Так вот, этот Вовчик Корень, представившись Владимиром Владимировичем, уточнил, что это Корень, Вовчик, с параллельного потока, который тебе на четвертом курсе джинсы подарил.

Несколько оторопев вначале от подобного хамства, я, однако, смог собраться с мыслями и поинтересовался, какого рода электроника требует моей заботы, и в ответ услышал совершенно неожиданное и совершенно идиотское предложение. Оказывается, Вовчик, прошу прощения, Владимир Владимирович, то ли сам, то ли с посторонней помощью, открыл и зарегистрировал в Москве рекламное агентство. И сейчас ему был нужен – нет, просто необходим в этом агентстве – поэт. Но поэт должен быть неизвестный, неизбалованный публикой и гонорарами, согласный на ненормированный рабочий день за триста гринов в месяц. И он, не забыв мои студенческие поэтические опыты, сразу подумал обо мне! Вот так!

За триста долларов в месяц я, безусловно, был готов написать для Вовчика десяток поэм, но весьма сомневался в возможности использования моего творчества в рекламном бизнесе. Однако Вов… прошу прощения, Владимир Владимирович был убежден в моем коммерческом успехе на данном поприще, и я дал себя уговорить. А куда ж мне было деваться.

Таким образом, на следующий день я оказался в шикарном офисе на Таганке, где через десять минут получил в трудовую книжку новую запись, покрытую жирной печатью, которая гласила, что отныне я поэт-текстовик рекламного агентства «ДиссидентЪ». Теперь моя дорога пролегла по сверкающей колее московского метро от станции «Выхино» до станции «Таганская».

И вот 17 июля 1995 года, направляясь на Таганку, в родной офис, в вагонной толчее, сквозь изысканную тоску «Волшебника земноморья» я почувствовал на себе пристальный, какой-то прилипчиво-изучающий взгляд. Оторвавшись от книги, я оглядел качающуюся в такт стыкам толпу простых российских тружеников и почти сразу же наткнулся на водянисто-серые глаза под такими же серыми кустистыми бровями. Лица видно не было, а глаза пялились на меня в непонятно как образовавшуюся щель между распаренными телами.

Встретив мой взгляд, глаза заулыбались – мелкие морщинки лучиками побежали от их углов, пропадая за потным цветастым платьем и белыми штанами стоявших между нами пассажиров.

Улыбнувшись в ответ, я вернулся к книге, но сосредоточиться на повести никак не мог. Мне казалось, что за этим пристальным взглядом, этой быстрой улыбкой скрывался какой-то странный, настойчивый интерес к моей скромной персоне.

– Сказками увлекаемся? – вдруг прошелестело у меня над ухом сквозь грохот поезда.

Я закрыл книгу. Рядом стоял дед. Интересный такой дед. Загорелая лысина, обрамленная полукольцом серых волос, чистое гладкое лицо, морщинки только в углах улыбающихся глаз, белая чистая, расшитая красными петухами косоворотка (где он только ее откопал) застегнута до глухого ворота. Самое поразительное, что в набитом битком вагоне дед стоял особняком, никого не касаясь, и от него исходило ощущение чистой прохлады. Да нет, пожалуй, не ощущение, от него тянуло самой настоящей прохладой, как от кондиционера.

– И сказками тоже… – проорал я, перекрикивая вагонный грохот.

Вообще я терпеть не могу разговаривать в метро. Плохо понимаешь, что говорит собеседник, надрываешь горло, теряешь нить разговора. Но тут я понял, что орать-то не обязательно. Дед меня и так прекрасно услышит и поймет.

– Самое место для чтения – никто не отвлекает, – уже спокойнее добавил я, рассчитывая, что намек будет понят и мне дадут спокойно читать дальше.

– Для сказки везде место. – Глаза деда погрустнели. – Только книжка у тебя так себе. Света в ней мало. А настоящая сказка светла не концом, светла духом своим. Конец не важен, герой и погибнуть может. А сказка жить должна в том, кто ее слышал. Или прочитал.

Странная характеристика, подумалось мне. И почему-то сразу вспомнилась бабушка, эта чужая фраза была явно из ее лексикона.

– Это зависит не столько от книги, сколько от читателя. Способен он в себе нести, как вы говорите, свет, или он решето. Я знавал людей, которые читали столько, что позавидовать можно. А закроет книгу – и сюжет не помнит, не то что настроение, дух, – вынужденно поддержал я тему и про себя подумал: «Неужели дед увлекается фэнтези?» Я полагал, что этот жанр для молодежи, ну для сорокалетних, а деду-то не меньше семидесяти.

– Это-то так. От человека все зависит. Но есть такие книги, что и дубину заставят думать.

– Минуты две-три. Пока не увидит журнальчик с голой попкой или не включит телевизор.

Дед согласно захихикал, а затем как-то странно, боком, по-птичьи взглянул на меня, отвел глаза и предложил:

– А хочешь я дам тебе книжечку почитать? Со сказочкой. Не пожалеешь. Она единственная, пожалуй, такая есть.

Вот тут я действительно удивился. Незнакомый дед предлагает, совершенно меня не зная, книгу, и книгу, похоже, редкую. Альтруист хренов. А если я ее сопру. Не верну и все. Да и как вернуть, если я этого деда первый раз вижу и, наверное, последний. И отказываться не хочется. Во-первых, дед симпатичный – обидеть жалко. Во-вторых, может, действительно книга интересная, малодоступная.

Видимо, у меня на физиономии все вышеизложенное живо отразилось, потому что дед довольно улыбнулся и проворчал:

– Не сопрешь ты, не сопрешь. Ты ж не жулик. – И достав откуда-то из-за спины довольно толстый томик в темном переплете, добавил: – Прочтешь, позвонишь. Тут вот на крышечке и телефон записан. Я скажу, куда книжечку подвезти.

Сунув том мне в руки, он вздохнул довольно и, сощурив глаза, сказал:

– Ну, мне пора выходить, «Полежаевская».

Вот это да! «Полежаевская»! А мне-то в «Таганке» надо было выходить! Как же так! Ну, бывало, зачитаешься, проедешь остановку. А тут на другой конец города уехал. Да, на «Китай-городе» двери-то с моей стороны должны были открыться!

Сами понимаете, я не видел, куда двинулся дед, выйдя на платформу. Я выскочил за ним следом и, бросившись к подходившему встречному поезду, нырнул в открывшуюся дверь.

На работу я опоздал на целых сорок минут и, естественно, получил огромное раскаленное «фе». А потом закружилось! Телефонные мембраны лопались от швыряемых в них воплей, идиотские стихи, превозносившие достоинства самых интимных частей женского туалета, сочинялись и тут же громогласно исполнялись, иногда под музыку, кофе лилось черной рекой, в общем, вокруг гудел обычный трудовой день. Домой меня привезли часам к девяти вечера на машине – кому-то из ребят было со мной по пути.

Только после ужина я, отказавшись от просмотра телевизионных новостей, убрался в спальню, сел за старый письменный стол и открыл гладкую толстую кожаную крышку книги. На титуле крупным, затейливым шрифтом было выведено «Книга волшебства доброго и злого, алого и золотого», в верхнем углу справа мелко – «Для особо одаренных», а слева химическим, похоже, карандашом телефон и рядом: «Спросить деда Антипа». Я еще раз перечитал телефон. 122–079–99. Именно так. Из восьми цифр. Я перевернул страницу.

Часть 1 Два клинка

1. Леди

…А спать надо, приняв прохладный душ, раздетым, в собственной постели, под легким одеялом. Окно в спальне желательно держать открытым. Рядом с постелью может гореть слабый ночник.

Если эти правила не соблюдать, то по ночам вас будут мучить кошмары…

Я очнулся и рывком сел. Сразу закружилась голова и к горлу подкатила тошнота. Я сидел на обочине грязной разбитой дороги. Багровое солнце цеплялось за горизонт, захлебываясь густым туманом, пропитанным едким, маслянистым дымом. Почему-то мне было ясно, что наступил вечер. Слева от дороги чернела опушка леса. Справа тянулась унылая кочковатая равнина, покрытая желтой выгоревшей травой и редкими чахлыми кустиками. Рядом, выстилая небо дымной мутью, догорали какие-то развалины. Из-за тумана, что стоял и на равнине, и у меня в голове, видно было плохо, но я разглядел поблизости, на дороге, и за противоположной обочиной несколько явно мертвых человеческих тел. Вдруг надо мной раздалось ленивое хлопанье крыльев и по лицу скользнула тень. Подняв голову, я увидел, что сижу под наскоро сделанной виселицей, на которой раскачивались четыре ободранных, изуродованных трупа. Над ними кружили какие-то большие черные птицы. В нос мне сразу ударило зловоние. Задохнувшись, я повалился навзничь и потерял сознание.

Очнувшись вторично, я почувствовал себя гораздо лучше. Тошнота прошла, но подниматься не хотелось. Надо мной медленно проплывали прозрачные темно-серые волны то ли тумана, то ли дыма. Скосив глаза, я опять увидел виселицу, но трупов было почему-то всего три. На месте четвертого сиротливо болтался измочаленный обрывок веревки. «Ну вот, один куда-то смотался», – подумалось мне.

– Черный юмор – это тоже юмор, – раздалось вдруг в моей голове. Я закрыл глаза. – Еще полежим или все-таки посмотрим, что и как, – продолжил надоедливый, но чрезвычайно приятный и интеллигентный голосок.

– Посмотрим, – пробормотал я, открыл глаза и опять сел.

Окружающий пейзаж не изменился, разве что несколько потемнело – солнце уже скрывалось за горизонтом. Туман немного поредел, и мне стало ясно, что эту местность я вижу впервые. «Если это Куликово поле, то где Непрядва – хотелось бы напиться. Но больше похоже на Бородино. А может, это Косово поле», – плелись у меня в голове славянские исторические мысли. Округа и вправду была похожа на поле битвы, только трупов маловато да виселица не вписывалась в общую картину.

И тут мой взгляд упал на мою собственную персону. Сначала я даже не понял, что это я. На ногах у меня были высокие, красные, с явно золотыми шпорами сапоги, в которые были заправлены странные, чрезвычайно грязные штаны, напоминающие галифе. Левая штанина – ярко-зеленая, правая – желтая. С плеч ниже пояса свисала кольчуга, клепанная из мелких деталей, похожих на перекрещенные восьмерки. Поскольку я не чувствовал металла, было ясно, что под кольчугой на мне рубаха. На правую руку была натянута желтая кожаная рукавица с приклепанными к ней поперечными металлическими полосами. Рука сжимала простую крестообразную рукоять длинного прямого клинка, покрытого запекшейся кровью. В перекрестье гарды мерцал синий глаз сапфира. На левой руке перчатки не было, а рядом валялся длинный кинжал, явная пара мечу.

Я поднял левую руку и ощупал голову. Левую щеку саднило, а волосы над левым ухом были пропитаны запекшейся кровью. Но боли я не чувствовал.

– Так, костюмы одеты, грим наложен, можно снимать, – проворчал я. – Репетировать не будем, а то главный герой окончательно рехнется.

– Ну, понял, что и как? – снова раздалось в моей голове.

– Ни фига я не понял. Лежу, не знаю где, в карнавальном костюме и разговариваю сам с собой. Или не сам с собой?

– Не, не сам с собой. Сам со мной.

– Сам с кем?

– Со мной.

– Неплохо бы видеть лицо собеседника.

– А голоса тебе недостаточно?

– Бестелесный голос навевает раздумья о собственном душевном здоровье. Или о возможности аудиообщения с давно повешенными телами.

– Нет, с этими ребятами общаться вообще никак нельзя – у них же языки вырваны.

– Интересный обычай – вырывать язык перед повешением. Это чтобы не раздражали палача перечислением его достоинств.

– Да нет. Просто их языки еще много расскажут Арку. Или наврут кому-нибудь чего-нибудь.

– Да, лучше беседовать с самим собой, чем с вырванным языком. И кто такой Арк? Большой любитель поболтать?

– Вот это да! Отрубил руку по локоть, сам не знает кому!

– Тут я что-то не понял. Повторите, пожалуйста, кто не знает кого, кому отрубил по локоть руку?

– Ты – Арку. Или у тебя глубокая контузия.

– Знаешь что, вылезай и рассказывай все толком. Что там надо сделать, чтобы тебя увидеть. Сказать заветные слова: «Сезам, откройся», «Стань передо мной, как лист перед травой», а может, надо что-нибудь потереть.

– Не понравлюсь я тебе, – засомневался голос.

– Понравлюсь, не понравлюсь. Я с тобой не целоваться собираюсь.

– Как знать.

– Кончай болтать – вылезай.

– Ладно. Только ты не пугайся и не шевелись.

– Замер.

Я действительно замер. Вокруг никого не было. Только из-за близкого валуна медленно потекла золотистая струя, покачивая из стороны в сторону маленькой приплюснутой головой. Змея. Узкая лента в метр длиной цвета сусального золота с изысканным рисунком из переплетенных черных ромбов вдоль спины. Я не двигался, да и не мог двинуться. Руки и ноги как будто приросли к земле. Двигались одни глаза, наблюдая приближающееся мелькание маленького раздвоенного язычка и крохотных рубиновых глаз. Узкое тело перетекло с желтой травы на мою руку и, обвивая ее, потянулось к плечу. Я чувствовал на запястье шелковую прохладу змеиной кожи. Свернувшись клубком на левом плече, змея перекинулась через грудь и положила голову на мое правое плечо. Хвост повис на груди экзотическим аксельбантом.

– Вот видишь, не понравилась я тебе.

– Я просто онемел от твоей небесной красоты.

– Болтун. Еще скажи, что совсем не испугался.

– Ну, вообще-то я змей не люблю.

– Да, – голова на моем плече приподнялась, – за что?

– Ни за что, видимо, атавизм. Я змей-то в натуре видел раза два. А может быть, именно потому, что просто мало с ними знаком.

– Не знаешь, но не любишь. Логично!

– Нет, знаю. Ног у вас нет. Походка у вас некрасивая.

– Это у кого походка некрасивая? – казалось, змея от возмущения задохнулась. – Сами-то топаете как… не знаю кто.

– Ладно, – сказал я примирительно, – не будем вдаваться в анатомию. Как мне вас называть, леди. Не могу же я талдычить: змея, змея.

– А вот так и называй – Леди. А я тебя буду звать Илья.

– Откуда ты знаешь мое имя? – моему удивлению не было предела.

Нет, какова человеческая психика. То, что со мной на равных общалось пресмыкающееся из породы аспидов, меня не удивляло. А вот то, что оно знало мое имя, вызывало изумление.

– Разве это твое имя? – ее удивление тоже было неподдельным. – Я не знала. Просто ты чрезвычайно пригоден для этого имени.

– Ага. А еще для чего я пригоден, – оскорбился я.

– Посмотрим…

Мне показалось, что в ее голосе прозвучала легкая смешинка.

– Леди, – процедил я с достоинством, – мы отвлеклись от темы. До нашей незабываемой встречи вы начали занимательный рассказ об отрубленных конечностях и частичной амнезии, вызванной, как вы сказали, глубокой контузией. Если можно, продолжайте, я весь – внимание.

– Рассказывать вообще-то нечего. Я, как обычно по утрам, вышла прогуляться на свой любимый луг. По дороге в сторону Холма ехали шестеро всадников – ты и, как мне показалось, пятеро сопровождавших тебя. Навстречу вам из-за леса выехал Арк. С ним было человек сорок. Я очень удивилась, что, вместо того чтобы удирать, вы выхватили мечи и помчались навстречу этим бандитам. Это было похоже на самоубийство. Схватка длилась минут двадцать, и я уже думала, что тебе удастся их всех положить – человек двенадцать ты точно зарубил. Потом ты схватился с самим Арком. Я не поняла, как тебе это удалось, но третьим ударом ты отрубил ему руку, а ведь он был со щитом. И тогда один из сопровождавших тебя и прикрывавших твою спину во время боя ударил тебя мечом сзади. Шлем твой разлетелся на куски, а сам ты свалился с коня. Без тебя твоих людей быстро обезоружили, отрезали им языки и повесили, кроме того, который тебя ударил. Тот ускакал вместе с Арком. Тебя, видимо, сочли убитым, да ты и был убит, я потом проверила. Арк так орал на твоего убийцу, я думала, он его зарубит. Они все чего-то шарили вокруг тебя, а потом ускакали, видимо, Арку стало совсем плохо. А вечером смотрю – ты шевелишься. Вот я и решила попробовать с тобой заговорить. Очень ты меня заинтересовал. Такой манеры владения мечом я ни разу не видела.

Я сидел, тупо уставившись на свою руку с клинком, и в моей голове было пусто. Хотя бы одна дельная мысль. Я прекрасно помнил, как провел прошедший день. Никаких схваток, тем более что мечи я видел только в кино да на витринах новых магазинов, и то не настоящие. А чтобы держать в руке или драться!.. Из меня вообще драчун слабый. Мирный я человек. И на сон не похоже. Не вижу я обычно цветных стереофонических снов.

– Ну, что задумался? Как жить дальше?

– Тебя не очень огорчит, если я скажу, что все, что ты мне рассказала, есть плод твоего горячечного воображения. Я прекрасно помню, что весь сегодняшний день провел в Москве и на природу не выезжал. Ни на коне, ни на чем другом. И, конечно же, ни с кем не дрался.

– Где ты провел весь день?

– В Москве.

– Москва есть плод твоего горячечного воображения. Нет поблизости такой деревни.

– Деревни? – Я задохнулся от возмущения. – Да это великий город, один из самых больших и красивых на всей планете! В нем десять миллионов человек живет. Или уже одиннадцать.

– Самый большой город в округе, – назидательным тоном начала она, – Холм. В нем живет более четырех тысяч полных людей. И правит им магистр Арк. Если ты из Москвы… – Тут она замолчала, ее голова метнулась с моего плеча к глазам и застыла сантиметрах в десяти от моего лица. Казалось, ее язычок, выскакивая из улыбающейся пасти, ощупывал мое лицо.

– Пришлец? – пронеслось у меня в голове как шорох ветра. – Пришлец! Но ведь у тебя совершенно нормальные зрачки. Пришлец – Илья!

Тут над нами что-то натужно заскрипело. Мы одновременно подняли головы. Один из повешенных энергично дрыгал ногами и раскачивался, явно пытаясь оборвать веревку, на которой он висел. Его пустые с порванными веками глазницы пылали внутренним багровым светом. Наконец ему удалось сорваться, и он свалился в придорожную канаву. Быстро поднявшись, он пошарил рукой в траве и поднял какую-то тряпку, которую тут же повязал вокруг головы на манер банданы. Изобразив в нашу сторону грациозный поклон, он развернулся и скорым шагом направился в сторону леса, раскачиваясь под самыми немыслимыми углами. По траве перед ним скользили два багровых круга, как будто он подсвечивал себе дорогу карманными фонариками.

– Всего хорошего, – произнесла Леди ему вслед и опять повернулась ко мне.

Я судорожно вздохнул:

– Они что, все разбегутся?

– Конечно, как только созреют.

– Ага…

…и падают спелые яблоки

сквозь осень листвы золотой!.. – профессиональные навыки возвращались. – А что такое пришлец? Местный юродивый? Или призрак, привидение, бесноватый, пария, душегуб по призванию, наемный убийца и членовредитель?

– Т-т-т! Ты что-то зачастил. Столько умных слов. Имей в виду – я не человек и тебя не боюсь.

– Я тебя и не пытаюсь запугать. Я хочу знать, если я пришлец – то кто я?

– Ты – миф. Миф, правда, страшный и очень редкий. Если полные люди узнают, что ты пришлец, тебя тут же сожгут в синем пламени.

– Это что – паяльной лампой?

– Я не знаю, что такое паяльная лампа, а синее пламя – это единственное средство уничтожить пришлеца. Полностью. При этом, пока он горит, его держат в круге восемь полных магов.

И тут во мне что-то надломилось. Не в силах далее выносить полную идиотизма ситуацию, я со стоном закрыл глаза и поднял лицо кверху.

– О Господи! Либо дай мне проснуться, либо вразуми, куда и зачем я попал и как мне отсюда выбраться!

Ответом мне было полное молчание. Открыв глаза, я увидел над собой в темном, почти черном небе яркую звезду. Я лег на спину, не отрывая глаз от звезды. Вокруг царило безмолвие. Ни звука. Как в подвале.

– Ну, не расстраивайся ты так, – раздался голосок Леди, – зачем ты сюда попал и как тебе отсюда выбраться, я не знаю. А вот куда ты попал, я тебе поведаю.

И она начала свой рассказ.

По ее словам, я находился в Мире Спокойной Воды, где жили обычные люди, только их было очень немного – не более пятисот тысяч. Я, правда, не совсем понял, какую территорию объединял этот мир, но Леди заявила, что это весь обжитой мир, ограниченный с севера непроходимыми горами, с востока и юга столь же непроходимой и безжизненной пустыней, в которой терялись две реки, пересекавшие этот мир с севера, с гор, на юг и юго-восток, а с запада – морем, настолько бурным, коварным и неисследованным, что даже жители побережья не решались пускаться в плавание.

Все население этого Мира делилось на своеобразные группы или касты. Наиболее крупной из них была группа так называемых полных людей или неполных магов. Сами они предпочитали первое название. Это были крестьяне, ремесленники, купцы, воины, в совершенстве знавшие свое дело, то есть знавшие и умевшие применять «магию своего ремесла», как сказала Леди. Были и неполные люди, или ученики. Эти также имели в руках какое-нибудь ремесло, но не владели профессиональной магией, или владели неполно, поэтому результаты их труда ценились значительно ниже. Очень редко в учениках оставались на всю жизнь. Как правило, человек рано или поздно осваивал необходимые магические навыки.

Люди, овладевшие философской магией, как сказала Леди – «магией стихий», назывались полными магами или неполными магистрами. Таких было сравнительно немного, и, как правило, они являлись правителями областей и городов. Так, изуродованный мной Арк правил близлежащим Холмом и его окрестностями. Кроме того, в Мире было девять полных магистров и один Великий Магистр. Центрального правительства в Мире Спокойной Воды не было. Но, по слухам, существовал какой-то темный Совет, принимавший решения по жизненно важным вопросам и отслеживавший их исполнение. Во всяком случае, немногие существовавшие законы знали и соблюдали все жители Мира, включая магистров. Законы для различных категорий людей былиразличны и права далеко не равны, но каждый, как я понял, знал свою границу. С людьми, нарушившими закон, случались серьезные неприятности. Человек просто превращался либо в животное, либо в предмет, и все знали, чем или кем стал нарушитель.

И наконец, самое главное из того, что рассказала Леди. Пришлец – это человек, потерявший себя. Обычный, ничем не примечательный человек в одно мгновение забывает все, что знал и умел. Забывает все и навсегда. Он начинает называть себя другим именем, рассказывает о себе небывалые вещи, называет несуществующие города и деревни, неизвестные ремесла и предметы. Но самое главное, он с невиданной скоростью начинает овладевать магией стихий и, как правило, использует ее исключительно в личных корыстных целях. Он становится страшным бедствием для Мира. Большинство войн, прогремевших в Мире и унесших множество жизней, было развязано пришлецами, которых не удалось вовремя опознать и уничтожить. К счастью, опознать пришлеца достаточно просто. У него – «кошачий зрачок». Поэтому Леди так удивилась, увидав, что у меня зрачки обычные.

Явление это было достаточно редким, случавшимся не чаще одного-двух раз в столетие, но чрезвычайно запоминающимся. Даже если пришлеца сразу раскрывали, а в первые часы он был практически беспомощен, его казнь становилась событием, о котором помнили несколько поколений.

Пришлецом никогда не становился полный маг, а тем более магистр. Очень редко в пришлеца оборачивался ученик. Никто никогда не слышал, чтобы пришлецы просто и мирно уходили. Их всегда уничтожали.

– Если кто-то и способен вернуть тебя в твой мир, – тихо сказала мне Леди, – то только один из магистров с помощью Долгой Книги. И то не наверняка. Где они находятся и как их найти, я не знаю. Тысячи людей за всю жизнь ни разу не встречали магистра и только рады этому.

Когда она закончила свой рассказ, было далеко за полночь. На меня навалилась теплая беззвучная ночь. Ушел еще один повешенный, но я лишь мельком обратил на это внимание. В голове было тихо и пусто. Полная безысходность. Я закрыл глаза и заснул.

2. Сбор

…Если Вам нравится спать на открытом воздухе, старайтесь этого не делать на голой земле в незнакомом месте. Обязательно подстелите лапник, ветки, походный матрасик и тепло оденьтесь. Иначе Вам продует поясницу или за шиворот заползут неприятные насекомые, и Вы после такого сна не будете чувствовать себя отдохнувшим…

Утро было чудесное. Солнце только показалось над горизонтом, чистое и высокое небо дышало прохладой. Ни туман, ни облака не застилали его чистой сапфировой синевы. Ночная тоска растаяла без следа, но в груди было как-то пусто и тревожно. Виселица тоже опустела. Обрывки веревок сиротливо покачивались под утренним ветерком.

Леди рядом не было. «Ну вот, – подумал я, – все разбежались от несчастного пришлеца. Где моя зверская магия? Ну держитесь, щас буду колдовать!»

Судя по внутреннему состоянию, я все-таки пришел в себя. Теперь нужно решить, что делать дальше. Программа максимум – искать магистра. Программа минимум – позавтракать.

И как бы в ответ на мои мысли до меня донеслось:

– Завтра-кать, завтракать…

В траве яркой денежкой замелькала золотая шкурка. Я опустился на одно колено и протянул к земле руку. Леди быстро скользнула мне на плечо.

– Пошли. Надо привести тебя в порядок и позавтракать.

Меня развернуло на месте и мои ноги пришли в движение. Поскольку ногами управлял явно не я, мое тело раскачивалось и едва не падало. Я сразу вспомнил уходивших висельников, и мне стало жутко.

– Стой! – заорал я.

Мои ноги остановились, и я едва не грохнулся носом в траву.

– У тебя здесь остались неоконченные дела?

– Да! Во-первых, надо собрать личные вещи! Во-вторых, если ты сообщишь, куда мы направляемся, я смогу переставлять свои ноги сам!

– Гм, пожалуй, ты прав.

Меня сразу же отпустило, и от неожиданности я сел.

– Ну что ты! Зарядкой решил заняться. Первое упражнение – приседания. И раз, и два.

Меня подкинуло вверх, и я выпрямился.

– Ты так и будешь меня таскать? – уже спокойнее спросил я.

– Дела надо делать поутру. Торопись.

«Тоже мне, Винни-Пух», – мелькнуло у меня в голове.

– Кто такой Винни-Пух?

– Читать чужие мысли некрасиво. Воспитанные леди так не поступают.

– Так ты не вслух говоришь. Как же мне отличить, когда ты говоришь, а когда думаешь.

– Ты хочешь сказать, что мои мысли будут слышать все?

– Раз слышу я, скорее всего услышат и другие.

Надо было срочно придумывать какой-нибудь блок или фильтр. Я усмехнулся и, вспомнив старый роман Беляева, представил у себя на голове клетку нашего офисного попугая, от которой тянулся провод, волочившийся по земле. Видение было настолько яркое, что я машинально пощупал голову. Колтун из волос и крови засох окончательно, но раны я не почувствовал. Неужели голова уже зажила? За одну-то ночь.

– Что замолчал? Расскажи, кто такой Винни-Пух.

– Винни-Пух – это такой зверь, медведь, у которого голова набита опилками. Он сказал: кто ходит в гости поутру, тот поступает мудро.

– Видимо, у вас очень мудрый мир, если зверь с набитой опилками головой изрекает такие мысли.

Тут я расхохотался.

– Нет. Это не живой зверь. Это главный герой одной повести. Для детей.

– Повесть для детей? Это что, сказка, которую рассказывает бабушка?

– Нет. Это книга, которую написал один англичанин. Или американец.

– Книга для детей?! Это невозможно! Книга – это высшая магия! Дети с ней справиться не могут!

Я подумал, что она, пожалуй, права в оценке книг. И дети действительно не всегда могут с этой высшей магией справиться. Тогда либо книга с ними расправляется, либо дети перестают читать. Но вслух я глубокомысленно произнес:

– Знаешь, мне кажется, в области искусства наши миры очень отличны. Договоримся, что мы говорим друг другу правду, какой бы невероятной она нам ни казалась.

Пока мы так переговаривались, я подобрал с земли ярко-желтый пояс из толстой кожи, на котором с обеих сторон висели ножны, и повязал его. В ножны я вставил меч и кинжал, предварительно очистив клинки травой. Оружие привлекло меня. На серебристой стали меча русской затейливой вязью было выписано слово «Поющий», а вороненый, иссиня-черный, клинок кинжала украшали серебристые буквы, складывавшиеся в слово «Молчащий». Шершавые и странно теплые рукояти удобно ложились в ладонь, полностью сливаясь с рукой и становясь ее естественным продолжением. Разрубленный шлем я брать не стал, зато валявшийся в канаве кусок вишневого бархата оказался шикарным плащом на алой шелковой подкладке, и я накинул его на плечи, побеспокоив Леди. Пряжка с рубином на правом плече ей очень понравилась. Она заявила, что рубин идет к ее глазам. Оглядевшись кругом, я сообщил, что к походу готов.

– Ну что ж, тогда двигаем в сторону леса, – почти пропела Леди, – и посмотрим, насколько ты скор на ногу.

Я всегда считал себя неплохим ходоком и привычно зашагал – два шага в секунду.

Идти было легко. Низкая трава мягко пружинила под ногами. Одежда, несмотря на всю ее несуразность, была очень удобной и не стесняла движения. Только плащ был, пожалуй, длинноват и иногда цеплялся за задранные шпоры. Как ни странно, даже перевязь легла удобно, и ни меч, ни кинжал не мешались и в то же время были как бы под рукой. Левая рука привычно лежала на рукояти меча, отводя его назад и в сторону. Правая по-прежнему в перчатке коротко отмахивала в такт ходьбе. Скоро мы вошли в лес.

Леди в это время рассказывала:

– Когда ты заснул… Ну и здоров же ты спать. Это ж надо, только попал в чужой мир – и сразу дрыхнуть!.. Так вот, когда ты заснул, я направилась домой к отцу и упросила его отпустить меня с тобой. Он поверил в то, что я ему о тебе рассказала, только когда сам тебя увидел. Он сказал, что таким рыжим надо помогать и не надо мешать. Так что я смогу тебя проводить до магистра. Это колоссальное приключение – странствие золотой Леди с Рыжим Пришлецом. Прямо эпическая сага.

– Подожди. Ты что, приводила все свое семейство поглазеть на несчастного, всеми гонимого пришлеца, которого завтра, возможно, будут палить неведомым мне синим пламенем? И потом, почему вы решили, что я рыжий. Вы что, в темноте не разглядели мой колер?

– Т-т-т! Несчастный, гонимый… рыжий громила со страшным мечом! Я не удивлюсь, если ты завтра, вместо того чтобы гореть синим пламенем, учинишь зверскую войну. Колер его перепутали. Посмотри на себя. Таких-то рыжих выпускают в единственном экземпляре, – и вдруг тихо и задумчиво добавила: – Рыжие – самые сильные маги. И самые коварные.

Тут же, уставив свои рубиновые глаза мне в лицо, она грозно поинтересовалась:

– А что-то ты стал таким молчаливым? За последние десять минут ни одной дурацкой мысли?

На самом деле различных мыслей и соображений в моей голове было пруд пруди. Особенно о том, что я никогда не был рыжим и не мог себя таким даже представить. Но получалось так, что Леди перестала их слышать или я перестал их транслировать. И тут я вспомнил, как поставил на своей голове попугайскую клетку.

– А я свои ценные дурацкие мысли экранировал, – гордо заявил я, – нечего тибрить чужую интеллектуальную собственность.

Пристально глядя мне в глаза, Леди поинтересовалась:

– Как это – экранировал?

Когда я ей объяснил, каким образом мне удалось лишить ее возможности читать мои мысли, она опять положила мне голову на плечо и с нескрываемым изумлением прошептала:

– Магия уровня философской! Видимо, вы, пришлецы, действительно чрезвычайно способные маги!

Но я не особенно задумался над ее словами, поскольку как раз в этот момент мы вышли на чудесную лесную поляну.

Небольшой пятачок ярко-зеленой густой травы тесно обступили высокие раскидистые дубы. Кустарника и подлеска практически не было, поэтому создавалось впечатление, что лес постоянно чистят. На противоположном краю поляны трава была значительно гуще и темнее с редкими, высокими ростками осоки, я сразу понял, что там протекает ручей. Вся поляна заросла побегами земляники, и спелые ягоды ярко алели сквозь траву, но почему-то ее никто не собирал. Посреди поляны лежал большой плоский серый камень, напоминающий языческий алтарь. От камня к ручью вела прямая утоптанная тропинка, исчезавшая за ручьем в корнях дубов. На камне виднелся большой белый узел.

Я направился было прямиком к ручью, но меня остановил тихий шепот Леди:

– Надо в обход, под деревьями.

Не задавая вопросов, я свернул под дубы и, осторожно ставя ноги, пошел в обход поляны. Приблизившись к противоположной ее стороне, я увидел в траве сверкание воды. Ручей был неширок, но казался глубоким и чистым. Когда я присел у воды, Леди соскользнула с моего плеча и, шепнув: «Умывайся…» – исчезла в густой траве поляны.

Я скинул плащ, стянул сапоги, под которыми оказались самые обычные портянки, снял пояс с клинками, кольчугу, за ней, немного подумав, штаны и рубаху, а затем с наслаждением погрузился в воду. Холодная вода, обволакивая разгоряченное ходьбой тело, казалось, уносила с собой не только грязь и пот, но и усталость, тревогу и страх, который подспудно грыз и грыз мне душу.

Действительно, только сейчас я окончательно понял, что попал в какую-то совершенно непонятную мне жестокую передрягу, которая закончится для меня скорее всего весьма плачевно.

Но тело мое (или не мое) отдыхало в этой спокойной, прохладной воде. Я тщательно и аккуратно промыл голову и ощупал ее. Засохшую кровь смыло, и под ней над самым ухом я нащупал широкий и плотный рубец, который совершенно не болел.

Наплескавшись вдоволь, я наконец вылез на берег и, озираясь по сторонам, быстро обтерся рубахой и оделся. Почему-то мне очень не хотелось, чтобы Леди увидела меня голым.

Когда я натягивал сапоги, мне в голову пришло, что неплохо бы поглядеть на себя – каков я есть. Но где взять такое зеркало? Впрочем, если Леди права и пришлецам в этом мире действительно доступна магия, не попробовать ли мне чего-нибудь такое наколдовать. Ухмыльнувшись, я подошел к берегу ручья, прикрыл глаза, мысленно протянул руки к другому берегу и ухватился за край воды. Ладони защекотала текучая прохлада. Немного напрягшись, я рывком поставил полотно воды вертикально и открыл глаза. Передо мной стояло переливающееся зеркало, в глубине которого резвились маленькие рыбки и лениво шевелились темные водоросли. В этом зеркале отражался здоровенный, высокий детина лет двадцати пяти в яркой, но сильно заляпанной грязью одежде, с длинным мечом у пояса, на эфесе которого покоилась левая рука. Правая рука, затянутая в перчатку, свободно свисала вдоль тела. Продолговатое симпатичное лицо с ярко-синими глазами и тонким, длинным, прямым носом заросло золотистой щетиной. Его голова была покрыта густой лохматой шевелюрой цвета чистого пламени, спускавшейся до плеч.

Рыжий!

Вздохнув, я протянул затянутую в перчатку руку к зеркалу, и оно тут же, мягко вздохнув, ухнуло на свое прежнее ложе, ударив волной в мой берег и подняв со дна коричневое облако ила.

Рыжий!

Но что-то еще обеспокоило меня в том изображении, которое я увидел. Да, во-первых, на том парне в зеркале не было кинжала, во-вторых, похоже, я купался, не сняв перчатку.

Я поднял правую руку к глазам и внимательно ее осмотрел. Ладонь до запястья была затянута в желтую плотную кожу, на которой были приклепаны поперечные металлические полосы. Заканчивалась перчатка простроченной каймой, но, когда я попытался потянуть край перчатки, вместе с ним оттянулась и кожа руки. Перчатку невозможно было снять, она была частью руки и при этом совершенно не мешала пальцам двигаться и ощущать прикосновения.

– Ну что, ты готов? – раздался голосок Леди. – Тогда пошли завтракать.

Я зашагал следом за своей провожатой по протоптанной тропинке к центру поляны, к большому серому камню.

Усевшись возле камня, я развязал лежащий на нем большой узел из грубого отбеленного полотна. Внутри оказался каравай черного хлеба, похоже, домашней выпечки, приличный кусок копченого мяса, четыре огурца и каменный кувшин с молоком. Увидев эту снедь, я понял, что почти умираю с голоду. До сих пор было как-то не до еды. Леди свернулась клубком на камне напротив.

– Что вам положить, Леди, – галантно обратился я к своей спутнице.

– Немного молока, пожалуйста.

Я снял с кувшина крышку, напоминавшую маленькое глубокое блюдце, и, поставив его перед Леди, плеснул в него молока. Кинжалом нарезал крупными ломтями хлеб и мясо, разрезал вдоль два огурца, но посолить их было нечем. Леди с интересом наблюдала за моими действиями. Я взглянул на нее, взял ломоть хлеба, положил на него кусок мяса, накрыл все половинкой огурца и с наслаждением откусил. Продукты были, что называется, отменного качества, а клиент, который всегда прав, достаточно голоден, поэтому за столом довольно долго царило полное молчание, нарушаемое только сочным хрустом огурцов. Леди, поглядывая на меня, прихлебывала свое молоко.

Утолив первый, самый зверский голод, я поискал глазами, во что бы налить себе молока.

– Пей из горшка. – В голосе Леди явно звучала смешинка.

– Могу ли я вместе со своей глубочайшей благодарностью за спасение от голодной смерти задать праздный вопрос?

– Валяй, вместе с благодарностью.

– Откуда такая замечательная еда? Разве в вашем краю змеи разводят молочный и мясной скот и сооружают предприятия пищевой промышленности?

Леди удивленно подняла свою изящную головку:

– Слушай, ты попроще можешь выражаться? А то я чувствую себя как при дворе полоумного принца.

– Ты знаешь, я, пожалуй, действительно напоминаю полоумного принца Гамлета. Когда я вижу, что надо мной подсмеиваются, я всегда начинаю нести заумь.

– Гамлет?.. – протянула она задумчиво. – Нет, не знакома… И никто над тобой не подсмеивается. А продукты… Ну, видишь ли, я все-таки не какая-нибудь гадюка бездомная. Я из очень высокопоставленной, можно даже сказать, королевской семьи. А люди, живущие в округе, почитают меня, как весьма серьезную богиню местного значения, с которой опасно ссориться. Так что, ты сидишь за алтарем в храме, посвященном мне, и вкушаешь жертвенные дары, мне принесенные. Вкусно?

Я поперхнулся молоком и внимательно оглядел «храм».

– Так именно поэтому по этой траве нельзя ходить?

– По этой траве не ходят и из почтения ко мне, и потому, что это очень опасно для жизни. Ты что, никого не видишь?

Я еще раз внимательно огляделся. Шагах в пяти от алтаря из травы показался развернутый капюшон королевской кобры. Да, здесь действительно не погуляешь.

– Если ты сыт, то собирай остатки, и поехали. Поговорить можно и в пути.

– Ну, допустим, ты поедешь на мне, – сказал я, заворачивая остатки еды в полотно, – а на ком поеду я?

Завязав узел, я протянул Леди руку, и она быстро скользнула на свое привычное уже место на моем плече.

– Ты, как тебе и положено, поедешь на боевом коне. Нельзя же такого молодца усадить в телегу. Или в карету, даже если бы ее можно было достать.

Я в детстве пару-тройку раз катался на лошади и не могу сказать, чтобы получал при этом большое удовольствие. Особенно в тот раз, когда я не успел усесться на спине у лошади, а она тронулась в путь. Лошадь тихо шла по дороге, я уныло болтался у нее на боку, корябая ее шею ногтями, а мой двоюродный братец лежал в придорожной канаве, помирая от хохота. Зараза! Это он подбил меня «прокатиться на лошадке». Шагов через пятнадцать я грохнулся на дорогу, а мудрая скотина аккуратно обошла меня и пошла дальше, даже не обернувшись. Так что считать себя достаточно опытным наездником я не мог. Что и высказал Леди.

Она удивленно подняла головку:

– По твоему виду не скажешь, что ты не знаком с основами верховой езды. Но поскольку другого транспорта все равно нет, я думаю, что ты справишься.

Ее уверенность меня несколько приободрила.

Мы покинули храм моей подруги по уже знакомой тропинке и двинулись вдоль ручья, вниз по течению. Буквально через несколько шагов я увидел привязанного к дереву коня.

Я уже говорил, что недостаточно разбираюсь в лошадях, но эта мне очень понравилась. Высокий гнедой жеребец, с черной гривой и хвостом, широкой грудью и чуткими ушами косился на меня огромным влажным глазом из-под длинной челки. Передние ноги у него были одеты в белые чулочки, а на лбу звездой сияло небольшое белое пятно. Сбруя и седло из простой коричневой кожи с железным набором были не новые, но прочные.

Когда я подошел, конь потянулся ко мне теплыми ноздрями и шумно фыркнул. Я очень удивился, что на Леди он не обратил никакого внимания, – насколько я представлял себе лошадиные повадки, конь должен был бояться змей.

– Похоже, ты ему понравился, – раздался ее мелодичный голосок. – Надо будет выразить свое удовольствие Мишле. Мишля – это мой главный жрец, чтоб ты знал, – добавила она.

Я отвязал повод и закинул его на спину лошади. Затем подошел сбоку, вставил ногу в стремя и, ухватившись рукой за передок седла… Как бы мне хотелось сказать «соколом взлетел в седло затанцевавшей подо мной лошади», но, правды ради, приходится сказать… взобрался на коня.

Как только я оказался в седле, Ворон, как я назвал про себя этого красавца, мотнул головой и двинулся мерным шагом между деревьями по едва заметной тропинке.

– Ты его не дергай, – прошептала Леди, – пока что я его поведу.

– Так куда мы направляемся?

– Я думаю, тебе надо попасть в Холм. Только там мы сможем разыскать необходимую информацию и нужных людей. До Холма мы, не торопясь, доберемся за два-три дня. За это время ты лучше узнаешь наш мир и, может быть, самого себя. А дальше сориентируемся.

3. Путь

…Я стараюсь, чтобы знакомые мне люди были или моими друзьями, или моими врагами. Я боюсь безразличных знакомых. Если Вы человеку безразличны, его действия в отношении Вас совершенно непредсказуемы.

Правда, его действия также непредсказуемы, если он Вам друг или враг…

Солнце стояло уже достаточно высоко, когда тропинка, по которой мы продвигались, незаметно превратилась в довольно широкую тропу. Видимо, ею часто пользовались местные жители, и хотя назвать дорогой ее еще было нельзя, но уже можно было не пригибаться, увертываясь от низко растущих сучьев. Деревья расступились, и яркое синее небо в обрамлении высокой зелени казалось широкой лентой, потерянной в траве. Лучи солнца, проходя сквозь листву, вырисовывали на плотной низкой траве причудливый ковровый узор, в котором терялись мелкие лесные цветочки.

Леди рассказывала в основном о себе, потому что, по ее собственному уверению, с Миром людей была знакома недостаточно и не хотела, чтобы у меня создалось о нем превратное мнение.

– С миром людей ты и сам рано или поздно разберешься, но мне хочется, чтобы ты достаточно хорошо знал, с кем пустился в путешествие, – заявила она.

Как я понял из ее рассказа, она была «продуктом» какого-то давнего, забытого волшебства, одним из тех чудес, которые создавали маги этого Мира в далеком прошлом из самых обычных животных.

– Так что ты не очень удивляйся моему поведению или некоторым моим способностям. Тебе, возможно, придется повстречать и другие весьма удивительные существа, – постоянно повторяла она.

Слышать ее и разговаривать с ней могли немногие – двое-трое ее жрецов, кузнец из ближней деревни, несколько детей. Все прочие люди ее не понимали, очень боялись и далеко обходили ее поляну. Причину этого я так и не понял, но, по ее словам, ее считали чрезвычайно опасной. Поэтому-то круг ее знакомых был довольно ограничен, и ее очень обрадовала возможность пообщаться со мной.

Так, беседуя и подтрунивая друг над другом, мы потихоньку продвигались вперед. Безмятежная тишина и покой были разлиты вокруг. Даже появившийся утром ветерок затих к полудню.

Именно в этот момент полного покоя мой меч вдруг запел.

Было такое ощущение, что басы большого мужского хора повели негромко, но мощно какую-то древнюю мелодию без слов. Несложная гармония из пяти-шести нот, однообразно повторяясь, казалось, оплетала тело невидимыми живыми канатами, поднимая из глубин подсознания восторг и ужас неслыханных битв. Тон мелодии постепенно повышался, и вот в нее вступили баритоны. Я ничего не слышал, кроме этой завораживающей мелодии. Волосы на моей голове стали подниматься, как наэлектризованные. По ладони правой руки под рукавицей прошло покалывание, и в ее середине забилось невидимое сердце, подчиняясь ритму звучащей в моей голове мелодии. Меч у меня на боку резонировал в такт звуку, и его рукоять казалась размытой. Звук поднялся еще выше и в общее звучание стали вплетаться тенора. Рука в перчатке, словно подчинившись чужой воле, поднялась и легла на рукоять меча. И вдруг, взвизгнув дискантом, мелодия умолкла. Пальцы правой руки сомкнулись на рукояти и рука сразу успокоилась.

Мы выехали из-за поворота и увидели, что поперек тропы лежит здоровенное дерево, на котором восседает молодой парень, покачивая на коленях заряженный самострел. Ворон остановился шагах в пяти от препятствия и, задрав голову, заржал.

– Привет, – произнес парень, – вот и свиделись.

Леди не проявляла беспокойства, поэтому я, несмотря на свои сведенные на рукояти меча пальцы, ответил достаточно спокойно:

– Ну и что дальше?

– А дальше – все, – весело осклабился парень. – Слезай с лошади и снимай с себя все.

– Ха, Робин Гуд хренов. Ты что, думаешь, напугал меня своей пукалкой.

Парень озадаченно посмотрел на свой самострел и, подняв голову, заявил:

– Кольчужка мне твоя нравится, портить жалко. Придется бить тебя в глаз.

– Из твоей стрелялки не то что кольчугу, глаз пробить вряд ли удастся. И как ты думаешь, что с тобой будет, когда ты промажешь.

Тут, видимо, паренек окончательно обиделся.

– Над моими стрелами работал полный маг, мои стрелы мимо не летят, – вдруг заорал он. – А если ты по-хорошему не понимаешь, поговорим при свидетелях.

При этих словах из придорожных кустов вылезло еще человек восемь мужиков достаточно ободранного вида. В руках у них были обычные топоры, и только двое неловко держали грубо выкованные мечи. Мужики сгрудились позади своего предводителя, глухо ворча какие-то ругательства. Тот приосанился и грубо скомандовал:

– Ну, позубоскалил, хватит. Слезай, а то поможем.

Моя рука потянула из ножен Поющего, но тут мне в ухо быстро зашептала Леди:

– Погоди с мечом. Говори то, что я подскажу, только будь пострашнее.

Я выпрямился в седле и, грозно сведя брови, заорал:

– Как вы посмели, дерьмо безмозглое, заявиться в лес Золотой Погибели с оружием. Жизнь вам, конечно, опостылела, но не до такой же степени. Давно не встречали хозяйку леса?! Соскучились!

Мужики замолчали и робко попятились. Двое приложили правые ладони ко лбу и быстро провели ими до подбородка, не то умываясь, не то что-то стирая с лица.

Их командир мгновенно среагировал на изменение настроения своих подручных и, соскочив с лежащего дерева, заорал, в свою очередь, размахивая самострелом:

– Нашел кого пугать детскими сказками. Где она, твоя Золотая Погибель? Бабка темная ее придумала, детей малых пугать. Если ты под ее охраной, пусть покажется и сама об этом скажет. А мы посмотрим, правда ли, что у нее шкурка золотая. Проверим пробу. Ха-ха! Считаю до пяти. Слезай или пусть тебя воскресит твоя Золотая Погибель! Раз…

Поскольку Леди молчала, молчал и я, хотя имел, что сказать.

– Два…

Моя рука опять потянула Поющего из ножен, и опять я услышал тихое:

– Спокойно…

– Три… – Парень начал поднимать свой самострел.

И тут у меня над ухом раздался мелодичный свист, а затем звук, напоминающий плевок. На лбу у главаря шайки появилось небольшое красное пятно, словно кожа лопнула от резкого удара. Края раны потемнели, как бы обугливаясь, и сама рана стала быстро расти. Казалось, что кожу на лице и черепе быстро пожирает невидимый огонь. Парень уронил свой самострел и с диким воплем: «Мама!» схватился руками за голову. Кожа на ладонях тотчас потемнела и стала также исчезать. Ноги у несчастного подогнулись, и он упал сначала на колени, а затем навзничь. Из горла у него вырывались невнятные звуки, поскольку ни губ, ни языка у него уже не было. Его руки беспорядочно скребли землю, а ноги дергались, срывая куски дерна. Через мгновение он затих, а еще через несколько секунд перед нами лежала груда одежды. Воротник рубахи венчал голый белый череп, а из рукавов торчали белые кости кистей. В зубах у черепа была зажата большая, похоже, золотая монета.

Мужики, уронившие свое вооружение, со стеклянными глазами, все как один, сучили лапами по своим мордам. Двое в мокрых штанах стояли на коленях, а один, неловко лежа на брюхе, бормотал:

– Пощади… пощади… пощади…

В воздухе нехорошо запахло.

Ворон, переступая точеными ногами, слегка попятился от завонявших злодеев.

– Вот ты, – я протянул руку и указал на казавшегося наименее испуганным верзилу, – подойди сюда.

Мужик, с трудом переставляя ноги, сделал несколько шагов в мою сторону. Остальные, кроме того, что лежал на пузе, как по команде, стали пятиться назад.

– Стоять! – заорал я на них и, обратившись к впереди стоявшему, повторил вопрос Леди: – Рассказывай, кто вас надоумил прийти в этот лес с оружием и нападать на мирных путников?

– Господин, – просипел он и замолчал.

Несколько последних лет очень многие пытаются именовать меня «господин». Но когда это слово употребляют вкупе с моим именем или фамилией, сам говорящий теряется и краснеет, понимая весь идиотизм такого обращения, а я ясно чувствую издевательство и насмешку и начинаю нести свою обычную ахинею.

Но в этом случае я сразу понял, что мужичок действительно считает меня господином и другого обращения не мыслит. Поэтому я кивнул и, подбадривая его, произнес:

– Продолжай.

Несколько приободрившись, мужик повторил:

– Господин, – а затем через паузу продолжил: – Мы все из Сизой Топи. Две недели назад к нам приехал герольд из Холма и объявил, что хозяин Холма, полный маг Арк, приглашает всех желающих на охоту за Огненным Вепрем. Всем, кто будет рядом с ним, когда он встретится с Вепрем, Арк обещал по целому желтяку.

– Желтяк – это золотая монета, – пояснила мне Леди. – Сумасшедшие деньги.

– Мы понимали, что с Вепрем будет разбираться сам Арк, а нам достанется Вепрева свита. Конечно, этот орешек тоже не по нашим зубам, да ведь деньги-то, господин, какие. Неделю мы думали, да и собрались. А Гришня со своим самострелом… – он с ужасом кивнул на валявшуюся груду одежды, – все зудел: слушайтесь меня, целы будете и с желтяками. А когда пришли в Мох, слышим – Арк уже разделался с Огненным Вепрем и отправился в Холм отращивать себе новую руку. Тогда Гришня и предложил подождать на тропинке. Что ж мы, говорит, так и пойдем назад с пустыми карманами. Вот мы и завалили деревце поперек тропы, а ведь знали о Золотой Погибели. Все Гришня, сука. Сказок наслушались… в штаны наложили…

Мужик замолчал, опустив голову. Молчали и остальные, даже лежавший перестал талдычить свое «пощади».

Леди недовольно проворчала:

– Пусть дерево с дороги уберут, железо свое закопают и убираются в свою Сизую Топь.

– Ладно, – сказал я, – Гришня ваш свой желтяк получил. Если сами не хотите зубками за золото ухватиться, убирайте с дороги дерево, закапывайте свое железо и, никуда не заходя, двигайте в свою Сизую Топь. Золотая Погибель вас пощадила.

Мужики похватали свои топоры и живо принялись обрубать на лежащем дереве сучья. Затем, с помощью неизвестно откуда взявшихся веревок, шустро сволокли ствол в лес. Минут через десять дорога была свободна, а мужики принялись мечами копать на обочине яму, о чем-то тихо переговариваясь. Закончив копать, они спихнули в яму завернутые в одежду кости, оставшиеся от Гришни, бросили туда же мечи, а затем встали вокруг ямы, поглядывая на верзилу, с которым я говорил. Тот шумно вздохнул и направился в мою сторону. Подойдя поближе, он опять вздохнул и заговорил, оглядываясь на своих товарищей:

– Господин, пощади, разреши забрать топоры домой. Как в хозяйстве без топора. Семку вон жена без топора из дому выгонит. Разве ж новый топор купишь. Попроси Золотую Погибель оставить топоры. Мы отслужим. – Все согласно закивали патлатыми головами.

Леди помалкивала, и я согласно кивнул:

– Забирайте.

Мужики быстро закидали яму землей и направились к кустам, из-за которых раньше появились. Только тот, что со мной беседовал, переступая с ноги на ногу, задержался и вдруг выдохнул:

– Господин, можно спросить? – и остановился, открыв рот, сам изумленный своей наглостью.

– Ну, – коротко бросил я.

– Господин, – мужик просветлевшими глазами в упор разглядывал меня, как будто хотел заглянуть под плащ, прикрывавший мою левую руку, – а кота с тобой нет?

– Какого кота? – Я в изумлении уставился на мужика.

– Такого черного, здоровенного.

– Нет со мной никакого кота, – заорал я, почувствовав скрытую издевку. – Проваливай!

Мужик, как мне показалось, с облегчением вздохнул и припустился за своими подельщиками, ожидавшими его около кустов, что-то им глухо пробормотал, и все они гурьбой поломили сквозь кусты.

– Весь лес потопчут, – проворчала Леди.

– Так, значит, ваше полное имя, Леди, Золотая Погибель? Преклоняюсь. – Я послал Ворона вперед. – Теперь я понял, почему для вас не проблема продукты питания и средства передвижения. Где можно обучиться такому плевку? Готов платить за уроки!

– Т-т-т, понесло… – Леди явно была смущена. – Нигде уже не научишься.

– Как так. Неужели утраченное искусство?

– Понимаешь, много веков тому назад одному великому магу был сделан заказ на создание существа, которому можно было бы доверить охрану кладов. Маг перебрал множество вариантов, начиная от привидений и кончая одушевленными клинками. Но самым эффективным средством, как оказалось, была змея, вооруженная таким вот способом убивать. Причем убитый всегда держал в зубах золотой, в знак того, что он покушался на чужое добро. Так был создан мой предок. Но побочным явлением наложенного заклятия стало то, что заклятая змея приобретала почти человеческий разум, способность, хотя и ограниченную, общаться с людьми и иметь только одного детеныша. Так вот, рождая попеременно то сына, то дочь, наш род дошел до меня. Я последняя. Поэтому отец и не хотел отпускать меня с тобой.

– И для тебя очень опасно сопровождать меня?

– Знаешь, мы все время своего существования не покидали этого леса. В нем наша способность действует очень эффективно. В округе нас знают и почитают. А что будет вдали от этого места, не знает никто. Стоит ли рисковать?

– Так, может быть, тебе остаться?

– Нет! Я ж умру от любопытства, если не узнаю, что же с тобой станется. Кто же мне расскажет, если я сама не увижу? И потом, разум у меня почти человеческий, ты мне понравился, и я очень хочу тебе помочь.

Мы оба как-то смущенно замолчали.

Ворон с шага перешел на неспешную рысь. Солнце повисло на вершинах деревьев, готовясь нырнуть за горизонт. В воздухе посвежело, потянуло легким ветерком.

– Зато теперь я знаю, кем ты был, пока не стал пришлецом, – бодрым голосом заговорила Леди. – Это ж тебя величали Огненным Вепрем. И с тобой выяснял отношения Арк из Холма. Послушай! – вдруг воскликнула она. – Эти олухи заявили, что с тобой мог справиться только сам Арк, а это значит, что Огненный Вепрь – полный маг!

– Ну и что? – спросил я.

– А то, что маг никогда не становился пришлецом!

– Все когда-нибудь бывает в первый раз, – философски изрек я.

– И этот мужик, – лихорадочно продолжала Леди, явно меня не слушая, – он, видно, сразу об этом подумал. Набрался смелости и спросил про кота!

– Да в чем дело? – встревожился наконец и я.

Леди подняла голову и внимательно поглядела мне в глаза:

– Существует среди людей то ли легенда, то ли предание о том, как великий маг-прорицатель, первый маг этого Мира, перед своей смертью предсказал, что гибель этого Мира наступит с приходом рыжего пришлеца с золотой змеей на плече и черным котом за пазухой, – она запнулась и повторила тише: – С золотой змеей на плече…

Ее тело дернулось, как будто она хотела упасть в траву, и замерло на моем плече.

Интерлюдия

В обычном московском доме, расположенном на Ташкентской улице, на подоконнике грязной лестничной площадки, поджав под себя лапы, сидел небольшой угольно-черный кот. Впрочем, точнее было бы сказать так: это был еще не кот, но уже не котенок. Его совершенно черная шкурка была тщательно вылизана и выглажена, а полузакрытые зеленые светящиеся глаза с презрением скользили по замусоренной, разрисованной неприличными рисунками и не менее неприличными надписями среде его обитания. Сквозь грязное стекло окна был виден пыльный двор, в котором коту были известны каждый закоулок и каждая дыра.

Кот уже сейчас, проходя по двору, не обращал внимания на мелких собачонок, во множестве разведенных жильцами дома. Когда какая-нибудь из них с визгливым брехом подбегала к нему слишком близко, ему достаточно было лишь обернуться и посмотреть в ее бегающие глазки, чтобы она, завывая, понеслась прятаться за хозяйку. Правда, во дворе появлялись и крупные собаки. Тогда кот, подпустив такого горлохвата поближе, молнией взлетал на одно из чахлых деревьев, но не прятался в листве, а принимался корчить рожи, шипеть и плеваться в беснующуюся внизу собаку, доводя ее до полного исступления. Ему очень нравилось смотреть, как несчастный хозяин пытается оттащить своего задыхающегося в натянутом ошейнике «друга» от дерева, а тот, ослепнув и оглохнув от бешенства, таскает вокруг дерева своего хозяина.

Наступил полдень, и двор был пуст. Голубей, ворон и других птиц в нем давно не водилось, и сидевшие по вечерам на скамейке бабки не без причины винили в этом кота. Детей из разломанной песочницы болтливые мамаши увели по домам кормить. Для мужиков, что собирались за покрытым жестью столом стучать костяшками домино, время еще не наступило.

Коту было скучно. Коту было противно. Кот никого не любил.

Он не любил сопливых ребятишек, которые тискали его, таскали за хвост и лапы, а если он давал им лапой по пальцам, слегка выпустив когти, они орали, как будто им оторвали руку. Тогда прибегали их мамаши и, облизывая свои чада, визгливо ругались почему-то на него.

Он не любил старушек, которые таскали ему в блюдечках разбавленную непонятно чем воду белого цвета, называя ее молоком, или куски вонючей дряни под названием «сосиска» – слово-то какое гадкое. Однажды, когда он был совсем маленьким и совсем голодным, он попробовал такую сосиску и чуть не помер. Теперь он только брезгливо морщил нос и отворачивался, когда ему подсовывали подобную отраву, а бабки начинали зло ворчать: «Зажрался, зараза». Одна особо сердобольная бабуля пыталась накормить его «вискасом», но он решил, что лучше голодать и быть лохматым, чем один раз наесться и облысеть. Зажрался! Что они знали о голоде?

Он, как уже было сказано выше, не любил собак и старался всячески их третировать.

Но больше всего он ненавидел крыс. Месяц назад одна из них отхватила у него белый кончик хвоста, самую кисточку, которую он считал своим лучшим украшением. Крыса за это жестоко поплатилась, и с тех пор он не упустил ни одной из тех, что смог унюхать.

Он, Боевой Кот в четыреста тридцать четвертом поколении, прозябал в каком-то занюханном дворе, ночевал в лучшем случае на грязной батарее в подъезде.

Внизу хлопнула дверь. Кот насторожился, но почти тотчас расслабился. Он узнал шаркающие шаги деда из квартиры на одиннадцатом этаже. Один из немногих, кто по-настоящему понимал кота и умел с ним общаться. Один из немногих, кто частенько угощал его свежей рыбкой, кусочком печенки или жирной сметаной. И никогда не трогал его руками!

Дед поднимался по лестнице, видимо, лифт опять отключили. Вместе с дедом поднимался восхитительный запах свежей печенки. Не той, замороженной до льдистого излома на срезе, которая почти и не пахла, а свеженькой, полной теплой, густой крови. Кот судорожно сглотнул, но глаз не открыл и не двинулся с места. Принцип – никогда ничего не просить – соблюдался им свято. Боевой Кот сам может себя прокормить.

Дед дошел до площадки, на которой расположился кот.

– А, Ванька, тебя-то мне и надо! – воскликнул дед. – Смотри, что я для тебя припас.

Он положил на подоконник бумажный сверток и развернул его. Так и есть, она, печеночка, да кусок-то какой здоровый.

– Вот, Вань, угощайся, я знаю, ты печеночку любишь. – Дед улыбался, и лукавые морщинки в углах его глаз были очень дружелюбны. Да, дед коту нравился. И прозвище, которое тот ему дал – Ванька, тоже нравилось.

Кот поднялся, выгнув дугой спину, потянулся и, не торопясь, с достоинством, направился к разложенному угощению. Осторожно обнюхав печенку, он не сдержался («Молод еще», – подумал дед) и с довольным урчанием впился зубами в сочную мякоть.

Пока кот расправлялся с едой, придерживая ее лапой, дед, присев рядом на подоконник, не торопясь, рассуждал, казалось, сам с собой. Но кот, не отрываясь от еды, внимательно прислушивался к его словам.

– Да, котяра, я понимаю, как тебе здесь скучно. Это ж разве для тебя жизнь – душить голубей да крыс, да дразнить собак. Тебе нужны дела поважнее и пострашнее. Только какие же тут у нас могут быть страшные дела для Боевого Кота.

Кот насторожился: откуда-то старик знал, что он – Боевой Кот.

– Твои бы возможности, да в другом месте – тебя бы великие герои за пазухой таскали, как лучшего друга. Да ладно, всему свое время, какие твои годы? – опять улыбнулся старик.

Кот прикончил печенку и, усевшись на подобранный хвост, принялся умывать мордочку.

– Здоров же ты, Ванька, печенку трескать! – добродушно проворчал дед, аккуратно сворачивая грязную бумагу. – Ну ладно, пойду я. Жарко что-то. Полежать хочется.

Дед зашаркал вверх по лестнице. Кот, умывшись, покрутился в своем углу подоконника, опять улегся и прикрыл свои изумрудные глаза.

«Великие дела! Ха! Что ж, он готов. Только никаких дворов и подъездов! Никаких детей и старух! Чтобы трех маленьких собак и одну большую каждый день. Маленьких он будет драть сам, а большая будет подыхать от злости и разрыва сердца. А крыс давить, давить, давить!..»

Кот задремал.

И ему привиделся густой зеленый лес, пронизанный солнечным светом и теплом. Он, здоровенный Боевой Кот, благородной черной окраски с белой кисточкой на хвосте, бежал в мягкой свежей траве по обочине широкой проезжей дороги, петлявшей по лесу. А в зубах у него была зажата огромная бурая крыса с разодранной глоткой…

4. Путь (продолжение)

…Один мой хороший знакомый яростно придерживается принципа, по которому ожидает от жизни только всевозможных пакостей. «Все неожиданности я, таким образом, делаю приятными», – гордо заявляет он, обосновывая свой принцип. В результате он стал отпетым мизантропом.

Однажды в теплой, задушевной беседе за хорошим столом я светло позавидовал ему, заявив, что в его жизни бывают только приятные неожиданности. В ответ он, помрачнев, пробурчал: «Как ни готовься к худшему, все равно случается такая гадость, которой ты не ожидал…»

На ночлег мы расположились на опушке леса Золотой Погибели. Леди предупредила, что здесь кончаются ее владения, и она не знает, кончаются ли ее способности. «Поэтому, – сказала она, – лучше будет, если мы переночуем в моем лесу». И я с ней согласился.

Остановились мы невдалеке от тропы, по которой путешествовали весь день, на небольшой поляне, с трех сторон окруженной уже привычными дубами, а четвертой стороной открытой в травянистую равнину, напоминающую истоптанное пастбище. Тропа-дорога, петляя в негустой траве, пропадала в близком перелеске. Поляну пересекал маленький ручеек, вытекавший из близкого ключа. Привязывать Ворона я не стал.

– Никуда он не денется, – заявила Леди.

Спустившись с седла и постояв минуту враскорячку, я отправился собирать хворост.

– Походи, походи, – пропел мне вслед насмешливый голосок, – а то засиделся, наездник.

Побродив по опушке леса минут двадцать, я понял, что никакого хвороста здесь нет. Лес, казалось, тщательно подмели. Мне ничего не оставалось, как только вернуться к месту нашей стоянки.

– Ой,бедный, и как же ты дотащил столько дров? Смотри, грыжа выпадет, вправлять некому. Вот страху-то всем будет – рыжий пришлец с огромной грыжей, – изгалялась Леди.

Я стоял, открыв рот, и смотрел на яркое пламя костра, полыхавшее на поляне. Трава под ним даже не пожелтела. Пламя начиналось прямо из воздуха и при этом потрескивало, как будто его подкармливали сухой березой. Над костром, на треножнике, висел котелок, наполненный водой. Леди примостилась рядом с огнем на небольшой кочке, поблескивая отраженным в рубиновых глазах огнем.

– Ну, Леди, – выдохнул я, – ты прямо как царевна-лягушка – вышла из лягушачьей кожи прекрасной девушкой, все приготовила и опять в кожу спряталась.

– Какое замечательное волшебство, – протянула Леди заинтересованно. – Заклинание скажешь?

Пришлось ей объяснять, что это не волшебство, то есть волшебство, конечно, только не в жизни, а в сказке про Ивана-дурака, то ли царевича, то ли крестьянского сына, который женился на лягушке, которая совсем не лягушка, а царевна, которую заколдовал Кащей-Горыныч, а кожу у нее дурак спалил в печке.

– У кого кожу дурак спалил, у царевны?

– У лягушки.

– Ну, лягушка-то – царевна.

– Лягушка – царевна, но у той своя кожа была.

– Так что, лягушка в двух кожах ходила?

– Нет, у лягушки своя, у царевны своя.

– Так лягушка сама по себе, а царевна сама по себе, каждая в своей коже.

– Да.

– Так, когда у лягушки кожу дурак спалил, как же она дальше жила?

Я, совершенно одурев от ее вопросов, уселся на траву и задумался.

– Во, расселся, как лягушка без кожи, – тут же раздался голос Леди. – Вода закипает. Давай готовь похлебку, у меня рук нет.

Я поднялся, подтащил к огню снятую с лошади сумку и раскрыл ее. Да, сумку собирал человек, хорошо знакомый с походной жизнью. Кроме уже знакомых мне копченого мяса и огурцов, в ней была еще одна кринка с молоком, только топленым, две небольшие краюхи хлеба, баночка с солью, пакет с чаем. Лежало еще что-то, но я дальше не полез, потому что наткнулся на средних размеров горшочек, в котором были, вы не поверите, замороженные пельмени. Почему они не подтаяли, я не понял, но, поскольку вода в котелке закипела, я, посолив, вывалил в нее все содержимое найденного горшочка.

– Ну и обжора! – сразу среагировала Леди. – Варит, как на четверых. Неужели все съешь?

– Ешь – потей, работай – мерзни, – бодро заявил я, помешивая пельмени деревянной ложкой, обнаруженной в кармашке сумки.

– А потом, я надеюсь, вы, Леди, также примете участие в вечерней трапезе?

– Нет, я не хочу есть. Ну разве что немного молока.

– От такой диеты ноги можно протянуть.

– Вот и видно, что ты совершенно не знаешь физиологии зачарованных змей. Во-первых, если ты присмотришься повнимательнее, то обнаружишь, что ног у меня нет, и протягивать мне нечего, разве что хвост. Во-вторых, мне по роду своей деятельности положено практически не спать и практически не есть, а все свое драгоценное время посвящать охране доверенных мне ценностей. Понятно?

– Понятно. Придется справляться с харчами в одиночку.

Я нарезал себе хлеба и огурцов и, вооружившись ложкой, принялся таскать из котелка пельмени.

Когда я насытился, окончательно стемнело. Я переложил остаток своего ужина в горшочек, причем Леди не преминула хмыкнуть:

– Некоторые предпочитают похолоднее? – Но на меня уже навалилась усталость пополам с приятной сытостью. Поэтому, не выясняя природу ее замечания, я с трудом, в силу привычки, вымыл котелок, отстегнул пояс с оружием, улегся возле огня, положив голову на кочку, и тут же заснул.

Проснулся я на рассвете. Солнце еще не встало, но было уже светло. Легкий туман окутывал все вокруг, наполняя окружающий воздух какой-то освежающей влагой. Было такое ощущение, что ночь кончилась едва начавшись. И хотя я чувствовал себя отдохнувшим, я совершенно не помнил ночи, как будто вечером меня выключили, а утром включили, и ночное время выпало из моей жизни. И еще я ощущал непонятную тревогу, хотя Поющий молчал, и, значит, схватки не предвиделось, а конь мирно дремал рядом, изредка похрапывая и встряхивая головой. Леди тоже помалкивала. Я приподнял голову и огляделся.

В мире царила тишина. Окружающий пейзаж не изменился. Рядом, свернувшись золотым клубочком, лежала Леди. Только по периметру нашей полянки стояла стена из серых каменных глыб высотой в полтора моих роста, стена без калитки и ворот.

Я, опершись левой рукой о землю, а правой подтягивая к себе перевязь, стал медленно подниматься на ноги. Леди молнией метнулась на мое плечо, застыла там, приподняв головку, и лихорадочно зашептала мне в ухо:

– Они появились с час тому назад. Не подошли, а именно появились. С тех пор они стоят неподвижно и молчат. Я думала плюнуть в одного, но решила дождаться, пока ты проснешься.

– Ты знаешь, кто это сделал?

– Что сделал?

– Стену поставил!

– Я же тебе говорю, они появились с час назад…

– Кто они?

– Ты что не видишь, вот же они кругом стоят.

– Так это не стена? Я думал, это каменная стена.

– Нет, это облы – древнее каменное племя. Его создал тот самый маг-прорицатель, о котором я тебе рассказывала. В предании сказано, что их практически невозможно убить, но зато у них не бывает детей. И еще, их очень давно никто не видел. Поговаривали, что они навсегда ушли в горы на севере.

Пока Леди торопливо нашептывала мне все, что она знала об облах, я подошел к стене. Выглядели эти облы как самые обыкновенные гранитные глыбы, срезанные в верхней части на конус с закругленной вершиной, и стояли они, плотно прижавшись друг к другу, хотя щели между ними все-таки были.

Я быстро обошел поляну по кругу – выхода не было.

Вернувшись к костру, я присел на траву и задумался. Сам я, прихватив Леди, оружие и сумку, скорее всего смог бы перебраться через этих неведомых облов. Но мне очень не хотелось оставлять Ворона. Не мог я с ним расстаться. «Есаул, есаул, я не брошу коня», – пробормотал я про себя. Только вряд ли Ворон сумеет взять такое препятствие. И самое главное, с какой стати племя, ушедшее давным-давно в горы, вдруг почтило мою скромную особу таким навязчивым вниманием.

В этот момент над горизонтом показался край солнца, осветив верхушки деревьев и мазнув золотом по лысым макушкам облов. Тотчас зазвучал голос. Говорил обл с нашлепкой серого мха на плече, хотя как я это понял – не знаю.

– Твоя слюна, Золотая Шкурка, для нас безвредна. У нас нет гниющей плоти.

Леди разъяренно зашипела.

– Зла мы вам причинять не собираемся. Но…

Он замолчал и через мгновение продолжил громче, торжественным тоном:

– Ты готов выслушать и оплатить пророчество? – обратился обл ко мне.

– Куда ж мне деваться. Готов. Давай свое пророчество, только вот платить мне нечем.

Обл не ответил, а по поляне вдруг пронесся вздох ветра, и она наполнилась птичьим щебетанием. Затем птичий хор стал стихать, как бы отдаляясь, и сквозь него проступило звучание одной ноты, которую тянули все облы, кроме говорившего. Этот звук все усиливался и усиливался, пока птичий гомон совершенно не утонул в нем, и я вдруг почувствовал внутри необычайную пустоту и сосредоточенность. Все вокруг приобрело размытые очертания и уже не отвлекало от того главного, что мне предстояло услышать. Когда я понял, что наступил момент полной сосредоточенности, я услышал:

Слова падали как тяжелые маслянистые капли и с шипением растекались по моему сознанию. Каждое слово, казалось, оставляло невидимую трещину в прочной ткани моего бытия, и в эту трещину врывался студеный ветер чуждого разума. И мне открывался этот Мир. Мир добрый и злой, прекрасный и чудовищный, волшебный и земной. Мои видения были полны пожаров и лязга стали, ласковых песен и чудесных стихов, воплей погибающих и стонов любви…

Я знал, что не запомню дословно услышанное, и это не казалось важным. Но с каждым произнесенным словом в меня вливалось понимание. Понимание того, зачем меня принесло в этот Мир и чего этот Мир ждет от меня. Чего этот Мир не может получить ни от кого, кроме меня. Понимание того, что получит этот Мир – прощение и гибель, или перерождение. Получит от меня! И мне становилось тоскливо и муторно от этого понимания, и это понимание обволакивало меня, все полнее растворяя в серой каше небытия, отдаляя от действительности. Наконец, когда сорванный почти до шепота голос произнес:

Я потерял сознание.

Очнулся я от того, что на мое лицо тонкой струйкой полилась вода. Я открыл один глаз и увидел висящий надо мной в воздухе плохо вымытый котелок (не враг отдал, сам подмывал, удовлетворенно подумал я), из которого выливались мне на лоб последние капли воды. Я глубоко вздохнул, и тут же котелок сорвался и въехал мне по лбу, окончательно приведя меня в сознание.

– Ну вот, не удержала, – жалобно проговорила Леди. – Никогда мне не хватает сил удерживать металл.

Я сел, опираясь на руки.

– Я тебя не очень ушибла? – тут же заволновалась Леди. – Мне очень тяжело держать на весу железные вещи, а ты все лежал, лежал и вроде даже не дышал. Что с тобой было?

Я огляделся. Солнце поднималось над горизонтом. Лес просыпался. И вокруг поляны не было никакой стены.

– Они ушли или мне все приснилось? – хрипло спросил я.

– Они ушли, как только ты упал. Я думала, они тебя убили. Вы все так страшно молчали, а потом ты закрыл глаза, и у тебя потекли слезы. А потом ты упал, а облы просто растаяли в воздухе. А я ничего не поняла и очень испугалась.

– Они сказали свое пророчество.

На меня опять накатила тоска, так, что перехватило горло.

– Ой, а я ничего не слышала. Ты мне расскажешь?

– Потом… как-нибудь. – Я поднялся на ноги и потряс головой. – А сейчас нам надо двигаться дальше. Дела делаются по утрам, как ты сама сказала.

Я быстро умылся, перекусил слегка разогретыми остатками вчерашних пельменей и, быстро собрав свои пожитки, взобрался на Ворона. Леди, устроившись на моем плече, помалкивала и только иногда как-то тревожно поглядывала мне в глаза.

Мы выехали на уже знакомую тропу, и Ворон двинулся вперед своим неспешным размеренным шагом. День разгорался приветливый и ясный. Слабый ласковый и какой-то пахучий ветерок шевелил мои рыжие лохмы. А в моей голове все еще звучали страшные непонятные слова и подвывала гипнотическая нота.

Так мы пересекли пустошь и снова въехали в лес. И тут мне в голову пришла совершенно чудная мысль.

– Слушай, Леди, этот серый разговорчивый булыжник требовал вознаграждение за свое выступление. Ты не видела, я с ним рассчитался?

– Ну, наверное, они свою плату получили, раз не стали беспокоить твое бездыханное тело, – в тон мне ответила Леди. – А может, они рассчитывают получить что-нибудь в будущем.

– Да? А скажи, пожалуйста, в вашем удивительном мире бродят какие-нибудь денежки?

– Денежки бродят самые разные. Есть совсем древние и при этом очень ценные, потому что они чисты с точки зрения магии. Есть монеты, которые выпускает монетный двор великого магистра, – хорошие деньги. Есть деньги, отчеканенные в больших областях и даже крупных городах. Вообще надо сказать, что наша денежная система достаточно запутанна. Каждый мало-мальски серьезный маг норовит начеканить своих денежек, да еще заклятие на них наложить. И вот держишь в руках желтяк и не знаешь, из чего он сделан. Эти деньги иногда так пахнут!

– А у нас говорят: деньги не пахнут!

– Ну, видимо, у вас их чеканят из невоняющих материалов.

– Я завел разговор о деньгах по другой причине. Как я понял, мы направляемся в центральный город этой области под названием Холм.

– Да. И при этом сегодня вечером ночевать должны в городке Мох. Ты о нем уже слышал.

– От кого?

– От того верзилы, который про кота спрашивал.

– Да, верно. Так вот. На всю дорогу продуктов нам не хватит. Да и услугами гостиницы скорее всего придется воспользоваться. Чем платить будем, Леди?

Она хмыкнула, но ничего не ответила. Я тоже задумался. И тут Леди толкнула меня головой в щеку и прошептала:

– Посмотри, посмотри направо вниз!

Я бросил взгляд в указанном направлении, и рот у меня открылся сам собой.

Здоровенный кот, совершенно черной окраски с белой кисточкой на хвосте, бежал в мягкой свежей траве по обочине нашей тропы, незаметно превратившейся в довольно широкую дорогу. А в зубах у него была зажата огромная бурая крыса с почти оторванной головой.

– А вот и наш кот, – сказала Леди в рифму. – Теперь нас полный комплект. Когда Мир кончать будем? – В ее голосе звучала плохо скрываемая истерика.

Кот между тем обогнал Ворона, скосив на нас прищуренный изумрудный глаз, и уверенным прыжком скрылся в придорожных кустах.

– Ну с чего ты решила, что это наш кот. И почему ты считаешь, что я кого-то там собираюсь кончать. Я всего лишь хочу вернуться домой, и все!

Вдруг я вспомнил, как обл закончил свое пророчество – «И все!», – и мне стало не по себе.

– Нет, я знаю. Это – тот самый кот. Вот посмотришь, он с нами увяжется. И ничего от тебя не зависит. Не ты разрушишь этот Мир. Он падет, когда в него придет рыжий пришлец со змеей на плече и котом за пазухой. А ты уже пришел, – продолжала свою истерику Леди.

– Ну, знаешь, не пристраивай мне этого котяру за пазуху. Его таскать – надорваться можно. Это ж не кот, а целая рысь. И чего это его таскать за пазухой, когда он бегает быстрее лошади.

– Раз напророчили, что кот будет у тебя за пазухой, значит, потащишь, – вдруг совершенно спокойным, твердым голосом заявила Леди. – И нечего отлынивать!

– Хорошо, что хоть не медведя напророчили, – усмехнулся я. – Но кот за пазухой то ли еще будет, то ли нет, а вот денежек нет ни за пазухой, ни в других местах, и где взять – неизвестно, – опять затянул я свое.

Леди положила головку мне на плечо.

– Вообще-то, – задумчиво протянула она, – лучше иметь не монеты, а камешки.

– Какие камешки, те, с которыми мы недавно беседовали?

– Хм… Быстро ты в себя пришел. Нет, не те. Я имела в виду рубины, изумруды, сапфиры. Алмазы можно. Их и подделать, и зачаровать нельзя. И ценятся они очень высоко.

– Так. Все ясно. Где тут у вас ближайшие копи. Поедем нароем себе на пропитание.

– Т-т-т… Понесло. Посмотри на себя, старатель. Кайло-то дома забыл. Варежкой своей копать будешь? Так там, где камешки добывают, варежку не снимешь – холодно. Нет. Путь один – у кого-нибудь отнять.

– Ну и замашки у вас, Леди. Что ж вы заставили мужичков дерево с дороги убирать, там бы и засели.

– А у тебя другие идеи есть? – запальчиво вскинулась Леди.

– Хорошо бы клад найти, – своровал я идею у Тома Сойера. – Да разве здесь что-нибудь дельное закопают?

– Ну и голова! Большая, рыжая и глупая. Зарытое я сразу учую. Только откопать-то ты не сможешь!

– Да клад-то я и варежкой откопаю.

– А я в тебя плюну! Заклятие сильнее меня. Должна, и хочешь – не хочешь, а плюну!

– Что ж, тебе меня совсем не жалко. Я ж для общего дела стараюсь. Как не кормленному пришлецу такого котяру за пазухой таскать?

– И стараешься ты для себя. И жалко мне тебя. Да не могу я позволить клад отрыть! Охранять я его должна!

– А если ты покажешь, где копать, а потом в сторонку отползешь, как будто ничего не видишь.

– Ну, тупая рыжая башка. Тебе ж говорят: охранять мне предписано, а не в сторонку отползать.

– Ну что ты ругаешься? А может, мне одеться поплотнее. Один раз плюнешь, не попадешь, ну и чего еще стараться?

– Попаду. От меня не укроешься.

– Да… Значит, эта идея отпадает… – разочарованно протянул я. – Надо было тогда хотя бы у Гришки из зубов желтяк выдернуть.

– Ага, так он тебе свой желтяк и отдал бы. Скорее он тебе пальцы зубками отхватил бы!

Дальше мы поехали, обсуждая эту, на мой взгляд, животрепещущую тему. Я предлагал разнообразные варианты безопасного проведения земляных работ по отрытию драгоценностей и мечтал, как мы на них заживем, а Леди угрюмо повторяла: «Все равно плюну». Вот такой у нас получался консенсус, прошу прощения за неприличное слово.

Солнце уже сильно припекало, было около полудня, когда мы проехали очередное засеянное поле и въехали в небольшую прохладную рощицу. Я остановил Ворона под высоким кленом, соскочил на землю и заявил, что всей компании необходим привал. Ворон сразу отправился назад в поле хрумкать созревающим овсом, Леди задумчиво отползла за куст бузины и устроилась на солнечном пятне, я улегся под тот же куст в тенек с куском хлеба в руке.

Немного помолчав, Леди заявила:

– Вон, видишь, елка одна стоит. Наклонилась еще.

– Вижу. Так себе елка. Ободранная какая-то.

– Пять шагов от нее, в сторону орехового куста, горшок закопан. И совсем не глубоко. Только откопать его нельзя.

Кусок хлеба застрял у меня в горле.

Нет, я никогда не был жадным, алчным скопидомом. И на драгоценности британской короны мне в принципе было наплевать. Но меня действительно весьма беспокоила проблема расчетов с местным населением. Не мог же я при своей внешности и обмундировании ночевать в городе на улице, грабить на большой дороге или воровать харчи? Ну не мог! И воспитание не позволяло. А Леди не могла не плюнуть!

И тут, из-за уже упомянутого орехового куста, появилась сначала черная морда, а следом за ней и весь наш утренний знакомец. Общие габариты и белая кисточка на хвосте ясно указывали на то, что перед нами был именно он. Крысы в его зубах уже не было, зато к морде и за ушами прилипло несколько ярких птичьих перьев, не оставлявших сомнений в том, что кот уже пообедал. Выйдя из-за куста, кот уселся на хвост и стал тщательно умываться. Закончив эту процедуру, усатый хищник, презрительно прищурив глаза, посмотрел в нашу сторону и направился к одинокой елке. Леди слегка заволновалась. Кот, немного не доходя до места, указанного леди, вдруг припал к земле, прижал к голове уши и по-пластунски двинулся дальше, всячески показывая, что он кого-то впереди учуял. Через полметра он замер, а затем завилял задом, как бы нащупывая опору для ног, и, наконец, прыгнул. Да, это был прыжок настоящего хищника. Не побоюсь показаться тривиальным, но это действительно было похоже на черную молнию. Казалось, никто и ничто не может спастись от такого броска, однако тот, на кого охотился кот, успел, похоже, спрятаться. Кот очумело повертелся на месте и принялся передними лапами рыть землю.

Вы когда-нибудь видели изумленную змею? На мой непросвещенный взгляд, змея может быть либо безразлично-спокойной, либо разъяренной. Но тут!.. Леди стояла почти на хвосте и изумленно раскачивала своей точеной головкой. При этом было ясно, что нападать она не собирается. Однако на всякий случай я поинтересовался:

– Ты же не собираешься обидеть неразумное животное, которое откапывает себе мышку на обед?

– Никакую ни мышку он откапывает, – заявила леди, не оборачиваясь ко мне. – Эта черная шкура прекрасно знает, что он откапывает. Но наложенное на меня заклинание действительно не обязывает меня уничтожать зверье. Им-то клады, по разумению моего создателя, совершенно не нужны.

Кот между тем продолжал упорно погружаться в землю.

Я встал и подошел поближе. Леди последовала за мной. Кот выкапывал аккуратную ямку, сантиметров тридцать в диаметре. Рыл он профессионально – не торопясь, но очень быстро, и углубился уже сантиметров на двадцать. Еще немного рыхлой земли вылетело из-под кошачьих лап, и на свет показался кусок нетуго натянутой не то тряпки, не то кожи. Несколько взмахов лапы – и мы увидели, что это кусок старой коричневой кожи, натянутой на что-то круглое. И тут кот сел и стал вылизывать языком лапы, очищая их от налипшей земли.

Я двинулся вперед и тут же услышал:

– Стой! Я за себя не отвечаю!

Спорить не приходилось, я тут же остановился.

Кот почистил лапы и, наклонив голову, с интересом поглядел на нас. Он, казалось, ждал слов одобрения и похвалы. В воздухе повисла напряженная тишина.

Я не выдержал первым:

– Ну, котик, давай! Покажи, что ты там поймал!

Кот разочарованно вздохнул и почесал задней лапой за ухом.

– Ты что, и с кошками не умеешь общаться, – раздался насмешливый голос моей спутницы. Это меня обидело. Кошка – самое мое любимое животное. И я всегда умел найти подход к любой кошке, хотя у каждого экземпляра «кошки домашней» свой особый, порой весьма сложный характер.

– Кис, кис, кис… – позвал я.

Кот раздраженно тряхнул ухом.

– Барсик, Барсик…

Кот встал, потоптался на месте и уселся к нам спиной.

– Васька, Васька…

Кот не реагировал.

– Его зовут Ванька, – заявила вдруг Леди безапелляционным тоном.

– Откуда ты знаешь, – удивился я.

– Вообще-то это Боевой Кот. Очень редкая порода, созданная для ведения военных действий в тылу противника. Именно этот кот очень подходит к имени Ванька, только ни в коем случае не Ванечка, а то начнешь сюсюкать, – насмешливо добавила Леди.

Я подошел еще ближе и фамильярным тоном заявил:

– Ну ладно, Ванька, показывай, что ты там нарыл.

Кот поднялся с места, повернулся к нам мордой и внимательно уставился на меня. Через несколько секунд, видимо, удовлетворившись осмотром, он стал внимательно рассматривать свою находку. Затем поднял свою здоровенную лапу и коротким точным ударом распорол и сорвал отрытую кожу. Под ней, переливаясь всеми цветами радуги, лежали разноцветные камешки.

– Ну вот, я же говорила, что он знает, что откапывает, – пробормотала Леди.

Я молчал, не зная, что предпринять. Кот ходил вокруг ямы, подрагивая пушистым хвостом и поглядывая то на камни, то на нас. На его морде ясно читался вопрос: «Где ваш восторг и похвалы? Ну хвалите меня, хвалите».

Наконец, присев и не отрывая глаз от самоцветов, я обратился к Леди:

– Что будем делать, Золотая Погибель? Можно ли, по твоим чародейским правилам, несчастному, всеми преследуемому, бездомному пришлецу поднять с земли несколько ничьих, никому не нужных камешков, которые отрыл голодный бездомный котик, надеясь на нашу помощь?

– Во наплел!.. – изумленно пробормотала Леди. – Прямо сердце разрывается. Ты, случаем, у себя там, дома, сказки не сочинял? Про несчастных детишек, которые заблудились в страшном-престрашном лесу.

– Если проще говоря, Леди, то, перефразируя классика, скажем: брать или не брать – вот в чем вопрос!

– Я думаю, брать, однозначно! По поводу ценностей, открыто лежащих на дороге, я никаких инструкций не имею.

В это время кот, не понимающий наших сомнений, запустил свою лапу в чужое добро, вытянул один крупный рубин (или гранат), как бы играя, подкатил его к моим ногам и вопросительно на меня уставился. Тут я отбросил сомнения и, зажмурив глаза, схватил камень рукой в перчатке. И ничего не произошло. Я почувствовал в своей руке прохладу и гладкость полированного камня, а по предплечью привычно потекла к моему плечу Леди. Свесив голову, она также разглядывала камень в моей руке. Ванька удовлетворенно улегся рядом с моей ногой.

Тут меня прорвало.

– Кормилец! – заорал я. – Вся сметана в округе – твоя!

В порыве безудержного восторга я схватил кота за черный толстый загривок и потряс его. Ванька изумленно вырвался, как бы не понимая, чем вызвана подобная фамильярность, и отмахнулся лапой. Но, поскольку когти он не выпустил, замах у него получился довольно добродушный.

Я вытащил найденные камни из плошки, в которой они были зарыты, и разложил их на поле плаща. Их было немного – сорок две штуки. Правда, Леди заявила, что мне этого на четыре роскошные жизни хватит. Камни были только пяти видов: рубины, изумруды, сапфиры, несколько крупных сиреневых топазов и четыре алмаза. Большинство камней были отполированы, но не огранены, некоторые из камней были в поломанной оправе и только четыре изумруда были огранены странным, невиданным мною способом. Это были высокие пирамидки со слегка срезанной вершинкой, оправленные в старое, тускло сверкавшее серебро. Перстень, серьги и брошь. Но, к моему несказанному огорчению, оправа серег и особенно броши была смята и поломана. Только перстень сиял своей чудной непередаваемой красотой. Леди немедленно заявила, что эти камни порченые, и их никто не купит. Но моего восторга это заявление не уменьшило. Огорчало, что перстень был явно маловат для моих лап, но в порыве отчаянного хотения я все-таки решил примерить его на безымянный палец затянутой в перчатку руки. К моему изумлению, едва я поднес перстень к пальцу, его обруч увеличился, он легко скользнул на последнюю фалангу и крепко ее охватил, словно занял свое привычное место. Я полюбовался игрой крупного зеленого камня, а затем поднялся на ноги.

– Так, друзья, – почти пропел я, незаметно для себя включая в нашу компанию кота, – мы должны до темноты попасть в Мох. Поэтому предлагаю немедленно двигаться.

– Посмотрите-ка, – немедленно отозвалась Леди, – этот обжора на радостях даже обедать не желает. Исхудаешь, батюшка… – протянула она жалобно.

– Что нам ваш сухой паек, – ответил я заносчиво. – Вот мы посмотрим, чем местные рестораторы благородных путешественников угощают.

– Как же ты быстро из бедного, несчастного, всеми преследуемого пришлеца в благородного путешественника превратился.

Но я не стал вступать с Леди в пререкания, а, собрав камни и рассовав их по карманам, отправился за Вороном.

Возвратившись, я упаковал свой дорожный мешок и взобрался на лошадь. Кот сидел в траве и не делал попыток присоединиться к нам. Тогда я наклонился к нему и довольно напыщенно произнес:

– Уважаемый Боевой Кот, прошу тебя присоединиться к нам и стать нашим другом и попутчиком, делить с нами удачи и невзгоды, радости и потери. – Потом, помолчав, добавил: – Поехали, Ванька!

Кот, подняв голову, посмотрел мне в глаза и одним прыжком оказался у меня на колене, затем нырнул под плащ и устроился на моем бедре, уцепившись когтями за штанину и мою кожу. Он прикрыл глаза, и стало ясно, что он готов к путешествию. Так мы и тронулись: я на Вороне, Леди на моем плече и Ванька под плащом на бедре.

Скоро лес кончился, и дорога вывела нас в засеянное поле. Мне подумалось: «Трое вышли из леса. Чтобы разрушить этот прекрасный Мир?»

5. Мох. Ночь

…А нужно ли верить людям? Нужно! Только при этом необходимо точно представлять, чего они от Вас хотят и чего они от Вас ожидают. Если Вы совершенно точно знаете эти две вещи, то людям можно верить безоговорочно.

Все равно им вряд ли удастся Вас обмануть…

Всю вторую половину дня меня удивляло, что мы никого не встречали на полях и больших огородах, лежавших по обеим сторонам дороги. Леди на мой вопрос удивленно ответила:

– А что людям здесь сейчас делать? Я же тебе объясняла, что наши земледельцы, как и подавляющее большинство жителей нашего Мира, – полные люди. Значит, они прекрасно владеют прикладной магией своего ремесла. Для них не проблема обеспечить оптимальную для посевов погоду, дожди, там, солнце, или уничтожить вредителей и сорняки. Этому они учатся с детства. Так что сейчас они трудятся у себя дома – анализ окружающей среды, расчет и составление необходимых заклинаний, запуск их в действие – это настоящее искусство. И от того, насколько хозяин владеет этим искусством, во многом зависит и величина урожая, и качество продуктов. Иногда ученик такое сочинит! У моих соседей один такой ученичок раз заклинание состряпал, так у них арбузы на три недели раньше других поспели, да какие здоровые и красные были. Ну они на радостях хорошо поели, а потом чуть не перемерли – животами неделю маялись.

– Типичное отравление нитратами, – пробормотал я, но Леди на мои научные слова не обратила внимания.

– Так что сейчас здесь никого и не должно быть. Вот когда придет время убирать урожай, тогда их место будет в поле.

Буквально в то же мгновение мне представилась возможность поймать Леди на незнании местных обычаев, что я не замедлил сделать.

– Позвольте, дорогая, вот же сидит почтенный земледелец, контролируя процесс вызревания ячменя!

Невдалеке от дороги, посреди высоких зеленых всходов, которые я не раздумывая окрестил ячменем, сидел, привалившись к здоровенному, воткнутому колу, мужик. Одежда на нем была необычайно красочная и состояла из оранжевых широких штанов, напоминающих украинские шаровары, и ярко-голубой рубахи, подпоясанной темно-синим кушаком. Голову селянина украшала желтая, похожая на соломенную, широкополая шляпа, а на ногах, хотите верьте, хотите нет, желтели новые лыковые лапти.

Он сидел, опустив голову и задумавшись, и, видимо, не слышал, как мы подъезжали.

Я, честно говоря, обрадовался встрече, надеясь в разговоре с одиноким человеком прояснить для себя хоть какие-то обычаи или нормы поведения, существующие в этой местности, чтобы не выглядеть в городе совсем уж чужаком. Поэтому я в нетерпении подтолкнул шпорами Ворона и повернул его в сторону аборигена.

Но не успел я въехать в посевы, как у меня на плече раздалось тихое хихиканье, а поселянин вскочил на ноги и принялся энергично выдергивать из земли свой здоровенный кол. Через секунду он, уставив в нашу сторону вымазанное землей острие, двинулся вперед, покачиваясь и загребая землю странно согнутыми ногами. Голову он по-прежнему не поднимал.

– Почтеннейший, – заорал я на все поле, показывая свое миролюбие, – не надо тыкать в нас вашим грязным колом. Я всего лишь хочу задать вам несколько общих вопросов.

– Уйди из овса… – прогундел в ответ агрессивный земледелец.

Леди хихикала уже вовсю, да и Ванька высунул голову из-под плаща, интересуясь развитием событий.

Я понял, что моя честь попрана хамством и немотивированной грубостью, и ответил, собрав весь свой сарказм:

– Почтеннейший, вам надо научиться уважительнее разговаривать со знатными путешественниками. В противном случае вы рискуете напороться на неприятности!

Сквозь хохот у моего правого уха я расслышал новую гундосую фразу:

– Уйди из овса, а то как дам палкой в брюхо…

При этом абориген уже набрал приличную скорость, и я понял, что он действительно целит мне в живот. Не то чтобы я уж очень испугался, но, сочтя драку с практически безоружным крестьянином не слишком великим подвигом, я быстро развернул Ворона и вернулся на дорогу.

Едва я покинул посевы, как этот отчаянный колоносец повернул в сторону и по большой дуге, постепенно снижая скорость, вернулся на прежнее место. Здесь он снова воткнул свое оружие в землю, но не стал усаживаться под ним, а вскарабкался на вершину и, развернувшись, наделся кушаком на кол. Потом подергался всем телом, устраиваясь поудобнее, поднял голову и приложил ладонь ко лбу наподобие козырька. И тут кол начал медленно вращаться, подставляя различные участки поля для обозрения своему седоку.

Только тут я наконец понял, что это не что иное, как обыкновенное пугало. Господи, каким же идиотом я выглядел, ведя интеллигентную беседу с набитой неизвестно чем куклой.

– Я же… тебе… говорила… – радостно давясь смехом, начала Леди, – что жители… не бродят сейчас по полям… Все поля накрыты заклинаниями, а этот… этот поставлен, чтобы выгонять из посевов животных и людей… Правда, люди в посевы не забираются… Но это очень хорошее пугало… должно быть, новое. Вон, даже говорить умеет.

– А может, можно с ним поговорить, чем тут народ живет? – с надеждой поинтересовался я.

– Нет… – уже спокойнее ответила Леди. – Это ж пугало, у него одна функция – выгонять из посевов. О чем ты будешь с ним говорить, жердь тебе в брюхо… – Леди снова развеселилась.

Ванька снова спрятался под плащ, и мы двинулись дальше под хихиканье Леди, ужасно довольной разыгравшейся сценой.

Уже в сумерках мы подъехали к городку со странным названием Мох. Сначала по сторонам дороги стали встречаться небольшие аккуратные дома, обнесенные крепкой, но невысокой оградой, иногда каменной. Дворы были чисто выметены, а частенько и замощены каменными плитами. Люди во дворах занимались обычными повседневными делами и совершенно не обращали на нас внимания. Потом дома приблизились к дороге, и она незаметно превратилась в улицу. Улица закончилась широкой мощеной площадью с фонтаном посередине. На площади было довольно много народа, видимо, люди вышли вечерком прогуляться, но на нас по-прежнему никто не обращал особенного внимания. Правда, несколько девушек, стайкой сидевших на гранитном обрамлении фонтана, бросали в мою сторону заинтересованные взгляды, шушукались и хихикали.

Объехав площадь, я увидел высокое, в три этажа, каменное здание с большой вывеской по фасаду, на которой с изумлением прочитал надпись на чистом русском языке, правда, написанной почему-то в старом правописании, – «ТрактирЪ» и рядом «Постоялый дворъ». Между этими словами была нарисована лохматая и усатая рожа с огромным красным носом, шрамом через всю левую щеку и серьгой в левом ухе, весьма напоминавшая изображение Бармалея в моей любимой детской книге. Под словом «ТрактирЪ» красовалась жирная синяя стрелка, указывающая налево, а под надписью «Постоялый дворъ» не менее жирная красная стрелка, отправлявшая читателя направо. При этом вход в столь замечательное здание располагался прямо под вывеской, и других дверей, по крайней мере на фасаде, не наблюдалось.

Я вытащил из-под плаща дремавшего кота и посадил его перед собой на седло. Затем сполз на землю и, привязав поводья к врытому рядом с входом каменному столбику, попросил:

– Вань, пригляди за лошадью, я сейчас вернусь.

Клянусь, кот кивнул мне в ответ.

Я толкнул тяжелую дверь и вошел в большой зал.

По всему залу, расположенному на три ступени ниже входа, были расставлены массивные столы, окруженные не менее массивными табуретами. У боковых стен с помощью высоких перегородок, не доходивших, правда, до потолка, были устроены отдельные кабинеты. Некоторые из них имели двери, а другие закрывались тяжелыми портьерами. Под самым потолком на перекрещивающихся толстых деревянных балках висела люстра, сделанная, похоже, из огромного колеса, по его ободу горело несколько десятков свечей. Ступица колеса была украшена старым пожелтевшим от времени черепом, который таращил пустые глазницы на толпящихся внизу людей. На противоположной от входа стороне зала располагалась высокая стойка, а за ней огромная витрина, сверкавшая разноцветным винным стеклом. За стойкой стоял, судя по внешнему виду и осанке, хозяин заведения, его рожа, несомненно, послужила образцом для написания образины, украшавшей вывеску. Правда, оригинал был осчастливлен обширной лысиной, так что художник, видимо, хотел польстить своему заказчику. По бокам от хозяина суетились два молодых паренька в заляпанных белых фартуках, обслуживая посетителей, обступивших стойку и сидящих за столами.

Зал был полон. Гул голосов почти перекрывал звуки музыки, которые исходили от странного аппарата, стоявшего слева от стойки. На этом аппарате лежала гитара, еще одна гитара стояла, прислоненная к паре барабанов, установленных на подставках, вместе со сдвоенными медными тарелками. Похоже, здесь имелась и живая рок-группа. На небольшом пятачке перед этим музыкальным центром топталось несколько пар.

– Ну что, – раздался у меня над ухом шепоток Леди, – так и будем толпиться у входа. Держись понахальнее.

Я начал проталкиваться к стойке. Бармалей, без сомнения, еще издалека заметил меня и, выскочив из-за своей стойки, торжественно двинулся мне навстречу. Встретив меня в середине зала, он с достоинством поклонился и глубоким басом пророкотал:

– Господин, я рад, что вы удостоили мое заведение своим посещением. Чем я могу служить вам?

– Мне, любезный, – начал я барственным тоном, – необходима приличная комната дня на два-три и ужин. У дверей стоит моя лошадь, о ней надо позаботиться.

Бандитская рожа хозяина сморщилась, и он оглушительно чихнул, прикрывшись ладонью. Тут же рядом с ним появилась молодая белокурая девушка, почти девочка, в простом голубом платье и белом кружевном фартуке с большими карманами. Присев передо мной в легком поклоне, она вопросительно поглядела на моего собеседника.

– Покажи господину первые президентские апартаменты. Скажи Люку, чтобы отвел лошадь господина на конюшню и позаботился о ней. Вещи пусть отнесет господину в комнату, – пробасил тот. Затем, обращаясь ко мне, он спросил: – Ужинать господин будет в комнате или в общем зале?

– Ужинать буду в общем зале, а в комнату принесите немного молока на блюдце и большую миску свежей сметаны.

Хозяин, ничуть не удивившись, кивнул девчушке:

– Выполняй.

И опять с достоинством поклонился.

– Прошу вас, господин, за мной… – пропел тоненький нежный голосок, и девушка повернулась ко мне лицом.

Вы наверняка не раз слышали довольно избитое поэтами и фатами выражение: «Я утонул в ее глазах». Так вот, в этот момент я понял, что оно подразумевает. Я смотрел в эти огромные, чудные темно-синие глаза и ощущал, как погружаюсь в них все глубже и глубже. Гул голосов, наполнявших зал, постепенно отдаляясь, затихал, свет начал меркнуть, принимая голубовато-зеленоватый оттенок, мои уши заложило, словно я нырнул глубоко под воду или взлетел высоко в воздух. У меня начала медленно кружиться голова.

Когда я почувствовал жжение в груди и понял, что забыл выдохнуть остатки давно использованного воздуха и вдохнуть порцию свежего, в моей голове раздался знакомый ехидный голосок:

– Закрой рот и перестань есть девчушку глазами. Как не стыдно, так бесстыдно разглядывать невинное дитя. Не забудь, что ты выглядишь как опытный тридцатилетний сердцеед!..

И тут я наконец вынырнул. Со всхлипом я втянул в себя воздух и захлопнул рот. И покраснел.

Девушка вздрогнула, моргнула, тоже слегка порозовела, быстро опустила глаза, повернулась и двинулась через зал к двери справа от стойки. Я направился за ней.

Поднимаясь по скрипучей лестнице на второй этаж, я попыхтел, набрался смелости и спросил девчушку:

– Как тебя зовут, малышка?

– Мама назвала меня Лаэрта, но почти все мои знакомые называют меня Элли.

– И ей это имя не нравится, – тут же раздался шепоток Леди. – Если хочешь ей понравиться, называй ее Лаэрта, хотя это имя тоже не совсем ей подходит.

Тут я пожалел, что Леди не может читать мои мысли, потому что мне пришлось тихо проворчать:

– Какое же имя для нее подходит?

Девчушка оглянулась и спросила:

– Господин что-то сказал?

– Нет-нет, ничего, – смущенно пробормотал я. – И что ты все господин да господин? Меня зовут Илья и даже еще без отчества.

– А что такое – отчество? – поддержала разговор Лаэрта.

– Ну, это в тех местах, откуда я родом, в знак уважения к имени человека прибавляют еще и имя его отца, – подробно объяснил я.

– Как странно… – приостановившись, произнесла она.

– Что странно?.. – живо поинтересовался я.

– Что прибавляют имя отца. Ведь мать для человека гораздо важнее. Если уж и прибавлять что-то к его имени из уважения, то скорее это должно быть имя матери. – Она улыбнулась и двинулась дальше.

– Что ж, в этом безусловно есть здравое зерно, – подумалось мне.

Леди между тем продолжала нашептывать мне на ухо:

– Сейчас ее надо бы было называть Фея. Просто Фея без личного имени. Она в общем-то еще до личного имени недоросла. Вот годочка через два имя ее выберет. И это будет не простое имя. Эта девчушка еще себя покажет. Впрочем, сейчас сам все увидишь.

На площадке второго этажа в продавленном кресле с потертыми подлокотниками расположился лохматый парнишка в мешковатых бурых, заляпанных пятнами, штанах и такой же замызганной курточке, надетой на голое тело. Увидав поднимающуюся по лестнице Лаэрту, он вскочил и, открыв рот, уставился на нее. Та, вздернув подбородок, от чего ее курносый маленький носик совершенно задрался вверх, произнесла тоном герцогини, вынужденной обращаться к старшему помощнику младшего лакея:

– Люк, перед входом стоит лошадь господина. Немедленно отведи ее на конюшню и проследи, чтобы о ней надлежащим образом позаботились. Багаж господина принесешь в первые президентские апартаменты. И если я еще раз увижу тебя в кресле, я с тобой буду говорить по-другому, – закончила она, проходя мимо парня. Тот, выудив откуда-то замызганную кепчонку и натянув ее на лохматую голову, молча скатился вниз по лестнице.

– Люк, между прочим, – опять зашептала Леди, – полный человек и старший брат самой Лаэрты.

Пройдя до конца коридора, Лаэрта открыла здоровенным медным ключом дверь и ввела меня в «первые президентские апартаменты». Ими оказалась одна большая комната, посередине которой стояла огромных размеров кровать под балдахином из желтого атласа. В углу на столике стоял глиняный таз, аляповато расписанный желтыми цветами, и кувшин такой же веселой расцветки. Рядом на крюке, вбитом в стену, висело расшитое полотенце. Похоже, это было место для умывания. Я медленно обошел комнату. Она имела два окна и, поскольку она была угловой, одно из них выходило на уже знакомую мне площадь, а второе – в какой-то темный закоулок, перегороженный к тому же невысокой изгородью. Около этого окна стояло новое кожаное кресло, а в углу за дверью размещался двустворчатый шкаф.

Лаэрта внимательно наблюдала, как я осматривался, а потом пропела своим голоском, указав на незаметную дверь возле шкафа:

– Здесь уборная, господин, – и слегка покраснела.

– Хорошо, эта комната мне подходит. Если тебе несложно, прикажи, чтобы сюда принесли молоко и сметану. Я пока умоюсь.

Лаэрта присела в полупоклоне и молча вышла за дверь. А я, словно сомнамбула, двинулся за ней.

– Куда?.. – остановила меня Леди. – Сказал, что будешь умываться – умывайся. И за Ванькой надо сходить.

Я быстро подошел к креслу, и Леди по моей протянутой руке скользнула на кожаную спинку.

– Леди, вы, как всегда,правы. Остаетесь за главную, дорогая, командуйте, – улыбнулся я и кинулся к дверям.

– Покомандуем… – донеслось мне вслед.

Но Лаэрты за дверью уже не было, и мне сразу стало тоскливо.

Спустившись по лестнице и пройдя через зал, я вышел на площадь и увидел незабываемое зрелище. Люк, пригнувшись и прикрыв голову рукой, пытался дотянуться до уздечки, привязанной к столбику. Ванька стоял на седле, выгнув спину и подняв хвост трубой. Глаза у огромного черного кота полыхали зеленым пламенем, когти сверкали, как маленькие ятаганы, шерсть стояла дыбом, и при этом он шипел, как двадцать пять разъяренных кобр. Вокруг, на безопасном расстоянии, собралось человек двадцать зевак, обсуждая шансы Люка против Ваньки. Как я понял, ставки принимались один к двадцати восьми против Люка.

Я сошел со ступенек и рявкнул:

– В чем дело?

– Господин, – затянул неожиданно басом Люк, отскочив от лошади, – этот дьявол не подпускает меня к вашей лошади, а Элли меня с кашей съест, если я не вернусь через пять минут, выполнив ее поручение.

Я подошел к Ворону и протянул руки. Ванька, увидев меня, сразу успокоился и прыгнул ко мне на руки, едва меня не повалив. Пристроив кота под плащом на сгибе левой руки, я кивнул Люку: «Действуй» – и направился в гостиницу. Когда я проходил через зал, я обратил внимание на то, что очень многие с повышенным интересом разглядывают высовывающуюся из-под плаща усатую черную морду.

Поднявшись по лестнице и подойдя к своей двери, я увидел возле нее страшно испуганную Лаэрту. Увидев меня с котом под мышкой, она, казалось, испугалась еще больше.

– Здесь-то что случилось? – спросил я у испуганной девушки, не менее испуганно.

– Господин, наверное, очень сильный маг? – запинаясь, проговорила она. – Я принесла молоко и сметану и хотела убрать вашу красивую перевязь в шкаф, она валялась на кресле. И вдруг эта желтая лента так страшно на меня зашипела, – на глазах у нее выступили слезы.

– Ну-ну, не надо бояться, – улыбнулся я и открыл дверь. Леди по-прежнему лежала на спинке кресла и, казалось, дремала.

Я шагнул в комнату и опустил Ваньку на пол. Лаэрта с любопытством разглядывала комнату у меня из-под руки. Кот тряхнул ухом и медленно отправился оглядывать наше жилище. На столике рядом с тазом стояла большая миска с густой сметаной и блюдце, до краев наполненное молоком.

Повернувшись к девушке, я непроизвольно поднял руку и погладил ее по светлой головке.

– Все в порядке, Фея. Спасибо тебе за молоко и сметану.

Она вспыхнула и, отступив на шаг, уставилась своими лазоревыми глазами мне в лицо.

– Почему ты так меня назвал?

Я смутился.

– Ну, ты просто очень похожа на фею, как я себе ее представляю.

– Так ты фей не видел?

– Да нет. Пока не приходилось.

Она, опустив глаза, пробормотала:

– Если тебе что-нибудь понадобится, позвони, – повернулась и, не поднимая глаз, направилась к лестнице.

Я закрыл дверь и тут же услышал:

– Как не стыдно дразнить детей? – Леди подняла свою головку.

– Как не стыдно пугать детей? – ответил я. – Вот стала бы Лаэрта заикой, что бы я делал?

– Я думаю, что ты тогда бы тоже стал заикаться, – не упустила момент Леди. И тут же строго добавила: – А что бы, интересно, ты стал делать на моем месте? Заходит, миски на стол и ко мне. «Ах красота… ах красота». Красота – так стой и любуйся. А она хвать меня и на себя примерять. Что же, мне ждать, когда она меня у себя на поясе узлом завяжет? – Леди возмущенно помолчала и довольно добавила: – Зато, когда я зашипела, она через секунду была за дверью.

Я, улыбаясь, переложил блюдечко с молоком на сиденье кресла, а миску со сметаной поставил на пол рядом с кроватью. Ванька, разглядывавший до этого с подоконника улицу, быстро спрыгнул на пол и помчался к миске. Обнюхав содержимое, он с довольным урчанием заработал языком. Леди тоже спустилась со спинки кресла отведать своего молока.

Стянув надоевшую кольчугу и рубашку и отстегнув пояс с оружием, я отправился к столику умываться. В кувшине, как я и ожидал, была вода. Налив воды в таз, я с удовольствием ополоснулся до пояса и, вытершись цветастым полотенцем, почувствовал, что полностью готов к ужину, несмотря на двухнедельную щетину и отсутствие расчески. Приоткрыв дверцу, я заглянул в туалет. Посередине маленькой, полтора на полтора метра, комнаты стоял огромный, совершенно необъятный фаянсовый ночной горшок, напоминающий приличный бочонок. Я осторожно заглянул внутрь. Горшок сиял чистотой, но никаких следов водопровода и канализации не было и в помине. Я недоуменно почесал в затылке. Это сколько же надо съесть, чтобы наполнить такой горшок. И кто же выносит его содержимое, надеюсь, не Лаэрта.

Я покинул загадочную уборную и, натянув рубашку, сказал:

– Так, ребята. Я, пожалуй, тоже пойду перекусить. К вам теперь вряд ли кто заглянет, но все-таки ведите себя поспокойнее. Я постараюсь долго не задерживаться.

Повернувшись к двери, я услышал голос Леди: «Оружие возьми», – и решил, что совет дельный. Сняв ножны с Поющим, я нацепил пояс на себя и проверил, легко ли выходит Молчащий из ножен.

Еще раз бросив взгляд на своих друзей, я вышел.

В зале ресторана стало гораздо просторнее. Как только я вошел, один из помощников хозяина подбежал ко мне и провел меня в один из кабинетов со шторой. Он был пуст. Вокруг стола, в отличие от общего зала, стояли не табуреты, а стулья с высокими спинками. Я уселся за стол и, поймав вопросительный взгляд своего сопровождающего, спросил:

– Чем сегодня угощают?

Парень молча подал мне листок с перечнем блюд. Быстро просмотрев его, я понял, что попал в заведение с русской кухней. Заказав тарелку щей, мясо по-крестьянски в горшочке с кашей, салат и нарзан (да-да, нарзан!), я откинулся на стуле и в ожидании еды стал рассматривать находившихся в зале людей.

Честно говоря, я надеялся, хотя бы издалека, увидеть Лаэрту. Она настолько поразила меня, что, не видя ее, я чувствовал себя брошенным. На меня опять навалилась тоска по дому, тоска по собственной независимости. Мне опять стало тошно от того, что меня подхватила череда непонятных, невозможных событий и несет, тащит меня к неизвестному и скорее всего неприятному концу. Хотелось не то рыдать, не то рычать. И Лаэрты не было, видимо, она хозяйничала где-то в недрах гостиницы.

Наконец мне подали еду. Я засунул салфетку за ворот рубашки и принялся за щи. Знаете, если не смотреть по сторонам, то в этот момент вполне можно было ощутить себя в Москве, в каком-нибудь новом маленьком ресторанчике с исконно русской кухней. Даже хлеб был настоящим черным московским. Я быстро управился со щами и приступил к мясу, когда тяжелая входная дверь распахнулась, как от удара кованым сапогом, и в дверном проеме появилась весьма колоритная фигура.

Высокий старик, лобастую голову которого окружало облако белоснежных волос. При этом волосы на непокрытой голове были взлохмачены, как солнечная корона, а усы и борода почти до пояса были аккуратно подстрижены и расчесаны. Одет он был в длинную синего цвета рубаху, подпоясанную витым желтым шнурком, желтые же широкие штаны и мягкие коричневые башмаки с затейливой пряжкой на боку. В руках старик держал огромную суковатую дубину, изображая из нее посох.

Осмотрев зал с высоты порога, он шагнул по ступеням и уверенным, размашистым шагом прошел к стойке. При этом он с такой силой колотил своей дубиной по полу, что стоявшие рядом дубовые стулья подпрыгивали в несуразном танце. Его изборожденное глубокими морщинами лицо, с ярко-синими огоньками глаз, казалось, источало добродушие, при этом он басил на весь зал:

– Привет, старая винная бочка! Все травишь несчастных гостей своим выдержанным уксусом? Смотри, доведет тебя твоя экономия до пришлеца.

Хозяин дружески улыбнулся новому посетителю и вытащил из-под стойки емкий хрустальный графин с какой-то сиреневой жидкостью. Поставив его перед вошедшим, он рядом водрузил не менее солидный хрустальный бокал, предварительно протерев его висевшим на плече полотенцем. Тот, не обращая внимания на графин, хлопнул хозяина по плечу ладонью, прислонил свой чудовищный посох к стойке, развернулся в сторону зала и, облокотившись локтями о стойку, еще раз оглядел всю компанию. Большинство из еще сидевших за столиками посетителей почему-то стали вставать и торопливо звенеть монетами, расплачиваясь.

– Во, гляди, – повернул к Бармалею свою лохматую голову старик, – побежали, тараканы.

И вдруг крикнул на весь зал:

– Всем полным людям пора по домам! Странник веселиться будет, кто не спрятался – я не виноват!

Тут он повернулся в мою сторону и несколько секунд внимательно меня разглядывал. Потом зарокотал в сторону хозяина:

– Я не думал, что такие рыжие еще сохранились. В твоей рыгаловке новый симпатичный экземпляр смелого полного человека? Значит, повеселимся!

Хозяин наклонился и что-то быстро зашептал ему на ухо. Старик круто повернулся и снова посмотрел в мою сторону. На миг наши глаза встретились, и я едва не поперхнулся, наткнувшись на черное пламя, бушевавшее в его зрачках.

– Тогда это еще интереснее, – громко проворчал дед и, подхватив одной рукой свою дубину, а двумя пальцами другой руки горлышко графина, направился в мою сторону. Стоявший на стойке бокал соскользнул с нее и поплыл следом за ним.

Старик вошел в мой кабинет и расположился на стуле напротив меня, прислонив свою дубину к столу и бесцеремонно меня разглядывая. Бокал проплыл мимо моей щеки и мягко опустился под боком у графина, который мой новый сосед по столику поставил перед собой. Как только бокал прекратил свое движение, графин наклонился, и светло-фиолетовая жидкость наполнила его доверху. Ни капли не пролилось на стол. В воздухе запахло фиалками. Старик, не глядя, ухватил бокал за донышко и начал шумно прихлебывать, не сводя с меня глаз.

Несмотря на охватившее меня волнение, я старался держаться непринужденно и спокойно доедал свое мясо.

– Ну что, наслаждаемся экзотикой незнакомого мира, – первым прервал молчание дед. – И как тебе здесь нравится, новенький?

В его голосе явственно звучала насмешка, и меня это сразу завело. Я налил в бокал воды и, отхлебнув, в упор посмотрел на него.

– Вполне прилично, старенький. Вот если бы манеры некоторых посетителей этого симпатичного заведения были поприличнее, вообще все было бы прекрасно.

Старик запрокинул голову и оглушительно расхохотался.

– Ваши реакции неадекватны, – сурово заявил я. – Я еще не начал травить анекдоты.

Дед швырнул бокал на стол и начал обеими руками вытирать слезы. От его хохота тряслись перегородки. А меня начало трясти от ярости.

– Слушай, дед, ты действительно умеешь веселиться. Я еще ничего не сказал, а ты помираешь от хохота. Что с тобой будет, если я хотя бы чуть-чуть пошучу?

Старик взглянул на меня совершенно сухими глазами, и в его зрачках опять на миг взметнулся черный яростный вихрь. Но лицо его продолжало улыбаться и выглядело крайне добродушно.

– Меня зовут Странник. Я крайне редко встречаюсь с людьми, а сегодня захожу в свою любимую забегаловку и натыкаюсь на такого славного, рыжего, смешного, злого парня. И какой интересный и своеобразный у тебя язык. Такой язык хорошо иметь дома, чтобы всегда можно было вынуть, поболтать.

– Ну, в то, что ты редко видишь людей, я охотно верю – видел, как они разбегаются при твоем появлении. И при твоих манерах, конечно, проще беседовать с языком. Мне же больше нравится во время беседы глядеть в глаза собеседнику.

Странник широко открыл глаза и наклонил голову набок.

– Какая интересная мысль, – заявил он через секунду. – Как мне раньше в голову не пришло. Конечно же, надо забирать и язык, и глаза. А я-то все думаю, что такое – и беседа вроде интересная, а на душе пусто. Точно, глаз-то не видно. – Он довольно закрутил головой: – Ну ты – умница!

Мне вдруг стало не по себе. Я живо представил себе болтающийся сам по себе язык, а над ним взгляд немигающих глаз.

Странник опять сгреб бокал и принялся прихлебывать из него. Зал быстро пустел, и скоро мы остались одни. Почти все свечи в люстре погасли, и только наш столик освещался каким-то неверным шелестящим светом. За темной стойкой черной тенью маячил хозяин.

Выхлебав бокал, Странник поставил его рядом с графином и, дыхнув на меня ароматом фиалок, заявил:

– А ты что воду хлебаешь? Болен? Давай подлечу? Когда Странник веселится, все должны пить вино!

На столе возник второй бокал – точная копия того, из которого пил дед. Вода в моем бокале вдруг закипела и стала быстро испаряться, сам бокал покраснел и начал плавиться, через секунду он превратился в небольшую прозрачную лужицу. Лужица вспыхнула багровым чадящим пламенем, и на столешнице осталась сиротливая горстка сажи. В лицо мне дохнул неизвестно откуда взявшийся порыв ветра, и сажу сдуло. Стол был девственно чист. На нем стояли графин и два бокала, мои приборы тоже куда-то исчезли. Графин наклонился над одним, затем над вторым бокалом и опустился на стол. Бокалы были полны, а жидкости в графине не убавилось.

– Прозит, – брякнул вдруг Странник, поднимая свой бокал. Бокал, предназначенный мне, поднялся над столом и поплыл в мою сторону. Я непроизвольно ухватил его за ножку.

Странник опять начал прихлебывать из бокала. Я осторожно понюхал предложенную выпивку. Интенсивно пахло фиалками. Сквозь хрустальные грани бокала вино бросало во все стороны короткие фиолетовые лучики.

Вообще-то я не люблю алкоголь, хотя при необходимости могу выпить достаточно много. Правда, потом бывает довольно муторно, и полночи мне приходится спать сидя, но что не сделаешь в кураже. Однажды в Грозном, еще во времена СССР, я в теплой мужской компании вытянул пол-литра «Столичной» из горлышка. И даже не на спор, а так, между делом. Но, как уже говорил, особого удовольствия от выпивки я никогда не испытывал. Да и голову мне хотелось иметь свежую.

– Что принюхиваешься? Никакой отравы – чистое ренское фиалковое, – забасил Странник.

– А закуски к нему не полагается? – неуверенно спросил я.

– Слушай, ты же только что поел. Дорогой мой, есть время есть, есть время пить, и не надо смешивать времена! И потом, если в чашу с едой… – он покрутил пальцем над столом, и на столешнице замерцала полупрозрачная чашка с каким-то салатом, – …налить вина… – из появившегося над столом призрачного кувшина в призрачную чашку полилась призрачная красная струя, превращая содержимое чашки в какое-то неаппетитное месиво, – …неужели ты станешь это хлебать? – И Странник довольно захохотал. Чашка стала исчезать, распространяя заплесневелую вонь.

Я вдохнул из бокала аромат фиалок, заглушая фантомный вонизм, и слегка пригубил напиток. Вино было сухим, прохладным и немного кисловатым на вкус. Глоток стекал по гортани, легко щекоча ее, и, достигнув желудка, вспыхнул праздничным фейерверком. Я поспешно сделал еще глоток, заливая предыдущий, и все повторилось сначала, только теперь у меня в желудке разорвалась маленькая бомба. Это немедленно потребовало третьего глотка, и я подумал, что такими темпами быстро доберусь до зелененьких чертей.

Между тем Странник влез на трибуну.

– Пить сок божественной лозы – то же самое, что познавать тайны мироздания. Трезвый человек, даже если он полный, – язвительно добавил он, – видит мир, как плоский серый задник бытия. Краски, запахи, тревоги и желания окружающего мира проходят мимо его спящего сознания и с треском отскакивают от его погруженного в меркантильные расчеты разума. Только вино способно разбудить творческое восприятие мира, только вино способно усыпить сухой, расчетливый разум. Только вино способно подарить человеку, даже полному, всепроникающее ощущение полноты окружающего мира, его палитру и ароматы, его чудеса и страсти.

– Ага, особенно если он допьется до того, что упадет рожей в этот самый окружающий мир, – ворчливо добавил я, глядя на свой опустевший бокал.

– Немедленно поставь стаканчик! – приказал Странник строгим голосом. – И не перебивай старших.

Я быстро поставил бокал на стол, и графин тут же наклонился над ним, наливая новую порцию «сока божественной лозы».

Старик смотрел на меня, грозно сведя брови, пока я опять не взял бокал в руку. Потом он хлебнул из своего бокала и удовлетворенно вздохнул.

– А с чего это ты так незалюбил полных людей? – хмуро поинтересовался я. – Тебе что, больше нравятся худые?

Странник подавился очередным глотком, закашлялся. Он кашлял, хохотал, пукал, раскачивался на стуле, грозя свалиться на пол, вытирал слезы руками и бородой, в общем, вел себя все более неприлично. Я с изумлением наблюдал за его безудержным весельем. Насмеявшись вволю, он поймал свой бокал, который все это время плавал вокруг него, и радостно взглянул на меня:

– Вот точное название для всей этой пыльной братии – худые люди. Из них же все вытекает быстрее, чем они наполняются.

Он внезапно разъярился.

– Как высокомерно называют они себя – «Полные люди», как они не любят своего настоящего имени – «Неполные маги». А ведь на самом деле они – недоучки. Научился разгонять или собирать облака, делать поющие кровати или лепить ночные горшки, пожирающие попавшее в них дерьмо, и уже «Я – полный человек».

И уже совсем осатанев, он грохнул кулаком по столу:

– А на самом деле ты – полный архар.

Он так же вдруг успокоился и усмехнулся себе в бороду.

– Любимое их занятие – перебирать желтяки и беляки. Когда полный человек перебирает свои желтяки, он даже свой страх забывает.

– А чего ж ему бояться?

– А того, чего боится любой недоучка. В любой час, минуту, миг может появиться маг, который знает в азбуке жизни на три буквы больше, и полный человек, повинуясь жесту, или звуку, или взгляду, сделает то, что этому магу нужно. А магу не нужны желтяки и беляки, магу нужна власть. Власть и повиновение. От поклонения и славы он тоже не откажется. Так вот, он придет, взглянет на блеск желтяков, что собрал полный человек, а потом пошевелит бровью, и потечет кровь и дерьмо. А пустую шкуру бывшего полного человека вывесят на видном месте, чтобы другие не забыли страх. Но вместо того, чтобы искать знаний и защищать собственную жизнь и достоинство, эти полные люди копят золото и верят, что маг придет не к нему, а к его соседу.

– А как же закон?

– Это и есть закон нашего мира.

– Мне казалось, этот Мир прекрасен!

– Да, этот Мир прекрасен, пока не сталкиваешься с этими безмозглыми тварями, называющими себя «венцом творенья». Как точно об этих «венцах» было сказано – «ленивы и нелюбопытны». И что самое страшное, они и думать не хотят, что заперты в своем маленьком мирке, словно крысы в клетке. Ведь за морем, за горами и пустынями есть другие страны и миры. Страны и миры невообразимо прекрасные и богатые.

Это было интересно!

– А откуда это известно?.. – пьяно поинтересовался я.

– Да всем это известно. Все знают эту легенду. Когда-то давно наш мир был большим и сильным. В нем было много морей, много рек, озер, лесов, городов. Только однажды, не знаю, за какую уж провинность, могучие маги отгородили нас от этого мира горами, морем и пустынями. А ведь мы умели ходить морем! Но скалы и мели погубили наши корабли. А здесь люди, и маги, и сами магистры смирились с крошечностью своего мира и не хотят другого. А я найду!.. – Странник грохнул кулаком по столу. – Я найду проход! Я трижды уходил в пустыню и трижды мне приходилось возвращаться, но я уже узнал четыре заклинания текучего песка. Я все равно пройду эту чертову пустыню! Потому что я – Странник.

Он замолчал, отхлебнул из бокала и покачал головой.

Я тоже торопливо хлебнул и закинул свой следующий шар.

– Ну ты сам только что сказал, что в этом чудесном мире имеются не только полные люди, есть и полные маги, которые изготавливают не только голодные ночные горшки, а магистры – те ва-а-а-ще…

Странник с усмешкой посмотрел на меня:

– Эти испуганные волшебники, колдуны, чародеи, пророки, маги действительно могут проделать на пять-шесть фокусов больше обычных полных арха… к-хм… людей. А знают не намного больше. Вся их энергия уходит на междусобойные разборки и выяснения – кто кому может больше нагадить в огороде, у кого больше подхалимов среди полных людей, кого больше ласкают магистры. Знания для них – навоз, которым они удобряют собственный страх, ненависть, тщеславие, зависть. И этого навоза им немного надо. Слышал, два дня назад один маг опять ухайдокал другого. Знаешь, чего они не поделили?

Я с интересом уставился на Странника, поскольку разговор, похоже, вплотную приблизился к моей персоне.

– Кто-то стукнул Арку из Холма, что Алый Вепрь расколол заклинание тысячи мечей и собирается к нему в гости обсудить давнюю тайну гибели своего старшего брата. Арк тут же наклал полный ночной горшок, а затем собрал всех, кого смог, и поехал устраивать на Вепря засаду. И где? В лесу Золотой Погибели! Зараза, пожалел бы честную змею! Правда, Вепрь здорово потрепал Арково воинство, и если бы не подкупленный перебежчик, плыл бы Арк к новому телу. Но… Везет сильнее тому, кто подлее. Теперь Вепрь и все его знания ушли, а Арк надеется что-то узнать у языков сопровождавших Вепря людей. А твои хваленые магистры пальцем не пошевелили. И вообще, я слышал Красный Магистр сам науськивал Арка на Вепря.

– Он чего, этот магистр красным стал, от стыда, что ли? – ляпнул я и опять хлебнул из бокала.

Странник совершенно трезвыми глазами уставился на меня:

– Ага, а Синий от холода посинел! Ну и шуточки у тебя. Как у Белого Магистра.

Я пьяно захихикал:

– У него что, вся спина белая?

Странник опять захохотал со слезами и пуканьем. И опять его бокал медленно плавал в воздухе.

– Мне нравится, рыжий, твое отношение к магистрам! – заявил он, отдышавшись. – В нем чувствуется личная независимость. Слушай! – воскликнул он, хлопнув рукой по столу. – Я сам с Вепрем знаком не был, но слышал, что он тоже был очень рыжий!

– Дался вам всем мой окрас! Что у вас здесь, рыжий волос вне закона?

– Нет. Просто, как правило, рыжие – очень хорошие маги, очень любопытные и везучие, – добавил он, – и очень наглые.

– Наглее тебя? – вопросительно уставился я на него.

– Пожалуй, нет, – задумчиво ответил Странник.

– Так что ты там бормотал по поводу раскраски магистров?

Видимо, Странник потерял нить разговора, поскольку недоуменно уставился на меня.

– Ну, ты талдычил, что Красный Магистр совокупно с Арком из-под Холма взялся перекрасить Синего Магистра в сиреневый цвет.

Прокатилась новая порция хохота и сопровождающих его звуков.

Отдышавшись, он уставился своими голубыми глазами мне в переносицу и заявил:

– Такое впечатление, что ты никогда не учился в школе, хотя выглядишь и разговариваешь, как образованный человек. Твое бесстрашие в разговорах наводит на мысль или о слабоумии, или о чрезвычайной уверенности в своих силах. Я думал, что так рассуждать о магистрах, кроме меня, в этом чудесном мире никто не посмеет. Рад видеть, что это не так.

– Просто твоя «Фиалковая гроздь» полностью растормаживает подсознание, и теперь я понимаю, что имел в виду Заяц – длинные уши, косые глаза, короткий хвост. – Я помолчал. – Или косые уши, длинные глаза… – Я опять помолчал. – Ну, не важно… в общем, Заяц по фамилии Мамин-Печерский, когда говорил: «Надоело мне бояться, никого я не боюсь!»

Странник мечтательно уставился в висящий над нами череп.

– Как поэтично – «Фиалковая гроздь». Эй, профессиональный отравитель, – заорал он в сторону черной тени за стойкой.

Перед нами возник Бармалей.

– Впредь до скончания веков чистое ренское фиалковое будешь называть «Фиалковая гроздь», понял. – Странник сурово уставился на ресторатора.

Тот молча кивнул.

– Свободен, – махнул рукой Странник.

Когда Бармалей опять превратился в сгусток тьмы за прилавком, Странник перевел взгляд на меня и заговорил нараспев совершенно трезвым голосом.

– Так вот, о магистрах. В Мире их всего девять: Красный, Оранжевый, Желтый, Зеленый, Голубой, Синий, Фиолетовый, Черный и Белый. Магия, достигая определенного совершенства, окрашивается в чистый цвет. Когда цвет магии, используемой магом, становится достаточно интенсивным, рождается Магистр. Очень редко маг, совершенствуясь, начинает сплавлять в своем умении магию разных цветов, и тогда либо цвета сливаются и рождается Белый Магистр, либо цвета умирают и рождается Магистр Черный. Рождение Магистра происходит очень редко. Два магистра, использующих магию одного цвета, неизбежно вступают в схватку. Но Магистры живут очень долго, а молодому, способному магу очень редко удается дорасти до знаний и умения Магистра. Обычные маги за «тридцать сребреников» выявляют их еще в школах, и они исчезают.

Странник горестно опустил голову.

– А Великий Магистр?..

Он огляделся по сторонам.

– Великий Магистр? Великий Магистр – Серый, ибо слил в себе магию Белую и Черную. Но его давно никто не видел, и мало кто верит в его существование.

– Какая странная иерархия, – задумчиво проговорил я.

– Да, странная. Серый. Белый и Черный. Красный, Желтый и Синий. Оранжевый, Зеленый, Голубой и Фиолетовый. Правда, – добавил он задумчиво, – древние утверждали, что существует магия только Добрая и Злая, Алая и Золотая, но никто этому не верит. Слишком много слагаемых в одной магии.

Мы помолчали.

– А как тебя зовут, рыжий? – услышал я вопрос, которого очень боялся.

Потягивая из бокала и не чувствуя вкуса вина, я лихорадочно размышлял, что же мне ответить. Наконец, когда молчание сгустилось до такой степени, что стало обретать материальные формы, я решил: будь что будет – и негромким шепотом откровенно поведал Страннику историю своего появления в этом Мире. Я рассказал о родной Москве, о непрочитанной книге, о том, как очнулся на обочине дороги, под виселицей, о том, как срывались и уходили в темноту висельники, даже о своей встрече с облами и их странным и страшным пророчеством о конце этого Мира, поделился и своими намерениями разыскать какого-нибудь магистра и попытаться с его помощью вернуться назад, домой.

– Значит, пришлец в теле мага, – негромко и задумчиво протянул Странник, выслушав мой рассказ. – Как же это Красный допустил такую промашку? – Он поскреб свою макушку, отхлебнул из бокала. – И как же нам тебе помочь?

Мое сердце радостно прыгнуло в груди – я все-таки нашел человека, мага и, похоже, сильного, который согласился мне помочь.

– А я боялся, что ты сразу потащишь меня в синее пламя.

– Ага! Ты и об этом знаешь? Ничего, желающие увидеть тебя в синем пламени быстро найдутся и без меня. – Он опять ненадолго задумался. – Никто не знает путей магистров, – протянул он себе под нос. – Ну что ж, где наша не пропадала, давай-ка попробуем посмотреть, чем заняты интересующиеся тобой лица.

Пошарив в карманах своих широких штанов, он достал метра два витого шнура, похожего на тот, которым был подпоясан, небольшую металлическую коробочку и стеклянный, а может, хрустальный шарик. Затем, переставив графин в центр стола, Странник уложил шнур широким кольцом вокруг графина и посыпал его каким-то серебристым порошком из своей коробки. Вино в графине забурлило, как только что открытый «Спрайт», и от него во все стороны начало распространяться мерцающее фиолетовое облако. Достигнув разложенного шнура, облако остановилось, и над столом сформировалась красивая, светло-сиреневая облачная полусфера, вспыхивающая изнутри переливающимися лучиками и звездочками. Странник, бормоча вполголоса непонятные слова, размахнулся и широким круговым движением запустил свой шарик, который быстро помчался по уложенному шнуру против часовой стрелки. Продолжая что-то бормотать, Странник раскинул руки в стороны, как бы обнимая полусферу, и вдруг явственно произнес:

– Смотри, слушай, запоминай…

Я, упершись грудью в стол и схватившись руками за край столешницы, внимательно вгляделся в трепетавшее передо мной мерцание. Туман над столом медленно рассеялся, и только по краям мягко сияла сиреневая кайма. Внутри полусферы я ясно видел большой темный стол, освещенный двумя свечами, стоявшими по его краям в причудливых серебряных подсвечниках, и красным мерцанием, лившимся из-за спины сидящего за столом человека. На столе лежали несколько раскрытых толстых фолиантов, небрежно свернутых и брошенных свитков, стоял серебряный письменный прибор, из стаканчика которого торчали три белых пера с окрашенными в красное кончиками. Сидевший за столом человек, наклонив голову набок, что-то торопливо писал на плотном листе бумаги. Я явственно слышал скрип пера и тихое посапывание пишущего. Вдруг у меня мелькнула мысль, что я наблюдаю за работой знаменитого кардинала Ришелье, и тут же я понял источник возникшей ассоциации. Все, что было надето на этом господине, имело ярко-красный цвет. Даже волосы, спадавшие до плеч из-под круглой красной шапочки, имели красноватый оттенок. Более того, вся его фигура, казалось, испускает неясное красноватое сияние, погружаясь в эту туманную ауру и теряя в ней четкость своих очертаний. Единственной вещью, отличавшейся по цвету, был похожий на золотой цветок медальон с крупным рубином в центре, висевший у него на груди на толстой кованой цепи червонного золота.

Человек поднял голову и в упор взглянул мне в глаза. Я отшатнулся, но сразу догадался, что он меня не видит. Красный Магистр – а это был, без сомнения, он – задумчиво покусывал кончик пера. Его спокойное, удлиненное лицо выглядело удивительно благородно. Высокий белый лоб, рассеченный двумя вертикальными морщинками, круто изогнутые черные брови, а под ними глаза чистого изумрудного цвета, прямой длинный нос, с кончиком, крючковато падающим на тонкие, яркие губы и, наконец, упрямый подбородок с ямочкой посередине дышали зловещим могуществом, неколебимой верой в себя.

Несколько секунд мы, казалось, разглядывали друг друга сквозь мерцающее стекло, и вдруг раздался стук в дверь. Изображение резко отодвинулось, и стала видна вся комната. Она поражала своими размерами. Сразу за столом, в огромном камине пылал яркий огонь, отбрасывающий отсветы на окружающие предметы, но бессильный разогнать полумрак, окутывающий все остальное пространство комнаты. Потолка не было видно, он терялся в черном провале темноты, стены смутно угадывались под всполохами пламени из камина, пол, застеленный ковром багрового рисунка, исчезал в плотной тени в нескольких метрах от стола.

Услышав повторный стук в дверь, Красный Магистр как-то странно дернул головой, бросил перо на стол и, откинувшись в кресле, проворчал себе под нос:

– Входи…

На темном фоне стены появился еще более темный узкий прямоугольник, и из него в освещенное пространство выступил высокий бледнолицый мужчина, одетый в сверкающую кольчугу без рукавов с высоким пластинчатым воротом и короткой юбочкой, черные замшевые штаны его были заправлены в высокие черные сапоги, позвякивающие короткими золотыми шпорами, на богато украшенном поясе висели меч в нарядных ножнах и широкий короткий нож в простом железном кольце. Правой рукой, обтянутой рукавом красной шелковой рубахи, мужчина обнимал глухой шлем, навершье которого украшал литой серебряный кулак, левый рукав рубахи отсутствовал, и из-под кольчужного наплечья неуместно торчала коротенькая детская ручка с пухлым локотком, таким же запястьем и маленькими беспомощными пальчиками, жившими, казалось, своей самостоятельной жизнью.

Мужчина остановился, молча преклонил колено и опустил голову. Магистр безмолвно разглядывал вошедшего.

Затем, презрительно сморщившись, он повернулся к столу и процедил сквозь зубы:

– Говори…

Стоявший на колене поднял голову и проговорил неожиданно высоким фальцетом:

– Магистр, я выполнил ваше указание…

Я понял, что это Арк из Холма.

– Выполнил? – прорычал Красный, вскочил, едва не опрокинув кресло, обогнул стол и заметался в освещенном круге. Сразу стало видно, что он буквально взбешен.

– И кто же это дал тебе указание убивать Вепря? Кто вложил в твою безмозглую башку нечестивую мысль об этом убийстве? Я тебя не раз предупреждал, что Вепря надо захватить, задержать и, бдительно охраняя, доставить ко мне в Искру. Но ни в коем случае не лишать жизни! Ни в коем случае! А ты! Умник, ты даже не представляешь, какие силы ты выпустил на волю!

– Я спасал собственную жизнь, – вставил свое слово Арк.

Магистр резко остановился и повернулся к Арку.

– Спасал собственную жизнь? – с издевкой переспросил он. – Зачем? Чтобы дать работу Жилю? – Лицо Магистра перекосила гримаса отвращения. – Или ты догадывался, что магистерский палач Жиль давно по тебе скучает?

Даже в неверном свете мерцающего огня было видно, как страшно Арк побледнел.

– Меня осудили? – осевшим голосом спросил он.

– Да, – заорал Красный. – Тебя осудили. – И полюбовавшись реакцией своего собеседника, который готов был грохнуться в обморок, добавил тише: – Тебя осудили семь из девяти.

Арк тряхнул головой, как будто отгоняя какой-то жуткий призрак, и с надеждой спросил:

– Значит, я получил отсрочку?

– Тебе опять дали шанс, хотя Синий заявил, что ты – клинический случай отсутствия разума и помочь здесь может только председатель гильдии палачей, а Оранжевый требовал скормить тебя Большому Ночному Горшку.

Арк скрипнул зубами.

– У меня было сорок два человека против его пяти. Но Вепрь убил четырнадцать из них и добрался до меня. Если бы не подкупленный мною второй щитоносец Вепря Бара, он и меня бы зарубил. Легко сказать «захватить, держать и доставить», а кто это смог бы сделать?

– Ты сам взялся за эту работу. И уже получил за ее выполнение то, что хотел…

– Вот что я получил, – фальцетом крикнул Арк и дернулся, выставляя вперед левую детскую ручонку.

Красный усмехнулся и процедил:

– Это недостаточная плата за невыполнение четкого указания Магистра. Для тебя было бы лучше погибнуть.

– Нет, для меня и для всех лучше было, чтобы погиб Алый Вепрь. И я это сделал! – Арк выпрямился, насколько ему позволяла его поза.

– Да? – хищно наклонившись к нему, прошипел Магистр. – А почему позавчера днем Поющий подал голос? Почему вчера на рассвете лес Золотой Погибели навестили облы? И наконец, самое главное – где доспехи и оружие Вепря?

С каждой фразой голос Магистра набирал мощь, и последние слова раздавались уже как раскаты близкого грома. Арк откинулся назад и, уронив шлем, прикрыл лицо тыльной стороной правой ладони, затянутой в перчатку. Его левая рука странно дергалась и сучила маленькими пальчиками.

– Его шлем был разбит, – донесся еле слышный шепот из-под перчатки, – а меч и доспехи невозможно было взять – руки проходят сквозь них, как сквозь текучую воду.

– А его кинжал? Где его кинжал? Мне необходим его кинжал!

– При нем не было кинжала, – прохрипел Арк и, наклонившись вперед, оперся правой рукой о пол. – Зато у меня его люди.

Магистр презрительно взглянул на Арка и вернулся в свое кресло за столом.

– Да, Вепрь гораздо более сильный маг, чем ты. Но закончим этот ненужный разговор. Я больше не хочу видеть тебя в своем замке – Искра строилась не для таких, как ты. Тебе надлежит выполнить взятую на себя работу – в течение трех дней найти тело Алого Вепря и доставить его вместе с оружием и доспехами ко мне в замок, кто бы в этом теле ни находился. И помни о главном – о его кинжале! Если ты его принесешь, я постараюсь, чтобы твою глупость простили. После этого и в зависимости от этого Совет примет решение по отсрочке. И помни: самого Вепря уже нет, а тот, кто пришел в его тело… – Красный отвернулся, недоговорив.

– Я найду его, – выплюнул сквозь стиснутые судорогой зубы Арк. – Тем более мне есть кого за ним послать!

Но Магистр уже прекратил разговор и, не замечая более стоявшего на колене человека, подтянул к себе один из свитков и, покусывая перо, принялся внимательно его изучать. Арк подхватил лежавший на полу шлем и, шатаясь, поднялся с колена. Постояв немного, он направился к двери, но остановился и, полуобернувшись, тихо спросил:

– Магистр, кто голосовал… за меня?

Красный, не оборачиваясь, так же тихо ответил:

– Белый, – и, помедлив, добавил: – И я.

– Спасибо, – еще тише произнес Арк и выдохнул: – Отец. – Затем он повернулся и быстро вышел из комнаты. Красный никак не отреагировал на его последние слова. Отодвинув свиток в сторону, он опять принялся что-то строчить.

Немного погодя он раздраженно бросил перо и задумчиво проговорил:

– Глупый мальчишка. Он ничего не понял. Он ничего не способен сделать. Эта задача ему не по зубам. – Магистр с силой потер виски. – Придется мне самому заняться этой проблемой.

Фиолетовая каемка, ограничивающая изображение, вдруг громко затрещала. Красный вскинул голову, как будто что-то услышал, но в этот момент граница изображения ярко вспыхнула – и все пропало.

В середине стола стоял пустой графин. Вокруг него на столе слабо дымилось кольцо бархатно-черного пепла, а рядом валялся расколотый и оплавившийся шарик. Странник, неловко подвернув руку, неподвижно лежал рядом со столом. Я, вскочив на ноги, двинулся было к нему, но из мрака выдвинулась усатая, красноносая физиономия хозяина. Успокаивающе подняв руку, он произнес:

– Не надо его трогать, господин. Он спит, и я о нем позабочусь. Тебе тоже надо отдохнуть. Быть может, завтра вечером вы опять встретитесь.

Наклонившись, он накрыл Странника темным покрывалом и поманил меня за собой. В его ладони, как в неглубокой плошке, замерцал неизвестно откуда взявшийся огонек, разгоняя густой мрак, и я двинулся следом за ним сначала к лестнице, а затем к дверям своей комнаты. Доведя меня до дверей, Бармалей прошептал: «Спокойной ночи, господин», – смял огонек в ладони и растворился во мраке. Я толкнул дверь и вошел в комнату.

Интерлюдия

Было около четырех часов утра. Мягкий рассвет вплывал в одуревший от жары город, которому даже уходящая ночь не принесла желанной прохлады, лишь слегка умерив духоту. Москвичи забылись неглубоким утренним сном, почесывая искусанные комарами тела. На улицах и во дворах было светло, тихо и чисто. Скоро, скоро по улицам пойдут автобусы и грузовики, выбрасывая первые порции вонючего дыма, затем к ним присоединятся юркие частники, а за ними и городская индустрия начнет по силе возможности травить жителей отходами своей кипучей деятельности, обеспечивая удовлетворение их растущих потребностей. И город снова приобретет свой привычный замусоренный, замызганный, зачумленный вид бегущего не зная куда существа, начисто лишенного чувства самосохранения.

В этот чистый, светлый час по лестнице знакомого нам дома на Ташкентской улице Москвы, шаркая подошвами, торопливо спускался старик, одетый в одни старые потертые шаровары и шлепанцы на босу ногу. На площадке между третьим и четвертым этажами он задержался и внимательно осмотрел не только относительно чистый подоконник, но и давно не убиравшееся пространство за расположенной под ним батареей отопления, как будто там мог кто-то спрятаться.

– Так, – пробормотал он хрипловатым от сна голосом, – Ванька все еще не появился, гулена.

Спустившись во двор, он обогнул угол дома и вышел на перекресток к телефону-автомату. Как ни странно, тот был в рабочем состоянии. Старик нашарил в заднем кармане шаровар жетон и, швырнув его в приемную щель, быстро набрал странный восьмизначный номер. В трубке что-то пискнуло, и раздался сонный женский голос:

– Коммутатор…

– Третьего, пожалуйста, – попросил старик.

– Кто спрашивает? – поинтересовалась трубка.

– Хто, Хто – дед Пихто, – схамил дед.

– Антип, ты, что ли? – опять поинтересовалась трубка.

– Я, я. Соединяй давай, – потребовал старик.

– И что тебя ни свет ни заря по улицам носит, – заворчала трубка и добавила официально: – Соединяю.

В трубке опять запищало, а затем послышался недовольный густой баритон:

– Третий слушает.

– Антип беспокоит, – проговорил старик и, не давая собеседнику высказать свое отношение к столь раннему звонку, быстро продолжил: – Ильи нет третьи сутки. Я что-то начинаю беспокоиться. Кот ушел вчера и тоже не вернулся. Может, вмешаться?

– Интересно, как ты себе представляешь это вмешательство? – сухо ответила трубка. – Выдернуть его нельзя, руки у нас коротки. Связи, сам знаешь, нет и быть не может. Что кот ушел – хорошо, значит, твой подопечный действует и вызывает требуемую помощь. Что ты дергаешься?

– Да, но третьи сутки пошли!

– В его распоряжении пять суток. Пять! Что ты трясешься раньше времени.

– Так никто и никогда полный срок не отбывал.

– А вот это зависит от способностей. Ты же сам, предлагая книгу для него, расписывал его способности.

– Значит, ждать?

– Ты же знаешь, что беспокоиться нечего. В крайнем случае его выкинет обратно и все. Будет парень жить по-прежнему, ничего о тебе не зная. Даже как сон вряд ли запомнит.

– Ладно, будем ждать, – и тут же с еще большей тревогой: – А если он через пять суток не вернется?

– Ты прекрасно знаешь, что он должен вернуться на пятые сутки, не позже! Если он задержится… Ну что ж, опять-таки волноваться нечего. Мои знакомые в клинике Кащенко не откажутся позаботиться о моем хорошем знакомом. Я надеюсь, что плакать по одинокому свихнувшемуся молодому человеку особенно некому? Потом отправим его в Сибирь – долечивать. – В трубке натужно закряхтели, помолчали, ожидая, не добавит ли чего-нибудь Антип, и бодрым тоном закончили: – Все, привет. Не паникуй и постарайся не звонить больше до результата.

– Привет… – задумчиво протянул старик и повесил трубку.

Он вышел из будки и глубоко вздохнул. Мимо прошелестела старенькая красная «шестерка», отработавшая, похоже, ночную смену, и снова стало тихо. Старик медленно двинулся во двор. Повернув за угол и шаркая к парадному, он вдруг краем глаза уловил промельк огромной черной тени на лестнице, ведущей в подвал, и тут же услышал придушенный крысиный писк. Когда он подбежал к лестнице, там никого не было. Только на предпоследней ступеньке темнело небольшое свежее кровавое пятно. Старик довольно улыбнулся.

– Связи нет, связи нет, – пропел он мотив песенки из «Карнавальной ночи».

Он снова направился к парадному, открыл дверь и, немного постояв на пороге, вошел внутрь. Тяжело поднимаясь к себе на одиннадцатый этаж, он тихо покачивал головой, и с его губ не сходила довольная улыбка.

class='book'> 6. Мох. День

…В силу своего несерьезного еще возраста я мало в чем до конца уверен. Точнее, до конца я уверен только в одном: каждый живой человек во что-то верит. В Бога, в дьявола, в научно-технический прогресс, в приход светлого будущего, в то, что все будет хорошо, в то, что ничего хорошего не будет, в то, что ему не изменяет жена, или ее муж – отпетый юбочник… Человек верит!

Не пытайтесь его разуверить! Если Вам это не удастся, он будет над Вами смеяться. Если удастся, то Вы наживете себе врага…

Я не знаю, сколько было времени, когда я добрался до своей кровати, но спать мне, похоже, пришлось не слишком долго. Я вынырнул из сна, почувствовав, как по мне прошлись кошачьи лапы, и тяжелое тело, спрыгнув на пол, направилось в сторону окна, а затем раздался милый и такой родной голосок Леди:

– Вот так проверяются мужчины. Добрался до первого кабака и тут же ударился в загул. Уходит перекусить и возвращается в три часа ночи пьяный и весь в губной помаде.

Я тут же сел в постели и скинул с себя одеяло, намереваясь кинуться к зеркалу и посмотреть, что там на мне за помада. И тут же понял, что спал совершенно голый. Натянув на себя одеяло, я растерянно пробормотал:

– Ничего не понимаю…

Действительно, я отлично помнил, как в сопровождении Бармалея добрался до дверей своей комнаты и вошел внутрь, а дальше – полный провал.

– Ну конечно, сейчас он начнет уверять, что его опоили нехорошие друзья, что он ничего не помнит, что у него раскалывается голова, что денежки у него тю-тю, а во рту бябяка, и вообще все произошло, когда он был в полном беспамятстве, – изгалялась Леди. – И будет требовать, чтобы его пожалели, как безвинно пострадавшего на ниве борьбы с зеленым змием.

– Лучше бы мой бессонный страж поведал мне, что стряслось со мной в беспросветном мраке прошедшей ночи? – подхватил я ее игру. – И кто дерзнул совлечь с меня одежды и стырить оные?

– Как только ты в беспросветном мраке закрыл за собой дверь, ты тут же рухнул как подкошенный около порога. Пока я размышляла, что же мне с тобой делать, а этот бездельник, Ванька, прогуливался вокруг тебя, делая вид, что охраняет, появился твой ангел-хранитель, Лаэрта. Именно она перетащила тебя на постель, раздела, умыла твою щетинистую физиономию, омыла твои ноги и укрыла тебя одеялом из лебяжьего пуха. Затем она выгребла все, что было в карманах твоей одежды и, сложив это барахло на столик, унесла ее с собой. Около часа назад она все принесла назад и сложила на кресле.

Я лежал красный, как вареный рак, и почти не дышал. Скосив глаза, я действительно увидел на кресле свой наряд, сложенный аккуратной стопкой. Похоже, его выстирали, высушили, выгладили и что-то там еще с ним сделали…

– Как же она дотащила меня до кровати? – наконец выдавил я.

– Я же тебе говорила, что это очень способная девочка. Фея. В отличие от меня она может удерживать в воздухе не только металл, но и живую плоть. А вообще, мне кажется, что она в тебя влюбилась, иначе с чего бы ей с тобой возиться.

– Ага, влюбилась… – недоверчиво бормотал я, обдумывая в то же время, как мне добраться до своей одежды. Наконец я, подвинувшись боком к краю кровати, медленно сел, свесил ноги и, обмотав вокруг пояса комок одеяла, встал. Мелко перебирая ногами, я двинулся в сторону кресла.

– Ой, ой, ой… какие мы стеснявцы, все покрасневши, побледневши и обмотавши, – тут же набросилась на меня Леди.

Я, не обращая внимания на ее издевательства, подхватил лежавшие сверху штаны и направился назад, к кровати. Спрятавшись под одеяло, я быстро натянул на себя штаны и сразу почувствовал себя гораздо увереннее. Хотя мне по-прежнему было не по себе при мысли о том, что Лаэрта лицезрела меня совершенно голым. Сна у меня уже не было ни в одном глазу, я решил, что далее валяться в кровати не имеет смысла, и решительно сбросил с себя одеяло.

За окном просыпался городок. Постукивали копыта лошадей и колеса повозок, раздавались приглушенные голоса людей и звяканье железа. Изредка прорезывался неожиданный и какой-то придушенный крик петуха, переходивший в затухающее невнятное бормотание. Окно, рама которого поднималась вверх на манер английской, было открыто. Я умылся прохладной водой, расчесал пятерней свои рыжие космы и, поглядев в зеркало, решил, что сегодня обязательно побреюсь. Пока я приводил себя в порядок, одевался и рассовывал по карманам «барахло», выложенное моей феей на столик, Леди, устроившись на спинке кресла, помалкивала и внимательно за мной наблюдала.

Одевшись, я кое-как застелил постель и встал у окна, разглядывая площадь и раздумывая, что делать дальше.

– Я чувствую, что сегодня ночью с тобой что-то произошло? – полувопросительно произнесла Леди.

– Да… произошло… – медленно протянул я и вернулся к креслу. – Произошло… – повторил я, усевшись в кресло.

Леди с готовностью переползла на мое плечо. Из-за кресла появился Ванька и впрыгнул мне на колени.

– Раз все в сборе, слушайте…

И я подробно, стараясь не упустить ни одной важной детали, поведал моим друзьям о знакомстве со странным Странником, о беседе с ним и, самое главное, о подслушанном и подсмотренном разговоре между Красным Магистром и Арком из Холма. Когда я закончил, Ванька деловито спрыгнул с моих колен, подбежал к раскрытому окну и выпрыгнул на улицу. Леди, помолчав, задумчиво произнесла:

– Значит, Арк знает, что Алый Вепрь бродит по стране, и придумал способ, как тебя разыскать. Что скажешь, Вепрь-Илья?

– Первое, что я тебе скажу, это то, что я теперь шагу не сделаю без тебя и Ваньки, и без своего арсенала, – ответил я, застегивая пояс и цепляя к нему ножны с Поющим. – Жалко, что Ванька куда-то умотал.

– За него не беспокойся, он, когда надо будет, на месте, – успокоила меня Леди. – Если ты не хочешь завтракать, я предлагаю прогуляться по городу, посмотреть достопримечательности.

Я согласно кивнул и, еще раз бегло осмотрев комнату, направился к двери.

Внизу, в ресторанном зале, было пусто и тихо. Мой вчерашний кабинет тоже был пуст, Странник уже ушел, а может быть, его, как и меня, перетащили в какую-нибудь постель. Однако хозяин по-прежнему маячил за стойкой, разглядывая витрину с напитками и что-то записывая в маленький блокнотик. Увидев меня, он повернулся ко мне всем телом и медленно поклонился.

– Господин завтракать не будет, – утвердительно пробасил он.

– Нет, спасибо, – ответил я и, подойдя к стойке, положил на нее грубо ограненный рубин.

– Вы не могли бы оценить эту штучку и, оставив себе то, что вам причитается, обменять ее на монеты? – спросил я.

Хозяин спокойно взял камень, положил на свою широкую с длинными пальцами ладонь и покатал его по ней, внимательно рассматривая багровые отблески. Затем аккуратно зажал камень в пальцах и, прижмурив один глаз, посмотрел сквозь него на свет. После этого он опять положил камень на ладонь и со всего размаху опустил ладонь на каменную плиту стойки. Убрав ладонь, он еще раз внимательно посмотрел на камень и, подняв голову, сказал:

– Могу предложить за него двенадцать желтяков, и мы будем в расчете за все время твоего пребывания у меня, господин.

– Хорошо, – согласился я. – Только один желтяк разменяешь на серебро.

Бармалей выдвинул денежный ящик и смахнул в него камень. Затем отсчитал одиннадцать небольших золотых монеток, горсточку серебра и, достав два кожаных мешочка, затягивающихся сверху ремешком, ссыпал в них монеты и пододвинул ко мне.

Я взял мешочки и, достав одну из золотых монет, поднес ее к глазам.

– Ты совершил весьма неплохую сделку, – произнесла Леди. – Это монеты Великого Магистра. Ходят по всему миру.

На одной стороне монеты была изображена поднятая рука, в которой изливалась молния, на другой – веревочная петля с выбитой под ней надписью: «За все воздастся». Опустив монету обратно в кошель, я спрятал оба мешочка в карманы штанов и молча двинулся к выходу.

За дверью меня встретила вчерашняя площадь. Чисто вымытая, сверкающая каждым своим камнем в свете солнца, едва приподнявшегося над невысокими крышами. Фонтан не работал, а стоявшая в нем вода серебрилась рябью под неощутимым утренним ветерком. Утренняя прохлада прогнала последние остатки сна, и я снова отчетливо вспомнил все, что мне показал Странник в своем необычном телевизоре. Не верить увиденному у меня не было причин.

– Ну что ж, Леди, куда мы направимся? – спросил я, отгоняя навязчивое видение Красного Магистра.

– Сначала мы направимся на конюшню и проведаем Ворона. Ведь без хозяйского глаза он запаршивеет, – весело ответила Леди. – А затем мы пойдем на рынок. Это место должно представлять для нас известный интерес.

– И куда же нам рулить?

– Рули налево в переулок, там есть калитка.

Я развернулся и направился в указанном направлении. Едва свернув за угол, я наткнулся на Лаэрту, которая в желтеньком шелковом платьице и неизменном белом фартучке, похоже, торопилась домой. Мы отскочили друг от друга и мгновенно оба покраснели. Она легко присела в поклоне и тихо пробормотала:

– Господин…

Я собрался с духом и, взяв ее за руку, заглянул ей в глаза.

– Фея, я очень тебе благодарен за твою ночную помощь, но пообещай, что ты никогда больше не будешь перетаскивать голых мужиков и называть меня «господин».

Она в ужасе подняла наполненные слезами глаза и прошептала:

– Откуда ты знаешь?

– Разве это важно? – улыбнулся я онемевшими губами, не выпуская ее руки.

Она в ответ тоже заулыбалась сквозь слезы.

– Хорошо. Я обещаю… Илюша, что никогда не буду перетаскивать никаких голых мужиков… Ну может быть, тебя.

Я наклонился и поцеловал ей руку. Она быстро выдернула свою ладошку и, мелькнув желтой юбкой, скрылась за углом. А я остался стоять с открытым ртом и ощущением теплоты ее ладошки в своей руке.

Из этого остолбенелого состояния меня вывела, конечно, Леди.

– Илья, ты как-нибудь уж определись, в какую сторону будешь переставлять ноги. К Ворону или за своей феей. Или ты решил весь день здесь простоять?

Я тряхнул головой, вздохнул и зашагал в сторону конюшни.

В переулке, почти под окнами нашей комнаты, в глухом заборе напротив гостиницы была врезана маленькая калитка. Когда я толкнул ее, она, противно взвизгнув, отворилась, и за ней открылся довольно просторный двор, в глубине которого располагалась конюшня. Большие распахнутые ворота выводили со двора на противоположную улицу. Подозвав замызганного паренька, подгребавшего по двору катыши конского навоза, я спросил, где разместили моего боевого коня. Тот, раскрыв рот, как будто ему трудно было дышать, помолчал, а затем, бросив свою лопату, выразил желание «самолично проводить господина к его коню» и тут же исчез в холодном полумраке конюшни. Я быстро последовал за ним и чуть было не наткнулся на крошечное существо, одетое в яркую желтую курточку и алые бриджи жокея, с грязными до черноты босыми ногами, весьма напоминавшими копыта, и гладко причесанной головой, которую венчал шикарный вороной «конский» хвост, спускавшийся почти до чисто выметенного пола.

– Прошу прощения, – обратился я к нему, – а куда направился паренек?

– Какой паренек? – ответил он визгливым фальцетом.

– Тот, который только что сюда вошел. Он обещал проводить меня к моему коню.

– Так это я. – И гном радостно осклабился, показав крупные редкие зубы. Он тут же развернулся и потопал в глубь конюшни. Мне пришлось двинуться следом за ним.

– За последние десять секунд ты здорово изменился, – с удивлением протянул я.

Гном, не оборачиваясь, заверещал:

– Это когда я выхожу во двор, на солнце, я меняюсь, а на самом деле я вот какой. – Тут он резко затормозил и, расставив в стороны руки со сжатыми кулачками, медленно покрутился на месте, демонстрируя себя.

Я опять едва не налетел на него и уже с некоторым раздражением заявил:

– Прекрасно, я запомнил. А как мне тебя называть, если вдруг ты мне понадобишься?

Гном, быстро перебирая своими копытами, уже двигал дальше и на ходу, не оборачиваясь, с гордостью ответил:

– Я – лошадный!

– Ни разу не слышал такой фамилии, – удивился я, возобновляя свой бег за лидером. Леди на моем плече чуть слышно хихикнула.

Гном встал как вкопанный и, резко повернувшись, уставился на меня, решив, видимо, что я над ним издеваюсь, но, увидев мою совершенно серьезную физиономию, заявил:

– А я ни разу не слышал, чтобы у лошадного была фамилия. Лошадный – я! – снова гордо произнес он.

На этот раз он меня не застал врасплох, мне удалось вовремя затормозить и избежать очередного столкновения. Лошадный стоял, выпрямившись во весь свой крошечный рост, выпятив грудь и глядя на меня снизу вверх, смешно задирая голову. Его прическа мела чистый пол конюшни. Он явно ждал от меня какого-нибудь нового глупого вопроса.

Я не обманул его ожиданий.

– Но имя-то у тебя есть? Не могу же я орать на весь двор: «Лошадный! Лошадный!»

Он вдруг польщенно улыбнулся и, двинувшись дальше, заверещал:

– Ну, если ты хочешь дружить, я, конечно, могу сказать тебе свое имя. Хотя все именно орут: «Лошадный, лошадный».

– Конечно, я хочу дружить, – как можно убедительнее проговорил я.

Лошадный опять резко остановился и уставился на меня своими глазенками.

– И ты будешь по-дружески приносить мне угощение? – Он с надеждой смотрел мне в глаза.

– Конечно, – честно заявил я. – Особенно если ты мне, как другу, скажешь, что ты больше всего любишь.

Он вдруг судорожно сглотнул и с восторгом произнес:

– Овсяное печенье, – подумал и добавил: – Кило.

– Заметано, – бодро ответил я. – Так как же мне тебя звать?

Лошадный потупился и заскреб ножкой по полу. Потом исподлобья бросил на меня взгляд и застенчиво спросил:

– А ты смеяться не будешь?

Леди опять хихикнула.

– С какой стати? – возмущенно ответил я. – Как можно над другом смеяться?

Лошадный глубоко вздохнул и прошептал:

– Миша.

– Отлично, Михаил, – уточнил я. – А меня можешь звать Илья, или Вепрь.

Он укоризненно на меня посмотрел и повторил:

– Меня зовут Миша.

Я мгновенно поправился:

– Хорошо, Миша, пойдем все-таки посмотрим Ворона.

Миша повернулся и заторопился дальше по проходу между стойлами. Я припустился за ним.

Ворон встретил нас тихим ржанием и вначале потянулся к лошадному. Тот, привстав на цыпочки, погладил его по носу и, повернув голову в мою сторону, шепотом спросил:

– Ты сахар принес?

Я в растерянности пожал плечами, и тогда Миша, выудив из своего кармана, сунул мне в руку липкий белый обломок. Я протянул ладонь Ворону. Тот осторожно, прихватив сахар губами, ткнулся мне в ладонь носом. Я, войдя к Ворону в просторное стойло, внимательно его оглядел. Выглядел тот, на мой непросвещенный взгляд, прекрасно и был готов к продолжению нашего путешествия.

– Ты не беспокойся, – раздался резкий голосок Миши, – конь будет в полном порядке.

– А кто тебя сменяет? – обратился я своему новому другу.

– Как это сменяет? – удивился тот.

– Ну, когда ты отдыхаешь.

– Когда я отдыхаю? – Миша, похоже, меня не понимал.

– Ты же не прикован к этой конюшне. У тебя должно быть свободное время, сходить куда-нибудь, развлечься там?..

Он задумчиво склонил голову набок.

– Я что-то не пойму, – заверещал он через мгновение. – Я здесь один и всегда, и дальше двора не ухожу. И какое время свободное с развлечением, я не знаю. А знаю я лошадей, и чего им надо, и чего им не надо. – Он опять немного помолчал и обиженно добавил: – А если ты дружить не хочешь, так и скажи!

– Я друзьями не бросаюсь, – гордо заявил я. – А вопросы задаю, потому что хочу о своем друге все знать, чтобы быть ему полезным. А ты сразу обижаться.

Мы уже вышли из стойла Ворона и двигались к выходу. После этих моих слов Миша вдруг взял меня за палец и неожиданно грустно сказал:

– Я не обижаюсь. Только знаешь, Вепрь, никто со мной не дружит, а все орут: «Лошадный, лошадный». И никто меня не угощает, а я со двора выйти не могу, заклятие не дает.

Что-то перехватило мне горло, и я, часто заморгав, не удержался и погладил его по гладкой головке.

В этот момент я вышел на залитый солнцем двор. Рядом со мной никого не было, в густой тени коридора конюшни смутно виднелась какая-то тень. Мне захотелось вернуться к Мише, но Леди своим слегка насмешливым голоском проворковала:

– Пошли за печеньем. Сам пообещал.

Я медленно побрел к воротам и, выходя из них, обернулся. Во дворе снова появился нескладный подросток в драной одежонке с большой лопатой, которой он сгребал катыши конского навоза.

Выйдя из ворот, я обнаружил, что стою на прямой как стрела улице, буквально через несколько домов выбегающей из городка в открытое поле. В противоположном направлении улица образовывала перекресток, а затем упиралась в несуразное двухэтажное здание, представлявшее собой помесь готического собора и греческой базилики. Двускатную крутую крышу и боковые навесы, крытые красной черепицей, подпирал фронтон, опирающийся на классические дорические колонны, стоящие на выщербленной мраморной площадке, стекающей короткими ступенями к упирающейся в них дороге. Небольшие вытянутые окошки на фасаде, забранные в простые Т-образные рамы, были заполнены цветными, сильно запыленными виражами. Все здание имело такой возвышенный и в то же время нелепый вид, что буквально притягивало к себе. Я, конечно же, направился в его сторону. Тем более в моей голове мелькнула мысль, что не плохо бы ознакомиться с образчиком религиозных верований местных жителей, коль скоро это здание окажется культовым.

Подойдя к перекрестку, я огляделся. На улице, пересекавшей мой путь, было очень оживленное движение. Шагали разнообразно одетые люди, в основном женщины, коренастые мужички катили за собой маленькие двухколесные тележки, нагруженные овощами и зеленью, ослы и мулы тянули телеги побольше – эти были завалены мешками, бочками, коробами.

– Я тебе говорила, что дело надо делать по утрам, – довольно проворковала Леди мне в ухо, щекоча его своим язычком. – Видишь, люди торопятся на базар.

– Мы тоже пойдем на базар, только сначала я хочу заглянуть в этот храм. – Я кивнул в сторону заинтересовавшего меня здания.

– С чего ты решил, что это храм?

– Похоже.

– Хм. – В ее междометии явственно звучало сомнение.

Между тем мы пересекли перекресток, прошмыгнув в потоке людей, и вышли на совершенно пустую площадь перед зданием.

Вблизи стало ясно, что оно очень запущено и давно требует серьезного ремонта. Мраморная плитка, облицовывавшая когда-то здание, потрескалась и во многих местах отвалилась. Колонны, еще сохранявшие свою прекрасную классическую форму, были в плачевном состоянии, капители, венчавшие их, были обломаны, лепной фриз практически полностью отвалился, не хватало многих чешуек черепицы. В общем, здание представляло собой запущенную, разваливающуюся древность.

Поднявшись по истертым, выщербленным ступеням, я потянул на себя массивную резную дверь, и она тихо и медленно, словно во сне, распахнулась. Внутри царил полумрак и пыльное запустение. Сквозь окна второго яруса пробивались четкие, как будто нарисованные, снопы света, озаряя фрагменты внутренней колоннады, то же полуразрушенной. Огромный центральный зал и темные боковые пределы, отсеченные внутренней колоннадой, были пусты. Только в дальнем конце центрального зала смутно возвышалось какое-то сооружение. Я двинулся внутрь и, пройдя несколько шагов, почувствовал, как за мной неслышно закрылась дверь.

– Тебя прямо тянет в незнакомые и, весьма вероятно, опасные места, – прошептала Леди. Ей, похоже, было не по себе.

– Ага. Сначала меня занесло в незнакомый и опасный мир, потом в незнакомый и опасный лес, теперь в незнакомый и опасный дом. Хотя особой опасности я не ощущаю. Так, давно брошенное здание.

– Нет, здесь кто-то есть. Я это ясно чувствую.

– Где? – Я тоже насторожился и стал озираться по сторонам, стараясь рассмотреть, не двигается ли что-нибудь в темных боковых пределах.

– Везде, – коротко и напряженно ответила Леди и приподняла свою головку.

Мои шаги разносились по зданию как тихий шелест и эхом отдавались в каждом его уголке. Наконец я приблизился к темному, непонятному сооружению в конце зала и потрогал его. Под моими пальцами был пыльный холодный полированный камень. Что бы там ни говорила Леди, вокруг было пусто и тихо. Я уже собирался повернуть назад, когда столб пыльного света, падавший, словно луч прожектора, из окна под крышей, пересекавший темную вышину здания и пропадавший за левой колоннадой, дрогнул и потянулся вниз. Он медленно опускался, высвечивая полуразрушенные колонны и потертую, в непонятных разводах роспись на стенах, и наконец уперся в гигантский куб темно-зеленого мрамора, перед которым я стоял. Внутри камня вспыхнули золотистые искорки, и по гулкому залу прошелестел сначала вздох, а затем едва слышный шепот:

– Спрашивай, пришлец?

– Кто ты? – невольно вырвалось у меня.

– Я – последний бог этого мира.

«Ну вот мы и познакомимся с религией и мистикой местных жителей, – подумалось мне. – Ведь ты как раз этого и хотел».

– Если ты последний бог этого мира, значит, больше в нем богов не осталось? – задал я провокационный вопрос.

– Боги давно покинули этот мир. Здесь и меня почти уже нет, – прошелестело в ответ.

– Но почему этот мир покинут богами?

– Любой бог жив, пока люди, населяющие мир, в него верят, ему поклоняются, ему и ради него приносят жертвы. Когда вера в людях иссякает, бог истаивает и превращается, в представлении новых поколений, в лучшем случае в маленький иногда смешной, иногда страшный, но всегда непонятный курьез.

– А в худшем?..

– В худшем случае на место ушедших богов приходит новое божество, а старые боги превращаются в демонов, и жрецы нового божества пугают ими верующих. Затем цикл повторяется снова, и снова, и снова. – Голос шелестел, как пыль в луче света, без эмоций, выражения, красок. – В этом мире жили разные боги, но теперь людям не нужны покровители, они верят, что правящие магистры могущественнее любого из богов. Так что боги забыты, и их храмы обратились в развалины. И разве в твоем мире это не так?

Что ж, пожалуй, этот шелестящий, призрачный голос прав. И в моем мире отвергнутые боги превращались в демонов, сменяясь другими, а те, в свою очередь, третьими…

– Почему же ты все еще здесь?

– Я – Мора, Бог судьбы. Я мог предсказать человеку его будущее, его путь, я мог ответить на любой вопрос бытия. И не только предсказать, но и помочь человеку изменить, направить поток судьбы в другое русло. Еще несколько десятков лет назад я имел тысячи адептов, и этот храм наполняли сотни паломников, шедших ко мне со всего мира. Но со временем интересы людей ограничились накоплением различных предметов, вопросы сводились к тому, как потеснить соседа, обмануть партнера, разорить конкурента. Сегодня никого не интересуют Жизнь и Смерть. Мне стало нечего им сказать, им стало нечего у меня спросить. Скоро я окончательно уйду. Ты единственный за последние тридцать лет, заглянувший к последнему богу, заглянувший из простого любопытства.

– Но мне есть, о чем тебя спросить.

– Спрашивай, пришлец, – повторил голос.

– Ты знаешь, я не из этого Мира. Что мне сделать, чтобы не сбылось пророчество облов, чтобы я вернулся к себе, а этот Мир продолжал свое существование?

– Ты поверишь мне и сделаешь, что я скажу?

– Конечно, если совет твой не будет явной глупостью.

– А какой критерий разумности ты выберешь?

Я задумался. Действительно, могу ли я определить степень разумности совета божества. Наконец я решил, что ничто не заставляет меня следовать его советам. Я ведь всегда придерживался принципа – выслушай совет и поступи по-своему.

– Мне достаточно будет знать, что ты серьезно ответишь на мой вопрос, – произнес я.

– Ну что ж, слушай. Чтобы возвратиться в свой мир, оставив нетронутым этот, тебе необходимо явиться к Красному Магистру, или Арку из Холма, объявить, кто ты есть, и войти в синее пламя. Но при этом ты воскреснешь, потеряв шанс стать самим собой.

В зале повисло тяжелое молчание. Я ожидал чего угодно, только не предложения взойти на плаху. Мне предлагали умереть, воскреснуть и при этом не стать самим собой.

– Нам пора двигать отсюда, – раздался голос Леди, и я очнулся от своих размышлений. – Этот Мора уже не от мира сего. Он тебе насоветует, только уши развешивай.

Нет, этот божеский совет мне положительно не нравился. С какой это стати мне совать голову в петлю? Как сказал Странник, таких и без меня найдется в достатке. И вполне возможно, что этот Мора – тайный агент моих незнакомых недругов, готовых убивать меня столько раз, сколько потребуется для осуществления их непонятных целей. Пожалуй, Леди права: надо действительно уносить отсюда ноги.

– Вот ты и принял решение, – пронеслось шелестом по залу. – Ты тоже не веришь в меня и мои предсказания. И все же я тебе скажу. Пророчество облов исполнится. Этот мир не простоит и четырнадцати дней после твоего ухода. И именно ты совершишь последнее деяние, которое его разрушит. В одно мгновение ты найдешь себя и обретешь право жить! Но через… – он помолчал, словно что-то подсчитывал, – …через несколько лет ты снова себя потеряешь и станешь…

Он не договорил. Я стоял и напряженно ждал продолжения, но в пыльном сумраке, затихая, раздалось только:

– А мне пора покидать этот мир. Я выполнил свое последнее предназначение – я здесь больше не нужен…

Луч света, лежавший на каменном постаменте, стал тускнеть, как будто на солнце за окном медленно набегало облако, и, наконец, совершенно погас. Я начал медленно пятиться к выходу, когда зеленая каменная глыба, стоявшая передо мной, с громким треском лопнула и развалилась на несколько частей. Пыль поднялась тяжелым облаком, а сверху посыпались какие-то обломки и мусор. Я развернулся и бросился бегом к двери. Уже взявшись за отполированную тысячами рук ручку двери, я обернулся. В зале все стихло, только стало еще темнее и похолодало. Я вышел наружу. Истертая мраморная лестница пошла мелкими трещинами и была усыпана мелкими обломками капителей колонн, отвалилось еще несколько облицовочных плит от стен, как будто само здание постарело еще на несколько десятилетий.

– Кажется, в этом мире все поголовно, включая забытых богов и властвующих магистров, уверены, что в моем лице явился злобный монстр, собравшийся уничтожить все живое на этой планете, – пробормотал я. – Еще немного, и я соглашусь на синее пламя, только бы меня не считали законченным изувером.

– Никто тебя изувером и монстром не считает, – отозвалась Леди. – Просто кому-то очень хочется сохранить статус-кво, и он будет бороться с тобой до конца, а кто-то считает, что этот мир свое отжил, и ему на смену необратимо идет что-то новое, эти будут тебе помогать и тебя поддерживать.

Мы пошли по переполненной людьми улице, и я тихо переговаривался с Леди, не обращая внимания на прохожих, которые недоуменно оборачивались, услышав мое бормотание. Но надо сказать, что вообще-то на меня обращали довольно мало внимания. Создавалось впечатление, что рыжеволосые громилы в красных плащах с золотыми эполетами и длинными клинками у пояса – обычное явление для мостовых этого городка.

Наконец мы вышли на огромную площадь, сплошь заставленную ларьками, палатками, павильончиками, киосками и другими малыми формами торговых помещений.

– Вот и оптовый рынок, – пробормотал я изумленно, оглядывая эту невероятную толпу орущих, смеющихся, ругающихся, торгующихся людей, которые тащили в разные стороны корзины и сумки, тележки и упирающихся ослов, мешки и домочадцев. – И откуда здесь столько народу. Я думаю, такая толпа способна населить четыре таких города, как этот Мох.

– Это и есть базар, – ответила Леди. – А сегодня, если не ошибаюсь, среда – главный базарный день. Поэтому сюда съехался народ из всех окрестных поселков. Но народу и впрямь многовато.

– Хорошо. Деньги у нас есть. Надо решить, что нам еще хочется, кроме овсяного печенья. – Я немного помолчал и уточнил: – Кроме кила овсяного печенья.

Торговали на этой площади буквально всем. Помимо одежды, обуви, оружия, посуды, мебели, конской сбруи, женских украшений, различной парфюмерии здесь были совершенно не знакомые мне товары. Один мужик, например, таскал здоровенную клетку, в которой сидела, как мне показалось, механическая птица размером с петуха, напоминавшая попугая, но совершенно зверского вида. Клетка раскачивалась в разные стороны, ее толкали все, кому не лень, а птица сидела, вцепившись десятью когтистыми пальцами в свою жердочку, как прибитая гвоздем, молча посверкивая стальным синеватым клювом и черными агатовыми глазами из-под густых пушистых ресниц. Когда я спросил у мужика, как эту птицу зовут и для чего она нужна, он, обрадовавшись проявленному мной интересу, подробно объяснил, что это Крох-ворчун, чрезвычайно редкий и дорогой экземпляр, что его можно даже сварить и съесть, если очень есть хочется, но вообще-то он – пугало.

– И кого же им пугают? – усмехнулся я.

– Страхи, – быстро ответил продавец, раздувая мое любопытство. – Любые страхи!

– И как же это делается? – попался я на крючок.

Тут мужичок с сомнением заозирался по сторонам, но желание всучить кому-нибудь своего Кроху возобладало, и он вздохнул:

– Я покажу, если господин очень хочет.

Я подтвердил, что очень хочу, и тут же услышал довольное хихиканье Леди.

Мужичок поставил клетку на мостовую и, присев на корточки, хлопнул перед носом птицы в ладоши.

И тут птичка заорала. Вырывавшийся из стального клюва рев не был похож ни на что знакомое, но наводил такой ужас на все живое, что народ кинулся врассыпную, теряя свою нехитрую поклажу, а также обувь и детали одежды. Человек шесть самых чувствительных остались лежать на мостовой без сознания. Я сам от неожиданности тоже чуть не грохнулся в обморок и не наделал в штаны. Хорошо еще, что этот неповторимый звук длился всего две-три секунды и закончился скрежетом двухпудового железного засова, когда птичка наконец захлопнула свой клюв. Леди веселилась от души.

Продавец, довольно улыбаясь, повернулся ко мне и поинтересовался:

– Разве у тебя, господин, остались какие-нибудь страхи после этого?

Я был вынужден согласиться, что после этого мне бояться совершенно нечего, и купил птичку, отвалив за нее серебряную монету.

Народ на удивление быстро пришел в себя. Через несколько секунд вокруг опять бурлила толпа, в которой мгновенно исчез мой партнер по бизнесу. А клетка, как оказалось, весила килограммов двадцать. Я уже собрался плюнуть на этого Кроха, а заодно и на потраченные деньги, как вдруг около меня появился полуголый мальчишка с усами и здоровенной тележкой и предложил за два медяка таскать за мной мою поклажу «хоть до конца дня». Я высокомерно ему кивнул, соблюдая свой имидж, и двинулся дальше. Этот недомерок на удивление легко водрузил мою собственность на принадлежащее ему транспортное средство и двинулся за мной, что-то мурлыкая себе под нос.

Обойти всю эту гигантскую ярмарку я и не надеялся – мне было просто интересно толкаться в этой толпе, и, конечно, я искал ларек со сладостями. Но больше уже я старался ни к чему не прицениваться. Поэтому я молча прошел мимо здоровой, не очень опрятной бабы в рваной кофте и оранжевых шароварах, державшей в заскорузлом платочке трех зеленых лягушек и громко оравшей, что отдаст в хорошие руки трех дочерей Зеленого Магистра, зачарованных Магистром Оранжевым, двух полуголых парней, державших по ведру с грязноватой водой, покрытой маслянистыми разводами и заговорщицки шептавших: «Живая, мертвая и эпоксидная вода не нужна?» Раза три мне попался средних лет мужчина, прилично, даже богато одетый, быстро стрелявший по толпе глазами и негромко, но внятно произносивший: «Кому что надо, все есть!» – и тут же исчезавший из поля зрения. Наконец, я наткнулся на ларек, украшенный яркой надписью: «Галантерейные сладости и приворотные конфеты». Я не был до конца уверен, что это то, что я ищу, поэтому поинтересовался у Леди, стоит ли сюда заглянуть.

– Даже не знаю, – ответила моя глубокомудрая попутчица. – Давай зайдем, вопрос не спрос – по лбу не получим.

Я подал знак своему носильщику, чтобы тот ждал меня снаружи, и толкнул расхлябанную фанерную дверку. Внутри я увидел прикрытые стеклом полки, устроенные практически по всему периметру ларька. На полках красовались целлофановые пакетики, наполненные разноцветными карамельками. Посередине на колченогом табурете восседала бабушка, одетая в длинную, ветхую, темную юбку, старую телогрейку, из-под которой торчал отчаянно белый крахмальный воротничок блузки. На ногах у нее красовались совершенно новые, подшитые кожей валенки, а на голове алел пестрый платок, повязанный самым залихватским образом. На ее лице, изборожденном морщинами в самых разных направлениях, выделялись горящие красным проблеском глазенки, здоровенный нос, украшенный огромной бородавкой, и желтый, давно не чищенный клык, торчавший из левого угла сморщенного рта.

Увидев меня, бабуля вскочила с табурета и приятным баритоном заголосила:

– Милай, красавец писанай, заходи к Ягуге, получай по заслуге! Будет твоя любая – хромая, горбатая, косая! Пососешь мою конфетку – попадешь с разбегу в клетку! Неизбывна в чреслах сила – сто красавиц подкосила! Ночь твоя – добавь огня! – При этом она извлекла из кармана телогрейки розовую замусоренную липкую карамельку и попыталась с ходу запихнуть ее мне в рот.

Совершенно ошарашенный ее неожиданным рекламным напором и мыслью, что вижу самую настоящую Бабу-Ягу, я невольно лизнул приторную горошину, и меня едва не вырвало. Я тут же выплюнул сие монпансье, и оно покатилось куда-то под полку. Бабка замолчала, злобно уставившись на меня, а затем кряхтя полезла за конфетой, бормоча что-то о «пробовательном образце». Легкий туман проплыл по помещению, и тут я увидел поднимающуюся с пола светловолосую высокую красавицу с тонкими, точеными чертами лица в голубом бархатном платье, расшитом золотом и жемчугом. Глубоким красивым контральто красавица заявила:

– Кто ж тебе, сокол ясный, позволил образцы по помещению расплевывать? Это нешто прилично! Это нешто я на всех вас напасусь образцов?

С трудом преодолевая неистовое желание повалить красотку на пол и содрать с нее одежку, я деревенеющим языком пробормотал, что имею необходимость приобрести кило овсяного печенья и что-нибудь из приличных шоколадных конфет.

Красавица изогнула в усмешке полные красные губки и вдруг легонько шлепнула меня по щеке рукой. Тут же на ее месте появилась прежняя бабушка, с жалостью любовавшаяся моей растерянной рожей.

– Так тебе, касатик, овсяного печеньица захотелось? Что ж ты тогда ко мне заглянул? Али вывески читать не умеешь? Там же чистым русским языком написано – галантерейные сладости. Галантерейные! – и старуха с размаху уселась на свою табуретку.

– Выйдешь, – заворчала она, притираясь задом к сиденью, – пойдешь по медному ряду до обжорки, там свернешь в тесемный ряд и через два пролета… Нет, все едино заблудишься. – Она горестно посмотрела на меня и жалобно пропела: – У тебя и зазнобы-то нет! Эх-хе-хе! Вот, держи, – и она протянула мне неизвестно откуда появившийся в ее руке лохматый обрывок веревки, – она доведет.

Я ошарашенно схватился за бабкину веревку, и она вдруг так рванула меня к выходу, что я едва не выпустил ее из рук. Выдернув меня из ларька, веревочка понеслась между торговцами и покупателями, а я, вцепившись в нее и едва успевая перебирать ногами, энергично расталкивал, распихивал, расшвыривал прохожих, изображая из себя шар в кегельбане. По проторенному мной проспекту вольготно двигался мой носильщик со своей тележкой. Теперь мне уже было не до окружающих красот и диковин. В глазах плескалось цветное мелькание, а в ушах стоял восхищенный смех Леди, чрезвычайно довольной участием в этих гонках.

Мой коронный забег кончился совершенно неожиданно, когда задушенный моими пальцами обрывок веревки бессильно повис, а я уткнулся носом в стеклянную дверь шикарного павильона. Шумно переведя дух, я отошел от двери на несколько шагов и прочитал вывеску над павильоном: «Вкусности на любой вкус». Я с опаской посмотрел сквозь стеклянную дверь внутрь. Там находились несколько человек, по-видимому, делавших покупки. Я швырнул совершенно измочаленную веревку в стоящий у входа ящик, расправил плечи и, гордо подняв голову, вошел в павильон.

Едва оказавшись внутри, я обнаружил рядом с собой молодого человека с гладко зализанными блестящими волосами, в зеленой униформе, отделанной золотым галуном, склонившегося в полупоклоне. Этот полуприказчик, полушвейцар приподнял голову и с масленой улыбкой утвердительно вопросил:

– Господин желает вкусностей? – а затем замер, не дыша, в ожидании ответа.

– Да, милейший, – бросил я, вновь обретя уверенность. – Чего-нибудь сладкого, но в первую очередь овсяного печенья.

– Прошу, господин, – и он, не разгибаясь, сделал широкий приглашающий жест.

Я двинулся к прилавкам. Под чистым хрустальным стеклом, на хрустальных полках выстроились хрустальные широкие вазы, наполненные конфетами в странно знакомых обертках, печеньем различных сортов, пирожными, восточными сладостями. Красивыми пирамидами располагались подарочные коробки с конфетами, зефиром, мармеладом. Отдельно стояли коробки с тортами. Я двигался вдоль длинного прилавка, а набриолиненный молодец следовал несколько поодаль, давая пояснения.

– Вы видите перед собой, господин, продукцию одной из самых известных столичных компаний – «Розовый февраль». Изумительное качество продукции дважды вызывало чудовищные беспорядки в провинции и едва не привело к закрытию компании. А вот шоколад известнейшей и старейшей столичной фирмы с интригующим названием «Рот в рот». Многие покупают эти вкусности только из-за названия фирмы. Представляете, вы подносите своей даме сердца коробочку конфет и говорите: «Дорогая, попробуйте „Рот в рот“… Каково? Наконец, мы можем предложить эксклюзивную продукцию, которую выпускает малыми партиями столичная фирма „Приударь сильнее всех“. Название, согласен, несколько вульгарное, но вкус продукции – специфический. Из изделий провинциальных предприятий обращу ваше просвещенное внимание на шоколад шоколадного дома „Разбазарная душа – за душою ни шиша“. Такое длинное поэтическое название вполне соответствует продукции. Все остальное вряд ли привлечет внимание такого ценителя вкусностей, каким, без сомнения, является господин, – шаркнул он напоследок ножкой.

Выслушивая своего сопровождающего и рассматривая богатые витрины, я обратил внимание на небольшой столик в окружении двух плетеных кресел в углу торгового зала и направился к нему. Расположившись в кресле, я распорядился:

– Принесите корзинку побольше, и мы не торопясь будем ее наполнять, – и тут же услышал капризный голосок Леди:

– Я тоже не откажусь от овсяного печенья и конфет.

– Две корзины, – поправился я.

Когда корзинки принесли и водрузили на столик, я разбудил свое воображение и принялся перечислять:

– В каждую корзинку мы положим по килограмму вожделенного овсяного печенья, конфет…

В общем, корзинки мне наполнили.

Когда я покидал это сладкое заведение, мне вслед кланялись все работники фирмы. Еще бы, я накупил у них товару на три серебряных монеты и слышал, как мальчишка, тащивший мои корзины к выходу, бубнил, что ему хватило бы этого на год. А я подумал, что он, по-видимому, постоянно переедает сладкого. Мой грузовой рикша, ничуть не удивившись, погрузил корзинки на свою тележку и так же лихо двинулся за мной по направлению к выходу с базара.

Прогулка явно пошла мне на пользу – беспокойство, которое грызло меня постоянно и неотступно, несколько притупилось под натиском ярких и необычных впечатлений. Но я чувствовал усталость, что неудивительно – я же практически не спал ночью. Уже выходя с рынка, я наткнулся на небольшой киоск с прозаической вывеской «Надписи на подарках», и тут мне в голову пришла богатая идея. Я вошел. Внутри, за здоровенным верстаком, заваленным различным, мелким режущим инструментом, восседал здоровенный мужик, похожий на деревенского кузнеца. Он молча уставился на меня, ожидая, что, собственно, я ему скажу.

– У вас можно сделать надпись на подарке? – уважительно обратился я к нему.

Он помолчал, а затем густым басом, полностью соответствующим его внешности, прогудел:

– На каком языке?

На мгновение я растерялся. Я как-то уже привык, что жители этого мира изъясняются на русском. Так что вопрос показался мне странным. Но он требовал ответа и я твердо произнес:

– На русском.

Этот молотобоец довольно улыбнулся и совсем дружеским тоном пожаловался:

– Вот и хорошо. А то ходят тут сегодня целый день, требуют надписей на латыни и иврите, а что это такое, хрен его знает. Давай свой подарок, сей секунд сделаем!

Я присел на стоящую рядом с верстаком табуреточку, стянул с пальца перстень и протянул его умельцу. Этот поклонник родного языка повертел в своих здоровенных пальчиках мою безделушку, как-то странно взглянул на меня, затем, прикрыв один глаз, начал так и этак поворачивать перстень, разглядывая вторым глазом камень. Потом, положив перстень перед собой на верстак, он поднял глаза и прогудел:

– Длинная надпись?

– Да нет, одно слово, вернее имя – Лаэрта…

Он понимающе улыбнулся и подмигнул:

– Да. Это настоящая красавица… – Он мечтательно помолчал, а затем, ткнув пальцем в перстень, продолжил: – Однако на этой штуке можно изготовить только магическую надпись. Обычный резец этот металл не возьмет.

– Ну что ж, магическую так магическую, – согласился я, вспомнив, что и в моем мире все кузнецы считались колдунами.

Верзила кивнул и, наклонившись, вытащил из-под верстака колбу, наполненную прозрачной жидкостью. Сграбастав перстень, он швырнул его в колбу и посмотрел, как тот медленно погрузился на дно. Затем, заткнув горлышко колбы своим заскорузлым, черным от въевшейся окалины пальцем, он принялся медленно вращать ее, разгоняя плескавшуюся жидкость по кругу. При этом он нашептывал какие-то странные слова, как мне показалось, на смеси латыни с ивритом. И тут я увидел, что мой перстень начал растворяться в жидкости, словно кусок сахара в горячем чае.

Я чуть было не схватил этогоамбала-чародея за руку, но, обратив внимание на его необыкновенную сосредоточенность, решил дотерпеть до конца. На лбу у мастера выступила обильная испарина, когда он наконец поставил колбу на верстак и удовлетворенно выдохнул:

– Готово…

– И что готово?.. – едко спросил я. – Куда ты подевал мой перстень?..

Мастер недоуменно уставился на меня:

– Так вот же он!..

– Где?.. – Я снова взглянул на колбу.

Перстень спокойно лежал на дне. Как и откуда он там появился, я не понял.

– Давай вытаскивай… – нетерпеливо потребовал я.

– Пусть отстоится. Надпись должна закрепиться, – добродушно прогудел этот граверных дел мастер.

Через несколько минут он выудил перстень из колбы и, обтерев его куском ветоши, протянул мне. Я взял и внимательно рассмотрел вещицу. Никакой надписи на ней не было.

– Желтяк за работу… – прогудело над моим ухом.

– Сколько?.. – Я чуть не свалился с табуретки.

– Желтяк… – довольно повторил этот громила с большой дороги.

– А надпись где?.. – заорал я, тряся перстнем у него перед носом. – Где твоя столь высокооплачиваемая работа?..

Он уставился на перстень, потом перевел недоуменный взгляд на меня и проговорил:

– Она ж магическая…

– Так что ж, что магическая… – еще больше разъярился я. – Раз она магическая, то ее и увидеть нельзя?..

– Почему нельзя?.. Надень на палец, подержи хотя б минуту и сними. Она и проявится. Только видно ее будет минуты две-три, потом снова на палец надо надевать, чтобы проявилась. – Он, казалось, не понимал, как это я не знаю столь общеизвестных вещей.

Я тут же сунул палец в кольцо и замер, считая про себя до шестидесяти. Просчитал я до восьмидесяти, на всякий случай, а затем сдернул перстень с пальца. С внутренней поверхности обода полыхнуло белое пламя, растворяя металл перстня и складываясь в выписанное затейливой русской вязью слово – Лаэрта. Я не отрываясь смотрел на эту красоту, пока она не начала тускнеть.

Надев перстень на палец, я встал, молча достал из кошелечка золотую монету и протянул ее мастеру. Он довольно улыбнулся и снова вытер со лба испарину.

– Огромное спасибо! – проговорил я и вышел на улицу.

Базарный день подходил к концу. Мы с молчавшей Леди и моим носильщиком прошли по ставшей малолюдной улице и свернули в ворота конюшни. Во дворе никого не было. Нагретая за день площадка была чиста, пустынна и тиха. Я снял одну из корзинок с тележки, вошел в полумрак конюшни и тихо позвал:

– Миша.

Совершенно не слышно рядом со мной возникла маленькая фигурка моего нового друга.

– Вот, – улыбнулся я ему, протягивая корзинку. – Тут обещанное овсяное печенье и кое-что еще.

Лошадный испуганно отшатнулся, уставившись на мои руки. Потом прянул вперед и, обхватив корзину руками, тихим осипшим голосом прошептал:

– Это все – мне подарок?

У меня тоже почему-то перехватило горло, и я в тон ему ответил:

– Ну, ты же мой друг. Я же тебе обещал.

Он вытянул корзину из моих рук, поставил ее на дорожку и, усевшись рядом, стал доставать оттуда пакеты, свертки, коробки, разворачивать и открывать их, нюхать, лизать и ковырять содержимое, повизгивая от удовольствия. Я медленно отступил к дверям. Последнее, что я видел, выходя во двор, был Миша, который сидел на полу, обхватив ногами корзину, и пытался в набитый печеньем рот запихнуть шоколадную конфету.

Наконец мы вернулись в гостиницу. Когда хозяин, по-прежнему маячивший за прилавком, увидел, что тащил мой носильщик, он быстро вышел в зал и, подойдя ко мне, зашептал:

– Надеюсь, господин не станет пугать страхи в моем доме.

Весь его вид выдавал непреклонную решимость не позволить мне заниматься этим рискованным занятием в стенах своего заведения.

– Ни в коем случае, – успокоил я его. – Я прекрасно знаю, на что эта птичка способна.

Бармалей скорчил благодарную физиономию и, посторонившись, с поклоном позволил нам пройти к лестнице. В моих апартаментах сопровождавший меня геркулес поставил клетку с Крохом в угол, а корзину на туалетный столик, принял причитающееся ему вознаграждение и молча исчез. Ванька сидел на подоконнике и тщательно, не обращая на меня ни малейшего внимания, вылизывал лапу. Весь его вид говорил, что наша беспечность в стане врага – вопиюща, но ничего другого он от нас и не ожидал. Я подошел к подоконнику и пробормотал извиняющимся тоном:

– Ладно, не обижайся. Ты же первый ушел, и мы не знали, когда ты вернешься. Пойдем лучше посмотрим, что мы принесли.

Кот, казалось, хмыкнул и бросил быстрый осуждающий взгляд на нахохлившегося в углу Кроха. Но, поднявшись и потянувшись, выгнув спину, он соскочил на пол и двинулся за мной к туалетному столику, уже не обращая внимания на затаившуюся в клетке птичку.

Я перенес корзину на кресло и высыпал ее содержимое. Открыв все пакеты и коробки, я предоставил Леди и Ваньке самим выбирать, что им по вкусу, и, взяв несколько печений и пару конфет, отправился в угол к клетке. Только сейчас я вспомнил, что не спросил у продавца, чем кормить этого замечательного зверя в перьях. Просунув печенье и развернутые конфеты в клетку, я с удовлетворением увидел, как Крох-ворчун вперевалку покинул свою жердочку и, взяв печенье в свою корявую лапу, не торопясь, аккуратно и с достоинством начал его уплетать.

Наконец-то я смог стянуть сапоги, скинуть плащ и пояс с ножнами и, закрыв дверь, растянуться на кровати. Я практически сразу заснул.

Разбудил меня Ванька, который своими тяжелыми лапами протопал по моему животу. В результате мой мочевой пузырь скомандовал мне немедленный подъем. Я вскочил с постели и отправился в соседнее помещение решать свои физиологические проблемы. Вернувшись полностью удовлетворенным, я обратил внимание, что за окном стемнело. Наступал вечер, и надо было спускаться в ресторанный зал, в надежде на новую встречу со Странником.

Ванька опять куда-то исчез. Когда я оделся, натянул сапоги и застегнул пряжку пояса, Леди покинула свое место на спинке кресла и быстро забралась мне на плечо.

– Сегодня я тебя одного не отпущу! – сурово заявила она. – Во-первых, мне любопытно, что там в ресторане происходит, во-вторых, мне кажется, тебе может понадобиться моя помощь, а в-третьих, все влюбленные типы нуждаются в постоянном присмотре.

Я особенно и не возражал. Так вместе мы и спустились в ресторанный зал.

В противоположность вчерашнему вечеру зал был практически пуст, только в дальнем углу за одним столом сидели две пары и, тихо переговариваясь, выпивали и закусывали. Притушенная люстра едва освещала зал. Я сразу понял причину отсутствия посетителей. В моем вчерашнем кабинете, на том же месте уже восседал Странник. Перед ним красовался знакомый графин с сиреневой жидкостью. Однако сегодня Странник не только выпивал, но и довольно обильно закусывал. Стол в кабинете был заставлен посудой. На большом серебряном блюде лежал наполовину съеденный поросенок, вокруг теснились большие тарелки с крупной и мелкой дичью, колбасами, нарезанной ветчиной, различными овощами, судки с какими-то соусами и подливками. В общем, это была замечательная выставка достижений местной кухни. Странник держал в правой руке короткий широкий кинжал, которым орудовал вместо столового ножа, а в левой здоровенный кусок жареной поросятины. Увидев меня, он энергично замахал этим самым куском поросенка, требуя, чтобы я немедленно присоединился к нему. Я чрезвычайно обрадовался, увидев его в добром здравии, и с улыбкой направился в его сторону.

Усевшись за стол напротив Странника, я сделал знак хозяину, что желаю сделать заказ, но старик замахал руками, чтобы нам не мешали.

– Мне кажется, этого, – заявил он, окидывая стол взглядом, – должно хватить нам обоим. Хотя я после вчерашнего готов съесть быка.

– Ты что же, отказался от своего принципа, – не удержавшись, подколол я его. – Не смешивать еду и питие?

– Я и не смешиваю. Вот сейчас наемся, а потом начну пить, – парировал он, запихивая в пасть кусок поросенка.

– И вообще, рыжий, не имей дурной привычки указывать старшим на их слабости и ошибки, поскольку у них, у старших, эти слабости и ошибки ма-а-а-ленькие и безобидные, а у вас, у молодых, слабости и ошибки большие и роковые.

– Ага, я понял. При рождении человеку придаются огромные слабости и не менее огромные ошибки, но с течением времени они ссыхаются и пропадают… Вместе с человеком, – заявил я, намазывая ломоть хлеба каким-то густым, пахучим соусом и водружая на него кусок ветчины.

– Я сразу понял, что ты сообразительный, – кивнул мне в ответ Странник. Потом, еще раз бросив на меня взгляд прищуренных глаз, он отметил: – Я гляжу, ты сегодня и при оружии, и прифрантился.

Вдруг его голова дернулась кверху, а выпученные глаза уперлись в мое плечо.

– Слушай, дорогуша, – зашептал он свирепо. – Ты знаешь, кто примостился у тебя на плече.

Я невольно бросил взгляд на свое плечо. Леди, приподняв свою замечательную точеную плоскую головку, уставилась рубиновыми глазками в Странника. Раздвоенный язычок мелькал между улыбающихся губ, как маленькая молния.

– Конечно, знаю, – недоуменно ответил я. – Мой самый первый и самый верный друг в этом безумном мире.

Ответ получился несколько напыщенным, но Странник совершенно не обратил на это внимание.

– Если я не ошибаюсь, а я никогда не ошибаюсь, это – Золотая Погибель – одно из самых опасных созданий на этом свете и последняя богиня нашего мира. – Он схватил бокал и одним махом опрокинул его себе в глотку, а потом изумленно потряс своей лохматой головой.

Со стуком поставив бокал на стол, Странник привстал и, склонив голову в коротком кивке, обратился к моему плечу:

– Я счастлив, госпожа, свести личное знакомство со столь незаурядной, я бы сказал, экзотической особой и лично засвидетельствовать вам свое восхищение пополам с преклонением, – отпустил дед замысловатый комплимент.

Я думаю, со стороны это выглядело ну очень комично – комплиментарный разговор с плечом собеседника. Особенно когда Леди своим нежным голоском произнесла:

– Уверяю вас во взаимном удовольствии от созерцания столь широко известного мага, обладающего к тому же великолепным внутренним зрением. Друзья называют меня Леди, и я надеюсь, что вы будете в дальнейшем использовать именно это имя, обращаясь ко мне.

Челюсть у Странника с явственным стуком отвалилась, и он буквально плюхнулся на стул.

– Ну, поскольку взаимные расшаркивания закончились, – вмешался я в светскую беседу, – мы, наверное, можем вернуться к трапезе и прерванному разговору.

Глаза Странника стали принимать осмысленное выражение, и он наконец-то смог оторвать их от моего плеча. Правда, эти глазки тут же задумчиво съехали вбок, уставившись в блюдо с ветчиной. Рука Странника не глядя нашарила какую-то зелень и самостоятельно потащила ее в рот. Через несколько секунд тягостных раздумий старик опять дернул головой и, скользнув загоревшимися глазами по Леди, уперся взглядом мне в переносицу.

– А может, у тебя и кот знакомый есть? – Голос его прозвучал как-то глухо.

– Есть, – жизнерадостно ответил я. – Только он обычно гуляет сам по себе. Но когда надо – он будет там, где надо, – добавил я, повторив фразу Леди почти дословно.

– Так… – медленно протянул он и опять склонил голову. Над столом повисло мрачное молчание. Наконец Странник выпрямился, и его лицо приняло свой обычный уверенный и слегка насмешливый вид.

– Ну что ж, – заявил он, опять приступая к поросенку, – тебе давно пора было появиться. Этот мир нуждается в хорошей встряске. Как пел один наш известный вагант – перемен! Мы жаждем перемен!

– Не знаю, – задумчиво возразил я. – В моем мире один из самых уважаемых мудрецов сказал: «Не дай вам бог, жить в эпоху перемен». Мне кажется, он был прав.

– Как хорошо, что не все зависит от нас. Как хорошо быть иногда простым инструментом в руке Судьбы и не отвечать за будущее… – вступила в разговор Леди. – И как плохо… – добавила она, помолчав.

Странник молчал и энергично уничтожал продовольствие. Я последовал его примеру. Казалось, все мы пришли к какому-то решению и оно не подлежало дальнейшему обсуждению.

Наконец Странник проглотил последний кусок и довольно откинулся на спинку стула.

– Все! – выдохнул он. – С обжорством покончено. Приступаем к пьянству! – И он щелкнул ногтем по бокалу. Графинчик тут же наклонился над хрустальным краем, и в бокал полилась знакомая сиреневая струя. Точно такие же бокалы возникли справа и слева от моей тарелки, и графин незамедлительно наполнил оба. Я недоуменно покосился на две элегантные емкости, и только когда над левым бокалом склонилась изящная головка Леди, до меня дошло, для кого предназначен третий бокал.

– Сначала, юноша, – обратился ко мне Странник, – расскажи мне подробно, что такое ты вчера видел в окне.

Я понял, что он говорит о своем вчерашнем волшебстве, но не удержался и спросил:

– А что, ты сам ничего не видел?

– Видишь ли, – усмехнулся он, – поддержание туннельного окна требует такого усилия, что ни на что другое не остается ни сил, ни времени, ни энергии. Так что рассказывай поподробнее.

Я как можно более точно описал ему все, что видел и слышал на открывшемся вчера экране. Это не составило для меня особенного труда, поскольку яркая, глубокая картина, увиденная мной, намертво впечаталась в мой мозг. Леди слушала описание увиденного второй раз, но с таким же неослабевающим интересом.

Когда я закончил, Странник покряхтел и задумчиво протянул:

– Ну что ж, ничего принципиально нового мы не узнали. Подтвердилось, что за Арком из Холма стоит Красный Магистр, что они имеют здоровенный зуб против тебя. Красный Магистр знает, что ты жив, и что ты – не Алый Вепрь. Понятно, что им, кровь из носа, необходимо тебя уничтожить, и сделать это они должны только с помощью синего пламени. Не ясно, как собирается тебя найти Арк, он ведь дал твердое обещание магистру, что быстро отыщет тебя. А вот что имел в виду магистр, говоря, что ему самому придется заняться этой проблемой, неясно. Это самое непонятное и тревожное. В любом случае увиденное тобой подтверждается теми сведениями, которые я раздобыл сегодня вечером.

– И что? – нетерпеливо спросила Леди.

– Из всего, что нам известно, неоспоримо следует, что вам ни в коем случае нельзя ехать в Холм. Ведь именно туда ты направлялся? – повернулся ко мне Странник.

Я утвердительно кивнул.

– Я думаю, что вам надо повернуть к берегу океана и направляться в Морену – резиденцию Голубого Магистра.

– Но Голубой значительно уступает в силе Красному, – возразила Леди. – Может быть, лучше, обогнув Холм, двигаться в горы, на Синергию, к Синему Магистру.

Но я уже не прислушивался к завязавшемуся между ними обсуждению вариантов.

Я слушал, как поет мой меч.

Знакомая мелодия возникла, как и в первый раз, легким едва слышным эхом, но довольно быстро набрала мощь, и сейчас я уже почти ничего не слышал за гудящими раскатами боевой песни меча. Неведомая сила приподняла меня со стула, а руки машинально легли крест-накрест на рукояти меча и кинжала. Мои товарищи наконец обратили внимание на мое странное состояние, и Странник, вскочив со стула и схватив свой посох, заорал мне в лицо:

– В чем дело? Что произошло?

– Меч поет, – через силу просипел я.

И тут мелодия оборвалась, сменившись оглушительным женским визгом. Мы со Странником, как по команде, повернулись к входной двери.

В дверном проеме стоял полуразложившийся труп, с которого лоскутьями свисали остатки гниющей плоти, синей, покрытой язвами кожи, рваной и грязной одежды. Обкусанный смертью череп был повязан когда-то красным, а теперь побуревшим платком. Его пустые с порванными веками глазницы горели багровым пламенем, отбрасывая круглые блики на каменный пол зала. Труп поднял голову и над повисшим тряпкой воротом забелели шейные позвонки. Провал носа огромной черной дыркой, казалось, принюхивался, выбирая направление. Страшная мертвая голова медленно поворачивалась из стороны в сторону, вырывая багровым взглядом из полумрака зала неясные фрагменты обстановки. Вот беспощадные лучи окрасили в зловеще красный цвет безжизненное лицо хозяина гостиницы, наклонившегося над стойкой, и, наконец, уперлись багровой указкой в наши напряженные фигуры.

Я узнал это чудовище. Это был один из сопровождавших Вепря людей, которых Арк повесил, вырвав им языки. Видимо, Странник тоже догадался, кто это, потому что тихо прошептал:

– Вот и прояснилось, кого Арк собирался за тобой послать.

Труп начал медленно поднимать руку. Казалось, лишенная плоти кость не имеет силы поднять обтрепанные обшлага истлевшей куртки, но рука поднялась, сложив пальцы в кулак. Только две сохранившиеся фаланги указательного пальца белым тире на багровом фоне ткнули в мою сторону.

Странник коротко ударил посохом в пол, и сорвавшаяся с верхнего конца его удивительной дубины яркая зеленая искра, мелькнув в воздухе, ударила скелет точно в середину лба. Жуткую отвратительную фигуру мгновенно охватило чистое зеленое пламя, перевитое синеватыми нитями, и через мгновение на пороге дымилась маленькая горка обугленных костей. Но было поздно. Перепрыгивая через обугленные останки, прикрываясь круглыми щитами, в зал врывались люди, закованные в латы, в глухих, глубоких шлемах, с длинными мечами или массивными топорами в руках. Опрокидывая столы и стулья, эта вооруженная толпа растекалась вдоль стен зала, охватывая нас железным кольцом.

Вдруг под потолком что-то ярко вспыхнуло, и раздался громкий злорадный хохот, а затем визгливый ломкий голос знакомым фальцетом проверещал:

– Вот я тебя и нашел! Теперь тебе никуда не уйти, только в синее пламя! Наконец-то я посчитаюсь с тобой за свою руку, рыжая сволочь!

Мы со Странником вскинули голову. Глазницы желтокостного древнего черепа, украшавшего удивительную люстру зала, горели ровным белым светом, ярко освещая пространство под собой. В этом неистовом белом свете я почувствовал, как на мои плечи невыносимым грузом легла чудовищная тяжесть, пригибая меня к полу, разжимая пальцы, выдергивая оружие из слабеющих рук. Колени медленно подгибались, не выдерживая навалившейся тяжести, глаза застилал тяжелый соленый пот, смешавшийся с выдавленными слезами, которые невозможно было смахнуть рукой, а под сводами зала грохотал глумливый хохот.

Закованные в железо люди не спешили приближаться к нам, ожидая, когда мы упадем под обрушившимся на нас гнетом, и можно будет взять нас голыми руками. Странник с отвисшими щеками и залитым слезами лицом стоял, опираясь на свой могучий посох, а я опустился на одно колено, придавленный чужим волшебством.

И тут я увидел смутную черную тень, которая медленно, но уверенно и бесшумно кралась по одной из темных потолочных балок. Вот она исчезла в густом пыльном мраке перекрестья настила, вот снова вынырнула на едва освещенный уступ, уже значительно ближе к центру балочной паутины. Вот она припала к темному дереву и, почти сливаясь с ним, поползла дальше, как ожившее пятно старой черной сажи. Никто не замечал этого призрачного движения, все были поглощены зрелищем безнадежной борьбы двух обреченных на гибель людей с могучей и безжалостной магией.

Неимоверным усилием мне удалось оторвать колено от пола, и я выпрямился рядом со стариком. По залу прошел разочарованный вздох. А сверху, перекрывая хохот, пронеслось:

– Молодец, Вепрь, молодец! Чем сильнее противник, тем слаще победа!

Новая волна тяжести накрыла нас, но неумолимая тень, кравшаяся по потолочной балке, совершила свой последний бросок, и две тяжелые когтистые лапы ударили по сияющим глазницам черепа. Заливавший зал свет погас, захлебнувшись в диком, зверином вое:

– Мои глаза! О, мои глаза! Я ничего не вижу! Мои глаза! Убейте их! Убейте!

У меня было такое впечатление, что мое тело оторвали от пола и швырнули к потолку. Такой неимоверной легкости, такого ощущения невесомости собственного тела я никогда не испытывал. Ожившее в моих руках оружие казалось игрушечным, отлитым из воздушной пены, а не выкованным из тяжелой стали.

Справа от меня, приподняв над головой посох, стоял, улыбаясь, Странник, слева, выгнув черную вылизанную спину дугой, страшно шипел Ванька, сорвавшийся или, скорее, спрыгнувший со страшной высоты потолка, на плече угрожающе подняла головку Леди.

Облитые железом люди попятились от нас, но тут вперед вытолкнулся высокий воин с кроваво-красным плюмажем на шлеме. Взмахнув длинным кинжалом, зажатым в руке, он проревел сквозь забрало:

– Чего вы испугались! Их же всего двое. Мы их просто задавим. Или вы хотите побеседовать в подвале Искры с хозяином!

С глухим ворчанием вся толпа медленно стала надвигаться на нас.

– Этот петух прав, – не поворачивая головы, пробормотал Странник. – Они нас просто задавят. Я их задержу, а вы прорубайтесь к выходу и уходите к океану.

– Мы тебя не оставим, – ответил я за всю свою компанию и тут же услышал тихий скрип за спиной.

Быстро обернувшись, я увидел, что часть деревянной панели, которой был обшит обеденный зал, отошла в сторону, и из темной ниши высовывается раскрасневшаяся физиономия Лаэрты. В руке она с необыкновенной легкостью держала мою тяжеленную клетку с Крохом-ворчуном. Одним движением забросив меч и кинжал в ножны, я метнулся к ней и, выхватив клетку из ее маленьких ручек, водрузил ее на стол, прямо посреди объедков и битой посуды. Крох так же неподвижно и безучастно восседал на черной деревянной жердочке, поблескивая своим несуразным шнобелем и черными глазками.

Железное воинство опять приостановилось. Странник опустил свою дубину и понимающе заулыбался.

– Они сдаются… – раздался неуверенный голос, введенный в заблуждение моими пустыми руками и мирной, спокойной позой Странника.

Я улыбнулся и обратился к закованной в броню толпе:

– Что, ребята, страшно с нами связываться?

Толпа глухо заворчала.

– Ничего, сейчас я освобожу вас от всех ваших страхов.

Я, внутренне напрягшись, повернулся к клетке и хлопнул в ладоши перед носом своей драгоценной птички.

Раздался знакомый и ожидаемый рев. Правда, на меня он почему-то не произвел прежнего впечатления. «Неужели неудача», – пробормотал я разочарованно себе под нос.

– Нет, удача, – громко ответил я сам себе, когда проскрежетал железный засов закрывающегося клюва, и я повернулся к притихшему залу.

Большинство вояк неподвижно лежало в самых нелепых позах, некоторые пытались ползти, явно не ориентируясь в пространстве, четверо или пятеро стояли, но исключительно потому, что у них заклинило сочленения панцирей. В воздухе усиливался аромат свежих нечистот и давно не мытого человечьего тела.

– Я же просил не пугать страхи в моем доме, – раздался из-под прилавка густой бас хозяина.

Крох, не обращая ни на кого внимания, протянул лапу сквозь прутья клетки, уцепил шмат ветчины и отправил его себе в рот. Ванька уселся, обвив задние лапы хвостом, и принялся вылизывать между когтями несуществующую грязь.

Мы со Странником расхохотались. Но наше довольно истеричное веселье прекратила Леди. С моего плеча спокойным холодноватым голоском она сказала:

– Так мы не решили, к кому из магистров нам лучше двигаться.

– Мы сделаем так, – быстро и непререкаемо заявил Странник. – Вы отправляетесь в горы к Синему Магистру. Для вас эта дорога и ближе, и привычнее. А я направлюсь в сторону моря, к Голубому. Если Синий не захочет тебе помочь, я постараюсь убедить Голубого собрать совет и решить все миром. Хотя я уверен, что рыжий, – кивнул он в мою сторону, – все решит сам, и Магистрам это решение придется не по вкусу.

– Едем! – согласился я. – Едем немедленно! Неизвестно, что предпримет теперь Арк. Он же теперь знает, где мы. В следующий раз мы можем не отбиться.

– Арк вряд ли что сможет сейчас сделать, – улыбаясь, сказал Странник. – Насколько я понял, твой кот выдрал ему глаза, а это не то, что отрубленная рука – глаза за две недели не отрастишь. Так что считай, что Арк выбит надолго, не меньше, чем на год. Если он этот год проживет… – добавил он задумчиво. – Но поторопиться надо, мы не знаем, насколько информирован Красный.

Мы вчетвером направились к выходу, но я вернулся к столу и, достав из потайного кармашка крупный неограненный изумруд, положил его на стол со словами:

– Хозяин, это от меня за причиненный ущерб и излишние хлопоты. – Затем повернулся к Лаэрте и, не раздумывая, приник к ее теплым ласковым губам. Задохнувшись долгим поцелуем, я наконец оторвался от нее, открыл глаза и прошептал: – Я никогда тебя не забуду, Фея, – и помчался следом за Странником и Ванькой.

За дверью Странник молча хлопнул меня по плечу и исчез в темноте. Я свернул в знакомый проулок и, ввалившись во двор конюшни, закричал:

– Миша, моего коня, быстрее!

Тут же из конюшни вынесся Ворон в полной сбруе и под седлом, на котором умостилась маленькая фигурка моего друга с развевающимся за плечами хвостом. Лошадный скатился на землю, а я, практически не останавливая Ворона, вскочил в седло и, почувствовав, что Ванька устроился на моем бедре, направил Ворона к воротам. Через несколько секунд мы мчались по улице, покидая славный город Мох.

7. Вечник

…Человек стал «венцом творенья» вовсе не потому, что был наделен разумом – мало ли среди людей полных кретинов, которые вполне процветают. Нет, он стал первым в нашей биосфере, потому что может потрясающе приспосабливаться к любой, самой, казалось бы, невыносимой окружающей среде, к самым невероятным событиям.

Я думаю, если человек в своей немыслимой гордыне сумеет создать животное, машину или их симбиоз, способных лучше приспосабливаться к этому изменяющемуся миру, он сам быстро исчезнет…

Часа два я мчался галопом по залитой луной дороге. То ли я попривык, то ли тело вспомнило свои собственные навыки, но я держался в седле довольно уверенно и не мешал лошади своими неловкими телодвижениями. Ворон ровно и мощно, как хорошо отлаженная машина, мчался по дороге сначала между еще не скошенных полей, потом небольшой рощицей. За рощей мы вынеслись в открытую степь, изрезанную глубокими оврагами с попадавшимися изредка невысокими холмами. Но постепенно местность становилась все более и более холмистой, и скоро дорога сузилась и начала петлять между самыми настоящими сопками, выбирая наиболее пологие и ровные места.

Однако на третьем часу скачки я почувствовал, что мои ноги, которым приходилось держать на весу и мое тело, и вцепившегося в мои штаны Ваньку, буквально подгибаются и выпадают из стремян. И как будто почувствовав это, Ворон пошел все медленнее и медленнее, пока совсем не перешел на привычную нетряскую рысь. Погони за нами, похоже, не было. Во всяком случае ни лошадиного топота, ни огней на дороге и по сторонам не наблюдалось. Стояла тихая, теплая летняя ночь. Луна, огромная и совершенно белая, словно китайский бумажный фонарь, заливала неподвижным ровным светом окрестности. Холмы, редкие деревья и кусты, камни, обломки скал отбрасывали угольно-черные тени, в которых иногда безмолвно вспыхивали зеленоватые или красноватые огоньки. Но разглядеть, чьи глаза следили за нашим бегством, не было никакой возможности. Я вспомнил, как Леди предупреждала меня, что я могу встретить на своем пути самых неожиданных существ, и на минуту мне стало до озноба неуютно.

Как будто услышав мои мысли, Леди приподняла свою головку и заговорила:

– Я понимаю, что ты прекрасно выспался сегодня днем, но все-таки неплохо бы найти какое-то убежище до конца ночи. Скакать и при луне довольно опасно, тем более что и она скоро зайдет. Мы отъехали достаточно далеко, до утра, я думаю, можно передохнуть.

– Ну что ж, попробуем где-нибудь приткнуться, – согласился я.

Соскочив с седла и посадив вместо себя Ваньку, я взял Ворона под уздцы и, свернув с дороги, начал подниматься по склону ближайшей сопки, держа направление на сгусток кудрявой тени, который я принял за заросли достаточно густого кустарника. Поднявшись, я убедился, что это действительно были заросли густого и, как оказалось, достаточно колючего кустарника высотой достигавшего гривы Ворона. Нащупав тесный проход в переплетении колючих ветвей, я двинулся в темноту, ведя за собой лошадь, но, пройдя несколько метров, услышал, как сзади Ванька начал царапать седло выпущенными когтями и отчаянно шипеть. Он явно пытался меня о чем-то предупредить.

– Обычно я очень хорошо вижу в темноте, – зашептала мне с плеча Леди. – Но здесь, похоже, темнота наведенная. Причем наводил мрак очень искусный маг. Так что не торопись.

Я остановился. Ворон мягко ткнулся носом в мое плечо. Ванька ожидающе затих. Конечно, проще и безопаснее было бы двигаться вперед, имея в руках хоть какой-нибудь свет. И тут я вспомнил, как хозяин гостиницы провожал меня ночью до дверей моей комнаты. Я вытянул вперед левую руку и, сложив ладонь лодочкой, представил, как над ней колеблется маленькое голубое пламя.

И ничего не произошло. Этого, конечно, следовало ожидать – то же мне маг самоделошный! Но почему-то мне стало очень обидно. Я для чего-то потер ладонь о штаны и опять, резко выбросив руку вперед, сложил ладонь, как будто у кого-то просил милостыню.

– Чегой-то ты руками дергаешь? – тут же заинтересовалась Леди.

– Огонечек пытаюсь добыть, – раздраженно ответил я.

– Так для этого надо успокоиться и не психовать. Любое волшебство требует горячего сердца, холодной головы… – Она помолчала и добавила: – И чистых рук!

– Где ж мне взять чистые руки, – ухмыльнулся я, как ни странно, успокаиваясь. – Разве что ты поплюешь мне в ладошки, а я помою.

– Ага, твои грабли отмыть – у меня слюней не хватит. И вообще волшба в наведенном мраке еще никого до добра не доводила.

– Ну а если мы в наведенном мраке свалимся в ямку глубиной метров так в двадцать, мы до добра дойдем. Ведь выпятиться назад по этим ласковым кустикам нам тоже вряд ли удастся!

– Хорошо, ты сегодня ночью всегда прав. Только постарайся, чтобы огонек был маленький.

– Стараюсь…

Раздражение на собственную неумелость опять поднялось в груди. Я потер правой рукой, затянутой в перчатку, левую ладонь, и медленно, со склоненной головой, протянул ее вперед, попрошайничая, но стараясь при этом не терять достоинства.

Ничего!

Я все тянул и тянул свою левую ручонку вперед самыми различными способами, но результат получал стабильно отрицательный. Я просто не знал, у кого, чего и как просить, и просить ли вообще. Рука у меня утомилась.

И тут, в сердцах, я сложил обе ладони ковшиком, как будто собрался умываться, и, немного втянув их вперед, толкнул вверх.

Над моими ладонями взметнулся оранжевый огненный факел, как над какой-нибудь чашей вечного огня, и запылал с ровным голодным гудением. Мрак расступился, и я увидел, что мы находимся при входе в большую пещеру. Сзади, как обрубленные, заканчивались густые заросли кустарника, похожего на шиповник, впереди под ногами поблескивал осколками камня ровный сухой пол. Отблески моего факела ярко высветили своды, уходящие в глубь горы, в непроглядную темноту.

Я двинулся вглубь. За мной в пещеру вошел Ворон, и я увидел, что Ванька стоит в седле, выгнув спину дугой и выпустив из лап все свое вооружение. Его шерсть стояла дыбом, глаза сверкали, как два изумруда, ощеренная пасть демонстрировала остро отточенные белоснежные клыки. Но при этом он не шипел.

Я сделал несколько шагов внутрь, и свет моего факела вынул из темного провала пещеры лежавшую у правой стены огромную кучу перепутанных сухих сучьев и свежесорванных веток, густо присыпанных завявшими и свежими листьями, травой, землей и каким-то мусором. И тут же на всю пещеру раздался рев, напоминавший отдаленные раскаты грома, в котором я уловил намеки на родной русский язык. Я остановился, и из кучи опять послышался громовый рык. На этот раз я разобрал слова: «Погаси свет, рыжая зараза!»

Наличие звуков «р» в последних двух словах фразы создавали впечатление катящихся из-под кучи огромных камней и совершенно заглушали смысл сказанного. Но получилось так, что от неожиданности я на миг развел руки, и мой замечательный факел погас, однако над левой ладонью зацепился маленький голубой лепесток огня, именно такой, какой я хотел получить с самого начала.

Пещера снова погрузилась во мрак, мой огонек лишь слегка рассеивал чернильную темноту. Я уловил слабое движение внутри кучи и услышал гораздо менее громкий рокот:

– Ты извини, что я разорался. Только яркий свет ночью меня очень раздражает.

На этот раз слова звучали достаточно отчетливо.

– Ничего, – ответил я. – Это ты нас извини за вторжение, но мы не знали, что пещера занята. И вообще мы не знали, что вошли в пещеру. Было слишком темно, – добавил я.

Куча опять зашевелилась. Я бессознательно слегка дунул на огонек в своей ладони, и он разгорелся ярче, освещая все вокруг спокойным, голубоватым, лунным светом. Из кучи на пол покатились комки земли, облепленные листьями, и показалась огромная уродливая голова. Похожая на перевернутую грушу, покрытую густой бурой свалявшейся шерстью, голова оканчивалась коротким толстым голым хоботком, обрамленным тремя рядами коротких изогнутых бивней, от выпуклого, нависшего лба, прячась в густой шерсти, сбегали к хоботу шесть сверкающих красноватым отблеском глаз, по три с каждой стороны, а между ними из шерсти торчали черные вывороченные кожаные ноздри. Глаза не мигая уставились на нас, а ноздри шевелились, впитывая наши запахи.

Куча распалась совершенно, и из нее появилась, покрытая таким же, как на голове, мехом, туша высотой больше четырех метров, на шести лапах. Первая пара лап, без сомнения, была руками, во всяком случае, она заканчивалась пятью очень похожими на пальцы обрубками, имевшими по два сустава и поблескивавшими ногтями. Две другие пары лап, больше всего напоминавшие медвежьи, имели не убиравшиеся крючковатые когти странного зеленого цвета. Вдоль всей спины, от загривка до копчика, тянулся, раздвигая бурую шерсть, костистый, зеленоватого цвета, гребень. Оканчивалась туша длинным голым розовым хвостом, терявшимся под грудой ветвей и листьев.

Я слегка попятился. Ворон всхрапнул и прижался к кустам, при входе в пещеру. Ванька спрыгнул с седла и крадучись придвинулся к моей ноге. Леди приподняла свою головку и внимательно разглядывала чудовище, оказавшееся хозяином пещеры.

Глазки в бурой шерсти загорелись ярче, и из-под дернувшегося хобота пророкотало:

– Так, человек, змея, кот и лошадь. Очень интересная компания, если принять во внимание масть животных.

Голос страшилища по-прежнему напоминал рокотание далекого грома, однако тон был вполне спокойным, даже дружелюбным.

– Чем же тебя заинтересовала наша масть? – вступила в разговор Леди.

Шея страшилы вдруг удлинилась, и его безобразная голова рывком приблизилась к нам. Я отступил еще на шаг.

– Ха! Какая интересная малышка. Ну, вылитая Эффа! – пророкотало из-под хобота.

Головка Леди резко качнулась назад, как будто ей в нос ударила струя холодного воздуха.

– Откуда ты знаешь об Эффе? – изумленно спросила Леди.

– Как же мне о ней не знать, – заявило страшилище, – когда я помогал Сигурлину ее создавать?

– Этого не может быть! – воскликнула Леди. – Эффа была создана около четырех тысяч лет назад!

– Пять тысяч пятьсот сорок два года назад, – неожиданно тихим голосом уточнил зверюга. – И я слишком хорошо помню все, что тогда произошло. Славные были времена!

Голова отодвинулась от нас, снова уйдя в плечи. Я сделал несколько шагов к чудовищу и спросил:

– Кто ты? Как тебя зовут?

– Как меня только не называли, – задумчиво ответило оно. – И тролль, и ракшас, и хилси, и… а, всех имен и не упомнишь. Я сам давно называю себя Вечник. Я прожил столько, что можно сравнить с вечностью.

Я еще немного приблизился к хозяину пещеры.

– Слушай, что ты топчешься здесь с протянутой рукой? – снова зарокотал Вечник. – Повесь свой фонарик на стену, и присаживайтесь, что ли, раз уж приперлись и разбудили меня. Расскажите, что там нового в мире. Давно я не слышал рассказанных вестей.

Я машинально протянул руку в сторону стены, и огонек прилип к ней, засияв несколько ярче. Вечник недовольно отвернул голову в сторону, но промолчал. Вернувшись к Ворону, я достал из мешка одеяло и, подойдя поближе к куче, в которой опять расположился хозяин пещеры, постелил его на пол и уселся, подобрав под себя ноги. Ванька тут же прыгнул на одеяло и, потоптавшись, улегся рядом. Леди тоже спустилась с моего плеча и свернулась на одеяле.

– Я даже не знаю, какие новости ты хочешь от нас услышать, – начал я, устроившись поудобнее. – Мы последнее время газет не читали, телевизор не смотрели, занимались в основном личными проблемами, так что несколько отстали от мировых событий.

Вечник довольно заухал, видимо, это был его эквивалент смеха.

– Слушай, пришлец, а ты очень неплохо владеешь собой. Даже чувство юмора при виде меня сохранил.

– Как это ты догадался, что я пришлец? – удивился я.

– Чего ж здесь догадываться. Если бы ты был истинный Алый Вепрь, ты бы уже достал из ножен свою железку и размахивал ею у меня перед носом, бормоча при этом какие-нибудь зверские заклинания. Чай, я не один раз встречал магов-рыцарей, знаю их повадки. Так что как только я тебя увидел, сразу понял, что ты – пришлец. А уж когда разглядел твоих спутников, так даже про сон забыл. Это ж надо, рыжий пришлец с золотой змеей на плече и черным котом…

– За пазухой… – машинально закончил я.

– Ну это было сказано частично для красного словца, частично, чтобы ввести кое-кого в заблуждение. Нельзя же было выложить настоящее имя такого пришлеца. Ну и потом, змея на плече, особенно такая, – Вечник посмотрел на Леди, – это украшение. А кот за пазухой, особенно такой… хм, маленькое удовольствие, – и он опять довольно заухал.

– Значит, ты знаешь предсказание? – встряла в разговор Леди.

– Еще бы, мы же вместе с Сигурлином его составляли. Ведь одно дело – увидеть будущее, другое дело – высказать его. Иногда очень сложно правильно истолковать и кратко сформулировать зримые образы. Но это предсказание меня не пугает, если ты надеялся испугать меня своим видом и спутниками. Ты себе представить не можешь, сколько за это время появлялось самозванцев. Я удивляюсь, что этому предсказанию еще верят. А кроме того, даже если ты действительно тот самый пришлец, я уже столько пожил на этом свете, что от всего устал и с удовольствием отправлюсь на встречу с Сигурлином.

– Да что это за Сигурлин, который не сходит с твоего языка? – не вытерпел я.

– Сигурлин? – Вечник улегся на пол, подперев голову передней лапой. – Видишь ли, сегодня его называют по всему миру самыми разными именами. А на самом деле Сигурлин – один из самых могущественных магов этого мира. Это был и чародей, и прорицатель, и маг, и волшебник. Я думаю, что он вполне способен был стать со временем демиургом, но не успел. Он ставил немыслимые задачи и с блеском их решал. Ну, например, он задумал вдохнуть разум в камень и сделать его бессмертным – и сделал это!

– Как же, как же, – подал я голос. – Знакомы. Эти ваши облы – большие поэты. Такие вирши кропают, что нормальные люди, послушав их, сознание теряют.

– Так ты их встречал?

– Нет, это они меня встречали!

– Значит, они еще живы! Надо же. – Вечник помолчал. – Или вот – Эффа. Это первая из рода твоей знакомой. – Он снова поглядел на поднявшую головку Леди. – Взял самую обычную змею и наделил ее почти человеческим разумом и магическими способностями. Я очень рад познакомиться с ее потомком.

– Из твоих слов получается, что ты лично знал этого полумифического мага по имени Сигурлин, который жил больше пятидесяти веков назад?

– Не только знал, но был его ближайшим другом, помощником в его работе. Я ведь тоже маг не из слабых. – Вечник застенчиво опустил свою безобразную голову.

– Сколько же лет тебе?

– Пять тысяч семьсот шестьдесят шесть! – с гордостью ответил он. – Я был на четыреста с небольшим лет моложе своего друга. Когда он завершил мое превращение, мне было триста восемьдесят четыре.

– Твое превращение? Так тебя твой друг тоже заколдовал?

– Ты не понимаешь! Он задумал создать бессмертное, неуязвимое существо, наделенное высшей магией, способное перемещаться в любой среде, не нуждающееся в пище и питье, обладающее наивысшими биофизическими способностями. Разве я мог пропустить такой шанс? Я сам уговорил его взять меня в качестве основы. Мы вместе пятьдесят четыре года составляли уравнение заклинания и переводили его в звуковую и визуальную форму. И вот что получилось.

– Красота! – не удержался я. – Которая спасет этот мир!

– Опять ты не понимаешь! Внешний облик напрямую связан с функциональной загрузкой организма. Каждая заложенная функция требует исполнительных механизмов. Если включить в заклинание эстетико-декоративные требования, которые сами по себе требуют сложнейших формулировок, оно станет настолько перегруженным, что не будет иметь аудиомоторного исполнения…

– Слушай, ты изъясняешься, как спятивший физик-теоретик. Из твоих слов следует, что для того, чтобы ты быстрее всех двигался, тебе надо встроить реактивный двигатель, не заботясь о твоем внешнем виде!

– Кого встроить? – оторопело пророкотал Вечник.

– Ладно, проехали. Ты лучше скажи, куда делся твой лучший друг и создатель.

Вечник как-то странно запыхтел.

– Да, знаешь, глупая история… – Он явно не хотел рассказывать.

– История настолько давняя, что ты просто забыл? – поддел я его.

– Ничего я не забыл, – возмутился он. – Просто действительно глупо вышло. Я когда после превращения встал, плохо еще соображал и практически не владел новым телом. Ну и вот… Ну, упал я… Повалился набок… А Сигурлин как раз рядом стоял. Ну вот я его и раздавил. – Вечник смущенно умолк.

– Вот это да! – Я был сражен наповал. – Величайшего мага своего времени и последующих веков задавило его собственное создание. Что ж ты его не полечил там… не воскресил? Ты же тоже «маг не из слабых».

– Я же тебе говорю, не соображал я ничего. Когда через два месяца я пришел в себя и поднялся… Понимаешь, воскрешать уже нечего было.

В пещере воцарилось долгое молчание, нарушаемое только громким мурлыканьем Ваньки, которого я машинально поглаживал по голове.

– Как же ты, бедный, дальше жил? – нарушиламолчание Леди.

– Как жил, как жил, – зарокотал Вечник. – Сначала все удивлялся, чего это люди из моего замка разбежались. Мы с Сигурлином жили в замке. Потом, неизвестно почему, ко мне в замок толпой повалили маги-рыцари, причем все пытались меня уничтожить. Прямо проверка на выживаемость. Потом один приперся с магическим зеркалом – вот в нем я себя и увидел, и сразу все понял. С тех пор стараюсь с людьми не встречаться, хотя изредка попадаются ребята вроде этого рыжего – выдержанные, с ними немного душу отведешь.

– Но пятьдесят веков одиночества. Это же немыслимо. – Я сокрушенно покрутил головой.

– Чего там немыслимо. Пока под землей жилку золотую или платиновую проследишь да рассмотришь как следует, глядишь, а пятьдесят лет прошло. Но, честно говоря, устал я. Потому и спать стал дольше. Все надоело.

– Ничего себе – существо с наивысшими биофизическими способностями, спит как сурок месяцами.

– Я не потому сплю, что мне это необходимо, а потому, что мне скучно, разницу улавливаешь?

– Скучно ему! А ты на другие планеты слетай. Раз ты в любой среде обитать можешь, значит, и вакуум тебе – дом родной, – ухмыльнулся я.

– Летал я и на другие планеты. Надоело, неинтересно!

– Как летал? – снова изумился я.

– Как, как, лапами машешь и летишь. – Он вдруг замахал сразу всеми шестью конечностями, завис в воздухе и исчез.

Я недоуменно огляделся. Вот пещера, вот куча сучьев и веток, а Вечника не было. Он вынырнул из ниоткуда через мгновение, сжимая в лапе свежесломанную ветку с тремя яблоками.

– Вот, угощайся, из сада Серого Магистра.

– Слушай, – я задумчиво оторвал одно яблочко и укусил, – ты прав, я, конечно, рыжий пришлец с золотой змеей на плече и черным котом за пазухой, но мне совершенно не хочется уничтожать этот мир. А меня, не пойму почему, преследует Красный Магистр вместе со своим клевретом – Арком из Холма. Поэтому я пытаюсь добраться до Синего Магистра в надежде, что он поможет мне вернуться в мой мир без ущерба для этого. Может, ты от нечего делать перенесешь нас к Синему Магистру, раз уж ты такой летун. А может, сразу к Серому? А?

– Не, к Серому бесполезно. Ты у него в замке просидишь десяток лет, а так его и не дождешься. Это цветные сидят, как сычи, по своим замкам, Серый дома бывает редко. Да и в этом мире он не частый гость, только когда что-нибудь неприятное назревает. Так что ты правильно решил – к Синему Магистру тебе надо. Если кто может помочь, то это он. Но, честно говоря, я не припомню случая, чтобы пришлец вот так вот без свары уходил. Обычно его сжигают на синем пламени.

– Ну что, поможешь нам к Синему попасть?

– Да помогу, почему не помочь.

– Отлично! Когда двигаем?

– Что двигаем?

– Да нет, это такое выражение, в смысле – когда вылетаем.

– Ну ты – торопыга! Вылетаем мы только утром, когда рассветет. Раньше в замок к Магистру не попадешь. Ночью они такие чары накладывают! Мне-то ничего не будет, а вот тебя зашвырнет куда-нибудь, сам себя не отыщешь.

– Значит, ждать до утра?

– Да. Ты отдыхай. В моей пещере тебя никто не тронет. Между мною и цветными уговор – друг к другу не соваться.

– Хорошо, подождем.

Я замолчал. Леди положила головку и, глядя в темный угол пещеры, о чем-то задумалась. Ванька, закрыв глаза, мурлыкал.

Я опять обратился к Вечнику:

– Слушай, если Сигурлин был таким всесильным магом, он, наверное, был Серым Магистром?

– Знаешь, – задумчиво ответил тот, – в то время не было никакой цветной магии. Хотя магами были практически все живущие в этом мире. Магия была и увлечением, и смыслом жизни. Великий маг был человеком, постигшим Истину Жизни и Смерти, Порядка и Хаоса, а потому своей первейшей обязанностью почитал помочь своим ученикам тоже постичь эту Истину. Маги нашего времени многое умели, но свое умение они использовали только для того, чтобы еще глубже понять взаимосвязь природных явлений, законы жизнеобразования и послесмертного бытия. Конечно, и в наше время маги проводили, хотя и довольно редко, эксперименты и на животных, и на людях, и не всегда бескровные и безбольные. Но никогда маг не причинял людям или животным боль и страдания, чтобы получить удовольствие или закрепить собственную власть. К сожалению, я пропустил момент, когда появилась и стала набирать силу зависть. Кто первым принес ее в этот мир? Если раньше маг старался постичь новое, чтобы расширить свое умение, то теперь появилась новая цель – стереть с лица мира равных, подчинить более слабых. С этого момента пошло расслоение, с этого момента окрасилась магия. Маги как будто говорили равным: «Не лезь сюда, это моя территория», – не замечая, что ограничивают сами себя, что мельчают в границах захваченного цвета, что забывают открытое их предшественниками за ненадобностью, ибо эти открытия не могли служить их сиюминутным целям. Магия стала цветной, а мир стал серым. И тогда появился Серый Магистр. Именно появился, никто не знает откуда. С его приходом прекратилась бессмысленная борьба между магистрами и общее самоуничтожение. Но регламент, введенный и поддерживаемый Серым Магистром, всего-навсего сохраняет статус-кво. Магия не развивается, маги постепенно деградируют – у них слишком мало причин искать новые пути, открывать новые мировые связи и закономерности. Главная задача цветного магистра – вовремя выявить, перехватить и уничтожить способного молодого мага одного с ним цвета и спрятать, воспитать, вырастить сильного мага другого цвета, чтобы тот вступил в борьбу с одноцветным магистром. Замкнутый круг! Сейчас уже никто не помнит, что Сигурлин еще в юности доказал – магия не делится по цветовому или любому другому признаку, она бывает только добрая и злая, алая и золотая, поскольку добро и зло, кровь и сострадание смешаны в ней и неразделимы.

То ли от невнятного, завораживающего рокотания Вечника, то ли от напряжения, с которым я вслушивался в его слова, я вдруг почувствовал, что мое тело как бы одеревенело. Я попытался сменить позу, но мышцы не слушались. Мне показалось, что воздух в пещере резко похолодал, и пахнуло какой-то затхлостью, как из давно непроветриваемого погреба. Все мое тело покрылось налетом фиолетового мрака, в котором подрагивали яростные красные искры. Вечник замолчал и уставился на меня, похоже, ничего не понимая, рядом встрепенулась Леди.

В этот момент стены пещеры медленно сдвинулись и поплыли в сторону. Моя рука соскользнула с головы Ваньки и, повиснув в воздухе, включилась в медленное вращение. Вращалась не пещера, я сам крутился все быстрее и быстрее, словно разгоняемый чьей-то невидимой рукой волчок. Мелькание становилось невыносимым. Меня замутило, я закрыл глаза и тут же почувствовал, что меня отрывает от пола пещеры и швыряет в сторону глухой стены. Но удара не последовало, с гулким чмоканьем мое тело вошло в ставшую мягкой, как растопленный пластилин, стену, и я потерял сознание.

Открыв глаза, я увидел, что валяюсь на каменном полу небольшой комнаты, освещенной слабым огоньком плавающего в плошке фитиля. Под потолком, в одной из стен чернело забранное толстыми металлическими прутьями маленькое окошечко, в противоположной стене имелась обитая железными полосами массивная дверь. Пустая лавка у боковой стены составляла всю обстановку комнаты. Я находился в тривиальной тюремной камере.

8. Искра

…Человечеством до сих пор не решена одна этическая проблема, занимающая умы лучших его представителей с самого момента его возникновения. Это проблема справедливости. Необходимостью этой самой справедливости оправдывалось самое чудовищное насилие, самый подлый обман, самая коварная измена. Никто не хочет подчиняться чужой справедливости, у каждого она своя.

Поэтому не требуй справедливости от других. Предлагай им свою!..

Я лежал на жесткой деревянной скамейке и безразлично наблюдал, как в зарешеченное окошечко вяло втекал серый рассвет. Вот уже и плававший над плошкой лепесток огонька погас, пустив к потолку ленивый плевок черной копоти. В камере посветлело, но ничего нового утро в ней не высветило. Я уже попробовал поковырять кинжалом дверь и пришел к выводу, что изнутри ее не открыть. Конечно, если бы у меня было столько же времени, сколько у Дантеса в замке Иф, я, безусловно, справился бы с этой задачей, но я точно знал, что через два-три часа мои гостеприимные хозяева навестят меня и распахнут передо мной мои дальнейшие перспективы. Мне оставалось, не дергаясь, дожидаться первого хода противника.

То, что я скорее всего оказался в Искре – замке Красного Магистра, я догадался сразу. Это означало, что игра пошла в открытую, и подставных исполнителей больше не будет. Меня такой поворот событий тоже устраивал, поскольку наступала полная ясность и приближалась развязка. Я не собирался отчаиваться и так просто сдаваться, но то, что финал близко, как ни странно, меня успокаивало. Постоянное нервное напряжение от неясности своего положения и неизвестности в будущем сменилось спокойствием неимущего пришлеца, которого ничего впереди не ожидает, кроме синего пламени.

Было очень скучно. Спать я не мог, ожидая, что с минуты на минуту раздастся зловещий скрип отпираемых запоров, и я увижу величественную красную фигуру, думать о чем-нибудь, кроме предстоящей встречи, я тоже не мог, поэтому, лежа, тупо пересчитывал камни в кладке стен своей камеры.

Наконец ожидаемый скрип раздался. Я нехотя, изображая супермена, приподнял голову, однако, вопреки моему ожиданию, открылась не дверь, а повернулся один из камней – рядом с моей лавкой. Я приподнялся и заглянул в образовавшуюся нишу. Там стояли самая обыкновенная глиняная кружка с какой-то темной жидкостью и миска, в которой лежал здоровенный бутерброд с ветчиной. Голодом морить меня явно не собирались. Решив, что травить меня тоже не имеет смысла, я вытащил харчи из ниши и начал спокойно жевать, прихлебывая из кружки слабое вино, по вкусу напоминавшее наш российский сидр. Если мой хозяин наблюдал сейчас за мной, он непременно решил, что мое положение меня совершенно не волнует. Расправившись с завтраком, я сунул пустую посуду в нишу, и камешек, со скрипом повернувшись, встал на свое место в стене. Одновременно не менее звучно развернулась одна из угловых плит, выдвинув на пол камеры приличных размеров ночной горшок.

«Это почему ж они изготавливают ночную посуду таких невообразимых размеров», – опять подумал я, справляя свои естественные нужды. Закончив, я повернулся к стене и громко заявил:

– А умыться узникам в этой захудалой тюряге дают?

Словно в ответ на мои слова из щели между камнями прямо в ночной горшок тонкой струйкой полилась вода. Вымыв руки, умывшись и прополоскав рот, я вытерся рукавом рубашки и направился опять к своей лавке, а все гигиенические удобства с сопутствующим скрежетом убрались туда, откуда появились.

«И все-то у них не как у людей, – вяло подумал я. – Сначала завтрак, потом утренний туалет…»

Делать опять было совершенно нечего, и я принялся за свои арифметические упражнения по сложению и вычитанию камней в стенах камеры.

Так прошло еще часа полтора. Сквозь окно, проткнув утреннюю серь, вонзился в потолок ясный луч взошедшего солнца и пополз к стене со скоростью поднимавшегося светила. Солнечный зайчик перепрыгивал с камня на камень беззаботно и весело, не замечая сидевшего в камере узника. А у меня появилось новое развлечение – я пытался угадать, за сколько ударов сердца он достигнет очередной черты, разделявшей камни кладки.

И тут, совершенно неожиданно для меня, раздался скрипучий смех. Я резко обернулся и увидел, что в двери появилась рваная дыра, оплавленная по краям красным свечением. Сквозь нее была видна часть коридора за дверью, где стояло самое настоящее инвалидное кресло. В кресле сидел, без сомнения, Красный Магистр – но в каком виде!

Он по-прежнему был одет во все красное, но сияние, обволакивавшее его фигуру, исчезло. Волосы превратились в редкие, спутанные, истонченные, безжизненные нити, напоминавшие плесень, загустевшую на запавших висках, белый благородный лоб пожелтел, его густо изрезали глубокие морщины, глаза потухли и ушли глубоко в глазницы, отороченные широкими траурными тенями, нос выдавался вперед грубым костистым уступом, щеки и губы ввалились, словно их внутри уже не поддерживали зубы, все лицо как-то сморщилось и пожелтело, худые руки, безвольно лежавшие на широких подлокотниках кресла, были покрыты желтой пергаментной кожей, безобразно испятнанной старческими коричневыми веснушками, сухие пальцы с узловатыми суставами явственно дрожали. Пламенеющие одежды свисали с этого глубокого старца свободными, плавными складками, совершенно скрывая контуры фигуры.

И это воплощение немощной старости хрипло дребезжало, изображая веселый смех и не разжимая губ. На мгновение мне стало жутко, как будто передо мной ожил один из гениальных, отвратительных офортов Гойи.

Тут, видимо, наткнувшись на мой изумленный взгляд, Магистр резко оборвал смех и натужно закашлялся. Лежавшие за его плечами на спинке кресла, затянутые в черную кожу, руки невидимого в проеме слуги, на мгновение исчезли из поля зрения и появились, сжимая ложку и серебряный флакон. Накапав из флакона в ложку несколько капель ярко-красной, похожей на свежую кровь, жидкости, левая рука спрятала флакон и придержала подбородок Магистра, в то время как правая отправила ложку в давившийся кашлем рот. Магистр мгновенно затих, закрыв глаза и расслабленно откинувшись в кресле.

Через несколько мгновений запавшие глаза открылись и уставились мне в лицо почти безумным взглядом.

– Видишь, что ты со мной сделал? – прошамкал беззубый рот, пришлепывая узкими бесцветными губами.

– Вынужден признать, что ты действительно сильно изменился за последние сутки, – ответил я, присаживаясь на своей скамейке. – Что же вызвало такие разительные изменения? Я думаю, тяжелый труд на ниве злобного колдовства и хроническое недовведение в организм белков, жиров и углеводов, вкупе с витаминами. В простонародье это называется плебейским словом «недоедание». Ты, папаша, похож на узника Освенцима, только я к твоей скоропортящейся внешности не имею ни малейшего касательства.

В течение всей моей издевательской тирады Магистр сидел не двигаясь, уставившись мне в лицо разгорающимся взглядом. Затем спокойным, несколько окрепшим голосом он спросил:

– Откуда тебе известно, что мой внешний вид сильно изменился? А то, что ты это знаешь, я понял до того, как ты открыл свою пасть, увидев твое изумление.

– Я действительно имел счастье слышать вчера ночью твой разговор с Арком. – Я не счел нужным это скрывать. – И тогда ты выглядел совершенно иначе. Я представляю, что ты мне готовишь, но, поверь, я счастлив от сознания того, что смогу распахнуть свою пасть, улыбаясь смерти в лицо, а ты этого сделать никогда не сможешь, потому что даже смерть загнется от страха, увидев твою улыбку.

Не обращая внимания на мои выпады, он продолжал не мигая смотреть мне в лицо.

– Значит, ты уже научился открывать и поддерживать туннельное окно? Способный мальчик! И многому ты еще научился?

– А что, мы начинаем экзамен на замещение вакантной должности Красного Магистра? – Я продолжал ерничать, стараясь вывести его из себя. Чем черт не шутит, вдруг от ярости с ним случится разрыв сердца или какая другая парализация. Но он не принимал моей игры, продолжая неотрывно пялиться прямо мне в глаза.

– До звания Красного, да и любого другого Магистра, тебе ой как еще далеко, – прошамкал он презрительно. – Ну чему ты мог научиться за четыре дня, пришлец?

Слово «пришлец» он выплюнул из скомканного рта как самое грубое ругательство.

– Может быть, ты можешь и такое?

Он по-прежнему неподвижно сидел в своем кресле, а из его широкого рукава вдруг потянулась толстая колбаса змеи, окрашенной в карминный цвет с темно-коричневыми разводами на спине. Раскачивая тремя головами, похожими на головы королевской кобры, черной мамбы и анаконды, змея обвила его ногу и спустилась на пол. Затем, извиваясь, она двинулась к проему двери. Я понимал, что дверь закрыта, но не был уверен, что этот ужас не проникнет в мою камеру через магическое окно. Вот три головы исчезли за обрезом пролома, вот они поднялись по двери до светящейся каемки и, размахнувшись, с легким звоном пробили завесу, разделявшую коридор и камеру. Я сразу услышал разъяренное шипение чудовищного гада. Голова кобры поднялась, развертывая капюшон, словно готовясь к броску, а из рукава Магистра нескончаемым потоком выливалось казавшееся бесконечным туловище. «Как в мультфильме», – почему-то подумалось мне в то время, как сам я рывком вскочил на ноги, легко и мягко переместился к двери и молниеносным движением руки опустил Поющего на извивающуюся шею, отделяя от медленно текущего тела все три головы. Голова кобры успела сомкнуть изогнутые зубы на подъеме моего сапога, но смертоносная пасть, захлопываясь, прошла сквозь ногу, как сквозь голографическую картинку, а через мгновение от змеи остались два мокрых красных пятна по обе стороны двери. Пятно в камере быстро ссохлось и исчезло, впитавшись в пол, а пятно в коридоре потемнело и, подсыхая, заглянцевело.

Магистр тем же спокойным, каким-то бесцветно скрипучим голосом продолжил оборванную фразу:

– Но в этой замечательной комнате тебе не удастся применить ничего из того, что ты умеешь. Магия в ней бессильна. И больше ты ничему не научишься, поскольку время твое кончилось! Да, я потерял двадцать пять лет жизни, выдергивая тебя из пещеры Вечника, – такова была цена настоящего магического действа. Если бы этот недоумок Арк, мой недоразвитый сынок, справился со своей задачей, такого не случилось бы. Но я не жалею, что только такой ценой смог тебя изловить, важно, что это мне удалось.

Он немного передохнул и продолжил:

– Вечером тебя ожидает магистерский суд, а завтра в полдень – казнь в синем пламени. Твое предназначение, что бы тебе ни рассказывали твои друзья и знакомцы, состоит в том, чтобы сгореть в синем пламени, повеселив полных людей и подтвердив несокрушимую власть магистров.

– Значит, по-твоему, я не смогу убедить магистерский суд помочь мне уйти в свой мир, ничем не нарушив покой вашего?

– Вот о чем ты мечтал? – Мне показалось, что губы двинулись в неуловимой усмешке. – Даже если бы мы знали способ отправить тебя невредимым назад, какой смысл принимать условия беспомощного пленника, неспособного противостоять нашим планам. Нет, правильнее будет соблюсти все требования, установленные существующими обычаями и порядком. Зачем без нужды создавать ненужный прецедент. Пришлец должен сгореть синим пламенем, и это лишний раз подтвердит святость и незыблемость наших обычаев и нашей власти. И не думай, что тебе удастся внести раскол в круг Магистров, кто-то из них, возможно, и пришел бы тебе на помощь, будь ты на свободе и обладай хоть какой-то мощью. В твоем нынешнем положении ни один из нас тебе не помощник.

– Значит, путь один – синее пламя? – Я стоял напротив двери, расставив ноги и упираясь мечом в пол.

– Да, – спокойно прошамкал Магистр. – Поэтому, согласно нашим обычаям и порядкам, я исполню сегодня все твои просьбы, выполнимые внутри этого помещения. – Он взглядом окинул мою комнату. – Ты можешь просить любого вина, пищи, любую вещь, которая может быть передана тебе в камеру, ты можешь просить даже женщину. Слушаю тебя. И быстрее, я устал.

Он замолчал, вновь откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза.

Я стоял, молча разглядывая Магистра, а в груди бушевала ярость. Со мной говорили, как с конченым человеком, которым занимаются в силу неприятной необходимости. Как будто я был поленом, брошенным в огонь, отдавшим ему свою плоть и уже догоравшим, рассыпавшимся в пепел. Нет, я считал, что остатков моей твердости еще достаточно, чтобы кого-нибудь здорово приложить по темечку.

– Ну что ж, – я выдавил улыбку, – гулять так гулять! Гарсон! Записывай заказ! Во-первых, сменить меблировку – что это такое, ни сесть, ни лечь по-человечески, закусываешь с тарелкой на коленях! Во-вторых, обеспечить достойное освещение, скажем, четырехрожковую люстру богемского хрусталя! Далее – большой графин… Нет, два больших графина ренского фиалкового, дюжину нарзана, три порции цыпленка-табака, ветчины, колбасы, копченостей, рыбы копченой и соленой в изобилии, помидоров и огурцов по корзине, обратите внимание на обязательное наличие маринованных маслин с косточкой, фруктов разных с бананами и ананасами пару корзин, сладостей – печенья, конфет, халвы с мармеладом, блинов с медом… – Тут я заметил, что Магистр, широко раскрыв глаза, с изумлением уставился на меня. – И нечего пялиться! Обещал кормить – корми! Ишь, манеру взяли, черствый бутер да прокисшую брагу вместо завтрака подсовывать! Короче, если все записал, давай… одна нога здесь, другая там, с шиком обслужишь, получишь четвертную на чай!

Я, ухмыляясь, уставился на безмолвствующего Магистра. Наконец к нему вернулась способность говорить.

– Тебе не откажешь в самообладании, – прошелестел усталый старческий голос. – Я постараюсь удовлетворить твои желания.

Он сделал неуловимый знак пальцами, и слуга послушно начал разворачивать кресло. Чуть задержав слугу, Магистр снова повернулся ко мне:

– Что касается последней улыбки в лицо смерти, то можешь на нее не надеяться. В синем пламени, мой милый, умирают от старости. Знай, что, как только оно вспыхнет, ты начнешь стареть, и в течение двух-трех часов ты станешь малопочтенным старцем вроде меня. Смотри, как будет выглядеть твоя последняя улыбка в лицо смерти. – И тут его лицо изуродовала чудовищная ухмылка, открывшая черный провал рта, окаймленного пустыми, белесыми деснами. – А я за эти два-три часа приму в себя твою молодость и стану таким же юношей, как ты сейчас. И мне представляется, что это достаточное вознаграждение за то, что я изловил и сжег самого опасного пришлеца, появившегося в нашем мире, – рыжего пришлеца с золотой змеей на плече и черным котом за пазухой.

Коляска развернулась и покатилась прочь, сопровождаемая страшным, хриплым, кашляющим старческим смехом. Прозрачный разрыв в двери с легким потрескиванием стал затягиваться, и скоро от него не осталось и следа.

Я устало опустился на свое деревянное ложе. Похоже, Магистру все же удалось меня достать. Если он сказал правду, а врать ему вроде бы было ни к чему, меня ожидала малоприятная перспектива – прожить всю свою жизнь за два-три часа и умереть в глубокой старости. А старость я всегда считал состоянием необратимым.

И тут меня охватила полная апатия. Нет, это не было следствием отчаяния или бессилия, что было бы вполне понятно. Просто я вытянулся на своей скамейке и мне стало все равно. Тело отдыхало в полном бездействии, а разум затаился в ожидании малейшего изменения обстановки. Так прошло около часа.

Когда раздался шорох открываемой двери, я даже не повернул голову. Между тем вокруг с громким шарканьем и позвякиванием топталось несколько людей, которые затаскивали в комнату тяжелые, по всей видимости, предметы. Грубый хриплый бас неразборчиво вырявкивал указания и понукания. Когда топотня удалилась в коридор, тот же бас вполне явственно прохрипел:

– Что, жратвы назаказывал, а аппетит пропал? Ничего, жри больше, рыжая зараза, побольше съешь – подольше гореть будешь! Все честным людям развлечение.

Дверь с тихим шорохом захлопнулась. В комнате начал нарастать аромат деликатесов.

Я приподнялся на своей скамейке.

Комната разительно переменилась. У противоположной стены разместилась узкая, низкая тахта, на которой были разбросаны небольшие цветные атласные подушки. Перед тахтой, занимая более половины комнаты, стоял низенький стол, заставленный блюдами, тарелками, судками, вазами и другими столовыми емкостями. В центре стола в окружении бутылок с нарзаном гордо возвышались два графина – один высокий и узкий, другой низкий и пузатый – с жидкостью знакомого сиреневого цвета. Коптящая плошка исчезла со стены, а вместо нее к потолку было подвешено хрустальное блюдо с лучисто посверкивающими подвесками, видимо, скрывавшее установленный внутри светильник.

Я поднялся и подошел к столу, отметив краем глаза, как мое деревянное ложе размылось, потеряв очертания, и исчезло.

Есть особенно не хотелось, но надо было хоть чем-то заняться. Поэтому я уселся на тахту, перед единственным прибором, и задумчиво щелкнул пальцем по хрустальному бокалу. Он ответил мне тихим, чистым звоном, а ближний графин приподнялся над столом и медленно поплыл в мою сторону. Перед моим изумленным взором, пока пробка, выскользнув из горлышка, висела рядом, тонкая струйка вина, благоухая фиалками, неспешно перетекла из графина в бокал. Пробка снова ушла в горлышко графина, и тот вернулся на свое место, а я, судорожно прихватив ножку бокала, одним броском опрокинул в себя налитое. Тело с готовностью откликнулось на знакомые ощущения, немедленно потребовав следующую порцию. Я поставил бокал на стол и снова щелкнул по нему пальцем. Вся процедура повторилась.

Я подавил желание немедленно принять следующую порцию – мне в голову пришла неожиданная мысль, требовавшая серьезного раздумья. Наложив себе на тарелку снеди с разных концов стола, я принялся в ней ковыряться, отправляя в рот небольшие кусочки, одновременно размышляя над только что увиденным.

Несомненно, кувшинчик вел себя так, как он себя вел под влиянием магической указки. Просто я бессознательно повторил манипуляции Странника, которые наблюдал, сидя с ним за одним столом в гостинице. Похоже, я действительно был великолепным учеником чародея, хотя совершенно не чувствовал в себе такого таланта и не верил утверждению Леди о том, что все пришлецы чрезвычайно способны к магии. В то же время совсем недавно хозяин этого великолепного замка утверждал, что я не только не смогу ничему новому научиться, но и не в силах буду применить ничего из того, что я умею. А что, собственно, я умею? Получается, что либо Красный Магистр в разговоре со мной блефовал, стараясь не допустить того, чтобы я пробовал свое благоприобретенное магическое искусство, либо он ошибался в оценке моих способностей, и его заклятая комната не могла противостоять моим талантам. Хотя я и допускал первую возможность, вторая казалась мне более вероятной: уж больно мелковато для Магистра выглядел подобный блеф. Возможен, правда, был и третий вариант – меня провоцировали на применение магии с целью узнать предел моих возможностей, но непоколебимая уверенность Магистра в то, что я попался окончательно и бесповоротно, противоречила самой мысли о каких-либо еще сомнениях с его стороны. Необходимо было провести ходовые испытания своих магических возможностей, но сначала нужно было убедиться, насколько строго за мной наблюдают.

В этот момент мои челюсти свело, а из глаз закапали слезы от страшной горечи. Я нечаянно сунул в рот палец, измазанный какой-то необычайно горькой приправой. Это навело меня на еще одну мысль.

– Понасовали всякой гадости, а простой горчицы нет! – заорал я на все свои апартаменты. – Эй, гарсон, немедленно подай горчицы! – Я тряс в воздухе ломтем ветчины.

Ответом мне было молчание.

– Подать горчицы, паразиты! – надрывался я.

Молчание. Я оглядел голые стены бешеным взглядом и снова заорал:

– Дайте горчицы, гады! Сдохну с голоду без горчицы, кого сжигать будете?!

Молчание.

Тогда я вылез из-за стола, подошел к двери и начал колотить в нее каблуком сапога. Через мгновение за дверью завозились, и со слабым треском в ней появилась мерцающая щель, тут же расширившаяся до маленького окошечка. В окошке появилась совершенно голая, даже без бровей, голова и спросила знакомым хриплым басом:

– Чего колотишь, чего колотишь?! Хочешь, чтоб я тебе ноги поотрывал?

– Зови сюда своего красного старикана, рожа! – заорал я в ответ. – Пусть горчицы подаст, есть ваши харчи без нее невозможно!

– Чего подаст? – Голый череп недоуменно захлопал глазами.

– Слушай, ну ты тупой! Не знаешь, что такое горчица! Зови хозяина, с ним разбираться буду!

– Магистр занят, и тобой, мертвяк, заниматься у него времени нет, – нагло заявил он в ответ. – Объясняй, чего надо, мне, я сделаю.

– Видишь ли, любезнейший, – начал я изгаляться, – я привык кушать мясо исключительно с горчицей. Мой требовательный вкус не может обходиться без такой изысканной приправы. И уж коли твой древний хозяин взялся исполнять все мои последние желания, будь так любезен, подай горчицы, гад! – закончил я тираду очередным воплем. Любому на месте этого гологолового стало бы ясно, что без горчицы мне не протянуть и десяти минут. Он на минуту задумался, а затем забасил:

– Не знаю я никакой горчицы. Сейчас схожу к главному повару, может, он знает?

– А отсюда связаться никак нельзя?

– Ха, еще тупым ругается, – издевательски ощерилась голова. – Как же отсюда свяжешься, когда магия не действует, кричать, что ли, будешь?

– Так что, так и будешь взад-вперед бегать?

– Буду, раз поставлен мертвяка сторожить.

– Что это ты меня мертвяком все время кличешь?

– А как тебя кликать? Ты ж в подвале Искры сидишь. Путь отсюда только в синее пламя, а из него не сбежишь! Вот и выходит, что ты уже мертвяк. Ну, хочешь буду звать тебя – рыжий мертвяк. – Он опять довольно ощерился.

– Слушай, ты, живяк-скороход, мотай к своей главной поварешке и без горчицы не возвращайся, а то я к тебе из синего пламени во сне приходить буду – горчицу требовать.

Окошко затянулось, прикрыв неприятную голую рожу. Я вернулся на свою тахту и довольно потер руки. Ясно, что наблюдение за мной не ведется. Мой радушный хозяин уверен, что я скован по рукам и ногам и ничего не способен предпринять. Подумаем, какую выгоду мы можем из этого извлечь.

Подумать, однако, мне помешал знакомый скрип поворачивавшегося в стене камня. В открывшейся нише стоял здоровенный широкий глиняный горшок со свежайшей вонючей горчицей. Дьявольщина! Я ж эту горчицу на дух не переношу! И гологоловый постарался. Видимо, чтобы лишний раз не бегать. Похоже, мысль потребовать горчицу мною до конца не была додумана.

Я усмехнулся про себя и, накрыв горшок маленьким блюдцем, засунул его под тахту. Усевшись за стол, я внимательно осмотрел все расставленное на нем. Тут мое внимание привлек второй, дальний от меня графин с вином. Если маленький пузатый графинчик, обслуживший меня столь изысканным способом, закрывался тяжелой конической притертой пробкой, то высокий и узкий хрустальный графин, стоявший на противоположном конце стола, был прикрыт гладким хрустальным шаром, венчавшим горлышко, похожее на плиссированное жабо. Я потянулся через стол, снял шар с графина и задумчиво покатал его по ладони. Пришедшая мне в голову мысль испугала меня самого. Вернее, испугало меня то, что это могло не получиться. Аккуратно положив шарик на место, я поднялся из-за стола и прошел в дальний, свободный конец комнаты. Чистый, свободный кусок пола площадью около двух квадратных метров идеально подходил для задуманного мною эксперимента.

Я снял высокий графин со стола и установил его в центр выбранной площадки, затем расстегнул пояс и, сняв с него ножны с оружием, свернул в широкое кольцо и уложил его вокруг графина. Раскрошив одну из лепешек, я насыпал мелкие крошки на пол снаружи от пояса. Критически осмотрев свое сооружение, я вздохнул, понимая, что все это выглядит крайне непрофессионально. Но я ясно представлял себе, чего я хочу, и был уверен, что в случае неудачи я ничего не теряю. Я снял шарик-пробку с графина, опустился на одно колено возле своей конструкции и, резко размахнувшись, швырнул его в сторону пояса. Метился я в торец стоящего на полу пояса, но шарик, просвистев мимо, ударился о стену и отскочил назад. Я поймал шарик и внимательно его оглядел. Ни сколов, ни царапин на нем не было. Я набрал в грудь побольше воздуха, задержал дыхание и снова швырнул шарик.

Каково же было мое изумление, когда он, коснувшись верхнего края пояса, не замедляя скорости, побежал по его окружности. Я, раскрыв рот, наблюдал, как в сверкающем круге, созданном блеском скользящего над поясом шара, начало разливаться сиреневое прозрачное облако, источником которого был графин с вином. Когда над каменными плитами пола сформировалась знакомая полусфера, мерцающая сиреневыми всполохами, я непроизвольно поднялся с колена и протянул к ней руки. Мои ладони коснулись невидимой, пронзительно холодной границы, за которой я ощутил тяжелый и неповоротливый столб пустоты. Я живо представил себе уже виденный мною кабинет Красного Магистра, и пустота в моих ладонях нехотя пришла в движение. Казалось, огромная тяжелая труба, внутри которой ничего никогда не было, медленно, но неуклонно поворачивается вокруг невидимой оси, направляя свой тупой конец к одной, только ей известной точке. И тут внутри мерцающей сферы появилось размытое, расфокусированное изображение. Я напряг зрение, присматриваясь к неясным мелькающим теням, и они тут же обрели резкие ясные очертания. Внутри сферы неспешно перемещались каменные плиты пола. Через мгновение они сменились знакомым кроваво-красным ковром с багрово-коричневым рисунком, затем изображение дернулось вверх и уперлось в широкий рабочий стол, за которым в своем инвалидном кресле сидел древний старик в красных одеждах. У меня получилось: я наблюдал кабинет Красного Магистра.

– …нет, это нельзя назвать нарушением наших договоренностей и вторжением на твою территорию, – говорил Магистр своим усталым скрипучим голосом невидимому собеседнику. – Если ты хоть немного успокоишься и задумаешься, то поймешь, что это была единственная возможность предотвратить чудовищные потрясения, грозившие всему нашему миру, в том числе и лично тебе! Надеюсь, ты не забыл, что произошло шестьдесят шесть лет назад?

«С кем же это он так уважительно беседует», – подумалось мне, и тут же изображение дернулось, отодвигаясь от стола и слегка разворачиваясь в сторону. В поле зрения возникла огромная уродливая туша… Вечника. Вот уж кого я никак не ожидал увидеть в гостях у Магистра.

– Ты, как всегда, врешь и передергиваешь, – пророкотал знакомый громыхающий бас. Магистр неуклюже дернулся в своем кресле.

– Шестьдесят шесть лет назад пришлец по имени Олег развязал мировую бойню с целью свергнуть власть магистров и стать единственным владыкой мира. Я сам помогал вам изловить и обезвредить его, но сейчас ничто и никто нашему миру не угрожает, – продолжил Вечник. – Рыжий пришлец по имени Илья хотел спокойно уйти в свой мир и искал для этого помощи. И возможно, я смог бы ему помочь. Я ведь тоже знаю, где хранится Долгая Книга! Но ты, преследуя исключительно свои корыстные цели, коварно нарушил святое слово, свободно данное тобой, и, вломившись на мою территорию, вероломно захватил его. Если бы я только мог предположить, что ты на это решишься, ты сейчас уже путешествовал бы к новому телу. Ладно, сейчас меня интересует только один вопрос: ты готов немедленно передать мне невредимым рыжего пришлеца или будешь упорствовать в нарушении закона? Твой немедленный ответ определит мое дальнейшее поведение – либо я все забуду, либо ты предстанешь перед высшим судом, и судить тебя буду я.

По губам Магистра мелькнула тень улыбки.

– Ты слишком давно не общался с миром людей, если ожидаешь, что я откажусь от задуманного. Пришлец останется в подвале Искры и завтра войдет в синее пламя. Не думаю, что Совет примет другое решение. И это будет решение не мое, а всего Совета. Поэтому привлечь меня к высшему суду будет не за что. Я только исполнитель коллективного решения.

– Высший суд будет рассматривать твое нарушение святого слова. И здесь решение Совета будет ни при чем, а твоя вина очевидна и неоспорима. Готовься!

Огромное тело Вечника вдруг покрылось сеткой трещин и с глухим хлопком раскололось на множество осколков. Они посыпались на пол, но, не долетев до него, превратились в хлопья жирной сажи, накрыв кусок ковра черным бархатным пятном.

Магистр брезгливо смотрел, как это пятно, истаивая по краям, исчезает, и тихо пробормотал:

– Я бы мог еще с тобой поспорить, но ты слишком древен и оторван от нашего мира, чтобы понять меня.

Он потер виски дрожащими пальцами и, приподняв голову, громко произнес:

– Весть уже должна дойти до членов Совета. Каков был ответ?

Раздалось непонятное шуршание, а потом раздался голос, звучавший, казалось, из всех уголков огромного кабинета:

– Весть магистрами получена, согласие на участие в Совете прислали магистры Черный, Белый, Оранжевый, Желтый, Зеленый. Кворум есть, Совет можно начать немедленно.

– Серый? – коротко спросил Магистр.

– Серый Магистр отсутствует, и время его появления неизвестно, – четко доложил голос.

– Значит, Голубой, Синий и Фиолетовый – все холодные, что-то затевают… – пробормотал себе под нос Красный и затем громко сказал: – Приступим к Совету!

В чернильной темноте глубины кабинета, у дальней стены неожиданно вспыхнул яркий белый столб света. Казалось, что сквозь пол бьет мощный прожекторный луч. Он не освещал окружающее пространство, а, казалось, существовал сам в себе. Затем, располагаясь полукругом от него, вспыхнули последовательно колонны оранжевого, желтого и зеленого света. Они отодвинули царивший до этого мрак в другой угол комнаты, где он сгустился до совершенно невозможной глубины, став физически ощутимым. Между сияющими столбами света и угольно-черным мраком образовалось незанятое пространство, как я понял, предназначенное для Голубого, Синего и Фиолетового Магистров. Инвалидное кресло, в котором располагался Красный Магистр, выехало из-за стола и направилось в разрыв между белым и оранжевым сиянием. Заняв свое место, Красный оглядел всю компанию и заговорил:

– Магистры, вы получили мое сообщение, поэтому я не буду повторяться. Пришлец находится в подвале Искры, я настаиваю на его сожжении в синем пламени.

– А что, есть другие предложения? – поинтересовался Оранжевый неприятным высоким голосом.

– Нет других предложений, – донеслось со стороны Белого Магистра. – Наш Совет – простая дань традиции. Утверждаем и расходимся.

– Кстати, о традициях, – снова заскрипел Красный. – Необходимо провести заседание магистерского суда и допросить пришлеца.

– Вот ты это заседание и проведешь, и сам его допросишь, – со смешком заявил Желтый. – Он же в Искре. Ты ведь не рассчитываешь, что мы к тебе для этого помчимся?

– Значит, можно считать, что вы меня уполномочиваете? – уточнил Красный.

– Уполномочиваем, уполномочиваем, – опять захихикал Желтый.

– Далее. Кто явится для прощания и напутствия. Судья не имеет права этого делать, а я хочу соблюсти все формальности. Кроме того, надо решить, кто будет раздувать пламя, а кто листать Долгую Книгу. Как вы понимаете, нужны двое.

– Вот и пусть к тебе тащится Оранжевый, ему ближе всех. Да он и знаток всяких обрядов, – рявкнул вдруг Зеленый.

– Я не буду раздувать пламя, – категорично заявил Оранжевый. – Красный это затеял, вот пусть и работает.

Тут я снова увидел жуткую ухмылку Красного Магистра.

– Ладно, попрощаешься и полистаешь Долгую Книгу, все остальное я сделаю сам. Надеюсь, сил у меня на это хватит.

– Силы надо было раньше считать, – ехидно вякнул Желтый.

– Все, – закончил прения Белый. – Кажется, можно расходиться?

– Нет, не все, – раздался вдруг тягучий бас со стороны клубящейся в углу черноты. В комнате застыла напряженная тишина. Внезапные слова Черного Магистра были, по всей видимости, неожиданностью для собравшихся.

– Правильно, Красный, что ты хочешь соблюсти все формальности, – продолжил неспешный уверенный бас. – Ведь тебе грозит высший суд. Только дураки думают, что из синего пламени нет возврата. Малейшая ошибка, малейшее нарушение канона – и можно потерять столь дорого доставшуюся молодость, не так ли?

Черный Магистр явно издевался.

– Что ты имеешь в виду? – встревоженно прошамкал Красный.

– А то, что рыжий пришлец с золотой змеей на плече и черным котом за пазухой был захвачен тобой не в честной схватке, а путем вероломства, связанного с нарушением святого слова. Это значит, что выйти на казнь он должен в полном сознании, своими ногами, и при этом ты не имеешь права наложить на него цепи полного повиновения. Восемь твоих магов должны будут держать его только на Золотом Волосе.

– Но они могут не справиться!!! – растерянно завопил Красный.

– Это твои проблемы, – спокойно возразил Черный. – Ты обязан строго соблюсти канон, до последнего слова, до последнего жеста, до последней буквы! Или…

Красный Магистр вдруг успокоился и с кажущимся безразличием заявил:

– Действительно, я не имею права сковать Рыжего… Если он будет настаивать на своем праве! – добавил он довольно. – Только кто же это объяснит ему его права?

Желтый довольно захихикал.

– А ты надеешься, что он их не знает? – отдаляясь, донеслось из клубящейся черноты, и она медленно расползлась, теряя свою густоту и превращаясь в обычный полумрак.

– Ничего, Красный, – снова захихикал Желтый Магистр. – Тебе осталось только ночь простоять да день продержаться… – Слова потонули в булькающем хохоте, и желтый свет погас. Следом за ним погасли белое и зеленое свечение, а из оранжевого донеслось:

– Я буду у тебя завтра утром. К полудню пришлец будет подготовлен. Или ты думаешь отложить все до вечера?

– Нет, казнь начнется в полдень в Холме. Я хочу, чтобы все хорошо видели, что сделает с пришлецом синее пламя! Туда и прибудешь.

– Но ты не знаешь, как действует его магия. Как, например, влияет на нее Солнце?..

– Никакой магии у него нет, – раздраженно прервал собеседника Красный. – Ничему он за четыре дня не мог научиться. Я сработал достаточно быстро, потому что имел очень точный расчет. Я знал, когда и в каком теле он появится. Если бы не этот слепой ублюдок – Арк, я получил бы пришлеца в своем подвале, и мне вообще не пришлось бы его ловить!

– Хитер! Поделишься опытом? – восхищенно пробормотал Оранжевый и следом за этим также покинул кабинет.

Красный Магистр устало откинул голову на спинку кресла, прикрыл глаза и прошептал:

– Поделюсь… дурак!

Я пристально вглядывался в неподвижно сидевшую фигуру. Изображение приближалось, приближалось и, наконец, застыло вплотную к изможденному лицу, окаменевшему от усталости. Несколько минут я разглядывал сухую морщинистую маску, и вдруг глаза Магистрашироко распахнулись и загорелись зловещим красноватым отблеском.

От неожиданности мои руки дрогнули, и я на мгновение выпустил из ладоней обжигающий холод сферы. Этого было достаточно, фиолетовое сияние заискрило и с громким хлопком погасло.

Я хорошо помнил, как выглядел Странник после моего первого знакомства с туннельным окном. Но на этот раз все закончилось несколько иначе. Вино в графине уменьшилось только наполовину, пояс, разложенный на полу, был совершенно цел, шарик, сверкая, сорвался с него и откатился к стене. Только насыпанные хлебные крошки истлели, превратившись в серую, едва заметную черточку на полу. И еще, я страшно устал и хотел спать. Глаза у меня слипались и не было сил сделать шаг в сторону. Я попытался поднять с пола графин и перенести его на стол, но не удержался, повалился на пол и, пробормотав с улыбкой: «Способный ученик…», мгновенно уснул.

Разбудил меня бесцеремонный бас гологолового:

– Во, надрался! Даже до ложа добраться не мог! Это ж надо, без закуски почти графин фиалкового выдуть!

Я с трудом сел на полу. Все тело болело, как после первой в сезоне тренировки, левая рука, попавшая под тело, онемела и отказывалась повиноваться, правая судорожно сжимала горлышко графина с остатками вина. На полу, рядом со мной темнела пахучая винная лужа. Посередине двери сияло окошко, в которое заглядывала знакомая голая рожа. Сейчас она улыбалась, видимо, довольная тем, что я тихо себя вел. Я, кряхтя, поднялся с пола и, пошатываясь, направился к кушетке. Грузно опустившись на свое место, я огляделся. Судя по тому, что за окном стемнело и под потолком мягко сиял светильник, уже наступил вечер. Значит, проспал я несколько часов. Чувствовал я себя, несмотря на ломоту, достаточно отдохнувшим и, главное, успокоенным. Теперь я хорошо представлял, что меня ожидает, и мог худо-бедно планировать свои действия.

– Ну, мертвяк, ты даешь! – раздалось из-за двери. – Ты что же, одной горчицей закусывал, глянь, всю сожрал!

Я прикинулся не проспавшимся алкашом. Подняв к окошку мутные глаза, проворчал хриплым голосом: «Тебе не понять – ты не любил», – и, нашарив на столе кусок холодной курятины, начал лениво заталкивать его в рот. Есть мне и правда хотелось.

– Закуси, закуси. А то пьянка без закуски печень разрушает, – загоготал за дверью гологоловый.

– Дурак… – вяло огрызнулся я. – Есть время для еды, есть время для питья, и не надо смешивать времена – можно надорваться.

– Глянь-ка, мертвяк-то – философ. Прямо целое философское учение создал, – продолжала глумиться за дверью голая голова, и вдруг, резко сменив тон, прорычала: – Давай быстро приходи в себя. Скоро Магистр спустится судить тебя.

– А что, меня для допроса наверх не поведут?

– Нечего тебе по замку шляться, – голая рожа растянулась в усмешке. – Здесь и допросят, и осудят!

– Тогда включай свой санузел. – Я помотал головой, словно мне стало нехорошо и я вот-вот начну блевать.

– Эй, эй, эй… – Голова заволновалась, убирать в камере после меня ему явно не хотелось. – Опять непонятные слова говоришь! Кого тебе включать?

Я посмотрел на него совершенно трезвыми глазами и зарычал:

– Умыться надо, рожа!

Голова мгновенно исчезла, и каменная глыба в углу камеры начала со скрежетом поворачиваться, открывая спрятанный санитарный пост.

Я отправился в свой туалет, украшенный чудовищным ночным горшком, и, стянув через голову рубаху, с наслаждением долго плескался под струей прохладной воды. Обтершись появившимся на стене полотенцем, натянув рубашку и застегнув пояс с ножнами, я почувствовал, что полностью готов к приему высокого суда. И он не замедлил прибыть.

На этот раз дверь стала прозрачной полностью. В широком коридоре, освещенном ровным немигающим светом, стояло знакомое инвалидное кресло, в котором покоилась завернутая в красное фигура Магистра, за креслом, положив руки на его спинку, стоял мой гологоловый знакомец, на полу, рядом с креслом, за маленьким раскладным столиком скорчилась фигура в красного цвета балахоне с надвинутым на глаза капюшоном, по всей видимости, это был писец. Больше никого не было.

– А где же присяжные заседатели? – спросил я, встав напротив двери, сложив руки на груди и гордо подняв голову.

– Мне поручено Советом провести дознание и заседание магистерского суда по делу пришлеца по имени Илья, использующего тело Алого Вепря, полного мага Мира Спокойной Воды, – проскрипел Красный Магистр, не обращая внимания на мой вопрос. – Процедуру дознания начнем с допроса пришлеца. Вопрос первый. С какой целью ты явился в Мир Спокойной Воды?

Он задал свой вопрос совершенно бесстрастным тоном, монотонным бесцветным голосом. Однако я решил вступить в его игру и так же бесстрастно ответил:

– Я явился в Мир Спокойной Воды не по своей воле. Поэтому, естественно, никакой цели не преследовал.

– Протоколист, отметь – допрашиваемый подтвердил, что явился в наш мир с целью захватить власть.

От такой беспардонной лжи у меня буквально отвисла челюсть.

– Вопрос второй. Опиши кратко свои действия во время пребывания в Мире Спокойной Воды.

Я глубоко вздохнул, успокаиваясь, и ответил:

– Я искал встречи с одним из Магистров, чтобы попросить помощи в возвращении домой.

– Протоколист, отметь – допрашиваемый заявил, что он сколотил шайку из нескольких людей и животных с целью силового захвата власти. Вопрос третий. Назови состав своей шайки.

Я понял бесполезность продолжения диалога, поэтому, плюнув себе под ноги, пробормотал:

– Да пошел ты… – и отправился на свою кушетку чего-нибудь пожевать.

– Протоколист, отметь – допрашиваемый назвал змею по прозвищу Золотая Погибель, кота по прозвищу Ванька и на этом прекратил показания по заданному вопросу, – продолжал скрипеть Красный, не обращая внимания на то, что подсудимый перестал реагировать на его выступление.

– Вопрос четвертый. Сколько человек было тобой и твоей шайкой убито во время пребывания в Мире Спокойной Воды?

В ответ я швырнул в него обглоданную куриную кость и налил себе вина.

– Протоколист, отметь… – продолжал тянуть свою песню этот красный манекен, но я уже его не слушал. Выпивая и закусывая, я обдумывал вопрос, когда мне может представиться наиболее благоприятный момент для неожиданного использования своих магических способностей, и что из того, что я умею, стоит применить. Получалось, что в одном этот красный старикан был прав – я слишком мало знал и умел. Несмотря на мои выдающиеся способности к магии, я не успел освоить что-нибудь серьезное. Думы получались не слишком веселые, а вскоре и они были прерваны ревом стоявшего позади кресла урода:

– Встать для оглашения приговора!

– Пусть твой хозяин постоит! – проорал я в ответ, оставаясь на своей кушетке.

Магистр, не обращая внимания на мои вопли, тем же безразличным скрипучим голосом продолжил:

– Основываясь на результатах проведенного дознания, руководствуясь прецедентами… Впишешь там прецеденты, – бросил он в сторону писца, – а также следуя законам и обычаям Мира Спокойной Воды, пришлец по имени Илья, использующий тело Алого Вепря, полного мага Мира Спокойной Воды, приговаривается магистерским судом к сожжению в синем пламени, которое состоится завтра в полдень на судной площади города Холма. Приговор вынесен высшей инстанцией, посему обжалованию не подлежит.

Он сделал знак, и гологоловый покатил его кресло прочь от моей двери. За ним, быстро сложив столик, путаясь в полах балахона и теряя по пути листочки бумаги, бросился писец. Дверь с легким хлопком вновь стала непроницаемой.

Вот и суд, скорый и неправый. Было грустно. В глубине души я все-таки надеялся на справедливость и помощь. Мне казалось, что столь могущественные люди способны встать над личными амбициями и руководствоваться не своими мелочными интересами, а истиной и добром. Нет, все было как всегда. Тот прав, у кого больше прав. Что ж, придется играть по предложенным правилам, и если уж выпадет возможность, я тоже буду беспощаден. Теперь я действительно был готов разметать этот чудесный мир к чертовой матери.

И тут я вспомнил Леди, и Странника, и кота по имени Ванька, и лошадного по имени Миша, и Бармалея, и Вечника. И еще я вспомнил Лаэрту – свою фею, ее чудесные глаза и сладкие губы. В груди у меня стало тепло, а глаза защипало. Что ж это я из-за одной красной сволочи ополчился на целый мир, и не такой уж плохой мир. Все-таки друзей у меня в нем было много.

Я стал вспоминать свое странствие и свои встречи, думать, где-то сейчас мои друзья и что-то они поделывают. На меня накатила непонятная усталость, и глаза сами собой закрылись. Я тихо прилег на кушетку и погрузился в легкий, похожий на грезу сон. Но сквозь чуткую дрему я почувствовал, как погас потолочный светильник, оставив слабое, едва рассеивающее тьму сияние, как завозились за дверью, и она, тихо скрипнув, наконец отворилась.

В комнату вошли трое, один из которых был моим старым знакомцем – сторожем с голой головой. Именно он, наклонившись надо мной, шепотом произнес:

– Готов. Спит, как дитя после сиськи. Давай носилки.

Двое вошедших вместе с ним молча подошли сбоку к столу и положили на пол похожие на медицинские носилки. Затем легко перенеся стол подальше от кушетки, они взяли меня за плечи и ноги, переложили на носилки и замерли возле них.

Мой сторож возился около стола. Потом, повернувшись к нам, он сказал с набитым ртом:

– Готовы? Берите и двинули.

Два его безмолвных помощника подняли носилки и, покачивая, понесли меня из камеры. В темном коридоре гологоловый вышел вперед и возглавил нашу процессию.

Я окончательно пришел в себя, но не подавал виду, предпочитая, чтобы меня несли. Пусть попыхтят. Носильщики действительно скоро запыхтели, а еще через несколько шагов тот, что шагал впереди, выдохнул:

– Ну и здоров этот пришлец, тонну, наверное, весит.

– Помалкивай, разбудишь… – проворчал задний.

– Ага, его сейчас серебряной трубой не разбудишь. Магистр сам чары навел.

– Тихо, болтуны, – шикнул гологоловый.

– Передохнуть бы… – заскулил передний. – Все руки оттянул.

– Тащи, тащи, нечего отдыхать, – вдруг забормотал я, как будто бы сквозь сон.

Носилки заметно вздрогнули, а носильщики сбились с шага. Их вожак метнулся ко мне и попытался на ходу разглядеть в темноте мое лицо.

– Ровнее, ровнее… – недовольно пробормотал я.

Носилки сразу выровнялись, но носильщики уже почти бежали.

– Спит… – обнадеживающе прошептал гологоловый и припустился вперед. Коридор незаметно сменился узким, мрачным тоннелем. Ребятки мчались рысью, задевая плечами сырые каменные стены и пригибая головы. Мои глаза привыкли к темноте, и я прекрасно видел все, что творилось вокруг.

– Недалеко осталось, – пыхтя, заявил через несколько минут передний. Видимо, он был самый говорливый из всех. Эту мысль тут же подтвердил гологоловый.

– Надо Магистру сказать, чтоб он тебе язык укоротил. Болтаешь, как баба на базаре, – остервенело зашептал он на бегу.

Впереди расцветало светлое пятно, похоже, мы приближались к концу тоннеля.

– Заразы, свет не выключили… – зашипел наш лидер и наподдал, быстро оторвавшись от носилок. Носильщики тут же сбавили темп и перешли с бега на скорый шаг, а затем и вовсе пошли спокойно. Немного погодя свет впереди погас.

– Не заблудимся в темноте? – обеспокоенно прошептал я.

– Нет, здесь нет поворотов, – тут же откликнулся передний.

– А вдруг уже отрыли? – продолжил я свою провокацию.

– Кого отрыли? – удивился передний.

– Ты кончишь болтать или как, – зашипел задний.

– Сам же дурацкие вопросы задаешь! – обиженно забубнил передний.

– Вот дотащим, – задыхаясь, зашептал задний, – я тебе задам пару умных вопросов. И морду заодно начищу!

– Еще посмотрим, кто кому морду начистит, – запетушился передний, пытаясь обернуться.

– Двигай, зараза… – почти в полный голос рявкнул задний и двинул переднего носилками пониже спины.

– Ровнее, ровнее… – строго вмешался я в дискуссию.

Ребята замолчали и опять прибавили шагу. Тут же впереди замаячил вернувшийся руководитель.

– Все в порядке. Нас ждут, – радостно зашептал он.

– Эта сука чуть Вепря не разбудила, – тут же наябедничал задний шепотом.

– Опять болтал, зараза, – окрысился гологоловый и, сунув кулак под нос переднему, пообещал: – Ну будет твой язык у Магистра в кабинете на жердочке болтать!

Передний промолчал, но его пыхтение пропиталось слезами.

Туннель опять превратился в коридор. Пройдя несколько шагов по коридору, носильщики с трудом вписались в резкий поворот и протиснулись через дверь в темную комнату.

Когда они, задыхаясь, подтащились к кровати, я рывком спрыгнул с носилок и начальствующим голосом заявил:

– Молодцы, быстро добежали. Благодарю за службу.

Ребята уронили носилки и кинулись к светлому прямоугольнику открытой двери, в котором маячила фигура гологолового. Тот почему-то растопырил руки, словно попытался их удержать, но две крупные фигуры, мелькнув в проеме, сшибли его с ног. Гологоловый упал, а выскочившие носильщики налегли на дверь, пытаясь ее захлопнуть. К сожалению, они не учли того, что голова сбитого ими с ног сообщника осталась в комнате. В этот момент в комнате зажегся свет, ярко озарив валявшуюся на пороге безволосую голову, прижатую дверью. Выпучив глаза, голова пыталась убраться в коридор, выхрипывая при этом: «Носилки, гады… Носилки бросили». С другой стороны, все попытки головы покинуть помещение пресекались двумя здоровыми мускулистыми телами. Только когда я сделал шаг по направлению к двери, голове неимоверным усилием, в кровь обдирая уши, удалось юркнуть за дверь. Та с грохотом захлопнулась, и загремевший засов обозначил победу стражи над озверевшим пришлецом.

– Чары наводил, чары наводил… Он же всю дорогу не спал. Он же мог нас враз порешить… – явственно забубнил возбужденный голос переднего.

– Я маленьких не обижаю, – громко ответил я. – И вообще, сегодня День защиты насекомых!

За дверью замолкли и затаились.

Я осмотрел свое новое обиталище. Комната была немного меньше прежней, без окна, но при этом обшита деревянными, похожими на дубовые, панелями. На беленом потолке прилепился круглый матовый светильник. В углу стояла узкая кровать, застеленная темно-зеленым тонким одеялом в зеленом же пододеяльнике. Подушечка была мала. Больше в комнате ничего из мебели не было. Зато на стене, над кроватью, висела большая картина, изображавшая нечто вроде большой включенной газовой горелки, посередине которой сидел, опутанный цепями, голый старик с блаженной улыбкой во весь беззубый рот, а вокруг во всевозможных довольных позах расположилась толпа народу, наслаждавшаяся видом голого старца. Судя по всему, я лицезрел изображение сожжения пришлеца в синем пламени. Из картины явствовало, что процесс сожжения доставлял сжигаемому неизъяснимое блаженство, но почему он был голый? А может, местный художник просто так видел?

Я стянул пояс, повесил его на спинку кровати и, улегшись поверх одеяла, стал ждать. Определить время суток не было никакой возможности, и постепенно мне стало казаться, что утро уже давно наступило, что Красный Магистр, по каким-то своим соображениям, перенес время казни или совсем отменил ее. А может, в Искру ворвались мои сподвижники, возглавляемые Вечником, и Леди уже заплевала все наличные вооруженные силы Магистра, включая его самого, и теперь они разыскивают меня по казематам замка, а я, перенесенный злодеями в неизвестное зачарованное место, буду гнить здесь до самого своего конца, поскольку из тех, кто знал, куда меня запрятали, в живых никого не осталось… В общем, воображение мое не на шутку разыгралось.

И вот, когда я уже решил, что ждать больше нечего и надо попробовать поковырять дверь да потихоньку прорубаться к своим, противоположная стена комнаты замерцала слабым желтоватым сиянием и медленно растаяла.

9. Холм. Казнь

…Я полностью согласен и целиком поддерживаю постулат о том, что любая жизнь на Земле священна… Поэтому, если вас пытаются убить, вы имеете право защищаться всеми доступными вам способами…

Моя комната превратилась в своеобразный эркер довольно большого сумрачного зала, богато украшенного позолоченной лепниной, с великолепным мозаичным паркетом на полу. Мебели было мало, и она теснилась к стенам, оставляя в центре большое свободное пространство. По залу в одиночестве прохаживался высокий моложавый мужчина с правильными, резкими чертами лица. Его одежда, выдержанная в оранжево-желтоватых цветах, состояла из высоких кожаных сапог, в которые были заправлены широкие бархатные штаны. Талию незнакомца охватывал кожаный расшитый пояс с висящими на нем богатыми ножнами, из которых торчала затейливая витая гарда длинной рапиры. Свободная оранжевая рубашка, обшлага и ворот которой были отделаны широкими кружевами, оставляла открытой шею и верх груди. В распахе рубашки на тяжелой, кованой золотой цепи красовался медальон, очень похожий на медальон Красного Магистра, только вместо рубина его украшал золотистый топаз. Каштановые с рыжим отливом кудри прикрывал оранжевый бархатный берет с длинным лохматым оранжевым пером, схваченным бриллиантовой брошью.

Оранжевый Магистр, а это был без сомнения он, задумчиво вышагивал по свободному пространству зала, не замечая, что кованые каблуки его сапог безжалостно царапают бесценное мерцание паркета. Наконец, он соблаговолил обратить внимание на мою персону, возлежавшую на узкой тюремной койке.

Он остановился, внимательно и, как мне показалось, доброжелательно меня разглядывая. Затем, должно быть, удовлетворенный осмотром, проговорил про себя своим неприятным высоким голосом:

– Действительно, Алый Вепрь собственной персоной. Вот так, не зная, встретишь и не догадаешься, что это опаснейший пришлец.

Я пренебрежительно фыркнул и достаточно зло ответил:

– Это чем же я так опасен?

– Я ознакомился с протоколом твоего допроса. Мне кажется, что человек, поставивший целью насильственный захват власти, всегда чрезвычайно опасен для людей, этой властью владеющих. Тем более такой способный человек, как ты.

В его голосе явно проскальзывали вопросительные интонации.

– А ты напрасно отказался присутствовать на этом так называемом допросе. Если мне предоставят пару листов бумаги и перо, я составлю не менее интересный протокол допроса Красного Магистра, из которого будет следовать, что он замышляет уничтожить всех других членов Совета, включая Серого, и при этом отравить половину населения Мира.

– И я вполне допускаю, что твой протокол будет истинным! – довольно рассмеялся Оранжевый. – Но пока что мы имеем только то, что имеем. Посему приговор магистерского суда, как тебе уже сказали, окончательный и обжалованию не подлежит. Впрочем, для любого пришлеца, каким бы необычным он ни был, закон и традиции требуют только казни, и только такой казни. – Магистр вновь стал серьезным и задумчивым.

– Значит, у меня не было никакой надежды мирно вернуться назад и нет никаких прав для защиты от вашего произвола?

– Мирно вернуться назад… – удивленно протянул Оранжевый. – Пожалуй, нет. Ты слишком ценная, сильная и в то же время беспомощная фигура, чтобы не попытаться тобою воспользоваться. У тебя был только один путь – затаиться, обрести магическое могущество и попытаться, уничтожив Совет, полностью захватить власть в этом мире. Имеются предания о том, что некоторым, очень немногим, пришлецам это удавалось. Ты же повел себя настолько откровенно, что мне не понятно, как тебя не схватили в первый же день. Теперь твоя смерть принесет твоему убийце такие серьезные выгоды, что остановить ее никто не в силах.

– Даже Серый Магистр?

– Даже Серый Магистр. Тем более что он в дела пришлецов, как правило, не вмешивается. Ему хватает забот с разборками между магистрами.

– Ты ловко ушел от второй части моего вопроса о правах казнимого пришлеца, даруемых ему вашими законами и обычаями.

Магистр внимательно посмотрел на меня:

– Я, к сожалению, почему-то совершенно не читаю твою мысль. Это очень необычно и для меня неудобно. Но ты задаешь слишком точные вопросы, чтобы не появилась уверенность в твоей довольно глубокой осведомленности. К тебе кто-то спускался для приватной беседы? Тебя кто-то ориентировал в происходящем?

– Магистр, если на каждый мой вопрос ты будешь задавать два, мы оба останемся без ответов. Поэтому я отвечу на твои вопросы в надежде на твои ответы. Видишь, я вполне лоялен. Нет, ко мне никто не спускался для приватной беседы. Я никого не видел, кроме одного охранника с голой головой и двух смешных ребят, которые перетащили меня из Искры сюда на носилках.

Магистр изумленно уставился на меня:

– Ты видел носильщиков?!

– И видел, и имел с ними задушевный разговор, в результате которого они чуть не затоптали своего начальника. – Я вспомнил бегство пары мордоворотов из моей комнаты и расхохотался.

– Но ты никак не мог их видеть, а тем более с ними беседовать! На тебя были наложены чары беспробудного сна, и ты должен был прийти в себя только что!

– Видимо, я не поддаюсь гипнозу, – с улыбкой ответил я.

– Мне необходимо срочно посоветоваться… – потрясенно пробормотал Оранжевый и чуть ли не бегом бросился к выходу.

Зал опустел. Мне было интересно, чем же я так напугал одного из членов Совета. И потом, он так и не ответил на мой вопрос. И хотя я уже знал ответ, мне стало обидно. Магистр тоже мне, ни чести, ни совести. Ничего, пусть только назад явится, я с ним по-другому поговорю.

Он вернулся не один. Следом за стремительно шагавшим Оранжевым в зал на своих собственных ногах вошел Красный Магистр. Его лицо по-прежнему напоминало застывшую пергаментную маску, изрезанную морщинами, но двигался он сегодня вполне самостоятельно и довольно уверенно.

– Так, это что же заставило тебя из колясочки выпрыгнуть, красный симулянт, – не удержавшись, схамил я.

Красный Магистр, как обычно не обращая внимания на мои выпады, приблизился и, уставившись мне в глаза своим остановившимся взглядом, прохрипел:

– Значит, ты утверждаешь, что во время переноски из Искры ты не спал?

– Я не собираюсь с вами обоими разговаривать, пока вы не начнете отвечать на мои вопросы так же, как я отвечаю на ваши, – раздраженно выпалил я.

– Ты забываешь, что это ты в плену у меня, а не наоборот.

– Да, и что ты можешь мне сделать, ублюдок цвета столовой свеклы, когда меня и так ожидает синее пламя?

Красный Магистр повернулся к своему Оранжевому собрату и с усмешкой заявил:

– Он опять блефует. Блеф – это единственное из магического арсенала, что ему доступно. – Презрение, с которым он это произнес, можно было намазывать на мясо вместо горчицы.

– А ты спроси у своих такелажников, с какой это стати они кинулись за дверь по бездыханному телу своего бригадира и оставили здесь свой инвентарь? – Я поднялся с койки и пнул ногой валявшиеся на полу носилки. – А потом чуть не оторвали дверью уши своему начальству?

В том месте, где ранее стояла пропавшая стена, что-то коротко треснуло, и оба магистра изумленно уставились на лежавшие носилки. Видимо, до этого они их не видели. Затем, как по команде, оба, не сговариваясь, развернулись и бросились к выходу, при этом Красный не уступал в скорости своему коллеге.

На этот раз я оставался один достаточно долго и успел привести в порядок одежду и опоясаться. Вернулся в зал один Оранжевый. Он был крайне озабочен и, не вступая со мной в дальнейшие переговоры, сразу приступил к делу.

– Рыжий пришлец по имени Илья, несущий золотую змею на плече и черного кота за пазухой, ты приговорен магистерским судом к сожжению в синем пламени. Приговор будет приведен в исполнение немедленно. Согласно нашим законам и обычаям я – Оранжевый Магистр Мира Спокойной Воды произнесу напутствие идущему на казнь и формулу прощания. Сразу после этого ты будешь скован цепью полного повиновения и выведен на судную площадь города Холм для приведения приговора в действие.

– Валяй, напутствуй, – согласился я, уже и сам желая, чтобы все поскорее кончилось.

И в это мгновение в разных концах зала и даже в моей маленькой комнате раздалось негромкое сухое хлопанье. Я огляделся, но ничего не заметил, а Оранжевый Магистр, казалось, вообще ничего не слышал.

Встав в третью позицию, он положил одну руку на эфес своей рапиры, а вторую на грудь, прикрыл глаза и своим высоким резким голосом начал торжественно декламировать:

– Пришлец нежданный и незваный, несущий замысел нечистый, дела твои тебя раскрыли, и выдал собственный зрачок… – На этом месте он запнулся и бросил на меня быстрый взгляд. Я в ответ только усмехнулся. Он откашлялся и продолжил:

…Когда, лелея план коварный,

Ковал оружье ты в засаде,

Наш брат по магии увидел

След яда на твоем клинке.

И доблесть встала над коварством,

И кровью смыт позор вторжения,

И ты, пришлец, закован в цепи,

И плен – награда для тебя.

Тебе не помогла внезапность,

В открытой схватке ты повержен,

Твой победитель, торжествуя,

Свет пламя синего зажжет.

Иди, прими свой тяжкий жребий,

Отдай магическую силу,

И в синем пламени сгорая,

Закон и право утверди.

Произнося этот бред, Магистр постепенно впадал в какое-то восторженно мистическое состояние, и к концу своего выступления он почти запел. На меня его речитатив не производил никакого впечатления, лишь несколько раздражала напыщенная ложь, но я уже начал привыкать к постоянному оговору и подтасовкам, которыми пользовались в этом мире власть имущие.

Закончив, Оранжевый Магистр еще немного покачался в такт отзвучавшим словам, а затем открыл глаза и произнес вполне нормальным голосом:

– А теперь слушай формулу прощания. – И, подняв руку, лежавшую на груди, вверх, он произнес: – Прощай, пришлец по имени Илья, несущий золотую змею на плече и черного кота за пазухой. Войди, скованный цепями полного повиновения, в синее пламя магии. – Он резко опустил руку и склонил голову и, помолчав мгновение, добавил: – Пусть войдут маги с цепями.

В зал медленно вступили восемь одинаковых, одетых в темные балахоны фигур с прикрытыми глубокими капюшонами головами. Они шли в ногу по четыре в ряд, погромыхивая двумя темными, маслено поблескивающими цепями.

Я выпрямился и, положив затянутую в перчатку руку на рукоять меча, громко сказал:

– Оранжевый Магистр Мира Спокойной Воды, я, пришлец по имени Илья, обвиняю тебя в грубом нарушении канона сожжения в синем пламени, ибо я был захвачен Красным Магистром не в честной схватке, а путем вероломства, связанного с нарушением святого слова. Это значит, что выйти на казнь я должен в полном сознании, своими ногами, и при этом никто не имеет права наложить на меня цепи полного повиновения. Восемь сопровождающих меня магов должны будут держать меня только на Золотом Волосе.

Я постарался слово в слово повторить фразу Черного Магистра, которую он произнес на Совете, и, закончив, я понял, что все сказал правильно. Оранжевый открыл рот и, выпучив глаза, уставился на меня, как будто услышал собственный смертный приговор. Мерно двигавшиеся темные фигуры застыли на месте, еще ниже склонив головы. Тут я вспомнил о необычных хлопках, прозвучавших в начале речи Магистра, и меня осенило: ведь это скорее всего открывались туннельные окна. Я с улыбкой взглянул на ошарашенного Магистра и добавил:

– Я уверен, что большинство магистров наблюдает за процедурой казни, и они будут чрезвычайно огорчены допущенным нарушением канона!

Это его добило. Запинаясь, он сделал шаг в мою сторону и буквально простонал:

– Но откуда?.. Как ты узнал?.. Кто тебе подсказал?..

– Разве это важно? – усмехнулся я. – Важно лишь то, что я прав!

И тут в зал буквально ворвался Красный Магистр. С исказившимся бледным лицом, трясущимися руками, в развевающихся красных одеждах он был похож на воплощенную Смерть. Он кинулся к Оранжевому и, оттолкнув его, начал хрипло орать:

– Я все равно тебя сожгу, какими бы правами ты ни обладал. Тебе не поможет твое знание. На тебя немедленно наложат цепи полного повиновения и отведут к синему пламени. Ты слишком долго испытываешь мое терпение, и оно кончилось.

На тощей желтоватой шее вздулись синие жилы, губы покрылись розовой пеной. Он глубоко и судорожно вздохнул и, взмахнув широким красным рукавом в мою сторону, прохрипел:

– Заковать его!

Темные фигуры сопровождающих магов возобновили свое мерное продвижение, а я потянул из ножен Поющего и Молчащего.

Внезапно в напряженной тишине зала, нарушаемой только шарканьем ног и слабым позвякиванием цепей, раздался тягучий низкий голос:

– Опомнись, Красный. Ты хочешь, чтобы пришлец смог обнажить Поющего и Молчащего. Он это сделает, если ты нарушишь канон. И тогда гибель ждет не только тебя, но и всех нас. Образумься!

Маги, несущие цепи, снова остановились. Но Красный Магистр, нисколько не удивленный вмешательством в его действия, резко обернулся на голос и, словно собака, у которой отбирают кость, зло огрызнулся:

– Ты что, не видишь, нет у него Молчащего!

– Глупец, Молчащий потому и Молчащий, что видит его только хозяин, а чувствует только тот, у кого он отбирает самое главное. Ты даже этого не знал? – В голосе просквозила насмешка.

– Ну, Черный, ты еще пожалеешь о том, что вмешался в мое дело! – Угроза Красного прозвучала настолько ощутимо, что даже я содрогнулся. Но говоривший, казалось, не обратил на нее никакого внимания.

– А ты рассчитывал, что Черный Магистр станет простым слоном на твоей шахматной доске? – на этот раз насмешка была неприкрытой. Красного Магистра передернуло.

Рыкнув: «Разберемся позже!», он бросил своим клевретам:

– Уберите цепи! – и повернувшись ко мне, зашипел: – С тебя хватит и этого!

Из складок своего одеяния он извлек короткий толстый стержень золотистого цвета и, протянув ее Оранжевому, уже спокойнее произнес:

– Повтори формулу прощания.

Оранжевый, увидев стержень, сразу пришел в себя и, выдвинувшись вперед, повторил:

– А теперь слушай формулу прощания! – и, помолчав, продолжил: – Прощай, пришлец по имени Илья, несущий золотую змею на плече и черного кота за пазухой. Войди, опутанный Золотым Волосом, в синее пламя магии.

Я почувствовал, как мои руки мгновенно отяжелели, сделавшись ватными, и оружие, наполовину извлеченное из ножен, с тихим шелестом вернулось на место. Вновь попытаться извлечь его у меня не хватало сил. Магистры увидели, что мне не удается вытянуть меч из ножен, и удовлетворенно улыбнулись.

В комнату такой же медленной, торжественной поступью вновь вошли восемь полных магов, двигаясь на этот раз друг за другом. Проходя мимо Оранжевого Магистра, каждый из них протягивал затянутую в желтую кожу руку и брал короткий золотой стержень, но из руки магистра он также не исчезал. Когда восьмой маг взял свой стержень, Магистр с видимым облегчением вздохнул и опустил руку на эфес рапиры. Маги тем временем, по очереди проходя мимо меня, касались своими стержнями моего пояса в разных местах, и те словно прирастали к нему. Я заметил, что руки, державшие стержни, просто слились с ними, едва сохраняя очертания сжатого кулака. Маги по очереди отходили от меня, и стержни, удлиняясь, истончались до размера толстой нити, но оставались туго натянутыми. Через несколько мгновений восемь магов встали вокруг меня, накрепко соединенные с моим поясом золотыми нитями. Я оказался ступицей своеобразного колеса, золотые спицы которого прочно удерживали меня в центре.

Красный Магистр повернулся к своему помощнику и тоном, не допускающим возражений, приказал:

– Отправляйся в старый тронный зал. Долгую Книгу уже установили. Можешь немного отдохнуть и начинай листать. Листать будешь до полуночи!

Оранжевый молча повернулся и вышел.

Красный, взмахнув широкими рукавами, также повернулся к выходу и, поведя пальцами, выдернул из воздуха отливающую медью плошку, в которой слабо теплился огонек чистого синего пламени.

Подняв плошку в вытянутой руке, он сделал первый медленный, торжественный шаг к выходу, и одетые в темные балахоны фигуры синхронно повторили его. Я поневоле двинулся вместе с ними.

Так началось мое восшествие в синее пламя.

Мы медленно шли через анфилады комнат, по широким коридорам и узким переходам, мы поднимались и опускались по шикарным мраморным лестницам и узким каменным пандусам. И при этом сопровождавшие меня маги ни разу, ни на йоту не нарушили дистанцию, разделявшую нас. Я, словно во сне переставляя ноги, с удивлением наблюдал, как в узком переходе удерживающие меня нити пропадали в близкой стене, сохраняя свою натянутость, как некоторые маги, выдерживая заданную дистанцию, призраками проходили сквозь перегородки между комнатами. Два раза мы прошли по узким перекидным мостикам на высоте трех-четырех этажей, и маги шагали мерным, неторопливым шагом, не имея опоры под ногами, а их балахоны развевались на резком свободном ветру. Дворец или замок, по которому мы двигались, казалось, не имел ни начала, ни конца. Но все когда-нибудь кончается. За очередным поворотом открылась короткая лестница с широкими ступенями, покрытыми толстым ковром, по которой мы спустились к широко распахнутым дверям, вытолкнувшим нас на широкий мощеный двор, огороженный высокой каменной стеной. Мы пересекли пустой гулкий двор и через распахнутые ворота с поднятой решеткой по короткому подъемному мосту вступили на широкую недлинную улицу, мощенную брусчаткой. Улица была заполнена разноцветной, радостно возбужденной толпой. Не меняя принятого ритма движения, мы врезались в толпу, и она, распадаясь перед Магистром, мгновенно смыкалась позади последнего сопровождающего мага, обтекая нашу процессию. При этом казалось, что возбужденные веселящиеся люди участвуют в каком-то карнавале и совершенно не обращают на нас внимания.

Мы беспрепятственно прошли по улице, которая вывела нас на огромную площадь, залитую полуденным солнцем и буквально забитую народом. Площадь окружали старые, какие-то седые здания в три-четыре этажа, среди которых выделялось одно, похожее на классический готический собор, украшенный стрельчатыми окнами, тонкими, устремленными вверх башенками. Второй этаж отделялся от третьего широким фризом, украшенным высеченными из камня фигурами горгулий, бесенят и химер, поблескивавших на солнце живыми глазами. В середине площади возвышался круглый каменный постамент, покрытый плоской гладкой плитой. По боковой стене постамента бежали узкие черные отверстия, напоминавшие бойницы. Пространство вокруг постамента было очищено от людей и охранялось плотной цепочкой стражников, закованных в знакомые мне панцири и вооруженных копьями, мечами и топорами. Они стояли неподвижно, резко отсекая волнующееся море веселящихся людей от мрачного серого пустого пространства, готового поглотить меня в синем пламени.

Магистр неотвратимой поступью прошествовал в сторону помоста и, вдруг оторвавшись от земли, словно по невидимому пандусу взошел на помост, пересек его и спустился с противоположной стороны. Шедший первым маг, повторив путь магистра, поднялся на помост, и тут я почувствовал, как моя нога, не ступив на темно-серую брусчатку, обрела опору. Я начал подниматься на помост. Когда я оказался в его центре, процессия остановилась. Маги повернулись ко мне лицом и начали пятиться от меня. Удерживавшие меня нити стали еще тоньше, превратившись в ярко блестевшие на солнце волоски. Наконец все замерли. Тут же улыбающиеся, смеющиеся, хохочущие лица, заполнявшие площадь, повернулись в мою сторону, и я оказался центром всеобщего внимания. Меня разглядывали с таким жадным интересом, словно хотели запомнить мой облик на всю жизнь, а возможно, поведать обо мне своим детям и внукам.

И тут в первых рядах зрителей я увидел нескладную мальчишескую фигуру в мешковатых замызганных штанах и такой же курточке. Мальчишка держал за руку… Лаэрту. Вернее, она держала за руку лошадного. Я почему-то не удивился этому, меня поразило, что Миша покинул свою конюшню и свой двор. «Теперь он сможет сам покупать себе сладкое», – подумалось мне. Я начал шарить взглядом по толпе. Вдалеке, прислонившись к фонарю, сжимал свой посох Странник, рядом, закутавшись в плащ, маячила фигура Бармалея, а неподалеку я с удивлением разглядел лохматого мужика с топором за поясом. Я понял, что все они пришли со мной проститься. Только Леди и Ваньки нигде не было видно.

Внезапно площадь замолчала. В воздухе повисла тишина, постепенно наполняясь звенящим, вибрирующим напряжением. Люди замерли, порой в самых неожиданных позах, и неподвижно дожидались какого-то невозможного откровения, которое вот-вот должно было снизойти на них.

В этой звенящей тишине, словно плевок в чистый родник, раздался голос Магистра. Держа в высоко поднятой руке плошку с почти невидимым синим огоньком, он хриплым срывающимся в кашель голосом прокричал:

– Сегодня, едва только солнце вступит в зенит, рыжий пришлец по имени Илья будет ввергнут в синее пламя. Я, Красный Магистр Мира Спокойной Воды, удостоен Советом чести раздувать синее пламя и принять дух пришлеца. Перед тем как приговорить пришлеца к традиционной казни, магистерский суд произвел его допрос и дознание…

Знаете, весьма неприятно выслушивать мерзкую ложь в свой адрес. Но когда тебя поливают самыми вонючими помоями, приписывают тебе самые мерзкие помыслы и поступки при огромном скоплении народа, а ты не можешь ни возразить, ни опровергнуть лжеца, терзающее тебя унижение может довести до полного исступления, до самоубийства, до желания самому зажечь свой костер.

Я закрыл глаза и, не слушая карканья Магистра, поднял лицо к солнцу. И сразу почувствовал его тепло и свет, приласкавшие мои лоб и щеки, скользнувшие по обнаженной шее и ладоням рук. Странно, но даже затянутая в перчатку правая рука ощутила его нежное, бережное, теплое прикосновение. Все мое тело, вздрогнув, как будто проснулось и с какой-то непонятной и невыносимой истомой потянулось к изливаемому на него теплу и свету. Будто бы только сейчас оно наконец набрело на свое истинное место в жизни, будто бы только сейчас оно поняло свое предназначение, свои возможности, свой путь. Я казался себе аккумулятором, который безжалостно выбрали, высосали до донышка и готовились выбросить на свалку, как хлам, но неожиданно вновь подключили к бездонному, бесконечному источнику энергии. И я, жадно захлебываясь и причмокивая, пил и пил из этого источника, не боясь, что меня переполнит и разорвет сворачивавшаяся внутри тугой спиралью чудесная живая сила.

Вдруг молча внимавшая Магистру площадь вздрогнула глухим вздохом. Я открыл глаза и осмотрелся. Магистр закончил речь и в напряженном молчании тысячи людских глаз медленно опускал руку с зажатой в ней плошкой синего пламени в сторону моего постамента. Когда та остановилась на уровне его глаз, он, набрав полную грудь воздуха, сильно дунул. Из плошки выметнул длинный язык синего пламени, лизнул мой каменный пьедестал и пропал. Но словно в ответ на его прикосновение из черных бойниц подо мной вверх ударили гудящие синие ленты пламени.

Я оказался внутри чудесного синего бутона, обнимавшего меня своими длинными лепестками. Чудесная солнечная теплота, до краев наполнявшая меня, казалось, вскипела и бросила миллионы легких, шипящих пузырьков мне в голову.

И тут всеобщее благоговейное молчание грубо разорвал могучий бас Странника.

– Дьявол вас забери!.. – раскатилось на всю площадь, и я увидел, как огромная его дубина поднялась и с силой врезалась своим тонким концом в камень у его ног. Яркая зеленая искра сорвалась с толстого конца посоха и, петляя над головами людей, засверкала в мою сторону. Через мгновение она пробила сжимавший меня бутон и коснулась моей груди.

Нет, синий огонь не погас, но обвившие меня лепестки стали медленно и неуклонно раскрываться. Одновременно вся моя фигура начала погружаться в разгорающееся золотистое сияние. Я резко, как при большом увеличении, увидел напряженное, покрытое крупными каплями пота лицо Магистра, старавшегося снова сомкнуть лепестки синего пламени вокруг моего тела, но его сил явно не хватало. Лепестки продолжали медленно расходиться, а окружавшее меня сияние превратилось в яркий ослепительный нимб, полыхавший золотыми протуберанцами.

Неожиданно по нитям Золотого Волоса, связывавшим меня с сопровождающими магами, стремительно побежали, словно бенгальский огонь, яркие алые огоньки. И едва они коснулись удерживавших Золотой Волос рук, как темные фигуры вспыхнули сверкающими неподвижными кострами, а золотые нити превратились в серую дымящуюся паутину, тут же осыпавшуюся на каменную мостовую. Через мгновение лишь эти незаметные серые полоски да маленькие горки пепла, раздуваемые легким ветром, остались от удерживавшей меня цепи. Моя рука, сжимавшая рукоять Поющего, вымахнула клинок навстречу солнцу, и из камня на перекрестье гарды точно в камень медальона, украшавшего грудь Красного Магистра, ударил луч чистого алого света. Камень Магистра брызнул в стороны осколками запекшейся крови, и величественная фигура медленно с сухим треском осела. Из-под колеблющейся кучи кроваво-красной ткани выкатился и замер обугленный щербатый череп.

Я усмехнулся и шагнул со своего помоста. Мои руки сжимали рукояти Поющего и Молчащего, а направившие на меня свои копья стражники казались мне тряпичными куклами с грубо нарисованными, неживыми лицами. Завявший цветок синего пламени, опустив свои гудящие лепестки к земле, свободно пропустил мою сияющую солнечным светом фигуру. Я шагал прямо на ощетинившуюся копьями шеренгу. Надо отдать должное стражникам, они не дрогнули и стояли до конца, выполняя свой долг. Я подошел к ним так близко, что заметил отблеск своего горящего взгляда на их лицах.

Тут что-то ярко блеснуло с небес, и под изумленными взглядами поднятых вверх лиц одна из особо безобразных горгулий на фризе собора снова шевельнулась, метнув золотой блик с опоясывавшей ее шею цепи, и долгим прыжком бросила свое тело на камни мостовой. Я знал только одно существо, способное на такой прыжок. Через мгновение у моей левой ноги вырос здоровенный черный котяра с горящимиизумрудными глазами, а свисавшая с его шеи цепочка обернулась золотой змейкой и свилась в клубок на моем плече, подняв точеную головку со сверкающими рубиновыми глазками.

Теперь перед перепуганной толпой, перед шеренгой растерянных стражников стоял Рыжий Пришлец с Золотой Змеей на плече и Черным Котом у ноги!

Это стало последней каплей копившегося ужаса. Толпа наконец очнулась и с воплями кинулась прочь со ставшей страшной площади. Стражники, только сейчас сообразив, с кем они имеют дело, побросали оружие и, запинаясь о ножны мечей, побежали вслед за горожанами.

Я вложил оружие в ножны и по быстро пустеющей площади направился к своим друзьям, тесно окружившим Странника. Они молча ожидали моего приближения, глядя на меня несколько испуганно, как на давно и по-доброму знакомого человека, неожиданно отмочившего глупую или злую шутку. Только Странник, устало опираясь на свой громадный посох, улыбался мне приветливо и открыто. Я подошел к ним и протянул Страннику руку. Он обхватил мою ладонь своими большими пальцами и, слегка сжав ее, пробасил:

– Не бывает цветной магии. Магия бывает только добрая и злая, алая и золотая.

Общее напряжение, сковывавшее окружавших его, мгновенно растаяло: лошадный вытянул из кармана кругляш овсяного печенья и, улыбаясь мне во весь рот, с хрустом принялся его жевать, Лаэрта выдвинулась из-за Странника, покосилась на Леди и, присев, обняла Ваньку за шею, тайком вытирая о его шерсть мокрые от слез щеки, Бармалей впервые за все время нашего знакомства ласково и грустно улыбался, даже мой лохматый знакомец из леса Леди, неизвестно как затесавшийся в нашу компанию, отпустил рукоятку топора, которую он судорожно сжимал огромным кулаком, и неуверенно заулыбался. Не хватало только Вечника, а я так хотел его еще раз увидеть, чтобы сказать, что знаю теперь свое настоящее полное имя.

Я с непонятной тоской смотрел на своих друзей и вдруг как бы со стороны услышал свой собственный спокойный, усталый голос.

– Мне пора возвращаться назад. Прощайте, друзья, и спасибо вам за все!

Странник выпустил мою руку и слегка кивнул лохматой седой головой. Лаэрта выпрямилась и, с испугом глядя в мое лицо своими огромными васильковыми глазами, выдохнула:

– Я иду с тобой… – а затем, словно оттолкнувшись от земли, качнулась ко мне и повисла у меня на шее.

Я подхватил ее на руки и прижал невесомое тело к груди.

– Радость моя, я сам не знаю, куда я иду и что со мной случится. Я не могу взять тебя с собой, но я на всю свою жизнь запомню тебя. Просто потому, что лучше тебя никого на свете нет.

Я опустил ее на землю и сдернул с пальца перстень. Яркое белое пламя вновь растворило в себе его обруч и свилось в слово «Лаэрта». Вся наша компания беззвучно уставилась на чудесную горящую вязь волшебного слова. Не дожидаясь, когда волшебное сияние начнет меркнуть, я взял ладонь Лаэрты и надел ей на палец свой перстень. Он мгновенно сжался, охватывая ее тоненький пальчик.

– Это для тебя! На память…

Все молчали. Я развернулся и двинулся в сторону короткой пустой улицы, ведущей к городской цитадели. На углу я еще раз оглянулся на своих друзей. Они не трогались с места, и их фигуры казались маленькими и сиротливыми на фоне огромной, замусоренной, пустой площади. Лаэрта как-то безвольно взмахнула рукой, и я решительно свернул за угол, отсекая все то, что мне стало дорого в этом мире.

Улица была короткая, и в самом ее начале я увидел, что на мосту, ведущем в цитадель, который почему-то не подняли, мне готовится встреча. На наклонном дощатом настиле, перегораживая мост, высилась наспех сделанная из каких-то обломков баррикада. За ней нестройно волновалась толпа вооруженных людей и бегал офицер с красным плюмажем на вытянутом шлеме. Он метался по мосту, выталкивая вперед лучников, которых набралось человек десять – двенадцать. Я широким, уверенным шагом приближался к мосту. Когда до баррикады оставалось метров десять, лучники спустили с тетивы первые стрелы. Промазать с такого расстояния было просто невозможно. Я невольно притормозил, но, ко всеобщему удивлению, ни одна стрела не попала в цель, окружавшее меня золотистое сияние просто и изящно отклонило вонзавшуюся в меня смерть. С тихим шелестом Поющий и Молчащий покинули свои ножны. И тут я в третий раз услышал пение Поющего. Только сейчас это была не песня-предупреждение, нет, мой меч пел о битве, что сейчас грянет, и о крови, которую ему предстоит пролить. И я понял, что этой крови будет немало.

Второй раз лучники выстрелить не успели. Как только их первые стрелы просвистели мимо моего лица, я одним прыжком взлетел на нелепую баррикаду и сверху взглянул на кучу облитых железом, вооруженных кукол, не похожих на живых, дышащих людей. Их было очень много, их было вполне достаточно, чтобы остановить, уничтожить, смести с лица своего мира человека, вооруженного только мечом и кинжалом. Но их было очень мало, крайне недостаточно, чтобы представлять хоть какую-то преграду для окруженного золотым сиянием урагана, обрушившегося на них.

Я прыгнул вниз, и первый рухнувший на меня топор встретил клинком Молчащего. Блестящее лезвие топора, напоровшись на черноту клинка, развалилось надвое, словно было сделано из пластилина. Воин изумленно уставился на остатки своего оружия, не замечая, как сверкающий клинок Поющего, описав справа налево серебристый полукруг, прошел сквозь металлический ошейник его кольчуги, круша позвоночник и отделяя изумленно таращившуюся голову от тела. Серебряная струя, выскочив из тела первого стражника, легко нырнула вниз, располовинив рядом стоявшего лучника, а черная молния Молчащего метнулась вправо и пронзила подскочившего офицера. Трое защитников цитадели рухнули на доски моста почти одновременно. Офицер, падая, еще хрипел и, царапая пальцами портупею, пытался дотянуться до кинжала, но хрип мгновенно оборвался под ударом черной безжалостной лапы, вооруженной живыми, лаково поблескивающими кинжалами. Первые ярко-красные, дымящиеся струйки живой морилки окрасили матовую желтизну дерева в цвет смерти. Не успели первые жертвы распластаться под моими ногами, а смертоносные клинки, изящно развернувшись, начали обратное движение, рассекая стальные доспехи, кольчуги, кожу мертвую и живую, мясо, кости, человеческие внутренности, словно это была старая гнилая рогожа. Через мгновение я сделал еще один шаг вперед, а за моей спиной осталось неподвижно лежать уже семь человек. Впереди в толпе, перекрывая общий рев, раздались истошные вопли, и двое стражников, выронив оружие, схватились за свои расползающиеся под пальцами лица. Это вступила в бой Леди.

Окружавшие меня нелепые фигуры, заходящиеся в истошных воплях, охваченные почти мистическим ужасом, не понимали, почему моя левая рука, казавшаяся им пустой, несет такую же неотвратимую смерть, как и та, что сжимала страшный сверкающий клинок, они не понимали, как узкий, тонкий, казавшийся таким хрупким, меч разрубал их тяжелые мощные топоры, но еще страшнее было то, что их оружие разваливалось от взмаха пустого левого кулака, они не понимали, почему не могут достать своим заточенным железом, своими надежными стрелами такое близкое, такого незащищенное тело. Они не могли понять, какая неведомая сила несет страшную смерть их товарищам, стоящим за их спинами, они, раз увидев, не могли оторвать глаз от чудовищного черного зверя, беззвучно и беспощадно добивавшего раненых за моей спиной.

Когда мои клинки, завершив два очередных пируэта, оставили за моей спиной еще восемь трупов, а еще трое, страшно завопив, упали в самой гуще толпы, вся эта кукольная армия бросилась врассыпную. Причем большинство предпочитало метнуться с моста в ров, чем отступать в здание замка, рискуя опять оказаться на моем пути.

Я вошел в холл замка и начал подниматься по широкой парадной лестнице. Впереди было пусто, но стальная, монотонная песня, которую выводил Поющий, не затихала. Шагая по коридорам, анфиладам, залам, переходам замка, я не пытался припомнить дорогу, по которой меня выводили на казнь, меня безошибочно вело волчье, звериное чутье, точно указывая кратчайший путь назад, в свой дом, в свой мир. Изредка мне встречались перепуганные фигуры, стремительно прятавшиеся при моем приближении. Раза два на моем пути вставали кучки защитников цитадели, но мое тело, вспомнившее присущие ему навыки, двумя-тремя отточенными движениями уничтожало или рассеивало неуклюжих, беспомощных людей.

Наконец, когда я почувствовал приближение своей неведомой цели, в одном из нешироких коридоров меня встретил заслон из темных, бесформенных фигур, закутанных в грубые балахоны, с опущенными капюшонами, из-под которых высверкивали рубиновым огнем неморгающие глаза. Магов было немного, не более десятка. Когда я приблизился, они одновременно вскинули рукава балахонов и с черных теней пальцев сорвались ярко-оранжевые шары. Со зловещим шипением, разбрасывая искры и оставляя за собой дымные следы, они метнулись в мою сторону. Поющий описал передо мной серебристый полукруг, и большинство изрыгающих искры шариков рассыпалось по сторонам, но один из них попал мне в бедро и, пробив окружающее меня сияние, ожег ногу нестерпимой режущей болью. Второй огненный шар задел спину Ваньки, который дико взвизгнул и покатился по полу, сбивая вспыхнувшее на спине пламя. Я страшно зарычал и подобрался для прыжка. Маги опустили руки, и я понял, что сейчас последует новая атака.

Но в последний момент рядом со мной выросла огромная фигура со странной грушевидной головой и шестью сверкающими глазами.

– Вечник! – изумленно выдохнул я.

Своим кривым медвежьим когтем он резко процарапал по полу поперек коридора глубокую борозду. Через мгновение вырвавшиеся из широких рукавов огненные шары с треском отразились от невидимой, вставшей поперек коридора преграды и ударили в стоявшие неподвижно фигуры магов, превратив их в рычащие оранжевые факелы.

Вечник повернулся ко мне. Его нелепая вытянутая морда с коротким хоботом и черными кожаными ноздрями показалась мне родным и дорогим лицом. В отличие от некоторых вполне человеческих лиц, век бы мне их не видеть, эту морду я готов был лицезреть всю свою оставшуюся жизнь.

– Я узнал свое настоящее имя, – гордо и невпопад заявил я. – Рыжий пришлец с золотой змеей на плече и черным котом у ноги! Да?

– Нет, такая конспирация была бы слишком проста. В пророчестве звучало – «Искатель дороги к себе». – Вечник с непонятной грустью посмотрел на меня своими непонятными глазами. – Ты, кажется, хотел на мне полетать?

– Да, очень. Только я плохо представляю, куда мне дальше двигаться, – улыбнулся я в ответ, убирая клинки в ножны и поднимая с пола рычащего Ваньку.

– Садись, садись, – добродушно пробормотал Вечник. – Я знаю, куда тебе двигаться. Так оно будет и быстрее, и безопаснее. Тебе крайне необходимо заглянуть в Долгую Книгу. Видимо, только в ней есть ответы на твои вопросы.

Цепляясь за густую шерсть, я взобрался ему на спину. Он смешно подпрыгнул, замахал своими растопыренными лапами, и все вокруг потонуло в буром тумане. Туман тут же рассеялся, и мы оказались перед широкими двустворчатыми дверьми, покрытыми золоченой резьбой.

– Тебе сюда… – Вечник присел на задние лапы, и я скатился на пол. Ванька зашипел и спрыгнул с моих рук. И тут раздался голосок Леди. Она приблизила свою головку к моему лицу и грустно пропела:

– Да, тебе сюда, а мне с тобой нельзя! Твое путешествие закончилось! Какое незабываемое приключение! Прощай!..

Она соскользнула с моего плеча и перетекла в густую шерсть Вечника.

Я стоял на ватных ногах, и мое перехваченное спазмой горло отказывалось издать хотя бы звук.

– Ничего, – тихо и грустно сказал Вечник. – Ничего. Все будет хорошо. Мы тебя тоже никогда не забудем.

– Я убил Красного… – выдавил я наконец из себя. – Тебе не придется тащить его в высший суд.

– Да? – Он сверкнул глазами. – Спасибо. Правда, я хотел сам с ним посчитаться, но если так получилось, то, может, это и к лучшему.

Я вскинул руки и, обхватив его за шею, зарылся лицом в густую жесткую шерсть. По моей щеке легко скользнула прохладная кожа Леди.

– Ну, ну… – Горло у Вечника, похоже, тоже перехватило.

Я отвернулся и, бросившись к дверям, резко толкнул створки. Они медленно и как-то торжественно распахнулись, открыв большой темный зал. Посередине зала возвышался черный резной пюпитр, на котором, освещенная одинокой мерцающей свечой, лежала огромная толстая книга. Долгая Книга Мира Спокойной Воды. За пюпитром стоял Оранжевый Магистр и медленно, с огромным напряжением переворачивал листы Книги. Поток воздуха от распахнувшихся дверей качнул сияющий наконечник свечи, и Магистр, не прекращая своего занятия, поднял голову и взглянул в мою сторону. Его лицо осунулось и побледнело. Лоб прочертила глубокая вертикальная морщинка. Печать усталости погасила блеск глаз и согнала румянец со щек.

Наткнувшись взглядом на мою фигуру, застывшую в дверном проеме, он откинулся всем телом, как будто его ударили кулаком в лицо.

– Тебе все-таки удалось оторваться от сети, – глухо пробормотал он. Его лицо исказила гримаса страха и ненависти, а в глазах вспыхнул хищный оранжевый огонек. Мерцание, окутывавшее его фигуру и почти незаметное, стало наливаться светом и силой.

– Что ж, придется нам с Красным вдвоем тобой заняться, – процедил он, снимая руки с Книги и поворачиваясь ко мне.

– Красный мертв… – раздалось за моей спиной, и фигура Вечника придвинулась к свету. Я шагнул в зал, на ходу освобождая клинки. От моей ноги в околостенный мрак метнулась черная тень и растворилась в темноте.

– Мертв?.. – в ужасе переспросил Оранжевый. – Мертв! – повторил он утвердительно, словно с чем-то навсегда расставаясь.

– Значит, ты, Вечник, помог этому пришлецу прикончить полного Магистра? Чем же он тебя подкупил?!

– Нет, рыжий пришлец в одиночку расправился с Красным. Моя помощь ему не понадобилась. А Красный, нарушив святое слово, сам подписал себе приговор!

– Думаешь, я поверю в небылицу о том, что беспомощный пришлец в одиночку одолел полного Магистра, прожившего более четырехсот лет и владевшего в совершенстве красной магией! Ха!

– Значит, пришлец оказался не таким уж беспомощным. И кроме того, не бывает магии красной, зеленой или синей, бывает магия добрая и злая, алая и золотая! И кто ею лучше владеет, показывает только результат единоборства.

Пока Вечник и Оранжевый обменивались репликами, я, бесшумно ступая по паркету, приблизился к Долгой Книге. Она словно притягивала меня своей таинственной, скрытой ото всех сутью. И в этот момент краем глаза я заметил метнувшуюся мне навстречу из темного угла зала серую, размытую тень и рванувшуюся за ней тень угольно-черную. Но Ванька явно опаздывал. Не раздумывая, я выбросил вперед левую руку, сжимающую Молчащего, и почувствовал, как клинок мягко вошел в живую трепещущую плоть. Раздался придушенный хрип, и на пол у моих ног легло тело, закутанное в темно-серое одеяние, а через мгновение на то место, где у тела должна была быть шея, опустилась толстая черная лапа и рванула когтями затрещавшую ткань. Из-под лапы темной кляксой проступила кровь.

Оранжевый магистр обернулся в мою сторону и с воплем: «Меня тебе не достать», начал стремительно истаивать, расплываться, пропадать в воздухе. Но самое скверное, что вместе с ним пропадала и Долгая Книга. Через мгновение передо мной осталось яркое оранжевое сияние, очерчивающее контуры человеческой фигуры, с клубившимся внутри оранжевым туманом и ярким блеском на месте висевшего на груди Магистра медальона.

Я зарычал:

– Посмотрим!.. – и ткнул острием Молчащего в сверкавшую каплю. Едва только черная игла клинка коснулась оранжевого свечения, раздался резкий треск, напоминавший разряд высоковольтной дуги, на пол посыпались осколки расколотого топаза, и тело Магистра вынырнуло из оранжевого тумана, потеряв окружавшее его свечение. Вместе с ним вернулся на свое место и черный пюпитр вместе с лежавшей на нем Книгой.

Магия Оранжевого, очевидно, пропала, он стал совершенно беззащитен, но я уже не в силах был остановить брошенное в круговое движение серебристое лезвие Поющего. Словно в замедленной съемке, я наблюдал, как сверкающий металл разваливает затянутую в оранжевый шелк фигуру Магистра и обрушивается на темный пюпитр, кромсая огромные желтые листы открытой Книги и уничтожая мою последнюю надежду на возвращение. Мне показалось, что клинок застрянет в толщине прошитого пергамента или в облитых толстой кожей досках переплета, но он, беспрепятственно пройдя сквозь Книгу, разделил ее надвое. Раздался непонятный хлопок, и над разрубом взвился маленький вихрь, в котором задрожал воздух.

Одна половина Книги, сорвавшись с пюпитра, упала на пол, переплетом вверх, а я, по инерции потянувшись за продолжавшим движение клинком, запнулся и повалился лицом в пахнущую пылью кожу переплета…

Я сидел за письменным столом в своей спальне, уткнувшись щекой в кожаный переплет толстого томика и вдыхая въевшуюся в него пыль. Мои руки, лежавшие на столе кольцом вокруг головы, были сжаты в кулаки, а в ладонях остывало шероховатое тепло знакомых ласковых рукоятей.

Интерлюдия

На окраине маленькой деревеньки, неподалеку от веселого города Севильи, зарывшись в еще не остывшую белую дорожную пыль тонкими подошвами нарядных туфелек, стояла невысокая молоденькая девушка в нарядном желтом платьице и белом фартучке с большими накладными карманами. Ее непокрытая голова светилась в сгущающемся вечернем полумраке чистым золотом белокурых волос, падавших на плечи крупными, свободными локонами. В руках девушка держала небольшой узелок, содержавший, по-видимому, все ее достояние. Она удивленно озиралась по сторонам, рассматривая убогие полуразвалившиеся лачуги своими огромными, широко открытыми голубыми глазами.

Звали девушку странным, незнакомым в этих краях именем – Лаэрта.

Наконец, несколько успокоившись, Лаэрта глубоко вздохнула и медленно двинулась по направлению к ближайшему домику.

А в ее голове мчались, обгоняя друг друга, обрывки бессвязных мыслей, подкидываемых памятью.

Вот она стоит, прижавшись к Страннику, а Огненный Вепрь, с развевающейся по ветру рыжей шевелюрой, уходит прочь. И у нее в голове колокольным звоном раздается: «Я не могу взять тебя с собой… не могу взять тебя с собой… взять тебя с собой…» – и как эхо: «Я ему не нужна… я ему не нужна… я ему не…», – и щемящая боль в груди. Она сильная, она приглушила и слезы, и стон, она даже взмахнула рукой, когда этот странный, этот невероятный пришлец оглянулся, прежде чем навсегда скрыться за углом дома, на улице, ведущей к цитадели Холма.

Затем оттуда донесся сначала воинственный клич нескольких десятков солдатских глоток, а затем раздался оглушительный звон сцепившегося злобного металла и, наконец, пронзительный вопль ужаса. Она хотела метнуться в гущу этих звуков, туда, к нему… Но тяжелая рука Странника лежала на ее плече, не давая сойти с места, а глухой голос над ухом медленно произнес:

– Тебе туда нельзя. Ты ему сейчас только помешаешь.

Когда звуки схватки смолкли, они двинулись в сторону замкового моста. На самом мосту валялись вперемешку мертвые, разрубленные тела, живые, покалеченные, стонущие люди с перекошенными страхом и недоумением лицами, странные, придавленные доспехами, ослепительно белые скелеты, сжимавшие в своих челюстях ярко сверкавшие монеты. Из рва на берег лезли мокрые люди с очумевшими, бессмысленными глазами и дрожащими руками.

Странник, оглядев это побоище изумленным взглядом, молча шагнул вперед, и Лаэрта пошла за ним, и в ее душе вспыхнул слабый огонек надежды. Надежды найти в конце этого пути своего невероятного пришлеца. Ибо она поняла, что он хотел, чтобы она пошла с ним, но не мог ее взять, потому что боялся за ее жизнь. Значит, она дорога для него, значит, она нужна ему. Она только боялась заблудиться в этом огромном мрачном замке. Но Странник уверенно шел вперед, и она несмело спросила:

– Мы отыщем его?..

– Пока след ясно виден, так что, думаю, мы его найдем…

Но в голосе Странника не было его всегдашней уверенности. На своем пути они встречали убитых и раненых, но их было на удивление мало. Очевидно, защитники цитадели просто разбегались при виде высокой зловещей фигуры, с развевающейся огненно-рыжей шевелюрой и длинным сияющим клинком в руке.

В одном из коротких коридоров Странник вдруг остановился, с изумлением уставившись на девять совершенно одинаковых кучек серого пепла. Сквозняк подхватывал с каждой из этих кучек легкие серые струйки, и поэтому казалось, что они дымятся или испускают дух.

– Невероятно!.. – изумленно прошептал Странник, наклонившись над этими неприметными кучками. – Красный собрал семнадцать полных магов, и они не смогли остановить пришлеца! Невероятно!

И тут он заметался по коридору, бормоча себе под нос: «Что за дела?.. Где же след?..». Но на полу, кроме жутковатой, слегка оплавленной корявой черты, проведенной поперек коридора каким-то необычайно твердым и острым предметом, ничего не было.

Потом довольно долгое время они со Странником блуждали по казавшимся бесконечными коридорам, переходам и анфиладам. И в течение всего этого пути в Лаэрте зрело твердое решение во что бы то ни стало отыскать Илью. Ведь она была ему нужна!

Наконец они подошли к широко открытой высокой двустворчатой двери, за которой располагался огромный, слабо освещенный зал. На прекрасном мозаичном полу, залитом кровью, распростерлось перерубленное надвое тело высокого мужчины в ярко-оранжевых одеждах, опрокинутый пюпитр темного дерева и две части большой толстой Книги, располовиненной знакомым клинком. Он тоже лежал рядом. Его рукоять сжимала кисть полуразложившегося трупа. На лице этого мертвого тела уже практически не осталось кожи, съеденной гниением, только роскошная рыжая шевелюра подсказывала, кто это был.

– Несчитанное число солдат, семнадцать полных магов, два магистра и Долгая Книга… Какой же мощью обладал этот пришлец?! – раздался позади изумленный голос Странника.

Но Лаэрта не слушала его. Она присела на корточки рядом с рыжеволосым трупом и пристально, с каким-то исступлением, вглядывалась в проступающие сквозь гниющую плоть кости черепа. Наконец она подняла голову, и на Странника взглянули отрешенные голубые глаза с огромными, черными дырами зрачков.

– Это не он!.. – выдохнула она, помолчала и повторила: – Не он… – Она поднялась с пола и бросила уже безразличный взгляд на останки.

– Да, это не он… – раздалось из густой, словно сироп, темноты, клубившейся в дальнем углу зала. – Он ушел назад, в свой мир… И без синего пламени. Сам…

Темнота выплеснулась из своего угла на середину зала и, отхлынув, оставила на паркете странное существо, огромного размера, покрытое темной, жесткой шерстью. Три пары его глаз, расположенных вдоль черного кожистого носа, напоминавшего маленький толстый хобот, были по-человечески печальны. Странник при виде этого чудовища сделал шаг вперед, словно заслоняя Лаэрту, и вдруг склонился в глубоком поклоне.

– Что, старик, все бродишь? – спросил этот странный зверюга гулким шепотом. – Все ищешь проход в границах?..

– Ну какой же я старик, по сравнению с тобой… – ответил Странник изменившимся голосом, – …с Вечником…

Лаэрту словно что-то толкнуло. Она поняла, кто стоит перед ней, бросилась вперед и, ухватив Вечника за густую черную шерсть, начала трясти его, исступленно выкрикивая:

– Я должна его найти, я должна… Отправьте меня за ним…

Она не слышала, как бросившийся к ней Странник уговаривал ее успокоиться и пытался оттащить ее от Вечника. Она видела только грустные, умные глаза и слышала только свой умоляющий голос:

– Отправьте меня за ним…

И тут снова раздался голос Вечника.

– Девочка, даже если я найду способ отправить тебя в его мир, как ты сможешь его узнать? Ты же видела только Вепря. Ты не видела Илью в его собственном облике.

Но Лаэрту невозможно уже было остановить.

– Он сам меня узнает. Я ему нужна! Он сам меня узнает!.. И еще у меня есть вот это… – Она выкинула вперед руку с мерцавшим на пальце изумрудом. – Это он всегда узнает. Даже если я найду его через сто лет!..

И неожиданно Вечник сдался:

– Ладно. Жду тебя через пять дней на дороге из Моха в Холм, у скалы, с можжевеловым кустом на вершине, – и грустно добавил: – Если ты одумаешься и не придешь, я буду рад.

Она не одумалась. Она вообще ни о чем не думала все эти пять дней. Она ждала. Она ждала, когда закончатся эти пять дней. Она ждала в назначенном месте, когда появится Вечник. Когда у приметной скалы Вечник подвел ее к странной, светившейся зеленым, трещинке, змеившейся поперек дороги, и начал бормотать что-то неразборчивое, она ждала, когда он замолчит. И он замолчал, и трещинка вспыхнула, словно вздохнув, и Лаэрта, не оглядываясь, шагнула через нее.

И вот она здесь, возле этой полуразрушенной деревеньки, в том загадочном, может быть, страшном мире, в котором она должна найти свою судьбу, своего пришлеца. Она сделала первый шаг в сторону ближнего маленького домика.

В это время на центральной площади недалекой Севильи в густом, темном, вечернем воздухе, отравленном гарью и смрадом сгоревшей плоти, дотлевал очередной костер аутодафе. По Земле шествовал 1495 год от Рождества Христова.

Часть 2 Ученик

1. Пробуждение

22 июля 1995 года.

Вам известно, как чувствует себя человек, уснувший сидя, в неудобной позе и насмотревшийся во сне кошмаров? Особенно если, проснувшись, он обнаружил, что проспал около пяти суток!

Мне – известно…

Я сидел за письменным столом в своей спальне, уткнувшись щекой в кожаный переплет толстого томика и вдыхая въевшуюся в него пыль. Мои руки, лежавшие на столе кольцом вокруг головы, были сжаты в кулаки, а в ладонях остывало шероховатое тепло знакомых ласковых рукоятей. Взгляд открытых глаз слепо скользил по пыльной полированной крышке стола, освещенной светом непогашенной настольной лампы, а в душе стыл ужас, порожденный видением толстой книги, разрубаемой длинным сверкающим клинком.

Постепенно острый тоскливый холод в груди, который возникает после любого ночного кошмара, медленно, неохотно начал рассасываться, отползая в подсознание и грозя еще напомнить о себе. Я отлепил свое распластанное тело от стола и попытался встать из кресла. Это удалось мне не сразу. Все мышцы затекли и напрочь отказывались повиноваться. С трудом я разжал сведенные кулаки, повернул несколько раз из стороны в сторону голову, разминая затекшую шею, и, уперев руки в поясницу, прогнулся. После этой немудреной зарядки я направился в ванную, как всегда после сна, принять душ, ну и все остальное, и только включив воду, понял, что не чувствую себя заспанным. Напротив, внутреннее ощущение было такое, будто я вернулся в раздевалку после хорошей тренировки.

Явный разлад между вялым, затекшим от сидячего сна телом и бодрым, можно даже сказать, возбужденным состоянием духа я приписал своему яркому, запоминающемуся кошмару, посетившему меня во сне и взбудоражившему мою нервную систему. В любом случае я решил, что душ мне не повредит.

После энергичных водных процедур, во время которых меня удивила здорово отросшая на моей физиономии щетина, я пришел в привычное равновесие, а вспомнив, что сегодня день получения первой части моего ежемесячного жалованья, я даже начал напевать свой любимый мотивчик – арию Полины из «Пиковой дамы».

Отправившись затем на кухню и включив свой быстродействующий чайник, я соорудил себе два шикарных, очень сложных бутерброда, бросил в любимую кружку два пакетика «Липтона», залил крутым кипятком и, ожидая, когда чай заварится, включил телевизор.

С экрана донесся энергичный голос Анны Прохоровой:

– Коротко повторю новости, происшедшие к этому часу в нашей стране сегодня, в субботу, двадцать второго июля…

Я едва не подавился откусанным куском. Уронив на стол руку с початым бутербродом и забыв о необходимости жевать, я тупым взглядом уставился на экран. Прохорова продолжала что-то там освещать, только я не слышал ни слова. В голове колокольным звоном отдавалось: «…в субботу… двадцать второго июля… к этому часу… к этому часу… двадцать второго июля… в субботу». Наконец диктор пропал с экрана, а я медленно перевел взгляд на таймер, встроенный в вытяжку над плитой. Яркие зеленые цифры известили меня, что «…к этому часу…» означает 18 часов 17 минут.

Таким образом, я узнал, что заснул 17 июля где-то в 21.30, а проснулся 22 июля около 18.00.

В груди начал подниматься знакомый тоскливый холодок, а правая рука машинально потянулась к поясу, но вместо знакомой рукояти наткнулась на широкую резинку тренировочных брюк. Это странно знакомое, но совершенно мне не свойственное движение несколько отрезвило меня. Я отхлебнул остывающего чаю и начал собирать остатки самообладания и здравомыслия.

Итак! Во-первых, рассуждал я, не правильно утверждать, что я заснул 17 июля где-то в половине десятого вечера. Я не имею привычки засыпать за столом, тем более читая интересную книгу. Открыв предложенный дедом томик, я, насколько мне помнится, успел прочитать только титульный лист, а затем сразу начался мой странно реальный и в то же время явно бредовый кошмар. Во-вторых, я не могу сказать, что я проснулся – я отнюдь не чувствовал себя только что проснувшимся. Скорее, очнувшимся. Или вернувшимся! Вот, пожалуй, самое верное слово – вернувшимся! Только откуда?

Я все-таки слопал свои бутерброды, а затем побрел к телефону, раздумывая, где могу сейчас поймать Воронина. Поскольку, по утверждению моего телевизора, сегодня суббота, то на работе скорее всего никого уже нет, так что звонить туда бесполезно. Да и что я могу сказать по поводу своего пятидневного отсутствия. Так что у меня оставалась надежда только на Юрку. Воронин Юрик – мой друг детства и единственный человек, с которым я мог поговорить достаточно откровенно, не боясь подначек и насмешливого недоверия. Но в субботу он мог уехать на дачу, где летом жили Светлана, его жена, и трехлетний Данила, Юркин сын и мой большой друг.

Я набрал номер и с облегчением почти сразу же услышал знакомый спокойный голос:

– Слушаю.

– Привет, Юр. Как чудесно, что ты дома. Это я тебя беспокою.

– А, Илюха, привет. Хорошо, что ты уже вернулся. А то мы уже начали волноваться.

– Подожди. Что значит, я уже вернулся? Я что, куда-то уезжал?

В трубке помолчали, как бы оценивая заданные мною вопросы и определяя, не розыгрыш ли это. Затем разговор продолжился:

– Тебе, конечно, лучше знать, уезжал ты куда-то или отсиживался в приятной компании дома. Только во вторник ты позвонил мне домой рано утром и сообщил, что уезжаешь в Нижний дня на три-четыре. Вроде бы у тебя умер кто-то из родственников, и ты едешь на похороны. Я еще спросил, как у тебя на работе, а ты сказал, что договорился с шефом, и тебе дали отпуск. А ты, выходит, ни на какие похороны не ездил?

Теперь уже замолчал я. Получалось, что я не только не помнил, где находился пятеро суток – не считать же местонахождением собственный бред, – но еще и соответствующий отпуск себе выпросил. Хотя во вторник я уже скорее всего был недееспособен. Тогда кто звонил Юрке и мне на работу и выпрашивал для меня отпуск? Дело все больше запутывалось. Тут я снова перенес внимание на телефон, поскольку оттуда спокойно спросили:

– Слушай, ты завтра чем-нибудь серьезным занят? Если нет, давай махнем к моим на дачу. Заодно и поговорим, и приведем тебя в порядок. Ты, похоже, здорово выбит из колеи.

Я всегда знал, что Юрка Воронин никогда не теряет головы и всегда готов прийти на помощь.

– Слушай, это идея. Когда едем?

– Да вот прямо сейчас и едем. Я за тобой заскочу минут через тридцать. Выходи.

И в трубке раздались короткие гудки.

Оставив в покое телефон, я двинулся в спальню переодеваться. Быстро скинул тренировочный, натянул чистую белую футболку и любимые черные джинсы, вытащил из стенного шкафа свою «выездную» сумку и пошвырял в нее еще одну футболку, вызывающе цветастые шорты, полотенце, плавки, зубную щетку с пастой, старую бейсболку и, на всякий случай, недочитанный том Урсулы Ле Гуин. Натягивая кроссовки, я вспомнил, что в шкафу на кухне имеется в наличии бутылка настоящего массандровского кагора, полученная мною недели две назад как маленький сувенир за небольшую творческую услугу от одного из постоянных заказчиков. Кагор должен понравиться Светке, решил я, укладывая бутылку в сумку, а Даниле я что-нибудь прикуплю по дороге.

В прихожей, проверяя собственную готовность к выходу – наличие денег, ключей, носового платка, – я бросил беглый взгляд в зеркало и над собственным плечом увидел отражение знакомого стариковского лица, уставившегося на меня из-под седых кустистых бровей настороженно-требовательным взглядом. Я тут же вспомнил деда, который всучил мне свою книжку и которому я должен был позвонить, как только ее прочитаю. Я мгновенно обернулся, но за моей спиной, конечно же, никого не было, только с висящего на стене старого постера белозубо улыбалась безобразная и неподражаемая Элла Фицджералд. Снова повернувшись к зеркалу, я убедился, что, кроме моей белобрысой персоны, в нем никто не отражается.

«Вот и видения начинаются, – подумал я про себя, – скоро консилиум можно будет собирать». И вместе с мелькнувшей тревогой по поводу собственного психического здоровья я почувствовал укол совести – пять дней прошло, а я даже не начал читать врученную книгу. Дед-то, наверное, уже моего звонка ждет.

Однако сначала необходимо разобраться с собственным выпадением из жизни на пять дней, а затем начнем возвращать долги, решил я и, распахнув входную дверь, шагнул на лестничную площадку.

Спускаясь по лестнице, я встретил свою соседку по площадке, милую, еще не старую женщину – Софью Николаевну, которая почему-то относилась ко мне очень ласково, по-матерински – называла Илюшенькой и сыночком. Увидев мою обремененную сумкой фигуру, она приветливо заулыбалась и спросила:

– Ты что это, Илюшенька, не успел вернуться и опять уезжаешь?

Значит, Софа тоже была в курсе моего неожиданного пятидневного отсутствия, подумалось мне, но я не стал затевать расспросы, времени не было, а ответил в духе принятых между нами взаимоотношений:

– Да вот приехал, а тут друзья пригласили на дачу, развеяться. Решил съездить на денек.

И улыбнувшись несколько смущенно, я быстро проскочил по лестнице вниз, избегая возможных расспросов о своей якобы состоявшейся поездке в Нижний.

Выскочив из парадного на улицу, я сразу увидел синюю Юркину «восьмерку», припаркованную рядом с домом. Юрик приоткрыл мне дверь, и я, закинув сумку на заднее сиденье машины, уселся рядом с ним. Мой старинный друг внимательно меня оглядел, затем как-то неопределенно хмыкнул, и мы тронулись в путь.

2. Покровка. Вечер. Ночь

…Меня всегда удивляло, почему люди не пробуют сразу воплотить в дело мысли, которые приходят им в голову. Начинаются всякие дополнительные раздумья, расчеты, возникают сомнения, и идея умирает, засыхает на корню. По-моему, очень многое из того, что таким вот образом потеряно, могло бы дать совершенно неожиданные, фантастические результаты. Может быть, виноваты рационализм и отсутствие веры в чудеса?..

Все счастливые обладатели садовых участков в ближнем и дальнем Подмосковье, добирающиеся до своих домишек, гордо называемых «дача», на личном автомобиле, прекрасно знают, какая это мука – движение по Киевской или Симферопольской, Минской или Горьковской федеральной автотрассе в пятницу вечером из Москвы и в воскресенье вечером в Москву. Как верно заметил поэт: «…это уже не езда, а ерзанье…», причем ерзанье под бдительным присмотром голодных инспекторов ГАИ с простыми деревянными жезлами и сложными электронными приборами в руках. Они не случайно устанавливают на дорогах неповторимый, уникальный режим движения. Как только ты заерзал в не установленном ими ритме – готовь бумажник.

Но закаленные московские аборигены спокойно переносят все превратности каботажных поездок, лишь бы провести субботу и воскресенье на своем собственном клочке земли, ковыряя лопатой кабачково-патиссонные грядки или отбивая собственные пальцы размашистыми ударами молотка.

Вы обратили внимание, что в овощных магазинах Москвы кабачки и патиссоны практически не продаются. Это потому, что жители города обеспечивают себя данными овощами самостоятельно. Думаю, что в скором времени овощная торговля столицы будет заниматься только бананами, ананасами и прочими киви, которые в неволе Подмосковья не размножаются. Потребности в картошке, морковке, свекле, капусте всех сортов и видов, редьке и редиске будут полностью удовлетворены посредством работы жителей в выходные дни на перепаханной ниве своих соток.

Психологи всего мира давно установили, что в любой точке нашей планеты нормально развитый человек прекрасно разбирается в трех вопросах: в воспитании детей, в политике и в футболе. А наши российские люди, кроме того, отлично рубят еще и в сельском хозяйстве. Именно поэтому указанная отрасль человеческой деятельности развита в нашей стране, как нигде. Действительно, ни в одной стране мира нет столько фермеров, сколько их есть в одном только Подмосковье. Ну и, как вы понимаете, результаты просто поразительные.

К сожалению, а может быть, к счастью, Юрик Воронин имел возможность заработать себе и своей семье на баклажан, не ковыряя мотыгой свой участок земли. Поэтому не только полностью отучил своих домочадцев от земледелия, но и сам из всего многообразия сельскохозяйственных работ прилично владел только вождением электрической газонокосилки. Его соседи по даче, неспособные привыкнуть к чудачествам Воронина, водили своих гостей осматривать его участок, с ужасом и возмущением повествуя им о том, что в этом хозяйстве не выращивается ничего, кроме травы! Вот этой самой коротенькой травки! Ничего! Более того, и этой ничтожной травке не дают достойно расти, срезая ее еженедельно почти под корень. Я думаю, что окружающие Воронина фермеры уже давно линчевали бы его, а землю национализировали в свою пользу, если бы Светлана не выращивала совершенно потрясающие розы. Причем делала она это с такой удивительной легкостью, что создавалось впечатление, будто эти чудесные цветы растут, не требуя ухода, радуя хозяйку своими красками и ароматами просто потому, что она им очень нравится и ее необходимо порадовать.

Повторить Светкин розарий на своем участке, не смотря на непрекращающиеся попытки, никому из ее соседей не удавалось, так что, оставаясь бельмом на крестьянском глазу активных членов садового товарищества, эти враги мотыжно-грядочного времяпровождения пользовались определенным уважением среди местных пеонов.

Поэтому, если вы приезжали к Ворониным на дачу, вы точно знали, что будете по своему желанию купаться, загорать, любоваться великолепными цветами, ходить босиком по прекрасному газону, читать или дремать, лежа в гамаке, разводить костер и жарить шашлыки, пить хорошее вино, которое привезете сами, бродить по лесу, играть в настольный теннис, запускать воздушного змея, в общем, релаксировать на полную катушку, позабыв заботы и печали своего городского унылого быта.

А еще у Ворониных был замечательный маленький сын по прозванию Данила. Этот курносый, белобрысый мальчуган, которому шел четвертый год, был на удивление спокоен, молчалив, внимателен в разговоре, умел потрясающе слушать, а затем задавать такие вопросы, что общение с ним превращалось в увлекательное шоу, в ходе которого взрослый собеседник удивлялся своим обширным знаниям в различных отраслях науки, техники и искусства, а маленький задумчиво сопел, раскладывая полученную информацию в уголках своей необъятной памяти. И вы могли не сомневаться, что однажды он поймает вас на противоречии и припомнит, что прежде вы утверждали совсем другое.

Так что вы понимаете, что провести уик-энд на фазенде дона Юрика было для меня восхитительным удовольствием, предвкушение которого успокаивало мою растревоженную душу и настраивало меня на весьма оптимистический лад.

Быстро наступал теплый летний вечер. Субботний, поэтому на кольцевой автотрассе было относительно пусто. Хорошо отлаженная «восьмерка», ведомая твердой Юркиной рукой, уверенно пожирала километры. Пока мы мчались по кольцу, Юрка помалкивал, часто поглядывая в зеркало заднего вида и передергивая рычаг коробки скоростей. МКАД начали расширять, и строители во многих местах заузили дорогу, что требовало от водителя повышенного внимания. Только когда мы свернули на Ленинградское шоссе, Юрка прибавил скорость и, взглянув на меня, спросил:

– Ну рассказывай, что там у тебя случилось. Кто помер? Кого ты хоронил? Вообще, где ты пропадал почти неделю?

Мне тут же пришло в голову, что последние пять дней, будучи в бредовом состоянии, я постоянно отвечаю на вопросы, ответить на которые очень сложно. А что будет, если рассказать Воронину все так, как я это сам пережил. В конце концов пусть он почувствует то, что чувствовал я. И выводы он будет делать на основе самой полной информации.

И я рассказал ему все, начиная с того момента, как получил в свои руки странную, так и не прочитанную книгу, как оказался в теле рыжего здоровяка, убитого за несколько часов до моего появления в том чудном мире, как путешествовал в компании говорящей змеи и здоровенного черного котяры, как на меня охотились с применением грубой физической силы и злодейской изощренной магии, как я сам отвечал и отточенной сталью, и удивительными фокусами. Я в красках описал свой последний бой в замке Холма и свое прощание с Вечником и Леди. Закончил я свой рассказ тем, как очнулся у себя дома за письменным столом, и описанием своих ощущений, после того как узнал от диктора ОРТ Анны Прохоровой сегодняшнюю дату. По мере развития повествования я все больше и больше верил, что все эти приключения действительно со мной произошли.

Когда я закончил свой рассказ, мы уже свернули с Ленинградского шоссе, проскочили прокол под Октябрьской железной дорогой и въехали в подмосковный поселок под названием Покровка. Магазин на повороте еще работал, и я попросил Юрку притормозить. Он прижал машину к обочине и, щелкнув замком,улыбнулся:

– Давай, только не долго… Поэт-сказочник…

Я выскочил из машины и поспешил к открытым дверям знакомой торговой точки.

Когда я вошел, в магазине уже мыли пол, готовясь к закрытию. Я подошел к кондитерскому отделу и сразу вспомнил лавку на базаре в славном городке Мох. Да, моя корзиночка, брошенная в президентских апартаментах Бармалея, мне сейчас пригодилась бы – и Светка, и Данила были известные сластены. Вздохнув, я приобрел большую и толстую плитку шоколада, а затем еще пять брикетов мороженого с изюмом – два для Данилы. Тетка, зевавшая за прилавком, положила мороженое по моей просьбе в полиэтиленовый пакетик.

Вернувшись в машину, я бросил шоколадку к заднему стеклу, а пакет с мороженым, придерживая его за узелок, повесил между своих ног. «Ехать осталось недалеко, – подумал я. – Постараемся, чтобы оно не растаяло!» Мне очень не хотелось угощать Данилу чуть прохладной молочной кашицей, поэтому я сосредоточился на сохранении в пакете пониженной температуры. Узелок, за который я держал пакет, вдруг как-то странно потеплел.

Мы петляли по улочкам Покровки, приближаясь к конечной цели нашей поездки. Юрка сосредоточенно молчал, да я и не ожидал от него немедленных соображений и комментариев к моему рассказу. До него, похоже, хорошо дошло, что никаким розыгрышем тут и не пахнет, и к этому делу необходимо отнестись со всей серьезностью. Только однажды он оторвал глаза от дороги и, подняв бровь, удивленно спросил:

– Что это ты там все бормочешь?

– Что бормочу? – в свою очередь, удивился я.

– Как уселся со своим мороженым, так все что-то бормочешь.

– Да нет. Это я так, про себя мысли вслух, – успокоил я его, хотя был уверен, что ничего вслух не говорил.

«Может, задумался и сам не заметил, как вещать начал…» – пронеслось у меня в голове.

Наконец мы подъехали к небольшому белому каменному домику, крытому металлическим шифером. Участок был огорожен металлическим забором. У калитки в одних трусиках, уперев руки в боки, стоял Данила. Дождавшись, когда мы остановились у ворот и выбрались из машины, он повернулся к дому и пронзительно закричал:

– Мам! Папка плиехал и дядю Илюху пливез! – а затем неторопливо двинулся в нашу сторону.

Сначала он поздоровался со мной, по своему обыкновению шлепнув с размаху по моей протянутой ладони своей маленькой, растопыренной пятерней и пробормотав: «Пливет», а затем подошел к отцу и, схватив его за штанину, выжидательно поглядел на него снизу вверх.

Юрка положил ему на белобрысый затылок руку и спокойно сказал:

– Я ничего не забыл. Сейчас все достанем. Давай я сначала поставлю машину, а ты проводи гостя.

Данила молча кивнул головой и направился ко мне. Ухватив мой палец своим маленьким кулачком, он также молча потянул меня в калитку, из которой как раз в этот момент показалась Светлана. Вытирая мокрые руки переброшенным через плечо полотенцем, она приветливо улыбнулась мне, как человеку, который настолько близок семье, что ему не требуется особенное внимание. Я торжественно протянул ей пакетик с мороженым и произнес:

– Кроме того, для молодого человека у меня припасена большая шоколадка, а для прекрасной хозяйки – бутылочка настоящего кагора!

Светка, улыбаясь моему пафосу, протянула руки и подсунула ладошки под пакет. И тут же, громко воскликнув: «Ай!!!», она отдернула руки и сунула ладони себе под мышки. Я недоуменно приподнял свой презент и уставился на него. Снизу пакет был покрыт толстым слоем инея, от которого явно исходил морозный парок. Юрка тоже уставился на пакет в моих руках. Несколько секунд длилась немая сцена, а затем он покачал головой и, улыбнувшись, произнес:

– Ну и зачем ты насовал в пакет сухого льда? Боялся, что за пять минут твое мороженое потечет?

Я молча вернулся к машине, достал свою сумку и поставил ее перед калиткой. Затем аккуратно развязал пакет и вывалил его содержимое на стоящую сумку. Пять брикетиков в ярких обертках замороженно стукнули друг о друга, но никакого льда в пакете не было. Юрка задумчиво потер нос, а Данила ткнул пальчиком в один из брикетов и спокойно заявил:

– Это холосо, сто моложеное холодное. Мне два!

– А не многовато для твоего горла? – тут же пришла в себя Светка. – На сегодня хватит и одного. Второе съешь завтра.

– Ластает! – Данила недовольно сморщил нос.

– Ничего, не растает, – вмешался в спор глава семьи, почему-то задумчиво глядя на меня.

Я побросал пачки обратно в пакет, завязал его и снова протянул его Светке, ухватившись за узелок.

– Сверху бери, – пояснил я.

Она осторожно, щепотью взялась за узел пакета и удивленно подняла глаза:

– Теплый!

Держа в вытянутой руке пакет, словно кусачую зверушку за шкирку, она двинулась к калитке. Я снова вернулся к машине и достал шоколадку. Протянув ее Даниле, спросил:

– Сам донесешь или помочь надо?

Тот энергично помотал головой и, ухватив плитку двумя руками, потопал следом за матерью к скрытой в глубине участка кухне. Я поднял свою сумку и двинулся за ними, бросив взгляд на Юрку, который как-то отрешенно начал ковырять ключом в замке, державшем створки ворот.

Пока Воронин загонял «восьмерку» во двор, я отнес свой багаж в давно облюбованную чердачную комнату. Свет заходящего солнца, струясь сквозь высокое окно, ложился на аккуратно застеленную узкую койку. В обитой светлым деревом комнате было тепло и сухо, пахло воском и какими-то травами. Спокойствие и дрема, казалось, были разлиты по этому небольшому помещению. Спокойствие и дрема. Именно то, что мне сейчас было необходимо.

Потом мы шумно смыли городскую и дорожную пыль в маленьком душе, весело приготовили ужин и съели его за столом, установленным под открытым небом, на свежем газоне в окружении цветущих розовых кустов. Пока Светка мыла посуду и укладывала Данилу спать, мы молча сидели с Юркой за столом. Он курил сигарету, пытаясь дымом отогнать собиравшихся над нами комаров, я наслаждался вечерней тишиной и прохладой, неспешно ковыряя ложкой остатки своего мороженого.

Наконец Данилка угомонился, и Светлана спустилась к нам. На столе появилась привезенная мной длинная бутылка кагора, три высоких стакана и большая коробка конфет. Юрка открыл бутылку и плеснул в стаканы на два пальца.

– Пить будем без тостов, но с интересом, – улыбнувшись, заявил он.

– С каким интересом? – вернула улыбку Светлана.

– Да вот Илья по дороге рассказал мне очень занимательную историю. Я сначала решил, что наш поэт слегка загулял, а теперь придумал сказку, чтобы к нему не приставали с расспросами. Что возьмешь с шизофреника, которому привиделось невесть что – пожалеют и забудут. Но после его фокуса с мороженым даже не знаю, что думать.

– Какой там фокус! Ну, попросил Илья в магазине мороженое потверже, оно и не подтаяло. Тоже мне фокус. – Светлана насмешливо сверкнула глазами.

– Да нет! – Юрка задумчиво поглядывал на меня. – Я видел, какое мороженое он вынес из магазина, и когда ехали до дома – держал пакет на весу между ног да все поглаживал, боялся джинсы закапать. И при этом он еще что-то бормотал. А ты взять в руки его не смогла – холодно.

Я сидел молча. Только сейчас до меня дошло, что это я сам сделал с этим треклятым пакетом что-то такое, от чего он замерз. Только что? И как?

– Вообще, – продолжал, не торопясь, Юрка, – судя по его рассказу, наш Илюха последние пять дней активно упражнялся в фехтовании на мечах и разных колдовских штучках.

– Ты же мне сказал, что он уехал в Нижний на похороны. Помнишь, когда звонил прошлый раз. – Светка была заинтригована.

– За что купил, за то продал. Он сам мне заявил это по телефону во вторник. А теперь утверждает, что не помнит, где и с кем был эти пять дней. Вернее, помнит, но такое, во что и поверить-то невозможно.

Они замолчали и уставились на меня. А что я мог им сказать, кроме того, что я уже рассказал Юрке. Я молчал. Юрик снова задумчиво почесал свой нос, а Светлана, отхлебнув глоток вина, обиженным голосом спросила:

– Так, может, все-таки расскажете, что там с Ильей произошло. А то «…пять дней неизвестно, где был… поверить невозможно…», в конце концов в чем дело?!

Юрка поглядел на меня и, увидев, что я не собираюсь повторять свой рассказ, коротко, но достаточно точно и без эмоций, пересказал то, что услышал от меня в дороге. По мере его изложения глаза у Юркиной боевой подруги становились все круглее, а вопросов, как я понял, все больше. Когда Юрка закончил излагать конспект моих похождений, Светлана повернулась ко мне и, глядя мне прямо в глаза, спросила:

– Роман пишешь? На нас решил сюжетец обкатать?

Я аж задохнулся от обиды и возмущения. Значит, я к ним, как к самым близким, родным людям, в надежде если не на помощь, то хотя бы на понимание, а они решили, я их подло разыгрываю, использую, как тест-аудиторию для проверки занимательности придуманного сюжета.

– И это называется – друзья! – скривил я рожу. – Если бы я начал писать роман, я просто дал бы вам почитать и спросил ваше мнение. С какой стати мне вас разыгрывать? Да и какой это розыгрыш – шизоида из себя строить? Тоже мне, нашли хохмача!

– Ой-ой-ой… Какие мы обидчивые, прям униженные и оскорбленные в лучших чувствах. – Светланка хитро прищурила свои глазищи. Я, открыв рот, уставился на нее, а затем, не отрывая от ее взгляда, начал осторожно ощупывать свое левое плечо. Голос, которым только что заговорила Светка… Голос… Это же точная копия голоса Леди. А уж обороты и интонации…

– Ты чего? – Юрка, похоже, почувствовал что-то неладное. Я судорожно сглотнул и помотал головой, отгоняя призрак золотистой змейки. А Светка, не обращая внимания на мое изумление, продолжала:

– Ну раз ты утверждаешь, что все, что рассказал этот лопух… – она ткнула пальцем в сторону мужа, – …было на самом деле, давай, покажи, чему ты научился за эти пять дней! Давай! Наколдуй чего-нибудь эдакое! Ну!

Она довольно вскинула голову и торжествующе уставилась на нас.

– Вот щас как превращу тебя в кобру, которая ты и есть на самом деле, – зловеще произнес я, пытаясь все обратить в шутку, – не будешь больше приставать к почтенному магу с глупыми требованиями!

– Ага, напугал. – Светка энергично кивала головой, но голос ее вдруг зазвучал как-то неуверенно. – Так вот прям упаду на землю и поползу на пузе…

– Может, поползешь… – продолжал я еще более зловеще. – А может, просто валяться будешь. Ползать-то ты по-змеиному не умеешь! Только все тяпнуть норовишь! Ха!

Я начал медленно подниматься со своего стула.

– Слушай, давай что-нибудь попроще… – обеспокоенно вмешался Юрка.

– Пусть колдует, пусть… – Светкин голосок явно дрожал. Похоже, она сама была не рада своему предложению, и от его немедленного отзыва ее удерживали только гордость и упрямство.

Я повернулся к Юрке:

– Попроще, говоришь…

Я почувствовал, что настолько рассвирепел от Светкиных нападок, что действительно поверил в свою способность немедленно сотворить что-нибудь ну совершенно чудесное.

Вообще-то мне всегда было свойственно быстро загораться какой-либо идеей и верить в ее очень простое и, что особенно важно, немедленное осуществление. Моим друзьям, как правило, приходилось долго, с фактами и цифрами в руках, доказывать мне неосуществимость моей очередной идефикс. Вот и сейчас я, выпрямившись во весь рост, грозно озирался по сторонам, выбирая, что бы такое кардинально видоизменить одним волшебным движением руки.

Однако в темноте сада, среди неясных теней розовых кустов, ничего подходящего не находилось. Луна еще не взошла, а уличный фонарь, горевший метрах в тридцати от дома, нисколько не рассеивал густой ночной сумрак. И тут мне пришла в голову мысль.

– Сделаем совсем просто, – заявил я замершим в непонятном испуге супругам холодным замогильным голосом. – Как сказал Господь: да будет свет!

Я сложил ладони ковшиком и уже знакомым движением легко толкнул их вперед и вверх…

И из моих ладоней ударил вверх метровый оранжевый факел, высветив ярким беспощадным светом пораженные ужасом маски, в которые превратились лица моих друзей.

Я развел руки в стороны и прилепил оставшийся в левой ладони лепесток пламени к горлышку стоявшей на столе бутылки.

Несколько минут мы молча сидели за освещенным переливающимся пламенем столом, уставившись на изготовленный мною новый оригинальный осветительный прибор. А затем раздался неуверенный, какой-то надломленный Светкин голосок:

– У него зажигалка в руке… – Она явно не хотела верить в увиденное.

– Тогда уж огнемет, – задумчиво и совершенно спокойно отозвался Юрка. – И специальная бутылка из горючего стекла. – Он помолчал и добавил: – И только затем, чтобы нас разыграть…

Мы еще несколько минут посидели молча. А потом Юрик выдал резюме:

– Может, ты действительно уходил на пять дней в какой-то другой мир. Не знаю зачем. Не знаю как. Но если это и произошло, то, по-моему, из-за той самой книги. Я думаю, тебе стоит попытаться еще раз ее прочитать… А потом позвони деду, про которого ты рассказывал. Пожалуй, если кто и может что-то объяснить, то только этот дед, – и, опять помолчав, прибавил: – Ишь ты, книжки читать раздает. Единственные в своем роде.

Светка поднялась и каким-то тусклым голосом устало пробормотала:

– Поздно уже. Пойдемте спать.

Внутри у меня было пусто и темно. Ярость и возбуждение улеглись, оставив после себя темную усталость.

– Вы, ребята, простите меня, что я вас напугал. Я правда не хотел.

Огонек на бутылке помигал: «Хотел… хотел…»

На мое плечо легла Юркина рука:

– Так нам и надо. Я же видел, что ты не выдумываешь, что тебе страшновато и ты растерян. Нечего было тебя дразнить. – Мы еще помолчали. Светлана стояла возле стола, не поднимая головы. – Ладно. Завтра смотаемся на Сенеж, искупаемся, успокоимся. Для спокойствия нет ничего лучше купания. Все наладится. – Юрка похлопал меня по плечу. – Пошли спать. Как этот твой огонек загасить?

Я ухмыльнулся:

– Да как любую свечку…

Юрка наклонился и дунул. Огонек мигнул и погас. В темноте раздался его голос:

– Свет, бутылку на кухню отнесешь?

Темная неподвижная Светкина фигура вздрогнула, как от порыва холодного ветра, и отстранилась.

– Нет… ты лучше сам отнеси.

Юрка спокойно взял со стола бутылку и недопитые стаканы и шагнул в темноту ночи, по направлению к кухне. Яркие звезды помигивали в темном бархатном небе, в траве за изгородью не умолкая трещали кузнечики, покой летней ночи успокаивал и расслаблял.

– Илюш, это ты?.. – Светкин голос успокоился, но звучал слабо и неуверенно.

– Я надеюсь, – ответил я после паузы. – Во всяком случае никаких физиологических, психофизических и идеомоторных изменений я в себе не отмечаю. Так, вернулся человек из недолгого путешествия, обогащенный новыми впечатлениями и знаниями. Ну, скажем, как Сенкевич после путешествия на «Ра».

– Сенкевич что, после путешествия на «Ра» тоже из голых рук факелы пускал? – Светка быстро приходила в себя.

– Нет, этому учат в других местах. – Я улыбнулся в темноте. – Хотелось бы только узнать, кто, как и зачем меня в это место отправил?..

Юрка вернулся, и мы пошли в дом. В прихожей, пожелав друг другу спокойной ночи, мы разошлись по своим комнатам.

Однако на этом этот странный беспокойный день для меня не закончился. Несмотря на то, что возбуждение улеглось, и я успокоился, сон долго не приходил. Сначала я разглядывал в темноте неясные расплывчатые тени на стене, потом включил настольный светильник и достал «Волшебника земноморья». Не успел я прочитать и одной страницы, как в полной тишине дверь моей комнаты начала медленно открываться. Я не слышал, чтобы кто-то поднимался по лестнице, а она была достаточно скрипучей, поэтому невольно вздрогнул. Дверь неслышно и как-то торжественно распахнулась. На пороге моей комнаты в мятой полосатой пижамке, босиком стоял Данила, прижимая правый, крепко сжатый кулачок к груди. Я подскочил к двери и, подхватив его на руки, вернулся в постель. Данилка уселся на одеяле, поджав под себя ноги, и внимательно поглядел на меня. Затем он вздохнул и заговорил:

– Я тебе плинес один подалосек. Осень ценная стука.

Он разжал кулачок. На маленькой ладошке лежал небольшой ясный стеклянный шарик, державший внутри себя оранжевый отблеск светившейся на столе лампы. Я протянул руку, и Данила аккуратно переложил свое сокровище мне в ладонь.

– Слушай, это действительно очень ценная штука. Она и тебе пригодилась бы. Зачем ты мне ее отдаешь?

Я хорошо знал, что у мальчишки было немного дорогих для него вещей. Он не был жадным, но этот шарик, найденный им во дворе детского сада, был для него очень дорог. Мне не хотелось забирать у малыша ценную для него и совершенно не нужную мне игрушку.

Данила глубоко вздохнул:

– Он тебе сколо осень понадобится. Я тосьно знаю. – Он строго поднял вверх крошечный указательный пальчик. – Не потеляй!

Он начал кряхтя сползать на пол. Я встал с кровати и взял его на руки.

– Давай-ка, друг, я тебя отнесу в твою постель.

Данила обнял меня за шею и, когда мы вышли на лестницу, зашептал мне в ухо:

– Мамка уговаливает папку, сто ты не дядя Илюха, сто ты сюжой дядька и колдун. А папка говолит, сто она сосиняет елунду. Они все сепсются и сепсются, спать мешают.

– А ты их не слушай. Спи. А то завтра с утра мы купаться поедем, а ты спать будешь.

– На Сенеш?

– На Сенеж.

– Здолово!

Я отнес его в детскую, уложил в постель, укрыл одеялом и посидел рядом, пока не понял по тихому сопению, что он уснул.

Только поднимаясь по лестнице к себе на чердак, я понял, что Данила спит довольно далеко от своих родителей и, конечно же, не мог слышать их шепот. Вернувшись к себе, я достал Данилкин подарок и задумчиво покатал его по ладони. Затем, тщательно спрятав шарик во внутренний кармашек сумки, я лег и погасил лампу.

3. Покровка. Утро. День

23 июля 1995 года.

…бывают, казалось бы, случайные встречи, случайно подслушанные разговоры, случайно увиденные, не предназначенные для наших глаз, куски чужой жизни. Они порой неожиданно и круто меняют нашу жизнь. Я не фаталист, но в таких случайностях чувствуется рука Судьбы…

Утро было солнечным и звонким от птичьего щебетания. Окно моей комнаты выходило на запад, и поэтому утром солнце в него не попадало. Это создавало отличные предпосылки для долгого, ничем не нарушаемого сна, часиков этак до …дцати. Однако, если в доме обитает мальчишка в возрасте от трех до десяти лет, который считает вас своим другом, на продолжительный спокойный сон вы рассчитывать не должны. Иначе – прощай дружба. Так что уже в половине восьмого снизу из розовых кустов раздался нетерпеливый тоненький голосок.

– Дядя Илюха!.. Дядя Илюха!.. Вставай!.. Завтлакать пола!.. А то на озело опоздаем!..

Я не мог взять в толк, как можно опоздать на озеро, однако точно знал, что законы мужской дружбы требуют немедленного и достойного мужчины ответа. Поэтому я кубарем скатился с кровати и, распахнув окно, выглянул во двор. Данила стоял под окнами, задрав голову и от нетерпения переступая ногами, обутыми в синие сандалии.

– Я уже давно встал и практически готов к выходу. Спорим, я первый буду на кухне?

Данила, не отвечая, дунул вокруг дома в сторону кухни.

Я натянул плавки, а поверх них шорты и, быстро накрыв смятую постель одеялом, рванул вниз по лестнице, зная, что за Данилой мне уже не угнаться. Настроение было прекрасное, я чувствовал себя отдохнувшим и полным какой-то веселой энергии. Выскочив на залитый солнцем двор, я внезапно осознал причину столь отличного своего состояния. Меня, как большинство гениальных людей, ночью осенило, и я понял, как мне надо себя вести в создавшейся ситуации.

Во-первых, никому ни при каких условиях, никогда больше не рассказывать, где я был эти несчастные пять дней. Если уж абсолютно доверчивая Светка и квазирационалист Юрик – мои самые верные и надежные друзья – пришли в полное смятение от моего рассказа и особенно от демонстрации моих новых способностей, то люди, знающие меня не столь хорошо, могут… Да что угодно могут. От собственного помешательства до, что более вероятно, насильственного определения меня в дом скорби. Доказывай потом, что ты не шизик. Это «во-первых» было легко выполнимо, поскольку мой неведомый покровитель, похоже, устроил мне на эти пять дней железобетонное прикрытие, которое было для всех абсолютно достоверным.

Во-вторых, никому ни при каких условиях более не демонстрировать своих вновь приобретенных способностей. А что такие способности у меня появились, я уже ни минуты не сомневался. Реакция моих друзей показала, что такая демонстрация ничего, кроме растерянности, страха и агрессии, не вызывает. Правда, это было легче сказать, чем сделать, учитывая мою способность быстро загораться, мой азарт и привычку действовать не раздумывая. Так что придется себя перевоспитывать.

В-третьих, мне обязательно необходимо разобраться, где же я все-таки находился эти пять дней, кто и как меня туда отправил, и можно ли еще раз попасть в этот чудесный и страшный мир. По правде говоря, я с удовольствием повидался бы там кое с кем еще раз. Перед моими глазами сразу возникла Лаэрта. Но в этом направлении у меня оставалась только одна малюсенькая щель в лице чистенького, прохладного, незнакомого деда. Если он мне не поможет, я никогда ничего не выясню.

В-четвертых, мне необходимо попробовать свои способности в магии и определить, что я смогу учудить здесь, на Земле.

И в-пятых, при всем при том мне необходимо вести себя… нет продолжать жить так, как будто со мной ничего и не произошло. Ну, съездил человек в Нижний Новгород, в котором и ранее бывал неоднократно. Ну, похоронил какого-то дальнего родственника, не оставившего ему никакого наследства. Ну, попечаловался на похоронах. И будя. Жизнь идет, и она прекрасна.

Поэтому, когда я ворвался на кухню, наступая на пятки визжащему от удовольствия Даниле, и увидел не выспавшееся, явно растерянное лицо Светланы и не менее не выспавшуюся, хмуро безразличную физиономию Юрки, я громко расхохотался, как человек, чей сложный, тщательно подготовленный розыгрыш блестяще удался. Данила ржал не менее довольно, да еще нахально тыкал пальцем в своих родителей, как будто был со мной в сговоре.

Мои бедные растерянные друзья сначала тупо наблюдали за нашим весельем, а затем сами стали неуверенно улыбаться. До них постепенно доходило, что их старый и хороший друг Илюха Милин просто подло их разыграл.

Короче, морально-психологическая атмосфера в «доме Облонских», то бишь Ворониных, пришла более или менее в норму, и мы дружно принялись за реализацию наших воскресных планов.

Вареные яйца и хлеб с маслом, изображавшие собой наш завтрак, были уничтожены в несколько минут. Мы еще, обжигаясь, допивали черный кофе, а Данила, прикончивший, не отрываясь, свой стакан молока, уже приплясывал возле машины в обнимку с огромной ярко-зеленой надувной лягушкой.

Пока мы с Юркой укладывали в багажник одеяла, полотенца, мяч и ракетки с воланами, Светланка собрала здоровенную корзинку харчей. Я думаю, в нормальных условиях такого количества продуктов нашей компании хватило бы на несколько дней, но Светлана заявила, что после купания аппетит всегда бывает очень хороший, и она будет рада, если закуски хватит для этих оголодавших крокодилов, – она обвела нас рукой. Самый главный крокодил – Данила – сразу заявил, чтобы на его долю отложили половину взятого запаса, чем привел свою мамочку в полный восторг и еще больше повысил наш общий тонус.

Короче, с первыми звуками электрорубанка и циркулярной пилы, раздавшимися со стороны трудолюбивых соседей, мы выехали за ворота и по пустой еще дороге понеслись к прекрасному озеру Сенеж.

Минут через двадцать пять мы в элегантных купальных костюмах уже погружались в пока прозрачную, никем не забаламученную, прохладную воду. Пляж был пустой, но любители раннего купания и утреннего загара активно подтягивались. Пару раз нырнув и энергично проплыв собачьим кролем метров сорок, я выбрался на еще не нагретый песок, бросил свое мокрое тело на расстеленное одеяло и блаженно закрыл глаза. Солнце уже набрало силу и припекало по-настоящему. Ребята затеяли на мелководье игру в мяч, а я расслабленно, прикрыв глаза, погрузился в какой-то полусон-полузабытье. И тут сквозь накатившую дрему я явственно услышал странный разговор.

– Глянь, разлегся вьюноша с чистой совестью, – насмешливо растягивая слова, проговорил густой мужской баритон. – И нет ему ни до кого дела. Смотри, смотри, как привычка не выполнять свои обещания разлагает современную молодежь.

– Да ладно… Современную молодежь… – ответил тоненький и странно знакомый женский голосок. – Можно подумать, что триста пятьдесят лет назад ты был не таким. Тоже небось только юбки да бутылки в голове-то были. Это ты сейчас стал таким праведником.

– Так у меня и сейчас есть время для юбок и бутылок. И возраст мой этому не помеха. Только я всегда знал, что на данный момент важнее всего. И не подводил людей, мне поверивших.

– Ага. Ты лучше вспомни, как Александра Данилыча подставил. Он поверил в твою брехню, кумпанство составил, тебя, голодранца, в него взял, денег тебе дал. А ты вместо пятизарядных мушкетов что ему послал? И на что ты деньги спустил? Хорошо еще, что он Петру Алексеевичу ничего не пообещал. Может, вовремя сообразил, с кем связался?

Мужчина довольно захохотал, а потом весело заметил:

– Ничего я Меншикову не обещал. Я его просто разыграл. И он это прекрасно понял.

– Ну да, ну да! Именно поэтому ты потом в Перу двенадцать лет отсиживался, на Русь носу не показывал?

– Да ладно. Хватит меня обсуждать, – добродушно прервал собеседницу мужской голос. – Сейчас речь идет не о моих проделках почти что трехвековой давности, а о сегодняшней безответственной молодежи. Смотри. Ведь слышит нас, но внимания не обращает, как будто не о нем речь.

– Может, он заснул?

– Ничего не заснул. Гляди, как уши шевелятся. Все слышит и знает, зараза рыжая, что о нем разговаривают.

Если даже я и был «заразой», то уж во всяком случае не «рыжей», поэтому я открыл глаза и, приподняв голову, огляделся. Пляж по-прежнему был полупустым, но недалеко от моего одеяла расположилась интересного вида парочка. На разостланном покрывале какого-то потертого, блекло-розового цвета спиной ко мне сидел моложавый еще мужчина в синих плавках. Рядом с ним на краю покрывала, прижатая старыми, изрядно потрепанными сапогами с отвернутыми голенищами, лежала его одежка, пошитая, похоже, из бархата когда-то золотистого, а теперь грязно-рыжего цвета.

Рядом с одеялом, на песке, лежала, подложив под голову руку, молодая девушка в красном бикини. Другой одежды ни на ней, ни рядом с ней не было.

На меня ни тот, ни другой никакого внимания не обращали, целиком занятые приемом воздушно-солнечных процедур и приятственным разговором.

«Во парочка! – лениво и как-то отстраненно подумал я. – Как, интересно, они по городу топали – мужик в бархате, а девица с голой попой».

Но думать по жаре мне было лень, поэтому я сделал вид, что мои соседи мне безразличны, и, опустив голову на одеяло, снова закрыл глаза. Тут же опять раздался мужской баритон.

– Глянь-ка. Включилась вторая сигнальная система. Раздражение от слухового рецептора поступило в остаток мозга и заставило вьюношу поднять головку и обозреть окрестности мутным взглядом.

– Ну, ты выражаешься, как пьяный приват-доцент. Проще будь, воспитатель современной молодежи, и говори то, что тебе поручено.

– А я что говорю? Я и говорю, что поручено. Только современные молодые люди на просто сказанные слова не обращают внимания. Их надо обязательно задеть, заставить сфокусировать органы зрения и щелкнуть тумблером, включающим центральную нервную систему…

– Слушай, ты в Сорбонне, часом, не медицину изучал? – прервала его научно-популярный монолог собеседница.

– Нет, философию… А что? – растерянно спросил мужчина.

– А то, что никому не интересно слушать лекцию о том, как академик Павлов проводил вивисекции, какие выводы он при этом сделал и что по этому поводу думает какой-то там дневной призрак!

– Какой-то там! – обиделся любитель бархата. – Да что ты понимаешь в призраках! Ты хоть знаешь, что «каких-то там дневных призраков» во всем мире только трое. Это тебе не обычная ночная шваль, способная только детей пугать! А если ты считаешь, что я выступаю не по делу, так говори сама!

– Я здесь не для того, чтобы что-то кому-то говорить. Я просто хотела посмотреть на выдающийся талант. Не на твой, не на твой, – со смехом добавила девица. – О нем столько разговоров! А кто знает, смогу ли я его еще когда-нибудь увидеть? Ну а у тебя есть конкретное поручение, вот ты его и выполняй. Только не мели языком попусту, а то скоро уходить, а ты самое главное не сказал.

– Ничего, до двенадцати еще далеко. Ты же знаешь, что меня просили говорить аккуратно, с подходцем, чтобы ненароком не напугать вьюношу, а то поседеет в одночасье, всю красоту и молодость попортит, или еще краше – крыша у таланта поедет. Общение с дневным призраком особо крепких нервов требует! – Мужик, похоже, успокоился и опять начал ерничать.

Тут я наконец понял, что вся эта пикировка устроена для меня и мне пора на нее прореагировать. Поэтому я снова поднял голову и, уставившись на препирающуюся рядом пару, отчетливо произнес:

– Ну все, хорош, я уже сфокусировал органы зрения и щелкнул тумблером. Давай, мужичок, выкладывай, что там тебе поручили сказать, а то у меня скоро предохранители полетят, или тебя за болтовню в ночную смену переведут.

Девчонка наконец взглянула на меня своими ярко-зелеными глазами и, показав своему собеседнику язык, язвительно бросила:

– Дождался?

Мужчина повел плечами, медленно повернулся ко мне. Мой намек на ночную смену его, похоже, не на шутку задел, поэтому он скорчил зверскую рожу и зло произнес:

– Нехорошо чужое добро заныкивать. Книгу верни, рыжая зараза!

– Аккуратно сказал… – ахнула девица. – Теперь он точно не поседеет.

«Знакомое выражение… – подумалось мне. – И почему опять зараза – рыжая?» Я пристально разглядывал рябоватую физиономию, зло посверкивавшую глазами.

Тут на мое плечо легла маленькая мокрая и холодная ладошка, и из-за моего плеча раздался любопытный голос:

– Ты сего это лазглядываешь, дядя Илюха?

Я оглянулся. Рядом со мной стоял мокрый, дрожащий, с посиневшими губами Данила и недоуменно оглядывал окрестности.

В этот момент на мир опустилась тишина.

Обернувшись снова в сторону своих странных соседей, я увидел, что на облюбованном ими месте никого не было. На песке валялась старая розовая обертка от шоколада, а рядом из небольшого вытянутого песчаного холмика торчала кем-то забытая ярко-красная ленточка. Только неясная, размытая фигура высокого мужчины в золотистом камзоле, высоких ботфортах с отворотами и с длинной рапирой у пояса, истаивая, удалялась в сторону придорожных, припорошенных пылью деревьев. Их серовато-зеленые кроны и темные стволы явственно просвечивали сквозь слабо мерцающую фигуру, а следом за ней по песку несся маленький воздушный смерчик, заметая цепочку следов с глубоко вдавленными отпечатками каблуков. Дневной призрак оставлял на пляжном песке вполне материальные отпечатки своих сапог. Но вот тень окончательно растаяла в наполненном солнечным светом воздухе, и в мир вернулись звуки.

Я тряхнул головой и, повернувшись к Даниле, сказал:

– Ничего. Так, со сна привиделось что-то.

Данила понимающе кивнул и присел рядом на одеяло.

Через несколько минут его мокрые и чрезвычайно довольные родители присоединились к нам, и Данила, немного согревшийся, но все еще с посиневшими губами, неожиданно спросил:

– Когда есть будем?

Светка удивленно и обрадованно воззрилась на сына. Тот, как всем давно было известно, отнюдь не отличался богатырским аппетитом, поэтому его требование немедленно накрывать на стол пролилось нежным бальзамом на исстрадавшуюся материнскую душу. Тотчас мы были безжалостно согнаны с одеяла, оно было тщательно очищено от налетевшего мусора, и на него выставили все привезенные с собой харчи.

Если мы с Юркой ели довольно вяло – он с недосыпу, а я, погруженный в размышления, – то Данила действительно побил личный рекорд по приему пищи за один раз. Допив свой стакан сока, он грустно посмотрел на мать и со вздохом произнес:

– Ну вот я и объелся. Тепель плавать не смогу, еда на дно потянет.

Вслед за этим он улегся на одеяле, положив голову на свою резиновую лягушку, и закрыл глаза. Такое поведение вообще было вопиющим отклонением от нормы, и Светлана обеспокоенно пощупала Данилин лоб в поисках повышенной температуры. Поскольку лоб был холодным, она несколько успокоилась, достала из сумки какой-то маленький томик и, присев рядом с прикинувшимся спящим сыном, сделала вид, что целиком погружена в литературные страсти. Мы с Юриком, чтобы не мешать их отдыху, взяли ракетки и отошли в сторону побросать волан.

Часа в два дня мы двинулись назад, вдоволь накупавшись, прожарившись на солнце и уничтожив все прихваченное Светланой съестное.

Вернувшись на дачу, мы с Юркой переоделись и практически сразу отправились в Москву, рассчитывая проскочить до основного потока возвращающихся из-за города машин. По дороге мы вели какой-то вялый бессодержательный разговор. Юрка рассказывал, что он собирается сделать в квартире ремонт, я делился впечатлениями от своей поездки в Нижний Новгород. Смеялись над старыми и новыми анекдотами, при этом делали вид, что вчера вечером ничего особенного не произошло.

Но у меня из головы не выходил утренний визит дневного призрака и его спутницы. Видел и слышал их, похоже, я один. Послать его ко мне мог только мой необычный знакомец, всучивший мне книгу. Значит, ее действительно необходимо срочно вернуть. Но Юрка, конечно, прав – надо эту книгу еще раз попробовать почитать, может быть, что-то станет понятно. В конце концов один-два дня ничего решать не могут.

Так незаметно под разговор и раздумья мы въехали в Москву, и тут Юрка совершенно неожиданно спросил:

– Слушай, а ты не можешь мне показать эту книжечку?

– Какую книжечку? – растерянно брякнул я.

– Ту, про которую ты вчера рассказывал.

Я немного помолчал, а затем уже спокойнее спросил:

– Что ж ты, выходит, поверил в мой рассказ или решил еще раз меня проверить. Книжку показать, еще чего-нибудь наколдовать, с дедом познакомить!

– Ты не заводись. Не хочешь – не показывай. Только мне действительно очень интересно, что с тобой произошло. И что из тебя получилось. А то, что эта книжка очень даже при чем, я ни минуты не сомневаюсь. И сегодня утром твой идиотский радостный смех не доказал мне, что вчера ты нас со Светкой просто разыграл. Она-то вроде успокоилась. А меня ты с толку не собьешь. Слишком наглядны были твои фокусы.

Для Юрика это была чрезвычайно длинная тирада, выдававшая его волнение, хотя внешне он был совершенно невозмутим и говорил, не отводя взгляда от дороги. Несколько минут я переваривал его меморандум, а потом недовольно буркнул:

– Хорошо, поехали ко мне. Только по дороге надо заехать в магазин, а то у меня в холодильнике пусто.

Мы заскочили в «Таганский» гастроном, где я набрал себе на неделю завтраков и ужинов, и скоро прибыли на родную Вешняковскую улицу к моему одинокому жилищу.

Открывая дверь в квартиру, я почувствовал какое-то нервное злое возбуждение, да еще Юрка нетерпеливо топтался у меня за спиной и сопел мне в затылок. Мы вошли. Я бросил сумку в прихожей и, не раздеваясь, потопал в спальню. Юрка не отставал. Уже открывая дверь в спальню, я почувствовал, что сейчас что-то произойдет. Но… Я стоял возле письменного стола и тупо глядел на чистую, отполированную и абсолютно пустую, если не считать настольной лампы, столешницу. Книги не было…

В голове серой испуганной мышью мелькнула мысль: «Что же я теперь деду возвращать буду?»

– Ну давай показывай… – нетерпеливо пробормотал рядом Юрка.

Я медленно обошел стол и заглянул под него, изучая лежащий на полу ковер. Но на ковре книги тоже не было. Я обвел спальню растерянным взглядом. Может, я убрал книгу в шкаф? Да нет! Я отлично помнил, что не трогал ее с тех пор, как пришел в себя вчера днем вот за этим самым столом!

– Ты знаешь, – хриплым чужим голосом проговорил я, обернувшись к Юрке, – а книжечки-то нет!

Я откашлялся, а Юрка с видом обманутой собаки, которой вместо обещанной мозговой кости подсунули сухой корм с неприличным названием, заявил:

– Как это нет? Куда ж она делась из запертой квартиры?

Я плюхнулся в кресло и, облокотившись на стол, обхватил голову руками. Так погано мне уже давно не было. Вещь, которую необходимо было вернуть владельцу и которая имела огромную, хотя до конца и не ясную для меня, ценность, исчезла у меня со стола. Я просто не представлял себе, что делать. Юрка стоял рядом и задумчиво чесал свой нос.

– Может, в милицию заявить? – неуверенно предложил он.

– О чем заявить, что из запертой квартиры злоумышленники украли книгу? Цена этой книги в понимании работников наших доблестных правоохранятельных органов «рубель двадцать» на новые деньги. Станут они заниматься таким преступлением?

– Слушай, а может, еще что утащили? Ты бы посмотрел.

Я вскочил с кресла и пошел бродить по квартире. Бродил недолго – минуты три, благо квартира невелика. Все было на месте, да и что у меня можно украсть? Быстродействующий чайник или старенький моноблок «Айва»? Единственное, что я осмотрел очень внимательно, так это свою библиотеку, однако все книги были налицо. Юрка молча ходил за мной, задумчиво почесывая свой нос.

– Нет. Все на месте, – со вздохом сказал я.

– Глупость какая-то… – пробормотал он в ответ, уставившись в стену невидящим взглядом. Мы помолчали.

Наконец Воронин положил мне на плечо руку и завел успокоительную беседу:

– Ладно. Ты особо не расстраивайся. Позвони деду, покайся, скажи, что произошло такое вот происшествие – украли из дома книгу. Ну купишь ему другую – самую интересную, какую попросит. Сейчас это не проблема. Что он, убьет тебя за книгу?

Спорить с ним и доказывать, что подобную книгу вряд ли можно купить даже в Олимпийском, мне ну совершенно не хотелось. Поэтому я вяло махнул рукой и потащился на кухню. Воронин двинулся было за мной, но в прихожей остановился.

– Знаешь, Илюха, я, пожалуй, поскачу домой, а то мать волноваться начнет. Если что понадобится – звони. И действительно, не расстраивайся ты так. Утро вечера мудренее, завтра что-нибудь придумаем.

Голос у него был что-то уж больно бодрый. Такой неестественно бодрый. То ли он решил, что я книжечку из вредности припрятал, то ли, что ее вообще не было, и я все придумал, чтобы его подурачить. Я, не оборачиваясь, опять махнул рукой и через мгновение услышал, как щелкнул замок на входной двери.

Я включил чайник, пошел в прихожую и распаковал свою сумку. Рассовал вещи по своим местам, а купленные продукты – в холодильник и кухонный шкаф. Переоделся в спортивный костюм и отправился ужинать. Есть мне не хотелось, но я добросовестно изготовил пару бутербродов и съел их, запивая любимым «Липтоном». Все это я проделал совершенно автоматически, поскольку мой разум был занят только одной мыслью. Как сказал герой одного из моих любимых мультфильмов: «…у меня есть мысль и я ее думаю». Только мою мысль и думать-то было нельзя. «Что же делать… что же делать… что же делать…» – билось о мою черепную коробку изнутри, но что же делать никак не придумывалось.

В конце концов я обнаружил, что лежу в собственной постели поверх не снятого покрывала, почесывая себе нос левой рукой, а правой включаю и выключаю висящее над кроватью бра. В комнате было уже довольно темно. Сумерки за окном начали прокалываться первыми еще не яркими звездами. Лампочки бра со щелчком регулятора бросали тусклый отблеск на боковую стенку платяного шкафа, но неясный блик тут же пропадал, поскольку я не увеличивал освещение, а поворачивал регулятор обратно. Это размеренное щелканье как будто успокаивало меня. Что же… щелк, делать?.. щелк, что же… щелк, делать?.. щелк, что же… И тут с платяного шкафа шорохом донеслось: «Э-хе-хе…».

Моя рука замерла, а взгляд метнулся к небольшому пространству между верхом стенного шкафа и потолком. Вечерние сумерки, плотно окутывавшие комнату, в этом месте густели до полной черноты, которая странным образом шевелилась.

4. Гаврила Егорыч

…За последнее время на нашем книжном рынке появилось просто удивительное количество книг, которые рассказывают о необычайных приключениях героев среди троллей, гоблинов, фей, эльфов и прочих фэйри. Но этих существ на Земле скорее всего уже не осталось, поскольку места их обитания – Северная и Западная Европа – очень густо населены людьми. А вот домовые, кикиморы, русалки, лешие, домовики и другая славянская нежить, я уверен, все еще счастливо здравствует на просторах России, Украины, Белоруссии, Югославии, Болгарии…

Я снова щелкнул регулятором, но вместо того, чтобы повернуть его назад, начал постепенно прибавлять освещение. Комната медленно начала выступать из темноты.

– Включай, включай свою светильню, чего боисся, – донеслось со шкафа.

Я повернул регулятор до отказа. Две яркие лампочки осветили сидящего на шкафу… Ну как вам описать это существо. Когда он спрыгнул со шкафа и начал, размахивая коротенькими ручонками, медленно опускаться прямо на мои ноги, я очень хорошо его рассмотрел. Это был старичок ростом меньше полуметра, но при этом сложен он был весьма пропорционально. Из одежды на нем были только короткие синие спортивные трусы с эмблемой «Динамо» – те самые, которые затерялись где-то в квартире с полгода назад. Короткими трусы, конечно, были только для меня, поскольку старикана они укрывали от подмышек до колен. Вся голова деда, а также лицо, шея, голые плечи и руки были покрыты короткой белой шерстью. Именно шерстью, а не волосами, настолько плотным был этот покров. Согнутые для приземления ноги были покрыты такой же шерстью. Только маленькие ладошки размахивающих рук и ступни отсвечивали чистой розовой кожей.

Я с открытым от изумления ртом наблюдал за его плавным, словно отснятым рапидом, полетом. Наконец он достиг кровати – в последний момент мне удалось убрать с места его приземления свои ноги.Старичок прикроватился, тренированно сгруппировавшись, и я увидел, что на макушке покрывавшая его шерсть вытерта до глянцевитой розовой лысины. Завершив свой акробатический прыжок, старичок уселся на покрывало, пристально посмотрел на меня высверкивающими из шерсти, ярко-голубыми глазками, вздохнул и неторопливым, каким-то деревенским говорком произнес:

– М-да! Ну как есть – вьюноша неразумный. А ведь уже двадцать шесть. Пора бы и умишком каким-никаким обзавестись.

– Вы кто? – изумленно пролепетал я.

Дедок не торопился отвечать, продолжая пристально меня разглядывать. Я начал постепенно приходить в себя. Подтянул под себя ноги и уселся на своей стороне кровати, в свою очередь уставившись на старичка. Мы помолчали. Затем старик пожевал скрытыми шерстью губами и раздумчиво заговорил:

– М-да. Эхе-хе. А вообще-то ты очень похож на свою бабку. Особенно когда она была помоложе. Ох и красивая была – просто загляденье. Только она еще и страсть какая сообразительная была. Помню, как меня первый раз увидела, сразу догадалась кто я. «А я, – говорит, – для тебя подарочек приготовила», – и подает мне ложку, новую. Ох и хороша ложка была – лет сорок только ею кушал. Жалко Силантий расколол ее, паразит. Он давно на нее глаз положил, все просил: «Отдай… отдай… отдай» – чумичка попрошайная! Я не отдал, так он ее расколол. Такая ложка – чистая липа. – Дедушка пригорюнился, погрузившись, похоже, в воспоминания о ложке. И тут меня осенило. Я спустил ноги на пол и встал. Старикан сверкнул глазом и, весь подобравшись, напряженно спросил: – Ты далеко?

– Вы не уходите, я мигом… – проговорил я и ринулся на кухню.

Там, выдвинув верхний ящик стола, я нащупал подаренную мне лет пять назад десертную серебряную ложку и опрометью бросился в спальню. Но, открыв дверь, я увидел, что кровать опустела. Я разочарованно опустил руку, но в тот же момент из-под кровати выбралась черная крыса с длинным черным хвостом и здоровенными розовыми лапами. Ловко перебирая этими лапами, она быстро взобралась на покрывало и уселась на месте пропавшего старикана. Я моргнул и в следующий момент увидел белого шерстяного старичка, завернутого в динамовские трусы и сидящего на прежнем месте. Он с огромным интересом разглядывал зажатую в моей руке ложку.

– Это вам – подарок, – располагающе улыбнувшись, проговорил я и протянул старичку ложку. – Настоящее серебро, ни один паразит, даже Силантий, не расколет.

Дед неуловимым движением покрытой шерстью руки выхватил ложку, сунул ее в рот и укусил. Затем внимательно рассмотрел место укуса и тут же спрятал ее в трусы.

– Спасибо, вьюнош. Спасибо.

Я снова забрался на кровать и уселся напротив старика.

– Так вот, о бабке о твоей – была Пелагея Дормидонтовна женщиной очень умной и талантливой…

– Позвольте! – неучтиво перебил я старичка. – Что-то вы путаете! Бабушку мою звали Анна Ивановна, уж это-то я точно помню.

– Это когда она умирала, ее звали Анна Ивановна. А когда я ее узнал, ей было всего четыре года и звали ее Пелагея Дормидонтовна… И как нехорошо старших перебивать. Э… э!

– Как же не перебивать, когда вы мою любимую бабушку, единственного моего близкого человека, называете каким-то странным, заскорузлым именем. Да я могу свидетельство о смерти предъявить!

– Эх, вьюноша, это что ж ты казенной бумаге больше веры имеешь, чем живому существу. Ну-ну, и как же ты на белом свете живешь-то? – Старик укоризненно покачал головой, сверля меня своими глазенками.

– Вы мне зубы не заговаривайте. Казенную бумагу мне государственные органы выдали. Государственные! На основании паспорта! А вас, живое существо, я первый раз в глаза вижу.

– Да-а-а, – задумчиво протянул дед, подняв глаза к потолку. – Вьюноша не только неразумный, да еще и упрямый. Прям горе. Чую, сейчас он и с меня пачпорт потребует. – Он опять уставился на меня. – Ну подумай сам, за сто девяносто шесть лет жизни сколько раз умный человек прозвище поменяет? А?

Я опешил:

– Вы хотите сказать, что моя бабушка прожила сто девяносто шесть лет?..

– Ничего я не хочу сказать! – разнервничался вдруг старикан. – Чего мне хотеть сказать, когда я с твоей бабкой сто девяносто два года знаком был. Да не просто знаком! Мы с ней вообще не разлей вода были! Она меня и сюда перетащила, а то бы я со своей Серпуховской заставы шагу бы не сделал! Эх, видела бы Софьюшка своего тупого внука! – Он опять горестно замотал головой.

Я, похоже, окончательно потерял нить разговора.

– Какая Софьюшка?

– Какая, какая? Бабка твоя!

– Что-то я совсем ничего не понимаю. Вы только что заявляли, что бабушку звали… как-то там Дормидонтовна. Теперь говорите – Софьюшка. У нее что, как у рецидивиста какого, несколько кличек было?

– Сам ты рецидивист! И рецидив у тебя – глупость непроходимая! И наглость немереная! Это ж надо, родную бабку рецидивисткой назвать!

Теперь помотал головой я:

– Знаете что, давайте по порядку. А я молчать буду и слушать. Может, хоть что-то пойму.

– Ну наконец-то просветление наступило. А то я уж думал, все – совсем мозгов нет. – Старик помолчал, укоризненно выглядывая из своей шерсти, но я сдержался, ожидая продолжения.

– Так вот я и говорю, бабушка твоя сызмальства умница была и очень талантливая. Помню, увидела меня первый раз, сразу догадалась, кто я. «А я, – говорит, – для тебя подарочек приготовила», – и подает мне ложку новую. Ох и ложка хороша была – лет сорок только ею кушал…

Я буквально взвыл, но про себя. А дедок лукаво так на меня поглядел, как будто ожидая моей реакции, а затем легонько усмехнулся и продолжил:

– Рано она свой дар почувствовала и поняла. Это ж надо, в четыре годочка меня усмотреть! Потому и овладела своим даром глубоко. И чего она только не умела!.. – Старичок опять замотал головенкой, только теперь уже от восхищения.

– А про тебя говорила: «Внучок мой посильнее меня будет. Вот увидишь, Гаврюша…» Гаврюша – это я, меня Гаврила Егорыч кличут, – уточнил дед. – «Да-а-а. Вот увидишь, Гаврюша, в силу внук войдет – все ему подвластно будет». Я, правда, не очень в это верил, хотя она редко ошибалась. Да и то верно, что дар-то через поколение передается, а значит, и у тебя должен был быть, и не маленький. Только учить-то тебя некому было, рано бабка умерла. А без науки – какой маг. А бабка твоя умирала, все твердила: «Вот посмотришь, Гаврюша, сам все постигнет», – это она про тебя.

Вдруг старик встал на кровати, выпрямился во весь свой карликовый рост, упер руки в лампасы на трусах и грозно заорал:

– Вот я и увидал! Приносит вьюнош неразумный магическую вещь в дом, бросает ее без присмотра, а затем еще и всяких друзей приводит. Ну совсем как есть – без мозгов!

Казалось, от возмущения дед сейчас треснет по швам.

– Это хорошо, что я вовремя успел вещицу припрятать, а то был бы твой друг сейчас неизвестно где, а дитя его малое осталось бы сиротой! А жена его – краса покинутая – вдовой без вести исчезнувшего!

От возмущения старик начал притоптывать ножкой. Но меня это нисколько не напугало. Еще не до конца веря в то, что услышал, я дрожащим от радости голосом осторожно и очень вежливо переспросил:

– Позвольте, позвольте, Гаврила Егорыч, я правильно вас понял – книга цела?

Старик опять уселся, успокоился и с довольной усмешкой ответил:

– Правильно, вьюноша, ты меня понял. Цела твоя книжечка. Только побледнела очень – пора, видать, ее хозяину возвращать.

– Так где же она? – Я от нетерпения привстал на кровати.

– А там, где и была, – передразнивая меня, ответил старичок. – На столе лежит.

Я очумело опустился на свое место и перевел взгляд на стол. Книга лежала на том самом месте, на котором я ее оставил. С трудом подавив желание немедленно схватить книгу и спрятать ее куда-нибудь, я снова повернулся к своему необычному гостю.

Да, старичок был очень и очень не прост. Беседовали мы с ним уже около получаса, а я до сих пор не знал, кто же он таков. Истории он рассказывал совершенно невероятные, но и вид имел совершенно невероятный, да и фокусы удивительные показывал. Если бы не мое пятидневное путешествие сам не знаю куда, вполне крыша могла окончательно съехать, а так – подготовка помогала.

– Спасибо вам огромное, Гаврила Егорыч, за помощь. Прямо не знаю, как это я так обмишурился. Вперед мне наука будет. Вы позволите спросить: а кто вы такой? Какого роду-племени?.. – Я почувствовал, что перешел на какое-то фольклорное изложение и сконфуженно замолчал. Старик, казалось, готов был расхохотаться.

– А я, мил-человек… – начал он, подражая моей речи, – хозяин здешний!

– Здешний хозяин? – не понял я.

– Здешний, здешний хозяин, – нагло заявил меховой гном.

Я снова уставился на него, онемев от изумления.

– А я здесь кто?.. – удалось мне наконец пошевелить онемевшими губами.

– Ну как кто? – продолжал издеваться дед. – Согласно уважаемой тобой казенной бумаге – ты ответственный квартиросъемщик! – при этом его покрытая шерстью физиономия скорчилась, как будто ему в рот засунули целый лимон.

– Это зачем же вы, дедушка, обзываетесь такими словами, – начал я ласково. – Это я в этой квартире хозяин, а вы… Вы…

– А я – домовой! – радостно подсказал старичок. – Вот и выходит, что я хозяин и есть!

У меня в который раз за вечер отвалилась челюсть. И как же я сразу не догадался!!! Конечно, домовой! Кто же еще! Ведь я с детства верил в домовых! Особенно в домовых! Бабушка очень часто рассказывала мне о всякой нежити – о водяных, кикиморах, леших, русалках, но мне всегда нравились домовые. Особенно то, что они могли перекидываться в кошек. Я всегда считал, что побыть немного котом – истинное наслаждение. И тут я вспомнил, что несколько раз бабушка говорила мне о своем знакомом – Гавриле Егорыче, какой он разумный и опытный. Так вот о ком шла речь.

– Ну, похоже, вьюноша наконец допетрил, – удовлетворенно заявил старик. – Долго же приходится тебе все объяснять.

Вся фигура деда излучала полное довольство.

– Теперь мне осталось поведать тебе совсем немного, – деловито продолжил Гаврила Егорыч. – Бабушка твоя, я тебе уже говорил, всегда верила, что тебе дана сила. Но до последнего времени эта сила никак в тебе не проявлялась, хотя я следил очень даже внимательно. Только ты не то чтобы магию чувствовать, ты и меня-то никогда не видел.

Тут он самодовольно усмехнулся и, погладив себя по животу, заявил:

– Эти штанишки я у тебя прямо из-под носа упер, так ты только глазами лупал. – Он, гордо улыбаясь, помолчал. – Но в прошлый понедельник ты притащил эту самую книгу. Она буквально светилась магией, но ты этого не замечал. Я мог бы ее тогда же спрятать, а потом решил, может, кто твой дар разбудить решил. Ты книжечку-то открыл, да тут же и – бум головенкой в нее. И лежал неподвижно пять дней. Но вокруг тела твоего сияние стало появляться. Позавчера ты встал, а сияние осталось. Вот я и подумал, может, ты за эти пять дней дар свой почувствовал, может, даже научился чему-нибудь. А тут смотрю – ты книжку оставил без присмотра, а потом и Юрку своего притащил. – Дед опять укоризненно посмотрел на меня.

Теперь все стало сказочно ясно.

– Значит, получается, если я вас вижу, значит, дар мой проснулся? – осторожно поинтересовался я.

– Может быть, и проснулся, а может, это у тебя просто временное помутнение рассудка, – ухмыльнулся старичок в ответ. – Будущее покажет. Только дар-то воспитывать надо, а силу растить. А ты еще даже и не ученик!

– Почему – даже не ученик? – обиделся я.

– Потому что у тебя и учителя-то нет, – отрезал дед.

– А где ж его взять?

– Ну, раз сияние вокруг тебя появилось, значит, ты что-то уже умеешь, – то ли спросил, то ли подтвердил старик. – Так что повторяй пока знаемое, да книжку не забудь вернуть. А там, глядишь, и учителя подыщешь. Не бывает мага без учителя, – наставительно закончил домовой. – Ну а сейчас прощевай, засиделся я, а у меня еще дела-а-а.

Старичок поднялся, собираясь уходить.

– А как мне снова вас увидеть? – поспешил спросить я.

– Так, позовешь. Теперь знаешь, как меня звать. – Дед повернулся ко мне спиной и исчез в стенке шкафа.

5. Кража

26 июля 1995 года.

Сегодня ночью у меня получилось нечто такое, чего получаться по всем законам науки не должно. И я не могу даже представить, что из всего этого получится…

Несколько минут я бездумно смотрел на полированную стенку шкафа. Затем со вздохом повернулся к столу. Книга по-прежнему лежала на своем месте. Я перебрался в кресло, включил настольную лампу и положил книжицу перед собой, лицом вверх. Коричневая кожа переплета матово сверкнула, когда я медленно и сосредоточенно перевернул верхнюю крышку переплета. На титуле крупным затейливым шрифтом было выведено «Книга волшебства доброго и злого, алого и золотого», в верхнем углу справа мелко – «для особо одаренных». Слева синела запомнившаяся приписка химическим, похоже, карандашом «тел. 122-079-99. Спросить деда Антипа». Тот самый телефон из восьми цифр. Только почему-то мне показалось, что раньше титульный лист выглядел гораздо ярче и как-то праздничнее. Сейчас затейливые буквы, украшенные чудными виньетками и росчерками, выглядели блеклыми и потертыми. Как будто пыль множества лет въелась в бумагу, в краски, в сам стиль начертания букв. Титульный лист казался не просто старым, он выглядел древностью, до сих пор не рассыпавшейся в труху только из-за непонятной причуды времени. И только синий карандашный штрих ярко выделялся на хрупкой пожелтевшей бумаге. Я достал из стола маленький блокнотик и для верности переписал на последний чистый листок занятный телефон деда Антипа.

Затем я еще раз глубоко вздохнул и перевернул страницу.

Ничего не произошло.

Лист с тихим, каким-то ломким шорохом лег другой стороной, и на следующей странице я увидел бледные строчки, выведенные совершенно мне не понятной причудливой вязью. Я, безусловно, не знал представившейся моему взору письменности. Полюбовавшись с минуту изысканностью непонятного письма, я вскочил с кресла и чуть ли не бегом направился к книжным полкам. Там я быстро отыскал двуязычное издание Корана и рысью вернулся в спальню. Открыв Коран на первой попавшейся странице, я начал сравнивать арабскую вязь со шрифтом в моей магической книжке. Ничего даже отдаленно похожего не было. Я понял, что прочитать в этом чудесном томике ничего не смогу, и начал медленно его перелистывать.

Напечатанный текст тянулся из страницы в страницу практически без абзацев, красных строк и заглавных букв. Если бы строчки не были столь ровными, я бы решил, что книга не напечатана, а написана вручную, причем перо практически не отрывали от бумаги. Текст так владел глазом, так заставлял зрачок скользить по себе не отрываясь, что я порой забывал смаргивать и не замечал переходов строки со страницы на страницу. И в то же время я совершенно не понимал, что здесь было написано.

Но самое интересное, что в книге были иллюстрации. Самые настоящие иллюстрации, выполненные в технике тонкого штриха, напоминавшего японскую или китайскую роспись тушью. Я разглядывал эти рисунки, чувствуя в изображении что-то бесконечно мне близкое и родное. Вот только – что? Я не видел! Я не видел изображения! Тонкие, изящные штрихи разбегались по странице в неуловимом танце, пряча от меня изменяющиеся, туманные, зыбкие образы. То мне казалось, я вижу изящный изгиб золотистого змеиного тела, то развевающуюся седую бороду, то сквозь хаотичные следы пера, сбрасывающего с себя черноту туши, проглядывал хищно загнутый ноготь, или яркий изумрудный кошачий глаз, или серебристый блеск стали, а порой я чувствовал, что рисунок выводит глухую, монотонную песню.

С каждой страницей шрифт и рисунки становились ярче и новее. Когда я дошел до последних листов книги, мне показалось, что с непонятных, нечитаемых страниц потянуло запахом свежей типографской краски, запахом только что отпечатанной книги. Но вот последняя страница была перевернута. Я устало откинулся в кресле и тупо уставился на книгу, отказавшуюся со мной разговаривать. Под моим взглядом задняя крышка книги медленно приподнялась и вполне самостоятельно перевернулась, закрывая все чудеса, вложенные в этот том. Чтобы полностью повторить мое вчерашнее пробуждение, не хватало только уткнуться собственной рожей в переплет. Я взял небольшой тяжеленький томик в руки, бережно отнес его к книжным полкам и спрятал за собранием сочинений А.С. Пушкина.

Было уже около полуночи. Завтра, по всей вероятности, мне предстоял нелегкий день. Но сна у меня не было ни в одном глазу. Я бродил по своей полутемной гостиной, раздумывая обо всем, что со мной случилось. Правда, раздумья мои были довольно лохматыми, мысли перескакивали с моего пятидневного путешествия на вчерашние события у Ворониных, с чудесной книги – на нового знакомца – домового. И тут я вспомнил конец нашего разговора с Гаврюшей. Как это он сказал… «Дар надо воспитывать, а силу растить…» – и еще что-то о необходимости повторять то, что я уже умею.

В районе солнечного сплетения у меня появился холодок, а в голове прошла теплая ароматная волна, сметая мусор ненужных сомнений и тревог. Так! Что же мы умеем? Что же мы можем повторить?

Мы умеем из пустых рук выпускать огненные факелы. Но сейчас мы, пожалуй, ничего поджигать не будем. Мы видим невидимых для других дневных призраков и сопровождающих их девиц. Мы… И все?.. Позвольте!.. Я же смотрелся в поставленный вертикально речной поток! Я же… Я, лихорадочно соображая, рванулся на кухню. Так! Мне нужна бутылка хорошего вина… Да где же она?.. Вот! Я держал в руках выдернутую из самодельного тайника-загашника пыльную, пузатую бутылку настоящего итальянского «Кьянти». Очумело постояв мгновение с бутылкой в руке, я метнулся к своей нераспакованной сумке и, вытряхнув на пол прихожей лежавшее в ней барахло, достал Данилкин «подалосек». Шарик мягко переливался в свете, падавшем на него из спальни. Я быстро вернулся на кухню.

Положив бутылку и шарик на кухонный стол, я быстро освободил обеденный стол от стоявшей на нем посуды, начисто вытер его и выдвинул на середину кухни. Затем я открыл «Кьянти» и поставил бутылку в середину стола. Снова рысью потопал в прихожую и вернулся с батоном свежего хлеба. Наклонившись над столом, я лихорадочно трепал несчастный батон на крошки, которые аккуратно укладывал вокруг бутылки. Скоро на столе образовалась знакомая конструкция. Я схватил шарик… и без сил опустился на табуретку.

Что, собственно говоря, я собираюсь сделать. Если посмотреть на меня трезвым взглядом со стороны, я просто трясу своей простреленной каской, созывая специалистов клиники им. Кащенко на консилиум. По всей видимости, меня уже давно пора поместить в тихое одноместное помещение, обитое теплым и мягким материалом, и ласково поглаживая по тому месту, которое у нормальных людей принято называть головой, конским шприцем вводить успокаивающее. А может быть, мне уже, не ставя меня в известность, ввели что-нибудь эдакое, и я просто наслаждаюсь собственными галлюцинациями. К несчастью, проверить подлинность происходящего мне вряд ли удастся до тех пор, пока меня не приведут в порядок и не вернут в стройные ряды строителей капитализма.

И тут я разозлился. Что я, собственно, скулю. Даже если я сейчас на самом деле отдыхаю в уютной кроватке специального лечебного заведения и просматриваю навеянный мне бред, вряд ли мне будет хуже, попробуй я бредить более активно. В конце концов я не могу допустить, чтобы затраченные на меня транквилизаторы, или как там эта гадость называется, пропали в пустую. Бредить так бредить. И пусть мой бред будет ярок и незабываем!

Я вскочил со своей табуретки, склонился над столом и удивительно натренированным движением метнул шарик по касательной к кольцу из крошек. Даже не удивившись тому, что шарик, как привязанный, быстро побежал по дорожке из хлеба, я с нетерпением ждал результатов своего смелого эксперимента.

Шарик мчался вокруг запыленной бутылки, и сквозь сероватое стекло было видно, как мое драгоценное вино замерцало, выдавливая из себя быстрые серебристые пузырьки. Вместе с ними из бутылки потянулась слабая мерцающая ленточка багрового тумана, которая быстро загустела и стала подниматься над поверхностью стола. Через несколько мгновений, упираясь нижним краем в кольцо хлебных крошек, стол накрыла переливающаяся багровая сфера. Я, плохо соображая, что делаю, каким-то рефлекторным движением протянул к ней руки и коснулся знакомого, пронзительно холодного огромного стакана, наполненного пустотой.

«Так, куда же нам заглянуть?» – мелькнула в голове первая спокойно трезвая мысль. И сразу, как будто из подсознания, пришел ответ – на фирму, в офис. Я живо представил себе парадный вход в нашу контору, и в мерцающей полусфере появилось вначале размытое, а затем все более четкое изображение ярко освещенных стеклянных вращающихся дверей и маячившей за ней фигуры Сереги – охранника, дежурившего сегодня ночью. Я слегка отодвинул изображение и оглядел все четырнадцать темных окон нашего офиса, выходящих на фасад. Ну что, заглянуть в наш зал, посмотреть, что творится на моем столе. В принципе я уже получил максимальный результат – получалось, что я мог пробить и поддержать туннельное окно. Рассматривать пустые темные комнаты у меня особого желания не было. Разве что заглянуть в святая святых – кабинет нашего шефа и, конечно, в его легендарную комнату отдыха. В нее не допускался ни один из сотрудников фирмы, и про ее убранство и оснащение ходили самые поразительные слухи. Лихо будет, если мне удастся добыть самые достоверные сведения и в дальнейшем ввернуть их как-нибудь в разговоре с шефом. Я представил себе его физиономию и так развеселился, что чуть не потерял контроль за окном.

Эта дельная мысль должна быть немедленно реализована. Поехали. Я прикрыл глаза и постарался наидетальнейшим образом представить себе приемную шефа. Открыв глаза, я увидел, что между моих разведенных рук повисло изображение огромного секретарского стола, за которым обычно восседают по очереди Ирочка или Верочка – наши прелестные секретарши. Сейчас стол был темен и пуст. Компьютер бельмом выключенного монитора уставился в синевший переплет окна. Я повел изображение к входу в кабинет шефа, но у самых дверей, неожиданно для самого себя, развернул изображение и окинул взглядом всю темную приемную. Было тихо и темно. Я уже собирался просочиться сквозь запертую дверь кабинета, и в этот момент в щель под входной дверью впрыгнул тоненький лучик света.

Вначале я решил, что мне показалось. Ну кто и зачем может бродить по темным коридорам закрытого охраняемого офиса. Но, отметая мои сомнения, за дверью послышался легкий скрежет, и через мгновение дверь приоткрылась и пропустила темную расплывчатую человеческую фигуру. Вошедший прикрыл дверь и, немного постояв на месте, неслышным шагом двинулся в мою сторону. Он быстро подошел вплотную к границе сферы, и я увидел, что это был мужчина, одетый в черную облегающую одежку, напоминающую хорошо пригнанный комбинезон. Его лицо было прикрыто слоем темной краски, на фоне которой посверкивали внимательные глаза. На запястье его левой руки болтался небольшой темный мешочек, а в руке посверкивал тонкий лучик лазерного фонарика.

Нажав на ручку и толкнув дверь кабинета, черный человек понял, что она заперта. Он наклонился и заглянул в замочную скважину. Затем он как-то странно тряхнул правой рукой, и в его пальцах появилась металлическая, странно изогнутая проволочка. Он сунул эту проволочку в замочную скважину, прижавшись левым плечом к двери, нажал на ручку и дважды повернул свою отмычку. Замок тихо щелкнул, и дверь начала медленно открываться. Мужчина каким-то змеиным движением скользнул в кабинет и тихо затворил за собой дверь. Я, не ожидая от себя такой прыти, успел протолкнуть свое окно следом за скользкой черной фигурой и, сразу отодвинувшись к дальней стене кабинета, стал наблюдать за дальнейшим развитием событий.

Теперь мне уже было не до комнаты отдыха шефа. Я, похоже, становился свидетелем чрезвычайно любопытного происшествия. Как и в приемной, мужчина на секунду замер около входной двери, а затем бесшумно и уверенно двинулся к стене за письменным столом. Подойдя к ней, он быстро снял благодарственный диплом, выданный нашей конторе московским правительством за благотворительную деятельность. Под дипломом оказалась стальная дверца маленького сейфа. Похоже, этот сейф был еще большим секретом шефа, чем даже его пресловутая комната отдыха. Я с интересом наблюдал, как черная фигура, зажав фонарик сквозь маску зубами, вытащила из мешочка резиновые трубочки стетоскопа, приладила его к ушам и, прижав металлический кружок к дверце сейфа левой рукой, правой принялась спокойно и методично пощелкивать рукояткой цифрового замка. Буквально через несколько мгновений замок щелкнул, и взломщик осторожно распахнул дверцу сейфа. Похоже, это был настоящий профессионал.

Посветив фонариком внутрь сейфа, он засунул туда правую руку и вытянул толстую зеленую папку. Затем темная фигура бесшумно метнулась к столу и, подсвечивая себе фонариком, принялась быстро перебирать содержимое папки. Отдельные листы и целые сколки бегло просматривались и разделялись на две абсолютно неравные стопки.

Я приблизился к столу, заглянул в разложенные документы и похолодел. Мама родная, это же была святая святых нашего шефа. В маленькую стопку ложились списки потенциальных заказчиков из Сибири и Дальнего Востока, перечень сотрудничающих с нами федеральных и местных чиновников и суммы выплачиваемых им гонораров, ряд весьма конфиденциальных договоров, принципиальная схема развития агентской сети по всей территории страны и еще несколько документов столь же секретного содержания. Даже я, находившийся по своему служебному статусу достаточно далеко от финансовой деятельности фирмы, прекрасно понимал, что, если некоторые из этих бумаг обнародовать, нам очень здорово не поздоровится. Да что там – пахло крупным скандалом, а возможно, прокуратурой и судом.

Во вторую, значительно более пухлую стопку, перекладывались документы того же плана, но их можно было назвать сопровождающими. Эти бумаги, конечно, можно было бы восстановить, и они не несли в себе серьезной угрозы для фирмы, однако из их содержания было совершенно ясно, какое продолжение должны были получить намеченные здесь действия.

Разложив бумаги, взломщик вытащил из стола пластиковый конверт и вложил в него тоненькую стопку, остальные бумаги он небрежно сунул обратно в папку. Затем он влез на стол и, достав из своего мешочка какой-то инструмент, начал отворачивать шурупы, удерживающие вентиляционную решетку. Я решил, что он будет уходить через вентиляционный короб, поскольку тот был достаточно широк, но не мог понять, каким образом ему удастся протиснуться в люк – решетка была очень мала. Я вспомнил, что этот воздуховод провели по личному требованию шефа. Корень обожал курить у себя в кабинете вонючие сигары, это было одним из немногих его отступлений от западного образца бизнесмена, но позволяло говорить ему, что он в бизнесе идет своим собственным путем, присущим «русской почве».

Между тем преступник отвернул решетку, но не стал забираться внутрь, а, взяв конверт с документами, аккуратно положил его внутрь короба. Затем он быстро поставил решетку на место и бесшумно спрыгнул со стола. Оглядевшись вокруг, он взял папку с оставшимися документами и, протерев стол рукавом, направился к выходу. Сейф закрыть он и не подумал. Я, естественно, направился за ним, и думать позабыв о каких-то там комнатах отдыха.

На секунду задержавшись перед дверью кабинета, он черной тенью выскользнул в приемную, быстро запер дверь и метнулся к дверям, ведущим в коридор. Здесь он приостановился, прислушался, а затем, приоткрыв дверь, выглянул в коридор и боком протиснулся наружу. Я со своим окном просто проехал сквозь стену. Черный силуэт крался по коридору, прижимаясь к стене. Вот он дошел до поворота на лестничную клетку и, на минуту застыв расплывшейся кляксой на фоне темной стены, скользнул по лестнице вниз.

Мне было интересно, зачем и куда он потащил украденную папку с документами, и через минуту я получил ответ. Мой «черный человек» спустился на второй этаж и, быстро прошмыгнув по коридору, остановился у дверей в зал, занимаемый «творческими работниками» – художниками, текстовиками, иногда музыкантами. Поковыряв секунду своей отмычкой в замке, он скользнул за дверь. Я снова протаранил стену и увидел, как мой подопечный безошибочно подошел к моему столу, выдвинул средний ящик и, приподняв лежавшие там бумаги, сунул папку под них. Я остолбенел от изумления – на моих глазах из меня делали промышленного шпиона, подлеца и продажную сволочь.

Облагодетельствовав таким образом мое рабочее место, этот «доброхот» аккуратно задвинул ящик и быстро двинулся к выходу. Я не размышляя двинулся за ним.

Он снова проскользнул в коридор и, заперев за собой дверь, двинулся почему-то в сторону коридорного тупика, в котором обычно собирались наши курильщики. Там он дернул обычно забитую старую дверь, ведущую на черную лестницу, и дверь бесшумно открылась. Выйдя на лестничную площадку, он залез на какой-то ящик и, подсвечивая себе узким лучом фонарика, начал копаться в пучке проводов, тянувшихся под потолком. Мне почему-то подумалось, что он восстанавливает отключенную сигнализацию. Наконец он спрыгнул с ящика и, наклонившись, достал из него короткую трубку мобильного телефона. Набрав номер – к сожалению, я несколько растерялся и не сумел уследить за его пальцами, бегавшими по кнопкам, – он приложил трубку к уху и после паузы глухим голосом пробормотал: «Товар на месте, мина заложена, я ухожу».

После этого он выключил телефон и сунул трубку обратно в ящик, а затем начал быстро спускаться по лестнице.

Насколько мне было известно, эта лестница не имела выхода на улицу. Старую железную дверь, через которую во времена монархии ходили дворники, кухарки, молочницы и прочий черный люд, давно сняли, а проем заложили кирпичной кладкой. Но местный ниндзя уверенно перебирал ногами стертые ступеньки, убегая все ниже и ниже. Скоро он оказался в довольно захламленном подвале. Обходя какие-то ящики, мешки, кучи хлама, он приблизился к дальней стене, возле которой из-под куска старой мешковины достал маленький рюкзачок и моток веревки. Не успел я удивиться – это куда же он собирается дальше при помощи веревки уходить? – как парень, успевший закинуть свой рюкзачок за спину, подцепил валявшимся рядом железным прутом чугунную крышку канализационного люка и сдвинул ее в сторону. Под ней на глубине трех-четырех метров можно было рассмотреть тускло поблескивающую грязь на дне коллектора. Парень натянул на голову небольшую шапочку и начал протискиваться в люк, спускаясь по торчащим из стены железным скобам. Вот его голова скрылась в темном круглом отверстии, но из него тут же показались руки, которые сноровисто сдвинули на место тяжелую чугунную крышку.

Я отлепил ладони от светящейся темно-бордовой сферы, которая тут же, слабо затрещав, погасла, и устало опустился на пол рядом со столом. Еле освещенная кухня показалась мне несколько нереальной. В глазах стояла черная крадущаяся тень, похожая на какого-то огромного сказочного тарантула, с зажатым во рту коротким карандашом фонарика.

Я страшно устал, спину ломило от напряжения, глаза сами собой закрывались, нестерпимо хотелось растянуться прямо на полу и спать… спать… спать. Однако я заставил себя поднять свое непослушное тело и потащился в спальню. Последним осознанным движением, которое я запомнил, был короткий тычок пальцем в кнопку электронного будильника, установленного на шесть часов. Мое подсознание твердо знало, что на работе завтра мне необходимо быть раньше всех.

6. Praemonitus praemunitus

…Очень жаль, что в наших школах не преподают латынь. Удивительный язык. Его краткость и точность поразительны, его образность изысканна и прекрасна. Например, Praemonitus praemunitus. Каково…

Проснулся я мгновенно, как от удара прямого солнечного луча по закрытым векам, и тут же, открыв глаза, уперся взглядом в зеленые немигающие цифры будильника – 05:58.

Это было удивительно. Обычно мое самостоятельное, без участия электронных или механических средств, пробуждение протекало плавно и неторопливо. Мое ленивое сознание медленно поднималось из глубин сна к мерцающей полудреме. Оно как бы ощупывало неподвижное тело, раздумывая, стоит ли в него возвращаться или лучше еще побродить по невнятным полянам сновидений. Тут тело предательски открывало глаза и сознание со вздохом разочарования ныряло в черепную коробку, в отместку обездвиживая мои конечности еще на несколько минут переходного расслабления. Только после этого я мог сказать, что окончательно пробудился. Именно пробудился, а не проснулся, поскольку просыпался я только после двадцатиминутного душа и первой чашки чая.

Если же меня вырывал из сна сигнал будильника, мое тело, бессознательно выключив сей инквизиторский механизм, дожидалось возвращения сознания в сидячем положении, и потом достаточно долго эти две мои составные части вспоминали, каким образом они должны взаимодействовать.

Но сегодня, как я уже отметил, все было совершенно иначе. Я проснулся и тут же открыл глаза, чувствуя себя отлично отдохнувшим. Голова была ясной, разум готов к решению поставленных перед ним задач.

Я автоматическим движением выключил сигнал будильника и, прихватив спортивный костюм, отправился в ванную. Душ и прочие гигиенические процедуры заняли у меня не более пятнадцати минут, а через полчаса я уже, стоя у плиты, помешивал в кастрюле свою любимую манную кашу. Нарезав аккуратными ломтями почти целый батон, я намазал его маслом, разложил кашу поровну в две тарелки, налил две кружки крепкого чая, выставил на стол сахар и сыр. Затем я положил на кухонный диванчик две подушки, а сам уселся напротив, на свою табуретку, и громко позвал:

– Гаврила Егорыч, прошу к завтраку!

В шкафу под раковиной что-то грохнуло, шпингалет, закрывавший его дверку, отщелкнулся, дверка немного приоткрылась, и в образовавшуюся щель выглянул любопытствующий голубой глаз. Через секунду дверца распахнулась настежь, и в проеме шкафчика, рядом с мусорным ведром, появился вчерашний мой знакомец в динамовских трусах. Окинув взглядом кухню, он с поразительным достоинством выбрался из шкафа, аккуратно прикрыл за собой дверцу и быстро вскарабкался на раковину. А потом, к моему величайшему изумлению, он открыл кран горячей воды и начал полоскать свои ручонки под ударившей в раковину струей. Вымыв ручки, он тщательно вытер их о кухонное полотенце и быстро переместился на приготовленные мной подушки. Оглядев стол, он ловким движением выхватил из трусов подаренную мной ложку, а другой рукой схватил кусок намазанного маслом хлеба и начал молча уплетать кашу. Я наконец пришел в себя и тоже приступил к завтраку. Каша удалась, и мы с ней быстро справились. Уже прихлебывая чай, который он сдобрил четырьмя ложками меда, Егорыч остренько взглянул на меня и между двумя шумными хлебками буркнул:

– Ну, чего звал?

– Проблема у меня, может, вы что-нибудь подскажете?

– Э-хе-хе. Думаешь, у меня проблемы нет. Я же к тебе с ней не лезу. Да ладно, давай выкладывай свою проблему.

Я коротко рассказал, как ночью, следуя его совету, тренировался в магии, и что при этом увидел.

Выслушав, он помолчал, а затем отодвинул от себя чашку и недовольно пробурчал:

– Чем же я могу тебе помочь? Я вон где, а ты работаешь вон где. А я из дома никуда не пойду!

– Это я понимаю. Но, может, совет какой дадите. Может, у нас на фирме можно с кем-то из ваших знакомых связаться?

– Да нет там у меня никаких знакомых. Я и не бывал никогда на Таганке! – Он почесал свою лысину.

Я огорченно помолчал, соображая, как же мне теперь быть, и вдруг домовой пробормотал: «Помолчи-ка», – и откинулся на спинку диванчика, прикрыв глаза.

Так он просидел, не шевелясь, минут десять. Я уже начал волноваться, когда он снова открыл свои синенькие глазенки и довольно заговорил:

– Есть в вашем фофисе наш мужичок… – тут он противно сморщил свое меховое личико и презрительно уточнил: – Он вообще-то и не домовой, а так… Зовут его Афоня Бездомный.

– Почему это бездомный? – полюбопытствовал я.

– Потому что дома-то у него и нет. Как жильцов из этого дома выселили, лет сорок тому назад, так он и стал бездомный.

– Ну как же так? Он же в здании живет, значит, дом у него есть.

– Казенный ты, Илюшка, человек, – назидательно ответил Егорыч. – Здание – оно не дом, понимать надо. Ежели домовой обитает в казенном здании, значит, он не домовой, а казенка, сиречь бездомный, по-вашему, по-казенному – бомж. А в дворовые идти не хочет, да и нет сейчас дворов-то. Так что ты не спорь и не приставай. Афоня Бездомный, по-нашему, и не домовой, а так… – снова пренебрежительно повторил домовой. – Да он еще и женатый вдобавок!..

– Как – женатый?

– Так – женатый. Это значит – жена у него есть. Я, конечно, понимаю, что тебе с ним, с бездомным женатиком, связываться не хочется, да ить лучше все едино никого нет. Только будешь с ним разговаривать, особо не привечай, да не вздумай чем-нибудь угощать или чего-нибудь обещать! А то он живо на шею сядет – попрошайничать начнет. Ты сейчас вполне за мага сойти можешь, так что для Афони ты – прямое начальство. Командуй. Жену его зовут Анфиска, кличут или «Горгушка – кривая макушка», с ней вообще разговаривать нечего, приказывай, а в случае чего – пинком!

– Ну как можно, Егорыч, даму и пинком?

– Во-первых, она не дама, – терпеливо наставлял меня мой меховой друг, – а во-вторых, ты маг или жантильмент! Коли ты маг, так пинком – самый раз, а коли ты жантильмент, сам пинком получишь, у Горгушки не задолжится.

– Хм… – с сомнением протянул я. – Если она не дама, то какая же она жена. А если она жена, то пинком мне как-то неудобно будет…

– Кикимора она! Кикимора. Что не знал, кто есть жена домового. Что ж ты так плохо бабку-то свою слушал?

По правде говоря, мне уже давно пора было быть в метро. Поэтому я решил оставить на потом выяснение запутанных семейных отношений среди домовых города Москвы.

– Ладно, Егорыч, ты мне подскажи, как его найти, этого Афоню Бездомного?

Я даже не заметил, как перешел с домовым на «ты», а он сразу обратил на это внимание и довольно заулыбался.

– Глянь-ка. Ты после своей тренировки да после сна лучше соображать начал. А искать Афоньку не надо, выбери место понезаселеннее – за шкафом там каким-нибудь, или за батареей, и крикни: «Эй, Афонька, мать твою, марш сюда». Пусть только попробует не явиться. Явится – сразу задание давай, да построже, построже.

– Понял. Спасибо большое за помощь.

Я действительно был очень доволен. Теперь придуманный ночью моим подсознанием план, похоже, становился вполне выполнимым. Я сложил посуду в раковину и открыл воду – терпеть не могу оставлять немытую посуду, – и вдруг за спиной раздался голос домового:

– Беги уж, торопишься же. Я сам посуду помою.

Я в изумлении уставился на него, а он, немного смутившись, повторил:

– Беги, беги…

Но прежде чем выйти из дома, мне необходимо было серьезно подготовиться. Я отправился в спальню и достал из нижнего ящика шкафа свой заветный, своими руками модернизированный кейс. Это была одна из моих самых любимых игрушек, а содержала она кое-какие приборчики собственной разработки и изготовления. Кроме того, из лежавшей рядом с кейсом шкатулки я достал несколько самодельных микроплат – тоже плоды симбиоза профессиональных навыков и неуемного хобби. Платы я аккуратно уложил в целлофановый пакетик и сунул в кармашек куртки. Открыв кейс, я быстро заменил элементы питания, благо у меня всегда под рукой были новые, и проверил настройку и работу приборов. Все было в порядке.

Через несколько минут я уже закрывал входную дверь, не обращая внимания на журчание воды, доносившееся из кухни.

До своего родного офиса я добрался без приключений. Было всего лишь восемь часов утра, когда я толкнул шикарную стеклянную, вращающуюся дверь – предмет гордости нашего шефа. Как всегда бодрый Серега, выглядевший ну очень солидно в своей охранной форме с желтой вышивкой над нагрудным карманчиком «Security», ничуть не удивился, увидев меня в такую рань. Я частенько приезжал пораньше, особенно после отгулов или коротких «творческих» отпусков, которые иногда сам себе устраивал. Протянув свою здоровенную пятерню, в которой утонула моя рука, он подбадривающе улыбнулся и спросил:

– Ну как, нормально съездил?

Я, сообразив, что он имеет в виду мою мнимую поездку в Нижний, соответствующим тоном ответил:

– Все в порядке, только муторное дело – похороны, – и в свою очередь спросил: – А у нас-то какие новости? Как шеф? Пособие выдавали? А то я умчался, даже свои кровные не получил.

– Шеф уехал на четыре дня в Италию, должен появиться сегодня к вечеру. Так что сегодня вы безнадзорные. Деньжатки выдали. – Серега довольно улыбнулся. – Еще и премию подкинули. Сегодня получишь, я знаю, твои в кассе лежат.

– Да, слушай. – Я придал своему лицу озабоченное выражение. – Сегодня ночью никто к нам в контору не пытался залезть. А то мы вчера вечером с одним моим корешом мимо проезжали, так я обратил внимание – какие-то типы здесь рядом отирались. Хотел тебе брякнуть, да завертелся и забыл.

Серега ухмыльнулся:

– Ха! Вчера, ближе к ночи, тут напротив четверо гавриков устроили бузу. Минут сорок драка была, пока ментовка не приехала. Всех упаковали. Я все стоял, смотрел. И чего козлы в драку лезут, когда драться-то не умеют.

Он, продолжая ухмыляться, протянул мне ключ от нашего кабинета, хлопнул своей лапищей по моему хрупкому плечу и подтолкнул меня к лестнице.

Я поднялся к себе на второй этаж, открыл дверь и, усевшись за свой стол, первым делом выдвинул второй ящик. Сверху лежало несколько листочков плотной бумаги, на которых Толик Курсаков, наш непревзойденный мастер фломастера и туши, изобразил штук восемьдесят кукишей. Эти тривиальные фигуры из трех пальцев были различного размера и цвета, многие из них имели глаза и уши и весьма напоминали некоторых знакомых мне людей. Моим любимым занятием в свободные минуты рабочего времени было разглядывание этих рисунков и угадывание очередного изображенного персонажа. Я выложил эти листы на стол. Подними обнаружилась толстенькая зеленая папка. Я достал папку и раскрыл ее. Да, это были именно те документы, которые вечером так лихо утащили у Корня из сейфа. По-видимому, это и была та самая мина, про которую вчерашний ночной посетитель докладывал по мобильному своим работодателям. Стоп! По мобильному. Посмотрим, что там с мобильным.

Быстренько закрыв папку и завернув ее в газету, я поднялся из-за стола, и тут мой взгляд упал на лежащие на столе рисунки. Мгновение подумав, я сунул эти рисунки в газетный сверток, вышел в коридор и направился в сторону курительного тупика. Забитая раньше дверь была приоткрыта, и я протиснулся на захламленную площадку черной лестницы. Под ноги мне тут же попал уже знакомый деревянный ящик, и, перевернув его, я сразу увидел маленькую трубку мобильного телефона. Осторожно подняв ее, я открыл крышку, внимательно осмотрел клавиатуру – телефон был отключен и, не зная пин-кода, я его включить не мог. Тогда я открыл заднюю крышечку трубки и выдвинул пластинку сим-карты. Достав из кармана прихваченные микросхемы, я подобрал подходящую, запомнил проставленный на ней номер и поставил ее на освободившееся в трубке место. А вот теперь пусть звонят! Поставив крышечку на место, я сунул телефон обратно в ящик. Ящик занял свое прежнее место, а я отошел в темный, поразительно грязный угол и на минуту задумался. Картина вчерашних событий складывалась у меня почти полностью.

Получалось, что против нашей фирмы затевалась самая настоящая экономическая диверсия. Отобранные секретные документы, при их правильном использовании, вполне могли привести либо к тому, что шефу придется выполнять любые требования тех людей, в руки которых документы попадут, либо – к громкому скандалу, потере нашим агентством делового авторитета, а возможно, и к уголовному преследованию. Подброшенная мне в стол папка – это, во-первых, ложный след, по которому пускают Коренева, во-вторых, чья-то подлая месть лично мне. Интересно, кому же так горько насолил достаточно мелкий текстовик, что с ним решили так безжалостно расправиться. В общем, оставались неизвестными мелкие, незначительные штрихи этой подрывной акции, но в целом, повторюсь, мне было все понятно. Через известный мне телефон я скорее всего выйду на заказчиков сего деяния, и тогда картина прояснится полностью.

Теперь необходимо принять меры к тому, чтобы спрятанные в вентиляционном коробе «секретные материалы» не достались врагу. Я очень надеялся, что их еще оттуда не забрали. И для этого мне был крайне необходим Афоня Бездомный. Как там меня Егорыч наставлял?..

Я принял важный, несколько злобный вид и тихонечко гаркнул:

– Афоня, вылезай!

За спиной у самой стены раздался какой-то нервный шорох, но никто не появился. Я немного смутился. Представляете, на грязной лестничной площадке стоит молодой человек интеллигентной наружности и сурово покрикивает в пустоту перед собой. А что мне было делать? Я шагнул на середину площадки, набрал в грудь побольше воздуху и на этот раз гаркнул погромче:

– Афоня, последний раз говорю, вылезай!

– Чего разорался! Ишь ты, вопит, как у себя дома! – неожиданно раздался за моей спиной визгливый с хрипотцой женский голос. – Смотри, доорешься, спущу тебя по лестнице-то!

Я быстро обернулся.

У самой стены расположилась бабка совершенно мерзкого вида. Густые, грязные, спутанные, наполовину седые волосы, колтуном стоявшие на голове, не расчесывались, по-моему, никогда. Неряшливая длинная челка прикрывала лоб и маленькие злобные глазенки с покрасневшими веками и следами гноя в углах. Длинный костистый, угреватый нос с огромными, вывернутыми ноздрями был похож одновременно на клюв хищной птицы и непонятный неряшливый хоботок, который к тому же шевелился, принюхиваясь ко мне. Рот на этом «милом» личике напоминал черную трещину, поскольку совершенно не имел губ, а на месте сгнивших зубов торчали редкие обломанные, черные пеньки. Правда, в левом его углу желтой каплей свисал клык такой величины, что вырос он, похоже, совсем в другой пасти, а уже затем был имплантирован данной леди. Впалые щеки и далеко выступающий вперед подбородок, украшенный здоровенной волосатой бородавкой, придавали этой роже вид топора, лезвие которого сильно сточилось в средней части.

Одета эта замечательная личность была в темное, длинное, совершенно заскорузлое платье неопределенного цвета, из-под которого высовывались носки здоровенных серых валенок. В руках у бабушки, вы мне не поверите, было огромное старинное веретено и клок какой-то кудели, которую она, похоже, пряла.

От ее внешнего вида и от неприкрытого злобного хамства, прозвучавшего в ее словах, я сначала несколько растерялся, но быстро пришел в себя, сообразив, что лицезрею, похоже, супружницу рекомендованного мне Афони. Поэтому я напустил на себя еще больше суровости и гаркнул:

– Ты кому хамишь, кикимора вонючая! Я тебя звал? Я тебе пасть разрешил открывать?! Ты что, нежить, лопнуть захотела?!

Моя тирада произвела самое неожиданное действие. Старушенция сначала окинула меня быстрым внимательным взглядом, потом сморщилась, съежилась, сократившись почти наполовину, и, брызгая слюной, тоненько завыла.

– И… и… и… Господин! Прости Анфиску неразумную! Глазки у меня болеют! В темноте не разглядела ими, кто к нам, мелким, заглянул! Не вели казнить смертью лютою, дай слово сказать твоему разуму ясному, твоей силе немереной!

При этом она так тряслась, что казалось, будто ее вибрация вошла в резонанс с трепетом всей вселенной, и через секунду по лестнице полетят ошметки этого древнего тела. Но для жалости во мне места уже не было.

– Говори, только коротко, – бросил я ей.

– Убежал Афонька на промысел, должен скоро быть. – Она тенью метнулась к окну и радостно добавила: – Вон он, вон, уже бежит!

Я тоже подошел и глянул через окно на задний загаженный двор. По двору, по лужам и грязи, опустив нос к земле, медленно трусил небольшой черный, удивительно грязный пес. Хвост у него сохранился только наполовину, переднюю правую лапу он держал на весу, в зубах у него была зажата тощая дохлая крыса.

Этого пса я не раз видел в закоулках Таганки и достаточно хорошо его знал. Его подкармливали во многих местных торговых точках, и было удивительно, что, несмотря на достаточно обильное питание, он оставался облезлым, жалким, худым и постоянно страдающим инвалидом.

Кикимора тыкала своим веретеном в сторону пса, приговаривая:

– Вон он… вон он… с добычей! Теперь мясного похлебаем! – а затем, повернувшись ко мне, льстивым голоском спросила: – Что ж ты, господин, сразу мне не сказал, чтобы я за Афонькой сбегала? Я же все время здесь рядом стояла.

Я чуть было не брякнул, что не углядел ее, но вовремя спохватился – да ведь злыдня меня просто проверяет – и достаточно злобно ответил:

– Внимание я обращать буду на всякую мелочь пузатую. Давай бегом за Афоней, а то пинка получишь!

Похоже, наставления Гаврилы Егорыча не пропали даром. Кикимора с быстрым говорком: «От тебя, господин, и пинок в радость», – посыпалась вниз по лестнице. А я, наконец, смог вздохнуть посвободнее.

Через несколько секунд внизу послышалось шарканье, и по лестнице с пыхтеньем начал кто-то подниматься. Судя по издаваемым звукам, этот кто-то был достаточно крупным, поэтому я постарался вжаться в самый темный угол площадки в глупой надежде, что меня не заметят на этом открытом, небольшом пятачке. Вскоре на лестничном пролете, ведущем к моей площадке, показался малюсенький старичок, очень напоминавший моего Егорыча. Только был он необычайно оборван и грязен. Шерсть, покрывавшая его тело, была темно-серой, свалявшейся. Надетая на нем необычайно грязная и рваная телогрейка была ему очень велика и прикрывала его почти до пяток, на ногах у него красовались привязанные обрывками шпагата калоши. Эти калоши были не только разного размера, но и значительно отличались по возрасту. Правый рукав телогрейки был завернут и из него торчала перевязанная грязной тряпкой рука. Чумазый маленький старичок так пыхтел, сопел и топал, что можно было принять его за торопящегося бегемота.

Добравшись, наконец, до площадки, он оглядел ее, скользнув по мне невидящим взглядом, и, обернувшись, рассерженно бросил в пустоту:

– Ну и где здесь твой маг? Где? Ты что, кривая макушка, пошутить решила? А?

– Как же так? – раздалось снизу. – Там был. Велел тебя срочно позвать. Грозный такой, ругался все, пинком грозился.

Я понял, что они меня не видят, хотя тот небольшой сумрак, в котором я укрылся, никак не мог меня полностью спрятать. Интересно! Но этот феномен мы обмозгуем потом, а сейчас… Я выступил из своего угла и зловеще произнес:

– Что-то ты, Афонька, не очень торопишься. Знать, тебе и этот дом надоел, в собачью конуру задумал переселяться.

Афонька вздрогнул и мгновенно повернулся ко мне мохнатым личиком. Секунду он разглядывал меня внимательными голубыми глазками, затем растерянно стрельнул глазами по пустым стенам площадки, явно отыскивая место, где бы я мог спрятаться. Не обнаружив такового, он опять вздрогнул, но ответил с достоинством:

– Прости, господин, что отлучился. Так, не знал же я, что я тебе понадоблюсь. Коли б ты весточку послал… – Он жалостливо развел в стороны рваные рукава телогрейки.

– Ладно, с твоим поведением мы разберемся по итогам твоей работы. А сейчас слушай, что мне от тебя надо. Во-первых, пусть твоя сожительница немедленно убирается и не вздумает подслушивать, иначе будет в лягушках лет двести ходить. – Я зыркнул глазом в пустоту лестничного пролета и тут же услышал легкое топотание валенок вниз по лестнице. – Во-вторых, вчера ночью на третьем этаже орудовал человек в черном облегающем костюме…

Домовой молча, но весьма энергично закивал головой.

– Так ты видел, что он делал?

– Да, господин, видел. Он коробку железную открыл, которая в стену вделана, которая в большой комнате снаружи стоит… – Неряха Афоня от усердия захлебывался словами.

– Ты видел, куда он спрятал часть бумаг из этой коробки?

Домовой опять энергично закивал своей шерстяной головой.

– Можешь мне их быстренько принести?

Афоня тут же исчез. Я, задумчиво потирая щеку, подошел к подоконнику и выглянул во двор. Интересно, откуда в июле в такую жару в этом дворе берутся такие лужи. Или они вечные, созданы по проекту московских архитекторов, и поливальные машины каждую ночь наполняют их водой. Тогда почему они такие грязные и зловонные. Видимо, воду берут прямо из Москвы-реки в районе Южного порта. И дохлые крысы оттуда же.

Мои экологические размышления прервало осторожное покашливание за спиной. Я обернулся. Афонька, радостно улыбаясь и переминаясь с ноги на ногу, протягивал мне прозрачный, несколько запыленный пакет. Я брезгливо взял пакет двумя пальцами за уголок, и Афонька догадливо начал стирать с него пыль рукавом телогрейки.

Развернув свой сверток на подоконнике и положив рядом принесенный Афоней конверт, я аккуратно вытянул из конверта лежавшие в нем листочки. Да, это были похищенные документы. Теперь все было в моих руках. Я быстро сунул добытые документы в папку к остальным, а в конверт засунул сложенную газету, между страниц которой поместил Толькины художества. Затем со словами: «Положи на то же место и возвращайся ко мне», – я протянул конверт Афоне. Тот довольно заулыбался и исчез.

Я посмотрел на часы. Как медленно течет время, когда жизнь наполнена действием. С момента моего появления в офисе прошло только тридцать минут. И все же скоро начнут подходить ребята. Пора было возвращаться в кабинет, тем более что делать мне в этом конце коридора было совершенно нечего – я не курил.

В этот момент из ниоткуда возник Афоня.

– Теперь давай поговорим о тебе, – задумчиво обратился я к нему. – Как же ты дошел до жизни такой?

Афоня развел телогрейкины рукава в сторону, потом вздохнул и, шваркнув рукавом по носу, понурил голову.

– Да, я хорошо жил. Дом этот был богатый, народу много было. Я, господин, знаешь какой работящий. Мною все жильцы весьма довольны всегда были. Я ж не досплю, а хозяйство завсегда догляжу. Ну конечно, не без озорства, только когда все в порядке и поозоровать можно, чтоб хозяева не заленились, и для развлечения опять же… – Он поднял ко мне свое меховое личико, на котором ярко сияли голубые глазки. – Только лет шестьдесят назад всех из дома выселили и сделали в нем контору. Хозяйства никакого, хозяев никаких, люди все случайные, временные. Все стали растаскивать. Здесь, знаешь, какие ручки на дверях стояли, красоты невиданной – чистая бронза, а люстры какие висели на лестнице, а перила!.. – Афоня от восхищения закатил глаза. – Все уперли. А что сделаешь – казенка, все ничье! Я крутился, крутился… – Он разочарованно махнул рваным рукавом.

– Что ж ты в другой дом не переехал?

– Как можно, без приглашения! Если б кто позвал, я бы, может, и пошел. А так нельзя. Да, может, еще сюда хозяева въедут? – Надежды в его голосе было мало.

– Ну а что скажешь о своей сожительнице? Откуда она? Какая она? Уж больно она мне не понравилась.

Домовой поскреб затылок и шмыгнул носом.

– Так что про нее сказать. Она ко мне недавно прибилась. С Арбата она. Арбатская. Когда на Арбате стали дома-то ломать, вот она и осталась на улице. Шла, сама не знала куда, во дворе за мусоркой легла. Я ее и пожалел. Правда, злющая она, страсть, да я уже привык, все вдвоем веселее.

Он опять шмыгнул носом.

– Я закончу свои неотложные дела, и потом мы подумаем о твоем будущем, – высказался я с королевским достоинством. – А пока последи, кто заберет то, что мы положили вместо этих бумажек… – Я похлопал по папке. – И сразу сообщи мне. Хорошо?

Домовой опять закивал головой.

– Пока… – попрощался я и, не дожидаясь ответа, толкнул дверь, ведущую в коридор.

Я успел дойти до своих апартаментов и спрятать папку за старыми эскизами в Толькином шкафу, куда никто, даже сам автор этих эскизов, не заглядывал, когда начал подтягиваться народ.

Присев за свой стол, я открыл кейс и отрегулировал настройку на поставленную в телефон схему, а затем принялся набрасывать текст песенки для телевизионной рекламы сварочных электродов, поглядывая на ручку закрытого кейса, куда был выведен оптоволоконный волос. Теперь, если телефон включат, на ручке появится яркая красненькая точка, а приборчик не только зафиксирует набираемый номер, но и запишет разговор – долго по мобильному трепаться не будут, а минут на десять – пятнадцать установленной кассеты должно хватить. Подбирая рифму к слову «обмазка», я вполуха прислушивался к гулу, постепенно наполнявшему нашу большую комнату, и, как всегда, самыми шумными были телевизионщики. Считая себя основной движущей силой рекламы, они и держали себя наиболее шумно, раскованно. Мне приходилось довольно часто отвлекаться на приветствия, но с расспросами особенно никто не лез, народ у нас был достаточно чуткий. Особенно чутким, конечно, оказался Толик Курсаков, тряхнувший мою руку и пробормотавший:

– Ну что, закопал? Все нормально?

Я молча кивнул в ответ. В нашу залу постоянно заглядывали разные люди – заказчики, монтажники, но что самое неожиданное, дважды заглянул Борисик Глянц – заместитель начальника отдела перспективного развития. Один из моих немногочисленных недругов, он не баловал нашу комнату своим вниманием. Я насторожился. Минут через десять после его последнего появления я поднялся из-за стола и медленно двинулся к выходу. Не доходя до дверей, я свернул в угол, образованный стеной и здоровенным шкафом, и, прислонившись к темной стенке шкафа, сделал вид, что меня нет.

Буквально тут же дверь, находившаяся в двух шагах от меня, распахнулась, и в комнату просунулась лохматая голова Борисика. Оглядев занятых работой людей и скользнув по моей фигуре пустым взглядом, Борисик вошел и обратился к присутствующим:

– А где Илья? Кто-нибудь Милина видел?

Грубый Курсаков, тоже очень не любивший Глянца, не поворачиваясь, громко проворчал:

– Мне представляется, что Илюха потопал за денежкой. Однако не советую тебе его искать, твоя харя еще никому не доставляла удовольствия.

Глянц потоптался у дверей и, пробормотав: «Пожалуй, я его подожду…» – двинулся к моему столу. Присев в кресло, он еще раз огляделся и принял ожидающий вид, а несколько секунд спустя его шаловливая ручонка нырнула вниз и потянула из стола второй ящик.

Сначала он рылся в ящике, делая вид, что ничем не занят. Но, по мере того как для него все яснее становилось, что ящик не содержит интересующих его документов, Борисик все больше и больше волновался, покуда чуть ли не с головой нырнул в несчастную деревянную емкость, разбрасывая ее содержимое. В этот момент Курсаков больно ткнул его острым концом кисти в спину, так что Глянц подпрыгнул в кресле, приложившись головой о крышку стола. А Толька на весь зал заорал:

– Это чтой-то вы, господин Глянцевый, по чужим столам шарите! В этом чужом столе для вас, господин Глянцевый, ничего не положено! А что положено – то не вами, господин Глянцевый, взято будет! Вынь лапы из чужого стола, а то гениальный мазок на рожу наложу!!!

Глянц зашипел, потирая затылок, и вынырнул из ящика. Пнув его ногой, он быстро встал и, пробормотав: «Это я один стишок искал… Срочно нужен…» – быстрым шагом двинул к выходу. Курсаков двинулся за ним, держа на отлете испачканную в краске кисточку. Борисик прибавил ходу, лавируя между столами. Толик не отставал. Наддав еще, Борисик выскочил в коридор и захлопнул за собой дверь. Курсаков, грубо пихнув дверь ногой, заорал:

– Ходют тут всякие начальнички, от работы отвлекают! – и, развернувшись, направился к своему рабочему месту.

Я вышел из своего угла и медленно двинулся к своему рабочему столу. Еще одна деталька встала на свое место.

Интерлюдия

Рабочий день начинался рано и бурно. И вообще жизнь в этом только что созданном рекламном агентстве со странным названием «ДиссидентЪ» была молодой и бурной. Ребята, в основном знакомые генерального директора Вовчика Коренева по прозвищу Корень, привлеченные, как правило, из различных, но никак не связанных с рекламным бизнесом, отраслей народного хозяйства, яростно штурмовали неведомое, непонятное, но такое захватывающее дело. Отечественным заказчикам, тоже в основном нестарым, энергичным людям, такое буйное, живое отношение к делу очень нравилось. Даже уважаемые иностранные фирмы, пытаясь проникнуть на этот вновь открытый российский базар (цивилизованным рынком назвать то, что творилось в стране, язык ни у кого не поворачивался), с удовольствием обращались в это агентство, тем более что оно уже твердо закрепилось не только на улицах столицы, но и на большинстве каналов телевидения. Так что фирма представляла собой то, что принято называть динамически развивающимся предприятием.

К сожалению, уже неделю по кулуарам фирмы бродил слух о том, что есть решение то ли о слиянии, то ли о разделе, то ли о продаже. Народ бурлил. Работа тормозилась. Все ожидали официального меморандума руководства.

Ранним зимним утром, когда на улице еще темно, а свет нечастых фонарей выхватывает из мрака серебро мельтешащих снежинок, когда пухлая, искрящаяся вата только что выпавшего снега, мягко проседая под ногами, наскрипывает странную ритмическую песню, когда воздух, пропущенный сквозь фильтр замороженной воды, ударяет в голову и очищает мысли, Илья Милин, три месяца назад по приглашению своего однокурсника Вовчика Коренева поступивший на работу в рекламное агентство «ДиссидентЪ», выбрался из подземелья метро на станции «Таганская-кольцевая».

До начала работы оставалось еще больше часа, поэтому он неторопливо двинулся в обход пустой площади, мимо магазинов «Рыболов-спортсмен», «Ткани», мимо Театра драмы и комедии на Таганке, мимо закрытого на ремонт «Детского мира», и дальше по Таганской улице. У входа в трехэтажное здание, в котором агентство «ДиссидентЪ» арендовало пока что четыре комнаты, снег был уже основательно притоптан.

«Опять банкиры спозаранку съехались…» – подумал Милин, имея в виду соседей – отделение банка «Минитоп», расположившееся на первом этаже. Он вошел в холл, отделанный фанерой под мрамор, и поднялся по широкой, достаточно щербатой лестнице на второй этаж. В кабинете генерального директора горел свет и слышались голоса. Громкий визгливый тенор доказывал что-то, нервно захлебываясь, невнятно выговаривая слова и глотая окончание фраз. Изредка вставлял в разговор несколько слов Коренев. Илья не стал прислушиваться, поскольку вообще брезгливо относился к подслушиванию, и быстро прошел в большую полутемную комнату, которую занимали «творческие» работники.

Повесив куртку на общую вешалку, он протиснулся к своему столу и, примостившись на краешке, начал просматривать написанные вчера тексты рекламных заставок для «Проктэра вместе с Гейблом» и финансового концерна «Вершина». Затем, вспомнив, что сегодня необходимо обязательно смотаться на Кутузовский проспект, в район Поклонной горы, где один из заказчиков снял несколько рекламных щитов, Илья отправился к Кореневу договариваться насчет машины.

Подойдя к дверям шефского кабинета, из-под которых тянулась яркая полоска света, он прислушался и, не услышав разговора, толкнул дверь. Корень сидел за рабочим столом и внимательно читал какие-то документы. Напротив, примостившись на краешке кожаного дивана, нервно грыз ногти Борисик Глянц. На изготовленных для себя визитках Борисик обозвался «начальником отдела перспективного развития», хотя, насколько Илья успел разобраться в структуре агентства, он занимался тем, что доставал шефа различными проектами, и держался за счет того, что иногда приводил заказчиков. Видимо, сейчас Корень изучал очередной «прожект» Борисика.

Вовчик поднял голову на звук открывающейся двери и, увидев заглядывающего Илью, улыбнулся и помахал рукой, приглашая заходить. Илья вошел и со словами: «Я на секунду…» – двинулся к столу. На Глянца он старался не обращать внимания, поскольку не любил его еще со времен института – они учились на одном курсе, более того – в одной группе.

– Нет, Илюха, раз уж ты первый появился в офисе, я хочу с тобой посоветоваться, – откинувшись в кресле, заявил Корень.

С дивана донеслось возмущенное фырканье: «Что, решил контракт в стихах изложить, или пару диодов к нему припаять!»

Илья сразу завелся:

– Это тебе надо пару диодов припаять, чтобы туда выходил… – Он кивнул на дверь. – А обратно не входил!

Глянц заткнулся и опять принялся за свои ногти.

– Нет, Борисик, ты не прав, – как-то благодушно протянул Корень. – Илюха работал начальником цеха, значит, какой-никакой административный опыт имеет. А кроме того, он поэт – значит, мыслит широко и нестандартно. – Повернувшись к Илье, он продолжил: – Вот, Борис Абрамыч предлагает слияние нашей фирмы с агентством «Ферст СВ». И условия вроде бы неплохие, и перспективы рисуются радужные, а что-то сердце у меня не лежит. Уговаривает он меня, уговаривает, а я все не решусь. Посмотри. – Он двинул к Илье бумаги. – Может, что дельное подскажешь?

– Ну что он дельное подскажет, – взвился с дивана нервный Борисик. – Проблематики не знает, предыстории не знает, договорными вопросами не владеет – хуже, чем просто дилетант, поскольку рассуждать будет явно предвзято…

– Ну почему же предвзято, я как раз верю в его объективность. Помнишь, как он тебя в деканате защищал?

Корень захихикал, вспомнив давнюю историю про напившегося и попавшего в вытрезвитель Глянца. Ребята тогда учились на втором курсе, и Борисика могли запросто вышвырнуть из института, но группа взяла его на поруки, а «общественным» адвокатом выступал как раз Милин. Именно после этого случая Глянц невзлюбил Илью и начал строить ему пакости по мелочам, чем воспитал в миролюбивом Илюхе стойкое отвращение к своей персоне.

– Нет, ты скажи, Илья, сейчас ты пошел бы защищать Глянца? – Корень не на шутку веселился.

Илья бросил на Борисика хмурый взгляд и, расположившись в кресле, начал внимательно изучать переданные ему бумаги. Несколько минут в комнате царило молчание, нарушаемое только сопением Глянца и шуршанием бумажных листов. Затем Илья поднял голову и бросил листки контракта на стол.

– Ну, что скажешь? – Володька был неожиданно серьезен.

– Если ты подпишешь эти бумажки, через четыре месяца останешься с голым задом и без работы, – резко заявил Илья.

– То есть?

– Пункт два-четыре этой бумаженции предусматривает… – Илья выдернул один из листков и принялся читать вслух. – «Объединение всех финансовых, имущественных и интеллектуальных ресурсов…», а пункт шесть-два… – Илья потянул следующий лист, – «Распределение акций производится в зависимости от величины материального или финансового взноса предприятия в уставный капитал объединения». Пунктики не случайно так удалены один от другого. Сопоставь их, и ты поймешь, что сам ты имеешь и внесешь в совместный проект в основном свои связи и деловые контакты, а твой голый, но деловой партнер притянет в уставный фонд пару миллионов долларов и получит не то что контрольный, а весь пакет акций. И тогда твое первое вице-президентство станет не более чем листочком от известного растения, которым ты прикроешься спереди. Но сзади тебе нечем будет прикрыться. Значит, зад голый! А кроме того, есть еще один замечательный пункт… – Илья поковырялся в бумагах и вытащил еще один лист. – Вот, пункт восемь-три, слушай: «Сторона, нарушившая настоящий договор, в добровольном порядке прекращает деятельность в сфере рекламного бизнеса на срок не менее десяти лет». Отлично. Вот и получается – оставить с голым задом и без работы. Я думаю, что, если повнимательнее изучить этот документ, можно отыскать еще пару-тройку ловушек для дурака!

В комнате воцарилось молчание. Корень задумчиво скреб щеку, Глянц сопел на своем диване, Илья перебирал валявшиеся у него на коленях листочки. Наконец Корень задумчиво проговорил:

– Ну что ж, пожалуй, ты, Илья, излагаешь убедительно.

Тут Глянц не выдержал. Он вскочил с дивана и, подскочив к столу, принялся кричать, размахивая руками и брызгая слюной:

– Если вам, Владимир Владимирович, не угодно видеть себя вице-президентом мощнейшей корпорации с миллионными оборотами, которая может стать фактически рекламным монополистом, оставайтесь хозяином своей мелкой конторки. Только учтите, такие предложения дважды не делаются, потом будете локти кусать, да поздно будет. Сегодня вы упускаете уникальный шанс объединения. Вся Европа объединяется, все понимают выгоды слияния и укрупнения, но какой-то специалист по паяльникам высказал свое просвещенное мнение, и вы пошли на попятный. Нечего сказать, нашли себе консультанта. – Борисик поперхнулся словами и, хватая открытым ртом воздух, рухнул обратно на диван.

– Слушай, Борисик, ты-то что так стараешься. – Илья уперся взглядом в сгорбившегося на диване Глянца. – Вон даже Европу приплел. Ну, финансовый гений с техническим образованием, твоя-то какая личная заинтересованность?

Глянц гордо поднялся с дивана и расправил плечи.

– Моя личная заинтересованность – процветание фирмы, в которой я работаю. А ваши, Илья Евгеньевич, намеки и инсинуации не имеют под собой никаких оснований и являются чистой воды провокацией. Но вам не удастся опорочить меня в глазах руководства. Оно сможет отличить слабого рифмоплета от опытного менеджера.

Закончив свое выступление, Глянц «слез с трибуны» и быстрым шагом вышел из кабинета, оскорбленно, но аккуратно хлопнув дверью.

Коренев задумчиво посмотрел на дверь, а затем неожиданно спросил:

– Слушай, Милин, а ты не думал о втором образовании? – На физиономии Ильи отразилось простодушное удивление. – Я имею в виду юридическое. Фирма могла бы оказать содействие.

– Ну, вообще-то мне хватает пока и радиотехнического. А если ты имеешь в виду мою оценку этих бумажек, так здесь юридического образования не надо, достаточно простого здравого смысла.

– Ты все-таки подумай. Три года не срок, а юристы сейчас в цене… – Коренев помолчал, а затем вдруг неожиданно сменил тему: – Да, а что это ты сказал – твой голый, но деловой партнер, почему голый?

Илья улыбнулся.

– Ты что, телевизор не смотришь? Там сейчас по всем каналам демонстрируют рекламные способности твоего потенциального партнера.

– Ты же знаешь – футбол, «Время» – это все, что меня интересует на отечественном телеэкране.

– Этого вполне достаточно, чтобы узреть маленького, голого, тощего мужичонку в бескозырке, сидящего в ванне на резиновом надувном дельфинчике и размахивающего детским флажком с надписью «Ферст СВ». Снизу от картинки еще надпись есть – «Мы доставим вас куда надо».

– Нет, не припомню… – несколько озадаченно протянул Вовчик. – Да, так какие у тебя проблемы? Ты же ко мне зашел не для того, чтобы Глянца расстроить?

Вопрос с поездкой на Поклонную гору решили быстро. Когда Илья вышел из кабинета шефа, в коридоре его ждал Борисик. Он быстро подошел и выдавил сквозь зубы:

– Все, Милин, ты меня достал. Этого я тебе никогда не забуду. Берегись, я тобой специально займусь!

– Я не очень хорошо понимаю, чем вызвал такое внимание, – спокойно ответил Илья. – Но в любом случае спасибо за предупреждение. Как говорили древние: «Praemonitus praemunitus». – Затем, глядя в непонимающие глаза Борисика, добавил: – Для не понимающих латыни перевожу: «Кто предупрежден, тот вооружен».

– Ладно, знаток латыни! Я тебе отвечу на русском: «Хорошо смеется тот, кто смеется последний!» – Глянц резко повернулся и быстро пошел прочь…

Через неделю Илью Милина ввели в административный совет агентства, а на шикарных визитках Бориса Абрамыча Глянца появилась надпись «Заместитель начальника отдела перспективного планирования».

7. Людмила

…Платон в диалоге «Пир» утверждал, что когда-то в мире существовали люди, не разделенные по половым признакам, то есть сочетавшие в себе и мужское, и женское начало. Звали их андрогины, они имели цилиндрические тела, четыре ноги, четыре руки и два лица, по одному с каждой стороны круглой головы. Андрогины были настолько сильны и могущественны, что стали угрожать богам. И тогда Зевс рассек андрогинов на две симметричные части, ослабив их, таким образом, наполовину. Однако, когда тела андрогинов были рассечены, каждая половина с вожделением устремилась к своей другой половине. Они обнимались, сплетались, страстно желая срастись, и умирали, ничего не желая делать порознь…

«Итак, каждый из нас – это половинка целого, и поэтому каждый всю свою жизнь ищет свою недостающую половину…» И счастье в человеческой жизни возможно, только если найдешь свою половину.

Я, признаться, думал, что Глянц успокоился и забыл ту давнюю стычку в кабинете шефа. Слухи о слиянии-объединении как-то сами собой рассосались, жизнь вокруг бурлила яростная и мутная, времени вспоминать старые обиды не было, да и новых обид хватало. Но, выходит, я ошибался. Борисик ничего не забыл и, несмотря на внешнюю доброжелательность, лелеял все это время надежду поквитаться. Надо сказать, выстроил свою месть он мастерски. Если бы он сейчас на глазах у всех обнаружил в моем столе пропавшие у Корня документы, да притом что часть их отсутствует, я не только вылетел бы с работы, а пожалуй, и в живых бы не остался. И спасла меня, можно сказать, случайность. Ну, маг недоделанный, думай теперь, как выкручиваться. Но выкручивайся в соответствии с приведенным тобой самим высказыванием древних.

Да! Он же сейчас скорее всего двинул на черную площадку.

Я бросил взгляд на стоящий под столом кейс. Сигнала не было. Но спустя несколько мгновений на ручке действительно зажглась красная точка. Я открыл кейс и вытянул тонкий проводок с висящей на нем маленькой пуговкой наушника. Засунув наушник в ухо, я щелкнул тумблером, отключая запись, – кассету надо было экономить. В наушнике послышалось легкое шуршание, а затем отщелкивание цифр набираемого телефонного номера. На панели прибора вспыхнули цифры набранного номера. После трех-четырех длинных гудков чмокнул щелчок соединения, и сразу же послышался резкий голосок Глянца:

– Диггер?

– Ну… – ответил ему сонный голос.

– Ты мне что ночью сказал?

– Работу сделал, мину заложил, – уже бодрее ответил голос.

– И куда ж ты ее, сука, заложил? Себе в задницу? Где папка с документами?

– Слушай ты, козел, куда ты мне сказал, туда я все и заложил – на втором этаже, в седьмой комнате, в стол у крайнего окна, во второй ящик.

– Нет там ничего… – Борисик почти визжал.

– Не ори… – Голос Глянцевого собеседника сделался холоден и резок. – Я, как правило, ошибок не допускаю, ты знаешь. Ты сам-то хорошо смотрел?

– Лучше некуда, весь ящик перерыл. Да там особо и рыть-то нечего – ящичек практически пуст. Меня больше главное интересует – ты в воздуховод положил, что надо? Если сегодня и эти бумаги не найдут… Я не знаю, что будет!

– Ну, знаешь, столы я еще и мог бы в темноте перепутать. – Голос помолчал. – Хотя вряд ли… А вытяжка в кабинете одна. Другой нет. И кабинет заперт, из него сейчас вряд ли что можно вынести. Так что с этим все должно быть нормально. Слушай, может, в этой седьмой комнате просто спросить у ребят, не видел ли кто зелененькую папку. Даже если кто нашел, что эти «творческие работники» в ней поймут. Так что ты давай не психуй, а спокойно так, между делом, поинтересуйся. Спокойнее, спокойнее.

– Ага! Тебе просто спокойненьким быть. А меня так могут успокоить, что вообще шевелиться не буду!

– Ну, друг, ты сам в это дело влез. Сам придумал – сам хлебай, захлебнешься – не скули. Я свою часть сделал – отвали! – заговорил голос в рифму, но без размера.

– А ты, часом, сам нигде их не припрятал, Диггер? Смотри, если думаешь на себя одеяльце перетянуть… – Голосок у Борисика сделался мягеньким.

– Ты же видел, что я с пустыми руками в коллектор спустился!.. – Собеседник Глянца явно занервничал.

– Видел-то видел… – раздумчиво протянул Глянц. Похоже, ему удалось взять себя в руки.

– Ладно, подождем, что Крот скажет… – закончил Борисик разговор, и в наушнике часто запикал отбой. В тот же момент кто-то хлопнул меня по плечу. Я оглянулся, рядом, улыбаясь во весь рот, стоял Женька Брусничкин.

– Ну, Илюха, здорово ты устроился. Я смотрю, под музыку работаешь. Не мешает рифмы низать? Что слушаем?

Он протянул руку, собираясь приложиться к моему микрофону. Я быстро выдернул пуговку из уха, бросил ее в портфель, щелкнул тумблером, включая запись, и тут же закрыл свой саквояж. Затем устало потянулся – от напряжения занемела шея – и только после этого ответил:

– Первый концерт Чайковского для фортепиано с оркестром.

Всем было известно, что Брусничкин на дух не переносил классическую музыку, он от нее впадал в какое-то коматозное состояние. А я, наоборот, слыл на фирме отъявленным меломаном. Женька сразу потерял интерес к моему наушнику, но у него наготове было другое предложение:

– Слушай, ты так неожиданно уехал, а я как раз хотел тебя позвать в одну новую ресторацию. Тут недели две назад недалеко от нас открыли симпатичный такой подвальчик. В самом Товарищеском из всех товарищеских переулков. Ни за что не догадаешься, как эту ресторацию обозвали!

Он торжествующе посмотрел на меня. Я решил поддержать предложенную игру:

– «Взвейтесь кострами»!

Женька довольно заржал.

– Дается три попытки. Первая не считается – идет за счет заведения.

Я принял позу роденовского «Мыслителя».

– «В разливанном шалаше»!

Мимо! С твоей фантазией не рекламные стихи строчить, а названиями для рестораций торговать! Будь проще, и народ к тебе, вернее, к ресторану, потянется!

– Сам же сказал – в Товарищеском переулке. Значит, название должно соответствовать.

– Чему соответствовать? Названию переулка или виду деятельности?

– Ну тогда «У Маузера»!

Женька оторопел.

– При чем тут маузер?

– Ну как же. Помнишь: «…Кто там шагает правой. Конечно, товарищ маузер». Ну и опять же «маслята под стреляным соусом» очень соответствовать будут.

Женька озадаченно поскреб шевелюру.

– Ну у тебя ассоциации!.. Впрочем, Владимир Владимирович сегодня неактуален.

Напрасно он всуе вспомнил Маяковского. Я за Владимира Владимировича и обидеть могу! Мгновенно набычившись, я поднялся из-за стола.

– Ну-ка повтори, кто сегодня неактуален?

– Асадов, Асадов… – Женька вспомнил, что при мне о Маяковском либо в превосходной степени, либо никак.

– Разве Асадова Владимиром Владимировичем звали? – По-моему, он меня просто дурил.

– Ну как же, конечно. Он же всю жизнь гордился, что с Маяковским полным тезкой был. Даже фамилию хотел поменять, только ему ЦК не разрешил! А что ты, собственно, разговор в сторону уводишь?! У тебя последняя попытка осталась!

– Да! Тогда надо бить наверняка! – Я на минуту задумался и выдал: – «Друг».

– Не… – Брусничкин разочарованно покачал головой. – Это даже примитивно как-то. Последняя попытка меня совершенно разочаровала…

– Ну почему? Наоборот, свежо и неожиданно. Представляешь, тебя жена спрашивает: ты где весь вечер пропадал, а ты отвечаешь: у «Друга», и она ни за что не догадается, что ты, паразит, без нее в ресторане отрывался. Или она – тебе: ты куда собрался, а ты, индифферентно так: к «Другу», и она понимает, что искать тебя сегодня бесполезно. Каково!

– Может, ты и прав, – задумчиво протянул Женька. – Только ресторан-то назвали «Сказка».

– Это что, от потребкооперации, что ли, заведение?

– Почему от потребкооперации?

– Насколько мне известно, рестораны «Сказка» до последнего времени строила в основном потребкооперация. За городом ставили такие избушки, похожие на жилище Бабы-Яги, только размером сто на сто метров, и затем месяцами ждали посетителей. Только кто же добровольно к Бабе-Яге полезет. Так они и стояли пустые. Или в них заваливали толпами лица кавказской национальности – они не знают, кто такая Баба-Яга, у них свои авторитеты.

– Нет, по-моему, это не потребкооперация. По-моему, это какой-то чудачок на свои кровные подвальчик оборудовал. Там столиков двенадцать всего, но кормят… – Брусничкин закатил глаза. – И вино настоящее, грузинское. Так что можем прогуляться.

– Мы, безусловно, посетим заведение, отрекомендованное столь солидным знатоком сказочных подвальчиков, только мне надо побывать в бухгалтерии.

– А, так ты еще гонорар не получил, – догадался Женька. – Тогда вперед! Твои на депозит не переводили, в кассе лежат. Получишь, и потопали творческий тонус поднимать. А то я со своей «Галиной Бланкой» ничего придумать не могу. Кроме лозунга «Галину Бланку – в каждую кастрюлю» – ну ничегошеньки в голову не лезет. Надо раскрепостить подсознание.

Он опять хлопнул меня по спине и отошел к своему столу.

Я бросил взгляд на часы.

– Пожалуй, ты прав, – пробормотал я себе под нос. – Пора прогуляться до бухгалтерии, только сначала мы сделаем один звоночек.

Я снял трубку и навертел удивительный восьмизначный номер. Совершенно неожиданно для меня в трубке раздались обычные длинные гудки, а затем, после звонкого щелчка, послышался приветливый женский голос:

– Коммутатор…

Я, честно говоря, несколько растерялся, но после короткой заминки бросил в трубку:

– Мне дед Антип нужен.

Последовала довольно длинная пауза, а затем трубка мне ответила тем же женским голосом, в котором, однако, вместо прежней приветливости появилась явная брезгливость:

– Молодой человек, вы соображаете, откуда звоните? – и далее последовали короткие гудки отбоя.

Вот так. Без разговоров трубочку хабах на рычажок! Подожди, она же сказала: «Вы соображаете, ОТКУДА звоните». Вот именно – не куда, а откуда. Я огляделся. В комнате стоял обычный творческий гвалт, в который свежей оригинальной нотой вливалась звонкая трель закипающего чайника. Да, пожалуй, моя собеседница могла решить, что я звоню из какого-нибудь пивбара, преследуемый разгоряченным милиционером. Ну а в том, что вокруг меня тьма народа, заинтересованно прислушивающегося к моему разговору и лихорадочно записывающего набранный мной номер, она была просто убеждена. Все правильно – перезвоним из автомата.

Во избежание возможных случайностей я крутанул колесики кодового замка на кейсе, а затем с легким сердцем отправился в бухгалтерию, к нашей главной кормилице Галочке Анатольевне. Бухгалтерия располагалась в дальнем конце коридора. Подойдя к ней, я увидел Глянца, который стоял в курительном тупичке и прилежно-развязно делал вид, что наслаждается сигареткой с золотым ободком.

– О, Борисик Абрамыч, да вы курить начали! Понимаю, нервы, нервы. Спокойнее надо быть, спокойнее!.. – не мог я отказать себе в удовольствии…

Глянц, увидев меня, вздрогнул и нервно втиснул сигарету между своих тонких губ. Затем, спохватившись, он выдернул ее обратно и тоном ужасно занятого и страшно ответственного работника заявил:

– Милин? Здравствуй. Я тебя разыскивал. Мне срочно нужна проработка материала по концерну «Галина Бланка». К вечеру, к заседанию совета, необходимо иметь все материалы!

– Да, мне передали, что вы разыскивали меня во втором ящике моего рабочего стола. Обычно меня там не бывает. Но поскольку теперь там стали появляться чужие ручонки, я установил в этом ящике небольшой такой капкан… – Я выразительно взглянул на Борисика. – И в другие ящики тоже… Да, кроме того, я думаю, вы в курсе, что «Галину Бланку» обрабатывает Евгений Николаевич Брусничкин, поэтому все вопросы к нему.

С этими словами я толкнул двери бухгалтерии.

Галочка Анатольевна встретила меня, как всегда, с неподдельным восторгом и материнской нежностью.

– Илюшенька, дорогой, как ты съездил? Тяжело, наверное, было, все эти грустные хлопоты, беготня… Ты, наверное, устал? Ты когда вернулся? В выходные хоть немного удалось отдохнуть? Давай-ка мы чайник поставим… – и уже своей помощнице: – Верочка, ставь чайник, напоим Илюшу кофе. У нас там булочки были…

Я с умиленной улыбкой наблюдал за этой легкой суматохой, которая поднималась вокруг Галины Анатольевны всякий раз при моем появлении. Да, я ходил в любимчиках главного бухгалтера и очень этим гордился. Все считали, что Галина Анатольевна обладает удивительным чутьем на человеческие качества, поэтому ее нежное отношение ко мне подтверждало, что я не худший представитель рода человеческого.

Меня подмывало плюнуть на Женькино предложениеи остаться в бухгалтерии на кофе с булочками, но это кофепитие могло затянуться надолго и плавно перейти в обед, а у меня были еще кое-какие дела, да и Афоня мог проявиться в любой момент. Поэтому я со вздохом сожаления заявил:

– Ах, Галочка Анатольевна, вынужден отказаться от вашего заманчивого предложения. Меня ждет Брусничкин и ваша тезка – «Галина Бланка». Я зашел насчет зарплаты. Говорят, деньги выдавали.

– Ну конечно, конечно. Верочка, выдай Илюше аванс и премию не забудь.

Через несколько минут я покидал гостеприимную бухгалтерию, обремененный солидной суммой в иностранной валюте, а еще несколько минут спустя мы с Женькой вышли из парадного подъезда фирмы на раскаленный полуденный асфальт Таганской улицы.

Таганка – один из старейших районов Москвы – давным-давно застроена небольшими двух-трехэтажными особнячками с массой дворов и двориков, палисадников и закоулков, перегороженных самыми разнообразными заборами и загородками. Как и по всей Москве, на Таганке к Олимпийским играм 1980 года прошла большая чистка, но коснулась она практически только Марксистской улицы. Оно и понятно, улицу с таким названием тогдашние власти не могли показать многочисленным гостям Олимпиады в неприбранном виде. Поэтому стоявшие на ней дома просто смели, и в кратчайшие сроки, в соответствии с принятыми на себя повышенными обязательствами, на ее месте возвели широкий проспект, застроенный современными жилыми высотками. Таким образом, улицы Таганская и Воронцовская, бывшие до того времени основными восточными лучами Таганской площади, стали в одночасье бедным городским захолустьем – на них у властей денег не хватило, и изменения их практически не коснулись.

С приходом перестройки, а затем и развитой демократии, новенькие русские, а также американские, немецкие, французские и так далее, облюбовавшие себе милые особнячки на улицах Таганской и Большой Коммунистической, принялись приводить эти особнячки в дореволюционный вид. При этом, если улица Большая Коммунистическая за какие-то полгода превратилась в клубно-представительскую стрит с вылизанными тротуарами и блистающими темным витринным стеклом фасадами, то на улице Таганской все как-то замерло на стадии деревянных ограждений, сорванных крыш, выломанных оконных и дверных коробок и прикрывшей весь этот развал стыдливой зеленой вуали оградительной нейлоновой сеточки.

Несколько долгих мгновений мы с Женькой стояли у входа в фирму, любуясь агрессивной деятельностью турецких рабочих на просторах московских улиц. Затем Женька, приобняв меня за плечо и подталкивая рядом с собой, двинулся вдоль фасада нашего дома, но практически сразу свернул в темный закоулок. Далее мы двигались гуськом, причем я старался идти за ним след в след, рискуя иначе оказаться в какой-нибудь особо зловонной луже.

Брусничкин имел поразительный нюх на вновь открытые злачные места с хорошей репутацией и привычку ходить непроторенными путями. Любой, даже самый коренной москвич, но нормальный человек, с Таганской улицы в Товарищеский переулок попадает, пройдя в сторону Таганской площади и свернув направо. Но Брусничкин, конечно же, знал путь короче. Поэтому мы топали какими-то мрачными, холодными двориками, окруженными разваливающимися кирпичными оградами и покосившимися серыми заборами, по кирпичам и доскам, брошенным в не просыхающие, вонючие, покрытые ледяной зимней корочкой лужи.

При этом Женька радовался, что показывает мне путь на целых семь минут короче. Потом он легко удивился, что не видит сегодня Цыгана.

– Цыгана что-то не видать. Обычно в это время он здесь обретается. Занятная собака. Умная, как бес. Постоянно изображает из себя немощного калеку. Бьет народ на жалость. А знаешь… – он неожиданно повернулся ко мне, – ты не поверишь, но я сам лично видел, как этот пес вон за тем сараем заматывал себе лапу тряпкой!

Я сразу понял, о ком идет речь.

– А вот сегодня его что-то не видать, – продолжил Женька, вернувшись к функциям Сусанина.

– Во-первых, пса зовут не Цыган, а Афоня…

Продолжить мне не дали.

– Ты откуда знаешь? Тебя что, лично ему представили? По моим наблюдениям, эта псина вообще ни на какие клички не откликается. Он откликается только на сосиски, котлеты и другие мозговые кости. Если ваши руки пусты, эта мудрая собака будет продолжать движение по своим делам, обращая на вас внимания меньше, чем на дохлую крысу…

– И это понятно, – продолжил я Женькину мысль. – Поскольку дохлая крыса – какая-никакая добыча, а ваши пустые ручки, кроме кулаков, ничем не примечательны.

– И что же во-вторых?.. – бросил вдруг Женька через плечо.

– А во-вторых, Афоня сейчас занят, он на стреме.

Только договорив до конца, я прикусил язык, сообразив, что выдал секретную информацию и напоролся на самые нежелательные вопросы. К счастью, фраза о бездомном псе, стоящем на стреме, настолько развеселила Брусничкина, что он немедленно бросился ее творчески развивать.

– Илюха, так тебе, значит, известно, что местные дворняги объединились в шайку и сегодня вышли на дело. А самого негодящего пса оставили на шухере. Может, ты знаешь, кого собралась потрошить собачья мафия? Если это наши соседи из банка, то наша прямая обязанность – немедленно предупредить их о готовящейся злодейской акции. Мы не можем бросить соседей на произвол озверевших шавок!

– Нет, если мне не изменяет память, песики решили сегодня тряхнуть кухню ресторана «Сказка».

– Так нам надо спешить! Иначе мы рискуем остаться без обеда!.. Вот, кстати, мы уже и пришли.

Мы действительно как-то незаметно оказались в Товарищеском переулке, напротив большого серого дома, первый этаж которого украшала витиеватая вывеска «Сказка» со странной стрелочкой, указывающей вправо и вниз. Но удивляться и заниматься розысками мне не пришлось – мой проводник отлично знал, что обозначают все стрелочки в округе. Свернув за угол дома, мы спустились по замысловатой металлической лестнице в полуподвал, толкнули здоровенную резную деревянную дверь и оказались в «Сказке».

Зал ресторанчика действительно был не велик и разделен высокой аркой на две неравные части. Женька уверенно кивнул стоявшему в прихожей молодому охраннику, прошествовал в дальний конец погруженного в интимный полумрак меньшего зала и уселся за один из пяти стоявших здесь столиков. Мне ничего не оставалось, как присоединиться к нему.

Зал, интерьер которого был выдержан в темных пастельных тонах, освещался несколькими изысканными бронзовыми бра. На столиках стояли такие же бронзовые подсвечники, с небольшими витыми свечами. Брусничкин уже разглядывал меню, поэтому я взял лежавшую на белоснежной скатерти изящно оформленную карту вин и стал ее внимательно изучать. Вино действительно в основном было грузинское: «Цинандали», «Хванчкара», «Ркацители», «Киндзмараули», «Саперави», – в общем, выбор вин был действительно богат.

В этот момент раздался щелчок зажигалки, и наш столик накрыл мягкий желтоватый свет зажигаемых свечей. У меня над ухом раздался нежный девичий голосок:

– Я вас слушаю, господа. Что будете кушать?

Я поднял глаза и увидел узкую девичью ладошку, охватывающую маленький блокнотик. На тоненьком безымянном пальчике красовалось то, чего я не ожидал увидеть уже никогда… МОЙ ПЕРСТЕНЬ. Большего изумления мне в моей жизни, конечно же, не испытать. Мгновенно пришло понимание, что означает – потерять дар речи. Я просто забыл все на свете: как дышать, как ходить, как пить, как есть, как говорить, как читать и писать – я мог только смотреть, и то не мигая, потому что, как мигать, я тоже забыл.

Женька начал трепаться в своем обычном шутливо-подтрунивающем тоне, девушка смеялась и что-то записывала в блокнот, но звуки проходили мимо, никак не задевая моего сознания. Я не отрываясь смотрел, как матово отсвечивает хорошо мне знакомое, изысканно завитое благородное серебро, как необычно ограненная пирамидка изумруда бросает по сторонам зеленоватые блики отраженного мерцания свечей.

Наконец я смог оторвать глаз от перстня и взглянуть в лицо стоявшей перед нами девушки.

Немного выше по тексту я вам безбожно соврал. Оказывается, изумление, как и любое другое человеческое чувство, не имеет границ. Вы можете себе представить мое состояние, когда я увидел, что прямо передо мной стоит… Лаэрта! Та самая Лаэрта, которую я, казалось, навсегда оставил в своем кошмарном, мучительно-прекрасном сне!

Лишь несколько секунд спустя я понял, что это не Лаэрта. Но сходство было просто поразительным. Такого же роста, такие же белокурые волосы, мягкими крупными локонами падающие на плечи, до боли знакомая, изящная хрупкая фигурка с узкими плечами и маленькой высокой грудью гордо несла простое и элегантное голубенькое платье с кружевным воротничком. Округлое лицо со слегка вздернутым маленьким носиком, небольшими, пухлыми, чуть улыбающимися губами было обращено к Женьке и выражало какое-то детское внимание. Только глаза потеряли свою поразительную синь и стали серыми, того поразительно мягкого оттенка, который имеет полированный агат. Я бесстыдно уставился в это дорогое, до боли знакомое лицо, которое я и не мыслил увидеть в Москве.

И тут в моей голове насмешливо прозвучало: «Ну что уставился? Как не стыдно так бесстыдно рассматривать незнакомого человека, особенно молодую девушку…». Вздрогнув, я понял, что эти слова мне просто почудились. Но до меня, наконец, стало доходить содержание беседы. Они совершенно не обращали внимания на мой ошарашенный вид, поглощенные разговором, и это дало мне возможность до некоторой степени прийти в себя. Галантный Брусничкин, видимо, уже сделал заказ, поскольку его собеседница убрала свой блокнотик в карман фартучка. Но Женька, похоже, не собирался ее отпускать.

– Нет, вы должны обязательно сказать нам свое имя. Я не могу позволить себе, словно какой-нибудь провинциальный купчик, орать на весь зал: «Эй, официантка». И вообще, слово «официантка» к вам совершенно не подходит. Такую милую девушку, по-моему, дозволено называть только особо нежным именем. Так смилуйтесь и назовите себя.

Этот велеречивый тип мог уговорить кого угодно, а его собеседница, с легкой улыбкой слушавшая его воркотню, и не собиралась кокетничать. Она просто и негромко произнесла:

– Зовут меня Людмила. Но кричать на весь зал мое имя совершенно не обязательно, достаточно просто внимательно на меня поглядеть, и я подойду к вашему столику.

– Ну если достаточно просто внимательного взгляда, то вы от нашего столика не отойдете вовсе! Вы посмотрите на моего друга. Он же просто не сводит с вас глаз… – Тут коварный Брусничкин гнусно ухмыльнулся и с нездоровым любопытством поинтересовался: – А Милой вас можно называть?

– Меня многие так называют, хотя это имя мне не очень нравится.

– Тогда он… – Женька ткнул в меня пальцем, – …ваш! – и довольно расхохотался, откинувшись на стуле.

После этой фразы мне стало до испарины жарко – похоже, я покраснел, как вареный рак.

Людмила бросила наконец на меня быстрый взгляд, и ее щеки тоже слегка зарозовели.

– С какой стати вы делаете такое далеко идущее заключение? – ровным голосом спросила она.

Продолжая довольно ржать, Брусничкин снова ткнул в меня пальцем и выдал:

– У него ж фамилия – Милин. Следовательно, он – ваш!

Людмила покраснела еще больше и, слегка сдвинув брови, от чего над переносицей появилась едва заметная морщинка, сказала:

– У меня сегодня на редкость веселый клиент… – Затем она быстро отошла от нашего столика.

Брусничкин перестал ржать и с лихорадочным шепотом повернулся ко мне:

– Илюха, какая девушка! Просто сказка, – и тут он наконец обратил внимание на мое странное состояние.

– Ты чего? – Он стал серьезным, можно даже сказать, встревоженным. – Ты себя нормально чувствуешь? Может, водички налить?

– Все в порядке, не волнуйся… – хотел сказать я, но из моего горла раздались только какой-то странный хрип и бульканье.

– Ты рот-то закрой! Первый раз вижу, как с открытой пастью пытаются говорить. Да что с тобой? Что ты давишься?!

Я наконец вспомнил, как разговаривают на русском языке.

– Все в порядке… не волнуйся… Это у меня изумление такое…

Брусничкин сразу пришел в свое нормальное расположение духа:

– Вижу – твое изумление! И я даже догадываюсь, что именно тебя до такой степени изумило. – Он гнусно подмигнул.

– Совсем не то, что ты думаешь! – снова покраснев, но уже почти нормальным голосом огрызнулся я.

– Да, да, конечно, ты же у нас известный скромник. Именно поэтому все наши женщины по тебе сохнут!

– Ну что ты мелешь? Какой скромник? Какие женщины по мне сохнут? Трепло ты, Женька, пустое, И вообще, кончай лыбиться, а то злую эпиграмму на тебя накропаю!

Я окончательно пришел в себя и даже начал безмятежно улыбаться. Однако в груди засела тоскливая заноза понимания того, что я, похоже, встретил девушку, без которой жизнь моя будет пуста и никчемна, и если я ей буду неинтересен, то можно прямо сейчас закопать это бренное тело, чтобы не мучилось.

Женька стал вдруг совершенно серьезен и заявил:

– Ты, Илюха, не хорохорься. Что, если эта маленькая Мила на самом деле твоя половина? Помнишь Платона, диалог «Пир».

– Может, она твоя половина? – враз охрипшим голосом ответил я, твердо взглянув в его погрустневшие ореховые глаза.

– Нет, я бы почувствовал. – Он с легкой грустинкой усмехнулся. – Я бы выглядел и разговаривал так же, как ты сейчас.

Мы замолчали, потому что к столу подошла Людмила, толкая перед собой небольшой сервировочный столик, уставленный тарелками с едой.

– Ты какое вино заказал? – спросил я опять осипшим голосом, обращаясь к Женьке и не спуская глаз с Людмилы.

– Традиционное – «Киндзмараули». Только, зная твою слабость, я просил Людочку подать его, как ты любишь – в графинчике, – беззаботно забалагурил тот в ответ. – И я смотрю, Людочка в точности исполнила мою просьбу.

Людмила молча сервировала стол, изредка бросая какие-то испуганные взгляды в мою сторону.

Я молчал, но был просто не в силах отвести от нее глаз.

Наконец она закончила расставлять на столе тарелки, судки, бокалы и, украсив середину стола графинчиком, оказавшимся, кстати, весьма вместительным, покатила свой столик прочь, тихо пробормотав:

– Приятного аппетита…

– Ну что ж, приступим! – Женька бодро потер ладошки и, сдернув с графина пробку, набулькал в бокалы темно-бордового, почти черного вина. Мы подняли бокалы и чокнулись, затем, сделав по паре глотков, принялись за закуску.

И вино, и осетринка холодного копчения, которую гурман Брусничкин заказал на закуску, были, наверное, великолепны, но мне было как-то не до выпивки и не до еды. Я просто не видел, куда совал вилку, поскольку у меня перед глазами стояли по очереди то серебряный перстень с изумрудом, то серые внимательные глаза под густыми темными бровями. Я не чувствовал вкуса просто потому, что не мог сосредоточиться ни на чем, кроме этих лучистых, сияющих глаз и зеленых брызг света, посылаемых изумрудом. Я прекрасно понимал, что ни перстень, ни Лаэрта ну никак не могут оказаться здесь и сегодня, но был глубоко убежден, что это именно мой перстень и моя Лаэрта. И если это – чудо, я готов был поверить в любое чудо. Только было ясно, что здешняя Лаэрта меня не знала, или не помнила.

В этот момент мой взгляд упал на Женьку. Он сидел, уставив выпученные глаза на мой бокал. Из его открытого рта высовывался кусок осетрины, который он придерживал вилкой, зажатой в правой руке, а левой рукой он размазывал по своей физиономии хрен со свеклой. Видимо, он начал вытирать вспотевшее лицо, забыв положить на место ложечку с хреном. В общем, его поведение было совершенно неадекватно, но я почти сразу понял, чем оно вызвано.

Дело в том, что прямо в воздухе висел наш здоровенный графин, медленно и аккуратно наполняя мой опустевший бокал. Видимо, я в задумчивости щелкнул ногтем по пустому бокалу, и графин тут же выполнил мое распоряжение. Значит, этот фокус я тоже усвоил, удовлетворенно подумалось мне. Закончив операцию над моей хрустальной емкостью, графин как-то неуверенно выпрямился, но тут я сделал движение бровью в сторону Женькиного бокала, и графин с готовностью выполнил указание, а затем, исполненный достоинства, как английский мажордом, опустился в центр стола и накрылся пробкой.

Брусничкин наконец определился со своей осетриной и, выплюнув ее на тарелку, выдохнул:

– Как ты это сделал?

– Вытрись… – невозмутимо посоветовал я ему. Он недоуменно уставился на меня.

– Вытрись, говорю, – повторил я. – А еще лучше, пойди в туалет – умойся!

Он, не сводя с меня глаз, поднялся из-за стола, бросил на стул салфетку и, немного подумав, заявил:

– Ну я пошел. – Затем развернулся и направился в сторону туалета.

Так, еще одна демонстрация реакции нормального человека на проявление моих благоприобретенных способностей. И это – Брусничкин, с его колоссальным чувством юмора и способностью на любую неожиданность прореагировать какой-нибудь заковыристой шуткой.

Однако, как ни странно, это небольшое происшествие полностью привело меня в чувство. Я наконец обрел способность контролировать свое тело и окружающую обстановку, я понял, что «Киндзмараули» и осетрина действительно весьма неплохи, что ресторан вполне соответствует своему названию. Кроме того, мне стало ясно, что, если я не смогу убедить эту девушку – Людмилу – в своей полной исключительности и абсолютной для нее необходимости, обо мне можно навсегда забыть прямо сегодня, поскольку коптить эту грешную Землю мне будет совершенно незачем.

Вы можете смеяться или недоверчиво пожимать плечами, но я вам скажу: дожив до двадцати шести лет, я ни разу не был влюблен, ни разу не целовал девчонок и вообще считал женщин непонятными, непредсказуемыми существами, от которых надо держаться подальше. Мнение это весьма укрепилось после того, как некоторые из моих однокурсниц, к которым я относился вполне по-дружески, вернее, только по-дружески, приняли решение выйти за меня замуж. К сожалению, мое отношение к браку, внушенное мне моей бабушкой, было настолько серьезным, что я не мог ни одну из них назвать миссис Милин, а они за это окрестили меня ловеласом и утверждали, что я их обманул. Вот так.

А сегодня я, впервые увидев девушку и не перемолвившись с нею ни единым словом, был готов умереть – от горя или от счастья, в зависимости от ее согласия или несогласия стать моей женой.

Самое интересное, что, размышляя над странными качествами своего характера и интересными поворотами моей судьбы, я с отменным аппетитом поглощал заказанные Женькой деликатесы. Вот наконец и он сам показался из туалета, при этом мокрой была вся его голова, видимо, он нырял в раковину. Он уселся за стол, засунул салфетку за мокрый воротник рубашки и с необычной серьезностью, твердым как гранит тоном заявил:

– Рассказывай, как ты это сделал?

– Да что сделал?

Он негодующе уставился на меня:

– Не юли! Рассказывай, как ты сделал так, что графин висел и наливал?

Я помолчал, лихорадочно соображая, в какое русло повернуть разговор, а затем, приняв решение, поставил локти на стол, подался вперед и с заговорщицким видом проговорил:

– Ресторан называется «Сказка», значит, твой вопрос надо обращать не ко мне. Если здесь кто-то вытворяет чудеса, то это, естественно, не я. Иначе я был бы владельцем этого ресторана, а я всего лишь посетитель, значит, это не я здесь главный колдун, а кто-то другой, поэтому нечего мне задавать подобные вопросы, я тебе все равно ничего не скажу!

Женька моргал выпученными глазами, открывал и закрывал рот, не в силах переварить мое конгениальное оправдание. А тут и Людмилушка подкатила со своим столиком, на котором размещалось заказанное Женькой горячее. Она тоже обратила внимание на, мягко говоря, странное поведение моего товарища. Действительно, вряд ли ей часто проходилось видеть посетителей, которые так импозантно разрисовывают себя хреном со свеклой и полощут в воде собственную голову вплоть до воротничка. Если такое и происходит, то уж никак не ранее одиннадцати-двенадцати часов ночи. А тут приятный, говорливый, вполне раскованный молодой человек, выпив всего полбокала легкого вина, устраивает сеанс боевой раскраски ясным днем, в обеденный перерыв.

Поэтому она разглядывала Брусничкина так, что я поневоле расхохотался. Она в ответ тоже неуверенно улыбнулась, а Женька, сделав наконец глотательное движение и, похоже, несколько придя в себя, сурово проворчал:

– Вы вот, милая девушка, улыбаетесь, а между тем у вас в заведении графины по воздуху летают и сами собой бокалы наливают.

– Как – графины летают?.. – не поняла Людмила.

– Как, как… Вам лучше знать – как! А только летают!

Людмила встревоженно осмотрела стол и, как мне показалось, несколько невпопад спросила:

– Вы ничего не разбили? – потом укоризненно посмотрела на Женьку и покачала головой: – Зачем же бросаться посудой?

Тут уже я взвыл от хохота, а Брусничкин от возмущения. Но возмущенный Брусничкин всегда являл собой образец выдержки и хладнокровия, тем более в присутствии такой красивой девушки. Поэтому он напустил на себя холодный, чопорный вид и спокойным корректным тоном заявил:

– Вы, моя дорогая, видимо, принимаете нас за обычных загулявших только что сделанных русских, с трудом поэтому говорящих на русском языке и использующих для общения пальцы врастопырку. Смею вас заверить, что вы глубоко заблуждаетесь, и мы вполне способны общаться между собой посредством великого и могучего и воздерживаться при этом от битья чужой посуды!

Услышав подобную тираду, я понял, что Женечка здорово завелся. Надо было срочно исправлять положение. Брусничкин как раз запил свое пламенное выступление, осушив свой бокал, а я допил то, что оставалось в моем, и обратился к нахохлившимся ребятам.

– Прошу внимания!

Они повернулись ко мне.

– Людушка, мой дорогой друг имеет в виду следующее…

И я легко щелкнул ногтем по хрустальному стеклу бокала. Раздался легкий мелодичный звон, и тут же граненая пробочка, украшавшая графин, выскочила из горлышка, а сам графинчик легко взмыл над столом и направился в мою сторону. Он завис над моим бокалом и, элегантно качнувшись, наполнил его. Затем, не дожидаясь дополнительных указаний, направился к Женькиному концу стола и проделал ту же операцию с его бокалом. Представление завершилось тем, что графин занял свое место в центре стола, а пробочка заняла свое место в его горлышке. Вид у ребят был настолько ошарашенный, что я поспешил продолжить свои пояснения.

– Я только несколько дней, как вернулся из Нижнего Новгорода, с похорон. Там со мной впервые произошел именно такой случай. Представляете, за поминальным столом я в задумчивости вот так же задел граненый стакан, и стоявшая рядом бутылка водки набулькала мне его до краев. Видимо, я являюсь центром какого-то возмущающего эффекта, который проявляется подобным образом. Но вы не бойтесь, я думаю, что это не заразно.

И Людмила, и Брусничкин слушали мою околонаучную галиматью, раскрыв рот, а по окончании моего спича дружно выдохнули и произнесли – Женька: «Полтергейст…», Людмила: «Волшебство…»

Так на моих глазах встретились Сказка и Наука. Вы, конечно, понимаете, что Сказка была мне гораздо милее.

Именно в этот момент в моей голове явственно прозвучали слова: «Хозяин, ты меня слышишь, хозяин?» От неожиданности я вздрогнул, и вдруг до меня дошло, кто это может, нет, кто это должен, быть.

«Афоня… – заорал я про себя. – Как ты меня разыскал?»

«По запаху, хозяин…» – В голосе Афони явно сквозило довольство собой.

«Молодец! – похвалил я его. – Ну что там у тебя?»

«Да тут по коробухе по железной, ну, по той, что ты воздуховодкой называл, мужик такой маленький ползет. Я подумал, может, его прищемить чем… – Афоня захихикал. – Или супружницу мою послать, она его пощекочет немного, он и сдохнет. Ишь ты, по воздуховодкам шастать намылился!». – Афоня явно выслуживался.

«Нет, ты его не трогай. Пусть он заберет то, за чем лезет. Только проследи, будет он бумаги рассматривать или не глядя потащит?»

«Я все понял, – отрапортовал Афоня. – Да, тут еще, хозяин…»

«Ну что еще?..»

«В ту комнату, из которой бумажки эти вытащили, ну в ту – с ящиком железным в стене, мужик серьезный такой пришел, ну тот, хозяин, который… ну не хозяин… – тотчас поправился Афоня. – А тот, который вроде главный. Ох он и орет. Как будто у него портки последние утащили или жена с приказчиком сбежала. Ох и орет. Девка евойная, что рядом с той комнатой сидела, похоже, описалась, как он орет. Я думаю, из-за тех бумажек он так орет. Может, подсунуть ему штуки две-три из папки из той, глядишь, перестанет орать. Девку жалко очень».

«Ни в коем случае ничего не делай. Я сам во всем разберусь. Сиди тихо, наблюдай и никому не показывайся!»

«Хорошо, хозяин! Все сделаю… то есть ничего не буду делать, хозяин!» – Афонька, похоже, здорово перепугался. Я почувствовал, что наш контакт прервался, и тут же понял, что мое ухо держит одна узкая ладошка, мою щеку гладит другая, а встревоженный голосок Людмилы приговаривает:

– Ну что с тобой, ну открой глаза… Ну что с тобой…

Я открыл глаза и наткнулся на растерянный, испуганный взгляд огромных серых глаз. И напрасно поэт сказал: «…Лицом к лицу лица не увидать…», – я прекрасно видел, как побледнело личико Людмилы, как дрожат ее пухлые губки. В моей груди, все сметая и растворяя, растеклась горячая волна блаженства… и сожаления – зачем же я, дурак, открыл глаза. Ведь и личико, и ручки тотчас от меня отдалились, а голосок с облегчением произнес:

– Ну вот, он, кажется, пришел в себя.

– Ну, Илюха… – тут же раздался возмущенный голос Брусничкина, – ну нельзя же так людей пугать! Вот так вот, раз – и все! Глазки закрыл, не шевелится, не дышит! К врачу тебе надо, прям сегодня… прям сейчас!

– Может, правда, «скорую помощь» вызвать? – внесла предложение Людмила.

– Нет, спасибо, мне уже ничего не нужно. – Я улыбнулся и, набравшись смелости, добавил, взглянув на нее: – Если вы еще раз погладите меня по щеке, мне врач не нужен будет еще лет двадцать.

Тут я наконец вспомнил сообщение Афони и все, связанное с ним.

– Сейчас, Женечка, я тебя обрадую, – повернулся я к Брусничкину. – Корень вернулся из Италии и требует всех к себе в кабинет! Как там твои дела с «Галиной Бланкой»? Есть чем шефа порадовать?

– Платить тебе… – бросил Женечка, вскакивая со стула и устремляясь к выходу. Счастливец, он еще не знал, что случилось и что сейчас будет твориться в кабинете у Владимира Владимировича.

Я медленно встал из-за стола. Людмила стояла рядом, испуганно глядя на меня.

– Кто такой Корень? – подрагивающим голосом спросила она.

– Шеф наш. Он из Италии вернулся несколько раньше, чем мы все ожидали.

– А как ты узнал, что он вернулся?

Я грустно усмехнулся и спросил в свою очередь:

– Вы доллары принимаете, а то я обменять не успел?

Она опустила глаза и как-то разочарованно пробормотала:

– Принимаем…

Я положил на стол зеленую бумажку и спросил:

– Этого хватит?..

Не глядя на купюру, она ответила:

– Вполне…

И тут я шагнул к ней и, взяв ее за руку, запинаясь, проговорил:

– Людмилушка… я сейчас задам один вопрос… только, понимаешь… для меня… ну в общем… когда мы с тобой встретимся?..

Она подняла на меня повеселевшие, залучившиеся глаза, а я торопливо продолжил:

– Я отвечу на все твои вопросы и расскажу тебе все, что ты захочешь…

И тут она положила мне на губы свою ладошку и просто сказала:

– Я заканчиваю работу в шесть часов. Мы можем пойти погулять.

И тут я, окончательно охамев, чмокнул прижатый к губам пальчик. Она отдернула руку, а я бросился к выходу.

8. …тот вооружен

…Как жаль, что из нашей жизни ушла Интрига.

Место этого высокого искусства заняли тривиальный донос, прямолинейная клевета, пошлый обман. Интрига осталась только в старых пьесах, вспомните Шекспира, Мольера, Бомарше… И как же ее сейчас не хватает, как перца в борще…

Я не помню, как я добрался до своей фирмы. Шел ли я, как все нормальные люди, по тротуарам Товарищеского и Таганской, или повторил переход Брусничкина через ущелья таганских дворов, только вдруг, совершенно неожиданно для себя, я оказался перед входом в офис. В голове стоял розовый туман, вокруг распространялся нежный аромат фиалок, а за соседним полуобвалившимся забором заливался сумасшедший соловей. Все мои проблемы были решены, а дед Антип со своей книжечкой мог катиться к чертовой матери. Сегодня вечером я должен узнать самое главное в своей жизни, и надежда грела мое сердце. Все остальное казалось мелким и преходящим.

Однако это самое – все остальное – почему-то так о себе не думало. Оно – все остальное – в лице уже упоминавшегося мною первого заместителя шефа, Игоря Фроловича Киселева, вывалилось из парадного и заорало на всю улицу:

– Милин, вы член административного совета или вы чирей на моей заднице! Почему я должен вас разыскивать по всей Москве с собаками! Немедленно в кабинет Владимира Владимировича!

– А что, он уже вернулся из Италии?.. – состроил я невинную физиономию. – Вот так всегда, стоит отлучиться пообедать, а шеф тут как тут, уже из-за границы в собственное кресло перебрался.

Я шагнул в прохладу холла, а Игорь Фролович, пыхтя и бормоча что-то неразборчивое, двинулся за мной. Когда мы подходили к кабинету шефа, он рысью обогнал меня, быстро пересек приемную и, открыв дверь, громко объявил:

– Вот он! Я его отыскал!

Я прошел мимо всхлипывавшей, уткнувшись лицом в ладони, Ирочки и шагнул в кабинет.

Владимир Владимирович в несерьезной цветной рубашке и белых шортах восседал на своем излюбленном месте – краешке своего рабочего стола. На кожаном диване и стульях чрезвычайно прямо и чрезвычайно серьезно сидели все шестеро членов административного совета. Дверца сейфа была раскрыта, сам сейф был пуст. Я бросил взгляд на потолок. Решетка, прикрывавшая воздуховод, стояла на месте, не вызывая никаких подозрений. Пока я проходил через кабинет и усаживался на свободный стул, никто не произнес ни звука. Только Борисик Глянц провожал меня настороженным, недобрым взглядом. Как только я сел, заговорил Владимир Владимирович:

– Господа административный совет, довожу до вашего сведения, что я вернулся из заграничной командировки несколько раньше запланированного времени и обнаружил, что наша фирма находится в состоянии, близком к ликвидации, а кое-кто из ее работников очень близок к «местам не столь отдаленным». Из этого сейфа… – он, не оборачиваясь, ткнул пальцем в сторону открытой дверцы, – во время моей командировки похищена папка зеленого цвета, в которой находились весьма ценные и крайне опасные документы. Стоимость этих документов сопоставима с суммой годовой заработной платы всех здесь присутствующих. В том, что документы похищены, вы можете убедиться, взглянув на это безобразие, – вор даже не потрудился закрыть дверцу сейфа. Теперь я хотел бы услышать ваш совет. В конце концов все вы не последние люди в этом бизнесе и должны быть заинтересованы в его процветании. Итак, кто первый?..

Все потерянно молчали, предпочитая еще раз внимательно рассмотреть собственные ботинки, нежели влезать на трибуну, не имея необходимой информации. Только мой большой и теплый друг – Борисик Глянц – был, похоже, подготовлен к такому повороту событий. Я, конечно, тоже много знал, но не собирался соваться к шефу с советами при всех. А вот Борисик собирался… Оглядев присутствующих гневным взглядом, он встал со своего стула, обошел его и оперся на спинку. Затем, еще раз оглядев присутствующих, он начал свое выступление:

– Положение, в которое попала фирма и все мы в результате этой беспрецедентной кражи, точно обрисовано Владимиром Владимировичем, поэтому останавливаться на нем я более не буду. Ясно, что, если мы не хотим завтра оказаться в лучшем случае на бирже труда, нам необходимо отыскать и вернуть похищенные документы и, самое главное, выяснить, кто в фирме имеет отношение к этому похищению. Я не верю, что это сделано без помощи одного из наших работников. Необходимо выявить и убрать Иуду. Пока что я не вижу другого пути, кроме обращения в соответствующие органы. Владимир Владимирович, – он всем телом повернулся в сторону Корня, – у меня имеются серьезные связи на Петровке, они в вашем распоряжении. Если папка в здании, специалисты с собакой быстро ее отыщут.

Я прекрасно понимал, что Корень никогда не обратится на Петровку с этой проблемой. Глянц это понимал не хуже, поэтому его эффектное предложение совершенно не имело практической ценности. И вообще было не совсем понятно, зачем шеф собрал совет. Когда членам совета ставилась техническая или, что бывало достаточно редко, экономическая задача, она обычно решалась в обмене мнениями, другими словами, организовывался мозговой штурм. Для решения данной, свалившейся на наши головы, проблемы такой подход совершенно не годился. И тут до меня дошло – Корень просто хотел увидеть реакцию каждого из нас на его сообщение. Значит, он не сомневался, что один из нас причастен к краже документов.

Глянц уже уселся на свое место, а остальные члены совета, видимо, не имели соображений по поставленному вопросу, общее молчание затягивалось. Корень начинал раздражаться, поэтому я решил поддержать беседу и спросил:

– Владимир Владимирович, а когда произошла кража?

Корень резко обернулся ко мне:

– Вы что, Илья Евгеньевич, туги на ухо стали? Я же уже сказал: документы украли во время моей командировки.

Не обращая внимания на его раздраженный тон, я спросил:

– Я слышал то, что вы сказали, но вы ведь отсутствовали почти неделю. Можно я задам несколько вопросов Ирочке?

– Я ее уже обо всем спрашивал, – раздраженно ответил Корень. – Она ничего не знает и не помнит… Но если ты думаешь узнать у нее что-то мне не известное – изволь. – Он наклонился и, нажав кнопку селектора, проорал: – Ирочка, зайди ко мне…

После небольшой паузы дверь приоткрылась и в кабинет вошла работавшая сегодня секретарша. Миловидная Ирочка – всеобщая любимица и всегдашний образец бодрости и элегантности – предстала перед нами с распухшими заплаканными глазами, бледными дрожащими губками и растрепанной прической. Едва войдя в кабинет, она выпалила, нервно комкая мокрый носовой платок:

– Владимир Владимирович, я вам клянусь, я никого в кабинет не пускала и раньше времени из приемной не уходила! Спросите ребят-охранников…

– Ириш, – спокойно и доброжелательно перебил я ее, – скажи мне, пожалуйста, когда ты сама последний раз заходила в кабинет?

Ирина запнулась, испуганно взглянула на меня, но достаточно быстро сообразив, тут же ответила:

– В пятницу, в пять часов вечера я поливала цветы.

– И сейф был закрыт?

– Да я даже не знала, что там есть сейф! На этом месте диплом висел!..

– А разве вы не обязаны осматривать кабинет каждый день? – грубо встрял в разговор Глянц.

– Нет. – Ирина, как маленький затравленный зверек, повернулась в его сторону. – Мы в отсутствие Владимира Владимировича вообще стараемся здесь пореже бывать – нечего нам здесь делать.

Корень одобрительно кивнул головой, а я продолжил свои расспросы:

– А как ты думаешь, Вера Николаевна в субботу заходила в кабинет?

– Нет, не заходила. Во-первых, она знала, что цветы я полила, а во-вторых, она и работала-то всего до двух часов. Нет, я уверена, что в кабинет она не заходила.

– У меня больше вопросов нет, – повернулся я к шефу. Тот кивнул Ирочке: «Свободна…»

Когда Ирина вышла, я встал со своего стула и принялся, шагая по кабинету, размышлять вслух.

– Получается, что кража произошла не раньше субботнего вечера и не позже воскресной ночи. Мне представляется маловероятным, что похитителю помогали ребята из охраны, значит, он попал в здание не известным нам путем. И, конечно, я полностью согласен с Бориси… с Борисом Абрамовичем в том, что без наводки из самой фирмы не обошлось. Необходимо немедленно выявить и убрать Иуду. Правда, остается еще один вариант – возможно, наш уважаемый шеф, по каким-то только ему известным соображениям, сам забрал из сейфа документы и спрятал их в одном ему известном месте. А когда вернулся почему-то раньше времени из Италии, открыл свой сейф и разыграл перед нами весь этот спектакль!

Корень едва не свалился со стола, во всяком случае он моментально оказался на ногах. Все присутствующие с большим интересом молча уставились на него. Володька обвел нас совершенно бешеным взглядом, а Глянц тут же выступил с гневной отповедью:

– Как вам, Милин, не стыдно развивать здесь свои гнусные инсинуации. Владимир Владимирович не способен на такого рода бессмысленные розыгрыши!

– Никаких инсинуаций, – с улыбкой ответил я. – Я просто высказал единственные, на мой взгляд, возможные варианты происшедшего. При этом второй из предложенных мной вариантов, безусловно, предпочтительнее, поскольку сохраняет статус-кво. При первом варианте, то есть при краже документов сторонним лицом, мы вряд ли уже что-либо можем сделать, и нам остается пассивно ожидать дальнейшего развития событий. Мы, конечно, узнаем имя пресловутого Иуды, но я боюсь, что узнаем мы его слишком поздно.

– Так, – прервал мои рассуждения Корень, – все свободны. Всем спасибо за советы. И помалкивайте. Узнаю, что кто-то пустил треп по фирме, голым на улицу отправлю!

Затем он повернулся к нам спиной и, мелькая своими вызывающе белыми шортами, прошествовал на свое рабочее место, по дороге с размаху захлопнув дверцу сейфа. Ребята под грохот металлической дверцы шустро выметались из кабинета. Глянц потрусил в свою отдельную конуру на первом этаже, а я рванул к своему столу, побыстрее припасть к уху своего маленького приборчика.

И все-таки я несколько задержался. В коридоре слонялся взволнованный Женька, нервно перебирая какие-то бумажки. Увидев меня, он быстро подошел и заговорщицки зашептал:

– Когда шеф по Галине по Бланке заслушивать будет?

– Да не волнуйся ты, – также шепотом ответил я. – Ему сейчас ни до Галины, ни до банки, ни до закуски…

– Как это – ни до банки?.. – округлил глаза неунывающий Брусничкин.

– А так. Сам боится в закуску попасть…

Пока Брусничкин переваривал полученную информацию, я прошмыгнул мимо и быстренько проследовал к своему рабочему месту. На ручке моего кейса алела красная точка. Я дождался окончания разговора, а затем открыл «свой чемоданчик». Передняя панель прибора докладывала, что за отчетный период с обслуживаемого телефона было сделано три звонка – два с телефона и один на телефон. Я включил воспроизведение записи.

Сначала позвонил Борисик. На его несколько нервное «Алле» ответил ему уверенный, вальяжный такой, мужской голос: «Ну! Я слушаю вас со вниманием…»

«Мне необходимо срочно переговорить с Иосифом Аркадьевичем».

«А я вам не подойду? И. А. очень занят».

«Я вас прошу передать, что ему звонил Глянц. Я перезвоню минут через…»

Борисик сделал паузу, ожидая подсказки собеседника, через сколько можно перезвонить, но тот неожиданно перебил: «А документы уже у вас в руках?»

«Так вы в курсе?..» – в этом восклицании Глянца странным образом смешались разочарование и облегчение.

«В курсе, в курсе! – нетерпеливо ответил его собеседник. – Мне приказано передать, что если документы у вас, то мы готовы заключить оговоренное соглашение, но только если документы у вас. Нам не нужны обещания!»

«Я же сказал – у меня!..» – нагло соврал Борисик.

«Тогда положите их в автоматическую камеру хранения на Курском вокзале и сообщите мне номер камеры и код. Я думаю, встречаться нам с вами пока что не стоит. Вот когда вы станете коммерческим директором нашего объединения…»

Тон последней фразы Глянцевого собеседника мне очень не понравился. На месте Борисика я бы еще раз подумал о том, с кем связался. Но сам Борисик, видимо, уже все для себя решил.

«Я все понял, перезвоню!»

Зазвучал сигнал отбоя, и вместе со щелчками набираемого номера в наушнике раздалось ворчание Глянца: «Нашел кретина, собственными руками за эти бумажки хвататься!..»

«Вот, значит, как, – подумал я. – Свои ручки, даже делая грязные дела, Борисик хочет в чистоте держать!»

В трубке раздался гудок и затем прозвучало короткое «Да».

«Пошел…» – произнес Борисик и сразу дал отбой.

Следующий разговор, судя по указанному прибором времени, состоялся перед самым совещанием у Корня. На этот раз позвонили на Борисиков мобильный, и довольный голос доложил:

«Все! Пакет у меня. Но работка, старик, я тебе доложу, еще та! Еле пролез да и ободрался весь. Стал как ершик в унитазе и запашок такой же. Так что за вредность процентов тридцать накинуть надо».

«Веревку на шею тебе накинуть надо! – начал в ответ хамить Глянц. – Я тебе когда скомандовал забрать бумаги? А когда ты полез? Ты что, хотел Кореневу на голову свалиться?..»

«Подумаешь, опоздал на полчаса! – раздался индифферентный ответ. – Все ж нормально прошло. Только грязный я немного. Бумажки у меня. Готов ехать прям к тваму шефу. Так, не переодеваясь, и рвану, пусть хозяева знают, как мы рискуем для них, гы-гы-гы…» – Этот, по словам Афони, маленький мужичок имел своеобразное чувство юмора.

«Нет! Ни к кому ехать не надо! Положишь бумаги в автоматическую камеру хранения на Курском вокзале и сообщишь мне номер ячейки и код. И вообще, забудь, куда ты сегодня лазил!»

«Ага. Понял. Положу бумажки в камеру хранения на Курском вокзале, и когда ты со мной рассчитаешься, сообщу тебе номер ячейки и код. А насчет забыть сегодняшний поход – это вряд ли. Я же тебе говорю, таких крыс сроду не видел и вряд ли когда увижу. Как только ее на повороте встретил, Господи, думал, мне конец. Размером с маленького волка, а зубы, как у вампира. Я по воздуховоду пробираюсь, а она смотрит на меня и приговаривает: „Доползаешься ты, гад, доползаешься…“. Представляешь, крыса, а говорит на чистом русском языке! Ну все, думаю, кранты, отползался. До сих пор не пойму, как все обошлось, почему она в меня не вцепилась?»

«Я уже понял, что ты после вчерашней дозы еще в себя не пришел! Можешь эту тему дальше не развивать. Жду твоего звонка».

«Не, дорогой, я лучше подъеду».

«Ты мне позвонишь по рабочему, и мы договоримся о встрече. На мобильный больше не звони. Все».

В наушнике запикалсигнал отбоя.

Я спрятал микрофон, закрыл свой чемоданчик и, подумав, двинулся на улицу. Надо было попробовать еще раз связаться с дедом Антипом. Отыскав работающий телефон, который автомат, я скормил ему жетон и набрал восьмизначный номер. Не успел пройти сигнал соединения, как в трубке тот же женский голос с той же доброжелательной интонацией протянул:

– Коммутатор…

– Можно мне переговорить с дедом Антипом? – повторил я свой вопрос.

В трубке опять помолчали, а затем не менее доброжелательно спросили:

– Откуда вы звоните?

– Из автомата.

– Сообразительный молодой человек… – одобрила трубка.

– Вы извините, что так получилось, я звонил в первый раз, порядков ваших еще не знаю, так что… – вдруг я почувствовал, что начинаю подлизываться к неизвестной телефонистке.

– Все понятно, молодой человек. Вас ведь зовут Илья? – Дама на том конце провода тут же приняла покровительственный тон.

– Да, Илья.

– Так вот, Илюша… Вы позволите мне вас так называть?..

– Да сколько угодно…

– Так вот, Илюша, дед Антип ждал вашего звонка дня два назад. А сейчас его нет, он просил перезвонить либо сегодня вечером, часиков в девять, либо завтра поутру. Он сказал, что вы к этому времени должны будете успеть разобраться со всеми возникшими у вас проблемами.

– Нет, сегодня в девять я точно не смогу ему перезвонить, – задумчиво протянул я. Ни за что на свете я не отложил бы своего свидания с Людмилой.

– Молодой человек, – голос в трубке моментально сделался гнусавым, – вы соображаете, кому вы звоните?

Тут я разозлился – почему эта неизвестная мне баба решила, что я должен к ней… к ним… ну в общем, почему это я должен под кого-то там подстраиваться. Посему я не менее гнусавым голосом ответил:

– Нет. Не соображаю. С тех пор как ваш замечательный дедок подсунул мне свою не менее замечательную книжицу, я вообще ничего не соображаю. Так что при встрече могу и покусать!

– Но вы же вовремя вернулись… – невпопад и как-то растерянно ответствовала моя собеседница.

– Да? Вы так считаете? Ну раз я вернулся вовремя, то перезвоню я завтра утром, часиков в семь. Привет Антипу! – и я повесил трубку. Так, с этим вопросом мы на сегодня тоже закончили, а завтра видно будет.

Возвращаясь в офис, я увидел, как Борисик Глянц выскочил из дверей и почти бегом направился в сторону Таганской площади. «Быстро его агент обернулся, – подумалось мне. – Значит, скоро надо ждать финальный звоночек».

В комнате никого не было, народ «разошелся по делам». Но меня дожидался Брусничкин. Он погруженно бродил вокруг моего стола, бормоча себе под нос обычную рифмованную чушь. Узрев мою персону, он обрадованно заулыбался и выдал:

– Ты знаешь, с этой, блин, «Бланкой» все оказалось достаточно просто. Я еще раз посмотрел видеоряд, там же одно и то же. В различные кастрюли бросаются эти кубики. Так, я думаю просто положить на него вот такую незатейливую песенку. – И он, подражая Тане Булановой, запел: – «Галина Бланка буль-буль. И нет счастливее кастрюль». Каково!

– Конгениально! – ответил я. – Но песенку надо продолжить.

Я секунду помолчал и… продолжил:

– Но есть счастливее едок. Ему попал ноготок!

Женька ошарашенно уставился на меня:

– Какой ноготок?!

– Ну, не знаю какой. С ноги или с руки. Нет, знаешь, с правого мизинца. Это будет пикантно!

– Слушай, при чем тут ноготок?! – Женечка начал орать.

– Понимаешь, мой дорогой товарищ по перу, «Галина Бланка» в русском языке – просто имя и фамилия, которые у нормального русского человека ассоциируется с дородной блондинкой по имени Галочка. Поэтому если она «буль-буль», то уж непременно с волосами, ногтями, поясами от чулок и платья и всем остальным. Поскольку она, по твоей версии, «буль-буль» в кастрюлю, то едок из этой кастрюли может достать и ноготок, и все остальное. Ты не согласен?

Женька молча развернулся и выскочил из комнаты, громко хлопнув дверью. Это было весьма кстати, потому что мой чемоданчик снова подмигивал призывной красной точкой.

Я выхватил наушник, отметив краем глаза, что связь устанавливается с абонентом, который на моей пленке был первым. Наушник, не дожидаясь вступительных слов собеседника, сразу забормотал голосом Глянца: «Документы лежат в камере хранения Курского вокзала. Ячейка 217, код 3244. Жду команды к выполнению второго этапа…»

«Хорошо. Жди…» – ответил ему тот же голос, и связь прервалась.

Я снова спрятал наушник в кейс и закрыл его. А затем на несколько минут задумался.

Значит, Глянцевый заказчик, или, вернее, хозяин, в ближайшее время получит вместо вожделенных документов замечательные образчики творчества Толика Курсакова. Не знаю, насколько они ему понравятся, но он скорее всего им не обрадуется и, что важнее, не поймет, в чем, собственно, дело. Если он станет разбираться, то Борисик скорее всего сможет отбрехаться, и тогда будет предпринята новая попытка выкрасть документы. Люди такого сорта, как правило, идут до конца. Вопрос: что надо сделать, чтобы Глянцевый хозяин решил, что над ним посмеялись?

Я вытянул лист бумаги и медленно, обдумывая каждое слово, написал одну фразу. Сверху я приписал номер телефона. Затем достал из ящика стола большую черную полиэтиленовую сумку и переложил в нее из старого шкафа зеленую Володькину папку. Ну что ж, может, я и не прав, но другого выхода я не видел. В конце концов жить с постоянной оглядкой я тоже не очень хочу. И я направился в кабинет шефа.

Ирочка уже привела себя в порядок и полностью соответствовала своему привычному имиджу. Едва я появился на пороге приемной, она выскочила из-за стола и загородила дверь в кабинет своим изящным телом.

– Владимир Владимирович никого не принимает!

– А меня не надо принимать, я не пациент. А уж если и пациент, то не его! Но, видишь ли, Иришка, твоему дорогому шефу крайне необходимо немедленно со мной встретиться. От этого зависит вся его, и не только его, дальнейшая жизнь. Поэтому, если ты сейчас не договоришься с ним о моем незамедлительном визите, он может покатиться по нехорошей дорожке, оставив тебя без работы.

Она моргнула и спросила:

– Если я отойду от двери, ты не будешь пытаться пройти туда?

– Даю честное пионерское, – я отдал пионерский салют, – что без твоего дозволения я и шагу в кабинет не сделаю. Тем более что Корень наверняка заперся изнутри.

Она вернулась к столу и включила селектор.

– Ну… – донесся из динамика явно нетрезвый голос.

– Владимир Владимирович, тут Илья Милин просит его при… пустить.

– Ему что, приспичило? Так это в другом конце коридора…

Я метнулся к столу и проорал в селектор:

– Корень, я сейчас Козьму Пруткова вслух читать буду!

Я знал, что делал. Еще со студенческих лет Коренев с большим трудом переносил прозвище Корень, а если ему говорили «Зри в корень», пришепетывая на букве «з», он мгновенно выходил из себя и лез в драку. С возрастом он стал несколько спокойнее, но на это высказывание Козьмы реагировал по-прежнему бурно.

Селектор отключился, а через секунду за дверью завозились, и она распахнулась.

– Заходи!..

Корень был по-прежнему в своем пляжном наряде, несколько взлохмачен, но держался с подчеркнутым достоинством. Однако по тому, как нервно он облизывал губы, я понял, что он уже принял граммов триста без закуски. Но отступать мне было некуда, поэтому я глубоко вздохнул и вошел. За моей спиной щелкнул замок.

– Ну, Илюха, сейчас я тебя бить буду! – Володька был настроен крайне агрессивно.

– Ну вот, сразу и драться. А я тебе подарочек принес. – Я покачал перед его носом черной сумкой.

– Давай… – Корень живо протянул руку.

– Ха, давай… – Я ловко отдернул сумку. – Его еще отработать надо. Я просто так подарками не разбрасываюсь.

Володька обошел стол, плюхнулся в свое кресло и вопросительно посмотрел на меня.

Я уселся на стоявший рядом со столом стул и вытянул из кармана приготовленный листочек.

– Набери вот этот номерок, а когда снимут трубочку, скажешь то, что здесь написано.

Он толкнул аппарат в мою сторону.

– Сам набери и скажи…

– Нет. Там, видишь ли, скорее всего запишут это высказывание на пленку и будут его анализировать. Так вот, очень надо, чтобы звучал именно твой симпатичный голосок.

Корень еще раз посмотрел на бумажку. На его лице отразилась напряженная работа мысли. Потом он подтянул телефон к себе и бормоча: «Почему бы и не повеселиться напоследок…» – начал натыкивать записанный номер. Я протянул руку через стол и вдавил кнопку громкой связи.

Володька прижал трубку к уху, а из динамика послышался длинный гудок и почти сразу двойной щелчок – на том конце провода сняли трубку и включили магнитофон. Корень молча ждал реплики, и я подтолкнул его в плечо, чтобы он говорил.

– Але!.. – позвал Корень в трубку. – Мы тут слегка гуляем… – затем он скосил глаза в записку и начал читать: – Передай Иосифу Аркадьевичу, пусть он мне перезвонит. Мне интересно, понравились ему рисунки моего внештатного художника. Если понравились, я ему еще пришлю. И не надо за ними по вентиляции лазить…

– Кто говорит? – рявкнули в ответ.

– Кто говорит, кто говорит? Коренев Владимир Владимирович говорит. – Корень наклонил голову в представительском кивке и положил трубку. Затем поднял на меня глаза, протянул руку и сказал: – Давай свой подарок.

Я подал ему через стол сумку и задержал дыхание.

Корень засунул в сумку руку и медленно вытянул злополучную зеленую папку.

Тут он и протрезвел.

Не обращая на меня внимания, он рванул завязки и, открыв папку, начал перебирать бумаги. Через несколько долгих секунд он поднял совершенно трезвые глаза и выдохнул:

– Все на месте! – Затем он аккуратно завязал тесемки, сунул папку к себе в стол и внимательно посмотрел на меня: – Рассказывай…

– Хм… Да вообще-то и рассказывать особенно нечего. Я пришел сегодня раньше обычного – все-таки меня неделю не было – и обнаружил в своем столе эту папку. Правда, части документов там не хватало. За утро я смог кое-что продумать и просмотреть. Я нашел, где были спрятаны недостающие документы, обнаружил, каким образом вор вошел и вышел из здания, в общем, практически вся картина мне стала ясна, кроме одного – кто служил наводчиком. Можно попробовать обдумать эту задачу, исходя из того, кто знал о существовании этой папки. Но, собственно говоря, тот звонок, который ты только что сделал, я думаю, точно укажет на, как сказал Борисик, Иуду.

– Не понял, каким образом?

– Звонил-то ты заказчику. А сказал ты ему, что вместо документов он получит кое-какие рисунки нашего Толика. Он их и получит – я сам подменил бумаги. Вот и выходит, что этот заказчик непременно решит, что его продал тебе его же «агент», больше некому. Посмотрим, кто завтра с битой мордой приползет или больничный оформит. Вот тебе и Иуда будет.

– А почему, собственно, документы тебе подложили?

– Может, случайно, может, специально. Выясним, кто против фирмы работал, – все вопросы сразу получат ответ. А пока что я тебе больше ничего сказать не могу.

– У меня есть еще несколько вопросов, но ты, пожалуй, прав, подождем до завтра. Единственно – показал бы ты, как это можно войти в здание, минуя охрану.

Я поднялся со стула и потянулся – от напряжения затекло все тело. Потом посмотрел на часы, было пятнадцать минут шестого.

– Нет. Дорога эта достаточно сложная и требует специальной подготовки. Сегодня ночью эти ребятки по ней не пойдут, будут разбираться со своим провалом, а вот на завтра нужно пригласить сварщика. А сейчас мне необходимо отчаливать, меня ожидает прекраснейшая на свете девушка. А ты, Владимир Владимирович, больше сегодня не пей, не пугай Ирочку.

Корень ухмыльнулся:

– Теперь у меня нет причины для коньяка. Так что – пьянству бой. До завтра.

Он снова достал из стола папку и начал внимательно изучать лежавшие в ней документы.

Я вышел в приемную и, улыбнувшись, сказал Ирине:

– Ириш, если ты через десять минут подашь шефу чашку крепкого черного кофе, я думаю, он будет тебе благодарен.

– Но он же… – Она недоуменно посмотрела на меня.

– Он же занят делами и ему нужна ясная голова, а значит, ему нужен кофе.

Она наконец сообразила и радостно заулыбалась. Я покинул приемную, стряхнув с себя все заботы и предвкушая интересный и содержательный вечер.

9. Проклятие

24 июля 1995 года.

Принято считать, что люди бывают везучие и невезучие. А определяется это «правилом бутерброда». Если бутерброд, который вы уронили, падает, как правило, маслом вверх, то вы человек везучий, и соответственно наоборот.

Мне же представляется, что всем людям на всю жизнь отпускается равное количество везения. Только один выбирает все отпущенное ему везение одним махом, а другой… У него всю жизнь бутерброды падают маслом вверх, и через два дня на третий он находит на улице чужой кошелек с парой рублей. Но разве это означает, что ему везет?..

Вернувшись на свое рабочее место, я спрятал свой кейс в старый шкаф, на то место, где пряталась Володькина папка, и, покинув родную контору, отправился к «Сказке». На этот раз я осознанно выбрал путь через Таганскую площадь – у меня там было дело. Дотопав до площади, я направился к зданию станции метро «Таганская-кольцевая» и на располагавшемся там маленьком цветочном базарчике прикупил букет шикарных чайных роз, нежного желтовато-белого цвета.

Знаете, когда меня изредка приглашают на какое-нибудь торжество, и мне приходится покупать цветы, я чувствую себя с букетом в руках законченным дураком. Не знаю почему, но мне кажется, что все на меня оглядываются и про себя посмеиваются. По-видимому, я действительно представляю жалкое и достаточно смешное зрелище, вышагивая со спрятанным за спиной букетом или небрежно помахивая им, словно купленным для хозяйственных нужд веником.

Но на этот раз я, похоже, нашел достойный способ переноски этого изысканного груза. Не раздумывая, совершенно естественным движением я положил трепетный целлофановый сверток на согнутую в локте левую руку, так что головки роз трогательно прижались к моему плечу, и, придерживая правой туго перевязанные концы стеблей, двинулся на свое первое свидание. Я шагал через площадь, по переулку, и чувствовал себя высоким, красивым и необыкновенно гордым. Я был горд тем, что меня ожидала такая невероятно красивая, умная и нежная девушка, но внутри у меня все тряслось от страха и неуверенности в себе. Сроду я не чувствовал в себе подобной раздвоенности. Наконец я оказался у знакомой металлической лестницы, ведущей в полуподвал ресторана. Было без пяти минут шесть. Я прислонился к перилам и принялся ждать.

Дневная жара постепенно спадала, неохотно уступая место вечернему легкому ветерку. Дышалось в этом засаженном старыми деревьями переулке легко. Машины редко проезжали по нему, предпочитая широкие, многорядные улицы, так что здесь было сравнительно тихо. Я, конечно, сгорал от нетерпения, но, с другой стороны, был рад, что пришел пораньше – можно было хоть немного успокоиться и собраться с мыслями.

Людмила появилась через десять минут, и не на лестнице, а из-за угла. Увидев мою торжественную фигуру с этим умопомрачительным букетищем, она широко распахнула глаза и приостановилась, но через мгновение, улыбнувшись, пошла мне навстречу. Я, перехватив букет двумя руками, на негнущихся ногах шагнул вперед, а затем, галантно дернув головой в полупоклоне, вдруг прокаркал враз охрипшим голосом: «Это тебе…» – и замолчал, сам испугавшись собственного голоса. Но Людмила ничего не заметила. Она не отрываясь смотрела на цветы. Я несколько ободрился и, кашлянув, продолжил:

– Мне подумалось, что тебе должны понравиться именно белые розы. Они очень к тебе пойдут, – и я протянул ей букет.

Она молча, как-то очень ласково, приняла цветы себе на руки и, легко коснувшись лепестков щекой, подняла на меня свои сияющие глаза.

– Спасибо. Ты знаешь, мне еще ни разу не дарили цветов…

Я ошарашенно уставился на нее, и у меня само собой вырвалось:

– Не может быть!..

– На самом деле… – Она снова улыбнулась. – Честно говоря, у меня и знакомых-то таких нет.

И вдруг мне стало необыкновенно легко и спокойно. Мне показалось, что если есть на свете хоть какая-то справедливость, то мы обязательно будем вместе – мы же просто созданы друг для друга. И тут в воздухе над головой Людмилы появилось призрачное видение – бледное, измученное лицо Лаэрты с сияющими фиалковыми глазами, обращенное к белокурой девушке, которая ее не видела. И Лаэрта… улыбалась!

Через мгновение туманный образ исчез. Я пару раз глупо хлопнул глазами и пришел в себя.

Моя речь полилась легко, живо и спокойно, словно я разговаривал не с самой прекрасной девушкой на свете, а спорил со Светкой Ворониной о разновидностях аргентинских роз.

– Неужели ты думаешь, я поверю, что у такой девушки нет поклонников, которые просто обязаны засыпать предмет своего поклонения цветами. Цветы, по-моему, природой придуманы именно для того, чтобы радовать женщин. Я еще не слишком долго живу на этом свете, но даже мне ясно, что верх совершенства среди живых существ – женщина, верх совершенства среди растений – цветок, и они созданы друг для друга.

– Я тоже недолго живу на этом свете, но готова поспорить, что подавляющее большинство мужчин не согласятся с твоими словами. Большинство из них считает как раз себя вершиной творения. Причем не вообще мужчин, а именно себя.

Мы неторопливо шагали по Товарищескому переулку в сторону площади Ильича.

– Можно, конечно, немедленно устроить соответствующий социологический опрос среди окружающего нас населения, но мне кажется, что у нас есть более насущная проблема.

– Какая?

– Как мы проведем сегодняшний вечер? Я готов выслушать твои предложения и положить все свои возможности на алтарь твоих желаний!.. Каково сказал?

Она засмеялась и взяла меня под руку. Это получилось у нее так просто и естественно, что я даже не сразу понял, что произошло. Когда же до меня дошло, что ее ладонь как-то очень ласково обхватила мою руку, мое сердце подпрыгнуло вверх, а затем рухнуло на место, и в горле образовался ком. Мне пришлось легонько откашляться, чтобы снова при разговоре не захрипеть. А Людмила, как ни в чем не бывало, проговорила:

– Знаешь, у меня сегодня были такие беспокойные клиенты, – она лукаво взглянула на меня, – что мне уже никуда не хочется, давай просто погуляем по Москве. Я так Москву люблю.

– Я тоже люблю гулять по Москве. А еще я люблю ходить по театрам, но, к сожалению, сейчас не сезон. Слушай, а может, ты голодна, может, мы куда-нибудь зайдем перекусить?

Она отрицательно покачала головой. Боже, как она качала головой! От ее покачивания головой у меня просто подгибались колени. По сравнению с этим все другие покачивания головой выглядели, словно эту голову мучил припадок хронической эпилепсии. Ну вот, опять ком в горле.

– Нет, я не голодна. Вот мороженое я, пожалуй, съела бы.

Впереди маячила вывеска «Баскин Роббинс», и мы заглянули в это заморское заведение. Получив свои вазочки с холодным лакомством, мы уселись у окна и медленно ковыряли ложечками разноцветные шарики, посыпанные шоколадом и кокосовыми стружками.

– Раз мы решили просто гулять, – прервал я молчание, – говори, в какую сторону мы направляемся?

– Мы направляемся в сторону моего дома. Сейчас дойдем до площади Ильича и на метро поедем до Новогиреево. Там я живу. Ты согласен меня проводить?

– Я готов тебя проводить хоть… Да куда тебе угодно. А уж Новогиреево – это вообще по соседству со мной.

– Правда?

– Конечно. Я живу на Вешняковской, недалеко от Выхино. Но я предлагаю пройти еще немного и поехать до Новогиреево на трамвае. Люблю ездить на трамвае. Как мое предложение?

– Принято. – Она опять улыбнулась. Нет, вы поймите – она улыбнулась только мне!

– А по пути ты расскажешь мне о себе. Кто ты, откуда, какой ты. И какие у тебя еще есть необычные способности, кроме тех, которые ты демонстрировал сегодня своему другу, – теперь взгляд ее был серьезен и горел заинтересованностью. – Например, часто ли ты падаешь в обморок, как сегодня за столом.

– Ни в какой обморок я сегодня за столом не падал. – Я говорил с улыбкой, но твердо. Еще не хватало, чтобы она решила, что я припадочный. – Просто как раз в этот момент со мной в телепатическую связь вступил один мой знакомый. Кстати, именно он и сообщил мне, что шеф вернулся из-за границы. А вообще-то все эти необычные, как ты сказала, способности у меня появились буквально на днях. Если хочешь, я тебе, конечно, расскажу, только, боюсь, ты испугаешься и больше не захочешь меня видеть.

Она задумчиво, каким-то грустным, долгим взглядом посмотрела на меня и, помолчав, сказала:

– Я не думаю, что ты сможешь меня испугать до такой степени, что я стану тебя избегать. Скорее я буду тебя избегать по другой причине. А если ты когда-нибудь узнаешь мою историю, то сам скорее всего не захочешь меня больше видеть.

Клянусь, я увидел, как у нее в глазах блеснули слезы.

Я воткнул ложечку в недоеденное мороженое, встал и торжественно произнес:

– Пусть эта голова станет лысой, как коленка, пусть эти руки вытянутся до колен, а спина согнется дугой, пусть эти ноги не смогут сделать ни шагу, пусть мои мозги высохнут, как песок Сахары, пусть я заболею всем, что содержится в пяти томах Медицинской энциклопедии, пусть я забуду, как меня зовут, пусть… Что бы еще такое себе пожелать? В общем, пусть со мной случится все что угодно, если я по своей воле не захочу тебя видеть. Аминь…

Видимо, я выглядел достаточно комично, потому что слезинки на ее глазах мгновенно высохли, а на губы вернулась ее замечательная улыбка. Правда, все немногочисленные присутствующие, глядя на меня, просто покатывались со смеху, но мне было наплевать. Пожалуй, впервые в жизни мне было наплевать на то, что обо мне подумают окружающие. Главное, что она улыбалась!

– Болтун ты, Илюшка. – Она впервые назвала меня по имени, и мое сердце запело, что ему не хочется покоя.

– Ладно, давай рассказывай…

– Мой рассказ… – начал я голосом ведущего из старых радиопостановок, – …будет недолгим и грустным. Я – Милин Илья Евгеньевич, родился в славном городе Москве в одна тысяча девятьсот шестьдесят девятом году от Рождества Христова…

Я не буду пересказывать все, что я плел Людмиле, большую часть этой истории я изложил в начале этих записок. Правда, в этот раз мое повествование не было таким сухим, наоборот, оно изобиловало самыми замечательными подробностями, которые доказывали, каким замечательным и неповторимым был рассказчик. И никакой лжи! И пусть кто-нибудь попробует меня осудить! А закончил я свою исповедь следующим пассажем:

– …И вот в ночь с прошлого понедельника на вторник мне приснился сон. Странный, яркий, запомнившийся мне в мельчайших деталях, сон. Будто бы я попал в неведомый мир, в котором почти все жители постоянно и систематически используют магию, в котором я – чужой и не очень желанный гость, в котором за мной охотились могущественные маги, а мне помогали странные, порой совсем нечеловеческие существа. В конце концов мне удалось вернуться назад, или проснуться, я точно не знаю, только оказалось, что я проснулся двадцать четвертого числа. То ли я проспал пять суток, то ли я эти пять суток где-то провел, не знаю. Вот после этого сна у меня появились всякие аномальные способности.

В течение всего моего повествования она ни разу меня не перебила. Она слушала, буквально раскрыв рот, как слушают увлекательную детективную повесть. Я ведь ей рассказывал банальную повесть о жизни рядового, достаточно среднего москвича, не более… О том, что со мною было в моем сне, я только бегло упомянул.

Когда я замолчал, мы уже давно покинули кафе и подходили к «Авиамоторной».

Мы остановились на пустой трамвайной остановке. Было еще светло, но чувствовалось, что вечер вот-вот накроет город потемневшим звездным небом. Уличная суета практически утихла, прохожих было немного, оно и понятно – это не центр города, фланирующих гостей и обслуживающего их персонала здесь не было. Она повернулась ко мне и неожиданно произнесла:

– Значит, ты теперь совсем один. У тебя никого нет?

– Знаешь, я тоже так думал. Но оказалось, что в моей квартире, как я только вчера узнал, вместе со мной живет еще одно существо. Просто я его до сих пор не видел. Или он очень хорошо прятался.

– Кто же это? – ее очень заинтересовал мой сосед.

– А ты смеяться не будешь?

– Ну почему я должна смеяться?

– Это… домовой. Его зовут Гаврила Егорыч.

– Ну и что! Я тоже встречала домового…

Вот этого я ну никак не ожидал. Может, она просто не хочет показать, насколько я по-идиотски выгляжу, мелькнула у меня мысль. Но она спокойно продолжила:

– У нас дома тоже живет домовой. Я его давно разглядела, еще когда маленькая была. Он сначала, видимо, думал, что его никто не видит, и шкодил напропалую, а когда понял, что я его вижу, стал прятаться. Я так хочу с ним подружиться, а он прячется!

– И как же он выглядит?

Она не почувствовала расставленную ловушку.

– Маленький такой, беленький, лохматенький, даже личико лохматенькое. Такой смешной! Он утащил у мамы рейтузы, отрезал у них чулки и бегает теперь в таких смешных штанишках. Когда я маме рассказала, что я вижу домового, она сказала, что у меня это наследственное… – Она неожиданно замолчала, и я почувствовал, как она напряглась и замкнулась в себе.

Я ласково положил руку на ее ладонь. Тут из-за поворота, погромыхивая, показался наш трамвай за номером тридцать четыре. Вагон был почти пустой. Мы устроились рядышком в середине салона. Людмила положила букет на колени и отвернулась к окну. Вагон тронулся и не спеша покатил вдоль шоссе Энтузиастов, бывшей Владимирки, воспетой русскими поэтами, писателями и художниками. Мы немного помолчали, а затем я спросил:

– Теперь ты обо мне все знаешь. Можно я спрошу тебя?

Она бросила на меня быстрый взгляд и молча кивнула.

– У тебя на пальце замечательный перстень, откуда он? Как он к тебе попал? – Похоже, я опять ее испугал – так она на меня поглядела. – Если ты не хочешь – не рассказывай! – торопливо добавил я.

Она снова отвернулась к окну и помолчала. А затем, долгим взглядом поглядев мне прямо в лицо, произнесла:

– Нет, пожалуй, я лучше сразу все тебе расскажу. Так будет… честно.

Она еще помолчала и начала свой рассказ:

– Ты должен знать, что на мне лежит проклятие…

Я оторопело оглядел это милое, чудесное лицо и брякнул:

– Не замечаю никаких признаков проклятия…

– Ты меня не перебивай. Мне и так достаточно сложно об этом говорить…

Рассказывала Людмила довольно сбивчиво и как-то нервно. Было видно, что эту историю мало кто от нее слышал, она не предназначалась для частого пользования. Часто она замолкала, то ли подыскивая правильные слова, то ли еще раз переживая трагедию своего положения. Если говорить коротко, то произошло следующее.

Давным-давно прапрапра… бабушка Людмилы жила совершенно в другом, неведомом мире. Будучи еще совсем юной, прекрасной девушкой, она без памяти влюбилась в молодого человека – великого воина и могучего чародея. Ее любимого преследовали могущественные недруги и наконец схватили и привели на казнь. Но тот на глазах своей любимой уничтожил своего главного преследователя и, порубив огромное количество воинского люда, вошел в замок Зла, принадлежавший страшному дракону. Когда она со своими друзьями смогла последовать за своим любимым, они обнаружили, что страшный дракон убит, а прекрасный юноша – великий воин и могучий чародей – исчез. Злые чары унесли его в неведомый мир.

Безутешная в своем горе, она долго бродила по многим мирам, пока не оказалась на Земле. Ей к тому времени было уже немало лет, но она была по-прежнему прекрасна. Здесь в нее влюбился могущественный лорд. И когда она отказалась разделить с ним ложе, он ее изнасиловал. Прапрапра… бабушка Людмилы тоже владела магией, и хотя ее сила была невелика, она смогла с ее помощью уничтожить этого лорда – он умер от страшной, неизвестной болезни, буквально сгноившей его тело. Ее бросили в темницу и через некоторое время сожгли, как ведьму. Но незадолго перед казнью она родила девочку. Когда огонь уже лизал ее ноги, она произнесла проклятие своему роду. Оно заключалось в том, что ее дочь могла родить только одного ребенка, и это была бы девочка. Та, в свою очередь, могла родить тоже только одну дочь… и так далее. Более того, все ее потомки должны были искать ее возлюбленного во всех достижимых мирах и не могли полюбить кого-либо другого. Если любовь или просто доброжелательное отношение появлялось у ее наследницы к какому-нибудь мужчине, тот непременно погибал от неведомой болезни.

Как уже было сказано, основательницу рода сожгли на костре инквизиции. Хотели сжечь и ее дочь, как отродье ведьмы, но она была столь очаровательным, маленьким и беззащитным ребенком, что даже у судей инквизиции дрогнуло сердце. Девочку отдали на воспитание в монастырь урсулинок. Она выросла и превратилась в прекрасную девушку. Ее жизнь была столь набожна и целомудренна, что она стала настоятельницей монастыря. В качестве одной из известнейших монахинь своего ордена она объездила множество стран, но чего она искала, никто не знал. Однако пришло время, и у этой святой женщины тоже родилась дочь…

С тех пор прошло много лет и сменилось много поколений. Были случаи, когда потомки проклятого рода влюблялись, но их избранники неизменно умирали быстрой, но ужасной смертью. Некоторые из этих проклятых женщин принимали решение прервать свой род, но в определенное время обязательно происходил случай – то ли насилие, то ли что-то другое, в результате которого появлялась очередная наследница. Проклятие можно было снять, только отыскав того самого юношу – великого воина и могучего чародея, которого потеряла основательница рода. Но прошло уже столько времени, что надежды на это не оставалось. И все-таки все потомки несчастной девушки ездили по свету в надежде отыскать этого человека и снять наложенное проклятие. Последней в этом роду и была Людмила…

Когда она окончила свой рассказ, мы уже давно доехали до станции метро «Новогиреево» и потихоньку дошли до Терлецкого парка. Стемнело. Было тихо и тепло. Пахло скошенной травой, и в воздухе висели аромат мистической тайны и тяжесть простого человеческого горя. Эта необыкновенная, светлая, чудесная девушка свято верила в тяготевшее над ней проклятие, обрекавшее ее на одинокую и печальную судьбу.

К концу своего рассказа она как-то одеревенела. Руки ее стали холодны, а лицо неподвижно.

– Послушай, – я прервал повисшее молчание, – а при чем же здесь этот перстень?

– Этот перстень подарил моей прапрапра… бабушке ее возлюбленный. С тех пор мать надевает этот перстень своей новорожденной дочери в знак того, что она уже не может продолжать поиски и передает эту обязанность дочери.

– Ты хочешь сказать, что этот перстень надевают на пальчик новорожденного ребенка. Как же он может держаться на таком маленьком пальчике?

Она как-то странно на меня взглянула и ответила:

– Он меняет свой размер. Когда его надевают на палец ребенка, перстень уменьшается, а потом растет вместе с девочкой. Только камень не меняется.

– А что будет, если ты его потеряешь?

– Я не могу его потерять. Я его даже снять не могу, и никто не может. Его можно будет снять только тогда, когда у меня родится дочь, – она помолчала, – или если найдется тот, кто его подарил. Он назовет имя той, которой был сделан этот подарок, и сможет снять это кольцо. Я должна передать ему привет от… я не знаю, от кого, я знаю только какое-то странное имя, но тогда проклятие падет и влюбленные соединятся.

– Хорошо! Ну, допустим, ты найдешь этого великого и могучего. А вдруг ты его не полюбишь! Вдруг он тебе будет глубоко противен! Что тогда?

Она помолчала, а потом неуверенно проговорила:

– Ты знаешь, я сама этого боюсь. Ведь, по легенде, этот ее возлюбленный был рыжим… огненно-рыжим, а я рыжих с детства не перевариваю…

– Он был рыжим?!. – Я схватил ее за руки и развернул лицом к себе.

– Ну конечно же! Он был рыжим!.. Именно огненно-рыжим!

Я вдруг наклонился и поцеловал ей руку. И она ее не отдернула. Подняв голову, я встретился с ее грустной улыбкой.

– Ну что, тебе не стало страшно. Ты по-прежнему хочешь со мной встречаться?

– Я могу дословно повторить свою клятву, скрепленную мороженым, и прибавить к ней еще пару-тройку пунктов.

Она опустила глаза.

– У меня остался только один вопрос: когда ты собираешься отправляться на поиски этого великого, могучего и рыжего? Надеюсь, не завтра?

Она весело рассмеялась:

– Нет. Мама считает, что мне надо сначала окончить институт. Я ведь учусь на втором курсе университета. А там… – Она вздрогнула.

– Ты студентка? А как же ресторан?..

– Это я только летом подрабатываю.

– Ага! А так ты будущий…

– Юрист…

– Прекрасно! Я умоляю прекраснейшего на свете будущего юриста о свидании, если можно, завтра на том же месте в тот же час…

Она опять засмеялась и ответила вопросом:

– Так ты не боишься, что я в тебя влюблюсь?

– Если бы я мог на это надеяться, я был бы счастливейшим человеком!

Я проводил мою драгоценность до дома – оказывается, она проживала практически рядом с парком, в большом семнадцатиэтажном доме на Напольном проезде, – а затем отправился к себе на улицу Вешняковскую.

Бодро шагая по самому Свободному из всех свободных проспектов мира, шлепая по асфальту Новогиреевского моста, я, собственно говоря, не видел, куда иду, в глазах у меня стояли слезы, и сквозь их искажающий блик на меня смотрело юное личико Лаэрты. Сколько любви было в этом маленьком сердечке, сколько отваги и преданности, раз она решилась последовать за мной в неизвестный злой мир, который в конце концов искалечил и убил ее! Но даже умирая, она тянулась ко мне, рвалась ко мне в своих наследниках, обрекая их на бесконечные поиски и жизнь без любви. Было темно и навстречу мне не попалось ни одного прохожего. Я мог идти и, не таясь, плакать о любви, которая достала меня из другого мира и через сотни лет.

На вершине моста мне в лицо дохнул легкий порыв ночного ветра, остудил мой лоб и высушил мои слезы. Я ведь сам обещал Лаэрте вернуться, но не успел. Она сделала все сама. И тут мне в голову пришла мысль, что кто-то должен был ей помочь. Она не владела достаточной силой, чтобы перемещаться между мирами. Именно этот кто-то не угадал со временем перемещения и забросил Лаэрту, похоже, в средневековье, разлучив нас уже окончательно.

Нет! Не окончательно! Есть же еще Людмила! Значит, жизнь продолжается!

10. Призрак

…Из всех потусторонних явлений и существ меня всегда больше всего интересовали призраки. Ведь это тень или неприкаянная душа умершего человека. Когда тень является людям, она, по-моему, собирается им сообщить что-то важное. Но люди, как правило, пугаются, убегают или теряют сознание. Вот и ходит призрак, жалуясь на людское скудоумие, со своим важным известием, а может, поручением. Вспомним один из самых известных призраков – тень отца Гамлета…

Когда я вернулся домой, а было это довольно поздно, я нашел на кухне очень расстроенного Гаврилу Его-рыча, который пил чай с медом и пряниками и что-то ворчал себе под нос. Я еще подумал, откуда это он разжился медом – я сам его очень люблю, но, по-моему, последняя банка, купленная мною на ВДНХ в павильоне «Животноводство», закончилась еще недели две назад. Есть мне не хотелось, а вот чайку с медом я бы выпил с удовольствием. Поэтому я, быстро переодевшись, подсел к столу и плеснул в свою любимую чашку свежезаваренного пахучего чая и протянул ложку к блюдцу с медом. Егорыч, скорчив физиономию, подтолкнул мед поближе ко мне и заворчал:

– И где ж это ты, вьюноша, по ночам бродишь, а? Я чай три раза кипятил. Мало мне неприятностей и огорчений, так еще и за тебя теперь волнуйся.

– Егорыч, как ты отнесешься к тому, что я собираюсь жениться?

– А никак не отнесусь. Мне-то что, женись на здоровье. – Он покрутил носом и добавил: – Она хоть хозяйка-то хорошая?

– Какая она хозяйка – я не знаю, я с ней знаком всего несколько часов, но она прекрасна и способна видеть домовых.

– Вот она – молодежь! Знакомы всего ничего – и уже под венец! – Вдруг он вскинул голову и воскликнул: – Как это она может нас видеть! Нас никто не может видеть, если у него дара нет!

– Вот и выходит, что у нее дар есть.

– А какой дар? Ты выспроси, какой дар, а то сам намучаешься и мне житья не будет! И так сплошные неприятности, так хозяин ведьму в дом ведет!

– Какая она тебе ведьма!.. – возмутился я и тут же, спохватившись, поинтересовался: – Что ты все о каких-то неприятностях толкуешь, что случилось?

– И-и-х, Илюха, горе у нас! – вдруг завопил Егорыч тоненьким голоском. – Каргорушка мой пропал! Такой сообразительный каргорушечка, такой умненький, такой ловкенький. Как же мы жить-то теперь станем!

– Какой каргорушка. Объясни ты толком. Где он мог пропасть?

Он уставился на меня своими небесными глазенками в полном отчаянии.

– Каргорушечка, помощник мой. Серенький такой, небольшой, на котика похож. Ну ты что, никогда не встречал такого дымчатого, серенького котика. Он все время сереньким котиком прикидывался!

Я задумчиво потер скулу. А ведь действительно, я частенько на лестнице видел небольшого дымчатого кота, опасливо жавшегося к стене при приближении людей или молнией мелькавшего сквозь чуть приоткрытую дверь парадного.

– По-моему, я видел такого кота. Подожди, еще сегодня утром он в парадном мелькал!

– Сегодня?.. – Егорыч перестал подвывать, и глазки его заблестели. – Ты точно помнишь, что сегодня его видел?

– Его или не его, не знаю, а небольшого дымчатого кота я утром точно в подъезде видел, – твердо ответил я.

Узнав, что его каргоруша, похоже, цел и невредим, Егорыч сразу успокоился.

– Ну, значит, чего-то надыбал. Значит, чего-то притащит. А то, поди ж ты, неделю домой не приходит. Поневоле заволнуешься. Уж больно ловок каргорушка-то! – и он восхищенно покрутил носом. – Медок-то он достал!

– Как это – он достал, – опешил я. – Я думал, это остатки того, что я покупал.

– И-и-и, вспомнил! Тот-то мы давно уже съели. Ты ж все собирался съездить, да все тебе некогда. А каргорушка враз меду достал. А то как же мы без меду! Сахар-то твой – тьфу! – Он яро плюнул на кухонный линолеум.

– И где же это он меду достал? – спросил я с подозрением, хотя уже догадывался, где этот, незнакомый мне, каргорушка мог раздобыть меду. Но мне хотелось, чтобы Егорыч подтвердил мои подозрения.

Тот колко взглянул на меня и уклончиво так ответил:

– Где достал – не наше дело. Должность у него такая – в дом припасы тащить. Чтоб в доме припасы, значит, были. Он свою должность очень хорошо знает и исполняет. Как исполняет – не наше дело!

– Очень даже наше дело! – повысил я голос. – Этот твой каргорушка приворовывает, а ты его покрываешь!

– Глупый ты, Илюха, как я погляжу. Как есть, вьюноша неразумный. Ну подумай сам, как каргоруша может воровать? Он же – кар-го-ру-ша! – по слогам произнес Егорыч. – Воровать может только человек, потому как берет то, что другому человеку принадлежит, а каргоруша никогда не берет то, что другому каргоруше или, допустим, домовому принадлежит. Значит, он и не ворует.

– Значит, если этот каргоруша берет то, что принадлежит другому человеку, то он не ворует?

– Конечно, нет! Он выполняет свои обязанности. А иначе кому же он нужен?

– Ну, Егорыч! Ну и логика у тебя!

– Нет у меня никакой логики, и никогда не было, и не знаю я, как она даже и выглядит. В руках ни разу не держал! А ты, хозяин… – слово «хозяин» он произнес с некоторой, весьма явственной издевкой, – …не лезь не в свое дело. И не мешай нам наше делать. Вот так. Ишь, в чужой-то монастырь со своим уставом… – Домовой явно рассердился и опять расстроился.

Немного поразмышляв, я решил, что в принципе Егорыч прав. Ну что, собственно говоря, я лезу со своими моральными устоями к маленькому народцу. Я что, переучивать их буду! Поэтому, помолчав, я примиряюще пробормотал:

– Ладно, Егорыч, ты не обижайся. Я сегодня и соображаю не очень хорошо, день тяжелый был. Ну и сам понимаешь, первое свидание, влюбился я.

Он посмотрел на меня подобревшим взглядом, но заговорил сурово, словно с непослушным ребенком:

– Это нехорошо, что ты соображаешь плохо. Сегодня ты должен соображать особенно хорошо. Подумаешь, влюбился, тебе давно пора влюбиться. Голову-то зачем терять.

Снова ему удалось меня заинтересовать.

– Это почему же именно сегодня мне надо особенно хорошо соображать? Сегодня что – ночь загадок. Так кто загадки загадывать будет? – Я довольно заулыбался.

Гаврила Егорыч сокрушенно покачал головой и, не отвечая на мои вопросы, скомандовал:

– Давай допивай свой чай да спать укладывайся. А то время уже скоро двенадцать, а тебе еще заснуть надо.

– Подожди, Гаврила Егорыч. Ответь мне на один, мучающий меня вопрос: как вообще домовые в домах поселяются? Вас же, я так понимаю, не так уж много.

– Как поселяются, как поселяются… – недовольно проворчал Егорыч. – По-разному поселяются. Может хозяин, например, сам себе домового вырастить, только это совсем не каждый сумеет. – Он бросил на меня взгляд исподлобья. – Ты, например, не сумеешь.

– Это почему же я не сумею? – обиделся я.

– Это потому, что ты во сне вертишься постоянно, – передразнил он меня.

– Ну и что?.. – растерялся я от такого ответа.

– А то, что для этого хозяину надо раздобыть сносок… – По моему лицу он, должно быть, понял, что я не имею понятия, что такое сносок, и пояснил: – Сносок – это яичко такое куриное, ну очень маленькое. Так вот, этот сносок хозяин должен девять дней носить у себя под мышкой не вынимая. Тогда из этого яичка домовой появится. Ты разве сможешь сносок выносить. Конечно, во сне раздавишь! – убежденно заявил домовой. – Еще по приглашению домовой может поселиться. Это когда хозяин сам позовет домового к себе жить. Ино, наглый какой доможил может, конечно, и без приглашения в дом запереться, но это редко.

– Интересно, как это можно домового в дом пригласить, если вас, домовых, редко кто и видеть-то может?

Егорыч скорчил хитрющую физиономию.

– Да вот пожалеешь песика уличного,бездомного, приведешь к себе в дом, а он охотно так пойдет, а через некоторое время пропадет. Вот у тебя домовой и поселился. С котиком тоже может такой случай выйти. – Он помолчал, а потом раздумчиво добавил: – Ну крысу-то вряд ли кто в дом потащит… – после чего слез с диванчика и, обернувшись крысой, юркнул в шкафчик под мойку.

Одному мне стало сразу скучно. Я быстро допил остывший чай, спрятал блюдце с медом в холодильник, а пряники в хлебницу и пошел выполнять вечерние водные процедуры. Через несколько минут я уже лежал в постели под легкой простыней и блаженно предвкушал свидание с прекрасными снами счастливого человека. В комнате было темно, только циферблат электронного будильника подмигивал двумя точками между зелеными цифрами 23:57. Я закрыл глаза…

…И тут же толчком выбросился из сна. В спальне было значительно светлее. Будильник таращился в ночь своей электронной зеленью – 00:17, в окне стояла огромная полная луна. Получалось, что я проспал не больше двадцати минут, но при этом чувствовал себя странно отдохнувшим. Что же меня разбудило? Придремавшая память сразу выдала мне длинный и тихий стон, вытолкнувший меня из сна.

В окно глухо ударилась крупная капля и застыла на стекле прозрачным наростом. Лунный луч, преломленный в капле, проткнул серую темноту комнаты и уперся в простыню, в моих ногах. И тут же в основании луча заклубилась тоненькая струйка белесого тумана, похожая на дымок, вьющийся от деревяшки, на которую через линзу направлен луч солнца. Я непроизвольно отдернул ноги. Туман не расползался и не исчезал, а постепенно густел и уплотнялся, принимая определенную форму. Через несколько мгновений у меня на постели, в ногах, появилась бледная, странно клубящаяся и переливающаяся фигура, фигура, которую я узнал бы в любой толпе.

– Ну здравствуй, внучек! Ты меня еще не забыл? – раздался в моей голове знакомый шепоток. Таким тихим, убаюкивающим голосом моя бабушка рассказывала мне по вечерам мои любимые сказки, каждый раз немного изменяя сюжет, добавляя новых персонажей и новые подробности. И сидела она при этом на том же самом месте, что и сейчас.

Я молчал. Я смотрел на колеблющуюся легкую дымку и видел сухощавую, немного сутуловатую, маленькую фигурку в темном платье, шлепанцах и шикарном пуховом платке, в который она кутала свои плечи. Бабушка! Только сейчас я до конца понял, насколько мне было одиноко и тоскливо без нее. Со дня ее смерти прошло почти шесть лет. Так много…

– Значит, не забыл… – снова раздался шепоток. – Спасибо…

– Бабушка… – через силу промямлил я, снова чувствуя себя маленьким мальчиком, набедокурившим и прибежавшим к бабушке за защитой.

В комнате повисло какое-то светлое молчание. Казалось, мы оба были погружены в воспоминания. Но вот шепот раздался снова:

– Твой дар наконец проснулся?.. Помнишь мои сказки? Теперь ты понимаешь, что в тебе дремлет сила?

– Да, что-то есть. Только я совсем мало об этом знаю, совершенно не умею этой силой пользоваться. Так, кое-какие фокусы.

– Как же долго я жила и как же рано умерла. Не успела тебя научить. Теперь тебе придется самому все постигать. Не торопись, не суетись. Но и не тяни. И самое главное – будь осторожен. Дар – состояние очень капризное, если им не владеешь до конца, его можно легко потерять.

– Ты знаешь, я совершенно растерялся. Что за дар, откуда он. Может, лучше бы не видеть мне этого деда с его книгой! И посоветоваться не с кем. Рассказал Воронину, так он меня то ли за сумасшедшего принял, то ли за фантазера. Светка вообще сказала, что я роман пишу… – жаловался я в темноту комнаты срывающимся голосом.

– Времени у меня немного, так что давай-ка я расскажу тебе о твоих способностях, а ты мне о том, как распознал свой дар. Может, что и подскажу… – Она немного помолчала. – Так вот, сила твоя от меня. Вообще дар передается через поколение, но не просто передается. Я сама была достаточно сильной в магии. У меня родилась дочь, которая даром, конечно, не владела, а у нее родился сын. При таком порядке наследования силы она увеличивается вдвое. Если бы у меня родился сын, или у моей дочери родилась бы дочь, наследник силы потерял бы половину наследства.

– Значит, чтобы наша наследственная сила увеличилась, у меня должен родиться сын, а у него, в свою очередь, дочь?

– Ты всегда был понятливым мальчиком…Чтобы расти, дар должен переходить от бабушки к внуку через дочь или от деда к внучке через сына! – довольно колыхнулся призрак. – День, когда ты родился, был для меня самым радостным в жизни. Но за тобой сразу началась охота. Кто ее организовал, я не знаю до сих пор, но это был, несомненно, чрезвычайно могучий маг. И он страстно желал тебя уничтожить, видимо, ты ему чем-то угрожаешь. Даже я, со своими возможностями, вряд ли смогла бы тебя защитить. Но я смогла его обмануть.

Твои родители, вернее – твой отец через несколько дней после твоего рождения получил назначение на работу в Бурятию, на вертолетный завод. Они, конечно, не подозревали о твоих врожденных способностях. А я тотчас почувствовала, что тебя просто хотят убрать от меня, чтобы расправиться. Значит, меня все-таки опасались и не хотели, чтобы я вмешалась. Вот тогда я сотворила страшное дело – подложила твоим родителям подменыша… – Призрак заколебался. – …Подменыша – зачарованное полено, которое они продолжали принимать за своего ребенка, а тебя надежно спрятала. Они уехали в Улан-Удэ полные надежд и через две недели погибли вместе с ребенком – с моим подменышем.

Твоя сила тогда спала, поэтому тебя можно было отследить только по месту нахождения твоих родителей. Тот, кто тебя жаждал уничтожить, видимо, решил, что добился своей цели и успокоился, а я взяла на воспитание якобы своего внучатого племянника. Это был ты. Но теперь твой дар проснулся, и твой недруг очень скоро может понять, что ты не уничтожен. Поэтому тебе необходимо как можно скорее овладеть своим даром, научиться его использовать. Иначе ты можешь потерять не только магические способности, но и саму жизнь. Поэтому мне и разрешили тебя навестить.

– Значит, вместе с даром я получил еще неведомого могучего врага, тоже наделенного магической силой и стремящегося меня уничтожить! К тому же никто не может мне сказать – кто это такой? Спасибо, родная, обрадовала…

– Пожалуйста, внучек, всегда рада помочь… – похоже, призрак моей дорогой бабулечки не потерял присущее ей чувство иронии.

– Ты мне расскажи, как ты разбудил свой дар?

– Совершенно незнакомый дед всучил мне в метро книгу. Почитать…

– Где эта книга? – тут же перебил меня призрак. – Она цела? Ты ее еще не вернул?

– Да, цела. Я ее в книжный шкаф за Пушкина спрятал.

Призрак качнулся и, секунду помолчав, снова зашептал:

– Так и есть! Эта книга, чтоб ты знал, переход между мирами. Обычно в такое путешествие опытный маг отправляет человека, которого подозревает в обладании спящим даром. Если дара нет или он глубоко, непробудно спит, книга не срабатывает. Правда, этот путь очень опасен. Маг должен быть очень уверен в своем неофите. Ты ведь вернулся тоже с помощью книги?

У меня перед глазами снова встало видение огромной толстой книги, разрубаемой серебристым живым клинком.

– Можно сказать и так… – неуверенно пробормотал я.

– Только так. Иначе эта книга была бы уничтожена, переход закрыт, а ты, если бы вообще вернулся, то скорее всего был бы сейчас на излечении в доме скорби. Ты будешь встречаться с этим дедом?

– Да. Он просил вернуть книгу, как только прочитаю. Утром буду звонить, договариваться о встрече.

Призрак помолчал, как бы размышляя, а потом вновь зашептал:

– Скорее всего этому деду можно верить. Но будь очень осторожен. Эта встреча в любом случае чрезвычайно опасна. Малейшая ошибка – и у тебя отнимут силу.

– Так ее можно и отнять? Как? – Я, признаться, заволновался. Мне уже понравилось быть не таким, как другие.

– Силу можно получить в подарок или в наследство. Но это связано с наговоренными вещами и требует, как правило, согласия дарителя или завещателя. Силу можно похитить, если знать, в чем она заключена. И наконец, силу можно просто выпустить с помощью наговоренной холодной стали – иглы, шила, кинжала, меча… а затем выпущенную силу захватить. Вообще-то правильно наговорить сталь очень трудно и довольно опасно, но в мире имеются такие наговоренные клинки. Так что ни в коем случае не дай себя уколоть или ранить сталью. Будь настороже. И еще, тебе нужен учитель. Иначе ты не успеешь познать свои возможности и скорее всего погибнешь!

– Где ж его взять? У меня, к сожалению, нет ни одного знакомого, доброжелательно настроенного мага.

– Тебе в учителя нужен не маг, а магистр. Еще лучше был бы – корифей, но это такая большая редкость, что на нее вряд ли можно рассчитывать.

– Так… – озадаченно протянул я. – Только я собрался заняться личной жизнью – жениться, детей нарожать, а тут учиться надо неизвестно чему, защищаться надо неизвестно от кого, опасаться надо буквально всех. Что за жизнь!

– И на ком же ты собрался жениться? – заинтересованно прошептал призрак.

– Сегодня с девушкой познакомился. Она, кстати, тоже дар имеет. Она домовых видит, Егорыч говорит – ведьма она.

Послышался легкий смешок, а затем шепот:

– Гаврюшка – старый перестраховщик. А девушка твоя, Людмила, один только дар имеет – дар любви беззаветной. Поэтому и маленький народец видеть может. Ты ее береги и не обижай, такие сейчас редкость.

– Я и сам вижу, что такие редкость. Одна такая и есть!

– Ну… ну… – Призрак заколебался. – Пора мне, внучек. Пора. Прощай… Будь осторожен…

Белесая, туманная фигура начала истаивать. Капля, висевшая на оконном стекле, вдруг сорвалась и, оставляя мокрую дорожку, покатилась вниз. Лунный луч, изломившись голубоватой молнией, вспыхнул и погас. Комната погрузилась в однотонную серь, и тут я заметил, что светившая в окно луна давно зашла, а за окном пастельным мазком засерел ранний рассвет.

Я откинулся на подушку и снова закрыл глаза. И уснул. Проснулся я под вопли своего лучшего утреннего друга – будильника, который, я знал точно, никогда меня не подведет.

11. Труп

25 июля 1995.

Почему живые так не любят мертвых? Так ли уж велика пропасть, их разделяющая? Попробуйте поговорить с любым знакомым трупом и вы поймете, что он прекрасный собеседник и может рассказать много ужасно интересного…

Я быстро умылся, почистил зубы, побрился, затем поставил кипятиться воду, бросил на горячую сковородку упаковку своих любимых картофельных котлет и пошел застилать постель. В ногах, на простыне, я заметил небольшую горку легкого пепла, хотя и без этого доказательства был уверен, что ночной разговор с призраком моей бабулечки мне не приснился. План на сегодняшний день был составлен, поэтому я, перевернув поджарившиеся с одной стороны котлеты, отправился к телефону, чтобы произвести первый из запланированных звонков.

Набрав номер, я услышал в трубке недовольный, сонный Юркин голос:

– Ну…

– Воронин, все дрыхнешь? – бодро окликнул я его.

– Илюха, привет. Книгу нашел? – сразу проснулся тот.

– Нашел. Она на полке за книгами была. Только я ее сегодня, наверное, уже отдам. Дед звонил – требует вернуть.

– Жалко… – разочарованно протянул Юрка.

– Я тебя по другому поводу беспокою, – не дал я ему развивать книжную тему. – Ты мне говорил, что Данила собаку просит? Могу предложить неплохого пса. И совершенно бесплатно. Как?

– А себе чего не возьмешь? Ты один живешь, тебе охранник нужнее. Вот и заведи себе собачку.

– Воронин, ты же знаешь, я кошек люблю. А потом я ленивый, а с собакой гулять надо… По утрам и вечерам…

– Я сам ленивый… – протянул Юрка, потом подумал и сказал: – Ну, не знаю… Вообще-то со Светкой надо посоветоваться. А большая собака?

– Сможешь сегодня ко мне на работу заскочить, я тебе покажу.

– Ты мне брякни часиков в двенадцать, я должен быть свободен. А я попробую со Светланой переговорить.

– Заметано. Привет… – и я положил трубку.

Сняв котлеты с плиты и заварив свежего чаю, я снова направился к телефону, натыкал уже запомнившийся сложносочиненный номер и услышал знакомый женский голосок:

– Коммутатор…

– Могу я наконец побеседовать с дедом Антипом? – в моем голосе сквозило обходительное нетерпение.

– Соединяю… – невозмутимо пропело в трубке, и после щелчка послышались длинные гудки.

Но вот в трубку что-то крякнуло и послышался мягкий старческий голос:

– Я слушаю вас…

– Это дедушка Антип? – на всякий случай переспросил я.

– Он самый, он самый, – жизнерадостно подтвердили в трубке.

– Вас беспокоит молодой человек, которому вы, если помните, книгу дали почитать. В метро…

– Как же, как же, Илюша, если не ошибаюсь. Давно жду твоего звонка. Ты же, по-моему, давно книжечку-то прочитал… – из трубки донеслось довольное хихиканье. – И вопросы, видимо, появились. А?

– Да. И вопросы есть. И ответы уже кое-какие есть. В общем, поговорить бы не мешало.

– Ну что ж, поговорить можно. Давай-ка сегодня, часиков в девять вечера, подъезжай ко мне домой. Поговорим.

Я вспомнил о свидании с Людмилой, и мне сразу расхотелось встречаться с дедом.

– Сегодня… – задумчиво и нерешительно протянул я.

Дед Антип, похоже, сразу уловил мое настроение, и его голос сделался суровым и непреклонным.

– Да-с, молодой человек, именно сегодня и именно в девять вечера. Надеюсь, вы понимаете… – эге, он перешел на «вы», – …насколько важна наша встреча! Важна именно для вас! Так что все остальные… свидания вы, уж будьте добры, отложите до лучших времен. Запоминайте или записывайте. Улица Ташкентская, дом семнадцать, корпус два, не перепутайте, квартира сорок три. Доедете до…

– Я знаю Ташкентскую улицу и ваш дом, – неучтиво перебил я его. – Там рядом книжный магазин.

– Совершенно верно – рядом книжный магазин. Так что я вас жду с книгой и не опаздывайте…

В трубке зазвучал сигнал отбоя.

«Ну вот, сегодня, похоже, мы все и узнаем…» – подумал я, шлепая на кухню.

Завтракал я один, Гаврила Егорыч, как я его ни звал, так и не появился. Может быть, отправился искать своего каргорушу? Я оставил ему пару котлет и пошел собираться на работу. Хотя чего там собираться. Уже минут через пятнадцать я налегке сбегал по лестнице.

У дверей родной конторы я оказался опять одним из первых. Но на ступеньках меня, нетерпеливо прохаживаясь по тротуару, уже поджидала сегодняшняя секретарша – Верочка.

– Илюша… – она буквально схватила меня за рукав, – немедленно к Владимиру Владимировичу. Он тебя уже полчаса дожидается, дважды тебе звонил, но тебя уже не было дома!

«Вот это фокус, – удивился я про себя. – Шеф на работе в девять часов утра, и жаждет меня лицезреть! К чему бы это?»

Верочка так энергично тащила меня за собой, что я почти бежал. Втолкнув меня в кореневский кабинет, она захлопнула за мной дверь.

Корень, сидя за столом, уперся в меня тяжелым, сверлящим взглядом. Но я чувствовал себя вполне уверенно, поэтому спокойно прошел к столу и уселся на стоявший рядом стул. Помолчали. Потом он отвел глаза и, перебирая бумаги на столе, сообщил:

– Мы с тобой сейчас поедем домой к Глянцу. Жена его позвонила мне без пятнадцати восемь. Я не очень хорошо понял, но выходит, что с Борисиком что-то случилось. Я попросил ее ничего не делать, пока мы не подъедем.

– Значит, мы можем считать, что получили ответ на заданный Борисом Абрамычем вчера вопрос по поводу Иуды? – поинтересовался я.

Корень пожал плечами:

– Посмотрим. Но я решил, что тебе тоже стоит поехать. Мне кажется, ты вчера не все рассказал, а припас кое-что на сегодня. Так что – тронули, – и он поднялся из-за стола.

Вот так в это прекрасное, летнее, солнечное утро я испытал ни с чем не сравнимое удовольствие – прокатился по улицам Москвы на шикарном «мерседесе» шефа. Ехать было довольно далеко – в дальний конец Кутузовского проспекта, но на таком авто это заняло не так уж много времени, поэтому царившее в машине молчание не успело мне надоесть. Что бы там ни случилось с Борисиком, меня это мало волновало. В конце концов каждый сам кует свое счастье, и не рой другому яму, а если ему за его проделки начистили рожу, так это Глянцу только на пользу пойдет.

Мы свернули во двор, Миша – водитель Корня, похоже, прекрасно знал, куда рулить. Корень молча вышел из машины и направился к подъезду престижного дома. Я последовал за ним. Поднявшись в бесшумном лифте на двенадцатый этаж, мы позвонили в обитую дорогой кожей дверь квартиры. Внутри что-то хлопнуло, затем я почувствовал, как нас изучают в дверной глазок, и уже потом начали лязгать многочисленные замки, засовы и дверные цепочки. В проеме открывшейся двери стояла маленькая растрепанная женщина, в которой я с изумлением узнал Валентину Орлик – еще одну свою однокурсницу. Когда же это она успела выскочить замуж за Борисика?

Она странно взглянула на меня и проговорила с придыханием:

– Проходи, Володя, он в ванной.

Мы вошли в большую прихожую, обитую деревянными панелями и завешенную большими календарями. Похоже, хозяева квартиры питали к ним необъяснимую страсть. Молча вся наша троица прошествовала по коридору, и Валентина распахнула дверь в ванную комнату. Да, это была еще та ванная! Размером с мою большую комнату, стены покрыты черной итальянской плиткой, два светильника прятались в потолке за рифленым стеклом, умопомрачительной красоты черная мебель сияла чистотой, черная джакузи напоминала небольшой бассейн. А на дне этого пустого бассейна в расслабленной позе лежал совершенно голый, с посиневшим лицом, вывалившимся синеватым языком и плотно зажмуренными глазами Борисик Глянц. Рядом с ним валялась странная маленькая бескозырка. Даже на мой непрофессиональный взгляд, он был ну совершенно мертвый.

Позади раздались всхлипывания. Оно и понятно, вряд ли Валечка имела привычку показывать посторонним своего мужа в таком виде.

– Что скажешь?.. – раздался риторический вопрос Корня.

– Что можно сказать… – в том же тоне ответил я. – По-моему, Бориси… Бориса Абрамовича пора хоронить. Но, по правде говоря, я этого ну никак не ожидал.

– Да, помню, ты ожидал, что все закончится побоями… – Владимир Владимирович ел меня глазами.

Сзади раздалось придушенное:

– Я узнаю, кто это сделал… Я все сделаю, но узнаю, кто это сделал… Пускай некоторые думают, что я ничего не знаю, а я все знаю, мне Борисик все рассказывал…

Я обернулся на этот хрип и уперся в яростные, ненавидящие Валькины глазищи.

И тут я разозлился. Значит, эти два придурка, из которых одного я только вчера вытащил из петли, а другая знала меня как облупленного, решили, что я ухайдокал Борисика. Они верили в подобную нелепость! Ну хорошо же! Они получат, что хотят!

Я еще раз оглядел эту парочку, а затем процедил сквозь зубы:

– Значит, вы желаете знать, кто это сделал?! Что ж, господа, задавайте вопросы!

Я набрал полную грудь воздуха, наклонился и сильно дунул в лицо трупу.

Не знаю, почему я так сделал, но сразу вслед за этим мертвое тело широко открыло глаза и, немного помедлив, уселось на дне своего бассейна.

– Ну, – повернулся я к сладкой парочке, – спрашивайте!..

Корень стоял, вжавшись в стену, и, мелко подрагивая, не мигая, взирал на сидящий труп. Глазенки у него были, как у куклы Кена, когда тот разглядывает свою подружку Барби. Валечка рухнула на колени возле ванны и вцепилась в бортик побелевшими пальцами. Из-под ее ногтей, казалось, вот-вот брызнет кровь. На побледневшем лице ярко синели глаза, распахнутые в безмолвном крике. Нет, эти ребята совершенно не были готовы к содержательной беседе с помертвелым Борисиком.

– Кто тебя убил? – взял я с ходу быка за рога.

– Хозяин… – глухо ответил труп, тупо глядя в одну точку немигающими глазами.

– Какой хозяин?.. – несколько подрастерялся я. В конце концов у меня тоже не было необходимого опыта общения с мертвяками.

– Мой хозяин… – индифферентно ответствовало мертвое тело.

– Имя твоего хозяина, – быстро сориентировался я.

– Иосиф Аркадьевич Корзунский… – Труп явно был сторонником лаконизма.

– Кто такой Иосиф Аркадьевич Корзунский? – продолжал я свой допрос.

– Президент концерна «Ферст СВ Компани».

– Он что, сам тебя убивал? – удивился я.

– Его приказ. Кто исполнял – не важно.

Что ж, Глянц и в мертвом виде продолжал «зреть в корень» и говорить главное. Спиной я почувствовал, что Корень при упоминании «Ферст СВ» отлепился от стены и, качнувшись вперед, шумно задышал.

– Причина, по которой тебя убили? – мои формулировки вопросов явно становились отточеннее.

– Не выполнил, что обещал.

– Что не выполнил?

Около минуты труп помалкивал, а затем снова заговорил, на этот раз гораздо пространнее. Может, ему надоело сидеть в своем бассейне, а может, он просто замерз.

– Я обещал организовать кражу секретных документов из кабинета Коренева Владимира Владимировича. Я это сделал. Но когда украденные документы доставили хозяину, оказалось, что в пакете лежат странные оскорбительные рисунки. Как это получилось, я не знаю, но хозяин почему-то решил, что я его предал и все рассказал Кореневу Владимиру Владимировичу. Поэтому он послал ко мне сегодня ночью ликвидаторов, и они меня убрали. – Он помолчал и уточнил: – Утопили…

Вдруг он перевел взгляд на меня, затем незряче пошарил вокруг себя и, ухватив бескозырку, нахлобучил ее на свой затылок и заявил:

– А тебя я знаю. Ты – Милин. Спасибо тебе за все, что…

Тут уж я не выдержал и судорожно дунул еще раз в синюшное лицо. Труп закрыл глаза и опрокинулся навзничь, глухо стукнувшись затылком о дно джакузи.

Я посмотрел на свидетелей проведенного допроса.

Корень, похоже, пришел в себя и вполне осмысленно оглядывал лежащее перед ним тело. А вот Валентина была плоха. Она не изменила своей позы, только тихо, как бы про себя шептала:

– Он живой… Он живой… Он живой…

Я тронул Володьку за локоть и кивнул на Валентину. Вдвоем мы подхватили ее под руки, отвели в комнату и усадили на шикарный кожаный диван. Она без сопротивления позволила отвести себя, но, едва оказавшись на диване, подняла голову и, уставившись на нас, сказала совершенно спокойным голосом:

– Вы «скорую помощь» вызовите. Он же живой. Он же все рассказал. Ему помочь надо.

Корень задумчиво посмотрел на меня.

– Я позвоню… – ответил я на его вопросительный взгляд. – И в милицию, и в «скорую»… – Уже направившись в прихожую, где располагался телефонный аппарат, я услышал неожиданный вопрос Володьки:

– Борька – мокрый, эта дурацкая бескозырка – мокрая, а воды в ванне нет. Зачем они воду-то спустили?

Валентина захихикала и радостно сообщила:

– А это я воду спустила. Я утром зашла, а он в ванне, лицом вниз, в воде плавает. Я сразу поняла, что он так дышать-то не сможет, вот пробку и выдернула. Когда вода сошла, я ему говорю: вылезай, хватит валяться в ванне, а он молчит. Я его перевернула, а он спит, и странно так, с высунутым языком. Я что-то испугалась и тебе позвонила. Я думала, ты его разбудишь… – Она замолчала, пристально глядя Корню в лицо, а потом горестно покачала головой: – Нет! Ты его тоже не разбудишь. Раз он начал во сне разговаривать, его уже не разбудишь… – и она впала в оцепенение.

Я бросил взгляд на Володьку, присевшего у стола и задумчиво подпершего голову рукой, и вышел.

Первой приехала милиция. Видимо, потому, что я сказал им, что произошло убийство. Молодой старший лейтенант, представившись работником отдела по расследованию убийств, привез с собой врача и фотографа. Ребята шустро принялись за, видимо, уже досконально отработанную процедуру осмотра места происшествия, его фотографирование и предварительный осмотр трупа. Сам лейтенант, к моменту прибытия «скорой помощи», успел побеседовать с каждым из нас, правда, обе беседы были коротки и малосодержательны. Действительно, не рассказывать же лейтенанту про проведенный мной допрос трупа. Валентина же на просьбу лейтенанта рассказать, что произошло, ответила:

– Мы вчера вечером, часов в одиннадцать, легли спать. Я в спальне, а мой муж – Глянц Борис Абрамович, в ванной. После этого я ничего не помню.

Вслед за этим она замолчала, уставившись взглядом в одну точку, и бедный лейтенант не мог больше добиться от нее ни одного слова. Прибывшие в карете «скорой помощи» медработники осмотрели ее, констатировали тяжелый нервный шок, позвякали шприцами и ампулами, а затем, позвонив куда-то по телефону, заявили, что гражданку необходимо госпитализировать. Через полчаса хорошо организованной суеты супругов Глянц развезли – его в морг, ее в больницу, лейтенант, записав наши координаты, отправился в свой отдел, ну а мы погрузились в «мерседес» и покатили на фирму.

Едва мы оказались в салоне машины и Миша тронул ее, Корень дернул меня за рукав и потребовал:

– Рассказывай…

Я невесело улыбнулся:

– Ишь какой нетерпеливый. Давай немного подождем, я все тебе и расскажу, и покажу. Потерпи, на фирму вернемся, будет тебе раскрытие всех секретов, как у Агаты Кристи. Читал про такого бельгийца Эркюля Пуаро?..

Дальше мы ехали молча. Корень думал о чем-то своем, я выстраивал сюжет своего рассказа.

Так, в молчании, мы доехали до дверей фирмы. Когда мы, покинув наш шикарный лимузин, поднялись в приемную, я остановил Коренева, двинувшегося в кабинет, и начал свой рассказ:

– Ты, наверное, знаешь, что всех твоих сотрудников мучает один праздный вопрос?

Он вопросительно поглядел на меня.

– Что за комната отдыха имеется в распоряжении их шефа. При этом все знают, что вход в нее из твоего кабинета. Так вот, в ночь с воскресенья на понедельник я изобрел способ посмотреть эту таинственную комнату.

– Сказал бы, что она тебя так интересует, я бы тебе сам показал, – недовольно пробормотал Корень. – Тоже мне, секрет нашел!

Я, не обращая внимания на его реплику, продолжил:

– Именно здесь, в приемной, я обнаружил, что в здании кто-то есть. Из коридора под дверь пробился лучик света. Я подождал, и скоро в приемную, подсвечивая себе дорогу фонариком, знаешь, таким – на карандаш похожим, зашел мужик в черном, облегающем трико, с мешочком на поясе. У него имелся ключик от твоего кабинета…

Короче, я рассказал ему все, что увидел той ночью, и провел по маршруту, которым следовал похититель. Корень молча слушал меня и только дважды грязно выругался – когда я рассказал, как вор прятал документы в вентиляционный короб в его кабинете, и когда я привел его к канализационному люку и, открыв его, показал ему текущую мутную водичку.

Корень швырнул в люк железяку и, задвинув крышку, спросил:

– А как ты сам проник в здание, тоже нырял в городские нечистоты?

– Так меня в здании не было. Я просто все это наблюдал, не выходя из собственной квартиры.

– И каким же образом ты это устроил? – проявил Корень явно нездоровый интерес.

– А тем же самым способом, которым заставил сегодня Глянцевый труп доложить о проделанной работе и полученной прибыли… – обозлившись, выдал я.

Корень поглядел на меня диким взглядом и вдруг спросил:

– Так он что… В смысле… Мертвый Борька что, на самом деле все это рассказал?!

– А ты что, при этом не присутствовал. Для кого же я работал ужасно вредную работу? Я, можно сказать, пупок надрывал, мертвяка на правду колол, а господин начальник даже внимания на мою трудовую деятельность не обратил! – Я разошелся и изгалялся на всю катушку.

– Ты знаешь… Ты знаешь, я думал, у меня галлюцинации начались. Я как увидел, что Борька язык убрал, глаза открыл и сел, сразу зарок дал – больше ни капли спиртного… – ошарашенный, Корень явно не знал, что и подумать.

– Ах да, я и забыл, что ты вчера в гордом одиночестве заливал огненной водой свой скорый конец и готовился хлебать тюремную баланду, когда я тебе документики твои позорные притаранил! – Я уже разозлился не на шутку.

Но Володька не обращал на мои издевки никакого внимания. Он, похоже, заново переживал впечатления от моего разговора с голым трупом в бескозырке. Несколько секунд спустя он вдруг замотал головой, а потом уставился на меня с явным ужасом и восхищением.

– Ну ты, конечно, не расскажешь, как ты это делаешь? – со скрытой надеждой в голосе констатировал он.

– Конечно, не расскажу, – согласился я. – Тем более что я сам до конца этого не понимаю. Ладно, все хорошо, что хорошо кончается, или, как говаривал покойник, – хорошо смеется тот, кто смеется последним. Так что радуйся жизни, Корешок. Пошли… – И я потянул его вверх по лестнице.

Он быстро пришел в себя. Что значит настоящий бизнесмен. Главное – результат, а как он получен… Да хоть с помощью Дьявола – ему все едино. Корень бодро вышагивал по лестнице, рассуждая, что необходимо будет установить на черных площадках стальные двери, а люк на… заварить.

А мне неожиданно стало как-то тоскливо. Вспомнился ночной разговор с бабушкой. Как она меня убеждала быть осторожнее!

На площадке я тронул Володьку за локоть и попросил:

– Слушай, я посижу здесь несколько минут. Мне подумать надо, а там у нас толкотня сейчас и гвалт.

Он долго смотрел на меня, кивнул и, уже открывая дверь, тихо спросил:

– Все в порядке? Может, надо чего?..

Я грустно улыбнулся и покачал головой.

Когда за ним закрылась дверь, я уселся на краешек относительно чистого подоконника и задумался. Сегодня вечером у меня предстояла важная встреча, которая еще неизвестно как кончится. Надо закруглить нерешенные дела. Никаких хвостов оставлять нельзя, чтобы потом стыдно не было. Да, собственно, у меня и оставалось-то доделать всего ничего.

12. Очисти совесть и попроси прощения…

…Чтобы чувствовать себя свободным в принятии каких-то важных решений, надо ни от кого не зависеть. Надо раздать свои долги и попросить прощения у обиженных тобой. Надо сделать так, чтобы о тебе вспоминали добром.

Все равно получается, что делаешь ты это все только для себя… И как потом бывает на душе светло и муторно…

Я глубоко вздохнул, прогоняя свою хандру, и негромко позвал:

– Афанасий…

Тишина.

Я позвал громче:

– Афонька, ты где? А ну-ка, давай сюда!..

В мусоре, пролетом ниже, что-то зашуршало, и по площадке промелькнула крыса. И опять все стало тихо.

Я встал и, приоткрыв дверь, выглянул в коридор. Двое ребят курили и, похоже, травили анекдоты. Уходить они не собирались.

Прикрыв дверь и подперев ее доской, я спустился на пролет ниже и опять уселся на замусоренный подоконник.

И снова позвал:

– Афонька, вылезай!..

Снова зашуршало и из-за рваной картонной коробки показалась белая шерстяная голова, сверкавшая голубью маленьких глазенок. Голова посмотрела на меня, повертелась, оглядывая полутемную площадку, и наконец Афонька вылез на свет божий и робко подошел ко мне. Сегодня телогрейки на нем не было.

– Слушаю, господин, – сказал он, наклонив головенку, и сразу добавил: – Там мужики топчутся, я боялся, они услышат, как ты разговариваешь…

Я с улыбкой разглядывал маленькую грязно-белую меховую фигурку, стоявшую передо мной.

– Слушай, Афанасий, тебе не надоело в нежилом доме обретаться. Ты же домовой, тебе хозяйство положено вести. А здесь у тебя, небось, и каргорушей-то нет… – припомнил я незнакомое словечко.

Он поднял голову и как-то тоскливо на меня посмотрел:

– Конечно, нет… Откуда ж им взяться, каргорушкам-то. Хозяйства нет, хозяев нет, так одни насельцы – несерьезный народ. Со мной уже другие домовые и не водятся. А что я могу сделать, если жильцов-то переселили… – и он горестно вздохнул.

– А хочешь, я тебя в хорошую семью порекомендую?

– Как это?.. – не понял он.

– Ну как… моему очень хорошему другу собака нужна. Ты же можешь собакой перекинуться. Только чтоб пес побольше был. Вот я тебя и порекомендую. Мне кажется, ты отличным домовым был. Что ж тебе пропадать? А?..

Голубые глазки засветились так, что можно было подумать, будто в голове у Афоньки зажглись два фонарика. Он облизнулся и неожиданно хрипловато спросил:

– И что, твой друг сам меня позовет к себе жить?..

– Если ты ему и его хозяйке понравишься – позовет. Но главное, как мне кажется, тебе надо будет подружиться с их сыном. Отличный мальчишка. Только мне кажется, он тебя сразу раскусит… Ну, что ты домовой.

– У него что, дар есть? – Афанасий, похоже, несколько оторопел.

– Это мне так кажется. Но может быть, я и ошибаюсь. В любом случае, Афонька, если ты или твоя Анфиска в этой семье чего по-крупному нашкодите, или Данилу обидите, я вас обоих в пыль размету… или размечу… или разметаю… Ну в общем – в пыль! Ты меня понял?! – Я скорчил самую зверскую рожу, на которую был способен.

Но домовой совершенно не испугался. Видимо, он уже прекрасно разбирался в моем истинном настроении и мог отличить, действительно я разъярен или прикидываюсь. Вместо того чтобы испугаться, он вдруг стал прыгать по площадке на одной ножке, припевая: «Мы поедем в новый дом… мы поедем в новый дом…»

Потом остановился и, уставившись мне в глаза, спросил:

– Когда?..

В его глазенках было столько нетерпеливого ожидания, что меня чуть не прошибла слеза.

– Я сейчас пойду Юрке позвоню, а ты со мной минут через пятнадцать – двадцать свяжись. Я скажу, когда и где тебе нужно будет меня ожидать. Постарайся большой собакой быть, не особо благородной, но и не совсем уж дворнягой. А то я твои привычки знаю – опять будешь на жалость бить. Да еще надо подумать, как твою Анфиску протащить.

– А чего тут думать, блохой поедет… – радостно объявил он.

– Ты что, никаких блох, ни в коем случае! А то вместе со своей блохой… тьфу ты, со своей Анфиской вылетишь в два счета. Собака должна быть чистоплотной и любить купаться!

Афонька поежился, задумчиво склонил голову набок и предложил:

– Может, ей ошейником стать, противоблошиным?..

– Она что, и в ошейник может обернуться? – удивился я.

– И-и-и-х, господин. Чтобы в хозяйский дом попасть, я репьем готова обернуться, а тут благородная вещь… – раздалось вдруг из кучки мусора, наваленной в углу площадки.

Домовой бросил на мусор испуганный взгляд и начал оправдываться:

– Я ей велел тебе, господин, на глаза не показываться. Ты что-то на нее серчаешь… Ну я подумал… – Он смущенно завозил ножкой по полу и опустил глаза.

– Правильно подумал, – одобрил я его, и он тут же довольно заулыбался. – И вообще, ты с ней построже, построже… А что она меня слышала – тоже хорошо, будет знать, на что идет… – Я еще раз грозно поглядел на мусорную кучку, и в ней опять завозились.

– Значит, ты все понял?.. – повернулся я к Афоне.

– Все, все, господин! – Маленький меховой дед энергично закивал головой.

– Смотри, голова отвалится… – насмешливо бросил я, поднимаясь по лестнице.

– Ничего, не отвалится, – донеслось с опустевшей площадки, а потом словно удаляясь: – Спасибо, господин… – и еще тише: – Ты настоящий господин…

Я поднялся по лестнице и вышел в коридор. Курильщиков было уже четверо, и конкурс анекдотов в самом разгаре. Один из дымокуров, Севка Рыжов из технической группы, увидев меня, осклабился:

– Илюха! Ты чего это по черным лестницам шастаешь?

– Кабинет себе подыскивает. Отдельный… – загыгыкал не знакомый мне чернявый молодой парень.

Но у меня не было ни времени, ни желания вступать с ними в соревнование по остроумию, я только махнул рукой и направился на свое рабочее место.

Набрав рабочий телефон Воронина, я довольно долго ждал, когда там поднимут трубку. Оказалось, что время было уже первый час, и в воронинской конторе народ приступил к… ленчу. Когда трубку передали Юрке, он с набитым ртом заявил, что готов выехать за собакой хоть сейчас. Правда, с женой он связаться не успел, но принимает весь риск и всю ответственность на себя, и если собака хорошая, он ее заберет. Мы договорились, что он подъедет ко мне на Таганку через сорок минут.

И вот через сорок минут я вышел на душную, прожариваемую солнцем улицу и, дойдя до угла нашего здания, увидел спрятавшегося в тени огромного пса. По-моему, это была помесь ньюфаундленда и кавказской овчарки. Его мощную шею украшал изящный ошейник, явно купленный в каком-то шикарном собачьем магазине.

– Ну как?.. – раздался у меня в голове гордый вопрос.

– Все отлично, но ошейник мог бы быть и поскромнее. А то честный Воронин начнет твоего хозяина по всей Москве разыскивать.

Раздался горестный вздох, и шикарный ошейник на моих глазах превратился в довольно замусоленный кусок старой толстой кожи.

– Годится, – одобрил я.

И тут подкатила синяя воронинская «восьмерка».

Юрка выскочил из машины и быстро подошел ко мне. Но глаза его были прикованы к лохматому монстру, который, высунув здоровенный красный язык, устроился у моих ног.

– Вот это да!.. – только и сказал он, остановившись рядом. Затем он присел и, не отрывая глаз от собаки, спросил: – И как его зовут?

– Афанасий… – автоматически брякнул я.

Пес спрятал свой язычище и поднял на меня огромные глаза.

– Он прям из андерсеновского «Огнива», – восхищенно заявил Юрка.

– Ну что, берешь? – нетерпеливо спросил я.

– Спрашиваешь?.. – тут Юрик с сомнением посмотрел на меня и неуверенно спросил: – А он ко мне пойдет?

– Как попросишь, – ответил я. – Вообще-то он пес покладистый, но сам видишь, в нем кавказская составляющая имеется, а это кровь серьезная, так что будь с ним повежливее. Но без слюнявости, а то на шею сядет! – И я сурово посмотрел на Афоньку.

Юрка медленно отступил к своей машине, открыл дверцу и откинул переднее сиденье. Потом, обернувшись, достаточно строго позвал:

– Афанасий, садись. Поехали домой…

Пес встал, еще раз посмотрел на меня, потом перевел взгляд на Воронина и с достоинством потопал огромными лапами к машине. Когда он, на удивление аккуратно и чинно, разместился на заднем сиденье, Юрка быстро закрыл дверь и, махнув мне на прощание рукой, кинулся на водительское место.

Машина отъехала, и у меня на душе стало легче. Еще одна проблема была вроде бы решена.

Я зашел в прохладный холл нашего агентства и, немного передохнув от царившей на улице жары, поднялся на третий этаж, в приемную. Верочка сидела за компьютером, который под ее быстрыми пальчиками рычал, свистел, трещал, подвывал и производил другие звуки, вообще не имеющие названия в великом и могучем. Поскольку она даже не подняла головы, я понял, что кто-то подкинул ей новую «ходилку». Я прошел к Корню в кабинет без доклада – зачем отрывать занятого человека от дела. Тот тоже расположился за своим ноутбуком – гонял свой любимый «тетрис», единственную игру, которую смог освоить, зато в совершенстве. Увидев меня, он ткнул пальцем в клавиатуру, компьютер пискнул.

– Знаешь, из милиции звонили. Сказали, что уголовное дело… как это… – он сморщил лоб, вспоминая формулировку, – по факту смерти гражданина Глянца Б.А. открывать не будут из-за отсутствия состава преступления. Врач сделал заключение, что Борисик был выпивши, принимая ванну, поскользнулся, упал, ударился затылком… – он выразительно посмотрел на меня, вспомнив, как труп от моего дуновения шарахнулся затылком о дно бассейна, – …и потерял сознание. Ну и в бессознательном, значит, состоянии утоп. Злого умысла не было, покойный все сделал сам.

– Ну и что, – спокойно, без эмоций ответил я. – Чего-нибудь в этом роде я и ожидал. Вот если бы у Борьки из живота финка торчала, тогда, возможно, люди в серых шинелях начали бы шевелиться. И то, возможно, результатом проведенного расследования явилось бы заключение, что он сам порезался.

Володька натянуто улыбнулся.

– Я к вам, Владимир Владимирович, собственно говоря, совершенно по другому делу. Что-то я себя не очень хорошо чувствую. Нельзя мне сегодня несколько ранее положенного срока покинуть рабочее место?

Он опять улыбнулся и промямлил:

– Отчего же нельзя, покинь… Ничего срочного вроде бы нет… – А когда я двинулся к дверям, забубнил мне вслед: – Не отпусти такого, а потом окажется, что сам приказ о собственном увольнении подписал…

Я повернулся в дверях, ткнув в его сторону указательным пальцем, глубокомысленно произнес: «А это идея…» – и закрыл за собой дверь. Под треск и вопли компьютера я покинул приемную, а затем, заглянув на секунду к себе в комнату и попрощавшись с ребятами, снова выскочил на раскаленную улицу. Мои часы показывали без пятнадцати два пополудни, и путь мой лежал в «Сказку».

Конечно же, я опять вооружился букетом – являться к девушке без цветов я считал вульгарным. На этот раз мне приглянулись белые лилии в окружении какой-то немыслимо зеленой, пушистой травы.

Когда я вошел со своим букетом в ресторан, стоявший в дверях дяденька-охранник разинул рот, выпучил глаза и ничего не смог произнести. Я прошествовал в маленький зал – и не увидел Людмилы. Прыщеватый молодой человек в черной паре и с подносом на мой корректный вопрос, где находится самая красивая девушка на свете, недоуменно оглядел меня и заявил, что покамест с такой не знаком.

– Как?.. – удивился я. – Вы работаете вместе с ней в одной забегаловке и до сих пор не знакомы. Дорогой мой, вы что, глаза дома забыли? Я спрашиваю, где Людмила? – Не правда ли, я был изысканно вежлив. Но этот странный тип вдруг ухмыльнулся и, повернувшись в сторону дверей, ведущих, как я понял, на кухню, заорал:

– Ледышка, тут к тебе тип чокнутый пожаловал!

Я ласково взял его за рукав и прошептал ему на ухо:

– Любезный, меня ты можешь называть, как тебе заблагорассудится – мне на твою лексику глубоко наплевать. Но если я еще раз услышу, что ты называешь Людмилу ледышкой, я превращу тебя в жабу и помещу в самое гнилое болото. Понял?..

Видимо, моя умопомрачительно элегантная фраза сразила это прыщавое создание наповал, потому что он молча выпучил глаза и энергично закивал головой.

– А теперь позови ее еще раз. Только правильно и с надлежащим почтением произноси ее имя. Ну!..

Он откашлялся и еле слышно прошептал:

– Людмила, к тебе пришли.

И тут же моя белокурая сказка появилась из дверей. Вот что значит культура общения!

Увидев меня, она поспешила навстречу и испуганно спросила:

– Илюшка, ты почему так рано? Что-то случилось?

– Да… – ответил я трагическим тоном. – Произошла ужасная вещь. Я настолько соскучился, что был не в силах выдержать еще четыре часа разлуки и отпросился с работы, чтобы немедленно тебя увидеть! Авы, молодой человек, – повернулся я к Людмилиному сослуживцу, – можете быть свободны. И закройте рот, я установил наличие в этом зале мух, так что вы рискуете…

Он со стуком захлопнул челюсти, поморгал глазами и отправился по своим делам. Я снова повернулся к Людмиле.

Она улыбнулась своей очаровательной улыбкой и, покачав головой, сказала:

– Болтун ты, Илюшка! Смотри, человека напугал. Ну, что ты ему такое сказал?

– Докладываю! Я обещал превратить его в жабу и сослать в самое гнилое болото Новгородской области, если он еще раз назовет тебя ледышкой. А он знает, что я свои обещания на ветер не бросаю!

– Ну знаешь, – рассмеялась она, – меня пол-Москвы ледышкой называют, а некоторые вообще дразнят белой и холодной. Что ж ты, всех в жаб обращать будешь?

– Да, – задумчиво протянул я, – работа, похоже, предстоит большая. Но что делать, новгородские болота должны быть населены! – и я протянул ей букет.

– Это тебе в знак!

– В знак чего? – взяв цветы, спросила она.

– В знак всего, – торжественно заявил я и тут же сменил тон. – Людмилушка, ты не сможешь отпроситься? Понимаешь, меня сегодня на девять часов к одному страшному деду на ковер вызвали. Если ты только в шесть освободишься, я даже как следует поговорить с тобой не смогу. А мне необходимо сказать тебе нечто ну чрезвычайно важное! Отпросись, а?..

Она очень серьезно посмотрела мне в глаза и, бросив «Подожди секунду…», быстро пошла из зала. Я отодвинул от стола ближайший стул и уселся. Из-за чуть раскрытых дверей меня рассматривали три девушки, о чем-то шепчась и пересмеиваясь. Я сразу вспомнил фонтан возле гостиницы в славном городке Мох.

Через несколько минут Людмила появилась в зале со своим букетом, но уже без фартучка и, подбежав ко мне, сказала:

– Все, я свободна. Мы можем идти.

И мы пошли гулять.

Я плохо помню, где, по каким улицам мы бродили, о чем разговаривали. Мы оказались на набережной и прокатились на речном трамвайчике, при этом я что-то оживленно рассказывал о строительстве стен Московского Кремля, при сооружении которых были якобы использованы разработки Леонардо да Винчи. Мы перекусили в новом в то время для Москвы «Макдоналдсе». Я шел, плыл, ехал и неотрывно смотрел в это милое лицо, на эти чудные белокурые волосы, на тонкие, изящные, слегка загорелые руки и, казалось, черпал силы и спокойную сосредоточенность, необходимые мне для предстоящей вечером встречи.

Я все никак не мог перейти к тому главному, для чего ушел сам и увел с работы Людмилу, и моя нерешительность все больше и больше беспокоила меня. Но, очевидно, Людмила почувствовала мое неспокойное, тревожное состояние и неожиданно пришла мне на помощь. Когда мы уже подошли к ее дому и настала пора прощаться, она положила руку мне на плечо и ласково, но очень серьезно спросила:

– Ты очень тревожишься по поводу этой твоей встречи? Это что, действительно так опасно?

Я улыбнулся и попытался ее успокоить:

– Да нет, я не думаю. Гораздо больше меня волнует сейчас другое. Мне очень надо открыть тебе одну тайну, а я не знаю, как это сделать, чтобы тебя не испугать… Ну и как ты… И главное – как ты потом поступишь…

– Да?.. – Она пристально смотрела в мои глаза. – А мне кажется, ты все-таки боишься этой встречи и хочешь, но не можешь ее избежать. А тайна твоя… Пусть она побудет с тобой. – Она улыбнулась. – Я подожду, когда ты соберешься с духом.

Мы стояли на лестничной площадке, на один пролет ниже этажа, на котором располагалась ее квартира. Тут я решился и, глубоко вздохнув, начал:

– Тайна эта не моя, а скорее твоя. Просто мне известно, в чем она заключается. Ты только не волнуйся. Смотри…

Я взял ее ладонь и поднял к свету. Изумруд, обвитый тускло поблескивающим серебром, бросил нам в глаза зеленую искру. Людмила пристально посмотрела на свой перстень и перевела вопросительный взгляд на меня. Я двумя пальцами легко сжал кольцо и потянул его с пальца.

– Я же тебе говорила, что его невозможно снять! – испуганно пролепетала она. Кольцо действительно не снималось. Камень как-то гневно потемнел, а серебро стало ощутимо горячим.

Не обращая внимания на ее возглас, я тихо прошептал:

– Иди ко мне… ЛАЭРТА…

И неожиданно оглушительное эхо ЛАЭРТА…АЭРТА… ЭРТА… ударило в стены и забилось в бетонном узилище лестничной клетки, словно желая вырваться к небу и прореветь это имя на весь мир. Кольцо, будто бы услышав волшебный зов, легко соскользнуло с тоненького пальчика и легло ко мне в ладонь. Внутри серебряного ободка ярким белым пламенем горела магическая вязь названного имени.

Огромные серые глаза с ужасом и немым восхищением смотрели мне в лицо, а пухлые губы дрожали, не в силах вымолвить ни слова.

Я сжал перстень в ладони, ободряюще улыбнулся и снова зашептал:

– Ну вот, теперь ты сможешь любить и быть любимой… И больше никогда не будешь… ледышкой…

Бледные губы зашевелились и прошептали:

– Тебе привет от…

– …Вечника… – догадался я.

– …Рыжий… – улыбнулась она.

И вдруг ее глаза закрылись, по щеке побежала слеза, а она сама стала медленно оседать, запрокидывая голову назад. Я успел подхватить ее на руки. О Господи, как легка и как дорога была моя ноша. Я поднялся к дверям ее квартиры и нажал кнопку звонка. Носом.

Дверь отворилась мгновенно, как будто кто-то ожидал моего звонка. На пороге стояла высокая сероглазая, белокурая женщина лет пятидесяти, в шикарном шелковом халате, ворот которого она сжимала худощавой изящной рукой. Увидев Людмилу без сознания у меня на руках, она испуганно вскинула другую руку к губам, но тут же широко распахнула дверь и коротко приказала:

– Несите ее в комнату, на диван!..

Я прошел через небольшую прихожую в гостиную и опустил Людмилу на небольшой, накрытый покрывалом диван. Сзади хлопнула входная дверь и раздался жесткий вопрос:

– Молодой человек, объясните, что случилось?

Не отрывая взгляда от лежащей девушки, я ответил:

– Не волнуйтесь, все в порядке. Просто она… Просто… теперь все в порядке. Она скоро придет в себя и все вам расскажет, а вы передайте ей, что если я буду в состоянии, то завтра утром обязательно ей позвоню…

Я повернулся и направился к выходу, но мать Людмилы загородила мне дорогу и, твердо глядя мне в глаза, спросила:

– Ей позвонит – кто?

– Меня зовут Илья. Мой телефон есть в записной книжке вашей дочери. Извините, я, к сожалению, очень тороплюсь. Надеюсь, что еще увижусь с вами, но, правда, это целиком зависит от вашей дочери… – Я не выдержал и, обернувшись, еще раз посмотрел на Людмилу.

Женщина как-то сразу обмякла и посторонилась. Я неожиданно для себя наклонился и, взяв ее ладонь, поцеловал, словно отдавал дань уважения ее судьбе, а затем быстро вышел из квартиры.

13. Ученик

…Почему-то люди не задумываются над тем, что всю жизнь они учатся. Всю жизнь они стремятся познать новое, исследовать неведомое, понять непонятное. Всю жизнь они учатся быть человеком. По-моему, именно это и делает их людьми. А если человек перестает учиться, остается ли он человеком. Может быть, такое существо следует называть как-то по-другому…

Выйдя из парадного, я раскрыл ладонь, еще раз внимательно осмотрел перстень и надел его на свой безымянный палец. Меня нисколько не удивило то, что его ободок легко увеличился и плотно охватил мой палец. Но камень я повернул внутрь. Пройдя дворами, я вышел на Свободный проспект и, впрыгнув в троллейбус номер шестьдесят три, доехал до своего дома. Ненадолго забежав к себе, я сунул книгу деда Антипа в полиэтиленовый пакет и снова выскочил на улицу. Действовал я быстро, не раздумывая, словно хорошо запрограммированный автомат. Перед моим взором стояло побледневшее Людмилино личико с закрытыми глазами и короткой мокрой дорожкой, оставленной на ее щеке скатившейся слезой.

Я прекрасно знал, где находится дом, который мне назвал дед Антип, и поэтому решил пройтись до него пешком, в надежде несколько успокоиться и сосредоточиться. На улице было еще светло. Возле платформы Выхино вовсю шумел и суетился диковатый коммерческий рынок, на котором торговали всем чем угодно. Народ ехал сюда в надежде подешевле купить что-то из еды и из тряпок.

Пройдя по подземному переходу под железнодорожным полотном, я увидел маленький лоток, за которым толстая, румяная, аккуратная тетка в белоснежном фартуке торговала тортами. Мне подумалось, что, несмотря на все опасности предстоящего визита, я все-таки иду в гости, и с пустыми руками являться как-то неудобно. Я выбрал торт покраше и протянул деньги. Тетка продемонстрировала мне мою покупку и, завязывая коробку, вдруг улыбнулась и игриво так сказала:

– Что, молодец, к зазнобе в гости направляешься? – и, не дожидаясь от меня ответа, добавила: – Не дрейфь, все в порядке будет, не съест она тебя, тортом обойдется! – И засмеялась.

– С чего это вы решили, что я боюсь? – обиженно поинтересовался я.

– Уж больно ты какой-то побледневший. Прям как баба после аборта. И трясешься весь. Глянь на руки-то…

Я посмотрел на свои руки, сжавшие узелок бечевки. Они действительно весьма ощутимо подрагивали. Подняв глаза, я увидел, как тетка задорно и ободряюще мне подмигнула. Лукавые морщинки побежали из углов ее глаз, напомнив мне яркие, молодые глаза деда Антипа.

Пройти мне оставалось совсем немного, так что минут через пятнадцать я уже подходил к указанному дому. Две семнадцатиэтажные башни, стоявшие углом, значились под номером семнадцать. Мне нужна была та, которая располагалась боком к улице. Обойдя ее справа, я вошел в подъезд. Несмотря на то, что жил дед Антип на одиннадцатом этаже – довольно высоко, я, неожиданно для самого себя, прошел мимо лифта и начал подниматься по лестнице. Похоже, мое подсознание тоже желало по возможности оттянуть неизбежную встречу. Мои ноги медленно переступали со ступеньки на ступеньку, а перед глазами так же медленно проплывали примитивные граффити, украшающие большинство московских лестничных клеток. Хорошо еще неприличных надписей и рисунков было относительно мало. Интеллигентный дом попался.

Не доходя двух-трех ступенек до площадки между третьим и четвертым этажами, мои ноги вдруг прилипли к полу, а руки завибрировали гораздо интенсивнее, чем когда я покупал торт. Я увидел, что на подоконнике, глядя в пропыленное стекло на двор, сидит молодой, еще не до конца выросший кот, абсолютно черного цвета. Кончик хвоста, аккуратно обвивавший задние лапы, почему-то отсутствовал. Я тряхнул головой, словно отгоняя призрак, и тут кот обернулся в мою сторону. На меня уставились с некоторой, вполне достойной опаской, знакомые, ярко-изумрудные глазищи.

С трудом переставляя ноги, я прошел оставшиеся до площадки ступеньки и опустился на колени возле подоконника. Нет, я не ошибался, эту полную достоинства морду мне никогда не забыть. И пусть этот кот был гораздо меньше размерами, но передо мной, без всякого сомнения, сидел Ванька… Маленький Ванька, боевой кот в четыреста тридцать четвертом поколении.

– Ванька… – тихо и хрипло проговорил я, – Ванечка…

Кот недовольно дернул ухом, поднялся, потянулся, выгнув спину, и медленно направился в мою сторону.

– Ванька… – снова проговорил я. Пол подо мной резко накренился, и я ухватился рукой за подоконник, чтобы не свалиться.

– Ванька!.. – заорал я на весь подъезд вдруг прорезавшимся голосом и тут же спохватился, ведь он меня не узнает. Он меня просто-напросто НЕ ЗНАЕТ! Он меня никогда НЕ ВИДЕЛ! Не видел в моем теперешнем виде!

В отчаянии я замотал головой, а кот, пройдя по подоконнику, еще раз внимательно на меня посмотрел и вдруг потерся головой о мою упертую в подоконник руку.

– Ванька!.. – снова заорал я и, оставив торт на полу, схватил кота в охапку и прижал его к себе. Видимо, сильно прижал. Кот коротко мявкнул и, извернувшись, мазнул меня лапой по физиономии. Но при этом ОН НЕ ВЫПУСТИЛ КОГТИ!

– Ванечка… – твердил я, тиская кота, гладя его за ушами и целуя его усатую морду. Котяра жмурил свои зеленые глазищи, толкал меня лапами в лицо и грудь и, клянусь всеми святыми, он при этом улыбался.

Наконец я немного успокоился, подхватил свой торт и, прижав Ваньку к груди, двинулся вверх по лестнице. И только тут я почувствовал, что совершенно спокоен, уверен в себе и счастлив, как только может быть счастлив человек на этой Земле.

Я бодро, совершенно не запыхавшись, взобрался на одиннадцатый этаж и позвонил в обитую темно-коричневым дерматином дверь, на которой красовалась бронзовая цифра «43».

Дверь тут же открылась. На пороге стоял дедок из метро, втравивший меня во всю эту историю.

«Ну дед… Ну… Поговорим…» – подумал я.

– А, Илья! Проходи, проходи. – Голос деда Антипа был знакомо ласков и в то же время несколько напряжен. Как будто он ожидал увидеть не меня, а совершенно другого человека. Или меня, но значительно изменившегося.

Войдя в прихожую, пахнущую какой-то высушенной травой, завядшими цветами и летучим медовым душком, я услышал, как где-то в другой, далекой комнате часы тяжело и торжественно отбивают девять часов. Девять часов вечера.

Я протянул седому чистенькому старику коробку с тортом и пластиковый пакет.

– Вот книжечка ваша. И кроме того, я взял на себя смелость прихватить еще и торт в знак благодарности за предоставленную возможность прочитать столь интересную книженцию, – несколько вычурно проговорил я с легким поклоном.

Приняв из моих рук поклажу, дед улыбнулся и ответил:

– Я смотрю, ты и Ваньку с собой притащил. Ишь как он к тебе прижался, и не оторвешь!

– Это я к нему прижался… – уточнил я, поглаживая кота, который запустил когти в мою рубашку и довольно помуркивал.

– Ну что ж, пойдем-ка на кухню. Я и самоварчик поставил. Чайку попьем, побеседуем.

Дед двинулся по коридору в сторону запаха свежеиспеченного хлеба. Я потопал за ним. Кот поднял голову, широко раскрыл глаза, метнув зеленую искру не хуже моего изумруда, и принюхался. Мы вступили в большую, по московским меркам, кухню, обшитую светлым, отливающим янтарем, деревом. Самоделошная мебель из того же дерева, плотно встав вдоль двух стен, оставляла середину пустой и просторной. В углу располагался аккуратный угловой диванчик. К нему был придвинут большой овальный стол, подпертый с другой стороны двумя небольшими, но массивными табуретами. На столе стоял дымящийся, похоже, только что закипевший самовар, большой заварочный чайник, в пару к нему сахарница и молочница, две большие, расписанные крупными голубыми цветами, чайные пары и два огромных блюда, наполненные пирожками, крендельками, ватрушками и другой снедью домашней выпечки, в двух небольших фарфоровых креманках желтел разносортный мед. Мой казавшийся таким красивым торт мгновенно потерялся на этом, пахнувшим русским духом, столе.

– Я вообще-то и ждал вас двоих, – заявил дед. – Нет, думаю, эти двое друг мимо друга никак не пройдут. Так что для Ваньки у меня тоже угощение припасено.

В углу, возле батареи, на куске клеенки, на небольшой тарелочке лежал кусок свежей печенки, а рядом стояла мисочка с густой сметаной. Я поставил Ваньку на пол и с трудом разжал руки, словно опасаясь, что, если я его сейчас отпущу, он просто пропадет. Но кот встряхнулся и целеустремленно направился к предложенному угощению.

– Вот пример здорового рационализма, – одобрил поведение Ваньки дед. – Прошу, Илья, последовать примеру вашего друга. – И он указал мне на диван. Я протиснулся за стол.

Дед уже наливал крепкий чай.

– А чай у меня хороший, «Ахмат» называется. С кардамоном.

– Ну, вообще-то я чай с добавками не очень люблю. Мне больше чистый «Липтон» нравится, – состроил я из себя знатока.

– Ты что, Илья. «Ахмат» это… Как вы там у себя в конторе-то пишете… – и Антип звонко продекламировал: «Пей, Илюха, чай „Ахмат“. Будешь крепок и богат…».

– Ну что ж, можем взять вас на полставки текстовиком, – усмехнулся я, накладывая себе меду в подставленную хозяином розетку.

Чай действительно был очень хорош. Крепок и горяч. А вприкуску с медом – просто замечателен. В углу Ванька, прижав уши, урчал над печенкой. Я вдруг почувствовал, что проголодался и потянулся за ватрушкой. Напротив, распустив из уголков глаз свои морщинки, довольно улыбался дед Антип и шумно прихлебывал чай из огромного блюдца.

Идиллия!

Минут пятнадцать за столом было слышно только прихлебывание, журчание кипятка из самовара, легкое постукивание ложечек. Когда я нацедил себе третью чашку чаю, дед Антип перевернул свою чашку на блюдце кверху дном, наклонился, зашуршал полиэтиленом и достал Книгу. Я сразу почувствовал, что сыт, и тоже положил недоеденную медовую коврижку на блюдце. Антип, посмотрев на меня, махнул рукой и проворчал:

– Доедай, доедай… – Потом, нежно погладив темный переплет, добавил: – Пойду на место поставлю, наработалась, пусть отдохнет.

Он встал с табурета и, шлепая тапочками без задников, двинулся куда-то в глубь квартиры. На кухне повисла тишина. Я посмотрел на Ваньку. Тот расправился с печенкой и уже приканчивал сметану.

– Смотри, плохо будет, после мяса да сметану, – покачал я укоризненно головой.

Он оглянулся на меня, и на его морде было написано презрительное: «За собой смотри…»

Я все-таки допил третью чашку чаю и доел свой мед с коврижкой, когда Антип вернулся на кухню. Он уселся на свой табурет, вздохнул, как-то ласково на меня посмотрел и спросил:

– Ну что, поговорим…

«Ну вот, – подумал я. – Меня накормили, напоили, а теперь и повеселят…» – а вслух произнес:

– С нашим удовольствием…

Дед усмехнулся:

– У бабки у своей научился… – казалось, он не знал, с чего начать.

Мне захотелось поскорее разделаться со всем этим, и я решил ему помочь.

– Может, вы, для начала ответите на мои вопросы, а уж потом доскажете, что сочтете необходимым?

– Хорошо, – сразу же согласился дед. – Давай свои вопросы.

– Если я правильно понял, эта книга – переход, или тоннель, или… – я пошевелил пальцами, подыскивая слово, – …магическое устройство, при помощи которого вы зашвырнули меня в другой мир, предоставив мне самому выбираться назад. Правильно?..

– Совершенно верно…

– И зачем вы это сделали?.. Вернее, так – почему я?

– Видишь ли, я давно взял тебя на примету. По всему выходило, что ты должен обладать определенными способностями, а кроме того, ты, на мой взгляд, был способен поверить в эти свои не совсем обычные способности. Да что там «выходило»… Я был уверен, что у тебя есть Дар! Ну а Книга – это самое кардинальное средство для пробуждения этого Дара.

– Ага! Но я ведь мог и не вернуться?..

Он задумчиво поскреб подбородок.

– Мог… Вернее, ты мог вернуться несколько не в себе…

– Настолько не в себе, что оказался бы в специфическом лечебном заведении…

Он несколько растерянно улыбнулся и пробормотал:

– Ну… не надо сгущать краски…

– Вы скажите откровенно – я действительно мог вернуться дебилом?.. – продолжал напирать я.

Дед зябко повел плечами и с трудом выдохнул:

– Да… Мог… – и тут же затараторил: – Но я был совершенно уверен, что ты блестяще справишься, поэтому и рекомендовал Книгу. Все дальнейшие события, в том числе и после твоего возвращения, подтвердили мою правоту…

– Мне плевать на вашу уверенность, – зло прервал я его. – Вы должны мне привести весьма важные аргументы для оправдания того риска, которому меня подвергали. Подвергали без моего на то согласия. В противном случае мне с вами разговаривать не о чем!

Я уставился в его лицо разъяренным взглядом. Я и в самом деле был в ярости. Послал меня неизвестно куда, неизвестно зачем, а сам спокойненько в безопасности ждал подтверждения своих теоретических выкладок.

Антип ответил мне совершенно спокойным взглядом и еще раз поскреб ногтями щеку.

– Ну что ж, слушай… – Он помолчал. – Ты никогда не задумывался над таким вопросом, сколько ни существует человечество, оно в массе своей постоянно верило и верит в волшебство, магию, чародеев, колдунов и прочие подобные вещи, не имея при этом никаких практических подтверждений их существования.

– Ну, положим, я имею вполне практические подтверждения, я не только наблюдал эти «практические подтверждения», но и сам кое-чем подтверждал их существование!..

– Ага, ага… – довольно закивал дед. – А когда? Во время своего путешествия и после возвращения. А ты обратил внимание еще на один странный феномен. Современные люди, даже склонные верить в возможность проявления магии, не верят в ее проявление, если продемонстрировать ее у них на глазах. Я, конечно, исключаю ненормально экзальтированных особ, которые нуждаются в специальном лечении. Я имею в виду нормальных, средних людей.

Я вспомнил реакцию знакомых мне людей на мои выходки и растерянно покачал головой.

– А теперь ответь мне, мой молодой друг, что бы ты мне сказал, если бы я предложил тебе попробовать свои магические способности до того, как ты… познакомился с Книгой?

Я улыбнулся.

– То-то и оно… – удовлетворенно констатировал дед. – А теперь ты воспримешь подобное предложение вполне спокойно, потому что сам попробовал. Вернее, тебя поставили в такие условия, в которых ты был вынужден попробовать. И у тебя ПОЛУЧИЛОСЬ! И пусть теперь другие в магию не верят. Ты-то точно знаешь, что она существует, и ты ею способен овладеть!

– Ну хорошо, – согласился я, – этот вопрос мне теперь более или менее ясен. Но ответьте мне – зачем вам нужно было… «будить мой дар». Он что, вам для чего-то нужен? – Я незаметно расставлял ловушку. Спасибо бабушке…

– Вот теперь мы подходим к самому сложному и самому интересному. – Дед Антип снова поскреб щеку и на минуту задумался. – Понимаешь, магия действительно существовала с очень давних времен и развивалась в человеческом обществе достаточно интенсивно. Даже до нашего времени дошли факты использования магии не только халдейскими мудрецами, египетскими хакамамами, ассирийскими чародеями, но и простыми людьми. Например, за тысячу триста лет до Рождества Христова один египетский пастух по имени Пенхайбен настолько серьезно занимался магическими науками, что даже проник во дворец фараона с целью похитить рукописи, содержавшие описание каких-то мистических приемов и заклинаний. Кстати, известен этот случай потому, что сохранились записи о суде над этим самым пастухом. Но обрати внимание, судили его не за занятие магией, а за уголовные преступления, совершенные при помощи магии. Вообще занятия магией не преследовались законом вплоть до средневековья. Колдовство могло быть орудием преступления, как и обычное оружие, но занятия магией не были преступлением, как и изготовление оружия.

Направления развития магии были настолько многочисленны, что в еврейском языке, например, существует до двадцати пяти слов, обозначающих различные виды магического искусства. Кстати, древние евреи в значительной мере позаимствовали свои магические знания в Египте еще во времена своего плена.

Вечное стремление человека узнать, подчинить себе неведомые магические силы настолько велико, что даже Древняя Греция была знаменита своими магами, такими, как Зет, Орфей, Эмпедокл, Аполлоний Тианский. К их числу, не без оснований, относили и знаменитого Пифагора. И это в стране, которая, с одной стороны, имела очень гибкую, приспособленную к любым житейским ситуациям религию, а с другой – прекрасно разработанную, вполне материалистическую философию.

В Азии магия имела не меньшее влияние. Стоит вспомнить хотя бы великого персидского или мидийского мага Осфана, который сопровождал Ксеркса в его походе в Элладу. А Зороастр, или, как его по другому называют, Заратустра! Правда, о его жизни мало что известно, зато его магическая философия оказала колоссальное влияние на всю человеческую цивилизацию.

Особо надо сказать о друидах. Это, пожалуй, последняя магическая школа из всех существовавших в древности. Она была окончательно уничтожена уже во времена средневековья. А еще при первых римских императорах этот магический культ, возникший среди аборигенов Британии и кельтов, был настолько популярен и престижен, если можно так сказать, что юноши из благородных семей Франции, Британии, Испании стремились в школы друидов изучать магию так же, как в Рим – изучать право. И именно изучать. Чтобы постичь магическое искусство друидов, необходимо было отдать учебе двадцать лет жизни, не имея при этом уверенности в том, что сможешь подняться на тридцать вторую ступень и стать истинным друидом. А знаешь, что изучалось в школе друидов? Первые четырнадцать лет уходили на посвящение во все тринадцать тайных друидских кругов, из которых состоял культ, и на изучение поэзии, музыки, права и астрономии. Далее три года изучалась медицина. И последние три года – магия и предзнаменования.

Что-либо точно сказать об этом магическом культе чрезвычайно трудно, поскольку его суровые законы запрещали вести какие-либо записи, касающиеся друидических знаний и порядков. Известно, что жрецы-друиды были трех рангов: те, кто прошел все испытания, – истинные друиды, затем барды, выдержавшие поэтическое испытание, но не освоившие в нужной степени пророчества, магию и медицину и, наконец, оваты, или слушатели, – те, кто постиг названные мной науки, но не сдал поэтический экзамен.

Чтобы стать истинным друидом, необходимо было обладать колоссальным мужеством и выдержкой, поскольку из пяти соискателей, решившихся на них, в живых, подчеркиваю – в живых, оставалось двое.

Все это я тебе рассказываю только для того, чтобы ты понял, что магия действительно присутствовала в нашем мире и играла не меньшую роль, чем все остальные науки и ремесла.

Но с приходом «нашей эры» магия стала исчезать.

– Ничего себе – исчезать! – снова прервал я его. – Если посмотреть на количество процессов над колдунами и ведьмами, скорее можно решить, что магия расцвела пышным цветом. Сколько пап бросали лозунг «Ни дня без костра!». Бедные инквизиторы трудились на износ до кровавых мозолей!

Дед улыбнулся и покачал головой:

– Ох уж это наше очень среднее образование. Да, большая часть этой огненной работы имела целью пополнение собственного кармана, а меньшая была вызвана слепым и тупым фанатизмом. Я уже тебе говорил, что до прихода милого средневековья занятия магией не считались преступлением, и, кроме того, при проведении следствия запрещалось применять пытки. А твои любезные инквизиторы занятия магией приравняли к служению Сатане и пытали свои несчастные жертвы с исступлением садистов. Под пыткой, я думаю, и сам великий инквизитор сознался бы, что был завсегдатаем шабашей.

– Значит, получается, что к моменту зажжения инквизиторских костров настоящих колдунов, ведьм и волшебников в мире уже не осталось? – резюмировал я.

– Практически не осталось… – подтвердил Антип. – Как в любой науке, для развития магии требовалась научная школа, длительное обучение, даже экспериментальная база. А те, кто пытался заниматься магией, во времена средневековья пользовались старинными, неполно и неточно переведенными древними рукописями и помощью… беса или в лучшем случае дьявола. Вот и варили эти милые алхимики неизвестно что, неизвестно из чего.

– Неужто все стало так беспросветно?.. – Я даже как-то огорчился за средневековье.

– Именно так. Несколько лучше обстояло дело на территории Руси, но это было скорее связано с тем, что здесь светская власть и православная церковь не занимались массовыми сожжениями, а народ в своей массе относился к колдунам и волшебникам с большим почтением. Правда, на Руси никогда не было крупных магических школ, русские колдуны скорее были нелюдимами, да и занимались в основном врачеванием.

– Хорошо, я понял суть ваших рассуждений. Только, по-моему, это никак не отвечает на заданный мной вопрос…

– Подожди, я не закончил. Так вот, анализируя это странное угасание истинной магии в нашем мире, приходишь к выводу, что оно не имело естественных причин. Получается, что кто-то имел серьезную заинтересованность в том, чтобы уничтожить магию на Земле, не дать ей развиваться.

Посмотри, средневековье – это переломный период в существовании современной цивилизации. Переход в очень короткий временной период от древнего, но главенствующего еще в Элладе «познай себя», к римскому и утвердившемуся в дальнейшем «познай окружающее». Мы даже договорились до «мы не можем ждать милостей от природы…». Астрологию заменили на астрономию, алхимию – на физику и химию, медицину стихий – на медицину скальпеля. Главный вопрос любой древней науки «что происходит?» заменили на «как происходит?».

– Ну, как происходит – это тоже интересно.

– Конечно, интересно. Это и должно было быть и интересно, и более безопасно, чтобы люди сменили свои ориентиры. Но в результате наука магии, чуда, волшебства, метаморфозы, наука повелевать стихиями была заменена метрами, штуками, килограммами, секундами. Наука, в которой во главе стоял человек и все подчинялось интересам человека, заменена наукой, в которой человек занимает двадцатое место.

И почему-то все это названо прогрессом. Видимо, из-за достигнутой возможности практически мгновенно и полностью уничтожить этот мир. Кроме того, сейчас ясно, что научно-технический путь нашей цивилизации – это тупик. Мы прошли этот путь и уперлись в энергетический кризис, сырьевой кризис, экологический кризис…

– Зачем же сгущать краски, не так уж все и страшно… – Я говорил бодро, хотя от яростной убежденности этого седого добродушного старика мне становилось все больше не по себе.

– Эх, Илюша, я и рад бы увидеть в сегодня что-нибудь радостное и светлое… – Он перебил сам себя. – Пойми, магия исчезла не в результате появления современного научного мировоззрения. Наоборот, современная наука родилась на развалинах магии. Кто-то очень постарался, чтобы отвратить человечество от магии.

– Ха! – прервал я его. – Этот кто-то должен был обладать чудовищным могуществом. Такое дело по силам разве что какому-нибудь языческому божеству!

Антип бросил на меня быстрый, странно напряженный взгляд и тихо пробормотал:

– Я боюсь, что ты недалек от истины. Именно божество. Только не языческое. Все языческие боги имели довольно четкие, строго ограниченные функции. – Он помолчал и задумчиво добавил: – Может быть, это было сделано потому, что люди слишком талантливы в магической науке, слишком быстро и хорошо ее осваивают, может быть, была другая причина, но наш мир словно прокляли…

Я сразу вспомнил Леди. Как она заявила, что пришлецы быстро осваивают магию и становятся очень сильными магами.

– Так вот… – продолжил после паузы несколько спокойнее Антип. – Как говорили, не так давно, рукой водящие работники, есть мнение, что надо попробовать вернуть магию в наш мир. Не ту магию, которую нам показывают по телевизору в занимательной программе «Третий глаз» Ивана Кононова, а магию настоящую. И магов настоящих. И они есть. Они не перестали рождаться – люди с магическими способностями. Только дар, за редчайшим исключением, спит. Спит из-за собственного неверия его носителя, спит из-за укоренившегося отношения к нему со страхом и неверием. Вот в тебе дар есть, и я хотел, чтобы он проснулся. Теперь в нашем мире одним магом больше. – Дед довольно заулыбался. – Я ответил на твой вопрос?

Теперь пришла моя очередь скрести щеку.

– Во-первых… – неуверенно начал я, – вы сами сказали, что кто-то очень заинтересован, чтобы магии на Земле не было. Значит, этот кто-то не даст вам спокойно заниматься подобными делами. Это общая часть. Во-вторых, и это личное, мне кажется, что до настоящего мага мне еще плыть-плыть, и вряд ли доплыть. Я практически своим даром, своей силой не владею, а по имеющимся у меня сведениям, меня уже пытались… – я пожевал губами, подыскивая слово, – …успокоить. Когда я только родился. Что же вы мне прикажете делать? Затаиться и не высовываться? Тогда какой толк от моего пробуждения?

Дед Антип молча, с какой-то ласковой усмешкой слушал мою довольно сбивчивую речь. Он, похоже, знал ответы на стоящие передо мной загадки.

– Или вы можете предложить мне учителя?.. – наконец решился я.

– Учителя ты должен выбрать сам… – Он продолжал улыбаться.

И тут до меня дошло:

– Вы меня, можно сказать, вычислили. Вы, как я понял, кому-то там доказали, что меня можно подвергнуть… инициации, сиречь – пробуждению. Вы взяли на себя проведение среди меня разъяснительной работы. Так не могли бы вы стать моим учителем?

Его лицо стало строгим. Он потянул из-за ворота белую цепочку, на которой висел причудливо завитой медальон. Зажав медальон в кулаке, он прикрыл глаза и глухим, каким-то утробным голосом спросил:

– Илья Милин, ты твердо и окончательно решил поступить в ученики к чародею?

От его вопроса меня пробил озноб, а ладони мгновенно стали мокрыми, но я, выпрямившись на своем диванчике, твердо ответил:

– Да.

Он снова заправил медальон за ворот, пристально и как-то раздумчиво взглянул на меня, а затем, бросив: «Подожди», – вышел из кухни. Я посмотрел на Ваньку, о котором посреди разговора почти забыл. Тот дремал, свернувшись клубком, но когда я на него взглянул, тут же поднял голову и приоткрыл один глаз.

Дед Антип вернулся, еще раз внимательно на меня посмотрел, вздохнул и произнес:

– Ну что ж, пошли…

Я встал и, сглотнув слюну, прошептал пересохшими губами:

– Кота брать?

Антип неожиданно улыбнулся:

– Зачем? Он уже посвящен. Пусть ждет здесь. И ничего с ним здесь не случится, не волнуйся.

Мы вышли из ярко освещенной и такой уютной кухни в затемненный коридор и почти сразу свернули за угол, в сторону комнат. В маленьком холле старик прошел мимо дверей, ведущих в комнаты, и подошел к узкой, какой-то неприметной дверце, скрывавшей, по-моему, стенной шкаф. Еще раз обернувшись и оглядев меня, Антип открыл эту дверку, за которой неожиданно оказалось… зеркало. Высокое, почти от пола до потолка, зеркало без рамы, в котором отразилась небольшая, аккуратная фигурка хозяина и выглядывающая из-за нее моя растерянная физиономия.

– Ну что ж, пошли… – еще раз повторил дед и… шагнул в зеркало. Это было настолько неожиданно, что я даже не успел удивиться. Антип мгновенно исчез, но тут же из зеркала показалась часть его головы, срезанная зеркальной поверхностью от макушки, через ухо до подбородка и недовольно проговорила:

– Ну, шагай быстрей, нам долго идти!

Я шагнул за ним, не ощущая никакой преграды, и оказался в слабо освещенном, довольно широком коридоре, обшитом деревянными панелями. Оглянувшись, я увидел… зеркало, в котором смутно виднелся я сам и шагавший по коридору дед. Я быстренько двинулся за ним.

Мы шли довольно долго по сумрачным и ярко освещенным коридорам, пересекали анфилады комнат, залитые солнцем, и ночные, с сияющими за окнами звездами. Мы шагали по сиявшему наборному паркету, толстым восточным коврам, мраморным плитам. Я с интересом оглядывал стены, обитые старинными гобеленами и шелками, а порой оклеенные ультрасовременными обоями. В комнатах, а иногда целых залах, которые мы оставляли за спиной, в идеальном порядке была расставлена мебель – порой древняя, но прекрасно сохранившаяся, – из дуба или красного дерева, а порой выполненная из гнутых железных трубок, обтянутых парусиной, и напоминавшая своими формами бред сумасшедшего абстракциониста. Однажды мы еле-еле смогли перебраться через завал из старых кресел и стульев, перегородивший узкий, пыльный коридор.

Но по всему пути нашего следования мы не встретили ни одного живого существа, ни одной закрытой двери, не было слышно ни одного звука, кроме наших размеренных шагов, звука либо отдававшего громкое эхо, либо тонувшего в коврах и тканях.

Я давно потерял направление движения, но, по моему разумению, мы должны были уже покинуть не только пределы Антиповой квартиры, но и оказаться за стенами его дома, тем более что мы не опускались и не поднимались по лестницам. Но мы продолжали свое бесконечное движение между стенами этой странной, выпавшей из знакомого пространства постройки.

И тут дед Антип, шедший как Вергилий впереди меня, резко свернул за угол. Я последовал за ним – а куда еще я мог последовать – и обнаружил, что стою перед высокой резной и вызолоченной дверью, напоминающей двери Павловского дворца, а рядом со мной стоит… совсем не дед Антип. За ручку двери держался рослый, широкоплечий мужчина лет сорока, с темно-каштановой, волнистой шевелюрой, с породистым, гордым лицом, украшенным тонкими усиками и элегантной эспаньолкой.

Увидев мою растерянность, он легко улыбнулся и сказал голосом деда Антипа:

– Не удивляйся, к этим дверям каждый подходит в своем истинном виде. И в своих истинных чувствах… – а затем медленно потянул за ручку.

Дверь медленно, посверкивая позолотой, отворилась и пропустила нас в небольшую комнатку, очень напоминавшую… приемную в какой-нибудь скромной конторе советских времен. За небольшим светлым столом из ДСП сидела довольно безвкусно, но ярко размалеванная девица и что-то бодро барабанила на старой электрической машинке марки «Ятрань». У противоположной стены стояли два потертых, когда-то мягких, стула. Больше ничего в этой комнатенке не было, кроме здоровенных, обитых коричневым дерматином, дверей со стандартной табличкой, гласившей «Посвящальня».

При виде столь комичного несоответствия между роскошной входной дверью и убогим убранством помещения, в которое эта роскошь вела, я едва не расхохотался. У меня сразу возникло ощущение, что я явился на ковер к заместителю директора завода, на котором начинал свою трудовую деятельность. Хотя, пожалуй, у него приемная была покраше.

Девица подняла голову и знакомым телефонным голосом воскликнула:

– О, как вы быстро добрались! Я и приготовиться не успела! – потом, кокетливо поведя глазками, добавила: – Антипушка, ты что ж меня перед молодым человеком позоришь, надо было постучать, я хотя бы накраситься успела.

Антип наклонился, целуя девице ручку, и галантно пробормотал:

– Дорочка, ты и без макияжа великолепна и незабываема! – Затем он выпрямился, посерьезнел и спросил: – Нас ждут?

– Да, конечно… – бодро ответила девица. – Все уже собрались, и все готово!

– Входим… – бросил Антип мне и шагнул к коричневым дверям со странной табличкой. Я двинулся за ним.

Девица за нашей спиной чем-то звонко щелкнула, двери распахнулись, и все вокруг исчезло. Мы оказались в кромешной темноте. Вокруг чувствовалось огромное пустое пространство.

Через несколько секунд далеко впереди забрезжило несколько желтоватых мерцающих точек. Они медленно разгорались и одновременно тьма, окружавшая нас, медленно истаивая, превращалась в полумрак. Мои глаза привыкли, и я увидел, что стою рядом со своим спутником посередине огромного зала, напоминающего крытый олимпийский стадион. Зал был совершенно пуст, кроме того места, откуда исходило желтое мерцание. Там на высоком помосте полукругом выстроились семь высоких прямых кресел, среднее из которых было значительно выше остальных. Разгоревшиеся огни повисли в воздухе возле каждого из кресел, но поскольку они располагались за креслами, неподвижные темные фигуры, сидевшие в креслах, оставались в тени.

И вдруг рядом со мной раздался тихий шепот:

– Кто пришел?..

Вопрос, казалось, был обращен в никуда. Я не успел сообразить, что отвечать и нужно ли вообще отвечать, как услышал рядом негромкий, но твердый голос Антипа:

– Пришел Илья Милин, житель этого мира, двадцати шести лет, в котором проснулся дар.

– Зачем пришел?.. – произнес тот же шепот.

– Он пришел в поисках учителя, – тем же ровным, негромким голосом ответил мой спутник.

– С кем пришел?.. – шепот звучал тускло без интонаций, но в нем чувствовались сила и угроза.

– С посвященным магом общей магии, – немедленно ответил Антип, и я с уважением покосился на него. Его высокая фигура слегка светилась в полумраке неярким зеленоватым сиянием.

– Как пришел?..

– Путем Железа, Огня и Книги.

В зале повисло напряженное молчание, а потом шепот повторил:

– Как пришел?.. – и мне показалось, что в бесстрастном, бестелесном дуновении послышались человеческая заинтересованность и удивление.

Но голос Антипа прозвучал по-прежнему негромко и сухо:

– Путем Железа, Огня и Книги.

– С чем пришел?.. – продолжился странный допрос.

– С открытой душой и чистыми руками.

– Пусть говорит…

При этих словах мне в лицо пахнуло холодом и сыростью. Я не знал, что говорить, но понимал, что молчать нельзя. И слова сами начали падать с моего языка.

– Я пришел просить дать мне в учителя посвященного мага общей магии, которого я знаю под именем деда Антипа, чтобы он помог мне понять и принять мой дар.

– Что может твой дар?.. – теперь шепот явно обращался ко мне.

– Не знаю… – а что еще я мог ответить?

– Куда смотрит твой дар?..

– Не знаю, – снова повторил я.

– Во что верит твой дар?..

– Не знаю, – в третий раз произнес я. И мне стало стыдно. Я понял, что последние три вопроса и были заданы с одной целью – чтобы я понял, что ничего не знаю.

– Ты готов по своей воле принять посвящение?..

Вот по-настоящему дельный вопрос, с неожиданной яростью подумал я. Зачем бы еще я стал тащиться такую даль?

– Готов! – громко раскатился мой ответ.

– Стань на одно колено и подними левую руку ладонью к нам.

Я опустился на одно колено и почувствовал под ним мягкую упругость ковра. Затем поднял ладонь кверху, и она утонула в сгустившемся мраке.

– Посвящаю тебя… – над крайним правым креслом взметнулась кверху рука.

– …Илья Милин… – над крайним левым креслом медленно, словно неохотно, также поднялась рука.

– …Открывший в себе дар… – справа поднялась еще одна рука.

– …И пришедший сюда… – слева также поднялась еще одна рука.

– …В поисках учителя… – справа поднялась третья рука.

– …Способного просветить твой дар… – вверх поднялась шестая рука.

– …В ученики чародея!

Шепот смолк, и над центральным креслом также показалась поднятая рука.

В зале тишина. И густой полумрак, только черные свечи поднятых рук.

Молчание длилось. Все происходящее начало терять свою мистическую серьезность. Я вдруг почувствовал себя главной фигурой какого-то дурацкого розыгрыша.

И в это мгновение из мерцавших за креслами огоньков к поднятым ладоням потянулись тонкие, словно спицы, ослепительные жгуты света.Отразившись от черных зеркал ладоней, они сошлись над центральным креслом, и оттуда, с высоко поднятой руки, во мрак зала ударил тугой переливающийся лазерный луч. Не растеряв ни одного кванта света, он пронзил разделяющее нас темное пространство и коснулся моей поднятой ладони. Казалось, семь раскаленных игл вонзились в незащищенную кожу руки, пробивая ее и растекаясь по всему телу огненными ручейками.

Я до крови закусил губу, чтобы не закричать, из моих глаз сами собой покатились слезы, но я не опустил руки, продолжая ловить онемевшей ладонью яркий переливающийся свет. И только когда луч, дрогнув, погас, я уронил ладонь и, покачнувшись, рухнул боком в густой, бархатистый ворс ковра.

И мрак опустился надо мной…

Когда я открыл глаза, я увидел, что лежу в своей постели, в ногах у меня, на краю кровати, сидит Егорыч и болтает своими коротенькими ножками. Рядом с моей головой на подушке разлегся, тихо мурлыкая, Ванька. В окно светило раннее утреннее солнце. В комнате царила умиротворенная отдохнувшая тишина. Только слабая пульсирующая боль в крепко сжатом, левом кулаке напоминала о том, что произошло ночью. Я поднял руку и обнаружил, что сжатый кулак замотан чистой белой тряпицей.

– Во, уже проснулся… – тихо заворчал домовой, спрыгивая на пол и топая ко мне.

Я размотал тряпочку и с трудом разжал кулак. На розовой коже ладони, перечеркнутой линиями моей судьбы, ярко пылали семь зеленых точек, располагаясь в форме ковша Большой Медведицы. Я тупо глядел на свою ладонь, пока эти звездочки не начали тускнеть и наконец совершенно не исчезли. Хотя я знал, что они не исчезли. Я знал, что достаточно крепко сжать кулак и резко его разжать, и они снова на несколько секунд засияют своим магическим светом. Теперь это мой знак – знак Ученика.

Я посмотрел на Егорыча и прошептал:

– Слушай, будь другом, принеси телефон, я так не хочу вставать…

– Вот и не вставай… вот и не вставай… – засуетился домовой, шмыгнул за дверь, тут же появился с аппаратом и принялся, пыхтя, вставлять телефонную вилку в дополнительную розетку возле кровати. Я набрал номер и почти сразу услышал ее взволнованный голос:

– Да?..

– Это я…

– Это ты!.. – и облегченно: – Все нормально?..

– Нет, все ненормально…

И вновь встревоженно:

– Что-то случилось?..

– Случилось то, что я слишком давно тебя не видел…

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ИСТОРИИ

Кода

В далеком, прекрасном, голубом и зеленом мире жили обычные люди. Они рождались и умирали, работали и веселились, любили и ненавидели. Они жили. Но вот однажды над городами и пашнями этого мира пролился странный дождь. Его струи вонзались в землю словно стальные иглы, а капли, повисшие на ветках, сверкали, как осколки бриллиантов. И этот дождь не принимала в себя даже самая сухая земля. Лужи после него растекались, ртутно поблескивая, и испарялись под солнцем, пачкая воздух чудным синим дымком.

А потом началась ВОЙНА. И с тех пор ВОЙНА шла, и шла, и шла. Уже никто не помнил, из-за чего и между кем она началась. Воевали все против всех и каждый против каждого. Государи и президенты объявляли войну соседним странам или начинали такую войну без объявления. Лорды и вельможи вызывали на поединок соседей или нападали на их замки и селения исподтишка. Города, собрав воинственное ополчение, шли разорять соседей, оставив сидеть в глухой обороне за затворенными воротами женщин и детей.

По миру в дыму и крови, по развалинам и трупам, опьяняя головы и туманя разум, шагала ВОЙНА. Иногда ВОЙНА стихала, словно исчерпав свои силы, а люди, опомнившись, пробовали вернуться к мирному труду. Но с серого неба вновь падал блистающий дождь, а на другой день он вновь уходил к небесам синим дымом. И тогда, вчера еще мирные крестьяне, растившие зерно и животных, моловшие муку и сбивавшие масло, снова брались за вилы и косы, обращая их в оружие, и выходили толпой на дорогу, ведущую в бой. Не важно с кем, не важно во имя чего, важно – в бой. О том, что никто из них не вернется в отчий дом, они не задумывались. На то и ВОЙНА. А на следующий день, или через день, или через неделю в их дома приходили другие мужчины с вилами и косами, обращенными в оружие, и лилась кровь, и умирали женщины и дети, не понимая, почему их убивают.

А просто потому, что по миру шла ВОЙНА.

И не было победителей, потому что покинутые мужчинами города и деревни сгорали в пламени пролитой крови. Крови женщин и детей. И победителям не было куда возвращаться с триумфом, ведя за собой взятых в рабство женщин и детей.

И не было побежденных, потому что не было защищающихся.

Кроме женщин и детей.

А они слабо могли защищаться.

Если же кому-то везло и дети успевали подрасти, то уходили и они, едва только могли поднять хоть какое-то оружие. Эти погибали быстро, потому что по миру гуляло очень много сильных, ловких, опытных убийц, называвших себя воинами.

И почти в каждой армии, в каждом войске, в каждом отряде, в каждой шайке находился хотя бы один, который не садился на коня, не тащил тяжелое копье и большой кожаный щит, не размахивал мечом или булавой. Нет, он смотрел в прошлое и будущее, вызывал на помощь людям демонов и чудовищ, нагонял на противника бури и мор.

Они называли себя магами. Их было много, они были могущественны, и они были против всех.

По далекому, прекрасному, голубому и зеленому миру шла ВОЙНА. В ее тяжелых следах дотлевали пепел и смрад, запекшаяся кровь и выбеленные кости, обугленное дерево и оплавленный металл. А еще крик, крик, крик… А еще плач, плач, плач…

И ни у одного из многочисленных магов, считавших себя самыми великими, не родилось заклинание, способное остановить эту ВОЙНУ. Потому что при всем своем могуществе они не знали, что нет на свете заклинания сложнее и сильнее того, которое способно осушить слезы ребенка и вернуть улыбку на его лицо.

По далекому, прекрасному, голубому и зеленому миру, лязгая сталью и громыхая заклинаниями, шла ВОЙНА.

Евгений Малинин Проклятие Аримана. История Вторая МАГ

ПРЕЛЮДИЯ

«Весь мир – театр, а люди в нем актеры» – удивительно точно и поэтично. Шекспир велик! Но уж очень хочется сделать к этому дополнение из другого классика: «И если уж тебе досталась в этом театре роль, то сыграть ее нужно так, чтобы не было мучительно стыдно за бездарно проваленный спектакль...»

– ...Многоликий, заканчивая свой отчет, я хотел бы еще раз обратить твое внимание на действия Храма и лица, называющего себя Единый-Сущий!..

– Ты снова об этом!.. – Молодой мужчина, сидевший за рабочим столом, поднял недовольное лицо.

Разговор происходил в небольшом кабинете, всю обстановку которого составлял стол, стоявший в углу, и книжный шкаф, за стеклом которого поблескивали золотом кожаные корешки переплетов. Прекрасный гобелен отделял кабинет от прочих покоев. Освещался кабинет единственным бра в форме львиной лапы, державшей три свечи, однако этого света вполне хватало, чтобы ясно видеть стоявшего напротив стола мужчину в сером.

– Да, Многоликий! Получаемые мной донесения становятся все тревожнее и тревожнее. За Нароной проповедники Храма – или, как они сами себя называют – апостолы, – уже требуют от твоих подданных отказаться от многоличья!..

– Что значит – требуют?..

– Они говорят, что Единый, в которого они... «верят» и которому поклоняются, создал человека в едином образе, подобном ему самому. Но Измененный... – говоривший слегка пожал плечами, – ...соблазнил людей способностью изменять свой облик, чтобы они потеряли образ Единого...

– Измененный?.. – поднял бровь Многоликий.

– Измененный – это главный враг Единого, который почему-то строит козни людям, – пояснил говоривший. – И поэтому люди должны отказаться от способности менять свой облик.

– Неужели из-за этих сказок человек способен отказаться от многоличья! – Многоликий недоверчиво покачал головой. – Отказаться от зелени полей и лесов, в которых ему доступно все, отказаться от неба с его ветрами и простором, от моря и рек, их глубины, загадочности и покоя! И стать серым одноликим существом, ограниченным двумя ногами и двумя руками!

Он пристально посмотрел на стоявшего перед ним мужчину и спросил:

– Неужели ты, шестиликий Галл, способен отказаться от своих крыльев или мощных лап, чтобы постоянно пребывать вот таким? – Он ткнул ладонью в сторону собеседника.

– Ни за что, Многоликий! – ответил тот. – Но большинство вновь обращенных вовсе не теряют своего многоличья. Они только отказываются перевоплощаться. Таких, которые побывали в Храме и прошли обряд возвращения единого лика, очень мало. Правда, именно они становятся самыми жесткими и жестокими последователями нового... новой веры. И еще, Многоликий! По стране ходит очень много слухов о том, как Единый наказывает тех, кто отказывается следовать его повелениям. Вот, к примеру... – он быстро перебрал зажатые в ладони листки и, выбрав один, принялся читать, – ...что сообщают о Варе, владельце Цветущей Пустоши...

– Что с ним случилось? Я его хорошо знаю... – встрепенулся Многоликий.

– Полный месяц тому назад к нему в замок явился посланник Единого-Сущего и велел прибыть в Храм для прохождения обряда возвращения единого лика. Вар ответил ему моими словами – «ни за что на свете».

Многоликий одобрительно качнул головой, а Галл, не останавливаясь, продолжил:

– Посланник уехал, а через три дня, утром, во дворе своего замка, на глазах всех своих слуг пятиликий Вар вдруг вспыхнул как факел. Никто не успел опомниться, как от него осталась лишь горстка пепла. Говорят, что с того момента, как Вар вспыхнул, и до того, как его пепел разметало ветром, во дворе замка стоял такой вопль, что люди прятались от него по углам и закоулкам. Вар уже сгорел, а его вопль все метался между стенами, как страшное эхо какого-то проклятия.

Длинные пальцы Многоликого, лежавшие на столешнице, сжались в кулаки, а глаза зажглись холодным пламенем, но он продолжал слушать Галла, не перебивая.

– Проповедник из ближнего городка сразу объявил, что Вара покарал Единый. И конечно, его сын и наследник – Вар Третий – без зова поехал в Храм и прошел обряд. Правда, с тех пор как он вернулся, его никто не видел. Говорят, он заперся в винном погребе и уже уничтожил почти половину отцовских запасов. Зато в замке сразу появился новый первый советник, приехавший вместе с наследником из Храма.

– А Цветущая Пустошь контролирует главную дорогу из столицы на север... – сквозь зубы прошептал Многоликий. Он помолчал, а потом жестко спросил: – Но, судя по этому сообщению, против Вара было применено какое-то непонятное колдовство? Человек не может вспыхнуть как факел сам по себе!

– Прямых улик нет. Мы не можем обвинить Единого-Сущего и его Храм в запрещенном применении магии без доказательств. Таков закон, и не нам его нарушать! К тому же есть сообщения еще более страшные...

– Что же может быть еще страшнее? – блеснув глазами, спросил Многоликий.

Шестиликий Галл зябко повел плечами и, понизив голос, ответил:

– В мире появились... безликие! Вот что сообщил мне бургомистр одного маленького городка на берегу Нароны.

К одному из жителей города приехала родная сестра. Она работала служанкой у очень богатого и уважаемого купца, жившего неподалеку от Некостина. Купца звали трехликий Патас. Он также отказался признать новую... веру... и открыто уходил из города охотиться в облике рыси. Кончилось это тем, что однажды ночью к нему в дом вломились четыре человека. Женщина, которая рассказала эту историю, говорит, что она увидела этих людей случайно. Она не пошла, хотя давно собиралась, к своей подруге, и когда в дверь заколотили, она спряталась в шкафу, в коридоре.

Так вот, когда Патас открыл дверь, в дом ворвались четверо огромных полуголых мужчин, на голову выше любого местного жителя. Они сразу надели на Патаса металлический ошейник, такой же, какой, по слухам, надевают на проходящего обряд. Патас орал и отбивался, но ни звука не было слышно. Его быстро скрутили и увели. Больше его никто не видел. Женщина говорит, что у этих людей были совершенно неподвижные, тупые лица, пустые, словно стеклянные глаза, они действовали очень слаженно, но совершенно беззвучно, как будто им вырезали языки. Двигались они быстро, но как-то механически, рывками, будто кто-то дергал их за руки и за ноги. И вообще они были похожи на людей только внешне. Индивидуального человеческого облика у них не было. А прибывший накануне в городок апостол Храма заявил, что Патаса призвал к себе Единый для ответа за неповиновение. Женщина была очень напугана и наотрез отказалась возвращаться назад. И такие слухи приходят из разных мест...

Многоликий откинулся на спинку кресла и, наклонив голову, задумался, теребя свои длинные белокурые локоны почти серебряного цвета. В кабинете повисло молчание.

В это время за гобеленом, затаив дыхание и жадно слушая разговор, притаился мальчик лет восьми. Он был одет в черный камзольчик, черные замшевые штанишки, заправленные в черные же сапожки с наискось срезанными голенищами. На его поясе в черных, расшитых золотом ножнах висела коротенькая рапира с витым, богато украшенным эфесом. В глубоком полумраке комнаты только она, да еще непокрытая беловолосая голова выдавали его присутствие.

Наконец хозяин кабинета поднял голову:

– Ну что ж, Галл, завтра ты отправишься в Храм для беседы с этим таинственным Единым-Сущим. Отправишься в первом облике. Я понимаю, что долететь до Некостина тебе гораздо проще, но ты поедешь верхом. По пути ты лично выяснишь, насколько эта новая... «вера»... опасна и насколько она угрожает нашей стране. Можешь идти. Подбери себе свиту и отдохни перед дорогой.

– С твоего разрешения, Многоликий, я хотел бы этой ночью поохотиться. Судя по всему, мне теперь не скоро придется встать на лапы...

– Конечно, Галл, лес к твоим услугам. К сожалению, я не смогу составить тебе компанию, слишком много забот... Кстати, не забудь записать все, что ты увидишь в пути, и для доклада, и для архива...

Галл легко поклонился, нахлобучил серую шляпу с роскошным плюмажем на свою светлую, слегка рыжеватую голову, плотнее запахнулся в темно-серый плащ и вышел из кабинета.

Мальчишка оторвался от портьеры и на цыпочках направился в сторону выхода, однако его тут же остановил голос:

– Принц, я знаю, что ты за ковром! Изволь подойти ко мне.

Мальчик вздохнул. Опять ему не удалось поймать мгновение, когда отец раздвоил сознание, обшарил всю комнату и поймал его. Он повернулся и, откинув гобелен, вошел к отцу...

– Судя по твоему поведению, ты начал интересоваться государственными делами? – с улыбкой спросил Многоликий.

– Нет, отец. – Мальчик был серьезен. – Просто я хотел попросить разрешения пойти на охоту с Галлом, но не смел мешать вашей беседе.

– Ты хочешь участвовать в ночной охоте? – переспросил Многоликий с сомнением в голосе.

– Да, отец! Очень! Я уже вполне большой!.. И потом, я же буду вместе с Галлом...

Многоликий задумчиво посмотрел на сына, а потом проговорил:

– Ну что ж, попробуй. Только пусть Галл возьмет еще двоих гвардейцев. Все-таки ночная охота довольно опасное занятие...

– Спасибо, отец, – просиял мальчик.

– И кто же сегодня будет охотником? – На лицо Многоликого вернулась улыбка.

– Рыжая рысь! – подпрыгнув от нетерпения, воскликнул мальчишка.

– Ну беги... – отпустил Многоликий сына.

Мальчишка еще раз подпрыгнул и метнулся к двери. Захлопнув за собой тяжелую резную створку, он, привычно придерживая эфес левой рукой, побежал по каменным коридорам, сквозь анфилады комнат, задерживаясь только для того, чтобы открыть многочисленные двери. Наконец он выскочил во двор замка и, стрелой промчавшись по каменной лестнице, оказался на крепостной стене замка.

Маленький, одинокий, гордый замок венчал вершину такой же гордой и одинокой черной скалы. Он казался естественным продолжением гранитного пальца, упертого в небо. Его черные стены вырастали из тела скалы, словно неведомый великан просто вырубил их гигантским долотом. А черная, поблескивающая колотым гранитом скала шагнула далеко от гор, взметнувших высоко в небо свои белые вершины, и будто раздумывала, не стоит ли двинуться дальше, за лес, к тем невысоким постройкам, между которыми изо дня в день суетятся эти смешные маленькие люди. Ни дороги, ни хотя бы тропы не было проложено по гладким искрящимся срывам скалы к замку. Не было в стенах замка и ворот. Он стоял молчаливый, недоступный и одинокий хозяин округи.

Мальчик замер меж двух зубцов стены, положив на один из них руку. Перед ним открылась прекрасная панорама его родного мира, на который медленно опускался вечер.

Полутораметровые зубцы на стенах, шпили сторожевых башен, тяжелое изумрудное с золотом знамя, лениво плескавшееся над острой крышей главного здания замка, еще купались в золотистом свете заходящего солнца, а подножие скалы, ближний луг, пересекавшая его дорога, небольшое, но глубокое болото, роща рядом с болотом, маленькие деревеньки за ней уже погружались в голубовато-серый полумрак.

И под покровом этого полумрака из болота поднимался туман. Это происходило каждый вечер. Сначала появлялись прозрачные, словно вуаль невесты, почти невидимые, щупальца. Затем весь окружающий луг затягивало белой клубящейся пеленой, охватывавшей плотным кольцом черный гранит одинокой скалы. И наконец, словно набравшись сил и улучив благоприятный момент, туман бросался на штурм неприступной вершины. Белесые, размазанные клочья, отрываясь от плотной пелены, выбрасывались вверх и цеплялись за едва видные уступы и трещины. За ними подтягивались здоровенные лохматые лапы. Они, глотая своих разведчиков, плотно прилипали к скале и начинали подтягивать аморфное, бугристое, волнующееся серовато-белое тело. Казалось, еще немного, и туман накроет скалу, сожмет ее в своих мокрых объятиях, растворит ее в себе и сровняет с землей, оставив, может быть, несколько валунов на память о некогда возвышавшейся здесь твердыне.

Но каждый вечер на небе вспыхивали яркие сиреневые звезды, и туманной пелене приходилось откатываться, бежать, удирать в свое болото под их острыми безжалостными лучами.

Вот и сегодня грязно-белое одеяло тумана вместе с вечерним полумраком поднялось уже до половины Черной скалы, но мальчик, замерший над обрывом стены, не обращал на него внимания. Он жадно оглядывал окрестности и наконец увидел огромную темно-серую птицу, которая плавно снижалась, направляясь к дальнему потемневшему лесу. И тогда мальчишка оторвал руку от каменного зубца и шагнул в пропасть. Его маленькое тельце зависло, словно раздумывая – падать вниз или взмывать в небо, а затем раздался негромкий хлопок, и вместо тела человеческого детеныша к бурлившей пелене тумана ринулся небольшой стремительный сокол...

Часть первая ДВА МИРА

1. ЗВОНОК

4 июня 1999 года. Все когда-нибудь начинается и все когда-нибудь заканчивается... Все с чего-нибудь начинается и все чем-нибудь заканчивается. Только почему-то люди никогда не знают, что именно началось или закончилось в это самое, конкретное мгновение... И если в вашей квартире в самое неподходящее время раздается телефонный звонок, вполне можно ожидать, что что-то начинается... Или заканчивается...

Заяц был бурого цвета и совершенно невероятных размеров. Если бы я встал рядом с ним, то он своими ушами доставал бы мне до пояса. Заяц стоял посреди большой поляны, и его задние лапы целиком прикрывала высокая трава. Перед Зайцем стоял большой барабан, доходивший ему почти до плеча. В передних лапах этот невиданный зверь держал деревянную толкушку для картошки и такой же молоток для отбивания мяса, и этими кухонными принадлежностями он со всей силы выколачивал на барабане ритм, напоминавший марш из оперы Джузеппе Верди «Аида».

Получающаяся музыка доставляла Зайцу огромное наслаждение, поскольку он довольно улыбался, показывая два здоровенных, наползающих на нижнюю губу резца, а его длиннющие уши двигались взад-вперед в такт извлекаемым звукам.

Таким образом Заяц развлекался несколько минут, а затем бросил в траву свои «барабанные палочки» и, наклонив голову набок, задумался. После нескольких секунд глубокого раздумья Заяц вышел из-за барабана, облокотился на него, заведя ногу за ногу, и выудил из-за спины большую губную гармошку. Некоторое время он внимательно ее разглядывал, а затем поместил ее под свои белоснежные резцы, набрал полную грудь воздуха и дунул. Раздался мелодичный звонок. Заяц со значением посмотрел на меня и дунул еще раз. Вновь раздался мелодичный перезвон, прозвучавший на этот раз настойчивее. Заяц вытащил гармошку из-под зубов, сделал два шага вперед, наклонился вперед, очень укоризненно посмотрел на меня и как-то раздраженно дунул в гармошку еще раз. Снова раздался тот же перезвон... и я открыл глаза.

В кромешной ночной тьме мой дорогой друг – будильник подмигивал мне яркой зеленой точкой между двух цифр – 03 и 26. В прихожей раздавался перезвон телефона.

«Какой заразе понадобилось звонить мне в такое время?» – подумал я, надеясь в душе, что телефон замолчит сам, и мне не придется вставать. А вставать и тащиться в прихожую, чтобы услышать в трубке незнакомый и, весьма вероятно, пьяный голос, требующий какую-нибудь Нюсю или Иру, мне очень не хотелось. Мне хотелось спать.

Я только вчера возвратился из нашего учебного лагеря, который находится в Бурятии, на берегу Байкала. Я не видел любимую жену и сына четыре месяца, правда, для них я отсутствовал всего четыре дня. Такие уж у нас в лагере созданы условия, чтобы ученики могли спокойно, без оглядки на свою трудовую деятельность, пройти семинары и сдать зачет. У меня был зачет по сотворению и использованию магических предметов – тема в общем-то довольно простая...

Что-то я спросонья путано говорю, давайте-ка сначала.

Итак. Уже почти четыре года я хожу в учениках чародея. Вернее, в учениках магистра общей магии с древним именем Антип. Если кому-то кажется, что я был помещен в заколдованное подземелье и не переставая толок в ступе сушеных лягушек, вываривал змеиные мозги и парил колдовские зелья под руководством страшно опытного колдуна, то он ошибается. Я продолжал работать в своей рекламной фирме «ДиссидентЪ», ухаживать за любимой девушкой – студенткой юрфака МГУ, кормить Ваньку и спорить с моим домовым – Егорычем.

Правда, по вечерам, три-четыре раза в неделю я занимался теорией магии. Вы, конечно, плохо себе представляете, что это такое? Это, во-первых, языки. Египетский, халдейский, атлантский, шумерский, древнеславянский и некоторые другие. Самый современный из них – старофранцузский, но и на нем можно вполне сломать свой артикуляционный аппарат. Нет, если вы решили, что я умею теперь говорить на всех этих языках, вы глубоко заблуждаетесь, говорить на них сегодня не может практически никто. Я изучал фонетику, звукопроизношение, если можно так сказать.

Поверьте мне на слово, что далеко не случайно сказано: «В начале было Слово». С помощью правильно составленного фонетического ряда, что, собственно говоря, и есть Слово, можно сотворить практически что угодно. Вся-то задача состоит в том, чтобы этот ряд правильно составить. И произнести. Правильно! Иначе последствия могут быть самыми неожиданными. Большинство из ребят, с которыми я познакомился на полигоне, глубоко уверены, что большое Калифорнийское землетрясение в начале века произошло из-за того, что один чудак в Мариуполе решил изготовить себе волшебный горшок, ну, тот, в котором каша никогда не кончается. Кто его научил произносить это заклинание, неизвестно, а о последствиях я уже сказал. Видимо, паренек попытался прошептать пару слов на арамейском, но при этом произношение имел с ярко выраженным украинским акцентом.

Еще я изучал теорию стихий – огня, воды, земли и воздуха, теорию живого и неживого, теорию жеста, теорию атаки и обороны, теорию трансформаций, теорию игр... Я думаю, все перечислять и не стоит. Если бы учитель не растягивал мое время, вряд ли я когда-нибудь все это успел. А так, бывало, выйдешь от Антипа, язык двигаться отказывается, потому что забыл русские звуки – как «а» произносится не помнишь, голова гудит, есть хочется, словно полный рабочий день за спиной, а по часам на все занятие всего минут двадцать ушло. И на свидание вполне успеваешь. Правда, сам Антип приписывает мои относительные успехи не столько времени, которое я проводил за занятиями, сколько моему таланту, или, как он сам говорит, дару, которым меня одарила моя бабушка.

Все практические занятия ученики чародеев проходят на полигоне, или, как его по-другому называют, в учебном лагере. Полигон этот находится в таком месте, которое полностью поглощает магические уродства. То есть даже если кто-то специально захочет в этом месте сотворить что-то уродливое, неестественное, у него ничего не выйдет. Зато истинная магия расцветает там пышным цветом, сразу видно, что заклинание сработало. Кроме того, там в округе очень редко бывают посторонние люди, а местные не задают никаких вопросов, если, собирая орехи или ягоды, натыкаются в тайге на странных всадников (вы не поверите – на ком и на чем только мне не приходилось ездить!) или на двух, трех, четырех молодых ребят, пытающихся убить друг друга с помощью самых разнообразных предметов.

Местные жители, видимо, уже привыкли к этому странному соседству. Ну раньше здесь солидные люди разного пола и возраста проводили время в пьянках, гулянках и заплывах, а теперь элитный пансионат «Серебристый омуль» заполонили странные, совершенно трезвые, молодые люди, занимающиеся различными, порой достаточно шумными и необычными, а порой опасными видами спорта.

Год назад я наконец уговорил свою любимую девушку выйти за меня замуж. Любовь Алексеевна – Людмилина мама, категорически возражала против нашего брака, пока Людмилка не окончила учебу. Мне почему-то кажется, что моя теща, пока мы с ее дочерью встречались, да и первое время после нашей свадьбы, все ожидала, когда же я скончаюсь в жутких корчах. И не потому, что я ей не нравился. Нет. После того как я, вернувшись из загса, назвал ее мамой, она смотрела на меня с такой нежностью и состраданием, словно я был ее единственным сыном. Но несчастья со мной она все-таки ожидала. Окончательно поверила она в то, что их родовое проклятие закончилось только тогда, когда у нас родился сын. Внук стал для этой замечательной женщины знаком начала новой счастливой жизни. И для меня рождение Володьки вообще было событием эпохальным. Сами понимаете – появилась возможность передать мой дар внучке (ха!), удвоив его!

Так что жизнь моя бурлила, но при этом текла достаточно плавно. Я уже в третий раз смотался на полигон сдавать очередной зачет, на этот раз – по зачаровыванию предметов. Пришлось попотеть – изготовлением какой-нибудь обычной и всем надоевшей скатерти-самобранки у нас не отделаешься, необходимо показать выдумку и сообразительность. И, кроме того, практическую применимость.

Вот Славка Егоров, будущий боевой маг, сотворил чашку без дна. И жидкость любая в ней держится, даже не убывает, и по желанию содержимое может горьким, может сладким быть. Ну и что?! Дедок один, внешний консультант из Зимбабве, пристал: «А зачем эта чашка нужна? А почему дна нет?» Попробуй обоснуй! Я Славке говорил: сделай танк-кладенец. Башню повернул – улица, пулемет наклонил – переулочек... – а он все: «Тривиально, тривиально...» Может быть, и тривиально, зато объемно и впечатляюще, а главное – в русле специализации. В общем, Славка защитил свою чашку только после того, как она укусила этого консультанта за палец, то есть проявила боевые качества.

Конечно, мне, с одной стороны, легче – общая магия она и есть общая магия. Я корешок рябиновый наговорил так, что он свойства женьшеня получил и отрезанная часть у него за двадцать минут отрастает, и все, и никаких вопросов, и зачет в кармане.

И вот человек возвращается после четырехмесячного отсутствия, жена его целых четыре дня не видела, спать легли поздно – рассказов-то сколько, да заснули, естественно, не сразу, а тут ни свет ни заря – телефон. Ну кому понравится.

В общем, поднялся я только тогда, когда Людмила сквозь сон промурлыкала:

– Илюшенька, звонят... Ни мне, ни Володьке в это время звонить не могут, так что это наверняка тебя... – Намек понял. Я встал с постели и побрел в сторону телефонного аппарата.

2. ПОХИЩЕНИЕ

...У вас есть друг? Нет, не товарищ, с которым можно посидеть за столом и поговорить о том о сем, не знакомый, у которого можно перехватить до зарплаты или организовать совместное посещение ресторана. Нет! У вас есть друг, ради которого вы бросились бы на амбразуру?.. Нет? Тогда вы меня вряд ли поймете...

Не успел я пробормотать в трубку сонное «Да», как в ответ раздался хриплый и какой-то больной голос Юрки Воронина:

– Илюха, как хорошо, что ты дома. У меня беда, Данила пропал!

– Как это – Данила пропал? – Сон с меня слетел мгновенно. – Когда пропал? Ты в милицию звонил? Что Светка делает?

– И со Светкой что-то странное. Сидит, молчит, только глазами как кукла лупает. Я думал, это у нее из-за Данилы, попробовал ей успокоительное дать, так она мне по руке заехала и опять в свой ступор впала. Слушай, приезжай, я совершенно не знаю, что делать...

В голосе у обычно невозмутимого Юрки явственно звучала паника. Да и мне самому стало весьма тревожно. Данила для меня был не тем человеком, которому позволено было просто так пропасть из моей жизни.

– Ничего не делай, я буду минут через тридцать. – Я бросил трубку на рычаг и отправился в спальню. Там, не включая света, я начал быстро одеваться.

– Что случилось? – Голос Людмилы был напрочь лишен сна. Моя половина очень остро чувствует, когда у меня происходит какая-то неприятность.

– Знаешь, я сам ничего не понял... – постарался я ее успокоить. – Звонил Воронин – несет какой-то бред. Говорит, Данила пропал, и со Светкой ерунда какая-то. Поеду посмотрю.

– Я с тобой. – Она приподняла голову от подушки. – Сейчас маму разбужу, позавтракаем и поедем...

– Никого не надо будить. – Я положил ей руки на голые плечи и мягко толкнул назад в постель. – Я быстренько смотаюсь к Юрке, посмотрю и, если понадобится, позвоню тебе. Тогда ты приедешь.

Она немного подумала и согласилась.

– Хорошо, буду ждать твоего звонка. Только, пожалуйста, свою голову никуда не суй и помни, что на все случаи жизни в нашей стране есть спецслужбы. Тебе скорее всего понадобятся те, которые вызываются по телефонам 02 и 03. Записать?.. – Как же мне нравилась ее улыбка.

– Нет, записывать не надо. Я напрягу свое серое вещество и постараюсь запомнить. Так как ты сказала – 02, 01, 03 и 04. Очень хорошо!

– Илюш, я серьезно. Не суй свою голову куда не надо!

– Да понял, понял... – Я наклонился над ней и поцеловал ее «нашим» поцелуем. Она довольно мурлыкнула и спряталась под одеяло.

Я, уже вполне одетый, замешкался, подумав об оружии, но решил, что в данном случае мне вполне хватит тех четырех игл, которые оставались у меня под ногтями левой руки еще с полигона. Поэтому, сграбастав ключи с туалетного столика, я заторопился из спальни, ибо сильно засомневался в своей способности оставить Людмилу в одиночестве.

В прихожей меня ожидала Любовь Алексеевна.

– Илюша, ты куда в такую рань и без завтрака?

За ее напускной серьезностью чувствовалось такое беспокойство за меня, что в груди у меня защемило.

– Надо, мамочка, к Ворониным срочно подъехать. Юрка звонил. Я быстро, туда и обратно. А потом позавтракаем.

Она неодобрительно покачала головой, но пропустила меня к входной двери. Законы дружбы ставились ею очень высоко.

Во дворе уже светало. Раннее летнее московское утро, наполненное свежим воздухом и ночной прохладой, быстро прогнало остатки сна. Я подошел к своей старенькой «пятерке» и открыл дверцу.

Получив права, я купил подержанную машину. Мои друзья, особенно Брусничкин, твердили в один голос, что с моим характером да без водительской практики новую машину я разобью в две недели, а старенькую – не жалко. И я, от большого ума, послушал этих болтунов. Совет всем начинающим водителям – сразу садитесь за руль новой машины, если, конечно, вы не мечтаете стать механиком-самоучкой. Правда, моя «старушка» вела себя вполне достойно и еще ни разу меня серьезно не подвела. Через пару минут я отвалил от стоянки, а уже через полчаса подъезжал к дому Ворониных.

Когда я поднялся на четвертый этаж и позвонил, за обитой коричневой искожей дверью раздалась глухая возня, а потом явственно донесся голос Юрика:

– Да что ты с ума сходишь, Илюха это подъехал... Илюха. Да дай ты мне дверь открыть...

Наконец дверь распахнулась. За порогом стоял Воронин с исцарапанной физиономией. Одетая на нем майка была разодрана в клочья. Из-за его спины выглядывала Светка. Ее лицо меня поразило. То есть это было безусловно ее лицо, только оно было совершенно неподвижно, словно какой-то гениальный художник вырезал из светлого дерева или отлил из раскрашенного воска точную копию Светкиной физиономии, а какой-то гениальный хирург пришил это творчество вместо живого лица. И еще! Похоже, моделью для творчества послужила Светкина посмертная маска. И на этой неподвижной личине горели страшные, напряженные, орущие глаза.

Длился этот взгляд одно мгновение, а затем глаза погасли, словно кто-то внутри повернул выключатель. Светлана еще раз скользнула по моему лицу уже пустыми, безразличными зрачками и, повернувшись, ушла в комнату. Юрка посторонился, и я вошел в квартиру.

Мы сразу прошли на кухню, уселись на табуреты около маленького столика, и я деловито спросил:

– Ну, что произошло? Рассказывай с самого начала, а то я по телефону ничего не понял.

Юрка с силой потер лоб, а затем привычно переместил пальцы правой руки на свой многострадальный нос. Только почесав эту выдающуюся часть своего лица, он как-то растерянно проговорил:

– Да я и не знаю, что рассказывать... Я проснулся без чего-то три. Мне показалось, что хлопнула входная дверь. Смотрю, Светки рядом нет. Я встал посмотреть, куда она делась. Выхожу в прихожую, а Светланка стоит у двери и лицо у нее... Ну ты уже видел... Я даже испугался, а она меня увидела, руки раскинула, дверь входную собой загораживает, меня на улицу не пускает. И молчит... Я к ней, а она как шваркнет меня когтями по роже и давай на мне майку драть. Я ее за руки схватил, ору: «Ты что, с ума сошла...» – а она меня все от дверей отпихивает. Ну я ее схватил в охапку и в спальню потащил.

Он посмотрел мне в глаза, словно проверяя, внимательно ли я его слушаю. Потом, помолчав, продолжил:

– Как только я из прихожей ее унес, она сразу и успокоилась. На кровать ее положил, говорю: «Сейчас водички тебе принесу...» – и на кухню. Воды с валерьянкой принес, а она лежит и даже губ не разжимает, как деревяшка. А лицо какое!.. Я кружку на кухню понес, дай, думаю, к Даниле зайду, посмотрю, не разбудили мы его своей потасовкой. Захожу, а комната пустая. Я еще под кровать заглянул... – Глаза у Юрки остановились, и он словно весь ушел в себя.

Я встал, открыл дверцу холодильника и достал початую бутылку коньяка. Булькнув в стоящую на столике кружку граммов пятьдесят, я толкнул ее в сторону Юрика. Тот подхватил кружку и недоумевающе уставился на нее, а затем одним махом выплеснул ее содержимое себе в рот. Его рука с кружкой на несколько секунд застыла над запрокинутым лицом, а когда опустилась, я увидел, что у него из-под закрытых век катятся слезы.

Я кашлянул, выталкивая комок из собственного горла, и хрипловато спросил:

– А что вчера вечером было? Что Данила делал? Чем вы вообще вчера вечером занимались?

– Ничем мы не занимались... Я с работы пришел, Данила дома был. Мы с ним поужинали, потом телевизор смотрели, потом он лег в постель, читал что-то. Я тоже с книгой сидел, Светку ждал. Она вчера на свои моленья ходила...

– На какие моленья?.. – изумился я. Мне было прекрасно известно Светкино отношение ко всякого рода религиям и конфессиям. Ее любимым афоризмом было известное высказывание Остапа Бендера насчет опиума для народа. И вдруг – моленья!

Юркина физиономия скривилась.

– Да уже месяца три... – Он замолчал, подыскивая слова. – Не знаю, как она к ним попала, а уже месяца три то какие-то листовки разносит, то на улице к прохожим с глупыми вопросами пристает, а два раза в неделю ездит на... «общие собрания». Я один раз с ней пошел. Бред какой-то. Сначала по двое, по трое на сцену выходят, о проделанной работе докладывают и каются в каких-то грехах. Грехи – говорить смешно. Кто кошке на хвост наступил, кто ребенка по попе шлепнул, а излагают – можно подумать, что человек шесть в подъезде кистенем замочил. – Юрка фыркнул и покрутил головой.

Потом дедок какой-то на сцену вылез и начал собравшихся стыдить. Потом какой-то короткометражный фильм крутили, о деяниях ихнего главного, так после фильма этого троих без сознания вынесли. Мы когда вышли, я ей все высказал, а она мало что драться не полезла. Ты, говорит, чурка бесчувственная, думаешь только о себе, подумай о сыне – ему, говорит, стыдно за родителей будет, которые ничего не сделали для его спасения... Ну в общем, полный бред. – Он замолчал и покосился на бутылку с остатками коньяка.

– И конечно, пожертвования собирали?..

Он посмотрел на меня совершенно трезвым взглядом.

– Нет, ты знаешь, о деньгах ни слова...

– Странная какая секта... из не нуждающихся!.. И как эти бессребреники себя называют?

– Ну, эти... дети Единого-Сущего...

Вот это была неожиданность!..

– Ты хочешь сказать, что Светка вступила в секту?!

– Я не знаю, вступила она или на общественных началах помогает... – Юрка опять скривился, а потом неожиданно заорал: – Ну что, ты не знаешь, с ней же спорить невозможно, она никого не слушает, все делает по-своему. Ну и пусть ходит к своим «детишкам»!..

Юрка отвернулся, а затем вскочил и выбежал из кухни. Через секунду он вернулся и швырнул на стол листок бумаги.

– Вот, смотри, что она по подъездам разносит, по почтовым ящикам! Я ее предупреждал, что когда-нибудь им по шеям надают!

Я взял листочек в руки. На плотной, глянцевой бумаге красивым, с завитушками, шрифтом было выведено: «Если ты согнулся под бедами и несправедливостями мира. Если тебе невмоготу противостоять царствующему злу, если тебе нужны поддержка и понимание, приходи к нам. Дети Единого-Сущего знают путь надежды и правды. Вместе мы войдем в царство добра и справедливости». Дальше шли адреса и контактные телефоны.

Так... Светка – сектантка! В моей голове сей факт не укладывался, но это означало только то, что моя голова, по-видимому, не обладала необходимым объемом!

Я встал и сунул листочек в карман.

– Пойдем-ка в комнату Данилы, посмотрим.

Юрка тяжело поднялся и направился в коридор. Я двинулся за ним. В маленькой комнате трехкомнатной воронинской квартиры, в которой проживал мой друг – Данила, ничего особенного я не увидел. Постель была разобрана и смята, как будто ребенок на минутку поднялся и вышел, ну например, в туалет. На столе аккуратной стопкой лежали тетради и учебники. Небольшой шкаф был закрыт. Даже маленькие тапочки лежали на ковре возле кровати.

– Ну и в чем же твой сын сбежал из дому? – с нарочитым смешком спросил я у Воронина. Тот растерянно заморгал, потом оглядел комнату, открыл шкаф и заглянул в него, почесал свой нос и задумчиво констатировал:

– В синих спортивных трусах, желтой футболке с Микки-Маусом и, похоже, босиком, его сандалии стоят в прихожей... – Юрка уставился на меня.

– Харчами он, похоже, тоже не запасся, – подвел я итог. – Пойдем-ка поговорим со Светкой.

– Да я же тебе говорю – молчит она. С самой ночи ни слова... – Он замолчал, уставившись на меня широко открытыми глазами. – Ты знаешь, а ведь она с самого вечера молчит. Как домой пришла, сразу переоделась и в постель легла. Я еще ее спросил, будет ли она ужинать, а она молча шасть под одеяло, и носом к стенке...

Я двинулся в воронинскую спальню. Светка лежала на спине, накрытая одеялом до подбородка. Широко открытые, бессмысленные, словно стеклянные глаза уставились не моргая в потолок. Я присел на стоящий рядом с кроватью пуф. Юрка встал в дверях, с недоумением и мукой уставившись на свою жену. В комнате повисло молчание. Немного погодя, я провел задрожавшими пальцами по своему лбу и тихо сказал:

– Вера...

Молчание.

– Святой... – продолжил я.

Молчание.

– Единый... – не унимался я.

– Сущий... – слетело с сухих, неподвижных Светкиных губ.

Юрка в дверях вздрогнул от неожиданности и часто заморгал. Я помолчал и продолжил:

– Путь...

– Правды и добра... – прошелестело в ответ.

– Дети...

– Единого-Сущего...

– Данила...

Ее глаза расширились, зажглись уже знакомым яростным огнем и, словно загнанные зверьки, метнулись к моему лицу.

– Спасен... спасен... спасен... – Ее голос с шепота перешел в хриплый крик, а затем в визг, тело задергалось, руки вынырнули из-под одеяла и скрюченными пальцами заскребли вокруг извивающегося тела. Затем она вдруг выгнулась дугой, запрокинув голову назад и рискуя сломать себе шею, а по комнате метался страшный визгливый вопль: – Спасен... спасен... спасен...

Мы с Ворониным с двух сторон навалились на Светку, пытаясь удержать ее на кровати. Она вырывалась из неуклюжих Юркиных рук, продолжая безумно орать, а Воронин хрипел сквозь пододеяльник, оказавшийся у него на голове:

– Сделай же хоть что-нибудь!..

И тогда я прокричал, перекрывая Светкин визг:

– Единый!..

Ее тело сразу обмякло, руки упали на простыню, глаза остекленели, а искусанные сухие губы тихо прошептали:

– Сущий...

Мы с Ворониным отвалились от кровати и сели на пол. Несколько минут в комнате было слышно только наше хриплое дыхание. Потом Юрка поднялся, поправил на Светке ночную рубашку и прикрыл ее одеялом. До подбородка.

Я поднялся с пола и отошел к дверям. Мне не хотелось смотреть Юрке в лицо, потому что я начал понимать, что произошло с его женой. Прикрыв глаза, я расслабился и начал считать про себя, перебирая в уме арабские цифры. На цифре четырнадцать я почувствовал, что полностью успокоился, и началсосредоточиваться на предстоящей задаче. Наконец под опущенными веками разлилась ровная, бесцветная серь, а все звуки вокруг затихли, словно в уши мне натолкали ваты. И тогда я принялся читать свое коротенькое заклинание.

Открыв глаза, я увидел следы. От Юрки тянулся яркий тоненький зеленоватый следок, исчезавший за дверью спальни. А лежавшая Светлана была окутана странной прозрачной черной вуалью, из которой выныривала абсолютно черная, угольная ниточка следа. Это было неправильно. Не может живой человек иметь такой черный след. Не может!

Я двинулся в спальню Данилы. Прямо от кровати к двери комнаты и оттуда в прихожую тянулась яркая голубенькая ниточка. Почему-то я всегда думал, что у Данилки должен быть именно голубенький следок. Я двинулся в прихожую. Голубая ниточка ныряла за дверь. Я открыл входную дверь, и тут же у меня за спиной раздался голос Воронина:

– Ты далеко?..

– Сейчас вернусь, – бросил я не оглядываясь и двинулся вниз по ступеням. След вывел меня во двор, а затем привел к мостовой. Там голубая ниточка повисла над асфальтом проезжей части и потянулась в сторону центра Москвы.

Значит, Данилу увезли на машине. И, что самое неприятное, Данилу к этой машине вывела сама мать. Да, да, Светка сама вывела Данилу на улицу и посадила в машину. Ее черный след вился вокруг голубой ниточки и был сдвоенным. Было ясно видно, где они расстались и как она шла назад одна. Тяжело шла. Я вернулся в дом и, взбежав на четвертый этаж, увидел в дверях Юрку.

– Я боялся, что ты уедешь... – тоскливо произнес он.

– Вот что, друг мой, – бодро начал я, – Данилу увезли на машине. Я поеду следом и попробую его вернуть, ничего плохого, я надеюсь, ему не сделают. Ты оставайся со Светланой и вызывай ей «Скорую помощь». Простую и психиатрическую. Такая у нас тоже есть. Должен тебе сказать, дела у нее очень плохи. Поэтому ты постарайся быть рядом. Даже в больнице. В крайнем случае, если будут какие-то сложности, позвони вот по этому телефону.

Я вытащил свою визитку и нацарапал на ней обычный, домашний номер телефона Антипа.

– Скажешь, что я просил помочь поместить Светку в клинику Кащенко.

Юрка дернулся, как от удара в лицо. Физиономия его скривилась.

– И не дергайся, – я повысил голос, – будь мужиком! Драться придется, а ты раскисаешь!

– Может, подождешь? Светку отправим, и я с тобой поеду?

– Нет. Я поеду один. Ты возле жены должен быть. Не раскисай... – еще раз напомнил я и, дернув Воронина за обрывки майки, побежал вниз по лестнице.

3. ПОИСК

Если вам обещают чудо – берегитесь!..

Разогретый двигатель завелся сразу. Выехав на шоссе, я двинулся за голубой ниточкой следа, отчетливо видной на фоне темной мостовой и бордового капота. Теперь самое главное – время. Надо спешить, но при этом не нарушать правила дорожного движения. Конечно, в пять утра даже на московских улицах достаточно просторно, но ГИБДД не дремлет и ранним утром.

Машина ровно шла в сторону центра. Доведя меня до Таганской площади, след свернул вправо, нырнул вниз и из-под эстакады вывел меня на Садовое кольцо. Я хотел бы надеяться, что похититель обосновался где-то в Москве, но сердце подсказывало мне, что скорее всего Данилу увезли из города. Нитка следа лежала над крайней левой полосой, практически не переходя на другие полосы. Что ж, похоже, машина, на которой увозили Данилу, шла с приличной скоростью и не заметала следов. Впрочем, о каких следах можно говорить.

Рука автоматически передергивала ручку коробки скоростей, подошвы кроссовок энергично топтали педали, глаза следили за знаками, светофорами и голубенькой путеводной ниточкой, а в голове металось: «Светка – сектантка... Бред...» По Садовому кольцу я без приключений добрался до Смоленской площади, а здесь мой голубой поводок повернул направо и через мост мимо Киевского вокзала вывел меня на Кутузовский проспект. «Фешенебельный район... – подумалось мне. – Здесь обитают интеллигентные люди. Сектанты здесь обосноваться не могут...» Господи, а что я вообще знаю о сектах и сектантах, с которыми мне, вполне возможно очень скоро, придется столкнуться нос к носу? И зачем им Данила?

А память тут же начала раскручивать свой жесткий диск.

РЕМИНИСЦЕНЦИЯ

Вообще при слове «секта» в голову в первую очередь приходят различные религиозные названия. Отечественные, истинно русские – старообрядцы, духоборы, молокане, хлысты, какие-то малопонятные трясуны-субботники, скопцы и прыгуны, а также занесенные с просвещенного Запада пятидесятники, адвентисты, методисты, баптисты, квакеры, свидетели Иеговы (почему свидетели?).

Все это богатство религиозных мировоззрений, предлагаемое нашим досточтимым предкам, представляло собой творчески переработанное в различных направлениях, но такое родное и хорошо знакомое христианство. Ну кому-то не хотелось креститься тремя перстами, и он убегал на север или на юг, чтобы там креститься двумя пальцами. Или кого-то жутко напрягало ходить в церковь и признавать духовное превосходство «батюшки», и он отстраивал, как правило на чужие деньги, свой собственный молельный дом, в котором сам становился самым крутым богословом. Некоторым противно было смотреть на роскошь церковных одеяний, убранства и священных предметов, и они объявляли всякую роскошь непотребством и начинали бороться за церковный аскетизм, для чего, естественно, организовывали свою, самую хорошую и правильную веру, но опять-таки на испытанном фундаменте признанного мировоззрения Христа. С Христом вообще уже очень давно спорить не принято, а тем более его опровергать.

Так что во времена оные, несмотря на ряд разногласий, серьезных и не очень, официальная государственная религия, как правило, резко осуждая заблудших и упорствующих сектантов, находила с ними «консенсус». Особенно с сектантами, имевшими «большое народнохозяйственное значение», сиречь с крупными купцами, промышленниками и тому подобным людом. Они, как сейчас принято говорить, заняли свою нишу и в деловом мире, и в духовно-мистическом.

И таких религиозных самостийников в Российской империи было больше миллиона! Наша родная Советская власть только слегка потрепала их ряды, как, впрочем, и ряды традиционных конфессий, а потом снова все «устаканилось».

Но вот с приходом демократии и плюрализма на просторы нашей Родины двинулись совершенно неизвестные досель россиянам эзотерические знания и идеи. Мы узнали о существовании совершенно непонятных простым людям махдистов и бабидов. Нас познакомили с непримиримой яростью ваххабитов, от которых почему-то в первую очередь страдали правоверные мусульмане. Мы увидели на улицах Москвы бритые головы оранжево-красно одетых, простодушно улыбающихся ребятишек, которые водили хороводы на мостовых под простенькую мелодию «Хари Кришны, хари Рамы». И среди этих прилюдно веселящихся оригинальных индивидуумов замелькали чисто русские хари, а по стране поползли леденящие душу рассказы о порядках, царящих внутри этих веселых хороводов.

Потом на улицах и площадях любимой столицы стали попадаться группы молодых в основном людей с черными, густыми, странного вида бакенбардами, такими же, только более неопрятными бородами, с торчащими из-под широкополых черных шляп космами, в застегнутых до подбородка черных прямых пальто. Постепенно основная масса этих молодцев стала группироваться около Ленинской библиотеки, которую к тому времени успели переименовать в Российскую государственную. Наши неподражаемые средства массовой информации сообщили нам, что это не то саббатиане, не то франкисты, не то хасиды, ну, в общем, какие-то особенные евреи. Правда, потом выяснилось, что от знакомых и родных иудеев их отличает только настоятельное требование передать половину библиотечного фонда Ленинки, то бишь Российской государственной библиотеки в их личное распоряжение. Ничего себе секта?!

И все-таки эти милые неуемные люди имели хоть какое-то отношение хоть к какой-то религии. А вот потом началось...

Сначала к нам перебралась секта имени гербалайфа, которая в нашей России сразу получила широкое развитие. Гербалайф, как нам объяснили приезжие миссионеры, это такое божество в виде пищевых деликатесов. С любым толстым человеком, принимавшим его внутрь вместо обычной еды, происходило чудо – он мгновенно худел. А любая худышка, после такой же процедуры, так же, словно по волшебству, принимала округлые формы. Причем все это происходило чудесным образом на прочной научной основе. И никаких побочных явлений, кроме впадания потребляющих чудесную «пишчу» в отличное расположение духа.

Народ метнулся к новому заморскому чуду в основном в поисках отличного расположения духа, поскольку худеть на наших родных просторах стало довольно просто, а полнеть как-то неприлично. Но оказалось, что стоимость одной порции заморского чудесного деликатеса вполне сопоставима с недельным бюджетом средней российской семьи, а кроме того, у большинства употребивших зарубежное чудо внутрь развилось стойкое расстройство различных внутренних органов.

И вообще, оказалось, что главным божеством этой замечательной новой секты являлся совсем не гербалайф, не здоровье и не забота о ближнем, а доллар, доллар и еще раз доллар. Кому довелось побывать на бдениях адептов нового учения, без сомнения, навсегда запомнил, с каким восторгом и упоением повествовали они с высокой трибуны о том, сколько этих милых бумажек блекло-зеленого цвета им удалось выколотить из доверчивых земляков. А в конце всеобщего радостного бдения на помост выходил холеный, в дорогом костюме и одеколоне мужик, оказывавшийся главой местного отделения данной секты и полномочным представителем главного гербалайфщика. Поздравив всех отличившихся, он призывал присутствующих напрячь все силы в борьбе за обладание верховным божеством, то бишь долларом, обещая особо приобщившимся рай на райских островах (правда, временный – недели этак на две). А затем происходила активная вербовка новых уверовавших, сопровождавшаяся сбором все тех же долларов, а также рублей, крон, марок и тому подобных проявлений верховного божества.

Когда основная масса нашего населения раскусила (прошу прощения за каламбур) гербалайф, секта гербалайфщиков поблекла и съежилась, а над нашей некогда могучей Родиной с востока пронеслась комета Аум Синрикё, а на западе зажглась новая под броским названием «Сайентология».

Аум Синрикё представила России нового вполне живого бога, под тем же именем рожденного на берегах экзотической Японии. Живой бог посетил несчастную, но такую огромную Россию и благословил некоторых ее вождей, а также запланировал открытие различного ранга учебно-воспитательных заведений для подготовки русских «аум-синрикёмчиков».

Сайентологи, в свою очередь, начали активное распространение нового «Нового Завета» апостола Рона Хаббарда под названием «Дианетика».

И те, и другие обещали чудесное и скорое избавление от всех обрушившихся на россиян невзгод. И при этом никаких расходов, «акромя» веры.

Неповоротливая Россия только начала медленно разворачиваться в сторону своего шустрого восточного соседа, как неуемные синрикемисты напустили полное токийское метро боевого отравляющего зорина. Этим они настолько дискредитировали себя, что благословленные российские руководители вынуждены были прекратить подготовку к прививке экзотического японского эзотерического откровения на неплодородную отечественную почву. И даже вернуть полученные для проведения этой гуманитарной работы авансы.

Сайентологи, активно учившие россиян плевать на все и жить для себя, вдруг были подло дискредитированы своими же западными друзьями, наложившими запрет на их просветительскую деятельность в большинстве развитых западных стран.

Но России не дали скучать. После некоторой заминки на горизонте среди прочей мелкоты появилась организация под названием «Дети Единого-Сущего». Ее лидеры не рвались к известности и не ставили явно меркантильных целей, они не были чрезмерно навязчивыми, но о них уже знали и зачастую считали солидной религиозной организацией, проводящей широкую благотворительную деятельность. И все-таки они были пока что одними из многих.

Память услужливо показала, как я впервые увидел рекламу этой милой компании. На фоне размеренно вращающейся оранжевой спирали мелькали маленькие довольно улыбающиеся лица, а голос за кадром спокойно и размеренно вещал: «Если ты устал от грязи и несправедливости окружающего мира, если тебе невмоготу больше выносить воцарившуюся ложь и нищету, если ты ищешь мира и спокойствия – приходи к нам. Только дети Единого-Сущего знают дорогу к добру и справедливости».

Я вспомнил, как инстинктивно нажал на кнопку пульта, переключаясь на другой канал. Но и на другом канале через несколько минут услышал те же слова в сопровождении тех же улыбающихся личиков, мелькавших на фоне качающегося маятника – бледной белой цепочки со сверкающим камнем на конце. Изготовители рекламы пытались примитивно воздействовать на мое подсознание с помощью простейшего гипноза. Я вспомнил, как сразу представил миллионы людей, бессмысленно пялящихся в экраны и не подозревающих, что они попали под психическую обработку. А вот что им внушали и зачем?..

И вдруг мое живое воображение подсунуло мне яркую картинку, на которой моя Людмилка, только что отдав одеяльный кулек с Володькой какому-нибудь мессии, орет, дергаясь и выгибаясь под моими руками: «Спасен!..» У меня мгновенно свело челюсти, ладони и лоб стали мокрыми и противно липкими, а нога так уперлась в педаль, что мотор негодующе взревел и машина дернулась вперед.

ПОИСК (продолжение)

Я сбросил ногу с педали газа, провел рукой по лбу и, тряхнув головой, огляделся. Моя старушка уже оставила позади фешенебельный проспект, прошла по эстакаде над кольцевой дорогой и теперь бодро бежала по Минскому шоссе, унося меня в Московскую область.

Голубая ниточка следа шла ровно над крайней левой полосой шоссе. Я снова надавил на педаль газа. И вдруг через несколько сотен метров мой голубой проводничок метнулся вправо, я чисто автоматически метнулся за ним и тут же увидел на обочине фигуру здоровенного мужика, нарядившегося в кожаную куртку, широченные галифе и хромовые сапоги. На голове у него красовался белый шлем, а на руках – белые краги. Инспектор гостеприимно предлагал мне пообщаться. Я выругался про себя. Ведь знал, что гаишники особенно бдительны рано утром, после скучной бессонной ночи. Хотя какое там раннее утро – уже седьмой час.

Затормозив, я вылез из машины и стоя оглядывал подходящего офицера.

– Инспектор первого особого отряда ГИБДД, старший лейтенант Чернов, – кинул он к шлему правую крагу. – Что ж это вы, товарищ водитель, на такой машине еще и скорость превышаете? – Он выдернул у меня из пальцев права и медленно пошел вокруг моей машины.

– Или может, вы, товарищ Милин, Илья Евгеньевич, каскадером работаете, к трюкам готовитесь?

– Ну что вы, товарищ старший лейтенант, – вспомнил я отмирающее обращение, – какой каскадер, какие трюки. Просто семью не видел неделю, вот тороплюсь к ним на дачу. Задумался, а нога сама давит на газ, в предвкушении... Ну и дорога пустая, обзор хороший... – намекнул я на то обстоятельство, что вроде бы не создавал аварийной ситуации.

– Вот-вот! Этот на «мерседесе» тоже на пустую дорогу ссылался. – Старлей, похоже, был из говорливых. – На моей машине да по пустой дороге грех, говорит, меньше ста двадцати идти. Я ему на это – грех правила дорожного движения нарушать. Это другие грехи замолить можно, а с этим инспектор ГИБДД разбираться будет. Он тебе не боженька, свечечкой не отделаешься.

Я, как мне показалось, к месту подхихикнул, а старлей гневно глянул на меня и вдруг зарычал:

– А эта гнида сто долларов из кармана тянет: «Этим отделаюсь?!» Если бы не мальчонка его, пошел бы он у меня в свой санаторий пешком. Ну да ничего, месяца три без прав покантуется, научится лопатник свой в кармане держать...

– Какой мальчонка? – встрепенулся я.

– Да на заднем сиденье у этой гниды мальчонка лежал. Бледный такой, белобрысенький. Этот водила говорит – племянник его. Везу его, говорит, в санаторий профессору показать. Припадки, что ль, какие-то у мальчишки... Права я отобрал, а самого отпустил – мальчишку жалко...

– А мальчик с длинными волосами, голубоглазый, в синих трусиках и желтой футболке? На ней еще Микки-Маус нарисован...

Инспектор с интересом взглянул на меня.

– Какие глаза у него, я не знаю, он спал. А в остальном ты все точно описал...

– Может, это Витька, сосед мой по даче. Тоже недавно «мерседес» подержанный купил, нос стал задирать... – начал выкручиваться я под внимательным взглядом инспектора.

– Нет. Это не Витька... – Инспектор усмехнулся. – Этого типа кличут Хряпин Эммануил Митрофанович. Он теперь у меня на особой заметке. У меня знаешь память какая? – Чернов значительно на меня посмотрел. – Ты, товарищ Милин, Илья Евгеньевич, теперь знай, я тебя запомнил. Еще раз скорость превысишь – пеняй на себя, получишь на полную катушку. А теперь спеши к семье, да на газ не дави, кардан потеряешь. – Он сунул мне в руку права, улыбнулся, козырнул и зашагал в сторону спрятанной в придорожных кустах «Волги».

Я полез в свою «пятерку». Значит, Данилу везут на «мерседесе», и вполне вероятно, в какой-то санаторий. Включив левую мигалку, я аккуратно тронул машину и вывел ее на шоссе мимо разговорчивого старшего лейтенанта.

Серая лента шоссе снова начала разматывать свои километры под колесами моей машины. Скоро остался позади поворот на Одинцово, затем поворот на Голицыно. Оба перекрестка я проскочил, не останавливаясь на подвернувшийся зеленый светофор, и счел это хорошим предзнаменованием. Правда, я не надеялся догнать «мерседес», имевший почти два часа форы. Для этого надо было, чтобы его «насовсем» остановил какой-нибудь бдительный инспектор.

Спустя несколько однообразных минут показался съезд в сторону Кубинки. А у памятника Зое Космодемьянской голубая нить следа потянулась вправо, в сторону Рузы. Дорога сразу сузилась и запетляла. Еще через несколько километров след нырнул влево под «кирпич» на асфальтовую однорядку, под сень густого леса с непроходимым подлеском. Сразу стало темно и сыро. Потянуло запахом прелой листвы и влажной глины. Я сбросил скорость и осторожно крался по темному от сырости асфальту.

Скоро дорога резко вильнула вправо, и бампер «пятерки» уперся в наглухо закрытые железные ворота. Над воротами, на широком железном листе, аркой накрывающем въезд, по темно-зеленому фону желтой краской было выведено: «Санаторий „Лесная глушь“. Створки стягивал здоровенный заржавленный замок, который, казалось, открывали последний раз сразу после Куликовской битвы.

Я передернул рычаг и задним ходом отогнал машину назад по асфальту за поворот и в придорожные кусты. Потом подумал и развернул машину носом прочь от ворот. Выбравшись из машины, я захлопнул дверцу и с наслаждением надавил кнопочку брелка-пульта центрального замка, внутренне усмехаясь, вспоминая, как веселился Брусничкин, узнав, что на шестилетней «пятерке» я установил центральный замок. Зато теперь я мог открыть машину и двинуться в путь в считанные секунды. А секунды, похоже, мне придется считать очень тщательно!

Удостоверившись еще раз в том, что машина не забуксует, когда будет включена первая передача, я направился назад к воротам. На столбе между воротами и калиткой висела под стеклом пояснительная табличка: «Министерство легкой промышленности СССР. Главное хозяйственное управление. Санаторий „Лесная глушь“. Посторонним вход воспрещен», а ниже на грубом куске картона черным фломастером коряво выведено: «Территория охраняется собаками!» Калитка была примотана к столбу куском старой медной проволоки и не представляла непреодолимой преграды для такого опытного взломщика, каким был я.

Дорога, поднырнув под ворота, сразу резко поворачивала направо, и взгляд упирался в зеленую стену леса, за которой ничего не было слышно, кроме утреннего пересвиста невидимых птиц. Я размотал проволоку и толкнул створку калитки. Та противно взвизгнула и распахнулась. Путь был открыт. Вот только куда? Я присел под столбом, сильно сжал левый кулак и затем резко его разжал. На ладони вспыхнули семь зеленых звездочек, а в моей голове тут же раздался недовольный голос Антипа. «Ты пораньше позвать не мог!.. Знаешь же, что я до девяти ничего не соображаю!..»

«Я и так терпел сколько мог, – подумал я. – Позднее, наверное, вообще не смогу связаться...» Я коротко поведал Антипу события сегодняшнего утра, рассказал, в каком состоянии оставил Светку. Сообщил, где и с какой целью нахожусь.

«Сейчас иду на территорию этого санатория. Данилкин след очень хорошо виден...» – закончил я.

«Все понял... – быстро проснулся Антип. – Будешь уходить, свяжись со мной из машины, я постараюсь тебя прикрыть. За Светлану не беспокойся, сделаю все, что можно. Давай...» – И связь отключилась. Звездочки на ладони – мой знак ученика и сигнал связи с учителем – давно погасли. Я поднялся с травы и шагнул в калитку.

4. ПОБЕГ

...Всегда помните, что безвыходных положений не бывает. Даже если вас проглотили, есть как минимум два выхода!..

А за калиткой стояла тишина. Птичий щебет как-то сразу смолк, деревья стояли совершенно неподвижно, хотя волосы на моей голове шевелил легкий ветерок, не слышно было и насекомых. Тишина. Я медленно, прогулочным шагом двигался по краю асфальтированной полосы. Голубая ниточка висела над ее серединой. Вот и поворот. Я осторожно, медленно прошагал его. Ворота и калитка скрылись из виду. Зато впереди, метрах в двухстах, я увидел разрыв в лесной зелени, залитое солнцем пространство цветника и трехэтажное деревянное здание, оштукатуренное и окрашенное в бледно-розовый цвет. Тем же медленным шагом я двинулся дальше. Пока что никакой охраны, в том числе и обещанных собак, видно не было.

Через несколько минут я вышел из-под прятавших меня деревьев на открытое место. Окружающий пейзаж более всего напоминал мне пионерский лагерь, в котором я имел счастье побывать только раз. Большая территория хорошо расчищенного леса, на которой сохранилось только несколько высоких медно-красных сосен, была огорожена высоким, явно новым забором. Кое-где забор нырял в уже знакомый мне густой, нетронутый лес, но было понятно, что огораживает он всю территорию. На расчищенном пространстве были разбиты цветочные клумбы, проложены посыпанные желтым песком дорожки, стояли детские качели, длинный деревянный сарай с облупившейся надписью сбоку «Тир». Быстро окинув взглядом окружающую обстановку, я двинулся по пустой дороге к розовому зданию. Мне уже было видно, что приведший меня сюда след исчезает за дверями этого приветливого домика.

Я подошел к зданию с боковой стороны и осторожно заглянул в низкое окно первого этажа. Сразу стало ясно, почему территория санатория не заполнена радостными отдыхающими. Радостные отдыхающие располагались в столовой и наслаждались завтраком. Правда, мне подумалось, что для завтрака, пожалуй, рановато, но я видел, что два десятка людей разного возраста сидят за столами по четверо и что-то сосредоточенно жуют.

За столом, расположенным прямо возле окна, в которое я заглядывал, сидели две женщины в одинаковых синих халатах и два мужика в пижамных брюках. Меня даже передернуло от возмущения – как же можно садиться за стол с женщинами, не накинув даже маек. Но уже через мгновение мне стало не до возмущений. Я увидел лица этих ребят. Уже виденная мной маска Светкиного лица повторялась здесь еще в двух вариантах. Парни сидели совершенно неподвижно, не обращая внимания на своих соседок по столу. На застывших лицах двигались только челюсти, пережевывая пищу. Потухшие бессмысленные глаза, не моргая, уставились в одну точку. Даже головы не поворачивались на неподвижных шеях, словно были поджаты изнутри контргайками. Только иногда правая рука, абсолютно самостоятельно, отрывалась от стола, чтобы вложить в рот очередную порцию какой-то еды.

И конечно, за столами никто не разговаривал. Хотя женщины, составлявшие компанию этим механическим молодцам, выглядели вполне нормально, только необычайно хрупко. Маленького роста, с тоненькими ручками эти леди скорее напоминали девочек, но их лица говорили о том, что они уже давно миновали возраст нимфеток. И еще у них были совершенно одинаковые волосы: абсолютно черные, с редко мелькающей сединой, одинаково зачесанные набок и собранные в хвост. Они в отличие от соседей по столу пользовались столовыми приборами, переглядывались и посматривали по сторонам. И еще во время своего беглого осмотра столовой я заметил первого охранника. Невысокий, можно даже сказать – маленький, мужчина расхаживал между столами, поглядывая по сторонам. А на его правом запястье, на коротком ремешке, покачивался электрошокер.

Насладившись трехсекундным лицезрением завтрака пациентов санатория, я двинулся вдоль стены в сторону фасада здания. Завернув за угол и подныривая под окна, я приблизился к неожиданно высокому, выступающему далеко вперед крыльцу, оформленному в виде античного портика и даже имевшему четыре колонны из растрескавшихся деревянных стволов. Затем я пригнулся за высокими перилами и услышал очень интересный разговор.

– ...когда шеф появится. А то у меня последняя пачка осталась. Ты же знаешь, я по пачке в день выкуриваю.

– Надо было Хряпе сказать, он ночью в Москву мотался.

– Зачем?

Раздался смешок, а затем плевок.

– Это ты сам у него спроси. Я не любопытный.

– Я тоже. Меня вообще ничего не колышет. Только без сигарет не могу.

– Ага, и без Зинки. Думаешь, не знаю, как вы на пару «курите».

Снова раздался смешок.

– Слушай, за что я тебя люблю, так это за твою осведомленность. И про Зинку ты знаешь, и про Хряпу ты знаешь, может, ты и про шефа знаешь – откуда он берется и куда потом девается? То все здесь и здесь, а то его вдруг нет. На «мерседесе» ведь только Хряпа катается.

– Нет, я знаю только то, что меня интересует. А шеф меня совсем не интересует. Здесь он – значит ему надо быть здесь, нет его здесь – значит надо ему быть в другом месте. Мало ли какие дела у профессора? Поэтому я здесь уже четвертый месяц и надеюсь еще годок здесь побыть. Тогда у меня хватит гринов, чтобы за бугор смотать и там спокойно жить. Вот там я себе «Зинку» и заведу. И тебе торопиться не советую... – осторожный снова усмехнулся, – ...за «сигаретами».

– А я и не тороплюсь. В крайности у Хряпы спрошу...

– Вот-вот, у Хряпы спроси. Очень интересно, что он тебе ответит... Только вряд ли ты его сейчас найдешь, он из Москвы приехал и к профессору двинул. – Говоривший сплюнул и немного помолчал. – Ладно, я на чердак, посмотрю периметр, ты давай в подвал, а потом к забору пойдем. За детской песочницей в лесу целую секцию повалили. Не то лось, не то опять деревенские балуют. Надо будет Хряпе сказать, чтобы он попросил профессора еще разок послать им пару своих «пациентов», а то они опять забываться стали.

Над моей головой пролетел окурок.

– И окурки ты зря разбрасываешь. Хряпа узнает, на первый раз выпорет, а там... Сходи подними.

– Откуда это Хряпа узнает. Этот окурок сейчас и не найдешь...

– Подними... – Голос звучал спокойно, но в нем была такая угроза, что я невольно попятился назад к стене здания. И как оказалось – вовремя. Скрипнула входная дверь и одновременно по ступеням крыльца затопали ноги. Я вжался в угол между стеной дома и крыльцом, прикрыл глаза и расслабился. Перед моим лицом словно над горячим железным листом заструился воздух.

Из-за крыльца появился высокий молодой парень, наряженный в камуфляж, с черной полоской над правым нагрудным карманом, на которой было выведено «Охрана». Он медленно переставлял ноги и шарил глазами по коротко подстриженной траве газона. Через несколько секунд он наклонился и поднял брошенный окурок. Не разгибаясь, он ткнул окурком в землю, а затем, воровато оглядевшись, выдернул кустик травы и сунул под него свой окурок. Приладив травку на место, он придавил ее подошвой армейского ботинка, махнул ладонью о ладонь, отряхивая землю, и удовлетворенно пробормотал:

– Вот так, а то еще карманы пачкать... – С довольной рожей он оглядел окрестности, мазнув по мне невидящим взглядом, и двинулся к крыльцу, бормоча себе под нос: – В подвал... Что в этом подвале делать?.. Пустые стены и ни одной бабы... – Снова скрипнула входная дверь.

Я вышел из своего угла и тоже двинулся к крыльцу. Поднявшись по ступенькам, я подошел к высоким, окрашенным в зеленый цвет, двойным дверям и прислушался. За дверями было тихо. Голубой след входил в правую створку, и я потянул ее за скобу ручки. Дверь, скрипнув, отворилась. Я шагнул внутрь здания. Моя путеводная ниточка тянулась влево по пустому коридору. Крадучись я направился за ней. Коридор повернул направо, и след, сразу за поворотом, ткнулся в закрытую дверь. Я потянул за ручку, и дверь, на этот раз бесшумно, отворилась. За ней находилась лестничная площадка. Ниточка следа ныряла вниз. Я прислушался. Внизу по деревянным ступенькам шлепали ботинки и раздавалось знакомое ворчание:

– ...Двадцать раз на день в этот подвал лазишь, голые стены разглядывать... – Охрана совершала обход.

Я, аккуратно ставя ноги на ступеньки, последовал за охранником. По мере спуска, а лестница имела три пролета вниз, освещение становилось все слабее, пока наконец не установился ровный полумрак. Охранник шел уверенно, явно никого не надеясь повстречать в подлежащем осмотру месте. Спустившись по последнему пролету, я оказался на каменном полу высокого сводчатого подвала, стены и своды которого были выложены красным, хорошо обожженным кирпичом. Сырости в подвале совершенно не ощущалось. Похоже, это сооружение было изготовлено две-три сотни лет назад. Оно слишком уж не гармонировало со стоящим над ним советским деревянным зодчеством.

Я сразу увидел охранника и поспешил отступить в тень лестницы. Тот вел себя достаточно странно – касаясь правой рукой кирпичной стены, он медленно двигался вдоль нее по совершенно пустому подвалу и при этом глядел себе под ноги. На противоположной от лестницы стене подвала темнел проем коридора, отделанного тем же кирпичом. Охранник медленно приближался к проему в стене, и я приготовился последовать за ним, как только он двинется по коридору – ниточка следа вела именно в этот коридор.

Однако, дойдя до проема, охранник слегка запнулся, а затем двинулся мимо проема, скользя поднятой рукой по воздуху, словно кирпичная стена подвала все еще была под его пальцами. Единственным изменением в его поведении стало только то, что он поднял голову и, казалось, разглядывал кирпичную кладку, которой не было. Я метнулся от лестницы к противоположной стене подвала и, пользуясь густым полумраком, начал красться вдоль стены в сторону проема. Охранник продолжал свой странный обход по периметру подвала. Скоро он достиг лестницы и, пробормотав: «Вот голый подвал и ни одной бабы...», начал восхождение к свету. А я подошел к проему и с изумлением уставился на тонюсенькую, в волос толщиной, но ярко светившуюся сочным изумрудным светом трещинку, пересекавшую пол подвала от угла до угла проема.

Чего я здесь никак не ожидал, так это встречи с подобной трещинкой, поскольку она являла собой переход! Причем переход уже был открыт постоянным мощным заклинанием и пройти через него было очень просто. Достаточно было его видеть и перед Шагом трижды плюнуть через левое плечо. Во всяком случае, именно так я понял ту пару знаков, которые слабо светились на полу у левого угла коридора.

Голубой Данилкин след беспрепятственно пересекал границу миров и, посверкивая, исчезал в темноте коридора. Я встал перед трещинкой, трижды смачно плюнул через левое плечо и сделал Шаг. Перешагнув черту, я оглянулся и увидел ту же, только чуть потемневшую трещинку. Значит, переход был двусторонним. Я с облегчением вздохнул – дорога назад была открыта. Рядом с чертой, на чистом кирпичном полу подвала шипели, испаряясь, три моих плевка. Я правильно понял – нужно было именно плюнуть, а не изобразить плевок, как мы это обычно делаем. Моя слюна, похоже, гасила наговор от вторжения. Я вздохнул и двинулся в глубь коридора.

Становилось все темнее. Свет, падавший из подвала, тускнел, а в самом коридоре освещения не было. Я бесшумно двигался вдоль слабо светившейся голубенькой ниточки света, благословляя Данилу за его детскую жизнерадостность, оставляющую такой ясный отпечаток. Думаю, след Юрки давно бы уже погас.

В каменном коридоре было на редкость сухо, а кроме того, видимо, действовала какая-то вентиляция, потому что я постоянно ощущал на щеке слабое, освежающее движение воздуха. Но всему на свете приходит конец, закончился и этот занимательный коридор. След потянулся пологой спиралью вверх, а моя нога наткнулась на каменную ступеньку. Я начал подъем по спиральной лестнице.

Где-то на десятой ступени по каменной стене мазнул первый, неуверенный блик странного багрового света. По мере подъема тьма вокруг меня все больше отступала и сменялась пляшущим багровым сумраком. Наконец я увидел над собой дымный факел, который держала на стене отлитая из темного металла рука. Факел озарял своим пламенем каменную площадку, которой заканчивалась лестница. Я понял, что поднимался внутри каменной башни.

Площадка, на которую я вышел, одним краем обрывалась в провал винтовой лестницы, другим – упиралась в глухую стену, имевшую глубокую арочную нишу, перегороженную некрашеной деревянной дверью. Все полотно двери было покрыто замысловатой резьбой с повторяющимся геометрическим орнаментом, бегущим по периметру двери. С двух сторон площадки в стене башни были вырезаны узкие щели окон, очень похожих на бойницы. Я подошел к одному из них и выглянул наружу.

Узкая щель окна открывалась во двор, обнесенный невысокой каменной стеной. На стене, на фоне слабо голубеющего ранним утром неба, через каждые несколько метров стояли стражники, одетые в одинаковые коричневые кафтаны, желтые узкие штаны, заправленные в высокие темные ботфорты. Грудь и спину стражи защищали тускло мерцающие кирасы. Стражники были вооружены длинными шпагами и короткими кинжалами, у некоторых в руках имелись луки. На головах стражников красовались высокие шлемы, украшенные узкими длинными перьями. Все стоявшие на стенах люди смотрели в сторону окружавшего башню города. Правда, самого города видно не было. Над зубцами стены торчало только несколько высоких, крутых крыш.

В небольшом дворе, затененном стеной, прохаживались двое богато одетых господ, причем голова одного из них, одетого в багровый с золотом камзол, была покрыта широкополой шляпой, украшенной сверкающей золотой пряжкой и массой пушистых перьев, тогда как второй, укутанный в темно-серый, похоже шелковый, плащ, держал шляпу в руке, подметая свесившимися перьями брусчатку площади. В стороне у самой стены старик в зеленой ливрее держал под уздцы статного вороного коня. О чем эти двое разговаривали, слышно не было.

Я перешел к другому окну и увидел панораму города, открывающуюся с высоты, похоже, третьего этажа башни. Видимо, башня, в которой я находился, была угловой, но не наружной, выдвинутой вперед, а внутренней. Она располагалась на стыке стен, уходящих от нее в город и также оканчивающихся башнями. Однако долго размышлять об оригинальности местной архитектуры мне было недосуг. Похоже, я добрался до конца следа, и за этой изузоренной дверью находился Данила.

Я осторожно подошел к двери. Из-за нее не доносилось ни звука. Ни ручки, ни отверстия для замка на ней не было. Никаких заклятий тоже не чувствовалось, однако, когда я попытался легонько толкнуть ее, она оказалась запертой. Я внимательно осмотрел резное полотно и тут же обратил внимание, что один из фрагментов бокового орнамента явно захватан пальцами. Я дотронулся до этого слегка потемневшего, деревянного пятиугольника и попытался надавить на него. Ничего не произошло. А вот когда я попробовал передвинуть его, он легко отошел влево. Внутри двери что-то звонко щелкнуло, и дверь отпрыгнула в сторону, открывая вход в сравнительно небольшой облитый голым камнем зал.

Первое, что бросилось мне в глаза, было огромное каменное ложе, или плита, установленная посреди зала. На этом зеленовато-сером монолите лежала, свернувшись в комочек, маленькая, тоненькая, неподвижная фигурка Данилы. Затем я увидел у противоположной стены средних лет мужчину, одетого по вполне современной московской моде – в фирменные джинсы, джинсовую рубашку, белые кроссовки и синюю бейсболку с надписью над козырьком «California». Рядом с ним маячила какая-то высокая тонкая тень, окутанная темным туманным облаком. Кроме того, в углах комнаты высились неподвижные фигуры в уже виденных пижамных штанах, с до боли знакомыми каменными лицами и пустыми глазами. Только в руках у них были зажаты чудовищные узловатые дубины. Немая сцена взаимного изучения длилась недолго. Хряпин, которого я сразу признал по описанию старлея Чернова, шагнул вперед и произнес:

– Ба! Да у нас гости... – В руке у него появился странного вида арбалет, из барабана которого в мою сторону тускло блеснули наконечники шести коротких болтов.

– И кого же это к нам занесло? – продолжил джинсовый Хряпин, беря меня на прицел. – И главное – зачем? – Его маленькие глазки остро оглядывали мою фигуру и пытались разглядеть, нет ли кого за мной.

Я шагнул в дверь ему навстречу.

– Да вот решил забрать вашего племянника, Эммануил Митрофанович. Загостился он у вашего профессора, я ему получше специалиста подыскал!

Я сделал еще один шаг в направлении каменной плиты. Хряпин, похоже, несколько растерялся от моей осведомленности, но, криво улыбнувшись, процедил сквозь зубы:

– Шустрая нынче молодежь пошла. Что-то я не помню, чтобы нас друг другу представляли. Может, назоветесь, а то я незнакомому человеку не могу доверить любимого племянника. Тем более что ему и здесь совершенно ничего не угрожает.

– Нас действительно друг другу не представляли, да я особенно и не горю. Мне и знакомых мерзавцев хватает. И потом, я же не собираюсь у вас тут задерживаться. Мне только мальчика забрать.

В этот момент окутанная мрачным облаком тень качнулась и поплыла в сторону противоположной стены, по направлению к видневшейся там двери. Ее бесшумное, расплывчатое движение буквально завораживало, приковывало к месту. Однако я, правда, с определенным усилием, сделал очередной шаг к Даниле. Хряпин тоже шагнул ко мне навстречу и, уже не скрывая злобы, прошипел:

– Слушай, ты, щенок, ты еще можешь попробовать сохранить свою шкуру, если будешь бежать достаточно быстро. Но если ты задержишься еще на пару секунд...

И тут со стороны противоположной стены донеслось глухое шипение, в котором каким-то шестым чувством я разобрал слова:

– Он прошел границу миров. Он специально подготовлен, он маг. Вам его не остановить разговорами... – И облако мрака исчезло, словно всосавшись в закрытую дверь. Обнаженные ребята подняли свои дубины и, сверкнув стекляшками пустых глаз, шагнули из своих углов.

В тот же момент я, прикрыв левой ладонью глаза, ничком бросился на пол и, выбросив вверх правую руку, щелкнул пальцами. В ответ на мое движение под потолком вспыхнула на одно мгновение немая, ветвистая и ослепительно белая молния. Одубиненные детишки Единого-Сущего замерли на месте с выжженной сетчаткой глаз и шоком центральной нервной системы, однако Хряпе, как его называли подчиненные, удалось вовремя натянуть на глаза козырек бейсболки и даже нажать на курок своего арбалета. Короткая стальная стрела ударила в плиту, на которой лежал Данила, и ушла в потолок, теряя свою убойную силу.

Я перекатился по полу и, вскочив, выбросил в сторону Хряпы левую руку, выпуская свою первую иглу. Она тоненько взвизгнула и вошла стрелку точно в позвоночный столб между третьим и четвертым шейными позвонками. Он оглушительно завопил и повалился на пол – у него была парализована нижняя часть тела. Пронзительно воя, он скреб левой рукой по камню пола, а правой, не глядя, нажимал курок арбалета. По залу в разных направлениях завизжали смертельные тени и, как ни странно, один из болтов нашел цель. Ею оказался бессмысленно размахивающий своей дубиной верзила. Когда стрела пробила ему глаз и с хрустом вошла в череп, он странно дернулся, застыл, а потом плашмя рухнул на камни, не издав ни звука.

Но все это я зацепил взглядом, когда уже захлопывал за собой створку изузоренной двери, унося на своем плече легкое тело Данилки.

Вы никогда не пробовали бежать вниз по темной лестнице с восьмилетним ребенком на руках? И не советую пробовать. Правда, мне удалось пустить впереди себя блуждающий огонек, но его света хватало лишь на то, чтобы не врезаться в стену. Я почти скатился по каменным ступеням к началу коридора, и тут Данила глубоко вздохнул и, не открывая глаз, тихо проговорил:

– Дядя Илюха, я сам дальше пойду...

Я осторожно опустил его на пол. Данила поморгал, словно от яркого света, а потом ухватился за ремень моих брюк, и мы, по возможности быстро, направились по коридору в сторону санатория.

Когда мы достигли выхода из коридора, я обратил внимание на то, что трещина между мирами слегка изменила свой цвет. Придержав Данилу за плечо, я остановился и опустился на колени над границей. Здесь явно кто-то недавно побывал. И изменил пароль-заклинание. Если бы мы не остановились, а плюнув через правое плечо, перескочили через границу, в лучшем случае оказались бы в неизвестном мире, а скорее всего нас просто размазало бы по переходу. Необходимо срочно разобраться с новым заклинанием, а из темноты коридора, позади нас, уже доносилось бряцание кирас.

Я постарался успокоиться и внимательно оглядел зеленоватую трещину. Так и есть. Теперь два выведенных цветным мелком небольших знака располагались на разных концах границы. Я наклонился, пытаясь поподробнее рассмотреть начертание знаков, и вдруг увидел идущую от одного знака к другому дорожку из уложенных одна к одной песчинок. Это была самая примитивная ловушка. Поставивший ее мог рассчитывать только на нашу торопливость и невнимание. Я не стал разгадывать связывающее заклинание, а просто убрал несколько песчинок из пересекавшей коридор дорожки. Трещинка границы ярко вспыхнула и ее цвет стал прежним. Значит,восстановились прежние условия перехода.

Я повернулся к Даниле:

– Слушай меня внимательно! Сейчас ты плюнешь три раза через правое плечо и сделаешь шаг через вот эту черточку. Ты ее видишь?

– Вполне отчетливо.

– Только плюй как следует. Слюной. Когда окажешься за чертой, сразу прижмись к стене и подожди меня. Понял?.. – Данила молча кивнул. – Давай!

Он повернул голову направо и трижды добросовестно плюнул через плечо, а затем смело шагнул через трещину перехода. Такого энергичного Шага я еще не видел. Поневоле я вспомнил, как сам делал первый самостоятельный Шаг через переход. Я вспомнил, как дрожали у меня коленочки, хотя меня сопровождал Учитель, и я прекрасно знал, что это такое. Видимо, действительно дети смелее взрослых... Или безрассуднее.

Однако долго предаваться воспоминаниям мне было некогда. Факелы за спиной разгорались все ярче. Я возвратил убранные песчинки на место и прошептал короткую фразу. Дорожка из песчинок запульсировала оранжевым ожидающим светом. Я встал на ноги, трижды плюнул через правое плечо и сделал Шаг. Краем глаза я увидел, как схлопнулся за спиной оранжевый свет, а трещина перехода, привспыхнув, изменила оттенок цвета.

Но порадоваться мне не дали. Сразу за переходом здоровенный детина с хищным лицом и в камуфляже уже был готов опробовать на мне свое мастерство каратиста. Судя по стойке, парень был из наших доблестных ВДВ. Второй охранник, уже знакомый мне ходок по подвалам, пытался удержать извивающегося Данилу. Использовать вспышку было нельзя, поскольку Данила тоже мог пострадать. Поэтому, сразу уйдя от нападавшего верзилы в сторону и в кувырок, я выпустил вторую иглу. И тут же с отчаянием подумал, что промахнулся – десантник молча продолжал свое грациозное змеиное движение. Однако через мгновение он словно споткнулся, его лицо исказилось, ноги подогнулись, словно ватные. Молча ткнувшись лицом в кирпичный пол, он ритмично задергался. Второй охранник, увидев, что произошло с его напарником, испуганно замер, а затем отпустил Данилу и неловко боком уселся на полу, не сводя с меня отчаянного взгляда.

И тут как раз подоспели громыхающие кирасами ребята с той стороны перехода. Четыре факела ярко освещали группку из десяти-двенадцати человек в коричневом обмундировании со шпагами и кинжалами в руках. Впереди бежал, судя по роскошным галунам на плече, офицер. Наш милый друг в камуфляже, сидевший на полу подвала, уставился на ребят с оружейным раритетом в руках, словно на экран кинотеатра, с ужасом и восхищением.

Первым налетел на расставленную мной ловушку офицер. Вытянув вперед руку с зажатой в ней витой гардой великолепной шпаги, он вмазался в переход, как в зеркальное стекло шикарной витрины. Только это стекло не лопнуло под его натиском. Наоборот, последовала неяркая вспышка, и блестящий офицер на мгновение завис в воздухе, а затем стал плоским, словно он был вырезан из разноцветной бумаги и наклеен на стекло. Только на секунду его плоская рожа с широко распахнутым ртом висела против нас, жутко подсвеченная багровым мечущимся светом факелов, а затем словно гигантская мокрая тряпка махнула по плоскости перехода, стирая цветной рисунок и оставляя за собой грязный, противный мазок.

Бежавший следом за офицером солдат остановился как вкопанный, вытаращив глаза на остатки своего начальника, но следующий со всего размаха врезался в него и вытолкнул на зеленеющую трещину. Повторилась предыдущая картина, с той только разницей, что перед тем как по стеклу перехода прошваркала мокрая тряпка, сплющенного воина словно порывом ветра свернуло в трубочку.

Следующий, совсем молодой парнишка, спасся только потому, что, врезавшись в своего товарища, запутался в ножнах и растянулся на полу. Зато бежавший за ним, споткнувшись о юнца, покатился кубарем и, ткнувшись в стекло границы, превратился в плоское изображение какого-то колобка, руки и ноги которого находились внутри его тела. Каждое касание границы перехода сопровождалось неяркой зеленоватой вспышкой, но мы с Данилой были уже у деревянной лестницы, ведущей прочь из подвала. Поставив ногу на первую ступеньку, я еще раз оглянулся, и мне показалось, что голова охранника, сидевшего на полу рядом с молча корчившимся телом его товарища по службе, побелела.

Пропустив Данилку вперед, я начал быстро взбегать по деревянным ступенькам. Вот мы оказались в коридоре, и, метнувшись за угол, я распахнул дверь в дорогое, родное, летнее подмосковное утро.

Моя радость была преждевременной. Недалеко от крыльца, перекрывая нам дорогу к воротам, стоял полный, высокий мужчина в белом фланелевом костюме и рубашке с вышитым воротом. За ним, расставив ноги и набычив головы, расположилось человек восемь пустоглазых атлетов из числа детей Единого-Сущего в пижамных брюках, дальше, уже на самой асфальтовой полосе и по ее обочинам топталось еще с дюжину таких же «детишек». Я растерялся. Было понятно, что к машине нам не прорваться. В левом кулаке у меня оставалось только две иглы, а напугать этих ребят муками двух их товарищей вряд ли удастся. Данила спокойно стоял справа от меня. Он, похоже, уже полностью оправился от своего ненормального сна.

Увидев нас, толстый мужик заорал неожиданно высоким голосом:

– Я директор этого санатория. На каком основании вы ворвались на охраняемую территорию, являющуюся частной собственностью? Кто вы такой?

– Уважаемый господин директор... – попытался я решить дело миром, – я не ворвался, а спокойно зашел за сыном моего друга, похищенным неким господином Хряпиным, несомненно, вам знакомым. Если вы позволите нам спокойно покинуть ваши частные владения, то, возможно, сумеете избежать серьезных неприятностей. В противном случае...

– Оставьте мальчишку, и я отпущу вас, – вдруг заявил он.

– Нет! Мы уйдем вместе.

– В таком случае... – он улыбнулся, – ...в таком случае можно считать, что вы пропали без вести.

И он коротко кивнул в нашу сторону.

Похоже, он был твердо уверен, что все пути, по которым мы могли уйти, отрезаны, но у меня было такое ощущение, что одна тропочка у нас все-таки еще оставалась. Только я никак не мог вспомнить, где она пролегала.

Обнаженные ребята, повинуясь кивку директора, двинулись в нашу сторону. Надо сказать, что двигались они достаточно быстро и ловко, хотя оставалось ощущение, что их кто-то ведет, как кукол. Я оторвал взгляд от надвигающихся бессмысленных лиц и оглядел территорию санатория, огороженную зеленым двухметровым забором. Клумбы, дорожки, качели, немного в стороне детская песочница, левее чуть дальше несколько беседок, за ними пустой облупленный фонтан... И тут мой взгляд метнулся назад к детской песочнице. За ней действительно начинался лесок, в котором, по полученным мной агентурным данным, была выломана целая секция забора.

Я схватил Данилу за руку, и тот, словно уже зная направление броска, одновременно со мной рванул в сторону песочницы. Директор странно хрюкнул, видимо, от неожиданности, а потом разразился серией глухих непонятных воплей. Через секунду обнаженные по пояс ребята, мелькая штанишками пастельных тонов, припустились за нами.

Мы нырнули в лесок и почти сразу же наткнулись на пролом. Покинув территорию санатория, я собирался свернуть вдоль забора в сторону оставленной «пятерки», но тут мне в голову пришла мысль, что около машины нас скорее всего уже поджидают. Кто бы ни командовал этим чудным санаторием, дураком он не был, и уже, видимо, обыскал окрестности на предмет обнаружения моего транспортного средства. Поэтому мы побежали дальше в лес, забиваясь в чащу и стараясь сбить со следа погоню.

Лес был совершенно диким, с густым кустистым подлеском, множеством поваленных деревьев, отломанных толстых веток, догнивающих в траве. Особенно высокой скорости в таком лесу не разовьешь. Тем более что мы совершенно не знали, куда бежать, где можно найти помощь. Сначала нам вроде удалось оторваться от своих преследователей, их топот затих далеко позади. Но через несколько минут стало ясно, что в отличие от нас наши противники повели планомерную облаву и, уже оцепив большой участок леса, начали его методично прочесывать.

Мы заметались. Сначала я рассчитывал выйти на одиночных одного-двух преследователей и, уложив их иглами, выйти из окружения. Но скоро увидел, что преследователи грамотно построили цепь, и даже уничтожив одного из них, я не обману всю погоню. Нас все дальше оттесняли в чащу и все плотнее охватывали кольцом. У меня оставалась последняя, малюсенькая надежда, но связана она была только с магической закономерностью, которая вполне могла и подвести.

Но нам повезло. Ее увидел не я, а Данила. Дернув меня за ремень джинсов, он ткнул пальцем в торчавший из старой хвои пенек и спросил:

– Дядя Илюха, ты не это ищешь?..

От пенька в сторону рядом стоящей молоденькой рябины змеилась сиявшая зеленым люминесцентным светом трещина. Мы подбежали к ней. За трещинкой продолжался все тот же замусоренный лес, через который в нашу сторону ломились «детишки» с бугристыми мышцами, неподвижными лицами и остекленевшими глазами. Переход был закрыт. Его надо было активировать. Я тщательно проследил направление трещины, а затем стал забрасывать ее старой хвоей, одновременно складывая подходящее заклинание.

Закончив маскировать границу перехода, я снова сжал кулак и, резко его раскрыв, связался с Антипом, и теперь уже он ответил вполне проснувшимся тоном.

– Ты выезжаешь?..

– Нет! В подвале этого санатория переход!..

– Вот это да! – Он, видимо, имел желание продолжить выражение своего удивления, но я его перебил.

– Я был на той стороне и вывел Данилу. Но на нас здесь устроили облаву, и нам придется уходить снова через переход! Через другой переход... – уточнил я. – Обязательно займись этим санаторием! Здесь творятся странные, жуткие вещи. Познакомишься с пациентами этого санатория – все поймешь. Эта секта – «Дети Единого-Сущего» – просто ширма для какой-то страшной игры. Если я задержусь, успокой моих! Все! Нам пора!..

Я, отключив связь, встал рядом с Данилой над замаскированной трещинкой и сказал:

– Я буду читать странные глупые стихи. Слушай внимательно, когда я скажу слово «шаг», надо будет шагнуть через переход. Понял? – Данила утвердительно мотнул головой. Я начал читать. Стихи были действительно корявые, но по моим прикидкам должны были вскрыть переход для двоих. А больше мне ничего и не надо было. Публиковать их в литературном журнале я не собирался.

Мы нашли в траве жучка,

Мы нашли в реке рачка,

А знакомый нам удод

Видел тропку-переход.

Он нам тропку показал,

Сам уехал на вокзал.

Только тропка-переход

Нам покоя не дает...

При этих словах из кустов, метрах в пяти от нас появилась голая по пояс фигура и двинулась в нашу сторону. Я, не оглядываясь и не переставая читать, взмахнул рукой, и очередная игла вошла через неподвижный зрачок в его мозг. Он тут же рухнул и замер. Только его ноги продолжали двигаться, сдергивая траву задниками спортивных тапочек. Данила даже не повернул голову.

Если в небе солнца нет,

Если гаснет звездный свет,

Если в спину дышит враг,

Надо сделать этот Шаг!

С последним словом мы шагнули вперед.

Сверкнул зеленоватый блеск, и я в испуге зажмурил глаза. Когда я их открыл, вокруг шумела листва, перекликались птицы, теплые солнечные пятна ползали по прошлогодней хвое. Данила стоял рядом со мной и, закрыв глаза, улыбался. Я повернулся и посмотрел назад. Старый пенек и рябинка стояли на своих местах, а между ними чернела полоса перевернутой хвои. Моя попытка замаскировать переход оказалась напрасной. Он был односторонним и разовым. Наверное, еще не успел созреть. Теперь нам предстояло найти дорогу домой, в свой родной мир. Данила вздохнул и сделал первый шаг по тропинке, бегущей к солнцу.

5. СОНЯ

...А дети везде любопытны, смешливы, прекрасны и неповторимы... Везде!!!

Мы с Данилой брели по лесу уже около двух часов, когда до наших ушей донеслись звонкие, ритмичные звуки барабана. Они складывались в какую-то знакомую мелодию, которую я никак не мог уловить. Мы переглянулись и двинулись в сторону барабанной дроби. Через несколько минут лес слегка расступился, и в просвете мы увидели большую поляну, заросшую высоким разнотравьем, с большим количеством желто-фиолетовых цветов, напоминавших наши родные иван-да-марья. Посреди поляны стоял... Заяц.

Заяц был темно-бурого цвета и совершенно невероятного размера. Если бы я встал с ним рядом, он ушами доставал бы мне до пояса. Задние лапы Зайца тонули в траве, а в передних он сжимал деревянную толкушку для картошки и такой же молоток для отбивания мяса. Этими кухонными принадлежностями он колотил по барабану, который располагался перед ним, извлекая слышанную нами бравурную мелодию, в которой я наконец узнал марш из оперы Джузеппе Верди «Аида». При этом Заяц в такт ударам мотал ушастой головой, а из-под верхней губы у него задорно поблескивали два огромных белоснежных резца. Я сразу вспомнил свой сон, с которого начался сегодняшний сумасшедший день.

Данила стоял рядом разинув рот и с восхищением наблюдал за музыкальными упражнениями сказочного животного. Я наклонился и прошептал ему на ухо:

– Сейчас он бросит свои колотушки и достанет губную гармошку...

Заяц тут же прекратил колотить в свой барабан и повернулся в нашу сторону. Он действительно, как в моем сне, внимательно вгляделся в скрывавшую нас листву, а затем шагнул в нашу сторону, но, вместо того чтобы бросить в траву свою кухонную утварь и достать губную гармошку, шепеляво проговорил:

– А я фаш фижу. Фыхотите, а то... – И он вскинул свой деревянный молоток.

Я невольно засмеялся и, раздвинув кусты, вышел на поляну. Данилка двинулся за мной.

Фигурка Зайца вдруг подернулась странной рябью, в воздухе что-то негромко хлопнуло, и на месте Зайца оказалась маленькая девочка лет шести. Кроме коротенького бурого платьица на ней ничего не было. Лохматая, темноволосая головка не носила даже следов здоровенных, лопоухих ушей, которые украшали голову Зайца. Сжимая в тоненьких ручках свои колотушки, она, наклонив голову, с бесстрашным интересом разглядывала нас своими черными, блестящими глазенками.

Данила остановился. Его подвижное личико выражало такое изумление, что девчушка заливисто рассмеялась. А когда Данилка начал озираться по сторонам в поисках того замечательного Зайца, который только что выколачивал дробь на барабане, эта хохотушка просто присела в траве и согнулась пополам от хохота. Я, признаться, тоже был несколько озадачен, хотя быстро сообразил, что веселый Заяц и эта не менее веселая девчушка – одно и то же существо. Мне только было непонятно, был ли это наведенный морок или девочка действительно может перекидываться зайцем. Я слегка подтолкнул Данилку в спину, и мы двинулись к центру поляны.

Девчонка наконец перестала хохотать и, сидя на корточках, разглядывала нас хитреньким глазом. Когда мы подошли поближе, она без всякой шепелявости произнесла:

– Какие вы смешные... – Мы присели рядом с ней и немного помолчали, разглядывая друг друга. Наконец девочка не выдержала и сказала: – Меня зовут двуликая Соня, это не потому, что я спать люблю, просто так меня мама называет. А вас?..

– Меня зовут Илья, или дядя Илья, как тебе больше понравится, а моего друга, – я положил руку Данилке на голову, – Данила. А ты откуда здесь в лесу появилась? – попытался я перехватить инициативу.

– А я живу здесь...

– В лесу?

Девчонка снова захихикала.

– Нет. Как можно жить в лесу. Я же человек, а не зверек... Вон там наша деревня. – Она ткнула своим деревянным молотком в сторону зарослей за своей спиной.

– А что ты здесь делала? – вступил в расспросы Данилка.

Девчонка лукаво взглянула на него.

– Ты же видел – на барабане играла. Я всегда играть на барабане в лес ухожу. Мама говорит, что в деревне я уже всех оглушила, а в лесу я никому не мешаю. А барабан мне дедушка подарил, – гордо добавила она.

– А мне показалось, здесь заяц был... – разочарованно протянул Данила. Девчонка снова захихикала.

– Был заяц, был... – успокоил я Данилу. – Вот он, этот заяц. – Я кивнул в сторону девочки.

– Ты – заяц?.. – недоверчиво протянул Данила.

– Ага. – Девчонка утвердительно мотнула головой, а затем внимательно посмотрела Даниле в лицо.

– А ты кто? Тоже зайчик?.. Нет, непохоже! Ты, наверное, волчок, да? – Девочке очень хотелось угадать.

– Я – человек, и больше никто! – гордо отрезал Данила.

Девочка недоверчиво уставилась на него.

– Ты что, до сих пор одноликий? – В ее глазенках плясало недоверие. – Врешь, да? Ты, наверное, в хорька перекидываешься, только признаться стыдно! – Она явно начала поддразнивать Данилу. Тот выпрямился во весь свой восьмилетний рост.

– Кто в хорька перекидывается? Сама ты – хорек ушастый! – От обиды он, казалось, готов был расплакаться. Мне, пожалуй, пора было вмешаться.

– А в кого ты еще умеешь перекидываться? – спросил я у девчушки, отвлекая ее внимание и остренький язычок от Данилки. Она сразу повернулась ко мне, и ее глазенки засветились, изучая меня.

– Я же сказала – я двуликая. Заяц – мой второй лик. Но дедушка говорит, что я еще не один лик получу. Он говорит, я... талантливая. Вот. – Слово «талантливая» ей, по-видимому, очень нравилось.

– А дедушка твой тоже может перекидываться? – Я старался забросать девчушку вопросами.

– Дедушка уже старый. У него только три лика осталось – дедушка, лев и коршун. Да и те... – она пренебрежительно махнула ручкой, – ...дряхленькие.

– А раньше он много ликов имел? – не давал я ей передыху.

Она смущенно потупилась, словно ее поймали на хвастовстве, и тихо пробормотала:

– Нет, всего четыре. Только кот совсем плохо получался, а лев без гривы, а коршун зеленый...

– Да?.. А вот твой заяц – хорош! Прямо загляденье! – похвалил я.

Ее личико сразу засияло:

– Правда?!

Данила, конечно, тут же встрял.

– Ага! Только здоровый, как телок, и зубы на лопаты похожи...

Напрасно он так. Девчонка обиделась. Повернувшись к нему, она распахнула свои глазки, набрала полную грудь воздуха и, задержав дыхание, лихорадочно придумывала, как ему отомстить. Наконец она, не в силах уже больше удерживать воздух внутри, выдохнула:

– Сам... хорек!

– Так, – немедленно вмешался я, – ты, Данила, перестань ее дразнить. Я сам видел, что заяц тебе очень понравился. А ты, Сонюшка, не смей обзывать старших! Данила старше тебя и никакой не хорек, а очень симпатичный мальчик!

Девчушка повернулась ко мне, уперлась в меня взглядом и, запинаясь, переспросила:

– Ты... как меня назвал?

Я слегка растерялся.

– Сонюшка... А что, так тебя называть нельзя?

– Нет, называй, пожалуйста. Меня так еще никто не называет. – Она наклонила головку, на секунду задумалась, а потом на ее личико вернулась довольная улыбка. – Мне нравится...

– Тогда ты мне, Сонюшка, расскажи, много у вас в деревне народу живет? И что, все умеют в кого-то перекидываться?

– А пойдемте со мной! Я вам все покажу и со всеми познакомлю! Пойдемте! – Она вскочила на ноги, обхватила одной ручкой Данилу за шею, другой уцепила меня за майку и с неожиданной силой потащила за собой. Данилка от неожиданности повалился в траву, а я расхохотался.

– Пойдем, пойдем... и не надо нас тащить.

Я встал на ноги, отряхнул майку и трусы вскочившего Данилы от налипших травинок и, ухватив барабан нашей новой знакомой за свисавший ремешок, кивнул ей:

– Веди...

Она вытащила из травы молоток и толкушку и, зажав их в кулачках, запрыгала на одной ножке к ближней опушке леса. Мы с Данилой двинулись следом за ней.

Миновав небольшой перелесок, мы вышли на засеянное поле, за которым виднелись высокие, крытые черепицей крыши над небольшими аккуратными домиками. Деревенька была небольшая. Вернее ее было бы назвать большим хутором, семьи на три-четыре. Скоро мы уже шагали по короткой улице, превращающейся по обеим сторонам от деревни в широкую проезжую дорогу. У одного из домов стояла невысокая, плотная, русоволосая женщина. Соня бегом припустилась к ней, заверещав на ходу своим высоким голоском:

– Мама, мамочка, посмотри, кого я в лесу нашла. Они такие смешные. Им мой заяц понравился...

Женщина заулыбалась, покачивая головой, подхватила подбежавшую Соню на руки и неспешным шагом двинулась навстречу нам. Подойдя, она опустила дочь на землю, забрала из ее ручек «барабанные палочки» и, продолжая улыбаться, молча стала нас разглядывать. Мы, в свою очередь, не спускали глаз с нее. Ее правильное лицо, обрамленное густыми, прямыми, темно-русыми волосами, показалось мне странно знакомым. Еще раз окинув ее пристальным взглядом, я понял, что она очень напоминает женщин, которые в санатории сидели за одним столом с пустоглазыми верзилами в пижамных штанах. Меня непроизвольно передернуло. Данила с удивлением посмотрел на меня.

– Меня называют двуликая Лайта, я мама вот этого зайчишки... – Женщина положила ладонь на темную головку Сони и выжидающе посмотрела на нас.

И тут вмешалась Соня. Она подскочила к нам и зачастила:

– Это вот – Данила, – она ткнула пальчиком в Данилкин живот, – а это – дядя Илья. Данила – очень смешной, особенно когда сердится, – она фыркнула смешком, – а дядя Илья назвал меня Сонюшкой... – Она метнулась назад к матери и, требовательно задергав ее за широкую юбку, потребовала ответа: – Правда красиво, правда?..

– Правда, правда... – улыбнулась мать. – Только, раз уж ты привела гостей, давай-ка сама их и принимай. Покажи, где можно умыться, покорми, приготовь постель на ночь...

– А ты мне поможешь? – Девчушка испуганно смотрела на мать.

– Ну конечно, я тебе помогу, – серьезно ответила та, однако улыбка продолжала прятаться в ее губах. Девочка сразу стала очень серьезной, можно даже сказать, торжественной. Она сделала шаг в нашу сторону, с достоинством поклонилась и важно произнесла:

– Гости дорогие, прошу в наш дом. Мы озаботимся вашим отдыхом, вашей пищей, вашими удобствами. Вам будет хорошо. – При этом она своей маленькой ручкой сделала плавный приглашающий жест в сторону дома.

Данила почесал свой лохматый затылок и качнулся вперед, собираясь двинуться к дому, но я удержал его, положив руку на его плечо. Он вопросительно стрельнул глазом в мою сторону. Я скорчил совершенно серьезную рожу и старательно повторил поклон Сони. Данила, спохватившись, тоже неуклюже поклонился.

– Спасибо, маленькая хозяйка, за предложенное гостеприимство. Мы идем издалека и далеко, поэтому с радостью и благодарностью примем твою заботу о нас. – Я старался придерживаться взятого Соней торжественного тона.

После моих слов двуликая Лайта несколько ошарашенно посмотрела на нас, зато мордашка Сони стала совершенно счастливой. Потеряв всю свою торжественность, она подскочила к нам, схватила нас за руки и потащила к дому. Улыбаясь, мы двинулись за ней. Ее здоровенный барабан колотился о мою ногу.

Таким порядком мы поднялись на крыльцо. Соня выпустила наши руки и налегла на тяжелую деревянную дверь, потемневшее полотно которой было изрезано простенькой резьбой. Дверь отворилась, и мы вошли в прохладу небольшой прихожей.

– Ваша комната наверху, под крышей. Там у нас останавливаются все гости, – снова зачастила Соня. – Вот тут у нас туалет, – она указала своим крошечным пальчиком на неприметную дверь в дальнем конце прихожей, – там можно умыться и пописать. Кушать мы будем в столовой, пойдем я сразу покажу... – И маленькая стремительная ракета рванула по небольшому коридору в глубь дома. Мы поспешили за ней и услышали тихий, довольный смех за спиной. Я оглянулся, мама Сони стояла в дверях и, улыбаясь, качала головой.

Столовая была довольно просторной, с большим обеденным столом посередине и резным буфетом у одной из стен. Широкое окно выходило на улицу.

– Ужинать мы будем через... – Соня стрельнула глазами на мать, и я заметил, как она исподтишка показала два растопыренных пальца, – ...через два часа. А сейчас я провожу вас в комнату.

Когда мы проходили через прихожую к лестнице, ведущей наверх, Данила вдруг проворчал:

– А почему ты, заяц, говоришь «ужинать»? Мы еще и не обедали.

Соня немного притормозила и с достоинством ответила:

– Еда вечером называется ужин. Такие большие мальчики должны это знать. Если вы не обедали, значит, за ужином съедите побольше. – Потом она выразительно пожала плечами и добавила: – Не станем же мы изменять название еды из-за того, что ты не соблюдаешь режим.

Данилка вдруг покраснел, а я чуть не расхохотался. Хорошо, что в этот момент мы достигли дверей предназначенной нам комнаты.

А комната эта удивительно походила на ту, в которой я останавливался, когда приезжал к Ворониным на дачу. Расположена она была также под крышей, также была обита желтой сосновой доской и янтарно светилась в лучах вечернего заходящего солнца. Только вид из небольшого окна показывал не розовые Светкины кусты и не соседний, навсегда недостроенный коттедж, а чистую улочку и поле с колышущимися колосьями на нем. Да еще в этой комнате стояли две узкие кровати. Мы с Данилой вошли в комнату, а сзади раздался голос Сони:

– Вы осмотритесь, а я пойду маме помогу. – И она, осторожно прикрыв дверь, затопала по лестнице вниз.

Данилка подошел к окну и прижался лбом к стеклу, а я уселся на одну из кроватей и внимательно огляделся. Кровати были застелены. На них лежали небольшие подушки в цветных наволочках и легкие покрывала. В стене я заметил стенной шкафчик и, открыв его, обнаружил только две пижамы. Они были одинакового размера и, пожалуй, подошли бы Данилке, но мне, с моим почти двухметровым ростом, они были безусловно малы.

Когда я повернулся, чтобы поделиться с Данилой своими находками, я увидел, что его плечи вздрагивают. Мальчишка плакал, уткнувшись в стекло.

Я подошел и молча обнял его за плечи. Он повернулся ко мне, уткнулся лицом мне в живот в районе желудка и, хлюпнув носом, начал незаметно вытирать глаза о мою футболку. Так мы постояли несколько минут. Затем я усадил его на одну из кроватей, сам уселся рядом и вполголоса сказал:

– Давай-ка, друг Данила, расставим акценты...

ИНТЕРЛЮДИЯ

Светлана Воронина очень гордилась своим сыном. В душе. Она никогда и нигде не хвасталась его умом, памятью, воспитанностью или успехами в учебе, а тем более не делала этого в присутствии самого Данилы. И все-таки она была убеждена в неординарности своего первенца. Ему шел восьмой год, и он перешел во второй класс элитной школы, которую почему-то переименовали в лицей. Учился он очень хорошо, хотя отличался очень независимым характером.

Но сегодня он, вернувшись из школы, вытащил из ранца дневник и молча развернул его на столе перед носом своей матери. Внизу открытой страницы бегущим «учительским» почерком было выведено: «Прошу родителей явиться в школу к заведующей учебной частью», дальше шла неразборчивая подпись.

Светка минут пять изучала запись в дневнике своего сына, приходя в себя от вызванного ею шока и давя в себе рвущийся наружу вопль «Что ты там натворил???». Она была дисциплинированным, сдержанным человеком и поэтому, заучив дневниковую запись наизусть, спросила ровным без модуляций голосом:

– Ну и что ты там натворил?

Данила подал ей ручку и попросил:

– Ты распишись, что видела.

Светлана поставила рядом с подписью завуча свою закорючку и снова подняла вопрошающие глаза на сына.

– Я, мамочка, ничего не натворил. Я только обратился к Елене Николаевне с небольшой просьбой, а она сначала спорила со мной, а потом нарисовала вот это безобразие. – Он тряхнул раскрытым дневником.

– И все-таки... – настаивала Светлана.

– Я думаю, что Елена Николаевна сама тебе все расскажет.

– И как ты думаешь, можно отцу показать твой дневник?

Это был удар ниже пояса. В глазах Данилы промелькнул испуг – отца он побаивался. Но недрогнувшим голосом, в меру независимо, он ответил:

– Ну, если ты считаешь необходимым... – перекладывая всю возможную ответственность за такой явно, по его мнению, неразумный поступок на мать.

– А Ирина Алексеевна в курсе твоего общения с заведующей учебной частью школы? – Ирина Алексеевна была классным наставником Данилы, который уже втерся к ней в любимчики.

– Нет. Из беседы с ней я понял, что она не может выполнить мою просьбу. Это в компетенции... – Данила произнес это, недавно узнанное, слово с небольшой запинкой, – ...только Елены Николаевны.

На этом сын закончил разговор, подхватил свой ранец и отправился в свою комнату выполнять домашние задания.

– Я надеюсь, тебя из школы не исключают?.. – бросила ему вслед мать свой последний вопрос, на что получила крик из-за двери:

– Нет!..

На другой день Светлана вошла в кабинет завуча, оставив на всякий случай Данилу в коридоре. Елена Николаевна, невысокая стройная женщина в возрасте, приближающемся к среднему, с холодноватыми строгими глазами, точными движениями и железной выдержкой, не первый год работала в школе и хорошо знала этот причудливый, неповторимый мир. Ей приходилось разбирать немало запутанных, законспирированных ситуаций, участниками которых были дети разного возраста, темперамента, социального слоя, но сейчас она была в явном замешательстве. «Похоже, Данила и ее поставил в тупик», – подумала Светлана, представившись и увидев реакцию завуча на свою фамилию.

– Сын рассказал вам, почему я пригласила вас в школу? – поинтересовалась Елена Николаевна.

– Вы знаете, нет. Он сказал, что вы сами мне все расскажете.

– То есть вы хотите сказать, что он не рассказал вам о тех требованиях, которые он выставил к школе?.. – удивилась Елена Николаевна. В то же время она с невольным уважением к восьмилетней малявке подумала: «Значит, он даже не попытался сделать из матери своего единомышленника». А у Светланы в голове промелькнуло: «Господи! Данила выставил какие-то требования к школе», – ведь для нее это было все равно что потребовать, ну, например, отставки президента России. Причем на полном серьезе, как все, что делал Данила.

– Так... – прервала молчание Елена Николаевна. – Ну вот, значит, так... Вчера после занятий ваш сын явился ко мне в кабинет и убедительно попросил уделить ему десять минут для серьезного разговора. Обратите внимание, уважаемая Светлана Васильевна... – Завуч незаметно заглянула в лежащую перед ней тетрадку, подсматривая имя и отчество посетительницы, а Светлана облегченно вздохнула – почтительное обращение оставляло надежду на то, что требования, выдвинутые Данилой, не были неисправимо наглыми. Завуч между тем продолжала: – ...Я передаю сказанное вашим сыном почти дословно! Так вот. В этом кабинете ваш сын предложил мне официально освободить его от изучения некоторых школьных предметов, включенных в программу обучения. Причем его обоснования этого требования!..

– Какие предметы? – перебила завуча Светлана.

– Что? – не сразу поняла Елена Николаевна. – Ах... Ну, во-первых, труд. Данила заявил, что уже владеет начатками столярного ремесла и способен починить дома небольшие поломки электроприборов. А лепить из пластилина слоников и всякое другое... «непотребство» он считает бездарной потерей времени! – Елена Николаевна возмущенно воззрела на родительницу, ожидая сочувствия.

– Вы знаете, он действительно много всякого строгает на даче. Они с отцом даже мебель делают. И электричество он дома чинит. Иногда... – неуклюже поправилась Светлана, увидев растерянность на лице завуча.

– Да?.. – Елена Николаевна нервно потерла виски. – Затем он заявил, что не будет больше заниматься физкультурой. Он сказал, что с него достаточно плавания, которым он занимается уже пять лет, и фехтования... А он что, действительно фехтует? – вдруг заинтересованно наклонилась она к Светке.

– Да. У него два раза в неделю занятия в динамовской школе олимпийского резерва. А еще он танцами занимается... – вдруг неожиданно для себя добавила Светка.

– Вот как... – Завуч задумчиво склонила голову.

– Но почему он заявил, что не будет заниматься пением и родной литературой?.. – вдруг возмущенно вспомнила она. – Он мне сказал, что то, что они сейчас проходят, он даже в детском саду не читал!.. А Ирина Алексеевна его так хвалила, – добавила завуч.

– Да вы знаете, он сейчас «Капитанскую дочку» читает... – начала оправдываться Светка.

Глаза у Елены Николаевны широко раскрылись.

– Вот как... – несколько растерянно произнесла она.

– Да. Это он после «Крестоносцев» Сенкевича начал. Он говорит, что Пушкин гораздо сильнее... – неожиданно приврала Светлана.

– Ага... А я вот хотела бы у вас спросить, почему он мне сказал, что не хочет с будущего года изучать географию и историю. Он утверждает, что ему необходимо получить от школы глубокие знания математики, физики, химии, биологии. Остальное ему или совсем не понадобится, или он сам способен это узнать... Похоже, он уже сейчас знает, что ему понадобится во взрослой жизни...

– Давайте лучше у него спросим... – снова перебила завуча Светлана. Не дожидаясь согласия собеседницы, она бросилась к двери и втащила в кабинет Данилу.

– Вот, сын, – обратилась она к нему, – ответь при мне Елена Николаевне на несколько вопросов!

Елене Николаевна бросила на Светлану Васильевну диковатый взгляд и повернулась к Даниле.

– Данила, ответь, пожалуйста, по каким соображениям ты вдруг решил ограничить свое образование четырьмя предметами? Ты вчера мне их назвал. Ты что, не понимаешь, что вырастешь ограниченным человеком, что только знания истории и литературы делают человека интеллигентом в истинном смысле этого слова.

– Да. Я, конечно, с вами согласен... – начал Данила, и Елена Николаевна торжествующе посмотрела на Светлану. Данила совсем по-отцовски потер свой маленький носик и продолжил: – Но давайте все-таки расставим акценты...

Никто не знает, откуда он откопал это выражение, но с тех пор Данила очень часто его использовал в спорах...

6. ЧЕТЫРЕХЛИКИЙ НАВОН

5 июня 1999 года. Я частенько задумываюсь о том, что выражение «что старый, что малый» абсолютно неверно. По-моему, старые люди представляют собой как бы экстракт человечества. Если старик мудр и терпелив — это ваша опора, если старик капризен и глуп — ваше проклятие. Ребенка еще можно научить, воспитать, а старик окончателен и бесповоротен. Старик — это одна из немногих констант на свете...

Данила улыбнулся мокрыми глазами и выдавил сквозь слезы:

– Давай...

– Обрисовываем ситуацию, – начал я свое рассуждение. – Мы смогли вытащить тебя из весьма скверной ситуации...

– Ага, – перебил он меня, – и сразу попали в не менее скверную. – Похоже, он начинал злиться, и это меня обрадовало – значит, он несколько успокоился.

– Я бы так не говорил. Ты был захвачен, по моим сведениям, весьма скверными людьми, и что они собирались с тобой сделать, мы не знаем. Только вряд ли это было что-то хорошее. Особенно если вспомнить тех ребят в широких штанишках, которые пытались нас изловить в этом самом санатории...

– И мою маму... – вдруг добавил Данила тихим, каким-то придушенным голосом.

– Ну-ка, расскажи мне поподробнее, что ты помнишь о маме? – потребовал я.

– Ну, когда она меня ночью разбудила, я ничего не понял. Только лицо у нее было такое... Не ее. И она на меня не смотрела, а как будто... Ну я не знаю... Как будто что-то у меня за спиной было и она это разглядывала. И еще она почти совсем ничего не говорила. Когда я проснулся, она сказала: «Пойдем, тебе надо спастись». Я спросил – куда идти, а она молчит. Я ей говорю: «Может, папу разбудить?» – а она: «Нет, не надо его беспокоить». А потом молчала до самой машины. Когда этот тип дверцу открыл, она меня на сиденье усадила и говорит: «Вот мой сын – спасите его». А потом сразу повернулась и пошла назад. А этот... Как он ей вслед улыбался!.. – Мне показалось, что Данила сейчас опять расплачется, но он судорожно сглотнул и добавил: – А когда он увидел, что я за ним наблюдаю, он сразу отвернулся от мамы, подмигнул и пшикнул мне в лицо из какого-то баллончика. Дальше я ничего не помню, только уже когда у тебя на плече лежал...

Он помолчал, но я чувствовал, что ему еще что-то хочется сказать.

– А ты знаешь, что с моей мамой? Она что, заболела или?.. – Тут он замолчал окончательно, и я понял – вот то главное, что его мучает.

– Ну что ж, давай сначала о маме, – возобновил разговор я. – Ты же знаешь – она вступила в этих... в детей Единого-Сущего? – Его физиономия презрительно скривилась, но он только молча утвердительно кивнул.

– Это, дорогой мой, не просто какое-то там религиозное направление. Это довольно странная организация, о которой вообще ничего не известно. Ты читал листовки, которые разносила твоя мама?

– Так в них ничего же нет. Какие-то непонятные слова...

– Вот именно. И кто эту организацию возглавляет, тоже непонятно. Это мы с тобой теперь знаем, что они что-то такое с людьми делают, что... Ну ты видел, что они делают из людей. – Он снова согласно кивнул. – Тогда ты понимаешь, как хорошо, что мы смогли тебя от этих... – я не смог подобрать слова, – ...забрать?

– Да. А теперь-то мы где. Ты мне скажи, мы хотя бы на Земле?

Вопрос был не из легких. Я помолчал, обдумывая тактику дальнейшего разговора. Рядом со мной сидел восьмилетний ребенок. Конечно, Данила был очень умен, сообразителен и выдержан, но ему было всего восемь лет! Восемь! В таком возрасте напугать, сбить с толку очень просто. А мне этого крайне не хотелось. Но и откровенно врать тоже было нельзя. Мы должны были полностью доверять друг другу. Мы должны были быть одной командой.

– Я не знаю, где мы находимся, – начал я наконец спокойным голосом, – и пока что никто на Земле или, вернее, в нашем мире этого не знает. Я попробую тебе рассказать одну теорию, правда, не знаю, насколько ты в ней разберешься... – добавил я, улыбнувшись.

Данила взглянул на меня и в его глазах зажегся интерес.

– Ты ведь физику в школе еще не проходишь? Поэтому, наверное, еще не знаешь, что весь наш мир состоит в основном из материи и энергии...

– Почему это не знаю? – вдруг перебил меня Данила. – Это еще когда мне папа рассказал. Я потом даже про Большой Взрыв читал!

– Вот как?! – Я и вправду был удивлен. – И что, все понял?

Данила смутился, но не слишком сильно.

– Не все, конечно, но в принципе представить могу. – Что представить, он не уточнил.

– А переход энергии в материю и обратно?..

– Ну, это самое простое. Солнце светит и греет. Свет и тепло – это энергия. Деревья на земле берут эту энергию и превращают ее в... дерево... – Он вдруг моргнул, словно удивился. – Потом, если дерево поджечь, получатся опять свет и тепло...

Данила внимательно взглянул на меня, словно проверяя, все ли я понял.

– Правда, там есть еще эта... – Он наморщил лоб, вспоминая казавшееся ему нелепым слово.

– Энтропия?

– Точно! – Наконец-то он улыбнулся.

– Ну раз ты представляешь себе взаимопревращение энергии и материи, тогда мне осталось рассказать тебе совсем немного. – Я помолчал. – Все материальные объекты между собой связаны пространством. Пространство – это не пустота...

– Разве вакуум – это не пустота?

Научный разговор явно пошел Даниле на пользу – слезы высохли, глаза блестели интересом, он был готов к серьезной полемике.

– Нет. Даже в самом глубоком вакууме имеются частицы материи, не говоря уже об энергетических полях. Но я о другом. Поскольку материальные объекты связаны пространством, человек по этому самому пространству может добраться до любого материального объекта. Понимаешь?

– Ну это ты о полетах в космос на другие планеты.

– В общем – да. Все было бы достаточно просто, если бы не человеческий разум. Этот странный инструмент, созданный природой, больше чем что-либо иное способен влиять на саму природу. Способен создавать в природе цивилизацию. Причем, видимо, у разума при создании цивилизации есть два пути: либо, используя руки, а затем все более и более сложные инструменты и машины, создавать цивилизацию индустриальную, как у нас на Земле, либо, познавая и используя скрытые пока от землян возможности собственного мозга и тела, строить цивилизацию магическую!

Глаза Данилы горели как две Сверхновые, рот приоткрылся, и даже прижатые обычно уши встали торчком. Он буквально затаил дыхание.

– Так вот. Получается, что цивилизация машинная может достичь других миров, преодолев соединяющее их пространство при помощи машин. Но есть и другой путь. Магический. Различные миры, правда, по-видимому, только населенные разумными существами, связаны между собой обитающим на них Разумом. В каждом из таких миров имеются переходы в другие миры, только они, как правило, всегда закрыты и открываются при особых условиях. Обычно это какое-то сочетание звуков, реже – особая освещенность, еще реже – что-нибудь совсем экзотическое, вроде какой-то определенной жидкости... Помнишь, мы с тобой как-то говорили о том, как в океане иногда пропадают корабли, а в небе самолеты?

– Ха! Конечно, помню. Мы еще карту тогда рисовали...

– На земле и людей много бесследно исчезает. И далеко не все... – Тут я запнулся, очень мне не хотелось говорить с Данилой о смерти.

– Ну в общем, некоторые из тех, кто считается пропавшим, на самом деле просто пересекли границу между мирами и оказались в совершенно другом мире!.. Так вот когда мы убегали от мужиков в пижамах, мы с тобой одну такую границу и прошли.

– Это когда ты стишок читал... – не то спросил, не то припомнил Данила.

– Вот-вот! Но я все делал в спешке и поэтому не знаю, куда мы перешли, в какой мир. Теперь нам с тобой надо найти обратный переход. К себе домой...

– А через тот, ну, через который мы сюда попали, нельзя?

– Нет, Данилка, тот переход схлопнулся. Его больше нет.

– А как же мы теперь искать будем? Ты знаешь, где искать?

– Пока не знаю. Надо немного осмотреться, расспросить местных жителей. Может, где-то есть место, в котором исчезают люди, звери или предметы. В общем, надо набрать информации, а затем, как ты говоришь, расставитьакценты...

Данила задумчиво склонил голову набок, но по незатухающему блеску его глаз я понял, что он уже далеко от терзавших его растерянности и страха. У него появились надежда и цель. Правда, он не представлял себе всей сложности нашей задачи, но, может, это было и к лучшему.

– А теперь, дружок, пойдем помоем перед едой руки и физиономии, а также, как сказала твоя подружка, пописаем. – Я хлопнул Данилу по плечу.

Он поднял голову и почесал свой курносый носишко.

– Ага. Только я еще одно не понимаю. Если мы здесь будем искать переход несколько дней, мои мама и папа будут очень волноваться. Они же не знают, что у нас все в порядке!

Я улыбнулся: Данила очень точно «расставлял акценты».

– А вот эту проблему мы с тобой уже решили. Ты же слышал, я разговаривал перед нашим уходом. Этот человек – мой очень хороший друг. Он предупредит наших родных, что мы можем немного задержаться, чтобы они не волновались.

Он довольно улыбнулся и, схватив с одной из постелей полотенце, побежал к лестнице с криком:

– Кто второй – тот без компота!..

Я облегченно вздохнул и двинулся за ним. Что ж, теперь паренек будет воспринимать наше приключение, как каникулярное путешествие. Дай Бог, чтобы таким оно и оказалось.

Внизу никого не было, но пока мы с Данилой приводили себя в порядок, в столовой зазвякала посуда. Когда мы чистенькие и приглаженные вошли в столовую, Соня с матерью заканчивали накрывать на стол.

Кроме них в столовой находился маленький, сухонький, белый как лунь старик, с худым, заострившимся лицом и ясными, внимательными изумрудно-зелеными глазами. Он сидел в углу столовой в низком деревянном кресле, а на коленях у него покоилась толстая книга в темном переплете. Едва мы появились на пороге, он повернулся в нашу сторону и молча принялся нас разглядывать. При этом он гораздо больше внимания уделил Даниле. Тот, слегка смущенный таким вниманием со стороны незнакомого старика, прижался ко мне и притих. Несколько минут спустя старик так же молча перевел взгляд на меня, но лишь скользнул по моей фигуре глазами.

После проведенного осмотра он аккуратно заложил страницы закладкой, закрыл свою книгу и, поднявшись с кресла, вышел из комнаты.

Соня, до тех пор с важным видом сновавшая из кухни в столовую и обратно с различными тарелками в руках, тут же подбежала и заговорщицки зашептала Даниле на ухо:

– Ты моему дедушке Навону очень понравился, он тебе точно что-нибудь подарит!..

Я присел рядом с ней на корточки и тихо спросил:

– А я? Я твоему дедушке понравился?

– Ты хороший, но ты большой. Ему с тобой не очень интересно.

Тут она быстро отскочила в сторону и сделала вид, что поправляет что-то на столе. Через мгновение в комнату вернулся дед и сразу направился к стулу, стоявшему во главе стола. За ним в комнату вошел мужчина, по-видимому, отец Сони. Он проследовал к столу и занял место справа от старика. Дед посмотрел на нас и показал глазами на стулья слева от себя. Мы с Данилой так же молча заняли предложенные нам места.

Как только мы уселись, в столовую вошла Лайта с большой супницей в руках. Когда она поставила супницу на стол и открыла крышку, из нее повалил такой ароматный пар, что у меня сразу, что называется, «потекли слюнки». Лайта, улыбаясь, разливала свое варево в миски, которые ей подавала Соня, и ставила эти миски перед нами. Первым свою миску получил дед, за ним – мы с Данилой, а последним – сидящий справа от деда мужчина. Когда Лайта ставила перед ним миску, он украдкой, так, чтобы никто не увидел, погладил ей руку. Ни сама Лайта, ни Соня за стол не сели, а ушли на кухню. Дед, бросив на нас быстрый взгляд, взял с одной из тарелок большой пирог и, откусывая от него, принялся хлебать из миски варево. На столе стояло несколько тарелок с разными пирогами и маленькими хлебцами, два небольших блюда с зеленью, маленькие судки с разного цвета соусами, солонка и два довольно изящных глиняных кувшина, наполненных какой-то темной жидкостью.

Я взял в руку пирог с той же тарелки, что и дед, откусил от него и, зачерпнув ложкой со странно изогнутой ручкой, осторожно попробовал похлебку. Уж не знаю, из чего она была сварена, но через секунду я уже вовсю хлебал из своей миски. Данила тоже склонил свою белую голову над столом и сосредоточенно черпал ложкой, откусывая от пирога. За столом царило молчание.

Мы с Данилой первыми прикончили свои порции похлебки, и тут же перед нами поставили широкие, мелкие тарелки, наполненные гречневой кашей вперемешку с кусочками мяса. Каша была полита какой-то густой подливкой и пахла очень аппетитно. Я оглядел стол. Дед как раз взял один из кувшинов и налил себе полную кружку темного напитка. Я тоже протянул руку к ближайшему кувшину и, наклонив его над своей кружкой, по запаху понял, что наливаю пиво. Я не большой любитель пива, но, отхлебнув горьковатого напитка, вдруг почувствовал, как голова у меня прояснилась, а окружающие предметы обрели четкость. Я принялся за кашу и краем глаза заметил, что перед Данилой поставили кружку с киселем.

Закончив с кашей, я понял, что сыт по горло, но еще в одном глотке пива я себе не отказал. Как раз в этот момент дед отодвинул свой стул от стола и поднялся. Мы втроем тоже встали из-за стола. Тут из двери, ведущей на кухню, показалась плутоватая мордашка Сони. Она заметила, что Данила бросил в ее сторону угрюмый взгляд, и поманила его маленьким согнутым пальчиком. Данила глянул на меня и, получив разрешающий кивок, двинулся за девчушкой, а я прошел из столовой по коридору и вышел во двор.

День клонился к вечеру. Солнце уже зашло, в воздухе разлилась мягкая прохлада. Чистое, безоблачное небо быстро темнело, и только светлая полоса на западе еще освещала притихшую землю. Недалекий лес еще приблизился молчащей чернотой, но почему-то не пугал, а успокаивал, словно добрый друг, обещая укрытие и помощь.

Я присел около дома на аккуратную струганую скамейку и посмотрел на небо, которое уже зажгло первую яркую звезду.

– Все. Полез туман назад в свое болото... – спокойно прозвучал рядом со мной низкий хрипловатый голос. Я повернулся. Рядом сидел старик-хозяин и тоже глядел в небо. Немного погодя он повернулся ко мне и глянул прямо мне в глаза.

– Что ж, гость, расскажи, каким ветром занесло вас в наши края? Кто вы, откуда и куда идете?..

Его смуглое лицо, изрезанное морщинами, было спокойно до безмятежности, как может быть спокойна природа рано утром или поздно вечером. И только глубокие изумрудные глаза тлели непонятной яростью, чуть припорошенной жизненным опытом.

– Это правда, что ни ты, ни мальчонка не имеете иных обличий?..

– Правда, отец...

Почему я назвал его «отец», не знаю, но его взгляд, на секунду вспыхнув, как-то сразу помягчел, а губы слегка тронул намек на улыбку.

– Еще сегодня утром я находился в совершенно другом мире и даже не предполагал, что вечером окажусь у вас в гостях.

Я помолчал, собираясь с мыслями. Старик поглядывал на меня, ожидая продолжения.

– Мы с отцом Данилы очень давние друзья. Поэтому он сегодня ночью позвонил именно мне. У него случилось несчастье...

И я рассказал этому молчаливому старику с внимательным придирчивым взглядом о всех событиях, случившихся с нами за этот день. Он слушал меня не перебивая, а когда я закончил свой рассказ, опустил голову и надолго задумался. Наконец он тряхнул своей совершенно седой шевелюрой и подвел итог своим размышлениям.

– Значит, вы из другого мира и к нам попали ненароком, а теперь будете искать дорогу назад – к себе домой? Хм! Занятная история! И вы не можете менять обличье...

Он снова бросил на меня испытующий взгляд, как будто это самое неумение было каким-то чудом.

– Тогда ты, Белоголовый, не обижайся, но придется тебе пройти одно маленькое испытание... Как, согласен?

– Конечно... – пожал я плечами.

Дед вытянул за шнурок висевший у него на шее под рубахой маленький серебряный свисток и, еще раз внимательно взглянув на меня, резко в него подул.

Раздалась мелодичная трель, но ничего не произошло. Только, словно в ответ, слегка завибрировал перстень у меня на левой руке.

Дед немного подождал, внимательно глядя на меня, а затем довольно констатировал:

– Ну что ж, похоже, ты рассказал правду...

– Вообще-то мы попали в ваш мир не совсем ненароком, – решил уточнить я. – Я знал, что ухожу в другой мир. Не знал только в какой, да и выхода другого у меня не было.

Дед бросил на меня еще один изучающий взгляд, согласно покивал головой и задумчиво, про себя, произнес странную, на мой взгляд, фразу:

– Значит, выход все-таки есть... Значит, границы не непроходимы... – Потом, помолчав немного, продолжил: – Так вот, Белоголовый... – так я вторично услышал прозвище, которое потом прилипло ко мне надолго, – ...я вам помочь вряд ли смогу. Нет у нас в округе таких мест, где бы люди или животные пропадали. Правда, я слышал, что в горах за Черной скалой есть перевал, называемый Косым, и что на этом перевале порой творятся непонятные вещи, в том числе вроде бы и люди пропадали. Даже рыцари в полном вооружении. Но слух этот давний. В горы уже давно никто не ходит...

– Почему? – переспросил я.

– А зачем туда идти? После Великой Войны и Небесного Удара горы стали непроходимыми и очень опасными, так что людям там делать нечего. Придется вам идти к Многоликому, к его Черной скале. Если кто и поможет, то только он.

– Еще захочет ли он помогать?..

Старик сурово посмотрел на меня, а затем, вспомнив, видимо, что я чужой в его мире, ответил:

– Многоликий поставлен заботиться о людях. Раз ты на его земле, он тебе обязательно поможет. Только вот не знаю, как вы до него доберетесь?

Он снова взглянул на меня, на этот раз как-то оценивающе.

– Тебе бы, Белоголовый, коня положено иметь да десять-двенадцать ликов. Голова-то, глянь, прям сусальное золото.

Я не понял, какая связь между моей головой, конем и «ликами», но тут же подумал, что мне действительно не помешал бы Борзый – гнедой, статный жеребец, с которым я очень сдружился за время пребывания на полигоне. Старик, видимо, поняв мое замешательство, пояснил:

– В наших краях люди со светлыми волосами очень редки. Они, как правило, владетельные сеньоры и всегда имеют много личин. Так что вам, белоголовым, одноликими быть-то не положено. – Он вздохнул и продолжил: – Мальчонке-то твоему, Даниле, по его возрасту да голове уже лика три-четыре положено иметь, а он...

Тут он вдруг посуровел и недовольно добавил:

– Правда, говорят, сейчас многие отказываются от многоличья. И среди сеньоров тоже. Мы-то живем на отшибе, новости к нам долго тащатся, но, слыхать, появился в нашей земле не то колдун какой-то, не то волшебник, так он вроде бы объявил многоличье вредным... или неправильным... не знаю. Только по его получается, что людям обличье менять нельзя. А кто с ним не согласен, те, говорят, долго не живут. К нам его проповедники еще не забредали, да и то сказать – кому здесь проповедовать, нас всего-то на выселках четырнадцать человек. А по городам этот... колдун вроде бы большую силу взял.

Старик опять ненадолго замолчал, словно задумался.

– Так вот, – продолжил он, – коня мы тебе не достанем. Неоткуда. Но снеди в дорогу соберем, еще кое-что с собой дадим. Дорогу разобъясним. Провожатого бы вам... Да нет, никто не пойдет. Некогда.

Он глянул на небо. Там, в чернильно-фиолетовой бездне ярко горели гроздья лучистых сиреневых звезд.

– Ладно. Спать надо ложиться. И вам надо как следует отдохнуть. Путь-то неблизкий. Да еще пешком. – Он снова взглянул на небо. Я тоже поднял глаза.

Когда я оторвался от притягивающего звездного блеска, старика рядом уже не было. Он ушел так же бесшумно, как и появился.

Я уже совсем собрался возвращаться в свою комнату, как вдруг услышал громкий шепот, раздававшийся из-за кустов, окаймлявших садовую дорожку.

– ...Ну почему не получится?.. Ну почему? Ты же даже не попробовал!.. Ты же большой!.. Попробуй!..

Шепот явно принадлежал Соне.

– И пробовать нечего... Тоже мне, нашла дурака! Я тебе уже объяснял – там, откуда я пришел, люди не могут превращаться в зверей. И нечего мне пробовать, все равно не получится!.. – зашептал в ответ серьезный Данила.

– Да, не получится, – огорченно согласилась Соня. – Дед говорит, что надо очень захотеть, просто почувствовать себя тем, кем ты хочешь стать! А ты не хочешь...

Она немного помолчала, а потом тихо добавила:

– А дед сказал, что ты очень способный, а дядя Илюха – вообще колдун...

– А за колдуна по шее получить можно... – повысил голос Данила. – Дядя Илья меня знаешь откуда вытащил! И вообще, первый раз человека увидели – и сразу колдуном обзываться!

– Ты чего!.. «Обзываться», – возмутилась вдруг Соня. – Это, может, у вас, у одномордых, колдун – обзывание, у нас колдун – это знаешь!..

По ее тону было понятно, что у них, у... не знаю, уж как и назвать, ну ладно... «у них» колдун – это высшая степень уважаемости и образованности. Хотя интересно, с чего это ее дед решил, что я – колдун. Да еще такой серьезный. А тайный разговор между тем продолжался.

– А за одномордого по шее получить можно... – начал повторяться Данила. – Какой я тебе «одномордый»? Подумаешь, тоже мне... двуликий Янсус нашелся!..

Имя он переврал, но было интересно, откуда это Данила знал сие римское божество.

– А это кто?.. – тут же заинтересовалась Соня.

– Это у нас на Земле божество такое было, – наставительно поведал Данила. – У него сразу два лика, спереди и сзади.

– Сразу два! – изумилась Соня. – Не по очереди?!

Секунду помолчав и, видимо, придя в себя от изумления, она горячо зашептала:

– Вот видишь! У вас тоже многоликие были, а ты не хочешь попробовать. Это же так просто! Ну что, ты никогда не чувствовал себя какой-нибудь зверушкой или птичкой? Тебе что, никогда не хотелось полетать или поплавать?..

– Знаешь что, Сонька, ты от меня отстань! Я уже тебе сказал – не смогу! Не умею! У нас в школе этому не учат...

Тут я решил вмешаться:

– Ну, Данила, это не аргумент, в наших школах многому не учат...

За кустами притихли. Потом раздалось шуршание и на дорожке появился Данила, а за ним и хитренькая мордашка Сони высунулась из кустов.

– Как ты считаешь, – продолжил я, улыбнувшись, – меня вот этому в школе научили? – И, тряхнув небрежно кистью, я пробормотал короткий наговор.

Посредине соседней цветочной клумбы появился здоровенный бурый заяц, колотивший в стоящий рядом с ним барабан картофельной толкушкой и отбивным молотком. Правда, при этом не раздавалось ни звука. Глаза ребятишек стали размером со старый, советский пятак, а Соня даже слабо охнула. Заяц энергично продолжал извлекать из барабана абсолютно бесшумную музыку, а я с удовольствием рассматривал свой довольно удачный морок.

– А почему музыки не слышно? – пришел в себя Данила.

– Ну что ж ты хочешь, чтобы он всю округу перебаламутил. Люди все-таки отдыхают...

Соня между тем медленно, словно сомнамбула, вытянув вперед ладошку, приближалась к бодро размахивающему лапами зайцу. Наконец она коснулась его, но ее крошечные пальчики беспрепятственно прошли сквозь бурую шерстку, лишь слегка окрасившись в коричневое. Тут она взвизгнула, и заяц пропал.

– Значит, ты действительно колдун? – Данила был удивлен.

– Ну какое же это колдовство? Так, небольшой фокус...

– А еще?.. – Соня уже стояла рядом, приплясывая от нетерпения и возбужденно поблескивая своими темными глазами.

– Дядя Илюха, сотвори коршуна зеленого! Ну сотвори!..

«Интересно, зачем ей зеленый коршун», – подумал я, но вслух сказал:

– Нет, ребята. Сегодня уже поздно, поэтому ничего творить не будем. Тем более что зеленых коршунов я никогда не видел, а сочинять невиданные мороки слишком сложно. Мы сейчас отправимся спать, а завтра я вам что-нибудь еще покажу.

Я поднялся со своей скамейки и, взяв ребятишек за руки, медленно двинулся к дому. Ребята шлепали по песку дорожки голыми подошвами и помалкивали. Только когда мы уже подошли к крыльцу, Данила пробормотал себе под нос:

– Может, действительно волка попробовать? – но я не обратил на его слова внимания.

7. УТРО

5 июня 1999 года. Я очень люблю получать подарки. Еще больше я люблю дарить подарки. Да и вообще, подарок — это вещь, которая встречается довольно часто. А вот Дар, в смысле — Дар одного человека другому, вот это встречается довольно редко. И зачастую Дар оборачивается Жизнью... Или возможностью ее спасти...

«Как же все-таки хорошо у Ворониных на даче по утрам! Особенно до тех пор, пока соседи еще не приступили к строительным работам».

Это была первая моя мысль, когда я проснулся утром от теплого следа, оставляемого солнечным зайчиком, медленно скользящим по моей физиономии. Но через мгновение я открыл глаза и рывком сел на своей узкой постели.

Данила, свернувшись калачиком, спокойно посапывал напротив. Его одеяло, конечно же, валялось на полу, а по его курносой рожице блуждала слабая улыбка. Я встал и подошел к окну. Солнце поднялось еще не высоко. Дома я определил бы, что сейчас часов шесть утра. А здесь...

Но утро наступает в любом мире, как я тогда думал. Надо было приниматься за дела, готовиться к дороге. Хотя что мне, собственно говоря, готовить?

За окном шла своя, давно и прочно установившаяся жизнь. Отец Сони, одетый в коричневый комбинезон, как раз выходил за ворота, держа на плече небольшой шест с прикрепленным к концу странным сельскохозяйственным орудием, похожим на большие изогнутые ножницы. На дороге его дожидались еще двое мужчин в похожей одежде и с инструментами в руках. Кивнув друг другу, они вместе направились по дороге в сторону леса, из которого нас с Данилой вчера привела Соня.

Я быстренько натянул майку и джинсы, сунул ноги в кроссовки и, не завязывая шнурков, тихо направился к лестнице. Спустившись на первый этаж, я посетил туалет и вышел оттуда, окончательно смыв с себя сон, готовым к наступающему дню.

В коридорчике меня поджидала Соня. Она вообще как будто не ложилась. Одета она была сегодня в маленький коричневый комбинезончик, на голове у нее был повязан желтый платок, а ноги обуты в короткие, широкие сапожки. Увидев меня, она быстро подбежала, схватила меня за палец и требовательно дернула вниз, так что я вынужден был пригнуться. Она тут же зашептала мне в ухо:

– Дядя Илюха, ты сегодня сотворишь зеленого коршуна?

– Да зачем он тебе, этот зеленый коршун? – Я невольно улыбнулся ее настойчивости.

– Пусть дед посмотрит, как он выглядит со стороны! А то каждую неделю в коршуна перекидывается, а не знает, что над его коршуном все подсмеиваются!

– А я думаю, что твой дедушка все прекрасно знает. Только ему все равно. Его не трогает чей-то там смех, когда он начинает скучать по крыльям. Разве важно, какого цвета у тебя перья, если ты хочешь и можешь летать? – Я улыбнулся, увидев ее удивленную рожицу. Похоже, такая мысль ей в голову не приходила.

– А потом, в моем мире, например, многие птицы имеют зеленое оперение. – Ее глаза тут же зажглись жгучим интересом, и я, избегая дальнейших расспросов, поспешил добавить: – Я, пожалуй, пойду разбужу Данилу. А то после вчерашнего он будет спать слишком долго, а нам надо отправляться на поиски своей дороги.

Я потрепал Соню по темной голове. Она явно огорчилась моим нежеланием продолжать столь интересно начавшуюся беседу, но как благовоспитанная барышня и к тому же хозяйка взяла себя в руки и с достоинством сказала:

– Вы спускайтесь в столовую завтракать, а потом дедушка велел привести вас к нему в мастерскую.

Я начал подниматься к себе наверх, а Соня побежала в сторону кухни.

Когда я вошел в комнату, Данила уже проснулся и, сидя на постели, натягивал свою желтую майку. Услышав, как я вошел, он поднял на меня глаза и с ходу заявил:

– Нам надо уходить... Побыстрее...

– Почему? – удивился я.

Он вроде бы смутился, но твердо повторил:

– Я точно знаю, нам надо уходить!.. – и полез под кровать в поисках своих сандалий, которые остались дома.

– Ну а позавтракать и поговорить с Сониным дедушкой мы успеем? – с некоторой иронией спросил я.

Данила на мгновение замер, словно мой вопрос носил чисто арифметический смысл и он просчитывал ответ. Через мгновение из-под кровати раздался ответ:

– Успеем. Если недолго...

Мы спустились вниз, и Данила направился в сторону туалета, а я в столовую. Там находилась одна Лайта. Она уже поставила на стол две миски, кувшин с молоком и две кружки. На отдельной тарелке лежали крупные куски темного ноздреватого хлеба, а рядом в маленькой мисочке желтел кусок масла.

Не успел я усесться на свое место, как в столовую вбежал Данилка, поблескивая мокрыми вихрами, и быстро устроился за столом напротив меня. Лайта из большого горшка положила в наши миски солидные порции густой, горячей каши.

– Масло можете положить в кашу сами или, если хотите, намазывайте себе хлеб, – улыбнулась она и, проходя мимо Данилы на кухню, пригладила его торчащие волосы. Данилка почему-то покраснел и склонился над своей миской.

Я намазал два солидных ломтя хлеба маслом, протянул один Даниле, и мы молча принялись за еду. Семья, видимо, уже позавтракала, мы за столом были одни. Быстро расправившись с удивительно вкусной кашей и выпив по стакану молока, мы уже собирались встать из-за стола, когда в комнату влетела Соня. Она подбежала к столу, убедилась, что мы закончили свой завтрак, и выпалила:

– Наелись? Пойдем к дедушке, он вас уже ждет.

Втроем мы вышли из столовой, а в коридоре Соня привычно ухватила Данилу под руку, а меня за палец и буквально потащила за собой. Мы вышли во двор, обогнули дом, пересекли задний двор и вошли в открытые ворота низкого сарая. У дальней его стены четырехликий Навон возился около широкого верстака. Когда мы подошли ближе, он как раз доставал из открытого люка в полу под верстаком длинный сверток из мешковины, перетянутый прочным шпагатом. Его седые волосы были зачесаны назад и схвачены надо лбом витым кожаным ремешком. В полумраке сарая его можно было принять за обычного русского старика-ремесленника.

Соня отошла в сторону и уселась на траве под стеной сарая, а мы с Данилой вошли внутрь. Четырехликий Навон положил свой сверток на верстак и повернулся к нам.

– Позавтракали... – не то спросил, не то просто констатировал он.

Затем, улыбнувшись Даниле, он повернулся ко мне.

– Смотри, Белоголовый! – Он подвинул поближе лежавший на досках верстака лист плотной сероватой бумаги. – Идти вам надо к Черной скале. Вот где вы находитесь сейчас. – Он ткнул лучинкой в жирную точку на рисунке. – Отсюда вам надо двигаться в сторону города Лоста. Идти можно по дороге, а можно через лес. – Лучинка в руке деда побежала по бумаге. – И так, и так доберетесь вы до него не раньше вечера, если, конечно, вас кто-нибудь не подвезет...

– Нет, мы пойдем лесом! – перебил деда Данила. Тот внимательно на него посмотрел, а затем, неожиданно для меня, согласно кивнул.

– Тогда с того места, где вы вчера встретили Соню, пойдете точно на восток, – лучинка побежала по бумаге, – часа через два выйдете к старой рябине. Она одна стоит на большой поляне, мимо не пройдете. От нее начинается заметная тропинка, по ней к вечеру доберетесь до Лоста. – Дед уперся в меня внимательным взглядом, помолчал, а затем продолжил: – Там вы найдете постоялый двор «Три копыта» и передадите от меня привет его хозяину, трехликому Вару. Трактир его находится на окраине города, но, правда, вам придется пройти через весь город. Вар устроит вас на ночлег, накормит и соберет чего-нибудь в дорогу. Оттуда вы пойдете к реке, к Нароне, вот, гляди...

Навон снова вернулся к своему чертежу.

– Здесь имеется хорошая дорога, но можно попробовать снова пройти лесом... – Он на мгновение хмуро задумался, а потом добавил: – Правда, лес этот имеет очень дурную славу...

– Что за слава? – сразу заинтересовался я.

– Нет, это не то, что ты думаешь, никаких исчезновений. Просто в этом лесу уже достаточно давно орудует волчья стая. А предводитель у них белый волк-оборотень. Нет, не человек, перекидывающийся волком, это просто и привычно, и такие волки на людей не нападают. Это истинный волк, имеющий способность растворяться в чужом сознании и подчинять его. Человека он, конечно, полностью подчинить не может, разве что маленького ребенка, а вот зверье ему подвластно практически любое. На него уже не раз объявлялась большая охота, только все бесполезно – он всегда знает, что ему приготовили, и всегда уходит, прикрываясь другими животными. Самое большое, что удавалось, – это перебить часть его стаи, только через некоторое время он снова собирал ее. Поэтому идти лесом от Лоста до Нароны очень опасно. И лес этот прозвали Дохлым... – Он снова внимательно посмотрел на меня. – Но решать, каким путем идти, будете в Лосте. Может, Вар что посоветует. Я не знаю, как вы переправитесь через реку, но на другом берегу Нароны вам любой подскажет, как добраться до Черной скалы. Там власть Многоликого незыблема, а порядок и закон поддерживаются железной рукой. – Он вдруг улыбнулся.

Дед сложил карту и протянул ее мне. Затем посмотрел на Данилу и сказал:

– Тебе, молодой человек, для путешествия надо сменить одежку. Твоя не годится для наших лесов.

Он подтянул к себе небольшой сверток и развернул его. Это оказался уже знакомый комбинезон из плотной темно-бурой ткани с большими накладными карманами. В него были завернуты короткие сапожки со срезанными наискосок голенищами и мягкий берет. Я посмотрел на Данилу и увидел, что он с удовольствием разглядывает предложенное платье.

– Давай переодевайся... – подвинул Навон одежду Даниле.

Тот сгреб ее с верстака и отправился в дальний угол сарая, а дед повернулся ко мне:

– Тебе мы предложить, к сожалению, ничего не сможем – все, что нашли, тебе будет не по росту. Поэтому свою одежку прикроешь вот этим. – Он протянул мне кусок темной ткани, оказавшийся недлинным широким плащом, с широким отложным воротником, застегивавшимся большой круглой пряжкой белого металла с зеленоватым, непрозрачным камнем. В центре камня тлел непонятным внутренним светом короткий завиток. Из-под воротника на спину опускался широкий, свободный капюшон.

Я накинул плащ на плечи, замкнул пряжку, и он сразу скрыл меня под своими крупными, мягкими складками. И хотя плащ доходил мне лишь до колен, старик одобрительно кивнул.

Затем он двинул в мою сторону по верстаку небольшой мешочек, скорее котомку.

– Здесь дочка собрала вам в дорогу поесть. Там мясо, хлеб, немного пирогов и сухарей. До Лоста точно хватит, а там Вар что-нибудь придумает... – Он вдруг замолчал, а затем, понизив голос почти до шепота, проговорил: – Ты, Белоголовый, прислушивайся к тому, что твой мальчишка говорит. Он, по-моему, видит будущее...

В этот момент к нам вернулся переодевшийся Данила. Комбинезон пришелся ему в самый раз, а лихо заломленный на затылок берет напомнил мне наших доблестных морпехов. Притопнув каблуками, он звонко доложил:

– К выходу готов!

Мы с Навоном улыбнулись, но дед быстро стер улыбку с лица.

– Теперь самое главное. – Он сделал паузу и значительно произнес: – Оружие... У нас в округе его практически нет. Вам повезло, что в свое время мне довелось служить в гвардии Многоликого. Вот, смотри. – Он начал разворачивать тот самый сверток, который достал из-под пола.

Первой из-под откинутого угла большого плотного платка появилась длинная шпага в потертых коричневых кожаных ножнах. Дед ласково провел своей морщинистой рукой по всей длине клинка и протянул его мне.

– Сталью-то, поди, владеешь?.. – дрогнувшим голосом произнес он. Я принял упрятанный в ножны клинок и внимательно его оглядел.

Простую гнутую рукоять обвивал шершавый кожаный шнур, мездрой наружу. Гарда была простая итальянская, с перекрестьем. Но вместо обычной витой корзинки руку укрывала глубокая стальная чашка. С нее плавно стекали три узкие стальные ленты, охватывая руку прорезной полусферой и смыкаясь под граненым шариком противовеса. Вся поверхность чашки была симметрично рассверлена, и, приглядевшись, я понял, что каждое отверстие располагалось в маленьком индивидуальном углублении, таким образом, что если острие вражеского клинка вонзалось в чашку, оно неминуемо соскальзывало в одно из отверстий и застревало в нем. Да, мастер, изготовивший клинок, хорошо знал фехтование.

Я обнял пальцами шероховатую рукоять и медленно извлек жало клинка из ножен. Узкая, чуть больше дюйма, полоска стали длинно и матово перечеркнула полумрак сарая. Сразу стало ясно, что за клинком любовно ухаживали. Положив ножны на верстак, я сделал шаг в сторону, встал в боевую стойку и привычно повел правой кистью. Длинный, тяжелый, прекрасно сбалансированный клинок ответил изящным и легким движением. Тут краем глаза я заметил восхищенный взгляд Данилы и вспомнил, что он тоже начал заниматься фехтованием. Вернувшись к верстаку, я аккуратно вложил оружие в ножны и, несколько смущаясь своей наглости, проговорил:

– По-моему, к этому клинку должна быть пара. Мне кажется, это была дага...

Навон приподнял седую бровь и спокойно ответил:

– Очень может быть... Только у меня такой пары нет и никогда не было. А шпагу мне подарил Многоликий после одного дела... – Он улыбнулся своим мыслям.

Я кивнул и, еще раз осмотрев ножны, обратил внимание, что в двух местах их охватывают широкие, плоские, похожие на серебряные, полосы, причем верхнее было снабжено такой же петлей. Расстегнув на джинсах ремень, я вставил его в петлю, и через мгновение гарда шпаги спряталась у меня под плащом.

Навон развернул сверток до конца, и перед нашими глазами предстал небольшой арбалет с коротким ложем из темного дерева, стальной дугой лука и витой тетивой из конского волоса, зацепленной за один конец лука и обвитой вокруг ложа. Дед вопросительно взглянул на меня, и я взял арбалет в руки. С таким оружием я еще не встречался, но несколько минут внимательного осмотра дали мне возможность не только понять его устройство и принцип действия, но и оценить оригинальность конструкции. Я откинул пару собачек и разложил на столе части разобранного оружия.

– Я думаю, носить его лучше в таком виде.

Старик улыбнулся и протянул мне небольшую сумку с кармашками для каждой части арбалета.

– Только вот стрел маловато. Всего шесть. – Навон выудил из платка маленькую связку коротких стальных болтов, оперенных заточенными металлическими лепестками. Я развязал бечевку и, внимательно осмотрев стрелы, аккуратно вложил их в предназначенные узкие кармашки оружейной сумки. Затем она заняла свое место на моем поясе.

И тут старик повернулся к Даниле.

– Я думаю, нам нельзя оставлять молодого человека без оружия, – произнес он с задумчивой улыбкой. – Как ваши руки, юноша, достаточно крепки?

Данила молча кивнул, а дед выудил из кармана своего комбинезона два одинаковых ножа с короткими деревянными рукоятями и обоюдоострыми лезвиями длиной в две ладони.

– Тогда позвольте вам предложить эту удивительную пару. – И он протянул ножи Даниле. – Они имеют особенность летать только острием вперед, правда, только в том случае, если отправлены в полет достаточно твердой рукой.

Данила взял по ножу в каждую руку и внимательно на них посмотрел, словно оценивая, а затем крутанулся на одной ноге, резко наклонился вперед и взмахнул правой рукой. В полумраке сарая словно сверкнула беззвучная молния, и в следующее мгновение в стену сарая, метрах в пяти от Данилы, с тупым стуком вонзился коротенький клинок.

Старик с удивлением посмотрел на Данилу, а затем отправился к пострадавшей стене, выдернул нож и, вернувшись, протянул его мальчику. Тот молча принял клинок и вложил оба ножа в карманы своего комбинезона, расположенные на бедрах.

Навон еще раз осмотрел нас, вздохнул и произнес:

– Вот вы и готовы. Но почему мне так тревожно... Словно я что-то забыл. – Он помолчал. – Ну что ж, в путь! А перед дорогой я хочу сделать один подарок тебе. – Навон положил свою ладонь на белобрысый затылок Данилы.

– Ты не веришь в то, что человек способен принимать облик животных. В твоем мире этого не было. Ты не веришь и поэтому не можешь этого сделать. Не можешь сделать первый шаг. Может быть, мой подарок поможет тебе сделать этот шаг...

И он протянул Даниле уже знакомый мне маленький серебряный свисток, покачивающийся на витом шелковом шнурочке.

– Когда тебе очень захочется стать каким-нибудь зверьком, свистни в него, возможно, к тебе придет вера и у тебя получится. Только когда тебе действительно очень захочется...

Он надел шнурок Даниле на шею и заправил свисток за ворот его комбинезона.

– Вот теперь все... – И старик двинулся к выходу из сарая. Мы пошли за ним.

Соня сидела там же, где мы ее оставили. Рядом с ней стояла ее мать. Когда мы появились в воротах сарая, Соня вскочила с травы и вместе с Лайтой подошла к нам. Я поклонился и, вспомнив, как нас приветствовали, торжественно произнес:

– Благодарю тебя, двуликая Лайта, и тебя, двуликая Соня, за приют и пищу, которыми вы поделились с нами. Пусть вам сопутствуют счастье и удача, а мы вас всегда будем вспоминать с благодарностью.

Они обе тоже поклонились. Дед стоял рядом и с улыбкой наблюдал за нами, не участвуя в нашем прощании. После взаимных поклонов Соня вдруг бросилась ко мне, и я подхватил ее на руки.

– Илья, ты еще придешь к нам? – жарко зашептала она мне в ухо, щекоча его своим дыханием. – Приходи, я тебе сову покажу. Я теперь совой стану, знаешь, такая большая птица, по ночам все видит...

– Я очень постараюсь, Сонюшка, – прошептал я ей на ухо и опустил ее на землю. Она тут же ухватила Данилу за руку и, оттащив его в сторону, принялась что-то ему настойчиво нашептывать, а тот согласно кивал ей в ответ. Наконец они закончили секретничать и вернулись к нам. Я взял Данилу за руку, Соня отошла к матери и ухватилась за подол ее платья. Деда уже не было рядом с нами, он как-то незаметно исчез. Мы с Данилой немного помолчали, прощаясь с нашими хозяйками одними глазами, а затем повернулись и пошли к воротам. Поворачивая за угол дома, я еще раз оглянулся. Лайта подняла Соню на руки. Они продолжали смотреть нам вслед.

8. ДОРОГА

Помните, Владимир Высоцкий советовал проверять друга на прочность горами? По-моему, дорога – это тоже серьезная проверка для человеческих качеств. Если, конечно, вы не катите в СВ или не слушаете гул двигателей в салоне аэробуса, а топаете собственными ногами по Матушке Земле...

Покинув деревеньку, мы быстро пересекли небольшое поле и углубились в лес. Однако, как только густые ветви деревьев скрыли нас в лесной прохладе, Данила остановился и, словно прислушавшись к чему-то внутри себя, пробормотал:

– Дядя Илюха, давай немного подождем... – и, встав за стволом высоченной сосны, начал наблюдать за дорогой, пересекающей деревню. Я присоединился к нему. Так мы простояли минут пятнадцать, и я уже собирался предложить двигаться дальше, как вдруг за последним домом, скрывавшим поворот дороги, показалось слабое облачко пыли, и через несколько секунд на деревенской улице появилось четверо всадников. Лошади у них были разномастные, да и держались в седлах они недостаточно уверенно, однако все четверо были вооружены пиками или легкими копьями, а у поясов посверкивали эфесами короткие палаши. Одеты они были в одинаковые коричневые камзолы и желтые штаны, заправленные в темные сапоги, и эта своеобразная форма показалась мне странно знакомой. Только я никак не мог припомнить, где я ее встречал.

Передний остановил лошадь и неловко спустился на землю. Потоптавшись, он передал повод остановившемуся рядом всаднику, подошел к воротам крайнего дома и что-то крикнул, но из ворот никто не показался. Он снова что-то прокричал и с тем же результатом, однако на этот раз у своих ворот появился четырехликий Навон и неторопливо подошел к приехавшим. Спешившийся энергично начал что-то говорить старику. Тот внимательно слушал, а затем согласно закивал и показал рукой в сторону другого конца деревни, одновременно что-то объясняя. После очередного вопроса он отрицательно замотал головой, а затем повел расспрашивавшего мужчину к себе во двор.

Данила рядом со мной вдруг судорожно вздохнул. Минут через десять они снова появились на дороге. Навон остался стоять в воротах, а его гость быстро взобрался на свою лошадь, и всадники, пришпоривая лошадей, рванули дальше по дороге. Старик долго смотрел им вслед сквозь облако поднятой пыли, а когда она почти осела, повернулся в сторону леса и замер, приложив ладонь козырьком ко лбу.

– Можно идти, – тихо проговорил Данила, и мы медленно углубились в чащу.

Минут пятнадцать мы шли молча. Утренний лес, полный солнца, птичьего щебета, обычных шорохов и шелеста, настолько был похож на наш подмосковный, что поневоле успокаивал и даже веселил. Если бы не шпага у пояса и не арбалет в сумке, постукивающей по ноге, могло показаться, что мы в пяти-шести десятках шагов от воронинской дачи и сейчас услышим, как Светлана зовет нас обедать. Но мы шагали и шагали, а никакого зова не было слышно. Постепенно мы втянулись в размеренное движение; подлесок почти не препятствовал ему, и тогда я негромко спросил:

– Слушай, Данилка, а откуда ты знал, что к нашим хозяевам заявятся гости?

Данила вполне оправился от вчерашних приключений и вел себя как вполне нормальный восьмилетний мальчишка на лесной прогулке. Другими словами, он передвигался бесшумным «индейским» шагом, прячась за встречавшимися кустами, приседал, пристально всматриваясь в заросли, и поминутно клал руку то на один, то на другой карман, со зловещим видом ощупывая свои великолепные ножи. После моего вопроса он возник справа от меня и, блеснув глазами из-под надвинутого берета, спросил в свою очередь:

– Какие гости?

Было понятно, что ему неинтересно отрываться от своей сложной игры из-за какого-то «взрослого» разговора.

– Я имею в виду тех четверых всадников, которые подъехали после того, как мы ушли.

– А я и не знал, что кто-то приедет. – Он пожал плечами.

– Но ты как только проснулся, сразу заторопился уходить.

– А... Это мне во сне мама сказала, что нам надо уходить как можно раньше...

– Как это – мама сказала? Ну-ка, объясни поподробнее.

Он посмотрел на меня, не понимая, что меня так заинтересовало.

– Да просто мне ночью приснилась мама и сказала, что как только утром мы проснемся, надо будет быстро уходить из Сониного дома, а то плохо будет и нам, и Соньке, и ее родным. Вот я и сказал, что надо уходить пораньше.

– И часто тебе такие сны с советами снятся?

– Почти каждую ночь.

– И что же, тебе каждую ночь снится мама?

– Нет. Иногда Ирина Алексеевна снится, это когда она меня к доске собирается вызвать. Она всегда ночью мне говорит, ну, во сне, что будет у меня спрашивать. Иногда Андрей Федорович, особенно если я тренировку пропустил. Иногда папа, но чаще всего мама снится. Она мне всегда что-нибудь рассказывает. Ну из того, чего еще не было, а только должно произойти. – Он немного помолчал и несколько недовольным тоном прибавил: – Она всегда рассказывает, что мне на день рождения подарят, а потом обижается, когда видит, что я знаю о подарке. Смешная такая...

Он замолчал, а я попытался обдумать его слова. Ирина Алексеевна была классным руководителем Данилы, Андрей Федорович – его тренером по фехтованию, его я знал достаточно хорошо по совместным занятиям. Из пояснений Данилы следовало, что те люди, которые занимались с ним учебой, снились ему накануне занятий, если собирались его спрашивать, и предупреждали о вопросах, которые будут ему предложены. А папа и – гораздо чаще – мама предупреждали его во сне о хороших или плохих событиях, которые должны произойти с ним в ближайшем будущем. Похоже, мальчишка имел дар предвидения и не придавал ему особого значения, считая чем-то самим собой разумеющимся.

– Значит, ты всегда поступаешь так, как во сне тебе советует мама? – продолжил я свои расспросы.

– Не-а. Помнишь, я джинсы порвал. На заборе. Мне мама ночью говорила, чтобы я с Димкой не ходил на стройку, а я забыл. Только когда на заборе повис, вспомнил... – Он горестно вздохнул, вспомнив свои любимые джинсы.

– Только сегодня ночью она мне прям перед тем, как я проснулся, приснилась и строго так наказала. – Он помолчал и добавил: – Я вообще ее теперь всегда буду слушать.

– Ага. И мне рассказывать, что она тебе посоветует. Похоже, тебе во сне мама дельные вещи советует.

В этот момент боковым зрением я заметил какую-то черную тень, метнувшуюся в недалекие кусты. Но когда я перевел взгляд, на этом месте уже никого не было. Я остановился, задержал Данилу, положив ему на плечо руку, и прислушался. Ничего тревожного или подозрительного не было ни видно и ни слышно. Замерев на несколько секунд и послушав голос летнего леса, мы двинулись дальше.

– А перед тем, как мама тебя отвела к машине, она тебе снилась? – продолжил я разговор.

– Нет. Перед этим ты мне снился. Ты мне сказал, что меня увезут. Но надо будет ехать, а то маме плохо будет. И еще ты сказал, чтобы я не боялся, потому что ты сам за мной придешь. – При этих словах он не глядя протянул свою маленькую ладошку и ухватил меня за палец.

Так вот почему он не удивился и не испугался, когда очнулся в подземелье у меня на руках, догадался я.

– Значит, я тоже тебе снюсь?..

– Ага. Только редко.

Мы замолчали. Данила умерил свой исследовательский пыл и топал рядом со мной, доверчиво ухватившись за мой палец.

И снова мне показалось, что сбоку метнулась небольшая черная тень, но увидеть мне опять никого не удалось. На этот раз я не стал останавливаться.

– А больше мама тебе сегодня ночью ничего не сказала?

Даже не знаю, почему я задал этот вопрос, но Данила удивленно взглянул на меня и утвердительно кивнул.

– Она сказала... – он наклонил голову, – ...чтобы я сегодня пораньше лег спать. Только я думаю, если мы будем целый день идти, то спать-то я улягусь, как только смогу. – Он улыбнулся.

– Ты что, уже устал? – обеспокоенно спросил я, мы как-никак шагали уже больше часу.

– Нет еще, но, наверное, к вечеру устану... – ответил Данила.

– Если начнешь уставать, скажи, мы привал устроим.

– Лучше мы привал под рябиной устроим, – по-взрослому ответил он.

Тень третийраз мелькнула на границе зрения. Я остановился и огляделся. Никого не было. Я осторожно прощупал округу внутренним зрением – пусто.

«Или что-то у меня с глазами, или кто-то идет по нашему следу. Очень осторожно идет», – подумал я. Правда, мелькавшая тень была маловата для человека, но я помнил, что аборигены имели способность перекидываться в различное зверье.

– Знаешь что... – снова обратился я к Даниле, несколько сменив тон разговора, – давай-ка разделим секторы обзора...

– Как это?.. – Он с любопытством взглянул на меня.

– Я буду наблюдать вперед и влево, а ты – вперед и вправо. Если кто-то из нас заметит что-нибудь неожиданное, то сжимает ладонь, и мы замираем. Вот так... – Я перехватил ладошку Данилы и, чуть сжав ее, остановился, присев.

Данила тоже слегка присел и заозирался по сторонам.

Дальше мы пошли взявшись за руки и наблюдая каждый за своей стороной. Новая игра, видимо, пришлась Даниле по вкусу. Он перестал шастать по кустам и хвататься за ножи. Дважды он останавливал меня и напряженным шепотом сообщал, что «в его секторе обзора появилось неопознанное темное пятно». Оба раза ничего толком рассмотреть мы не смогли. Я тоже пару раз видел в недалеких кустах быструю темную тень, но останавливаться не стал.

Наконец, уже изрядно подустав, мы вышли на очень большую поляну, скорее даже прогалину в лесу. Прямо посередине этого свободного пространства, заросшего высокой травой и разными мелкими цветочками, росла огромная старая рябина. Я никогда не думал, что рябина может достичь таких размеров. Серый, даже седой, ее ствол был толщиной сантиметров тридцать и на высоте двух с лишним метров имел темное дупло. Густая, но при этом совершенно прозрачная крона, выметнувшись вверх на шесть-семь метров, бросала на окружающую траву резную шевелящуюся и шелестящую тень. Да, старик был прав, мимо такого дерева пройти действительно было невозможно.

Мы направились прямиком к рябине. Я внимательно оглядывал открывшееся пустое пространство, понимая, правда, что спрятаться здесь большому существу, например человеку, совершенно негде. Но оставались еще змеи, маленькие хищники, да и вообще бдительность терять было нельзя. Но вокруг все было тихо. Даже слабый ветерок, сопровождавший нас всю дорогу по лесу, на этой поляне неожиданно затих. Под рябиной я расстелил свой плащ, сбросил мешок, и мы разлеглись в тенечке, словно уже давно договорились о привале.

Блаженно полежав минут двадцать в пахучей, мягкой траве, я сел и подтянул к себе свою котомку. Развязав затянутый ремешок, я наклонился над ней, для удобства привстав на одно колено.

– Так, посмотрим, что нам наши хозяйки в дорогу положили. Ибо по местным часам пора слегка перекусить... – Я подмигнул Даниле, улегшемуся на живот в траву рядом с плащом и довольно щурившему глаза.

Я запустил руку в котомку, и в это мгновение мне на плечи упало здоровое, мускулистое, хищное тело.

От неожиданности я покачнулся, а свалившийся мне на спину хищник запустил стальные когти в ткань куртки и всем своим весом рванул в сторону, явно пытаясь меня повалить. Но я, во-первых, уже пришел в себя, а во-вторых, понял, что зверь, напавший на меня из засады, недостаточно крупный, чтобы со мной справиться. Поэтому, сделав вид, что ему удалось меня повалить, я опрокинулся на бок, но вместо того, чтобы просто растянуться, мгновенно перевел свое движение в перекат, пытаясь раздавить повисшего на моей спине агрессора. Однако и тот был начеку. Стоило моим плечам начать прижиматься к траве, как зверь тут же отскочил в сторону и замер.

Я вскочил на ноги. Данила стоял прижавшись к стволу рябины и сжимая в каждой руке по ножу. Его глаза горели азартом, но никаких поспешных действий он предпринимать не собирался. А напротив меня, выгнув спину дугой и оскалив белоснежные клыки, топтался здоровенный, угольно-черный... Ванька.

Я облегченно рухнул на плащ и погрозил Ваньке кулаком. Тот уселся, примяв задом траву, и начал спокойно вылизывать свои лапы, или, другими словами, заниматься своим любимым делом. Данила с интересом за нами наблюдал.

– Ты что, Ваньку не узнал? – спросил я мальчишку.

Тот еще раз внимательно оглядел кота и перевел изумленный взгляд на меня.

– Это ваш Ванька?..

Да, похоже, моему котяре удалось-таки удивить Данилу.

– Ну конечно. Ты что, в самом деле его не узнаешь?

– Нет! Этот кот вроде бы похож на Ваньку, только он раза в три больше... Я сначала подумал, что это такая странная рысь на тебя напала. А Ванька – он же такой... небольшой. – Данила озадаченно замолчал под изучающе-пренебрежительным взглядом, который бросил на него мой черношерстный друг.

– А ведь, пожалуй, это действительно Ванька... – произнес Данила задумчиво через несколько секунд.

– Можешь в этом не сомневаться. И это именно он преследовал нас в лесу. Помнишь ту темную тень?..

Данила кивнул, не отводя глаз от кота. Тот невозмутимо продолжал свои гигиенические процедуры.

– А ты знаешь, дядя Илюха, у него на боку какая-то бумажка наклеена, – вдруг заявил Данила.

Я отвлекся от изучения содержимого нашей котомки и посмотрел на Ваньку. Он сидел ко мне боком, но Данила мог его видеть с другой стороны во время нашей схватки. Поэтому я поднялся на ноги и медленно подошел к Ваньке. Он посмотрел на меня своим изумрудным глазом и тут же улегся в траве, подставив черную спину солнышку. Действительно, к его черной шерстке прилепилась узенькая полоска бумаги. Наклонившись, чтобы снять ее, я понял, что бумажка не прилепилась, а была специально приклеена к Ванькиной шерстке скотчем. Я осторожно отлепил бумажку. По узкой клетчатой полоске, неровно отрезанной ножницами, бежали мелкие строчки:

«Пять часов после твоего ухода. Ванька скандалит у входа, требует, чтобы его выпустили во двор. Думаю, он идет к тебе. Юра Светлану отвез в больницу. У нас все в порядке. Береги себя. Л.».

Я трижды прочел послание, удивляясь, как смогла Людмила догадаться, что Ванька уйдет за мной. И как... Нет! Моя жена – совершенно непостижимая женщина!

Медленно свернув записку, я сунул ее в нагрудный карман и тут же, встретившись с вопросительным взглядом Данилкиных глаз, вытянул ее назад и подал ему. Он развернул записку, шевеля губами, прочитал ее и вернул мне. Я снова засунул ее в карман.

Настроение у меня сразу и значительно улучшилось. Нас помнят! Нас любят! Нас ждут! Этого вполне достаточно, чтобы выбраться из любых передряг. В конце концов, мы не можем огорчать любящих нас!

Вернувшись к действительности, я извлек из торбы четыре больших и толстых бутерброда с вареным мясом, кусок сыра, пучок вымытой редиски, пяток завернутых в чистую тряпицу пирожков и две глиняные бутылки – одну со вчерашним пивом, а другую с каким-то фруктовым компотом. Когда продукты питания оказались на плаще, Ванька поднял голову, разлепил щелочки глаз, внимательно все осмотрел, медленно, с достоинством поднялся и направился к еде. Осторожно и деликатно все осмотрев вблизи, он ухватил зубами один из пирожков, а когтями левой лапы шмат мяса с одного из бутербродов и поковылял на трех лапах обратно на свое место, где с довольным урчанием принялся за отобранные продукты. Данила с широко открытым ртом наблюдал за его действиями.

– Давай присоединяйся, – вывел я его из задумчивости. – А то так и просидишь с открытым ртом и пустым брюхом!

Он захлопнул рот и присел на краешек плаща. Прихлебнув из бутылки компоту и принявшись за пирожок, он продолжал краем глаза косить на Ваньку, видимо, все никак не мог привыкнуть к его столь необычному виду.

– Да не обращай ты внимания на Ваньку, – легко толкнул я его в плечо. – Это боевой кот. Он способен переходить из мира в мир и принимать наиболее подходящее кошачье обличье. Ты себе представить не можешь, как я рад, что он с нами. Это такой товарищ, что лучше и пожелать нельзя!

– Ты так говоришь... – пробурчал Данила с набитым ртом, – ...что можно подумать, будто вы вместе уже где-то побывали.

– Конечно, побывали! Мы с Ванькой, что называется, вместе не один пуд соли съели. Он, можно сказать, мне жизнь спас!

Данила тут же перестал жевать и выпучил на меня свои глазищи.

– Ешь, ешь, – усмехнулся я. – Как-нибудь будет время – расскажу тебе сказку о нашем первом походе...

Поев и убрав остатки продовольствия в котомку, мы еще с полчаса повалялись на травке, а затем двинулись дальше.

Прямо от рябины действительно начиналась довольно заметная тропка, петлявшая через лес. Кто по ней ходил, было непонятно, но узенькая дорожка была явственно натоптана, и потерять ее было невозможно. Поэтому после обеда мы стали двигаться значительно быстрее. Ванька, правда, крался не по тропинке, а сбоку от нее, изредка появляясь то с одной, то с другой стороны. Окружавший нас лес был явно глухой, но достаточно чистый и светлый, весь пронизанный и согретый летним солнцем. Настроение у нас с Данилой было бодрым настолько, что мы с ним даже попытались спеть его любимую «Славный парень – Робин Гуд», но Высоцкий без гитары быстро выродился в какой-то невнятный речитатив.

Именно в этот момент мы его и повстречали. Его – в том смысле, что он и сам не знал, как его называют. Ну не было у него имени. Это уже потом он стал откликаться на прозвище Дух. Наша встреча произошла самым замечательным образом.

На одном из поворотов тропинки я немного приотстал по личной нужде, а когда догнал Данилу – он и ушел-то вперед всего шагов на десять, – то увидел, что рядом с ним вышагивает высокий детина в плаще, очень похожем на мой.

– Эй... – растерянно окликнул я их. Они разом повернулись, причем я заметил, как рука Данилы легла на один из ножей. Но мне тут же стало не до наблюдений за своим спутником. Рядом с Данилой стоял... я.

Это был настолько я, что у меня самого перехватило дыхание. По моему мнению, даже зеркальное отражение не дает подобного сходства. А при этом еще надо принять во внимание, что я, по всей видимости, стоял с отвалившейся челюстью, а этот тип очень довольно улыбался. Данила отскочил с тропы в сторону и замер, перескакивая глазами с одного меня на другого. Именно его растерянный вид и привел меня в чувство. А кроме того, до меня вдруг дошло, что этот парень, похоже, ничего плохого и не замышляет. Во всяком случае, по прошествии нескольких секунд мне удалось недовольно выдавить из себя:

– Ты это что ребенка пугаешь?..

Этот тип улыбнулся еще шире. Должен признаться, что меня порадовало обладание столь располагающей улыбкой, в конце концов, это была моя улыбка, правда, я ее впервые видел со стороны. Но когда я услышал собственный голос, нагло заявивший мне:

– Сам ты ребенка пугаешь!.. – моему возмущению не было предела.

– Ты еще и огрызаться будешь?.. – Я выдвинул вперед челюсть и напустил на себя самое свое зверское выражение.

Однако моя копия улыбнулась еще шире, хотя, по-моему, это было уже в принципе невозможно, и заявила:

– Еще посмотрим, кто это огрызаться будет...

Я слегка опешил, но тут же продолжил свой «наезд».

– Да ты кто такой. Ишь ты, зубы скалит... – Тут я вспомнил, что на поясе у меня шпага. Я откинул плащ и положил руку на эфес.

– Доставай свою железку, будем разбираться – кто есть кто!

Но на этот раз его улыбка как-то увяла. Он растерянно почесал в затылке и заявил:

– А если я не знаю, кто я? – Но тут же детинушка вернул свой оскал на место и добавил: – Вот он... – он ткнул пальцем в сторону Данилы, – ...называет меня «дядя Илюха», и я не против, чтобы меня так называли.

Такой наглости я уже стерпеть не мог.

– Зато я против! Это я «дядя Илюха». – Мой вопль был подобен... уж даже не знаю чему, только этот белобрысый дылда здорово растерялся. Он снова поскреб свой затылок и спросил:

– А я тогда кто?..

– Вот это мне и хотелось бы выяснить!.. – Мой сарказм мог прожечь дырку в металлическом листе толщиной в пять миллиметров.

– А ты можешь это выяснить? – с надеждой поинтересовался мой дубликат.

Я несколько успокоился. Все-таки он не настаивал на том, что он – это я. Поэтому шанс разобраться в наших весьма похожих физиономиях был весьма высок.

– Если бы я точно не знал, что у меня нет братьев-близнецов, я принял бы тебя за такого брата. Хотя какой там близнец, ты же просто моя копия!

Он снова довольно улыбнулся и нагло заявил:

– А почему я не могу быть на тебя похожим, если ты мне понравился? И почему меня не могут звать так же, как тебя, если я, как ты сам говоришь, совсем на тебя похож?

Я не заметил как, но Данила боком-боком передвинулся поближе ко мне, и после последнего заявления этого чучела мы оба уставились на него, широко открыв глаза.

– Так ты что, дяденька, можешь стать похожим на любого, кто тебе понравится?.. – Данила первым пришел в себя.

– Ну конечно! И не похожим, а любым! – самодовольно ответил тот.

– А сам-то ты как выглядишь? – продолжил я милую беседу трех потенциальных клиентов психиатра.

– Что значит – я сам?.. – растерялся я второй.

Мы с Данилой посмотрели друг на друга.

– Ну... – затянул я, – я вот выгляжу вот так.

Я развел руки, демонстрируя себя. Можно было подумать, что этот тип не знает, как я выгляжу.

– Данила выглядит вот так... – Я, слегка отступив в сторону, повел обеими ладонями в сторону Данилы, как бы предлагая им полюбоваться.

– Еще с нами идет кот, Ванька. Он выглядит... – Я пошарил глазами вокруг и тут же почувствовал легкое прикосновение к своей ноге. Ванькин взгляд ясно говорил, что «он давно уже здесь стоит!».

– Вот!.. – Я ткнул в сторону зверя. – Вот так выглядит каждый из нас! А ты как выглядишь?..

Выглядел он после моих объяснений достаточно ошарашенно.

– И что, это вот... – он неловко обвел нас странным круговым движением рук, – ...как вы... это вот... выглядите, вы это... вы что, это сами себе придумали и так стали выглядеть? И потому, что вы это сами себе придумали, мне уже теперь так вот, как вы, уже выглядеть нельзя?

Выразился он достаточно путано, но общий смысл до меня дошел и заставил меня задуматься.

– Понимаешь... – начал я после нескольких секунд лихорадочных размышлений, – ...мы, конечно, не сами сочинили свой облик. Мы с Данилой – люди, и наш облик нам подарила матушка природа да наша наследственность. И мы привыкли к тому обстоятельству, что любое существо, предмет, ну в общем, любой объект, имеет свое, так сказать, физическое, материальное воплощение. Получается, что ты, по твоим собственным словам, такого материального воплощения не имеешь. Но ты же как-то выглядел, когда еще не был знаком с нами?

После моей замечательной тирады он, не отвечая на поставленные вопросы, уселся на торчавший из травы пенек и, снова почесав затылок, горестно вздохнул.

– Это что ж такое получается. И природа эта ваша обо мне не позаботилась, и наследственности у меня никакой нет, кстати, интересно было бы узнать, кто она такая, и этого... «материального воплощения» я не имею... – Он поднял голову и, с надеждой взглянув на нас, спросил: – Ты говоришь, что вы люди. Может, я тоже людь, и мне надо эту самую наследственность свою поискать? Вы бы мне показали, какая она такая. Может, она у меня была да я ее обронил где-нибудь?..

– Нет, дорогой, – с некоторым превосходством ответил я. – Наследственность потерять нельзя. Она передается из поколения в поколение, от родителей детям. Она заложена в наших генах.

– А гена это кто?.. – тут же поинтересовался этот чудак.

– Не «гена», а – гены, – уточнил я. – Это такие... Ну в общем, это очень сложно понять без специальной подготовки...

– Дяденька... – перебил меня оправившийся от испуга и удивления Данила, – ...а вы не помните, как вы выглядели, когда ни на кого похожи не были?.. Ну когда только на свет появились?

Наш странный знакомый наклонил голову набок и задумался. Мы помолчали. Потом он снова перевел взгляд на нас и неуверенно произнес:

– Это так давно было. Я уже точно и не помню.

И тут он вскинул голову и раздраженно воскликнул:

– Как же я могу помнить, каким я был, если я себя ни разу не видел! Вы-то сами где себя видели?.. – Он внезапно осекся, вспомнив, видимо, что я сразу узнал в нем себя, а значит, знал, как выгляжу.

И тут Данила залез в один из своих многочисленных кармашков, вытянул маленькое круглое зеркальце и принялся пускать солнечный зайчик прямо в физиономию моего странного двойника.

– У нас, дяденька, есть такие вот приборы, и они разного размера. Когда мы хотим себя видеть, мы смотрим в такой прибор, и все дела!

Незнакомец робко и просительно протянул руку. Данила, слегка поколебавшись, пробормотал:

– С отдачей... – и вручил ему зеркальце.

Тот сначала недоверчиво, а затем все с большим интересом принялся себя рассматривать. Через несколько минут он, не отрывая глаз от круглого кусочка стекла, начал корчить такие рожи, что я испугался за его рассудок и свое лицо. И тут он горестно воскликнул:

– Где ж ты, маленький колдун, был раньше! Теперь я никогда не узнаю, как я должен выглядеть на самом деле!

Данила неожиданно подскочил к нему, выхватил свое зеркальце и тут же спрятался за меня. Мой двойник угрожающе привстал со своего пенька.

– Спокойно... – Я выставил вперед руку и торопливо продолжил, стараясь отвлечь его внимание от мальчика: – Допустим, что ты не помнишь, как должен выглядеть. Действительно, имея возможность превратиться в кого угодно, можно вполне забыть свою собственную физиономию. Но как тебя звать-то, ты, надеюсь, помнишь?

– Никак меня не звать... – Он явно смутился. – Ты же не хочешь, чтобы меня звали дядя Илюха?

– Но другие люди как-то тебя называют? – Этот тип постоянно меня путал.

– С чего бы это им меня как-то называть, если я стараюсь с ними никогда не встречаться. У меня к ним дел нет, разговаривать мне с ними неинтересно. И вообще, мне от них ничего не надо... – Он помолчал, а затем задумчиво добавил: – И им от меня тоже...

Мне в голову вдруг пришла смешная мысль. Я улыбнулся и заявил:

– Хорошо, мы тебе поможем. Сначала попробуем сделать так, чтобы ты принял свой естественный облик, а потом придумаем тебе имя.

Я расставил ноги, поднял руки, направив растопыренные ладони на этого безымянного бедолагу, и суровым, скрипучим голосом начал вещать:

– Проводим психокинетический эксперимент по возвращению аборигену утраченного облика. Сядь, абориген, на пенек и расслабься.

Он ошарашенно опустился на свой пенек и спросил:

– А что значит психокинетический абориген и это... «расслабься»?

– Абориген – это местный житель, а «расслабься» – это значит сними напряжение со всех мышц, освободи разум от всех мыслей, думай о чем-нибудь приятном, слейся с окружающим миром и постарайся не сдерживать свое тело. Пусть оно само вспомнит присущую ему форму и облик. А я тебе помогу.

Я сделал паузу и продолжил голосом профессионального афериста, вдобавок производя руками пассы, как я их себе представлял:

– Ты расслаблен, ты расслаблен, твое тело безвольно, оно отдыхает, ты медленно, но неуклонно идешь вспять по времени, ты перетекаешь из сегодня во вчера, в позавчера, и дальше и дальше. На счет три ты примешь свою естественную форму и свой истинный облик... Раз... два... три!..

Тут раздался слабый хлопок и мой двойник исчез. Мы втроем уставились на пустой пенек.

– Да! Точно... – радостно донеслось со стороны пенька. – ...Именно таким я и был! Вот, оказывается, какой я абориген!

– Дяденька... вы где? – Данила очень точно выразил мучивший нашу компанию вопрос.

– Как это где? Я здесь... Нет, я везде... – И вокруг нас раздался довольный, радостный смех.

– Значит, ты все-таки не имеешь материального воплощения, – сурово констатировал я.

– Нет, я имею материальное воплощение! Это просто вы не имеете возможности ощущать мое материальное воплощение... Нет, пожалуй, этот ваш черный друг, Ванька, такую возможность имеет...

Я глянул вниз и увидел, что шерсть у Ваньки на загривке поднялась дыбом, и он, припав брюхом к траве, крадучись обходит нас с Данилой по кругу, внимательно поглядывая по сторонам. При этом кот, казалось, готов прыгнуть в любую из сторон. Глаза его горели охотничьим азартом.

– Вань, оставь его в покое, он мирный, – попросил я кота, и тот, с сомнением поглядев на меня, прекратил свою охоту.

– Вот что, – обратился я к пустому пеньку, где раньше располагался мой двойник. – Ты, конечно, занятный тип, но нам необходимо продолжать свою дорогу. Если хочешь, можешь проводить нас немного. В пути и поговорим. Мне кажется, нам есть что друг другу рассказать...

– А идите! От меня вы все равно не уйдете, а мне с вами интересно. Ты еще обещал мне имя придумать!

Мы тронулись дальше по своей тропе.

– Ну, чтобы имя придумать, надо получше тебя узнать. Вот ты, например, где обитаешь?..

– Я? Я обитаю в этом мире!

– Ну это понятно, а где именно?

– Именно в этом мире!

– Нет! В каком конкретном месте этого мира?

– А ни в каком конкретном месте. Я же говорю – я живу в этом мире!

– Что, сразу во всем мире? – Я довольно усмехнулся своей шутке, представив самого себя, рассеянного по всему миру.

– Именно – сразу во всем мире! – бодро заявил невидимка, чем привел меня в некоторое замешательство.

– Я прекрасно знаю... нет, чувствую, все, что в моем мире происходит. Я, к примеру, сразу почувствовал, когда вы здесь появились.

– То есть я правильно понял, что ты находишься сразу во всех местах своего мира? – Только задав вопрос, я понял, насколько по-идиотски он звучит. И тем не менее не удивился, получив ответ:

– Точно, сразу везде, во всех местах.

– Ты что же, можешь знать, чем занимается в данный момент каждый житель этого мира?

– Конечно!

Он был очень доволен собой.

Несколько минут мы шагали молча, обдумывая услышанное. Затем Данила задал неожиданный вопрос:

– Ты сказал, что никогда не встречаешься и не разговариваешь с людьми своего мира. А почему ты с нами заговорил?

– Да вы такие странные. Не такие, как другие такие же...

Я, усмехнувшись, пробормотал:

– Ну ты и выражаешься. «Вы не такие, как другие такие же...» Называется – загнул силлогизм...

– Кто такой силлогизм? – тут же откликнулся голос рядом со мной.

– Это такой... термин... Да ладно, не будем заползать в дебри языкознания... – Мне не хотелось развивать эту тему. – Ты лучше скажи, чем же это мы отличаемся от «других таких же»?

– Ну как тебе сказать. В моем мире много таких, как ты или маленький колдун. Только они не такие. Они все... как же... ну не пахнут, нет... они... понимаешь... рядом с ними всегда чувствуешь, что они готовы принять другой вид. Один, два, три, восемь или сколько-то там других обличий. Вот!.. – Он облегченно вздохнул, явно довольный тем, как хорошо сумел все объяснить. – А когда я рядом, они принимают другой вид легко и весело. А вы! Я сразу учуял, что вы не можете изменить свой облик...

Тут он неожиданно замолчал, но я чувствовал, что он все еще находится рядом с нами. И верно, через несколько минут он как ни в чем не бывало продолжил:

– Нет, маленький колдун, пожалуй, сможет принять другой облик. И не один... А ты, Белоголовый, ничего с собой сделать не можешь! – Его радость была неприкрытой.

– Нашел повод порадоваться... – недовольно буркнул я про себя, а затем вернул его к интересовавшей меня теме: – Значит, таких, как мы, неспособных менять обличье, в этом мире больше нет?

– Есть... – Теперь он был явно рассержен.

– Да? И кто же это?

– Это такие странные существа. Они сами отказываются от возможности менять облик. Они идут в одно место, которое все называют Некостин. В этом Некостине построили Храм. В Храме живет... Я не знаю, как его зовут на самом деле, но все, кто там бывает, называют его Единым-Сущим...

При этом имени я встал как вкопанный и у меня по спине пробежали мурашки. Я почувствовал, как дрогнула рука Данилы в моей ладони.

«Похоже, Данила, мы с тобой вернулись в тот же мир, из которого уже однажды сбежали!» – подумал я про себя, но промолчал.

Нервно вздохнув, я двинулся дальше. Рядом молча топтал дорогу Данила. Все-таки мальчишка обладал огромной выдержкой.

– Но это не настоящее имя, – продолжал между тем наш новый знакомый. – Так вот, этот, которого называют Единым-Сущим, отбирает у некоторых из тех, кто приходит к нему в Храм, способность менять облик. После этого от них так воняет... страхом! Фу!

– А мы, значит, не похожи на тех людей, которых лишили способности менять облик?

– Конечно!

– И чем же?..

– Ну, понимаешь, те... они... как сказать... они не целиковые... не полные...

– Ущербные?.. – подсказал я.

– Точно!.. Ущербные... – Он словно пробовал слово на вкус. – А вы как раз не ущербные. Во-первых, вы веселые, а во-вторых, что-то ищете. А те ничего не ищут. Те уже все нашли.

– А ты видел этого самого Единого-Сущего? – задал я весьма интересующий меня вопрос. – Какой он?..

– Он... – голос помолчал, – он не может менять свой облик, но может... притвориться изменившимся! Он даже может притвориться не только животным, но и другим человеком или вещью. Он – колдун... Он – злой колдун! Он забирает чужую способность меняться и прячет ее для себя. Он эту способность... ест, нет... поглощает! Вот!

– И живет он постоянно в своем Храме?..

– Ну... это как сказать... Сейчас, например, его вообще в моем мире нет. Так частенько бывает – вот он сидит как заноза, и вдруг его нет. Как будто он куда-то ушел... В другой мир... Или в другое время...

– Ага!.. – Я догадался, куда этот тип уходит. – А как он выглядит?..

– Когда его называют Единый-Сущий, он выглядит вот так...

Раздался уже знакомый хлопок, и рядом со мной зашагал невысокий сутулый старичок в роскошно расшитом коричневом «бухарском» халате, подпоясанном желтым шелковым шарфом, в желтой чалме, из середины которой торчала стрелка темного шлема, и желтых мягких сапогах с загнутыми вверх носками, в которые были заправлены темно-коричневые штаны. К поясу была пристегнута кривая длинная сабля, волочившаяся по траве, в роскошных, украшенных самоцветами, ножнах.

– Да-а-а... – растерянно пробормотал я, – если бы еще добавить бороду метров пяти-шести, вылитый Черномор был бы!..

Данила даже приостановился, разглядывая живописного старикана.

– Если вы уже насмотрелись, я с удовольствием сменил бы облик, – недовольно проворчал старичок. – Мне неудобно, везде жмет... и запах!..

– Спасибо, насмотрелись... – Я тоже почувствовал себя как-то неуютно. Словно посреди летнего тепла неожиданно дохнуло февральской вьюгой.

Хлопок, и старик исчез. Зато снова раздался любопытствующий голос:

– И почему же это вы-то облик менять не можете? Может, у вас болезнь какая?..

– Какая там болезнь. Мы, видишь ли, пришли из другого мира. А в том мире, где мы выросли, люди не умеют менять обличье. Раз родился человеком, значит, на всю жизнь. Правда, есть и у нас легенды о том, что некоторые из людей могли превращаться в волка или медведя, но они уже как бы и людьми не были...

– А если вы из другого мира, как сюда попали? – перебил он меня. – И что здесь делаете?

– Как попали – это длинная история...

– Ну и что? Я люблю длинные истории. Мне их еще ни разу не рассказывали. Тебе ведь все равно делать нечего, идешь и по дороге рассказывай. А мне интересно. Кто это мне еще длинную историю расскажет.

– Ну хорошо, слушай, – начал я, а про себя подумал: «Кто его знает, вдруг этот недоразвитый дух что-нибудь подскажет. Нам в нашем положении любой совет может пригодиться».

И я рассказал ему нашу с Данилой историю с самого начала до встречи с ним. Вы не поверите, но, рассказывая наши приключения, я своими ушами слышал, как он хлюпал носом, переживая, или довольно хихикал. Очень эмоциональный тип. Когда я закончил, он вдруг радостно заявил:

– А тот замок, ну который ты из башни видел, когда за маленьким колдуном пришел, он как раз тот самый Храм и есть. Я его сразу узнал. Тот Храм, который в Некостине Единый-Сущий построил. И эти... в коричневой одежке... это его... он их гвардией называет, – уточнил он.

И тут я вспомнил, почему одежда всадников, приехавших сразу после нас в дом Сони, показалась мне знакомой. Именно так были одеты стражники в Храме! Ну что ж, кое-что прояснялось. Получалось, что нам надо проникнуть в этот самый Храм, в знакомую нам башню, а оттуда по подземному переходу назад к себе. Правда, выходить придется в негостеприимный санаторий, но... На худой конец и там прорвемся. Особенно ежели неожиданно. Честно говоря, на душе у меня несколько повеселело.

Однако что-то наш знакомец примолк. Здесь ли он, или мы ему уже надоели?

– А ты знаешь, о таких, как ты – лишенных тела, в нашем мире тоже всякие легенды ходят, – перевел я разговор на другую тему. – Таких у нас называют – духи. Тело, к примеру, умерло, а дух бестелесный бродит по земле, скитается. Или в замке каком-нибудь обретается, сокровища сторожит...

У Данилы сразу загорелись глаза.

– Дяденька, а может, вы в самом деле дух, у которого тело умерло?.. И ходишь ты по лесу, клад сторожишь?

– Ничего я не сторожу! Ишь, тоже мне работку подыскали! И ничего у меня не умирало! Я всегда такой был... В таком физическом воплощении...

Понравилось ему это выражение.

– Ну, у нас и другие духи есть! Например, духи определенного места – холма, там, омута, рощи или одинокого дерева... Может быть, ты – дух этого мира?

– Не нравится мне имя «дух», – недовольно пробормотал он в ответ. – Ты что-нибудь подлиннее и покрасивше придумай!

– Нет. Я думаю, «дух» как основу имени можно оставить. А полное имя для тебя может звучать, допустим, так... – Я несколько секунд формулировал, а затем выдал: – Добрый Дух меняющегося облика!.. Каково!

Несколько минут мы шагали в полной тишине. Мне даже показалось, что дух от нас отвалил, хотя, по его собственным словам, он есть всегда и везде. Может, ему не понравилось имя, и он в нас разочаровался. Однако, когда уже Данила начал вопросительно на меня поглядывать, рядом раздалось:

– А что, мне нравится. Такое симпатичное и длинное имя! Надо будет всем рассказать, какое у меня теперь шикарное новое имя!

– Ну, это мы можем взять на себя. – Я задумал заключить с нашим новым знакомцем взаимовыгодное соглашение.

– Как это? – тут же полюбопытствовал Дух.

– А мы везде, где будем бывать, будем рассказывать о тебе...

– Не! – неожиданно всполошился он. – Не надо обо мне рассказывать! Я не хочу, чтобы обо мне узнали!..

– Слушай, ну ты и капризный. Как... как настоящий дух! То ты хочешь, чтобы твое имя все узнали. То ты не хочешь, чтобы о тебе знали. Ты уж как-нибудь определись! – Я говорил возмущенно, а на самом деле мне было смешно.

– Не-е-т... Лучше пусть все будет, как раньше. Не хочу я, чтобы обо мне знали...

– Ладно, мы будем везде молчать о тебе. А ты за это поможешь нам вернуться в наш мир.

– Как же я смогу вам помочь? Я представления не имею, как вас туда вернуть...

– Ты нам просто расскажи о тех местах твоего мира, в которых по неизвестным причинам пропадают люди. Есть такие места?

– Да сколько угодно! Я даже могу вас туда отвести. Только ногами вы будете долго шагать. Вот если бы вы могли в птиц перекинуться или в лошадей. Или хотя бы лошадей себе достать...

– Прекрасно, – обрадовался я. – Считай, что мы договорились. А лошадей... Мы, знаешь ли, направляемся к правителю этого мира – Многоликому. Может, он сможет нам помочь с транспортными средствами.

– Так, значит, вы идете к Многоликому? – В его голосе появился нескрываемый интерес.

– Да, именно туда нам посоветовали отправиться. Сказали, что если кто и поможет, то только Многоликий.

И тут раздалось сначала тихое хихиканье, а потом Дух как бы про себя пробормотал:

– А ведь маленький колдун о-о-очень похож на одного мальчика!..

– На какого мальчика? – тут же спросил я, чувствуя в его бормотании какой-то подвох. Но он, не отвечая на мой вопрос, поинтересовался:

– Значит, ночевать в Лосте будете?

– Да, в Лосте.

– Так вы почти дошли...

Только тут я заметил, что наша тропинка превратилась в довольно широкую дорогу с серой выбитой колеей, по которой, похоже, довольно часто катились повозки. Уже смеркалось. Дорога тянулась сквозь поредевший лес вверх по холму и на вершине резко обрывалась голубым окоемом неба. Вокруг стояла безветренная, неизвестно чего ожидающая, тишина. И слабое пошаркивание Данилкиных сапог только подчеркивало эту затаившуюся тишину.

– Так что здесь мы, как это вы говорите... попрощаемся. – В бестелесном голоске явно чувствовалась смешливая двусмысленность.

– Э-э-э, Дух, а как мы тебя сможем опять найти?

– Так у меня же теперь имя есть! Я вам ухо оставлю. Нужен буду – позовете. Мы же друг другу обещали помогать!

И вдоль дороги помчался, затихая, маленький смерчик, звеня удаляющимся смехом.

Мы вышли на гребень холма и увидели с его высоты, что лес кончается не далее чем в пятистах метрах, что дорога, выбегая из-под последних высоких деревьев опушки, начинает петлять между огородами и теряется среди небольших, приземистых кирпичных строений, напоминающих лабазы. Эти явно складские постройки сменяются двух-, а иногда и трехэтажными домами.

Так, стоя на вершине холма, мы несколько минут любовались панорамой маленького городка, в котором нам предстояло найти постоялый двор со странным названием «Три копыта» и его хозяина, трехликого Вара.

9. ПРОПОВЕДЬ

Религия – одна из самых могучих сил, властвующих над человеком. Она способна сделать из верующего чистого, могучего, святого полубога, героя вроде Пересвета или Осляби, и она же может превратить своего адепта в злобного, безмозглого зверя. И как много зависит от того, кто читает проповедь...

Я поднял Ваньку с земли и спрятал его на груди, под плащом. Он сразу, без споров, вцепился когтями в мою многострадальную куртку и затих. Придерживая одной рукой кота, а другой сжимая ладошку Данилы, я двинулся вниз, к лежащему под нами городку.

Через недолгие полчаса мы, натянув на головы капюшоны, уже шагали между первых сараев и домиков, по обочине дороги, превратившейся в немощеную городскую улочку. Был ранний вечер, и на улице никого из жителей не было, видимо, дневные хлопоты и домашние дела еще не были закончены. Мы молча шагали через город к противоположной окраине, поскольку именно там, по сведениям, полученным от Навона, располагалась разыскиваемая нами таверна. Маленькие домики и сарайчики сменились высокими каменными домами, сараи отступили в глубь дворов и скрылись за высокими оградами и крепкими воротами. Стали попадаться лавки, магазины, а порой даже и «супермаркеты» размером с подмосковные. Появились на улице и местные жители.

Мы, наверное, допустили маленькую тактическую ошибку – Навон ведь рекомендовал нам пробираться к «Трем копытам» по окраине, а мы приперлись в центральную часть городка. Народу становилось все больше. В нас безошибочно признавали чужих и не скрываясь, беззастенчиво и с интересом разглядывали. Некоторые из особо любопытных жителей, особенно из числа слабого пола, даже пытались заглянуть под наши глубоко надвинутые капюшоны. Пару раз мы видели небольшие группы ребят, одетых в знакомые коричневые камзолы, со шпагами у пояса, но пока что их пристального внимания нам удавалось избегать.

Наконец мы вышли на центральную площадь, которая была вымощена булыжником и плотно заставлена трех-, четырехэтажными зданиями, щеголявшими свежей штукатуркой и покраской. Одно из них, выдвинувшее перед собой короткую колоннаду, приподнятую над площадью несколькими ступенями, было украшено вяло обвисшим желто-зеленым знаменем. Внутрь здания вели высокие массивные двери. Видимо, это была ратуша, или... не знаю уж, как тут у них называлось помещение городской администрации.

Возле ратуши стояло несколько экипажей, запряженных лошадьми, и несколько верховых лошадей, привязанных к специально поставленным металлическим столбикам. Народу на площади было очень много, было ясно, что центр города естественным образом являлся и центром вечернего променада жителей. Из соседнего с ратушей здания, из всех окон трех его этажей, несмотря на не погасший еще день, уже лились потоки света и звуки бравурной музыки. Видимо, это был главный местный ресторан. Я сразу почувствовал, что проголодался.

Мы уже почти пересекли площадь и подошли к углу ратуши, собираясь свернуть на небольшую улочку, когда на площадь выползла величественная процессия. Впереди на рослых лошадях гарцевали два молодца в уже знакомых коричневых кафтанах. За ними следовали четыре длинные повозки, напоминавшие диккенсовские дилижансы, только обшитые новой кожей и украшенные странными, довольно грубо намалеванными желто-коричневыми гербами, помещавшимися внутри так же примитивно изображенных венков из дубовых листьев. Замыкали этот причудливый, уродливо-пышный караван еще шестеро всадников.

Когда передняя повозка остановилась напротив ратуши, один из передних всадников спешился и бросился бегом к окошку повозки. Стекло, к которому он приблизился, опустилось и из окна выглянула страшно худая, буквально испитая рожа, обтянутая тонкой, синеватой кожей, с безумно горящими глазами. Единственным ее украшением являлась здоровенная бородавка, торчавшая справа от крючковатого носа. Скользнув взглядом по площади, эта мрачная физиономия негромко что-то скомандовала, и слушавший ее гвардеец кивнул и бегом направился к дверям ратуши. Физиономия скрылась в глубине повозки, и окно закрылось.

Мы с Данилой, прислонившись к стене дома и почти слившись с ней в своих одежках, внимательно наблюдали за происходящим. Это было интересно, тем более что с появлением процессии толпа, которую, казалось бы, она должна была заинтересовать, начала поспешно разбегаться с площади по прилегающим улицам. Местные жители, видимо, хорошо знали, кого это принесло в городок.

Между тем на ступенях, ведущих в ратушу, появился посланный гвардеец и, подбежав к вновь открывшемуся окну, громко доложил:

– Градоправитель спустится через двадцать минут. Он собирает членов совета и одевается...

С минуту царила тишина, а затем в окне дилижанса снова появилась давешняя образина и площадь огласилась высоким скрежещущим голосом:

– Вы что, капитан, не поняли приказа! Я велел доставить сюда градоправителя немедленно, а вы мне заявляете, что я, апостол, должен ждать целых двадцать минут!..

– Градоправитель не был предупрежден о вашем прибытии... – начал лепетать капитан, но тот, к кому он обращался, вдруг скорчил страшенную гримасу, что с его внешним видом не представляло особого труда, и заорал еще громче:

– Вы, кажется, изволите мне перечить! Вы, должно быть, забыли о необходимой почтительности! Так я вам напомню!..

Рядом с костистым личиком появился не менее костистый кулак, мизинец которого был украшен массивным, тускло поблескивающим перстнем с крупным, красного цвета, камнем. Гвардеец, стоявший перед окном повозки, успел хриплым голосом, полным неподдельного ужаса, пробормотать:

– Не надо, апостол Пип... – но тот, скривив тонкие губы, выплюнул:

– Аус...

Камень в перстне багрово вспыхнул, и в это же мгновение над площадью пронесся хлопок. Только этот звук совсем не был похож на тот мягкий хлопок, который сопровождал превращения Сони или исчезновения и появления Духа. Это скорее напоминало хлесткий голос пастушьего кнута или бича, щелкнувшего в опытной руке надсмотрщика.

Не успел звук щелчка замереть над площадью, как на месте капитана появился здоровенный медведь. Из его пасти вырвался рев боли, словно ему ломали лапы, но тут же прозвучал новый щелчок кнута и место медведя занял гриф, раскинувший метровые подрагивающие крылья и покачивающийся на подгибающихся лапах. Медвежий рев сменился придушенным клекотом. Через секунду, после очередного щелчка, вместо грифа на мостовой появился согнувшийся пополам пингвин. Было такое впечатление, что он спрятал свой клюв между ног, а его вывернутые за спину и высоко вздернутые короткие крылышки походили на руки человека, подвешенного на дыбе. Тут же эта скрюченная птица исчезла, а по булыжникам мостовой забила огромным хвостом здоровенная рыба, весьма похожая на акулу. Через секунду перед повозкой вновь появился человек в коричневой форме, только теперь он стоял на четвереньках. Руки у него расползались на булыжниках, и он с трудом удерживался от того, чтобы не ткнуться лицом в камень. Вместе с каким-то утробным хрипом из его горла раздалось:

– ...остол Пип, поща... – но окончить он не успел, и под непрекращающееся щелканье кнута уже виденная нами череда животных пошла по новому кругу. Только теперь медведь катался по мостовой, царапая когтями собственный живот, гриф, заломив крылья, лежал на боку, подергивая голой морщинистой шеей, не в силах поднять голову, акула лежала практически неподвижно, лишь пробегавшая по коже судорога говорила, что она еще жива, и только пингвин не изменил своего положения, продолжая неподвижно стоять, спрятав нос между лапами.

Когда на площади снова появился человек, он валялся неподвижно на камнях, его лицо было разодрано, из угла рта тянулась ниточка окровавленной слюны, а камзол был изодран на груди до голого тела. И тут камень в перстне погас, а кулак убрался в глубь повозки.

Вся экзекуция заняла, по-моему, не более минуты, но я почувствовал себя совершенно разбитым, словно это меня перетерли в страшной, бесчеловечной мясорубке. Я опустил глаза и увидел, что двумя руками обнимаю Данилу, прижимая его лицом к своему животу и укрывая полами плаща. При этом на груди плащ распахнут и оттуда выглядывает черная усатая морда, уставив зеленые внимательные глаза на окно передней повозки. Ванька словно запоминал мелькавшее в окне тощее лицо.

Апостол Пип между тем, снова скривив свои тонкие губы, скомандовал:

– Лейтенант!..

Тип, сидевший неподвижно как истукан, на передней лошади, тут же спрыгнул на землю и рысью бросился к окну повозки. Вытянувшись перед апостолом, он, казалось, не замечал распростертого у его ног тела, а апостол уже отдавал распоряжения:

– Прикажите вашим людям убрать эту... падаль и представьте мне немедленно градоправителя...

Лейтенант отскочил немного в сторону и махнул рукой задним всадникам. Двое из них тут же спрыгнули с лошадей и бегом направились к повозке. Ни слова не говоря, лейтенант указал на лежащую фигуру, а сам бросился к входу в ратушу. Двое ребят наклонились над лежащим, подхватили его под мышки и за ноги и поволокли в конец кавалькады. Когда его приподняли смостовой, я расслышал слабый стон и понял, что капитан жив. В этот момент Данила под моим плащом зашевелился и его напуганная рожица показалась на свет Божий.

Между тем уже почти стемнело. Площадь была практически пуста, и только из-за угла домов да из погасших окон замолчавшего ресторана выглядывали отдельные смельчаки.

Прошло не более двух минут и тяжелая дверь ратуши распахнулась. Из нее, словно от мощного пинка, на ступени перед колоннами выкатился невысокий, толстенький, полуодетый, растерянный господин. Пытаясь на бегу застегнуть пуговицы перекошенного камзола и при этом удержать под локтем огромную шикарную шляпу, он орал на всю площадь:

– Лейтенант, я не могу предстать перед его священностью в неряшливом виде!.. И члены совета еще не собрались!..

Но появившийся следом за ним из дверей лейтенант, не вступая в переговоры, молча ткнул его в плечо. От этого тычка градоправитель – а это был, по всей видимости, он – выронил шляпу и быстро засеменил по ступеням в сторону переднего дилижанса. И тут с задней его стороны хлопнула дверца, и на булыжниках мостовой появился худой и высокий, словно жердь, господин, облаченный в темно-коричневый, просторный балахон, весьма напоминавший рясу доминиканцев, только сделанный, пожалуй, из значительно более дорогой ткани. Когда он повернулся в сторону ковылявшего по ступеням градоправителя, стало видно, что это и есть апостол Пип. Его худющее, вытянутое, облитое синеватой кожей лицо пыталось изобразить что-то вроде милостивой улыбки.

– Я смотрю, вы не спешите встретить скромных слуг Единого-Сущего! Конечно, я понимаю, что пятиликому Сату не пристало торопиться навстречу каким-то там апостолам Единого, а тем более отрываться для этого от важных городских дел!..

– Что вы, ваша священность, – забормотал Сат, шаря глазами вокруг себя то ли в поисках потерянной шляпы, то ли в попытке избежать прямого взгляда апостола Пипа. – Просто я не был предупрежден о вашем прибытии и ничего не успел приготовить. Даже сам не был одет подобающим для встречи таких особ образом...

– Апостолов Единого сладостно встречать в любом виде... – перебил его Пип, – ибо, как сказано, не в одежде грех, а в теле твоем многоликом...

– Велик Единый, – эхом откликнулся градоправитель. – Я весь к услугам вашей священности. Чем градоправитель Лоста может служить Единому и его посвященным?

– До Единого-Сущего дошло, что жители Лоста все чаще впадают в грех изменения облика. Вера твоих сограждан балансирует на острие иглы, а ты, градоправитель, вместо того чтобы отводить их от грехопадения, показываешь пример следования Измененному. Сам частенько меняешь облик, вопреки воле Единого!

Градоправитель тряс головой и размахивал руками, но не решался прервать обличающую речь апостола.

– Мы посланы, чтобы наставить людей твоего города. Велика милость Единого, велико терпение Единого-Сущего. Вместо того чтобы обрушить на твой город кару, а ты знаешь, что это такое, Единый-Сущий посылает тебе Слово. Сегодня же вечером во всех ресторанах, тавернах, кабаках и гостиницах Лоста, где есть достаточно большие залы, мы прочитаем проповеди Единого и будем их читать в течение семи ближайших дней. Мы разместимся в «Белом лебеде», так что пусть его полностью освободят от постояльцев...

Мне показалось, что лицо пятиликого Сата горестно перекосилось, но слушать продолжение разговора у нас уже не было времени. На город опустилась ночная темнота, а нам еще предстояло найти наши «Три копыта». Поэтому я снова взял в руку Данилкину ладошку и потянул его в сторону узкой улочки, начинавшейся за углом мэрии. Ванька, словно ожидая этого, тут же спрятал свою черную голову под моим плащом.

Мы быстро шагали по темной узкой улице, слабо освещенной редкими фонарями, прочь от центра города. Уже через несколько минут замощенная часть улицы закончилась, и мы ступили в мягкую пыль дороги. А еще через несколько десятков шагов нам навстречу попалась невысокая девушка в похожем на Данилкин комбинезоне.

– Милая девушка... – обратился я к ней.

Она вздрогнула и чуть не выронила из рук свою маленькую корзинку, но приметив рядом со мной маленького мальчика, слегка успокоилась и вопросительно взглянула на меня.

– Не подскажете ли вы путникам, впервые оказавшимся в вашем городе, как пройти к таверне «Три копыта»? Нам сказали, что она где-то в этой стороне.

– Ой, так вы к дядюшке Вару, – обрадовалась она.

Я улыбнулся и утвердительно кивнул.

– Вы пройдите немного вперед и у большой каменной тумбы поверните направо. Четвертый дом и будет «Три копыта». Дядюшка Вар как раз на месте. И я скоро вернусь, только отнесу двуликой Ясе ее пирожки и наливку... – И она приподняла свою корзинку. – Дядюшка Вар – мой дядя, я у него и живу, – добавила она и, улыбнувшись еще раз, проскользнула мимо нас.

Мы двинулись в указанном направлении и через несколько шагов действительно наткнулись на большую, круглую каменную тумбу, установленную в месте пересечения двух улиц. Повернув, как было сказано, направо, мы увидели впереди ярко горевшую лампу, а когда подошли ближе, поняли, что она освещала небольшую вывеску, выполненную на куске жести. На вывеске по зеленой травке, под ярко-желтым солнышком гуляла веселая пятнистая корова. Причем одна из ее задних ног и кончик хвоста не поместились на жестяном прямоугольнике, но, несмотря на это, корова довольно улыбалась.

– Действительно, три копыта, – довольно пробормотал Данила. И только тут я понял, что мой маленький спутник смертельно устал. Я ободряюще похлопал его по плечу:

– Держись! Сейчас поужинаем, и сразу ляжешь спать. – И я толкнул тяжелую дверь темного дерева, отозвавшуюся звонким переливом колокольчиков.

Сразу за дверью располагался обширный низкий обеденный зал, освещенный масляными лампами и заставленный массивными столами и лавками. Дальняя стена была отгорожена деревянной, с красивыми медными накладками, стойкой, за которой стоял высокий по местным меркам пожилой мужчина с густой проседью в волосах и быстрыми, умными темными глазами. Мы сразу направились к нему мимо заинтересованно разглядывающих нас посетителей. Подойдя к стойке, я слегка сдвинул назад капюшон плаща, открывая лицо, и негромко спросил:

– Ты трехликий Вар?.. – Мужчина утвердительно кивнул, внимательно разглядывая наши физиономии.

– Нас направил к тебе четырехликий Навон. Он сказал, что ты сможешь устроить нас на ночлег на одну ночь и поможешь отправиться дальше... Мы можем на тебя рассчитывать?..

– Друзья четырехликого Навона всегда могут на меня рассчитывать... Но только друзья... – И он вопросительно на нас посмотрел.

– Ты, дяденька, не думай, нас действительно дедушка Навон к тебе послал... – встрял в разговор Данила, и когда Вар перевел на него свой быстрый взгляд, вытянул из-за ворота комбинезона подаренный свисток. Глаза Вара изумленно распахнулись.

– Да! Вы действительно его большие друзья... – тихо пробормотал он, увидев еще и прицепленную к моему поясу шпагу, высунувшуюся из-под откинутой полы плаща. И тут же его взгляд остановился на усатой Ванькиной морде.

– Я устрою вас всех троих в одной комнате, – полувопросительно произнес Вар и, дождавшись моего утвердительного кивка, крикнул куда-то себе за спину: – Силва, Ольва еще не вернулась, постой за стойкой, я отойду.

Из боковой дверцы выплыла дородная матрона в длинном цветастом платье и белом фартуке. Она молча уставилась на нас любопытствующим взглядом, а мы, пробормотав «здравствуйте», двинулись следом за хозяином.

Он нырнул в ту же дверцу, из которой появилась его помощница. За ней оказался короткий коридорчик, один конец которого упирался в кухню, а другой оканчивался узкой лестницей, ведущей наверх. Когда мы начали подниматься на второй этаж, я спросил:

– А что, достопочтенный Вар, в твоем заведении апостолы читают проповеди?

– А чем, собственно, вызван твой вопрос, Белоголовый? – ответил он вопросом на вопрос.

– Дело в том, что одновременно с нами в город прибыл апостол Пип, и, кажется, не один. Из его разговора с градоправителем мы поняли, что сегодня вечером они собираются проповедовать во всех больших помещениях города.

– О, что б им в крысу перекинуться! Снова кого-то мучить будут! – воскликнул он, а затем, чуть обернувшись, добавил: – Обязательно ко мне припрутся! Жизни от них нет! Опять человек восемь бесплатно кормить...

– Апостол Пип заявил, что они остановятся в «Белом лебеде», – попытался я успокоить его.

– Ну, пятиликий Сат облагодетельствован, это ж его гостиница, – усмехнулся Вар и добавил: – Только жрать задарма они везде горазды, особенно после проповеди! Единые слуги... что б им в крысу перекинуться!.. – повторил он свое странное проклятие и еще энергичнее затопал вверх по лестнице.

Мы поднялись на второй этаж, и хозяин провел нас в небольшую, простенько убранную комнатку с двумя кроватями и рукомойником в углу. Как только мы вошли, Вар зажег висевшую за дверью лампу, а Данила сразу опустился на низенькую скамеечку, стоявшую у одной из кроватей, и устало вытянул ноги. Вар, пристально посмотрев на Данилу, направился к выходу и уже в дверях проговорил:

– Я, пожалуй, пришлю вам ужин сюда. Паренек совсем сомлел, пусть поест и сразу ложится, завтра вставать придется рано, если в один день до Нароны собираетесь дойти. – И он тихо прикрыл за собой дверь.

Я спустил с рук Ваньку, скинул на кровать плащ, положил на пол котомку и направился к рукомойнику. Данила молча сидел на своей скамеечке. Умывшись, я вытерся висевшим рядом полотенцем и, повернувшись, наткнулся на внимательные глаза Данилы.

– Дядя Илюха, а ты не думал пойти послушать этих проповедников? Может, что интересное скажут?..

– Я-то обязательно схожу, а вот тебе действительно сразу после ужина надо будет спать лечь, а то завтра идти не сможешь.

– Нет, я с тобой пойду, мало ли что случится. Вдруг срочно уходить придется, а мы разделимся.

Он поднялся со своей скамейки и направился к умывальнику. Пока Данила фыркал под струей воды, я выглянул в окно. По слабо освещенной дороге в сторону нашей таверны двигались люди. Жителям, похоже, уже сообщили о готовящейся проповеди, и они начали сходиться.

В этот момент в дверь тихо постучали, и Данила поспешно натянул на свои мокрые белобрысые вихры капюшон. Я открыл дверь. На пороге стояла та самая девушка, которую мы встретили на улице. В руках у нее был небольшой поднос, прикрытый чистой салфеткой. Она бочком вошла в комнату и недоуменно огляделась. Я понял, что она не знает, куда поставить свой поднос, поскольку в комнате не было стола.

– Ставьте ваше угощение сюда, – показал я на одну из кроватей. Она шагнула в указанную сторону, а я спросил: – Тебя, наверное, зовут Ольва?

Она удивленно оглянулась.

– Откуда вы знаете?..

– Так это же про тебя трехликий Вар сказал «Ольва отошла». Меня ты можешь называть Илья, этого молодого человека Данила, а наш усатый друг отзывается на имя Ванька...

Она оглядела нашу компанию, улыбнулась, кивнула и, сдернув салфетку с подноса, сказала:

– Здесь жареное мясо, салат, хлеб и молоко. Сейчас принесу еще пирожков. Я надеюсь, поужинать вам хватит?

– О, вполне. Главное, чтобы вот этим обжорам хватило, – я кивнул на Данилу и Ваньку, – а мне и одной корочки достаточно.

Данила и Ольва рассмеялись.

Потом Ольва выпорхнула за дверь, а мы с Данилкой уселись на кровати и принялись за ужин. Ванька тут же присоединился к нам. Через несколько минут Ольва вернулась с небольшой тарелкой, на которой лежало несколько пирожков. Данила сразу ухватил один из них, а я спросил:

– Скажите, милая девушка, когда начнется проповедь и кто, собственно, будет ее читать?

– Гвардейцы Единого-Сущего уже пришли, так что минут через двадцать – тридцать начнется. – В ее голосе явно звучал какой-то тоскливый страх. – А проповедовать будет сам апостол Пип... – Мне показалось, что при этом имени Ольва вздрогнула.

– Что-то мне кажется, что ты его побаиваешься? – не удержался я. Она испуганно взглянула на меня, а потом, словно решившись, тихо произнесла:

– Ты знаешь, он очень жестокий. Он проповедовал у нас в городе уже трижды и каждый раз кого-нибудь истязал. Не дай Многоликий попасть ему в руки!..

– Да, – согласился я, вспомнив сцену на площади, – старичок явно склонен к садизму...

– К чему?.. – не поняла Ольва.

– К садизму. Мы так называем чье-нибудь желание причинять мучения другому живому существу.

Ольва закусила губу и наклонила голову.

– Мы вот тоже думаем послушать проповедь, – беззаботным голосом прибавил я.

Она испуганно посмотрела на нас и, покачав головой, прошептала:

– Не ходите. Маленьким детям можно на проповедь не ходить. И вообще, вы же путники, вы не жители города, зачем вам это...

– Интересно, что это за Единый такой. Что он такого обещает людям, чтобы его почитать и даже отказываться от многоличья?..

Но она, казалось, меня не слышала. Снова покачав головой, она повторила:

– Не ходите!.. – а затем быстро вышла из комнаты.

Мы доели свой ужин и опустевший поднос оставили рядом с кроватью. Я снова накинул плащ, так хорошо скрывавший шпагу и мою явно нездешнюю одежду, и решив, что Данила, пожалуй, прав, не желая расставаться, положил ему ладонь на голову.

– Ну что, Данилушка, пойдем послушаем местного проповедника.

Я задул лампу, и мы вышли из комнаты.

Спустившись в обеденный зал, мы увидели, что вся мебель из него была вынесена. Только у стойки стоял длинный стол, а за ним лавка. Зал был заполнен людьми, в основном мужчинами, которые негромко переговаривались между собой в ожидании начала проповеди. Перед столом стояли трое гвардейцев, разглядывая собравшуюся толпу безразличными, какими-то рыбьими глазами. Мы с Данилой прислонились к стене возле дверки, ведущей наверх, и молча наблюдали за собравшимися. Нельзя сказать, что народ был очень возбужден, но и особого спокойствия не чувствовалось. В атмосфере этого достойного собрания витал дух противоречия и страха. Каждое слишком громко сказанное слово, вынырнувшее над общим ровным гулом, сопровождалось испуганным взглядом, который сказавший бросал вокруг, облизывая округлившимися глазами ближние и дальние лица.

Так прошло несколько минут. Наконец открылась дверь за стойкой, и в зал в сопровождении еще одного гвардейца и хозяина таверны вошел уже знакомый нам апостол Пип. Судя по сальному отблеску на его тонких губах и впалых щеках, он только что плотно закусил чем-то жирным. Быстро подойдя к скамье, он влез на нее, а с нее на стол и обвел зал враз посуровевшим взглядом. Сразу стало тихо. Толпа, до того слабо шевелящаяся под шепчущим колпаком разговора, вдруг замерла и распалась на отдельных, одиноких людей. Я понял, что в этом зале мгновенно каждый стал только за себя.

Апостол Пип удовлетворенно хмыкнул и пустил по своим тонким губам слабое подобие улыбки.

– Я вижу, что жители Лоста не слишком интересуются Словом Единого. В этом зале вполне могло бы собраться на несколько десятков человек больше, – начал он свою проповедь неожиданным пассажем.

Ну что ж, завтра мы разберемся, кто из горожан считает себя достаточно просвещенным в заповедях Единого, а собравшиеся здесь могут считать, что им повезло – сегодняшняя проповедь, я надеюсь, откроет ваши глаза и просветит ваши умы.

– Велик Единый... Священен Единый-Сущий... – вдруг вздохом пронеслось по залу.

– Слушайте ж, дети Единого, слово его к вам. – Апостол Пип резко сменил не только свою интонацию. Казалось, заговорил другой человек, столько доброты, даже нежности, зазвучало в его голосе.

– Тот, кто в своей неизбывной мудрости создал всех живущих в этом мире, кто научил их смотреть и слушать, говорить и ходить, кто дал им воздух, чтобы дышать, и пищу, чтобы вкушать, кто любит и жалеет свои творения, обращается к вам через своего избранного и говорит вам его устами. Слушайте со вниманием, как подобает любящим создателя своего.

А дальше пошло повествование, выдержанное, как ни странно, в традициях, весьма близких земным. Из проповеди апостола Пипа следовало, что мудрый и могучий Единый создал этот небольшой мирок, населил его людьми, наполнил водой, растениями, животными и оградил от вредного влияния непроходимыми пустынями, горами, болотами. Именно в этом мире Единый решил создать идеальных, ему подобных людей. И все было бы хорошо, но ярый враг Единого – Измененный, поставивший себе целью, естественно, сорвать замысел всеблагого бога, начал по-всякому искушать жителей избранного мира.

Добрых полчаса апостол Пип расписывал, на какие ухищрения пускался Враг, чтобы сбить избранников с панталыку. Но население этой изолированной территории доблестно отбивало все поползновения мерзкого Измененного. И тут то ли Измененный действительно придумал гениальный план, что само по себе невероятно, то ли Единый куда-то отлучился и выпустил на время своих избранников из поля зрения, хотя до этого ну очень тщательно их опекал, только Враг придумал и подкинул неразумному населению способность менять свой облик, превращаясь в различных зверей, птиц и рыб.

В этой части своего рассказа проповедник поднялся до небывалых вершин ораторского искусства. Когда он описывал горе Единого, узревшего по возвращении, во что превратились его подопечные, многие из окружающих нас мужиков захлюпали носами, а немногочисленные женщины так просто рыдали в голос.

И тогда Единый послал к своим избранникам своего же уполномоченного, которого поименовал «Единый-Сущий». Этот полномочный представитель был как бы самим Единым, но к тому же еще и Сущим; то бишь явленным в телесной оболочке. Своего уполномоченного Единый наделил ну просто огромными полномочиями в части кнута и пряника – от поглаживания по головке послушных, отказавшихся пользоваться вражьими подарками, до насильственного лишения неслухов возможности перевоплощения с частичным покалечиванием упорствующих в непослушании.

Короче, на сегодняшний день все население этой небольшой страны было поставлено перед выбором: либо добровольно отказаться от практики пользования какими-либо другими ликами, кроме человеческого, либо подвергнуться гонениям со стороны Единого-Сущего, способного вытворить с любым из жителей самые безобразные вещи. Отсюда вытекала, естественно, необходимость прекратить подчинение прежним властям страны, во главе которых стоял Многоликий. Именно он, как я понял, обладал наиболее развитыми способностями к перевоплощению, а посему был объявлен Единым-Сущим пособником Измененного и его полномочным представителем.

Однако неразумные жители, вместо того чтобы враз и навсегда прекратить всяческие богонеугодные превращения, почему-то повсеместно игнорировали волю Единого, недвусмысленно продиктованную Единым-Сущим, и продолжали не только перекидываться во всевозможных животных, но и слушаться и уважать Многоликого, который, кстати, ничего плохого им не делал, а преследовал и уничтожал только бандитов, воров и прочих злодеев. И как оказалось, жители несчастного маленького Лоста были из числа наиболее злостных последователей и почитателей сатанинских игрищ с перекидыванием, а также и самого Многоликого. Так вот чтобы привести их в конце концов в чувство, Единый-Сущий и направил апостолов Пипа, Кату, Фоку, Сава и Сайва в сопровождении банды гвардейцев в это гнездо греха.

В заключение апостол Пип призвал присутствующих одуматься и вернуться в лоно Единого, который уж их наградит, и пообещал упорствующим достойное наказание. В этот момент я почувствовал, как собравшиеся в едином порыве вздрогнули, видимо, они очень хорошо представляли себе, что это за кара.

Проповедь длилась часа два с лишним. И вот, закончив ее, апостол Пип перешел на свой обычный скрежещущий фальцет и неожиданно спросил:

– Все понятно?

Всем все было понятно, и я решил, что сейчас мы мирно разойдемся. И тут из-под моего локтя донеслось:

– Дяденька, а можно спросить?..

Этот ангельский голосок принадлежал Даниле, и я сразу понял, что тот затеял свою любимую игру. Это была игра интеллектов, которой Данила увлекался почти с тех пор, как научился более или менее внятно говорить. Она всегда начиналась вопросом «Дяденька, а можно спросить?», а заканчивалась фразой «Дяденька, ну какой же ты дурак!».

Очень редко бывали случаи, когда знакомому с этой его игрой взрослому удавалось поставить Данилу в тупик. Тогда он замолкал и, насупившись, принимался размышлять над каверзой собеседника. Однако апостола Пипа вряд ли можно было отнести к знающим правила игры, а по сверкавшим Данилкиным глазам я понял, что Пипу придется весьма несладко.

Услышав вопрос, произнесенный милым детским голоском, Пип развернулся всем телом в нашу сторону и, внимательно оглядев мальчишку, утвердительно кивнул:

– Спрашивай...

Данила сделал шаг вперед и очень вежливо спросил:

– Дяденька, я правильно понял, что всех нас создал могучий и мудрый бог по имени Единый?

Апостол, услышав вопрос «по теме», неожиданно для меня расплылся в довольной улыбке.

– Смотрите! Все смотрите, как малый ребенок тянется к истине!.. – буквально возопил он, обращаясь к присутствующим, а затем, снова обратившись к Даниле, насколько мог ласково произнес: – Меня, отрок, надо называть не «дяденька», а «апостол» или «посвященный отец Пип». Что касается твоего вопроса, то в целом ты понял правильно. Только создал все сущее не бог, а Единый. Просто Единый. Ты понимаешь всю глубину этого слова?

Данила с горящими глазами кивнул, что он понимает, и тут же задал новый вопрос:

– И Единый наделил нас всеми нашими качествами и способностями? Зрением, нюхом, вкусом там?..

– Конечно! Ты все правильно понял!

– А откуда ты, апостол Пип, все это узнал?

Вот так! Апостол несколько растерялся от такой подлянки, но тут же, грозно сдвинув брови, строго ответствовал:

– Единый-Сущий – посланец Единого поведал истину всем, кто желает ее знать!

Данила склонил голову набок, словно задумался, но я знал, что у него вся тактика разговора продумана на несколько вопросов и ответов вперед, а это раздумье просто одна из уловок. Через несколько секунд в притихшем и заинтересовавшемся зале последовал очередной детский вопрос:

– Если Единый так любит свой народ, если Единый дал нам все человеческие качества и способности, какие только возможны, то почему не он дал нам способность принимать облик других его созданий? Почему такую способность дал нам Измененный?

Апостол Пип еще больше помрачнел, но пока еще продолжал сдерживать себя, видимо, в надежде объяснить все любопытному отроку, а заодно доказать всем присутствующим мудрость Единого-Сущего и свою собственную. На его вытянутой и очень исхудавшей физиономии было явственно написано раздражение тем, что он дал втравить себя в столь скользкую беседу, но коль уж он не осадил мальчишку сразу, надо было подыскивать достойные аргументы. К тому же вопросы этого малыша звучали очень искренне и чрезвычайно почтительно. Поэтому, со свистом втянув воздух (или скрипнув зубами), Пип ответствовал:

– Видишь ли, малыш, Единый создал людей по своему образу и подобию в надежде, что они будут достойны его великого облика, при котором желать другого просто нечестиво. И поэтому, когда его творения стали с легкостью отказываться от дарованного им священного вида и перекидываться в разных нечистых животных, Единый воскорбел. Он не в силах видеть людей в животном облике. Такой облик ему противен! Понял?..

Пип решил, что он разобрался с этим въедливым мальчишкой, и повернулся к пастве. Но не тут-то было!

– Это все тебе тоже рассказал Единый-Сущий? Если все так, как ты говоришь, и Единому противен животный облик, то зачем он сам создал этих животных? И потом, если Единый так любит созданных им людей, то почему он против того, чтобы люди летали, как птицы, или плавали не хуже рыб? Тем более что никто из людей насовсем превращаться в какое-то там животное и не собирался!

Если раньше вопросы Данилы сопровождались тихим, сдержанным гомоном толпы, опасающейся открыто поддерживать явно крамольное любопытство, то последнюю его реплику сопровождало уже неприкрытое и довольно громкое одобрительное гудение. А тут Данила поставил последнюю точку.

– Я почему-то думаю, что твой знакомый Единый-Сущий все наврал. Никто его в этот мир не посылал, а просто он чего-то хочет для себя. А ты, дяденька, ему поверил. Ну и дурак же ты!..

При этом слова «Ну и дурак же ты!» были сказаны таким тоном, что все присутствующие поняли – Данила ни минуты не сомневается, что апостол Пип совсем не дурак, а просто тоже преследует свои собственные цели. В зале повисла тяжелая, мрачная тишина.

После такого резюме, сказанного каким-то маленьким негодяем, испитая физиономия «посвященного отца Пипа» пошла синими пятнами. Его глаза загорелись мрачным огнем, а губы молча шевелились, словно читали какое-то чудовищное заклинание. Наконец он хрипло выдавил:

– А ну-ка, маленький негодяй, скинь свой капюшон, чтобы я увидел, кто смеет отрицать истину Единого-Сущего!

Не успел я протянуть руку, чтобы помешать Даниле исполнить распоряжение Пипа, как он одним движением сдернул капюшон с головы. Пип на своем столе-кафедре словно окаменел, впившись выпученными глазами в лицо Данилы. Вольготно стоявшие рядом с ним гвардейцы мгновенно подобрались то ли для прыжка, то ли для торжественного салюта, стоявшая в зале толпа сначала отхлынула, оставив нас в одиночестве на пустом пространстве пола, а затем колыхнулась в нашу сторону, словно желая сомкнуться вокруг и спрятать нас. И в оглушающей тишине, которую, казалось, можно было резать, словно упругую краюху хлеба, сдавленный женский голос выронил:

– Принц!..

В это же мгновение вперед выметнулась рука Пипа, и хриплый голос прокаркал:

– Взять его!..

Трое стражников одновременно шагнули вперед, а толпа колыхнулась назад, показав, на чьей стороне здесь сила.

И тут я, сделав широкий шаг навстречу гвардейцам, заслонил собой Данилу. Одновременно левой рукой я рванул застежку плаща и резким круговым движением обмотал его вокруг предплечья, а правой выхватил подарок старого Навона. Стоило матово сверкнувшему клинку со свистом рассечь воздух, как бравые гвардейцы встали как вкопанные. Они явно растерялись, наткнувшись на сопротивление.

И тут я снова услышал скрежещущий голосок нашего милого Пипа:

– Ты, Белоголовый, думаешь сталью остановить волю Единого-Сущего?! Ну что ж, придется тебе попробовать его немилость!

Толпа ахнула, рванулась назад и к стенам, и из ее нутра снова послышался тот же женский голос:

– Мальчик!.. Бедный мальчик!.. Апостол, пощадите ребенка!..

Но апостол уже ничего не слышал. Он вытянул в мою сторону сжатый кулак, украшенный перстнем с багровым камнем, и громовым голосом рявкнул:

– Аус!

Возглас прокатился по замершему залу, камень вспыхнул мрачным багровым светом и... ничего не произошло. Только перстень на моей руке слабо завибрировал и слегка потеплел.

В глазах Пипа блеснуло безумие. Он потряс кулаком, словно надеялся выдавить из него последнюю каплю какой-то чудесной, невероятной силы, и снова завизжал:

– Аус!..

И тогда у меня из-под локтя высунулась белобрысая голова, и Данила довольно хихикнул:

– Что, дяденька, сдох твой маус?.. А теперь я попробую...

Он выдернул из-за ворота свой серебряный свисточек, и негромкий, переливчатый свист оглушил весь зал.

Что же тут началось!

Сначала раздались уже знакомые легкие хлопки, и вслед за ними люди из зала начали стремительно исчезать, а уже достаточно душное помещение стало столь же стремительно заполняться самыми различными живыми существами.

Первым исчез апостол Пип. Вместо его удивительно худой фигуры на занимаемом им столе появился не менее удивительно толстый боров. Поводя из стороны в сторону грязным, слюнявым пятаком, украшенным фамильной бородавкой, и оглядывая зал крошечными красными глазками, он неловко топтался, с трудом перемещая свое жирное, розовое, покрытое неопрятной седоватой щетиной и безобразными черными пятнами тело по шаткой подставке, на которой он вдруг оказался. Стоявшие рядом со столом гвардейцы с ужасом уставились на этого свина, но сами практически тут же перекинулись. Двое из них сели по краям стола в виде слегка ошарашенных филинов, таращивших ослепшие глаза на ярко пылавшие светильники, а третий, обернувшийся матерым лисом, тут же забился под стол.

Данила, явно не ожидавший столь радикального эффекта от своего свисточка, вцепился обеими руками в мой намотанный на руку плащ, и мы повернулись в сторону зала. Там бушевал бродячий зверинец, враз лишившийся своих клеток. Между собой разбирались медведи и волки, лисы и барсуки, огромные подслеповатые кроты и маленькие, но очень активные бычки. Под потолком кружили несколько представителей пернатого царства. Надо отдать должное этому чудному зверинцу – хищники никого не пытались сожрать, а парнокопытные не пускали в дело свои рога и копыта. Вся разборка происходила активно, но миролюбиво. Правда, когда я увидел трех здоровенных, не менее метра величиной, светло-рыжих тараканов, гуськом бежавших по стене, спасая свои хитиновые тела из-под лап и копыт, меня слегка замутило.

В этот момент мы разобрали в неистовом хрюканье хряка Пипа главенствующую тему, содержавшую в основном всего два слова – «Хр-р-р-зять хр-р-р-их!».

Мы с Данилой, не сговариваясь, шагнули к дверце, ведущей к нашим апартаментам, но тут к нам подкатил небольшой медвежонок и, ухватив Данилу за рукав комбинезона когтистой лапой, неразборчиво прорычал:

– Принц, за мной!..

Он потянул Данилу к приоткрытому окну, неловко ковыляя на трех лапах и не выпуская из четвертой его одежду. При этом он так на меня поглядывал, что я понял – надо следовать за ним. В таком порядке мы и сиганули в окно на мягкую, разрытую клумбу. Выпрыгнув, медведь припустился по улице, все время оглядываясь на нас. Мы быстро следовали за ним.

Через несколько минут мы, миновав несколько поворотов, подбежали к калитке в невысоком заборе. Наш лохматый сопровождающий с разбегу врезался в нее, и калитка с треском распахнулась. Медведь по короткой, замощенной дорожке подбежал к крылечку небольшого домика, спрятавшегося среди старых, разлапистых деревьев, и заскреб в нее. Следом за ним к дверям подбежал Данила и, словно сговорившись с мишкой, принялся колотить в дверь кулаком. Когда самый старый член команды, то есть я, прибыл к дверям домика, за ними уже кто-то копошился, приговаривая спокойным, мягким женским голосом:

– Уже открываю... уже открываю...

Когда дверь отворилась, мы увидели маленькую опрятную старушку в темном, аккуратном платье с белым воротничком и такими же манжетами. Она внимательно посмотрела на нас поверх больших роговых очков и сказала:

– Ай-ай-ай, как неразумно, Ольва, разгуливать по городу в таком виде, когда у нас в гостях сам апостол Пип со своей шайкой. Быстро все входите!

Мы юркнули внутрь домика, и бабушка быстро захлопнула дверь. И снова раздался хлопок. На месте медвежонка возникла наша милая Ольва и сразу затараторила:

– Тетушка Яса, надо спрятать этих... – Она бросила на нас быстрый взгляд и после короткой заминки продолжила: – ...ребят. Они такое натворили, что, если их найдут, им не миновать алтаря Единого-Сущего!..

Тетушка Яса слушала ее, улыбаясь и покачивая головой. Когда у Ольвы от возбуждения перехватило дыхание и она замолчала, старушка спокойно спросила:

– И что же такого могли натворить эти... ребята? Только ты сначала успокойся и пройди в комнату, а там уже все расскажешь по порядку.

Ольва молча кивнула и направилась следом за двуликой Ясой в глубь дома.

Когда мы прошли в комнату и расселись вокруг стола на изящных хрупких стульях с гнутыми ножками, Яса с улыбкой нас оглядела и кивнула Ольве:

– Рассказывай...

– Эти двое... – начала Ольва свой рассказ, – пришли к дядюшке Вару где-то за час до начала проповеди. А проповедь у нас сегодня читал сам апостол Пип. Когда они мне сказали, что хотят послушать проповедь, я их отговаривала – ты же знаешь, как этот Пип любит поизмываться, особенно над новыми людьми. Но они все равно пришли. И когда апостол закончил свою проповедь, Данила... – она ткнула пальцем в сторону Данилки, – ...начал задавать Пипу всякие вопросы. Тот сначала вроде обрадовался, что такой маленький мальчик так заинтересовался его рассказом, а потом понял, что этот малыш просто его дурачит. Ну а когда Данила объявил всю историю про Единого враньем, Единого-Сущего лжецом и жуликом, а самого Пипа назвал дураком, тот вообще взбесился...

Старушка внимательно посмотрела на Данилу и тихо произнесла:

– Ну это-то понятно...

– Апостол Пип приказал мальчику снять капюшон, и оказалось... – Тут она быстро сдернула капюшон с головы Данилы, и двуликая Яса ахнула:

– Принц...

– Вот-вот... – радостно подхватила Ольва. – В таверне все тоже так подумали. Пип прям облизнулся, как кот на сметану, и тут же приказал своим людям схватить мальчика. И тогда Илья выхватил шпагу и... – Она замолчала, словно у нее кончились слова, но глаза ее были очень красноречивы.

– И что же Пип?.. – спросила Яса и тут же сама ответила: – Сразу схватился за свой хлыст.

Ольва утвердительно кивнула. Старушка внимательно оглядела на этот раз меня, и мне показалось, хотела что-то спросить, но Ольва, передохнув, снова затараторила:

– Только у Пипа ничего не получилось! Он орал свой «аус», а с ними ничего не происходило. И тогда мальчик достал какой-то свисток и свистнул в него. И знаешь, все, кроме них, перекинулись! А апостол Пип перекинулся в здоровенного толстого борова... с бородавкой на пятаке!!! – вдруг добавила она.

Восторг Ольвы при этих словах был просто неподражаем.

– Так вот почему ты прибежала в таком виде... – пробормотала Яса. Потом она снова повернулась в мою сторону и все-таки задала мучивший ее вопрос:

– Почему же хлыст Пипа с тобой не справился? Небывалый случай...

– Может быть, потому, что я – «одноликий»? – с улыбкой ответил я.

При этих словах она изумленно уставилась на меня. Только что рот не открыла. Ольва тоже, широко распахнув глаза, не сводила их с моей скромной фигуры.

– Ну что вас так изумило? Ну я – «одноликий», ну не могу я перекидываться, не приучен!.. Неужели это такая редкость?..

– До сегодняшнего дня, молодой человек, я знала только таких одноликих, которые потеряли свою способность к перевоплощению на алтаре Единого-Сущего. Других в нашем мире не было. Но все они вместе со своими способностями теряли и определенные человеческие качества. В частности, интерес к жизни. Вы ни разу не видели «возлежавшего на алтаре»? – Я отрицательно покачал головой. – И слава Многоликому! Это зрелище не для нервных. Так вот ты нисколько не похож ни на одного из них. Поэтому я и была настолько изумлена. Тем более что ты имеешь, как и этот чудный ребенок, светлые волосы! Поэтому позволь полюбопытствовать, откуда у нас в городке появилось такое чудо?

И мне снова пришлось повторить свой рассказ о нашем появлении в этой стране. Когда я закончил, в комнате наступило обычное в таких случаях молчание. Обе мои слушательницы переваривали услышанное. Наконец Яса повернулась к Даниле с вопросом:

– А что это у тебя за свисток, и откуда... – но не договорила. Данила спал, положив руки на стол и устроив на них свою белокурую лохматую голову.

Старушка тут же вскочила и шепотом обратилась ко мне:

– Бери его на руки, положим его в постель...

Я бережно подхватил Данилку со стула и направился следом за хозяйкой по короткому коридорчику в маленькую, уютную спаленку. Там она откинула симпатичное лоскутное одеяльце с небольшой кроватки, и я, не раздевая, уложил Данилку. В комнате было прохладно и сладко пахло не то луговыми цветами, не то цветочным медом. Мы прикрыли мальчишку одеялом и вернулись в гостиную.

Усевшись за стол, я тут же ответил на заданный Ясой вопрос:

– Свисток Даниле подарил четырехликий Навон. Мы ночевали у него в первую ночь после перехода. Моя шпага тоже его подарок. И вообще, именно он посоветовал нам пробираться к Многоликому, к Черной скале. Навон считает, что только Многоликий сможет нам помочь вернуться назад, домой. И дорогу нам Навон подсказал.

– Значит, завтра вы пойдете через лес к Нароне, – сразу догадалась наша хозяйка.

– Да, через лес... – подтвердил я.

Ольва испуганно переводила взгляд с меня на Ясу. Потом она вдруг встала и заявила:

– Я вернусь в таверну. Надо принести ваши вещи и что-то из еды, вам в дорогу...

Взглянув на Ясу и получив молчаливое одобрение, она тут же ушла.

– Поговорила бы я с тобой, – улыбнулась мне симпатичная старушка, – да уж больно тяжелая дорога у тебя впереди. Навон рассказал, наверное, какой у нас лес нехороший? Так что тебе отдохнуть надо хоть немного. Завтра вам пораньше уйти придется, пока Пип со своими прихвостнями искать вас не начал. Пойдем...

Она встала и направилась в ту комнату, где уже спал Данила.

– Домик у меня небольшой, комнату отдельную я тебе предоставить не могу, но постель тебе будет.

Из стенного шкафа в коридоре она вытянула свернутый в рулон тюфячок, подушку, небольшую стопку постельного белья и сунула все это мне в руки. Когда мы на цыпочках вошли к Даниле, она кивнула на пол возле его кроватки и прошептала:

– Здесь располагайся... – И тихо притворила за собой дверь.

Я раскатал на полу тюфяк, накрыл его простыней, бросил на него всунутую в наволочку подушку, быстро сбросил с себя свою джинсу и, улегшись на это шикарное ложе, натянул на себя вторую простыню.

И тут же уснул.

10. ДОХЛЫЙ ЛЕС

6 июня 1999 года. Где обычно мы находим друзей? В детском саду, в школе, в институте, на работе, по соседству... И хорошо ли мы знаем людей, которых называем своими друзьями? Не поэтому ли мы частенько напеваем про себя «Если друг оказался вдруг...» А вот если находишь друзей в диком, темном, страшном лесу, полном медведей, волков, рысей и других не менее симпатичных зверушек, на них, я думаю, вполне можно положиться и в любом другом месте...

«Ну что такое!.. – мысленно разнесся мой вопль. – Я только закрыл глаза, а меня уже трясут за плечо и пихают ботинком в бок!..»

Я открыл глаза. Надо мной склонилась свеженькая, раскрасневшаяся физиономия Данилы с блестящими глазами и аккуратно причесанными мокрыми волосами. Увидев, что я проснулся, он тихо произнес:

– Пора уходить, утро уже... – и тут же начал стаскивать с меня простыню.

С тихим, но душераздирающим стоном я сел на своем ложе. Вообще-то я люблю спать на жестком, но любым пристрастиям есть граница. После матрасика, на котором я провел несколько недолгих часов с закрытыми глазами, мои мышцы несколько одеревенели, суставы начали поскрипывать, а скелет, наоборот, значительно размягчился. Поэтому, когда я попробовал подняться, мое несчастное тело скрипело, хрустело, позвякивало и вместе с тем слегка расползалось. Однако усилием своей несгибаемой воли я восстановил контроль над собственным опорно-двигательным аппаратом и поплелся следом за Данилой, который тянул меня за онемевшую левую руку по темному коридору.

Таким порядком мой маленький Вергилий выволок меня во двор, накрытый густым, противно мокрым туманом, а затем втолкнул в небольшую деревянную будочку в глубине сада. Аккуратно прикрыв за собой дверь, маленький негодник пробормотал:

– Щас мы тебя в порядок приведем, – и завозился за дощатой стенкой.

Я блаженно привалился к шероховатой перегородке и закрыл глаза. В тот же момент мне на голову обрушился водопад достаточно холодной воды. Ну, может быть, и не водопад, но никак не меньше ведра.

От неожиданности я даже не смог как следует заорать. Я только слабо пискнул и попытался толкнуться в дверь. Но она оказалась запертой снаружи. И тут я почувствовал, что холодный душ действительно быстро прогнал сон и придал моему занемевшему телу определенную гибкость. Я поднял руки, чтобы как следует потянуться, но в этот момент за стенкой снова послышалась возня, и я получил на свою голову еще одно ведро холодной воды.

– Все, хватит... – громко и сурово сказал я, отфыркавшись. Немедленно в стенке открылось небольшое окошко, и Данила просунул в него большое жесткое полотенце, а следом за ней мою одежду. Растираясь куском сурового полотна, я услышал, как по дорожке сада прочь от моей пыточной камеры побежали быстрые мальчишечьи ноги.

Я вытерся насухо, оделся, причесался оказавшейся в полотенце расческой и, толкнув освобожденную дверь, вышел на песчаную дорожку, ведущую к заднему крылечку домика. Через секунду я входил в небольшую, чистенькую кухоньку.

За столом, сбоку у окна, расположился Данила и с удовольствием пил молоко из большой глиняной кружки. Рядом с ним сидела Ольва, положив на колени нашу котомку. Яса хлопотала возле маленького столика, притулившегося около плиты. Как только я вошел, хозяйка улыбнулась мне, пододвинула к столу небольшой табурет, на который я тут же опустился, и поставила передо мной тарелку с огромным куском хлеба, накрытым желтым ноздреватым сыром, посыпанным рубленой зеленью. В нос сразу ударил сытный сырный дух. Не успел я вонзить в этот чудесный бутерброд свои оголодавшие зубы, как рядом с тарелкой опустилась кружка, наполненная свежим молоком. Я энергично принялся за еду, а Ольва продолжила начатый еще до моего появления рассказ.

– Так вот я и говорю, когда я вернулась в таверну, они уже стали приходить в себя. Первый, конечно, апостол Пип. Он сразу пошел в комнату за стойкой. Туда же отправились и его гвардейцы, а я быстренько побежала в маленькую кладовку...

Яса понимающе улыбнулась:

– Ты смелая девушка...

– Ну, никакой особенной опасности не было. Надо было только тихо сидеть. А если бы даже меня и услышали, я сделала бы вид, что ищу в кладовке какие-нибудь специи. В общем, я все слышала и видела. Апостол Пип сидел в дядюшкином кресле, а его мордовороты выстроились перед ним. Сначала Пип молчал, будто приходил в себя. Я его таким ошарашенным и представить не могла...

– Девочка, переходи к сути, нашим гостям некогда выслушивать повесть о твоих впечатлениях! – перебила ее старушка.

Ольва слегка запнулась, потом быстро кивнула и,сглотнув, продолжила:

– Апостол Пип не может понять, откуда у принца... – она кивнула на Данилу, – ...серебряный хлыст. Он говорит, что Единый-Сущий знал о существовании этого хлыста, но так и не смог его разыскать. Поэтому Пип решил организовать за вами погоню. Он сказал, что вы наверняка идете к Черной скале и потому не минуете переправу через Нарону. Он уверен, что вы пойдете к Нароне Дохлым лесом, а сам соваться в этот лес не хочет. Он говорит, что если вы лес пройдете, а такая возможность у вас есть, поскольку вас всего двое, то у переправы они вас и будут поджидать. Они поедут по Круглой дороге на лошадях. Если он ошибается и вы пойдете не лесом, а по дороге, они вас обязательно нагонят! Он хочет захватить принца живым, ну и, естественно, его очень привлекает серебряный хлыст. С ним поедут восемь гвардейцев. Он сказал, что, судя по тому, как Белоголовый обращается с оружием, лишние люди не помешают! – И она с уважением взглянула на меня.

– Ну что ж, несколько сумбурно, но в целом все понятно, – подвела итог двуликая Яса.

– Вы пойдете, конечно, лесом. Если идти достаточно осторожно, а именно так вам и придется идти, вы выйдете к берегу Нароны только к вечеру. Направление вы знаете?.. – Она взглянула на меня, и я утвердительно кивнул.

– Когда вы выйдете из леса – осмотритесь. На берегу должен стоять небольшой бревенчатый дом, он там один. В доме живет трехликий Гарон, перевозчик. Я вам дам одну вещичку, ее вы покажете Гарону, и он без вопросов перевезет вас на другой берег, даже если вы задержитесь и придете к Нароне ночью. А сейчас вам пора уходить. Пока туман не рассеется, Пип со своими мордоворотами с места, конечно, не тронется, но вам надо торопиться. Здесь Ольва вам положила поесть на дорогу.

Она вложила мне в руку небольшую металлическую бусину, а затем, взяв у Ольвы с колен нашу котомку, протянула мне и ее.

Я закинул шнур, стягивающий котомку, на плечо, сунул бусину в карман рубашки и уже собрался застегнуть плащ, но Данила остановил меня.

– Надо собрать твой самострел. – Он требовательно уставился на меня. – Мне точно известно...

Я без разговоров отцепил от пояса сумку с арбалетом и, выложив детали на стол, с которого уже убрали посуду, в несколько минут собрал машинку и натянул тетиву. Конечно, нести собранный арбалет было менее удобно, чем уложенный в сумку, но с Данилой спорить не приходилось. Надо, значит – надо!

Уже собравшись уходить, я повернулся к Ольве:

– Ольвушка, когда мы уходили из нашей комнаты на проповедь, в ней оставался наш кот Ванька. Если он еще у вас в таверне, позаботься, чтобы его накормили. Скажешь ему, что это я, Илья, тебя к нему послал. Хорошо?

– Так какой-то кот у крыльца сидит. Уже давно. Только в дом почему-то не идет. Я его приглашала, – заявила вдруг Яса. – Большой кот, огромный даже, черный и с белой кисточкой на кончике хвоста.

– Ну вот, и Ванька нашелся... – довольно завопил Данила и тут же прикрыл рот ладошкой.

Мы быстро двинулись к выходу. Распахнув дверь, мы узрели в клочьях тумана, пеленой покрывавшего землю, большую темную тень, расположившуюся на верхней ступеньке крыльца. Едва мы показались на крыльце, тень привстала, выгнув спину, подняла хвост трубой и двинулась вниз по ступенькам на песчаную дорожку, нисколько, видимо, не сомневаясь, что мы тут же последуем за ней. Наш Ванечка был в своем репертуаре – деловит, немногословен, полон достоинства. Только интересно, где это он обретался, когда нас вчера чуть не убили? Хотя, возможно, он-то как раз держал всю ситуацию под контролем.

Мы последний раз взглянули на своих спасительниц и поклонились им на прощание, а потом я не удержался и чмокнул трехликую Ясу в дряблую щеку. Она удивленно взглянула на меня, потом улыбнулась и тихо пробормотала:

– Ну и странные у вас, Белоголовый, обычаи... – Через несколько секунд они растаяли в тумане за нашей спиной, а мы быстро шагали за нашим черным, хвостатым предводителем.

Проскользнув под калиткой, Ванька не раздумывая повернул вдоль забора направо и легкой трусцой припустился вперед. Чтобы не отстать, нам с Данилой пришлось прибавить ходу. Так быстрым шагом мы прошли до первого перекрестка. Стояло совсем раннее утро, улица была пустынна, а звуки наших шагов мгновенно глохли в серой вате тумана. Вообще-то в нашем положении эта белесая, мутная пелена была нам хорошим помощником, вот только мой плащ и Данилкин комбинезон мгновенно пропитались влагой и отяжелели. На перекрестке Ванька притормозил и, казалось, к чему-то прислушался, а затем галопом бросился назад и юркнул за выступ забора. Мы метнулись за ним и тоже вжались в крохотную нишу, образованную небольшим заборным выступом. Несколько минут прошло в тишине, а затем, медленно нарастая, послышался мягкий цокот копыт по утрамбованной дорожной пыли. Потом из тумана выступили четыре высокие расплывчатые тени всадников и послышался приглушенный, с покашливанием разговор.

– И кого мы стережем? Кто в такую рань из дома полезет? Еще не меньше часа туман висеть будет, кого в нем разглядишь?.. – ворчал хрипловатый, видимо со сна, голос.

– Кого надо – того и стережем... – ответил ему густой командный бас. – Ты скажи спасибо, что апостол Пип тебя в свою команду не отобрал, а то Белоголовый добавил бы к твоим ста килограммам триста граммов своей стали. Так что ты лучше не спеши в гостиницу, нам надо вернуться после того, как апостол отъедет, а то придет ему в голову или кого-то из своего отряда заменить, или просто его увеличить. И придется скакать за мальчишкой, под его серебряный хлыст. Вот тогда ты поворчишь...

– Так апостол Пип сказал, что у него есть средство против принцева хлыста. Иначе зачем ему гвардейцы. Он мальчишку успокоит, ребята с Белоголовым разберутся...

– Ага, ты, оказывается, хочешь убедиться, что апостол Пип справится с серебряным хлыстом!.. Ты у нас, оказывается, герой – хочешь скрестить свою железяку с клинком Белоголового! Ну, ну... Езжай, попроси Пипа включить тебя в его команду, и Единый тебе в помощь...

– А ты что, не веришь, что апостол Пип сможет обезвредить серебряный хлыст...

Всадники проехали мимо и разговор постепенно утонул в серой пухлой взвешенной воде. Постояв еще несколько минут, Ванька осторожно двинулся в сторону перекрестка. Мы потопали следом. На этот раз кот без раздумий дунул галопом через пересекавшую наш путь дорогу, а мы припустились за ним. Перебежав на другую сторону, мы чуть не наступили на Ваньку, терпеливо нас ожидавшего, но он вовремя предупредительно мявкнул. И снова мы быстрым шагом последовали за черным и хвостатым, уверенно выводившим нас из города.

Примерно через полчаса город неожиданно, словно отрубленный, кончился, и мы вышли по намокшей скользкой обочине на росистый луг, а еще через несколько минут вступили под высокие деревья опушки Дохлого леса. Здесь Ванька зашел немного поглубже в чащу и повалился на бок на невысокую, густую травку, давая нам понять, что он намерен немного отдохнуть. Я расстелил рядом с Ванькой свой многострадальный плащ, и мы с Данилой тоже присели.

Отдыхали мы недолго, но за это короткое время все вокруг разительно изменилось. Взошло солнце, и туман мгновенно опустился на землю и словно впитался в нее. Только влажная трава и листва на деревьях напоминали о его существовании. Стало видно, что мы совсем недалеко отошли от городка – его последние дома были хорошо видны за небольшим, густо заросшим лугом, пересеченным темно-серой лентой дороги, которая резко сворачивала у опушки леса и, огибая его, уходила влево.

Мы еще сидели, скрытые густым подлеском, когда из города выехал конный отряд и рысью двинулся по дороге, огибая Дохлый лес. Всадников было девять, и мне показалось, что в одном из них я узнал апостола Пипа. Как только они скрылись за поворотом, мы встали и направились в глубь леса.

Сначала идти было довольно просто. Солнце по-прежнему находилось у нас слева, и при ясном небе потерять направление мы не боялись. Высокие деревья стояли далеко друг от друга, а подлесок, хотя и достаточно густой, практически не мешал нашему продвижению. Частые поляны были усыпаны цветами, выглядывавшими из невысокой, но густой травы. В общем, первые километры пути вполне могли сойти за маршрут хорошего подмосковного похода.

Но постепенно лес густел и как-то темнел. Перестали попадаться светлые ольха, береза и осина. Реже встречались дубы. На смену им вставали высоченные серые ели, покрытые снизу темным лишайником. Их нижние толстые, разлапистые ветви были начисто лишены хвои. Голые и каменно-прочные, они вполне могли порвать ткань плаща или комбинезона. В траве тоже валялись остатки этих ветвей, угрожая проколоть подошву кроссовок или запутать ноги. Почва постепенно понижалась, и скоро под ногами захлюпала неприятная жижа. Мы начали петлять по лесу, обходя особо топкие участки. Ванька по-прежнему крался впереди, осторожно переступая чуткими лапами.

И в этот момент мы услышали первый далекий крик. Слов было не разобрать, но крик очень напоминал призыв на помощь. Может, нам это просто показалось, только мы не сговариваясь двинулись в ту сторону, откуда кричали, и первым свернул туда Ванька. Продвигались мы достаточно медленно, но постепенно крики приближались и становились все отчетливее. Наконец, когда, по моим представлениям, до крикунов осталось всего несколько десятков метров, я остановился, достал из сумки болт и, взведя тетиву, вложил его в желоб арбалета. Потом притянул к себе Данилу и прошептал:

– Постарайся не отходить от меня дальше чем на два шага. Я накрою нас пеленой, и тогда мы будем невидимы и неслышимы. Понял?..

Данила согласно кивнул головой, и я скороговоркой забормотал давно заученное заклинание. Когда я закончил, мне в лицо пахнуло легким ароматом дыма, и я понял, что заклинание сработало.

Мы осторожно двинулись дальше. Ванька снова исчез, но я за него не волновался, зная, что он будет в нужном месте и в нужное время. Через несколько десятков шагов, которые Данила прошел, держась за полу моего плаща, густой орешник, скрывавший нас, раздвинулся, и мы увидели довольно большую поляну и действующих лиц готовой разыграться трагедии.

Слева от нас, под невысокой, корявой, но довольно толстой елкой стояли, прижавшись спинами к шершавому стволу, два низеньких, не больше метра ростом, человечка. Они были похожи, как два близнеца – оба толстые, с круглыми, румяными лицами, короткими толстыми, курносыми носами и темными глазками-бусинками. Одеты оба были в широкие коричневые штаны, подпоясанные широченными поясами и заправленные в короткие сапожки. Поверх ярко-красных рубашек были накинуты коричневые кожаные жилетики. У каждого из-за пояса торчали ножны с кинжалом. И только высокие остроконечные колпачки, украшенные пижонскими кисточками, были разные: у одного колпак был желтый, а у другого синий.

Эти словно сошедшие с рисунка детской книжки ребята держали в руках небольшие, но, судя по всему, тяжелые топоры с вытянутыми и закругленными лезвиями, напоминающими лезвия секиры.

Именно их крики мы слышали в лесу, поскольку и сейчас они не переставали орать.

– Смотри, вон за кустом крадется... вон серые уши торчат... – орал Желтый колпак и тут же прибавлял чудовищный вопль. – На помощь!!!

– Да вижу я, вижу... Ты лучше следи за вон теми тремя пеньками, там тоже серый прячется... – огрызался Синий и не менее громко вопил в свою очередь: – Кто-нибудь, помогите!!!

Прямо за деревом и прижавшимися к нему близнецами, которых я тут же окрестил «гномами», расстилалось обширное болото. Его темная, глянцево поблескивающая поверхность, украшенная серо-зелеными кочками и остатками полусгнивших сучьев, время от времени с хрипом выбрасывала из себя огромные дурно пахнущие пузыри. Так что отступать ребятам с топорами было некуда.

Справа от нас, на противоположном конце поляны, представлявшем собой поросший густой низенькой травой пригорок, сидел огромный, совершенно белый волк. Его мощное туловище, слегка наклоненное вперед, и здоровенная голова с большими, широко расставленными острыми ушами были совершенно неподвижны, являя собой исполинскую скульптуру, словно вырезанную из белого мрамора. Сначала я не понял, что меня так смутило в облике этого монстра, и лишь спустя мгновение я осознал, что в его крутой белоснежный лоб были врезаны две пары глаз, пылавших алым пламенем. Четырехглазый волк-альбинос с напряженным вниманием следил за тем, как его стая, состоявшая из полутора десятков крупных темно-серых хищников, сжимала смертельную удавку вокруг обреченных гномов. Правда, эти малыши еще вполне могли огрызаться, о чем свидетельствовали два неподвижных серых тела, валявшихся в пределах досягаемости их секир, густо окрашенных кровью.

Мы с Данилой практически вышли на поляну, но в накинутой мною пелене были невидимы, поэтому ни нападавшие, ни обороняющиеся не обратили на нас никакого внимания. Между тем стая закончила перегруппировку и повела следующую атаку.

Слева от Желтого колпака, из-за трех пеньков показался один из нападавших и припал к земле, готовясь к прыжку. Одновременно на гнома в синем колпаке двинулись сразу двое: один прямо с поляны, а второй, обходя справа, из-за близкого куста бузины. Гном в желтом колпаке приготовился дать отпор своему противнику, но при этом с тревогой поглядывал на своего товарища, атакованного сразу двумя хищниками. Волки будто по команде ринулись на гномов, но при этом сразу стало ясно, что левый просто отвлекает Желтый колпак, чтобы тот не мог помочь товарищу. А вот два других, бросившихся на правого гнома, действовали всерьез. Волк, атаковавший спереди, был уже в полете, когда второй прыгнул из-за куста.

Гном коротко выдохнул:

– Ха-а... – и его секира, описав сверкающий полукруг, отделила ушастую голову от сразу закувыркавшегося туловища.

И тут стало ясно, что он не успевает переложить руки для следующего замаха. Второй хищник уже практически накрыл гнома, когда с корявой еловой ветки прямо в летящий серый бок ударила когтистая черная молния. Волк с разодранным боком отлетел в сторону, а Ванька, упав в траву на четыре лапы, тут же метнулся к дереву и в мгновение ока оказался опять на своей ветке.

Раненый волк сразу вскочил на ноги и в запале попытался повторить свой прыжок, но в этот момент четырехглазый альбинос что-то негромко прорычал, и вся стая, включая раненого, попятилась.

Гном в синем колпаке, озираясь по сторонам в поисках своего спасителя, заорал:

– Эй, ты видел! Какая-то черная зверюга выступает за нашу команду! А лапы-то у нее, лапы, прям медвежьи!..

– Ага, смотри, чтобы эта зверюга своей лапой тебе по башке не задела! Может, она у этих волчар кусок мяса для себя отбивает!

– Не, это он к нам на помощь пришел! Что я зря, что ли, орал? Все горло сорвал! Вот он и услышал!..

– Ну еще бы! Щас он твой боевой клич подхватит! Ты что, совсем сдурел от напряжения? Как зверюга может разобрать, что ты там орал?..

Их перебранку прекратил вожак. Он снова что-то негромко рыкнул, а затем медленно растворился в воздухе и через мгновение появился уже впереди своей стаи. И поза у него была уже совсем другая. Голова наклонена до самой земли, уши прижаты к затылку, ноги подогнуты так, что брюхо почти волочилось по траве. Стало ясно, что альбинос готовится к прыжку. Он сделал пару легких шагов вперед, словно белая тень над травой, и, мощно оттолкнувшись задними ногами, взвился в воздух, одновременно истаивая, теряя свои очертания. Но, не давая ему полностью исчезнуть, тихо тенькнула у моего плеча тетива, и стальное перо болта, растворившись на ложе арбалета, материализовалось в густой белой шерсти загривка, сразу окрасив ее ярким алым мазком.

Огромное белое тело, сразу вернув резкость очертаний, перевернулось в воздухе и рухнуло к ногам изумленных гномов. Алые глаза еще горели рдяным светом, но через секунду тело дернулось в последней судороге, глаза погасли, превратившись в четыре тусклые красные пуговицы, и все было кончено.

Волки, увидев, что их вожак убит, заметались по поляне, а потом, будто спущенные со сворки, бросились в разные стороны. Через минуту на поляне никого, кроме двух маленьких человечков, не осталось. Синий колпак, видимо более смелый, сделал шаг вперед и тронул неподвижное белое тело кончиком своего топора.

– Глянь-ка, у него стрела за ухом...

– А ты думал, он от твоей страшной рожи сознание потерял? Или ты в последний момент так сильно пукнул, что сразил его наповал? Вестимо, деревянная голова, что у него болт за ухом, а наконечник в черепе... Иначе мы с тобой сейчас дохлые были бы...

В этот момент я снял пелену. Близнецы уставились на нас, открыв рты. Повисло молчание. Мы с Данилой улыбались, а два друга в колпаках, не в силах вымолвить ни слова, нас разглядывали.

Наконец Желтый колпак, видимо более сообразительный, заметил в моих руках арбалет, закрыл рот и лихо провел рукавом под своим здоровенным курносым носом.

– Выходит, это твоя стрела?.. – не то спросил, не то констатировал он. – Ну вы, ребята, вовремя появились...

– Могли бы и побыстрее прибежать... – заворчал Синий колпак. – А то нас уже почти съели, а они чухаются там с прохладцей...

– Вы на него внимания не обращайте, от него «спасиба» вовек не дождешься...

– Это от кого «спасиба» не дождешься!.. – сразу взвился Синий. – Это от меня «спа...»

– От тебя, от тебя, деревня необразованная. Ты и слова-то такого, наверное, не знаешь... – Желтый явно дразнился.

– Это я такого слова не знаю! Да я все слова знаю, какие на свете есть! Да я сам половину этих слов придумал, пока ты нос рукавом утирал!..

– Это кто нос рукавом утирал!.. – обиделся Желтый, потом спохватился и, метнув в нашу сторону растерянный взгляд, заорал: – А кому мой платок понадобился?.. Сам мой платок кровью засморкал... Забыл, как нос вчерась расквасил?.. «Я на корешок наступил... я на корешок наступил». Кто тебе сопли кровавые утирал... морда!

– А мне и не нужен был твой платок! У меня свой есть! Вот!.. – И Синий ловко выхватил из кармана штанов огромный грязный платок в синюю и коричневую клетку.

Физиономия у его товарища стала такой же желтой, как его колпак.

– Ах ты рожа пошкарябанная!.. – заорал он в голос. – Мой платок весь окровянил, а свой заныкал!.. А ну отдавай платок!..

И, ловко ухватившись за болтавшийся конец, он рванул грязную тряпку к себе. Не ожидавший такой прыти Синий кувырнулся вперед, лицом в траву, и выпустил платок из рук. Желтый стал тут же запихивать добычу к себе в карман, а Синий перекатился на спину и сел. По его облепленной старыми желтыми иголками и свежими зелеными травинками физиономии катились горькие слезы. Он широко разевал рот, но плакал совершенно беззвучно.

Желтый, увидев состояние своего товарища, тут же снова выхватил из штанов платок, кинулся к нему и стал заботливо стирать с его лица и травинки, и иголки, и слезы, приговаривая:

– Ну вот, опять упал... Ну не плачь... Ну вот он твой платок, я его просто отряхнуть хотел. На, забирай...

– Ребята, – вставил я наконец словечко. – Может, вы расскажете все-таки, кто вы, как сюда попали, куда направляетесь? Может, нам по пути?..

– Конечно, по пути... – проворчал Желтый колпак, не переставая вытирать Синему нос. – Неужели ты думаешь, что мы бросим вас одних в этом лесу? Что мы – гады неблагодарные какие-нибудь. Мы же понимаем, что без нас ты с пацаном пропадешь! А с нами... О-го-го!.. – Он наконец запихнул клетчатую тряпку своему другу в карман штанов и, сурово меня оглядев, продолжил:

– Ты видел, сколько здесь зверья накрошено?.. – Он широко обвел вокруг рукой. – И все этими вот руками... – Он протянул вперед свои напоминающие совковые лопатки ладошки.

– Ага!.. – тут же вступил Синий. – А я что, не крошил, скажешь?.. – И тоже протянул вперед руки, показывая, что ладошки у него ничуть не меньше.

– Крошил, крошил... – отмахнулся от него Желтый и снова уставился на меня: – Так что мы с вами до конца! А куда вы направляетесь?..

В этот момент Ванька решил покинуть свою ветку, с которой наблюдал за беседой, и, бесшумно рухнув вниз, улегся у моих ног.

Гномы снова раскрыли рты и уставились на нашего черного кота. Снова повисло молчание. И возобновил разговор, естественно, Желтый колпак.

– Ага... Значит, этот черный зверюга тоже с вами... – Он очень уважительно почмокал губами.

И тут Синий неожиданно сказал:

– Как хорошо, что вы нас спасли!..

Мы все четверо, включая Желтый колпак, разинув рты уставились на его товарища, а тот сидел в траве и радостно улыбался.

Наши физиономии непроизвольно растянулись, а через минуту мы все уже неудержимо хохотали.

Несколько успокоившись, мы уселись на травке и приступили к знакомству.

– Меня с детства, а это значит – очень давно, все называют Опин, – заявил гном в желтом колпаке. – А этого плаксу зовут Зопин... – ткнул он пальцем в своего товарища.

Тот немедленно завел:

– Это кто плакса... кто плакса...

– Ладно, не плакса! Помолчи!.. – оборвал его Опин. – Мы возвращаемся в место своего временного проживания, в Безумные горы...

– А почему «временного проживания»? У вас что, постоянного дома нет? – вмешался любопытный Данила.

– В том-то и дело, что есть, только мы никак до него добраться не можем...

– Уже несколько тысяч лет... – добавил Зопин.

– Сколько?.. – изумился я.

– Да... – почесал нос Опин, – он правду говорит. Случилось так, что когда небо стало багряным и мир разделили границы, мы были в этих самых Безумных горах. И с тех самых пор мы ищем проход в границах, чтобы вернуться домой, но пока не нашли. И вот три недели назад до нас дошел слух, что какой-то человечек совершенно свободно уходит из этого мира и приходит в него. Мы, естественно, решили, что он знает проход в границе. Вот мы и отправились искать этого человечка...

– Постой, постой!.. Я правильно понял, что когда-то этот мир был огромным, а потом каким-то неведомым способом он был разделен на маленькие мирки, и границы между ними непроходимы?

– Ну да, ну да! Я про это и говорю... – обрадовался Опин.

– А почему это произошло? Есть какие-нибудь сведения на этот счет?

– Вот этих... которых ты сказал... «свендиньев на этот счет»... я не знаю, где есть, а только перед разделением была страшная война. Эти люди такое вытворяли, что даже мы, гномы, боялись им на глаза показываться! Вот как они дрались! И все друг с дружкой, и все между собой! А как только границы встали, вся война сразу прекратилась! Вот только живут теперь все люди поврозь!.. – Он опять утер рукавом нос, подумал и добавил: – Может, они потому и не дерутся, что их сразу мало стало?..

– Ну и нашли вы этого человечка?.. – поинтересовался я. – Того, который через границу проходить может?

– Нет, брехня это все оказалось. В этом Некостине и границы-то нет. От него до любой границы топать-топать, не перетопать. И противно в нем, в Некостине. Прям можно подумать, они там гномов сроду не видали. Эти, в коричневых одежках, сразу приставать начинают: кто такие да откуда?..

– А помнишь, как ты ему сказал?.. – заорал вдруг Зопин и, повернувшись к нам, начал взахлеб: – Сидим мы в корчме, завтракаем, никого не трогаем, а один такой, коричневый, в шляпе с пером, подваливает и сразу: «Вы откуда?..» А Опин ему: «С оловянного блюда, из дырявого корыта, там где харя твоя неумыта...» – И он довольно захохотал.

– А он что?.. – спросил Данила.

– Да ничего... – пробурчал недовольно Опин. – Ругаться начал, обзываться. Этими... лили... лили... пупами нас обозвал...

– А вы?.. – не унимался Данила.

– А мы что, мы люди мирные. Я ему на ногу случайно наступил, а Зопин в пузо толкнул, ну он головой стойку и проломил. А мы что, мы за завтрак заплатили и ушли. Только потом по-быстрому пришлось убираться из этого самого Некостина. В Храм ихний заглянули, наплевали им там на пол и смотались. Вот от самого Некостина лесами и идем... – Он снова промокнул рукавом свой нос и добавил: – Погоня за нами...

– Ну! – воскликнул я. – И за нами погоня!..

– А за вами-то с какой стати? – искренне удивился Опин. А Зопин только вопросительно уставился на нас.

– Да вот обиделся на нас апостол Пип, – ответил я.

А потом рассказал гномам всю нашу историю.

– И вот теперь мы пробираемся к Черной скале, в замок Многоликого. Нам сказали, что он нам сможет помочь...

– Ну вот... – удовлетворенно пробормотал Опин. – Нам точно по пути. Мы же Черную скалу как раз проходим. За ней и наши Безумные горы. Так что мы вас до самой скалы и доведем. Вот только поесть надо, а то мы с этими волками совсем проголодались!..

Они бодро вскочили на ноги и, вытащив из травы аккуратно упакованные вещмешки, стали сноровисто готовить еду. Сразу стало очевидным, что перед нами опытные путешественники, привыкшие понимать друг друга без слов. Пока Зопин стаскивал в кучу сухие сучья, размахивая каким-то устройством, добывал огонь и разводил костер, Опин отвязал от мешка начищенный котелок, нырнул в лес и через минуту приволок его полным чистой воды. Котелок тут же был водружен на распорках над костром, а оба гнома принялись копаться в мешках, по обыкновению переругиваясь.

– Кашки сварим... кашки сварим... с мясиком... – бормотал Зопин.

– Макарон с постным маслом потрескаешь, – тут же уточнил Опин.

– Ты что!.. – немедленно вскинулся Зопин. – Ребенок на твоих макаронах до Нароны не дойдет. Ему же как следует покушать надо.

– Да вы обо мне не беспокойтесь... – смущенно проговорил Данила. – Я кушать не очень хочу...

Оба гнома сердито уставились на него, а затем Опин наставительно произнес:

– Как это, «не беспокойтесь»? А кто же о тебе побеспокоится, этот белобрысый, что ли?.. – Он небрежно кивнул в мою сторону.

– Не... – тут же поддакнул Зопин, – этот не побеспокоится, этому только шпагой махать да стрелы в зверушек пускать...

Опин между тем начал сыпать в закипевшую воду крупу. В этот момент Ванька встал, впрыгнул на нависавшую ветку и оттуда попытался заглянуть в котелок.

– Сыпь побольше... – встревоженно зашептал Зопин на ухо товарищу, – видишь, этот брюнет хвостатый тоже жрать хочет. Ему тоже порцию надо дать!..

Опин поднял голову, взглянул на Ваньку и, подумав, подсыпал в котелок крупы. Зопин достал из мешка небольшую разделочную доску и принялся нарезать маленькими кусочками вяленое мясо, крошить какие-то сочные корешки, сушеную травку, листочки. Когда крупа набухла и варево начало пыхтеть, он широким движением ножа смахнул с доски в котелок всю свою нарезку и принялся помешивать кашу здоровенной разливной ложкой. Над поляной поплыл совершенно умопомрачительный запах.

Его товарищ в это время выудил из мешка четыре металлические мисочки, три небольшие ложки, солонку и завернутый в чистый лоскут початый каравай хлеба. Расставив миски на траве, он взглянул на меня и пробурчал:

– Мисок-то у вас, поди, нет... Тебе придется из котла хлебать...

Зопин посолил кашу, зачерпнул ложкой и, вытянув губы дудочкой, приготовился попробовать.

– Эй-эй, сбавь обороты... – тут же заорал Опин. – А то я тебя знаю, щас половину выпробываешь!.. Другим тоже оставь попробовать!..

– Кто половину выпробывает?.. – сразу обиделся Зопин. – Что ж ее, не попробовав на стол подавать? Сам потом орать будешь: «Переварил... совсем крупа сырая...», а я виноват окажусь!..

– Вот-вот, – подхватил Опин, – и я про то, что пробовать готовую нужно...

– Так как узнаешь – готова или нет, если не попробовать?..

– А ты что, не видишь, готова или нет?..

Они уже стояли нос к носу и слегка подталкивали друг друга пузом при каждой реплике. И при этом полностью забыли о предмете своего спора.

– Эй, ребята, а каша-то убежит сейчас... – с улыбкой бросил я.

– Что ж ты молчал!.. – заорал Зопин, бросаясь к котелку с ложкой. А Опин сначала презрительно бросил ему в спину:

– Повар фигов... – а потом набросился на меня: – Чего зубы скалишь! Раньше не мог сказать, что кашка убегает! На голодный-то желудок не потопаешь!..

Но Зопин успел, каша была спасена, попробована и признана годной к употреблению. Своей большой ложкой Зопин разложил варево по мисочкам, а затем передал мне котелок. Ванька спрыгнул со своей ветки и примостился у одной из мисок. Через минуту на поляне был слышен только стук ложек о миски и довольное урчание кота.

Первым пообедал Ванька. Вылизав свою миску, он отошел к дереву и повалился на траву, показывая всем своим видом, что в ближайшие полчаса никуда двигаться не намерен. Следом за ним прикончили свои порции и мы. Гномы, перепихивая друг другу кусочек мыла и маленькую тряпочку, вступили было в дискуссию о том, чья очередь сегодня мыть посуду, но Данила неожиданно вскочил, быстро собрал миски и ложки, засунул их в котелок и, прихватив моющие принадлежности, направился к ближайшему окну темной болотной воды.

– Что, морда ленивая, детский труд используешь? – тут же напал Опин на Зопина.

Я не стал дожидаться продолжения их препирательств и направился к туше валявшегося в стороне чудовища.

Убитый волк был поистине огромен. От кончика носа до кончика хвоста в нем было больше трех метров. Его лапы, величиной с мою ладонь, оканчивались неубирающимися когтями длиной в пару сантиметров, которые отливали странным синеватым цветом, напоминая вороненую сталь. Остекленевшие глаза чистого красного цвета были слегка прикрыты, словно зверюга к чему-то пристально присматривался.

Я наклонился и попытался вытащить болт, но ухватиться было практически не за что – со стального пера пальцы соскальзывали. Было очень обидно оставлять стрелу, их и так было слишком мало.

– Не, так не достанешь... – раздался рядом ворчливый басок Опина. – Она в черепной кости застряла. Подожди-ка минутку... – И он быстро потопал к своему мешку.

Порывшись в своем сидоре, Опин вернулся со здоровенными клещами в руках. Еще раз внимательно осмотрев торчащий кончик болта, он ловко ухватился за него клещами и резко дернул с каким-то необычным вывертом. В черепе у мертвого зверя что-то хрустнуло, и Опин, выпрямившись, показал мне зажатую в клещах стрелу. Вид у нее, как вы сами понимаете, был очень неприятный. Опин, взглянув на мою перекосившуюся физиономию, быстро направился к омутку, возле которого Данила заканчивал мыть посуду. Там он сполоснул болт и тщательно вытер его пучком травы. Подавая мне вычищенное оружие, он не удержался и проворчал:

– Ишь, брезгливый какой! Можно подумать, что если бы ты знал, что измажешь стрелу, то и стрелять бы не стал... – Затем, еще раз посмотрев на мертвую тушу, он вдруг бросил на меня быстрый взгляд и заорал в сторону своего товарища: – Эй ты, лежебока обжористый, давай быстро сюда, дело есть!

Зопин, укладывавший кухонные принадлежности в свой мешок, выпрямился, посмотрел на крикуна и, как ни странно, без возражений двинулся к нам.

– Смотри... – кивнул Опин в сторону туши, когда Зопин подошел к нам.

Тот с минуту рассматривал зверя, а потом задумчиво спросил:

– Ты думаешь?..

– Чего тут думать, здесь и дел-то на двадцать минут, невелика задержка. А герою память!

– Гм... – с сомнением протянул Зопин.

Я, признаться, никак не мог понять, о чем, собственно, они толкуют. Но Опин уверенно толкнул своего друга в бок.

– Ничего и не «гм». Давай заходи с той стороны. А ты... – он повернулся ко мне, – иди отдохни полчасика. И мальчонке скажи, чтобы полежал, дорога впереди нелегкая.

Я пожал плечами и направился к елочке, под которой валялся Ванька, лениво отбиваясь от попыток Данилы потормошить его. Усевшись рядом со своими друзьями, я принялся почесывать кота за ухом, на что он мгновенно ответил оглушительным мурлыканьем, а Даниле задал вопрос:

– Ну, как тебе наши новые знакомые?..

– А что, отличные ребята. И не жадные совсем. Ты знаешь... – он вдруг понизил голос и заговорил торопливее, – ...мне кажется, они самые настоящие гномы. Представляешь, если я в школе расскажу, что знаком с самыми настоящими гномами, все ребята от зависти сдохнут...

«Если они тебе поверят...» – подумал я, вспоминая собственный горький опыт, полученный в попытках доказать своим знакомым, в том числе и родителям Данилы, наличие у себя необычных способностей. И сколько усилий мне стоило потом убедить их всех, что я их просто разыгрывал. Но вслух я только пробормотал:

– Значит, ты за то, чтобы дальше идти вместе?

– Конечно!

Видимо, для него другого ответа не существовало.

– И мама мне сказала, что мы друзей повстречаем. Я же не зря просил тебя самострел собрать.

Ага! Значит, это опять проявились его способности к предвидению. Прекрасно. Похоже, они у него явно прогрессируют.

В этот момент раздававшееся за моей спиной пыхтение стало значительно громче, а по мягкому топоту и шуршанию я понял, что гномы что-то поволокли по краю поляны к болоту. Я оглянулся и понял, что эти два молодца ободрали убитого мной зверя.

Через полчаса шкура была выскоблена, промыта, туго свернута и увязана. Опин дал команду подниматься и отправляться в путь.

Гномы бодро вскинули на плечи свои мешки, их топоры были засунуты за пояса, а физиономии излучали довольство собой. Мы тоже поднялись, и, поскольку поклажи у нас было немного, я взял свернутую шкуру, повесив разряженный арбалет на пояс. Ванька как-то незаметно с поляны исчез, видимо, отправился на привычную разведку.

Зопин первым вступил на едва заметную тропку, уводящую прочь от полянки, послужившей засадой. За ним двинулся Данила, далее следовал я, а замыкал наш отряд Опин.

Почти сразу же лес сомкнул над нами непроницаемые для солнца кроны деревьев, а переплетенные ветви кустарника настолько плотно охватили тропинку, что двигаться по ней было возможно только гуськом. Порой Зопину приходилось помахивать своей секирой, расчищая проход, но в целом мы продвигались вперед достаточно быстро и практически в полном молчании. Шагать было тяжело, поэтому нам сразу стало не до разговоров.

Так мы шли больше двух часов. Понемногу лес начал светлеть. Листва окружающих деревьев поднималась выше и редела, кусты отступали в стороны. Тропа становилась шире, оставаясь, правда, при этом все такой же малохоженой. Впереди замелькала черная Ванькина спина. Тут я заметил, что Данила подозрительно часто начал спотыкаться, а затем, немного приостановившись, пошел рядом со мной, ухватившись за край моего плаща.

– Э, друг, да ты у меня устал, – проговорил я, погладив его белобрысую макушку. – Давай-ка мы перестроим порядок движения...

Я положил на траву оттянувшую мне руки шкуру, натянул на голову капюшон плаща и, присев, посадил Данилу себе на плечи. Потом подхватил сверток со шкурой и, поставив его себе на голову, скомандовал Даниле:

– Держи!

Ну что ж, нельзя сказать, что мне стало легче, но удобнее, это точно. Я прибавил шагу и догнал мелькавший впереди синий колпак Зопина. Пока я устраивал Данилу, он шагал, даже не обернувшись. А вот Опин терпеливо ждал, пока я тронусь вперед, и по-прежнему держался сзади меня, замыкая нашу маленькую колонну.

Мы прошли еще километра четыре, и Данила, наклонившись к моему уху, прошептал:

– Давай я слезу, я уже отдохнул. – Но в этот момент мы вышли на небольшую, покрытую мелкими цветами поляну. Зопин прошагал в ее середину и, остановившись, сбросил с плеч мешок.

– Привал... – объявил он, повернувшись ко мне.

Я сбросил с головы противный тючок, аккуратно снял Данилу и поставил его на ноги, стянул свою торбочку и, наконец, опустился на траву, с удовольствием вытянув натруженные ноги. Подошедший Опин бросил на траву мешок, стянул с головы свой желтый колпак, вытер им оказавшуюся абсолютно лысой макушку и заворчал:

– Что-то вы только тронулись в путь и уже повалились на бок. Это ты, что ли, самый усталый... – Он уткнулся угрюмым взглядом в Зопина.

– Да я еще три раза по столько могу прошагать, не то что некоторые с потной, вонючей, лысой макушкой!.. – тут же окрысился тот.

– У кого это лысая макушка... у кого, я спрашиваю? – Опин еще круче сдвинул брови и сжал кулаки.

– Да у тебя, у косматенького... Или что, скажешь, что это тебя в Некостине модельно подстригли?.. И таким потным, вонючим дикалоном спрыснули?.. – Зопин пихнул своего близнеца брюхом.

– Кого спрыснули... кого спрыснули... Сам ты дикалоном спрыснутый... Тем, который последнюю мыслишку из башки выбивает... – И Опин, в свою очередь, пихнул Зопина брюхом.

– Это кому... мыслишку... из башки?.. – пыхтя и глотая слова, напирал брюхом на товарища Синий колпак. – У меня знаешь сколько этих мыслишек?.. Не то что у некоторых... у которых ни мыслишек, ни волос... Все разбежались в разные стороны...

– Ага! Знаю я твои мыслишки... Две всего и осталось... Пожрать да под кустом поваляться! Еще смотрит, у кого кто разбежался, а у самого и разбегаться-то нечему!.. – Брюхо Опина снова принялось за дело.

– Это у кого разбегаться нечему?.. У меня еще все волосики на месте, не то что у некоторых – все пообтерлись... До блеска... – последовал очередной пих брюхом.

– Что?! Это у меня-то все волосы пообтерлись?..

Но Зопин грубо нарушил очередность высказывания и пихания, неожиданно ляпнув:

– Ну не все... Половина...

Опин замолчал, словно подавившись словом, и, скосив глаза вбок, лихорадочно решал – уступил ему Зопин в споре или нанес очередное оскорбление.

– Слушайте, ребята... – вмешался я, к искреннему огорчению Данилы, с интересом наблюдавшего за развитием гномьего диспута, – вы мне лучше скажите, зачем вам эти маленькие кайла?

Я заметил притороченные к вещмешкам гномов маленькие кайла с двумя острыми обушками сразу, как только мы тронулись в путь. Они меня очень заинтересовали, но по дороге у меня не было ни сил, ни времени спросить о них. А вот сейчас мой вопрос был как нельзя кстати еще и потому, что позволил мне отвлечь горячих ребят от их несуразного спора.

Опин сурово посмотрел на меня, как на некую помеху в деле наведения справедливости, но, немного помолчав, вдруг промычал:

– Угу... – Потом повернулся к Зопину и спросил: – Ну ты, носатый, волосатый, чай сегодня будем пить или ты от усталости совсем ножки переставлять не в силах?

– Это кто ножки переставлять не в силах?.. – завел по новой Зопин, но вдруг заткнулся, смутился и быстро направился в лес. Через несколько минут, под довольным взглядом Опина, он уже стаскивал в кучу сухие сучья для костра. А еще через несколько минут на поляне весело потрескивало пламя, над которым повис котелок, полный свежей родниковой воды. Зопин хлопотал между кострищем и развязанным мешком, а Опин, убедившись, что его коллега загружен работой, присел на траву рядом со мной и пояснил:

– Сегодня его очередь готовить еду.

– Но, по-моему, обед вы готовили вдвоем?.. – спросил я.

– Да разве этому обжоре можно крупу доверить? Он же каши на пять лет вперед сварит и всю сразу съест, а потом всю дорогу стонать будет, что у него животик пучит!.. Брюхо ненасытное!..

Я едва не заметил, что брюхо у него самого мало уступает зопинскому, но вовремя прикусил язык. Опин между тем продолжал:

– Вот ты спросил насчет нашего инструмента. – И он любовно погладил свое кайло. – А судя по возрасту, мог бы уже знать, что гномы – народ стихийный... То есть дети земли и огня! Значит, должны понимать в рудах, металлах, камнях, а значит, и в рудничном деле. А какой такой может быть рудничный мастер без обушка... без кайла по-твоему. Мы с самого рождения получаем в руки такой инструмент и уже без него никуда. – Он снова ласково погладил рукоять кайла.

– Вот я заметил – у тебя шпага на поясе болтается... Покажешь?

Я молча вытянул клинок из ножен и подал рукоятью вперед гному. Тот принял оружие и для начала вывесил его на ладони. Одобрительно хмыкнув, он внимательно рассмотрел эфес, ласково его огладил и перенес свое внимание на клинок. Послюнявив палец, гном тщательно вытер его о штаны и медленно провел им вдоль всего клинка, склонив к нему поросшее волосом большое ухо. Затем перевернул клинок и проделал ту же операцию с другой его стороной. Он не пробовал остроту заточки, он просто водил большим пальцем по плоской поверхности шпаги. Его щекастое лицо вдруг стало страшно озабоченным, и он еще раз, как-то лихорадочно и в то же время тщательно, повторил всю процедуру.

В этот момент Зопин заорал:

– Эй, подходите, чай готов!..

Опин вскинул голову и охрипшим голосом позвал:

– Ты, Синий колпак, подь сюда... Быстрее, быстрее... – поторопил он замешкавшегося товарища. Тот совсем уж было собрался начать привычную перепалку, но, увидев озабоченную физиономию Опина, быстро подбежал и тоже склонился над клинком. Опин снова послюнявил палец и в третий раз начал возить им по тускло светившейся стали. Теперь уже два уха чутко прислушивались к этому движению.

– Ну?.. – поднял наконец голову Опин.

– Ты думаешь?.. – ответил Зопин.

– А ты что, сам не слышишь?.. – ехидно ощерился Опин.

– Слышу, только откуда он взялся?.. – Зопин выглядел смущенным. После этого оба гнома одновременно уставились на меня.

– Откуда у тебя эта вещь?.. – требовательно спросил Опин.

– Слушай... – вдруг заволновался Зопин, – ...там чай стынет.

Опин зыркнул на него глазом и, пробормотав:

– У, брюхо... – снова обратился ко мне: – Пошли чай пить. И расскажешь, откуда у тебя эта Сталь...

Слово «сталь» он именно так и сказал, что я понял – оно пишется с большой буквы «С».

Мы поднялись и направились к костру. Все, кроме Ваньки, которого чай, по всей видимости, не интересовал. Он, приподняв голову, посмотрел нам вслед, а затем поднялся и, аккуратно ставя лапы, покрался в лес.

Когда мы уселись вокруг котелка с каким-то ароматным пойлом и получили в руки по кружке этого взвара, Опин требовательно взглянул на меня и я понял, что гномы ждут разъяснений.

– Вообще-то мне и рассказывать особенно нечего, – начал я. – Эту шпагу мне подарил, как, кстати, и виденный вами арбалет, один старик по имени четырехликий Навон. Первым живым существом, встреченным нами в этом мире, была его внучка Соня... – Я улыбнулся, вспомнив ушастого зайца. – Она нас и познакомила со своим дедом. Я рассказал ему нашу историю, и он, собирая нас в дорогу к Многоликому, подарил мне этот клинок.

Я начал повторяться, но рассказывать мне на самом деле было нечего.

– А мне он подарил вот этот свисток. Он называется «серебряный хлыст», – добавил к рассказу свою часть Данила.

– А, так тебе ее подарили?.. – с облегчением переспросил Опин.

– Ну конечно... – подтвердил я. – А теперь, может, вы объясните, в чем, собственно, дело. Я ведь даже ни разу еще не воспользовался этой шпагой.

– Видишь ли... – немного подумав, начал Опин. – Этот клинок не кован. Он выращен.И мы... – он кивнул на своего товарища, – ...пожалуй, знаем, кто его вырастил.

– Постой, постой... Что значит – выращен? Это же не огурец...

– Ну, понимаешь, вы, люди, металл получаете из руды. Плавите руду, куете отливку... Мы тоже можем делать металл таким способом. Но настоящая Сталь... – он опять сказал это слово с большой буквы, – ...получается, только если ее растить. Приращивать железо, еще кое-какие металлы и вещества.

– Молекулярное конструирование!.. – ошарашенно выдавил я. Данила крутил головой от одного к другому с горящими глазами, выдававшими его жгучий интерес.

– Это ты называй как хочешь... – скорчил гримасу Опин. – Только вот этот клинок выращен. И выращен очень давно одним из наших мастеров, которого звали Ефес...

Зопин покрутил носом и заворчал:

– Может, мы ошиблись...

– Ничего не ошиблись!.. – резко одернул его Опин. – Ты же сам слышал – он поет!..

– Да слышал, слышал... – недовольно согласился Зопин и отвернулся в сторону леса.

– Эта Сталь, – продолжил Опин, – разрубит или проколет любой кованый металл...

– Она что, волшебная?.. – зачарованно прошептал Данила.

– Если ты имеешь в виду – «наговоренная», то нет. Просто она выращенная. Только знаешь что... Ефес всегда делал парное оружие. К этой шпаге... – он на минуту задумался, внимательно разглядывая и как бы взвешивая клинок, – да, к этой шпаге должна быть дага!

– Ну это-то и мне понятно, – протянул я, – только Навон сказал, что пары у него нет. И никогда не было. А клинок этот он получил, когда служил в гвардии Многоликого. Во всяком случае, я так его понял...

Но гномы меня, похоже, уже не слушали. Опин толкнул локтем в бок отвернувшегося Зопина и ласково буркнул:

– Ну что, может, попробуем?..

Зопин глубоко и как-то горестно вздохнул и, повернувшись к нему, покачал головой.

– Удержу у тебя нет, вот что! Нет ведь у нас времени!.. И место здесь неподходящее. Ну сам посмотри, где здесь корешок можно высадить?.. Ну?..

– Да ладно тебе... Все равно мы к Нароне до ночи не успеваем. И мальчонка приустал. Здесь заночуем. А я садок поищу. Есть здесь место, я носом чую... Да и ты это знаешь... – Он снова толкнул Зопина локтем в бок. – Ты только корешок мне сделай. Ну сам подумай – когда еще удастся по такому образцу Сталь вырастить! А!

– А противовес?.. – не сдавался Зопин.

– Да какой к даге противовес?! Подберу что-нибудь... – не сдавался Опин.

– А шкура?.. – неожиданно спросил Синий колпак.

– Ну что шкура, что шкура. Там и работы-то на два часа...

– Ага! На два!.. – возмутился Зопин.

– Ну пусть не на два... Ну за четыре-то ночи успеем. А раньше все равно до Черной скалы не доберемся...

Зопин горестно покачал головой, кряхтя поднялся, вытащил из-за пояса кинжал и молча направился в лес. Опин бодро вскочил и, потирая свои широкие ладошки, радостно сообщил:

– Значит, так! Мы до ночи к реке не выйдем. Поэтому лучше заночуем здесь, вы как следует отдохнете, а рано-рано утречком мы выйдем и до солнца будем у переправы. К тому же и погоня ваша притомится, ночь-то без сна ожидаючи... – И он хитро поглядел на нас с Данилой. – Так что вы давайте лагерь разбивайте, шалашик стройте. И кострище у нас готово!.. – радостно вспомнил он. – А мы делом займемся...

И он трусцой порысил к опушке леса. Там он пригнулся низко к земле и, почти водя носом по траве, двинулся вдоль края поляны.

Мы с Данилой взяли по ножу, благо их у него было два, и отправились в лес за ветками для шалаша.

Когда мы вернулись с первой партией хвои, Зопин сидел на травке под деревом и сосредоточенно строгал своим кинжалом небольшую деревянную чурочку, а Опин продолжал свой поход вокруг поляны, причем двигался он, как я понял, по спирали от краев к центру. Мы притащили еще одну охапку срезанных веток, а гномы продолжали свои странные занятия. Когда мы снова вышли из леса, на этот раз с сучьями достаточной толщины, чтобы использовать их для каркаса нашего временного жилища, Зопин закончил свои столярные работы и старательно натирал выструганную деревяшку, слегка напоминавшую рукоять моей шпаги, какой-то мазью, которую он доставал пальцем из маленькой стеклянной баночки.

Мы приступили к сооружению шалаша и управились в рекордные сроки. Очень уж нам хотелось посмотреть поближе, чем там занимаются наши попутчики. К этому времени Опин перестал кружить по поляне и, издав придушенный, но радостный вопль, грохнулся на колени и принялся ковырять землю концом своего кинжала. Зопин между тем принялся катать свою деревяшку между ладонями.

Накрыв шалаш ветвями и побросав на расстеленный в нем плащ свою нехитрую поклажу, мы приблизились к Зопину. Тот продолжал сосредоточенно катать в ладонях бывшую деревяшку. Бывшую, потому что она в руках гнома покрылась странным темным, почти черным налетом, напомнившим мне... тонкую кожу.

– А что это ты делаешь? – спросил непосредственный Данила.

– Корешок... – пыхтя от напряжения, ответил Зопин.

– А для чего?.. – не отставал Данила.

– Для Стали... – коротко ответствовал гном, не переставая катать свою заготовку. Кожа на ней явственно утолщалась и уплотнялась. Данила понял, что больше приставать с вопросами не стоит, и продолжал наблюдать за действиями гнома молча. Впрочем, это продолжалось достаточно недолго.

– А можно мне попробовать?.. – неожиданно попросил он.

Гном поднял голову и от такой неожиданной наглости чуть не выронил свое изделие.

– Нельзя... – пропыхтел он и, немного погодя, добавил: – Руки измажешь...

Я понял, что дело отнюдь не в этом. Просто выполняемая работа, похоже, требовала больших мускульных усилий, иначе с чего бы гному было так пыхтеть.

Наконец он перестал растирать в своих широких ладошках многострадальный кусок дерева и внимательно осмотрел полученную штучку. И тут я увидел в его руках... рукоятку, ну очень похожую на ту, которой была снабжена моя шпага. Он достал из борта своей безрукавки длинную иглу и, с силой вонзив ее в торец рукояти, устало поднялся и направился к Опину, который сидел, закрыв глаза и скрестив ноги, над маленькой, им выкопанной ямкой, сложив руки на моей шпаге, лежавшей у него на коленях. Заметив, что мы тронулись за ним следом, он махнул рукой, словно отгоняя нас, и прошептал:

– Не мешайте...

Подойдя, Зопин молча положил рядом с сидевшим товарищем свое творение и сразу отошел в сторону. Тот, не открывая глаз, ухватил лежавшую рукоять и воткнул торчавшую из нее иглу в центр выкопанной ямки, при этом рукоять ушла в разрыхленную землю почти до половины. Затем он снова положил руку на шпагу и замер, словно одеревенев.

– Ложитесь спать, – раздался тихий голос Зопина, – а я костерок покормлю...

Услышав эти слова, я вдруг сразу понял, что очень устал, и, взяв зевавшего Данилу за руку, пошел к шалашу. Через несколько минут мы уже крепко спали.

11. НАРОНА

Первый: Нас всего трое да вдобавок ребенок и кот, а скажут, что нас было пятеро!

Второй: А их восемь и колдун... Но сдаться... Я не смогу показаться в своих горах!

Ребенок: Испытайте меня!.. Я не буду помехой... И в конце концов, я же второй в нашем отряде по росту!

Кот: М-р-р-а-у!

Третий молча ковыряет в носу.

Злодейский голос: Ну и что вы решили?.. Вы сдаетесь?!

Три с половиной секунды молчания...

Первый, громко: Мы имеем честь атаковать вас!..

Среди ветвей и листьев, составлявших нашу крышу, появились светлые ветвистые трещинки, и, разглядев их, я понял, что наступил рассвет. Вокруг стояла мертвая тишина, которая не оглушила меня только потому, что рядом посапывал во сне Данила. Но рассвет наступил, а значит, пора было вставать. Гномов, которые шмыгали, шуршали, скреблись и переругивались всю ночь, тоже не было слышно, и я вдруг подумал: а не смотались ли они потихоньку, пока мы спали?.. Тишина...

Я заворочался и начал выбираться из шалаша. Выпрямившись, я увидел, что лес затянут туманом, в котором словно в некоем таинственном облаке бесшумно плавали и окружающие деревья, и сидевший на прежнем месте со шпагой на коленях Опин, и Зопин, медленными, растянутыми во времени и пространстве движениями сворачивавший белую туманную шкуру, а теперь еще и я сам. И я шагнул к едва дымящемуся костерку, и шаг получился долгим и длинным, как на Луне, и туманный хвост потянулся за мной, замедляя мои и без того плавные движения.

Зопин кончил перевязывать свернутую шкуру и, повернувшись ко мне, спросил неожиданно ясным и чистым голосом:

– Проснулись?.. Отлично! Сейчас попьем чайку и двинемся. Эй... – он повернулся к неподвижному Опину, – ...селекционер-недоучка, давай заканчивай свое перекрестное опыление, двигаться пора. Все равно теперь уж что получилось, то получилось, назад не переселекционируешь...

Желтый колпак, украшавший опинскую голову, качнулся, и из тумана донеслось:

– Тебе бы башку отселекционировать надо было, да поздно уже, сгнила она наполовину...

– Это у кого башка сгнила наполовину? Это у кого?.. Это кто-то другой лысую тыкву под колпаком прячет, а у меня башка как новая. – Зопин сердито сдернул свой синий колпак и звонко постучал себя по черепу.

– Точно, – тут же отреагировал Опин, – звенит, как новый котелок, в котором еще ни разу ничего не сварили. Бам... бам... бам...

– Это у кого бам... бам... бам?.. Это у кого ни разу не сварили?.. Это... У меня знаешь как котелок варит?.. У меня...

Но Опин его перебил:

– Знаю, знаю... сам не раз пробовал варево твое... Как жив остался, не знаю... Отрава!

– Это кто отрава?..

Я стоял и как дурак радостно улыбался. Зопин разглядел в тумане мою улыбку и тут же переключил свое внимание на меня.

– А ты чего ухмыляешься?.. Ишь как рожу неумытую разодрало, от уха до уха. Поди вон к родничку, сполоснись, может, придешь в себя!..

Он ткнул пальцем в направлении родника, и я, продолжая ухмыляться, молча отправился туда, куда меня послали. Сзади зашелестело, и из темноты шалаша показался встрепанный Данила. Быстро оглядевшись, он вскочил на ноги и побежал следом за мной.

Когда мы, умытые и окончательно проснувшиеся, вернулись на поляну, костер уже горел вовсю, и Зопин, нахлобучив на лоб свой колпак, рылся в мешках. Опин топтался вокруг своей ямки и, увидев нас, тут же энергично поманил к себе. Я понял, что процесс выращивания пары к моей шпаге завершен, и почувствовал волнение. Мы с Данилой быстро подошли к гному. Тот стоял над ямкой, из которой по-прежнему торчала рукоятка, изготовленная Зопином, только к ее вершине был непонятным мне образом прикручен матово отсвечивающий металлический шарик противовеса, под который из земли тянулись три тоненькие металлические полоски.

– Ну что, посмотрим?.. – хрипловато и как-то неуверенно спросил гном, бросив на меня тревожный взгляд. Я сразу почувствовал, насколько он взволнован.

– Давай...

Мне казалось, что я сказал это совершенно спокойно, но и мой голос тоже прозвучал хрипловато. Опин протянул мне шпагу, которую держал в руке, а когда я принял ее, наклонился и, ухватившись за рукоять обеими руками, потянул.

Вы никогда не занимались выкорчевыванием пней вручную? Очень интересное занятие – пенек подкапываешь, раскачиваешь. Боковые корешки или отрываешь, или подрубаешь. И вот под пеньком остается один корень, уходящий практически вертикально вниз. Пенек уже можно просто положить на землю, но этот корешок никак не дает своротить пень окончательно. Наконец, уже в изнеможении, собрав последние силы, вы дергаете проклятый пенек и внутри земли что-то звонко лопается. В тот же момент пенек освобожденно катится, а вы зачастую катитесь следом за ним.

Так и на этот раз. Опин дернул, но рукоятка лишь слегка приподнялась. Опин переступил ногами, поставив их поудобнее, вздохнул и дернул еще раз. С тем же результатом.

– Может, помочь?.. – потянулся я к рукояти.

– Не лезь!.. – прохрипел гном и снова дернул.

В земле что-то хрустнуло, и Опин словно большой разноцветный мяч покатился по поляне. Когда он остановился и, охнув, сел на траве, мы все, включая кота, тут же оказались рядом. Гном торжествующе нас оглядел и поднял вверх правую руку. В неярком утреннем свете тускло блеснул совершенно белый короткий клинок. Опин, еще раз нас оглядев, опустил руку и начал нежно отирать гарду от налипшей земли. Вскоре нашим глазам предстала точная копия моей шпаги. С такой же гардой, такой же дырчатой чашкой, которую я про себя прозвал дуршлагом, с такой же, обтянутой кожаным шнурком, рукоятью. Только сам клинок был странно белым и коротеньким, всего около тридцати сантиметров длиной.

Зопин, уважительно покачав головой, пробормотал:

– Вот уж не ожидал, что у тебя хоть что-то получится в этой земле...

Опин победоносно взглянул на него и заявил:

– Эх, голова луковая, я же тебе говорил, что подберу надежное место!

И к моему глубочайшему удивлению, Зопин даже не подумал на этот раз вступить в пререкания. Он молча поскреб свой колпак и направился к костру, на котором уже закипала вода в котелке. Но тут вывернулся Данила.

– Давайте попробуем его... – заявил он с горящими глазами.

– Как это попробуем?.. – обернулся к нему Опин, и тут мы увидели, что мальчишка протягивает нам неизвестно откуда взявшийся гвоздь-сотку.

– Не... – улыбнулся и покачал головой гном, – рано его еще проверять. Пусть он часок отдохнет, загорит на свету.

– Как это – загорит?.. – переспросил Данила.

– Ну ты знаешь, когда клинки куют, их потом закаляют... – Данила утвердительно кивнул. – А выращенная Сталь должна побыть немного на свету. Вот когда она станет такой же, как эта, – он кивнул на шпагу в моих руках, – тогда и попробуем.

И он ловко выхватил из пальцев Данилы гвоздь.

– Завтракать будете? – позвал нас Зопин от костра, причем сделал он это как-то неуверенно и грустно. Опин резко повернулся и с тревогой поглядел в его сторону, а затем вдруг озорно улыбнулся и потопал к костру.

Как только мы подошли, кот, конечно же, был первым, Опин хлопнул своего коллегу по плечу и заявил:

– Слушай, я ведь тебя еще не поблагодарил за корешок. Ох и хорош корешок у тебя получился! Я как его посадил, сразу почувствовал: тянет! Только знай направляй! Так что спасибо тебе огромное. Корешок-то в этом деле... – он повернулся к нам, – ...почитай половина успеха.

Зопин залился довольным румянцем и смущенно начал бормотать:

– Да я чего... Я, конечно, старался. Ну так ты знаешь, я этого... разгильдяйства и кое-какшиства не люблю! Я если за что берусь, так у меня только высший сорт! Я...

«Похоже, его опять понесло...» – подумал я.

– Ты корень сделал – и спасибо. А «я» свое себе под мышку засунь, пусть оно пригреется и заснет!.. – грубовато осадил его Опин. – Звал завтракать – давай!..

И он сурово уставился на Зопина.

Тот подавился очередным «я» и начал суетливо разливать чай из котелка. Рядом с костром на чистой тряпице были разложены большие куски хлеба с мясом и какой-то зеленью. Получив в руку кружку с ароматным варевом, каждый из нас подхватил ближайший бутерброд, и на время на поляне воцарилось молчание, прерываемое только довольным урчанием Ваньки, трудившегося над своим куском мяса.

Через полчаса мы уже шагали по знакомой тропе через лес, причем у меня за поясом справа, рукоятью вниз торчала парная к моей шпаге дага. Опин предупредил, что к делу она будет готова «через часок».

– А уж к переправе она будет не хуже твоей длинной, – самодовольно заявил необычный кузнец. Клинок даги и вправду значительно потемнел и стал почти неотличим от шпажного. Я попытался поблагодарить гномов, но они замахали руками.

– Какие благодарности... Твой болт арбалетный нам вовек не отблагодарить...

А еще через час мы вышли на опушку. Неширокий, всего несколько десятков шагов, луг, поросший высокой травой, сбегал от последних деревьев леса к песчаному берегу реки. Над рекой стояла плотная пелена тумана. Казалось, что эти белесые упругие клубы скатились со всей окрестности в излучину и накрыли текучую горячую воду своим прохладным телом. Из-за тумана не было никакой возможности оценить ширину реки. Метрах в двухстах справа смутно выглядывало из тумана темное невысокое строение, в котором я угадал дом Гарона. Но пройти к нему мы не могли, поскольку нас уже ждали.

На песчаной отмели выстроилась вся погоня. Апостол Пип восседал на лошади, возвышаясь над своими спешенными гвардейцами. Те растянулись цепочкой по двум сторонам от него и уже держали в руках оружие. Несколько минут мы молча разглядывали друг друга. Я лихорадочно искал возможность избежать схватки, хотя в душе понимал, что это невозможно. Наши противники тоже чего-то выжидали или просто несколько растерялись, увидев, что наш отряд удвоился.

Но вот апостол Пип тронул свою лошадь и, выдвинувшись вперед, прокричал:

– Эй, Белоголовый, мы согласны пропустить тебя и твоих спутников, если ты вернешь нам принца с его серебряным хлыстом!

В голове у меня мелькнул вопрос: «Почему это он сказал – вернешь?» – но долго мне размышлять не дали. Гномы одновременно сбросили свои мешки, и в их руках появились секиры. Зопин, не дожидаясь, когда я соображу, что ответить, выпучил глаза и заорал:

– Эй ты, лещик к пиву, чтоб твой Единый и неделимый икал двое суток кряду. Ты что, надеешься, что твои восемь косоруких нас остановят?..

– В таком случае мы вас уничтожим!.. – проорал в ответ апостол Пип и осадил свою лошадь несколько назад. Его люди медленно двинулись вперед, охватывая нас кольцом. Я быстро оглядел нападавших.

У всех восьмерых было парное оружие – шпага и короткий широкий кинжал, напоминающий охотничий нож. Только второй справа держал в левой руке длинную рапиру, а правой сжимал узкий и длинный кинжал, напоминавший мезирикордию. Кроме того, на всех были надеты нагрудные кирасы. Я снова перевел взгляд на апостола Пипа. Он неподвижно восседал на своей лошади метрах в двадцати от нас и представлял собой прекрасную мишень. Болт уже находился в направляющем пазу арбалета, поэтому я резко вскинул оружие и спустил тетиву. И сразу понял, что попал. Болт пошел точно в район грудной клетки всадника... но в метре от цели, словно воткнувшись в доску, замер, дрогнув оперением, на секунду завис в воздухе и упал на землю. Узкие губы апостола Пипа слегка тронула довольная усмешка. Я быстро прощупал окружавшее апостола пространство, и мне стало ясно, что его окружает какое-то защитное поле. Что ж, простенько, но надежно. Тем более что зарядить арбалет снова у меня просто не оставалось времени.

– Дядя Илюха, – раздался рядом встревоженный голос Данилы, – мой свисток чем-то забит...

Я бросил быстрый взгляд на него. Данила тряс свисточек, словно пытался его освободить от песка, и снова безуспешно пытался в него подуть. Значит, и здесь Пип принял меры предосторожности.

– Опин, Зопин... – отрывисто скомандовал я, – ...прикрываете меня с флангов. Данила, держись сзади и не высовывайся. Если кто-то прорвется к тебе – кричи. Ванька... – я бросил взгляд вниз, себе под ноги, где топорщилась черная шерсть кота, – ...не суйся, это тебе не сверху на врага кидаться. Побереги свою шкурку!

Я почему-то решил, что гвардейцы Пипа не слишком опытные фехтовальщики. И кроме того, у нас было небольшое преимущество – враг поднимался к нам снизу, по склону холма.

Гвардейцы, увидев, что мой арбалет и Данилкин свисток бездействуют, наступали смело и даже как-то торопливо. Первым, опередив товарищей, подбежал вояка со шрамом через всю правую щеку, обутый почему-то в ботинки на шнурках. И с ходу, не раздумывая и не приняв боевой стойки, рубанул своей шпагой со всего размаху. Я принял его клинок на дагу и, закрутив, отбросил в сторону. Он, ожидая, видимо, такого же лихого рубящего удара, вскинул свой кинжал, но я, сделав резкий выпад, просто ткнул его острием шпаги в кирасу напротив сердца. Опин оказался прав, моя шпага пропорола металл кирасы словно лист бумаги и вошла в тело горемыки сантиметров на двенадцать, чем удивила его до смерти. В буквальном смысле. Он на секунду застыл, широко раскинув руки и изумленно глядя на торчавшую из его груди сталь, и тут же рухнул на траву, не издав ни звука. Я едва успел освободить клинок.

Столь скорая расправа чрезвычайно охладила пыл его товарищей, и они резко притормозили. Но позади них раздался хриплый фальцет Пипа:

– Вперед!.. – и они возобновили атаку. Но на этот раз они действовали значительно осмотрительнее.

Теперь меня атаковали сразу трое. В центре расположился тот самый левша с рапирой, по бокам его атаку поддерживали два охламона, владевших оружием, похоже, не лучше своего уже убитого товарища. Еще двое обходили нашу группу с боков, отвлекая внимание гномов, а двое оставшихся старались зайти нам в тыл.

Мой главный противник, не обращая внимания на зажатый в правой руке кинжал, принял классическую боевую стойку французской школы и тут же из шестого соединения, показав прямой укол, попытался провести атаку переводом вниз. Я принял вторую защиту, подобрав правую ногу под себя, и ответил ударом по голове с кругом слева, одновременно отводя дагой неловкую попытку левого гвардейца провести атаку. Владелец рапиры по-кошачьи отпрыгнул назад, уходя от удара, а правый гвардеец попытался достать меня своим клинком, но встретил предплечьем мою завершающую круг шпагу и отскочил с воплем и окровавленным рукавом.

В этот момент мой главный оппонент воспользовался приоткрывшейся возможностью и, вытянувшись в глубоком выпаде, почти достал меня кончиком своей рапиры, но встретил чашку даги. Острие рапиры намертво засело в одном из отверстий чашки, а кроме того, я слегка повернул клинок, полностью лишая противника возможности освободить свое оружие. Все было бы хорошо, но левый гвардеец понял, что моя левая рука занята рапирой его товарища, и попытался нанести рубящий удар наотмашь. Мне совершенно нечем было его встретить и уйти от атаки я не мог, связанный рапиристом. Но в этот момент у меня из-под ног взметнулось черное Ванькино тело, с вытянутыми вперед толстыми лапами, вооруженными лаково мерцающими когтями. Гвардеец от неожиданности отпрянул назад и неловко отмахнулся кинжалом.

Ванька не достал до глаз врага, в которые, по своему обычаю, метил, и только разодрал тому щеку. А вот неловко вскинутый кинжал пришелся прямо по его левой лапе и практически перерубил ее.

Ванька с душераздирающим мявом покатился в траву, а осатаневший от боли гвардеец заорал:

– Ну, гадина черная, получи!.. – и бросился за ним, размахивая шпагой.

Я тут же выпустил дагу. Изо всех сил дергавший свою рапиру гвардеец, внезапно освободившись, покатился в траву, а я в отчаянном прыжке попытался достать уже занесшего над котом клинок негодяя, прекрасно понимая, что не успеваю на две секунды и пятнадцать сантиметров. У меня из груди вырвался совершенно дикий вопль – лежавший в траве Ванька был обречен. Но в этот момент над моим ухом что-то тоненько свистнуло, и гвардеец, выронив оружие из уже поднятых рук, начал валиться набок, царапая свое горло, из которого торчала рукоятка одного из маленьких Данилкиных ножей.

Я упал в траву, перекатился, уходя от очередного замаха бравого рубаки справа, и краем глаза увидел, как Опин принимает левой, обмотанной какой-то тряпкой, рукой удар шпаги, а правой вонзает острый конец своей секиры в живот нападающего гвардейца. Над поляной разнесся агонизирующий хрип. Зопин в это время прикрыл тыл нашего отряда и с трудом отбивался своей тяжелой секирой от двух появившихся там вояк. Правда, один из его противников уже был ранен в ногу, и, похоже, серьезно.

Едва мне удалось вскочить на ноги, как рядом оказались двое моих противников. И вдруг владелец рапиры просипел в сторону своего товарища:

– Не мешай, он мой!

Я понял, что, лишившись своей даги, представляюсь ему довольно легкой добычей. Помощник отступил, а рапирист, ухмыляясь, принял стойку, принятую при двойном оружии. Вынеся вперед правую руку с коротким клинком, он убрал руку с рапирой несколько назад, правильно рассчитывая, что, связав мою шпагу кинжалом, сможет контратаковать рапирой. Мы начали медленно кружить по траве, и тут я вспомнил о плаще. Быстро сорвав застежку, я резким движением намотал его на предплечье левой руки и заметил недовольную гримасу своего противника. Он явно не ожидал, что я умею пользоваться такой защитой.

– И кто же это тебя учил?.. – прохрипел он и, выбросив правую руку вперед, попытался достать меня кинжалом, но узкое лезвие, с треском распоров материю плаща, руку не задело. Он попытался тут же выдернуть свой кинжал, однако я, наклонившись всем телом вправо, резко вывернул левую руку. Послышался звонкий щелчок, и в его руке осталась только рукоять кинжала.

Он тут же отскочил и снова переменил стойку на классическую. Я начал слегка уставать. Внимание постоянно отвлекалось маячившим рядом гвардейцем, который, вроде бы не вступая в схватку, был готов в любой момент напасть. Мы с моим противником снова оказались в шестом соединении. В этот момент он попытался провести фруассе, но я, поймав его рапиру, закрутил ее в обволакивании и уже входил в выпад, когда мой противник понял, что пропускает удар. Тут-то он и дрогнул. Вместо того чтобы попытаться все-таки шагнуть вперед в третью защиту, он откинул левое плечо назад, стараясь освободить свою рапиру, и открыл дорогу острию моей шпаги, которое беспрепятственно вошло в его незащищенное горло. Гвардеец выронил свою рапиру и изумленно уставился на меня. Я выдернул из раны свой клинок, он закрыл глаза и, пуская горлом кровавые пузыри, закачался.

Тут пришел в себя остолбеневший было гвардеец и, заорав что-то громкое, но неразборчивое, кинулся в мою сторону и вдруг остановился, словно наткнувшись на невидимую стену. Шпага и кинжал выпали из его рук, а на месте его правого глаза расцвел кровавый цветок, из середины которого торчала рукоять второго Данилиного ножа.

Первым упал гвардеец, убитый Данилой. Он рухнул навзничь, громко стукнувшись затылком. Тут же рапирист, оказавшийся единственным приличным фехтовальщиком во всей этой компании, упал на колени, а затем свалился ничком в притоптанную траву. Одновременно с его падением раздался пронзительный фальцет апостола Пипа, о котором я уже успел забыть. И снова он произнес лишь одно слово:

– Прочь!

Двое оставшихся в живых гвардейцев шустро разбежались в стороны. Я огляделся по сторонам. В пылу схватки мы значительно приблизились к берегу реки, и теперь апостол Пип находился от меня не далее чем в десяти—двенадцати шагах. За моей спиной с двух сторон стояли, опираясь на свои секиры, два гнома. У Опина была окровавлена левая рука, хотя выглядел он достаточно бодро, Зопин, все-таки заваливший одного из своих противников, на первый взгляд вообще был совершенно цел, только вместо прекрасного синего колпака его голову украшала странная синяя бандана, а из-за пояса торчал остаток его замечательного синего головного убора. Еще дальше, за их спинами Данила с совершенно белым лицом и свистком во рту стоял на одном колене, прикрывая своим телом лежащего в траве Ваньку.

Я повернулся в сторону Пипа, ожидая, что он признает свое поражение, и наткнулся на яростно горящий взгляд прищуренных водянистых глаз. Пип что-то перетирал в левом, прикрытом кожаной перчаткой, кулаке. Поймав мой взгляд, он зловеще улыбнулся и, приподняв левую ладонь, дунул на нее. С ладони сорвалось маленькое плотное красноватое облачко и медленно поплыло в нашу сторону. Истончаясь и разбухая, оно постепенно превращалось в тонкую, едва видимую багровую паутину, мерцающие края которой расползались все шире и шире. Я невольно сделал пару шагов назад, инстинктивно выставив вперед руку, обмотанную плащом. Попытавшись лихорадочно прощупать природу надвигавшейся на нас опасности, я ничего не обнаружил. И тут я в первый и последний раз услышал хохот апостола Пипа. Он смеялся от души, запрокинув голову и трясясь всем своим изможденным телом.

Запущенная им паутина плыла к нам, нижним краем пригибая к земле встречные травинки, а боками охватывая нашу группу. Вот она коснулась тела мертвого рапириста, и неожиданно это тело странным образом изогнулось и начало дико выворачиваться. Его ноги вытянулись и развернулись носками внутрь, руки вывернулись за спину и, с хрустом развернув грудную клетку, сцепились там локтями, голова запрокинулась назад, так что стали видны приоткрывшиеся сжатые зубы, а жилы на шее вздулись и посинели. Было такое впечатление, что мертвое тело скрутила чудовищная судорога. Паутина прошла над телом второго гвардейца, мгновенно проделав с ним ту же процедуру.

Я сделал еще один шаг назад, лихорадочно соображая, что же можно предпринять, и услышал за спиной шепот:

– Может, в лес рванем?..

– Вот когда Белоголовый скажет – тогда и рванем...

– А может... это... того... у него горло перехватило...

– Это у тебя твою голову деревянную перехватило...

– Это у кого голову деревянную, это у кого...

Несмотря на отчаянное положение, я невольно улыбнулся и тут же заметил, что поведение багровой паутинки изменилось. Края так же медленно и неотвратимо охватывали нашу компанию, а вот середина вдруг рывком подалась вперед, словно почуяв что-то чрезвычайно привлекательное. Я отвел руку со шпагой назад, намереваясь рубануть по этой хлипкой сеточке, в надежде на свой необычный клинок, и заметил, что изумруд в моем перстне, надетом на безымянный палец левой, выставленной вперед руки, сверкнул и начал наливаться зеленоватым сиянием.

Между тем паутинка, продолжавшая выгибаться серединой в мою сторону, стала похожа на огромный конус, направленный вершиной в сторону моей руки. Лицо апостола Пипа побагровело, а на лбу и впалых висках выступили крупные капли пота. Левой, затянутой в перчатку, рукой он производил какие-то странные манипуляции, не сводя выпученных глаз со своей жуткой ловушки. Она явно вела себя не так, как он рассчитывал, а его старания вновь подчинить ее себе, похоже, пропадали впустую.

И тут я понял, что так сильно привлекло внимание пиповской ловушки. Вершина почти прозрачного, багрово мерцающего конуса коснулась моего изумруда и с тихим чавканьем стала втягиваться внутрь. Я замер, моля Бога, чтобы у меня не дрогнула рука. Паутина все быстрее и быстрее исчезала в камне, и в тот момент, когда ее края, свернувшись в крученую нить, с всхлипом исчезли, из центра камня, с его срезанной вершины, ударил яркий изумрудный луч, напоминавший иглу или, скорее, переливающийся луч лазера. И сразу же над берегом разнесся страшный вопль апостола Пипа:

– Не-е-е-т!!!

Тут-то моя рука дрогнула, и луч, превратившийся в зеленоватую размытую тень, скользнул по телу апостола Пипа от левого плеча до правой стороны пояса. Я вздернул руку, направляя луч вверх, а тело несчастного Пипа в полной тишине развалилось надвое точно по следу луча, и его части рухнули с лошади, продолжавшей неподвижно стоять в прибрежном песке. В этот момент зеленый луч мигнул, зашипел и погас, а камень принял свой обычный вид. И сразу раздался мелодичный звук Данилкиного свистка. Тут же послышались два уже знакомых негромких хлопка, оба оставшихся в живых гвардейца перекинулись волками и, озираясь, бросились в сторону леса, трусливо поджимая хвосты.

Я бросился к Даниле, на ходу сдергивая с руки обрывки плаща и вбрасывая шпагу в ножны. Данила уже успел засунуть свой свисток за пазуху и сидел рядом с Ванькой, горестно сведя брови. По его щекам ползли быстрые дорожки слез, но всхлипываний слышно не было. Я опустился на колени рядом с котом. Он лежал на боку, прикрыв глаза, и быстро-быстро дышал. Его левая лапа была практически отрублена ниже сустава и болталась на клочке оставшейся шкурки. Кровь уже остановилась, хотя вытекло ее, для кота, очень много. На меня легла тень. Я поднял голову и увидел над собой сморщенное лицо Зопина. Не давая себе расслабиться, я скомандовал:

– Быстро четыре струганые щепочки и чистой воды!..

Глаза Зопина понимающе блеснули, и он рысью бросился к лесу, на ходу доставая свой длинный нож. Я подхватил остатки плаща и начал отрывать от подкладки длинные ленты, выбирая места почище. Данила завороженно наблюдал за мной, и с его щек исчезли слезы.

Через минуту примчался Зопин, сжимая в одной руке свой котелок, наполненный ключевой водой, а в другой четыре короткие, аккуратно заструганные прочные щепки. Я подложил под лапу кота кусок плаща и принялся осторожно промывать рану. Ванька не открывал глаза и только слабо вздрагивал. Затем я приставил отрубленную часть лапы к обрубку, наложил шинки и, пока Данила удерживал их на месте, плотно забинтовал лапу приготовленным бинтом. Тут кот открыл глаза и посмотрел на слегка запотевший котелок. Я взял Ваньку на руки и осторожно поднес его мордочку к воде. Он сразу же жадно принялся лакать, а я приговаривал, пытаясь задавить в себе слезы:

– Ничего... Попей водички, а скоро мы тебе сметанки организуем... Ничего... все в порядке будет... – Рядом Зопин хлюпал носом.

Когда Ванька напился, я устроил его на обрывках плаща и, положив руку Даниле на плечо, попросил:

– Посиди с ним, а мы посмотрим, что дальше делать...

Опин с забинтованной тряпочкой и подвязанной рукой топтался по поляне. Мы с Зопином направились к нему.

– Что с тобой? – спросил я и кивнул, указывая на его руку.

– А, ерунда! Дня через два буду как новенький. Что с хвостатым, жив он?..

Я увидел, как под густыми кустистыми бровями подозрительно поблескивают глаза гнома.

– Жив, только лапку потерял... – опередил меня Зопин.

– То есть как – потерял? – вскинулся Опин. – Это тебе что, кошелек или ножичек?..

– Ну, лапка у него отрубленная... – смутился Зопин.

Опин требовательно посмотрел на меня, ожидая пояснений.

– Задели Ваньку кинжалом. Левая лапа порублена. Я шинки наложил, а вот срастется ли, не знаю...

– Так нам к лекарю быстрее надо!.. – выпалил Опин. – Пусть лекарь зверя посмотрит...

– Где ж его взять, лекаря-то?.. – горестно возопил Зопин.

– Да на том берегу, дубина! – взревел Опин. – Ты что – забыл, в Гавле целая лечебница есть!

Зопин открыл рот, потом захлопнул его, а потом радостно осклабился:

– Точно! Есть лечебница...

Мы быстро обошли поляну, собирая свои пожитки. Гномы посовали в свои котомки и кое-что из оружия и амуниции погибших гвардейцев. Я нашел свою дагу и, тщательно вычистив оба клинка, разместил их на поясе. Вычистил я и ножи Данилы. Когда я протянул их ему, он сначала отшатнулся, уставив широко открытые глаза на блестящие лезвия, а потом протянул руки и, схватив ножи, тут же распихал их по карманам.

Я осторожно поднял Ваньку на руки, и мы направились к домику Гарона. Но дом оказался пуст. Дверь была открыта. В комнатах царил беспорядок, можно было догадаться, что Пип со своими молодцами похозяйничал в нем ночью. Мы обошли весь дом и снова вышли к реке. Туман рассеялся. Другой берег был ясно виден. Пологий и, похоже, болотистый, он был покрыт густыми зарослями камыша, и только прямо против нас камыш расступался, образуя небольшой песчаный пляж. Было ясно, что вплавь через реку нам не перебраться, тем более что, как оказалось, гномы плавать не умели. Мы стояли на берегу, не зная, что делать, и тут Данила предложил:

– Слушай, дядя Илюха, давай я сплаваю на тот берег и приведу кого-нибудь на помощь.

Я не успел возмутиться, как Опин угрюмо заворчал:

– Во, герой! Двух гвардейцев завалил и теперь считает, что речка ему по щиколотку! На том берегу тоже неизвестно кто нас поджидает. Схапают тебя, бедолагу, и где мы потом искать тебя будем?

Данила огорченно опустил голову, и в этот момент метрах в пяти от берега ударила хвостом по воде здоровенная рыба, а через несколько секунд из воды показалась мокрая, облепленная черными волосами голова. Голова несколько секунд рассматривала нашу компанию, хлопая глазами, а затем побежала внимательным взглядом по всему берегу. Не обнаружив никого кроме нас, она медленно двинулась к земле, не сводя с нас пристальных глаз. Скоро из воды появился невысокий, заросший густым черным волосом, мужичок.

Когда до берега осталась пара шагов, а воды стало ему по колено, он остановился и вежливо спросил:

– А не скажут ли благородные господа, куда делись господа гвардейцы вместе с достойным отцом-апостолом?

Он стоял совершенно голый, с каким-то подобием трусов на бедрах и спокойно дожидался ответа.

– Да почитай, все здесь, – ответствовал Зопин. – Вон апостол твой валяется... в двух частях. А пошаришь по травке, и ребяток его сыщешь. Правда, не всех, двоим срочно вернуться понадобилось, так они прямо лесом назад двинули...

Мужичок тупо уставился на останки Пипа и минуты две не мог оторвать от них глаз. Затем он снова повернулся к нам и вежливо задал очередной вопрос:

– Так это что, вы, благородные господа, их покрошили?

– Ну как можно... – вступил в разговор Опин. – Это они с оружьишком в салки играли. Кто не увернулся – тот не виноват... или не тот виват... или тот не выживат... В общем, тот подыхат. Сначала апостола своего порешили... прям пополам – он у них самый негибкий оказался, а потом уж и друг дружку. Такие озверевшие были, просто жуть.

Опин склонил голову набок и задумчиво добавил:

– Может, вирус какой убийственный подхватили?..

– Ага... – пробормотал себе под нос мужичок. – Значит, мне их теперь закапывать. – И огорченно добавил: – Тоже мне, нашли место, где в салки играть...

Тут я выдвинулся несколько вперед и спросил:

– А не подскажет ли уважаемый, где мы могли бы найти достопочтенного Гарона?..

– А он вам зачем?.. – подозрительно спросил мужичок и сделал шаг назад, в воду.

– Во-первых, нам надо срочно на тот берег. А во-вторых, мы должны передать ему привет от его старой знакомой, которая, со своей стороны, поддерживает нашу просьбу о переправе... И раненый у нас... – неожиданно добавил я совершенно другим тоном, кивнув на кота.

– От какой такой знакомой?.. – спросил наш недоверчивый собеседник и сделал еще шаг назад.

Я чуть присел, и догадливый Данила вытащил из кармана моей рубашки металлическую бусину Ясы. Зажав ее в кулаке, Данила двинулся к мужику, не обращая внимания на намокающие ноги.

Разглядев бусину, мужичок бодрой рысью рванул вперед, выхватил ее из ладони Данилы, внимательно рассмотрел и с криком: «Сейчас...» бросился обратно в воду и исчез. А через несколько минут из зарослей камышей выползла большая, испачканная потеками смолы лодка и ходко направилась в нашу сторону. На ее корме в позе венецианского гондольера орудовал веслом наш мокрый знакомец. Лодка с разгона уткнулась в берег, и лодочник призывно замахал рукой. Мы бросились едва не бегом и через минуту разместились в плавсредстве. Зопин столкнул ее в воду и запрыгнул последним. Гарон ловко развернул лодку и погнал ее к противоположному берегу. Вся переправа заняла у нас не более десяти минут. Когда мы уже выпрыгивали на песок, Гарон застенчиво обратился ко мне:

– Как думает благородный господин, могу я взять себе лошадь апостола Пипа? Как я понимаю, вам она не нужна, да и ему тоже...

И он с надеждой посмотрел мне в лицо.

– Я совершенно не против, но поостерегись... Если кто-то сообщит Единому-Сущему, что ты забрал лошадь апостола, как бы тебе это приобретение не вышло боком.

Он лукаво скосил глаза, и я понял, что ему известно средство отвести от себя эти гнусные подозрения. Скорее всего пропажу лошади он просто свалит на нас. «Ну и пусть, – подумалось мне, – хороший человек попользуется...»

Не успели мы покинуть лодку, как Гарон тронулся в обратный путь, предвкушая, по-видимому, неплохую поживу на поле битвы. Не считая лошади. Ну что ж, поле битвы обычно достается мародерам.

Мы двинулись прочь от Нароны. Шагали быстро и молча. Было не до разговоров. Все думали только об одном. И эти мысли еще больше нас объединяли. Широкая тропа, начинавшаяся прямо у места нашей высадки, тянулась через холмистую равнину, покрытую лугами и болотцами, среди которых попадались небольшие рощицы и заросшие кустарником пустоши.

Вскоре, перевалив через вершину очередного холма, мы увидели у его подножия небольшие домики окраины города, оказавшегося искомым Гавлем и представлявшегося, по сравнению с оставшимся позади Лостом, и значительно более крупным, и гораздо более привлекательным. Гномы шагали уверенно и, похоже, хорошо знали, куда надо держать путь. Еще через полчаса мы остановились у свежепокрашенного в бело-голубые цвета двухэтажного здания, и Зопин, быстро взбежав по ступеням широкого крыльца, рванул на себя высокую остекленную дверь.

Мы вошли через небольшой тамбур в просторную светлую комнату со стульями, расставленными по стенам, и большим столом посредине. В дверь с противоположной стороны комнаты тут же вошла пожилая женщина в темно-синем длинном и глухом халате и такой же косынке на голове. Подойдя к нам, она мягким голосом поинтересовалась:

– Я слушаю вас, благородные господа. Кто из вас нездоров?

Опин шагнул ей навстречу и сурово проговорил:

– Тетенька, нам нужен ваш самый хороший лекарь! Наш товарищ нуждается в хорошем лечении... – Он мотнул головой в сторону стола, на котором я уложил сверток с Ванькой. – И побыстрее...

– Но позвольте, это же кошка!.. – воскликнула «тетенька», увидев черную усатую морду с закрытыми глазами и нервно подергивающимися ушами, показавшуюся из-под лоскутьев плаща.

– Не кошка, а кот! – неожиданно заорал Зопин. – И это отнюдь не означает, что он должен остаться без помощи!..

Женщина нервно оглядела нашу компанию, и тут ее взгляд остановился на Даниле. Ее глаза расширились, и она буквально вылетела из комнаты. Через несколько секунд в ее сопровождении в комнату вбежал седой, невысокий старичок в таком же темно-синем халате и шапочке. Не успел он сказать и слова, как вперед шагнул Данила и не по-детски суровым голосом проговорил:

– Я надеюсь, ты достаточно опытный лекарь, чтобы оказать необходимую помощь сопровождающему меня боевому коту. Если ты поставишь его на... лапы, мой отец будет тебе благодарен...

При этом он пристально уставился на старичка.

Тот молча подскочил к столу, внимательно оглядел Ваньку, не прикасаясь к нему, и ошарашенно повернулся в сторону Данилы.

– Но, принц, это же истинный кот, а я пользую только людей... – Было видно, что старик совершенно растерян.

– Ты хочешь сказать, что не в состоянии залечить его лапу?..

Данила задал вопрос таким тоном, что я невольно бросил на него удивленный взгляд и почувствовал потребность выпрямиться перед ним и склонить голову в церемонном поклоне. На старичка жетон, которым разговаривал с ним Данила, произвел совершенно убийственное воздействие. Он повернулся к сопровождавшей его женщине и приказал:

– Пациента... немедленно в операционную. Туда же помощника Капа, он лучше всех заговаривает боль, и помощницу Лату... Приготовьте угловую комнату на втором этаже... – И, повернувшись к Даниле, добавил: – Я постараюсь сделать все возможное, принц! Если вы сможете зайти завтра утром, я доложу состояние больного...

– Мы дождемся здесь окончания операции... – сурово бросил Данила. Оба гнома и я как по команде двинулись к стене комнаты и заняли стулья.

– В таком случае, принц, поскольку ждать придется довольно долго, позволь предложить тебе и твоим людям ужин...

Данила утвердительно кивнул и уселся на стул рядом со мной. Старик аккуратно, я бы даже сказал – нежно, подхватил сверток с Ванькой и быстро ушел в глубь здания в сопровождении своей помощницы. Но мы недолго оставались одни. В комнату вошла молодая девица, наряженная в уже знакомые халат и косынку, сделала реверанс в сторону Данилы и, не обращая на остальных внимания, заявила:

– Принц, прошу тебя пройти за мной...

Когда мы все встали и двинулись за Данилой, она восприняла это как само собой разумеющееся. Похоже, Данила становился в нашей команде главной фигурой.

Девица отвела нас на второй этаж в небольшую, уютно убранную комнату, всю обстановку которой составляли большой круглый стол, четыре массивных стула с высокими прямыми спинками и приземистый темный буфет у стены. Стол был застелен белоснежной скатертью и сервирован на четыре персоны. При этом один прибор был явно роскошнее остальных. Мы сразу сориентировались и заняли места соответствующим образом.

Как только мы расселись, девица вышла и тут же вернулась в сопровождении еще двух девушек, которые начали подавать еду. Можно сказать, что нас обслуживали по первому разряду. Если бы Ванька был среди нас, я думаю, мы получили бы от этого ужина колоссальное удовольствие. А так очень вкусные и прекрасно сервированные блюда и напитки очень мало занимали наше внимание. Беспокойство за нашего четверолапого друга было слишком велико, чтобы мы могли обращать внимание на что-то еще.

Девица, провожавшая нас в эти апартаменты, почувствовала наше настроение и уже в конце ужина подошла к Даниле и тихо произнесла:

– Принц, не волнуйся. Четырехликий Кула – настоящий волшебник... Даже если бы твой боевой кот погиб, он смог бы оживить его. А тут всего лишь одна лапа...

Данила взглянул на нее и строго ответил:

– Для нас и это слишком серьезно... Хотя все равно спасибо тебе за сочувствие...

Ужин закончился, и со стола убрали. Мы продолжали сидеть на своих жестких стульях, внезапно ощутив, до какой степени тяжел был прошедший день и насколько мы устали. За окном стемнело, и нам казалось, что с тех пор, как Ваньку забрали от нас, прошло уже несколько часов. Наконец дверь распахнулась и в комнату вошел старенький лекарь, которого наша провожатая назвала четырехликим Кулой. Было видно, что он очень устал, под его глазами залегли синеватые тени, а на лбу прибавилось морщин. Он подошел к стулу Данилы и, наклонившись к его уху, негромко произнес:

– Принц, все в порядке. Я срастил лапу, связал жилки и кровяные протоки. Теперь твоему другу нужен покой и время, время и покой... И тогда его лапа будет действовать нормально...

– Спасибо, мой отец узнает о твоей услуге... – Данила, похоже, полностью сжился со своей ролью принца. – Подскажи, как нам пройти в ближайшую гостиницу, а завтра мы навестим твоего пациента...

– В конце этой улицы, ближе к центру города, одна из лучших гостиниц, – ответил лекарь. – Посетители у нас приходят к десяти, но ты, принц, можешь прибыть в любое время...

Данила встал со своего стула и покачнулся, но я успел подхватить его на руки. Он тут же обнял меня за шею и, прижавшись к моей груди, закрыл глаза. Эскулап встревоженно взглянул мне в глаза.

– Ничего, он просто очень устал. День у нас был... тяжелый, – ответил я на невысказанный вопрос.

Мы направились к выходу. Лекарь проводил нас до крыльца, все время тревожно поглядывая в лицо мальчишке, лежавшему у меня на руках. Когда мы свернули в указанном нам направлении, он долго стоял на крыльце своей лечебницы, глядя нам вслед.

Через час мы все вместе устроились в номере гостиницы, хотя гномы ворчали, что лучше бы мы ушли из города и переночевали в лесу или в поле. Но вид спящего Данилы в значительной мере примирял их с необходимостью задерживаться в столь нелюбимом ими месте.

12. ЧЕРНАЯ СКАЛА

8 июня 1999 года. Если у вас есть ребенок, обратите внимание, как быстро он учится. Особенно если его поставить в обстоятельства необходимости. И поверьте мне, вам за ним никогда, ни при каких обстоятельствах не угнаться. А почему?..

По-моему, было еще совсем рано, когда меня толкнули в плечо и зашептали на ухо:

– Эй, Белоголовый, разлепи глаза-то...

Я с трудом проделал предложенную операцию и узрел перед собой толстощекую физиономию Опина.

– Мы зверя проведывать не пойдем, пусть он не обижается. Мы отправимся за город, посмотрим вокруг, что и как. Этот Единый и одновременно Сущий тоже может переправиться через Нарону и... Уж очень мы его обидели. Вы с принцем нас обязательно дождитесь, без нас дальше не отправляйтесь... Договорились?

– Угу... – буркнул я, не совсем понимая, что он там наговорил, и вновь закрывая глаза. Немного погодя дверь тихонько хлопнула, и все затихло.

Вторично я проснулся уже сам от того, что солнечный зайчик скользнул по моим глазам. За окном утро плавно переходило в день, я чувствовал себя отдохнувшим и каким-то успокоенным. Мне подумалось, что, похоже, наше путешествие подходит к концу. Скоро мы прибудем в резиденцию местной верховной власти, и нам квалифицированно подскажут, где в этой стране можно поискать переход, или помогут проникнуть в башню Храма, а уж там-то переход точно есть.

Данила еще спал, посапывая и порой хмуря лоб. Я тихо поднялся и направился в ванную комнату, совсем по-хрущевски совмещенную с туалетом. Когда, умывшись, я вернулся в спальню, Данила лежал с открытыми глазами и тревожно разглядывал место своего пребывания. Я, улыбнувшись, присел на краешек его постели и провел ладонью по его соломенным вихрам.

– Ну как, отдохнул?.. Тогда давай поднимайся и пойдем в лечебницу, посмотрим, как там наш Ванька...

– А где гномы?..

Так вот, оказывается, что его встревожило. Я припомнил утреннюю тираду Опина и быстро пересказал ее Даниле. Тревога в его глазах притухла, он улыбнулся, потянувшись, выскользнул из-под одеяла и пошлепал в ванную. Я уже был полностью одет, когда он вернулся с мокрой головой и заблестевшими глазами. Оделся Данила быстро, только немного засомневался, стоит ли надевать комбинезон, уж очень он был запачкан. Но я убедительно попросил его облачиться в привычную для местных жителей одежду. А вот со мной была проблема, поскольку мой спасительный плащ скончался в схватках с врагом, а джинсовое облачение хотя и стойко выдерживало обрушившиеся на хозяина невзгоды, но уж слишком бросалось в глаза своим отличием от местной общепринятой моды. Однако делать было нечего, и мне пришлось смириться с имеющимися недостатками моего гардероба.

Мы вышли из гостиницы и по залитой солнцем, спокойной улочке двинулись в направлении лечебницы. Надо признать, что мои опасения относительно костюма полностью оправдались. Десять из десяти местных жителей останавливались, завидев меня, и недоуменно оглядывали мой «Levi’s». Хорошо, что в этот час местных жителей нам встретилось не больше десяти, но мне и этого хватило, чтобы понять, каково это длинноногим девушкам бродить по подиуму. Наконец мы добрались до здания лечебницы и нырнули в приемный покой. Нас уже ждали. Вчерашняя девица, угощавшая нас ужином, сидела за столом и при нашем появлении радушно заулыбалась. Даниле. Меня она явно игнорировала.

– Принц, рада тебе сообщить, что твой спутник чувствует себя достаточно бодро, и я готова проводить тебя к нему.

Меня она не была готова проводить к моему коту!

Данила утвердительно кивнул, и она двинулась по направлению к двери, ведущей внутрь здания. Мы направились за ней, причем я пропустил Данилу вперед. В таком порядке мы дошли до дверей одной из палат на втором этаже. Девица остановилась возле двери и, торжественно ее отворив, произнесла:

– Четырехликий Кула сказал, что можно не ограничивать время твоего посещения.

Мы вошли, и вредная санитарка закрыла за нами дверь.

Ванька с перебинтованной лапой распластался огромным черным пятном на белоснежной постели поверх одеяла и лениво слизывал из большой миски густую сметану. Когда он повернул голову в нашу сторону, его глаза зажглись знакомым изумрудным блеском. Он оставил свою сметану, вскочил на три здоровые лапы и, держа перебинтованную на весу, попытался соскочить с кровати. Но не успел. Данила мгновенно оказался у его постели и принялся гладить большую черную голову, приговаривая:

– Ванька... ах ты, черный котище... Ванька – толстые лапы... – и другую подобную чепуху. Кот тут же опрокинулся набок, подставляя свою черную шкуру под ласковые руки, и принялся урчать от удовольствия, как маленький трактор. Мне тоже зверски хотелось его погладить, но я только присел рядом и с улыбкой наблюдал за ними.

Когда первый восторг встречи несколько успокоился, Данила поднял на меня глаза и сказал:

– Дядя Илюха, надо у лекаря спросить, когда можно будет Ваньку забрать. А то за нами уже выехали, завтра вечером или послезавтра утром будут здесь...

– Постой, постой... Кто выехал? Ну-ка расскажи толком...

– Я толком и не знаю. Только знаю, что Многоликий послал за нами отряд, и скоро он прибудет сюда. Они верхом едут...

Он замолчал, а в его глазах снова мелькнула тревога.

Кот перевернулся на живот и, поворачивая свою лобастую голову, смотрел на нас, словно прислушивался к разговору. Данила снова принялся гладить Ваньку, но тот уже не так увлеченно отвечал на ласку. Он положил голову между лап и прижмурил глаза, будто обдумывал заявление Данилы. Мне тоже не мешало обдумать услышанное. Откуда Многоликий мог узнать о нас? И что он узнал? Почему выслал своих людей за нами, когда мы уже так недалеко от его резиденции и, похоже, практически недосягаемы для клевретов Единого-Сущего? И что, собственно, теперь ожидать от правителя этого мира, проявившего такое пристальное внимание к достаточно незначительным чужакам? Все эти мысли вызывали тревогу, но отнюдь не отменяли принятого решения идти к Черной скале.

– Ну что ж... – протянул я задумчиво, – может, это даже и к лучшему, что нас так встречают... Да, может, и к лучшему...

Данила поднял на меня глаза и тихо проговорил:

– Только, знаешь... в этом отряде... – Он немного помолчал и еще тише закончил: – В этом отряде есть какой-то предатель...

– Слушай, дружок, – я положил ему руку на плечо, – когда мы вернемся домой, нам с тобой надо будет серьезно заняться твоим даром. А то получается как-то все очень расплывчато. Ну вот сейчас... Какой-то предатель... Кто предатель?.. Кого предал?.. Чем он опасен для нас?.. Ну ничего не ясно!.. – Я замолчал, пытаясь успокоиться. – Хотя, конечно, и эта информация чрезвычайно важна...

Данила пожал плечами.

– Я сам знаю, что все очень расплывчато. Только предатель точно в отряде есть...

– Ладно! Я думаю, что этот предатель нам вряд ли может чем-то угрожать. Кому мы нужны... кроме Единого-Сущего. Гномам надо будет все рассказать, они, наверное, к вечеру появятся. Ты пока посиди с Ванькой, а я пойду поищу главного эскулапа и спрошу о Ванькиных перспективах...

Четырехликого Кулу я отыскал быстро, первая же санитарка или медсестра, не знаю уж, как она там называлась, указала мне его рабочий кабинет. Когда я, постучавшись, вошел, он встал из-за стола и шагнул навстречу.

– Уважаемый Кула... – начал я. – Мне необходимо знать, когда мы сможем забрать нашего друга из лечебницы?

Он на секунду задумался и ответил:

– Я думаю, что недели через две, это самое большее, зверь будет совершенно здоров. Правда, к непогоде лапа будет побаливать достаточно долго... Вообще многие мои пациенты предпочитают лечиться как раз в облике небольших зверей – волков, собак, котов – кто во что горазд. Вылечиваются, особенно раны и травмы, значительно быстрее. Знаете пословицу – заживает, как на собаке, – очень верно. Но я впервые занимался истинным котом, и он меня просто поразил! Такая выдержка, такое терпение! Конечно, наговор против боли наложили, но истинное животное, по-моему, так вести себя не может...

– Я же говорил, что Ванька не обычный кот...

– Конечно, я и сам вижу, что это очень крупный кот!..

– Да нет, дело не в размерах. Это Боевой кот! Отсюда и его размер, и его не звериный разум... и мое отношение к нему. Он мне несколько раз буквально жизнь спасал!..

Кула внимательно посмотрел на меня.

– Тогда тем более не понимаю, к чему такая спешка. Пусть он побудет у нас до полного выздоровления. Дня три будем накладывать заговор от боли – все-таки лапа у него болит...

– Мы бы подождали, но дело в том, что Многоликий выслал за нами отряд, и он прибудет в город самое позднее послезавтра утром. Так что, сами понимаете...

Лекарь изумленно уставился на меня.

– Откуда у тебя, Белоголовый, такие сведения?.. – Тут он несколько смутился. – Я, собственно, послал к Многоликому известие о его сыне, но вы-то не можете знать о том, что Многоликий предпримет... или уже предпринял...

– Можем... можем. Вы не знаете всех способностей... принца! – И я довольно ухмыльнулся. Теперь-то я знал, откуда Многоликий проведал о нас.

Мы расстались довольные друг другом, договорившись, что завтра мы с «принцем» обязательно посетим Ваньку. Лекарь, в свою очередь, гарантировал комфортные условия содержания нашего кота.

Я вернулся в палату и застал Данилу лежащим на Ванькиной постели, а Ваньку – лежащим на Даниле, и оба были весьма довольны. Еще через полчаса мы покинули болящего и пошли погулять по городу. В гостиницу мы вернулись к вечеру, усталые и проголодавшиеся. А там нас уже поджидали Опин и Зопин. Опин снял повязку с руки, как он и утверждал, его рана была несерьезной и уже почти затянулась. Зопин починил свой колпак, его украсил фигурный шов, выполненный желтыми нитками. Кроме того, ребята к нашему приходу сервировали в комнате походный ужин, на котором в качестве главного блюда фигурировали четыре жареных цыпленка. Спать мы улеглись довольно поздно, поскольку весь вечер предавались воспоминаниям о проделанном походе и сражении на берегу Нароны.

На следующий день гномы ушли из города. Мы договорились, что они будут ждать нас на дороге, ведущей в сторону гор, прямо за городской чертой. Мы с Данилой снова навестили Ваньку и застали его ковыляющим на трех лапах по палате в поисках хоть какого-нибудь развлечения. Было ясно, что кот совершенно не умеет болеть: то есть валяться без дела и принимать ухаживания посторонних людей. Так что Ванька уже начал подготовку к продолжению похода.

Потом мы с Данилой снова болтались по городу, который, впрочем, был слишком мал, чтобы питать нас новыми впечатлениями в течение двух дней.

А на следующее утро нас разбудил резкий звук трубы. Вскочив с постели и выглянув в окно, мы увидели на улице группу всадников, одетых в одинаковые ярко-изумрудные камзолы и желтые штаны, шляпы и сапоги, восседавших на одинаковых каурых лошадях. Каждый из них вел в поводу запасную лошадь. Возглавлял этот отряд, без всякого сомнения, высокий, по местным меркам, мужчина в темно-сером с богатым серебряным шитьем камзоле, такого же цвета шляпе с шикарным плюмажем, в сером длинном плаще, на гнедой лошади. Маленький отряд окружала довольно большая толпа местных зевак, старавшихся все-таки держаться на безопасном расстоянии. В этот момент один из всадников поднес к губам небольшую трубу, и улицу огласил новый переливчатый звук.

Мы с Данилой переглянулись, одновременно подумав: «Ну вот за нами и приехали», а затем бросились умываться, одеваться, готовиться к торжественной встрече.

Приехавшие ребята больше трубить не стали, а уже минут через пятнадцать мы выкатились из гостиницы на улицу. Увидев Данилу, предводитель отряда лихо вылетел из седла, подошел ближе, сдернул с головы шляпу и с достоинством отвесил мальчишке поклон, едва скользнув взглядом по моей фигуре. Дождавшись, когда Данила коротко кивнул ему в ответ, он звучным голосом доложил:

– Принц, почетный эскорт, направленный твоим отцом, прибыл. Мы готовы незамедлительно доставить тебя в замок. Многоликий поручил мне не медлить ни минуты, поскольку очень волнуется за тебя! Когда ты будешь готов выехать?

Данила внимательно оглядел весь спешившийся отряд, состоявший из двенадцати солдат, в ладно сидящей форме, со шпагами и кинжалами у пояса. У двоих, кроме того, за плечами виднелись колчаны с луками и стрелами. Потом он перевел взгляд на стоящего напротив мужчину и, разлепив губы, тихо произнес:

– К сожалению, я не могу немедленно пуститься в путь. Нам с моим другом... – он кивком указал на меня, – ...необходимо забрать из лечебницы еще одного... члена нашего отряда... если он достаточно окреп... Поэтому твои люди могут отдохнуть, а ты, если желаешь, можешь пройти с нами до лечебницы.

– Принц, у меня есть другое предложение, – напористо начал серый. – Мы немедленно выезжаем в замок, а твой... сопровождающий... – он бросил на меня явно неприязненный взгляд, – заберет второго твоего спутника и, как только сможет, последует за нами. Я оставлю ему для сопровождения и охраны... двоих гвардейцев. Этого, я думаю, более чем достаточно.

Данила ухватился за мой рукав и ответил еще тише:

– Это совершенно исключено. Без моих спутников я не тронусь с места. Кроме того, нам надо будет подобрать еще двоих... моих друзей. Они будут ждать нас на дороге, за городом.

Похоже, командир отряда собирался выложить еще какие-то аргументы в пользу немедленного отъезда без меня и Ваньки и даже открыл рот, но я невежливо перебил его:

– Милейший, ты слышал, что сказал принц. Или ты собираешься оспаривать его решение?

Он тут же резко повернулся ко мне и прошипел:

– Кто тебе позволил обращаться ко мне без разрешения? Или думаешь, твои светлые волосы дают тебе право перебивать шестиликого Галла? Берегись, я тебя проучу!

Отскочив назад, он скинул плащ на руки подскочившего гвардейца и молниеносно выхватил свою шпагу.

Я положил руку на рукоять своей, однако в этот момент раздался ломкий окрик Данилы:

– Галл, немедленно убери свою шпагу. Если ты не прекратишь, я приму командование отрядом, а тебя отошлю назад одного. И ты расскажешь Многоликому, почему явился в замок без его сына!

Галл на мгновение растерялся, но тут же убрал шпагу в ножны и поклонился, усмехнувшись:

– Хорошо, я разберусь с ним позже...

Потом он сделал знак своим гвардейцам, и они занялись своими делами, а мы с Данилой в сопровождении навязанной нам охраны, в лице этого наглого мышастого Галла, направились в сторону лечебницы.

Когда мы вошли в палату к Ваньке, то увидели, что на кровати рядом с ним сидит четырехликий Кула и, поглаживая кота, осторожно колдует над его лапой.

Увидев нас, он вскочил с кровати, сумев при этом очень осторожно положить на простыню забинтованную кошачью лапу, и доложил:

– Принц, Ваньку можно забирать, только везти надо очень осторожно... Не тряско... И не давай ему еще хотя бы пару дней самостоятельно ходить, он все время пытается наступить на больную лапу. И еще...

– Позвольте!.. – раздался позади разгневанный голос Галла. – Но это же истинный зверь! Принц, ты что, ради истинного зверя задерживаешь возвращение в замок?! Многоликий будет очень недоволен! Какими странными друзьями ты успел обзавестись за время своего недолгого отсутствия!

Данила резко повернулся к нему и, сведя брови над переносицей, ломающимся голосом прокричал:

– Да! У меня очень странные друзья! Ты еще больше удивишься, увидев остальных моих друзей! Но только именно они оказались настоящими друзьями! Именно они были со мной и в пути, и в сражении на том берегу Нароны! Именно они положили там шестерых гвардейцев Единого-Сущего и в придачу апостола Пипа!..

Неожиданно лицо шестиликого Галла побелело как бумага, и он хрипло, как-то придушенно, просипел:

– Апостол Пип убит?!

– Да! Убит! Убит вот этой самой рукой! – Данила схватил мою руку и с неожиданной силой потряс ее.

Шестиликий Галл уставился на меня глазами, полными неимоверного ужаса. Эти вытаращенные глаза, казалось, вопили: «Господи! С каким чудовищем я связался!..»

Я невольно ему улыбнулся, стараясь хоть немного его подбодрить, однако он, похоже, расценил мою улыбку совершенно иначе. Дрожащей рукой он ухватился за эфес своей шпаги и, словно понимая, насколько мала надежда на это оружие в схватке с таким чудовищем, как я, невольно сделал шаг назад, видимо, соглашаясь на бегство.

В этот момент Ванька спрыгнул с постели и встал по другую сторону Данилы. Вид огромного кота с горящими зелеными угольями глаз, ощеренными зубами и вздыбившейся на черном загривке шерстью, кота, похоже, полностью плюющего на собственное увечье, когда, по его мнению, друзьям угрожает опасность, окончательно добил мужество шестиликого Галла. Пробормотав невнятной скороговоркой:

– Я подожду вас на улице... – он опрометью выскочил за дверь, и мы услышали резвый топот его щегольских сапог по полу коридора.

– Вот именно про это я и говорю, – как ни в чем не бывало раздался голос четырехликого Кула. – Ни в коем случае не давайте ему выкидывать такие номера...

Мы с Данилой повернулись от двери и увидели, что субтильный лекарь, с трудом оторвав Ваньку от пола, пытается уложить его в постель, а кот при этом упирается всеми тремя здоровыми лапами ему в живот, мешая осуществить задуманное. Мы невольно рассмеялись.

– И смеяться тут нечему, – вдруг обиделся лекарь. – Лучше бы помогли...

Стоило мне забрать Ваньку у него из рук, как кот тут же затих и позволил уложить себя. Лекарь почесал у себя за ухом и спросил:

– Значит, все-таки забираете?..

Увидев утвердительный кивок Данилы, он снова почесал за ухом и заявил:

– Принц, я прошу, подождите немного, я принесу сумку, и ты или твой друг... – он бросил взгляд на меня, – ...сможете носить вашего кота, не тревожа его лапу... Хотя бы недолго... – добавил он, выходя из комнаты.

Через несколько минут он вернулся, держа в руках сшитую, похоже, из брезента большую сумку, в которой мы и разместили Ваньку. Я перекинул широкую лямку через шею и действительно весьма комфортно разместил раненого зверя на своей груди. Так мы и покинули лечебницу.

На выходе Данила взял морщинистую руку лекаря и сказал только одно слово:

– Спасибо...

Но как сказал! Когда я, пропустив Данилу вперед, выходил на улицу, я услышал за спиной тихий, растроганный шепот Кулы:

– Настоящий принц!..

«Вот это оценка!..» – подумалось мне.

Шестиликий Галл действительно ждал нас на улице и, похоже, успел за это время несколько прийти в себя. Во всяком случае, его лицо приняло нормальную окраску, руки перестали дрожать, а голос обрел некоторую уверенность, когда он спросил:

– Теперь, принц, мы можем ехать?

– Да, – спокойно ответил Данила, – теперь мы можем ехать.

– Тогда прошу тебя подождать здесь, я вернусь с эскортом... – И он, не дожидаясь ответа, быстро направился в сторону гостиницы.

Данила задумчиво посмотрел ему вслед, а потом быстро юркнул в дверь лечебницы. Через пару минут он вышел на улицу, а еще через несколько минут показался и приданный нам отряд. Когда гвардейцы подскакали, я выбрал, на мой взгляд, самую выносливую из заводных лошадей, уселся в седло, посадил перед собой Данилу и передал ему сумку с Ванькой. И тут один из гвардейцев соскочил с лошади, подошел к нам и, достав кусок крепкой веревки, перекинул его через седло и сделал на концах петли. Затем он вставил Данилкины ноги в эти петли. Удовлетворенно пробормотав: «Так вот, принц, будет удобнее...» – он вернулся к своей лошади. Так действительно было гораздо удобнее, поскольку в таком положении Данилины колени поднялись повыше, и он смог разместить на них сумку с котом. Я бегло оглядел отряд и обратил внимание на то, что никто из гвардейцев не удивлен присутствием в нашей компании «истинного зверя». Это мне понравилось.

Предводитель повернул своего вороного в сторону Нароны и махнул рукой, предлагая следовать за ним. Я уже собрался разворачивать свою лошадь, но тут раздался громкий голос Данилы:

– Позволь, Галл, разве наш путь лежит не к горам?..

– Верно, принц, к горам...

– В таком случае нам надо двигаться в другую сторону. – И Данила махнул в сторону центра города.

– Я... Я хочу объехать центр города. Там собралось слишком много зевак, принц... – чуть запнувшись, заявил Галл.

– А я не боюсь зевак. Мне надо выехать из города по дороге, ведущей в сторону гор! Я уже говорил, что меня там будут ждать еще двое моих друзей!..

С явной неохотой Галл повернул своего гнедого и тронулся в направлении, указанном Данилой.

– И не слишком спешите. Мой друг еще не совсем здоров и не переносит тряски... – бросил ему в спину Данила.

«Когда и где этот мальчишка успел усвоить такую манеру разговаривать?!» – подумал я про себя. И словно отвечая на мои мысли, Данила тихо прошептал:

– Ну что, дядя Илюха, получается у меня принц?

Мы беспрепятственно миновали и центр города, и сам город. Вопреки утверждению шестиликого Галла, никакой особой толпы на городских улицах не наблюдалось. Кроме того, я обратил внимание еще на одно обстоятельство. Предводитель нашего отряда старался насколько можно ускорить наше движение. Однако, как только наша лошадь переходила на скорую рысь, поспешая за остальными, Данила тихо шептал мне:

– Дядя Илюха, надо придержать лошадь...

И стоило мне несколько осадить нашего скакуна, остальные всадники, исключая предводителя, тут же придерживали своих коней. Вообще мы постоянно ехали в окружении гвардейцев, которые, несмотря на все попытки гнедого увести их хоть немного вперед, жестко держались по бокам нашей лошади, прикрывая и оберегая ее. В таком порядке мы выехали из города и на первом же холме увидели наших живописных спутников, выходящих из придорожных кустов.

Мы притормозили, и когда гномы приблизились, подозрительно оглядывая наш эскорт, я предложил им присоединиться к нам, благо заводных лошадей было в достатке. Однако Опин, еще раз с опаской оглядев всю кавалькаду, заявил:

– Не, Белоголовый, мы верхом не поедем. На этой скотине только задницу себе отобьешь... Мы лучше пешочком. Тем более что с дороги с этой вам сворачивать не надо, плутать тут негде, а у Черной скалы мы вас ждать будем...

– Вы нас ждать будете? – не понял я. – Мы же верхом...

Толстощекая рожа Зопина мгновенно расплылась в довольной усмешке, а Опин серьезно, но с озорным блеском в маленьких глазках пояснил:

– Такая куча народу всегда еле тащится. А потом дорога петляет туда, сюда... туда, сюда... – и он своей ручкой, похожей на совковую лопату, изобразил, как петляет дорога. – Ну а мы – напрямки... Гораздо скорее выйдет...

Они разом повернулись и, не прощаясь, потопали прочь с дороги прямо в кусты. Мы тронулись дальше. Наши сопровождающие после разговора с гномами стали еще почтительнее поглядывать на Данилу. Мы продолжали неспешно трусить по дороге, отвечая на все требования Галла ускорить движение необходимостью беречь хрупкое здоровье нашего кота, который спал в своей сумке. Так что двигались мы неспешно и без приключений.

Окружавшие нас всадники не вступали с нами в разговоры и вообще держались нарочито почтительно. Однако ближе к вечеру я стал замечать, что один из гвардейцев пристально приглядывается к моей шпаге. Этот парень, на мой взгляд, лет около тридцати – тридцати пяти, постоянно держался слева от нас, строго придерживаясь нашего ритма движения. На его правом плече я заметил какой-то знак, вышитый золотой канителью.

Улучив момент, я спросил его:

– Как тебя зовут?.. – но он, бросив на меня странно напряженный взгляд, ничего не ответил.

На ночлег мы остановились, едва начало смеркаться. По всей видимости, шестиликий Галл понял, что ускорить наше продвижение ему не удастся, и решил дать отдохнуть своим людям; ведь двое суток от Черной скалы до Гавля они мчались, практически не отдыхая.

Гвардейцы, люди явно хорошо знакомые с походной жизнью, быстро разбили несколько палаток, одна из которых была весьма велика и внутри разделена на две половины. Подошедший Галл заявил, что это «помещение» есть резиденция принца, а он лично будет обеспечивать его безопасность. На что «принц» индифферентно заявил, что он чувствует себя в полной безопасности, только если белоголовый Илья и черный кот Ванька будут находиться от него не далее одного метра. Галл в очередной раз попытался вспылить и настоять на своих «правах», но, наткнувшись на жесткий взгляд и упрямо сжатые губы Данилы, только пробормотал:

– Принц, за эти несколько дней ты очень изменился... – А затем он оставил нас в покое. Гвардейцы развели перед нашей палаткой небольшой костер, и мы втроем уселись на траве возле него.

А еще через некоторое время трое гвардейцев, в числе которых был и заинтересовавшийся моим оружием, принесли нам ужин, состоявший из котелка гречневой каши, заправленной солидной порцией мяса, небольших лепешек и глиняной бутылки с «соком мандароны, столь любимым принцем». Расстилая на траве кусок полотна, долженствующий обозначать скатерть, гвардеец со значком на плече спросил:

– Откуда, Белоголовый, ты взял свою шпагу?.. – причем сделал это настолько тихо, что услышал его только я.

– Это подарок одного очень хорошего человека... – так же тихо ответил я.

– Как бы нам поговорить?.. – прошептал он.

– А вот после ужина топай к тем вон кустикам... – кивнул я в сторону темневших неподалеку кустов.

Он незаметно кивнул и поспешил за своими товарищами, уже направившимися к общему костру, вокруг которого собрался весь отряд.

Мы поели, причем наш инвалид умял свою порцию первым. Вечер понемногу переходил в ночь. Над поляной, где мы расположились, висела спокойная тишина, озаряемая зажигающимися звездами. Данила небольшими глотками потягивал сок, который действительно ему очень понравился. Кот, прижмурив свои глаза, лежал рядом с ним.

Я поднялся с травы и, пробормотав:

– Я сейчас... – направился к кустам, у которых договорился встретиться с гвардейцем.

Когда я подошел, он вынырнул из темноты и сразу быстро зашептал:

– Так кто, ты говоришь, подарил тебе шпагу?.. – Его шепот был очень тревожен, я бы даже сказал, нервен. Сам тон выдавал его волнение. Однако я постарался ответить как можно спокойнее.

– Когда я попал в этот мир, я встретился с маленькой девочкой по имени Соня. Она познакомила меня со своим дедом, которого зовут четырехликий Навон. Именно он направил меня к Многоликому и на прощание подарил мне эту шпагу и арбалет. Он, знаешь ли, посчитал неразумным отпускать меня в дорогу совершенно безоружным. А мои друзья, которых ты видел утром на дороге, вырастили для меня дагу, в пару к шпаге... – зачем-то добавил я.

– А больше четырехликий Навон тебе ничего не подарил?.. – подозрительно спросил он.

– Мне нет, – раздражаясь, ответил я, – а вот моему спутнику, которого вы называете принцем, Навон подарил серебряный хлыст. Ты знаешь, что это такое?

Гвардеец изумленно уставился на меня:

– Не может быть!..

– Однако это именно так! Если ты подойдешь, я попрошу принца показать тебе этот свисток.

– И хлыст действует?..

Вопрос прозвучал несколько странно, но я не стал переспрашивать.

– Еще бы!.. Если бы не этот подарок, мы бы вряд ли ушли от апостола Пипа и его прихвостней... Впрочем, если ты хочешь, принц покажет тебе его и в действии.

– Значит, отец действительно подарил... – задумчиво пробормотал гвардеец. Затем он взглянул на меня и уже совсем другим тоном сказал: – Четырехликий Навон – мой отец. Когда я увидел у тебя на поясе его шпагу, я страшно испугался. Он даже мне не отдал ее, когда я уходил служить в гвардию Многоликого, а тут... – Он запнулся, не зная, как закончить начатую фразу, но я понял, чего он испугался. – А тебе, значит, подарил... – добавил он.

Мы помолчали.

– Ну теперь все ясно... Ты, Белоголовый, извини, что я так... – Он слегка замялся.

– Все нормально. Я все прекрасно понимаю, – успокоил я его. – А теперь давай разбегаться, а то заметят твое отсутствие...

Он кивнул и тут же растворился в темноте. Я, насвистывая, направился к своему костерку. Там я нашел Данилу и Ваньку, которые уже практически заснули. Я перенес их в палатку и уложил на постель во внутреннем отделении, а сам вышел еще подышать свежим ночным воздухом и немного подумать.

Спустя некоторое время ко мне подошли трое гвардейцев забрать пустую посуду, и один из них, наклонившись, зашептал:

– Слушай, Белоголовый, мы посовещались и решили, что теперь подчиняемся тебе. Только пусть принц утром объявит тебя главным в отряде. И еще, остерегайся Галла, он хотел быть спасителем принца, а теперь ты ему дорогу перешел. Так что... Он способен на что угодно, хотя и побаивается тебя...

Гвардейцы ушли, а я сидел и обдумывал сложившуюся ситуацию. Интересно, что предпримет Многоликий, увидев вместо своего, похоже, пропавшего сына Данилу. Кое-что в голову мне пришло, с тем я и отправился спать.

Проснулись мы рано утром от того, что по нам прошествовал, ковыляя на трех лапах, Ванька. Причем он нарочно не обошел нас, а наступил сначала на меня, а затем и на Данилу, невзирая на его высокое звание принца. Как только кот нас разбудил, я сразу с тревогой поглядел на мальчика, ожидая его новых откровений по поводу нашего будущего. Но никаких предостережений или советов он не выдал, а просто лежал, жмурясь от утреннего солнца.

Гвардейцы уже поднялись, и, когда мы выбрались из палатки, нам сразу подали легкий завтрак, а шестиликий Галл заявил, что надо быстрее пускаться в путь. Позавтракав, мы вскочили на коней, но прежде чем двигаться, Данила, которому я рассказал о том, что произошло ночью, коротко объявил:

– Господа гвардейцы, прошу с этого момента считать командиром нашего отряда Белоголового. Его распоряжения имеют силу приказа.

Против ожидания шестиликий Галл не стал оспаривать сказанного, словно уже ожидал чего-то в этом роде. Я оглядел отряд и скомандовал:

– Шестиликий Галл и еще двое отправляются вперед. Старший Галл. Они обеспечивают разведку и выбирают место для дневной стоянки. Двое – ты и ты... – я ткнул наугад в двоих всадников, – ...следуют за основным отрядом сзади, но в пределах видимости. Старший – ты. – Я кивнул одному из выбранных. – Остальные сопровождают нас, старшим назначаешься ты... – Я кивнул сыну Навона.

– Как, кстати, тебя называть? – спросил я его, когда Галл и его люди отправились вперед, а выбранная пара – назад по дороге.

– Четырехликий Навт... – хмуро ответил он, внимательно оглядывая своих подчиненных.

Мы двинулись вперед, значительно прибавив в скорости по сравнению с прошлым днем, и я почувствовал, что отношение к нам среди гвардейцев изменилось – они стали значительно внимательнее и дружелюбнее.

Так без приключений, соблюдая установленный порядок и несколько отгородившись от шестиликого Галла, мы продвигались вперед по странно безлюдной дороге в течение почти трех суток. К концу третьих суток мы пересекли неглубокую речушку и оказались в небольшом светлом леске. Выезжая из этой маленькой рощи, которую мы пересекли за какие-нибудь полтора часа, наш отряд догнал остановившийся авангард, и шестиликий Галл торжественно и не без злорадства объявил, что мы почти приехали. Действительно, впереди, за последними деревьями и обширным лугом, отрезавшим лежавшее слева болото, виднелась высоченная одинокая скала совершенно черного гранита, мрачно посверкивающая в лучах заходящего солнца. Пока мы разглядывали конечную цель нашего путешествия, нас догнала арьергардная пара, и мы тронули лошадей.

Но прежде чем мы покинули опушку рощи, из густых кустов на дорогу вынырнули... Опин и Зопин. Гномы почему-то держали в руках свои секиры и сразу молча заняли место по обеим сторонам от нашей с Данилой лошади. Мы тронулись вперед, и одновременно с нашим появлением на лугу с вершины скалы снялась огромная птица в ярком рыжевато-желтом оперении с отливавшими изумрудом концами широких крыльев. Мы двигались через луг в сторону на глазах выраставшей Черной скалы, а необычная птица медленными кругами опускалась из темнеющих вечерней синевой небес к земле нам навстречу.

И на губах шестиликого Галла расцветала довольная улыбка.

ИНТЕРЛЮДИЯ

В кабинете следователя по особо важным делам Прокуратуры Российской Федерации на стуле у приставного стола сидел невысокий невзрачного вида старичок с обритой наголо головой, в легком, белом, сильно помятом парусиновом костюмчике и белых легких тапочках на босую ногу. Быстрыми водянисто-голубыми навыкате глазами он рассматривал обстановку кабинета, временами исподтишка проскальзывая взглядом по хозяину кабинета, сидящему напротив за широким письменным столом и что-то быстро записывающему в рабочий блокнот. Тот, казалось, совершенно не обращал внимания на своего посетителя, всецело погрузившись в свои записи. И все-таки чувствовалось, что следователь держит своего гостя под пристальным наблюдением.

Молчание длилось довольно долго, и наконец старичок не выдержал.

– Господин следователь, – начал он старческим, надтреснутым голосом. – Объясните мне, чем моя незначительная фигура могла привлечь внимание столь серьезной организации?..

Следователь, крупный, солидный мужчина с умным, интеллигентным лицом, впрочем, довольно усталым, посмотрел на посетителя и вдруг добродушно рассмеялся.

– С чего это вы, Никифор Аркадьевич, определили себя как «незначительную фигуру». На наш взгляд, ваша фигура, наоборот, довольно значительная, а в иных делах даже определяющая.

Теперь он откровенно разглядывал старика. Тот, ничуть не смутившись, усмехнулся.

– Да что я могу определять? Величину собственной лысины да рейтинг президента среди пенсионеров...

Следователь помолчал, заинтересованно рассматривая своего посетителя, а затем заговорил, резко сменив тон:

– Арманов Никифор Аркадьевич, вы приглашены в связи с уголовным делом, касающимся деятельности религиозной организации «Дети Единого-Сущего». Дело поручено вести мне, поэтому разрешите представиться – следователь по особо важным делам Прокуратуры Российской Федерации, старший советник юстиции Антипов Святослав Игоревич.

Затем, помолчав, следователь достал из-под лежавшей на столе папки бланк протокола допроса, вписал что-то в первые его графы, поднял голову и спросил:

– Итак, что вы можете сказать о целях этой организации и методах ее работы, источниках финансирования?

– Ну что я могу сказать?.. Видел по телевизору пару раз рекламу... на улице молодки иногда подходят, предлагают веру сменить – я ведь православный... А так больше ничего не припомню... – Старик спокойно смотрел на следователя своими водянистыми глазами из-под кустистых бровей. Потом усмехнулся и добавил: – А с чего это вдруг против религиозной организации затеяно уголовное дело?.. Это ж прям преследования за религиозные убеждения. Вы, господин следователь, представляете, как за этот факт ухватятся западные журналисты? Да еще перед самыми парламентскими выборами! Да... Не завидую я вам, поганая у вас задачка...

Следователь снова внимательно посмотрел на посетителя и, не обращая внимания на его реплику, продолжил:

– Ну раз вы так плохо знакомы с деятельностью «Детей Единого-Сущего» и их руководства, я вам кое-что расскажу. Я не буду касаться проповедуемого ею символа веры и общего мировоззрения – эти вопросы, как вы правильно заметили, теперь целиком на совести каждого гражданина и государственных органов не касаются. Я остановлюсь для начала на коммерческой деятельности этой... секты, если можно так выразиться. Эта организация была зарегистрирована около четырех лет назад и вначале ничем не выделялась. Правда, она активно использовала положения закона, по которому члены религиозных организаций не сохраняют прав на переданное ими этим организациям в собственность имущество. В результате уже через два года в собственности организации «Дети Единого-Сущего» находилось имущество общей стоимостью более четырехсот пятидесяти миллионов рублей. Один только санаторий бывшего Министерства легкой промышленности СССР, успешно приватизированный его директором, а затем переданный этим самым «Детям Единого-Сущего», а вернее, в полное распоряжение руководителя секты, оценивается в двести двадцать миллионов рублей, и это оценка явно заниженная...

– Я в юридических вопросах разбираюсь не очень, но, по-моему, религиозным организациям не возбраняется вести коммерческую деятельность и иметь собственность... – Дед, прищурившись, смотрел на следователя.

– Совершенно верно, вы правы. Только дело в том, что у этой религиозной организации оказался всего лишь один учредитель. И из этого незначительного факта вытекают очень серьезные последствия. Во-первых, объединение не может быть зарегистрировано, если у него всего один учредитель и тот – частное лицо, во-вторых, как оказалось, никакой коммерческой деятельности не велось, а просто собственность граждан передавалась в секту.

– А что, разве при этом нарушался закон? Или были пострадавшие, которые подали жалобы? – Дед явно заинтересовался обсуждаемой темой.

– Да нет, закон не нарушался. И жалобы не подавались. Просто в большинстве случаев жалобы подавать было некому... Граждане, вступившие в эту секту и передавшие в ее распоряжение значительное имущество, либо исчезли, либо стали... Скажем, не совсем здоровыми.

– Вот как?.. – При этих словах старичок как-то странно ощерился, обнажив желтые зубы. – А точнее можете сказать?..

– Могу. Почему же не сказать. Насколько мне известно, за последние полгода двенадцать последователей этого религиозного течения пропали без вести. Все двенадцать были одинокими мужчинами средних лет. Число пропавших может и увеличиться – расследование еще не окончено. Еще двадцать два человека – также мужчины от двадцати пяти досорока лет – были обнаружены в уже упомянутом мною санатории, расположенном в Подмосковье и являющемся одной из главных штаб-квартир религиозной секты «Дети Единого-Сущего». Эти несчастные люди твердо помнят только то, что они – дети Единого-Сущего, все остальные факты их достаточно длинной жизни отсутствуют в их памяти. При этом свидетели, знавшие этих людей ранее, утверждают, что совсем недавно они были вполне нормальными... никогда не состоявшими на специальном психиатрическом учете.

Стоило следователю упомянуть о людях, обнаруженных в подмосковном санатории, как старик встрепенулся, стиснул ладони, а его взгляд стал острым и напряженным. Но испуга в этом старом человеке не было, скорее это была реакция на неприятную неожиданность.

– Да, история интересная... Только я все-таки никак не возьму в толк – я-то здесь с какого боку припека?..

– Ну как же, Никифор Аркадьевич, по моим сведениям, вы и есть тот самый единственный учредитель и главный руководитель, а по сути – хозяин секты «Дети Единого-Сущего». Так что?.. Вы будете отвечать на мои вопросы?..

Дед уставился в лицо следователя неподвижным, тяжелым взглядом, в котором явственно читалась жгучая ненависть. Но ответил он все тем же спокойным голосом ни к чему не причастного человека:

– Я думаю, господин следователь, что это какое-то недоразумение. Я ни в малейшей степени не имею отношения к этой самой секте... как вы сказали... Единая-Сущная?..

Следователь улыбнулся, открыл лежавшую на столе папку и, перелистывая лежащие в ней документы, начал пояснять:

– Вот заключение экспертизы об идентичности почерков Аманова Никиты Арнольдовича, одного из учредителей организации «Дети Единого-Сущего», и пенсионера Арманова Никифора Аркадьевича, то бишь вас...

– Позвольте, – перебил его старик, – похоже, вы сами себе противоречите! То вы утверждаете, что я единственный учредитель, то вдруг говорите, что я один из учредителей...

– Нет, никакого противоречия нет. В учредительных документах фигурируют трое учредителей. Однако и гражданин Юдин, и гражданин Коротков, указанные в качестве соучредителей, к моменту регистрации организации были уже более полугода как мертвы. Кстати, нотариус, заверявший ваши подписи на учредительных документах, очень хорошо вас запомнил и сразу узнал на фото. Он заявил, что разговаривал практически только с вами, а двое ваших сотоварищей сидели при этом, как истуканы, не реагируя даже на обращения к ним, если обращались не вы. По его словам, не запомнить таких странных людей было просто невозможно. Кстати, манера их поведения, описанная нотариусом, весьма напоминает манеру поведения несчастных детей Единого-Сущего, обнаруженных нами в санатории... Ну да ладно... Вот еще шесть свидетельских показаний, подтверждающих, что одного и того же человека знают и как Арманова, и как Аманова.

Старик усмехнулся и откинулся на спинку стула.

– Ну и что вы еще нарыли?..

– Документы, изъятые нами в санатории, поведали нам очень много. Не менее интересные вещи поведал мне о ваших «медицинских экспериментах» директор санатория...

– Позвольте! – взвился старик. – А на каком основании из помещения, находящегося в частной собственности, изымаются какие-то документы?..

– А вы решили, что творимые вами безобразия не привлекут нашего внимания, если вы будете ими заниматься в помещениях, находящихся в частной собственности?.. – Следователь привстал со своего стула и буквально навис над тщедушным старичком. – Короче, гражданин Арманов, на основании моего представления о допущенных при регистрации религиозной организации «Дети Единого-Сущего» правонарушениях указанная регистрация признана незаконной и ликвидирована. Это означает, что религиозная организация «Дети Единого-Сущего» отныне не существует. Против вас возбуждено уголовное дело по статьям 159, 163, 179, 235, 239 Уголовного кодекса Российской Федерации. Я вполне допускаю, что в ходе расследования будут обнаружены новые факты, в частности, проливающие свет на исчезновения членов вашей секты. Тогда вам будут предъявлены и другие обвинения. А сейчас, поскольку вы достаточно пожилой человек... – при этих словах следователь как-то странно усмехнулся, – ...мерой пресечения для вас выбрана подписка о невыезде. Извольте ознакомиться и подписать!

Следователь протянул через стол лист бумаги.

Старик без возражений подписал протянутый документ, а затем вдруг привстал со стула и, потирая ладонью о ладонь, принялся часто и коротко дуть на них. Со стороны могло показаться, что у него начался какой-то странный припадок или он изображает легко помешанного. Следователь с интересом наблюдал за ним.

Спустя несколько секунд старик снова опустился на стул и с пренебрежительным высокомерием уставился на хозяина кабинета. Несколько минут в кабинете висело молчание, а его хозяин с легкой улыбкой наблюдал за посетителем. В глазах последнего сначала появилось легкое беспокойство, перешедшее затем в заметное волнение, а потом он просто уставился на следователя с явным недоумением.

– Ну что, не получается?.. – вдруг сочувственно поинтересовался следователь. – А ты еще поворожи – мне занятно наблюдать за твоими манипуляциями...

– Значит?.. – пробормотал дед изменившимся хриплым голосом.

– Значит... значит... – подтвердил следователь. – Я очень хорошо представлял себе, с кем имею дело, и принял соответствующие меры предосторожности... Так что пока вы свободны.

Старик, сгорбившись, поднялся со стула и, подволакивая ноги, двинулся к выходу из кабинета. Когда он приблизился к двери, следователь бросил ему в спину насмешливый вопрос:

– А ведь твоя фамилия, как почти любая русская фамилия, отвечает на вопрос – «чей?».

Старик остановился и, полуобернувшись, вопросительно взглянул на следователя.

– Так, может, твоя фамилия правильно произносится не Арманов, а Ариманов?..

Старик пригнулся, словно его ударили хлыстом по спине, но уже открыв дверь, он оглянулся и зловеще прошипел:

– Я догадываюсь, кто вас навел на меня... Я его обязательно найду!.. И очень серьезно с ним разберусь!..

Массивная дверь медленно затворилась. Антипов склонился над столом, набирая номер внутреннего телефона. Дождавшись ответного «Слушаю», он негромко проговорил:

– Старик ушел. Наблюдение за ним установить круглосуточное. Семью Милина под усиленную охрану, но так, чтобы ни жена, ни теща не догадались – нервы им трепать незачем, им и так несладко. Со старика глаз не спускать и ни в коем случае не дать проникнуть на территорию санатория. Ни в коем случае! Меня постоянно держи в курсе дел...

Часть вторая МАГ

1. ЧЕРНАЯ СКАЛА (продолжение)

14 июня 1999 года. Современные социологи утверждают, что в людском сообществе имеется три вида или способа управления: демократический — это когда все занимаются своими делами, и никто ни от кого ничего не требует, авторитарный — это когда все занимаются делами одного, а тот время от времени проводит акции устрашения в целях подавления готовящихся восстаний и, наконец, нейтральный — это когда всем все по фигу. Интересно, это на самом деле так или просто стремление людей науки свести все многообразие действий различных руководителей к трем (и именно трем) четко сформулированным параграфам...

За окном было раннее-раннее утро. Мы с Многоликим сидели в его кабинете, потягивая легкое светлое вино и тихо беседуя. Прошло всего два дня, как мы с Данилой находились в замке Черной скалы, а можно было подумать, что с хозяином замка мы дружим с незапамятных времен, хотя наша первая встреча не давала никакого повода надеяться на установление столь близких, дружеских отношений.

Когда мы в сопровождении посланного за нами отряда приблизились к Черной скале, спустившаяся с ее вершины необычная птица перекинулась мужчиной лет тридцати пяти в дорогом желто-зеленом камзоле, высоких ботфортах, с непокрытой белокурой головой. Он молча и быстро осмотрел нашу группу, задержал взгляд на Даниле, на двух серьезных маленьких гномах, стоявших по обеим сторонам нашей лошади, а потом уставился на меня, внимательно изучая. Манера держаться выдавала в нем человека, привыкшего к беспрекословному и быстрому повиновению.

Я по возможности лихо спрыгнул с лошади, оставив Данилу с Ванькой в седле, и, глядя прямо ему в глаза, произнес:

– Ваше величество, я прибыл к вам в надежде на помощь. Прошу выслушать меня и снизойти до моей просьбы...

Не знаю, насколько правильно были выдержаны мной местные нормы обращения к верховной власти, но, по-видимому, я не слишком от них отклонился. В глазах Многоликого сверкнуло сдержанное любопытство и он ответил:

– Как странно ты ко мне обращаешься – «ваше величество» и говоришь «вы», словно меня несколько...

– В моем мире так обращаются к единовластным правителям государства, поэтому я чисто автоматически... – Честно говоря, я несколько смутился.

– Не надо извиняться! – прервал он меня. – Но в дальнейшем я прошу тебя обращаться ко мне так, как принято у нас. Я, безусловно, выслушаю тебя, но сначала я предлагаю подняться в замок. В каком облике ты предпочитаешь летать?

Он имел в виду, что подняться в его заоблачный замок можно было, только обладая крыльями. Но я имел на этот счет другое мнение:

– Многоликий, я, к сожалению, не обладаю способностью менять обличье...

Его глаза мгновенно превратились в две холодные настороженные льдинки. Немного помолчав, он напряженно выдавил:

– Ты утверждаешь, что ты одноликий?.. Не хочешь ли ты сказать, что ты побывал на алтаре Храма?..

– Нет, Многоликий, я пока еще не был в Храме. Просто я выходец из другого мира и от рождения не обладаю способностью к многоличью.

– Я не очень хорошо понимаю, что значит – из другого мира? Ты что, способен пересекать Границы?.. Тогда это еще более подозрительно!..

– Я надеюсь, что, когда ты выслушаешь мою историю, ты изменишь свое мнение...

Он помолчал, обдумывая сложившуюся ситуацию.

– Хорошо! Тебя отнесет наверх шестиликий Галл...

Я заметил, как радостно сверкнули глаза закутанного в серый шелк Галла.

– Нет, Многоликий, – усмехнулся я, – я не хочу искушать достопочтенного Галла. Он уже обещал со мной «разобраться... позже»... Не стоит давать ему возможность нечаянно «уронить» меня в самый неподходящий момент. Он ведь очень устал...

Галл порывисто шагнул вперед, собираясь что-то возразить, но я не дал ему высказаться, продолжив:

– Я самостоятельно поднимусь в твой замок. Пусть я и однолик, но зато обладаю некоторыми другими замечательными достоинствами...

Левая бровь Многоликого удивленно приподнялась.

– Ты хочешь сказать, что в таком вот облике способен взобраться по этой стене?

– Ну, это моя проблема, и позволь мне самому ее решить...

В течение всего нашего разговора Данила тревожно посматривал на нас, при этом поглаживая Ваньку и не давая ему высунуться из сумки.

Тут Многоликий неожиданно повернулся в его сторону и спросил:

– А ты... принц... – видно было, что слово «принц» далось ему с некоторым трудом, – сможешь взлететь на скалу или тоже потерял свое многоличье?..

Данила бросил на меня отчаянный взгляд, но я успокаивающе подморгнул ему, словно говоря «действуй». Поймав мое одобрение, он взглянул в лицо Многоликому и, к моему несказанному удивлению, ответил:

– Нет. Я вполне могу сам подняться домой...

Многоликий удивленно приподнял брови, а Данила, приподняв сумку с котом, начал озираться, ожидая, что кто-нибудь примет ее из его рук.

– И что это за сокровище находится в твоей сумке, что ты не доверил ее одному из моих гвардейцев?.. – насмешливо поинтересовался Многоликий.

Я поспешил забрать из рук Данилы сумку, и в этот момент «сокровище» высунуло из сумки свою черную усатую башку и внимательно оглядело окружающее своими зелеными глазищами.

– Да ведь это истинный кот!.. – изумился Многоликий.

– Из-за этого кота мы даже задержали выезд из Гавля!.. – тут же наябедничал Галл.

В этот момент из горловины сумки показалась забинтованная лапа, и Многоликий тут же воскликнул:

– Этот кот к тому же без лапы!..

– Этот кот рисковал своей жизнью, защищая принца! И получил в бою кошмарную рану!.. – вдруг буквально прорычал Зопин, уставившись на Галла. – А некоторые, способные только языком чесать, пусть заткнутся...

Тут он повернулся к Многоликому и застенчиво добавил:

– Я имею в виду некоторых в сером... – после чего сконфуженно замолчал.

Многоликий снова повернулся ко мне:

– Значит, ты решительно отказываешься от того, чтобы тебя подняли на чужих крыльях?..

– Да, Многоликий.

– В таком случае с тобой останутся трое гвардейцев... Если ты потерпишь неудачу в своем восхождении, они помогут тебе подняться.

Три человека из нашего сопровождения, включая и четырехликого Навта, шагнули вперед.

– Галл... принц... прошу со мной в замок... – И повернувшись ко мне, он с усмешкой добавил: – Жду тебя у себя в замке...

Последовал обычный легкий хлопок, и в воздух поднялась огромная рыжая птица. Следом за ней взмахнула крыльями несколько меньшая, серая. Данила, сидя в седле, вытащил из-за пазухи свой серебряный свисток, крепко зажал его в кулаке, взглянул на меня отчаянными глазами и зажмурился. В то же мгновение раздался хлопок и с седла в небо стрелой взметнулся крупный серо-коричневый сокол.

Я провожал взглядом своего спутника, который, опередив величаво поднимавшихся птиц, лихо, по-мальчишески вспорхнул на плывшую в вышине стену замка. Через минуту меж черных зубцов показалась его побледневшая физиономия.

А оставшиеся со мной гвардейцы между тем с интересом меня рассматривали. Гномы, усевшись рядышком прямо на траву, тоже не сводили с меня глаз. Я так понял, что они предвкушали незабываемое зрелище моего восхождения по вертикальной стене Черной скалы.

Однако я совсем не собирался доставлять им такое удовольствие. Если бы в моем распоряжении был комплект вакуумных присосок, я попробовал бы вскарабкаться по скале. А поскольку этого специфического оборудования у меня не было, я положил сумку с Ванькой на траву и принялся медленно прохаживаться у подножия гранитного гиганта, внимательно разглядывая черную, гладкую, отблескивающую вкраплениями слюды поверхность. К большому разочарованию и не меньшему недоумению моих немногочисленных зрителей.

Их аудитория зримо разделилась. Если оба гнома сочувственно сморщили носы, раздумывая, чем бы они могли мне помочь, то двое из оставшихся гвардейцев наблюдали за мной с явной насмешкой, уверенные в неприступности цитадели своего повелителя. Четырехликий Навт выглядел растерянно и явно не понимал, что я могу предпринять в данной ситуации.

А между тем все было достаточно просто. Еще подъезжая к скале, я почувствовал, что она не только полая внутри, но и имеет какое-то устройство для подъема наверх грузов и людей. Это чувствовалось настолько явно, что я был уверен в наличии хода внутрь скалы. Главное было определить, с какой стороны скалы он расположен. Обходить весь этот чудовищный монолит по периметру было бы очень долго, но при необходимости я сделал бы и это. Однако мне пришло в голову, что внутрь скалы должно вести два входа. Причем именно со стороны гор и со стороны равнины.

Теперь, прохаживаясь вдоль черной стены и рассматривая ее, я пробовал тихонько нашептывать различные заклинания, предназначенные для выявления сути вещей. В конце концов я маг или кто?

Так я топтался довольно долго. Так долго, что гвардейцы разочарованно от меня отвернулись и, растянувшись на траве, стали поджидать, когда же я пойму всю тщету своих попыток и попрошу их поднять себя в замок. Через несколько минут к ним присоединился и Навт. И именно в этот момент один из очень старых халдейских наговоров сработал. На гладкой черной поверхности скалы проступила тоненькая черная трещинка входа. Это было очень чудно – видеть на черной поверхности еще более черную трещинку, явно обозначившую вход.

Я подошел вплотную к проявленному входу. К сожалению, от того, что я его увидел, пользы пока что было мало. Он был заговорен, и характер наговора мне был непонятен.

И тут ко мне подошли оба гнома. Оба были явно взволнованы и смотрели на меня широко раскрыв глаза. Опин без всякого вступления тихим шепотом поинтересовался:

– Так ты что, тоже видишь пещеру?..

– Нет, я ее не вижу, но чувствую, что она там есть. Я четко вижу вход, но пока не знаю, как его вскрыть, он заговорен.

– Так ты колдун? – громко зашептал Зопин, но Опин резко ткнул его под ребро. Зопин ойкнул и замолк, а Опин так же шепотом предложил:

– Давай мы дыру пробьем. Это для нас пять минут.

– Три!.. – тут же встрял Зопин.

Мы оба сурово посмотрели на него, и он смущенно опустил глаза.

– Нет, дыра не годится... – задумчиво прошептал я. – Дыру заделывать придется, иначе через нее начнут шастать внутрь все кому не лень! Многоликому это вряд ли понравится. Ну и к тому же я обещал самостоятельно подняться в замок... Так что надо поискать способ управлять входом...

Я снова начал внимательно разглядывать проступившую трещину, осознав, что гномы ее не видят, хотя и различают внутри скалы пещеру.

В этот момент луч заходящего солнца скользнул по поверхности скалы, и я подхватил взглядом мелькнувший на мгновение странный широкий штрих, перечеркнувший линию входа. Я тут же изменил угол взгляда, и поверх трещины, прорезавшей скалу, легли серые, в палец шириной, штрихи, напоминавшие мазки кисти. Было такое впечатление, будто вырванный из скалы кусок поставили точно по отрыву и заклеили поперек кусочками клейкой ленты, или какой-то мужик неумелыми, грубыми стежками приметал оторванный камень к телу скалы. Штрихи на плите, закрывавшей вход, были широкими, а пересекая линию стыка, сужались, сходя на нет слегка закругленным острием. Что-то они мне напоминали, но я не мог сразу сообразить, что именно.

Я в задумчивости отвел глаза от скалы. Перед моим взглядом расстилался довольно большой луг, плавно спускавшийся к далекому болоту. И тут меня осенило! Трава! Ну конечно, эти серые штрихи были похожи на листья папоротника. Причем похожи на те узкие, длинные, плавно изогнутые листики, которые, отходя от толстого центрального стебля, составляют широкое узорчатое опахало папоротникового листа. Старая, добрая разрыв-трава! Повернувшись к гномам, я громко попросил:

– Ребята, помогите мне... – и быстро двинулся в сторону болота.

За спиной послышался громкий шепот одного из гвардейцев:

– Смотри, смотри, уходит.

– Не-е-е, – забасил в ответ второй, – это он решил разбежаться как следует, ну и с разбегу в замок запрыгнуть...

– Гы-гы-гы... – понял юмор первый. – Глянь, глянь, и котяра за ним увязался.

– Ну этот-то, на трех лапах, точно запрыгнет.

Я оглянулся. Ванька выбрался из сумки и ковылял за нами на трех лапах, придерживая забинтованную на весу.

Уже шагов через двадцать начали попадаться небольшие кустики папоротника, а скоро пошли и кусты нужного мне размера. Видимо, именно отсюда их и брали для наговора. Я начал рвать листья, а гномы, ничего не спрашивая, принялись мне помогать. Кот остановился и недоуменно наблюдал за нашим занятием. Через несколько минут мы вернулись к скале с охапками свежих листьев.

– Глянь, глянь... – тут же услышал я шепот первого гвардейца. – Папоротника надрали...

– Либо гномов кормить собрался, либо подстелит, чтобы мягче падать было... – тут же прокомментировал юморист.

Мы сложили свою добычу рядом со стеной, и я начал отрывать узенькие листики и прилаживать их на серые следы наговора-замка. Поначалу листики просто падали на землю, но я быстро вспомнил нужное слово – просто звук на арамейском, и прикладываемые мною листочки вдруг начали намертво прилипать к следам, а их излишки, словно отрезанные ножницами, опадали в траву.

Гвардейцы поднялись с травы и подошли поближе, заинтересованно разглядывая мое творчество. Скоро все замеченные мной отпечатки наговора были прикрыты свежими листочками. Я еще раз внимательно оглядел периметр входа, чтобы убедиться, что не пропустил ни одного стежка. Потом отступил и задумался. Чутье подсказывало, что все сделано правильно, но не хватало какой-то малости...

Я придирчиво оглядывал дело рук своих, лихорадочно размышляя, как поставить точку. И тут моей щеки коснулся слабый порыв ветра. Проскользнув по моему лицу, он вскользь тронул гранит стены, и тот будто дрогнул, бросив во все стороны короткую судорогу. И стих. Улыбка вползла на мои губы. Тупица! Забыть элементарные вещи! Чему только тебя магистр учил!

– Ну-ка, ребята, три шага назад! – громко скомандовал я, и гвардейцы, подталкиваемые гномами, попятились от скалы.

Я прижался к гладкой черной поверхности, коснувшись щекой гранита рядом с трещиной входа, и слегка подул вдоль камня.

Несколько мгновений ничего не происходило. Я собрался было дунуть еще раз, но в этот момент в утробе скалы что-то глухо заворчало, и тяжелый, рокочущий гул начал подниматься из глубины земли. Он не был особенно громким или угрожающим, однако двое гвардейцев мгновенно превратились в птиц и, взмыв в небо, зависли над нами. Только Навт застыл недалеко от меня, выхватив шпагу и кинжал, словно это легкое железо могло защитить его от неведомой рокочущей опасности, перекатывавшейся внутри скалы. Но гул постепенно стих, и когда нам стало казаться, что все успокоилось и ничего не произошло, огромный кусок гранита, выломавшись из тела скалы, медленно и бесшумно уехал в глубь ее, открыв темный проход.

Я осторожно шагнул в чернеющую тишину, чувствуя спиной, что гномы последовали за мной, привычно прикрывая мне спину. Ванька прихрамывал рядом с моей ногой, а сзади, преодолевая собственный страх, шагал Навт. Стоило нам оказаться внутри скалы, как раздался громкий фырк, и на черных, полированных стенах открывшегося перед нами зала сами собой вспыхнули четыре факела, осветив толстый ковер пыли, покрывшей мозаичный пол и черные полированные стены. Я повернулся к замыкающей вход плите и обнаружил на ее обратной стороне светлый металлический овал. Как только я его коснулся, гранитный монолит так же медленно и бесшумно встал на прежнее место, и я увидел, что на металле остался темный отпечаток моей ладони.

«Похоже, эта умная задвижка получила нового хозяина...» – подумалось мне. Но на всякий случай я наложил на гранитную плиту простенький наговор, заклинивший ее. Теперь эту «дверку» никто, кроме меня, ни снаружи, ни изнутри открыть не смог бы.

Повернувшись, я огляделся. Зал был пуст. В потолке зияло черным круглым пятном отверстие. Точно под ним располагалась круглая каменная платформа толщиной в метр, сделанная из светлого мрамора. Я двинулся в сторону платформы. Чтобы взойти на нее, надо было предварительно подняться по двум небольшим ступеням. Я взял Ваньку на руки, и мы с Опином и Зопином, не останавливаясь, прошли на платформу. Гномы бесстрашно шагали за мной. А вот Навт остановился на последней ступени и, испуганно уставившись на меня, хрипло произнес:

– Ты, конечно, великий колдун, но дальше я не пойду. Я не знаю, куда ты собрался перенестись вместе со своими провожатыми, только, похоже, дальше нам не по пути...

Я усмехнулся.

– Четырехликий Навт, с каких это пор ты отказываешься исполнять волю твоего повелителя?

Он испуганно моргнул, пытаясь понять, о чем я говорю.

– Многоликий поручил тебе находиться рядом со мной и в случае моей неудачи поднять меня в замок, – пояснил я. – Ты что же, отказываешься выполнять его распоряжение?..

Он снова вздрогнул, моргнул, а затем словно через силу шагнул на платформу.

Как только мы все оказались на платформе, она дрогнула и плавно пошла вверх. Мы сгрудились в центре каменного диска. Поднявшись к потолку зала, он, не останавливаясь, нырнул в темное отверстие, и дальше мы поднимались в полной темноте. Только по порывам воздуха, овевавшего наши лица, и по слабому ритмичному перестукиванию можно было догадаться, что мы двигаемся.

Наконец платформа остановилась, и пространство вокруг нас слабо замерцало, наливаясь странным голубоватым свечением. Постепенно мы разглядели, что шахта, по которой мы поднимались, заканчивается близким сводом, нависшим над платформой слабо светящейся каменной полусферой. Она, как и нижний зал, была покрыта толстым слоем пыли, поэтому свечение было тусклым и каким-то нереальным. Только в одном месте эта полусфера ярко светилась голубым, словно протертая мокрой тряпкой.

Я подошел к яркому прямоугольнику и обнаружил небольшую, выступающую над каменной поверхностью пластинку. Поскольку тянуть ее к себе было явно неудобно, я толкнул ее сначала от себя, а через мгновение в сторону. И после этого толчка чистый прямоугольник стены со слабым щелчком прыгнул внутрь нашей пещерки, а затем отъехал в сторону, открывая проход в большой, отделанный темным деревом кабинет. В углу кабинета стоял массивный стол, освещенный тремя свечами единственного светильника, выполненного в форме львиной лапы. За столом сидел хозяин замка, а напротив него в почтительной позе стоял шестиликий Галл.

О чем они говорили, я не имею понятия, поскольку, когда одна из стенных панелей кабинета неожиданно отъехала в сторону, они оба замолчали, изумленно уставившись на нашу компанию, входившую, как я понял, в святая святых замка.

В кабинете совершенно не было мебели, поэтому мы были вынуждены просто выстроиться в ряд вдоль стены. Я закрыл вход, толкнув панель на место, и, повернувшись к хозяину кабинета, спросил:

– Многоликий, я, как и обещал, самостоятельно поднялся в твой замок. Могу я теперь поговорить с тобой наедине? – И я бросил многозначительный взгляд на Галла, приткнувшегося в неудобной позе у противоположной стены.

Многоликий с минуту молчал, а затем совершенно невозмутимым голосом спросил:

– А где остальные гвардейцы?

– Парят в недоумении... – неожиданно брякнул Зопин.

Многоликий медленно переместил взгляд на гнома и переспросил:

– Что значит парят? И я не совсем понял, в чем парят?..

Зопин слегка засмущался, но упрямо пояснил:

– Так, когда дверка открываться стала, они вспорхнули... вернее, воспарили. Вот с тех пор и парят... В этом... В недоумении... куда это мы делись?.. – И тут он окончательно смутился и спрятался за меня, протиснувшись между моей спиной и стеной.

– Так... – протянул Многоликий. – А теперь расскажите, как вам удалось сюда попасть?

– Я могу рассказать тебе не только это, но и многое другое, но только в беседе с глазу на глаз... Или в присутствии тех, кому я, безусловно, доверяю...

– Странная настойчивость, – задумчиво протянул Многоликий. – Как я понимаю, ты полностью доверяешь только... принцу и этим двум гномам?..

Зопин тут же вынырнул у меня из-за спины и, гордо выпятив грудь, пристроился рядом. А я спокойно ответил:

– Есть еще несколько человек, но они, к сожалению, находятся вне стен этого замка.

Многоликий еще мгновение раздумывал, а затем коротко бросил:

– Хорошо!

Обернувшись к Галлу, он отдал распоряжение:

– Приведите сюда принца. У дверей поставьте двух гвардейцев.

– Трех, – неучтиво перебил я, а когда Многоликий бросил на меня вопросительный взгляд, добавил: – Прошу включить в охрану четырехликого Навта.

И указал на стоявшего несколько в стороне гвардейца.

– Ну что ж, – согласился Многоликий, – он доказал свою храбрость и преданность. – Тут он неожиданно и очень открыто улыбнулся и добавил: – Это ж надо, последовал за колдуном и двумя гномами внутрь скалы...

– Многоликий, я должен присутствовать при разговоре! – вмешался Галл. – Что, если этот колдун затевает какое-то вероломство?..

Многоликий медленно повернулся в его сторону и, внимательно его оглядев, сказал:

– Если бы он затевал что-то против меня, он с его возможностями давно бы уже это осуществил. Я полагаю, что у нашего гостя имеются весомые причины для конфиденциального разговора, поэтому изволь выполнить что тебе сказано и не мешай. Все, что тебе положено знать, ты узнаешь!..

Галл нехотя поклонился и вышел. Многоликий повернулся к Навту:

– Распорядись, чтобы сюда принесли четыре кресла, я предполагаю, что разговор будет длинным, так что гостей надо разместить поудобнее.

Через несколько минут в кабинет ввели Данилу, и мы расселись напротив рабочего стола Многоликого. Дверь кабинета закрыли, и за ней встали Навт и еще двое гвардейцев.

Данилка, едва усевшись рядом со мной, ухватился за мой рукав и прижался к моей руке. Ванька улегся у него на коленях, негромко мурлыкая и внимательно наблюдая прикрытым глазом за нашим хозяином. Гномы опять расположились по бокам от нас, даже не сняв с плеч своих котомок.

– Ну? – проговорил сидящий за столом Многоликий. – Я вас слушаю. И мой первый вопрос...

– Одну секунду, – перебил я его, – мне в голову пришла одна мысль...

Я вскочил со своего кресла и неспешно обошел комнату. Стены были вполне надежны – без скрытых ниш, слуховых устройств и других подобных подслушивающих устройств. А вот на высокую дверь пришлось наложить заклятие ущербного слуха, мало ли кто может подойти к охраняющим дверь гвардейцам.

Затем я снова уселся в кресло, обнял Данилу, прижав его к себе, и попросил:

– Продолжай, Многоликий, каков твой первый вопрос?

Он несколько долгих мгновений разглядывал нашу компанию, а затем задал вопрос, совершенно для меня неожиданный.

– Где мой сын?!

Выходит, с самого начала Многоликий знал, что Данила совсем не его сын! И ничем не показал этого. Его выдержке можно было позавидовать! Поэтому я с гораздо большим внутренним уважением проговорил:

– Многоликий, Данила действительно не твой сын. Но, по-видимому, очень сильно на него похож. Я расскажу тебе нашу историю, и ты сам это поймешь...

И я рассказал всю историю наших странствий и приключений в его стране, начиная с похищения Данилы и кончая проникновением в его кабинет. Единственное, что я не упомянул, – это встречу с Духом, он сам просил о нем не рассказывать. Рассказ, как вы сами понимаете, получился весьма длинным и впечатляющим. Когда я закончил, неожиданно раздался голос Зопина:

– Да ты, Белоголовый, еще и повестун к тому же... Я бы ни за что так интересно не рассказал.

Оказывается, гномы слушали мою историю с не меньшим интересом, чем Многоликий, и к тому же с гораздо большим доверием, поскольку сами были одними из главных ее персонажей.

– Да, – задумчиво согласился Многоликий, – история – прямо-таки готовый роман... И ты в самом деле убил белого волка-оборотня?

Не успел я ответить, как Опин соскочил со своего кресла, сдернул с плеча свою котомку, быстро развязал стягивающие ее горло ремешки и вытянул небольшой, перетянутый бечевкой узел. Через секунду бечева была разрезана и Опин развернул белоснежную, тонкую, прекрасно выделанную шкуру волка. Причем гномам удалось неизвестно каким образом сохранить череп волка и когти на лапах.

Опин молча подошел ко мне и протянул шкуру.

Я изумленно принял подарок и принялся его рассматривать.

Шкура представляла собой шикарный плащ. Причем череп как капюшон накидывался на голову, целиком ее накрывая и превращаясь в глухой шлем. Вместо волчьих глаз в белой шерсти сияли четыре ограненных рубина. Дыра в волчьем черепе, пробитая арбалетным болтом, была окантована золоченым кольцом, из которого торчал странный плюмаж из пучка коротких зеленых лент. Когда я накинул плащ на плечи, передние лапы легли мне на грудь, а застегнув приделанную к шкуре золоченую пряжку, я оказался закутанным с ног до головы в легкий белоснежный мех. Сквозь слегка приоткрытую пасть как сквозь забрало рыцарского шлема я взглянул в изумленное лицо Многоликого. Да, это был поистине царский подарок.

Я стянул с себя плащ, аккуратно свернул его, положил на спинку кресла, а затем опустился на одно колено перед Опином и крепко его обнял.

Вот тут он и растерялся. Непривычный к столь бурному выражению чувств, он сначала попытался было вырваться, но, быстро сообразив, что вряд ли справится со мной, затих, смущенно пыхтя. Выручил его Зопин, пробасивший прямо мне в ухо:

– Я ее тоже мял...

Пришлось обнять и его.

Среди этих нежных проявлений дружбы Многоликий первым пришел в себя.

– История столь же невероятная, сколь и правдивая. История...

Но я не дал ему продолжать в ироничном духе. Рухнув в свое кресло, я перебил его:

– История, может быть, и невероятная, но уже на пути от Гавля к Черной скале я спокойно обдумал все, что с нами произошло, присовокупил к этому то, что смог узнать за время нахождения в этом мире, и пришел к совершенно определенным выводам.

И местный Единый-Сущий, и наш главарь секты «Дети Единого-Сущего» скорее всего одно и то же лицо. В твоей стране, Многоликий, его влияние гораздо более мощное, чем у нас, поэтому мне представляется, что именно у вас реализуется заговор, имеющий целью поставить во главе государства этого, пока что неизвестного нам, господина. Я думаю, что он был намерен подменить твоего сына Данилой. Они скорее всего действительно очень похожи, поскольку Данилу все более или менее знавшие принца принимали за него. Именно с этой целью Данилу увезли из дома и переправили в твой мир. Сразу после этого – а может, одновременно, – похитили принца. Если бы у Единого-Сущего все получилось, через некоторое время ты, Многоликий, получил бы вместо своего сына Данилу, конечно же, обработанного соответствующим образом...

– Но ты же видел, что я сразу раскусил обман. На что мог надеяться этот мошенник.

– Да на то, что ты отнесешь непохожесть мальчика на счет испытанных им невзгод или оправдаешь это еще чем-нибудь. А скорее всего Единый-Сущий просто не знал о твоей способности так видеть и чувствовать своего сына. Как бы там ни было, в самый неподходящий момент в ход этой операции вмешался я и, выкрав Данилу, сорвал всю затею.

– Значит, принца убили, – удрученно проговорил Многоликий.

– Не думаю. Во-первых, у Единого-Сущего еще теплится надежда подсунуть тебе Данилу. Ему только надо его разыскать, чем, как я думаю, он сейчас и занят. Принца наверняка держат в Храме или где-то рядом. Вот если затея с Данилой провалится, этот ублюдок попытается либо сломить волю принца и сделать его своей марионеткой, либо лишить его многоликости, что опять-таки превратит его в послушную куклу. Но принц, лишенный многоликости, – слабая ширма для Единого-Сущего. Вряд ли такое прикрытие поможет ему захватить власть.

Мы замолчали, погрузившись в невеселые раздумья, а через несколько мгновений Многоликий поднял голову и сказал:

– Мне кажется, Белоголовый, мы можем отпустить твоих спутников на отдых. А сами, если ты не против, еще побеседуем.

– Согласен, – ответил я.

Многоликий повернулся к Опину, безошибочно признав в нем главного из двоих гномов, и спросил:

– Когда уважаемые гномы собираются отбыть в свои горы?

Опин почесал нос, взглянул на Зопина, немного поразмышлял и неожиданно заявил:

– А мы, пожалуй, и дальше будем сопровождать Белоголового колдуна. Вдруг он отыщет проход в границах!

– Я не стану тебя отговаривать, – улыбнулся Многоликий. – Но должен тебя предупредить, что прохода в границах нет... Уж это я точно знаю.

– Посмотрим. Пока что мы не собираемся оставлять на произвол судьбы человека, который спас нас от смерти!

И он снова бросил взгляд на Зопина. Тот энергично закивал, соглашаясь.

– В таком случае я пока что размещу вас в замке. – И он громко хлопнул в ладоши.

Дверь распахнулась, и в проеме показался четырехликий Навт.

– Проводите наших гостей в отведенные им апартаменты, а принца вместе с его истинным зверем к нему в комнаты. Белоголового я отведу сам. Охрану можешь снять.

Я вопросительно взглянул на Многоликого, но в этот момент подал голос Зопин:

– А можно нас... это... ну... поближе к скале поместить...

Многоликий улыбнулся.

– Я достаточно хорошо знаком с привычками вашего народа. Так что можете не волноваться, вас разместят в самой скале. И поверьте, предоставят при этом все удобства.

Мои спутники покинули кабинет. Они действительно валились с ног от усталости, хотя гномы старались вышагивать твердо.

Когда мы остались одни, Многоликий сразу стал серьезным и, повернувшись ко мне, произнес:

– Как я понимаю, мы с тобой естественные союзники. Для меня все, что ты мне рассказал, большая неожиданность. Мне необходимо подумать. Ты тоже поразмышляй, в каком направлении нам дальше действовать...

– В принципе особых вариантов нет. Надо атаковать Храм и освобождать принца. Захват Храма и нам с Данилой поможет вернуться домой. Так что делать это необходимо как можно скорее. Единственное, что я предпринял бы дополнительно, – это организовал разведку. Насколько я понимаю, информации о противнике у вас совершенно нет.

– Мы никак не можем ввести своего человека в Храм. Они сразу опознают чужаков. Двое попытавшихся проникнуть в Храм оказались на алтаре... Я не могу больше посылать людей на... Это даже не смерть, а нечто гораздо худшее...

– А вот Храм, похоже, имеет своих людей в твоем окружении.

Многоликий остро взглянул мне в лицо, требуя продолжения.

– Похищение принца вряд ли было бы возможным, если бы Единый-Сущий не имел на Черной скале своего человека. И этот человек должен быть достаточно близок к тебе, Многоликий, – пояснил я. – Кроме того, Данила обладает способностью некоторым образом предвидеть будущее. Способность, правда, слабо развита, поэтому его предсказания, как правило, очень расплывчаты, но перед прибытием посланного тобой отряда он мне сообщил, что в отряде есть предатель. Кто именно – он не знал.

– Исходя из твоих слов, им может быть только Галл, а это человек не раз проверенный и безусловно преданный мне, – задумчиво произнес Многоликий.

– Мне меньше всего хотелось бы кого-то подозревать, я только делюсь информацией и размышляю. Я, например, совершенно не могу понять, каким образом можно было похитить мальчика?

– Принц сам виноват!.. – с горечью ответил Многоликий. – Когда Галл вернулся из Некостина, принц выпросился вместе с ним на охоту. Галл на охоту не пошел, потому что писал отчет о поездке, а принц самовольно ушел один, в сопровождении двух гвардейцев. Одного потом нашли растерзанным в лесу, а второй, видимо, скрылся вместе с похитителями принца...

– А Галл точно оставался в замке?..

– Да, его видели через окно комнаты, когда он работал над запиской...

Мы замолчали, а через несколько секунд я решил сменить тему:

– Теперь о необходимой разведке. Мне кажется, я знаю способ организовать сбор информации. Для этого мне понадобится большой перстень с рубином или гранатом, впрочем, подойдет любой прозрачный камень красноватого цвета. Только перстень действительно должен быть богатым. И еще большое зеркало, если оно в замке есть. Я могу обойтись и без зеркала, но с ним все будет гораздо проще.

Многоликий грустно улыбнулся.

– Найду я для тебя перстень, и зеркало подберем. Это все не проблемы. Только как человек с этим перстнем в Храм попадет?

– Это уже мои проблемы... И еще надо подобрать небольшую комнату для наблюдательного пункта. Причем такую, чтобы в нее никто не мог пробраться без твоего ведома.

– И это не проблема.

Я запнулся. В принципе мы все насущные вопросы обсудили, но был еще один, который не давал мне покоя. Многоликий выжидающе на меня поглядывал, видимо, догадываясь, что вопросы не закончились.

– Есть еще один момент. Он вроде бы напрямую к нашим проблемам не относится, но мне кажется, что я лучше пойму сложившуюся обстановку, если разберусь с ним.

Я помолчал, формулируя свой вопрос. Многоликий терпеливо ждал.

– Как я понял из рассказов моих маленьких пестрых друзей, мир, в котором ты верховный правитель, окружен непроходимыми границами, хотя когда-то этих границ не было. Я хочу понять, что это за границы, откуда они взялись, насколько они непроницаемы... В общем, все, что касается этих самых границ.

Я выжидательно посмотрел на Многоликого. Было похоже, что мой вопрос его несколько смутил, хотя владел собой он великолепно. Молчание несколько затянулось, но наконец Многоликий негромко проговорил:

– Это история и длинная, и короткая. Сегодня уже никто точно не знает, откуда взялись эти границы. Есть старое предание, скорее даже легенда, но насколько она правдива... – Он пожал плечами и несколько секунд помолчал. – Давай-ка мы перенесем эту тему на завтра. Я тебе кое-что покажу, а заодно поведаю и эту легенду. Хотя рассказчик я послабее, чем ты... – усмехнулся он. – А сейчас я провожу тебя в твою комнату.

Я только собрался попроситься поближе к Даниле, как Многоликий поднял руку и успокоил меня.

– Рядом... рядом со своим парнишкой и с котом будешь. Через стенку. Я понимаю, что вас разлучать не стоит.

Мы вышли из кабинета. За дверью, рядом с двумя стоявшими по бокам дежурными, прохаживался четырехликий Навт. Многоликий скользнул взглядом по гвардейцу и вдруг, остановившись, повернулся ко мне:

– Вот что, Белоголовый, назначу-ка я тебе адъютанта. Вот его. – Он кивнул в сторону Навта. – Вы уже знакомы, он хорошо знает порядки в замке, так что...

Он повернулся к вытянувшемуся Навту и жестко произнес:

– Четырехликий Навт, ты назначаешься адъютантом к моему личному гостю, Белоголовому. – И, помолчав, добавил: – Глаз с него не своди.

«Вот как хочешь, так и понимай, – подумал я. – То ли помощника дали, то ли надзирателя приставили».

Сопровождаемые Навтом, мы прошли коротким коридором до лестничной клетки, спустились на два этажа вниз, свернули налево и через несколько секунд оказались перед высокой деревянной двустворчатой дверью.

– Вот твои апартаменты, – произнес Многоликий и толкнул дверь.

За ней располагалась довольно большая комната, оказавшаяся приемной. В ней кроме большого дивана, притулившегося в углу, ковра на полу и темной картины на стене, ничего не было. Многоликий быстро пересек ее и толкнул небольшую дверь, врезанную в противоположную стену. Дверь распахнулась и открыла огромную, по моим представлениям, комнату, посредине которой располагалась роскошная кроватьсовершенно невероятных размеров, предназначенная, видимо, либо для средних размеров циклопа, либо для роты гвардейцев. Желто-зеленое шелковое белье матово отсвечивало в лучах четырех настенных светильников, толстый ковер, покрывавший пол целиком, глушил шаги.

Многоликий оглядел комнату, повернул ко мне недовольное лицо и сказал:

– Надеюсь, ты извинишь убогость этого жилища. Я понимаю, что столь могучий колдун привык к более утонченной и в то же время к более роскошной обстановке, но ничего лучше я подобрать не смог.

Я так устал, что спорить или просить для себя более подходящие к моим габаритам апартаменты просто не имел сил. Поэтому, удовлетворенно кивнув, я промычал что-то благодарственное.

Многоликий, видимо, оценив мое состояние, негромко бросил:

– Спокойной ночи, – и двинулся к выходу. Навт, догадавшись, что на сегодня никаких распоряжений от меня ожидать не приходится, проследовал за Многоликим, аккуратно притворив за собой дверь.

По толстому, пружинящему ковру, теряя по пути детали своего обмундирования, я двинулся в сторону гигантского ложа и, одолев этот последний отрезок своего долгого пути, рухнул на него, уже в полете проваливаясь в сон.

2. ПРОКЛЯТИЕ ДВУХ МИРОВ

Добро и зло – два лика бытия,

Не разорвать два этих «я» и «я»...

(Якобы китайская поэзия, якобы эпохи Мин)

На следующее утро меня разбудил шум за дверью. Кто-то, по всей видимости, пытался войти в мою опочивальню, и Навт, охраняя мой сон, стоял насмерть. Во всяком случае, грохот стоял такой, что поневоле казалось, будто кто-то расстается с жизнью. Я поспешно вскочил с кровати, благо лежал на краю, быстро натянул свою одежку и, распахнув дверь, уперся в широкую спину своего адъютанта. Тот, услышав, что дверь распахнулась, сделал шаг в сторону, и я столкнулся нос к носу с разъяренным шестиликим Галлом.

– Ты, может быть, и великий колдун, – с ходу завопил он, – но у меня прямое распоряжение Многоликого, и я не могу ждать, пока твоя милость соизволит продрать глаза. А этот... – он метнул яростный взгляд на вытянувшегося в струнку Навта, – ...денщик... позволяет себе чересчур много... Встать у меня на дороге! Ха!

Я холодно посмотрел на него и спокойным тоном, негромко ответил:

– Мой адъютант, Навт, назначенный на эту должность самим Многоликим, только выполнял мое распоряжение не тревожить меня. Если ты считаешь себя оскорбленным, за удовлетворением тебе надлежит обратиться ко мне.

Я помолчал, давая ему возможность обратиться ко мне за удовлетворением, но он только молча пыхтел. Тогда я тем же спокойным тоном продолжил:

– Теперь я слушаю тебя. Какое поручение дал тебе Многоликий?

– Он поручил передать тебе, что сегодня очень занят и не сможет уделить тебе время! – Галл прямо раздулся от удовольствия, передавая мне эту, как он считал, неприятную новость. – Кроме того, он просил передать тебе несколько вещей!..

Он сделал знак рукой, и из-за его спины показались двое гвардейцев, тащивших что-то, завернутое в плотную ткань. За ними робко шла средних лет женщина с большой, богато украшенной шкатулкой в руках. Я посторонился, и они прошли в комнату. Галл начал тут же распоряжаться.

– Зеркало поставьте вон на тот туалетный столик. А ты, Агата, поставь ларец рядом.

Вся троица двинулась к указанному Галлом столику, притулившемуся у дальнего окна, а Галл повернулся ко мне и торжественно произнес:

– Изволь отобрать необходимый тебе перстень и посмотри, подойдет ли тебе зеркало.

Гвардейцы между тем установили свою ношу на стол и стянули покрывающую ее ткань. Под покровом оказалось довольно большое овальное зеркало в тяжелой бронзовой раме. Женщина, которую Галл назвал Агатой, поставила рядом с зеркалом свой ларец и, отперев его маленьким, странно выгнутым ключиком, открыла крышку. В ларце на черном бархатном дне лежали перстни. Каждый был прихвачен специальным зажимом.

Я подошел к столику и оглядел принесенные вещи. Зеркало было как раз то, что надо. Его поверхность должна была очень хорошо передавать изображение, а витая металлическая рамка позволяла отлично уложить заклинание, спрятав его запуск. Затем, осмотрев принесенные драгоценности, я остановился на тяжелом, массивном золотом перстне с крупным, ограненным под кабошон, рубином и, осторожно отогнув удерживающий зажим, вытащил его из ларца.

Как только я, обратясь к Агате, произнес:

– Благодарю тебя, – она тут же закрыла ларец и заперла его на ключ, а затем, достав небольшой листок бумаги, что-то черканула в нем и протянула мне со словами:

– Подтвердите.

На бумажном клочке было написано: «Белоголовый принял перстень „Багряный“ из коллекции матери-регентши», а ниже – «Подтверждаю». Я посмотрел на нее, затем на Галла, напряженно ожидавшего продолжения, и, протянув руку, прикоснулся к бумажке подушечкой большого пальца. Из-под пальца тут же потянулась голубоватая струйка дыма, и запахло паленым. Я оторвал палец от бумаги. Под словом «Подтверждаю» появился рой мелких, явно прожженных, дырочек, складывавшихся в замысловато изогнутую букву «И».

Галл озадаченно и разочарованно поскреб щеку, а Агата невозмутимо взяла свою бумажку и, аккуратно свернув, сунула ее за корсаж.

– Больше тебе ничего не надо? – подал голос Галл. – Может, ожерелье там или наплечные подвески?..

В его голосе явно сквозило ехидное желание хоть как-то задеть меня. Однако я уже решил не поддаваться на его мелкие укусы.

– Нет. Больше мне ничего пока не нужно. Если же мне еще что-то понадобится из драгоценных украшений, я не премину обратиться непосредственно к достопочтенной Агате.

Женщина, которая, прихватив свой ларец, уже уходила из комнаты, обернулась на мои слова, и я увидел на ее лице явное удовольствие, а затем услышал и негромко сказанную фразу:

– И правильно сделаешь, Белоголовый...

Не успели гвардейцы и что-то ворчащий Галл покинуть мою спальню, как в нее ввалились оба гнома. Опин бодро прошагал через весь спортивный зал, притворявшийся моей спальней, и с удовольствием шваркнул своей «ладошкой» о мою ладонь – очень ему понравилось наше с Данилой приветствие. А Зопин, едва переступив порог, опустился на мягкий ковер, прислонившись к стенке, всем своим видом показывая, что не может сдвинуться с места. Когда же я взволнованно спросил Опина, что случилось с его товарищем, тот скорчил недовольную гримасу и заявил:

– Я его еще вчера вечером предупреждал, что утром ему плохо будет. Он меня не послушался, так пусть теперь страдает...

– Да что случилось?.. – не понял я.

– Нет, ты представляешь! Стоило нам прийти вчера в свои комнаты, как этот... – Опин пропыхтел что-то неразборчивое, – увидел накрытый стол. Как только его толстое брюхо почувствовало жратву, его пустая голова остаток разума потеряла. Он даже руки не помыл – сразу бросился... угощаться...

– Кто не помыл... Кто не помыл... – заныл из-под своей стенки Зопин. Но как-то это у него очень жалостливо получилось.

Опин повернулся и грозно уставился поверх синего колпака своего друга.

– Ты не помыл! Я не успел в туалет сходить, как он всю колбасу сожрал!..

– Кто сожрал!.. Кто... – донеслось из-под стенки.

– Я его предупреждал: будет брюхо пучить, не обессудь, не надо было жрать в три горла. Вот теперь ноет «пузико болит».

И Опин погрозил кулаком в сторону обожравшегося товарища. Тот только жалостливо замычал.

В этот момент в мою спальню влетел Данила, на шее которого расположился Ванька. Данила орал:

– Я слышал, ты проснулся! Пошли завтракать!.. – А Ванька молча таращил свои огромные глазищи, видимо, не совсем соображая, на каком это стадионе он очутился.

Услышав предложение позавтракать, всенародно изложенное самым младшим членом нашей команды, Опин недовольно поморщился, одновременно бросив быстрый взгляд в сторону Зопина, а тот сделал героическую попытку подняться с пола.

Но тут в комнату вошел Навт и заявил, что «Белоголовый должен сначала выполнить утренний туалет, привести себя в порядок, позавтракать, а затем уже заниматься неотложными делами». При этом он вежливо, но твердо указал мне на неприметную дверку в дальней стене моего спортивного зала. За этой дверкой я обнаружил короткий коридор, приводивший к двум комнатам, одна из которых оказалась ванной и туалетом, а другая... гардеробной. Причем в последней были развешаны несколько полных костюмов, соответствовавших, как я понял, самой современной местной моде, и даже мой белый меховой подарок аккуратно висел на одной из вешалок.

Я привел себя в порядок и даже побрился. Затем выбрал подходящий, на мой взгляд, костюмчик и расстался наконец со своей джинсой. Когда, закончив туалет, я появился перед своими друзьями, они были очень удивлены. Ванька, так даже забыл, что надо прихрамывать, когда направился в мою сторону, чтобы поближе рассмотреть расфранченное чучело, в которое я превратился. Чтобы избежать возможных комментариев с их стороны, я поспешно предложил пойти позавтракать. Ванька тут же потерял ко мне интерес и, вспомнив о своей травме, прихрамывая направился к выходу, за ним неспешно тронулся Опин. Данила взял меня за руку, и мы двинулись за гномом. Зопин уже поднялся с пола и первым покинул мою спальню.

Я тут же услышал, как мои невысокие друзья, выйдя за дверь, принялись переругиваться.

Опин: – И куда ж ты топаешь, мешок набитый? Неужели в третий раз завтракать собрался?..

Зопин: – Да я только рядом посижу... Ну может, курячье крылышко пожую...

Опин: – Ага!.. Как же!.. Курячье крылышко!.. Опять небось за поросенка с кашей примешься!.. Что я тебя, не знаю, что ли!..

Зопин громко сглотнул.

Опин: – И как только в тебя столько жратвы помещается? Все ест... и ест... и ест... Только однажды лопнешь ты, так и знай!..

Зопин (угрюмо): – Не лопну...

Опин (злорадно): – Лопнешь... лопнешь...

Зопин (обиженно-плаксиво): – Нет, не лопну...

Опин (спохватившись): – Ну не лопнешь. Так животик болеть будет...

Зопин (угрюмо): – Ну и пусть болит. Где я еще такой кашки с поросенком покушаю...

Опин: – Ох-хо-хо...

Под это бормотание мы, сопровождаемые Навтом, дотопали до столовой, которая, как оказалось, также входила в состав моих апартаментов.

После достаточно обильного завтрака, на котором Зопин снова отличился, оба гнома отправились к себе, как они сказали – «полежать до обеда», Данила, прихватив Ваньку, спустился во двор, а я двинулся назад в спальню. Мне предстояло наладить разведывательную службу.

Только когда я, расположившись за столом, на котором стояло зеркало и лежал отобранный мной перстень, прикинул начерно порядок моих действий, я понял, какую задачу перед собой поставил. Да, конечно, я совсем недавно сдал зачет по наговариванию магических предметов. Но сейчас мне предстояло совершенно другое.

Я имел желание прицепить к перстню Глаз, а Взгляд вывести на зеркало. Но Глаз нельзя было просто вставить в рубин перстня, это было бы просто, но неудобно. Чтобы иметь объемный Взгляд, Глаз необходимо было подвесить метрах в полутора от камня и снабдить инерционным заклинанием, чтобы он не метался в такт размахам руки, на которую наденут перстень.

Затем надо было Взгляд вывести на зеркало, но так, чтобы в зеркале можно было получать изображение всей округи или, говоря по-другому, – направлять Глаз в нужную сторону. К тому же, понимая, что сутками сидеть возле зеркала ни у Многоликого, ни у меня возможности не будет, я задумал пристроить к этому оптическому предмету еще и память, чтобы можно было быстренько «вспомнить» все, что увидел Глаз за прошедшее время, и просмотреть главное. И все эти многочисленные функции надо было вложить в одно заклинание, поскольку при наложении заклинаний одно на другое, а не дай бог, еще и на третье, происходили такие возмущения магических векторов, учесть которые не могли даже современные компьютеры.

В общем, я корпел над формулой заклинания до обеда, а когда Навт вошел, чтобы пригласить меня в столовую, понял: если я сейчас оторвусь от стола, после обеда придется все начинать сначала. Только когда в окне моей спальни сгустились вечерние сумерки, я в изнеможении отвалился от стола, более или менее удовлетворенный короткой, всего из шести слов фразой, выведенной на клочке бумаги. Правда, эту фразу еще нужно было правильно произнести, в абсолютно точный временной момент, и не забыть порядок перемены положения рук над заклинаемыми предметами. Но это уже были детали.

Устало растерев виски, я оглядел погружающуюся во мрак спальню и увидел, что на ковре сидит Данила, не сводя с меня напряженного, изучающего взгляда. Но стоило мне устало улыбнуться ему, как он вскочил на ноги, подбежал и забрался ко мне на колени.

– Дядя Илюха, что это ты писал?.. У тебя было такое страшное и такое усталое лицо!..

Он смотрел на меня, словно только что узнал какую-то очень важную тайну, которую я от него тщательно скрывал. Его рука нерешительно и в то же время нетерпеливо потянулась к исписанному мной листочку, но я успел ее перехватить.

– Ты все равно ни слова не сможешь прочесть...

– Почему?..

– Это написано на незнакомом тебе языке.

– А...

В его голосе звучало глубокое разочарование.

– А что это...

Он уже не пытался схватить листочек, а просто указал на него глазами.

– Это заклинание...

Он вздрогнул и испуганно на меня поглядел.

– А бояться нечего. Это заклинание для вот этого кольца и зеркала. С их помощью я хочу узнать, что нас ждет в Храме. Ты же помнишь, что там есть переход к нам домой. Но прежде чем идти туда, я хочу посмотреть, что там и как...

Я ободряюще улыбнулся и перевел разговор на другое:

– Ты обедал?

Он утвердительно кивнул.

– А ужинал?..

– Нет, мне что-то не хотелось есть. Опин, Зопин и Ванька ужинали. Зопин все на животик жалуется, а ест больше всех!..

– Я бы сейчас тоже кого-нибудь съел. Ты не знаешь, Навт никуда не ушел?

Данила соскочил с моих колен и бегом бросился к выходу. Стоило ему распахнуть дверь, как в проеме возник Навт и с запинкой пробормотал:

– Прости, Белоголовый, но я не решился остановить принца, когда он к тебе пришел. Я ему говорил, что ты занят, но он обещал тебе не мешать...

– Не волнуйся, все в порядке. Я хотел попросить чего-нибудь поесть. В столовую идти не хочется, устал очень, может, можно сюда что-то подать.

Он молча закрыл дверь, а через несколько минут вернулся в сопровождении Агаты, катившей небольшой столик, уставленный тарелками и стаканами.

Мы с Данилой поужинали в молчании и сразу после ужина разошлись спать. Я снова заснул, едва только моя голова коснулась подушки.

И вот рано-рано утром следующего дня мы с Многоликим сидели у него в кабинете и, прихлебывая из хрустальных бокалов легкое золотистое вино, вели неторопливую беседу. До восхода солнца, во время которого мне полагалось произнести составленное вчера заклинание, оставалось еще несколько минут. Зеркало и перстень дожидались на рабочем столе Многоликого, поскольку он решил, что самое надежное место для этих вещей – его кабинет.

Наконец я почувствовал, что назначенная минута приближается. Чувствовать точное солнечное и лунное время – это одно из первых качеств, которым обучил меня мой учитель. Антип постоянно твердил, что правильное время для серьезного заклятия – половина успеха. Правда, если сложить все условия, которые он называл «половиной успеха», то получится не «целый» успех, а три или даже четыре «целых» успеха.

Я подошел к столу и, слегка прикрыв глаза, протянул руки над лежавшими в полном одиночестве вещами. Над моими руками медленно потекли минуты, потом побежали более быстрые секунды и, наконец, в тот момент, когда над линией горизонта выблеснул самый краешек дневного светила, мои губы словно сами собой начали выговаривать затейливую вязь наговора. При этом руки двигались над зеркалом и перстнем в завораживающем ритме, словно укладывая выпадающие изо рта звуки в золотые и бронзовые изгибы вещей, словно полируя кроваво-красный блеск рубина и ясную поверхность зеркального стекла. Это странное, полумистическое действо длилось не более нескольких минут, но когда мои губы договорили заклинание до конца, а руки бессильно упали вдоль тела, я почувствовал, что мое сознание погружается в какой-то зыбкий, слегка искрящийся, лениво волокущийся туман...

Очнулся я от того, что Многоликий, придерживая мою голову, пытался влить мне в рот глоток вина. Поперхнувшись, я проглотил терпкую кисловато-холодную влагу, и вокруг все прояснилось.

– Ну, Белоголовый, ты и напугал меня. Шептал, шептал какую-то тарабарщину, махал, махал руками и вдруг валиться начал. Я тебя еле успел подхватить!.. Ну что, пришел в себя?..

Я улыбнулся:

– Да вроде... Честно говоря, такое сложное заклятие я впервые построил...

– И когда же можно будет посмотреть, что ты там построил?..

Я бросил взгляд на зеркало. Его поверхность была абсолютно черной и ничего не отражала. Поднявшись с кресла, в которое усадил меня Многоликий, я подошел к столу и провел пальцами по одному из завитков бронзовой рамы. Поверхность черного стекла слегка замерцала, и вдруг из черноты на овал зеркала выпрыгнуло изображение двух светловолосых мужчин, склонившихся над столом и разглядывающих стоящее на этом столе зеркало. При этом они сами в этом зеркале не отражались.

Я начал поглаживать правый верхний угол рамы, и тут же изображение поплыло в сторону. Было такое впечатление, что неподвижно стоявшее зеркало медленно поворачивалось, отражая стены и обстановку кабинета, прежде не попадавшие в него.

Было очень похоже на то, что у меня получилось задуманное.

– Что-то я не пойму, что и как это зеркало показывает? – подал голос из-за моего плеча Многоликий.

– Смотри. Если провести пальцами сверху вниз по этому вот завитку, изображение погаснет, зато включится память. Зеркало будет запоминать то, что видит Глаз. Если погладить тот же завиток снизу вверх, зеркало показывает то, что глаз видит сейчас. Проведи по правому углу рамы вот так. – Я показал как. – Видишь, Глаз начинает двигаться и показывать окружающее. Так можно следить за кем-нибудь, кто тебя интересует, если он при этом не стоит на месте. А вот здесь включается память, и зеркало начинает вспоминать. Можно память ускорить и быстро просмотреть все, что видел Глаз, когда изображение было выключено. Если в памяти есть что-то важное, можно ее пустить с нормальной скоростью. Понятно?

– Угу... А как бы проверить... ну вообще связь между зеркалом и перстнем. Глаз, как я понял, в перстне.

– Не совсем в перстне. – Я сграбастал перстень со стола. – Вот смотри, я перстень держу в кулаке. Теперь я пойду немного прогуляюсь, а ты следи за Взглядом. – Я кивнул на зеркало и направился к выходу из кабинета.

Закрыв за собой дверь и пройдя по коридору, я вышел на площадь перед главным зданием замка и оттуда поднялся на стену. Передо мной распахнулся великолепный вид на расстилающуюся у подножия Черной скалы равнину, залитую ярким утренним солнцем. Полюбовавшись с минуту чудесным пейзажем, я тихо сказал:

– Красота – великая сила, но надо ее тщательно оберегать!

Потом, быстро сбежав со стены, я поспешил в кабинет. Многоликий сидел за рабочим столом, уткнувшись в зеркало, и даже не обернулся, когда я вошел в кабинет.

– Многоликий, то, что я сказал, на стене было слышно?

– Конечно, кроме того, я видел, как за тобой следил шестиликий Галл. Похоже, ты ему не очень нравишься! – Он отвернулся от стола и, глядя мне в лицо, добавил: – Но, как говорится, старый друг лучше ликов двух. Галл, видимо, сильно переживает, что ты оттираешь его от меня. Надо дать ему понять, что я ему по-прежнему полностью доверяю.

Опустив глаза, он на несколько секунд задумался, а затем снова взглянул на меня.

– Как ты намереваешься забросить перстень в Храм?

– Признаться, я считал, что это сделаешь ты...

– Да?..

– Конечно. Я думаю, надо послать к Храму человека, способного обернуться небольшой птицей. Лучше всего подошли бы ворон, ворона или сорока...

– Какой странный набор птичек...

– Я не знаю, как у вас, а в моем мире именно эти птички отличаются повышенной любовью к разного рода блестящим безделушкам. У нас ни один человек не удивится, если увидит ворона, ворону или сороку с блестящим предметом в клюве, и, конечно, постарается испугать птицу, чтобы завладеть ее добычей.

– Да... Пожалуй, ты прав...

– Только нужно подобрать очень талантливого перевертыша, чтобы его не раскусила охрана Храма. Если он-птица выронит перстень якобы от испуга, я рассчитываю, что такая вещь обязательно окажется у одного из руководителей Храма. А именно это нам и нужно... Только забросить перстень в Храм надо как можно быстрее.

– А ведь у меня есть такой человек. Думаю, завтра к вечеру игрушка будет в Храме.

– Это даже хорошо, что к вечеру. В сумерках храмовники не разглядят, что перстень уронил перевертыш.

– Его и при солнечном свете не раскусят. Он просто помешан на обликах самых разных птиц!

– И еще одно, Многоликий. Я думаю, что никто не должен знать о нашей разведке, а зеркало стоит закрыть, очень уж оно странный вид имеет, даже когда не смотрит.

Многоликий внимательно посмотрел на зеркало.

– И опять ты прав...

Он погасил Взгляд, потом, наклонившись, выдвинул один из ящиков стола и достал небольшую коробочку и кусок яркой парчи. Накинув парчу на зеркало и сунув перстень в коробочку, он тронул пальцем колокольчик, висевший на небольшой вычурно гнутой подставке, на краю стола. Через секунду в комнату вошел гвардеец.

– Вызови ко мне Игошу-птичника, – бросил Многоликий гвардейцу.

Тот молча кивнул и вышел.

– Ну что ж, Белоголовый, ты свое обещание сдержал. Теперь я расскажу тебе все, что мне известно о возникновении границ в моем мире. Только предупреждаю, что эта легенда может совершенно не соответствовать тому, что было в действительности.

Он откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза и негромко начал рассказ:

– Произошло это сто тридцать шесть поколений назад. В то время наш мир был огромным шаром. Он был настолько велик, что люди, которые желали объехать его вокруг, тратили на это почти четверть своей жизни. Они плыли на кораблях, переходили из города в город или из страны в страну с караванами, они поднимались к горным перевалам и пересекали бурные или спокойные реки, но если они шли все время за солнцем или, наоборот, ему навстречу, они рано или поздно приходили в то место, из которого вышли. В те времена люди в разных городах знали множество различных ремесел. До сих пор сохранились песни и сказки, в которых рассказывается о Джедале, построившем летающий корабль, или о Вандате, который сделал железную машину, бегавшую быстрее самой быстрой лошади. Есть и другие истории, повествующие о других, не менее чудесных вещах, происходивших в те времена.

И вот однажды два могучих мудреца и кудесника поспорили, кто из них более важен для нашего мира. Первый сказал, что этот мир обречен погрузиться в хаос войны, и будут люди убивать друг друга без причины, и умрут ремесла и уменья, и воцарится злое и беспощадное колдовство, и будут маги и колдуны властвовать в этом мире, пока не кончится жизнь. Второй же заявил, что не могут война и убийства бесконечно повелевать людьми, что и магия, и колдовство могут быть полезными, что мир, правда и жизнь более милы людям, чем ложь, распря и смерть, и таким останется человек, пока не кончится жизнь.

Так спорили они друг с другом много лет и не могли переспорить один другого.

Тогда первый выдул из черного вулканического стекла сосуд, назвал его страшным словом «реторта» и сварил в этом сосуде голубой дождь. Это был странный дождь. Когда он пролился, его струи вонзились в землю, словно стальные иглы, а капли, повисшие на ветках, сверкали, как осколки бриллиантов. Этот дождь не принимала в себя даже самая сухая земля. Лужи после него растекались, ртутно поблескивая, и испарялись под солнцем, пачкая воздух чудным синим дымком. И после синего дождя люди, населявшие наш огромный мир, начали воевать. Не было иных причин для войны, кроме желания убивать, и не было победителей в этой войне, потому что мужчины уходили из дома, подгоняемые жаждой убийства, а женщин и детей некому было защищать, и их убивали другие мужчины, пришедшие издалека. Иногда война останавливалась, словно задохнувшись, но с неба снова проливался голубой дождь, и люди снова, словно обезумев, бросались в драку. Все воевали против всех, и предводительствовали этими обезумевшими от крови бандами маги, чародеи, кудесники и колдуны, получившие невиданную силу. Пришли в наш мир магия и чародейство и затопили его.

И сказал первый мудрец и кудесник: «Вот! Смотри! Я прав!»

Но второй в своей тайной мастерской, спрятанной, по преданию, в самой большой пещере Безумных гор, выковал Желтого дракона. И когда он выпустил дракона из пещеры, небо над нашим миром стало багровым и солнце растворилось в нем. Желтый дракон выпил голубой дождь до последней капли и умер, а с неба в землю ударили зеленые молнии. После этого встали между странами и народами Границы. Были ли это моря с мелями, скалами и страшными течениями, или пустыни без края, наполненные желтым знойным песком, на котором грелись пестрые змеи и черные тарантулы, или смрадные, топкие болота, покрытые ряской и населенные страшными, уродливыми созданиями, или неприступные горы без троп и перевалов – они были непроходимы, и они разделили людей. И люди, словно опомнившись от страшного безумия, бросили оружие и вернулись к своим очагам. Те, кого война не забросила слишком далеко от дома. Война умерла, но наш огромный мир-шар разделился на маленькие отдельные плоские мирки. И это была плата за правду, жизнь и мир.

Ничего не сказал второй мудрец и кудесник, увидев дело рук своих. Он повернулся и навсегда ушел в другие миры, к другим людям. Только осталось после него одно заклинание. И когда кто-нибудь сможет прочитать его и расплести завязанный им узел, мир наш снова станет шаром, и людям, пожелавшим объехать его вокруг, придется тратить почти четверть своей жизни, двигаясь за солнцем или навстречу ему. Вот тогда снова побежит по дорогам железная машина, а в небо поднимется летающий корабль.

Многоликий замолчал. Из-под его закрытых глаз по щекам протянулись две блестящие дорожки, оставленные скатившимися слезинками.

Несколько минут длилось молчание, а затем я осторожно поинтересовался:

– А где можно увидеть это заклинание?..

Многоликий открыл глаза и уставился на меня, словно впервые увидел. Потом, тряхнув головой, он вернулся в настоящее и переспросил:

– Ты что-то спросил, Белоголовый?

– Я говорю, где можно это заклинание увидеть?

– Какое заклинание?

– Ну, ты сказал, что после второго мудреца осталось заклинание, развязав которое, можно убрать границы.

Он некоторое время смотрел на меня недоумевающим взглядом, а затем, словно наконец поняв, о чем я спрашиваю, ответил:

– Это заклинание записано в последней книге мудреца. Только сейчас уже никто не знает, что это за книга... Может, она вообще не в моем мире...

Мы помолчали.

– Да, красивая, но страшная легенда... Но неужели не осталось никаких записей о том, «довоенном» времени? Неужели все, кроме человеческой памяти и фантазии, уничтожено?

Многоликий как-то странно взглянул на меня, а потом будто бы про себя пробормотал:

– ...Свихнувшиеся камни?..

Он потер лоб и, коротко бросив мне:

– Подожди, – снова толкнул колокольчик.

На этот раз гвардеец запустил в кабинет довольно странную личность, а сам остался снаружи.

Невысокий, еще очень молодой паренек, одетый в простую, чистую рубашку, свободно болтавшуюся поверх таких же простых штанов. На ногах, как, впрочем, и на темной вихрастой голове, у него ничего не было. Он отвесил почтительный поклон, но в глазах его мерцало веселое нахальство, словно он чувствовал себя равным и Многоликому, и, уж во всяком случае, мне.

– Вот что, Игоша, есть очень важное задание для твоих способностей...

Игоша только улыбнулся, ожидая продолжения.

– Нужно вот эту штучку, – Многоликий протянул через стол коробочку с перстнем, – забросить в Храм. Причем сделать это надо на виду у охраны и так, чтобы они подумали, будто ее птица случайно выронила... Как, можно это сделать?..

– Птица выронила?.. – пробормотал паренек себе под нос, с интересом разглядывая перстенек. Потом, взглянув на нас, он спросил: – Когда?..

– Чем скорее, тем лучше! Но в любом случае это надо сделать очень аккуратно, так чтобы с тобой ничего не случилось...

– А чего со мной случиться может?.. – беззаботно поинтересовался паренек.

– Чего, чего... – передразнил его Многоликий. – Стрелку пустят, вот чего...

– Стрелку?.. – задумчиво переспросил Игоша и тут же бодро поинтересовался: – Так можно лететь?..

– Можно... – разрешил Многоликий. – Когда думаешь сделать?

– Так завтра к вечеру... Раньше не успеть.

– Ну я так и думал, – подтвердил Многоликий и добавил: – Действуй!..

Паренек нырнул за дверь, а Многоликий несколько секунд словно смотрел ему вслед, уставившись на закрытую дверь. Потом, повернувшись к зеркалу, погладил раму, включая запись, и снова посмотрел на меня.

– И долго твой Глаз действовать будет?..

Вопрос был для меня неожиданным, я, право, об этом не думал, поэтому ответил не очень уверенно:

– Вообще-то до тех пор, пока не разобьется зеркало... или не расколется рубин в перстне... Глаз-то к рубину привязан, а Взгляд к зеркалу...

– Ценными, однако, предметами эти штучки стали, – усмехнулся Многоликий, а затем, немного помолчав, вдруг сказал: – А ведь я, пожалуй, покажу тебе свихнувшийся камень.

И, увидев мой недоуменный взгляд, пояснил:

– Ты спрашивал насчет старинных записей. Так вот нет их у нас. И вообще мы пишем очень редко. Пишется книга, чтобы навсегда установить закон, пишется книга, чтобы поделиться со всеми новым, только что открытым, а больше писать нет необходимости...

– Ну а как же ты, допустим, посылаешь сообщения своим подданным?

– Так просто посылаю гонца, он все что надо и перескажет.

– Да мало ли чего он там наврет! Или забудет половину! А потом, как они могут быть уверены, что посланный прибыл именно от тебя. Если у него есть документ, подписанный тобой, тогда все ясно, а так...

– Да ты – этот... – он неожиданно щелкнул пальцами, вспоминая забытое слово, – ...бюрократ. Это как же мой посланник может что-то забыть или тем более что-то соврать. Он ведь знает, что от меня-сокола, от меня-тигра или от меня-акулы он нигде не спрячется. И подданные мои знают, что если кто-то посмеет прикинуться моим посланником, тот долго здоровьем хвастать не сможет! Так что писать нам приходится в исключительных случаях. Но есть у меня камешки, которые мы называем «свихнувшимися». Их немного, и они показывают интересные вещи. Правда, далеко не любой человек может смотреть то, что они показывают, поэтому их так и называют. Камни эти дороже рубинов, алмазов и прочих изумрудов. – Он кивнул на мой палец, украшенный перстнем.

– Редкие эти камни очень... Самое обидное, что после показа такой камень теряет свои свойства. Но так и быть, тебе я такой камешек покажу. – Он оценивающе посмотрел на меня и добавил: – Мне почему-то кажется, что ты способен отсмотреть большую часть того, что тебе камень покажет... Пошли!.. – И он энергично вскочил с кресла.

Мне ничего не оставалось делать, как только последовать за ним. Когда мы пошли петлять по коридорам замка, сопровождаемые двумя гвардейцами эскорта, я на ходу поинтересовался:

– И далеко мы направляемся?..

– Ты что же, думаешь, я храню свихнувшиеся камни у себя в кабинете?! Мы идем в сокровищницу. Там его и посмотришь. Я даже отсмотренные камни из хранилища не выношу, кто их знает, вдруг к ним вернется способность истории показывать!..

Мы долго шагали по коридорам и переходам, несколько раз спускались по разным лестницам, пока наконец не оказались в самой Черной скале. По наклонно прорубленному, низкому и узкому тоннелю мы подошли к массивным, обитым железными полосами дверям, и тут из незаметных, но глубоких ниш, расположенных по обеим сторонам от двери, выступили двое закованных в броню гвардейцев. Один из них, увидев Многоликого, сдвинул у себя на поясе незаметную пружинку и в бедре его панциря открылась маленькая дверка, из которой он извлек два ключа. Этими ключами он открыл дверь и, пропустив нас внутрь, затворил ее за нами.

Дальше мы шли вдвоем. Пройдя несколько комнат, образовывавших анфиладу, мы оказались в дальнем конце хранилища. Здесь Многоликий указал мне на старое кресло, приткнувшееся у стены, а сам подошел к небольшому трехногому столику, на котором стояло странного вида устройство. Больше всего оно напоминало старую спиртовку, только несколько больших размеров и увенчанную странной трехлепестковой короной.

Пока я из своего кресла разглядывал этот прибор, Многоликий открыл своим ключом ящик стола и достал оттуда самую обыкновенную... гальку. Да-да, простую, обкатанную речной волной серую гальку, единственное отличие которой от ее земной копии заключалось в том, что она слабо поблескивала маленькими вкраплениями слюды. Он нежно установил эту галечку в корону над спиртовкой и, повернувшись ко мне, сказал:

– Ты будешь смотреть историю один. Для меня это слишком большое напряжение, да к тому же я достаточно хорошо представляю, что ты увидишь. Я уже видел подобную историю... вот только пересказать ее очень трудно, так что лучше посмотри. Ни во что не вмешивайся – все равно сделать ты ничего не сможешь, просто сиди и смотри. Когда история кончится, тебя отнесут в твои покои.

Он ободряюще улыбнулся, а потом наклонился к столику и зажег под лежавшим на подставке камешком небольшое голубоватое пламя. После этого он быстро, не оборачиваясь, покинул сокровищницу, а я, как дурак, уставился на речную гальку, поджаривавшуюся над дурацкой спиртовкой.

Прошло несколько минут, и мне показалось, что пламя под серым поблескивающим камушком начало ослабевать. Даже скорее не ослабевать, а как будто растворяться. Я оторвал глаза от завораживающего синеватого язычка и огляделся. Стены сокровищницы и вещи, ее наполнявшие, слегка размылись, словно растворяясь в вязком, неожиданно повлажневшем, воздухе, и этот процесс достаточно быстро нарастал. Окружающая меня обстановка уже стремительно менялась, гладкие, словно отполированные, черные стены хранилища, комоды, сундуки, ларцы и укладки, наполнявшие комнату, истаивали и исчезали, а вместо них все явственнее проступали бурые неровные стены огромной пещеры, исписанные прожилками и вкраплениями различного цвета пород и руд.

В этот момент я обратил внимание на то, что не только кресло подо мной, но и самое мое тело растворилось и исчезло. Меня не было! Ну вообще-то я был. Ведь кто-то наблюдал за всем тем, что происходило вокруг, вот только мои глаза, если только они сохранились, не наблюдали более мою бренную плоть.

Впрочем, я даже и не испугался. Голова была занята совсем другим, поскольку посредине пещеры появился довольно грубый, сделанный явно на скорую руку очаг, в котором теплился слабый, прогоревший костерок. Легкий, синеватый дымок совершенно отвесно поднимался к темному своду пещеры и исчезал там. Огромное бурое пространство ничем не освещалось, и вместе с тем в нем было достаточно светло. Свет, казалось, существовал в этой пещере совершенно независимо от какого-либо источника.

Рядом с очагом расположился крупный, средних лет мужчина. Он сидел прямо на полу в какой-то неудобной позе и что-то быстро, не отрываясь и почти не задумываясь, писал в здоровенной, толстой, переплетенной в грубую кожу книге, лежавшей перед ним на огромной каменной плите, выполнявшей роль весьма неудобного, низенького столика. Его длинные светлые волосы в беспорядке рассыпались по плечам и спине, а склоненное над листом лицо было в три четверти повернуто в мою сторону, и я ясно видел крупный, благородных очертаний нос, полные, яркие губы и заинтересованно поблескивающие глаза. Одет он был во все черное, причем это все состояло из длинной то ли рубахи, то ли плаща, закрывавшего все его тело, от плеч до пяток. На грубой ткани этой странной одежды явно проступало переплетение толстой пряжи.

Я рассматривал открывшуюся картину не более двух-трех минут, как вдруг этот мужчина не поднимая головы негромко произнес:

– Ладно, хватит прятаться, давай вылезай!.. Ты же не в прятки играть ко мне явился!

Я растерялся: «Как он может меня видеть, если я сам себя не вижу?..» – но оказалось, что блондин обращался вовсе не ко мне.

Не успело эхо его голоса вернуться, отразившись от высокого свода пещеры, как в воздухе зазвенел радостный и в то же время какой-то нервный смех. Прокатившись под сводами, он замер, а в темном углу пещеры, прямо из ничего, возник второй мужчина. Он был ярко освещен, казалось, свет, собравшись со всей пещеры, сгустился над этой фигурой. Едва бросив на него взгляд, я поразился, насколько он был похож на писавшего. Словно дух этого мира затеял игру с не поднимавшим головы писателем, вылепив его полное подобие. Только волосы вновь появившегося были цвета воронова крыла, а точно такой же, как на блондине, балахон – яростно белым. Мужчина шагнул к хозяину пещеры.

– Я просто хотел немного за тобой понаблюдать... брат... – громко и выразительно сказал появившийся.

– Скажи лучше – подсмотреть, – тут же спокойно ответил блондин.

Брюнет снова заразительно расхохотался.

В этот момент писавший поднял наконец голову и удовлетворенно произнес:

– Ну вот я и закончил...

Длинное, красивое, изысканно изогнутое перо в его руке вспыхнуло ярким пламенем и исчезло, а писавший слегка потряс опустевшими пальцами, словно стряхивал с них серый налет пепла.

– Все пишешь, брат?.. – звонко спросил вновь прибывший. – И как тебе не надоест эта никчемная писанина. С твоими способностями... и возможностями... можно было бы заняться и какими-нибудь более серьезными делами.

– Куда уж серьезнее, – пробормотал себе под нос блондин, а затем громко ответил: – Ага, ага... такими, например, какими занимаешься ты?.. Ты ведь опять из мира Срединного моря явился?

– Точно!.. – довольно улыбнулся черноволосый.

– Судя по твоей довольной физиономии, сотворил очередную пакость?..

Черноволосый снова громко рассмеялся.

– И когда ты только бросишь эти шалости?.. – сокрушенно покачал головой блондин.

– Ну, знаешь!.. – Брюнет явно обиделся. – Только ты способен самые мои серьезные проекты объявить шалостями!

– Да какие там серьезные проекты. Или кого-нибудь напугать до смерти, или очередной храм себе выцыганить... – Светловолосый внимательно посмотрел на своего гостя и добавил: – Хотя, судя по твоей довольной физиономии, ты этот храм уже получил. Ну, хвастай, где и на чье имя...

– На восток от Срединного моря, в главном городе великой империи людей, называющих себя «персы», возведен величественный храм Анхра-Майнью, страшному, черному богу зла и несчастий, убившему собственного брата. – И он снова довольно расхохотался.

– Да-а-а!.. Ну и имечко!.. Как ты сказал – Анхра-Майнью?.. Что же это за язык, в котором таким образом располагаются согласные и гласные звуки?.. – задумчиво поинтересовался светлый.

– Хм... Мне тоже больше нравится имя, которым меня называют эллины. Это жители северного берега Срединного моря, – уточнил веселый брюнет. – И боятся они меня гораздо больше самих персов...

– И какое же имечко они для тебя подобрали?..

– Ариман! – довольно смакуя, произнес черноволосый.

– Ага!.. А братика невинно убиенного они как прозвали?.. – не унимался светловолосый.

– Аху... – черноволосый снова начал давиться хохотом, – Аху... Ахура... Ахура... мазда, – выхохотал он наконец.

– Н-да... – только и произнес светловолосый.

– Представляешь! – несколько успокоившись, продолжил рассказ Ариман. – В этом храме есть потрясающая роспись, показывающая, как я ухайдокал собственного братца!

– И много красного цвета?.. – задал несколько неожиданный вопрос светловолосый.

– Да! – Ариман просто купался в довольстве. – Кровищей залили всю стену...

И вдруг он недовольно сморщился и с отвращением добавил:

– Только этот Ахурамазда все равно потом воскресает!..

– И тут же с тобой разбирается... – закончил светловолосый Ахурамазда.

С лица Аримана медленно сползла довольная улыбка, и на ее место вползла страшная гримаса ненависти. Правильные черты лица исказились, глубокие морщины прорезали лоб и щеки, нос заострился и навис над истончившимися губами, глаза потеряли радужную оболочку и из бельма белка черной кавычкой вынырнул вертикальный разрез зрачка.

– Ну что ты бесишься! – спокойно продолжил Ахурамазда. – Одна и та же история повторяется в любой стороне от Срединного моря. И на севере, и на юге, и на западе, и на востоке черный бог зла и несчастий убивает своего светлого доброго брата, который затем воскресает и наводит порядок... У этих... человеков фантазии хватает только на новые имена. Ну вспомни, как только тебя не называли – и Тифон, и Локи, и Ваал. Теперь вот Ариман еще, а впереди будут и Бегемот, и Люцифер, и Воланд, и Сатана...

– Нет!!! – Мне показалось, что от вопля Аримана обрушится свод пещеры. – Больше ничего не будет! На этот раз я разделаюсь с этими мирами, этими именами и со своим братом!.. Навсегда!!!

– Э-э-э, дорогой, ты и впрямь вообразил себя богом! Опомнись! Ты всего лишь в некотором роде овеществленный, или одушевленный, Закон природы! Да и то не целый, а только половина. Поскольку другая половина этого Закона – я!

– Я это помню! Только теперь останется лишь одна половина Закона! Поскольку... – Ариман, растягивая и коверкая это слово, явно передразнивал светловолосого Ахурамазду, – ...вторую половину я уничтожу.

– Что?.. Опять!.. – Ахурамазда невозмутимо покачал головой.

– Нет! Не опять, а наконец!..

– И как же ты собираешься уничтожить Закон природы, мой сумасшедший брат?

– Очень просто! И я не собираюсь!.. Я уже уничтожил!.. Пока ты пописываешь свои истории, я закольцевал два мира – Мир Срединного моря и этот Мир... И я наложил на них свое великое проклятие! Оно уже запущено, и теперь магия из Мира Срединного моря потоком хлынула в этот Мир, а на ее место отсюда потекут ремесло, механика, физика... Мое проклятие вовсю работает, пока ты скрипишь своим перышком!.. – На физиономии Аримана цвела гримаса довольства.

–Значит, ты нарушил равновесие в обоих мирах... И к чему это приведет, кроме бесконечных войн?.. – Белокурый Ахурамазда был серьезен, даже суров.

– Именно!!! Бесконечные войны!!! Здесь, в этом прекрасном мире, будут полыхать войны магии. Маги поведут за собой толпы одурманенных убийц. А там человечки будут драться металлом, деревом, камнем, огнем и водой. Там таких же одурманенных убийц поведут вожди. Они найдут нужные слова – честь, слава, долг, героизм, которые станут разменной монетой для покупки «пушечного мяса». И эти войны помогут людишкам забыть, убить, уничтожить светлого бога, ибо в мире бесконечной войны может существовать только темный бог смерти, страха, горя и несчастья!!! Только ему можно поклоняться в агонии бесконечной войны! Только на его милость можно рассчитывать!.. А ты пиши, пиши свои смешные и беспомощные книжки! Только вряд ли они помогут удержать эти миры на грани безумия войны и самоуничтожения!!!

И Ариман снова расхохотался. Только теперь это был не довольный смех вдоволь нашалившегося балбеса. Это был безумный хохот Герострата, бросившего пылающий факел внутрь великого храма и наблюдающего за уничтожением Покоя и Красоты.

Ахурамазда бросил мимолетный взгляд на свою рукопись и снова повернулся к Ариману:

– Ты забыл только одно...

– Я ничего не забыл!.. – заносчиво бросил Ариман.

– Ты забыл, что вторая половина Закона, то есть я, прекрасно знает, что задумала натворить первая его половина...

Ариман настороженно посмотрел на своего брата. А тот, словно не замечая этого напряженного взгляда, добродушно перевел разговор на другую тему.

– Я действительно закончил сегодня новую книгу. Это чудесная, поистине волшебная «Фуга для двух Клинков, двух Миров и одного Магистра»...

– Какое отношение может иметь твоя «Фуга...» к моему великому деянию? – перебил его рык Аримана.

– Самое прямое!.. Я понимаю, что немедленно снять твое Проклятие, не уничтожив два мира, невозможно. Но я так же понимаю, что магические войны, по крайней мере в ближайшем будущем, гораздо страшнее войн технических. Поэтому я принял меры, и развязанные тобой магические войны в этом мире будут быстро погашены. А войны Мира Срединного моря, надеюсь, не успеют достичь необратимой, всеуничтожающей мощи, пока не будет сыграна до конца моя Фуга. И когда она прозвучит, твое Проклятие падет!

Ариман бросил быстрый взгляд на лежащую рукопись и неуловимо быстрым движением переместился к ней. С удовлетворенным смешком он нагнулся и схватил огромную книгу, но его руки лишь прошли сквозь переплет и густо исписанные листы. Теперь уже засмеялся Ахурамазда.

– Неужели ты думаешь, что «Фуга» лежит здесь. Нет!.. Она давно в другом месте. Я даже не могу утверждать, что она выглядит так, как выглядит... – Он кивнул в сторону книги.

– Я найду и уничтожу твою книгу!.. – зарычал Ариман. – Найду и уничтожу того, кто может сыграть твою «Фугу»!.. А пока что я уничтожу тебя!

В его руке блеснуло длинное, прямое, льдисто голубевшее лезвие меча, но вместо того чтобы обрушить его на брата, он высоко поднял клинок и с его заостренного конца в Ахурамазду ударила яркая желтая молния.

Но она прошла сквозь черный плащ, не причинив вреда, и, вонзившись в бурую стену, оставила стеклянистый потек. А Ахурамазда снова весело засмеялся:

– Неужели, мой дорогой братец, зная ту половину Закона природы, которую ты олицетворяешь, я остался бы рядом с тобой. Нет, меня здесь нет... Ха-ха-ха... И не было!.. А теперь ты попробуй отсюда выбраться!!!

Книга уже почти исчезла, и белоголовая фигура в черном плаще так же стала истаивать, словно дрожащий мираж.

Ариман издал поистине звериный рык и, словно ракета, взвился к куполу пещеры. Но не долетев до него, он со звоном ударился о невидимую преграду и рухнул на пол. Его высокая фигура, укутанная в ослепительно белый плащ, по которому змеились черные кудри, заметалась из стороны в сторону, тычась в стены пещеры, словно надеясь пройти сквозь бурый камень, но стены отталкивали ее в центр огромного пустого пространства.

А в это время огонь в очаге медленно разгорался, пожирая невидимое топливо и выбрасывая в разные стороны рыжие языки пламени. Они хищно извивались, принимали самые невероятные формы, пока один из них не превратился в прекрасную, слегка приплюснутую, оранжевую голову дракона, увенчанную изящным ступенчатым гребнем. Голова, вытягиваясь из очага на длинной, чешуйчатой, причудливо изгибающейся шее, вдруг широко открыла удлиненный, чисто голубой, любопытный глаз и оглядела пещеру. Увидев мечущегося в ней Аримана, драконья голова открыла пасть и дыхнула морозно поблескивавшей струей светлого бездымного пламени. Ариман тонко вскрикнул и, превратившись в огненную комету, ударил в дальнюю стену пещеры. Камень, не выдержав испепеляющего жара, потек вязкой багровой волной, а огненный шар, прожигая себе дорогу, устремился прочь из пещеры.

В этот момент мое видение подернулось нервной рябью и стало пропадать, но в последний момент я уловил, как огромный оранжевый дракон, целиком вынырнув из угасающего очага, величественно поднялся к куполу, потом облетел пещеру по кругу и, нырнув следом за Ариманом, начал втягиваться в еще не остывшее багрово светившееся отверстие.

3. РАЗВЕДКА

Уже очень давно люди поняли, что великое воинское искусство зиждется на наличии точной информации. Даже самый великий полководец ничего не сможет сделать, не имея достоверных данных о противнике. Не случайно сам великий Наполеон любил повторять: «Не зная броду, не суйся в воду!»

Перед моими глазами плавали яркие разноцветные круги самого разного размера. Когда они начинали тускнеть, прямо у меня перед носом вспыхивали огненные шары фейерверка и тут же превращались в новые яркие разноцветные круги. Поэтому я не увидел, а, скорее, догадался, что мое бренное тело снова материализовалось в сокровищнице Многоликого и восседает на том самом кресле, вместе с которым так недавно исчезло... Или давно? Честно говоря, я совершенно не представлял себе, сколько времени прошло с того момента, как Многоликий запалил свою спиртовочку и оставил меня один на один с чудной галькой.

Кроме чудесных цветных пятен перед глазами, я ощущал тяжесть в желудке, сопровождавшуюся резкими позывами к рвоте. Руки и ноги были словно из ваты, или, скорее, из поролона, уж слишком легко они гнулись в разные стороны. Я понимал, что встать с кресла самостоятельно мне вряд ли удастся, не случайно Многоликий, покидая просмотровый зал, пообещал, что после сеанса меня отнесут в мои апартаменты. Однако какое-то, явно не мое, чувство подсказывало мне, что необходимо встать и выйти самому. Я попытался встать и наткнулся на яростное сопротивление собственного организма, а главное – той пищи, которую поместил в себя за завтраком. Посему мне пришлось крепко зажмурить глаза, одной рукой ухватиться за кресло, а рванувшиеся наружу харчи я попытался поймать второй ладошкой, при этом вновь погружаясь в бессознательное состояние.

Вторично меня привела в себя мысль о том, что теперь я точно знаю, почему Многоликий так поспешно смылся из сокровищницы. «Убирать, гад, за собой не хотел...» Я приоткрыл глаза и обнаружил, что те веселенькие шарики, которые развлекали меня недавно, значительно потускнели и не отвлекают больше мое ослабевшее зрение от созерцания окружающей обстановки. И фейерверк, подпитывавший мое сознание этими многоцветными картинами, полностью себя исчерпал. Более того, я обнаружил, что стою рядом с элегантным столиком, на котором располагалась чудесная спиртовка, и разглядываю зажатую в кулак серую гальку. Она полностью потеряла свой прежний слюдяной отблеск и теперь совершенно не отличалась от обычного речного камешка.

Тут мое внимание привлекла моя рука, которая неожиданно оказалась совершенно чистой, хотя я прекрасно помнил, что именно поймал ею во время своей последней попытки подняться с кресла. Опасаясь нового приступа рвоты, я крайне осторожно и медленно начал поворачивать голову, оглядывая окрестности.

Мой несчастный организм, покачиваясь на собственных ногах, располагался на значительном расстоянии от покинутого уютного кресла. Несмотря на запомнившиеся мне яркие ощущения, и пол, и окружающие предметы сохраняли свою чистоту и не были осквернены остатками пищи, как это должно было бы быть. «Значит, – решил я про себя, – мне все-таки удалось поймать содержимое своего желудка... Только куда же я все это дел?»

Тут до меня дошло, что все это совсем не главное. А главное, что я держусь на ногах и могу рассчитывать самостоятельно добраться до выхода. И я, оттолкнувшись от загремевшего стола, двинулся в нужном направлении. Мой путь до входной двери можно, наверное, описать отдельным романом. Когда я это сделаю, Кафка будет рыдать от зависти. Оказавшись возле двери, я услышал, что кто-то пытается ее открыть с той стороны. Ухватившись за притолоку, я немного подождал. Дверь действительно медленно отворилась, а из-за нее послышалось:

– Теперь наверняка все закончилось. Можно его забирать.

– Да... – подтвердил я, – теперь меня отсюда можно забирать.

В дверном проеме появилась обалдевшая физиономия охранника и, пожевав толстыми губами, сипло произнесла:

– Клянусь Многоликим, он сам сюда дотопал!

– Да... – опять-таки согласился я, – я сам сюда дотопал. Теперь бы мне до кровати добраться.

Но в сокровищнице уже появился шестиликий Галл в сопровождении двух гвардейцев с носилками, а за ними вкатился и Опин. Меня быстренько расположили на носилках и потащили по переходам замка. Опин вышагивал рядом, держа меня за руку и выговаривая за то, что я, не дождавшись его, побежал к дверям. Он так и говорил – «побежал». Видел бы он мой «забег».

В общем, я довольно скоро оказался в своем спортзале и в своей постельке. Здесь я с сознанием выполненного долга и отключился.

Пробудился я ближе к вечеру. Рядом с моей постелью, прямо на полу расположилась моя команда. Первое, что я услышал, вынырнув из объятий Морфея, был голос Зопина, громко и обиженно шептавший:

– Надо было Белоголового к обеду разбудить. Это ж разве можно здорового человека без обеда оставлять. Он так совсем обессилеет и не сможет проснуться...

– Ну, сил, чтобы проснуться, мне хватило, – буркнул я, открывая глаза. – Хотя должен с тобой согласиться, что хватило их едва-едва.

В тот же момент на кровати рядом со мной оказались Ванька и Данила, Опин подкатил небольшой столик, уставленный закусками, напитками, закрытыми кастрюльками и судками, а Зопин заорал во всю свою луженую глотку:

– Навт, вели передать Многоликому, что Белоголовый проснулся!

Затем, повернувшись ко мне, он уже тише пояснил:

– Многоликий распорядился немедленно сообщить ему, как только ты проснешься! Он хочет тебя расспросить о том, что ты увидел.

И действительно, не успел я выпить чашку крепкого бульона и заесть ее пирожком и ломтиком ветчины, как дверь распахнулась и в комнату в сопровождении Галла быстро вошел Многоликий. Сделав мне знак, чтобы я не вставал, он подошел и без церемоний уселся на край кровати. Надо отдать ему должное, при всей своей властности, он мог быть порой весьма непосредственным. Вот и теперь его глаза горели от еле сдерживаемого любопытства и нетерпения.

– Слушай, это правда, что ты самостоятельно дошел до дверей сокровищницы? – с ходу выложил он свой первый вопрос.

– Ну, на этот вопрос тебе мог ответить и Галл, – ответил я, прихлебывая из чашки бульон.

– Невероятно!.. – выдохнул Многоликий. – А в каком месте картинки ты потерял сознание?.. Постой!.. Я сам угадаю... – остановил он меня, закрыв мне рот рукой.

Он с минуту рассматривал мое лицо горящими глазами, а потом полувопросительно произнес:

– Когда черноволосый сказал, что его в мире Срединного моря называют Ариманом?

Я отрицательно покачал головой.

Он удивленно приподнял бровь и предложил другой вариант:

– Когда Ариман принял свой истинный облик?..

Я снова покачал головой.

– Когда Ариман начал говорить о великом проклятии?..

Я улыбнулся и вновь покачал головой. Тут Многоликий явно растерялся:

– Но я сам не знаю, что было дальше. Мне ни разу не удалось посмотреть больше!

– Я думаю, что досмотрел до конца... – тихо и задумчиво ответил я, припоминая последние мгновения виденного. – Во всяком случае, я видел, как исчез Ахурамазда, как появился дракон и как исчез Ариман... – и, немного помолчав, добавил: – И как дракон начал уходить из пещеры через отверстие в стене...

– Сочиняет, – презрительно выплюнул через губу Галл, – этого никто никогда не видел. И я никогда не поверю, что кто-то может продержаться в картинке дольше, чем ты, Многоликий!..

Но Многоликий не обратил на реплику Галла совершенно никакого внимания.

– Да! Ты великий колдун, – сообщил он, не отводя от моего лица горящего взгляда. – Я тебя прошу оставить подробную запись того, что ты видел. Это достойно Книги!

При этих словах Галл как-то зябко вздрогнул.

– Так, значит, у вас все-таки ведутся записи событий! – поймал я Многоликого на слове.

– Да. Теперь ведутся. Этот порядок ввел мой отец, а я считаю целесообразным продолжать начатое им. Но Книга охватывает основные события, события необычные, только за последние сорок семь лет и только в моей стране. Более древних документов мы не имеем.

– Ну что ж, – разочарованно пошутил я, – будем надеяться, что, когда я попаду сюда лет через триста, у вас будет что почитать...

Данила улыбнулся, физиономия шестиликого Галла изумленно вытянулась, а Многоликий заинтересованно уставился на меня и спросил:

– Вы что, действительно живете несколько сотен лет?

Я задумался только на несколько секунд:

– Понимаешь, Многоликий, из того, что я увидел сегодня в твоей сокровищнице (и если все, что я увидел, не галлюцинация), я понял, что наши миры связаны между собой и связь эта весьма пагубна, как для вас, так и для нас. Конечно, нам необходимо эту связь разорвать. Тогда в вашем мире исчезнут границы, а в нашем, возможно, будет предотвращено глобальное самоуничтожение. Но пока она существует, я, по-моему, могу не только переходить из своего мира в ваш, но и попадать в любое время вашего мира.

– Да ты просто чудовище! – изумленно выдохнул Галл, с нескрываемой ненавистью глядя на меня.

Однако Многоликий вновь не обратил никакого внимания на восклицание своего приближенного. Он несколько минут рассматривал меня заблестевшими глазами, а затем спокойным тоном заявил:

– Если все обстоит так, как ты утверждаешь, тогда проблема решается очень просто. Ты из своего мира перейдешь в наш во времена, когда встали границы, и выяснишь у... этого... ну... в черном плаще... ну ты знаешь у кого, как разорвать связь двух миров.

– А вам не кажется, – раздался вдруг голос Опина, – что Белоголовому надо дать отдохнуть. А то у него голова лопнет от всех этих... впечатлений, кто тогда вас от Единого-Сущего спасать будет и границы рушить?

Многоликий с улыбкой обернулся к гному:

– А ведь ты прав! Я всего лишь собирался узнать о его самочувствии, да вот увлекся расспросами. – И повернувшись ко мне, добавил: – Набирайся сил, Белоголовый, завтра побеседуем...

– Многоликий, у меня есть просьба, – остановил я его.

– Слушаю...

– Могу я сделать заказ твоему ювелиру?..

Он удивленно поднял бровь, но через секунду просто сказал:

– Конечно!.. Завтра утром я вас познакомлю...

И он быстро вышел из спальни, сопровождаемый оглядывающимся Галлом.

Я откинулся на подушку, а Зопин тут же поинтересовался:

– Ты чего, уже наелся? – И увидев мой подтверждающий кивок, засуетился: – Ну ты посмотри, почти ничего не съел! Нельзя же все это на кухню отправлять! Это ж сколько продуктов!.. Нет, я думаю, что нам придется все это доесть, а то повара страшно рассердятся и обидятся. И больше нам ничего такого вкусненького не дадут... Повара – они знаете какие обидчивые, они если видят, что на тарелке хоть кусочек остался, сразу думают, что питание не понравилось... Это для них знаете какая душевная травма...

Его бормотание постепенно становилось весьма невнятным, поскольку в продолжение своей речи он хватал со столика и заталкивал себе в рот все новые и новые вкусные кусочки.

Данила от души хохотал, глядя на Зопина, а Опин засунул большие пальцы рук за свой широкий пояс и укоризненно качал головой. Только Ванька медленно прошествовал к краю кровати и дал понять Зопину, что не прочь составить ему компанию. Тот, пробурчав что-то вроде:

– Тебя ж только что кормили... – вытащил из кастрюльки кусок тушеной курицы, уложил его на тарелку и поставил перед котом. Теперь в комнате довольно урчали двое. Под это урчание я и задремал.

Когда я проснулся, в комнате было темно, тихо и пусто. За окном была ночь, и я не мог определить, сколько осталось до рассвета. Спать уже не хотелось, поэтому я принялся размышлять, благо никто не мешал.

Если то, что вчера днем мне показал свихнувшийся камень, не было каким-то наркотическим бредом, я мог построить довольно стройную версию имеющейся ситуации.

Некто, которого жители Мира Срединного моря называли Анхра-Майнью, или Ариманом, связал два мира и с помощью своего великого проклятия нарушил нормальный ход развития этих миров. Ну Мир Срединного моря был, без сомнения, Землей. Тем более что имечко Ариман было дано древними эллинами зороастрийскому богу зла. Вторым миром было, так же без сомнения, то самое прекрасное место, где мы с Данилой в настоящий момент обретались. Видимо, и переходы, которыми мои друзья маги совсем недавно научились пользоваться, возникли именно из-за этой связи миров. В результате злокозненных действий... Как его назвал светловолосый... «половина главного Закона Природы...» Бред!

Так вот, в результате проклятия, наложенного половиной главного Закона Природы, магия утекает с Земли, люди утратили бывшие у них способности к магии, зато способности к техническому творчеству у них здорово возросли. Такой перекос в развитии привел к повышению агрессивности людей (это-то как раз понятно) и, как следствие, к бесконечным войнам на Земле. В этом мире произошло то же, что и на Земле, только в отличие от нас здешний народ получил преимущественное развитие магии в ущерб технике. Возникшие в этом мире магические войны были придушены другой половиной главного Закона Природы (идиотизм!), который к тому же сложил некую, как он ее сам назвал, «Фугу для двух Миров, двух Клинков и одного Магистра», которая, по замыслу создателя, должна быть сыграна до конца и тем самым уничтожит проклятие Аримана.

Так что осталась ерунда! Надо найти эту самую «Фугу» и узнать способ, которым можно ее проиграть до конца. Всего-то и делов!!!

Правда, сначала необходимо вернуться домой, вместе с Данилой, разобраться с этим, неведомым пока, Единым-Сущим. Да, еще надо бы вернуть Многоликому сына...

Ну что ж, будем работать от первоочередного к сложному...

Тут я снова задремал и мне приснился План... Когда я проснулся, за окном рассвело и ход моих дальнейших действий был мне в общих чертах ясен. А тут как раз и два моих толстощеких друга тихонько заглянули в комнату. Я помахал им рукой, подзывая поближе, и когда они подошли, пригласил их присесть.

– У меня к вам, ребята, есть очень большая просьба, – начал я чуть ли не шепотом. Гномы мгновенно поняли важность разговора, подобрались и посерьезнели.

– Правда, дело очень серьезное и, возможно, опасное, но мне просто не к кому больше обратиться. Если кто и способен такое сделать, то только вы.

– Ты давай не подлизывайся, – перебил меня Опин, – а выкладывай, что надумал.

– Хм, – улыбнулся я, – а надумал я вот что. Когда мы с Многоликим получим результаты нашей разведки, нам с Данилой тем или другим способом придется пробираться в Некостин, в Храм, чтобы попробовать перебраться в свой мир. Переход находится в подземелье, под одной из башен.

– Наверняка это та странная темная башня с окошками, – зашептал, торопясь высказаться, Зопин.

Я посмотрел на него и уточнил:

– В этой башне действительно есть окна. Только почему вы решили, что она странная?

– В Храме стены и башни выложены из красного обожженного кирпича, – пояснил Опин, – и в стенах, и в башнях сделаны обычные бойницы. И только одна из башен сделана из непонятного камня темного цвета, который постоянно меняет оттенок, и имеет застекленные окошки. Кроме того, эта башня стоит на стыке двух самых высоких стен, на дальнем от входа углу. И угол этот образован стенами, выложенными внутрь Храма, так что клин земли, ведущий к этой башне, простреливается с обеих стен.

Он немного помолчал и добавил:

– И земля эта – какая-то нехорошая.

– Да... – подтвердил Зопин, – не хотел бы я ходить по этой земле.

Я слушал их очень внимательно, потому что они хорошо знали и Некостин, и сам Храм, а я всего лишь бросил мимолетный взгляд на стены Храма из этой темной башни. Когда они замолчали, я понял, что они ждут продолжения моей просьбы.

– Так вот, – продолжил я, – удастся нам с Данилой уйти или нет, в любом случае надо этот подземный переход завалить. Конечно, наилучший вариант будет, если мы уйдем, вы обрушите за нами подземный проход, а Единый-Сущий останется в нашем мире. Мне кажется, что нам с ним справиться будет легче. Но если по какой-либо причине мы с Данилой уйти не сможем, этот переход все равно надо будет уничтожить.

Тут я обратил внимание, что физиономия Зопина как-то странно сморщилась, а маленькие темные глазки заблестели. Потом он запыхтел и быстро меня перебил:

– Если переход завалить, вы к нам больше не сможете попасть!.. И тогда мы вас больше не увидим!..

– Действительно... – испуганно выдавил из себя Опин.

Такого поворота разговора я ну никак не ожидал и поэтому слегка растерялся.

– Но если переход оставить, в ваш мир вернется Единый-Сущий, а что он здесь способен натворить, даже Многоликий не знает!..

– Да мы этого Сущного, – почти заорал Зопин и тут же заткнулся, испуганно присев под яростным взглядом Опина.

– Да мы этого Сущного, – яростным шепотом продолжил вопль Зопина его братец, – в самом глубоком колодце спрячем...

Я с сомнением покачал головой:

– Нет, друзья мои, я сильно сомневаюсь, что вы с ним справитесь. Вы мне лучше скажите, вы без взрывчатки сможете подземный тоннель длиной около ста метров обрушить?

– А чего там мочь? – ощерился Опин. – Два дня работы! Сделаем так, что по этому твоему тоннелю ходить можно будет, а от двух ударов он весь целиком завалится! Был тоннель, будет монолит!

Зопин молча хлюпал носом. Опин повернулся к нему, с минуту сверлил братца свирепым взглядом, но вместо того, чтобы как обычно выругать его или отпустить какую-нибудь колкость, неожиданно тихо и убедительно произнес:

– Надо!..

Зопин опустил голову и принялся теребить свою правую порточину, но хлюпать носом перестал.

У меня в груди тоже что-то сжалось, и чтобы разрядить сгустившееся мрачное молчание, я растерянно произнес:

– Да вернемся мы в ваш мир!.. Я-то обязательно еще не раз приду. Наверняка переход не последний, да и найти кое-что в вашем мире надо... Для всех нас...

– Правда?.. – поднял голову Зопин. – А кое-что вместе искать будем?..

Опин крякнул и поднялся с постели.

– Пойдем мы собираться. Пока до Некостина дошлепаем, да тоннель обработать надо... Где мы там встретимся?

– Я даже не знаю... Я же в Некостине ни разу не был. Вы как сами-то считаете?

– Значит, так, – раздумчиво заговорил Опин. – На площади Спасения, прямо напротив главного входа в Храм, есть таверна «Насовсем Единый»...

– Как, как?! – изумился я.

Опин посмотрел на меня, как на малого ребенка и терпеливо повторил:

– «Насовсем Единый»... Вот в ней мы будем вас ждать каждое утро.

– К завтраку... – уточнил Зопин.

– Все! Пошли собираться! – толкнул его Опин в бок локтем. – Через полчаса выходим!

– Как через полчаса! – взвился Зопин. – А завтрак!

– Какой завтрак? – оторопел Опин. – Ты же только что курицу сожрал!

– Курица не в счет! – возмутился Зопин. – Перед таким походом надо обязательно как следует позавтракать. Смеешься! Я голодным до Некостина топать должен!

– Когда ты только насытишься?! – завопил Опин. – Пошли, чего-нибудь на кухне прихватим. – И он двинулся к выходу.

Зопин постоял на месте, склонив голову и о чем-то размышляя. Потом задумчиво проговорил:

– Когда-нибудь, наверное, насытюсь...

А затем припустился за Опином, на ходу приговаривая:

– И на дорогу надо продуктов набрать, копченки там, рыбки, крупки. А то как же мы в дороге натощак-то.

Дверь за ними закрылась, а я поднялся с кровати и принялся одеваться, изо всех сил сдерживая слезы. «Кто бы мог подумать, что я к ним так привяжусь...» – вертелось у меня в голове.

Я успел немного успокоиться, умыться и привести себя в порядок, когда ко мне ввалились Данила на пару с Ванькой. И мы в сопровождении Навта двинулись в столовую. Уже там, за столом, я сообщил Даниле, что гномы сегодня уйдут из замка. Он растерянно уставился на меня, прекратив жевать, и в его глазах стали быстро собираться слезы. Мне ничего не оставалось делать, как только повторить слово Опина «Надо!». Только Данилу это мало утешило.

В конце завтрака в столовую почти одновременно вошли полностью готовые к походу гномы и Многоликий.

Первый взгляд Многоликого, как всегда, был обращен на Данилу. Затем, увидев готовых к выходу Опина и Зопина, Многоликий улыбнулся и спросил:

– Значит, вы все-таки решили нас покинуть, уважаемые?

– Дела!.. – угрюмо буркнул Опин, а Зопин хлюпнул носом и добавил:

– Неотложные...

– Ну раз дела... – посерьезнев, протянул Многоликий и тоном приказа добавил: – Я сейчас прикажу спустить вас со скалы.

– Нет уж, – снова, не меняя тона, буркнул Опин, – пусть нас Белоголовый выведет. Что я вам, мешок с... со скалы меня скидывать?..

– И я, что ли, мешок? – поддакнул Зопин.

Тут уже Многоликий просто рассмеялся и согласно кивнул:

– Что ж, пусть вас Белоголовый выводит, – а затем добавил: – И я с вами пойду. Мне тоже интересно на этот выход поглядеть.

Поскольку гномы были готовы к походу, мы всей компанией сразу отправились в кабинет Многоликого, откуда был открыт выход в шахту скалы. Многоликий молча, но очень внимательно следил за всеми моими манипуляциями, пока мы спускались вниз и выходили из скалы.

Когда каменная глыба отвалилась, открывая выход, Многоликий принялся внимательно рассматривать и сам монолит, и края скалы, к которой он примыкал, а мы вышли на луг и, последний раз хлопнув друг друга по ладоням, простились. Гномы зашагали в сторону рощи. Мы втроем стояли и смотрели им вслед. И вдруг за нашей спиной раздался спокойный голос Многоликого:

– По-моему, они направились совсем не в ту сторону...

– Кто знает, в какой стороне у них неотложные дела, – неожиданно произнес Данила.

– Действительно, кто знает?.. – задумчиво согласился Многоликий.

Мы молча вернулись в каменный зал. Я еще раз показал Многоликому, как закрывается и запирается скала, повторил заклинивающий каменную глыбу наговор. Потом мы поднялись в замок, и Данила тут же побежал на стену еще раз махнуть гномам рукой, а мы с Многоликим направились в его апартаменты, где меня ожидало обещанное знакомство с придворным ювелиром.

Невысокий седой человечек явился с аккуратным саквояжем, в котором были уложены образцы металлов и несколько по-разному ограненных драгоценных камней. Он явно ожидал очередного придворного заказа, и когда Многоликий представил нас друг другу, с вниманием уставился на меня. Я присел к маленькому столику и слегка тряхнул левой кистью. Из-под ногтя мизинца показался кончик иглы. Я аккуратно вынул ее и положил на стол.

– Вот, мастер, мне необходимы еще три такие же...

Ювелир склонился над столешницей и сквозь возникшую у него в руке лупу принялся рассматривать иглу.

– Они изготавливаются из серебра и, как вы видите, тщательно полируются...

– И это все? – Ювелир был разочарован.

– И это все, – с улыбкой подтвердил я. – Но после исполнения этого заказа ты сможешь называть себя еще и оружейником...

– Так это оружие?! – В его голосе звучало искреннее изумление.

– И довольно грозное... – снова подтвердил я.

Он вновь, уже со значительно большим интересом осмотрел мою последнюю иглу.

– Нет проблем... – поднял он наконец голову. – К какому сроку необходимо сделать?..

– Ко вчерашнему дню... – со вздохом ответил я.

Он понимающе улыбнулся, достал небольшой пинцет и аккуратно уложил иглу в маленький футляр. Закрыв саквояж, он поклонился Многоликому и быстрыми, мелкими шажками покинул кабинет.

Затем Многоликий проводил меня в соседнюю комнату, где меня ожидал писец. Я должен был продиктовать ему свои «мемуары» о картинках, которые накануне мне показал свихнувшийся камень.

Надиктовывал я довольно долго, выбирая выражения и стараясь по возможности точно воспроизвести свои ощущения. Ванька неподвижно, словно древний сфинкс, сидел рядом с моей ногой, не сводя внимательного взгляда с писца. Вернее, с кончика его пера, мелькавшего в воздухе вслед за каждым росчерком. А писец краем глаза косился на этого страшного, непонятного, неподвижного зверя, ожидая от него какой-то коварной неожиданности.

Когда мы уже почти закончили, в кабинет, где мы расположились, вошел Навт и передал приглашение от Многоликого. Едва услышав, что меня ждет Многоликий, писец прекратил писать, сложил письменные принадлежности и бумагу в специальный ящик и молча с поклоном удалился.

Увидев меня, Многоликий отложил в сторону какой-то маленький томик, который внимательно изучал, и сказал:

– Наш гонец должен быть уже в Некостине. Я думаю, тебе будет интересно посмотреть, что получится с твоим Глазом.

С этими словами он снял с зеркала покрывавший его платок и движением руки пригласил меня поближе к столу. Я быстро произнес заклинание, замкнувшее дверь, и направился к Многоликому. Он в это время уже поглаживал уголок зеркала, открывая Взгляд.

Зеркальная поверхность замерцала, и в ней в свете угасающего дня возникло изображение верхнего, зубчатого края кирпично-красной стены. На одном из зубцов примостилась пестрая сорока, ветер топорщил у нее на спине пестрые перья, но она, не обращая на него внимания, деловито разглядывала двор, лежавший за стеной, внизу. В клюве у любопытной сороки что-то поблескивало.

– Какова? – восхищенно спросил Многоликий, не отрываясь от изображения и медленно поворачивая Взгляд.

Сорока перескочила поближе к внутреннему краю стены и буквально свесилась во двор. И тут в поле зрения появились два стражника, одетые в хорошо мне знакомые костюмы гвардейцев Единого-Сущего. Они стояли за зубцами стены, на площадке для стрелков метрах в пятнадцати от сороки, спрятавшись в тени одного из зубцов, и не сводили с нее глаз. Птица, казалось, их не замечала.

Тут я почувствовал, как напряглась фигура Многоликого, а сквозь стиснутые зубы прорвалось:

– Ну что он делает?! Как же можно так подставляться?!

– Да про кого ты все бормочешь? – не выдержал я.

– Ты что, не видишь? Это же Игоша на стене сидит!

В этот момент послышался голос одного из стражников, физиономия которого была подозрительно багровой:

– Смотри, у нее в клюве кольцо... Вроде золотое...

– А вот мы сейчас посмотрим... – пробормотал его товарищ, вытянул из-за спины стрелу и начал прилаживать ее на лук. Затем он опустился на одно колено и тщательно прицелился. Сорока, казалось, совершенно не замечала готовящегося на нее покушения, внимательно разглядывая что-то во дворе, прямо под собой.

Тетива сухо стукнула о кожаную рукавицу стрелка, и стрела сорвалась в цель, но в последний момент сорока как-то неловко подпрыгнула, пытаясь еще глубже заглянуть во двор через мешавший ей настил. Стальной наконечник стрелы ударил в кирпич точно под птицей. Та, громко заорав, подскочила над зубцом и, конечно, выронила из клюва свою собственность. Кольцо упало на площадку за стеной и покатилось по доскам настила. Сорока бросилась за ним, но не успела, стоявший рядом со стрелком красномордый парень кинулся вперед буквально рыбкой и, грохнувшись на настил, напугал птицу. Та, метнувшись в сторону, принялась громко и визгливо трещать, выражая свое возмущение столь наглым грабежом, а потом взмыла в воздух и, продолжая непристойно орать, направилась в сторону города.

Многоликий облегченно откинулся на кресле и стал гораздо спокойнее наблюдать за дальнейшим развитием событий.

– Поймал! – закричал довольный «ныряльщик». – Слушай, тут такой перстень, обалдеть можно!

Но его товарищ ничего не отвечал. Он стоял разинув рот и не отрываясь следил за удаляющейся сорокой.

Парень с перстнем в руке подошел к стрелку и тронул его за рукав.

– Ты чего, Кутя?..

Тот повернулся к нему с совершенно ошарашенным видом и недоуменно пробормотал:

– Ты видел? Я с пятнадцати шагов по птице промазал...

– Ну и что? Подумаешь, случайно промазал... Видно же было, что сорока со стены как раз в момент выстрела сорвалась. Повезло птичке – ну и Единый с ней! Ты лучше посмотри, что у нее в клюве было, – продолжил он довольно. – Я едва успел, еще бы немного и она опять его схватила бы. А?.. Ну глянь!..

Он снова довольно толкнул стрелка локтем в бок и поднес перстень к самой его физиономии.

– Как думаешь, сколько за него у «Насовсем Единого» дадут?

Но Кутя его не слушал. Похлопав глазами, он сокрушенно опустил голову и запричитал:

– Да если бы покойник отец увидел, как я с пятнадцати шагов промазал по сороке, он лук мне об спину бы обломал! Как я теперь стрелять буду, у меня же руки трясутся!

Вдруг он повернулся к своему товарищу и лихорадочно зашептал, дергая его свободной рукой за отворот камзола:

– Слушай, а может, это вовсе и не птица была. Может, это Многоликий!.. Он, говорят, на триста шагов вокруг себя все чувствует и точно знает, кто чем занят. К нему, говорят, незаметно и подойти-то невозможно. Если, говорят, за триста шагов кто тетиву натянул, так он уже знает, куда стрела ляжет!.. Точно!.. Это он, Многоликий был!.. Ты видел, как он во двор заглядывал? Это он своего мальчишку высматривал!..

– Слушай, Кутя, тебе что, отдача по башке шибанула? Посмотрите-ка, по птичке промазал и тут же сбрендил! Сороку многоликую увидел! Да если бы Многоликий узнал, что принц здесь – мы с тобой уже на мостовой валялись бы, а на стенах его гвардия стояла бы! Ты что, думаешь, Многоликий нам такой перстень подарил бы. Он бы сюда не сорокой залетел, а драконом трехголовым, вот бы ты своими стрелками его напугал!..

Он хлопнул Кутю по лбу ладонью и добавил:

– Кончай ныть! В конце концов это ж ты сороку напугал. И не переживай, я никому не скажу, что ты с десяти шагов промазал...

– С пятнадцати... – обреченно уточнил Кутя.

– Ну пусть с пятнадцати, – согласился красномордый. – Давай лучше обсудим, что с кольцом делать. За него должны очень приличные деньги дать! Знаешь что, как только нас сменят, я смотаюсь к «Насовсем Единому», покажу его трехли... Тьфу ты, Единый... Покажу его Кубаку – пусть скажет свою цену...

– Перстень надо Первому Подъединому отдать... – вдруг перебил его Кутя.

– С какой это стати? – оторопел красномордый.

– Во-первых, с той, что ты присягу давал. Вспомни, что там говорилось... То-то же!.. Во-вторых, помнишь, что с Зявой из второй когорты было, когда он золотой лепесток пропил. А он этот лепесток не нашел, а заработал. Так что я хочу после службы домой попасть и не собираюсь из-за лишней бутылки кугушского на алтаре оказаться...

– Так никто же не видел, как мы перстень нашли!

– Ты точно знаешь?

Красномордый начал опасливо озираться по сторонам, зажав перстень в кулаке. Ребята помолчали.

– Значит, считаешь, отдать надо?.. – огорченно пробормотал красномордый.

– Уверен! Вот тогда, возможно, и награду получим!

– Награду?.. – сразу оживился красномордый.

В этот момент позади них послышалось сначала слабое шарканье, а затем топот ног по доскам настила, и из сгустившейся темноты вынырнули четверо гвардейцев, предводительствуемые офицером. Вся группа остановилась возле нашей парочки, и офицер, подозрительно оглядев обоих, строго спросил:

– Почему сошлись вместе, оголили зону?

Красномордый вытаращил глаза, выпятил грудь и, поедая глазами начальство, заорал:

– Птица, ваша милость, засраная!..

Физиономия у офицера перекосилась, и он с тихой ненавистью прошипел:

– Кто птица засраная?..

У красномордого отвалилась челюсть, слегка подогнулись колени, а сжатые кулаки спрятались за спину. Только глаза все так же таращились на начальника.

Тут, оттерев красномордого чуть в сторону, вперед выдвинулся Кутя и коротко доложил:

– Ваша милость, двадцать минут назад на тридцать четвертом зубце охраняемой зоны появилась подозрительная птица породы сорока. Птица пыталась заглянуть через настил во двор Храма, хотя, судя по поведению, птица истинная. Усилиями часовых птица отогнана от охраняемой зоны. Докладывал фаст-стрелок шестой сборной когорты Кутя.

Офицер бросил быстрый взгляд, видимо, в направлении тридцать четвертого зубца и, заметив лежавшую на помосте стрелу, повернулся к Куте.

– Вы стреляли в сороку – почему не убили?

Красная морда расплылась в довольной ухмылке, но Кутя, сохраняя полное спокойствие, доложил:

– Приказ номер шестнадцать Первого Подъединого запрещает охоту на истинных животных.

– А устав караульной службы предписывает производить стрельбу на поражение...

– Поскольку положения устава и приказа противоречивы, я решил исполнять приказ, так как он подписан позже... – не моргнув, пояснил Кутя.

– Молодец парень, – одобрительно прошептал Многоликий. – Ты посмотри, как быстро он пришел в себя и как хорошо ориентируется в документах. Не иначе как пятиликий, а то и больше... – удовлетворенно потер он руки.

Между тем офицер оставил в покое наших знакомцев и проводил процедуру смены караула. Через несколько секунд Кутя со своим товарищем потопали следом за офицером прочь со стены. Спустившись во двор, вся группа тут же разбрелась в разные стороны, но Глаз неотступно следовал за Кутей и его красномордым другом.

– Ну, Кутя, – благодарно шептал на ходу незадачливый страж, – век не забуду, как ты меня сегодня выручил. Это ж надо быть таким тупым, а еще «ваша милость». Ты слышал... я ему – птица засраная, а он – кто птица...

– Ты бы лучше устав почитал, как докладывать положено, – перебил его Кутя, – а то вляпаешься когда-нибудь по самые уши.

– Не вляпаюсь! – самоуверенно заявил его дружок и тут же перевел разговор на более интересную для себя тему.

– А если нас, допустим, к Первому Подъединому не пустят, тогда как? Мы же тогда не виноваты будем, что перстень у нас остался?..

– Чудной ты. Если перстень у нас останется, мы всегда виноваты будем и ничем не оправдаемся...

Переговариваясь, они пересекли тонувший в сгустившихся сумерках двор и вошли в неприметную дверь, врезанную в кирпичную стену небольшого здания, притулившегося под самой стеной. Сразу за дверью оказалась небольшая приемная, перегороженная деревянной стойкой. Позади стойки, за голым, обшарпанным канцелярским столом сидел на жестком стуле темноволосый паренек, одетый в темно-коричневый свободный балахон. Он грыз сухарь, не отрывая глаз от небольшой замусоленной книжонки, лежавшей на пустой столешнице.

Гвардейцы, осторожно притворив за собой дверь, остановились на пороге и уставились на паренька. Тот несколько минут не обращал на них внимания, хотя было понятно, что он видел вошедших. Наконец, как бы ненароком оторвав взгляд от книги, он накинул на лицо удивление и слащавым тенором поинтересовался:

– Вам чего?

Красномордый сделал движение спрятаться за своего товарища, но наткнулся спиной на стену и замер, испуганно приоткрыв рот. Кутя, напротив, спокойно взглянул на паренька и ответил:

– Нам необходимо доложиться Первому Подъединому.

– На прием записаны? – лениво поинтересовался парень.

– Нет, внезапное происшествие, – пояснил Кутя.

Парень недовольно скривился.

– Первый занят... Доложите своему офицеру...

– Я думаю, наш доклад подпадает под категорию особая срочность... – настаивал Кутя.

Парень с любопытством посмотрел на него и поинтересовался:

– А что с тобой будет, если срочность не подтвердится, знаешь?

– Знаю... – просто и твердо ответил тот.

– Хм... – недоверчиво хмыкнул парень и, качнувшись на стуле, стукнул кулаком в перегородку. Практически сразу отворилась неприметная дверь, и в приемную вошли двое гвардейцев в новенькой форме и при парном оружии.

– К Первому Подъединому. Особая срочность, – кивнул парень в сторону стоявших у входа.

Гвардейцы вышли за стойку и один из них скомандовал:

– Сдайте оружие.

Кутя протянул молчавшему гвардейцу свой лук, затем стянул через голову колчан со стрелами и перевязь со шпагой в потертых ножнах и также сдал гвардейцу. Красномордый дрожащими руками отцепил от пояса короткий, несколько заржавленный тесак без ножен и протянул гвардейцу.

– Это все? – поинтересовался тот удивленно.

– Больше нет... – развел руками красномордый и ощерился в улыбочке.

– Следуйте за мной, – бросил первый гвардеец и направился к двери за стойкой. Охранники последовали за ним.

За дверью оказался неожиданно темный, короткий коридор, пройдя который гвардеец свернул налево, на узкую винтовую лестницу. Поднявшись на второй этаж, он вышел в длинный, слабо освещенный коридор со множеством закрытых дверей, из-под большинства которых на пол коридора выползали дорожки света. Прошествовав до конца коридора, гвардеец толкнул тяжелую дверь и вступил в еще одну приемную, в которой хозяйничала довольно молодая девушка, одетая, однако, в такой же темно-коричневый балахон, какой был и на первом дежурном.

– На аудиенцию к Первому, по собственной просьбе, под особой срочностью, – доложил провожатый. Два бедолаги с нашим перстнем жались у входа.

Девица повернула в свою сторону установленную на столе короткую трубку с раструбом на конце, вытащила из нее деревянную затычку и пропела:

– Двое, по собственной просьбе, особая срочность. – Потом помолчала, словно прислушиваясь, и произнесла: – Входите.

Вначале я не понял, что она имела в виду,поскольку других дверей, кроме той, в которую вошли гвардейцы, в помещении не было. Однако стоило Куте и его товарищу сделать шаг вперед, как в стене, рядом со столом «секретаря» проступил проем, напоминающий дверной, забранный, на мой взгляд, броневой плитой. Посетители приблизились к проему, и в тот же момент плита бесшумно и неторопливо ушла вверх, открывая проход. Кутя и его красномордый друг шагнули вперед. В тот же момент плита за их спинами встала на место, словно отрубив лившийся в проем свет, и мы оказались в полной темноте.

В помещении повисла тишина, нарушаемая только хрипловатым дыханием красномордого. А затем прозвучал спокойный, приятный баритон:

– Докладывайте.

– Ваша святость, – заговорил Кутя. – Во время нашего вечернего дежурства на тридцать четвертый зубец охраняемой зоны села сорока. Сорока пыталась заглянуть со стены через настил во двор. Мы ее спугнули, и в этот момент она выронила из клюва вот этот перстень. Мы посчитали своим долгом немедленно доставить его вам лично.

– Сорока? – вопросительно прозвучал баритон.

– Истинная птица, – тут же пояснил Кутя.

– Уверены? – переспросил голос.

– Абсолютно, – подтвердил Кутя.

– Офицеру доложили? – поинтересовался голос.

– Обо всем, кроме перстня, – отрапортовал Кутя.

– Положите перстень на стол перед вами, – приказал голос. – Категория особой срочности подтверждена. Оценка ваших действий отличная. Фаст-стрелок шестой сборной когорты Кутя награждается «Знаком осторожного разума» и десятидневным отпуском. Щитоносец шестой сборной когорты Свинг награждается десятью шлепками по локтям.

– За что?.. – оторопело просипел красномордый.

– Щитоносец шестой сборной когорты Свинг награждается десятью шлепками по локтям за попытку скрыть находку от Единого-Сущего и десятью шлепками по пояснице за пререкания. Свободны!

Плита позади гвардейцев скользнула вверх, и свет, падавший из приемной, осветил небольшую, совершенно пустую комнату с черными стенами и маленьким черным столиком посредине. Гвардейцы шагнули в приемную и, жмурясь после темноты, встали рядом со столом «секретарши» у глухой стены, причем Свинг тяжело опирался на плечо Кути. Нарядный гвардеец, провожавший их до приемной, шагнул вперед и отчетливо произнес:

– Фаст-стрелок, отправляйтесь в лагерь и готовьтесь к награждению и отпуску. Щитоносец, следуйте за мной.

Они покинули приемную. Девица сидела на своем стуле, покачивая головой, словно в такт неслышной мелодии. Несколько минут ничего не происходило, а затем плита опустилась, отрезав приемную от темной комнатушки. Зеркало потемнело, и тут мы заметили, что за окном поздняя ночь. Многоликий протянул руку и переключил Взгляд на запись. Зеркало затуманилось, посерело и отразило кабинет.

– Ну что ж, – задумчиво произнес Многоликий, – похоже, наш план реализуется так, как мы и намечали. Посмотрим, что будет завтра. – Он поднял на меня какой-то отрешенный взгляд и добавил: – А тебе надо отдохнуть.

Я встал, коротко ему кивнул и направился к себе в апартаменты, размышляя об увиденном.

4. ШПИОНАЖ

Знаете, чем отличается разведчик от шпиона? Шпиона, как бы он ни изворачивался, всегда ловят, а разведчик всегда извернется так, что его ни за что не поймают! Шпиона всегда судят и сажают в тюрьму, а разведчик возвращается домой и получает награду. В сущности, оба занимаются одной и той же работой, но если поймали — шпион, а если не поймали — разведчик...

На следующий день я был возле кабинета Многоликого задолго до завтрака. Подходя к дверям, я размышлял, как долго мне придется ждать хозяина, но оказалось, что он уже на месте. Многоликий встретил меня с улыбкой, но даже в ней чувствовалось явное напряжение. И я его прекрасно понимал. Вчера наш Глаз попал туда, куда его и направляли, а сегодня, если все пойдет нормально, мы должны были узнать судьбу принца.

Зеркало было открыто, но его поверхность была черна.

– Уже с час наблюдаю эту черноту. Может, с Глазом что-то случилось? – Голос Многоликого был спокоен до безразличия, но меня ему обмануть не удалось.

– А вот волноваться не надо. Судя по всему, перстень все еще лежит в темной комнате. Вряд ли тот, кому его оставили, придет за ним так рано. Я думаю, что можно позавтракать. Кстати, ты память прокручивал?

– Темнота, – задумчиво проговорил Многоликий и тронул уже знакомый мне звоночек.

Тут же в комнату вошел дежурный гвардеец. Многоликий, закрыв собой зеркало, обернулся к нему и приказал:

– Завтрак на двоих сюда. И пусть принесут графин флернского.

Гвардеец вышел, а Многоликий вынул из верхнего ящика стола небольшую коробочку и протянул ее мне.

– Твой заказ...

Я открыл коробочку и увидел четыре матово поблескивающие, совершенно одинаковые иглы. Я тут же присел за стол и, наговаривая соответствующие заклинания, заправил их под ногти пальцев левой руки. Потом, несколько раз сжав левый кулак, я проверил положение игл и остался доволен.

А через десять минут мы уже закусывали паштетом из печенки, свежими булочками и фаршированной рыбой, запивая все это прекрасным легким вином, напоминавшим настоящий французский сидр. Наша трапеза подходила к концу, когда в зеркале мелькнул слабый блик. Я, пробормотав заклинание, запер дверь и присоединился к Многоликому, который приник к нашему экрану.

А там начало разворачиваться действие. В стене, противоположной той, которая вела в приемную, бесшумно возник слабо освещенный прямоугольник. Этот прямоугольник становился все светлее и светлее и наконец в нем появилась рука, державшая подсвечник с горевшей свечой. Следом за рукой в освещенном дверном проеме показалась низенькая, согнутая фигура, закутанная в темный балахон, такой же, в какие были одеты секретарь в приемной и дежурный на первом этаже, только на этот раз капюшон полностью закрывал лицо вошедшего. Фигура скользнула в комнату, приблизилась к столу и, взяв с него перстень, принялась внимательно его разглядывать в неверном свете свечи. Потом, опустив руку с перстнем, незнакомец замер, словно к чему-то прислушивался, и медленно двинулся к выходу, шепча себе под нос:

– А вот мы эту игрушку в молельню. А вот мы ее пощупаем...

Он ковылял по темным переходам, освещая себе дорогу единственной свечечкой и не встречая на своем пути ни единого живого существа. Несколько раз он спускался вниз по истертым, осклизлым ступеням и теперь должен был находиться довольно глубоко под землей.

– А ведь он идет по подземелью старого замка Грахов... – неожиданно прошептал Многоликий.

– Так ты знаешь, что это за место?

– Мне кажется, это замок Грахов... – повторил он. – Только считалось, что он разрушен до основания, а оказывается, подземная часть сохранилась!

Многоликий повернулся ко мне и после небольшой паузы добавил:

– Эти развалины, пожалуй, самая большая древность в моей стране. Замок был построен задолго до границ... А теперь на его месте стоит Храм...

Мы снова повернулись к зеркалу. Закутанная в балахон фигура свернула в более просторный коридор, освещенный яркими, совершенно не чадящими факелами. Факелы были вставлены в консоли, выполненные в виде тяжелой медвежьей лапы, сжимающей хвост змеи. Сделав несколько шагов по этому коридору, наблюдаемая нами фигура приблизилась к огромной, обитой железными полосами двери и, пошарив под полой своей одежки, вытащила большое кольцо, на котором болталось четыре здоровенных кованых ключа. Положив перстень на пол перед дверью, незнакомец выбрал один из ключей, вставил его в замочную скважину, с натугой повернул. Раздался пронзительный скрежет, и тяжелая дверь медленно повернулась на петлях, открывая большую, хорошо освещенную комнату. Это явно было подземелье, и подземелье древнее. Камни стен выглядели замшелыми и потрескавшимися, высокие закопченные своды поддерживались крестовой каменной аркой, из центра которой на толстой железной цепи свисала тяжелая металлическая лампа. Что в ней горело, было непонятно, но ее яркий свет отчетливо высвечивал все необычное убранство этого зала.

Больше всего он напоминал мне лабораторию средневекового алхимика, как я ее себе представлял по различным книгам и фильмам. Вдоль одной стены вытянулся широкий стол, даже скорее верстак, на котором стояли самые разнообразные приборы, емкости, инструменты и приспособления, начиная от хорошо знакомых мне перегонного куба, различных горелок и химической посуды и кончая совершенно невероятными сооружениями из металла, дерева, керамики и стекла.

Вторую стену занимал огромного размера шкаф, заставленный разного рода посудой, явно не пустой. Однако что за вещества там хранились, можно было лишь догадываться, ни на одной из посудин не было сопроводительных надписей, видимо, хозяин различал содержимое по форме емкости, в которой оно хранилось.

Дальний угол зала был совершенно пуст, но я хорошо разглядел частично затертое изображение пентаграммы с выписанными вокруг нее непонятными знаками.

Но в этот момент нам стало не до красот этой странной комнаты. В ярком свете лампы коричневатая, морщинистая ладонь поднялась и откинула капюшон. Под ним оказалась совершенно голая, сильно сплюснутая у висков голова, украшенная цветной татуировкой, изображавшей широко открытый, немигающий глаз.

Вы, конечно, можете спросить, каким образом татуировка может изображать мигающий глаз, но я имею в виду именно то, что уставившийся на нас с затылка черепа глаз был именно немигающим, вколачивающим свой взгляд в ваш лоб словно стальной гвоздь!

В этот момент Многоликий коснулся рамы зеркала и изображение скользнуло в сторону, открывая нашему взору узкое, худое, сморщенное лицо, напоминавшее голову клювастой ощипанной птицы с немигающими глазами рептилии, лишенными век и ресниц.

Пока мы наслаждались лицезрением трехглазого карлика, он встал у верстака и опустил перстень, блеснувший багряным бликом рубина, на небольшую металлическую пластинку. Затем, выдернув из кучи разного рода инструментов увеличительное стекло в роскошном золотом ободе, он принялся тщательно изучать свою добычу. При этом он что-то намурлыкивал себе под нос, но разобрать слова было совершенно невозможно.

Наконец он опустил свою лупу и вполне внятно пробормотал:

– Значит, никаких надписей... Так-так-так... Посмотрим дальше...

Но смотреть он больше не стал. Он двинулся к шкафу, достал с полки небольшой стеклянный пузырек, вернулся с ним к верстаку, отвернул крышечку пузырька и, опустив в него небольшую стеклянную палочку, капнул на золотой обод перстня тяжелой, маслянисто заблестевшей жидкостью. Попав на золото, она яростно зашипела и отпрянула от металла, растекшись двумя каплями по обе стороны от ободка.

– Хм... Чистое золото и никаких наговоров... Странно...

Маленький старик не глядя протянул руку в сторону и поставил перед собой небольшую спиртовку. Посмотрев на нее, он неожиданно плюнул внутрь, и из спиртовки ударило ярко-голубое пламя. Старик установил поверх пламени металлическую пластинку и поместил на нее перстень, повернув его камнем к себе. Когда перстень достаточно, по его мнению, нагрелся, он начал сыпать на камень мелкий сероватый порошок, который доставал щепотью из небольшой металлической баночки. Порошок исчезал на рубине, превращаясь в тоненькие лепесточки синеватого дымка.

Неожиданно и без того малоприятная физиономия алхимика сморщилась, превратившись в неприятную коричневую тряпочку, из которой торчали острый нос и два светящихся глаза. И эта жутковатая пародия на состарившегося Гурвинека неожиданно довольно захихикала.

– Так вот ты где прячешься! Вот мы тебя и нашли! Сейчас мы с тобой познакомимся!

– Похоже, он нащупал твое заклинание... – встревожился Многоликий.

Я промолчал. Он, конечно, же что-то нащупал, только это скорее всего было одно из тех четырех идиотских заклинаний, которыми я окружил основное. Мне очень хотелось, чтобы мой Глаз оставался разведчиком и ни в коем случае не стал шпионом.

А маленький, старенький колдун тем временем принялся за расшифровку найденного заклинания. Он пробовал порошки и жидкости, камни и кости, черепки и деревянные чурочки с рунами. Наконец он сбился на откровенное шаманство. Достав откуда-то большой бубен, он принялся приплясывать вокруг перстня, положенного в угол с пентаграммой. Как ни странно, именно в тот момент, когда у старичка изо рта показалась пена и я подумал, что от напряжения он сейчас потеряет сознание, рубин ярко вспыхнул, распустил веером красноватое свечение и в нем проступила странная, совершенно мне непонятная надпись. А старичок тут же схватил кусок мела и срисовал эту надпись на пол.

Через мгновение свечение погасло. Шаман-алхимик устало оттащил перстень назад на верстак, а сам вернулся к надписи и, присев, принялся ее изучать, временами довольно хмыкая себе под нос. Но вот он поднялся на ноги, и тут мы увидели, как он улыбается. Эта его довольная улыбка, брошенная прямо нам в лицо, запросто могла бы вызвать преждевременные роды у самой отважной женщины, а может, даже и у мужчины. Во всяком случае, я отскочил от зеркала на пару шагов. Он быстро направился к верстаку, прихватил перстень, натянул себе на голову капюшон и двинулся к выходу из лаборатории. Ну что ж, теперь нам было понятно, почему старичок так глубоко надвигал капюшон.

Только когда старик покинул свое логово и вновь двинулся по узким каменным коридорам, я понял, что его исследования продолжались не один час. Теперь наш ученый друг шагал гораздо быстрее. Он быстро покинул подземелье и вошел в относительно новую часть постройки. Навстречу ему стали попадаться караульные гвардейцы, которые при виде маленькой, сгорбленной фигурки, прикрытой глубоким капюшоном, старались буквально вжаться в стены, раствориться в буром камне или светлой штукатурке.

Наконец старик подошел к двустворчатой двери светлого дерева и, толкнув одну из створок, вошел в просторный зал-приемную, которую можно было бы назвать совершенно пустой, если бы не рабочий стол у его дальней стены, прямо возле двери, с восседавшим за ним секретарем и не двое здоровенных парней, явно землян, стоявших в уже знакомых пижамных штанах по обе стороны от дверей, с каменно неподвижными лицами. Быстро подойдя к столу секретаря, который вскочил при его появлении и теперь, склонившись, ожидал приказаний, старик мотнул капюшоном и громким, странно молодым голосом изрек:

– Доложи Первому Подъединому, что я выполнил его волю и готов к докладу.

Секретарь тут же метнулся за роскошную дверь, скрывавшую, видимо, вход в апартаменты руководства, и через секунду распахнул ее, приглашая старика. Тот быстро вошел, и дверь за ним мгновенно закрылась.

Карлик стоял в огромном, роскошном, полутемном зале, явно служившем кабинетом. Вдоль одной из стен почти до самого потолка тянулись застекленные стеллажи, тесно заставленные книгами в роскошных переплетах. Меж окон, закрытых плотными шторами, висели картины, изображавшие исключительно батальные сцены. Буквально на всех полотнах в глаза сразу бросалась фигура мощного черноволосого воина, окутанного поразительно белым плащом, поражающего своих врагов молниями или тяжелым мечом. Было несколько непонятно, то ли этот воин действительно выше своих неприятелей на две головы, то ли его враги были специально изображены настолько маленькими, чтобы оттенить мощь главной фигуры.

Через весь зал, от входной двери до противоположной стены, по роскошному наборному паркету тянулась ковровая дорожка удивительно яркого, затейливого рисунка. Дальний конец дорожки прятался под письменным столом совершенно чудовищных размеров. К правому боку этого мебельного монстра был приставлен стол вполне нормальных габаритов, на котором горела единственная в этом обширном кабинете лампа. Ее света не хватало для освещения всего помещения, но сидевший за освещенным столом и что-то писавший человек был виден достаточно хорошо.

Старик, едва войдя в кабинет, откинул капюшон своего балахона на плечи и мягким шагом двинулся по ковровой дорожке в сторону рабочего места хозяина, а может быть – временного хозяина, кабинета. На временность его хозяйничанья указывало не только то, что он сидел за приставным столом, но и все его поведение. Пока наш алхимик шествовал от входной двери, мужчина, сидевший за столом, успел раза три вскинуть голову, чтобы бросить короткий взгляд на кресло, расположившееся за главным предметом обстановки этого кабинета и вполне соответствующее ему.

Но наконец путешествие трехглазого карлика через апартаменты закончилось, и он приблизился к ожидавшему его человеку.

За столом расположился мужчина средних лет и совершенно неприметной наружности. Единственным, что останавливало глаз, был балахон, напоминавший глухой плащ до неестественности совершенного белого цвета. Может быть, именно из-за этого плаща лицо Первого Подъединого выглядело настолько невыразительным.

Подняв на подошедшего вопросительный взгляд, Первый перевернул исписанный лист, отложил перо и молча ожидал, когда алхимик заговорит.

Тот неуловимым, осторожным движением выложил на стол наш перстень и заговорил:

– Я исследовал эту игрушку и могу утверждать, что само кольцо полностью лишено магических свойств. Камень-вставка, как вы можете видеть, исполнен из очень редкого по красоте рубина и несет в себе наговор.

– Значит, его все-таки специально подбросили?

– Нет. Я думаю, что этот перстень действительно мог быть украден истинной птицей – сорокой у какого-нибудь ротозея. Наговор очень несложен и позволяет владельцу предвидеть погоду.

– Предвидеть погоду?..

Голая рожа колдуна снова изобразила свою умопомрачительную улыбку.

– Именно. Чем хуже погода, тем больше у владельца перстня будет болеть один из суставов пальца, на который он надет. Я впервые встречаюсь с таким оригинальным барометром, но он действительно может оказаться полезным для человека, часто путешествующего. Правда, предсказание проводится всего лишь на одни сутки вперед. Больше ничего в перстне не обнаружено.

– Так... – задумчиво протянул Первый и, взяв перстень со стола, принялся его рассматривать.

– Если ты прав... – заговорил он минуту спустя и, увидев, как перекосилась физиономия его клеврета, ловко поправился, – а ты прав всегда, это кольцо без опаски можно носить. А этот камень, безусловно, достоин быть посвященным Единому.

Он снова на минуту задумался.

– Что ж, так мы и решим. До возвращения Единого-Сущего я оставлю перстень у себя, а затем, с его благословением, мы поместим его либо в сокровищницу Единого, либо в его алтарь.

Он быстренько натянул перстень себе на палец, а на голой роже колдуна промелькнула искра недовольства.

– Теперь о главном. Как мы подготовились к работе с принцем. Ты, надеюсь, помнишь, что как только Единый-Сущий вернется, принц скорее всего взойдет на алтарь.

– Значит, принц все-таки у них, – процедил сквозь зубы Многоликий, и по его тону я понял, что больше разговоров о законе и обычаях не будет. Многоликий созрел для мести!

– Но у нас же нет подменыша... – продолжил между тем разговор гологоловый колдун.

– Ты сомневаешься в том, что Единый-Сущий его вернет?

– Нисколько! Я только удивлен, что его нет так долго.

– Во-первых, Единый-Сущий предупредил меня, что может отсутствовать несколько дней. Во-вторых, его могло задержать что-то еще. Конечно, мир, в котором он сейчас находится, для нас достаточно необычен и коварен, но не думаю, что тот Белоголовый сможет оказать Единому-Сущему серьезное сопротивление. Все-таки в магии эти странные люди сильно нам уступают, – Первый усмехнулся, – несмотря на их крупные размеры...

– Это так, но ведь с Хряпы заклятие Белоголового мы так и не смогли снять. Мы даже рот ему не можем заткнуть. Я просто поражен, как этот варвар способен орать без передышки уже больше десяти дней!

– Ты сам утверждал, что никакого заклинания на Хряпу не наложено!

– Но ведь почему-то он орет...

– Я думаю, и с этой проблемой разберется сам Единый-Сущий. В конце концов Хряпой больше, Хряпой меньше...

Старый колдун согласно подхихикнул.

– Вернемся к принцу...

– Может, мне все-таки побеседовать с ним? – задорно сверкнул глазами колдун и принялся энергично потирать ладошки. Боковым зрением я заметил, как Многоликий стиснул зубы, а на его скулах заиграли желваки.

– Ты же знаешь, что Единый-Сущий запретил нам общаться с принцем, а тем более... вести долгие беседы... Но ты должен быть готов. Мне кажется, – мечтательно прибавил Первый, – что твои магические фокусы весьма пригодятся при разговоре с принцем.

– Единый-Сущий в магии гораздо сильнее... – огорченно сообщил старик. – Вряд ли он меня подпустит к принцу... Вот если бы в его отсутствие...

– Лучше скажи, – нетерпеливо перебил его Первый, – что удалось узнать об этих странных слухах? Действительно апостол Пип убит? И что это за сплетни о разгуливающем по нашей стране принце?

– Я допросил вернувшегося гвардейца. Он сказал, что они ввосьмером сопровождали апостола Пипа в погоне за якобы принцем и приняли бой на берегу Нароны. Его рассказ очень странен. Принца якобы сопровождали Белоголовый, два гнома и какой-то то ли кот, то ли рысь. Шесть гвардейцев и апостол Пип, по словам этого несчастного, погибли в схватке, причем двоих принц убил своей рукой, вернее, он убил их метательными ножами. Им двоим удалось уйти только потому, что после гибели апостола Пипа принц применил серебряный хлыст, а когда они перекинулись волками, их никто не стал преследовать. Кстати, он еще утверждает, что Белоголовый в поединке заколол Гарха из первой роты...

– Ну это уже полная чушь! Гарх – мастер клинка, ученик Многоликого. Не родился еще фехтовальщик, способный справиться с Гархом. И вообще, все это – ерунда какая-то, – недоверчиво проворчал Первый. – Настоящий принц, безусловно, перекинулся бы соколом и немедленно скрылся от апостола Пипа. Всем известно, что принц-сокол недосягаем для других птиц. Но чтобы драться? Потом эти белоголовые, гномы, коты... откуда они-то взялись? Наш друг с Черной скалы еще ничего не сообщил?

– Нет, Первый. Недавно он покидал замок на неделю, но после возвращения от него ничего не поступало.

– Я все-таки думаю, что Пип, по своему обыкновению, свернул на какой-нибудь отдаленный хутор и сейчас приводит к вере два десятка земледельцев... Бедняги... – Первый мечтательно улыбнулся. – А этот гвардеец наверняка бежал Дохлым лесом да встретил там белого оборотня, вот у бедняги и начались картинки. И потом, если это действительно принц, то кто же у нас в подземелье?..

– Так, может, мне поговорить с нашим гостем. – Старичок снова засучил ручками. – Я у него аккуратно спрошу...

– Это совершенно исключено, – резко окоротил его Первый, но затем обнадежил: – Но ты не огорчайся. Может, тебе Белоголовый достанется, когда Единый-Сущий вернется.

Глазки на голом черепе жадно блеснули. Причем, как мне показалось, все три.

– Значит, будем ждать Единого-Сущего, – закруглил разговор колдун. – А ты не знаешь, Первый, долго еще наш повелитель будет отсутствовать?

– Я могу только предполагать... – неуверенно протянул тот, – но еще не меньше пяти-шести дней...

– Угу... С твоего разрешения, если не будет других поручений, я вернусь к себе в подземелье...

– Ступай! Да пребудет с тобой Единый!

Старик повернулся и, накинув капюшон на голову, двинулся по дорожке к выходу. Первый молча смотрел ему в спину, и глаза у него были очень нехорошие.

«Зря старичок поворачивается к Первому спиной», – подумал я, но тут же вспомнил про глаз у старика на затылке, и мне показалось, что колдун не так уж сильно и рискует.

Но вот Первый отвел взгляд от темной удалявшейся спины и перевел его на перстень, поблескивающий на его пальце. Его губы растянулись в довольной усмешке.

Тут, неожиданно для меня, Многоликий протянул руку и погасил Взгляд.

– По-моему, все ясно! – твердо заявил он. – Необходимо не позднее четырех-пяти дней захватить Храм и ликвидировать весь этот зверинец... Причем захватить мгновенно, не дав им опомниться и уничтожить принца.

– Да, я с тобой полностью согласен. Конечно, хорошо было бы точно знать, где они держат принца, но, боюсь, до возвращения Единого-Сущего мы этого не узнаем, а после будет слишком поздно... Да, ты обратил внимание, что они говорили о своем друге на Черной скале? Значит, в отряде, который нас сопровождал, действительно находился предатель!

– Все люди из этого отряда, исключая Галла, останутся в замке до возвращения принца, – жестко сказал Многоликий.

– И исключая Навта... – спокойно добавил я. Многоликий сведя брови взглянул на меня, но я, предупреждая его вспышку, добавил: – Ты доверяешь Галлу, я доверяю Навту. Посмотрим, кто из нас прав...

И он не стал спорить.

Остаток дня мы посвятили организации похода. Поскольку на лошадей Многоликий мог посадить не более сотни бойцов, он сам отобрал лучших. Мы знали, что защищают Храм не меньше двухсот пятидесяти гвардейцев. Но, во-первых, наши солдаты были гораздо лучше подготовлены, а во-вторых, мы собирались действовать на узком фронте прорыва, стремительно, так что противник не должен был успеть собрать все силы на маленьком участке периметра стены. Хотя и сам-то периметр, по-моему, был не особенно велик.

Но главной опасностью в нашем предприятии был явный недостаток времени. На дорогу до Некостина, даже верхом, по сведениям Многоликого, должно было уйти не менее четырех полных дней, и нам приходилось планировать атаку буквально с ходу. У нас не было времени даже на малейшее промедление. Ведь если Единый-Сущий успеет вернуться, спасти принца нам вряд ли удастся, да и захват Храма становился очень затруднителен, если вообще невозможен.

Именно в разгар сборов мне пришла в голову мысль, тщательно обдумав которую я значительно приободрился. Но высказывать ее не стал, оставив как сюрприз до утра.

5. ХРАМ

Почему-то с самого детства я чувствовал себя очень неуютно в любом культовом сооружении. Так было, когда в детстве бабушка брала меня с собой в православную церковь, так было, когда я, узнав, где в Москве находится синагога, пару раз прошел мимо нее, так было даже в дацане, куда меня возил Серега Фофанов, мой большой друг из Улан-Удэ.

Может, просто подспудно я знал, какие приключения меня ожидали в Храме Единого-Сущего...

На следующее утро, едва только на горизонте возникла легкая узкая полоска, подкрашенная восходом, наша сотня была в седле. Мне все-таки удалось убедить Многоликого не ходить в поход самому, сообразуясь с требованиями государственной безопасности. Он скрипел от ярости зубами, но вынужден был согласиться. Правда, последнее слово в нашем диспуте на эту тему осталось за ним.

– Если ты погибнешь и не вытащишь принца, я тебя везде достану, – прохрипел он мне в лицо, едва удерживаясь от драки. Я был вынужден согласиться на такое возмездие.

Но сейчас, когда гвардия Многоликого была в седле, а мы с Данилой и Ванькой стояли на вытоптанной траве луга, я мог удовлетворенно улыбнуться. Мне казалось, что я все предусмотрел.

Многоликий спустился со скалы, прощаться с нами. Он обошел всадников и остался доволен. Ребята прекрасно понимали, что им предстоит, но выглядели бодро и, по-видимому, совсем не опасались защитников Храма. Я подсадил Данилу в седло и усадил Ваньку перед ним, а сам стоял рядом с лошадью, ожидая подходившего Многоликого.

Он подошел и, положив руку мне на плечо, коротко вымолвил:

– Пора!..

– А я не еду... – ответил я и усмехнулся прямо в его оторопевшее лицо.

– Что значит – не едешь?.. – нахмурил он брови, быстро придя в себя.

– Просто у меня есть способ оказаться в Некостине через несколько минут. Поэтому мы сейчас отправим наш отряд, а я переброшусь в Некостин, встречусь там со своими друзьями и подготовлю все необходимое к приходу отряда и немедленной атаке.

Он слегка задумался, а потом отрицательно покачал головой.

– Ты там ничего не сможешь сделать. Ты не знаешь города, не владеешь обстановкой. Не знаю, какие там у тебя друзья, но они вряд ли смогут оказать тебе существенную помощь. А вот если тебя схватят, им, – он кивнул на гвардейцев, – будет неизмеримо сложнее.

– Друзей моих ты прекрасно знаешь, они тебе тоже нравились, – тут в его глазах мелькнула догадка, – так что не такой уж я беспомощный. Зато когда ребята дойдут, я буду точно знать, куда направить удар.

– Хорошо, сколько человек ты можешь перебросить? – неожиданно спросил Многоликий.

– Двух... максимум трех, – слегка подумав, ответил я.

– Тогда возьми с собой Галла. Он недавно был в Некостине, хорошо в нем ориентируется, знает порядки в городе. Кстати, он знает и кое-кого из руководителей Храма. Это может пригодиться. И еще, его знает принц, это тоже может понадобиться.

– Если Галл пойдет со мной, кто поведет отряд?

– Навт! Ты же ему доверяешь?

Ну что ж, это действительно было лучшее решение. Если я оставлял Данилу и Ваньку, то лучше всего было оставить их на Навта, а не на Галла. А этот красавчик оказывался под моим присмотром.

– Да, пожалуй, это лучшее решение...

– Галл, – тут же распорядился Многоликий, – передай командование Навту, ты поступаешь в распоряжение Белоголового.

Галл вспыхнул. Мне показалось, что он сейчас бросит в лицо Многоликому какую-нибудь дерзость, но послышался только скрип зубов. Через мгновение он соскочил со своего вороного и вытянулся в шаге от моего плеча.

– Жди меня в главном зале... – бросил я ему, а сам направился к Навту. Он, поджидая меня, свесился с седла. Подойдя, я взялся за уздечку и тихо проговорил:

– Навт, от тебя зависит успех всей операции. Ты должен вывести отряд к Некостину не позднее вечера третьего дня. Утром на четвертый день, пораньше, проберешься в таверну «Насовсем Единый», она, по-моему, на площади Спасения находится. Там либо буду я сам, либо гномы. Мы обговорим план атаки на месте. Без меня ничего не делай, лучше вернись назад! Главное – ни в коем случае не потеряй Данилу! Ну и за Ванькой присмотри... – смущенно добавил я.

– Не сомневайся, Белоголовый, все будет в порядке!.. Ты тоже будь поосторожнее, особо голову-то в петлю не суй...

«В крайнем случае звони 01, 02, 03 или 04», – тут же подумал я, и в груди поднялась тоска.

Но для переживаний времени уже не было. Я отпустил уздечку и хлопнул серую в яблоках кобылу Навта по крупу ладонью. Он оглянулся на своих всадников, поднял руку и махнул ею вперед. Колонна тронулась и почти сразу перешла на рысь. Мы с Многоликим вошли в скалу и поднялись к нему в кабинет.

– Еще одно... – обратился я к нему, когда мы закрыли за собой входную панель. – Это вообще-то не здорово, но у меня нет времени искать другой способ...

Я подошел к зеркалу-Взгляду и сдернул покрывало. В принципе я все приготовил еще ночью, оставалось только наложить заклинание на Взгляд. Я положил ладонь на один из завитков бронзовой рамы в нижнем ее углу и пробормотал наговор. Повернувшись к Многоликому, наблюдавшему за моими манипуляциями, я пояснил:

– Теперь ты можешь вот так, – я погладил завиток, – привязать Взгляд ко мне. Только ты будешь видеть меня сзади, метров с пяти, ну и, естественно, то же, что буду видеть я. И конечно же, все слышать. Управлять Взглядом ты не сможешь.

Он на секунду задумался, но не стал задавать никаких вопросов, а только понимающе кивнул.

– Теперь мне понадобится очень хорошее, пахучее вино, буханка хлеба и небольшой хрустальный шарик.

Многоликий приподнял бровь, но снова не стал задавать вопросов, а молча тронул колокольчик на столе. Вошел гвардеец, и Многоликий распорядился:

– Графин ренского, каравай хлеба и хрустальный шарик... – Он повернулся ко мне, и я добавил:

– Все в большой зал.

Гвардеец вышел.

– Я очень рассчитываю на тебя, – неожиданно дрогнувшим голосом сказал Многоликий, – очень!.. Понимаешь, я могу снести это осиное гнездо одним вздохом, но в нем мой сын. Если его оттуда не вызволить, он погибнет...

Я понял, насколько он беспокоится о сыне и волнуется за него.

– Все будет в порядке! – ободряюще улыбнулся я.

Мы вышли из кабинета и направились в большой зал. Шестиликий Галл уже прохаживался в нетерпении взад-вперед, явно не понимая, почему его сняли с командования отрядом и подчинили какому-то чужаку. На столе стоял хрустальный графин с чудным, фиолетового оттенка, вином, лежала круглая буханочка темного хлеба и небольшой, мерцающий хрустальный шарик. Едва мы вошли, как Галл уперся взглядом мне в лицо и процедил:

– Мы что, вместо похода собрались выпить и закусить? Именно таким способом наш герой, Белоголовый, собирается освободить принца?..

Не обращая внимания на его ворчание, я переставил графин с вином на свободный участок пола и начал крошить хлеб, раскладывая крошки вокруг графина правильным кругом. Сейчас для меня открыть и поддержать тоннельное окно не представляло никакого труда. Более того, я давно уже научился выходить сквозь него. Правда, эта операция отнимала у меня очень много сил.

Подготовив структуру окна к открытию, я повернулся к Галлу и сурово произнес:

– Вот что, мой дорогой недруг! Я прекрасно представляю себе, насколько ты меня... Я тебя тоже люблю... Но с настоящего момента ты будешь строго выполнять все, что я тебе скажу. В противном случае я превращу тебя в жабу, и никакой Многоликий мне не помешает. Мы идем спасать принца. После этого я навсегда уйду из твоего мира и из твоей жизни, так что потерпи день-другой, как терплю я!.. А сейчас встань рядом и слушай внимательно...

Он презрительно фыркнул, но, заметив на себе тяжелый взгляд Многоликого, передернул плечами, подошел и встал у моего плеча.

– Сейчас над этим графином, по границе накрошенного хлеба появится... сиреневая сфера. Когда круг из крошек замерцает оранжевым, ты без промедления шагнешь внутрь!.. Без промедления!.. Ты понял?

– Я что, выгляжу настолько тупым?.. – высокомерно начал он, но я его перебил:

– Да! Именно настолько! Иначе ты не стал бы это выяснять!..

Он тут же заткнулся и только мотнул головой.

– Начали! – скомандовал я и привычным движением запустил шарик по кругу.

Когда шарик, вместо того чтобы прокатиться по полу и удариться о стену, побежал вокруг графина с вином по насыпанным крошкам, физиономии обоих свидетелей моего колдовства вытянулись от удивления. Только у Многоликого в глазах сразу заиграл интерес, а у Галла мутной волной заплескался ужас. Когда же в графине забурлило вино и из горлышка потянулся легкий фиолетовый туман, Многоликий мало что не нырнул в него, а Галл отпрянул почти к самой стене. Но мне уже стало не до наблюдений за ними. Я словно в трансе протянул ладони к сформировавшейся сиреневой полусфере и привычно ощутил космический холод тоннельного окна.

Прикрыв глаза, я живо представил себе вид на город, открывшийся мне из той странной башни красного кирпича, из которой я вытащил Данилу. И сквозь прозрачную фиолетовую дымку начали проступать очертания домов, фонарей, мостовой за мутной, жирно поблескивавшей водой рва. Я развернул окно прочь от стены и поплыл над мостовой в сторону города. Окно показало мне небольшую замощенную площадь, и я заметил голубую вывеску таверны «Насовсем Единый», затем под моими руками проплыла узкая улица, заполненная людьми, направлявшимися на площадь, к Храму. Через несколько секунд встреченная нами толпа поредела, и я повернул окно в еще более узкий переулок, перескочил через невысокую каменную стену и оказался в небольшом запыленном скверике. Сквер был совершенно пуст, только под небольшим кустом, у самой ограды валялась кучка тряпок.

Это место мне понравилось – недалеко от центра города и достаточно пустое. Я собрал все свои силы и начал читать заклинание перехода. Как только я произнес последний звук, круг, по которому несся хрустальный шарик, вспыхнул оранжевым, и этот оранжевый отсвет словно ржавчина принялся подниматься по сфере, съедая мерцающий фиолетовый тон. Шестиликий должен был уже шагнуть в круг, но он почему-то медлил! А мне все сложнее было удерживать открытый переход, силы быстро таяли!

Я уже решил уходить один, но за моей спиной послышалась короткая возня, а затем темное, будто бы скомканное тело пролетело мимо меня и, рухнув на пожухлую траву, покатилось под куст. Я сразу же шагнул следом, едва избежав касания жадного оранжевого языка, и за моей спиной со слабым хлопком сомкнулось разорванное пространство, восстанавливая свою структуру. Ноги мои подкосились, и я без сил повалился на траву.

Похоже, я быстро пришел в себя. Когда мои глаза снова смогли мне служить, я увидел стоявшего надо мной Галла. Он оценивающе разглядывал меня, словно раздумывал – раздавить этого колдуна прямо сейчас или еще немного понаблюдать за его действиями. Но увидев, что я открыл глаза, он сделал вид, будто сам только что пришел в себя, и хрипло проговорил:

– Ты действительно великий колдун, Белоголовый. Что мы теперь будем делать?

Я, не поднимаясь с травы, смотрел на него несколько мгновений, вспоминая слова моего учителя о том, что в тоннельное окно можно уходить только вдвоем с очень надежным другом, который обеспечит затем необходимый тебе отдых. Я вынужден был уходить без поддержки и пока не знал, каким боком мне это выйдет. Наконец я увидел, что Галл слегка забеспокоился и, запинаясь, пробормотал:

– Нам надо снять комнаты в ближайшей гостинице. Я буду вынужден спать до завтрашнего утра, а ты пройдешься по городу и постараешься восстановить свои связи.

Надо признаться, что колебался он недолго. Через несколько секунд из городского скверика, гремя оружием, выбрались двое основательно подпивших мужиков, причем темноволосый, еще достаточно твердо державшийся на ногах, почти тащил на себе белоголового верзилу, мотавшего кудлатой головой и что-то невнятно бормотавшего на совершенно неизвестном здесь языке. На соседней улице эти два субъекта ввалились в скромную гостиницу, и темноволосый, уложив своего товарища прямо на полу, потребовал две самые хорошие комнаты и в подтверждение своего требования повертел в пальцах большую золотую монету. Еще через несколько минут он с помощью гостиничной прислуги разместил своего совершенно невменяемого товарища на широкой двуспальной кровати одного из «люксов», и тот мгновенно захрапел, прекратив нести свою тарабарщину. А черноволосый осмотрел соседний номер и, оставив на поясе только длинный кинжал, отправился на прогулку по городу.

Впрочем, предыдущий абзац я записал со слов Многоликого, наблюдавшего за нами с помощью моей магии. Сам я ничего из вышеизложенного не помню.

Проснулся я только на следующее утро. Было совсем рано, и чувствовал я себя просто замечательно – хоть снова открывай тоннель и возвращайся на Черную скалу. Вскочив с постели, я выглянул в окно, и тут мне в голову пришла мысль, что неплохо бы было увидеться с моими маленькими друзьями, если они, конечно, уже прибыли в Некостин. Я почему-то был уверен, что они уже здесь. Я привел себя в порядок, благо удобства были в «номере», и, оставив для Галла записку, уже через несколько минут спускался по лестнице в холл. Внизу подметавшая пол девчушка подняла на меня взгляд и по ее мгновенно округлившимся глазам я понял, что вчера она видела меня в весьма недостойном виде. Поэтому моя обращенная к ней улыбка была до краев полна столь свойственным мне дружелюбием.

– Милая девушка, – обратился я к ней, чуть ли не раскланиваясь, – не подскажешь ли ты путешественнику, незнакомому с твоим прекрасным городом, как он мог бы отыскать таверну «Насовсем Единый»...

Видимо, мое обращение было для нее слишком неожиданным, потому что она, уронив свою метлу, прошептала побелевшими губами:

– Чего?..

– Я прошу подсказать мне дорогу до таверны «Насовсем Единый»...

Я постарался говорить попроще, но она, похоже, решила, что я сейчас начну ее есть, и быстро, захлебываясь и отступая к двери в глубине холла, затараторила:

– А завтрак еще не готов... А завтракать сможете в ресторане, но завтрак еще не готов... А ресторан еще не гото... закрыт...

При последних словах она наконец добралась до заветной дверцы и нырнула за нее. Я огорченно вздохнул, но из-за дверцы вдруг донеслось:

– Выйдешь из двери на улицу, иди направо. Повернешь в первый переулок, тоже направо, и скоро выйдешь на площадь. Там и находится «Насовсем Единый»...

Я улыбнулся, поклонился двери и учтиво проговорил:

– Прими мою искреннюю благодарность за оказанную тобой неоценимую помощь...

Из-за двери донеслось хихиканье. Видимо, спрятавшись за этой дверкой, девчушка стала гораздо смелее и сообразительнее.

Склонив голову набок и улыбнувшись закрытой двери, я повернулся к выходу и услышал за собой новую порцию хихиканья.

Прохладный уличный воздух еще прибавил мне бодрости, и теперь я готов был встретить любые невзгоды с белозубой улыбкой на устах... Да!..

Я зашагал по пустынному городу в указанном направлении. Через несколько минут я оказался на небольшой площади, одну сторону которой целиком составляла достаточно высокая стена из красного кирпича, а три другие обставили вполне привычные двух– и трехэтажные домики, выпускающие между собой с площади четыре одинаково узкие улочки. Прямо напротив красной стены, над первым этажом трехэтажного здания, голубела небольшая вывеска, оповещавшая о том, что здесь размещается «Насовсем Единый». Я толкнул дверь и под бренчание колокольчиков вошел внутрь.

В зале, располагавшемся сразу за дверью, было почти совсем пусто. У стойки сидел любитель ранней рюмочки, за двумя из двух десятков столиков расположились одинокие посетители, расправлявшиеся с ранним завтраком, а вот у дальнего окошка, выходящего на узкую, темноватую улицу, сидели те, кого я так надеялся найти.

Опин, похоже, уже допивал свой чай, зато Зопин только приступил к очередной куриной ноге, одновременно позвякивая полупустой кружкой с каким-то светлым напитком. Меня они не заметили, поскольку были заняты кроме еды еще и серьезным разговором. Говорили они горячо, но тихо, так, что толькоуже совсем приблизившись, я разобрал несколько слов.

– ...если мы сегодня закончим, нам не стоит уходить из города, – скороговоркой бубнил Зопин, одновременно обгладывая куриную косточку и прихлебывая из кружки. – Здесь есть еда, и Белоголовый придет сюда...

Я не видел физиономии Опина, поскольку приближался к нему сзади, но, судя по скороговорке Зопина, яду на этой физиономии было достаточно. Поэтому Зопин, не давая своему товарищу открыть рот, продолжал свой невнятный монолог.

– А за городом поесть совсем нечего, а этих апостолов ничуть не меньше, чем здесь. И если Белоголовый явится раньше, мы-то как раз и на месте бу...

Здесь он увидел наконец меня и замолчал, выпучив глаза, забыв о торчавшей изо рта косточке и уронив руку с кружкой на столешницу.

Опин, словно узрев на изумленной рожице своего друга неведомую опасность, резко обернулся и тут же расплылся в довольной улыбке.

– Ну вот, а мы как раз спорим, где переждать, пока ты подойдешь... – довольно начал он, но тут же озабоченно спросил: – А что-то ты так быстро в Некостин прибыл? Вы что, в один день с нами вышли?..

– Нет, отряд выступил только вчера... – успокоил я его, присаживаясь за их столик, – а я с Шестиликим Галлом перебрался сюда из замка собственным путем.

– Это как?.. – тут же вмешался Зопин.

Я улыбнулся и, пробормотав: «Как-нибудь покажу», – сделал знак зевавшей у стойки официантке, что мне требуются ее услуги. Когда ярко накрашенная девушка, элегантно повиливая бедрами и прилепив к губам дежурную улыбку, приблизилась, я обвел стол указательным пальцем и учтиво попросил:

– Повтори-ка, красавица, все еще два раза...

Она удивленно вздернула брови, недоверчиво оглядела моих спутников, но спорить не стала, а молча направилась в сторону кухни. Уже через несколько минут на освобожденный от испачканной посуды стол были водружены два больших блюда с разными салатами, две жареные курицы, маленький поднос с небольшими, но весьма аппетитно выглядевшими пирожками, пара соусников и два графинчика с той самой жидкостью, которую хлебал из кружки Зопин.

А этот гурман, заметив неодобрительный взгляд своего товарища, неожиданно громко заявил:

– ...И это правильно! Утренняя пища самая основная в жизни живого существа. На целый день энергией запасаешься! А при нашей работе...

Но в этот момент Опин постучал пальцем по краю стола и Зопин, замолчав, принялся ломать одну из кур на куски. Опин повернулся ко мне и со смешинкой в глазах сообщил:

– Еще вчера вечером этот тип доказывал, что наиглавнейшая из трапез – вечерняя. Поскольку голодный человечек не может спокойно спать, а значит, встанет утром не отдохнувший и не сможет выполнять свой общественно полезный труд...

Опин сурово нахмурил лоб и посмотрел на Зопина. Тот, старательно пережевывая куриное мясо, политое соусом, и небольшой пирожок, исчезнувший в его рту практически целиком, принялся энергично бормотать:

– Ы шаш поптою, ы шаш поптою, шпать на оодный ыудок неззя... Отому што...

– Не разговаривай с набитым ртом!.. – перебил его Опин. – Опять подавишься и девушку испугаешь!

Зопин замолчал, перестал жевать и испуганно уставился выпученными глазками на стоявшую рядом с нашим столом официантку. Мы с Опином тоже внимательно посмотрели на нее, но она, нисколько не смутившись под нашими пристальными взглядами, индифферентно обратилась к Опину:

– Твою кашу тоже еще два раза повторить?..

Эта фраза словно включила Зопина, и он снова принялся пережевывать пищу, а Опин несколько растерянно пробормотал:

– Нет... Спасибо... я уже сыт...

Я тоже принялся за завтрак, одновременно продолжая разговор:

– Как обстоят наши дела?..

Зопин бросил испуганный взгляд на Опина, но тут же успокоился, поскольку понял, что отвечать будет не он.

– Сегодня полностью закончим подготовку. Тоннель нашли быстро, но знаешь, по нему еще ни разу никто не прошел... – шепотом сообщил Опин.

– Там в конце, у выхода в подвал, пол пересекает такая зеленоватая трещинка. Вы за нее не ходили?.. Я забыл предупредить, что это опасно.

– Нет. Мы обработали его по всей длине, но не дошли до выхода метра два-три.

– А принца не пытались искать? Он где-то в подземелье Храма, теперь мы это точно знаем. Хорошо бы его вытащить до атаки, мало ли что с ним могут сотворить, пока мы будем Храм захватывать...

– Нет... – задумчиво проговорил Опин. – И времени пока не было, и стены здесь очень толстые, трудно рассмотреть, что за ними творится.

– Так... – Я бросил обглоданную кость на тарелку, вытер пальцы салфеткой и хлебнул из кружки. – Тогда вы продолжайте, что начали, а я попытаюсь разведать, где прячут принца, и вытащить его.

– И как же ты намерен это сделать?

– Да я тут наблюдал за одним старичком, у него еще три глаза на голой башке... Вот и думаю прогуляться до его лаборатории и перекинуться парой заклинаний. Мне кажется, что этот тип точно знает, где держат принца, и не откажется помочь повидаться с ним.

– Нехороший план!.. – Опин недовольно покрутил своей носатой головой. Зопин прекратил жевать и тоже неодобрительно покачал своим синим колпаком:

– И старичок этот – такая гадина!..

– Но ничего другого мне в голову не приходит. Да и не так уж риск велик, я же не собираюсь весь гарнизон уничтожать. Потихоньку пройдемся до подземелья...

– Так ведь и принц тебя не знает... – недовольно начал Опин, но тут же перебил сам себя: – Хотя это-то, может, уже и не важно...

– Зато он хорошо знает Галла. И, как сказал Многоликий, полностью ему доверяет. Вот вдвоем мы принца и вытащим...

– Пушть попопует, – неожиданно выдал Зопин, протягивая руку за графином, чтобы наполнить свою опустевшую кружку.

Но Опину моя затея, похоже, очень не нравилась, и чтобы прекратить спор, я поднялся из-за стола.

– Я, конечно, еще подумаю, – попытался я слегка успокоить недовольного гнома, – во всяком случае завтра встретимся на этом месте, в это же время. Дня через два подойдет Навт с отрядом, и к этому времени мы должны точно знать, что и в каком порядке надо делать. Так что я пошел... До завтра, ребята!.. – Я с улыбкой кивнул гномам и двинулся в сторону выхода. На улице я обернулся и еще раз посмотрел сквозь окно на двух маленьких человечков в ярких колпаках, которые мгновенно поднимали мне настроение и заставляли верить в то, что самое доброе и прекрасное на свете впереди!

Когда я вернулся в свою гостиницу, там царила страшная паника. Шестиликий Галл, как только проснулся и обнаружил мое исчезновение, поставил «на уши» весь наличный персонал. Все служащие были подвергнуты допросу с пристрастием – кто, как и когда вынес из гостиницы бесчувственного громилу с белой головой, а также куда этого громилу поволокли. Однако до моей знакомой девчушки, указавшей мне дорогу к «Насовсем Единому», процесс всеобщей экзекуции, видимо, пока не дошел. Увидев меня входящим в двери, служащие, толпившиеся в холле, громко загомонили, а некоторые из наиболее импульсивных даже завизжали. Из кабинета хозяина выскочил Галл и, увидев мою, возвышавшуюся надо всеми голову, бросился ко мне.

– Где ты бродишь?.. Почему ты не разбудил меня, а поперся по городу один?.. Я что, должен тебя к кровати привязывать?.. – Эти бессмысленные вопросы посыпались из него, как горох. Я молча стоял и улыбался, ожидая, когда он несколько успокоится. Мне даже где-то была приятна его обеспокоенность моим исчезновением. Наконец он исчерпал запас воздуха и вынужден был замолчать, чтобы вдохнуть новую порцию. Тут я смог вставить слово.

– Шо за базар, пацан! Я, в натуре, только выкатился посмотреть, какие установились погоды, и насладиться здешней архитектурой, как ты тут же забил местным стрелку! Братан, ты чего, косяк с утра запалил?..

В продолжение всей этой замечательной тирады я размахивал у него перед носом пальцами «врастопырку». Галл от изумления вытаращил глаза и захлопнул рот, прикусив очередную порцию вопросов, готовых сорваться с языка, а вокруг, несмотря на многолюдство, установилась абсолютная, гробовая, вакуумная тишина.

«Великое дело – владеть современным жаргоном и вовремя его применять...» – удовлетворенно подумал я и, обернувшись к окружившей нас толпе, жадно ожидающей продолжения моего монолога, величественно бросил:

– Все свободны!..

Люди молча и без суеты бросились по своим рабочим местам, им, видимо, не хотелось услышать в свой адрес что-нибудь похожее на только что сказанное. Я ухватил шестиликого под локоть и буквально поволок по лестнице к себе в номер. Там, усадив его на свою кровать, я встал напротив и, немного помолчав, задал первый вопрос:

– Ты это что, решил весь город оповестить о нашем прибытии?..

Он молчал, все еще пытаясь разгадать смысл моей первой тирады. Тогда я задал второй вопрос:

– Тебе что ж, недостаточно того, что мы появились в городе, не проходя сквозь его ворота? Ты решил натолкнуть на эту мысль местное руководство?..

После этого в его глазах мелькнуло некоторое понимание, он даже открыл рот, пытаясь что-то сказать, но после короткого «э-э» снова его захлопнул и вернулся к прежним размышлениям. Поэтому мой третий вопрос прозвучал просто вызывающе.

– И вообще, что ты бродишь по чужим кабинетам?! Я что, должен тебя к кровати привязывать?!

Вот тут он пришел наконец в себя, уселся поудобнее и внятно ответил:

– Я проснулся, сразу к тебе зашел, а тебя нет. Я спустился, спрашиваю у дежурного: когда вышел мой друг – высокий белоголовый мужчина – и куда он направился? А он говорит, что никто не выходил. Я сразу решил, что тебя похитили...

– Это почему?.. Я что, такая ценная фигура, или мои морально-этические качества пленили местные руководящие круги?..

Он, похоже, оценил мою иронию, потому что вскочил с постели и с загоревшимися глазами начал орать:

– Нечего мне здесь про свои мануально-еретические качества распинаться! Надо было, прежде чем уматывать, подойти ко мне и предупредить! Я бы не стал тебя разыскивать! Мне это доставляет крайне мало удовольствия!..

Вообще-то, по большому счету, он был прав. Предупредить его надо было. Поэтому я уже значительно миролюбивее ответил:

– Я очень рано проснулся и поэтому решил тебя не беспокоить. Пусть, думаю, отдохнет человек перед тяжелым днем...

– Пусть отдохнет... – начал он, но тут же осекся. – Почему перед тяжелым днем?!

– Видишь ли... – начал я, опускаясь в кресло и внимательно наблюдая за его реакцией, – до подхода наших еще не меньше двух дней. Если нам за это время удастся вытащить принца из подземелья Храма, у нас будут полностью развязаны руки, и нас ничем нельзя будет шантажировать. Да и принцу эти, с позволения сказать, апостолы не смогут причинить вреда. Поэтому, я думаю, нам будет полезно прогуляться сегодня по Храму и пощупать его подземелья.

И только тут я заметил, как блеснули его глаза, и понял, что проговорился! Галл не знал, что Данила не принц, я сам подтвердил, что принц все еще в Храме. Он медленно присел на край кровати, несколько секунд помолчал, успокаиваясь, а потом неуверенно проговорил:

– Это очень опасно...

– Это-то я понимаю... – начал я, но он меня перебил:

– А я думаю, что этого-то ты как раз и не понимаешь. Во-первых, посетителей в Храм пускают всего на четыре часа. За это время ты даже пути в подземелья не найдешь. Во-вторых, с оружием в Храм не пускают никого. Даже если ты появишься с оружием на площади перед Храмом, тебя могут арестовать. И в-третьих, Храм охраняется могущественными магами, и если только внутри Храма проявится хоть какое-то чародейство, на него откликнется очень много народа. Ну как, теперь ты понял – четыре часа, с голыми руками и без какого-либо колдовства!

Я почесал подбородок. Задача действительно несколько усложнялась. И все-таки...

– Так что же, ты предлагаешь сидеть и ждать?..

– Я предлагаю, как это и было намечено Многоликим, провести тщательную рекогносцировку и наметить точки атаки. Спланировать нападение так, чтобы как можно быстрее захватить Храм и спасти принца. После чего ты с твоим мальчишкой сможешь уйти в свой мир.

Резон в его словах был, но стоило мне представить, что на месте незнакомого мне принца находится Данила, как все его резоны рассыпались прахом. Нельзя было оставить клевретам Единого-Сущего хоть малейшую возможность уничтожить или искалечить маленького мальчика. «Тем более принца», – усмехнулся я про себя.

– Все, что ты говоришь, правильно. Но ты забываешь, что у них принц. И я не намерен подвергать его хотя бы малейшему риску. Так что, на правах руководителя нашей экспедиции я приказываю тебе следовать за мной. Ты только будешь держаться у меня за спиной и потом поможешь нести мальчика. Я думаю, такая помощь может понадобиться... А больше ни о чем можешь не думать...

Он молча пожал плечами и отвел глаза.

– Когда Храм открывают для посетителей?

– После утреннего вознесения хвалы Единому.

– И как скоро они приступят к этой похвале?

В этот момент над городом поплыл тяжелый, низкий удар колокола. Звона не было. Был один, долго-долго незатухающий звук, вызывающий тусклую вибрацию всего человеческого организма.

– Начали, – странно хриплым голосом проговорил шестиликий.

– Ну, если у них вся похвала такая, – прохрипел я в ответ, – не слишком сладко от нее ихнему Единому...

Звук постепенно замер, словно опустился на город вонючим вулканическим пеплом. Я принялся собираться к выходу, хотя особенно собирать было нечего. Шпага и дага были у пояса, арбалет я оставил в замке, полагая, что в этом предприятии он мне вряд ли понадобится, иглы находились там, где им и полагалось быть. Я бросил взгляд на Галла.

– Если тебе ничего не надо в твоей комнате, мы можем идти...

Он молча кивнул и встал с кровати. Я понял, что шестиликий Галл тоже готов, и, прошептав заклинание на сталь, толкнул дверь. Теперь нас никто не мог обвинить в ношении оружия на запретной для него территории. По недоуменному взгляду Галла, обшаривающему мой пояс, я понял, что заклинание прекрасно сработало – он видел свое оружие и уже не видел моего.

Мы покинули гостиницу в числе еще двух десятков человек, также направлявшихся к Храму. Смешавшись с ними, мы направились в сторону центральной площади и вскоре оказались на ней, в огромной толпе народа, терпеливо ожидавшего окончания восхваления Единого и открытия Храма.

Все стояли на удивление тихо, без разговоров, шуточек и толкотни, присущих, по-моему, любому большому скоплению неорганизованного народа. Ожидание затягивалось, но и оно наконец подошло к концу. Над городом прозвучал еще один удар колокола, и не успел этот угнетающий звук осесть посреди городских улиц, как массивные вызолоченные створки ворот дрогнули и медленно, в полной тишине начали расходиться.

Нашим глазам открылся небольшой двор, огражденный внешней стеной и четырехэтажным зданием Храма с колоннадой и двухэтажными боковыми крыльями, выдвинутыми несколько вперед. Короткая, в четыре широких ступени, лестница вела к роскошной колоннаде, за которой уже распахивались широкие двустворчатые двери, приглашая вновь прибывших внутрь. Когда толпа медленно двинулась к входу, над ней прозвучал ласковый и в то же время строгий голос:

– Вы должны покинуть Храм не позднее четвертого удара колокола с момента открытия дверей. Все, кто не успеет или не захочет покинуть Храм вовремя, считаются пришедшими к алтарю и становятся служителями Единого-Сущего через возведение на алтарь. Выбирайте...

Я бросил быстрый взгляд вокруг. Люди шагали в Храм, и было ясно, кто идет из любопытства, кто из страха, кто из какого-то непонятного стремления к острым ощущениям, а кто с последней надеждой и верой в светлое чудо. «Эти обманываются больше всего, – подумалось мне. – Ибо чудо для себя можно ожидать только от близких людей... или совершить самому...»

Мы поднялись по ступеням и вошли под сень портика, а затем через двери внутрь Храма. Огромный холл был расписан яркими, броскими фресками, живописующими ту самую историю, которую я слышал от апостола Пипа во время его проповеди в Лосте. И величие Единого, и его творение мира, животных и людей, и его любовь к своим творениям, и его слезы при виде неблагодарности его творений, и его превентивные меры в отношении неслухов – все было ярко отображено в настенной живописи. Из этого огромного помещения в разные стороны расходились коридоры и анфилады комнат, и народ растекался по ним, разглядывая стены и створки дверей, фигурные оконные переплеты и приношения Единому, выставленные в высоких стеклянных шкафах с бирочками, указывающими имена дарителей.

Мне почему-то вспомнился питерский Эрмитаж с его бесконечными залами, комнатами, переходами и экспонатами, среди которых можно было блуждать сутками, попадая то и дело в уже осмотренные помещения. «К моменту закрытия этого музея многие, похоже, при всем своем желании не смогут его покинуть и поймут, что совершенно неожиданно для себя выбрали алтарь Единого...» – подумалось мне.

А вот Галл, судя по всему, полностью сохранил ясность ума. Он твердо взял меня под руку и потащил в сторону, к самому темному и какому-то неухоженному из коридоров.

– Если нас сейчас остановят, говори, что идешь к откровенному разговору о грехе... – жарко шептал он мне на ухо. Через секунду мы растворились в полумраке коридора.

Помещение, в которое мы вошли, пройдя коридором, напоминало... зал для голосования. Большая, несколько вытянутая комната была по одной стене заставлена стационарными кабинками для раздумий, какому из кандидатов выставить галочку. Только эти кабинки были двойные, словно для того, чтобы предоставить место не только голосующему, но и подсказывающему, за кого голосовать.

– Это зал для откровенного разговора... – начал свои пояснения Галл, но я перебил его:

– А дальше-то куда? Я долго разговаривать, даже о грехе, не имею ни времени, ни желания. Ты же бывал в этом чертовом Храме, как нам выйти хотя бы к апартаментам Первого Подъединого?

– Первый меня не принял, – огрызнулся Галл, – а вот за этим залом, если нам удастся пересечь комнату апостолов, находится спуск на первый подземный уровень. Меня провожали этой дорогой к третьему секретарю...

Мы быстро пересекли пока еще пустовавшую комнату для расспросов, и Галл толкнул неприметную дверь, притулившуюся за последней кабинкой. Она бесшумно распахнулась, и мы увидели маленькую, пустую комнатку, из которой вели еще две двери. Галл направился к правой и первым нырнул в нее. Я последовал за ним и оказался в низком коридоре с голыми каменными стенами и таким же голым сводчатым потолком. Коридор был слабо освещен и уходил вперед и вниз.

Мы осторожно двинулись по коридору. Через десяток-другой шагов коридор пересек его двойник. Галл было направился прямо, но я остановил его и потянул направо. Я заметил в конце этого коридора лестничную площадку. Мы быстро добрались до нее, и я начал спуск. Теперь уже Галл молча следовал за мной. Спустившись на три пролета, мы оказались в точной копии того коридора, из которого начинали спуск. И он также невдалеке пересекался другим коридором. Я быстро, но осторожно приблизился к перекрестку и, выглянув, удовлетворенно хмыкнул. Нам явно везло – прямо напротив нас к стене была привернута консоль с пылавшим в ней факелом. Медвежья лапа, ухватившая за хвост змею. Похоже, мы были недалеко от цели.

– Теперь держись за мной, как можно ближе. Возможно, мне придется прятать нас под пеленой. Двоих взрослых спрятать сложно... – Я еще раз выглянул в основной коридор. – Пора побеседовать с трехглазым и гологоловым. Ласково!.. – пробормотал я себе под нос. Сзади послышался сдавленный возглас, и я резко обернулся. Галл смотрел на меня выпучив глаза.

– Откуда ты знаешь трехглазого... – В его глазах плескался панический ужас.

– Не важно... – проговорил я, пытаясь понять источник его страха, – важно то, что нам есть о чем поговорить. И не надо так вибрировать, ты в полной безопасности...

Я снова выглянул в освещенный коридор, пытаясь определить направление движения, а потом, на авось, повернул направо.

– Значит, ты и дорогу знал, – послышался позади меня тихий шепот то ли вопроса, то ли утверждения. Я не стал оборачиваться, чтобы ответить, а осторожно двинулся вперед, прислушиваясь к окружающему безмолвию. Галл осторожно шуршал сзади. Еще больше я поверил в свое везение, когда буквально через несколько десятков шагов увидел знакомую тяжелую дверь, окованную железными полосами. За ней должен был находиться старый колдун. Я слегка присел перед последним броском, уже прикидывая, как мне, по возможности быстро и бесшумно, открыть дверь, и в этот момент что-то тяжелое глухо ударило меня по затылку. В голове багровым, кровавым фейерверком разорвалась боль, и я, теряя сознание, повалился на каменный пол.

ИНТЕРЛЮДИЯ

Ранним вечером в пятницу в кабинете следователя по особо важным делам Генеральной прокуратуры России старшего советника юстиции Антипова раздался телефонный звонок. Святослав Игоревич снял трубку и, не отрываясь от документов, которые он просматривал, бросил:

– Антипов слушает...

Из трубки донесся торопливый, захлебывающийся голос:

– Святослав Игоревич, Арманов скрылся!..

– Что значит скрылся? – Антипов отодвинул документы и переключил внимание на разговор. – Успокойся и расскажи подробнее.

– Утром гражданин Арманов вышел из дома в магазин. Купил продуктов, молока, колбаски, три котлеты, хлеба, консервов каких-то и вернулся домой. Шестой проверял – это был старик. Точно. Весь день он не появлялся на улице, а сейчас вышел играть с соседями в домино. Только это не он. Выглядит, как всегда, как всегда не особо разговорчив, играет с тем же партнером, но индикатор фиксирует, что это не человек. Это вообще не органическая структура...

– Морок!.. – выдохнул Антипов. – Значит, так! Поднимайся в квартиру и все тщательно обыщи...

– Что искать-то?..

– Все! Давай включай свою интуицию, а то только хвалишься ею. Если что-то попадется, звони мне на мобильный.

Святослав Игоревич дал отбой и тут же набрал номер. Когда на том конце провода ответили, он коротко скомандовал:

– Бери двух учеников, не ниже пятилеток, и жди меня на Минском шоссе возле поста ГАИ, что у кольцевой дороги.

Следующий звонок был еще короче. Едва в трубке прозвучал сигнал соединения, Антипов коротко произнес:

– Антипов здесь. Машину, пожалуйста!..

Через несколько минут по Большой Дмитровке мчалась черная «Волга», посверкивая проблесковым маячком на крыше. Выскочив на Бульварное кольцо, машина развернулась и рванула в сторону Арбата. По Новому Арбату она, не выключая свирепой темно-синей мигалки, пересекла Москву-реку по Калининскому мосту и, расталкивая дачников, направлявших свои машины к родной земле, помчалась по Кутузовскому проспекту, бесстыдно занимая крайнюю левую, правительственную полосу. На подъезде к кольцевой автостраде «Волга» метнулась к железобетонному кубу поста ГАИ, и на ее заднее сиденье запрыгнули трое мужчин. Машина тут же взревела двигателем и метнулась прочь из столицы.

Водитель «Волги», выжимая из машины все возможное, не отрывал глаз от дороги, а Антипов, повернувшись назад, вводил в курс дела своих спутников.

– Наш Единый-Сущий сбежал из дома. Причем мы не знаем, когда это произошло, последний раз его наблюдали утром, то есть больше семи часов назад. Дорога у него одна – в известный вам санаторий. Там, конечно, есть наши ребята, только они вряд ли смогут его остановить. Вся надежда, что он достаточно долго провозится с переходом, я там наставил ловушек. Как только подъедем, Егор и Сергей, – он бросил взгляд на двух своих молодых спутников, – пойдут по периметру и проверят блокаду территории. Возможно, он подготовил себе отход в лес. Мы с тобой, – тут он посмотрел на пожилого мужчину с небольшим шрамом у виска и немигающими стальными глазами, – спустимся в подвал к переходу. Только уж я попрошу тебя, Кузьмич, поперек батьки в пекло не соваться, это очень серьезный противник! Вопросы есть?..

Вопросы были, и до самого поворота на Рузу в кабине шло уточнение и согласование предстоящих действий. Только когда машина, снизив скорость и погасив за ненадобностью мигалку, въехала под сень лесной дороги, Святослав Игоревич повернулся лицом к лобовому стеклу и в салоне повисло сосредоточенное молчание.

Наконец «Волга» медленно подкатила к знакомым металлическим воротам. Пассажиры быстро вышли из машины и гуськом прошли через чуть скрипнувшую калитку. Сразу за оградой двое молодых ребят двинулись в разные стороны вдоль забора, что-то нашептывая себе под нос, а Антипов со своим помощником зашагал по асфальту в сторону главного здания санатория. Когда они уже почти вышли из-под нависших ветвей на открытое пространство, Кузьмич легко тронул Антипова за локоть и показал глазами в сторону придорожных кустов. Приглядевшись, Святослав Игоревич увидел под кустами лежавшее мешком тело. Чертыхнувшись себе под нос, он перепрыгнул небольшой кювет и склонился над лежавшим. Кузьмич остался на дороге, слегка пригнувшись и внимательно обшаривая взглядом округу.

Через минуту Антипов вернулся и, пробормотав:

– Все в порядке, спит... – осторожно двинулся дальше. Приблизившись к зданию, они увидели вторую фигуру, лежавшую у самого крыльца. Только на этот раз осматривать ее не было необходимости – по неестественно вывернутой голове и скрюченной позе было ясно, что человек мертв. Антипов грязно выругался себе под нос, а Кузьмич молча скрипнул зубами и нервно потер руки.

Они уже вплотную приблизились к ступенькам крыльца, когда земля у них под ногами дрогнула, и из ее глубины донесся странный раскатистый рокот. Затем вздрогнуло старое двухэтажное здание санатория и из его окон с треском посыпались стекла, а следом, сквозь ослепшие рамы дом выдохнул густые клубы черного дыма. Казалось, вся копившаяся в нем веками пыль в одно мгновение вздыбилась и ринулась вон, на чистый воздух, боясь быть придавленной обломками разваливающегося здания.

Но здание не развалилось. Оно даже особенно не пострадало. Антипов, выпрямившись, постоял несколько минут на первой ступеньке крыльца, наблюдая, как клубы дыма медленно тают в вечернем застывшем воздухе, и только одно облачко, вдруг уплотнившись, потянулось ввысь, странно мерцая и переливаясь.

– Так, – тихо пробормотал Святослав Игоревич, – все-таки он ушел. – И шагнул вверх по ступеням к входным дверям. Кузьмич молча последовал за ним.

В подвале было сумрачно и прохладно. Из четырех ламп горела лишь одна, но и ее тусклого света было достаточно, чтобы осмотреть неоштукатуренные сухие кирпичные стены, затянутые в углах седой паутиной. Перехода не было, на месте тоннеля, вход в который пересекала змеистая зеленоватая трещинка, глухая красно-коричневая кирпичная стена ясно показывала всем сомневающимся, что она уже давно здесь стоит. Антипов постоял на каменном полу, хмыкнул и пошел прочь.

Они снова вышли на воздух. Дым рассеялся, и вечернее безмятежное солнце устало подбиралось к горизонту, явно готовясь «на боковую». Антипов достал из кармана легкой куртки мобильный телефон и устало проговорил:

– Оперативную группу в санаторий, с медиками... Да, возможно, есть пострадавшие, один убит точно.

Спрятав телефон, он прикрыл глаза, словно погрузившись в дрему, но через секунду тряхнул головой и повернулся к своему молчаливому спутнику:

– Ну что ж, сегодня мы опоздали... Пора возвращаться, я скомандовал ребятам отбой, они идут к машине.

К воротам санатория вся четверка подошла практически одновременно. Они молча забирались в машину, и тут водитель вопросительно взглянул на Антипова:

– Ну? Как там?..

– Плохо... – ответил Святослав Игоревич. – Переход схлопнулся... Единый сукин сын улизнул... Плохо...

– А как же теперь?.. – испуганно начал водитель и замолчал.

«А как же теперь Илюха?..» – додумал вопрос Антипов. «Илюха выберется...» – попытался успокоить он сам себя, но это получилось плохо, поскольку эту надежду тут же догнала мысль: «И еще мальчишка этот с ним...»

6. ХРАМ (продолжение)

Я очнулся от холода. Тысячи ледяных игл впивались в мое тело, сковывая мышцы, выедая внутренности, превращая мысли в ледяные кристаллики. Шевелиться не хотелось, а может быть, и не моглось. Я лежал и пытался припомнить, кто я такой, где я нахожусь и зачем я здесь очутился. Потом я вспомнил, что у меня должны быть глаза, и тут же вялая, замороженная мысль подсказала, что глаза наверняка тоже замерзли. «А все-таки, может быть, попробовать их открыть...» – поинтересовался я у этой бормочущей мыслишки. «Нет... не стоит... – вяло прошептала она. – Оно тебе нужно...» «Нет... я открою...» – заупрямился я. «Ну как хочешь...» – прошептала мысль и окончательно застыла кусочком льда.

Легко сказать «открою», а как это, собственно говоря, делается? Я лежал и вспоминал, как открываются глаза, и лишь спустя несколько минут понял, что лежу с уже открытыми глазами. Только они ничегошеньки не видели. «А почему, собственно, „лежу“?..» – поинтересовался я сам у себя. «А потому что ты точно не стоишь и не сидишь...» Я помолчал, обдумывая эту мысль, но она тоже быстро замерзала. Тут мне подумалось, что где-то у меня должны быть руки и ноги и ими когда-то можно было шевелить. «А не пошевелить ли?..» – выплыло из замороженного мозга облачком пара, и тут же проскочила паническая льдинка: «Ни в коем случае!..» «Почему?» – удивился я, но льдинка уже примерзла к общей глыбе размышлений и не хотела давать пояснений.

И тут я из простого упрямства пошевелил рукой. Той, которая у меня осталась. И сразу же понял, почему так волновалась та мыслишка. В ответ на мое слабое шевеление в голове у меня взорвался вулкан и мой мозг начал плавиться, мои замерзшие мысли растекались под сокрушающим жаром маленькими лужицами и с визгом испарялись. Уже выпадая из сознания, я вспомнил, что этот жар, эта раскаленная лава, вскипевшая в моей голове, называется БОЛЬ!

Я снова очнулся. Снова вокруг было темно, но холода я уже не чувствовал. Не раздумывая, я слегка двинул рукой, и понял, что завывание, которое я почувствовал в своей голове, я вполне могу вынести. Я начал медленно подтягивать руки к голове, шаркая ладонями по шершавым камням пола. Наконец я коснулся правой рукой волос. Значит, голова была на месте. Я медленно провел рукой по своему лицу – оно тоже никуда не исчезло. Веки при приближении ладони дернулись и прикрыли глаза. Значит, все должно было быть в порядке. Почему же я ничего не видел?..

Я медленно и осторожно ощупал голову и обнаружил на затылке огромную шишку. Волосы вокруг нее пропитались кровью и слиплись. Моя рука без сил повалилась за голову и, чуть выпрямившись, коснулась сырого камня стены. Значит, я по-прежнему в подземелье. Я вспомнил окованную железными полосами дверь, на которую смотрел перед тем, как получил удар по затылку. «Видимо, я попал под какое-то охранное заклинание, впопыхах незамеченное мной... – слабо шевельнулось в голове. – Где же тогда Галл? И почему я ничего не вижу?!»

Я согнул ноги в коленях и, ощутив холод каменного пола, понял, что сапоги с меня сняли. Тогда я начал себя осторожно ощупывать. Судя по полученной от пальцев информации, на мне были только обрывки моих шикарных бархатных штанов и пояс. Ни одежды, ни, что самое главное, оружия я не обнаружил. «Так вот почему мне так холодно...» – понял я наконец. Тут я почувствовал, что сохранился и мой перстень с изумрудом, который я перевернул камнем в ладонь. Его то ли не заметили, то ли не смогли снять с пальца, зажатого в кулак. Лежать голышом в сыром подземелье – удовольствие не из приятных, но что мне оставалось делать.

Я, уже не пытаясь шевелиться, принялся шептать наговоры против «болестей и ущерба», мысленно благодаря Мерлина – магистра природной магии Петра Петровича, который преподавал нам начала «нетрадиционной медицины».

Уже через несколько минут я почувствовал себя в силах приподняться и, опершись на руки, подвинуться к стене. Теперь я уже сидел, привалившись к мокрому камню. Оказалось, что размышлять в таком положении гораздо удобнее. Но размышлять не хотелось. Я задремал.

Снова я очнулся уже в гораздо лучшем самочувствии. Похоже, наговоры Мерлина здорово помогали. Я не знал, сколько времени провел в этой кромешной тьме, но почему-то мне казалось, что прошло несколько дней. Опираясь на стену, я потихоньку встал на ноги. Меня слегка подташнивало, значит, сотрясение мозга я точно получил. Но все-таки мое состояние можно было квалифицировать как удовлетворительное. Касаясь стены руками, я тронулся в обход предоставленного в мое распоряжение помещения.

Когда я четырежды оказался в углах, мне стало ясно, что я нахожусь в довольно небольшой комнате с голыми каменными стенами, размером четыре на четыре шага. Пол был застелен каменными плитками. И что самое главное, ни в одной из стен не было дверей. Попасть сюда я мог только через потолок, но его не было видно, и я не мог до него дотянуться рукой. Мое шикарное убежище сильно напоминало каменный мешок.

Я снова присел под одной из стен и попробовал прощупать окружающее пространство сверхчувственно. Никакого намека на магию, никакого шевеления за стенами, словно с другой стороны каменной кладки не было ничего, кроме совершенно нейтральной земли.

От своих опытов я очень устал. Глаза, уже отвыкающие в этой темноте от выполнения своих функций, чисто рефлекторно закрылись, и я снова задремал. На этот раз мне приснились сны. Были они какими-то рваными и несвязными. Сначала мне привиделся Данила. Он восседал на огромном гнедом жеребце, похожем на лошадь Галла. Жеребец уносил мальчика куда-то очень далеко, а Ванька, припадая на раненую лапу, бежал за лошадью и все никак не мог ее догнать.

Потом из совершенно непроглядного мрака выплыла скорчившаяся мальчишеская фигурка, лежавшая на охапке соломы, в углу маленькой комнаты. Сначала мне показалось, что это тоже Данила, но почти сразу я понял, что это другой мальчик, только очень похожий на Данилу. Потом я увидел Многоликого. Он молча смотрел мне в лицо, и я читал осуждение в его глазах. «Я сделал все что мог!» – мысленно прокричал я ему в лицо и неожиданно услышал равнодушное «Разве!». Потом перед глазами замелькали разные лица, но все их вытеснило видение голого желтоватого черепа с вытатуированным на затылке глазом. Когда этот глаз мне подмигнул, я снова пришел в себя.

«Надо что-то делать...» – пробежала рядом со мной смешная мысль. Я улыбнулся ей: «Да? И что же?..»

«Что-то делать... что-то делать... что-то делать...» – не отставала она. Чтобы отвязаться от нее, я снова поднялся на ноги и двинулся вдоль стены, тщательно ощупывая ее руками. Она была влажной и шероховатой на ощупь. И тут я понял, что ноги держат меня гораздо крепче, чем в мое прошлое путешествие, да и тошноты практически не было. Да что там, я, пожалуй, даже что-нибудь съел. Даже что-нибудь большое...

В одном месте мне попалась полоска незаполненного раствором шва между камнями. Я попытался вставить в нее пальцы одной ноги и ощупать стену повыше, но мне удалось только слегка подпрыгнуть. Поднять свое тело на двух пальчиках я был еще не в состоянии.

Очередной обход моих шестнадцати квадратных метров, конечно, ничего не дал. К концу пути я уже даже и не помнил, на что я надеялся. Но я уже твердо понимал, что мой проигрыш был окончательным и бесповоротным. Отряд, направленный Многоликим, уже должен был подходить к Некостину. Навт, не найдя меня в условленном месте, мог решиться на отчаянный штурм, совершенно не владея оперативной информацией, а только подстегиваемый желанием спасти принца. Хорошо если Галлу удалось выбраться из Храма, и он предупредит Навта, но на это надежды было очень мало. Скорее всего он сейчас так же мечется в своем каменном мешке, награждая весьма определенными эпитетами верзилу, затащившего его в это чудное местечко. В общем, все было очень плохо.

Я проснулся в очередной раз. Странно, что я давно не ощущаю холода. Наверное, мое тело имеет повышенную способность к адаптации. Интересно, долго моя адаптация будет поддерживать мое тело и, главное, дух. Хозяева этого заведения, по всей видимости, не собирались тратиться на харчи и питье для своего гостя. И если не есть я мог бы еще пару-тройку дней, то пить мне хотелось все сильнее и сильнее. Я попытался лизать влажные камни, но, похоже, эта влажность была мною слишком преувеличена. Во всяком случае, под языком постоянно оказывался совершенно сухой и чрезвычайно шершавый камень. По-видимому, я очень устал лизать камень, поскольку снова задремал.

Я пришел в себя лежа на полу. Мне показалось, что рядом кто-то разговаривает. Я открыл глаза и прислушался. Было все так же темно, и все так же звенела в ушах тишина. Я поднялся на ноги и побрел вдоль ненавистной стены, приволакивая подошвами, чтобы слышать хотя бы их шуршание и радоваться, что уж уши-то у меня точно в порядке. Я уже не ощупывал стены и старался не думать о воде. Мне было ясно, что камни, окружающие меня, не изменились, и подземный источник не забил посреди моего каменного пола. Я не хотел умирать, но и никаких надежд уже не питал. Я просто гулял перед сном. «Ну вот и нагулялся...» – подумалось мне, когда мои ноги в очередной раз подогнулись, и я привычно примостился под стеной, закрыв глаза.

– Держи ему голову... Аккуратнее, ты, косорукий...

– А ты не лей сильно-то, захлебнется еще... Ну, потихоньку...

«Кто это, интересно, шепчется здесь?..» – подумал я, разбуженный назойливым шепотливым переругиванием. И открыл глаза. И тут же их зажмурил. Моя маленькая комнатка была буквально залита потоками ярчайшего света, выставившего на всеобщее обозрение каждый камень, каждый шов, каждую складочку голых неприютных стен. Я дернулся от рези в глазах и тут же почувствовал, что мою голову крепко сжали здоровенные ладони. Не успел я возмутиться столь неделикатным обхождением, как мне на губы упали первые капли прохладного, сладковатого напитка, в котором я узнал чудесный сидр, пробованный мной в «Насовсем Едином». Я с жадностью, причмокивая и шлепая губами, пил, не веря, что это происходит наяву.

– Вот видишь, я же говорил – напоить надо. А ты все курицу доставай... курицу доставай...

– Ага! Ты давай курицу доставай, тогда посмотрим – кто прав!

Не прекращая поглощать живительную влагу, я слегка приоткрыл один глаз. Единственное, что я сразу рассмотрел в ярком, ослепительном свете, были два высоких чудесных колпачка. Синий! И Желтый! Тут источник, наполнявший меня живительной влагой, иссяк, и я смог улыбнуться.

– Глянь-ка, он нас узнал... – ласково удивился Зопин.

– Ага... Разве ж твою рожу забудешь. Главное, чтобы она по ночам не снилась... – Опин был в своем репертуаре.

– Почему это?.. – простодушно удивился Зопин.

– Заикаться всю жизнь будешь... – тут же поймал его Опин.

– Это у кого рожа – заикаться будешь... Это у кого ро...

– Ну не будешь, не будешь... – перебил его Опин, вытирая мне губы носовым платком и шаря в своем вещмешке, видимо, в поисках пресловутой курицы.

– Конечно, не будешь, – довольно подтвердил Зопин, разразившись ослепительной улыбкой.

– Не будешь, – еще раз согласился Опин. – Потому что поседеешь...

Улыбка Зопина мгновенно увяла.

– Это у кого... поседеешь... Это у... Глянь, он кушать хочет! – вдруг перебил он сам себя.

– Ты-то будешь есть? – спросил у него Опин, доставая из мешка завернутую в тряпочку вареную курицу.

– Нет, Белоголовому одному мало будет. Я и потерпеть могу...

У Опина опустились руки, и он чуть не выронил сверток с курицей.

– Слушай, ты, часом, не заболел? Или я плохо расслышал? Ты действительно от курочки отказался?!

– Ребята, я и вправду не прочь слегка закусить, – вступил я в беседу.

– Вот и молодец... вот и молодец... – засуетился Зопин, отпустил наконец мою голову и помог мне усесться под стенкой. Опин уже разложил рядом со мной небольшую салфетку и наламывал на нее кусками курицу. Кроме курицы у него в мешке оказались еще пара лепешек и два здоровенных яблока. Когда я пригласил их разделить со мной трапезу, оба как по команде замахали широкими ладошками, уверяя, что только что позавтракали.

– Как вы меня отыскали-то? – задал наконец я свой первый вопрос, вгрызаясь в чудесную куриную грудку.

– Так ты же не пришел утром в таверну, – начал объяснять Опин, в то время как Зопин умильно следил за моей трапезой, подкладывая кусочки курицы ко мне поближе.

– Мы сразу сообразили, что ты сунулся в Храм, и там тебя подловили. Правда, это довольно удивительно, учитывая твои способности. Интересно, на что ты попался?.. Ну ладно... Мы пошли тебя искать. Сначала я решил, что отыщу тебя по оружию... – Я вопросительно посмотрел на него.

– Я же свою выращенную Сталь где угодно отыщу, – пояснил Опин. – Ну на клинки мы быстро вышли, только вот тебя там не было. И вообще, насколько мы поняли, твое оружие попало в сокровищницу Храма. Там у них разные ценные вещи лежат... А охрана только снаружи стоит... – вдруг захихикал он.

– Вы клинки забрали? – спросил я с надеждой, даже позабыв на время жевать.

– Что ж их, этим, единым, оставлять? – обиделся Опин.

– ...Оставлять? – добавил Зопин, и, отвечая на мой нетерпеливый взгляд, приподнялся и вытащил из незамеченного мной пролома в стене длинный сверток, обмотанный куском рваного бархата. Положив сверток на пол, он быстро размотал тряпку и я увидел свою шпагу и свою дагу, лениво поблескивающие в ярком свете. Я отложил недоеденную курицу и, обтерев руки об остатки собственных штанов, вскочил на ноги и потянулся к оружию. Как только мои ладони сжали рукояти, я сразу почувствовал себя в полном порядке. А тут еще Зопин забормотал под боком:

– И чехольчик цел... Я прихватил...

Я принял из его рук ножны для шпаги, вложил в них клинок и повесил на пояс. Дагу, аккуратно погладив о те же штаны, привычным движением задвинул за пояс.

– Продолжаем беседу, – довольно вырвалось у меня.

– Курочку-то хоть доешь, – обиженно насупился Зопин. Видимо, он хотел жертвовать курицей до конца. Я снова присел под стену и принялся за еду.

– Так что на второй день мы тебя нашли... – продолжил Опин свой рассказ. – Собственно, тебя нашел вот он, – последовал кивок в сторону Зопина. – Нюх у него, видимо, особенный. За этими толстенными стенами ну ничегошеньки не видно...

– Ну и что, что не видно... ха, подумаешь, не видно... Да если кто-то недалеко хотя бы дышит, я сразу учую... У меня знаешь какое чутье!.. Да я...

– Стоп!..Подожди!.. – оборвал я выпятившего грудь Зопина. – Ты сказал – вы меня нашли на второй день?.. – Опин утвердительно кивнул и внимательно уставился на меня, уловив мою тревогу.

– Но тогда получается, что Навт должен вот-вот подойти к Некостину. Если уже не подошел. Нам надо срочно выбираться отсюда, а то этот горячий парень наломает дров!..

– Пошли... – сразу согласился Опин и полез в отверстие в стене. Зопин приготовился двигаться за ним. И тут я понял, что свет, столь необычный в этом темном месте, испускают их кайла. Оба обушка светились, как маленькие серповидные солнца.

– Одну минутку, – остановил я их, снова прижмурив глаза. – У нас в этом подземелье еще дельце есть.

Гномы повернулись ко мне.

– Нам обязательно надо разыскать и увести отсюда принца.

Гномы переглянулись, и Опин пихнул Зопина кулаком в живот.

– Давай включай свое чутье.

Зопин почесал нос и пробурчал:

– Не, полезли в штольню. Она идет как раз вдоль комнаток, оттуда лучше чувствовать.

Он быстро развернулся и исчез в черной дыре хода. Опин двинулся за ним, а я следом. Штольня, прорубленная гномами, представляла собой ход высотой немногим более метра, а шириной около двух, с гладкими стеклянистыми стенами. Гномы двигались по ней очень быстро, а вот мне пришлось ползти за ними на четвереньках – распрямиться было негде. Услыхав, как я громыхаю по полу штольни своим железом, Опин, шагавший передо мной, оглянулся и довольно ощерился.

– Что, Белоголовый, не всегда большой рост преимущество, иногда и маленькому хорошо бывает.

– Ничего, – пропыхтел я, поторапливаясь, – главное – в плечах не узко...

Опин довольно захохотал, чем тут же привлек внимание Зопина. Тот, увидев меня на карачках, неожиданно расстроился.

– Как же это мы забыли, что он у нас такой рослый. Глянь, как ему неудобно, все коленки теперь обдерет!.. Давай мы новую штольню повыше сделаем!..

– Да? Каким это способом?..

– Ну... Я могу тебе на плечи встать...

– Да?! Это чтоб мне по лбу кайлом залепить?.. Лучше уж я тебе на плечи заберусь...

– Ты же знаешь – я слабенький, я тебя не удержу. Тем более ты, когда рубишь, так страшно пыхтишь и пукаешь...

Опин от возмущения даже остановился, и я врезался своей головой ему в спину.

– Как это ты расслышал мое пуканье и пыхтенье?! За теми звуками, которые ты производишь, вообще ничего не слышно!..

– Да!.. Не слышно!.. Еще как слышно!.. И пахнет... – Зопин быстро семенил вперед, словно взявшая след такса.

– Это от кого пахнет?.. Нет, ты скажи, от кого пахнет?.. – не унимался Опин.

«А ведь они, похоже, поменялись ролями...» – вдруг подумалось мне. Между тем я начал уставать и решил их слегка придержать.

– Слушай, Зопин, ты на такой скорости мимо не проскочишь?

– Нет!.. – Гном в синем колпачке быстро сменил тему разговора. – Мы же здесь все прослушали, когда тебя искали. Вот сейчас до поворота дойдем... Вот, дошли.

Гномы резко остановились. Я дополз до них и, отдуваясь, привалился к стенке. Штольня резко уходила вправо, слегка отклоняясь вверх. Этот ход, по всей видимости, вел на поверхность. Гномы остановились на повороте, отцепили свой необычный инструмент от мешков и встали рядом у стены. Сияющие обушки ярко осветили место предстоящей работы.

Опин оглянулся через плечо и пробурчал:

– Отодвинься шагов на пять, а то как бы тебя не задеть... – Я переместился на указанное расстояние и услышал, как Опин скомандовал: – Поехали... – И тут началось!

Если вы никогда не видели горнопроходческий комбайн в действии, вы не сможете получить даже примерного представления о работе гномов. Они по очереди взмахивали своими обушками, так что сверкающие лезвия сливались в два светлых колеса, крутящихся в разные стороны. Ударов металла о породу не было слышно – все сливалось в какое-то монотонное шипение. Отвалов породы тоже не было. После первого изумления я пригляделся и понял, что под этими странными инструментами порода не то выгорает, не то запекается, расходясь в стороны и застывая лаковой стеклянистой корочкой. За минуту такой работы гномы проходили не менее трех-четырех метров, и за те десять минут, в течение которых не останавливаясь мелькали их обушки, они ушли от меня метров на сорок.

Но вот они остановились, и Зопин, прислонившись ухом к стене, медленно стал возвращаться ко мне. Он осторожно переступал своими сапожками по полу штольни, прильнув ухом и ладонями к стене, и я вдруг понял, что глаза у него закрыты. И при этом он улыбался... Опин, наблюдая за своим товарищем, присел у конца штоленки, положив свое кайло на колени. Вот Зопин дошел до того места, откуда они начали работу, плавно повернул голову и, прижав к стене другое ухо, потащился назад. Пройдя шагов пятнадцать, он остановился и принялся прислушиваться к стене разными ушами по очереди. Через несколько минут он отлепился от стены и тихо произнес:

– Знаешь, там кто-то есть, только он уже почти совсем не шевелится...

В ту же секунду Опин был рядом с ним. Ощупав стену быстрыми пальцами, он вопросительно взглянул на Зопина, тот проговорил:

– Шагов шесть-семь... – и отступил от обозначенного места в мою сторону.

Опин поплевал на ладони, ухватился за рукоятку кайла и снова замахал. Через секунду он исчез в прорубаемом тоннеле. Я пополз ближе к месту событий. Несколько секунд мы с Зопином затаив дыхание слушали шуршание опинского обушка, а затем послышался его голос:

– Я дошел, только, по-моему, на этот раз ты, толстопузый, ошибся. Никого здесь нет.

Мы, насколько могли быстро, двинулись к Опину. Как Зопин и говорил, до конца этого тоннеля было шагов семь. Опин стоял в таком же, как мой, каменном мешке, держа свое кайло на плече. В свете, лившемся с обушка, вся камера представала как на ладони, и она действительно была пуста. Только в одном из углов лежала небольшая кучка соломы.

Я выполз на пол камеры, поднялся на ноги и, оглядевшись, направился к соломе. Наклонившись над ней, я сразу понял, что там кто-то есть. Опустившись на колени, я начал отгребать солому, а сзади меня сразу засопели гномьи носы. Под соломой, на рваной рогожке, лицом вниз, лежал маленький мальчик. Он был без ботинок, курточка и штанишки, одетые на нем, были сильно порваны, и сквозь прорехи виднелось исхудавшее тельце. Мальчик не то спал, не то был без сознания. Я осторожно подсунул под него руки и перевернул. Мои руки дрогнули. Мальчишка был точной копией Данилки!

– Толстопузый... толстопузый... Сам ничего не видишь... – заворчал сзади меня Зопин. Но Опин не собирался вступать в пререкания. Он быстро отстегнул от пояса фляжку и отвинтил колпачок. Мы осторожно смочили губы мальчика вином. Он облизал губы и приоткрыл замутневшие невидящие глаза, но тут же зажмурил их еще крепче.

– Я все равно ничего не скажу... – еле слышно сорвалось с его бледных потрескавшихся губ.

– И молчи... И не говори... Вот поправишься – тогда все расскажешь, – забормотал успокаивающе Зопин. – А мы тебя сейчас к папке отнесем. Вот ему и расскажешь...

Мальчик тут же приоткрыл глаза, в которых зажглись мысль и интерес.

– Вы кто?.. – чуть громче спросил он. Мне показалось, что он со страхом пытается заглянуть мне за спину. Я осторожно приподнял его и аккуратно уложил его голову к себе на колени.

– Мы хорошие... – торопливо успокоил его Зопин. – Может, ты покушать хочешь?..

Принц, а это, без всяких сомнений, был он, несколько внимательнее оглядел обоих гномов, а затем попытался скосить глаза на меня.

– Вы меня заберете отсюда?.. – Надежда в его вопросе была очень слабая. – Только я идти, наверное, не смогу...

Он снова прикрыл глаза.

– Сейчас ты выпьешь немного вина, – тихо проговорил я, внимательно глядя ему в лицо, – а потом я тебя понесу...

Мы втроем склонились над ним. Опин и Зопин снова нацеживали вино из фляжки в крышечку, я приподнял голову принца, ожидая, когда гномы его напоят. И тут принц снова открыл глаза. Его взгляд скользнул куда-то за мое плечо и внезапно словно остекленел. Бледные губы разлепились и с непередаваемой ненавистью произнесли:

– Предатель!..

Я резко обернулся в направлении его взгляда.

В проеме бесшумно раздвинувшейся стены стоял шестиликий Галл. Он молча, мрачным взглядом разглядывал нашу компанию, а по бокам от него возвышались два здоровенных, не ниже меня ростом жлоба, в пижамных штанах, со знакомыми бессмысленными глазами.

На секунду повисло молчание. А потом Галл разлепил свои тонкие губы:

– Нет, принц, я не предатель... человек не может предать самого себя, а мои поступки продиктованы... верностью себе. Я имею на эту страну такие же права, как и твой отец, так почему же я должен от них отказываться?

– Ты никогда не станешь Многоликим!.. – презрительно выплюнул лежащий на моих руках мальчик и закрыл глаза.

– Ах ты об этом!.. С помощью Единого-Сущего я не только могу взять положенную мне власть, но и превратиться в кого угодно. Такой чародей, как он, из любого сделает Многоликого...

– Он еще вдобавок и дурак!.. – неожиданно проворчал рядом со мной Опин. Галл перевел холодный взгляд на гнома. – Только законченный дурак может полагать, что этот... Сущный может защищать чьи-то интересы, кроме своих...

– Да, – согласился я, – интересно было бы посмотреть, какое чудо этот... чародей приготовил для своего неумного союзника?..

Тут Галл не выдержал.

– Я думаю, здесь не с кем обсуждать мои перспективы, – резко прервал он мои размышления. – Меня очень радует, что вся компания в сборе... Сейчас мы выведем на стену не одного принца, а всю вашу шайку, и тогда этот сумасшедший Навт остановит своих вояк... – Он улыбнулся и, не поворачивая головы, лениво, сквозь зубы бросил: – Взять их...

Его помощнички неторопливо шагнули в камеру. Я аккуратно переложил принца на руки гномам и, не отрывая взгляда от помешавшей нам троицы, попросил:

– Последите, чтобы ему было удобно, и в крайнем случае постарайтесь вынести его через ваш ход, – а затем медленно выпрямился. Галл слегка вздрогнул, увидев у меня на поясе шпагу и дагу, он явно не ожидал, что я вооружен. Но самообладание вернулось к нему, как только его прикрыли широкие спины подручных. А они спокойно и безразлично-уверенно сделали второй шаг в нашем направлении. Краем глаза я увидел, как напряглось тело принца на руках у гнома, и понял, что он уже знаком с подобными молодцами.

– Не бойся, малыш, эту нелюдь мы быстро успокоим... – с улыбкой проговорил я, и принц перевел на меня взгляд, вдруг зажегшийся надеждой.

– Да!.. Щас мы их успокоим... – подтвердил Зопин и погладил принца по белокурой голове. Опин стоял рядом и сжимал в руках свою страшную секиру.

Я уже стоял на ногах, слегка пригнувшись, готовый к броску, и когда мордовороты в пижамных штанах разом подняли правые ноги для следующего шага, моя левая рука стремительным и в то же время плавным движением пошла им навстречу. В воздухе пропели свою хищную песню сразу две иглы. Я первый раз выкидывал пару, но получилось у меня чисто, как на тренажере. Два могучих мальчика так и не опустили на пол свои ножки, поскольку получили по игле в мозг через правый глаз и рухнули на камни рожами вниз, даже не вскрикнув. И тут нам открылась фигура Галла. Когда его телохранители отправились нюхать камни пола, он дернулся было в сторону щели в стене, но остановился, услышав мой голос:

– Если ты повернешься ко мне спиной, я буду считать тебя трусом и не задумываясь всажу тебе иглу в основание черепа. Но ты не умрешь быстрой смертью, как твои помощники. Нет! За свое предательство ты будешь расплачиваться многолетним параличом и болью. Вспомни Хряпу!.. Так что лучше бери в руки свое оружие и постарайся со мной «разобраться»... Ты же так этого хотел?..

– Может, его лучше сразу прикончить?.. – огорченно спросил Зопин.

Я не ответил. Мои руки автоматически скользнули накрест к поясу, и через секунду мы с Галлом стояли друг против друга с клинками в руках.

Он был осторожен. Видимо, он хорошо помнил смерть апостола Пипа. И он был хорошо обучен – шпага и длинный кинжал были для него родными. Ему не надо было раздумывать, как построить очередную фразу. Его привыкшие к оружию руки и тренированное тело автоматически выполняли знакомую работу.

Но на моей стороне была холодная ярость собственной правоты. Мое оружие вело возмездие предателю. За мной стояли измученные глаза ребенка, преданного человеком, выдававшим себя за друга.

Шпаги четырежды звякнули друг о друга, словно в детской считалочке – «шестая», «четвертая», «вторая», «шестая» – отсчитывая соединения, и фраза закончилась шагом Галла назад. Он сразу же вернулся в боевую стойку и тут же, из шестого соединения, попытался провести укол переводом. Я увел свою шпагу вправо и перехватил его клинок дагой, однако его кинжал слева заставил меня отступить на шаг вправо. Он расценил это как свою победу и сразу, не прерывая фразу, нанес удар по голове. Я автоматическим движением кистей скрестил свои клинки и легко поймал его шпагу в вилку. Отбросив его клинок дагой, я круговым ударом достал шпагой его бедро, и черная штанина начала быстро намокать кровью.

Галл отскочил с искаженным лицом, но я не торопился его преследовать. Сил для преследования было маловато, и их надо было беречь. Видимо, моя осторожность его несколько удивила и даже обрадовала. Он вернулся в боевую стойку и попытался поймать меня неожиданным прямым уколом в длинном выпаде. Я спокойно увел его клинок дагой и, вскинув клинок шпаги вверх, заехал ему тяжелым эфесом по физиономии. Ноги у него подкосились, и он покатился по полу, выронив кинжал. Я наступил на длинное тонкое лезвие и сломал его почти у самого эфеса.

Когда Галл поднялся на ноги, его лицо представляло собой окровавленную, рваную маску. Один глаз быстро тонул в огромной синюшной опухоли, левая щека была разорвана и обильно кровоточила. Он поднял на меня свой здоровый глаз, пошевелил в разбитом рту языком и выплюнул на пол сгусток крови вместе с осколками зубов. После этой процедуры он вновь вернулся в боевую стойку. Но теперь уже, несмотря на тяжелый и длинный шпажный клинок, он принял классическую французскую стойку.

Я, не спуская с него глаз, наклонился и аккуратно положил дагу на пол. Затем, сделав пару шагов вперед, я тоже принял классическую стойку. Шпаги вновь звякнули в шестом соединении, и я не почувствовал в его руке прежней крепости. Он явно начал сдавать и, видимо, поэтому сразу попытался из своей второй позиции достать меня прямым уколом. Взяв вторую защиту, я провел батман, и, когда его шпага ушла вправо, мое тело вытянулось струной над правой, согнутой ногой, выбросив вперед вооруженную руку, и клинок почти до половины вошел в его грудь.

Его руки упали вдоль тела, и шпага с глухим звоном покатилась по полу. Я выдернул свою сталь, а за ней вдогонку из его груди бросился вялый фонтанчик крови. Галл медленно опустился на колени, качнулся и повалился лицом в каменные плиты пола. Я подбросил свой клинок в салюте, а затем наклонился и вытер его о роскошный черный бархат Галлова камзола.

– Да, Белоголовый, – донесся у меня из-за спины голос Опина, – ты достоин своего оружия.

Я обернулся к своим товарищам и увидел проясненные голубые глаза мальчика, с обожанием глядевшие на меня.

Разместив оружие на поясе, я подошел к мальчугану и, улыбнувшись, наклонился над ним.

– Ну что, дружок, не пора ли нам домой?

Он только кивнул в ответ. Я взял его на руки и, выпрямившись, удивился, насколько мало он весил. Казалось, у меня на руках доверчиво устроилась маленькая раненая птица. Опин шагнул к своему подземному ходу и с недоумением оглянулся.

– Как же ты думаешь нести принца, когда сам еле-еле на карачках пробираешься?

– А я и не собирался лезть в эту крысиную нору, – ответил я ему и шагнул к щели в стене, через которую вошел Галл с компанией.

– Ты слышал, что сказал этот бывший шестиликий? Он собирался выставить нас напоказ, чтобы остановить Навта. Нам надо выбираться наружу, раз гвардейцы Многоликого начали атаку...

Ребята все поняли с полуслова, они даже не обиделись на меня за «крысиную нору». Первым вышел Опин, я с принцем на руках за ним, а замыкающим остался Зопин. Покинув камеру принца, мы оказались в слабо освещенном коридоре, и Опин сразу зашагал направо. Я двинулся за ним, но не преминул спросить:

– С чего это ты свернул в эту сторону?..

– Там воздух свежее... – буркнул Опин в ответ, не оборачиваясь.

Не прошли мы и десятка метров, как перед нами оказалась ведущая наверх лестница. Мы начали подъем. Лестница винтом поднималась в толще стены или в одной из башен Храма, и в глухих каменных стенах, проплывавших мимо нас вниз, не попадалось ни одной двери. Наконец мы вышли на небольшую площадку, с которой в невысокий потолок упиралась железная лесенка. Над ней темнел люк, прикрытый простой деревянной крышкой. Опин перехватил секиру в правую руку и, помогая себе левой, вскарабкался по лестнице. Когда он толкнул крышку, она легко откинулась, и мы увидели в проеме тускло-серое, пасмурное небо, по которому быстро неслись не то клубы темного дыма, не то рваные облака. Опин вынырнул наружу, а я, стараясь не причинять неприятности мальчонке, последовал за ним. Мне на пятки наступал сопящий Зопин.

Мы оказались на невысокой стене Храма. Верхняя площадка этого отрезка стены была пуста, зато метрах в восьмидесяти от нас шла настоящая сеча. В том месте Навту удалось захватить часть стены, и сейчас на подмогу нескольким смельчакам в зеленых кафтанах, сдерживавшим десятка четыре защитников Храма, лезли все новые и новые гвардейцы Многоликого. Правда, к защищающимся были готовы присоединиться еще около двух сотен бойцов, сосредоточенных во дворе, у внутренних лестниц.

Не успел я охватить взглядом открывшуюся картину, как нас заметили. С одной из надстенных башен раздался визгливый крик:

– Немедленно схватить Белоголового с ребенком! Сотник, на стене над тобой четверо врагов Единого, схватить их! За каждого – сто золотых монет...

Я бросил взгляд в сторону вопля и увидел стоящего на башне Первого Подъединого. Кричал, похоже, именно он. Рядом мелькали еще три-четыре фигуры, в одной из которых я сразу признал храмового алхимика с глазастым затылком. Он, стоя несколько в стороне от остальных, делал руками какие-то пассы, явно сопровождая некое заклинание.

Снизу, по внутренней каменной лестнице, к нам начали подниматься человек двадцать в коричневых кафтанах, погромыхивая на ходу обнажаемым оружием. Мы, не сговариваясь, быстро направились в сторону рубящихся гвардейцев Многоликого, но от группы обороняющих стену отделилось человек восемь, которые тоже бросились в нашу сторону.

– Щас повеселимся... – проворчал Опин, поудобнее перехватывая свою секиру.

– Ага, повеселимся... – раздался сзади хрипловатый голос Зопина.

Я переложил принца на левую руку и вытянул правой шпагу, готовясь внести посильную лепту в готовящееся кровопролитие. Но в этот момент воздух рядом со мной сгустился, послышался негромкий хлопок, и рядом с Опином появился невысокий сутулый старичок в роскошном, расшитом золотыми узорами коричневом «бухарском» халате, подпоясанном желтым шелковым шарфом, в желтой чалме, с торчавшей из середины стрелкой темного шлема и желтых мягких сапогах с загнутыми вверх носками, в которые были заправлены темно-коричневые штаны. К его поясу была пристегнута кривая длинная сабля, волочившаяся по камням стены, в роскошных, украшенных самоцветами ножнах.

От неожиданности Опин едва не уронил свою секиру, но старичок, повернув к нему свое суровое лицо, вдруг неожиданно и озорно подмигнул одним глазом. Опин хрюкнул, едва сдержав хохот, а бухарский старик уже снова напустил на себя потрясающую важность и, подняв руку, сурово погрозил пальчиком подбегавшим защитникам Храма. Те, увидев старичка, с разбегу повалились носом в камни площадки и остались распростертыми, не смея поднять голов. Дух – а это был, без сомнения, он – довольно улыбаясь, вышагивал между распростертыми телами, прокладывая нам дорогу и тихонько пришептывая:

– Ну что, вовремя я появился... Я же обещал тебе помогать...

Воспользовавшись некоторым замешательством, возникшим среди защитников, гвардия Многоликого начала теснить противника, захватывая все большую территорию. Казалось, несмотря на значительное численное преимущество, защита Храма не выдержит безрассудной атаки Навта, но в этот момент снова завопил с башни Первый Подъединый:

– Что вы роете землю носом!.. Это же не Единый-Сущий!.. Это просто морок, наведенный Белоголовым!.. Хватайте этих врагов Единого!.. Я приказываю именем нашего повелителя – немедленно схватить Белоголового с ребенком! А гномов можете убить!..

По лестницам на верхнюю площадку бросились новые отряды защитников, лежавшие вокруг нас начали поднимать головы и растерянно оглядываться, пытаясь понять, кто же это все-таки шагает рядом с «врагами Единого». Дух пожал плечами и, слегка повернувшись ко мне, прошептал:

– Похоже, они мне не верят. Я не знаю, как должен вести себя этот Единый-Сущий... – после чего он с легким хлопком исчез.

– Ну что ж, Дух, спасибо за помощь, – пробормотал я себе под нос.

Мы были всего лишь в двадцати шагах от гвардейцев Навта, но в этот момент на площадку между нами выскочили человек пятнадцать в коричневых кафтанах и с оружием в руках преградили нам дорогу.

– Немножко не успели... – проворчал Опин.

– Немножко... – согласился позади меня Зопин.

– Ну, ребята, вы, похоже, пришли наконец к согласию, – усмехнулся я.

И тут пространство над Храмом разорвал жуткий, нечеловеческий вопль! Все – и нападавшие и обороняющиеся, и коричневые и зеленые – повернули головы в направлении надстенной башни и увидели, как дымный, ярко-оранжевый язык пламени, пробив серое клубящееся небо, ударил по башне и слизнул метавшиеся фигуры. Вниз полетели какие-то обугленные, чадящие ошметки. А вслед за пламенем из-за низких туч вынырнул огромный темно-зеленый дракон и ударом когтистой лапы развалил саму башню вместе с частью кирпичной стены, на которой она стояла.

Коричневые, увидев расправу над своими предводителями, тут же побросали оружие и сбились в отдельные кучки, превратившись из солдат в простых, испуганных людей. Наши гвардейцы тоже опустили оружие, понимая, что сопротивление врага сломлено, а лишнее кровопролитие никому не нужно. Все, подняв головы, следили за парившим в небе драконом. А он, заложив вираж, пронесся над Храмом и начал резко снижаться, прямо на нашу четверку.

– Слушай, по-моему, он на нас охотится, – крикнул Зопин, перекрывая рев раздираемого драконьими крыльями воздуха. Шагнув вперед, он встал рядом с Опином и поднял свою секиру.

«Интересно, хоть чем-то их можно напугать?..» – подумал я, глядя на два торчавших передо мной ярких колпачка.

В этот момент налетавший на нас дракон исчез, а на площадке стены появился Многоликий. Сделав по инерции несколько шагов нам навстречу, он улыбнулся гномам:

– Уважаемые, оставьте в покое ваше грозное оружие... – А затем, посуровев лицом, взглянул на принца и сказал: – Сын, изволь подойти ко мне...

Принц молча сполз с моих рук, встал на дрожащие ноги и сделал три шага в сторону отца. И тут Многоликий подхватил своего мальчика на руки...

7. ВОЗВРАЩЕНИЕ (первая попытка)

Вы себе не можете представить, как прекрасно возвращаться домой! Особенно если путь был долог, труден и опасен, а дома тебя ждут...

Встреча Многоликого с сыном была очень трогательна. Когда принц оказался на руках отца, у многих из только что лупивших друг друга мужиков на глазах выступили слезы. Но я, к сожалению, настолько торопился, что вынужден был вмешаться в эту идиллию. Бросив шпагу в ножны, я подошел к первому попавшемуся гвардейцу и спросил:

– Где Навт?!

Он хлюпнул носом и, не отрывая глаз от маленького принца, молча ткнул пальцем себе за спину в направлении торчавших над стеной концов лестницы. Подбежав к лестнице, я выглянул из-за зубца и увидел, что по ней поднимается Навт, на плечах которого, цепляясь когтями за камзол, пристроился Ванька, а за Навтом по лестнице карабкается и Данила. Он увидел на стене меня и вначале приостановился, видимо, озадаченный моим растерзанным видом, а потом улыбнулся и прибавил ходу. Через несколько минут оба были на стене. Данила тут же подбежал ко мне и ухватился за обрывки моих штанов, зато Ванька, подойдя медленно и с достоинством, неодобрительно оглядел меня, как бы говоря: «Как же ты, друг, дошел до жизни такой... Посмотри на себя – тебя же ни на минуту нельзя одного оставить...»

В этот момент Многоликий наконец повернулся ко мне и, не спуская принца с рук, спросил:

– Вы уходите сразу?.. Или, может быть, все-таки на день-два останетесь?..

– Мы уходим... – со вздохом ответил я. – Единый-Сущий сейчас в моем мире, когда мы пройдем тоннель, ребята, – я кивнул на гномов, – его обрушат, и он не сможет вернуться. С остатками его банды ты вполне справишься, а мы там постараемся с главарем управиться. У нас магия сложнее дается, там его сила, может быть, не так страшна...

– Что ж ты, в таком виде уйдешь? Может, хоть умоешься, переоденешься?..

– Некогда, да и наверняка нас там ждут...

– Ну что ж, прощайте! – Он шагнул к нам и опустил сына на камни стены. Мальчишки взглянули друг на друга и на секунду замерли. А затем вдруг совсем по-взрослому обнялись. Две белые головенки прижались друг к другу, а у меня вдруг запершило в горле. Ванька уселся у моей ноги и, наклонив черную ушастую голову набок, разглядывал обнявшихся ребят.

– Нам пора, – удалось наконец выдавить мне. – Пошли, Данилушка.

Ребята еще раз посмотрели друг другу в глаза, и Данила вернулся ко мне и взял меня за руку. Мы быстро направились по стене к главной башне Храма. Опин и Зопин топали следом. Бывшие солдаты Храма молча расступались перед нами, и лишь за спиной я слышал глухой шепот:

– Белоголовый... Тот, что пришил Пипа... Мальчишка тоже хорош – двоих наших уложил... У него, говорят, ножи наговоренные... Это ему гномы ножи-то вырастили... Какое там – гномы, оба колдуны... Белоголовый-то из храмового подземелья вышел... Сам, голыми руками, стену развалил... Двух безликих порешил, а черного Галла на поединке заколол...

«Интересно, откуда они все это узнали?.. – мелькнуло в голове. – И какие байки о наших приключениях еще сочинят?..»

Но вот за нами закрылась дверь, ведущая в башню, и мы оказались на площадке лестницы, спиралью уходившей вниз. Первым, с Ванькой на руках, спускался я, за мной прыгал по ступеням Данила, следом, посапывая и топая сапожками, следовали гномы. На следующей площадке я оказался перед знакомой изузоренной дверью, но открывать ее не стал. Я только подошел к окну и еще раз выглянул во двор. Меня тут же боднула в бок белая Данилкина голова – ему тоже хотелось бросить последний взгляд на этот странный, интересный мир. Во дворе суетились гвардейцы Многоликого, обезоруживая и разводя в стороны защитников Храма. На стене неподвижно стояли Многоликий и принц, не сводя взглядов с нашей башни. Я хотел еще раз махнуть им рукой, но вовремя понял, что нас со стены не видно.

Мы двинулись дальше по лестнице. Постепенно становилось все темнее и темнее. Наконец мы оказались в полумраке начала тоннеля. Здесь я повернулся к нашим маленьким друзьям и опустился на одно колено.

– Наверное, здесь нам надо проститься?.. – пробормотал я, жадно разглядывая толстощекие курносые лица. Оба гнома одновременно вздохнули, но первым заговорил, как всегда, Опин:

– Да уж, мы дальше не пойдем, пожалуй...

– Нет, не пойдем... – подхватил Зопин.

– Так что, счастливо тебе, Белоголовый, и тебе, принц, и тебе, черный, усатый... – Опин неожиданно протянул руку и погладил Ваньку по загривку. Кот в ответ мурлыкнул и лизнул здоровенную гномью ладошку.

– Я тоже хочу зверя погладить... – тут же заявил Зопин и протянул свою руку. Ванька с благодарностью принял и его ласку, хотя обычно он не был склонен к такому явному проявлению чувств.

И тут я спохватился:

– Послушайте, ребята, а если вы отсюда начнете обрушение тоннеля, вас самих-то под башней не завалит?

Опин покровительственно улыбнулся:

– Еще не бывало такого, чтобы гнома и вдруг завалило...

– Да уж больно хозяева здесь были подлые... Мы же так и не знаем всех их хитростей и приемов...

Опин свел брови и наставительно произнес:

– Против гнома нет приема...

– Ага, – подхватил Зопин, – окромя другого гнома... – И оба неожиданно весело заржали. И похоже, после этой незатейливой шуточки наше общее напряжение спало.

– Значит, минут через сорок вы спокойно обрушиваете этот тоннель, – повторил я прежнюю договоренность. Гномы согласно закивали колпачками. Данила обнял обоих друзей, бормоча:

– Спасибо за все... – а затем мы осторожно двинулись по темному тоннелю в сторону нашего санаторского подвала.

Почти мгновенно стало совсем темно. Гномы пропали за спиной, даже их говорок словно увяз и растворился в обступившей нас кромешной тьме. Я привычно щелкнул пальцами и пустил впереди слабый, трепещущий голубоватый лепесток огня. Он не мог разогнать тьму, но хотя бы бросал слабый отсвет на выложенный кирпичом пол тоннеля.

Мы шли медленно и молча, задумавшись о своем. Даже Ванька как-то притих. Однако, когда мы прошли около половины пути, именно он первым подал сигнал опасности, внезапно царапнув меня по запястью. Я очнулся от размышлений и бросил взгляд на кота. Тот, вздыбив загривок, уставил свои зеленые внимательные глаза в темноту, притаившуюся за огоньком. И вдруг из этой бархатной, почти осязаемой черноты послышался далекий короткий смешок, а следом за этим прямо в мой мерцавший впереди огонек ударила яркая зеленовато-желтая молния.

За долгие три секунды, которые понадобились этому ветвистому созданию, чтобы выскочить из ничего, пропахать темноту, затрещавшую, словно раздираемая в клочья прочная ткань, и, разбрасывая оранжевые искры, окружить своими изломанными щупальцами пространство вокруг моего слабого светлячка, мне удалось сформировать щит и бросить его навстречу удару. Щит был слабым, он не смог поглотить весь поток взбесившейся энергии, но прикрыл нас, отбросив извивающиеся разряды в стороны. Они врезались всей своей мощью в облицованные кирпичом стены тоннеля, и стены пошли волной, как будто полотно кирпичной кладки встряхнула невидимая гигантская рука. Некоторые кирпичи вырывались из стены и взрывались в воздухе сухой красной шрапнелью. И тут же тоннель начал стремительно обваливаться.

Я прижал к себе Ваньку, подхватил второй рукой Данилу и что было мочи бросился назад, в темноту, в мир, из которого мы только что ушли.

Колени у меня подгибались, голую спину опалял жар мгновенно раскалившегося кирпича, над головой свистели кирпичные осколки, мои легкие, с хрипом выдохнув, торопились забрать новую порцию пропитанного пылью воздуха, а ноги пытались опередить грохочущий за спиной обвал. Уже почти ослепнув и не чувствуя подошвами пола, я вывалился в полумрак площадки храмовой башни, споткнулся и покатился по полу, роняя по дороге кота и Данилу и моля Господа, чтобы засунутая за пояс дага не располосовала мне живот. Ударившись головой о первую ступеньку лестницы, я выпал из бытия в прекрасное и доброе бессознание.

Первое, что я почувствовал, придя в себя, были яркий свет за моими зажмуренными веками и тоненькая, холодная струйка воды, омывавшая мое лицо в попытке нащупать губы. Эта благословенная струйка сопровождалась до боли родным и знакомым ворчанием:

– Ну, Белоголовый, ты и силен!.. Это ж надо, голыми руками кладку в два кирпича разметать... И бегаешь ты поразительно быстро – хоть сейчас в скороходы записывать можно...

– Опин, – растянул я губы в улыбке, – значит, я успел?..

– Ну, ты так торопился, что вряд ли мог опоздать... – довольно ответил Опин.

– Это он по нам так соскучился!.. – гордо прибавил Зопин. – Зверь и маленький колдун очень не хотели возвращаться, а Белоголовый их под мышку и бегом к нам. Прям как выкатился из тоннеля, так сразу и заявил – я без вас, ребята, жить не могу...

– Ага, – ворчливо добавил Опин, – и тоннель за собой обрушил, чтобы, значит, Ванька с Данилкой от него домой не сбежали.

Я открыл глаза. Надо мной склонились Данила, Опин, Зопин, Многоликий, принц, Навт, рядом с моей головой сидел Ванька и, склонив свою черную башку, заглядывал мне в глаза. Для полного счастья не хватало только Людмилы и Володьки, но они, как я сразу вспомнил, стали безнадежно недоступны. Я собрался с силами и попытался сесть. С помощью гномов мне это удалось. И тут в разговор вступил Многоликий.

– Так что же там, под землей случилось? Почему вы не ушли? И почему тоннель обрушился, если гномы его не трогали?

Я долго-долго не отвечал на его вопросы, и в моей голове проскакивали те полминуты, что в мгновение ока перевернули всю ситуацию и отрезали меня от дома. Потом я взглянул в глаза терпеливо ожидавшему ответа Многоликому.

– По всей вероятности, мы встретили в подземном тоннеле Единого-Сущего. Он возвращался в свой Храм. К сожалению, он первым нас заметил, вернее, не нас, а тот огонек, который я запустил перед собой. Он и ударил-то на его свет... Поторопился... Если бы огонек был рядом с нами, нам бы не поздоровилось. Да еще спасибо Ваньке, он меня предупредил, – я поднял руку и показал исцарапанное запястье, – и я успел поставить щит. Так что удар отбросило в стены, вот они и посыпались...

– Вот видишь, – обрадовался Опин. – Я тебе говорил, что Белоголовый не виноват. А ты все: «Головой в стену врезался!.. Головой в стену врезался!..»

– Ну я же не знал, что по этой кирпичной дырке еще и Единый с Сущным шастают... А когда гул-то из нее раздался, я и подумал – Белоголовый лбом врезался... – Зопин покраснел, понимая, что его догадка уж больно для меня неприятна.

– Зопин, кончай сочинять!.. – перебил я его. – Ты прекрасно знал, почему я просил вас обрушить тоннель!.. И вообще, помогите мне подняться...

Ребята бросились поднимать меня с земли, и через секунду я уже твердо стоял на ногах, поддерживаемый с двух сторон Данилой и Зопином. Гном в синем колпаке в последнюю секунду успел оттолкнуть от меня Навта и был этим крайне доволен.

– Многоликий, – повернулся я к правителю страны, – нам нужна твоя помощь.

– Конечно, я сделаю для вас все возможное, только, честно говоря, мне трудно представить, что я могу сделать.

– Нас надо будет доставить в другое место...

– Говори, куда...

Я огляделся и попросил:

– Освободите-ка, друзья, возле меня местечко... – Обступившие нас солдаты слегка отодвинулись, продолжая жадно наблюдать за происходящим. Я вздохнул и сказал в никуда: – Дух, ты здесь?

– Хм, – раздалось рядом со мной, – я-то здесь, только народу вокруг много...

– А мы сделаем вид, что это я тебя вызвал. И больше это никому, никогда не удастся...

– Как это вызвал?.. – Его любопытство было безграничным, на что я, собственно говоря, и рассчитывал.

– Я сейчас произнесу заклинание, и ты появишься!..

– Ха?! Давай!..

– Добрый Дух меняющегося облика, заклинаю тебя страшным заклятием повелителя джиннов, инкубов и суккубов, царя царей – Соломона. Итаба мадегмус каррага бада поберос иберга баба кат! Появись!!!

Я старался говорить свою тарабарщину побыстрее, чтобы никто из окружающих не смог запомнить это «заклинание». Правда, как только я приступил к колдовству, особенно когда мне ответил бестелесный голос, стоявшие вокруг гвардейцы отпрянули, а некоторые так просто начали быстренько расходиться. Когда же я закончил, голос рядом со мной изумленно проговорил: «Ну, ты даешь!..» – и тут же раздался знакомый тихий хлопок и появился... Да! Рядом со мной появился... второй Многоликий. Причем если первый, несмотря на всю его выдержку, от изумления открыл рот, то второй довольно ухмылялся.

«Знакомая картина... – подумал я. – Давно ли я сам вот так же таращил глаза на свою копию».

– И кто же это такой будет?.. – пришел наконец в себя Многоликий.

– Я Многоликий Дух меняющегося облика! – гордо ответил Дух.

– Слушай, Дух, ну когда в тебе появится хоть капля творческого начала? – прервал я разгорающееся выяснение отношений.

– Как это?.. – не понял Дух.

– А так! Ну что ты слепо копируешь уже существующие модели? Неужели тебе не приходит в голову что-то подправить или что-то улучшить в принимаемом тобой облике? Вот посмотри – ты превратился в копию Многоликого, но неужели тебе в этом облике все так абсолютно нравится? Неужели, рассмотрев критически, тебе ничего не хотелось бы изменить?

Наш критический разбор внешности Многоликого с широко распахнутыми от изумления глазами наблюдали все окружающие, начиная с гномов и принца и заканчивая несколькими оставшимися рядом гвардейцами. И конечно, первым в разгоревшуюся дискуссию встрял Зопин.

– Точно! – неожиданно пробасил он. – Уж если на то пошло, мы-то куда колоритнее!.. – И он, гордо выпятив грудь, посмотрел по сторонам, ожидая подтверждения.

Дух наклонил голову набок и задумчиво произнес:

– Нет... Мне этот облик больше нравится... А вот по поводу улучшения... – Он скосил глаза в раздумье, а затем кивнул и пробормотал: – Да, так, пожалуй, будет лучше.

Снова раздался негромкий хлопок и перед нами размыто пропала-возникла копия Многоликого. Только теперь она была... огненно-рыжая.

И вы знаете, все вокруг, увидев это чудо, расхохотались. Все, включая самого Многоликого.

– Ну и зачем, Белоголовый, ты вызвал это чучело?.. И кто оно такое?.. – отхохотавшись, задал Многоликий по своему обыкновению сразу два вопроса.

– Во-первых, я категорически не согласен с тем, что это чучело! – ответил я. – Это очень симпатичный, доброжелательный и мудрый Дух.

В продолжение моей тирады Дух все больше выпячивал грудь от гордости.

– Кроме того, – продолжил я, – он как-то пообещал мне, при необходимости, указать нам место, где, возможно, есть еще один переход в наш мир.

– Э!.. Э!.. – запротестовал Дух. – Ни о каких переходах разговора не было! Я обещал отвести тебя и маленького колдуна туда, где пропадают люди и всякие там животные. А есть там переход, нет там перехода – меня не касается!

– Верно, верно... – поспешно согласился я. – Вот и скажи, куда нам двигаться?..

– А лошади у вас есть? – хитро поинтересовался Дух.

Я повернулся к Многоликому.

– Есть у них лошади, есть! – тут же подтвердил тот. – Ты давай выкладывай, куда ехать надо?

– Ехать вам надо в Безумные горы. Там есть Косой перевал, оттуда я уже вас сам поведу...

– И куда же ты их дальше вести собираешься?.. – ехидно поинтересовался Опин. – За Косым перевалом-то и пути никакого нет... Мы там все что можно исходили... Или ты их хочешь засунуть в Затхлый колодец?..

– Для тебя, может быть, и нет, а для них самая дорога и есть, – не менее ехидно ответил Дух. – А вообще сами решайте – или я вас отведу куда следует, или пусть... – он с высоты своего роста оглядел гномов, – эти... коротконогие вас провожают...

– Это кто коротконогий, это кто... – сразу затянул Зопин, шагнув вперед и вытягивая из-за пояса свою секиру. Но тут раздался хлопок и Дух исчез, только рядом раздался его голос:

– Ну, Белоголовый, что скажешь?..

– Встречаемся на Косом перевале... – почти не раздумывая согласился я. Ответом мне была тишина.

– Тогда мы сделаем так... – задумчиво проговорил Многоликий. – Вы трое возвращаетесь на Черную скалу вместе со мной. Принцу нужно срочное лечение и хороший уход, поэтому мы вылетаем немедленно. Там мы все подготовим к походу, и с прибытием гномов вы выступаете к Безумным горам. Господа гномы, как я понял, знают, куда надо идти. Сопровождение я вам предоставлю... – И он вопросительно посмотрел на меня.

– Я только не понял, на чем мы вылетаем?..

– Что значит – на чем? Я вылетаю и захвачу вас с собой...

– Полетели... – согласился я и с трудом шагнул вперед.

– Спускайтесь на площадь... – предложил Многоликий и, подхватив принца на руки, направился к воротам, ведущим из Храма. Мы с Данилой в сопровождении Ваньки, Опина и Зопина двинулись следом.

Выйдя на площадь, Многоликий что-то тихо сказал Навту, и тот принялся с помощью гвардейцев очищать площадь от столпившихся на ней людей. Гвардейцы подходили к группам горожан и что-то им объясняли, после чего люди быстро расходились. Через несколько минут площадь опустела. Кроме Многоликого, принца, нас троих и стоявшего невдалеке Навта, никого не осталось. Многоликий огляделся, затем отошел от принца и после знакомого, негромкого хлопка на площади вместо него появился темно-зеленый дракон. Дракон наклонил свою длинную шею, и принц с помощью Навта взобрался на нее. После этого Навт помахал нам рукой, приглашая последовать за принцем.

Мы с Данилой подошли ближе и увидели, что дракон покрыт чешуей, состоящей из больших округлых пластин. На его загривке некоторые чешуи были изогнуты таким образом, что представляли собой довольно удобные подобия кресел. В одном из них уже разместился принц. Навт подставил сложенные ладони, и Данила, легко взлетев дракону на шею, тут же занял одну из чешуек, за ним, с куда меньшей грацией, последовал я. А вот Ванька категорически отказался от полета на столь экзотическом транспорте. И я, и Данила, и Навт напрасно пытались уговорить его забраться ко мне на руки. Он отошел в сторону и уселся на камни мостовой, показывая, что мы можем отправляться, на чем хотим, а ему, благородному Боевому коту, не пристало летать по воздуху на каких-то там драконах. Когда Навт пытался взять его на руки, он отмахивался лапой, вставал и переходил на другое место. Я сполз с загривка дракона и попытался сам договориться с упрямым котом, но мне это тоже не удалось.

– Хорошо, – сказал я наконец, – ты не хочешь лететь. Так?.. – Кот дал понять, что так. – Тогда мы летим вперед, а ты возвращаешься с гномами? Хорошо?..

Ванька посмотрел на меня, а затем отошел и уселся рядом с ногой Опина, доставая ему чуть ли не до пояса.

– Черный и усатый знает, кто ему надежный друг... – откомментировал поведение Ваньки Зопин и встал с другой стороны от кота.

Я снова занял свою чешуйку, после чего дракон сделал несколько разгонных шагов, его крылья с треском распахнулись и, подхватив встречный поток воздуха, швырнули тяжелое тело к небу. Последнее, что мы увидели в Некостине, были три задранные в небо головы. Две в цветных колпаках и одна кошачья.

Если вы когда-нибудь летали самолетами «Аэрофлота» и обладаете достаточным воображением, представьте себе, что ваше креслоустановлено на фюзеляже, ну, скажем, Ан-2, сверху. Вы получите представление о том удовольствии, которое я получал от полета на Многоликом. Его скорость не превышала скорости автомобиля тридцатых годов, поэтому никаких неприятных эффектов мы не испытывали, кроме, пожалуй, опасения достаточно глубокого виража, при котором мы могли свалиться с его шеи. Но наш «командир корабля и экипаж» прекрасно понимал, что представляет собой «кабриолет», и не делал необдуманных попыток исполнить фигуру высшего пилотажа. Мы могли спокойно обозревать окрестности. Правда, гида с его «посмотрите направо, посмотрите налево» здесь и быть не могло, поскольку шелест мерно помахивающих кожистых крыльев начисто заглушал все остальные звуки.

Данила был доволен донельзя, его физиономия выражала полный восторг. Что касается принца, то он, видимо, уже не раз путешествовал таким образом и поэтому держался вполне спокойно. Только его исхудавшее личико все больше и больше бледнело. Когда он закрыл глаза, я очень забеспокоился. Если мальчик потеряет сознание, он вполне может вывалиться из своей чешуйки. Но тут он, словно почувствовав мою тревогу, взглянул на меня и улыбнулся своими бескровными губами.

Так прошло часов пять, и наконец на горизонте показалась Черная скала. А еще через несколько минут наш «лайнер» с торжествующим ревом опустился на лужайку перед замковой скалой. Я быстро съехал с драконьей шеи и подхватил обоих ребятишек, и тут же наше транспортное средство исчезло, а на его месте появился Многоликий. Он подхватил сына на руки и, повернувшись ко мне, спросил:

– Ты еще не забыл, как открывается вход в скалу?

Я молча направился к черной стене и, пробормотав свое заклинание, повернул гранитную глыбу. Пропустив Многоликого с сыном и Данилу, я затворил вход, и мы поднялись в замок. А еще через час, после плотного ужина, мы уже лежали в постелях. Последняя мысль, посетившая меня перед тем, как мне заснуть, была: «Если бы не шишка на голове и не принц в замке, можно было бы посчитать, что никакого Некостина и не было...»

Утром, не дожидаясь завтрака, я направился к Многоликому. Он уже сидел в своем кабинете, перебирая какие-то бумаги. Увидев меня, он отодвинул документы в сторону и позвонил в свой колокольчик.

– Закуску и графин вина!.. – приказал он появившемуся гвардейцу, и через минуту мы уже закусывали, прихлебывая из бокалов светлое легкое вино.

– Так как же ты оказался над Храмом в самый нужный момент? – задал я наконец давно интересовавший меня вопрос.

Многоликий усмехнулся и ответил:

– Случайно... – Потом, немного помолчав, пояснил: – Когда я увидел, как Галл шарахнул тебя эфесом своей шпаги по голове и как тебя поволокли в камеру, я решил, что принца теперь уже не спасти. А после того как тебя раздели, я лишился возможности за тобой наблюдать. Что мне оставалось делать, если я знал – не найдя тебя в условленном месте, Навт атакует Храм немедленно? Надо было идти на подмогу своим людям. Вот я и вылетел.

Он снова усмехнулся и продолжил:

– Если бы я рассчитывал, что ты сможешь не только освободиться, но еще и добраться до принца, я, может быть, перекинулся бы в кого-нибудь попроще... Эта крылатая зверюга все силы выматывает... Но в тот момент я был вне себя от ярости...

– Как сын?.. – задал я следующий вопрос.

– Сейчас уже все в порядке. Но знаешь, он утверждает, что выехал на охоту с Галлом... И что именно Галл скрутил его и передал гвардейцам Единого-Сущего. – Он помолчал и с сомнением в голосе закончил: – Хотя я сам видел, что Галл в своей комнате писал отчет о своем посольстве... – Многоликий потер виски.

– Ничего загадочного... – улыбнулся я. – Он, похоже, именно в этом посольстве и стакнулся с Единым-Сущим. Это тебе он доложил, что его не приняли. Скорее всего этот... чародей... и снабдил Галла каким-то наговором, позволившим ему создать морок... собственного двойника... Вещь-то, в общем, довольно простая...

– Сын мне сказал, что Шестиликий рассчитывал захватить власть... Невероятно!..

– Дураков ловят на самые невероятные вещи... А потом, любой человек верит тому, чего ему самому очень хочется. Галлу очень хотелось власти... Вот он и поверил...

– Но!.. – начал Многоликий и замолчал, задумавшись.

– Надо решить, что нам необходимо для похода в горы... – прервал я его размышления.

– Да все уже готово... – пожал плечами Многоликий. – Лошади подобраны, продукты, палатки, снаряжение, люди для сопровождения – все подобрано и приготовлено. Осталось только дождаться твоих друзей. Так что – отдыхай.

– Тогда, с твоего разрешения, я пойду к Даниле...

– А он у принца. С самого утра... Подожди, я дам тебе провожатого, в апартаменты принца без моего личного разрешения не пускают никого, он еще очень слаб.

Многоликий вызвал дежурного гвардейца, который и проводил меня к принцу. Тот лежал в постели и с жадностью слушал рассказы Данилы, усевшегося в кресле рядом с кроватью. Когда я вошел, Данила как раз заканчивал повествование о том, как он превратил апостола Пипа в пестрого хряка. Я снова удивился их невероятному сходству, хотя почему-то старался уверить себя в том, что я-то Данилу от принца отличу безусловно.

– Ты лучше расскажи принцу, как порвал свои джинсы, перелезая через забор на стройке, – с ходу вступил я в беседу.

– Ну... – ничуть не обидевшись, ответил он, – это когда было!.. Я тогда совсем маленький был и ничего не соображал...

Принц переводил заинтересованный взгляд с меня на Данилу, ожидая продолжения рассказов, и при этом автоматическим движением протянул руку к стоявшему рядом столику и взял из глубокой тарелки персик.

– Я тоже могу рассказать историю, – заявил я. Оба мальчика с интересом посмотрели на меня и приготовились слушать. Данила по такому случаю тоже прихватил с тарелки персик.

– Я могу рассказать историю о двух клинках... – начал я таинственным тоном. – О двух волшебных клинках!.. – уточнил я, заметив, что принц бросил на меня разочарованный взгляд.

– А я знаю эту историю... – недовольно протянул он после моего уточнения.

– Да? – удивился я. – Ну может быть, моя история о других клинках.

– Может быть... – согласился принц. – Только вряд ли. Есть только одна история о двух клинках. И даже не история, а легенда...

– Пусть лучше принц расскажет легенду... – попросил Данила, рассчитывая, видимо, впоследствии услышать и мою историю.

– Я не против, только принц еще очень слаб... – с сомнением пробормотал я.

– Ничего я не слаб!.. – возмутился мальчишка. – Это все Коул, дворцовый лекарь, выдумал. Рад, что уложил меня в постель!..

– Ну, ты все-таки достаточно долго пробыл в плену...

– Они только первые три дня... разговаривали со мной, – с запинкой проговорил принц, – а потом ко мне уже никто не приходил. До самого твоего прихода... Я еще не поблагодарил тебя... Спасибо большое... Если бы не ты...

– Никаких благодарностей! – прервал я его. – Допустим, ты узнаешь, что пара негодяев похитила... твоего друга... – Я чуть не сказал «ребенка», но вовремя удержался. – Разве ты не бросишься на выручку?..

– Конечно!.. – вскинулся принц, но тут же опустил голову на подушку.

– Вот видишь! Это потому, что мы мужчины!.. И достаточно об этом... Лучше, если ты достаточно крепко себя чувствуешь, расскажи нам вашу легенду...

Принц улыбнулся, надкусил свой персик, измазавшись соком, и начал жевать, а его глаза постепенно словно погружались сами в себя и худенькое личико становилось строгим, даже суровым.

– Это было давным-давно, – медленно и тихо начал он свой рассказ, – в те времена, когда только закончилась Великая война и на мир пали Границы. Люди словно очнулись и увидели, что они натворили. Они ужаснулись и бросили свое оружие, а многие из них поклялись никогда больше не брать в руки боевого железа. И только знаменитый кузнец и механик Го Ли Фест сказал, что не оружие виновато в том кровопролитии, которое учинили люди, что сама по себе сталь холодна и безразлична, и только люди делают ее яростной и кровожадной. Он закрылся в своей мастерской, из которой выгнал даже своего любимого ученика и помощника, и принялся за работу. Только через семь недель он вышел из мастерской, и в руках у него были два клинка. Один – тяжелый и длинный меч – светился словно чистое серебро, а второй – парный мечу кинжал – был темен, как безлунная ночь. На обоих лезвиях древними, полузабытыми буквами были выгравированы их имена.

– И как же они назывались?.. – не выдержал Данила.

Принц, словно не слыша вопроса, продолжал:

– Сегодня уже никто не помнит этих имен. Известно только, что и имена были парными. Люди обступили мастера, с удивлением разглядывая и его самого, и сотворенное им оружие. Никто не мог понять, зачем кузнец выковал оружие, если само имя «война», само слово «битва» были прокляты в человеческом мире? Кто способен снова взять оружие в руки, если пролитая в Великой войне кровь еще не смыта из памяти людей?

«Вот клинки, способные разрушить границы, возведенные богами, и снова объединить наш мир... – сказал мастер собравшимся. – Только воспользоваться ими может лишь великий маг, ищущий самого себя и способный пожертвовать собой... Пока что такого нет, но он обязательно придет...» И в этот момент оба клинка слабо засветились и в сиянии словно истаяли в руках мастера. Когда люди увидели, что его руки опустели, они спросили: «Где же твои волшебные клинки?»

«Я не знаю, – пожал плечами мастер. – Они ушли в мир, и там, где они появятся, правда и справедливость восторжествуют...»

После этого мастер не создал ничего. Он дожил до глубокой старости, но ни разу не взял в руки инструментов, не разжег горн. А в народе ходят разные слухи о его клинках...

Тут принц тряхнул головой, словно отгоняя наваждение, и совершенно другим тоном добавил:

– Скорее всего все эти слухи – сплошные выдумки... В нашем мире этих клинков точно нет, а про другие части нашего большого мира мы ничего знать не можем...

– Жалко... – протянул Данила. – Я думал, эти клинки у вас в замке хранятся. Я бы посмотрел... – Он мечтательно прикрыл глаза.

– Да, эта история похожа на мою. Только в моей два клинка – меч и кинжал, серебристый и темный, достаются одному... ученику... – Я замолк, вспоминая свое посвящение в ученики. Мы помолчали.

– Ладно! – наконец встрепенулся я. – Раз принц знает легенду о двух клинках, я расскажу вам историю про волшебное существо по имени Вечник!

Ребята встрепенулись и уставились на меня загоревшимися глазами.

– Я познакомился с ним в одной темной пещере, – начал я, – когда странствовал... в одном дремучем лесу...

Мы провели в комнате принца почти весь день, даже обедали около его постели. После обеда принц и Данила, как благовоспитанные дети, несколько вздремнули, а вечером мы с Данилой выбрались на замковую стену.

Солнце уже висело низко над горизонтом, но туман еще не покинул свое логово в болоте. Вокруг стояла звенящая тишина, которую совершенно не хотелось нарушать. Мы облокотились на каменные зубцы и смотрели на открывающуюся панораму, когда до нас тихо-тихо, едва различимо донеслось:

Чем нас можно напугать?

Раз, два, три, четыре, пять!

Очень страшно нам бывает,

Если день к закату тает,

А у нас совсем уж нечего пожрать!

Да!

Что нам страшно в этом мире?

Раз, и два, и три-четыре!

Если утром встанешь рано,

Нет ни кильки, ни банана,

Только ложка в старом рыбьем жире!

Да!!!

Голоса, оравшие эту разухабистую песню, явно приближались, а между тем на стенах замка да и вокруг него было абсолютно пусто, если не считать безмолвной стражи. Я в недоумении взглянул на Данилу и встретил его столь же недоумевающий взгляд. Он тоже слышал песню.

– Эй, солдат!.. – повернулся я к стоявшему невдалеке гвардейцу. – Ты ничего не слышишь?

– Нет, Белоголовый!.. – коротко бросил он мне в ответ и снова замер. А песня между тем нарастала...

– Если ж у мешка внутри,

Раз, и два, и ровно три!

Есть вино, лепешки, сало,

Сыра круг, конфет навалом —

Нам не страшен сам Единый, что ты нам ни

говори!

Да!!!

И с этим последним «Да» из рощи на краю болота вынырнули два ярких колпачка – желтый и синий. Гномы шагали с совершенно невероятной скоростью и при этом широко размахивали руками. Уже через несколько минут они были почти под Черной скалой, хотя я отлично помнил, что на лошадях мы с Данилой добирались от рощи до скалы не меньше получаса. Но удивляться было некогда, поскольку Опин уже задрал кверху голову и заорал:

– Эй, в замке, мы уже пришли и хотим есть!..

А еще через несколько минут гномы сидели в своей прежней комнате и поглощали обильный ужин. По их словам, они добрались до замка Многоликого без приключений, но... Когда я спросил, где Ванька, Опин искоса посмотрел на меня и с набитым ртом пробурчал:

– Ушел твой черный...

– Как ушел? – вскинулся я.

– А так, – спокойно ответил гном. – На первом же привале зашел за кустик и пропал... Мы его и искали, и звали – нет Ваньки, словно в воздухе растворился...

– Надо было мне его с собой забрать! Я бы его ни за что не оставил! – растерянно бормотал я. При этих словах Опин проглотил кусок и неожиданно спросил:

– А он тебя?..

– Что – «он тебя»? – не понял я.

– Ну ты бы его ни за что одного не оставил, а он тебя? – пояснил Опин.

Я замолчал и задумался.

– То-то же!.. – довольно пробурчал Опин, возвращаясь к своему ужину.

Похоже было, что гном быстро понял моего кота. Тот просто ушел своим путем, как он это всегда делал, если считал, что больше мне не нужен. Но это означало, что Ванька был уверен в нашем скором возвращении домой!

Я улыбнулся и хлопнул Данилу по плечу.

– Пошли спать, путешественник. Завтра выходим к Безумным горам!

8. ВОЗВРАЩЕНИЕ (вторая попытка)

...Возвращаемся мы

С покоренных вершин,

Потому что всегда,

Потому что всегда мы должны возвращаться...

Утро было пасмурным. Я проснулся очень рано и, лежа под одеялом, долго смотрел в окно на серое небо с бегущими по нему сумрачными обрывками туч. От вчерашнего воодушевления не осталось и следа, в душе угрюмо хлюпала тоска и какая-то детская обида на смотавшегося домой Ваньку.

Когда наконец я отвернулся от окна и, откинув одеяло, сел на кровати, мой взгляд уперся в расположившихся на полу гномов, очень тихо и очень углубленно игравших в нечто, весьма напоминавшее наши шашки. Опин, как раз сделавший очередной ход, поднял голову и, бросив на меня недовольный взгляд, пробормотал:

– Ну и здоров же ты спать. Мы уже две партии сыграли, а ты все дрыхнешь.

– Вольно вам вскакивать ни свет ни заря, – пробурчал я, в свою очередь, и соскочил с кровати. Пройдя в туалетную комнату, я умылся холодной водой, что несколько меня взбодрило, поэтому, вернувшись в спальню и принявшись за гимнастику, я уже более внимательно принялся наблюдать за игрой гномов.

– И кто же выигрывает? – поинтересовался я, закончив разминку, одевшись и разместив на поясе все свое оружие, включая разобранный арбалет.

– Эта дубовая голова у меня никогда не выиграет... – проворчал в своей неподражаемой манере Опин.

– Эта светлая голова уже ставит мамку!.. – не поднимая глаз от доски, ответствовал Зопин.

– Вишь ты, светлая голова – это значит березовая, а не дубовая... – продолжил Опин, делая очередной ход. – Ставит мамку и не видит, что у меня на поле уже три папки!..

– Ты сам спорил, что я ни одной мамки не поставлю!.. – вскинулся Зопин. – А я уже вторую вывожу!..

– Две мамки за три игры – вот достижение!.. – Опин задрал к потолку свой вздернутый толстый нос и закатил глаза.

– Будешь дразниться – вообще с тобой не буду играть!.. – разозлился Зопин. – Ты же знаешь, что у меня по дочкам-мамкам всего-навсего первый разряд!..

– Знаю, знаю, первый детский... – ухмыльнулся Опин.

– И ничего и не детский!.. – заорал выведенный из себя Зопин. – Первый юношеский... А сам-то, а сам-то, небось в гоп-колотуши не хочешь играть – знаешь, что я сильней!

– Просто я предпочитаю интеллектуальные игры, а твои гоп-колотуши... – Опин презрительно сморщил нос. – Сила есть – ума ни капли...

– Это у кого ума ни капли? Это у кого ума ни капли?..

«Понеслось!..» – подумал я и невольно улыбнулся.

– А ты чего лыбишься?! – тут же окрысился Зопин в мою сторону. – Тоже мастер по дочкам-мамкам? Тоже умник-интеллектуал? От него последний кот сбежал, а он лыбится тут!..

– Зопин, ты чего разбушевался? – поинтересовался я, несколько ошарашенный его яростным наскоком.

Зопин фыркнул напоследок и отвернулся, смешав на доске игральные косточки.

– Ты, Белоголовый, на него внимания не обращай. Просто у него сегодня завтрак был недостаточно питательный... – заговорщицки прошептал Опин. – Ему в яичницу сала не доложили, поэтому у него брюхо от недоедания пучит. Вот он на всех и кидается...

Шептал Опин достаточно громко, поэтому Зопин все слышал. Не выдержав, он вскочил на свои коротенькие ножки и, нависнув над сидящим Опином, зловеще спокойно проговорил:

– А ну вставай, посмотрим, у кого брюхо пучит...

Опин поднял глаза на своего товарища и проворчал:

– Не встану...

– Почему это?.. – преувеличенно вежливо поинтересовался Зопин.

– Ты драться начнешь, а я тебя бить не хочу...

– Ты – меня?.. – задохнулся Зопин.

– Угу... – буркнул Опин.

– Нет!.. Ты – меня? – повторил Зопин, но уже гораздо менее уверенно.

На этот раз Опин только молча посмотрел на своего товарища.

Зопин снова уселся на пол, подпер кулаком щеку, так что она почти полностью закрыла его правый глаз, и горестно обратился ко мне:

– Вот, Белоголовый, так всегда! Сначала он меня наобижает, наобижает, а потом драться отказывается!

– Бросьте вы, ребята, цапаться! – улыбнулся я гномам. – Вы же друг без друга жить не можете!

– Это кто не может? Это кто... – начал было Зопин, но Опин неожиданно его перебил:

– Точно, Белоголовый, я без этого обормота жить не смогу... – Помолчал и добавил тише: – Совсем...

– И я... – осевшим голосом поддакнул Зопин.

– Ну вот, а ругаетесь... Пошли лучше посмотрим, как там Данила, позавтракаем, да и в путь пора отправляться...

Зопин тут же вскочил на ноги и доложил:

– Данила уже завтракал и сейчас сидит у принца. Так что мы можем сразу идти в столовую...

– Попросить третью порцию яичницы с салом... – закончил Опин.

– Как это – третью? – поинтересовался я.

– Ну, две-то он уже слопал... – ответил гном. Но его товарищ, не вступая в пререкания, уже направился к выходу.

Мы «слопали» по порции яичницы из трех яиц, выпили по кружке отличного киселя, заедая его свежими ватрушками, и отправились к принцу. Там уже находился Многоликий, который, улыбаясь, вместе с принцем и двумя незнакомыми мне гвардейцами внимательно слушал очередной рассказ Данилы. Но стоило нам появиться, как Данила, к глубокому разочарованию своих слушателей, замолчал и вопросительно уставился на меня. Я увидел, что мой мальчик полностью готов к походу. На нем был надет его вычищенный комбинезон, из карманов которого торчали берет и ручки ножей. Ноги были обуты в сапожки. В общем, он ждал только команды.

Многоликий сразу понял молчаливый Данилкин вопрос и обратился ко мне:

– Похоже, вы готовы выступать?..

– Да, – ответил за меня Зопин, – мы бы, пожалуй, пошли, если, конечно, у вас нет еще какого-нибудь задания для нас с Белоголовым.

В комнате все сразу заулыбались, а Опин молча ткнул Зопина кулаком в бок.

– А чего я сказал? – удивился Синий колпак. – Если у его Многоликой светлости есть еще какой-нибудь неслух там, мы его быстро в чувство приведем!.. А, Белоголовый?..

– Что за вопрос? – ответил я. – Если вы без нас справиться не можете, то какой разговор...

– Ну вообще-то мы, конечно, можем... – начал было Зопин, но после очередного тычка Опина заткнулся и с негодованием уставился на него: – И чего ты все мне по животу лупишь, я же только что позавтракал!..

– Не болтай!.. – коротко обронил Опин.

– Ну что ж, – прервал их перепалку Многоликий, – раз вы готовы, а у меня нет совершенно никаких особых поручений, достойных их милостей гномов, придется вас отпустить. Принц, попрощайся с нашими гостями, поскольку ты остаешься дома.

Принц поднялся с кресла, в котором сидел, и обнялся с Данилой. А тот, неожиданно для меня, стянул через голову свой серебряный свисток и протянул его принцу.

– Говорят, он работает, только если хозяин получил его в подарок. Возьми, вдруг пригодится...

– Спасибо, – растерянно пробормотал принц, принимая столь ценный подарок. – Я тоже хотел бы что-нибудь тебе подарить. – Он взглянул на отца, и тот незаметно кивнул. Эти двое понимали друг друга с полувзгляда. Принц тут же подбежал к небольшой тумбочке, стоявшей в углу, и, выдвинув верхний ящик, достал из него... маленького игрушечного гнома, вырезанного из темного дерева. Вернувшись, он протянул игрушку Даниле со словами: – Я слышал, у тебя есть дар предвидения, вот возьми, с ним ты сможешь пользоваться своим даром в любое время, достаточно взять его в руку. – А затем, помолчав, добавил: – Приходи еще как-нибудь...

Данила молча кивнул, опустил голову и, засовывая подаренную игрушку в один из многочисленных карманов, отошел к двери.

– Всего доброго, принц, и до встречи. – Я потрепал его по белым вихрам и, отходя вслед за Данилой к дверям, вдруг подумал, что не попрощался, а сказал «до свидания», и что верю в это неожиданно обещанное свидание.

– Ваша будущая многоликая светлость, поверьте, что мы всегда рады оказаться тебе полезными, – не снимая колпака, поклонился Опин.

– Мы всегда полезные, – поддакнул Зопин, помахивая ручкой. – Это другие вредные... – И, получив снова Опиным кулаком в бок, охнул.

– Пошли, полезный... – не давая ему опомниться, рявкнул Опин и направился за мной. Мы покинули покои принца и направились за Многоликим.

В кабинете Многоликого мы немного задержались, дожидаясь гномов, которые отправились за своими пожитками. Многоликий подошел к окну и взглянул на открывающийся за ним пейзаж, потом повернулся ко мне и негромко спросил:

– А ты, Белоголовый, действительно веришь, что сможешь вернуться в наш мир?

Я немного помолчал. Как в нескольких словах объяснить пусть даже очень неглупому человеку, какими путями к тебе приходит уверенность в чем-то? Ведь то, что я здесь узнал о связи двух миров, об их... взаимозависимости, что ли, приводило только к одному выводу – эту связь необходимо разорвать. Но жители этого мира не только не знают об этой связи, они и пальцем не пошевелят, чтобы уничтожить собственную разделенность. Для них непроходимые границы – благо, которое позволило прекратить кошмар глобальной войны, а точнее – самоистребление. Многие из них до сих пор с ужасом думают о том мгновении, когда границы исчезнут. Значит, придется действовать нам – жителям Земли. Но я, что называется, нутром чувствовал – путь к освобождению от Проклятия Аримана лежит здесь! Надо искать книгу, которую писал тот светловолосый... Ахурамазда... надо искать клинки. Вообще надо как можно быстрее разбираться со всей этой историей! И делать это здесь!

Так что, немного помолчав, я ответил Многоликому:

– Да, я уверен, что мы появимся здесь. Не знаю, буду ли это я или, может, это будут мои друзья, но люди из нашего мира к вам обязательно придут. Слишком много для нашего мира зависит от... от необходимости избыть Проклятие Аримана... – И добавил тише: – От необходимости сыграть до конца «Фугу для двух Миров, двух Клинков и одного Магистра»...

Многоликий молча смотрел на меня, а Данила испуганно прижался к моему боку, словно напоминая мне, что сейчас главное – доставить его домой, к маме.

В этот момент заявились гномы со своими неизменными вещмешками, оружием и инструментами, и мы все вместе спустились на поляну перед Черной скалой.

Здесь нас уже ждали шестеро всадников и четыре оседланные лошади. Зопин тут же обвел нашу компанию взглядом, прикинул что-то в уме и заявил:

– Это что, коняшка для меня? – И, не дожидаясь подтверждения, продолжил: – И не подумаю карабкаться на этого зверя, у меня головка закружится и я с него упаду!.. А если я упаду с такой высоты, то я могу сильно ушибиться!.. Нет, я пойду пешком... И коняшке ножки топтать не придется...

Опин покачал головой и тоже пробурчал:

– На этот раз я полностью согласен со своим... – он поглядел на Зопина и закончил: – ...товарищем.

– Может, все-таки попробуете, господа гномы? – повернулся к ним Многоликий. – Я ведь собирался подарить этих коней вам...

– Ага, кормить его!.. – перебил Многоликого Зопин. – Он же ест небось как... лошадь! Где ж я ему столько пропитания найду. Тут каждый день думаешь, как бы самому голодному не остаться, а тут тебе еще лошадь-дармоеда дарят... Нет, спасибочки, она вам в хозяйстве нужнее!

– Если ваша Многоликая милость изволит думать о подарках, – вкрадчиво вступил в разговор Опин, – то, конечно, лошади – это щедрый дар... По вашим, по людским меркам... А нам, гномам, вы лучше бы подарили холмик-другой или горушку какую завалящую. Мы и ростом для лошадей не вышли и все больше в скалах да в земле привыкли копаться. И проходы наши в скалах... Вон, спросите Белоголового, он наши подземные ходы крысиными норами обозвал, куда уж лошадь в них заталкивать...

– Ну и какая же горушка... – Многоликий улыбнулся, – ...завалящая вам по нраву бы пришлась?..

Зопин открыл было рот, но тут же получил от Опина локтем по пузу и промолчал.

– Так вот аккурат в начале Северной гряды такая есть. Лесистая ее называют. Вот за нее мы бы великое спасибо сказали. И тебе невелик убыток, а мы бы себе там домик построили. – Опин жалостливо опустил уголки рта.

– Ну что ж, подождите минуту, – снова улыбнулся Многоликий и, перекинувшись уже знакомой нам птицей, устремился к вершине скалы. Через несколько минут он вернулся и вручил Опину именной указ о пожаловании гномам Опину и Зопину, за чрезвычайные заслуги, горы Лесистой в Северной гряде. Указ был выписан каллиграфическим почерком на прекрасной гербовой бумаге. Зопин собрался очень внимательно рассмотреть этот документ, но Опин быстро скатал указ и спрятал за пазуху, пробормотав что-то вроде «ну нам пора...»

Нам действительно было пора. Я помог Даниле устроиться в седле одной из лошадей, сам вскочил в седло другой и наклонился к Опину:

– Где мы встречаемся?..

– Вы поедете по дороге в сторону гор... Пока эта дорога будет видна... Я думаю, сегодня вы дальше Задумчивого ползуна не уедете... – Он посмотрел на Зопина.

– Нет, не уедут... Куда им на лошадях-то... – покачал тот головой.

– Значит, так и договорились... Вечером у Задумчивого ползуна мы вас найдем... Или вы нас...

– Да кто это – Задумчивый ползун?.. – спросил я.

– Не кто, а что... – назидательно ответил Опин. – Задумчивый ползун – это...

– Не говори!.. – встрял Зопин. – Сам догадается... – И он хитро на меня посмотрел.

– Хорошо, постараюсь, – улыбнулся я гному.

– Трогаемся! – подняв голову, скомандовал я и повернулся, чтобы махнуть рукой гномам, но тех уже возле скалы не было.

Многоликий в одиночестве смотрел нам вслед, пока мы огибали Черную скалу. Но вот он скрылся за отвесным гранитом, и тут до нас донесся его крик:

– Возвращайся, Белоголовый! Я буду ждать!.. – А еще через секунду над нами пронеслась огромная зеленая птица с отливающими бронзой концами крыльев.

Мы недолго ехали по дороге: как и предупреждал Опин, она скоро исчезла в загустевшей траве. Видимо, в сторону гор мало кто ездил – это был, по здешним меркам, конец света. Наши кони, почти не понукаемые, шли неспешной рысью по густому летнему разнотравью лугов. К середине дня окружающая местность стала меняться. Появились холмы, и лошади, сберегая силы, начали петлять между ними по низинам. Спутники наши ехали молча, то ли не желая навязывать нам свое общество, то ли считая нас слишком высокопоставленными особами. Только когда я спросил одного из гвардейцев, выглядевшего наиболее внушительно, сколько продлится наше путешествие, он коротко ответил:

– Около шести дней, Белоголовый... – но дальше беседу поддерживать не стал, а послал свою лошадь на вершину ближайшего холма, чтобы оттуда осмотреть окрестности.

Черная скала толстым корявым пальцем маячила за нашей спиной, а впереди, ничуть не вырастая, стояли синие горы, чуть розовея вершинами.

Данила вовсю наслаждался конной прогулкой, нисколько, по-видимому, не страдая от длительного общения с седлом. «Ну вот и еще один вид спорта ты у меня освоишь... – подумал я с легкой усмешкой. – Будешь почти готовый пятиборец...»

Где-то в середине дня мы остановились на короткий привал и обед, а затем двинулись дальше. Солнце медленно катилось к горизонту, когда впереди, за невысокими холмами, показалось странное серовато-бурое искристое образование, напоминавшее излом огромной гранитной глыбы. Только в отличие от гранита, мрамора, туфа и других окаменелостей эта масса явно, хотя и очень медленно, двигалась. Я сам обратил на этот феномен внимание только после того, как Данила, направив свою лошадь ко мне, громко прошептал:

– Дядя Илюха, вон та каменюка ходит!..

Я пригляделся и вначале ничего не заметил. Но когда я приостановил свою лошадь и внимательно понаблюдал за указанным объектом, мне стало ясно, что мой маленький спутник оказался гораздо наблюдательнее меня.

Я приблизился к командиру нашего сопровождения и молча указал в сторону движущейся скалы. Он также молча повернул отряд в указанном направлении. Странная движущаяся скала была ясно видна, однако добираться нам до нее пришлось довольно долго. Солнце уже успело зайти за горизонт, вечерний воздух посвежел так, что Данила натянул на голову капюшон, а я подумывал, не достать ли мне из седельного мешка дареную шкуру. И тут, обогнув очередной холм, мы в быстро надвигающихся сумерках увидели предмет своего интереса. Это действительно была огромная, совершенно голая, поблескивающая слюдяными вкраплениями скала размером с трехподъездный четырехэтажный дом. И эта глыба гранита явственно перемещалась. Пройденный ею путь был отмечен здоровенной колеей с вырванной и перемолотой травой, поломанными, втоптанными в землю кустами и деревцами.

А невдалеке от этой темной, перепаханной и укатанной полосы мирно горел небольшой костерок, у которого мелькали до боли знакомые колпаки. Мы направили лошадей в сторону костра и тут же услышали довольный голос Зопина:

– Во! Мы точно рассчитали! Как раз к ужину их лошадки до Ползуна и добрели!

– Ты лучше смотри, чтобы у тебя опять каша не убежала! – послышался недовольный окрик Опина. – Оставишь всех без ужина!..

– Это у кого каша убежала? Это когда это у меня каша... – немедленно отреагировал Зопин, воинственно размахивая огромной разливной ложкой.

– Смотри, ложку на ногу уронишь – я тебе ее бинтовать не буду, – перебил его Опин.

– А зачем ее бинтовать?.. – сразу «купился» Зопин.

– Так если ты свою ложку на ногу уронишь, ты ж ее сломаешь!..

– Ложку?.. – не понял Зопин.

– Ногу!.. – пояснил Опин и постучал себя кулаком по голове.

Зопин захлопнул рот, и его физиономия стала краснеть, быстро достигая оттенка зрелого помидора. На глазах его выступили злые слезы, и вдруг он начал быстро шевелить губами, не произнося при этом ни слова. Несколько секунд продолжалась эта немая сцена, за которой даже Опин наблюдал с некоторой тревогой, пока наконец Зопин явственно не произнес:

– Ты, тип в грязном желтом колпаке, каши сегодня не получишь, даже и не проси!!!

– Нужна мне твоя подгоревшая каша, – с видимым облегчением ответил Опин и повел своим вздернутым носом в сторону костерка.

Зопин тоненько пискнул и бросился мешать подгорающую стряпню своим черпаком, а мы, едва сдерживая рвущийся хохот, полезли с лошадей.

Гвардейцы сопровождения тут же принялись устраивать лагерь, лошадей отогнали на ближний лужок под присмотром одного из солдат, мы с Данилой сразу направились к костерку гномов.

Несмотря на едкое замечание Опина, запах у костра был настолько аппетитным, что постепенно около него собралась вся наша экспедиция. При этом каждый из подходивших считал своим долгом демонстративно потянуть носом и на свой собственный лад произнести одну и ту же фразу: «Как вкусно пахнет». В результате все получили по полной миске каши с мясом, куску пирога, и каждому был обещан какой-то особенный чай. Даже Опин, несмотря на произнесенное в его адрес проклятие, получил свою миску каши и пирог, сопровожденные неясным смущенным бурчанием, что-то вроде: «...Видеть не могу голодных гномов...» На это Опин только довольно улыбнулся и принялся уплетать свою порцию за обе щеки.

Чай, поданный после каши, был настолько хорош, что многие пили его даже без меда, выставленного щедрой зопинской рукой. А затем вся наша компания разлеглась на травке. Гвардейцы – несколько в стороне, что-то тихо обсуждали между собой, временами посмеиваясь и толкая друг друга в бока. Данила с Зопином мыли посуду, Опин, бормоча себе под нос недовольным баском, копался в своем мешке.

Смеркалось. Огромная гранитная глыба постепенно сливалась с темным небом и словно растворялась в нем, теряя свои очертания. Я поднялся с травы и медленно направился к ней. Глядя на слабо поблескивающий гранитный излом, медленно-медленно проплывающий мимо меня, я подумал: «Почему же, интересно, тебя прозвали Задумчивым ползуном?»

– Потому что я задумчивый и при этом все время ползу... – звонко, как удар камня по камню, донеслось из глубины гранита.

Признаться, я оторопел – эта глыба гранита не только перемещалась, но вдобавок еще и отвечала на невысказанные вопросы! Притронувшись к граниту рукой и ощутив легкую, но мощную вибрацию, я подумал другой вопрос, вызывая Ползуна на беседу: «И зачем ты это делаешь?»

На секунду мне показалось, что Ползун застыл на месте, но его движение тут же восстановилось, а ответ на этот раз пришел, словно шорох пересыпаемого песка:

– Так ты меня услышал? Как интересно!.. А может быть, ты – Серый Магистр? Да нет, не похож...

Серый Магистр! Похоже, эта странная каменюка была способна изумлять меня бесконечно! Меньше всего я готов был ожидать от нее каких-либо слов, касающихся Серого Магистра! Пусть прошло уже почти пять лет с того момента, как... мне приснился странный сон, пусть я в том сне не встречался с Серым Магистром, но слишком часто за последние пять лет эта личность приходила мне на ум.

«И что ты знаешь о Сером Магистре?» – почти выкрикнул я, незаметно для себя начав движение рядом с камнем.

– А зачем тебе об этом знать? – тихо прошуршало из скалы.

«В совершенно ином мире я слышал о могущественном Сером Магистре, и мне интересно, что известно о нем здесь?..»

– Хм... – снова зашуршал Ползун, – а почему бы мне и не ответить этому странному... водянистому существу, похоже, не без дара, раз уж оно меня услышало... Ну что ж, ответ на твой вопрос будет таким: однажды на моем пути встанет человек, который назовет себя Серым Магистром. Ему я должен буду передать доверенное мне слово. После этого я остановлюсь навсегда и люди дадут мне другое имя!

«И какое же слово ты должен передать Серому Магистру? И от кого?»

– Разве ты Серый Магистр, чтобы из-за тебя я остановил свое движение? Да и встал ты не передо мной, а рядом... Ты любопытен, но не более того...

И в этот момент меня кто-то дернул за рукав рубашки. Я повернулся и увидел огромные испуганные глаза Данилы.

– Дядя Илюха, что с тобой?..

– А что?.. – хрипло выдохнул я.

– Так я посуду помыл, смотрю – тебя нет. Потом вижу, ты идешь рядом с этим... камнем и рукой за него держишься. Я подошел, а ты весь белый, глаза закрыты, губы у тебя шевелятся, а ничего не говорят... Знаешь как я испугался!..

– Ну, ничего... все в порядке... – уже более нормальным голосом успокоил я мальчишку. – Это я просто так... побеседовал...

– С кем? – В глазах у Данилы зажглось любопытство.

– Так вот с Ползуном и побеседовал, – как можно беззаботнее проговорил я.

– Ну да?! – недоверчиво протянул он. – Разве ж эта гранитная глыба разговаривать может?!

– Ну, если она может двигаться, то почему бы ей и не разговаривать?

Данила с удивлением и некоторым почтением посмотрел на мерцающую гранитную стену, проплывающую мимо нас.

– Знаешь что, Данилушка, а не пойти ли нам спать. Что-то я устал. – Я положил руку на плечо мальчика и увлек его в сторону тлеющего костра и темнеющих палаток. Через несколько минут мы улеглись, и я практически сразу провалился в сон.

Когда мы с Данилой проснулись и выбрались из палатки, гномов уже не было и в помине. Старший сопровождавшей нас группы доложил, что «...малыш в синем колпаке долго бурчал насчет поздних прогулок, а затем заявил, что раз лошадей у них нет, они отправятся пораньше...»

– И где же мы теперь их будем искать?.. – задал Данила главный вопрос.

– Желтый колпак перед уходом сказал, что они будут нас ждать у седьмого холма.

– И где этот седьмой холм? – спросил я.

– Гном сказал, чтобы мы держались принятого направления, тогда выйдем прямо на седьмой мимо пятого...

– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил я Данилу. Тот отрицательно помотал головой, но при этом улыбнулся.

Мы быстренько умылись, перекусили и бросились догонять ушедших вперед гномов.

Путь наш по-прежнему пролегал между холмов, покрытых густой травой, низкорослым кустарником и редкими негустыми рощами. Дважды мы пересекали вброд довольно широкие ручьи. Погода стояла ясная, небо было высоким и темно-голубым, лошади широкой спокойной рысью неслись вперед, в общем, не путешествие по пустыне, а загородная прогулка. Когда солнце повисло над горизонтом, а тени от всадников стали непомерно длинными и стертыми, я принялся внимательно оглядывать окрестные холмы, гадая, какой же из них седьмой. На мой урбанизированный взгляд все эти вздутия почвы были на одно лицо, а отсчитывать от какой-либо вехи я не мог, поскольку и вехи-то никакой не было.

И тут мой юный востроглазый спутник заявил, что седьмой холм как раз перед нами. Все недоуменно взглянули на него, а он в ответ на невысказанный вопрос ткнул пальцем вперед и уточнил:

– Вон же вывеска на холме стоит – «Седьмой»!

Действительно, на покатой вершине холма, высившегося впереди, торчал вбитый в землю шест, на котором был прибит то ли кусок картона, то ли обломок доски, и на нем корявым «детским» почерком было выведено коричневое слово «Сеньдьмой». Вся наша команда не сговариваясь потянулась к вершине холма и, остановившись у этого странного шеста, принялась оглядывать окрестности в поисках наших коротконогих ходоков. И опять Данила первым заметил в опускавшемся на землю полумраке слабенькую искру костерка, приплясывающую у подножия холма среди зарослей кустарника.

Спустившись к костру, мы обнаружили ту же ситуацию, что и накануне – Зопин кашеварил, а Опин давал ему советы и подвергал его резкой критике. Когда наши лошади, миновав ограду из кустов, остановились у разбитого гномами лагеря, Опин поднял голову и, обращаясь к своему товарищу, ворчливо сказал:

– Ну вот, а ты спорил со мной! Видишь, как они хорошо считают, аккурат к седьмому холму вышли. Так что ты проиграл – с тебя дублон.

– Когда это я проиграл? – удивился Зопин.

– Ну как же, ты же все время говорил, что они только до пяти считать умеют.

– Это почему это Зопин решил, что мы считаем только до пяти? – не удержался Данила.

– А потому что сам он считает только до трех... – тут же уточнил Опин.

– Это кто считает только до трех? Это кто до трех только считает? – тут же принялся причитать оскорбленный гном в синем колпаке. – Да я, если хочешь знать, могу считать не переставая хоть...

– Знаю, хоть сколько хочешь... – закивал головой Опин.

– Точно... – подтвердил Зопин.

– Но только до трех... – опять повторил Опин.

– Да почему ты так говоришь?! – завопил Зопин.

– Да потому, что ты всегда готовишь обед только из трех блюд – первое, второе и третье. Ни тебе закусок, ни тебе десерта. А все потому, что ты их посчитать не можешь...

– Ну, – Зопин помахал своей замечательной разливной ложкой, словно бейсбольной битой, – будет тебе десерт!.. – И, надувшись, отвернулся к своей стряпне.

Пока гномы развлекали нас с Данилой своей очередной перепалкой, гвардейцы поставили палатки, отогнали пастись лошадей, достали запасенный провиант, присоединив его к тому, что готовил Зопин, притащили побольше хвороста, разложили вокруг костра попоны, так что к ужину все было готово.

На этот раз Зопин сварил замечательную, густую, пахучую похлебку из каких-то удивительно вкусных корешков с ломтиками вяленого мяса. Разливая ее по тарелкам и слушая восторженные похвалы в свой адрес, он молча, но довольно улыбался и только, протянув наполненную тарелку Опину, добродушно буркнул:

– Это тебе первое...

Пока мы хлебали горячую похлебку, Зопин поставил перед нами несколько тарелок с различным печевом, обращаясь к Опину, с улыбочкой процедил:

– Это тебе второе... – и отправился разливать традиционный чай. Подавая дымящуюся кружку своему товарищу, он довольно бросил: – Это – третье...

Когда мы уже дохлебывали чай, Зопин подошел к довольному, сытому Опину, держа руки за спиной, и торжественно заявил:

– А это тебе на десерт, четвертое... – Опин заинтересованно поднял голову и тут же получил по лбу огромной Зопиновой разливной ложкой.

Выдав другу десерт, Зопин одним прыжком отскочил метра на два назад и принял боевую стойку борца сумо, держа на отлете свое разливанное оружие. Однако Опин даже не встал с места, видимо, ударом по лбу его пронять было трудно. Он потер ушибленное место и, неожиданно улыбнувшись, заявил:

– Признаю свою ошибку, ты умеешь считать... до четырех. Только если ты будешь драться ложкой и сломаешь ее, я тебе новую строгать не буду...

Зопин испуганно осмотрел свой драгоценный уполовник, спрятал его за пазуху и молча отправился к костру, на котором закипала вода для мытья посуды.

– Слушай, желтый колпак, – заговорил вдруг один из гвардейцев. – Ты же души не чаешь в своем друге. Что же ты его своими подначками каждый вечер из себя выводишь?

Опин внимательно посмотрел на вопрошавшего, перевел взгляд на костер, около которого топталсяего друг, а затем тихо ответил:

– Он моложе меня на три дня, четыре часа и пять минут... И не надо давать ему об этом забывать...

После этих слов над нашей полянкой повисло молчание, а несколько минут спустя я повернулся к притихшему гному и спросил:

– Послушай, Опин, если мы с Данилой пойдем вместе с вами пешком, мы сильно будем вас задерживать?

– Как вы можете нас задержать, если мы идем вместе? – ворчливо ответил тот.

– Тогда завтра мы пойдем с вами, если, конечно, вы с Зопином не возражаете...

– Давно бы мог сообразить, что ваши лошади только вас задерживают, – скупо улыбнулся Опин и, повернувшись в сторону костра, заорал: – Эй, математик, туши костер, спать ложимся. Завтра рано вставать.

Зопин тут же послушно принялся затаптывать свой костерок. Один из гвардейцев обратился ко мне:

– А мы как же?..

– А вы заберете с собой наших лошадей и отправитесь к Черной скале. Ваша миссия окончена...

– Но Многоликий поручил нам проводить вас до гор...

– Вот вы и доложите, что провожали нас до тех пор, пока я считал это необходимым, после чего я отослал вас назад, – категоричным тоном ответил я, и гвардеец понял, что спорить бесполезно. Мы тут же разошлись по палаткам.

Рано утром следующего дня, когда краешек солнца только показался над горизонтом, наша четверка уже была готова к походу. И хотя поклажа у нас получилась довольно увесистой, все были рады вновь шагать рядом, как это было в Дохлом лесу. Особенно доволен был почему-то Зопин. Может, он надеялся, что в нашем присутствии старший друг будет поменьше его задевать. Короче, мы, последний раз махнув нашему эскорту рукой на прощание, двинулись в путь и буквально через пару минут уже перестали слышать конское ржание и перестук копыт, утих и гомон отправлявшихся назад кавалеристов.

Вначале мы шагали молча, наслаждаясь легким, прохладным утренним ветерком, безоблачным небом и ярко-изумрудным цветом окружающих холмов. Потом гномы разом затянули уже знакомую нам песню о том, чего они больше всего боятся, а мы с Данилой попробовали им подпевать. Затем после небольшой паузы, потребовавшейся нам, чтобы отдышаться, Данила предложил исполнить сольно «Там вдали за рекой...», что тут же и осуществил, в результате мы долго и подробно объясняли нашим спутникам, что такое есть «буденновские войска», «украинская степь», «белогвардейские цепи» и другие непонятности, встретившиеся в тексте. Кстати, эти непонятности не помешали Зопину в конце песни расплакаться, так как он, по его словам, прекрасно понял, что «белогвардейские цепи» убили хорошего мальчика, который был еще совсем «маленьким».

Вообще, после Данилиного пения гномов словно прорвало и посыпались вопросы, порой самые неожиданные, о нашем мире, нашей жизни, нашем быте... Мы, как могли, старались удовлетворить их любопытство, тем более что наши ответы частенько приводили к их переругиванию, едва не переходившему в потасовку. Например, когда я рассказал им об автомобиле, Зопин тут же решил сделать пару штук для общих надобностей, как только вернется домой, а Опин хмуро заявил, что у Зопина «кишка тонка» машины строить. Зопин в ответ немедленно заорал:

– Это у кого кишка тонка? Это у меня кишка тонка?.. Да у меня знаешь какая толстая кишка? Да у меня кишка...

Не знаю, чем бы кончился спор о Зопиновой кишке, если бы Данила не заявил ненатурально бодро:

– Подумаешь, автомобиль!.. Вот самолет!.. – Гномы тут же передвинулись поближе к мальчишке и пошагали с двух сторон от него, внимательно слушая описание самолета и задавая технические вопросы.

И во время всей этой занимательной беседы мы шагали. А солнце, выскочив из-за горизонта, карабкалось по небосводу, все больше и больше поднимая окружающую температуру. Но я не успел пожаловаться на жару, потому что как-то незаметно мы оказались в светлой, прозрачной рощице и вышагивали по устланной мягкой, прелой листвой тропинке в прозрачной, невесомой тени. Я совершенно не чувствовал усталости, когда в самый разгар технического спора о преимуществах и недостатках реактивного привода Зопин вдруг остановился, выпучив глаза, и круто сменил тему разговора.

– Опин, у нас беда!

– Какая? – в испуге остановился тот.

– Мы обед прошагали!

Опин бросил быстрый взгляд к небу, потом сурово взглянул на Зопина и пробурчал:

– Ничего и не прошагали...

– Но ведь пора! – не унимался тот.

– Пора... – неохотно согласился Опин и сбросил свой мешок на землю.

– Вы двое, – он кивнул нам с Данилой, – за хворостом. Ты, – кивок в сторону Зопина, – за водой. А я посмотрю, чего вокруг есть.

Мы, сбросив с плеч свою поклажу, разошлись выполнять задание.

Хворосту мы с Данилой набрали быстро, благо сухих сучьев под деревьями было великое множество. Вернувшись к месту лагеря, мы увидели Опина, сидящего около кучки каких-то корешков и сосредоточенно их очищавшего, и Зопина, вколачивающего вторую рогульку для подвески котелка над костром. Через несколько минут запылал костер, над которым был подвешен котелок, и Зопин, вооруженный своим черпаком, аккуратно бросал в закипающую воду опинские корешки, тщательно обнюхивая, а иногда и полизывая каждый. Опин на этот тщательный контроль за своей деятельностью реагировал без обычного сарказма, не оспаривая авторитета Зопина в вопросах приготовления пищи.

А еще через полчаса мы снова шагали вперед, сытые и веселые. Я удивлялся, как это мне удалось съесть такое количество похлебки, ведь особого голода я не испытывал.

Мои спутники принялись было снова обсуждать вопросы самолетостроения, но, видимо, эта тема несколько приелась, и они потихоньку замолчали. Когда мы наконец вышли из рощи, солнце уже повисло над горизонтом, а наши тени удлинились и довольно неохотно переставляли ноги. Опин принялся поглядывать по сторонам, словно чего-то высматривая, и скоро резко свернул с тропы в сторону невысокого покатого холма, поросшего низким, густым, кучерявым кустарничком. Протаранив эти заросли, мы вслед за гномом оказались на небольшой уютной поляне, поросшей сочной темно-зеленой травой. Опин устало сбросил свой мешок и заявил:

– Ну вот и пришли...

– А я еще мог бы немного пройти... – бодро сказал Данила. – Да и солнце еще высоко...

– Скоро будет низко... – добродушно пробурчал Опин.

– Да, – поддержал его Зопин, – скоро совсем низко будет...

Мы развели костер и, пока Зопин кулинарничал, поставили палатку и постелили одеяла. Ужин был, как всегда, хорош, а оторвавшись от мисок и кружек, мы с Данилой вдруг поняли, что уже стемнело и на глубокое черное небо высыпали мириады звезд. Два гнома сидели у догорающего костра и довольно улыбались нам.

– Опин, – обратился я к старшему, – долго нам еще идти?

– Завтра будем в горах, послезавтра, утром, на Косом перевале...

– Так быстро, – испуганно глянул на меня Данила.

– Да, побыстрее, чем на лошадках... – Опин, грустно улыбаясь, смотрел на мальчика. – И там мы распрощаемся...

Данила повесил голову, потом молча встал, отошел от костра и постоял, глядя в небо. Вернувшись, он уселся между гномами, взял Зопина за руку и прислонился головой к плечу Опина. Так мы молча просидели почти час, любуясь ярким ночным небом и наслаждаясь тишиной. Потом Опин, закряхтев, приподнялся и с хрипотцой пробормотал:

– Спать пойдем... Завтра путь неблизкий...

Когда мы забрались в свою палатку, Данила спросил:

– Слушай, дядя Илюха, как же это получается, на лошадях шесть дней ехать, а пешком три дня идти?..

– Не знаю... – задумчиво ответил я. – Только ты заметил – утром мы шли под открытым небом, когда стало жарко, ушли в рощу, а к вечеру опять вышли на голые холмы... А как сегодня солнце опустилось?.. Видимо, наши спутники знают не только земные дороги...

– А разве бывают другие?

– Конечно! Морские, воздушные, космические... А по какой дороге мы с тобой в этот мир пришли?..

Мы надолго замолчали, и я, слыша ровное дыхание Данилы, решил уже, что он заснул, но он вдруг абсолютно бодрым голосом проговорил:

– Хорошо бы все эти дороги увидеть, узнать и пройти...

– Какие твои годы... – улыбнулся я в темноте. – Все узнаешь и все пройдешь... Надо только очень захотеть...

И мы заснули.

Утро нас порадовало туманом и нависшими над окрестными холмами тучами. От хорошей погоды, сопровождавшей нас в течение всего путешествия, не осталось и следа. К тому же сильно похолодало. После быстрого завтрака Данила натянул свой комбинезон, а поверх него длинную курточку, сшитую из выделанной шкуры, мехом внутрь. Его голову снова украсил лихой берет. Я тоже поверх своей верной джинсы надел меховую куртку. А вот гномы утепляться не стали, ответив нам, что их горы греют.

А горы встали перед нами, едва мы повернули за приютивший нас на ночь холм. Ясно видная, неширокая тропка, скользнув по зеленому боку холма, нырнула в ложбинку, за которой холмы превращались в предгорья, круто уводившие ее вверх. Мы бодро зашагали вперед. Подъем, издалека казавшийся таким крутым, оказался вполне проходимым, да и тропа извивалась, отыскивая наиболее удобный маршрут. Серый, рассеянный, туманный свет, лившийся из-за низких туч, с восходом солнца получил какой-то жемчужный оттенок. Казалось, мы шагаем в волшебном мерцании тайны, которая встретила нас у подножия гор и провожает в свое дальнее жилище, чтобы там открыться нам. Только вот что именно нам откроется?..

На крутых склонах, поднимавших нашу тропу все выше и выше, среди зелени травы стали попадаться каменные глыбы – то ли обломки скал, скатившиеся сверху, то ли верхушки самих скал, вынырнувшие из-под покрова присыпавшей их земли. Их с каждым шагом становилось все больше и больше, пока наконец вокруг нас совсем не осталось травы. Тропа тоже стала каменистой, мелкий, неокатанный гравий скрипел под ногами и, сухо шурша, скатывался вниз.

Но Опин бодро шагал вперед, постукивая по тропе темной ручкой своего обушка, который он снял с мешка и держал на манер посоха. Данила шагал следом за гномом и тоже пока что не выказывал признаков усталости. «А ведь он здорово окреп и... повзрослел, что ли... за время нашего странствия», – подумалось мне. Я смотрел на его лихо заломленный берет, из-под которого торчали непокорные белые вихры, и мне казалось, что он даже подрос за эти неполные три недели. Сам я тоже не чувствовал усталости, и дыхание мое было ровным и спокойным. А вот следовавший за мной Зопин громко сопел, пыхтел, топал, что-то бормотал, в общем, всячески показывал, как тяжело ему дается этот подъем. Может, поэтому Опин, повернув вслед за тропой за огромную каменную глыбу, вдруг остановился и, сбросив мешок на камень, громко объявил:

– Привал!..

Когда мы, сняв поклажу, расселись на камнях, я с удивлением увидел, что Зопин страшно побледнел и с его лба ручьем льет пот. Опин присел рядом со своим товарищем, снял свой колпак, достал из него огромный, совершенно новый платок и принялся вытирать Зопину лоб. Потом наклонился и тихо спросил:

– Что, совсем плохо?..

– Не, ничего... – каким-то ломким голосом ответил Зопин.

– Где ж «ничего», – заворчал Опин. – Я слышу, как ничего. Пыхтишь, сопишь... Белый вон весь... Может, тебе все-таки скалой пойти?..

– Ребята, – прервал я их перешептывание, – может, объясните, в чем дело?

– Он высоты боится, – нехотя ответил Опин.

– Кто боится? Никто не боится... – попробовал протестовать Зопин, но смущенно умолк под суровым взглядом Опина. Немного посопев, он негромко добавил: – Сам бы съехал со скалы, тоже небось боялся бы...

– Он несколько лет назад, при выводе тоннеля наружу, выпал из скалы... – пояснил Опин. – Летел метров триста и упал на гравийную осыпь... Вот с тех пор и боится высоты...

– А что ты ему предлагаешь? – снова спросил я.

– Мы пойдем тропой, а Зопин может идти скалой... Тоннель прорубать... Ну, ты видел... Да вот он не хочет уходить в скалу один – боится, как бы с нами чего не случилось...

– Так пойдем скалой все... – предложил я.

– Тебе ж неудобно, потолок у нашего тоннеля низкий... Сам говорил – «крысиная нора».

– Ну мало ли что я говорил. Данила пройдет спокойно, а я потерплю уж как-нибудь... Надолго это нас задержит?..

– Хм... – Опин почесал щеку, – сегодня к вечеру на месте будем... Да еще глубинную съемку сделать сможем...

– Ну вот, и глубинную съемку... – поддержал я, не совсем понимая, что такое «глубинная съемка».

– Ну что, скалолаз, – Опин ласково положил свою руку на плечо Зопина, – все вместе скалой пойдем?..

– Ну, если все вместе... – улыбнулся тот.

Они встали и направились к нависавшей над тропинкой отвесной каменной стене. Там они что-то горячо обсуждали и даже царапали камнем на камне какие-то схемы, а затем, видимо, достигнув соглашения, вернулись назад. Мы подхватили нашу поклажу. Гномы, забросив мешки за плечи, взялись за свои обушки, и скала вздрогнула от ударов гномьего инструмента.

Знаете, есть такое домотдыховское развлечение – бег в мешках. Так вот, последующие десять часов стали для меня сплошным бегом на карачках. Данила сравнительно свободно, лишь слегка пригибаясь, мог проходить по тоннелю, прорубаемому гномами, а вот мне снова пришлось встать на четвереньки. Так я и перемещался, повесив свой мешок на живот и обдирая коленки, ладони и локти. Хорошо еще, что осколков породы почти не было, но остекленевший под обушками Опина и Зопина гранит порой имел весьма неприятные складки, трещины и сколы.

Мы остановились ненадолго, чтобы перекусить, но после этого отдыха снова встать на колени было для меня настоящей пыткой. И все-таки краем глаза я видел, что Опин, частенько оставляя Зопина в забое одного, что-то торопливо записывал в небольшой замусоленный блокнот. Когда я поинтересовался, чем он занимается, он присел рядом со мной и добродушно объяснил:

– Это и есть глубинная съемка. Вот тут от тоннеля отходит серебряная жила, в этом месте, метрах в четырех справа, лежит гнездо изумрудов, богатое гнездо, вот на этом месте, если копнуть немного вниз, обнаружится медь, правда, немного...

Он тыкал своим мягким свинцовым карандашиком в блокнот и с удовольствием рассказывал о своих находках. Но это был, пожалуй, единственный момент, когда он несколько отвлекся от проходки и съемки.

Данила со жгучим интересом следил за работой гномов, а потом принялся внимательно разглядывать стеклянистую поверхность стен тоннеля. В общем, все были при деле...

Через десять часов гномы вдруг как по команде разошлись в разные стороны, и вместо тоннеля у них стал получаться небольшой круглый зал. Я финишировал в этом зале первым, поскольку больше никто в этом забеге участия не принимал. Финиш мой состоял в том, что я, перебирая коленками и ладонями по блестящему полу, выбежал на середину зальчика, уткнулся опущенной головой в коленки стоявшего на моем пути Данилы, со стоном повалился набок и закрыл глаза. Данила присел около меня на корточки и ласково погладил меня по голове.

Пока обушок закончившего работу Зопина еще слабо светился, Опин порылся в своем мешке, извлек из него маленький канделябр, вставил в него три свечечки и зажег их. Пещерка осветилась, и ее стены отбросили множество отражений трех язычков пламени. Опин продолжал доставать из своего бездонного мешка сверточки, кулечки, бутылочки. Зопин тоже присоединился к нему со своим мешком и принялся вытаскивать из него посуду, приборы, пакетики со специями. Опин сложил свои припасы горкой в середине пещеры, взял у своего товарища большой котелок и, прихватив свой обушок, пошел к стене. Там он принялся прохаживаться вдоль стены, внимательно ее изучая, и наконец легонько тюкнул острием кайла в понравившемся ему месте. Из пробоины сначала слабо закапала, а потом побежала маленьким ручейком кристально чистая вода. Опин набрал полный котелок и принес его к уже разложенному Зопином костру, сложенному из тех двух вязаночек коротких сухих дровишек, что несли с собой гномы.

Все эти манипуляции гномы проделывали в полном молчании, без единого слова понимая друг друга. Мы с изумлением наблюдали за их приготовлениями, и наконец Данила неуверенно предложил:

– Может, помочь надо?..

– Сиди отдыхай, – ласково ответил Опин. И они продолжили свои приготовления.

Скоро разложенная на блестящем полу белая скатерть была заставлена тарелочками с множеством различных закусок, рядом с вместительными глиняными мисками красовались серебряные ложки, вилки и ножи, по краям скатерти расположились две объемистые глиняные бутылки, а в центре разместился зопинский котелок с побулькивающей в нем похлебкой. Запах по пещере поплыл такой, что я, забыв о своих ободранных конечностях, потянулся поближе к скатерке. Данила тоже незаметно оказался рядом с расставленными деликатесами. Опин, оглядев сделанное, удовлетворительно хмыкнул и предложил:

– Давайте располагайтесь вокруг...

Зопин, молча улыбаясь, откупорил одну из бутылок и набулькал во все четыре кружки густой, темно-красной жидкости, дохнувшей на нас ароматом сладкой осени. Опин взял кружку своей здоровенной ручищей и посмотрел на нас с Данилой долгим, запоминающим взглядом.

– Вот за этой стеной, – он ткнул свободной рукой себе за спину, – находится Косой перевал. Завтра утром мы пробьем эту стену, и наступит момент прощания. А сегодня мы устроили маленький прощальный ужин, чтобы вы почувствовали, как мы вас любим, как мы будем без вас скучать. Жалко, Белоголовый, что твой черный зверь ушел, он ведь такой...

– Ласковый... – вставил свое слово Зопин.

– Ласковый... – подтвердил Опин и немного помолчал. – Ты, маленький колдун, не грусти, выучишься, возвращайся к нам, мы тебя ждать будем. Ты, Белоголовый, знай, если мы тебе понадобимся, мы готовы вместе идти хоть... хоть за Границы... И вообще... вы знайте, что мы вас никогда не забудем...

– Никогда-никогда... – подтвердил Зопин. И они разом уткнули свои толстые вздернутые носы в кружки.

Я поднес кружку к губам, прихлебнул из нее и, не отрываясь, вытянул все, что в ней было налито. Густое, сладкое, терпковатое вино сразу согрело меня изнутри, а все мои ссадины и порезы показались мне такой мелочью... Данила выпил свою кружку, поставил ее на скатерть, поднялся на ноги и со странно заблестевшими глазами подошел к Опину и, обняв его за шею, прижался к нему. Потом он точно таким же образом обнялся с Зопином и вернулся на свое место. Мы в молчании принялись за ужин.

А ужин был приготовлен на славу, среди закусок были маленькие маринованные сливы, тонко нарезанная копченая рыба, какие-то свежие побеги, по вкусу напоминавшие черемшу, сушеное, соленое и копченое мясо и много чего другого. Похлебку Зопин сварил из какой-то птицы, так что мы слопали по две полные миски. Мы выпили еще вина, и постепенно грусть и скованность, охватившие нас вначале, стали рассеиваться. Скоро над скатертью пошел дружеский разговор-воспоминание. Мы смеялись, вспоминая свои приключения, а мне подумалось: «Как странно, сегодня нам кажется забавным то, что вчера было страшным, сегодня мы смеемся над тем, над чем вчера готовы были разрыдаться...»

Потом мы пели песни, а Зопин на спор доел всю оставшуюся похлебку... Потом Данила прочитал наизусть «Бородино», а гномы с загоревшимися глазами вопили:

– ...Рука бойцов колоть устала... И ядрам пролететь мешала... Гора кровавых тел...

Потом пошли вопросы, что такое картечь, и как Опин определяет присутствие серебра в породе на пятиметровой глубине, что такое «лихая доля», и как определить место высадки корешка для ращения Стали... В общем, разговор специалистов без скидок на возраст и недостаток образования.

А потом мы заснули, но спали совсем недолго. Опин тихонько растолкал нас с Данилой, и мы увидели, что остатки нашего пиршества убраны, и пол пещеры снова стал пустым, гладким и блестящим. Зопин тревожно сопел возле стены, а Опин тихо сказал:

– Пора... – подошел к своему другу и попросил: – Отойди к ребятам, я сам выход пробью...

Зопин облегченно вздохнул и встал рядом с нами. Опин поднял свой обушок и принялся осторожно, ласково поглаживать острием поверхность стены. Гранит начал подаваться и, оплавившись сантиметров на сорок вглубь, вдруг треснул и вывалился наружу четырьмя крупными осколками. В образовавшуюся дыру вкатился голубовато-серый рассвет, а следом за ним ворвалась самая настоящая вьюга, с самым настоящим льдистым снегом и бьющим наотмашь ветром. Мы выглянули наружу и увидели в трех-четырех метрах под нами Косой перевал – каменистую, переметенную снегом тропку, огибающую пробитую гномами скалу резко наклоненной, срывающейся в пропасть узенькой лентой.

Я долго разглядывал Косой перевал, а когда оглянулся, увидел, что Зопин укутывает Данилу в меха и натягивает ему на уши берет. Посмотрев на Опина, я распаковал свой мешок и достал дареную белую шкуру. Сейчас этот плащ был мне как нельзя кстати.

– Мы не будем выходить наружу... – сказал Опин, доставая из мешка довольно длинную, толстую веревку. – Мы пойдем домой тоннелем...

Он выбросил конец веревки в отверстие. Я обнял гномов по очереди и быстро полез наружу. Через несколько секунд я уже стоял на скользкой тропке, ожидая Данилу. Его гномы спустили, обвязав под мышками. Я принял мальчишку, помог ему тверже встать на ноги, отвязал от него веревку и начал ее сматывать. Конец веревки выпал из отверстия, и в нем последний раз мелькнула физиономия одного из гномов и послышался крик Опина, заглушаемый завыванием вьюги:

– Береги маленького колдуна, Белоголовый...

– Береги... – эхом добавился голос Зопина.

И все. Ничего кроме свиста и воя снежного ветра. Я привязал смотанную веревку к поясу, и несколько секунд мы осматривались, прикрываясь руками от слепящего снега. Затем я несколько неуверенно позвал:

– Ду-у-х...

– Я уже давно здесь стою. Все жду, когда вы с этими малышами попрощаетесь... – После короткого молчания Дух добавил: – Значит, вы все-таки добрались до Косого перевала. Я, признаться, думал, что вы отступите где-нибудь в середине пути... А вы всех обманули – горой прошли... Ну-ну...

– Мы что, так и будем с тобой невидимым общаться?.. – немного обиженным тоном поинтересовался я.

– А ты что, хочешь, чтобы меня с этой... дороги сдуло?.. Я не собираюсь по пропастям летать...

– Гляньте-ка!.. Боится!.. – вдруг вступил в наш разговор Данила. – Ты же в любой момент в птицу обратиться сможешь...

– Ну вообще-то смогу... – смущенно согласился Дух, но тут же добавил: – Если не растеряюсь...

– Слушай, Дух, холодно здесь... Может, лучше мы двинемся?.. – неуверенно попросил я. – В какую сторону нам шагать-то?

– Ох-хо-хо... – вздохнул тот в ответ. – Ну раз ты так спешишь... Давайте следуйте за огоньком...

И справа от меня вспыхнула яркая зеленоватая искра. Секунду она висела неподвижно, а затем, словно удостоверившись, что ее заметили, медленно поплыла прочь, удерживаясь над каменистой тропинкой. Данила, цепляясь руками за скалу и вздрагивая от бешеных порывов снежного ветра, осторожно направился за ней, я следом. Поворачивая за угол скалы, я бросил последний быстрый взгляд на отверстие, из которого мы вылезли, и мне показалось, что оно заложено камнем. Это была последняя попытка отвлечь внимание от узкой наклоненной тропки, по которой мы двигались. Затем в течение нескольких долгих минут я был полностью сосредоточен на том, как удержаться на голом камне, местами обледенелом, местами переметенном метельными полосами.

Но все когда-нибудь кончается. Проведя нас метров шестьдесят, искорка поднялась немного кверху, вдоль почти отвесной скальной стены и скрылась в неприметной темной трещине. Я, обдирая пальцы на руках и коленки, попробовал добраться до этой трещины, и хотя до нее было не более двух-трех метров, сил этот подъем отнял, как на хорошем кроссе. Но мне все-таки удалось взобраться, и я оказался внутри довольно глубокой ниши. Зеленоватая искорка вспыхивала в глубине расщелины, словно дожидаясь нас. Немного отдышавшись, я отцепил веревку, бросил ее конец вниз и крикнул:

– Данила, обвяжись под мышками...

Минуту спустя я почувствовал слабый рывок и услышал тоненький, пропадающий во вьюге голос:

– Готово...

– Полезли... – заорал я в метель и принялся вытягивать веревку. Скоро показалась голова в нахлобученном берете, и через секунду Данила был рядом со мной. Наш мерцающий проводничок немедленно двинулся в глубь расщелины, и мы поспешили за ним. Через несколько шагов нас окружила полная темнота, а кроме того, мне снова пришлось согнуться – потолок круто пошел вниз. Мы оказались в довольно узком и низком каменном коридоре, в который совершенно не залетали порывы беснующейся снаружи вьюги. К моему удовольствию, буквально через несколько шагов каменные стены коридора резко разошлись, и я почувствовал, что нахожусь в большом свободном пространстве. Видимо, мы попали в обширную пещеру.

В этот момент искорка тихо погасла, словно ее задули, и тихий шепот нас оповестил:

– Вот мы и пришли... Я дальше вас не поведу, вы и сами не заблудитесь... Вам надо в дальний конец пещеры, там вы и найдете то, что вас интересует... – И Дух замолчал.

Я сразу понял, что он смотался. Во всяком случае, больше он с нами общаться не будет. И все-таки для очистки совести я пробормотал:

– Спасибо за помощь...

– Какая-то странная помощь, – вдруг глухим шепотом произнес Данила. – Как здесь могут пропадать люди или звери, если сюда и забраться-то практически невозможно...

«А ведь верно!.. – подумал я. – Сюда случайно не попадешь... Вернее, здесь случайно не пропадешь!.. Ну и Дух!.. Куда же это он нас заманил...» А вслух, так же шепотом, спросил:

– Может, ты и прав. Только что же ты молчал, когда мы сюда полезли?..

– Ну во-первых, я за тобой полез... А потом, мне было сказано, что Духа надо слушать, что он нам поможет...

– Не понял... Кем сказано?..

– Ночью... Мне мама опять приснилась... – Данила говорил как-то нехотя. – Сказала, чтобы я от тебя не отставал и чтобы мы Духа слушали...

– Ну тогда, я думаю, все в порядке. Пошли в дальний конец, посмотрим, что там нас ждет...

Я привычно щелкнул пальцами, и перед нами появился маленький язычок пламени, осветивший окружающее пространство наподобие обычной свечки. Но не успели стены пещеры выступить из мрака, как пламя, слегка затрещав, погасло. Я, несколько удивившись, повторил свою манипуляцию, но на этот раз светящийся язычок даже не загорелся, так, мелькнуло что-то вроде искры от зажигалки и тут же погасло. Обескураженный и раздраженный такой странной неудачей, я попробовал зажечь свет еще раз. Ровно с тем же эффектом.

– Может, мы без света сможем дойти?.. – прошептал Данила. – Я за стену держусь, по ней и пойдем...

– А если из этой пещеры еще несколько выходов ответвляются?.. Куда мы с тобой забредем?.. – зашептал я в ответ. – Да и вообще странно, почему обычное волшебство не срабатывает?

Я решил сменить прием и, прошептав заклинание, тряхнул правой кистью. На каменный пол с моей ладони выпал небольшой, мягко светящийся шарик. Два раза подпрыгнув на месте, шарик застыл, его первоначальное сияние слегка притухло, но света вполне хватало, чтобы различить встречавшиеся на пути камни и отверстия в стене пещеры, если они будут встречаться. Я подул в нужном направлении, и шарик медленно покатился, приглашая нас следовать за собой.

– Вот так-то лучше... – удовлетворенно пробормотал я и, взяв Данилу за руку, двинулся следом.

Мы медленно и осторожно продвигались в глубь пещеры, внимательно оглядывая ее гранитную стену. Так без особых сложностей мы прошли метров тридцать. Я уже начал успокаиваться, как вдруг мой светящийся проводник ярко вспыхнул, выбросил из себя сноп искр и, ослепив нас, погас, словно на него кто-то наступил. У меня перед глазами замелькали разноцветные круги, и чтобы восстановить зрение, я прикрыл веки.

Когда через секунду я вновь открыл глаза, мрак вокруг нас сгустился еще плотнее. Более того, мне показалось, что перед нами эта непроницаемая чернота достигла вполне материальной плотности, и если я протяну руку, я смогу потрогать ее бархатистость. Данила судорожно вцепился в мою руку подрагивающей ладошкой. Я собрался снова попытаться зажечь хотя бы маленький светильник, но в этот момент прямо над нами вспыхнули два вытянутых, словно кошачий зрачок, темно-багровых пятна. Было такое впечатление, что преградившую нам путь черноту распороли ножом, и она лопнула, приоткрыв багровую изнанку мрака. Эти пятна совершенно не рассеивали сгустившийся впереди нас мрак, и мне показалось, что нас кто-то внимательно разглядывает, определяя, на что мы пригодны.

Несколько секунд мы стояли, застыв на месте и не зная, что делать, а потом раздался глухой, раскатистый, низкий бас:

– А вот пришел обед и привел с собой ужин...

Я тут же толкнул Данилу себе за спину и выхватил из-за пояса оба клинка.

– ...И зубочистки с собой прихватил... – добавил бас.

Звук приходил, казалось, прямо из-под потолка пещеры, перекатываясь, словно камнепад. Я потихоньку начал пятиться назад, продолжая прикрывать Данилу собой.

– Куда ж это ты... Раз пришел – говори зачем!..

И тут у меня из-за спины высунулся Данила и пропищал:

– Дяденька, нам домой надо...

Два пятна над нами... мигнули... Во всяком случае, я могу только так назвать то, что их края на мгновение схлопнулись, погасив багровое свечение, и тут же вновь открылись.

– И вы считаете, что здесь ваш дом?.. – Рык стал громче.

Я решил взять переговоры в свои руки.

– Нет. Но нам сказали, что здесь мы найдем дорогу домой...

– Вас обманули!.. Здесь оканчиваются все дороги...

– Но может быть, ты позволишь нам осмотреть дальний угол пещеры и удостовериться в этом лично...

– Ты решил, что я здесь сижу пять тысяч лет без сна и отдыха, еды и питья для того, чтобы служить сопровождающим забредшим ко мне проходимцам?.. Ты что, издеваешься надо мной?!

Багровые щели мрака вспыхнули, поднялись выше и нависли над нами. И тут в разговор снова вмешался Данила:

– Дяденька, вы что, не спите пять тысяч лет?..

– Именно так, козявка!..

– И вам совсем не хочется спать?..

Глаза снова мигнули, и через секунду бас прогрохотал под сводами пещеры возмущенным ревом:

– А ты попробуй сам не поспать столько, тогда узнаешь – хочу ли я спать!!!

– Так вы поспите...

Глаза опять мигнули, и опять последовала пауза.

– Козявка, ты на самом деле так глуп или смеешься надо мной?!! Ты что, не понимаешь, что на меня наложено страшное заклятие, не позволяющее мне погрузиться в сон. Величайший волшебник вселенной приказал мне бдеть не смыкая глаз, вот я и бдю!!! А сейчас я, пожалуй, пообедаю...

И тьма еще плотнее надвинулась на нас, словно обволакивая наши фигуры.

– Неужели нет средства помочь тебе?.. Пять тысяч лет без сна – это ведь полное безумие... – Эта фраза вырвалась у меня совершенно непроизвольно. Я просто не мог себе представить существо, способное такое выдержать. И вдруг притихший бас задумчиво пробормотал:

– Вообще-то он сказал, что средство есть... но я его не знаю...

– А давай я попробую тебе помочь... – неожиданно предложил Данила.

– Ты!!! – Бас был потрясен. Два багровых фонаря кинулись с высоты вниз и остановились в нескольких сантиметрах от лица Данилы, слабо осветив его светловолосую голову и немигающие глаза. Через секунду они вернулись на место и раздался нервный смешок: – Ну попробуй...

Данила несколько раз глубоко вздохнул, переступил с ноги на ногу, и я почувствовал, что его ладошка, продолжавшая цепляться за мою руку, вспотела. А потом раздался его слабый тоненький голосок:

Спи, моя радость, усни...

В доме погасли огни...

Пчелки затихли в саду,

Рыбки уснули в пруду...

– Какое странное заклинание, – проворчал рокочущий бас, и мне показалось, что темнота перед нами сгустилась еще больше и приобрела нечеткий, размытый контур. Тревожный багровый свет, мерцавший в вышине над нами, несколько приспустился и притух. А Данила продолжил уже довольно окрепшим голоском:

Месяц на небе блестит,

Месяц в окошко глядит,

Глазки скорее сомкни,

Спи, моя радость, усни!

Усни... усни!..

И в этот момент огромные багровые «глазки» закрылись, и из растворившейся тьмы, превратившейся в обычный полумрак, выплыла черная бесформенная груда, которая медленно, но неуклонно истаивала, все четче обрисовываясь на посветлевшем полу пещеры. Голосок Данилы выровнялся и окреп, а я подумал, что не раз слышанный мной в детстве по радио солист хора мальчиков Сережа Парамонов и в подметки не годился моему маленькому другу.

В доме все стихло давно...

В погребе, в кухне темно...

Дверь ни одна не скрипит...

Мышка за печкою спит...

Кто-то вздохнул за стеной...

Что нам за дело, родной?..

Глазки скорее сомкни...

Спи, моя радость, усни!..

Усни... усни!..

И в этот момент мы услышали храп. Чернильная тьма, окружавшая нас, медленно рассеивалась, в подсвеченном вьюжным днем полумраке мы ясно разглядели, что на каменном полу пещеры лежало небольшое лохматое тело обычного... демона. Потертая седовато-бурая шерсть на голове не скрывала небольших рогов, один из которых был к тому же сломан, сквозь грязную облезлую шкуру явственно проступали ребра, передние лапы были подвернуты под туловище, а задние, вытянутые и покрытые грязной шерстью, слабо вздрагивали. Левое копыто было грубо, неряшливо пробито, и сквозь отверстие продернуто толстое бронзовое кольцо, от которого тянулась не менее толстая цепь, исчезающая в гранитной стене. Я потянул Данилу прочь, но он уперся и продолжал петь.

При этих словах и при взгляде на лежащего демона я чуть не расхохотался в голос, но вовремя взглянул на вдохновленное личико солиста и сдержался.

Вдоволь игрушек, сластей...

Вдоволь веселых затей...

«Да уж, – подумал я про себя. – Поистине, вдоволь...»

Все-то добыть поспешишь...

Только б не плакал малыш!..

Пусть бы так было все дни!..

Спи, моя радость, усни!..

Усни... усни...

Данила, закончив долгую ноту, умолк, а демон вдруг тоненько застонал во сне и перекатился на другой бок, открыв всеобщему обозрению давно не мытую морду с мокрым бледным пятачком. Крепко закрытые глаза нагноились, а через забитые ноздри с сопением и похрапыванием вырывалось зловонное дыхание.

– Мама мне всегда говорила, что перед сном и утром надо чистить зубы, – тихо прошептал Данила. – А не то вот так же изо рта будет вонять.

– Слушай, как здорово у тебя получилось, – с восхищением прошептал я.

– Я когда был совсем маленький и не хотел ложиться спать, мама мне говорила: «Сейчас я тебе спою волшебную песенку...» – и пела. Я сразу засыпал... – Я почувствовал в его голосе подступающие слезы, положил ему на плечо руку и ласково потянул его прочь.

Мы на цыпочках обошли спящую нечисть и направились в дальний угол пещеры. Там было достаточно темно, но это была вполне естественная темнота, усиливающаяся по мере удаления от входа. Я решил не зажигать света, чтобы не потревожить сон нашего бессонного друга, и первым двинулся в темноту, придерживая Данилу несколько сзади. Пол постепенно, но плавно понижался, становилось все темнее. Уже подходя к темному углу пещеры, я почувствовал на своем лице слабое дуновение теплого ветерка и подумал: откуда в этом снежном царстве может быть тепло?

Но удивиться я не успел, моя левая нога скользнула по гальке, покрывавшей пол, правая подогнулась, и я повалился на спину, соскальзывая в глубь темноты. Хорошо, что на мне был надет мой плащ из белой волчьей шкуры, упав, я здорово приложился головой, но череп, служивший капюшоном, смягчил удар. Я выпустил Данилину ладонь и загребал руками, пытаясь хоть за что-то зацепиться, однако предательская воронка, в которую стремительно сворачивался отполированный гранит пола, беспощадно затягивала меня в глубину.

Вскоре она превратилась в узкую трубу с совершенно гладкими, буквально отполированными стенками, по которой мое тело, закутанное в шкуру, неслось, как боб по трассе бобслея. Этот скоростной заезд на собственной спине продолжался несколько коротких минут, наконец меня вынесло в открытое, достаточно освещенное пространство огромной пещеры, и я приземлился на просевшую подо мной горку обкатанного гравия. Я поднялся, растерянно озираясь, и тут же услышал быстро приближающийся сверху голос Данилы:

– Дядя Илюха-а-а... я за тобой еду-у-у...

Через мгновение черная дыра в стене выплюнула Данилу, но я успел подхватить мальчишку на руки и уже вместе с ним снова повалился на кучу гравия.

– А я сразу за тобой прыгнул... – радостно сообщил он мне, едва поднявшись на ноги.

Мы огляделись. Нас окружали бурые неровные стены огромной пещеры, исписанные прожилками и вкраплениями различного цвета пород и руд. Они сплетались в замысловатый узор, выписанный вопреки всем законам орнамента и колористики. Посредине пещеры был сложен довольно грубый, сделанный явно на скорую руку очаг, в котором тлели слабые, присыпанные серым пеплом угольки. Я наклонился и поднял несколько камешков из кучи, на которую мы с Данилой приземлились.

Ну что ж, я узнал эту пещеру и эти странные камешки, похожие на обкатанную гальку, посверкивающую вкраплениями цветной слюды. Именно эту пещеру я видел с помощью Свихнувшегося камня – точно такого, какие я держал сейчас на своей ладони. Похоже, что виденное мной в той странной «картинке» происходило на самом деле. Пока я раздумывал, Данила пошел в обход пещеры, попихивая носком своего сапожка попадающиеся камни. Некоторые из них он поднимал, с интересом разглядывал и прятал в своих многочисленных карманах.

«Вот такие, значит, дела... и очаг еще не погас... – подумал я. – И как же нам теперь отсюда выбираться. Взобраться по этой стеклянной полированной трубе?.. И думать нечего... Если только кто-то вытащит нас на веревке, а самим...» Другого выхода, как я понимал, из пещеры не было. «Ну и Дух! Ну и удружил! А может, попробовать что-то из своего колдовского арсенала?.. Так, подумаем...»

Но подумать мне не дали. Данила у дальней стены пещеры быстро присел на корточки, разгреб в разные стороны валявшиеся на полу камешки и громко позвал:

– Дядя Илюха, посмотри, что я нашел!..

«Что здесь можно найти?..» – раздраженно подумал я, отвлеченный от своих размышлений, но все-таки направился к продолжавшему сидеть на корточках мальчику. Подойдя, я заглянул через его плечо и увидел на очищенной от гальки поверхности пола... тоненькую зеленоватую, змеистую трещинку перехода.

9. ПОСЛЕДНЯЯ СХВАТКА

16 июня 1999 года. ...Если вы вынуждены выйти на поединок с заведомо более сильным противником, помните, что у вас есть одно серьезное преимущество... В поединке всегда случаются неожиданности, а при таком раскладе сил любая неожиданность на руку вам, а не вашему противнику...

Пройдя переход, мы оказались в очень похожей пещере, и я привалился плечом к гранитной стене. Вымотал меня этот переход основательно. Когда из-за плеча Данилы я увидел знакомую извилистую трещину, то поначалу просто не поверил в столь поразительное везение. Но потом припомнил, что именно из этого угла показался Ариман, когда он явился к своему братику для виденного мной серьезного разговора. Поэтому я обрадованно принялся готовить переход к работе. Но оказалось, все не так просто. Во-первых, переход был инициирован, и инициирован давно. Очень давно. И инициация все еще работала, что было странно, да нет – просто невероятно. И это могло быть опасно. Во-вторых, переход имел не один выход. Их было несколько. Нет, их было очень много! Я впервые встретился с такой проблемой и, признаться, несколько растерялся. Кроме того, за моей спиной сопел пацан, которому очень хотелось быстрее попасть домой и который не понимал, почему это дядя Илюха так долго возится.

В общем, я с огромным трудом нащупал выход, которым, по-моему, вообще ни разу не пользовались, и, подобрав, на мой взгляд, подходящее заклинание, открыл переход. Сделав Шаг, мы, как я уже сказал, оказались в пещере. Вот только прямо против нас ярко светлел полуденным солнцем узкий лаз, загороженный какими-то кустами и высокой травой.

Данила нетерпеливо дергал меня за руку, а я приходил в себя после всех моих колдовских манипуляций. Наконец, влекомый моим маленьким товарищем, я приблизился к отверстию в стене пещеры. Оглянувшись назад, в полумрак, я удостоверился, что трещинка перехода хорошо замаскирована и не видна от входа, а потом высунул голову из пещеры наружу.

Выход из пещеры располагался прямо в отвесной скальной стене, покрытой редкими кустиками и клочковатой, но высокой травой. Кроме того, скалу украшали неприятного вида каменные осыпи. Внизу расстилался лес – дремучий лес без конца и края, только где-то у самого горизонта отблескивала большая вода. Я со вздохом убрался обратно в пещеру, и мое место занял Данила. Через пару минут он повернулся ко мне с вытянувшимся личиком, на котором было написано: «И как же мы отсюда выберемся?»

– Вот поэтому этим выходом и не пользовались... – ответил я на незаданный вопрос и принялся разматывать веревку, поминая добрым словом Опина. Один конец веревки я привязал к огромному валуну, лежавшему рядом с отверстием пещеры, а второй завязал скользящим узлом под мышками у Данилы.

– Давай попробуем... – со вздохом сказал я и кивнул на выход. Данила тут же начал выбираться наружу ногами вперед.

Самое неприятное было в том, что я не мог наблюдать за его спуском. Я медленно травил веревку, так что порой слышал поторапливающие Данилины крики. Когда веревка ушла в отверстие целиком, я высунулся вслед за ней и увидел, что Данила выбрался из петли и повис на вытянутых руках. Не успел я его остановить, как он отпустил веревку и...

Через мгновение он стоял на небольшом выступе и призывно махал мне руками. Я вернулся в пещеру, втянул внутрь веревку и достал из своего мешка тонкий шнур. Потом с помощью веревки и шнура я спустил вниз наши мешки, а уж следом за ними отправился сам, предварительно подготовив веревку к съему. Спустившись на всю длину веревки и повиснув над Данилой, я дернул шнур, отвязав веревку от валуна, и рухнул на облюбованный мальчишкой карниз. Падал я всего метра два, поэтому всеобошлось нормально.

Дальнейший спуск проходил гораздо проще, и минут через сорок мы уже стояли у подножия отпустившей нас горы. С этого места вход в пещеру был совершенно незаметен, а подъем по голым каменистым осыпям совершенно непривлекателен.

Мы уселись на травку передохнуть и огляделись по сторонам. Вокруг нас шумела тайга. Столетние ели вымахнули свои верхушки к небу, цепляясь за плывущие над ними облака. В их тени густо разросся подлесок, состоявший из ольхи, тонких осин, рябин, кустов орешника и бузины. Да, это была родная тайга, так что мы могли надеяться, что вышли где-то в России. Если только это не была Канада. Я сам там не был, но говорят, что их тайга очень похожа на нашу.

Немного передохнув, мы двинулись вперед. Со скалы в непроглядном таежном безбрежье я не заметил никакого человеческого жилья, и поэтому решил идти к воде, видневшейся на горизонте, – на побережье людей найти легче.

Судя по положению солнца, было еще достаточно рано – часов девять-десять утра, но тайга уже давно проснулась. Мы шагали по высокой молодой траве, упругому мху и хвойной подстилке и слушали разноголосицу леса. Данила радовался, словно точно знал, что мы скоро будем дома. Он шагал вприпрыжку и что-то весело насвистывал. Минут через двадцать он спросил:

– Дядя Илюха, ты меня до дома проводишь или позвонишь папе, чтобы он за мной подъехал?

– Ну, мой дорогой, нам еще надо найти людей и выяснить, где мы вообще находимся.

– А разве мы не возле Москвы?..

– Я точно не знаю, но мне кажется, что такого леса под Москвой нет...

Данила принялся крутить головой, на этот раз оглядывая окрестности гораздо внимательнее. Потом он вдруг приостановился, повернулся ко мне и прошептал:

– А может, вон у него спросить?

– У кого? – также шепотом переспросил я.

– Ну вон у него... – Он не глядя мотнул головой в сторону и добавил: – Вон, за елкой прячется...

Я пригляделся. Бог мой! За елкой, на которую кивал Данила, притаился странный мужичок. Ростом он был как раз с Данилу, волосы совершенно непонятного цвета были зачесаны налево, а правого уха не было и в помине, кожа на лице то ли из-за падавшей на него тени, то ли по какой другой причине отливала в синь. Причем мужичок совсем и не прятался, он просто стоял за деревом и внимательно за нами наблюдал. Разглядев этого аборигена, я сразу его узнал и понял, что до человеческого жилья нам далеко, поэтому, повернувшись к нему, я учтиво поклонился и громко сказал:

– Приветствую тебя, лесной хозяин, очень рад тебя видеть...

Данила пырскнул на меня глазом и, в свою очередь, отдал лешему поклон. Леший вышел из-за елки и, наклонив голову, уставился на нас долгим, посверкивающим зеленью взглядом. Теперь стало видно, что кожа у него на самом деле синеватая, на лице нет ни бровей, ни ресниц. Одет он был в темно-зеленый добротный кафтан, запахнутый на правую сторону, и в хорошие прочные ботинки, только правый башмак был надет на левую ногу, а левый – на правую.

Мы долго молча разглядывали друг друга, но наконец леший неожиданно тоненьким голоском спросил:

– И откудава же вы, пешие пешеходы, здеся взялися?.. Нешто с ероплана грохнулися?..

– Да нет, не с «ероплана», просто шли-шли и здесь, у тебя, оказались. Может, подскажешь, как нам до людей добраться?..

Он прищурил один глаз.

– Ага! Шли-шли сами не зная куда и незнамо где оказалися! А теперь дедушка лесовик должон их к им назад выводить! Это с какой же такой стати?..

– Как это с какой стати? Ты здесь полный хозяин, у тебя по угодьям люди блуждают, кто же их должен на дорогу вывести, как не ты?..

Глазки от моей наглости у лешего округлились, и он протер рукавом кафтана нос.

– Ну ты ловкач!.. Сам заблудился, а я должон за так тебя выводить!.. – Он довольно покрутил головой.

– Ну почему – за так! Мы заплатим, если ты такой сквалыга!..

– Сам ты... саква... вот то, что сейчас сказал! И не нужна мне никакая твоя плата! Вот если хочешь, давай поиграем... в щекотки! Даже можем двое против одного... А?

Данила радостно дернулся, но я быстро зажал ему рот рукой и ответил:

– Ну что за детские игры, право! Не маленький, чай... Хочешь играть? С нашим удовольствием! Только во что-нибудь серьезное... Бридж, баккара, покер...

– Куда... куда?.. – не понял леший. – Ты куда меня послал! Ну-ка повтори, ни разу таких ругательств не слышал!..

– Какие же это ругательства?.. – усмехнулся я. – Это игры такие карточные...

– Да?! – удивился лешак. – А я решил, что ты на хозяина еще и обзываисся! Хм, я таких игр-то и не слыхивал... Если в карты хочешь, то давай в дурака либо в пьяницу, еще в козла можно, ну там, в буру. Я, правда, в буру с 1859 года не играл... – Леший скривил недовольную рожу.

– Неужто с тех самых пор, как вы русским продули?.. – наугад бросил я вопрос.

Леший подозрительно на меня уставился и тоненько проворчал:

– А ты откуда знаешь?..

– Кто ж об этом не знает! Все помнят, как вы белок через всю Сибирь в Россию гнали, проигрыш отдавать...

Леший поскреб в затылке.

– Русские мухлевали!..

– Ничего они и не мухлевали, просто сибирские играть не умели... И наверное, до сих пор не научились... – подпустил я яду.

Леший злобно на меня посмотрел, и глаза его полыхнули мрачной зеленью.

– Ладно, знаток, один играть будешь али с мальцом?..

– Один. Ты же один играешь...

– Играть будем моей колодой... – заявил леший, как о чем-то решенном. Я решил не спорить, тем более что своей колоды у меня все равно не было. Леший быстрым движением руки выдернул из-под полы кафтана потрепанную колоду.

– Значит, ежели ты выиграешь, я вам дорогу укажу к людскому жилью, а ежели проиграисся... в щекотки играть будем... – мечтательно протянул он, – двое на одного...

Я внимательно взглянул на зажатую в руке лешего колоду. Крап на рубашке был настолько явным, что только слепой не мог бы его увидеть. Но делать было нечего.

Леший уселся прямо под своей елкой и принялся ловко перетасовывать колоду. Я присел рядом и поинтересовался:

– А как мне уважаемого хозяина называть?

Он бросил быстрый зеленый взгляд исподлобья и, чуть улыбнувшись, ответил:

– Подлизываесся?.. Звать меня Досифей Мокич, только тебе это, умник, никак не поможет... Во что играть-то будешь?..

– Давай в дурака... Я когда-то знатно в дурака играл...

– Давай... – довольно согласился Досифей и принялся быстро раздавать карты.

– Э... э... Досифей Мокич... – остановил я его. – А подснять?..

– Так с дурака шапку не сымают!.. – деланно удивился леший.

– Ну ты еще не дурак, ты только собираешься им стать... – съязвил я.

Леший фыркнул, собрал розданные карты, еще раз их перетасовал и, зажав в синеватой ладони, протянул мне. Я накрыл колоду правой ладонью, положил на нее сверху левую, закрыл глаза, произнес про себя уже составленное коротенькое заклинание и с громким возгласом «Э-э-э-х» дернул ладони на себя, одновременно безымянным пальцем сдвинув часть колоды. В тот же момент я почувствовал на правой ладони легкое покалывание и понял, что крап на рубашке карт, как заказано, передвинулся, сместившись по колоде на четыре карты вверх. Досифей быстренько переложил подснятую часть колоды сверху вниз и принялся сдавать.

Если бы леший играл со мной честно, еще неизвестно, чем бы все это кончилось. Но он сразу решил меня обжулить, предлагая крапленую колоду, а я всего лишь лишил его такой возможности. Память на вышедшие из игры карты у нас обоих, по всей видимости, была достаточно тренированная, но Досифей, разглядывая рубашки карт в моих руках, верил крапу и не верил своей памяти. Поэтому когда на последней сдаче он выложил передо мной бубновую – козырную и пиковую шестерки, а я их принял, Мокич решил, что козырей у меня нет. И крап на зажатых в моих пальцах картах это решение подтверждал. Правда, на его напряженной физиономии было написано, что он никак не может вспомнить, когда же вышли бубновые король и дама. А они были у меня. И подкинутые мне крестовая и пиковая дамы были отбиты крестовым тузом и бубновой дамой. Тут он вконец запутался, растерянно принял сначала козырную десятку, потом пару королей, включая бубнового, а когда напоследок я предложил ему четыре шестерки в качестве погон, он буквально взвыл:

– Ты жулил!!!

– Но-но, – высокомерно ответил я. – Это надо было в игре ловить! А после игры я бы попросил обойтись без оскорблений!

– Да я вас, жулики русские! – Досифей вскочил на ноги, грозно сверкнул зеленым огнем темных зрачков и вдруг принялся расти прямо на наших глазах. Через несколько секунд он стал выше самой высокой из окружающих елок. Мы с Данилой, задрав головы, смотрели на это чудище.

Я сжал Данилину ладошку и прошептал:

– Ты, самое главное, не бойся...

Он судорожно сглотнул и молча кивнул белой головой.

– Вы чего там шепчетеся?.. Молитесь нешто?.. Это вам не поможет!.. Еще никто не мог безнаказанно обжулить Досифея Мокича в карты!.. – И он гулко ударил себя в грудь.

– Слушай, Мокич, перестань пугать ребенка! – прокричал я. – И выполняй договор. А то вся тайга узнает, что Досифей не держит слово...

– Это кто ж тайге расскажет?.. – ухмыльнулась сверху огромная синеватая рожа.

– А ты думаешь, что никто за нашей игрой не наблюдал?.. Ты что, натуральный дурак, а не только подкидной?..

Досифей открыл рот для ответа, но внезапно замолчал. Потом, опершись на ствол ближайшей елки, задумался, а через минуту принялся уменьшаться, пока не принял прежних размеров. Физиономия у него была крайне недовольной, но...

– Отыграться, конечно, не дашь?.. – угрюмо проворчал он.

– Ну почему не дам?.. – добродушно ответил я. – Только сначала сдержи слово – покажи дорогу. А там... почему с ловким партнером в картишки не перекинуться?.. Только крапленую колоду больше не подсовывай, а то получается, что ты на свое умение не рассчитываешь, передергивать начинаешь...

Досифей изумленно вытаращился на меня, а через секунду шумно выдохнул, с восхищением пробормотал:

– Ну ты хват... – и покрутил головой. Потом он снова уселся под елкой и с ухмылкой заявил: – Ладно! Твоя взяла! Только до жилья отсюдава куда как далеко... Впрочем, бродют тут одни оглаеды... Камешки собирают... Вот к ним вас и проводют... У них такая машинка есть, они в нее поорут, поорут, и к ним дыр-дыр-дыр прилетает... Подойдет?..

– Подойдет, – улыбнулся я.

– А когда еще поиграем? – прищурил глаз леший.

– Ну, как-нибудь обязательно загляну. Какие наши годы...

– Ага, ага... – бормотнул леший, а потом отвернулся в сторону и тихонько свистнул. Из ближних кустов выпрыгнул небольшой бурый зайчик. Досифей сурово оглядел зайчишку и строго произнес: – Слушай сюды, Ушатый! Этих двух моих... гостей проводишь к хенологам...

Последнее слово он произнес смачно, и было видно, что узнал он его недавно, но очень этим словом гордился.

– Посмотришь, как хенологи их примут... У энтого, большого, вишь какие железяки за поясом, как бы смертоубийства не было... Ежели все нормально обойдется, ко мне прискачешь, доложишь! Понял?!

Заяц почесал задней лапой за ухом.

– Понял... – удовлетворенно проворчал леший. – Ну, доброй дороги, гостюшки... И до встречи... – Он повернулся к нам спиной и мгновенно растворился в зеленом сумраке леса.

– Ну что ж, веди, Ушатый!..

Заяц скосил на нас темный блестящий глаз и нехотя прыгнул в направлении кустов. Мы двинулись за ним. Он скакнул дальше...

Так мы довольно быстро шагали в течение всего дня. Заяц был неутомим и, по всему выходило, что мог бы еще прибавить скорость, но притормаживал из-за нас. Мы даже не останавливались на привал, а пожевали всухомятку прямо на ходу. Зато уже в девятом часу вечера, когда было еще совсем светло, стали попадаться следы «деятельности» человека в виде обломанных еловых веток, порубленных маленьких деревцев и даже черных кругов от кострищ. А когда невдалеке раздался мужской голос, явно кого-то отчитывающий, наш проводник скакнул в сторону и исчез в высокой траве.

Мы вышли на довольно большую поляну и увидели лагерь, состоявший из пяти палаток, одна из которых явно служила кухней, поскольку была очень большой и рядом с ней, под брезентом, были сложены какие-то ящики и мешки. Возле этой палатки слабо дымила небольшая металлическая печь, а несколько в стороне под временным навесом был установлен простой дощатый стол в окружении длинных скамеек. За столом сидел среднего возраста мужчина, хлебал что-то из алюминиевой миски и при этом выговаривал молодой девице в противоэнцефалитном костюме с откинутым капюшоном и вызывающе яркой косынке. Кроме того, на симпатичное личико девицы был наложен «вечерний» макияж.

– ...Я вам, голубушка, сколько раз говорил, что в первые блюда, а также когда вы варите картофель, необходимо класть побольше лаврового листа...

– Чего его класть, когда его все равно никто не ест. Сколько ни клади – весь на тарелках оставляют... – огрызалась девица.

Спор, видимо, продолжался уже довольно давно, потому что в ответ на последнюю реплику мужчина подпрыгнул на скамейке и взвизгнул сорванным фальцетом:

– Где вы достали свидетельство об окончании кулинарного техникума?! Кулинар широкого профиля!.. Вы же к кулинарии имеете такое же отношение, как я к... цирковому искусству. Я вас отправлю на базу с первым же вертолетом, за ваш счет... Пусть я сам буду оставшееся время стоять у плиты...

Девица, похоже, порядком струхнула.

– Что вы, Пал Сергеевич, так волнуетесь?.. Вам же вредно так кричать... Ну буду я класть эту лаврушку, если вам так нравится... Пусть ее выбрасывают... Только вы не волнуйтесь... Вот, попейте кисельку, киселек сегодня хорош!..

Она подсунула под локоть Пал Сергеевичу белую эмалированную кружку, наполненную густой буроватой жидкостью. Тот ухватил кружку за ручку и жадно хлебнул. Его физиономия побагровела, глаза выпучились, и он с громким фырком выплюнул на траву все, что успел схлебнуть из кружки. Швырнув кружку на стол, он уже совсем зашелся в крике:

– Ты что же это, стерва раскрашенная, делаешь?! Ты что же это мне кипяток подсовываешь?! Ты что, совсем меня хочешь со свету сжить?! Первым же вертолетом... Первым же вертолетом... Первым же вертолетом...

Видимо, Пал Сергеевича на «первом же вертолете...» окончательно заклинило, поэтому я решил вмешаться в развитие событий:

– Мы, Пал Сергеевич, тоже не против улететь первым же вертолетом...

Пал Сергеевич повернул в нашу сторону багровое лицо, бросил на нас быстрый взгляд и довольно спокойно огрызнулся:

– А вас, молодые люди, попросил бы не вмешиваться... – И снова заорал в сторону своего молоденького повара. – Собирайте свои личные вещи, Галина Викторовна, и...

Тут до него наконец дошло, что за его спиной стоит ему совершенно незнакомая и весьма подозрительная пара. Во всяком случае, Галина Викторовна потеряла всякий интерес к пылавшему на поляне скандалу и во все свои немаленькие глаза рассматривала мою импозантную, хорошо вооруженную фигуру.

Пал Сергеевич снова повернулся в нашу сторону и на этот раз внимательно в нас вгляделся.

– Позвольте, – спросил он абсолютно нормальным голосом, – а кто вы такие и откуда взялись? – Тут он увидел висящие на моем поясе клинки и глаза его снова полезли из орбит.

– Спокойно, – я вытянул вперед руку в успокаивающем жесте, – мы актеры. Тут недалеко снимают фильм про пиратов в Северной Америке. Мы с партнером пошли прогуляться, как были, в костюмах, и заблудились. Вот вышли на ваш лагерь... Можете вы нам помочь?..

– Как интересно!.. – тихонько взвизгнула Галина Викторовна, но тут же замолчала под испепеляющим взглядом своего начальника.

– Актеры, значит... – недоверчиво пробормотал Пал Сергеевич, обратив снова свой взор на нас.

– Ага, – подтвердил Данила, – известные актеры. Да вы, наверное, слышали, Илья Милин – очень известный актер. Это я только начинаю...

– Милин?.. – Пал Сергеевич свел брови над переносицей, вспоминая актера Милина.

– Заслуженный артист России... – подпустил Данила тумана.

– Ой, – снова пискнула Галина, – а я вас сразу узнала. Вы играли графа Витовта в «Служении Родине»...

Я благодарно улыбнулся, лихорадочно вспоминая, что это за фильм.

Пал Сергеевич снова недовольно покосился на повара, явно подозревая ее в сговоре с незнакомыми «актерами».

– И чем же мы можем помочь звездам отечественного кинематографа? – после паузы пробурчал он. – И, кстати, я что-то не припомню, чтобы пираты Северной Америки ходили в джинсовых костюмах.

– Ну знаете, это будет такая современная рок-опера. Вот художник по костюмам именно так видит наши образы...

Как трудно спорить человеку, далекому от странного и завораживающего мира кино, с киношником-профессионалом. Поэтому Пал Сергеевич наконец заткнулся со своими расспросами, а я после небольшой паузы продолжил:

– А помочь нам очень просто. Где мы, кстати, находимся?

Пал Сергеевич снова начал наливаться краской, а его глаза выкатываться из орбит.

– Вы что, не знаете, где происходили съемки?..

– А зачем мне это знать, – с эстетским безразличием ответил я. – Меня привезли, выгрузили, одели, загримировали. Я должен в образ входить, а не окрестности оглядывать. Поэтому и заблудились...

Тут я заметил, что стоящий рядом со мной Данила делает Пал Сергеевичу руками знаки, долженствующие обозначать, что до самой съемочной площадки я лежал в полной алкогольной отключке. И Пал Сергеевич мгновенно все усек. Он с уважением посмотрел на матерого художника экрана и пояснил:

– Мы в ста сорока двух километрах от Улан-Удэ и в двадцати пяти километрах от берега Байкала, точнее...

– Точнее не надо... – остановил я его. – Свяжитесь с Министерством внутренних дел Бурятии по телефону 791–33. Ответит полковник Фофанов, и вы дадите мне с ним переговорить...

Уважения во взгляде Пал Сергеевича значительно прибавилось, и он, встав с лавки, направился в одну из палаток. Над ней я заметил антенну радиостанции и двинулся следом.

Связь установили сразу, и, что самое главное, несмотря на позднее время, Сергей был на месте. Услышав, что из глухой тайги, из настоящего медвежьего угла, его вызывает москвич Илья Милин, он очень удивился, но, как опытный оперативный работник, волю своему удивлению не дал. Коротко уточнив, в лагере какой партии мы находимся, он деловито бросил:

– Ждите... – и отключился. А еще через три часа над поляной завис Ми-8 с синей надписью на боку «Милиция».

Едва машина коснулась травы, из кабины вывалился полковник Фофанов собственной персоной, и через минуту я оказался в его медвежьих объятиях. Потом он подбросил в воздух завизжавшего Данилу и с чувством пожал руку враз размякшему Пал Сергеевичу. Когда тот забормотал, что всегда готов помочь работникам искусства, Сергей удивленно глянул на Пал Сергеевича, а потом понимающе посмотрел на меня и усмехнулся.

Мы забрались в ревущую машину, и усевшийся впереди Сергей бросил пилоту:

– В Кабанск... на полигон...

Пилот понимающе наклонил шлем, и машина круто пошла вверх.

Уже стемнело, поэтому набрав высоту, мы оказались в подсвеченной яркими звездами черноте, бархатом укрывавшей нашу машину. Грохот от работающего двигателя исключал любые попытки разговора, и поэтому до полигона мы добирались в молчании. В нашем доме отдыха в это время года было довольно пусто, так что вертолет встретили только дежурный магистр природной магии Петр Петрович, по прозвищу Мерлин, да два ученика: мой хороший знакомый Славка Егоров и местный парень, которого я знал плохо, Миша Михайлов, он, по-моему, специализировался в прикладном предсказании и общей теории стратегических игр.

Данилу, уснувшего еще в вертолете, отнесли в главный корпус, а мне Сергей предложил:

– Оставляй-ка здесь свое железо, и полетели ко мне. Во-первых, объяснишь, как оказался в наших краях, а во-вторых, у меня к тебе серьезный разговор есть, о твоих родителях.

После таких слов мне ничего не оставалось, как, забежав в свою «келью» (у меня на полигоне уже была постоянная «келья»), бросить в шкаф вооружение и шкуру, а затем быстренько вернуться в вертолет. К утру, в жемчужном свете еще не выплывшего из-за горизонта солнца, мы прибыли в славный и прекрасный город Улан-Удэ и, промчавшись на служебной машине МВД по пустым улицам спящего города, оказались в служебном кабинете Сергея.

Хозяин кабинета сноровисто, будто и не было бессонной ночи, соорудил по большой кружке черного кофе, достал из стенного шкафа объемистый полиэтиленовый пакет и, со словами:

– Катерина как знала, полную торбу харча мне вчера с собой наложила... – принялся выкладывать на стол для совещаний свертки с пирожками, бутербродами, малосольными огурчиками и другой снедью. После того как мы позавтракали, хотя даже для завтрака было еще слишком рано, Сергей убрал со стола, поудобнее уселся в свое кресло за рабочим столом, улыбнулся и сказал:

– Ну, Илья, давай выкладывай, каким же образом ты столь неожиданно попал в наши края, да еще с мальцом. Кто он, кстати?..

Вопросы для меня неожиданностью не были, да и ответы я уже успел продумать, так что отвечал я спокойно.

– Вот из-за этого мальца и попал... Это – Данила, сын моих давних и близких друзей, Юрки и Светки Ворониных. Ты, наверное, в курсе, секта у нас появилась под интересным названием – «Дети Единого-Сущего». – Сергей утвердительно кивнул. – Так вот, деятели из этой секты Данилу похитили. Мне удалось его... вернуть, но уходя от преследователей, или лучше сказать – от последователей этого самого Единого-Сущего, я и оказался в вашем солнечном краю.

– А что ж это отец мальчишки не вмешался?

– А отец мальчишки остался с матерью. Она, видишь ли, примкнула к этой секте и в результате психической обработки сама вывела сына к похитителю... В общем, история довольно жуткая. Когда я уезжал из Москвы, Светка была... ну, в общем, крыша у нее совершенно съехала... Страшно было смотреть.

Я живо вспомнил мертвое Светкино лицо и душераздирающий вопль «Спасен!!!», и меня передернуло.

– Хм... – Сергей потер подбородок, – твоя история совершенно не объясняет, как ты попал за пять тысяч верст, в глухую тайгу, в лагерь двенадцатого отряда седьмой геологической партии. Вы что, летели самолетом и выпрыгнули с парашютами?.. – Он ухмыльнулся.

– Да нет, с парашютами мы не прыгали, а вот внепространственный переход вынуждены были сделать. Нас, видишь ли, в одном подмосковном санатории, в резиденции этих милых деток, здорово прижали их активисты. Деваться было некуда, вот мы в Бурятию и подались... И знаешь что, чтобы тебе не пришлось задавать новые вопросы, свяжись-ка ты с Антиповым Святославом Игоревичем, есть в Генпрокуратуре такой следователь по особо важным делам... – И я быстро чиркнул его ручкой на записном блоке телефон. – Он тебе все объяснит гораздо квалифицированнее...

Сергей внимательно посмотрел на мою запись, потом полез в ящик стола, достал справочник в темной обложке, полистал его и, найдя нужную фамилию, улыбнулся.

– Ну и крыша у тебя. А я, признаться, думал, что твое появление связано с вашим полигоном... Очень он меня интересует...

Он снова потер подбородок и немного помолчал.

– Ну ладно!.. Будем считать, что с этим вопросом мы разобрались, хотя звоночек я, конечно, сделаю... Но у меня к тебе есть еще одно дело. – И он посмотрел на меня долгим и очень внимательным взглядом. Я вдруг понял, что сейчас услышу что-то странное или страшное, и внутренне напрягся.

– Это касается рассказа о гибели твоих родителей. Помнишь, ты в прошлый приезд мне поведал, что твои родители погибли у нас, в Бурятии?

Я молча кивнул и проглотил комок, вставший в горле.

– Так вот, после твоего рассказа я долго рылся в нашем архиве и все-таки нашел это дело. Действительно, в шестьдесят девятом году на берегу Байкала были обнаружены два... двое утонувших... Это действительно были муж и жена. Оба незадолго до этого приехали из Москвы, муж получил назначение на наш вертолетный завод. И у жены действительно девичья фамилия была Милина. Только, понимаешь, в чем дело, утопленников было двое, а смерть установлена для троих! По показаниям свидетелей, на эту злосчастную рыбалку они отправились вместе с грудным ребенком. Тело ребенка не было найдено, но выплыть он, как ты сам понимаешь, не мог...

– Да... Я всю эту историю знаю... – хрипло подтвердил я, – только не было ребенка. Моим родителям, еще в Москве, бабушка подменыша подложила...

– Подменыша?..

– Да. Это такое заговоренное полено. Родители считали, что везут ребенка, а на самом деле везли полено...

Сергей еще раз потер подбородок и пробормотал:

– А я думал, только наши северные шаманы такими вещами занимаются...

Потом посмотрел на меня и продолжил:

– Но самое странное не это. Слушай... У этих утонувших был проводник, который спасся. Звали его Аранов Сильвестр Фаддеич. Тоже человек для наших мест новый, жил до этого случая в республике меньше шести месяцев!.. – Сергей торжествующе посмотрел на меня.

– Ну и что? – не понял я.

– Как это что? Не мог он быть проводником... слишком плохо он знал и нашу тайгу и тем более Байкал. И он жив остался.

– Так, может, его поискать стоит?.. – растерянно спросил я.

– Не стоит. Нет таких в республике, я точно знаю. И исчез он сразу после закрытия дела. Все происшедшее посчитали несчастным случаем, и дело закрыли. Вот тут Аранов сразу и пропал. Только на это никто внимания не обратил. Дело ушло в архив... А вот следователь, который это дело вел и допрашивал Аранова, через два месяца оказался... в психлечебнице!.. И до сих пор пребывает в этом невеселом месте!

Вид у меня, должно быть, был достаточно обалделый, потому что Сергей, не дождавшись моих комментариев, продолжил:

– Говорить с ним совершенно бесполезно. Он ничего не помнит и несет сплошную белиберду. Но постоянно вспоминает о какой-то фотографии. Я еще раз перерыл архив и, ты знаешь, нашел конверт с дополнительными материалами к этому делу. Просто удивительно, что этот конверт вообще сохранился...

Он открыл ключом верхний правый ящик стола и достал большой коричневый канцелярский конверт. В левом углу едва виднелась стертая карандашная надпись «Доп. мат. к д. 12/38–69». Сергей тряхнул конвертом, и из него выпала небольшая пожелтелая фотография. На ней был снят берег, наверное Байкала, на берегу, улыбаясь, стояли молодые мужчина и женщина, державшая в руках сверток с младенцем, а рядом с ними, чуть отвернувшись, ощерился старичок.

– Вот это и есть Аранов... тот самый проводник... Я нашел бывшего начальника отдела кадров сельпо, в котором он числился заготовителем. И она его узнала...

Но я уже не слушал Серегу. Сутуловатая старческая фигура с ухмыляющейся физиономией вдруг словно выдвинулась из снимка, вместо заношенного потертого пальтишка и старого треуха она облачилась в дорогой бухарский коричнево-желтый халат и шелковую чалму с торчащим из ее середины еловком шлема и начала медленно поворачиваться ко мне лицом.

– Так это же... – ошарашенно прохрипел я.

– Ты его знаешь?! – Сергей вскочил с кресла.

Что я мог ему сказать? Что узнал старичка, который в двух мирах выдавал себя за пророка нового божества по имени Единый и называл себя Единый-Сущий, что это, вне всякого сомнения, могущественный маг, который, по всей видимости, и охотился за мной, когда я только родился, что это тот, кто организовал похищение Данилы с целью выдать его за принца в совершенно другом мире?.. Я представил себе выражение Серегиного лица после моего сообщения, и язык мой не повернулся... Вместо этого я вяло промямлил:

– Да нет... мне показалось, что это дядя Слава, мой сосед по лестнице...

– Да?.. – заинтересованно посмотрел на меня Сергей. – Так, может...

– Не, дядя Слава из Москвы даже за грибами не выезжает. Всю жизнь в Кузьминках прожил, на старости лет в наш район переехал, так до сих пор Кузьминки вспоминает...

– Угу... – разочарованно протянул товарищ полковник. – А я как раз надеялся, что ты что-нибудь подскажешь... Не могу я этого старичка разыскать. А во всероссийский розыск подавать причин нет. Так что я пока тоже... – Он пожал плечами.

И тут на меня накатила зверская усталость. Мне стало все безразлично: и то, что теперь я точно знал, кто и почему убил моих родителей, и то, что мы с Данилой успешно вернулись домой, и то, что... Да просто – все!

Сергей, словно почувствовав мое состояние, вдруг поднялся из-за стола и, легко подтолкнув меня в плечо, сказал:

– Пошли... А то, я смотрю, ты сейчас прямо в кресле вырубишься...

Он отвел меня в небольшую комнатку позади кабинета и, указав на стоявший там диван, предложил:

– Располагайся и поспи... А потом я тебя отправлю на твой полигон... Или, если хочешь, ко мне. Катерина и ребята рады будут...

Я вымученно кивнул и принялся раздеваться, а потом упал на диван. Как Сергей вышел из комнатушки, я уже не помню.

На этом небольшом, старом, довольно продавленном диване я отлично выспался. Когда, поднявшись со своего узкого ложа, я осторожно выглянул в кабинет Сергея, настенные часы показывали без четверти четыре. То есть я проспал почти двенадцать часов. Умывшись под имевшимся в комнатке рукомойником, я, как смог, привел себя в порядок и, пройдя пустым кабинетом, выглянул в приемную. Сидевшая за рабочим столом симпатичная молоденькая секретарша с высокими бурятскими скулами сурово взглянула на меня и вдруг расцвела в улыбке.

– Вы – Илья, – пропела она. – Меня зовут Оля, Сергей Николаевич предупредил, что у него...

Она легко вспорхнула из-за стола и, не переставая улыбаться, спросила:

– Я могу вам чем-нибудь помочь?

– А где Сергей... Николаевич? – слегка растерявшись, ответил я вопросом на вопрос.

– Он улетел... Вот, оставил для вас записку... – И она протянула мне свернутый листок бумаги. Я развернул его и прочел: «Илья, вынужден улететь в Баргузин по делам службы. В семнадцать часов в Кабанск поедет наш „уазик“. Я договорился – они тебя подбросят до вашего полигона. За рулем будет Сашка Титов, а еще поедет майор Смирнов, ты их обоих знаешь. Билеты на Москву для тебя и Данилы заказаны на завтрашний вечер, а утром прошу обоих ко мне. Там и договорим. Привет. Не скучай».

– Олечка, – поднял я голову от записки, – в моем распоряжении около сорока минут, подскажите, пожалуйста, где я могу перекусить?

– А Сергей Николаевич все для вас оставил, – снова улыбнулась она. – Вы проходите в кабинет, а я сейчас вам чай сделаю... Или лучше кофе?..

– Чай!.. Лучше чай!.. – вернул я ей улыбку.

Буквально через десять минут я снова сидел в кабинете Сергея за столом, уставленным снедью, а Оля наливала в большую чашку чай по-бурятски, то есть с неизменным молоком. И только наполнив чашку, она вдруг спохватилась:

– Ой!.. Вы же москвич!.. Вам, наверное, нужно было черный чай сделать?..

– Нет, нет... – успокоил я ее. – В Бурятии я всегда пью чай только с молоком... – Судя по ее улыбке, она мне не очень поверила, но мой ответ ей понравился.

Я плотно закусил, а вскорости во дворе раздался сигнал машины, и Оля, заглянув в кабинет, где я листал журналы, сообщила:

– Это Титов вам сигналит. Вы же с ним едете?..

Я попрощался с Серегиным секретарем, спустился по лестнице во двор и забрался в потрепанный синий «уазик» с желтой полосой по борту и надписью «Милиция». Внутри уже сидел майор Смирнов, пожилой, неразговорчивый милиционер. Он молча, как давнему знакомому, протянул мне свою ладонь, напоминавшую размерами ладошки моих знакомых гномов, и, пожав мою руку, вздохнул. Зато Сашка Титов, молодой старлей, с которым я тоже был знаком, выжимая сцепление и трогая машину, сразу завел разговор:

– Слушай, Илюха, ты откуда в наши края свалился?.. Что это за странная история с каким-то мальчишкой?..

Я недовольно поморщился. Не хватало еще, чтобы население Улан-Удэ, а то и всей Бурятии принялось обсуждать невероятное появление столичного гостя в их благословенном краю. Да еще в компании малолетнего ребенка. Поэтому я прибег к проверенному средству – отвечать вопросом на вопрос.

– А откуда ты взял, что я «свалился», да еще с «каким-то мальчишкой»?..

– Так полковник при мне с Москвой разговаривал, с какой-то важной шишкой. И во-первых, в Москве, похоже, очень обрадовались, что ты нашелся, и сразу спросили, есть ли при тебе мальчик. А во-вторых, этот шишка приказал немедленно обеспечить вас билетами до Москвы и не задавать лишних вопросов...

– Так что ж ты лишние вопросы задаешь? Или для тебя шишкино распоряжение не в счет?

Сашка скосил на меня удивленно покруглевший взгляд и замолчал. На заднем сиденье снова тяжело вздохнул майор.

Мы проехали мост через Селенгу, и по левому берегу реки выехали из города.

А город кончился практически сразу. Только что отражение нашей машины мелькало в витринных стеклах первых этажей городских кирпичных многоэтажек, и тут же вдоль дороги побежали зеленые лужайки в окружении кустарников и низких деревьев, а через минуту мы уже мчались по пустой асфальтовой ленте посреди самой настоящей тайги.

Если вы никогда не ездили на машине от Улан-Удэ до Байкала, вы не видели самых, пожалуй, красивых мест на Земле. Дорога вьется параллельно Селенге, постепенно поднимаясь все выше и выше, так что река остается под вами в глубоком ущелье и ее серебристый свет ложится тенью на рельсы железной дороги, струящиеся рядом с бурлящей водой. Противоположная стена ущелья, расцвеченная всеми красками, которые способно уловить человеческое зрение, буквально притягивает взгляд к себе. Среди плотного темно-зеленого ельника, словно мазками светомузыки, вспыхивают то нестерпимо белый ствол березы, то янтарно-золотистая, издали напоминающая копье архангела, сосна, а то не отцветший багульник бросает поверх зелени свою сиреневую размытую тень. Порой песчаные осыпи разрывают зелень склона своими светло-желтыми лапами, словно гигантские львы высунули их погреться на солнышко, или стеклянистые сколы черного гранита выныривают из-под зеленого покрывала предупреждающе поднятым пальцем. И эта удивительная картина почти никогда не бывает смазана серой хмарью пасмурного неба, ибо, как говорят местные жители, солнце светит над Бурятией триста шестьдесят дней в году!

Дорога настолько незаметно забирается все выше и выше, что, только оказавшись на перевале, ты понимаешь, насколько высоко оказался. А на перевале – месте, с которого в обе стороны дорога стелется вниз и ее узкая графитово-серая черта видна далеко-далеко, растет чудесное дерево. Оно совсем небольшое, тоненькое, непонятного возраста и породы. Вместо привычной листвы его ветви покрывают тряпочки, ленточки, веревочки, повязанные узлом цветные бумажки... Рядом поставлена аккуратная беседка, в которой остановившиеся путники могут посидеть и спокойно подумать о... да о чем угодно. И если позволяют средства и темперамент, то и выпить, плеснув из стакана на землю несколько капель, и закусить, вдыхая поразительный воздух. Знаете, в сказках частенько встречается живая и мертвая вода, не знаю, пока не встречал. А вот живой и мертвый воздух есть абсолютно точно. Мертвый воздух, я думаю, вы и сами отыщете без труда, а живой... Так вот, в Бурятии, над ущельем реки Селенги, текущей из Монголии в Байкал, воздух живой... Поезжайте – вдохните...

Мы тоже остановились перед волшебным деревом – иначе нельзя, дороги не будет, – и угрюмый майор повязал тонкую веточку специально, похоже, заготовленной узкой ленточкой. А через минуту колеса нашего громыхающего «уаза» принялись снова разматывать покорную ленту дороги.

Еще полчаса пути, и мы остановились у развилки. Асфальт уходил дальше к Кабанску, а влево, в гущу леса, к Байкалу и бывшему санаторию, а теперь к нашему магическому полигону вела узкая грунтовая колея. Ребята предлагали довезти меня до ворот полигона, но я отказался. Прогулка в четыре километра меня не утомит, а колдобины лесной дороги изрядно растрясут и транспортное средство, и его пассажиров. Махнув мне на прощание, мои попутчики тронулись в сторону Кабанска, а я отломил от росшего рядом с дорогой орехового кустика гибкий прутик и, помахивая им, вступил в тень леса, на влажную слабо укатанную землю.

Как я уже говорил, пути до полигона было километра четыре. Примерно через треть дорога, постепенно поднимавшаяся вверх, вывела меня из леса на голый, слегка припорошенный травой, пригорок. Вместо влажной земли под ногами пересыпался сухой песок. Перевалив через пригорок, я увидел метрах в тридцати, у опушки возобновляющегося леса поваленное дерево, на котором кто-то сидел. И тут совершенно неожиданно сердце мое ухнуло вниз, а во рту стало сухо. Я несколько замедлил шаг, всматриваясь в маленькую фигурку и пытаясь узнать в ней кого-нибудь из знакомых, и тут в моей голове раздалось: «Не останавливайся, не останавливайся... Я тебя давно дожидаюсь...»

Голос мне очень не понравился, и я, признаться, несколько растерялся, но не остановился. Только после столь странного приглашения я, продолжая помахивать своим прутиком в такт шагам, быстро поставил блок от вторжения в свое сознание и резко сжал-разжал левую ладонь. Конечно, связаться с Антипом, своим учителем, я не мог, далековато, но почти сразу у меня в голове раздался голос Славки Егорова: «Илюха, ты вызывал, что случилось?..»

«Я километрах в трех от полигона, и меня тут кто-то поджидает... Боюсь, мне может понадобиться помощь...»

«Что, всех звать?..» – Славка, будущий боевой маг, воспринял мои слова достаточно легкомысленно.

«Да! Всех!..»

Тут мой тон его, похоже, встревожил.

«Да ты же знаешь, на полигоне сейчас пусто. Мерлин, да я, да Мишка, остальные не в счет...»

Я вздохнул, сил действительно было маловато. Михаил и Сашка – такие же, как я, ученики. Петр Петрович, которого мы за глаза дразнили Мерлином, был магистром натуральной магии, а занимался в основном погодой – циклонами, антициклонами, воздействием на них магической энергетики... Вот за это и получил свое прозвище.

Пока шли наши с Сашкой переговоры и мои размышления, я дошагал до поваленного дерева. На нем примостился, одетый в серые, оттопыренные на коленях брюки, синюю в полосочку рубашку, старые сапоги и обтюрханную кепочку... Единый-Сущий.

Я остановился. Дороги дальше все равно не было. Поперек колеи, слабо мерцая, стоял магический щит, и преодолеть его не смог бы даже «уазик». Старичок молча, со слабой улыбкой рассматривал меня.

«Так, так... – раздался в моей голове голос Мерлина. – Это что ж за субъект?..»

«Это – Единый-Сущий... убийца моих родителей и... И вообще он очень сильный маг... Видимо, хочет со мной посчитаться, я ему сильно насолил...»

«Зачем же ты, Илюшенька, солишь магам?.. Нехорошо! Старших надо уважать... Та-а-к...» Мерлин помолчал, а потом тихо бросил: «Ну что ж, сейчас что-нибудь придумаем». После чего замолк окончательно.

Зато заговорил старик.

– Значит, вот ты какой... Да, недооценил я тебя, малец... – Он прищурил глаза и издал странный цокающий звук.

Я почувствовал, как мои мышцы одеревенели. Я с трудом поднял руку и провел по своему лицу, прошепелявив при этом фразу на халдейском. Мое тело отпустило, но не совсем. Осталось впечатление слабого гнета, подавленности. А старичок, не замечая моих манипуляций, усмехнулся:

– Это чтоб ты глупостей не наделал...

Налетел резкий порыв ветра, и я понял, что происходит что-то совсем уж необычное – небо медленно, но неуклонно заволакивалось тучами.

– Надо признаться, – продолжал между тем старик, – что ты здорово мне помешал. А посему я не могу тебя не наказать. И наказание за твои деяния, как ты сам понимаешь, может быть только одно – смерть... – Он, словно сожалея о такой необходимости, пожал плечами.

– Это-то я понимаю, – заплетающимся языком ответил я. – Но, может быть, ты мне объяснишь, зачем ты убил моих родителей?

Старичок удивленно поднял брови.

– Твоих родителей?.. Я за свою жизнь убил очень многих родителей, так неужели ты думаешь, что я помню, какие из них были твои?.. – И он тоненько захихикал.

– Так я напомню. Ты убил их здесь, на Байкале. Ты их утопил...

Старик соскочил с дерева, а его широко распахнутые глаза с изумлением уставились на меня.

– Ты хочешь сказать?.. – начал он и не договорил, впившись в мое лицо изучающим взглядом. – Да! Это ты!.. Как же ты остался цел?! – наконец прошептал он и привалился спиной к поваленному стволу.

– И чем же тебе так насолил грудной младенец, что ты, чтобы его уничтожить, пошел на убийство еще двоих людей?..

– Зачем тебе это знать? – ухмыльнулся дед. – Хотя... Мне приказал уничтожить тебя мой повелитель! Ты ему помешал, не знаю уж чем! Так что, сам понимаешь, теперь-то ты обязательно должен умереть!..

И он, подняв правую руку вверх и прикрыв глаза, принялся читать заклинание Праха. С кончиков его поднятых пальцев соскочили пять коротеньких синих лучиков и замерли в воздухе. На концах они раздвоились и уже десять таких же лучиков брызнули в стороны и застыли, в свою очередь, выбросив с концов раздвоенные блики. Лучи под монотонное заклинание ткали синюшную сеточку, которая медленно, но неуклонно приближалась ко мне. Я знал, что когда эта сеточка коснется моей одежды, мое сердце остановится, мозг погаснет, глаза закроются, а еще через несколько минут от того, кого сейчас называют Ильей Милиным, останется небольшая горстка праха.

Но я не собирался спокойно ждать конца. Быстро очертив перед собой круг, я забормотал наговор Двоения, и через секунду сгустившийся в очерченном круге воздух принял очертания человеческой фигуры и навстречу заклинанию поплыла моя Тень. Заклинание Праха, едва коснувшись моей Тени, принялось жадно ее оплетать, и через минуту Тень поникла и потекла к земле, словно осыпаясь под нажимом заклинания. И вместе с моей Тенью умерло и убившее ее заклинание.

Старичок открыл глаза и увидел меня. Он почти не удивился.

– Глупый! – с сожалением произнес он. – Ты мог умереть без боли и страданий. Уснуть, и все... Но ты выбрал путь сопротивления... и это твой выбор!.. – К концу тирады его голос превратился в угрожающее шипение. Он резко сжал поднятую ладонь в кулак, оставив указательный палец поднятым, и этим пальцем описал в воздухе спиральную воронку, одновременно пропев четыре странно диссонирующие ноты. Над пальцем вспух и лопнул багровый шар, и из него выскочила коническая спираль, пылающая ярким белым пламенем. Вращаясь, словно раскрученный волчок, она метнулась в мою сторону, но в этот момент я прутиком прочертил в дорожной пыли перед собой дугу и, в свою очередь, пропел заклинание. Из черты поднялся тонкий, слабо светящийся барьер и, втянув в себя пылающую спираль, запульсировал голубоватым светом. Я удивился стольяркому его сиянию и вдруг понял, что вокруг совершенно темно. Все небо было затянуто клубящимися грозовыми тучами. Первый раз в своей жизни я видел грозовое небо над Бурятией! Мне стало ясно, что Мерлин специально стягивает сюда тучи, но вот зачем?..

А с пальца у старичка пылающие спиральки сыпались уже одна за другой. Мой барьерчик метался, перехватывая их в полете, и в какой-то момент не успел. Одна из спиралек проскочила над ним и коснулась моих брюк. Они вспыхнули, словно были облиты керосином, ногу обожгла боль, и я покатился по дорожному песку, пытаясь сбить пламя. Но это мне не удавалось. Более того, за мной потянулась короткая дорожка пламени – порохом горел сухой сыпучий песок.

Старик опустил руку и, довольно улыбаясь, наблюдал за моей агонией. И в этот момент в моей голове вновь прозвучал голос Славки Егорова: «Да этот дед просто садист какой-то! Ну сейчас мы покажем ему боевую магию!..» Тут же непонятная сила поставила меня на ноги, и, вырвавшись из земли под моими ногами, вверх по мне побежала полоска неяркого фиолетового сияния, быстро трансформируя мою одежду. Кроссовки превратились в сиявшие чистым металлом короткие сапоги, горящие джинсы отвердели и стали сочлененными деталями стальных лат. Языки пламени, беспомощно поплясав на светлом металле, погасли. Сияние, обежав мою фигуру полностью, одело меня в серебристо сияющие латы, а мой ореховый прутик превратился в длинный серебристый эсток, с витым эфесом.

«Ха!» – раздался довольный голос Славки.

Сквозь решетку опущенного забрала я посмотрел на своего врага. Он, в свою очередь, несколько секунд недоуменно разглядывал меня, а затем неудержимо расхохотался. А вдоволь насмеявшись, он принялся ругаться.

– Значит, ты, щенок, решил помериться со мной силами в схватке на мечах!.. Значит, ты, козявка, забрался в панцирь и считаешь себя неуязвимым!.. Значит, ты, жук навозный, чувствуешь, что этой хитиновой корочки достаточно, чтобы уберечься от меня!!! Так я же научу тебя рыцарскому искусству!!!

Он хлопнул себя по плечам и коленям, будто собрался отплясывать «русского», и в ту же секунду его тщедушное тело оделось в черные доспехи, а в руках появился небольшой круглый щит и тяжелая обоюдоострая секира. В сгустившейся над нами тьме его черные доспехи почти растворились, и мне вдруг показалось, что его фигура выросла и раздалась вширь. Я шагнул к нему, поднимая свой узкий и длинный клинок, и услышал из-за черного опущенного забрала злорадное:

– Храбрый дурак!..

Его секира, со свистом описав темный полукруг, обрушилась на меня сверху. Я уклонился и нанес колющий удар в грудь, но он подставил свой щит и одновременно обратным концом длинной рукояти с разворота заехал мне в грудь. Это было похоже на удар молота. Мои ребра хрустнули, а я сам покатился по земле. Когда мне удалось, стиснув зубы и преодолевая резкую боль в груди, снова подняться на ноги, он был уже рядом. Черная секира в это время продолжила свое круговое движение и, появившись над его головой, пошла вниз, нацеливаясь в навершие моего шлема. С трудом мне снова удалось уйти из-под этого ужасного топора, и я попытался ответить ударом по шлему противника. Неожиданно я обнаружил, что не достаю мечом до его головы. Мне не показалось! Фигура черного монстра, бесновавшегося передо мной, увеличилась не меньше чем втрое и продолжала стремительно расти. Я отскочил назад и, задрав голову, попытался на фоне низких, тяжело клубящихся черных туч разобраться, кто же такой мой противник.

В этот момент над нами багрово вспыхнула предгрозовая зарница и прокатилось тяжелое рокотание. И в на секунду побагровевшем небе проступила черная восьмиметровая фигура. Его огромная, напоминающая бочонок, голова была запрокинута в небо, ноги, облитые черным металлом, походили на чудовищные колонны, а две пары рук держали две секиры и два щита. В тот момент, когда смолкло рокотание грозы, из-под забрала монстра раздался мощный рык:

– Мой повелитель!!! Я подношу тебе прах твоего врага!!! Никогда и нигде теперь не появится Серый Магистр, и твоя воля будет властвовать над мирами, пространством и временем!!! Да славится имя твое!!!

И он взметнул к тучам две огромные секиры. Я понимал, что мой блестящий клинок не выдержит удара такого топора. Я понимал, что мне не уклониться сразу от двух лезвий. Я понимал, что проиграл свою последнюю схватку и что с самого начала не надеялся ее выиграть! И во мне вспыхнула страшная, безнадежная ярость. А еще перед моими глазами встал призрачный образ моей ненаглядной Людмилки. Ее глаза были пугающе пусты, черты лица страшно исказились, и из перекошенного рта рвалось: «Спасен... спасен... спасен...»

Я выметнул свой меч навстречу черному страшилищу и хрипло, страшно выругался.

И в тот же момент клубящиеся над монстром тучи с громким треском разорвали сразу три ветвистых фиолетовых вихря! Первая молния ударила в один из топоров, и черный металл потек, словно столбик восковой свечи под струей огнемета. Вторая молния ударила в черный бочкообразный шлем и в мгновение ока заткнула чудовищный вой, вырвавшийся из-под забрала. Третья молния пришлась в грудь чудовища. Она прожгла металл доспехов и словно многоголовая змея с мягким, вкрадчивым шипением втянулась внутрь. А через мгновение огромная черная фигура взорвалась изнутри. Ошметки металла и плоти полетели в разные стороны, калеча все на своем пути.

Меня повалило на землю, дважды перевернуло, несколько раз ударило чем-то тяжелым и потащило вверх по голому откосу.

Через минуту все стихло. Я лежал, неловко вывернув руки и боясь пошевелиться, поскольку не ощущал ног. Я лежал и ждал неизвестно чего. И тут по моему шлему, по закрытому забралу, по стальной рукавице ударили первые, самые тяжелые капли теплого летнего дождя.

Я очнулся на своей кровати, в келье на полигоне. Рядом сидел Данила и держал меня за руку, тут же находился Мерлин. Увидев, что я открыл глаза, Петр Петрович склонился надо мной и довольно произнес:

– Ну вот, Данилушка, он и очнулся. А ты сомневался. – Затем, поправив мое одеяло, добавил: – Отдыхай, Илюша. Кости и мышцы мы тебе срастили, так что теперь набирайся сил...

Я разлепил запекшиеся губы и прохрипел:

– Свяжите меня с Антипом...

Он укоризненно посмотрел на меня и заворчал:

– Да все мы Антипу сообщили. Ты же четыре дня без сознания лежал... тебе и разговаривать-то нельзя...

– Свяжите меня с Антипом!.. – снова захрипел я.

Данила испуганно переводил взгляд с моего лица на Мерлина. Тот тяжело вздохнул и, покачав лысой головой, вышел. Я закрыл глаза и сосредоточился на предстоящем разговоре. Через минуту Мерлин вернулся и приложил к моему уху телефонную трубку.

– Дед?.. – по старой памяти пробормотал я.

– Да, Илюша, слушаю... – раздался из трубки знакомый голос.

– Дед, Единый-Сущий убит...

После короткого молчания раздалось неуверенное:

– Точно?..

– Точно... Я сам видел... Его убил Мерлин... молнией... Нужно проверить его подопечных...

Снова короткое молчание, а затем:

– Они умерли... Днем, четыре дня назад...

– Все?!.

– Все...

– И?!

– И Света...

Я закрыл глаза, а Мерлин, отложив телефонную трубку в сторону, принялся вытирать катившиеся из моих глаз слезы, тихо приговаривая:

– Ошибаешься ты, Илюша. Это ты своего противника уничтожил. Своей ненавистью... своей любовью... Я-то только тучки подогнал, а удар-то ты направил...

Когда я снова открыл глаза, в комнате был один Данила. Он сидел на табурете рядом с кроватью, подложив под себя ладошки и уставившись неподвижным взглядом в стену перед собой. Я долго разглядывал его похудевшее, бледное личико и думал, как ему сказать, что он больше не увидит маму. Я так ничего и не придумал, а Данила наконец почувствовал мой взгляд и посмотрел на меня. Губы его сразу тронула улыбка.

– Ну как?.. – тихо спросил он.

– Все нормально... – ответил я, и голос мой уже не хрипел. Я тоже улыбнулся. – Скоро кончится наше приключение, еще полет на самолете, и мы дома.

Он промолчал.

– Ты не знаешь, дядя Сережа не приезжал?

– Это тот полковник на вертолете?..

– Ну да...

– Он и сейчас здесь. Позвать?.. – Данила с готовностью сполз с табурета. Я кивнул, и он пошел к дверям. Через минуту в комнату вошел Сергей, а за ним потихоньку Данила. Мальчишка, видимо, не хотел выпускать меня из виду ни на минуту, боясь потерять.

– Привет! – радостно забасил Сергей. – Ну что с тобой опять случилось? Как тебя занесло под эту чертову грозу?..

– Тебе разве большая московская шишка не запретила вопросы задавать? – улыбнулся я.

– Запретила... – притворно вздохнул он, а глаза его довольно смеялись.

– Как-нибудь потом я тебе все-все расскажу, – пообещал я ему. – А пока скажи, нельзя ли нам с Данилой заказать билеты до Москвы на... послезавтра. На утро.

– Да ты же не встанешь!.. – удивился он.

– Встану... встану...

Он осуждающе покачал головой:

– Будут тебе билеты... неваляшка... – Он снова улыбнулся. – Катерина там для тебя гостинцев прислала, варенья-соленья...

– Вот видишь!.. Как же я после этого могу не встать... Значит, на послезавтра, на утро... – еще раз уточнил я.

Он покачал головой и направился к двери.

Через два дня, несмотря на мою страшную слабость, мы с Данилой поднялись по трапу Ту-154. Восемь часов полета запомнились мне только одним. Поймав пустой взгляд Данилы, направленный в иллюминатор, я спросил, о чем он так глубоко задумался. Он посмотрел на меня долго-долго, а потом тихо сказал:

– Знаешь, дядя Илюха, мама-то моя умерла...

Я замер в кресле, а он, помолчав, продолжил:

– Ее старик один убил... Он сначала ее свел с ума, а потом убил...

– Откуда ты знаешь?..

– Она мне сама рассказала...

Я проглотил соленый комок и тихо произнес:

– Этот старик, Данилка, и моих родителей убил... – Он вскинул на меня удивленный взгляд, а я добавил: – Но больше он никому ничего не сделает... Точно... Не сомневайся.

Он взял меня за руку и не отпускал до самой посадки.

В Домодедово прямо у трапа нас встретил дед Антип на служебной «Волге». Когда мы вышли из самолета, он шагнул вперед и, протянув мне руку, сказал:

– С возвращением, Маг! – и, отвечая на мой недоуменный взгляд, пояснил: – Да, кончилась твоя учеба, теперь ты Маг. Причем Маг без посвящения... – И он хлопнул меня по плечу. Затем он присел перед Данилой и спросил: – А вы, молодой человек, не желаете учиться магии?..

– Меня уже называли «маленький колдун»... – невпопад ответил Данила.

– Ну вот...

– А учителем кто будет?.. – Данила был совершенно серьезен.

– А кого бы ты попросил себе в учителя?..

– Его! – Данила блеснул глазами и не глядя взял меня за руку.

– Значит, решено!.. – Антип поднялся и взглянул мне в лицо. – Посвящение через неделю, готовься...

Мы сели в машину, и в течение всего пути до Москвы он ничего не говорил и ни о чем не расспрашивал. Только когда мы уже подъезжали к моему дому, он повернулся с переднего сиденья в нашу сторону и тихо сказал:

– Они все, все сорок два человека, умерли в тринадцать сорок пять Москвы... минута в минуту... У вас там было без пятнадцати семь...

Я кивнул:

– Он увел всех своих последователей с собой...

– Крепко он их держал... – пробормотал Антип, снова повернувшись к лобовому стеклу.

А еще через десять минут передо мной распахнулась дверь. И мою шею обвили тонкие, ласковые руки, к моей груди прижалась милая белокурая головка, и самый родной во всех мирах голос прошептал:

– Наконец ты вернулся... Что там с тобой случилось?.. – и в этом шепоте звенели слезы тревоги и радости.

Я обнял свою единственную и прошептал в ответ:

– Случилось то, что я слишком давно тебя не видел...

Конец второй истории

КОДА

В далеком, прекрасном, голубом и зеленом мире шла ВОЙНА. Уже никто не помнил, из-за чего и между кем она началась. Воевали все против всех и каждый против каждого. Государи и президенты объявляли войну соседним странам или начинали такую войну без объявления. Лорды и вельможи вызывали на поединок соседей или нападали на их замки и селения исподтишка. Города, собрав воинственное ополчение, шли разорять соседей, оставив сидеть в глухой обороне за затворенными воротами женщин и детей.

По миру в дыму и крови, по развалинам и трупам, опьяняя головы и туманя разум, шагала ВОЙНА, и подстегивал ее странный невиданный дождь. Его струи, падая с чистого, безоблачного неба, вонзались в землю, словно стальные иглы, а капли, повисшие на ветках, сверкали, как осколки бриллиантов. И этот дождь не принимала в себя даже самая сухая земля. Лужи после него растекались, ртутно поблескивая, и испарялись под солнцем, пачкая воздух чудным синим дымком. И после него вчера еще мирные крестьяне, растившие зерно и животных, моловшие муку и сбивавшие масло, брались за вилы и косы, обращая их в оружие, и выходили толпой на дорогу, ведущую в бой.

ВОЙНА шла много лет, ВОЙНА шла много зим. ВОЙНА шла бесконечно...

Но однажды в голубом небе появился чудесный оранжевый Дракон. Он на лету слизывал с земли блестевшие металлом лужи, оставшиеся от волшебного дождя, он стряхивал с веток бриллиантовые капли и вбирал в себя синий пахучий дымок, и не осталось на земле следов злого волшебства.

А следом за драконом из прозрачного синего неба в осушенную землю и очищенное море ударили оранжевые столбы пламени, и в тех местах, куда они попадали, вставали непроходимые горные пики, разливались чудовищные бурные реки, расползались гнилые, топкие болота, поднимались из морских глубин острые подводные скалы и мягкие зыбучие пески. Они разделили огромный, прекрасный, голубой и зеленый мир на маленькие отдельные мирки и встали непроходимыми границами. Тот, кто пытался пересечь эти границы, либо пропадал без вести, либо возвращался назад, обессиленный и отчаявшийся...

Но ВОЙНА кончилась.

Люди, словно очнувшись от ядовитого дурмана, смыли с тел свою и чужую кровь, починили свою разодранную одежду и принялись восстанавливать то, что сами в своем безумии разрушали... И мир опустился на Мир...

Однако в Мире остались Магия и маги. Они были разными... Очень разными. Многим из них очень не хватало ВОЙНЫ. Очень не хватало той власти, того упоения, которое они испытывали, произнося заклинания Гибели... Но что они могли сделать, когда для развязывания новой войны не хватало критической массы «пушечного мяса»... И постепенно маги стали использовать магию для повседневных дел. И магия стала ручной... оставаясь мощной. И ее мощь все прибывала и прибывала, а маги не знали источника, который приносил в их мир все большую и большую Силу... Не знали, пока не появился Серый Магистр. Он искал Два Клинка и Книгу... И никто не мог ему помочь!..

Евгений Малинин Разделенный Мир

Прелюдия

…Плох тот ученик, который не мечтает стать корифеем…

Из книги Серого Магистра «Заклятие для дурака»

Дракон был могуч и прекрасен. Его покрытое иссиня-черной чешуей тело казалось несокрушимым, и в то же время стремительным и гибким. Воздух, распарываемый огромными крыльями, ревел под напором многотонной махины бронированного ящера. Раз в пять-шесть секунд изящная, слегка приплюснутая голова, украшенная коротким рогом, выплевывала из зубастой пасти семиметровый фонтан огня, и стоящую по берегам Байкала тайгу спасало только то, что драка происходила высоко в воздухе.

Да, дракон вел битву и, несмотря на всю свою мощь, проигрывал ее. Четыре небольшие, юркие оранжево-огненные саламандры, едва различимые в ярких солнечных лучах, терзали огромную тушу дракона, ловко увертываясь от его беспощадной пасти и растопыренных лап, вооруженных острейшими когтями. А струи огня, которыми дракон непрестанно поливал оранжевых малышек, были для них чем-то вроде освежающего душа – после купания в огне их силы только возрастали. Дракон изнемогал…

Магистерский экзамен по боевой магии продолжался четыре часа. Вначале четверо моих экзаменаторов пытались подвести под место, где я базировался, локальное землетрясение, для чего организовали микроразлом земной коры. Не успел я залепить вязкой магмой трещину, как каждый из них бросил против меня по смерчу. Правда, лишь одному из этих смерчей удалось приблизиться к моему командному пункту ближе чем на сорок километров, но и он был благополучно отброшен в сторону Тихого океана. После этого мои бравые экзаменаторы решили обрадовать солнечную Бурятию невиданным грозовым фронтом, для чего попытались притащить массу кучевых облаков, толпившихся над Охотским морем. А когда я разметал готовящуюся грозу подвернувшимся кстати воздушным потоком, они сварганили этого самого красавца дракона, организовали, так сказать, точечный удар.

И все-таки, несмотря на изнурительную четырехчасовую оборону, мне было вполне по силам поднять в воздух и без особого труда удерживать еще четырех саламандр, что быстро решило бы исход боя. Однако я помнил, что против меня выступали три мага под руководством магистра, поэтому надо было быть начеку и иметь запас мощности.

Стоило мне подумать о возможных обходных действиях моих противников, как на периферии Истинного Зрения, километрах в сорока к северу, я заметил двух черных демонов, появившихся на опушке таежной поляны. Они выползли из тайги и принялись озираться, определяя направление дальнейшего движения. «А вот и ожидаемый обходной маневр…» – подумал я, раздваивая внимание.

Приглядевшись к новым действующим лицам, я понял, что мои экзаменаторы выдыхаются. Направлявшиеся в мою сторону демоны мало того что шли пешком, не в силах подняться в воздух, они к тому же были основательно потерты. Шкуры у них отдавали в проседь, один из них был вообще комолым, у второго один рог был обломан, а острие второго совершенно стерто. Да и шагали они словно после ударной смены в глубинном забое.

Прочертив правым безымянным пальцем в воздухе мгновенно вспыхнувшую пентаграмму, я произнес стандартное заклинание, и передо мной появились, вынырнув из Преисподней, два огненно-красных демона с совершенно зверскими рожами и длиннющими хвостами, с кисточек которых сыпались оранжевые искры.

– Приказывай, магистр и господин!… – рявкнул старший. Младший молча вытянулся по стойке «смирно» и «ел» меня глазами. Я лениво протянул руку в направлении черной парочки и коротко бросил:

– Разберитесь… – Демоны с ревом устремились в небо.

Когда две стремительные красные ракеты вынырнули из-под сосен, окружавших мой командный пункт, дракон от неожиданности дернулся в сторону, сломав изысканную петлю полета, и в тот же момент одна из моих саламандр врезалась ему в открывшееся брюхо, вырвав с мясом десяток бронированных чешуек и опалив оголившуюся плоть чудовищным жаром. Дракон взревел от боли и ударил по собственному брюху когтистой лапой, но оранжевой малютки там уже не было, а выпущенные драконьи когти значительно расширили брешь в его же чешуйчатой броне.

Демоны между тем, не обращая внимания на бушевавшую в окружающем их воздушном пространстве битву, по заранее рассчитанной траектории понеслись в сторону своих чернокожих братьев. Я задействовал сопровождающий их Взгляд и, продолжая управлять саламандрами, одновременно наблюдал за действиями своего десантного подразделения.

Когда мои краснокожие посланники свалились буквально на головы черных пешеходов, те разом упали на колени и заревели:

– Мы за наших… мы за наших…

Было ясно, что наложенное на них заклинание совершенно не дает им внешней энергетической подпитки, а всего лишь удерживает этих ребят в нашем мире. Две огромные красные фигуры нависли над коленопреклоненными черными малютками, но в этот момент я изменил задание. «Представьте мне того, кто послал черных», – мысленно приказал я своим коммандос.

– Где прячется пославший вас злодей?! – проревел один из красных, в то время как второй молча отпустил каждому из черных по звонкому щелбану.

– Мы все покажем…

– Мы не утаим… – хором ответили черные и, вскочив на ноги, порысили обратно в тайгу. Красные оторвались от земли и на бреющем поплыли за своими провожатыми. Буквально через несколько минут черные демоны приблизились к укрытой густыми кустами лощинке и, нырнув в заросли, выволокли оттуда… Гришу Бубнова, мага общей магии, одного из противостоящей мне четверки. Разговорчивый красный наклонился над Гришкой и проревел:

Ты кто такой, чтоб докучать магистру,

Чтоб, вызвав пару этих чернышей,

Пытаться настроение испортить

Великому в Искусстве чародею?…

А молчаливый неожиданно, не в размер, добавил:

– Что? Попался?…

Тут Григорий невпопад ответил:

– Ну, Илюха, ты вообще офигел…

Оба моих десантника взревели от такого хамства и, ухватив Гришку за ноги, взвились в воздух. Несколько искр с пылающих хвостов упали на их немощных черных собратьев, и те, с негромким щелканьем, исчезли. Пара красных демонов летела рядом, а между ними ногами вперед летел Гришка. Его легкая ветровка, сорванная встречным потоком воздуха и державшаяся только на запястьях, развевалась, как маленькое знамя, а лысая башка медленно багровела от приливавшей крови. Через минуту демоны стояли передо мной, выставив вперед свои лапищи с зажатыми в них Гришкиными ногами. Гриша спокойно висел вниз головой, понимая, что с имеющимися ресурсами самостоятельно ему не освободиться.

О повелитель, выполнен приказ!

Твой недруг глупый нами обезврежен.

И пред твои недремлющие очи

Доставлен для суда и наказанья!… –

доложил старший, а младший взял на себя смелость добавить:

– Вот он!!!

Я, щелкнув особым образом пальцами левой руки, опутал Гришку Нитью принуждения и одновременно отпустил обоих демонов. А затем снова переключил внимание на происходившее в небе.

А там две саламандры, пристроившись к дракону сзади и уворачиваясь от ударов его хвоста, рвали в клочья его задние лапы, уже практически неподвижные и полностью лишенные когтей, третья атаковала снизу оголенное брюхо, а последняя, набрав высоту, пикировала прямо дракону в лоб. Дело, похоже, подходило к развязке. Дракон, не обращая внимания на вцепившихся в его задние лапы, пытался передней отогнать саламандру, атаковавшую его брюхо, и в то же время, широко разинув пасть, встретил пикировавшую на него сверху мощным, но уже достаточно дымным факелом. И тут оранжевая малютка нырнула прямо в пламя и исчезла в разинутой драконьей пасти. Дракон захлопнул огромные челюсти и на секунду изумленно завис в воздухе, а через мгновение его лишенное чешуи брюхо с громким треском лопнуло и оттуда, словно маленькая торпеда, выскочила моя саламандра, на ходу разрывая внутренности своего бронированного противника.

Дракон, свесив голову, посмотрел на кровавые ошметки, вывалившиеся из его брюха, а затем сложил крылья и с нарастающим ревом, медленно вращаясь, круто пошел к земле. В последний момент управлявшие им чародеи успели снять свои чары, и бронированная туша рухнула в тайгу, ломая вековые сосны. Через мгновение послышался негромкий взрыв, и к небу поднялось небольшое темное облачко – все, что осталось от красавца дракона. Саламандры, построившись ромбом, сделали в небе над местом гибели дракона мертвую петлю и тихо растворились в посиневшем вечернем небе.

Я ожидал следующего хода своих противников, поскольку контрольное время экзамена истекало часа через два, но неожиданно из-за ближайшей сосны показалась сморщенная рожица знакомой кикиморы. Она сурово взглянула на меня из-под поломанного козырька старой милицейской фуражки и пробурчала начальственным голосом:

– Посредник объявил, что схватка закончена. Тебе надлежит явиться на полигон для разбора действий и обмена пленными…

– Это какой такой обмен?! – возмутился я. – Это кто ж это из моих в плен попал?!

– Знать ничего не знаю, – сразу сбавила тон кикимора. – Чего мне приказано, то я и докладам… – И кикимора, быстро юркнув за дерево, исчезла.

Я повернулся к Гришке, сидевшему на низеньком пеньке. Он тоскливо посмотрел мне в глаза, подпустив в свой взгляд недоумения и горечи, а потом покивал головой и заныл.

– Э-э-э, не стыдно?… Это ж надо, на друга двух демонов натравил… И где только таких красномордых зверей откопал?…

– А тебе не стыдно? – перебил я его. – Ты зачем четвертым экзаменатором согласился быть?… Как будто ты не знал, что если четверка не набирается, испытания не проводятся и экзамен принимается автоматом…

– Да ладно… Подумаешь, одно испытание… Ты и так четыре «автомата» получил, что ж тебе, совсем без испытаний магистром становиться?… И потом…

– И потом ты слышал, – снова перебил я его, – как первогодки ученицы шептали у тебя за спиной: «…Ах, ах, глянь, глянь, это тот самый Бубнов, который Милина испытывать будет…» Ну и рожа у тебя в этот момент была!…

Гришка густо покраснел.

– Да ладно… Какие там ученицы…

– Эх ты… За мой счет свой статус поднимаешь… Ну вот теперь будет тебе статус…

Право слово, я совершенно не разозлился, но Гришаню следовало проучить, а то он в последнее время начал слишком много… на себя брать. Маг фигов…

– Придется тебе, Гриша, здесь немного посидеть. Подумать в тишине о своем поведении…

У Гришки широко открылись глаза.

– Ты что, одного меня здесь оставишь?…

– А тебе компания нужна?

– Ты хоть Нить принуждения сними!…

– Ага, чтоб ты сбежать мог…

– Так страшно же заклятому здесь оставаться, мало ли кто сюда заявится, а я совершенно беззащитен!…

– Ты, Гришенька, не бойся. Твоим размышлениям абсолютно никто не помешает.

И я набросил на него пелену. Теперь увидеть его мог только я, для всех остальных он исчез.

Несколько секунд я с глубоким удовлетворением наблюдал, как Гриша, широко разевая рот, пытается докричаться до меня сквозь поглощающую звуки пелену, а затем начал читать заклинание Серой Тропы.

Когда я произнес последнее слово, меня на секунду окутал серый непрозрачный туман, который почти сразу, после сделанных мной трех-четырех шагов, рассеялся. Я стоял на вытоптанной лужайке перед маленьким домиком управления полигоном. В домике, судя по доносившимся изнутри крикам, происходил обстоятельный разговор. Я толкнул дверь и вошел. Катенька, секретарь и помощник Мерлина, ставшего как-то незаметно руководителем полигона, посмотрела на меня своими ласковыми глазами и, вздохнув, вымолвила:

– А вас, Илья Евгеньевич, уже заждались… Слышите, как нервничают…

Я положил ей на стол огромный лиловый букет багульника, который успел наломать перед началом экзамена, и, кивнув на дверь зала для совещаний, поинтересовался:

– Так мне можно внутрь?…

– И почему это, Илья Евгеньевич, ваши цветы совершенно не вянут? Вы знаете, ваши розы, те что вы из Москвы привезли, у меня в вазе корешки пустили… – Она снова ласково на меня посмотрела, потом вздохнула и проворковала: – Заходите. Будут обижать – меня зовите…

И я вошел. В комнате присутствовали все мои противники, исключая, разумеется, Гришу, а также Мерлин и неизвестно откуда взявшийся дед Антип. Насколько мне было известно, мой учитель оставался в Москве и еще четыре дня назад на полигон не собирался. И вот он здесь. Значит, скорее всего что-то случилось!

– …и вообще, где это видано, чтобы испытуемый похищал одного из испытателей?! – разорялся руководитель группы экзаменаторов магистр общей магии Нгума Томба. Сидевшие рядом с ним испытатели – незнакомый мне маг из индейцев Южной Америки и боевой маг Витька Бобров по прозвищу Крысоед – энергично закивали головами. Меня в пылу полемики Томба еще не заметил. Его черная, как у старого демона, физиономия, с огромными лиловыми глазищами и широким приплюснутым носом, имела весьма разгневанный вид.

– По утвержденному Высшим Магистерским Советом положению испытателей должно быть четверо! Если каждый соискатель начнет умыкать своих испытателей, у нас пойдут сплошные «автоматы»…

– А что, это мысль! – вступил я в разговор. – Жалко, что у меня больше испытаний не будет!…

Нгума резко повернулся в мою сторону и снова заорал:

– Напрасно надеешься! Я добьюсь проведения повторного испытания, и мы посмотрим, как оно закончится!…

– В таком случае набирайте новую четверку, – спокойно улыбнулся я. Нгума открыл было рот для очередного рева, но вдруг осекся и, скосив глаза в сторону, задумался. Видимо, до него дошло, что после сегодняшнего представления ему четверку точно не набрать.

– Ты все-таки ответь: зачем похитил Гришку и где его держишь? – поинтересовался Мерлин, пряча улыбку в недавно отпущенных, но уже достаточно густых усах.

– Да никого я не похищал, я, кстати, и не знал, где четверка базировалась. А мага Бубнова я захватил в плен в тот момент, когда он организовал нападение на мою ставку. Группа в составе двух демонов пыталась скрытно проникнуть к моему командному пункту.

– Но если ты не знал, где Гришка скрывается, то как же ты смог до него добраться?

– Так его же десантники его и выдали. Прямо тепленьким с рук на руки передали.

– И где он сейчас?…

– Отдыхает в надежном месте и предается размышлениям о собственной непорядочности…

– Так этот кретин, – снова заорал Нгума, – вместо того чтобы управлять драконом, демонов вызывал! Вот, значит, почему у моего красавца задние лапы отказали!…

Молча улыбавшийся до сих пор Антип покачал головой и рассмеялся:

– Да, Нгума, подвел тебя твой подельщик. Придется тебе теперь вызывать Илью на поединок. Он, как магистр, получает теперь право принять твой вызов…

– Да пошел он… – неожиданно тихо пробурчал Нгума и выскочил за дверь. Следом за ним наружу просочились и оба его молчаливых соратника.

Мерлин покачал головой:

– Первый раз кому-то удалось без потерь, вчистую, расправиться с драконом Нгумы. Вот он и вышел из себя. Если он сейчас доберется до Гришки, он из него дракона сделает…

– Не доберется… – ухмыльнулся я.

– Ладно, Илюха, – враз посерьезнел Антип. – Пойдем-ка, потолкуем спокойно. – И повернувшись к Мерлину, то ли поставил в известность, то ли спросил: – Мы твой кабинет займем на полчасика.

Мерлин кивнул, и мы, мимо скучавшей Катеньки, прошествовали через приемную в кабинет руководства.

Антип прошел за хозяйский стол, оставляя мне кресло для посетителя. Я уселся и приготовился внимательно слушать, а Антип, казалось, не знал с чего начать. Он постукивал пальцами по столешнице и молча меня разглядывал. Я прекрасно понимал, что мой учитель по пустякам не стал бы покидать Москву. Тем более что я сам должен был быть в первопрестольной не позже чем через неделю. Это означало, что произошло действительно что-то экстраординарное. Наконец Антип заговорил.

– Ты, конечно, не забыл свой поход за Данилой?… – Поскольку я молча ждал, что будет дальше, он продолжил:

– Так вот, Магистерский Совет очень тщательно ознакомился с твоим отчетом, просмотрел некоторые из принесенных вами свихнувшихся камней и принял решение о необходимости отыскать клинки и Книгу.

– Наконец-то, – иронически вздохнул я. – Я уже решил, что мой доклад посчитали полным бредом и выбросили в корзину. А оказывается, спустя всего каких-то десять лет этой проблемой решили заняться!…

Антип молча дал мне договорить, внимательно глядя мне в глаза, а после того, как я замолчал, спокойно продолжил:

– Ты напрасно думаешь, что Совет этой проблемой не занимался. Просто мы считали нецелесообразным до настоящего времени привлекать к этой работе тебя. Но за эти десять лет в Разделенный Мир были направлены пять экспедиций, которые провели там в общей сложности почти тридцать лет…

– Не понял?! – перебил я его. – Как это за десять лет они провели там тридцать лет?!

– Ничего непонятного… Просто Время Разделенного Мира течет несколько быстрее земного. Заметь, я не говорю, что там год короче, я говорю, что там Время течет быстрее. В общем, пять групп работали в Разделенном Мире в течение всего этого времени и собрали достаточно много информации об этом мире, о существующих в нем государствах, о царящих там законах и обычаях, о его природе и многом другом. Твое утверждение о закольцованности наших миров, похоже, подтверждается, однако никаких следов интересующих нас артефактов найдено не было. А самое неприятное, что мы, похоже, слишком «наследили» там. Понимаешь, с самого начала руководитель каждой из посылаемых групп назывался Серый Магистр…

– КАК?! – изумленно воскликнул я.

– Серый Магистр, – спокойно повторил Антип. – И из твоего отчета, и из других полученных сведений, и из последующих событий неопровержимо следует, что весь Разделенный Мир уверен в особом предназначении так называемого Серого Магистра. Естественно было назвать нашего главного эмиссара Серым Магистром. Это давало ему серьезные преимущества в работе… – Он замолчал и снова нервно забарабанил пальцами по столу. И тут меня осенило.

– Так, значит, когда ты семь лет назад пропал, ты!…

– Да. Я действительно в это время был в Разделенном Мире, – утвердительно кивнул Антип. И тут же, заметив мой вопросительный взгляд, покачал головой: – Нет, мы ничего не нашли.

Антип замолчал. Ему явно не хотелось продолжать, но, пересилив себя, он снова заговорил.

– Все шло вроде бы нормально, но вот последняя группа… Последняя группа вернулась досрочно… Да какое там «досрочно», они не пробыли там и двух недель. При этом один член группы погиб, а у двоих тяжелейший психический срыв… Руководитель даже покушался на самоубийство… В общем, полный провал и…

– И в Разделенном Мире начали догадываться, что кто-то посторонний вмешивается в их дела?… – с горечью закончил я. Антип только кивнул.

Мы немного помолчали, а потом я спросил:

– Так чего же Совет хочет от меня?

Антип снова внимательно посмотрел мне в глаза и тихо, но внятно произнес:

– Совет считает, что именно тебе надо возглавить следующую группу…

Это не было приказом, это было предложение, точнее, это была просьба! Но я не загордился… Мне почему-то стало обидно. Поэтому я сухо сказал:

– Прежде чем дать ответ, мне необходимо ознакомиться со всей имеющейся информацией… Подробно…

И тут Антип улыбнулся. Это была улыбка облегчения. Из бывшей при нем сумки он достал объемистую папку, положил ее на стол и сказал:

– Здесь дайджест отчетов всех экспедиций в Разделенный Мир. А вот… – он вынул из кармана и положил передо мной на стол три небольшие серые гальки, мерцавшие разноцветными слюдяными вкраплениями, – …личные дневники участников последней экспедиции. Просмотри, почитай, если будут вопросы, я постараюсь на них ответить…

Он встал из-за стола. Я неловко засунул камешки себе в карман и, прихватив папку, тоже поднялся.

– Ты все-таки Гришку-то верни. А то забудешь о нем, где мы его потом искать будем, – с улыбкой произнес Антип.

Я не выдержал и улыбнулся в ответ. Потом, сосредоточившись, я нашептал свое фирменное заклинание и с удовольствием услышал сначала грохот в приемной, затем вибрирующий на пределе слышимости Катенькин визг. Далее последовал стук двери и возмущенный рев Мерлина. Мы вышли из кабинета и увидели Гришку, валявшегося на полу приемной с выпученными, ничего не понимающими глазами, прижавшуюся к стене Катеньку с такими же ненормально расширенными глазищами и Мерлина, стоявшего над Бубновым и грозно его отчитывающего.

– Вы, молодой человек, потеряли всякое представление о совести и приличиях! Как же можно использовать заклинания для преследования предмета своей страсти! Вы посмотрите, до чего вы довели девушку! А!…

На что Гриша пытался невнятно ответить:

– Я не заклин… Не я заклин… Не закли… я…

Антип покачал головой и сурово процедил:

– А еще маг… – Антип, и следом за ним я, с самыми серьезными лицами покинули приемную.

Поздно вечером, покончив со всеми связанными с экзаменом делами, я достал свою маленькую горелку для разгона свихнувшихся камней и, разложив все три камешка на столе, долго выбирал, с какого же начать.

Всех троих я знал очень хорошо: Никита Петрович, магистр естественной магии по прозвищу Лисий Хвост, Златка – ведьма по рождению и Машенька – ведьма по призванию. Все в этой тройке были серьезными, знающими людьми. Конечно, девочки, по молодости, могли увлечься героикой, подвигами, но обе были достаточно дисциплинированными, чтобы не наломать серьезных дров. Да, тройка была подобрана тщательно. Что же привело ее к такому провалу? Что привело Златку к гибели? Что?!

Наконец, закрыв глаза, я произнес заклинание Спящего Времени, а потом взял наугад первый попавшийся камешек и установил его на подставке. Затем поудобнее уселся в кресле и, дунув с ладони, зажег под камнем пламя…

Последующие шестнадцать часов моего личного времени я просматривал свихнувшиеся камни, изучал записи, обдумывал и связывал воедино все, что увидел и прочитал. К концу работы у меня раскалывалась голова, саднило усталые глаза и ныла шея. Но я, похоже, получил довольно связное представление о том, что произошло с группой. Получалось, что дело было так…

1. Камень первый. Магистр по прозвищу Лисий Хвост

26 октября 20.. года.

В любом мире есть места, в которых человек забывает о суете жизни и погружается в познание великих истин…

По широкому пыльному, но малоезженому тракту, уложившему свою бесконечную серую спину между цветущих лугов, перелесков и малопроходимой чащи, в сторону горной страны Тань-Шао шагал одинокий путник в темно-серой хламиде, подпоясанной куском толстой веревки и ношенных, но еще довольно крепких башмаках. Судя по морщинистому лицу, выглядывавшему порой из-под глубоко надвинутого капюшона, путник был стар. Однако шагал он бодро, широким шагом, размашисто переставляя длинный, отполированный человеческими ладонями посох из сибирского кедра. Сантиметрах в двадцати от верхушки ствол посоха охватывала цепкими лапами резная фигурка крысы. В ее глазницы были вставлены темно-красные камни, посверкивающие при движении посоха. Хвост этой резной красавицы спиралью опоясывал посох, спускаясь до самого конца, окованного металлом. При необходимости этот увесистый посох вполне мог служить оружием, поскольку другого у старика не было. Но, похоже, отсутствие оружия путника особенно не заботило, а может быть, он просто не знал, насколько опасен был этот тракт.

В мире, из которого этот путник явился, его называли Никита Петрович Лисцов, а по другому – магистр естественной магии по прозвищу Лисий Хвост. Здесь же он должен был называть себя Серым Магистром, что ко многому обязывало. Уже два часа, как он, совершив переход, шагал по этому тракту, но столь желанные горы были все еще далеки. И все-таки Лисий Хвост не поднялся в воздух и не ступил на тайную тропу, которая есть у любого магистра, а шагал пешком, ясно понимая, что увидеть и узнать мир можно, только исходив его ногами. А он очень давно хотел увидеть и узнать горную страну Тань-Шао, о которой ходило столько невероятных легенд.

И вот его желание исполнилось – он шагал к таинственным горным монастырям, обитатели которых владели «истинным знанием» или, как они сами говорили, «Сутью». Он тоже хотел овладеть истинным знанием и готов был положить на это остаток своей жизни. Правда, была еще одна задача – отыскать в этом мире меч и парный ему кинжал, а также книгу, которая содержала никому не известную фугу, но Лисий Хвост был уверен, что в Тань-Шао этих артефактов нет. В этом деле он больше надеялся на удачу своих молодых помощников, отправившихся в другие осколки Разделенного Мира.

Дорога нырнула в тень небольшого соснового бора, дохнувшего навстречу разогретым смолистым воздухом, и в этот момент Лисий Хвост услышал у себя за спиной неясное дребезжание. Оглянувшись, он увидел, что его догоняет разболтанная, позвякивающая и поскрипывающая тележка, влекомая низенькой и жутко лохматой лошаденкой, напоминавшей скорее рослого пони. В тележке сидел мальчишка лет четырнадцати, босой, в широченных старых, заплатанных портках и широкополой соломенной шляпе с прорванным верхом.

Лисий Хвост посторонился, пропуская тележку, но паренек неожиданно придержал свою лошадку.

– Добрый день, святой отец… Пусть шесть монастырей укажут тебе твой путь, – коротко улыбнулся возница, явно ожидая, что встреченный путник, похожий на монаха, представится.

– Добрый день, – ответил на улыбку улыбкой магистр и спросил: – Как тебя называть, молодец, и далеко ли направляешься?

– Я к себе на хутор возвращаюсь. Могу тебя… до поворота подвезти.

И снова в словах мальчишки мелькнул вопрос.

– Спасибо, юноша, – пробормотал Лисий Хвост, забираясь в тележку. – А то я в ваших местах человек новый… Там, откуда я пришел, меня называют Серый Магистр, – внутренне улыбнувшись, ответил наконец Лисий Хвост на немой вопрос мальчика и очень удивился, почувствовав, как он облегченно расслабился.

Лошадка, словно почувствовав, что люди позади нее устроились, опять припустилась тряской рысью.

– Оно и видно, Серый Магистр, что ты у нас человек новый… Это ж надо, в одиночку по Скользкому тракту пойти! Или не слышал, как тут третьего дня купецкий караван растерзали? Семнадцать человек с жизнью расстались… А ты один…

– Ну, дорогой мой, кому нужен одинокий старый человек, у которого к тому же абсолютно пусто в карманах?…

– Не скажи, святой отец, Кудлатый Хват не смотрит, что у кого в карманах есть, для него день без душегубства – потерянный день. И ребятки вокруг него такие же подобрались. Недавно трое из его ватаги зашли к моему хозяину на хутор и всех, кто там был, просто так порешили. А из добра ничего не взяли, кроме старой доски расписной… И зачем им эта доска сдалась?… Хозяин с хозяйкой вечером вернулись, а весь двор кровищей залит…

– И давно этот Кудлатый Хват здесь появился?

– Да нет, где-то с полный месяц назад.

– Как же святые отцы терпят такое безобразие?… – Магистр бросил из-под капюшона быстрый взгляд на паренька.

– Так Кудлатый Хват на монастырские стены не лезет, а монахи из монастырей, почитай, и не вылезают. Они ведь как говорят – что в миру делается, их не интересует… Они, вишь, Суть познают. Конечно, если бы монастыри Хватом занялись, от него через неделю мокрого места не осталось бы, только…

Мальчишка не договорил. На обочине дороги, под раскидистым ореховым кустом сидел могучий мужик в старойпродранной рубахе и столь же неприглядных штанах. Его левый глаз был завязан грязной тряпкой, пересекавшей лицо и пропадавшей одним концом в буйной, черной, кудрявой, давно не чесанной шевелюре, а другим в точно такой же бороде. Мужик прислонился спиной к кусту, свободно вытянув правую ногу. Левой ноги у него не было, рядом с ним лежал заменявший ее костыль. Своим единственным черным, ярко блестевшим глазом он внимательно рассматривал подъезжавшую тележку и находившихся в ней ездоков. Лисий Хвост тоже пристально оглядел мужика и неожиданно улыбнулся какой-то своей мысли.

Мальчишка придержал лошадку и тихонько спросил у магистра:

– Может, подвезем калеку, магистр?

– Да я не против, – сквозь улыбку пробормотал Лисий Хвост. – Только вряд ли ему с нами по пути…

Возница остановил лошадь и обратился к сидевшему мужику:

– Почтенный, если ты направляешься в город, мы можем тебя немного подвезти…

Мужик молча помотал головой. И тут подал голос Лисий Хвост.

– Может, я смогу тебе чем-нибудь помочь?… Я неплохо знаю знахарское искусство…

– Да?! – Мужик злобно блеснул своим единственным глазом. – Чтоб тебе пешком шагать до всех шести монастырей! Ты что, можешь отрастить мне новую ногу? Или может вставить новый глаз?…

– Это, конечно, непросто, но иногда получаются и более сложные вещи, – ответил Лисий Хвост и соскочил с тележки, намереваясь подойти к мужику. Однако тот быстро схватил свой костыль, выставил его вперед и заорал:

– Езжай своей дорогой, старик, нечего морочить голову простому человеку. Да и денег у меня нет, чтобы оплачивать твое шарлатанство.

Лисий Хвост еще раз внимательно посмотрел на орущего мужика, опять улыбнулся какой-то своей мысли и тихо ответил:

– Я думаю, мы оба знаем, кто кому морочит голову. – А затем повернулся и, снова забравшись в тележку, положил руку на плечо мальчишке.

– Поехали, сынок, как я и думал, почтенному с нами не по пути.

Мальчик, бросив на магистра испуганный взгляд, хлопнул поводьями. Тележка дернулась и покатилась дальше.

Но уехали они недалеко. Миновав калеку, лошадка свернула вправо и прошла не больше двадцати шагов, как вдруг из зарослей бузины, обступивших тракт с обеих сторон, выскочили четверо здоровенных мужиков с дубьем в руках и в мгновение ока перегородили путь. Мальчишка дернул вожжи, останавливая лошадь, и широко открытыми глазами уставился на стоящую поперек дороги компанию.

– Сегодня мы повеселимся от души, – неожиданно раздался голос сзади. Мальчик обернулся и увидел давешнего калеку. Только теперь ноги у него были в полном порядке, хотя на мир он смотрел по-прежнему одним глазом. В руках вместо костыля он сжимал длинный грубо откованный меч.

Лисий Хвост спокойно слез с повозки и, сделав три шага вперед, резким движением воткнул свой посох в дорожную пыль перед мордой лошади. Погладив деревянную фигурку, примостившуюся на посохе, он проговорил:

– Вразуми дураков, Дружок, только не убивай их…

Затем, не обращая более внимания на медленно приближавшихся мужиков, он повернулся к их предводителю.

– Ну что ж, рад видеть, что с ногой у тебя все в порядке. Сейчас мы посмотрим, что можно сделать для твоих глаз. – И магистр еще глубже надвинул свой капюшон.

Дальнейшие события развивались настолько стремительно, что мальчик-возница едва успевал вертеть головой, чтобы уследить за ними.

Передние мужики были шагах в пяти-шести от посоха магистра, когда деревянная фигурка на посохе слегка дернулась, а затем, быстро перебирая лапками, взобралась на самую его верхушку и внимательно оглядела нападавших своими тлеющими багровым светом глазками. Увидев, как деревянная крыса пришла в движение, мужики остановились и с удивлением уставились на резного зверька. Но через секунду они снова двинулись вперед, причем один из них пробормотал себе в бороду:

– Эту игрушку я дочке подарю, она у меня любит разных зверушек давить, пусть…

Но договорить он не успел. Хвост крысы, обвивавший посох, развернулся словно стальная пружина и с неожиданной силой хлестнул его по лицу. Из рассеченного до кости лба хлынула кровь, а на щеке повис вырванный из глазницы глаз. Мужик выронил свою дубину и, схватившись ладонями за лицо, со стоном осел в пыль дороги. Стоявший рядом разбойник со звериным воплем взмахнул дубиной, но в тот же момент кончик длиннющего крысиного хвоста обмотал взметнувшуюся кисть и резко дернул на себя. Рука с хрустом выскочила из сустава, а мужик снова взревел, на этот раз от боли.

Двое оставшихся повели себя совершенно по-разному. Один уронил свою дубину и бросился обратно в заросли, а второй метнулся вперед, на выручку своим товарищам. Но он не успел сделать и двух шагов. Крысиный хвост, уложив предыдущего противника с вывихнутой рукой, просто продолжил свое движение и в следующий момент хлестким ударом по щиколоткам опрокинул последнего из нападавших. Тот попытался вскочить, но крыса, обвив хвостом его ногу, просто отшвырнула бедолагу в сторону. Он упал на дорогу, глухо стукнувшись в пыль затылком, и затих. Крыса еще мгновение оглядывала поле боя, а затем медленно спустилась по посоху на свое место. Хвост привычно обвил посох, однако его кончик слегка подрагивал, словно напоминал о своей страшной силе.

В это время позади повозки предводитель хрипло выругался и, прыгнув вперед, ткнул старика мечом в грудь, прикрытую только темно-серой тканью. Казалось, ничто не может спасти магистра от удара, но в последний момент Лисий Хвост вскинул левую ладонь, и острие меча, упершись в ее середину, остановилось. Одновременно правой рукой магистр начертил в воздухе непонятный знак, а потом плавным движением толкнул неожиданно сгустившийся перед ним воздух в сторону нападавшего.

По черным кудрями мужика пронесся легкий порыв ветра, но через мгновение этот ветерок достиг силы смерча, охватывая своим вихрем всю фигуру предводителя. И вдруг от нее начали отрываться куски одежды и плоти, тут же превращавшиеся в плотные, темные клочья, похожие на маслянистый туман. Эти грязные серые ошметки мгновенно уносились разбушевавшимся ураганом, а дергавшаяся фигура предводителя банды медленно истончалась, принимая стройные, юношеские очертания. Затем пришел черед головы. Ураган, бушевавший вокруг глухо ревевшего разбойника, принялся облизывать мордатую физиономию, словно рашпилем снимая отмирающую плоть. Первыми исчезли буйная черная шевелюра и борода. Затем с лица были сдернуты здоровенные щеки и толстый, картошкой, нос. Оттопыренные уши истончились и прижались к голове. Через несколько секунд гудящий ураган стих, и вместо волосатого чернявого мужика на дороге появился молодой русоволосый, безбородый парень. Он растерянно крутил головой, явно не понимая, где он находится и чем занят. О нападавшем верзиле напоминали только рваная одежонка, прикрывавшая появившегося паренька, и валявшийся рядом с ним меч.

– Ну, как твои глаза?… – участливо поинтересовался Лисий Хвост.

– Что глаза?… – ошалело переспросил парень.

– Ты хорошо видишь?… – уточнил вопрос магистр.

Парень озадаченно помолчал и ответил:

– Вполне… А что, что-то было с моими глазами?…

– Так ведь не было у тебя одного глаза… – подал голос возница. Парень перевел взгляд на него и растерянно усмехнулся:

– Как это – не было одного?…

Однако Лисий Хвост не дал развивать эту тему.

– Садись-ка в тележку, по пути во всем разберемся.

Парень по-прежнему растерянно двинулся к повозке, оставив свой меч валяться в пыли, и уселся позади, а магистр вернулся к своему посоху. Бросив быстрый взгляд вокруг, он снова погладил резного зверька и пробормотал:

– Умница… – Затем он выдернул посох из земли и занял свое место в повозке.

– Трогай, мой хороший, – положил он руку на плечо возницы.

– Мы что, оставим их здесь?… – растерянно спросил тот, кивая на валявшихся в пыли тракта разбойников.

– А что с ними случится? – ответил Лисий Хвост. – Они скоро придут в себя. Морок он и есть морок, – добавил он непонятные слова.

Однако мальчишка не стал выяснять, что такое морок, а, шлепнув вожжами по спине лошаденки, продолжил прерванный путь.

Магистр обернулся к новому попутчику и дружелюбно спросил:

– А как тебя, молодец, звать-величать?…

Тот вздрогнул, выйдя из глубокой задумчивости, посмотрел на старика и, запнувшись, ответил:

– …Не помню…

– А что помнишь?…

Парень молчал, и на лбу его обозначилась вертикальная складочка.

– Помню, как из дома уходил… – заговорил он через несколько мгновений. – Как мама уговаривала не ходить никуда… А куда шел и зачем, и что потом делал, и где был, ничего не помню… – закончил он с отчаянием в голосе.

– Ничего, – успокаивающе проговорил Лисий Хвост. – Такое частенько бывает… Интересно узнать, кто же это на тебя такую личину наложил?… Экое, право, душегубство учинили… – Глаза под капюшоном заинтересованно блеснули. Парень огорченно вздохнул и пожал плечами.

– И куда ж ты теперь? – задал магистр очередной вопрос.

– Не знаю… – Во взгляде бывшего разбойника проступила тоска. – Ничего не знаю… – добавил он.

– Ну что ж, пойдем-ка тогда со мной. Может, в монастыре тебе помогут вспомнить, кто ты есть?

– Так ты в монастырь направляешься? – сразу оживился парень. – А в какой?

– Пока в ближайший, а там видно будет. – Лисий Хвост бросил задумчивый взгляд в сторону далеких гор.

– Нет, – разочарованно протянул неожиданный попутчик. – Если в монастырь идти, так в Поднебесный.

– Почему? – заинтересовался магистр.

– Так ведь только в Поднебесном можно постичь Суть в целом. Остальные монастыри разрабатывают лишь составные части Учения. – Парень говорил уверенно, как о хорошо знакомых вещах.

– Что значит, разрабатывают лишь составные части Учения? Разве Учение еще не до конца разработано? – удивился магистр.

Его новый попутчик, в свою очередь, бросил на магистра удивленный взгляд. Но тот спрятал лицо в тени надвинутого капюшона, и лишь поблескивающие глаза выдавали его заинтересованность и внимание.

– Странные вопросы ты задаешь, святой отец. – Парень пожал плечами. – Всем известно, что если какое-то учение перестают разрабатывать, изучать, уточнять, изменять согласно изменяющемуся миру, то оно перестает развиваться и быстро умирает. Поэтому каждый монастырь Тань-Шао работает над одним из аспектов Учения, обеспечивая рост, гибкость, жизнь Учения в целом. Только в Поднебесном все части Учения сходятся в одно целое, и только там это целое можно постичь.

– Как же можно постичь Учение в целом, если оно постоянно изменяется? – В удивлении магистра сквозила насмешка.

– На этот вопрос я ответить не могу, святой отец. – Парень тряхнул светлой головой и добавил. – По крайней мере не здесь.

В этот момент мальчик-возница натянул поводья, и тележка остановилась.

– Если вы направляетесь в горные монастыри, то вам надо будет дальше идти по Скользкому тракту. В Торгте вы наверняка найдете караван, который направляется в сторону монастырей. А я здесь сворачиваю, наш хутор в той стороне. – Мальчишка махнул рукой в сторону узкой разбитой дорожки, пересекавшей засеянное поле и исчезавшей в небольшой рощице.

Лисий Хвост и увязавшийся за ним неожиданный попутчик соскочили с тележки в серую пыль дороги. Мальчик кивнул им на прощание и, тронув лошадку, съехал с тракта на проселок.

– Ну что ж, пошли. – Магистр лукаво посмотрел на юношу. – Посмотрим, какой из тебя ходок…

– А разве святой отец не использует свои знания, чтобы быстрее добраться до Тань-Шао? – в свою очередь улыбнулся тот.

– Нет, я предпочитаю без особой надобности не спешить. Слишком много интересного вокруг. Вот – тебя повстречал… – Лисий Хвост посерьезнел. – А там, глядишь, еще кого-нибудь встретим…

– Я тоже встречи люблю… – согласился парень.

Они двинулись по тракту. Магистр сразу перешел на свой размашистый шаг, привычно выбрасывая острие своего посоха далеко вперед. Юноша пристроился справа и несколько сзади, подчеркивая главенство своего спутника, но шагал бодро, не отставая от магистра. Разговор прервался. Магистр с интересом разглядывал окрестности, его спутник задумался и шагал, не отрывая глаз от дороги.

Через некоторое время движение по тракту стало оживленнее. В него влилось несколько проселочных дорог, навстречу стали попадаться телеги, в которых сельские жители возвращались из города. Ближе к вечеру магистра и его спутника обогнали несколько верховых, подняв над трактом бурый пыльный смерч.

Наконец, когда небо над путниками потемнело, готовясь развесить узор сиреневых звезд, впереди показался Торгт. Городок был окружен невысокой каменной стеной, а недалеко от закрытых на ночь ворот шумел огромный постоялый двор. Лисий Хвост прошел в открытые ворота, быстро пересек двор и толкнул расхлябанную дверь. Переступив порог, он внимательно оглядел небольшой зал, служивший приемной.

На первый взгляд обстановка была самой обычной. Зал был отделан темным деревом, потолок, разделенный балками на ровные квадраты, выкрашен светлой краской. Посреди зала стоял невысокий столик, вокруг которого расположились низкие диванчики. Дальний угол был отделен от зала деревянной стойкой, за которой в старом, потертом кресле вольготно расселся маленький седой старик, похожий на развеселого гоблина. Однако в этой незамысловатой картине Лисий Хвост сразу почувствовал некую шероховатость или, вернее сказать, нарочитость. Все окружающее словно застыло, как стоп-кадр на экране, подернутое легкой пегой дымкой. Но едва он вошел и окинул взглядом зал, как эта дымка метнулась к углам зала и затаилась там, а прояснившаяся картинка вздрогнула и ожила. Все это длилось лишь мгновение, но магистр сразу насторожился. Быстро проведенное исследование не позволило ему выявить трещинку, которая всегда образуется на ткани бытия, если на нее навести наваждение, морок. Он снова внимательно оглядел зал, одновременно еще раз, более тщательно, ощупывая структуру его истинного состояния.

И тут старик, увидев вошедшего магистра и маячившего за ним паренька, выскочил из своего кресла и оглушающе заорал неожиданно низким грубым голосом:

– А вот и пешие путники, которым на ночь требуется хорошая постель, а перед этим отличный ужин!…

Лисий Хвост вынужден был отвлечься от своих исследований. С улыбкой направившись к стойке, он добродушно ответил:

– Совершенно верно, нам просто необходимы ужин и комната с двумя кроватями.

– Прекрасно!… – немедленно заорал старик. – Вы себе представить не можете, насколько мне надоели постояльцы, ночующие во дворе в своих раздолбанных повозках и закусывающие собственными харчами!…

Он вынырнул из-за стойки и, быстро перебирая коротенькими ножками, покатил в сторону потенциальных постояльцев.

– Двуспальный апартамент с общей гостиной и отдельной лоханной вас устроит?! – не снижая своего рева, спросил старик, оказавшись рядом с магистром. Он упер руки в бока и, задрав голову, требовательно разглядывал собеседника, одновременно определяя наметанным глазом его платежеспособность.

– У вас что, и горячая вода имеется? – неожиданно подал голос спутник магистра, до этого державшийся в тени. Гоблин всем телом резко повернулся в его сторону и несколько секунд рассматривал юношу. Затем он раздвинул свои ярко-красные губы в усмешке и завопил:

– Тебя, молокосос, извиняет только твоя незрелость! Хотя и в твоем возрасте пора знать, что постоялый двор старого Ващура предоставляет своим постояльцам любые, даже самые экзотерические услуги! А горячая вода – это, на мой взгляд, даже и не услуга, а простая необходимость!

– И что же входит в список твоих экзотических услуг? – вступил в разговор Лисий Хвост. Старик тут же развернулся в сторону магистра и проорал:

– Я сказал – экзотерические, а не экзотипические! Нет! Я могу, конечно, и такие услуги оказать, если только это не какое-нибудь сексуальное извращение и если ты объяснишь, что это такое!

Лисий Хвост, похоже, слегка обалдел от рева старика и его непонятной терминологии. Он машинально поправил свой капюшон и неожиданно сменил тему разговора.

– А что это ты, почтенный Ващур, так орешь? Мы тебя прекрасно слышим.

И гоблин и молодой спутник магистра недоуменно уставились на него. В комнате на секунду повисла вопросительная тишина, а затем старик хмыкнул и совершенно нормальным голосом произнес:

– Ничего я и не ору. Тебе показалось. – А юноша легко пожал плечами, словно предлагая не обращать внимания на странный вопрос своего старшего товарища.

Лисий Хвост почувствовал некоторую неловкость и еще сильнее ощутил ту нарочитость обстановки, на которую обратил внимание при входе в зал.

– Так что же это за экзотерические услуги? – снова спросил он, пытаясь скрыть свое замешательство.

– Известно что, – ответил старик, подмигнув магистру.

– Ну а конкретно, – настаивал Лисий Хвост.

– А конкретно – весь спектр, начиная от снов на заказ и заканчивая освобождением души от любых моральных травм!

Старик сделал эффектную паузу, предлагая оценить объем предлагаемых услуг, а затем, резко дернувшись в сторону магистра и заглянув под надвинутый капюшон, зловеще пророкотал:

– У тебя ведь есть моральная травма?!

Лисий Хвост отшатнулся и быстро проговорил:

– Нет, почтеннейший, с моей совестью все в порядке.

Но старый гоблин уже повернулся к ним спиной и направился к своей стойке, взмахом маленькой ручки приглашая гостей следовать за собой. Устроившись в своем кресле, он вдруг проворчал, словно про себя:

– О совести никто и не говорил, речь шла о душе… – а затем, подняв свои глазки на собеседников, уже громче заявил: – Так, значит, двуспальный апартамент с общей гостиной и отдельной лоханной?…

Поймав согласный кивок магистра, он провел ногтем большого пальца правой руки по столешнице. На ней появилась кривая грубая черта, тут же замерцавшая холодным зеленоватым светом.

– Забронировано! – довольно пророкотал старик и, вновь посмотрев на постояльцев, спросил: – Одна ночь, ужин и завтрак?

Магистр вновь кивнул, и старик стукнул по черте указательным пальцем. Черта ответила неяркой вспышкой и под ней проступили непонятные значки. Хозяин гостиницы несколько секунд внимательно изучал проступившую надпись, а затем снова вскинул глаза:

– Два желтяка! – после чего выжидательно уставился на магистра.

– Теперь я понимаю, почему народ предпочитает ночевать во дворе, в собственных повозках! – изумленно воскликнул Лисий Хвост.

– Вы что, сомневаетесь в моих счетах? – тут же возмутился хозяин, выскакивая из своего кресла и выпрямляясь во весь свой небольшой рост. При этом он еще больше стал напоминать гоблина, поскольку его физиономию перекосило недовольство.

– Да нет, – пожал плечами магистр. – Просто очень уж дорого.

– Да, – старик от возмущения привстал на цыпочки, – экзотерические услуги доступны только состоятельным господам!…

– Но я не заказывал никаких экзотерических услуг! – в свою очередь возмутился магистр.

– Как это не заказывал! – Старик перешел на уже знакомый рев. – Сам выспрашивал, выпытывал, выбирал, все, можно сказать, перещупал, а теперь, когда пришла пора платить, на попятный! Ну и клиент пошел!… – Старик задохнулся от возмущения и закатил глаза.

И в этот момент через стойку мимо магистра просунулась тонкая рука и выложила на стол перед хозяином два желтых, матово блеснувших кружочка.

– Получи свои желтяки, – насмешливо проговорил спутник магистра, – и постарайся не задерживать наш ужин!

Старик тут же открыл глаза и молниеносным движением руки смел монеты со стола. Следом за этим он хлопнул ладонью по черте, и она исчезла, напоследок сверкнув золотом. Через секунду одна из панелей за стойкой отошла в сторону, и из-за нее показалась девушка невысокого роста, в темном платье и еще более темном переднике горничной.

– Двуспальный апартамент с общей гостиной и отдельной лоханной, – не оборачиваясь приказал старик и добавил: – Полный ужин в номер и необходимая экзотерика!

Девушка молча подняла руку и пальцем поманила постояльцев за собой. Магистр и его спутник двинулись за стойку, обходя снова развалившегося в кресле старика. На самом пороге юноша остановился и, повернувшись, бросил:

– Смотри, чтобы твои услуги стоили заплаченных денег, а то мне придется сделать перерасчет!…

Старик, не поворачивая головы, поднял руку и каркнул:

– Фирма гарантирует!…

За панелью оказался короткий коридор. По нему девушка провела гостей к лестнице, и они поднялись на второй этаж. Коридором, похожим на нижний, они прошли в дальний конец дома, и там горничная отперла большим ключом еще одну дверь. Сделав рукой приглашающий жест, она пропустила магистра и его спутника вперед и, тихо проговорив:

– Звонок вызова прислуги в прихожей, – прикрыла за ними дверь.

Магистр не торопясь обошел свое временное жилье, с интересом разглядывая обычный, в общем-то говоря, гостиничный интерьер. Необычной была только ванная, названная хозяином «лоханная». В небольшой, облицованной мраморной плиткой комнате действительно была установлена большая деревянная лохань. С одной стороны этой замечательной емкости располагалось восемь сиявших начищенной латунью кранов. Лисий Хвост не удержался, чтобы не попробовать все восемь, и был очень удивлен, когда кроме холодной, теплой и очень горячей воды из кранов потекло белое и красное вино, два вида масла и какая-то странная субстанция, напоминающая зубную пасту с запахом свежего навоза. Изучение местной сантехники магистр успешно совместил с умыванием.

Когда он вернулся в «общую гостиную», его спутник сидел в кресле, уставившись в потолок невидящим взглядом.

– Ну как, вспоминается что-нибудь? – Магистр присел рядом с пареньком. Тот повернул голову на голос, и в его глазах мелькнуло недоумение. Однако через мгновение он моргнул, словно приходя в себя, и слабо улыбнулся.

– Даже не знаю, что сказать. В голове постоянно проносятся обрывки всяких мыслей, каких-то неясных образов или видений. И не понять, какое все это имеет отношение ко мне. Но я точно знаю, что совсем недавно меня называли Светлый Ван. Только неизвестно – это мое последнее имя или потом я имел и другие. Или вот еще – я почему-то уверен, что нам надо быть в Заоблачном монастыре не позже чем через четыре дня. – Паренек увидел вопросительный взгляд магистра и уточнил: – Вроде бы именно в это время будет проходить ежегодный праздник Познания Сути. Ты ведь именно на него хотел попасть?

Лисий Хвост несколько растерялся, вопрос застал его врасплох.

– Я, конечно, надеялся успеть… – ушел он от прямого ответа, – но не знал точной даты проведения праздника. И потом, я не очень хорошо осведомлен о смысле этого праздника.

– Во время этого праздника, – паренек снова поднял глаза к потолку и рассказывал с отсутствующим видом, словно передавал чужие слова, – любому человеку дозволяется задать любому монаху и даже самому настоятелю монастыря один вопрос. Любой! И получить на него ответ.

– Интересный праздник, – задумчиво протянул магистр. – Только вот успеем ли мы?…

Однако ответа он не получил. Светлый Ван опять впал в свой транс, грезя с открытыми глазами.

В этот момент в номер тихо постучали. Магистр поднялся из кресла и открыл дверь. В комнату вкатился обычный сервировочный столик, подталкиваемый уже знакомой горничной. Она подвела свое транспортное средство к большому столу, сняла накрывавшую столик салфетку и принялась сервировать ужин. Через пару минут обеденный стол общей гостиной украсился блюдом с жареной индейкой, двумя большими тарелками свежих овощей, порезанной краюхой хлеба, двумя графинами вина. Все это изобилие было водружено на белоснежной скатерти. Два столовых прибора из тонкого фарфора расположились друг напротив друга, а по обеим их сторонам, отливая матовым серебром, улеглись вилки и ножи.

Закончив сервировать стол, горничная покатила свой столик к выходу и уже в дверях тихо произнесла:

– Кофе, сыр и фрукты будут поданы через час.

Магистр прикрыл за ней дверь и направился к столу. По пути он наклонился к своему спутнику и осторожно подул ему в лицо, предварительно что-то тихо прошептав. Юноша вздрогнул и пришел в себя. Магистр как ни в чем не бывало расположился на одном из стульев и сделал приглашающий жест в сторону второго места.

– Я только руки помою, – смущенно бросил Ван и направился в «лоханную».

Когда он вернулся, магистр уже разлил вино в бокалы и ожидал сотрапезника, разглаживая заткнутую за ворот салфетку. Юноша сел на свое место и, быстро развернув салфетку, положил ее себе на колени. Магистр поднял свой бокал и произнес излишне бодрым голосом:

– Предлагаю поднять бокалы за наше столь необычное знакомство и твою пробуждающуюся память.

Ван молча поднял свой бокал и, странно пристально взглянув на магистра, тронул его край губами. Лисий Хвост, со смаком вытянув бокал вина, щедрой рукой положил на свою тарелку птицы и овощей и принялся с аппетитом есть. Его сотрапезник, с явной неохотой проглотив немного хлеба с овощами, потихоньку потягивал из бокала золотистое вино. Ему явно нравилось наблюдать за своим спутником.

И тут Лисий Хвост с новой силой ощутил прежнее беспокойство. Более того, окружающая его обстановка будто дернулась и слегка размылась. Он, не донеся до рта вилки с очередным кусочком птицы, тряхнул головой, и в этот момент раздался стук в дверь. Все тут же встало на свои места. Рука с вилкой сама собой приблизилась к губам магистра и положила ему в рот восхитительный кусочек, а зубы тут же принялись пережевывать то, что попало в рот. Но сознание магистра несколько мгновений словно со стороны удивленно рассматривало свое тело и оценивало его действия, пока наконец вновь не слилось с ним.

Ван направился к двери и впустил ту же горничную с ее столиком. Только теперь на столике стоял объемистый кофейник, из-под крышки которого струился восхитительный аромат. Кофейник окружали небольшие вазочки, наполненные знакомыми и незнакомыми фруктами, различной формы пирожками и печеньями. На небольших тарелочках было разложено несколько сортов сыра.

– Неужели прошел целый час? – удивился Лисий Хвост. – Мне показалось, что мы только сели за стол.

И тут он неожиданно понял, что совершенно сыт. Более того, на столе уже почти ничего не осталось. Горничная, не отвечая на вопросы магистра, сноровисто меняла сервировку стола. Когда грязная посуда была уложена на столик, а кофейник вместе с сопровождавшими его деликатесами водружен на обеденный стол, она взглянула прямо в глаза магистру и тихо, можно сказать, задумчиво произнесла:

– Посуду оставьте на столе. Завтра вам рано вставать, я уберусь после вашего ухода. Завтракать будете в общей столовой. – Потом она немного помолчала и еще тише добавила не совсем понятные слова: – Там теплее.

Но Лисий Хвост, занятый ароматом, потянувшимся из-под крышки кофейника, не обратил внимания на ее странную фразу. Кофе оказался отличным, а предложенная выпечка, что называется, буквально таяла во рту. Лишь на мгновение магистру показалось, что одна из сладких булочек взорвалась у него во рту резким запахом чеснока, который тут же исчез, заставив его усомниться в своем чувстве вкуса. «Показалось», – подумал Лисий Хвост, впиваясь зубами в очередной шедевр выпечки. Попробовал магистр и фруктов, но только чуть-чуть – он действительно был совершенно сыт. А после ужина магистра потянуло в сон, что, в общем-то, было вполне нормально после перехода из мира в мир и дневного похода по Скользкому тракту.

Ван проводил магистра в его спальню и, пожелав спокойной ночи, отправился к себе. Лисий Хвост прикрыл дверь, и подойдя к окну, принялся сквозь деревянные жалюзи рассматривать слабо освещенный двор. Огромное, кое-как огороженное пространство было заполнено распряженными повозками, вокруг которых сновали люди. Дальний конец двора, судя по доносившимся оттуда звукам, был отведен под загон для животных. В нескольких местах горели костры, над ними исходили паром котлы, котелки и кастрюльки, упаривая для своих хозяев нехитрое хлебово. Магистр рассматривал этот людской муравейник и размышлял о том, что кто-то из этих людей завтра станет его попутчиками.

Лисий Хвост задумчиво отошел от окна и медленно стянул свой серый балахон. Он пытался сосредоточиться на своих странных, непонятных ощущениях или видениях, но чувствовал, что глаза его смыкаются. Магистр улегся в постель и последним сознательным движением натянул на себя одеяло.

А дальше был сон.

Ему снилась беспросветная тьма. Вокруг было влажно, мягко и тепло, как в утробе матери. Он словно только собирался народиться на свет, но уже знал, что он магистр, что в совершенстве владеет Искусством, особенно наваждениями, видениями, мороками. Скорее по привычке, чем сознательно, он ощупал окружающую темноту на истинность бытия и удостоверился, что это действительно сон. Тут он несколько испугался, а вдруг ему придется рождаться во сне. В какой мир он тогда попадет? Но испуг сразу прошел – он услышал тихий шепот, который успокоил его одной фразой: «В истинный». У него еще были вопросы, но он не успел их задать. Где-то у края сознания раздался хрипловатый, словно прокуренный, голос:

– Посмотри, похлебка не поспела?

Магистр растерялся, какая похлебка, кто должен посмотреть? Но тут же раздался другой голос, высокий женский:

– Потерпи, потерпи, успеешь пузо набить!

– Тут успеешь, – добродушно возразил первый. – Того и гляди настоятель проснется, и снова трогайся.

Магистр невольно прислушался к разговору – раз уж попался такой сон, без картинки, так хотя бы беседу послушать.

– Нет, Обретшая Суть предупредила, что трогаться не будем еще несколько часов. Она сама устала поддерживать морок, поэтому вызвала еще двух братьев. Вот когда они подойдут, мы и тронемся.

– Видать, серьезный попался кудесник, ишь как с ним монастырская братия нянчится. Вези – не тряси, перекладывай – не урони, корми двумя руками. Топал бы он своими ножками до Поднебесного, и ничего бы с ним не случилось.

– Эх, правильно Обретшая Суть говорит – ничего ты, кроме лошадей, не знаешь и не понимаешь. Потерянный ты для Истины человек!

– Ничего не потерянный, раз я для Истины всю жизнь работаю!

– Твои лошади тоже всю жизнь для Истины работают и тоже не понимают, почему они должны везти на себе такого здоровенного мужчину. Думают небось про себя: «Пусть бы ножками топал…»

– А ты, выходит, для Истины человек не потерянный и все прекрасно понимаешь. Тогда, может, объяснишь, зачем мы этого здоровяка на себе тащим?

– Значит, Обретшая Суть не желает, чтобы он видел дорогу к монастырю. А может, и другие какие причины есть. Ладно, хватит обсуждать то, в чем мы не слишком разбираемся. Получай свою похлебку и займись своим любимым делом.

Голоса замолкли. Магистра вновь стала обволакивать теплая, влажная темнота. Но теперь он не поддавался ее убаюкивающей тишине и уже сознательно прислушивался – не возобновится ли этот странный звуковой сон. Наконец, как и в первый раз, на границе ощущений раздался голос.

– Хороша у тебя похлебка, всю бы жизнь ел и не надоела бы!

– Не подлизывайся, обжора, добавки все равно нет. Вот-вот братья подъедут, их тоже кормить надо.

– И почему у тебя такие маленькие котелки! Взяла бы священный казан – вот я наелся бы!

– Ты лучше руки помой да рот сполосни. Обретшая Суть проснется, гостя кормить надо будет, а у тебя изо рта опять чесноком воняет. Придется настоятелю снова выкручиваться, когда гость спросит: почему фруктовый мусс чесноком отдает?

– Ничего страшного – чеснок полезен для здоровья!

– Ага, особенно в выпечке и сладких блюдах! Надо будет как-нибудь тебе сладкую булочку с чесноком поднести. К чаю.

– Эй, подруга, – перебил хриплый голос. – По-моему, это братья едут.

После небольшой паузы снова раздался женский голосок, прозвучавший несколько встревоженно:

– Беги буди настоятеля, он приказал его сразу разбудить, как только братья прибудут! А я за водой.

– Стойте!… – невольно вырвалось у магистра. – Кто вы такие?…

Но тут он понял, что лежит в постели с открытыми глазами, а в комнате светло тем нереальным жемчужным светом, которым наполняется утро до восхода солнца. Над ним наклонилось встревоженное лицо Вана, который тряс его за плечо и громко шептал:

– Учитель, очнись!… Все в порядке.

Лисий Хвост вдруг вспомнил темноту, которая накрыла его во сне, и ему стало жутко до мурашек под кожей. Он резко сел, едва не ударив Вана головой в лицо, и невпопад спросил:

– Что такое?… Что случилось?…

Ван облегченно выпрямился и, чуть помедлив, ответил:

– Да ничего не случилось. Кричал ты во сне, я и прибежал. Вообще-то пора подниматься, а то скоро последние попутчики со двора уберутся. А мы еще и не завтракали.

– Да. – Магистр потер лоб, приходя в себя. – Пора вставать.

Он поднял голову и, взглянув на Вана прояснившимися глазами, улыбнулся.

– Снится всякая ерунда. Это все после встречи с разбойничками. – Лисий Хвост отбросил одеяло и выскочил из кровати.

– Я буду готов через две минуты.

Ван молча кивнул и вышел из спальни магистра.

Через несколько минут они были в общей столовой – большой, пустой, темноватой комнате, сплошь уставленной тяжелыми столами и стульями. Едва они сели за стол, как к ним подошла молоденькая девушка и, сделав неуклюжий книксен, спросила:

– Вам полный завтрак подавать или уполовиненный?

– Это почему же вы, дорогуша, хотите наш завтрак уполовинить? – игриво удивился Лисий Хвост.

Девушка стремительно покраснела, но ответила смело:

– Ничего я уполовинить не хотела, а только попросила вас сделать выбор: полный завтрак или половинный… Может, вы фигуру сохраняете…

Магистр и Ван фыркнули, и магистр проговорил, еле сдерживая смех:

– Полный завтрак давайте. Нам путь дальний предстоит, надо как следует поесть.

– Сладкие блюда оба подавать?… – В голосе девчушки явственно проблескивал смех, она приняла игру магистра. – У нас сегодня творожный пудинг и фруктовый мусс.

– Что?! – Лисий Хвост буквально задохнулся этим воплем. Глаза у него остекленели, и он прошептал побелевшими губами: – Фруктовый мусс чесноком отдает…

Ван тут же вскочил со своего стула и мгновенно оказался около магистра. – Да что такое с тобой, святой отец? С самого утра тебя что-то мучает.

– Я же говорил, что у него есть моральная травма! – раздался голос неизвестно откуда появившегося хозяина гостиницы. Он стоял рядом со столом и с довольным видом разглядывал побледневшего магистра.

Но тот уже пришел в себя и, вытирая вспотевший лоб салфеткой, пробормотал:

– Ничего страшного, просто сон вспомнил…

– А тебе снятся сны? – тут же заинтересовался Ван. – Расскажи, что это такое? Я от многих слышал про сны, а вот сам ни разу не видел. Что тебе сегодня приснилось, что так тебя напугало?

– Да ничего особенного. – Магистр махнул рукой. – Хотя, как правило, сны снятся картинкой, а сегодня ночью снилась сплошная чернота… И разговор странный… Так что сегодняшний сон я не видел, а слышал.

Лисий Хвост задумчиво поводил пальцем по скатерти, а затем, подняв глаза на своего спутника, тихо добавил:

– Понимаешь, мне приснилось, что меня сегодня за завтраком будут кормить фруктовым муссом…

– Как это – кормить? – переспросил Ван.

– А вот так!… При этом у одного из «кормильцев» якобы пахнет чесноком изо рта, и поэтому фруктовый мусс будет иметь его привкус…

Ван, обдумывая слова магистра, почесал щеку, а затем протянул:

– Да-а-а, я такие сны слышать не хочу.

В это время обслуживавшая их девчушка под пристальным взглядом хозяина гостиницы ловко и быстро накрыла на стол. Заканчивая сервировку, она поставила в середину стола две большие креманки, наполненные густой розоватой массой, и, не удержавшись, тихо пробормотала:

– Вот вам ваш мусс с чесноком…

Лисий Хвост от ее слов вздрогнул и метнул затравленный взгляд в сторону пугавшего его лакомства. Но Ван вдруг со смехом заявил:

– Тебе, святой отец, действительно нужно срочно в монастырь. Братья разберутся и с твоими снами, и с твоими моральными травмами.

– Если вы будете болтать вместо того, чтобы завтракать, ваши попутчики уедут без вас. – Маленький гоблин-хозяин имел весьма грозный вид. – Они и так уже жалуются, что не успевают на праздник, а вы их еще задерживаете.

После этого замечания Лисий Хвост и его спутник уже не отвлекались на разговоры. Они быстро покончили с завтраком. Правда, за мусс магистр принялся только после того, как увидел, с каким удовольствием поглощает его Ван.

Уже через несколько минут они были во дворе. Там их ожидал небольшой караван, состоявший из четырех повозок, крытых, на манер фургонов американских переселенцев, темным брезентом и запряженных небольшими, но, по-видимому, выносливыми лошадками. Магистр и Ван забрались в один из фургонов, которым управлял невысокий рыжеволосый крепыш. Он сидел на кожаном сиденье передка повозки, с важностью перебирая вожжи. Едва его пассажиры оказались внутри, он лихо и одновременно как-то ласково хлопнул вожжами по спине лошади, и та двинулись вперед, сразу перейдя на ровную, упрямую рысь. За первой повозкой тронулись остальные, и, покинув широченный двор гостиницы, они оказались на широкой дороге, огибавшей маленький городок Торгт и уходившей между обработанных полей и разделявших их маленьких рощиц в сторону все еще далеких гор.

Магистр устроился на небольшой кучке сена позади возницы и, аккуратно уложив свой посох вдоль невысокого бортика, с интересом разглядывал окрестности. Ван, укрывшись в глубине повозки, впал в уже привычную сосредоточенность. Прикрыв глаза, он слегка шевелил пальцами рук и порой что-то нашептывал. Поскольку их фургон шел первым, им не мешали ни другие повозки, ни пыль, поднимавшаяся из-под колес. Так, занимаясь каждый своим делом, они проехали около часа. И тут Лисий Хвост обратился к вознице:

– Я смотрю, ты ловко управляешься с лошадьми. Часто тебе приходится возить гостей в монастыри?

Тот молча повернул свою лохматую голову в сторону магистра, бросил на него быстрый взгляд, а затем более внимательно посмотрел в глубь фургона, где неподвижно сидел Ван. Потом, снова развернувшись в сторону дороги, он звонко чмокнул, подбадривая лошадей, и только после этого ответил негромким хрипловатым голосом.

– Да, почитай, всю жизнь мотаюсь между Торгтом и монастырями. И не только к праздникам. Желающие попасть в монастырь имеются в любое время. – Он хмыкнул и покрутил головой. – Можно подумать, что монахи способны решить любую человеческую проблему…

– А ты считаешь, что такое невозможно? Я как раз слышал, что они владеют Истинным Знанием, а если так, то они действительно способны решить проблемы любого человека.

– А я считаю, что если человек не может решить свои проблемы, так либо эти проблемы не стоят решения, либо человек слишком ленив. В первом случае нечего себе голову забивать, а во втором – незачем такому человеку небо коптить!

– Э, друг, да ты философ! Лихо ты все и всех расставил по своим местам. Неужели у тебя никогда не было не решаемых проблем?

– Нет, не было! И желания задавать вопросы посвященным не было. Я давно понял, что даже самый святой монах – всего-навсего обычный человек, и, значит, не может до конца понять трудностей другого человека. А раз так, то и его решение, его совет, не могут быть верными.

Он опять усмехнулся и покрутил головой.

– Видел бы ты, святой отец, какие только люди не сидели в моем фургоне! И отчаянные, и отчаявшиеся, и святые, и полные нечестивцы. И все туда ехали с надеждой, а обратно… А обратно – по-разному, но все недовольные.

– Неужели никто из тех, кто обращается в монастырь, не получают помощи?

– Ну почему, я так не говорю. Если там болит что-нибудь или в семье неурядицы какие, тут монахи помогут. И вылечат, и подскажут, как жить дальше. Да только стоит ли из-за этого в такую даль тащиться. В любой большой деревне имеется хороший лекарь, а в своей семье всегда можно порядок навести, надо только сесть и спокойно подумать. Я говорю о настоящих вопросах. О тех, ради решения которых стоит брести в горы. Вот ты, святой отец, ради чего со своего далекого юга притащился в Тань-Шао? Тоже надеешься, что монахи все твои проблемы решат?

– Да нет. Я надеюсь постичь Истинное Знание.

Возница вновь кинул быстрый взгляд в сторону магистра и усмехнулся.

– Значит, вопрос задать хочешь?

– То есть?… – не понял Лисий Хвост.

Рыжая голова снова повернулась, и на этот раз взгляд был вопросительным.

– Так чтобы стать послушником монастыря и получить доступ к Истинному Знанию, надо вопрос задать.

– Задать?! Хм… Интересный экзамен… Я как-то больше привык думать, что во время экзамена на вопросы надо отвечать, а тут – задать… Мне Ван говорил, будто на празднике Познания Сути настоятелю монастыря задают вопросы, но я не думал, что это тест на способность изучать Истинное Знание.

– Ты, святой отец, как с неведомой земли прибыл. Самых простых вещей не знаешь. – Возница снова покачал головой, перебирая вожжи.

– Я действительно многого не знаю. Просто жизнь, которую я вел до того, как отправился в Тань-Шао, была слишком оторвана от повседневности. Мой учитель требовал полной сосредоточенности на наших занятиях. Видимо, поэтому я плохо разбираюсь в существующем укладе жизни.

Дорога перевалила через невысокий холм и узкой пыльной лентой уходила в недалекий, ярко освещенный солнцем лес. Лошадка прошла под уклон не более десятка шагов, когда возница вдруг приподнялся со своего сиденья и принялся пристально вглядываться в какую-то точку впереди. Лисий Хвост проследил за направлением его взгляда, однако ничего интересного не заметил и вопросительно посмотрел на возницу, ожидая услышать, что так его заинтересовало. Но тот продолжал рассматривать неизвестный объект, а потом, ухватившись за обруч повозки, поддерживавший тент, обернулся назад и протяжно свистнул. Магистр тоже обернулся назад и увидел, что три повозки, следовавшие за ними, также перевалили через вершину холма и теперь, прибавив скорость, быстро их догоняли.

– Что-то случилось?… – спросил он рыжеволосого.

– Пока что нет, – ответил тот, усаживаясь на сиденье. – Но мне очень не нравится поведение моей лошади. Красав чего-то боится – вон как ногами перебирает, словно дальше идти не хочет.

Лисий Хвост посмотрел на лошадь, ноничего необычного не увидел. Однако он чувствовал, что возница встревожился всерьез и не без причины.

После сигнала рыжего возницы отставшие фургоны быстро нагнали передний, и растянувшийся было караван продолжил движение плотной, компактной группой. А еще через полчаса даже Лисий Хвост понял, что лошадь ведет себя странно. Она явно сбавила ход и, несмотря на понукания возницы, перешла с рыси на шаг. При этом она начала глухо всхрапывать и поглядывать круглым испуганным глазом на сидящих в повозке людей, словно спрашивая: куда ж это вы претесь?!

Рыжий остановил лошадь, не доезжая метров тридцати до опушки леса. Две другие повозки съехали с пыльной ленты дороги и остановились рядом с повозкой магистра. Четвертый фургон встал несколько сзади, словно прикрывая своих товарищей с тыла. И возницы, и некоторые из пассажиров каравана сошлись у переднего фургона, а один из них громко обратился к рыжему:

– И долго ты собираешься здесь прохлаждаться? Или в лес боишься въезжать? Так пропусти меня вперед, я тоже дорогу неплохо знаю.

Однако рыжий, спрыгнув с облучка, не отвечал на выпады своего товарища, а прошел немного вперед и стоял посреди дороги, будто к чему-то принюхиваясь. Затем он вернулся к повозке и задумчиво пробормотал:

– Вроде бы все в порядке, а что-то не так. Зря моя Красава упираться не будет. И… – он задумчиво потер плохо выбритую щеку, – и следы от колес прямо перед нами свежие, глубокие, а на опушке почти не видны, как будто им уже несколько дней.

Лисий Хвост выбрался из фургона и, взяв в руку свой посох, молча прошел мимо столпившихся людей вперед по дороге. Не доходя трех-четырех десятков шагов до опушки леса, он остановился и внимательно оглядел окружающее. Следы на дороге, как и говорил рыжий возчик, выглядели действительно странно. А кроме того, магистр почти сразу разглядел грубый рубец, которым на действительность была «подшита» пелена наваждения. Он тщательно прощупал структуру морока, а потом закрыл глаза и, тщательно выговаривая непонятные слова, произнес короткое заклинание.

Воздух вместе с куском леса и дороги перед ним дернулся, словно занавеска, отброшенная хозяйской рукой, и перед охнувшими и попятившимися путниками предстала разлегшаяся поперек дороги, ни на что непохожая темная серь. Более всего эта штука напоминала большую темную тучу, непонятным образом оседлавшую дорогу. Она клубилась, словно продуваемая ветром, а внутри нее что-то посверкивало и негромко, но грозно погромыхивало.

Несколько минут длилось молчание, а затем тот же смелый говорун заявил, похлопывая по своему сапогу свернутым кнутом:

– Я говорил, что надо было раньше выезжать!… С утра наверняка проскочили бы. А теперь – вот… – И он ткнул рукояткой кнута в сторону разлегшейся на дороге тучи. – Объезжать придется, значит, на праздник точно не попадем.

Он смачно плюнул в дорожную пыль и сверкнул глазом в сторону магистра.

– Ну что, святой отец, может, здесь твои знания помогут?…

Лисий Хвост, не обращая внимания на говорившего, медленно и осторожно двинулся в сторону тучи. Даже не оглядываясь, он чувствовал, что Светлый Ван идет следом, держась несколько сбоку и сзади.

Поначалу туча никак не реагировала на их приближение, только маленькие вихри внутри нее заметались несколько быстрее. Однако чем ближе подходили к ней люди, тем заполошнее мерцали внутри нее фиолетовые всполохи, тем нетерпеливее становилось ее громыхание.

Лисий Хвост остановился в десятке шагов и снова принялся тщательно прощупывать окружающую реальность. Дорога, поля вокруг нее, лес, начинавшийся сразу за клубящейся тучей, безусловно были истинными. А вот на дороге перед ним расположилось… ничто. Это было, пожалуй, самым точным определением для представшей перед магистром сути. Было такое впечатление, что темно-серые, угрюмо перекручивающиеся клубы, подсвеченные изнутри багровыми всполохами, скрывают… Да в том-то и дело, что ничего они не скрывали, поскольку внутри тучи ничего не было. То есть – совсем ничего, одна безличная, немая и слепая пустота. Более того, всего этого – клубящейся и посверкивающей тучи, скрывающейся в ней темной бездны – ничто вообще здесь не могло быть! Не было условий для существования всего этого. Но оно существовало, к тому же оно было готово проглотить все окружающее, вобрать в себя и поля, и лес, и дорогу, и стоящие на дороге повозки, но сильнее всего оно тянулось к людям, оно жаждало человеческой плоти, оно радостно готовилось поглотить живой Разум!

Магистр, слегка наклонив вперед свой посох, опять пробормотал несколько невнятных звуков и слегка потряс левым рукавом своей хламиды. Неожиданно из рукава легкой струйкой потекла какая-то бурая пыль, образовывая небольшое легкое облачко. Это облачко повисло, не касаясь земли, а затем медленно потянулось в сторону рокотавшей тучи. Магистр снова произнес несколько негромких, малопонятных звуков и еще больше наклонил посох, так что сидевшая на его верхушке деревянная фигурка уставилась своими багрово святящимися глазами на клубящуюся тучу. Та, словно подчиняясь неживому взгляду деревянной крысы, дернулась прочь от магистра и тут же, глухо заревев, угрожающе двинулась в его сторону, но наткнулась на выпущенное магистром маленькое, легкое бурое облачко. И это облачко немедленно стало расползаться по поверхности тучи, покрывая ее и истончаясь до легкого, почти невидимого, бурого мазка на темном клубящемся теле.

Магистр, не поднимая посоха, начал медленно приближаться к ворочавшейся туче. При этом глаза деревянной крысы все больше наливались тревожным, багровым огнем. Когда до странной и страшной преграды оставалось всего несколько метров, деревянный зверек зашевелился, подтянулся ближе к верхушке посоха, выгнул спину и, развернув свой необычный хвост, принялся помахивать им перед собой, словно дирижируя невидимым оркестром. И в такт этой неслышной мелодии туча начала сжиматься. Сначала это происходило медленно, неравномерными, судорожными рывками. Но постепенно процесс вошел в своеобразный завораживающий ритм. Создавалось впечатление, будто что-то тяжелое, но рыхлое и мягкое запихнули в прозрачный мешок, и теперь этот мешок стягивают широкими ремнями, уплотняя, утрамбовывая его содержимое.

Попутчики магистра, сгрудившись возле повозок, молча, с изумлением наблюдали за происходящим. И только Светлому Вану, не отстававшему от магистра, было видно, с каким трудом удерживает тот свой посох. Руки Лисьего Хвоста сотрясала крупная дрожь, переступавшие мелкими шажками ноги подгибались в коленях, спина все более сгибалась от непосильного напряжения. Но магистр, не останавливаясь, продвигался все ближе и ближе к сжимавшейся туче, а деревянная фигурка на его посохе продолжала свою непонятную работу.

Через несколько долгих секунд лохматая, грозно погромыхивающая и посверкивающая туча превратилась в тугой, плотный шар размером с тележное колесо. И тут крыса изменила ритм и амплитуду своих движений. Размах хвоста стал короче и четче, а остаток тучи приподнялся над землей и принялся перекатываться, словно его мяли, сбивали, похлопывали огромные невидимые ладони. Темный шар продолжал уплотняться, уменьшаясь в размерах и покрываясь все более плотным буроватым налетом.

Не прошло и полутора минут, как посреди освободившейся дороги остался лежать небольшой бурый камешек – то, во что превратилась грозная, непреодолимая преграда. Магистр выпрямил свой посох, и крыса буквально съехала по нему на свое постоянное место. Ее длиннющий хвост бессильно обвис, а затем, словно нехотя, обвил посох.

Лисий Хвост подошел к камешку и наклонился, внимательно его разглядывая, а потом протянул руку, чтобы подобрать его, и вдруг бессильно осел прямо в дорожную пыль. В ту же секунду рядом с ним оказался Светлый Ван. Он подхватил магистра и осторожно опустил его на дорогу.

Через мгновение к ним подъехала повозка, и Ван вместе с рыжим возчиком уложили магистра внутрь. Затем Ван забрался в фургон, уселся рядом с магистром, аккуратно уложив его посох вдоль борта, и откинул скрывавший голову магистра капюшон. Лисий Хвост лежал, закрыв глаза. Его лицо, прочерченное резкими глубокими морщинами, выглядело изможденным и было мокро от пота. Покрасневшие веки вздрагивали, словно ему в глаза бил яркий свет, а сухие потрескавшиеся губы шептали что-то непонятное. Его редкие седые волосы намокли и сбились, открывая лысину на затылке.

Ван положил голову магистра себе на колени и, достав из кармана огромный клетчатый носовой платок, принялся осторожно отирать пот с его лица. Их попутчики окружили повозку и с благоговением смотрели на лежащего старика, который только что на их глазах сотворил невероятное волшебство. И никто из них не заметил, как рыжий возчик сунул в карман магистерской хламиды небольшой, но очень тяжелый камешек, покрытый плотным бурым налетом.

А затем хозяин повозки взобрался на свое место и, обернувшись к окружавшим ее людям, проворчал:

– Ну что, так и будем стоять?… Дорога-то свободна, или мы на праздник уже не спешим?…

Их попутчики, будто очнувшись, засуетились, рассаживаясь по фургонам, и через минуту караван уже втягивался под кроны высоких деревьев, стоявших на опушке светлого, праздничного леса.

Дорога несколько сузилась, зажатая высокими светло-серыми стволами елей и густым подлеском. Ее бурое, извилистое полотно перерезали узловатые бугры корней. Поэтому возницы придерживали лошадей, уменьшая, насколько можно, тряску. И все-таки фургоны грохотали, скрипя и раскачиваясь, а большинство пассажиров спустились на землю, предпочитая идти пешком.

Рыжий возница, по-прежнему правивший передним фургоном, постоянно оглядывался на своих пассажиров и, видимо, очень переживал, что не может обеспечить более плавной езды. Внутри фургона Светлый Ван старался устроить лежащего магистра поудобнее.

А магистр спал. Спал, несмотря на оглушительный грохот и скрип, беспрерывную тряску и раскачивание фургона. Он снова был в абсолютной темноте, его снова убаюкивала теплая ласковая сырость, он снова еще не родился. Но теперь он знал, что в этой темноте, этом тепле и сырости можно услышать кое-что интересное, и поэтому он спал, прислушиваясь к окружающему его сну.

И он услышал. Он услышал странный монотонный голос, который бубнил не переставая, без пауз и интонаций. Этот голос не был похож ни на один из слышанных магистром голосов, и только через некоторое время он понял, что так мог бы говорить обладатель хрипловатого «прокуренного» баритона из его первого сна. А может, это был вовсе не голос, а просто размышления?

«Интересно, что это за дрянь разлеглась посередь дороги? Сроду ничего подобного не видел. Да, по-моему, и Обретшая Суть тоже. Я же видел, как она растерялась. Если бы не наш гость, ни за что не проехать. Хорошо, что Обретшая Суть сменила полную пелену на частичную, а то кто бы этой дрянью занялся? И правильно я этот камешек ему в карман засунул – он же сам хотел его подобрать, только сил не хватило. А если эта дрянь, что он в камешек запрятал, снова развернется, ему опять придется ею заняться… Да кто еще с этой дрянью справиться сможет?… И что это за дрянь?… Зачем она посреди дороги разлеглась?… Никогда такого не было… Может, она из-за этого „магистра“ здесь появилась?… Имя-то какое странное – „магистр“, словно он из неведомой земли явился. И про наши обычаи ничего не знает… Сам вопрос едет задавать, и не знает, что вопрос задавать надо… А как Обретшая Суть с ним нянчится… Скорей бы этот лес кончался, а то эта тряска из нашего „магистра“ остаток сил вытряхнет. И что это за дрянь посередь дороги разлеглась?…»

Голос продолжал что-то бормотать, но Лисий Хвост уже не слушал. Его сон прервался размышлениями. Он вдруг понял, что именно во сне может спокойно все обдумать, не беспокоясь, что его прервут или отвлекут.

Значит, так! После перехода он оказался в совершенно реальном мире. По крайней мере в этом он точно уверен. До встречи с «разбойничками» его окружала действительность без какого-либо изъяна. Первый признак морока он обнаружил при встрече с тем бородатым мужиком, который оказался предводителем шайки и прозывался Кудлатый Хват. Там он сразу увидел трещину и опознал морок. Но ведь он с этим мороком быстро разделался! Не было ни Кудлатого Хвата, ни четверых душегубов, так, одно наваждение. И нес это Наваждение, сам того не зная, белокурый паренек, ставший его спутником. До города они дошли в совершенно реальном мире. Разве что всадники… Ведь всадники-то были без седел! Какая ж верховая езда без седла!… Потом постоялый двор. Хозяин оглушительно орал, в этом нет никакого сомнения, он отлично слышал эти вопли. А потом и этот гоблин, и его попутчик заявили, будто ему послышалось, и разговаривать стали нормально… Только ему не послышалось! Но он же не обнаружил никакой трещинки… Или наваждение было настолько искусным, что ему было не под силу разобраться?… Ну, это вряд ли!… Он все-таки магистр, и в наваждениях собаку съел!… А эта дрянь на дороге! Это ведь точно не морок. Это скорее ловушка… или даже откровенный перехват… Перехват кого?… Перехват его!… Но кто знал, что он окажется в этом Мире, на Дороге к Тань-Шао? Кто?!

А может, не надо себя накручивать? Лучше спокойно разобраться, что происходит. В конце концов, он направляется туда, куда ему надо, и если с ним кто-то играет в непонятные игры, рано или поздно ему придется объяснить правила игры. Или же он будет играть по своим правилам, и тогда…

И тогда магистр проснулся.

Фургон катился по мягкой дорожной пыли среди полей и лугов предгорий. Лес, куда их не пускала ловушка, давно остался позади. Вокруг стояла тишина, и лишь иногда легкий скрип колеса или позвякивание сбруи нарушало ее. Магистр открыл глаза и увидел над собой высокое голубое небо с легкими белыми облачками в вышине, перечерченное четырьмя черными полосками каркаса снятого тента. По тому, как высокие облака были подкрашены розовым, он понял, что дело идет к вечеру. Он чувствовал себя отдохнувшим и бодрым.

«А ведь я проспал почти весь день!» – подумал он. Потянувшись, Лисий Хвост сел и огляделся. Их фургон по-прежнему двигался первым. Светлый Ван сидел рядом с возницей и о чем-то тихо с ним переговаривался. Их разговор совершенно не нарушал окружающую тишину. Остальные три фургона каравана растянулись длинной цепочкой, так, чтобы пыль, поднятая передним фургоном, не слишком досаждала следующим. Солнце действительно висело уже достаточно низко над горизонтом, освещая окружающую равнину косыми розоватыми лучами. Но самое главное, буквально в нескольких километрах от каравана вставали передовые отроги гор, к которым так стремился Лисий Хвост. Прижавшись к ним, на опушке небольшой рощицы стояла темная громада окруженного стеной монастыря.

То, что это монастырь, а не какая-нибудь крепость местного феодала, Лисий Хвост понял сразу, как и то, что караван направляется именно к этому монастырю. Значит, скоро он наконец познакомится с людьми, познающими Суть. И не важно, что, по словам его спутника, в нижних монастырях «разрабатывали только отдельные части учения», главное, эти люди были приобщены к Знанию. А значит, можно было выяснить хотя бы общие черты этого Знания.

В этот момент пересевший вперед Светлый Ван оглянулся и, увидев проснувшегося магистра, улыбнулся.

– Отдохнул, святой отец?

– Да, вполне. Можно еще с одной тучкой разобраться, – улыбнулся в ответ магистр, натягивая на голову капюшон своей хламиды.

– Ты, учитель, и так теперь станешь полубогом или по меньшей мере национальным героем. Я представляю, что будут рассказывать очевидцы о твоем волшебстве, когда вернутся по домам. – Ван кивнул в сторону следовавших за ними фургонов, а затем, опустив глаза, добавил: – А помощник твой, так тот вообще всех поразил!…

Лисий Хвост проследил за взглядом Вана и увидел свой посох, аккуратно уложенный рядом с ним вдоль бортика повозки.

– Это не помощник, – магистр ласково погладил резную фигурку крысы, – это друг… Мы с ним столько вместе прошли, что друг без друга уже и жить не можем.

Немного помолчав, Лисий Хвост поднял голову и, встретив взгляд Вана, спросил:

– Как я понимаю, мы направляемся в вон тот монастырь? – Магистр указал в сторону темнеющей впереди стены.

– Совершенно верно. Там мы переночуем, а утром двинемся дальше, уже пешком.

– Значит, фургоны двинутся назад?

– Да нет. Фургоны останутся в монастыре до возвращения наших проводников. – Он посмотрел на помалкивающего рыжего возницу и добавил: – Они должны довести и нас до Поднебесного.

Лисий Хвост понимающе кивнул и сменил тему разговора:

– Вообще-то я бы с удовольствием перекусил. Хоть завтрак и был плотным, но я все-таки целый день ничего не ел…

Ван улыбнулся и почесал разлохматившуюся голову.

– Можно остановиться и закусить, но если магистр немного потерпит, мы поужинаем в Замшелом Камне. Это будет и удобнее, и вкуснее, и интереснее…

– Ну, раз в Замшелом Камне и удобнее, и вкуснее, и… А что это, собственно говоря, такое – Замшелый Камень?

– Это и есть монастырь, в который мы направляемся.

– А почему Замшелый Камень?

– О, это целая легенда. Но лучше услышать ее из уст настоятеля монастыря. Если говорить откровенно, только он и может по-настоящему рассказать эту легенду. Любой другой, даже если слышал ее не один раз, обязательно забудет что-нибудь важное. Могу только сказать, что из этой легенды следует, будто этот монастырь самый старый, и именно он положил начало всему Тань-Шао.

– Как интересно! – Глаза магистра блеснули из-под капюшона. – Еще одна причина потерпеть с ужином.

– Да не так уж долго и терпеть придется, – вступил в разговор рыжий возница. – Нам и ехать-то меньше часа осталось.

– А тебя как, мой дорогой, зовут? – обратился магистр к вознице. – Мы целый день в одной повозке, а я до сих пор не знаю твоего имени.

– Как папа с мамой звали – не скажу, не знаю. А люди называют по-разному: кто – рыжий, кто – красный, кто – Длинный Кнут. А как ты будешь звать – твое дело.

– Да нет, не только мое. По-моему, человека надо называть так, чтобы ему самому нравилось и чтобы он знал – это к нему обращаются… Так как же к тебе обращаться?

– Ишь ты, какую базу подвел, – ухмыльнулся возница. – Ну коли так, хорошо, называй меня Длинный Кнут. Насколько мне известно, в округе таким именем никого больше не называют. Так что я сразу пойму, что ты ко мне обращаешься. – И рыжий довольно ухмыльнулся.

– Тогда скажи мне, Длинный Кнут, каковы наши шансы вовремя добраться до Поднебесного? Ты же, как я понял, неоднократно проделывал этот путь.

– Шансы?… – Возница задумчиво хмыкнул. – Если завтра встанем пораньше, да если в группе подобрались хорошие ходоки, да если никаких приключений вроде сегодняшнего не случится, – он покосился на магистра, – тогда к вечеру подойдем к монастырю. Тропочки проложены надежные, дорогу мы хорошо знаем, так что все от паломников зависит.

Он повернулся назад и внимательно посмотрел на следовавшие позади фургоны. Те прибавили ходу и почти догнали переднюю повозку. Чувствовалось, что всем не терпится оказаться в уже хорошо видимом монастыре. Даже уставшие лошадки побежали бодрее, потряхивая лохматыми головами. А монастырь был совсем рядом, уже можно было разглядеть замшелые камни, из которых была сложена его ограда и которые, вполне возможно, дали название монастырю. В этот момент его ворота медленно отворились, и на дорогу выехали четыре всадника в темных монашеских накидках, с надвинутыми на лица глубокими капюшонами. Они разъехались по двое в разные стороны и замерли, на манер почетного эскорта, сливаясь в вечернем полумраке со стенами монастыря.

Затем в воротах показался всадник на высоком вороном скакуне. Вся его фигура была закутана в абсолютно черный плащ, на котором резко выделялись широкий серебряный пояс и такая же цепь. На цепи посверкивала тяжелая, похожая на кованую, подвеска с большим, прозрачно-синим камнем. Монашеский капюшон плаща был откинут и открывал широкое скуластое лицо, оттененное буйной, абсолютно белой шевелюрой и такой же седой, короткой, аккуратно подстриженной бородкой.

– Клянусь Сутью, нас сам настоятель встречает! – изумленно выдохнул Длинный Кнут.

– А что, такое редко происходит? – Глаза Лисьего Хвоста блеснули из-под капюшона.

– Да за те тридцать лет, что я хожу по пути к Поднебесному, это впервые! – Длинный Кнут был настолько возмущен, что даже привстал со своего потертого сиденья. – Какое там! Я за эти тридцать лет настоятеля Замшелого камня и видел-то всего пару раз. А тут такая встреча, прямо торжественный выезд. Можно подумать, особа королевской крови в монастырь въезжает. Да пожалуй, и короля настоятель так встречать не стал бы. Ну разве что на крылечко бы вышел.

Светлый Ван молча и, казалось, неодобрительно рассматривал встречающих.

Через несколько мгновений фургоны гуськом подкатили к воротам монастыря и остановились перед встречающими. Настоятель тронул своего жеребца и, выдвинувшись на пару шагов вперед, громко спросил:

– Кто из следующих в Поднебесный называет себя Серым Магистром?

Лисий Хвост инстинктивно положил руку на свой посох и ответил, не вставая со своего места:

– Этим именем называюсь я.

– Ты следуешь один, или тебя кто-то сопровождает? – обратился настоятель к магистру.

– Меня сопровождает вот этот молодой человек. – Лисий Хвост кивнул в сторону Светлого Вана. – А ведет нас Длинный Кнут.

Настоятель бросил беглый взгляд в сторону сидевших в фургоне и снова обратился к магистру:

– Прошу тебя и твоих спутников проследовать за мной в отведенные для вас помещения.

Настоятель снова тронул своего коня и, развернувшись, направился в глубь монастырского двора. Длинный Кнут хлопнул вожжами по спине своей лошадки, и фургон двинулся за настоятелем. Остальные фургоны последовали за первым, но как только они въехали во двор, их завернули влево, вдоль монастырской ограды. А Лисий Хвост и его спутники медленно катили за настоятелем через двор к небольшому, отдельно стоявшему, двухэтажному флигелю. Маленький домик был ярко освещен, и в его окнах мелькали темные фигуры.

Как только настоятель приблизился к дверям флигеля, из них выскочило несколько фигур в монашеских одеяниях. Один из монахов подхватил лошадь настоятеля под уздцы, две помогали ему спуститься с седла на землю, еще двое подошли к фургону, намереваясь помочь магистру выбраться из него. Но Лисий Хвост, одним прыжком перемахнув низкий борт повозки, уже стоял на земле, привычно опираясь на свой посох. Рядом с ним, как всегда несколько сзади, уже находился Светлый Ван. Длинный Кнут поглаживал морду своей лошаденки, дожидаясь, когда ему укажут место для фургона и стойло для лошадки.

– Прошу. – Настоятель сделал широкий жест в сторону двери. – Наш монастырь не слишком богат, но мы сделаем все, чтобы достойно встретить столь замечательного гостя. – И он первым вошел в дверь флигеля.

– Ну чем же я замечателен? – смущенно пробормотал Лисий Хвост, следуя за своим радушным хозяином.

– Не скромничай! Я думаю, что стены этого монастыря еще не видели столь искусного чародея. – Настоятель обернулся на ходу и уточнил: – Мы наслышаны о сегодняшнем происшествии и о том высоком Искусстве, которое ты выказал, устраняя препятствие с дороги. Вся монастырская братия горит желанием увидеть такого могучего волшебника.

– Быстро у вас новости расходятся! – поразился Лисий Хвост. Светлый Ван тихо кашлянул у него за спиной, но ничего не сказал.

– Да, служба информации у меня поставлена как надо. – Настоятель снова обернулся, довольно улыбаясь.

Они вошли в небольшой уютный зал, обставленный темной, явно старинной, мебелью. Посреди комнаты красовался большой овальный стол, сверкавший белоснежной скатертью, хрусталем, фарфором и серебром столовых приборов. Вокруг стола располагались двенадцать стульев с высокими прямыми спинками.

Настоятель остановился и, повернувшись к своим гостям, произнес:

– Как ты видишь, магистр, у нас все готово для торжественного ужина. Перед ним, я думаю, тебе и твоему… – он на секунду запнулся, – достопочтенному спутнику необходимо привести себя в порядок, умыться… Так что мы ждем вас через полчаса, а сейчас вас отведут в приготовленные для вас комнаты.

Двери в противоположной стене зала открылись. За ними стояли два монаха, ожидая магистра и его спутника. В их сопровождении Лисий Хвост и Ван поднялись на второй этаж. Там оказалось несколько небольших отдельных спален, две из которых и были предназначены путешественникам.

Провожавший магистра монах открыл дверь его комнаты, но внутрь не вошел, а лишь молча поклонился, пропуская его вперед. Входя в комнату, Лисий Хвост поймал восхищенный и в то же время настороженный взгляд, брошенный в его сторону из-под надвинутого капюшона.

За небольшой, темноватой прихожей, оснащенной встроенным шкафом, располагалась собственно комната. Спаленка была небольшой, и практически всю ее занимала роскошная кровать под высоким помпезным балдахином. Стоявшие рядом с ней столик и кресло терялись в ее великолепии. За небольшой, окрашенной в светлый тон дверью располагался туалет со всеми полагающимися причиндалами.

Лисий Хвост, памятуя об отпущенном ему получасе, быстро скинул свой балахон и простую светлую рубаху, ополоснулся до пояса и растерся висевшим на крюке полотенцем. Посмотрев на свою рубашку, он почесал в затылке, недовольно покачал головой и прошел в спальню, а затем решил поинтересоваться содержимым встроенного шкафа. Как ни странно, в разделенном на две части шкафу лежали на полке четыре белые, чистые, накрахмаленные и отглаженные рубашки. Рядом висели на вешалке две темные монашеские сутаны, матово поблескивая дорогим шелком.

Магистр хмыкнул и достал одну из рубашек и, развернув, попытался ее натянуть. Он и не удивился, когда она пришлась ему впору. Даже ворот и обшлага были чуть-чуть свободны – именно так, как он любил. Однако роскошные сутаны он примерять не стал. Вместо этого он отыскал в шкафу щетку и, тщательно вычистив свою хламиду, натянул ее поверх чистой рубашки. Затем он с облегчением вздохнул и толкнул дверь. За ней стоял его провожатый. Увидев выходящего магистра, он легко поклонился и спросил:

– Может, мастеру что-нибудь нужно?

– Да, мой дорогой, – встрепенулся Лисий Хвост. – Нельзя ли привести в порядок мою рубашку? Она несколько не свежа…

Монах склонил голову и быстро прошел в комнату.

– Только посох мой не трогай! – крикнул ему в спину магистр.

Через несколько секунд монах вернулся, держа в руках магистрову рубашку так, словно это была святая плащаница.

– Все будет сделано, – заверил монах, проскальзывая мимо магистра с этим священным одеянием. Лисий Хвост только недоуменно хмыкнул вслед новоявленному неофиту. В этот момент из соседней комнаты появился Светлый Ван, на ходу отдавая какие-то поручения прислуживавшему ему монаху. Магистр от изумления даже высунулся из своего капюшона.

Светлый Ван был одет в лилового цвета сутану, с большим отложным воротником, отделанным тонкими кружевами. Широкий пояс, расшитый серебряным узором, подчеркивал тонкую талию юноши. Его светлые прямые волосы прикрывала небольшая круглая шапочка под цвет сутаны. Лисий Хвост сразу поймал себя на мысли, что видит перед собой католического епископа.

Чисто вымытое лицо Вана было абсолютно спокойно и невозмутимо. Было совершенно ясно, что носить такую одежду для этого молодого человека гораздо привычнее, чем те лохмотья, в которые он был наряжен днем.

Увидев магистра, Ван радостно улыбнулся и сделал широкий приглашающий жест. При этом Лисий Хвост заметал, как у него на безымянном пальце блеснул ограненный аметист.

– Да ты, оказывается, щеголь, – не удержался Лисий Хвост от шпильки.

Ван провел рукой по шелку сутаны и снова улыбнулся.

– А что, по-моему, мне идет. Давно я так не наряжался…

– Идет, идет. Согласен. Мне даже кажется, что эта одежда для тебя гораздо привычнее, чем твои лохмотья.

– Хорошее всегда кажется более привычным. Вот, например, сейчас ты решишь, что для меня более привычна великолепные вина и хорошая кухня, чем вчерашние гостиничные деликатесы. И что я, против твоего ожидания способен на хвалебные речи и славословие.

– Это кому ты собираешься посвятить свою хвалебную речь?

– Тебе, магистр! Если я не ошибаюсь, настоятель вместе со всеми высшими чинами монастыря тебя собирается чествовать. – И Ван снова довольно улыбнулся.

– Не понимаю, что это ты так радуешься? – недовольно проворчал в ответ магистр. – Я вообще не могу понять, как они узнали о происшедшем на дороге, а кроме того, мне очень не хотелось бы становиться сколько-нибудь заметной личностью, тем более героем, о котором трубят на всех перекрестках.

– Ну почему? Разве не справедливо возвеличить твое Искусство? Оно ведь достойно преклонения…

– Я не собираюсь оценивать свое Искусство, я желаю оставаться простым и незаметным человеком, ищущим возможность постичь Суть! И все!

– Трудно оставаться простым и незаметным человеком, демонстрируя при свидетелях такое волшебство. Ты только представь, что сейчас рассказывают твои попутчики в гостевом корпусе! А что они при этом прибавят, присочинят, вообразят?! Так что от славы и поклонения тебе теперь никак не скрыться.

Переговариваясь таким образом, Лисий Хвост и его товарищ спустились по лестнице и вошли в обеденный зал.

Там уже собралось человек десять, но они пока что стояли или прохаживались по залу, тихо переговариваясь и посматривая на двери. Как только магистр и Ван появились в зале, все присутствующие потянулись в их сторону, непринужденно выстраиваясь в некое подобие очереди. И через несколько секунд настоятель уже представлял магистру своих главных помощников, а еще через пару минут они расселись за столом.

Магистр оказался справа от настоятеля, восседавшего во главе стола. С другой стороны он обнаружил Вана, который держался незаметно, но не отходил от своего покровителя. Было удивительно, как ему удается в своем вызывающе роскошном одеянии оставаться столь неброским.

Настоятель – крупный, красивый мужчина, сменил свой торжественный наряд на более домашнюю одежду, которая выглядела ничуть не беднее прежней. Его глубокий баритон звучал энергично и доброжелательно, но в тоже время не «давил» на собеседников. Напротив, именно его стараниями разговор за столом стал общим и довольно оживленным.

В начале ужина главной темой, интересовавшей всех без исключения, стала, конечно, история, происшедшая с караваном на дороге. Все присутствующие жаждали услышать подробности, что называется, из первых рук. Магистр наотрез отказался что-либо рассказывать, ссылаясь на то, что плохо помнит события, так как был занят сотворением и поддержкой заклинаний. Сотрапезники разочарованно вздохнули, но тут подал голос Ван.

– Мне кажется, магистр действительно вряд ли сможет рассказать, что и как там происходило, несмотря на то что он был главным действующим лицом. Я все время находился рядом и могу подтвердить, что он должен был все свое внимание сосредоточить на борьбе. Недаром он после своей великолепной победы был совершенно вымотан и проспал почти десять часов.

Над столом опять повис гул голосов, но на этот раз в нем было нескрываемое восхищение.

– Если мне будет разрешено, – продолжил Ван, – я расскажу вам все. А я, поверьте мне, был самым непосредственным очевидцем.

Конечно, все тут же согласились, и в течение последующего получаса Светлый Ван рассказал настолько потрясающую историю, что слушатели сидели завороженные и даже пропустили перемену горячей рыбы, не заметив, как унесли их полные тарелки.

Надо отдать должное и рассказчику, который оказался большим мастером эффектных пауз, невероятных поворотов сюжета, а кроме того имел драматически окрашенный тембр голоса. К середине ужина, когда рассказ был давно закончен, а бурное его обсуждение вылилось в приветственные тосты за здоровье магистра, настоятель наклонился к Лисьему Хвосту и тихонько произнес:

– Ты, брат по Сути, не удивляйся такому бурному проявлению чувств. Знаешь, какое у нас в монастыре царило уныние, когда в течение последних трех дней к нам не прибыл ни один караван. И это в канун праздника Познания Сути, когда паломники идут нескончаемым потоком.

– То есть в течение трех дней в ваш монастырь не пришел ни один человек?! – изумился Лисий Хвост.

– Именно! – Настоятель слегка повысил голос, и на их приватную беседу обратили внимание другие сотрапезники. – Более того, монастырь послал трех братьев проверить дорогу. Поговаривали о каком-то разбойнике: Кудлатый Хват его, кажется, называли… Так вот, монастырь послал трех братьев проверить безопасность тракта. Вернулся только один. Он рассказал, что при выходе из Серого ельника, лес один так у нас называют, он отстал от своих спутников, перевязывая свой мешок, и они прошли немного дальше. Когда он позвал их помочь ему закинуть мешок на спину, один из них вернулся, но, не доходя нескольких метров до опушки, вдруг пропал. Брат Квирин говорит, что он просто исчез с дороги. Второй, видимо, растерялся и побежал следом за исчезнувшим и тоже пропал в том же самом месте. Брат Квирин поспешил вернуться назад в монастырь, но сумел оставить на опушке «глаз» и «ухо». Поэтому мы видели и слышали все, что там происходило. Правда, плохо, – несколько смущенно добавил настоятель. – Брат Квирин еще довольно неопытный маг…

– Значит, эта ловушка стояла уже несколько дней… – задумчиво произнес магистр.

– И действовала в одну сторону, – неожиданно добавил Ван.

– И действовала в одну сторону, – медленно повторил Лисий Хвост. – Сколько же она людей слопала?

– И на кого была поставлена? – снова подал голос Ван.

– Но теперь благодаря Серому Магистру мы избавлены от этого кошмарного наваждения! – бодро закончил тему настоятель, и его громкий голос снова вызвал бурю восторга у присутствующих. Все начали чокаться, стараясь обязательно коснуться бокала магистра. Теперь он гораздо лучше понимал и радость этих людей, и их желание достойно отблагодарить его за избавление от неведомой, и поэтому еще более страшной, опасности. Он незаметно тронул шероховатый камешек в кармане своей хламиды и тревожно подумал: «Что же ты такое?!»

Когда шум за столом несколько улегся, Лисий Хвост тряхнул головой, отгоняя нерадостные размышления, и обратился к настоятелю.

– Мне бы тоже очень хотелось послушать историю, полностью рассказать которую, по слухам, может только твоя милость.

Настоятель, выпивший уже не меньше пяти больших бокалов довольно крепкого вина, перевел на магистра слегка затуманенный взгляд.

– Я имею в виду историю возникновения вашего монастыря… – пояснил магистр.

– Ты хочешь знать историю нашего монастыря? – переспросил настоятель и вдруг, бросив на магистра короткий, совершенно трезвый взгляд, добавил: – А ты уверен, что готов ее слушать?

Лисий Хвост твердо взглянул в бледно-голубые глаза настоятеля и ответил:

– Да, я готов ее выслушать и осознать всю ее мудрость.

Настоятель еще раз, более долго посмотрел на магистра и медленно произнес:

– Хорошо… Слушай…

Внезапно общий веселый гомон застолья стал стремительно удаляться от магистра. Его окутывала невесомая и в же время какая-то вязкая тишина. Вот все звуки окончательно смолкли, и в воздухе разлился звонкий удар бронзового гонга. Когда последняя вибрация чистого звука затихла, Лисий Хвост услышал густой, ясный голос, обретший некую неуловимую, магическую силу.

– Он появился у подножия гор Тань-Шао сразу после окончания Великой Войны и возникновения непроходимых Границ…

Интерлюдия

Он появился у подножия гор Тань-Шао сразу после окончания Всеобщей Войны и возникновения непроходимых Границ. Он пришел в одно из весьма немногочисленных и малолюдных селений, спустившись якобы с этих самых гор. Люди в селении только-только приходили в себя от ужасов и безумия Войны, они едва начали новую жизнь и поэтому очень боялись всего нового, особенно новых людей.

Этому селению повезло – в нем сохранилось двое стариков, которые, как ни странно, помнили довоенное время. Именно они стали наставниками односельчан в новой жизни, строя ее по собственным законам и правилам. И одним из таких незыблемых правил было – если ты первым заметил незнакомого человека, либо убей его, либо спрячься.

Поэтому, когда один из молодых селян, собирая в предгорном лесу съедобные коренья, увидел за кустами незнакомца, одетого в странный, темного цвета балахон, он сразу решил убить его. Тем более этот необычно одетый мужчина сидел под кустом спиной к нему и, кажется, что-то жевал. Бывший «воин» тише лесного ветерка подкрался к незнакомцу и уже потянулся к своему верному ножу, чтобы всадить его в незащищенную спину, как вдруг услышал спокойный и даже какой-то ласковый голос:

– И не пытайся… Все равно у тебя ничего не выйдет…

Бывший солдатик застыл на месте, а потом дернулся бежать, прятаться, но снова услышал тот же голос:

– А с чего это ты прятаться решил? Не бойся, я тебя не съем… Лучше давай подсаживайся. Компанию мне составишь.

Незнакомец обернулся, и на неудачливого убийцу глянуло круглое, довольно пухлое, добродушное лицо уже немолодого мужчины.

– Давай, давай, подходи… – повторил незнакомец предложение и приглашающе помахал рукой.

И тут на паренька снизошел странный, такой непривычный в последнее время, покой. Он сразу понял, что все его страхи остаются в прошлом, что мир прекрасен и добр, что сам он способен не только убивать и прятаться, но и творить добро, любить, просто поболтать по-дружески с незнакомым человеком. Парень вышел из-за кустов и присел прямо на траву напротив незнакомца.

Тот одобрительно хмыкнул, отломил от лежавшего перед ним на расстеленной холстине каравая большую краюху, посыпал ее солью и положил сверху толстый ломоть запеченного мяса. Потом достал из своего объемистого мешка глиняную кружку и набулькал в нее из фляжки какой-то густой пахучей жидкости. Все это он протянул парню, а когда тот ухватил выпивку и закуску, поднял свою кружку и со словами «со знакомством» одним духом выпил все.

Паренек тоже приложился к предложенной кружке, да так и не оторвался от нее, пока не вытянул все содержимое, оказавшееся не только очень пахучим, но и необычайно приятным, со сладковатым и одновременно терпким вкусом. После выпитого толстый бутерброд показался просто восхитительным, а человек, владеющий такими продуктами питания и не раздумывая делящийся ими с первым встречным, сказочным божеством. Поэтому совершенно естественно, что через полчаса они вместе шагали к деревеньке, причем ноги у местного жителя слегка заплетались, а по лицу блуждала довольная улыбка.

Когда местные жители увидели столь вопиющее нарушение главного из существующих законов – ни в коем случае не показывать незнакомым людям дороги к своему селу – они буквально лишились дара слова. Но не лишились дара дела. Через мгновение двух веселых собутыльников окружила толпа, правда довольно редкая, вооруженная чем попало, в основном здоровенными кольями. Намерения собравшихся были совершенно определенными – уничтожить и незнакомца, и ренегата. Но когда колья взвились в воздух, немолодой пришелец в странном длинном балахоне и с мешком за плечами неожиданно щелкнул пальцами обеих рук, и в то же мгновение местное население застыло, как по команде «замри» в детской игре.

Незнакомец стянул с головы покрывавший ее капюшон, крепко потер обширную лысину и принялся обходить созданную им живую картину, негромко приговаривая:

– И с чего это вы такие агрессивные?… Неужто еще не навоевались… Глянь, двадцать шесть человек, из них шестнадцать женщин, и все с кольями, и все на одного безоружного старика… Как же вам не стыдно…

А его новоявленный друг ходил следом за ним и повторял заплетающимся языком:

– …вы… агресипные… еще… навоевалися… целых шестнадцать… женшшин… на одного старичка… с кольями… ой как стыдно!…

А аборигены лишь провожали эту компанию глазами – единственным, что еще, могло у них двигаться.

Наконец незнакомец подошел к самой молоденькой из присутствовавших «женшшин» и легонько ткнул ее указательным пальцем в лоб. Она тут же с тяжелым вздохом уронила свой валик для белья и стала оседать на землю, теряя сознание. Но пришелец не дал ей упасть. Он ухватил ее за подбородок и сильно дунул в лицо. Глаза у девушки сразу открылись она выпрямилась, как по стойке «смирно».

– Скажи мне, милая девушка, – обратился к ней незнакомец, – есть ли в этом боевом гарнизоне нормальные, здравомыслящие люди, способные выслушать меня? Или вы все сразу хватаетесь за оружие?

– Надо было прятаться… – выдохнула в ответ девушка. Незнакомец тяжело вздохнул, но его собеседница уже начала отвечать на его вопрос.

– Я провожу вас к старейшине Афету. С ним вы сможете поговорить о чем угодно. – Она немного помолчала и добавила: – Он очень умный…

Затем она повернулась и, забыв в траве свой тяжеленный валик, пошла в сторону центра села, не заботясь о том, следует ли за ней ее пожилой собеседник.

Так втроем они и вошли в довольно большой дом, сложенный из грубо отесанных каменных блоков. Девушка, оказавшись в прихожей – большой, но абсолютно пустой комнате, громко произнесла:

– К Афету пришел чужой человек. Он хочет поговорить. С ним околдованный Исат. – После этого она уселась на пол под стеной и не открывала рта в течение всей последовавшей за этим беседы.

Исат, который на своих заплетающихся ногах продолжал следовать за вновь приобретенным другом, посмотрел на усевшуюся девушку суровым взглядом и, укоризненно покачав головой, выдал:

– Околдованный Исат очень хорошо соображат!… Нет!… Очень хорошо соображает… околдованный Исает… – Тут он выпучил глаза и тоже замолчал, задумавшись над своими языковыми проблемами.

Незнакомец вышел на середину комнаты и громко спросил:

– Есть тут кто живой? Или почтенный Афет тоже меня боится?…

– Нет, я тебя не боюсь, – раздался голос из пустого угла комнаты.

Пришедший повернулся и, внимательно посмотрев в этот угол, вдруг заулыбался.

– А почему ты не желаешь показываться?

– Жизнь научила, – ответили из угла. – Слишком мало в последние годы говорили и слишком часто убивали не говоря ни слова.

– Но теперь с этим покончено…

– В этом еще надо убедиться. Как говорили во временамоей юности, поберегись и будешь сбережен!

– Но война действительно закончилась и больше не вернется в наш мир…

– Хм… – снова донеслось из угла. – Это ты говоришь, а я тебя совершенно не знаю. Как же я могу тебе верить?

– Значит, я не смогу тебя увидеть?…

И тут снова вступил в разговор «околдованный» Исат.

– Да его уже лет пятнадцать… ик… никто не видел… ик… И вообще… ик… всем известно, что дед Афет давно… ик… кончился… Вот только голос от него… ик… остался…

В углу тихо захихикали, а Исат вдруг забормотал:

– Икота, икота… переползай-ка на кота… с кота на соседа… вот и вся беседа… – после чего посмотрел на своего друга и, радостно улыбнувшись, добавил: – Наговор такой… ик… Сам придумал…

– Если б я знал, что тебя так развезет, я не стал бы тебе полную кружку наливать… – дружелюбно ответил тот и снова повернулся к говорящему углу.

– Ну что ж, раз хозяин показываться не желает, я задерживаться не стану. Хочу только сказать, что я пришел в ваши края, чтобы создать… школу. Здесь недалеко, за лесом, я присмотрел подходящее место и прошу вашей помощи. Мне для начала надо построить небольшое здание.

– И чему ты собираешься учить?

Из глаз гостя мгновенно исчезли искорки смеха, а лицо стало старым и печальным. Даже голос его прозвучал устало:

– Жизни…

– Э, милый, – ответил невидимый Афет. – Жизнь жизни учит…

Легкая улыбка снова вернулась на лицо незнакомца:

– Нет, почтеннейший, жизнь ничему не учит, иначе среди стариков не было бы глупцов, и их мудрость не знала бы границ. А этого, к сожалению, нет. Вот тебя разве жизнь научила никому не верить и всего бояться?…

– Именно жизнь!…

– Да нет, не жизнь, а встречавшиеся люди. Но то, что тебе в жизни встречались в основном мародеры и убийцы, совсем не означает, будто все люди относятся к этим двум категориям. А между тем ты ведешь себя так, словно прийти в твою деревню может только мародер и убийца. И свой народ ты учишь именно такому образу жизни. Но неужели ты думаешь, что спрятавшись в комнате наверху и оставив в углу этого зала свой Голос, Взгляд и Ухо, ты убережешься от напастей?

На несколько минут повисло молчание, а затем в голой стене открылась потайная дверь, и в комнату вошел высокий худой старик. Его длинные, тщательно расчесанные седые волосы падали почти до плеч. Простые холщовые штаны и рубашка были незапятнанно белыми. Из штанин выглядывали босые ступни.

Пришелец коротко поклонился, приветствуя старика, а долго молчавший Исат вытаращил на старика изумленные глаза и проговорил неожиданно трезвым голосом:

– Вы только взгляните, притопал Афет, которого не видели мы столько лет!…

Старик, не удостоив вниманием новоявленного пьяницу-рифмоплета, обратился к незнакомцу:

– Как тебя называть, странник?

Тот наклонил голову и, немного подумав, ответил:

– Вообще-то у меня много разных имен, но вы можете называть меня Хэлф… – Он помолчал и добавил: – Да, Хэлф. Это будет и правильно, и хорошо.

– Мы поможем тебе, Хэлф. Мы построим для твоей школы дом. Но обещай мне никогда не использовать свое Искусство во вред моим людям.

– А во вред другим людям можно? – лукаво улыбнулся незнакомец и, не дожидаясь ответа, добавил непонятную фразу: – Нет, я не принесу вреда, для этого есть другой Хэлф.

Старый Афет поднял на говорившего вопросительный взгляд, но встретившись с ним глазами, вздрогнул и потупился.

И снова наступившее молчание нарушил Исат.

– Эй, Кира, – обратился он к сидевшей на полу девушке. – Поди возвести народу о явлении Афета. Оказывается, от него не только голос сохранился, но и еще кое-что.

Афет бросил на Исата разгневанный взгляд и процедил сквозь зубы:

– А ты будешь сурово наказан за нарушение правил жизни, за…

– Он не будет наказан!… – перебил старика Хэлф.

– Он мой человек, и будет мной наказан! – твердо сказал Афет, не глядя на пришельца.

– Он мой человек, мой первый ученик… – мягко, но непреклонно возразил Хэлф. – И поэтому он не будет наказан, как не будут наказаны твои люди, пытавшиеся меня убить…

– Надо было прятаться, – снова повторила Кира безнадежным голосом.

Все присутствующие посмотрели в ее сторону, и Хэлф произнес странно изменившимся, низким голосом:

– Кто, желая себе добра, налагает наказания на существа желающих себе добра, тот не получит желаемого…

После этого он повернулся и двинулся к выходу. Исат пошел следом, Кира вскочила на ноги и тоже последовала за Хэлфом, а за ней, немного задержавшись, двинулся и старый Афет.

Они вышли на площадь, где оставались недвижимыми напавшие на Хэлфа люди. Здесь Хэлф произнес несколько коротких слов на незнакомом языке, и бедняги, дернувшись, обрели подвижность. Кто-то принялся растирать затекшие поясницы, шеи, бока. Кто-то, уронив свое неуклюжее оружие, опустился на землю. Кто-то охал, придерживая руками голову. Афет с изумлением рассматривал своих односельчан, а потом вопросительно посмотрел на пришельца.

– И тем не менее это не наказание, – ответил тот на невысказанный вопрос.

– Тогда что это?

– Это жизнь, которая не учит.

Афет несколько минут молча смотрел на отвернувшегося Хэлфа, а затем повернулся в сторону жителей.

– Этого человека зовут Хэлф, – указал он на пришельца, – с завтрашнего дня он будет строить школу, место он уже выбрал. Мы поможем ему, потому что он наш друг.

А жители между тем прекратили свои стоны и растирания и во все глаза разглядывали своего старейшину. Казалось, они не воспринимают сказанного им, настолько велико было их изумление, вызванное его появлением. Наконец один из самых молодых ребят перевел свои глаза с Афета на Хэлфа, и в них загорелось понимание. Он вскочил на ноги и радостно заорал:

– Хэлф вернул нам Афета!!! Хэлф вернул нам Афета!!!

И тогда эта поразительная новость дошла до всех. Радостный вопль взвился к небесам.

На следующий день за ближним лесом, в долине между двумя отрогами начинавшихся гор, был заложен большой каменный дом, а всего через месяц, перекрывая проход к горам, встало большое трехэтажное здание из темного, грубо отесанного камня. Жители села, трудившиеся над возведением этой крепости, были изумлены, когда Хэлф, встав на пороге нового дома перед всеми ними, неожиданно сказал:

– А теперь пусть сюда войдут избранные для Учения. – И из стоявшей толпы молча вышли шестеро – Исат, Кира, Викт, Норг, Агалт, Соро. Они прошли мимо своих односельчан, словно не были с ними знакомы, и вошли в открытые двери. Хэлф низко поклонился оставшимся и закрыл за собой тяжелую дубовую дверь.

Прошло шесть лет и два месяца. Жители разросшегося селения привыкли к миру, к безбедной, сытой жизни, к темной, молчаливой глыбе монастыря, к его настоятелю – Обретшему Суть. Они почти забыли, что когда-то его звали Хэлф. Но однажды из дверей монастыря вышли семь высоких, подтянутых человек. Шестеро мужчин были одеты в длинные темные балахоны, а единственная девушка в такой же балахон, но чистого белого цвета. Они постояли, положив руки друг другу на плечи, а затем молча разошлись в разные стороны. И только один, тот, которого раньше называли Исат, остался на крыльце.

Скоро по всему миру поползли слухи о том, что в горной стране Тань-Шао появились шесть монастырей, чьи насельцы ищут Суть. А еще через некоторое время стало известно, что монахи отвечают практически на любой вопрос и никому не отказывают в дельном совете. Слава монастырей росла и множилась, количество желающих приобщиться к новому Учению росло день ото дня.

Но никто не подозревал, что шестеро учеников исчезнувшего Хэлфа, шестеро настоятелей, шестеро Обретших Суть ждут. И пришедшие им на смену ждут. И пришедшие на смену пришедшим на смену ждут. И пришедшие на… И так из поколения в поколение. Они ждали, когда в монастырях появится человек, которого можно будет назвать Серым Магистром, чтобы сказать ему заветные слова. Слова, которые выведут Серого Магистра на Путь.

Вот только все не приходил Серый Магистр!…

Камень первый (продолжение). Магистр по прозвищу Лисий Хвост

– Эти шестеро – первые ученики Хэлфа, стали настоятелями шести монастырей, из которых самый первый – Замшелый Камень, а самый высокий – Поднебесный. И имена настоятелей передаются из поколения в поколение, так что, принимая настоятельство, новый глава монастыря принимает и новое имя. А самое интересное, что настоятелем Поднебесного всегда становится девушка, и имя ей – Кира.

Настоятель подмигнул Лисьему Хвосту, и тот только сейчас осознал, что голос рассказчика потерял свою магическую мощь и снова превратился в красивый, но вполне обычный баритон.

– Ну, – неожиданно рассмеялся настоятель, – наш гость совсем заснул. Пора, пора отправляться в постель, а то завтра утром вы не сможете вовремя выйти.

Все, как по команде, задвигали стульями, вставая из-за стола. Лисий Хвост тоже поднялся, ощущая приятную сытость и легкую сонливость. Светлый Ван привычно встал у него за спиной. Еще раз раскланявшись с присутствующими, гости отправились наверх, в свои комнаты.

Войдя к себе, магистр первым делом заметил на спинке стула свою выстиранную и отглаженную рубашку. Он довольно покачал головой, удивляясь, насколько быстро было выполнено его поручение. Потом он разделся и с удовольствием забрался под одеяло.

Он уже не слишком удивился, когда к нему пришел его прежний сон. Снова была влажно-теплая темнота. Снова была настороженная тишина. Снова, после того, как он несколько мгновений напряженно прислушивался, раздались далекие голоса, почти сразу же ставшие ясно различимыми.

– …уже схлебал свою похлебку? – спросило женское сопрано.

– Ага. А что, добавка есть?

– Вот обжора! Да тебе любой добавки мало!

– Это у меня от работы на свежем воздухе… Когда целый день вдыхаешь ветер дальних дорог, аппетит развивается неимоверно.

– Да ты – поэт! Ты стишками, часом, не балуешься?…

– А ты считаешь, что раз я при лошадях, значит, уже в высоких искусствах ничего и не понимаю?

– Ну почему? Лошади сами по себе могут вызывать тягу к высоким искусствам. Вот например…

Магистр с каким-то отстраненным интересом прислушивался к этой незатейливой болтовне, как вдруг услышал, нет, скорее, почувствовал, что параллельно звучит другой разговор. Его отголосок еле-еле слышался где-то в стороне, и Лисий Хвост потянулся к нему. Но тут же понял, что двинулся не в ту сторону. Он снова метнулся на еле слышный звук и на этот раз чуть было совсем его не потерял. Тогда он замер, отрешившись от всего и полностью превратившись в слух. Теперь темнота сна не мешала, а, наоборот, помогала ему сосредоточиться. Постепенно еле слышные звуки стали яснее, словно говорившие медленно, но неуклонно двигались в его сторону.

– …иду рядом почти с самого начала, и точно знаю что говорю.

– Я и не думал оспаривать твое заключение, только он ведь сам назвался Серым Магистром, и, кроме того, мы же видели его Искусство. Насколько я понял, ты сама не поняла, что за ловушку поставили на дороге. А он не только сразу разобрался, но и свернул ее. И как свернул!

– Да, ты прав, его Искусство высоко. Но он не понял кодовой фразы… И он не один…

– Как – не один?…

– С ним еще кто-то…

– Да с чего ты это взяла?!

Послышался легкий смешок, и наступила непродолжительная тишина. А затем беседа возобновилась.

– Ну хорошо. И что ты собираешься делать?

– То же, что и с первым…

– Так ведь он хочет стать ищущим Суть!

– Этого мы ему запретить не можем.

– Ты хочешь сказать…

– Пусть задает свой вопрос. Это его право.

– Но…

– Я думаю, что он долго в Тань-Шао не задержится. Я же тебе говорила – он не один…

Снова ненадолго повисло молчание.

– Хорошо, иди отдыхай… Хм… Отдыхай…

Наступила тишина. Только теплый влажный мрак по-прежнему перекатывался через сознание магистра, убаюкивая его своей монотонностью.

Когда Лисий Хвост проснулся, за окном серел ранний рассвет, размытый белесым, клочковатым туманом. Монастырь был погружен в молчание, только какая-то шальная птица рвано цвиркала во дворе. Странный сонный разговор полностью стерся из памяти магистра, и лишь мутное беспокойство шевелилось в душе. Но он уже давно умел давить в себе такое беспокойство. Вот и сейчас, не обращая внимания на слабо теребившую его тревогу, он лежал, блаженно жмурясь и потягиваясь. Ведь по большому счету его экспедиция протекает вполне успешно. А некоторые шероховатости бывают в любом деле. Но пока они не мешают общему плану, не стоит обращать на них внимания. Он на секунду позволил мыслям ветвиться бесконтрольно. «Интересно, как там дела у девчонок. Конечно, они молоды, честолюбивы, но при этом вполне самостоятельны и осторожны. Да и задания у них достаточно просты. Правда, эта Златка… Язва черномазая, Антипов выкормыш. От нее всего можно ожидать. Ну да ничего, посидит пару лет в библиотечном подвале – поспокойнее станет. Да и с его светлостью белем Оземом особо не поспоришь – он и не таких обламывал. Маша-то поспокойнее будет, порассудительнее. Вот поэтому ее к герцогу и направили…»

И тут ему в голову пришло, что он впервые с момента перехода подумал о своей группе, что в течение трех дней он не имел с ними связи. Неожиданно он представил себе, как именно в этот момент кто-нибудь из его подопечных попал в беду и посылает срочный вызов! На лбу у него мгновенно выступила испарина, и он сел в постели. Но тут же усилием воли взял себя в руки. Ну что, в самом деле! Экспедиция тщательно продумана, утверждена Высшим Магистерским Советом, да и никаких серьезных действий не предусматривала. Даже при обнаружении разыскиваемых артефактов они должны были только сообщить на полигон. И ничего не предпринимать.

«Да! Если эта молодежь не начнет играть в героев…» – пришла в голову неприятная мысль.

«Ладно… – одернул он сам себя. – Нечего раньше времени канючить…»

В этот момент в дверь постучали. Он поднял голову и понял, что не заметил, как наступило утро.

– Уже встал! – крикнул он в закрытую дверь. – Через пару минут буду готов.

– Магистр, спускайся вниз, – послышался из-за дверей голос Светлого Вана. – Завтрак уже на столе.

Через несколько минут, быстро умывшись, одевшись и прихватив свой посох, Лисий Хвост входил во вчерашнюю пиршественную залу. Сегодня здесь было пусто. На голом, матово поблескивавшем столе лежали две небольшие салфетки. На них был сервирован легкий завтрак на двоих. Ван уже сидел за столом и жевал некое подобие бутерброда, одновременно прихлебывая из большой оловянной кружки.

– А где же наши радушные хозяева? – весело спросил Лисий Хвост.

– Праздник кончился, а по будням у них очень много неотложных дел. Хотя настоятель Исат обещал нас проводить, – негромко ответил Ван. Потом он покосился на запертую дверь и добавил: – Его приводит в восхищение твое Искусство.

– Значит, завтракаем в одиночестве, – довольно констатировал магистр. – А то эти славословия мне, признаться, порядочно надоели.

Он уселся на свое место и принялся за разложенные на салфетке закуски, не забыв плеснуть в свою кружку из стоявшего тут же объемистого кувшина.

Быстро покончив с завтраком, они вышли во двор монастыря и увидели своих попутчиков, уже полностью готовых к дальнейшему пути. Поскольку дальше им предстояло идти пешком, их небольшая поклажа была навьючена на четырех ослов. Длинный Кнут как раз стоял около одного из животных и с неодобрением его рассматривал.

– Что-то не так? – поинтересовался подошедший магистр.

– Я знаю эту скотину, – без всякого предисловия заворчал рыжий возница. – Эта вредная тварь без морковки шагу не сделает. Его и зовут-то Морковное Пузо. А морковки ему нужно как раз столько, сколько он может на себе утащить…

– Хм… – Магистр с сомнением уставился на осла, который действительно жевал морковь. – Так, может, пока не поздно, заменить его?

– Ключник утверждает, что это последнее свободное животное. – Длинный Кнут повернулся к магистру и неожиданно добавил: – А может ты, святой отец, поговоришь с этим обжорой? Он все-таки вьючное животное, значит, должен делать свою работу.

– Ты хочешь, чтобы я провел с ослом разъяснительную беседу?! – ошарашенно переспросил Лисий Хвост.

– Вот, вот, – довольно подтвердил рыжий. – Именно – разъяснительную. Меня эта тварь совершенно не понимает. А колотить его монахи запрещают. Говорят – это против их священных правил!

Лисий Хвост сдвинул назад капюшон и почесал затылок.

– Я, признаться, специализируюсь на других вопросах. – Он подошел поближе к животному и оглядел его повнимательнее. Осел, как осел. Хрумкает морковку и потряхивает ушами. Магистр присел на корточки и пробормотал себе под нос: – Сюда бы Мерлина. Он у нас любитель с живностью беседовать…

– Кого, кого?… – тут же подал голос Длинный Кнут.

– Да это я так, про себя… – отмахнулся магистр, продолжая рассматривать осла. Тот, в свою очередь, уставился на сидящего рядом человека большим лиловым глазом.

– Морковку, значит, любишь? – поинтересовался Лисий Хвост.

Осел утвердительно мотнул головой, и в его глазу затлел интерес к собеседнику.

– А какую морковку любишь больше – крупную или маленькую?

Осел пожал плечами и возмущенно оскалил зубы. Было ясно, что вопрос показался ему совершенно дурацким. Ну кого может заинтересовать мелкая морковка!

Магистр чудным образом переплел пальцы, а потом резко раздвинул руки. И тут осел увидел, что этот странный человек держит в руках морковку размером с увеличенную вдвое сахарную свеклу.

– А такая тебе нравится? – задал магистр очередной дурацкий вопрос. Какой же осел откажется от такой морковки!

Серый с отвращением выплюнул то, что жевал, и потянулся к деликатесу в руках магистра.

– Э нет! – Тот неожиданно отступил назад. – Вот прошагаешь за мной до вечера, тогда получишь свою морковищу…

Осел скорчил обиженную рожу, но спорить не решился, все-таки в группе были еще трое ослов, которые наверняка видели эту удивительную морковку и тоже были не прочь ее попробовать.

Магистр демонстративно опустил гигантский корнеплод в карман своей серой хламиды, который сразу же призывно раздулся. Когда владелец необычной морковки повернулся и направился в сторону показавшегося из дверей настоятеля монастыря, осел немедленно последовал за ним, не сводя завороженных глаз с призывно оттопыренного кармана.

– Я хотел бы поблагодарить тебя за оказанное гостеприимство, – обратился Лисий Хвост, подходя к настоятелю. – Единственно, о чем я жалею, так это о том, что мне не удалось поговорить с тобой об учении, которое проповедует Замшелый Камень. Но время, отпущенное мне для Достижения Поднебесного, крайне ограничено. Я надеюсь, что на обратном пути ты удостоишь меня беседы. – И магистр слегка наклонил голову.

Светлый Ван, маячивший за спиной магистра, и Длинный Кнут, оказавшийся рядом, также поклонились настоятелю, правда, гораздо ниже, чем Лисий Хвост. Настоятель Исат задумчиво оглядел стоявших во дворе людей, потом перевел взгляд на магистра и величаво ответил:

– Я всегда буду рад беседе со столь великим чародеем. Если твой путь приведет тебя к любым воротам Замшелого Камня, наше гостеприимство в твоем распоряжении. А сейчас вам пора в путь и пусть всегда пребудет с вами Голос!

Настоятель махнул рукой, и ворота, противоположные тем, в которые вчера вечером вошел караван, медленно распахнулись.

Двадцать паломников медленно вышли на дорогу. Впереди шагал один из возчиков, переквалифицировавшийся в проводника, за ним компания из пяти человек, похоже, хорошо знакомых между собой. Далее шли три ослика под присмотром погонщика, за ними остальные путешественники, разбившиеся на небольшие, по три-четыре человека, группы. Последними из ворот монастыря вышли Лисий Хвост, Длинный Кнут и Светлый Ван, которых сопровождал Морковное Пузо, пристроившийся рядышком с правым боком магистра. Настоятель Исат задумчиво провожал их взглядом. Когда ворота за паломниками закрылись, рядом с ним возникли двое закутанных в темные плащи монахов.

– Пойдете за караваном, – властно проговорил настоятель. – С Познавшей Суть ничего не должно случиться! На глаза Серому Магистру не показываться. Если что – пошлете Зов! Ступайте! – Монахи молча спустились с крыльца и исчезли за незаметной калиткой рядом с воротами.

Сразу за воротами монастыря начиналась утоптанная довольно широкая тропа, которая змеилась между высоких стройных сосен светлого, принизанного солнцем леса. Несмотря на довольно ранний час, на тропе совершенно не чувствовалось лесной сырости, скорее наоборот, воздух был душноват и напоен запахом хвои и смолы. Растянувшиеся по тропе несколькими группами паломники, сначала громко переговаривавшиеся, постепенно примолкли. Величие и необычная тишина леса подействовали на людей умиротворяюще.

Лисий Хвост шагал позади основной группы, о чем-то глубоко задумавшись. Светлый Ван, уже привыкший к молчанию магистра во время ходьбы, шагал чуть отстав от него. Зато Длинный Кнут, удивленный поведением никчемного, по его мнению, осла, нарушил молчание.

– Святой отец, что ты ему такое шепнул? Посмотри, он от тебя не отстает. Первый раз вижу, чтобы Морковное Пузо без морковки груз тащил.

Магистр оглянулся на осла и, улыбнувшись, ответил:

– Он торопится за мечтой… Он еще не знает, насколько она может быть обманчива…

– Надеюсь, его мечта продержится пару суток. Иначе мы с ним намучимся, да и в Поднебесный опоздать можем…

– Его мечта продержится гораздо дольше… Его мечта будет жить вечно… – И магистр снова замолчал.

Шедший впереди проводник задал хороший темп, и группа быстро продвигалась вперед. Среди паломников не было стариков, а ребятишки, как ни странно, вполне успевали за взрослыми, и даже пытались во время ходьбы играть в свои детские игры. Лисий Хвост был опытным ходоком, однако его несколько раздражало то, что тропинка все время шла вверх. Но с этим приходилось мириться – они шли в горы.

На обед они остановились на чудесной поляне, заросшей густой травой и яркими, сочными цветами. Только посреди поляны язвой чернело старое кострище. Именно на нем был разведен костер и быстро разогрета уже готовая похлебка, которую в большом бидоне тащил один из ослов. После короткого отдыха группа двинулась дальше. Теперь впереди шагал Длинный Кнут вместе с магистром и Светлым Ваном. И, конечно, рядом с магистром трусил его серый прихлебатель.

Ближе к вечеру паломники вышли из леса и оказались на высоком плоскогорье. Редкая низенькая трава пробивалась между огромными валунами, окруженными россыпями камней помельче. Едва заметную теперь тропку пересекала неглубокая и неширокая, но очень быстрая речка. Длинный Кнут скомандовал привал, и уставшие путники принялись под руководством проводников готовить стоянку. Работа была организована отлично, и буквально через несколько минут были поставлены небольшие палатки, разведен костер, над которым был подвешен большой котел, разгружены ослы, а поклажа аккуратно уложена в центре лагеря.

Только Лисий Хвост не принимал участия в общей суете. Он отошел к краю отведенной под лагерь поляны и, усевшись на большой круглый валун, внимательно наблюдал, как багровое солнце медленно скользило вниз по небосклону, вытягивая себе на смену фиолетовую темноту ночи. Невдалеке от магистра примостился и Ван, не спуская с учителя внимательного взгляда. Длинный Кнут, распоряжаясь установкой лагеря, также то и дело бросал на магистра внимательный взгляд.

Неожиданно магистр повернулся к Вану и коротко бросил:

– Какое странное напутствие произнес настоятель – «Пусть всегда пребудет с вами Голос».

Вопроса в его голосе не было, но Ван ответил:

– Это традиционное напутствие монахов Замшелого Камня.

– А как называются другие монастыри?

– Стелющийся Поток – самый восточный, Брошенное Несчастье – на западе, Преклони Голову – северо-восточнее, Слово Хэлфа – северо-запад, ну и Поднебесный – на севере.

– Какие замечательные имена… – задумчиво проговорил Лисий Хвост. – И что, в каждом монастыре свое напутствие?…

– Да…

– И ты знаешь их все?…

– Это не сложно. В Стелющемся Потоке – «Пусть ясен будет твой Взгляд», в Брошенном Несчастье – «Да будет с тобой священный Рокот», в Преклони Голову – «Чтоб яд миновал твой язык», в Слове Хэлфа – «Пусть под твоей ладонью будет спинка ласковой кошки»…

Они помолчали, а затем Лисий Хвост словно нехотя произнес:

– Ты не сказал о Поднебесном…

Ван бросил на магистра долгий взгляд и тихо ответил:

– У монахов Поднебесного нет напутствия… У монахов Поднебесного есть проклятие… – И через секунду добавил еще тише: – «Чтоб тебе никогда не найти своего Пути…»

В этот момент Длинный Кнут позвал их ужинать.

Эту ночь Лисий Хвост спал в своей палатке спокойно и без всяких сновидений. Рано утром, быстро позавтракав, группа продолжила свой путь. Теперь он пролегал по крутым склонам гор, и путники брели, стараясь выдерживать задаваемый проводниками темп ходьбы, но это давалось им с большим трудом. На особенно трудном участке Лисий Хвост взял на руки одного из мальчиков, и это послужило сигналом для остальных мужчин группы. Скоро все четверо детей были на руках у взрослых.

Тропа была очень трудной, и тем более радостным было для путников зрелище вставшей впереди, на седловине перевала, светлой цитадели монастыря. Однако до его ворот группа дошла уже в глубокой темноте. Сил у людей хватило только на то, чтобы разбрестись по отведенным кельям и упасть на жесткие топчаны.

А утром начался праздник.

Это был странный праздник. Не было ни музыки, ни торжественных шествий, ни нарядной, отдыхающей толпы. Да и вряд ли на небольшом монастырском дворе можно было устроить карнавал, хотя людей в Поднебесный пришло очень много. Они прохаживались по двору, по стенам, окружавшим монастырь наподобие замковых, по многочисленным коридорам и переходам. При этом все как один были сосредоточенны и молчаливы.

Сначала Лисий Хвост подумал, что все они обдумывают тот единственный вопрос, который необходимо задать настоятелю, но скоро понял, что соискателей возможности познать Суть не так уж и много. Большинство явилось в монастырь со своими, достаточно тривиальными бедами, неурядицами, болезнями. Так что единственным, что напоминало о празднике, была яркая, праздничная одежда, которую надели приезжие. Правда, и монахи, достаточно многочисленные, были одеты в белоснежные, с голубоватым отливом, выглядевшие праздничными рясы, но оказалось, что это их повседневная одежда.

Проснувшись и приведя себя в порядок, Лисий Хвост вышел во двор монастыря. В своем темно-сером балахоне он выглядел среди принаряженной толпы достаточно необычно, но это его мало смущало. А вот отсутствие Светлого Вана, который, против обыкновения, не появился утром рядом с магистром, его очень нервировало. Лисий Хвост даже не предполагал, насколько за эти четыре дня он привык к молчаливому молодому человеку, ненароком ставшему его спутником.

Магистр потерянно бродил по монастырю, удивляясь, что им никто не интересуется, но тут к нему подошел один из монахов.

– Тебя желает видеть настоятель… – негромко пробормотал этот среднего возраста мужчина, не поднимая глаз. А потом, не дожидаясь ответа, он повернулся и пошел сквозь толпу. Лисий Хвост последовал за ним, и обрадовавшись, что о нем наконец-то вспомнили, и слегка заволновавшись от ожидания встречи с настоятелем, которым, как он помнил, была женщина.

Провожавший его монах нырнул в малоприметную низенькую дверь в стене и зашаркал по каменным ступеням вверх. Магистр прикрыл дверь за собой и в сгустившемся полумраке тоже двинулся по лестнице. Они молча поднялись на второй этаж и вошли в небольшую пустую комнату. Монах подошел к высокой двустворчатой двери, врезанной в противоположную стену, и постучал.

– Войдите, – раздался из-за дверей звучный голос, показавшийся магистру немного знакомым.

Монах, все так же не поднимая глаз, молча указал на двери, а сам, к удивлению магистра, быстро выскользнул назад на лестницу. Лисий Хвост прислушался к удалявшимся шаркающим шагам своего провожатого, а потом вздохнул и вошел.

Он оказался в просторном кабинете, обставленном со всеми возможными для рабочей комнаты удобствами. У противоположной от входа двери располагался обширный рабочий стол, к которому примыкал столик поменьше. У маленького стола стояло два стула с высокими прямыми спинками, а за большим столом в удобном рабочем кресле располагалась молодая, светловолосая женщина, в таком же, как и на остальных монахах, белом одеянии. Она что-то быстро писала в большой тетради и, бросив взгляд на магистра, кивнула в сторону одного из стульев, приглашая садиться.

Лисий Хвост уселся на стул и, положив руки на столик, принялся осматривать кабинет, дожидаясь, когда хозяйка освободится и начнет беседу. Несколько минут он любовался висящим на стене за настоятелем прекрасным гобеленом. Но вот хозяйка кабинета отложила перо и подняла на магистра ясные синие глаза.

– Скажи, магистр, зачем тебе познание Сути?

Вот такого начала беседы Лисий Хвост никак не ожидал! Он откинул капюшон и внимательно посмотрел на собеседницу. Его взгляд встретили спокойные, даже безразличные, глаза. Настоятель молча дожидалась ответа. Магистр внимательно рассматривал ее лицо. Хозяйка кабинета не была красавицей, но она притягивала непонятным обаянием. Лисий Хвост отвел глаза и поскреб небритую щеку.

– Я не совсем понял вопрос, Познавшая Суть, – не очень уверенно начал он. – Неужели настоятельница Поднебесного удивлена тем, что житель далекого и достаточно дикого Юга стремится постичь ваше древнее учение? – Он пожал плечами.

– Я не настоятельница – я настоятель, – поправила магистра Кира. – И конечно, я удивлена. Неужели знания и умения такого чародея нуждаются в подпитке столь провинциальным учением? Ведь ищущий Суть – всего лишь ученик, пытающийся познать окружающий мир…

Она замолчала, ожидая ответа, а Лисий Хвост задумчиво рассматривал крысу, вцепившуюся в его посох. Наконец он перевел глаза на Киру и задумчиво начал говорить.

– Да, я многое знаю и многое умею. Но знаешь, Кира, иногда мне кажется, что все эти знания и умения всего лишь игрушки. Конечно, все это далось мне огромным трудом, но я до сих пор не представляю истинной картины Мира. Да, да, я знаю все теоретические построения всех известных мне религий. Только вот не складывается ни одно из них в правдоподобную картину. А я хочу знать или хотя бы достаточно точно представлять, что есть этот Мир. – Он помолчал и добавил: – Я уже давно ищу Суть…

Губы настоятеля тронула легкая улыбка.

– Значит, вопрос у тебя готов?…

– Готов, – улыбнулся в ответ Лисий Хвост.

– И ты готов пожертвовать другой своей целью?…

Магистр вскинул на нее удивленный взгляд.

– Ты же не один?… – договорила она.

– Я не знаю, откуда у тебя такие сведения, но они неверны. Я вполне располагаю собой и не имею ни перед кем никаких обязательств.

– И располагаешь необходимым временем?

– И располагаю необходимым временем, – чуть запнувшись, ответил Лисий Хвост.

Кира снова улыбнулась.

– Страсть превыше долга!…

Магистр дернул головой, а настоятель, словно не заметив этого нервного движения, продолжила:

– Ну что ж, сегодня вечером ты пройдешь инициацию. И постарайся не забыть свой вопрос. Отдыхай, обед по колоколу в общей столовой.

Лисий Хвост поднялся и, легко поклонившись, направился к дверям. И тут за его спиной раздался звонкий серебристый смех, а затем:

– Магистр, ты же специалист по наваждениям! Неужели ты меня не узнал?!

Лисий Хвост резко повернулся.

За столом, в кресле настоятеля, сидел… Светлый Ван.

– Ты!… – изумленно пробормотал магистр.

– Я, я, – веселился Ван.

– Значит, со мной рядом все время был… была… Но как?!

– Согласись, я должна была знать, кого несет в мой монастырь.

– Но как же я не почувствовал… не уловил… – Лисий Хвост не находил слов.

– Не расстраивайся, магистр. Просто ты был ослеплен близостью своей цели. И не обижайся на меня. Все равно ты величайший чародей, из всех, кого я знала. Готовь свой вопрос.

Лисий Хвост повернулся и, понурив голову, вышел из кабинета.

Он шагал, ничего не замечая вокруг себя. Он смотрел по сторонам и ничего не видел. Его голова была занята одним. Как могло получиться, что он в течение четырех суток не обнаружил рядом с собой наведенного морока? Хотя, конечно, намеки-то были очень ясные. Взять хотя бы эту чудную гостиницу за городом. Ведь он даже в город-то, в этот самый… в Торгт, не зашел. Или его сны…

Неожиданно кто-то дернул его за рукав и заорал буквально ему в ухо:

– Магистр, что это ты знакомых не замечаешь? Ишь, замечтался, так и упасть недолго.

Лисий Хвост поднял глаза и увидел, что рядом с ним, широко улыбаясь, стоит Длинный Кнут. И тут улыбка его увяла, а лицо приняло озабоченное выражение.

– Э, святой отец, да ты не заболел? На тебе что-то лица нет.

Лисий Хвост через силу улыбнулся и пробормотал:

– Нет, я вполне здоров… Только вот очень ошарашен…

– Да кто ж тебя мог здесь ошарашить? К тебе, наверное, и подойти-то боятся, такая о тебе слава разнеслась!…

– Да-а-а, слава… – Лисий Хвост задумчиво поскреб щеку. – Что моя слава, вот у здешнего настоятеля небось слава! Я только что с ней побеседовал, вот и… потерял лицо…

Длинный Кнут довольно ухмыльнулся.

– Это точно! С ней не только лицо потерять можно, а и голову целиком. Только тебя она очень зауважала. Тогда на дороге она знаешь как испугалась этой дряни, что теперь камешком в твоем кармане валяется. Ее аж всю затрясло…

– Затрясло? Хм… Что ж она рядом со мной стояла… стоял… Тьфу ты, как сказать не знаешь!… Если страшно было, чего подальше не отошла?

– Как же ей отойти, когда за ней ее люди наблюдали. Перед ними-то страха показывать нельзя… Да видно, и за тобой любопытно было наблюдать – это ж для нее наука. Самый момент был у знающего человека подучиться.

– Ну, на мой взгляд, она и так многое умеет…

– Многое, – согласился Длинный Кнут. – Так ведь чужое уменье всегда притягивает. Любопытно…

– Любопытно… – протянул Лисий Хвост. – А мне вот любопытно, что за праздник у вас такой странный. Ни музыки, ни гулянья, ни выпивки с закуской…

И именно в этот момент с надвратной башни монастыря гулко разнесся удар колокола.

– Вот и выпивка с закуской, – отозвался Длинный Кнут. – Пойдем, святой отец, пообедаем. – И он потянул магистра в сторону прилепившегося к монастырской стене длинного и низкого здания.

Обед действительно напоминал праздничный пир. Народу собралось больше сотни, и среди собравшихся магистр насчитал более двадцати монахов. В середине зала на небольшом возвышении за маленьким столиком, на котором стоял высокий стакан синего стекла, в гордом одиночестве сидела настоятельница. Вокруг нее по всему залу были расставлены небольшие столики, но они, пожалуй, больше мешали собравшимся. Народ, поначалу толпившийся у дальней стены, у столов с разложенными яствами и расставленными кувшинами, бутылками и небольшими бочонками, потихоньку начал расходиться по залу. При этом каждый держал в руках тарелочку с отобранным угощением, на которой, как правило, стоял еще стакан или кружка. Люди дефилировали по залу парами или по трое, негромко переговариваясь и постепенно возвращаясь к угощению.

Однако постепенно места вокруг столиков в зале начали заполняться. Гости стали подтягивать к столам снедь целыми подносами и располагаться с большими удобствами.

Лисий Хвост и Длинный Кнут с самого начала заняли один из столиков поблизости от центра зала и уже успели обменяться с настоятельницей приветственными кивками. Магистр прихватил с собой всего лишь несколько кусочков копченого окорока да бокал темного, отливающего рубином, вина. Зато Длинный Кнут приволок целый поднос, на котором едва помещались тарелочки и мисочки с различными салатами, заливным, какими-то маленькими, отливавшими золотистым боком, копчеными рыбками, подрумяненными пирожками и прочей снедью. Венчал поднос здоровенный кувшин, на узкое горло которого была надета не менее солидная кружка.

– Ну, друг, я вижу, ты большой чревоугодник! – воскликнул Лисий Хвост, увидев поднос рыжего возчика. – Неужели все это и употребишь?

– А то как же!… – рассмеялся тот. – Праздник-то один раз в году бывает.

– Так этот праздник надо было назвать не праздником Познания Сути, а праздником Большого Брюха.

Лицо Длинного Кнута внезапно стало совершенно серьезным.

– Ты не прав, магистр. Все эти люди сегодня действительно в какой-то мере познали Суть. Они ведь с самого утра задают свои вопросы и монахам, и настоятелю и получают ответы. И если бы они не были удовлетворены этими ответами, советами, рекомендациями, снадобьями и прочими услугами, поверь, они бы не выставили сейчас на стол такое угощение. Они уложили бы свои вещички и покинули монастырь. А ты видел, чтобы кто-то уехал?

Длинный Кнут, требовательно глядя в лицо магистру, ждал ответа, и тот вынужден был отрицательно покачать головой.

– То-то и оно… – Проводник был доволен. – Вот и получается, что у всех этих людей сейчас праздник. Именно праздник Познания Сути.

Он замолчал и отхлебнул из своей кружки темной, пахнущей солодом жидкости. Потом вытер ладонью губы и, усмехнувшись, продолжил:

– Правда, когда они доедут до Замшелого Камня, им в голову придет, что они вполне могли бы и сами додуматься до того, что им посоветовали здесь. Так что полностью удовлетворенными будут лишь те, кого здесь вылечили…

– Так, значит, все это угощение – добровольное приношение паломников?

– А ты думал, это монастырь выставил? Да у монастыря такого съестного и быть-то не может. Этот день для монахов тоже вроде праздника, чтобы не забыли, какие на свете вкусные вещи есть.

– Неужели у людей, познающих Суть, нет возможности нормально питаться?

– Это как посмотреть. Что ты имеешь в виду под словом «нормально»?

– Ну, достаточно разнообразно и не впроголодь… – Лисий Хвост пожал плечами.

– Нет, в монастыре никто не голодает. Только посмотри, никто из монахов не ест ни мяса, ни рыбы. Они считают, что живое существо не должно быть пищей. А человек не должен есть мертвечину…

– А ты так не считаешь?

– А я и не монах, – ухмыльнулся Длинный Кнут, впиваясь зубами в здоровенный шмат ветчины. – Да и ты тоже, – кивнул он с набитым ртом в сторону тарелки магистра. – А вот задашь свой вопрос да станешь послушником, придется от ветчинки-то отказаться!…

Возле их стола остановились двое богато разодетых мужчин и несколько смущенно поинтересовались, не великого ли Серого Магистра они имеют счастье лицезреть.

– Его, его, – радостно закивал Длинный Кнут и радушно предложил присоединиться к их столу. Один из подошедших тут же занял свободное место, а другой, бросив на свободный стул бархатный берет, поспешил к столам за угощением.

Магистр вдруг увидел, что сидевшая неподалеку настоятельница улыбнулась и подмигнула ему, и понял, что она слышала славословие в его адрес. Ему неожиданно стало неловко, словно он ненароком примерял чужое платье, и его застукали посторонние люди.

Он встал из-за стола и, наклонившись к рыжему проводнику, тихо спросил:

– А дозволено во время обеда обращаться к настоятелю?

Тот утвердительно кивнул.

– Только учти, она очень устала, – добавил он, торопливо проглотив кусок. Магистр медленно направился в сторону центрального стола.

Когда он подошел, настоятельница как раз освободилась – разговаривавшая с ней тучная женщина в роскошном ярко-красном платье поцеловала ей руку и с поклоном отошла.

– У тебя, Познавшая Суть, здесь прямо королевский прием, – стараясь выглядеть раскованным, заявил Лисий Хвост.

– Да, у меня здесь частенько и особы королевской крови бывают, – в тон ему ответила Кира.

– Значит, королевская семья тоже интересуется познанием Сути?

– Ты же сам знаешь – знание никогда лишним бывает.

– Ну почему же? Я даже знаю пословицу, которая гласит: «Много будешь знать – скоро состаришься»…

– Какая странная пословица!… – изумленно протянула настоятельница.

– Ты видела, – сменил тему разговора Лисий Хвост, – меня здесь узнают…

– Ну, это не странно. С недавних пор твоя слава в наших краях велика. И заслуженна! Я сама удивляюсь твоим знаниям и умениям…

Магистр опустил глаза и тихо, но внятно проговорил:

– Одно из знакомых мне учений утверждает: «Стоит тебе подумать, что ты что-то знаешь, и ты тут же окажешься в самом начале пути».

– Это мне понятно… – улыбнулась Кира.

Лисий Хвост вскинул на нее глаза:

– Скоро начнется испытание?

Настоятельница стала серьезной.

– Не торопись, Серый Магистр, всему свое время…

Лисий Хвост кивнул головой и отошел от стола настоятельницы.

А за его столиком вовсю шло веселье. Длинный Кнут и его новые собутыльники, уже прилично выпившие, размахивали своими кружками и пытались хором петь какую-то залихватскую песню. Увидев подходящего магистра, двое незнакомцев слегка смутились, но Длинный Кнут вскочил на ноги и заорал чуть ли не на весь зал:

– О! Наш магистр вернулся!

Потом он повернулся к своим притихшим друзьям и начал речь.

– Вы знаете, кто это? Это величайший маг нашего мира! Я лично сам видел, как он одним движением руки свернул в гальку огромную грозовую тучу с Хэлф знает чем внутри! А знаете ли вы, что эта самая галька до сих пор у него в кармане! Кроме того, у него есть друг, и вы ни за что не догадаетесь – кто это! – Он сделал эффектную паузу и внимательно оглядел завороженно молчавших собутыльников.

– Это крыса!… Но непростая крыса! Эта крыса… – Тут Длинный Кнут несколько потерял нить своих рассуждений, чем незамедлительно воспользовался магистр.

– Я, уважаемые, должен вас покинуть, поскольку мне предстоит еще кое-какая работа. А этого пустомелю не очень слушайте. На дороге он настоящий профессионал, а за пиршественным столом – несет всякую ахинею…

Он повернулся и пошел к выходу из столовой залы, а вслед ему неслись нетрезвые выкрики его нового почитателя:

– Нет, магистр! Я всем скажу, что такого чародея еще не бывало в Поднебесном! Это честь для монастыря, и они должны знать…

Но Лисий Хвост уже вышел на монастырский двор, направляясь в отведенную ему келью. Там он опустился на узкий, жесткий топчан и глубоко задумался.

А через два часа дверьего комнатки тихо отворилась. На пороге стоял укутанный в белое монах. Из-под надвинутого капюшона негромко прозвучал отрешенный, какой-то потусторонний голос:

– Великий маг, если ты все еще желаешь присоединиться к ищущим Суть, следуй за мной. – Затем, не дожидаясь ответа, белая фигура медленно повернулась и двинулась вдоль коридора.

Лисий Хвост вскочил, встряхнулся, словно отгоняя тяжелые мысли, и, прихватив свой посох, двинулся за проводником.

Они молча шли по полутемным коридорам, уходя в глубь горного массива, на котором возвышался монастырь. Магистр попытался заговорить со своим проводником, но тот не отвечал и даже не поворачивал головы, так что Лисий Хвост тоже поневоле замолчал. Так они шагали около часа, и магистр понял, что, несмотря на свою отличную память, он вряд ли самостоятельно отыщет дорогу назад. Наконец сквозь узкую каменную щель они вышли в огромную пещеру. Отсвет многочисленных факелов, горевших ярко и дымно, блистал на слюдяных вкраплениях гранитных сколов, освещая большой каменный помост, на котором стояло простое, незатейливое кресло. В нем как-то по-домашнему, устало, сидела настоятельница. Позади кресла стояли четыре монаха в привычных светлых рясах. А перед помостом выстроились пятеро соискателей права примкнуть к ищущим Суть, каждый со своим провожатым. К ним и пристроился магистр. Настоятельница подняла голову и оглядела собравшихся.

– Значит, никто из вас не отказался от своего решения вступить в наш монастырь?… – покачала она головой. Затем, немного помолчав, начала говорить совершенно другим голосом. – Однако вашего желания, даже самого твердого, недостаточно. Вы должны доказать и мне, и самим себе, что вы готовы посвятить жизнь познанию Сути, готовы следовать ей, готовы нести ее среди лжи и пороков этого мира. Поэтому сейчас вы вступите на Путь просветления, а когда вы снова выйдете в этот зал, вы зададите мне свои вопросы. Трое из вас после этого станут послушниками нашего монастыря.

Затем она повернулась к стоящим за ее спиной монахам и торжественно произнесла:

– Поставьте их на Путь. И пусть они вернутся…

Ее губы еще шевельнулись, но только магистр расслышал последние, угасающие слова:

– …Если они вернутся…

Вперед вышли четыре монаха, и один из них обратился к соискателям:

– В последний раз спрашиваю вас – твердо ли ваше решение пройти Путь просветления? Никто не передумал?!

И тут молодой паренек, стоявший слева от магистра, задрожал странной крупной дрожью и, закрыв глаза, шагнул вперед. Лисий Хвост с удивлением взглянул на него, а тот вдруг прохрипел что-то совершенно неразборчивое.

– Отведите его назад в келью… – распорядился монах. Двое сопровождающих подхватили паренька под руки и поволокли его к одной из темных щелей, а тот вяло сопротивлялся, и из его закрытых глаз покатились слезы.

Стоявшие на возвышении монахи спустились к пятерым оставшимся и поочередно развели их к зиявшим в противоположной стене пещеры темным провалам. Поставив каждого из соискателей рядом с темнеющим входом, они отошли к центру пещеры, и голос настоятельницы тихо произнес:

– В Путь!

Магистр шагнул в темноту, успев краем глаза заметить, как четверо его товарищей сделали то же самое.

Его глаза не успели привыкнуть к мраку подземного хода, когда за спиной послышалось тихое шуршание. Магистр резко повернулся, одновременно прошептав коротенькое заклинание. Глаза деревянной резной фигурки вспыхнули багровым светом, как два маленьких фонарика, и два багровых пятна легли на глухую гранитную стену, отгородившую магистра от пещеры. Он медленно повернулся к узкому проходу меж грубо отесанных гранитных стен.

– Ну что ж, Дружок, – пробормотал Лисий Хвост, обращаясь к деревянной крысе. – Задача наша простая – вернуться в пещеру. И дорога у нас пока что одна. Поэтому, как сказала наша гостеприимная хозяйка – в путь!

И он двинулся по коридору. Под его ногами сухо шуршал крупный песок. Стены терялись высоко вверху, в темноте. Багровый отсвет, который бросали глаза крысы, несколько рассеивал окружающий мрак и позволял рассмотреть тропку под ногами и сколы гранита на стенах. Впрочем, коридор с каждым шагом расширялся, и через несколько шагов магистр вышел в небольшую пещерку. Посередине этого маленького причудливого зала чистейшей, сахарно-белой скалой возвышался здоровенный сталагмит. Его верхушка на добрых полметра была выше магистра. С невидимого потолка на нее каждые полминуты падала тяжелая беловатая капля и быстро стекала по крутому боку белой сосульки, прибавляя ей еще несколько граммов кальция.

Лисий Хвост медленно обошел пещерку. Из нее вело три выхода, темневших холодными провалами. Когда магистр пошел вокруг сталагмита второй круг, он неожиданно обратил внимание, что на его белом боку начинает проступать темная, затейливая надпись. Остановившись спиной к отверстию, через которое он попал в пещеру магистр через пару минут смог прочитать:

Налево – Огонь, направо – Вода,

А прямо – Медные Трубы,

Дороги, ведущие никуда,

Сквозь Красных Драконов зубы.

Шагая вперед, ты отыщешь свой Путь,

Но знать надо, где и куда повернуть.

А в сердце отвагу иметь и задор,

И твердую руку и огненный взор.

И друга вернее, чем темный гранит.

Тогда ты, быть может, пройдешь Лабиринт.

Лисий Хвост опустился на песок, аккуратно положив посох на колени, и, еще раз прочитав надпись, пробормотал:

– Значит – лабиринт…

Минут пятнадцать он просидел, опустив голову и размышляя, а буквы надписи все наливались и наливались чернотой. Когда магистр наконец поднял глаза, он увидел, что надпись облетает с белого бока сталагмита черными, жирными хлопьями сажи. Тогда он встал и снова обратился к своей деревянной игрушке:

– Ну что ж, Огонь, Вода и Медные Трубы – это как раз то, что мы уже прошли. Так почему бы нам не сделать это еще раз? – И он не раздумывая повернул в сторону правого отверстия.

Лаз был настолько мал, что Лисий Хвост едва смог в него протиснуться. Когда, отдуваясь, он выпрямился по другую сторону от входного отверстия, его голова коснулась каменного свода. Однако в этом тоннеле было гораздо светлее. Стены были выглажены, и розовый гранит матово светился, посверкивая блестками слюды. Слегка пригибаясь, магистр двинулся вперед, привычно выбрасывая вперед свой посох. Через несколько десятков шагов справа темным пятном появилось ответвление от тоннеля, но Лисий Хвост не раздумывая прошел мимо. Пройдя еще пару десятков шагов, магистр оказался в крошечном овальном зальчике, из которого уходили два совершенно одинаковых хода. В обоих так же матово светился отполированный розовый гранит, а может быть, родонит, так же низок был потолок, а пол матово темнел.

Здесь Лисий Хвост задержался на несколько мгновений, внимательно оглядывая стены зала около каждого из тоннелей. Затем он удовлетворенно хмыкнул и направился в левый проход. По этому коридору магистр шагал так же быстро и уверенно, пока его стены не начали постепенно раздвигаться. Потолок тоже медленно, но неуклонно поднимался и наконец растворился в повисшей над путником темноте. Магистру показалось, что он движется в лежащем на боку столбе розоватого света, не имеющем источника и тянущемся бесконечно. И тут он почувствовал, что его сапоги утопают в мягко пружинящей траве. От неожиданности он резко остановился и огляделся.

Он находился… в сумеречном вечернем лесу. Да, да, в самом настоящем лесу. Он не мог понять, как здесь оказался, но ясно видел вокруг себя толстые, матерые стволы елей, темными столбами уходящие в призрачную черноту неба. Подлеска не было совершенно, казалось, что под могучими деревьями какие-то трудолюбивые садовники разбили ухоженный газон – трава явно была недавно подстрижена. Обернувшись назад, Лисий Хвост увидел, что низко над землей, прямо у него за спиной висит огромный белый диск полной луны, создающий тот самый световой тоннель, по которому он шагал. В этот момент далеко слева, под темными кронами елей раздалось глухое утробное рычание, постепенно перешедшее в тоскливый вой.

Магистр невольно вздрогнул. Затем, поправив надвинутый на лоб капюшон, он вздохнул и двинулся дальше по своей тропинке. Было странно видеть, как на фоне ровного темно-зеленого газона проступает ровная темно-зеленая травяная дорожка, не сливаясь и не растворяясь в основной массе травы.

Вой постепенно замер, закончившись жалобным всхлипом, но Лисий Хвост даже не повернулся в его сторону. Далеко впереди он увидел яркую оранжевую точку, очень напоминавшую пламя костра. А тропка бежала как раз в нужном направлении. Точка понемногу росла, стало заметным ее мерцание, и наконец Лисий Хвост вышел на небольшую поляну, посередине которой ярко горел большой костер. Вот только было непонятно, что горело – пламя полыхало ярко и весело, но при этом просто висело в воздухе, даже не опалив зеленевшей под ним травы.

Магистр медленно приблизился к костру и опустился на траву, положив посох на колени. Пламя перед ним приплясывало в полной тишине, ни потрескивания сучьев, ни удовлетворенного гудения огня, пожирающего топливо, ни шипения выдавливаемой из поленьев воды слышно не было. Тем не менее Лисий Хвост чувствовал тепло этого огня в своем лице и непроизвольно протянул к пламени ладони, тут же, словно в ответ на это движение, один из лепестков огня выметнулся из общего куста и осторожно лизнул протянутую руку. А в голове магистра раздалось жизнерадостное «Привет!…»

– Ты кто?… – удивленно выдохнул Лисий Хвост.

– Я твой огонь!…

– Мой огонь?… – переспросил магистр.

– Да, я твой огонь!… Ведь у тебя в душе есть огонь… страсть… порыв…

– Наверное, есть, – улыбнулся магистр.

– Точно есть!… Ты же видишь меня, греешься мной!… Я ведь тебя грею?…

– Да, – согласился магистр. – Ты меня действительна греешь.

В этот момент на опушке поляны раздался уже знакомый хриплый рык, и под ближними елками сгустилась тень. Затем эта бестелесная тень, подвывая, выдвинулась на поляну и превратилась… в мужскую фигуру, укутанную в точно такой же темно-серый балахон, какой был на магистре. Вот только низко надвинутый на голову капюшон выглядел как-то странно, он был растянут в стороны, словно под него были подложены… рога. Это жутковатое создание резкими, конвульсивными движениями приблизилось к огню и остановилось напротив сидевшего магистра. Из-под капюшона донеслось приглушенное ворчание, а потом совершенно отчетливо прозвучали слова:

– Это мой огонь!

Пламя словно притухло, уменьшилось и подернулось слабым сероватым налетом. Лисий Хвост продолжал сидеть в той же позе, но тело его напряглось в предчувствии отчаянной схватки. Непонятно было только, с кем она предстояла. Магистр помолчал, а потом сквозь зубы процедил:

– Нет!… Это мой огонь!… И кто ты такой, чтобы тянуть к нему свои лапы?

В ответ раздался рык, перешедший в вой, а затем слова:

– Я – это ты!

– Нет!… – усмехнулся магистр. – Я – это я, и никто больше! А вот ты…

– Я – это твой страх, твоя зависть, твоя злоба, твоя ненависть, твое высокомерие… Я – это ты!!!

Лисий Хвост вглядывался в слегка колеблющуюся фигуру и видел сквозь нее… добродушное лицо Антипа. «Да, – признался он сам себе. – Это тот человек, которого я ненавижу. Ненавижу давно и страстно. Ненавижу за талант, за дарованную силу, за то прозвище, которое он мне дал…» И тут он понял, какова его злоба.

Облик Антипа расплылся, и вместо него появилось девичье лицо. Злата! «Выскочка, – выплеснулось у магистра презрение и… зависть. – Антипов выкормыш. Мелкая ведьма – всеобщая любимица!… Ничего собой не представляет, а туда же…» Но и этот облик распался. А вместо него возникло скуластое мужское лицо в обрамлении густых белокурых волос. Большие голубовато-серые глаза спокойно смотрели на магистра. И тут его сердце захолонуло от страха. Он не понимал, откуда этот страх взялся, он только знал, что до ужаса, до немоты боится этого человека. «Илья!… Илья Милин!… Еще один выкормыш Антипа…»

Лисий Хвост не выдержал и со стоном закрыл глаза. Под его веками разлилась спокойная, безнадежная серь.

– Это мой огонь!… – снова прорычало стоящее напротив чудовище, и на этот раз его рык звучал гораздо увереннее.

Лисий Хвост открыл глаза, с трудом поднялся на ноги и оперся на свой посох. Огонь на поляне превратился в едва заметный клочок пламени, пригибаемый к земле невидимым ветром. Магистр с ужасом смотрел за последними слабыми конвульсиями остатков костра, как вдруг его лица коснулась теплая, гладкая деревянная лапка. Он перевел глаза и увидел прямо перед своим лицом багрово светящиеся глазки своего деревянного друга. Крыса долго смотрела в лицо магистру, а потом неожиданно распустила свой длиннющий хвост и, оттолкнувшись лапками от посоха, нырнула прямо в умирающее пламя. В груди магистра мгновенно поднялась волна такой боли, такой тоски и такой любви…

И в этот момент пламя костра вдруг взметнулось высоко вверх, а стоящий напротив монстр издал ужасающий рев. Его тело согнулось пополам в корежащей судороге. Он заскреб странными когтистыми лапами по своему телу, сорвал с головы капюшон, а затем и весь свой серый балахон. Лисий Хвост стоял, судорожно сжимая свой осиротевший посох, и расширенными глазами смотрел, как рядом с веселым пламенем корчится на зеленой густой траве худое человеческое тело, увенчанное несоразмерно большой бычьей головой. Налитые кровью глаза с непередаваемой ненавистью смотрели на магистра, в широко раздутых ноздрях поблескивало большое золотое кольцо, вымазанное липкой, тягучей слюной, подкрашенной темной, дурной кровью.

В голове у Лисьего Хвоста царила абсолютная пустота, и лишь одно имя билось в мозгу, не вызывая никаких ассоциаций, – «Тезей».

Наконец монстр, скукожившись, неподвижно застыл на траве. Его глаза застыли, а дыхание замерло. Но почему-то магистр был уверен, что он жив. Взглянув на весело приплясывающий огонь, он снова протянул к нему руку. Трепетное пламя лизнуло ее, и магистр снова услышал тихое:

– Привет!…

Лисий Хвост, не отнимая руки от пламени, провел другой рукой по гладкому осиротевшему древку посоха, и на его глаза набежали слезы. Магистр крепко зажмурился, выдавливая их и вытирая рукавом хламиды. Наконец он снова открыл глаза…

Он стоял в овальной пещере у белой сосульки сталагмита. За ней приглашающе темнели три круглых отверстия подземных ходов, а на гладком стволе посоха, вцепившись в него лапками и обвив длинным хвостом, примостилась его крыса.

Магистр глубоко вздохнул и без сил опустился на камень.

Но отдыхал он недолго. Уже через несколько минут он поднялся с каменного пола, тихо пробормотав сквозь стиснутые зубы:

– Каждый носит в себе своего минотавра… И не каждый может его победить… – Потом, долгим ласковым взглядом посмотрев на своего деревянного друга, он значительно бодрее произнес: – Теперь – Вода! – И полез в следующий каменный коридор.

На этот раз он оказался в широком и высоком проходе. Необработанные гранитные стены далеко расступились, бросив под ноги магистру широкую дорожку, выстланную тонким золотистым песком. Коридор был достаточно ярко освещен льющимся от стен желтоватым, мерцающим светом. Он широко шагал, привычно выбрасывая посох вперед, и песок под его ногами слабо шуршал в такт шагам.

Несколько минут спустя Лисий Хвост почувствовал, что становится жарко. Он откинул капюшон и расстегнул балахон, но жара становилась все сильнее. Скоро он скинул свою серую хламиду, оставшись в рубашке и штанах. Рука, через которую он перекинул свою верхнюю одежду, мгновенно вспотела. Пот градом катился по лицу магистра, под мышками только что не хлюпало, противные липкие струйки стекали по груди. Рубашка прилипла к телу, а пояс штанов потемнел от пота. Лисий Хвост с удивлением подумал, что никогда так не потел.

И кроме того, ему все больше и больше хотелось пить. Он даже с досадой хлопнул себя по лбу, поняв, что не захватил привычной фляжки. Или все-таки захватил?! Он никак не мог припомнить, была ли у него на поясе фляжка, когда он выходил из своей кельи, и этот непонятный провал в памяти все больше его раздражал. Дорога испортилась. Все чаще из песка стали выступать обломки еле заметенных скал, груды острых камней, которые приходилось обходить, а через некоторые даже перелезать.

Магистр очень устал. От жажды у него мутилось в голове, иначе он давно бы заметил, что шагает уже не по подземному коридору, а по скалистому ущелью, над которым высоко в небе сияет яростное, беспощадное солнце. Но он не смотрел по сторонам, он весь обратился в слух, поскольку на самом краешке слышимости ему почудился плеск воды. Еще несколько десятков шагов, и магистр явственно услышал впереди булькающий перекат ручья.

Он уронил свою хламиду и, перехватив посох посередине, почти бегом рванулся вперед. Действительно, за ближайшими валунами, перегородившими тропу, он увидел маленький, чистый ручеек, перебросивший свою серебряную ленточку поперек дороги. Лисий Хвост упал перед ручьем на колени и погрузил в него ладони.

Вода оказалась не холодной, как ожидал магистр, а тепловатой, такой, что руки почти не ощущали ее. И все-таки это была вода. Лисий Хвост зачерпнул полную пригоршню и с наслаждением поднес к губам. Он хотел сначала прополоскать рот, а затем уже сделать небольшой, но такой важный глоток, но совершенно непроизвольно выплюнул воду. Она была горько-соленой.

«О Боже, да что же это?!» – вспыхнула у него в голове горестная мысль, и сразу же, неизвестно откуда, пришел ответ: «Это слезы твоей матери…»

– Так это не вода?! – завопил магистр, не совсем понимая от жажды, что ему сказали, и тут же замолчал пораженный. Только через несколько секунд ему удалось выдавить из себя: – Это… слезы моей… матери?!

– Да, это слезы твоей матери… Сладкие, прохладные слезы радости и любви… – подтвердил все тот же спокойный Голос.

– Но они же полны горечи… – растерянно пробормотал Лисий Хвост.

– Нет! Они чисты и прохладны… – спокойно ответили ему.

– Какое там – «чисты и прохладны»! Сплошная соль и горечь!…

– Просто ты еще не пробовал слез боли и разочарования…

– Хорошо, пусть это будут слезы любви, пусть они чисты и прохладны… пусть! А простая вода здесь есть?! Простая вода, пусть даже из грязной лужи!

– Любая вода – это слезы… Слезы людей, слезы живых существ, слезы травы и деревьев, слезы Мира… Почему ты думаешь, что слезы Мира отличаются по вкусу от слез твоей матери?…

– Ну скажем, слезы Мира, как ты их называешь, мне больше по вкусу!… – раздраженно крикнул магистр. – Если уж мне придется пить слезы, так я предпочитаю родниковые!…

– Просто ты раньше не чувствовал их вкуса… – тише пробормотал в ответ Голос.

Но Лисий Хвост грубо перебил его:

– Не чувствовал, не чувствую, не почувствую!… Мои чувства тебя не должны касаться! Просто скажи – обычная вода здесь есть?!

– Поищи… – еще тише ответил Голос и замолчал.

Лисий Хвост встал с колен и, подхватив свой посох, двинулся дальше. Он не раздумывая перешагнул маленький ручеек слез своей матери и не оглянулся, чтобы посмотреть на него. Жажда, неумолимая жажда тянула его дальше.

Буквально через несколько шагов магистр наткнулся на маленький родничок, резво выпрыгнувший из-под скалы. Магистр кинулся к нему и, прильнув губами к камню, набрал полный рот воды… От ее горечи у него так свело скулы, что он даже не сразу смог разжать зубы, чтобы этот восхитительный глоток покинул его рот. Он свалился рядом с журчащей струйкой и, с ненавистью и вожделением глядя на текучую воду, пробормотал:

– А это чьи слезы?…

Его невидимый собеседник помолчал, словно раздумывая, стоит ли отвечать, но наконец нехотя произнес:

– Это слезы старого крокодила…

Тяжело опираясь на скалу, Лисий Хвост выпрямился во весь рост и огляделся. Он находился в небольшой голой котловине, окруженной отвесными скалами. И вся эта плоская, желтая площадка, плавящаяся под свирепым солнцем, была расчерчена серебристыми черточками ручейков и речушек, точками родничков. С дальней скалы в темный провал низвергался маленький водопад, над которым висела странная серая радуга.

Магистр, с трудом перебирая отяжелевшими ногами, кинулся к ближней воде. От нее – к следующей, и дальше, и дальше… И каждый следующий глоток был все более горек, все более солон. Когда он оказался перед водопадиком, его губы, язык, нёбо уже ничего не ощущали, но он погрузил голову в падающую воду.

Его ноги подогнулись, и он выпал из потока. Пожалуй, только это и спасло его. Яд, в который он сунулся, буквально выбил из магистра дух, и едва он смог вдохнуть свежего воздуха, как его скрутили резкие спазмы, а затем вырвало проглоченной водой и желчью.

Несколько долгих мгновений Лисий Хвост неподвижно валялся на берегу темного провала, в котором пропадала падающая со скалы вода. Когда же он приподнял голову, снова послышался Голос:

– Ну вот ты и попробовал слезы Мира…

В ответ магистр хрипло выругался и попытался встать на ноги. Это удалось ему далеко не сразу. Но наконец он выпрямился и на дрожащих, подкашивающихся ногах направился к выходу из котловины. Волоча за собой свой посох, он добрался до первого встреченного им ручейка и устало присел у светлой струи. Солнце все так же стояло в зените, но магистру показалось, что жара несколько спала. Неожиданно он понял, что прохладой тянет именно от ручейка. Он обмакнул кончики пальцев в ручей и удивленно посмотрел на них. Вода в ручье была пронзительно холодна. Лисий Хвост недоверчиво наклонился над ручьем, ощущая на разгоряченной коже лица прохладную влагу. Он недоверчиво коснулся губами текучей воды, и она обожгла их снежным холодом, сладкой свежестью, упоительным запахом родниковой воды.

Лисий Хвост пил бесконечно долго, большими, мучительными глотками, и не мог напиться. А вода, казалось, разливалась по всему его телу, вливая новые силы, смывая слабость, растерянность, отчаяние.

Наконец магистр оторвался от ручья. И тут же снова услышал Голос:

– Это слезы твоей матери. Слезы счастья и любви…

– Они чисты и прохладны… – тихо закончил магистр, и неожиданно перед его взором возникла мать. Она улыбалась ему, а по ее щекам текли слезы… Лисий Хвост глубоко вздохнул и прикрыл глаза.

Когда он их открыл, он увидел, что сидит на каменном полу овальной пещеры перед белой глыбой сталагмита. Рядом лежала его хламида, а на ней покоился магистерский посох.

Магистр тяжело поднялся, поднял посох и прислонил его к торчащему из пола украшению пещеры. Потом он медленно надел свою хламиду и натянул на голову капюшон, зябко передернув плечами. Он молча постоял, словно собираясь с силами, а затем, ухватив свой посох, двинулся в сторону последнего, еще не пройденного им подземного хода.

На этот раз Лисий Хвост оказался в весьма странном коридоре. Его стены были выложены бесформенными, частью оплавленными, частью колотыми, кусками темно-синего стекла. Такой же темно-синий стеклянный песок с вкраплениями довольно крупных обломков оплавленного стекла устилал и пол коридора. И стены, и пол подземного коридора испускали сумеречный синий свет, который искрился и переливался. При ходьбе вокруг магистра начинали суетиться тысячи поблескивающих темно-синим световых зайчиков.

Магистр двинулся вперед и сразу понял, что на этот раз он попал в самый настоящий лабиринт. От основного коридора в разные стороны отходили боковые ходы самого разного размера. Они ветвились и сплетались самым замысловатым образом, запутывая попавшего в них и постоянно возвращая его почти к самому началу лабиринта. При этом темные тоннели имели поразительную, явно наведенную притягательность – ноги, казалось сами топали именно в эти подземные дебри.

Однако Лисий Хвост очень хорошо разбирался как в логистике, так и в наведенных чарах. Он достаточно свободно и быстро, задумываясь лишь на несколько секунд, выбирал правильную дорогу. Скоро его походка приобрела привычную размашистость, а посох уверенно вонзался в повизгивающий синий песок. Через пару часов ходьбы магистр понял, что приближается к концу лабиринта. Каково же было его удивление, когда, повернув за очередной угол, он уперся в массивную дверь, полностью перекрывающую короткий низкий коридор.

Лисий Хвост внимательно осмотрел преграду на предмет наличия скрытых замков и запоров, как внешних, так внутренних и врезанных, и к своему удивлению, не обнаружил их. Тогда он неуверенно толкнул дверь, и та с тихим повизгиванием отворилась.

Перед магистром открылась небольшая комната весьма необычного вида. Прежде всего, она была обставлена мебелью, более всего подходившей для… кукольного домика. Там был небольшой аккуратный столик, возле которого стояли столь же небольшие креслица, у стены примостился соответствующий буфет, над столиком висела хрустальная люстра, пол был застелен явно дорогим, может быть, даже персидским ковром, на стенах висели небольшие картины. А за столом, в креслицах, вольготно развалились два… существа. Размером они были с большую детскую куклу, одеты как два близнеца – в одинаковые кожаные жилеты поверх шелковых рубашек, заправленных в широкие зеленые шаровары. На ногах у них были надеты громоздкие кожаные ботинки, украшенные отливающими бронзой пряжками. Несмотря на то что в камине ярко пылали дрова, на головах у хозяев красовались шотландские береты с пряжками, весьма похожими на ботиночные.

А вот лица у этих ребят были совершенно разными. Один носил длинный тонкий носище, опускавшийся почти до заостренного подбородка. По обе стороны от этого замечательного выступа располагались огромные немигающие глазищи темного, практически черного цвета. Его щеки настолько ввалились, что личико приобрело форму топорика.

Второй же обладал круглыми, толстыми щеками, похожими на два румяных яблочка, между которыми совершенно пропадала пуговка крошечного курносого носика. Его маленькие глазки настолько терялись на щекастом лице, что угадать их местоположение можно было только по яркому блеску.

На столике перед хозяевами комнаты стояло по маленькой темной бутылочке и лежала расчерченная квадратами доска со странными фигурками. Оба были заняты какой-то незнакомой магистру игрой и не обращали на вошедшего никакого внимания.

В тот момент, когда Лисий Хвост открыл дверь, длинноносый как раз бросил рядом с доской кость. Она катилась по полированной столешнице, и магистр с удивлением отметил, что на ней не видно очков. Но когда она остановилась, на ее верхней грани ярко вспыхнула зеленая точка.

– Один!… Один!… – радостно заверещал толстощекий.

Длинноносый молча передвинул одну из стоящих на доске фигурок, а потом пробурчал:

– Я тебя и одним ходом достану.

Толстощекий захапал кость и в свою очередь катанул ее по столу. Пока она катилась, оба не отрывали от нее глаз, но стоило ей несколько замедлить бег, как длинноносый буркнул:

– А к тебе пришли…

– Кто?… – вскинул голову толстощекий.

Как раз в этот момент кость остановилась, и на ней засверкали три зеленые точечки. Длинноносый незаметно, носом, фыркнул на кость, и две точки сразу исчезли, после чего он снова буркнул:

– Ходи давай, у тебя – один…

– Как это один?… – кинулся толстощекий к кости и тут же огорченно повторил: – Действительно – один!… – Тут он снова поднял физиономию и подозрительно уставился на своего партнера. Несколько секунд он молча ел его глазами, а потом уверенно заявил: – Ты на нее нафырчал!…

– Ничего я не фырчал… – недовольно буркнул длинноносый. – Ходи давай…

– Нет, ты на нее нафырчал, – повысил голос толстощекий. – Я все слышал!…

– Ох! – притворно схватился за грудь длинноносый. – Вы гляньте-ка, слухач какой! А может, это вон тот мужик фыркнул?… – Длинноносый кивнул в сторону магистра.

– Какой мужик!… – лез в бутылку толстощекий. – Я что, мужиково фырчанье от твоего не отличу? – И он начал медленно приподниматься из-за стола.

Длинноносый тут же оказался на ногах и угрожающе навис над толстощеким.

– Драться хочешь?…

– А ты думаешь, я тебе позволю очки мне нафыркивать! – обиженно набычился толстощекий. – Честно давай играй!… Если я фыркать на кость начну – тебе понравится?…

Магистр понял, что сейчас может начаться потасовка, и решил вмешаться. Он шагнул внутрь комнаты и доброжелательно спросил:

– Во что играем, ребята?…

Малыши не обратили на вопрос никакого внимания, а их сопение усилилось.

– Я спрашиваю – во что играем? – повысил голос Лисий Хвост, придав ему начальственные нотки.

Длинноносый, не поворачиваясь к магистру, пробубнил:

– Вон твой мужик интересуется, во что ты играешь…

– Не-е-е… – гнусаво протянул толстощекий, не отрывая глаз от противника. – Это он у тебя спрашивает…

– Ко мне такие нахальные не ходят… – отпарировал длинноносый.

– А ко мне, значит, ходят?…

Похоже, назревал новый конфликт. И тут у магистра не выдержали нервы.

– Да кто вы, в конце концов, такие? – рявкнул он во весь голос.

Оба недомерка разом выскочили из-за стола, встали рядом по стойке «смирно» и хором отрапортовали:

– Бабаки мы! Он бабака, – и они ткнули друг в друга крошечными пальчиками, – и я бабака, – и оба элегантно наклонили головы. При этом слова «он бабака» были политы презрением, как итальянские макароны соусом, а «я бабака» явно отдавало рахат-лукумом в малиновом сиропе.

– Бабаки?! – значительно переспросил Лисий Хвост, лихорадочно припоминая, что он мог слышать об этих существах, и понимая, что ничего он о них не слышал.

– Ага… – недовольно пробурчали оба бабака, усаживаясь на свои места и возвращаясь к прерванной игре.

– Я, кажется, спросил, во что играем?… – попытался Лисий Хвост сохранить инициативу.

– Слышь, – тут же начал бурчать длинноносый, – твой мужик опять вопросы задает.

Толстощекий отвлекся от созерцания доски и поднял невидимые глазенки на магистра.

– Ты к кому пришел? – задал он неожиданный вопрос.

– Да ни к кому, – несколько опешил магистр. – Шел по лабиринту и дошел до этого места. – Тут он растерянно замолчал, поскольку оба малыша, открыв рот, смотрели на него не мигая. У толстощекого бабаки даже глазки над щеками появились, и не маленькие. Таким манером они немного помолчали, а затем длинноносый, несколько запинаясь, переспросил:

– Так ты, говоришь, лабиринт прошел?…

Магистр пожал плечами:

– Да. А что здесь необычного?

Длинноносый коротышка медленно поднялся со своего кресла и, подойдя к магистру, принялся его внимательно разглядывать. Потом не менее внимательно посмотрел на своего сидящего товарища и, вновь повернувшись к магистру, проговорил с нескрываемым удивлением:

– Так ты, должно быть, великий колдун?…

– Ну-у-у… – польщенно протянул Лисий Хвост. – Великий – это, наверное, слишком сильно сказано. Но кое-что умею.

– Нет, нет, – вскинулся толстощекий. – Только очень, очень великий колдун может по лабиринту дойти до бабакской!

– До чего?! – не понял магистр.

– До бабакской! – повторил толстощекий. – Ну, до этого вот помещения, где мы поджидаем.

– Кого поджидаете? – опять не понял Лисий Хвост.

– Как это – кого? – возмутился длинноносый… – Великих. Да нет – величайших колдунов, конечно…

Тут Лисий Хвост окончательно смутился.

– Я ж вам говорю, что не отношу себя к великим колдунам!…

– А вот мы сейчас проверим, – хитро сощурился длинноносый и повернулся к своему товарищу. – Сыграем?…

– Сыграем! – азартно ответил тот и принялся быстро переставлять на доске фигурки.

Очень быстро доска приобрела вид, чрезвычайно напоминающий обычную шахматную расстановку фигур. Длинноносый буквально подтащил магистра к доске и, захлебываясь и брызгая слюной, затараторил:

– Значит, так! Это – трахтахтахты!… Трах – первое предупреждение, тах-тах – гейм овер!…

– Что?… – изумился магистр.

– Конец игры! Проигрыш! – недовольно «перевел» толстощекий.

– Играть очень просто – бросаешь камешек судьбы… – Он сунул под нос магистру маленькую косточку. – Сколько очков выпадет, один, два или три – столько раз ходишь, какими хочешь бойцами. Это вот – обычный бабака, это – бабака двойной…

Он быстро тыкал пальчиком в разные фигуры, но неожиданно оборвал сам себя и заявил:

– Да ладно, ты все равно игры не знаешь, так что ходы будет делать этот вот бабака. – Он презрительно сморщил нос и ткнул пальчиком в своего товарища. – Ты будешь только бросать камешек судьбы. Если этот бабака, – снова сморщенный от отвращения нос и тычок в сторону толстощекого, – выиграет у этого бабаки, – тут он ласково погладил себя по животу, – тогда ты – великий колдун…

– Ага, – радостно подтвердил толстощекий. – И мы тебе, может быть, укажем Путь…

– Не понял я, – вставил несколько ошалевший от напора малышей магистр, – как может выиграть этот бабака, если я буду только бросать кость?

– Чью кость? – в один голос осведомились оба бабаки.

– Вот эту кость!… – раздраженно ткнул Лисий Хвост в темный камешек. – И потом, на ней же нет очков, – добавил он, повнимательнее приглядевшись.

Длинноносый посмотрел на магистра снизу вверх, как на неразумного ребенка, и преувеличенно внятно принялся объяснять:

– Это вот называется камень судьбы. Его бросают по очереди, чтобы дать возможность судьбе, если хочешь – року, оказать влияние на ход игры.

– Ага! – вступил в разговор его толстощекий напарник. – Некоторые просто ходят по очереди, по одному разу, только это совсем неинтересно – всегда выигрывает тот, кто начинает ходить первым. А с камнем судьбы даже самый неумеха может шестерного бабаку обыграть. Если повезет… – Тут он увидел, как смотрит на него длинноносый, и примолк.

– Так вот, – продолжил свои объяснения длинноносый бабака. – Очки на камне судьбы появляются только после его остановки, а то бы каждый мог подгадать все время троечку. Ходишь столько раз, сколько выпало очков. Ну это я уже говорил… – Он на секунду примолк, а потом, обежав столик, уселся в свое кресло и бодро прикрикнул: – Ну, давай, бросай!…

Лисий Хвост взял в кулак камень судьбы и задумчиво поглядел на толстощекого. Тот ободряюще улыбнулся и кивнул:

– Давай, бросай!…

Тогда магистр улыбнулся, присел на пол рядом с креслицем толстощекого, перекинул камешек в левую руку и, скрестив мизинец с безымянным пальцем, легким щелчком запустил камешек по столу. Тот, прокатившись сантиметров двадцать, замер, и на его верхней грани ярко вспыхнула троечка. Толстощекий радостно запыхтел, заерзал в кресле, протягивая короткие пухлые ручки к доске, и быстро переставил несколько фигурок.

Длинноносый неопределенно хмыкнул, подхватил камень и в свою очередь бросил его на стол. Выпала единица. Он переставил одну из своих фигурок и вопросительно взглянул на магистра. Тот снова улыбнулся и негромко произнес:

– Да пусть бросает мой молодой помощник…

Толстощекий испуганно взглянул на магистра и быстро зашептал:

– Мужик, ты чего! Я знаешь какой невезучий! Если я буду бросать, ты никогда не станешь великим колдуном!…

– Давай, бросай, – передразнил Лисий Хвост сразу обоих малышей.

Толстощекий огорченно вздохнул и нехотя швырнул камешек. Тот как-то лениво перекатился несколько раз и остановился. На нем ярко загорелась троечка. Оба недомерка сначала вылупились на камень, а потом повернули свои носы в сторону магистра. Тот сделал вид, что он здесь ну абсолютно ни при чем. Толстощекий потер ручки и быстро переставил еще три фигурки.

Длинноносый взял камешек и покатал его между ладоней, на что толстощекий тут же звонко отреагировал:

– Э! Э! Кончай камешек замыливать! Бросай давай!

Длинноносый так и швырнул камень из двух ладоней, довольно при этом ухмыльнувшись. Только ухмылка его быстро увяла – едва камень остановился, как на нем снова зажглась одинокая точка. Он сделал свой ход и хмуро уставился на своих противников. Толстощекий быстрым движением кулачка схапал камешек со стола и несколько подобострастно протянул его магистру. Тот только отрицательно покачал головой.

– Что, опять я?… – недоверчиво спросил толстощекий. И, поняв по неподвижному лицу магистра, что «опять он», придушенно зашептал: – А если мне не повезет, ты не превратишь меня в… жабу?!

– Нет, не превращу, – добродушно ответил Лисий Хвост.

Малыш размахнулся задрожавшей ручкой и бросил камешек. И снова выпала тройка. Длинноносый обиженно засопел. А когда у него снова выпала единица, что-то невнятно пробурчал, явно ругательство. Толстощекий схватил камень, взглянул на магистра и уже без вопросов бросил камень.

На этот раз, как раз перед остановкой камня, Лисий Хвост толкнул своего толстощекого напарника и громко спросил:

– А что это за сюжет?…

– Где? – поднял голову его партнер.

– Да вот на той картине…

Он ткнул пальцем в одну из картинок, висевшую на стене, краем глаза наблюдая, как длинноносый наклонился над камнем, пыхтя и фыркая носом. Однако тройка на его верхней грани никак не хотела исчезать. Лисий Хвост толкнул локтем разинувшего рот толстяка и кивнул в сторону доски. Около минуты они вдвоем наблюдали за безуспешными попытками длинноносого «зафыркать» троечку. Наконец тот просто ткнул камень пальцем. Камень перекатился на другую грань, но снова высветил «три».

Больше длинноносый фыркать не стал. Он с отчаянием в огромных глазах отвалился от игровой доски и только тут заметил, что его противники молча и, видимо, давно за ним наблюдают. Нисколько не смутившись, он заявил:

– Я не буду больше с вами играть! Твой мужик жулит! Он камень заговорил! Тебе все время тройка, а мне раз!…

– Ты чего! – сразу возмутился толстощекий. – Ты ж видел – я сам бросал. Разве можно камень судьбы так заговорить? Подумай, чего мелешь!…

– Мелешь, мелешь, – буквально завизжал длинноносый. – Давай брось десять раз подряд!…

Толстощекий неуверенно посмотрел на магистра и, встретив ободряющий взгляд, осторожно взял камень в кулачок. И бросил его десять раз подряд, причем оба малыша вслух считали броски. И десять раз подряд выпала тройка. А потом десять раз подряд бросал длинноносый. И снова они хором считали броски. И десять раз подряд выпала единица. Потом они несколько минут сидели молча, переваривая увиденное, а после того, как длинноносый горестно воскликнул:

– Ну разве можно играть в таких условиях!… – они встали рядом в шаге от сидящего на полу магистра и опустились перед ним на одно колено.

– О великий… – начал было длинноносый, но в этот момент толстощекий со всей силы ткнул его локтем в бок, и коротышка подавился следующим словом. Он с яростью посмотрел на своего подельщика, а тот, сделав круглые глаза, покрутил пальцем у виска.

На физиономии длинноносого отразилось мгновенное понимание, он перевел дух и начал снова.

– О величайший из всех живущих ныне колдунов! Твои бессловесные рабы готовы во всем тебе повиноваться…

– О великолепнейший из всех ныне живущих колдунов, – тут же подхватил толстощекий, – прости своих бессловесных рабов за то, что они хамили тебе. Безумие затмило наш разум, и мы не поняли, кого привела к нашим дверям хитроумная судьба.

Далее они взвыли хором.

– О могущественнейший из всех ныне живущих колдунов! Не превращай своих бессловесных рабов в крыс, тараканов, жаб и других нечистых существ, позволь нам влачить свое непросвещенное существование и прославлять твое великое Искусство в наших теперешних обличьях…

После этого трогательного выступления оба замолчали и выжидающе уставились на магистра.

Лисий Хвост расправил плечи и горделиво выпрямил спину, хотя надо сказать, что сидя на полу это сделать достаточно сложно. Затем он набрал полную грудь воздуха, чтобы достойно «величайшего колдуна всех времен и народов» ответить зарвавшимся «бессловесным рабам», но в этот момент с его посоха раздалось тихое, весьма выразительное поскребывание.

Магистр быстро повернулся к своему деревянному другу и внимательно поглядел в багрово светящиеся глазки. А потом он перевел взгляд на застывших в самой смиренной позе бабаков.

– Значит, так, бабаки, вы, конечно, можете величать меня как вам угодно, но я не отношу себя ни к величайшим, ни к великолепнейшим, ни к могущественнейшим колдунам. Далее… Никаких рабов у меня нет и никогда не будет, а уж тем более – таких, как вы… Далее… Единственно, что меня сейчас интересует, это то, как выбраться в тронный зал настоятеля монастыря, у меня там срочное дело. И последнее, если вы не кончите свое славословие и не поможете мне, я просто развернусь и уйду, а вы продолжайте свои игры…

– А камень ты нам расколдуешь? – тут же поинтересовался длинноносый.

– А камень ты нам не расколдуешь? – одновременно с ним поинтересовался толстощекий.

Магистр на мгновение задумался, а потом ответил:

– Это же камень судьбы… Значит, оставлять его заколдованным нельзя. Да и вам самим будет неинтересно играть таким камнем…

– Ну почему неинтересно… – протянул было толстощекий, однако неожиданно склонил голову набок и задумался.

– Ладно! – вдруг поднялся с колен длинноносый. – Пойдем, что ли, бабака! – И он ткнул своего товарища ботинком пониже спины. Тот, не обращая внимания на грубость длинноносого, задумчиво поднялся с колена.

Длинноносый посмотрел на магистра и в своем обычном ворчливом тоне пробурчал:

– Мы тебя отведем к настоятелю… Давай, расколдовывай камень…

Лисий Хвост взял кость в правую ладонь, сжал кулак и, хлопнув по нему левой ладонью, бросил кость на стол. Она покатилась и, остановившись, высветила три зеленые точки.

В этот момент толстощекий поднял на магистра свои маленькие глазки и, улыбнувшись, сообщил:

– А ты прав, незаколдованный камешек лучше!…

Длинноносый тем временем схватил косточку и в свою очередь катанул ее по столешнице. Когда она остановилась, сверху мерцала зеленая двоечка.

– Пошли! – хором воскликнули оба бабаки и потопали… прочь от входной двери. Лисий Хвост удивленно поднялся на ноги и медленно двинулся за малышами.

Те быстро добежали до противоположной стены и, отодвинув в сторону висящую на ней картинку, явили взору магистра… обычную дверную ручку. Ну, может быть, не совсем обычную, поскольку она была выполнена из благородной красной бронзы в виде приготовившегося к прыжку крылатого грифона с затейливо изогнутым, толстым хвостом, служившим собственно ручкой.

– Давай тяни! – повернулся к магистру длинноносый. Толстощекий, пыхтя и приподнявшись на цыпочки, пытался покрепче ухватиться за ручку.

Лисий Хвост обхватил коротышку за пояс, осторожно отставил его в сторону и тут же услышал громкий, ядовито-довольный хохот длинноносого. Потом магистр ухватился за хвост бронзового грифона и изо всех сил потянул. Совершенно неожиданно вся стена начала медленно и совершенно бесшумно поворачиваться, открывая… Да за этой стеной был хорошо знакомый магистру подземный зальчик с белоснежным сталагмитом посередине.

Оба малыша, бабаки, выкатившись в зал, обошли деловыми шажками белую скалу посередине и направились к тому самому лазу, через который Лисий Хвост попал к началу лабиринта. Магистр крикнул вдогонку своим проводникам, что в конце этого хода глухая скала, но, поскольку они не обратили на его слова, никакого внимания, ему поневоле пришлось поспешать за ними. Скоро вся троица добралась до тупика. Здесь они, естественно, остановились. Лисий Хвост так и остался стоять несколько сзади, а длинноносый бабака полез на плечи толстощекого, которые тот неожиданно безропотно подставил. Забравшись на своего товарища, длинноносый пошарил крошечной ручкой в узкой, но глубокой расщелинке, а затем быстро соскочил на землю и отбежал в сторону, волоча за собой толстяка. Внутри скалы что-то громыхнуло, и запиравшая выход глыба начала медленно двигаться влево, просто погружаясь в окружающий камень, словно он был стоячей водой. Через мгновение проход в тронный зал открылся, и бабаки, довольно улыбаясь, тронулись гуськом обратно по подземному ходу в глубь подземелья. Проходя мимо магистра, толстощекий хитро ему подмигнул и, кивнув на посох, прошептал:

– Береги своего друга… – Скоро бабаки растворились в темноте, только шорох шагов да невнятный мотивчик, затянутый длинноносым, еще несколько секунд доносились до магистра.

Лисий Хвост вышел в тронный зал и направился к его центру, где по-прежнему восседала настоятельница монастыря. Когда он приблизился, ее губы тронула легкая улыбка.

– Я и не сомневалась, что ты вернешься первым. – Улыбка лежала на ее полных губах, а в глазах стремительно нарастала тоска. – Ну что ж, теперь задавай свой вопрос – ведь он у тебя давно готов?

Лисий Хвост почти минуту молча вглядывался в ее лицо, словно увидел его впервые, а потом медленно, задумчиво ответил:

– Мой вопрос действительно давно был готов, только после путешествия по твоему лабиринту он мне почему-то кажется весьма незначительным.

– Значит, у тебя появился другой вопрос… – Настоятельница внимательно смотрела прямо в глаза магистру.

– Да… Другой вопрос… – задумчиво подтвердил тот.

– Задавай… – предложила настоятельница.

– Боюсь, он не соответствует требованиям, предъявляемым к соискателям на звание послушника монастыря… – словно про себя пробормотал Лисий Хвост, а затем, уже гораздо тверже, добавил: – И все же я его задам…

Настоятельница молча ждала продолжения, а четверо сопровождавших ее монахов приблизились к беседовавшей паре.

– Почему ты… вела меня с самого моего появления в этом Мире?

В зале повисла тишина. Все пятеро ищущих Суть внимательно рассматривали Магистра, словно только что его увидели. Наконец настоятельница тихо произнесла:

– Вопрос действительно слабый. По-моему, ты и сам знаешь на него ответ. Но я отвечу, поскольку обязана это сделать… Потому что ты назвался Серым Магистром.

– Но почему?! – В голосе магистра звучало недоумение пополам с горечью.

– Это уже второй вопрос… – мягко возразила настоятельница. Но горящий взгляд магистра был настолько полон обидой, что она продолжила: – Но я скажу… Мы действительно ждем, давно ждем Серого Магистра. Если ты понял рассказанную тебе в Замшелом Камне историю возникновения монастырей, ты наверняка догадался, что Хэлф создал сеть монастырей с определенной целью. Наши монастыри имеют тайную миссию, и мы выполним эту миссию.

Она замолчала, а потом с горечью добавила:

– Хотя даже некоторые из настоятелей сомневаются теперь в ее исполнимости.

Настоятельница снова взглянула на магистра и заговорила значительно спокойнее.

– Мы ждем Серого Магистра. Но ты не он. – Лисий Хвост хотел возразить, но она подняла руку, призывая его помолчать.

– Ты не он. Ты, конечно, многое знаешь и многое умеешь. И хочешь знать и уметь еще больше. Но ты не Серый Магистр, несмотря на твою серую накидку и боевой посох. Ты явно не один… Ты явно имеешь в душе страх, ненависть, мстительность… Ты торопишься… Ты суетен, и это – не от слова «Суть». А Серый чародей должен быть здесь. – Она приложила ладонь к сердцу. – Ибо, как ты, без сомнения, знаешь, Серый – цвет закона. Закона в целом, а не его отдельных частей…

– Серый… Цвет… Закона… – протянул Лисий Хвост, и его лицо озарилось запоздалым пониманием. Он уже не видел настоятельницу и стоявших рядом с ней монахов. Ему казалось, что за его левым плечом стоит дед Антип, а за правым Илья Милин, которого за глаза весь полигон уже называл Серым Магом.

Но понимание действительно было запоздалым, потому что именно в этот момент в голове у магистра взорвался сигнал опасности и зазвенел натянутый как струна голосок Златки.

– Меня собираются сжечь! Меня собираются очень скоро сжечь!!! – И уже совсем истерично: – Вытащите меня отсюда!!!

Лисий Хвост вдруг почувствовал, что дед Антип и Илья Милин никуда не исчезли. Более того, за ними появились и Мерлин, и Машенька Еланина, и беспутный Гришка Бубнов, и…

Поэтому он не задумываясь начертил острым концом своего посоха замысловатый знак на каменных плитах зала и ударил в его центр, становясь на свою тайную тропу и уходя на зов Златы.

Зал уже начал подергиваться тонкой туманной завесой, отгораживая магистра от этого мира, когда до него донеслись последние слова настоятеля Поднебесного монастыря:

– Значит, долг все-таки превыше страсти…

Но это уже не имело значения…

2. Камень второй. Машенька – ведьма по призванию

26 октября 20.. года.

Если Красота и спасет мир, то это будет Женская Красота!…

По разбитой, перепаханной, размытой осенними дождями дороге, мерно шагал высокий гнедой жеребец. Его прекрасные, точеные ноги твердо ставили кованые копыта в расползающуюся, липкую грязь. В высоком кавалерийском седле мерно покачивалась стройная фигура в легком кольчужном доспехе. На голове всадника, венчая копну белокурых, коротко стриженных волос, красовался русский, со стрелкой еловка, шлем. На поясном ремне, украшенном серебряными бляшками, покачивался длинный, узкий клинок – не то легкий меч, не то тяжелая шпага. К седлу были приторочены колчан со спущенным длинным луком и тремя десятками длинных же черных стрел, а также свернутая тонкая бечева со скользящей петлей на конце.

Было уже довольно позднее утро, но солнце, прячась за низкими облаками, и не собиралось одарить теплом эту промозглую слякоть. Всадник ехал, опустив голову и глубоко задумавшись. Управление конем, казалось, вовсе не входило в его обязанности, но умное животное, похоже, само прекрасно знало и дорогу, и конечный пункт назначения. Вот только ни конь, ни всадник, видимо, не ожидали, что на этой дороге встретятся препятствия посерьезнее грязи, дождя, тяжелых дум.

А между тем дорога, вильнув осклизлой колеёй, нырнула в промозглый, покореженный лесок, состоящий в основном из поломанных елок и берез, вытоптанной травы и содранного с камней мха. Вместо обычного зеленого лесного покрывала землю устилали полусгнившие тряпки и кости, головешки старых костров и человеческие экскременты. И именно в этом лесочке, в своей, так сказать, естественной обстановке, нашего всадника подстерегала засада.

Конь не прошел между деревьев и нескольких метров, как из-за ободранного ельника вывалилось полтора десятка вооруженных мужиков. С гиканьем, улюлюканьем и свистом они быстро окружили всадника, направив на него несколько самодельных пик. Конь остановился, недовольно всхрапнув, а седок очнулся от размышлений, выпрямился в седле и поднял голову. И тут нападавшие поняли, что перед ними девушка! Совсем еще молоденькая, не более восемнадцати-девятнадцати лет, с припухлыми по-детски губами, вздернутым носом и глубокими, темно-серыми глазами.

Она спокойно разглядывала враз замолчавших вояк, даже не делая попытки вытянуть свое оружие. В этот момент из-за кустов показался огромный детина. Ругаясь и расталкивая застывших мужиков, он подошел ближе и остановился у морды лошади. Девушка также молча перевели взгляд на новое действующее лицо, оказавшееся предводителем этого боевого подразделения.

Здоровяк, встретившись взглядом с ее серыми глазами, сначала опешил, а затем издал довольное рычание.

– Ха, ребята, как нам повезло! Такая курочка!

– Эй, Трот, а что с ней делать-то? – раздался из рядов его подчиненных неуверенный бас.

– Вы что, не знаете, что делают с курочкой петушки?!! Топтать!… Давайте, стаскивайте ее с коня! Удовлетворим инстинкты, а потом, может быть, отвезем ее к герцогу!

Сразу несколько грязных волосатых лап потащили девчонку с коня на землю, а она даже не подумала сопротивляться. Видимо, именно поэтому ее достаточно мягко поставили на землю и повели за поломанный ельник, на сравнительно чистую полянку, где был разбит временный лагерь этой ватаги. Здесь двое ребят поздоровее схватили ее за запястья и, даже не сорвав с нее железных перчаток, развели ей руки в стороны, словно распяв на невидимом кресте. По той сноровке, с которой это было сделано, можно было догадаться, что приемы хорошо отработаны, а вкусы предводителя достаточно изучены.

Вся ватага, в предвкушении шикарного развлечения, забыла обо всем на свете, столпившись вокруг молоденькой пленницы. А сам предводитель медленно подходил к своей жертве, поигрывая обнаженным кинжалом.

– Щас мы срежем ей штанишки и заголим все, что нас интересует, – пробасил он с радостной улыбкой. – Мы потрем ее спинкой о травку, а затем поиграем в лошадок… Но для начала – братский поцелуй… – И он наклонился над неподвижной девушкой, дыша ей в лицо кислым перегаром и гнилыми зубами.

И тут совершенно неожиданно она передернула плечами, заехав при этом кольчужным оплечьем по физиономии предводителя. Трот взревел и отшатнулся.

– Вы что, девку удержать не можете, – набросился он на мужиков, державших девчоночьи руки. – Раз у вас сил даже на это не хватает, кататься последними будете. Если до вас очередь дойдет! А ты, малышка, – он впился взглядом в спокойное лицо, – сейчас покажешь мне свою кровь!

– Ой, – неожиданно прозвучал насмешливый ответ, – и вечно эти здоровяки пугают… А на поверку выходит, что там на один раз пописать осталось…

В вооруженной толпе послышалось приглушенное, но довольное гоготание, а командир буквально остолбенел. А затем на его вывороченные губы вернулась довольная ухмылка.

– Ты, моя радость, сомневаешься в нашей готовности? Ну что ж, полюбуйся, как ты нас возбуждаешь. – И, рванув пояс, он одним движением спустил свои штаны.

То, что оказалось под ними, действительно могло вызвать удивленное уважение. Мужское достоинство заголившегося мужика вполне подходило оставленному на дороге жеребцу и находилось в полной боевой готовности.

Обладатель этих прелестей, неуклюже путаясь в спущенных штанах, снова двинулся к неподвижной девушке. Но когда он уже протянул руку, намереваясь срезать с нее пояс, она легко шевельнула кистями рук и произнесла два-три совершенно непонятных звука.

И в тот же момент грозное орудие сексуального гиганта беспомощно обвисло, превратившись в невзрачную тряпочку. Он замер, раскорячив ноги и опустив голову, в недоумении разглядывая остатки былой гордости, а девица презрительно бросила:

– Ну! Так я и думала!…

Потом она по очереди оглядела державших ее мужиков и тихо прошипела:

– А вы желаете, чтобы у вас и ручки так же обвисли?…

– Ведьма!… – хрипло выдохнул один из них и тут же отскочил в сторону, смешавшись со своими товарищами, которые невнятно, но испуганно загалдели и попятились от странной девицы. Второй стоял, глупо улыбаясь, и продолжал держать девушку за руку.

– Полный дебил, – огорченно констатировала та и с размаху влепила ему в лоб бронированным кулаком. Верзила, все так же мило улыбаясь, плашмя рухнул на землю.

Звук его падения привел в себя Трота. Он заревел дурным голосом, мгновенно поддернул штаны и с воплем: – Держи, ведьма!… – обрушил на девчонку неизвестно как появившийся в его руке широкий тесак. Но сталь встретила сталь. Никто из шайки не заметил, когда девчонка успела выхватить свой клинок, только ее кисть элегантно развернулась, и все увидели, как тесак Трота летит в валявшийся на поляне мусор, а кончик узкого клинка замирает в нескольких мгновениях от ширинки их командира.

И в повисшей над поляной недоуменной тишине раздался хищный шепот:

– Если ты не перестанешь баловаться ножиками, я тебе твою тряпочку насовсем отрежу. За ненадобностью… – Потом она тяжелым взглядом оглядела вооруженную толпу и спокойно задала непонятный вопрос: – Ну? Кто еще хочет комиссарского тела?

Никто ничего не понял, но «комиссарского тела» явно никто больше не хотел.

Девчонка лихо свистнула, и из-за поломанных елок показался ее жеребец. Он подошел к хозяйке и ткнулся мордой в ее окованное сталью плечо. Замолчавшая ватага напряженно наблюдала за странной наездницей, и лишь обезоруженный Трот, блестя безумными глазами и лихорадочно сжимая пудовые кулаки, бормотал:

– Я тебя все равно достану!… Будь ты хоть трижды ведьма!…

Но тут жеребец мягко переступил задними ногами, и поляну снова огласил дикий вопль Трота – конь наступил ему на ногу. Неожиданно в ватаге снова послышались злорадные смешки. Видимо, авторитет руководителя в ней поддерживался исключительно с помощью грубой физической силы, и сейчас рядовых бойцов радовало унижение командира.

Девушка между тем вернула свой клинок в ножны, вскочила в седло и сверху оглядела воинов. Потом, словно в голову ей пришла какая-то мысль, она поманила к себе того самого мужика, который держал ее за руку и первым признал в ней ведьму.

– Эй ты, сообразительный, а ну-ка подойди! – И увидев, что тот не особенно спешит, поторопила: – Не заставляй ведьму ждать!

После такой убедительной просьбы «сообразительный» чуть ли не рысью отправился к всаднице и, подбежав, вполне подобострастно вытянулся перед ней.

– Значит, так!… – обратилась она ко всей компании. – Поскольку я направляюсь в ставку его светлости герцога Вудлока, я не буду вас уничтожать или брать в плен. Но и оставить вас на большой дороге, чтобы вы продолжали хулиганить, я не могу. Поэтому я принимаю командование вашим отрядом ввиду полной неспособности прежнего командира обеспечить надлежащее руководство. Своим заместителем назначаю… – Тут она чуть наклонилась вперед и спросила подбежавшего верзилу: – Тебя как звать-то, сообразительный?…

– Сяма, – бодро доложил тот и неожиданно заулыбался.

– Н-да… Ну и имечки здесь дают… – словно про себя процедила девица, а потом снова заговорила в полный голос.

– Своим заместителем назначаю вот этого здорового Сяму! Меня будете называть… – Тут она на мгновение задумалась, а потом, улыбнувшись, закончила: – Маша Д'Арк. И обращаясь ко мне, прибавлять: «Ваша колдовская сила». Вопросы есть?

Вопросы, может быть, и были, уж больно быстро распятая жертва превратилась в командира, да кто ж бы их решился задать?

– Тогда построиться в колонну по двое!

И сразу стало очевидно, что это ну очень иррегулярная часть! Мужики, похватав свое разнокалиберное железо и дерево, принялись договариваться, словно школьники младших классов на прогулке, кто с кем в паре пойдет. При этом нелестные эпитеты раздавались каждым каждому. Минуты три длились прения, а затем Машеньке все это надоело, и она скомандовала:

– В одну шеренгу стройся!

Вот эту команду вояки выполнили достаточно быстро. Правда, в основном потому, что прониклись тоном приказа и поняли, что сейчас разговоры могут закончиться, а действия начаться. Так что шеренга получилась быстрая, но неровная. «Ее колдовская сила» медленно проехала вдоль образовавшегося строя и, вздохнув, принялась переставлять мужиков.

Она вывела из строя Сяму, а остальных построила по росту. Потом разъяснила значение команд «направо», «налево», «кругом», а также правила ходьбы «в ногу» и главное – смысл слов «беспрекословное подчинение командиру». При этом особый упор был сделан на возможные санкции для непонятливых. После этих теоретических занятий походная колонна построилась довольно быстро. Сяма встал во главе колонны и оказался рядом с жеребцом нового командира.

Когда колонна вышла на слякотный тракт, Маша слегка наклонилась к Сяме и вполне дружелюбно спросила:

– Давно вышли из лагеря герцога?

– Две недели назад… – бодро ответил тот и, увидев брошенный на него взгляд, быстро прибавил: – Ваша колдовская сила…

– Какое задание получили? – продолжала расспросы новоиспеченная командирша.

– Да не давали нам никакого задания… – пожал плечами сообразительный Сяма. – Просто надоело в лагере сидеть, да и деньги вышли. Трот и предложил пошманать по окрестностям… Кто захотел – тот и пошел…

– Так просто?! А я думала, в армии герцога соблюдается воинская дисциплина…

– А то как же!… Мы же эту… дисцис… диспит… питсину постоянно соблюдали. Каждое утро… – Сяма явно очень хотел понравиться новому командиру.

– Ага, – со вздохом согласилась «Маша Д'Арк», – и по два раза.

– Точно, – обрадовался Сяма. – А ты откуда знаешь?

– Ладно… – Всадница выпрямилась в седле и посмотрела сквозь редеющий подлесок на дорогу, по которой шагал отряд.

– Когда до лагеря доберемся? – возобновила она расспросы минуту спустя.

– Так, если прямо пойдем, на вторые сутки… Ваша колдовская сила…

Командование недовольно поморщилось.

– А сейчас мы идем криво?…

Помощник командира почувствовал в словах начальства издевку и постарался объяснить точнее.

– Дорога-то кружит, но зато идет через три села. Если незаметно подойти, селяне попрятаться не успеют, тут мы их и накроем. Тогда, глядишь, чем-нибудь разживемся. Мы ж пока без дохода… А если прямо в ставку топать, так можно напрямки. – Он махнул рукой в сторону блеснувшей за опушкой реки.

– Только, ваша колдовская сила, ребята напрямки не пойдут, – тут же с сомнением покрутил он головой. – Что ж мы, зря две недели сапоги топтали, без добычи возвращаться. Да и в лагере засмеют…

– А вас и так засмеют! – улыбнулась девица. – Два десятка здоровенных мужиков с одной девчонкой не справились…

Сяма неопределенно хмыкнул и бросил на всадницу косой взгляд.

– Чего хмыкаешь? – сразу насторожилась та. – Или не согласен?…

– Колдовать не будешь?… – опасливо поинтересовался здоровяк.

– Не буду, – успокоила она его. – Говори.

– Кто ж посмеет смеяться над ведьмиными людьми?… Всякому жизнь дорога, да и в дерево или там в каменюку никому превращаться неохота… Опять же для мужика его мужество, – он бросил опасливый взгляд на свою ширинку, – в жизни главное. Ты посмотри на Трота, он ведь как скала был, а сейчас… – И Сяма покачал головой.

– Да?… – задумчиво переспросила Машенька, и Сяма поспешно добавил:

– Ваша колдовская сила…

– Ладно, с вашим Тротом мы позже разберемся.

– Ваша колдовская сила действительно хочет совсем отрезать ему… ну это… вот… ну… остатки тряпо… – Верзила окончательно запутался и замолк.

Машенька сурово взглянула на разговорившегося Сяму сверху вниз и сурово предупредила:

– Не смей меня перебивать!

Еще раз сверкнув на заместителя глазом, она продолжила прерванную тему.

– Значит, о вашем Троте позже позаботимся. А сейчас ты мне объясни, почему это вы, воины самого герцога Вудлока, занимаетесь мародерством?

– Мордо… кем?! – не понял сообразительный Сяма. Маша явственно скрипнула зубами.

– Население грабите!… – пояснила она, повысив голос.

– Так нешто герцог сможет всю армию прокормить?! Он едва-едва с собственной гвардией расплатиться может, а тут такая тьма народа собралась. И все кушать хотят. – Сяма явно старался выражаться поделикатнее.

– Что ж он такую армию собрал, если содержать ее не может?

– Так он честно предупредил, что платить никому не будет. Вот когда границы исчезнут, мы сразу – раз… И всех накроем. Против такой-то армии, Ваша колдовская сила, кто устоит? – И Сяма с довольной улыбкой взглянул на Машеньку.

«Полный бред!» – подумала Мария и снова вспомнила свой последний разговор с Лисьим Хвостом перед уходом в Разделенный Мир.

Они встретились в его келье на полигоне. Машенька, конечно, была довольна, что ее направляют в этот странный, страшный, непонятный и такой увлекательный Мир, куда ей давно хотелось попасть. Но эта радость была здорово разбавлена раздражением.

Когда она вошла в келью, Лисий Хвост улыбнулся, поднялся из-за стола и лично проводил девушку к креслу. Затем он откупорил непочатую бутылку «Чинзано» и наполнил бокал гостьи.

– Я вижу, моя прелесть, ты уже получила личный дневник. Значит, ты уходишь не позднее завтрашнего вечера…

– Послезавтра утром, в одно время со Златкой. – Маша оторвалась от бокала.

– Ты, Машенька, направляешься в армию герцога Вудлока. Тебя должны принять в нее в качестве лучника. С этой ролью ты вполне справишься… – Лисий Хвост неожиданно и неведомо чему улыбнулся. – В герцогстве установилось твердое мнение, что границы вскоре падут, и герцог хочет быть готовым к завоевательным походам. Поэтому его армия чрезвычайно возросла. Твое задание очень простое – посмотреть, нет ли среди этого воинства кого-то, кто владеет парой меч-кинжал, подходящей под известное тебе описание. Если таковые обнаружатся, вызовешь нас. В одиночку ни в коем случае ничего не предпринимай…

– Да знаю я все это… – раздраженно перебила Маша наставления своего руководителя. – И до сих пор не могу понять, зачем меня отправляют в это занюханное герцогство! Сам герцог – фигура малоинтересная, герцогство изъездили вдоль и поперек, ничего интересного там нет! Там даже магия практически отсутствует! Неужели Совет думает, что будь там пара таких клинков, об этом никто бы не знал? Да об этом оружии шептали бы на каждом углу!

Она в сердцах резко поставила свой бокал на стол. Лисий Хвост молчал и недовольно морщился, ожидая продолжения. И он его дождался.

– И вообще занимаемся мы ерундой!… Я тщательно проштудировала отчет Милина и описание картинок, которые показывают доставленные им свихнувшиеся камни. По-моему, даже дураку ясно, что Проклятие Аримана может и должен избыть один магистр. И это, без сомнений, Серый Магистр. Так что Совету надо бы подобрать стоящего кандидата на эту роль, кандидата, обладающего необходимым даром… – Она бросила открытый взгляд на магистра, и тот снова недовольно поморщился. – А не устраивать экспедиций на поиски неизвестно чего!… Да еще и отправлять людей по одному, без подстраховки!… Почему мы не идем, как обычно, парами?…

– Никто из нас, практически не рискует… Злата вообще по договору с белем Оземом в библиотеке будет сидеть. Тебе тоже особенно высовываться не придется, я, сама знаешь, к монахам отправляюсь… – добродушно улыбаясь, начал успокаивать ее Лисий Хвост. – Зато мы втроем сможем значительно расширить исследуемую территорию…

– Да даже в подмосковный лес умные люди по одному не ходят, а тут!… – с возмущением выпалила юная ведьма. – Мало ли что может случиться?!

– У нас прекрасно налажена связь, и мы сможем прийти на помощь друг другу в считанные часы…

– Вот именно!… Часы!… – не унималась Маша. – Да за час может что угодно произойти!…

– Ну что может произойти с опытной ведьмой?… – неуклюже польстил Лисий Хвост. – Хотя… ты можешь еще и сейчас отказаться от этой… командировки.

Маша посмотрела на него так, словно сильно засомневалась в его умственных способностях. Потом покачала головой и уже спокойнее произнесла:

– Все равно надо было выслушать соображения членов команды… Дед Антип всегда своим ребятам дает высказаться…

– У каждого свои методы работы, – резко перебил ее Лисий Хвост. – И потом, ты что, намерена давать советы Совету?…

Маша, не отвечая на этот грубоватый каламбур, вернулась к своему бокалу. Магистр поморщился и поспешил закончить неприятный разговор.

И вот теперь Мария с горечью убеждалась, что позавчера, в келье Лисцова, она была права.

«Я здесь меньше пяти часов, – ворочались в голове невеселые мысли под мерный шаг лошади, – и что бы со мной было, если бы эти бравые солдатики не испугались первой же моей ворожбы или побольше уважали собственно командира? Накинулись бы они на меня вшестером. Ну охолостила бы я троих, ну, четверых, а потом что? Мне ж после такой „практики“ часов пять восстанавливаться, я ж после трех-четырех таких заклинаний ни рукой ни ногой не пошевельну! Вот и делай со мной что хочешь!»

Она явственно представила себе, как валялась бы сейчас на той замусоренной полянке без сознания, опоганенная толпой грязных мужиков. Как изгалялся бы над ней этот здоровенный Трот на глазах всей банды… И ее передернуло от омерзения и жалости к себе. Что-что, а воображение у нее было буйное…

«А в общем, интересно! Эти ребятки явно знакомы с магией, но реагируют на ее проявление уж очень нервно… Как будто не ожидали встретиться с ней… Хм… Знают, но не ожидают увидеть… И сами явно не владеют магией… Чудно… Надо бы разобраться…»

Задумавшись, она не заметила, как снова опустилась ее голова и поникли плечи.

– Ваша колдовская сила, – вывел ее из задумчивости Сяма. – Так как двигаться будем, по дороге или напрямки? Если напрямки, то сейчас сворачивать надо. Иначе брод пропустим… – Он снова махнул рукой в сторону блестевшей полоски реки.

Маша резко выпрямилась в седле и, не отвечая на вопрос своего помощника, внимательно оглядела окрестности. А затем вернулась к прежней теме.

– Значит, герцог вам жалованье не платит?…

Сяма в ответ только оскалился.

– А своей гвардии он сколько платит?

Сяма удивленно глянул на нее, но вопросов задавать не стал, а ответил по существу.

– Пехоте – сорок гульдов в год, конным – шестьдесят гульдов…

– А кто еще получает плату в этом вашем огромном войске?

– Ну, некоторые бароны платят своим наемникам… Те, которые имеют деньги и не хотят отрывать своих крестьян от земли…

– Значит, в герцогской армии имеются другие наемные отряды… – не то спросила, не то просто констатировала Машенька и снова, привстав на стременах, внимательно оглядела окрестности. Затем, резко осадив коня, она развернулась лицом к отряду и громко скомандовала: – Привал! Всем ко мне.

Ее подчиненные тут же сломали строй и через секунду столпились вокруг командирского жеребца.

– Значит, так, – обратилась Маша к мужикам. – Я приняла решение создать собственный отряд. Я не хуже прочих баронов. Но поскольку я не герцог, платить своим наемникам я буду двадцать гульдов в год. Кроме того, они будут получать обмундирование, а во время похода и еду. Тот, кто согласен служить в моей гвардии, пусть встанет вон под той елкой… – Она махнула рукой в сторону ближайшей обломанной елочки.

Никто из вояк не шелохнулся. Они стояли и, разинув рты, смотрели на своего командира непонимающими глазами. Первым пришел в себя, конечно, Сяма.

– Ва… Ваша… Ваша колдовская… сила… Это… Ты сказала, что твои гвардейцы еще будут получать, кроме денег?…

– Обмундирование… – Маша начала злиться.

– Это что такое?… Это специальное такое клеймо или просто наказание?… – настороженно переспросил Сяма.

– Это специальная форменная одежда, которая будет только в моем отряде! – Мария уже начинала выходить из себя.

– То есть, – продолжал выяснять дотошный Сяма, – ты будешь каждый год давать своим гвардейцам по двадцать гульдов, одежу и еду?…

– Ты все повторил за мной совершенно точно!… – едко ответила Маша.

И тут на лицах окружавших ее здоровенных мужиков начало проступать понимание, а затем так и просто озарение. Через пару секунд они всей толпой метнулись под указанную Машенькой елочку, едва не выворотив ее из земли с корнем. Перед неожиданным работодателем остался лишь ощерившийся Трот. Но и тот, потоптавшись десяток секунд, двинулся следом за остальными.

– Но от своей гвардии я потребую железной дисциплины, беспрекословного повиновения и беспримерного героизма, – попробовала Машенька охладить безмерный энтузиазм своих рекрутов, но сияющие довольством рожи ясно показывали, что за такое вознаграждение они готовы не только на все сказанное. Правда, Трот не удержался и едко проворчал себе под нос:

– Можно было бы пообещать еще по три дня грабежа захваченных городов… – но был услышан, и ту же получил ответ.

– А кто желает и дальше грабить мирное население, тот или немедленно покинет отряд, или будет повешен при первой же попытке грабежа. Лейтенант – ко мне, остальные разойдись!…

Сяма сначала оторопел, а потом сообразил, что в лейтенанты произвели его, и рысью бросился к новоявленному барону. Вернее – баронессе.

Машенька соскочила на землю. Ведя коня в поводу, она направилась в сторону от толпящихся наемников, которые с жаром принялись обсуждать произошедшие в их судьбе перемены. Они с Сямой остановились под деревом, и Мария тут же принялась намечать первоочередные задачи.

– Значит, так, лейтенант!… – Сяма вытянулся перед ней по стойке «смирно». – Первое – выбери двоих самых надежных и крепких ребят, я их произведу в… капралы. Младшие начальники так называются, – на всякий случай пояснила она.

– Второе – надо составить список поступивших на службу. В списке укажешь, кто знает грамоту и кто бывал в боях. Третье – нужно подобрать умного и достаточно честного парня, который станет каптенармусом. Он будет вести хозяйство отряда и отвечать за еду и одежду гвардейцев… И последнее, я надеюсь, тебе известно, где поблизости можно купить для отряда харчей, пару лошадей и телегу?

– Купить?! – Сяма был поражен.

– Да, да!… Именно купить!… – передразнила его Машенька.

– Я… я… я знаю, где и у кого можно отнять!… – радостно сообразил лейтенант.

– Слушай, ты казался мне более понятливым. ТЫ что, не слышал? Я сказала – купить. Купить!

Сяма растерянно пожал плечами:

– Я… я… никогда не покупал…

– Да?… – теперь растерялась баронесса. – Ну… я думаю, где можно отнять, там можно и купить.

Сяма в ответ только почесал затылок.

– Хорошо! Иди подбирай людей, потом приведешь их ко мне.

Сяма сделал почти идеальный поворот кругом и бегом направился к своим товарищам. А Машенька тем временем развязала одну из седельных сумок и открыла ее. Порывшись, она достала объемистый мешочек, развязала кожаный шнурок и, бросив задумчивый взгляд на толпящихся и гомонящих гвардейцев, отсчитала двадцать пять небольших золотых монеток. Сунув монеты в карман, она аккуратно затянула мешочек и уложила его на место.

Она была уже в седле, когда вернулся Сяма с тремя головорезами, совершенно убийственного вида. Однако держались они весьма почтительно.

– Ваша колдовская сила, позвольте рекомендовать. – Сяма почти шаркнул подошвой растоптанного сапога, и Машенька едва не расхохоталась. – Это Жан Пожир, самый честный человек, которого я знаю. Он на моих глазах отказался грабить монастырь… Это Стоп и Ржавый Гвоздь – самые сильные ребята в бан… в отряде. Они могут успокоить любого…

Он выжидающе уставился на Машу, ожидая одобрения или разноса, а та внимательно оглядывала кандидатов в офицеры.

Жан Пожир был здоровенным, рыжеволосым, довольно молодым парнем с упрямым взглядом исподлобья. Он стоял, уверенно расставив ноги и заложив большие пальцы рук за поясной ремень так, что ладони почти касались рукояток двух коротких мечей. Его голубые глаза смотрели прямо в лицо Маше со странным, непонятным ей выражением.

Стоп и Ржавый Гвоздь напоминали двух самцов-горилл. Их огромные тела были слегка сгорблены. Казалось, что их спины сгибаются под тяжестью здоровенных рук, опускавшихся чуть ли не ниже колен и оканчивающихся покрытыми шерстью бочонками сжатых кулаков. Их маленькие глазки светились затаенной злобой и… преданностью!

«Ну что ж, – подумала Машенька, – все равно выбирать не приходится».

– Значит, так, – раздумчиво протянула она. – Лейтенант объяснил вам ваши обязанности?…

– Так, Ваша колдовская сила, я же не мог до твоего одобрения!… – растерянно забормотал Сяма. Машенька с легкой улыбкой глянула на него и продолжила:

– Тогда слушайте. Лейтенант разделит отряд на две равные части, которые будут называться… отделениями. Вы двое, – она кивнула на горилл, – в чине капралов будете командовать каждый своим отделением. Сами будете подчиняться лейтенанту… Теперь – ты. – Она повернулась к рыжему. – Ты рекомендован в каптенармусы. Это значит, что тебе придется заведовать имуществом отряда, закупать провизию, оружие, одежду. Все эти дела потребуют обращения с деньгами. Ты как, деньги-то считать умеешь?…

Она усмехнулась, а парень неожиданно покраснел и пробормотал густым басом:

– Подумаешь – наука, монетки считать!…

– Да? – Машенька медленно вытянула из кармана монетку и показала ее будущему начхозфинчасти. – Это что?

Физиономии вытянулись у всех четверых, но ответил Жан Пожир.

– Это десять гульдов.

– Глядите-ка!… Он действительно умеет считать!… – театрально удивилась Машенька. – А может, ты и читать-писать умеешь?…

Рыжий снова залился ярким румянцем:

– Умею…

Теперь уже три пары глаз уставились на него.

– Ты грамотный?! – Сяма открыл рот первым, и все почувствовали напряжение в его голосе. «Почуял конкурента!…» – мелькнуло в голове у Машеньки.

– Очень хорошо! – Новоявленная баронесса снова взяла разговор в свои руки. – Значит, у нас есть кому составить список гвардейцев. – Она повернулась в сторону Сямы. – По тому, как ловко ты уходишь от этого вопроса, я поняла, что ты не владеешь грамотой?

Тот неожиданно гордо выпрямился и даже подбоченился.

– Благородному воину некогда, да и незачем, разбираться в каких-то там каракулях! Я умею ставить подпись и достаточно хорошо разбираюсь в людях, лошадях и оружии! Так что грамота…

– Никогда и никому еще не мешала, – перебила его Маша. – И вообще, ты, лейтенант, заткнись, пока лишнего не наболтал.

Она снова повернулась к повышенной в чине троице.

– Значит, Жан Пожир составляет список личного состава, лейтенант Сяма делит отряд на два отделения, вы принимаете командование над своими подчиненными. На все дела вам час. После этого Сяма и Жан – ко мне. Остальным готовить лагерь – мы здесь заночуем. Свободны, – скомандовала она.

Ее офицеры развернулись и направились в сторону рядового состава. Машенька тяжело вздохнула, подумав: «И чего я с ними связалась! Ехала бы сейчас спокойненько к своему герцогу!…»

Она тронула своего жеребца, и тот медленно двинулся с поляны в негустой перелесок. Отъехав несколько десятков метров, Маша соскочила с коня и устроилась на относительно чистом клочке травы под раскидистым кустом бузины. Через несколько секунд ее тело уже отдыхало. Та же неопределимая субстанция, которую в просторечии называют «дух», «душа», а сама Машенька называла «Маша-Два», отправилась обозреть окрестности.

В первую очередь Маша-два присмотрелась к тем страстям, которые разбушевались в толпе ее наемников.

Бравые молодцы обступили вновь назначенных ею офицеров плотным кольцом и кричали каждый свое.

– …Да нет у нее никаких денег!… Брешет она, а вы как дубье тупое, за ней попретесь!… Получите по паре медяков да по тряпочке между ног!… А ведьмачка заявится к герцогу во главе отряда… Вот ей и будут честь и хвала!… И денежки!… – размахивая короткопалыми кулаками, рокотал утробным басом низкорослый мужичок, с совершенно необъятным животом, охваченным широким поясом, из-за которого торчал ржавый зазубренный топор. При этом он поминутно оглядывался на стоявшего несколько в стороне и молчавшего Трота.

– А зачем это нас надо переписывать?… – бубнил топтавшийся напротив басистого пузана верзила с изрытой оспой физиономией. – Не надо меня переписывать… Меня сам герцог не переписывал и ведьме я не дамся!…

– Идти надо за ведьмой!… Коль она нас к себе берет – чего еще надо!… Да под ее покровительством мы будем первыми людьми у герцога!… И кто слышал, чтобы ведьма когда неправду говорила… – пытался перекричать всех черномазый лохматый мужичина с казацким кучеряво-смоляным чубом, падавшим на горевшие угрюмой злобой глаза.

– Пусть она аванс заплатит, тогда я за ней пойду хоть… в задницу к Ариману… А если денег нет, то и службы нет… – верещал худой и какой-то особенно ободранный мужик, взобравшись на трухлявый пенек. При этом он задрал голову так, что всем был виден нервно ходивший по его горлу костлявый кадык.

Все эти выступления встречали шумное согласие или не менее шумное неодобрение со стороны остальных гвардейцев.

Маша-два скользнула к несколько растерянному Сяме и язвительно прошептала прямо в его заросшее волосами ухо.

– Ты, лейтенант, будешь людьми командовать или будешь трястись, как осиновый листик? Ну-ка, успокой крикунов.

И тут же зашептала в ухо Жану Пожиру:

– Объясни козлам, что полугодовой аванс будет выдан только внесенным в список гвардейцам, и только под роспись… И аванс будет выдан сегодня…

Оба вздрогнули, услышав Машенькин голосок буквально в своей башке, но отреагировали мгновенно. Сяма столкнул на землю худого крикуна и сам вскочил на пенек.

– А ну, кончай орать! – гаркнул он на всю поляну и оглядел мгновенно примолкших мужиков тяжелым взглядом из-под нахмуренных бровей. – Сами вступили в гвардию ее милости Маши Д'Арк… Забыли, как под елочку поспешали?… А теперь горло драть начали?… Кто еще слово вякнет, живо в петле запляшет!… Стоп, Ржавый Гвоздь, ну-ка навести порядок!…

Оба капрала глухо заворчали и начали засучивать рукава. Поляна мгновенно стихла, и в этой тишине раздался спокойный голос Жана.

– Господин лейтенант, можно мне два слова сказать?

– Валяй, – разрешил Сяма, довольный столь явным признанием его главенства.

– Я только что получил указание Ее колдовской силы госпожи баронессы. – Гвардейцы немедленно принялись озираться в поисках «госпожи баронессы». Никого не обнаружив, они оторопело уставились на Жана, ожидая его дальнейших слов. Тот после короткой, но эффектной паузы, продолжил:

– Она поручила мне, как капте… нармусу, сообщить, что милостиво выдаст своим гвардейцам аванс за полгода вперед. Деньги будут выданы сегодня. Но… – он повысил и без того неслабый голос, – …только тем, кто будет внесен в список, и только под расписку в получении!…

Жан замолчал и со значением оглядел сослуживцев, а потом добавил, ухмыльнувшись:

– А денежки у нее есть, можете не сомневаться! Она вот при них, – он кивнул в сторону двух капралов, – вынула из кармана золотничок! А в кармане еще звякало…

– Десять гульдов!… – тихо, почти шепотом, но с глубочайшим почтением прошелестел над полянкой чей-то изумленный голос. И тут же твердо добавил: – Записывай!…

К Жану Пожиру шагнул здоровяк с повязкой через все лицо, скрывавшей его левый глаз.

Жан молча достал из нагрудного кармана своей рубахи огрызок карандаша и сложенный вчетверо листочек коричневой бумаги. Послюнявив карандаш, он взглянул в лицо первого «записанта» и приказал:

– Имя и фамилию говори. И без всяких дурацких прозвищ…

За одноглазым сразу образовалась молчаливая, беспокойная очередь.

Маша заметила, как Трот смачно плюнул в подвернувшиеся кусты и быстро пристроился в конец очереди.

Она медленно поднялась над поляной, над невысокими елками, над лесом и с высоты птичьего полета осмотрела окрестности.

Дорога, по которой двигался отряд, выныривала из леска и, петляя между засеянных полей, пересекала два крупных села, а затем стекала по пологому берегу к мосту через широкую, но, похоже, неглубокую реку. За рекой она вскарабкивалась на крутой противоположный берег и бежала вдоль опушки реденькой рощицы до третьего, самого большого села. Рассекая его на две почти равные части, дорога расширялась до проезжего тракта и уходила в пустую выжженную степь, легшую желтым вытянутым языком. Здесь не росло практически ничего, лишь высокий желто-серый ковыль лениво стлался под редкими порывами ветра. На горизонте, километрах в ста двадцати от наблюдателя, вставали лесистые холмы, за которыми должна была находиться столица герцогства – славный город Гамгур. Рядом с ним были разбиты и ставка герцога, и лагерь его огромного и, как он считал, непобедимого войска.

Сверху было хорошо видно, что река действительно сильно петляет, уводя дорогу в сторону. Как и говорил Сяма, гораздо ближе было идти влево, прямо к реке, к старому заброшенному броду, за которым в прибрежных холмах притаилась небольшая деревушка. От нее в нужном направлении тянулась даже не дорога, а скорее широкая тропа.

Она самостоятельно пересекала полосу степи и у самых дальних холмов сливалась с трактом.

А километрах в пяти, в соседнем лесочке, ясно виднелась широкая поляна с сухой обгорелой елкой посередине. Именно эта поляна и нужна была Марии, именно к ней она и направлялась до встречи с Тротовой шайкой. Ну что ж, дальнейший путь был ясен, можно было возвращаться в собственное тело.

Машенька слегка вздрогнула и открыла глаза. Под кустом было очень уютно, но в ее сторону уже кто-то топал. Пришлось подниматься. Когда сквозь кусты продрались Сяма и Жан, она встретила их внимательным взглядом серых глаз. Оба новоявленных командира, посмотрев в прищуренные глаза баронессы, смутились, вспомнив, видимо, подсказки, непонятным образом полученные от нее во время беседы с подчиненными.

Жан молча протянул исписанную бумагу. Машенька мельком взглянула на плотный шероховатый лист, ожидая увидеть малограмотные каракули, однако лист отличной веленевой бумаги был исписан отчетливым каллиграфическим почерком. Представленный список имел название и нумерацию. Удивленно присвистнув, Машенька внимательно прочла творение Жана. Всего в отряде оказалось восемнадцать человек, включая офицерский состав. Люди были разбиты на две группы по семь человек. Кроме того, на листе были оставлены широкие поля, как сразу догадалась Маша – для проставления подписей в получениижалованья. Она усмехнулась и, аккуратно сложив лист, спрятала его во внутренний карман плаща.

– Ты запомнил состав отделений? – обратилась она к Жану.

– У меня осталась копия, – угрюмо ответил он и настороженно сверкнул глазами в ее сторону.

– Отлично! Составишь две ведомости – на каждое отделение свою. Выдашь людям деньги и получишь на ведомостях роспись. Кстати, – она чуть усмехнулась, – ведомости можно делать на бумаге попроще…

Рыжий Пожир потупил глаза, но на этот раз у него вспыхнули только уши. Машенька помолчала, смакуя его смущение, а потом возобновила разговор.

– Вот, получи деньги. – Она вынула из кармана горсть монет и протянула их Жану.

Тот подставил широкую ладонь и принял золотистый ручеек. Затем, зажав монеты в правом кулаке, он тщательно, по одной, переложил их в левую ладонь и поднял глаза на Машу.

– Здесь слишком много…

– Нет, не много. После раздачи жалованья, возьмешь с собой двоих гвардейцев и поедешь в село. В какое – решишь сам. Там ты закупишь провизию для отряда на три дня и, если сможешь, лошадей на весь отряд и телегу с упряжкой. Провизию в чем-то везти надо… На все покупки представишь расписки.

– А если продавец неграмотный? – первый раз улыбнулся Пожир.

– Пальчик ему намажешь и к бумажке приложишь, – улыбнулась в ответ Машенька и вдруг почувствовала, что в этом Мире у нее появился друг.

Жан неуклюже переступил с ноги на ногу и, повернувшись, ринулся сквозь кусты выполнять поставленную задачу.

– Лейтенант, – повернулась Машенька к Сяме. – Проследи, чтобы люди, получив жалованье, не напились и не разбежались. А то вторую половину получать некому будет. Разбивайте ночевку, не забудь выставить посты. Ступай, я еще здесь побуду.

Сяма круто повернулся, но Маша уловила взгляд, брошенный лейтенантом на карман, из которого она доставала монетки.

Сяма скрылся в кустах, а Маша усмехнулась, только теперь в ее усмешке было мало смеха. Минут десять она вышагивала возле зарослей бузины, о чем-то сосредоточенно размышляя, а затем, снова взобравшись на лошадь, двинулась напрямик к примеченной с высоты поляне.

До места она добралась минут через тридцать и без всяких приключений. Выехав из леска на край поляны, она остановила коня и еще раз внимательно осмотрелась. Причем на этот раз подключила и свое Истинное Зрение. Вокруг было тихо, безлюдно, беззверьно. Только легкий ветерок чуть покачивал верхушки деревьев. Поляна с пожелтелой, словно подпаленной травой, была видна каждой своей кочкой. Посередине ее высилась старая, матерая, давно мертвая сосна с уткнувшейся в небо черной обугленной верхушкой. Нижние ветви сохранились и торчали в разные стороны костистыми, корявыми лапами. Давно осыпавшаяся кора гнила вокруг мертвого дерева, превращаясь в коричневатую труху, а нижняя часть обнаженного ствола желтела будто старая кость.

Маша тронула коня и медленно приблизилась к дереву. Здесь она с минуту постояла, внимательно оглядывая сосну, а потом соскочила на землю и подошла вплотную к ней. Она видела перед собой самое обычное засохшее дерево.

«Ну что ж, – подумала она. – Попробуем, чему меня научили. Не станет дед Антип так настойчиво требовать чего-либо, если в этом действительно нет необходимости!»

Машенька подняла правую ладошку, сложенную лодочкой, и провела по мертво желтеющему стволу сверху вниз, приговаривая заученные малопонятные слова, складывающиеся в ритмическую фразу. И под ее рукой из-под наведенного морока начала проявляться истинная поверхность дерева. Она была точно такой же мертвой, но в ней, на уровне плеч девушки, появилось довольно глубокое дупло. Маша быстро засунула в дупло руку и вытащила маленький тряпичный сверток. Зажав сверток в кулачке, она провела правой ладошкой по стволу в обратном направлении, приговаривая другой тарабарский стишок, и морок снова занял свое место.

Маша быстро вернулась к коню, вскочила в седло и быстро поскакала прочь с поляны. Только углубившись в чащу, она остановилась и развязала сверточек. Внутри довольно грязной тряпочки лежала маленькая золотая сережка – этакий лихой завиток, с замысловатой застежкой и капелькой бирюзы. Именно этот талисман она должна была носить не снимая. Дед Антип так и сказал – носить не снимая! Никогда! Пока она не вернется назад! И при этом в его глазах плескалась такая не свойственная ему тревога.

Девушка, чисто по-женски полюбовавшись на несколько необычное ювелирное изделие, деловито вдела его в правое ушко. И тут же почувствовала, что застежка словно растворилась в нежной мочке уха. Вряд ли теперь кто-нибудь смог бы снять сережку, ну разве что вырвать вместе с ухом. Еще раз тронув кончиками пальцев свое новое украшение, Маша не торопясь тронулась в обратный путь. Ей было очень интересно, что несет в себе эта сережечка, но дед Антип ничего ей не объяснил.

Вернувшись в лагерь, она была приятно удивлена. Во-первых, поляна была прибрана. Весь мусор выбрали из травы, и она приняла довольно свежий вид. Во-вторых, по краю поляны были поставлены шесть больших шалашей, плотно укрытых еловыми ветками. Седьмой шалашик, гораздо меньшего размера, располагался у противоположного края поляны, под нависшими кустами. Маша сразу смекнула, что это ее резиденция. У шалашика по стойке «смирно» стоял мужик с черным косматым чубом. Видимо, на часах.

Маша подъехала к шалашику, соскочила с коня и, шагнув к часовому, доброжелательно произнесла:

– Все, служивый, хозяйка явилась, можешь быть свободным.

Мужик тряхнул чубом и молча направился в сторону общих шалашей. Приблизившись к одному из них, он кашлянул, и оттуда мгновенно выскочил Стоп. Часовой что-то прошептал ему на ухо, и тот, кивнув, рысью двинулся к Маше. Подбежав, он сразу забормотал:

– Ваша колдовская милость, оставила бы ты часового… Мало ли что может случиться… А он – тут как тут…

– Глянь-ка, Стоп, а ты, оказывается, разговорчивый!… – Маша добродушно улыбнулась. – Только мне нянька не нужна, я вполне могу обойтись своими силами.

– Ваша колдовская милость, – шепотом взмолился Стоп, – Пожир, когда уезжал, знаешь что мне сказал? Если, говорит, с Ее колдовской милостью что случится, я, говорит, тебе, Стоп, без всякого колдовства все твое хозяйство повыдергиваю!

Он скосил глаза вниз, помолчал и снова жарко зашептал:

– А ты, Ваша колдовская милость, знаешь он какой? Его сам Трот боялся… Как Жан скажет – так и сделает… Так что ты уж сделай милость, оставь Огонька на стреме. Мне спокойнее будет. – И он инстинктивно прикрыл волосатой ладонью низ своего живота.

Машенька чуть не расхохоталась, глядя в испуганные умоляющие глазки огромной гориллы.

– Ладно!… Ставь своего Огонька. Только подальше от шалаша. Пусть смотрит, чтобы меня не беспокоили…

Она отвела коня за стоявшие невдалеке кусты, расседлала его и тщательно вытерла. Затем, уложив седло и другую сбрую рядом с лошадью, вернулась на поляну и нырнула в свой шалаш.

А между тем по-осеннему быстро наступал вечер. Небо стало разноцветным, догорая с одной стороны розовым закатом и темнея до фиолетовой глубины с другой. В воздухе разлились тишина и прохлада. Гвардейцы запалили рядом со своими шалашами костер и, усевшись вокруг пламени, повели какую-то беседу, поглядывая за закипавшим на огне котлом.

Маша сбросила с головы шлем, стянула через голову кольчугу и осталась в светлой, легкой темно-серой рубашке и свободных брюках, заправленных в сапожки. Скоро шагах в десяти от ее шалаша послышалось сдержанное покашливание, а затем хрипловатый голос позвал:

– Ваша колдовская милость, а Ваша колдовская милость… Тут ребята каши наварили, может, ты тоже поужинаешь?…

Маша чуть не подавилась одним из захваченных с собой бутербродов с колбасой. Такой заботы она никак не ожидала. Высунувшись из шалаша, она увидела в сгустившихся сумерках того самого чубатого часового, которого прогнала было от своего шалаша. Он, не приближаясь к ее временному жилищу, держал в вытянутых руках большую миску, наполненную какой-то темной густой массой, из которой торчала ручка ложки. На краю миски был пристроен большой кусок темного хлеба.

Когда Машенька появилась из шалаша без доспехов, у часового буквально отвалилась челюсть. До «госпожи баронессы» не сразу дошло, что мужик впервые видит ее без доспеха, в простой, но достаточно облегающей одежде. И тут она… смутилась. Быстро выхватив миску у него из рук, она нырнула назад в свое укрытие.

Каша была гречневой с мясом и необыкновенно вкусной, видимо, после бутербродов всухомятку, так что проголодавшаяся девчонка опорожнила миску с рекордной скоростью. Вычистив миску хлебной корочкой и с удовольствием эту корочку проглотив, Маша выглянула из шалаша. Часовой маячил на прежнем месте. Она вздохнула и полезла наружу – врожденная порядочность заставляла ее вернуть миску. Однако, вопреки ее опасениям, он уже взял себя в руки и встретил ее спокойным взглядом. Маша сунула пустую миску ему в руки и, смущенно пробормотав «спасибо», направилась назад в свой шалаш, но неожиданно услышала за своей спиной тихий хрипловатый голос.

– Ты, дочка, не сомневайся… Мы тебя в обиду не дадим… Хоть даже и самому герцогу…

Она резко обернулась и молча уставилась на мужика. Тот стоял как ни в чем не бывало только легкая улыбка чуть кривила его губы.

– Хм… спасибо, – повторила Маша. И на этот раз у нее это слово получилось гораздо свободнее и… откровеннее. Она помахала часовому рукой и скрылась в своем шалаше, а тот быстро отошел к костру, передал пустую миску одному из гвардейцев и так же быстро вернулся на свой пост.

Ночь уже вступила в свои права. Окружающие поляну деревья растворились в темноте, и лишь огонь костра выхватывал на мгновения отдельные стволы и переплетения веток. Они уже не казались жалкими, изломанными остатками лесного величия, а приобрели некое темное, таинственное могущество.

Маша улеглась на брошенный поверх кучки сена плащ и долго смотрела из темноты шалаша на пляшущий огонек костерка. Постепенно фигуры, окружавшие костер, начали разбредаться по шалашам, пока возле огня не осталось всего несколько человек. Маша закрыла глаза и расслабилась. Ее тело перешло в режим отдыха, а неугомонный дух вновь воспарил над поляной.

Она, конечно, знала, что подслушивать нехорошо. Но, как говорится, женское любопытство не знает границ, да и какая-то тревога не давала ей покоя. Медленно приблизившись к костру, она услышала негромкий разговор.

– …Нет, ребята, она ж еще совсем девочка… – внятно втолковывал знакомый хрипловатый голос. – А Трот попер на нее со своим хозяйством… Да и мы все, ровно зверье какое, вокруг столпились – очереди ждали. Вот она и защищалась, как могла…

– Ну, Огонек, ты даешь! Ничего себе – девочка! Здоровенного мужика в секунду выхолостила!… А мечом как владеет! Кто видел, чтобы у Трота тесак из лапы выбили?! А тебя послушать, так она прям безгрешный цветик-одуванчик, а мы, злодеи-негодяи, хотели этот цветик растоптать!…

– Именно так и есть!… Ты, Крюк, скажи, зачем мы на нее напали?… Она что, мешала нам, или за ней караван с товаром шел?… Или она кого из нас обидела?… Нет! А раз так – она имеет полное право защищаться…

– Ну, если б мы знали, что она ведьма, мы и не стали бы с ней связываться… Хотя… Говорят, герцог за каждую ведьму или колдуна хор-р-рошие денежки платит…

Молодой парень, которого Огонек назвал Крюком, смачно плюнул в огонь.

– Ага, платит. – Чубатый Огонек уставился в говорившего внимательным черным глазом. – Даже за ребятишек с Даром…

– Ну, вы! – грозно проворчал сидящий на пеньке Стоп. – Еще герцога пообсуждайте!…

Все разом замолчали, уставившись невидящими глазами в огонь.

Только потому, что Маша-два, слушая разговор сидящих у костра, внимательно наблюдала за окрестностями, она заметила, как от одного из дальних шалашей отделилась расплывчатая тень и тихо исчезла в темноте окружающего леса. Неожиданно ей стало интересно, кто бы это мог быть. Легким невидимым облачком она двинулась следом.

Выследить скрывшегося в лесу было несложно. Он ясно высвечивался в инфракрасном диапазоне, который был вполне доступен Маше-два. Мужик шагал быстро и уверенно, как будто хорошо видел в темноте или же прекрасно знал окружающую местность. Впрочем, далеко он не ушел, его целью была ободранная береза, засыхавшая в нескольких десятках метров от лагерной поляны. Под ней уже маячили еще трое. Когда подошел четвертый, раздался глухой бас Трота:

– Кто тут?

– Свои… – ответил неожиданно высоким голосом пришедший. – Чего ты меня вызывал, Трот? Говори быстро, а то сам знаешь, я вместе с Ржавым Гвоздем ночую, а он теперь начальство…

– Щас еще кое-кто подойдет, тогда и поговорим… – пробасил Трот.

И действительно, вскоре появился еще один темный силуэт. Он медленно и как-то неуверенно приближался к месту сбора, а подойдя, испуганно спросил:

– Есть здесь кто?…

– А ты не видишь? – грубо поинтересовался Трот.

– Ой, – тихонько всхлипнул новенький и слегка присел, словно желал спрятаться в невысокой траве. Тут же из-за темных стволов выступили еще две тени и встали по бокам Трота. В одной из них Машенька сразу узнала того самого невысокого мужика с огромным брюхом, который уговаривал своих товарищей не верить ведьме.

– Значит, так! – уверенно начал разговор Трот. – Мы с Пузаном решили, что ведьму надо кончать! И думаем, что вас троих можно взять в нашу команду…

Он помолчал, ожидая ответа пришедших.

– И когда? – спросил парень с высоким голосом.

– Прямо сейчас…

– И ты думаешь, что вам это удастся? Думаешь, ведьма не будет сопротивляться?

– Там Огонек ее караулит… Его что, тоже придется… убрать? – проблеял неуверенный испуганный голосок из травы.

– А мы подберемся к ее шалашу со стороны леса… Она и проснуться не успеет, как мы ее кончим. И Огонек ничего не заметит.

– А потом… – снова испуганно донеслось снизу, – ребята ведь почти все за нее… Она их прямо околдовала…

– Она их не околдовала, – неожиданно подал голос мужик, появившийся вместе с Пузаном. – Она честная – что говорит, то и делает…

– Что-то она со мной сделала совсем не то, что говорила!… – перебил его Трот.

– Как раз именно то, что говорила… Она ж тебе сказала, что у тебя на один раз пописать осталось. А ты хвастаться начал… Вот и дохвастался…

– Ты, значит, считаешь, что я сам виноват в том, что она со мной вытворила? – угрожающе поинтересовался Трот.

– Конечно!… Нечего было девчонку трогать, тогда бы и она нас не тронула…

– А ты, я смотрю, в одну дуду с Огоньком дуешь… – подал голос Пузан.

– Это ты в одну дуду с Тротом дуешь, и даже с одного конца. А у меня свое мнение имеется! Я против ведьмы не пойду… Да и не получится у вас ничего…

– А не боишься, что мы тебя здесь оставим, насовсем. Сам знаешь, постукоши никому не нужны. Вдруг ты быстрее нас до ведьмочки своей добежишь?… – Трот сделал мягкий скользящий шаг в сторону отступника. Слабо лязгнула невидимая сталь.

Но парень, похоже, хорошо знал своих товарищей и держался начеку. В его руке тоже мгновенно блеснуло лезвие, а кроме того, он столь же легким и коротким движением оказался у темного дерева, защитив спину его стволом.

– Нет, я вас не собираюсь выдавать… Но только потому, что уверен – ведьма уже знает о вашей затее…

В траве слабо пискнули.

– Это откуда же? – ласково поинтересовался Пузан.

– А оттуда же, откуда она узнала, что ты ребят подговаривал не соглашаться на ее предложение поступить к ней на службу. Думаешь, Сяма просто так вдруг стал таким смелым… И Жан в ораторы вылез… Тебе до сих пор не ясно, что это она им подсказала?…

– Не сочиняй, ее там не было… – В голосе Пузана явно не хватало уверенности.

– Да?… Ты вспомни, она – ведьма… И никто не знает всех ее способностей…

– Пузан тоже колдун… – прохрипел Трот.

– Был колдун, да, похоже, весь вышел. Иначе что ж он ее не успокоил?… – язвительно ответил парень. – Или может, Пузан уже и заклятие ее с тебя снял?… – В его голосе слышалась явная насмешка.

– Когда я ее прикончу, заклятие само рассеется, – прохрипел выведенный из себя Трот.

– Вот как? Прикончишь… По-моему, ты один раз уже хотел ее поиметь?… И тебе это не слишком понравилось!…

– Сначала прикончу, а потом поимею…

– Э, э, Трот, – забеспокоился вдруг Пузан. – Как это – прикончишь, мы же договаривались отвезти ее к герцогу.

– Эт как получится, – усмехнулся Трот. – Поймаем живенькой – отвезем герцогу, не получится – прикончим…

– Ты чего, – возбужденно зашептал Пузан. – Ее надо обязательно к герцогу!… Это ж такие деньги!…

– Пузан знает, что говорит… – насмешливо вмешался в разговор парень с высоким голосом. – Пузану можно верить… Он ведь сам через это прошел… Эй, колдун, сколько герцог за тебя-то отвалил?…

Пузан неожиданно захрипел и мешком повалился на землю. Под березой повисло молчание, а через несколько секунд неподвижно лежавшая пузатая фигура зашевелилась.

– Ладно!… – будто очнувшись от наваждения, прохрипел Трот. – Я вас уговаривать не буду. Мы и вдвоем с Пузаном справимся. Только тогда ведьмины денежки все наши будут…

– Какие денежки?… – вскочил на ноги тот, что пришел последним.

– А ты думаешь, ведьма нам свои последние монетки отдала? У нее наверняка еще много таких кругляшей…

– Я с вами, – тут же согласился испуганный. – Могу на стреме постоять, – тут же нашел он для себя применение.

– Постоишь там, куда я тебя поставлю!… – отрезал Трот.

– Я, пожалуй, тоже с вами, – решился тонкоголосый. – Если понадобится, могу и Огонька успокоить. – Он помолчал, а потом хохотнул: – Не разбив яиц, не приготовишь омлет…

– Точно… – согласился отказавшийся от дела. – Мне тоже интересно, кому из вас первому она яйца перебьет…

– А ты лучше здесь пока постой, – захрипел Трот в его сторону. – Для твоего здоровья полезнее. Потом мы решим, что с тобой делать…

Парень в ответ только неопределенно хмыкнул, но Машенька этого не услышала. Она уже открыла глаза в своем шалашике и тут же принялась за дело. Быстро набив сеном свой кольчужный доспех, она пристроила к нему шлем и укрыла всю композицию плащом. Потом, оглядевшись, она поскребла по земле, на которой стоял шалаш, и набрала горсточку пыли. Затем она прикрыла глаза и принялась посыпать плащ пылью, произнося странные шипяще-квакающие звуки.

Когда она закончила накладывать заклятие, по плащу пробежала желтовато-зеленая волна, он на мгновение слабо засветился, а потом все стало, как прежде. А Машенька раздвинула ветки, составлявшие заднюю стенку шалаша, и выскользнула в ночную темноту.

Стоявший невдалеке от костра Огонек не заметил, как неясная тень скользнула вверх по темному стволу стоявшего позади шалаша дерева и исчезла в его кроне. А через несколько долгих минут прямо под этим самым деревцем, словно выплюнутые лесным мраком, замерли четыре другие темные тени. Постояв несколько секунд, Трот молча взмахнул рукой, и заговорщики разделились. Один из них, прокравшись на четвереньках сбоку от шалаша, принялся наблюдать за топтавшимся на поляне Огоньком, второй, самый маленький, метнулся к задней стенке шалаша и замер, прислушиваясь. Следом за ним, довольно громко пыхтя, отправился Пузан. Трот остался у дерева, опустившись на одно колено и пристально наблюдая за своими помощниками.

На секунду все замерли, и в этот момент из шалашика послышался короткий всхрап и шевеление, словно спавший там человек перевернулся на другой бок.

Маленькая фигурка осторожно раздвинула ветки, образовывавшие заднюю стенку, и юркнула внутрь шалаша. За ней, собравшись с духом и сдерживая рвущееся сопение, последовал Пузан. Тут же в шалаше послышалась короткая приглушенная возня, а следом раздался тоненький мышиный писк.

Огонек остановился и начал пристально смотреть в сторону шалаша. Однако все было тихо. Он не видел, как замер в тени наблюдавший за ним парень и приподнялся с колена Трот. Через несколько секунд Трот, удостоверившись, что Огонек не собирается подходить к шалашу, бесшумно скользнул к раздвинутой задней стенке и скрылся внутри шалаша. Снова в шалаше послышалась короткая возня, и на этот раз Огонек неуверенно сделал несколько шагов в его сторону, присматриваясь к ночной тьме еще пристальнее.

И тут прямо перед ним, сжимая в руке длинный тонкий кинжал, появилась пригнувшаяся долговязая фигура и прошипела:

– Не надо туда ходить… И ручки в стороны разведи… Пошире, пошире. – Тонкоголосый удовлетворенно хмыкнул, наблюдая, как Огонек медленно выполняет его приказание.

– С кем же это ты, Певец, снюхался? – слегка севшим голосом спросил Огонек, разведя руки широко в стороны.

– С кем надо, с тем и снюхался, – довольно прошипел тот. – И плата будет хороша…

– Ага, ведьма тебе за это отсыпет… мало не покажется.

– Ведьму твою ненаглядную уже придушили. А сейчас Трот делает с ней то, что хотел сделать еще утром. – И тонкоголосый неожиданно захихикал. Разведенные руки Огонька медленно сжались в кулаки.

– Если вы ее пальцем тронули, я вас сам как курей передушу!… – хрипло выдохнул он в лицо тонкоголосому. – Вот прям с тебя и начну!…

Тот отскочил на шаг и зашипел:

– Ты, дружок, совсем рехнулся. Да все ребята опять встанут за Трота, как только этой девчонки не станет. Так что тебе с Пожиром ой как не сладко придется. – Немного помолчав, он добавил: – А может, мне тебя прямо сейчас кончить, чтобы не мучить? Ведь тебе мучительно будет смотреть на то, что Трот с девчонкой сделает?…

Огонек зарычал и двинулся вперед, прямо на обнаженный клинок.

Но в этот момент позади тонкоголосого раздался спокойный девичий голос:

– Ты, Огонек, только по голове его не бей. У него и так ума – кот наплакал, а ты и этот вышибешь… – И заметив, что худая сутулая фигура начинает оборачиваться, Машенька сурово добавила: – Стой как стоишь и ножичек свой брось. А то я с твоих яиц начну яичницу делать.

Тонкоголосый хрюкнул и выронил кинжал из пальцев, а потом сделал два неуверенных шага в сторону Огонька и рухнул на колени.

– Ваша колдовская милость, это меня Трот заставил! Я не хотел, а он пригрозил меня убить, если я с ним не пойду, – заверещал через секунду тонкоголосый, ухватившись за штанину Огонька и боясь оглянуться назад, во мрак, из которого выходила живая и здоровая ведьма.

– Кто не захотел идти, тот не пошел, – сурово ответила Машенька. – А ты, слабоумный, на чужие денежки позарился.

– Ваша колдовская милость, прости… Я за тебя жизнь положу, я…

– Нет уж!… Жарить так жарить. Как ты там сказал?… Нельзя зажарить яичницу, не разбив яиц?… Вот с твоих и начнем…

– Не-е-е-т!!! – завизжал тонкоголосый. После его замечательного вопля из шалашей начали появляться заспанные гвардейцы, некоторые даже с оружием.

– Огня! – громким голосом приказала Мария. – Быстро огня мне!

– Не-е-е-т!!! – снова заорал тонкоголосый, но трое или четверо гвардейцев уже бежали с горящими ветвями в руках. Первым подбежал Ржавый Гвоздь, в его мохнатой лапе горел целый костер. Маша повернулась и, бросив короткое «за мной…», широким шагом направилась в сторону своего шалаша.

– Разобрать, – также коротко приказала Мария, кивнув на свое жилище, и через секунду шалаш был буквально разметан десятком мускулистых рук.

И тогда взорам всех собравшихся предстало страшное и смешное зрелище.

На изображавшем Машеньку чучеле застыли три фигуры. Почти у выхода из шалаша, обхватив руками воображаемые ноги, скорчился невысокий довольно субтильный мужичок. У противоположной стенки застыл Пузан, обхватив чучело обеими руками под шлемом, видимо, считая, что душит его. А на самом чучеле, спустив штаны, расположился Трот, запустив руки под плащ в районе предполагаемой груди жертвы. Все трое лежали молча и совершенно неподвижно, лишь широко раскрытые глаза, стеклянно мерцая бликами от горящих факелов, тяжело ворочались в глазницах да рты были широко раскрыты в немом крике.

Долгую минуту все рассматривали лежащую скульптурную группу, а затем Машенька, презрительно скривив губы, произнесла:

– Слушайте, да это просто какой-то маньяк!… Он же у вас чуть что – штаны скидывает! Видимо, считает свою задницу исключительно красивой?!

– Что с ними делать, Ваша колдовская сила? – прорычал Ржавый Гвоздь. – Может, вздернуть всех троих… нет, всех четверых. – Он оглянулся на тонкоголосого.

Машенька прикусила нижнюю губу и задумалась. Потом, подняв глаза на своего капрала, она задумчиво проговорила:

– Мой учитель, а он человек очень умный, всегда мне говорил: «Если есть время подумать – подумай. Не торопись действовать. Мысль можно передумать – дело, как правило, нельзя переделать!» Так что подождем до утра. А эти, – она кивнула на лежащих, – вполне могут подождать. Четвертого положите рядом и поставьте часового… на всякий случай. И всем – отдыхать! – закончила она тоном приказа.

Гвардейцы глухо заворчали, но начали нехотя расходиться по своим шалашам.

– А как же вы, Ваша колдовская сила? – обратился к Маше Ржавый Гвоздь.

– Обо мне не беспокойся, – улыбнулась та в ответ. – Спать на открытым воздухе – мое любимое занятие…

Она повернулась и решительно зашагала в сторону темневших кустов, за которыми находился ее конь. Там она достала из седельного мешка запасной плащ и, завернувшись в него, улеглась под кустами. Ее подчиненные, посовещавшись между собой, подбросили в еле тлевший костер сучьев, раздули здоровенное пламя, так что Трот с его подельщиками стали ясно видны, и, оставив на дежурстве троих, разошлись по шалашам. Судя по оживленным переговорам, авторитет их «баронессы» достиг совершенно немыслимых высот. Во всяком случае, сменившийся с дежурства Огонек в третий раз начинал рассказ о попытке нападения на Ее колдовскую милость – как-никак он был единственным очевидцем происшедшего.

Потихоньку лагерь затих, только трое дежурных вели тихую, неспешную беседу. Маша долго лежала, глядя широко раскрытыми глазами в высокое звездное небо и не слыша похрапывания своего коня. Она думала. Думала тяжело и горестно. Наконец, приняв какое-то решение, она повернулась на свой правый, спальный, бок и уснула.

Интерлюдия

Когда в семье Еланиных родилась дочка, все их друзья были поражены, насколько изменились муж и жена. Их десятилетний бездетный брак уже начинал давать основательные трещины, и многие опасались за его сохранность, а некоторые из подруг Елены Викторовны Еланиной с нетерпением ожидали, когда наконец красавец и бонвиван Марат Еланин отлепится от своей Елечки. Но Елечка неожиданно забеременела и в положенный срок родила дочь. Именно дочь, которую так ожидал и желал Марат. После этого события Марат Еланин стал не только идеальным мужем, но и любящим, просто трепетным отцом. Он гулял с дочкой, купал и пеленал ее, бегал в молочную кухню. Он даже договорился с какой-то подмосковной бабусей и ездил со своего Арбата к ней деревню за цельным коровьим молоком.

Именно папа первым обратил внимание на некоторые странности своей дочери. Машеньке было шесть месяцев и она уже сидела в прогулочной колясочке, когда папа начал замечать, что если он останавливал коляску хотя бы на несколько минут, вокруг нее сразу собиралось несметное количество голубей. Они облепляли крошечного ребенка, запрыгивали ей на колени, руки, плечи, словно хотели расцеловать малютку. А девочка счастливо смеялась. А месяца три спустя произошел еще один странный случай.

В соседнем подъезде жил огромный и совершенно неуправляемый ротвейлер по кличке Майкл. Этот пес был проклятием всего квартала и в том числе собственных хозяев, не способных ни укротить собаку, ни избавиться от нее. В один прекрасный день Майкла вывели на прогулку в неурочное время. Улица и маленький бульварчик, разбитый между домами, мгновенно опустели, и только Марат, увлеченно читавший, сидя на скамейке, детектив, не заметил появления пса. Когда он, услышав сдавленное рычание, вскинул голову, было уже поздно. Майкл, вырывая поводок из рук своего субтильного хозяина, рвался к детской коляске. Марат застыл, охваченный ужасом, – собака была уже в паре метров от скамейки. И вдруг Машенька как-то странно гукнула и взмахнула маленькой ручкой. В тот же момент у огромного пса словно подкосились передние ноги. Он с размаху ткнулся мордой в бордюрную плиту, а затем, тихо поскуливая, подполз на брюхе к коляске и принялся лизать свесившуюся детскую ручку длинным горячим языком. А девочка в это время счастливо смеялась…

И Марат, и хозяин собаки, выпучив глаза и онемев, наблюдали за невероятным поведением Майкла. Прошло несколько минут, пока отец Машеньки не пришел в себя. Вскочив со скамейки, он быстро покатил коляску с дочерью прочь. Горестный вой оставшейся в одиночестве собаки был ужасен. Майкл успокоенно замолчал только после того как Машенька, повернувшись в своей коляске помахала ему рукой и, сказала что-то на своем лепечущем детском языке.

С тех пор, если Майкла выводили гулять одновременно с Машей, пес не отходил от коляски, преданно глядя девочке в глаза и ловя каждое ее повеление.

Пожалуй, начиная именно с этого случая, Марат Еланин начал пристально наблюдать за своей дочерью. А наблюдать было за чем. Чего стоит хотя бы эпизод с лестницей в их подъезде.

Машеньке было тогда годика три, и она уже с год посещала детский сад. Однажды, когда отец забрал ее вечером из сада, она задала ему «взрослый» вопрос.

– Папа, – сказала она, – почему Мишка Шишкин дразнит нашу лестницу?

– Как это – дразнит? – не понял отец.

– Он говорит, что она у нас щербатая… Он говорит, что в его доме лестница новая, а у нас – щербатая!…

Уже было сказано, что Еланины жили в центре старой Москвы, на Арбате. Дом их был, естественно, очень старый, и, конечно, лестницы в подъездах были довольно-таки истертые и оббитые, хотя и с прекрасными, литого чугуна, перилами. Соседний дом, в котором обитал Машенькин одногруппник, Шишкин Мишка, был не менее старым, но Мишкин отец был каким-то крупным начальником по строительной части и смог устроить в своем доме капитальный ремонт с заменой лестничных пролетов. Так что в Мишкином доме лестницы действительно были новыми.

Отец так и объяснил Машеньке, что в их доме лесенки старые, стертые, а заменить их очень сложно, поскольку такие лесенки сейчас уже не делают.

Машенька задумалась, а дня через два, когда отец вел ее домой, она вдруг принялась посыпать каждую выщербленную или слишком уж истертую ступеньку желтым песочком из детсадовской песочницы, что-то при этом приговаривая. Правда, звуки, которые она издавала, речью назвать было нельзя, так – невнятное бормотание.

Марат Семенович строго спросил дочь, что это она делает, на что та спокойно ответила:

– Я ступеньки лечу… Вот я их полечу, они к завтрему и отрастут.

И наутро ступени действительно были как новые – ни щербинки, ни потертости. Больше всего изумило Марата Семеновича даже не явное колдовство в исполнении его дочери, а то, что жители подъезда не обратили совершенно никакого внимания на проведенный его дочерью «капитальный ремонт».

Когда Маша училась во втором классе, произошел случай, чрезвычайно напугавший ее отца. Правда, он об этом никому не рассказал. Просто не успел.

Тот самый Мишка Шишкин, втайне страстно влюбленный в Машеньку, в порыве горячей детской ревности вывел на стене лестничной клетки надпись «Машка – таракашка» и нарисовал мерзкое животное сантиметров пятидесяти длиной с гигантскими усами, торчащими на стебельках глазищами и пятнадцатью членистыми ногами. Эта надпись и картинка радовали жителей подъезда дня три, но вечером на четвертый день Елечка вернулась домой и рассказала мужу с дочерью, что сейчас она в магазинной очереди слышала рассказ Мишкиной мамы о появившемся в их квартире чудовище. Этот жуткого размера жук быстро носился на огромном количестве ног по стене кухни, свистел и плевался.

– После его плевков, – захлебывалась Мишкина мама, – на стенах, полу и обеденном столе оставались вот такие черные пятна, которые ничем не смываются!

По словам Елечки, большинство в очереди не поверили Мишкиной маме, некоторые просто крутили пальцами у висков, и только одна старушка сказала, что это обычный таракан-мутант, которых в тоннелях московского метро видимо-невидимо.

Усмотрев довольную улыбочку на мордашке своей дочери, Марат Семенович босиком выскочил на лестницу. Изумительное Мишкино художество исчезло. На его месте слабо белела сколотая штукатурка. Впрочем, надпись тоже исчезла. Вернувшись домой, он услышал, как дочь успокаивала разволновавшуюся маму.

– Никакие тараканьи мутанты к нам не придут, мамочка. Их просто нет. Был один, и того Мишка нарисовал.

Этот случай, как уже было сказано, очень напугал Машиного папу, но был быстро забыт, поскольку именно в то время появилась Маша-два.

Однажды утром Елечка вошла в спальню дочери будить ее к завтраку и увидела, что та совершенно неподвижно лежит на спине с открытыми глазами и… не дышит! Она хотела притронуться к дочери, чтобы убедиться, что та жива, и… не смогла этого сделать. Она могла дышать, смотреть, слышать, а к дочери притронуться не могла! И тогда она завизжала. На ее визг прибежал перепуганный Марат Семенович, и в этот момент Маша закрыла глаза, глубоко вздохнула и вновь их открыла, явно проснувшись. И тут же обрадовала мать.

– Ой, мамочка, я такой сон видела!!! Как будто я летала над нашим домом, а вокруг было тихо-тихо и светло. А потом по улице поехали машины и из домов стали выходить люди. А я полетела назад и вижу, ты заходишь ко мне!… – Она посмотрела на мать осуждающим взглядом и добавила: – А потом ты как завизжишь, а папа как затопает… Тут я и проснулась.

В течение последующего года Елечка таскала дочку по всевозможным врачам традиционного и нетрадиционного направлений, и каждому рассказывала, в каком состоянии нашла дочь. Машенька каждому врачующему должна была поведать свой необычный сон, а затем и сны, поскольку они периодически повторялись. Однако все эти дипломированные врачи и бездипломные лекари, даже откровенные шарлатаны, сходились на том, что девочка абсолютно здорова. А в лексикон семьи твердо вошло выражение «Маша-два». Именно так называла Мария свое странное состояние то ли сна, то ли бодрствования. К слову, постепенно выяснилось, что Маша-два видит действительно происходящие события.

Практически до восьмого класса на Машу-два списывались все проступки, капризы и неблаговидные деяния Машеньки. Стоило, например, отцу спросить откуда на страницах дневника такие странные чернильные разводы, как дочь спокойно отвечала: «Это Маша-два двойки прогоняла, а те, когда уползали прочь, наследили».

Все это можно было бы считать детскими фантазиями, если бы двойки действительно не исчезали из дневника. Даже те, за которые папа уже расписался!

Летние каникулы после восьмого класса Машенька, как всегда, проводила на даче. И там познакомилась с новыми соседями – Людочкой Милиной и ее маленьким сынишкой, а затем с ее мужем – Ильей.

После этого странности Марии быстро сошли на нет. Маша-два тоже исчезла и больше не беспокоила Марата Семеновича и Елечку. Увлечениями их дочери стали верховая езда и фехтование, а также стрельба из лука. После школы Маша без особых усилий поступила в Государственный университет управления и, казалось, стала самой обыкновенной, хотя и очень красивой девушкой. Ее родители успокоились и не могли нарадоваться дочерью.

Но однажды Машенька неожиданно заявила отцу с матерью, что она взяла в университете академический отпуск и уезжает на два-три года куда-то очень далеко в научную экспедицию. Куда конкретно, она, несмотря на все требования родителей, не уточнила. Просто в один прекрасный день Маша ушла из дома и не вернулась…

Камень второй (продолжение). Машенька – ведьма по призванию

Утром погода резко испортилась, как это часто бывает ранней осенью. Небо было обложено низкими, плотными, грязно-серыми тучами, из которых сыпался мелкие промозглый дождик. Костер возле шалашей почти погас, а ночная стража полегоньку прикемаривала. Спавшие в шалашах гвардейцы начали по одному выползать на поляну, побуждаемые чисто физиологическими требованиями тела. Было еще достаточно рано, и поздно улегшиеся мужики не выспались. Однако именно в этот час из сизых замокших кустов на поляну выступил гнедой жеребец, на котором восседала колдовская сила в полном рыцарском облачении и вооружении. Видимо, Маше Д'Арк четырех часов сна было более чем достаточно для восстановления своих сил.

Неудачливые убийцы и насильники все так же неподвижно лежали на захватившем их чучеле, а рядом валялся связанный Певец. Машенька медленно подъехала к дежурившим гвардейцам и приказала:

– Быстро, вызовите мне капрала!…

Через секунду перед ней, заправляя рубаху в штаны, появился заспанный Стоп.

– Так, господин капрал!… – сквозь зубы процедила язва-ведьма. – Поднимай отряд, пусть умываются и строятся. Пора утреннюю поверку делать…

Стоп рванул вдоль шалашей, криком поднимая гвардейцев:

– Просыпайтесь, сонные кроты!… Подъем! Рожи мыть и строиться!… Кто последним вылезет из постели, будет всем сапоги чистить!…

И в этот момент в туманной мороси, окружавшей лагерь, послышался нарастающий лошадиный топот. Маша повернула своего коня в сторону приближающейся конницы, не обращая внимания на суетливо выскакивающих из шалашей гвардейцев. Цокот многочисленных копыт стремительно нарастал, и скоро на поляну втянулся целый табун лошадей, направляемый пятью всадниками, а за ними въехала доверху нагруженная телега, на передке которой восседал Жан Пожир, тревожно оглядывая лагерь.

Увидав посреди поляны своего командира, он резко осадил свою лошадь и, соскочив с телеги, бегом бросился к ней.

– Ваша колдовская сила! – начал он, едва приблизившись к всаднице. – У тебя здесь все в порядке?

– А что такое? – вопросом на вопрос ответила Маша.

– Да мы только легли спать, и вдруг я почувствовал, что у тебя какая-то беда. Я ребятам даже отдохнуть не дал, прямо ночью пошли назад.

Маша чуть улыбнулась и уже мягче ответила:

– Все в порядке, Жан. Как ты сам-то съездил?

– Отлично, Ваша колдовская сила, продовольствие закупил у местного купца, он мне и телегу продал. Расписки на все он мне тоже выдал по всей форме. Уже вечером в село пришли кочевники. Они, как на заказ, вели табун герцогу на продажу. Я предложил им продать мне двадцать голов, так они с радостью – что им лишние дни ноги себе топтать. У них и седлами и сбруей разжился. Еще я успел поговорить со здешними ребятами. Трое хотят вступить в твой отряд на общих условиях. Они поехали со мной, но я их предупредил, что решать будет Ваша колдовская сила. Кстати, они мне рассказали, что в деревне за рекой, – он махнул рукой в сторону старого брода, – живет отличный кузнец! – Жан понизил голос и, оглянувшись, продолжил: – В ту деревню ни бароны, ни герцогские люди не заглядывают, уж больно не по пути. А кузнец – большой мастак по части оружия. У него наверняка запасец есть!

Маша понимающе наклонила голову.

– Я спросил и по поводу обмур… дермо… ва… одежи, в общем, – продолжил он доклад. – Но на такую ораву одинаковую одежу и обувку можно купить только в столице…

Он, словно извиняясь, пожал плечами и еще раз оглядел поляну. Утренний ветерок несколько разогнал туман, и четверка негодяев стала хорошо видна. Жан несколько секунд разглядывал их, а потом поднял взгляд на Машу и спросил дрогнувшим голосом:

– А это что такое?…

– Да вот видишь ли, твой бывший командир решил все-таки осуществить свои прежние намерения относительно меня. А себе на подмогу он навербовал вот этих. – Она презрительно кивнула в сторону лежащих. – Теперь вот думаю, что с ними делать…

– Трот хотел тебя убить? – уточнил Жан.

– Ну да… А для верности послал вперед Пузана и вон ту мелочь… А писклявый стоял на стреме.

– Так вот почему мне ночью было так неспокойно… – вслух подумал Жан, а потом, вновь обращаясь к Машеньке, спросил: – И что же ты, Ваша колдовская милость собираешься с ними делать?

– А что ты посоветуешь? – неожиданно для самой себя спросила Маша.

– А что тут советовать?… Они взяли плату, как наемники. По закону это значит, что они принесли тебе присягу. Посягнув на твою жизнь, они эту присягу нарушили. Более того, они стали клятвопреступниками. За это полагается только смерть. Причем их можно просто удушить обрывком веревки. И это будет законно… и справедливо.

Разговаривая таким образом, они медленно двигались к лежащей четверке. Последние слова, видимо, проникли в затуманенное сознание тонкоголосого, который, несмотря на опутывающие его веревки, мог в какой-то мере шевелиться, и его тело не затекло совершенно, как это случилось с его полностью обездвиженными подельщиками. Он дернулся, услышав жесткое предложение Жана, и захрипел из последних сил.

– Ты его не слушай, ведьма!… Ты себя слушай… Ты же не такая, как мы. Тебе наши законы не подходят… Сама решай…

И замолчал, с ненавистью уставившись на Жана. Тот молча и спокойно встретил его взгляд, презрительно сплюнув себе под ноги. Тонкоголосый закрыл глаза и опять замер. Остальные трое не могли сделать даже этого. Белки их помутневших глаз налились кровью и потеряли осмысленное выражение.

Маша обернулась через плечо и позвала:

– Лейтенант, подойди сюда…

Сяма, умытый и подтянутый, через мгновение вырос перед ней.

– Распорядись развязать и поднять этих. – Маша кивнула на лежащую четверку.

– Вешать будем, Ваша колдовская сила? – бодро поинтересовался тот.

– А ты палачом будешь? – задала Машенька встречный вопрос.

Сяма замялся, но через секунду справился с собой и ответил, правда, без прежней бодрости:

– Как прикажет Ваша колдовская сила…

– Давай, зови людей, – проворчала Мария и, снова повернувшись к Жану, спросила: – Ты вина привез?

Тот утвердительно кивнул.

– Принеси бутылку… – попросила баронесса. Пожир бросился к своей телеге. Маша в это время, сложив пальцы щепотью, незаметно трижды перекрестила лежащих и как-то странно каркнула. Три тела скованных заклятием сразу расслабились. Их глаза закатились и веки опустились на истерзанные глазные яблоки. Тело Трота, лежавшее слегка на боку, откатилось в сторону и перевернулось на спину, демонстрируя его голый живот. Маша брезгливо сморщилась и коротко бросила подбежавшим гвардейцам:

– Приведите его в порядок. – А затем приказала вернувшемуся с бутылкой Жану: – Дай им попаре глотков… А то они замерзли на открытом воздухе да с голыми задницами.

Отдав эти распоряжения, она тронула коня и отъехала в сторону, дав возможность своим людям заняться пленниками.

Через пятнадцать минут интенсивной народной медицины, включавшей в себя прием спиртного внутрь и усиленный массаж физиономий, четверо ренегатов были приведены в относительно вменяемое состояние. Они были поставлены в центре поляны и, опираясь друг о друга, ожидали решения баронессы. Не менее заинтересованно ждали вынесения вердикта столпившиеся вокруг них их бывшие товарищи. Хотя все прекрасно понимали, каким будет это решение, и сообразительный Сяма уже скомандовал приготовить четыре прочные веревки.

А Машенька, опустив голову и глубоко задумавшись, медленным шагом объезжала четверку по кругу. Она не замечала почтительно отступающих перед ее конем гвардейцев, растерянных, лихорадочно блестящих глаз обреченных преступников, она снова и снова взвешивала решение, принятое ею еще ночью.

Наконец она остановила коня и подняла голову. В ту же секунду над поляной повисла гнетущая тишина. И словно последние, тяжелые капли красного вина, падающие из опрокинутой бутылки в переполненный бокал, в эту вязкую тишину рухнули слова, сказанные звонким девичьим голосом:

– Отпустите их! Пусть они уходят!…

И над поляной вновь повисла тишина. Пустая тишина облегчения.

Только через несколько секунд прозвучал изумленный вопрос:

– Но… почему?

И Машенька ответила:

– Я надеюсь, что в будущем мои решения не будут сопровождаться какими-либо вопросами. Но сегодня я, так и быть, объясню… Во-первых, я не желаю, чтобы мои люди становились палачами. Или среди вас есть желающие?…

Под ее тяжелым взглядом стоявшие плотным кругом гвардейцы только слегка попятились.

– Во-вторых, эти четверо столь ничтожны, что мстить им я считаю ниже своего достоинства. И в-третьих, вчера они меня… повеселили и поэтому заслуживают награды. Пусть она будет такой!…

И она улыбнулась. И ее гвардия сначала неуверенно, а затем все более искренне и открыто заулыбалась. Только четверо неожиданно обретших жизнь никак не могли осознать услышанное. Они смотрели шальными глазами на ухмыляющиеся физиономии бывших своих товарищей и ничего не понимали.

Наконец самый маленький, словно прозрев, быстро завертел головой и вдруг, медленно опустившись на колени, горько зарыдал. Его голова уткнулась в седую клочковатую траву, зад жалко отклячился, и все тело содрогалось от истеричных рыданий. Пузан сначала уставился на малыша, а потом принялся шарить ладонями по своему телу, начиная от горла и кончая своим необъятным брюхом. Тонкоголосый вдруг часто-часто заморгал, потом поднял лицо к небу и забормотал своим писклявым голосом:

– Я знал… я знал… я знал…

И только Трот стоял по-прежнему, набычившись, глядя на Машеньку исподлобья. Наконец он шагнул в ее сторону, но перед ним мгновенно вырос Жан, а по обеим сторонам от него тут же встали, сжав кулаки, Стоп и Ржавый Гвоздь. Трот сразу понял, что подойти к баронессе ему не дадут – хотя что он мог ей сделать, поэтому он заорал своим хриплым голосом:

– Убей меня! Ведьма, лучше убей меня!! Или я тебя убью!!

Он помолчал, а потом снова заревел с непередаваемым отчаянием в голосе:

– Ведьма-а-а! Убей меня-а-а!!

И снова над поляной повисло изумленное молчание. И снова его прервал спокойный, но на этот раз мужской голос:

– Уходи!… – И Жан кивнул головой на мгновенно образовавшийся проход в кольце гвардейцев.

– Ы-ы-ы-ы! – завыл Трот, запрокинув голову. А потом он повернулся и, свесив голову, медленно пошел прочь. Никто его не тронул. А вот его «соратников» выпроводили с поляны пинками. И Пузан даже нашел в себе силы огрызаться на каждый пинок. В общем, проводы несостоявшихся убийц вылились во всеобщее народное гулянье, которое прервал властный окрик Ее колдовской силы.

– Выступаем через полчаса! Кто не будет готов – два наряда вне очереди!…

И хотя никто не понял, что такое «два наряда», все поняли, что к «одеже» это отношения не имеет. Так что через полчаса колонна во главе с лейтенантом была готова к выходу. Но Машенька, сурово оглядев свое воинство, неожиданно улыбнулась и спросила:

– Так, пешие-пешеходы, кто поводьями владеет?… Трое новичков, быстро разобравшись в существе вопроса, разом шагнули вперед. Остальные, не желая ни в чем уступать «молокососам», протопали за ними.

– Вот как?! – удивилась Машенька. – Прекрасно! Седлать коней!

И знаете, через двадцать минут вся ее гвардия была в седлах! Вот только кавалеристами были далеко не все. Поэтому колонна сначала двинулась неспешным шагом, давая возможность новичкам приноровиться к своему «верховому» положению.

По приказу командирши отряд свернул к старому броду – на короткую дорогу к ставке герцога. Вопреки мнению лейтенанта Сямы никто не возражал против такого маршрута, видимо, понятие «дисциплина» начало доходить до понимания ватажников. Причем не дисциплина кулака, а дисциплина авторитета.

В начале пути всадники старались держаться строгой колонной, однако ночные и утренние события, стремительно разворачивавшиеся и так неожиданно закончившиеся, требовали обсуждения. Так что уже через полчаса после начала движения гвардия сбилась в отдельные кучки, каждая из которых бурно обсуждала окончательное решение баронессы.

Утренний дождь кончился, но солнце так и не показалось из-за нависших клочковатых туч. Воздух был пропитан осенней сыростью и запахом древесной трухи. Лес вокруг стоял тихий и смурый, даже птицы попрятались и помалкивали. Наконец впереди, в просвете леса, мелькнула полоска серо-серебристой воды. Мария, оторвавшись от своих дум, подняла голову и увидела, что Сяма вывел отряд точно к старому броду. За рекой, прямо от берега, начиналась улица небольшой деревни. Маша повернулась к лейтенанту, трусившему рядом с ней на каурой кобыленке.

– В деревне задержимся часа на два-три. Предупреди ребят, чтобы никакого хулиганства, а тем более грабежа не было. У них вполне хватит денег расплатиться за все, что понадобится. Если на кого пожалуются – повешу!

Сяма коротко кивнул, придержав лошадь, дождался обоих капралов и начал им что-то горячо втолковывать. Мария кивком головы подозвала к себе Жана.

– Поедешь со мной к кузнецу. Возьми с собой кого-нибудь из местных, пусть дорогу покажут.

Жан махнул рукой, подзывая молодого светловолосого, веснушчатого паренька и крикнул:

– Орт! Давай ко мне!

Тот, тронув своего коня, быстро приблизился, и вся троица первыми ринулись в быструю воду брода.

На противоположной стороне, пока ее жеребец карабкался по крутому подъему, Маша оглянулась назад и была поражена. Ее отряд форсировал реку стройной колонной и даже сохраняя установленную ею расстановку по росту! Впереди двигался Сяма, а сразу за ним оба капрала. Банда, взятая ею под опеку, действительно стала походить на обученную регулярную воинскую часть.

Но особенно долго задумываться над такой метаморфозой ей не пришлось. Они добрались до верхнего обреза берегового откоса, и их проводник пустил свою лошадь наметом. Они с Жаном ринулись следом по странно пустой деревенской улице. За деревней расстилалось перепаханное, но незасеянное поле, а за ним виднелся небольшой каменный дом, рядом с которым дымила трубой полуоткрытая кузня. Из кузни слабо доносились звонкие удары молота.

Через несколько минут они подскакали к дому. Рядом с ним был разбит обширный огород, посреди которого стояла молодая девушка с испачканными землей руками. Она оторвалась от работы и спокойно рассматривала всадников.

– Панька, – крикнул, придержав лошадь, их веснушчатый проводник. – Хозяин-то где?…

Девушка улыбнулась, видимо, узнав паренька, и крикнула в ответ:

– В кузнице, заказчик у него…

Орт снова тронул коня, но теперь уже они поехали шагом.

Обогнув дом, они въехали на широкий неогороженный двор, полого спускавшийся к маленькой рощице. Большая каменная кузница с открытыми воротами стояла посреди двора. Рядом с ней притулился деревянный угольный сарай и добротный лабаз, видимо, предназначенный для железа. Мария, подъехав к воротам кузницы, спрыгнула на землю и, накинув поводья на специально вбитый колышек, направилась внутрь. Ее сопровождающие двинулись следом.

Внутри кузницы уже не грохотал молот, зато раздавался громкий визгливый крик, который, похоже, был готов перейти в рукоприкладство.

Рядом с гигантских размеров наковальней, опираясь на рукоять огромного молота, стоял здоровенный черноволосый мужик в толстом кожаном фартуке, подпоясанном узким кожаным ремешком, из-за которого торчали рукавицы. Он, наклонив голову, с усмешкой на бородатой роже слушал громко оравшего карлика, разодетого в яркий, синий камзол, с оранжевыми рукавами, из прорезей которых выглядывала зеленая рубаха. Желтые штаны, заправленные в коричневые замшевые сапожки, напоминали галифе времен Гражданской войны.

Карлик в крике закатывал глаза, размахивал своими маленькими ручонками, а на его пухлых, ярко-красных губах выступила пена.

– Куда делся Кром?! Куда спрятался этот мошенник?! Где мой заказ?! Он обещал двадцать пять мечей, двадцать пять кинжалов, пятьдесят метательных ножей!! Я заплатил ему двадцать гульдов! Где мой заказ?! Отдай мой заказ, или я не знаю, что я с тобой сделаю!! Куда делся Кром?! Куда он спрятался?! Где мой…

Орал он, похоже, уже давно, но его слушатель молчал и даже не старался вставить хотя бы слово в бесконечный поток ругани своего собеседника. Машенька с минуту наблюдала эту одностороннюю беседу, а потом выступила из полумрака в полосу света, падавшую из прорехи в крыше. Черноволосый верзила с молотом заметил ее и неожиданно подмигнул. Маша увидела, что в его глазах прыгают чертики смеха.

В этот момент рядом с ней появился ее молодой веснушчатый сопровождающий. Сунувшись вперед, как с разбега, он звонко спросил:

– А куда делся Кром?

Пестрый карлик подпрыгнул и в воздухе развернулся в сторону спрашивающего. Опустившись на землю, он тут же снова заорал:

– Я первый спросил – куда делся Кром?! И я первый получу на этот вопрос ответ. И на все остальные мои вопросы тоже. А вы, молодой человек, станьте в очередь со своими дурацкими вопросами!…

И тут он неожиданно для себя увидел Машеньку. Его перекошенная от возбуждения физиономия на мгновение застыла, словно маска ужаленного змеей сатира, а потом он весь как-то расслабился. Личико его поползло в стороны в неудержимой улыбке, вздернутые ручки упали вниз и тут же плавным движением разошлись в стороны, он опустился с носочков на каблучки и, продолжая движение туловища вниз, согнулся в элегантном поклоне. Куда делся его пронзительный визг, когда из-под опущенной головы послышалось:

– Благородная госпожа, я рад счастливому случаю, позволившему мне лицезреть твою небесную красоту в столь неподходящем для тебя месте!…

Машу аж качнуло от такой неприкрытой лести, но тут вперед неожиданно вылез Жан и с присущей ему прямотой спросил у улыбающегося верзилы:

– Ты молотобоец?

Тот утвердительно кивнул. Жан еще раз внимательно его оглядел и пробурчал:

– Ну-ка, пойдем, поговорим… – И, взяв его за локоток, потянул из кузни.

– Э, э… Ты куда его уводишь? – растерялся малорослый льстец. – Пусть он скажет, куда делся Кром?

– Куда, куда… – буркнул Жан, не оборачиваясь. – Вату пошел покупать.

– Какую вату?! – мгновенно взвился экспансивный малыш. – Зачем?…

– Уши затыкать, чтобы визга не слышать, – пробурчал Жан, уже выходя из кузницы. Вслед за этой могучей парочкой выскочил и Орт.

– Я ни-че-го не понял! – воскликнул малыш. Его узкие плечики с такой стремительностью прыгнули вверх, что создалось впечатление, будто маленькая пушистая голова буквально рухнула внутрь грудной клетки. Маша едва не расхохоталась. Ее удержало только привычное уважение к старшим. Но карлик ничего не заметил.

– Твой спутник, благородная госпожа, изъясняется столь туманно… столь запутанно… Какая-то вата?… Зачем Крому вата?!

– Прошу прощения, сударь, – решила Маша взять инициативу в свои руки. – Если я правильно поняла, Кром – местный кузнец, а у тебя к нему какое-то важное дело?

– Как ты сказала?… Сударь?… – Карлик как карамельку покатал слово во рту. – Какое замечательное слово!… Сударь!… Ах!

Он вскинул личико к Маше и вздохнул.

– Так о чем я?… Да! Кром – это действительно местный кузнец, и у меня к нему очень важное дело! Он, видишь ли, обещал сделать для меня партию оружия… А оружие он делать умеет! И он получил плату вперед! А теперь он где-то прячется и не желает отдавать мой заказ!

По мере произнесения этой фразы карлик все более распалялся и повышал голос и наконец снова завизжал:

– Где мой заказ! Кром, отдай немедленно мой заказ!!!

Но тут он осекся и смущенно покосился на Машеньку. Та как ни в чем не бывало проговорила:

– Какое совпадение. Я тоже ищу кузнеца и мне тоже необходимо оружие.

– Зачем прекрасной госпоже оружие?! – изумленно воскликнул карлик, словно не замечая, во что «прекрасная госпожа» облачена и что висит у нее на поясе.

– Видите ли, любезный, я задумала заново вооружить свою гвардию.

– Любезный!… – закатив глаза, с придыханием прошептал карлик, а потом вдруг подпрыгнул и впился в лицо Машеньки загоревшимся взглядом. – У благородной госпожи имеется гвардия?! Благородная госпожа подумывает вступить в армию нашего непобедимого герцога?!

Машенька утвердительно кивнула.

– Большая гвардия? – деловито осведомился карлик и тут же поправился: – В смысле – народу много?

– На круг двадцать человек, – снова улыбнулась Маша.

– Двадцать человек, – изумленно всплеснул руками карлик. Потом он закатил глаза и быстро зашевелил губами, словно вспоминал какое-то сложное заклинание. Закончив ворожить, он снова уставился своими глазенками-буравчиками в Машино лицо и заговорил вкрадчиво:

– Но, драгоценная моя, благородная, прекрасная госпожа, зачем тебе связываться с каким-то грубым, деревенским кузнецом, с его ржавым, никчемным, тупым железом? Ну что он может тебе предложить? Ну что?! Ты не видела его изделия?!

И тут сквозь толстый слой лести и неприкрытое презрение к «деревенскому кузнецу» Маша почувствовала острое беспокойство карлика. Она отрицательно покачала головой, отвечая на последний вопрос, но сама сразу насторожилась.

– И правильно, – гнул между тем свою линию карлик. – И смотреть не на что! А вот я, благородная госпожа, могу предложить тебе двадцать полных комплектов оружия для твоей гвардии, изготовленного в самой Бернаре! На каждом клинке ты увидишь клеймо известного оружейника. Любой клинок на выбор ты сможешь испытать сама! Да! Я же не был представлен благородной госпоже! Позволь мне, в нарушение принятых правил, самому назвать свое имя. Эго Шарц! Поставщик его высочества!

Маша попыталась изобразить почтенное удивление, но карлик мгновенно понял, что его имя не произвело ожидаемого впечатления. Его подвижная физиономия перекосилась, но лишь на мгновение.

– Я вижу, благородная госпожа прибыла к нам в столицу издалека?! – тут же возобновил он свою атаку, одновременно вопросительно прищуривая глаз. – Но без ложной скромности должен сказать, что Эго Шарц один из самых крупных и, заметь, знающих торговцев оружия. Он никогда не всучит тебе деревенских поделок вместо настоящей благородной стали. Эго Шарц еще…

– Сколько мне будут стоить услуги Эго Шарца? – деловито перебила его Машенька.

– Ну… – несколько растерялся карлик, – я думаю, восемьдесят гульдов не будут непосильной платой для благородной госпожи?…

– Угу… Значит, восемьдесят… – задумчиво протянула баронесса.

Столь явная нерешительность пришлась Эго не по душе.

– Поверьте мне, благородная госпожа, другие столичные жул… торговцы сдерут с вас процентов на двадцать дороже. А мы, познакомившиеся в такой необычной обстановке, вполне можем столковаться на: м-м-м… пятипроцентную скидку… В конце концов, ты же оптовый покупатель, прекрасная госпожа…

В этот момент в кузницу вернулся Жан в сопровождении своего молодого товарища. Они подошли к Машеньке, и тут Орт сунул вперед свою веснушчатую рожу и возбужденно заговорил:

– Ваша кол…

Однако больше ничего он сказать не успел. Здоровая ладонь Жана плотно накрыла ему почти все лицо. Орт придушенно замычал, а Жан повернул его лицом к себе и прошипел:

– Не суйся вперед старших. Запомни, молчание – жизнь!

Затем он отпустил Орта и, повернувшись к Машеньке, внимательно наблюдавшей за ним, произнес с полупоклоном:

– Командир, я договорился о продаже необходимого количества оружия. Осмотреть и забрать его можно прямо сейчас…

– Это ни к чему, любезный. Мы с твоей… твоим командиром уже договорились, и она покупает у меня прекрасные боевые комплекты! – высокомерным тоном заявил нахальный карлик.

– Разве?! – тут же удивленно переспросила Маша.

– Я не понял? – тут же, в свою очередь, изумился Эго. – Мы же только что обо всем договорились, даже об оптовой скидке!…

– Да? – Маша мило улыбалась. – А мне показалось, что я всего лишь выслушала твои предложения. Но ничего тебе не обещала. Тем более что я не могла ничего пообещать, не посоветовавшись со своим каптенармусом… Вот с ним. – Она кивнула в сторону невозмутимого Жана.

– Как! Какой-то кар… кап… тер… намус может возражать прекрасной госпоже?! – Эго Шарц встал на привычную тропу лести.

– Не возражать, а принять решение… – поправила карлика Мария. – Он принимает решение о закупке всего необходимого для моей гвардии и несет за это ответственность.

– Ах так!… – Эго растерялся, но его растерянность длилась недолго.

– Тогда, любезный кар… пен… танус… Ну и имя у тебя! – в сердцах плюнул карлик.

– Меня зовут Жан Пожир, – невозмутимо представился Жан.

– Но твоя госпожа только что назвала тебя как… биш… тамусом…

– Каптенармус – это должность. Если твой язык не может справиться с этим простым словом, называй меня просто по имени. – Жан был невозмутим как гранитный монолит.

– Мой язык успешно справляется и не с такими словесами! – вспыхнул карлик как солома. – Я способен объясниться даже с дикими аборигенами Авсалии! И не какому-то там… – Тут он опомнился и продолжил, резко вернувшись к прежней теме разговора:

– Ну да я не об этом. Так вот, любезный Жан Пожир. Как я уже говорил твоей прекрасной госпоже, меня зовут Эго Шарц…

– Вот как!… – В отличие от своей баронессы Жан, похоже, очень хорошо знал это имя.

– Именно, – польщенно подтвердил карлик. – И я могу предложить тебе вооружение, изготовленное не каким-то там деревенским шаромыгой, а лучшими, искуснейшими мастерами Бернары и Эхоса! Мы можем обсудить условия поставки и набросать договорчик. И в столице ты получишь все необходимое для гвардии твоей прекрасной госпожи. Я уверен, она оценит и твои знания и хозяйственную сметку…

Жан с недоверием посмотрел в его маленькие «честные» глазенки. Эго набрал полную грудь воздуха, готовясь привести еще дюжину аргументов в защиту предлагаемого им варианта, но Машенька перебила его.

– Вы пока обсудите возможности сотрудничества, а я посмотрю все-таки, каково мастерство здешнего кузнеца. Проводи меня… – повернулась она к наконец отдышавшемуся Орту. Тот только кивнул и быстро направился к выходу из кузницы. Маша последовала за ним, а карлик за ее спиной неожиданно перешел с визга на торопливый жаркий шепот.

Рядом с воротами кузницы, привалившись к стене, стоял уже знакомый молотобоец. Именно к нему подошел Орт и осипшим голосом сказал:

– Наш командир хочет посмотреть оружие.

– Прошу сюда, госпожа, – басом прогудел молотобоец и не спеша, широким шагом направился в сторону дома. Войдя в сени, он открыл малоприметную низенькую дверь, за которой оказалась лестница, ведущая в подвал. Их проводник прихватил висевший на стене за дверью фонарь, и они спустились вниз, к обитой кожей двери. Тут молотобоец слегка ударил по наличнику двери и прислонился спиной к стене.

– Подождем минутку, – прогудел он, но уже через несколько секунд дверь отворилась.

На пороге стоял невысокий, совершенно седой мужчина с могучими руками и широкой грудью. Он внимательно оглядел Машеньку и Орта своими серыми глазами, неожиданно светлыми на смуглом, словно закопченном, лице.

– Вот, девочка оружие желает посмотреть, – снова пробасил молотобоец и смущенно улыбнулся в ответ на яростный взгляд Машеньки.

– А чего на него смотреть? – недовольно проворчал седой, не пропуская своих гостей внутрь помещения.

– Ты ведь Кром, – не то спросила, не то просто констатировала Машенька. – Мне необходимо вооружить двадцать человек. Желательно, чтобы оружие было однотипное. Можешь ты мне помочь?

– А деньги у тебя есть? – грубовато поинтересовался Кром.

– А товар у тебя есть? – в тон ему ответила Мария.

– Хм… Проходи, – посторонился Кром. Маша вместе с Ортом вошли в низкую, но обширную комнату, ярко освещенную несколькими настенными лампами. В комнате, за исключением нескольких табуретов и маленького столика, не было никакой мебели. Все ее стены были увешаны оружием.

Мария медленно прошлась вдоль этой, весьма необычной экспозиции, рассматривая копья, мечи, кинжалы, ножи, в том числе метательные, арбалеты, стрелы, кольчуги, шлемы и всякое другое боевое железо. Некоторые образцы она брала в руки, проверяя заточку, балансировку, разглядывая клейма и орнаменты. Пару ножей она метнула в деревянный щит, висевший на одной из стен специально для этой цели. Затем Машенька повернулась к хозяину, который, прищурив глаз, внимательно наблюдал за ней. Они присели за маленький столик.

– Значит, так… – задумчиво начала баронесса. – Сколько будет стоить такой набор – шлем, кольчуга, копье, меч, кинжал, два метательных ножа?

– Два гульда… – не задумываясь ответил Кром.

– А если я отдам тебе то оружие, которое у меня есть?

Кром потер подбородок и осторожно уточнил:

– Я, конечно, могу его взять, но только как лом…

– Именно как лом, – согласилась Маша. Кром снова потер подбородок.

– И сколько боевых комплектов возьмет твоя милость?

– Двадцать… Но они должны быть одинаковые.

Мастер немного подумал и вздохнул.

– Хорошо. За каждый целый меч и топор я сброшу по десятой гульда с комплекта, ножи и кинжалы… посмотреть бы надо, посчитать.

– Посмотрим… и посчитаем… Куда везти оружие? – улыбнулась Маша.

– Во двор. Вот он скажет, куда можно сложить… – Кром кивнул на своего молотобойца.

– Хм… А ничего, что там этот… Эго Шарц?…

Кузнец широко улыбнулся.

– Этот жулик?… Ничего.

– Он очень агрессивно настроен, – предупредила его Маша. – Орет, что ты не отдаешь оплаченный товар.

– Ага! Оплаченный, как же!… Дал задаток десять гульдов и хочет получить мою сталь за полцены. Сам-то небось продает ее как товар из Бернары… Я вот верну ему его задаток, будет знать, как Крома обманывать…

– И еще у меня к тебе дело есть. – Машенька задумчиво потерла щеку, соображая, как бы это поточнее сформулировать свой вопрос. – Я, видишь ли, разыскиваю боевую пару. Меч-кинжал… Только они не совсем обычные. Меч длинный, светлой стали, кинжал вороненый, тоже длинный. У меча в перекрестье гарды вставлен голубой камень. Больше оба клинка никаких украшений не имеют, на обоих сделана надпись… Не слышал о таких?…

Кром посмотрел на нее долгим внимательным взглядом, а потом спросил:

– Клинки-то небось заклятые?…

– Может быть, – пожала плечами Мария.

– Нет, – покачал головой кузнец, – не слыхал… И вряд ли такие клинки есть в нашем герцогстве… Магические вещи… Может, в герцогской сокровищнице…

– Ладно, – Машенька по-мужски хлопнула себя по коленям и поднялась с табурета, – не слышал, значит – не слышал. Мы пошли, через полчасика привезем наше железо. Готовь товар, рассчитываться буду наличными…

– Чем рассчитываться?… – не понял мастер.

– Золотыми монетками! – уточнила Маша и направилась к выходу.

Лохматый молотобоец проводил Марию с ее подчиненным во двор и, встав у дверей, смотрел ей вслед, пока она шла к кузнице.

Но внутрь она не вошла, ее остановило появление Жана. Тот вышел во двор широким шагом, а в его правом, поднятом на уровень плеча, кулаке был зажат широкий отложной воротник шикарного синего камзола с оранжевыми рукавами. Внутри камзола задумчиво дрыгал ножками разговорчивый льстец Эго Шарц.

Жан с пылающим лицом, не замечая идущих навстречу Машу и Орта, широко размахнулся… Ноги карлика в желтых штанах мелькнули над землей, потеряв один из коричневых сапожков, и в следующий момент их хозяин наверняка отправился бы в свободный полет, но… Жан увидел Машу, сурово сдвинувшую брови. Он остановил могучий замах, багрово покраснел и выпустил надорванный воротник. Карлик шмякнулся рядом с ним, но тут же вскочил на ноги и бросился за своим сапогом.

Быстро его натянув, он метнулся под защиту Марии и возмущенно заголосил:

– Моя прекрасная госпожа, с твоими людьми совершенно невозможно вести дела. Этот твой кан… цер… ляр-нус… этот Жан… он же совершенно лишен коммерческой жилки. Он не понимает элементарных правил цивилизованной торговли… Он просто какой-то абориген… Он же…

Но Маша прервала его излияния.

– Жан! В чем дело?… – Ее глаза метали молнии, а брови сошлись настолько, что между ними легла глубокая морщинка.

– Ваша кол… – Он покраснел еще больше и метнул свирепый взгляд в сторону Орта. – Госпожа, этот прохвост предложил мне купить оружие за семьдесят шесть гульдов и обещал мне за это пять гульдов. Мне!… Он мне предложил обокрасть тебя!!! – Его кулак судорожно сжался, а малорослый негоциант быстро юркнул за Машину… ну за… за спину.

Бедная Машенька едва сдержала хохот, потешный вид разъяренного Жана весьма ее умилил. Она повернулась к карлику и, схватив его за многострадальный воротник, поставила перед собой. Спрятав смех, она вернула на свое лицо прежнее негодование.

– Так ты действительно хотел дать на лапу моему человеку?…

– Что щас будет… – послышался за ее спиной напряженный шепот Орта.

– А что особенного?! – нахально возмутился столичный торгаш. – Ты, благородная госпожа, сама сказала, что твой… Жан волен решать этот вопрос. Я же должен был простимулировать его…

– Чего ты хотел со мной сделать?! – взревел Жан.

– Ну вот! – завизжал карлик и засучил ногами, пытаясь снова спрятаться за Машенькину спину.

Вот тут Маша и не сдержалась. Ее хохот заглушил писк карлика и остановил двинувшегося вперед Жана. Она смеялась от души, на ее глазах выступили слезы. Она смеялась так долго и заразительно, что даже лицо Жана помягчело и на его губах появился призрак улыбки. Наконец она успокоилась и повернулась к Жану.

– Этот прохвост, – она снова дернула многострадальный воротник, – не хотел сделать тебе ничего плохого. Он просто так привык работать. Он привык к тому, что взятка решает все, и поэтому хотел купить твое решение. И поверь, что твоя честность представляется ему неслыханной глупостью…

– Конечно, глупость, – пискнул Это, упрямо норовивший поставить Машу между собой и Жаном.

– Так что покончим с этим, – продолжила Маша, не обращая внимания на реплики карлика. – Мы договорились с Кромом. Езжай в отряд, собери все старое оружие и привези его сюда. Взамен получишь боевые комплекты. Да, прикинь на глаз размеры шлемов и кольчуг, а то наши медведи в них не влезут. Действуй.

Жан уже пришел в себя. Он внимательно выслушал баронессу и, взлетев в седло, наметом двинулся к деревне. Машенька повернулась к столичному торговцу.

– Что же мне с тобой делать? А?

– А что я сделал?! – снова заверещал карлик. – Что я сделал?! Я просто хотел проверить твоего человека! Если бы он принял взятку, я тут же доложил бы тебе, прекрасная госпожа, и ты избавилась бы от продажного слуги. А теперь ты можешь быть уверена в честности своего кар… бар… нарпуса…

– Дача взятки должностному лицу при исполнении служебных обязанностей… Это года три-четыре… – Маша размышляла вслух, не обращая внимания на защитительную речь взяткодателя.

– Чего три-четыре года?… Чего три-четыре… – Карлик попытался вывернуться из цепких пальчиков, закованных в сталь. Воротник затрещал, а Маша спокойно бросила:

– Стой спокойно, одежду попортишь.

– Моя одежда – захочу попорчу, – злобно огрызнулся торгаш, но дергаться перестал.

– Слушай! – неожиданно воскликнула Мария. – Хочешь заработать?…

– Я – поставщик его высочества, а не каменотес какой-нибудь! – возмутился малыш. – Что за предложение – «заработать»?

Маша несколько растерялась.

– А что же ты хотел сделать, впаривая мне оружие по дввойной цене?

– Как что? Провернуть сделку!

– Ага… Так хочешь провернуть сделку?

Карлик дернулся и на этот раз освободил свой воротник. Встряхнувшись, он поправил свой замечательный камзольчик, принял величественный вид и пояснил:

– Деловые переговоры надо вести на равных… Так, я слушаю твое деловое предложение…

– Мне необходимо одеть свою гвардию. Двадцать… – Маша остановилась и, подумав, поправилась: – Сорок комплектов из рубахи, штанов, сапог и плаща. Как?

– Благородная, прекрасная, несравненная госпожа, ты имеешь дело с Эго Шарцем. А Эго Шарц сделает для тебя все! Ты получишь лучшие рубахи и лучшие штаны, сделанные лучшими мастерицами Крабанта! А сапоги для твоей гвардии я закажу в Гангуле, ты же знаешь, у них лучшие кожевни. Мы можем немедленно обсудить детали нашего замечательного контракта и все подписать, – доверительно придвинулся карлик к Машеньке.

– Слушай, Эго, давай-ка договоримся на берегу…

– С тобой хоть к дальней границе! – пылко воскликнул карлик.

– Куда? – не поняла Маша.

– Ну, ты же предложила вести переговоры на берегу, – пояснил карлик, – а я готов идти для переговоров с тобой хоть к дальней границе…

– О!… Нет!… – Маша начала медленно выходить из себя. – Я имела в виду, что хочу договориться с тобой до начала реализации сделки.

– Ха! Конечно, мы договоримся «до», а не «после» сделки, – хохотнул болтливый Шарц.

– Слушай! Если ты еще раз перебьешь меня, я прекращаю с тобой всякие разговоры. – Взор Маши снова запылал гневом.

Карлик, поджав губы, замолчал.

– Так вот, – несколько успокоившись, продолжила Маша. – Я хочу купить самые обыкновенные рубахи, штаны и сапоги. Ну плащи могут быть с капюшонами. И никаких крабантских кружев!!! Ты понял, аферист!

Торгаш закатил глаза и прошептал в экстазе:

– Ах! Как она меня назвала! Ах! Какое изысканное выражение! А-фе-рист! Нет, это невозможно слушать без благоговейного трепета! За такой комплимент я сделаю тебе скидку пять процентов!

Машенькины губы дрогнули, но взорваться она не успела. Карлик, мгновенно оценив обстановку, принял самый деловой тон.

– Моя прекрасная госпожа, я все понял! Я все-е-е понял!… Конечно же, одежда должна быть солдатской – простой и удобной. Никаких кружев, тесьмы и позументов. Ну, может быть, нашивки для офицеров. На рукавах или на плечах? Или на левой стороне груди, напротив сердца. Нет, это, пожалуй, будет похоже на мишень… Решено, на правом плече. Сапоги высокие. Твоя гвардия конная?

– Конная, конная… – выдохнула Маша.

– Значит сапоги с сереб… нет, с бронзовыми шпорами не ржавеют и смотрятся элегантно…

– Ты бы лучше о цене заговорил…

– О! Это такие пустяки! Ну, что-нибудь в районе тридцати гульдов… – И, не давая возможному коммерческому партнеру возразить, тут же торопливо добавил: – В эту же цену входит полный парадный мундир для командира – то бишь для тебя, моя прекрасная госпожа…

– Хорошо, договорились! – устало согласилась Мария. – Но смотри, если гнилье поставишь!…

– Что мы решим насчет аванса? – делово поинтересовался карлик.

– А ничего… – в тон ему ответила Машенька. – Оплата после проверки качества товара.

– Моя прекрасная госпожа мне не доверяет, – горько вздохнул карлик, а затем, видя, что Машенька не собирается опровергать это утверждение, продолжил с надрывом: – Эго, ты дожил до странных времен! Тебе не доверяют красивые девушки, у тебя не покупают оружие, тебя едва не отправили в полет за то, что ты хотел дать обычную взятку! Эго, я спрашиваю тебя – как жить дальше? Куда катится этот мир! И как можно в нем дальше жить?!

Его причитания внезапно кончились, так как он вспомнил очень важный момент.

– Моя прекрасная госпожа, я надеюсь, что ты не заставишь меня вести дело с этим твоим как… звер… гаму-сом… Он ведь опять провалит все дело. Он ведь…

– Нет, не заставлю. – Машенька начала всерьез уставать от этого недомерка. Но как раз в этот момент во двор въехала телега, на передке которой восседал Жан, а рядом с грудой старого и довольно ржавого железа притулились Ржавый Гвоздь и Огонек. Тут же из-за угла дома появился кудлатый молотобоец. Маша направилась было в сторону прибывших гвардейцев, но Эго ее остановил:

– Моя прекрасная госпожа, как скоро ты собираешься отправиться в столицу?

– Как только закончу здесь свои дела… Думаю, что часа через два…

– Я надеюсь, ты позволишь мне присоединиться к твоему отряду… Очень не хочется расставаться с такой прелестной девушкой…

Тон просьбы был чрезвычайно любезный, однако Маша сразу раскусила торгаша – он просто беспокоился, как бы его потенциального клиента кто-нибудь не перехватил.

– А как же твои дела здесь? Или ты решил оставить в покое Крома?

– Этого кузняку я в каземате у герцога сгною!… Он ответит за то, что не выполняет обещанное!… Он… – Тут неожиданно физиономия карлика расплылась в приторной улыбочке, и он тем же визгливым голоском заорал: – Ба!… Вот наконец-то и наш драгоценный Кром пожаловал. А твой громила сказал, что тебя нет дома!…

Маша оглянулась и увидела направляющегося к ней кузнеца. Тот мимоходом взглянул на наваленное в телеге старое оружие и кивком показал молотобойцу на деревянный сарайчик. Жан, перехватив этот кивок, соскочил с передка телеги и, взяв лошадь под уздцы, повел ее к указанному месту. Туда же побежал и державшийся в тени Орт.

Кром подошел к Маше и карлику и, не отвечая на любезные повизгивания последнего, обратился к девушке:

– Госпожа, ты сама оружие отбирать будешь?

– Нет, – секунду поразмыслив, ответила Машенька. – Все сделает Жан. Только вот что, за боевые комплекты он рассчитается полностью, а в счет сданного лома выдай ему арбалеты и сколько сможешь болтов. Посчитаете, сколько чего получится.

Кром молча кивнул и направился к своему сарайчику. Следом за ним припустился Эго, на ходу что-то втолковывая кузнецу вполголоса, а Машенька направилась к своему коню. Через минуту, порывшись в седельной сумке, она крикнула:

– Пожир, будь любезен… – Когда тот подбежал, она коротко объяснила ему суть своего договора с кузнецом и передала необходимую для расчетов сумму. Жан вернулся к ребятам, разгружавшим телегу, а Машенька вскочила на коня и направилась в деревню.

Подъехав к центральной площади, она с удивлением обнаружила, что пробыла в кузнице довольно много времени. Ее гвардия, расположившись на площади, оккупировала маленький местный кабачок и использовала имеющуюся там кухоньку для приготовления обеда. Заправлял всем Сяма, и по довольной физиономии хозяина кабачка Машенька поняла, что ее требование о неприкосновенности гражданского населения выполняется беспрекословно.

Гвардейцы в ожидании обеда расположились вокруг врытого на улице стола, неторопливо и совершенно спокойно обсуждая проблему своего обезоруживания. Увидев подъезжающую баронессу, они оживились. Из-за стола выскочил Стоп и, подбежав к Маше, придержал ее коня за узду, пока она соскакивала на землю. Затем Мария направилась к столу, а Стоп повел ее лошадь к общей коновязи.

Буквально через несколько минут двое гвардейцев под руководством Сямы подали обед. Скатерти на столе, естественно, не было, разнокалиберные миски, видимо, были взяты напрокат у кабатчика, так же как и кувшины, в которых подали вино, а столовые приборы некоторым гвардейцам заменяли самодельные деревянные ложки и оставленные при конфискации оружия охотничьи ножи. Но все это не мешало обедавшим вместе со своим командиром людям пребывать в прекрасном настроении и с оптимизмом смотреть в будущее. Вот только у самого их командира после разговора с кузнецом на душе царило уныние. По всей видимости, разыскиваемые ею меч и кинжал в герцогстве отсутствовали, иначе специалист о них слышал бы.

А конец обеда был взорван возвращением Жана с его помощниками. Вид телеги, доверху нагруженной новым военным снаряжением, начисто лишил ребят аппетита, все тут же бросились к приехавшим. Пожир сразу, прямо с подводы, принялся раздавать новое вооружение гвардейцам Ее колдовской силы, баронессы Марии Д'Арк.

Здоровенные мужики словно малые дети радовались новым, матово светившимся кольчугам, довольно примеряли странные, похожие на половинки яйца, шлемы, придирчиво проверяли, хорошо ли выходят из ножен мечи и какова их заточка, прикидывали на ладонях метательные ножи. Они с трудом верили, что все это богатство выдается им бесплатно. И все они бросали взгляды, полные обожания и преданности, на свою юную предводительницу.

А та с удивлением разглядывала маленький, яркий шарабанчик, запряженный двумя мохноногими пони, который выкатился на площадь из-за угла крайнего дома. Эта миниатюрная повозка лихо подкатила к столу, покинутому обедавшими гвардейцами, и из нее выскочил лучащийся довольством Эго Шарц. Повертев головой, Эго устремился к Марии, и та мысленно чертыхнулась.

– Моя прекрасная госпожа, – с ходу в карьер заверещал карлик. – Что ты кушаешь?… – Он ткнул палец в первую лопавшуюся миску и облизал его. – Что ты пьешь?… – Он сунулся в почти полный кувшин и, отхлебнув приличный глоток, скорчил кислую физиономию.

– Разве можно такой изысканной, такой утонченной девушке питаться столь грубыми продуктами!… Это ни на что не похоже!… Кто ваш повар, его надо немедленно уволить!… – Возмущаясь таким образом, карлик вооружился здоровенной ложкой и принялся уплетать мясо с тушеными овощами прямо из котла, прикусывая от здоровенной краюхи и запивая все это из облюбованного им кувшина. Так что последние его слова Маша понимала уже с большим трудом – они тонули в шамканье, хрюканье, чмоканье и чавканье, которые издавал насыщавшийся малыш.

Баронесса поднялась из-за стола и, бросив презрительно:

– Не буду тебе мешать… – направилась к своим гвардейцам. Поймав Сяму, она что-то тихо ему приказала, а сама отошла к коновязи и, отвязав жеребца, вскочила в седло.

Через минуту гвардейцы, споро надев свои доспехи и разместив оружие, уже садились на коней. Карлик, увидев, что отряд готов выступить, лихорадочно запихивал себе рот остатки мяса со столов, а Машенька, искоса наблюдая за ним, дивилась, как это столько пищи может поместиться в столь тщедушном теле.

Но вот отряд во главе с Сямой двинулся к околице деревни. Гвардейцы ехали шагом, колонной по двое и, проходя мимо своего командира, подтягивались, стараясь всем своим видом показать, что они достойны ее заботы, что они не подведут. Маша пропустила мимо себя всех. Позади на загруженной харчами и прочим скарбом телеге ехал Жан. К задку телеги была привязана его верховая лошадь.

«Да… – подумала Машенька. – Как быстро моя гвардия стала обрастать имуществом». Она усмехнулась своим мыслям и, пришпорив жеребца, поскакала в голову колонны на свое законное место.

Отряд выходил из по-прежнему безлюдной деревни, только довольный кабатчик глядел вслед всадникам, приставив ладонь ко лбу козырьком. Впереди на своем гнедом жеребце ехала Маша, плотно укутавшись плащом. Рядом, отстав на голову лошади, покачивался в седле Сяма, позади мерным шагом двигалась колонна из шестнадцати всадников и грохотала по накатанной колее телега. Они отошли от деревни на полкилометра, когда оттуда вынесся шарабан Эго Шарца. Подхлестываемые пони быстро догоняли отряд. Воспользовавшись тем, что края дороги, петлявшей по полю не имели ни кюветов, ни ограждающих кустов, карлик промчался в голову колонны и скоро оказался рядом с Машенькой. Ее рослый жеребец скосил свой лиловый глаз на появившихся маленьких лошадок, но повел себя по-джентльменски, слегка сдвинувшись к центру дороги и освободив местечко для соседок.

– Моя прекрасная госпожа, – тоном старинного знакомого завопил карлик. – Ты уже уволила своего повара? То, что я только что попробовал, совершенно невозможно есть! Я очень боюсь, что у меня в дороге случится расстройство желудка. А вино!… Кто его закупал?… Небось этот твой… кап… кап… тьфу, Жан! Я тебе уже говорил, что этот твой… Жан совершенно не приспособлен для коммерческой деятельности. Когда мы прибудем в столицу, я смогу порекомендовать прекрасной госпоже отличного повара и классного канпертапуса…

– Каптенармуса… – чисто рефлекторно поправила его Машенька.

– Именно это я и говорю. У меня есть племянник – удивительно коммерческий мальчик… Просто из ничего денежку делает! Он поставит твое хозяйство, моя прекрасная госпожа, на поразительную высоту…

– Ты, коммерсант, с Кромом-то свои дела уладил? – перебила его Маша. – Что-то ты ничего от него не увозишь…

– Я подумал и решил, что его товар мне не подходит!… – нагло заявил Эго. – Ну что действительно за изделия он мне может предложить… Я только опозорюсь, если выставлю его поделки рядом с тем, что получаю из…

– Значит, он вернул тебе задаток? – снова перебила его Маша.

– Конечно! Но я еще слуплю с него упущенную выгоду. Герцогский суд суров, но справедлив. И Эго Шарц знает, как открывается дверь в этот суд. Этот молодчик узнает, что такое правосудие, когда Эго Шарц шепнет пару слов герцогу…

– Так ты вхож к самому герцогу?!

– Госпожа!… – взвизгнул карлик. – Как можно задавать такой вопрос?! Неужели по мне не видно, что я свой человек при дворе его высочества?!

– Гм… Действительно?… – Машенька еще раз внимательно оглядела пестрого карлика. – Тогда скажи мне, почему герцог не объявит себя королем? Такая большая страна вполне достойна быть королевством…

Шарц слегка скривился, эта тема была для него явно неинтересной.

– Конечно, если ты не в курсе, я не буду настаивать, – пожала Маша плечами, провоцируя карлика. И тот попался.

– Я не в курсе?! Госпожа, да я в курсе самых сокровенных тайн двора. Как говорят в Танглике, «у каждого в сундуке свой мертвец». Так вот я знаю всех мертвецов его высочества поименно…

– Ну?… Я слушаю тебя… –подбодрила карлика Маша.

– Конечно, любой герцог хочет стать королем, и наш достопочтенный Вудлок не исключение. Да и королевская корона ждет своего часа в сокровищнице. Только дело том, что за последние четыреста лет наши герцоги дважды короновались и оба раза были королями не более часа.

– Почему? – вполне искренне изумилась Машенька.

– Потому что умерли! Фактически прямо во время коронационных торжеств!… – экспансивно размахивая руками, заявил карлик. – Вот герцог и… боится повторения! Правда, последнее время при дворе участились разговоры о близкой коронации, и народ ждет этого… Но герцог что-то тянет…

– Но ведь у него есть сын, наследник… – безразличным тоном спросила Маша. – Неужели герцог не хочет стать основателем королевской династии?

– Хи-хи-хи. – Карлик буквально давился своим хихиканьем. – Герцог… династию… Ох, какая же ты шутница…

Маша улыбнулась, но переспрашивать не стала, справедливо полагая, что словоохотливый карлик не оставит столь интересную тему. И оказалась права.

– Девочка моя, – карлик неожиданно взял покровительственный тон, – сын герцога – глупый, никчемный, слюнявый, выживший из ума старик! Какой из него продолжатель династии?! Ему давно пора в могилу!… Правда, правнук герцога – мальчик действительно многообещающий. Но если герцог не коронуется, его потомству нужно будет все начинать сначала… В том числе – добывать герцогскую корону…

– Вот как? – снова удивилась Машенька. – Неужели положение герцогского дома настолько непрочно?

– Пока герцог жив – его положение незыблемо. Но если… – И карлик скорчил совершенно умопомрачительную в своей серьезности физиономию. Маша непроизвольно прыснула.

– И ничего смешного! – тут же окрысился Эго. – Ты себе представить не можешь, сколько в герцога вложено лично мной! – И он высокомерно вскинул подбородок.

Да, фигура герцога в изображении его «придворного» коммерсанта становилась все более и более интересной.

– Ты себе представить не можешь, досточтимый Эго Шарц, насколько я рада, что встретила такого информированного человека. А не подскажешь ли ты мне, как можно быть представленной герцогу?

– А зачем тебе это? – неожиданно коротко и подозрительно спросил карлик.

– Как это – зачем? – не поняла Машенька. – Разве все подданные герцога не мечтают быть ему представлены?

– А кто их спрашивает, о чем они мечтают? – так же кротко и недовольно проворчал торгаш. – Если герцог захочет, так ему любого подданного представят…

Маша взглянула на неожиданно умолкнувшего и нахохлившегося говоруна и неопределенно хмыкнула, соображая, что могло послужить причиной такой резкой смены настроения ее собеседника. Потом ей в голову пришла одна довольно неожиданная мысль. Она повернулась к слегка отставшему Сяме и сказала:

– Господин лейтенант, составьте компанию нашему попутчику. Я ненадолго отлучусь…

– Ты куда?! – тут же встрепенулся карлик.

– Мне необходимо отдать некоторые распоряжения моему каптенармусу, – злорадно выплюнула Машенька последнее слово. Следом за этим она резко развернула своего коня и поскакала в конец колонны. Краем глаза она заметила, что карлик высунулся далеко за навес своего шарабана и испуганно наблюдал за ее отъездом.

Жан, восседая на передке телеги, задумчиво улыбался каким-то своим невысказанным мыслям и не сразу заметил баронессу. Только когда Машенька деликатно кашлянула в кулачок, он вскинул голову и, увидев своего командира, густо покраснел. Маша сделала вид, что не замечает его непонятного смущения, и как ни в чем не бывало тихо сказала:

– Ну-ка, каптенармус, объясни мне свое поведение!

– Какое поведение? – так же тихо спросил багровый Жан.

– Ты за что чуть не задушил бедного Орта? Перекрыл бедняге своей лапой все дыхательные пути!…

Жан помолчал, а потом нехотя ответил:

– Болтал Орт много, а я его предупреждал…

– Ну-ка, ну-ка… Давай рассказывай…

– Да что рассказывать? – недовольно пробурчал Жан и начал неприметно притормаживать свою лошадку.

– Все рассказывай, – потребовала Машенька. – О чем Орт не должен был болтать, чего ты испугался… Может, и мне надо чего-то опасаться?…

Жан, потупив голову, молчал, все дальше отставая от замыкавшей колонну пары всадников. Наконец он поднял голову и посмотрел прямо в глаза Машеньке.

– Смешная ты девчонка!…

– Как! – опешила Машенька, и от этого возгласа даже ее жеребец остановился.

– Да так! – спокойно ответил Жан. – Ты словно не из этого мира… – Он снова повесил голову и мечтательно улыбнулся.

– А может, я действительно не из этого мира? – с вызовом спросила Машенька.

Он снова посмотрел ей прямо в глаза и спустя несколько секунд заговорил тихо, спокойно, убедительно.

– Слушай, ты, может быть, действительно ведьма, только не ты первая, не ты последняя. Но вот зачем ты свои способности так откровенно демонстрируешь? Или они тебе надоели?…

– Ничего себе – демонстрируешь! – возмутилась Маша. – А что ж, мне надо было спокойно наблюдать, как твой милый командир, этот Трот ублюдочный, стал бы меня при всей вашей честной компании насиловать? А потом еще немножко потерпеть? Вас всех по очереди?…

Жан молчал, не сводя с нее глаз, а когда она возмущенно фыркнула, еще тише произнес:

– Любая девчонка, которая родилась в этой стране, без колебаний прошла бы через любое, самое страшное изнасилование, но никогда не призналась бы, что обладает магическими способностями… И любой мальчишка тоже…

– Почему?! – переспросила Машенька неожиданно севшим голосом.

– Потому, что после такого признания у наделенного Даром остается только один путь – в Одинокую Башню, на свидание к герцогу.

– Ты хочешь сказать?… – начала Машенька, но Пожир ее перебил:

– Ты знаешь, сколько лет нашему герцогу?

Маша отрицательно покачала головой.

– Официально – сто сорок семь!… Официально! На самом деле лет на двадцать – тридцать больше. А выглядит он едва на шестьдесят! Его собственный сын по сравнению с ним – глубокий старик. И знаешь, какое единственное отличие имеет герцог от других людей? Отличие, которое может объяснить столь замечательное долголетие?

Маша снова покачала головой.

– Он приглашает к себе в Одинокую Башню всех, в ком обнаружился Дар. И все вошедшие в эту башню оставляют свой Дар там. Они получают за это землю или деньги, большие деньги. – Жан горько усмехнулся. – Поэтому родители, у ребенка которых обнаружился Дар, сами везут его к герцогу. Помнишь Пузана?

Машенька кивнула не в силах сказать ни слова – в горле у нее встал горький ком.

– Его доставили к герцогу, когда ему исполнилось восемь лет, после того, как он вылечил свою мать от грудной жабы, просто положив ей на грудь свою руку.

– А как же потом эти дети живут? – прошептала Машенька, сглотнув ком.

– Как могут, так и живут… А некоторые – никак…

Жан поднял лицо к небу и прикрыл глаза.

– Моя сестра… ей было шестнадцать… она… – Он замолчал, судорожно сглотнул и совсем тихо закончил: – Она ушла…

Маша, широко раскрыв глаза, смотрела в лицо Пожира. На его закрытые глаза, крепко сжатые губы, перекатывающиеся под кожей щек желваки. И это застывшее, поднятое вверх лицо странным образом начало успокаивать Машеньку. Тугая пружина, свернувшаяся в ее груди после рассказа Жана, стала постепенно распускаться. Она тяжело вздохнула, и в этот момент из-под закрытых век Жана появились две блестящие слезинки и быстро, словно застеснявшись, скользнули к вискам и спрятались там, оставив мокрые дорожки.

Пожир поднял руку и провел ладонью по лицу, словно смахивая старое, страшное наваждение.

– Теперь тебе понятно, почему я не дал Орту назвать тебя «Ваша колдовская сила» при этом столичном торгаше… Этот карлик продаст тебя через двадцать секунд после того, как мы доберемся до патрулей герцогской гвардии.

– Да, теперь поняла… Только все равно мне необходимо быть в герцогской армии.

– Ну, в армии на тебя никто не обратит внимания… Я хочу сказать, не обратит внимания как на ведьму. Если ты, конечно, не будешь колдовать направо и налево. И ребята тебя прикроют в случае чего. Очень ты им понравилась… – Жан улыбнулся. – Так что ты уж постарайся обойтись без магии.

Машенька кивнула, как маленькая девочка, и, тряхнув головой, улыбнулась:

– Давай-ка наших догонять, а то мы совсем остановились.

Пожир шлепнул вожжами по спине лошадки, и телега покатилась быстрее, слегка обогнав командирского жеребца. Жан обернулся и обратился к Маше совершенно другим тоном:

– Ваша колдовская сила, может, стоит отряду прибавить ходу? А то придется опять под открытым небом ночевать…

– А что, у нас по пути есть постоялый двор? – подхватила новую тему Маша.

– Да, как раз при выезде на большой тракт стоит харчевня с комнатами. Тебе там было бы удобно.

– Ну что ж, пожалуй, ты прав, прибавляем ходу. Догоняй!

И Машенька пустила своего коня галопом. Оказавшись в голове колонны, Маша, прервав беседу Сямы с Эго, обратилась к своему лейтенанту:

– Ты знаешь харчевню на большом тракте?

– Конечно, командир!

Маша сразу обратила внимание на отсутствие в ответе Сямы установленного к ней обращения и понимающе взглянула на него.

– Надо бы успеть туда до наступления темноты…

– Будет сделано, командир!

Сяма придержал своего коня и, когда капралы поравнялись с ним, передал им приказ баронессы. Колонна перешла на рысь. Маленькие лошадки Эго Шарца тоже прибавили ходу, словно слышали общую команду. Карлик сидел в своем трясущемся шарабане и бросал косые взгляды на Машеньку, не торопясь, против своего обыкновения, начать беседу. Мария тоже помалкивала, но на то была другая причина. У нее из головы не выходил разговор с Жаном и та информация, которую он ей сообщил. Впрочем, взятая гвардейцами скорость и не способствовала спокойной беседе.

Отряд продвигался вперед без приключений, но ближе к вечеру Сяма начал все чаще и все тревожнее поглядывать на небо. В ответ на вопросительный взгляд Машеньки он заявил, что ночью скорее всего начнется сильный дождь. Но дождь начался раньше.

Сначала ударил сильный порыв ветра. Затем в считанные секунды на совершенно чистое небо наползла иссиня-черная туча, вспыхивая изнутри разрядами молний и погромыхивая, как тяжелогруженая телега на горном перевале. Порывистый ветер набирал силу, пригибая к земле росшие вдоль дороги невысокие деревца и переметая дорогу палой листвой. А затем в глину дороги ударили тяжелые капли, мгновенно превратившиеся в холодные струи. Дорога мгновенно размокла. Копыта лошадей по бабки проваливались в липкую глину и скользили. Люди сразу промокли, лишь Эго Шарц в своем шарабане, прикрытом навесом, был более или менее защищен.

Они ехали под дождем в сгущавшейся темноте около часа, когда вдалеке показались слабые огоньки. Это и был постоялый двор, к которому они спешили. Не снижая скорости, отряд влетел в широко открытые ворота и оказались под широким навесом, перекрывавшим почти половину обширного двора. Пока гвардейцы соскакивали с лошадей, обмениваясь соображениями по поводу погоды и скачки в темноте, Жан Пожир покинул свою телегу, поручив лошадь и добро Орту, и широким шагом направился в приземистое двухэтажное бревенчатое здание.

Не успела Машенька покинуть седло и стянуть с плеч вконец промокший плащ, как Жан выскочил из харчевни назад во двор и подбежал к ней, следом за ним поторапливался коротконогий толстяк в ярко-алой рубахе.

– Госпожа баронесса, прошу за мной. Для тебя готова комната, а через полчаса будет подан ужин…

Толстячок стоял рядом и с заискивающей улыбкой кивал головой.

– А где разместятся мои люди?

– Я уже договорился. Мы вполне можем переночевать в малой столовой…

Толстяк продолжал кивать.

– А это кто? – кивнула Машенька в сторону этого китайского болванчика.

– Моя – хозяин твоя!… – неожиданно писклявым голосом сообщил толстяк.

– Чего твоя – моя? – не поняла Маша.

– Это – хозяин харчевни, – пояснил Жан, стараясь оттереть подскочившего Эго. Но тот был достаточно мал и верток, чтобы, поняв его намерения, проскочить у него между рук.

– Эй, хозяин! – заорал разноцветный карлик. – Мне тоже нужна комната, и мне тоже нужен ужин!… И завтрак!…

– Моя дает твоя комната и еда, – закивал улыбающийся толстяк и добавил: – Твоя дает моя денежки…

– Твоя дает моя комната, и еда, и вино, а моя дает твоя большой кредит в моя магазине!… – внес свое предложение оборотистый Эго. Но толстяк-хозяин его, похоже, не понял.

– Моя дает твоя комната и еда… Твоя дает моя денежки, – упрямо повторил он, а затем, все также улыбаясь, добавил: – А кредит из твоя магазина засунь в своя…

Здесь он замолчал и бросил испуганный взгляд в сторону Машеньки и Жана. Однако те сделали вид, что не слышат того, что говорят высокие договаривающиеся стороны. Жан приглашающе повел рукой, и Машенька двинулась к входу в харчевню. Хозяин поспешил за ними, а полошившийся карлик – за хозяином, пытаясь привлечь о внимание новыми заманчивыми предложениями.

В харчевне было тепло и сухо, ярко горел здоровенный камин, а за столиками большого зала сидело всего пять-шесть человек. Однако толстяк не дал им остановиться здесь. Каким-то изящным, плывущим движением скользнув вперед, он, не стирая с лица своей улыбки, пропел:

– Твоя шагает за моя. – И, поманив за собой Машеньку, хозяин направился к винтовой лесенке в дальнем углу зала. Маша, погромыхивая своей амуницией, устало шагнула за ним. Карлик хотел шмыгнуть следом, но Жан ухватил его за воротник. Хозяин тоже заметил намерения торговца и, повернувшись к нему, бросил: – Твоя пождет моя здеся…

Около лестницы находилась небольшая дверца, в которую толстяк постучал. Из-за дверцы немедленно высунулась мордашка маленькой девочки, и хозяин что-то сказал ей на незнакомом Машеньке языке. Это ее очень удивило, она считала, что по законам этого Мира она должна была понимать любой говор. Однако, когда девочка что-то коротко ответила толстяку, Маша снова ничего не поняла. Толстяк повернулся к Маше и заявил:

– Твоя шагает за моя внучка, она все делать для твоя…

– Сколько я буду тебе должна? – поинтересовалась Маша, прежде чем двинуться за шмыгнувшей вверх по лесенке девчушкой.

– Твоя верзила уже за все заплатила, – довольно улыбаясь, ответил толстяк и поклонился.

Маша удивленно пожала плечами, через зал бросила взгляд на Жана и медленно пошла вверх по лесенке.

Внучка хозяина ожидала ее наверху. Девочка взяла Машеньку за руку и, проведя ее коротким коридором, ввела в маленькую, уютную комнатку.

– Здесь тебе будет удобно, – совершенно отчетливо произнесла девочка. – Давай я помогу тебе снять твое железо…

Маша улыбнулась малышке и вдруг поняла, что она страшно устала и продрогла. С помощью девчушки она стащила с себя доспехи, сапоги, мокрую рубашку и брюки и с удовольствием надела мягкую теплую пижаму. Девочка сграбастала ее мокрую одежду и направилась к двери.

– Одежду твою мы приведем в порядок, а сейчас я принесу тебе ужин. – И она вышла.

Маша подошла к окну. На улице бушевала самая настоящая буря. Дождь еще усилился, хотя это уже казалось невозможным. С неба лили потоки воды, молнии, распарывая небо, на доли секунды вышвыривали из темноты сюрреалистический черно-лиловый пейзаж, и шквальный ветер рвал этот пейзаж в клочки, но следующая вспышка молнии вновь возрождала его.

За спиной Марии скрипнула дверь. Она обернулась и увидела внучку хозяина, которая входила в комнату с подносом в руках. Девочка поставила поднос на маленький столик, сдернула накрывающую его салфетку и придвинула к столику небольшое кресло. Машенька благодарно ей улыбнулась, присела к столу и принялась за ужин. Девочка стояла в двух шагах от стола, ожидая, когда можно будет убирать со стола.

– Как тебя зовут? – улыбнулась ей Машенька.

– Лю, – с готовностью ответила девочка.

– А на каком это языке ты с дедушкой говорила? Я ничего не поняла.

Девочка тихо засмеялась.

– Это дедушка придумал, когда я была совсем маленькая. Теперь мы можем говорить, а нас никто не понимает.

– Зачем вам это?… – слегка удивилась Машенька.

Лю посмотрела в лицо Маше, почесала свой маленький носик и неожиданно задала вопрос:

– Ты ведь волшебница. Как тебе до сих пор удалось не попасть в Башню?

Маша опешила, ее рука с вилкой замерла в воздухе, а широко раскрытые глаза уставились на догадливую девочку. Она помолчала, а потом задала осторожный вопрос:

– Почему ты решила, что я волшебница?

Девочка шагнула вперед и прошептала:

– Я сама волшебница… И я сразу узнаю людей, наделенных Даром… Ты ешь, ешь… – добавила она, увидев, что Маша отложила вилку.

Но той стало не до еды. Она притянула к себе девчушку, усадила ее на стоявший рядом с креслом пуфик и тихо-тихо заговорила.

– Значит, твой дедушка тоже волшебник, если он догадался, что его маленькая внучка родилась с Даром?

– Конечно, – зашептала в ответ Лю. – Он ждал, чтобы у его сына родилась дочка. Он говорит, что Дар передается через поколение…

– И какой же Дар имеет твой дедушка?

Лю опустила голову, помолчала, а потом прошептала:

– Дедушка в Одинокой Башне был…

– Вот как!… – только и смогла произнести Машенька. В комнате стало тихо. Даже грохот бушевавшей за окном бури, казалось, не мог проникнуть в эту густую вязкую тишину, и только Машин голос решился толкнуться в это каменное безмолвие.

– Он не сможет рассказать мне, как это было?…

– Он ничего не помнит, – покачала Лю опущенной по-прежнему головой. – Как будто ничего не было… Не надо его спрашивать – это очень, очень больно для него…

– Конечно, я не буду, – поспешила успокоить ее Машенька. – Только… Понимаешь, я еду к герцогу…

– Зачем? – испуганно вскинула голову девочка. – Зачем тебе туда? Никто не знает, что ты волшебница. Не надо тебе туда ехать!…

Маша только улыбнулась.

– Надо, милая. Очень надо…

Хотя, по правде сказать, она сама была далеко не уверена, что ей действительно надо было продолжать свой путь. Может быть, действительно лучше было повернуть назад и скакать во весь опор к переходу. Доложить на полигоне, что угрожает обладающим Даром в этом «заштатном» герцогстве. Тут Машеньке пришло в голову, что здесь уже бывали маги с Земли, и ни в одном из докладов ничего похожего на то, что она узнала, не было. Почему? Нет, пожалуй, удирать рановато. Надо посмотреть на этого герцога. Ведь есть в его действиях какой-то смысл, какая-то цель.

– Надо… – задумчиво повторила Маша.

– Ты совсем ничего не ешь, – укоризненно проговорила Лю. – Разве невкусно?

– Вкусно… – улыбнулась Машенька и снова принялась за еду, плоховато ощущая вкус того, что было разложено по тарелкам. Только отхлебнув из высокого бокала, вдохнув аромат, она почувствовала терпкий, кисловатый букет вина. И этот глоток разом вернул ее к действительности. «Надо же, – подумала она. – И вино, бывает, отрезвляет».

Через несколько минут ужин был закончен. Глаза у Машеньки слипались. Она с трудом поднялась с кресла, добрела до постели и буквально рухнула в сон. Последним ее ощущением было то, что ее кто-то заботливо накрывает одеялом.

Утром Маша проснулась рано и сразу поразилась царившей вокруг тишине. Она выскочила из теплой постели и подошла к окну. Солнце еще не взошло. Все вокруг плыло в каком-то серовато-жемчужном свете. Низенькие деревца вдоль широкого изрытого тракта, видневшиеся сбоку ворота постоялого двора, непонятного назначения столбы, уходившие по прямой через поле к недалекому леску, были застывшего темно-серого цвета. И низко над землей висели неподвижные клочья тумана. Было такое впечатление, что Мир остановился в своем беге, в своей жизни и задумался – стоит ли продолжать движение или он слишком устал.

Маша резкими движениями отщелкнула задвижки и распахнула окно. И ничего не произошло, только слабая сырость поползла в комнату, словно пробуя на вкус человеческое жилье. Тишина и неподвижность оплели мир.

В этот момент в глубине двора громко всхрапнула лошадь, переступив копытами по дощатому настилу. И сразу весь мир пришел в движение. Клочья тумана поплыли над землей, истончаясь и истаивая, с крыши начали падать тяжелые капли росы, а край неба порозовел, готовясь выпустить в мир огромное утреннее солнце.

Тут же за спиной у Машеньки скрипнула дверь. Она быстро обернулась и увидела свежее, улыбающееся личико Лю. Увидев, что ее постоялица проснулась, она впорхнула в комнату, держа в руках Машину одежду, и сообщила:

– А твой лейтенант просил сказать, что отряд будет готов к выходу через полчаса. Они сейчас завтракают.

– Как они себя вели? – поинтересовалась Маша. – Никого не обидели?

– Дедушка сказал, что они и на солдат-то не похожи… Ни к кому не приставали, даже между собой не подрались, – рассказывала девочка, одновременно наливая в таз воды и вытаскивая из стенного шкафчика полотенце.

– Ну?! – притворно удивилась Маша. – Даже между собой не подрались?…

– И вина пили очень мало… И заплатили за все!…

– Хм… – довольно ухмыльнулась Маша. Она умылась, быстро оделась и только потом обнаружила, что ее кольчуга и шлем исчезли. Лю, увидев ее недоумение и поняв его причину, быстро пояснила:

– А твои доспехи я вчера вечером отнесла рыжему Жану. Он сам попросил, сказал, почистить доспех надо…

Маша снова улыбнулась, на этот раз светло и застенчиво.

– Тогда я готова. Пойдем.

Они спустились в большой зал, и Маша увидела, что ее гвардейцы чинно сидят за столами, вкушают завтрак.

Лю провела Машу в дальний угол зала и усадила ее за отдельный маленький столик, уже накрытый на одну персону. Маша быстро принялась за завтрак, оглядывая своих людей. Все они выглядели бодрыми и довольными жизнью. Только на лицо Жана набегала порой озабоченность, но это было понятно – должность такая.

Маша закончила завтрак первой и, встав из-за стола, двинулась к столу, за которым сидел Жан. Тот при ее приближении вскочил и доложил:

– Командир, твой доспех вычищен…

– Вообще-то его чистить не обязательно, он заго… ну… он не ржавеет. Но все равно большое спасибо… Можно его забрать?

– Сейчас. – Он быстрым шагом направился из зала, оставив недоеденным свой завтрак. Маша, глядя ему вслед, покачала головой. Но тут ее отвлек Сяма. Подскочив к ней из-за соседнего стола, он спросил:

– Командир, когда прикажешь выступать? Ребята позавтракали…

– Ну что ж, значит, выступаем, – ответила Маша. – А что-то я не вижу нашего попутчика?… Или Эго Шарц уже уехал?

– Так он еще не вставал… – растерянно сообщил Сяма и, обернувшись к сидевшим гвардейцам, крикнул: – Эй, Стоп, как там карлик, спит еще?

Стоп вскочил из-за стола, судорожно стараясь побыстрее проглотить кусок.

– Так спит… – хрипло доложил он. – Орал вчера, орал… потом заснул… Будить, что ли?

Маша чуть не рассмеялась.

– Сяма, спроси у Эго поаккуратней, он с нами поедет или попозже… Только не очень его тряси!… – крикнула она вслед мотнувшемуся к выходу Сяме.

Не успел лейтенант выйти, как дверь снова распахнулась, и в зал вошел Жан, держа в охапке кольчугу и шлем Марии. Маша тут же в зале накинула кольчугу, надела шлем и, оглянувшись, увидела Лю, которая уже стояла рядом, держа в руках ее поясной ремень с мечом и кинжалом. Маша опоясалась и двинулась к выходу.

И в этот момент из-за небольшой дверцы, ведущей, как поняла Маша, в малый обеденный зал, с пронзительным визгом выскочил Эго Шарц.

– Я не позволю шутить над собой такие шутки! Все будет доложено его высочеству и ее милости – твоему командиру… Разбойник ты и негодяй, а не лейтенант, – верещал он в захлопнувшуюся за ним дверь.

Та снова открылась, и следом за карликом в зал вернулся и улыбающийся Сяма. Коммерсант отскочил от двери и, обернувшись, увидел готовую к выходу Машеньку.

– Моя прекрасная госпожа, – заорал Эго, бросившись к ней между столами. – Уймите своего лейтенанта, а то он совершенно лишит меня жизни, и твой отряд останется раздетым!…

Маша с удивлением оглядывала малыша, еще вчера выглядевшего таким франтом. Сегодня, в сильно измятом расстегнутом камзольчике, несвежей рубашке, без сапог, которые он держал в руках, с совершенно мокрой головой и торчащими в разные стороны спутанными волосами, он совершенно не походил на придворного франта Эго Шарца. Только его наглый, визгливый голос совершенно не изменился.

Маша улыбнулась и повернулась к Сяме:

– Лейтенант, я же просила спросить господина Шарца поаккуратнее.

– Он вылил мне на голову кувшин холодной воды, – злорадно наябедничал карлик.

Маша сурово, но с искрой смеха в глазах, уставилась на Сяму.

– Командир, – пожал тот плечами, – я его аккуратно спросил: «Карлик, ты с нами едешь или остаешься?» А он не открывая глаз завопил, что мы поедем только тогда, когда он проснется и позавтракает, и что с этой девицей ничего не будет, если она часок другой посидит на месте… Ну тогда я его и… разбудил. Аккуратно, как ты приказала. Я его совсем не тряс… – И он еще раз пожал плечами.

Тут Мария не выдержала и фыркнула, все гвардейцы, словно получив разрешение, зашлись хохотом. А растрепанный карлик побагровел. И затрясся. Маше сразу стало его жалко. Поэтому, задавив рвущийся наружу хохот, она вытерла подступившие слезы и насколько можно дружелюбно произнесла:

– Дорогой мой друг, прошу тебя не сердиться на моих солдат. – Она обвела взглядом веселящуюся компанию. – Ну что можно взять с людей, привыкших к грохоту битвы и совершенно незнакомых с утонченным обращением двора великого герцога. Я надеюсь, ты будешь выше обид и окажешь нашему завтраку честь своим участием?…

Это было очень ловко – предложить жадному карлику бесплатный завтрак. Он сразу успокоился, вытащил из кармашка камзола здоровенную расческу, два раза махнул ею по своим патлам и, пробормотав: – Меня уже умыли… – устремился к столу, на котором заметил большое количество нетронутой снеди.

Гвардейцы, пересмеиваясь, потянулись к выходу. Маша тоже шагнула к дверям, а затем оглянулась и крикнула чавкающему негоцианту:

– Поторапливайся, любезный Эго. Мы должны выехать пораньше, чтобы до заката быть в столице.

– Ушэ ыту, – прошамкал набитым ртом тот и припал к широкому горлышку кувшина. Маша вдруг поймала себя на мысли, что не может без содрогания наблюдать за трапезой своего нового знакомого. Она передернула плечами и направилась во двор постоялого двора, стараясь представить, как бы она повела себя, оказавшись за одним столом с этим прожорливым малышом.

Ее жеребец уже был оседлан, а рядом с ним, удерживая лошадь под уздцы, стоял сияющий Орт. Маша взлетела в седло, и отдохнувший конь заплясал под нею, перебирая точеными ногами. Буквально через несколько минут отряд был готов к выходу, и тут, ко всеобщему удивлению, из дверей таверны выскочил Эго, в рекордные сроки расправившийся с завтраком. Он рысью пересек двор и скрылся в каретном сарае, куда вчера вечером закатили его шарабан.

Маша кивнула Сяме, и тот скомандовал выход. Отряд, построившись уже привычной походной колонной, тронулся из ворот постоялого двора мимо госпожи баронессы, а она с высоты своей лошади внимательно оглядывала своих подчиненных.

Они отошли уже на полкилометра, когда из ворот постоялого двора вынесся пестрый шарабан, и маленькие лошадки, налегая на упряжь, понеслись вдогонку ушедшему отряду. Скоро весьма довольный бесплатным ночлегом и завтраком Эго Шарц занял свое привычное место в голове отряда, рядом с госпожой баронессой. Несмотря на свой несвежий вид, он был, как обычно, бодр и доволен.

– Моя прекрасная госпожа, – сразу заорал он своим пронзительным фальцетом, – как почивала на новом месте?

– Прекрасно, – ответила Машенька и в свою очередь поинтересовалась: – А ты как отдохнул?…

– Ой, ты, наверное, смеешься надо мной? – заверещал карлик в ответ. – Как можно отдохнуть, когда вокруг храпит целое войско мужиков, половина из которых на ужин стрескала по головке чеснока!… Я весь разбит и ужасно хочу спать!… Но я никак не могу упустить возможность путешествовать в твоем изысканном обществе!…

«Совершенно неисправимый льстец», – подумала Машенька, а вслух спросила:

– Что же ты не взял отдельную комнату? Ты же, по-моему, намеревался это сделать?

– О-о-о, ты не представляешь, какую цену заломил этот косноязычный злодей с толстой жо… животом, – вовремя поправился карлик. – За маленькую грязную комнатенку с продавленным матрацем и обглоданные кости на ужин и завтрак этот живоглот потребовал половину гульда!

Малыш от возмущения задохнулся и даже привстал на облучке.

– Да? – удивилась Машенька. – Сколько же он содрал с Жана за мою комнату?…

– Я думаю, не меньше пяти гульдов… Этот толстяк наверняка раскрутил твоего кап… кап… кап… тьфу, Жана на кругленькую сумму. Я по его толстой роже сразу определил мошенника.

– Хм… А мне он показался вполне приличным человеком.

– Моя прекрасная госпожа, ты еще слишком молода и неопытна, чтобы разбираться в людях!… Ты, конечно, думаешь о людях только хорошее, а тебя в это время обманывают, обманывают, обманывают!… Не верь никому. Даже мне!…

– Ну, тебе-то я сразу верить перестала, – успокоила карлика Маша.

– А я между тем единственный достойный твоего доверия, – осуждающе покачал головой Эго. Маша в ответ только усмехнулась.

– Ничего, – пообещал тот, – ты еще убедишься, кто тебе друг… Вот мы приедем в столицу, и там ты убедишься…

– Лейтенант, – повернулась Машенька к Сяме. – В лагере герцогского войска у вашего отряда было какое-то свое место?

– Да в общем-то нет, – пожал плечами Сяма. – Так, кучковались, где шалашики получше да огонек поярче…

– А у баронов с их дружинами?…

– Ну, эти старались пристроиться поближе к герцогскому штандарту. Хотя самого герцога в лагере никогда не бывало…

– А большие у этих баронов дружины, и вообще сколько их там – этих баронов?

– Главных четверо: Гуго с Холмов, Кости да Кости, Стаб Щербатый да Фальфаст Четвертый. У этих в дружинах человек по двадцать – двадцать пять. Еще пяток баронов имеют человек по десять, и то в основном прислугу, а остальные… – Сяма презрительно махнул рукой.

– Но если у самых мощных баронов по двадцать человек в дружине, то сколько всего народу в войске герцога? – удивленно спросила баронесса.

– О, войско у герцога очень большое! – воскликнул Сяма. – Говорят, что под стенами столицы собралось больше трех тысяч человек! Да еще три сотни герцогских гвардейцев!

– Сколько?! – переспросила Маша.

– Да, да, – завопил из своего возка карлик. – В армии герцога почти четыре тысячи человек, считая его гвардию. И больше половины – конные! – с гордостью добавил он.

«Так, – подумала Маша. – И это – великая армия. Да чтобы проверить вооружение четырех тысяч человек мне нужно самое большее пару месяцев, а что я буду ждать здесь дальше?!»

– А что, герцог устраивает смотры своим войскам? – поинтересовалась Машенька у обоих своих собеседников.

– Смотры? – переспросил Сяма. – Что такое – смотры?

Эго Шарц тоже с любопытством поглядывал на баронессу.

– Ну, – несколько растерялась Мария от такого невежества, – смотр – это когда все войска проходят мимо главнокомандующего во всем своем блеске, со всем оружием, какое есть…

– А!… – сообразил сообразительный Сяма. – Вот почему ты пропускаешь нас перед собой каждое утро! Это есть смотр?

– Ну в общем-то похоже, – согласилась Машенька.

– А ведь это потрясающая мысль! – завопил карлик. – Надо намекнуть герцогу, он, без сомнения, оценит ее!…

– Дарю, – с улыбкой бросила Машенька.

Отряд размеренно продвигался вперед. А движение на дороге становилось все оживленнее. Гвардейская колонна обогнала два длинных медлительных каравана, по-видимому, свернувших на тракт с боковых дорог. Несколько верховых галопом обогнали отряд, внимательно оглядывая строгую колонну и останавливая взгляд на Машеньке. Двое из них, на белоснежных лошадях, были через плечо опоясаны алыми шарфами. Маленький Эго, увидев первого всадника, зашептал Маше драматически:

– Личный гонец герцога!…

Обедать остановились в небольшой рощице. Ребята разожгли костер и вскипятили воды. Обедали на скорую руку всухомятку – большими бутербродами с копченым окороком, запивая это лакомство горячим грогом. Уже через полчаса колонна снова двигалась по тракту. А он превратился в широченную дорогу, по которой двигался нескончаемый поток путников, как в одну, так и в другую сторону. Чувствовалось, что отряд приближается к большому городу.

И вот вдалеке, под опускающимся солнцем, показались высокие стены, отчеркнутые еще более высокими круглыми башнями. Но Сяма не повел отряд в город, а свернул на разбитую дорогу, ведущую вдоль стен города, к невидимой за холмами реке. Карлик, неожиданно для Маши, повернул вместе с отрядом. Уловив удивление баронессы, он с самой сладкой улыбкой пробормотал:

– Я же должен знать, где вы остановитесь…

Сразу стало свободно, эта дорога была пуста. Они проскакали еще около часа, и с вершины очередного холма увидели большой военный лагерь, раскинувшийся вдоль обоих берегов широкой и быстрой реки. Стены города подходили практически к самому берегу, поэтому части, стоявшие на этом берегу, жили чрезвычайно скученно. Зато на противоположном берегу лагерь раскинулся вольготно – последние шалашики маячили в паре километров от реки.

Маша остановилась на вершине холма и внимательно оглядела цель своего путешествия. Ей сразу стало ясно, что появившись в стане герцогского войска во главе пусть небольшого, но собственного отряда, она получала солидное преимущество. Вряд ли одинокая, пусть даже очень хорошая лучница смогла бы пробиться в ближнее окружение герцога. А только с этой позиции можно было начинать выполнение своей задачи. Теперь надо было утвердиться в элите войска. Это надо было делать быстро, и Маша решила форсировать события.

– Лейтенант, – подозвала Маша Сяму, – покажи, где здесь самое достойное место?

Сяма встал рядом с Марией и принялся объяснять:

– Вон тот каменный мост, прямо напротив городских ворот, ведет к штандарту герцога. Видишь шест с вымпелом, а под ним шатер?

– Тот что на темном холме?

– Точно, – подтвердил Сяма с ноткой уважения к зоркости своего командира. – Так вот, все пространство на сто метров от шатра считается зоной особо приближенных к герцогу войск. Не считая, естественно, герцогскую гвардию, но она стоит в городе…

– Что за пустое место справа от герцогского шатра, видишь, рядом с пятном от костра? Вон, за зеленой палаткой…

– Да нет, это не пустое место, это лагерь барона Кости да Кости. Просто он меняет шатер каждую неделю. Видимо, старый сняли, а новый еще не поставили…

– И почему он меняет шатер?

– Там становится… грязно. Очень грязно…

– Жан, – повернулась Машенька к своему каптенармусу.

– Я здесь, командир, – вырос Пожир рядом с баронессой.

Она полоснула его серой сталью глаз, и ее голос окаменел.

– Обратись, как положено!

Жан на секунду вскинул глаза и тут же вновь их опустил, а потом глухо проговорил:

– Я здесь, Ваша колдовская сила…

Карлик тут же испуганно уставился на Марию.

– Значит, так. Ты возьмешь четверых гвардейцев на твой выбор и займешь свободное место…

– Но, Ваша колдовская сила, – вмешался Сяма, – это место…

– Свободно! – отрезала Мария. – Раз на нем отсутствует штандарт владельца – оно свободно! Поставишь флагшток и водрузишь мое знамя! – снова повернулась она к Пожиру. – На все дела тебе полчаса. Мы подъедем позже. Ненамного позже.

– Понял, – кивнул Жан. – А где знамя?

Маша быстро развязала удерживающий плащ узел и сбросила его на руки Жану. Тот повернулся и бросился к своей телеге, отвязывать верхового коня. Через пару минут пятеро всадников наметом скатились с холма и помчались в сторону лагеря герцога.

Мария повернулась к карлику.

– Мне необходим шелковый шатер очень яркого цвета. Я за ценой не постою.

– Два гульда, – тут же отозвался Эго.

– Лейтенант! – Сяма вытянулся, готовясь выслушать приказ. – Пошлите двоих гвардейцев с господином Шарцем. Они доставят мой шатер к выбранному месту. Дорогой Эго, завтра я буду иметь честь навестить тебя в твоем магазине… Мы, кажется, договорились об одежде для моей гвардии.

И не обращая больше внимания на Эго, ошарашенного внезапной переменой, произошедшей с «его прекрасной госпожой», Маша громко скомандовала:

– Остальные колонной за мной марш.

Укороченная колонна двинулась с холма шагом. Только два всадника, ожидающе поглядывая на карлика, остались возле его шарабана.

Маша еще не спустилась с холма, когда посланная ею вперед пятерка достигла свободного места около герцогского шатра и рядом с кострищем встал приземистый, длиннорукий Стоп с плащом баронессы, укрепленным на длинном древке. Вокруг немедленно начали собираться вооруженные как попало ротозеи.

Жан прохаживался по вытоптанной земле, размечая контуры лагеря, а трое свободных гвардейцев ходили за ним, выслушивая указания. В этот момент сквозь плотный круг зевак пробрались четверо вооруженных мужиков, видимо, слуг барона Кости да Кости, тащивших на тачке свернутое полотнище шатра. Увидев захватчиков, старший подскочил к Жану и заорал:

– Ты кто такой?! Ты куда приперся?! Тебе что, жизнь надоела?! Ты знаешь, чья здесь ставка?!

Жан спокойно повернулся, сверху вниз поглядел на говорившего и коротко бросил:

– Здесь ставка моего командира – баронессы Марии Д'Арк. И вот ее штандарт. – Он ткнул пальцем в сторону замершего со знаменем капрала, а затем безразлично отвернулся от собеседника.

– Кого, кого? – растерялся от такого ответа мужик. Жан словно нехотя повернулся в его сторону, еще разглядел его, покачал головой и проворчал:

– И откуда такие тупые морды берутся? Тебе ясно было сказано, здесь ставка баронессы Д'Арк, и вали отсюда, пока тебе не накостыляли…

– А где же ставка моего барона? – вконец растерялся мужик.

Вокруг захохотали. Жан опять повернулся к собеседнику и, поморщившись, словно его оторвали от важного дела проговорил:

– Если ты потерял своего барона, я тебе помочь не могу. Как, ты говоришь, его зовут?…

– Кости да Кости, – вытаращив глаза, ответил тот.

– Чьи кости? – изобразил непонимание Жан, и хохот в толпе усилился.

– Чьи кости? – переспросил мужик.

– По-моему, это ты про чьи-то кости сказал…

– Нет, я не про кости, я про барона…

– А, про кости своего барона…

– Да нет! – Мужик наконец-то вышел из себя. – Это моего барона зовут Кости да Кости…

– Я бы таким именем не хвастал! – осуждающе заметил Жан и опять повернулся к мужику спиной.

Тот, оглянувшись на своих товарищей, заорал:

– Я вот щас доложу своему барону, он с тебя шкуру снимет. Ты узнаешь, как со слугами великого барона Кости да Кости в спор вступать. Тебя сначала…

В запале он не заметил, как раздалась в стороны окружавшая площадку толпа и сквозь нее прошла конная колонна вооруженных всадников. Впереди на гнедом жеребце красовалась высокая девушка в необычном островерхом шлеме и затейливой кольчуге. Она подъехала к вопившему мужику и, высвободив ногу из стремени, пнула его между лопаток. Тот нырнул рыбкой и зарылся носом в черноту кострища.

– Я полагала, что в этой стране титул «Великий» принадлежит только нашему воистину великому герцогу. Но раз ты считаешь, что твой барончик тоже велик, зови его сюда, пусть он покажет нам свое величие.

Мужик, отплевываясь, поднялся с земли, повернул свою чумазую физиономию в сторону говорившей. Увидев окольчуженную всадницу, мужик присел и на полусогнутых начал по-крабьи отползать в толпу. Его товарищи рысью последовали за ним.

Маша повернулась к Жану:

– Как лагерь?…

– Все готово, Ваша колдовская сила, только шатер еще не прибыл…

Услышав такое обращение, толпа зевак начала быстро рассеиваться. И в то же время, словно в ответ на слова Жана из ворот города вырвались два всадника и, не обращая внимания на рискующих попасть под копыта пешеходов, наметом погнали через мост к лагерю. Через пару минут они были рядом с развевающимся знаменем баронессы, а еще через несколько минут рядом с кострищем поднялся шелковый шатер изумительного оранжевого цвета. Гвардейцы быстро застелили внутренность шатра привезенными из города коврами, и Мария вошла в свое новое жилище.

А через полчаса, вынырнув из начавшей сгущаться вечерней темноты, в лагерь герцога ворвалась кавалькада из восьми всадников. Во главе ее скакал высокий, худой до костлявости мужчина, с головы до пят затянутый в доспехи из черной кожи со стальным набором. Кавалькада галопом промчалась по лагерю и, не снижая скорости, влетела на территорию вновь появившейся баронессы. И тут всадники неожиданно уперлись в граненые острия опущенных копий. Перед ними железной стеной стояли гвардейцы баронессы и, как ни странно, не собирались разбегаться перед грозной фигурой страшного «великого» барона.

Кавалькада резко затормозила.

– Смотрите-ка, сколько смертников объявилось, – прохрипел глухим голосом предводитель. – Мы как, сразу их порубим или помучим кого-нибудь? – Его сопровождение сдержанно засмеялось. Но стоявшая перед ним стальная шеренга ответила гробовым молчанием.

Неожиданно оранжевая пола шатра откинулась в сторону, и в образовавшемся проеме появилась высокая девичья фигура.

– Лейтенант, – раздался мелодичный девичий голос, – кто там мне мешает?

– Не беспокойтесь, Ваша колдовская сила, это какие-то пьяные морды базланят. Мы их самостоятельно успокоим.

– Это кто собирается успокоить барона Кости да Кости? – проскрипел глухой, лишенный выражения голос.

– А, так это явился тот самый барон, который присвоил себе звание «великий». – И Машенька шагнула из шатра наружу. – И как же он выглядит?

– Полюбуйся, девка, на отпрыска баронского рода… Перед смертью. – Барон пытался придать своему голосу презрительный оттенок.

– Значит, вот эта черная скелетина, этот деревенский хам и есть пресловутый «великий» барон, – произнесла Машенька, бесстрашно выходя из-за шеренги своих гвардейцев.

Один из сопровождавших барона всадников рывком послал свою лошадь вперед, вознося над девичьей фигуркой тяжелый широкий клинок. Но за спинами гвардейцев баронессы звонко щелкнула тетива арбалета, и короткий черный болт вошел точно в переносицу нападавшего, опрокинув его уже мертвое тело на круп лошади. Испуганный непонятнымповедением всадника конь шарахнулся в сторону, смяв строй баронского сопровождения.

– Да он к тому же и бесчестен!… – как ни в чем не бывало констатировала Мария. – Это ж надо, натравить вооруженного верзилу на безоружную девушку… Сам-то в стороне отсиживается…

– А ты собираешься вызвать меня на поединок? – в ярости от сыплющихся на него насмешек проскрипел барон.

– Этот скелет умеет махать мечом?… – В голосе Машеньки звучало насмешливое изумление. – Или он орудует крестьянской косой?…

– Я смотрю, ты не хочешь говорить по существу… Ты выйдешь на поединок или нет?…

– Условия? – коротко бросила Маша.

– Бой до смерти и рабство для людей проигравшего. – Скрипучий голос барона задрожал от радостного предвкушения мести.

– Бой до смерти или позора и переподчинение дружины проигравшего. – Маша была холодна и точна.

– Отлично, – согласился Кости да Кости.

– Оружие? – бросила Маша очередной вопрос.

– По выбору, с возможностью замены в ходе поединка.

– «Великий» барон страхуется, – усмехнулась Машенька и презрительно отрезала: – Согласна! Конные или пешие?

– Когда начнем? – поинтересовался в свою очередь барон.

– Да вот сейчас и начнем… Так конные или пешие?

– Тогда пешие, для лошадей сейчас темно и тесно…

– Огня! – крикнула Машенька и широким шагом направилась в свой шатер. Через несколько минут она появилась уже в доспехах, с мечом и кинжалом в руках.

Барон медленно сполз с седла, и тут же стало ясно, что он уступает Маше в росте, а столь высоким казался исключительно из-за своей необычной худобы. К месту схватки начали стягиваться вооруженные люди со всего лагеря. Весть о необычном поединке распространилась мгновенно, и многие бежали бегом, надеясь занять удобные места. Гвардейцы баронессы запалили десятка два факелов, и утоптанная площадка у ее шатра ярко осветилась. Противники встали друг против друга. Оба держали в руках мечи и кинжалы, при этом кинжал барона был коротким и широким, а кинжал Маши длинным и узким, с трехгранным лезвием.

Они начали сходиться, и когда между ними осталось метра два, Кости да Кости резко рванулся вперед, одновременно нанося круговой удар сверху. Маша легко ушла, под замахнувшуюся руку барона и с разворота въехала ему закованным в стальную перчатку кулаком в ухо. Голова барона мотнулась в сторону, но вооруженная кинжалом рука, словно действуя вполне самостоятельно, ткнула коротким клинком снизу вверх, в живот девушки.

Толпа, окружившая дерущихся, ахнула, но тонкое девичье тело повернулось, словно в танце, и зловещий клинок лишь скользнул по кольчуге. Противники отскочили друг от друга, поменявшись местами. И тут же начали снова сходиться.

Снова барон, не доходя до Машеньки, метнулся вперед и опять попытался достать ее круговым ударом из-за головы. Но на этот раз девчонка бросила навстречу его мечу свой узкий клинок. И на глазах изумленной толпы широкий меч, наткнувшись на недрогнувшую серебристую сталь, лопнул с похожим на хрип барона звуком. Кости да Кости отскочил назад и с изумлением уставился на зажатый в кулаке обломок. А Маша, по-кошачьи метнувшись в его сторону, приставила к его горлу кинжал и спросила:

– Сдаешься или хочешь оружие поменять?

– Я тебя убью!… – проскрипел барон, и в его руке появилась двухлезвийная секира, выхваченная им прямо из воздуха. Маша краем глаза отметила, кто метнул барону секиру.

– Теперь все! – раздалось огорченно из толпы. – Теперь девчонке конец…

Но Машенька уже стояла на другом конце площадки, метрах в пяти от барона. Тот ощерился и, вращая сверкающей секирой над головой, двинулся к девушке. По толпе прошел вздох. Когда до противницы оставалось полтора шага, полукруглое лезвие со свистом пошло вниз, точно в оголовье островерхого шлема. Толпа сдавленно охнула.

Но тонкая фигурка исполнила еще одно замысловатое па своего чудного танца, и тяжелое лезвие просвистело мимо цели, потянув барона за собой. Кости да Кости поневоле сделал неуклюжий шаг вперед, и в тот же момент прекрасная девичья нога, обтянутая узкими, похожими на лосины, брюками взметнулась вверх и впечатала кованый каблук надетого на нее сапога в баронский подбородок.

Этот удар потряс барона, он выронил свою грозную секиру, и она, беспомощно звякнув о невидимый камень, покорно легла в грязь. Кости да Кости зашатался, а сверкающий узкий клинок описал в воздухе мгновенную замысловатую петлю и легко коснулся опояски черного баронского доспеха. Раздался странный скрежет, и на глазах у изумленной толпы ярко-белым пятном сверкнули голые баронские ягодицы.

Руки барона метнулись за свалившимися штанами, но стальные перчатки помешали ему ухватить перерубленный пояс, и барон повалился рядом со своей секирой, выставив на всеобщее обозрение свою тощую голую задницу.

Маша опустила длинный клинок и задыхающимся голосом проговорила:

– Продолжения, кажется, не требуется?

Из темноты окружающего вечера в освещенный круг выдвинулась первая конная фигура. Всадник молча сполз с коня, опустив голову подошел к Маше и, встав перед ней на одно колено, положил к ее ногам свой меч. Он стоял на одном колене, пока Маша его внимательно разглядывала. Наконец она не оборачиваясь произнесла:

– Лейтенант, примите в подчинение баронских людей и… – Она чуть покачнулась. – И постарайтесь, чтобы меня больше не беспокоили!

Затем она развернулась и ушла в свой шатер.

Утром она, как всегда, проснулась рано. Оранжевый шелк палатки окрашивал серый рассвет в удивительно теплый тон. Она умылась и привела себя в порядок, не выходя из своего жилища, накинула кольчугу и опоясалась боевым поясом. А когда, откинув полу палатки в сторону, она шагнула на глинистую землю лагеря, то в изумлении застыла на месте. Вокруг ее шатра с геометрической точностью были поставлены десять больших, плотно укрытых ветвями и травой шалашей. В центре, на старом кострище пылал огонь, над которым на специальной подставке был установлен огромный котел. Между шалашами и костром были врыты в землю длинный дощатый стол и две длинные скамейки. В котле булькала, поспевая, каша, а возле, с большой разливальной ложкой в руке, топтался незнакомый мужик, одетый в широкие штаны и некое подобие довольно неряшливого пончо.

Не успела она окинуть взглядом эту неожиданную картину, как к ней подскочил Сяма и звонко доложил:

– Ваша колдовская сила, лагерь полностью оборудован, люди Кости да Кости приняты и устроены, завтрак, – он бросил быстрый взгляд на мужичка с ложкой, – завтрак через двадцать минут!

Машенька довольно ухмыльнулась.

– Я буду завтракать вместе со всеми. Сейчас ко мне ты, лейтенант, Жан Пожир и оба капрала.

Она повернулась и скрылась в шатре. Через пару минут в шатер шагнули Сяма и Жан. За ними неуклюже топтались Стоп и Ржавый Гвоздь.

– Проходите, проходите, присаживайтесь, – пригласила их Машенька, указывая на низенькие походные стульчики.

Сяма и Жан быстро прошли вперед и осторожно опустились на предложенные места, а оба капрала, потоптавшись и оглядев хлипкую мебель, уселись прямо на ковер.

– Лейтенант, сколько народу прибавилось?

– Двадцать три человека, – ответил вместо лейтенанта Жан и протянул уже готовый список. В него были занесены все сорок человек, оказавшихся в гвардии Марии. «Эдак месяца через полтора у меня в гвардии окажется половина армии герцога», – подумала Маша. Она внимательно просмотрела удивительные имена и фамилии, а скорее клички, значившиеся в перечне. Все они были разбиты на два отделения под руководством все тех же Стопа и Ржавого Гвоздя.

– Прекрасно, – одобрила Машенька работу Жана и, свернув список, бросила его на убранную постель. – Значит, так! После завтрака я с Пожиром и еще двумя людьми поеду к Эго Шарцу. Нам предстоят большие расходы… Жан, необходимо подобрать оружие для новых людей… ну, в стиле, что ли, того, что у нас на вооружении.

Жан понятливо кивнул.

– Пока меня не будет, вы трое проверьте, на что годятся новички. Может быть, имеет смысл организовать группу лучников?… – задумчиво прикинула она.

– Да, луки у них имеются, – подтвердил Сяма.

– Вот и посмотрите, как они ими владеют. Лучшую пятерку отбери, я сама потом еще раз посмотрю… Теперь вы… – Машенька повернулась к своим капралам. – Проследите, чтобы наши люди не задирали новеньких. Позор их командира никак к ним самим не относится. Нужно, чтобы они постепенно привыкали к нашим порядкам. Ну вроде все!… Пошли завтракать…

Они вышли из шатра как раз в тот момент, когда гвардейцы рассаживались за столом. И сразу стало ясно, насколько небеспочвенны опасения госпожи баронессы. Ее старая гвардия уселась на одной скамейке, а напротив, плечом к плечу, разместились новички. Их было больше, и скамейки им явно не хватало. Конопатый парень в продранной рубахе и с мечом в руках – пояса у него не было, пытался потеснить своих товарищей и хоть как-то уместиться на краешке скамьи. На противоположной скамейке места было вдоволь, но он безнадежно жался к своим.

– Эй ты, конопатый, – Маша говорила нарочито грубо, – ну-ка сядь на другую скамью.

Сидевший с краю Огонек быстро подвинулся, освобождая парню место. Тот неуверенно посмотрел на своих товарищей, а потом, понурив голову, перешел к другому краю стола и осторожно опустился на самый край скамьи.

– Еще четверо, – кивнула Маша примостившимся с краю. – Вы, вы, я вам говорю! Марш на другую скамью!

Четверо солдат, к которым она обратилась, заметно дрогнули и подняли на нее умоляющие лица. На них буквально была написана мольба не отрывать их от старых товарищей. Но Маша только сурово свела брови. Этого было достаточно, чтобы ребята разом вскочили, едва не опрокинув скамейку, и торопливо перебрались на другую сторону стола. Оставшиеся тут же раздвинулись и вздохнули свободнее.

– Вот так-то лучше! – удовлетворенно махнула рукой Ее колдовская милость. – А то обляпали бы друг друга кашей, покупай вам потом новую одежку. И запомните, все вы теперь в одном отряде. Вы товарищи. Завтра вы, возможно, встанете плечом к плечу с общим врагом. Вы что же, и на поле боя будете шарахаться друг от друга? Быстрее знакомьтесь, и пусть новенькие знают – никто вас обижать или унижать не собирается. Здесь воинская часть, и я никакой дедовщины не потерплю!

И Маша уселась на табурет во главе стола весьма довольная собой и тут же поймала улыбку Орта, стоявшего возле котла со стопкой мисок в руках.

«Интересно, что это его так развеселило?» – подумала она, но долго размышлять ей не дали. Через несколько секунд по-прежнему улыбающийся Орт бухнул перед ней миску, полную каши, и положил рядом толстый кусок темного хлеба, накрытый сверху не менее толстым куском копченого мяса.

– Ты что это такой улыбчивый? – не удержалась Маша от едкого вопроса.

– Рад тебя видеть в хорошем настроении, Ваша колдовская сила! – выпалил Орт и оскалился еще больше. Маша чуть не прыснула, но все-таки смогла удержать свой вид серьезного командира.

Атмосфера за столом, вначале бывшая достаточно напряженной, стала постепенно смягчаться. То ли речь командира подействовала, то ли вполне добродушные физиономии ее ветеранов, но только новички расслабились, а покончив кашей и приступив к молоку с ватрушками, они уже начали перебрасываться с сидящими на противоположной скамье короткими, прощупывающими репликами.

Сразу после завтрака к Маше подошел Пожир, ведя собой невысокого, плутоватого на вид мужичка достаточно преклонного возраста.

– Ваша колдовская сила, это вот Сила Губ. Говорит, что в отряде барона занимался хозяйством…

Маша внимательно оглядела мужика. Темная, с сильной проседью копна волос, гладко выбритые щеки и подбородок, аккуратная, добротная одежда, франтоватый пояс с висящим на нем коротким мечом выгодно отличали Силу от остальных, довольно расхристанных баронских ребят. А вот небольшие серые глаза, пристально, и в то же время неуловимо изучающие нового командира, были полны затаенной хитринки.

– Давно служишь у барона? – строго спросила Маша.

– Дак почитай года два с лишним, – неторопливо, раздумчиво ответил Сила.

– И все это время хозяйством заведовал?

– Нет. На хозяйство меня барон поставил после того, как прежнего своего… повесил…

– Вот как? И с тех пор…

– И с тех пор я хозяйствовал…

– Угу, – Маша помолчала и задала новый вопрос: – И что ж это твои подопечные такие ободранные?

Сила, ничуть не смутившись, спокойно ответил:

– Во-первых, много ли на три гульда в год сделать можно? Во-вторых, о вещах-то тоже заботиться нужно. А наши головорезики стирать да чистить даже на себя считают зазорным, вот и ходят, как побродяжки. Как кому с бароном выезжать, так они по всем барахлишко собирали. Хорошо, что барон больше пяти человек с собой никогда не брал. До вчерашнего вечера, – глуховато добавил он.

Машенька задумчиво поскребла щеку. Затем она повернулась к Жану.

– Сила поедет с нами. Возьми еще кого-нибудь.

– Орта?… – уже на ходу поинтересовался Жан.

– Хорошо, – согласилась Маша. Пять минут спустя четверо всадников уже скакали по правлению к городу. У ворот их задержала герцогская стража, утверждая, что должен проехать личный гонец герцога. И действительно, скоро под башней проскакал на белой лошади гонец, опоясанный алой лентой.

Маша со своими спутниками наконец въехала в столицу. Здесь можно было ехать только шагом. И без того узенькие городские улочки были запружены народом. Причем народом ярко, празднично одетым, весьма оживленным, даже веселым. И гулял народ не по одному и не парами, а компаниями. Впрочем, пары тоже попадались и вели себя весьма раскованно. Было ясно, что в городе царит порядок и законность, и мирных граждан никто не обижает.

Ее колдовская сила несколько минут изучала столь неожиданную обстановку, сложившуюся в почти «прифронтовом» городе, а потом обернулась к Силе:

– Ты знаешь магазин или лавку Эго Шарца?… Такого…

– Маленького шустреца, – закончил Сила фразу командира. – Конечно, знаю.

– Показывай дорогу.

Сила тут же свернул на боковую улочку, и вся компания оказалась на совершенно пустой улице.

– Интересно… – удивленно протянула Машенька. – У вас что, народные гулянья только на центральной улице? Или народ боится темных закоулков?…

Сила хитро улыбнулся.

– Просто народ выполняет волю герцога. Он же указ опубликовал, а в указе указано, что граждане его столицы должны быть довольными, радостными и красивыми, обязательно гулять и веселиться на улицах города. С восхода и до заката солнца.

– Так что ж они не гуляют и не веселятся на этой улице?…

– А это не улица, это переулок. Так что по закону здесь гулять и веселиться не обязательно…

– Вот как!… – Машенька скорчила удивленную физиономию. – Герцог такой строгий законник?

– Да. Он сказал, что его государство будет оставаться… как это?… – Сила пощелкал пальцами, вспоминая термин. – Правовым! Вот!…

Тут даже Машенька выпучила глаза и затрясла головой.

– А вот и магазин почтенного Эго, – сообщил между тем Сила, снова сворачивая на запруженную народом улицу.

Ее колдовская сила привела свою физиономию в соответствие с указом герцога и оглядела огромную, шикарную витрину. Магазин, судя по этой витрине, торговал… женским бельем.

«Так вот откуда у Эго такие глубокие знания кружев, бантиков и рюшечек», – мелькнуло в головке Маши.

– Только не пойму, хозяйка, зачем ты нас с собой прихватила, направляясь в этот магазин? – ехидно полюбопытствовал баронский хозяйственник.

– Сейчас посмотрим… – пробормотала Машенька и соскочила с лошади, ее спутники также оставили седла. Орт принял поводья лошадей, а Жан и Сила двинулись за Машей, толкнувшей дверь магазина.

В довольно большом торговом зале народу было немного. Машенька широким шагом прошла к прилавку и спросила у миловидной продавщицы:

– Где я могу видеть хозяина?

– Какого хозяина? – испуганно переспросила девушка.

– Хозяин этого заведения – Эго Шарц? Или я ошибаюсь? – Маша начала раздражаться.

– Да… – еще больше перепугалась продавщица. – Только я не знаю, где он!…

– Моя прекрасная госпожа! – раздался знакомый вопль из-за плотной шторы, отгораживающей торговый зал от внутренних помещений здания. Штора откинулась, и из-за нее выскочил Эго Шарц.

Карлик сиял, как новый пятиалтынный, и в прямом, и в переносном смыслах. Его ярко-желтый камзол с изумрудно-зелеными разрезными рукавами, светло-сиреневая рубашка, короткие оранжевые штаны и синие чулки шуршали натуральным шелком и светились новизной. На ногах красовались пушистые домашние тапочки с совершенно умопомрачительными помпонами. Он напоминал огромную плюшевую ходячую, прыгающую и говорящую игрушку.

– Как я рад, как я счастлив, что ты меня так быстро разыскала. Такая радость!

– А я, дорогой Эго, признаться, разочарована. Что я увидела! Вы мне толковали, что торгуете ору…

– Т-с-с-с!!! – Карлик присел, оглянулся перепуганно и торопливо поманил своих гостей за штору. Маша пожала плечами и двинулась за карликом в глубь прохладного полутемного коридора. Жан и Сила шагнули за ней.

Эго провел их в большую, но тесно заставленную разнокалиберной мебелью комнату, рассадил по креслицам вокруг низенького столика и, заговорщицки шепнув: – Я сейчас, – исчез за расписанной, как молдавские ворота, дверью. Маша принялась осматривать логово местного Черномора, но он сам появился всего через пару минут в сопровождении огромного бородатого лакея, который тащил здоровенный поднос.

– Моя прекрасная госпожа, я хочу угостить тебя редкостным напитком. Ахат, накрывай! – повернулся он к слуге.

Здоровяк, оставив свой поднос на пристенной тумбочке, быстро разложил на столике небольшие салфетки, сплетенные из соломки. Затем в середину стола он выставил огромную вазу с солидной горкой разнообразных фруктов, затем кувшинчик со сливками, а рядом с ним – небольшую вазочку с маленькими кусочками колотого сахара и серебряными щипчиками. На салфетки перед гостями легли малюсенькие чашечки из тончайшего фарфора, а рядом с каждой из чашек крошечные ложечка, двузубая вилочка, ножичек и похожая на штопор проволочка. И наконец, на стол был водружен… большой кофейник. Собственно, то, что это кофейник, Маша догадалась по тонкому, густому аромату, струившемуся из-под крышки этого пузатого сосуда.

– Это – кава! – торжественно сообщил карлик. «Господи! – подумала Машенька. – Похоже, где-то недалеко имеется переход на Украину!»

Эго между тем на правах гостеприимного хозяина схватил кофейник и разлил густую пахучую жидкость в чашечки своих гостей. Маша, большая любительница кофе, тут же бросила в свою чашку пару кусочков сахара, долила толику сливок, помешала все это крошечной ложечкой и с наслаждением прихлебнула из чашки. Малыш-хозяин, с уважительным удивлением понаблюдав за действиями баронессы, поинтересовался:

– Моя прекрасная госпожа знакома с этим напитком? Хм… А у нас в столице это такая редкость! Я, признаться, надеялся тебя удивить столь удивительным лакомством…

В этот момент оба спутника Ее колдовской силы, повторив действия своего командира, приникли к своим чашкам. И тут же у обоих перекосило физиономии. Сила, перетерпев, проглотил все-таки свой глоток, а вот Жан выплюнул все в чашку и тут же прогремел:

– Ты что ж это, паразит, отравить нас хочешь?…

Но, видимо, на своей территории Эго не боялся здоровенного Жана. Он, нахмурившись, сурово взглянул в его перекошенное лицо и с достоинством ответил:

– Конечно, изысканный вкус кавы может понять и оценить только изысканный человек, а ты, уважаемый кас… пер… штанус, к таковым не относишься…

Жан начал медленно подниматься из своего кресла, но его остановил Сила. Он громким шепотом переспросил, дергая Жана за полу рубахи:

– Как этот недомерок тебя назвал?…

Карлик тут же завизжал на Силу:

– От переростка слышу!…

Начинавшуюся ссору мгновенно погасил спокойный голос Машеньки.

– Господа, успокойтесь. Жан, сядь! Сила, перестань оскорблять хозяина!… А вы, Эго, сами сказали, что кава даже в столице большая редкость. Кроме того, к ее вкусу надо привыкнуть. Прикажите лучше подать вина для моих людей, оно им привычнее.

Карлик стрельнул в сторону Машенькиного сопровождения злым глазом и пробурчал:

– Они перепьются…

Жан в ответ скрипнул зубами, а Сила улыбнулся уголками губ.

И все-таки, уважая просьбу дамы, Эго повернулся к своему слуге и приказал:

– Графин вина полегче и кубки для господ… – Затем, повернувшись к Маше, он продолжил совершенно другим тоном.

– Моя прекрасная госпожа, так это правда, что вы вчера ночью в куски изрубили беднягу Кости да Кости, а всех его людей заковали в кандалы и отправили в Байенские каменоломни?

– Кто тебе рассказал эту чушь? – удивилась Машенька. – Мы действительно немного размялись с бароном – он почему-то считал занятый мной участок лагеря своим, но никакого смертоубийства не было… Тем более я никого не заковывала и не отсылала в эти… как ты их назвал… каменоломни.

– Хм… – недоверчиво фыркнул карлик. – Ну, может быть, меня ввели в заблуждение…

– Лучше скажи, что это ты так вскинулся, когда я припомнила про твою торговлю оружием? – попробовала Машенька перевести разговор на другую тему. И тут же заметила, как плотоядно улыбнулся Сила. А карлик при этих ее слова снова вжал голову в плечи и воровато оглянулся вокруг. Потом укоризненно посмотрел на Машу и попросил:

– Моя прекрасная госпожа, не надо об этом!… Ну что, у нас других тем для беседы нет?

– Ваша колдовская сила, – неожиданно открыл рот Сила, – я думаю, что смогу удовлетворить твое любопытство. – Он лукаво поглядел на Шарца. – Дело в том, что в нашем герцогстве торговля оружием – это монополия герцога. А в условиях подготовки к большой войне эта монополия весьма строго соблюдается… Если наш хозяин смог организовать продажу и главное – покупку оружия, он большой… ловкач!

Маша разочарованно посмотрела на смущенного карлика.

– Так, значит, ты не сможешь мне помочь?

– Моя прекрасная госпожа, я весь к твоим услугам!… А мои услуги могут быть велики и разнообразны!…

– Но, видишь ли, Эго, мне необходимо оружие. У меня неожиданно резко увеличилось количество людей. Кроме того, мы, если мне не изменяет память, договорились о поставке для моей гвардии простой солдатской одежды. А у тебя на витрине сплошное дамское дезабилье…

Карлик испуганно приподнялся и заорал притулившемуся у стены слуге:

– Ну-ка быстро беги, посмотри, кто там в витрину забрался! Моя прекрасная госпожа, извини… Чуть недоглядишь и в витрину обязательно кто-нибудь заберется. Но вот этот дебил… зелье… Этот первый раз. Щас мы его изловим…

– Слушай, Эго, ты что, издеваешься? – Маша была совершенно ошарашена.

– Как можно, баронесса! – Карлик даже вскочил с креслица. – Ты сама сказала, что у меня в витрине какой-то де… зе… бе… ле. Его же надо убрать, он же там что угодно сделать может!…

– Я сказала, что твой магазин, судя по витрине, специализируется на дамском белье! И кроме этого самого белья в витрине ничего нет! – Машенька перешла на крик.

– То есть – никого?! – уточнил карлик.

– Ты правильно понял! – подтвердила Маша и, чтобы успокоиться, одним глотком допила свой кофе.

– Моя прекрасная госпожа, ты меня просто поражаешь богатством своего языка! Я просто теряюсь… Я просто не улавливаю нить твоих рассуждений… Я просто не способен…

И тут Сила захохотал. Он смеялся легко и заразительно, но в ответ ему улыбнулся только Жан. Маша не понимала, что здесь смешного, а Эго понимал, что смеются над ним. Он встал, набычился и прошипел:

– Над чем изволите смеяться?!

Сила вытер подступившие слезы и добродушно пробормотал.

– Ответь ты просто – можешь поставить сорок… – он бросил вопросительный взгляд на Машу, и та утвердительно ему кивнула, – да, сорок комплектов мужской одежды или ты только женскими нижними штанишками торгуешь?

Потом он повернулся к Маше и тихо добавил:

– А оружие мы в другом месте возьмем. И недорого.

– Позвольте, милейший, – возмутился карлик. – Это почему же в другом? Я вполне могу удовлетворить все потребности моего дорогого друга!

– А тогда чего ты мнешься и виляешь! – неожиданно грубо заорал на него Сила. – Цену себе набиваешь!

Эго Шарц растерянно опустился в свое кресло и судорожно вздохнул.

– Не надо пугаться, – пожалела его Машенька. – У нас действительно маловато времени, так что давай по делу.

Карлик мгновенно подобрался, в его глазах зажегся хищный огонек предпринимателя.

– Значит, так! Брюки, рубашка, накидка, сапоги. Брюки и накидка из «акульей кожи», рубашка шерстяная, сапоги высокие, как мы договаривались, со шпорами. Цена… Ну скажем, полтора гульда комплект…

– Гульд! – отрубил Сила.

– Прекрасная госпожа! – тут же взвился карлик. – Этот твой новый… э-э-э… сотрудник! Он что, хочет меня по миру пустить? Ты знаешь, почем сейчас идет «акулья кожа»? Ты знаешь сколько стоит отлить бронзовые шпоры? Ты знаешь…

– Я знаю, сколько стоит солдатская одежда!… – ответил Сила.

– Ну, госпожа, если один из твоих помощников не понимает в коммерции, то другой просто коммерческий бандит!

– Ты принимаешь цену, названную Силой? – не ввязываясь в спор, спросила Маша. – Или мы пошли?

– Ладно, договорились, пусть будет гульд, – согласился Эго, но его глазки довольно поблескивали. Видимо, поэтому Сила сам поставил точку в этой части разговора.

– Госпожа, позволь мне лично проверять качество поставляемого товара. И расчет после приемки…

Карлик с видом оскорбленной невинности покачал головой, но промолчал.

– Теперь об оружии, – напомнила Маша.

– Госпожа, я знаю состав комплектов, закупленных тобой у Крома. Я поставлю еще столько таких же комплектов, сколько ты скажешь… По два с четвертью гульда…

Маша задумчиво поскребла щеку. Сила молчал, не зная о каком комплекте идет разговор. Жан тоже молчал, наценка, назначенная коммерсантом, казалась ему невысокой.

– Хорошо! – согласилась наконец Мария. – Когда можно будет получить оружие?

– Я все обделаю денька за три, – не раздумывая ответил карлик.

– Значит, через три дня мы к тебе наведаемся, – подвела черту Маша и поднялась из кресла. – Спасибо за кофе… и за вино. – И все уставились на кувшин с вином, незаметно появившийся на столе. Настолько незаметно, что на него никто не обратил внимания. И тут Жан спокойно приподнял кувшин и налил до краев два высоких стакана. Они с Силой подняли стаканы и, переглянувшись, вытянули их одним духом.

– Я же говорил – они перепьются, – огорченно пробормотал карлик, а мужики вытерли губы рукавами, шумно втянули воздух, не менее шумно выдохнули, и Сила припечатал:

– Кислятина!…

Маша фыркнула, и, не дав Эго возмутиться, вся троица направилась к выходу.

Когда они появились на улице, Орт быстро подвел коней, и через минуту они уже двигались по пустому переулку к воротам города. А еще через четверть часа все четверо были в лагере.

Еще только подъезжая к своей ставке, Маша увидела возле шатра привязанную к коновязи белоснежную лошадь и сразу сообразила, кто ее ожидает. И действительно, когда она соскочила на землю, перед ней вырос Сяма и быстро зашептал:

– Через пятнадцать минут после вашего отъезда прискакал личный гонец герцога. У него сообщение для тебя госпожа, и он ожидает в шатре.

– Ты чем-нибудь угостил гостя? – тихо спросила Маша.

– Вино и фрукты, – так же тихо доложил Сяма.

– Хорошо!… – бросила Маша и, откинув полу шатра, вошла внутрь.

На маленьком походном стульчике рядом с таким же маленьким столиком, на котором стоял поднос с кувшином вина и тарелкой фруктов, сидел молодой человек в простом камзоле, единственным украшением которого была яркая алая лента, повязанная через плечо. Парень, похоже, о чем-то мечтал, бросая в рот маленькие ягоды, напоминающие виноград, и сплевывая косточки прямо на ковер. Он не слышал, как вошла Маша, и поэтому, когда она заговорила, вздрогнул и вскочил на ноги.

– В ставке герцога ты тоже плюешь на ковры? – жестко поинтересовалась Машенька. Она на дух не переносила нерях и грязнуль.

Парень густо покраснел, но, стараясь соответствовать своему званию, не стал оправдываться, а сразу перешел к сути своего поручения.

– Мой господин, великий герцог Вудлок, приглашает баронессу Д'Арк к себе на вечерний прием. Прием начнется через час после заката солнца. Одежда по выбору приглашенного. Оружие не брать, – четко проговорил он, опустив глаза и соорудив каменную физиономию.

– Передай великому герцогу мою благодарность за столь лестное приглашение. Я, к сожалению, не знаю порядков и обычаев при дворе герцога. Может быть, ты несколько просветишь меня на этот счет?

– Что тебя интересует? – Гонец оставался холоден.

– Ну, например, можно ли чавкать за столом, вытирать жирные руки о скатерть, сморкаться на пол и блевать по углам?…

Гонец снова покраснел и неожиданно сбивчиво произнес:

– Я прошу прощения у госпожи баронессы за свое поведение в ее шатре…

– А что это ты в моем присутствии говоришь обо мне в третьем лице? Будь проще…

Парень наконец-то поднял голову и взглянул Марии в лицо.

– Ну, просвети меня, сделай милость… – Машеньке почему-то было приятно его замешательство. Он явно не мог понять, как правильно себя вести со столь юной баронессой, опозорившей к тому же барона Кости да Кости при большом стечении народа.

– Ну, вообще-то, – несколько запинаясь, начал гонец, – у герцога бывает всякое. И сморкаются, и блюют… Но… редко. Да и сам герцог показывается на своих приемах не часто. О скатерть руки не вытирают, потому что скатертей не бывает, и за столами не сидят…

– Вот как? – удивилась Маша. – Значит, надо плотно поужинать, раз кормить не будут.

– Нет, угощение ставится, но за столами не сидят. На приемах ходят, разговаривают, знакомятся… – Гонец помолчал и добавил: – Гадости разные строят…

– Интригуют, ты хотел сказать, и прямо во время фуршета… – поправила его Машенька.

– Ну да, – ухмыльнулся наконец парень, почувствовав нужный тон. – Интригуют, как, кого и под каким соусом пожрать…

– И много народу бывает на приемах? – Машино любопытство было неисчерпаемым.

– От двадцати до сорока человек, но сегодня будет не больше двадцати…

– Почему ты так считаешь? – подняла бровь Маша.

Гонец внимательно и серьезно на нее посмотрел и сухо ответил:

– Мне кажется, герцог сегодня захочет пораньше освободиться от гостей… Не от всех…

Маша не стала его больше расспрашивать, уловив изменение в его настроении. Гонец больше не смущался, он снова стал… чиновником для особых поручений. Поэтому Мария официально ему кивнула и коротко бросила, отпуская посланца герцога:

– Большое спасибо за информацию…

Гонец тут же вышел из шатра, и сразу же раздался удаляющийся перестук копыт. Мария присела на краешек постели и задумалась.

«Ну что же, этого приглашения после вчерашних событий следовало ожидать. Так что ничего особенного не произошло… А вот то, что оружие брать нельзя, – плохо… Неизвестно, как там все повернется, и быть беззащитной уж очень не хочется…» Маша улыбнулась своим мыслям и сама себя перебила: «Ну, не такая уж ты и безоружная нечего прибедняться. Ты и без железа кое-что можешь…»

Она встала и вышла на воздух. Сяма тут же оказался рядом.

– Ну, как новички? – бодро поинтересовалась Мария, не обращая внимания на огонек любопытства, ярко пылавший в глазах ее лейтенанта.

Тот сумел удержаться от вопросов и принялся докладывать о результатах своих занятий с новичками.

– Из двадцати трех человек шестнадцать солдат. Двенадцать очень неплохо владеют мечами, один даже побил Стопа. Шестеро прилично бьют из лука. Я, как ты приказала, отобрал пятерых для твоей проверки. Остальные вообще не умеют обращаться с оружием, так – прислуга. Повар, правда, очень неплох, такой обед приготовил!… Только очень пуглив, прям трясется весь…

– Почему? – рассеянно поинтересовалась Маша, трусливость баронского повара ее как-то не задела.

– Да, ребята говорят, его предшественника барон сварил… Что-то тот напутал с подливой… Я не очень понял, то ли вместо вина уксуса добавил, то ли вместо уксуса сметаны влил…

Маша недоуменно посмотрела на Сяму, не совсем понимая, о чем тот говорит, – она, задумавшись, упустила нить его разговора. И Сяма замолчал, испугавшись, что сказал что-то не то. Повисла пауза, которую нарушила Ее колдовская сила.

– Давай-ка своих лучников, посмотрим, на что они способны.

Лейтенант побежал за лучниками, а Мария не торопясь пошла осматривать устроенное ее гвардейцами стрельбище.

На берегу реки, метрах в двадцати от последнего лагерного шалаша на двух вбитых в землю кольях была натянута бечевка, отмечавшая огневой рубеж. А метрах в тридцати от этой бечевки находился большой деревянный щит, укрепленный на полозьях так, что его можно было, хотя и с трудом, таскать по пляжному песку. На щит была набита старая и основательно истыканная воловья шкура, служившая, судя по грубой разметке, мишенью. Мария улыбнулась каким-то своим мыслям и быстрым шагом вернулась в палатку. Там она достала из чехла свой длинный составной лук и, быстро натянув тетиву, привела его в боевое состояние. Из того же чехла она вытянула три стрелы и, подумав мгновение, прибавила к ним еще пару. Вооружившись таким образом, она вернулась на стрельбище, где ее уже ожидали пятеро лучников, приведенных Сямой.

Подойдя к испытуемым, Мария внимательно их оглядела. Одежка у них была не лучше, чем у остальных людей грозного Кости да Кости, а вот луки, похоже, были подобраны индивидуально. И их вид выдавал почтительное отношение хозяев к своему оружию. Кроме, пожалуй, одного. Темноволосый кучерявый парень держал свой небольшой лук в правой руке весьма небрежно, а левой перекатывал между пальцами недлинную плохо оперенную стрелу.

– Ну что ж, – обратилась Маша к собравшимся. – По словам лейтенанта, вы неплохо умеете обращаться с луком. Посмотрим, чего вы стоите на самом деле.

Она повернулась к мишени.

– Подпускать врага на тридцать шагов весьма и весьма неосмотрительно. К этому моменту у вас в руках уже должны быть мечи, а не луки. Поэтому мы отодвинем мишень подальше. – Она повернулась к Сяме. – Установи-ка этот щит на шестидесяти шагах.

Двое гвардейцев, слонявшихся невдалеке и с интересом прислушивающихся к разговору командира с новичками, немедленно бросились к щиту и, ухватившись за лежащие на песке веревки, потащили его вдоль берега. Когда расстояние примерно стало соответствовать приказу баронессы, они бросили веревки и, шустро отбежав в сторону, с интересом стали ждать продолжения.

– Ну, кто первый? – Машенька ободряюще улыбнулась. Вперед молча шагнули трое. Один из оставшихся покачал головой и пробормотал:

– Не-е-е, для меня это далековато… Я и мишень-то почти не вижу…

– Ты все-таки попробуй!… – подбодрила его Маша. И тот нехотя шагнул следом за первой троицей.

– Ну а ты? – обратилась Мария к кучерявому парню. Тот пожал плечами и лениво процедил:

– Я, конечно, могу пульнуть, только это неинтересно…

– Да? – удивилась Маша. – Это почему же?…

– Близко… Да и не люблю я из лука стрелять…

– Вот как? Хм… Не любишь стрелять, а стреляешь хорошо… А может, когда ты с лейтенантом стрелял, тебе просто повезло?

Парень хмыкнул и поплелся к остальным лучникам. «Ага, – отметила для себя Маша, – этого можно взять на „слабо“».

– Значит, так, – скомандовала баронесса. – Выпускаете по одной стреле. Худший выбывает.

Трое, выступивших первыми, с точностью механизмов вытянули из заплечных колчанов по стреле, наложили их на луки, шагнули левой ногой, одновременно натягивая тетиву, и, с секунду прицелившись, выстрелили. Стрелы с легким свистом растворились в воздухе и возникли, глухо стукнув наконечниками в щит. Все три стрелы торчали из шкуры в районе девятки.

Тот, который утверждал, что для него далековато, проделал всю подготовку одновременно с выстрелившей троицей, но целился гораздо дольше. Уже спустив стрелу, он недовольно поморщился. И действительно, его стрела ткнулась в мишень в районе шестерки.

– Я же говорил – далеко… – пробурчал он себе под нос, отходя с линии огня.

– Ничего, – успокоила его Маша. – Вполне прилично…

– Ну а ты, не собираешься стрелять? – глянула она на кучерявого.

Тот пожал плечами, наложил стрелу, которую держал в руке, и, вскинув лук, спустил тетиву, практически не целясь. Стрела задрожала в самом центре шкуры в размытом белом пятне.

– Хм… Отлично, – одобрительно хмыкнула Маша. И тут же крикнула стоявшим в стороне гвардейцам: – Оттащите щит еще на десять шагов…

Те бросились бегом исполнять поручение. Через минуту мишень была установлена на новом месте.

– Условия те же… – кивнула Машенька стрелкам. И снова троица, первой вышедшая к огневому рубежу, совершенно синхронно выхватила из колчанов по стреле, наложила их на луки, вскинула их… Но вот целились они на этот раз подольше. И стрелы легли с гораздо большим разбросом. А одна из стрел вообще легла в шестерку.

– Давай!… – снова поторопила Машенька кучерявого. Тот так же неторопливо-небрежно выполнил выстрел, и стрела снова легла в «яблочко».

Мишень по приказу баронессы немедленно оттащили еще на десять шагов.

– Ну что, еще постреляем?… – весело обратилась Маша к стрелкам. Но троица молча отошла в сторону, и только старший из них отрицательно качнул головой и коротко бросил:

– Далеко…

– А ты? – поинтересовалась Маша у кучерявого.

– Я могу попробовать, но вообще-то далековато… Восемьдесят шагов!…

– Сама бы попробовала… – тихонечко буркнули сзади. Маша поняла, что это не выдержал первый отсеянный лучник.

– А вот сейчас мы вместе и попробуем. Как? – улыбнулась Машенька кучерявому.

Глаза у него загорелись, а показная неторопливая лень мгновенно слетела. Он долго выбирал в своем колчане стрелу, тщательно проверяя ее древко и оперение. Наложив выбранную стрелу, он долго примеривался, прицеливался и, наконец, выстрелил. И тут же с огорчением сплюнул. Белое оперение задрожало во втором круге от «яблочка».

Восьмерка!

– Неплохо, – прокомментировала Машенька и медленно подошла к натянутой бечевке.

Она неторопливо присмотрелась к мишени, потом подняла лицо к небу и словно понюхала воздух. Потом вернула взгляд к далекой разрисованной шкуре и потянула из-за спины две стрелы сразу. Уложив их на лук, она встала в стойку и тут же сама стала похожа на натянутую тетиву. Затем она глубоко вдохнула и, задержав дыхание, плавным движением подняла лук. И практически сразу спустила тетиву. Обе стрелы легли в «яблочко», в нижнюю его часть. Окружившие стрельбище гвардейцы не успели оценить этот выстрел, как еще две стрелы сорвались с Машенькиной тетивы и ушли к мишени. Первая из них вошла в верхушку «яблочка», образовав с первой парой равносторонний треугольник, а последняя вонзилась в середину этого треугольника и самого «яблочка».

Наградой ей было изумленное молчание и выпученные глаза полутора десятков мужиков, понимающих толк в лучной стрельбе.

Первым пришел в себя «кучерявый». Он покачал головой и тихо сказал:

– Кому рассказать – не поверят! Чтобы девчонка так стреляла? – И он снова покачал головой. А лейтенант Сяма расплылся в такой самодовольной улыбке, что можно было бы подумать, будто это он с восьмидесяти шагов уложил четыре стрелы парно в центр мишени.

Но тут Машенька повернулась к нему и буднично приказала:

– Стрельбы вести каждый день. Не меньше восьмидесяти стрел за занятие. Расстояние пятьдесят шагов. Стрелять будут все шестеро умеющих держать лук. Мои стрелы принесешь в палатку. – Затем она повернулась и, как на прогулке, медленно пошла в свою палатку.

Пора было готовиться к герцогскому приему.

Солнце медленно, словно нехотя, закатилось за иззубренный лесом горизонт. Над городом повисли сумерки, крыши зданий приобрели шелковый темно-синий оттенок, как будто невидимые, но шустрые работники мгновенно покрыли их темным лаком, а тесные, переплетенные замысловатыми узлами улочки уже погрузились во мрак.

Но вот по одной из улиц, начинавшейся от городских ворот, поплыл яркий сноп пламени. Несколько факелов рвали густую тьму в клочья, заставляя ее бежать и прятаться по подворотням и закоулкам. Шестеро всадников, подняв высоко над собой горящие смоляные факелы, окружали статного вороного коня, на котором восседала молодая девушка. По бокам от нее ехали двое высоких парней в одинаковых, похожих на срезанные яйца шлемах, с копьями в руках и мечами у пояса.

Маша направлялась на прием к его высочеству, великому герцогу Вудлоку. Ее сопровождали Сяма, Жан и шестеро отобранных Сямой гвардейцев. Впереди ехал Сила, хорошо знавший дорогу к резиденции его высочества.

Они продвигались пустыми улицами и переулками столицы, и следом за ними начинали светиться окна домов, как будто в них оставались частицы проплывавших снаружи факелов.

Баронесса Д'Арк ехала, глубоко задумавшись. Окружающие ее всадники также молчали, и только Жан изредка бросал на нее тревожные взгляды. Город был небольшой, поэтому уже через пару десятков минут после вступления в городские ворота они выехали на широкую центральную площадь, по одной из сторон которой расползлись невысокие постройки герцогской резиденции.

Маша подняла голову, внимательно оглядела выросший перед ней дворец и, повернувшись к Жану, тихо спросила:

– И где же эта самая Одинокая Башня?

Жан снова бросил на нее тревожный взгляд и так же тихо ответил:

– Этого никто не знает… – Потом, следом за Ее колдовской силой, оглядел дворец и, не повышая голоса, спросил: – А может, все-таки не пойдешь?… Скажешься больной или раненой…

– Это не более чем маленькая отсрочка. Раз герцог хочет меня видеть, он своего добьется, так что… Не будем тянуть…

Она спешилась, сбросила с плеча колчан с луком и четырьмя десятками стрел и передала его Жану. Потом расстегнула пояс с ножнами, в которых покоились ее меч и кинжал, и также вручила их Жану.

– Будешь ждать, пока я выйду… Ведь рано или поздно я выйду… – Она грустно улыбнулась.

– Или мы войдем, – хрипло прохрипел Сяма. Маша бросила на него удивленный взгляд. Она явно не ожидала такого заявления от своего «сообразительного» лейтенанта.

Ее сопровождающие, разорвав круг, расступились, и она медленно прошла к парадному входу. Стоявшие в дверяхлакеи низко склонились перед ней. Она еще раз оглянулась и вошла. И двери сомкнулись. И дворец проглотил юную колдунью.

А во дворце царило веселье. Это ощущалось уже на широкой парадной лестнице, застланной прекрасной ковровой дорожкой. По ней Маша медленно поднялась на второй этаж в небольшой бальный зал. Странно вытянутая и причудливо изогнутая люстра, пылая сотней свечей, ярко освещала это небольшое, изысканно задрапированное помещение. Звучала негромкая музыка, и три-четыре пары кружились в танце по начищенному паркету. Сквозь открытые двустворчатые двери в дальнем конце зала был виден буфет, сверкавший серебром и хрусталем. Оттуда доносился перезвон посуды и негромкий рокот общего разговора.

Маша растерянно огляделась. По правде говоря, она в своей свободной, навыпуск рубашке и узких темных брюках совершенно не подходила к окружающей ее бальной обстановке. А ее сапожки, такие изысканные, когда она сидела в седле, на паркете этого зала казались грубыми и неуклюжими. Машенька огорченно вздохнула – другой одежды у нее все равно не было, и купить ее было некогда. Да, честно говоря, она и не ожидала, что попадет на бал. Герцогский прием представлялся ей каким-то секретным совещанием в узком кругу особо приближенных негодяев, вроде того костлявого Кости да Кости, с которым ей пришлось драться.

Пока она разбиралась в своих ощущениях, рядом с ней появился торжественный господин в белом напудренном парике и, как в столь любимых Машенькой исторических фильмах, громко произнес:

– Ее милость баронесса Мария Д'Арк. – При этом он так грохнул концом своего огромного посоха в паркет, что Маша едва не подпрыгнула.

Стоило прозвучать ее имени, как музыка смолкла, танцующие пары остановились и уставились на нее во все глаза, тихо между собой перешептываясь. Из дверей буфета тоже показались люди, привлеченные ее именем, и тоже принялись беззастенчиво ее разглядывать. Оказавшись под таким пристальным вниманием, Мария сначала слегка смутилась, а затем ее взяло зло. «Что они, в самом деле, лупятся на меня словно я какое-то чудо заморское?» – пришла ей в голову сердитая мысль, и тут же ее разобрал смех. Ведь она и на самом деле была чудом заморским! Только эти любопытствующие господа даже не подозревали, насколько она заморская…

В этот момент к баронессе подкатил расфуфыренный молодой человек и с разбегу принялся молоть своим светским языком:

– Дорогая баронесса, все мы счастливы видеть такую героиню… такую молодую и прекрасную героиню в своем узком кругу. Весть о твоей замечательной, твоей бескровной победе над этим ужасным хамом Кости да Кости произвела при дворе самый настоящий фурор. Ведь этому забияке никто слова не мог сказать, и вдруг!… – Тут он наклонился, а вернее дотянулся до самого ушка девушки и жарко зашептал: – Ты же могла его прикончить!… Ну почему, почему ты этого не сделала?!

В его шепоте звучала такая страсть… такая сексуальная страсть, что Машенька почти отшатнулась от него. И тут к ней вернулась ее природная легкая насмешливость, исчезло сковывающее ее чувство собственного несоответствия обстановке. «В конце концов, герцог сам пригласил меня на свой прием и предоставил право наряжаться, как мне заблагорассудится – мелькнуло у нее в голове, – так пусть полюбуются на дикую воительницу с далекого севера…»

Она повернулась к кавалеру и громко ответила:

– Ну, если ты такой кровожадный, почему бы тебе самому не прикончить барона? А я, как правило, без особой нужды незнакомых людей не убиваю.

– А знакомых? – нагло ухмыльнулся ее собеседник. Она аккуратно, двумя пальчиками, взяла его за кружевное жабо, пышными волнами спускающееся из-за отворотов атласного камзола, и резко дернула к себе. Молодец от неожиданности чуть не потерял равновесие, а затем страшно побледнел, видимо, испугавшись.

– Бывает… – прошипела Машенька прямо в широко распахнутые глаза. – Особенно если выясняется, что знакомый чересчур нагл!… Познакомимся?… – И она разжала свои пальчики.

Франт отшатнулся от нее и с опаской потрогал свое горло, словно боялся, что она его уже порвала. Потом издал хрипловатое кряхтенье и прошептал трясущимися губами:

– Буду счастлив…

– Будешь, будешь… может быть, – небрежно ободрила его Машенька и неожиданно дружески хлопнула по плечу. – Так как тебя кличут-то?

– Что? – не понял молодой человек.

– Зовут, спрашиваю, как? – повторила Маша, тоном давая понять, что не выносит тупиц.

– А!… – почему-то обрадовался ее собеседник. – Позволь представиться, барон Сотси Как! – И он резко кивнул головой.

– Как? – переспросила удивленная Маша. – Сотси?

– Нет, – с вернувшимся достоинством поправил ее барон. – Не Как Сотси, а Сотси Как!

– Вот как?! – Машенька задумчиво почесала щеку. – Ну что ж, бывает… – сочувственно бросила она и добавила: – Ну а мое имя ты слышал…

– Да! Конечно! – воскликнул полностью оправившийся от недавнего неласкового обращения Сотси. – Позволь пригласить тебя на следующий танец!…

Маша внимательно на него взглянула и язвительно поинтересовалась:

– А что, следующим будет танец с саблями?

– Н-н-нет… – снова растерялся барон.

– Как обидно, – ухмыльнулась Маша. – А я танцую только танец с саблями, ну может, еще с мечами или шпагами…

Оставив своего незадачливого кавалера соображать в одиночестве, что это за танцы такие, Мария направилась рез зал в сторону буфета. В течение всей ее беседы с бароном Сотси Как за ней внимательно наблюдали практически все собравшиеся, но Маше это стало почему-то безразлично.

Когда она подошла к распахнутым дверям буфета, перед ней расступились. Внутри довольно просторного помещения, не уступавшего размерами танцевальному залу, было расставлено около десятка столиков, на которых в широких мелких тарелках были разложены самые различные закуски, стояли высокие стаканы с напитками.

Машенька оглядела посетителей буфета. В основном пожилые степенные люди, большей частью мужчины. Они уже погасили свои эмоции, вызванные ее появлением, и, делая вид, что не замечают ее, вернулись к своим разговорам. Но, как выяснилось, и оставить ее в одиночестве они не собирались. Едва Машенька взяла со стола стакан с легким вином и пару тартинок, как к ней подошел высокий дородный старик в роскошном камзоле и с тяжелой шпагой у пояса. Эта шпага сразу привлекла Машино внимание, ее-то разоружили!…

– Рад тебя видеть, баронесса, – густым, каким-то утробным басом пророкотал старик. – И рад, что такая молодая и красивая девушка вдобавок еще так прекрасно владеет оружием.

– К сожалению, должна тебе возразить, – отхлебнув вина, ответила Маша. – Меч и кинжал далеко не самое мое любимое оружие.

– Неужели чем-то другим ты владеешь еще лучше? – удивился старик. – Ведь Кости да Кости считался мастером клинка. Правда, он всегда утверждал, что ему больше по руке секира…

– Как раз секиру он и держал в руках, когда с него свалились штаны, – усмехнулась Маша.

– Вот как? – снова удивился старик. Он даже на несколько секунд задумался, но быстро стряхнул с себя эту задумчивость и продолжил светский разговор.

– Так каким же оружием ты владеешь лучше, чем мечом.

– Лук, арбалет… – Маша сморщила носик. – Вино неплохое, а вот тартинки ужасны.

Старик хохотнул и быстро принял новую тему разговора.

– Ты только не говори этого герцогу, а то он своего повара… – Он выразительно поднял глаза к потолку.

– Да? Он настолько кровожаден?

– Ну, все-таки менее кровожаден, чем Кости да Кости. Тот своего повара сварил.

– Да, я слышала. К сожалению, уже после нашей маленькой стычки…

– А что было бы, если бы ты знала об этом прискорбном случае во время поединка?

– Я думаю, что барон потерял бы еще кое-что, кроме своих брюк…

– О, я смотрю, ты опасная девушка!

– Ну что ты! Нисколько! Я вполне миролюбивый и спокойный человек. Если бы Кости да Кости меня не задел, я его и пальцем бы не тронула…

Старик улыбнулся, и его улыбка показалась Машеньке необычайно доброй и мудрой. И она, неожиданно для самой себя, спросила:

– А тебя тоже герцог пригласил на этот прием?

– Нет, – пожал плечами старик, – просто по своему положению я должен участвовать в этих приемах… В качестве хозяина на время отсутствия герцога…

– Какое же у тебя положение?! – удивленно спросила Маша, уже догадываясь, что услышит в ответ.

– Я наследник герцога, его единственный сын.

– Рада с тобой познакомиться!… – Маша попыталась сделать неуклюжий реверанс.

– Я тоже рад с тобой познакомиться, – улыбнулся старик. – Хотя я тебе уже это, кажется, говорил. – Он взял Машеньку под локоток, и они медленно пошли между столами, продолжая разговор. Краем глаза Машенька заметила, что маленькие группки людей, мимо которых они проходили, при их приближении замолкали и провожали их настороженными взглядами. Она вдруг почувствовала себя, как случайный посетитель зверинца, в котором открыли дверцы всех клеток. И вот она шагает по узкому проходу между освобожденными зверями и может чувствовать себя в безопасности только до тех пор, пока рядом с ней идет укротитель.

Ее передернуло. И, как назло, именно в этот момент рядом с ними появился лакей. Наклонившись к самому уху старика, он тихо проговорил:

– Пора.

Старик посмотрел в глаза Маше с каким-то непонятным состраданием, а потом громко для всех произнес:

– Господа, герцог вас больше не задерживает. О дне следующего приема вас известят!

Как по команде, все присутствующие сдвинулись со своих мест и потянулись к выходу в танцевальный зал. Маша сделала шаг в ту же сторону, но ее остановил гулкий бас старика:

– А тебя, баронесса, приглашает к себе герцог. Для приватной беседы.

Маша обернулась в его сторону, и в это мгновение ей показалось, что от входных дверей кто-то пристально за ней наблюдает. Ее взгляд метнулся в ту сторону, и она увидела изысканно одетого мужчину, явно тяготящегося своим костюмом. Вроде бы ему было очень непривычно и неудобно чувствовать на себе такой костюм. А через секунду Маша поняла, почему этому господину так неудобно. Из-под напудренного чубчика парика на нее пристально глядели глаза Трота. Увидев, что она его узнала, он довольно ухмыльнулся и изобразил неприличный жест.

Маша глубоко вздохнула и отвела глаза от ухмыляющейся рожи.

– Куда мне следовать? – обратилась она к наследнику. Он снова с сожалением взглянул на нее, а потом пробасил:

– Тебя проводит вот он. – И старик указал на лакея, подавшего команду об окончании приема.

Маша улыбнулась непроницаемому лицу лакея и сказала:

– Веди меня, Вергилий!

Старик вопросительно поднял бровь, но Маша сочла не обязательным давать ему объяснения. Она уже шагнула следом за своим провожатым.

Они вышли из помещения буфета через скрытую за драпировкой дверцу и оказались на простой металлической винтовой лестнице. Лакей, не оборачиваясь, двинулся вниз, и его шаги гулко раздавались в каменной трубе лестничного пролета. Маша последовала за ним, и уже двойное эхо заметалось между решетчатыми ступенями лестницы. Спускались довольно долго и наконец оказались в начале узкого сводчатого коридора. Невысокий лакей свободно проходил под арочным потолком, а вот Машеньке пришлось наклонить голову. Но коридор оказался недлинным. Вскоре он окончился, и они остановились у простой металлической двери. Лакей оглянулся на Машу и потянул за металлическую скобу, приваренную к дверному полотну.

Дверь со скрежетом повернулась и открыла другую дверь, деревянную, судя по оттенку – дубовую. Но эту дверь лакей открывать не стал. Он молча указал на нее Маше и отошел в сторону. Машенька легко толкнула тяжелую дверь, и она медленно отворилась. Маша шагнула через порог и прикрыла за собой дверь.

Она оказалась в довольно большом кабинете, или скорее – библиотеке, оформленной под кабинет. Одна из стен комнаты представляла собой сплошные стеллажи, уставленные разнообразными книгами. Книги, альбомы, старые рукописные свитки лежали на двух больших столах. Под большим окном, с прекрасным многоцветным витражом, находился небольшой письменный стол, за которым стояло рабочее кресло. Перед столом, довольно далеко друг от друга располагались два глубоких, удобных кресла. В кабинете было пусто.

Маша, быстро оглядевшись, прошла по толстому пушистому ковру, совершенно глушившему шаги, и, усевшись в одно из кресел, стала ждать.

Она просидела минут десять, внимательно разглядывая оконный витраж. Он изображал рыцарский поединок. Рыцарь на вороном коне с алым плюмажем на глухом шлеме ударом копья выбивал из седла рыцаря с синим плюмажем на шлеме. Он еще находился на своей белой лошади, но уже откинулся назад и был готов вот-вот рухнуть на землю. На мгновение Маше показалось, что откинутое тело слабо двинулось, откидываясь еще больше, но в этот момент ее отвлекли от созерцания витража.

– А ты действительно очень молода, – произнес глуховатый, но внятный голос.

Маша резко обернулась и увидела, что в кресле за письменным столом сидит мужчина лет пятидесяти – шестидесяти, одетый в строгий черный камзол без всяких украшений. «Ну что ж, вот я и познакомилась с герцогом Вудлоком», – подумала Маша, и внезапно к ней пришло чувство облегчения. Она поняла, что это скорее всего ее последний день в этом Мире.

Тем не менее она встала из кресла и, по-военному наклонив голову, выпалила:

– Рада приветствовать тебя, великий герцог!

– Садись, садись, – лениво махнул рукой Вудлок. – И садись как можно удобнее. Нам придется беседовать довольно долго.

Маша снова уселась в кресло, но старалась сидеть прямо, хотя это было довольно сложно в таком мягком устройстве для отдыха.

А герцог, напротив, встал из-за стола и принялся медленно прохаживаться вдоль стеллажа с книгами, внимательно разглядывая свою гостью.

– Надо же, такая молоденькая девочка и имеет так твердую руку! Гм… Так лихо расправиться с одним из лучших рубак герцогства! И чем же ты его взяла?… – Герцог словно размышлял вслух, не вовлекая в разговор гостью.

– Физически ты наверняка слабее барона. И вряд ли лучше его фехтуешь. Твоих людей явно недостаточно, чтобы устрашить барона численностью. Так чем же ты его взяла?…

Герцог остановился и внимательно посмотрел на молчавшую Марию.

– Есть только одно приемлемое объяснение происшедшему, только одно… – Он замолчал, словно ожидая, что Маша признается сама. Но она решила дать ему возможность самому закончить свою мысль, а там, по обстоятельствам, можно было согласиться с этой мыслью или все отрицать. Отрицать, даже несмотря на то что Трот наверняка все рассказал о ней герцогу.

Молчание затягивалось, и первым не выдержал герцог.

– Чтобы справиться с бароном, ты должна обладать Даром. – И он снова замолчал, ожидая подтверждения оказанному.

– Значит, твое высочество не верит в мое мастерство владения мечом?…

– Нет, не верю, – улыбнулся герцог. – Я верю в то, что ты – колдунья.

Маша пожала плечами и промолчала.

– И именно поэтому ты мне очень нужна, – неожиданно закончил герцог.

– Для чего? – подняла Машенька глаза. Герцог уселся в кресло напротив своей собеседницы и откинулся на спинку.

– Я хочу купить твой Дар. Ведь у тебя, кроме него, ничего нет, ни земли, ни родни, ни денег. Более того, ты вообще непонятно откуда взялась. В северных горах нет мест, называющихся Д'Арк. И баронов с таким именем в герцогстве нет. Так что ты – обычная самозванка. А я могу тебе дать и деньги, и имя, даже такое странное, как то, что ты взяла себе сама, и родню… В обмен на твой Дар.

– Я не понимаю, зачем тебе мой Дар, даже если согласиться с тем, что он у меня есть?… И как ты собираешься его… забрать?

– Хорошо, я тебе расскажу, хотя обычно этого не делаю.

Герцог помолчал, хмуря густые брови.

– После того как встали Границы, этой землей владели семнадцать фамилий. И все они были только герцогами, хотя в этом замке хранятся регалии древних королей. Трое из владетельных герцогов хотели основать королевскую династию, и все трое внезапно скончались сразу же после коронации. Всем стало ясно, что эти смерти не случайны. С тех пор никто из приходивших к власти даже не пытался основать династию. И только мне удалось узнать, как можно это сделать! Я стану королем, а после моей смерти, – герцог усмехнулся, – когда она наступит, титул унаследует мой отпрыск. Я не знаю, будет это мой внук… или правнук, или… Но ему будет обеспечено прочное положение. Престол моей династии будет незыблем четырнадцать поколений!

Маша молчала, соображая, что это – паранойя или простая мания величия.

– И чем же ты отличаешься от других правителей нашего мира? – Машенька неожиданно сообразила, что назвала этот мир «нашим», но не слишком удивилась.

– Тем, что я смог расшифровать надпись на ларце, в котором заключены королевские регалии. На нем написано, что владеть ими безнаказанно может только тот, кто соберет в себе всю магию этой земли!

Герцог пытливо взглянул в лицо Машеньке, пытаясь определить, какое впечатление произвело на нее это сообщение.

– Но как это можно сделать?

– Как и когда! – торжествующе ответил герцог. – Ведь даже имея возможность передать или перенять чужой Дар, нужно огромное количество времени, чтобы просто найти всех носителей Дара! Но я решил обе эти проблемы разом.

Торжество просто истекало из небольшой, но плотной фигуры герцога. Он, сделав эффектную паузу, продолжил:

– Я создал заклинание, заключившее меня во вневременной кокон. Время стало надо мной не властно. Ты знаешь, сколько мне лет?

Маша молчала, да герцог и не ожидал ответа.

– Уже сто семьдесят семь лет я живу на этой земле! И не состарился ни на минуту! У меня есть время найти всех обладающих Даром! У меня есть время принять всю магию, существующую в моем мире!

– Но ты так и не объяснил, как ты забираешь чужой Дар.

– Это очень просто и совершенно безболезненно. Я заключаю носителя Дара во вневременной кокон, и Дар просто перетекает из нового, только что созданного кокона в мой, более зрелый. И все!

– Но это значит, что заключенный в кокон также становится бессмертным?

Герцог весело расхохотался.

– Нет, моя умница, чтобы держать себя в коконе, нужен Дар! А тот, кто Дара лишается, теряет такую возможность. Его кокон, к сожалению, немедленно свертывается… Бывший потенциальный маг становится обычным человеком и живет обычную человеческую жизнь.

Маша задумалась. Ее очень заинтересовало это странное заклинание безвременья. Но герцог расценил ее задумчивость по-своему.

– Но лишенный Дара все-таки не остается внакладе. Он или его родные получают возможность не думать о средствах существования. Ты не поверишь, но большинство моих баронов являются потомками имевших Дар. Или сами имели Дар. Ну и кроме того, у них остаются кое-какие способности…

– Я поняла, – задумчиво протянула Маша. – Но твое предложение меня почему-то не привлекает. У меня такое впечатление, что ты хочешь меня искалечить.

– Девочка, ты не поняла. Раз уж ты попала в мою Одинокую Башню, тебе придется расстаться со своим Даром. Я все равно его заберу. Лучше было бы, чтобы ты отдала его добровольно. Но я могу и насильно забрать его, правда, это требует огромного расхода сил…

– Расходуй!… – усмехнулась Машенька и немедленно почувствовала, как немеет ее тело. А герцог выпрямился в своем кресле и, прикрыв глаза, глухо шептал что-то неразборчивое. Комната медленно поплыла перед глазами Маши, голова откинулась на спинку кресла, руки, ноги, все тело мягко расслабилось и словно податливо потекло. Ее глаза закрылись, и только мысли в голове еще судорожно метались в поисках выхода. Но вот и они стали замирать, затихать, съеживаться. Она вся замерла.

И в тот же момент, как это всегда было, когда Машенька засыпала, из ее подсознания выскочила Маша-два и незримо зависла под потолком кабинета. Оттуда она спокойно наблюдала за действиями герцога и вдруг явственно увидела, что всю его фигуру словно обтекает некая, струящаяся цветными переливами, пленка. Более того, беспомощно расслабленная фигура Машеньки тоже стала покрываться такой же пленкой, только светилась она более интенсивно. Герцог горящими от нетерпения глазами наблюдал за действием своего заклинания. И оно действовало. Мерцающая пленочка все быстрее окутывала неподвижное тело девушки, а герцог начал подрагивать в предвкушении Свершения.

Однако через несколько секунд стало ясно, что что-то не срабатывало. Перемещения Дара не происходило. Герцог начал волноваться, не понимая в чем дело, а Маша-два отлично видела, что пленка, в которую было завернуто ее тело, имело довольно большую дыру. Часть безвольно откинутой головы оставалась свободной от действия заклинания, и в середине этого разрыва слабо пульсировала капелька бирюзового света. «Талисман деда Антипа», – сообразила Маша-два, а сама, чисто рефлекторно, уже начала действовать, исследуя легкими импульсами покрывающую ее тело пленку.

Уже после трех-четырех прикосновений ей стала ясна структура этого явления, состав вызывающего его заклинания, и почти сразу в ее голове стало складываться заклинание противодействия.

А герцог уже поднялся со своего кресла и, подойдя к Маше, склонился над ее недвижным телом. Он тут же понял, почему не срабатывает его заклинание, и с довольной усмешкой протянул руку к уху своей жертвы. Но он не обратил внимания, что это неподвижное тело слабо шевелит губами. И с этих обескровленных губ падают странные, не слышанные в этом Мире слова.

Герцог уже сомкнул пальцы на золотом завитке с пульсирующей бирюзовой капелькой в середине, но в этот момент Машенькины губы перестали шевелиться.

И в то же мгновение пленка, затягивавшая ее тело, исчезла. Но вместе с ней исчезла и пленка, окутывавшая фигуру герцога.

Маша-два нырнула в призвавшее ее тело, и Машенька открыла глаза. Выпрямившись в кресле, она увидела перед собой на полу смятую груду черной одежды, из-под которой виднелся желтый оскал голого черепа и рассыпавшиеся кости лишенных плоти кистей.

«Вот время и забрало свое. Его не обманешь… – подумала Маша и с трудом поднялась на ноги. – Больше мне здесь нечего делать. Пусть наследник принимает дела, а я попробую организовать военный смотр. Вот и станет ясно, есть в лагере интересующие меня меч и кинжал, или…»

Она направилась к выходу из кабинета, чувствуя гнетущую усталость и ломоту во всем теле. Проклятое заклинание покойного герцога было похоже на тяжелую лапу, протянувшуюся из далекого прошлого и легшую ей на плечи неимоверной тяжестью.

И тут ее взгляд скользнул по оконному витражу. На нем закончился рыцарский поединок. Рыцарь с синим плюмажем на шлеме гордо восседал на своем белоснежном скакуне, а его противник, выбитый из седла, валялся на брусчатке ристалища. И его шикарный красный плюмаж был поломан и растоптан.

Машенька широко раскрытыми глазами долго разглядывала выполненную из стекла волшебную картину, а затем снова повернулась к выходу и толкнула деревянную дверь.

Тяжелое дверное полотно открылось совершенно свободно и беззвучно. Вторая, металлическая дверь также не была заперта, только она издала тяжелый скрежет. Машины шаги по лестнице снова родили четкое летучее эхо, только теперь оно как будто радовалось за поднимающуюся по ступенькам девушку. И в душе у Машеньки стала подниматься радость, увеличивающаяся с каждой пройденной ступенькой. Радость от сознания того, что она избежала страшной опасности, радость от того, какие у нее замечательные друзья и умные наставники.

Маша вышла в буфет, уже полностью освобожденный от мебели и драпировок. Танцевальный зал тоже был до безобразия гол, словно со смертью герцога исчезло и все созданное по его повелению великолепие. И только в конце парадной лестницы по-прежнему стояли два мажордома. Они как будто ожидали выхода последнего действующего лица закончившейся драмы. Они молча открыли двери дворца, и Мария вышла на улицу.

Ее отряд, слившись в одно темное пятно, ожидал ее в трех шагах от входа. И едва она появилась на крыльце, рядом материализовались Жан и Сяма, а через секунду она оказалась в окружении всех своих людей. Они молчали, но их облегчение и радость от того, что она невредимой вышла из дворца, были материально ощутимы.

– Все в порядке! – прошептала Маша. И, облокотившись о седло своей лошади, повторила громче: – Со мной все в порядке. А вот герцог умер…

– Туда ему и дорога, – фыркнул Жан, а Сяма молча почесал в затылке.

– Поехали в лагерь. Ребята наверняка уже психуют, – раздался голос Силы.

Машенька тяжело взобралась в седло, и в этот момент в ее голове раздался вопль Златы: «Меня собираются сжечь! Меня собираются очень скоро сжечь!!! Вытащите меня отсюда!!!»

Маша оцепенела от сознания страшного несчастья, но уже через секунду она принялась действовать. Выхватив у Жана свое оружие, она в мгновение ока замкнула на талии пряжку пояса и перекинула лямку колчана через плечо. А в следующее мгновение изумленные гвардейцы увидели свою предводительницу в воздухе. Она зависла над ними, словно разъяренная фурия, и, крикнув:

– Я еще вернусь!… – быстро полетела на запад, прочь от чуть занимавшейся зари.

5. Камень третий. Злата – ведьма по рождению

26 октября 20.. года.

Интересно, кто придумывает пословицы? Говорят – это «устное народное творчество», но ведь кто-то первым показывает их Миру, кто-то первый произносит эту отточенную формулу, которую приписывают затем народу. Кто, например, первым сказал: «От тюрьмы да от сумы не зарекайся» или: «Кому суждено быть повешенным, тот не утонет»?… А если утонет?

Злата – симпатичная девушка маленького роста, с шикарной вороной гривой, яркими, горящими черными глазами, выдававшими неудержимый темперамент, сидела в одиночестве за довольно грязным столом обычной городской чайханы. Она зашла сюда случайно, просто проголодавшись после тяжелой дальней дороги, которую, как она считала, ей пришлось пройти за последние четыре часа. Она сидела над миской пахучей, пряной еды, очень напоминавшей среднеазиатский плов, но не притрагивалась к ней. И вообще все посетители чайханы отложили в стороны свои ложки и чашки, прекратили разговоры, прервали смех. Все слушали песню, странную песню с ритмичным и в то же время рваным мотивом, отбиваемым на семи струнах похожего на гитару инструмента. А пел ее слабым, сорванным, хрипловатым голосом босой парень в рваном халате с разбитой головой, кое-как перевязанной старым полотенцем.

Мы ели и спали,

Дружили и мстили,

Спешили и ждали,

Дрались и любили,

На звезды смотрели

И оды слагали,

Плясали, и пели,

И ели, и спали!

И плачем и смехом

Богов веселили,

Себе на потеху

Пророков казнили,

Своих палачей

За святых принимали –

На пару свечей,

И мы ели и спали!

От жира лоснились,

От голода пухли,

В окопы ложились

И мерли как мухи.

Мы в «праведном гневе»

Врагов добивали,

Пылали и тлели,

И ели, и спали!

Мы пашни пахали,

И траву косили,

Мы сеяли, жали,

Мы деток растили,

Мы дивные храмы

Волшбой расписали.

Герои и хамы –

Мы ели и спали!

Мы были, мы жили,

Мы жизнь познавали,

Мы всуе божились,

И ели, и спали,

Мы правды хотели,

И лгали, и лгали,

Мы спали и ели,

Мы ели и спали!

Певец последний раз ударил по струнам и замолчал, жадно приникнув к широкой чашке с молодым вином, предложенной ему одним из посетителей.

Еще несколько секунд в чайхане висело молчание, а потом ее снова залило гулом голосов, перезвоном стаканов и мисок, смехом и руганью. Златка тоже вернулась к своему плову, изредка бросая быстрый взгляд на столик, за которым притулился местный бард. Кроме певца в старом заношенном халате и рваном полотенце вместо чалмы, за этим столиком сидели еще четверо. Все они были одеты далеко не бедно, и у всех на поясах Злата заметила увесистые кошельки с монетами. Очень похожий кошелек висел и у нее на поясе.

Пока она доедала свой плов, прихлебывая из пиалки горячий зеленый чай, по вкусу, правда, напоминавший настой шиповника, за столиком богатенькой четверки разгорался нешуточный спор. А начался он с того, что молодой красивый мужчина, с узенькой черной бородкой на бледном горбоносом лице, сидевший справа от певца, начал над последним подсмеиваться.

– Не понимаю я, почему твоя великая поэзия не может тебя накормить? Ведь Всевидящий и Всеслышащий дает нам таланты, чтобы мы могли прокормить себя и своих близких…

Однако бард не обращал на подковырки внимания, жадно выхлебывая из миски лапшу с мясом и запивая ее молодым кислым вином. Тогда чернобородый обратился к своему соседу, лениво грызшему куриное крылышко.

– Смотри, Калаш, только что поэт услаждал наши уши своими стихами, а через минуту от него ничего не дождешься, кроме чавканья и отрыжки. И мы должны поверить, что люди искусства выше простых смертных, что Всевидящий и Всеслышащий наделил их недоступными нам качествами.

– Какие там качества? – лениво отозвался тот, которого назвали Калашем. – От свиньи тоже не дождешься ничего, кроме чавканья, зато потом она услаждает нас окороком и колбасой… Гы-гы-гы… – неожиданно засмеялся он своей шутке.

Певец, не обращая внимания на насмешки, продолжал жадно насыщаться. Златке стало удивительно, как можно столько съесть за один раз. «Видимо, парень давно голодает…» – подумала она и вдруг разглядела на его запястьях, под короткими обтрепанными рукавами темные, воспаленные полоски. Она не сразу поняла, что это следы от кандалов.

– И самое смешное, – продолжал между тем чернобородый, – что стоит нашему поэту насытиться, как он тут же начнет сочинять глупости… Примерно такие же, какие уже не первый раз приводят его в яму…

– Вот это и отличает его от свиньи… Гы-гы-гы… – подхватил его ленивый сосед. Именно в этот момент певец, похоже, насытился. Он допил остатки вина в своей чашке, поставил ее на стол и, повернувшись к чернобородому, громко, на весь зал сообщил:

– Вы правы, живущие в довольстве! Поэт сначала услаждает вас, а потом, если повезет, чавкает и рыгает. Свинья сначала чавкает и рыгает, а потом, если не повезет, услаждает вас. А вот богатей только чавкает и рыгает. Он не услаждает никого и никогда, ну, может быть, иногда пустит ветры, да погромче. Но вряд ли это кого усладит!

И он спокойно потянулся к кувшину, чтобы наполнить чашку. А вот его соседи по столику враз потеряли спокойствие. Трое из них вскочили на ноги и угрожающе положили ладони на торчащие из-за опояски халатов рукояти кривых кинжалов, а чернобородый замер, наклонившись вперед, и хрипловато прошипел:

– Это кого ты имеешь в виду?…

Певец спокойно прихлебнул из чашки, прополоскал вином рот, проглотил и только затем ответил.

– Это такое философское обобщение… – Он округло повел рукой, с зажатой в ней чашкой. – В подражание Курату – великой книге Всевидящего и Всеслышащего… Я, конечно, недостоин идти за ним след в след, но как велико искушение сделать это!…

На лицах у вскочивших появилось озадаченное выражение, они явно не понимали, говорит поэт серьезно или просто издевается над ними. Чернобородый с минуту размышлял над этим же вопросом, а поэт в это время отщипнул янтарную ягоду винограда, внимательно ее осмотрел, словно любуясь, а затем отправил ее в рот и прикрыл глаза, наслаждаясь вкусом.

Наконец чернобородый решил сделать вид, что понял философию поэта, и уже нормальным голосом возразил:

– Твое обобщение хромает, оно… хм… кособоко…

– Конечно, ты прав, живущий в довольстве, мое обобщение кособоко, как кособоко все, что производит человек. Ведь стоит взглянуть на памятник Великому ханифу, созданный придворным ваятелем – великим Мадзотом, чтобы убедиться, что даже это великое творение кособоко…

На этот раз грохнула хохотом вся чайхана. Златка не совсем поняла, что было смешного в сказанной поэтом фразе, но реакция на нее окружающих впечатляла.

– Ну, Ширван снова на пути к яме!… – послышался восхищенный шепот из-за соседнего столика. Шептал пожилой, по-видимому небогатый, купец своему соседу.

– Да, – согласился тот, – и на этот раз он там просидит побольше недели…

– По-моему, ты непочтительно отзываешься о Великом ханифе… – холодным, бесстрастным голосом произнес чернобородый.

– Ну что ты, живущий в довольстве, – преувеличенно испуганно ответил певец. – Я только согласился с твоей прекрасной максимой о кособокости!…

И тут на лице у чернобородого мелькнул испуг.

– Я ничего не говорил о кособокости!… – резко возразил он.

– Как же так? – удивился вконец обнаглевший рифмоплет. – Все слышали, что разговор о кособокости начал именно ты, живущий в довольстве, охарактеризовав мой ответ уважаемому Калашу как кособокий!…

По таверне пронесся подтверждающий хохот.

– Я тебе говорил, что не надо приглашать его к столу, – просипел Калаш, наклонившись к уху чернобородого и сверля ненавидящим взглядом развалившегося на стуле певца.

– Ну почему же, – возразил чернобородый, не сводя немигающих глаз с поэта, который кинул в рот еще одну виноградину и снова прижмурил глаза. – Мы проверили, и ты оказался прав – яма действительно его не исправила.

– Тогда его исправим мы, – угрожающе просипел один из молчавших до сих пор собутыльников чернобородого и потянул из-за пояса кинжал.

– Вы забыли, живущие в довольстве, старую народную мудрость, – спокойно произнес поэт, не открывая глаз. – Кособокого только саван исправит!… Или не забыли и собираетесь прописать мне именно это лекарство?…

И тут же по залу чайханы прошелестел угрюмый ропот. Словно суровая морская волна прокатилась между столиков и плюнула соленой сыростью в лица четверых разодетых молодчиков. Во всяком случае, всех четверых явно передернуло. Они сразу вспомнили, где находятся, а вот поэт, похоже, об этом и не забывал. Он, услышав этот ропот, только улыбнулся, не открывая глаз. Несколько человек из числа особо оборванных поднялись из-за столов и качали протискиваться поближе к замершей четверке. Стало ясно, что Ширвана здесь любят и в обиду не дадут.

Чернобородый поднялся со своего места, бросил на стол сверкнувшую золотом монету, и вся четверка «живущих в довольстве» направилась к выходу. Им не мешали, но провожавшие их взгляды ясно показывали, что поддержки им здесь не найти.

Златка расправилась со своим пловом и чаем, вынула из кошелька серебро и, подозвав мальчика-слугу, рассчиталась за съеденное. Подняв с пола не очень большую, но туго набитую сумку, она не спеша подошла к столику, за которым сидел Ширван, и присела на один из освободившихся низких пуфиков.

Поэт продолжал сидеть прикрыв глаза, хотя уже давно проглотил свою виноградину. Злата долго разглядывала худое, бледное лицо барда, а потом тихо спросила:

– А ты еще петь будешь?

– Нет, – хрипло ответил тот, не открывая глаз. – Горло болит.

– Ты простудился? – сочувственно поинтересовалась Злата.

Ширван открыл глаза.

– Ты у нас новенькая? – не то спросил, не то констатировал поэт и снова прикрыл глаза. – Издалека притопала в столицу нашего великого ханифата?

– Да, – быстро согласилась Злата. – Я не местная, впервые слышала твою песню. Мне так понравилось…

Поэт опять открыл глаза и пристально посмотрел на девушку. Казалось, он хотел удостовериться, что она не смеется над ним. С секунду помолчав и, видимо, удостоверившись, что девчонка говорит откровенно, он снова прикрыл глаза и проговорил:

– Спасибо. Я рад, что тебе понравилось.

– Ты не сказал, почему у тебя горло болит, – напомнила ему Злата.

Ширван слабо улыбнулся и пояснил:

– Год назад белю Гасаду очень понравилась моя песня, которую я сочинил после свадьбы его дочери Гюлькары. Во время этой свадьбы, которая продолжалась четырнадцать дней, знать сожрала две сотни баранов, тридцать две коровы, семь повозок овощей и выпила шесть бочек старого вина, а молодого – без счета. В то же самое время на земле беля умерли шестьдесят два человека, среди которых было восемнадцать детей. И все они умерли от голода…

Поэт говорил медленно, не открывая глаз. И из уголка правого глаза наискосок через щеку тянулась светлая дорожка слезы.

– Вот об этом и была моя песня. И я ее пел на площади нашей радушной столицы при большом стечении народа. Так вот, как я уже сказал, белю моя песня очень понравилась. Поэтому меня схватили его люди и, связав, лили мне в горло уксус… После этого я не могу, как прежде, петь по шесть часов подряд. Да и голос мой стал хрипловат… Поэтому теперь я пою только для больших знатоков и за роскошный обед.

Он открыл глаза и обвел рукой стол.

– Вот как этот… Угощайся, незнакомка.

А «незнакомка», широко распахнув глаза и затаив дыхание, слушала рассказ поэта. Но глаза ее были сухи.

Ширван снова прикрыл глаза и вполголоса проговорил:

– И глаза у меня еще не привыкли: устают быстро от света. Я последние семь дней в яме просидел… В темноте…

Неожиданно Златка скрипнула зубами и зло пробормотала:

– Я бы этого беля… пришила!…

– К чему пришила? – не понял Ширван. Он снова открыл глаза и удивленно уставился на девчонку.

– А, ладно, – нетерпеливо отмахнулась та и, повернувшись на своем пуфике, выхватила из водоворота окружающих людей маленького слугу.

– Слушай, малыш, в твоей забегаловке нельзя найти тихую комнату, где мы могли бы уединиться минут на тридцать – сорок?

Мальчишка понимающе оскалился и, пропищав:

– Сейчас все устроим, – вывернулся из ее руки и исчез.

А поэт, откинувшись на большую твердую подушку, пробормотал:

– Нет, милая девочка, это меня тоже сейчас не интересует…

– Тебя не интересует возвращение твоего голоса?… – недоверчиво спросила Злата.

Глаза Ширвана мгновенно распахнулись, и в них зажглось пламя недоверия и надежды.

– Не надо так шутить!… – глухо прокаркал он.

– А никто и не шутит!… – в тон ему, но звонко, ответила Златка.

– Ты что, знахарка?… Ты действительно собираешься возвратить мне голос?… – Ширван все еще не мог ей поверить. В этот момент маленький юркий слуга снова оказался рядом с их столиком.

– Все готово! Пошли… – Он кивнул кудлатой головой.

Злата быстро, с кошачьей грацией поднялась со своего места, закинула на плечо ремень своей сумки и потянула Ширвана за руку. Он встал и недоверчиво шагнул за ней.

– О, силен Ширван, – раздалось из-за соседнего столика. – Не успел из ямы вылезти, а уже собрался в другую ямку нырнуть!…

Златка круто развернулась на месте и уперла взгляд черных горящих глаз в физиономию говорившего.

Тот неожиданно схватился за свое горло и начал хрипеть, задыхаясь. А Злата рассерженно фыркнула и разделно произнесла:

– Я смотрю, ты подавился теми нечистотами, которые плещутся в твоей глотке.

Она отвернулась и не оглядываясь пошла за мальчишкой-слугой, а шутник сполз на пол с посиневшим лицом с громким всхлипом втянул наконец драгоценный воздух. Мальчишка привел их в маленькую затененную комнатку с узкой кроватью и маленьким пуфом около нее. Злата, быстро оглядев комнату, кивнула:

– Годится, – и приказала растерянному Ширвану:

– Снимай свою… палатенцу и ложись!…

Поэт неуверенно поднял руки и размотал тряпку на голове. Из-под нее показался здоровенный кровоточащий рубец, покрытый коричневой коркой засохшей крови. Златка только присвистнула. Потом он присел на край топчана, аккуратно снял с грязных ног разбитые тапки без шнурков и вытянулся на постели. Злата присела рядом на пуфик и, легко коснувшись тонкими пальцами его висков, тихонько то ли забормотала неясные слова, то ли запела речитативом. И через мгновение Ширван заснул глубоко и спокойно.

Злата прикрыв глаза, словно на ощупь стала шарить быстрыми пальцами по его горлу. Действительно, связки были сильно обожжены. «Совершенно непонятно, как он вообще может говорить?…» – мелькнуло в голове молоденькой ведьмы, а руки и голова уже делали свое дело, лаская, массируя, умягчая гортань, наращивая слои и жгуты новых клеток на поврежденные ткани горла, питая их энергией и вливая в них силы. На ее висках выступили мелкие бисеринки пота, а тихо шепчущие губы задрожали от напряжения. Злата прямо на глазах старилась, стремительно бледнея и как бы увядая.

Тем не менее, решив, что с горлом теперь все будет в порядке, она перешла к разбитой голове спящего поэта. И через несколько минут страшная, рваная, уже загнившая рана затянулась розовым жгутиком, сбросившим кровавые струпья, а еще через несколько мгновений исчез и он, оставив после себя совершенно чистую розоватую кожу, отличавшуюся от других участков только своей чистотой. Златка тяжело вздохнула и сползла с пуфика на пол. Привалившись к топчану, на котором лежал Ширван, она бессильно свесила голову и тоже заснула.

Минут через тридцать в комнату постучали. Сначала нерешительно, а затем все настойчивее. Ширван проснулся и сел на топчане. Увидев спящую Злату, он горьковато усмехнулся и потянул к себе свое грязное полотенце. Однако, едва начав наворачивать его на голову, он остановился и принялся ощупывать свой лоб. Осознав, что его голова цела и невредима, он сел на топчан, уставился на спящую Злату и тихо произнес:

– Мама… – Звучный, глубокий баритон раскатился по комнатенке, а его обладатель схватился за горло и его обезумевший взгляд заметался по пустым стенам. Только через пару минут, когда в дверь снова требовательно стукнули, он немного успокоился и тихо сказал: – Кто там?…

Из-за двери выглянула удивленная мордашка мальчишки слуги, и его быстрые глаза обшарили комнатенку, словно выясняя, кого это еще привели сюда. Никого не обнаружив, он пробормотал:

– Время кончилось…

Ширван встал, поднял Злату с пола, положил ее на топчан, укрыл тоненьким одеялом, а затем повернулся к слуге и тихо сказал:

– Пусть спит. Ты ее не трогай. Можешь сказать хозяину, что я в его забегаловке устрою выступление – отработаю эту комнатку. – Он весело усмехнулся. Потом ему в голову пришла новая мысль.

– Знаешь что, принеси-ка мне с моего стола винаи фруктов. И еще холодного мяса и пару больших лепешек. А я пока ее сон посторожу.

Мальчишка, открыв рот, во все глаза смотрел на Ширвана, не понимая, куда делся его привычный хриплый шепот и откуда у него этот прекрасный баритон.

– Давай беги!… – приказал ему Ширван и, взяв за плечи, развернул лицом к двери. Мальчишка послушно вышел, а через несколько минут в комнату с подносом, на котором стояли заказанные Ширваном яства, протиснулся хозяин чайханы – толстый, широкозадый Чирван-шат. Мельком взглянув на спящую девушку, он повернулся к поэту и нарочито громко спросил:

– Комнату занимаешь, а чем расплачиваться будешь?

– Тише ты!… – вполголоса цыкнул на него Ширван, и у хозяина чайханы отвалилась челюсть.

– К тебе вернулся голос!… – благоговейно прошептал он через секунду.

Ширван только с улыбкой кивнул.

– И ты действительно будешь у меня петь? – обрадованно уточнил Чирван-шат.

– Буду, буду, – снова улыбнулся поэт. – Только не ори здесь… Давай, – он схватился за поднос, – и проваливай…

Чирван-шат отпустил поднос, развернулся и, уже выходя из комнаты, благоговейно прошептал:

– Чудо!… Истинное чудо!… – И по коридору быстро зашлепали его шажки.

Ширван опустил поднос на пол и, медленно отщипывая ягодки винограда, стал ожидать пробуждения своей исцелительницы.

Златка проснулась часа через три. Она открыла глаза и тут же села на топчане, скинув прикрывавшее ее одеяльце. Поэт тут же поднял на нее сияющие глаза и предложил:

– Поешь, волшебница!…

Златка вспыхнула и пробормотала:

– Ну уж и волшебница!… – И тут до нее дошло, что он говорит «новым» голосом. Она совсем по-детски заулыбалась и обрадованно воскликнула: – Получилось?

Тут же вскочив с топчана и встав рядом с Ширваном, Злата обхватила его голову ладонями и внимательно рассмотрела лоб.

– Ну! И с головой все в порядке!… – Ее радость была настолько непосредственна, что Ширван от умиления покачал головой.

– Вот теперь можно и поесть… – удовлетворенно вздохнула девушка и, присев на топчан, взяла с подноса кусок лепешки и ломтик мяса. Ширван налил ей в пиалу темного густого вина и спросил:

– И откуда же ты к нам заявилась, такая кудесница?

– С севера, с гор, – ответила Злата, старательно пережевывая пищу. – Только в столицу я пришла не людей лечить. Ой, – она испуганно взглянула на поэта, – а молитвы еще не было?

– Да еще с полчаса осталось… – ответил Ширван.

– Мне пора идти!… – тут же поднялась Злата с топчана.

– Куда это ты так торопишься? – с тревогой полюбопытствовал Ширван. Он сразу почувствовал, что Злату что-то взволновало.

– Я до вечерней молитвы должна быть во дворце.

– В каком дворце? – усмехнулся Ширван. – У нас их много…

Златка серьезно взглянула ему в глаза и пояснила:

– В главном!…

– Туда-то тебе зачем?! – изумился поэт.

– Меня берут в библиотеку ханифа… Вторым хранителем дареных книг…

– Так ты грамотная?! – еще больше изумился Ширван.

– Грамотная, грамотная… Бежать мне пора… – Златка машинально пригладила свои черные пушистые волосы и двинулась к выходу.

Ширван вскочил на ноги:

– Я тебя провожу… Тут есть короткая дорога, минут через десять будем на месте.

Они вышли за дверь, и поэт, оказавшись в коридорчике, сразу свернул в сторону, противоположную обеденному залу.

– Тут есть черный выход, – пояснил он своей спутнице.

Действительно, в конце коридора виднелась небольшая малоприметная дверка, открыв которую, они оказались на узенькой, темной улочке. Поэт взял Златку за руку и потянул за собой мимо грязных мусорных ящиков, обходя кучи отбросов, из-под которых натекали зловонные лужи. Ширван чувствовал себя уверенно в этих трущобах большого города, вдали от широких, ярко освещенных улиц, запруженных великолепием прогулочных колясок и шиком прогуливающейся публики.

Они отошли от черного входа в чайхану всего несколько метров, как темный переулок перед ними перегородили три темные, неясные тени. Две из них шагнули вперед, а третья, наоборот, отступила еще глубже в тень.

– Я же говорил, что он выйдет через заднюю дверь!… – удовлетворенно прохрипел знакомый голос Калаша. – Ну что, певец, здесь за тебя некому будет заступиться!… Здесь нет твоих оборванных дружков!… Пора тебя немного поучить, раз даже яма тебя ничему не научила!… – И тени сделали еще по шагу в сторону молодых людей.

Ширван тоже отступил на пару шагов, потянув за собой Злату, но сзади возникла еще одна тень.

– Не надо дергаться, поэт, – послышался оттуда еще один голос. – Ты попался…

И тут Златка выдернула из руки Ширвана свою ладонь и шагнула вперед.

– Слушайте, вы, живущие в довольстве, – это вежливое обращение в ее устах прозвучало как самое грязное оскорбление, – если вы дадите нам спокойно пройти, то останетесь целы. В противном случае я за себя не отвечаю…

– Смотри-ка, наш певец охрану себе завел!… – глумливо прозвучало спереди, а сзади послышался смачный плевок и еще одна реплика:

– Девчонка маленькая, но забавная… Так что давайте позабавимся.

– Ага! – раздался голос из-за спин двоих, нападавших спереди, голос чернобородого. – Сначала поучим рифмоплета, а потом позабавимся с его охраной… Вы принимайтесь за мальчика, а я пока что девочку подержу.

Стало ясно, что Ширвана и Златку окружили его бывшие сотрапезники. Та самая четверка, которая оплатила его пение в чайхане.

Троица медленно приближалась, и через секунду стало видно, что в руках у нападавших посверкивают длинные ножи.

Ширван выдвинулся вперед, закрывая Златку от двоих падавших спереди своим телом, но та неожиданно резким движением буквально швырнула своего спутника в ближайшую мусорную кучу. А затем она исчезла. Вернее, растворилась в окружающем полумраке, размытым темным пятном.

Нападавшие слегка опешили, обнаружив, что стоявшие перед ними безоружные люди внезапно пропали, но через секунду стоявший ближе к черному входу в чайхану охнул и, выронив свой нож, стал медленно и как-то неуклюже оседать на землю. Держась одеревеневшими руками за низ живота и негромко похрюкивая, он опустился прямо в зловонную лужу и, продолжая начатое движение, повалился на бок и затих. Двое его друзей замерли, пытаясь понять, что случилось с их товарищем. В это мгновение рядом с ними мелькнула неясная тень, и следующий «учитель» выронил нож. Какая-то неведомая и невероятная сила впечаталась ему прямо в лоб, опрокинув навзничь. Он упал, глухо стукнув затылком в замусоренную булыжную мостовую, их мгновенно затих. И тут последний из нападавших испугался. Он бросил нож на мостовую и резво развернулся, намереваясь дать деру, но опоздал. В полумраке мелькнула маленькая ладошка, ребро которой резко опустилось точно на горло стартующего бедолаги. Тот дернул головой, захрипел и ничком улегся на мостовой рядом со своим коллегой.

И тут из темноты переулка послышался жуткий вопль:

– Убивают!… – и топот убегающего человека. Только далеко он не убежал. Топот неожиданно прервался, зато раздался шум падающего тела, а затем ласковый девичий голосок произнес:

– Ты же хотел меня подержать!… Куда ж ты убегаешь?… Нет, нет, пошли, посмотрим, как там твои друзья?…

Когда Ширван наконец выбрался из грязной кучи, в которую его уложила Злата, все было кончено. Трое нападавших живописно разлеглись на замусоренной мостовой, а рядом на коленях стоял чернобородый и слабо всхлипывал.

– Вот, глянь!… – возбужденно воскликнула Злата, обращаясь к своему спутнику. – Нет, ты глянь, сколько я душегубов наловила!… И все как один с ножиками!…

– У меня нет!… У меня нет!… – вдруг страстно затараторил чернобородый, преданно вглядываясь в скрытое полумраком лицо Златы.

– Точно, у этого нет, – несколько успокаиваясь, подтвердила девушка. – Выбросил, наверное, когда убегал от меня… Так что мы с ними делать будем?… Может, стражникам сдадим?

Ширван молча стряхнул со своего ветхого халата приставший сор, а потом схватил Златку за руку и несколько смущенно пробормотал:

– Пошли быстрее, а то ты во дворец опоздаешь!…

– А как же эти?… – Златка кивнула в сторону обездвиженных фигур.

– Придут в себя и разойдутся, – бросил певец, пытаясь оттащить девушку от ее жертв. – Пошли быстрее, я тебе говорю!…

Златка недовольно фыркнула, но решила, что ее спутник все-таки прав, и двинулась за ним. Через несколько секунд четыре неподвижные фигуры растворились во мраке у них за спиной. Ширван шагал быстро, прекрасно ориентируясь в темных переулках, подворотнях и проходных дворах. Меньше чем через пять минут парочка вынырнула из ворот проходного двора и, быстро пробежав коротким переулком, оказалась на центральной улице, почти сразу же выведшей их на широкую площадь. Посередине этой площади возвышался огромный гранитный постамент, на вершине которого золотилась новой бронзой странная, нелепая статуя, напоминающая памятник Воровскому в Москве. Только, пожалуй, еще более скособоченная.

– Кто это?… – удивленно остановилась Злата.

– Это наш великий ханиф в исполнении великого Мада. – Ширван и не подумал задерживаться возле статуи.

Злата последовала за ним, с интересом оглядываясь на столь своеобразную скульптуру.

– Интересно, насколько велико сходство с оригиналом, – словно про себя пробормотала она.

– Совсем не похож, – ответил на ее бормотание Ширван. – Слишком прям!…

– Прям!… – изумилась Злата. – А по-моему, кривее и быть не может!…

– Может, может, – усмехнулся поэт. – Вот мы и пришли…

Они остановились перед шикарной мраморной лестницей, ведущей к колоннаде, за которой виднелись огромные золоченые двустворчатые двери.

– Ты думаешь, именно через эти… ворота должен войти во дворец младший хранитель библиотеки?… – растерянно поинтересовалась Злата.

Ширван взглянул на нее и вздохнул:

– Ишак безмозглый…

После этой самокритичной реплики он снова схватил Злату за руку и потянул ее мимо лестницы к левому углу дворца. Свернув за угол, он припустился по пустой улочке. Стена дворца кончилась, и они пошли вдоль витой чугунной ограды, за которой скрывался густой сад или парк. Внезапно в ограде возникли ажурные ворота с встроенной калиткой. Ширван остановился, ухватил свисающую на прочном шнурке бронзовую шишечку, и резко дернул за нее. Злата молча наблюдала за его действиями. Через пару минут в глубине сада мелькнул огонь, и стало ясно, что кто-то двигается по дорожке с лампой в руке. Ширван тоже увидел приближавшегося человека и шепнул Злате в самое ухо:

– Это дежурный офицер охраны. Объяснишь ему, кто ты и для чего пришла, и он проведет тебя во дворец. Если я тебе понадоблюсь, сможешь найти меня в той же чайхане, что и сегодня… – После этих слов он отскочил в сторону и растворился в вечернем сумраке.

А спустя несколько мгновений возле калитки появился мужчина среднего роста, затянутый в довольно вычурный мундир.

Яркий свет фонаря освещал широкие розовые шаровары, снизу запрятанные в короткие сапоги, а сверху утянутые широким матерчатым поясом. На поясе в простых ножнах висела кривая сабля. Поверх заправленной в шаровары зеленой рубашки был надет сиявший золотым шитьем коротенький жилетик. На голове воина красовалась расписная тюбетейка, с верхушки которой свисала золотая тесемочка с кисточкой на конце.

Этот смешно разодетый молодец молча уставился на Злату, ожидая, видимо, пояснений от столь поздней посетительницы.

– Мне назначено белем Оземом явиться сегодня до вечерней молитвы, – пролепетала девушка.

– Имя? – коротко спросил офицер.

– Злата, – так же коротко ответила девушка. Офицер достал из кармана довольно замусоленную бумажку и, посветив себе фонарем, несколько секунд ее разглядывал. Потом молча спрятал бумажку назад в карман и приоткрыл калитку. Злата шустро прошмыгнула в образовавшуюся щель.

И в этот момент над городом глухо ударили большие барабаны, приглашая жителей столицы на вечернюю молитву. Офицер хмыкнул и указал Злате на дорожку, ведущую в глубь сада. Девушка двинулась по ней, а страж следом, высоко подняв фонарь над головой.

Дежурный офицер привел Злату в одно из служебных помещений, расположенное в задней части дворца. Здесь он, не предлагая девушке присесть, дернул за витой шнур, продернутый сквозь видневшееся у самого потолка отверстие и спускавшийся по стене. Минут через пять в комнату из внутренних покоев вошла полная круглолицая женщина в простом темном платье, поверх которого сиял белизной фартук. Офицер тут же расплылся в улыбке и, показав на Злату, произнес:

– Тетушка Сара, бель Озем пригласил эту девушку на сегодня, но сам он уже уехал. Размести ее в комнатах прислуги, накорми. Завтра она будет представлена белю.

Толстуха кивнула с улыбкой Злате, приглашая ее за собой.

Они прошли по слабо освещенному коридору, поднялись в бельэтаж, опять прошли по коридору и, наконец, вошли в большую, скромно убранную комнату, освещенную настенной лампой. Узкая кровать была застелена простым, но чистым бельем, у стены стоял небольшой туалетный столик с тазиком и кувшином для умывания. Рядом виднелись узкие дверцы стенного шкафа. В дальнем от входной двери углу был выложен маленький камин. В нем, словно точно зная, что комната будет населена, был разведен огонь.

Ветви, положенные в камин, вероятно, были сырыми, потому что шипели и сильно дымили, а слабые язычки пламени едва проклевывались между темными сучьями. Молчавшая до этого момента тетушка Сара подошла к камину и, взяв в руки небольшой тонкий бронзовый лист, попробовала несколькими взмахами раздуть огонь поярче. Нельзя сказать, что ей это удалось, и она заворчала.

– Вот бездельники, я же им говорила, что комната должна быть протоплена!… Ну, кто-то получит по шее… Ты, девочка, не беспокойся, я сейчас пришлю помощника дворцового мага, он живо растопит твой камин.

Она повернулась к гостье, замешкавшейся у входа, и остолбенела. Злата остановилась посреди комнаты, рядом с уроненной на пол сумкой и с непонятным ужасом смотрела в дымящийся камин. Глаза у нее остекленели, лицо страшно побледнело, а по лбу бежали ручейки холодного пота.

Толстуха бросилась к девушке и, приобняв ее за плечи, подвела к кровати и усадила. Затем она метнулась к туалетному столику, плеснув из кувшина, намочила краешек полотенца и быстро вернулась назад. Она начала аккуратно вытирать Злате лоб, приговаривая:

– Да что с тобой, девочка?! Что тебя так напугало?! Не надо ничего бояться!…

Наконец Злата закрыла глаза и тряхнула головой. Краски начали возвращаться на ее лицо, она глубоко вздохнула и прошептала:

– Спасибо, уже все в порядке. Уже все прошло…

Интерлюдия

Двенадцать лет назад в Югославии, в Косово, недалеко от маленького городка Призрен, в небольшой горной деревушке происходило нечто непонятное. Все население деревушки – человек двадцать пять – тридцать, собралось на небольшом крепко выбитом выгоне на окраине деревни. Посередине выгона в землю был вбит здоровенный кол, вокруг которого мрачные, неразговорчивые люди навалили огромную кучу хвороста. Этот хворост таскали все, даже маленькие дети.

И теперь они эту кучу поджигали. Вернее, хворост поджигали двое суетливых мужичков, а остальные, угрюмо столпившись вокруг, молча наблюдали за их действиями. Хворост явно не хотел разгораться. Может, потому, что последние четыре месяца безостановочно шли дожди, и вся древесина в округе пропиталась влагой, может потому, что поджигатели не имели необходимого опыта, только огня, настоящего могучего огня, все не было. Куча шипела, дымилась, иногда громко и голодно щелкала, порой между черными сучьями мелькали синеватые от слабости язычки пламени. Но эти «огненные потуги» все никак не перерастали в достойный огонь.

А над этой кучей хвороста висела привязанная к вбитому шесту девочка лет шести. Причем она была настолько мала, что ее возраст можно было определить только по огромным темным, взрослым глазам, которыми она с ужасом наблюдала за своими палачами. На девчушке было одно драненькое платьице, из-под которого высовывались тоненькие, грязные, босые ножки. Правая рука девчушки, сжатая в кулачок, была прижата к груди, а из кулачка торчали кончики кожаного шнурка, обвитого вокруг тонкой шейки. Порой, когда особо густая жила дыма вырывалась из темной кучи топлива, девочка испуганно поджимала ножки. И самое странное – она не плакала и не кричала. Она молча, неотрывно наблюдала за не разгорающимся костром, только иногда быстрым взглядом окидывая собравшихся.

Все это продолжалось уже около часа, когда из-за недальних скал, по горной тропке выехал одинокий всадник. Он мгновенно увидел то, что происходило на околице деревеньки, и, толкнув пятками своего коня, двинулся к толпе. Подъехав ближе, он наклонился к стоявшему с краю мужику и спокойно спросил:

– Чем занимаемся, православные?

– Ведьму жжем, – угрюмо ответил тот.

– Вот эта девчушка – ведьма?

Мужик, повернувшись всем телом, взглянул на чужака, оценил его внешний вид и так же угрюмо ответил:

– Она ведьма и есть. И мать у нее ведьма была. – Мужик сплюнул себе под ноги.

– И что же она натворила? – не успокаивался чужак.

– Много чего, – коротко ответил мужик, и это прозвучало как «отстань».

Но всадник «отставать» не собирался. Он тронул лошадь, и она, аккуратно раздвигая людей, двинулась ближе к костру. Оказавшись в первых рядах, он с минуту внимательно наблюдал за действиями поджигателей, а потом громко спросил:

– Кто здесь староста?

Седой, кряжистый старик, стоявший метрах в трех от него, медленно повернул голову в его сторону и пробасил:

– Ну, я… А чего тебе надо?…

– Продайте мне вашу ведьму.

– Ее сожгут, – безапелляционно ответил старик и отвернулся.

– Ее не сожгут, – спокойно возразил всадник. – Во всяком случае, пока я здесь.

Старик не ответил, игнорируя чужака, а двое палачей еще больше засуетились.

И неожиданно из кучи сырых дров прямо в физиономию одному из них ударил шипящий дымный факел. Поджигатель завизжал и отскочил в сторону, схватившись руками за лицо. Когда он опустил ладони, все увидели, что брови и борода у него полностью сгорели, а волосы на голове опаленно дымились. Второй палач, увидев, что случилось с его коллегой, тоже отступил в сторону.

– Ну так что, православные, продадите мне девчушку?… – повторил свой вопрос чужак.

– Ты видел, что она делает?… – повернулся к нему старик-староста.

– И что она делает? – насмешливо спросил чужак.

– Ты что, слепой? Она же чуть не сожгла человека!… Вот только что!…

– По-моему, это они чуть не сожгли девчушку, – все так же насмешливо ответил всадник.

– Ты еще не знаешь, что она вытворяла у нас в деревне!… – повысил голос вышедший из себя старик.

– Ты старый человек, – спокойно возразил чужак, – и я уважаю старость. Но ты должен знать, что дети не способны делать зло. Только взрослые учат детей плохому. И сейчас вы учите всех своих детей страшному злу. Как ты думаешь, они будут себя вести по отношению к таким бессердечным людям, как вы?…

Всадник помолчал, давая возможность обдумать свои слова. А потом еще раз попросил:

– Продайте мне эту девчушку.

Старик пожевал губами и тяжело выдохнул:

– Забирай, нам ничего за нее не надо… – Он повернулся и медленно пошел к видневшимся невдалеке домам деревни. Жители так же молча и угрюмо двинулись за ним. Очень быстро выгон опустел.

Всадник спустился на землю, разбросал дымящуюся кучу, снова взобрался в седло и, подъехав к столбу, обрезал веревки, удерживавшие маленькое тельце. Девочка сползла на колени всаднику. Он устроил ее впереди себя в седле, затем развернул притороченный сзади плащ и укрыл девочку. А та закрыла глазенки, прижалась к всаднику и неожиданно горько расплакалась. Всадник понял, что она предельно напугана. Он погладил ее по черным спутанным, длинным, грязным волосам и пробормотал:

– Все в порядке, малышка… Теперь все будет в порядке… И никто тебя больше не обидит… Мы с тобой уедем далеко-далеко, к очень хорошим людям. Они тебя полюбят.

И девочка под его негромкое бормотание успокоено задремала.

Уже к вечеру они приехали в Призрен. Утром мужчина нанял старенькую машину и вечером того же дня они были в Приштине. Там они сели в поезд и через сутки прибыли в Белград. А еще через двое суток высокий мужчина, державший за руку маленькую, чистенькую, аккуратно одетую девочку, вышел из самолета в аэропорту Улан-Удэ. От прежней замарашки остался только маленький кожаный мешочек, висевший на кожаном ремешке на ее шее. В этом мешочке лежало ее наследство.

Таким образом с помощью деда Антипа Злата оказалась на полигоне. С тех пор она жила на берегу Байкала в окружении волшебства и чудес.

Злата и сама оказалась чудом – в своем еще младенческом возрасте она прекрасно владела телекинезом, левитацией и, как ни странно, пирокинезом.

Со временем Злата превратилась в симпатичную девушку маленького роста, с шикарной вороной гривой, яркими, горящими черными глазами, неудержимым темпераментом, гибкостью и грацией кошки. В общем, она превратилась в типичную ведьму. Мужчин, за редким исключением, она не переносила, и если кто-то из «сильного пола» начинал ей докучать настойчивыми ухаживаниями, ее левая рука начинала тихонько позвякивать серебром своих неповторимых колец. Эти необычные перстеньки она достала из своего кожаного мешочка, когда ей, по ее подсчетам, исполнилось двенадцать лет. И были они весьма примечательны.

На каждом пальце ее левой руки было надето по широкому серебряному ободку, украшенному затейливым черненым узором. На большом пальце было обычное кольцо, несколько напоминавшее продукцию Кубани, а четыре остальных имели по две дополнительных гнутых, изузоренных пластинки, шарнирно приклепанных к основному колечку, так что они целиком прикрывали пальчики, не мешая им сгибаться. Крайние пластинки своей формой напоминали остро отточенные когти, покрытые причудливым узором. Поскольку все кольца были соединены серебряными цепочками с широким глухим браслетом, охватывавшим запястье, создавалось впечатление, что маленькая изящная ручка закована в своеобразную рыцарскую перчатку. И Злата никогда не снимала с руки этих украшения.

Так вот, если непонятливый ухажер доводил дело до серебряного позвякивания, можно было не сомневаться, что дня через два-три он попадет в смешную и нелепую ситуацию, которая сделает его посмешищем всего полигона.

И все-таки друзей у Златы было очень много. Ее любили за прямоту, доброту и горячее желание помочь любому, попавшему в беду.

Камень третий (продолжение). Злата – ведьма по рождению

– Все в порядке, говоришь? – Толстуха озабоченно склонилась над Златой. – Мы с тобой все-таки сделаем так. Ты в столовую не пойдешь, а давай раздевайся и ложись-ка в постель, а я принесу тебе ужин прямо в комнату… Еще не хватало, чтобы ты в обморок при всех упала…

– Да нет, со мной правда все в порядке, – слабо протестовала Злата, стараясь не смотреть на постепенно разгоравшийся камин. – Я лучше с тобой пойду, заодно хоть немного дворец посмотрю…

Женщина, не сводя со Златы внимательного взгляда, помолчала с минуту, а потом, вздохнув, согласилась:

– Ну, ладно, уговорила… А пока ужинать будем, у тебя в комнате и камин протопят…

Злата встала с постели, подошла к туалетному столику, налила из кувшина в таз воды и умылась. Ей сразу стало легче. Она, конечно, понимала, что ее поведение могло показаться странным этой милой женщине, но ничего не могла сделать. С самого детства зрелище сырого, дымного костра приводило ее в оцепенение, и даже самые сильные знахари ничего с этим не могли поделать…

Она глянула в небольшое зеркало, висевшее на стене, и увидела, что толстуха продолжает озабоченно за ней наблюдать. Златка повернулась с улыбкой.

– Вот я и готова!…

– Ну что ж, пойдем…

Они снова вышли в коридор. Впереди плыла хозяйка, а Злата шла за ней, чуть приотстав. Они вернулись к лестнице и спустились на первый этаж. Пройдя мимо приемной, через которую Злату провели во дворец, они повернули направо и через двустворчатые двери вошли в большую комнату. Здесь вдоль двух длинных столов уже сидели человек двенадцать. По их одежде Злата поняла, что это обслуга дворца, причем, так сказать, элита обслуги.

Например, пожилой мужчина, почти старик, с длинной окладистой седой бородой, внимательными голубыми глазами под кустистыми бровями в расшитом золотыми хризантемами халате, весьма походил на мажордома. Рядом с ним расположился темноволосый, с маленькой острой бородкой мужчина, одетый в мундир, очень похожий на тот, который Злата видела на дежурном офицере, только гораздо богаче.

Очевидно, это был начальник полка охраны дворца. Дальше сидела худющая, даже какая-то костистая, неопределенного возраста женщина, закутанная в желтый шелк, с унизанными перстнями пальцами.

Видимо, перед тем как в трапезную вошли Злата и ее провожатая, присутствующие вели оживленный разговор, но стоило появиться незнакомому человеку, и все замолчали, повернувшись к дверям. Злата сначала смутилась под столь пристальным вниманием, а потом с раздражением подумала: «Какого черта они вылупились на меня! Подумаешь, важные люди, скоро и я буду не менее важная…» В этот момент толстуха, сопровождавшая Злату, подошла к одному из свободных стульев и, отодвинув его от стола, позвала ее:

– Иди, девочка, сюда. Тебе здесь будет удобно…

Злата своей самой независимой походкой подошла к предложенному месту. Она чувствовала, что уже полностью восстановилась после своего «обморока» и готова достойно ответить на оказанное внимание. Но окружающие не торопились обращаться к ней с вопросами. Поэтому она остановилась возле стула и, нарочито картавя, громко объявила:

– Меня зовут Зв'ата. Я п'ибыва по п'игвашению бевя зема и буду 'аботать в бибвиотеке.

– А, так ты наш новый хранитель?… – вполне доброжелательно переспросил седобородый старик, которого она приняла за мажордома. – Я рад, что у нас появилась такая молоденькая и такая симпатичная, к-хм, сотрапезница. Ведь встречаться с тобой мы будем, наверное, только за этим столом…

– Ско'ее всего ты п'ав, почтеннейший. Я го'ю жеванием очутиться в книгох'анилище.

– Бель Озем умеет подбирать людей, – неожиданным басом пророкотала женщина в желтом шелке. – И это несчастье с главным хранителем – просто нелепая случайность…

– А что с ним свучивось?! – живо заинтересовалась Злата, опускаясь на свой стул и оказываясь между невзрачной женщиной в простеньком зеленоватом халатике, молча хлебавшей лапшу из миски, и высоким, худощавым мужчиной лет тридцати, не сводившим с нее восхищенного взгляда.

– С ним ничего не случилось, – пробасила желтая дама в ответ. – Он умер.

– Ну! – изумилась Злата. – Есви это называется «ничего не свучивось», тогда какие же у вас тут бывают свучаи?…

– Вот когда капитан Огро вывалился из окна – это был случай! – тут же самым серьезным образом объяснила желтая дама. – А бедный Озрик просто взял и умер. Хотя обещал этого не делать! – неожиданно возмутилась она.

– Кора, мне кажется девочка не совсем тебя понимает, – мягко перебил басистую тетку офицер.

– Ничего, беля Озема ей понять будет еще труднее!… – пообещала та и бросила на Злату подозрительный взгляд. – Ты знакома с белем Оземом?

– Нет, – рассеянно ответила Злата, выбирая, что бы такое положить себе на тарелку. Выбор блюд на столе был достаточно обширен и требовал серьезного подхода. Хотя она не так давно плотно перекусила в чайхане, она знала, что в ханифате завтрак бывает чисто символическим – в лучшем случае стаканчик сока. Поэтому имело смысл насытиться сейчас.

– Он, кстати, тоже меня еще не знает… – Она положила на тарелку пару ложек тушеных овощей и несколько ломтей баранины на ребрышках, не забыв плеснуть в свой бокал из ближайшего графина.

– Но позвольте, милочка, – снова вмешался в разговор офицер. – Бель Озем не имеет привычки приглашать на службу, тем более такую ответственную, совершенно незнакомых людей!…

– Ему меня по'екомендовави, – небрежно внесла ясность Злата и, ухватив одно из ребрышек пальчиками, принялась его сноровисто объедать. И тут до нее дошло, что все присутствующие, вернувшиеся было к трапезе, снова уставились на нее. И на этот раз на всех лицах было написано непередаваемое изумление.

– Что это вас так удививо?… – поинтересовалась девушка.

– Ты хочешь сказать, что бель Озем принял тебя заочно по чьей-то рекомендации?! – озвучил седобородый общий вопрос.

– Ты сове'шенно п'авийно меня поняй, – подтвердила Злата.

– И кто же твой рекомендатель?…

– Один мой дайний… дядюшка.

– Но как его зовут?

– Се'ый магист'в.

Все немедленно уткнулись в свои тарелки.

«Вот это авторитет! – удивилась про себя Злата. – Да все они просто трепещут перед именем Серого Магистра!»

Несколько минут над столом висела напряженная тишина, нарушаемая только постукиванием и позвякиванием приборов. Потом Злата, не выдержав этой всеобщей немоты, резко наклонилась к своему соседу и, заглянув ему в лицо, требовательно спросила:

– А тебе н'авятся катаны?

– Кто?! – отшатнулся мужчина, чуть не подавившись.

– Не кто, а катаны, – высокомерно поправила его Златка. Она уже вовсю веселилась. Что называется, пошла вразнос. – Катана, что б ты знаув, это к'ивой саму'айский меч. – И она с прищуром посмотрела на ошарашенного соседа. – А может быть, тебе не н'авятся девушки-саму'аи?…

Она отлично видела, что все с напряженным вниманием следят за ее разговором, и это ее еще больше заводило. И тут на ее плечо легла легкая пухлая ладонь. Злата оглянулась и увидела серьезное лицо и смеющиеся глаза своей провожатой.

– Не отвлекайся, девочка, тебе еще надо как следует отдохнуть после долгой дороги. А завтра рано вставать. Бель Озем будет во дворце за час до утренней молитвы, а ты должна быть уже готова к его приходу.

Злата благодарно улыбнулась толстухе и произнесла без всякой картавости:

– Спасибо, моя дорогая, ты совершенно права. – Она наклонилась над своей тарелкой и сделала вид, что полностью поглощена едой. Несколько секунд над столом висело молчание, а потом, постепенно, в комнату вернулись звуки, сопутствующие многолюдному ужину. Злата раньше всех закончила ужин и, поднявшись из-за стола, обвела всех смеющимися глазами.

– Спасибо за компанию, 'ада быва познакомиться. Надеюсь, я вам пон'авилась. – Она направилась к выходу, возле которого ее, едва сдерживая смех, дожидалась тетушка Сара.

Стоило им покинуть столовую, как в ней буквально взорвался шквал голосов. Злате очень хотелось послушать, что о ней будут говорить, но подслушивать в присутствии смешливой толстухи она не решилась. Тетушка Сара повела Злату к ее комнате. Отойдя шагов на пять-шесть от столовой, она вдруг повернула к ней свое круглое лицо и спросила:

– Ты что ж это, девчонка, хулиганишь? А?… Серьезные люди собрались за столом, кушают, делятся новостями, обсуждают проблемы… И вдруг заявляется незнакомая девица и начинает всех баламутить…

Толстуха сердито ворчала, но Злата видела, что в глазах у нее прыгают веселые чертики.

– А что они на меня уставились, как будто я голая. А эта… «желтая»… я просто боялась, что она меня укусит!…

– Ой-ой-ой!… Укусят ее!… Да Кора – настоящий ангел. Просто она считает, что новичков надо сразу ставить на место!…

Злата хитро прищурилась:

– А старичков, значит, на место ставить не надо?…

– Ну, старички уже и так по местам стоят, – рассмеялась в ответ толстуха. – А вообще-то ты – молодец. И дальше не давай себя кусать!…

Она толкнула дверь и первая вошла в комнату. Злата следом за своей провожатой переступила порог и с удивлением заметила, что огня в камине нет. Однако небольшая, аккуратная горка слабо алеющей золы показывала, что комната натоплена. «Когда же они успели камин протопить?» – с удивлением подумала Злата.

– Ну вот, теперь вроде все в порядке, – удовлетворенно констатировала тетушка Сара и, повернувшись к Злате, спросила: – Как ты считаешь?…

– Да, все прекрасно, спасибо большое. Только когда же вы все это успели?…

Толстушка беззаботно махнула рукой:

– Подумаешь, проблема!… Ты лучше давай ложись… Завтра я тебя рано разбужу…

И она вышла, аккуратно прикрыв дверь.

Злата подошла к двери и увидела, что никаких запоров на ней нет. Она пожала плечами и решила не придавать этому значения. Через несколько минут она была уже в постели. И, вдыхая холодноватый запах свежего постельного белья, решила, что день в целом был удачен, завтра все будет в порядке. А потом она спокойно заснула.

Следующее утро выдалось пасмурным. И холодным. Злата проснулась рано и была удивлена тем, что в комнате так холодно. Вылезать из нагретой постели не хотелось, но и нежить себя Златка особенно не привыкла. Так что она позволила себе покапризничать всего минуты три, после чего откинула одеяло и выпрыгнула из постели. Быстро умывшись, приведя себя в порядок и одевшись, она подошла к окну. Оно выходило в парк и было затенено густой листвой, еще и не начавшей желтеть.

Вокруг стояла тишина. Злата задумалась было о том, как построить предстоящий разговор с белем Оземом, но мысли, словно в унисон с окружавшей пасмурной тишиной, текли вяло и неровно. И тут за дверью раздался шепот.

– Я первая зайду… Девочка еще спит и может напугаться…

– Только поднимай ее побыстрее, а то бель сошлет на западную границу…

– Ладно… Даже бель должен понимать, что молодой девушке необходимо время, чтобы привести себя в порядок, прежде чем выйти из спальни.

Злата быстро подошла к двери и, открыв ее, произнесла:

– Я уже вполне могу выйти из своей спальни.

На пороге ее комнаты стояла тетушка Сара, а за ее плечом возвышался очередной офицер. Толстуха держала в руках небольшой поднос со стаканом густой оранжевой жидкости, напоминающей апельсиновый сок, и блюдце, на котором сиротливо лежали три маленьких печеньица.

– По-видимому, это мой завтрак, – догадалась Злата.

– Да. Я думала, что пока ты одеваешься, ты успеешь немного подкрепиться, – со своей обычной улыбкой подтвердила толстуха.

– Я думаю, – прогудел из-за ее плеча офицер, – раз девушка уже проснулась и даже оделась, она не будет задерживаться из-за каких-то трех печений…

– Ты так торопишься? – поинтересовалась Злата.

– Бель Озем приказал доставить тебя к нему немедленно.

– Да? – переспросила Злата, между делом прихватив с блюдечка одно из печений и отправляя его в рот.

Физиономия у офицера вытянулась, и он нервно поправил воротник своей зеленой рубашки.

Печенье оказалось очень сухим крекером, и Злате поневоле пришлось взяться за стакан, в котором оказался… бульон. Она быстро и с удовольствием доела оставшееся печенье и допила бульон, а затем, достав из кармана шаровар маленький платочек, вытерла губы.

– Ну, вот я и готова… – Злата солнечно улыбнулась. Тетушка Сара покачала головой, и девушка, почувствовав в этом движении некоторое неодобрение, пожала плечами.

– Если бы я была еще в постели, господин офицер потерял бы гораздо больше времени.

Офицер повернулся и, коротко бросив: – Следуй за мной, – двинулся по коридору.

Злата шагнула за ним, а тетушка Сара, наклонившись к ее уху, быстро прошептала:

– Не вздумай вести себя с белем, как вчера в столовой. Он шуток не понимает. – После этого предупреждения она неожиданно погладила Злату по голове своей пухлой ладошкой и, повернувшись, пошла по коридору в другую сторону.

Злата шла за дежурным офицером, раздумывая над предупреждением своей неожиданной покровительницы и одновременно внимательно разглядывая окружающее.

Чистенький, но непритязательный коридор, в котором располагалось ее временное пристанище, кончился за дверью, выкрашенной простой зеленой краской. Зато когда офицер, пропустив Злату вперед, прикрыл эту дверь, перед изумленным взором девушки предстала алебастровая и золоченая лепнина такой красоты, что она поневоле ахнула. Да и вообще, эта дверь отгораживала достаточно скромные помещения для прислуги от умопомрачительной роскоши дворца.

Сразу за ней начиналась анфилада небольших комнат, в каждой из которых вокруг небольшого столика стояло несколько низеньких кресел. Все столы были самых разнообразных форм, так же как и окружавшие их кресла, а вся мебель была обита тканями в тон обивки стен. Потолки комнат были расписаны самыми разнообразными картинами пастельных тонов, отображавших жизнь пастухов и пастушек. Эти ковбои местного разлива толпами окружали потрясающие лепные розетки, из центра которых спускались роскошные, как правило, фарфоровые люстры. Полы из великолепного наборного паркета были застланы не менее великолепными коврами, так что Злате пришло на ум выражение «масло масляное».

Офицер шагал ровным быстрым шагом, не поворачивая головы и не обращая внимания на окружающее великолепие. «Привык, наверное», – подумала Злата.

Наконец они подошли еще к одной двери. Офицер открыл ее и снова пропустил Злату вперед. Они оказались на площадке мраморной лестницы. Широким светлым языком она спускалась к расположенному на первом этаже холлу, а двумя более узкими рукавами поднималась на третай этаж. Офицер повел Злату вверх. На следующей площадке, не имевшей дверей, он свернул влево в короткий роскошный коридор, упиравшийся в потрясающей красоты дубовую дверь. Офицер на минуту застыл перед ней, потом взялся за начищенную бронзовую ручку и потянул на себя. Через этот порог он перешагнул первым и, словно не сомневаясь, что Злата последовала за ним, доложил:

– Прибывшая вчера вечером девушка доставлена!

Злата шагнула из-за спины сопровождавшего ее офицера и увидела, что они оказались в приемной. В небольшой строго, даже аскетично, обставленной комнате за небольшим столом сидел… монах. Во всяком случае, его одежда, состоявшая из темно-коричневой сутаны с глубоким капюшоном, наводила на мысль именно о монашеском ордене самого строгого устава. Секретарь, а это был несомненно он, быстро вышел из-за стола и, ухватив Злату за локоть, подвел ее к следующей, не менее великолепной, двери.

Злата услышала, как за ее спиной хлопнула дверь – провожавший ее офицер вышел из приемной. В это время секретарь открыл дверь и, шагнув внутрь, повторил только что произнесенные слова:

– Прибывшая вчера вечером девушка доставлена!

Злата шагнула следом и, выглянув из-за плеча секретаря, увидела кабинет. И этот кабинет был совершенно немыслимых размеров. Длинная ковровая дорожка тянулась по сияющему паркету чуть ли не на полкилометра. Так, во всяком случае, показалось Злате. А в конце этой пушистой, похожей на коротко подстриженный газон дорожки, за огромным и совершенно пустым письменным столом сидел маленький сухой мужчина, одетый в черную, шелково поблескивающую сутану. Позади него во всю стену был растянут огромный яркий гобелен, на котором был изображен городской пейзаж. Широкая улица, залитая ярким солнцем, была застроена разностильными домами, домишками и сараями и запружена толпой причудливо одетых людей. А над всей этой городской зарисовкой нависла огромная, непонятная темная фигура, простершая длинные шестипалые руки то ли в благословении, то ли в проклятии.

Услышав доклад секретаря, сидевший за столом поднял голову от одинокой бумажки, лежавшей на столе, и молча поманил Злату к себе. Злата ступила на удивительный искусственный газон и медленно направилась к хозяину кабинета, мысленно произнося формулу утаивания эмоций.

Дойдя до середины кабинета, Злата каким-то третьим чувством поняла, что секретарь покинул кабинет, и она осталась наедине с могущественным и страшным белем Оземом.

Однако, при ближайшем рассмотрении, бель Озем имел достаточно прозаическую и невзрачную внешность. Сухое узкое лицо, с длинным тонким носом и небольшими пронзительными глазами пряталось в тени глубоко надвинутого капюшона. Руки, напоминавшие скорее слабые птичьи лапы, ни секунды не лежали спокойно – тонкие, нервные пальцы постукивали по голой столешнице, выбивая какой-то замысловатый ритм. Эти пальцы особенно бросались в глаза, поскольку Озем сидел на жестком, с высокой спинкой кресле совершенно неподвижно. Казалось, и его тело, и спинка кресла были вырезаны из цельного куска дерева. Злата подошла к столу и присела в довольно неуклюжем книксене.

– Меня зовут Злата, – звонко и достаточно уверенно произнесла она, опустив голову, но стараясь исподлобья заглянуть под черный капюшон и поймать убегающий взгляд беля. – Я явилась к тебе по указанию своего дядюшки.

– И как зовут твоего дядюшку?… – спросил бель Озем приятным музыкальным голосом. Злата удивленно подняла глаза, она никак не ожидала услышать такой чарующий голос в таком тщедушном теле.

– Серый Магистр.

– Ну, это прозвище, девочка моя, а как его звали от рождения?

– Я не знаю. Мои родители умерли, когда я была совсем маленькой. Я росла в деревне у дальних родственников. И вот шесть лет назад к нам в деревню пришел высокий человек в сером халате и сером высоком колпаке. Все называли его Серым Магистром. Он сказал, что приходится мне дядей, и пообещал позаботиться обо мне. Но потом он ушел, и о нем ничего не было слышно. Только двенадцать дней назад в деревню пришел караван. У нас никогда не было караванов, наша деревня стоит высоко в горах и далеко от караванных путей. Караван-тарши сказал, что пришел в нашу деревню специально, чтобы передать мне письмо. В этом письме мне предписывалось прибыть в столицу ханифата в десятый день осени и до вечерней молитвы обратиться во дворец к твоей милости. Там говорилось, что твоя милость собирается назначить меня вторым хранителем библиотеки дареных книг. Вот я и пришла… А как моего дядю звали с рождения, я не знаю… – несколько растерянно закончила Злата свою «легенду».

– Письмо при тебе?… – поинтересовался бель Озем.

– Конечно! – ответила Злата и быстро достала из-за корсажа маленький листочек.

Озем бросил быстрый взгляд на протянутый девушкой листок и, удивленно вскинув глаза, спросил:

– Ты читаешь по-чинхгарски?…

– Я знаю и пишу на четырех языках!… – гордо ответила Злата.

– И кто же тебя научил… в твоей горной деревне? – прищурив глаз, поинтересовался бель Озем.

– Да никто меня не учил… – Златка пожала плечами. – Сколько себя помню, всегда говорила на этих языках.

– И не забыла?… Ведь практики, как я понимаю, у тебя в деревне не было?

Злата довольно ухмыльнулась.

– Я никогда и ничего не забываю! Достаточно мне один раз увидеть, услышать, понюхать, потрогать, почувствовать вкус, и я навсегда запомню, что это такое. У меня абсолютная память.

– Вот как? – произнес бель Озем и на минуту задумался. Потом он медленно поднялся и вышел из-за стола.

– Ну что ж, сейчас мы посмотрим, насколько ты подходишь для выполнения имеющейся у меня работы. Следуй за мной. – И он направился к стене за его письменным столом. Злата шагнула за ним.

Бель Озем поднял руку, произнес своим чарующим голосом несколько странно диссонансных звуков и толкнул перед собой пустоту. В тот же момент часть гобелена прогнулась как парус под ветром, и в том месте картины, где были изображены дома, образовалась узкая черная щель. Словно стены двух зданий раздвинулись и между ними появился черный, промозглый, сырой проход, в который никогда не заглядывало солнце. Бель оглянулся на Злату и протиснулся в эту щель. Девушка двинулась следом и оказалась в странной трубе безжизненного желтого цвета, которая, казалось, не имела конца. Впереди маячила плоская, словно вырезанная из куска бумаги, черная фигура, шагавшая в ничто, карикатурно переставляя ноги.

Злата на мгновение остановилась и с удивлением обнаружила, что фигура, бодро передвигающая ноги, не удаляется. Она попробовала подойти поближе, сделала шаг и не ощутила под ногами пола. И тем не менее она продолжала шагать. Эта странная ходьба продолжалась минуты три, и наконец Злата снова услышала голос беля:

– Ну вот мы и пришли…

И тут впереди появилась черная щель, похожая на уже виденную. Фигура смешно дрыгнула ногами и исчезла в этой щели. Злата последовала за ней и оказалась в большом овальном зале.

Один конец этого зала занимал большой овальный стол, окруженный удобными мягкими стульями. Над столом висел большой бронзовый светильник, и хотя дневной свет свободно лился сквозь большое овальное окно, тускло переливающиеся фонарики этого светильника слабо мерцали. Сам стол был пуст, если не считать большого письменного прибора, изготовленного из какого-то темного стекла.

Большая часть зала была занята высокими, почти до самого потолка стеллажами, на которых стояли и лежали тысячи книг, свернутых рулончиками свитков из самых различных материалов, связки обожженных глиняных табличек, нанизанные на длинные шнуры пучки диковинных перьев.

Бель Озем подошел к ближайшему стеллажу и, достав одну из книг, не глядя раскрыл ее.

– Попробуй прочесть, дитя мое, вот с этого места.

Злата взглянула на открытую страницу и быстро прочитала:

– И тогда Великий ханиф Багур из славной династии Багуратов выхватил свой меч, благословенный Всевидящим и Всеслышащим, и, подняв его к небу, бросил боевой клич…

Озем захлопнул книгу и поставил ее на место и, сделав вдоль стеллажа пару шагов, вытащил другой томик.

– Теперь эту, – открыл он книгу снова наугад и отчеркнул ногтем место, с которого надо было читать.

– М-м-м… – Злата слегка замялась, но тут же, запинаясь, начала читать: – А даров в сокровищницу Великого ханифа было передано на… четыреста двадцать… золотых целиков… А среди даров особо выделялся щит, покрытый магическими письменами на языке… хофров, и шлем, кованный из чисской стали, с золотой околдованной насечкой…

Озем снова захлопнул книгу и, поставив ее на место, двинулся дальше вдоль стеллажа. Он медленно шагал, разглядывая стеллаж, и наконец взял в руки коротенький свиток с сильно обтрепанными краями. Подойдя к столу, он аккуратно развернул свиток и вопросительно уставился на Злату. Та подошла к столу и взглянула на развернутую рукопись. Затейливо выведенные буквы странно двоились. Злата наклонилась пониже и почувствовала, как ей в лицо пахнул запах старого заклятия. Текст был явно зашифрован с помощью магии. Она попыталась сложить в слова кажущиеся знакомыми буквы, но у нее ничего не получилось. Тогда Златка начала легкими ментальными прикосновениями изучать наложенное на рукопись заклятие, но вдруг перехватила пытливый взгляд беля, брошенный на нее.

– Нет, – тут же сказала она. – Этого я понять не могу. Буквы мне знакомы, а вот текст… – И она пожала плечами.

Бель неопределенно хмыкнул и, свернув рукопись, положил ее на место.

– Ну что ж, – пробормотал он себе под нос, словно раздумывая. – Пожалуй, покажу тебе еще одну запись, и все станет ясно…

Он прошел в глубь стеллажей, сделав знак Злате, чтобы она оставалась на месте. Та опустилась на отодвинутый стул и замерла.

Озема не было довольно долго, минут двадцать. Злата уже решила, что ее оставили одну, но не хотела двигаться с места, опасаясь, что за ней наблюдают. Наконец бель появился, держа в руках обломок какого-то камня. Он положил камень перед Златой, и она увидела, что тот исчиркан глубоко врезанными значками.

Злата сразу поняла, что представляют собой эти значки, и только заранее произнесенная формула утаивания эмоций позволила ей сохранить безмятежное спокойствие. Значки были точно такие же, как и в книге, которую дописывал Ахуромазда в своей пещере перед встречей с Ариманом. Злата недаром хвасталась своей абсолютной памятью, она просмотрела только один из свихнувшихся камней, но это состоящее из заостренных штрихов письмо стояло перед глазами. И она прекрасно знала, что ни к одному из языков ханифата эта надпись отношения не имела.

– Это письмо я не знаю, – категорично и в то же время разочарованно произнесла она, внутренне опасаясь, что теперь ее выставят из дворца.

Но, против ожидания, бель Озем удовлетворенно улыбнулся и, подняв ладонь к лицу, произнес, как будто в микрофон:

– Феко, распорядись подготовить апартаменты второго хранителя и перенеси туда вещи беллы Златы.

– Так вот, дитя мое, я с удовольствием возьму тебя на работу. А работы у тебя будет много. Вон в том шкафу располагается картотека фонда, и она далеко не закончена. Твой предшественник, очень талантливый человек, работал над ней недостаточно интенсивно. Ему мешали, и очень мешали, личные интересы… Как у всякого недоучки, его желания превосходили его способности, но он считал, что все обстоит наоборот. И, конечно, все кончилось для него грустно…

– Как? – испуганно вскинула ресницы Злата.

– Он умер, – вздохнул Озем.

– Только потому, что у него не хватило способностей?…

– Да, милое дитя, он считал, что является очень талантливым чародеем. И ошибся. А ты, случайно, магией не балуешься?…

– Нет, – ответила Злата, и голос ее дрогнул.

– Это прекрасно, это просто великолепно. – Озем говорил весело, но он явно не верил Злате. – Пользоваться магией в этом зале категорически запрещено! И карается это баловство очень строго.

– Я поняла, – пролепетала Злата.

– Я надеюсь!… – продолжал напирать Озем. – И не думай, что наличие у тебя… важного дядюшки позволит тебе остаться безнаказанной.

Бель уставился на Злату пылающими глазами, словно пытался выжечь в ее мозгу свое предупреждение. Лишь спустя несколько мгновений его глаза стали гаснуть, и наконец, полностью успокоившись, он продолжил свой инструктаж.

– Кроме составления каталога, у тебя будет немного обязанностей. Поскольку ты входишь во второй круг служителей, тебе придется присутствовать на большом утреннем выходе ханифа, ты должна обеспечивать доставку затребованных мною или ханифом… – на последнем слове бель улыбнулся, – …книг и манускриптов. Хотя, думаю, Великий ханиф не будет тебя часто беспокоить…

– А больше я никому ничего выдавать не должна? – задала Злата робкий вопрос.

Озем посмотрел на нее с изумлением.

– Если ты это сделаешь, тебя немедленно казнят!… Из этого зала ты никогда, ни в коем случае, ничего не должна выносить!… Даже если у тебя что-то потребует Великий ханиф, ты сначала доложишь об этом мне!… – Его глаза снова засверкали.

– Я поняла, – повторила Злата.

– Да, я вижу, ты понятливая девочка, – усмехнулся Озем. – Через десять дней мы посмотрим, как у тебя будет получаться, а сейчас принимай хозяйство. – Он обвел стеллажи широким жестом.

И после этого бель подошел к стене, снова толкнул правой ладонью воздух перед собой и исчез в образовавшейся щели. Злата долго стояла, боясь пошевелиться, а потом медленно пошла вдоль стеллажей, внимательно оглядывая доверенное ей богатство. Усилием воли ей удалось подавить вспыхнувшую у нее в душе панику. Бель Озем оказался действительно довольно страшной личностью, при всем его кажущемся спокойствии и доброжелательности.

Она медленно двигалась между рядами книг, свитков, связок и отдельных листов. Пройдя первый ряд стеллажей до конца, она обнаружила в противоположной полукруглой стене небольшую простенькую дверь и потянула за витую железную ручку. Однако дверь не открылась. Злата немного постояла, раздумывая, а затем, решив, что с выходом можно разобраться позднее, повернулась и двинулась по следующему проходу между стеллажами.

Через час она закончила обход хранилища и, подойдя к шкафу, на который ей указал Озем, открыла дверцы. Весь шкафчик был заставлен длинными, узкими ящичками, наполненными карточками. Злата вытащила первую попавшуюся и обнаружила, что держит в руках самый обычный архивный формуляр. В нем указывались название книги и ее автор, короткое описание, а также место хранения.

И Злата начала свой первый рабочий день. Она достаточно быстро разобралась, на каком месте была оборвана работа ее предшественника. Параллельно она запомнила расположение уже обработанного фонда. За работой она не заметила, как подошел полдень. Она установила специальную стремянку у нужного стеллажа, собираясь продолжить перепись, и в этот момент раздался голос секретаря беля Озема:

– Хранитель, пришло время обеда. Прошу тебя проследовать к двери, которая расположена в задней стене хранилища. Замок уже настроен на твою руку.

Злата молча пошла в указанном направлении. Подойдя к двери, она снова потянула за ручку, и на этот раз дверь бесшумно открылась. Не успела Злата шагнуть в открывшийся коридор, как снова услышала голос секретаря:

– Когда выйдешь, справа увидишь дверь в свои апартаменты. А темная дверь в прихожей ведет прямо в столовую. – И голос замолчал.

Злата вышла из хранилища и действительно справа увидела самую обычную дверь. Она закрыла дверь хранилища и прошла к себе.

Ее апартаменты представляли собой довольно удобную квартиру из трех комнат и большой ванной комнаты, посреди которой была установлена ванна размером с целый бассейн. В небольшой комнатке рядом с ванной располагался туалет. В прихожей Златка обнаружила темную дверь, выходящую на узенькую винтовую лестницу.

Девушка осматривала свое жилье, мыла руки и приводила себя в порядок, одновременно раздумывая над довольно простой проблемой. Ее направили в библиотеку Великого ханифа для того, чтобы проверить, нет ли в ней большой и толстой книги, которую этот странный Ахурамазда назвал «Фугой для двух Клинков, двух Миров и одного Магистра». И она уже обнаружила несколько похожих фолиантов. Только на все эти книги были наложены заклятия. Теперь она не знала, что ей делать. То ли просто сообщить о своих находках, то ли попробовать заглянуть под заклятие и точнее определить, что это за книги.

Так, глубоко задумавшись, и появилась она в уже знакомом обеденном зале.

Реакция собравшихся за столом на ее появление была такой же, как и накануне вечером. Несмотря на то что Злата появилась из своих апартаментов, и завсегдатаи могли догадаться о ее назначении на должность, снова в зале наступила тишина и несколько пар глаз с интересом принялись ее рассматривать. Но сегодня Златка чувствовала себя полноправным членом компании и не собиралась смущаться. Она спокойно проследовала к своему вчерашнему стулу, поприветствовав присутствующих кивком головы и улыбкой, а затем деловито оглядела стол. Весь ее вид свидетельствовал, что она очень занятой человек и не собирается тратить драгоценное время на пустые разговоры.

Прежде чем сесть, она наполнила стоявшую перед ней глубокую тарелку похлебкой из большой супницы, переложила на маленькую тарелочку из общего блюда несколько пирожков и наполнила свой бокал легким светлым вином.

Затем, опустившись на свое место, она громко, для всех, сказала:

– Всем приятного аппетита… – и принялась за еду.

Все как по команде опустили носы в тарелки и застучали ложками. «Глянь-ка, – подумала Златка, – того и гляди, дня через два они без моей команды и за стол садиться не будут…»

Спустя несколько минут седой старик, сидевший во главе стола, обратился к Злате:

– Я вижу, тебя утвердили в должности…

– Трудно сказать, – ответила Злата, поддерживая светский разговор. – Бель Озем был настолько любезен, что дал мне десять дней на испытание. После этого он примет окончательное решение…

– Смотрите-ка, после разговора с белем Оземом наша крошка перестала картавить!… – тут же вмешалась в разговор та самая худющая тетка, которая прошлым вечером была закутана в желтый шелк. Злата вспомнила, что тетушка Сара называла ее Корой.

– Нет, Корочка, моя картавость – следствие повышенного внимания ко мне со стороны незнакомых людей, – ехидно ответила Злата. – Как только меня начинают лорнировать, я начинаю картавить… И чем больше меня лорнируют, тем больше я картавлю…

– Что значит «начинают меня лорнировать»? – высокомерно спросила Кора.

– То же самое, что «пялить буркалы на мою особу», – схамила Златка в надежде, что от нее отстанут.

Но не тут-то было. Ее своеобразная терминология возбудила весь стол. Обедающие сразу забыли о своих ложках и уставились на нее, ожидая объяснений.

– Вы что, не знаете, что такое «пялить буркалы»? – искренне удивилась девушка.

– Да, не знаем, – ответила за всех Кора. – И надеемся, что ты просветишь нас на этот счет.

– У нас на севере, – начала выкручиваться Златка, – буркалами называют широко распахнутые глаза, а «пялить» обозначает что-то очень внимательно рассматривать… И вообще-то это выражение ругательное… – громко и отчетливо добавила Злата.

– Действительно, мы смущаем девочку своими расспросами и разглядыванием, – обратился ко всем глава стола.

– Пожалуй, такую смутишь!… – пробормотала себе под нос Кора. Но так же, как и все остальные уткнулась в свою тарелку, не решаясь продолжить пикировку.

Несколько минут над столом висело молчание, нарушаемое только позвякиванием столовых приборов. И тут сосед Златы, тот самый молодой мужчина, которого она спрашивала насчет катан, незаметно скосив на нее глаза, прошептал:

– Я рад, что ты у нас осталась…

– Я тоже рада, – улыбнувшись, шепнула Злата в ответ.

– Бель Озем очень тебя напугал? – так же шепотом спросил сосед.

– Ничего, я уже пришла в себя… – пожала плечами Злата.

– Меня зовут Шамим, я тоже хранитель, только общего книжного хранилища.

– Так во дворце несколько книгохранилищ? – удивленно шепнула Злата.

– Три… Есть еще хранилище неписьменной информации…

– Какой информации? – переспросила Злата.

– Неписьменной… – повторил Шамим.

– Интересно… – протянула Злата, хотя это хранилище ее мало интересовало. А вот место, где работал Шамим, неплохо бы было посетить.

– А чем вы занимаетесь по вечерам? – поинтересовалась Злата у своего нового знакомого.

– Ну, обычно мы собираемся здесь. Беседуем…

– Сплетничаете… – поправила его Златка, и Шамим смущенно улыбнулся.

– Не всегда. Часто мы просто рассказываем интересные истории. Бель Касум очень интересный рассказчик. – Он кивнул в сторону белобородого главы стола. – И белла Кора знает множество историй из древней старины…

– Эта сухая язва – рассказчица? – удивилась Злата.

– И очень хорошая. Ты не знаешь, а она, между прочим, вторая воспитательница наследницы. А для наследницы главное – знать историю своей страны. Так что Кора, пожалуй, лучший историк в ханифате. И вообще, она очень добрый и милый человек.

– Да? А что ж это она на меня окрысилась?

– Просто ты ведешь себя… ну, не совсем обычно… Вернее, совсем необычно… Слишком дерзко, что ли. Может, потому что у тебя за спиной Серый Магистр. А белла привыкла опекать новичков. А взамен, естественно, получать уважение и привязанность…

– Ага!… Значит, если бы я вчера показала, как напугана, дрожала бы, пускала слезы и слюни, она была бы со мной ласкова и нежна?

– Ну, слюни пускать не обязательно, а в принципе дело обстоит именно так!

– Интересная тетка… – задумчиво проговорила Злата. – Тогда не все потеряно. Я постараюсь доказать вашей Коре, что на самом деле я белая и пушистая.

– Как это? – не понял Шамим.

– А, ладно, проехали… – махнула ладошкой Злата. – Значит, сегодня вечером все соберутся здесь?

– Сегодня за ужином – да. До ужина некоторые гуляют в саду, если, конечно, туда не выходит Великий ханиф или наследница. Тогда сад закрыт. Завтра перед ужином в большой игровой зале будут выступать артисты. В столицу приехала новая труппа. Сегодня вечером они дают представление в малой приемной для Великого ханифа, наследницы и ближних белей, а завтра для всего двора…

– Интересно, бель Озем тоже сегодня будет на представлении?

– Нет. Бель Озем не посещает увеселительные мероприятия. Он говорит, что никто его не может так повеселить, как он сам… Но его представления – это…

Шамим замолчал и окинул обеденный зал быстрым взглядом. Все были заняты едой, и только Кора иногда неодобрительно поглядывала в их сторону.

– Так, значит, бель Озем тоже иногда организует представления? – нетерпеливо спросила Златка.

Шамим передернул плечами и совсем тихо шепнул:

– Он организует казни…

– Казни?! – удивилась Злата. – Он что, любит смотреть на мучения людей или же сам выполняет обязанность палача?

– Нет… – Шамим снова затравленно огляделся. – Он никогда не присутствует на казнях. Он только их назначает.

– Тогда с чего ты взял, что это его развлекает… И вообще, разве решение о казни или помиловании принимает не Великий ханиф?

– Нет. Это делает бель Озем. Говорят, что во время казни он уединяется в своем кабинете и ловит душу казненного. И что таких душ у него уже много.

Последние слова Шамим прошептал еле слышно, после чего бросил взгляд себе за спину, хотя там была лишь голая стена. Затем, уже чуть громче, он добавил:

– А помилование… Уже сорок лет, с того самого времени, как бель Озем стал Главным хранителем трона, в ханифате не был помилован ни один осужденный. Вернее так, ни один из тех, кого приговорил к смерти бель Озем. Осужденные другими властями его не интересуют…

– А что это вы, молодые люди, шепчетесь? – неожиданно раздался недовольный голос Коры.

Златка подняла глаза и обнаружила, что за столом остались только бель Касум, белла Кора и они с Шамимом. Все остальные уже закончили обед и разошлись.

– Ну что ты, Корочка, смущаешь молодежь. Пусть пошепчутся. Тем более что они коллеги, у них наверняка есть общие профессиональные интересы! – Бель Касум откровенно веселился. Но белла Кора не была склонна превращать все в шутку.

– У нас за столом и профессиональные вопросы принято обсуждать открыто.

Злата бросила быстрый взгляд в сторону Шамима и увидела, что тот густо покраснел и опустил глаза. Тогда девушка повернулась в сторону суровой беллы и с ноткой раскаяния в голосе произнесла:

– Дорогая белла, ты должна простить темную, невежественную северянку. Я совершенно незнакома с законами и порядками высокого двора, и мне абсолютно некого спросить о помощи. А вы все почему-то сразу меня невзлюбили, и я просто не решаюсь ни к кому обратиться. Вот я и попробовала хоть немного разобраться в этой сложной дворцовой жизни…

На глазах у Златы даже блеснули слезы жалости к самой себе.

Но белла Кора была не столь простодушна. Она не могла сразу поверить в то, что дерзкая, хулиганистая девчонка на самом деле просто не знает, как себя вести, и дерзит от смущения. Она, нахмурив брови, внимательно вглядывалась в темноглазое, курносое личико, отыскивая признаки насмешки. Однако Злата была предельно достоверна. Она хлюпнула носиком, повернулась к белю Касуму и, подпустив в свой голосок отчаяния, воскликнула:

– Ну хоть ты-то, благородный бель, веришь, что я не такая гадкая дрянь, какой представляюсь почтенной белле?…

После этих слов она вскочила со стула и бросилась к двери, ведущей на лесенку, по которой поднялась в столовую. Только белла Кора ее опередила. Эта пожилая дама, когда хотела, могла быть очень быстрой. Она перехватила Злату у самой дверки, да так, что та с разбегу уткнулась своим носиком в ее плоскую грудь. В тот же момент две костлявые руки обхватили девушку за плечи, а над ее головой зазвучал растроганный бас:

– Ну что ты, дитя мое! Я совсем не считаю тебя гадкой дрянью!… Ты совершенно права, мы должны были помочь тебе освоиться при дворе. Маленькая моя, я сегодня же вечером все тебе расскажу!… О! Ты же должна завтра присутствовать на утреннем выходе Великого ханифа!

Она судорожно погладила Златку по голове и чуть спокойнее, сосредоточеннее добавила:

– Вечером я зайду за тобой, и мы погуляем по нашему парку и обо всем поговорим. Все будет хорошо.

И она отпустила Златку. Та еще раз шмыгнула носом и глухо пробормотала:

– Я тебе так благодарна… так благодарна… – И не в силах продолжать разговор шагнула к своей лестнице. Но прежде чем скрыться за дверью, она бросила быстрый взгляд на Шамима. Тот сидел за столом с широко открытыми глазами и отвалившейся челюстью.

В хранилище Златка вернулась в прекрасном настроении. Она даже слегка напевала, вновь принимаясь за картотеку. Постепенно она вошла в оптимальный ритм работы. Снимая со стеллажа три-четыре книги, она относила их к столу, на котором стоял незаполненный ящик и лежала стопка чистых карточек. Внимательно просмотрев книгу, она заносила на карточку ее данные, отмечая и состояние книги. На отдельную карточку она заносила наименования тех книг, которые, по ее мнению, нуждались в ремонте. На каждую партию у нее уходило не более получаса. Несмотря на кажущуюся безалаберность и несерьезность, Злата, как всякая серьезная ведьма, вполне могла сосредоточиться на выполняемом деле.

И сейчас работа настолько ее поглотила, что она вздрогнула, неожиданно услышав знакомый голос секретаря своего начальника.

– На сегодня, белла Злата, ты свободна. До завтра. Отдыхай.

Златка недоуменно пожала плечами и, прежде чем покинуть хранилище, закончила обработку последней партии книг и расставила их по местам. Затем убрала ящик и карточки в шкаф, еще раз оглядела хранилище и направилась в свои апартаменты.

Едва закрыв за собой дверь, ведущую в хранилище, Злата почувствовала, что сегодня войти туда она уже не сможет. На дверь было наложено заклятие, и в ночное время она превращалась в стену. Злата снова пожала плечами и направилась в гостиную, именно там лежала ее сумка. Она распаковала свой небольшой багаж, достала и повесила на спинку стула свое любимое светло-зеленое платье, а затем, прихватив полотенце, направилась в ванную. Там, на стенных крючках, она обнаружила две махровые простыни и большое полотенце, а на стеклянных полочках возле настенного зеркала множество баночек с различными мазями, маслами, мылами и другой косметической продукцией.

Златка долго с наслаждением плескалась в горячей воде, потом, завернувшись в простыню и вытирая волосы полотенцем, она пошла в спальню. Здесь она мимоходом открыла дверцу шкафа, посмотреть нет ли в нем вешалок для платья, и обнаружила, что внутри располагается целая коллекция модной одежды. Именно за разглядыванием содержания этого замечательного шкафчика ее застал мощный вопль:

– Златочка!… Белла Злата!… Я за тобой!… Где ты там?!

Только после этого Злата вспомнила, что у нее намечалась прогулка по парку в обществе Коры.

– Благородная белла, я буду готова через секунду, – изо всех сил пискнула Злата, и, поставив рекорд по скоростному натягиванию одежды, она действительно через пару минут вышла в гостиную, где ее дожидалась белла Кора. Злата облачилась в белую шелковую, достаточно короткую рубашку и широкие желтые шаровары, поверх которых она набросила легкую длинную накидку из газа своего любимого светло-зеленого цвета. А вот ее новоиспеченная наставница была закутана в уже знакомый Злате желтый кусок ткани.

Кора придирчиво осмотрела свою подопечную, и ласковая улыбка, вползшая на ее губы, показала, что она довольна этим осмотром.

– Пойдем, моя девочка, я до ужина успею показать тебе наш парк и рассказать кое-что весьма важное.

Злата до этого момента даже не подозревала, что из ее «служебной квартиры» есть еще один выход, но именно к нему направилась благородная белла.

Закрыв за собой дверь Златкиных апартаментов, они оказались в коротком строгом коридоре, в конце которого виднелась еще одна дверь. За ней располагался небольшой зал или, скорее, холл, в который выходило несколько дверей. Белла Кора сразу начала свои объяснения.

– Это холл апартаментов служителей второго круга. Тебе просто невероятно повезло, что ты сразу попала во второй круг. Это большая редкость. Хотя, конечно, Серый Магистр не мог допустить, чтобы его племянница начинала с самого низа. – На этой фразе голос Коры слегка присел от плохо скрываемого раздражения, вызванного столь явной и в то же время столь непонятной протекцией.

– Я даже не представляла, что мне приготовил мой дядюшка, – пролепетала Злата, оправдываясь. – Он ведь мне совсем ничего не объяснил, просто передал приказ явиться во дворец и все!…

– Бедная девочка!… – тут же растрогалась Кора. – Эти мужчины совершенно не понимают женских сердец. Не понимают, как сложно нежному, ранимому ребенку, выросшему в окружении дикой природы, окунуться во все эти дворцовые… – Она замолчала, подбирая слово, и неожиданно закончила: – Загадки!… – Костлявая ладонь тяжело и ласково опустилась на затылок Златы.

– Так вот! В этот холл выходят двери твоих и моих апартаментов, а также остальных служителей второго круга. Всего их четырнадцать.

– А сколько всего кругов? – пролепетала Злата, выстраивая образ пай-девочки.

– Всего во дворце двенадцать кругов служителей, и двенадцатый – самый низший. Я не буду рассказывать тебе, чем занимаются служители каждого круга, тем более что с двенадцатым, десятым или даже шестым кругом ты никогда не столкнешься. К пятому кругу относится, например, наш повар Ибрашат, и это самый низший служитель, который может попасться тебе на глаза.

– Неужели все более низкие категории служителей никогда мне не повстречаются?

Кора изумленно посмотрела на Злату, а потом, видимо вспомнив, что говорит с «дикой северянкой», снисходительно усмехнулась и пояснила:

– Если служитель более низшей категории попадется тебе на глаза, и об этом узнает, ну например, бель Озем, этого неряху немедленно казнят!… Так что можешь не беспокоиться, чернь не будет мозолить тебе глаза. – И она снова погладила Злату по голове.

– Этот коридор… – белла направилась к одной из дверей и, распахнув ее, пригласила Злату следовать за собой, – ведет во второй двор дворца, или двор второго круга…

Она толкнула входную дверь, и обе дамы оказались в глухом дворе, окруженном двух- или трехэтажными постройками, а кое-где и крепкой каменной оградой. Двор был абсолютно пуст, и только краем глаза Злата заметила какое-то суетливое движение в воротах двухэтажной постройки, располагавшейся в дальнем углу. Кто-то явно прятался внутри, услышав звук открывающейся двери.

– А если нужно пойти в город, вы выходите тоже через двор? – простодушно спросила Злата.

– Зачем нам ходить в город? – недоуменно пожала плечами белла Кора. – Нам в городе делать совершенно нечего. И кроме того, среди жителей столицы, не служащих во дворце, нет ни одного выше седьмого круга… Как ты собираешься с ними общаться?

– Значит, в город мы не ходим? – переспросила Злата.

– Это нам абсолютно ни к чему! – отрезала ее наставница и, махнув костлявой рукой в сторону красивой кованой калитки, вмурованной между двух массивных каменных столбов, сменила тему разговора.

– А вот и калитка, которая ведет в парк, или, как говорит твой дружок Шамим, в сад.

Злата решила не обращать внимания на ее мелкие шпильки, были вещи поважнее.

– А что будет со мной, если я увижу служащего первого круга? – задала она свой очередной вопрос, направляясь вслед за Корой к калитке.

– Ничего, – спокойно ответила та. – А что с тобой может произойти? Не забывай, ты допущена на утренний выход Великого ханифа, куда допускаются только первые четыре круга, или, другими словами, всего восемьдесят пять человек. Более того, тебя могут судить только Великий ханиф или бели первого круга.

– Значит, и я могу кого-то судить? – неожиданно для самой себя поинтересовалась Злата.

– Конечно! – спокойно ответила Кора. – Всех, начиная с пятого круга.

– Ты хочешь сказать, что я могу осудить нашего повара? – удивилась Злата.

– А тебе не понравилась сегодняшняя похлебка? – в свою очередь поинтересовалась Кора.

– Н-н-нет, понравилась, – растерялась Злата.

– Ну так за что же ты хочешь осудить несчастного Ибрашата? – усмехнулась белла.

Они давно миновали бесшумно распахнувшуюся калитку и медленно шли по чудесной тенистой аллее, обсаженной незнакомыми Злате высокими деревьями с широкими узорчатыми листьями.

Над парком царил тихий вечер. Осень только-только вступала в свои права, и прохладный воздух был напоен запахом влажного песка дорожек и сладковатым ароматом начавших увядать листьев. Было очень тихо, но между деревьев мелькали яркие наряды прогуливающихся. На дорожках парка не было мамаш и бабушек с детскими колясками, не было детей с их яркими игрушками, беготней и визгом. Только серьезные, солидные люди медленно прогуливались среди этого великолепия, неслышно переговариваясь между собой. И поэтому казалось, что парк погружен в вялое старческое спокойствие. Он вдруг напомнил Злате старую графиню из пушкинской «Пиковой дамы». Даже белла Кора приглушила свой могучий голос.

Злата на секунду отвлеклась от того, что говорила ее спутница, и та, как ни странно, сразу это почувствовала.

– Тебе, мое дитя, нравится наш парк? – довольно спросила она.

– Да, очень, – откровенно призналась Злата. – У нас в горах никогда не увидишь такого обширного пространства, покрытого таким чудесным лесом. – И вдруг ей в голову пришло, что когда она вчера вечером подходила вместе с Ширваном к дворцу, тот не показался ей таким уж большим. Неужели такая огромная территория внутри многолюдного города могла быть полностью изолирована?

– Я только не понимаю, как такой обширный парк может разместиться в столице рядом с дворцом? – удивленно спросила она.

Белла Кора довольно захихикала.

– Ну что ты, дитя мое, мы давно уже не во дворце!… Наш парк расположен в заповеднике, в ста сорока лигах от столицы!…

– Как это?! – не поняла Злата.

– Ты разве ничего не заметила, когда мы проходили через калитку в парк?

И тут Злата вспомнила, что когда почтенная белла толкнула тяжелую кованую калитку, между каменных столбов на секунду возникло легкое мерцание, похожее на переливы мыльного пузыря.

«Переход! – мелькнуло у нее в голове. – Переход внутри одного Мира! Что-то вроде магической тропы для всех! Неужели это смог устроить кто-то из подданных Великого ханифа?!»

И словно в ответ на ее мысли раздались восторженные слова Коры.

– Ах, этот бель Озем такой искусник! Представь себе, он в тайне от всех, даже от самого Великого ханифа, выбрал и огородил эту землю, облагородил лес, проложил дорожки, устроил газон. Потом установил эти волшебные калитки и преподнес парк Великому ханифу в день высочайшего дня рождения. Именно после этого Великий ханиф сделал беля Озема Главным блюстителем трона. И надо сказать, что бель Озем просто рожден для этой должности!…

«Да, – мысленно согласилась Злата. – Человек, создавший такой переход, должен быть очень талантливым… магом. А если учесть, что он сделал это почти сорок лет назад, то сегодня ему просто нет равных!»

А белла Кора между тем продолжала свою осанну белю Озему.

– Некоторые говорят, что бель Озем очень жесток. Какая чушь! Есть необходимость власти, и человек, осуществляющий эту власть, просто должен подчиняться этой необходимости, следовать ей.

– Но бывают ведь властители жестокие и властители милостивые, – робко возразила Злата.

– Ерунда! – резко пресекла попытку противоречия ее наставница. – Бывают властители и случайные люди у власти. Можешь поверить мне как историку! И смею тебя заверить милочка, историку весьма неплохому!

– Расскажите мне о… нашей истории. – В голосе Златы звучала робкая мольба. Белла Кора с удивлением взглянула на девушку.

– Тебя интересует история? – казалось, она не верила в этот интерес Златы.

– Да, очень! – горячо ответила та.

– Ты, наверное, думаешь, что вся история Великого ханифата Ариама состоит из любовных историй, слегка разбавленных войнами? – усмехнулась Кора.

– Я ничего не думаю, потому что я ничего об этом не знаю. – Голос Златы стал грустен.

– Хм… – Кора на секунду задумалась. – Необычно видеть интерес к родной истории у молоденькой симпатичной девочки. Я сама, пока была молода и красива, мало внимания отдавала наукам…

«Неужели она когда-то была молода и даже красива?» – мысленно изумилась Злата.

– Ну хорошо, – решила Кора. – Я буду рассказывать тебе об истории Великого ханифата, пока тебе это не надоест. Я думаю, что это произойдет довольно скоро, – язвительно добавила местная историчка.

Злата молчала, всем своим видом выражая нескончаемый интерес.

– Значит, так… – Кора снова внимательно взглянула на свою молоденькую подопечную, словно подозревая, что ее интерес к истории уже угас.

– Великий ханифат Ариам возник сразу после окончания Всеобщей Войны. На этой части земли произошло несколько крупнейших сражений, в результате которых все города, села, деревни были просто испепелены. Когда возникли Границы, внутри них оказалась выжженная пустыня, зараженная чудовищной, зачастую смертельной магией. И по этой пустыне бродили тысячи вооруженных людей. Все, кто оказался на этой земле, были солдатами. Даже женщины прекрасно владели оружием.

Самой большой армией, оставшейся здесь, командовал Черный маг Озем. Да-да, дитя мое, черный маг Озем! Возможно, это был предок нашего беля, но точно это не известно. Надо сказать, что беля Озема этот вопрос не трогает. Я как-то спросила, не хочет ли он восстановить свою родословную, намекая на возможное родство с основателем Великого ханифата. Он мне ответил, что его не интересуют те, кто жил до него, а кроме того, своих предков он и сам прекрасно знает.

Так вот, Черный маг смог очистить небольшую часть земли от колдовских чар и основал на этом месте первый город – нашу нынешнюю столицу. Этот город сразу стал самым большим поселением в стране.

Я не знаю почему, но после возникновения Границ Всеобщая Война почти сразу прекратилась. Люди словно потеряли интерес к оружию и бою. Более того, они стали чувствовать отвращение к любому насилию. Со временем это отвращение, конечно, притупилось, но в первое время оно было очень острым. И Черный маг прекрасно использовал это неожиданно возникшее свойство людей.

Он начал создавать школы, в которых людей учили различным ремеслам. Он всячески поддерживал возникающие семьи. По его указу каждой вновь образовавшейся семье строили дом. Строили там, где хотели сами молодые. Он даже лично очищал зараженные земли, если люди хотели там поселиться, хотя это было очень тяжело для него. Он дарил сто золотых монет каждому родившемуся ребенку. Но не думай, что это был, как ты говоришь, милостивый правитель. Нет. Своих противников он не убивал. Он превращал их в домашний скот. А противников у него было много. Почти каждый предводитель мало-мальски крупной шайки хотел образовать свое государство. Но с Черным магом никто не мог бороться.

Неожиданно рассказчица усмехнулась.

– Перед этой своеобразной казнью Черный маг обычно говорил осужденному следующее: «У каждого существа, живущего в этом мире, есть господин. Ты не хотел, чтобы твоим господином был я, тогда ты получишь другого господина…»

Однажды один из его последних недругов бросил ему: «Сам-то ты обходишься без господина». А Черный маг ему спокойно ответил: – «Ты не прав. У меня тоже есть господин, и служить ему сможет далеко не каждый. Я смог».

В легендах того времени говорится, что Черный маг прожил около трехсот лет и что он не умер, а ушел.

– Ушел? – переспросила Злата. – Куда ушел?

– Этого никто не знает. Черный маг редко кого посвящал в свои планы… Сразу после его исчезновения в столице появились двое. Господин и слуга. Вернее сказать, господин и его советник. И жители города не заметили, как эти двое постепенно, но довольно быстро прибрали всю городскую жизнь к своим рукам. Этот пришелец и стал первым Великим ханифом. Он основал династию, которой уже несколько тысяч лет, и именно его потомок правит ханифатом сейчас.

Тут белла Кора неожиданно остановилась и обвела взглядом окружающий лес.

– Послушай, дорогая моя, эдак мы с тобой на ужин опоздаем…

Злата тоже огляделась. В парке быстро темнело. На аллеях было пусто, только кусты и нижние ветви деревьев трепетали от слабого вечернего ветра.

– Пойдем, пойдем! Нам пора возвращаться, а то я со своей лекцией обо всем забыла. – И Кора быстрым шагом кинулась к выходу из парка.

Когда они уже прошли через калитку во двор, Кора обернулась к следовавшей за ней Злате и произнесла:

– А ты, малышка, умеешь прекрасно слушать. Если бы наследница обладала таким качеством…

– А что, тебе с ней приходится тяжело? – поинтересовалась Злата.

– Что значит – тяжело? – пожала своими костлявыми плечами белла. – Это моя обязанность, мое служение. Только если бы наследница была внимательнее и умела слушать, я смогла бы выполнять свое служение гораздо лучше.

После этих слов Кора глубоко задумалась и молчала до столовой.

Когда они вошли в обеденную комнату, все служители второго круга уже сидели за столом. Кора и Злата разошлись по своим местам, и, как ни странно, на их приход почти никто не обратил внимания. Только бель Касум радостно воскликнул:

– Ну наконец-то вы явились. Я уже боялся, что вы заболтались и останетесь без ужина.

Разговор за столом касался приехавшей накануне новой труппы. Она уже дала представление для Великого ханифа и служителей первого круга. Никто из присутствующих, конечно, не был на этом представлении, но о его содержании почему-то знали все. Бурно обсуждалось выступление балета, высказывалась надежда, что мимы завтра покажут что-нибудь новенькое. Но с особенным нетерпением ожидался просмотр какой-то новой драмы, которую привезли артисты. Дворец полнился слухом, что после ее просмотра Великий ханиф пожаловал руководителю труппы собственный шейный платок.

Злата не участвовала в общем разговоре. Она медленно поглощала свой ужин, глубоко задумавшись об услышанной только что истории. Одна мысль не давала ей покоя – кто же это был хозяином великого Черного мага?

Между тем вечер заканчивался. Люди постепенно покидали обеденный зал, расходились по своим апартаментам. Прежде чем отправиться к себе, Злата снова подошла к Коре и тихо спросила:

– Уважаемая белла, завтра вечером ты сможешь уделить мне внимание? Мне так хочется услышать еще что-нибудь об истории нашей земли…

– Конечно, девочка моя. Мы с тобой можем встретиться во дворе и снова отправиться в парк.

Злата направилась к себе, но когда она была уже почти у своей лестницы, белла Кора снова ее окликнула:

– Белла Злата!

Злата оглянулась и увидела, что Кора быстро ее догоняет.

– Девочка моя, – слегка запыхавшись проговорила та, приблизившись. – Я же не сказала тебе самого главного. Завтра утром ты должна присутствовать при утреннем выходе Великого ханифа!

– Да. Бель Озем меня предупредил.

– Но он наверняка ничего не сказал тебе об этой церемонии!

– Нет, ничего… – Злата отрицательно покачала головой.

– Так вот, в твоем гардеробе должно быть алое платье с алой головной повязкой. Это – официальный придворный костюм. Перед Великим ханифом ты обязана предстать только в этом наряде. Завтра утром мы встретимся в общем холле, и я покажу тебе дорогу в малый приемный зал. – Кора значительно поглядела в глаза Златы, и та кивнула, как послушная ученица, усвоившая урок.

– Ну, ступай отдыхать, – довольно улыбнулась белла.

Уже спускаясь по ступенькам лестницы, Злата услышала, как Кора своим громким басом говорит кому-то:

– Белла Злата такое прелестное дитя! Такая умница! Она осыпала меня вопросами об истории нашей страны!…

Злата вернулась к себе, но следовать совету беллы Коры она не спешила. У нее на эту ночь были другие планы. Злата решила, что будет неплохо поддержать свое знакомство с местным бардом. Кроме того, она поняла, что ее вообще почему-то тянет к Ширвану.

Девушка прошла в спальню и быстро переоделась в еще раньше примеченный ею длинный темно-коричневый халат с широким поясом-кушаком и такие же темные шаровары. Потом она вернулась в гостиную, достала из потайного кармашка своей сумки маленький камешек и спрятала его в карман. После этого она, погасив свет, тихо открыла окно.

В комнату на острых лучиках ярко-фиолетовых звезд вынула ночная прохлада. Окно ее квартирки располагаюсь на уровне третьего этажа и выходило в маленький внутренний дворик. Это был явно не двор второго круга, хотя его также окружали невысокие постройки и старая каменная стена, плохо видимые в ночной темноте. Златка тряхнула головой и полезла на подоконник.

Когда Злата уже выпрямилась перед пропастью оконного проема, у нее вдруг мелькнула мысль, что Ширван, возможно, уже спит или проводит время с другой девушкой. Но она не дала этой мысли возможности развернуться в отчетливый образ и тем самым вселить в нее неуверенность, она просто, шепнув пару слов, шагнула в окно. Могучая ведьмовская сила подхватила ее маленькое тело, и она темной, расплывающейся в стремительном полете тенью взмыла к звездному небу.

Злата поднялась не очень высоко, но уже прекрасно видела очерченные слабыми огоньками ниточки ночных улиц. Своим безошибочным колдовским чутьем она сразу определила местонахождение вчерашней чайханы и направила свой полет в ту сторону. Вот под ней поплыла та самая темная улочка, заставленная мусорными контейнерами изаваленная мусором, на которой она уложила четверых горе-учителей. Злата резко спикировала и аккуратно встала на мостовую. Отсюда до чайханы вполне можно было добраться пешком. Да что там – задняя дверь этого местного общепита располагалась просто в двух шагах от места ее приземления. Через секунду она уже открывала эту дверь.

Едва она переступила порог, как на нее чуть не налетел знакомый мальчишка-слуга. Ловко ухватив его за ухо, Златка, смеясь, спросила:

– Куда поспешаем, торопыга?

Мальчишка дернулся, видимо, не узнавая ее в этом чудном халате, а потом вдруг замер и обрадованно воскликнул:

– Это ты, госпожа?!

– Я, я, – снова улыбнулась Злата. – Наконец узнал. Скажи-ка мне, торопыга, где я смогу найти Ширвана.

– А он только что закончил концерт, – затараторил мальчишка. – Сейчас сидит, отдыхает. Жалко, что ты на концерт не успела! Знаешь, сколько народу набилось! А какие он песни пел! – На секунду у паренька перехватило дыхание, но он справился со своим возбуждением и восторженно добавил: – А какой у него голос!…

– Ну, какой у него голос, я знаю, – ответила Злата. – Значит, вчера ночью он благополучно вернулся?

– Да кто ж его посмеет теперь тронуть? – изумился мальчишка.

– А что, ему уже выдали личный охранный знак Великого ханифа? – едко поинтересовалась Злата. Мальчишка фыркнул.

– Я без смеха говорю, – серьезно продолжила девушка. – Ты мне кажешься человеком с головой, так подумал бы, как обезопасить Ширвана от всяких «живущих в довольстве».

Мальчишка сначала оторопело уставился на Злату, а потом пробормотал:

– А ведь верно! Его стоит охранять! А то сам он об этом ни за что не подумает!

– Вот и умница, – поощрила маленького слугу Злата. – Вот и поразмышляй на досуге об этой проблеме. А сейчас проводи-ка меня к нему.

– Пошли, – тут же встрепенулся мальчишка и, ухватив Златку за руку, направился дальше по коридору.

Мальчишка привел Злату в небольшую комнатку. Почти всю ее занимал низенький столик, вокруг которого были разбросаны подушки. Когда ее провожатый открыл дверь, двое сидевших возле столика мужчин подняли головы и уставились на входящую Злату. Рядом с довольным, раскрасневшимся Ширваном сидел полный, круглолицый пожилой мужчина, разодетый в невообразимое тряпье. Оба, похоже, уже здорово приложились к объемистому кувшину, стоявшему в центре стола, а сейчас отдавали дань многочисленным и разнообразным закускам. Несколько секунд Ширван разглядывал Злату, не узнавая ее, а потом на его лице расцвела глупая счастливая улыбка, и он вскочил на ноги, чуть было не опрокинув столик на своего собутыльника.

– Злата! – прогремел его замечательный голос во всю его чудовищную мощь. – Какое счастье!

Он подскочил к девушке и схватил ее за руки.

– Тебя не утвердили в должности? – Эта мысль, похоже, доставляла ему неизъяснимое наслаждение.

– Нет, – разочаровала его Злата. – Меня утвердили. Теперь я служитель второго круга, хранитель дареных книг.

– Ох, ох, какие у нас гости!… – раздался хрипловатый голос оборванного толстяка. Он отхлебнул из бокала, сграбастал с блюда кусок копченой курятины, запихнул его в рот и принялся, чавкая, пережевывать.

– Но как же ты тогда оказалась в городе? – растерялся Ширван. На своего сотрапезника он не обращал внимания.

– У меня большие возможности, – успокаивающе улыбнулась Злата и, чтобы перевести разговор в другое русло, посмотрела на чавкающего толстяка.

– Какие у тебя занятные друзья. Откуда такое оборванное чудо?

– Да это мой старый товарищ. Он бродячий поэт. – Ширван повернулся к обжоре. – Нисави-сада, познакомься с моим другом. Это она вернула мне голос! Тот проглотил кусок, вытер сальные руки о свое рванье, рыгнул и пьяно спросил:

– И что она за это хочет?

– Ты, я смотрю, совсем захмелел, – покачал головой Ширван. – Думай, что говоришь!…

– Я знаю, что говорю, – махнул пухлой ладошкой Нисави-сада. – Служитель второго круга даже не пукнет задаром, а чтобы голос бедняге вернуть… – Он усмехнулся и покрутил головой.

– А еще поэт! – рассмеялась Злата. – Тебе ж сказали, что сначала я вернула Ширвану голос, а уже потом стала служителем второго круга.

– Если ты стала служителем второго круга, ты не могла вернуть этому балбесу голос, – неожиданно зло и трезво возразил толстяк. – Потому что если бы ты вернула ему голос, ты никогда бы не вошла во второй круг! Я знаю двор! Я знаю, какими способностями необходимо обладать, чтобы войти во второй круг!

– Может быть, предложишь мне вина? – обратилась Злата ко все еще державшему ее за руку Ширвану. – Похоже, у нас намечается долгий диспут, а у меня в горле пересохло…

– Конечно, конечно, – засуетился бард. Он провел Злату вокруг стола и усадил подальше от толстяка. Выбрав чистый бокал, он налил вина и спросил: – Воды добавить?

Пухлая физиономия его сотрапезника мгновенно перекосилась.

– Не будем портить благородный напиток, – снова улыбнулась Злата и, взяв бокал из его рук, пригубила вино.

– Надо же! – подал голос толстяк. – Служители второго круга начали понимать толк в вине!…

– Создается впечатление, что тебя вышибли из дворца ханифа за пьянство, и ты до сих про не можешь простить оставшимся там то, что они не вылетели вместе с тобой…

Ширван оглушительно расхохотался, а толстяк снова скорчил кислую рожу.

– Какая догадливая дамочка, – недовольно пробурчал он под нос, а Злата, не обращая внимания на его ворчание, спросила:

– Что такое бродячий поэт? Если ты поэт, то почему тебе не сидится на месте? А если ты бродишь, то почему ты поэт? Хотя по внешнему виду ты безусловно бродяга.

– Да, дорогая белла, я бродяга. Я брожу по этой несчастной земле и пытаюсь своими стихами хоть немного украсить жизнь несчастных людей. Я прихожу в село, где играется свадьба, и слагаю хвалебную песнь новобрачным. И жители этого села еще долго вспоминают мои стихи. Я прихожу в деревню, где готовятся похороны, и утешаю родных покойника гимном в его честь! И жители деревни долго помнят, каким замечательным человеком был покойный.

Гаврила был достойным мужем,

Гаврила людям помогал… –

пробормотала Златка себе под нос. – Ну, жрать ты умеешь, – сказала она уже громче. – А вот какой ты поэт, кроме того, что бродячий?…

Толстяк исподлобья посмотрел на злую девчонку и повернулся к Ширвану.

– Ты знаешь, пойду-ка я спать. Завтра мне рано уходить, да и вам, наверное, поговорить надо.

Он тяжело поднялся из-за стола и направился к двери. Взявшись за ручку, он повернулся к серьезно молчащему Ширвану и нахально улыбающейся Златке.

– С тобой, друг, мы еще завтра увидимся. А тебе, дорогая белла, я хочу посвятить свое стихотворение.

– Я еще не умерла, – ехидно бросила Златка, но толстяк уже прикрыл глаза и молча шевелил губами. С минуту в комнате стояла тишина, и вдруг Нисави-сада открыл глаза и размеренно заговорил, глядя прямо в глаза девушке:

Как лист увядший падает на душу,

Немой вопрос открытых темных глаз:

«Что ждет нас через миг, и через час,

И через век, коль ход времен нарушен?»

А я уже давно ответ припас –

Своей судьбе неведомой послушен,

Пусть каждый, каждый, кто имеет уши,

Ахураматты слышит вещий глас!

Он этот мир уже однажды спас…

Но взгляд твой и острее стал и суше.

Огонь звезды во тьме ночной погас…

Ответа нет! Молчанья не нарушу!

Немой вопрос твоих огромных глаз,

Как лист увядший падает на душу…

Замолчав, толстяк еще секунду вглядывался в девичье лицо, а затем исчез за дверью.

Ширван сидел, опустив голову, а Злата растерянно и нервно прихлебывала из своего бокала. Наконец она решилась нарушить молчание.

– Послушай, а кто такой Ахураматта? Твой друг в своем стихотворении о нем что-то сказал.

Ширван поднял голову.

– Запрещенный бог… – Голос его был задумчив, а сам он очень далек от Златы.

– Что значит – запрещенный? – не унималась та, и Ширван тряхнул головой отгоняя свои мысли.

– Понимаешь, создатель Великого ханифата, Черный маг, утверждал, что Всеобщую Войну остановил великий черный бог Ахриман. Он же воздвиг Границы, отделив нашу страну от остального мира и подарив нам покой. Люди ханифата верят, что за этими Границами все еще идет Всеобщая Война, хотя, по-моему, если это так, то во внешнем мире уже не осталось живых людей…

Ширван замолчал.

– Ну и… – поторопила его Злата.

– Так вот есть древняя легенда, которая утверждает, что Всеобщую Войну развязал как раз черный бог Ахриман, а остановил ее светлый Ахураматта. Служители культа Ахримана, конечно, объявили эту легенду ересью, а имя светлого Ахураматты запретили к произнесению. Только легенда по-прежнему бродит среди людей.

Ширван взглянул на Злату.

– Ты знаешь, в этой легенде утверждается, что Границы разрушит воспитанник светлого Ахураматты.

– Вот как?… – насторожилась Злата. – И как же его будут звать?

– У него нет имени. Во всяком случае, легенда об этом ничего не говорит. Но она утверждает, что этот воспитанник будет обладать невиданной магической силой…

Несколько секунд они молчали, думая каждый о своем, а потом Злата запинаясь спросила:

– Но если имя Ахураматта запрещено, как мог твой друг вставить его в свое стихотворение?

– Он давно ничего не боится. – Ширван оживился. – Ты знаешь, он дважды попадался на глаза служителям второго круга и его дважды помиловал Великий ханиф.

– Неужели? – удивилась Злата. – А мне сказали, что осужденных белем Оземом не помиловали ни разу.

– Бель Озем не интересуется Нисави-садом. Он говорит, что если Нисави-сада казнить, его дух, выпущенный на свободу, отравит всю столицу.

– А почему же Великий ханиф милует поэта?

Ширван улыбнулся.

– В далекой юности Нисави-сада сложил, оду в честь отца Великого ханифа, а тот, восхитившись стихами, простил поэту все его будущие прегрешения.

– Вот это милость! – изумилась Злата.

– Да что мы все об этом обжоре, – встрепенулся Ширван. – Лучше расскажи о себе. Как там во дворце, не очень тебя обижают? Видела ты беля Озема? Он что, на самом деле такой ужасный человек?

– Ну, ты меня завалил вопросами, – рассмеялась Злата. – Все у меня пока что нормально. Просто я захотела с тобой повидаться, ну и заодно кое-что спросить.

– Как же все-таки тебя выпустили из дворца? – снова спросил Ширван.

– А никто меня не выпускал, – простодушно ответила Злата. – Я и сама могу уйти откуда хочешь. Ты мне лучше скажи, если вдруг мне придется быстро уходить из города, ты сможешь мне помочь?

– Если ты сможешь выбраться из дворца… – начал Ширван.

– Да пусть тебя не заботит дворец, – перебила его Злата. – Во дворце я сама разберусь.

Ширван улыбнулся и покачал головой.

– Если ты выберешься из дворца, – снова начал он, и Златка возмущенно фыркнула, – я спрячу тебя в городе на несколько дней. За это время мы сможем тебя изменить до неузнаваемости, а затем вывезти в северную пустыню. Там тебя не найдет даже служитель первого круга. Только хорошо бы мне заранее знать, когда я понадоблюсь.

Злата достала из кармана халата припасенный камешек и протянула его Ширвану.

– Вот, возьми и держи его всегда при себе. Когда будет нужна твоя помощь, я тебе сообщу. – И Златка поднялась из-за стола. – Ну а теперь мне пора. Завтра мне надо будет присутствовать при утреннем выходе Великого ханифа, а перед этим, говорят, надо как следует отдохнуть. – Она шагнула к дверям.

Ширван быстро вскочил и смущенно пробормотал:

– Я тебя провожу.

– Нет, – улыбнулась Златка. – Сегодня я сама доберусь. Дорогу я теперь знаю.

Ширван, видимо, сразу понял, что спорить бесполезно.

Поэтому он, взяв руку Златы в свои ладони, нежно сжал ее и прошептал:

– Так я жду твоего сигнала… – А потом отпустил девушку, и она выскользнула за дверь.

Злата спокойно прошла пустым коридором до задней двери и вновь оказалась на грязной, замусоренной улице. Оглядевшись, она удостоверилась, что вокруг никого нет, и легко взмыла в небо.

Через несколько минут полета она оказалась над дворцом и только тут поняла, что совершенно не представляет, каким образом ей можно добраться до своего окна. Впрочем, раздумывала она недолго, в памяти само собой всплыло заклинание возвратного пути. Едва только последняя фраза заклинания слетела с губ, как ее тело резко наклонилось и стремительно спикировало к темной громаде дворцовых построек.

«Теперь я понимаю, что такое автопилот», – подумала Злата, приземляясь на свой подоконник. А еще через несколько минут она уже со спокойной совестью и чувством выполненного долга засыпала в своей новой постели.

Проснулась она привычно рано. Как и в прошлое утро, за окном клубилась светлая туманная пелена, распластанная невидимым ножом на длинные волнующиеся полосы. Злата вскочила с постели и поспешила в ванную. Когда она, умытая и причесанная, вышла в гостиную, краешек солнца уже показался над дворцовыми постройками.

Злата с удовольствием взяла в руку высокий стеклянный стакан, наполненный странным зеленоватым соком, и, не задумываясь о путях его появления на столе, медленно вытянула напиток. Затем она направилась в спальню и сразу нашла в шкафу яркую алую накидку, отдаленно напоминающую индейское пончо, и такую же головную повязку. Решив, что платье не является частью официальной одежды, и поэтому можно надеть любое, она достала из шкафа еще и светло-бежевое, воздушное одеяние. Через минуту, посмотрев в зеркало, она обнаружила там симпатичную маленькую брюнетку, разодетую в бежево-алые шелка. «Надеюсь, Великий ханиф не позовет меня к себе в любовницы», – мелькнула у нее хулиганская мысль, и Злата покинула свои апартаменты в прекрасном настроении.

Когда Злата вышла в общий холл второго круга, он был пуст. Она выглянула во двор и обнаружила на калитке, ведущей в парк, огромный висячий замок, чрезвычайно ее удививший и развеселивший. Между тем утро уже полностью вступило в свои права, и Злата слегка заволновалась – не проспала ли она церемонию утреннего выхода Великого ханифа. Она быстро вернулась в холл, а через несколько минут туда вышла и белла Кора, в таком же алом наряде. Белла была серьезна, даже сурова, и сосредоточенна. Внимательно оглядев Злату, она сухо произнесла:

– Пойдем, дитя мое, не будем ждать других…

Кора двинулась по длинному коридору, превратившемуся через десяток шагов в анфиладу маленьких комнаток. Пока они шагали в одиночестве, белла успела сообщить еще кое-что, весьма важное для новичка.

– Служители первого круга на церемонии одеты в черное. Их ты должна приветствовать первой, глубоким поклоном. В бирюзовое одеты служители третьего круга. Им ты можешь, в ответ на приветствие, кивнуть. Темно-синие – четвертый круг, и их можно не замечать. Впрочем, тебе лучше держаться сегодня рядом со мной и просто повторять то, что буду делать я. Ты сообразительная девочка и быстро во всем разберешься.

В этот момент их нагнал Шамим, вынырнувший из какого-то бокового коридора. Увидев его, белла Кора замолчала. Шамим пристроился рядом со Златой и тихо спросил:

– Ну как, ты видела наш парк?

– Да, – так же тихо произнесла Злата. – Вчера белла Кора отвела меня туда и все показала. Она столь добра ко мне, что я не знаю, как отблагодарить ее.

Кора бросила на девушку внимательный взгляд и уголкиее губ чуть приподнялись в улыбке.

Наконец они прямо из анфилады вышли в просторный зал, освещенный восходящим солнцем. Яркие лучи вливались в простор помещения через огромные, сверкающие разноцветьем витражи второго яруса. Окна первого яруса были прикрыты легкими светлыми шторами. Зал был великолепен! Натертый паркет, стелившийся под ноги прихотливым узором, сиял как светлое зеркало. Простенки между окнами, затянутые тисненой парчой, переливались прихотливым узором. Три сияющие начищенной бронзой люстры свисали с расписанного травяным узором потолка.

По залу уже прохаживались люди, одетые в основном в темно-синие накидки. Редкой искрой среди этой сини мелькали бирюзовые одежды. Присутствующие негромко переговаривались и явно скучали.

Когда трое одетых в алое фигур появились в зале, атмосфера скуки мгновенно испарилась. Суетливая синяя волна вытолкнула вперед несколько бирюзовых брызг и минула вслед за ними приветствовать вошедших.

Белла Кора, высоко задрав подбородок, двинулась через зал к противоположным, еще закрытым дверям, рассекая синюю массу, как линейный корабль рассекает океанскую волну. Кивком головы поприветствовав немногих склонившихся в поклоне бирюзовых, она прошествовала мимо синих, только взмахом ресниц давая понять, что заметила их присутствие. Злата и Шамим, пристроившись по бокам и немного сзади почтенной беллы, старались копировать ее поведение. Но их интерес к происходящему мешал принять столь же величественный и в то же время безразличный вид, какой имела их старшая коллега. Злата, например, отлично слышала, как за ее спиной раздавался громкий шепот:

– Смотрите, во втором круге новенькая!… – А в ответ неслось:

– Не пяль глаза! Это племянница самого Серого Магистра!…

Когда они достигли своей цели – остановились недалеко от поразительной красоты двустворчатых дверей, скрывавших, как поняла Злата, вход в покои Великого ханифа, у противоположной стены появились еще несколько фигур, одетых в алое. И вся процедура повторилась снова. Опять синяя масса качнулась в сторону прибывших, вытолкнув вперед бирюзовое многоточие, и опять расступилась, склонившись в приветствии перед нестерпимым сиянием алых одежд.

Служители второго круга прошли через зал, и Злата, оказавшись в окружении алых фигур, была удивлена, насколько оживленными, даже радостными, выглядели эти обычно сдержанные люди.

«Неужели ежедневный утренний выход Великого ханифа такое радостное событие?» – мелькнуло у нее в голове. Но в этот момент по залу гулко прокатился удар гонга.

Все толпившиеся в зале люди немедленно засуетились, расходясь по своим, видимо, заранее определенным местам, и через несколько секунд в огромном зале образовался живой цветной коридор. Начинаясь от изузоренных дверей ярко-алым, этот коридор перетекал в бирюзу, а затем в темную синь. Несколько мгновений он еще колебался, но скоро застыл в поразительной неподвижности.

И в этот момент огромные двустворчатые двери начали открываться. Тяжелые, покрытые эмалью и позолотой створки расходились в абсолютной тишине, и Злата чувствовала, как вместе с этим торжественным движением в зале растет ожидание, нетерпение, восторг. Воздух в зале был буквально наэлектризован этим нетерпеливым ожиданием.

Наконец двери замерли, а по залу, над собравшимися людьми пронесся резкий рев фанфар.

Алые фигуры склонились в глубоком поклоне, бирюзовые встали на колени, опустив головы, а темно-синяя толпа распростерлась ниц.

Снова наступила тишина, в которой через мгновение раздался спокойный, негромкий и совершенно будничный мужской голос:

– Властитель Великого ханифата Ариам, хранимый в веках Всевидящим и Всеслышащим, пробудился ото сна и желает видеть своих подданных.

Тут Злата поняла, что если ей хочется хоть что-то увидеть на этой церемонии, ей необходимо либо выпрямиться, либо… И она быстро, одними губами, зашептала наговор стороннего взгляда. Вспомнив изображенную на витраже фигурку танцующей девушки, она послала свой наговор в ее сторону, и ее зрение раздвоилось. Собственными глазами она рассматривала подол собственного платья да незаконченную геометрическую фигуру, выложенную паркетными плитками. Зато глазами витражной танцовщицы она могла видеть практически весь огромный зал, заполненный склонившимися людьми.

Она внимательно оглядывала зал, ожидая продолжения «церемонии», как вдруг рядом раздался еле слышный, но страшно рассерженный шепот беллы Коры:

– Не смей отвлекаться!!!

«А действительно, отвлекаться не стоит», – подумала Злата. Именно в этот момент прямо возле роскошных дверей возникли две фигуры в абсолютно черных одеждах. Двое высоких мужчин с совершенно бесстрастными лицами высокомерно оглядывали собравшуюся толпу. Вторым зрением Злата уловила короткое движение в противоположном конце зала и, сместив внимание, поняла, что у противоположных дверей также стоят двое в черном. Такие же высокие и бесстрастно-высокомерные.

Прошло еще несколько секунд, и в дверном проеме полились две довольно странные фигуры. В первой, невысокой и сухощавой. Злата без труда узнала беля Озема, а вот вторая…

В длинном бордового бархата халате, с белоснежной чалмой на голове и с изогнутой саблей у пояса чуть-чуть впереди Озема стоял невысокий мужчина, перекрученный самым нелепым образом. Прежде всего, у него был приличный горб, заставлявший своего владельца согнуться чуть ли не вдвое и посылавший его голову затылком вперед. Такое вычурное телосложение заставляло беднягу задирать свою физиономию высоко вверх, чтобы посмотреть, что расположено впереди. Затем, у этого типа одна из ног, похоже, совершенно высохла, потому как при ходьбе он здорово припадал налево. Припадал до такой степени, что казалось, вот-вот рухнет на бок. Далее, по совсем уж непонятной причине, может быть, для удержания равновесия, верхняя часть его тела была довольно сильно наклонена вправо.

Увидев этот поразительный персонаж, Злата сначала вспомнила старый анекдот о советском ателье и только потом догадалась, что именно это и есть сам Великий ханиф.

Хозяин страны тем временем вполне шустро и без посторонней помощи двинулся по живому коридору, между своими подданными. В шаге позади двигался бель Озем, даже не пытаясь как-то поддержать Великого ханифа.

Государь, колеблясь всем телом, сделал пару скачущих шагов и остановился около одного из склонившихся алых. Внимательно оглядев затянутую в алый шелк спину, он визгливо произнес:

– Бель Озем, я думаю, беля Касына надо наградить. Он у нас вчера отличился. Вручите ему мои туфли с пряжками из сапфира.

После этой реплики Великий ханиф двинулся дальше, а бель Озем левой рукой сделал едва уловимый жест, сверкнув радугой перстней, и под носом отмеченного монаршей милостью беля Касына возникли довольно стоптанные туфли, правда, с ярко блестящими пряжками.

А Великий ханиф уже остановился перед следующей затянутой в алое фигурой. И тут Злата поняла, что скрученный самодержец стоит именно перед ней. Ей внезапно стало нехорошо, а монарх продолжал стоять рядом, разглядывая ее спину.

– Это кто? – раздался наконец его фальцет.

– Новый хранитель дареных книг его величия Великого ханифа, – тут же пояснил бель Озем.

– Такая молоденькая и такая умненькая?… – Голосок ханифа стал масленым, а Злату передернуло.

– Да, – подтвердил Озем, – умненькая. И с большими связями…

– Вот как? – удивился ханиф. – Значит, связи у нее есть. А как у нее мордашка?…

– Вполне, – сухо констатировал Озем.

– Так, может, ее наградить? – В тоне Великого ханифа не хватало вопроса, и Злата решила, что сейчас у нее под носом тоже возникнут старые стоптанные вонючие туфли.

– Чего тебе хочется, девочка? – Теперь в голосе Великого ханифа явно звучал заинтересованный вопрос. Злата сначала растерялась, а потом у нее в груди поднялась волна хулиганской отваги, и она звонко воскликнула:

– Моя единственная мечта – увидеть его величие Великого ханифа!

– Какая непосредственность! – взвизгнул Великий ханиф, а потом, переступив с ноги на ногу и качнувшись сразу и влево, и вправо, добавил: – Нет, дитя мое, эта мечта недостижима. Я не хочу сделать тебя несчастной на всю жизнь. Ты же в меня без памяти влюбишься, а надежды-то для тебя никакой! Так что проси что-нибудь другое…

Злата громко, душераздирающе вздохнула и со слезой в голосе произнесла:

– Тогда, если можно, пусть мне подарят книгу с автографом Великого ханифа.

Последовало недолгое молчание, а потом новый визгливый вопрос:

– Что-то я не понял, что она хочет получить от меня?…

– Книгу… – начал ответ бель Озем, но был немедленно перебит ханифом.

– Про книгу я все понял, но она хочет еще какого-то авто… фтогра… Ну ты сам слышал!…

– Она хочет, чтобы хранимый Всевидящим и Всеслышащим, написал на книге дарственную надпись, – пояснил бель Озем.

– Какая умненькая девочка!… – восхитился ханиф. – И какая бескорыстная!…

Потом он немного подумал и принял решение.

– Книжку подари, а писать я ничего не буду. Если хочешь, сам что-нибудь напиши. Нет!!! Ничего не пиши!!! А то я знаю, ты такое напишешь, что девочка через две минуты у тебя в постели окажется!

И Великий ханиф пошкандыбарил дальше. А Злата с облегчением вздохнула.

С непривычки у Златы уже начала затекать спина и деревенеть ноги. Но к счастью, дальше церемония покатилась значительно быстрее. Великий ханиф остановился возле еще одной алой спины и пробурчал какое-то порицание, закончившееся звонким шлепком. Возле бирюзовых ханиф остановился еще раз, ничего при этом не сказав, а синюю часть коридора миновал без задержки. Наконец он достиг противоположных дверей, за которыми и скрылся. За ним проследовали и все четверо молчаливых мужчин в черных одеждах во главе с белем Оземом.

В зале повисла тишина, а затем вновь прозвучал развилистый удар гонга. И разноцветная склонившаяся толпа сразу ожила, зашевелилась, забормотала. Злата быстро распрямилась и потянулась, с улыбкой наблюдая за тем, как многие из царедворцев с мукой на лицах хватались за поясницы или растирали опухшие колени. «А синим-то легче всего приходится, – с неожиданным злорадством подумала девушка. – Лежи себе, полеживай!» Она сообразила, что двойной взгляд вряд ли ей еще понадобится, и, щелкнув пальцами, рассеяла заклинание, мысленно поблагодарив танцующую в витраже девушку. И вовремя. Тощая костистая рука обняла ее за плечи и едва приглушенный бас перекрыл всеобщий гул:

– Ну, милочка, какая же ты везучая! Не успела появиться при дворе, а уже сам Великий ханиф удостоил тебя беседы, да еще и одарил! Ты, моя девочка, далеко пойдешь!

– Ну что ты, белла Кора, это мне тебя надо благодарить. Если бы не твои советы, я бы столько ошибок наделала, что меня мгновенно вышибли бы из дворца.

Алые окружили беллу Кору и ее подопечную, наперебой выражая поздравления с полученной монаршей милостью. Старик Касын, тоже улыбаясь, рассыпал Злате поздравления, прихлопывая перед своим толстым брюхом полученными тапками, словно намекая, что его тоже неплохо бы было поздравить. Но он ведь не удостоился беседы, а Злата имела продолжительный разговор с Великим ханифом. Так что бель Касын не мог состязаться в популярности с молоденькой выскочкой.

В зале мгновенно образовался круг, в центре которого алели служители второго круга, отделенные тонким бирюзовым ободком от темно-синей массы. Всем хотелось разглядеть счастливицу, которая беседовала с самим Великим ханифом и была удостоена чести самой выбрать себе подарок!

Однако белла Кора была слишком опытным царедворцем, чтобы пустить дело на самотек или нарушить порядок служения при дворе. Поэтому она, ухватив свою протеже под локоток, громко распорядилась:

– Все, моя дорогая, церемония кончилась, и нам еще надо успеть переодеться. Не забывай – тебя ждет служение!

И словно тяжелый линкор, рассекая волнующееся море толпы, она двинулась к выходу из малого дворцового зала приемов. Скоро они, сопровождаемые людьми «своего круга», вернулись в свой холл.

– Злата, золотко, – снова загремел голос беллы Коры, – не забудь, что сегодня вечером мы смотрим представление. Впрочем, мы еще встретимся за обедом, и я тебе скажу, что необходимо надеть на вечер.

С этими словами она повернулась и направилась к своим апартаментам.

Злата пошла к себе, ощущая какое-то необычное состояние подъема. «Э-э-э, милочка, как быстро ты стала придворной дамой! – язвительно сказала она самой себе. – Ишь как тебя вдохновило монаршее внимание!…» И она рассмеялась.

У себя Злата быстро переоделась в неброский халат, предварительно ополоснувшись, и с нетерпением направилась в хранилище. Там она быстро прошла к шкафу, достав ящичек и коробку с чистыми карточками, разложила все на столе и принялась за работу.

Часа через три напряженной работы она, снимая с полки очередную партию книг, обнаружила довольно толстый фолиант. Он сразу бросился ей в глаза. Толстый, затянутый в темную кожу том приятно оттягивал руки, словно ласкаясь к ладоням. Злата, оставив остальные книги на полке, вернулась к столу и аккуратно уложила найденную книгу. Затем она присела на стоящий рядом стул и долго смотрела на книгу, пытаясь унять забившееся вдруг сердце.

Немного успокоившись, она протянула руку и открыла тяжелую крышку переплета. Вернее, попыталась открыть. Она беспрепятственно перевернула темную кожаную крышку и тут же обнаружила, что книга по-прежнему закрыта, а крышка, которую она вроде бы только что перевернула, медленно растаяла под ее пальцами. Злата торопливо попыталась еще раз открыть книгу, и ровно с тем же успехом. Крышка переплета откинулась в сторону и тут же растворилась, а книга между тем осталась закрытой. Тогда Злата, с секунду лихорадочно поразмышляв, попробовала открыть том посредине. Она просунула указательный палец между страниц, и одним движением раскрыла том. Перед ее глазами мелькнула бель открытых страниц, разрисованная непонятными разноцветными пятнами, и в тот же момент оказалось, что том закрыт, а ее палец, вместо того чтобы придерживать открытые страницы, крепко прижимается гладкой поверхности стола.

Злата вскочила со стола и забегала вдоль стеллажей. А в голове метались какие-то обрывки мыслей, сбивавшиеся в неперевариваемые комки. Она не сомневалась, что это именно та книга, которую разыскивал полигон вот уже около десяти лет, что именно ей посчастливилось отыскать Фугу.

И все-таки надо было еще убедиться в этом. Надо было иметь не только внутреннюю уверенность, надо было получить точные доказательства. Другими словами – надо было открыть книгу!

Злата остановилась и снова уставилась на лежавший на столе том. «Что можно сделать?» Она приблизилась, буквально пожирая глазами свою находку. «Что же можно сделать?»

Злата медленно присела на отодвинутый стул рядом с книгой и, прикрыв глаза, активизировала внутреннее видение. Легко коснувшись, словно ласково погладив, гладкую кожаную крышку, она сразу почувствовала напряжение наложенного заклятия. И было похоже, что оно не одно! Книга буквально купалась в магии!

Злата откинулась на спинку стула и, внезапно успокоившись, принялась размышлять. Но именно в это мгновение раздался голос Феко, секретаря беля Озема:

– Белла Злата, уже настало время обеда. Ты можешь остаться голодной.

Послышался короткий смешок, и Феко добавил:

– Или ты надеешься своим рвением заработать еще один подарок Великого ханифа?

Злата тяжело подняла голову, почувствовав страшную усталость. Да, пора отдохнуть. Девушка поднялась и, не оглядываясь на свою находку, направилась к выходу.

И опять она была последней в столовой. Все уже сидели за столом и с энтузиазмом насыщались. Их пятикруговый повар Ибрашат в честь праздника превзошел самого себя, и обеденный стол ломился от удивительных произведений кулинарного искусства. Когда Злата вошла в обеденный зал, собравшиеся разразились приветственным гвалтом. Ну как же, появилась героиня дня. Вот только сама героиня, казалось, напрочь забыла, что произошло на утреннем выходе Великого ханифа, и поэтому недоуменно оглядывала этот всеобщий восторг.

– Златочка! – Белла Кора, как всегда, взяла инициативу в свои руки. – Ну наконец-то. Мы уже решили, что ты отправилась обедать к белю Озему, а может, и к самому Великому ханифу, – игриво подмигнула тощая старуха.

– Что ты, Корочка! – ответила ей в тон Злата. – Разве я куда-нибудь решусь отправиться без тебя?!

Зал встретил это заявление восторженным ревом. Трое мужчин вскочили из-за стола и торжественно проводили Злату до ее места.

«Могли бы и во главе стола посадить», – язвительно подумала девчонка, усаживаясь за стол и окидывая его взглядом. И все же ей было приятно, что благодаря вниманию Великого ханифа к ней сегодняшний обед превратился в праздник.

Тем не менее это был всего лишь обед, после которого всем его участникам необходимо было вернуться к выполнению своих обязанностей. Поэтому оживленный разговор, прерываемый тостами и поздравлениями как в адрес главной виновницы торжества, так и всему второму кругу, не мешал присутствующим насыщаться. Злата тоже понимала, что время обеда ограничено, а кроме того, ее неудержимо тянуло к оставленной на столе хранилища книге. И то же время она совершенно не представляла, что можно сделать. Но время обеда кончилось, и его участники постепенно разошлись, продолжая обсуждать утренние события. Злата так же встала из-за стола и задумчиво направилась своей лесенке. Но тут ее остановил бодрый рык беллы Коры:

– Златочка, девочка моя, мы не сможем сегодня пойти с тобой в парк.

– Почему? – разочарованно откликнулась Злата.

– Я совсем забыла, что сегодня вечером для нас устраивается представление. Помнишь, я вчера говорила, что во дворце новая труппа?

– А, да-да… – протянула Злата. В ее голосе столь явно сквозило разочарование, что белла Кора попыталась ее успокоить:

– Да не расстраивайся ты так!… Мы вполне сможем продолжить наши беседы в другие вечера. Представления, моя дорогая, это такая редкость, которую нельзя пропустить!…

Злата улыбнулась и, кивнув, вступила на лесенку, ведущую в ее апартаменты.

Скоро она оказалась в хранилище, у большого овального стола, на котором лежал загадочный фолиант. Но теперь Злата чувствовала себя гораздо спокойнее. Она присела за стол и задумалась.

Впрочем, раздумывать долго она не стала. Она хорошо понимала, что сидеть без дела ей нельзя – через десять дней бель Озем обещал посмотреть, что у нее получается. Злата бросила еще один взгляд на свою находку и медленно пошла к стеллажам продолжать свою работу. А толстый темный фолиант остался лежать на своем месте.

Постепенно Златка снова вошла в рабочий ритм и даже перестала поглядывать на отложенный том. Наконец она почувствовала, что рабочее время заканчивается. Она аккуратно сложила заполненные карточки в ящик, уложила ящик и коробку с чистыми карточками в шкаф и снова присела на стул рядом с книгой. Ей так ничего и не пришло в голову. Кроме, пожалуй, того, что книгу надо вынести из хранилища и на свободе поколдовать над ней. Она понимала, насколько это рискованно, но другого выхода не находила.

Она вздохнула и решила, что утро вечера мудренее. Поставив облюбованный том на стеллаж, Злата направилась к выходу в свою квартиру. Со временем она, видимо, угадала. Дверь была открыта, а после того, как девушка вышла, она захлопнулась до следующего утра.

Чистюля Злата снова поплескалась в ванной, потом долго выбирала вечерний наряд и наконец, облачившись в узенькую оранжевую богато расшитую безрукавку и лимонного цвета накидку из полупрозрачного шифона, подошла к зеркалу. Внимательно рассмотрев результат своих усилий, она осталась довольна и показала сама себе язык. Затем, натянув желтые атласные туфельки, она уверенным, неспешным шагом, соответствующим служителю второго круга, вышла в общий холл.

Там уже топтался Шамим, явно кого-то поджидая. Увидев входящую Злату, он тут же подскочил к ней и, явно волнуясь, спросил:

– Белла Злата, ты идешь на представление? – Его глаза при этом умоляюще блестели, как у верного и самоотверженного щенка, которого любимая хозяйка не хочет брать на прогулку.

– Да, конечно, – улыбаясь ответила Злата. – Белла Кора сказала, что это редкое и незабываемое зрелище.

– Можно мне тебя проводить? – пролепетал бель Шамим, но позади него зарокотал знакомый бас беллы Коры:

– Так!… Наш молодой друг уже сторожит момент!

Шамим стремительно покраснел.

– Не надо, не надо!… – Белла Кора была непреклонна и беспощадна. – Румянцем своим ты нас не обманешь. Сердцеед!…

И грозная белла, подхватив свою молоденькую подопечную под локоток, повернулась к Шамиму спиной и медленно пошла в сторону малого зала приемов. Того самого, где утром происходил выход Великого ханифа. Шамим, неуклюже потоптавшись, вздохнул и последовал за ней.

– Между прочим, крошка, – гудела между тем белла Кора, – мы с тобой опаздываем. Правда, без служителей второго круга представление не начнут, но и слишком задерживаться тоже не стоит.

– Так, может, мы прибавим шагу… – несмело предложила Злата.

– Ну, еще не хватает побежать!… – непоследовательно возмутилась почтенная белла. – И потом, мы же не будем последними. Слышишь, за нами еще кто-то топает…

Злата невольно прыснула, а Шамим за их спиной громко вздохнул.

– О-о-о, слышала, как вздыхает, – продолжала измывательства Кора. – Догнать не может…

Но даже после этого намека бель Шамим не посмел догнать шагавшую впереди парочку. Так они и вошли в зал – впереди Кора, под руку со Златой, а за ними понурившийся Шамим.

Под северными витражами зала был устроен невысокий помост, перегороженный пестрым, похожим на лоскутный, занавесом. Метрах в трех от него начинались зрительские ряды. Причем первые два ряда состояли из глубоких покойных кресел, а дальше шли обычные стулья. Почти все места были уже заняты, но белла Кора невозмутимо проследовала в первый ряд и, остановившись напротив одного из сидящих мужчин, внимательно на него посмотрела. Тот немедленно вскочил и, потянув за собой своего соседа, молча направился во второй ряд.

– Какие галантные кавалеры, – громко пробурчала почтенная белла, усаживаясь в освободившееся кресло и чуть ли не силой усаживая Злату. Та успела обернуться и увидеть, как бедный Шамим устраивается где-то с краю третьего ряда.

Почти сразу после того, как дамы устроились на своих местах, сиявшие чистым светом люстры начали гаснуть, погружая зал в полумрак, а лоскутный занавес, наоборот, осветился ярким светом, выплеснувшимся непонятно откуда. А затем эта пестрая тряпка начала истаивать, растворяясь в наступившей тишине.

Сцена приобрела темную глубину, в самой сердцевине которой заискрилось серебристое сияние, через секунду превратившееся в мерцающую фигуру. Эта неясная еще фигура неуловимо плавно перетекла на авансцену и глубоко поклонилась. Так и оставшись склоненной и подсвеченной мерцающим серебристым светом, фигура заговорила:

Я счастлив, что стою сейчас,

Склонен у ваших ног,

Представим пьесу мы для вас,

А я зовусь – Пролог!

Вниманье ваше я займу

На несколько минут,

Чтоб объяснить вам, почему

Мы нынче с вами тут…

Читая размеренно и практически без интонаций эти странные, нелепые стишки фигура медленно выпрямлялась, превращаясь в длинного, худого мужчину, одетого в черное подобие фрака, спустившего длинные фалды поверх широченных шаровар. На его лице белела классическая маска палача.

Но Злата в отличие от других, наслаждавшихся зрелищем, не разглядывала Пролога и не слушала читаемых им виршей. Она вслушивалась в странные звуки, которыми заканчивалась каждая строчка произносимого стихотворения. Казалось, маленькие колокольчики перезванивали на разные лады, отсекая каждую строчку от последующей. Бросив быстрый взгляд по сторонам, Злата поняла, что никто, кроме нее, не слышит этих переливчатых тоненьких звуков. А звоночки становились все настойчивее, все требовательнее, все тревожнее. Они вроде бы возмущались, что их никто не слышит.

А на сцене между тем разворачивалась фантастическая драма о грядущем падении Границ. Вернувшийся к своему народу, Черный маг вел тяжелую борьбу с посланником коварного Ахураматты, Огненным демоном Илимом. Огненный демон похитил магический венец Великого ханифата, но Черный маг узнал, где прячется коварный похититель. И вот главные герои встретились лицом к лицу, и в руках их было волшебное оружие. Пылающий жарким оранжевым светом, Илим размахивал какой-то несуразной алебардой и выкрикивал непонятные ругательства, а молчаливый, затянутый в черное трико Черный маг держал в руках длинный светлый меч и парный ему, но совершенно черный кинжал. Улучив момент, когда Огненный демон, пустив пену из уголков губ, бросился вперед, Черный маг шагнул ему навстречу и вонзил черный кинжал своему противнику под левую ключицу. Илим застыл в совершенно нелепой позе, а кинжал запульсировал чернотой. Словно в унисон с ним, длинный светлый меч начал, пульсируя, наливаться ярким светом. И когда его сияние стало настолько нестерпимым, что зрители начали прикрывать глаза ладонями, Черный маг взмахнул светлым клинком. Голова Огненного демона подпрыгнула, его руки дернулись вверх, словно попытались схватить удирающую голову, но та проскочила между ними и покатилась по помосту. В ту же секунду из перерубленной шеи ударил фонтан крови, и обезглавленное тело рухнуло на голые доски. Черный маг взметнул вверх свое окровавленное оружие, и зал ответил ему восторженным ревом.

И только Злата осталась сидеть, пораженная тем, что наконец разобралась в перезвоне незримых колокольчиков. Зал ревел от восторга, а те, перекрывая этот рев, вызванивали детскую считалочку:

Все не так!!! Все не так!!!

Все как раз наоборот!!!

В Мир пустили много врак!!!

Только Правда все живет!!!

Но в этот момент представление кончилось. В зале вспыхнули яркие огни люстр, осветив поднимавшихся со своих мест придворных и мертвое, обезглавленное тело, валявшееся на помосте в луже крови. Занавес почему-то не был закрыт, а труп был самым что ни на есть настоящим, и темно застывающая кровь еще живо и тяжело пахла.

Злата, вцепившись в локоть Коры, тоже встала с кресла и, деревянно переставляя ноги, пошла вдоль ряда.

– Прогуляемся, – гудела белла Кора довольным басом, – а то второе отделение мне тяжеловато будет сидеть…

– Так что, еще одно отделение будет? – почти всхлипнула Злата.

– Конечно! – Белла Кора, вопреки собственному утверждению, была полна энергии.

– И что, еще трупы будут?

Белла Кора недовольно оглянулась на одиноко лежащее тело.

– Нет. Трагедия сыграна, и теперь нас будут веселить борцы, там, жонглеры, балет обязательно… Афокусника, говорят, бель Озем выгнал. За шарлатанство…

– Значит, больше никого убивать не будут? – не унималась Злата. Хотя она несколько успокоилась, ей крайне не хотелось больше наблюдать кровавые расправы.

– Не думаю. Ну может быть, расквасят пару носов… – Похоже, у беллы Коры от расспросов Златы начало портиться настроение. И девушка замолчала. Она вдруг обратила внимание на то, что в зале еще несколько человек выглядели довольно растерянно. Они словно не понимали, чему все радуются, или не могли совместить виденное и слышанное.

«А ведь они, похоже, тоже слышали звон. И поняли, что им в ухо названивали», – мелькнуло в голове Златы.

Знать прогуливалась по залу. А в это время на помост вышли четверо здоровых парней в грязновато-серой, заляпанной неопрятными пятнами одежде. Они небрежно бросили обезглавленный труп в большую плетеную корзину, добавили к нему отрубленную голову и уволокли все в глубь сцены, за занавеску. Потом все четверо снова выползли на помост и принялись вытирать кровь, впитавшуюся в доски.

– Значит, этот труп все-таки настоящий, – пробормотала Злата. Но ее старшая подруга услышала эту реплику и тут же возмутилась.

– Конечно, труп настоящий!… Еще бы не хватало, чтобы эти фигляры подсовывали нам ненастоящее убийство. Да их всех тут же вздернут на центральной площади.

– Так это что же получается, они каждый день убивают по актеру?

– Ну и что? Мало ли актеров на свете? Да видимо-невидимо! Выйди в город и сразу наймешь двенадцатикругового на главную роль!…

– Ты хочешь сказать, что актеры готовы погибнуть? Если по пьесе ему приходится умирать?

– Ах, какая ты у меня все-таки еще дикарка! – Белла Кора буквально умилилась. – Как ты еще далека от настоящего, высокого искусства! Ну ничего, ты девочка умненькая, скоро ты у меня станешь завзятой театралкой…

«Ну к этому вряд ли можно приобщиться, – растерянно подумала Злата. – Если, конечно, находишься в здравом уме!…» И она поняла, что, несмотря на полный натурализм случившегося на сцене, она еще надеялась, что это какой-то актерский трюк, что убитый сейчас за кулисами стирает грим с усталого лица и прихлебывает из кружки холодное вино.

В этот момент по залу прокатился удар гонга, похожий на тот, который Злата слышала на утренней церемонии.

– О, пора на свои места!… – встрепенулась белла Кора.

Прогуливающаяся толпа зашевелилась быстрее, растекаясь по своим местам. Через пару минут свет снова начал тускнеть, а вернувшаяся на прежнее место пестрая занавеска осветилась каким-то внутренним светом. Началась вторая часть представления, и на этот раз занавес просто поднялся вверх, словно подчеркивая обыденность, приземленность второго отделения предлагаемого театрального действа.

На сцену выбежали жонглеры с кольцами, легкими молотами, тарелками, факелами. За ними появился дрессировщик с какими-то огромными кошками, очень похожими на леопардов. Потом двое мимов, не без успеха, попытались развеселить почтенную публику. Но Злата потеряла всякий интерес к происходящему на подмостках. Ее охватила безмерная усталость. Видимо, за последние три дня на нее навалилось столько впечатлений, что организм перестал с ними справляться. А бессмысленное и жестокое убийство, произведенное в ходе обычной драматической постановки, стало последней каплей в чаше ее восприятия.

Злата продолжала сидеть рядом с беллой Корой, смеяться и аплодировать в нужных местах или вместе со всеми, но ее рассудок отгородился от происходящего. Осталась только одна мысль – как продержаться в этом бедламе до конца отведенного ей срока. Или белла Кора права, и она действительно со временем приспособится к этой жизни и найдет в ней удовольствие?…

Представление закончилось. Злата под руку с беллой Корой перешла в столовую второго круга, где все весело поужинали. Девушка совершенно не помнила, что она ела и пила. Только раз она вышла из своего заторможенного состояния, когда неожиданно рядом со своим лицом увидела встревоженные глаза беля Шамима. Его взгляд просто вопил: «Что с тобой происходит?!» Она нашла в себе силы улыбнуться и слабо пробормотать: – Ничего, не волнуйся… Со мной все в порядке… – Только Шамим ей, похоже, не очень поверил, потому что она постоянно чувствовала на себе его напряженное внимание.

Злата рано покинула столовую палату, сославшись на тяжелый, напряженный день, и, сопровождаемая пожеланиями хорошо отдохнуть, спустилась в свои апартаменты. Здесь она, вопреки своим правилам, даже не приняв ванной, сразу забралась в постель.

Заснула она сразу, но спала беспокойно. Ее мучили непонятные, нечитаемые сны. Какие-то скособоченные уродцы с лицами то беля Озема, то беллы Коры тянули к ней тощие, высохшие руки со страшно обломанными ногтями, предлагая в подарок свои библиотеки. Она убегала по длинной желтой трубе от какого-то страшного слова, которое гналось за ней, цепляясь за подол ее платья корявым мягким знаком. Потом она выходила замуж, но ее будущий супруг был скрыт за плотной фатой, а обряд бракосочетания должен был пройти в огромном дымном костре. Злата визжала, не желая входить в огонь, а бель Озем – шафер ее жениха, уговаривал ее, уверяя, что огонь совершенно не жжется, а, наоборот, приносит неизъяснимое блаженство…

Злата проснулась ранним утром совершенно не отдохнув, с тяжелой, разламывающейся головой и непослушным телом. Ванна и стакан прохладного сока взбодрили ее, но присущей жизнерадостности и остроты ума не вернули. Мысли в голове у Златы тянулись нудно и тяжело. Делать ничего не хотелось.

Она лениво облачилась в алую униформу и вышла в общий холл. Ее уже ожидала белла Кора. Бель Шамим тоже находился здесь, но делал вид, что поджидает кого-то другого.

– Я говорила этому чудаку, чтобы он тут напрасно не топтался… – заулыбалась белла Кора навстречу Злате, – но он упрямый мальчик…

Почтенная белла привычно подхватила Злату под руку и направилась знакомой дорогой к малому залу приемов. Шамим шагал следом, правда, прилично отстав.

Кора что-то рассказывала, стараясь несколько приглушить свой боевой голос, но Злата никак не могла уловить смысл ее рассуждений. Речь беллы сливалась у нее в голове в какое-то неясное гулкое бормотание. «Может, я заболела?…» – с неожиданным испугом подумала Злата. Она совсем уже было собралась произнести одно из лечебных заклинаний, но вовремя вспомнила, что она не одна. Да и голос беллы Коры распорол наконец окутывающее девушку безразличие.

– Что-то ты сегодня, милочка, какая-то безразличная. Словно спишь на ходу…

– Мне действительно, дорогая белла, что-то не по себе… – пожаловалась Злата. – Голова как будто завяла… – Она слабо, беспомощно улыбнулась.

– Видимо, театр для тебя слишком сложен… В эмоциональном плане… – озабоченно произнесла белла Кора. – Твоя дикая северная натура не может постичь и принять это сложное искусство… Вот твой организм и страдает… – Она на ходу положила свою суховатую ладонь Злате на лоб и наставительно добавила: – Постарайся сегодня особенно не напрягаться со своими книжками. Устрой себе небольшую разгрузку.

– Белла Кора, а у вас бывают выходные? – вяло поинтересовалась Злата.

– Что такое – выходные? – не поняла Кора.

– Это день, когда не надо заниматься службой…

– Хм?… А чем же тогда заниматься?

– Ну… мало ли своих дел у человека?

– Если у человека есть что поесть и где поспать, какие еще у него могут быть свои дела? – пожала костлявыми плечами старуха и, подумав секунду, продолжила: – Нет, ничего хорошего в этих твоих выходных быть не может. И если у вас на севере практикуется такой странный порядок жизни, тогда мне ясно, откуда у тебя эта изнеженность. Ты посмотри на себя, можно подумать, что ты вот-вот в обморок грохнешься. Еще не хватало, чтобы на церемонии кто-то из алых повалился на пол! – Ее голос загремел от возмущения и, как ни странно, несколько взбодрил Злату.

Они уже входили в зал, и девушке удалось несколько стряхнуть свою непонятную вялость. Тем более что сегодня представители низших кругов оказывали ей гораздо большее внимание. Впрочем, то ли из-за своего вялого состояния, то ли из-за того, что церемония потеряла для Златы свою новизну, она сегодня воспринимала все гораздо более спокойно, как вполне привычные и обыденные вещи.

А утренний выход Великого ханифа повторялся с точностью отработанной веками программы. Снова выстроился разноцветный коридор. Снова прозвучало сообщение о пробуждении Великого ханифа и поплыл над склонившимися в поклоне и распростертыми ниц придворными мелодичный удар гонга. Только в последний момент Злата вспомнила о необходимости стороннего взгляда и едва успела прицепить его к знакомому витражу.

Монарх появился в привычном сопровождении одетых в черное служителей первого круга. Но на этот раз он, словно куда-то торопясь, быстро, не останавливаясь, проследовал между своих подданных, не удостаивая их своим вниманием. Лишь пропрыгивая мимо Златы, он на ходу ворчливо поинтересовался:

– Озем, девчонка получила свою книжку?

– Нет еще… – коротко ответил тот.

– Почему? – Ворчливость государя явно возросла.

– Подбираю подходящую…

– Не затягивай! Негоже…

Что «негоже», Злата уже не разобрала, монарх упрыгал слишком далеко.

В общем, церемония закончилась в рекордные сроки. Когда Великий ханиф со своими черными друзьями покинул зал, толпа разочарованно загудела. Видимо, утренний выход ханифа, не отмеченный награждением кого-нибудь из присутствующих, был для придворных непривычен. Все быстро и молча покинули малый зал приемов.

Служители второго круга вернулись компактной группой в свой холл и разошлись по своим делам.

Злата, оказавшись в книжном хранилище, присела у стола и задумалась. «Если я буду себя так чувствовать дальше, то долго я не протяну, – устало ворочались ее мысли. – И совершенно непонятно, в чем дело. Не могла же я так расклеиться только из-за вчерашнего спектакля…» Девушка буквально заставляла себя размышлять, но никаких умозаключений она сделать не могла. Она встала и через силу начала свою, уже привычную, деятельность.

Книги сегодня были необыкновенно тяжелыми. Даже небольшие томики оттягивали Злате руки. Она стала носить к столу всего по две-три книжки и все равно быстро уставала. Но наконец подошло время обеда. И тут Злата почувствовала сильнейший голод. Она прошла к себе в квартиру, приняла ванну, переоделась и поспешила в обеденный зал. Злата оказалась там первой. Стол был уже накрыт, и она, заняв свое место, наполнила свою большую тарелку острой, пахучей похлебкой. Отламывая кусочки пресной лепешки, она с удовольствием хлебала горячее варево, сдобренное мелко нарезанным копченым мясом.

Когда она уже опорожнила тарелку, чувствуя, как силы стремительно возвращаются к ней, в столовую вошел бель Касум в сопровождении Шамима. Они о чем-то горячо спорили, но увидев Злату, замолчали и быстро разошлись по своим местам. А Златка, не обращая на них внимания, накладывала себе мяса, тушенного с овощами. Над столом плыл удивительный аромат.

– Белла Злата, как ты себя чувствуешь? – неожиданно поинтересовался бель Касум. Его непривычно озабоченный тон удивил Злату. Она вскинула глаза и встретила пристальный, изучающий взгляд беля.

– Да в общем-то сейчас все в порядке, – неуверенно ответила Злата.

– А утром было нехорошо? – не успокаивался белобородый старик.

– Да, утром было плоховато, – улыбнулась девушка. Бель Касум многозначительно переглянулся с Шамимом.

– А ночевала ты дома? – снова упер свой взгляд в Злату бель Касум.

– Что за вопрос, дедушка? – растерялась та.

– Ты точно знаешь? – не унимался старик.

– Я трижды за ночь вставала и ходила в свою ванну. Утром там были следы моего пребывания, – четко доложила неожиданно обозлившаяся Злата. Сейчас она чувствовала себя прекрасно.

И в ответ на эту сердитую тираду старик неожиданно улыбнулся и подмигнул Шамиму.

– Похоже, наша девочка утерла кое-кому нос. – Он тут же снова стал серьезным. – И все-таки, моя хорошая, надо бы тебя кое-каким заклинаниям обучить.

– Зачем? – насторожилась Злата.

– А чтоб тебя больше не пытались выманить из дома, – просто ответил Касум.

– Ты хочешь сказать, что кто-то пытался меня… – пораженно прошептала Злата, уронив вилку на столешницу.

– Да. Я думаю, тебя сегодня ночью пытались перетащить в другое место. И эти попытки вряд ли прекратятся, – серьезно проговорил старик.

– Мне кажется, не надо об этом говорить вслух, – осторожно заметил Шамим.

– Не стоит, – тут же согласился Касум. – Давайте-ка обедать. – И он принялся наливать себе в тарелку похлебку.

Злата машинально подобрала свою вилку и снова принялась довольно активно ковырять тушеное мясо. Но голова ее работала напряженно, и мысли, видимо, здорово подкрепившись супчиком, метались со своей привычной скоростью.

И тут ее охватил жуткий страх! Такой, какого она не испытывала со времен своего кошмарного детства. Молоденькая ведьма прекрасно понимала, что может с ней сделать настоящий маг, и потеря своего магического Дара казалась ей пустяком по сравнению с тем, о чем она догадывалась. Ее буйное воображение тут же в сочных красках начало разворачивать перед ее мысленным взором яркие картины, одну чудовищнее другой.

В этот момент в столовую бодро вошла белла Кора в сопровождении еще двух дам и тут же обратилась к Злате:

– Как самочувствие, дитя мое?

Злата вскинула голову, стряхивая привидевшийся кошмар и, поймав предупредительный взгляд беля Касума, как можно бодрее откликнулась:

– Все в порядке!… Я, видимо, просто плохо выспалась…

– Да, милочка, сон – это важное дело. Может быть, дать тебе пилюльки? Спать будешь, как убитая.

– Наверное, мне еще рановато пилюльки принимать, – благодарно улыбнулась Злата. – Попробую все-таки обойтись своими силами.

Вновь прибывшие приступили к обеду, а Злата, прикончив мясо с овощами, налила себе большую чашку холодного шербета и, прикусывая от медовой коврижки, наслаждалась напитком. За столом наступило молчание, все занимались едой и не мешали Злате думать.

Когда она вернулась в хранилище, в ее голове уже сложился план. Присев между стеллажами, словно в поисках пропущенной книги, она сжала в кулачке маленький бурый камешек и мысленно произнесла четыре слова: «Сегодня вечером в чайхане». Теперь каждый час Ширван будет слышать это предупреждение. Затем она снова как ни в чем не бывало принялась за работу. Среди прочих книг Злата притащила на стол и тот толстый том, который не давал ей покоя. Потом прибавила к нему еще две книги, привлекшие ее внимание своей необычной волшебной аурой. Мысленно прикинув их вес, она решила, что вполне справится с ним.

Девушка продолжала заниматься своей работой, нетерпеливо дожидаясь вечера, и с каждой прошедшей минутой ее возбуждение возрастало. Ей все время казалось, что время ухода уже наступило, и тут же она испуганно говорила себе, что торопится. Наконец она поняла, что не в силах больше ждать. Внешне спокойно, а на самом деле трепеща от нетерпения и ужаса, она принялась убирать в шкаф картотечный ящик и неиспользованные карточки. Затем она так же неспешно расставила по местам снятые с полок книги. Последней партией возвращаемых книг стала отложенная ею стопка. Пройдя между стеллажами почти до самой двери в свои апартаменты, она быстро сдернула с плеч свою накидку и неуклюже укутала в нее отобранные книги. Потом Злата подхватила получившийся сверток так, чтобы концы накидки свободно спадали с руки, быстро направилась к входной двери и вышла из хранилища.

Оказавшись в своей прихожей, она привалилась к стене и несколько секунд, закрыв глаза, приходила в себя. Она с трудом верила, что ей удалось выскользнуть со своей ношей из хранилища. И тут ее обуяла нестерпимая радость. Она внезапно решила, что позади самое сложное. Вряд ли за ней будут следить вне ее рабочего места, и она сможет беспрепятственно уйти со своей добычей! А необходимость немедленного ухода не вызывала в ней никаких сомнений! Необоримый страх гнал ее прочь из дворца.

Злата быстрым шагом прошла в спальню и в мгновение ока запихнула сверток на нижнюю полку платяного шкафа. Затем она уже не торопясь разделась и направилась в ванную. Погрузившись в горячую воду, она почувствовала, как страшное нервное напряжение медленно отпускает ее, и обрадовалась этому. Мышцы утомленного тела расслабились, голова откинулась на бортик ванны, глаза сами собой закрылись, и вдруг она почувствовала, как по ее щеке покатилась сладкая слеза облегчения.

Но наплакаться вволю она себе не дала, отложив это замечательное занятие до возвращения на полигон. Наоборот, она принялась собирать оставшиеся силы и копить энергию для заключительного шага своей эпопеи.

Из ванной Злата вышла абсолютно спокойной и полностью собранной. Быстро, но тщательно одевшись, она поспешила в холл, а из него во двор, ведущий к парку. У зачарованной калитки ее уже дожидалась белла Кора.

Они, словно старые подруги, взялись за руки и вошли под раскидистые, тронутые осенью кроны деревьев. Парк по-прежнему навевал покой и умиротворение. По его дорожкам медленно бродили ярко одетые люди, те самые, которые вчера радостными криками приветствовали убийство на сцене.

Белла Кора и Злата молча прогуливались по посыпанной песком аллее, наслаждаясь вечерним воздухом и тишиной. Наконец белла Кора негромко спросила:

– Ну что, мой юный друг, ты еще не расхотела заниматься историей своей родины?

Злате неожиданно захотелось поведать ученой белле историю совершенно другого Мира – своей настоящей родины. Ей захотелось рассказать об огромной, прекрасной планете, на которой нет никаких границ, кроме установленных самими людьми. Ей захотелось объяснить этой пожилой женщине, что и ее Мир – это огромная планета с разными странами и народами, которым просто необходимо объединиться! Но она тут же ярко представила оглушительный хохот исторички и ее покровительственную фразу «А ты, моя милочка, фантазерка. У вас на севере что, все такие выдумщицы?» Поэтому она, улыбнувшись своим мыслям, просто ответила:

– Я готова тебя слушать.

Белла Кора сразу оживилась.

– Так на чем мы остановились прошлый раз?

– На том, что после ухода Черного мага в городе появилось двое чужих людей – господина и слуги, которые со временем прибрали к рукам всю деловую жизнь, и господин основал династию Великих ханифов. И что эта династия правит до настоящего времени…

– Да, да, – вспомнила белла Кора. – Так вот. Первый Великий ханиф имел одну очень интересную и важную способность, он поразительно разбирался в людях. Уже через несколько минут разговора он совершенно точно определял, где этот человек принесет наибольшую пользу его государству. Именно первый ханиф отправил несколько экспедиций к границам нашей страны, которые составили довольно подробные карты. Он создал все условия для развития торговли и промышленности. Если Черный маг почти все время воевал, то первый ханиф, хотя и содержал довольно большую армию, не предпринял ни одного военного похода. Нельзя сказать, что у него не было противников или недоброжелателей, но он расправлялся с ними чисто экономическими методами. И еще он привлек на свою сторону Лигу магов.

Еще во времена Черного мага все волшебники, оставшиеся в стране после возникновения Границ, объединились в Лигу. Без ее решения и разрешения ни один из магов не мог взять себе ученика или сменить место проживания. Тебе может быть смешно, – фыркнула белла Кора, заметив на мордашке Златы улыбку, – но именно Лига прекратила споры, распри и поединки между магами Великого ханифата. Так вот первый Великий ханиф установил правило, по которому вторым лицом ханифата – Главным хранителем трона всегда становился президент Лиги.

– То есть бель Озем сейчас еще и президент Лиги? – не удержалась Злата от вопроса.

– Конечно! – коротко ответила Кора, недовольная, что ее перебили, и тут же добавила, как нечто существенное: – Только бель Озем сначала стал Главным хранителем трона, а уже затем – президентом Лиги.

– А что, должно быть наоборот? – живо поинтересовалась Злата.

– Да. Считалось, что маги ханифата сами решают, кто из них лучший, и уже этот лучший становится Главным хранителем трона.

– А как они определяют лучшего? Поединок?

– Этого никто не знает. Только вряд ли это поединок, – пожала плечами Кора. – Среди магов никогда не бывает погибших.

– Ну они все-таки умирают? Ведь президенты-то в Лиге меняются?

– Маги не умирают, моя милочка! Маги уходят. Президенты действительно меняются, правда, довольно редко. Бель Озем, к твоему сведению, всего лишь шестой президент Лиги.

– А ханиф какой? – задала Злата неожиданный вопрос.

– Что – ханиф какой? – не поняла Кора.

– Ну, по счету нынешний ханиф какой?

Белла Кора даже остановилась, возмущенная такой непочтительностью к монарху.

– Ханиф великий! И больше никакой! И никому в голову не придет считать ханифов, как… как коров в стаде!

Златка чуть не расхохоталась, но увидев гневное лицо Коры, сумела удержаться.

– Интересно, какие функции у президента Лиги магов. И вообще, как можно вступить в эту Лигу?

Белла Кора заинтересованно посмотрела на Злату.

– А ты тоже владеешь Искусством?

– Немного, – смущенно ответила Злата.

– Ну, немного мы все им владеем. А настоящим магом, магом, которого могут принять в Лигу, может стать только ученик чародея. Да и то не каждый… – назидательно подняла палец белла Кора. – Что касается президента, то он обладает поистине неиссякаемой магической силой и неповторимым Искусством. Ты же видишь этот парк, ты знаешь, как сюда можно попасть… Вот это работа настоящего мага.

– И все-таки беля Озема сначала назначили Главным хранителем трона, а уже потом… – не удержалась Злата от шпильки в адрес руководства.

– Да, это так. Но только потому, что прежний президент, будучи очень старым, никак не желал уходить. Уже не в силах поддерживать большой Круг, он тем не менее продолжал оставаться в должности.

– Как это – поддерживать Большой Крут? – заинтересовалась Злата.

– Девочка моя, – назидательно ответила белла Кора, – президент Лиги – это лучший маг страны. Он способен объединить всех членов лиги в Большой или Малый Круг и использовать общую магическую силу Круга.

– Ах вот как?! – пораженно прошептала Злата.

– Послушай, малышка, ты меня совершенно сбила с темы! – неожиданно заявила Кора. – Говорила, что хочешь изучать историю, а сама перевела разговор на сегодняшний день!

– Ой, правда!… – удивилась Злата со свойственной ей непосредственностью. И тут же подольстилась к своей наставнице: – Но ты так интересно обо всем рассказываешь, что я просто забываю обо всем на свете…

– Оно и видно, – польщенно ухмыльнулась Кора. – Даже об ужине забыла. А нам, кстати, уже пора быть за столом.

И они направились к выходу из парка.

Когда они появились в столовой, ужин действительно уже заканчивался. За столом оставались всего трое мужчин, в том числе Бель Касум и Шамим. Причем последний явно дожидался Злату, поскольку перед ним уже не было столового прибора. Лишь сиротливый бокал с пузырящимся светлым напитком согревался в ладони задумавшегося мужчины. Бель Касум, напротив, увлеченно спорил с третьим сотрапезником, пожилым, довольно обрюзгшим господином, в неряшливой одежде, с тяжелыми, набрякшими веками и маленькими невыспавшимися глазками в красноватых прожилках.

– …И не надо никаких экспериментов. Раз не получилось – зачем лезть на рожон, – кричал Касум, размахивая руками. Увидев вошедших дам, он замолчал и сделал непонятный знак своему собеседнику. Тот согласно прикрыл глаза.

– Девочки, – возбужденно обратился бель Касум к Коре и Злате, – вы скоро совсем перестанете радовать нас своим присутствием по вечерам. Ну что это такое?! Я еще могу понять нашу маленькую девочку, юная, романтическая натура может позволить себе забыть в мечтаниях об еде. Но ты, Корочка, вполне взрослый и серьезный человек, кажется, должна была бы более серьезно относиться к поддержанию своих сил.

– Хорошо еще ты не сказал «гаснущих сил», – пробасила в ответ белла Кора. – Я вообще не понимаю, почему ты зачислил меня в серьезные люди? Я еще вполне романтическая и… юная.

Белла Кора тяжело опустилась на свое место и протянула руку к ближайшему кувшину. Всем вдруг стало видно, что она страшно устала. Злата прошла к своему стулу и присела рядом с Шамимом.

Бель Касум поднялся со своего места и, подойдя к белле Коре, положил ей на плечо руку.

– Тебе чего положить, романтическая моя? – с ласковой улыбкой спросил он.

Кора посмотрела на него долгим взглядом и, улыбнувшись в ответ, попросила:

– Чего-нибудь не слишком жирного, а то моя юная печень опять не даст мне покоя ночью.

И они оба негромко засмеялись.

Злата решила тоже не переедать и поэтому ограничилась небольшим кусочком постного вареного мяса на лепешке. После этого она выпила бокал кизиловой настойки и, извинившись перед присутствующими, встала из-за стола.

Но бель Касум остановил ее.

– Белла Злата, я подобрал тебе то стихотворение, о котором мы говорили за обедом. – Он многозначительно поднял седую лохматую бровь, и Злата поняла, что он говорит об охранном заклинании.

Она подошла к старику и получила из его рук желтоватый, свернутый в трубочку листок бумаги. На ощупь он показался ей странно маслянистым.

– Спасибо, дядя Касум, – машинально произнесла она и была удивлена реакцией сидевших за столом на ее простую фразу.

Белла Кора подняла голову и уставилась на нее, не донеся ложку до открытого рта. Шамим вскочил из-за стола, повалив свой стул. Неряшливый старик уронил свой бокал и выпучил на нее мутные усталые глаза.

– Как ты меня назвала?… – через секунду, почему-то шепотом, спросил бель Касум.

– Дядя… – растерянно повторила Злата.

– Ты хочешь сказать, что считаешь его своим родственником? – неуверенно пробасила белла Кора.

– Ну, – еще больше растерялась Злата и, заглянув в ждущие глаза старика, ответила: – В общем-то да…

– Спасибо! – растроганно произнес бель Касум, поднимаясь со своего места. – Я постараюсь быть достойным твоего выбора. – И он поцеловал Злату в лоб. Потом старик, ласково улыбаясь, погладил девушку по голове и легко подтолкнул ее к лестнице.

– Иди, отдыхай, доченька. Только не забудь обязательно прочитать на ночь эти стихи, – посерьезнев, добавил он и ткнул пальцем в свернутый листок.

Злата коротко кивнула и отправилась к себе.

Спустившись в свою квартиру, она быстро переоделась в уже знакомый темно-коричневый халат, выключила в комнатах свет, достала из шкафа сверток с книгами и принялась ждать. Ждать, когда дворец погрузится в сон.

Злата ни о чем не думала. Она была абсолютно спокойна, ведь решение было принято, и решение, как она считала, единственно возможное. Поэтому она просто сидела у окна и смотрела в маленький, огороженный со всех сторон двор, медленно переходящий из вечерних сумерек в черноту осенней ночи. Минуты бежали мимо неслышным ручейком, приближая ее к решительному шагу.

Наконец Злата поняла, что наступила пора действовать. Она встала и тихо отворила окно. В комнату полился прохладный ночной воздух, послышалось стрекотание каких-то ночных насекомых, неясный шелест листвы. Злата взяла в руки свой сверток и влезла на подоконник. Затем она произнесла свое короткое заклинание и шагнула в темный провал.

Вернее, она попыталась шагнуть в окно. Какая-то непонятная сила не дала ее телу преодолеть оконный проем. Она уперлась в невидимую, не задерживающую воздух и звуки, но тем не менее непреодолимую для нее стену. Злата торопливо повторила свое заклинание и еще раз попыталась выпрыгнуть из окна, на этот раз, резко оттолкнувшись от подоконника, но у нее снова ничего не получилось. Она только больно ударилась о плотную преграду. Страх холодной волной накрыл ее, и тут она услышала насмешливый голос:

– Я смотрю, наш новый хранитель дареных книг собрался нас покинуть? – И за спиной девушки ярко вспыхнул свет.

Злата медленно обернулась. Посреди комнаты, в одном из кресел разместилась небольшая черная фигура. Бель Озем, усмехаясь уголками тонких губ, не сводил холодных мертвых глаз со стоящей на подоконнике девушки.

– Ну что же ты молчишь, служитель второго круга?! – продолжил бель Озем свои расспросы, сохраняя принятый насмешливый тон. – Чем мы так не угодили маленькой белле, что она решила разбить себе голову о мостовую двора, выпрыгнув с третьего этажа? Вон даже груз припасла, чтобы, видимо, быстрее падать…

Внезапно бель буквально выпрыгнул из своего кресла и, пригнувшись, как приготовившийся к броску хищник, спросил совершенно другим тоном:

– Или белла решила просто улететь из дворца Великого ханифа к себе на север? – Он сделал мягкий, крадущийся шаг в сторону подоконника, на котором замерла Злата, и прошипел: – А может быть, вовсе и не на север?…

Тут Злата пришла в себя и с отчаянием безысходности крикнула прямо в черные мертвые глаза беля:

– Да! Я решила сбежать!

Она спрыгнула с подоконника и сделала шаг ему навстречу. А тот, распрямившись и как-то расслабившись, спросил:

– Почему?

– Потому что мне стало страшно! – резко ответила Злата и сделала еще шаг в сторону беля Озема. Тот пожал плечами, отвел глаза от лица девушки и спокойно вернулся в свое кресло.

– В этом дворце многим страшно. И гораздо более страшно, чем может быть страшно тебе. Но никто не пытается его покинуть. А что, собственно, тебя так испугало? – Тон беля Озема стал совершенно спокойным, даже ласковым и озабоченным. Казалось, заботливый хозяин пытается успокоить свою не в меру нервную прислугу.

– Прошлая ночь! – не желала успокаиваться Злата. Она почему-то чувствовала, что бель Озем прекрасно знает не только то, что с ней происходило, но и то, что она собиралась сделать. И еще. Она прекрасно понимала, что находится в совершенно безвыходном положении и спасти ее может только чудо.

– И что же произошло прошлой ночью? – ласково поинтересовался бель.

– Меня пытались с помощью магии заставить перейти в другое место.

– Да? И куда же?…

– Не знаю. Эта попытка не удалась, но я не хочу, чтобы она повторилась. Мне прекрасно известно, что могут сделать во дворце с молодой девушкой, поэтому я сочла за благо убраться отсюда, пока со мной не случилось ничего… непоправимого!

– Ну да, ну да, – покивал головой бель Озем. – А пару-тройку книг захватить как память о страшном дворце Великого ханифа?… – И он кивком указал на сверток в руке Златы.

– А Великий ханиф обещал мне подарок! – дерзко ответила та. – Ты же не торопился выполнить обещание повелителя!…

– Ну хватит! – резко оборвал ее бель Озем. Он откинулся на спинку кресла, выпрямившись во весь свой небольшой рост. Теперь перед Златой сидел истинный повелитель Великого ханифата. Всезнающий, всемогущий и беспощадный.

– Я прекрасно знаю, что твой дядюшка… – при этих словах губы беля презрительно скривились, – …послал тебя ко мне специально. Еще когда он только просил за тебя, я уже знал, что приму на службу шпионку. И теперь ты мне расскажешь, зачем явилась во дворец и чего хочет Серый Магистр. Ты мне все расскажешь! А потом я бы с удовольствием отдал тебя своим гвардейцам и полюбовался тем, что они с тобой сделали бы. А они замечательные выдумщики!

Бель гнусно улыбнулся, обнажив кривые верхние зубы, и быстро провел по губам языком.

– К сожалению, я не могу этого сделать. Им может понравиться баловаться со служителями второго круга, а это приведет к падению дисциплины. Так что тебя просто сожгут. Да, тебя сожгут на центральной площади! Ты же воровка, хоть и служитель второго круга.

Бель снова улыбнулся, и Злата поняла, что он сделает именно то, что говорит. Мертвые, ничего не выражающие черные глаза стеклянно поблескивали в лицо девушке. Длинные бледные пальцы вынырнувших из черных рукавов ладоней неспешными, завораживающими движениями перебирали каменные зерна ониксовых четок, словно отсчитывая последние секунды ее жизни, а из-под края черного бархатного халата выглядывали сапоги, почему-то со шпорами.

– Нет… – еле слышно выдохнула она.

И Озем сразу понял, что родило этот обреченный выдох.

– Да! Тебя сожгут. – Он с наслаждением повторил, словно догадавшись, какой ужас охватывает его жертву при этих словах.

– Нет! Ты не посмеешь, – тонко взвизгнула девушка. – Серый Магистр тебя уничтожит!

Бель заливисто расхохотался, а потом, резко оборвав смех, наклонился вперед и прошипел:

– Да как раз этого я и хочу. Пусть этот недоумок появится в городе, я с удовольствием размажу его по его собственному серому халату. Он даже не подозревает, что такое Большой Круг!

Озем снова откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза и совершенно спокойно проговорил:

– Ладно. Я довольно наговорился. Теперь твоя очередь. Рассказывай. И имей в виду, что чем длиннее, подробнее и интереснее будет твой рассказ, тем дольше ты проживешь.

Злата стояла перед ним, положив одну руку на свой узелок с книгами, лежавший на подоконнике, и молчала.

Несколько секунд в комнате висела тишина. Потом бель открыл глаза и с усмешкой произнес:

– У тебя что, язык отнялся?… Рановато еще. Ну хорошо, я тебе помогу.

Озем прищурил глаза, так, что те превратились в узкие щелки, и уставился на Злату. И в ту же секунду она почувствовала, как ее разум оплетают жесткие, безжалостные путы. Злата не раздумывая мгновенно поставила блок. По губам у беля пробежала довольная усмешка.

– Ты, девочка, думаешь, что если смогла отбить магическую атаку Великого ханифа, то и со мной сможешь справиться?… Ты заблуждаешься. Сейчас ты будешь рассказывать все, что знаешь, что помнишь. Даже то, что ты давным-давно забыла, всплывет в твоей памяти и ты с наслаждением поведаешь эти тайны мне.

Злата чувствовала, как ее блок рассыпается под чудовищным давлением чужой магии, как трескается ее личность под чужими жесткими пальцами и распадается окровавленными осколками. И тогда она последним усилием воли вскрыла канал экстренной связи и, захлебываясь, бросила в него свой отчаянный вопль:

– Меня собираются сжечь. Меня собираются очень скоро сжечь!!! Вытащите меня отсюда!!!

После этого она вслух произнесла одно заветное слово, начисто стирая свою личность, свою память.

Бель Озем тяжело встал из кресла и, широко открыв глаза, уставился на лежащее у его ног тело. Это было действительно только тело. Все мысли, чувства, весь ужас и страсть, только что переполнявшие его и делавшие его человеком, внезапно исчезли. Полностью! Абсолютно! На полу лежала полуживая, пускающая слюни бессмысленная кукла.

Бель Озем вяло хлопнул в ладоши, и в комнату вошли четверо стражников. Черный маг кивнул на то, что осталось от Златы, и коротко бросил:

– В темницу! Завтра вечером казнить на костре…

Стражники подняли бесчувственное тело и потащили его прочь. А бель Озем поднял лицо вверх и произнес:

– Феко, ты слышал мое решение. Подготовь необходимый указ и прочие бумаги. Кроме того, ты будешь исполнять обязанности председателя трибунала… – А потом задумчиво, для себя, добавил: – А мне надо подумать, как сделать так, чтобы ее не пришлось тащить в костер на руках…

4. Костер

26 октября 20.. года.

Общество, конечно, должно защищать себя от преступников. Изобличать их, изолировать их от нормальных, законопослушных людей, а порой даже и уничтожать. Общество должно иметь для этого силы и средства. Только вот почему так часто эти силы и средства направляются обществом не на защиту самого себя, а используются, чтобы защитить… преступников? Или люди, составляющие это общество, не понимают, что творится их именем? Или это не общество, а… А что?

Утро следующего дня было по-осеннему хмурым и безрадостным. На утреннем выходе Великого ханифа собравшимся придворным было объявлено, что Главный хранитель престола выявил злодейское покушение на имущество Великого ханифа и лично предотвратил кражу ценнейших экземпляров из хранилища дареных книг. Виновная взята им на месте преступления и будет казнена сегодня вечером на центральной площади столицы.

Придворные разошлись подавленные, прекрасно понимая, кого собираются сжечь – все заметили отсутствие на церемонии служителя второго круга. Кроме того, все были напуганы тем, что впервые прилюдно казнят служителя столь высокого ранга. Одетые в алое служители второго круга ушли из зала молча, компактной группой. Казалось, несчастье, случившееся с одним из них, сплотило круг, и это очень не понравилось Главному хранителю трона.

На центральной площади начали подготовку к вечерней казни. Посреди площади установили высокий черный столб, с перекладиной на уровне человеческого роста, и принялись обкладывать его вязанками хвороста. Прямо напротив столба установили помост для членов ханифского трибунала, которые должны были наблюдать за соблюдением законов Великого ханифата во время казни. Оба эти сооружения огородили металлическими столбиками, на которые натянули кованую цепь.

Горожане, заинтересованные столь необычными приготовлениями, стали стекаться на площадь. Толпа росла, и в полдень с помоста было объявлено о предстоящей казни. Город воспринял это известие спокойно. Мало кого интересовали внутридворцовые дела. А в самом дворце, казалось, все замерло. Служители разных кругов, и до того редко и неохотно общавшиеся между собой, теперь начали просто избегать друг друга. Во время обеда повар Ибрашат даже не появился в столовой второго круга. Сами обедающие почти не говорили между собой, молча поглощая еду. Белла Кора сидела с красными, явно заплаканными, но совершенно сухими глазами и демонстративно молчала, не отвечая ни на один из обращенных к ней вопросов. Бель Касум, названый дядя Златы, был настолько растерян, что у него начали трястись руки. Шамим так же молча сидел за столом, не поднимая головы, и ничего не ел.

А Злата в это время неподвижно лежала в маленькой комнате, на голом каменном полу, уставившись пустыми глазами в потолок. Комната была закрыта, перед дверью стоял охранник. Впрочем, он держался достаточно раскованно, понимая, что проникнуть в охраняемую комнату никто не посмеет. Дважды заходил бель Озем. Он по нескольку минут стоял на пороге комнаты, молча, с брезгливой гримасой на лице разглядывая бесчувственное тело, и уходил, не давая стражнику никаких дополнительных указаний.

Так, медленно, но неуклонно этот осенний серый и безрадостный день катился к своему вечеру. Над городом начали сгущаться сумерки, когда бель Озем в третий раз спустился к охраняемой камере. На этот раз у него в руках был странный сосуд из темного, почти черного стекла, напоминавший очень узкую, вытянутую бутылку, и пакет из плотной бумаги, в котором что-то тихо шуршало.

Озем приблизился к охраняемой двери и внимательно посмотрел на стражника. Тот невольно вытянулся перед страшным магом, а тот пожевал тонкими губами и глухо произнес:

– Отправляйся в караульню и скажи старшему офицеру, чтобы перед третьим ударом большого гонга прислал сюда караул, шесть человек, для сопровождения осужденной к месту казни.

Стражник рысью бросился исполнять приказание, а Озем вошел в комнату.

Тело девушки лежало все в той же неизменной позе. Бель подошел ближе и долго смотрел на нее. Затем, опустившись на одно колено рядом с телом, он аккуратно поставил принесенную бутылку и медленно развернул свой пакет. Внутри сидел маленький серый мышонок. Почувствовав свободу, зверек недоверчиво огляделся и метнулся было к недалекой затененной стене, но внезапно, словно наткнувшись на невидимую преграду, повалился на бок. Тут же вскочив, он метнулся в другую сторону и застыл неподвижно прямо перед протянутой ладонью мага.

А тот, не глядя, протянул руку и подхватил свою бутылку. Продолжая удерживать мышь на месте, Озем прямо на пол аккуратно налил из бутылки небольшую лужицу. Затем он поставил бутылку на место и резко убрал ладонь, удерживавшую мышь. Мышонок рванулся в сторону и сразу вляпался в налитую лужицу. Зверек замер на месте, а потом принялся жадно слизывать с пола разлитую жидкость. Вылизав пол, мышонок несколько секунд сидел совершенно неподвижно, а потом медленно повернулся к магу и внимательно посмотрел на него своими глазками-бусинками.

Озем протянул руку и взял зверька в ладонь. Подняв его к глазам, маг внимательно вгляделся в мышиную мордочку, а потом тихо произнес:

– Ну вот и прекрасно. Если ты будешь умницей, я тебя еще угощу краком.

Затем он наклонился над неподвижным телом девушки и не выпуская из руки зверька, другой рукой расстегнул на ней халат. После этого Озем достал из кармана платок и наклонив свою бутылку, обильно смочил его краком. Обнажив живот Златы, он тщательно втер жидкость в кожу вокруг пупка и, посадив на это место мышь, закрыл глаза и принялся вполголоса читать заклинание. Серый зверек продолжал сидеть совершенно неподвижно, и только кончик его хвоста часто и мелко дрожал. Когда голос беля смолк, мышонок начал медленно пропадать, словно он был сделан из клочка дыма и на него пахнуло слабым дуновением ветра. Слабая тень зверька колебалась над белоснежной кожей живота, медленно погружаясь в тело, будто бы просачиваясь сквозь поры.

Через несколько мгновений мышь исчезла совсем, а Злата открыла глаза и села на полу. Бель Озем тоже открыл глаза и долго вглядывался в остававшееся неподвижным лицо своей пленницы, а потом тяжело поднялся с пола.

– Надеюсь, этой души тебе хватит, чтобы самостоятельно взойти на костер, – произнес он, усмехнувшись, но его мелодичный голос изменил ему, превратившись в хриплое карканье.

В этот момент в дверь комнаты слабо стукнули. Бель Озем поднял с пола свою бутылку и толкнул дверь. За ней стояли вызванные стражники во главе с начальником караула.

– Берите осужденную, – глухо приказал бель. – Говорить с ней нельзя, команды она выполнять будет молча. – И маг шагнул за порог, полностью потеряв интерес ко всему происходящему.

Двое стражников вместе с начальником караула вошли в комнату, но пленница на них даже не взглянула. Она продолжала неподвижно сидеть на полу, отрешенно уставившись в стену.

– Встать! – негромко скомандовал начальник караула, и девушка медленно поднялась на ноги, по-прежнему не отводя глаз от стены.

– Следовать за мной, между стражников, – снова подал команду офицер ишагнул за порог. Злата двинулась следом. Когда они оказались в коридоре, по обеим сторонам от осужденной в две шеренги выстроились стражники и вся процессия направилась в центральный двор дворца. Там их поджидала небольшая тележка, запряженная старой лошадью. На тележке был укреплен вертикальный шест. Последовала команда подняться на тележку, и Злата покорно взобралась на это нелепое средство передвижения. Следом за ней в тележку вскочил один из стражников и крепко привязал ей руки к шесту. Ворота бесшумно распахнулись, и процессия, состоящая из повозки, на которой везли осужденную, и конвоя из семи стражников, медленно двинулась в сторону центральной площади.

В это время бель Озем подходил к своему кабинету. Ему еще предстояло контролировать ход казни. Несмотря на присутствие у места казни его личного секретаря, надо было обезопасить себя от возможных неожиданностей. У осужденной в городе вполне могли быть помощники. Бель Озем прекрасно помнил, что в прошлый приход Серого Магистра в городе находился его человек, тоже довольно сильный маг. Да, это было как раз тогда, когда этот странный чародей, не состоящий в Лиге, уговаривал его принять во дворец свою племянницу. Так что необходимо лично проследить за ходом казни. Может быть, повезет, и этот Серый снова появится в городе. Вот тогда бель Озем с ним разберется. Теперь можно…

Он вошел в свой кабинет через левую потайную дверь и быстро прошел к своему столу. В кабинете царил столь любимый им полумрак, поэтому он не сразу заметил темную фигуру с высоким посохом в руке, неподвижно стоявшую посреди кабинета. Озабоченный предстоящей казнью, бель Озем не замечал этой фигуры до тех пор, пока из полумрака кабинета не прозвучал спокойный голос:

– Где моя девочка?

Черный маг невольно вздрогнул, и в ту же секунду пространство кабинета ярко осветилось. Посредине, на ковровой дорожке, стоял невысокий старик, одетый в серую просторную хламиду с глубоко надвинутым на голову капюшоном. В руке он держал длинный деревянный посох, украшенный резной фигуркой крысы.

– Как ты сюда прошел? – быстро спросил бель Озем. – Как ты прошел мимо охраны?

– У каждого своя тропа, – негромко ответил Лисий Хвост. – Но я сейчас не буду говорить об этом. Ты должен немедленно вернуть мне мою девочку. Тогда ты, возможно избежишь многих неприятностей.

– Твоя девочка, – голос Озема снова приобрел прежнюю глубину и звучание, – попыталась выкрасть книги из хранилища Великого ханифа. Что, согласись, не к лицу племяннице Серого Магистра. Она осуждена, и сейчас состоится ее казнь.

– Кем осуждена? – так же бесстрастно поинтересовался Лисий Хвост.

– Мною! – коротко ответил бель Озем, незаметно поворачивая на пальце кольцо президента Лиги и образуя Большой Круг. Он тут же почувствовал, как его силы начали возрастать, по мере подключения к Кругу все новых и новых магов Лиги. Бель Озем усмехнулся уголками губ – он был готов к схватке.

А Лисий Хвост между тем медленно двинулся к столу беля Озема. Тот немедленно обогнул стол и остановился на ковровой дорожке. Лисий Хвост подошел на расстояние четырех шагов и остановился.

– Раз она осуждена тобой, то ты сможешь ее и оправдать. Давай-ка решим это дело миром…

– Мои приговоры никогда, подчеркиваю, никогда не отменялись! Нет причин нарушать эту традицию и в этом случае.

– Ты же понимаешь, что она не может быть казнена?

– Почему? – Бель Озем оскалился в улыбке. – Разве она не из плоти и крови? Разве она не горит?…

– Потому что я этого не хочу. – И Лисий Хвост, размахнувшись, ударил острым концом посоха в пол. Стальной наконечник пробил ковровую дорожку и глубоко вонзился в наборный паркет. Длинный хвост крысы, спиралью обвивавший посох, развернулся, а сама крыса, быстро перебирая лапами, взобралась на самый верх посоха. Лисий Хвост, отступив на шаг, произнес:

– Вразуми беля, Дружок.

Глаза крысы замерцали разгорающимся багровым светом, притягивая к себе взгляд черного мага. Крыса странно повела носом из стороны в сторону, и внезапно ее спокойно висевший хвост молнией, чудовищно удлинившись, метнулся вперед и обвился вокруг шеи Озема. Его горло сдавила тугая петля, и в глазах на секунду помутилось. Но в ту же секунду он прохрипел два коротких слова и кожа на его шее превратилась в стальной корсет, разжав деревянную петлю.

Крыса в ответ резко дернула хвост к себе, и бель, сбитый с ног, покатился по ковровой дорожке. Тут же раздался спокойный голос Лисьего Хвоста:

– Ты еще не передумал?

Черный маг, не отвечая на заданный вопрос, ухватился за стягивающий его хвост и дернул на себя. Но посох крепко сидел в полу, и рывок беля ни к чему не привел. А крыса начала медленно подтягивать лежащего беля к древку посоха.

– Сейчас я привяжу тебя к своему посоху и, как только загорится костер под Златой, ты тоже вспыхнешь, – спокойно комментировал действия своей крысы Лисий Хвост. – Или ты все-таки нарушишь свою традицию?…

Но в этот момент бель Озем пропел странную диссонансную мелодию, и в то же мгновение из-под его стола к посоху покатилась плотная рыжевато-ржавая волна. Тысячи… миллионы термитов стремились к посоху Лисьего Хвоста.

Рукав серого балахона метнулся вверх, и из него в гущу насекомых ударил яркий сгусток жидкого огня, но это не принесло каких-либо изменений в действия термитов. В мгновение ока низ посоха был уничтожен, и он свалился на пол и был немедленно накрыт шевелящейся нетерпеливой бурой волной.

Бель Озем снова схватился за сжимавший его хвост и дернул к себе. На этот раз из-под шевелящейся горки насекомых вымахнуло деревянное тельце крысы, облепленное бурой, грызущей ее массой. Озем вскочил на ноги и, размахнувшись, с огромной силой шмякнул резную фигурку об пол. Резной грызун с громким треском лопнул, как обычная деревянная чурка. Его хвост, дернувшись еще раз, превратился в обычную деревяшку, и бель Озем легко ее переломил. Затем он медленно повернулся в сторону Лисьего Хвоста и величаво махнул широким рукавом своего черного халата. Волна термитов мгновенно исчезла, оставив на полу изгрызенное навершие посоха и обломки резной крысы.

– А вот теперь мы поговорим, – прошипел разъяренный бель прямо в скрытое надвинутым капюшоном лицо.

– Нет, – спокойно ответил его противник, – время разговора для тебя миновало.

Неуловимым движением руки он выудил из кармана небольшой камешек, густо присыпанный какой-то бурой, запекшейся пылью, и швырнул его под ноги белю. Ударившись о плитку паркета, бурая корка на камешке треснула и из-под нее заструилась непонятная темно-серая субстанция, закручиваясь небольшой воронкой. Бель Озем отскочил назад, внимательно следя за поведением этого странного предмета. Камешек между тем разломился пополам, и из обеих его половинок в кабинет буквально хлынул мутно-серый, свивающийся в жгуты поток.

Через несколько мгновений между двумя застывшими чародеями лежала темно-серая, подсвеченная изнутри багровыми всполохами, туча. Она переливалась пепельными мерцающими жгутами, глухо погромыхивая нутром. Нутром, в котором ничего не было. Сплошная алчущая плоти, немая и слепая пустота!

– Вот что проглотит и тебя, и Великого ханифа, и город, и всю эту страну, если ты немедленно не прикажешь освободить Злату, – торжествующе бросил Лисий Хвост своему противнику поверх разлегшейся тучи. Но тот не обратил никакого внимания на эти угрожающие слова. Он пристально наблюдал за клубящимся монстром. Наблюдал с откровенным интересом, но без какого-либо страха. А потом, почесав свою впалую щеку, произнес, словно про себя:

– Да, это действительно шестой Глаз Бесконечности… – Он с усмешкой посмотрел на серую фигуру и снова, уже громче обратился к туче: – Так вот где ты был? А мой господин уже давно тебя разыскивает!…

Потом он снова перевел взгляд на сгорбившуюся серую фигуру и ласково произнес:

– Ты сам приготовил для себя развлечение, но я думаю, тебе будет полезно заглянуть хотя бы в один Глаз Бесконечности.

И тут Лисий Хвост почувствовал, как его правая нога совершенно самостоятельно делает шаг вперед, в сторону клубящегося ничто. Бель Озем пристально смотрел на него, не пряча торжествующей ухмылки. Лисий Хвост немедленно поставил магический блок, но несмотря на это, его левая нога сделала следующий шаг к Глазу Бесконечности. Лисий Хвост скрипнул зубами от напряжения, пытаясь вернуть контроль над собственным телом, но правая нога в свою очередь поднялась и переступила еще на полметра в сторону разверзшейся перед ним бездны.

Из тучи выполз линяло-серый толстый язык и грязной ватой охватил правую ногу магистра. А его левая нога тут же шагнула внутрь перекатившейся навстречу туче. Лисий Хвост еще несколько секунд видел торжествующую улыбку своего врага и услышал его последние слова:

– Не хотел бы я оказаться в том месте, куда выплюнет тебя Глаз…

Тут магистра накрыло с головой и…

Он оказался на вершине невысокого холма, возвышавшегося над плоской, серой, какой-то безрадостной равниной, освещенной ровным неярким светом. Небо над этим местом отсутствовало, замененное какой-то непонятной низко стелющейся хмарью. Даже с этого холма обзор был крайне мал, всего несколько десятков метров. Дальше серое пространство странно размывалось, теряло очертания и правдоподобие. Склоны холма и видимое окружающее пространство поросло невысоким, но чрезвычайно густым кустарником, между которым петляли узенькие тропочки. Магистр находился в каком-то лилипутском лабиринте, прекрасно просматривающемся с высоты его роста.

Не успел Лисий Хвост оглядеться, как из-за недалекого кустика послышался голос беля Озема:

– Ну так что, Серый Магистр, ты все еще хочешь заставить меня изменить мою традицию?

Лисий Хвост шагнул в направлении голоса и только тут понял, что сжимает в своей руке свой, совершенно целый посох. На его навершии, поблескивая багровыми бусинами глаз, замерла крыса.

Привычно размашисто переставляя посох, Лисий Хвост двинулся на голос, но когда он вроде бы достиг этого места и наклонился, разглядывая кусты, впереди и несколько левее снова раздалось:

– Нет, магистр, так ты меня не найдешь… Надо быстрее двигаться.

Лисий Хвост метнулся в сторону, но чуть сзади и правее раздалось довольное хихиканье.

И тогда магистр понял, что сможет выбраться из этого неуютного места, только если поймает хозяина этого мерзкого голоска. Он напряг свое внимание, чтобы молниеносно реагировать на любой звук. Его движения стали необычайно быстрыми и точными. Но проклятый голос был неуловим.

«Ничего, – подумал про себя Лисий Хвост, – рано или поздно ты мне попадешься».

* * *

А в то время, когда в кабинете Главного хранителя трона разгорался поединок между двумя чародеями, телега с осужденной на сожжение прибыла к месту казни. Центральная площадь была запружена народом. От костра и помоста, на котором расположился верховный трибунал, толпу отделяла плотная шеренга алебардщиков. За этой шеренгой, по кругу расположился десяток стрелков с приготовленными луками.

Осужденную сняли с повозки, и она сама, безропотно и молча, поднялась по приставной лестнице к поперечной перекладине, прибитой на установленном столбе. Ее ноги привязали к этой перекладине, а руки завели за столб и там так же связали. Когда лестницу убрали, все увидели высоко вознесенную над площадью молоденькую девушку с развевающимися темными волосами.

Стражники, прихватив лестницу, шустро отбежали в сторону, а вокруг сложенных под столбом вязанок хвороста побежала быстрая фиолетовая искра заклятия, отгораживая живых от уже мертвой.

Толпа качнулась назад и мгновенно замолчала, пораженная молодостью и обреченностью жертвы.

Между тем председатель трибунала встал и принялся читать указ Великого ханифа об осуждении служителя второго круга. Указ был короткий: виновата – костер! Председатель трибунала быстро дочитал его до конца и поднял руку, готовясь поджечь хворост.

И в этот момент в потемневшем вечернем небе показалась черная точка. Вначале на нее никто не обратил внимания, но точка быстро приближалась, увеличиваясь в размерах. Скоро в воздухе прямо над костром зависла девичья фигура, облаченная в кольчужный доспех с мечом и кинжалом у пояса и луком за плечом.

Тысячи глаз с изумлением следили за тем, как эта странная летунья сделала круг над готовым вспыхнуть костром, а затем громко крикнула:

– Злата, потянись ко мне! Злата, потянись!…

Но стоявшая на костре девушка даже не пошевелилась. Она смотрела широко открытыми глазами прямо перед собой и не отвечала на призыв.

Тогда крылатая воительница снизилась и, повиснув над трибуналом, громко крикнула:

– Только попробуйте поджечь костер! Я вас в порошок сотру!

И словно в ответ на ее предупреждение, раздался визг Феко:

– Ведьма!!! Поджигайте немедленно!!!

От помоста трибунала в темнеющий хворост ударили три яркие молнии, и сухое топливо мгновенно запылало.

– А-а-а-а-а-а! – пронесся над площадью дикий Машин вопль, и закованная в сталь фигурка, выхватив кинжал, ринулась сверху к костру.

Но она не добралась до осужденной. Со всего размаху Мария врезалась в защитный купол, окружавший костер, и ее отбросило в сторону от фиолетово замерцавшей преграды.

Костер быстро разгорался, а Машенька еще и еще раз пыталась пробить окружающую его защиту. Толпа в растерянности наблюдала за безрезультатными попытками Маши добраться до своей подруги, и тут раздался сильный мужской голос:

– Эту молоденькую девушку сжигают только потому, что так пожелал негодяй Озем!

Толпа ахнула, и сотни голов разом повернулись в сторону говорившего. Невдалеке от помоста трибунала, на кирпичной стене, отгораживавшей от площади владения какого-то беля, стоял, держась за каменный столб, Ширван. Он оглядел толпу горящим взглядом и снова громко заговорил:

– Эта девушка добра и милосердна! Она вернула мне мой голос, она смогла залечить мою проломленную тюремщиками голову. Она готова была помочь любому, попавшему в беду! И вот этого добрейшего человека сжигают по одному слову негодяя! А вы стоите и любуетесь на это злодейство!

Сила его слов была такова, что даже Мария прекратила свои попытки прорвать завесу и, поднявшись над костром, слушала барда.

– Если вы допустите гибель этого светлого ребенка вы станете самым гнусным и убогим народом во вселенной. Народом, лишенным души! Вы станете воплощением подлости и мерзости…

Толпа глухо зароптала, и в этот момент снова раздался короткий визг Феко:

– Капитан, что ты стоишь! Немедленно заткни ему глотку!

Тоненько тенькнула тетива. И оперенная черным гусиным пером стрела вошла в излеченное Златой горло, навсегда заставив умолкнуть «Совесть ханифата».

Ширван еще мгновение стоял на стене, а потом медленно поднял руку к древку стрелы и, сломав ее, высоко над головой поднял оперение. Он еще что-то хотел сказать, но кровь хлынула через раскрытые губы и его уже мертвое тело рухнуло на камни мостовой.

Толпа мгновенно окружила упавшего поэта, и тут высоко надо всеми раздался оглушающий хохот. Люди вскинули головы и увидели, что закованная в броню фигура, сжимая в руке длинный, изящно изогнутый лук, пикирует на помост трибунала. В следующий момент, блеснув белым оперением, стрела сошла с дуги лука. И тут же вниз с помоста полетело затянутое в черное тело Феко. Белое оперение торчало у него из правого глаза.

В ответ две чернооперенные стрелы, пущенные дрогнувшими руками, тюкнули в кольчугу на груди девушки.

И снова над площадью прокатился оглушительный хохот. Машенька зависла над самым костром и, выхватывая стрелы из колчана за спиной, парами посылала их в цель. Пораженная толпа наблюдала, как сразу две стрелы, соскальзывая с костяной накладки лука, расходились уже в воздухе, находя каждая свою цель.

Первыми легли лучники, это не заняло у Маши и двадцати секунд. Затем она хладнокровно, не тратя зря ни одного выстрела, расстреляла трибунал. Потом настала очередь алебардщиков. Вместе с тем она не бросала отчаянных попыток пробиться к костру, надеясь, что со смертью кого-то из палачей рухнет наговор, поддерживающий защитный купол.

Но все было напрасно. Купол держал кто-то недосягаемый для ее стрел. Наконец она расстреляла все, что у нее было.

И тогда толпа услышала рыдания. Девушка, только что беспощадно расправившаяся с целой толпой солдат и трибуналом, сорвала с себя странного вида шлем и швырнула его вниз. Короткие белокурые волосы метнулись вокруг ее лица, и она заголосила над сгоравшим трупом своей подруги. Никто из стоявших внизу не мог понять ни слова, но все отлично поняли безысходную тоску, великую муку, прощальный стон.

И словно в ответ на этот вопль, обугленная, мертвая рука Златы пошевелилась и начала подниматься. Толпа ахнула, и Маша, оторвав руки от лица, взглянула на догорающий костер.

Связывающая руки Златы веревка перегорела, и черная культя с наполовину обуглившимися пальцами поднялась к тому месту, где должно было быть горло, и принялась настойчиво шарить по камешку, висевшему на кожаном шнурке. Хотя и не сразу, но настойчивость этой мертвой руки была вознаграждена. Обугленные, истончившиеся остатки пальцев ухватили камешек и с силой дернули его. Шнурок, который даже не начал еще тлеть, неожиданно с громким хлопком порвался, и рука бессильно повисла вдоль тела, сжимая камень.

Несколько секунд все с напряженным вниманием следили за неподвижным обугленным телом. И наконец, словно из последних сил, рука взметнулась вверх и выпустила оборванный шнурок. Камень взвился в небо, беспрепятственно пройдя магический щит, а навстречу ему с диким визгом спикировала Маша и подхватила камень в верхней точке его полета.

Маша, спрятав драгоценный камень в карман штанов, оторвалась наконец от догорающего костра и начала медленно подниматься в ночное уже небо, истаивая, пропадая с глаз черной, немой, обезумевшей площади.

* * *

Маша поднялась высоко над городом и висела в воздухе, сжигая последние силы и лелея свое горе, до самого рассвета. Постепенно далеко под нею начали проступать очертания улиц и домов, переулков, площадей и дворцов проклятой столицы, проклятой страны. Она не знала, что ей делать, хотя понимала, что возвращаться в герцогство Вудлок ей совершенно ни к чему. Город под ней был совершенно безлюден, словно его жители поняли, что они натворили прошедшей ночью, и боялись теперь показаться на глаза светлому солнцу.

И тут у одних из городских ворот Машенька заметила странную суету. Она немного снизилась и увидела, как стражники выкинули за ворота какую-то серую тряпку. При этом они весьма довольно хохотали. Спустя несколько мгновений эта тряпка неожиданно поднялась, и Маша поняла, что видит человека. Человек выпрямился и, потоптавшись на месте, размеренным шагом тронулся прочь от города. В его фигуре, несмотря на высоту полета, Маше показалось что-то знакомое, и она последовала за путником. Когда он удалился от городских стен на достаточное расстояние, Маша спустилась на дорогу немного впереди него и принялась ждать. Скоро из-за поворота показалась невысокая фигура в темно-сером вымазанном балахоне, с глубоко надвинутым на голову капюшоне. Путник уверенно переставлял ноги и широко помахивал рукой, словно в ней был зажат посох. Когда он приблизился, Маша разглядела, что в руке у него было действительно что-то зажато. А еще через мгновение Машенька поняла, что видит магистра естественной магии Никиту Петровича Лисцова по прозвищу Лисий Хвост.

Она радостно воскликнула:

– Магистр!… – но тот не обратил на нее никакого внимания. Лисий Хвост быстро прошагал мимо, размахивая каким-то изгрызенным куском дерева, на ходу приборматывая:

– Сейчас я тебя ухвачу… хи-хи-хи… Теперь ты от меня не уйдешь…

Маша снова догнала его и снова, уже несколько испуганно, окликнула, ровно с тем же успехом.

Наконец она просто встала у него на дороге. Магистр снова подошел, и она заглянула в его ярко поблескивающие, хитро прищуренные глаза, лишенные какого-либо смысла.

Наткнувшись на Машу, Лисий Хвост остановился и пробормотал:

– Ты думаешь, я не найду выхода из этих кустов?… Хи-хи-хи… Напрасно надеешься, я все равно тебя схвачу…

Маша крепко взяла магистра под руку и прошептала:

– Ты его непременно схватишь, только идти надо вот сюда… – И она сошла с дороги на утоптанную травяную тропинку, ведущую к недалекому лесу. А магистр естественной магии покорно последовал за ней, не переставая подхихикивать и бормотать малопонятные угрозы.

Маша вела бормочущую тень Лисьего Хвоста шесть дней. Наконец они вышли к переходу, и здесь Машенька поняла, что не сможет перетащить магистра через переход. Она бессильно расплакалась, а потом отвела его в ближайшую деревню и попросила немолодую женщину присмотреть за безумным, но спокойным стариком, пока она сходит за помощью. Поскольку необычная гостья была до зубов вооружена, а свою просьбу она подкрепила пятью золотыми монетами, согласие было немедленно получено.

Через четыре дня девушка вернулась в сопровождении двух мужчин в довольно странной одежде. В тот же вечер все четверо покинули деревню и больше их никто не видел.

Конец третьей истории кода

Новый, только что созданный Мир расстилался у ног Демиурга. Зеленовато-желтое яркое солнце, плавя в небе легкие серебристые облачка, окрашивало небосвод в интенсивный бирюзовый цвет. Крутой склон высокого холма, уходивший из-под ног Творца, растекался внизу просторной, широкой долиной, покрытой изумрудной травой, щедро припорошенной разноцветьем. Новый Мир еще спал, как спит уставший после своего рождения младенец.

Высокая, закутанная в черное фигура Демиурга с рассыпавшейся по плечам длинной белокуро-серебристой гривой рельефно выделялась на фоне светлого неба. Он был доволен своим созданием – этот Мир ему удался! И, как обычно после тяжелой, кропотливой работы, его мысли текли вяло, неторопливо, умиротворенно.

Конечно, работа Создателя была далека от завершения – предстояло еще населить новый Мир. Но это – самое сложное и самое интересное – Демиург собирался сделать после небольшого отдыха. А пока он только неторопливо перебирал в голове возможные варианты животного мира, всех будущих здешних жильцов от мала до велика и виды мыслящих, которые начнут перекраивать его творение на свой лад. Творец улыбнулся, припоминая самые немыслимые эксперименты, которые проводили созданные его волей мыслящие над подаренными им мирами.

Демиург глубоко вздохнул. Он отлично знал, что создать Мир только из Добра и Света невозможно, что и в его последнее прекрасное создание, лежавшее сейчас перед ним, уже заложены и Зло, и Тьма. Хотя это его не слишком беспокоило – он не собирался бороться с краеугольными законами Бытия, он просто следовал им в своей работе, своем творчестве, своем существовании…

Он знал, что его другая ипостась – злобная и темная, уже знает о появлении нового светлого Мира. Точно так же, как он сам знал о сотворенном на другом конце Вселенной ужасном Мире, погруженном во мрак и холод, несмотря на перепоясывающие его реки и ручьи магмы, кровоточившей из каждой трещины, из каждого разлома. О Мире, лишенном растений и населенном ужасающими, чудовищными тварями. Он знал, что очень скоро его собственное зеркальное отражение явится в этот мир, чтобы найти заложенные в нем зародыши Зла, вынянчить их, выпестовать и взрастить точно так же, как он сам будет поднимать и лелеять те крупинки Добра, которые обязательно должны находиться в Мире, созданном зловещей фантазией его визави.

Это было не в первый раз. И это было не в последний раз. И не ему было менять принятый порядок вещей, установленный Основным Законом природы.

Демиург вздохнул и тряхнул беловолосой головой, отгоняя свои философские рассуждения. Да и вспоминать другую половину Основного Закона он не любил, уж слишком тот был легок на помине.

И словно в подтверждение его мысли рядом с ним раздалось негромкое хихиканье, а затем прозвучал далекий голос:

– Все развлекаешься, брат!…

Демиург невесело улыбнулся:

– Как и ты…

– Ну!… Мой новый Мир потряс даже меня самого!… Я даже не представляю, как ты сможешь отыскать что-либо светлое в его мраке. По-моему, я свел до ничтожной величины возможность возникновения в нем Добра!… – Голос едва было слышно, и все-таки в нем явственно звучали хвастливые нотки.

– Это не первое твое подобное заявление… – спокойно ответил Демиург. – Каждое свое новое творение ты объявляешь свободным от Добра…

– Ха! Какая у тебя отличная память!… И ничего-то ты не забываешь!

Голосок снова похихикал и продолжил:

– Ну, если ты такой ЗЛОпамятный, то вспомни наш недавний спор по поводу двух твоих миров… Помнишь, какую чудесную шутку я с ними сотворил?…

– Это когда тебя чуть было мой дракоша не поджарил… – усмехнувшись, припомнил Демиург.

– Ха-ха-ха… – довольно ненатурально подхихикнул голосок. – Не меня, а Аримана…

– Ну так это ж одно и то же… – слегка пожал плечами Творец.

– Нет, не скажи… – возразил его невидимый собеседник. – Но в общем-то ты правильно припомнил… Так вот, мне только что доложили, что твой последний… спасатель… хи-хи-хи… попался… и обезврежен… Так что можешь считать себя проигравшей стороной!…

– А что, в Мире Срединного моря уже началась Последняя Война?… – Белые брови Демиурга грозно сошлись над переносицей. – Или ты отыскал и уничтожил мою Фугу?… – И его губы искривились в усмешке.

– Да нет еще… – чуть запнувшись, ответил голосок. – Но времени организовать еще одну спасательную экспедицию у тебя все равно уже не осталось. Так что твою Фугу в любом случае уже никто не услышит…

– Ты снова торопишься с выводами, мой нетерпеливый брат, – устало улыбнувшись, ответил Творец. – Ты снова забываешь, что любое событие должно созреть, а любое нарушение равновесия все равно будет выправлено…

– Я уже слышал эти твои проповеди, – перебил его голосок, внезапно сорвавшийся на едва слышный визг. – Только очень скоро ты убедишься, что можно сотворить Мир без Добра и Света, что Война, Убийство могут стать смыслом существования мыслящих… И те два мира, готовые сорваться в Последнюю Войну, станут катализатором таких процессов, о которых ты и подумать не можешь!… а потом, когда о тебе забудут во всех населенных мирах, я стану единственным божеством мыслящих!… И тебе не поможет то, что ты запрятался неизвестно где!… Все твои миры перейдут под мое крыло, и вот тогда я скажу: «Раз, два, три, четыре, пять – я иду искать!…»

Голосок взвизгнул последний раз и пропал. Демиург скрестил руки на груди и, прикрыв глаза, прошептал:

– Неужели я недостаточно тщательно подготовил приход в Мир Серого Магистра… Или он действительно не может появиться в почти лишенном магии Мире?…

Евгений Малинин Магистр

Прелюдия

28 октября 20.. года.

Отправляясь в путь, в путешествие, мы почему-то считаем, что наша дорога начинается с вокзала, с аэропорта или с момента включения стартера автомобиля. А ведь на самом деле эта дорога началась гораздо раньше… Просто мы не задумываемся о предстоящем нам пути в тот момент, когда на него вступаем. Действительно, устраиваясь, например, на работу в солидную фирму, мало кто сообразит, что тем самым он уже обеспечил себе путешествие, ну например, на Сахалин…

Очень редко человек заранее точно знает, куда его ведет избранный путь и где и когда он на этот путь вступил… А этот Путь иногда оказывается… Крестным!

Я брел по бескрайней болотистой равнине, проваливаясь по колено в какую-то совершенно невероятную белоснежную трясину. Брел между торчавших из этой белой трясины полусгнивших деревяшек, напоминающих то ли сломанные кладбищенские кресты, то ли изувеченные стволики невысоких деревьев, то ли куски старых разбитых заборов. И вообще все окружающее меня пространство представляло собой странный сюрреалистический негатив. В ровном светло-сером небе пылало абсолютно черное солнце, и окружающие меня изломанные деревяшки бросали столь же изломанные кипенно-белые тени на неподвижную белоснежную равнину. Но особенно меня поражало то, что поверхность, в которую я при каждом шаге погружался по колено, никак не реагировала на это. Она оставалась абсолютно неподвижной. Словно белое матовое застывшее стекло заглатывало мои ноги, не замечая их.

С трудом переставляя разъезжающиеся на осклизлых кочках ноги, я опирался на длинный, двуручный и при этом совершенно невесомый меч. Вокруг меня царили полная тишина и полная неподвижность, даже болото под ногами не хлюпало. И на всем окружающем меня пространстве не было ни одной сколько-нибудь заметной выпуклости, за исключением цели моего пути. Впереди в нескольких сотнях метров возвышался темный, сливающийся с небом холм, из которого торчал высокий корявый столб, покрытый странными плавными наростами. Именно к этому столбу я стремился, преодолевая немое сопротивление белой равнины.

Я шел уже очень давно, но вожделенный холм почему-то и не думал приближаться. Черное солнце немилосердно жгло, но я почему-то не хотел снимать блестящую кольчугу, надетую прямо на голое тело, хотя обожженные плечи едва терпели раскаленную тяжесть.

И тут позади меня среди полнейшей тишины раздался глухой, странно знакомый голос:

– Вот ты и пришел. Сам!

Я, насколько смог, резко повернулся и едва не упал. Сзади меня никого не было. Я обшарил внимательным взглядом все открывшееся мне пространство, но так и не обнаружил говорившего. Повернувшись в прежнем направлении, я неожиданно обнаружил, что стою буквально в нескольких шагах от подножия темного холма. Столб на его вершине, казалось, упирался в небо, а те странные выпуклости, еле видные издалека, превратились в маленькую девичью фигурку, опирающуюся ногами на крошечную перекладину и с руками, связанными позади столба. Я снова еле устоял на ногах, мгновенно узнав в привязанной к столбу девушке Злату.

Целую минуту я ошарашенно рассматривал черный, обглоданный пламенем столб и совершенно невредимую фигуру на нем. Неожиданно за моей спиной снова раздался голос:

– Ты пришел за ней?! Ха! Но ты опоздал.

Я прыгнул из вцепившейся в мои ноги белой трясины на твердое подножие холма и снова резко развернулся. За моей спиной по-прежнему было пусто. Только черное солнце склонилось к самому горизонту, и его невидимые лучи били мне прямо в лицо. А по неподвижной белоснежной равнине к моим ногам тянулись еще более белые тени от корявых, торчащих под разными углами деревяшек.

И в тот момент, когда я уже собирался повернуться спиной к яростному черному солнцу, два торчащих невдалеке обломанных столбика начали на глазах разбухать, как надуваемые воздушные шарики-колбаски, и стремительно чернеть. Через секунду эти колбаски лопнули, не издав ни звука, и вместо них в воздухе яростно замахали перепончатыми крыльями две огромные черные летучие мыши. Они ринулись в мою сторону, а я словно оцепенел. Вернее, оцепенел мой разум, потому что тело действовало автоматически. Колени слегка подогнулись, ладони плотно обхватили длинную шероховатую рукоять меча, и руки послали навстречу первой твари невесомое сияющее лезвие.

Меч располовинил налетавший ужас, и тот, все еще размахивая своими широкими бесшумными крыльями, рухнул вниз к земле. Краем глаза я увидел, как у самой поверхности две половинки летучей мыши превратились в два клочка сероватого тумана и всосались в белое стекло болота. Вторая тварь, оскалив длинные черные клыки и сверкнув темным рубином глаз, резко вильнула в сторону и вверх. Мгновенно развернувшись, она бросилась на меня сбоку, но умницы руки уже переложили длинный клинок в нужную сторону, и отмах светлой стали мгновенно отсек одно из перепончатых крыльев. И в это мгновение я услышал первый звук, кроме сказанных невидимкой слов. Это был резкий обиженный детский крик.

Над белой равниной снова воцарились тишина и неподвижность. Немного помедлив, я повернулся в сторону холма. Увидел, что снова переместился и стою почти под самым столбом. Во всяком случае, я отлично видел восковое неподвижное лицо Златы с огромными немигающими замершими глазами.

Тут же снова раздался голос:

– Я же тебе сказал, что ты опоздал!…

На этот раз голос шел из-за столба, но говоривший не показывался. Да мне и некогда было его выглядывать. Не отрывая глаз, я наблюдал, как тело Златы резко шевельнулось, потом дернулось, и из-за столба появилась черная обугленная рука с коротенькими обгоревшими пенечками пальцев. Рука медленно поднялась к горлу неподвижной девушки и принялась нашаривать шнурок, на котором висел камешек личного дневника.

И тут я закричал. Я закрыл глаза от накатившего ужаса и орал что есть мочи. Сразу занывшие легкие изо всех сил выталкивали воздух через гортань, связки вибрировали от напряжения, слезы выступили из-под закрытых ресниц… Но ни единого звука не было слышно.

– И не надо так орать… – спокойно отозвался бестелесный голос.

Я умолк, выдохнув весь запас воздуха, и открыл глаза. Злата все так же отрешенно шарила по своему горлу искалеченной рукой, а рядом со столбом стояла невысокая, одетая в черное фигура. Я мгновенно узнал беля Озема.

Он усмехнулся, обнажив длинные белоснежные клыки, и ухмылка не сползала с его лица, а лишь начала неуловимо трансформироваться, превращаясь постепенно в звериный оскал. Вместе с этим превращением лица в морду его черное тело, согнувшись, приникло к земле, а затем распласталось над ним. Развевающаяся одежда постепенно облепила тело, став черным поблескивающим мехом, а немигающие глаза, округлившись, зажглись переливающейся желтизной. И наконец, мягко ступая по темному склону холма, мне навстречу шагнула изысканная черная пантера.

Гигантская кошка дважды судорожно ударила себя по бокам длинным хвостом, а следом за этим могучее черное тело одним плавным движением отделилось от земли и ринулось на меня. Прыжок пантеры был могуч и неостановим, но мои руки снова оказались достаточно быстрыми. Светлая сталь с тонким свистом разрезала воздух и обрушилась на летящее в мою сторону тело. В последний момент хищнику удалось, невероятно извернувшись, слегка изменить траекторию полета, и этого оказалось достаточно, чтобы удар, казавшийся смертельным, пришелся вскользь. Лезвие срезало большой лоскут шкуры. Завизжавшее тело откатилось в сторону, а кусок черной лоснящейся шерсти тяжело накрыл мое лицо, залепив глаза, нос и рот. Я мгновенно стал задыхаться. Уронив меч, я принялся отдирать от лица эту жуткую шкуру, но у меня ничего не получалось. Казалось, она прирастает к моему лицу, как сплошная непроницаемая маска.

Из последних сил, ломая ногти и обдирая с лица собственную кожу, я рванул черную шкуру и…

Проснулся…

Я лежал на жестком топчане в своей келье на полигоне, уткнувшись лицом в стриженую овчину старого тулупа. Забитые его шерстью нос и рот с трудом вдыхали неповторимый аромат. Оказалось, что после шестнадцати часов каторжной работы я свалился без сил и проспал четырнадцать часов подряд.

Если учесть, что последнее время я не спал больше трех-четырех часов в сутки, это покажется много. Но, принимая во внимание то, что мне пришлось просмотреть три свихнувшихся камня да еще внимательно проштудировать достаточно объемные записи, получится, что я очень быстро восстановил свои совершенно угасшие силы.

Поднявшись со своего аскетичного ложа, я подумал о том, что оно совершенно не годится для того, чтобы проводить на нем больше обычного времени. При более длительном отдыхе, как я смог убедиться, все тело затекало и переставало подчиняться своему владельцу. «А может быть, ты просто стареешь?…» – мелькнула в голове игривая мысль.

Однако холодный душ и яростное растирание грубым полотенцем быстро вернули телу привычную гибкость, а мыслям правильное направление. Я чувствовал, что готов встретиться со своим наставником и задать ему несколько серьезных вопросов.

Накинув свою серую одежку, я подошел к двери своего апартамента, и тут мне в голову пришла странная мысль. Именно эта мысль остановила мою руку, уже готовую взяться за дверную скобу. Я вернулся назад и, присев к столу, положил перед собой чистый лист бумаги и достал свой любимый «паркер».

Я писал быстро и не особо задумываясь о стиле. Закончив, я отложил перо и внимательно прочитал то, что у меня получилось.

1. Илья Милин, сирота, в возрасте двадцати шести лет повстречал в Московском метро незнакомого деда, который дал ему почитать Книгу. Эта Книга перенесла сознание Ильи в неизвестный мир (?), где он находился в чужом мертвом теле в течение пяти дней. Сон, бред, наваждение, галлюцинации (???). После своего пробуждения (?) Илья обнаружил, что отсутствовал дома в течение тех же пяти суток, причем на работе об его отсутствии было договорено. В результате этого приключения (?) Илья обнаружил в себе магические способности и был произведен в ученики чародея.

2. Спустя четыре с небольшим года Илья Милин, пытаясь спасти сына своих друзей, восьмилетнего Данилу Воронина, вынужденно совершил переход в другой Мир. Пытаясь найти дорогу назад, он обратился к властителю этого Мира, имевшему титул «Многоликий». В зале Многоликого Илья познакомился со странными артефактами, названными «свихнувшиеся камни». Эти камни при определенных условиях показывали сцену встречи двоих мужчин, называвших себя по-разному (чаще всего Ариман и Ахурамазда). Из показанного свихнувшимися Камнями можно было сделать вывод, что Мир, в котором находились Камни, и Земля неким образом связаны, что в значительной мере отклоняет их развитие от нормального, лишая Землю магии, а Разделенный Мир – технического прогресса. Кроме того, становится ясно, что эту связь можно разорвать с помощью двух Клинков и Книги, содержащей некую Фугу для двух Миров, двух Клинков и одного Магистра. Принесенные из Разделенного Мира свихнувшиеся Камни вместе с собственным отчетом передаются Ильей Высшему Совету для исследования.

Примечание: и в первом, и во втором случае Илья сталкивается со слухами о существовании некоего Серого Магистра, имеющего какой-то особый, необыкновенный статус в Разделенном Мире.

3. Высший Совет организует несколько экспедиций в Разделенный Мир, пытаясь отыскать необходимое (меч с Кинжалом и Книгу). Поисковики работают парами, при этом каждая пара находится в Разделенном Мире около двух лет. (Время в Разделенном Мире идет несколько быстрее, так что общая протяженность исследований там составила около сорока лет.) До последнего времени артефакты были не найдены. Последняя экспедиция, возглавляемая магистром общей магии Лисцовым, ушла в Разделенный Мир около трех недель назад, причем поисковики были отправлены поодиночке (?). В результате один из поисковиков – Злата – была обвинена в попытке выкрасть несколько Книг из хранилища Великого ханифа ханифата Ариам и сожжена на костре в столице ханифата. Магистр Лисцов в результате магического поединка с Главным Хранителем трона ханифата президентом магической Лиги белем Оземом лишился памяти и рассудка. Он был доставлен назад третьим участником экспедиции Машей Еланиной, которой удалось также принести и личный дневник погибшей Златы.

Сейчас Высший Совет предлагает Илье Милину возглавить следующую экспедицию в Разделенный Мир. Задача – найти два Клинка и Книгу, содержащую Фугу.

Немного подумав, я приписал:

«…и выяснить, кто такой Серый Магистр!»

Затем я откинулся на спинку кресла и задумался. И чем больше я размышлял над написанным, тем меньше мне все это нравилось. У меня возникало стойкое ощущение, что с самой моей встречи с дедом Антипом мной кто-то манипулирует, подсовывая не только странные ситуации, но и выходы из них. Вот только я никак не мог понять – кто это мог быть.

Я снова перевел взгляд на исписанный листочек. Он белел на голой сосновой столешнице, вызывая непонятное мне самому раздражение. Я непроизвольно скривил губы и зло плюнул на лист. Он тут же вспыхнул и через секунду исчез, не оставив после себя даже намека на след. Только вопросы остались, и их нельзя было уничтожить с такой же легкостью! Их можно было только решить!

Я поднялся из-за стола и отправился к своему наставнику.

Надо сказать, что дед Антип очень удивился, увидев меня в своих апартаментах уже на второе утро после нашего памятного разговора, но виду не подал. А я, едва войдя к нему в келью, начал с места в карьер:

– Просмотрел я все, что ты мне передал, и у меня, естественно, возникло несколько вопросов.

Но Антип не торопился начинать разговор. Он молча подвинул мне стул, а сам вышел и через несколько минут вернулся с большим, утробно булькающим самоваром. Затем он принес поднос с чашками, сахарницей, молочником и блюдом всяческого печева. Понимая, что разговор будет длинным и «горячим», дед к нему обстоятельно готовился.

Уставив снедью свой небольшой столик, Антип сотворил заклинание, прикрыв свою келью магическим щитом, чтобы нам никто не мешал, и только после этого присел к столу и, наливая в чашки столь любимый им «Ахмат», спокойно проговорил:

– Я уже обещал ответить на все твои вопросы… Так что можешь начинать.

Но теперь уже я и сам не торопился. Творческий подход Антипа к беседе дал мне возможность получше сосредоточиться и несколько перестроить приготовленный план разговора. Я принял горячую чашку, бросил в нее два куска сахару, по-бурятски влил толику молока и, выбрав ватрушку посолиднее, принялся прихлебывать сладкий горячий напиток.

Только дождавшись, когда Антип также примется за чай, я задал свой первый вопрос:

– Я так понял, что до группы Лисцова в Разделенный Мир ходили парами. Почему его девчонки шли без подстраховки?

Антип по своей привычке отвечал неторопливо, тщательно подбирая слова:

– Лисий Хвост сумел убедить Совет, что его людям совершенно ничего не угрожает, а если они пойдут парами, то вызовут гораздо больший интерес местного населения. Он, кстати, все время напоминал, какой ажиотаж вызвало там твое появление с Данилой. Мы действительно считали, что им ничего не угрожает. Ну, пожалуй, кроме Машеньки. Она все-таки отправлялась в действующую армию… в толпу достаточно агрессивных мужиков… Это уже потом мы поняли, что Лисцов собирался осесть в одном из монастырей для «постижения Сути» и поэтому не желал, чтобы кто-то наблюдал за его действиями.

– Как я понял, до группыЛисцова во всех этих местах уже побывали наши люди. Они что, действительно не заметили странного положения с магией в герцогстве Вудлока и явного нашего врага в Великом ханифате?

– Люди там, конечно, были, но очень короткое время, – начал дед Антип, но, заметив мой вопросительный взгляд, пояснил: – Видишь ли, те Границы, которые, прошу прощения за тавтологию, разделяют части Разделенного Мира, для нас Границами не являются. Тайная тропа практически любого нашего мага совершенно спокойно проходит через эти Границы. Более того, мы можем пересечь их и просто пешком или на лошадях. Только местные жители теряют на Границах направление и ориентиры так, что в лучшем случае возвращаются назад.

Так вот, один из твоих предшественников, оказавшись в герцогстве и встретившись с практически полным отсутствием магии, решил, что это какой-то местный феномен и что герцог пытается с этим феноменом бороться. А проверить эту, ни на чем не основанную догадку никто не удосужился… А вот с белем Оземом все гораздо сложнее. Я сам с ним встречался… Именно я, когда узнал, что во дворце Великого ханифа имеется огромная библиотека, договорился с Главным хранителем трона, что он возьмет к себе умненькую грамотную девочку. Правда, я подумывал послать к нему Машу. Но Лисцов убедил Совет направить туда Златку. – Здесь его голос предательски дрогнул, и я понял, как тяжело дед переживает гибель своей воспитанницы.

– Слушай, а откуда в том дупле оказалась эта замечательная сережка? И каким образом ты догадался, что Маше она будет так необходима? – попытался я отвлечь его от воспоминаний о Злате.

Антип невесело усмехнулся.

– Чистейшая случайность… Наш предыдущий посланец оставил в дупле универсальный прерыватель магии для себя, рассчитывая туда вернуться. Но это ему не удалось. Я вспомнил об этой вещичке и порекомендовал Машеньке ее найти. Просто так, на всякий случай… И вещь-то слабенькая, не может противостоять заклинанию, просто частично прерывает его действие, а поди ж ты…

– Слушай, дед, – приступил я к серьезному разговору, – неужели Совет действительно считал возможным именно таким образом разыскивать это оружие и книгу? И зачем? Что он, собственно, собирается с ними делать?

Антип принялся задумчиво крошить свою булку и только через несколько долгих секунд ответил:

– Ты понимаешь, большинство членов Совета вообще не верят в существование этих предметов. Кроме того, эти твои мифические персонажи – Ахурамазда и Ариман – вели разговор о какой-то Фуге, которую необходимо сыграть до конца. А фуга, как ты сам знаешь, музыкальное произведение и к книге никакого отношения иметь не может… В общем, никто пока не может связать упомянутые артефакты между собой и с той историей, которую показывают твои свихнувшиеся камни. Поэтому Совет решил, что нужно найти эти предметы, а уж потом разбираться, как они связаны между собой и как действуют.

– Интересные решения принимает наш высокоученый Совет! – зло съязвил я. – Не знают, что это такое, не знают, как действует, не знают, зачем, но все равно найти и представить ему на обозрение. А там разберемся! Да, может быть, эти вещи из Разделенного Мира и вынести-то невозможно… или нельзя?! Это в головы членов Совета не приходит?

– Эх, Илюша!… – Антип каким-то тоскливым взглядом посмотрел мне в лицо. – Предположить можно что угодно… Только времени у нас совсем не осталось!…

– Что значит не осталось? – переспросил я, буквально выбитый из колеи странной интонацией своего, обычно совершенно невозмутимого, учителя.

– То и значит… Ты помнишь, что говорит этот твой Ахурамазда по поводу войн в техническом мире, то есть у нас, на Земле?… Я тебе напомню! «…войны мира Срединного моря, надеюсь, не успеют достичь необратимой, всеуничтожающей мощи, пока не будет сыграна до конца моя Фуга…»

Так вот, Совет боится… очень боится, что эти «войны» уже достигли «всеуничтожающей мощи» и что такая всеуничтожающая война вот-вот разразится!

– Между кем и кем? – иронично, но с внутренней дрожью спросил я.

Тут Антип посмотрел на меня как на несовершеннолетнего недоумка, достойного жалости.

– Между страной, в избытке владеющей оружием массового поражения и потому считающей себя вправе указывать всем как жить, и, возможно, всем остальным миром, которому надоело ходить на «цырлах» перед наглецами, вообразившими себя властелинами Мира! И можешь мне поверить: такой конфликт не просто возможен, он неотвратим и необычайно близок!

Дед Антип настолько обреченно смотрел в мои глаза, что я поневоле отвел взгляд и растерянно протянул:

– Вот оно что!…

Антип с шумом отхлебнул из своей чашки и продолжил несколько спокойнее:

– Я практически настоял на том, чтобы послать в Разделенный Мир тебя. Мне почему-то кажется, что именно ты сможешь разобраться с этими мечами, кинжалами и книгами… Не знаю, откуда эта уверенность, но мне кажется, что тебе… что тебе там просто невероятно везет…

Он снова взглянул мне в глаза, и я почти уловил в его зрачках прежнюю Антипову смешинку. Я понял, что дед не практически настоял на моей командировке, он просто взял на себя ответственность за этот выбор, а Совет привык считаться с его категоричным мнением. Значит, теперь я должен был оправдать его доверие. Вот так!

Но тогда у меня оставались только практические вопросы.

– Лисцова не пробовали вывести из его… состояния?

– Там и пробовать нечего. Это довольно сложно и… опасно, но вполне выполнимо. Только стоило нам выдернуть его из этого… глаза Вечности, как он тут же попытался повеситься. Пришлось сразу свернуть нейтрализующие заклинания… Он, видимо, приходя в себя, сразу вспоминает, что по его милости произошло со Златой, ну и…

– Значит, поговорить с ним не удастся?…

– Нет, не удастся… – согласился Антип. – А что тебя, собственно говоря, интересует?

– Понимаешь, мне почему-то кажется, что начало пути Серого Магистра лежит в Тань-Шао. Да что там – кажется. Кира, настоятель Поднебесного, практически, прямо говорит, что они ожидают прихода Серого Магистра. Вот только зачем… Вообще Лисий Хвост настолько был поглощен своим желанием приобщиться к Сути, что прошел мимо просто очевидных вещей…

– Я тоже считаю, что начинать надо с горной страны. Все тамошние мороки начались у Лисьего Хвоста только потому, что он, назвавшись Серым Магистром, повел себя совершенно неправильно…

– Назвавшись?… – медленно протянул я. – А может быть, все это произошло с ним потому, что он был не тем, кем надо?…

– Ты хочешь сказать, что Серый Магистр – это не просто имя?! – несколько удивленно произнес Антип.

– Да. Мне кажется, Машенька была совершенно права, когда говорила перед уходом в Разделенный Мир, что задачку эту может решить только и именно Серый Магистр. Вот только кто он такой?

И тут Антип усмехнулся совершенно как прежде.

– А ты знаешь, что на полигоне тебя за глаза почти все зовут Серым магом?

– Да? – удивился я. – Ни разу не слышал…

– Я же тебе говорю – за глаза…

– Может, из-за моей манеры одеваться. – Я кивнул на свой свободный, темно-серого цвета комбинезон и такую же накидку с капюшоном.

– Вряд ли, – задумчиво протянул учитель. – И вообще, я заметил, что прозвища имеют гораздо более глубокий смысл, чем их кажущиеся причины…

– Ладно!… – Разговор пора было заканчивать. Я уже понял, почему именно меня посылают в Разделенный Мир. Оставалось только уточнить детали. – Совет, наверное, уже наметил какой-нибудь план кампании?

– Только в общих чертах, – сразу стал серьезным Антип. – Идет группа из шести человек парами. Ты за старшего. Четверо твоих спутников уже подобраны. Очень просится Машенька, но есть серьезные сомнения в целесообразности ее выхода… Ну может быть, только в паре с тобой… – задумчиво добавил дед.

Я долго смотрел на него, словно собираясь с силами, а потом тихо, но твердо сказал:

– Я пойду один. И больше не надо никого туда пускать, пока я не вернусь… или меня не вернут…

– Но если с тобой что-то случится? – резко возразил Антип. – Мы даже не узнаем, где ты и какая тебе нужна помощь!…

– Если со мной случится что-то такое, после чего я не смогу сам себя контролировать, меня выбросит обратно сюда. Ну скажем, в район Садового кольца Москвы. Ты сможешь организовать контроль за появлением в городе граждан в бессознательном состоянии?

Я улыбался, а Антип смотрел на меня как на сумасшедшего.

– И не надо так меня жалеть… – усмехнулся я. – Заклятьеце простенькое и вполне безобидное. Если мне будет угрожать серьезная, не контролируемая мною опасность, я окажусь в родном городе, где, надеюсь, меня уже будут поджидать. Это гораздо проще и безопаснее, чем посылать в Разделенный Мир целую шайку магов, которым не терпится совершить подвиг…

– Не знаю, как на это посмотрит Совет, – с сомнением пробормотал Антип.

– Совет должен согласиться. Иначе ему придется искать другого руководителя поиска. Я не намерен подвергать жизнь немногочисленных наделенных Даром землян смертельной опасности. Или Совет уже забыл Злату?!

Я намеренно так больно ударил Антипа, надеясь сделать из него своего союзника, и, видимо, добился желаемого.

– Я постараюсь убедить членов Совета, – угрюмо проговорил он.

– И последнее… – сказал я, поднимаясь со стула. – Я не нашел этих данных в папке. Никто из этих самозваных Серых не пробовал пообщаться с Задумчивым Ползуном?

И тут мой Учитель усмехнулся как-то уж больно зло.

– Четверо! В том числе и я сам.

Я продолжал вопросительно глядеть ему в глаза.

– Никому не удалось его остановить! И никто его не слышал. Если верить твоему докладу, получается, что ты единственный, кому удалось с ним пообщаться…

– А с Многоликим кто-нибудь встречался? – Вопрос к делу не относился, но я задал его непроизвольно.

– Нет. Это не имело смысла, а Ползун путешествует по довольно безлюдным местам. Так что обошлось без встреч…

Я понятливо кивнул головой.

– Ну тогда я послезавтра вечерком и отправлюсь. Сегодня я вернусь в Москву, надо все-таки с семьей повидаться. – Я состроил извиняющуюся улыбку. – А то сын уже скоро узнавать перестанет.

На этом наш разговор и завершился. Через четыре часа мы вместе вылетели в Москву. Конечно, можно было бы уйти в Москву Серой тропой, но этот путь, хоть и был значительно быстрее, требовал такой отдачи энергии, что без крайней необходимости я бы на это не решился. В Домодедове мы с Антипом расстались. Дед поехал в свою очень серьезную контору, а я направился домой. Там меня уже давно и с нетерпением ждали. Правда, Людмилка была еще на работе, зато Володька из школы уже вернулся и под руководством бабушки выполнял домашние задания. Так что мы вдоволь навизжались. А вот в спальне, куда я направился переодеться и прихватить смену белья, меня поджидал Егорыч.

Мой домовой ангел-хранитель только посмотрел на меня и тут же вывел правильный диагноз:

– Ты куда это собрался?…

– В ванну… – попытался я уклониться от долгих объяснений, но Егорыча просто так с темы не собьешь.

– А после ванны, послезавтра?…

– Ты что, все мои разговоры подслушиваешь?…

– И подслушивать нечего, у тебя все на лбу написано…

– Что написано?… – Я чисто машинально провел рукой по лбу.

– Все!… И не пытайся затереть… Давай говори, куда послезавтра уходишь?

И присел рядом с домовым на постель.

– Придется мне, Егорыч, еще разок через Переход смотаться… – как можно беззаботнее проговорил я.

Но его чутья мне обмануть никогда не удавалась. Домовой встал на кровати во весь свой маленький рост и внушительно произнес:

– Обязательно до этого встреться с Данилой!…

Следом за этим коротким наставлением он развернулся и, не развивая темы, удалился прямо сквозь стену в проходящую за ней вентиляционную шахту.

А я прошел в ванную комнату смывать с себя пыль дальних стран.

Когда я появился из ванной, Людмилушка уже была дома. Моя главная драгоценность уже шесть лет работала нотариусом и была в своем деле довольно известным специалистом. Но именно это задерживало ее на работе на совершенно неопределенное время. Так что мне еще повезло. Правда, и сам я был хорош. Во-первых, я очень часто отлучался на полигон и проводил там довольно много времени, во-вторых, все чаще мне приходилось выезжать за рубеж, также по своим колдовским делам. Сейчас, припоминая свои последние поездки, я неожиданно понял, что Антип совершенно прав в оценке международной ситуации. В общем, мы с женой были рядом гораздо меньше времени, чем нам хотелось бы. А еще нам хотелось бы завести дочь, но мы все никак не могли выбрать для этого время.

Спать мы легли, естественно, пораньше, а заснули, естественно, довольно поздно. Я сразу рассказал ей, что собираюсь в Разделенный Мир и что не знаю, когда вернусь, и моя лучшая половина восприняла это известие довольно стойко.

– Я знала, за кого выхожу замуж… – только и сказала она. Ни слез, ни упреков.

Но в общем-то все это по большому счету для моей истории не важно. А важно то, что на следующее утро – Людмила еще даже на работу не ушла – к нам заявился Данилка.

Из маленького шустрого мальчишки он превратился в высокого симпатичного парня. Свои голубые простодушные глаза он прятал за стеклами темных очков, но мягкий уступчивый характер спрятать ему было гораздо сложнее. И этим вовсю пользовались его многочисленные друзья и знакомые. Единственно в чем он был тверд, это в использовании своего Дара. Еще никому не удалось уговорить его без веской причины заняться предсказанием будущего.

Однако в этот раз стоило ему войти в дверь нашей квартиры, как я сразу понял, что Егорыч на меня накапал.

Данила старался казаться веселым и раскованным, но притворяться он не умел, и его тревога буквально была написана у него на лице. К тому же я сразу почувствовал, как он попробовал незаметно поворожить. Я взял его под руку и негромко попросил:

– Давай-ка мы твои исследования отложим немного. Вот сейчас позавтракаем, тетя Люда нас покинет, и тогда ты вволю попрактикуешься…

Он смутился, как нашкодивший мальчишка, и с облегчением кивнул.

Мы спокойно позавтракали. Затем я проводил своих родных на работу, в школу и на рынок, и мы с Данилой остались вдвоем на кухне. Больше нам ничто не мешало, поэтому Данила спросил в лоб:

– Дядя Илья, это правда, что ты в Разделенный Мир уходишь?

– Да, – ответил я так же прямо.

– Возьми меня с собой… – В его глазах зажглась мольба, хотя он прекрасно меня знал и ни на что не рассчитывал.

– Нет, Данилушка, это исключено. Тебе вообще-то даже знать об этом не положено.

Он тяжело, но понимающе вздохнул.

– Тогда я хоть посмотрю, что тебя ждет?…

– Ну, посмотри, – нехотя согласился я. Я вообще не люблю предсказания и предсказателей, за исключением, конечно, Данилы. Все эти экскурсы в будущее мало что давали в практической деятельности, а рассказы о том, чего следует ожидать, бывали весьма расплывчаты и многосмысленны.

Давно прошло то время, когда Даниле снились вещие сны. Впрочем, может быть, они ему снились по-прежнему, только теперь он вполне освоился со своим Даром и мог использовать его уже по своему усмотрению. Так что мне не пришлось ждать, когда ему приснится сон. Данилка просто налил из остывшего чайника чашку воды, накапал в нее из принесенного с собой пузыречка несколько капель прозрачной жидкости и мелкими глотками выпил эту воду.

Несколько секунд ничего не происходило, а затем его лицо застыло, словно восковая маска, глаза широко раскрылись, зрачки расширились, и он, деревянно повернувшись на своем стуле, уставился своим застывшим взглядом мне в лицо. Несколько секунд он не отрываясь вглядывался в мои глаза, а потом начал говорить. Фразы нехотя сползали с его языка, как будто он не желал произносить того, что видел. Но Дар должен был выплеснуться, поэтому его голос звучал ровно, без каких-либо эмоций, только постепенно затихая, будто бы его гортань уставала выталкивать слова.

– Будет безумие и будет забвение… Будет кровь и будут слезы… Будут встречи и будут прощания… Ты встаешь на Путь, который станет для тебя последним… который станет для тебя главным… который станет для тебя Крестным… Будет потеря… Потеря большая… Потеря невосполнимая… Потеря самого себя… Но пройти этот Путь до конца можешь только ты…

На этих словах голос его совсем затих, глаза закрылись, весь он как-то обмяк и начал валиться со стула на пол. Я успел подскочить к нему и поддержать падающее тело. Приняв потерявшего сознание Данилу на руки, я поднял его и с трудом – он все-таки был здоровым парнем – потащил в гостиную на диван. Когда же я уложил его, он, не открывая глаз и не приходя в себя, неожиданно еле слышно прошептал:

– Берегись темного клинка.

После этого, судя по его ровному дыханию, он уснул.

Я почесал в затылке и пошел собираться в дорогу. Уходить я намеревался на следующий день к вечеру, но подготовить все надо было сейчас. Сегодняшний вечер я хотел полностью посвятить семье, завтра с утра надо было добираться до перехода.

Я снял с ковра, висевшего на стене гостиной, свое оружие – шпагу, подарок старого Навона, дагу, выращенную Опиным, и две пары отличных метательных ножей. Положив оружие на стол, я сходил к встроенному шкафу и принес небольшой кожаный мешочек с двумя десятками ограненных камней. Из имеющегося опыта я знал, что камешки – самая ходовая валюта там, куда я собирался. К этому я прибавил еще запасной комплект своей любимой серой одежки, старую палатку и еще кое-какие припасы. Затем, убедившись, что Данила спокойно спит, я принялся составлять заклинание тайного мешка.

Заклинание это довольно простое, но уж очень муторное. В нем заложено такое неприятное чередование звуков, что произносить его порой просто противно. Да и шесть согласных подряд выговариваются достаточно сложно. В общем, возни с этим наговором много. Но зато и польза большая. Если с этим не для русского языка бормотанием получается все правильно, возле тебя образуется такой пространственный мешок или карман, в который можно спрятать все что угодно. Получается, что и руки свободны, и все необходимое под рукой, хотя его и не видно, и голова не занята вопросом, куда девать и как сохранить свое имущество. И, что самое важное, чувствует этот карман только его владелец, так что карманников можно не опасаться.

Повозившись минут двадцать, мне удалось как надо произнести это заклинание и получить в свое распоряжение требуемое. Я аккуратно уложил свое имущество в карман. Со стороны этот процесс должен был выглядеть очень занимательно. Представляете, человек берет довольно длинную шпагу в ножнах и острым концом вперед опускает ее перед с собой. И эта шпага примерно на уровне его груди начинает растворяться в воздухе. Забавно?!

В общем, через час я закончил свои сборы. Данила еще спал, совсем по-детски посапывая носом. Я присел рядом с ним и принялся размышлять над его предсказанием.

Ну, то, что впереди меня ожидали кровь, слезы, встречи и расставания, – это для меня ни новостью, ни неожиданностью не было. То, что он назвал предстоящий мне путь последним и Крестным, настораживало, но казалось все-таки некоей, мало значащей, литературной метафорой. Так же, впрочем, как и «потеря самого себя». Безумие и забвение… Хм… Ну это еще надо посмотреть, у кого они будут… Единственно, к чему стоило прислушаться и попробовать как следует осмыслить, было заявление, что этот путь могу пройти только я, ну и, конечно, последнее предупреждение. Вот это конкретно и предметно – «Берегись темного клинка!», вот за это спасибо – оберегусь.

Данила зашевелился на своем диване и открыл глаза.

– Много я чего наговорил? – пробормотал он, еще не до конца придя в себя.

– Да нет, не так уж… – с улыбкой успокоил я его.

– Что-нибудь серьезное я увидел? – Он был явно очень озабочен содержанием своего предсказания.

– Трудно сказать… – слегка замялся я, а потом просто повторил его пророческую речь.

Данила задумался и через тройку минут медленно проговорил:

– Да, не густо. Но самое главное – ты вернешься назад.

– Да? И откуда это следует?… – Я не мог скрыть своего сарказма.

– Если бы это было не так, я бы сообщил, что ты погибнешь, – совершенно спокойно ответил юный прорицатель.

– Ну что ж, и на том спасибо… – попытался я закрыть неприятную тему.

– Вот только – «потеря самого себя». – Мой юный друг не желал оставлять профессиональный разбор своих предсказаний. – Это может быть потерей памяти или вообще – безумием…

– Ого! Утешил!… – Я уже почти кричал, и мой соратник по магии наконец обратил внимание на мое нервное состояние.

– Ну да это ничего… Это дело поправимое… – неуклюже попытался он утешить меня, но под моим разъяренным взглядом замолчал. Я уже совсем собрался высказать юному дарованию, что думаю по поводу всевозможных предсказаний, а также недоученных предсказателей и озабоченных домовых, но в этот момент раздался звонок в дверь. Это пришел из школы Володька.

Данила, помявшись, собрался бежать домой, но я понял, что домой ему совсем не хочется, да и злость с меня уже сошла, потому мы уговорили его никуда не уходить, а после обеда отправиться всем вместе в кино. Именно так мы и поступили.

Вечером, проводив Данилу и вернувшись домой, мы с сыном сделали уроки и я сам, лично, уложил его спать. Потом мы долго разговаривали с Людмилой и ее мамой, Любовью Алексеевной.

И уже совсем за полночь состоялся недлинный разговор с Егорычем.

Он, по своему обыкновению, ожидал меня сидя на кровати в спальне. Пока моя драгоценная принимала ванну, Егорыч долго смотрел на меня странно грустным взглядом, а я почему-то молчал, совершенно не зная, как начать разговор. Потом домовой с тихим вздохом поднялся на ноги и произнес:

– Ты давай возвращайся… Мы тебя очень ждать будем… – Он помолчал и добавил: – Какой хочешь, только возвращайся…

Он шмыгнул толстым носом и полез в свою вентиляционную шахту. А я так и не смог выдавить из себя ни единого слова.

Не простился я только с Ванькой. Постаревший кот переехал на природу – на дачу к Ворониным, где его лучшим другом стал огромный нестареющий пес, помесь ньюфаундленда и кавказской овчарки. Юркина дача уже больше десяти лет стояла практически пустой, но все знали, что заходить к жившему там псу и недавно появившемуся коту не стоит. С незваным гостем может приключиться какое-нибудь несчастье.

Рано утром, когда мои дорогие еще спали, Любовь Алексеевна накормила меня завтраком и я прямо из своей прихожей, пробормотав часто повторяемое заклинание, вступил на свою Серую тропу, которая повела меня к месту перехода.

Наверное, именно в этот момент я и вступил на свой Путь.

1. Счастье великого Ханифата

30 октября 20.. года.

Тот, кто читал сказки «Тысячи и одной ночи», а потом побывал на Ближнем Востоке, прекрасно понимает, насколько действительность отличается от сказки и насколько у европейцев неверное представление об этой сказочной стране… Об этом сказочном Мире…

Я не лукавил, когда говорил деду Антипу, что считаю необходимым начинать свою разведку с монастырей Тань-Шао. На мой взгляд, действительно именно там должен был бы начаться Путь Серого Магистра. Ведь для чего-то настоятели монастырей ожидали его, и ожидали не один век. Но свое путешествие в Разделенный Мир я все-таки решил начать с Великого ханифата Ариам. Нет, я совершенно не собирался мстить Главному хранителю трона, белю Озему, за смерть Златы, просто меня очень заинтересовала книга, которую пыталась вынести наша бедная девочка. Что она в ней нашла?

Книга внешне действительно очень напоминала ту, в которой писал Ахурамазда, когда мне его первый раз показал Многоликий с помощью свихнувшегося камня. Только что-то подсказывало мне, что это другой фолиант. И все-таки неспроста бель Озем так бережет эту книженцию, что даже наложил на нее несколько охранных заклятий. А в том, что это сделал именно бель Озем, я совершенно не сомневался.

Таким образом, встав на свою Серую тропу, я через несколько минут оказался на стрелке при впадении реки Протвы в реку Оку, недалеко от славного города Серпухова. Именно здесь, в небольшом сосновом лесочке, недалеко от маленькой деревни Гурьево, находился переход, которым воспользовалась три недели назад наша маленькая Злата.

В песке между небольших кривоватых сосенок отыскать переход было практически невозможно, но я точно знал ориентиры. Так что очень скоро стоял перед зеленовато светящейся ниточкой, слегка припорошенной песочком, и читал необходимое заклинание. Когда я шагнул через зелененькую границу, вокруг ничего не изменилось, только гул недалекого шоссе моментально стих. Зато зазвучал птичий щебет. Вот так буднично я оказался на этот раз в Разделенном Мире.

Путь мой лежал на юг, к столице Великого ханифата. Прикинув по солнцу направление, я не спеша двинулся вперед. К сожалению, я не мог встать на Серую тропу. Просто потому, что не знал точно, где находится место, к которому я направлялся. Так что приходилось добираться пешком. Правда, мне было известно, что Злата от перехода до города добиралась около четырех часов.

Довольно скоро тот чахлый лесок, в котором я совершил переход, кончился. Я вышел на открытое пространство холмистой равнины, лишенной растительности и большей частью покрытой песком. Лишь кое-где из-под наносного песка выступали небольшие языки серой земли, покрытой чахлыми кустиками сероватой травки, или огромные каменные глыбы со скругленными, отшлифованными ветрами и песком краями.

Я взобрался на ближайший холм, увенчанный сероватой гранитной глыбой, и осмотрел окрестности. Вокруг было пусто, только далеко на горизонте еле заметно двигалось несколько темных точек. Караван. И тут мне пришло в голову, что идти вместе с караваном удобнее и проще, вот только как к нему присоединиться? Появление одинокого путника в глубине пустынной территории труднообъяснимо и довольно подозрительно. Пока что ничего путного мне в голову не приходило, но держаться поближе к каравану я счел целесообразным. Прикинув расстояние и направление, я снова произнес заклинание и окунулся в легкий туман Серой тропы. Через минуту туман рассеялся, и я увидел караван впереди себя всего в каких-нибудь пяти сотнях метров. Накинув пелену, я двинулся следом за караваном, ступая по истоптанному копытами и перевороченному колесами песку караванной дороги.

Я был привычен к пешим путешествиям, да вдобавок шел налегке, поскольку моя поклажа нисколько меня не обременяла. Видимо, поэтому я постепенно нагонял караван. Уже был слышен монотонный безрадостно дребезжащий перезвон ботал на шеях вьючных животных, напоминавших наших верблюдов, только без горбов, крики и разговоры погонщиков, скрип плохо смазанных тележных колес. Караван был небольшой – около тридцати животных и не более пятидесяти человек, из которых с десяток женщин, шесть-семь повозок. Была в нем и охрана. Насколько я смог заметить, десятка полтора различного возраста мужчин были вооружены длинными копьями, а на поясах у них висели разнокалиберные клинки, в основном кривые узкие сабли.

Так мы прошли часа два, и я уже начал сомневаться в том, что караван направляется в нужном мне направлении. За это время характер дороги не изменился, она оставалась такой же однообразной, безлюдной и песчаной, хотя по моим расчетам мы уже должны были приближаться к столице ханифата. Именно в этот момент впереди показался, как бы его назвать… оазис что ли… В общем, впереди на дороге замаячили какие-то невысокие и не слишком густые заросли, от которых потянуло влажной свежестью.

Караван прибавил ходу, намереваясь, видимо, устроить возле воды привал, и через несколько минут первые животные уже входили в уютную лощину, образованную склонами двух невысоких холмов, покрытых курчавыми кустиками и невысокими деревцами. Скоро и я, следом за караваном, подошел к входу в лощину. Но едва мои ноги ступили в тень первых деревьев, впереди внезапно раздался рев десятка глоток, а через мгновение – яростный звон стали. Я бегом припустился вперед и почти сразу же выскочил на довольно большую поляну, посреди которой и был остановлен караван.

Нападение, конечно, было неожиданным, но караванщикам удалось согнать животных в кучу и устроить вокруг них некое подобие круговой обороны. Нападавших было тоже не слишком много – десятка два довольно оборванных молодцев с увесистыми дубинами в руках. Только у некоторых я заметил кое-какие мечи и сабли. Но к несчастью для защитников каравана в числе нападавших находилось трое лучников с вполне приличными луками. Пристроившись в нескольких десятках метров от сбившихся в круг животных, эти ребята под прикрытием двоих, вооруженных саблями товарищей методически расстреливали оборону каравана.

Защищающиеся пробовали использовать большие плетеные щиты, но для того чтобы махать саблями, требовалось определенное пространство, а стоило хоть на мгновение показаться из-за щита, в цель летела стрела. Двое защитников каравана уже были убиты, четверо или пятеро ранены, оставшихся сильно теснили, так что исход схватки был очевиден и скор. И тут в дело ввязался я.

Сбросив пелену и выхватив прямо из воздуха шпагу и дагу, я одним движением рук смахнул ножны с клинков и с криком «Держитесь…» бросился на лучников. Их охрана настолько не ожидала нападения, что явно растерялась. Я уже был совсем рядом, когда один из охранников шагнул мне навстречу, поднимая свой клинок. По тому, как он это сделал, я сразу понял, что фехтовальщик из него аховый. Поэтому я не стал ввязываться в обмен ударами, а просто заехал ему в физиономию эфесом шпаги, одновременно принимая на дагу тупую саблю второго охранника. Первый с глухим хрипом, захлебнувшимся в крови, хлынувшей из разбитого носа, рухнул на землю, широко раскинув руки, а второй оторопело уставился кусок железа, оставшийся у него в руке, после того как выращенный клинок перерубил его оружие словно кусок пластилина. Но его изумление длилось недолго, после того как я с разворота въехал ему каблуком в висок, он безмолвно повалился рядом со своим товарищем.

Лучники, неожиданно лишившиеся своего прикрытия, испугались. Двое тут же бросили луки и, петляя как зайцы, рванули в сторону зарослей. Третий попытался выстрелить в меня, благо стрела уже лежала у него на тетиве. Но стрелять с поворота и практически не целясь он не умел совершенно. Так что стрела прошла далеко мимо, а сам стрелок, оставив в траве мешающее ему оружие, метнулся вслед за своими товарищами.

В гуще схватки, кипевшей у окруженного каравана, заметили мое появление. Раздался громкий командный выкрик, и из рядов нападающих вывалились трое обнаженных до пояса ребят, вооруженных тяжелыми саблями, и рысью направились в мою сторону. По манере держать свое оружие я понял, что на этот раз мне достались серьезные противники. Не доходя до моей персоны четырех-пяти шагов, нападавшие разошлись в стороны, грамотно охватывая меня полукольцом. А я, прежде чем вступить в схватку с новыми противниками, бросил быстрый взгляд в сторону обороняющегося каравана. Похоже, выбив из драки лучников и оттянув на себя троих солдат, я оказал значительную услугу обороняющимся. Во всяком случае, борьба вокруг караванных животных явно выровнялась, и теперь уже нельзя было сказать, что охрану каравана вот-вот сомнут.

Однако долго рассматривать и анализировать состояние дел на поле битвы мне не дали. Как я и рассчитывал, первым напал верзила, расположившийся в центре. Он с цирковой ловкостью завертел перед собой клинком, пытаясь запутать меня и замаскировать направление атаки. Однако я прекрасно понимал, что его тяжелая, с утолщением на остром конце, сабля мало приспособлена для колющей атаки. Значит, надо было ожидать рубящего удара. Чтобы ускорить его атаку, я сделал короткий шаг вперед, держа оба своих клинка несколько на отлете.

Такое поведение оказалось неожиданным для всей троицы, видимо, обычно противник пытался отступить. Именно из-за этой неожиданности средний саблист поторопился нанести свой коронный рубящий удар, еще не до конца подготовленный. Конец его сабли от левого плеча не слишком точно вписался в дугу поворота для удара сверху и справа. Ему пришлось напрячь кисть для того, чтобы удержать клинок на заданной траектории, что было для меня вполне достаточно.

Тот короткий шаг, которым я спровоцировал атаку противника, позволил мне, плавно продолжив движение, перейти в глубокий выпад. Когда его тяжелый изогнутый клинок завис над моей головой, готовясь всей своей тяжестью и приобретенной инерцией обрушиться вниз, кончик моей длинной шпаги десятью сантиметрами смертельной стали уже вошел в горло нападавшего.

Он всхрапнул, словно загнанная лошадь, рука его разжалась, тяжелая сабля вынырнула из ладони и, кувыркаясь, полетела далеко в сторону. А сам боец, сразу после того как я выдернул свой клинок из его горла, сломался в коленях и ничком рухнул на песок, засучив длинными ногами.

Я не мог выйти из выпада, просто отступив или отскочив назад, так велика была инерция моего броска. Но неожиданность и эффективность моего удара настолько ошеломили двоих оставшихся бандитов, что я успел нырнуть вперед, перекатиться и вскочить на ноги уже за их спинами. Правда, развернулись лицом ко мне они с завидным проворством, но вот уверенности у них значительно поубавилось. Кроме того, на их растерянных лицах теперь отчетливо читались все их последующие действия.

В похолодевших глазах правого плескалась зябкая осторожная готовность перейти в глухую оборону. Он явно собирался насколько можно сдерживать мою слишком быструю для него шпагу, выматывая мои силы, в надежде на помощь своей ватаги. А вот на лице левого проступило отчаяние потери и бесшабашная жажда немедленного кровавого удара. Я почувствовал, что он вот-вот бросится на меня, не задумываясь об обороне. И почему-то мне стало жаль этого еще совсем молодого, паренька.

Резким коротким движением показав, что собираюсь атаковать правого, я не только заставил его сделать два торопливых шага назад, но и ускорил бросок слева. Только я уже ждал этот бросок. Приняв тяжелейший сабельный удар на гарду даги, я отбросил потерявший убойную силу клинок в сторону и с ходу впечатал правое колено бедняге между ног. Может быть, для него удар клинком в незащищенную грудь и был бы желаннее, но я решил его не убивать. Он выронил саблю и, схватившись обеими руками за ушибленное место, с тихим «охом» повалился на землю. Таким образом через пару минут после начала схватки против меня остался один, к тому же очень напуганный, противник.

Он даже не пытался атаковать. Позвякивая концом своей сабли по моему длинному клинку, побледневший бандит торопливо отступал в сторону основной баталии.

И в этот момент из кучи нападающих выскочил огромного роста мужик в рваной ярко-красной рубахе. В руках он держал длинный тяжелый обоюдоострый палаш и короткий широкий нож. Оба клинка были густо залиты кровью. Он что-то громко проорал в сторону основной массы нападавших, и по этому командирскому ору я понял, что вижу главаря банды.

А этот верзила, закончив отдавать приказы, развернулся в мою сторону и в три шага оказался рядом. Оттолкнув моего противника плечом в сторону, он недовольно буркнул:

– Помоги ребятам, этим я сам займусь… – и встал напротив меня.

Мы быстро обменялись звоном соединений – второе, шестое, четвертое, шестое, и верзила сразу попытался увести мой клинок в обволакивание, но я вывернулся, отступив на шаг.

Мой противник довольно улыбнулся, с той минуты, как я появился на этой поляне, меня впервые заставили сделать шаг назад. Предводитель шайки записал это себе в заслугу. Клинки снова запели свою стальную песню, и меня поразило, с какой легкостью он орудует своим тяжеленным палашом, похожим скорее на узкий меч. Кроме того, приходилось постоянно держать в поле зрения его левую, чуть опущенную руку, готовую воткнуть короткий широкий нож мне в живот.

Эту готовность он продемонстрировал уже в следующей фразе.

Коснувшись моей шпаги во втором соединении, он показал атаку в ноги. А когда я опустил клинок, парируя обозначенный удар, он плавным круговым движением перевел клинок и атаковал рубящим ударом сверху. Для этого ему пришлось шагнуть вперед в полувыпаде, и поэтому левая рука с ножом оказалась как противовес у него за спиной.

Я успел принять падавший палаш на свои скрещенные клинки и в тот же момент почувствовал, как он перенес центр тяжести на обе ноги и его левый кулак с зажатым лезвием стремительно летит в сторону моего совершенно открытого живота. Мгновенно качнувшись влево, я встал с ним почти плечом к плечу, пропуская его широкий нож вдоль собственного тела, и одновременно бросил вниз короткую молнию даги. Мой клинок с противным хрустом вошел в мускулистую руку гиганта, а я тут же развернулся вправо, возвращаясь на прежнее место и проворачивая лезвие в ране.

Мой противник взревел и коротким прыжком рванулся назад. Бросив быстрый взгляд на свою обезоруженную, располосованную руку, он смачно плюнул себе под ноги и принял классическую фехтовальную стойку. Но теперь с одним тяжелым и длинным клинком против двух моих у него не было ни одного шанса. Правда, он этого еще не понимал. Элегантно, по всем правилам высокого искусства фехтования, он принял шестую позицию, провел чистый фруассе и направил свой окровавленный палаш вперед, целясь мне в горло. Однако я спокойно поймал его тяжелый клинок дагой, увел его влево, а посланная мной в длинном выпаде шпага вошла ему между ребер точно в сердце.

Он даже не дрогнул, только его глаза коротко блеснули и прикрылись мгновенно побледневшими веками. Гигант молча рухнул на землю.

И в тот же момент его разношерстная банда начала разбегаться. Ни о каком сражении уже не было речи. Ободранные, полуголые мужики, бросая оружие и дубье, бросились в разные стороны, стараясь быстрее скрыться в невысоком, но достаточно густом кустарнике. Правды ради надо сказать, что их даже не пытались преследовать. Ни у охраны каравана, ни у самих караванщиков не было ни желания, ни возможности довершить разгром банды.

Я тщательно вытер оба клинка об одежду одного из убитых бандитов, подобрал ножны и вложил в них оружие, а затем вернул его в свой невидимый походный мешок. Обернувшись, я заметил, что за моими действиями, открыв рот, наблюдает пожилой мужчина с ярко-рыжей, явно крашеной бородой, одетый в роскошный халат и с желтой чалмой на голове. По всей видимости, сразу после того как банда начала разбегаться, он направился ко мне, но, заметив мои странные манипуляции, приостановился.

Заметив, что я обратил на него внимание, этот важный господин захлопнул рот и даже поджал губы, а затем снова двинулся в мою сторону. Подойдя, он степенно поклонился и важно произнес:

– Меня зовут бель Хакум, я – караван-тарши. Назови свое имя, незнакомец, чтобы я мог достойно отблагодарить тебя и рассказать о твоем воинском искусстве своим знакомым и детям.

При этом он продолжал обшаривать мою фигуру глазами в поисках исчезнувшего оружия.

– Я не думаю, что благородный бель удостоит внимания простого странника. – И я склонился в глубоком поклоне. – Но раз ты спросил, я отвечу. Зовут меня Илия, я иду с севера в столицу в надежде вступить в Лигу магов. Я как раз старался догнать твой караван, чтобы попросить разрешения присоединиться к нему. И неожиданно увидел, что на караван напали. Я счел необходимым оказать вам посильную помощь…

– Так ты маг, – сразу оживился бель Хакум, оставляя без внимания мою завуалированную просьбу присоединиться к каравану.

– Я надеюсь, что смогу получить это высокое звание.

– И не надейся!… – покровительственно махнул рукой бель. – Ты должен знать, что вступить в Лигу может только ученик чародея. А взять ученика чародей может только с разрешения Лиги. Таким образом, Лига заранее знает, кто проходит обучение и может претендовать на звание мага и вступление в Лигу… А ты, как я понял, учеником чародея не состоишь?…

В его вопросе было столько надежды, что я даже удивился. Похоже, уважаемый бель Хакум уже придумал, как меня можно использовать в своем хозяйстве, и теперь старался отговорить меня от моей «мечты».

– Я надеюсь, что когда президент Лиги увидит мое Искусство, он сделает исключение из существующих правил… – Я подпустил в свой голос неуверенности.

– Ты надеешься встретиться с белем Оземом?! – Теперь уже в голосе почтенного хозяина каравана было не удивление, а изумление. Он смотрел на меня как на диковинного нахала.

– Неужели это совершенно невозможно, – в свою очередь изумился я.

– В жизни, конечно, все бывает, – с усмешкой протянул Хакум, – но твоя встреча с Главным хранителем трона более невероятна, чем… возвращение Серого Магистра… – Бель был, похоже, очень доволен найденным им сравнением.

– А кто такой – этот Серый Магистр, и почему он не может вернуться?… – строил я из себя дикого северянина.

– О! Это был великий маг и чародей… – Бель закатил свои черные глаза и поднял руки вверх, словно обращаясь к Аллаху. – Но он имел несчастье вызвать неудовольствие самого беля Озема, и тот погрузил его в пучину шестого Глаза Вечности. А оттуда возврата нет!…

– Хм… – с сомнением пожал я плечами. – Если человек жив, он может вернуться из самых отдаленных мест.

– Но не из безумия Вечности!… – пылко возразил Хакум.

– Наверное, ты прав, благородный бель… – согласился я, – но я все-таки собираюсь добраться до столицы, а там уж буду надеяться на свое везение…

– Ну что ж, – будто бы раздумывая над чем-то, проговорил бель, – я могу принять тебя в свой караван. Я видел, как ты обращаешься с оружием, и думаю, что ты справишься с обязанностями охранника. Тем более что в этом бою мы потеряли несколько человек. Правда, мы направляемся в столицу через славный город Харкорум, а это крюк, хотя и не очень большой. Так что решай…

И хитрый караванщик напустил на себя безразличный вид. Я тоже сделал вид, что раздумываю, хотя про себя уже решил идти с караваном. Бель Хакум производил впечатление бывалого, знающего и говорливого человека, который может при умело построенном разговоре сообщить еще много интересного.

– А как велик твой «не очень большой» крюк?… – спросил я у караванщика. – Мне хотелось бы идти вместе с вами, но и в столицу неплохо бы попасть побыстрее.

– Заход в Харкорум увеличит путь до столицы на двое суток… – неохотно ответил бель.

– А если отсюда отправиться прямо в столицу, сколько надо будетидти? – поинтересовался я.

– Если ты очень хороший ходок, то сможешь дойти часов за десять… – еще более неохотно проговорил караванщик, думая, что я собираюсь их покинуть.

– Пожалуй, я все-таки присоединюсь к твоему каравану… – раздумчиво проговорил я. – Не думаю, что двое суток что-то кардинально изменят, а общение со столь знающим и просвещенным человеком, как ты, поможет мне лучше подготовиться к столичной жизни…

Бель Хакум польщенно ухмыльнулся:

– Да, столичные обычаи и правила мне очень хорошо известны. А новичок, да еще с дикого севера, запросто может попасть в неприятную ситуацию…

– Только я не хочу поступать к тебе на службу охранником… – Я улыбнулся, давая понять белю, что не хочу обидеть его отказом. – Я пойду с караваном сам по себе… Скажи, смогу я у кого-нибудь из твоих людей купить немного еды? Я не рассчитывал пробыть в дороге еще два дня.

– Конечно, – спокойно ответил Хакум, никак не реагируя на мое нежелание поступать к нему на службу. – Я же говорю, мы потеряли нескольких человек. Значит, еды в караване будет вдоволь…

Пока мы разговаривали с почтенным белем, его люди успели собрать валявшееся на поляне оружие, навести относительный порядок в караване, выкопать большую яму и свалить в нее троих убитых бандитов, предварительно раздев их практически догола. Четверо раненых попали в плен и уже были закованы в кандалы. Я с удовлетворением увидел, что среди пленных нет нападавшего на меня молодого паренька. Видимо, он успел оправиться от моего удара и скрыться с поля битвы. Шестеро убитых защитников каравана были похоронены отдельно. Раненых среди караванщиков тоже было достаточно много.

Караванщики уже начали уводить навьюченных животных дальше по тропе между поросшими мелким леском холмами. Мы с белем последовали за последним верблюдом и буквально через пару сотен метров вышли к небольшому чистому, отсвечивающему голубым озерку. На его берегу караванщики разбивали привал.

Запылало несколько костров, на которые тут же были водружены солидные котлы. Было развязано несколько мешков с припасами и расстелены прямо на прибрежном песке толстые ковры.

И в этот момент, заметив, что бель Хакум оставил меня в одиночестве, ко мне приблизился тощий, невысокого роста старик в довольно потертом халате. Низко мне поклонившись, он с запинкой проговорил:

– Незнакомец, могу я пригласить тебя быть моим гостем? – и заметив, что я внимательно оглядываю его изношенную одежонку, торопливо добавил: – Да, я не богат… Но ты доставишь мне истинное счастье, разделив трапезу со мной и моими родными… Ведь ты спас жизнь моему сыну!…

– Кому я спас жизнь?… – удивленно переспросил я.

– Моему сыну… Тот бандит, который командовал шайкой и которого ты убил… Он уже дважды ранил моего сына и, несомненно, добил бы, если бы ты не отвлек его. Он увидел, что ты расправился с его людьми, все бросил и пошел тебе навстречу… И поэтому мой единственный сын остался жив. Я очень прошу тебя, не побрезгуй моим гостеприимством, раздели с нами наш скромный обед…

Признаться, я слегка растерялся. Мне никогда особенно не нравилось быть в роли благодетеля – не знаю я, как себя в этой роли вести. Поэтому я только и смог, что сконфуженно пробормотать:

– Конечно, уважаемый… Я сочту за честь принять твое приглашение…

Старик боком двинулся к одному из костров, показывая мне дорогу. Я направился следом за ним и, чтобы хоть как-то избавиться от неловкости, спросил:

– Как тебя зовут, уважаемый?…

– Мое имя – има Ухтар, и если ты будешь у нас на юге, в Сарканде, любой прохожий подскажет тебе дорогу к моему дому…

– Как же вы с сыном попали в эти пустынные места?

Услышав этот простой вопрос, има Ухтар испуганно оглянулся по сторонам, а потом тихо проговорил:

– Своему благодетелю я расскажу эту историю… Чуть позже… Может быть, когда мы снова тронемся в путь…

В этот момент мы приблизились к костру, возле которого хозяйничала пожилая женщина. Увидев нас, она радостно проговорила:

– Он согласился, слава Ахриману!

Има Ухтар с почтением указал мне на расстеленный ковер, предлагая присесть, но я поинтересовался:

– Почтенный има Ухтар, ты сказал, что твой сын ранен в схватке. Может быть, ты сначала покажешь мне его, я неплохо разбираюсь во врачевании…

Старик немного растерянно указал на стоящую рядом повозку.

– Он лежит здесь… Но, по-моему, он заснул, может быть, не надо его тревожить?

– Не волнуйся, я его не потревожу, – твердо ответил я и направился к повозке.

Старая, довольно разбитая телега была прикрыта кое-как прилаженным тентом. Я слегка отодвинул кусок выбеленного брезента, прикрывавшего повозку, и заглянул внутрь. Там на слое сухой травы, прикрытый старым одеялом, лежал совсем молодой юноша. Глаза его были закрыты, а дышал он часто и мелко. Левая рука выше локтя была перевязана чистым лоскутом, на котором проступило небольшое кровавое пятно. Кроме того, под распоротой и окровавленной штаниной белела еще одна повязка, на бедре. «Да, мальчишке, похоже, здорово досталось!» – озабоченно подумал я. Очень мне не нравилось под этим тентом. Я просунул под тент руку и медленно провел ею над лежавшим телом. Так и есть. Обе раны были заражены и стремительно воспалялись.

Я вынырнул из-под брезента и, стараясь не напугать има Ухтара, спокойно попросил:

– Можно быстро принести горячей воды?

Старик испуганно взглянул мне в глаза и бросился к костру. Там он что-то коротко сказал хозяйке, и та, прихватив небольшой котелок, бегом устремилась к соседнему костру. Через минуту возле меня стоял исходивший паром котелок.

Я в это время осторожно разбинтовал руку юноши, так, что он даже не открыл глаз. Рана была колотая, нанесенная, несомненно, знакомым мне палашом. Ее края вывернулись наружу, а разрезанная кожа вокруг раны странно почернела. «Яд!» – сразу определил я.

Наклонившись над котелком, я принялся читать довольно простенькое заклинание против отравы на стали. Вода в котелке взбурлила, а потом, плюнув в небо облачком пара, мгновенно остыла, так что котелок покрылся изморозью. Я зачерпнул пригоршню холодной воды и обильно брызнул на рану. Затем смочил в котелке свой платок и, наклонившись над раной, принялся ждать.

Через пару минут сама рана и воспаленная кожа вокруг нее начали покрываться ядовито-желтой пеной. Я быстро вытирал ее платком, а она тут же принималась пузыриться снова. Минуты две я едва успевал удалять эту пену, а затем она вдруг начала буреть и скоро превратилась в обычную кровь. Кровь быстро свернулась, а края раны побледнели и опали. Я свел края раны вместе и туго забинтовал ее, подложив под полотно широкий, промытый в котелке травяной лист. Затем я разрезал штанину и повторил ту же операцию с раной на бедре, нанесенной, судя по ее виду, ножом главаря банды.

Закончив перевязку, я обернулся и уткнулся взглядом во встревоженные глаза старого Ухтара.

– Видимо, клинки у этого верзилы были отравлены, но теперь яд удален из ран, а сами раны совершенно не опасны. Так что не беспокойся, с твоим сыном все будет в порядке, – успокоил я старика и весело добавил: – А вот теперь можно и перекусить…

– Ты великий лекарь, незнакомец! – благоговейно прошептал старик и низко поклонился.

– Да ничего особенного… – снова смутился я. – Просто мне неплохо известны различные яды и я знаю кое-какие заклятия против них.

Мы снова направились к расстеленному возле костра ковру. Здесь нас ждала испуганная хозяйка. Едва мы приблизились, има Ухтар поспешил ее успокоить:

– Не бойся, Уртусан, в раны Орзама попал яд…

И в ту же секунду глаза почтенной Уртусан закатились, ноги подкосились, и она начала падать прямо в костер. Я едва успел подхватить ее и уложить на ковер. Старик бестолково суетился возле меня, не зная, что делать.

– Почтенный има, подайте мне немного воды… – попробовал я занять его чем-нибудь, а сам наклонился над потерявшей сознание женщиной.

Старик метнулся прочь, затем вернулся и растерянно спросил:

– Горячей?

– Нет, просто холодной воды… – спокойно пояснил я. Ухтар, прихватив какую-то кружку, побежал к озерку. Я в это время слегка похлопал Уртусан по щекам и она открыла глаза. Увидев над собой мое лицо, она с отчаянием прошептала:

– Мой мальчик умрет?!

– Ну с чего ты взяла, что он умрет? – улыбнулся я в ответ. – Яд из ран я уже удалил. Сейчас он спокойно спит. Если ты нас покормишь, я вспомню еще парочку заклинаний и через пару дней Орзам будет на ногах…

Я не буду описывать ее последующее поведение. Столько слез, радости и восхвалений в свой адрес я не видел никогда. В этот момент вернулся старый Ухтар и, увидев свою Уртусан в добром здравии, также разразился славословиями.

Наконец мы с Ухтаром уселись на ковре, а Уртусан принялась подавать «на стол». Из «горячего» был только плов, но плов был совершенно замечательный. Такой плов я ел еще в дни своей юности в московском ресторане «Узбекистан». Кроме этого, был большой выбор свежих овощей и очень вкусные лепешки. Вино, поданное в высоком узкогорлом кувшине, также было выше всяких похвал.

Однако где-то через час раздался зычный голос:

– Привал окончен! Привал окончен! Караван-тарши подал сигнал к отправлению!

Уртусан принялась сноровисто укладывать в большой короб, стоявший в передке телеги, посуду и утварь. Мы с Ухтаром смахнули с ковра песок, свернули его и аккуратно уложили толстый рулон вдоль бортика телеги. Орзам спокойно спал, и теперь его дыхание стало глубоким и ровным.

А еще через несколько минут караван тронулся в путь.

Я было подумал двигаться пешком, но има Ухтар, усевшийся на передок телеги, показал мне на место рядом с собой и состроил такое умоляющее лицо, что я, не раздумывая, занял предложенное место. Уртусан разместилась сзади, аккуратно положив голову спящего Орзама себе на колени.

Караван обогнул маленькое озеро по берегу и втянулся в небольшое ущелье, образованное лесистыми холмами. А через некоторое время снова выбрался на голую песчаную равнину, только кое-где покрытую серыми клочками травы.

Мимо нашей телеги проехал на своем верблюде хозяин каравана бель Хакум и, скосив глаза в мою сторону, добродушно проворчал:

– Я вижу, Илия, ты нашел себе место в караване?… – И, не дожидаясь моего ответа, проследовал вперед.

Караван неспешно двигался вперед, под мерный скрип колес, мягкий топот навьюченных животных и редкие окрики караванщиков. После плотного обеда с вином такой способ передвижения навевал сон, и я, чтобы не задремать, обратился к сидящему рядом старику:

– Уважаемый има Ухтар, ты собирался рассказать мне, как вы с сыном попали из своего Сарканда сюда, в эти пустыни…

Старик посмотрел по сторонам, но на нас давно уже никто не обращал внимания. Почтенная Уртусан чутко придремывала позади, придерживая голову юноши. Ухтар взглянул мне в лицо и ответил:

– Хорошо, неподражаемый Илия, я расскажу тебе свою историю… – Затем, немного помолчав, он продолжил: – Я происхожу из старинного рода белей Ухтаров, которые ведут свою родословную со времен Всеобщей Войны. После возникновения Границ первый бель из нашего рода осел на юге Великого ханифата. Он был очень влиятельным полководцем, но совершенно не владел магией и поэтому сразу признал первенство Черного мага. За это и за ту поддержку, которую мой предок оказал Черному магу в борьбе с его врагами, он был назначен правителем южных провинций.

Когда Черный маг ушел, а к власти пришел первый Великий ханиф, южным правителем был уже внук родоначальника. И с тех пор на юге страны не было правителей из других семей. Я был шестым сыном своего отца и поэтому не мог рассчитывать на наследство. Моим уделом была религия. Я окончил монастырскую школу и был готов стать священнослужителем культа великого Ахримана. Но в этот момент я полюбил…

Ты же знаешь – служители культа не имеют права брать себе жен, а сделать свою любимую простой наложницей я не мог. И я отказался от священного сана. Мне оставили звание «има», но больше я ничего не имел. Мы с женой начали все с самого начала. Конечно, мне помогло отличное образование. Я поступил на службу к очень крупному купцу и оказал ему неоценимые услуги в делах. После нескольких лет службы хозяин предложил мне партнерство. Позже я понял, что он просто боялся, что я уйду от него и стану его конкурентом, но тогда я с радостью принял его предложение. Наши дела шли очень хорошо, и скоро я разбогател.

Мы с женой построили дом в нашем родном Сарканде, я нанял слуг. Ведь наша семья увеличилась – у меня было уже восемь дочерей. Но ты, конечно, понимаешь, что я очень хотел иметь сына. И наконец сын у нас родился. Но это не стало полным счастьем… Родами умерла моя жена… – Тут старик надолго замолчал, а я не спешил вывести его из задумчивости.

Жар пустыни обволакивал нас, тонкий шлейф поднятой караваном пыли стлался за нами вялым облаком. Высоко в небе, широко раскинув крылья, висел какой-то пернатый хищник. А има Ухтар словно не видел ничего вокруг, погруженный в свои воспоминания. Наконец он продолжил:

– Мне пришлось взять в дом кормилицу. Ту самую Уртусан, которую ты уже видел. Она стала моему сыну второй матерью.

Мальчик рос здоровым, сильным и очень умным, и меня огорчало только то, что его мать не может любоваться и гордиться своим сыном. И вот, когда Орзаму исполнилось четырнадцать лет, у него проявился Дар. Проявился совершенно неожиданно. Однажды ночью к нам в дом забрался воришка. И попал он как раз в спальню к моему сыну. Увидев, что мальчик проснулся, вор выхватил нож и приказал Орзаму молчать. Но мой сын, как потом рассказал сам вор, только посмотрел на него и дернул за шнур, вызывая прислугу. Вор хотел кинуться на мальчика, но не смог двинуться с места. Какая-то неведомая сила не давала ему пошевелиться. Так его и взяли, прямо в комнате Орзама.

А еще через месяц ко мне в дом явился высокий, богато разодетый черноволосый мужчина с длинной бородой и предложил отдать моего сына ему в обучение. Это был известный маг, член Лиги, служитель первого круга бель Васар. Я не хотел посылать сына к нему, но Орзам сам упросил меня. И я дал свое разрешение. Разрешение на принятие моего сына к себе в ученики бель Васар получил у Лиги заранее.

Бель Васар увез моего сына к себе в замок, который располагается несколько севернее столицы. Я, конечно, очень скучал, а Уртусан – так просто не находила себе места. Но вначале все шло очень хорошо. Орзам писал нам каждый месяц, и эти письма появлялись у меня на столике в спальне по ночам. Я не знаю, каким образом бель Васар переправлял их, но они приходили регулярно. Именно из этих писем мы узнавали об успехах нашего мальчика, о том, что учитель им очень доволен, что он успешно постигает высокое Искусство.

Но вот пять месяцев назад письма перестали приходить. Мы заволновались и не знали, что подумать. И вдруг по всем городам Великого ханифата было объявлено, что бель Васар организовал заговор против Великого ханифа и Главного хранителя трона беля Озема. Тогда же пришло сообщение, что бель Васар был обложен в своем замке ханифской гвардией. Сам бель Васар и девять его учеников погибли, когда гвардейцы под прикрытием большого Круга Лиги пошли на штурм. Мятежный маг взорвал подвал центральной башни цитадели.

Ты сам понимаешь, что нашему горю не было предела!

Но два месяца спустя ко мне рано утром пришла Уртусан и сообщила, что мой мальчик жив и ждет, чтобы мы приехали и забрали его. Когда я спросил ее, откуда у нее такие сведения, она сказала, что ей все это приснилось сегодня ночью. Я горько посмеялся над ее сном, а она умоляла послушать ее и отправиться за Орзамом. Но я ничего не хотел слушать, и она ушла от меня вся в слезах. Три дня она молчала и только с укоризной поглядывала на меня, когда мы встречались. А через три дня мне самому приснился мой сын. Причем сначала мой сон был самым обычным – простой, плохо связанный ряд каких-то картинок. И вдруг эти картинки словно стерло мокрой тряпкой, а перед моими глазами появился мой сын.

Он рассказал, что спасся во время взрыва, потому что учитель послал его в другую башню за волшебными амулетами. Но сам он не может выйти из-под обрушенной башни. Он просил приехать и откопать его.

Надо сказать, что к этому времени мое богатство значительно уменьшилось. Многое я отдал вышедшим замуж дочерям, многое потерял на неразумных сделках своего партнера. Поэтому я, увидев этот сон, распустил всех своих слуг, продал дом, собрал сколько смог денег и отправился за сыном. Только Уртусан отказалась оставить меня. Она сказала, что, если я не возьму ее с собой, она пойдет сама пешком, но не оставит своего дорого мальчика одного. Мне пришлось взять ее, и я не пожалел об этом.

Мы пришли к развалинам замка беля Васара и вдвоем принялись откапывать из-под обломков подвал боковой башни. Ты спросишь, почему вдвоем? Во-первых, это место считалось зараженным дурной магией и проклятым. А во-вторых, мы боялись, что наши помощники выдадут белю Озему, что не все ученики уничтоженного им мага погибли.

Так что мы вдвоем растащили обломки башни и открыли вход в подвал. Там мы нашли нашего мальчика. Он был жив, но очень слаб.

Мы вернулись в ближний город и почти месяц жили в гостинице, пока Орзам не окреп. Потом мы присоединились к каравану беля Хакума, чтобы вернуться в родной город.

И я, и бедная Уртусан все так же любим нашего мальчика, но он стал каким-то странным. Словно страшная тайна гложет его изнутри, словно дух его учителя требует от него чего-то невозможного. Он нам ничего не рассказывает, а расспрашивать мы не рискуем – боимся навредить ему. А теперь вот еще и ранили его.

Има Ухтар внимательно посмотрел на меня и спросило тревогой:

– Ты уверен, что весь яд из его ран вышел, что мой мальчик выздоровеет?

– Не волнуйся, почтенный има, все будет в порядке, – поспешил я успокоить его. Мы замолчали. Жара и бесконечное голубовато-белесое небо неподвижно висели над нами. Има Ухтар снова погрузился в воспоминания, а я принялся размышлять над услышанным. И постепенно в моей голове начал возникать план.

Вечером, когда солнце уже опустилось за горизонт, а караван подходил к большому постоялому двору, Орзам открыл глаза и попросил есть. На его лицо вернулся слабый юношеский румянец, и выглядел он очень неплохо. Уртусан, не снимая его голову со своих колен, дотянулась до заранее ею приготовленного свертка и накормила юношу теплым бульоном с маленькими кусочками мяса. И юноша снова заснул. А уже через час мы с Ухтаром осторожно перенесли его в маленькую отдельную комнатку, которую старик смог снять на постоялом дворе.

Караванщики суетились во дворе придорожной гостиницы, распрягая животных. Их расставляли по стойлам в огромном сарае, поили, кормили. Хозяин постоялого двора бегал по двору и гостинице, устраивая на ночь своих многочисленных гостей. Он, как я понял, давно и хорошо был знаком с белем Хакумом, который постоянно останавливался здесь, направляясь в столицу. Я разместился в одной комнате с начальником охраны каравана.

Постепенно суета, связанная с приходом каравана, утихла, и большинство путешественников собралось в большом обеденном зале за общим ужином. Мы с има Ухтаром продолжали держаться вместе, и совершенно неожиданно за наш стол подсел сам бель Хакум. Он посмотрел на меня своими хитроватыми глазами и неожиданно спросил у старика:

– Это что, действительно раны твоего сына были отравлены?

– Да, хозяин, – быстро ответил тот. – Вот, спасибо нашему благодетелю Илие, сначала он спас моего мальчика от смертельного удара, а потом определил яд и выгнал его из ран. Сейчас мальчик чувствует себя значительно лучше. Даже немного поел!…

Бель еще более внимательно посмотрел на меня и негромко произнес:

– А ты, похоже, горазд в искусстве врачевания?

– Я вообще горазд в Искусстве… – ответил я, твердо встретив его взгляд. – Мой учитель хорошо меня обучил.

– Так, значит, у тебя все-таки был учитель? – быстро спросил Хакум.

– Любой Дар нужно выявить и взрастить, а для этого необходим учитель… – уклончиво ответил я.

– А не выпить ли нам вина, – вдруг громко предложил караван-тарши. – Эй, трактирщик, ну-ка дай на этот стол еще один бокал!

Половой тут же прибежал с чистым бокалом. Старый Ухтар хотел было налить в него из стоявшего на столе кувшина, однако бель Хакум перехватил его руку и с некоторой укоризной сказал:

– Мы не будем поить нашего искусного гостя этой трактирной бурдой. – А затем, повернувшись в сторону начальника охраны, приказал: – Бастаг, принеси-ка мой заветный бурдюк и мешочек сандарских засахаренных фруктов. – Потом он снова повернулся к нам и самодовольно произнес: – Сейчас я угощу вас вином, какое и сам Великий ханиф пьет не каждый день.

Буквально в ту же секунду рядом возник запыхавшийся Бастаг и положил на стол небольшой кожаный бурдюк, а рядом холщовый мешочек.

Бель Хакум медленно, даже как-то торжественно развязал тесемки, стягивающие мешочек, и насыпал в чистую глиняную миску горку засахаренных фруктов. Затем он не менее торжественно вытащил затычку из бурдючка и наполнил две кружки и поданный для него бокал густой пахучей темно-бордовой жидкостью. Мы взяли в руки свою посуду и посмотрели на хозяина каравана, ожидая его слов.

– За высокое Искусство! – произнес он, приподнимая бокал. – За его истинных хранителей и ценителей!… – И его глазки снова хитро блеснули.

Има Ухтар быстро вытянул свое вино и потянулся к миске с фруктами. Бель Хакум медленно, маленькими глоточками потягивал из своего бокала и поглядывал на нас, словно ожидая нашей реакции на угощение. Я вдохнул сложный тяжеловатый букет и, набрав немного вина в рот, покатал его за щеками. Вино было, безусловно, старым, хорошо выдержанным, имело несколько терпковатый аромат и густой, с явной горчинкой вкус. И самое главное, в вино было что-то подмешано!

Впрочем, мне хватило первого глотка, чтобы разобрать, что это был сироп, сваренный из нескольких трав с добавлением меда. Вот только этот сироп был совершенно необязательным компонентом для такого вина. Значит, его влили с какой-то целью.

Я провел ладонью от гортани до живота, выражая высшее удовольствие, а на самом деле посылая импульс, который настроил мой организм на отторжение этой странной добавки. Затем, прихлебывая маленькими глоточками вино и наблюдая за состоянием своих сотрапезников, я поинтересовался:

– В каких же виноградниках произрастает это чудо?

– Это северный склон Агарры – виноградники Великого ханифа. А сорт называется «Чудо ханифата». Ежегодно закладывается не более пятидесяти бочонков этого вина, а выдерживать его можно от трех до двенадцати лет. Не более! Если вино передержать, оно превращается…

– В уксус… – подсказал я.

– О Илия, ты и в винах разбираешься? – довольно хохотнул бель.

– Мой учитель говорил, что вино – это кровь земли, а землю надо чутко чувствовать, ибо она основа!

– Твой учитель был мудр!… – поощрил меня бель Хакум и снова наполнил наши опустевшие кружки, не забыв и свой бокал.

Я поднял свою кружку и, вытянув из миски ломтик, очень похожий на кусочек засахаренной дыни, произнес:

– Если старшие позволят, я тоже хотел бы сказать слово…

Оба соседа согласно покивали головами, и я продолжил:

– Я предлагаю выпить за мудрых людей. За людей, которые не сидят на месте, а идут, не сворачивая, по избранному ими пути. Пусть им сопутствует удача!

И после этого эмоционального спича я залпом опорожнил свою кружку. Попробовав зажатый в руке кусочек «дыни», я сразу понял, что он тоже пропитан тем же самым сиропом. В этот момент има Ухтар тяжело опустил свою кружку на стол и вяло пробормотал:

– Я что-то совсем устал… Глаза закрываются… День был тяжелый… – Его голова начала клониться и наконец легла на подложенную руку. Раздалось тихое спокойное посапывание.

– Э-э-э, да наш старик совсем утомился, – легко усмехнулся бель Хакум. И я сразу же уловил его быстрый изучающий взгляд, брошенный на меня. Хлебнув еще глоток из своей кружки, я тоже опустил ее на столешницу и бросил на засахаренный фрукт в своей руке недоуменный взгляд.

– Что-то мне тоже… спать пора… – пробормотал я заплетающимся языком. Потом еще раз обведя зал помутненным взглядом, я улыбнулся белю, вяло погрозил ему пальцем и, закрыв глаза, откинул голову на высокую спинку стула. Секунду спустя я уже сопел носом, изображая безвременно уснувшего.

– Кажись готов?… – пробормотал у меня над ухом глуховатый голос начальника стражи.

– Ты, по-моему, с ним в одной комнате остановился? – поинтересовался хозяин каравана. Бастаг, по-видимому, утвердительно кивнул, и бель приказал: – Отнесешь его в комнату и уложишь в постель. Ночью, попозже, я приду и мы его повыспрашиваем, какой такой учитель его обучал… Скажи кому-нибудь, чтобы старика тоже отнесли в комнату…

– А может, старичок давний знакомец этого типа?… – пробурчал Бастаг.

– Нет. Он действительно спас ему сына… Так что старик ни при чем… Давай действуй…

Я почувствовал, как меня поднимают со стула и несут прочь из зала. Причем у начальника охраны явно был помощник. Решив, что потом и так узнаю этого помощника, я не стал открывать глаз, давая моим новым «друзьям» спокойно доделать свою работу.

Меня перенесли в комнату и аккуратно уложили в постель. Затем не менее аккуратно раздели и прикрыли одеялом. Ну точно заботливые дядюшки, беспокоящиеся о здоровье забулдыги племянника.

– Ишь ты, – неожиданно раздался хрипловатый шепот, – улыбается… Знать, что-то хорошее снится…

– Каково-то пробуждение будет… – так же шепотом ответил Бастаг. Оба, крадучись, направились к двери, и через мгновение я услышал, как щелкнул замок.

Я открыл глаза и огляделся. Принесли меня действительно в мою комнату, и именно здесь меня, по всей видимости, будут «поспрашивать». Ну что ж, пусть поспрашивают. Хотя для настоящей игры неплохо бы знать, как должно действовать на меня подмешанное снадобье. Я снова откинулся на подушку и прислушался к себе. Все было в норме. Тогда я стал понемногу подпускать в кровь растворенные в вине ингредиенты. И через мгновение почувствовал странную сонливую легкость, пустоту в голове и неудержимое желание поговорить. «Так, – подумалось мне, – значит, из меня должен получиться болтун – находка для шпиона. Ну что ж, получите вы своего болтуна».

Я выбросил эту дрянь из крови, а остаток вывел со слюной и смачно плюнул в дальний угол комнаты. Слюна была ядовито-желтого цвета. Стало понятно, почему снадобье растворили в темном вине. Откинувшись на подушку, я принялся ждать посетителей, рассуждая про себя, кем может быть бель Хакум на самом деле. Рассуждения мои были, по правде говоря, совершенно бессмысленными, потому что у меня не хватало данных, но чем-то надо было заняться.

Так прошло часа три. И тут я услышал, что по коридору к моей комнате кто-то неспешно приближается. Я прикрыл глаза, и почти сразу возле двери завозились, щелкнул замок и поворачивающиеся петли слегка скрипнули. В комнату вошли двое. Впереди шел бель Хакум, а за ним, тенью, его верный начальник охраны. Хозяин каравана приблизился к постели и, взглянув на меня, проворчал:

– Ишь как сладко спит… Даже будить жалко.

Бастаг высунулся из-за плеча беля и ухмыльнулся. Затем он протянул руку и потормошил меня за плечо.

Я открыл глаза и тут же сел на постели. Посмотрев на своих гостей заспанным взглядом, я зевнул, и тут меня прорвало.

– О бель Хакум, как я рад тебя видеть! Я что-то совсем раскис, это надо же, уснуть во время ужина! Я надеюсь, ты не слишком на меня рассердился! – И тут я «разглядел» Бастага.

– Как! И достойный начальник нашей охраны пришел меня проведать! Какая честь! Садитесь, садитесь, пожалуйста! Я сейчас спущусь в обеденный зал и принесу вина! Мы втроем обязательно должны выпить!

Бель Хакум бросил выразительный взгляд на своего помощника, а потом дружелюбно меня перебил:

– Не надо никуда торопиться, дорогой Илия. Я просто зашел узнать, как ты себя чувствуешь, не надо ли чего-либо.

– Ну! – тут же воскликнул я. – Я чувствую себя прекрасно!

– Тогда, может быть, мы просто побеседуем? – вкрадчиво предложил бель.

– Конечно! – пылко поддержал я. – Дружеская беседа – что может быть приятнее для души!

Бастаг быстро подтащил к постели кресло, и бель уселся в него. Его клеврет расположился за спинкой кресла, почему-то внимательно наблюдая за моими руками.

– Ты ничего не хочешь мне рассказать? – самым дружеским тоном поинтересовался Хакум, и я почувствовал в его голосе непривычные обертоны. Похоже, он задействовал голосовое принуждение. «Ну что ж, – подумал я, – пора начинать свою игру…»

Я слегка пошевелил пальцами правой руки и послал лучик из вправленного в мой перстень изумруда мазком по глазам Бастага. Он мгновенно оцепенел, выпучив глаза и вцепившись руками в спинку кресла. А я в это время прошептал заклинание, выпуская в кровь почтенного беля выпитое им снадобье. До сих пор оно было связано весьма простеньким наговором, который под напором моего заклинания мгновенно рухнул. Волшебный отвар, словно сорвавшись с цепи, бросился на беднягу Хакума. Его глаза закатились, и он начал стремительно засыпать. Но я дунул ему в лицо, прогоняя сон. Бель встрепенулся и бодренько поинтересовался:

– О чем бишь я хотел сказать?…

– Да я, почтенный Хакум, сказал тебе, что собираюсь вступить в Лигу, а ты начал рассказывать о беле Оземе, о порядках, царящих в Лиге…

– Да-да! – поспешно перебил меня Хакум, сейчас ему уже не хотелось слушать. Ему хотелось говорить самому.

– Так вот. Я очень хорошо знаю порядки Лиги, поскольку сам являюсь членом Большого Круга, – гордо заявил бель. – Ты, конечно, можешь направить просьбу о принятии в Лигу магов. Но на совете Лиги ты должен будешь назвать своего учителя. Кроме того, если твой учитель не из служителей Первого Круга, тебе устроят экзамен. А экзаменатором будет, конечно, сам бель Озем…

Тут бель противно захихикал.

– Наш Главный хранитель трона очень любит экзаменовать начинающих магов. Впрочем, может, твой учитель как раз из Первого Круга? – Хакум словно вспомнил, что хотел кое-что выведать у меня. Но тут же забыл об этом, уносимый неистовым желанием болтать. – Если экзамен принимает сам бель Озем, а это будет именно так, то он проходит либо в его апартаментах в Лиге, либо во дворце Великого ханифа. И там, и там имеется Город… – Хакум снова захихикал.

– И что это за Город? – перебил я его смех.

– Сам узнаешь… – недовольно ответил он и тут же добавил: – Только из этого Города еще никто самостоятельно не выбирался!

– Так это что-то наподобие шестого Глаза Вечности? – поинтересовался я.

– Ну что ты! – возмутился бель. – Город может тебе настолько понравиться, что ты сам не захочешь из него уйти. А шестой Глаз Вечности – это… – Тут он зябко передернул плечами, а его лицо перекосилось. Я понял, что шестой Глаз Вечности – весьма неприятное место.

– Так посещение этого Города и есть экзамен на право вступить в Лигу? – спросил я внезапно присмиревшего беля.

– Нет! – тут же ответил он, обрадовавшись, что я не продолжаю разговор о шестом Глазе Вечности. – Совсем необязательно… И вообще, каким будет экзамен, если он будет, совершенно нельзя сказать заранее…

Тут он снова замолчал, словно тема была исчерпана.

– Бель Хакум, раз ты являешься членом Лиги и входишь в Большой Круг, объясни мне, что это такое – Большой Круг Лиги, – сменил я тему разговора.

Самодовольство снова вернулось к хозяину каравана. Он откинулся в кресле и заговорил:

– Когда президенту предстоит сложная работа, требующая большого напряжения сил, он посылает команду для создания Большого или Малого Круга. Сам он становится центром Круга, и вся имеющаяся у членов Крута Сила направляется в этот центр. Сила президента, его могущество возрастают неимоверно! Когда Круг создан, противостоять президенту практически невозможно! Посуди сам, в Малый Круг входят пять служителей Первого Круга. Уже это является могучим объединением. А в Большой Круг собираются вообще все члены Лиги. Ты можешь представить себе эту мощь?!

– А в центре Круга – бель Озем, – задумчиво уточнил я. – Слушай, а ты, наверное, хорошо знаешь самого президента Лиги. Охарактеризуй его, какой он человек?

Хакум немного помолчал, словно подбирая слово, а потом глухо проговорил:

– Страшный… – Он снова помолчал и продолжил, преодолевая самого себя: – И другим он быть не может. Иначе он не стал бы верховным адептом Ахримана, которому Черный бог вручил всю полноту магии.

«Вот так!» – мелькнуло у меня в голове.

Тут я обратил внимание, что мой собеседник, несмотря на принятые мной меры, начинает клевать носом. Да и у меня, собственно говоря, вопросы к нему закончились. Так что разговор можно было заканчивать. Поэтому я сочувственно поинтересовался:

– Благородный бель, я не слишком утомил тебя разговором? А то ведь завтра нам рано подниматься. Может быть, хочешь отправиться к себе?…

– Да… – утомленно проговорил Хакум, – пора, пожалуй, в постель, – и, не поворачиваясь, обратился к своему помощнику: – Бастаг, проводи меня в мою комнату…

Я приподнялся и легонько шлепнул Бастага по лбу. Он тряхнул головой, словно очнувшись от столбняка, а я, не давая ему разразиться вопросами, негромко приказал:

– Отведи почтенного беля в его комнату и не оставляй одного. Ночью ему может понадобиться помощь.

– Понял… – растерянно пробормотал он и бросился на помощь тяжело поднимавшемуся из кресла Хакуму.

Когда эта «сладкая парочка», опираясь друг на друга, выползла из моей комнаты, я щелкнул дверным замком, а потом еще наложил простенькое заклинание, позволяющее открыть дверь только изнутри. После этого я спокойно разделся и с чувством выполненного долга улегся спать.

Проснувшись рано утром, я в крошечной умывальне быстренько привел себя в порядок и спустился в обеденную залу. Там было еще пусто, хотя кухня уже работала, а стулья были сняты со столов и заняли свои рабочие места. Я уселся у ближнего к кухне столика и хлопнул в ладоши. На этот громкий звук из-за дверей кухни показалась встрепанная голова молоденькой девушки, которая, увидев меня за столом, тут же спряталась за дверь. Секунду спустя оттуда выплыла дородная женщина в скромном темном одноцветном халате и строгой головной повязке. Поверх халата у нее был повязан большой белоснежный фартук. Павой приблизившись к моему столу, она скромно опустила глаза и низким грудным голосом пропела:

– Досточтимый маг будет завтракать? – При этом в ее голосе сквозило некоторое удивление.

– Да… – весело ответил я, – досточтимый маг не откажется от плотного завтрака, и он не понимает, почему тебя это удивляет?

Она стрельнула в мою сторону блестящим глазом и неожиданно весело ответила:

– Значит, ты действительно не настоящий маг…

– Почему? – удивился я.

– Настоящие маги… Настоящие члены Лиги магов, – быстро поправилась она, – никогда не завтракают.

– Вот как? – Мое удивление возросло.

– Конечно! – Она откровенно веселилась. – Ведь ваш Черный бог говорит, что начинать день с наполнения собственного желудка недостойно мыслителя. Сначала необходимо наполнить свой разум…

– Дело в том, моя дорогая, что я действительно еще не член Лиги. А кроме того, я имею привычку опорожнять свой желудок и не имею привычки опорожнять свой разум. Так что мне полагается начинать свой день именно с наполнения желудка…

– В таком случае, – она старалась выдержать принятый стиль разговора, – твой завтрак немедленно будет подан. – Здесь она, не выдержав, фыркнула в кулак и, быстро развернувшись, двинулась на кухню. Через минуту оттуда появилась уже виденная мной девчушка с огромным подносом в руках. Расставив на столе принесенное угощение, она смущенно улыбнулась и, присев в некоем подобии книксена, прошепелявила: – Куфайте, позалуста… – А потом стрелой метнулась за дверь.

Завтрак был хорош, и я получил истинное удовольствие от еды. К концу моей трапезы в зале появился еще довольно заспанный хозяин постоялого двора. Я взмахом руки подозвал его к своему столу, а когда он не спеша приблизился, спросил:

– Не купишь ли ты у меня вот эту безделушку?… – И протянул ему маленький, но прекрасно ограненный рубин.

Сон из его глаз исчез моментально. Он ловким движением выхватил у меня из пальцев камень и принялся тщательно его осматривать. При этом я свободно читал на его физиономии, на сколько он собрался меня надуть.

– Даже и не думай… – тихо проговорил я, глядя мимо него.

Он вздрогнул и внимательно посмотрел в мою сторону. Я вздохнул, положил правую ладонь на столешницу, а потом приподнял ее над столом сантиметров на десять. Под моей ладонью сидел ярко-рыжий таракан таких размеров, что было, непонятно, как он вообще мог спрятаться у меня под рукой.

– Если ты меня обманешь хоть на цент, такие звери расплодятся в твоей таверне в неимоверном количестве… – сурово предупредил я, и беднягу хозяина буквально передернуло.

Он, конечно, не понял, что такое цент, но переспрашивать не стал, а воскликнул чуть дрогнувшим голосом:

– Что ты! Как я могу обмануть чародея. – Затем, зажав рубин в кулаке, он добавил: – Сейчас я принесу деньги… – и рысью двинулся к себе.

Минут через пять хозяин вернулся в зал. Выглядел он гораздо бодрее. Подкатив к моему столику, он положил передо мной два мешочка с монетами.

– Вот. – Он грациозно наклонил голову. – Я взял на себя смелость часть денег принести золотом, а часть более мелкими, серебряными монетами. – «А восемь золотых я оттяпал», – ясно читалось в его голове.

Я поднял мешочки за стягивающие их шнурки и медленно покачал их перед его носом. Затем снова положил правую ладонь на стол и вздохнул:

– Я ведь тебя предупреждал, а ты меня не послушал. – И после этого убрал ладонь.

Уже виденный хозяином таракан с невероятной скоростью рванул с места и в мгновение ока скрылся под дверью кухни. Но на его месте уже появился еще один, такой же. Этот экземпляр несколько задержался на старте, но потом с не меньшей скоростью направился в сторону лестницы наверх. Его место на столе занял третий, но в этот момент раздался вопль очнувшегося хозяина:

– Не-е-е-т!!!

Таракан замер на месте, а я спокойно повернулся к вопившему.

– Что – «нет»?

– Не надо, – сорванным голосом прохрипел бедняга. – Вот твои деньги… – И он протянул мне еще восемь золотых.

Я развязал свой мешочек с золотом и ссыпал туда монеты. А потом обратился к таракану:

– Ну что, дружок, хозяин сказал «нет» и подкрепил свое нежелание видеть тебя в своем заведении. Так что убирайся туда, откуда пришел.

И таракан медленно растворился в воздухе.

– А остальные два? – вымученно поинтересовался тараканий ненавистник.

– Что ж ты хочешь, чтобы я гонялся за твоими тараканами по всей твоей таверне? – возмутился я. – Раньше надо было думать!

– Так они же!… – снова прорезался голос у бедняги, но я не дал ему закончить.

– Передохнут через пару дней… может быть… Ну, в крайности, если уж они размножатся, будешь их жарить и подавать гостям как деликатес…

Тут я прекратил неинтересный разговор и встал навстречу входящему в зал има Ухтару.

– Как спали, почтенный има, – вежливо поинтересовался я у старика.

– О, спасибо, прекрасно… но, правда, мне очень неудобно, что я так неожиданно заснул вчера, прямо за столом. – Он смущенно улыбнулся.

– Ну что ты! Это как раз неудивительно – вчера был очень тяжелый и нервный день, – поспешил я успокоить его и тут же спросил: – Как себя чувствует твой сын? Он уже проснулся?

– Да, он проснулся и просит его покормить. – Ухтар растерянно оглядел пустующий зал. – Но, похоже, еще слишком рано…

– Ничего не рано, – решительно заявил я. – Сейчас мы все устроим. Выздоравливающему необходимо усиленное питание.

Я направился к дверям кухни и энергично постучал. Оттуда немедленно показалась голова девчушки, подававшей мне завтрак. Удивленно округлив глаза, она спросила:

– Тепе еще што-нибуть нуфно?

– Мне нужен еще один… Нет, еще два точно таких же завтрака!… И побыстрее.

Девчонка открыла рот, изумленно уставилась на меня и быстро прокартавила:

– Ты мофешь свопать еще два ваза по стойко!

– Я – нет… – успокоил я ее, – но завтрак необходим моему раненому другу и его родителям…

– А… – она успокоенно вздохнула, – щас… – И ее голова скрылась за дверью. Через несколько минут она снова показалась из дверей с еще одним подносом в руках. Быстро оглядев зал, она подняла на меня глаза и спросила: – Гте твой ваненый?…

– Пошли, – коротко бросил я ей и повернулся к има Ухтару: – В какой комнате вы остановились? – Старик быстро засеменил к лестнице, мы с девушкой поспешили за ним.

Комната, в которой расположились старики со своим мальчиком, располагалась на втором этаже, совсем рядом с моей. Когда мы вошли, Орзам сидел в кровати, прислонившись к высоко положенным подушкам, а Уртусан умывала его. Юноша выглядел гораздо лучше. Вчерашняя бледность сохранялась еще только под глазами. Взгляд его был совершенно ясен и пытлив. Стоило нам войти, он тут же вопросительно уставился на меня.

– Вот, сынок, это тот самый великий маг, который дважды спас тебе жизнь!… – заторопился има Ухтар со своими объяснениями. – Его зовут Илия…

Орзам посмотрел на своего отца, а потом снова на меня. Теперь в его взгляде вопроса было гораздо меньше, а вот интерес разгорался прямо на глазах. Я внутренне улыбнулся и, напустив на себя вид профессора медицины, двинулся к «пациенту».

– Ну-с, молодой человек, как мы себя чувствуем?… – Положив ему на лоб руку, я убедился, что никакого жара нет и в помине. Затем я медленно провел ладонью над обеими забинтованными ранами. Как и следовало ожидать, после удаления из ран яда они не представляли для юноши совершенно никакой опасности. Я удовлетворенно выпрямился, и в этот момент Орзам заговорил:

– Как ты думаешь, могу я сегодня встать?… – Он выжидающе смотрел мне в глаза.

– В общем-то да… – медленно, словно раздумывая, ответил я и краем глаза заметил, как Уртусан испуганно зажала себе ладонью рот. – Но на твоем месте я не стал бы торопиться. Ты же не собираешься путешествовать сегодня пешком, так зачем же тебе вставать, а тем более ходить. Полежи еще сутки, наберись сил. А чтобы тебе не было скучно, я поеду с тобой. Мы сможем о многом поговорить…

Он немного помолчал, раздумывая, а потом улыбнулся и произнес:

– Хорошо.

– Тогда давай завтракай, а то скоро дадут сигнал к выходу.

Девчонка сосвоим подносом была тут как тут, и через минуту Орзам уже вовсю уплетал свежеприготовленный завтрак, запивая его красным вином. Има Ухтар взял с подноса кусок лепешки и индюшачью ногу и, не сводя сияющих глаз со своего сына, закусывал стоя, а Уртусан вообще отказалась от еды.

С завтраком было покончено довольно быстро, после чего я предложил перебираться в повозку, считая, что на свежем воздухе выздоравливающему будет куда лучше, чем в маленькой гостиничной комнатке. Уртусан собралась очень быстро, похоже, она и не распаковывала багаж. Я взял юношу на руки, мы спустились вниз, прошли через уже заполнившийся обеденный зал и вышли во двор. Там има Ухтар с помощью местного конюха быстро выкатил из сарая свою повозку, и, пока они запрягали в нее верблюда, я аккуратно уложил Орзама. Уртусан подложила ему под спину подушки, так что он в пути мог спокойно обозревать окрестности.

Скоро вся наша компания уселась в повозку, с которой был снят навес, и принялась молча греться в ласковых лучах осеннего солнышка. А еще через полчаса во дворе уже вовсю топтались люди, собирая караван в дорогу. Последним из харчевни вышел бель Хакум в сопровождении своего начальника охраны. Бель явно не выспался и был не в духе. Проворчав что-то нечленораздельное, он тяжело взобрался на своего скакуна и, не оглядываясь на составлявшие караван повозки, медленно двинулся со двора. Караванщики, понукая запряженных и навьюченных животных, двинулись следом.

Наша повозка оказалась в голове каравана. Дорога была мягкая, утренний воздух свеж и прохладен, пустынная равнина снова расстелила перед нами свое необъятное пространство.

– Как быстро я привык к этой пустыне, – негромко проговорил Орзам. – Ведь мне, выросшему далеко на юге, она вначале казалась довольно страшной… А теперь мне кажется, что ничего прекраснее я не видел. И как она спокойна… Если бы человек мог достичь такого спокойствия…

– Интересное рассуждение, – откликнулся я. – Насколько я понял, ты был в учениках у чародея? Значит, должен знать, что для мага спокойствие – вещь самая необходимая. Неспокойный маг такого наворочать может, что потом пятеро спокойных не расхлебают…

– Интересно вы, магистры, рассуждаете… – улыбнулся он в ответ. – Требуете от учеников абсолютного спокойствия, а сами в любую минуту готовы взорваться…

– Так ведь так и нужно!… Быть абсолютно спокойным и в то же время готовым в любую минуту взорваться. И никакого противоречия здесь нет.

– Вот и бель Васар мне то же самое говорил… Только, наверное, я его недостаточно внимательно слушал… – Юноша пристально посмотрел на меня, потом перевел взгляд на разместившихся в передней части повозки има Ухтара и Уртусан. Затем он неторопливо посмотрел по сторонам и, убедившись, что рядом никого нет, тихо спросил: – А ты член Лиги?… Из какого Круга?…

– Нет, – спокойно ответил я, – я не член Лиги. Более того, я никогда ни у кого из членов Лиги не учился и недостаточно хорошо представляю себе, что такое Большой и Малый Круг.

– Ты не был учеником?! – изумленно уставился на меня Орзам. – Но как же ты тогда стал магом? – Он неожиданно откачнулся от меня и прошептал: – Да и маг ли ты?!

– Хм… – Я был слегка озадачен такой бурной реакцией. – Ты ведь тоже проявил свои способности, еще не будучи учеником чародея. Так был ты тогда магом?

Видимо, такая постановка вопроса ему в голову не приходила, он задумался, смешно наморщив нос. Но я не дал ему долго раздумывать.

– Смотри, – привлек я его внимание и, запустив руку в свой походный мешок, достал один из метательных ножей. Для моего собеседника нож в моей руке появился просто из воздуха. У него удивленно раскрылись глаза, а я продолжил «урок». – Когда я вступил в схватку с напавшими на ваш караван бандитами, в моих руках были шпага и дага. И подошедший ко мне после боя бель Хакум был очень удивлен тем, что мое оружие исчезло. Он, правда, не спросил, куда оно делось, но сразу понял, что имеет дело с владеющим Искусством.

Я убрал нож обратно в мешок, вернее, нож выскользнул из моих пальцев и пропал в воздухе. Орзам внимательно наблюдал за моими манипуляциями, а потом снова уставился на меня вопрошающими глазами.

– Так как, маг я?… – с усмешкой спросил я. Он, не сказав ни слова, кивнул головой.

– А то, что я не принадлежу к Лиге, должно тебя, наоборот, успокоить. Ведь насколько я понял, у твоего учителя с Лигой отношения тоже не сложились?…

– Откуда ты знаешь?… – осторожно поинтересовался он.

– Твой отец счел возможным рассказать мне свою историю. Заметь, – подчеркнул я, – свою, а не твою… Но твою историю и историю твоего учителя мне тоже хотелось бы знать.

– Зачем? – Паренек мне по-прежнему не очень доверял.

– У меня свои, очень крупные счеты к белю Озему. Поэтому для меня важна любая информация о нем и его окружении.

Орзам снова недоверчиво посмотрел на меня.

– Какие у тебя могут быть счеты к Главному хранителю трона и Верховному адепту Черного бога?

Эта фраза в его устах прозвучала так, словно я был камешком, предъявившим претензии к наступившей на меня лошади. Но тем не менее я ему ответил:

– Ты слышал, не так давно по приказу Озема была сожжена девушка?

– Да… Учитель рассказывал об этом случае. Как раз перед Нападением на его замок. Он был очень возмущен казнью служителя Второго Круга без вердикта высшего суда ханифата.

Я горько усмехнулся:

– Сожженная девушка, Злата… была моим большим другом…

– Так ты тоже с севера?… – встрепенулся Орзам.

– Да, я из тех же мест, что и она… – подтвердил я истину, суть которой паренек не понял. Да и не мог понять… Пока…

– Так что, можешь ты мне рассказать о своем учителе и его… трениях с президентом Лиги. Как я понял, именно Лига, ее Большой Круг прикрывали атаковавших ваш замок гвардейцев?…

Орзам откинулся на подушки и надолго задумался. Когда я уже решил, что парень не собирается больше со мной разговаривать, он снова приподнялся, огляделся и тихо проговорил:

– Хорошо, слушай… Только я сам знаю далеко не все.

Он еще с минуту помолчал и начал свой рассказ:

– Очень давно, около ста лет назад, мой учитель – бель Васар – и теперешний Главный хранитель трона бель Озем были учениками одного очень могущественного магистра. Именно в то время между ними и началось соперничество. Бель Озем всегда был первым учеником, и все это беспрекословно признавали. Вот только бель Васар, также признавая первенство Озема, вел себя слишком независимо. Он, например, был яростным противником использования при составлении магических заклинаний живой плоти и крови. Васар утверждал, что любая жизнь священна и отбирать ее, даже в самых высоких и благих целях, преступление.

Озем и смеялся над упрямым юнцом, и доказывал, что для мага главное – Искусство, и любое средство его возвышения и развития применимо. Однако Васар продолжал упрямо гнуть свою линию. Он единственный из девяти учеников никогда не ел мяса, не бил животных, не носил меховой или кожаной одежды. Более того, повзрослев, бель Васар начал утверждать, что и умершую своей смертью плоть нельзя использовать для создания заклинаний и магических артефактов.

Вот это уже окончательно вывело беля Озема из себя, и он вызвал Васара на поединок. Они оба к тому времени уже были членами Лиги, а поединки между членами Лиги запрещены. Но бель Озем предложил бескровный и не опасный для жизни вариант. Площадь во дворе замка Лиги была расчерчена на небольшие квадраты. Эти квадраты соревнующиеся маги должны были занять своими магическими созданиями, при этом разрешалось с помощью магии уничтожать создания противника.

На этот поединок собрался практически весь Большой Круг. И бель Озем этот поединок проиграл!

Я не знаю, как это получилось. На все вопросы, касающиеся этой давнишней истории, бель Васар отвечал шутками и смехом. Лишь однажды у него промелькнула такая фраза:

«Даже кровавый монстр любит, когда с ним обращаются по-хорошему…»

– Так что, твой учитель никогда и никого не убивал? – не выдержав, задал я вопрос.

Орзам бросил на меня еще один внимательный взгляд и ответил:

– Убивал… Но только защищая свою жизнь… Или жизнь доверившихся ему людей…

Затем он снова немного помолчал, словно вспоминая, на чем остановился, и продолжил:

– Так вот, бель Озем проиграл поединок, причем разгром был абсолютным. И после этого он пропал. Он ушел из столицы, и долгое время никто не знал, где он пропадал. О нем стали забывать, но через тридцать лет Озем вернулся… И всего лишь через год Великий ханиф назначил его Главным хранителем трона.

Через месяц после этого внезапно скончался президент Лиги. Это было настолько невероятно, что многие просто не хотели в это верить! За всю историю Великого ханифата Ариам это был первый случай смерти президента Лиги, до этого они всегда уходили в пустыню, назначив своего преемника! Тут же пошел слух, что к смерти президента приложил руку бель Озем. Но доказать ничего было нельзя, да и некому… Сам бель Озем, как занимающий должность Главного хранителя трона, тут же стал президентом Лиги.

Бель Васар всегда был далек от дворцовых дел, занимаясь исключительно теоретической и прикладной магией. Да и девять учеников требовали его постоянной заботы. Так что он не обратил никакого внимания на смену власти в Лиге и дворце. Его тоже никто не беспокоил – кому нужен был отшельник-маг, целиком погруженный в свое Искусство.

Но оказалось, что бель Озем не забыл о своем проигрыше и жаждал любой ценой взять реванш. Он хорошо подготовился к нападению, на своего противника. Две недели назад по всем городам ханифата было объявлено, что член Малого Круга, служитель Первого Круга бель Васар поклоняется запрещенному богу, а в его замке готовится заговор против Великого ханифа. Буквально на следующий день замок беля Васара был атакован ханифской гвардией, а прикрывал ее Большой Круг Лиги.

Здесь Орзам горько усмехнулся.

– Трудно защищать замок и стараться при этом никого не убить. Нам удавалось держать такую странную оборону в течение двух дней. После этого гвардейцы поняли, что из любых магических ловушек, поставленных защитниками, они выбираются живыми. Только объяснили они этот феномен совсем не человеколюбием беля Васара, а могуществом Большого Круга. Ну и как только они это поняли, пошли на приступ безбоязненно. А уж сами они никого из защитников не щадили.

Когда стало ясно, что долго нам не продержаться, бель Васар приказал мне принести из правой надвратной башни серебряный бочонок с Мутной Жидкостью – страшной вываркой из черной крови земли, способной перенести целый замок в другое место страны. Он сказал, что это последняя наша надежда. Но когда я спустился в подвал башни, она рухнула, похоронив меня под обломками. А сразу после этого я почувствовал, как дрогнуло основание подвала, и понял, что взорвалась главная лаборатория учителя.

Он помолчал и, снова бросив на меня косой взгляд, очень тихо добавил:

– Самое интересное, что бель Озем был прав – мой учитель действительно поклонялся запрещенному богу Ахуроматте. Именно отсюда берут начало все его «чудачества», именно такое отношение к жизни содержит учение Ахуроматты.

Орзам неожиданно резко поднял здоровую руку и нервно потер лоб.

– Еще двое суток я провел в подвале башни, а потом попробовал связаться со своим отцом. Все-таки не зря я полтора года провел в обучении у чародея, посвящая большую часть своего времени снам…

– Чему-чему?… – заинтересованно переспросил я.

– Снам… – повторил он и пояснил: – Я изучал заклинания хождений по чужим снам и даже составил два новых наговора. И учитель очень хвалил мою работу.

Так что мне удалось, несмотря на довольно большое расстояние, связаться сначала с моей кормилицей, а потом и с отцом. Они приехали очень быстро и вытащили меня из заваленного подвала.

Орзам пожал плечами и, немного помолчав, добавил:

– Вот, собственно, и все… С самим белем Оземом я не встречался и даже его ни разу не видел. Так что не знаю, насколько мой рассказ может быть тебе полезен…

– Угу, – задумчиво промычал я, а потом поинтересовался: – Значит, ты изучал заклинания хождения по снам?

– Да… – Паренек кивнул лохматой головой.

– И что это дает? Просто просмотр чужого сна?…

Тут он хитровато улыбнулся.

– Точно такой же вопрос я задал своему учителю, когда он предложил мне заняться этой проблемой… Он мне быстро доказал, что сон не просто малопонятные картинки и разговоры. Сон – это отпечаток состояния человека, сгусток его желаний, тревог, надежд… Если применить нужные наговоры, сон способен рассказать о спящем хозяине практически все!… Только я еще не слишком хорошо владею этим Искусством… – огорченно закончил он свое славословие сну.

– И ты можешь проникнуть в сон любого человека? Даже мага?… – Интерес к этому разделу магии у меня значительно вырос.

– Ну, если он не применяет специальной защиты… – неуверенно подтвердил Орзам.

– Очень много сил отбирает эта магия? – Мои вопросы становились все напористее.

– Совсем нет… Особенно если ничего не собираешься в чужом сне менять, а хочешь только подсмотреть этот сон…

– Так ты можешь и показать сон?! – Моему удивлению не было предела.

Юноша улыбнулся.

– Ну не то чтобы показать… А так, слегка изменить. Но, правда, после этого может сильно измениться настроение человека после сна.

– Очень интересно, – медленно проговорил я, а в это время в моей голове метались тысячи мыслей. И все их необходимо было обдумать.

Орзам устало откинулся на подушки, и Уртусан, словно почувствовав, что ее драгоценный мальчик утомился, мгновенно оказалась около нас.

– Может, ты поспишь?… – ласково предложила она, положив свою пухлую руку юноше на лоб и одновременно бросив на меня взгляд разъяренной кобры.

– Твоя кормилица совершенно права! – немедленно поддержал я ее. – Тебе просто необходимо поспать. А я немного поколдую над твоими ранами…

Взгляд Уртусан немедленно потеплел, и я счел возможным высказать еще одно пожелание:

– А тебя, уважаемая Уртусан, я попрошу сообразить что-нибудь питательное к его пробуждению. Хотя бы что-то вроде вчерашнего бульона…

Она только коротко кивнула. Я опустил глаза и увидел, что Орзам уже спит, едва слышно посапывая, словно маленький ребенок.

Я осторожно проверил его раны и нашел, что они прекрасно заживают. Потом я несколько усилил обмен веществ в его организме и увеличил выделение энергии. Конечно, он проснется голодным как волк, но об этом должна позаботиться Уртусан. Закончив свои манипуляции, я перебрался и передок повозки и устроился рядом с има Ухтаром. Мы помолчали, а потом он очень тихо спросил:

– Посоветуй мне, маг Илия, что я должен сделать?… Мой мальчик был учеником человека, ставшего злейшим врагом самого беля Озема. Я не верю, что Главный хранитель трона оставит без внимания отсутствие одного из учеников своего врага. Скорее всего моего мальчика уже ищут по всему ханифату…

– Но тебя почему-то не взяли под наблюдение люди Озема, хотя было известно, что ты отец Орзама? – перебил я взволнованного старика.

– Нет. Этого никто не знал. Мальчика забрали из семьи ночью, без всякой огласки. Соседям я, по совету беля Васара, сказал, что отправил сына в столицу учиться. А откуда берется у мага новый ученик, никого в Лиге не интересует, если самим магом было получено на это разрешение. Лига считает, что Дар уравнивает всех, и не важно, из какой семьи обладающий Даром. Скорее даже считается нескромным интересоваться прошлой жизнью мага или ученика. Если открылся Дар, человек начинает жизнь сначала. Иногда он даже новое имя берет!… Только вот теперь бель Озем очень заинтересован найти… моего сына живого или… мертвого. Что мне делать?!

Старый Ухтар смотрел на меня с тревогой и надеждой. И тут в моей голове из множества мельтешащих мыслей вывернулась одна. И она показалась мне самой стоящей! Быстренько обмозговав эту идею, я медленно проговорил:

– Лучший способ спрятать твоего сына – дать белю Озему найти его…

– Как?! – Има Ухтар от неожиданности выронил вожжи.

– Очень просто. Если бель Озем схватит твоего сына, то он будет в полной безопасности…

– Ты просто шутишь над моим горем… – подавленно выдавил старик и опустил голову. Я усмехнулся и слегка хлопнул его по плечу.

– Ты просто не понял меня, уважаемый има. Представь, что кто-то назовется спасшимся учеником беля Васара, и Озем схватит его. Будет после этого Главный хранитель трона разыскивать еще кого-то?

Старик поднял на меня изумлённые глаза.

– Да… Но кто же согласится пойти на верную смерть, а может быть, и на страшные муки?…

– Тот, кому необходимо встретиться с белем Оземом, – жестко ответил я.

– Тот, кому необходимо встретиться… – завороженно повторил има Ухтар. – Но где найти такого человека?…

– Считай, что ты уже нашел его… – снова усмехнулся я. – И постарайся больше не думать и не говорить ни с кем на эту тему.

Старик уставился на меня. На его лице сменяли друг друга изумление, страх и облегчение. Наконец он отвел от меня взгляд и молча уставился на пылящую дорогу.

В этот момент к нашей повозке неторопливо приблизился бель Хакум, сонно покачиваясь в своем седле. Несколько секунд он молча ехал рядом с бортиком повозки, а потом лениво повернул голову в нашу сторону и сделал вид, что только сейчас заметил меня.

– А-а-а… Самодельный маг… Здоров будь, – хрипловато поприветствовал он меня и поинтересовался: – Как себя чувствуешь?

– Спасибо, хорошо… – коротко ответил я.

– А я вот что-то после нашей вчерашней беседы никак проснуться не могу… – пожаловался он. – И о чем только мы вчера разговаривали?… Ничего не помню…

– Ну как же… – бодро ответил я, – ты же все меня о моем учителе выспрашивал. Кто он да сколько я у него в учениках хожу. Еще обещал мне протекцию у беля Озема устроить…

– Да?! – удивился Хакум. – Хм… Как есть все заспал…

– Ладно – «заспал»… Думаешь, я не понимаю… – Я вяло махнул рукой.

– Что ты понимаешь?! Что?… – Бель открыл свои припухшие глаза пошире.

– Да то, что вчера спьяну наобещал, а сам ничего сделать не можешь… – усмехнувшись, ответил я.

– Что это я такого тебе мог наобещать? – запальчиво поинтересовался бель.

– Ты когда услышал, кто мой учитель, пообещал, что запросто устроишь мне встречу с президентом Лиги и сам поддержишь мою просьбу о вступлении в ее ряды. Еще говорил, что ты моя единственная надежда. А как камушек увидел, так и вообще сказал, что я твой лучший друг и могу уже считать себя членом Большого Круга.

– Какой камушек? – Глазки беля Хакума открылись окончательно.

– Да вот этот… – И тут я выдернул прямо из-под носа у непроспавшегося хозяина каравана крупный, мягко засветившийся желтым топаз.

Теперь у беля открылись не только глаза, но и рот. Через секунду он спрятал свою пасть в рыжей бороде, притушил алчный блеск в глазах и недоверчиво произнес:

– Ты вчера вечером показывал мне этот камень?…

– Конечно! – нагло соврал я.

– И Бастаг его тоже видел?

– Я думаю, – на моей физиономии проявилась двусмысленная усмешка, – иначе с чего бы ему так странно подмигивать?…

– А мне он говорит, что ничего не помнит. Я, говорит, усадил тебя в кресло, а потом этот малый – ты то есть – тут же приказал: «Отведи беля к нему в комнату и не оставляй его одного»… Больше, говорит, ничего не видел и не слышал…

– Ну, это ты сам со своим человеком разбирайся, что он тебе голову морочит… – Я безразлично поскреб зачесавшееся колено.

– И разберусь, – сурово буркнул Хакум. Затем он, непроизвольно бросив еще один взгляд на мой кулак, в котором был зажат топаз, толкнул пятками своего верблюда и порысил в голову каравана.

Когда он достаточно удалился, я наклонился к има Ухтару и тихо прошептал ему на ухо:

– Вот я сделал первый шаг к тому, чтобы назваться твоим сыном.

– Сам Ариман послал тебя мне на помощь!… – прошептал старик в ответ.

– Не Ариман, а Ахуроматта, – тихо поправил я его. И мой тихий шепот едва не сшиб старика с облучка повозки на землю. Огромные очумевшие глаза немо уставились мне в лицо.

Старый Ухтар был настолько ошарашен, что молчал всю оставшуюся дорогу до Харкорума. Через два часа проснулся Орзам, и Уртусан покормила его, удивляясь и радуясь его аппетиту. Има Ухтар тоже с довольным видом оглядывался на сына, постепенно успокаиваясь.

В город караван вошел около полудня, когда солнце расположилось в зените и поливало землю совсем не осенним теплом. Городок был маленький, пыльный, но густонаселенный и шумный. Сразу за воротами караван свернул на узкую улочку, тянущуюся между городской стеной и небольшими деревянными домиками городской бедноты. Пройдя по этой улочке пару кварталов, караван повернул направо, на более широкую улицу и почти сразу вышел к гостинице с примыкающим к ней обширным двором и хозяйственными постройками. Весь этот «гостиничный комплекс» был обнесен крепким забором.

Повозки и навьюченные животные медленно входили во двор гостиницы, а бель Хакум хмуро сидел на своем верблюде у ворот, наблюдая за размещением каравана. Когда наша повозка въехала в ворота, он толкнул пятками своего скакуна и, приблизившись, негромко пробурчал:

– Илия, освободишься – подойди ко мне…

Я молча кивнул и бросил взгляд на лежавшего в повозке паренька. Тот внимательно наблюдал за рыжебородым белем.

Има Ухтар остановил свою повозку посреди двора, и на этот раз я разрешил Орзаму самому дойти до входной двери гостиницы. Этот его поход завершился вполне благополучно, юноша чувствовал себя вполне окрепшим и настоял на том, чтобы обедать в общем зале. Отец, сын и кормилица разместились за столом, а я вышел во двор и подошел к белю Хакуму. Он все так же торчал у ворот, хотя весь караван был на дворе. Я понял, что он дожидается меня. Как только я подошел, он негромко заговорил:

– Я не знаю, откуда ты таскаешь шпаги, ножики, камушки, но если это все твое…

– А почему ты в этом сомневаешься? – перебил я его.

– Потому что обычно человек держит свое имущество при себе… А у тебя руки все время пустые… Ты вообще не имеешь багажа… Откуда я знаю, может, ты при помощи магии достаешь все, что тебе нужно, прямо из казны Великого ханифа?!

– Разве специалисты Лиги не охраняют ханифскую казну от подобного рода посягательств? – усмехнулся я.

Бель недовольно сморщился и продолжил, сменив тему:

– Кроме того, очень подозрительно, что ни я, ни Бастаг не помним содержания ночного разговора… – Он колюче взглянул на меня.

– Тут я с тобой согласен, – кивнул я утвердительно. – Не менее подозрительно то, что после твоего угощения на има Ухтара и на меня напала такая жуткая сонливость. Ты помнишь, мы заснули прямо за столом, так что я даже не помню, как оказался в своей постели…

Бель напряженно засопел, сообразив, что разговор опять принимает неприятное направление.

– Ладно, – перебил он меня, – я, собственно, о другом хотел поговорить. Тот камешек… ну, который ты мне показывал дорогой… ты что, действительно мне его предлагал?…

– Конечно! Только ты сказал, что вперед ничего не берешь…

– Что, так и сказал?! – Пораженный бель выпучил глаза.

– Да я сам удивился, – пожал я плечами.

– Видимо, я вчера вечером чем-то отравился, – задумчиво констатировал Хакум. – И что я тебе обещал?… Только поподробнее…

– Я тоже не слишком точно помню… – неуверенно ответил я. – В общем, разговор шел о том, что ты мне устроишь аудиенцию у беля Озема. Правда, согласился ты это сделать только после того, как я рассказал тебе о своем учителе.

– Так, стало быть, учитель у тебя все-таки есть?… – Бель был явно заинтересован. – Почему же он не может тебя сам представить Лиге?

– Потому что учитель у меня был… – многозначительно ответил я, – а теперь его не стало…

Тут до беля Хакума дошло, что могла означать описанная мною ситуация. Глазки его округлились, словно он опять увидел мой топаз. Облизнув свои узкие губы, он сказал слегка дрогнувшим голосом:

– Ладно, можешь считать, что мы договорились. Я постараюсь устроить тебе встречу с Главным хранителем трона…

По незаконченности его фразы я понял, что он ждет подтверждения в отношении моей благодарности. И я не стал обманывать его ожиданий.

– Тогда, бель, можешь считать камешек своим…

Бель слегка пожевал губами. Видимо, он ожидал, что я тотчас вручу ему драгоценность. Но не дождавшись от меня такой глупости, он глухо буркнул:

– Договорились… – И, тронув своего верблюда, направился прочь со двора в сторону центра города.

Я вернулся в гостиницу и буквально при входе столкнулся с насупленным Бастагом. Начальник нашей охраны хотел, видимо, проскочить мимо, но я схватил его за плечо и громко спросил:

– Куда торопимся, почтеннейший?…

– Никуда не торопимся, – грубо огрызнулся он и, стряхнув мою руку, добавил: – Обедай давай, а то через полчаса выступаем.

– Да разве почтенный бель Хакум успеет закончить свои дела в этом городе за полчаса? – удивился я.

– Успеет… – хмуро бросил он и заторопился прочь. Я вернулся на свое место за столом има Ухтара и едва успел проглотить свой обед, как в зал буквально ворвался Бастаг и громким начальственным голосом прокаркал:

– Собирайтесь быстрее, караван сейчас отправляется!…

Народ вокруг заволновался и зашумел. Похоже, столь неожиданное отправление многим нарушило планы. Но начальник охраны, оглядев зал круглыми злыми глазами, еще раз повторил:

– Быстрее!… – и вышел за дверь.

Орзам вполне самостоятельно, лишь слегка опираясь на плечо своей кормилицы, вернулся к повозке и снова устроился в ее задней части. Мы с има Ухтаром расположились на передке. Люди торопливо рассаживались по повозкам или седлали верховых животных, но четверо путешественников решили задержаться в городе. Сейчас они громко ругались с белем Хакумом, требуя, чтобы он вернул им часть денег, уплаченных за право присоединиться к его каравану. И самое интересное – через пару минут после начала скандала бель Хакум вытащил из-за отворота своего халата толстый кошелек и зло сунул каждому из скандалистов по большой монете. Те, ворча, вернулись в гостиницу, а «щедрый» бель засунул кошелек обратно на нагретое место и тронулся со двора.

«Интересно, что заставило этого сквалыгу вернуть плату?…» – мелькнул у меня в голове вопрос. Но поскольку узнать сию загадку не представлялось возможным, я перестал думать об этом случае.

Когда мы уже покинули город, хозяин каравана приблизился к нашей повозке и довольно пробурчал, обращаясь ко мне:

– Считай, что твое дело решено… Завтра утром бель Озем примет тебя в своем кабинете во дворце Великого ханифа… Когда я получу обещанное?…

– Как только я переступлю порог дворца… – лукаво улыбнулся я.

Бель хмыкнул и направился на свое место во главе каравана.

Теперь мы двигались гораздо быстрее. Има Ухтар, поторапливая своего верблюда, пробормотал, явно обращаясь ко мне:

– Похоже, наш хозяин хочет сегодня к ночи успеть в столицу… Ишь как гонит караван…

– А что, разве мы должны были прибыть туда позже? – спросил я, радуясь, что старик вполне успокоился и снова начал разговаривать со мной.

– Мы должны были пробыть в Харкоруме на менее пяти часов, заночевать в придорожной таверне на полпути к столице и прибыть в Сарканд завтра утром. Видимо, что-то случилось…

И словно услышав слова отца, сзади раздался голос Орзама:

– Отец, что-то случилось?…

Я оглянулся и сразу понял, что юноша заволновался. Это могло отразиться на его выздоровлении, поэтому я быстро переместился в задний конец повозки. Не обращая внимания на настороженный взгляд Уртусан, сторожившей своего воспитанника, как курица цыпленка, я положил ладонь на лоб Орзама и тихо пробормотал успокаивающее заклинание. Тело юноши сразу расслабилось, но глаза смотрели на меня, словно уговаривая объяснить, что произошло.

– Ты, наверное, сам понял, что бель Хакум повел караван быстрее, – спокойно произнес я. – Твой отец считает, что он хочет попасть в столицу уже сегодня к вечеру…

– Зачем?…

Я улыбнулся. Мне импонировала серьезность и любопытство этого молоденького ученика чародея. Он немного напоминал меня самого лет этак пятнадцать назад, когда я только познакомился с дедом Антипом. Кроме того, паренек прекрасно держался, несмотря на то что ему пришлось пережить и на полную неизвестность впереди.

Поэтому я ему спокойно ответил:

– Бель Хакум в разговоре со мной похвастал, что он является членом Большого Круга…

– Он врет… – перебил меня паренек.

– С чего ты это взял? – немедленно поинтересовался я.

– Первое, чему меня научил бель Васар, – это распознавать магов Лиги. Я могу отличить члена Большого Круга от простых жителей буквально с первого взгляда! – уверенно ответил он.

– Интересно… – протянул я. – Но об этом потом… Так вот, узнав от беля Хакума, что он член Лиги, я попросил его устроить мне встречу с ее президентом.

– С белем Оземом?… – переспросил Орзам.

– Именно с ним, – подтвердил я. – За это я пообещал ему маленький подарок. Только что он сообщил мне, что договорился о моем свидании с белем Оземом…

– Он врет, – повторил Орзам. – Он просто хочет получить обещанный подарок.

– Не думаю, – возразил я. – Если только ему удалось связаться с Саркандом…

– Это очень просто, – снова перебил меня Орзам, – достаточно подойти к любому из магов Лиги, живущему в городе, и он при наличии действительно серьезной причины немедленно свяжется с замком Лиги.

– Ну, тогда бель Хакум говорит правду…

– Не думаю, – возразил юноша. – У беля Хакума не может быть достаточных оснований для разговора с Лигой. Если только… – И он с тревогой посмотрел на меня, а потом на свою кормилицу. Я очень хорошо понял, какая мысль пришла ему в голову.

– Нет, молодой человек, – успокоил я его. – Я не для того спасал тебя, чтобы выдать нашему общему смертельному врагу. Бель Хакум действительно сообщил, что в его караване едет ученик беля Васара. Только при этом он имел в виду меня…

– Как – тебя?! – изумленно пролепетал парнишка, а его кормилица широко раскрыла свои темные, совсем по-молодому блеснувшие глаза.

– Я ему сказал, что хочу вступить в Лигу, но меня некому представить, поскольку мой учитель внезапно умер… Он, конечно, догадался, кто должен быть моим учителем. Сообщив об этом, наш благодетель, бель Хакум, убивает двух зайцев: получает подарок от меня и благодарность от беля Озема. Вот поэтому он так и поспешает.

Я немного помолчал, с удовольствием наблюдая, как на лице мальчишки изумление сначала сменяется облегчением, а потом все более нарастающей тревогой, а потом строго добавил:

– А тебя, молодой человек, я убедительно прошу забыть о том, что ты где-то и когда-то учился магии. Ты просто возвращаешься домой из не совсем удачного путешествия, предпринятого с целью повидать свет!… Ясно?!

Он кивнул, а потом торопливо возразил:

– Нет! Так нельзя!… Тебе ни в коем случае нельзя встречаться с Главным хранителем трона! Ты просто не представляешь, что тебя ожидает!… – В его голосе звучало отчаяние.

Меня тронула его тревога, но ответил я сдержанно, даже сурово:

– Мне очень нужно попасть во дворец Великого ханифа и встретиться с белем Оземом. И делаю я это совсем не ради удовольствия и не в целях мести. Хотя право на месть у меня имеется. И ты, мой друг, можешь мне очень помочь…

– Я готов… – сразу откликнулся Орзам.

– Господин, мальчик еще так слаб!… – одновременно с ним воскликнула Уртусан.

Я с улыбкой взглянул на обоих, а ответил пожилой встревоженной женщине:

– Во-первых, уважаемая, твой мальчик замечательно поправляется и вполне окреп, а во-вторых, я не потребую от него каких-то необычайных подвигов…

Затем я повернулся к Орзаму и объяснил:

– Я встречаюсь с белем Оземом завтра рано утром. Если сможешь, попробуй сегодня ночью пройтись по его снам. Неплохо было бы узнать, чем он живет и, кроме того, если удастся, поселить в его душе неуверенность… этакий иррациональный страх и необъяснимое сомнение. В общем, нарушить душевное равновесие. Как, сможешь, ученик?…

Орзам улыбнулся и ответил:

– Постараюсь…

– Ну вот и прекрасно, – улыбнулся я в ответ. – А сейчас отдыхай и набирайся сил. – Я еще раз провел ладонью по его лбу и полез обратно на передок повозки.

Наш уменьшившийся караван быстро продвигался вперед. Казалось, все караванщики поняли, что бель Хакум без сожаления бросит любого отставшего, лишь бы успеть дотемна в столицу. Правда, в такой близости от Сарканда напороться на разбойничью шайку было маловероятно, но тем не менее все старались удержаться в заданном темпе.

Вскоре вдали показался, быстро накатился и остался позади небольшой постоялый двор, где, по словам старого Ухтара, мы должны были ночевать. Пустынная степь, по которой двигался наш караван, как-то незаметно подстелила под колеса повозок и копыта верховых верблюдов сухую бурую пыль разбитой дороги. По ее краям стали возникать небольшие селения, состоявшие из довольно ветхих домишек. Вдалеке от дороги начали появляться рощицы и перелески.

Солнце склонилось уже довольно низко. Пыльная степная дорога превратилась в хорошо наезженный широкий тракт. Кроме нашего каравана, на ней появились и другие путешественники, в том числе много верховых на самых обычных лошадях. Очень часто по обочинам дороги попадались различного рода питейные и закусочные заведения. И все их опытный има Ухтар называл почему-то чайными. В порыве откровенности он поделился со мной своей мечтой – побывать в одной известной чайхане в Сарканде, где, по слухам, снова начал петь знаменитый поэт и музыкант Ширван.

Как только он назвал это имя, перед моими глазами снова встало пламя костра, над которым стояла Златка со сведенными за спиной руками, и юноша, падающий на мощеную площадь со стрелой в горле. А старик с восторгом рассказывал:

– Я слышал Ширвана только однажды, очень давно, когда он был совсем еще мальчишкой… Ты знаешь, Илия, Ширван не мог петь несколько последних лет, ему горло обожгли. И вот теперь он снова дает концерты. Говорят, какая-то девчонка с севера вылечила его горло. Просто невероятная история…

– Отчего же – невероятная, – через силу ответил я. – Именно так все и было… Только Ширван уже больше не выступает… И никогда не будет выступать. Замолк ваш «серебряный голос».

– Почему? – удивленно и недоверчиво спросил старик.

– Убили Ширвана…

– Кто?!

– Ханифские лучники. Девушку, которая его вылечила, по приказу беля Озема поставили на костер, а Ширван хотел ее освободить. Вот его и застрелили…

Има Ухтар повесил голову и замолчал. Он так больше ни слова и не сказал до самого въезда в город. Я не нарушал его молчания. Наконец, когда в вечерних сумерках показались городские ворота, я краем уха расслышал его тихий-тихий шепот, сложившийся в знакомое: «Мы спали и ели, мы ели и спали…»

Остановился караван на окраине города на маленьком постоялом дворе. Прежде чем мы успели слезть с повозки и размять затекшие от долгой и тряской дороги ноги, ко мне подскакал бель Хакум и предупредил:

– Завтра на восходе солнца я буду ждать тебя во дворе… Готовь камень… – И он тут же покинул караван, ускакав в центр города.

Има Ухтар остался во дворе заниматься устройством на ночь верблюда и повозки, а мы направились в дом. Там мы обнаружили маленького радушного человечка, оказавшегося хозяином этого заведения. Он быстро разместил нас по комнатам и пообещал «ханифский» ужин. Мне, собственно говоря, совершенно нечего было делать в отведенной мне каморке с одной узкой кроватью, поэтому я спустился в общий обеденный зал. Заняв место возле стойки, я попросил бокал легкого белого вина и принялся ждать обещанный ужин, от нечего делать разглядывая немногочисленных посетителей.

Постепенно в зале начали собираться путешественники, прибывшие с нашим караваном. Они занимали столики и обменивались веселыми замечаниями по поводу сегодняшней гонки. В общем-то все были довольны, что добрались до столицы на полсуток раньше. Наконец в зале появились и мои попутчики. Мы уселись за один столик и через несколько минут получили действительно великолепный ужин.

Орзам, несмотря на явное волнение, ел с отменным аппетитом. Я также отдал дань кухне нашего хозяина и его винному погребу, особенно уже попробованному мной белому вину. Разговор шел достаточно вяло и как-то ни о чем. Только в конце ужина я задал интересовавший меня вопрос:

– Орзам, когда ты думаешь попробовать?…

– Не раньше трех-четырех часов ночи… Именно в час черного козла людей посещают чистые сны…

– Чистые?… – не понял я.

– Чистыми мой учитель называл сны, в которых отображаются истинные устремления человека… Его подлинное лицо… До часа черного козла человек еще недостаточно погружен в сон и его сновидения носят поверхностный характер, отображают, как правило, события совсем недавнего прошлого. После часа черного козла спящий выходит из глубин сна и уже может контролировать сновидения. Опытный маг может даже почувствовать наличие в своем сне чужой воли…

– А можно мне присутствовать при твоем… опыте? – попросил я.

Юноша смущенно улыбнулся и ответил:

– Я сам хотел просить тебя посидеть рядом со мной. Мне может понадобиться помощь…

– Тогда я к трем часам подойду… – предложил я.

– Лучше к половине третьего. Как раз в это время колокол на главных часах отбивает вторую стражу.

После этого Орзам поднялся и в сопровождении своей кормилицы отправился в свою комнату. Мы с има Ухтаром посидели еще немного и также разошлись по своим комнатам.

Я понимал, что назавтра мне предстоит очень тяжелый день, и поэтому необходимо отдохнуть. Быстро раздевшись, я юркнул под одеяло, настроившись проснуться по удару часового колокола.

Заснул я практически мгновенно и спал спокойным сном без всяких сновидений. Когда я проснулся, над темными городскими крышами плыл тяжелый отголосок колокольного удара. Вторая стража! Я быстро оделся и вышел в коридор. У двери стояла Уртусан, явно дожидаясь моего появления. Когда я подошел, она тихим умоляющим голосом прошептала:

– Я прошу тебя, господин, не давай моему мальчику долго колдовать. Он еще так слаб…

Неожиданно для себя я погладил пожилую женщину по темным с проседью волосам и ласково ответил:

– Не волнуйся за своего питомца, я не собираюсь причинить ему вреда…

– Я знаю, господин. – Ее глаза блеснули слезой в темноте коридора. – Я знаю… – И она посторонилась, пропуская меня в комнату.

Орзам был один. Его небольшая комната была слабо освещена прикрепленной к спинке кровати свечой. На голом полу розовым мелком был нарисован неровный круг, разделенный корявыми линиями на семь достаточно равных частей. В центре этого круга стояла небольшая белая фарфоровая чашка. Когда я вошел, Орзам, до пояса раздетый и натертый какой-то блестящей мазью, молча кивнул в сторону кровати. Я быстро прошел и уселся на указанное место. Юноша развязал завязки маленького холщового мешочка, который он держал в руках, и насыпал в чашку щепотку серой, странно поблескивающей пудры. Затем он спрятал завязанный мешочек в небольшую котомку, которую я раньше никогда у него не видел, и достал оттуда большое драже, поблескивающее розовой глазурью.

Повертев эту конфетку между пальцами, он повернулся в мою сторону и негромко проговорил:

– Во время своего хождения я буду сидеть на полу… Если я начну сильно раскачиваться или повалюсь на пол, тебе надо будет быстро привести меня в чувство… Правда, я не могу тебе сказать, как это делается, это всегда делал мой учитель. Но мне почему-то кажется, что ты сможешь это сделать…

Я только молча кивнул.

Орзам уселся по-турецки на голый пол возле розового круга, с секунду, словно в чем-то сомневаясь или что-то вспоминая, молча посидел, а затем сунул в рот свою карамельку. После этого он закрыл глаза и минуты три сидел совершенно неподвижно. И вдруг все его тело сотрясла судорога, волной прошедшая от шеи до согнутых ног. Его глаза открылись, и он уставился на указательный палец своей поднятой правой руки. Через секунду над этим пальцем появилось маленькое пламя. Было похоже, что горит ноготь на пальце. Орзам наклонился вперед и сунул палец в белевшую на полу чашку. Несколько секунд ничего не происходило, а потом юноша снова выпрямился и положил свою руку на колено. Никакого пламени на пальце уже не было, а из чашки пополз слабый язычок сероватого тумана.

Очень быстро этот язычок превратился в довольно плотное облачко, которое закучерявилось над чашкой переливающейся шапкой. Неожиданно из облака выметнулся серый шлейф, который, словно живой, принялся ощупывать пол вокруг чашки, постепенно смещаясь в сторону юноши. Он будто бы вслепую пытался отыскать верное направление. Через мгновение этот шлейф замер, поймав направление на сидящего юношу, а затем все волнующееся серое облачко стало медленно перетекать через края чашки. Мне даже показалось, что чашка слегка наклонилась, словно перекинувшийся через ее край сероватый шлейф внезапно отяжелел. Облачко узкой струйкой потекло к Орзаму, а со дна чашки поднимались все новые и новые бледно-серые клубы.

Вот серая пелена слегка коснулась подогнутых ног и, разделившись на два ручейка, поплыла по ним тоненькими струйками. Достигнув тела, эти струйки начали подниматься вверх, охватывая обнаженный, масляно поблескивающий торс юноши двумя встречными спиралями. Когда эти спирали достигли его горла, я испугался, что они задушат Орзама, но он продолжал спокойно, с закрытыми глазами сидеть в своей неудобной позе, и его дыхание ничуть не нарушилось.

Несколько мгновений охватывающий его горло туманно-серый шарф набухал и уплотнялся, а затем из этой движущейся, перекатывающейся мути резко выметнулись два узких рукава, и, перечеркнув накрест лицо Орзама, скрыли его закрытые глаза и охватили его голову плотным туманным кольцом. Теперь молодой человек был перехвачен, словно спеленат серыми, туманно-дымными жгутами, которые перемещались по его телу, не расплываясь и не рассеиваясь.

Чашка, будто некий химический реактор, непрерывно производила все новые и новые порции этого тумана, который тянулся к человеческому телу, а затем обтекал его в раз и навсегда заданном маршруте. Это движение было явственно видно, и при этом совершенно непонятно, куда девался туман, прошедший весь отмеренный ему путь после того, как он обвивал голову юноши. Во всяком случае,образовавшееся вокруг его головы дымное кольцо не увеличивалось и не уменьшалось, продолжая медленно вращаться двумя строго разделенными потоками навстречу друг другу.

В комнате стояла оглушающая тишина, посреди которой эта неподвижная и в то же время находящаяся в непрестанном движении фигура выглядела странно и… страшно.

Через несколько то ли мгновений, то ли часов, в течение которых я не отрываясь смотрел на неподвижного Орзама, мои глаза начали слипаться, а голова тяжело клониться вниз. Я засыпал, завороженный этим переливчатым дымно-серым безмолвным движением.

Ну со своей сонливостью я справился быстро, все-таки кое-какая подготовка у меня тоже была. Кроме того, я принялся, правда очень осторожно, прощупывать природу этой подвижной туманной пелены. Довольно быстро до меня дошло, что эта интересная субстанция каким-то образом накоротко замыкает пространство между охваченным ею мозгом и неизвестным объектом, расположенным довольно далеко от местонахождения мозга-рецептора. При этом она служит еще и проводником для непонятно откуда идущих импульсов. Впрочем, как я понял, разрушить структуру этой туманной суперпроводящей системы ничего не стоило, достаточно было сложить простое заклинание на чистом русском языке – этакий детский стишок. Поняв это, я даже довольно усмехнулся.

Между тем времени с момента начала нашего смелого эксперимента прошло довольно много. Правда, я не слишком волновался – Орзам сидел совершенно неподвижно, ни о каком «раскачивании» не было и речи. И все-таки ему уже следовало закончить свое путешествие по чужому сну. И словно в ответ на возникшее у меня беспокойство лицо Орзама внезапно исказила судорога, будто он получил сильный удар, а тело резко наклонилось влево. Я, собственно, даже не понял, как он сумел сохранить равновесие при таком качке. Но жирно поблескивающий торс медленно выпрямился и снова застыл в своей привычной позе. Прошло еще несколько минут, и его лицо снова свела судорога. Я не стал дожидаться последствий этого «удара», а быстро пробормотал составленное заклинание.

В то же мгновение чашка, стоявшая на полу, с громким звоном раскололась пополам, и распавшиеся осколки словно подбросили вверх последнюю порцию серого тумана. Обвивавшие тело Орзама туманные жгуты порвались в нескольких местах, и целенаправленное прежде движение внезапно стало хаотичным. Туманные хвосты разлетелись в разные стороны, как будто потеряв смысл своего движения. Дымное кольцо, охватывавшее голову юноши, просто поднялось вверх хлопком дыма и рассеялось в воздухе. Орзам открыл глаза и заморгал, как только что проснувшийся человек от яркого света.

Я подскочил к нему и помог подняться. Затем, сопроводив его к кровати и уложив под одеяло, я присел рядом и молча посмотрел ему в глаза. Орзам не выглядел усталым. Казалось, он действительно только что проснулся. Но на его лице было некоторое ошеломление, как у человека, который не помнит, где и как он заснул и почему находится именно здесь.

Однако это его состояние длилось достаточно недолго. Скоро он вполне осмысленно посмотрел в мое лицо и неожиданно спросил:

– Как ты догадался вытащить меня именно в это момент?…

– В какой момент? – не понял я.

– Понимаешь, я вдруг почувствовал, что бель Озем догадался о чьем-то присутствии в своем сне. И именно в этот момент меня из его сна буквально выдрали!…

– Хм… – Я, признаться, был слегка удивлен. – А ты сам что, не можешь покинуть чужой сон?

– Могу, но это довольно долгий, постепенный процесс. Ведь входишь в чужое сновидение медленно и осторожно, и выходить из него приходится так же. А тут – мгновенное изъятие. Я не представляю, как себя чувствует бель Озем!…

– Ну, мы, пожалуй, не будем беспокоиться о его здоровье, – усмехнулся я. – Лучше, если тебе не трудно, расскажи, что ты там увидел и сделал?…

Он потер пальцами виски и улыбнулся.

– Мой рассказ будет несколько сумбурным, так что не обессудь…

– Зато это будет рассказ по горячим следам, а значит, самым непосредственным и точным… – парировал я с точно такой же улыбкой.

– Хорошо, слушай… – Орзам на секунду задумался, а потом продолжил: – Я думаю, что бель Озем сегодня очень поздно лег в постель, потому что когда я проник в его сновидение, там мельтешили какие-то неясные образы, совершенно не связанные в какую-либо последовательную картину. Может, это было и к лучшему – я успел спрятаться, раствориться в этих туманных картинках, и когда пришел чистый сон, меня уже нельзя было обнаружить, и я не нарушал хода сновидения. А сон был следующий.

Высокий плечистый мужчина, с волосами цвета воронова крыла, стоял у подножия высоченной горы. Дул сильный порывистый ветер, и просторный белоснежный балахон с откинутым капюшоном трепало и рвало на высокой фигуре. Но мужчина не обращал внимания на бушующую вокруг него стихию. Все его внимание было приковано к вершине горы, на которой расположился человек, едва различимый на таком расстоянии. Между тем стоящий внизу точно знал, что тот, наверху, сидит на ковре, расстеленном прямо на камнях, в расслабленной позе, облокотясь на твердый, туго набитый валик, и рассеянно смотрит в небо.

– Ты знаешь, – Орзам отвлекся от виденного сна и быстро взглянул на меня, – этот мужчина из сна был совершенно не похож на беля Озема, но тот почему-то отождествлял себя с этой величественной фигурой. Так вот, это странное наблюдение длилось несколько секунд, а потом черноволосый гигант опустил глаза и пробормотал: «Пора!…»

И мгновенно из ниоткуда появилось огромное количество маленьких юрких человечков, которые словно муравьи побежали цепочками по склону горы в разных направлениях. Некоторые из них несли какие-то непонятные инструменты, некоторые – большие корзины. Иногда двое-трое из них тащили огромное бревно или какую-то замысловатую конструкцию. Первое время вся эта суета представлялась совершенно бессистемной, но постепенно я понял, что вся эта огромная армия человечков роет множество крошечных тоннелей в горе. Они трудились без отдыха, не останавливаясь и не разговаривая друг с другом. Порой некоторые из них падали прямо посреди своего движения и больше не шевелились. Этих небрежно отбрасывали в стороны двигавшиеся следом. А пару раз огромная черноволосая фигура наклонялась над суетящимися малютками и коротким щелчком толстых пальцев отшвыривала некоторых из них в сторону, словно они мешали остальным. Все, кого коснулись эти страшные пальцы гиганта, больше уже не двигались.

Сначала я не понимал, в чем суть и цель этой суетливой деятельности. Мне даже пришлось слегка высунуться из-за своего прикрытия, чтобы получше рассмотреть, что творится вокруг. Но черноволосый тут же бросил взгляд в мою сторону, и я поспешил спрятаться. Только постепенно до меня дошло, что человечки роют гигантский подземный ход, по которому их огромный повелитель сможет забраться на самую вершину горы.

Хотя сновидение длилось всего несколько минут, черноволосый начал проявлять нетерпение. Действительно, по меркам сна сооружение подземного хода шло очень медленно. Гигант начал нервничать и все чаще «наказывать» щелчками копошащихся малышей. Это было страшно, потому что в ткань сновидения начала вплетаться кровь. Теперь упавшие фигурки пятнали камни и траву вокруг себя красным. Именно в этот момент бель Озем впервые вмешался в ход своего сновидения. Он попытался остановить гиганта или хотя бы умерить его кровожадность.

Орзам снова взглянул на меня и снова отвлекся от событий сновидения, чтобы пояснить свои ощущения.

– Было такое впечатление, что бель Озем пытается остановить, окоротить себя самого… И это у него не слишком получалось. – Орзам секунду помолчал и продолжил свой рассказ:

– И все-таки подземный ход постепенно уходил в глубь горы. А лежащий на ее вершине по-прежнему не обращал внимания на суету у ее подножия. Почему-то это доставляло черноволосому странную радость и удовлетворение. Словно он рассчитывал именно на такое поведение лежащего на вершине. Словно именно такое поведение обеспечивало успех его усилиям. Именно в этот момент я попытался вмешаться и слегка изменить ткань сновидения. – Здесь паренек едва заметно усмехнулся.

– Ну-ну, и что же ты сделал?… – Мой неподдельный интерес пришелся ему по вкусу.

– Сначала я обрушил часть уже прорытого хода. Правда, при этом завалило довольно много мелюзги. – Его лицо огорченно нахмурилось. – Поэтому больше ничего я обрушивать не стал, а начал понемногу рассеивать эти стройные рабочие колонны. Они перестали тупо шагать друг за другом и сосредоточенно суетиться в своих тоннелях. Они начали разговаривать друг с другом, присаживаться, а то и укладываться, устраивая себе отдых.

Великан бросился наводить порядок среди своих рабов, и в этот момент сидевший наверху наклонился над пропастью и внимательно посмотрел вниз…

Это было мое лучшее действие. Оно страшно расстроило и встревожило черноволосого. Но, к сожалению, именно в этот момент он почувствовал мое присутствие и принялся озираться в поисках «вредителя». Я постарался запрятаться еще глубже, но он мгновенно определил мое местонахождение и направился прямиком ко мне… И в этот момент ты меня выдернул…

Мы немного помолчали, а затем я спросил:

– И как ты объяснишь этот сон?

Он снова улыбнулся.

– Я думаю, что бель Озем совершенно потерял всякую опаску и поэтому это сновидение необычайно чисто и прозрачно. Наш Главный хранитель трона вознамерился занять вершину в этом государстве – стать Великим ханифом. Он строит тайный заговор с целью свержения династии, и в этот заговор втянуто уже очень много людей. Много людей погибло именно из-за того, что они мешали осуществлению заговора. Он уже достаточно близок к цели, но не хочет торопиться, не хочет выглядеть узурпатором.

Орзам замолчал, задумавшись над чем-то, а затем несколько растерянно добавил:

– Только у меня такое впечатление, что бель Озем старается не для себя… Нет, – быстро поправился он, – престол в результате заговора займет именно бель Озем, но он делает это не для себя, а…

– Для своего хозяина… – добавил я, мгновенно вспомнив рассказ беллы Коры о первом Черном маге – основателе Великого ханифата Ариам.

– Может быть… – согласился юноша, задумчиво глядя на меня. – Только теперь у беля Озема очень испортится настроение и в голову полезут сомнения… – Он довольно ухмыльнулся.

– Это из-за твоих пакостей в его сне, – улыбнулся я в ответ.

– Ага!… – Его улыбка стала еще шире и совсем мальчишеской.

– Ладно, – я положил ему на плечо руку, – ты давай отдыхай. Теперь моя очередь ворожить…

И тут он меня удивил. Внимательно и совершенно серьезно он взглянул мне в глаза и тихо произнес лишь одно слово:

– Удачи!…

А затем отвернулся к стене и натянул на голову одеяло.

Я тихо ответил одеяльному кульку:

– Спасибо. – Затем неслышно встал с кровати и вышел за дверь прямо под настороженный взгляд бодрствующей Уртусан.

– Все в порядке… – кивнул я ей и, не оборачиваясь, направился к своей комнате. У меня за спиной тихо скрипнула дверь в комнату Орзама.

* * *

Вернувшись к себе, я уже не стал ложиться в постель. Мне совершенно не хотелось спать, да и утро наступало не по-осеннему стремительно. Обдумывая все, что мне удалось узнать о своем противнике, я пытался просчитать его действия и свои ответы. Мне по-прежнему не хватало информации для построения сколько-нибудь точного плана нашей встречи, и все-таки кое-какие сюрпризы я мог приготовить. Только сделать это надо было непосредственно перед нашей встречей.

Между тем за окном развиднелось. Бледное осеннее небо было абсолютно чистым. Утренняя тишина, такая хрупкая и неустойчивая, еще висела над спящим городом. «Пора», – решил я и, покинув свою комнату, двинулся к выходу из гостиницы. Внизу, в обеденном зале, за стойкой сидел молодой паренек, видимо, подменявший хозяина в эти спокойные часы. Он положил подбородок на скрещенные руки и мерно посапывал в полумраке зала, но стоило мне коснуться его плеча, как паренек тут же открыл глаза и вопросительно уставился мне в лицо.

– Мне необходимо уйти, – прошептал я.

– Еще ж очень рано, – удивился он. – В городе все закрыто…

– Меня ждут… – Я был серьезен, и дежурный не стал со мной спорить.

Он сполз со своей высокой табуретки и пошел открывать дверь. Когда я выходил, он неожиданно спросил:

– Ты скоро вернешься?… Дверь не закрывать?…

– Закрывай свою дверь, – усмехнувшись, ответил я. – Скорее всего ты меня больше не увидишь…

– Так что ж ты без багажа уходишь?… – встревоженно спросил паренек.

– Не волнуйся, – успокоил я его, – все мое со мной…

Он покачал головой, но больше спрашивать ничего не стал, а молча смотрел мне в след, пока я не вышел со двора гостиницы.

Сразу за воротами меня уже ждали три всадника на высоких гнедых лошадях, в одном из которых я сразу узнал беля Хакума. Двое остальных явно были стражниками, или, вернее, офицерами охраны дворца. С ними была еще одна оседланная лошадь. Я молча вскочил в седло, и мои сопровождающие шагом направились в сторону центра города. Чем-то обернутые копыта глухо топали по каменной мостовой.

Мы неспешно ехали по едва пробуждающемуся городу, а мне почему-то хотелось перейти в галоп, пронестись по гулким улицам, и чтобы вслед распахивались встревоженные окна и высовывались заспанные взъерошенные люди.

Однако мои провожатые не спешили. Мы продвигались вперед все тем же мерным, неспешным шагом, а вокруг нас медленно рос город. Здания становились выше и причудливее, улица расширялась, и на смену булыжнику под копыта лошадей легла брусчатка. Судя по всему, мы приближались к центру. Я решил, что пора вплотную заняться подготовкой к свиданию с Главным хранителем трона и президентом Лиги магов.

Первым делом я негромко произнес универсальную формулу, открывающую Истинные Зрение, Слух и Обоняние. Услышав мое бормотание, бель Хакум бросил на меня быстрый взгляд, на который я ответил полной безмятежностью. Оба стражника даже не повернули голов в мою сторону. И напрасно. Возможно, им удалось бы уловить во мне некоторые изменения. Следом за этим я нашептал еще одно, очень интересное заклинанье, в результате которого от моего сознания отщепилась крошечная, практически незаметная искорка. Эту искорку я запрятал глубоко-глубоко в недра собственного разума. Там она должна будет храниться – так, на всякий случай, а вдруг понадобится. Я очень хорошо помнил, в каком состоянии вышел из славного города Сарканда магистр по прозвищу Лисий Хвост…

Едва я успел закончить все манипуляции, как наша компания выехала на уже виденную мной площадь перед дворцом Великого ханифа. Мы пересекли пустую площадь и направились в сторону калитки, ведущей к боковому входу во дворец. Каких-нибудь двадцать дней назад именно через эту калитку во дворец вошла Злата.

Как только я вспомнил нашу девочку, у меня свело скулы и сквозь стиснутые зубы вырвалось тихое рычание. Да, похоже, я был полностью готов к схватке.

Мои сопровождающие остановились, и стражники спешились. Я тоже спрыгнул на мостовую. Только бель Хакум остался в седле, выжидающе уставившись на меня. И я не обманул его ожиданий. Бросив открывшим калитку офицерам: «Минутку…», – я подошел к белю и протянул ему обещанный топаз. А когда он слегка наклонился и взял камень, я перехватил его запястье и дернул на себя. Бель непроизвольно нагнулся ко мне, и я шепнул ему в самое ухо:

– Прими с благодарностью от Серого Магистра…

Отпустив его руку, я быстро шагнул к своему конвою, и мы втроем вошли в маленький зеленый дворик перед скромной боковой дверью дворца. Только когда мы уже были у самого порога, до беля Хакума дошел смысл моей фразы. Со стороны улицы раздалось растерянное мычание, а затем истошный крик:

– Господин начальник стражи!… Господин начальник стражи!…

Но один из офицеров лишь повернулся и грубо проорал:

– Ты все уже получил! Проваливай!…

И мы вошли во дворец.

Здесь, по-видимому, тоже все еще спали. Во всяком случае, в длинных коридорах, по которым мы проходили, нам не встретилось ни одного человека. Вскоре мы вышли на знакомую мне по Златкиному дневнику площадку, с которой начиналась роскошная мраморная лестница, поднимавшаяся на второй этаж широким светлым каскадом по центру пролета, а со второго этажа на третий двумя узкими беломраморными языками. Мой почетный караул проводил меня до третьего этажа и свернул налево в короткий коридор к тяжелой резной дубовой двери. Я шел этим путем с таким чувством, словно уже однажды прошел его… Хотя в общем-то так оно и было.

Шагавший впереди офицер потянул на себя роскошную бронзовую ручку и мы вошли в скромную приемную. За столом сидела пожилая женщина. Я слегка растерялся, но сразу вспомнил, что прежнего секретаря беля Озема пристрелила моя ученица. Секретарша подняла голову от каких-то своих записей и совершенно будничным тоном спросила:

– Уже доставили?… – А потом с интересом уставилась на меня. Оглядев мою фигуру с ног до головы, она пробормотала недовольно: – Староват он для ученика… – Затем она вышла из-за стола и, открыв дверь, ведущую в кабинет, громко сказала: – Прибыл просивший о встрече человек…

Я не слышал, что ей ответили и ответили ли ей вообще, только она повернулась ко мне и сделала приглашающий жест. В следующее мгновение я уже стоял в начале похожей на подстриженный газон ковровой дорожки, которая бежала через невероятных размеров кабинет к стоящему у дальней стены письменному столу. За столом виднелась маленькая фигурка беля Озема, закутанная в черный балахон.

Но прежде чем двинуться по этому чуду коврового искусства, я внимательно всмотрелся в прекрасный гобелен, занимавший всю стену позади письменного стола хозяина кабинета. И тут я понял, про какой город рассказывал мне бель Хакум.

Однако долго раздумывать над своим открытием я не мог, меня звала ковровая дорожка. И я шагнул по ней к «городу».

Бель Озем сидел за своим столом, молча и совершенно неподвижно ожидая, когда я приближусь к столу. Он не торопился подниматься из-за стола и тогда, когда я остановился напротив, также молча разглядывая его. Наше молчание затягивалось, но я совершенно сознательно отдавал инициативу разговора в его руки и ожидал его первых слов. И наконец дождался.

– Я слушаю тебя. Зачем ты просил о встрече? – Его голос был ровен, хорошо поставлен и необычайно красив.

«Ну, прямо оперный певец…» – неожиданно подумалось мне. А вслух я сказал:

– Мне кажется, что бель Хакум поставил тебя в известность о моих проблемах…

Бель Озем недовольно поморщился.

– У этого Хакума на кончике языка очень много слов и очень мало информации. Так что расскажи-ка сам о своих… проблемах… Только не вздумай толковать мне о своем якобы безвременно умершем учителе. – Он холодно блеснул глазами. – Безвременно умер у нас только бель Васар, но ты не можешь быть его учеником. Я прекрасно знаю, что его ученики совершенно не умели обращаться с оружием. А вот ты, как мне доложили, владеешь им в совершенстве… Так что говори правду!…

Вот так! Бель Озем действительно неплохо подготовился к нашей встрече. Магическим Зрением я отчетливо видел окружающее голову беля золотистое сияние, состоявшее из отдельных тончайших нитей. У самой его головы эти нити сияли чистым солнечным блеском, но по мере удаления это сияние тускнело и постепенно совершенно исчезало. Нити становились невидимыми.

Было очевидно, что бель Озем уже собрал свой Большой, судя по количеству нитей, Круг. Кроме того, от беля Озема исходил отчетливый запах интенсивно работающего тела, запах разогретой кожи и свежего пота. Пожалуй, я уловил бы этот запах даже своим обычным, не магическим, обонянием. А это значило, что он уже активизировал все биологические возможности своего организма и способен в любой момент выбросить необходимое количество энергии.

Все эти мысли мгновенно промелькнули в моей голове. Тем не менее я спокойно ответил:

– Правду так правду… Я хотел бы взглянуть на ту книгу, из-за которой ты сжег беллу Злату…

Озем даже не вздрогнул. Казалось, он ожидал чего-то именно в этом роде.

– Вот как?… – медленно проговорил он, постукивая пальцами по пустой столешнице. И в тот же момент он нанес сокрушительный ментальный удар, стараясь мгновенно подчинить мое сознание.

Я успел выбросить щит, и он частично отвел, частично поглотил брошенный в меня сгусток энергии. Но бель Озем тут же швырнул еще два смерча Силы, стараясь достать меня с двух разных сторон. Я вынужден был нырнуть в полную защиту, одновременно пытаясь провести анализ использованных им энергий.

Мощь его атаки нарастала, но я уже сообразил, что ему не удастся пробить мою защиту. Более того, я вполне мог обезвредить беля и подчинить себе. Вот только при этом Большой Круг немедленно распался бы и мне пришлось бы иметь дело с неизвестным количеством магов, удерживая еще и беля Озема. Нет, воевать на неизвестно сколько фронтов мне совершенно не хотелось. Необходимо было искать другое продолжение нашей встречи. И я начал постепенно снимать свою защиту.

Милое личико беля тут же перекосила гримаса радости. Видимо, его атака стоила ему огромных усилий, даже с поддержкой его Большого Круга. Он уже распустил два своих смерча на несколько тугих щупалец и оплел мой защитный кокон, сдавливая его со всех сторон. Я продолжал постепенно ослаблять свое сопротивление, создавая у своего противника ощущение превосходства его атаки над моей защитой. Наконец я допустил маленький жгутик энергии Озема до своего тела – надо было понять, к чему он стремится, каковы будут его последующие действия.

Как я и ожидал, он постарался немедленно расширить предоставленную ему брешь, проникший за защиту энергетический потенциал попытался использовать для подчинения моего сознания.

Я решил пойти ему навстречу.

Теперь, постепенно сдавая свою защиту, я старался, чтобы он не понял, что я делаю это намеренно. Мое тело постепенно цепенело, лишаясь собственной воли. Одновременно замирало и мое сознание, словно погружаясь в замораживающие объятия безразличия. И тут я неожиданно вспомнил кадры из старого фильма-сказки. Там заколдованная главная героиня безразлично повторяла: «Что воля, что неволя – все равно…» Именно эта фраза, на мой взгляд, точно характеризовала навязанное мне состояние. Только в отличие от этого сказочного персонажа в моем мозгу жила та крошечная частичка сознания, которую я успел отщепить, входя во дворец. И эта маленькая искра не только позволяла мне наблюдать за всеми действиями моего противника, она была готова в любой момент разбудить мое «я», а вместе с ним и все мое Искусство.

А нашу схватку бель Озем мог считать законченной. Мое сознание было полностью подчинено его воле. Он некоторое время продолжал неподвижно сидеть за своим столом, а его внешний вид ясно показывал, каких сил стоила ему эта победа. Его бледный лоб был покрыт крупными каплями пота, тонкие пальцы уже не отбивали бодрый ритм по столешнице, а тряслись в какой-то старческой неудержимой дрожи. Даже поджатые тонкие губы подрагивали, словно хотели что-то произнести и не могли.

Наконец он собрался с силами и, взглянув в сторону моего неподвижного тела, произнес:

– Ну вот и ладушки, незнакомец… А сейчас мы с твоей душой прогуляемся по моему Городу и побеседуем. И ты расскажешь мне всю-всю правду… Про себя… про беллу Злату, про… Серого Магистра. И про то, откуда и как вы все пришли в мой мир…

Затем он пробормотал несколько совершенно неразборчивых фраз, и я увидел, как от его сидящей фигуры отделилась черная, слегка размытая тень и встала возле стола. В то же мгновение из моего неподвижно стоявшего тела будто вывалились две тени – одна угольно-черная, а вторая светло-серебристая – и встали по разные стороны от меня.

– Ба! – произнесла тень беля Озема. – Да у нашего незнакомца две души!… Я приглашаю с собой, конечно же, светлую…

Серебристая тень молча шагнула к столу Черного мага, а ее черный двойник снова вернулся в выплюнувшее его тело.

Тень Озема направилась к висевшему на стене гобелену и, подождав, когда с ней рядом встанет моя серебристая душа, радушно произнесла:

– Прошу тебя, душка!… – И они шагнули на залитую солнцем улицу Города…

Бель Озем и я одновременно шагнули на желтую, вызолоченную солнцем брусчатку городской улицы.

– Это мой чудесный Город. – В голосе Черного мага звучало радушие и гордость за свой Город. – Он тебе обязательно понравится… И его неповторимые здания, и его роскошные сады и парки, и его чудесные, добрейшие жители, они все тебе обязательно понравятся. Ведь после того как ты расскажешь мне свою историю, ты останешься здесь навсегда. Но ты не торопись со своим рассказом, я сам скажу тебе, когда можно будет начинать. А пока я хочу показать тебе Город…

Мы не спеша шагали по чуть приподнятому тротуару широкой улицы. По ней проносились роскошные кареты и простенькие наемные экипажи. Оба тротуара были заполнены веселой, празднично одетой толпой. Двух- и трехэтажные дома, оштукатуренные и выкрашенные в яркие цвета, тоже создавали праздничную атмосферу. Мы переходили с одной стороны улицы на другую, иногда возвращались назад, заходили в маленькие лавочки и магазинчики и, выходя из них через другие двери, снова оказывались на той же улице. Наша прогулка очень напоминала блуждание, в котором лишь один из нас знал, почему он сворачивает в ту или другую сторону.

Большинство из прогуливающихся горожан радостно приветствовали беля Озема, а на меня поглядывали с нескрываемым интересом.

– Это центральная улица Города, – продолжал между тем бель Озем свои пояснения. – Она ведет к дворцу правителя, коим, конечно же, являюсь я… – Он довольно улыбнулся. – Все эти люди – мои подданные, и, как видишь, они вполне счастливы. В этих лавках и магазинах, – он обвел широким жестом торговые точки, находившиеся в первых этажах окружающих зданий, – ты сможешь купить все, что только пожелает твоя душа. Конечно, тебя интересует, какие деньги можно использовать в моем Городе. Так вот, пусть тебя это не беспокоит. Всем жителям моего Города открыт неограниченный кредит… – И он весело расхохотался.

В этот момент мы вышли на широкую площадь, примыкавшую к высокому, в пять-шесть этажей, дворцу, очень напоминавшему своей архитектурой Зимний дворец Петербурга.

– А вот и мой дворец, – воскликнул чуть ли не в экстазе бель Озем. – Ты видел когда-нибудь подобную красоту?

Ответа на его вопрос не требовалось, потому что Черный маг и так был уверен в неповторимости своего дворца.

Мы медленно, все так же петляя, пересекли площадь, направляясь в сторону величественного здания. И тут я почувствовал, что контроль беля Озема за моим состоянием начал ослабевать. То ли он уверился в абсолютной моей апатии и подчиненности, то ли из его Города действительно нельзя было выбраться самостоятельно, только он явно уменьшил свое воздействие на мое сознание. Впрочем, я не торопился «приходить в себя».

Мы приблизились к дворцу и, поднявшись по нескольким широким мраморным ступеням, оказались у его роскошного центрального входа. Великолепные гвардейцы, стоявшие почетным караулом, вскинули в салюте свои тяжелые сверкающие палаши.

– Вот сейчас мы разместимся в столовой, и там, за бокалом отличного вина, ты поведаешь мне свою историю, – добродушно приговаривал бель, пропуская меня в раскрытые дворецким двери.

Но войдя во дворец, мы оказались в довольно темном коридоре со странными полупрозрачными стенами, сквозь которые просматривалось какое-то смутное шевеление. Через каждые пять-шесть шагов в разные стороны ответвлялись боковые ходы, совершенно неотличимые от основного коридора. Черный маг пошел впереди, бормоча что-то успокаивающее. Он совершенно бессистемно сворачивал то вправо, то влево, так что я мгновенно запутался. Прошагав таким образом несколько минут, я принялся тихим шепотом считать свои шаги. Едва я произнес цифру «пятнадцать» – кодовое слово, установленное мной самим, как дремавшая в глубинах мозга искорка сознания встрепенулась и рванулась наружу, пробуждая мою личность.

Через несколько мгновений я полностью пришел в себя и тут же, в два слова, соорудил собственного дубля, полностью лишенного сознания. Эта бездушная кукла продолжила мое монотонное движение вслед за хозяином дворца, а сам я быстро нырнул в первое попавшееся ответвление коридора и замер.

Мне почему-то показалось, что в коридоре еще более сгустились сумерки. Хотя какое там «показалось», эти «сумерки» стали настолько плотными, что если бы не мое магическое Зрение, я вообще ничего бы не разглядел. Однако даже сейчас за стенами коридора я явственно различал некое угрюмое барахтанье. Я непроизвольно сделал шаг к стене, пытаясь рассмотреть получше, что же там происходит, и в то же мгновение плотная черная тень, словно почуяв мое движение, метнулась мне навстречу и буквально впечаталась в стену, надеясь, видимо, доораться до меня. Я отпрянул, и эта стервозная тень сразу обмякла, выпростав из себя некое подобие туманных щупалец, и медленно потянулась прочь от стены.

Я внимательно огляделся. Из моей небольшой ниши главный коридор, по которому шагали мы с белем Оземом, выглядел как старая заржавленная труба, напрочь изъеденная коррозией. По его скругленным стенам тянулись странного вида потеки, а в некоторых местах виднелись выпуклости, напоминавшие полипы. Было понятно, что к стенам нельзя прикасаться ни в коем случае. А вот по полу коридора, также имевшему слегка вогнутую форму, тянулась ярко-алая, стеклянно поблескивающая ниточка. Я вышел из своего укрытия и присел над этой ниточкой.

Одного внимательного взгляда было достаточно, чтобы понять, что это страховка. Бель Озем специально оставлял за собой эту нить, чтобы потом спокойно выйти из своего «дворца». Коротким заклинанием я рассек алую нить и направился к выходу. И по мере моего движения нить исчезала с прогнутого пола коридора.

Довольно быстро я достиг места, где по моим представлениям должны были находиться роскошные входные двери. Однако никаких дверей не было и в помине. Коридор заканчивался довольно высокой аркой, через которую я шагнул из этого прогнившего, разваливающегося коридора на площадь.

Но никакой площади тоже не было! И никакого Города не было! Передо мной, несколько ниже странной деревянной платформы, на которой я оказался, располагался запутанный лабиринт темно-серых каменных стен, возведенных чуть выше среднего человеческого роста. И в этом лабиринте бестолково толклись сотни блекло-разноцветных теней. Нет, они не искали выхода, они перемещались между этими стенами без всякой цели, как безмозглые автоматы, просто неспособные остановиться.

Но моя путеводная ниточка продолжала ярко посверкивать, спускаясь с платформы, на которой я оказался, по кривому пандусу и пропадая в проходе между двумя стенками. Я долго шагал за своей «нитью Ариадны», проходя сквозь полупрозрачные тени, и они порой шарахались от меня, а порой не обращали на меня внимания, с усталым шелестом обтекая мое тело. И ни единого звука не раздавалось в этом, столь недавно наполненном праздничным шумом, «Городе», а алая черта бесшумно пропадала за моей спиной, стирая надежду беля Озема на возвращение.

Наконец я почувствовал, что приближаюсь к концу своего пути. Нет, никаких признаков выхода не было, по обеим сторонам все так же тянулись темно-серые каменные стены, я под ногами змеилась алая нить, но внезапно все мое существо наполнилось странно-радостным предвкушением слияния. И тут…

Я неподвижно стоял на роскошной ковровой дорожке в кабинете беля Озема. Сам Главный хранитель трона также неподвижно сидел напротив меня за своим рабочим столом. В огромном кабинете царила гробовая тишина. Я никак не мог понять, почему не могу пошевелиться, хотя мое тело нестерпимо ломило от многочасовой неподвижности.

И тут мне показалось, что одна из многочисленных человеческих фигур, вытканных на роскошном гобелене, пошевелилась. Я впился взглядом в то место, откуда донеслось это шевеление, и понял, что это совсем не галлюцинация. Одна из серебристых фигурок действительно двигалась!

При этом она словно просачивалась сквозь тканую фактуру ковра, не раздвигая другие изображения, а перемещаясь как бы в другом измерении. Вот она приблизилась к краю гобелена, на секунду замерла над обрезом ткани и шагнула на пол. Не останавливая своего движения, она направилась в мою сторону. Ее ноги исправно и спокойно шагали по сияющему паркету, и все равно чудилось, что она плывет над полом, лишь для вида перебирая ногами.

Она остановилась прямо против меня, странная чудная фигура, не имеющая ни лица, ни одежды – только серебристо светящийся объем. С секунду мы стояли вот так, то ли разглядывая друг друга, то ли принюхиваясь, и наконец она качнулась вперед и мгновенно слилась с моим телом.

В ту же секунду мои колени подогнулись и я с тяжелым вздохом опустился на ковер.

Впрочем, отдыхал я недолго. Тройка дыхательных упражнений, несколько движений по давно отработанным формулам, два наиболее действенных восстановительных заклинания, и мой организм снова был полон сил и энергии.

Я неспешно подошел к столу и заглянул в пустые глаза замершего беля Озема. Эти черные, без блеска, глаза были действительно совершенно пусты. Лишь в самой их глубине застыло непонятное недоумение. Словно беля кто-то незаслуженно обидел, а он не может догадаться, кто это был. Я отвел взгляд от этих глаз и безразлично оглядел черную фигуру. В конце концов я играл по его правилам…

И только сейчас я заметил, что золотистое сияние вокруг головы президента Лиги магов все еще оставалось. Правда, оно потускнело настолько, что стало едва заметным, однако не исчезло полностью. А это означало, что собранный белем Оземом Большой Круг так и не распался, что все маги этого Круга блуждают сейчас вместе со своим главой по нескончаемому лабиринту его Города!

И тут мне пришла в голову совсем шальная мысль. «А что, если этот гобелен сейчас сжечь!…» Ничего проще не было, пирокинетикой я владел в совершенстве. Один взгляд – и все будет кончено. А бель Озем испытает все, что пришлось пережить несчастной Златке! Я уже поднял правую руку, готовясь произнести заклинание, и только гигантским усилием воли остановил самого себя. «Нет! Неизвестно, чем закончится этот пожар». Сложившееся положение вполне меня устраивало. В конце концов «лучшее – враг хорошего…», как сказал один умный человек. Я повернулся и направился по бесконечной ковровой дорожке к дверям кабинета.

За столом приемной, покрытым тонким, но явственным налетом пыли, неподвижно сидела все та же пожилая дама. Ее лицо походило на бледную маску, а остановившиеся глаза пристально рассматривали что-то в дальнем углу комнаты. Я помахал рукой у самого ее носа и понял, что вижу одного из членов магического Большого Круга.

И тут мне пришла в голову неплохая идея. Я подошел к небольшому книжному шкафу, стоявшему в углу, и засеребрил вставленное в его дверцу стекло. Из получившегося зеркала на меня глянуло мое слегка осунувшееся лицо. Негромко читая стихи древнего заклинания, я закрыл глаза и провел ладонями обеих рук от лба до подбородка. Когда я снова глянул в зеркало, то уперся взглядом в неподвижные черные глаза беля Озема. Правда, моя долговязая фигура мало напоминала субтильного мага, но я вполне мог рассчитывать на внезапность своего появления.

Я толкнул дверь в коридор и тут же увидел стоявшего за ней охранника. Он, как я и ожидал, даже не посмел сколько-нибудь пристально рассматривать человека, имевшего такую знакомую физиономию. Но когда я шагнул мимо него, он шумно вздохнул. Я резко повернулся в его сторону и спросил глубоким красивым баритоном:

– В чем дело?

Он вздрогнул и, запинаясь, ответил:

– Мы волноваться начали…

– Да? – Я смерил его взглядом. – И какова причина вашего волнения?…

– Ну как же… – заторопился стражник с пояснениями, – четвертые сутки благородный бель не выходит из кабинета… Сам Великий ханиф проявил интерес к твоему такому долгому отсутствию… Да еще этот… ученик… и секретарь…

– Ясно, – прервал я его объяснения. – Но, как видишь, все в порядке… Скажи-ка мне, рабочий день уже закончен?…

– Да, благородный бель, сейчас время ужина…

– Проводи меня в обеденный зал служителей Второго Круга…

– Но мой пост… – неуверенно произнес он. Я молча глянул ему в лицо, и стражник молча повернулся и направился в сторону лестницы.

Он быстро провел меня пустыми коридорами в знакомый мне холл и указал на дверь, ведущую в обеденный зал. Затем стражник чуть ли не бегом вернулся на свой пост, а я подошел к указанной двери. Из-за нее раздавался возбужденный гул голосов. При этом выделялся особенно громкий басовитый голос беллы Коры.

– …И не надо строить из себя героя, бель Касум! Чего ты добьешься, бросив в лицо Главному хранителю трона это оскорбление? Мне тоже жалко нашу девочку, и я тоже уверена, что она не заслужила такой участи, но твоя гибель не вернет ее. Так к чему ненужные жертвы?…

В ответ раздался голос беля Касума:

– Я дядя беллы Златы! Если ты не забыла, она сама назвала меня этим именем. Я имел право, как ближайший родственник, заменить ее на костре. Но мне не дали воспользоваться моим правом. – Тут он прервал сам себя и обратился к кому-то: – Я уже говорил вам, что их невозможно привести в чувство… Надо вызвать кого-нибудь из магов Лиги, чтобы они осмотрели их… – Затем он, по всей видимости, снова обратился к своей старой подруге: – Я должен сказать белю Озему, что он нарушил самый главный закон Великого ханифата и не может исполнять далее обязанности Главного хранителя трона…

В этот момент я толкнул дверь столовой и вошел. Все мгновенно обернулись в мою сторону и замерли, увидев мое лицо.

Бель Касум, как всегда, сидел во главе стола. Недалеко от него расположилась белла Кора, а рядом с ней еще двое пожилых придворных. Несколько человек хлопотали около двух кресел, в которых находились неподвижные мужские тела с характерным, безразлично погруженным в себя взглядом.

Окинув быстрым взглядом окружающую обстановку, я продолжил разговор, который вели бель Касум и белла Кора:

– Ты абсолютно прав, уважаемый бель Касум, ваш Главный хранитель трона и президент Лиги полностью себя дискредитировал и поэтому не может исполнять свои обязанности. Кроме того, он увел за собой всех членов Большого Круга неизвестно куда и вряд ли оттуда вернется. Видите, что с ними стало?… – Я кивнул в сторону неподвижных тел.

– Но… как же… бель Озе… – растерянно забормотал Златкин «дядя», а белла Кора, пришедшая в себя быстрее всех, спросила своим громовым голосом:

– Кто ты такой, молодой человек с лицом беля Озема и фигурой гвардейца первой когорты ханифской гвардии?

«Вот кто уловил мое главное несоответствие белю Озему…» – подумал я и быстро провел левой ладонью от подбородка ко лбу, стирая наведенную личину. Пока собравшиеся в зале рассматривали мое новое лицо, я обратился к белле Коре:

– Я друг беллы Златы. И прибыл сюда, чтобы разобраться что, собственно, с ней произошло.

– Но откуда тебе известно, что случилось с белем Оземом? – пришел наконец в себя бель Касум.

– Я только что из кабинета беля Озема и смею вас всех заверить, что он имеет точно такой же вид, как и двое этих несчастных членов Большого Круга. – Я еще раз указал на неподвижные фигуры в креслах.

– Значит, беля Озема больше нет?… – растерянно переспросил один из соседей беллы Коры.

– Нет, – подтвердил я, – и вряд ли он больше вообще появится.

Сосед беллы Коры уставился на меня, словно хотел до конца увериться в правдивости новости, которую я им сообщил. В зале повисла напряженная тишина, а спустя несколько долгих мгновений тот же человек неожиданно широко улыбнулся и громко заявил:

– Какое счастье для всего ханифата!…

– Но если все члены Большого Круга находятся в таком же состоянии, значит, Первый Круг служителей… исчез! – неожиданно заявила белла Кора. – Ведь все они были членами Большого Круга Лиги!

И снова в зале воцарилась тишина, а через секунду заговорили сразу все. Заговорили возбужденно и радостно, как люди, внезапно почувствовавшие себя свободными и вместе с тем понимающие, какая большая ответственность легла теперь на их плечи. Я прекрасно их понимал, они ведь стали первыми вельможами государства и от них зависело, чтобы все жители Великого ханифата Ариам воскликнули вслед за ними: «Какое счастье!…»

Не вмешиваясь в их оживленный разговор, я направился к лестнице, ведущей в покои Златы, или хранителя дареных книг. Сбежав по винтовым ступеням, я оказался в ее апартаментах и быстро нашел дверь, ведущую в книгохранилище. Как я и предполагал, она была открыта, заклятие, наложенное на замок, по-видимому, белем Оземом, распалось.

Я вошел в хранилище, и его стены сразу озарились светом. Пройдя между стеллажами, я быстро отыскал знакомый толстый фолиант и перенес его на пустой стол. Книга действительно очень напоминала том, в котором Ахурамазда делал записи и который он назвал «Фуга для двух Клинков, двух Миров и одного Магистра». Такие же размеры, такая же темная кожа переплета. И все-таки что-то мешало мне поверить, что это искомый артефакт. Может быть, необычные заклинания, плотной пеленой, в несколько слоев, обволакивающие том. Причем эти заклинания не исчезли вместе с белем Оземом, значит, они были наложены кем-то другим.

Положив ладони на темный переплет, я прикрыл глаза для большей сосредоточенности и принялся изучать структуру наложенных заклятий. Я был прав: эти заклинания были сформированы очень-очень давно весьма могущественным чародеем. Прочтению они почти не поддавались. Мне стало ясно, что бель Озем не мог знать содержание этой книги и охранял ее так строго только из-за ее древности или по чьему-то прямому приказу.

Я просидел над книгой, наверное, несколько часов, прежде чем смог уловить природу наружного заклинания. Однако постепенно понимание чужой ворожбы приходило. Это было нечто в стиле нашего Древнего Египта. Заклинание базировалось на призыве к какому-то темному острозубому ползающему божеству прикрыть своей мудростью истину, хранящуюся на этих страницах. Оно было наложено против неосторожных чар. Другими словами, стоило попробовать прочитать книгу с помощью волшебства, не сняв наложенного заклинания, и неосторожный читатель мог оказаться в некоей божественной пасти.Впрочем, там же можно было оказаться и в случае неудачной попытки снять заклинание.

В конце концов я настолько разобрался в этой древней волшбе, что решил попробовать стереть ее.

Достав из стоящего у стены ящика несколько пустых карточек, я принялся набрасывать контрзаклинание, посчитав, что лучше всего подойдут для этой цели именно египетские иероглифы. На это занятие у меня ушло не менее двух часов и восемь карточных листочков. В конце концов у меня получились удовлетворившие меня шесть иероглифов, которые я аккуратно выписал на чистый лист. Мне оставалось всего лишь положить написанное заклинание на книгу и произнести на выбранном языке одно слово: «Свершилось».

Именно это я и сделал.

Стоило смолкнуть последнему звуку произнесенного мною слова, как над книгой закурилась легкая туманная дымка. Она быстро уплотнялась, прикрывая книгу и часть столешницы. И только исписанный мною листочек плавал поверх этой дымки. Я внимательно наблюдал за происходящим, и в этот момент из волнующегося туманного облачка вынырнули чудовищные, вытянутые вперед челюсти, вооруженные здоровенными, загнутыми внутрь зубами. Они мгновенно раскрылись, демонстрируя казавшуюся бездонной пасть, и лязгнули, как стальной капкан, у самого моего лица.

Я едва успел отпрянуть, а из тумана продолжала выползать жуткая морда зеленовато-бурого цвета.

«Крокодил… – внезапно догадался я. – Только уж очень здоровенный». И тут я вспомнил, что книгу должно оберегать какое-то «темное ползающее божество».

Рискуя рукой, я мгновенно бросился вперед и, выхватив из под жуткой пасти этого неведомого божества свою бумажку с заклинанием, принялся лихорадочно проверять написанное.

Чудовище продолжало выбираться из наложенного на книгу заклинания. Огромная уродливая голова длиной не менее метра с шипастым костяным гребнем вдоль морды и красновато посверкивающими глазищами уже полностью появилась на свет. Стало ясно, что если это и крокодил, то совершенно неизвестной мне породы. Гораздо больше это жуткое божество напоминало какого-то доисторического ящера. Вот только его глаза были удивительно умны и внимательны.

Скорость появления монстра явно возрастала, словно, просунув в этот мир голову, он решил главную задачу, а все дальнейшее для него было только делом техники. Но в этот момент я наконец понял, в чем дело. В изображении одного из иероглифов я применил упрощенное начертание, чего, по-видимому, делать не следовало. Я немедленно добавил к этому сволочному иероглифу две недостающие черточки и, швырнув листочек на прежнее место, снова произнес кодовое слово.

Зверюга долгим осуждающим взглядом посмотрела мне в глаза и внезапно начала таять, растворяясь в заклубившемся туманном облачке.

Через секунду ее не стало, а туман над книгой полыхнул чистым зеленоватым пламенем. Несколько мгновений я смотрел в этот чудесный огонь, а затем он стих, словно у него кончилось топливо.

Книга в темном кожаном переплете с секунду лежала на совершенно невредимом столе, а затем стала медленно уменьшаться в размере и при этом стремительно стареть! Я с удивлением наблюдал за столь неожиданной метаморфозой, ожидая ее завершения. Наконец преображение, а вернее, возвращение истинного облика, закончилось.

Лежавшая передо мной небольшая, довольно тонкая книжица была настолько древней… нет, настолько ветхой, что я не сразу решился взять ее в руки. Я просто сидел и рассматривал этот раритет.

Основное заклинание, защищавшее и маскировавшее этот томик, было стерто. Еще два заклинания, по-прежнему покрывавшие переплет, были совершенно безвредны. Как я сразу понял, они всего лишь предохраняли бумагу книги от старения, а краски – от выцветания. Если бы их не было, томик уже давно рассыпался в прах.

Наконец я решился и осторожно раскрыл ее. На титульном листе было красиво, вручную выведено «Альмагест», и я не совсем понял это название. Зато внизу страницы, так же аккуратно, только гораздо мельче, было написано «3012 от Сотворения мира».

Эта надпись меня просто заворожила, и я рассматривал ее целую минуту! Она означала, что эта книга увидела свет до Всеобщей Войны. Именно от окончания Всеобщей Войны велось летосчисление во всех государствах Разделенного Мира!

Я с трепетом перевернул титул. Первый лист был сфальцован вшестеро, и когда я развернул его, то с непередаваемым изумлением увидел… карту! Да-да, передо мной лежала яркая, подробная карта Разделенного Мира. Нет! Не Разделенного Мира, а того мира, который существовал до Разделения.

Сразу стало ясно, что древний картограф имел ясное представление только о части, и весьма незначительной части, своего мира. Области, пограничные с Ойкуменой, пестрели самыми фантастическими сведениями об их обитателях. Встречались здесь сообщения о людях-собаках, кентаврах, «драконоголовых» и других «уродах» мыслящей фауны.

Аккуратно свернув карту по фальцовке, я перевернул первую страницу. Дальше шли уже обычные странички величиной в размер книги. И на каждой из них было подробно изображено одно из государств, существовавших в те времена. Я понял, почему эту книгу хранили так тщательно. Конечно, мне еще предстояло разобраться в ее содержании, в тех пометках и пояснениях, которые имела каждая из карт этого атласа, но ее ценность я представлял достаточно хорошо уже сейчас. Пусть Злата и не нашла Фугу, но и этот том был для нас необычайно ценен.

Я вытащил из своего «походного мешка» чистое полотенце. Затем, тщательно завернув в него Златкину находку и наговорив еще одно охранное заклинание, я аккуратно уложил ее рядом со своим оружием. Закончив с этим делом, я встал из-за стола и медленно пошел вдоль стеллажей хранилища. Активизированные мною Истинные Зрение, Слух и Осязание все еще действовали, хотя я понимал, что пора их гасить. Мои силы тоже были не бесконечны. Но на полчаса, необходимых мне для внимательного изучения хранилища, этих сил должно было хватить.

Однако больше ничего достойного внимания среди хранящихся здесь книг я не отыскал.

«Ну что ж, значит, больше мне нечего делать в Великом ханифате…» – подумал я с непонятной грустью. Я вернулся к столу и еще раз провел рукой по полированной поверхности, согретой Златкиными руками. Затем я погасил магические чувства и произнес свое фирменное заклинание, становясь на Серую тропу.

2. Завещание Хэлфа

…Как странно устроены боги. Они создают миры, людей, животных, растения… Они удивительно велики и удивительно мелки… Поэтому больше всего на свете они хотят, чтобы их знали и о них помнили. Поэтому они дают людям… религию. Каждый бог вырабатывает свою собственную религию, только почему-то все они очень схожи… А религия обязательно рождает монашество… И правильно! Кому же еще, как не монахам, хранить божественные заветы… Только почему-то монахи очень часто… Правда, не все…

Я сошел с Серой тропы на широком, грязном после осеннего ливня и совершенно пустом проезжем тракте. Равнина, по которой он тянулся, мокла под серым пасмурным небом, прикрываясь от дождя желтоватой пожухлой травой. А далеко впереди величественно поднимали свои вершины горы Тань-Шао. Если я прав, то именно отсюда должен начинаться путь Серого Магистра, и указать его должны монахи монастырей, основанных учениками Хэлфа.

Мои ноги были обуты в крепкие удобные сапоги, мой серый комбинезон и плащ с капюшоном не пропускали дождевые капли, а моя поклажа, хоть и находилась совсем рядом, была вообще совершенно в другом месте – там, где ей не грозили сырость, сухость и воры. Поэтому я беззаботно шагал по пустой и уже зарастающей короткой травкой дороге.

А дорога между тем сбежала с невысокого холмика прямо к опушке скромного соснового бора. Воздух, и без того достаточно влажный, сразу превратился буквально в водяную взвесь, но, пропитанный смоляным запахом хвои, стал необычайно вкусным. Я удачно миновал большой куст еще зеленой бузины, счастливо избежав готовых сорваться с ее листьев капель, и, следуя за дорогой, повернул направо. Впереди, у следующего поворота мелькнула чья-то неторопливая фигура. Шагавший впереди путник скрылся за придорожными кустами, а я прибавил шагу, надеясь его нагнать. И действительно, когда я миновал следующий поворот, совсем недалеко от меня оказался медленно бредущий по дороге старик.

Он шел неторопливо, опираясь на толстую суковатую палку и твердо ставя на скользкую глину обутые в тяжелые башмаки ноги. На его плечи поверх кожаной куртки был накинут кусок грубой рогожи, а голову прикрывала старая, побуревшая от времени широкополая шляпа. Похоже, старик не слышал, что я его догоняю. Он шагал не оглядываясь, негромко то ли напевая, то ли приговаривая что-то себе под нос.

Я еще прибавил шагу и через несколько секунд поравнялся с ним. Старик повернул в мою сторону свое изрытое глубокими морщинами лицо, и я увидел светло-голубые чистые глаза, со спрятанной в их глубине едва уловимой лукавинкой.

– Привет, – проговорил он, ничуть не удивившись моему появлению и совсем не испугавшись незнакомого путника.

– Привет, – ответил я и внезапно почувствовал, что этот дед не просто так оказался на грязном безлюдном тракте, что он дожидался здесь моего появления. Хотя было совершенно непонятно, откуда он мог знать, что я появлюсь именно здесь и именно в это время.

Старик между тем снова перевел взгляд на дорогу и спросил:

– Далеко ли путь держишь?

– В горы, – коротко ответил я.

– Значит, в один из монастырей, – кивнул он головой, и с его шляпы полетели крупные брызги. – И Дар имеешь?

– Имею. – Сегодня я был не очень-то разговорчив. Этот странный попутчик меня несколько насторожил. Старик бросил на меня еще один взгляд и, слегка усмехнувшись, продолжил свой «допрос»:

– И что, Искусством владеешь или Дар твой дикий пока?

– Владею и Искусством…

– А тебя, случаем, не Серым Магистром называют?

– С чего это ты так решил? – спросил я безразличным тоном, а про себя подумал: «Мы, дедок, тоже не лыком шиты, тоже вопросы задавать умеем».

Старик, однако, моему вопросу не удивился, а спокойненько ответил:

– Ну как же, Дар имеешь, Искусством владеешь и в сером ходишь… Вот и выходит – Серый Магистр…

– Так у вас здесь всем по одежке прозвание дают? – усмехнулся я.

– Да нет, конечно. Только в сером-то на Тань-Шао никто и не ходит…

– Вот как? Это почему же?

– Учитель наш запретил…

– Какой учитель?

Инициатива переходила ко мне, а разговор становился все интереснее.

Старик снова метнул короткий косой взгляд в мою сторону и снова спокойно ответил:

– Ты что, не слышал про учителя Хэлфа?…

– Слышал, конечно… – уверенно подтвердил я. – Вот только о его запрете на серую одежду мне никто не говорил.

– В шестой книге «Наставления ученикам» святой Хэлф говорит: «Одежду носите черную или белую и никогда не надевайте серой. Ибо серый – цвет Закона, соединивший в себе и белое, и черное и вставший от них в стороне. В сером придет Серый Магистр, и он будет искать свой Путь. По одежде его узнаете его!…»

– Хм. – Я пожал плечами. – Да мало ли какой проходимец напялит на себя серую хламиду?…

– Ты прав, надеть серое может каждый, а вот носить… – Тут он остановился и, повернувшись ко мне, улыбнулся: – Спасибо за беседу, но мне пора сворачивать. За вон той рощей мой дом.

Потом он чуть-чуть помолчал и добавил:

– Пусть благословят твой Путь все шесть монастырей!

Эта простая фраза словно толкнула меня в грудь и я покачнулся. И тут же с изумлением услышал свой голос, произносящий:

– Но мне нужно сначала отыскать свой Путь!

В то же мгновение старик положил мне на плечи свои руки, а затем, пристально глядя мне в глаза, спросил:

– Ты ходишь по своей Тропе?

– Да, – коротко ответил я.

– А по чужой Тропе идти сможешь?

– Только с проводником.

– Но дорога из монастыря в монастырь долга и трудна даже по Тропе… – Казалось, старик засомневался.

– Я могу отправиться сразу во все шесть, – успокоил я его.

Мой ответ его, похоже, очень удивил. Да я и сам удивился своим словам, раздвоиться или растроится для меня действительно не представляло труда, а вот отпустить сразу пять теней мне не приходилось ни разу. Только почему-то сейчас мне казалось, что это вполне выполнимо.

– Так в шесть и не надо. В Поднебесный можно идти, только побывав в остальных пяти, – проговорил старик и неожиданно улыбнулся. – А проводник тебе будет. Ну что, пошли?…

– Пошли, – коротко согласился я и тоже улыбнулся. Я тут же дал необходимую команду своему телу и оно послушно выпустило две тени. Те тут же раздвоились, а вновь появившиеся повторили эту операцию. Постояв неподвижно несколько секунд, две последние тени слились в одну, и передо мной оказалось пять точных моих копий. Разве что они были еще недостаточно плотными. Но как говорят у нас на полигоне: «Была бы тень, а тело нарастет!»

Затем я отщепил от собственного сознания пять маленьких частиц и вложил их в головы своих двойников. Те слегка дрогнули и, как по команде, открыли глаза.

Старик с интересом и одобрительно-иронической ухмылкой наблюдал за моими манипуляциями. А когда я закончил и, повернувшись к нему, произнес: «Я готов», он провел своим посохом поперек грязного полотна тракта кривую, дугообразную черту. В тот же момент дорога за этой чертой исчезла, а вместо нее появилось пять узких, укрытых притоптанной травой тропинок. На каждой из тропок лежало маленькое, но очень яркое световое пятнышко, похожее на солнечный зайчик, пущенный круглым детским зеркальцем.

– Вот тебе Тропы и проводники, – добродушно пробормотал старик и исчез, шагнув за проведенную им черту.

Я дал команду своим теням, и они молча встали каждая на свою Тропу. Солнечные зайчики тут же дрогнули и, набирая скорость, двинулись вперед. Мои тени шагнули следом.

В ту же секунду мне в спину ударил порыв ветра, и окружающее меня пространство явственно дрогнуло. Когда я, сморгнув, посмотрел вперед, передо мной снова лежал пустой промокший Скользкий тракт. Но внутренне я чувствовал, как частички меня уходят по своим тропам к далеким монастырям.

Тогда я пробормотал свое заклинание, и пространство вокруг меня подернулось серым туманом, вырывая меня из окружающей действительности и перенося за многие километры, к самым стенам монастыря по прозванию «Поднебесный». Через несколько секунд серь медленно рассеялась, и я оказался над дорогой, ведущей к Поднебесному, возле небольшой пещеры, замеченной мной еще во время просмотра дневника Лисьего Хвоста. Именно отсюда я собирался направлять свои действия в монастырях и наблюдать за происходящими там событиями.

Несколько мгновений я посвятил разглядыванию белеющих невдалеке стен монастыря, а затем вошел в пещеру и, пока мои полномочные представители были в дороге, принялся обустраивать ее для своего пребывания.

Пещера была сухая и просторная, а на то, чтобы создать некое подобие очага и достаточно удобное ложе, много времени не потребовалось. К тому же я торопился приступить к своей основной работе – контролю за запущенными мною тенями.

По правде говоря, возбуждение и уверенность в собственных силах, которые возникли у меня во время беседы с моим странным знакомцем, несколько поутихли, и я начал более трезво представлять себе, за какую задачу взялся. Дело в том, что направленные мной в монастыри тени, или дубли, имели сознания ровно столько, чтобы более или менее твердо ходить, реагировать на внешние раздражители, уклоняться от непосредственной опасности. Даже связно поддержать беседу им было сложновато. Так что беседовать от их лица, производить какие-то сложные манипуляции да и вообще контролировать все их действия придется мне лично.

А теперь представьте себе, что вы беседуете с пятью людьми на пять разных тем, причем делаете это одновременно, и тогда вы, возможно, поймете, какую задачу я решился выполнить.

Правда, была у меня надежда на некоторое облегчение. Судя по внешнему виду троп, которыми ушли мои копии, они были совершенно не похожи на мою Серую тропу. Мое заклинание переносило меня к необходимому месту практически мгновенно. А открытые стариком тропы были проекциями настоящих дорожек, ну, может быть, несколько более быстрыми. Поэтому мои тени должны были достичь пунктов своего назначения не одновременно. Это давало мне возможность постепенно включаться в их деятельность, так сказать, ступенчато увеличивать нагрузки.

Так что, закончив оборудование своего временного места пребывания, я присел у входа в пещеру и, греясь в лучах осеннего солнышка, принялся проверять, в каком состоянии находятся мои дубли.

Все они были еще в дороге, но первый из них, направлявшийся к Замшелому Камню, был уже недалеко от своей цели.

Я вытянул ноги на нагретом за день камне и расслабился. Видимо, в горах дождей еще не было, а может быть, и вообще не бывало. Осень здесь стояла прекрасная и задумчивая, полная волшебного очарования, будившая светлые хорошие мысли. С высоты неприступной скалы, на вершине которой располагалась облюбованная мной пещера, белые стены монастыря, вырастая из скал на самой седловине перевала, казались холодными бастионами замка снежной королевы, хотя к виденному мной настоятелю поднебесного монастыря это имя никак не подходило.

В этот момент я почувствовал, что пора приниматься за работу, мой первый двойник уже подходил к воротам Замшелого Камня. Я снова вернулся в пещеру и, устроившись поудобнее в ее дальнем углу, отпустил сознание к первой тени.

Передо мной была абсолютная пустота, и маленькое светлое пятнышко, скользящее впереди меня, словно проталкивало эту пустоту вперед, выхватывая из нее все новые и новые метры тропы. Я шагал за этим пятнышком спокойным размеренным шагом – шагом опытных путешественников и солдат. Однако буквально через несколько секунд после того как я взял под контроль свою первую тень, в этой пустоте начали появляться неясные расплывчатые тени. Вокруг меня словно на проявляющейся фотобумаге выступали из ничего, и становясь постепенно ясными, очертания однообразной, покрытой жухлой травой равнины, вставших совсем недалеко впереди отрогов гор и небольшая рощица, в которую упиралась уже не тропа, а широкий тракт, покрытый едва подсохшей грязью. На опушке этой рощи стоял небольшой монастырь.

«А вот и Замшелый Камень», – узнал я знакомые ворота.

У ворот суетливо копошился высокий пожилой мужчина в каком-то, похожем скорее на рубище, драном плаще и старой соломенной шляпе. Однако стоило мне приблизиться, как я сразу же понял, что эта непрезентабельная одежка не что иное, как морок. Правда, выполнен он был чудесно, но от этого истиной не становился. А когда старик оказался в метре от меня, я уже точно знал, кто это такой. Поэтому, поймав его настороженный взгляд исподлобья, я сердечно его приветствовал:

– Добрый вечер, настоятель Исат!

Он недовольно поморщился, а потом спросил:

– Как узнал?…

– Ну, настоятель, – усмехнулся я, – что ж я, морок от истины не отличу? Обижаешь!

– Ха! Знаток нашелся… – И на его лицо тоже медленно вползла улыбка. – Морок ты распознал – ладно, а вот скажи, как меня признал? Мало ли кто мороком прикрылся?… Может, настоятель просто подставил кого-нибудь из своих людей? – Он помолчал, хитро прищурив глаз, а потом договорил: – Или видел меня когда?… Да и как звать знаешь…

– У каждого свое Искусство, отец-настоятель… Я же не пытаю тебя, почему ты навстречу вышел? Откуда узнал о моем приходе?…

– А я и не скрываю. Светлячок рассказал… Я же видел, как ты посреди дороги появился и с какой тропки сошел. Знаю и того, кто эту тропку тебе указал… Ну а зачем пришел, сам расскажешь…

Глаза у него по-прежнему хитро поблескивали из-под нависших бровей, но я почувствовал, что наступила решительная минута. Улыбка исчезла с моего лица, когда я негромко поинтересовался:

– А что ж, тот, кто тропку указал, не сообщил разве, зачем я в монастырь иду?…

– Он-то, может, что и сообщил, да только мне важно, что ты сам скажешь.

Я вздрогнул и на секунду замолчал, потому что реальность перед моими глазами слегка дернулась и морок на мгновение соскочил с фигуры настоятеля, приоткрыв его истинный облик. И я увидел, как напряжено его лицо и горят ожиданием его глаза. Однако в ту же секунду заклинание возвратило свою силу и наваждение вновь скрыло реальность. Я не успел прийти а себя от этой мгновенной демонстрации Правды, как с удивлением услышал свой собственный голос, произнесший, на мой взгляд, совершенно непонятную фразу:

– Мне нужно Слово твоего монастыря!

Исат вздрогнул, его наведенная на лицо маска исказилась, но он тут же взял себя в руки и довольно спокойно произнес:

– Что ж, проходи, слушай…

Затем он толкнул небольшую калитку, врезанную в широкие ворота, и пропустил меня вперед. Я ступил на двор монастыря и тут же прошептал заклинание Истинного Слуха. Теперь мне нужен был именно он, потому что в любой момент могло быть сказано Слово, предназначенное именно для «ищущего Путь». И я должен был сразу понять, что сказано именно то, что нужно мне.

– Сначала я устрою тебя на ночлег, а потом – в трапезную, – проговорил за моей спиной настоятель.

У меня внутри что-то дрогнуло, но я сразу сообразил, что среди сказанного Слова не было.

Разместили меня в уже знакомом двухэтажном флигеле, притулившемся в глубине двора. Мы прошли через пустой обеденный зал, в котором Лисий Хвост слушал историю возникновения Замшелого Камня, и поднялись на второй этаж. Здесь настоятель толкнул, как мне показалось, первую попавшуюся дверь и посторонился, пропуская меня вперед.

Комната была точной копией той, в которой останавливался в свое время Лисий Хвост.

– Можешь привести себя в порядок, а затем спускайся в трапезную… – проговорил настоятель за моей спиной, и дверь, тихо скрипнув, закрылась.

Не раздеваясь, я быстро прошел в умывальную и сполоснул лицо. А больше моей тени ничего и не надо было делать, чтобы «привести себя в порядок».

Я вышел в коридор и, неслышно ступая, подошел к лестнице, ведущей в трапезную. Судя по всему, там уже не было пусто. Раздавалось шарканье ног, перезвон посуды и столовых приборов, негромкие голоса. Я прислушался.

– …Не надо больше приборов, – прорезался командный баритон. – Настоятель сказал, что ужинать будем вчетвером…

– Бокалы ставить в полном наборе? – Вопрос был задан мальчишеским фальцетом. «Видимо, какой-то послушник…» – подумал я.

– Нет, в половинном, – ответил первый голос.

– Отец-ключник, для гостя положить приборы Серого Магистра? – На этот раз спрашивал женский голос, что меня удивило. Я не знал, что в Замшелом Камне служат и женщины.

– Вот это вопрос… – протянул баритон, который, как я понял, принадлежал отцу-ключняку. – Он сам не назвал себя Серым Магистром, а Викт, дежуривший сегодня на тракте, убежден, что направленный к нам гость и есть Серый Магистр… Знаешь что, давай-ка обычные приборы, а там посмотрим, как этот гость себя поведет.

– Лишняя проверка для соискателя? – хмыкнул фальцет.

– А почему бы и нет? Мы уже дважды подавали эти приборы, а результата никакого, хотя оба раза ими пользовались серые магистры.

– Ну, серые магистры! Это они сами себя так называли… – Судя по тону, фальцету серые магистры вообще не нравились.

– Ладно, – прервал обсуждение отец-ключник, – заканчивайте быстрее, а то сейчас гость спустится.

– Да у нас уже все готово… – спокойно ответил женский голос. – И у повара все готово, хоть сейчас подавай…

Следом за этим раздался какой-то странный хрип, и слова: «Отец-настоятель, трапезная готова». А через несколько секунд раздался звук открываемой двери. Я начал спускаться по лестнице, притоптывая каблуками сапог.

Оказавшись внизу, я увидел, что в трапезной находится невысокий широкоплечий мужчина в привычной темной рясе с капюшоном, изготовленной, правда, из очень неплохой ткани. У двери стоял, видимо, только что вошедший настоятель. Он не закрывал входную дверь и выглядывал в прихожую, словно ожидая еще кого-то. И действительно, спустя несколько секунд в трапезную вошел еще один мужчина, очень высокий и худой, темная ряса которого висела на нем словно на вешалке.

Настоятель повернулся в мою сторону и представил своих помощников.

– Отец-ключник, – он кивнул в сторону невысокого, – и отец-хранитель, – с гораздо большей почтительностью был представлен худой.

Я кивнул в ответ и тут же поинтересовался:

– Хранитель чего?

Настоятель бросил в мою сторону быстрый взгляд и, чуть помедлив, ответил:

– Хранитель откровения, доверенного нашему монастырю святым Хэлфом…

Мы неторопливо расселись за столом, и я увидел по обе стороны от прекрасных фарфоровых тарелок полный набор серебряных столовых приборов со странно изогнутыми длинными ручками. «А не сыграть ли мне принцессу на горошине?» – мелькнуло у меня в голове, очень уж хотелось посмотреть эти специально для Серого Магистра приготовленные приборы.

Я взял в руку первую попавшуюся вилку и недовольно скривил губы.

– Что у вас за странные приборы? Такой вилочкой недолго себе глаза повыкалывать… – недовольно пробурчал я. – Ничего поудобнее нет?

Я нарочно обращался к сидевшему во главе стола настоятелю. Трое моих хозяев переглянулись, а затем отец-ключник молча трижды хлопнул в ладони. Немедленно отворилась небольшая дверка, ведущая, судя по донесшимся из-за нее запахам, на кухню, и в трапезную просунулась голова в темном капюшоне.

– Приборы Серого Магистра, – звучным баритоном скомандовал отец-ключник.

Голова исчезла, а через секунду в трапезную вошла молодая женщина, одетая в привычный темный балахон. В руках она держала большой серебряный поднос. Подойдя ко мне, она собрала лежавшие передо мной вилки, ложки и ножи, затем положила другие. Их было гораздо меньше и изготовлены они были, как я понял, из электра. Ручки у них были самые обычные, гладкие, но украшавший каждую из них блестящий медальон нес в себе изображение изящной короны.

– Это откуда же у вас такое чудо? – с неподдельным восхищением спросил я.

– Нашему монастырю подарила их наша первая королева, – спокойно ответил настоятель. И мое тело внезапно сотрясла нервная дрожь. Это было Слово. Слово, которое я ждал. Королева!

Но я тут же ощутил непонятную пустоту и мгновенно осознал, что Слово неполное. Что-то осталось недосказанным, что-то еще мне предстояло услышать в этом монастыре. Я отложил в памяти первое сказанное Слово и приготовился слушать дальше.

Мои хозяева, похоже, не обратили внимание на мое не совсем нормальное состояние, а возможно, приписали его усталости.

Между тем внесли первую перемену блюд и все принялись за еду. Как это ни покажется странным, меня не расспрашивали о том, откуда я появился и какие в моих краях стоят погоды. Сам я, естественно, также не был склонен разговаривать на эти темы. Разговор неспешно и спокойно перешел на магию во всех ее проявлениях и Дар, который достается отдельным людям.

Именно в этот момент я почувствовал, что еще две мои тени подходят к концу своих троп и должны вот-вот оказаться в месте своего назначения. Мне пришлось оставить своего двойника, уплетающего сытный ужин, надеясь, что его молчаливость не обеспокоит хозяев – пара, сходящая с Чужой тропы, требовала моего повышенного внимания.

Лишь на секунду я ощутил себя, лежащего в темном углу своей пещеры, и тут же вновь оказался на Чужой тропе. И в этот раз тропа двоилась. Ощущение было не слишком приятным, но и вполне терпимым.

Две мои тени довольно бодро шагали по своим тропам, и лишь спустя некоторое время я понял, что рядом с одной из них движется еще кто-то. В этот момент именно эта тень соскользнула с Чужой тропы в обычное пространство.

* * *

Я оказался на опушке дубовой рощи. Небольшой луг, поросший невысокой, похоже, не раз скошенной травой, плавно спускался к низкому берегу неширокой быстрой реки. На противоположном, высоком, берегу стоял огороженный стеной из светлого камня монастырь. Приглядевшись, я понял, что монастырь был выстроен на стрелке – месте впадения речки, струящейся перед нами в гораздо более широкую реку, протекающую с другой стороны монастыря.

– Ну вот мы и пришли, – раздался у меня за спиной знакомый голос.

Я быстро обернулся и увидел рядом с собой того самого старика, который повстречался мне на Скользком тракте. Он стоял, улыбаясь и довольно разглядывая монастырь.

– Ну и как же мы, настоятель Викт, попадем в твой монастырь? – обратился я к старику.

Он с удивлением взглянул на меня и в свою очередь спросил:

– Как ты догадался, что я Викт?

– Так сегодня ж твоя очередь дежурить на Скользком тракте, – использовал я информацию, полученную в Замшелом Камне.

– Так ты и это знаешь? Значит, я правильно определил, что ты Серый Магистр… – прошептал он, не отвечая на мой вопрос. Потом он шагнул вперед и пригласил: – Пройдем в монастырь. Там ты сможешь отдохнуть, а потом мы поговорим…

– Пошли… – согласился я и направился вслед за хозяином к берегу реки. И в этот момент моя третья тень соскользнула с Чужой тропы в привычную реальность.

* * *

Я стоял на узком карнизе, опоясывающем высокую скалу. Шириной он был чуть больше метра. Слева от меня поднималась удивительно гладкая вертикальная гранитная стена, справа темнела бездна обрыва. Ноги моего двойника вполне самостоятельно сделали шаг вперед, по плавно уходящему вверх карнизу, после чего я принял контроль над своей тенью на себя. Продолжая осторожно продвигаться вперед, я внимательно осмотрелся.

Было такое впечатление, что я нахожусь в самом сердце горной страны Тань-Шао. Несмотря на быстро сгущающиеся сумерки, я разглядел за обрывом очертания соседней скалы, поросшей ржавым мхом. Бросив взгляд выше, я увидел несколько встающих одна над другой вершин, блистающих снеговыми шапками. Солнечные лучи, видимо, еще ложились на них, давая хоть какое-то освещение и в ту расщелину, по которой двигался я. Однако, судя по всему, скоро и это небольшое освещение иссякнет, и тогда я окажусь в полной тьме.

Я слегка прибавил шагу, прекратив разглядывать окрестности и сосредоточив внимание на тропе, по которой шагал.

Она ровно текла под ногами, плавно поднимаясь вверх и обтекая тело скалы. На ней не было ни камней, ни трещин, и вообще она производила впечатление довольно ухоженной дороги для пешеходов. Лошадь здесь вряд ли прошла бы, а о повозке нечего было и думать. У меня сразу мелькнула мысль: «Если поблизости расположен монастырь, то как же монахи доставляют в него продукты и другие припасы?»

Между тем я приблизился к краю скалы, за который ныряла моя каменная тропка. Стоило мне повернуть за острый выпирающий угол, как я тут же увидел темный зев огромной пещеры, перегороженный во всю ширину аккуратной каменной кладкой. В этой стене, собранной из здоровенных, тщательно отесанных каменных блоков, виднелась тяжелая дубовая дверь.

«Хорошо бы знать, в какой из монастырей меня вывела эта Чужая тропа?» – подумал я, подходя к двери и берясь за тяжелый дверной молоток. На мой первый стук никто не откликнулся. Когда я во второй раз, с гораздо большим нетерпением, грохнул в дверь молотком, из-за дубовой створки послышался голос:

– Кто смеет колотить в дверь монастыря после захода солнца?

– Хто, хто – дед Пихто!… – проворчал я себе под нос, а громко ответил: – Путник, направляющийся в святой монастырь и с трудом одолевший путь, просит пустить его.

– Путник, направляющийся в святой монастырь, должен знать, что после захода солнца двери нашего монастыря не открываются, – возразили мне из-за стены, и я понял, что мой собеседник считает тему разговора исчерпанной и собирается удалиться на покой. Хотя я не ожидал встретиться на этом узком карнизе с какой-либо серьезной опасностью, мне совсем не улыбалось оставаться перед дверью монастыря на ночь.

– Что за странные порядки?! – заорал я что было мочи. – Или настоятель желает, чтобы я развалил эту трухлявую стенку?

Из-за двери послышался довольный смех, а затем радостный голос:

– Эти порядки заведены еще первым настоятелем монастыря и полностью себя оправдали. А кроме того, интересно посмотреть, как «с трудом одолевший путь» путник будет разваливать нашу стену. Впрочем, тебе лучше поберечь свою мощь. Совсем скоро у входа в монастырь появятся ловики и тебе будет чем заняться, кроме нашей стены.

После этого из-за двери снова послышался хохот.

– А кто такие – эти ловики? – спросил я.

– А это именно те, из-за которых и была поставлена эта, трехметровой толщины, стена.

– Такая здоровенная стена и такая хлипкая дверка… – выразил я сомнение.

– Ничего, на эту «дверку» наложено такое заклятие, что она будет почище стены да и самой скалы, – успокоили меня.

– Так что это все-таки за звери? Хоть подскажи, как они выглядят?

– Тот, кто знает, как они выглядят, уже не может об этом рассказать. Появляются они после захода солнца, а справиться с ними не может никто. Так что мне, конечно, жаль тебя, путник, но монахов нашего монастыря мне еще жальче. Считай, что тебе не повезло.

«Ладно, будем считать, что мне не повезло…» – решил я про себя, усаживаясь под стену и готовясь к бессонной ночи.

* * *

– Ну и как мы попадем в монастырь?

Я пристально посмотрел на настоятеля Викта. Мы стояли у самого обреза неширокой, но достаточно глубокой воды. Каменная стена монастыря была в соблазнительной близости, однако перед нами не только не было моста, чтобы переправиться через реку, в самой стене отсутствовало какое-либо подобие входа – монолитная стена из светлого камня бежала в обе стороны по высокому берегу.

Викт, не обращая на мой вопрос никакого внимания, прикрыл глаза и что-то нашептывал себе под нос. Закончив шептать, он бросил в воду у своих ног золотистую соломинку, и та, воткнувшись одним своим концом в илистый берег, сразу принялась удлиняться, рассекая водный поток тонкой, желтовато поблескивающей ниточкой. Через несколько мгновений эта ниточка достигла противоположного берега, и ее конец начал карабкаться по отвесу берега, а потом по камню стены, пока не остановился на ему одному приметном месте. Над водой повис наклонный золотистый лучик, не толще вязальной спицы.

– Прошу!… – повернулся ко мне довольный настоятель.

– Что?! Ты хочешь сказать, что я должен пройти по этому… «мосту»?!

– Это совсем не так сложно, как ты думаешь… – успокаивающе произнес он и опять улыбнулся.

– А я и не говорю, что это сложно. Это просто невозможно!… – бодро ответил я. – Даже если бы я был канатоходцем, не отважился бы идти по этой… игле!

– Как красиво ты назвал наш мост! – восхитился Викт, решив, видимо, подольститься. – Смотри, насколько несложно идти по нему…

И он поставил ногу на золотой лучик.

Тот слегка дрогнул и, как мне показалось, прогнулся, но вполне выдержал вес довольно грузного настоятеля, спокойно шагающего к белой стене монастыря. Мне показалось, что он даже не всегда ставил ногу точно на луч, порой она повисала рядом со светящейся ниточкой.

Очень скоро настоятель Викт оказался у самой стены, в которой сразу же возник просторный арочный проход.

Настоятель остановился на пороге арки и повернулся ко мне.

– Ну же, – подбодрил он меня. – Двадцать шесть шагов вперед! Это все, что от тебя требуется.

Но я уже не слышал окончания его фразы. В моей голове билось «Двадцать шесть шагов вперед». Это было именно то Слово, которое я должен был услышать в монастыре Стелящийся Поток. В общем-то мне уже можно было не вступать в монастырь, но я не мог оставить здесь память о трусости Серого Магистра. Поэтому я, так же как настоятель, поставил ногу на начало золотистого луча и тут же увидел под ней неширокую, но вполне достаточную дорожку из золотистых, словно бы свежеструганных досок. Перил не было, но мне они были и не нужны. В несколько секунд я оказался рядом с магистром, и мы вошли в монастырь.

* * *

Ужин заканчивался. На столе уже красовались вазы с фруктами, графины с вином, отдающим жасмином, на широких тарелках горками лежали сласти. И разговор стал гораздо непринужденнее.

Настоятель Исат, разгоряченный вином и разговором, снова завел речь о том, что Замшелый Камень занимает ключевое место в цепочке монастырей Тань-Шао, поскольку является не только старейшим из монастырей, но и воротами всей горной страны. Отец-ключник, в целом согласный с отцом-настоятелем, настаивал на том, что «первородство» Замшелого Камня необходимо закрепить юридически и подкрепить поставками из других монастырей имеющихся там редкостей. Таких, как оранговое масло из Преклони Голову или зеленое фисташковое вино, приготавливаемое только в скалистом Брошенном Несчастье. Отец-хранитель, который, как я заметил, прикладывался к кубку реже всех, смотрел на своих товарищей с легкой насмешливой улыбкой и помалкивал. И тогда я спросил:

– Настоятель Исат, а что это за откровение, которое доверено вашему монастырю и которое хранит отец-хранитель?

– Вот, кстати, еще одна причина поставить наш монастырь на особое положение! – тут же откликнулся настоятель, не совсем поняв мой вопрос. Отец-хранитель, наоборот, сразу насторожился. Губы его поджались, а глаза сузились, уставившись на меня острыми зрачками.

Увидев перемену, произошедшую с отцом-хранителем, настоятель тоже взял себя в руки и уже спокойнее пояснил:

– Вообще-то на этот вопрос может ответить только отец-хранитель. Но для того чтобы ответить, он должен убедиться в твоем предназначении. Мы не можем любому, назвавшемуся Серым Магистром, доверить откровение, – закончил он, будто бы оправдываясь.

– Я уже говорил, что не называю себя Серым Магистром. Тем не менее мне кажется, что откровение, которое вы так храните, представляет собой совершенно бессмысленную для вас фразу… Просто набор слов!

И я довольно отхлебнул из своего кубка, заметив, как передернулось лицо отца-хранителя.

– Пожалуй, нам пора ложиться спать… – поднялся со своего места настоятель Исат. Тут же встали из-за стола и двое его товарищей. Мне ничего не оставалось делать, как последовать их примеру.

– Завтра, дорогой гость, я буду рад показать тебе монастырь и, если захочешь, познакомить тебя с главными положениями учения тзан, которое есть основа Познания Сути.

Я в ответ, только улыбнулся и коротко склонил голову. Отвечать мне было некогда, моя тень, оставшаяся на каменном карнизе у закрытой двери монастыря, требовала моего присутствия.

И снова невнятным мазком скользнула перед глазами темная пещера. И канула в кромешной тьме горной ночи.

* * *

Скалы быстро остывали, а с горных вершин вдогонку за дневным теплом скатывался вал холодного воздуха. Тьма была действительно полная, и даже звезды, сиявшие в высоком небе, напоминали маленькие шляпки только что вбитых гвоздиков и совершенно не давали света. Впрочем, ни темноты, ни холода я не боялся. А вот ощущение надвигающейся темной магии было не особенно приятным. Причем эта магия была не только очень сильна. Она, казалось, окружала меня со всех сторон, постепенно нарастая, как шум приближающегося поезда. Даже сзади, в древнем граните скалы, это ощущение накатывающегося магического вала вполне ощущалось.

Я поднялся на ноги и прислонился спиной к дубу двери. На дверном полотне действительно покоилось какое-то древнее заклятие. И оно полностью гасило атакующий магический вал.

«Теперь хоть за спину можно не опасаться…» – мелькнула у меня лихорадочная мысль, и в то же мгновение слева от меня, из скалы, на которую я только что опирался спиной, вынырнула небольшая размытая сероватая тень и повисла над каменной тропкой. Я внимательно вглядывался в нее, пытаясь определить природу этого существа или явления, и тут боковым зрением уловил такое же сероватое шевеление справа от себя.

Бросив быстрый взгляд направо, я увидел, что из каменной дорожки, по которой шагал вечером, выглядывает сгусток такой же сероватой тени, и не просто выглядывает, а медленно, словно крадучись, движется в мою сторону. Еще одна такая же тень, похожая на легкое, отсвечивающее серым облачко, повисла надо мной в воздухе, смазывая блеск звезд.

– Смотри-ка, человек!… – раздалось тихим шелестом у меня в голове, и я тут же понял, что заговорила серь слева у скалы.

– Не, не человек… – донеслось справа.

– Человек!… – упрямо повторила левая. – И я его сейчас буду употреблять!…

– Ты, как всегда, торопишься, – донеслось справа. – Это тень человека…

– Тень не может быть цветной и трехмерной!… – нервно возразили слева.

– На себя посмотри, – раздался шелест сверху.

– Я не цветная!… – взвизгнули слева.

– Нет, ты не цветная, – успокоили ее сверху, – ты глупая… – И справа тут же хихикнули.

– Так это вас называют ловики? – спросил я про себя…

– Нас… – ответили слева и тут же добавили: – Ой! Он нас слышит!…

– Тень, владеющая Сознанием?… – задумчиво спросила саму себя серая дымка, высовывающаяся из дорожки.

– Да, это странно… – согласилась с ней верхняя. – Может, это действительно человек?

– Шас узнаем!… – донеслось слева, и мне показалось, что одновременно с произнесенными словами говоривший не то облизнулся, не то судорожно сглотнул.

И сразу за этим букетом полусмазанных звуков левый сереющий сгусток метнулся в мою сторону. Одновременно я почувствовал сильнейший ментальный удар, рванувший на части мое сознание. Меня спасла только незаурядная реакция. Едва я уловил начало движения ловика, как моя левая рука взметнулась ему навстречу, выбрасывая магический щит. Серая масса, свернувшаяся в шар для нанесения удара, врезалась со всего маху в невидимый барьер и разлетелась по всей поверхности щита пенными ошметками. Волна магии, обрушившаяся на меня, мгновенно исчезла, а неопрятные серые клочья, похожие на грязную мыльную пену, стали стремительно высыхать. Через несколько секунд они посыпались с тихим шорохом вниз, устилая каменную тропинку под моими ногами неопрятным серым пеплом.

– Полное обезвоживание… – констатировал ловик сверху.

– Может быть, хоть это научит Ледышку осторожности?… – задумчиво ответил ему его партнер, торчавший из гранита тропы.

– Ну ладно, – продолжил свое перешептывание верхний ловик. – Что мы будем делать с этой странной тенью?

– Как что?! – удивился его партнер. – Скушаем, конечно. Сознание вполне съедобно и даже выше нормы наполнено магией…

– Значительно выше нормы… –согласился первый.

– Значит, оно нам подходит. Только действовать надо спокойно, осторожно и неторопливо, – закончил разговор второй и медленно двинулся в мою сторону.

Было такое впечатление, что маленькое любопытное облачко решило меня дружелюбно обнюхать. Однако я прекрасно помнил магический удар, нанесенный в момент нападения Ледышки, и совсем не хотел испытать подобное удовольствие еще раз. Тем более что мое Сознание, за которым, как я понял, охотились эти милые ласковые облачка, уже определило их странную природу. Поэтому я убрал щит, все равно не действовавший внутри камня, и мысленно произнес:

– Я вижу, развоплощение вас ничему не научило. Если вы не кончите валять дурака и не успокоитесь, то я вас развею окончательно.

– Откуда ты знаешь о развоплощении?! – отпрянул от меня нижний ловик.

– Он вообще слишком много знает… – донеслось сверху и грязно-серое облачко, заслонявшее звезды, стремительно пошло вниз.

На этот раз я спокойно подпустил его к себе, а когда ловик окутал мою голову своим туманным телом, произнес нужную формулу.

И тут же над моей головой начал закручивать свою спираль могучий воздушный смерч. Уже на втором витке он дотянулся до расплывчатой массы ловика и в мгновение ока всосал его в себя. Из уплотнившейся сердцевины смерча послышался короткий, какой-то разорванный вскрик «Нет!…» – и вращающийся поток воздуха тут же схлопнулся, словно вывалившись в другое пространство.

– Вот это да! – раздалось у моих ног. Я опустил взгляд и увидел, что серый пепел, в который обратился Ледышка, снова начал возвращаться в свою привычную форму небольшого сероватого облачка. Правда, это облачко было еще совсем маленьким, но, по-видимому, уже вполне ориентировалось в пространстве и могло оценивать ситуацию.

– Ну что, вы тоже хотите последовать за своим другом?! – сурово поинтересовался я.

– Нет, нет!… – тут же отозвались два голоса.

– Тогда погуляйте немного, но далеко не отлучайтесь, мы еще побеседуем… – быстро проговорил я, чувствуя, что моя четвертая тень уже сходит с Чужой тропы в истинное пространство. Я переметнул свое Сознание к очередному двойнику с такой скоростью, что даже не увидел привычно размытого изображения своей базовой пещеры.

* * *

Мне в глаза ударил резкий колеблющийся свет пожара, а в уши – ужасающий грохот, вой, скрежет сражения. Но все звуки перекрывались равномерной дробью огромных барабанов.

Прямо передо мной, не далее чем в ста шагах, высились стены монастыря, освещенные заревом пожара, охватившего угловую башню. К центральным воротам, находившимся прямо передо мной, с громким скрипом, погромыхивая огромными колесами, двигался чудовищный таран. В нескольких местах к невысоким стенам монастыря прилепились паутины лестниц, по которым ползли нападавшие.

Несколько ошеломленный внезапным появлением в гуще боя, я не сразу разобрался в его подробностях. Но уже спустя несколько секунд мне удалось достаточно хорошо разглядеть атакующих, чтобы сильно удивиться.

Это были странные маленькие существа, более всего похожие на крыс-переростков. Высотой едва доставая мне до колена, они имели сильно вытянутые вперед лица, оканчивающиеся длинными острыми носами, снабженными тонкими и редкими волосиками усов. Рты, украшенные двумя острыми резцами, выдвинутыми далеко вперед, прятались в шерсти под носами, а подбородков у них не было совершенно. Их плоские головы с низкими лбами были прикрыты одинаковыми, совершенно круглыми шлемами, из-под которых высверкивали маленькие черные бусинки глаз. Покрытые бурой шерстью тела перетягивались сложными портупеями, на нижнем ремне которых крепилось некое подобие мини-юбочек. Тонкие лапы сжимали короткие, сильно изогнутые и утяжеленные на концах сабли, напоминавшие знаменитые турецкие ятаганы, и небольшие круглые щиты.

Самое поразительное было в том, что тысячи этих существ, выстроенные рядами в стройные колонны, шагали под оглушительный рокот барабанов к стенам монастыря, обтекая мои ноги и словно совершенно меня не замечая.

Когда я внимательнее взглянул на осажденный монастырь, я был крайне удивлен тем, что на его стенах практически не было видно защитников. Только возле взметнувшихся над стенами концов лестниц суетилось по три-четыре человека да вдоль стены мелькало несколько темных голов.

И тем не менее монастырь еще держался. Держался из последних сил, и было ясно, что близкий рассвет скорее всего озарит торжество захватчиков. Надо было что-то делать, и делать быстрее.

Я мгновенно перебрал наиболее доступные мне средства «массового поражения» и, остановившись на наиболее, на мой взгляд, эффективном, начал читать соответствующее заклинание.

А шеренги нападавших все выползали и выползали из-за моей спины на вытоптанный луг перед монастырской стеной.

Наконец мое заклинание начало действовать. Над головой у меня, возникая прямо из воздуха, замелькали длинными лучами две огромные, бешено вращающиеся звезды – два гигантских сюрикена, готовых сорваться в свой убийственный полет.

Я взмахнул обеими руками, бросая блистающих убийц вперед.

Две трехметровые сверкающие звезды сорвались с места, сразу нырнув ближе к траве, и, перекрывая своим ревом грохот барабанов, пошли в сторону монастырской стены. За ними оставались две чудовищные кроваво-бурые полосы размозженных голов и разорванных тел.

Прежде чем нападающие смогли разобраться, что, собственно говоря, происходит, оба моих убийцы, развернувшись у самой стены наподобие бумерангов, направились в противоположную сторону, пропахивая в рядах атакующих еще две такие же кровавые полосы.

В этот момент справа и немного сзади меня раздался пронзительный визг. Я невольно оглянулся. За моей спиной висело огромное черное облако, из которого выползали новые колонны звероподобных малышей. И теперь уже объектом их атаки становился я сам. Об этом свидетельствовало их построение – они обходили меня, захватывая в ощетинившееся саблями кольцо.

Снова раздался пронзительный визг, и я понял, что он исходит от закутанного в алый плащ существа, сходного своим видом с любым из нападавших, но значительно превосходящего их в росте. «А вот и командование…» – догадался я.

И в этот момент я скорее почувствовал, чем ясно осознал некое несоответствие развернувшейся передо мной картины. Лишь спустя мгновение я понял, что меня смутило. Оглянувшись назад, я оказался спиной к полыхающему пожару, и как только перестал видеть этот яростный огонь, с земли исчезли багровые колеблющиеся тени.

Я быстро обернулся, и снова увиденный огонь вернул на свое место эти тени!

«Морок!» – наконец-то сообразил я. Стоило мне подумать о наваждении, как тут же выполз на свет божий и довольно грубый рубец, по которому морок был подшит к реальности. А военачальник в алом был, без сомнения, генератором, создающим это наваждение.

И тут я разозлился: «Ну, монахи и монашки, сейчас я отучу вас шутить над безобидными пешеходами!»

Не обращая больше внимания на изготовившуюся к атаке армию, я взмахом руки уничтожил запущенных мною убийц, а затем зашептал одно из сочиненных мною на досуге заклинаний. Этакая шутка гения! Едва я закончил свой короткий, довольно заунывный монолог, как лужок перед монастырскими стенами опустел, пламя пожара погасло, а с пригорка раздалось сдавленное пыхтение. Я заметил сгорбленную фигуру, быстро удаляющуюся в направлении недалеких кустиков. А вот помощникам наводившего морок мага деваться со стены было некуда и, что самое главное, некогда. Поэтому звуки и запахи, характерные для быстро опорожняющегося кишечника, пронеслись над лужком вполне явственно.

Придуманное мной слабительное, как всегда, оказалось на высоте, и шутившим со мной шутки стало совсем не до смеха… Так что, видимо, придется немного подождать, когда у этих шутников успокоятся животы, а пока можно посмотреть, как там дела у монастыря в скале…

* * *

На этот раз я не торопился. Сначала я увидел свою базовую пещеру и по царившей вокруг темноте понял, что наступила самая тяжкая часть ночи – час Быка. А это значило, что до рассвета оставалось часа четыре. Потом я быстренько проверил свои тени в Замшелом Камне и Стелящемся Потоке. Они добросовестно притворялись спящими. Только после этого я отправился к монастырю в скале.

Осторожно вернувшись в свою тень, я огляделся. Вокруг ничего не изменилось, только звездный узор на черном небе переместился, показывая, что приближается рассвет.

Обе сероватые тени были на месте. Ледышка после своего неудачного нападения, похоже, полностью восстановился и теперь висел прямо над пропастью, метрах в пяти от двери, к которой я прислонился. Вторая тень пребывала на том же месте, частично высунувшись из каменной дорожки. Они тихонько беседовали и разговор был очень интересен. Я замер, прислушиваясь.

– …если бы мы втроем кинулись, может, что и получилось… – бурчал Ледышка.

– Ничего бы у нас не вышло, – спокойно отвечал ему второй ловик. – Мы бы все трое вмазались в его щит и лежали бы сейчас серым пеплом.

– Полежали бы и оклемались, зато сейчас точно знали бы насколько этот маг силен.

– А того, что он сделал с Гиви, тебе недостаточно. Это тебе ничего о его силе не говорит?!

– Говорит… – неохотно согласился Ледышка.

– И мне говорит. Так что не строй из себя самого непобедимого, а слушай эту тень. Мне кажется, ее очень стоит послушать.

– Ты что, думаешь… – удивленно пробормотал Ледышка, но спрятавшийся в граните перебил его:

– Вспомни проклятие Хэлфа. Там все сказано…

– Но… неужели ты думаешь, что это тот, кого ждут монахи?!

– Он самый… Хотя, конечно, нужно подождать. Если он скажет то, что мы хотим услышать, значит, это он.

Ловики замолчали, словно каждый задумался о своем. Два грязно-серых облачка висели совершенно неподвижно. Я легко кашлянул.

– Ну наконец-то появился… – сразу прошелестело в моей голове. Говорил, конечно, ловик, прятавшийся в граните.

– Да, наконец-то, – поддержал его Ледышка. – Скоро рассветет, а нам при свете быть не полагается…

– Ну что ж, тогда быстренько рассказывайте, кто это сыграл с вами такую мерзкую шутку?… И за что?…

Ледышка отшатнулся еще дальше от тропинки и прошептал:

– Не буду я ничего рассказывать…

– А я, пожалуй, расскажу… – шепнул ему в ответ его товарищ, хотя и его шепот был каким-то неуверенным и прерывистым.

– Ты что, забыл о проклятии?… – еще дальше в пропасть отшатнулся Ледышка.

– Как раз я-то помню, поэтому и решил рискнуть, – заметался в моей голове ответ второго ловика. – И вообще мне надоело прятаться днем в скале и охотиться на чужие сознания! Будь что будет!

К концу этого малопонятного выступления его шепоток окреп и наполнился решимостью.

– Ну смотри… – смущенно прошелестел Ледышка. В воздухе повисло напряженное молчание и наконец тихий и очень горький шепот:

– Мы с Ледышкой последние хозяева этих гор…

И снова воцарилось молчание, правда, на этот раз недолгое.

– Наши горы всегда были мало приспособлены для жизни. Сам понимаешь, земли, чтобы пахать и сеять, здесь нет, города строить не имеет смысла, потому что ни торговых путей, ни особо искусных ремесленников в горах нет…

Интерлюдия

Эти дикие, почти полностью лишенные растительности, с немногочисленными речками и ручьями горы были мало приспособлены для жизни людей. Но люди здесь жили. Это были пастухи, водившие по отрогам своих баранов и коз, питавшиеся молоком, сыром, кореньями и диким чесноком, одевавшиеся в шерсть и шкуры. Это были бродяги и авантюристы, искавшие в горах золото и драгоценные камни и не брезговавшие поживиться за счет купцов, изредка забредавших к горным жителям. Были в горах и маги, желавшие уединения, постигавшие свое высокое Искусство в тишине и чистоте гор. Именно маги возводили в самых неприступных местах каменные башни или пробивали в граните скал запутанные лабиринты.

Суровая природа гор породила суровых, немногословных людей. И мужчины, и женщины – рослые, черноволосые, крепкие как гранит, по которому они ходили, и вольные как ветер, которым они дышали, были немногословны и неторопливы, сдержанны и точны.

Этих горных людей было немного – горы проводят жесткий отбор, и слабые здесь не задерживаются. Но эти люди были сильны, эти люди хорошо знали свой мир и верили друг другу, ибо обмануть или предать своего считалось в горах самым большим преступлением, и такие тоже здесь не выживали. И еще они очень любили свои горы.

Когда началась Всеобщая безумная Война, малочисленные жители гор Тань-Шао не поддались всеобщему безумию. Они не начали нападать друг на друга, а еще больше сплотились, став скалой человечности во всеобщем море хаоса и дикости.

Многие армии, отряды, банды и шайки в пылу охватившего всех военного безумия пытались вторгнуться в горную страну, подняться на неприступные скалы, покорить этих непонятных суровых людей. Но все те, кто не успевал унести ноги с негостеприимного холодного гранита, были полностью уничтожены. В горах захватчикам не помогало ни численное превосходство, ни военная техника, с огромным трудом поднятая на скалы, ни опыт «великих» полководцев и предводителей. Не помогало им и чародейство их магов, потому что во главе горного народа встали горные маги. Велико было их Искусство и дарованная им Сила, и не могли с ними справиться чародеи равнин, развращенные роскошью, тратившие Силу на исполнение своих прихотей.

Захватчиков поджидали обвалы и оползни, камнепады и длинные черные стрелы, вылетавшие неизвестно откуда и всегда поражавшие насмерть. Их встречали жуткие ядовитые твари и чудовищные монстры, созданные воображением и Искусством магов.

А когда война кончилась, так же неожиданно, как и началась, чужаки вообще перестали появляться в горах. В мире так мало осталось людей, что они свободно находили себе место на равнинах, богатых тучной плодородной землей и полноводными реками, травой и деревьями. И люди гор продолжали спокойно жить в своем мире, все больше отдаляясь, все больше отгораживаясь от остального человечества.

Когда в горах появилось пятеро новичков, в одиночку бредущих по узким каменистым тропам, на них никто не обратил внимания. Они казались такими неуклюжими и слабыми, эти плохо ориентирующиеся в горах жители равнин. Никто из горцев не увидел в них угрозы своему миру.

Четверо мужчин в темных длинных балахонах с глубокими капюшонами и одна женщина в такой же одежде, только белого цвета, вместе войдя в горы через одно из ущелий, разделились и брели поодиночке в разных направлениях. Казалось, они сами не знали цели своего пути. Но это было не так.

Каждый из этой пятерки нашел свое место в горной стране. Один из них вышел к слиянию двух самых крупных горных рек, единственному месту, где было вдоволь воды, и прямо на берегу поставил шалаш. Второй набрел на старый, давно заброшенный подземный лабиринт, оставшийся от одного из магов, и поселился в нем. Третий нашел маленькую расселину между скал и выкопал там землянку. Четвертый непонятным образом оказался на вершине неприступной скалы и принялся в одиночку вырезать в ее теле жилище. Женщина ушла дальше всех, к последнему перевалу у самой Границы.

Там она уселась на плоский осколок белого мрамора и замерла, пристально разглядывая пространство перед собой.

А через несколько дней в горы потянулись люди. Сначала их было немного, но с каждым днем их число увеличивалось. Они шли по следам первой пятерки, выбирая для себя дорогу по непонятным для посторонних признакам. Они казались такими же слабыми и не готовыми жить в горах, но, несмотря на это, упорно брели за своими вожаками и, придя на место, начинали возводить дома, сараи, склады, обносить все эти постройки стенами. И еще они учились. Те, кто пришел в горы, первыми учили своих последователей постигать Суть.

Несколько лет настоящие хозяева гор не обращали внимания на незваных гостей. Правда, и те старались не вмешиваться в жизнь гор, но невольно делали это.

Там, где не хватало питьевой воды, новые жители рыли глубокие колодцы или с помощью магии выводили водные жилы на поверхность. Они дробили скалы, выравнивая каменистые плато, устилали их слоем плодородной земли и устраивали огороды, а иногда даже сады. Но самое главное – к ним, в их монастыри, потянулись вереницы гостей. Горы перестали быть тихим, спокойным убежищем. Они становились местом паломничества!

Самое страшное началось, когда стадо одного из местных пастухов набрело на огород монастыря, названного Стелящийся Поток. Козы объели все молодые сочные побеги, ведь пастух считал, что его животные вправе жевать все, что растет в его горах. Но и стадо, и пастух не ушли далеко от потравленного огорода. Едва они сошли с нанесенной волшебством плодородной земли, как тут же обратились в камни.

Но кто-то видел это ужасное колдовство и весть о нем разнеслась по горам с быстротой грязевого селя. Она потрясла всех горцев. Уже через два дня под стенами монастыря Стелящийся Поток, у слияния двух рек, появилась ватага из четырнадцати человек во главе с одним из самых молодых магов. Поздно вечером они незамеченными прошли по мосту через малую реку и ворвались в монастырь. Двадцать шесть монахов легли мертвыми под ножами мстителей, и только настоятеля им не удалось отыскать. После учиненной резни они захватили в монастырских покоях все самое ценное, а, монастырь подожгли.

Когда они, покинув полыхающие постройки, были на середине моста, с монастырской стены послышался зовущий крик. Они обернулись и увидели темную высокую фигуру настоятеля. Ватажники застыли на месте, пораженные жутким видом этой призрачно-черной тени на фоне дымного зарева пожарища. А настоятель поднял вверх руки и, перекрывая рев пламени, прокричал короткое проклятие. В ту же секунду мост под ногами горцев исчез, и они рухнули в воду.

Была поздняя весна и никто из оказавшихся в воде особенно не испугался – плавать умели все, да и речка была узкая и неглубокая. Но они напрасно надеялись спастись. Едва только все четырнадцать вынырнули на поверхность, реку сковало льдом и несчастные вмерзли в него, пораженные жутким холодом. А льдину, промерзшую до самого дна, спокойно обтекала теплая весенняя речная вода.

Они жили еще трое суток. И все трое суток высоко над ними на монастырской стене черным изваянием стоял настоятель сгоревшего монастыря, наблюдая за муками замерзающих людей. Предводитель ватаги пытался с помощью магии освободить своих товарищей, но все его усилия оказались тщетны – Искусство настоятеля было намного выше его возможностей. Горный маг умер последним, пережив смерть каждого своего товарища. Так монастырь погиб от огня, а те, кто его сжег, погибли от стужи.

А после того как замерз насмерть последний из нападавших, настоятель повернулся спиной к реке и спустился на пепелище. Страшная льдина растаяла и четырнадцать трупов унесло текучей речной водой.

Это была единственная победа горцев над монастырями… Если случившееся можно назвать победой.

Стелящийся Поток отстроили заново на том же самом месте уже через полгода. А между горцами и пришлыми монахами началась самая настоящая война. И не важно, что воюющие стороны были очень малочисленны, война от этого не становилась менее ожесточенной и кровопролитной. В этой смертельной войне нападающей стороной всегда были жители гор, но они же всегда становились и стороной побежденной.

Вначале, вдохновленные примером своих четырнадцати погибших соплеменников, горцы пытались атаковать и уничтожить построенные монастыри. Но больше ни разу им не удалось подобраться незамеченными к стенам монастырей. Более того, их отряды, появлявшиеся вблизи этих построек, обязательно попадали под камнепад или оползень, а иногда проваливались в занесенные снегом бездонные трещины. Не помогало ни прекрасное знание горных тропинок, ни веками выработанное чутье, ни самые надежные приметы. Казалось, сами горы ополчились на своих детей.

Потом, поняв, что уничтожить монастыри они не смогут, горцы попробовали уничтожать караваны паломников, направлявшихся к монастырям. Однако паломники неожиданно меняли свой маршрут и, словно заранее предупрежденные, уходили от приготовленных засад, либо караваны были прикрыты столь мощными магическими щитами, что горцы ничего не могли им противопоставить.

Наконец, после трехлетних столкновений, народ гор решил раздавить хотя бы один из ненавистных монастырей, разрушивших их привычную жизнь.

Для выполнения этого плана горцы собрали все имевшиеся у них силы. А сил этих было всего четыреста восемьдесят человек, включая полтора десятка мальчиков и девочек, не достигших пятнадцатилетнего возраста. Возглавили этот отряд последней надежды четыре оставшихся в горах мага. Именно они решили, что объектом их атаки станет монастырь, обосновавшийся в старом подземном лабиринте. Один из магов был учеником чародея, создавшего этот лабиринт, и довольно хорошо знал его запутанные ходы.

Эта маленькая армия, прикрытая объединенным Искусством четырех магов, незаметно подобралась к пещере, откуда начинался монастырский лабиринт. Оказалось, что никто этот вход не охраняет. Горцы бесшумными тенями проникли в пещеру и направились за своим проводником. Только три мага остались у входа в лабиринт, чтобы в случае необходимости преградить дорогу внутрь монахам или прикрыть отступление своих товарищей.

Трое магов ждали десять дней, но никто из проникших в лабиринт так и не вернулся. А на исходе десятого дня, когда солнце повисло над вершинами гор, на дорожке, ведущей к входу в пещеру, появился одинокий путник. На нем был надет такой же темный балахон, как на большинстве монахов, но круглое, уже немолодое лицо было добродушно и улыбчиво. Усевшись на камень прямо возле входа в пещеру, он расстелил рядом большой чистый платок, разложил на нем нехитрую снедь и легкое вино. Притаившаяся у входа в пещеру тройка прикрылась заклинанием невидимости, но этот старик все равно сразу же их разглядел и с усмешкой предложил последним магам гор присоединиться к своей трапезе. И те, удивляясь сами себе, вышли из-под своего магического прикрытия и уселись вокруг салфетки незнакомца.

Он с аппетитом жевал вяленое мясо с густо посыпанным солью хлебом, прихлебывал из глиняной кружки вино и веселыми глазами разглядывал своих «гостей». А горцы удивленно таращили глаза на старика. И им было чему удивляться. Они видели старика, слышали, как он дышит, прихлебывает, говорит, от него даже исходил слабый запах – запах здорового человеческого тела, но когда они пытались коснуться его магическим импульсом, встречали… пустоту. Старика не было! А между тем мясо, хлеб и вино, которые этот странный монах поглощал, были самыми настоящими.

Наконец старик закончил свою трапезу, убрал оставшиеся припасы и свернутую салфетку в сумку. Затем он повернулся к молчащей троице, и лицо его было сурово, а в глазах плескалась неизбывная печаль.

– Я не хотел зла народу гор… – Голос старика подрагивал от скрытой муки. – И если бы вы не объявили войну монастырям, вас никто бы не тронул!

– Мы хозяева этих гор и нам решать – кому здесь жить, а кому нет! – глухо ответил старший из магов.

– Да, вы хозяева гор, – неожиданно просто согласился старик, но горечь из его голоса не исчезла. – Однако вы не хозяева жизни. Вы не можете решать, кому и как жить. Вы не можете безнаказанно отнять жизнь у других существ, тем более у существ, которым предназначено спасти и вас самих. Поэтому как только народ гор присвоил себе чужое право, он был обречен.

Старик замолчал и надолго задумался. А трое магов так же молча ждали, что же он скажет еще, хотя уже поняли судьбу своего народа.

Наконец старик поднял голову и снова посмотрел на последних горцев.

– Я сделал все, что мог, чтобы спасти хотя бы кого-то из вас. Те, кто спустился в глубь этой скалы, прошли сквозь древнее заклятие, которым один из самых сильных чародеев, живших в этих горах, пытался укрыть свои тайны. Теперь ваши люди вместе со своим проводником неподвластны Времени. Они будут блуждать внутри скал, пока кто-то из вас троих не рассеет наложенное заклятие.

Но вам этого сделать не удастся до тех пор, пока не будет сыграна Фуга для двух Клинков, двух Миров и одного Магистра. А чтобы у вас не возникло глупого желания проникнуть в лабиринт до срока и вновь попытаться разрушить хотя бы один из монастырей, вы потеряете свое теперешнее воплощение и будете дожидаться своего часа в виде ловиков.

В этот момент солнце спряталось за вершинами и, как это бывает в горах, на скалы опустились мгновенные сумерки. Старик встал над сидящими и враз обессилевшими магами, и глаза его, потеряв свою печаль, стали льдисто-безразличными. Он быстрым движением натянул на голову глубокий капюшон, а затем простер над склоненными магами свои длинные руки и пропел-простонал короткое заклинание на неизвестном в горах языке.

Едва стихло слабое эхо, как тела троих несчастных начали плавиться. Словно три кусочка льда, брошенные на раскаленную сковородку, три тела скользили по каменной площадке перед входом в пещеру, истекая фырчащими струйками пара. При этом и их одежда, и их обувь, и их оружие плавились точно так же, как плавилась их плоть и кровь.

Через несколько мгновений от последних хозяев гор не осталось ничего, кроме трех грязновато-серых облачков, застывших над маленькой каменной площадкой. А в глаза грозного старика вернулись печаль и тоска.

– Теперь вы сможете появляться на воздухе только по ночам. Днем вам придется прятаться в граните скал, потому что солнечный свет сразу рассеет ваши развоплощенные тела.

Старик долго смотрел на то, что осталось от магов, а потом тихо произнес:

– Ждите… – И исчез.

Завещание Хэлфа (продолжение)

Ловик замолчал. Я смотрел на два облачка, уже едва заметные в свете разгорающегося утра, и не знал, что им сказать. Наконец в моей голове пронесся тихий шепоток Ледышки:

– Скоро солнце взойдет, нам пора прятаться…

– Значит, с тех пор вы ждете мага, который… – начал я неуверенно.

– С тех пор мы ждем Магистра, для которого написана Фуга… – поправил меня ловик-рассказчик.

– А тот, как вас развоплотил, больше не появлялся?

Оба облачка как-то странно колыхнулись, и на мой вопрос ответил Ледышка:

– Он появился еще раз лет через пятьсот… Только был какой-то странный… Очень веселый…

Ледышка замолчал, а его товарищ продолжил:

– Он появился ниоткуда глубокой ночью и весело так позвал: «Эй вы, развоплощенные!…» А когда мы появились, он сказал: «Мне вас стало жалко, и я решил подсказать вам, как вернуть свое воплощение. Для этого вам надо просто высасывать сознание из всех попадающихся вам существ…»

Мы у него спросили: а как быть с монахами? Ведь наша беда случилась из-за того, что мы ополчились против этих монахов, а старик их защищал. Только на этот раз он рассмеялся: «А что, разве сознание монахов настолько отравлено, что его невозможно употребить?!»

После этого мы стали подкарауливать всех направляющихся в монастырь и вытягивать, высасывать из них сознание… Вот только пока что мы не получили обещанного воплощения… Может, того, что нам удалось захватить, еще недостаточно?…

– И что, вам никто не оказал сопротивления? Вы что, ни разу не встретились с магом? – Я недоверчиво усмехнулся.

– Почему, были и маги, – прошелестел в ответ Ледышка. – Только все почему-то страшно пугались и никто ничего не мог с нами сделать… А иначе стали бы монахи возводить эту каменную стену и накладывать заклятия на вход в монастырь?

– Мы же развоплощенные… – перебил Ледышку его товарищ. – Что еще с нами можно сделать. Это ты смог нас остановить, поэтому я и решил, что ты тот, кого мы ждем…

Я секунду помолчал, а потом спросил совсем о другом:

– А ничего странного вы в старике не заметили?… Ну, когда он второй раз вас посетил? – В моей голове мелькнула некая странная мысль.

– Да нет… – неуверенно прошелестел ловик, а Ледышка тут же добавил:

– В этот раз он был в белом балахоне…

Все сходилось. Если Хэлф, создавший монастыри, был Ахурамаздой, значит, второй, натравивший ловиков на людей, был Ариманом.

Я поднялся на ноги.

– Вас обманули, ловики. Во второй раз к вам приходил совсем другой… чародей. Так что вы напрасно отнимали у людей их сознание. И все-таки скоро вы получите возможность возродить свой народ… – И, помолчав, добавил: – А если я ошибаюсь, то этот мир – и не только этот – погибнет…

– Значит, нам совсем не надо было убивать людей?… – прошелестел удивленный шепоток Ледышки. – Жалко, Гиви этого не знал, он тогда остался бы жив…

– Я должен с вами проститься, меня снова ждут неотложные дела. – Я немного смутился от напоминания о том, как энергично, с блеском я расправился с одним из ловиков, но мои странные собеседники, казалось, не обратили внимания на мое смущение.

– Нам тоже пора уходить, – прошептало облачко, почти исчезнувшее в каменной тропе. – Больше мы здесь не появимся… И мы желаем тебе удачи…

Он исчез, нырнув в тропу, а Ледышка медленно подплыл ближе ко мне, и я в последний раз ощутил в своем мозгу его шепоток:

– Да, удачи тебе и спасибо, что ты пощадил меня, когда я хотел на тебя напасть.

Затем он проплыл мимо меня и исчез в гранитном теле скалы.

А передо мной во весь рост встала задача – оставаться у дверей этого монастыря или отправляться к своей пятой, последней тени, которая, как я чувствовал, была готова сойти с Чужой тропы в обычное пространство.

Впрочем, колебался я недолго. Оставив в сознании этой тени информацию о том, что ловики больше не будут ловить у монастыря запоздалых путников, я поспешил к последнему монастырю.

* * *

И снова передо мной была полная, абсолютная пустота. И снова впереди бежал маленький светящийся колобок, проталкивая эту пустоту вперед, чтобы я смог сделать очередной Шаг, чтобы я смог еще немного продвинуться к своей цели.

Если бы мой светлый проводничок был одушевленным, я подумал бы, что он начал уставать – его движение стало таким неровным, прерывистым, словно он собирался с последними силами перед каждым последующим рывком. А может быть, перед рассветом окружающее мою тень темное ничто настолько сгустилось, что преодолевать его стало очень тяжело.

Впрочем, я точно угадал время подключения к своей тени. Уже через несколько секунд после того, как я принял управление этим телом на себя, окружающий мрак рассеялся, мой провожатый с тихим хлопком исчез и я оказался… посреди бескрайнего топкого вонючего болота.

Я огляделся. Никакой растительности, кроме чахлых, странно обглоданных ростков болотного камыша, не было. Всю округу заливало ровное, неподвижное, покрытое зеленой ряской болото. Кроме камыша, окрестности слегка оживлялись несколькими зеленовато-непривлекательными буграми кочек. Окружавшую меня тишину нарушало утробное чавканье огромных пузырей болотного газа, изредка разрывавших зеленую ряску и выбрасывавших в застоявшийся воздух очередную порцию вони.

Крошечный бугорок относительно твердой земли, на котором мои ноги погружались в грязноватую болотную воду всего по щиколотки, являлся, судя по всему, единственным местом, где можно было слегка передохнуть перед последним броском к темной громаде монастыря. Его отчетливо видные в свете разгорающегося утра стены вырастали прямо из болотной жижи километрах в полутора от места, где я оказался.

Тропа, если можно было так назвать тот путь, на который мне предстояло вступить, была четко обозначена торчащими из трясины полусгнившими вешками. Однако я не испытывал ни малейшего желания брести к монастырю по указанной вешками тропинке. И вообще я здорово разозлился на Чужую тропу, выведшую меня не прямо к монастырю, а в середину этой чудовищной хляби.

Покуда я неподвижно стоял, разглядывая это миленькое местечко, над горизонтом появилось солнце и от этого окружающий пейзаж стал еще более унылым. «Нет! – подумал я. – Если уж никак нельзя избежать визита в этот миленький монастырь, надо, насколько возможно, сократить свое здесь пребывание!…»

После этого я прикинул расстояние до монастырских стен и, не задерживаясь более ни секунды, ушел со своего пятачка Серой тропой. Через мгновение я оказался под самыми стенами монастыря, прямо около воротной калитки.

Толкнув ее, я убедился, что она заперта, и тут же заметил свисавший из-под навеса старый шелковый шнурок с обтрепанной кисточкой на конце. Я дернул за это сигнальное приспособление, и где-то в глубине двора раздалось хилое дребезжание.

Чтобы дать хозяевам время дотопать до калитки, я принялся рассматривать ворота, и этот осмотр привел меня к довольно неутешительным выводам. Создавалось стойкое впечатление, что монастырь весьма близок к прекращению своей деятельности. Его довольно древние ворота были здорово перекошены, а основательно подгнившие столбы, на которых они висели, держались вертикально вопреки всем законам биологии и физики. Приглядевшись повнимательнее, я установил, что мое заключение о нарушении природных законов вполне соответствует действительности – ворота удерживало специально наложенное заклинание, впрочем, также довольно древнее.

Мне надоело рассматривать монастырские древности, а калитку так никто и не собрался открыть. Тогда я ухватился за сигнальную древность и принялся дергать ее не переставая. То жалкое дребезжание, которое я извлекал своими действиями, могло вызвать только желание подать милостыню, и тем не менее минут через пять после начала моих активных действий за закрытыми воротами хлопнула дверь, по двору кто-то быстро пробежал и из-за калитки послышался молодой, почти мальчишеский голос:

– Ну, кого там Черный маг принес?!

– Серого Магистра!… – рявкнул я в ответ. – Открывай живо, а то я сейчас вашу воротную реликвию в щепки разнесу!…

За калиткой послышалась возня с прибавлением какого-то пришепетывающего говорка. Похоже, произносилось заклятие против лихой силы.

Наконец калитка приоткрылась и из нее выглянул рыжий малец лет четырнадцати от роду. Он оглядел меня внимательными зелеными глазами и спросил:

– Тебя кто к нам прислал?

– А что, сам я до вас дойти не мог? – поинтересовался я в ответ. – И вообще, вы что, всех гостей так встречаете?

Серьезную физиономию мальца разодрала улыбка.

– Гостей?! Да кто в наше болото гостить пойдет?… По большому делу и то не очень торопятся…

– Тогда ты можешь представить, насколько мое дело велико, если я к вам целую ночь Чужой тропой шагал?

– Целую ночь Чужой тропой?! – От изумления у паренька неопрятно приоткрылся рот. – Я раз попробовал идти Чужой тропой, так меня через две минуты в истинное пространство выкинуло да еще и вырвало вдобавок…

– Ну а меня, видишь, не выкинуло и не вырвало! А вот если ты не прекратишь свой допрос, любопытный ты мой, то я тебя снова на Чужую тропу поставлю!

– Что, без моего согласия?! – Похоже, я снова здорово удивил паренька.

– А зачем мне твое согласие?… Ну как, пошли?… – Я поднял руку, показывая, что готов произнести заклинание, и калитка тут же распахнулась, открывая довольно неприглядную внутренность монастырского двора.

Он был невелик. Прямоугольник, ограниченный стеной и невысокими старыми постройками, украшало несколько небольших кочек, между которыми зеленели покрытые толстым слоем ряски лужи. В лужах, возвышаясь на несколько сантиметров над их яркой зеленью, лежали деревянные чурки, составляя несколько шатких дорожек. Первая мысль, которая пришла мне в голову при виде этого заболоченного двора, была: «Откуда это они взяли столько дерева?…»

Когда я, оглядев двор, бросил взгляд на обрамлявшие его строения, то увидел, что за мной самим с большим интересом наблюдает молодой человек, не старше двадцати с небольшим лет. Он был одет в привычный уже темный балахон с откинутым на спину капюшоном и стоял прислонившись к перилам крыльца, ведущего в центральное двухэтажное здание, срубленное из толстых бревен.

Встретивший меня паренек прикрыл калитку, задвинул здоровенный ржавый засов и двинулся вдоль стены к ближнему невысокому сараю. А я направился по деревянной тропинке в сторону крыльца, одновременно приглядываясь к его обитателю.

Сначала я решил, что это один из послушников, но почти сразу же отмел эту догадку. Паренек стоял слишком независимо и не выглядел подчиненным. Значит – монах? Но для монаха он был слишком молод…

Я подошел к самому крыльцу и представился:

– Меня зовут Илия, по прозвищу Серый Магистр. Меня направил к вам настоятель Викт. Я ищу Путь…

Парень еще несколько секунд молча меня разглядывал, а потом словно бы нехотя произнес:

– Быстро, однако, ты до нас дошел… И совсем чистый… По болоту-то как топал? Не похоже, что по вешкам…

– Мне бы с кем из монастырского руководства переговорить… – прервал я его вопросы и рассуждения. – Лучше всего с настоятелем…

– Так я и есть настоятель Норг, – с усмешечкой ответил парень и, увидев мое удивление, добавил: – Что, недостаточно солиден?…

– Да уж, не мэтр, – подпустил я сарказма в голос, чтобы скрыть собственное замешательство.

– Что делать, – пожал плечами Норг, – старики здесь долго не живут. Так что, как только появляются первые признаки ревматизма, приходится старичка отсюда убирать…

– Ну, думаю, – я окинул взглядом болотистый двор, – что признаки ревматизма появляются уже годам к сорока…

– Ошибаешься, гость дорогой, к тридцати… Да что это ты на крыльце застрял. Ты, наверное, после долгой дороги проголодался. У нас как раз время завтрака. Так что прошу в нашу трапезную…

С этими словами настоятель повернулся и, толкнув неприятно заскрипевшую дверь, шагнул в прихожую.

Внутри главное здание монастыря также поражало своей ветхостью. Дощатые полы жалобно поскрипывали, словно им было невмоготу держать на себе беспокойных жильцов. Стены, когда-то окрашенные в приятный бежевый цвет, покрывали неопрятные потеки. На потолках сырость развела целые поля плесени. Даже небольшие, чисто вымытые окошки, казалось, через силу пропускали утренний свет, настолько темно было в прихожей и коридоре, по которому мы прошли в трапезную.

А там за обширным столом светлой сосны уже сидели восемь молодых ребят, среди которых я сразу узнал открывшего мне калитку конопатого паренька. На столе высился большой чугунок, рядом с которым стояли широкая тарель с нарезанным хлебом, стопка небольших мисок и высокий пузатый кувшин в окружении нескольких кружек.

– Вот и вся наша братия… – обвел настоятель собравшихся.

– Что, всего девять человек?… – не удержался я от удивленного вопроса.

– Целых девять человек! – поднял кверху указательный палец настоятель. – Еще два года назад здесь оставалось только трое… – И он указал на свободное кресло рядом с местом во главе стола.

– Но почему?… – невольно спросил я, усаживаясь на предложенное место.

– А потому, что здесь в принципе невозможно жить… – спокойно ответил настоятель и подал знак кому-то из братии.

Один из сидевших монахов вскочил и принялся накладывать из чугуна в миски круглую вареную картошку. Скоро перед каждым из присутствующих стояли миска с картошкой и кружка с темным пивом, лежали длинная двузубая вилка и кусок хлеба. Монахи, не обращая внимания на наш разговор, принялись за свой нехитрый завтрак. А я продолжил свои расспросы:

– Меня, собственно говоря, интересует, почему основатель монастыря выбрал это место, если здесь невозможно жить? Чем он руководствовался?

– Так когда монастырь возник, здесь было каменистое плато. – Настоятель с трудом проглотил сухую картошку и усмехнулся. – Ну где ты видел, чтобы в горах было такое болотище?

«Действительно!… – мелькнуло у меня в голове. – Пейзаж явно не горный…» А настоятель между тем продолжал свой рассказ.

– Монахам первого поколения, да и еще трем-четырем поколениям после них, пришлось таскать на это плоскогорье землю, чтобы разбить хоть небольшой огород. Зато от нашего монастыря до самых предгорий была проложена прекрасная дорога, по которой приходили новые послушники и паломники, везли в монастырь припасы и подарки от получивших помощь гостей. Можешь мне поверить, монастырь процветал…

Настоятель прихлебнул небольшой глоток из своей кружки и, немного подумав, продолжил:

– Но лет восемьсот назад в окрестностях монастыря появился Черный маг…

Я сразу вспомнил, какими словами меня встретил паренек у калитки. «Кого там Черный маг принес…» – очень похоже на проклятие!

А настоятель продолжал:

– И стал этот Черный маг творить всякие безобразия. И караваны грабил, и путников околдовывал – на пропасти да под обвалы выводил. И стены монастыря рвал. В общем, совсем монахам жить не давал. В конце концов тогдашний настоятель организовал самую настоящую охоту на этого мага. Разыскали его убежище – одну из старых заброшенных штолен, и настоятель один вошел к Черному магу.

Что там происходило, никто не знает, но спустя часа три из отверстия штольни выбросило огромное черное облако. Облако поднялось к небу, но не уплыло куда-нибудь в сторону, а неподвижно повисло над нашим плоскогорьем. А еще спустя некоторое время несколько монахов спустились под землю. В конце выработки они обнаружили тяжело раненного настоятеля и вытащили его наружу.

Но настоятель, едва успев рассказать, как он с огромным трудом выиграл поединок у Черного мага, скончался у них на руках. И едва он испустил дух, монахи услышали тихий шепот. Причем было такое впечатление, что этот шепот раздавался сразу отовсюду. Сказано было следующее: «Напрасно ваш настоятель думает, что победил меня! Я все равно выживу ваш монастырь с этого места… Не жить вам здесь…»

Монахи обыскали всю округу, но никого не нашли. Они отнесли тело настоятеля в монастырь и похоронили его в монастырской часовне.

* * *

А на следующий день после похорон черная туча, которая продолжала висеть, накрывая всю округу, пролилась черным дождем. И лился этот дождь без малого трое суток. Под его струями гранитные глыбы плавились, словно лед под кипятком, и растекались вокруг монастыря жидкой грязью. А черный дождь проникал глубже и глубже, растворяя гранит, так что за эти три дня каменистое плоскогорье превратилось в сплошное грязное месиво глубиной чуть ли не десять метров. Вот так и появилось это странное болото в горах.

Позже, когда новый настоятель и кое-кто из самых умелыхмонахов смогли выбраться из монастыря, оказалось, что дождь накрыл территорию, представляющую собой практически идеальный круг, в центре которого расположен монастырь. За пределами этого круга плоскогорье сохранилось нетронутым. То есть получилась этакая каменная тарелка, наполненная грязью, с низеньким островком посредине, на котором стоит наш монастырь.

Настоятель замолчал и принялся доедать свою картошку.

– Но за прошедшее время эта грязь должна была бы давно высохнуть… – не очень уверенно предположил я.

– Конечно… Если бы это была просто грязь. Никто толком не разобрался в сути происшедшего, только казавшаяся такой обычной грязь очень скоро превратилась в самое настоящее болото, с камышом, ряской, метановыми пузырями… Скажи мне: если на этом месте никогда не было никакой растительности, а значит, и гнить-то нечему, откуда берутся метановые пузыри?…

Настоятель секунду подождал моего ответа, но мне сказать было нечего.

– Вот то-то и оно… – удовлетворенно протянул он. – И кроме того, каждую зиму в течение двух месяцев над этим болотом непрерывно идут дожди. Они и не дают болоту пересохнуть.

– Но неужели нельзя сделать какой-нибудь сток для болотной воды и осушить болото? – не унимался я.

– Пробовали… – коротко ответил настоятель, а затем усмехнулся и добавил: – Любой канал зарастает быстрее, чем его удается пробить. – Он махнул рукой.

– То есть как – зарастает?… – не понял я. – Гранит зарастает?…

– Именно гранит зарастает!… – неожиданно зло ответил настоятель. – И вообще, если бы решение было таким простым, наверное, мы его давно бы нашли. Но ты себе представить не можешь, чего только за эти века мы не пробовали – все бесполезно. Иначе монастырь не обезлюдел бы.

– А уйти отсюда вам никак нельзя… – даже не спросил, а констатировал я.

– Нельзя, – подтвердил настоятель. – Слово, которое должен услышать Серый Магистр, привязано к этому месту и перенести его нет никакой возможности. Вот когда за ним сюда придет наследник, тогда мы сможем покинуть монастырь… Да и то не сразу, а только после того, как наследник – Серый Магистр – встанет на Серый путь…

– А что за Слово…

Настоятель Норг бросил на меня короткий удивленный взгляд, а потом в его глазах зажглась хитринка.

– А мы Слово не знаем. Его только Серый Магистр услышать может… – Причем сказал он это так, что я ему совершенно не поверил.

– Я и есть Серый Магистр, так что говори, не стесняйся, – улыбнулся я, стараясь попасть ему в тон. Однако он насмешливо поднял бровь.

– Я ж тебе говорю – не знаю. И потом, если ты Серый Магистр, значит, рано или поздно ты Слово услышишь. – После этого он одним духом вытянул остатки пива из своей кружки, с сожалением поставил ее на стол, а затем снова повернулся ко мне.

– Ну что, пойдем, я тебя с монастырем познакомлю…

– Пойдем, – согласился я, поднимаясь из-за стола. И уже направившись к выходу, спросил: – А что, завтрак у вас всегда такой скудный?

Норг пожал плечами.

– Сейчас еще ничего. А вот лет четыреста назад вообще одной картошкой питались, да и то не вволю. Сам подумай – свою Тропу имею только я, много на одном горбу не принесешь. Да и купить особо не на что, хорошо еще, Кира из Поднебесного помогает. И отлучаться из монастыря я часто не могу. А еще в очередь на Скользком тракте дежурить надо…

Мы вышли в коридор и, вместо того чтобы направиться на улицу, начали подниматься по лестнице на второй этаж. Там мы прошли коротким коридором и по маленькой приставной лесенке поднялись на чердак, а оттуда вылезли на крышу.

Усевшись на коньке, Норг широким жестом обвел открывшуюся с высоты безрадостную панораму:

– Вот! Видишь, какая красота окружает наше Брошенное несчастье!…

Я решил, что он надо мной издевается, но, взглянув сбоку в его лицо, понял, что он совершенно искренне считает окружающее болото красотой. А настоятель между тем продолжал петь свои дифирамбы:

– А что? Такого болота не то что в наших горах, во всем свете нет! Я и в предгорьях бывал, и на равнине – нигде ничего подобного в помине нет… – И вдруг, перебив сам себя, он заорал, глядя во двор: – Ты что делаешь?! Ты что делаешь, голова твоя трухлявая?!

Во дворе один из монахов расстилал прямо на болотной жиже какую-то пеструю тряпку. Услышав вопль настоятеля, он поднял голову и недоуменно уставился на нас.

– Ну что вытаращился?! – снова завопил Норг. – Я к тебе обращаюсь!… Ты зачем торжественный покров в грязь суешь?!

Монах помолчал, словно до него не сразу дошел вопрос, а потом заорал в свою очередь:

– Сушиться!…

Надо сказать, голосок у него был гораздо мощнее настоятельского, его рев чуть не сбросил меня с конька. Только уцепившись обеими руками за коньковые доски, я удержался наверху. А настоятель, похоже, был готов к такому ответу. Нимало не смутившись, он заорал в свою очередь:

– Что ж ты ценную вещь сушиться в мокрень укладываешь? Подстелить ведь что-то надо!…

– Так я заклятие подстелил!… – проревел в ответ монах.

– Ну щас я тебе такое заклятие подстелю!… – пообещал настоятель, помахивая своим пудовым кулаком. Потом он обернулся ко мне и быстро проговорил: – Слушай, ты отдохни здесь, а я сейчас быстренько с этой дубиной разберусь и вернусь!

Следом за этим, не дожидаясь моего ответа, он оттолкнулся от конька и поехал вниз по скату, погромыхивая плохо покрашенным железом кровли.

Признаться, когда он достиг конца крыши, сердце у меня слегка дрогнуло. Мое буйное воображение ярко представило мне, как бедняга Норг шмякается в болотную жижу двора и если уж не разбивается вдребезги, то по крайней мере проваливается в ряску по самую шею. Однако, вопреки моей фантазии, настоятель, оторвавшись от ската, на секунду завис в воздухе, а затем медленно, я бы даже сказал – осторожно, начал опускаться во двор, элегантно помахивая в воздухе конечностями, видимо, для удержания вертикального положения.

Когда, достигнув земли, Норг принялся выяснять отношения со своим подчиненным, я понял, что у меня есть не менее часа, и решил навестить остальные монастыри.

Ухватившись покрепче за коньковые доски, я покинул свою тень.

* * *

В Стелящемся Потоке я сидел за столом вместе с настоятелем Виктом и, вкушая поздний завтрак, обсуждал вопросы заготовки и хранения рыбы, которой, слава Хэлфу, в этом году было наловлено изрядное количество. Посоветовав настоятелю поделиться излишками с Брошенным Несчастьем и объяснив ему, что монахи этого монастыря сидят на картошке и пиве и приведя его этим в полное расстройство, я оставил для своей тени код разрушения. Здесь мне больше делать было нечего, и моя здешняя тень должна была исчезнуть, как только останется одна. А затем я отправился в Замшелый Камень.

* * *

В Замшелом Камне я тоже завтракал, только в одиночестве. Рядом со столом стояла та самая женщина-монах, которая удивила меня своим присутствием вчера вечером. По всей видимости, она прислуживала мне и была в полном умилении от того, как много и аппетитно я кушаю. А мне в голову неожиданно пришла совершенно шальная мысль: «Интересно, зачем мои тени употребляют человеческую пищу? Ведь функционируют они только благодаря моей собственной энергии…» Хотя, с другой стороны, они же должны были полностью соответствовать человеческому облику, а что могли подумать мои хозяева, если бы я суток эдак трое-четверо обходился бы совершенно без еды? «Да ничего бы не подумали, – ответил я сам себе. – Все списали бы на могучие магические способности…»

В общем, я удостоверился, что здесь тоже все пока что было гладко, и отправился к монастырю, расположенному в горной пещере. Это был или Преклони Голову, или Благословение Хэлфа. Название мне еще предстояло выяснить.

* * *

Я по-прежнему сидел рядом с закрытой дверью, прислонившись спиной к каменной стене и изображая спящего человека. И делал это я, по всей видимости, достаточно хорошо, потому что, едва оказавшись на месте, почувствовал, как меня кто-то трясет за плечо, грубовато при этом приговаривая:

– Ну давай, просыпайся… Я же вижу, что ты жив и здоров…

Другой голос, обладатель коего, похоже, не принимал участия в моем пробуждении, недовольно бубнил:

– Чего там – просыпайся? Его же ловики за ночь совсем разделали… Не видишь, башка болтается, а глаза не открывает и ни на что не реагирует…

– Нет, – быстрым говорком возражал первый, – раз на карнизе остался, вниз не сиганул, значит, в разуме, значит, ловики на охоту не выходили. – И затем снова обращался ко мне: – Давай же, просыпайся… Ну что, мне тебя на своем горбу к настоятелю тащить?! Давай!…

От второго последовало деловое предложение:

– Слушай, брат Гарт, давай я за угольками сбегаю. Сейчас на кухне как раз печь заканчивают топить. Бросим ему пару угольков за шиворот: проснется – все в порядке, а не очнется – значит, ловики до него добрались…

Первый на это садистское предложение задумчиво промычал:

– Да… Хм… Нет, угольки не подойдут. Придется истопнику объяснять, зачем угли нужны… Еще до настоятеля дойдет… Ты лучше гвоздик принеси и стеклышко. Солнце уже высоко, мы гвоздик раскалим и вон ему к щеке приложим… Если жив-здоров, сразу очнется…

Честно говоря, это изуверское предложение меня здорово разозлило. Мало того, что местная братия оставила меня ночью на свежем воздухе разбираться с какими-то ловиками, так теперь они еще собираются подвергнуть меня пыткам. Поэтому, не открывая глаз, я хрипловатым голосом пообещал местному рационализатору:

– Щас я к твоей мордуленции кулачок свой приложу… Если на карнизе удержишься, значит, жив-здоров будешь…

По легкому движению воздуха я понял, что мои побудчики шустренько от меня отпрянули.

Я открыл глаза. Было позднее солнечное утро. Небо ярко-синее и абсолютно чистое почему-то очень меня обрадовало, и я ему улыбнулся. Потом я осмотрел окрестности и обнаружил шагах в четырех справа и слева от себя двоих невысоких монахов в уже привычных темных балахонах. Они напряженно рассматривали меня, словно опасаясь, что я вот-вот превращусь в некое чудище. Но у меня было «хорошее» настроение, поэтому я им для начала мило улыбнулся. Они тут же облегченно заулыбались в ответ.

– Ну вот, – подал голос правый, – я же говорил, что не было ночью ловиков.

По голосу я признал брата Гарта и, еще раз улыбнувшись, успокоил его:

– Почему же не было? Были… И когда я узнаю, какая зараза вчера вечером не пустила меня в монастырь, я его без всяких ловиков сознания лишу…

Оба монаха сделали еще по шагу прочь от меня, причем тот, которому я преграждал дорогу к открытой входной двери, явно занервничал, видимо, именно он служил в этом миленьком месте привратником.

– Ну что, голуби, трясетесь, – снова улыбнулся я. – Смотрите, не вспорхните. – И я кивнул на край обрыва, в опасной близости от которого оказались оба монаха. Они тут же непроизвольно сделали по шагу прочь от пропасти и оказались в непосредственной близости от меня. Сообразив, что теперь я могу до них дотянуться, оба снова отступили на пару шагов, прижимаясь уже к стене монастыря.

– И долго вы собираетесь здесь сиртаки отплясывать? – поинтересовался я, продолжая сидеть, привалившись к стене и поглядывая на монахов.

Те, определив место, равноудаленное от обеих грозящих им опасностей, прекратили свои перемещения по скальному карнизу и удовлетворенно вздохнули. Вообще они действовали на удивление синхронно, словно по подсказке.

Затем тот, которого звали Гарт, отвесил мне неуклюжий поклон и, слегка запинаясь, произнес:

– Странник, настоятель Соро послал нас для того, чтобы пригласить тебя в монастырь…

– Да?! – изобразил я удивление. – Надо же! То не пускают, то сами приглашают… Какие же вы, познающие Суть, внезапные и непредсказуемые!…

Монахи выслушали мою отповедь, вытаращив глаза, и, видимо, ничего не поняли. С минуту на площадке перед монастырской дверью царило молчание, а затем Гарт попытался повторить свое приглашение.

– Э-э-э… Ты… это… меня и… вот его, – он ткнул пальцем в направлении своего товарища, – послал настоятель Соро…

– Далеко послал?… – ласково поинтересовался я.

– Нет… – снова оторопел монах. – В смысле… сюда послал…

– И ты пришел… – подпустил я в свой голос сарказма.

– Ага… – кивнул Гарт, довольный тем, что его наконец-то поняли.

Его молчаливый партнер тоже неожиданно кивнул и эхом повторил:

– Ага…

– А тебя не спрашивают!… – мгновенно окрысился я, повернувшись в его сторону. Тот, побледнев, сделал еще шаг подальше от меня, и я понял, что стоит мне сказать еще одну подобную фразу, и он сиганет, спасаясь от меня, в пропасть. Я снова повернулся к Гарту и вполне доброжелательно поинтересовался: – Ну и зачем ты сюда пришел?…

Бедняга, похоже, совершенно потерял нить беседы и поэтому, нервно сглотнув, просто повторил:

– Странник… э-э-э… настоятель Соро… э-э-э… послал меня… нас… чтобы… это… ну… тебя привести… к нему… Вот… – И он, добравшись до конца своего выступления, с облегчением вздохнул.

Мне надоело изгаляться над несчастными монахами, поэтому я оторвался от стены и, поднявшись, предложил:

– Тогда пошли… Где там ваш настоятель?…

Гарт мгновенно метнулся к открытой двери и скрылся за ней, а его дружок заметался по каменной площадке, страстно желая последовать за своим собратом, но не смея прошмыгнуть мимо меня. А я нарочито медленно двинулся к двери, специально придерживаясь середины карниза. Сзади, уже не делая попыток меня обогнать, опасливо пыхтел отставший монах. Наконец я вошел в двери самого негостеприимного из монастырей Тань-Шао.

Впереди, шагах в пяти, в сгущающемся полумраке пещеры виднелась фигура Гарта, видимо, притормозившего свой резвый бег в ожидании гостя. Как только я показался в проеме, он развернулся и потопал вперед по слегка покатому, но достаточно гладкому полу в глубь скалы. Я направился за ним, а вскорости и следовавший за мной монах также вошел в дверь. Послышался легкий скрип, и в то же мгновение в пещере стало абсолютно темно – привратник закрыл дверь.

От неожиданности я остановился, не различая, в какую сторону мне надо двигаться, а сзади послышался смешок:

– Что, магистр, ослеп?… Ничего, привыкай без глаз обходиться… У нас не зря говорят: «Пусть под твоей ладонью будет спинка ласковой кошки»… на ощупь, на ощупь двигай… – И монах снова довольно хмыкнул.

– Нет, мой дорогой, – бросил я в темноту за спиной. – Ты, видимо, так и не понял мою Суть, да и не поймешь никогда… Я тебе не крот, в темноте по стенам шарить, я Серый Магистр… Так что… – И я привычно щелкнул пальцами, посылая вперед маленький, но ярко светящийся язычок пламени. И тут же спереди донесся голос Гарта:

– Не трать зря Силу, все равно твой огонек долго гореть не будет.

– Посмотрим, – упрямо ответил я.

– И смотреть нечего. – Гарт старался говорить спокойно, хотя чувствовалось, что он занервничал. – В нашем монастыре не бывает света.

– Это почему? – Разговаривая, я продолжал не спеша шагать вперед и скоро разглядел во мраке, раздвигаемом моим светом, темную фигуру сопровождавшего меня монаха. Тот тоже двигался вперед, но делал это как-то нервно, то и дело оглядываясь, словно мой небольшой светильничек сильно ему досаждал.

– У нас в монастыре не бывает света… По крайней мере в переходах. Только в кельях мы иногда зажигаем светильники…

– Интересно… и как же вы здесь без света обходитесь?

– Привыкли!…

По краткости ответа и тону, которым он был произнесен, я понял, что бедняга находится на грани истерики.

– Так-так… – медленно протянул я, догоняя своего остановившегося проводника. – Давай рассказывай в чем дело. Может, я тогда и погашу свой огонек…

И тут совершенно неожиданно Гарт прижался спиной к каменной стене тоннеля и хрипло проговорил:

– Я все равно дальше не пойду, пока ты не погасишь свой свет…

Я уже почувствовал, что он несколько раз попытался уничтожить или хотя бы блокировать мое заклятие, питающее огонек. Ощутил я и панику, которая охватила его, когда он понял, что бессилен против моей магии. Но меня удивляло, почему он не желает рассказать о причинах запрета на освещение тоннелей монастыря.

Приблизившись вплотную к вжавшейся в камень фигуре, я негромко, но достаточно угрожающе произнес:

– А ну-ка выкладывай, что там скрывается в потемках вашего монастыря? Или же я запалю свет по всем его самым темным закоулкам!

Вы бы видели, как его затрясло. Я уж подумал, что с ним случилась падучая и сейчас у бедняги изо рта пойдет пена, но он, глядя на меня остекленевшими глазами, только пробормотал:

– Только настоятель может посвятить тебя в тайны монастыря… Я, даже если бы знал, в чем дело, не смог бы тебе этого рассказать…

– Так!… – Я был поставлен перед дилеммой: погасить огонек и тем самым «потерять лицо» или оставить свет и тем самым, возможно, доставить нешуточные неприятности своему провожатому. А судя по его испугу, ему грозило не меньше чем отлучение от монастыря.

– Хорошо… – решил я наконец эту задачку, – я оставлю свет, но никто, кроме меня, его не увидит…

– Как это?! – изумился Гарт.

– А вот так!…

Я погасил свой огонек и одновременно активизировал Истинное Зрение. И тут же заметил, как в наступившей темноте мой провожатый довольно злорадно ухмыльнулся.

– А если ты будешь скалить зубы, – тут же отреагировал я, – свет вернется на свое место, а ты будешь меня сопровождать, лишенный своего сознания… Я хоть и не ловик, но такую малость разума, какая есть у тебя, вполне смогу «употребить»!

Похоже, я очень точно подобрал последнее слово, оно явно было знакомо монаху, поскольку его ухмылка сразу увяла и он, не демонстрируя более своего довольства, отклеился наконец от стены и бодро засеменил вперед. Я последовал за ним.

Хотя света в тоннеле не было, я видел окружающее отлично. Гарт бодро перебирал ногами, порой касаясь стены тоннеля. Было похоже, что именно эти касания подсказывали ему, где он находится и куда дальше следовать. И тут я понял, что путь нам предстоит неблизкий. Поэтому я покинул этот монастырь и переместился к тому, около которого ночью учинил бойню с мороком.

* * *

Я лежал на широкой и мягкой кровати, а в большое окно вливался солнечный свет, дробясь на гранях хрустальной посуды, расставленной в большом застекленном шкафу. Веселые разноцветные лучики метались меж больших и малых графинов, высоких фужеров и крохотных рюмочек, делая старинный шкаф темного дуба необычайно веселым.

Наконец я оторвал глаза от крошечных, разбитых на части радуг, заполнявших шкаф, и тут же уперся взглядом в улыбающееся лицо монаха, стоявшего рядом с моей кроватью. Увидев, что я его наконец заметил, монах расплылся в широченной улыбке, от чего его и без того круглая физиономия и вовсе превратилась в некое подобие огромного масляного блина.

– Господин проснулся!… – прямо-таки с наслаждением протянула эта улыбающаяся рожа. – Рад приветствовать тебя у нас в Преклони Голову!… Господин будет завтракать?…

Пожалуй, он даже не спросил… Он сказал о завтраке как о чем-то само собой разумеющемся и совершенно неизбежном. Мне осталось только пробормотать:

– Конечно… – А что еще я мог сказать в предложенных обстоятельствах?

Моя одежда была вычищена, выглажена и аккуратно сложена на низеньком табурете рядом с кроватью. Пока я одевался, монах с непонятным восторгом меня разглядывал, чем в конце концов привел меня в некоторое раздражение.

Однако мое довольно резкое «Чего пялишься?!» только обрадовало улыбчивого монаха.

– Ну, господин, задал ты нам сегодня ночью! – радостно выпалил он. – Настоятель до сих пор через каждые полчаса в сорти… ну… уединяется! И как ты догадался, что крыски не настоящие? Настоятель ведь двенадцать братьев в помощь взял! Обычно они втроем-вчетвером справляются, а тут целых четырнадцать человек, а хватило их от силы минут на пять! – Тут он радостно расхохотался, а затем, несколько успокоившись и вытирая проступившие слезы, добавил: – А прохватило их на всю ночь! – И его хохот возобновился с удвоенной силой.

Меня, признаться, несколько удивило его радостное отношение к неприятностям, случившимся с настоятелем и его подручными. Но смеялся он чрезвычайно заразительно, так что я тоже невольно улыбнулся.

Через минуту я был полностью готов, и мой новый знакомый, все еще довольно посмеиваясь, направился к выходу из комнаты.

Мы прошли по застланному ковровой дорожкой коридору мимо дверей, ведущих, по-видимому, в кельи. Затем по узкой скрипучей лестнице спустились на первый этаж и оказались в столовой зале, середину которой занимал огромный обеденный стол, сооруженный в виде буквы «П». В стороне, у глухой стены, располагался еще один небольшой стол, за которым могло разместиться не более шести человек.

Пока мы добирались до столовой, мой провожатый успел сообщить, что зовут его Злат, что он приставлен ко мне в качестве помощника и будет сопровождать меня по всей территории монастыря, а если понадобится, то и за его пределами.

Подведя меня к маленькому столу, Злат отодвинул кресло, стоявшее у одной из его торцовых сторон, и сказал:

– Вот, господин, твое место… Это стол настоятеля, только сегодня он решил не завтракать!… – И монах снова радостно заржал.

– А сам-то ты завтракал? – спросил я, и тут он, буквально подвившись смехом, вытаращил на меня изумленные глазищи.

– Ну, господин, ты и вопросы задаешь!…

– А что в моем вопросе странного? – удивился я в свою очередь.

– Да кому ж в голову придет интересоваться, завтракал ли его слуга?!

– Хм… – Я вопросительно поднял бровь. – По-моему, вполне закономерно интересоваться, сыт ли человек, который находится рядом со мной. Если тебя такое естественное поведение удивляет, значит, порядки в вашем монастыре не слишком хороши…

– Кого это не устраивают порядки в моем монастыре?! – раздался за моей спиной густой бас, и Злат мгновенно согнулся в глубоком поклоне.

Я медленно повернул голову и глянул через плечо. В самом углу, у маленькой, совершенно незаметной дверцы стоял высокий черноволосый мужчина, одетый в привычно черный балахон. На его красивом лице выделялись длинный, тонко очерченный нос с изящной горбинкой и ярко-красные, словно очерченные помадой, полные губы. Серые глаза властно посверкивали из-под густых, сведенных над переносьем бровей.

Я снова выпрямился в кресле и спокойно проговорил, глядя на пустой стол:

– Я еще не до конца разобрался с вашими порядками, но то, как у вас встречают гостей, мне не понравилось. Посмотрим, что последует далее, однако уже сейчас ясно, что кое-какие изменения в жизни монастырской братии вполне созрели…

– Так ты явился к нам, чтобы произвести изменения в нашей жизни? – пробасил настоятель, проходя мимо меня к противоположному концу стола и занимая свое место. Затем, коротко глянув на Злата, он бросил: – Вели подавать…

– О настоятель, вы все-таки решили рискнуть и откушать? – весело поинтересовался я.

– Да, я думаю, что мой желудок вполне выдержит кусочек жареной куропатки под сливовым соусом, – в тон мне ответил настоятель.

Злат между тем незаметно исчез, а через секунду около нашего стола замелькали люди. На столе мгновенно появилась скатерть, столовая посуда и приборы. Затем на нем возникли два графина с вином, блюда с нарезанными и накрошенными закусками, мисочки с приправами и другие атрибуты… ну уж никак не завтрака, а скорее торжественного обеда. И наконец, двое шустрых молодцов начали подавать блюда.

Уху, поданную в общей супнице, настоятель пропустил, пробормотав нечто замысловатое о слишком тяжелой пище, а я с удовольствием выхлебал тарелочку. Затем нам подали на отдельных тарелях пресловутую куропатку под сливовым соусом.

Я насторожился сразу, как только мой сотрапезник принялся в преувеличенно высокопарных выражениях нахваливать поданную дичь. Правда, при этом он так энергично орудовал вилкой и кусочком хлеба, что я едва не попался, несмотря на предостережения своего чутья. К счастью, настоятель вовремя подчеркнул улыбкой следующую фразу: «Куропаточка такая нежная, что нетренированный желудок может расстроиться…»

Я заинтересованно ковырнул вилкой свою порцию, и мне сразу стало ясно, что монастырские ребята решили отыграть свой ночной понос. Мясо явно было чем-то сдобрено. Тогда я ласково улыбнулся настоятелю и, склонившись над тарелкой, быстро прошептал заклинание переноса. Все эти незнакомые мне «специи» унесло из моей тарелки в тарелку настоятеля, а я принялся с аппетитом пережевывать нежное мясо, пропитанное ароматом дикой сливы.

Настоятель с глубоким удовлетворением и несказанной радостью наблюдал это торжество гастрономического искусства над своим, как он считал, недалеким гостем. Вместе с тем он продолжал разделываться со своей куропаткой. В какой-то момент я поймал короткий взгляд Злата, в котором сквозило неприкрытое сочувствие, но он не решился меня предупредить. Да и поздно было… Не прошло и пары минут, как настоятель уронил свою вилку и, выпучив глаза, сорвался с кресла. Его грозный, быстро удаляющийся рев я услышал, уже когда дверца в углу столовой захлопнулась за ним.

Бросив насмешливый взгляд на двух застывших подавальщиков, я проглотил очередной восхитительный кусочек, огорченно покачал головой и с сожалением проговорил:

– Бедняга!… Я его предупреждал, чтобы он не перегружал свой ослабленный желудок… А он не прислушался.

Потом, поманив одного из прислуживавших монахов, я попросил:

– А принеси-ка мне, друг дорогой, еще кусочек куропатки… – И когда он направился с сторону кухни, добавил: – Только скажи повару, чтобы он больше слабительной дряни мне в тарелку не сыпал. А то я его самого заставлю эту тарелку вылизать!…

И уходящий, и оставшийся у стола монахи внезапно как-то съежились, а Злат неожиданно и довольно громко фыркнул.

Впрочем, после происшествия с настоятелем мой завтрак-обед быстро закончился. Я последний раз прихлебнул из бокала вина, вытер губы салфеткой и начал подниматься из-за стола. Злат тут же оказался позади кресла и успел его отодвинуть. Я кивком поблагодарил его за услугу и, кивнув на оставшиеся на столе продукты, задумчиво проговорил:

– Мы, пожалуй, прогуляемся по окрестностям, пока пищеварение уважаемого отца-настоятеля не придет в норму. Так что ты запасись несколькими бутербродами – у меня сегодня необычайно хороший аппетит…

Злат, вытянувшись передо мной в струнку и посверкивая смеющимися глазами, уважительно спросил:

– А вина с собой брать, господин?…

– Конечно… – бросил я в ответ и отошел к большому, почти во всю стену окну.

За моей спиной коротко прошелестела суета, и рядом возник Злат со свертком и большой фляжкой в руках. Вся его фигура выражала готовность последовать за мной на запланированную прогулку.

Мы вышли из обеденной залы в короткий коридор, который, как оказалось, заканчивался дверью, ведущей на маленький задний дворик. Быстро пройдя двор, Злат распахнул небольшую калитку и мы оказались в огромном, хорошо ухоженном саду.

Чисто выметенные дорожки петляли между почти облетевших фруктовых деревьев, уходя все дальше и дальше от здания монастыря. Мы двинулись по первой попавшейся тропинке, и я кивнул на сверток и фляжку:

– Это я для тебя захватил, так что не стесняйся…

Злат понимающе улыбнулся и, свинтив крышечку с фляги, хлебнул вина. Затем, довольно крякнув, он выудил из свертка здоровый бутерброд с толстым куском копченого сала и принялся с аппетитом жевать.

Моя хорошо поевшая тень пошла по тропинке, сопровождаемая чавкающим монахом, а я поспешил в Благословение Хэлфа.

* * *

Я шел по каменному полу темного подземного хода совершенно бесшумно. Монах, который меня сопровождал, несколько раз внезапно останавливался, надеясь, по-видимому, что я в темноте наткнусь на него, а может, он просто прислушивался, пытаясь различить мои шаги. Таким образом мы двигались по тоннелю уже довольно долго. Ход, по которому мы шли, постепенно понижался, однако дышалось в нем совершенно свободно и воздух был прохладен и сух. Я понял, что без мощного заклинания такую вентиляцию вряд ли можно было организовать.

Мы миновали несколько деревянных дверей, и я с удивлением обнаружил, что на них наложены заклятия, по силе лишь немногим уступающие наговору на входной двери.

«Неужели ловики все-таки проникают внутрь лабиринта? – подумал я. – Но тогда входная дверь со всем своим волшебством теряет всякий смысл…»

Наконец мой провожатый остановился у довольно своеобразного гранитного выступа, сильно сужавшего и без того неширокий коридор.

С минуту Гарт стоял перед этой каменной глыбой, положив на нее обе ладони и словно к чему-то прислушиваясь, а затем этот здоровенный кусок гранита совершенно бесшумно пополз в сторону, открывая новое темное ответвление лабиринта.

Но этот коридор был длиной всего в пару метров и оканчивался простой дощатой дверью, которая, негромко скрипнув, распахнулась от простого толчка. За ней открылась огромная пещера, посреди которой потрескивал небольшой костерок. На камне рядом с огнем сидел древний старик с совершенно лысой головой и длинной, почти до пояса, белой бородой. Он задумчиво глядел в огонь и не поднял головы, даже когда мы подошли совсем близко.

Мы остановились в двух шагах от старца и около минуты стояли молча, ожидая, когда он заметит нас. Наконец Гарт, выдвинувшись чуть-чуть вперед, едва слышно пробормотал:

– Отец-настоятель, я привел гостя…

Старик даже не пошевелился, но в моей голове неожиданно раздался тихий усталый голос:

– Значит, ты и есть тот, кого мы ждем?…

– Да, я тот, кого вы ждете… – так же мысленно прозвучал мой ответ.

Старик покачал лысой головой, и я снова услышал:

– Значит, мы выполнили свое предназначение?…

– Только если я смогу вступить на свой Путь… – молча ответил я. – Скажи мне Слово…

И тут старик-настоятель поднял наконец голову.

– Ты же знаешь, что сам должен услышать его… – Губы настоятеля Соро не шевелились, но я совершенно явственно слышал его слова. Стоящий рядом со мной Гарт почтительно ожидал начала разговора, даже не подозревая, что тот давно идет.

– Гарт проводит тебя в келью для гостей, а тебе надо только слушать. Тогда рано или поздно ты услышишь Слово. А я почему-то верю, что ты найдешь Серый Путь к Седой скале…

Я отступил на шаг, словно меня толкнули в грудь, Слово было сказано! Оно было сказано сразу и целиком! Больше в этом монастыре мне делать было нечего, однако мое любопытство взяло верх, и я спросил вслух:

– Отец-настоятель, почему в лабиринте твоего монастыря нельзя зажигать свет?

Гарт вытаращил на меня глаза, пораженный моей наглостью, а настоятель, неожиданно улыбнувшись, разлепил наконец губы и произнес голосом, который я только что слышал:

– Это и есть благословение Хэлфа. Дело в том, что в лабиринтах нашего монастыря до сих пор бродят остатки горного народа… Если зажечь свет, они могут выйти на него… – Он еще раз как-то горько улыбнулся и добавил: – Выйти слишком рано… Поэтому свет в переходах нашего монастыря сможет зажечь и сохранить только Серый Магистр – чародей, которого нам поручено ждать со своим Словом…

В этот момент Гарт отшатнулся от меня и посмотрел мне в лицо странным взглядом, в котором смешались ужас и восхищение. Или восхищение и ужас.

Настоятель между тем повернулся к своему монаху и приказал:

– Проводишь нашего гостя в гостевую келью, а после того как он отдохнет, познакомишь его с монастырем.

Гарт склонился в поклоне и тут же направился к выходу из покоев настоятеля. Я проследовал за ним и уже у самого выхода оглянулся. Настоятель Соро смотрел мне вслед, и на его лице были написаны… жалость и сострадание.

Мы снова оказались в подземном каменном коридоре. И тут я, щелкнув пальцами, зажег свой волшебный огонек. На этот раз Гарт только испуганно глянул на мерцающее сияние и, ничего не сказав, поспешил вперед.

И в этот момент я почувствовал, как мое истинное тело, почти онемевшее без движения в пещере над дорогой к Поднебесному, неожиданно испытало несказанное облегчение. Я не сразу сообразил, что это исчезла одна из моих теней. По-видимому, та, что обреталась в Стелящемся Потоке.

Я довольно ухмыльнулся, произнес формулу ликвидации этого своего дубля и собрался переместиться в Преклони Голову. Но в этот момент какая-то неведомая сила буквально выдернула мое сознание из дубля, я тут же оказался… на деревянном коньке крыши монастыря Брошенное Несчастье.

* * *

Во дворе монастыря настоятель Норг продолжал отчитывать своего монаха. Тот уже успел свернуть торжественный покров и, видимо, поэтому огрызался с гораздо большим жаром, чем прежде.

И тут я понял, почему меня так резко перебросило в Брошенное Несчастье. Видимо, в запале один из спорщиков произнес Слово! Меня прошиб холодный пот – значит, я прослушал Слово!

«Что же теперь делать?…» – металась в моей голове единственная мысль, и поэтому вопли спорщиков проходили мимо моего сознания. Я тряхнул головой, и тут же снизу донесся угрожающий голос Норга:

– А ну-ка повтори, что ты сказал?…

– А что я сказал-то… что я сказал-то?… – вдруг понизил голос огрызающийся монах.

– Ты не увиливай! – еще сильнее заорал Норг. – Ты заявил, что наш торжественный покров ни на что не годен, что если уж ты сам смог пройти от кривой березы до ворот монастыря, то…

– …Маг тем более пройдет… – еще глуше пробубнил монах.

– Ах ты тварь косолапая! – взорвался настоятель. – Значит, чародей должен топать по болотной жиже только потому, что твое паскудство не утонуло в болоте!…

Но я уже не слушал доносившиеся со двора вопли. Слово было сказано и, как по заказу, повторено.

С высоты крыши я огляделся. Вокруг было пусто, монахи, по всей видимости, занимались своими делами внутри здания, и только настоятель со своим недотепой продолжали выяснять отношения во дворе. Но их скрывала от меня стреха крыши. Я глубоко вздохнул и прошептал формулу мгновенной ликвидации тени, а сам перенесся в Преклони Голову.

* * *

А там моя тень по-прежнему прогуливалась в осеннем саду в сопровождении сытого Злата. Мы шагали в полном молчании. Мой спутник, явно не склонный к пребыванию в тишине, сделал несколько попыток разговорить мою тень, но наткнувшись на сосредоточенное нежелание обсуждать последние монастырские события или отвечать на вопросы глубоко личного характера, был вынужден умолкнуть и теперь понуро шуршал подошвами по опавшим листьям. Он двигался шагах в пяти сзади меня и при этом специально шагал не по расчищенной дорожке, а рядом с ней по густо присыпанной листьями траве.

Я оглянулся и молча поманил его кивком головы. Хотя мой «помощник» делал вид, что любуется окрестностями, он сразу заметил мой кивок и поспешил на зов. Когда он приблизился, я негромко поинтересовался:

– И что, в вашем монастыре всех встречают таким занимательным представлением?

– Нет!… – Этот улыбчивый монах снова довольно растянул губы. – Просто настоятель получил сообщение, что к нам направляется Серый Магистр, ну и решил его как следует встретить.

– Интересно… – усмехнулся, я в ответ, – чем же это Серый Магистр так не угодил вашему настоятелю?

– Так он вообще не верит, что этот чародей существует в природе…

– Вот как?! Не верит, но встречу подготовил…

– Так он встречал самозванца…

– Понятно… И что, после встречи почтенный Агалт по-прежнему не верит в Серого Магистра?

И тут Злат неожиданно стал совершенно серьезным.

– Я точно сказать не могу, только когда он меня к тебе посылал, я услышал, как отец-хранитель ему шепнул, что надо с тобой быть поаккуратнее, что ты можешь натворить дел в монастыре.

– Хм… – Я пожал плечами. – Каких дел они от меня ждут? Мне всего-то и надо, что предназначенное для меня Слово…

Злат снова ухмыльнулся.

– Я так понял, что они этого Слова не знают, поэтому и опасаются, что ты из них душу вытряхнешь… Если ты, конечно, истинный Серый Магистр.

– Ах вот как!… Значит, ваш монастырь утерял завещание отца Хэлфа?! – На этот раз моя усмешка была довольно неприятной. – А ну-ка пошли к настоятелю.

И я круто повернул назад.

Меня охватил страх пополам с чудовищной яростью. Не хватало только, чтобы из-за этих разжиревших познавателей Сути вся наша работа, все наши жертвы, да и самый смысл моей жизни пошли псу под хвост!

Теперь уже толстому Злату некогда было раздумчиво шуршать листьями. Он едва поспевал за мной и сразу обнаружилось, что бедняга страдал одышкой.

Тем не менее, когда я добрался до заднего крыльца монастыря, Злат располагался всего лишь в шаге позади меня, хотя и пыхтел, словно отпариватель утюга.

Я поймал первого попавшегося монаха и, схватив его за воротник хламидки, поинтересовался:

– Где, милейший, я могу увидеть вашего настоятеля?

Монашек захлопал глазами, затем, задрав подбородок, глянул в небо и прохрипел:

– Если отец-настоятель оправился от своей немочи, то сейчас он должен быть в своем кабинете…

– Это какой же немочью он страдает? – переспросил я, напрочь забыв о собственных проказах.

– Желудочной… – коротко ответил монах и дернулся, пытаясь освободить воротник своей хламиды.

Я в сердцах плюнул и, повернувшись к Злату, скомандовал:

– Веди в кабинет настоятеля…

Злат с такой скоростью ринулся по коридору, что отпущенный мною монах едва успел прижаться к стене, дабы не быть растоптанным моим помощником.

Мы поднялись на второй этаж, и через несколько мгновений Злат распахнул передо мной роскошные двустворчатые двери.

Я вошел в просторную приемную, в которой хозяйничал молодой паренек в привычном темном одеянии, изготовленном, правда, из отличного шелка. Быстро подойдя к его столу, я оперся ладонями на столешницу и навис над сжавшимся на своем стуле пареньком.

– Где настоятель?

Я, конечно, не кричал, но мой голос был, по-видимому, не менее страшен, чем моя разъяренная физиономия, поэтому паренек ответил мне, просто не успев придумать хоть какой-то лжи:

– В отхожем месте, господин…

– Как, он еще оттуда не вылез?!

– Он только что туда направился. У него очередной спазм…

– Ах у него спазм?! Щас я ему произведу инъекцию! Где его сортир?!

Паренек слегка замялся, но когда я гаркнул: «Говори!…» – он тут же доложил:

– В кабинете, дверь за столом у окна… Только… – попытался он что-то добавить, но я его уже не слушал. Рванув витую бронзовую ручку на себя, я вломился в кабинет настоятеля.

Большая светлая комната была поделена на две части длинным узким столом для совещаний, примыкавшим одним концом к большому письменному столу, располагавшемуся у противоположной от входа стены. Левая стена представляла собой почти сплошное окно в хитром, изысканно-тонком переплете, вдоль правого стоял тяжелый застекленный шкаф, наполненный разнообразными, порой довольно странными предметами. В стене за письменным столом действительно виднелись две небольшие двери.

Широким шагом я направился к двери, что была у окна, не обращая внимания на трех дородных монахов, сидевших у приставного стола и резко оборвавших при моем появлении довольно шумный разговор. Все трое уставились на меня с плохо скрываемым страхом.

Я сделал знак следовавшему за мной Злату, чтобы он оставался в кабинете, а сам прошел в подсказанную секретарем настоятеля дверь.

За ней оказался довольно короткий коридорчик, оканчивавшийся еще одной дверкой, из-за которой доносилось характерное кряхтение и не менее характерный запах.

Я рванул дверь, и накинутый с противоположной стороны крючок, не выдержав рывка, выскочил из скобы.

Настоятель сидел на стульчаке с перекошенной физиономией, но мне было не до сострадания. Я схватил его за шиворот рубахи, сдернул со стульчака и потащил по коридору к кабинету, не обращая внимания на то, что ноги бедняги путаются в спущенных штанах, а его роскошная сутана осталась висеть на гвоздике в отхожем месте.

Через минуту мы вернулись в кабинет, и я, вытолкнув настоятеля на середину, задал всей четверке интересовавший меня вопрос:

– Вы помните, в чем заключается завещание отца Хэлфа?!

Все присутствующие, включая Злата, уставились на настоятеля Агалта, а тот…

Вы себе представить не можете, насколько мужчина бывает выбит из колеи, если у него спущены штаны. Можно подумать, что для сильного пола нет ничего более постыдного, чем собственная неприкрытая задница. Во всяком случае, настоятель Агалт вел себя в полном соответствии с изложенной только что максимой. Он был бледен, и отнюдь не из-за расстроившегося желудка, он странно приседал, сведя ноги вместе и пытаясь дотянуться до лежащих на полу штанов. Однако если ему это удавалось, он с такой скоростью пытался натянуть несчастные штаны на свои ноги, что неизбежно выпускал их, когда они застревали на согнутых коленях. Короче, настоятелю было явно не до ответов даже на самые грозные вопросы.

В течение нескольких долгих секунд все присутствующие наблюдали эту суетливую борьбу настоятеля с собственной одеждой, и вдруг раздался голос одного из сидящих за столом монахов:

– Может быть, мы переключим наше внимание с достопочтенного настоятеля… ну хотя бы на меня и дадим ему спокойно одеться… А я тем временем попытаюсь ответить на достаточно сложный вопрос нашего гостя.

Пять пар глаз оставили в покое голый зад настоятеля и уперлись в говорившего.

Надо сказать, что этот монах мне сразу не понравился. Его хитрющая физиономия без слов говорила, что он просто не может не обмануть слушающего его человека. Но краем глаза я заметил, с каким почтением взирают на него его коллеги и решил подождать продолжения.

Ждать пришлось недолго. Убедившись в том, что он перехватил наше внимание, монах почесал себе нос и совершенно покойно заявил:

– Да, нашим монастырем действительно было утеряно завещание отца-основателя…

Я едва не зарычал от ярости, а монах, выполнив эффектную паузу, продолжил:

– Но монастырь в этом не виноват. Восемьсот лет назад все руководство монастыря практически в одночасье скончалось от черной оспы, а настоятель сошел с ума. Передать завещание Хэлфа следующему поколению было просто некому…

«Довольно слабое утешение, – мелькнуло у меня в голове, – и наверняка вранье…»

Но монах еще не закончил своего выступления.

– К счастью, не все потеряно. Сам отец Хэлф посетил наш монастырь после постигшего нас несчастья! Он, какзаписано в наших древних хрониках, сам назначил нового настоятеля и имел с ним долгую приватную беседу. Кроме того, он сотворил Темное Окно, за которым хранится наша часть его завещания. Вспомните, как говорится в шестнадцатой книге «Бытия» нашего монастыря: «…И тогда великий Хэлф еще раз пришел в горы Тань-Шао к монастырю Преклони Голову, чтобы восстановить утраченное монахами завещание. Но, не доверяя более хрупкой человеческой плоти, великий Хэлф сотворил Темное Окно и поместил свое завещание за ним, так чтобы Серый Магистр сам, своей рукою, мог извлечь его, когда наступит срок исполнения пророчества…»

И монах торжествующим взглядом оглядел собравшихся. Настоятель, как оказалось, успел за это время несколько привести себя в порядок и сразу же перехватил инициативу.

– Только ты, гость, должен знать следующее: если ты не являешься истинным, ожидаемым, Серым Магистром, то за Темным Окном тебя ожидает нечто худшее, чем просто гибель!

– Худшее, чем гибель? – переспросил я. – И что же это такое?…

– Откуда мне знать? – Настоятель ощерился в язвительной улыбке. – Я же не выдавал себя за Серого Магистра и не совался за Темное Окно…

Он немного помолчал, оглядывая меня прищуренным глазом.

– Мы хотели спасти тебя…

Увидев мою недоверчивую ухмылку, настоятель повысил голос:

– Да! Мы хотели спасти тебя от незавидной участи! Именно поэтому мы показали тебе ночную битву с крыскиным воинством!… Именно поэтому мы хотели, чтобы ты покинул наш монастырь, хотя бы и заболевшим!… Но ты сам выбрал свой путь!… Я отведу тебя к Темному Окну, и поступай как знаешь! Только имей в виду: если ты не тот, за кого себя выдаешь, то погубишь не только себя, но и весь наш мир. Ты готов взять на себя такую ответственность?

Теперь уже пять пар глаз уперлись в мое лицо, но это меня мало смутило.

– Я-то готов, а вот почему это ты, отец-настоятель, так недоверчиво относишься к возможности появления Серого Магистра?…

Настоятель Агалт несколько оторопел, а затем в его глазах загорелся какой-то мрачный огонек.

– Хорошо, я открою тебе тайну, известную только мне. Она передается от настоятеля к настоятелю только в нашем монастыре… – Агалт немного помолчал, а потом продолжил более спокойным тоном: – Отец-хранитель уже сказал, что Хэлф во время своего последнего посещения долго разговаривал с назначенным им настоятелем. Именно во время этой беседы он посоветовал не особенно рассчитывать на появление Серого Магистра…

– Вот как?! – перебил я настоятеля.

– Именно так! – резко подтвердил он. – Настоятель монастыря удивился не меньше твоего, ведь с самого основания монастырей Тань-Шао ожидание Серого Магистра было их основным предназначением. Но в ответ на это удивление Хэлф только рассмеялся. Если и появится человек, называющий себя этим именем, сказал он, то скорее всего это будет самозванец.

– А кроме того, он советовал вам не делиться этой информацией с настоятелями других монастырей… Ну разве что намеками склонить их к такой же мысли… Не так ли?

Лицо настоятеля Агалта вытянулось, а я усмехнулся, догадываясь, кто именно устроил весь этот аттракцион с гибелью руководства одного из монастырей и поправкой к первоначальному завещанию.

– Ладно, – махнул я рукой, – мне понятна ваша позиция… Теперь веди меня к Темному Окну.

– Хорошо, я отведу тебя, – ответил настоятель тоном Юлия Цезаря, а затем, немного смутившись, добавил в стиле Чарли Чаплина: – Только мне необходимо одеться…

И он тут же бросился в угол кабинета и исчез за маленькой дверкой. А все находившиеся в кабинете замолчали, погрузившись в свои невеселые думы.

Агалт вернулся через несколько минут, закутанный в свой роскошный черный балахон и с восстановленным чувством собственного достоинства. Он величественно кивнул мне, приглашая следовать за собой, и направился к выходу из кабинета. Я поманил Злата и последовал за настоятелем. Однако, мало доверяя своим негостеприимным хозяевам, я на всякий случай нашептал коротенькое заклинание Малого Уха и прилепил его к письменному столу настоятеля.

Мы спустились вниз и, пройдя коротким коридором, снова оказались на заднем дворе монастыря. Настоятель повел нас в сад и здесь, оглянувшись, потребовал:

– Пусть Злат останется здесь, ему совершенно незачем идти вместе с нами.

Быстро прикинув, нужен ли мне лишний свидетель, я знаком приказал Злату остаться, после чего Агалт снова двинулся вперед по одной из самых малохоженных дорожек. Ее, по-видимому, и не чистили, потому что под ногами тут же сухо зашуршали опавшие листья.

Настоятель уводил меня все глубже и глубже в сад. Уже и монастырские постройки скрылись за облетевшими деревьями, а вдоль дорожки пошли заросли каких-то совсем не фруктовых кустарников. Сад постепенно переходил в довольно запущенный парк. Наконец, перевалив через невысокий холм, мы спустились в узкую лощинку, и здесь, возле низко стелящихся кустов, настоятель остановился.

– Ты все еще настаиваешь на своем? – неожиданно грустно спросил он меня.

– Я не имею права отступить, слишком многое зависит от того, смогу ли я отыскать свой Путь, – в тон ему ответил я.

При этих моих словах настоятель заметно вздрогнул и пристально посмотрел на меня.

– Может быть, ты действительно тот, кого мы столько ждали?… – тихо, словно для самого себя пробормотал он, а потом нагнулся и приподнял лежавшие на земле ветви. Под ними открылось черное стоячее зеркало воды. Во всяком случае, так мне показалось в первое мгновение.

– Вот то самое Темное Окно, которое оставил для Серого Магистра Хэлф… И прошу тебя, не надо ни в чем винить наш монастырь…

Последние слова настоятеля были настолько неожиданны, что я не удержался и ответил:

– Это Окно оставил совсем не Хэлф.

Настоятель вскинул на меня удивленный взгляд, и я пояснил:

– Если бы ты задумался, то и сам бы понял, что смерть и безумие, поразившие ваш монастырь восемьсот лет назад, а также последующая поправка завещания Хэлфа организованы врагом основателя монастырей Тань-Шао.

– Но почему тогда этот враг выбрал именно наш монастырь?… – Настоятель явно был сбит с толку и все-таки пытался отстоять авторитет монастыря и своих предшественников. – Почему он не сделал того же в других монастырях?…

– Видимо, именно в вашем монастыре появился человек, которого можно было сбить с дороги Истины… Именно его и назначил Ариман новым настоятелем монастыря. А потом эта «тайна», передаваемая от настоятеля к настоятелю, была освящена авторитетом первых руководителей и временем.

– Но если это так, тогда тебе нельзя заглядывать в это Окно! – сдался настоятель.

– А как мне еще можно узнать Слово, доверенное вашему монастырю? Я думаю, что Ариману не удалось его уничтожить. Он смог только значительно затруднить доступ к нему.

– Так что же делать?… – Агалт был, похоже, очень расстроен.

– Тебе – ничего. Возвращайся в монастырь и жди, – ответил я устало.

Я действительно очень устал. Вести пять теней почти сутки – это очень тяжело. Поверьте мне, что это гораздо тяжелее, чем в одиночку разгружать железнодорожный вагон.

Медленно опустившись на землю, я молча наблюдал, как настоятель монастыря Преклони Голову опустил свою гордую голову и сначала медленно, а затем все более ускоряя шаг направился прочь от круглого зеркала Темного Окна.

Именно в этот момент я ощутил два почти одновременных толчка, словно слизнувших накопившуюся во мне усталость. Это две мои тени прекратили свое существование, освобождая мое сознание от необходимости непосильного разделения.

Мои силы удвоились, но одновременно я почувствовал настоятельную потребность переместиться в Замшелый Камень. Там явно что-то назревало.

«Ну что ж, – подумал я про себя, – это Темное Окно ожидало меня восемьсот лет, подождет еще несколько часов». Оставив свою тень отдыхать возле круглого черного зеркала, я направился в самый древний монастырь Тань-Шао.

* * *

Мое истинное тело лежало на боку в пещере недалеко от Поднебесного. Неяркий свет, проникавший в дальний угол пещеры, едва освещал его, но даже в этом неверном свете было видно, как осунулось мое лицо и ввалились щеки. Казалось, этой неподвижной фигуры коснулось само Измождение. Но мне некогда было заниматься своим телом, меня ждали в монастырях еще невысказанные Слова.

* * *

Время подходило к обеду, и мы с настоятелем Исатом возвращались с прогулки, которую он предложил сразу после завтрака. Настоятель оказался прав – предгорья осенью были прекрасны, особенно буковая роща, начинавшаяся сразу за стенами монастыря и тянущаяся до первого горного ручья. Осеннее солнце, омывая высокие стройные деревья, бросало на их серую гладкую кору нежно-белый, чуть подкрашенный розовым тон, так что казалось, наши лошади двигались в каком-то величественном храме между колонн каррарского мрамора. Высокая летом трава полегла и копыта лошадей ступали по этой упругой подстилке неслышно, не нарушая очарования осенней тишины.

Может быть, поэтому немногословие моей тени не слишком удивило настоятеля, рассчитывавшего, по-видимому, на откровенный разговор.

Когда я оказался в седле высокой каурой кобылы, мы уже приближались к воротам монастыря. Два монаха, дежуривших с этой стороны, шустро распахнули одну из створок и впустили нас во двор, где уже поджидал конюх с двумя своими помощниками. Спешившись, я повернулся к настоятелю и с чувством произнес:

– Отец-настоятель, я должен принести тебе огромную благодарность за эту чудесную прогулку. Я прекрасно отдохнул, а кроме того, чистый осенний лес будит такие ясные спокойные мысли…

Исат довольно улыбнулся:

– Я почувствовал, что тебя что-то гнетет, поэтому и предложил прогуляться. А вот после обеда, если у тебя будет желание, мы посетим такое замечательное место… Правда, добираться туда придется пешком.

– Пешие прогулки – тоже замечательное времяпрепровождение, но ты знаешь, что меня ждут неотложные дела. Когда же твой отец-хранитель решится произнести доверенное монастырю Слово… – Я посмотрел прямо в глаза настоятелю и, усмехнувшись, добавил: – А может, он забыл его?…

Исат покачал головой.

– Перед нашей прогулкой я еще раз говорил с отцом-хранителем. Он сказал, что ждет знамения или прямого указания Хэлфа.

– Бюрократ! – не выдержал я принятого благодушного тона. – Я что, должен был представить справку от Хэлфа, что я Серый Магистр?

– Не надо раздражаться, – мягко ответил настоятель и дружески положил мне руку на плечо, – отец-хранитель боится ошибиться, боится передать завещание не тому, кому оно предназначено… Ты должен понять его…

Переговариваясь таким образом, мы подошли к дверям трапезной.

Стол уже был накрыт, но в зале находился только отец-ключник. Увидев нас, он оторвался от созерцания монастырского двора, в который выходило окно, и с улыбкой спросил, обращаясь в основном ко мне:

– Как тебе понравились наши места? Чудо, как хороши, не правда ли?…

– Да, действительно, такую чудесную сказочную природу теперь редко можно встретить, – согласился я.

– Вы ездили верхом?… – не то спросил, не то констатировал отец-ключник и, увидев мой кивок, с сожалением добавил: – Значит, вы не были там…

– Если наш гость захочет, – перебил его настоятель, – то после обеда мы с ним туда прогуляемся. – Потом, явно желая сменить тему разговора, он недовольно поморщился: – Ну что это отец-хранитель опять задерживается!… По его милости мы будем хлебать остывшую уху!

И настоятель направился к двери, намереваясь, видимо, послать кого-нибудь за отцом-хранителем. А отец-ключник, потянув меня за рукав, горячо зашептал мне на ухо:

– Обязательно пройдись после обеда к нашему гроту. Исат его почти никому не показывает, а место, я тебе скажу, просто замечательное. Если повезет, то ты найдешь там изумруд в пару тому, что у тебя на пальце!

– Интересно!… – удивился я. – Там что, драгоценные камни под ногами валяются?…

– Нет… – заговорщицки улыбнулся отец-ключник, – но иногда там проходит некая особа, после которой на земле остается один изумруд. Только подобрать его надо сразу после ее ухода, иначе он пропадет!…

– Интересное местечко… – согласился я.

– Интересное и очень красивое… Да что там – оно просто волшебное.

– И где это? Далеко от монастыря? – Признаться, я был заинтригован.

– Не очень… – хитро улыбнулся отец-ключник. – А если отец-настоятель после обеда забудет о своем обещании, ты ему напомни, что он обещал погулять с тобой там, где ходит королева.

«Вот оно!» – Я похолодел от внезапного озарения. Слово было сказано! И сказано вовсе не отцом-хранителем!

Это меня рассмешило. Бедняга, он так обставлял свою значимость, свое высокое предназначение. Он ждал знака свыше и требовал расписки от самого Хэлфа. А передал мне завещание Хэлфа совсем другой человек. И к тому же этот человек даже не понял, что он совершил!

– И напрасно ты улыбаешься! – услышал я обиженный шепот отца-ключника. – Я называю так наш грот, потому что там ходит Королева Изумрудов…

– Не обижайся на меня, отец-ключник, – поспешил извиниться я. – Просто у меня богатое воображение и я представил себе, что действительно отыщу пару своему изумруду…

– Что вы там шепчетесь?! – раздался звучный голос настоятеля. – Давайте за стол, а отец-хранитель придет позже, у него дела…

И Исат направился к своему месту за обеденным столом. Мы с отцом-ключником последовали к своим стульям.

Отец-хранитель появился в зале, когда на стол была поставлена третья перемена. Он выглядел сосредоточенным и при этом светился сознанием хорошо выполненной работы.

Разговор за столом был поверхностным, и поэтому никто не обиделся, когда усевшийся на свое место отец-хранитель оборвал его многозначительным покашливанием. Мы обратили к нему свои вопросительные взоры, но отец-хранитель не торопился делиться с нами своими новостями. Только наложив себе полную тарелку обжаренных шампиньонов с зеленью, он солидно произнес:

– Я в течение четырех часов молился великому Хэлфу, чтобы он дал мне знак относительно интересующего нас вопроса.

Хранитель сурово, но благожелательно посмотрел на меня и сунул в рот дольку шампиньона. Тщательно прожевав и проглотив гриб, он продолжил:

– Так вот! Мне было знамение, и теперь я могу сказать, что если в течение полной недели наш гость не допустит непростительной ошибки, я смогу через семь дней передать ему завещание Хэлфа!

И он торжествующе обвел взглядом обедающих, подчеркивая значимость своего сообщения.

Я грустно вздохнул и негромко промолвил:

– К сожалению, я не могу ждать семь дней. Учитывая важность и срочность моей миссии, я должен буду покинуть монастырь сразу после того, как побываю там, где ходит королева.

Настоятель и отец-ключник были озадачены и огорчены, услышав от меня, что я не дождусь установленного срока передачи завещания. А вот отец-хранитель был сражен наповал. Он сидел, словно пораженный, громом, с выпученными глазами и торчащим изо рта грибом. По подбородку у него текла подлива, а руки самопроизвольно шарили по скатерти в поисках неизвестно чего.

Тут, проследив за моим взглядом, и настоятель, и ключник узрели состояние своего коллеги. С минуту три пары глаз рассматривали беднягу, сраженного четырьмя словами, которые, как он считал, были известны ему одному.

Наконец он слегка разжал зубы и застрявший гриб с облегчением шлепнулся обратно в тарелку.

– Но как?! – выдавил он из себя вопрос, понятный только мне.

Я небрежно пожал плечами и коротко ответил:

– Серая магия…

– А-а-а… – понятливо протянул отец-хранитель и закрыл рот. Его тело обмякло, а глаза приняли нормальное состояние. Теперь и он выглядел таким же, как настоятель и ключник, – озадаченным и огорченным.

Но я не позволил им вдоволь насладиться своим огорчением. Посмотрев через стол на настоятеля, я негромко спросил:

– Кстати, почему мы до сих пор там не побывали?…

Вопрос был задан таким тоном, что настоятель Исат вздрогнул. Потом, пожав плечами, он неуверенно произнес:

– Я был как-то не уверен в необходимости показывать это место…

– Да? – Нотки сарказма, появившиеся в моем голосе, заставили настоятеля еще больше растеряться. – И что, там действительно кто-то ходит и попадаются изумруды?!

Настоятель опустил глаза и совсем тихо ответил:

– Да, но очень редко…

– А ты сам видел того, кто там проходит?!

– Только один раз… – еще тише ответил настоятель.

– А ну-ка вспомни хорошенько, как это было!

И когда настоятель Исат прикрыл глаза, вспоминая свое давнишнее приключение, я внезапно и беспощадно вторгся в его сознание.

* * *

Передо мной было совершенно чудесное место. Невысокий, покрытый травой и мелким кустарником холм, спрятанный в глубине чистой буковой рощи, имел у своего подножия довольно глубокий каменный грот. Из него по замшелым камням выбегал маленький кристально чистый ручеек. Заднюю стену грота было не видно, ее скрывал густой полумрак. Совсем рядом с гротом, полускрытый густой высокой травой, лежал большой серый валун, сидя на котором можно было погрузить ноги в чистую прохладную воду.

На этом камне расположился молодой монах.

Было совершенно неясно, как он попал в это место. В его возрасте он должен был быть очень загружен монастырскими обязанностями. Тем не менее монашек никуда не торопился. Он откинул с головы капюшон, снял свои довольно грубые башмаки, опустил ступни ног в воду и, откинувшись назад, подставил лицо с зажмуренными глазами просверкивающему сквозь густую листву буков солнцу.

Несколько минут перед моим взором стояла эта незамысловатая картинка, словно память настоятеля наслаждалась давним чудесным мгновением.

Но вот монашек вздрогнул, поднял голову и открыл глаза, словно его кто-то позвал. Он оглядел свой тесный мирок, и вдруг его лицо застыло, а глаза расширились. Он, не отрываясь, вглядывался в глубь грота.

А оттуда спокойно и размеренно выплыла высокая женская фигура, одетая в длинное темное, слегка переливающееся на солнце платье. Ее голову украшала высокая корона из слегка желтоватого металла, украшенная крупными зелеными камнями, бросавшими во все стороны веселые зеленые искорки.

Фигура медленно прошла мимо монаха, перешагнула через ручей и направилась к близким деревьям. Дойдя до них, она постояла, всматриваясь в чащу, а потом повернулась и медленно пошла обратно к гроту. Пройдя еще раз мимо изумленного монаха, она вошла в грот, но прежде чем исчезнуть в его темноте, она повернулась, взглянула на… меня и легким жестом поманила к себе. Именно меня, а не сидевшего на валуне монаха!

Затем она окончательно исчезла в глубине грота.

Монашек тут же вскочил со своего камня и, сделав несколько шагов в сторону пещерки, присел над травой. Когда он выпрямился, на его ладони зеленым светлячком блеснул изумруд.

В этот момент изображение дернулось и пропало.

* * *

Я тряхнул головой и огляделся. Оба помощника настоятеля растерянно топтались возле его кресла. Сам настоятель сидел с опущенными веками, из-под которых текли слезы, и обиженно шептал:

– Нет, она меня не позвала… Она меня не позвала… Нет, она меня не позвала…

Я быстро встал и, подойдя к настоятелю, положил ладонь ему на лоб. Он мгновенно замолчал и через секунду задышал ровнее.

– Отнесите его в спальню, пусть он спит до утра… – посоветовал я монахам, а сам вернулся на свое место. И тут, прямо над тарелкой с какой-то едой, я набормотал формулу ликвидации для этой моей тени и, оставив ее дожидаться одиночества, поспешил к Темному Окну монастыря Преклони Голову.

* * *

Черный, лаково поблескивающий зрачок волшебного зеркала глянул мне в лицо. Темное Окно. Ловушка, приготовленная Ариманом для исполнителя предначертания Ахурамазды, принявшего в этом мире имя Хэлфа. И теперь мне было необходимо заглянуть в эту ловушку. Вряд ли я найду там Слово, но обойти ее в своих поисках я не мог. Таков был мой Путь.

Я еще раз заглянул в глубь чернеющей пустоты и протянул к ней руку.

Мягкая ласковая сила повлекла меня к себе. Моя рука коснулась поверхности черного зеркала и, ничего не ощутив, провалилась в него по локоть. Влекущая меня сила тут же утроилась. Казалось, что я даже услышал, как она тянет, зовет, манит меня к себе.

Я протянул вторую руку к Темному Окну и скорее осознал, нежели почувствовал, как моя, неожиданно онемевшая, тень погружается в зыбкий мрак, как этот мрак смыкается надо мной и удовлетворенно вздыхает, выполнив свою миссию.

Меня не стало.

* * *

Нет. Не стало моего тела. Оно растворилось бесследно в окружающем мраке.

Только осознал я это далеко не сразу. Вначале мне показалось, что сбылось предупреждение настоятеля Агалта – я прекратил существование и вместе со мной пропал весь окружающий мир. Что все сущее вернулось в первородный мрак, в тот мрак, который существовал задолго до знаменитого «Да будет свет!».

Лишь спустя некоторое время до меня дошло, что я не перестал мыслить, и тут же мне в голову пришел старый афоризм: «Я мыслю – значит, я существую!…»

«Ты ошибаешься… – немедленно разлилось в моем сознании. – Ты как личность больше не существуешь… То, что от тебя осталось, цело лишь потому, что меня интересуют кое-какие вопросы, а твое сознание способно на них ответить. Так что… побеседуем?…»

Я понял, что в этом мраке есть еще кто-то, и этот кто-то, похоже, знает, где находится. Поэтому я постарался сосредоточиться и ответить как можно спокойнее: «Побеседуем… Но только до тех пор, пока это будет интересно мне. У меня тоже есть кое-какие вопросы, так что мы можем наладить взаимовыгодный обмен».

Мой собеседник хмыкнул, а потом пробормотал: «Ты напрасно, пытаешься стать со мной на равных. Даже если я отвечу на все твои вопросы, ты не сможешь выбраться отсюда. НИКОГДА!»

«Нет, мой гостеприимный хозяин, мы можем общаться с тобой только на равных… – Я подпустил иронии в свои мысли. – В противном случае твои вопросы останутся без ответов, правда, как и мои…»

«Хорошо. – В его ответе чудился вздох. – Поиграй в равенство, раз тебе этого так хочется. Скоро ты поймешь, что это не более чем мираж… Впрочем, для своего положения ты держишься отлично…» – Мне понравилось одобрение в его тоне.

«Ну что ж, задавай свой вопрос…» – предложил я своему скрытому мраком собеседнику.

Я настолько освоился в этом малопонятном месте, что даже попытался прощупать его своими магическими способами, но вокруг меня ничего не было. Во всяком случае, ничего, что бы откликнулось на мои попытки. А хозяин тьмы, немного помолчав, неожиданно смущенно спросил: «Как там сейчас?…»

«Где?» – не понял я.

«Ну… там, где есть солнце?»

Он, похоже, еще больше смутился. Да и я, признаться, несколько растерялся. Вот уж никак не ожидал, что он знаком с таким понятием, как «солнце». Тем не менее я попытался ответить на этот неожиданный вопрос.

«Там сейчас осень. Солнце теплое и ласковое. И листва с деревьев уже почти облетела. В ветвях тоненькие паутинки, а по утрам трава покрывается инеем…»

И тут меня охватила такая тоска, что я понял – если мне не удастся отсюда выбраться, я быстро перестану быть… Поэтому свой ответ я закончил довольно грубо: «Но я вряд ли смогу объяснить все это тебе…»

«Почему?… – В мысли, достигшей моего сознания, читалась обида и недоумение. – У тебя очень хорошо, я бы даже сказал, поэтично получается… как будто картину рисуешь…»

«Ну, прежде чем я продолжу рисовать свои картинки, скажи-ка ты мне, где это я оказался?» – перебил я его.

«Нигде!» – жестко раздалось в моей голове.

«Мы, кажется, договорились отвечать на вопросы друг друга?» – не давал сбить себя с толку я.

«Я и ответил на твой вопрос!»

«Это не ответ! В мире нет такого места – „нигде“».

«Именно потому, что в мире нет такого места, оно и называется – нигде», – язвительно ответили мне.

«И что же в этом нигде есть?» – задал я свой вопрос вне очереди, но мой собеседник, похоже, был здорово задет моим агрессивным тоном, а может быть, решил меня окончательно «добить». Не обращая внимания на мое нарушение очередности, он коротко ответил: «Ничего!…»

«Как это ничего, когда здесь по меньшей мере ты и я!» – поймал я его на несоответствии. Но он не смутился.

«Я и ты – не считаются, потому как я хранитель этого нигде, и хранил я его для тебя. Мы оба его составная часть! Мы сами – это НИГДЕ! А больше здесь нет НИЧЕГО!»

Спорить с ним было нелегко, но я не унимался.

«С чего это ты решил, что именно я и есть составная часть этого НИГДЕ? Может быть, я вообще случайно сюда попал?!»

Ответом мне была насмешливая тишина. Потом в мое сознание вкрадчиво потекли чужие мысли.

«Нет, мой дорогой… хозяин. Сюда может проникнуть только предназначенный для этого человек. Только индивидуум, обладающий совершенно определенными качествами… неповторимыми качествами… например, поразительной магической Силой! Ты не видел, с какой скоростью твое тело растворилось в этом Мраке. Оно же было просто создано из этого самого Мрака и мгновенно слилось с породившей его средой. И ты еще смеешь сомневаться в неслучайности твоего пребывания здесь… Хм… В НИГДЕ! Так можешь не сомневаться, это место было создано именно для тебя. Ведь в том мире, из которого ты сюда попал, тебя называли Серый Магистр?»

Я был настолько растерян его напором и уверенностью в своей правоте, что, не задумываясь, подтвердил его догадку. И тут же, посчитав, что ответил на очередной вопрос собеседника, задал свой: «И ты считаешь, что у меня нет шансов выбраться отсюда?…»

И немедленно получил короткий, убийственный ответ: «Никаких!…»

«Но почему?!» – В моих мыслях появилось отчаяние и мой невидимый собеседник сразу это уловил. Его ответ прозвучал успокаивающе и ласково, он словно убеждал меня смириться с неизбежным. Причем смириться с радостью, с удовольствием, с чувством до конца выполненного долга, как смиряется человек, боровшийся изо всех своих сил и проигравший достойному противнику.

«Ну подумай сам, как ты можешь вернуться в мир под солнцем, если у тебя нет тела? Куда вернется твое Сознание, твой Разум, твоя Личность? Чтобы существовать в материальном мире, надо иметь материальное воплощение, а его у тебя нет! Оно растворилось, распалось, исчезло! Или ты рассчитываешь захватить тело какого-нибудь бедолаги с помощью своей магии? Но это безнравственно, а ты не способен на безнравственные поступки, И кроме того, находясь в НИГДЕ, ты вряд ли сможешь дотянуться до тела, занятого разумом кого-либо из живущих в Мире…»

После услышанного наступили пустота и безразличие. А несколько мгновений спустя пришла еще одна чужая, навязываемая мне мысль – мысль жесткая и прагматичная: «Это простая и гениальная ловушка на магистра. Ты пошел к положенной приманке – наследству Хэлфа – и потерял свое тело. Без тела ты никогда не сможешь вернуться в миры под солнцем. А поскольку ты и есть Серый Магистр, фуга для двух Клинков, двух Миров и одного Магистра никогда не будет сыграна!

Хэлф-Ахурамазда ПРОИГРАЛ!!!»

Возможно, именно злое торжество, пропитавшее этот ликующий вопль, натолкнуло меня на неожиданное заключение. Такое же простое и гениальное, как расставленная ловушка! Ведь в этом НИГДЕ растворилась всего лишь моя тень, а мое тело лежит в пещере, неподалеку от главного монастыря Тань-Шао, названного Поднебесным, и дожидается моего Сознания, моего Разума, моей Личности!!!

Но делиться своим соображением с моим ласковым и беспощадным собеседником я не стал. Я просто представил себе свое изможденное, забившееся в угол пещеры тело, представил, как только смог ярко, во всех подробностях. Вот оно лежит, скорчившись, подтянув колени к груди. Вот его закрытые глаза, ввалившиеся от измождения щеки, длинные спутавшиеся белокурые волосы. Вот божья коровка ползет по знакомому рукаву серой куртки, в которую одето мое драгоценное, мое любимое тело…

И я что было сил рванулся из безразличного глухого мрака к своему телу!

А мрак… Нет, он не рассеялся. Он внезапно стал багровым, словно я оказался внутри чудовищного животного. И вот, разрывая его внутренности, распарывая его кровавое мясо, дробя его бурые кости и разрывая красно-рыжую шкуру, я рвусь наружу, к свету, к теплу, к своему «я». А багровый мрак цепляется за мою душу липкой требухой, синими до черноты жилами, сжимает меня своей тяжелой плотью, стараясь задержать, спеленать, вживить меня в себя. Неожиданно в мое сознание вторгся жуткий, на грани инфразвука визг: «Не-е-е-т!»

* * *

Я очнулся и резко сел, больно ударившись плечом о скальный выступ. Мои широко открытые глаза не сразу рассмотрели голые гранитные своды и светло-серое, слегка подсвеченное заходящим солнцем входное отверстие пещеры. И не из-за царившего здесь полумрака, просто перед ними еще несколько мгновений продолжал стоять багровый, клубящийся ненавистью мрак.

Я поднялся на ноги и, придерживаясь рукой за стену, медленно двинулся к выходу. Эти несколько шагов дались мне необычайно тяжело, но я добрался до площадки перед входом в пещеру и уселся, прислонившись спиной к скале. Я уже не боялся быть замеченным из монастыря, скоро я так и так должен буду постучаться в его ворота. А пока…

В мире разлился ранний вечер с его тишиной, прохладой и обилием приглушенных красок. Потемневшее синее небо с редкими, окрашенными в розовое облаками и огромной белоснежной луной, повисшей высоко-высоко. Серо-зеленые горы с белоснежными, чуть голубоватыми вершинами. Белые каменные стены монастыря. И темная тропа, извивающаяся далеко внизу узкой причудливой лентой.

Как же хорошо! Как же хорошо в мире под солнцем. Даже если это солнце уже зашло!

Я почувствовал зверский голод и радостно улыбнулся этому забытому чувству. Но мое чудесное тело требовало заботы о себе, поэтому уже через несколько минут в пещере пылал огонь, на котором в котелке закипала вода. На расстеленной салфетке лежали приготовленные бутерброды, а в кружке дожидалась кипятка заварка. Мой ужин должен был быть легким, но калорийным. Пора было выводить свой организм из голодания, тем более что, как я чувствовал, все созданные мной тени благополучно завершили свое существование.

И тут я вспомнил, что Слово, доверенное монастырю Преклони Голову, так и не было сказано. Я активировал оставленное в кабинете настоятеля Агалта Малое Ухо и, прихлебывая из кружки горячий чай, прислушался.

Вначале было тихо, видимо, настоятель со своей командой ужинал, и в кабинете никого не было. Только спустя почти полчаса, раздались невнятные голоса. А через несколько мгновений говорившие вошли в кабинет, и мне стало слышно каждое слово.

– …А что я скажу настоятелям других монастырей? И самое главное, что они скажут мне?! – Агалт явно продолжал разговор, начатый вне стен своего кабинета.

– Это смотря по тому, что у тебя спросят братья настоятели… – ответил отец-хранитель, и его голос я узнал сразу. Кроме того, его почему-то очень неприятное лицо сразу встало у меня перед глазами.

– А лучше вообще ничего не говорить… Мол, знать ничего не знаем, и никакого магистра в глаза не видели.

Этот голосок я раньше не слышал. По-видимому, он принадлежал третьему монаху, виденному мной днем в кабинете Агалта. Насколько я разобрался в иерархии монастырей Тань-Шао, он должен был принадлежать отцу-ключнику.

– Ты, видимо, совсем рехнулся, мой дорогой! – Настоятель был в ярости. – Хочешь выставить меня полным лжецом. Серый Магистр пришел к нам по Тропе Викта! Ты слышал, чтобы Тропа настоятеля когда-нибудь плутала?!

– И на старуху бывает… – забормотал было ключник, н настоятель рявкнул:

– Заткнись!

И снова ласково зажурчал голосок отца-хранителя.

– Не надо раньше времени беспокоиться. Да, был у нас человек, выдававший себя за Серого Магистра. Да, мы организовали ему соответствующую проверку. Он ее не прошел и исчез. Куда он отправился, мы не знаем…

Но настоятель перебил и этого советчика:

– И какую же это он проверку не прошел?! Да чтобы так ответить, надо всех монахов нашего монастыря за Темное Окно покидать! Они же прекрасно видели, что он сделал с крыскиным воинством. Да что там говорить о каком-то мороке, все отлично знают, что он сделал с нами – лучшими магами монастыря. У меня до сих пор живот не успокоился, да и вы, как я видел, не слишком в трапезной сейчас на харчи налегали, значит, тоже до сих пор животики не держат!… Нет, у нас одна надежда…

– Значит, надежда все-таки есть?… – мягко поинтересовался ключник.

– Да, есть… Надежда на то, что он что-то отыщет за этим трижды проклятым Окном и вернется в монастырь. Со Словом или за Словом…

– То есть как – за Словом?… – немного нервно переспросил отец-хранитель.

– А так!… – Настоятель немного помолчал и продолжил уже более спокойно: – Перед тем как уйти за Темное Окно, Серый Магистр высказал мне некоторые свои соображения по поводу последнего посещения нашего монастыря великим Хэлфом. И чем больше я думаю о его словах, тем больше они кажутся мне похожими на правду…

– И что именно сообщил тебе этот Серый Магистр? – Во фразе отца-хранителя чувствовалась явная ирония. Это понял и настоятель, потому что его ответ прозвучал достаточно резко:

– А то, что посетил наш монастырь совсем не Хэлф, а его злейший враг! И он только потому почтил своим присутствием именно наш монастырь, что именно у нас появился монах, способный предать завещание Хэлфа. Кроме того, гибель и безумие настигли руководителей монастыря отнюдь не случайно, а именно потому, что надо было освободить место настоятеля для ставленника этого лже-Хэлфа…

– Ну, завернул твой Серый Магистр!… – откровенно рассмеялся хранитель. – Так можно подвергнуть сомнению все наши хроники.

– А ты никогда не задумывался, с какой это стати Хэлфу надо было сеять сомнения в истинности своего собственного предсказания? Зачем ему понадобилось хоронить собственное завещание?…

– Нет, не задумывался! – резко ответил хранитель. Куда делся его мягкий вкрадчивый голос, сейчас он зазвенел сталью: – И тебе не советую об этом думать. У нас есть освященные временем и традицией хроники, вот и надо следовать им!

– Да?… – В голосе настоятеля сквозило сомнение. – А если он действительно тот самый Серый Магистр, которого мы должны были ждать?… А если он за этим Темным Окном действительно что-то найдет?…

– Ничего он за этим Окном не найдет! – В тоне, которым говорил хранитель, появились нотки снисходительного превосходства. – Потому что там ничего нет!…

– Что значит – ничего нет?… – растерянно спросил настоятель.

– То и значит, что ничего!… Там нет даже света! Там кромешная тьма! Ну и как ты думаешь, что он найдет в кромешной тьме?

* * *

Я замер в своей пещере – только что было сказано последнее Слово! Теперь все завещание Хэлфа было мне известно! «Нет! – сразу поправил я сам себя. – Не все. Что-то должно храниться еще и в Поднебесном». Но почему-то эта мысль не принесла мне беспокойства. Я снова прислушался, удивленный долгим молчанием моих разговорчивых знакомых. Но мое Малое Ухо все еще работало, поскольку было слышно чье-то шумное хрипловатое дыхание и через некоторое время раздался вопрос настоятеля, в котором чувствовалось страшное напряжение:

– И откуда, отец-хранитель, тебе известно, что творится за Темным Окном?

В кабинете снова повисла тишина. А я за несколько километров от места разыгрывающейся трагедии почувствовал, что в Преклони Голову наступает момент истины.

Быстро поднявшись, я произнес короткое заклинание Серой тропы и через несколько секунд вышел в короткий темный коридор, ведший к кабинету настоятеля. Накинув на себя пелену, я прошмыгнул сквозь две тонкие перегородки и остановился у стены, рядом с письменным столом настоятеля Агалта.

Он еще не получил ответа на свой последний вопрос. Его глаза впились в лицо стоящего у стола отца-хранителя, а тот, опустив голову, то ли что-то быстро просчитывал в уме, то ли уговаривал сам себя на что-то решиться. Наконец хранитель, словно получив знак свыше, поднял лицо, на котором тлела явная насмешка.

– Да, отец-настоятель, твой гость был прав, наш монастырь восемьсот лет назад посетил вовсе не Хэлф. Это был мой повелитель – Черный бог Ариман! И он действительно сделал меня – своего адепта – одним из руководителей монастыря. Меня, а не настоятеля! Моей главной задачей было как раз то, чтобы все будущие настоятели этой обители поменьше задумывались, и я с этой задачей блестяще справился. Если бы не болтливость твоего гостя, тебе бы никогда в голову не пришло, что Хэлфу незачем было менять свое завещание!

Но ничего, об этом мой господин тоже позаботился! Он приготовил славную ловушку для вашего Серого Магистра! То самое Темное Окно, к которому ты, с моей подачи, и отвел сегодня этого бедолагу! Теперь он, лишенный тела, болтается очень далеко от нашего Мира, а наследство Хэлфа лишилось своего наследника!

И отец-хранитель торжествующе расхохотался. Настоятель Агалт несколько секунд молчал, а его густые темные брови все сильнее сходились к переносице. Наконец он абсолютно спокойным тоном задал совершенно неожиданный вопрос:

– Ты хочешь сказать, что прожил восемьсот лет?!

– Это совершенно невозможно!… – неожиданно подал голос ключник из дальнего затемненного угла кабинета. – Я прекрасно помню, как мы хоронили прежнего хранителя пять лет назад!

Хранитель, выпрямившись во весь свой небольшой рост, с презрением посмотрел на ключника.

– Вы хоронили моего преемника… Он так жаждал занять мое место – вот он его и занял! Более того, он его занял прямо в моем теле незадолго до моей смерти! Правда, бедняга пробыл на этом месте всего какой-то десяток минут, но на большее ему трудно было рассчитывать. А взамен за доставленное ему удовольствие я забрал его тело! Я считаю это честным обменом!

Он снова расхохотался, и в ответ на этот хохот настоятель с брезгливой гримасой, на миг исказившей его лицо, тряхнул в сторону хранителя правой кистью, словно стряхивал с нее капли воды. С его пальцев соскочили темно-зеленые искры и расширяющимся веером метнулись к смеющемуся монаху. Но тот, не переставая хохотать, принялся тыкать в каждую искорку указательным пальцем, словно пересчитывая их. И под этим небрежным жестом искорки гасли одна за другой. Последняя погасла, не долетев до тела хранителя нескольких сантиметров. Затем хранитель медленно поднял глаза на настоятеля, и теперь в них не было смеха. В них плескалась холодная ярость пополам с презрением.

– Ты думаешь, что от адепта Черного бога можно вот так вот просто отделаться?! Я ведь не какой-то там Серый Магистр! За мной стоят мощь Хаоса и могущество Смерти! Что ты можешь противопоставить им?!

Настоятель молча вскинул вверх правый кулак и тут же разжал его. Было такое впечатление, что он выпустил в воздух изящную, неуловимо быструю изумрудную змею. Она на секунду хищно изогнулась, затем раздалось тихое шипение, и эта сверкающая змея ударила хранителя в середину груди.

Черная хламида хранителя треснула в месте удара, ее края завернулись, словно толстые черные губы разошлись в довольной улыбке, и гигантский энергетический разряд просто всосался в тело хранителя, не причинив ему никакого вреда. Хранитель стоял посреди кабинета, и на его одежде не было даже следа от удара настоятеля.

Уголки глаз хранителя слегка приподнялись, к ярости и презрению прибавилась изрядная доля насмешки.

– Ну-у-у, вот это уже лучше. Ты изрядно пополнил мои запасы энергии. А кроме того, ты, конечно, понял, что ничего не можешь мне противопоставить! Ты – один! А за мной!…

И он вскинул вверх обе руки с широко растопыренными пальцами, посверкивающими длинными ногтями. В то же мгновение с его пальцев сорвались десять ветвистых красно-оранжевых молний.

Агалт тут же поставил щит, но я сразу понял, что ему не справиться с этим потоком энергии, и мгновенно накрыл настоятеля собственным магическим колпаком. Я все рассчитал правильно – через две секунды после начала атаки щит настоятеля с глухим стоном лопнул, но поставленный мной колпак просто проглотил атаку хранителя. И это, по-видимому, сильно удивило обоих.

Агалт широко распахнул зажмуренные было глаза, а хранитель удивленно уставился на невредимого настоятеля. И в этот момент я шагнул из-под своей пелены.

– Как видишь, отец-хранитель, настоятель тоже не один. И на его стороне кое-кто есть!…

– Ты!!! – Хранитель от неожиданности слегка присел, и в то же мгновение весь его облик начал стремительно меняться. Руки, словно защищаясь, выдвинулись вперед, пальцы на них удлинились еще тремя фалангами и отросшими загрубевшими когтями. Нос резко заострился, а его кончик нырнул к губе, волосы пропали с головы, оставив после себя небольшой пушок и еле заметный венчик под затылком. Уши удлинились и заострились, а из-под верхней губы на нижнюю вынырнули четыре длинных сабельно-острых клыка.

Но я не позволил ему перехватить инициативу, сотворив довольно сложный пасс, а затормозил его трансформацию и ехидно поинтересовался:

– Ты, если я правильно понял, являешься адептом Черного бога смерти? Так не угодно ли попробовать черненького?!

Размеренно, напевно, так, как и положено читать истинные заклинания, я принялся наговаривать страшные слова, которые древние халдеи называли «Заклятием Черной Дыры». В других условиях я, возможно, на это не решился бы, но сейчас, когда убедился в способности своего противника поглощать и усваивать брошенную против него энергию, у меня просто не было другого способа его остановить.

Хранитель стоял напротив меня и, преодолевая уже наложенное заклятие, пытался закончить трансформацию и начать атаку. А я продолжал начитывать свое заклинание, стараясь не торопиться и, не дай бог, чего-нибудь не пропустить.

Через секунду на его левой ноге лопнул сапог и наружу выглянули пятисантиметровые когти на быстро отрастающей лапе. Затем наступила очередь правого сапога. Фигура хранителя медленно, но неуклонно раздувалась, постепенно сгибаясь дугой, а вдоль его спины, под черной хламидой, все больше проступал непонятный нарост. Но вот его хламида треснула, и на свет появился жуткий костистый гребень, ощетинившийся острой как бритва чешуей. Глаза на перекошенной демонической морде хранителя вылезли из орбит и зажглись внутренним багровым светом.

Переродившийся монстр был готов к броску, но в этот момент я закончил читать свое заклинание!

Пол подногами того, кто совсем недавно был отцом-хранителем монастыря Преклони Голову, треснул и разошелся неровным провалом. И в этом провале закручивалась гигантской спиралью абсолютная чернота.

Корявая туша монстра повисла над черной пропастью и начала медленно покрываться красноватым туманом. Через несколько минут этот туман уплотнился до состояния почти непрозрачного кокона и из него в закручивающуюся черноту ударила первая алая молния. За ней вторая, третья…

Последующие разряды слились в сплошной гул и грохот.

Три человека в небольшом кабинете с ужасом и восхищением наблюдали, как Черная Дыра высасывала из чудовища, называвшегося отцом-хранителем, запасенную им энергию.

Наконец стало заметно, что висевший в воздухе кровавый кокон все более уменьшается в размерах. Этот процесс, начинавшийся нехотя, с трудом, вошел наконец в режим разгона. Пора было его останавливать, а это было самым сложным.

Если Черную Дыру не закрыть вовремя, она начнет поглощать энергию не только из зачарованного объекта, а и из окружающего пространства. А это страшно!… Если же поспешить и закрыть Дыру слишком рано, то противник может успеть выдернуть из нее часть отданной энергии.

Но, на мой взгляд, эту Черную Дыру пора было гасить.

Контрзаклинание было, как обычно, гораздо короче, и когда я произнес последний звук, пол со скрежетом сдвинулся и занял свое прежнее место, закрывая свивающуюся спиралью черноту. На него с глухим стуком упали… два разодранных сапога.

Это было все, что осталось от адепта Черного бога Аримана.

В кабинете наступила мертвая тишина. По всем законам физики, биологии и магии мне положено было валиться с ног от усталости, однако я чувствовал необычайный подъем. Таким бодрым я обычно бывал после пары недель на Байкале, да и то, если меня не донимали зачетами и экзаменами.

Я посмотрел на хозяев монастыря и тут меня поразил их вид. Они были здорово ошарашены и смотрели на меня каким-то затравленным взглядом – один из-за своего стола, второй из своего угла. Похоже, они не сомневались, что, покончив с хранителем, я немедленно примусь за них.

– В чем дело?… – спросил я, обращаясь в основном к настоятелю, он все-таки был хозяином в этом кабинете.

– Ты разве не будешь больше колдовать?… – ответил он вопросом на вопрос.

– А что, здесь есть еще адепты Аримана? – продолжил я вечер вопросов без ответов.

– А нас ты не считаешь таковыми? – Настоятелю понравилась игра. Но мне она вдруг надоела, и я сменил тон.

– Нет, не считаю… И вообще, мне кажется, что с остальными проблемами вы вполне способны разобраться сами. У меня же нет больше времени заниматься вашими делами. Так что всего доброго… – И пробормотав свое короткое заклинание, я ушел Серой тропой в свою пещеру.

Там я с чувством выполненного долга растянулся на своей тонкой подстилке и мгновенно заснул.

3. Серый Путь

…Спросите у человеческого существа не старше четырнадцати лет, хочет ли он стать волшебником? Все опрошенные без колебания ответят положительно. Я думаю, что и те, кто старше указанного возраста, не откажутся от такого предложения, только они, по своей «взрослости», стесняются этого желания. А между тем эта готовность владеть магией происходит исключительно из-за того, что люди не представляют себе, насколько тяжело владеть Даром… И насколько… страшно!…

Проснулся я в самом паршивом настроении, от вчерашней эйфории не осталось и следа. И я быстро понял причину своего мрачного состояния. Всю ночь во сне я так и этак переставлял строчки завещания Хэлфа и не находил никакого смысла в этом наборе слов. В самом деле: я имел «Двадцать шесть шагов вперед», «Серый путь к седой скале», «Маг тем более пройдет», «Там, где ходит королева», «Он найдет в кромешной тьме» – и что?

Теперь, проснувшись и готовя себе легкий завтрак, я снова, уже сознательно, складывал эти строчки на разный манер и ничего, кроме пары глупых рифм, не находил. В конце концов я плюнул на это дело, решив вернуться к «завещанию» после посещения Поднебесного.

Быстро покончив с завтраком, я подошел к краю скалы, на которой обосновался, и взглянул вниз. Нет, спуститься по скальной стенке не было никакой возможности. Я, конечно, мог просто спрыгнуть и, замедлив свое падение, опуститься прямо на тропу, ведущую к монастырю. Однако со стен монастыря могли заметить мою левитацию и, чего доброго, неправильно ее истолковать. Поэтому я снова встал на Серую тропу, хотя расстояние до монастыря было по ее меркам просто крошечным.

Все, конечно, получилось в соответствии с моим утренним настроением. Когда я сошел с Тропы в обычное пространство, а произошло это прямо у ворот монастыря, то обнаружил, что два охранявших ворота монаха в голубовато-белых одеждах, открыв рты, с изумлением смотрят на неизвестно откуда появившегося перед воротами меня. Мое раздражение еще подросло, так что когда я мило поинтересовался: «Ну что таращитесь? Колдуна не видели?!» – то сам не узнал собственного голоса.

Правда, один из монахов довольно быстро пришел в себя и, видимо, рассердившись на собственное изумление, грубо спросил:

– И что тебе, колдун, надо в Поднебесном?!

При этих словах второй стражник тоже закрыл рот и подтянулся, перехватив поудобнее свою алебарду.

– Мне надо срочно повидать вашего настоятеля, так что быстренько доложи обо мне достопочтенной Кире…

– Ха! – Стражник окончательно пришел в себя. – Настоятелю только и дело, что встречаться со всякими фокусниками! И потом, как я о тебе доложу, если я тебя первый раз в глаза вижу? – Он помолчал, грозно свел брови и гаркнул: – Назовись!

Я наблюдал происходящие со стражей изменения, и мое настроение неожиданно улучшилось, более того, мне просто стало весело.

– Доложи, что перед воротами монастыря прямо с неба свалился Гарун аль Рашид Бамбалабес Шестьдесят Восьмой Истинный и просит об аудиенции у настоятеля!

У стражников снова отвалились челюсти, и лишь через минуту тот, что похрабрее, прохрипел:

– Кого?…

– Не «кого», а «куда», – сурово поправил я стражника. – И не куда, а в монастырь, – вконец запутал я его.

Это заявление окончательно добило ребят. Тот, что похрабрее, перехватил свою алебарду двумя руками наподобие дубинки, выставил ее перед собой и дрогнувшим голосом вякнул:

– Не пущу!

Второй на полусогнутых ногах попятился к воротам. Не отрывая от меня перепуганных глаз, он грохнул древком в воротину и истошно заорал:

– Ребята, на помощь! Тут какой-то истинный Бам… лам… бес в монастырь рвется и просит!… Нам двоим не удержать!!!

Надо сказать, реакция на его вопли последовала незамедлительно. Ворота, чуть скрипнув, приоткрылись, и в этот момент удерживавший, меня монах отпрыгнул назад к своему товарищу и оба бросили мгновенный взгляд в образовавшуюся щель. Им, видимо, необходимо было уточнить – идут к ним на подмогу или приоткрыли ворота, чтобы они могли прошмыгнуть внутрь.

Этого мгновения мне вполне хватило, чтобы прикрыться пеленой и отступить в сторону и ближе к монастырской стене.

Между тем из ворот выскочили еще пятеро монахов и вместе со стоявшими в карауле принялись недоуменно оглядывать окрестности.

– Ну? Где твой истинный бес?… – поинтересовался через секунду один из новеньких.

Тот, что колотил в ворота, икнул и выронил свою алебарду.

– Как же так?… Вот же он стоял… Тут…

На паренька было жалко смотреть. Его более старший товарищ держался тверже. Он даже попытался более связно объяснить происшедшее.

– Ну как же, Гука. Мы стояли тут, на дороге никого не было. Вдруг прям вот здесь образовался мужик… Здоровенный такой, наверно, на голову выше меня, весь серый, волосы белые, глаза… голубые, злющие. И прям вот так из воздуха на дорогу сходит… Ну, я его доброжелательно так спрашиваю: «Ты зачем к нам пожаловал?» А он как заорет: «Я сам Бам… бал… барбос Истинный, немедленно представьте мне вашего настоятеля!» И вот такую саблю выхватывает! Ну, пока я от него отбивался, Зюка на помощь позвал!… А когда вы появились… он исчез… Куда-то…

Здесь его красноречие иссякло, поскольку даже он сам понял, что на правду его рассказ мало похож.

Монах, которого назвали Гукой и который был, по-видимому, старшим в этой команде, несколько секунд внимательно оглядывал говорившего, а потом молча подошел к нему и обхлопал его одежду по бокам. Тот безропотно поднял руки, лишь пробормотав обиженно:

– Ну ты что, мы ж на посту ни капли…

– А про каплю никто и не говорит!… – зло ответил Гука. – Давай рассказывай, куда баклажку дел?!

Я едва не расхохотался, наблюдая эту сцену, но ждать ее продолжения не стал. Просочившись сквозь ворота, благо они были деревянными и достаточно тонкими, я, не снимая пелены, направился к уже известной мне малоприметной дверце в монастырской стене. Тщательно прикрыв за собой дверь, я поднялся по каменной лестнице на второй этаж, прошел через небольшую пустую комнату и коротко стукнул в высокую двустворчатую дверь. Ответа на мой стук не последовало, и тогда я толкнул створку. Она неслышно отворилась.

Я вошел в уже виденный мной рабочий кабинет. Он был пуст. Видимо, у его хозяйки были дела в других помещениях монастыря. Я прошел к небольшому приставному столику и, опустившись на один из стоявших возле него стульев, сбросил пелену и принялся ждать.

Мое ожидание затянулось, но я не двигался с места. Во-первых, у меня в голове снова заплясали строчки из «наследства» Хэлфа и перебирать их было гораздо удобнее, находясь в состоянии покоя, а во-вторых, ну не гоняться же мне было, в самом деле, за здешним настоятелем по всему монастырю. И вообще мой опыт мне подсказывал, что наиболее эффективным методом охоты на женщину является засада. Вот я и сидел.

Наконец в кабинете раздался негромкий скрип. Я посмотрел на дверь, но она осталась неподвижной. Вместо нее повернулась одна из деревянных стенных панелей, и из-за нее показалась молодая светловолосая женщина, в которой я сразу же узнал настоятеля. Она, глубоко задумавшись, быстро прошла к рабочему столу и, лишь опустившись в свое кресло, увидела меня.

Я улыбнулся ей как можно доброжелательнее, опасаясь испугать ее своим внезапным появлением, но она вроде бы даже обрадовалась, увидев меня.

– Значит, это был все-таки ты!… – довольно произнесла Кира приятным голоском.

– В каком смысле я и где был? – не совсем понял я ее восклицание.

– Да перед воротами монастыря был! – со смешком пояснила она. – Те двое братьев, которым ты головы морочил, даже меня потребовали, чтобы объяснить, что ты был не галлюцинация и не белогорячечный призрак. Как только они поведали детали появления возле ворот некоего… я сразу поняла, что это Серый Магистр пожаловал. Как, кстати, ты себя отрекомендовал?…

– Гарун аль Рашид Бамбалабес Шестьдесят Восьмой Истинный… – несколько смущенно повторил я. Сейчас моя невинная шуточка показалась мне ну очень… мальчишеской.

– Н-да-а-а… – довольно протянула Кира. – Теперь понятно, почему каждый из сторожей называл собственный вариант этого имени…

И она расхохоталась. Я последовал ее примеру, испытывая странное облегчение. Словно все мои проблемы должны были вот-вот разрешиться.

– Вообще-то ты появился очень быстро, – заявила она, отсмеявшись. – Я ждала тебя не раньше чем через два-три дня…

– Торопимся… – ответил я с улыбкой.

– Не слишком?… – неожиданно серьезно спросила она. – Ты уверен, что полностью услышал и правильно понял наследство Хэлфа?

– Полностью услышал – это точно, – так же серьезно ответил я, – а вот, что касается – «понял»… Пока что я из этого наследства вообще ничего не понял. Посуди сама…

– Нет! – оборвала она мои, готовые сорваться объяснения. – Я не должна, да и не хочу знать содержание завещания. И вопрос мой вызван просто волнением.

Вообще-то я не заметил в ней особенного волнения. Но возражать не стал. А хозяйка кабинета между тем продолжала:

– Мы, все наши монастыри, так долго ждали этого момента, что когда Викт сообщил о приходе Серого Магистра, некоторые не поверили… Даже после того, как ты ушел сразу по пяти Чужим тропам…

– Честно говоря, я сам меньше всех верил, что являюсь пресловутым Серым Магистром… – с усмешкой перебил я ее.

– Ну и что? – Кира пожала плечами. – Тут незадолго до тебя был старичок, так он сам называл себя Серым Магистром… Только на первый контрольный вопрос не смог ответить. А ты ответил, и ты ушел сразу по пяти Чужим тропам… – снова повторила она.

– А это так важно, что я ушел сразу по пяти Тропам?… – несколько недоуменно спросил я.

– Конечно! – воскликнула Кира. – Этого умения никому не дано, кроме истинного Серого Магистра!

– Вот как?… – задумчиво буркнул я. – Чем же тогда вызвано сомнение Агалта в моей Серой Сути?…

– Ты тоже заметил? – быстро переспросила Кира. – Преклони Голову уже давно меня очень тревожит…

– Ну, собственно говоря, я уже с ним разобрался… – поспешил я успокоить настоятеля. – Меня удивляет другое. Если я сразу так прямо и однозначно заявил о себе, как ты утверждаешь, почему настоятель Агалт продолжал сомневаться во мне?…

– А, ладно, – она беззаботно махнула рукой, – в конце концов все позади и ты добрался до нашего монастыря. Завтра я отведу тебя к саду камней, откуда ты продолжишь свой путь…

– Почему не сейчас? – несколько настороженно поинтересовался я.

– Ты так спешишь покинуть меня?… – Она лукаво наклонила головку и снова рассмеялась. – Не беспокойся, я не собираюсь тебя очаровывать!… Просто по завещанию Хэлфа ты сможешь, если вообще сможешь, прочесть Слово, доверенное нашему монастырю, только в лучах восходящего солнца…

– А ты сама его читала? – поинтересовался я.

– Хм?… – Ее лицо стало серьезным, но в глазах продолжали прыгать веселые чертики. – Ты же знаешь, что прочесть или услышать завещание может только Серый Магистр…

Я улыбнулся.

– Ну и нечего задавать дурацкие вопросы!… – Она вскочила с кресла. – Пойдем-ка лучше обедать, а потом я покажу тебе самый высокий монастырь Тань-Шао.

И она направилась к выходу. Я встал со своего стула и двинулся за ней, на ходу задавая очередной вопрос:

– А почему ты появилась из потайного хода?

– Из какого хода? – слегка удивилась она, а потом, сообразив, что я имею в виду, снова рассмеялась. – Значит, ты вошел со двора через дверь для посетителей… Как же это тебя никто не заметил?…

– У Серого Магистра свои секреты, – важно проговорил я. – Но ты не ответила на мой вопрос.

– Да нет никакого потайного хода, – ответила она и направилась к открывающейся стенной панели. – Двором до трапезной ближе, но если ты хочешь, я покажу тебе другую дорогу и ты убедишься, что это самый обыкновенный коридор.

И она нырнула за замаскированную дверку.

Я протиснулся следом за ней, хотя для моей комплекции дверка была явно маловата. За дверцей тянулся довольно широкий коридор, вырубленный, как мне показалось, прямо в скале.

Во всяком случае, никаких следов кладки не было заметно на довольно гладких каменных стенах. Освещался коридор довольно слабо, редкими бездымными факелами, вставленными в кованые подставки.

– Этим ходом можно попасть практически в любой конец монастыря, – на ходу давала пояснения Кира. – Только надо хорошо знать его топологию.

– А что, этот коридорчик имеет множественную структуру? – не удержался я от вопроса.

– Конечно!… – немедленно откликнулась Кира. – Как и любое магическое пространство…

Тут она оглянулась через плечо и улыбнулась.

– Конечно, Серому Магистру не обязательно знать основные положения моей магистерской диссертации…

– Так ты тоже писала диссертацию? – удивился я.

– Что значит тоже? – еще больше удивилась она. – Неужели сам Серый Магистр не избежал диссертационного испытания?

– Если бы только его!… – Я пожал плечами. – Мне пришлось сдать еще четыре минимума!…

– Вот как! Тогда твоя степень гораздо более серьезна, чем моя. И что же это были за «минимумы»?

– Да разные… Последний, например, по боевой магии… Она даже остановилась.

– По боевой магии! Да кто же мог тебя испытывать?! И где?! При твоих способностях ты, по-моему, легко сможешь развалить весь Тань-Шао и не заметить этого… Какое место может выдержать такие магические нагрузки?…

– Есть такое место… – с тоской пробормотал я, а мое настроение снова поползло вниз.

В этот момент мы неожиданно оказались около тяжелой дубовой двери, которая тем не менее просто открылась от легкого толчка моей хозяйки. Она перешагнула порог и, обернувшись, поторопила:

– Давай быстрее! Обед уже начался…

Я шагнул за ней и оказался в большой трапезной зале.

За двумя длинными столами сидело не менее сорока монахов и несколько послушников, отличавшихся от монастырской братии чисто-голубой одеждой. Перед каждым стояла объемистая миска, наполненная какой-то, по-видимому, достаточно вкусной, похлебкой. Во всяком случае, никто из занятых едой не обратил внимания на наше появление.

Кира направилась к стоявшему отдельно небольшому столу, за которым уже сидели двое пожилых монахов, рядом с этим столом стояло два пустующих стула, предназначенных, очевидно, для нас.

Проходя мимо склонившихся над своими чашками и удивительно тихо поглощающих свою пищу монахов, я вдруг услышал лихорадочный шепот:

– Слышь, Гука, вот же идет этот… истинный… шестьдесят восьмой…

За этим последовал не менее тихий ответ:

– Ты совсем сбрендил!… Это ж Серый Магистр, гость нашего настоятеля!…

И, наконец, шепот, поставивший точку на утреннем недоразумении:

– Да?… А когда наш лекарь из деревни вернется?…

За маленьким столом, как я и ожидал, расположились отец-хранитель и отец-ключник, которых настоятель мне тут же и представила. Едва мы опустились на свои места, как перед нами поставили две миски, наполненные пахучим варевом, и положили по куску хлеба. Неожиданно оказалось, что я действительно очень голоден, а похлебка, явно постная, была очень вкусна. Незаметно для себя я очень скоренько опростал свою не слишком емкую мисочку и только после этого заметил, что хлебал с недопустимой для культурного человека скоростью.

Несколько смущенно оторвав взгляд от своей миски, я тут же наткнулся на смеющиеся глаза Киры.

– Я чувствую, твой организм здорово изголодался в странствиях по монастырям Тань-Шао? – лукаво спросила она.

Я только пожал плечами, извиняясь за свое поведение за столом.

– А может быть, для восстановления сил стоит предложить тебе еще немного нашей похлебки?

На этот раз смеха в ее голосе не было и в помине. Я снова взглянул ей в лицо и поймал мелькнувшую озабоченность. Словно эта женщина почувствовала, через что мне пришлось пройти для получения завещания Хэлфа.

Я улыбнулся и покачал головой:

– Наши мудрецы говорят, что мужчина должен вставать из-за стола голодным.

И тут в наш разговор вмешался отец-хранитель:

– Этот постулат нам тоже знаком… И вообще мудрость, по-видимому, одинакова в любом мире…

– Не знаю… – задумчиво протянул я. – Мудрость изменчива и ненавязчива. Посмотрите, сколько на свете мудрых идей, мудрых книг, мудрых мыслей, а люди все равно редко следуют чужим наставлениям… чужой мудрости… Каждый считает мудрецом самого себя…

– И все-таки многие приходят за мудростью к нам в монастыри, и порой это бывают очень серьезные, зрелые люди… К примеру, совсем недавно у нас побывал очень умелый маг. Так вот, он собирался стать послушником монастыря и даже прошел инициацию, но…

– Не надо об этом… – негромко попросила Кира.

Отец-хранитель удивленно посмотрел на нее, но продолжать не стал. А отец-ключник слегка изменил направление разговора:

– Вот все наши монастыри ищут Суть, надеясь, что когда-нибудь совместными усилиями мы откроем универсальный принцип Бытия. А мне иногда эта задача кажется невыполнимой, просто потому, что у каждого человека этот принцип свой, сугубо индивидуальный. А значит, то, что мы ищем, просто не существует в природе…

Я невесело улыбнулся:

– А может быть, этот принцип Бытия столь же индивидуален, сколь и универсален?…

И, отвечая на удивленные взгляды своих собеседников, пояснил:

– На мой взгляд, Суть существования каждого человека заключается в поиске своего места в жизни. Если это место найдено – человек счастлив. И оно не обязательно должно приносить богатство, популярность, власть, обожание толпы… Оно просто должно быть твоим. Разве не встречаем мы несчастных богачей, кончающих жизнь в роскошных психиатрических клиниках, или властителей, заливающих свою тоску вином и развратом. Или мало в мире обычных, простых, людей, счастливо проживающих свою жизнь в окружении скромного быта и любящих супругов, детей и внуков.

Это и есть, по-моему, универсальная составляющая Сути Бытия.

– Но где же тогда ее индивидуализм?… – наклонил голову отец-ключник.

И ему негромко ответила Кира:

– А индивидуализм в том, что у человека в этом мире только одно место. Его место. И найти его – задача сугубо индивидуальная…

– Но должны быть какие-то универсальные законы Бытия!… – воскликнул отец-хранитель.

– О, их очень много, и все они крайне универсальны!… – рассмеялся я. – Например, «Мужчина должен выходить из-за стола голодным!». Чем не универсальный закон Бытия, где-то даже – его Суть!

Мы оглядели трапезную. Монахи давно закончили обед и тихо, не мешая нашей беседе, покинули зал.

– Вот вам еще одна иллюстрация к нашему разговору, – рассмеялся я, поднимаясь из-за стола. – Сколько из ваших монахов обрели Суть, просто придя в монастырь?…

Мы вышли во двор, и оба монаха, сославшись на дела, покинули нас. А мне настоятель предложила прогуляться по монастырю.

Еще находясь в своей пещере над тропой, я достаточно хорошо разглядел Поднебесный. С высоты он не казался особенно большим. Его стена, перегораживающая горный перевал, имела в длину не более тридцати метров и обоими концами упиралась в отвесные скалы. С другой стороны монастырь не имел укреплений – там невдалеке была Граница, и оттуда никто не мог подойти к нему.

Но оказалось, что взгляд с высоты передает далеко не все.

Основная часть монастыря располагалась в скалах, и коридор, по которому мы шли из кабинета настоятеля до трапезной, действительно позволял попасть практически в любое помещение.

Мы побывали и в памятной мне подземной зале, где проходили инициацию соискатели послушнического звания, и в сокровищнице монастыря, и в мастерских, где монахи отрабатывали положенный урок. Когда мы пришли в монастырскую библиотеку, я понял желание Лисьего Хвоста остаться в монастыре. Я бы и сам посидел в этой библиотеке лет так …дцать!

В общем, эта занимательная экскурсия продолжалась до самого вечера. После скромного ужина Кира попрощалась со мной, предупредив, что завтра необходимо встать до рассвета, и я в сопровождении одного из монахов направился в выделенную мне келью. Узкая жесткая постель в скромной небольшой комнатке показалась мне после каменного пола пещеры роскошным ложем. Спал я прекрасно, без сновидений и ворочанья.

Я проснулся, когда за маленьким окошком моей кельи было еще темно. И все-таки внутренние часы подсказывали мне, что пора вставать. Да и чувствовал я себя вполне отдохнувшим и полностью восстановившимся после моих тань-шаоских приключений.

Пора, пора мне было двигаться дальше. Я с наслаждением потянулся и вскочил с постели.

Утренний туалет занял у меня не более нескольких минут, и, проверив содержимое своего «походного мешка», я открыл дверцу кельи.

За порогом высилась фигура, закутанная в белое полотно монашеского плаща. Стоило мне показаться на пороге, как эта фигура наклонила голову и глухо произнесла:

– Следуй за мной, господин…

Я и последовал. Монах совершенно бесшумно двигался вперед, и через несколько шагов мы оказались в знакомом мне слабо освещенном коридоре. И через несколько десятков шагов, я заметил впереди закутанную с ног до головы в белое фигуру, в которой узнал настоятеля. Мы подошли, и мой сопровождающий, коротко поклонившись Кире, исчез в малозаметном боковом проходе.

Кира взяла меня за руку и молча повела за собой.

Мы шли довольно долго. Факелы, освещавшие коридор, стали попадаться все реже, а навстречу нам потянуло свежим, по-утреннему прохладным воздухом. Пространство каменного тоннеля, в который постепенно превратился вполне обжитой коридор, терялось в сгустившейся впереди темноте. Но в этот момент настоятель резко свернула за угол, и мы, словно вынырнув из осязаемого мрака, оказались в небольшой пещере с высоким сводом, освещаемой жемчужно-серым предутренним светом, вливавшимся через небольшое отверстие, расположенное невысоко от пола.

Настоятельница подошла к этому отверстию и слегка откинула свой капюшон, приоткрывая лицо. Ее глаза странно отсвечивали тусклым серебром, но я счел это причудами освещения, тем более что она сразу опустила их и заговорила тихим шепотом:

– За этим выходом находится сад камней… Выбравшись из пещеры, ты должен встать спиной к выходу и дождаться восхода солнца, и тогда на одной из скал ты увидишь Слово нашего монастыря. Действуя согласно завещанию, ты должен будешь пройти лабиринт… Больше я ничего не знаю.

Она снова бросила на меня свой странный серебристый взгляд.

Я выглянул в отверстие.

Передо мной расстилалась небольшая, окаймленная высокими горными пиками долина. Ее противоположный край ограничивали две отвесные скалы, между которыми зияла, словно прорубленная одним взмахом гигантского топора, расширяющаяся кверху трещина. Все пространство долины было завалено обломками скал, действительно складывавшихся в самый настоящий лабиринт.

– Откуда здесь столько обломков?… – невольно спросил я, оборачиваясь.

На меня из-под приподнятого капюшона смотрели широко открытые серебряные глаза. И тихий, ласково шелестящий голос прошептал:

– Говорят, это останки тех, кто пытался пройти лабиринт, но потерпел неудачу. Они сохраняют свою душу и завидуют каждому, кто пытается повторить их попытку. Они смертельно боятся чужой удачи, потому что в этом случае они рассыпятся песком, а их души поглотит Хаос. Поэтому они всячески мешают идущему по лабиринту…

Замолчав, она резким движением руки натянула капюшон поглубже, а затем, пробормотав: «Прощай…» – бросилась к черному провалу тоннеля и скрылась в его мраке.

Я медленно повернулся к выходу из пещеры и еще раз выглянул наружу.

«Так вот, значит, какая, возможно, меня ожидает перспектива, – грустно подумал я. – Впрочем, то, что сказала настоятельница, скорее всего страшная сказка. Ну откуда здесь могло взяться столько желающих пройти лабиринт, если наследство Хэлфа до сих пор не было никем востребовано?»

И я полез наружу.

Выбрался я довольно быстро и даже ничуть не ободрался, несмотря на то, что лаз был достаточно узок для моей фигуры. Как было рекомендовано, я встал спиной к только что пройденной мной норе и принялся дожидаться восхода солнца.

Прямо против меня светлела замеченная мной еще из пещеры V-образная щель между скалами, правым плечом я касался отвесной гранитной стены, уходившей высоко вверх, а влево от нее тянулся неширокий, усыпанный мелкими камешками спуск, обрывавшийся трехметровой расщелиной. На этом спуске, чуть слева от моих ног, лежали два здоровенных валуна, слегка напоминающих двух присевших на задние лапы медведей, рассматривающих… меня.

Ждать мне пришлось совсем недолго. Темно-голубой просвет между далекими скалами постепенно бледнел и наконец его острый нижний конец зарозовел. Я внутренне напрягся, приготовившись встретить солнце, но все равно слепящий ярко-оранжевый сектор выскочил между двух скал совершенно неожиданно.

Я заозирался в поисках обещанной надписи и тут же увидел на гранитной стене справа яркие золотистые знаки, складывающиеся в слова: «Семь направо, пять налево».

Несколько секунд я растерянно хлопал глазами, рассматривая малопонятную надпись, и вдруг совершенно неожиданно для самого себя произнес вслух:

Семь направо, пять налево,

Двадцать шесть шагов вперед.

Там, где ходит королева,

Маг тем более пройдет.

Он найдет в кромешной тьме

Серый Путь к Седой скале!

В то же мгновение валуны-медведи повернулись и посмотрели друг на друга, а я шагнул между ними.

Видимо, произошел какой-то магический перенос. Я оказался в кривом изломанном проходе, образованном валяющимися обломками скал, на абсолютно ровной отполированной площадке из розового мрамора. В тот же момент прозвучал удар гонга и едва слышный рокочущий бас, больше похожий на гул сходящей вдали лавины, пророкотал:

– Попытка первая…

И моя правая нога вполне самостоятельно шагнула вперед. Я медленно двинулся среди наваленных в хаотичном беспорядке и при этом плотно сомкнутых обломков. Это и был пресловутый лабиринт. Справа показался узкий проход, и я мгновенно нырнул в него. Перед глазами проплыла какая-то темная вуаль, я быстро сморгнул и увидел… что снова стою на отполированной мраморной площадке.

– Попытка вторая, – прозвучал знакомый бас гораздо громче.

Снова моя правая нога самостоятельно пришла в движение. Я снова двигался по коридору лабиринта. Быстро пробормотав про себя соответствующее заклинание и проделав охранительный пасс, я попытался успокоиться и сосредоточиться на окружающем. Судя по басовитому отсчету попыток, их у меня должно было быть не слишком много.

Через шесть шагов вновь показался проход в правой стене, но в это же мгновение я обнаружил точно такой же ход слева. Я остановился, раздумывая, и после недолгого колебания свернул влево.

И опять мое сознание накрыла темная вуаль. И опять мне пришлось сморгнуть, чтобы восстановить зрение… И вновь я оказался на стартовом розовом мраморе.

Не давая мне опомниться, вновь прозвучал знакомый бас:

– Третья – последняя попытка!…

На этот раз голос совсем не напоминал дальний рокот. Он грохотал так, что, по-моему, должен был вызвать немедленный сход лавины.

Моя правая нога дернулась в попытке начать очередное движение, но я усилием воли остановил ее. Последняя попытка! Если я не пойму сейчас, что мне надо делать, неизвестно куда меня забросят после очередной ошибки.

Я глубоко вдохнул, успокаивая дыхание, активизировал Истинные Зрение, Слух и Осязание, прикрыв глаза, сосчитал до девяти и сделал первый шаг.

Я прошел шесть шагов, и в стенах открылись боковые проходы. Я внимательно пригляделся, и одновременно в моей памяти всплыла первая строчка произнесенного мной заклинания: «Семь направо, пять налево…»

Так куда же поворачивать? Направо или налево? А может, следовать дальше основным коридором? Я очень внимательно оглядел боковые ходы. И неожиданно на гранитном сколе у правого прохода в баламути красноватых разводов, словно на картинке для проверки зрения, я рассмотрел синевато-зеленую цифру «9». Я резко повернулся влево и тут же заметил такую же картинку со спрятанной цифрой «7».

Еще не совсем понимая логику этого лабиринта, но чувствуя, что она должна быть проста, я двинулся дальше по центральному проходу и… ничего не произошло. Изломанный гранит все так же медленно скользил по обеим сторонам от меня. Еще через шасть шагов в стенах открылись новые два прохода, и на этот раз я сразу разглядел спрятанные цифры – «1» справа и «6» слева.

Я размышлял лишь мгновение, а затем без колебаний свернул направо… И снова ничего не произошло. Открылся такой же коридор, как и тот, по которому я уже шагал. Через несколько шагов меня снова ожидали ответвления. Здесь я, не останавливаясь, свернул налево, потому что рядом с темнеющим входом в коридор стояла цифра «1».

Дальнейшее движение по лабиринту уже не представляло для меня трудностей. Необходимо было только запоминать, сколько поворотов и в какую сторону я уже сделал, чтобы знать, куда свернуть у следующей развилки.

Последним стал пятый поворот налево. Я свернул, оказался в очередном довольно широком коридоре и на мгновение остановился, пытаясь сообразить, что же мне делать дальше. Но и здесь я достаточно быстро сообразил, что ответ лежит в завещании Хэлфа. «Двадцать шесть шагов вперед».

Я двинулся, не торопясь и тщательно отсчитывая шаги. Досчитав до двадцати шести, я остановился.

Коридор, все более расширяясь, тянулся дальше, до самого прохода между скалами. И в отливающей голубым трещине уже довольно высоко висело утреннее солнце. Именно оно меня почему-то остановило. Я стоял и рассматривал здешнее дневное светило с какой-то непонятной радостью.

И тут мне показалось, что я могу потерять это солнце навсегда. Я вздрогнул.

Именно в этот момент прямо передо мной, раскидывая мелкие камни, ломая и раздвигая крупные гранитные глыбы, из-под земли вырос каменный колосс.

Я отступил на шаг и, задрав голову кверху, смотрел, как он склонился надо мной своей странно-клювастой вершиной. А еще через мгновение между гранитными стенами коридора-ущелья забился короткий вопрос, заданный знакомым уже басом:

– К кому ты явился?

– К королеве… – не раздумывая, ответил я, и каменный монолит медленно повернулся вокруг своей оси. Выступ на его вершине показал влево, а затихающий бас добавил:

– Следуй сюда!…

Я посмотрел на корявую гранитную стену, и под моим взглядом грубые сколы гранита треснули и осыпались вниз, открывая абсидианово-черную, зеркально отполированную поверхность. Я подошел ближе и заглянул в это черное, совершенно прозрачное зеркало. И в его глубине я увидел высокую женскую фигуру в темном, размытом чернотой зеркала наряде, с высокой короной на голове. Зеленые искры мерцали в короне Королевы Изумрудов, а сама она легким движением затянутой в перчатку руки звала меня к себе.

И тут сердце мое дрогнуло. Я понял, что мне предлагается сделать невозможное. Да, я, конечно, без труда проходил материальные преграды – закрытые двери и окна, бревенчатые и дощатые стены. Более того, я мог пройти насквозь каменную стену, а мой рекорд составлял полтора метра железобетона. Вот только после этого рекорда я неделю отлеживался в полигонном госпитале на усиленном питании. Теперь же мне предлагалось погрузиться в гранитный массив на совершенно неизвестную глубину. «Там, где ходит королева, маг тем более пройдет…» Черта с два пройдет! Если я попробую это сделать, то мой последователь, если он дойдет до этого места лабиринта, рядышком с тенью Королевы Изумрудов увидит и мою тень. Я буду сидеть там, как муха в янтаре или как предупреждение всем лопоухим магистрам, надевающим серое!

Впрочем, охвативший меня ужас был следствием того, что я-то как раз знал один способ последовать за манящим жестом темной фигуры. Только этот способ был настолько… странен и страшен, что мне просто не хотелось о нем думать.

Интерлюдия

Это заклинание знали очень немногие. Я с ним познакомился благодаря Антипу, который взял с меня клятву никогда не пытаться его использовать, кроме как в совершенно безвыходной ситуации.

Дело в том, что открыл и расшифровал его старый друг Антипа, участвовавший в одной из археологических экспедиций АН тогдашнего еще СССР. Именно он в самом конце одного из рабочих дней, когда уже смеркалось, отрыл небольшой, оборванный с двух сторон кусок желтой шелковой ленты. Вдоль этого обрывка тянулся вышитый зеленым замысловатый рисунок. Парень, откопавший ленту, даже не сразу понял, что это шитье не орнамент, а надпись.

Естественно, он бросился со своей находкой к руководителю экспедиции. Но тот, довольно известный ученый-археолог, поднял дилетанта на смех, заявив, что это чья-то неуместная шутка и что шелк не мог сохраниться в столь древнем культурном слое. Впрочем, его можно было понять. Экспедиция и так была не слишком удачная, а стоило ему заявить, что ею найден кусок шелка, пролежавший в земле больше девятисот лет, его научный авторитет был бы просто убит.

Поэтому злополучная лента не только не была приобщена к находкам экспедиции, о ней даже не упомянули в дневнике раскопок, хотя бы как о каком-то там парадоксе. Посмеялись над ее обладателем пару дней и забыли.

А между тем, как выяснилось позже, этот обрывок шелка нес на себе целых три древних заклинания.

Археологи, конечно, умные и знающие люди, только они не имели никакого отношения к магии. А друг Антипа имел, и самое непосредственное.

Он привез свою находку в Москву и довольно долго работал над ней. Главная трудность заключалась в том, что часть вышивки обтрепалась и ее приходилось восстанавливать по оставшимся игольным дырочкам. В конце концов он расшифровал надпись на ленте и установил, что два из трех вышиты на ленте заклинаний оборваны, то есть одно не имеет начала, а другое конца. И только то, что располагалось в середине, можно было прочесть полностью.

Обрадованный исследователь позвонил деду Антипу в три часа ночи и, захлебываясь от восторга, поведал о своем успехе… А на следующее утро выяснилось, что друг Антипа пропал.

Шелк достался Антипу, который немедленно отправился с ним на полигон.

Теперь к этому кусочку шелка имели доступ только Антип и Мерлин, так решил магический Совет. На помещение, в котором хранилась лента, был наложен наговор пустого места, другими словами – этой комнаты ни для кого, кроме посвященных, просто не существовало.

Именно Мерлин установил, что вышивка меняет свое начертание в зависимости от времени года, времени суток, состояния погоды и четырех других параметров.

Два года понадобилось Антипу и Мерлину, чтобы выяснить без проведения опытов суть сохранившегося заклинания. Вовремя и правильно произнесенное, оно преобразовывало тело заклинателя таким образом, что он мог существовать в твердых средах.

Около года назад Антип добился для меня разрешения работать с этим артефактом. Я-то ставил задачу понять и воспроизвести несохранившиеся части двух других заклинаний. Но для этого мне, естественно, пришлось в совершенстве овладеть расшифрованной частью надписи.

Расшифрованное заклинание никто никогда не использовал, кроме, вероятно, его первооткрывателя. Антип считал, что его использование связано с безвыходностью для заклинателя. То есть работать на человека это заклинание будет только в том случае, если он попал в поистине безвыходное положение. В другом случае заклинание обращалось против произнесшего его, и что оно творило с провинившимся, вряд ли кому было известно.

Ну и поскольку человек редко может определить степень собственной безысходности, использовать такое непредсказуемое колдовство никто не торопился. Я имею в виду тех, кто был знаком с этим заклинанием. Эти маги до сих пор как-то обходились другими своими знаниями и силой, прошу прощения за каламбур.

И вот теперь мне предлагалось провести ходовые испытания нашего «ящика Пандоры». Причем не на Земле…

Только перед этим мне крайне необходимо было убедиться, что мое положение совершенно безвыходно.

Серый Путь (продолжение)

Я стоял у черного зеркала и думал. И никто мне не мешал, и никто меня не торопил. Словно этот жуткий живой лабиринт понимал, насколько сложную задачу я решаю. Даже темная фигура в глубине зеркала застыла неподвижно, с поднятой в полувзмахе рукой. А может быть, это само Время остановилось, давая мне передышку.

И тут мне вдруг стало удивительно ясно, насколько я спокоен. Такого спокойствия я не испытывал с тех самых пор, когда я услышал марш Мендельсона, стоя рядом с Людмилой в зале Дворца бракосочетаний. Только тогда я ясно понимал, что мое спокойствие вызвано абсолютным счастьем, а сейчас оно стало для меня неожиданным откровением.

Я поднял голову и глянул на всходившее солнце.

Второй месяц осени, третий день недели, семь-восемь часов утра, луна в последней четверти, черные скалы на фоне ясного голубого неба и оранжевого солнца, меня зовут Илья и мне сорок два года.

Я начал читать заклинание!

Оно было недлинным, и когда я закончил, ничего не произошло. Только у меня слегка задрожали кончики пальцев.

Но постепенно эта дрожь передалась ладоням, запястьям, локтям. Я опустил глаза и увидел, как вибрируют мои ноги от ступней до коленей. Но самое поразительное заключалось в том, что моя одежда вибрировала так же, как вибрировало тело. Скоро всего меня сотрясала крупная дрожь, и ее амплитуда все нарастала.

Я закрыл глаза, поскольку дергавшаяся перед ними чернота зеркала вызывала тошноту, а невыносимая тряска продолжалась, и у меня не было сил, чтобы хоть как-то сдержать ее. Самое странное, что я до сих пор стоял на собственных ногах и ухитрялся сохранять равновесие.

Но вот сотрясавшая мое тело дрожь достигла пика и внезапно прекратилась. Только через мгновение я понял, что эта жуткая вибрация не исчезла. Просто теперь в бешеном танце стала трястись каждая клеточка моего организма, каждый его атом.

Я открыл глаза и увидел в черном зеркале странное размытое отражение собственной фигуры. А стоявшая в глубине черного полированного камня Королева Изумрудов снова призывно манила меня рукой!

Я протянул вперед свою распухшую и при этом ставшую полупрозрачной руку и коснулся полированного камня. И не ощутил его поверхности! Моя ладонь до запястья вошла в камень, так, словно это был негусто размешанный глиняный раствор!

Постояв еще секунду с погруженной в камень рукой, я сделал первый шаг. И скала приняла меня как чужое, но совершенно не мешающее ей вкрапление.

Внутри было темно, но мне сразу стало ясно, что зрение здесь не имеет такой важной роли, как на открытом воздухе. Я сделал второй шаг, испытывая явное, но вполне преодолимое сопротивление камня. И снова шагнул, на этот раз следом за зовущей меня тенью.

Не могу сказать, как долго я шел в граните скал. Порой призрак, указывавший мне дорогу, исчезал, и я брел наугад. Потом я сообразил, что двигаться наугад я вообще не могу. Достаточно мне было несколько свернуть с правильного пути, как сопротивление камня резко возрастало. Это открытие меня обрадовало – значит, заблудиться я не могу! Но через минуту я понял, что сопротивление, встречаемое мной, ничего не означает, кроме, возможно, плотности окружающей среды. Вновь возникший призрак Королевы Изумрудов поманил меня в сторону, и мне пришлось протискиваться сквозь совершенно невыносимую тяжесть и гнет.

Но я прошел, и вновь меня обтекала негустая податливая масса.

Несколько раз менялось освещение моего пути. Темное вначале, оно постепенно приобрело красноватый оттенок, потом резко сменилось на желтовато-белое, похожее на светлую охру. Затем меня окружили размытые коричневатые пятна, будто растворенные в темной зелени малахита. И снова меня начала обступать расплывчатая, однообразная темнота.

Я брел вперед, уже чисто механически переставляя ноги, закрыв ненужные здесь глаза, перед которыми все равно продолжала маячить тень Королевы, и сквозь опущенные веки без труда видел темный на темном силуэт, зовущий меня вперед… Или назад… Или в сторону… Или…

И не было конца этому растворенному в заклинании камню… И не было конца той дрожи, что терзала мое уставшее до изнеможения тело…

А когда я, уже почти теряя сознание, захрипел самое страшное из всех известных мне проклятий, моя нога неожиданно не нашла опоры и мое тело вывалилось из гранита в черный мрак. Еще падая, я ощутил, как прервалась вызванная заклинанием вибрация, а затем, ударившись о каменный пол, я… потерял сознание.

Я пришел в себя от того, что меня трясло, и первой моей мыслью было: «Неужели это начинается снова». Но тут я ее отбросил, что с моим телом все в порядке, а вот камень, на котором я лежу, слабо вибрирует.

Я открыл глаза и убедился, что меня по-прежнему окружает кромешный мрак. Чисто автоматически я щелкнул пальцами, и передо мной вспыхнул небольшой, но яркий огонек. Он давал достаточно света, чтобы осветить окружающее меня пространство, и в его мерцающем свете я огляделся.

Это была пещера, причем совсем небольшая пещера. Неровные стены, низкий, поблескивающий слюдяными вкраплениями потолок явно указывали на ее естественное происхождение. Вот только ее пол как-то странно, ритмично подрагивал.

Осмотревшись, я первым делом проверил, на месте ли мое имущество. Моя рука, как и прежде, без труда нащупала в пространстве рядом с собой и оружие, и книгу, и припасы. Я довольно улыбнулся – мой «вещевой мешок», находящийся неизвестно где, не затерялся и после моего похода сквозь гранит…

Моего похода сквозь гранит!… О Боже, я сделал это! Я прошел неизвестно сколько сквозь камень!

Теперь уже я огляделся с совершенно другим чувством, и проблеск слюды в гранитных сколах сверкал для меня словно приветственный салют.

Немного успокоившись, я попытался бросить взгляд сквозь окружающий меня камень. Стены моей пещерки оказались на удивление тонкими. Я увидел, что нахожусь в верхней части довольно большой, но одинокой скалы. Ее окружали невысокие, покрытые травой и мелким кустарником холмы, тянущиеся с одной стороны до самого горизонта, а с другой переходящие в довольно высокий горный хребет, за которым начиналась настоящая горная страна.

Но самое странное было в том, что окружающие скалу холмы… двигались! Они медленно, словно неведомые неторопливые животные, обтекали мое пристанище с двух сторон, спокойно уступая свое место таким же точно холмам, которые, в свою очередь, медленно проплывали мимо. Движение было очень неспешным, но бесконечным и неостановимым.

Я бросил взгляд «назад» и разглядел между уплывшими холмами странную широкую темную полосу. Это была земля… Земля, с которой был сдернут травяной покров.

Увидев эту полосу, я сразу же узнал и окружающий пейзаж! Я уже был здесь однажды! Просто… Просто теперь я находился внутри Задумчивого Ползуна!

Мне стало понятно последнее двустишие из наследия Хэлфа – «Он найдет в кромешной тьме Серый путь к Седой скале!»

Кроме того, если мне не изменяла память, Задумчивый Ползун должен был что-то сообщить Серому Магистру, для чего тот должен был его остановить. Значит, мне, прежде чем выбираться наружу, необходимо было разобраться в причинах движения этой задумчивой скалы.

И тут под моими ногами снова возникла слабая дрожь. Я присел на корточки, приложил ладони к полу и прикрыл глаза. Попытался послушать, что таила в себе эта вибрация. Уже через несколько мгновений мне стало понятно, что Задумчивого Ползуна тащит между холмами чудовищное древнее заклятие, которое я не способен ни разрушить, ни поколебать.

Но я был Серым Магистром, прошедшим предначертанный Серый путь, и эта ходячая скала должна была остановиться передо мной!

«Впрочем, – как-то равнодушно подумалось мне, – пусть это будет еще одной проверкой моего статуса…» А кроме того, мне в голову пришла простая мысль. Если придется останавливать этот каменный вездеход насильно, самым простым решением будет использовать его собственное безостановочное движение.

Я усмехнулся, представив себе, как эта колоссальная каменная глыба начнет заваливаться назад, когда я подсуну под нее крутой холмик или, наоборот, открою перед ней достаточно широкую траншею. Решив, что я готов к разговору с Ползуном, я встал на свою Тропу и через секунду был метрах в сорока от ползущей скалы, прямо на ее пути.

Каменная громада медленно и неотвратимо приближалась. Чтобы пройти эти сорок метров, Ползуну нужно было не менее часа, но мне казалось, что он мчится, как «Красная стрела» на перегоне между Тверью и Бологое. Кричать я не стал, а, как и во время нашей первой встречи, спокойно послал мысленный вопрос: «Задумчивый Ползун, ты меня слышишь?…»

Ответ пришел немедленно: «Кто ты…»

«Я, Серый Магистр, стою перед тобой!»

«Да?… – в слышимом мной шуршании слышалось сомнение. – И как же ты здесь оказался?»

Я сразу понял, что этот вопрос задан неспроста. Но мне было что на него ответить.

«Я пришел Серым Путем из гор Тань-Шао. И закончился мой Путь в тебе…»

За этими словами последовало долгое молчание, нарушаемое только треском ломаемых сучьев, скрежетом и громыханием накатывающего Задумчивого Ползуна. И наконец, когда скала прошла больше половины отделявшего нас расстояния, я услышал еще один вопрос:

«Зачем ты встал на моей дороге?…»

«Ты должен сказать мне то, что тебе поручено!»

«Что ж, значит, этот час все-таки пришел…» – тихо, но ясно прозвучало в моей голове, и Задумчивый Ползун… остановился.

«Слушай и не перебивай…» – Его обращение было по-прежнему лишенным эмоций, но мне показалось, что в нем все-таки прозвучала нотка облегчения.

«…Чтобы сбылось предсказанное, чтобы полностью прозвучала Фуга для двух Клинков, двух Миров и одного Магистра, должны сойтись вместе Клинки, светлый и темный, книга, написанная Богом, и Магистр, прозванный Серым. Только тогда Проклятие Аримана будет уничтожено!

Клинки ходят в этом мире, согласно воле их владельца, скрывая свое истинное предназначение за вторичным магическим свойством.

Книга ходит в этом мире, согласно воле Создателя, скрываясь от тех, кто ее ищет.

Магистр ходит в этом мире, согласно собственной воле, ни от кого не скрываясь.

Если ты – истинный Серый Магистр, то ты, согласно собственной воле, сможешь оказаться там, где сойдутся Клинки и книга.

Владелец Клинков в течение ближайших десяти дней будет находиться в Болоте. Книга по воле Бога дважды за это время окажется рядом с Клинками.

Теперь все зависит от тебя, и да будет с тобой удача…»

Задумчивый Ползун замолчал. Я понял, что он сказал все, и поэтому воскликнул: «Ты должен сказать, где находится это Болото!…»

Но вместо ответа на мой вопрос я услышал: «А ведь мы с тобой уже виделись… Совсем недавно ты уже говорил со мной… Но тогда ты не был Серым Магистром и не стоял у меня на пути…»

Он снова замолчал, и когда я уже хотел еще раз спросить про это злосчастное болото, послышалось совсем тихо: «А где находится Болото, мне неизвестно, но ты вполне можешь узнать это сам…»

И Задумчивый Ползун замолчал навсегда. А посреди холмистой равнины встала высокая гранитная громадина буровато-серого цвета, в которой белые сверкающие вкрапления слюды действительно были похожи на седину.

Я вздохнул и огляделся. Приближался вечер и на окружающие холмы легли синеватые тени. Небо было еще светлым, но солнце уже зашло, и восток быстро темнел, готовясь выпустить россыпи звезд. Полоса темной земли – отмечавшая путь Задумчивого Ползуна – лежала словно его длинный, теряющийся между холмами хвост. И неожиданно мне показалось, что вот сейчас на ближнем склоне холма вспыхнет яркий веселый костерок и Зопин со своей славной ложкой встанет у котелка, а Опин начнет подсмеиваться над своим другом. И Данила, неслышно подойдя сзади, доверчиво возьмет меня за палец и спросит…

Но вокруг все оставалось тихим, неподвижным, безлюдным… Я тряхнул головой, отгоняя собственную память. Надо было подумать, что делать с той подсказкой, которую мне подбросил Ползун. А еще надо было позаботиться о ночлеге.

И я развел маленький яркий костерок, повесил над ним котелок с водой из недалекого ручейка, расстелил на мягкой густой травке спальник.

Пришла ночь с россыпью звезд и рдеющими углями в прогоревшем костре. Я прихлебывал кофе, запивая пару схрумканных сухарей, и предавался воспоминаниям… Свои заботы я оставил завтрашнему дню…

А рано утром меня разбудило только что появившееся солнце. Я умылся, подошел к Ползуну, погладил его шершавый гранитный бок и принялся размышлять.

Итак, моя задача состояла в том, чтобы в течение десяти дней попасть в какое-то, неведомое мне пока, болото. Ползун, передавая мне послание, был уверен, что я вполне успеваю в заданный срок прибыть в означенное место – значит, это болото должно быть в пределах, ну, скажем, восьми дней пути. Пару дней я оставлял на розыски владельца меча и кинжала.

Конечно, чем быстрее я найду это болото, тем у меня будет больше шансов накрыть меч, кинжал и книгу, когда они «окажутся рядом», но это уж как повезет.

Когда я бродил по этой стране с Данилой, никаких особенных болот, кроме как в Дохлом лесу, мы не встречали…

Я присел рядом с неподвижным Ползуном и принялся тщательно припоминать все материалы, которые мне передал Антип и которые я проштудировал перед уходом в Разделенный Мир. Ничего похожего на подобное название мне не встречалось. А это могло означать только одно – наших ребят в этом месте не было!

И тут меня словно что-то толкнуло, я аж подскочил на месте. Как можно было забыть об этом. Я немедленно запустил руку в свой «мешок» и выудил обернутый полотенцем томик. Присев на траву, я аккуратно развернул полотенце и, осторожно открыв книгу, развернул первый лист. Передо мной снова была карта, только на этот раз я рассматривал ее с куда большим вниманием.

Первым, что мне бросилось в глаза, была довольно крупная надпись «Изумрудное королевство». Согласно карте, оно располагалось в северо-восточных предгорьях хребта Танан-гут, и вполне возможно, что этот хребет был значительной частью современной горной страны Тань-Шао. Если это так, тогда у меня появлялся хоть какой-то ориентир.

Скользнув от Изумрудного королевства на юго-запад, я вдруг увидел тоненькую ниточку реки под названием Нарона, и сердце мое радостно дрогнуло. Уж эту-то реку я помнил прекрасно, и не менее прекрасно было то, что, как оказалось, она не изменила своего названия. Мне сразу стало ясно, что Граница, разделявшая Тань-Шао и владения Многоликого, как раз проходила в горах, а значит, я из лабиринта монастыря Поднебесный к Задумчивому Ползуну прошел как раз сквозь эти скалы. И расстояние-то было не таким уж и большим.

Государство, по которому во времена изготовления карты протекала Нарона, называлось Великой Империей Русков, и эта Империя разделялась на несколько, по-видимому, достаточно самостоятельных частей. Во всяком случае, эти части имели собственные, выведенные более мелким шрифтом названия и проведенные пунктиром границы.

Каково же было мое изумление, когда я на северо-западе Империи Русков обнаружил зажатый между морем и пустыней, служившей административной границей, маленький клочок земли, который назывался…

БОЛОТО!

Впрочем, приглядевшись, я понял, что эта территория не так уж и мала. Во всяком случае, на ней имелись и леса, и горы, правда, значительно более мелкие, чем хребет Танан-гут, а тем более горная страна Тань-Шао. По этому Болоту даже протекали две довольно большие реки, бравшие начало в северных горах и благополучно терявшиеся в пустыне.

Я сразу решил, что это Болото и есть искомое место. Безусловно, логичнее было предположить, что владелец Клинков обитает в некоем государстве под названием Болото, нежели искать его среди болотной ряски и тонущих в трясине кочек.

Значит, мне предстояло держать путь сначала на запад, а потом все больше забирать к северу. Воспользоваться Серой тропой я не мог по той простой причине, что у меня не было ни одного ориентира, или, как я их называл, «метки», в этом самом Болоте. Впрочем…

Я снова принялся листать атлас и на двадцать восьмой странице нашел карту этой территории. Внимательно ее рассмотрев, я понял, что имеющиеся на карте названия рек, городов и поселков ничего мне не говорят. Скорее всего, решил я, этих названий уже и нет. Приписка на нижнем поле карты тоже вряд ли соответствовала сегодняшнему дню. Там говорилось, что в герцогстве Болото, или Крайнее Болото, правит Зеленый Герцог, который является вассалом Императора. В герцогстве имеется сто шестьдесят населенных пунктов, в том числе шесть городов, из которых два портовых… развито сельское хозяйство, рыболовство, судостроение, каботажное плавание. Главной статьей экспорта в герцогстве были… лягушки.

А метки для Серой тропы я так и не нашел. Предстояло путешествие пешком, а это было слишком долго и утомительно. Конечно, если бы у меня была лошадь…

Тут мои мысли приняли новое направление. Лошадь решала большинство проблем. Я, естественно, не знал, как велико расстояние до границ этого самого Болота. Вполне возможно, что нас разделяло и несколько Границ, вставших после Всеобщей Войны, но мне почему-то казалось, что я вполне смогу, имея такую карту, определиться со скоростью своего передвижения в течение одного дня. Только где же мне взять лошадь.

Конечно, можно было бы наведаться к Черной Скале. Многоликий не откажет мне в помощи, вот только неизвестно, насколько этот визит задержит меня. Если бы у меня было время, я и своих друзей-гномов разыскал бы. Но у меня на все про все оставалось десять суток, так что надо было торопиться.

И тут моя мудрая голова подбросила мне еще одну дельную мыслишку… Некостин!

Этот чудный городок должен был, по моим расчетам, находиться как раз на пути к Болоту, а уж меток для Серой тропы в этом городе у меня было достаточно. А там я наверняка смогу купить и вполне приличную лошадь, и разузнать кратчайшую дорогу к западной Границе.

Я со вздохом еще раз оглядел столь дорогую для меня холмистую равнину, провел ладонью по шероховатому боку остановившегося навсегда Задумчивого Ползуна и, представив себе площадь перед Храмом Единого-Сущего в городе Некостине, быстро произнес заклинание Серой тропы.

4. К Болоту

…Жизнь моя – жестянка,

Ну ее в Болото!…

Я сошел с Серой тропы и оказался прямо перед воротами Храма Единого-Сущего, в славном городе Некостине. Впрочем, памятных мне массивных вызолоченных створок не было. Прямо с площади открывался широкий проход на небольшой двор «Резиденции наместника Многоликого в центральной провинции». Так, во всяком случае, было написано на небольшой черной табличке, прикрепленной к кирпичному столбу.

В резиденцию я заходить не стал, хотя никакой охраны заметно не было. Я просто постоял на центральной площади города, оглядывая знакомую картину.

Здесь действительно мало что изменилось, хотя времени прошло более чем достаточно. Единственно, что сразу бросилось мне в глаза, было изменение названия кабачка, по-прежнему располагавшегося в трехэтажном здании напротив монастырской стены. На прежней небольшой голубенькой вывеске вместо «Насовсем Единый» было игриво выведено «Благословленный Драконом». Я не выдержал и зашел.

Колокольчики за дверью брякнули настолько знакомо, что я чисто инстинктивно бросил взгляд на столик у дальнего окошка, выходящего на узенькую улочку, словно ожидая увидеть там знакомые маленькие коренастые фигурки. Но столик был пуст. Я прошел через зал и уселся за этот стол. Через минуту к столу подкатил официант. Это был совсем молодой человек с измазанными какой-то блестящей пакостью и расчесанными на прямой пробор волосами. А я с неожиданной грустью вспомнил прежнюю ярко накрашенную девчонку. Нет, перемены в Некостине все-таки произошли!…

– Что будем кушать, господин?… – бодро поинтересовался официант, с некоторым недоумением оглядывая мой наряд и пытаясь с ходу решить, насколько я платежеспособен.

Я прекрасно понимал его сомнения – моя скромная серая одежка никак не гармонировала с чудесным изумрудом, поблескивающим на моем пальце. Чтобы его успокоить, я, слегка улыбнувшись, поинтересовался:

– А что, молодой человек, в этом заведении принимают к расчету камни?…

Прилизанный молодчик метнул на мой перстень алчный взгляд и, учтиво склонившись, доверительно пробормотал:

– Я приглашу хозяина, такие вопросы решает он… – И, четко развернувшись, он бросился в сторону кухни.

Как только он стукнул пальцем в раздаточное окно, оттуда высунулась толстощекая женская физиономия, и официант что-то коротко ей сказал. Женщина скрылась и через минуту на ее месте образовалась не менее толстощекая мужская рожа, украшенная маленькими острыми глазками, толстым, картошкой, носом и густыми черными усами, скрывавшими верхнюю губу.

Официант горячо зашептал что-то этой роже в густую черную шевелюру, в то ее место, где, по законам морфологии человека, должно было располагаться ухо. При этом он глазами, бровями, носом показывал на меня. Хозяин бросил в мою сторону только один взгляд, а затем скрылся внутри кухни, чтобы немедленно появиться из-за ее двери. Уже не слушая подскочившего к нему официанта, он раскачивающейся походкой направился к моему столику.

Приблизившись, хозяин заведения внимательно меня оглядел, а затем вполне учтиво поинтересовался:

– Я могу быть полезным господину?…

– Можешь… – согласно кивнул я и указал ему на стоящий рядом со столом стул.

Хозяин повернулся к маячившему позади него официанту и коротко бросил:

– Графин вина и два стакана… – При этом он так шевельнул бровями, что я понял – вино будет хорошее.

После этого хозяин неторопливо уселся напротив и выжидающе посмотрел на меня.

– Я, мой дорогой, должен немедленно отправиться в довольно далекое путешествие. Для этого мне необходима хорошая, выносливая и полностью снаряженная лошадь. К несчастью, денег у меня нет, но я могу предложить вот это… – И я выложил на стол перед хозяином коробочку с довольно крупным, ограненным клиньями рубином.

Тот ловко прихватил камень толстыми пальцами с обкусанными ногтями и, достав из нагрудного карманчика рабочей куртки сильную лупу, внимательно его рассмотрел. Затем спрятал лупу, аккуратно положил камень обратно в коробку и поскреб свою толстую, выбритую до синевы щеку.

– Господин не рассердится, если я скажу?

Я кивком подтвердил, что не рассержусь.

– Такой камень не может иметь простой человек… Если я возьму его у господина, мне надо будет иметь доказательства законности его приобретения… Многоликий строг к… к незаконным сделкам…

– Короче, ты опасаешься, что камень ворованный? – прямо спросил я.

– Я не хотел бы обидеть господина, но я тебя не знаю, поэтому мне нужно поручительство…

Такого оборота я, признаться, не ожидал.

– Хм, если бы у меня было время, я представил бы тебе поручительство Многоликого, но если бы у меня было время, я бы к тебе и не обратился… – начал размышлять я, задумчиво постукивая пальцами по столу.

– Господин знаком с Многоликим?… – перебил меня трактирщик.

– И с Многоликим, и с принцем, – улыбнулся я. Принц, правда, должен был здорово вырасти с того времени, как мы с ним последний раз виделись…

И тут на благодушной физиономии трактирщика отразилась такая буря чувств, что я испугался за его душевное здоровье. Он вскочил со стула и наклонился ко мне в полупоклоне.

– А знал ли господин двух гномов? – Голос толстяка стал странно тревожным, и я вдруг испугался, что сейчас услышу о своих друзьях дурные вести.

– Да, знал… Их звали Опин и Зопин и они носили желтый и синий колпачки…

– Как же я тебя, господин, сразу не признал! – завопил трактирщик. – Это же ты с гномами принца из подвалов Храма вытащил?! Я тогда еще парнишкой был, но прекрасно помню, как вы с принцем и маленьким колдуном на драконе улетали!…

Увидев, с каким энтузиазмом толстяк предается воспоминаниям, я несколько успокоился. Были бы у него дурные вести, он бы их выложил в первую очередь. А трактирщик все никак не мог успокоиться.

– У нас тогда все стекла, которые на площадь смотрели, полопались, после этого папаша мой и название изменил…

– Да, я прекрасно помню прежнее название… – оборвал наконец я его разговор. Он замолк, словно с разгону врезался в стену, видимо, ему очень не хотелось, чтобы я припомнил название трактира времен Храма.

С секунду он молчал, открыв рот, но, так и не сумев до конца остановить свое словоизвержение, выдохнул:

– А вам памятник поставили!…

– Вот как?!

Признаться, я был просто изумлен! Это ж надо – при жизни памятника удостоиться! Прям дважды Герой Советского Союза, хорошо еще, поставили его не на родине, а то, глядишь, на старости лет стал бы ходить к нему пол-литра на двоих распивать!

А трактирщик, даже не заметив моего изумления, принялся подробно объяснять:

– Да, в центральном сквере, на главной аллее стоит. К нему каждый день цветы приносят!… Очень красивый памятник, и похож… – Тут он радостно улыбнулся и уточнил: – А камень для постамента как раз твои друзья-гномы доставили…

Тут я вспомнил о цели своего прихода и вернулся к нерешенному вопросу:

– Так как же с моим делом…

– Да какое там дело?… – изумился трактирщик. – Давай свой камень… Сейчас тебе подадут обед и, пока ты поешь, я все устрою… – Тут он слегка замялся: – Я бы и камень брать не стал, но у меня сейчас с деньгами туго, лошадь я не подниму…

– И не надо ничего поднимать, – успокоил я его улыбкой, – это меня не разорит, а кроме того, я надеюсь, что после покупки лошади у меня останутся кое-какие деньги…

Трактирщик тут же забрал футляр с камнем и немедленно двинулся в сторону своей кухни, бросив на ходу:

– Все будет сделано!…

Через несколько минут на мой стол поставили такой обед, которого вполне хватило бы Зопину даже в самые его голодные дни.

Я принялся за еду, поглядывая на дверь, за которой скрылся трактирщик, и прикидывая, намного ли задержит меня визит к моему памятнику.

Обед был прекрасный, вино было чудесное, настроение у меня соответствовало и тому, и другому, поэтому когда в дверях показалась толстощекая физиономия хозяина трактира, я встретил его как старого друга. Он быстро подошел к моему столу и протянул мне два кожаных кошелька, в которых позвякивали монеты.

– Лошадь, полностью готовая к дороге, ждет во дворе, надеюсь, ты будешь доволен… – Толстяк так торопился, что даже слегка запыхался.

– Ты вычел стоимость обеда? – поинтересовался я у трактирщика, но тот энергично замахал руками.

– Даже и не говори!… Я счастлив накормить такого знаменитого чародея. Да если люди узнают, кто у меня сегодня обедал, здесь яблоку негде будет упасть!

– Ну тогда ты можешь говорить, что я дважды побывал в твоем ресторане, – рассмеялся я. Трактирщик удивленно посмотрел на меня, и я пояснил: – Первый раз за два дня до штурма Храма. Мы с моими друзьями здесь завтракали, как раз за этим столом, а второй раз – сегодня…

Вдруг маленькие глазки толстяка зажглись новой мыслью, и он выпалил:

– Я переименую заведение! Я назову его, во-первых, ресторан, а во-вторых, «Приют чародея»!

– Отличное название! – одобрил я. – А теперь покажи что ты там для меня приобрел.

Мы прошли через зал и вышли во внутренний коридор, который привел нас во двор. Посреди двора стоял прекрасный, серый в яблоках, жеребец, уже полностью оседланный. К седлу был приторочен объемистый мешок. На мой вопросительный взгляд трактирщик несколько смущенно ответил:

– Это чтобы ты не сразу свои деньги тратил.

Я не смог отказаться от его подарка и лишь покачал головой.

Уже сидя в седле, я наклонился и спросил:

– Послушай, друг, если представится оказия, сообщи моим друзьям, что видел меня, что все у меня в порядке и что я направляюсь к западной Границе владений Многоликого…

– Так я Многоликому сообщу, – пообещал толстяк, – а уж он-то найдет способ довести все до твоих друзей…

Очень хотелось спросить у него про ближайшую дорогу к западной Границе, но рассудив, что чем меньше людей будет знать направление моего движения – тем лучше, я промолчал. «Буду двигаться на запад, а дорога сама под ноги ляжет…»

Еще раз улыбнувшись новому другу, я тронул своего коня и выехал со двора.

Проехав по короткой безлюдной улочке, я свернул за угол и оказался на одной из главных улиц Некостина. Время было самое что ни на есть рабочее, поэтому народу на улицах было мало. Только дети, да и то те, что помладше, носились стайками по каким-то своим, только им известными делам. Именно из-за этого малолюдства я и почувствовал сразу тот нездоровый интерес, который проявило молодое поколение к моему появлению.

Сначала мне показалось, что детишки довольно пристально меня разглядывают и потихоньку вперемежку обсуждают мою личность. Потом я заметил, что молодежи на улице значительно прибавилось. Более того, с мостовой стали раздаваться крики, призывающие товарищей, находящихся дома, обратить внимание на происходящее снаружи, например, такие: «Эй, Пичка, глянь, кто у тебя под окнами проезжает!…»

Создавалось впечатление, что моя фигура вызывает у окружающих малолетков какие-то стойкие ассоциации. И буквально минуту спустя я понял какие! Один маленький, не старше шести лет, мальчишечка, вывернув из-за угла со своим не менее взрослым приятелем, вдруг остановился, вытаращив на меня глаза, и громко заявил:

– Глянь, памятник на лошади едет!…

Его товарищ, прищурившись, осмотрел меня и с сомнением прошепелявил щербатым ртом:

– Не… не похож… ну разве что прическа…

Они были совсем рядом, и я, наклонившись с седла, поинтересовался:

– А не подскажут мне юные джентльмены, как проехать к главному скверу?

– Он, наверно, поехал погулять и заблудился, – раздался сзади девчачий голосок. Я повернулся в седле. Рядом с лошадью стояла прелестная девчушка лет восьми в клетчатой рубашечке и чудесном комбинезончике и с жалостью глядела на меня.

– Давай, дяденька-памятник, я тебя провожу…

– Давай… – согласился я и, спрыгнув на землю, подхватил девочку и усадил ее на своего коня. Затем, взобравшись в седло и придерживая свою проводницу перед собой левой рукой, я правой погладил ее по темным волосам и сказал: – Ну давай, командуй!…

– Но-о-о, – звонко крикнула девчонка, и мой конь тронулся вперед неспешным шагом.

Благодаря указаниям девчушки я, сопровождаемый целой гурьбой детворы, очень скоро прибыл к чугунной ограде сквера. Он занимал одну из круглых площадей города и, хотя назывался центральным, был довольно небольшим. Так что прямо из-за ограды можно было разглядеть большую скульптурную группу в центре площади на большом гранитном постаменте, лишь слегка скрытом окружавшими его кустами.

Я спешился, сняв с коня девочку, привязал его к невысокому чугунному столбику ограды и, не утруждая себя поисками входа, сначала перенес через ограду свою проводницу, а затем перелез сам. Оказавшись в сквере, малышка схватила меня за палец и потащила к памятнику напрямую, по траве.

Когда мы подошли к монументу, там уже собралось человек пятнадцать наиболее бойких мальчишек и разочарованно разглядывали скульптурную группу. Их разочарование было вызвано тем, что мраморный я стоял на месте. По обеим сторонам от меня стояли два столь же мраморных, абсолютно похожих друг на друга мальчика, вцепившихся в мои руки, а чуть впереди располагались два гнома, воинственно взметнувших свои замечательные секиры.

Надо сказать, что я впервые видел скульптуры, выполненные из наборного мрамора. Причем художник настолько точно подобрал камень, что фигуры были словно живые. И признаться, я был удивлен точностью своего изображения.

С минуту я со скрытым волнением и с нескрываемым удовольствием любовался собой, но вдруг мою штанину дернула детская ручка и раздался голосок моей проводницы:

– А я думала, что ты заблудился, а это совсем и не ты…

Я снова погладил ее по голове, мне почему-то очень нравилось это делать, и, улыбнувшись, ответил:

– Да нет, моя хорошая, это я…

– Так разве ты живой?! – несказанно удивилась девчушка.

– Как видишь, вполне… – радостно ответил я, очень довольный своим памятником. Девчонка наклонила голову набок и задумчиво спросила:

– А мальчики тоже живые?

– Да, конечно, – не задумываясь, ответил я.

– Мне нравится вот этот, – застенчиво поделилась со мной юная леди, ткнув крохотным пальчиком в правую от нас фигурку.

Чем она отличалась от левой я, ей-богу, не мог понять, но поддержал мнение малышки:

– Мне он тоже нравится, – и неожиданно добавил: – Вот только он уже вырос…

Моя спутница подняла на меня испуганные глаза и прошептала:

– Он что, стал такой же большой, как и ты?!

– Да, – подтвердил я, – почти такой же…

– Как жалко… – со слезами в голосе протянула кроха.

– Ну почему? – удивился я. – Людям свойственно вырастать. Пройдет совсем немного времени и ты тоже станешь взрослой…

– Да, – обиженно согласилась девочка, – только он-то тогда уже станет совсем старым!…

Тут наш философский разговор был прерван самым бесцеремонным образом. Тот самый мальчишка, который сомневался в моей похожести на мой же собственный памятник, подошел ближе, а за ним подтянулись и остальные малолетние любители скульптуры, поглядывавшие на меня крайне заинтересованно.

– Мой отец говорит, – начал свое выступление малолетний заводила, – что этот мужик, – тут он ткнул не слишком чистым пальцем в мой монумент, – был самым замечательным чародеем…

Вопрос был явно провокационным, и ответа на него толпа юных некостинцев ожидала с большим интересом. Моя маленькая подружка хотела, видимо, предупредить меня о готовящемся подвохе, прошептав довольно громко: «Попрошайка!…» Но я несколько опередил ее со своим ответом:

– Ну почему же «был», он и сейчас кое-что умеет.

– А слабо наколдовать нам всем по ледяной собаке?! – тут же ощерился маленький вымогатель, а толпа за его спиной одобрительно загудела.

Я присел на корточки рядом со своей подружкой и поинтересовался, обращаясь исключительно к ней:

– Что такое «ледяная собака»?

Она посмотрела на меня, как смотрит первоклашка на детсадовца, и пояснила:

– Это такая большая конфета на палочке, которую можно долго-долго облизывать.

– Угу… – задумчиво буркнул я, поднимаясь. – Значит, вам всем по ледяной собаке?… А может, одну на всех?…

И я, негромко фыркнув, слегка тряхнул правым рукавом.

В тот же миг за спинами детей раздалось негромкое, но достаточно угрожающее рычание. Мальчишки мгновенно обернулись и увидели, что в траве, оскалив здоровенные зубы и посверкивая прозрачными глазищами, сидит огромный ледяной пес. Именно из его прозрачной глотки проистекало то рыканье, которое они услышали.

Ребятишки, конечно, здорово напугались, но, надо отдать им должное, деру дали только трое. Правда, в числе этих троих был и их главный заводила. Остальные мгновенно перегруппировались, оказавшись за спиной у меня и моей маленькой подружки, и напряженно ожидали дальнейших действий выпрошенной ими ледяной собаки. Смелее всех оказалась девочка. Она лишь отступила на шаг, спрятавшись за моей ногой и ухватив меня двумя руками за штанину. Именно она первой и подала голос:

– Нет, это не та ледяная собака… Твою собаку нельзя облизывать…

– Ха, – довольно возразил я, – зато моя собака умеет рычать!

– Да?! – совсем расхрабрилась малышка. – Кому это надо, чтобы ледяная собака рычала, когда ее лижут. А может, она к тому же и кусается?…

– Да… – тут же раздался голос одного из пацанов. – Мы просили обыкновенных цветных ледяных собак на палочках… А тут такая… здоровенная…

– Вот как? – Я укоризненно покачал головой. – А не надо было у чародея просить чего-то обыкновенного. Чтобы получить что-то обыкновенное, колдовство совершенно не нужно.

Ребята понурили головы, осознав свою ошибку.

– Чтобы получить обыкновенную ледяную собаку, нужно действовать самыми обыкновенными методами, – продолжил я свои наставления и, оглядевшись по сторонам, заметил у самого выхода из сквера небольшую палатку уличного торговца.

– Ну что стоите, следуйте за нами… – подбодрил я заробевших мальчишек и, подхватив на руки малышку, двинулся в сторону обнаруженной торговой точки. Ребята двинулись следом. Сначала осторожно, а затем, сообразив, куда я направляюсь, гораздо бодрее, и еще бодрее после того, как я, проходя мимо прозрачного пса, плюнул в него и тот со слабым шипением растаял, слегка намочив придавленную траву.

Подойдя к палатке, я через невысокий барьерчик обратился к молодой женщине, обосновавшейся за прилавком:

– Нельзя ли обеспечить этих юных джентльменов разноцветными ледяными собаками? За мой счет…

– Две серебряные монеты… – сердито ответила хозяйка ларька, непривычная, видимо, к столь несерьезному поведению взрослого человека.

Однако, когда я достал из кошелька требуемую плату, она поверила в серьезность моих намерений и принялась довольно шустро оделять конфетами окружавших меня мальчишек. А я спросил у сидящей на моих руках девчушки:

– Ну а тебе чего хочется?

– Я, как все… – немного смущенно прощебетала девочка и тут же получила свое лакомство.

Через пару минут я уже вновь сидел на своем коне и прощально махал рукой детишкам, оставшимся в сквере.

Пока я не выбрался из города, мне еще не раз довелось ловить удивленные, растерянные, любопытные взгляды прохожих. Но взрослые люди вели себя достаточно сдержанно, а ребятишки уже не успевали собраться достаточно большой компанией, чтобы задержать меня.

А скоро я вообще выехал за пределы города и припустился легкой рысью по хорошо укатанной дороге, ведущей на запад.

Деревни, достаточно часто встречавшиеся в пригороде Некостина, я старался проезжать побыстрее, а при возможности вообще объезжать стороной. Хотя в это время дня на деревенских улочках народу было немного, мне совсем не хотелось собирать вокруг себя зевак, ведь многие из жителей пригородных деревень наверняка видели мое скульптурное изображение. Но постепенно расстояние между этими маленькими населенными пунктами стало увеличиваться, а ширина дороги, наоборот, сужаться. Так что скоро я уже продвигался между облетающих рощиц и скошенных, но еще не перепаханных под зиму полей.

Вокруг было абсолютно пусто, если не считать больших черных птиц, напоминавших наших ворон, которые кружились невдалеке от дороги довольно большими стаями или по-хозяйски бродили в жнивье, что-то разыскивая. Впрочем, мне подумалось, что некоторые из этих птиц вполне могли бы быть перевертышами, отдыхающими в таком виде от работы в ночную смену.

Коня для меня подобрали действительно очень выносливого и ходкого. Он бежал ровной рысью так, что всадник вполне мог задремать в седле. Однако меня в сон не тянуло. Более того, чем дальше отъезжал я от гостеприимного городка, тем менее радужным становилось мое настроение и тем больше меня охватывало какое-то непонятное мне самому чувство опасности.

Я извлек из своего запасника оба клинка и разместил их на поясе, при этом пожалев, что не захватил свой арбалет. Правда, у меня было четыре метательных ножа и полный комплект подногтевых игл, но это было все-таки оружие ближнего боя. Впрочем, ничего не предвещало близкой драки.

Я уже довольно долго продвигался вперед среди красок осенней природы и ее прохлады. Дорога перевалила через довольно высокий холм, и внизу блеснула темным серебром излучина реки. По обоим ее берегам, словно прильнув к хорошо заметному броду, столпились низкие домики довольно большой деревни. Дорога, сузившаяся до звания широкой тропы, по которой чаще ходят пешком или проезжают верхом, чем ездят на повозках, сбегала вниз, к деревне, делая две петли, огибавшие огромные скальные обломки.

Чуть придерживая коня, я начал спускаться к реке, а навстречу мне поднимался все усиливающийся страх. Страх многих людей…

Я, по-прежнему не замечая в окружающей обстановке явной опасности, включил тем не менее Истинные Зрение, Слух и Обоняние, и, как оказалось, не напрасно. Миновав первую петлю тропы, я увидел, что за обломком скалы прямо на траве сидят четверо мужиков и маленький мальчишка. Меня буквально обдало волной ужаса, и я понял, что это чистое, ничем не разбавленное чувство излучают именно эти люди. Но неожиданно в эту волну ужаса вплелось заметное чувство облегчения.

Мужики были довольно далеко от меня, но я сразу заметил, как они обрадовались, увидев незнакомого всадника. Едва разглядев, что к реке кто-то спускается, двое из мужиков вскочили на ноги и, повернувшись в сторону деревни, начали что-то внимательно выглядывать. Один из сидевших погладил по голове мальчишку и успокаивающе произнес фразу, которую я не услышал бы, если бы не мои обостренные чувства.

– Ну вот, Егорша, сейчас Пропат пообедает этим путником, и тогда мы сможем вернуться домой.

Я сразу понял, что некий Пропат должен пообедать мной и моим конем, после чего эти трясущиеся от страха мужички смогут вернуться к себе в деревню. Вся беда была только в том, что я не собирался становиться чьим-то обедом. Я остановил коня и махнул рукой, давая понять мужикам, что хочу с ними поговорить. Однако вместо того, чтобы подойти ко мне, эти испуганные мужики, поняв, что я их увидел и желаю побеседовать, неуклюже попытались спрятаться за камнями. Они старались изобразить, что их вообще здесь никогда не было.

Двадцать метров, которые отделяли меня от этой интересной группы, мой конь преодолел за пару секунд. Когда я подскакал, все четверо шустро карабкались на не слишком высоко торчавшие камни, рассчитывая, видимо, что всадник их там не достанет. На плечах у одного из мужиков сидел мальчишка. Я повернулся в сторону ближнего беглеца и грозно крикнул:

– Стой или я тебя убью!…

Мужик застыл, распластавшись на камне, и, осторожно повернув голову, посмотрел в мою сторону. Я многозначительно поигрывал метательным ножом, и неудачливый скалолаз сразу догадался, что от этого инструмента ему не уйти. Не шевелясь, он прохрипел:

– Чего надо благородному господину?…

– Спускайся вниз и подойди ближе, – более спокойно и доброжелательно предложил я ему. Остальные трое уже добрались до вершин своих камней и напряженно следили за неудачником, не понимая еще, что все они вполне для меня досягаемы. Остановленный мной мужичок медленно и неохотно начал сползать вниз.

Когда он остановился возле моей лошади, я внимательно его оглядел. Одет он был довольно добротно, в теплую шерстяную куртку темного цвета, такие же штаны, заправленные в короткие сапоги. Его непокрытая темная голова уже начинала седеть, а возле умных, но испуганных глаз собирались мелкие морщинки. Он смотрел мне в лицо и изо всех сил пытался спрятать свой страх. При этом мне показалось, что большая часть этого страха относится вовсе не ко мне.

– Что это вы решили от меня спрятаться? – задал я пробный вопрос.

– Мы не хотели мешать господину путешествовать… – поспешно пробормотал мужик, и всей округе было ясно, что он бессовестно врет.

– А кто такой Пропат?… – поинтересовался я. Вот тут-то из всех четверых выхлестнул такой ужас, что я едва усидел на лошади. Мужик чуть присел, подогнув колени, и, уставившись на меня обезумевшими глазами, едва просипел:

– Откуда господин знает это имя?…

Ситуация становилась все интереснее, но разговаривать нормально с насмерть перепуганными людьми почти невозможно. Надо было хоть как-то их успокоить. Поэтому я соскочил на землю, вытащил из подаренного мешка запечатанный кувшин вина и кое-какую снедь, присел на траву и принялся разворачивать свертки с продуктами и раскладывать их вокруг кувшина. Краем глаза я сразу заметил, что мой пленник уставился на харчи голодным взглядом. «Похоже, они давненько не были дома…» – мелькнуло в моей голове.

– Давай-ка присаживайся рядом, – кивнул я растерявшемуся мужику, закончив сервировать закуску. Затем поднял голову, посмотрел на оседлавших камни ребят и громко предложил им: – Кто хочет выпить и закусить, может присоединиться к нам.

Через минуту все, включая маленького мальчишку, собрались вокруг импровизированного стола.

Мы выпили, пустив кувшин вкруговую, и начали закусывать. После того как мужики несколько расслабились и бодрее принялись за еду, я словно между делом поинтересовался:

– Я смотрю, вы давно без еды?

– Да, третий день… – быстро ответил самый молодой из мужиков.

– А что так?… Вы ж наверняка из вон той деревни? Почему ж домой не идете?…

Мужики приостановили процесс поглощения пищи и переглянулись. Только мальчонка продолжал жадно налегать на отварную рыбу.

– Так мы… того… – неуверенно начал тот, которого я ссадил с камня, а потом его словно прорвало: – Не можем мы вернуться в деревню, господин! Пропат третий день как перекинулся Зверем и все еще не пообедал. Если мы сейчас вернемся, он нас всех сожрет!…

– Поэтому вы и обрадовались, когда увидели, что я еду в сторону деревни.

Мужики совсем перестали жевать и понурили головы.

– Слушайте, ребята, расскажите вы мне толком, что там у вас в деревне происходит. Может, я смогу вам помочь?

«Ребята» неуверенно переглянулись, и тот, что таскал на плечах мальчишку, по-видимому старший из селян, проворчал:

– Рассказывай, Фрол. Все равно он теперь к реке не поедет, пока все не узнает… Да и нельзя его теперь туда пускать, он нас хлебом накормил…

Фрол – тот самый, что первым начал разговор, почесал затылок и пожал плечами:

– Так чего рассказывать-то?…

– А все как есть и рассказывай! – рявкнул вдруг старший. – Что, не видишь, этому врать не приходится!… – И тут же потеплевшим взглядом посмотрел на мальчонку, уплетавшего за обе щеки.

– Все так все, – согласился Фрол. – В деревне сейчас никого нет, потому что там хозяйничает Зверь. Это мы так прозвали, хотя никто не знает, какон выглядит на самом деле. Всех людей, которые выходят к реке или показываются в деревне, Зверь убивает и… Ну, съедает что ли… Так что тебе туда нельзя. Пока зверь еще кого-нибудь не сожрет…

Фрол замолчал, а я продолжал пристально смотреть н него, ожидая продолжения. Однако мужик явно посчитал свой рассказ исчерпывающим, поэтому я ехидно поинтересовался:

– А еще подробнее нельзя?!

Фрол угрюмо посмотрел на меня и проворчал:

– Можно, только это будет долго…

– Ничего, – ободрил я его, – временем я располагаю… По крайней мере до завтрашнего утра…

– Ну, хорошо, слушай, – проговорил Фрол и замолчал, собираясь с мыслями.

– Началось это дело давно, еще при моем отце. Из его рассказов-то я и узнал, как дело было…

Деревня наша, сам видишь, на проезжей дороге стоит, да на самой переправе. Это сейчас дорога заросла до тропы, а раньше это был самый удобный и короткий тракт из центра страны через Некостин до самой западной Границы. Еще до Всеобщей Войны по этой дороге люди ездили… – В его голосе прозвучала такая гордость, словно он лично эту дорогу протоптал.

– Так вот. Примерно через год после того, как Многоликий с Белоголовым разрушили Храм Единого-Сущего, через нашу деревню проехал странный всадник. Ехал он с запада, от Границы в сторону Некостина на огромной абсолютно черной лошади. Сам он был одет во все белое и на этом фоне его черные волосы казались раскинувшимся крылом полуночи. Его конь шел не торопясь, размеренным шагом, а сам всадник внимательно оглядывал окрестности.

Когда он проезжал нашу деревню, его и разглядел мой отец. Тогда еще был цел мост через реку, и он проходил по нему навстречу этому всаднику.

А через неделю тот же всадник возвращался назад, так что он скорее всего только до Некостина доехал и вернулся. Он остановился на мосту, где как раз в это время наши деревенские мужики меняли часть настила, и, зло так усмехнувшись, сказал: «Замечательное место! Именно здесь я Зверя и посажу!»

Потом взглянул на наших разинувших рты мужиков и спросил: «Ну, что, пахотники, кто из вас самый сильный?»

Наши решили, что ему нужно какую-то работу сделать, проезжие часто просили чем-нибудь помочь, и указали на Пропата – тот действительно здоровенный был мужик, настоящий силач. Всадник оглядел его, еще раз усмехнулся и спросил: «И сколь же ты, силач, многоличен?»

Пропат сказал, что имеет четыре лика, считая человеческий, а черноволосый вдруг говорит: «Ну так я тебя одарю еще одним…» – И тут же хлестнул его своей плеткой по лицу, да так, что левую щеку располовинило.

Мужики наши кинулись на черноволосого, он хоть и страшен был, да один, но тот расхохотался и… исчез. Вот только что его конь стоял посреди моста, и в мгновение никого не стало. Тогда они, конечно, к Пропату бросились, помочь ему. Смотрят, а у него щека совершенно целая, даже никакого следа от удара нет. Только глядит как-то испуганно, хотя уж он-то никогда никого не боялся.

Ну, поговорили с неделю об этом случае, посудачили, только большей частью думали, что привиделось мужикам что-то после тяжелой работы. Так и забылся этот случай постепенно.

А месяца через три впервые появился Зверь.

Это сейчас вся деревня знает, что если ночью раздался рев со свистом, значит, Зверь пришел, а когда это в первый раз произошло, никто ничего не понял.

Посреди ночи всех разбудил жуткий рев. И рев этот чередовался со странным переливчатым свистом. Повыскакивали люди из домов, не поймут, в чем дело, а тут из дома Пропата визг и крик женский раздался. Пока соседи сбежались да дверь сломали, крики смолкли. Ну а когда люди в дом вошли, так многим плохо стало. Жена Пропатова и его три дочери лежали мертвыми. Так это еще не все – им оторвали головы и распороли животы. И этот… который их убил… он выел им мозг и внутренности…

Самого Пропата в доме не было, и все было решили, что он куда-то уехал по делам. Но только сосед его, который был вечером у него в гостях, говорил, что он никуда не собирался и что когда он уходил, дом хозяин запер изнутри.

Пока деревенские стояли у дома Пропата и обсуждали этот страшный, невиданный в наших краях случай, на реке раздался страшный грохот и новые человеческие вопли. Все, конечно, бросились туда и увидели, что мост просто сметен, из воды торчат остатки свай, а на берегу валяются три мертвых тела. Какие-то нищие странники расположились на ночлег под мостом и были убиты. Правда, над этими телами не надругались. Тут один из сельчан вспомнил, что странников этих нищих было четверо. Начали шарить по прибрежным кустам и нашли четвертого. Тот был не в себе, но после стакана вина несколько очухался и рассказал, что их разбудил грохот ломаемого моста, а когда они выскочили из-под рушащегося настила, мимо них пронесся какой-то темный вихрь и разбросал всех четверых.

Спать в эту ночь так никто и не лег, а утром нашли Пропата. Он лежал на берегу реки весь мокрый и спал. Сначала подумали, что, услышав ночной рев, он каким-то образом из дома выскочил да в реку свалился, а потом его волной на берег выбросило. Но когда его разбудили, оказалось, что он ничего не помнит. Как лег дома вечером в постель, так больше ничего и не помнит.

Как узнал Пропат, что от всей его семьи один он остался да какой жуткой смертью его жена и дети умерли, так еле его отходили – хотел на себя руки наложить. И после похорон долго переживал, только работой спасался. А работы у всех сразу прибавилось, мост-то восстанавливать надо было. Месяца три всей деревней с ним возились, но поставили не хуже старого.

Только буквально на следующую ночь снова Зверь пришел.

Опять ночью этот страшный рев начался со свистом, и тут уж люди с оружием повыскакивали. Слышат, на постоялом дворе вопли, бросились туда. А там как раз обоз на ночь остановился. Когда к воротам подбежали, смотрят, между распряженными телегами мечется какая-то темная тень. И так быстро, что не уследишь за нею. Но ревела она так, что всем сразу стало ясно, кто это.

Наши деревенские пустили в него несколько стрел, так разве ж в него попадешь, когда его и разглядеть-то толком не удается.

Люди, которые во дворе ночевали, почти все успели разбежаться, но двоих он поймал и убил… И головы опять оторвал, ну и… все прочее…

Здесь Фрол бросил тревожный взгляд на мальчишку, который перестал жевать и внимательно слушал рассказчика. А рассказчик передернул плечами и продолжил чуть спокойнее, опуская наиболее кровавые подробности:

– В общем, покончил Зверь с обозом и не на улицу, не к людям пошел, а снова к реке. Выскочил он на мост и прямо с середины принялась новый настил рвать. А сила в нем такая что доски в три пальца толщиной в щепки разлетались, в несколько минут Зверь новый мост уничтожил. Сваи ломать в воду полез, да так в реке и остался – все переломал, а на берег не вылез, словно в воде растворился.

Народ всю ночь не расходился, боялись, опять Зверь вернется, а как рассвело, на берегу нашли мокрого Пропата!

Тут выяснилось, что ночью его никто не видел, и сразу стало ясно, кто такой – этот самый Зверь. И историю с черным всадником вспомнили, как тот Пропата новым ликом наградить обещал да как плетью по лицу прошелся. Только сам Пропат опять ничего не помнил и не понимал, о чем это мужики галдят. Отвели его в старую баню и заперли там. В Некостин послали гонца, рассказать, какие дела на переправе творятся. Только на следующий день Пропата в бане не было, он обернулся кротом и под землей ушел.

С тех пор его близ деревни не видели, а только где-то рядом он прячется, не уходит далеко от переправы.

Мост снова восстановили и наместник Многоликого свою охрану поставил. Только через четыре дня Зверь снова мост разрушил и пятерых охранников убил.

Так года два пытались восстановить мост через реку и Пропата выловить, но ничего не получилось. Даже Многоликий прилетал, а что он мог сделать? Посторожил новый мост дня два, а как только улетел – у него ведь и без нас дел по горло, Зверь снова мост развалил. Но к тому времени стало понятно что теперь Зверь местных не трогает, только мост не дает поставить и всех проезжающих убивает.

В общем, года через два и переправу здесь забросили, так что теперь дорога к западной Границе в другом месте проходит – ехать дольше, зато безопаснее. Брод, правда, теперь есть, да ездят здесь редко. И к Зверю мы привыкли. Приходит он раза два-три в год, и мы уже давно приметили – если Зверь появился, значит, на следующий день кто-то чужой к броду подъедет.

– И что ж, вы никого из чужих не предупреждаете? – не сдержавшись, возмутился я. Но рассказчик не смутился, а зло ответил:

– Предупредили раз! Так Зверь четыре дома в пыль разметал… Вместе с людьми… Станешь после такого урока кого-нибудь предупреждать?!

Над нашей компанией повисло молчание. Мне стало понятно, что у местных мужиков действительно сложилась безвыходная ситуация.

– Так как же все-таки выглядит этот ваш Зверь, – спросил я наконец, немного успокоившись.

Фрол покачал головой:

– Никто его так и не видел… Да никто и видеть не хочет!

И снова повисло молчание. И снова я его нарушил:

– Так что же в этот-то раз он третьи сутки лютует? Неужели никто до меня к переправе не подходил?

– Сами удивляемся, – ответил на этот раз старший. – Раньше как было – услышал рев и рви когти подальше от реки. Ничего с собой не брали, знали, что скорее всего в тот же день или на следующий вернемся. А в этот раз… – Он выразительно пожал плечами.

– Ну ладно, – сказал я, помолчав. – Ставьте-ка палатку и укладывайтесь спать… Как говорят в одной прекрасной стране – утро вечера мудренее…

А на землю уже давно опустился вечер. Солнце зашло, с реки потянуло влажной прохладой, даже меня пробирая до костей. Малыш, наевшись досыта, с трудом помаргивал слипающимися глазами. Я достал свою палатку и спальник. Мужики, быстро собрав остатки еды и уложив их в мешок, принялись ставить палатку, а я отошел в сторону, чтобы спокойно обдумать услышанное.

Ночь быстро вступала в свои права, темная осенняя ночь с густым черным небом и грандиозной россыпью звезд, которые в этом мире имели чудесный сиреневый оттенок. И вдруг мне подумалось: «А сколько еще ночей суждено мне провести в этом мире? Сколько еще раз я смогу любоваться этими звездами?»

Привалившись спиной к скале, я задремал, но стоило ночи слегка отодвинуться на запад, пустив серый рассвет на низенькие крыши деревни, как я был уже на ногах. Оставив своего коня под присмотром проснувшихся мужиков, я пешком, не торопясь, направился в сторону реки.

Пройдя следующую петлю тропы, я оказался в непосредственной близости от первых домиков деревни. Здесь мне пришлось задержаться, чтобы хоть немного успокоиться – тревога, поднимавшаяся в груди, мешала сосредоточиться. Я сделал несколько дыхательных упражнений и внимательно осмотрел тропу впереди себя. Ничего подозрительного я не увидел, правда, она уже в пятидесяти метрах от меня уходила за низкие изгороди, окружавшие дома. Все было тихо.

Тем не менее, прежде чем двинуться дальше, я взял в левую руку короткий метательный нож. И, как ни странно, ощутив в ладони его холодную тяжесть, я сразу успокоился.

Теперь уже я двигался свободным прогулочным шагом, поигрывая ножом и сосредоточив свое внимание на обступивших меня домиках. Однако они были абсолютно безопасны, если Зверь и находился в деревне, искать его следовало где-то поблизости от реки. А река была совсем недалеко, даже в воздухе уже ощущалось ее сырое дыхание, и негромкий плеск утренней воды доносился до слуха, совершенно естественно вплетаясь в предрассветную тишину.

Наконец домики расступились, и я вышел на берег, прямо к броду. Чуть в стороне из воды торчало несколько полусгнивших бревен, бывших, по-видимому, когда-то опорами моста. И именно там, в густом прибрежном тальнике, разросшемся на месте бывшего въезда на мост, кто-то прятался.

Истинное Зрение давало мне круговой обзор, поэтому я повернулся спиной к опасным зарослям, вроде бы рассматривая брод и в то же время внимательно наблюдая за кустами. Буквально через секунду верхушки кустов задрожали, и я понял, что сейчас последует бросок неизвестной твари. Я мгновенно набросил на себя пелену и метнулся в сторону от тропы.

В ту же секунду на месте, где я только что находился, выросла огромная туша Зверя. Двигался Зверь действительно с совершенно убийственной скоростью, но в этот момент он застыл на месте, пораженный отсутствием противника, который только что стоял здесь и не мог предполагать о его нападении.

Зверь обиженно рявкнул и завертел головой, высматривая, куда делась его добыча. Тут я его и рассмотрел.

Передо мной стояло существо высотой в два человеческих роста и соответствующей толщины, покрытое от плеч до пяток серой с зеленью чешуей. При этом крупные пластинки матовой чешуи напоминали скорее бронированный панцирь, чем шкуру рыбы или ящерицы. Передние лапы этого монстра были длиной почти до колен, а три толстых пальца, которыми они заканчивались, посверкивали длиннющими, зеленовато посверкивающими когтями. Короткие, кривые, тумбообразные ноги, опирающиеся на прибрежный песок огромными, плоскими, вывернутыми внутрь ступнями, переносили эту огромную тушу с удивительной легкостью, оставляя тремя когтистыми пальцами глубокие борозды на земле.

Теперь я прекрасно понимал, каким образом сносились мосты, ломались стены домов, отрывались головы и вспарывались животы у несчастных жертв Зверя. Передо мной стоял совершеннейший разрушитель.

Но самым кошмарным в этом монстре была его голова. Огромное бронированное тело, снабженное убийственными конечностями, оканчивалось самой обычной человеческой головой, покрытой темной спутанной гривой волос, почти скрывающей лицо. Все части этого лица были самыми обычными, кроме глаз. Выпученные, с покрытыми красноватыми прожилками белками, они напоминали странно разрисованные шарики для пинг-понга, приклеенные под надбровными дугами.

И еще одно… Когда Зверь откинул лапой волосы с лица, я увидел жуткий багровый жгут рубца, пересекающий левую щеку от виска до подбородка и уродующий губы кошмарным узлом.

Я начал медленно обходить Зверя по кругу, стараясь зайти ему со спины, но он, до этого стоявший ко мне в полоборота, тут же резко повернулся и уставился прямо мне в лицо своими кошмарными глазами. Я замер на полушаге, не понимая, как он определил мое местоположение.

Несколько секунд мы стояли совершенно неподвижно, внимательно наблюдая друг за другом, пока я не понял, что Зверь меня не видит.

«Скорее всего он просто уловил шорох моей одежды, когда я двинулся с места», – мелькнула у меня успокоительная мысль. Однако если у него настолько чуткий слух, моя задача значительно усложнялась.

И тут я увидел совершенно невозможную вещь. Багровый рубец на его щеке шевельнулся и чуть передвинулся ближе к глазу!

Сперва я решил, что мне это показалось и что на самом деле это просто была короткая гримаса, но переместившийся шрам заметно оттянул Зверю левое веко книзу, так что никакого обмана зрения у меня не было. «Да и какой обман может быть у Истинного Зрения?…» – подумалось мне. Но тогда получалось, что этот кошмарный рубец жил своей собственной жизнью, отличной от жизни лица, на котором он распластался!

В этот момент Зверь глухо заревел… Нет! Он явно пытался заговорить, но рубец, пересекавший его губы, полностью лишал его этой возможности. Вместо слов из искореженного рта вырывалось бессмысленное, но угрожающее ворчание.

Мне необходимо было получше изучить этот странный шрам, и я бросил в него слабый магический импульс, одновременно на всякий случай резко смещаясь влево.

Именно это небольшой перемещение меня спасло! Не успел мой импульс коснуться лица Зверя, как он тут же атаковал место, из которого импульс был направлен. Огромная лапа, увенчанная здоровенной трезубой вилкой, со свистом пронеслась всего в нескольких сантиметрах от моей головы.

Мы снова застыли друг против друга, только теперь расстояние между нами значительно сократилось. Я оказался в опасной близости от растопыренных лап бронированного чудовища, которое напряженно ловило малейшее мое движение, а может быть, самое мое дыхание. У меня не было возможности даже сбежать, потому что заклятие Серой тропы надо было обязательно сказать вслух, а именно этого я сделать никак не мог.

Дальнейшие мои действия прошли на уровне подсознания. Я согнул правый указательный палец, и в ответ на это движение веточка кустарника, шагах в четырех от Зверя, с резким треском надломилась. С мгновенным запаздыванием я бросил еще один магический импульс к шраму, украшавшему его лицо, пытаясь получше разобраться в его природе.

Зверь метнулся к треснувшей ветке, занося лапу для удара, и вдруг завертелся на месте, запутанный собственными ощущениями. Слух и зрение толкали его к сломанному кусту, а чувство магии тянуло в противоположную сторону. Он снова заревел, задрав лицо к голубому утреннему свету.

И тут я наконец понял, что представлял собой этот шустрый багровый рубец, и содрогнулся, представив себе ощущения бедняги Пропата.

Это был паразит! Паразит, подсаженный на кожу человека и обладавший жуткой магической способностью. Пока он прятался под кожей человека-носителя, тот ничем не отличался от обычных людей и вел себя как нормальный человек.

Но стоило паразиту в какой-то, одному ему удобный момент выползти и расположиться поверх кожи, как человек перекидывался в такого вот жуткого монстра.

Более того, в таком положении паразит диктовал человеку, носившему его, и поведение, и действия. Но самое кошмарное заключалось в том, что человеческий разум полностью осознавал свое состояние, а трансформированное тело, не подчиняясь человеческой воле, выполняло самые зверские распоряжения своего кошмарного хозяина.

От сумасшествия человека спасало только то, что, перекинувшись обратно в человеческий облик, он напрочь забывал, что с ним происходило в обличье монстра. Я понял, что таким образом паразит устранял возможность самоубийства своего носителя, в то время когда тот мог распоряжаться своим телом!

Короче говоря, теперь я действительно знал об этом паразите все, даже то, что зовут его «Метка Аримана».

Вся эта информация пришла ко мне отраженным сигналом моих магических импульсов мгновенно, как озарение. И теперь мне стала ясна до конца стоявшая передо мной задача. Мне необходимо было уничтожить багровый рубец, пересекавший щеку Зверя, до того, как он снова спрячется в человеческой плоти. «Хотя, – усмехнулся я про себя, – вряд ли он станет прятаться, пока не разделается со мной… Или пока не поймет, что у меня есть против него оружие…»

А вот подходящего оружия-то у меня, похоже, не было. Я вообще плохо представлял себе, что может уничтожить Метку Аримана. Конечно, если бы у меня было время, я смог бы подобрать подходящее заклинание, да только именно время было в большом дефиците.

А между тем мое тело стало затекать от неподвижного состояния. Надо было что-то предпринимать.

И тут меня действительно озарило! Серебро! Если уж что-то и способно прикончить эту тварь, так это точно серебро! А у меня под ногтями четырех пальцев правой руки ждали своего часа четыре длинные серебряные иглы! И не просто серебряные! Перед самым уходом в Разделенный Мир я освятил это серебро!

Но тут же мне в голову пришло, что я могу рассчитывать, пожалуй, только на один бросок. Если моя надежда на серебро оправдана и если Метка Аримана почувствует иглу, она сразу спрячется в теле бедняги Пропата и достать ее из человека можно будет только… Нет, даже не убив его, а спалив дотла! У меня мгновенно вспотели ладони, когда я представил себе такое развитие событий.

В этот момент я увидел, как багровый рубец снова дернулся и, сдвинувшись по щеке ближе к уху своей жертвы, освободил ей губы. Зверь тут же заговорил, и заговорил вполне членораздельно:

– Я знаю, что ты здесь и что ты рядом… Ты же понимаешь, что обречен!… Ты не можешь двигаться быстрее меня, а любое твое движение тебя выдаст! Тебе не уйти от моих когтей! Ты уже сейчас еле-еле держишься, все твое тело налилось свинцом и затекло от неподвижности. Я-то могу сторожить тебя так сколько угодно времени, а твое слабое, хрупкое, мягкое человеческое тело не способно долго выдерживать неподвижность. Так что не мучай сам себя… Закричи!… Закричи что есть мочи и, клянусь, я не трону тебя, пока твой крик не смолкнет… Или же вдохни полной грудью, воздух так свеж и прохладен этим утром. А может, ты хочешь обрушить на мою голову проклятия! Давай, я подожду, пока ты не выкрикнешь их все!…

И ты умрешь быстро и с легким сердцем… Тебе не будет больно…

Но я не слушал запугивающего и соблазняющего меня урода. Я готовил свой единственный бросок.

Сложив пальцы правой руки определенным образом, я сотворил заклятие, отправившее мой Голос в выбранную мной точку. Потом я выровнял дыхание и постарался расслабиться. Через пару секунд я понял, что готов попробовать. Собравшись и сосредоточившись, я тихо застонал. И мой слабый, словно вымученный стон раздался метрах в пяти от меня и чуть правее.

Зверь мгновенно метнулся туда и, взмахнув своей кошмарной лапой, пропахал… пустоту, а я в это мгновение успел поднять правую руку и изготовиться для броска. Мой противник оказался в очень выгодном для меня положении, но его левую щеку прикрыли длинные волосы.

Я замер, ожидая возможности для атаки. Зверь также застыл неподвижно, соображая, каким образом я провел его на этот раз и прислушиваясь к малейшему шороху.

Так мы стояли около минуты, и монстр снова не выдержал первым.

– Нет, ты не можешь двигаться быстрее меня… – снова заговорил он. Но на этот раз его голос звучал как-то неуверенно. – Один раз ты меня провел, но больше тебе это не удастся!… В следующий раз я накрою тебя, и теперь уже не жди легкой и быстрой смерти!… Я буду долго рвать твое тело, отщипывая от него маленькие кусочки и по капле выдавливая из него кровь!… Я буду наслаждаться твоими воплями, а жители этой несчастной деревеньки надолго запомнят это утро…

Бормоча свои угрозы, Зверь поднял лапу и осторожно, стараясь не задеть Метку Аримана, отвел в сторону длинные сальные пряди волос. Метка бугрилась на щеке Зверя ясно видимым, толстым жгутом, и я чисто автоматическим движением выбросил руку вперед, посылая иглу из-под ногтя указательного пальца.

Зверь сразу услышал мое движение, а Метка мгновенно прочуяла опасность. За тот кратчайший миг, который понадобился игле, чтобы пройти пятиметровое расстояние, разделявшее нас, она успела скрыться в щеке Пропата почти наполовину! Но всего лишь наполовину!

Игла вошла точно в середину багрового жгута и пробила его насквозь!

Метка Аримана выскочила из щеки Зверя, словно на нее плеснули кипятком, и тут же ее скрутило резкой судорогой.

Кожу на щеке монстра стянуло в такой тугой узел, что его левый глаз почти вывалился из глазницы. Над просыпающейся рекой, над крышами покинутой деревни раздался жуткий рев Зверя, но теперь в нем не было угрозы, злобы, ненависти. В этом реве звучала одна страшная, сокрушительная боль!

Красный рубец конвульсивно распрямился, отпуская кожу, и попытался снова спрятаться в теле своего носителя, но пробившая его игла не позволяла ему уйти в плоть. Рубец опять вынырнул наружу и снова свернулся, но теперь уже как-то вяло, словно он устал… Но кожу на щеке и даже на шее Зверя опять растянуло со страшной силой. И снова окрестности огласились жутким воем.

Зверь запрокинул голову и ударил по ней обеими своими страшными лапами, словно собирался раздробить себе череп, а потом навзничь рухнул в прибрежный песок. Когда его голова ударилась о землю, пробитая иглой Метка отлетела в сторону, не в силах, видимо, больше удерживаться на теле носителя. И в этот момент, как на заказ, из-за горизонта показался край ярко-оранжевого солнца.

Словно дождавшись солнечного луча, моя серебряная игла вспыхнула жарким, искрящимся бенгальским огнем. Через мгновение от страшной Метки Аримана, от чудовищного магического паразита не осталось даже горстки золы.

А в это же время с огромным бронированным телом Зверя происходили потрясающие изменения. Его серовато-зеленая чешуя как-то сморщилась, потемнела, а затем стала сочиться зеленоватой жидкостью. Огромная туша истекала, а образовавшаяся лужа быстро уходила в сухой песок. Не прошло и тридцати секунд, как на песке осталось лежать совершенно мокрое тело вполне обычного, хотя и достаточно крупного мужчины. Он крепко спал!

Ноги у меня подкосились, я со стоном опустился рядом со спящим мужиком и убрал прикрывавшую меня пелену.

«Ну вот, Пропат, и кончился твой Зверь…» – с несказанным облегчением мелькнуло в моей голове, пока я с наслаждением укладывал затекшее тело на сухой речной пляж. Как же хорошо было просто лежать на еще прохладном песке и, прикрыв глаза, наслаждаться наступающим утром, теплыми, ласкающими солнечными лучами.

Видимо, я задремал, потому что ощутил присутствие человека невдалеке от себя совершенно внезапно. Именно это ощущение выбросило меня из ленивой неги, в которой я пребывал. Приоткрыв глаза и не поднимая головы с песка, я внимательно огляделся. За оградой ближайшего домика, в густых кустах ягодника явно кто-то прятался. Я буквально кожей ощущал внимательный и довольно испуганный взгляд.

Нападать этот наблюдатель не собирался, но и выходить из своего укрытия не торопился. Поэтому я медленно, чтобы не спугнуть прячущегося, поднялся и начал отряхивать песок со своей одежды. Быстрый взгляд, брошенный с высоты моего роста в интересующем меня направлении, сразу позволил мне определить, кто интересуется моей скромной персоной. Я с наслаждением потянулся, затем встряхнулся, сбрасывая остатки лени, и ласково позвал:

– Что ты там сидишь, бабушка?… Выходи, я тебя не укушу…

Сначала все было тихо, а затем в кустах зашуршало, и поверх них выглянула голова старушки, прикрытая темным платочком. Небольшие темные глазки в окружении множества морщинок внимательно уставились на меня. Я, насколько мог, дружелюбно улыбнулся. Древняя старушка улыбнулась мне в ответ запавшими губами беззубого рта и неожиданно звонким голосом ответила:

– И-и-и, малец, чего меня кусать? Только зубы о старые кости пообломаешь…

Ее ко мне обращение «малец» настолько меня умилило, что я заулыбался во весь рот.

– Тогда тем более вылезай из своих кустов… От кого ты там прячешься?…

– Так Зверь же по деревне ходит… – Она торопливо оглядела окрестности. – Я хоть и вполне древняя, а раньше времени помирать не хочу, тем более такой смертью. И тебе бы малец, спрятаться стоило бы… От греха подальше… Неужто не слышал, как страшно на рассвете Зверь ревел?…

– Слышал-слышал… Только все, бабуля, отревелся ваш Зверь…

– Это как – отревелся?! – удивилась старуха.

– А так!… Нет больше Зверя… Вон лежит все, что от него осталось… – Я мотнул головой в сторону спящего Пропата.

Старуха, вытянув шею, попыталась из-за своих кустов разглядеть, кто это там валяется на песочке. Видимо, ей это не слишком удалось, потому что она отчаянно махнула рукой и полезла из зарослей в глубь двора. Через минуту ее сморщенная физиономия показалась из-за приоткрытой калитки.

Внимательно рассмотрев спящего мужика, она перевела недоверчивый взгляд на меня и, пожевав губами, негромко спросила:

– Так, значит, ты говоришь, это вот и есть Зверь?…

– Не «есть», бабушка, а был. Теперь он стал самым обычным человеком…

– Это почему же он так вдруг отрекся от своего зверского звания? – хитро поинтересовалась старушенция.

– А если бы ты была такой зверюгой, ты не захотела бы отречься от этого звания? – не менее хитро переспросил я ее. Склонив голову, бабка несколько секунд размышляла, а затем задала новый вопрос:

– Так что ж он, злодей, раньше-то не отказался от звериного облика?…

– Эх, бабуля, – горько вздохнул я, – всегда ли мы сами вольны своими обликами распоряжаться?… – И, секунду помолчав, добавил: – А этому бедолаге обличье Зверя просто подсадили… Заклятие такое наложили, что он и хотел бы не быть Зверем, да не мог! Не меньше вашего со Зверем мучился!…

Старуха осторожно вышла из-за калитки и мелкими шажками, не сводя глаз со спящего Пропата, подошла ближе. Потом снова подняла взгляд на меня и тихонько прошептала:

– Ты так о Звере говоришь, что его даже пожалеть хочется…

– Ну, Зверя-то, может, и не стоит жалеть, а вот человека пожалеть необходимо. Тем более его не спрашивали, когда в Зверя обращали…

Мы склонились над мужиком, и в этот момент он всхрапнул так, что бабка подпрыгнула, и открыл глаза. Глаза у него были совершенно нормальные, светло-голубые, под совершенно белыми бровями. И вообще на нас смотрела абсолютно обычная деревенская физиономия. Только очень растерянная. Храбрая бабка первой открыла рот и участливо поинтересовалась:

– Ну? Как чувствуешь себя, мужчина?

Мужчина моргнул и хрипловатым от сна голосом спросил:

– Вы кто?

Потом приподнялся и уже более беспокойно огляделся. Сориентировавшись в пространстве, он сел на песке и взволнованно спросил:

– Как я здесь оказался?! Это вы меня сюда притащили?!

Бабуля покачала головой и жалостливо спросила:

– Эх, мужчина, как зовут-то тебя, ты хоть помнишь?…

– Пропат… – тут же откликнулся «мужчина». И вот тут бабка подпрыгнула на месте во второй раз, а потом отскочила чуть ли не к самой ограде. Схватившись задрожавшими руками за распахнутую калитку и не сводя выпученных глаз с Пропата, она прохрипела:

– Зверь!!!

– Э-э-э, бабуля, – опешил я, – тебе ж было сказано, что этот человек был Зверем, а теперь он вполне безопасен!…

– Ага! Безопасен! Я-то, старая дура, думала, ты шутишь, своего друга или попутчика Зверем называешь! А тут действительно Зверь разлегся!

– Ну бабка, – обозлился я, – ты совсем из ума выжила! Если он Зверь, так что ж он в человеческом обличье тут валяется, когда я рядышком прохлаждаюсь?!

Старуха растерянно уставилась на меня, а я еще больше разошелся:

– Знаешь что, старая, кончай трястись и беги позови кого-нибудь поумнее и поспокойнее! И можешь всем сказать, что Зверь убит!…

Пропат, слушая наш душевный разговор, вертел головой с совершенно очумевшими глазами. Когда старуха исчезла за оградой дома, он уставился на меня и дрожащим голосом спросил:

– Про какого Зверя вы тут толковали?

Я посмотрел на него, а потом медленно присел рядом и спросил:

– Ты помнишь, как жил последние годы?

Его лицо вдруг осунулось, и он отвел глаза. Однако молчание длилось недолго. Пропат, уставившись в землю невидящим взглядом, заговорил:

– Я родился и вырос в этой деревне. Я здесь жил всю свою жизнь. А потом… Однажды по нашему мосту проезжал такой высокий черноволосый господин на огромной гнедой лошади, и он совершенно ни за что ударил меня по лицу плетью. После этого со мной стали происходить какие-то странные вещи. Я засыпал у себя дома, в собственной постели, а просыпался мокрым на берегу реки или посреди леса. И ничего не помнил… Потом мои односельчане сказали, что я убил свою жену и своих трех дочерей, что я ломаю мосты… – Он поднял на меня глаза, и в них плескалось такое страдание, что я поневоле отвел взгляд.

– А как я мог убить Элгу и своих девочек – я же без них жить не могу! Как я мог сломать мост, когда я сам, вот этими руками, строил его! Да и не хватит моих сил, чтобы мост своротить!…

Но меня выгнали из деревни, а потом вообще стали на меня охотиться как на… как на зверя. Даже из Некостина приезжали стражники облаву на меня устраивать…

Последнее время я по лесам окрестным прятался. До самого западного болота доходил. Ну вот… вчера, наверное, перекинулся я в человека, забрался вечером в брошенную берлогу спать. А просыпаюсь здесь, в деревне, из которой меня выгнали.

И он неожиданно принялся озираться по сторонам, словно ожидая, что его снова начнут травить.

Я положил ему на плечо руку и негромко проговорил:

– Ладно, теперь все хорошо будет… Теперь ты все, что с тобой происходит, помнить будешь. А насчет Зверя… Видишь ли, когда тебя тот черноволосый господин плеткой ударил, он наложил на тебя заклятие. Ты действительно перекидывался страшным чудовищем, но забывал обо всем, что это чудовище делало, когда снова становился человеком… Вот такая, друг, жуткая история.

Я наконец смог посмотреть ему в глаза и улыбнуться.

– Зато ты совершенно не постарел, хотя с того времени, как тебя заколдовали, прошло почти тридцать лет…

– Сколько?! – изумленно выдохнул он.

– Тридцать… – повторил я и поднялся на ноги. – Так что тебе придется начинать жизнь практически заново.

Пропат остался сидеть на песке, изумленно задрав голову и пытаясь уловить на моем лице хоть тень насмешливой шутки. Только какие уж тут насмешки!

В этот момент на дороге, что выходила к реке между двух изгородей, появилось трое мужиков. В одном из них я сразу признал своего знакомца Фрола. Рядом с ним стоял седой старик с темными настороженными глазами, а чуть сзади молодой парень очень высокого, по местным меркам, роста и с широченными плечами.

Завидев нас, троица как по команде остановилась и принялась разглядывать сидящего Пропата. Тот, в свою очередь, с подозрением уставился на подошедших, словно ожидая от них серьезных неприятностей.

Через несколько секунд старик, не поворачивая головы, глухо произнес:

– Да, старуха не обманула, это он!…

В тот же момент вперед вылез широкоплечий парень и загородил обоих своих спутников. Уже из-за его плеча Фрол обратился ко мне:

– Эй, Белоголовый, что это нам бабка Анчупиха рассказывала, будто ты пообещал, что Зверя больше не будет?…

– Ничего я вашей бабке не обещал, – недовольно ответил я, – а сказал, что Зверя я уничтожил…

– Как же уничтожил, когда вон он на песочке сидит…

– Какой же это Зверь?… – Я недоуменно пожал плечами. – Это человек.

– Нет, – не согласился Фрол, – это Пропат, а Пропат – Зверь…

Тут я разозлился:

– Я просил бабку прислать сюда кого-нибудь умного и с крепкими нервами, а прислали очередного придурка, неспособного человека от Зверя отличить. Ладно, не знаешь ты, как Зверь выглядел, но как человек-то выглядит, ты должен знать?!

– Я знаю, как человек выглядит! Только это Пропат! А Пропат сейчас как человек и выглядит, и говорит, а ночью опять начнет реветь со свистом… – гнул свое упрямый Фрол.

– Знаешь что?! – совсем взъярился я. – Сейчас ты сам у меня заревешь со свистом!

– Ты, мил-человек, не ори и не грози… – неожиданно вмешался в нашу перепалку старик, напустивший на себя некую осанистость. – Ты объясни, почему это ты так уверен, что Пропат опять в Зверя не перекинется? – И дед выглянул из-за плеча охранявшего его парнишищи.

– А может, лучше их обоих сразу прикончить? – задумчивым басом пророкотал этот молоденький деревенский вышибала.

Тут Пропат поднялся на ноги и зарычал:

– Я тебе, щенок, и в своем человеческом облике накостыляю. Для этого мне не надо Зверем перекидываться…

Парень запыхтел и сделал шаг вперед. Но из-за его спины донеслось спокойное стариковское:

– Остынь… – И телохранитель застыл на месте.

Пропат довольно усмехнулся и тут же получил от старика внушение:

– А ты, Пропатушка, не нарывайся… Тебе никто не давал разрешения в деревню возвращаться… А будешь кулаками размахивать, в Некостин тебя отправим, пусть с тобой наместник разбирается.

Старик замолчал, явно ожидая от меня ответа на свой вопрос.

– А ты, дед, что за фигура, у всех ответа требовать и всем рты затыкать? – Мне захотелось разобраться, что же это за старичок такой суровый.

– А я, милок, староста здешний. И мне по закону положено кого надо спрашивать, а кому надо и рот заткнуть… Так что уж будь любезен, ответь на мой вопрос…

Очень мне хотелось отправить старичка со всей его компанией в ближние кустики по большой нужде, но я сдержался, понимая, что староста, как может, защищает общественные интересы. Так что, плюнув на песок, я сквозь зубы доложил:

– На Пропата было наложено заклятие. Из-за этого он и перекидывался Зверем, сам того не желая. И не помнит он, что творил в этом наложенном на него облике, так что с него нечего спрашивать…

Старик вышел из-за спины своей охраны, состроившей недовольную гримасу, и, внимательно меня выслушав, задумался, рассеянно пожевывая собственную губу. Наконец он поднял на меня глаза.

– Хорошо бы, если бы все было, как ты сказал… Только можем ли мы тебе верить? Мы ж тебя совсем не знаем…

– Вон, Фрол меня знает, – ответил я. – Да и зачем мне вас обманывать?…

Фрол тут же подтвердил:

– Да, этот Белоголовый ночевал с нами… На холме, рядом с дорогой…

– Во, видишь, – оживился дедок. – Фрол-то с тобой меньше суток знаком… Мне же представляется, что, чтобы снять наложенное на Пропата заклятие, надо быть о-о-очень сильным чародеем… А если ты в сговоре со Зверем?…

Я еще раз сплюнул на песок. Этот въедливый и недоверчивый дед мне осточертел, да и некогда мне было доказывать ему свою правоту. Взглянув на Фрола, я жестко приказал:

– Немедленно приведи мне мою лошадь! Я не собираюсь задерживаться в этой занюханной и неблагодарной деревушке! – Затем, убедившись, что Фрол бросился бегом выполнять мое поручение, я повернулся к несколько подрастерявшемуся старику: – А ты, староста, подумай вот о чем!… Почему Зверь не разрушил вашу деревню и не поубивал жителей?… Почему он нападал только на проезжих?… Почему он наказал вас, когда вы предупредили проезжавшую девушку?… Тебе не кажется, что он был специально оставлен здесь, чтобы подстеречь кого-то, ведь эта дорога была основной из ведущих на запад?…

Я сделал паузу, но не дал старику заговорить.

– И еще одно!… Для того чтобы исполнять должность старосты, надо, конечно, быть осторожным. Но главное – надо разбираться в людях… Лучше, чем это делаешь ты.

Старик открыл рот для того, видимо, чтобы достойно мне ответить, но охрана его опередила:

– Отец, разреши я ему вмажу!… – И молоденькая гора мышц снова сделала шаг вперед.

Я перевел взгляд на юношу и разъяренно прошипел:

– А ты, молодой хам, мне изрядно надоел!… Сейчас ты отправишься вон в те кустики думать о недостатках своего воспитания и поведения… – И я тут же прошептал свое «слабительное» заклинание.

Паренек, к полному изумлению старика, неожиданно присел, схватившись своими могучими лапами за живот, заозирался по сторонам и опрометью бросился прямо к указанным мною кустам. Староста только и успел, что вскинуть вслед ему руку.

Вот тут старик испугался по-настоящему. Я прекрасно видел, как у него задрожали руки и губы, как испуганно расширились глаза. И мне стало смешно.

– Что ты трясешься, староста! – попробовал я его успокоить. – Никто здесь не собирается обижать женщин, стариков и детей!

Но мои успокоительные слова только еще больше напугали старика. На его счастье, именно в этот момент послышался лошадиный топот и к реке выбежал Фрол, ведя в поводу моего коня.

Вмиг я оказался в седле и направил коня к броду. Но сразу же услышал за спиной голос Пропата:

– Белоголовый, возьми меня с собой…

Я остановил лошадь и оглянулся. Пропат стоял в двух шагах от меня и просительно смотрел мне в глаза. В общем-то можно было взять попутчика – вдвоем, как говорится, веселее, но я не знал, что ожидает меня впереди, а втравливать человека в собственные неприятности мне не хотелось. Однако Пропат по-своему оценил мои колебания:

– Я все равно здесь не останусь. Даже если они… – он мотнул головой в сторону старосты и Фрола, – …со временем убедятся, что я больше не Зверь, люди будут считать меня виновным в их несчастьях. И наместник начнет меня таскать по всяким дознаниям, выяснять, что во мне от Зверя осталось! Да и зачем мне здесь оставаться? Семьи у меня нет, родни тоже, почитай, не осталось, а какая осталась, за родного меня не считает… Так что ничто меня здесь не удерживает… Возьми меня с собой, я тебе пригожусь, да и должен я тебе за то, что от Зверя меня освободил…

Я начал сдаваться, и Пропат сразу это почувствовал – в его глазах зажглась надежда.

– Ну, в общем-то я не против, иди со мной… Только я ведь на лошади и поеду быстро – спешить мне надо. Пешком ты за мной не поспеешь, а лошади здесь мы не достанем…

При этих словах мужик радостно улыбнулся:

– Это ты не беспокойся, я от тебя не отстану… – В тот же момент раздался знакомый негромкий хлопок и вместо, здоровяка Пропата около меня оказался огромный матерый волчище. Переступая своими здоровенными лапами, он повернулся в сторону своих бывших односельчан и глухо зарычал, обнажив острейшие клыки. Те испуганно попятились к открытой в изгороди калитке. Волчара презрительно тряхнул головой, повернулся ко мне и выжидательно посмотрел мне в лицо внимательными карими глазами. Мой конь чуть всхрапнул, но в целом довольно спокойно отнесся к неожиданному появлению рядом с ним матерого хищника.

Я, взглянув на застывшее в сторонке местное население, третий раз плюнул на прибрежный песок и пустил лошадь в воду. Волк, держась несколько сзади и в стороне, без колебаний бросился за мной в реку.

Брод оказался неглубоким, так что я даже не замочил сапог. «Интересно, – подумал я, выбираясь на противоположный берег, – зачем они, имея такой отличный перекат, городили над рекой мост?» И в этот момент из-за реки донеслось:

– Эй, Белоголовый!…

Я оглянулся. У самой воды одиноко стоял Фрол. Ни старика, ни его мускулистого охранника не было видно. Фрол, приложив ладонь козырьком ко лбу, смотрел нам вслед. Увидев, что я обернулся, он заорал:

– Ты прости нас, Белоголовый… Это не мы такие поганые, это наш страх такой поганый!… Легкой дороги – гладкого пути тебе, Белоголовый!…

Я махнул Фролу рукой и пустил коня по тропе привычной скорой рысью. Чуть сзади и в стороне, прямо по траве и кустам за мной следовал огромный мокрый волчище, неспешно перебирая здоровенными лапами. Он бежал не спеша, словно проделывая послеобеденный моцион, но при этом ни на шаг не отставая от моего коня.

День стоял прекрасный, местность вдоль нашего пути была безлюдной, так что мы продвигались вперед достаточно быстро, не встречая каких-либо помех. Остановились мы лишь однажды, когда солнце перевалило за полдень. Я решил, что нам необходимо перекусить, а моему скакуну немного отдохнуть. На обед мой спутник явился с роскошным зайцем в пасти и, перекинувшись человеком, отлично запек свою добычу в углях костра, обмазав ее мокрой глиной.

Насытившись, мы растянулись в тени деревьев на травке, и я спросил Пропата:

– Слушай, ты хвастался, что доходил до самого западного болота? – Пропат утвердительно кивнул.

– А далеко от этого болота до западной Границы?

– Так это болото к самой Границе и примыкает… – быстро ответил Пропат.

– И когда мы до этого болота доберемся? – продолжил я свои расспросы.

– Сегодня к ночи, – сразу же ответил мой спутник, – если барон Кузел не помешает.

– Что за Козел? – удивленно спросил я.

– Не Козел, а Кузел, – с усмешкой поправил меня Пропат. – Тут по пути стоит один очень старый замок, в котором и обретается этот барон. Вообще-то он и не барон никакой… Его давний предок осел около болота сразу после Всеобщей Войны. Сумел собрать кое-какой сброд и отбить все атаки на свой замок, хотя не слишком-то его и атаковали. С тех пор и правят Кузелы берегом граничного болота. Ну а поскольку развлечений у барона маловато, он хватает всяких проезжих и тянет их к себе в замок.

Пропат усмехнулся и покрутил головой:

– Он, правда, никого не обижает. Напоит, накормит и дней пять-шесть расспрашивает, что в мире происходит. Самому-то ему от болота далеко уходить нельзя – его род до сих пор вне закона числится. Так у нас некоторые мужички приноровились по несколько раз ему в лапы попадать… Поесть-попить вволю… Но вот если его Козлом назвать, очень сердится. Даже выпороть может приказать… А зачем тебе к болоту-то надо? – закончил Пропат свой рассказ вопросом.

– Так мне не к болоту надо, – спокойно ответил я, хотя знал, что для местного жителя мое путешествие покажется, а может, и окажется, невозможным. – Мне к Границе надо…

– Так к Границе надо было идти в обход. Через болото к Границе не выйти…

– Почему?… – настороженно поинтересовался я.

– Нет пути через болото к Границе.

– А в обход идти сколько по времени будет?

Пропат на секунду задумался, а потом неуверенно ответил:

– Ну, если поспешить, суток за шесть можно уложиться… Только зачем тебе к Границе-то, что ты там ищешь?

– Мне, мой дорогой друг, за Границу надо, в Болото!

Пропат сел на траве и ошарашенно уставился на меня:

– Как же ты через Границу пойдешь, когда Граница непроходима!!!

Тут пришла моя очередь усмехнуться:

– Да у меня есть кое-какие особенные способности… Так что, я надеюсь, у меня этот переход получится…

Пропат недоверчиво покачал головой, и неожиданно его глаза загорелись какой-то мыслью.

– Ну и пойдем в обход!… Там мы Границу и перейдем!

– А ты со мной собираешься?! – удивился я.

– Конечно! – Пропат в возбуждении вскочил на ноги. – Моя бабка мне говорила, что если простой человек из нашего мира сможет Границу пересечь, все Границы исчезнут! Вот мне и хочется проверить, так ли это!

– Хм… – Я пожал плечами. – Ну, проверяй, я не возражаю… Только в обход я идти не могу. Мне необходимо пересечь Границу в ближайшие два дня, так что я иду напрямую…

– Да почему?! – воскликнул Пропат. – Какая разница – днем раньше, днем позже, главное – Границу пересечь!

– У меня, видишь ли, там свидание назначено, – невесело улыбнулся я, – и опаздывать мне никак нельзя!

Тут мой спутник совсем обалдел:

– Свидание!… За Границей!… Да как ты мог договориться о таком свидании!…

– Мне передали приглашение… – попытался отшутиться я.

– Кто! – буквально завопил Пропат. – Кто смог пересечь Границу, чтобы передать тебе приглашение?!

– Хто, хто, дед Пихто! – разозлился я. – Много будешь знать – мало будешь жить!

Пропат осел, как сдутый воздушный шарик.

– Ладно, не обижайся, – постарался я ободрить его. – Я и сам иду на ощупь, сам далеко не все понимаю, а ты хочешь, чтобы я тебе все объяснил…

Пропат несколько скованно улыбнулся:

– Это я – завелся из-за твоего обещания перевести через Границу… – И он задумался.

– Ну, что приуныл, – улыбнулся я.

– Я не приуныл. – Он задумчиво поскреб щеку. – Я думаю, в каких обликах нам лучше пробираться к болоту, чтобы подручные Кузела нас не засекли… И как болото пересечь. Оно хотя и не широкое, но его и перелететь сложно, а уж по земле…

– Это ты можешь не обдумывать, – небрежно бросил я. – Я буду двигаться вот в этом самом виде…

– Не, так ты не пройдешь… – убежденно высказался Пропат.

– Именно так и пройду, поскольку другого обличья все равно не имею…

– Как это?! – в очередной раз изумился Пропат.

– А вот так… – спокойно ответил я.

– Так ты что же, одноликий?!

– Ага…

– Но ведь все одноликие, оставшиеся после разрушения Храма Великого-Сущего, умерли!…

– А я не от Великого-Сущего остался, я всегда таким был, – и, глядя на удивленную физиономию своего спутника, добавил: – Да ты, должно быть, слышал об одном таком одноликом друге вашего Многоликого…

И тут в глазах Пропата мелькнуло мгновенное понимание и он чуть ли не благоговейно прошептал:

– Белоголовый!… – Его сомнения и вопросы мгновенно пропали.

– Угу, именно Белоголовый, – с улыбкой подтвердил я, – только немного постаревший.

Я встал и коротко бросил, прекращая прения:

– Все, хватит валяться, пора в путь.

И снова нам навстречу бежали освещенные ярким осенним солнцем деревья. И снова мой конь всхрапывал порой, косясь своим выпуклым глазом на мелькавшую сбоку в кустах быструю серую тень.

День уже догорал, когда невысокий и негустой лесочек, среди которого мы двигались, неожиданно кончился и моя лошадь остановилась на берегу бескрайнего болота.

Это было очень странное болото. Оно начиналось узкой полосой темно-бурой стоячей воды и имело четко очерченные берега. Словно кто-то провел огромным карандашом неровную черту и по разные стороны от этой черты обосновались совершенно различные миры. За нашей спиной тихо шелестели под легким вечерним ветром начинавшие желтеть листочки деревьев и стелилась по земле короткая мягкая трава, выбрасывая из себя невысокие кучерявые кустики. А впереди расстилалось мертвое пространство, покрытое бурыми, пожухлыми нитями бывшей травы, из которой торчали обломанные полусгнившие стволы деревьев, корявые ветви, напоминавшие повалившиеся кладбищенские кресты. Этот унылый пейзаж дополняли разбросанные, зеркально гладкие окна почти черной воды, вскипавшей порой пузырями выбрасываемого газа.

Все пространство над болотом было заполнено белесой ядовитой пеленой, висевшей над самой поверхностью плотным облаком, постепенно истончавшимся и исчезавшим высоко в сером небе. Самое интересное заключалось в том, что эта пелена стояла размытой полупрозрачной клубящейся стеной сразу за черной чертой неподвижной воды, но не переползала на живой берег.

Теперь я понял, что имел в виду Пропат, говоря о полете над этим болотом.

Солнце уже скрылось за горизонтом, когда мы разбили лагерь и поужинали. Пропат, ковыряя в зубах заостренной веточкой, задумчиво рассматривал быстро погружающееся в темноту болото. Скоро только багровые отблески нашего небольшого костерка, перепрыгивая через черное зеркало граничной воды, выхватывали из темноты мертвечину болота.

На нашей стороне раздавались привычные звуки ночного леса – стрекотание сверчков, редкие нестройные крики лягушек, несколько неожиданные осенью, нечастое хлопанье крыльев птицы, вспугнутой ночной тенью, а над чернотой болота висела тяжелая мертвая тишина.

Пропат вызвался подежурить первую половину ночи, и я, хотя и считал это напрасным, не стал возражать. Мне показалось, что ему просто хочется побыть одному и подумать о тех переменах в его жизни, которые принес ему этот день. Я уже собрался отправиться в палатку, как вдруг из темноты в освещенный круг вступили двое довольно странно одетых людей.

Их широкие свободные штаны, стянутые на поясе и щиколотках, больше всего напоминали самые обыкновенные шаровары, хотя они и были изготовлены из плотной тяжелой ткани. Под штанами нахально желтели невиданные мной раньше… лапти. Кроме штанов и лаптей, на обоих ребятках были надеты прямо на голое тело овчинные безрукавки нестриженым мехом наружу, так что в своей верхней части они напоминали не то медведей, не то троллей. На головах оба имели столь же мохнатые шапочки, с узкими ушками, кокетливо завязанными под подбородком. На поясе у них висели длинные, кривые и, судя по тому, как оттягивались их пояса, очень тяжелые сабли.

Выйдя на свет, один из прибывших молча почесал свою шапку, а второй, видимо, старший в этой паре, коротко приказал:

– Поехали!…

– Ну вот… – проворчал Пропат, не двигаясь с места, – я же предупреждал…

Я несколько секунд разглядывал эти два пугала, а потом недовольно произнес:

– Ничего себе!… Заявляются какие-то бомжеватые личности, и ни с того ни с сего – «поехали»! Куда поехали?! Зачем поехали?!

– А то ты не знаешь?… – нагло ухмыльнулся тот, что начал разговор. Молчавший снова поскреб свою шапку.

– А то – знаю?… – не менее нагло ухмыльнулся я в ответ.

– Ну тогда объясняю для таких темных, как ты, – посерьезнел говорливый. – Вы должны проследовать с нами в фамильный замок барона Кузела, поскольку находитесь на его земле, поскольку на его земле вне замка ночевать запрещается!

При этих словах оба башибузука гордо подбоченились, поднимая авторитет местной власти.

– Какой такой барон Козел?! – удивился я, не обращая внимание на предупреждающий взгляд Пропата. – Откуда у этого Козла права на эту землю?! Пусть предъявит официально заверенную выписку из государственного кадастра земель!

– Чего предъявит?! – растерялся старший, а его помощник, стараясь быть полезным начальству, вполголоса подсказал:

– Просит показать какую-то письку от какого-то кастрата…

– Заткнись! – рявкнул начальник на съежившегося подчиненного и, повернувшись ко мне, потребовал: – А ну, повтори, что сказал?!

– Уши сначала развяжи, – нагло заявил я ему, – а то снова ничего не поймешь!

Физиономия у башибузука начала багроветь. До него наконец дошло, что я просто издеваюсь над ним.

– Ах ты, значит, так?! – угрожающе зашипел он, вытягивая из ножен свою кривую «селедку». – Ты, значит, барона Кузела Козлом называть, да еще какого-то кастрата от него требовать?! Ну!… Ну, быть тебе поротым… – И он сделал шаг вперед.

Я быстро переплел особым образом пальцы правой руки и дунул с ладони под ноги разъяренному сабленосцу. Обе его ноги до щиколоток провалились в траву, и по его натужному кряхтенью стало ясно, что он не может освободить свои лапти из удерживающей их земли. Пару минут он пыхтел и поругивался, пытаясь сделать хотя бы шаг, а потом неожиданно заорал на топтавшегося рядом адъютанта:

– Чего, как лошадь, с ноги на ногу переступаешь! Давай помоги выбраться, я в какую-то липкость вляпался!

Он, похоже, не понял, что в «липкость» эту я его определил.

Помощничек спрятал назад в ножны свою сабельку и, ухватив начальничка за тело под протянутые белы рученьки, дернул с такой силой, что я испугался, как бы он не оторвал своему руководству быстры ноженьки. Во всяком случае, коленках у старшего явственно что-то хрустнуло, а последовавший за этим вопль перебудил все болото.

– Да ты что ж это творишь, харя твоя безголовая! Ты зачем мне ноги из тела выдергиваешь!… Ты что ж, думаешь, меня новые отрастут?…

– Так я того… – попыталась объяснить свое усердие бедовая харя. – Я тока дернул чуть-чуть…

– Что б тебя так твои дети каждую ночь дергали!… – снова завопило начальство, а затем вдруг совершенно спокойным голосом приказало: – Давай разувай меня!…

Подчиненный недоумевающе поскреб свою шапку, а потом нырнул под ноги начальству и, задрав тому брючины до колен, принялся быстро разматывать у него на ногах онучи. Скоро белые лоскуты обмоток лежали на земле, но ступни не собирались покидать уютных гнездышек лаптей. И верно, я ж не лапти к земле приковал, а ноги.

Начальство, может быть, и расстроилось своей неудачей, но совершенно не растерялось. Последовал новый короткий приказ:

– Беги за подмогой!… Приведешь восемь человек, да захватите две лопаты. Четверо будут меня откапывать. А остальные поведут этого, говоруна… – он ткнул обнаженной саблей в мою сторону, – …с его дружком в замок. Быстро!…

– Ага!… – бодро откликнулся младший башибузук и кинулся в ночной лес. А вслед ему полетело мое маленькое наставление, произнесенное негромким речитативом. Теперь этот бедолага должен будет до рассвета бегать невдалеке от нашего лагеря, а я вполне мог позволить себе немного соснуть, в чем после прошлой ночи очень нуждался.

Я залез в свою палатку, сопровождаемый удивленным взглядом своего «дружка» Пропата, и через минуту заснул сном младенца.

Больше в течение ночи никаких, тревожащих сон, случаев не произошло, и я, прекрасно выспавшись, поднялся вместе с ясным солнышком.

Снаружи Пропат мирно спал у прогоревшего костерка, а наш незадачливый поимщик храпел, лежа на спине и уставив в светлеющее небо коленки прилипших к земле ног. В стелящемся над землей утреннем тумане размытой тенью маячила моя дремавшая лошадь.

Я умылся, быстро развел огонь и подвесил над ним котелок с запасенной водой. Затем подошел к коню и внимательно осмотрел его. Вернувшись к костру, я приготовил несколько бутербродов и всыпал в закипевшую воду заварку. В этот время проснулся Пропат, и когда он, умывшись, присел у костра, завтрак уже стоял на «столе», в смысле – лежал на траве. Я налил чаю в еще одну кружку, взял кусок хлеба с ломтем ветчины и подошел к приспешнику барона Кузела.

Едва я остановился над его неловко лежащим телом, как он прекратил храпеть, открыл глаза и уставился на меня непонимающим взглядом. Потом до него дошло, что перед ним стоит его ночной насмешник, и он неловко, но достаточно быстро поднялся на свои прилипшие к земле ноги. И первое, что он сделал, утвердившись в вертикальном положении, это схватил меня за рукав и злорадно заорал:

– Попался, господин насмешник!…

– Осторожно, а то я тебе на голые ноги могу кипятком плеснуть… – добродушно предупредил я рьяного служаку. С утра он был догадлив и тут же отпустил мой рукав. В благодарность за это я сунул ему в руки кружку с чаем и краюху хлеба с мясом.

– Подкрепись, а то не сможешь службу исполнять… – Я похлопал его по косматому плечу. Он в ответ похлопал еще заспанными глазами и тут же впился зубами в бутерброд.

Мы с Пропатом быстро прикончили свой завтрак и свернули лагерь.

Когда мы были готовы к выходу, я подошел к молчавшему башибузуку.

– Мы сейчас уйдем, а ты часика через два кричи громче, вон товарищ бродит где-то здесь неподалеку, он сможет тебе помочь. Раньше кричать не стоит, он все равно тебя не услышит… – Я внимательно взглянул ему в глаза, стараясь, чтобы он вполне усвоил мои наставления. – Да, вот еще что. Откапывать тебя не надо, ноги твои постепенно сами собой отклеятся…

– Ты откуда знаешь?… – неожиданно поинтересовался он.

– Так я ж их сам приклеил, – пожав плечами, ответил я и, не обращая внимания на дальнейшие его вопросы, вернулся к Пропату, стоявшему рядом с лошадью.

Мы двинулись к болоту как раз в тот момент, когда из-за горизонта показался краешек огненно-красного солнца. Окружавшая нас крошечная рощица сразу стала веселой и приветливой, а темневшее впереди болото еще больше помрачнело. Мы приблизились вплотную к черной стоячей воде границы и остановились.

– Значит, так, – обратился я к своему спутнику. – Если я разгоню этот ядовитый туман, ты сможешь перелететь через болото?

– Конечно, – тут же ответил он. – Только ты-то сам как будешь перебираться?

– Это вопрос другой, – медленно проговорил я, оглядывая болото внимательным взглядом. – Главное, тебя переправить…

Посчитав кое-что в уме, я взглянул на Пропата и сказал не терпящим возражения тоном:

– Ты летишь точно на запад и ждешь меня на той стороне болота. Я пойду напрямую и выйду к тебе. Это займет определенное время, но ты ни в коем случае не суйся в болото, даже если тебе покажется, что я тебя зову на помощь!

– Почему? – удивился он.

– Потому что это не простое болото, и оно может выкинуть самый неожиданный фокус… Ты все понял? – Я впился в лицо своего товарища своим самым строгим взглядом. Тот судорожно сглотнул и молча кивнул мне.

– Тогда начнем… – задумчиво проговорил я.

Привязав уздечку коня к торчавшему из травы тонкому стволику обломанного деревца, я плеснул в ладонь немного воды из своей фляжки и принялся читать старое шаманское заклинание воздушного вихря. При этом я, по всем правилам науки Крайнего Севера своей Родины, кропил воду с ладони, очерчивая каплями круг.

Уже через несколько секунд в нескольких метрах передо мной стлавшийся над болотом туман начал закручиваться гигантской спиралью, постепенно убыстряя скорость своего вращения. Огромная воронка повисла над мертвой поверхностью болота, втягивая в себя клочья тумана, космы гниющей травы, покрывая рябью черное стекло болотных окон. А потом эта воздушная юла двинулась к западу, прочерчивая своим острым концом ясно видный след на неподвижной поверхности болота.

– Давай! – скомандовал я, не оборачиваясь.

В тот же момент позади меня раздался слабый хлопок и из-за моего плеча, тяжело взмахивая крыльями, вылетел большой черный грач. Птица, без раздумий и сомнений, направила свой полет следом за уходящим смерчем, постепенно превращаясь в черную уменьшающуюся точку. Когда она исчезла вдалеке, я взял узду своего коня и повел слегка упирающееся животное к границе болота. А сзади меня раздавались какие-то невнятные крики, видимо, боец барона Козела пытался меня о чем-то предупредить. Через мгновение я вступил в полосу черной воды, очерчивающей границу болотной магии.

* * *

Едва я пересек границу, как мир вокруг меня мгновенно изменился.

Небо стало светло-серым, а солнце, едва показывавшееся из-за горизонта позади меня, прыгнуло вверх по небосводу на половину своего пути к полудню и превратилось в черный диск. Все вокруг залил пронзительно-белый свет, так что поверхность болота превратилась в белоснежную равнину, из которой торчали тонкие угольно-черные стволы наклонившихся сломанных деревьев, редкие голые черные штрихи камышинок и высокой болотной травы. Эти черные мертвые остатки растительного мира отбрасывали на белоснежную поверхность болота странно изломанные белые тени. Я не мог понять, как можно видеть белые тени на еще более белом, тем не менее ясно видел их.

При каждом шаге мои ноги до половины голени легко погружались в холодную белую твердь, не вызывая никакого волнения на поверхности, как будто я протыкал ногами матовое стекло и оно глотало мою плоть, не испытывая при этом какого-либо беспокойства. Именно это безразличие окружения позволяло мне ускорить шаг. Оно требовало неспешности и я подчинился этому требованию.

Конь мой брел за мной, безразлично переставляя ноги, я неожиданно заметил, что ни его, ни мое тело теней не отбрасывают, словно мы были абсолютно прозрачными для лучей этого черного светила… И еще… В этом странном мире, казалось, полностью отсутствует время. Мы шли и шли, размеренно переставляя ноги, а черное солнце все так же неподвижно висело у меня за спиной, как будто секунды, минуты, часы не хотели протекать через этот, залитый пронзительным светом мир. Вокруг нас царили безмолвие и неподвижность.

Чтобы хоть как-то разбить этот стасис, я попытался считать свои шаги, но через минуту понял, что как в вальсе отсчитываю «раз, два, три», «раз, два, три», «раз, два…».

Я не знаю, как долго пришлось нам шагать, но наконец на линии горизонта возник некий странный излом. Доселе ровная черта, между светло-серым и белым вдруг образовался пик, словно белизна подпрыгнула в одном месте. И этот пик начал медленно расти, показывая, что все-таки к чему-то приближаемся.

Еще через некоторое количество шагов я понял, что направляюсь к некоему холму, самым постыдным образом нарушившему изысканное однообразие абсолютно плоской равнины. Мы отшагали еще несколько тысяч шагов и вплотную приблизились к белоснежной возвышенности. И тут понял, что не смогу подняться на нее. Мои ноги все так же ступали по плоской равнине, а мое тело начало постепенно погружаться в белоснежную, медленно поднимающуюся поверхность. Вот ее обрез поднялся до середины бедер… до пояса… до груди… Когда белый холм накрыл меня с головой, я закрыл глаза, продолжая свое почти автоматическое движение на запад.

«Я всегда умел держать направление без всяких ориентиров…» – мелькнула в моем сознании какая-то посторонняя мысль. Ноги мои все так же переступали, высоко поднимая колени и неся мое тело вперед, а мысли замерли. Все, кроме одной – «раз, два, три», «раз, два, три», «раз, два…».

* * *

И в этот момент чья-то тяжелая рука ударила меня по лицу.

Я открыл глаза и обнаружил, что стою на узкой, не более пары десятков метров, полоске зеленой травы.

Судя по высоте солнца, я был в пути не более двух-трех часов. Позади меня чернела знакомая полоса темной воды, ограничивающая территорию болота, впереди, насколько это ни покажется поразительным, начиналась песчаная пустыня, а прямо передо мной стоял… встревоженный Пропат.

Едва поняв, что я воспринимаю окружающее, он зачастил басом:

– Ты вышел из болота и, не останавливаясь, продолжал идти вперед с закрытыми глазами. Я тебя звал, пытался остановить, но все было бесполезно! И тогда я тебя ударил… слегка… – Он был очень смущен и встревожен. И я улыбнулся ему.

– Огромное тебе спасибо!… Если бы не ты, я так и шагал бы до самого края мира… Или до тех пор, пока не свалился бы от усталости…

Пропат облегченно вздохнул и смущенно забормотал:

– Да чего там… Я, если что, всегда пожалуйста…

Наконец, усилием воли стряхнув с себя смущение, он резко повернулся в сторону пустыни и сказал своим обычным баском:

– Вот она, Граница…

Я тоже посмотрел на желтеющие барханы. Они казались какими-то неестественными в такой близи от зелени травы и темной воды болота.

– Значит, ты уверен, что это Граница? – задумчиво переспросил я.

– Конечно, уверен!… – твердо ответил он. – Я же не первый раз ее вижу!…

– Ну что ж, – я улыбнулся, не ожидая от Границы больших неожиданностей и впечатлений, чем от болота, – пошли…

Я сел в седло, а Пропат снова перекинулся волком, и мы двинулись к расстилавшимся впереди пескам. На самом краю зеленеющей травы я на несколько секунд задержался, чтобы внимательно рассмотреть предстоящую нам дорогу и мысленно наметить трассу движения. Неподвижные желтые пески лежали чуть поднимающейся к горизонту равниной. Однако ясно разглядеть эту равнину можно было всего метров на двести с небольшим вперед. Дальше все затягивалось чуть струящейся в горячем воздухе желтоватой дымкой. Казалось, там, под совсем не осенним тяжелым солнечным зноем, пески плавятся, выдавливая из себя желтоватый колышущийся пар.

Как раз почти на границе видимости из желтого песка торчал обломок какой-то буроватой скалы. Именно на него я решил и ориентироваться.

Я толкнул каблуками сапог лошадиные бока, и копыта моего коня ступили на песок пустыни, сразу утонув в нем до половины. Сопровождавший меня волк на секунду замер на последней зеленой траве, словно принюхиваясь к чему-то чужому, и тоже сделал первый нерешительный шаг.

В ту же секунду раздался негромкий хлопок и Пропат принял свой человеческий облик. Я удивился такому решению, но его ошарашенный вид подсказал мне, что эта трансформация произошла помимо его воли.

– Что случилось? – встревоженно поинтересовался я.

– Сам не пойму!… – пожал он плечами. – Со мной такого никогда не было… Такое ощущение, что я не могу удержаться в нечеловеческом облике, что-то меня из него выбрасывает. И ты знаешь, я не способен принять ни один из доступных мне обликов, кроме человеческого…

– А ты попробуй еще раз… – сочувственно предложил я.

– Я и пробую!… Только ничего не получается!… – начал раздражаться он.

Я соскочил на землю и взял его за руку.

– Знаешь что, пойдем-ка пешком. И держись за меня. В конце концов мы не знаем, что именно мешает вам пересекать Границы.

После этих слов Пропат с испугом взглянул на меня и вцепился в мой рукав. Дальше мы пошли пешком, проваливаясь по щиколотку в мелкий сыпучий песок.

Пройдя не больше двадцати шагов, Пропат начал как-то странно озираться и постепенно замедлять движение. Скоро он совсем остановился и твердо заявил:

– Мы идем не в ту сторону!…

– Почему?… – удивился я, обломок бурой скалы – принятый мной ориентир – по-прежнему виднелся прямо впереди.

– Нам нужно шагать прямо! – уверенно ответил Пропат, махнув при этом рукой вправо, – а мы слишком сильно забираем влево!… Так мы скоро повернем назад!…

– Ты ошибаешься… – мягко возразил я, – мы направляемся вон к тому бурому камню, который торчит впереди… – И я указал на свой ориентир.

– Да?… – неуверенно переспросил Пропат. И нехотя согласился: – Ладно, пошли…

Однако уже через несколько шагов он снова начал тянуть меня вправо, утверждая при этом, что идет к тому самому обломку, на который я указал. Мне пришлось остановиться. Я развернул Пропата лицом к себе и, пристально глядя ему в глаза, как можно убедительнее заговорил:

– Магия Границы старается развернуть тебя. Пойми, вам не удается преодолеть Границу именно потому, что вы теряете ориентировку. Вернее, не теряете, это магия Границы сбивает ее. Именно это заставляет вас возвращаться или кружить в песках до изнеможения! Сейчас ты крепко зажмуришь глаза и я поведу тебя. На меня эта магия не действует, и я смогу перевести тебя через Границу. Какие бы сомнения тебя ни грызли, следуй за мной! Понял?

Он утвердительно кивнул головой, но в его глазах уже плясали чертики сумасшествия. Он очень хотел мне верить, но уже не верил! И все-таки в нем достало силы зажмурить глаза и крепко стиснуть мою руку.

Мы снова двинулись вперед, но через несколько шагов его рука задрожала и он снова рванулся вправо, едва меня не повалив. Когда ему не удалось повернуть меня туда, куда гнала его магия, он с горячей убежденностью заговорил:

– Мы идем не в ту сторону! Неужели ты не видишь, что мы уже сделали почти полный круг и впереди снова видна трава! Вон, посмотри, ее так хорошо видно! А нам надо идти вот в этом направлении! Вон же лежит тот камень, про который ты говорил!…

При этом глаза его были плотно зажмурены, а все тело вздрагивало словно в ознобе.

Я, не отвечая на его вопли, продолжал тянуть его за собой, однако это становилось с каждым шагом все труднее. Он все сильнее упирался и не умолкая доказывал необходимость свернуть. Наконец, он просто заорал:

– Ну куда ты меня тянешь! Ты что не видишь, что мы идем к обрыву! А над обрывом кружат какие-то большие хищные птицы и… Слушай, неужели ты не чувствуешь, как оттуда воняет!… Это же трупный запах!… Там догнивают останки таких же, как ты, упрямцев.

И тогда я понял, что мне не справиться с его неудержимым стремлением повернуть назад, он был слишком силен. У меня оставалась единственная возможность перейти Границу вместе с Пропатом – оглушить его и погрузить на лошадь. Я очень не хотел этого делать, но он не оставлял мне выбора.

Глаза моего буйного спутника были по-прежнему закрыты. Я размахнулся левой рукой, но в этот момент раздался знакомый негромкий хлопок и в моей руке вместо человеческой ладони оказалось извивающееся змеиное тело!

Я чисто инстинктивно отбросил от себя обвивавшую мою руку двухметровую змею, и та пестрым извивающимся ручейком устремилась вправо, все больше и больше забирая назад.

Скоро она скрылась между невысоких барханов, а спустя пару минут я услышал новый хлопок, и песок выбросил из себя человеческую фигуру, которая быстро, почти бегом, бросилась к еще видневшимся позади зеленым кустикам предграничья.

Я пожал плечами: «Что ж, значит, не Пропату суждено первому пересечь древнюю Границу…»

Взобравшись в седло, я не торопясь двинулся к облюбованному мной камню.

Чем ближе я подъезжал к своему ориентиру, тем сильнее занимала меня мутная желтоватая пелена, скрывавшая мой дальнейший путь. Она не двигалась и не становилась прозрачнее по мере моего приближения. Наоборот, жарко струящийся воздух, наполненный, казалось, неким песчаным выпотом, превращался в занавес, раскинувшийся от края до края песчаной равнины и пропадавший где-то высоко в синеве неба за редкими облаками.

Скоро я оказался в двух шагах от этого струящегося занавеса и, спустившись на землю, осторожно приблизился к нему. Ни какого-то особенного жара, ни движения воздуха я не ощутил. Мои органы чувств, кроме зрения, даже в обостренном состоянии не отмечали наличия какой-либо преграды. И тогда я, потянув за собой коня, сделал шаг внутрь этого непонятного явления.

Со всех сторон меня охватил желтый струящийся и переливающийся огонь. Его длинные языки облизывали мое тело, не причиняя мне ни малейшего вреда. Я шагал сквозь пламя песчаного цвета, а оно беззвучно обтекало меня, как ненужную ей, случайно занесенную в ее переливающееся нутро частичку.

Я сделал внутри этого феномена всего четыре шага и…

…И оказался на голой песчаной равнине, которая обрывалась в трехстах с небольшим шагах впереди меня. Невдалеке, чуть правее от принятого мной направления начинались лесистые предгорья, а слева, у недалекого горизонта, виднеюсь темная мокрая полоса, которая, покидая песок пустыни, превращалась в небольшую, но достаточно многоводную реку. И текла эта река как раз в сторону пустыни!

А позади меня вставал жарко струящийся воздух, наполненный цветом окружающей песчаной равнины!

Я вздохнул и снова взобрался в седло. Оглядевшись с высоты своего коня, я развернул его в сторону гор. Мне до черта надоели пустыни и болота, я хотел в Богом проклятые горы!

5. Болото

…Не слишком ли мы привыкли к избитой мысли о том, что русский язык «великий и могучий»? Кто из нас хоть раз в жизни не повторил с гордостью высказывание одного не слишком древнего мыслителя о том, что французский язык – это язык любви, немецкий – язык философии, а русский – язык поэзии!

А кто из нас вспомнит, когда он последний раз пользовался поэтическими возможностями русского языка? Вот, например, как можно опоэтизировать по-русски простое русское слово «болото»?…

– Благодарение Морю, наш господин справедлив и милостив, не то что господа с равнины или из пустыни!

Я автоматически оглянулся назад и бросил взгляд на еще видневшиеся с высоты предгорий пески Границы.

– Нет, это не пустыня! Это так, песочек! А вот южнее, там, где солнышко припекает, вот там-то настоящая пустыня! Говорят, до Войны эта пустыня тянулась на много миль, до самого южного моря, которое тогда называли океаном – такое вот странное, не очень понятное название. Но и теперь эта пустыня – очень неприятное место. Я там был дважды с поручениями от своего господина… Б-р-р-р!

Мой случайный попутчик так передернул плечами, что чуть не свалился со своего осла.

Мы не спеша продвигались по дороге, петлявшей по предгорью и медленно поднимавшейся все выше и выше. Я выехал на эту дорогу, а вернее, на тропу, которой она начиналась, почти сразу после того, как покинул приграничную пустыню. Она была узка и безлюдна, но я и не рассчитывал обнаружить многолюдный тракт вблизи от Границы. Тропа, как мне показалось, вилась в нужном мне направлении, а когда она расширилась настолько, что на ней стали видны следы от колес, я полностью уверился в правильности своего выбора.

А еще через некоторое время мой конь нагнал маленького осла, на котором гордо восседал невысокий толстяк, одетый в темно-синий, почти форменного покроя кафтан, расшитый к тому же серебряным позументом, такого же цвета штаны с желтым почему-то кантом, желтые же чулки и башмаки. На голове толстяка красовалась синяя широкополая шляпа.

Услышав позади цокот копыт моего коня, он обернулся и его щекастое румяное лицо сразу озарилось добродушной улыбкой. Как только наши животные поравнялись, он заговорил, и с тех пор, в течение уже почти двух часов, не умолкал, позволяя мне только изредка вставить в разговор одно-два слова или задать короткий вопрос.

Я уже знал, что толстяка зовут Попур Кашат, что он полномочный поверенный своего господина и возвращается из весьма ответственной поездки на равнину. Он также сообщил мне, что до замка хозяина здешних мест его осел доберется к сумеркам и что меня там примут со всевозможным гостеприимством, так как его господин очень любит свежих людей, а тем более таких опытных и знающих путешественников, как моя милость.

Я не знаю, почему Попур решил, что я опытный путешественник, но разубеждать его не стал. Во-первых, потому, что он все равно не дал бы мне сказать ни слова, а во-вторых, потому, что он в конце концов был прав. И вообще его болтовня была настолько интересна, образна и наполнена информацией, что доставляла мне массу удовольствия.

– Всем хороша наша страна, – продолжал между тем мой говорливый спутник. – Уж мне-то ты можешь поверить – я проехал ее из конца в конец. И только две вещи в ней нуждаются в изменении! Необходимо увеличить ее территорию и уменьшить количество властителей! Ты наверняка знаешь, что нашу страну на хорошей лошади можно проехать с востока на запад за двадцать восемь дней, а с севера на юг – за тридцать. Жителей в ней не больше пятисот тысяч. И что с того, что практически все они в той или иной степени владеют магией, когда на этой крошечной территории хозяйничают девять самовластных властителей! И это если не считать самого самовластного! Это хорошо, что он не имеет ничего, кроме замка, да и тот расположен в весьма отдаленном месте.

Тут Кашат задумался, но всего лишь на секунду.

– Слушай, я раньше как-то не задумывался, а ведь это действительно странно! Верховный правитель страны, обладающий к тому же самой серьезной магической силой, не пытается по-настоящему захватить власть… Вмешивается в дела других правителей только тогда, когда их распри принимают совсем уж чудовищные формы. Да что там говорить, его видели-то последний раз лет двадцать назад, когда он наводил порядок на равнине… Правда, разобрался он тогда со всеми проблемами жестко и эффективно!

В голосе толстяка недоумение быстро сменилось восхищением.

– А к нашему господину верховный правитель всегда относился с особым расположением!… – Теперь в его говорке преобладала гордость. – По всей стране известно, как он однажды сказал нашему господину: «Серый да синий – лучшие Цвета в мире!»

Он с торжеством посмотрел на меня, и я, усмехнувшись, поддакнул:

– Я тоже после серого больше всего люблю синий цвет…

– А я люблю синий с серебром, – тут же перебил меня толстый Попур, стараясь не упустить инициативу в разговоре. – Горам он как-то больше всего подходит. Хотя в горах можно отыскать любые, самые прихотливые цвета, на любой вкус, на любую магию… Ты раньше бывал в горах?

– Неоднократно… – уверенно ответил я. – Правда, в ваши горы я забрел впервые…

Честно говоря, окружающий нас пейзаж можно было назвать горным с большой натяжкой. Ни покрытых снегом пиков, ни ледников, ни обрывов и пропастей, таких, как на Земле или в том же Тань-Шао, здесь не наблюдалось. Радовавшие наш глаз горы были лишь немногим больше забайкальских сопок, да стояли потеснее.

Тем не менее толстяк с некоторым недоумением посмотрел на меня, а потом, словно что-то сообразив, заявил:

– Ну, юго-западные прибрежные меловые холмы вряд ли можно назвать горами!…

Я прикусил язык… Это ж надо, совершенно не зная географию страны, пускаться в рассуждения о своих горных походах. Не рассказывать же этому толстяку о своих хождениях за три мира!…

А Попур продолжал свою болтовню, живо объяснив самому себе мою оплошность:

– Хотя, если настоящих гор никогда не видел, и те холмики можно назвать отрогами! Я слышал, как тамошние рыбаки гордо говорят «в наших горах»! А ты, значит, оттуда родом?…

На этот раз я был начеку и ответил очень обтекаемо:

– Да нет, вообще-то я с равнины…

Он не стал уточнять, откуда именно, зато задал другой, не менее каверзный вопрос:

– И, как полный человек, чем занимаешься?…

Я уже слышал такое словосочетание – «полный человек», но не мог сразу сообразить, где и когда. Еще более встревожившись, я сделал вид, что не расслышал последнего вопроса, а поинтересовался в свою очередь:

– Это что ж за гора такая странная?! Я такого никогда не видел!… Почему она вся синяя?!

Попур Кашат повернулся в указанном мной направлении. Впереди, из-за поворота дороги, выплывала высокая гора, густо заросшая странным лесом чисто синего цвета. На вершине этой необычной горы виднелись постройки такого же синего цвета.

– Это и есть Синергия! – гордо воскликнул Попур, слегка подпрыгнув в седле. – На вершине замок моего господина, а вся гора покрыта синими реликтовыми лесами! Это главное наше богатство! Любой правитель с равнины отдаст половину своей территории за одно синее дерево!

– Хм, – недоверчиво скривил я губы, – неужели никто не додумался рассадить у себя такой лес?…

– Синий реликтовый лес не растет нигде, кроме Синергии! – высокомерно бросил толстяк и пнул пятками башмаков своего осла в пузо. Тот сразу прибавил ходу.

Наверное, я и сам мог догадаться, что синий лес нигде, кроме этой горы, не растет. Все остальные горы – и те, которые остались позади, и те, что вздымали свои вершины по бокам и впереди, – были привычно зелеными.

С того момента, как Синергия показала нам свой синий бок, разговорчивость моего попутчика значительно пошла на убыль. Он поторапливал своего осла и время от времени шумно вздыхал. Только приблизившись уже к самому началу подъема на вожделенную гору, он повернулся ко мне и с радостной улыбкой бросил:

– Сегодня я буду ночевать дома!… Две недели был в дороге… Вот мои обрадуются…

После этих слов я с отчетливой завистью посмотрел на толстяка. Хотел бы я сейчас подъезжать к Москве!… Пусть даже на осле!… Я живо представил себе эту картину и чуть не расхохотался.

Наконец мы вплотную приблизились к синим деревьям. Это были высоченные, не меньше пятидесяти метров растения, очень напоминавшие нашу лиственницу пушистыми лапами мягкой хвои. Вот только гладкая толстая кора и сами узенькие длинные хвоинки были чистого синего цвета. Деревья стояли редко, но никакого подлеска, кустарника, других деревьев под ними не было. Землю устилала опавшая хвоя, лежавшая толстым слоем на чистом золотом песке. Воздух был чист и прохладен, в нем чувствовался какой-то непонятный мне, но приятный тонкий аромат.

И едва только мы оказались под синими кронами, как невероятная, огромная магическая волна захлестнула меня, наполняя каждую клеточку моего тела поразительной, неповторимой Силой. Я буквально купался в магической мощи и словно губка впитывал ее в себя. Никогда еще я не ощущал себя настолько всесильным. Только спустя несколько минут охвативший меня восторг начал спадать, я как будто понемногу привыкал к новому для себя ощущению невообразимой магической силы.

Скоро мы, поднимаясь по петляющей дороге, оказались у ворот, перегораживающих ее. В обе стороны от этих тяжелых кованых створок уходила невысокая белокаменная стена, служившая скорее декоративным обрамлением раскинувшегося за ней городка, чем оборонительным сооружением. Белая неширокая нить стены аккуратно обходила здоровенные синие деревья, очевидно, бывшие значительно старше ее.

В воротах вольготно расположились двое крепких парней, изображавших караул. Единственное, что позволяло отнести этих ребят к воинскому сословию, было то, что надетая на них одежда претендовала на звание мундира. Ярко-синие куртки и такого же цвета штаны, заправленные в сапоги, были самым немыслимым образом расшиты желтым галуном. На уголках стоячих воротников поблескивали, если я не ошибался, знаки различия. Нахлобученные головные уборы, напоминавшие высокие папахи, имели здоровенные лаковые козырьки.

Ну и, конечно, ребята были вооружены. На поясе у одного, весьма мешаясь владельцу, болталась длиннющая рапира без ножен, а второй лихо размахивал маленьким топориком на длинной рукоятке, очень похожим на те, что были в руках наших царских рынд.

Когда мы подъехали ближе, крепыши оставили какую-то замысловатую игру, которой они увлеченно занимались, встали перед распахнутыми настежь воротами и широко заулыбались, встречая наш караван.

– Ну что, дядя Попур… – закричал один из парней, – …вернулся наконец? Ждут тебя, ждут! Санда твоя совсем недавно домой пошла, а то все здесь стояла! Непременно, говорит, мой Попурчик сегодня приедет!

Признаться, имя «Попурчик» меня страшно развеселило, однако я не подал виду, стараясь не обращать на себя внимания. Но мою фигуру спрятать было трудно, поэтому я не слишком удивился, когда второй стражник спросил толстяка:

– А кого это ты с собой везешь?

– Этого путешественника я встретил на дороге. Он направляется как раз к нашему господину, ну я и пригласил его с собой. Все равно мне сначала нужно заехать в замок, вот я его и провожу, а то что ж человеку плутать…

– А… – протянул страж. – Значит, первый раз на Синергии? – обратился он теперь уже ко мне.

– Можно сказать – первый… – Расплывчато ответил я и снова перехватил удивленный взгляд Попура.

Стражники расступились, внимательно наблюдая, как мы проезжаем в ворота, а затем, перестав обращать на нас внимание, вернулись к прерванной игре.

– И что же они здесь сторожат? – усмехнувшись, спросил я.

– Как что?! – удивился толстяк. – Вдруг ворота кого остановят, вот они его и схватят!…

– Как это – ворота остановят? – не понял я.

– Ну как-как?… Они же заговоренные… Если в Синергию попробует пройти нежелательная личность, ворота ее остановят и будут держать до тех пор, пока стража не вызовет капитана. А уж он будет разбираться с пришлецом.

Последнее слово снова знакомо резануло мне ухо, но возвращаться к нему я не стал.

– И что же, ваши ворота никогда не ошибаются? Может, как раз я и есть злоумышленник? – прикинувшись наивным, поинтересовался я.

Попур с усмешкой посмотрел на меня:

– Я же тебе говорил, что служу у нашего магистра полномочным поверенным. И имею при этом уровень мага. Неужели ты думаешь, я не распознаю злодея?!

– Так может, я тоже маг и очень хорошо замаскировался?

– То, что ты маг, и не слабый, я сразу понял… – огорошил меня Попур. – Только злодейства в тебе нет. Иначе и я почуял бы это, и ворота тебя не пропустили бы. В этом случае ты вообще никогда не увидел бы Синергию!

В его голосе прозвучало столько пафоса, что я с невольной улыбкойпредставил его на сцене в роли Фальстафа.

Мы двигались все по той же дороге. Только теперь она петляла мимо небольших аккуратных чистеньких домиков, стоявших в глубине маленьких и, по-видимому, только что вымытых с мылом двориков. День клонился к закату, и людей во дворах было немного, потому что подошло время ужина. Те же немногие прохожие, что встречались нам на улице, бросали на нас разве что мимолетный взгляд.

Постепенно поднимаясь все выше и выше, мы выехали на широкую, прямую, хорошо замощенную улицу. Дома на ней были столь же малы, как и в пригороде, однако сразу стало понятно, что это центральный проспект городка, главное место, где народ имеет возможность себя показать и на людей посмотреть. Впрочем, и на центральном проспекте прохожих было немного, так что город производил впечатление достаточно провинциального, нет, скорее даже патриархального. Было ясно, что на его центральной улице не разбивает свои яркие шатры ярмарка тщеславия.

Скоро короткий прямой проспект вывел нас на просторную центральную площадь, середину которой занимал прекрасный фонтан, посылающий свои алмазно поблескивающие струи высоко в небо. На другой стороне площади, прямо за фонтаном, я увидел единственное в городе трехэтажное здание, весьма напоминающее петербургский Зимний дворец в миниатюре. Его центральную часть украшал парадный вход, поблескивающий стеклами высоких дверей, а короткие крылья продолжала великолепная литая чугунная ограда, замыкавшая в обширный, но строгий прямоугольник большой дворцовый парк. Основу парка составляли все те же синие лиственницы, однако в отличие от оставшегося позади синего леса в парке присутствовало значительное количество аккуратно подстриженных кустарников, а землю под деревьями покрывал ровный изумрудно-зеленый ковер газона. Как я понял, площадь, дворец и дворцовый парк занимали самую вершину Синергии.

Мой попутчик, неожиданно оказавшийся представителем местной знати, смело направил своего осла прямо к центральному входу, возле которого возвышался солидный привратник в уже привычной синей униформе. Завидев нас, он приоткрыл дверь и что-то крикнул. Почти следом за этим на площадь выскочили два мальчика и, подбежав к нашим животным, взяли их под уздцы и остановили. Мы спустились на землю, и два юных пажа повели коня и осла к воротам, видневшимся в парковой ограде.

Заметив, что я провожаю взглядом свою лошадь, Попур Кашат поспешил меня успокоить:

– Не волнуйся, твой конь оказался в надежных руках, и как только в нем появится надобность, ты получишь его в наилучшей форме…

Привратник распахнул перед нами дверь и приветливо улыбнулся мне, хотя я не помнил, чтобы нас представили друг другу. Сразу за дверью располагался просторный круглый зал, где нас поджидал еще один слуга в синей ливрее.

Увидев Попура Кашата, он радостно заулыбался, но когда следом за толстяком в дверях появился я, его живая физиономия выразила некоторую растерянность. Он быстрым шагом направился в нашу сторону и, приблизившись, склонился в поклоне.

– Советник, я рад приветствовать тебя в Синергии. Повелитель распорядился провести тебя к нему, как только ты войдешь в замок, но… – Слуга слегка замялся. – Но он не отдавал никаких распоряжений насчет твоего спутника…

Попур бросил на меня быстрый и весьма удивленный взгляд, а затем спросил вновь склонившегося в поклоне слугу:

– Ты хочешь сказать, что господин не знал, что я направляюсь в Синергию не один?

– Я не могу рассуждать о степени осведомленности повелителя… – быстро ответил тот, – я лишь прошу разрешения доложить о твоем спутнике и получить указания на его счет…

– Ступай… – коротко бросил Попур и снова посмотрел на меня изучающим взглядом.

Слуга удалился, а Попур направился к одному из диванов, располагавшихся около круглой стены, и, усевшись, жестом предложил мне расположиться рядом. Однако мне не хотелось сидеть, я и так слишком много времени провел в седле. Вместо этого я принялся рассматривать роспись, покрывавшую стены зала от пола до потолка. Эта роспись явно иллюстрировала какую-то историю и очень меня заинтересовала.

Увидев, чем я собираюсь скрасить свое ожидание, Попур Кашат немедленно вскочил со своего удобного места и присоединился ко мне, явно собираясь давать пояснения к изображению на стене. Но начал он несколько неожиданно:

– Не правда ли, чудесная роспись?

– Да, – согласился я, – роспись хороша! Интересно, как художнику удалось сделать изображение настолько живым?

Попур очень довольно ухмыльнулся:

– Оно и есть – живое!

– То есть как?! – не понял я.

– Это изображение живое! – повторил мой жизнерадостный спутник. – Если ты внимательно приглядишься, то заметишь, что фигуры на росписи двигаются! Правда, очень медленно, но это отлично видно, если запомнить их расположение, а потом посмотреть роспись ну хотя бы на следующий день!

Я уставился на стену немигающим взглядом и рассматривал ее, пока в глазах не появилась резь и из них не потекли слезы. Судя по всему, мой экскурсовод был прав – фигуры действительно слегка передвигались.

– Но как?! И зачем?! – воскликнул я.

– Магия, – пожал плечами толстяк. – Эта роспись была выполнена много веков назад и с тех пор совершенно не выцвела. Ее поддерживает магическая Сила Синергии. – Он немного помолчал и, внезапно став абсолютно серьезным, добавил: – Если верить старым преданиям, роспись отображает то, что происходит в действительности. Все эти люди, животные, города, моря и дороги существуют на самом деле. Только мы не знаем, где все это находится. Иногда мне кажется, что на этой росписи изображен наш Мир Спокойной Воды…

– Как ты сказал?… – воскликнул я и оторопело уставился на толстяка.

– Мир Спокойной Воды… – растерянно повторил он, не понимая, что меня удивило. – Ты что же, не знаешь, как называется твой собственный мир?

Я мгновенно пришел в себя. То, что я оказался в мире, пригрезившемся мне когда-то давно не то во сне, не то в бреду, не давало мне права терять самообладания. Поэтому я хмуро пробурчал:

– Там, откуда я пришел, наш мир называют Болото!

– Неужели где-то еще сохранилось это древнее название?! – в свою очередь изумился толстяк. – Я и не думал, что им пользуются где-нибудь, кроме древних книг!

В этот момент нашу занимательную беседу прервал вернувшийся слуга, который с поклоном предложил нам следовать за собой.

– Повелитель сказал, что примет сразу вас обоих, – пояснил он на ходу.

Это был довольно необычный путь. Выйдя из круглого зала с такой поразительной росписью, мы попали в маленькую комнатку без окон. Я даже не слишком удивился, когда эта комнатка, чуть вздрогнув, начала подниматься – именно лифт она мне и напомнила, только, пожалуй, чересчур просторный. Поднимались мы недолго, и когда комната остановилась, слуга распахнул дверь. Попур Кашат быстро выкатился наружу, а я значительно более осторожно последовал за ним.

Мы находились в огромном полукруглом зале, выпуклое окно которого было абсолютно прозрачным. Если это было стекло, то такого огромного стекла мне никогда не приходилось видеть – окно не имело переплета. Но скорее всего это окно было создано с помощью той самой невероятной магической Силы, которая буквально окутывала всю Синергию. Из чудесного окна открывался поразительный вид на окружающие горы, и я сразу заметил, что дорога, по которой мы подходили к Синергии и поднимались к городу, прекрасно просматривается из этого зала. Мне сразу стало понятно удивление, с которым мой попутчик воспринял весть о том, что властелин Синергии не знал о моем прибытии.

А сам хозяин этого кабинета уже шагал к нам через этот огромный зал от своего рабочего стола, расположенного у глухой каменной стены.

Это был высокий, чуть сутуловатый старик, одетый в одежду, очень похожую на мою собственную, с той только разницей, что она была интенсивного синего цвета. Его длинные серебристо-седые волосы и длинная белоснежная борода эффектно выделялись на синем фоне.

Он остановился в нескольких шагах от нас и властным движением руки остановил Попура, пытавшегося было начать свой доклад. Его пронзительные глаза под косматыми белыми бровями буквально впились в мое лицо. В зале повисло странно-напряженное молчание. Я тоже не отрывал взгляда от горбоносого лица старика.

Это взаимное разглядывание длилось несколько минут. Неожиданно старик опустился на одно колено и произнес рокочущим голосом:

– Добро пожаловать, господин! Я рад приветствовать в Синергии!…

Сначала я ничего не понял, но придушенный шепот Попура сразу объяснил мне все:

– Серый Магистр!…

Я даже слегка растерялся. Судя по реакции владельца замка и его советника, в этой стране знали и высоко чтили Серого Магистра, а я при этом был твердо уверен, что никто из моих знакомых под этим именем здесь не бывал! Значит, либо кто-то подготовил почву для моего прихода, либо я узурпировал чей-то авторитет, и авторитет не малый!

Однако надо было вести себя в соответствии с принятым именем, поэтому, шагнув к старику, я поднял его с колена и, еще раз взглянув в его потеплевшие глаза, произнес:

– Я тоже рад тебя видеть, Синий магистр…

Мы прошли к рабочему столу хозяина, он уселся в свое кресло, а я расположился в удобном кресле с другой стороны стола. Синий магистр обратился ко мне:

– Что привело тебя к нам? – Но тут же повернулся к стоявшему рядом Попуру: – Ты можешь идти, сегодня ты больше не понадобишься, а завтра я найду время тебя выслушать.

Толстяк молча поклонился и собирался уже удалиться, но я остановил его:

– Мне кажется, что Попуру Кашату стоит задержаться, хотя я понимаю, сколь велико его желание немедленно отправиться домой. Во время нашей непродолжительной совместной поездки я успел убедиться в его незаурядном уме, прекрасном знании страны и преданности Синему Дому. Я думаю, он сможет дать дельный совет и в моем случае.

Толстяк польщенно улыбнулся и, получив утвердительный кивок своего господина, разместился в кресле напротив меня.

– А теперь о причинах, заставивших меня побеспокоить Синергию, – продолжил я разговор. – Меня очень интересуют две вещи, которые, как я абсолютно точно знаю, сейчас находятся в Мире Спокойной Воды. Во-первых, это боевая пара меч и кинжал. Меч светлый, кинжал вороненый. Эта пара почти наверняка обладает неизвестными пока мне магическими свойствами. Можете вы мне подсказать хотя бы приблизительное местонахождение такого оружия?

Попур заерзал в своем кресле, ему явно было что сказать, но он ожидал разрешения Синего магистра, а тот не торопился давать ему это разрешение. Несколько секунд старый магистр раздумывал, а затем неторопливо ответил:

– Под такое описание подпадают несколько боевых пар. Полный маг Соленый Нос имеет похожую пару. Он управляет Вестой, городом во владениях Желтого, и является его подданным. Затем полный маг Якоби из Башни Гнилого Апельсина. – Магистр усмехнулся. – Он отказался от лена и занимается чистой магией. Все надеется переплюнуть Оранжевого магистра и занять его место. Весьма странная личность, но я точно знаю, что у него имеются похожие меч и кинжал… Эти двое, пожалуй, наиболее подходящие фигуры…

В этот момент Попур начал настолько явно проявлять нетерпение, что не замечать этого стало сложно даже его господину.

– Ты что-то хочешь добавить, – соизволил наконец обратиться к нему старый магистр.

– Господин, – тут же затараторил толстяк, – я бы предложил обратить внимание на Рыжего, из владений Красного магистра. У него также имеется серебристый меч и темный кинжал!…

– Кинжал, о котором многие слышали, но никто никогда не видел, – усмехнулся хозяин кабинета. – Ничего, кроме похвальбы самого Рыжего, не подтверждает, что у его меча есть парный кинжал…

– Господин, – не желал уступать Попур, – ходят довольно убедительные слухи, что кинжал может видеть только его владелец, а чувствовать только тот, в чье тело он вошел. Может быть, это и есть те магические свойства, на которые указывает повелитель! – Он склонил голову в мою сторону, и я понял, что произнесенный титул относится ко мне.

– Ну, может быть, стоит внести в список и этого полного мага, хотя я сильно сомневаюсь в том, что интересующее тебя оружие находится у него, – неохотно согласился Синий.

– А этого Рыжего зовут Алый Вепрь? – спросил я, обращаясь к Попуру.

– Повелитель знаком с ним? – удивленно ответил тот вопросом на вопрос.

– Да… немного знаком, – задумчиво ответил я. – У него действительно имеется меч и кинжал, только я думал, что сам Алый Вепрь давно погиб, а его оружие либо пропало, либо находится у Красного магистра.

Синий магистр медленно провел тонкими сухими пальцами по своей белой бороде и уточнил:

– Вообще-то Алый Вепрь – родовое имя, и его всегда носит старший из мужчин этого рода. Отец Рыжего действительно погиб лет пятнадцать назад при довольно странных обстоятельствах, и родовое имя вместе с леном, слугами и, конечно, фамильным оружием перешло к его сыну. Если ты уверен, что кинжал существует, можно проверить и эту версию.

– Значит, остановимся на этих трех вариантах, – задумчиво произнес я, – больше мне все равно не успеть проверить…

– Как ты думаешь отобрать оружие у теперешних владельцев? – совершенно серьезно поинтересовался Синий магистр.

Я улыбнулся.

– Нет, мой дорогой друг, я не собираюсь ни у кого ничего отбирать. Я думаю, мне есть что предложить в обмен на эти клинки. Очень хотелось бы, чтобы их хозяева не были обижены.

– Тогда завтра утром я отправлю трех гонцов к магистрам, чтобы они обговорили со своими подданными условия передачи всех трех пар… – предложил магистр.

Но я с ним не согласился:

– Нет. Я сам поговорю с Красным магистром, чтобы он занялся оружием Вепря, а с двумя остальными магами переговорю приватно. Так будет гораздо быстрее, а время меня здорово поджимает. Да и незачем вмешивать в это дело магистров.

Хозяин кабинета согласно наклонил голову, а расхрабрившийся Попур внес еще одно предложение:

– Повелитель, если ты сочтешь возможным взять меня с собой, я думаю, что смогу оказать тебе помощь в твоих переговорах…

Я удивленно посмотрел на толстяка и поинтересовался:

– Ты умеешь ходить Чужой тропой?!

Попур часто-часто заморгал и растерянно переспросил:

– Чужой тропой? А что это такое?…

– Значит, не умеешь… – разочарованно протянул я. – Тогда ты, к сожалению, не сможешь со мной путешествовать…

– Так ты не поедешь на своем великолепном коне?! – разочарованно протянул толстяк, вызвав еще одну мою улыбку.

– Нет, мне придется воспользоваться своей Серой тропой, чтобы успеть уложиться в оставшиеся у меня… семь дней.

– Господин не сообщил о второй разыскиваемой им вещи, – напомнил Синий магистр.

– Да, совершенно верно, – вернулся я к главной теме разговора. – Второе, что меня интересует, это книга. – Магистр и толстяк удивленно переглянулись, но я не позволил им выразить свое недоумение. – Это не совсем обычная книга, так что нам вряд ли придется перетряхивать все библиотеки, существующие в этом мире. Я ищу очень большой фолиант, в тяжелом темном, скорее всего толстой кожи, переплете. Текст в ней, по-видимому, рукописный, и вряд ли хоть кто-то из ныне живущих может его прочитать. Причем я опять-таки точно уверен, что сейчас эта книга находится в… Мире Спокойной Воды…

Я вопросительно оглядел своих собеседников. Оба задумались, а потом магистр довольно неуверенно проговорил:

– Немного же тебе известно о вещах, которые ты ищешь… – Я огорченно пожал плечами, соглашаясь, что моя информация далеко не полная, но другой у меня не было.

– Во всяком случае, достаточно полно твоему описанию отвечает только один известный мне том… – Тут магистр бросил взгляд на своего советника, и я заметил, что тот как-то испуганно кивнул своему господину. – Это книга… Как бы это точнее сказать… Книга, о которой никто не знает, где она находится, хотя любой из магистров ее видел…

– Очень интересно!… – воскликнул я. – Как такое может быть?! Есть вещь, многие ее видели, но никто не знает, где она хранится!

– Именно так, как ты описал, господин, – спокойно подтвердил магистр. – Ее видели все магистры, почти все – листали, а вот прочесть ее не может никто, и уж тем более никто не знает, где она хранится. Мы называем ее Долгая Книга. Она появляется сама по себе на специально для нее изготовленном пюпитре только на время казни пришлецов.

– Синее пламя!… – пробурчал я себе под нос.

– Совершенно верно, – тут же подтвердил магистр. – И как только казнь заканчивается, Долгая Книга исчезает, а вот куда, не знает никто. В противном случае кто-нибудь из братьев магистров давно бы уже захватил этот артефакт в личную собственность! – При последних словах магистр невесело усмехнулся, а Попур покачал головой, соглашаясь со своим господином.

– Хм… – Я на минуту задумался. – И ни один из этих бедолаг пришлецов не бродит сейчас по просторам вашего мира?

– Бедолаг?! – сорвался дисциплинированный Попур в возмущении. – Если б ты знал, повелитель, что они вытворяют в этой стране, когда попадают сюда, ты назвал бы бедолагами нас, а не этих… – И он, не найдя подходящего слова, задохнулся.

– А если бы ты побывал в их шкуре, когда они стоят в синем племени, ты, я думаю, тоже им посочувствовал, – мягко ответил я.

Попур вытаращил глаза, но не нашел что сказать и неожиданно задумался. «Я был прав, когда определил, что у толстяка богатое воображение…» – мелькнула у меня озорная мысль. Вслух же я произнес, обращаясь к магистру:

– Значит, пока что мы оставим в стороне вопрос о книге и сосредоточимся на трех определившихся парах клинков. Как я понимаю, Красный магистр по-прежнему находится в Искре?… – Старик утвердительно кивнул. – Значит, найти его мне не составит труда. А вот где мне разыскивать упомянутых тобой полных магов? Соленый Нос и Якоби, ты сказал?

– Я могу очень подробно объяснить дорогу! – подал голос Попур Кашат. – Не раз у них бывал. Правда, общение с господином Якоби никогда не доставляло мне особого удовольствия, но он единственный маг, у которого можно достать настоящие янтарные амулеты… – И толстяк смущенно пожал плечами, словно извиняясь за свою слабость к янтарю.

– К сожалению, мне совершенно не нужно знать дорогу… – ответил я на это предложение. – Мне необходимо точно представлять место, где надо оказаться. Так что если у вас имеется возможность показать мне их жилище или хотя бы местность неподалеку от их местопребывания, этого мне было бы достаточно.

– Нет ничего проще, – спокойно ответил магистр. – Сейчас мы попросим мое зеркало показать эти места. – Он поднялся из-за стола и направился к правой стороне своего замечательного окна.

Я, еще только войдя в этот кабинет, обратил внимание на странный вид правого наличника огромного полукруглого окна. Каменная кладка в этом месте выглядела размытой, словно между стеной и смотрящим на нее человеком висела струя раскаленного воздуха. Я, незаметно для моих собеседников, слегка прощупал это место с помощью Истинного Зрения, но обнаружил только пока не совсем ясное мне заклинание. Заклинание это было совсем новым и не несло в себе угрозы, так что я на время отложил расспросы.

И вот теперь Синий магистр остановился рядом с этим местом и одним коротким взмахом руки уничтожил притаившееся там заклинание. Окно, к моему изумлению, мгновенно превратилось в непрозрачное голубовато-серое стекло. Хозяин кабинета между тем быстро навел новое коротенькое заклинание, и по всей поверхности этого стекла сначала замерцали маленькие серебряные звездочки, а затем она начала стремительно светлеть.

Через секунду за окном кабинета раскинулась залитая солнцем городская площадь, замощенная желтыми каменными плитками. Посреди площади возвышалась какая-то конная статуя, а за ней тяжелое четырехэтажное здание из такого же желтого камня, как и отмостка площади. Если бы не странного вида полуколонны, украшавшие фасад здания, и несколько странно разнокалиберных окон, можно было бы подумать, что эта желтая стена просто продолжение площади, только поставленное вертикально.

– Это центральная площадь Весты, а здание за памятником Желтому магистру и есть резиденция полного мага по имени Соленый Нос, – пояснил Синий магистр, не отходя от края окна.

– Очень хорошо, – задумчиво проговорил я. – Вот только на этой площади слишком много народу. Может быть, посмотреть близлежащие улицы?…

– Народ на площадь пускают днем, с полудня до девяти часов вечера. В другое время она совершенно пуста, если не считать караула, который обходит резиденцию наместника каждый час.

– Прекрасно, этого мне достаточно. А что там с этим странным Якоби?

Магистр снова убрал действовавшее заклинание и нашептал новое. В окне возник совершенно иной пейзаж. До самого горизонта простирались ровные желтовато-оранжевые пески. Желтое раскаленное небо с белым пятном солнца в зените повисло над ними, и даже здесь, в горах, почувствовался тяжелый, все выжигающий жар пустыни. В этой удручающей картине не было абсолютно никакого намека на жизнь. И посреди мертвой равнины корявым, причудливо скрученным и изогнутым пальцем упиралась в небо рыжевато-бурая, словно заржавленная скала.

– Вот она, башня Гнилого Апельсина… – прокомментировал открывшийся вид магистр. – К сожалению, я не могу подсказать, каким образом можно проникнуть внутрь башни, я никогда этим не интересовался… – словно извиняясь за свою некомпетентность, пробормотал хозяин кабинета.

– Ну, с этим я разберусь на месте, – успокоил я его. – Другой такой уродины в этом чудном месте нет? Будет неприятно оказаться не у той… башни…

Магистр улыбнулся, уловив мой сарказм:

– Нет, другой такой нет нигде. Якоби сам ее построил, внутри не был ни один живущий в этом мире. Маг почему-то решил, что обладает массой никому не известных магических атрибутов, так что его башня защищена самой высокой магией, на которую он только способен. Правда, до сих пор никто из магистров не потревожил его уединения, ну а простые люди оказываются там крайне редко. – И он с улыбкой глянул на своего советника.

– Ну что ж, настало, видимо, время потревожить его, – усмехнулся я. – Спасибо, виденного мне вполне достаточно…

Синий магистр стер изображение за окном, и через секунду мы снова увидели окрестности Синергии. По моим расчетам, снаружи уже давно должен был быть поздний вечер, однако вид из окна противоречил этому. Там день только-только перевалил за половину. Впрочем, теперь меня это уже не удивляло. Было ясно, что смотрим мы не через стекло. Кроме того, я понял, почему магистр не знал о моем приезде. Дело в том, что еще за три года до этого моего путешествия я поставил блок от любого магического сканирования. Если бы хозяин Синергии просто смотрел в окно, я был бы как на ладони, а с помощью магии меня обнаружить было невозможно.

Подумав об этом, я довольно усмехнулся.

Синий магистр вернулся к своему столу и заговорил тоном радушного хозяина:

– Если мы закончили обсуждение твоих проблем, я хотел бы предложить перейти в трапезную. Время ужина уже давно прошло, но мне кажется, что легкая закуска нам не повредит…

Попур Кашат вскочил со своего кресла и с извиняющейся улыбкой обратился к своему господину:

– Господин, если я не нужен больше тебе или повелителю, я хотел бы отправиться домой… Меня там уже заждались…

Магистр бросил на меня быстрый взгляд и кивнул:

– Ступай. Завтра утром я жду тебя, как обычно.

Толстяк с извинительной поспешностью покинул зал, а Синий магистр, проводив своего советника взглядом, улыбнулся:

– Прошу, – и сделал приглашающий жест в сторону глухой стены позади своего рабочего кресла.

И словно дождавшись наконец команды, несколько каменных блоков, из которых состояла стена, бесшумно ушли назад и отъехали в сторону, открывая лестничную площадку и широкую, хорошо освещенную мраморную лестницу, устланную ковровой дорожкой. Я, обогнув стол, прошел в образовавшуюся арку и ступил на лестницу. Синий магистр следовал за мной в шаге позади.

Лестница была всего в десяток ступеней и выводила в небольшой, так же как кабинет, полукруглый зал, обставленный тяжелой мебелью синего дерева. Овальную полированную синюю поверхность большого обеденного стола, занимавшего значительную часть зала, не скрывала скатерть. Вместо нее на столе лежали две голубые салфетки овальной формы, на которых покоилась прекрасная посуда и серебряные столовые приборы.

Ужин был сервирован на двоих, и возле стола были поставлены всего два высоких прямых стула, хотя за этим столом вполне могло разместиться человек двенадцать. Словно угадав мои мысли, хозяин замка пояснил:

– Моя жена и дети уже поужинали, а звать кого-либо для того, чтобы составить компанию, я не стал. Думаю, ты устал с дороги и светские разговоры тебя только еще больше утомят…

Я благодарно улыбнулся и направился к своему месту, угадав его по серой униформе стоявшего рядом лакея. Второй лакей был одет в синее. Едва я опустился на голое деревянное сидение своего стула, как почувствовал, что меня укутывает мощная магическая аура, прогоняя усталость и взбадривая не хуже холодного душа.

Хозяин замка разместился напротив меня, и как только мы сели, лакеи начали подавать еду.

– Как ты находишь Синергию со времени последнего посещения? – завел магистр светскую беседу.

– Я не слишком многое рассмотрел, но, по-моему, она стала еще приветливее, – ответил я такой же дежурной светской фразой и тут же задал действительно интересовавший меня вопрос: – Не помню, говорили ли мы когда-нибудь о росписи в нижнем холле, но сегодня она меня ужасно заинтересовала. Что там такое изображено и как это сделано? Попур Кашат, при всей его эрудированности, не смог мне объяснить этого достаточно точно. Впрочем, – я посмотрел на обслуживающих нас слуг, – если ответ содержит какую-то тайну, не предназначенную для чужих ушей, я могу осадить свое любопытство…

Синий магистр улыбнулся:

– В этом зале можно говорить абсолютно спокойно, даже если в нем будут обедать все мои родичи и советники. Сказанные в нем слова слышит только тот, кому они предназначены. А что касается росписи… Меня всегда удивляло твое безразличие к этому феномену. Дважды ты ее мог видеть и ни разу не заинтересовался… Это очень необычно, и я оправдывал это безразличие твоей чрезвычайной занятостью и… целеустремленностью.

Он отхлебнул из бокала и бросил через стоя доброжелательный взгляд.

– Так вот, об этой фреске. Видишь ли, у нее нет автора. Когда был построен этот замок, его нижний холл сразу было решено расписать. Эту работу поручали нескольким художникам, но все, что они наносили на стену, очень быстро исчезало. Вернее, даже не исчезало, а… размазывалось. В общем, вместо картины на стене появлялись грязные потеки. Наконец в замок был приглашен один из самых знаменитых мастеров. Его звали Хурома, и он был бродячим художником. Представляешь, человек, который мог стать придворным живописцем в любом замке нашего мира, бродил по всей стране, не гнушаясь расписывать деревенские храмы и рисовать открытки-приглашения на сельских свадьбах!

Хурома согласился заняться этой росписью, но очень долго обдумывал сюжет фрески. Целыми днями он просиживал в холле, что-то нашептывая и разговаривая сам с собой. А в один прекрасный день он загрунтовал стены холла и заявил тогдашнему Синему магистру, что его работа закончена. Причем предупредил, чтобы больше никого не приглашали.

– Рисунок проявится несколько позже, – пообещал мастер и ушел на равнину, даже не взяв оговоренной платы за работу.

Он еще долго бродил по стране, но больше ни разу не появился на Синергии. А рисунок действительно проявился.

Теперь некоторые считают, что эта фреска живая и что она повествует о прошлом и будущем нашего мира, а другие говорят, что это просто своеобразная игра света на старых красках росписи…

Магистр помолчал и негромко добавил:

– Как всегда, каждый видит в росписи то, что хочет видеть…

«А что же хочу в ней видеть я?… – подумалось мне. – Надо бы еще раз посмотреть на эту картину…»

Ужин между тем подходил к концу. Магистр с улыбкой посмотрел на меня и спросил:

– Мы завтра еще увидимся или ты, как обычно, уйдешь не попрощавшись?

Я улыбнулся в ответ этому доброму, даже какому-то родному старику и, извиняясь, пожал плечами:

– Я думаю, что мне надо пораньше заняться делами. Времени осталось очень мало… Если что-то случится, ты знаешь, где меня можно будет найти…

– Я не спрашиваю, почему у тебя мало времени, но мне кажется, что это касается судьбы нашего мира… – погрустнев, пробормотал магистр.

– И не только его… – в тон ему прибавил я.

После этого мы встали из-за стола и, попрощавшись прямо в обеденном зале, разошлись по своим апартаментам. Да-да, как оказалось, у меня в замке Синергии были свои хоть и небольшие, но очень удобные апартаменты, куда меня и проводил мой лакей. Я разделся, отказавшись от его услуг, и, быстро умывшись в собственной ванной, забрался на широкую кровать под роскошное пуховое одеяло.

«Как же давно я не спал в такой кровати…» – было моей последней предсонной мыслью.

Утром я проснулся настолько рано, что за окном еще только-только начало рассветать. Выскочив из постели и постояв несколько минут под душем, я пришел в бодрое расположение духа, которое стало еще более бодрым, когда я обнаружил, что моя серая одежка тщательно вычищена, выглажена и вообще выглядит как новая. Одевшись, я приоткрыл дверь и обнаружил, что возле нее бодрствует вчерашний лакей в «моих цветах» – я имею в виду цвет костюма.

Стоило мне появиться на пороге, как тут же последовал короткий вопрос:

– Повелитель будет завтракать?

Я отрицательно покачал головой.

– Проводи меня в нижний холл, а потом принеси туда что-нибудь из еды в дорогу… – Внимательно взглянув на слугу, я на всякий случай добавил: – Никого из хозяев беспокоить не надо!

Он кивнул головой, показывая, что понял меня, и двинулся вперед по неширокому коридору, плавно сворачивающему влево.

Вниз мы спустились по лестнице. Оставив меня в холле, слуга скрылся за незаметной дверью, а я подошел к расписанной стене.

Утреннего света не хватало, чтобы достаточно ярко осветить всю картину, потому мягкие лучи, падавшие через окна, расположенные под самым потолком, выхватывали лишь отдельные фрагменты. Лишь через минуту до меня дошло, что естественный свет не мог ложиться на стену таким причудливым образом, такими странными, строго ограниченными пятнами. Словно некая сила именно для меня выхватывала из общего изображения самое главное и акцентировало на нем мое внимание, затушевывая, скрывая в темноте все несущественное.

А рассмотреть можно было вот что. Справа от парадной двери, метрах в двух от темного дубового наличника пятно света вырывало из фрески фигуру монаха с глубоко надвинутым, скрывающим лицо капюшоном. Его длинная ряса чистого серого цвета была подпоясана обрывком толстой веревки. В руках у монаха ничего не было, а босые ноги ступали по узкой тропе, присыпанной пеплом, и не оставляли следов. Было полное впечатление, будто тропа эта появилась на месте пробежавшего по земле испепеляющего пламени и все еще обжигает монаху ноги.

Я долго рассматривал эту фигуру, но она оставалась неподвижной, так что в конце концов мне стало ясно – монах только вступил на свою тропу и сомнения одолевают его.

По другую сторону от двери, также метрах в двух от наличника, среди расплывшихся во мраке цветных теней был ясно виден всадник на караковой лошади, прикрытой роскошной попоной. Седок был достаточно странно одет и вооружен. Его ноги, опиравшиеся на серебряные стремена, были затянуты в высокие красные сапоги. В них были заправлены штаны, похожие на галифе, только штанины были разноцветные – левая ярко-зеленая, а правая ядовито-желтая. От пояса до плеч всадник был облит светлой серебристой кольчугой, а на его голове красовался такой же светлый шлем с небольшими крылышками по бокам, из-под которого выбивалась длинная буйная грива ярко-рыжего цвета. Левая рука всадника покоилась на рукояти длинного узкого меча, в перекрестье гарды которого сверкал крупный голубой камень, а правая, затянутая в странную желтую кожаную рукавицу, лежала у пояса так, словно под ней также была рукоять оружия, только вот никакого оружия не было. Облачение этого франта завершал длинный плащ вишневого бархата, спускавшийся с плеч и раскинувшийся по крупу коня.

Судя по всему, всадник тоже только готовился выехать в путь. Его голова была повернута назад и сквозь забрало шлема сверкали глаза, рассматривая выстраивавшуюся за ним свиту. Но всадников свиты рассмотреть было нельзя, они скрывались в тени, ложившейся на стену.

Сам всадник казался мне очень знакомым, хотя я точно знал, что никогда его не встречал.

Последнее светлое пятно располагалось приблизительно посередине между этими двумя фигурами и позволяло увидеть… глаза. Огромные черные глаза, не сводящие с меня пристального взгляда. Они вроде бы хотели что-то сказать, но не находили слов. В них пылали надежда и боль… и благодарность… и прощение.

Я долго всматривался в эти глаза и, казалось, уже начал понимать их безмолвный призыв… но в этот момент позади меня кто-то осторожно кашлянул. Я резко обернулся. За моей спиной стоял мой слуга, в своей серой одежде полностью растворявшийся в царившем полумраке. Увидев, что я обернулся, он молча протянул мне сверток. Я принял его и положил в свой «походный мешок», рядом с оружием. Странный слуга совершенно не удивился, когда сверток исчез в воздухе прямо из моих протянутых рук. Он только кивнул головой и неожиданно твердо произнес:

– Пора!…

Я хмыкнул и, негромко пробормотав заклинание, ступил на Серую тропу. Несмотря на прошедшие годы, я очень хорошо помнил, в каком месте должен покинуть ее.

6. Фуга для двух клинков, двух миров и одного магистра

…Все когда-нибудь начинается и все когда-нибудь кончается… И как остро мы порой чувствуем, что ВСЕ кончилось!…

Я накинул на себя пелену и сошел с Серой тропы именно там, где и рассчитывал, – в огромном кабинете, освещенном лишь пламенем камина, бросавшим свои багровые отсветы на толстый ковер, покрывавший пол. Две свечи в причудливых серебряных подсвечниках освещали поверхность огромного рабочего стола, заваленного различными документами, книгами, свитками.

В кресле за столом сидел Красный магистр и с задумчивым видом читал какую-то бумагу, отнеся ее подальше от дальнозорких глаз. Правая рука при этом поигрывала пером, словно готовясь поставить некую резолюцию на изучаемый документ.

Я стоял в глубокой тени у стены, рассматривая того, кого некогда считал главным злодеем своего умопомрачительного бреда, пробудившего мои удивительные способности. А этот бред, оказывается, имел и свое материальное воплощение. И это воплощение сидело сейчас прямо напротив меня, не подозревая, что за ним наблюдают.

«А может быть, не такой уж он и злодей… – неожиданно подумал я. – Просто в моем горячечном видении наши интересы не сошлись…»

Я шагнул на освещенное место и свернул пелену. Магистр тут же поднял голову и внимательно на меня посмотрел. Всего несколько секунд длилось это взаимное разглядывание, а затем он встал и, выйдя из-за стола, опустился на одно колено.

– Рад приветствовать тебя, господин, в Искре. – В его голосе чувствовалась искренность, и все-таки я не мог полностью задавить в себе давнюю неприязнь.

Я не подал ему руки, а просто попросил:

– Поднимись, Красный магистр, сейчас не до церемоний. У меня очень спешное дело, в котором мне понадобится твоя помощь…

Он встал и, бросив на меня несколько озадаченный взгляд, вернулся на свое место. Я не стал садиться в предложенное кресло, а, прохаживаясь по ковру, коротко изложил свою просьбу:

– Меня очень интересует боевая пара меч – кинжал. Интересует до такой степени, что я очень многое могу предложить в обмен на нее. – Я бросил на магистра выразительный взгляд. – Мне стало известно, что в твоих владениях обитает некий Алый Вепрь, полный маг, кажется, у которого имеется такая пара. Так вот, не мог бы ты взять на себя переговоры с этим, гм… Вепрем. Выяснить, на каких условиях он готов расстаться со своим оружием.

Я еще раз посмотрел на магистра. Он сидел молча, ожидая окончания моей речи. И я ее закончил:

– Я мог бы и сам с ним переговорить…

Неожиданно магистр вздрогнул и резко меня перебил:

– Нет, господин, я, конечно же, беру все переговоры на себя. Тем более что я как раз собирался вызвать Вепря к себе в Искру, правда, по другому делу.

– И когда он должен прибыть? – спросил я, решив не обращать внимание на его нетактичность.

– Я… Я сегодня же пошлю ему вызов, а кроме того, направлю человека для сопровождения. Так что завтра к вечеру… или послезавтра он будет здесь. Только, господин, – магистр замялся, – у Вепря нет боевой пары… В смысле, у него есть замечательный меч, но пары к нему нет…

– У Вепря есть пара к мечу, и это кинжал! – напористо возразил я.

– Хорошо, господин, я проверю это… – сразу согласился магистр. И вообще мне показалось, что Красный готов согласиться на что угодно, лишь бы я не слишком долго задерживался в его замке. Мне и самому не очень хотелось здесь находиться. Угнетало меня это место! Но дело есть дело.

– Значит, мы договорились. Ты переговоришь со своим вассалом, а я денька через три-четыре загляну к тебе… – Красный молча кивнул. – Тогда до встречи…

И я снова вступил на Серую тропу, на этот раз направляясь к городу Веста, в гости к полному магу по имени Соленый Нос.

Я сошел с Серой тропы на желтый камень огромной пустой площади, когда солнце этого мира показалось над крышами невысоких домиков городка Весты. Четырехэтажное здание дворца правителя города, полного мага со странным именем Соленый Нос, было выстроено точно на запад фасадом, поэтому от него на площадь протянулась длинная широкая тень, придавая светло-желтому камню темный оттенок гречишного меда. Было по-утреннему прохладно, хотя, судя по безоблачному, ярко-голубому небу, день обещал быть жарким. Впрочем, день для меня обещал быть жарким во всех отношениях.

Мне необходимо было познакомиться с этим самым Соленым Носом и заставить его каким-то образом продемонстрировать мне свое магическое оружие. Вот только как это можно было сделать?

В этот момент на площадь из-за левого угла дворца вышел караул. Впереди церемониальным шагом, лихо подбрасывая носки высоких желтых сапог, двигался, по всей видимости, офицер. Во всяком случае, его яркая, прямо-таки канареечная форма была щедро расшита коричнево-золотистым шнуром, с кистями и блестками. На голове его был высокий конусообразный шлем, с еще более высоким плюмажем из каких-то лохматых перьев и лент, при этом желтый кожаный ремешок шлема удерживался только впадинкой между подбородком и оттопыренной нижней губой. Видимо, из-за этого лицо офицера было напряженно-неподвижным и при этом брезгливо-высокомерным. С каждым своим великолепным шагом он продвигался не более чем на пару десятков сантиметров, но при этом вся его амуниция, с кончиков сапог до кончика пера на шлеме, тряслась и подергивалась, словно шкурка самостоятельного живого существа. Следом за этим пугалом таким же подпрыгивающим шагом поторапливались шестеро солдатиков. Надетая на них форма лишь в очень малой степени повторяла шик офицерского мундира. Пожалуй, только сапоги да цвет мундира позволяли думать, что эта шестерка из той же армии, к которой относится впередиидущий.

Сначала я не понял, что меня так удивило в этом почетном карауле, но через минуту обратил внимание на поразительное отсутствие грохота сапог о брусчатку, коего не могло не быть при том способе ходьбы, который демонстрировали эти ребята. Тем не менее услышать можно было только слабое шуршание подошв о камень. Накинутая заблаговременно пелена позволяла мне не беспокоиться о преждевременном обнаружении моей личности, поэтому я с интересом продолжал наблюдать за единственным движущимся по площади объектом.

Следующей мыслью, пришедшей мне в голову, был справедливый вопрос: что это караульные так стараются, если их никто не видит? А может быть, они как раз рассчитывают на чье-то незримое, но пристальное внимание.

Я принялся рассматривать окна дворца и очень скоро обнаружил, что четвертое слева окно на первом, высоком, этаже слегка приоткрыто и штора на нем сдвинута чуть в сторону. Из-за этой шторы явно кто-то наблюдал за энергично топающим почти на месте караулом. Я, в свою очередь, принялся наблюдать за наблюдающим.

Как ни медленно продвигалась вперед маленькая караульная колонна, через несколько минут она все-таки миновала окно наблюдателя. Штора отодвинулась чуть больше и из окна высунулась лысая голова, затянутая снизу высоким, стоячим, богато расшитым воротником, и принялась, не моргая, бдить в спину колонне. Солдатики, словно почуяв спинами тяжесть этого бдения, еще больше прибавили лихости в исполнении предписанной шагистики.

Я подошел ближе к открытому окну и принялся вместе с лысой головой наблюдать строевые упражнения караула.

Когда ребята миновали парадный вход дворца, я одобрительно произнес:

– Отлично идут!

– Ага, – брюзгливо буркнул обладатель лысины, не поворачивая головы. – Шли бы они, если бы не знали, что я за ними наблюдаю!

– Неужто ваши гвардейцы такие лицемеры?! – возмущенно спросил я.

– Грязнули! Неряхи! Бездельники! Скоты! – отрезал мой собеседник. – Только поротая задница заставляет их правильно и неукоснительно выполнять все положенные артикулы караульного движения!

– Да, – сочувственно поддакнул я, – большинство людей понимают, в чем их счастье, только после того, как их выпорешь!

– Именно это я всегда говорю нашему господину! – воскликнул лысый и наконец повернул голову.

Надо сказать, что его физиономия не вызывала приятных чувств. Эти толстые, изрядно отвисшие щеки, вывернутые губы, оттопыренные уши и маленькие, близко посаженные блеклые глазки неопределенного цвета производили просто отталкивающее впечатление. А кроме того, он обнаружил, что разговаривает с невидимкой. В результате его глазки выпучились, слюнявые губки разлепились, соорудив из себя букву «о», и это совсем не прибавило его роже обаяния. Я сразу же его невзлюбил.

Несколько секунд он соображал, кто бы это могподавать ему реплики, а потом, видимо, решил просто поинтересоваться:

– Э-э-э… с кем имею честь?…

– Да ни с кем… – ответил я с отвращением, резко сменив тон общения.

– То есть как?… – не понял обладатель золоченого воротничка.

– А вот так!… – отрезал я.

– Но ведь кто-то говорит со мной?… – не унималась рожа.

– Твоя больная совесть!… – подсказал я ему.

– Э-э-э… этого не может быть… – В его голосе звучало сомнение.

– Почему?… – спросил я. – У тебя что, нет совести или она глухонемая?…

Туг он лихорадочно облизнул свои толстые губищи, быстро оглядел пустую площадь и, прихлопнув оконную створку, задернул штору.

Я вздохнул и направился к стоявшему в центре площади памятнику. Надо сказать, меня всегда привлекали монументы и культовые сооружения, так что из меня, несомненно, получился бы прекрасный турист. Только вот жизнь складывалась так, что на туризм времени ну совсем не оставалось. Поэтому я удовлетворял свою страсть, не пропуская ни одного монумента или храма, встречавшегося мне по пути. Вот и сейчас первым делом я обошел вокруг здоровенного постамента, на котором чинно, благородно разместилась мощная зверюга, слегка напоминавшая лошадь. Ну, честно говоря, лошадь она напоминала только тем, что имела четыре конечности и лохматый хвост. Ее голова, а уж тем более пасть производили устрашающее впечатление. Поверх этой зверюги, охватив ее тулово длинными ногами, восседал человек среднего возраста в мундире и шлеме, копировавших до мельчайших подробностей одежку только что виденного мной офицера. На солидной бронзовой дощечке, укрепленной на передней части постамента, я прочитал: «Его милость Желтый магистр – победитель зловредных ухшей».

Ни одного зловредного ухша рядом с магистром не было, и я подумал, что, возможно, магистр сидит на последнем из побежденных ухшей, ну вроде как бы триумфатор. Впрочем, от раздумий о судьбе зловредных ухшей меня быстро отвлек большой щит, установленный рядом с монументом. В верхней части этого щита была изображена некая геральдическая завитушка, а под ней крупными буквами было написано: «Сегодня, в первый день первой недели месяца Оранжевого восхода, на главной площади города состоится турнир, посвященный доблести нашего повелителя – Желтого магистра! Принять участие в турнире может любой желающий! Поединки проводятся парным оружием! Начало турнира в полдень! В последнем поединке выступит его магичество Соленый Нос!»

«Ловко этот Соленый Нос устроился!… – подумал я. – Сам себя сразу в финал вывел!…»

Но в тот же момент понял, что это замечательная возможность свети знакомство с этим «полным» магом, как таких называл в моем далеком бреду мой друг – Странник.

Однако до полудня было еще далеко, поэтому я направился прочь с площади, побродить по городку, послушать жителей.

Правда, жителей на улицах города было еще немного. Город только просыпался и мне навстречу попадались только самые ранние пташки – молочницы, нагруженные своими бидонами, кринками и корзинами, зеленщики и булочники, катящие маленькие тележки, совсем молоденькие цветочницы, но все они были не слишком склонны к разговорам.

Покинув площадь, я, прямо за первым же углом, свернул свою пелену и пошел, вертя по сторонам головой. Одноэтажные домики с высокими остроконечными крышами и мансардами под ними поражали разнообразием своих расцветок, а то, что наиболее часто встречались различные оттенки оранжевого, делало городок необычайно праздничным. Постепенно начали попадаться открытые лавочки и кафешки, кое-где застучали молотки ремесленников.

Я толкнул дверь маленького ресторанчика, и она ответила мелодичным перезвоном. Внутри было прохладно, пахло чисто вымытыми досками пола, свежеиспеченным хлебом, корицей. Несмотря на ранний час, за столиками уже сидели несколько человек, судя по свободным позам – завсегдатаев. Молоденькая девушка порхала по небольшому залу, разнося тарелки с шипящей яичницей, булочки и масло.

Оглядевшись, я выбрал столик у стены и опустился на низкий удобный стул. Через несколько секунд около меня с самой милой улыбкой на лице остановилась официантка. Я не стал спрашивать меню, сильно подозревая, что такового здесь отродясь не водилось. Ресторанчик брал не экзотической и разнообразной кухней, а уютом, домашней обстановкой и натуральными, или, как говорят сейчас в моей милой Москве, «экологически чистыми» продуктами. Вместо ненужной бумажки я попросил принести мне пару вареных яиц, свежих булочек с маслом и большой стакан сока.

– Какой сок предпочитает господин? – переспросила девчушка.

– Мандароны, если он у вас есть, – с видом знатока ответил я.

– О господин – гурман! – подхватила она мою игру. Скоро на моем столике стояли две подставочки с яйцами, тарелочка со свежими булочками и кусочком масла и большой стакан подогретого сока. Когда я, тронув стакан, с удивлением поднял глаза на официантку, она сразу же пояснила:

– Ты просил мандарону, а ее подают подогретой…

– Там, где я ее пробовал, она была достаточно холодной… – с сомнением произнес я, на что девушка пожала плечами:

– Просто твой повар не знает, как оттенить вкус этого фрукта.

Ответить мне было нечего, поскольку мой повар на самом деле не знал этого фрукта. Да и повара своего у меня не было. «Так тебе и надо, – подумал я с улыбкой. – Нечего выпендриваться!»

Я прихлебнул из стакана и понял, что девочка абсолютно права. Но высказать ей это я не успел, она уже упорхнула обслуживать новых посетителей.

Этими посетителями оказались два гвардейца в желтых, довольно запачканных мундирах. Они зашли в ресторан почти сразу после меня. Оглядевшись, они выбрали столик рядом с моим и, потребовав себе полный завтрак, принялись обсуждать свои армейские новости. Поначалу я не обращал внимания на их разговор, однако очень скоро он меня заинтересовал. Слышно было очень хорошо, поскольку ребята разговаривали достаточно громко и достаточно откровенно.

– …А начальник дворцовой охраны вообще рехнулся! Представляешь, полчаса назад прибежал в казарму и направил резервный десяток прочесывать площадь!… С сетями!…

– Да площадь-то сейчас пустая! И зачем сети?!

– Он заявил, что с ним разговаривал какой-то невидимка и что этот невидимка на площади! А в сетях этот невидимка якобы запутается. Так что сейчас ребята ходят с неводом по площади, а любопытствующий народ хихикает по переулкам! Хорошо, я уже сменился с караула, а то бы тоже сейчас с сеточкой по площади прыгал…

– Видно, они со шталмейстером опять вчера хорошо посидели…

– Посидели?! Полежали!!! Во всяком случае, в три часа ночи мы шталмейстера обнаружили под памятником. И никто не знает, как он там оказался. Лейтенант его в холодную уложил, думал, он к утру очухается, так когда я уходил, он и не думал просыпаться. Пяток кувшинов они ночью точно уговорили…

– Шталмейстер – слабак! Вон начальнику охраны и после пяти кувшинов ничего не бывает…

– Точно! Утром в казарму заявился – ни в одном глазу! Будто и не вино ночью хлестал, а молочко…

И тут один из гвардейцев, прихлебнув из своей кружки, перевел разговор в другое русло:

– А ты сегодня в турнире будешь участвовать?

– Нет! Мне эти игры надоели! Сколько можно – третий турнир за месяц! Да и что это за турниры?! Сначала мужичье железом размахивать будет, словно дрова рубить собрались, а потом Соленый Нос со своим заговоренным оружием пожалует…

– Как же ты смог отмотаться? У нас весь десяток обязали выступить!…

– Так я ж не мечник, я стрелок! Я так сотнику и заявил – некогда мне, говорю, мечами да кинжалами махать, я, говорю, технику стрельбы отрабатывать должен. Вот, говорю, когда будет турнир лучников – я, с моим удовольствием, класс продемонстрирую! Он от меня и отстал.

– Ну, ты ловкач! – не скрывал зависти его товарищ. – А мне придется идти…

– И приз-то все тот же? – поинтересовался увильнувший от турнира.

– Ага, победивший может просить у наместника что угодно!…

– Вот поэтому деревня и валит на эти турниры! И ведь знают все, что у Соленого Носа ни за что не выиграть, а все равно идут! И не боятся, что калеками вернутся, если вообще вернутся!

– А ты знаешь, что мне один из этих полных людей сказал на прошлом турнире? Я, говорит, если выиграю, попрошу дочку наместника в жены! Вот тогда с меня все налоги снимут!…

– Ну и…

– Ну и снял с него голову Старый Жнец. Не понравилось старику, как этот, полный, меч держит, вот он его и ополовинил!

– Да, под Жнеца лучше не попадаться…

– Ну, мне это теперь не грозит, а ты смотри сам. Там ведь и кроме Жнеца ребята ловкие есть. Так что…

Будущий участник турнира залпом допил остатки из своей кружки и встал из-за стола:

– Пойду я, отдохнуть надо перед рубкой…

– Да я тоже пойду, – поднялся его товарищ. – Устал после ночного дежурства, а глядишь, днем тоже вызовут…

И гвардейцы, оставив на столе по монете, двинулись к выходу.

А я между тем задумался. Получалось, что в турнире действительно могли принимать участие не только воины, но и простые люди. И приз был очень привлекательным. Однако полный человек-воин в той или иной степени владел боевой магией, а полный человек-ремесленник – магией своего ремесла, но никак не боевой. Как же он мог противостоять воину?! И еще, почему Соленый Нос использовал заговоренное оружие? Ему по должности положено было лучше всех владеть боевой магией. Простой солдат или даже гвардеец не выстоял бы против него и двух минут. Да и вообще, зачем надо было проводить такие странные турниры чуть ли не еженедельно?!

Все это было весьма любопытно.

Я не торопясь, вдумчиво, разобрался со своим завтраком и, медленно потягивая из высокого стакана теплый сок, раздумывал над всеми этими загадками, когда в ресторан ввалилась еще одна группа вооруженных ребят. Только на этот раз это были не профессиональные военные. Четверо здоровенных мужиков, явно крестьянского обличья, имея на руках по нескольку железяк, изображавших парное оружие, но плохо оттертых от ржавчины, расселись невдалеке от меня и заказали завтрак. Эти «рубаки» тоже вели разговор и тоже не стеснялись своих голосов.

– …Не, ребята, Мотря лучше всех подготовился! – ухмыльнулся самый щуплый из четверки. Он, по-видимому, уже давно донимал Мотрю, потому что никто из его соседей особенно не заинтересовался особенностями Мотриной подготовки. Но на этот раз «щуплый» явно подготовил новость:

– Он на своих баранах тренировался. Двенадцать штук зарубил!

Двое здоровяков изумленно взглянули на третьего, который сделал независимое лицо и тут же густо покраснел. Над столиком повисла эффектная пауза, а потом Мотря прогудел глубоким басом:

– Так я никогда за эту железяку не держался… Надо же было мне понять, как ее половчее ухватить, когда удар наносишь… Ну а тут как раз большой заказ на баранину поступил, вот я и… того… этого… потренировался…

– Так что теперь у Мотри рука самая крепкая, – тут же подхватил «щуплый». – Эх, держись гвардия, Мотря научит вас клинком махать!

– А ты не егози!… – осадил его один из удивленных здоровяков. – Может, Мотря как раз верно сообразил!… У гвардии-то школа и практика, а у нас одна силушка…

В этот момент к ним на стол был поставлен завтрак, который для меня мог стать хорошим обедом. А уж я на аппетит не жаловался! Ребята принялись за еду и, видимо, считали это занятие очень серьезным, поскольку разговоры прекратились. Только минут через пятнадцать, утолив первый голод, они вернулись к беседе.

– А что – гвардия?! – первым загудел Мотря. – Ежели лепесток все верно показывать будет, так, может, мне и одной силы хватит против гвардейской-то сноровки?!

– Да? – Один из мужиков положил свою ложку на стол и посмотрел на Мотрю долгим взглядом. – А против заговоренного оружия что скажешь?

Мотря пожал плечами:

– Да ведь любое оружие человек держит, так что все едино, человек – главное! А оружие – что ж, мое-то тоже с душком, тоже не наш деревенский кузнец ковал!…

– Так вот я и толкую, что человек – главное, – не сдавался Мотрин оппонент. – А против тебя полный маг встанет! Полный маг – ты понимаешь!

– Так лепесток же… – несколько растерянно прогудел Мотря в ответ.

– Да-а-а, лепесток… – задумчиво протянул мужик, и все четверо снова замолчали, о чем-то тяжело задумавшись.

«Вот еще один неясный вопрос, – подумал я про себя. – Что это за лепесток такой?… И что эти ребята так на него надеются?»

Я настолько задумался над всеми этими неясностями, что не заметил, как сок в моем стакане кончился, и все пытался сделать еще глоток из опустевшего сосуда. Но это заметила маленькая официантка. Она неслышно появилась рядом со мной и, мило улыбаясь, поинтересовалась:

– Неужели наши стаканы настолько вкусны, что их так приятно облизывать?… – При этом в глубине ее глаз мерцали искорки откровенного смеха.

Тут я и воспользовался случаем, чтобы выразить свою благодарность за урок правильного употребления сока мандароны:

– Нет, милочка, стакан здесь совершенно ни при чем. Просто подогретый сок действительно необыкновенно вкусен, вот я и пытаюсь достать еще хотя бы капельку…

– Так давай я принесу тебе еще стакан!… – быстро предложила она.

Я с сожалением покачал головой:

– Нет, ничего не получится… – и, заметив ее удивление, пояснил: – Боюсь, выпью лишнего и не смогу достойно выступить в турнире.

– Как?! И ты тоже хочешь участвовать в этой… драке. – Ее возмущению не было предела. – Ты же совсем не похож на драчуна, да и оружия у тебя нет!

– Хм… – Я был несколько удивлен ее реакцией на мое невинное намерение. – Оружие – это не проблема… Но почему ты так странно оцениваешь мероприятие, вызывающее, как я заметил, столь жгучий интерес у мужского населения этого города?

– Да потому, что это – чистой воды жульничество! – зло выпалила она.

– Ну почему? Вот господа за соседним столиком отнюдь так не считают. Правда, гвардейцы, только что покинувшие зал, тоже не очень одобрительно отзывались о турнире.

– И тебе стоило бы их послушать! – Девушка все никак не могла успокоиться. – Этих-то здоровенных оболтусов лишь слегка поцарапают да отпустят в свою деревню – пусть продолжают своих баранов пасти. А тебя зарубят и глазом не моргнут!

– Кто зарубит?…

– Да любой из этих самых гвардейцев! Если ты, конечно, не полный маг… – Она оценивающе посмотрела на меня. – Только не похож ты на полного мага…

– Ну почему же не похож?! – обиделся я.

– А у тебя во взгляде ни злости нет, ни власти!

– Так что же получается, у любого полного мага во взгляде должна быть властность или злость?! А с нормальным взглядом полных магов не бывает?!

– Ха! – Она даже всплеснула руками. – Если полный маг управляет леном – он смотрит на других как на низших властным взглядом, считая себя господином над всеми. А если полный маг остался без лена, он всех в этом винит, отсюда и злоба во взгляде!

– Вот как?! – Я сделал вид, что задумался над ее словами, а про себя улыбнулся: «Малышка, как любая женщина, склонна к поспешным обобщениям».

– А ты знаешь, я знаком с полным магом достаточно крутого нрава, но ни властности, ни тем более злобы в его взгляде не бывает. Вот насмешка – сколько угодно!

– Да?! – Она приняла вызов. – И как же его зовут?…

– Странник!

Она быстро открыла рот, словно собираясь мне возразить, а потом столь же быстро его захлопнула и посмотрела на меня гораздо уважительнее.

– Ты знаком со Странником?

– Можно сказать, лучший друг! – похвастал я.

– И ты тоже пытаешься пройти Границу? – Моя личность росла в ее глазах с неимоверной скоростью, и я чуть было не ляпнул, что пересек эту дурацкую Границу буквально вчера. Но вовремя прикусил язык.

– Ну… я пока пытаюсь найти или создать возможность перехода… – неуверенно промямлил я.

– Ты делаешь такое дело и собираешься подставить свою шею какому-нибудь ловкому гвардейцу?! – Девчонка снова завелась.

– Да что ты меня считаешь какой-то барышней! – наконец возмутился я. – Поверь, я совсем неплохо владею оружием!

– Ага! – В ее голосе снова зазвучал сарказм. – Еще скажи, что можешь справиться с заговоренным оружием наместника?!

Я собрался было довольно резко поставить ее на место, но вдруг поймал в ее взгляде хорошо спрятанное беспокойство, даже боль. Поднявшись из-за стола и положив перед собой монетку, я как можно спокойнее проговорил:

– Можешь за меня не беспокоиться…

Она в ответ только молча покачала головой. Когда я был уже почти у дверей, маленькая ручка ухватила меня за рукав. Всовывая мне в ладонь какие-то мелкие монетки, видимо сдачу, девчушка горячо зашептала:

– Раз уж ты такой настырный и не хочешь меня послушать, будь очень осторожным. Здесь чужаку могут устроить любую подлость. Берегись, и на лепесток не слишком надейся!

И она быстро пошла назад к стойке. А я толкнул дверь и подумал, выходя на улицу: «Вот, и она про какой-то лепесток толкует…»

Вроде бы немного времени прошло с тех пор, как я вошел в этот миленький ресторанчик, а народу на улице значительно прибавилось. Посредине мостовой тянулись тяжело груженные подводы и легкие тележки, шагали здоровенные мужики с мешками или тяжелыми корзинами. Ближе к зданиям, там, где полагается быть тротуарам, торопились по своим делам женщины, тоже обремененные различной ручной кладью. В общем, народ был все больше работящий, поэтому на меня, прогуливающегося налегке и явно без определенной цели, посматривали с удивлением, вопросительно, неприязненно. Было ясно, что для бездельников время еще не настало.

Я свернул с улицы в небольшой переулок и вышел к маленькому скверику. Здесь я немного посидел на скамейке, а потом решил, что пора двигать к центральной площади, именно там можно было рассчитывать на получение интересовавших меня сведений по поводу проводившегося турнира.

Я шагал не торопясь, кружным путем, разглядывая вывески, афиши и объявления, среди которых встретилось еще несколько, касающихся сегодняшнего турнира. К площади вышел совсем с другой стороны, когда до полудня оставалось немногим более часа. На саму площадь простой народ еще не пускали, только два отряда гвардии, человек по восемь каждый, медленно бродили по желтой брусчатке. Головы у гвардейцев были опущены, словно они что-то разыскивали.

Рядом со мной остановился один из горожан, явно не трудящего сословия. Упершись руками в бока и спрятав маленькие глазки между толстых щек и припухлых век, он тоже принялся наблюдать за гвардейцами, но, как мне показалось, ему было вполне понятно, чем те заняты. Через несколько минут, обратив внимание на то, что я тоже никуда не тороплюсь, он вроде бы ни к кому не обращаясь проговорил:

– Поздновато они сегодня место выбирают… Скоро начинать пора, а у них ничего не готово.

– Да они вроде бы с утра кого-то сетями на площади ловили… – поддержал я предложенную беседу. – Якобы невидимка какой-то завелся…

– Да? – Он с интересом посмотрел на меня. – А тебе откуда это известно?

– Я здесь в одном ресторанчике завтракал, так один гвардеец другому рассказывал… – пожав плечами, ответил я.

Он приподнял свою довольно замызганную шляпу и представился:

– Глузь, местный старожил… А тебя я что-то не припомню, новенький в нашем городе?…

– Да, – подтвердил я его догадку. – Только сегодня приехал. У меня в Весте дела, а тут смотрю – турнир… Вот стою, думаю, может, мне тоже железом помахать?

Он с некоторым сомнением оглядел мою фигуру.

– И где ж твое железо, которым ты собираешься размахивать?

– Ну, я ж не гвардеец, чтобы по городу с оружием расхаживать…

– А у нас не запрещается ходить с оружием, только бы его без дела в дело не пускали… – И он ухмыльнулся, довольный своим каламбуром.

– А это правда, что сам наместник в этом турнире участвует?…

– Да, он проводит последний бой с победителем… И еще ни разу не было, чтобы кто-то у него выиграл!…

– Еще бы! Мало того, что он полный маг, так, говорят, он волшебным оружием дерется?…

– Ну так волшебное оружие любому использовать разрешается. Нельзя только во время схватки против соперника магию использовать.

– Нельзя использовать магию? Да кто ж мне запретит, если я боевой магией владею?! – теперь уже ухмыльнулся я. «Местный старожил» неодобрительно на меня посмотрел и покачал головой:

– Если судьи кого поймают на использовании боевой магии, тому сразу присуждается поражение и он больше никогда не допускается к участию в турнире. И это правильно! Как, иначе смогут участвовать в поединках простые люди, не владеющие боевой магией, если профессиональные воины будут магию использовать? Вот ты, сколько ты выстоишь против гвардейца?…

– Ну-у-у, я не знаю… Все зависит от его умения…

– А если он магию применит?…

– Да как судьи смогут его поймать?!

– А вот для этого ставят лепесток. Если лепесток отклонится, значит, в схватке применили магию. В чью сторону он отклонился, тот магию и применил! – И абориген посмотрел на меня с торжеством. – Так что здесь соревнуются только в ловкости фехтования!…

– Ага… И лепесток, значит, обмануть нельзя?…

– Как же ты его обманешь, если он реагирует на любое проявление боевой магии?…

Я задумался. Получалось все довольно стройно. Может быть, эти турниры действительно позволяли находить каких-то самородков-фехтовальщиков. Ведь обставлены они были самым демократичным образом. Только вот неужели за все это время не нашлось ни одного фехтовальщика сильнее этого самого Соленого Носа?

В этот момент один из гвардейцев поднял голову и что-то закричал. Остальные прекратили свои поиски и быстренько сгрудились возле кричавшего.

– Ну вот, – довольно проговорил мой новый знакомец, – нашли наконец!…

– А что нашли?… – полюбопытствовал я у него.

– Точку, куда лепесток будут ставить, – пояснил тот.

– Разве для него необходимо какое-то особенное место?

– Конечно! – Он был явно удивлен моим невежеством. – Лепесток должен стоять на точке магической статики. Только тогда он сможет реагировать на изменение магического поля!

– Магического поля… в точке магической статики?… – Я попробовал на вкус новые термины, и они мне не слишком понравились. От этих словосочетаний за версту разило околонаучной белибердой вроде «…исследования показали, что женщины Древнего Египта использовали тампоны из папируса…». Однако вступать в дискуссию с аборигеном я не стал, обратив пристальное внимание на засуетившихся гвардейцев.

Один из них, тот, который обнаружил «точку магической статики», остался на этой «точке», двое встали у него по бокам, видимо, намереваясь ни в коем случае не дать этой точке «слинять» из-под сапог своего товарища, четверо разошлись от этой «точки» в разные стороны, образовав квадрат с длиной стороны шагов в сорок. После чего еще трое гвардейцев принялись огораживать эту территорию с трех сторон толстым витым шнуром, растянутым на стойки, а остальные почти бегом направились к дворцу. Скоро они возвратились назад и притащили здоровенную деревянную тумбу, обшитую яркой оранжевой тканью. Тщательно установив эту конструкцию на «точку», они снова бросились во дворец. Спустя несколько мгновений мы увидели, как сквозь широко распахнутые двустворчатые двери гвардия начала выволакивать некую конструкцию, весьма напоминающую своим видом самую обычную гильотину!

Собравшиеся к этому времени многочисленные зрители встретили появление этого устройства дружными приветственными воплями.

Ребята шустро проволокли свою ношу по площади и водрузили ее на приготовленный постамент. Последний из них приволок большой прямоугольный лист красной бронзы и, взобравшись с помощью товарищей на самый верх, укрепил его на гильотине. Затем гвардейцы разошлись в разные стороны и принялись любоваться своим творением, а народ, собравшийся на улицах, примыкающих к площади, повалил поближе к ограждению. Очень быстро огороженная площадка с трех сторон была взята в плотное кольцо зевак. И только та сторона ристалища, что была обращена ко дворцу, оставалась совершенно свободной. Ни один из жаждавших увидеть зрелище не попытался здесь пристроиться. И вообще было довольно удивительно наблюдать, как люди толпятся вокруг ристалища, не притрагиваясь к ограждающему его шнуру.

Лист, поболтавшись между опорами, успокоился, и тогда двое гвардейцев невдалеке от него начали схватку на мечах. Они рубились около минуты, а затем один из них сделал неуловимое движение левой рукой. В тот же момент бронзовый лист завибрировал, издавая раскатистое металлическое грохотание, и одновременно его резко отбросило в сторону применившего магию гвардейца.

Толпа снова восторженно завопила. Демонстрация действительно была очень наглядной.

Пока военные тестировали лепесток, на площадь вытащили длинный дощатый стол, установили его рядом с противомагическим устройством, накрыли скатертью, и на поставленную за ним скамейку уселись три старика очень достойной наружности. Как я понял, это были судьи. Только после этого у одной из узких сторон стола было поставлено роскошное кресло. Гвардия прекратила свои фехтовальные упражнения и выстроилась позади судей.

Сидевший в середине старик поднялся, и тотчас над площадью повисло молчание. Он немного покряхтел, словно примериваясь к собственному голосу, и неожиданно рявкнул на всю площадь:

– Начинается турнир по фехтованию парным оружием! Условия известны. – Он сделал плавный жест в сторону торчавшего у памятника объявления. – Награда – выполнение одного любого желания победителя. Кто желает участвовать в турнире, прошу подходить!

Если вы думаете, что народ толпами повалил к столу, размахивая приготовленным оружием, то ошибаетесь. На площадь вышли человек пятнадцать – двадцать, не больше. И те явно не горели желанием сразу вступить в смертный бой. А я услышал позади себя фразу, сказанную Глузем довольно громко:

– Поубавилось поединщиков!… Скоро их совсем не останется!…

– Не-е-е, дураки всегда найдутся… – ответил ему чей-то тоненький фальцет.

И тогда я тоже шагнул на площадь.

Когда я подошел к судейскому столу, там уже образовалась очередь. Последним переминался с ноги на ногу знакомый мне Мотря, то и дело оглядываясь на троих своих друзей, оставшихся в толпе, бурлившей по краям площади. При этом он настолько неловко держался за свое тронутое ржавчиной оружие, что мне стало его жалко.

– Ты последний подраться? – отвлек я его от разглядывания толпы.

Он смерил меня тяжелым взглядом и хмуро буркнул:

– Ну, я…

– Тогда я буду за тобой…

Он еще раз оглядел меня и так же хмуро поинтересовался:

– А драться чем будешь? Судьям оружие надо предъявить… На предмет яду…

– Ну что ж, предъявим… – Я пожал плечами и, засунув обе руки в свой «походный мешок», выдернул на свет божий шпагу и дагу, уже освобожденные из ножен.

Видимо, многие из толпящихся зрителей пристально наблюдали за мной, я в своей серой одежде выглядел слишком необычно и явно был чужаком в городе. Поэтому стоило сверкающим клинкам появиться в моих руках прямо из воздуха, по толпе пронесся вздох, а потом повисло нехорошее молчание. Сразу становилось понятно, насколько в этом городке любят пришлых чародеев.

– Э-э-э, да ты, похоже, маг?! – спокойный басок Мотри прозвучал в этой тишине.

– Кое-что умеем… – ухмыльнулся я ему в ответ.

Очередь продвигалась довольно быстро, так что я скоро оказался напротив трех старичков, один из которых вел подушную запись желающих побренчать железом, второй осматривал оружие участников, а третий, сидевший в центре, запрокинул лицо к небу, закрыл глаза и, непонятно как удерживаясь на лавке, сладко похрапывал.

Поскольку следом за мной уже никто не пристроился, регистрация участников этого боевого семинара на мне закончилась и тут же были объявлены пары. Мне в первом поединке выпало драться с первым из зарегистрированных, которым оказался капитан гвардии Зван по прозвищу Старый Жнец. Я сразу вспомнил, в каком контексте именно это имя упоминали гвардейцы, сидевшие рядом со мной в ресторанчике, и понял, что попал на самого сильного бойца из записавшихся, кроме, конечно, самого Соленого Носа. И тут мне почему-то стало очень весело.

После того как пары были названы, сидевший слева судья грубо толкнул в бок центрального. Тот громко всхрапнул и открыл глаза. Мгновение он бессмысленным взглядом обозревал собравшихся, а потом, сообразив, что все готово к турниру, поднялся с лавки и заорал хрипловатым со сна голосом:

– Начинается турнир мастеров парного оружия. По объявленным условиям, проигравшим считается тот, кто получит колотую или резаную рану, потеряет длинное или короткое оружие, применит магию против противника. Пары из победителей первого круга формируются жребием. Приглашается первая пара.

Едва договорив, старик рухнул на лавку и тут же закрыл глаза. Через секунду он опять храпел.

Первыми к лепестку были вызваны бойцы из середины списка, и я понял, что нас со Жнецом, видимо, как самое занимательное зрелище, оставили напоследок.

О первых схватках рассказывать, собственно, нечего, двенадцать гвардейцев, внесенных в список первыми, практически мгновенно обезоруживали своих менее умелых соперников, выбивая у них из рук оружие, или наносили им легкие порезы. Каждого проигравшего «полного человека» толпа зрителей принимала в свои ряды с хохотом, подначками и похлопыванием по спине. Только пара, вышедшая к лепестку прямо перед нами, изменила общее течение турнира.

Против одного из офицеров гвардии встал Мотря. Сам мужик был почти на голову выше своего расфранченного противника, а из его огромных кулаков довольно нелепо торчали плохо вычищенный длиннющий меч и кинжал, своими размерами скорее похожий на второй меч.

Офицер, поигрывая стандартным гвардейским эстоком и коротким трехгранным кинжалом, напоминавшим кончар, с жалостливой усмешкой оглядывал угрюмого Мотрю, пока не прозвучал сигнал к началу боя.

Едва только один из судей скомандовал «бой», офицер прыгнул вперед, намереваясь задеть предплечье Мотри еще до того, как тот встанет в боевую стойку. Однако он не ожидал, что огромный мужик с такой быстротой поднимет свое здоровенное железо. Шустрый бедняга, наряженный в прекрасный оранжевый мундир, увидел прямо перед собой заржавленное острие Мотриного меча, но было уже поздно. Не мог же он в самом деле остановить свое тело в полете. А когда длиннющая, не слишком чистая железяка воткнулась прямо в офицерскую грудь и остановила его, такое изысканно стремительное движение, кончик вытянутой офицерской шпаги не доставал до цели еще добрых полметра.

Все произошло настолько быстро, что никто ничего не понял. Вот только что блестящий гвардейский офицер салютовал сверкающим клинком неотесанной деревенщине, явно непривычной к оружию, и в то же мгновение этот блестящий офицер оказался лежащим на желтой брусчатке в залитом кровью мундире, а деревенщина, склонившись, похлопывал его по плечу и басовито приговаривал:

– Эй, дружище, я тебя не слишком сильно задел?…

Судья, как ему и положено, очнулся первым и, кашлянув, объявил:

– В поединке победил… овчар Мотря!

Чтобы сообщить имя победителя, ему пришлось заглянуть в список, поскольку победитель в этой паре был ну совсем не тот, кто ожидался.

Толпа, окружающая площадь, встретила это сообщение таким взрывом одобрительных криков, что стало ясно, насколько всем надоело турнирное превосходство гвардии.

А затем пришла моя очередь. Когда я увидел своего противника поближе, я был очень удивлен. На первый взгляд ему было никак не меньше девяноста лет. Мне показалось, что он едва удерживает в руках оружие, а его тонкие ноги с трудом несут древнее тощее тело по этой бренной земле. Кроме того, приветствуя меня, он улыбнулся, и я разглядел за сморщенными губами его единственный желтый зуб.

Но тут же в моей голове пронеслась услышанная в ресторане фраза: «Старику не понравилось, как он держит оружие, вот он его и ополовинил…» И кроме того, настораживало прозвище этого необычного вояки. Так что стоило вполне серьезно отнестись к этому противнику.

И действительно, едва мы скрестили шпаги, как у старика исчезла дрожь в коленях, стерлась с лица старческая улыбочка, а глаза блеснули острым боевым азартом. Жнец сразу атаковал, считая, видимо, себя гораздо более опытным бойцом. Как ни странно, в атаке он придерживался классической стойки, откинув левую руку с кинжалом назад. Его два шага вперед сопровождались легкими разведочными касаниями клинков в шестом, втором, шестом соединении, после чего он, довольно неожиданно, сразу попытался провести укол переводом вниз. Я принял первую защиту, и Жнец мгновенно вернулся в боевую стойку, судя по, его виду, весьма удивленный чистотой и элегантностью моего приема.

Зрители, однако, ничего не поняли из прошедшей фразы и бурно приветствовали атаку своего бойца против чужака. И вообще я почувствовал, что этого старика в городе, по-видимому, очень любили.

Жнец быстро перешел в стойку, соответствующую двойному оружию, и снова пошел в атаку. На этот раз он попытался провести прямой укол в грудь из четвертого соединения. Однако я принял четвертую защиту, уклонившись вправо, и тут же провел рипост уколом вниз. Жнец едва успел отвести кинжалом кончик моей шпаги от своего живота, хотя, впрочем, он вряд ли бы справился с этой задачей, пожелай я его прикончить! Но мне совсем не хотелось убивать старика, и он, похоже, это отлично понял.

Отскочив, он перевел дыхание и взглянул на меня с гораздо большим интересом, а я ему в ответ улыбнулся и едва слышно проговорил:

– Мы вполне можем устроить для присутствующих прекрасное представление, но тебе, папаша, придется проиграть…

– Зачем тебе это?… – так же тихо спросил он.

– Мне надо добраться до вашего Соленого Носа…

Жнец пожал плечами:

– Он совершенно неинтересен…

– А меня интересует совсем не он, а его волшебная боевая пара… Его меч и кинжал…

И в этот момент я пошел в атаку. Наши клинки размашисто скрестились – шестое, второе, шестое, четвертое соединения, после чего я нанес укол переносом в бедро. Мой противник снова успел поймать мой клинок своим кинжалом, да так, что кончик шпаги прошел сквозь кольца гарды кинжала. Жнец тут же воспользовался представившейся возможностью и, крутанув кистью, попытался сломать кончик моей шпаги.

По-видимому, он никогда не встречался с выращенным оружием! Едва только я ощутил напряжение в сгибающемся клинке, как сразу же вывернул кисть так, что мой клинок резко согнулся. А затем он мгновенно со страшной силой распрямился, вырывая из ладони старика рукоять кинжала.

Как только оружие Жнеца покатилось по желтой брусчатке, я отскочил назад и опустил свои клинки. Старик стоял неподвижно, рассматривая свою левую, предавшую его, руку, а потом поднял на меня изумленные глаза, в которых плескалась боль поражения. Я несколько смущенно пожал плечами, как бы говоря: «Что делать, кто-то должен был проиграть…»

А над площадью стояла пораженная тишина. Судьи, участники, зрители не верили своим глазам. И только когда я поднял свою шпагу, отдавая салют старому фехтовальщику, над площадью прошелестел вздох, а затем раздался хрипловатый голос судьи:

– В э-э-э… в поединке победил э-э-э… Победил в поединке… – ему снова пришлось заглянуть в свой список, – Илья! – Он помолчал и тихо добавил: – Полный маг…

Я повернулся и пошел в сторону стоявших общей группой победителей. А мой противник, оставив свой кинжал на камнях площади, опустил голову и побрел на подгибающихся ногах в сторону дворца.

И в этот момент двери дворца распахнулись и на площадь выступил молодой, не старше тридцати лет, мужчина, одетый в роскошный гвардейский мундир. Он широким шагом прошел к судейскому столу, даже не взглянув на ковылявшего ему навстречу Жнеца. Подойдя к судьям, он опустился на стоявший у стола стул и мягким вкрадчивым голосом проговорил, ни к кому не обращаясь:

– Продолжайте…

Как только прозвучал этот негромкий голос, сидевший в середине судья проснулся и, вскочив на ноги, проорал:

– Начинаем поединки второго круга! Первая пара…

Хотя в самом начале турнира было объявлено, что пары второго круга составятся жребием, ничего похожего на такое распределение участников я не заметил. В первой же паре к лепестку вызвали меня и первого из победивших гвардейцев. С судьями спорить не принято ни в каком из миров, поэтому я молча направился к площадке у лепестка. Новое действующее лицо, бывшее, судя по его эффектному появлению, самим Соленым Носом, внимательно наблюдало за моими действиями. Однако ничего интересного ему увидеть не удалось.

Мой новый противник, судя по его поведению, откровенно меня побаивался и поэтому действовал очень скованно. Уже во второй фразе мне удалось пробить его неловкую защиту и коснуться острием шпаги предплечья. На рукаве гвардейца проступила кровь и он с облегчением опустил свое оружие. Тут я заметил, как Соленый Нос недовольно оскалился.

Последовавшие затем поединки отличались от схваток первого круга гораздо большим напряжением. Оно и понятно – соперники в этом круге были примерно равны по силам и по мастерству владения оружием. В этих поединках дважды звучало дребезжание лепестка, и двое участников турнира получили поражение за применение боевой магии. Правда, их смущенный вид показывал, что заклинания они применяли автоматически, не раздумывая, когда попадали в сложную ситуацию.

А вот Мотря снова всех удивил. Ему пришлось биться в последней паре, и снова дравшийся с ним гвардеец не посчитал его за серьезного противника. В отличие от своего предшественника он не ринулся вперед сломя голову, а после команды к началу поединка медленно двинулся вокруг своего противника, позванивая своим тяжелым эстоком по вытянутому вперед мечу Мотри. Но улыбка, блуждавшая по физиономии офицера, ясно показывала, что ему просто смешно наблюдать за воинскими навыками здоровяка овчара. А тот, серьезно хмуря брови, поворачивался вслед движению своего противника и, казалось, не собирался предпринимать совершенно ничего.

Гвардеец прошел почти полный круг, когда Мотря резко повел правую руку со своим огромным мечом назад, а вместо нее выставил перед собой левую с кинжалом, изображая довольно нелепый выпад. Его противник эффектно выполнил четвертую защиту, отбив Мотрин кинжал влево, и попытался провести рипост уколом прямо. Гвардеец вытянулся в глубоком выпаде, ясно видя перед собой огромную и совершенно открытую грудь здоровяка, но правая рука Мотри, в этот момент завершавшая круговое движение, с огромной силой обрушила гигантский меч на вытянутое предплечье офицера. Удар, как ни странно, пришелся плашмя, видимо, Мотря еще недостаточно хорошо контролировал положение рукояти оружия в своей ладони. Однако раздавшийся хруст и последовавший за этим вопль уронившего оружие гвардейца ясно показали, что рука у него сломана.

И снова Мотря, мгновенно опустив оружие, прогудел басом:

– Извиняй, что задел… Не надо было руку вытягивать…

Буря радостных возгласов снова показала, на чьей стороне находятся симпатии зрителей.

В третий круг вышли всего восемь участников. Шестеро гвардейцев и мы с Мотрей. На этот раз судьи провели некое подобие жеребьевки, и я совсем не удивился, когда объявили, что мне предстоит драться с огромным овчаром.

Наша пара была последней, и надо сказать, что за остальными тремя схватками народ практически не следил. Я заметил, что в толпе зрителей активно заключаются пари на исход нашей схватки, и, судя по крикам, раздававшимся оттуда, Мотре отдавали предпочтение.

Когда мы вышли на площадку перед лепестком, над площадью повисла гробовая тишина. Я по привычке отсалютовал своему противнику и принял боевую стойку. Мотря попробовал повторить мой салют и чуть не заехал гардой меча себе в лоб. Все-таки инерция у его железки была слишком велика даже для его могучей руки.

Как только была произнесена команда к началу схватки, Мотря вытянул правую руку с мечом мне навстречу, но я не стал кружить вокруг него. Вместо этого я коротким ударом кинжала отбросил тяжеленный клинок влево от себя и сделал вид, что пытаюсь приблизиться к нему вплотную. Он тут же выбросил вперед левую руку с клинком, а правой, широко размахнувшись, попытался рубануть сверху. Однако я, вместо того чтобы броситься прямо к нему, уклонился вправо и шпагой отбросив его короткий клинок в левую от себя сторону. Его огромный меч со свистом распорол воздух и, не встретив сопротивления, с силой опустился на желтые камни брусчатки.

И тут все поняли, что Мотрин меч действительно волшебный. Тяжелый клинок не отскочил от камней, а вонзился в них, погрузившись почти до половины своей длины. Мотря попытался одним могучим рывком выдернуть меч из брусчатки, однако он крепко засел и поддавался с большим трудом.

А я, мгновенно оказавшись рядом со своим дюжим противником, приставил к его горлу кинжал и прорычал:

– Бросай свое оружие, или…

С громким звяком на камни упал Мотрин кинжал, а сам Мотря, выпустив рукоять меча, отскочил в сторону с возмущенным ревом:

– Ты чего, мужик, с ума сошел! Мы убивать не договаривались.

Его вопль сразу был перекрыт гулом разочарования. Я опустил свои клинки и, улыбнувшись, сказал совершенно спокойным голосом:

– Давай выдергивай свой кладенец…

Мотря огорченно вздохнул, признавая свое поражение, и, ухватившись двумя руками за рукоять меча, с натугой вытащил его из брусчатки. Та часть клинка, которая побывала в камне, отливала на солнце таким чистым серебром, что собравшиеся ахнули и даже сам Соленый Нос привстал со своего стула.

– Ну вот! – проворчал Мотря, любуясь своим клинком. – А я все тер, тер и никак не мог оттереть его…

И тут толпа захохотала.

Когда все немного успокоились, турнир продолжился, но стало очевидно, что в этот момент зрителей происходящее на площади стало интересовать гораздо меньше.

Два поединка между четырьмя оставшимися участниками завершились практически мгновенно. Мой противник, едва прозвучала команда к началу, бросил на камни свой кинжал, а на недоуменные взгляды своих товарищей проворчал:

– Чего позориться…

Я отошел в сторону, давая место второй паре, и в этот момент мне неожиданно вспомнилось предостережение, которое я получил от маленькой официантки. Оглянувшись по сторонам, я удостоверился, что все заняты наблюдением за происходившей схваткой, и быстро прошептал заклинание, прикрывающее от боевой магии.Легкий толчок горячего воздуха в грудь подтвердил, что заклинание наложено.

Вторая схватка тоже получилась совсем короткой. Уже во второй фразе у одного из поединщиков при выполнении четвертой круговой защиты сломался клинок.

Когда я и последний из гвардейцев встали друг против друга рядом с лепестком и приготовились к последней схватке, неожиданно раздался безразличный, ни к кому не обращающийся голос Соленого Носа:

– Неужели лучший фехтовальщик моей гвардии не сможет справиться с каким-то чужаком?…

В этой простой и негромкой фразе было столько угрозы, что она прокатилась над площадью, мгновенно гася все разговоры, шорохи, движения. Люди притихли в ожидании чего-то страшного. А моего противника эти слова сразу привели в очень агрессивное состояние. Мне тоже было понятно, что теперь он не посмеет просто так уронить один из своих клинков. Судья кашлянул и, как мне показалось, несколько через силу произнес:

– К бою!…

Мой противник невысокий, коренастый гвардеец в довольно потертом мундире, скрестив клинок своего эстока с моей шпагой в шестом соединение, попытался сразу же, используя контрбатман, провести прямой укол. При этом он показал, что атакует грудь, а укол нанес в правое предплечье. Когда же я с успехом перехватил его эсток своей дагой, он немедленно атаковал меня справа ударом кинжала.

Я отскочил на шаг назад. Зрители взревели, посчитав мое отступление частичным поражением, и, судя по усмешке, мелькнувшей на лице моего противника, он был с ними полностью согласен.

Шагнув вперед, он восстановил дистанцию и длинные клинки быстро звякнули один о другой – шестое, второе шестое, четвертое, после чего гвардеец снова попытался атаковать, выполняя укол переносом. И снова показав удар в грудь, острие эстока направилось к моему животу. Я легко справился с этим ударом при помощи первой защиты и тут же провел рипост уколом с кругом в грудь. В последний момент гвардеец перехватил кинжалом мой клинок и, в свою очередь, отпрыгнул назад.

И снова толпа охнула, но теперь в этом вздохе было больше разочарования. А я понял, что мой противник не намерен ограничиться «технической победой»: для того чтобы порадовать своего господина и утвердить за собой неожиданно свалившееся звание первого клинка гвардии, он был готов меня убить. И тут меня охватила злость! Та самая, холодная, беспощадная злость, которая делает руку тверже, а мысль острее.

Я сделал шаг вперед, сокращая дистанцию, и, приняв клинок противника в четвертое соединение, показал укол переносом. Однако вместо удара я мгновенно провел фруассе, отбросив клинок эстока далеко вправо. Его грудь полностью открылась и острие моей шпаги рванулось в прямом уколе. Он мгновенно среагировал кинжалом, перехватывая мою шпагу, но моя атака была двойной и этого он учесть не успел. В то время как его кинжал уводил мою шпагу от незащищенной груди, моя дага с противным хрустом вошла в его правый бок!

Гвардеец изумленно охнул и выронил свое оружие. Глаза его остановились, потеряли всякое выражение, закатились. Я выдернул свой клинок из обмякшего тела, и оно рухнуло на камни с глухим стуком.

Я наклонился над ним, вытер дату о его желтый камзол и, выпрямившись, отсалютовал неподвижному телу. А затем повернулся и пристально посмотрел на сидевшего за столом наместника Желтого магистра по имени Соленый Нос.

Он ответил на мой взгляд кривой усмешкой и, подняв кверху руку, щелкнул пальцами. Двери дворца распахнулись и двое ливрейных лакеев вынесли длинный узкий ящик.

Подойдя к месту проведения турнира, они поставили этот ящик прямо на судейский стол и открыли его. Внутри, на темном бархате обивки, лежал длинный прямой меч с короткой простой крестообразной гардой, очень похожий на китайский Цзянь. На светлом клинке темными буквами было написано… «зарублю». Рядом лежал кинжал с такой же простой гардой, но с темным клинком. На этом клинке светлела надпись «зарежу».

Соленый Нос встал со своего стула, подошел к футляру и поклонился клинкам. Потом он аккуратно достал из футляра оружие и, повернувшись в мою сторону, тихо, не сводя с меня взгляда, бросил:

– Объявляй…

Один из судей тут же проорал:

– К бою!…

И мы скрестили клинки.

Фехтовал он, надо прямо сказать, неважно – опаздывал с защитой и ответной атакой, позволял проводить повторные атаки и даже реприз. В общем, уже после трех полных фраз я был в недоумении, каким образом он умудрялся выигрывать турниры. Мне в общем-то ничего не стоило достать своего противника практически в любой из своих атак, но я хотел, чтобы проявились магические свойства его оружия. Только в этом я видел хоть какой-то намек на возможность его успеха.

Соленый Нос, видимо, рассчитывал, что к концу турнира я устану и не смогу атаковать достаточно быстро и четко. Однако для меня четыре проведенных поединка были всего лишь разминкой, тем более что только первый и последний из них могли называться поединками в полном смысле слова.

Ответ на мое недоумение пришел во время четвертой фразы. Наместник неумело готовил свою атаку, показывая прямой укол из шестой позиции, который ну никак не успевал пробить мою третью защиту, и в этот момент я ощутил сильнейший магический удар, направленный мне в ноги. Если бы не заранее поставленная мной защита против магии, у меня скорее всего свело бы судорогой обе икры – и меня можно было бы, что называется, брать тепленьким. Однако благодаря моей предусмотрительности я удержался на ногах, хотя корявый удар этого негодяя мне удалось отвести с большим трудом.

Отскочив назад, я бросил взгляд на лепесток. Он висел совершенно неподвижно, никак не реагируя на явное применение боевой магии.

Ситуация складывалась достаточно поганая. Ответить магическим ударом я не мог, на мою магию лепесток, безусловно, отреагирует! Как долго выдержит моя магическая защита, я тоже не знал, поскольку ставил ее на всякий случай и об особой прочности не позаботился! А этот негодяй, конечно же, не оставит своих попыток сбить меня с ног или достать каким-нибудь еще заклинанием!

Я посмотрел на физиономию своего противника. Соленый Нос нагло улыбался, хотя в глубине его глаз я заметил толику недоумения. Он не мог понять, почему его заклинание не сработало, и, видимо, полагал, что это произошло из-за его собственной ошибки.

Мы шагнули навстречу друг другу, сокращая дистанцию, и снова скрестили оружие. Судя по его поведению, он решил покончить со мной одним ударом. И то, что он сделал, совсем уже не было фехтованием. Едва коснувшись мечом моей шпаги, он взметнул его высоко вверх и со всего размаха опустил его мне на голову одновременно с воплем: «Зарублю!» Стремительно падавший клинок, словно услышав заветное слово, окутался голубоватым сиянием. И в этот момент я снова ощутил магический удар, на этот раз по рукам! Моя защита опять погасила силу заклинания, но далеко не полностью, с огромным трудом мне удалось поднять скрещенные клинки, чтобы принять на них всю тяжесть удара заколдованного меча. Но одновременно с прозвучавшим криком Соленого Носа ко мне пришло наконец понимание сути наведенного на его клинки волшебства!

Все было очень просто: в тот момент, когда хозяин оружия произносил слова «зарублю» или «зарежу», клинок, на котором красовалось это слово, приобретал способность справляться с любым металлом. Так что по расчету наместника, его меч должен был перерубить мои клинки и размозжить мою голову! Не учел он только одного: в моих ослабевших руках было выращенное оружие, а магия выращенной стали была значительно выше магии его оружия.

И все-таки его удар был очень силен! Я почувствовал, что мои руки, пораженные предательским магическим ударом, не справляются с обвалившейся на них тяжестью. Упав на одно колено, я постарался отвести падающий меч вправо, а сам покатился влево. Только через долгое мгновение я сумел вскочить на ноги, но Соленый Нос был настолько поражен моим уходом из-под его удара, что не смог использовать это мгновение для атаки.

После этого исход поединка был предрешен! Одним прыжком я оказался рядом с ним. Он неловко поднял свой меч, завороженно переводя взгляд с моей шпаги на дагу, словно не веря, что с ними ничего не случилось. А я, не обращая внимания на его растерянность, резким толчком короткого клинка отбросил в сторону его меч и нанес мгновенный двойной удар.

Он был очень плохим фехтовальщиком! Он не успел возвратить свой меч в боевое положение, а его кинжал безнадежно опоздал, как и его новый магический удар. Моя шпага вошла ему в горло, а дага пробила висок. Соленый Нос рухнул на желтые камни, не издав ни звука, только его кровь с глухим бульканьем выталкивалась через разорванное горло.

Он был очень плохим фехтовальщиком… А вот гвардия у него была хороша. И секунды не прошло с того момента, как он растянулся на камнях площади, еще протяжный «ох» толпы не отзвучал, а вокруг меня сомкнулось кольцо желто-оранжевых мундиров и двенадцать клинков было направлено в мою сторону.

Я спокойно вытер оба своих клинка об одежду бывшего наместника и медленно выпрямился. Затем обвел гвардейцев холодными глазами и под их изумленными взглядами убрал свое оружие. Когда два моих клинка прямо у них на глазах растворились в воздухе, они явно растерялись. Усмехнувшись я спросил у старшего по виду гвардейца:

– Значит, ты считаешь, что этого клятвопреступника стоит защищать и после смерти?!

Гвардеец еще больше растерялся и очень неуверенно переспросил:

– Почему ты называешь господина наместника клятвопреступником?…

– А разве не он устанавливал правила этого турнира?

– Да, он… Но ведь эти правила неукоснительно соблюдались…

– Только не им самим!… Или ты действительно думаешь, что он фехтовал лучше вас всех?

На его лице отразилась борьба между долгом и правдой, и после некоторых колебаний он промямлил:

– Ну… просто ему очень везло…

Гвардейцы, окружавшие меня, внимательно прислушивались к нашему разговору, и один, видимо, самый нетерпеливый, вдруг вмешался:

– Краг, ты лучше спроси у него, откуда он взялся.

Я посмотрел на говорившего и процедил сквозь зубы:

– А ты, торопыга, не мешайся в разговор старших. Иначе будешь квакать далеко за городом… – И вернувшись к прерванному разговору, спросил: – Значит, ты думаешь, что ему везло?… Ну что ж, давай спросим у него самого… Ты ведь поверишь словам своего господина?…

Вся вооруженная компания уставилась на меня округлившимися глазами, а я наклонился над лежащим телом и, пробормотав «Расскажи-ка нам правду, дорогой…», сильно дунул ему в лицо.

Труп открыл глаза и сел. У меня, правда, мелькнула поздняя мысль: «Как же он говорить-то будет с перерезанным горлом?…», но голос наместника зазвучал вполне разборчиво:

– Спрашивайте…

Гвардейцы шарахнулись от заговорившего трупа. Тот действительно представлял собой не очень аппетитное зрелище. Хотя обе раны уже почти перестали кровоточить, труп с открытыми глазами, порванным горлом и бело-розовой дырой в черепе, говоривший не разжимая губ, производил жуткое впечатление. Так что я хорошо понимал чувства его бывших подчиненных. Однако мне тоже было не до сантиментов. Поэтому я обернулся к гвардейской компании и жестко спросил:

– Ну?! Кто будет спрашивать?! Или вы все мертвяков боитесь, гвардия?!

Вперед шагнул гвардеец, с которым я говорил, и заплетающимся языком проговорил:

– Господин… ты живой?…

Более идиотского вопроса придумать было невозможно. И реакция допрашиваемого была адекватной. Его глазные яблоки повернулись в направлении спрашивающего, и все услышали встречный вопрос:

– Ты что, Краг, совсем из ума выжил?! Как можно быть живым с пробитой головой и порванным горлом?!

– Слушай, дорогой, – вмешался я в эту милую беседу старых друзей, – перестань интересоваться здоровьем собеседника, это тебе не светский прием! Спрашивай по делу…

– Э-э-э, – слегка заклинило Крага, но он справился с собой, и следующий вопрос сформулировал достаточно четко: – Господин, этот человек утверждает, что ты жульничал во время турниров. Мы ему, конечно, не верим… – попытался он сразу смягчить свою невольную резкость, но труп его перебил:

– Это не «этот человек», а Серый Магистр. Называть его надо именно так и не иначе. А что касается твоего вопроса – да, я применял магию против своих противников! Ну и что! Мой турнир, как хочу, так и выигрываю! Еще не хватало, чтобы я собственный турнир проигрывал!

Мне показалось, что окружавших меня гвардейцев гораздо больше поразило, что они оказались в обществе Серого Магистра, чем то, что их господин жульничал. С минуту, если не больше, они рассматривали меня, словно увидели только что, а затем Краг задал неожиданный вопрос продолжавшему сидеть трупу:

– Господин, и ты попытался применить магию против Серого Магистра?!

Судя по тону вопроса, гвардеец приравнивал поведение своего господина или к прямому святотатству, или к удивительной тупости!

– Дурак… – беззлобно ответил бывший наместник. – Если бы я знал, кто готов скрестить со мной клинки, я вообще не прикоснулся бы к своему оружию! Что я – самоубийца?! Но подлинное имя Серого Магистра я осознал только после… своего… ухода. – Он помолчал и спросил: – Еще вопросы будут?

Краг помотал головой, и труп перевел зрачки в мою сторону:

– Ты меня отпускаешь, повелитель?

– Только один вопрос, – негромко проговорил я. – Меч и кинжал, которыми ты сражался, – единственное зачарованное оружие в твоем арсенале?

– Краг покажет тебе все мое вооружение…

Тут его глазные яблоки неожиданно закатились, голова запрокинулась, открывая страшную рану на горле, и из этой раны донесся жуткий стон:

– Мне тяжело!!! Мне страшно!!!

Превозмогая отвращение, я быстро склонился над запрокинутым лицом и снова сильно дунул. Труп опрокинулся на спину и мгновенно затих. Только тяжелая капля густой крови выдавилась из раны на горле и, медленно скатившись по шее, шлепнулась на желтый камень.

Я выпрямился и взглянул на Крага:

– Ты удовлетворен?…

– Да, повелитель. – Он склонился в поклоне.

Я повернулся к остальным гвардейцам:

– Больше ни у кого вопросов нет?

Они молча склонились.

И только тут до меня дошло, что толпа зрителей, любовавшаяся турниром, никуда не делась. Люди стояли вокруг ристалища совершенно безмолвно и внимательно наблюдали за всем происходящим. Я улыбнулся и громко крикнул в сторону толпы:

– Может, у кого-то из вас есть ко мне вопросы?!

Толпа мгновенно стала таять.

Я снова повернулся к выстроившимся передо мной гвардейцам.

– Площадь прибрать, судей распустить! Краг, проводи меня во дворец, мне необходимо осмотреть арсенал наместника. – И я быстрым шагом направился к распахнутой парадной двери. Старый гвардеец молча последовал за мной.

Мы вошли во дворец и сразу нам наперерез бросился некто, весьма похожий на лакея. Во всяком случае, на нем была роскошная ливрея и не менее роскошный парик. Я впервые, если мне не изменяет память, видел искусственную прическу в Разделенном Мире, поэтому, улыбнувшись, остановился. Лакей действительно имел довольно комичный вид, когда бежал нам навстречу, переваливаясь и растопырив руки. В этот момент Краг шагнул вперед, прикрывая меня собой, и рявкнул, выхватывая из ножен свой эсток:

– Не приближайся!

Однако лакей и не подумал остановиться. Он лишь несколько умерил свой пыл, сменив быструю рысь на скорый шаг. При этом он быстро заговорил:

– Хозяина нет во дворце!… В его отсутствие и без его особого приглашения я не могу впустить вас!…

И тут я понял, почему гвардеец шагнул вперед. Ладони на широко раскинутых руках лакея оканчивались не пальцами, а длинными узкими лезвиями. И эти лезвия были буквально ощетинены.

Лакей приблизился к нам настолько, что его грудь почти вперлась в острие гвардейской шпаги, но он, казалось, этого не замечал. Его глаза были буквально прикованы к моему лицу, словно он увидел нечто давно ему знакомое и при этом очень страшное! Было совершенно ясно, что этот странный лакей готов на все, лишь бы не пустить меня во дворец своего господина. Краг, не оборачиваясь, быстро зашептал:

– Повелитель, тебе лучше выйти!… Я с ним мигом разберусь и приглашу тебя!…

– Ну вот еще! – возмутился я. – Не хватало, чтобы я от лакеев начал прятаться! Ну-ка… – И я легко отстранил прикрывавшего меня гвардейца.

Увидев, что между нами больше никого нет, лакей издал какой-то нечленораздельный вопль и бросился вперед, выставив перед собой свои смертоносные руки, но в то же мгновение я произнес короткое, как удар кинжала, заклинание и выбросил из левой ладони то, что там появилось.

Два нестерпимо сияющих оранжевых шарика метнулись навстречу нападавшему, но не ударили в него, а разошлись в стороны, едва не задев протянутых вперед рук, и, быстро потускнев, исчезли за его спиной. А сверкающие веера торчавших из ладоней ножей мгновенно сплавились и потекли, словно от неимоверного жара.

Лакей, сделав по инерции еще пару шагов, словно очнулся. Остановившись, он принялся недоуменно рассматривать появившиеся вместо лезвий культи своих отрубленных по первую фалангу пальцев, как будто видел их впервые.

– Что с ним?! – прошептал у меня за спиной Краг.

– Ничего особенного… – спокойно ответил я. – Нормальная реакция человека, с которого снято очень сильное и давно наложенное заклинание. Он не понимает, где он и что с ним происходит.

Затем я шагнул к растерянному лакею и сдернул с его головы парик. Он взвизгнул, как будто с него сорвали настоящие волосы… И тут же его взгляд стал полностью осмысленным.

– Вот теперь мы разделались с твоими неприятностями окончательно, – довольно констатировал я.

– А мои пальцы?… – деловито поинтересовался он, показывая мне свои изуродованные руки. Я внимательно осмотрел парик, потом взял его ладонь и рассмотрел обрубки пальцев.

– Думаю, что они отрастут недели через две. А до этого придется как-то обходиться.

Он кивнул коротко остриженной головой и неторопливо направился к выходу из дворца. Однако Краг окликнул:

– И куда же ты пошел?…

– Так домой, – обернувшись, ответил бывший лакей. – Я и так у господина наместника слишком долго пробыл. Он сказал, что его опыт всего на полчаса затянется, а вон, уже вечереет…

– Какие полчаса!… – воскликнул гвардеец. – Ты хоть помнишь, сколько ты во дворце живешь!…

– Живешь?! – бывший лакей ухмыльнулся. – Я во дворце вообще не живу. Утром я случайно встретился с господином наместником и он предложил мне поучаствовать в его опыте и пообещал за это два золотых. Сказал – недолго, а сам вон на сколько задержал. Хорошо хоть я у него деньги сразу взял. – И он достал из кармана штанов две золотисто блеснувшие монеты.

– Друг милый, да ты во дворце уже двенадцать лет живешь! – Возбужденно заговорил Краг. – Ты же в один день со мной во дворец попал! Неужели ничего не помнишь?! Ты двенадцать лет состоял в личной охране Соленого Носа!

– Как двенадцать лет?! – ошарашенно переспросил бедолага, озираясь. – Но тогда… Как же тогда… моя семья?…

В этот момент трое гвардейцев втащили в парадные двери конструкцию, на которой подвешивали лепесток, и я остановил их коротким окриком:

– Выбросите эту дрянь подальше или отдайте какому-нибудь мастеровому! А вот ты, – я ткнул пальцем в одного из гвардейцев, – займись пареньком… Его ваш прежний господин покалечил и на двенадцать лет памяти лишил. Расспроси его поподробнее о родне и постарайся кого-нибудь разыскать. А пока пусть его устроят во дворце… – Потом, повернувшись к Крагу, приказал: – Пошли в арсенал, мне некогда.

Краг без разговоров двинулся вперед, а я за ним следом.

Пройдя короткой анфиладой комнат, мы свернули влево и оказались в широком коридоре, в конце которого оказалась винтовая лестница. Спустившись в глубокий подвал. Краг вынул из подставки на стене факел и пошел вперед, освещая путь колеблющимся пламенем. Очень скоро каменные стены коридора разошлись в стороны и мы оказались в довольно большой комнате, в противоположной стене которой виднелись массивные двустворчатые двери, обитые толстыми железными полосами.

Краг подошел к дверям и негромко произнес:

– Вот место, где гос… где Соленый Нос хранил свое личное оружие. Только как открываются двери, я не знаю.

Я подошел ближе. На тяжелых дубовых створках не было замка. Не было и замочной скважины. Двери казались просто прикрытыми, хотя я не сомневался, что они тщательно заперты рачительным хозяином.

После короткого магического прощупывания мне стало ясно, что с налета здесь ничего не сделаешь. Я немного подумал, а потом кивнул Крагу:

– Знаешь что, этим я, пожалуй, займусь завтра с утра. А сейчас, как мне кажется, самое время отобедать. Проводи-ка меня к человеку, который в этом дворце заведует обедами…

Краг несколько растерянно взглянул на меня, а потом словно что-то сообразив, предложил:

– Отведу я тебя, повелитель, к матушке Отине… Она наверняка все сможет тебе рассказать. И об обеде, и об ужине, о том, где ты сможешь провести ночь…

– Ну что ж, к Отине так к Отине… – бодро согласился я.

Но гвардеец как-то странно взглянул на меня и несколько нерешительно поправил:

– Нет, повелитель, ее зовут – матушка Отина…

– Хорошо, пусть будет – матушка… – опять-таки согласился я.

Удовлетворенный моей покладистостью, гвардеец зашагал из подвала.

Мы вернулись на первый этаж, снова прошли анфиладе, пересекли холл и, миновав еще одну анфиладу комнат, оказались у высокой, но узкой двери, выкрашенной в неприятный желтый цвет. Гвардеец остановился и негромко, аккуратно постучал.

– Входи, входи, – донеслось из-за двери. – Кто там такой вежливый?

Краг приоткрыл дверь и просунул внутрь голову. Я услышал его приглушенный голос:

– Матушка Отина, можно войти?

– Да входи, я же уже сказала… – В голосе не было ни малейшего раздражения. Однако гвардеец не двинулся с места и после этого приглашения. Вместо этого я услышал:

– Только я не один… Со мной Серый Магистр…

– Ну так что же ты стоишь! – И снова голос был вполне доброжелателен. – Входите! Я буду рада познакомиться с героем сегодняшнего дня!

Краг наконец-то шагнул вперед и, придерживая дверь, пригласил:

– Входи, повелитель.

Я шагнул через порог и оказался в довольно большой зале, служившей, по всей видимости, бельевой. Вдоль стен стояли глухие шкафы, посредине залы располагался большой стол, обитый толстой тканью и предназначавшийся, по всей видимости, для глаженья. Во всяком случае, по его углам на специальных подставках красовались утюги. Кроме этого гладильного монстра, под широкими окнами располагались еще два стола поменьше, на которых лежали груды чистого, но еще неглаженого белья. Возле этих столов стояла пожилая женщина с круглым улыбающимся лицом без единой морщинки. Светлые голубые глаза весело, но в то же время очень внимательно разглядывали нас.

Увидев ее улыбку, я тоже заулыбался, а она, положив на стол скатерть, которую держала в руках, шагнула нам навстречу и проговорила:

– Так вот, значит, ты какой, Серый Магистр!… И как это он тебя не признал?!

– Кто не признал? – переспросил я удивленно.

– Да Соленый Нос, – пояснила она. – Где у него глаза были, когда он с тобой связался?!

– Я надеюсь, что не очень тебя огорчил, лишив его жизни? – неожиданно для самого себя спросил я. Как правило, я не склонен оправдывать перед кем-либо свои действия, но эту… матушку мне почему-то очень не хотелось огорчать.

– Нет, ты меня совсем не огорчил… – быстро ответила она, хотя улыбка с ее лица исчезла и оно стало достаточно суровым. – Меня огорчил Соленый Нос!…

Я удивленно поднял брови, и она пояснила:

– Я ему еще утром сказала, чтобы он не участвовал в сегодняшнем турнире. Я его предупреждала, что сегодня появится мастер, который его проглотит вместе со всей его магией. А он только захохотал! Такого из себя непобедимого корчил – куда там! Вот и отпобеждался! Будет наперед старших слушать! – Тут матушка Отина махнула рукой и перебила сама себя: – Да хватит о нем. Мора ему судья… С чем вы ко мне-то пришли?!

Поскольку мой провожатый не торопился отвечать, мне пришлось взять инициативу на себя:

– Матушка Отина, дело в том, что меня интересует арсенал твоего бывшего хозяина. Завтра я хочу его осмотреть, так что к тебе имеется большая просьба – приютить меня во дворце на сутки…

Отина снова улыбнулась:

– Приятно разговаривать с приличным человеком! Мог бы вообще всех из дворца повыкидывать после того, как в поединке хозяина убил, а он с просьбой обращается! Ну как тут откажешь?!

– Так может, матушка, ты меня и обедом угостишь? – принялся я ковать железо пока горячо.

– Так что ж угощать?! – Она откровенно рассмеялась. – Обед уже стоит в столовой. Да не простой, а званый, в честь победителя турнира!

– Как это?… – не понял я.

– Ну, как… Прежний-то хозяин утром распорядился, бы сегодня подготовить торжественный званый обед в честь победителя турнира. Конечно, он рассчитывал, что это в его честь обед будет, но поскольку приказано было – в честь победителя, значит, теперь будет в честь тебя! Вот только не знаю, соберутся ли приглашенные… Победитель-то теперь не тот, а… этот! – И она кивнула головой в мою сторону.

– Ну, нет, – воскликнул я. – Как это они не явятся?! Что ж я, один должен за званым обедом сидеть?! – И повернувшись к Крагу, приказал: – Узнай, кто был приглашен на обед, и проследи, чтобы все явились…

Тот коротко кивнул и, повернувшись, как мне показалось, с облегчением, поспешил к выходу из зала. Когда за ним закрылась дверь, матушка Отина покачала головой и задумчиво произнесла:

– И что они все меня так боятся?…

– Боятся?… – переспросил я.

Отина только молча кивнула. Потом, словно стряхнув с себя какую-то тяжесть, она снова улыбнулась и добродушно проговорила:

– Пойдем, Серый, покажу тебе твою комнату, ну и все остальное. Тебе ж надо перед обедом привести себя в приличный вид – поди тоже упарился шпагой махать…

Мы вышли из бельевой и сразу свернули налево в небольшой коридор. Миновав этот коридорчик, мы подошли к лестнице, ведущей наверх, и тут матушка Отина неожиданно заговорила:

– Ты знаешь, Серый, а ведь до Соленого Носа этим городом владел мой отец… Когда он умер, я должна была стать здесь хозяйкой, но наш сюзерен нарушил свою клятву и поставил своего любимчика, того самого, которого ты сегодня убил… Три года меня держали в башне, пока я не дала вассальную клятву Соленому Носу. Да и потом он меня побаивался, хотя и делал вид, что полностью верит моей клятве… Правда, и было чего бояться – я ведь в этих местах одна из самых сильных волшебниц.

Она усмехнулась и снова покачала головой:

– Он и сегодня меня не послушал, только потому что хотел показать, будто не верит в мои предсказания…

– А ты, значит, все ему простила?… – негромко спросил я.

Она пристально на меня посмотрела и так же тихо ответила:

– А мне нечего было ему прощать… Он ведь не сам захватил мое место, ему его Желтый отдал. Так что если меня кто и обидел, так только Желтый магистр. И я знаю, почему он это сделал…

– Почему, если не секрет?… – поинтересовался я.

– Он рассчитывал, что я взбунтуюсь и пойду против его решения. Тогда бы он имел возможность меня уничтожить! Он боялся моего дара… – Она снова улыбнулась.

Между тем мы поднялись на третий этаж и шагали по широкому коридору мимо редких дверей, которые, как я понял, вели в отдельные апартаменты. Отина остановилась около одной из этих дверей и, достав связку ключей, отперла ее.

– Вот, смотри, – пригласила она меня. – Если не понравится, поищем еще что-нибудь…

Я шагнул через порог и оказался в темной прихожей. Позади меня Отина что-то негромко проговорила и справа вспыхнули две свечи, вставленные в настенное бра.

Из прихожей вели три двери. Первая – в довольно просторную гостиную, обставленную прекрасной мебелью, вторая – в спальню, оснащенную шикарной, судя по размерам, четырехспальной кроватью, и третья – в ванную, посреди которой располагался средних размеров бассейн. В ходе осмотра матушка Отина давала мне необходимые пояснения о том, как пользоваться всевозможными магическими удобствами. Квартирка мне очень понравилась, о чем я не преминул сообщить своей хозяйке.

Отина с улыбкой протянула мне ключ от двери, промолвив:

– …На всякий случай, хотя не думаю, что он тебе понадобится… Обед должен начаться через полчаса, поэтому тебе стоит поторопиться…

Она была уже у самой двери, когда я, повинуясь внезапному импульсу, окликнул ее:

– Матушка Отина, у меня будет еще одна небольшая просьба…

Повернувшись, она вопросительно уставилась на меня.

– Мне очень хочется, чтобы на сегодняшнем званом обеде ты заняла за столом место хозяйки.

Вряд ли она ожидала от меня чего-либо подобного, поэтому в первое мгновение растерялась. Однако быстро пришла в себя:

– Ну вот, а я слышала, что ты не вмешиваешься в действия магистров, если они не угрожают большой войной?…

– А я ни в чьи действия и не вмешиваюсь… – с улыбкой ответил я, – просто мне кажется, что со смертью Соленого Носа ты являешься самой важной персоной в этом городе… Ну и потом, это мое личное желание – видеть во главе стола умную, симпатичную и талантливую женщину…

– Льстец!… – Она покачала головой. – Ну как тут откажешь…

И Отина закрыла за собой дверь.

Я быстро скинул с себя грязную, пропотевшую одежду и погрузился в теплую воду бассейна. Минут десять я лежал неподвижно, блаженствуя, а затем намылил мочалку-самомойку и пустил ее по своему измученному телу. Буквально через пятнадцать минут меня уже нельзя было узнать! Растертая докрасна кожа была чиста, мягка и шелковиста, мышцы после мочалкиного массажа расслабились и приятно ныли. Эта самомойка удалила с моего лица даже прилично отросшую щетину. Короче говоря, я, как Иванушка-дурачок после чана с кипящим молоком, вылез из своего бассейна красавцем писаным!

Быстро нарядившись в запасной серый комплект, я сложил в кучку свою перепачканную одежду, сунул ее в специальную стиральную нишу, указанную мне матушкой Отиной, и наговорил положенное заклинание. Теперь к моему возвращению одежда должна была быть вычищена и выглажена. Правда, я подозревал, что этот процесс будет выполнен обслугой дворца самым обычным способом, без применения кого-либо волшебства.

В общем, к указанному сроку я был готов. Только открывая дверь, я вспомнил, что не знаю, куда идти. Однако за дверью меня ждали. Странно замусоленный тип, с каким-то стертым лицом и белесыми глазами без радужной оболочки и зрачков. Увидев меня, он произнес глухим утробным голосом:

– Следуй за мной… – и, развернувшись, вперевалку направился по коридору.

Я запер дверь на ключ, наложил на нее заклятие и поспешил за своим странным провожатым.

Мы спустились на второй этаж, прошли анфиладой комнат, больше похожих на выставочные залы какого-нибудь серьезного музея, и оказались у входа, выполненного в виде высокой арки. Перед входом стоял высокий солидный толстяк в роскошной ливрее и с длинным позолоченным посохом в руках. Мой провожатый подошел к этому господину, что-то тихо сказал ему и вслед за этим… медленно растаял в воздухе. А толстяк, бросив на меня уважительный взгляд, шагнул в зал и громко объявил:

– Его могущество, Серый Магистр!

И я шагнул следом за толстяком.

Зал, в котором я оказался, был очень велик. По моим представлениям, именно в таких залах проходили балы в девятнадцатом веке. Ярко начищенный паркет сиял в огнях свечей огромной люстры, свисавшей с потолка на толстой цепи. У дальней стены, под самой колоннадой, оставляя почти все пространство зала свободным, располагался длинный стол, заставленный хрусталем, фарфором и серебром. По периметру зала, отступив от стен метра на три, шла колоннада, поддерживавшая балкон. Часть этого балкона, расположенную вдоль узкой стены, занимал небольшой, человек из двенадцати, оркестр, который негромко наигрывал простенькую приятную мелодию.

В зале находилось человек двадцать – двадцать пять. Женщины были одеты в настоящие бальные платья с кружевами, перьями, лентами и всем остальным, чему положено быть на бальном платье. Большинство мужчин были в мундирах, и только трое щеголяли бархатными расшитыми камзолами. Я понял, что в своей скромной серой одежде никак не соответствую собравшемуся обществу.

Как только я появился под аркой, ко мне тут же устремилась небольшая полненькая женщина в изумительном лазоревом платье и с высокой замысловатой прической, сверкавшей проложенными в ней жемчужными нитями. Только когда она подошла совсем близко, я узнал матушку Отину. Но до чего не похожа была эта Отина на ту, которая полчаса назад покинула мои апартаменты.

Передо мной стояла невысокая, несмотря на полноту, изящная и вполне еще молодая женщина, являвшая собой образец изысканности и вкуса. Я невольно поклонился ей, а она неожиданно улыбнулась и буквально пропела чудесным голосом:

– Повелитель, можно подумать, что ты успел меня за эти несколько минут забыть. Ты смотришь так, словно впервые меня увидел!

– Та матушка Отина, с которой меня познакомили всего час назад, на мой взгляд, не имеет никакого отношения к чуду, которое я вижу перед собой! – воскликнул я. – Теперь я действительно верю, что ты удивительная волшебница!

– Ну, повелитель, если ты считаешь, что перед тобой другой человек, то и называть ты должен меня по-другому…

– Тогда назови свое имя…

– Отина Кирка… – снова улыбнувшись, произнесла она. – Но ты, наверное, голоден, поэтому мы прекратим обмен любезностями и сразу пройдем за стол. Все уже собрались и ждали только тебя.

Я, конечно, готов был обменяться еще парой любезностей, но слово хозяйки – закон! Поэтому я, галантно предложив Отине руку, направился к столу.

Она усадила меня во главе стола, а сама, как и положено хозяйке, расположилась справа от меня, так что мы вполне могли беседовать во время еды. Однако едва только подали первую перемену, она наклонилась и тихо прошептала мне в ухо:

– Понаблюдай за гостями, это презабавное занятие и не мешает кушать…

Поскольку «кушать» мне действительно очень хотелось, я последовал этому совету, справедливо полагая, что еще буду иметь возможность побеседовать с этой интересной волшебницей.

А гости и в самом деле вели себя чрезвычайно любопытно. Вначале они были явно скованы и не знали, как себя держать за одним столом с убийцей их прежнего господина. Конечно, то, что я был Серым Магистром, вполне оправдывало их поведение, однако на их лицах ясно читалось: «Серый Магистр пришел и уйдет, а вот что скажет Желтый, когда явится выяснять обстоятельства гибели своего клеврета!»

Тем не менее первый тост произнес высокий сухощавый, очень серьезный старик, обративший на себя мое внимание преимуществом серого цвета в своей одежде. Едва только он привстал со своего места, держа бокал в высоко поднятой руке, еле слышный гомон, который висел над пирующими, смолк. И в этой тишине четко прозвучало:

– Предлагаю первый тост за нашего гостя – Серого Магистра, победителя сегодняшнего турнира! Благодаря ему мы наконец избавились от узурпатора, захватившего наш город!

После этого спича старик одним махом осушил свой бокал. Двое-трое последовали его примеру, но большинство гостей испуганно переглядывались, не зная, как поступить. И все-таки никто из них не решился проигнорировать тост в мою честь – поколебавшись, все выпили и с облегчением людей, переступивших некую черту, принялись за закуски.

На вторую перемену подали бульон с множеством различных пирожков, и я решил тоже кое-что сказать присутствующим. Разговор за столом постепенно набирал обороты, но когда я поднялся с бокалом в руке, мгновенно стих. Все повернулись ко мне.

– Я благодарю всех вас за добрые слова в мой адрес и хочу поднять этот бокал за здоровье нашей хозяйки, очаровательной Отины Кирки. Мне удалось убедить ее принять на себя руководство этим городом, до тех пор пока Желтый магистр не пришлет нового наместника. Хотя мое же мнение таково, что госпожа Кирка наилучшим образом подходит для этой должности… – Я обвел внимательным взглядом собравшихся и добавил: – За ее здоровье! – А потом медленно, смакуя, выпил терпкое красное вино.

На мой взгляд, весь этот пестрый народ после моего выступления был изумлен и встревожен не меньше, чем после первого тоста. Однако через некоторое время они поняли, что мои слова снимают с них всякую ответственность за происходящее, и заметно повеселели.

Я, удовлетворив первый голод, наклонился в сторону Отины и тихо поинтересовался:

– Кто это говорил первый тост и почему он вырядился в серое?…

Она улыбнулась и объяснила:

– Это один из старых друзей моего отца, лерд Гарти… Он сильно переживал за меня… А серое… Он, знаешь ли, проповедует странную философию… Называет добро светлым, а зло – темным, серым же он считает путь Закона и говорит, что мир обретет гармонию, когда люди пойдут серым путем или путем Закона. Более того, он утверждает, что и истинная магия должна быть только серой, а когда его спрашивают по поводу цветового разделения магов в нашей стране, он отвечает, что это шалости детей, не достигших умственной зрелости. Маг он достаточно посредственный, так – чуть выше полного человека, поэтому на него никто особенно не обращает внимания. Вот он и рядится в серое… Но, в общем, человек прямой, смелый и… честный.

– По нынешним временам – это совсем не мало… – задумчиво проговорил я.

Между тем пирующие уже расправились с третьей переменой. Некоторые из мужчин расстегивали стоячие воротники мундиров и отирали покрасневшие и взмокшие лица. Дамы пустили свои веера на полную мощность. Разговор стал достаточно общим и вполне громким.

В этот момент Отина Кирка поднялась со своего места и произнесла со своей очаровательной улыбкой:

– Не пора ли, господа, перейти к танцам… Десерт, напитки и фрукты будут поданы через несколько минут…

Все с гомоном поднялись из-за стола, а с балкона оркестр грянул какую-то бравурную мелодию, и, как ни странно, почти все закружились в танце.

Мы с Отиной медленно прогуливались за колоннадой, отгораживавшей нас от танцующих, и она давала короткие, но меткие характеристики собравшимся. Но я слушал ее не слишком внимательно. Навалилась усталость, и Отина чутко это почувствовала.

– Мне кажется, тебе пора отдыхать… – неожиданно оборвала она свои комментарии, – а то ты заснешь прямо на ходу…

Я в ответ улыбнулся:

– Да, я, пожалуй, пойду к себе… А гости пусть веселятся, они, кажется, пришли в себя от постигших их потрясений…

– Ты сам доберешься до своих апартаментов или тебе спутника дать? – поинтересовалась она.

– Какого спутника? – не понял я.

– Ну, такого же, как тот, что привел тебя сюда…

– А, такой странный человек с рыбьей физиономией?…

Она непонимающе посмотрела на меня.

– Это не человек, это спутник… Его создают на один раз, на одно поручение… Ну, когда я вышла от тебя, я вспомнила, что ты не знаешь, где находится пиршественная зала. Вот я и создала спутника с заданием проводить тебя. Он тебя привел и сразу… рассосался. Понял?… Сейчас тебе такой нужен?

Я отрицательно покачал головой:

– Нет, я сам доберусь…

Незаметно выйдя из залы, я прошел знакомой дорогой и скоро оказался возле своей зачарованной двери. И оказался я там не один. По обеим ее сторонам стояли гвардейцы, одним из которых был мой знакомец Краг. Именно он, отвечая на мой вопросительный взгляд, коротко доложил:

– Старый Жнец приказал… Чтобы тебе ночью не мешали отдыхать…

Я не стал возражать, а открыл дверь и, заперев ее изнутри, сразу отправился в спальню. Через несколько минут я лежал в постели, накрытый чистой простыней, и только тут почувствовал, насколько я устал. Ночь была тихой, в окно заглядывала огромная и очень знакомая луна, и только обширность кровати не давала вообразить, что я нахожусь под Москвой на своей даче и сейчас в комнату войдет Людмила, свежеумытая и пахнущая ночными цветами. Впрочем, не надо было ничего воображать, дверь спальни отворилась и моя милая девочка тихо скользнула в комнату, но… но это было уже во сне…

Проснулся я рано утром, солнце еще только показалось над крышами домов славного городка Веста. Еще раз с удовольствием выкупавшись, теперь уже без помощи самомойки, я достал из стиральной ниши свою приведенную в порядок одежду и сразу уложил ее в свой «дорожный мешок». Затем, одевшись, я собрался в интересовавший меня подвал. Однако выйдя в коридор, я увидел рядом с дежурившими гвардейцами нового спутника, который не моргая уставился на меня и сообщил своим утробным голосом:

– Следуй за мной… – Затем он привычно развернулся и потопал по коридору.

Я поприветствовал дежурных гвардейцев, не обративших совершенно никакого внимания на спутника, по-видимому, такие создания не были здесь редкостью, и последовал за своим провожатым.

Он привел меня в небольшую комнату на первом этаже, где меня ожидала Отина Кирка, одетая в простое платье и знакомый передник. Увидев, что я несколько удивлен ее нарядом, она рассмеялась:

– Ты решил, что я теперь буду всегда одета в шелка и бриллианты и, восседая на троне, примусь давать указания бесчисленным слугам?…

– Да, я ожидал чего-то именно в этом роде… Ну, во всяком случае, никак не ожидал увидеть тебя снова в твоем наряде Золушки…

– Золушки?… – Она вопросительно подняла бровь.

– Да, мне известна сказка с одним весьма трогательным персонажем, носящим это имя.

– Не знаю, как был одет твой трогательный персонаж с таким замусоленным именем, а для меня это платье наиболее удобно. Руководить ведь можно в любой одежде, а вот работать…

– Но согласись, что одежда помогает поддержать имидж!… – ввернул я изящный новый термин.

– Когда в голове пусто, никакая одежда не поможет… – Она небрежно махнула рукой. – Но если ты настаиваешь, я могу и переодеться…

– Ну вот еще!… Кто я такой, чтобы диктовать моды здешнему руководству!…

– Как – кто?! – перебила меня Отина. – Серый Магистр! – И тут же сменила тему разговора: – Я, собственно, подумала, что ты не откажешься со мной позавтракать… И именно поэтому послала за тобой спутника…

Только тут я заметил, что в углу комнаты стоит небольшой столик, сервированный на две персоны, и два стула с высокими прямыми спинками.

– С удовольствием!… – ответил я.

Мы уселись за стол, принялись за завтрак, и Отина поведала мне, какпроходил вчерашний прием, после того как я его покинул. Завтрак был достаточно легким, и управились мы с ним быстро. Затем, договорившись, что на обед меня Отина пригласит, мы разошлись по делам.

Я сразу отправился в подвал, на ходу обдумывая, чем заняться после осмотра арсенала Соленого Носа. Времени у меня оставалось все меньше и меньше, а я пока еще совершенно не продвинулся в своих поисках.

Наконец я оказался перед дверями арсенала. Здесь было темно, но мне свет, собственно говоря, и не требовался. Более того, в темноте магический рисунок наложенного на двери заклинания был виден более отчетливо.

Тонкие линии лимонно-желтого, изумрудно-зеленого и красновато-коричневого цветов, причудливо переплетаясь, опутывали обе створки, и я пока не находил закономерности в этом переплетении. Встав точно посредине двери, я закрыл глаза, несколько раз глубоко вдохнул и проговорил заклинание, которое всегда помогало мне сосредоточиться. Когда под моими закрытыми веками перестали мелькать цветные пятна и разлилась спокойная однотонная серь, я вошел в состояние поиска и открыл глаза.

Каменные стены подвала, плиты пола, своды потолка и деревянные створки двери исчезли. Передо мной прямо в воздухе расцвел замысловатый многоцветный узор, выписанный сумасшедшим абстракционистом по неведомым, им самим изобретенным законам. Я вглядывался в это переплетение цветных линий, и мое обостренное Истинное Зрение выхватывало то оскаленную морду леопарда, выглядывающую из-за странной растерзанной листвы, то узорчатое тело змеи, сжимавшей в своих тугих объятиях гигантскую лапу неведомого чудовища, то сгорающего в зеленом пламени феникса. Я видел сторожей, готовых напасть на непрошеного гостя, и обереги, способные запутать любого следопыта, коварные ловушки, настороженные опытной рукой, и западни, установленные в самых безобидных местах. Но узор заклинания по-прежнему не хотел складываться в законченную картину. Отдельные фрагменты наползали друг на друга, рвались на нечитаемые куски, умирали прямо на моих глазах, превращаясь в тусклую паутину, или вспыхивали новой непонятной жизнью.

Я продолжал вглядываться в узор, не обращая внимания на резь в глазах и подступающие слезы. И когда не сморгнуть, казалось, уже не было возможности, перед моим воспаленным взором как призрак мелькнула тень разгадки!

Я со стоном закрыл глаза. Под веками плясало буйство цветных пятен, всполохов, искр, но резь быстро сошла на нет. Глаза стали успокаиваться, а вместе с этим стало спадать напряжение, скрутившее мое тело. Через несколько блаженных минут я был готов вновь погрузиться в лабиринт заклинания, но благоразумно дождался, пока перед закрытыми глазами полностью не восстановилась спокойная серь.

И вот мои глаза – мое Истинное Зрение – снова заскользили по извивам чужого запуганного заклинания. Только теперь я знал, что надо искать!

Уже через несколько секунд я снова нащупал слабый синий блик. Не давая ему исчезнуть за яркими линиями основы, я тянулся по еле видимой на пестром фоне темно-синей линии, пока не вышел к правому верхнему углу узора. Теперь в моих руках был код заклинания! Но мне нужен был отдых!…

Я снова закрыл глаза и снова прочитал старый наговор Мерлина, которому он меня научил давным-давно. Теплая волна прокатилась по моему телу, смывая усталость и напряжение. Затем я коротким заклинанием выбросил наружу «быстрый взгляд», и вдруг с удивлением обнаружил, что солнце стоит в зените! Полдень! И с какой-то непонятной для самого себя радостью я сообразил, что необходимо прервать работу. Меня ждал обед…

Не открывая глаз, я развернулся и побрел прочь из подвала. Ноги сами несли меня знакомой дорогой, пока я не уперся носом в дверь комнаты Отины и не услышал встревоженный голос хозяйки замка:

– Магистр, что с тобой?…

Я открыл глаза и повернулся в сторону прозвучавшего голоса. Впервые я увидел Отину Кирку настолько встревоженной. Поэтому, постаравшись придать себе самый беззаботный вид, я ответил:

– Да ничего, все в порядке… А что тебя так взволновало?…

Она несколько успокоилась, услышав мой ответ, однако из глаз тревога не ушла:

– Ты выглядишь, словно лет пять провел в заточении на хлебе и воде. Причем хлеб был заплесневелый, а вода – тухлой!

– Да?… – Я удивленно тронул ладонью свои щеки. Они действительно были довольно ввалившимися и к тому же покрытыми чуть ли не недельной щетиной. И это после вчерашней тщательной обработки.

– Похоже, распутывание этого заклинания стоило мне гораздо больше сил, чем я думал, – пробормотал я немного растерянно. – Придется вечером заняться своей особой, а то можно и ноги протянуть…

– А может быть, тебе стоит заняться своей особой прямо сейчас? – поинтересовалась Отина, открывая дверь в комнату.

Я шагнул следом за ней и, увидев накрытый к обеду стол, понял, что я просто зверски голоден.

– Нет! Сейчас я займусь обедом, а потом все-таки разберусь с этим заклинанием! – И я направился к столу.

Отина сама налила мне бокал густого вина и, пока я смаковал чудесный букет, поставила передо мной большую миску с дымящейся похлебкой. Запах, обеспокоивший мой нос, был настолько чудесен, что я сам не заметил, как в моей левой руке оказался ломоть тонкой лепешки, а в правой большая серебряная ложка. От интенсивного поглощения пищи меня отвлекли, и то не сразу, слова Отины:

– …Видимо, сейчас как раз такой период…

Я поднял голову и, смущенно улыбнувшись, попросил:

– Матушка Отина, ты не повторишь все сначала… Я жевал настолько тщательно, что треск за ушами заглушил большую часть твоей речи…

Она рассмеялась:

– Хорошо, Прожорливый Магистр, повторяю исключительно для тебя. Я не думаю, что ты найдешь в арсенале Соленого Носа что-то особо интересное. Он действительно собирал старинное, похожее на волшебное оружие, только, на мой взгляд, практически все, что он приобрел, – обычное никчемное старье. Даже его знаменитая пара, по-моему, весьма слаба в смысле магии. Впрочем, тебе виднее, ты с ней уже сталкивался. Но с Дверью этого арсенала что-то не так! По временам на ней проступает странное и очень мощное заклятие. Когда оно действовало, Соленый Нос даже не пытался войти в оружейную комнату. Длится действие этого заклятия не дольше нескольких дней, но…

Она замолчала, подыскивая слова и прихлебывая из своего бокала.

– Собственно говоря, такое случалось и во времена моего отца, но тогда в подвале ничего особенного не хранилось.

Соленый Нос устроил там склад оружия по довольно странной причине. Он говорил, что за его волшебным оружием никто не полезет, поскольку в любое время можно натолкнуться на это заклинание.

Она пожала плечами, словно недоумевая, как можно прийти к подобного рода обоснованиям.

– Вот я и подумала, что сейчас как раз период действия этого самого заклинания. Может быть, тебе следует подождать несколько дней, а затем двери откроются довольно просто…

Я покачал головой:

– К сожалению, у меня нет этих нескольких дней… Будь они у меня, я в этом дворце погостил бы подольше и без всяких заклинаний. Мне здесь нравится. Однако уже сегодня вечером, максимум – завтра утром, я должен быть у башни Гнилого Апельсина…

– Мора с тобой!… – воскликнула Отина. – Зачем тебе нужно к этому умалишенному! Там же никого нет, кроме Якоби, а он чокнутый!

– Но у него тоже имеется зачарованная боевая пара… – ответил я.

– Неужели тебе так нравится собирать старинное оружие, что ты готов сунуться в логово сумасшедшего мага?! – недоверчиво проговорила Отина.

– Да! Я такой!… – не слишком разборчиво ответил я, поскольку как раз в этот момент мои зубы вгрызлись в восхитительную индюшачью ногу.

На меня накатил новый пароксизм голода, и мне вновь стало не до разговоров. Правда, и Отина замолчала, внимательно, со скрытой улыбкой наблюдая за мной. Сама она ела очень мало.

Наконец я насытился и, взяв в руку бокал, откинулся на высокую спинку стула.

– Смотри-ка, – довольно сказала Отина, – ты снова стал похож на прежнего Магистра. Даже щеки слегка округлились. Покушай еще, может, и щетина с физиономии пропадет… – И она, уже не сдерживаясь, расхохоталась.

– Грешно смеяться над оголодавшим человеком… – смущенно пробормотал я, а хозяйка дворца, не переставая смеяться, проговорила:

– Ладно, если сможешь подняться, отправляйся в свой подвал. А я пойду распоряжусь насчет ужина. Судя по обеду, нам надо будет послать кого-то на рынок восстановить запас продуктов!…

Я допил вино, поднялся из-за стола и, пробормотав: «Ты права, надо завершить начатое…», отправился в свой подвал.

Вскоре я вновь был у зачарованных дверей и чувствовал себя в превосходной форме. Проделав все необходимые манипуляции, я снова вошел в состояние поиска.

Теперь я уже не вглядывался в цветные линии рисунка заклинания, а сразу же сосредоточился на правом верхнем углу картины. И тут же обнаружил то, что искал. Коротенький темно-синий хвостик выглядывал из-под замысловатых узоров заклинания. Я сосредоточился и послал в этот синий завиток короткий импульс той силы, которой наполнила меня Синергия. На крохотной, едва заметной синей черточке вспыхнула крошечная синяя искорка и быстро побежала по проявившейся синей ниточке. Именно эта синяя ниточка и была основой, удерживавшей весь запуганный узор заклинания и позволявшей этому заклинанию так эффективно работать. Именно на нее были насажаны все капканы, охранники, западни и обереги.

Наконец яркая синяя искра добежала до середины заклинания и заметалась в разные стороны на крошечном пятачке изображения, повторяя его центральный узел.

Именно в этот момент я послал искорке мощный магический импульс, и она вспыхнула маленьким взрывом, разрывая узел, стягивавший заклинание в единую конструкцию. Мне едва удалось поставить магический щит. Осколки заклинания – все эти оскаленные морды, лишенные своих зубов, обереги, разом превратившиеся в мелкую игольчатую пыль, острые обломки вплетенного в заклинание магического оружия – осыпались тяжелой грудой и разлетелись в стороны мелкой шрапнелью.

Когда я решился убрать свой щит, передо мной открылись две обитые железом деревянные створки, свободно болтающиеся на поскрипывающих петлях. Я потянул на себя одну из створок и вошел в арсенал.

На двух широких, идущих вдоль голых стен столах, на самих стенах, а частью и на полу было разложено, развешано и просто брошено различное оружие. Однако я не стал его рассматривать, потому что посредине комнаты на каменном постаменте в форме куба лежала огромная толстая книга в темном кожаном переплете. Едва взглянув на нее, я сразу понял, что это именно то, что я искал!

Передо мной была Долгая Книга Мира Спокойной Воды, которую листал Оранжевый магистр в то время, когда сжигали в Синем пламени рыжего пришелеца по имени Илья!

Это была та самая книга, в которой что-то писал Ахурамазда перед своей встречей с Ариманом!

Я медленно подошел к постаменту и положил руку на темный шероховатый переплет из грубой кожи. Книга была теплой. От нее исходила магия такой мощи, что я закрыл глаза.

Мне было ясно, что снять эту книгу с ее пьедестала и положить в свой «дорожный мешок» мне не по силам. Она ДОЛЖНА остаться здесь. Мне необходимо было найти клинки и снова вернуться сюда в надежде на то, что тогда я пойму свою роль в этой игре и смогу достойно сыграть ее до конца!

И еще я понял, что оберегало то заклинание, которое я с таким трудом разрушил!

Я не знаю, сколько времени простоял рядом с постаментом, держа свою ладонь на темном переплете и не в силах оторваться от него. Наконец я тряхнул головой и отступил на шаг назад. Еще раз оглядев помещение, я как-то сразу понял, что собранное здесь железо не представляет для меня никакого интереса. Повернувшись, я быстро вышел из комнаты и притворил за собой створки двери. А затем я произнес самое страшное из известных мне заклинаний, и на дверь лег новый магический узор, вполне способный убить каждого, кто посмел бы прикоснуться к этим дверям. Только в отличие от прежнего мое заклинание не пропадет и не появится вновь. Оно будет пребывать здесь до тех пор, пока я не приду сюда, чтобы снять его… Или до скончания веков! Аминь!!!

Закончив свою работу, я поднялся на первый этаж, размышляя о том, что мне предпринять теперь, и прямо на лестничной площадке столкнулся с хозяйкой дворца. Она с тревогой посмотрела на меня и быстро проговорила:

– Ты что-то нашел?!

– На моем лице все так четко читается?… – с усмешкой поинтересовался я.

Ответила она не сразу, а когда ответила, была невероятно серьезна:

– На лице – не знаю… А вот когда я стою рядом с тобой, я почему-то очень хорошо чувствую, что тебя тревожит или радует. Вот сейчас тебя что-то сильно тревожит, и в то же время ты чувствуешь странное облегчение. Из этого я делаю вывод, что в подвале ты что-то отыскал…

– Да-а-а, – протянул я. – Это действительно элементарно, Ватсон!

Отина посмотрела на меня с испугом, а я рассмеялся:

– Нет, я не сошел с ума! Я на самом деле нашел в твоем подвале совершенно неожиданную вещь. Но теперь в этот подвал спускаться ни в коем случае нельзя! Я поставил страшное, убийственное заклинание. Так что во избежание несчастных случаев запрети всем соваться в этот подвал. А теперь мне нужно срочно отправляться к твоему знакомцу Якоби.

Я дернулся было в направлении своих апартаментов, чтобы умыться перед уходом, но был остановлен ее иронической репликой:

– Куда это ты собрался на ночь глядя?!

– Как на ночь?! – с изумлением оглянулся я.

– Да так! Ночь на дворе… – Она улыбнулась и покачала головой. – Иди приведи себя в порядок, потом спускайся ужинать, а к моему знакомцу Якоби отправишься завтра поутру…

И повернувшись, она направилась в сторону комнаты, где мы обедали.

Я быстро взбежал к себе на третий этаж. Гвардейцы по-прежнему стояли на часах возле моей двери. Я вошел к себе и первым делом выглянул в окно гостиной. На улице действительно было темно. Только редкие огоньки уличных фонарей слегка освещали мостовую да огромная, выползавшая из-за крыш луна бросала серебристый свет на засыпающий город.

Спешить мне и в самом деле было некуда. Я отправился в ванную и принял все положенные банные, водные, парикмахерские процедуры. Мочалка-самомойка, как всегда, была на высоте, так что через час я вполне мог снова отправляться в какой-нибудь подвал, ковыряться с еще одним заумным заклинанием.

Однако вместо этого я спустился к хозяйке дворца и прекрасно поужинал, насладившись, кроме того, чудесной беседой о практическом применении магии в сфере государственного управления.

Отина Кирка настолько хорошо разбиралась в этом вопросе и предлагала настолько радикальные меры для улучшения породы государственных деятелей, что я горько пожалел о невозможности использования ее талантов в нашей Государственной думе! Правда, я довольно быстро сообразил, что если бы она оказалась в Думе, то большинство сегодняшних думцев мгновенно были бы превращены в свиней (такую, оказывается, Кирка имела привычку в отношении не понравившихся ей людей). Но зато они перестали бы мешать тем, кто умеет и хочет управлять государством.

За этой содержательной беседой время летело незаметно и ужин закончился довольно поздно. Вернувшись к себе, почувствовал, что все напряжение этого тяжелого дня отошло в прошлое. Я быстро уснул, и сны не беспокоили моего отдыха.

Мое сознание, а может быть, подсознание, после сложной и с успехом выполненной работы решило, видимо, дать себе достойный отдых, так что проснулся я на следующее утро довольно поздно. И проснулся от того, что в дверь моего пристанища громко колотили. Однако стоило мне крикнуть «Ну кто там еще?…», как стук прекратился, а из-за двери послышался голос караульного гвардейца:

– Госпожа Отина беспокоится, не случилось ли чего с тобой?…

– Ничего со мной не случилось!… – довольно раздраженно ответил я – мне нравилось просыпаться самостоятельно. – А который сейчас час?…

– Скоро полдень…

Услышав такой ответ, я, естественно, скатился с кровати и бросился к окну. Да, действительно солнышко приближалось к своей наивысшей точке. «Вот это я поспал!…» – посетила меня удивленная мысль.

Поскольку время было позднее, мой туалет занял буквально несколько минут. Выйдя в коридор, я увидел приближающуюся Отину Кирку. Она улыбалась и укоризненно качала головой.

– Ты окончательно опоздал к завтраку, а обед будет готов только через пару часов. Если хочешь, я прикажу приготовить тебе какой-нибудь бутерброд?

Я отрицательно покачал головой:

– Нет, спасибо, есть я ничего не буду…

– Ты уже уходишь?… – сразу догадалась она.

– Да, мне давно пора… Я вернусь дня через два-три, как только разыщу интересующее меня оружие…

– Хорошо, я буду ждать. – Отина снова улыбнулась. – Ты уйдешь прямо отсюда?

Я огляделся и наткнулся взглядом на лица двух гвардейцев, которые стояли, вытянувшись, у моих дверей, но при этом не сводили с меня любопытных глаз.

– Нет, я, пожалуй, выйду на площадь… – пробормотал я. – Она ведь еще пуста?…

– Тогда я тебя провожу…

Отина взяла меня под руку и повела к выходу. Через несколько минут мы были на улице. Стоял ясный день ранней осени, поэтому солнце было ласковым, а легкий ветерок бодрил. Я подумал и, прежде чем встать на Серую тропу, прикрыл себя магическим щитом – мало ли какие неожиданности будут ожидать меня на том конце Тропы.

Потом я взглядом попрощался с молчавшей Отиной Киркой и встал на свою Тропу.

На этот раз Тропа была длинной. Я шел по ней около получаса, но все на этом свете кончается, кончилась и эта моя дорога. Из прохладного, ровного, серого тумана Тропы я шагнул на раскаленный песок пустыни. Прямо передо мной, всего в нескольких десятках метров, упирался в блеклое голубое небо странно перекрученный, обломанный каменный столб Башни Гнилого Апельсина.

Я едва успел бросить беглый взгляд на окружающие башню окрестности, как на самой ее верхушке блеснула яркая вспышка и на моем магическом щите расцвел рваный фиолетовый цветок энергоразряда чудовищной силы. Щит выдержал этот удар и даже подпитался частью направленной в меня энергии, но мне совершенно не понравился способ приветствия моей персоны, использованный хозяином башни.

Не трогаясь с места, я внимательно прощупал пространство между собой и основанием жилища эксцентричного мага Якоби и был чрезвычайно удивлен тем количеством ловушек, которые гостеприимный хозяин приготовил для своих гостей. Впрочем, все они были привязаны к земле и могли угрожать только пешеходам. Воздух был чист, и я совсем уже было собрался пролевитировать на вершину башни, однако меня остановил голос. Именно с вершины стоящей передо мной башни ее хозяин принялся поливать меня руганью:

– Эй ты, жердь в обносках, ты чего сюда приперся?! Тебя что, уже отовсюду выгнали, и ты решил, что я помогу тебе покончить с твоей жалкой жизнью?! Я тебе помогу, гадина длинноногая, ты у меня повизжишь до хрипоты! Ишь ты, моду взял, глиста ходячая, по моей пустыни шастать, мешать величайшему магу Искусство постигать! Я вот тебя, переросток тупой, укорочу снизу по коленки, сверху по плечики!…

Несмотря на то что расстояние между нами было довольно большим, слышимость была прекрасной, из чего я вывел, что голос магически усиливался. Однако очень скоро мне надоело слушать эту ругань, тем более что оратор начал повторяться. Я решил ему ответить, но вначале мне надо было получше его рассмотреть. Поэтому я, уплотнив небольшой объем воздуха до псевдолинзы, соорудил магический глаз и забросил его на вершину башни. Сразу стала видна вся верхняя площадка.

За одним из сохранившихся зубцов примостился крошечный мужичонка, скорее даже – карлик. Одет он был в ярко-оранжевую курточку, из-под которой выглядывала желтая рубашонка, такого же цвета короткие штанишки-шарики, длинные, сильно полинялые чулки, собравшиеся на коленках складками, и коричневые башмачки с длиннющими загнутыми кверху носами, на которых покачивались колокольчики. Его здоровенная, вытянутая вверх голова была непокрыта и совершенно лыса, огромные даже для такой большой головы, заостренные снизу и сверху уши двигались сами по себе, никак не контролируемые их владельцем. Личико под огромным выпуклым лбом казалось крошечным, и тем огромнее выглядел его длинный, хищно изогнутый нос над тонкими, почти незаметными губами. Глазки этого недомерка тоже были крохотными, но посверкивали вполне грозно. Гномик вопил из-за своего зубца, приплясывая на месте и совершая другие, сомнительного вида, телодвижения. При этом он размахивал зажатой в кулаке короткой и тонкой палочкой.

Внимательно все рассмотрев, я соорудил заклинание, усилившее мой голос, и выдал приготовленный ответ:

– Эй ты, пигмей недоношенный, я вот сейчас поднимусь на твою башню, спущу с тебя твои оранжевые подштанники и отшлепаю по тощей заднице, чтобы ты старших уважал! Ишь ты, мартышка ушастая, моду взял ругаться, как пьяный матрос! И где только слов таких набрался, тварь носатая! Я тебя научу галантному обхождению!…

На башне замолчали. Я видел, как гном уселся под прикрытием башенного зубца, вытянув свои короткие ноги. Глазки у него увеличились раза в два, а уши замерли, впитывая мои увещевание.

Я тоже замолчал, и над прожаренным солнцем песком повисла тишина. Оранжевый малыш, по-видимому, размышлял откуда я так хорошо знаю его внешность, а я раздумывал, стоит ли мне прямо сейчас пройти к нему наверх или подождать, пока он чуть-чуть остынет.

Наконец он поднялся с пола, снова пристроился за своим зубцом и, выглянув одним глазом наружу, заорал:

– Эй ты… давай убирайся отсюда… Если прямо сейчас уйдешь, может быть, жив останешься!… – После этой тирады он замолчал и выставил из-за камня одно ухо, ожидая моего ответа. И я ответил:

– Никуда я не пойду, у меня дело к тебе есть. И нечего ухо наружу высовывать, ты меня и так прекрасно слышишь!…

Карлик отпрянул за зубец и принялся лихорадочно озираться, пытаясь определить, каким образом я за ним наблюдаю.

– Ну что глазками бегаешь, – снова заговорил я. – Давай лучше решай – сам успокоишься или мне тебя за ухо оттаскать. Ухи у тебя ухватистые…

– Ах ты, перпендикуляр двуногий… – злобно пробормотал себе под нос карлик, забыв о том, что я все слышу. – Ну, ладно, щас ты у меня по-другому заговоришь…

И он принялся что-то быстро чертить на камнях пола своей палочкой, приговаривая при этом непонятную рифмованную тарабарщину.

Однако если его говорок был мне не совсем понятен, то узор, появлявшийся под его палочкой, был мне вполне знаком. Он готовился вызвать какого-то демона и, судя по расположению кодовых знаков на начерченной пентаграмме, совсем не карманных размеров. Я немедленно принялся готовиться к отражению готовящейся агрессии, прошу прощения за некоторую тавтологию! И, как оказалось, вовремя.

Едва я успел дочитать до конца свое заклинание, сопроводив его необходимыми пассами, как из-за башни показалось оранжевое чудище! Высотой оно было метра четыре, ноги и живот имело вполне человекоподобные, если не считать того, что вместо кожи их покрывали толстые хитиновые пластины. А вот выше зверюга была копией… речного рака. Закованная в черный панцирь грудь, сходясь кверху на конус, оканчивалась крошечной треугольной головой. Шеи у монстра не было вовсе, но, чтобы обозреть окрестности, ему не надо было поворачивать голову. Над его макушкой, на тонких стебельках покачивались три глаза, смотрящих в разные стороны, так что зверюга, без сомнения, имела полный круговой обзор. Вместо рук она имела две могучие черные клешни, под которыми с каждой стороны располагались еще по три короткие, неразвитые ножки.

Выскочив из-за башни, чудовище быстро огляделось и целеустремленно направилось в мою сторону. А с вершины башни донесся довольный рев:

– Ну что, допрыгался!… Я тебя, червячина прямоходячая, предупреждал!… Теперь держись!… Теперь…

Но в этот момент он замолк, поскольку перед его монстром прямо из-под земли, с ревом и грохотом, появились двое вызванных мной ярко-красных демонов.

С секунду над всей честной компанией висело молчание, а затем один из вызванных мной демонов шагнул к черному чудищу и радостно заорал:

– Эй, да это Карыч Омарыч! Ты чего, рожа недоваренная, сюда пожаловал!

– Ха! Эстубал! – не менее радостно отвечал поприветствованный монстр. – Ты, гляжу, со своим другом путешествуешь! И чего ты в эту холодрыгу приперся!

– Ты давай не юли, старый краб! – оборвал его второй демон. – Ты давай отвечай, чего здесь потерял?!

– Да вон с тем парнем разобраться попросили… – не очень уверенно махнул Омарыч клешней в мою сторону.

– Че-е-е?… – удивленно проревел Эстубал. – Ты че, совсем сдурел от старости! Ты че, к самому Магистру полез! Да он те на раз шею сломает!

– У меня нет шеи… – резонно заметил монстр.

– Ну так он тебе ее из грудной клетки вытянет, а потом сломает! – мгновенно нашелся демон. – И кто же это тебя в такое дело вляпал?!

– Да вон, на башне карлик сидит… – растерянно доложил Омарыч.

– Ты че, братан, совсем уже!… – снова возмутился Эстубал. – Опять с каким-то карликом снюхался!

– Мало ему Шишкин Зад подгадил! – поддержал второй демон. – Снова с карликом связался!

– Действительно, ты че, Шишкина Зада забыл?! – тут же подхватил Эстубал. – Э, а может, у тебя просто нездоровая тяга к карликам?!

– Да нет!… – смущенно возразил Омарыч. – Просто он мой вызов начертил… Ну вот я и… того. А тут как раз этот длинный стоит… Ну, значит, с ним и надо… того… разобраться… Вот я и… того… пошел…

– Слушай, ты, Омарыч, – угрожающе надвинулся на рослого монстра невысокий по сравнению с ним Эстубал. – Вот его, – он ткнул огненным пальцем в мою сторону, – надо звать Серый Магистр! А если обращаешься непосредственно к нему, говори – повелитель! Если ты это не усек, мы тебе щас клешни-то поотрываем и с пивом употребим! Прямо сырыми!

– С пивом – это хорошо, – поддержал товарища второй демон. – Только пиво надо вскипятить!

– Ну чего сразу клешни, клешни?! – заныл было Омарыч, а потом неожиданно предложил: – А может, действительно пойдем рванем по пиву?! Ну их, этих магов с ихними разборками! Сами стрелку друг другу забивают, а посылают нас!

– Посылают вас! – авторитетно поправил его Эстубал. – Мы на службе!

– Но и на службе пиво не вредит! – гнул свою линию второй демон.

– Так пойдем! Я угощаю!… – Омарыч радушно развел в стороны свои огромные клешни.

Эстубал оглянулся и посмотрел на меня. Я еле заметно кивнул.

Демоны обняли монстра с двух сторон, тот положил им на плечи свои клешни, и эта чудная троица, развернувшись, побрела по пустыне прочь от башни, загребая раскаленный песок ногами и горланя какую-то студенческую песню на старофранцузском. Когда они отошли шагов на тридцать, их фигуры стали размываться в горячих струях поднимающегося воздуха, а потом и вовсе растворились. Только залихватская песня звучала еще несколько секунд, удаляясь и становясь все менее разборчивой.

А когда песенное трио окончательно стихло, с башни раздался голос карлика Якоби:

– Эй, Серый Магистр, давай ко мне, я тебя не трону…

Я усмехнулся и вместо того, чтобы подниматься по воздуху, снова ступил на Серую тропу. Ведь теперь я точно знал, куда направляюсь.

Карлик ждал меня гордо выпрямившись и опершись на выщербленный башенный зубец. Однако когда я неожиданно появился прямо перед ним, он слегка растерялся. Тем не менее, крякнув, он грозно спросил:

– Ну! Какое у тебя ко мне дело!

Я приветливо улыбнулся и ответил:

– Я разыскиваю меч и парный ему кинжал. Меч светлый, серебристый, кинжал темный. Оба клинка имеют надписи и, кроме того, обладают магией… Так вот, мои друзья сказали, что у тебя может быть такое оружие…

Он бросил на меня подозрительный взгляд и проворчал:

– Чего ж сразу не сказал?… Обзываться начал?…

– Да уж очень меня твоя встреча расстроила…

– Ха! Встреча его расстроила!… Посмотрите какой нежный!… Ты ж – Серый Магистр, как я слышал!… Значит, башку на месте должен иметь?… Что ж тебя такие мелочи расстраивают?! Ну погорячился я… Подумаешь! Ты себе представить не можешь, как мне эти… туристы досаждают! Ведь десяти лет не проходит, чтобы кто-нибудь не заявился. И обязательно сразу драться начинают! Нет поговорить сначала, хотя бы «здрасьте» сказать, так ведь нет! Прям с ходу начинают шаманить!…

– Слушай! – перебил я его, внезапно сообразив, что вот так болтать он сможет часами. – Ты мне лучше ответь – есть у тебя оружие?

Якоби замолчал, словно его язык споткнулся о мой вопрос, а потом снова заворчал:

– Вот так всегда! Нет – поговорить с человеком, дать ему излить наболевшее, посочувствовать! Так нет! Подай мне требуемое, а потом хоть подохни – мне до тебя дела нет, раз мое дело решено! Только до своего дела каждому дело есть! А разве это дело?!

Он строго уставился на меня, а у меня его «деловые» рассуждения уже вызвали легкое головокружение. Очевидно, поняв по моему виду, что еще одну его тираду я просто не выдержу, он коротко мотнул головой и угрюмо бросил:

– Пшли!…

Затем карлик смешно топнул ногой, так что колокольчик на его башмаке возмущенно звякнул. В тот же момент одна из плит в дальнем конце площадки откинулась и открыла прямоугольное отверстие, ведущее внутрь башни.

Якоби повернулся и молча направился к отверстию. Я последовал за ним.

Как только моя голова опустилась чуть ниже уровня каменного пола верхней площадки башни, откинутая плита подпрыгнула, словно подпружиненная, и, перевернувшись, закрыла входное отверстие. В тот же момент на круглой внутренней стене башни, по которой сбегала винтовая лестница, звонко фыркнув, вспыхнул яркий бездымный факел, осветив несколько десятков ступенек. Малорослый хозяин башни не торопясь переступал со ступеньки на ступеньку, и мне приходилось также сдерживать шаг, чтобы, не дай бог, не наступить на пятку маленькому гордецу. Едва мы достигли нижней границы освещенного пространства, как с фырканьем зажегся следующий факел, расположенный ниже, а верхний тихо угас. Мы снова шагали в освещенном пространстве.

Таким образом мы миновали пять факелов, и мне пришла в голову мысль, что мы, пожалуй, находимся уже под землей. В этот момент маленький маг, не поворачиваясь, угрюмо поинтересовался:

– Есть хочешь?…

– Ну, вообще-то я не завтракал, – немного неуверенно проговорил я.

– Значит, хочешь, – удовлетворенно проворчал Якоби. – Так может, сначала пообедаем, а потом уже смотреть железо пойдем? У меня от всех этих колдовских штучек такой аппетит разыгрался…

– Заманчивое предложение… – задумчиво ответил я, – только вот я привык сначала дело делать, а уже потом…

– Так разве ж обед – не дело?! – запальчиво перебил меня карлик. – Разве ж есть что-нибудь делей этого дела?! И вообще, когда тебя приглашает полный маг лерд Якоби, отказываться или кочевряжиться просто неприлично!… – Он оглянулся и сурово посмотрел на меня.

– Хорошо! – сдался я. – Только обед должен быть легким…

– Ты не мой повар, чтобы я с тобой меню обсуждал! – отрезал хозяин. – Чего на стол поставлю – то и сожрешь!

В этот момент лестница кончилась. С площадки, на которой мы оказались, расходилось три коридора, больше похожих своими облупленными низкими кирпичными сводами на древние подземные ходы.

Лерд Якоби нырнул в один из ходов, на мое счастье оказавшийся достаточно коротким, поскольку идти по этому ходу мне пришлось согнувшись в три погибели. Когда я добрался до распахнутой двери, своим видом напоминавшей о застенках суздальских монастырей, хозяин этих хором уже пересек находившийся за дверью огромный сводчатый зал и суетился в дальнем его углу.

Я шагнул через порог и огляделся. Предназначение этого помещения мне было совершенно непонятно, во всяком случае, столовой залой оно служить никак не могло, поскольку прямо посредине, от двери к дальней стене, выстроились три массивные колонны, на которые опирался высокий сводчатый потолок. Разделенный таким образом на две половины зал был, кроме того, плохо оштукатурен и аляповато расписан блеклыми красками. Но в одном из его пределов, ближе к дальней стене, стоял довольно большой стол, накрытый чистой красной скатертью. Именно на этот стол хозяин выставлял кастрюльки, судки, тарелки и тарелочки с разными закусками и готовками. Некоторые из выставляемых емкостей вкусно попахивали, некоторые были явно заморожены. Попадались среди разнокалиберных посудин и кувшины, в которых что-то призывно плескалось, и бутылки, покрытые пылью и облепленные старой паутиной.

Меня сразу заинтересовало устройство местного продовольственного склада. Я почему-то был уверен, что лерд Якоби обретается в этой неуютной башне в гордом одиночестве, и был удивлен количеством и качеством выставляемой снеди.

Но когда я подошел ближе, у меня от удивления буквально полезли глаза на лоб. В углу, где шуровал гостеприимный карлик, не было ни люка, ни окна в поварню. Там стояло… зеркало! Да-да, обыкновенное напольное зеркало в старой тяжелой резной раме. В этом зеркале в настоящую минуту отражался, похоже, какой-то фруктовый склад, во всяком случае, это было огромное, довольно темное помещение, заставленное стройными рядами ящиков с различными свежими фруктами и виноградом, мешками с орехами и сушеными фруктами.

Прямо на моих глазах карлик-лерд запускал свои длинные лапы в зеркало, отчего по нему расходились небольшие, но все-таки вполне заметные круги, и вытаскивал из ящиков яблоки, бананы, апельсины, виноград, какие-то неизвестные мне мелкие фрукты зеленовато-бурого цвета. При этом Якоби так здорово пыхтел, что я испугался, как бы его не услышала охрана склада.

Заметив, что я стою рядом, этот оптовый вор нисколько не смутился. Повернув ко мне свой замечательный нос, он хихикнул и спросил:

– Орехи уважаешь?!

Я ничего не успел ответить, поскольку он ответил сам:

– Я уважаю… – И в следующий момент уже развязал один из мешков.

– Во, фундучок! – довольно воскликнул карлик, запуская в мешок обе руки и принимаясь таскать горстями орехи на свой стол. Когда он вытащил пяток полных пригоршней, мешок завалился набок и орехи рассыпались по всему полу. Карлик неодобрительно посмотрел на лежащий мешок, почесал свою лысину и буркнул:

– Ладно, сами приберутся.

После этого он бросил на меня подозрительный взгляд, а потом буркнул в сторону зеркала:

– Покажи меня!…

И тут же ряды ящиков и мешков за стеклом исчезли, а в зеркале отразилось… ну, в общем, то, что и должно было отражаться в этом зеркале.

Лерда Якоби такая метаморфоза ничуть не удивила, он даже не обратил на нее внимания, поскольку занимался перетаскиванием снеди на другой конец стола, где стояли два жестких стула с высокими прямыми спинками.

Сервировал обед мой хозяин довольно быстро, и уже через минуту мы сидели за столом друг напротив друга. Посуда, правда, у него подкачала. На дне двух больших чистых тарелок, поставленных между приборами в качестве личной посуды, синела крупная надпись по-английски – «Благотворительная столовая Хиггса. Не тащи тарелку, дай поесть товарищу!». Столовые приборы тоже были замечательны. Предложенная мне большая ложка из чистого алюминия имела идеально круглое отверстие, и если вы думаете, что оно было на ручке, то вы ошибаетесь. А вот на вилке, тоже алюминиевой, отверстие было на ручке. И сквозь это отверстие было продето стальное колечко с обрывком довольно толстой цепочки. Зато рядом с благотворительными тарелками стояли настоящие хрустальные бокалы.

Увидев, что я с недоумением разглядываю сервировку, карлик довольно захихикал:

– Это они устраивают, чтобы посуду у них не перли… А я спер… Пусть теперь новую ложку с дыркой делают…

Здесь он спохватился, вспомнив, видимо, об обязанностях хозяина.

– Ну ладно, давай по первой, перед закуской!…

В руке у него оказалась покрытая пылью бутылка. Он ее быстро обтер неизвестно откуда взявшейся тряпкой, ткнул пальцем в горлышко, от чего пробка провалилась внутрь, а наружу плеснул густой темно-бордовый фонтанчик, облизнул обмоченный фонтанчиком палец и набулькал содержимое в большие бокалы.

Я элегантно взял свой бокал за ножку и с улыбкой посмотрел на хозяина, ожидая тоста. И дождался! Карлик, едва видневшийся над столом, ухватил свой бокал, радостно буркнул:

– Ну, будем… – и лихо опрокинул его себе в глотку. Сморщив свою и без того сморщенную физиономию, он приложил к своему носяре рукав и шумно втянул воздух. Затем, грохнув пустой бокал на стол, схватил с дальней тарелки соленый огурец и принялся его с удовольствием хрумкать, разбрызгивая рассол.

Увидев, что я все еще держу свой бокал в руке и не свожу с него круглых глаз, он махнул огурцом, тоже сделал круглые глаза и гостеприимно заорал:

– Ну! Ты чего тянешь! Давай, давай опохмеляйся! – Я поднес бокал к губам и ощутил чудесный аромат старого выдержанного сухого вина. Сделав первый маленький глоток, я покатал его за щеками и с наслаждением проглотил. И тут же чуть не подпрыгнул на своем стуле!

Карлик соскочил со своего места, подбежал ко мне и, дождавшись, когда я попробую вино, хлопнул меня по плечу:

– Ну?! Правда, редкостная кислятина?!

Я перевел дух и сделал еще глоток для успокоения, на этот раз побольше. Проглотив вино, я повернулся к сверкающим глазкам и холодновато заявил:

– Ничего подобного! Прекрасное вино с очень редким и очень богатым букетом!

Лерд Якоби повернулся ко мне спиной и отправился к своему стулу. Забравшись на него, он, не поднимая на меня глаз, проворчал:

– Я так и знал, что тебе понравится… Тот тип, который его подает в ресторане в Холме, всегда при этом талдычит: «Это вино для истинных целителей!…» Так вот я сразу понял, что ты – целитель…

Я не выдержал и рассмеялся:

– Наверное, не для целителей, а для ценителей?!

– Ты чего, хочешь сказать, что я еще к тому же и глухой?… – сразу окрысился Якоби. – Я что, по-твоему, целителя от ценителя не отличу?!

И вдруг он спохватился:

– Э-э-э, между первой и второй промежуток небольшой!… – И снова схватился за бутылку. – Ты еще не допил?!

После такого возмущенно-осуждающего возгласа мне было уже не до смакования букета. Я выплеснул в себя остатки из бокала и подставил его под свежую струю.

Но из бутылки он налил только мне, а сам потянулся к закупоренному сургучом высокому узкогорлому кувшину. Любовно взяв его на руки, карлик погладил ему бок и заявил:

– Кому-то нравится кисленькое, а мне горяченькое! Вот мы чего употребим с удовольствием.

Он провел ногтем мизинца по горлышку кувшина и отломил верхушку. Затем аккуратно наклонил кувшинчик над своим немытым бокалом и до краев наполнил его прозрачной жидкостью.

Я сразу узнал запах водки.

– Хлебное вино!… – подтвердил мою догадку карлик. – Ну, со знакомством!… – И он лихо опрокинул бокал, а потом повторил операцию с рукавом и огурцом.

Я, пригубив понравившегося мне вина, положил на свою тарелку кусок курицы, тушенной в сливовом соусе, и, отправляя в рот отлично приготовленное мясо, подумал, что надо как-то уговорить коротконогого лерда съесть еще что-нибудь, кроме огурца. А то сегодня мы в его оружейную не попадем.

А тот, словно прочитав мои мысли, уже набулькал себе очередной бокал и посмотрел на меня ясным взором завзятого трезвенника.

– Ну ты чего, есть, что ли, сюда пришел?! – предложил он очередной тост, приподнимая свой хрустальный сосуд.

– Слушай, ты бы закусил!… – в свою очередь предложил я.

– Я до четвертой не закусываю! – объявил гордый лерд.

– А огурец?… – ехидно поинтересовался я.

– А огурец – это не закуска!… – высокомерно заявил малорослый алкоголик. – Огурец – это символ!…

И он, подняв над собой свой огурец, посмотрел на него как на символ.

Я плеснул немного из бутылки в свой недопитый бокал и, потакая нездоровой страсти своего хозяина, приподнял его в приветствии.

Якоби тяпнул очередную дозу и, понаблюдав с отвращением, как я смакую свое вино, заговорил:

– Вот ты уже наверняка решил, что я тривиальный алкаш!… А ведь это совсем не так!

Я отрицательно помотал головой:

– Нет, ты не тривиальный алкаш!

Маг бросил на меня короткий, совершенно трезвый взгляд, пытаясь определить, насколько я серьезен, а затем продолжил свою исповедь:

– Да! Я не тривиальный алкаш. Я просто стараюсь рассмотреть и понять мир во всех его проявлениях…

– И водка в этом помогает?… – перебил я его, потянувшись за хорошим куском копченой семги.

– Да! И не надо по этому поводу ерничать!… – Его глазки снова вспыхнули внутренним огнем. – Я могу с гордостью сказать, что свои наиболее интересные находки я сделал именно в подпитом состоянии. Вот ты видел мою лазейку?

Маг мотнул головой куда-то в сторону, но я сразу догадался, что он имеет в виду свое замечательное зеркало.

– Я до сих пор не могу разобраться с тем заклинанием, которое я наложил на это старое зеркало! А почему?! А потому, что в состоянии легкого подпития моя гениальность возрастает до небывалых высот! Вот если бы к тому моменту, как ты сюда прибыл, я успел бы тяпнуть пяток рюмочек, – он ласково погладил свой стопятидесятиграммовый бокал, – фиг бы ты попал ко мне на башню!…

Я в ответ на это наглое утверждение только улыбнулся.

– И напрасно ты лыбишься!!! – тут же взвился карлик. – Я пьяный – страшен!!!

И вдруг он как-то обмяк.

– А вообще-то я добрый… Вот когда я уничтожу эту гниду и стану правителем, меня все мои подданные знаешь как любить будут?…

Он посмотрел на меня, стараясь угадать степень моего доверия к его словам.

– Это какую же гниду ты собираешься уничтожить? – живо поинтересовался я.

– А ту, которая присвоила себе звание Оранжевого магистра! – снова окрысился карлик, потеряв сразу всю свою доброту.

Едва вспомнив об Оранжевом магистре, Якоби быстро наполнил свой бокал и залпом его выпил. Правда, после этого он живо положил себе полную тарелку какого-то салата и принялся усиленно жевать, от чего его речь потеряла свою четкость.

– Вааще-фа я эфу ованвэвую ‘атину вавно мох вы азтавить… – Он проглотил свой салат и добавил: – Только жду удобного момента…

– И за что же ты его так залюбил? – полюбопытствовал я.

– А ты не знаешь?! – Он на секунду забыл о своем салате.

– Нет… – честно ответил я.

– Так это же он меня таким сделал!!! – Карлик вскочил на свой стул ногами и ткнул себя в грудь обоими большими пальцами.

– Как это?! – изумленно переспросиля.

– А ты что ж, думал, я такой родился?!

Я утвердительно кивнул.

Его личико жалко скривилось, и он медленно и неуклюже опустился на свой стул.

– Когда меня отдали в школу магов, я был высокий красивый мальчик. Мои длинные белокурые волосы были предметом зависти всех моих товарищей по классу. А какие у меня были способности!!! Уже на втором году обучения моя магия обрела окраску!!! На третьем году я вполне мог выбирать между желтой, оранжевой и красной!!! И я выбрал оранжевую магию… Я думал, что смогу дополнить ее желтой и красной, усилить оранжевый цвет и разнообразить оттенки…

Тут он замолчал, стремительно схватил свой кувшинчик, снова налил полный бокал и одним духом выпил. Затем занюхал водку рукавом и принялся быстро есть свой салат. Я не говорил ни слова, не желая прерывать его рассказ. И Якоби, проглотив три-четыре ложки салата, действительно продолжил:

– Конечно, кто-то сообщил о моих успехах Оранжевому магистру… Ты же знаешь, как это делается?! Кто-то заработал свои желтяки!… И Оранжевый не стал организовывать на меня покушения или насылать порчу. Он пригласил меня к себе учеником, и я согласился… А как было отказаться двенадцатилетнему мальчишке от такой чести – стать личным учеником магистра!

Он вернулся к своей тарелке и поковырял в ней вилкой, но я чувствовал, что ему хочется излить душу, и по-прежнему молчал.

– Теперь-то я понимаю, что он специально оставил ящик своего стола незапертым – он прекрасно знал, насколько я любопытен! Я залез в этот ящик и нашел клочок старинной рукописи с незавершенным заклинанием. Глупец!!! Как я был горд собой, когда смог его закончить, а главное, понять, что читать его надо перед зеркалом! И я его прочитал! И превратился в то, что ты сейчас видишь…

Лерд помолчал, погрузившись в горькие пьяные воспоминания. Потом он поднял глаза, увидев меня, усмехнулся и уже спокойнее договорил:

– Как же он смеялся, когда понял, что его замысел удался…

Я понял, что он рассказал все, и негромко спросил:

– А каков же был его замысел? Я, честно говоря, не вижу смысла в этой… подлости…

– О, он сразу мне все пояснил! Еще когда я стоял перед зеркалом и рассматривал того уродца, который в нем отобразился. Он тихо подошел ко мне сзади и, довольно усмехаясь, – сказал: «Ну, как ты думаешь, кто-нибудь захочет иметь такого господина?…»

Мы помолчали, а потом я снова негромко проговорил:

– Но это заклинание довольно легко снять…

И тут маг буквально подскочил на своем стуле.

– Конечно, я уже давным-давно без труда уничтожил бы это заклинание, если бы оно было наложено кем-то другим! Но я же сам заколдовал себя!

– Но снять-то его может кто-нибудь другой, – несколько растерявшись, предположил я.

– Да, конечно! Кто, по-твоему, может снять заклинание уровня магистерского!… Правильно – магистр! А кому из магистров нашего Мира Спокойной Воды нужен был какой-то там талантливый мальчишка?!

Он снова схватил свой кувшин, но, тряхнув его, убедился, что тот пустой. И тогда он с размаху запустил им в зеркало, крикнув:

– Забери!…

Я пожалел древнее зеркало, но за то мгновение, в течение которого кувшин летел до зеркальной поверхности, она замутнела, покрылась короткой зыбью и за стеклом отразилась какая-то помойка. Кувшин с отбитым горлышком беспрепятственно миновал поверхность стекла и упал в кучу гниющих отбросов. Зеркало сразу же приняло свой обычный вид.

Пока я наблюдал метаморфозы, происходившие с зеркалом, хозяин башни выудил из кучи продуктов новый кувшинчик, отчикнул ему горлышко и налил себе полную рюмку. На этот раз он тянул водку долго, короткими глотками, а после того как выпил, не стал нюхать рукав, а положил себе на тарелку кусок мяса, запеченного с овощами, и принялся по-настоящему обедать.

– Ну, у тебя и отношение к вещам… – кивнул я в сторону зеркала, пытаясь перевести разговор на другую тему.

– Да, я его не люблю… – ворчливо проговорил Якоби. – Это ведь то самое зеркало!… Единственное, что я забрал из замка Оранжевого магистра, когда покидал его… Но если ты думаешь, что я держу его при себе, чтобы оно напоминало мне о моей глупости, то ты ошибаешься!… Оно не дает мне забыть мою клятву. Ту, которую я дал, когда смотрел на довольную, смеющуюся оранжевую рожу! Я обязательно стану Оранжевым магистром, пожелают того мои подданные или не пожелают!!! А того из них, кто вывякнет недовольство, я положу рядом с их прежним господином!!!

– Но тогда тебя, доброго, все будут ненавидеть…

– А пусть! Я им не запрещаю!

– Но подданным необходимо любить или хотя бы уважать свою власть! Без этого никакая власть не удержится…

– А я женюсь!… – как мне показалось, невпопад ответил Якоби.

– Как это?! – не понял я. – Зачем?!

– Я женюсь… – ласково, как маленькому несмышленышу, начал пояснять маг, – и возьму себе жену-красавицу! Вот пусть ее мои подданные и любят!…

В его глазенках снова затлел злой огонек:

– Но надо, чтобы моя жена была не только красива, надо, чтобы она была еще и сказочно зла!

– Зачем?! – снова изумился я.

Он вытер рукавом губы, взобрался на стул и встал в третью позицию, подняв над своей уродливой головой длинную руку.

– Она будет прекрасна, и все будут ее обожать! А я буду вытворять самые чудовищные вещи, и меня все будут ненавидеть! Но никто не будет знать, что я вытворяю эти гнусности, только исполняя прихоти своей злобной жены-ведьмы!

И тут на его ресницах показались крупные горькие слезы, а личико жалостливо перекосилось.

– И только лет через триста, когда я умру, всем станет известно, какой я был добрый и что заставляла меня делать моя жена-чудовище! И как я страдал, живя рядом с этой мегерой! Вот тогда и навсегда мой народ меня пожалеет, поймет мою нежную душу и полюбит меня!!!

Закончив выступление, он неожиданно неловко поклонился и, не распрямляясь, рухнул на стол. Я вскочил, чтобы помочь ему встать, но стоило мне положить руку ему на плечо, как он жалобно всхрапнул… Когда он успел заснуть, было для меня полной загадкой.

Я поднял на руки маленькое тельце и переложил его на середину стола, которая не была занята, а сам подошел к зеркалу.

Слегка прощупав его магию, я удивился: заклинание, наложенное на стекло, было достаточно простеньким, и если лерд Якоби не мог разобраться с ним, то почему он считал себя сильным магом?! Впрочем, трогать это заклинание я не стал – зеркало прекрасно справлялось со своими нелегкими обязанностями. Однако это исследование натолкнуло меня на другую мысль.

Я вернулся к спящему карлику и принялся исследовать теперь уже его. Через несколько минут я понял, что бедняга действительно зачарован. И заклинание, наложенное на него, настолько прочно вросло в его плоть, что сделать хоть что-то было не только чрезвычайно трудно, но и опасно для жизни Якоби.

Несмотря на это, я продолжал осторожно разматывать замысловатую сеть заклинания, пронизывающего спящее тело. Было очень хорошо, что маг спал пьяным сном, его тело совершенно не реагировало на мои магические манипуляции даже на подсознательном уровне.

Провозился я очень долго и все-таки понял, каким образом можно попробовать снять заклинание. Только для этого мне необходимо было что-то живое, какое-нибудь маленькое животное или растение. Только на живое можно было заставить перейти это заклинание. А что живое можно было найти в этой мертвой пустыне?!

Я уже собрался попробовать активизировать зеркало и с его помощью попытаться раздобыть хотя бы мышку, когда мне в голову пришла совершенно неожиданная мысль! Мои клинки! Они ведь были выращены, а значит, в какой-то мере могли считаться живыми. Сомневался я недолго, скоро в моей руке появилась моя несравненная дага. Я положил клинок рядом с неподвижным телом мага и принялся составлять заклинание соблазна. Путь составления был стандартным – подбор высоты голоса, подбор фонетики звука, выбор языка, выбор порядка произнесения звуков и выстраивание фразы, подбор ритма, проверка благозвучия, подбор сопровождающих пассов, контроль совместимости составных частей заклинания. Наконец я был готов.

Сосредоточившись и набрав побольше воздуха в грудь, я начал читать составленное заклинание. В этом подземелье было довольно легко отрешиться от всего, и мой голос плавно перетекал из одного фонетического ряда в другой, а руки точно в выбранном темпе творили необходимые пассы.

Когда заклинание было закончено, я ощутил привычное разочарование. Мне хотелось еще раз повторить это замечательное произведение, но как раз этого-то и нельзя было делать.

И как всегда, поначалу казалось, что ничего не происходит. Но мое Истинное Зрение позволяло мне видеть, как узор наложенного на карлика заклятия чуть дернулся, словно принюхиваясь к окружающему. Затем оно обнаружило лежащую рядом дагу и та показалась ему необычайно привлекательной. Заклятие потянулось к клинку, как к новой жизни, пытаясь, не упустив уже захваченного тела, накрыть еще и живой клинок, но тот лежал слишком далеко. Несколько секунд заклятие было в нерешительности, и это были самые напряженные секунды! Заклятие выбирало свой путь. И все-таки спетый мной наговор соблазна оказался сильнее, заклятие оставило человеческое тело, бросившись к предложенной приманке!

Я напряженно следил за результатами своего колдовства и, наблюдая, как соблазненное заклятие умирает на клинке, не давшем ему новой силы, едва не пропустил изменений, начавших происходить с телом мага. Эти изменения действительно сначала были практически незаметны, но постепенно становились все более стремительными! Словно невидимые пальцы гениального ваятеля, скользящие по податливой глине, они мяли, выкручивали, растягивали несчастную плоть, лежащую на столе! Первой полностью преобразилась голова. Ее форма стала правильно округлой, глазницы увеличились, нос приобрел почти классическую форму, оставшись лишь слегка длиннее обычного, губы пополнели и приняли четкие очертания, скулы стали шире и рельефнее. Лысый череп покрылся длинными густыми белокурыми волосами.

Менялось и само тело, правда, несколько отставая от уже принявшей окончательный вид головы. Плечи раздались вширь, мышцы рук и груди обрели мужскую рельефность и силу, разрывая яркую детскую одежонку в тряпки, ноги вытягивались на глазах, обретая необходимую пропорциональность.

Скоро уже на столе оказался спящий молодой мужчина, светловолосый, с правильными чертами лица и высоким крепким телом.

И только тогда я понял, как я устал! Меня просто валило с ног!

В голове мелькнуло: «Одежку ты будешь доставать себе сам…» – и я, пошатываясь, направился к выходу из зала. Пройдя подземным коридором до развилки, я свернул в другой коридор и почти сразу же наткнулся на небольшую дверь. Я толкнул ее, и о чудо! Увидел широкую кровать, застланную лоскутным стеганым одеялом. Не разбираясь, чье это ложе, и не раздеваясь, я рухнул на одеяло и мгновенно уснул.

Разбудил меня вопль! Вот никогда бы не подумал, что можно так орать густым бархатистым мужским баритоном. Видимо, автора этого вопля тоже несколько смутил его тембр, потому что продолжения не последовало, и я снова заснул.

Следующее мое пробуждение было гораздо более приятным. Я уже выплывая из сна в окружающую действительность, когда услышал деликатный скрип двери. Кто-то явно проверял, не проснулся ли я, и в то же время не желал меня будить. Я открыл глаза.

Через узкую щель неплотно закрытой двери в комнату проникал тонкий отсвет факела, освещавшего коридор. За дверью явно кто-то стоял. Усевшись на кровати, я почувствовал себя прекрасно отдохнувшим, несмотря на то что спал одетым. Наверное, поэтому, когда я заговорил, мой тон был вполне доброжелательным.

– Заходи, Якоби, заходи…

Дверь приоткрылась побольше, и в проеме появилась высокая статная фигура белокурого мужчины, которого я вечером оставил спать на столе. Только теперь он был довольно изысканно одет в элегантный оранжевый камзол с серебристой отделкой, желтые штаны и такого же цвета высокие сапоги.

– Значит, это все-таки я?! – напряженным голосом проговорил он.

– А разве в этой башне есть еще кто-нибудь? – ответил я вопросом на вопрос.

Он улыбнулся:

– Когда я проснулся и подошел к зеркалу, то решил, что у меня в гостях действительно еще кто-то появился…

– Но ты быстро разобрался, в чем дело, – улыбнулся я в ответ.

– Значит, это ты со мной сотворил?…

– А тебе не нравится?…

– Так ты действительно – Серый Магистр… – Он не спрашивал, а, казалось, рассуждал сам с собой. Но я все-таки ответил:

– А ты сомневался?…

Неожиданно маг опустился на одно колено и дрогнувшим голосом произнес:

– Прости, повелитель, я действительно сомневался. Ты ведь никак не проявил свою силу… Просто сидел и слушал…

– Мне и этого хватало… – попробовал я отшутиться. Разговор становился слишком патетическим, а меня патетика всегда настораживала. Маг, видимо, почувствовал мое настроение, потому что, коротко кивнув, поднялся с колена и перевел разговор на другое.

– Если ты отдохнул, повелитель, я предлагаю позавтракать, а потом я покажу тебе свое оружие. Ты же из-за оружия явился ко мне в башню?…

– Программа принимается, – согласился я. – Только вначале мне необходимо умыться и привести себя в порядок.

Якоби молча шагнул за порог и оглянулся, приглашая меня следовать за ним.

Он проводил меня в просторную ванную, а сам направился в обеденный зал готовить завтрак. Через несколько минут я присоединился к нему. Со стола были убраны остатки вчерашнего пиршества и сервирована довольно скромная трапеза, состоявшая из горячей яичницы с салом, свежих булочек и молока. Как я понял, это было именно то, чего жаждал мой организм. Хозяин башни ограничился такой же скромной закуской, чему я был рад, поскольку опасался, что бедняга в своем одиночестве пристрастился к крепким спиртным напиткам. В общем, завтрак наш был недолгим и скоро маг, который, судя по его несколько судорожным движениям, все никак не мог привыкнуть к своему новому телу, проводил меня в оружейную.

Но там я пробыл недолго. Несмотря на обилие самого разнообразного оружия, в числе которого были и пары меч – кинжал, и заклятое оружие, и старинное, и новой ковки, там не было светлого меча и парного ему темного кинжала. Не было оружия и с надписями на клинках. Чтобы убедиться в отсутствии интереса к этому арсеналу, мне не потребовалось много времени.

Мы вернулись в столовую – наиболее обжитую часть Башни Гнилого Апельсина. Я находился в некоторой растерянности, обретя книгу, мне никак не удавалось найти клинки. А отпущенное время неумолимо уходило.

Немного поразмышляв, я решил вернуться на Синергию, к Синему магистру, и посоветоваться еще раз со стариком.

Я встал, приготовившись прочитать заклинание Серой тропы, и внезапно наткнулся взглядом на умоляющие глаза сидевшего напротив меня мага.

– Тебя что-то мучает?… – поинтересовался я.

– Повелитель, позволь мне сопровождать тебя!… – неожиданно выпалил тот.

– Не думаю, что это необходимо… – несколько растерявшись от его напора, ответил я. – У меня очень срочные дела, но ни в охране, ни в сопровождении я не нуждаюсь. – И увидев, что он огорчен, я добавил с улыбкой: – И кроме того, у тебя же была цель до встречи со мной, вот и продолжай идти к своей цели…

– Я хотел с тобой… – разочарованно прошептал Якоби.

Но я его уже не слушал, сосредоточившись на произносимом заклинании.

Сошел с Тропы я в синем лесу и сразу же ощутил, как и в первый раз, что могучая бесконечная сила наполняет все мое существо. Может, и надо было сразу отправиться в замок, только мне очень хотелось еще разок увидеть эти стройные синие деревья, постоять рядом с ними, положив руку на ультрамариновую кору, впитать в себя магию Синергии. И все-таки устроенное себе послабление я оборвал довольно быстро. Не считая сегодняшнего дня, у меня оставалось всего двое суток. А этот день уже приближался к полудню. Бросив еще один долгий взгляд на синие деревья, я снова вернулся на свою Тропу и на этот раз оказался в кабинете Синего мага.

Я с улыбкой двинулся к его рабочему столу, и в этот момент он также заметил меня. С поразившей меня торопливостью он вскочил из-за стола и бросился мне навстречу.

– Повелитель, Красный магистр творит нечто чудовищное! Ссылаясь на твой прямой приказ, он вызвал в свой замок Огненного Вепря, а сам послал ему навстречу своего сына, неполного магистра Арка, хозяина Холма. Тот подкараулил Вепря и убил его или же просто утверждает, что убил. Во всяком случае, Красный магистр заявил, что после смерти в тело Вепря вселился пришлец. Он захватил Вепря с помощью магии, правда, это стоило ему чудовищного напряжения и Красный после этого здорово сдал. И все-таки вчера он устроил магистерский суд и сегодня собирается сжечь Вепря на Синем пламени. Казнь назначена в полдень! А это значит, что сейчас Долгая Книга должна появиться в зале магистрата Холма. Во время казни Оранжевый магистр будет ее листать!

Старик выпалил все это одним духом, а я застыл, ошеломленный услышанным. У меня возникло ощущение, что он коротко и несвязно рассказывает то, что я знаю гораздо лучше его! Просто потому, что я сам всю эту историю уже однажды пережил! Только было это почти двадцать лет назад!

Однако теперь я точно знал, где и когда сойдутся клинки и книга. И то, что я запер книгу в подземелье дворца Весты, ничего не значило, поскольку, как мне было сказано Ползуном, «…Книга ходит в этом мире, согласно воле Творца, скрываясь от тех, кто ее ищет»! И не время было ломать себе голову над тем, каким образом пришлец с золотой змеей на плече и черным котом за пазухой, пришлец по имени Илья и Серый Магистр с тем же самым именем, разделенные двадцатью годами земного времени, оказались практически в одном месте! В конце концов пришлец Илья ходил по этому миру в чужом теле!… И к тому же я прекрасно помнил, что сделал с книгой пришлец! Так что мне было не до сомнений и колебаний! Наступал полдень!!!

Синий магистр пытался еще что-то мне объяснить, но я его уже не слушал. Я произносил заклинание Серой тропы, надеясь успеть к месту встречи клинков и книги, ведь именно там должен был быть Серый Магистр!

Я не опоздал!

Когда бесконечный путь в мутной сери Тропы был мной наконец пройден, я, набросив на себя пелену, коснулся ногой наборного паркета огромного темного зала. Он был освещен одинокой мерцающей свечой, бросавшей колеблющийся свет на тяжелый черный резной пюпитр. На пюпитре лежала та самая книга в толстом темном переплете из грубой кожи, которую я запер собственным заклинанием в подвале дворца Весты. И сейчас она была раскрыта почти посредине. Но стоявший радом с книгой Оранжевый магистр не листал ее. Оказавшись в зале, я тут же услышал его дрожащий в истерике голос:

– Думаешь, я поверю в небылицу о том, что беспомощный пришлец в одиночку одолел полного магистра, прожившего более четырехсот лет и владевшего в совершенстве Красной магией! Ха!

В ответ пророкотал голос стоявшего у раскрытых дверей зала Вечника:

– Значит, пришлец оказался не таким уж беспомощным. И кроме того, не бывает магии красной, зеленой или синей, бывает магия добрая или злая, алая и золотая! И кто ею лучше владеет, показывает только результат единоборства.

Но я почти не прислушивался к их разговору. Я видел, что пока они спорят, огромный детина с распущенными до плеч, спутанными рыжими космами, держа в руках Поющего и Молчащего, крадучись приближается к Долгой Книге. Я прекрасно помнил, что должно сейчас произойти!

Вепря необходимо было остановить, и в моей голове вихрем пронеслись возможные варианты. Просто проткнуть его шпагой у меня не поднималась рука. Убрать книгу с помощью магии не было ни времени, ни уверенности, что заклинание правильно сработает. Оставалось только попытаться забрать книгу вместе с пюпитром. Забрать голыми руками! Почему-то я решил, что на этот раз справлюсь с этим делом.

И я устремился к освещенному пюпитру. Казалось, задача была не из сложных, ведь меня, невидимку, вряд ли кто-то смог бы остановить. Но Вепрь, совершенно недоступным моему пониманию образом, разглядел меня под пеленой в полумраке зала. Я был уже совсем рядом с книгой, когда он как-то неловко взмахнул левой рукой… и обжигающе холодный клинок Молчащего вошел мне под левую ключицу!

И Время остановилось!…

Замер над книгой нелепо изогнутый Оранжевый, застыла огромная глыба Вечника, посверкивая своими шестью глазами. Остановился в нелепом движении Вепрь, словно не понимая, во что вонзился его кинжал, замерло мое тело, пронзенное магическим клинком…

И только Молчащий продолжал делать свое дело! Наговоренная сталь со все нарастающей скоростью высасывала из меня мою магическую силу. Все, что было! Все, что нес в себе мой Дар! Все, что я получил от неистощимой Синергии! Все это перетекало в Молчащего, а из него непонятным мне образом уходило… Поющему. И светлый длинный клинок покрывался голубоватой светящейся аурой всепобеждающей магии!

И когда последняя капля моего Дара покинула мое тело, Время снова пустило свой маятник. Темный клинок выскочил из моей груди, и я медленно опустился на пол. И в это же мгновение на мою шею, прикрытую капюшоном куртки, легла тяжелая толстая лапа с выпущенными когтями. Рванув затрещавшую ткань, когти оставили рваную борозду на моей коже, а я чуть ли не с улыбкой прошептал:

– Ванька…

Может быть, мне только показалось, что я прошептал это имя, но второго рывка не последовало, а вместо него по моей щеке прошелся шершавый горячий язычок.

Я лежал и медленно-медленно терял сознание… Я видел, как действующие лица быстро-быстро, словно в ускоренном показе, задергались, продолжая исполнять свои роли. Я слышал, как Оранжевый магистр тонким голосом закричал: «Меня тебе не достать!» – и начал стремительно истаивать, расплываться в воздухе. Как в ответ Вепрь буквально зарычал: «Посмотрим!…» – и вогнал острие Молчащего в догоравшую искру магистерского медальона. Я видел, как Поющий, описав сверкающий полукруг, развалил появившееся из воздуха тело магистра надвое и вошел в плотные книжные листы…

И в этот момент Время во второй раз застыло.

Окутывающее меч голубоватое свечение медленно потянулось с клинка в глубь надрубленной книги. Словно этот надрез слизывал со светлой стали налет магии. А когда на клинке почти ничего не осталось, в зале проснулась… музыка!

Клинок все глубже проникал в книгу, передавая ей принятую от меня силу. И словно в ответ на это ширилась и нарастала удивительная, неповторимая музыка. Ее мелодия, легкая, плавная, словно уводила за собой в страну грез, где нежные скрипки пели райскими птицами. Однако когда уже казалось, что душа от восторга вот-вот покинет это растерзанное тело, упоительные звуки скрипок были перекрыты могучим голосом органа. Звучание мгновенно изменилось, превратившись в трубный глас, взывавший к подвигу. Но и он возносил душу, и он сметал все темное, злобное, чуждое!…

И я понял, что мой дар смог разбудить древнее заклинание, хранившееся в книге, написанной Богом. Что сейчас это разбуженное заклинание стремительным натиском опрокидывает, уничтожает древнее проклятие Аримана, связавшее два мира и нарушившее естественный порядок вещей.

Я слушал Фугу для двух Клинков, двух Миров и одного Магистра!

Эта фуга еще звучала, звучала для меня одного, когда я закрыл глаза и… перестал существовать…

Серый Магистр… умер!…

* * *

Вокруг было очень тихо, хотя только что я слышал неповторимую музыку. Я открыл глаза. Было не только очень тихо, но и очень темно. Лишь слабо белел высокий потолок и простыня, которой было накрыто мое тело. А еще я угадывал некую темную, неподвижную и молчаливую фигуру, сидевшую рядом с моей кроватью. Я снова закрыл глаза и уснул.

Когда я второй раз открыл глаза, было утро. Яркий солнечный зайчик, отразившись, видимо, от какого-то стеклышка, подрагивал на белом потолке. Я скосил глаза в сторону ночной тени и увидел сидящую рядом с кроватью Людмилу. Заглядевшись на ее тонкий, чуть склоненный ко мне профиль, я пропустил момент, когда она поймала мой взгляд и угадала мое желание заговорить. Тут же прикрыв мои губы ладонью, она шепнула:

– Молчи, тебе нельзя разговаривать, рана на груди может открыться…

Убедившись, что я ее понял и оставил попытки заговорить, она убрала руку с моих губ и погладила меня по щеке. Я понял, что давно небрит, и мне почему-то стало стыдно. А Людмила негромко стала рассказывать:

– Тебя подобрала «скорая» на Таганской улице, сообщили, что тебя сбила машина. Водитель клянется, что твое тело возникло прямо у него под колесами, но он успел затормозить… Милиция, правда, ему не верит… Ты не сильно пострадал – вывих лодыжки и легкое сотрясение мозга. А вот откуда взялась глубокая колотая рана под левой ключицей и почему у тебя порвана кожа на шее, никто понять не может. При наезде такого рода травм быть вроде бы не может. Врач говорит, что именно из-за колотой раны ты был без сознания трое суток. Но теперь все будет хорошо.

Она улыбнулась, и тени под ее глазами сразу стали заметнее. Я понял, что последние трое суток она почти не спала, хотя и держалась молодцом.

Прикрыв глаза, я принялся вспоминать, что же со мной произошло, но в голове носились отзвуки какой-то неземной музыки, не давая мне сосредоточиться. Было ясно только то, что мое «аварийное» заклинание сработало и выбросило потерявшее сознание тело из Разделенного Мира в мою родную Москву.

Но самое главное, я не ощущал в себе уже привычного магического чутья. Сил у меня не хватило даже на то, чтобы испугаться, но на память пришли слова, сказанные приходившим давным-давно призраком бабушки. Магический дар можно отнять заговоренной сталью. Видимо, именно на такую сталь я и наткнулся?!

Я открыл глаза и посмотрел в обеспокоенное лицо своей жены. Она положила мне на лоб свою ладошку и тихо проговорила:

– С тобой что-то случилось?… Что-то страшное?…

Она, как всегда, угадала. Со мной случилось действительно нечто страшное. Как мне когда-то предсказал забытый бог Мора, я потерял самого себя. Но Людмилу пугать я не стал – это была только моя потеря. Ей я еле слышно прошептал:

– Просто… я слишком… долго… тебя не видел…

Конец четвертой истории кода

Всего тридцать два дня прошло с тех пор, как сам Серый Магистр побывал в маленьком трактирчике, расположенном на центральной площади славного города Некостина, а его хозяин уже выполнил обещание, данное великому волшебнику. И уже это не трактир, а ресторан, и называется он «Приют Чародея», и с новой необычной вывески взирает на посетителей высокая, затянутая в серое фигура с глубоко надвинутым на лицо капюшоном.

Но двери ресторана по-прежнему открыты для всех желающих перекусить с восхода и до заката солнца, а иногда и до второй стражи – до часа Быка!

Так и в это утро, когда солнце только-только поднялось над невысокими городскими крышами, в ресторане уже сидело несколько ранних посетителей. Молодой официант с расчесанной на прямой пробор и напомаженной прической был бодр и услужлив, подаваемая им яичница с салом горяча, а фирменный пряный напиток, как всегда, был неповторим. Посетители не спеша управлялись с завтраком, тихонько переговариваясь между собой, и в этот момент дверь ресторана широко распахнулась, словно от удара ногой.

Все невольно оглянулись. На пороге стоял незнакомый высокий старик с крупной лобастой головой, которую еще больше увеличивала густая разлохмаченная белоснежная шевелюра и такие же белые, но аккуратно подстриженные усы и борода. Одет старик был в длинную синюю рубаху, подпоясанную желтым витым шнуром, желтые просторные штаны и коричневые, сильно поношенные башмаки с затейливыми пряжками на боках. В правой руке этот колоритный дед сжимал здоровенный посох, больше похожий на разбойничью дубину. Застыв на пороге, старик оглядывал сидящих в зале людей, причем было видно, что у него великолепное настроение.

Первым опомнился официант. Он шустренько подскочил к старику и, согнувшись в приветственном поклоне, словно не сомневаясь в добропорядочности и платежеспособности незнакомца, проникновенно поинтересовался:

– Почтеннейший будет завтракать?…

Старик перевел взгляд на официанта, а тот, не дожидаясь ответа посетителя, перешел к рекламе:

– Сегодня у нас великолепная яичница из самых свежих яиц, прекрасные, только что испеченные оладьи с негустым мармеладом и, конечно, наш фирменный напиток…

– А ренское фиалковое в твоей забегаловке имеется? – громким басом поинтересовался дед, нисколько не стесняясь оглядывавших его посетителей.

– А что это такое?… – переспросил растерявшийся официант.

– Как что? – удивился старик. – Вино, конечно!… Один мой замечательный друг назвал однажды это вино «Фиалковая гроздь»!… Но он был поэт… и он был маг!

– Боюсь тебя огорчить, – немного заикаясь, начал официант, но старик его перебил:

– А ты не бойся! Даже если в этой дыре нет ренского фиалкового, меня это не огорчит! Меня вообще сейчас очень трудно огорчить, однако, конечно, хотелось бы, чтобы здесь нашлось хоть какое-нибудь вино!

– О, – обрадовался официант. – У нас очень богатый винный погреб, только, по-моему, для вина еще слишком рано…

– А по-моему, для вина никогда не рано и никогда не поздно! – снова оборвал его старик. – И если в вашем кабаке примут мои деньги, я хотел бы, чтобы угостились все присутствующие!

Тут он вытащил из кармана штанов огромный, довольно замусоленный кошелек и достал из него большую, явно золотую монету.

– И не думай, что это поделка какого-нибудь полненького мага. Это чекан самого Великого Серого Магистра!

Посетители, вернувшиеся к прерванному завтраку, после этих слов старика, сказанных гулким басом, снова быстро повернулись в его сторону, а у официанта, с интересом разглядывавшего неизвестную ему денежку, с глухим стуком отвалилась челюсть:

– Ты знаком с самим Серым Магистром?… – заикаясь, пролепетал он.

– Ну… так сказать нельзя… – чуть ли не рассмеялся старик. – Но деньги отчеканены в его казначействе…

– Если ты не возражаешь, я спрошу у хозяина… – Официант начал отступать в глубь ресторана по направлению к кухне. – Просто я никогда не видел таких монет, хотя выглядит она очень привлекательно…

– Еще бы ты их видел! – восторженно воскликнул старик, грохнув в пол своим посохом. – Они ж отчеканены в другом мире!!!

– Как?! – поражение охнул один из посетителей за соседним столиком.

– А так! – ответил старик и торжествующе оглядел замерший зал. – Я пришел в вашу страну из другого мира, с запада! Я прошел эту проклятую пустыню, и никакой Границы там больше нет!!!

– Не может быть – воскликнул другой посетитель.

– Ха! – ответил старик. – Это так же верно, как то, что меня зовут Странник!

* * *

Обзор мировой печати за 25 декабря 20.. года.

Лондонская «Таймс»:

…А недавно в Лондоне появился новый клуб под интригующим названием «Любимцы Мерлина». Чтобы в него вступить, вам необходимо обладать какой-нибудь уникальной способностью. Наш репортер, которого не пустили дальше порога, успел, однако, препираясь с привратником, заметить, как один из членов клуба раскуривал сигару, поджигая ее… собственным пальцем. Кстати, и сам привратник, когда ему надоело уговаривать нашего сотрудника покинуть то помещение, просто прошептал какую-то непонятную фразу, журналиста выбросил за дверь внезапно появившийся в прихожей невероятного вида зверь.

К счастью для наших читателей, наш корреспондент был не один, и сопровождавший его фотограф успел сделать снимок, который мы и публикуем…

«Вашингтон пост»:

…В кругах, близких к Пентагону, усиленно циркулируют слухи о появлении некоего не то колдуна, не то мага. Работник военного ведомства, пожелавший остаться неизвестным, сообщил, что этот служитель оккультных наук на последнем испытании новейшей ракеты в течение двадцати секунд произнес несколько непонятных слов, усиленно размахивая руками, после чего ракета просто не вышла из пусковой шахты. При этом точно установлено, что никаких сбоев в режиме запуска не было, пусковое горючее было выработано полностью, но ракета осталась на месте!

Мы попытались получить комментарий серьезных специалистов, но ученые, к которым мы обратились, в один голос уверяют, что такое просто невозможно. Человек не может с помощью одних слов и голых рук управлять такими энергиями… Во всяком случае, наука таких технологий пока не знает…

«Новая газета»:

…В Сызрани работниками управления по борьбе с организованной преступностью был обнаружен подпольный цех по изготовлению винно-водочных изделий. Цех в подвале собственного дома организовала супружеская пара, которая вдвоем производила в сутки свыше двухсот литров различных спиртных напитков. На месте преступления органами следствия было изъято около двух тысяч бутылок спиртного самого разного вида и прекрасного качества, ничем не уступающего заводскому. Однако ни запасов спирта, ни спиртосодержощих смесей обнаружено не было. По словам жены, они просто наливали спиртное в бутылки из-под крана, присоединенного к городскому водопроводу. Следователь, проводивший следственный эксперимент, смог получить из-под этого крана только обычную водопроводную воду, которую СЭС не рекомендует употреблять не кипяченой.

Правда, хозяйка подпольной винокурни утверждает, что ее супруг, прежде чем начинать разлив, говорил определенные слова. При этом набор этих слов изменялся в зависимости от того, какой именно напиток он желал получить.

Когда же следователь выразил свое мнение по поводу этого утверждения задержанной, она ему ответила, что после таких слов он ничего, кроме тухлой воды, из-под этого крана не получит…»

Примечания

1

Скальд Рэв. Висы о поездке по морю

(обратно)

2

Отар Черный. «Драпа об Олаве Шведском».

(обратно)

3

Бьерн Богатырь с Хит-реки. «Серое брюхо».

(обратно)

4

Эгиль, сын Грима Лысого «Выкуп головы».

(обратно)

5

Текст, выделенный курсивом, является выдержками из дневника главного героя, послужившего основой для написания этой истории.

(обратно)

Оглавление

Евгений МАЛИНИН БРАТСТВО КОНЦА

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвертая

  Глава пятая

  Глава шестая

  Глава седьмая

  Глава восьмая

  Глава девятая

  Глава десятая

  Глава одиннадцатая

  Глава двенадцатая

  Глава тринадцатая

  Глава четырнадцатая

  Глава пятнадцатая

  Эпилог

Евгений Малинин ШУТ КОРОЛЕВЫ КИНЫ

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Эпилог

Евгений Малинин Драконье горе или Дело о пропавшем менте

  Глава 1

  Глава 2

  Интерлюдия

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Интерлюдия

  Глава 8 (Продолжение)

  Глава 9

  Интерлюдия

  Глава 9 (Продолжение)

  Глава 10

  Глава 11

  Заключение

Евгений Малинин Драконья алчность, или Дело Алмазного Фонда

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Заключение

Евгений Малинин Драконья ненависть или Дело врачей

  Глава 1

  Интерлюдия

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Интерлюдия

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 9

Евгений Малинин Драконья любовь или Дело полумертвой царевны

  Пролог

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Интерлюдия

  Глава 4

  Глава 5

  Интерлюдия (по воспоминаниям старшего лейтенанта Юрия Макаронина)

  Интерлюдия 2 (по воспоминаниям Шептуна Володьши, сына Егоршина)

  Глава 5 (Продолжение)

  Глава 6

  Глава 7 (По рассказу старшего лейтенанта милиции Юрия Макаронина)

  Глава 8

  Глава 9 (По рассказу Володьши, сына Егоршина, бывшего Шептуна департамента слухов и домыслов)

  Глава 10

  Заключение

Евгений Малинин Мятеж

  ПРОЛОГ

  ГЛАВА 1

  ИНТЕРМЕЦЦО

  ГЛАВА 1 ПРОДОЛЖЕНИЕ

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

  ГЛАВА 4

  ГЛАВА 5

  ГЛАВА 6

  ИНТЕРМЕЦЦО

  ГЛАВА 7

  ГЛАВА 8

  ГЛАВА 9

Евгений Малинин Бросок в безумие

  ПРЕАМБУЛА

  ПРОЛОГ

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  ИНТЕРМЕЦЦО

  Глава 4

  Глава 5

  ИНТЕРМЕЦЦО

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

Евгений Малинин Фаза Монстра

  Преамбула

    Мятеж

    Бросок в безумие

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

    Интермеццо

  Глава 3

    Интермеццо

  Глава 4

    Интермеццо

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

    Интермеццо

  Глава 8

  Глава 9

  Эпилог

    Кода

Евгений Малинин ВОЛЧЬЯ ЗВЕЗДА

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

Евгений Малинин Час Черной звезды

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

Евгений Малинин Уругумская сталь

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Эпилог

Евгений Малинин Проклятие Аримана. История Первая УЧЕНИК

  Прелюдия

  Часть 1 Два клинка

    1. Леди

    2. Сбор

    3. Путь

    Интерлюдия

    4. Путь (продолжение)

    5. Мох. Ночь

    Интерлюдия

    6. Мох. День

    7. Вечник

    8. Искра

    9. Холм. Казнь

    Интерлюдия

  Часть 2 Ученик

    1. Пробуждение

    2. Покровка. Вечер. Ночь

    3. Покровка. Утро. День

    4. Гаврила Егорыч

    5. Кража

    6. Praemonitus praemunitus

    Интерлюдия

    7. Людмила

    8. …тот вооружен

    9. Проклятие

    10. Призрак

    11. Труп

    12. Очисти совесть и попроси прощения…

    13. Ученик

Евгений Малинин Проклятие Аримана. ИсторияВторая МАГ

  ПРЕЛЮДИЯ

  Часть первая ДВА МИРА

    1. ЗВОНОК

    2. ПОХИЩЕНИЕ

    3. ПОИСК

    4. ПОБЕГ

    5. СОНЯ

    ИНТЕРЛЮДИЯ

    6. ЧЕТЫРЕХЛИКИЙ НАВОН

    7. УТРО

    8. ДОРОГА

    9. ПРОПОВЕДЬ

    10. ДОХЛЫЙ ЛЕС

    11. НАРОНА

    12. ЧЕРНАЯ СКАЛА

    ИНТЕРЛЮДИЯ

  Часть вторая МАГ

    1. ЧЕРНАЯ СКАЛА (продолжение)

    2. ПРОКЛЯТИЕ ДВУХ МИРОВ

    3. РАЗВЕДКА

    4. ШПИОНАЖ

    5. ХРАМ

    ИНТЕРЛЮДИЯ

    6. ХРАМ (продолжение)

    7. ВОЗВРАЩЕНИЕ (первая попытка)

    8. ВОЗВРАЩЕНИЕ (вторая попытка)

    9. ПОСЛЕДНЯЯ СХВАТКА

Евгений Малинин Разделенный Мир

  Прелюдия

  1. Камень первый. Магистр по прозвищу Лисий Хвост

  Интерлюдия

  Камень первый (продолжение). Магистр по прозвищу Лисий Хвост

  2. Камень второй. Машенька – ведьма по призванию

  Интерлюдия

  Камень второй (продолжение). Машенька – ведьма по призванию

  5. Камень третий. Злата – ведьма по рождению

  Интерлюдия

  Камень третий (продолжение). Злата – ведьма по рождению

  4. Костер

  Конец третьей истории кода

Евгений Малинин Магистр

  Прелюдия

  1. Счастье великого Ханифата

  2. Завещание Хэлфа

  Интерлюдия

  Завещание Хэлфа (продолжение)

  3. Серый Путь

  Интерлюдия

  Серый Путь (продолжение)

  4. К Болоту

  5. Болото

  6. Фуга для двух клинков, двух миров и одного магистра

  Конец четвертой истории кода

*** Примечания ***